Русская Вандея [Иван Михайлович Калинин] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

библиотечных фондов и передавались в специальные хранилища («спецхраны») или отделы. На протяжении полувека (с к. 1930-х до к. 1980-х гг.) ознакомиться с подобной литературой «антисоветского» содержания могли исключительно профессиональные историки и только по специальному разрешению, предварительно оформив допуск в «компетентных органах».

И лишь на рубеже 80-90-х годов прошлого века воспоминания Калинина и других «запрещенных» авторов в прямом и переносном смысле вновь «увидели свет». Так, в 1991 году в Ростове-на-Дону была переиздана вторая книга его трилогии о событиях периода революции, Гражданской войны и эмиграции — «Под знаменем Врангеля. Заметки бывшего военного прокурора», впервые изданная в Ленинграде в 1925 году[4]. А открыла эту своеобразную мемуарную серию книга «В стране братушек» (Москва, 1923), в которой автор рассказал о судьбах русской эмиграции в Болгарии.

Приступая к чтению воспоминаний Ивана Калинина, следует помнить, что мемуарная литература является весьма своеобразным историческим источником личного происхождения. В ее субъективности кроются как достоинства, так и недостатки. Наряду с дневниками и перепиской воспоминания современников наиболее ярко и достоверно передают «аромат» эпохи, позволяют читателю ощутить дух времени, увидеть прошлое глазами очевидцев.

Особую ценность представляют мемуары, написанные и изданные «по горячим следам» описываемых событий. В этом случае память мемуариста сохраняет максимум подробностей и деталей и в своих оценках он ещё свободен от последующих идеологических и прочих наслоений. Кроме того, в 20-е годы были живы непосредственные участники событий, которые нередко выступали в печати с опровержением в случае публикации неверно изложенных фактов. Все это повышает уровень достоверности воспоминаний Ивана Калинина по сравнению с написанными по прошествии многих лет, а то и десятилетий, к очередному юбилею Октября.

Вместе с тем автору в силу понятных причин (в недавнем прошлом полковник царской армии, а затем белогвардеец и эмигрант) даже в нэповской Советской России приходилось приспосабливаться к идеологической атмосфере пролетарского государства, ещё не остывшей от классовых битв Гражданской. Именно поэтому воспоминания были названы столь одиозно — «Русская Вандея», хотя казачий юг России, как уже пояснялось, отнюдь не являлся оплотом монархизма и не был сплошь контрреволюционным. Отсюда не только антиденикинский, но и откровенно казакофобствующий тон воспоминаний Калинина, особенно, когда речь идёт об обличении им язв Белого движения. Следует принять во внимание, что вследствие противоречий внутри антисоветского лагеря многие оскорбительные эпитеты и выражения были просто заимствованы литературно одаренным автором из самой белогвардейской и казачьей прессы, на которую он часто ссылается.

Все это для вдумчивого и наблюдательного читателя не снижает, а напротив, повышает ценность такого безусловно интересного исторического источника, каковым являются воспоминания Ивана Михайловича Калинина «Русская Вандея».

А.А. Зайцев, профессор кафедры новейшей отечественной истории Кубанского государственного университета, к.и.н., доцент.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Записки современника, подобные изданным ранее «Под знаменем Врангеля», «В стане братушек» и издаваемой сейчас «Русской Вандее», должны быть признаны очень ценными: для того поколения, которое гражданскую войну сознательно не переживало и в ней не участвовало, они дают то, что не сможет дать никакой историк, — бытовую картину классовой битвы, которую вела и проиграла против рабоче-крестьянского государства вооруженная контр-революция.

Изображение быта разлагающейся контр-революции автору удалось хорошо. Ярко и живо описанные сценки, нравы и типы, сопровождаемые к тому же многочисленными выдержками из литературных документов контр-революции, рисуют яркую картину отвратительного гниения старой России. Историк это сделать не сможет, так как уже теперь, хотя прошло с тех пор всего пять лет, мы настолько далеко шагнули вперед, что из памяти начинают исчезать события той эпохи, которую описывает автор. В этом основная ценность издаваемых записок.

Однако теперь мы не можем уже ограничиваться наблюдением только того, что плавало на поверхности и бросалось в глаза современнику.

Так, например, говоря о Махно, автор изображает его как простого бандита, привлекающего на свою сторону раздачей награбленного имущества. Такая оценка махновщины должна быть признана верной по отношению к махновщине второй четверти 1921 года. Но было бы ошибкой за бандитизмом Махно 1919–1920 года не заметить массового крестьянского восстания против генеральско-помещичьей диктатуры. Это крестьянское восстание, поскольку оно не было подчинено организованному руководству пролетариата, давало почву для проявления бандитизма, но не бандит Махно бил здесь бандитов