Прекраснейший текст! Не текст, а горький мёд. Лучшее, из того, что написал Михаил Евграфович. Литературный язык - чистое наслаждение. Жемчужина отечественной словесности. А прочесть эту книгу, нужно уже поживши. Будучи никак не моложе тридцати.
Школьникам эту книгу не "прожить". Не прочувствовать, как красива родная речь в этом романе.
Интереснейшая история в замечательном переводе. Можжевельник. Мрачный северный город, где всегда зябко и сыро. Маррон Шед, жалкий никудышный человек. Тварь дрожащая, что право имеет. Но... ему сочувствуешь и сопереживаешь его рефлексиям. Замечательный текст!
Первые два романа "Чёрной гвардии" - это жемчужины тёмной фэнтези. И лучше Шведова никто историю Каркуна не перевёл. А последующий "Чёрный отряд" - третья книга и т. д., в других переводах - просто ремесловщина без грана таланта. Оригинальный текст автора реально изуродовали поденщики. Сюжет тащит, но читать не очень. Лишь первые две читаются замечательно.
царском житии не находилось такого времени, когда бы ему всему православию памяти достойного и церкви любезного дела не сотворить. К тому же неприятелям Российского царства был страшен, в победах счастлив, народу любезен. Он от многолетних войн царству Российскому мир достохвальный сотворил. Из тьмы магометанства и идолопоклонства множество людей не принуждением, но христианским благочестивным промыслом в свет православной веры привел.
Православных христиан, которые были магометанам подданные, многие села и деревни от их подданства освободил. И из басурманского плена много лет там страдавших многое число православных христиан выкупил. Многие церкви Божьи пречудно всяким благолепием украсил. О научении свободным мудростям российского народа постоянно помышлял, и монастырь Спасский, что в Китай-городе, на это учение определил, и чудную и весьма похвалы достойную свою царскую утвердительную грамоту со всяким опасным веры охранением на то учение написал.
Дома каменные для пребывания убогих и нищих с довольным пропитанием сотворил и таковых упокоил многие тысячи. Царские многолетние долги народу простил и впредь налоги облегчил. Брато-ненавистные, враждотворные и междоусобные местнические споры прекратил. Царский свой дом, и град Кремль, и Китай-город преизрядно обновил, и убыточные народу одежды переменил, иное многое достохвальное и памяти достойное сотворил — и на все полезное и народу потребное все предуготовлял.
Пречудно со всяким христианским душеспасительным к исходу души своей предуготовлением жизнь сию скончал. Царствовал же этот благочестивейший и милостивый царь 6 Лет, и месяца два, и дней 28. Преставился же… всего народа с жалостным рыданием и со многоизлиянием слезным в лето 7190 (1682) месяца апреля в 27 день в 13 часу дня в первой четверти».[1]
В «бунташном веке», как и в нашем столетии, ушедшие с политической сцены правители редко получали панегирики. Можно предполагать, конечно, что на появлении столь содержательной парсуны Федора Алексеевича в Архангельском соборе настояла его родная сестра царевна Софья, правившая в 1682–1689 гг. Но неизвестный автор надписи в клеймах, был далеко не одинок в оценке выдающегося самодержца. Показательно, что текст надписи воспроизвели летописцы патриарха Иоакима — стойкого политического противника царя Федора и царевны Софьи. Надпись использовал в своем «Хронографце» (1688) близкий к патриарху иеромонах Чудовского монастыря Боголеп Адамов, вскоре занявший место казначея патриаршей резиденции.[2]
Уже после падения Софьи в 1690-х гг. автор Беляевского летописца утверждал, что строитель и реформатор Федор Алексеевич «был… государь кроткий, в делах рассудительный, премудростью и разумом подобный Соломону».[3] Тогда же высокая оценка царствования Федора была внесена в Латухинскую Степенную книгу — обширный исторический труд известного книжника патриаршего казначея Тихона Макарьевского. Эти похвалы, основанные большей частью на панегирике Федору Алексеевичу в первой печатной книге по русской истории — «Синопсисе» (Киев, 1680) — присутствуют во множестве списков Латухинской Степенной книги,[4] не исчезая из ее многочисленных переработок в XVIII в.[5]
В начале самостоятельного правления Петра появляется и новый взгляд на царствование его старшего брата, в котором упоминание реальных достижений сменяется жалостливым описанием слабого здравия Федора. Картина особенно наглядна и удобопонятна при сравнении иностранных откликов. В 1687 г. Георг Адам Шлейссингер с похвалой отзывался о «последнем из умерших царей», многие начинания которого погибли при его преемниках Иване и Петре. Например, Федор Алексеевич (в тексте ошибочно: Алексей Михайлович) «был весьма достойным князем. Он добился того, что в город было завезено большое количество камня. Те, кто хотел жить в городе, обязаны были строить себе новые каменные дома, а деревянные сносить… тем, у кого не было средств на строительство, можно было рассрочить платежи на 10 лет… Однако после смерти упомянутого высокодостойного князя это полезное дело умерло вместе с другими полезными распоряжениями».
По словам Шлейссингера, Федор «наряду с прочими великолепными распоряжениями ввел также преподавание свободных искусств — как предписывали ученые люди, которые и должны были обучать молодых… После смерти этого любезного царя всему пришел конец… Патриарх был очень против этого, считая, что погибнет вся Россия, если ввести такие новшества. Ввиду этого цари… и запретили начатое дело, хотя многие господа еще знают по-латыни, поскольку их этому учили».[6]
Но уже в 1699 г. английский историк России Крюлль приводит сообщение одного из участников Великого посольства Петра за границу, что, несмотря на многообещающие качества, Федор из-за болезни и ранней смерти ничего, по существу, не успел. Он лишь «подавал экстраординарные надежды… следовал своему отцу, особенно в отношении к иностранцам и развитии торговли. Он был
Последние комментарии
8 часов 19 минут назад
20 часов 51 минут назад
1 день 4 часов назад
1 день 5 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад