Жизнь поэтов [Эдгар Лоуренс Доктороу] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

какие у него плоские, прямо-таки азиатские, скулы, какой шафрановый цвет лица; вообще, чем больше он постигает дзэн, тем сильней меняется его внешность. Я ничуть не сомневаюсь в способностях Луэллина как дзэн-буддистского монаха, я вообще все ему прощу за то, что он такой хороший поэт. К тому же мне нравится, что эти монахи заняты только собой, не чужды снобизма, характер имеют скверный, во всех своих неудачах винят жен, ворчат на детей и страшно злятся, когда проигрывают. Сдается мне, я как-нибудь и сам попытаюсь стать монахом дзэн-буддистом.

Но я веду речь о парах, которые уже не вполне вместе, я веду речь о «безмерно трудном деле сердца». Строка Делмора Шварца[2]. В войне, которая идет между Энджел и мною, мы достигли стадии, когда в бой посылаются другие супружеские пары. Луэллин — моя тяжелая артиллерия, его пример намекает на наличие некой таинственной потребности, не поддающейся строго объективному анализу, некой стихийной тяги к самореализации, присущей мужчинам нашего возраста и не объясненной поведенческими науками. Он по двадцать часов в сутки сидит по-турецки в какой-нибудь насквозь продуваемой фермерской хибаре, я хочу сказать, эти дзэн-буддисты действительно занимаются в своих отшельнических кельях медитацией, никакого секса, ни-ни. И единственное возражение, которое только смогла выставить Энджел в порядке защиты, сводилось к тому, что она, мол, всегда ощущала в идее дзэн-буддизма эгоистический душок, но я наверняка буду знать ответ на это, если постигну мой дзэн, которого я не постиг, что как раз и означает, что постиг.

Ого, вон еще один, они совершают набеги сюда, сразу видно, это отчаянные смельчаки, они же не виноваты, что ползают и внушают отвращение. Их легче рассмотреть, если сыпануть на них борную кислоту, — тогда они тащатся вперед с упорством полярных исследователей. Почему мы их так ненавидим? Этот малый взобрался на девятый этаж над уровнем улицы, он колонизирует высотный дом, удостоенный архитектурной премии, он с энтузиазмом несет в этот пустынный неведомый мир твердых и ярко освещенных плоскостей, в это минеральное царство, где, как на поверхности Луны, ничего не растет, тараканью цивилизацию. Тут я как-то хлопнул ладонью по кухонному столу позади одного из них — хотел посмотреть, что он сделает, так он вместо того, чтобы суетливо побежать к краю стола и укрыться под столешницей, взял и прыгнул в ущелье между столом и холодильником, они делают как раз то, что надо, чтобы спастись, настоящие Буч Кэссиди и Санденс Кид[3]; просто поражаешься их хитрости, они и сами себе дивятся, в стрессовой ситуации их поступки, так же как и наши, непредсказуемы; может, потому-то мы их и ненавидим.

По-моему, это они удерживают Энджел от того, чтобы вселиться сюда вслед за мною. Когда я приезжаю домой, она опасается, не привез ли я их в своем багаже. А когда Энджел, бывая в городе, поднимается ко мне выпить чего-нибудь вместе со мной, она, прежде чем сесть, оглядывает стены, потолок, пол. Может, чем чаще они будут попадаться ей на глаза, тем больше она станет к ним привыкать. Только не верится: Энджел — страшная аккуратистка, самая большая чистюля на свете; когда у нее нет других дел, она моет, прибирает, наводит чистоту, выбрасывает; даже Природа беззащитна перед лицом ее беспощадной любви к порядку, она все время что-то выпалывает, обрезает, подстригает, ей нравится — и я много раз намекал ей на это — оттяпывать все, что торчит; но в самом доме, ее доме, упорядоченность вселенной доведена до такой степени, что беспорядку просто неоткуда взяться, он пресекается в зародыше, мне приходится на лету перехватывать недопитую чашку кофе, которая норовит улететь со стола, вцепляться в свою обеденную тарелку, вытаскивать из мусора нераспечатанную почту, прижимать к груди утреннюю газету, привязываться к лестничным перилам, чтобы не быть унесенным бурей ее уборки. Уж не меня ли она старается вымести? Как-то на прошлой неделе она позвонила в самом приподнятом настроении и счастливым голосом сообщила: мастер только что установил новый анаэробный бачок в санузле. Так хотелось разделить ее радость. Я сказал: почему бы не устроить по этому поводу большой прием с посещением каждым из гостей туалета?

Все утро эти люди в белых шапочках устанавливали леса как раз на уровне вывески «Юнайтед тред милз» на доме напротив. Издали они похожи на маляров, но это не маляры — они что-то вколачивают в кирпичную стену.

Вчера вечером Пол закатил обед по случаю дня рождения Бриджит, которую он любит, но назвать своей женой не торопится. Пол — киносценарист и любит Бриджит отчасти за то, что она не актриса, не связана с театром и не имеет желания писать сценарии или ставить фильмы. Он заказал столик в «Тексаркане», потому что город Тексаркана где-то совсем рядом с ее родным Новым Орлеаном. У Бриджит зеленые глаза и рыжие волосы, там, на Юге, она водила компанию с политиканами из демократической партии. С кем поведешься,