Том 5. Драмы [Михаил Юрьевич Лермонтов] (fb2) читать онлайн
- Том 5. Драмы (а.с. Собрание сочинений в шести томах -5) 1.14 Мб, 374с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Михаил Юрьевич Лермонтов
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Михаил Юрьевич Лермонтов Собрание сочинений в шести томах Том 5. Драмы
Цыганы*
(Опера)
Дейст<вие> I
Явл<ение> I
(Театр представляет приятное местоположение, цыгане сидят в шатрах, иные ходят и, собравшись в группы, поют.)Цыганская песня
Цыган (поет)Мы живем среди полей
И лесов дремучих,
Мы счастливее царей
И вельмож могучих…
Гей, цыгане! гей, цыган<ки>!
· · ·
· · ·
· · ·
Явление 2
(Земфира и за нею юноша) Старик Где ты была так долго, дочь моя, я думал, что и ты меня покинешь, как сделала коварная мать твоя?.. Земфира Прости, отец мой, но видишь ты,Веду я гостя: за курганом*
Его в пустыне я нашла
И в табор на́ ночь зазвала,
Он хочет быть как мы цыганом.
Его преследует закон,
Но я ему подругой буду,
Его зовут Алеко; он
Готов идти за мною всюду.
Я рад, останься до утра
Под сенью нашего шатра
Или пробудь у нас и доле,
Как ты захочешь…
Испанцы*
Трагедия в пяти действиях
ПосвящениеНе отвергай мой слабый дар,
Хоть здесь я выразил небрежно
Души непобедимой жар
И дикой страсти пыл мятежной.
Нет! не для света я писал —
Он чужд восторгам вдохновенья;
Нет! не ему я обещал
Свои любимые творенья.
Я знаю: всё равно ему,
Душе ль, исполненной печали,
Или веселому уму
Живые струны отвечали.
Но ты меня понять могла;
Страдальца ты не осмеяла,
Ты с беспокойного чела
Морщины ранние сгоняла:
Так над гробницею стоит
Береза юная, склоняя
С участьем ветки на гранит,
Когда ревет гроза ночная!..
(Действие происходит в Кастиллии.)
Действие первое
Сцена I
Комната у Алвареца. Стол. Портреты на стенах и зеркало на стене. Донна Мария сидит на креслах. Эмилия стоит и перебирает четки. Донна МарияДа, с этих пор тебе я запрещаю
С Фернандо говорить, во-первых, он
Неблагородный. Оттого мой муж
Тебе с ним не позволит съединиться
Супружеством; и я в том настою!
Поверьте, благородство не в бумагах,
А в сердце.
Так, уж верно от него
Ты этого наслушалась. — Прекрасно!..
Немудрено, что мне Фернандо много
Прекрасных чувств помог узнать. Когда
Еще я забавлялась куклой, он,
Безвестный сирота, был взят моим отцом;
И с этих пор я под одной с ним кровлей
Жила как с братом — и бывало,
Вдвоем гуляли мы в горах кастильских,
Он был подпора и вожатый мне;
И не было на тех вершинах розы,
Которой для меня не мог бы он достать.
Однажды мы до ночи заходились:
Душистый ветерок свежее становился,
И месяц по небу катился.
Пред нами быстрый был поток; Фернандо,
Чтоб перенесть, взял на руки меня;
Мы перешли, но я всё оставалась
В его объятьях. Вдруг, я помню,
Он странным голосом спросил меня:
«Эмилия меня не любит?» — Нет! люблю! —
Сказала я, и уж с того мгновенья
Люблю его нежней всего на свете!..
Вот это именно меня и заставляет
Тебе советовать не говорить с ним.
Тебе я заменяю мать, могу
И мне дано от Алвареца право
Смотреть, как можно строго, за тобою.
И ты женой Фернандо быть не мысли.
А может быть, гаданья ваши ложны.
Поверь, тебя я не глупее, потому,
Что уж за третьим мужем, опытность
Рассудок заменяет, знаю, как
Несчастливы супружества, когда
Муж и жена не равны состояньем.
Неужели умершие мужья
Рассудку придают?..
Звонят к обедне!
Звонят! (в сторону) а он <всё> не приходит.
Взяла ли ты молитвенную книжку?..
Ах! позабыла,
о! как долго!..
Ты много требуешь, Эмилия!
Кто б мог подумать, что такой глупец,
Такой бесчувственный… чудна природа!..
И это милое, небесное созданье.
Эмилия!.. нет, нет! она не дочь его.
Мне скажут: благодарность! — благодарность!..
За что? — за то ль, что каждый день
Я чувствовать был должен, что рожден
Я в низком состояньи, что обязан
Всем, всем тому, кого душою выше.
За то ли, что ломоть вседневний хлеба,
Меня питавший, должен был упреком
Кольнуть мое встревоженное сердце?..
За это благодарность от меня?
О лучше бы от голода погибнуть,
Чем выносить такие укоризны!..
И как он мог узнать мои желанья! странно!..
Но что ни будь, а даже для нее
Малейшей не стерплю опять обиды! полно!
Любовь возьмет свое… но не теперь…
Какой же гордый вид, как будто в нем
Соединилися все души предков;
О вы! вы, образы людей великих
Своею мудростью и силой,
Скажите мне, ужель гниющие,
Немых гробов бесчувственные жертвы
Отнимут у меня мою Эмилию?..
Смешно! — я не могу себе представить,
Чтоб мертвые имели предрассудки!..
Фернандо! до меня доходят слухи,
Что ищешь ты войти в мое семейство!..
Безумец ты! — клянусь святою девой! —
И мысль одна, мой милый, быть мне зятем,
Должна казаться смертною обидой.
Желательно, чтобы моя обида
Могла вам заплатить за ваши…
Мои обиды!.. слушай же, глупец,
Что я скажу тебе, да со вниманьем.
Как счастлив тот, кто может, оказав
Добро один раз в жизни человеку,
Бранить его глупцом сто раз — и каждый день!
Узнать ты должен, наконец,
Кто ты! — доселе содержал я
Тебя почти совсем как бы родного.
Но с этих пор переменилось всё!
Я повторю тебе, как ты попал сюда:
С слугой однажды шел я из Бургоса*
(Тогда еще я только что женился).
Уж смерклось, и сырой туман покрыл
Вершины гор. — Иду через кладбище,
Среди которого стояла церковь
Забытая, с худыми окнами.
Мы слышим детский плач — и на крыльце
Находим бедного ребенка — то был ты;
Я взял тебя, принес домой — и воспитал.
Но для чего тебя там положили,
И кто родители твои — бог знает!
А я так не хочу и знать; да, да!
Так, так, совсем, совсем забытый сирота!..
В великом божьем мире ни одной
Ты не найдешь души себе родной!..
Питался я не материнской грудью
И не спал на ее коленях. Чуждый голос
Учил меня родному языку
И пел над колыбелию моей.
О чем печален! — точно вот как было.
Возможно ли тебе теперь жениться
На дочери моей? что после скажут
Другие благородные испанцы?
Поговорят — и замолчат.
Не замолчат, не слыхано у нас,
Чтобы на улице найденный человек
С семейством очень древним, благородным
Мог сблизиться.
Сказать вам отчего?
Боятся эти люди, чтоб тогда
Их равенство скорей не увидали…
Вот этот, здесь, мой первый предок, жил
При Карле первом, при дворе, в благоволеньи
У короля — второй при инквизиции
Священной, был не в малых людях;
Вот тут написано, что сделал он:
Три тысячи неверных сжег и триста
В различных наказаниях замучил.
О, этот был без спору муж святой;
Конечно, он причислен к лику?
Нет еще!..
Вот третий здесь в военном одеяньи,
С пером на шляпе красным, и с усами:
Вторым служил на флоте он — и утонул
В сраженьи против англичан проклятых.
Еще ж пятнадцать прадедов моих ты видишь
(Дай бог, чтоб и меня сюда вписали
И род наш до трубы последней продолжился);
И — ты — ты захотел вступить в число их?
Где, где твои родители, бродящие
По свету негодяи — подлые… или…
Несчастные любовники, или какие
Нибудь еще похуже… дерзкий! что ты скажешь?
Когда пергаменты свои покажешь
И явишь всё, тогда я замолчу.
О, если б только я хотел молчать
Заставить вас (трогая шпагу), то без пергаментов
Я б это мог.
Уж слишком ты забылся,
Бродяга! покажи ж сейчас,
Как ты меня молчать заставишь: а не то
Велю тебя прибить, и это верно,
Как то, что папа есть апостолов наместник!..
Как ты меня молчать заставишь?
Бедняга, плут, найденыш!.. ты не помнишь,
Что я, испанский дворянин, могу
Тебя суду предать за эту
Обиду (топнув), видишь ты перед собою
Изображения отцов моих?
Кто ж твой отец? кто мать твоя,
Которая оставила мальчишку
У ветхой церкви? — Верно уж жидовка;
А с христианкой быть сего не может:
Итак, смирись, жидовское отродье,
Чтоб я тебя из жалости простил!..
Послушай, Алварец! теперь, — теперь я
Ничем тебе не должен! — Алварец,
Ни благодарности, ни уваженья
Не требуй от меня, — кровь благородная
Текла поныне в жилах этих;
Вот эта шпага, если хочешь знать,
Она тебя молчать заставит.
Вон! вон скорей из дома моего,
Чтоб никогда ни сам, ни дочь моя
Тебя близ этих мест не увидали.
Но если ж ты замыслишь потихоньку
Видаться с нею, то клянусь Мадритом.
Клянусь портретами отцов моих,
Заплотишь кровью мне.
Ты можешь кровь мою
Испить до капли, всю; — но честь, — но честь
Отнять не в силах, Алварец!
Вон! вон, глупец! — Когда ты хлеба
Иметь не будешь — к моему окошку
Не подходи, а то велю прогнать.
Каков же негодяй Фернандо стал!..
О! ад и небо!.. ну прощай!..
Но бойся, если я решусь на что-нибудь!..
А! добрый день отцу Сорринию!
Как поживаете, святой служитель божий?
Помилуйте, я лишь смиренный раб его,
И ваш слуга покорнейший.
Да что у вас за шум в дому случился?
Как бешеный тут кто-то пробежал
И даже мне не поклонился.
Да, я теперь лишь из дому прогнал
Питомца своего; давно пора уж было.
И я давно уже заметил это;
Но не хотел лишь беспокоить вас…
Повеса он большой, и пылкий малый,
С мечтательной и буйной головой.
Такие люди не служить родились,
Но всем другим приказывать.
Не то, что мы: которые должны
Склоняться ежедневно в прахе,
Чтоб чувствовать ничтожество свое.
Стараясь добрыми делами
Купить себе прощенье за грехи.
А что он сделал, должно ли мне знать?
Быть может, против церкви или короля —
Так мне не худо знать…
Бедняга этот…
Бедняга?
Как же! я его нашел
Ребенком, брошенным на улице.
Таким бы людям надобно прощать,
Они наказаны уж богом.
Как прощать?
Да я вам расскажу, что сделал он.
Как жалко, что его карманы пусты;
А то набил бы я свои потуже.
Так в мире всё из рук в другие переходит.
Когда он был еще ребенком, позволял
Ему я с дочерью моей играть;
Они играли — да играли — я не думал,
Что выдет что-нибудь из этого худое.
Бывало спросишь: что вы, дети? — Мы играем —
Во что? — В любовь! — и нежно целовались,
Как горлицы. — Фернандо, став постарше,
Уж понял, что нейдет так вольно обращаться,
И начал думать, как бы продолжать
Игру когда-нибудь, — из слов его я видел
Нередко, что желал бы он жениться
На дочери моей. — Как я взбесился,
Вы можете понять, отец Соррини!..
С тех пор я стал с ним груб, суров, хоть против воли;
Как вы ни говорите, взял его
Еще ребенком я под эту крышу;
Он жил со мною двадцать лет;
Был будто первенцем моим… недавно
Я вновь хотел с ним показаться нежным —
Как вдруг узнал я от жены моей,
Что хочет у меня просить Фернандо
Эмилию в замужство… ну ж, меня
Вы знаете, — хоть сед — но как взбешусь…
Ну!.. я и уговаривал его;
И представлял все важные причины, —
Он много мне грубил — и я решился
Прогнать его из дома наконец.
И не увидит христианская душа
Его ноги в дверях моих. — В том я уверен!..
Хм! хм! что ж ваша дочь?
Не знаю. У обедни
Она теперь сидит с моей женою,
И, верно, молится о нем. — Да как вы
Мальчишке этому дорогу уступили,
Когда не поклонился даже он?..
Как вы его не удержали тотчас,
Чтоб должного потребовать почтенья?
Слепым дорогу должно очищать!
Слепым? да он глядел ведь в оба глаза.
Конечно вы не поняли меня:
Покуда ни одной сединки не видать
На голове, пока огнем живым,
Как розами, красуются ланиты,
Пока глаза во лбу не потускнели,
Пока трепещет сердце от всего,
От радости, печали, ревности, любви,
Надежды, — и пока всё это
Не пронеслось — и навсегда, — есть страсти, страсти
Ужасные; как тучею, они
Взор человека покрывают, их гроза
Свирепствует в душе несчастной — и она
Достойна сожаления бесспорно.
Такие люди слепы; ваш Фернандо
Из их числа. — Так что ж мне было делать?
Я должен был дорогу уступить,
Совсем не от того, чтоб я боялся…
А… без причин с опасностию спорить
Нейдет ни званью моему, ни чину;
Вы согласитесь,
этот крест смиренью учит
Меня. — Тот, кто на нем был распят,
Моим примером должен быть — и я
Как мог свою обязанность исполнил!..
Отец Соррини! вот письмо от бедной.
Лишь только вы ушли, она явилась в дом наш.
Да от кого письмо, — какая крайность?
От бедной женщины, которую прогнали
Намедни вы…
И нынче приходить велел.
О господин мои, как она жалка;
Я, слыша речь ее, расплакался.
Шесть, семь ребят в лохмотьях,
Лежащих на соломе без кусочка хлеба
Насущного. — Как я вообразил их крик:
«Мать! дай нам хлеба, — хлеба… мать! — дай хлеба!»
Признаться, сердце сжалось у меня.
Молчи, молчи — не то и я заплачу!..
О боже мой, пошли благословенье
На бедную, забытую семью.
Услыши недостойного молитву.
Дай пять серебряных монет — да от меня —
Ступай; дай ей одну!..
Да сжальтеся!
Как? много?
Добра не делаем мы никогда довольно…
Я удивляюсь вам, святой отец.
Ах! замолчите — я молю вас — слышать страшно…
Я самый — самый бедный грешник.
Вот и жена моя идет из церкви,
А с ней Эмилия с своими четками.
Идет прелестная! пусть бережется; если
Заронит искру пламя в эту грудь,
Оледеневшую от лет… то не легко
Она избегнет рук моих — мне трудно
Носить поныне маску — и что ж делать?
Того уж требует мой сан. — Ха! ха! ха! ха!..
Как счастлив я, что вижу наконец
Прелестную Марию — и тебя,
Невинную Эмилию. — О! Алварец!
Не должен тот роптать на провиденье,
Кто обладает этими дарами неба,
Хотя бы крыши не было от солнца
Их защитить.
Эмилия, поди сюда.
Я объявил отцу Сорринию,
Что влюблена ты.
Батюшка!
Молчи. —
Отец святой тебя наставить хочет
В том, как вредна любовь, — а ты,
Ты слушай со вниманьем — чтоб ни слова
Не кинул он на воздух — сердце
Твое запутано; не знаешь ты,
Чего ты хочешь — он тебе откроет
Опасность страшную любви.
Да, если мне позволил ваш родитель,
То я готов неопытность ввести
На лучший путь. — Там нет цветов,
Там терния, но цель, к которой мы
Приходим, веселит нас — а былое
Печально или весело, смотря по тем
Мгновениям, когда о нем воспоминаешь.
Итак, всего важней последствие;
Коль к доброму концу деянья наши,
То способы всегда уж хороши,
Какие б не были — страшись Фернанда!
Он льстит тебе, обманет — или,
Положим, на тебе он женится —
Но это для того, чтоб быть богаче.
Да этого не будет никогда;
Скорей все мертвые воскреснут.
Не говорите этого — бывают
Такие случаи. — Но вас, Эмилия,
Прошу бояться пламенной любви.
Быть может, притворяется Фернандо?
Послушайте, я расскажу вам случай,
Которому свидетель был в Мадрите,
При инквизиции святой.
У девушки одной любовник был,
Красивый, молодой и умный малый,
И, так сказать, на всё удалый.
И он красавицу мою любил,
И очень долго это продолжалось;
Как наконец заметила она,
Что, от нее без грусти удаляясь
Под разными предлогами, не стал
Он находить веселья в разговоре нежном,
Что к ней он вовсе охладел,
Что не дивился уж красе ее наряда,
И призывающего взгляда
Он понимать уж не умел.
Как женщине всё это не заметить,
Когда вся жизнь ее в том только состоит?..
Вот ревность в грудь ее, как червь, закралась
И долго сердце горькое точила…
Ну, просто без обиняков скажу,
Она любимца отравила,
И он скончался в двое суток.
Но так как бедный сей испанец
Служил при инквизиции писцом,
То в дело все вошли по праву мщенья:
Преступницу наказывали долго,
Именье в пользу церкви обратив, —
И наконец замучили до смерти!
Вот следствия любви!.. страшись, Эмилия.
На мячик сердце в нас походит, положи
Ты на крутой горе его тихонько,
И он не тронется — но раз толкнув,
За ним хоть бросишься, но не догонишь.
Не так ли говорю я?
Точно так.
Вы совершенно справедливо поступили
С несчастною преступницей! — как? отравить
Служителя священной инквизиции?
Она мученья смерти заслужила.
Нет! я совсем не говорю сего.
Я слишком жалостлив, — насильно
Меня заставили бумагу подписать;
Все члены у меня, хладея, трепетали,
И осуждал мой ум, что пальцы написали!..
Но такова судьба судей земных!
Все люди мы; и ослепленье страсти,
Безумное волнение души, должны мы
Прощать, когда мы излечить не в силах.
Ах! я и прежде так судила.
И в самом деле правда это!
Они меня боятся!
Позволь тебя спросить мне, батюшка,
К чему всё это клонится.
К тому,
Что не должна ты плакать и крушиться
Об том, что более Фернандо не увидишь —
Он нагрубил мне нынче. — И навеки
Его из дому я прогнал.
Не смей с ним видеться тихонько; и́наче,
Страшися оскорбленного отца…
Прощаю я твою любовь, как бы порок,
В котором ты исправилась. Надеюсь,
Что это будет так по крайней мере.
Утешьтесь, нежная Эмилия!
Любовь пройдет, самим вам будет легче.
Довольно и того, что сделали;
Но для чего смеяться надо мной?..
Как резко вы сказали, Алварец!
Нечаянный удар вослед себе
Ведет раскаянье нередко.
Э! нужды нет, отец Соррини, —
Ведь надо было бы открыть;
А чем скорей, тем лучше…
Не всегда.
Вы знаете ли: женщина цветок,
Который, если вы его согнете вдруг, —
Изломится.
Да не угодно ль вам
Позавтракать, отец Соррини.
Благодарю, прекрасная Мария!
Земная пища часто не должна
Ласкать того, кто пищею духовной
Владеет. — До свиданья! Донна, до свиданья!
И вы, почтенный друг мой, Алварец!
Желаю, чтоб небес благословенье
Сошло на дом ваш… и… чтоб ваша дочь
Утешилась скорей; я думаю,
Она и не замедлит. Ха! ха! ха! прощайте!
Когда еще нам сделать честь придет
Вам в голову, то верьте мне,
Открыты будут ежедневно двери
Мои для вас… как сердце… (кланяясь) одолжите!
(Соррини, провожаемый до двери, уходит наконец.)
Ну, слава богу!.. он такой смиренный,
Что и не знаешь, что сказать ему.
Боюсь таких людей, которые всегда
На языке своем имеют: да! и да!
Хоть сердятся они — не знаешь извиниться,
Затем, что с виду всем довольны.
Но с кем бранился я — с тем можно помириться!..
Сцена II
(Ночь. Театр являет сад и балкон с левой стороны. На него выходит Эмилия. Балкон соединен ступенями с садом. Эмилия сидит.) (Месяц над деревьями.) ЭмилияВсё тихо! — только это сердце беспокойно;
Неблагодарный! я его просила,
Чтобы хоть для меня он удержался.
Ужели для меня не мог он? — вот мужчины!
Ужели мненье моего отца
Ему дороже, чем любовь моя? —
Теперь уж некому меня утешить;
Уж эти мачехи! — презлобные творенья;
И этот иезуит! — ведь надобно ж
Мне окруженной быть таким народом!..
О! если б мог прекрасный месяц озарить
Хотя последнее свиданье наше.
Фернандо разлюбил меня, конечно,
А то бы он пришел проститься; я прощаю
Его горячность; но зачем нейдет
Он извиниться в этом предо мною…
Ему грозил отец мой; это правда! —
Попробую сойти!
Там кто-то шевелится!
Как бьется сердце!.. но чего бояться:
Ведь я одна… а если кто-нибудь!..
Кто там?.. тень шевелится на земле…
Ах! боже мой!.. куда уйду…
Эмилия!..
Ах! ах! святой Доминго,* помоги!
Злой дух ко мне идет.
Эмилия!..
Мой голос страшен для тебя… ты испугалась!..
Нет! нет!.. ах, сядем! я дрожу!..
Ты права!
Но отчего я испугал тебя так сильно?..
Ну что ж ты скажешь?
Я пришел проститься!..
Проститься! — в первый раз такое слово
Должно меня печалить… знаешь ли,
Я думаю, что был бы счастливей,
Когда бы не с кем было мне проститься…
Ты будешь плакать — мне двойная мука…
Сам виноват! ведь я тебя просила…
Ты не хотел. — Кто ж виноват? кто ж виноват?
Нет, я не мог, клянуся небом!
Ты знала нрав мой — для чего писала?..
Но всё уж кончилось — не укоряй меня…
Не укоряй; признаться виноватым
Мне было б тяжело — ты это знаешь!..
Что сделано — то сделано…
Где будешь
Ты жить теперь, Фернандо?..
Где! где жить?..
Ты мне напомнила ужасное!..
Зачем такой вопрос?.. ты знала,
Что не имею я ни друга, ни родни,
Ни места в целом королевстве, где б
Я мог найти приют. — Последний нищий
Имеет то, чего я не имею:
Он равнодушно и спокойно просит хлеба.
Вообрази: лишь ты одна на свете
Сказала мне: люблю — тебе одной
Я поверял все мысли, все желанья;
Ты для меня: родня, друзья — ты всё мне!..
Гордися этим!.. так, Эмилия:
Мы созданы небесным друг для друга;
Ты — всё для сердца этого — и бог
Не так жесток, чтоб всё отнять
У человека!
Знаешь, говорят, не должно
С мужчиной девушке сидеть в полночь…
Со мной сидеть не бойся никогда.
О! милый! — как мне грустно! будто
Свинец в груди наместо сердца…
Как вспомню, что в последний раз тебя
Здесь вижу — слезы остановятся, дыханье
Редеет… то боюсь, чтоб не пришел отец мой,
То — чтобы час прощанья не пришел…
Ко мне ужасные теснятся мысли;
Вчерась я видела во сне, что ты
Меня хотел зарезать.
Перестань.
Взгляни на тихую луну! о, как прекрасна!
И облачка вокруг нее! — луна,
Луна! — как много в этом звуке чувств —
Что будет, что теперь и что прошло, всё в нем
Соединяется — и что́ прошло!
И кто б подумать мог, что та ж луна,
Которая была немой свидетель
Минуты первой… у ручья… в горах — ты помнишь —
Что та ж луна свидетель будет
Разлуки, нежная Эмилия!..
Взгляни опять: подобная Армиде*
Под дымкою сребристой мглы ночной,
Она идет в волшебный замок свой.
Вокруг нее и следом тучки
Теснятся, будто рыцари-вожди,*
Горящие любовью; и когда
Чело их обращается к прекрасной,
Оно блестит, когда же отвернут
К соперникам, то ревность и досада
Его нахмурят тотчас — посмотри,
Как шлемы их чернеются, как перья
Колеблются на шлемах — помнишь — помнишь —
В тот вечер всё так было — кроме
Судьбы Фернандо — небо и земля
Всё те же — только люди! — если б ты
Не причислялась к ним, то я б их проклял…
Да разве ты не человек же?
О! я себя бы вместе с ними проклял!..
За что это?
За то, что не могу
Я видеть хладнокровно, как они
Стараются друг другу делать зло,
С притворной добротой, когда совсем
Не просят их; за то, что не могу
Я видеть общего стремленья к ничему,
Или для золота разбитые сердца!..
За то… Эмилия… о! я злодей —
Я мог бы сделать счастливой тебя,
Стараться, чтобы ты меня забыла…
Но как взгляну на будущность… на жизнь,
Бесцветную, с прошедшим ядовитым…
Тогда… Эмилия… тогда я жертвовать
Готов твоим блаженством, чтоб иметь
Близ этой груди существо такое,
Которое понять меня б могло!
Желаю, чтобы вечно час такой
Не приходил… но! — не люби меня…
Ты видишь нрав мой — позабудь меня…
Забудешь ли?
Что если б я сказала: да?
Не говори в другой раз то, чего не мыслишь…
Мой ангел, ангел… ты понять не можешь, как
Любовь твоя меня терзает.
О, если счастье неба будет
Иметь так много горечи, как этот
Единый поцелуй, то я бы отказался
От рая добровольно. Ах! Эмилия!
Ступай ты лучше в монастырь,
Ступай в обитель — скрой себя от света,
Умри!.. предвижу много страшного!..
О, если б никогда ее не знал я!
Полночь!.. прости!.. но что за шорох…
Мы пропали!
Я позабыл калитку затворить…
Беги!.. беги!..
Спаси нас царь небесный!
Кто там! заплатишь дорого
За это любопытство мне!
Помилуй…
Яви, что жалость у испанца есть.
Вздор, вздор… ты слышал — и умрешь.
Признайся, ты подослан.
Нет.
Ты лжешь…
Страшись убить напрасно старика;
Спаси меня… у нас ведь бог один…
Меня преследуют… быть может, твой
Отец в живых… я сам отец… о, для него —
Спаси меня, от инквизиции…
Возьми именья половину… но зачем
Ругаться попусту над сединами —
Тебе заплотит бог твой… у меня
Есть дочь, что будет с нею, если ты
Меня не пощадишь… что будет с нею…
О! сжалься, сжалься!
У тебя есть дочь!..
А я хотел?.. о… нет! довольно в свете
Сирот и без нее… возьми
надень!..
Иди за мной — ни слова… или смерть!..
Ни слова — я хочу тебя спасти!..
Как!.. как!..
Клянусь Иерусалимом,
Что он не христианин… это верно.
Собака! что сказал ты… что сказал ты?..
Не смей закон мой поносить при мне…
Пойдем.
Но, если он меня предаст,
Но если он…
Ты видишь факелы! пойдем
Действие второе
Сцена I
(В доме Соррини, комната, где он угощает бродяг, чтоб они ему служили. Несколько испанцев сидят за двумя столами, кричат, смеются и пьют.) (Слуги разносят вины.) 1-й испанец (бродяга)Да, если инквизиция святая
На тот конец учреждена была,
Чтоб нас кормить, то дай бог ей здоровья…
Соррини впрочем очень добрый малый,
Хотя ханжит немного — но с летами,
Когда придет пора рассудка, можно
Надеяться на исправленье.
Ты, конечно,
Ослеп и белое за черное берешь,
Как все слепые… ха! ха! ха!.. не так ли?
Могу заверить вас, друзья мои,
Что молод патер наш. — Не телом, так душой.
Как любят женщины его поныне,
И как он сам их любит, вопреки закону!
Он женщинами столько же любим,
Как нами!..
Разве ты его не любишь?
А я готов побиться об заклад,
Что наш Соррини плутни затевает
Опять. Уж эти угощенья не к добру.
Так, — помнишь ли: ему хотелось,
Чтоб мы зарезали Дон Педро
И дом его сожгли?.. Уж то-то пиршество
Он задал нам — или в другой раз,
Пред тем, чтоб нам велеть похитить для него
Красавицу бургосскую, от тетки.
Вот дьявольское было дело! — positum:[2]
Теперь он также затевает плутни!..
Эх! что нам в том! ведь надо ж есть и пить, притом же
Он наш заступник в инквизиции.
Однако же не худо бы ему
Своим гаремом поделиться с нами;
Не то все гурии завянут — или
Им будет слишком тесно наконец.
Вина! (кричит.)
Сейчас… в минуту…
К чорту ждать! вина!
Будь проклят ты с своим Сорринием!..
Вот вам вино.
Прегадкое, с водой.
Поди ты к чорту с ним — ракалия!..
Послушай! — будь вперед поосторожней!
За это бьют у нас.
Чего ты хочешь, ты?
Я говорю, чтоб ты вперед остерегался!..
Не то…
я стулом рассчитаюсь!..
Клянуся честью, ты в живых не будешь.
Я вырву твой язык… и псам
Голодным на обед отдам!..
Уж я тебя достану…
Погодите.
Оставь кинжал, а ты свой стул и станьте,
Как должно в поединке — шпаги выньте,
А секундантов будет уж довольно.
Вот так… начните,
хладнокровней только…
А ты уж слишком близко наступаешь…
Зачем так горячишься ты?..
Я тронул.
Нет!..
Смотрите, чтоб при первой крови кончить.
Он жизнью мне своей заплотит.
Хоть взбалмошный, зато и храбрый малый!..
Товарищи, довольно — помиритесь!..
Конечно; мир за бранью следует всегда.
Пожалуй, я готов… твоя победа.
Итак, мы вновь друзья.
Но знаешь ли,
Когда б они меня не удержали,
То я сдержал бы обещанье,
И верно б твой язык собаки съели!
Какой я слышал шум!
Да! мы немножко
Повздорили, почтенный патер, но
Всё кончилося примиреньем… (К другим) так ли?
А я пришел вам дать препорученье:
Столь важного давно не исполняли вы!..
Вопрос: вы знаете ли Алвареца?
Знаем!
Есть у него жена.
Жену?
Нет! нет!.. не то!..
Я к ней подделаться хочу, чтобы она
Не помешала вам похитить дочку,
Она на это верно согласится,
Затем, что если дочери не будет,
То ей именье всё достанется
По смерти мужа… а его кончины час
Она приближит уж по-своему.
Но дело не о том теперь.
У Алвареца есть премиленькая дочь,
И я… но вы уж знаете! зачем
Старинные уроки повторять?
Она понравилася мне ужасно… я горю
Любовью к ней!.. готов я всю казну
Мою отдать вам… только б вы
Эмилию мне привезли! — что только можно,
Яд, страх, огонь, мольбу, употребите,
Убейте мачеху, служителей, отца,
Лишь мне испанку привезите…
И всё, всё тайно доведите
До этого счастливого конца.
Тогда — друзья мои… вы не видали
Такого пиршества… какое будет.
Но слушайте! — я вверил тайну вам —
Страшитесь изменить — о! если
Хоть искра заговора выскочит…
То всех под инквизицию отдам.
Я знаю Алвареца, дочь его
И мачеху… но есть еще Фернандо,
Который в доме их воспитан…
Он молодец… я видел, как в арене
Пред ним ужасный буйвол упадал. —
Его ты не подкупишь… и не так-то
Легко с ним будет справиться.
Конечно!
Да он же и влюблен в Эмилию…
Фернандо! — кто такое! да!.. Фернандо!..
Знакомо это имя что-то мне! —
А!.. вот судьба!.. он выгнан из дому
Два дня тому назад безмозглым Алварецом,
За вздор какой-то!.. нечего бояться!..
Но… правда… может он узнать… предостеречь…
Ну, если эта буйная душа
Испортит дело всё… нет!.. прежде
Убейте мне его… найдите… справьтесь…
Как вам тогда придет на ум…
Потом Эмилию похитить можно…
Клянусь… я выдумал прекрасно!..
Пожалуй!.. как ты хочешь, патер.
Прощайте! Я надеюся на вашу скромность.
Когда ты хочешь непременно,
Чтоб что-нибудь не сделали иль сделали,
То говори, что ты уверен в людях;
И самолюбие заставит их
Исполнить трудное твое желанье.
Что значит золото? — оно важней людей,
Через него мы можем оправдать
И обвинить, — через него мы можем,
Купивши индульгенцию,
Грешить без всяких дальних опасений
И несмотря на то попасть и в рай.
И вот последний год мой уж настал.
Однако ж не уйдет Эмилия
Из рук моих. — Я отомщу ей
За смех вчерашний — о поверь мне,
Надменная красавица, ты будешь
Стоять передо мною на коленях
И плакать и молить… тогда меня узнаешь…
Не засмеешься ты, когда скажу,
Что и старик любить умеет сильно;
И в том признаешься невольно ты…
Любить! — смешно, как это слово
Употребляю я с самим собою.
Но я ей отомщу за гордый смех.
Хотя б она была моей последней жертвой —
Последней?.. будто нету денег у меня,
Чтобы купить еще на десять лет
И больше отпущение грехов!
Грехов! ха! ха! ха! ха! — на что оно годится
Для тех, которые ему душой не верят?
А я и без него умею обойтиться.
Вот мы певца пымали на дороге,
Не хочешь ли послушать, он споет
Про старину, про гордых наших предков;
Не хочешь ли, почтенный патер?
Благодарю я вас, друзья мои. Нейдет
Мне быть свидетелем мирских веселий
И юности пиров гремящих.
Сединам этим преклоняться должно в прахе
Перед распятым, а не украшаться
Венками радости. — Не петь я должен, но
Рыдать, моляся за грехи свои
И ваши — ибо стадо с пастырем: едино!..
Что ж! без тебя так нам еще вольнее.
Признаться, я не верю, чтоб у нас
У каждого одни грехи с ним были.
Мы делаем злодейства, чтобы жить,
А он живет — чтобы злодейства делать!..
Что ж мне вам спеть, ей богу я не знаю!..
Ну полно, брат. Садись и начинай играть,
А песни выльются невольно.
Люблю я песни, в них так живо
Являются душе младенческие дни.
О прошлом говорят красноречиво
И слезы на глаза влекут они;
Как будто в них мы можем слезы возвратить,
Которые должны мы были проглотить;
Пусть слезы те в груди окаменели,
Но их один разводит звук,
Напомнив дни, когда мы пели,
Без горькой памяти, без ожиданья мук.
Ха! ха! ха! ха! разнежился опять…
Опять понес ты вздор давнишний,
Опять воспоминанья, чорт бы с ними…
Баба!..
Тс, тс.
Он начинает!.. слушать!..
Баллада
Гвадьяна* бежит по цветущим полям,
В ней блещут вершины церквей;
Но в прежние годы неверные там
Купали своих лошадей.
На том берегу, поклянусь, что не лгу,
Хранимый рукой христиан
С чалмой и крестом, над чугунным столбом
Стоит превысокий курган.
Недалеко отсюда обитель была.
Монахи веселой толпой,
Когда наступила вечерняя мгла,
За пир садились ночной.
Вот чаши гремят, и поют, и кричат,
И дверь отворяется вдруг:
Взошел сарацин, безоружен, один —
И смутился пирующий круг.
Неверный, склоняся челом, говорит:
«Я желаю проститься с чалмой,
Крестите меня, как закон ваш велит!
Клянуся восточной луной:
Не ложь, не обман, из далеких стран
Привели меня к вашим стенам.
Я узнал ваш закон, мне понравился он:
Я жизнь свою богу отдам!»
Но монахи его окружили толпой
И в сердце вонзили кинжал.
И с золотом сняли алмаз дорогой,
Который на шее сиял.
И ругались над ним, со смехом пустым,
Пока день не взошел молодой.
И кровавый труп на прибрежный уступ
Был брошен злодейской рукой.
Не прошло трех ночей, как высокий курган
Воздвигся с крестом и чалмой,
И под ним тот пришлец из восточных стран
Зарыт — но не силой земной!
И с тех пор, каждый год, только месяц взойдет,
В обитель приходит мертвец,
И монахам кричит (так молва говорит),
Чтоб крестили его наконец!..
Прекрасно! очень хорошо.
Благодарим.
Не хочешь ли вина, искусный трубадур?
За здравье папы!.. а потом за ваше!
Товарищи, пойдемте же теперь
Искать свою любезную добычу…
Пойдемте, с помощью святого Доминика!
Нам бог простит!.. ведь надо людям жить!..
Сцена II
(Комната у жида, богатые ковры везде и сундуки. Тут стоит на столбике лампа горящая. В глубине сцены две жидовки нижут жемчуг. Всё богато. Ноэми входит и садится у стола облокотившись.) НоэмиНет! — не могу работой заниматься!
Шитво в глазах сливается, и пальцы
Дрожат, как будто бы иголка тяготит их!
Молиться я хотела — то же всё!
Начну лишь… а слова мешаются;
То холод пробежит по телу вдруг,
То жар в лицо ударится порой,
И сердцу так неловко, так неловко!..
И занимает всё воображенье
Прекрасный образ незнакомца,
Который моего отца избавил
От гибели вчера. — Дай бог ему всё счастье,
Отнятое у нас несправедливо.
Как будто бы евреи уж не люди!
Наш род древней испанского — и их
Пророк рожден в Ерусалиме!
Смешно! они хотят, чтоб мы
Их приняли закон — но для чего?
Чтоб в гибель повергать друг друга, как они? —
Они так превозносят кротость,
Любовь к себе подобным, милость, —
И говорят, что в этом их закон!
Но этого пока мы не видали.
Однако ж есть и между ними люди!
Вот, например, вчерашний незнакомец.
Кто б ожидал? — как жалко, что его
Я не увижу — но отец мой
Его так живо описал, так живо!..
Высокий стан и благородный вид,
И кудри черные как смоль, и быстрый взор,
И голос… но зачем об нем я мыслю?..
Что пользы!.. ах! какой же я ребенок!
Мне скучно! — вся душа расстроена,
И для меня суббота поневоле
Сегодня!.. сердце бьется, бьется,
Как птичка, пойманная в сетке!
Зачем нейдет отец мой? он опять
Злодеям в руки попадется…
Как скучно быть одной весь день;
Всё песнь одна; низать и распускать свой жемчуг,
Читать и перечитывать, одеться
В парчу и вновь раздеться, есть и пить
И спать… однако ж эту ночь
Мой сон был занимателен и страшен!
Что пользы?
Няня! Сара! Сара!
Поди ко мне! — поди сюда! ну что же!..
Что, милая Ноэми, что тебе!
Иль жемчуг распустила — но ведь я
Стара — мои глаза всю бойкость потеряли;
Тебе вредит неосторожность,
А мне так невозможность! так ли?
Нет, Сара! жемчуг я оставила низать.
Что! аль не нравится! вот я
В свои года не тем была довольна!
А этой молодежи нынешней
Всё дурно! — что ж меня звала ты?
Так!
Мне скучно!.. я больна!
Больна! ах, боже мой.
Так я пошлю скорее за врачом…
Есть у меня знакомый, преискусный!..
Не надо… я не то, чтобы больна!
А… так! не в духе!.. всё нейдет на лад,
Что ни начну!.. мне хочется того, чего
Сама определить не в силах я!..
Мне грустно! — расскажи мне сказку
Про старину! — садись и расскажи!..
Дай мне припомнить, милое дитя,
Вот видишь!.. память-то слаба,
Я столько слышала, видала, испытала,
Что из толпы моих воспоминаний
Навряд одно вполне перескажу!..
Я видела сегодняшнюю ночь
Ужасный сон! ужасный!.. растолкуй мне:
Мне снилось, что приходит человек,
Обрызганный весь кровью, говоря,
Что он мой брат… но я не испугалась
И стала омывать потоки крови
И увидала рану против сердца
Глубокую… и он сказал мне:
«Смотри! я брат твой»… но клянуся,
В тот миг он был мне больше брата;
И я заплакала, и стала умолять
Я бога, чтобы жизнь его продлил;
Но этот человек захохотал
И вдруг воскликнул: «Перестань молиться!
Я брат твой! ныне братьев ненавидят!..
Оставь меня, прекрасная еврейка:
Я христианин — и не брат твой;
Я над тобой хотел лишь посмеяться!»
И он спешил уйти… и я схватила
Его широкий плащ… но что ж? — в руках
Остался погребальный саван! — я проснулась…
Он братом называл себя твоим?
Но это вздор! — я не имела брата!
И никогда иметь не буду!..
О! Ноэми!
Не говори!.. случиться это может!..
Как может!.. как? нет, это невозможно!
Послушай — у тебя был брат.
Он старше был тебя… судьбою чудной,
Бежа от инквизиции, отец твой
С покойной матерью его оставили
На месте том, где ночевали;
Страх помешал им вспомнить это…
Быть может, думали они, что я
Его держала на руках… с тех пор
Его мы почитали все умершим
И для того тебе об нем не говорили!
А может быть он жив — как знать!
Ведь божья воля неисповедима!
Ах, Сара! Сара! нет, он умер!..
Увял он как трава пустыни и как цвет
Полей засохнул!.. так, он был рожден для жизни,
Он был рожден, чтоб быть мне другом, —
О Сара! если умер он — как счастлив,
И как должна я плакать об себе!
Гонимый всеми, всеми презираем
Наш род скитается по свету: родина,
Спокойствие, жилище наше — всё не наше
Но час придет, когда и мы восстанем!..
Так говорит писанье, так я верю —
Зачем и нет? — что сделал мой отец
Сим кровожадным христианам? деньги
Имеет он и дочь — вот всё его богатство;
И если б он уверен был найти
Отчизну и спокойствие, то верно б
Свои все деньги отдал людям,
Которые его поныне притесняли,
Однако ж и меж них есть добрые.
Да, да, вот тот испанец молодой,
Который спас намедни Моисея!
Родитель твой хотел вознаградить
Его звенящим кошельком — но он
Его ногами истоптал, сказав:
«Собака! жизнь твоя сего не стоит!
Я не наемник твой». Прости ему всевышний
Подобные хулы за то,
Что спас он одного из гибнущих сынов
Израиля!..
Прости ему всевышний!..
Какая ночь! — В такую точно ночь
Я стала жертвою любви! — Иосиф мой!
О если б ты меня теперь увидел,
Ты испугался бы; в то время я цвела,
Мои глаза блистали, как алмазы,
И щеки были нежны, точно пух!..
Увы! Ноэми, кто б тогда подумал,
Что этот лоб морщины исчертят,
Что эти косы поседеют! — то-то время!..
Что мой отец нейдет!..
Чу! вот сова кричит — ужасный крик!
Я не люблю его! — во мне все жилы
Кровь оставляет при подобном крике!..
Ах! верно твой отец пришел!.. ну ж поздно!..
Скорее отоприте! отоприте!
Ноэми! Сара! помогите, помогите!..
Измучен я усталостью… и страхом.
Он истекает кровью… о! проклятье
Злодеям!.. дайте кресло и подушки;
Он истекает кровью!..
Будь Авраам* свидетель, эта ночь
Ужасней той, когда я сына потерял;
Тому я дал существованье,
А этот возвратил мне жизнь!..
О бог, бог иудеев, сохрани
Его, хоть он не из твоих сынов!..
Кто здесь моих убийц так проклинал?
Зачем? — Они хотели сделать мне добро,
Освободить от мук! так земляки мои
Всегда добро друг другу делают!
О перестаньте —
где я? кто со мной?
Благодарю того, кто спас меня — но кто он?..
Ты спас его недавно сам:
Он здесь перед тобой, еврей, гонимый
Твоим народом — но ты спас меня,
И я тебе обязан заплатить,
Хоть я в твоей отчизне презираем.
Так, дочь моя, вот мой спаситель!..
Еврейка у тебя целует руку,
Испанец!..
Что сказал ты, иноверный!
Отчизна! родина! — слова пустые для меня,
Затем, что я не ведаю цены их;
Отечеством зовется край, где наши
Родные, дом наш и друзья;
Но у меня под небесами
Нет ни родных, ни дома, ни друзей!..
Когда ты не нашел себе друзей
Меж христиан, то между нас найдешь;
Ты добр, испанец, — небо справедливо!..
Я был добр!..
Кровь течет из раны;
Перевяжите — как он побледнел.
У волка есть берлога, и гнездо у птицы —
Есть у жида пристанище;
И я имел одно — могилу!..
Чудовище! зачем ты отнял у меня
Могилу!.. все старанья ваши — зло!
Спасти от смерти человека для того,
Чтоб сделать зло! — безумцы;
Прочь!.. пусть течет свободно кровь моя,
Пусть веселит… о! жалко! нет монаха здесь!..
Одни евреи бедные — что нужды?
Они всё люди же — а кровь
Приятна людям! — прочь!
Отец мой!
Он сорвал перевязку! — он умрет.
О! как он ослабел, несчастный…
Какая бледность покрывает щеки:
Как жалко!..
Дайте пить мне, я горю;
Язык засох… скорее, ради бога!
Испанец, успокойся! успокойся!
Ты был несчастлив, это видно,
Хоть молод. — Я слыхала прежде,
Что если мы страдальцу говорим,
Что он несчастлив, то снимаем тягость
С его души!.. Ах! как бы я желала,
Чтобы ты стал здоров и весел!..
И весел!.. (Стонет.)
Я прошу тебя: подумай,
Что я твоя сестра, что тот еврей — отец твой,
И воображение тебя утешит:
Оно дано нам, людям, для того,
Испанец!
Девушка! ты дочь его!
Ты отгадал, ты спас отца мне!
И он тебя спасет. — Я заклинаю
Тебя твоим законом, перестань
Тревожиться печальной думой:
Она вредит здоровью твоему,
Разгорячает кровь.
На, выпей!
Благодарю! твои слова напитка лучше!..
Когда о мне жалеет женщина,
Я чувствую двойное облегченье!
Послушай: что я сделал этим людям,
Которые меня убить хотели?
Что не разбойники они, то это верно.
Они с меня не сняли ничего
И бросили в крови вблизи дороги…
…О, это всё коварство!.. я предвижу,
Что это лишь начало… а конец!..
Конец… (вздрагивает) что вздрогнул я? — что б ни было,
Я уступлю скорей судьбе, чем людям…
Оставь меня покуда!
Скажи, молю тебя, как ты его нашел?
Я это всё за сон принять готова!..
Пошел к раввину я: он был мне должен;
Он задержал меня часа с четыре,
Хоть против воли: ночь уже была
Темна, и я, в сапог засунув
Свой кошелек, боясь воров, пошел
Домой. — Луна вставала, над болотом
И между гор густой туман дымился;
Иду я, недалеко уж отсюда,
Густым леском — и слышу звук шагов!..
Все жилки задрожали у меня,
И я невольно бросился за куст:
Сижу — дрожу — передо мной была поляна,
И месяц ударял в нее лучами;
Шесть человек стояли на поляне,
И слышу: «Этой самою дорогой
Идти он должен ныне… ну ж не знаю,
Как он кинжалы наши выдержит.
Мне жалко бы его убить до смерти,
Он малый славный и к тому ж бедняк!
Да делать нечего, когда велел нам патер
Его отправить в дальную дорогу!..»
Едва окончена была такая речь,
Как вдруг я слышу крик и звук кинжалов;
Он долго защищался, наконец
Упал, и все они в минуту разбежались,
Как будто мертвый был страшней живого!..
Когда утихло всё, я вышел посмотреть,
Кто был несчастной жертвою злодейства,
И что ж? мой благодетель, мой спаситель! —
Я различил черты его при свете
Луны… он ранен был легко;
Но, странно, не узнал меня,
И будто по природному влеченью
Встал… я понес его… он всё шептал,
Но я не понял слов… потоки крови
Бежали на меня… так я принес
Несчастного сюда!.. Бог сделал это чудо!..
И точно, это чудо, Моисей!..
Что? утихает боль твоя иль нет?..
Дай руку мне! о нежное созданье,
Как обо мне она печется…
Поди постель ему ты приготовь,
Я тотчас сам приду туда…
Да как
Его зовут, кто он таков, нельзя ль узнать?
Позволь, одно я у тебя спрошу:
Кто ты, и как тебя зовут?
Когда я жизнь свою подвергнул для твоей,
То спрашивал ли: как тебя зовут?..
Меня зовут Фернандо!
Вот всё, что я могу сказать, другое
Пусть спит в груди моей, как прах твоих отцов
В земле сырой!.. я не скажу моих отцов.
Я ни отца, ни матери не знаю!..
Но полно: я прошу, не спрашивай меня
Вторично об таких вещах!..
Ты этим ни отца, ни матери не дашь мне!
Я буду для тебя сестрой.
Ты для меня сестрой не будешь!
Зачем же отвергать так своенравно
Того, кому ты можешь вверить горесть
Души твоей — ужель различье веры?
Ужели хочешь ты, чтоб я
Раскаялася в том, что иудейка!..
Бог сохрани меня от этой мысли:
Ты цвет пустыни, ты дитя свободы:
Без правил любишь ты, — испанцы только
Без правил ненавидят ближних!..
У них и рай и ад, всё на весах,
И деньги сей земли владеют счастьем неба,
И люди заставляют демонов краснеть
Коварством и любовью к злу!..
У них отец торгует дочерьми,
Жена торгует мужем и собою,
Король народом, а народ свободой;
У них, чтоб угодить вельможе или
Монаху, можно человека
Невинного предать кровавой пытке!..
И сжечь за слово на костре, и под окном
Оставить с голоду погибнуть, для того,
Что нет креста на шее бедняка,
Есть дело добродетели великой!
О боже, сохрани меня от мысли,
Что ты должна принять их предрассудки;
Но между них одно есть существо,
Но между демонов один есть ангел
Души моей… но замолчу об этом…
Ты горячишься, это увеличит
Твое страданье с болью ран твоих;
Не хочешь ли чего-нибудь?.. усни…
Вот мой отец придет: он приготовил
Постель твою; всю ночь я просижу
Вблизи тебя… чего ни пожелаешь ты,
Мы всё достанем, только будь спокоен;
Иль кровь опять начнет течи из ран.
Эмилия далеко от меня;
О если б эта милая еврейка
Была Эмилия!.. как скоро бы все раны
Закрылися, кроме одной;
Но рана эта так приятна сердцу!..
Эмилия! Эмилия!.. быть может,
Умру я здесь, далеко от тебя;
И ты моей могилы не найдешь;
И от последней, от тебя я буду
Забыт!.. забыт!..
Усни! постель уже готова…
Эй! Сара! помоги поднять его.
Проникло сожаленье в грудь мою;
Так вот кого я так желала видеть,
Не ведая желанию причины!..
Нет, нет, я не спасителя отца
Хотела видеть в нем;
Испанец молодой, с осанкой гордой,
Как тополь стройный, с черными глазами,
С такими ж черными кудрями
Являлся вображенью моему,
И мною овладел непостижимой силой
И завладел моим девичьим сном;
Отец мой так его подробно описал.
О как судьба людьми играет!..
Кто б отгадал, что этот человек,
Недавно спасший моего отца,
Сегодня будет здесь, у нас, облитый
Своею неповинной кровью,
Измученный, едва не мертвый?
Мне кажется, я чувствую любовь
К нему — не сожаленье, а любовь!
Как это слово звучно в первый раз!..
Когда он говорит, то сердце у меня
Трепещет; точно как боится,
Чтоб сердце юноши не перестало биться;
Когда ж произношу его названье,
Хотя бы в мыслях только я сказала:
Фернандо!.. то краснею, будто бы
Самой себя стыжусь или боюсь!..
Чего стыдиться, я не понимаю,
Любви! — все любят — что же тут худого;.
Так точно — ничего худого нет в любви;
К чему же совесть тут мешается,
И будто сердце предостерегает?..
Но как же слушаться ее?..
Как не любить! — ах! без любви так скучно;
И даже думать не о чем! — о боже!
Храни его! храни обоих нас:
Прости любовь мою!.. я не могу иначе!..
Действие третие
Сцена I
(В доме Алвареца. Спальня Донны Марии. Большое зеркало, стол и стулья.) (Алварец в креслах. Мария перед зеркалом надевает что-то на голову.) АлварецЖелал бы я узнать, зачем сюда
Эмилия здороваться нейдет;
Уж верно плачет о своем любезном
Иль с цитрою мечтает на балконе.
Вот дочери! — От них забот гора,
А нет ни утешенья, ни добра.
Как думаешь, любезный мой супруг,
Идет ли мне вот это ожерелье;
И можно ли так показаться в люди?
Оно не дурно!..
Всё к тебе идет.
И если б ты явилась мне теперь
В измаранном и самом гадком платье,
То, я клянусь мечом отцовским,
Любил бы я тебя как прежде,
И столько же прекрасна ты б казалась
Моим глазам.
Неужли? ах, мой милый!..
Он думает, что только для него
Я одеваюсь, как прилично мне.
Возможно ль быть самолюбиву так,
Возможно ль быть так глупу — как мужья?..
Да странно, что так много требуют от нас;
Ужель мы созданы блистать красой своею
Для одного лишь в свете?
Говорил я
Тебе уж о намереньи своем,
Иль нет?..
А что такое?
Слушай:
Хочу я замуж выдать дочь свою;
Боюсь, чтоб не ушла она с Фернандо;
Жених готов: богат он и умен…
Ах, милый друг, не рано ли?
Нет, погоди — она так молода.
Да слушай: ведь жених-то редкий;
Он храбр, в честях, любезен и богат…
Да хочет ли он сам жениться?
Я покажу тебе письмо его,
Оно вот в этом ящике лежало.
Да что ж? — он заперт у тебя — дай ключ…
Что хочешь ты?
Дай ключ!
Что?
Ключ мне!
Ключ?
Ах боже мой, я верно затеряла!
Да после мы найдем…
Как после! для чего
Не то́тчас?
Если он увидит, я пропала!
Да после я найду письмо твое!..
Зачем сердиться из пустого — как смешно!..
И ключ потерян? чорт возьми! — досадно!
Ждет лошадь у крыльца. — И всё готово…
А я совсем забыл, что надо ехать;
Прощай, моя Мария — до свиданья.
Ах! — наконец от сердца отлегло!..
Переложу в другое место я
Подарок патера Сорриния с письмом
Его.
Прекрасный жемчуг, нечего сказать!..
Алмазы в кольцах точно звезды блещут!
За это мне не должно помешать
Увесть Эмилию!.. о старый сластолюбец,
Богат ты… оттого твои подарки малы;
Но так и быть, согласна я
На предложение твое, Соррини!..
Эмилия самой мне надоела.
Но впрочем этим ей не много зла
Я сделаю… невинной девушке
Приятно быть любимой стариком,
Как старой молодым; затем
Что пылкость одного бесчувствие другого
Обыкновенно заменяет!..
Наскучила уж мне Эмилия давно.
Покуда здесь она, боюсь
Я пригласить к себе кого-нибудь.
И хорошо, что патер захотел
Избавить от нее; и жалко только,
Что мужа моего увесть никто не хочет!..
Какое множество природных недостатков
Покроют эти малые алмазы,
Как много теней в блеске их потонет!..
И за подобное благодеянье,
Мне не пожертвовать бессмысленной девчонкой,
Которая ребяческой любовью
Вскружила голову свою? — ха! ха! ха! ха!
Мой муж, я думаю, уехал на́долго,
И нынче наш монах пришлет людей,
Которым и вручу подарок свой!
А для меня же лучше, чтоб Соррини
Ее имел, чем муж законный.
Алмазы, жемчуг градом на меня
Посыплются, и я поеду в город,
И удивленье поразит моих соперниц,
Когда явлюсь в арену; я сто глаз
У них украду силой красоты…
Никто не отгадает, что сей жемчуг
Ценою слез невинных куплен!..
Но! — я придумала. — В Мадрит отправлюсь,
Там получу прощение грехов,
И совесть успокоится моя…
Здорова ли, моя Эмилия?
Как ты спала?..
Благодарю вас;
Спросите лучше, как я не спала.
Уж сон давно бежит моих ресниц…
С тех пор…
О! знаю, знаю, милый друг;
Я чувствую вполне твое несчастье
И всё бы отдала, чтобы помочь тебе;
Клянусь душой!..
Итак, одно лишь слово
Всего дороже было вам.
Ты мне простишь.
Не знала я, что любишь ты так сильно,
И только остеречь тебя желала.
Но ныне я ошибку ту заглажу…
Один спаситель мертвых воскрешал.
Зачем ты так бледна и в черном платье
И в черном покрывале?
Я слыхала,
Что черный цвет печали цвет.
О не грусти, я всё поправлю.
Что отнял бог, того не отдадут
Нам люди. — А что люди взяли,
То может возвратить одна могила!..
Ты от Фернандо это слышала наверно!
О! памятлива ты!
Но успокойся!
Тот, кто достоин был воспоминанья,
Тот и тебя достоин. Испытанья
Пройдут. — И я тебе клянуся,
Что упрошу жестокого отца.
Позволит он соединиться вам;
И счастие опять украсит
Твои ланиты пламенным румянцем;
Не плачь, не плачь — не всё гроза бушует,
Проглянет солнце, и цветок, измятый
Порывом ветра, встанет обогреться…
Не смейтесь над несчастьем, чтобы вам
Не заплатило небо тем же.
Боже,
Храни меня смеяться над тобой;
Я говорю, что скоро твой любезный
Фернандо будет муж твой;
Поверь: мои старанья совершат
Блаженство то, к которому так сильно
Стремишься ты ребяческою мыслью.
Я не ищу блаженства — нет его,
Нет в свете ничего — Фернандо умер —
Он умер — умер — он погиб навеки.
О! плачьте обо мне все люди, все созданья,
Все плачьте — если ваши слезы
Сравняются когда-нибудь с моими;
Мой стон могилу потрясет, — о плачьте! —
Он — умер — умер — он погиб навеки.
О поднимись! ты бредишь, ангел мой,
Встань, встань.
Исполни просьбу сироты.
Исполню, всё исполню, только встань;
И отдохни — встревожилась ты слишком.
Так выслушай, о чем прошу тебя.
Когда прощались мы в последний раз,
В ту ночь — он мне сказал: «Иди
Скорее в монастырь, иди в обитель,
Сокрой от света добродетель сердца».
Молю тебя, молю тебя, как нищий, —
Не помешай уйти мне в монастырь
Сегодня… помоги мне — заклинаю —
Тебе заплотит тот, кто всем заплотит.
Фернандо умер — я хочу исполнить
Его желанье!.. он меня любил!..
Но если он не умер, если
Тебя пустые обманули слухи?..
Но если станет он искать тебя,
Чтоб к алтарю вести невестою своей,
И вдруг увидит в черном покрывале
В ряду монахинь — что с ним будет?
Ужели ты об нем не пожалеешь?
Не пожалеешь ты о счастии,
Которого б могла дождаться?..
Какая слабость! — где твое терпенье?..
Мое терпенье?
Он был жив, — и я
Терпела!
Выкинь из ума
Твой глупый замысел. Поверь мне,
Пустые слухи обманули
Тебя… поверь мне… я уж знаю,
Что говорю.
Его не воскресить вам.
Вы не имеете подобного искусства!
Я вас просила об одном — вы не хотели
Исполнить просьбы самой униженной!..
Так слушай же: вчера бродила я
В саду; и под вечер зашла я в рощу;
Вдруг, вижу, человек ко мне подходит:
Он издали всё следовал за мною.
То был Фернандо… он упал к моим ногам;
Он плакал, обнимал мои колена
И сделал то, что обещалась я
Составить ваше счастье. Твой отец
Уехал на два дни — меж тем
Вы можете видаться — а потом
К ногам родителя вы упадете,
И я соединю свои моленья…
О, это слишком!.. я не верю…
Клянусь тебе, что жив он… и увидишь
Его ты скоро… что с тобой?..
…Мне дурно!
О боже!.. голова кружится. — Кто б подумал?
Какое детство! — что с тобой?.. скрепися!..
Я заманю голубку в сети;
Я поведу на тайное свиданье;
Там будет шайка дожидаться, верно;
И тут же схватят и умчат ее.
Благодари мой ум, Соррини! — Он искусен!
Нет! ничего. — Простительная слабость!
Так тяжело я мучилась, что счастье
Мне тяжело… он жив! о боже!
Прости мой ропот!.. как я легковерна;
Служанка мне сказала, и я то́тчас
Поверила обманчивым рассказам!
О! видно, что печаль родня нам, людям,
Когда мы ей скорей веселья верим.
Благодарю вас… мой укор напрасный
Вас огорчил… простите вы меня?
Я слишком мучилась! Скажите:
Где я с ним встречусь?
Сегодня мы пойдем в густую рощу;
Там на поляне есть высокий дуб,
С дерновою скамьей. — И там увидишь ты
Фернандо. — Не счастлива ль ты
Одной надеждой? для чего
Смущала так предчувствием себя?
Поверь: невинную любовь
Хранят святые ангелы, как стражи!
Дитя! дитя! — и вот вся горесть
Рассеялась — и в монастырь не хочешь!..
Но не стыдись ребячеством своим:
Оно есть добродетель, потому
Что, как всё доброе, не долговечно!..
И я его увижу?.. он не умер?!
Увидишь — и поверишь мне совсем.
Ступай! ступай!.. и жди спокойно
Свиданья, вместо гибели своей.
Ступай! — тебя старик излечит скоро
От бредней пламенной любви.
Поплачешь ты, потрусишь ты, пожмешься,
Поморщишься — но наслажденье
Прогонит ужас — после всё пройдет!
Создатель мой! ужели точно
Мое так дурно предприятье, что сама
Я это чувствую? — что ж тут худого?
Она счастливей будет у Соррини,
Чем здесь; когда она ему наскучит,
С приданым выдаст замуж он ее;
Быть может, так случится, что Фернандо
Получит руку бедной девы…
Но — что бы ни было, я всё избавлюсь
От любопытных глаз, и мой любимец
Бесстрашней будет навещать меня…
Так всё взаимно в этом свете:
Соррини благодарен мне, а я ему!..
Сцена II
(В горах перед жилищем Моисея. Дикое местоположение. Скамья направо под большим дубом, возле коего сделано вроде белой палатки, где сидят служанки и слуги жида и работают и поют свою печальную песню.)Еврейская мелодия
IПлачь, Израиль! о плачь! — твой Солим* опустел!..
Начуже в раздольи печально житье;
Но сыны твои взяты не в пышный предел:
В пустынях рассеяно племя твое.
Об родине можно ль не помнить своей?
Но когда уж нельзя воротиться назад,
Не пойте! — досадные звуки цепей
Свободы веселую песнь заглушат!..
Изгнанное пеплом посыпьте чело
И молитесь вы ночью при хладной луне,
Чтоб стенанье израильтян тронуть могло
Того, кто явился к пророку в огне!..
Тому только можно Сион* вам отдать,
Привесть вас на землю Ливанских холмов,
Кто может утешить скорбящую мать,
Когда сын ее пал под мечами врагов.
Что золото? какая это вещь,
Когда оно могло б составить счастье
Мое?.. металл как и другой!
Или дал бог ему такое право,
Каким лишь редко люди обладают?..
Какой печальный голос! Эти люди
Поют об родине далеко от нее,
А я в моем отечестве не знаю,
Что значит это сладкое названье…
Я в мире не имею ничего почти,
А всё желал бы больше, но зачем?..
Чтоб новыми желаньями томить
Себя? чтобы опять ловить мечты?
Нет! пусть останусь я, каков теперь;
Пусть никогда не буду счастлив, чтоб
Не сделаться похожим на других…
В страданьях жизнь; я в них живу, я к ним привык,
Никто их не разделит… и тем лучше,
Для тех людей, которые б хотели
Их разделить.
Где твой отец?
Ушел
По делу он… на что тебе отец мой?
Хотел бы я благодарить его!..
Он спас мне жизнь… и я его стараньем
Теперь здоров как прежде…
Ты здоров?..
Да, я здоров как человек, который
Так часто болен был, что старую болезнь
Болезнью не считает!..
Ты должен долее у нас остаться!
Поверь, не вовсе залечились, раны
Твои… и чем тебе здесь худо?..
Останься здесь еще. Ты сам ведь говорил,
Что у тебя пристанища нет в свете…
Ты верно здесь останешься, испанец?..
Нет…
Я не хочу обременять вас больше
Моим присутствием — мне надо…
Ужели благодарность тяготит
Тебя?.. я этому не верю.
Не говорил отец мой так,
Когда от гибели его ты сам избавил…
Я раз уж был неблагодарным! и боюсь
Вторично быть таким; но впрочем
Я не могу остаться здесь никак.
Я не могу… не должен… не хочу!..
Итак, нам разлучиться должно;
Итак, моя любовь… о, сжалься, небо!
Послушай: я твои лечила раны,
Моя рука была в крови твоей,
Я над тобой сидела ночи, я старалась
Всем, чем могла, смягчить ту злую боль;
Старалась, как раба, чтоб даже
Малейший стук тебя не потревожил…
Послушай, я за все мои старанья
Прошу одной, одной награды…
Она тебе не стоит ничего;
Исполни ж эту малую награду!
Останься здесь еще неделю…
Не искушай меня лукавой речью:
Я уж сказал, что не могу; мне должно прочь,
Ты хочешь знать, зачем?
О! — на, взгляни сюда!..
Вот женщина! она не может видеть
Лица, которое не уступает
Ей в красоте.
Так! так! я должен к ней.
С опасностию жизни я увижу
Эмилию!
Где твой отец?
О чем ты плачешь?..
Не думала я плакать!
Стало быть
Ты плакала не думавши. — Скажи,
О чем?.. скажи, не я ль виновен в том?
Остатком горьких слез, в груди моей
Хранящихся, я выкуплю твои.
В лета надежд не прячут слез!.. О чем ты плачешь?..
О том, чего ты дать не можешь мне;
О внутреннем спокойствии…
Как рано
Его ты потеряла, если правда,
Что говоришь!..
Скажу ему, что он
В том виноват, скажу, что я его
Люблю, и упаду в его объятья;
Он не погубит, он великодушен…
Но что хотела я? — другая уж владеет
Душой Фернандо… что хотела я?
Но нет, нет — нет, она любить не может
Как я; она не обтирала крови
С его глубоких ран, она не просидела
У ног его ни ночи, трепеща,
Чтобы желанный сон не превратился
В сон беспробудный!.. нет! нет! нет!..
Она любить его как я не может!..
Ну, дочь моя. Скажу тебе я новость!..
Сегодня…
Моисей! благодарю тебя
За попечения твои…
Дай руку;
Не думай, что боюсь я оскверниться,
Не почитай Фернандо за глупца;
Ты человек… и ты мой благодетель.
Благодарю… я ухожу отсюда!..
Так скоро? как?..
Не возражай, еврей!
Я до тебя имею просьбу… лишь одну,
Одну: дай мне червонцев пять взаймы.
Я знаю, что жиды все деньги любят
И христианам не вверяют их;
И в этом правы. — Но меня ты знаешь!
Я преступление свершу, но всё отдам
Твои червонцы… вот вся просьба.
Куда ж ты хочешь? для чего идешь!..
Недалеко живет отсюда
Дон Алварец; в его саду когда-то
Мы встретились с тобою. Я к нему
Хочу идти просить гостеприимства:
Я был воспитан там, от юных лет.
Но здесь мне оставаться невозможно,
На это есть причины… я клянусь,
Что возвращу тебе червонцы…
Ты знаешь, в свете деньги нужны,
Чтобы исполнить предприятье…
И в случае, что он меня не примет
В свой дом…
Дон Алварец! Дон Алварец!..
Ах! боже мой! тот беден, кто постигнут
Твоим палящим гневом… у меня
Есть дочь… я понимаю это горе.
Невероятно… страшно!
Что случилось?
Несчастие большое… Ах! злодеи!
Злодеи… ад не так искусен…
Мне нынче самовидец рассказал…
Зловещий ворон!
Ада мало им…
Такого ангела… вот вы услышите!
Горою встанет волос ваш; не слезы — камни
Уроните из глаз вы… вот испанцы!
Вот ваша инквизиция святая!
Теперь не смейте презирать евреев…
Зловещий ворон!.. что такое?..
Сейчас скажи! гранитным этим небом
Клянусь, клянусь твоим законом, я как тигр
Тебя на части раздеру…
Ты видишь, я ума лишаюсь!.. человек!..
Молю тебя, скажи мне, что случилось?..
Как он дрожит?.. отец мой, говори
Скорей… взгляни, какая бледность!..
У Дона Алвареца дочь была!
Была!..
Я тверд! не бойся продолжать;
Какая мне нужда до этой дочери,
И мало ль дочерей на свете…
Ха! ха! ха!..
Я тверд!..
Еврей знакомый рассказал мне
Печальный случай… (он подслушать где-то
Умел злодеев). — Есть доминиканец,
Иль езуит, по-вашему не знаю, —
По имени Соррини… и хоть стар,
Он любит женщин. — Подкупив злодеев,
Он им велел похитить непременно
Дочь Алвареца… нынче жертву
Негодные на гибель повлекли.
Не понимаю только, как могли
Они успеть в своем ужасном деле!..
Отца-то дома не было, я слышал.
Погибнет девушка… а жалко! жалко! —
Я четверть бы именья тотчас дал,
Чтобы ее спасти… но вряд ли можно!
Куда?.. куда… остановите! удержите
Его!.. он в бешенстве!..
Взгляни: вот он взбежал
Уж на́ гору… бежит, остановился…
Над самой пропастью… он упадет… но нет!..
…Идет сюда…
Зачем, зачем, отец мой,
Сказал ему ты эту новость?..
Дочь моя!
Всё воля божия! — никто из нас не может
Противустать ей! тот, кто сотворил нас,
Имеет право с нами поступать,
Как хочет…
Для чего ж он дал нам душу?
Зачем способность дал любить, страдать,
Когда он верно знал, что муки есть
Неизлечимые, что можно обмануть
Любовь?.. зачем нас бог оставил?..
Ты думал, я заплачу, старый!
Ты этого хотел, но женская печаль
Не устыдит моих ланит! — бесчеловечный!
Я отомщу… чтоб целый мир… а то свершу,
Что… я не знаю сам еще, но землю
Мой подвиг испугает… ты подумал,
Что я заплачу? — нет! клянусь:
Скорее разорвется это сердце,
Чем я заплачу…
Успокойся! объясни мне…
Твое отчаянье… не сожаленье
Одно…
Старик!.. старик!.. ты жил покойно,
Не знал страстей… во мне они кипели
Сильней, чем все земные бури. — О! проклятье
Тому, кто дал мне жизнь. — Несправедливый бог,
Зачем казнить меня через других
И ангела губить, чтоб наказать безумца
Ничтожного? — иль также в небесах
Есть пытки?.. я терпел — и полно мне терпеть!
Повиновался я судьбе — довольно;
Я мог быть счастливым… довольно,
Довольно… никогда не буду счастлив…
Отныне отдаюся мести,
Союз с землей и небом разрываю…
Старик, дай денег!.. с этим я прорвусь
В его жилище.
Вот! возьми!..
Эмилия, — моя!
В бесчестьи иль невинная, — моя;
Живая или мертвая, — моя!..
О! как я отомщу… прощай, отец…
Я своего не знаю.
Мстить прекрасно!
Благослови меня!.. иду на смерть… прощай.
Услыши, бог, молитву иудея,
Храни его от преступленья!
Ты можешь удержать порыв страстей,
Вселить покорность, веру, так легко,
Как усмиряешь вихри гор… Ты бог
Израиля, ты бог Ерусалима!..
Сцена III
(Комната в доме у жида, как во 2-м действии.) Ноэми (за нею Сара)Не утешай меня! не утешай меня!
Злой дух меня сгубил! он предвещал
Мне радость и любовь — любовь он дал,
А радость он похоронил навеки!
Теперь мы больше не увидимся с Фернандо;
И я могу открыто плакать,
Закона не боясь. — О! я люблю
Его как бога… он один мой бог.
И небо запретить любить его не может.
Меня не понял он, другую любит.
Другую, слышишь ли, другую!.. я умру!
Не утешай меня! не утешай меня!
С тобою плакать вместе я хочу,
Когда тебя нельзя утешить…
Плакать!
Тебе ль со мною плакать?.. любила ль ты
Как я?.. любила ль чужеземца,
Любила ль христианина, была ли
Им презрена как я?.. Ах! Сара! Сара!
Мое блаженство кончилось надолго!
И вот плоды моих надежд, мечтаний,
Плоды недоспанных ночей и беспокойств!..
О, сжалься надо мною, небо!
Скорей в сырую землю, поскорей,
Покуда я себя роптаньем не лишила
Спокойствия и там…
Старайся
Рассеяться!.. в твои лета позабывают
И самую жестокую печаль.
Вот твой отец придет! Теперь
С раввином он беседует
О чем-то занимательном и важном.
Он новостью тебя займет.
Я проклинаю
Все эти новости, одна уж
Меня лишила счастья… а другая
Мне не отдаст его. — Ах, Сара!
Всё кончено! всё кончено!
Дочь! дочь! дочь!.. он нашелся!
Зачем теперь? зачем так поздно… он нашелся!..
Твой брат… мой сын!.. сын!.. я не знал…
Жестокий случай так… я не прижал
Его к груди, и не прижму… найден,
И в тот же миг потерян. О судьба!
Земля и небо, ветры! бури! гром!
Куда вы сына унесли? зачем отдать,
Чтобы отнять… и христианин!
Возможно ли? — мой сын… я чувствовал,
Что кровь его — моя… я чувствовал,
Что он родной мой… о Израиль!
Израиль!.. ты скитаться должен в мире,
Тебя преследуют стихии даже…
И бог твой от тебя отворотился.
Мой сын! мой сын!..
Где ж он? зачем не здесь?
Кто ж он?.. и кто сказал… что сын твой!
О горе! горе! горе нам! он здесь был —
Раввин принес мне доказательства… я верю,
Что он — мой сын! — я спас… он спас меня…
И он погибнуть должен… не спастись
Ему вторично от руки злодеев…
Ноэми! горе! горе для тебя!
Фернандо — брат твой!
Испанец — брат твой!
Он гибнет; он родился, чтоб погибнуть
Для нас! — он христианин!.. он твой брат!
Пускай умрет и дочь… и я!.. у бога
Моих отцов нет жалости… мой сын! мой сын!
Действие четвертое
Сцена I
(В доме Соррини. На столе бумаги и книги и песочные часы.) Соррини (входит)Сегодня, может быть, увижу я
Мою красавицу. — Мою! — зачем же нет?
Она моя, так верно, как я плут.
Когда я сам с собою, то никак
Себя я не щажу. — Зачем? — Я плут.
Я это знаю сам, зачем скрываться
Перед собой? — Я плут, но умный плут.
Да впрочем я не вижу тут худого;
Я сотворен, чтоб жить и наслаждаться.
И всеми средствами я должен достигать
Предположенной цели. — Я достиг —
И умный человек. — Не удалось — глупец!
Так судят люди, большей частью.
Великий инквизитор обещал
У нашего отца святого выпросить
Мне шапку кардинала, если я
Явлюсь ее достойным — то есть
Обманывать и лицемерить научусь!
О! это важная наука в мире!
Наука женщин! с нею прямо в папы;
И этому есть доказательства у нас.
В кровавый путь отправлен уж Фернандо…
Один лишь Алварец… да этот плох!
О! бедная Эмилия; давно ли
Сказала ты, что старику смешно
Любить и невозможно?.. но сегодня
Ты мысли переменишь…
Говорят,
Что женщины должны быть неприступны
Для нашего сословья; что закон велит…
Ужель закон в сей толстой книге
Сильней закона вечного природы?
Безумец тот, кто думал удержать
Ничтожным правилом, постановленьем
Движение природы человека;
Он этим увеличил грех — и только,
Дал лишний совести укор и между тем
Желание усилил запрещеньем!
Пострижен был насильно я в монахи;
Почти насильно (в пылкой юности
Не можем понимать мы важной пользы);
Пускай, пускай они за всё ответят,
Что сделал я; пускай в аду горят
Они… но что такое ад и рай,
Когда металл, в земле отрытый, может
Спасти от первого, купить другой?
Не для толпы ль доверчивой, слепой,
Сочинена такая сказка? — я уверен,
Что проповедники об рае и об аде
Не верят ни в награды рая,
Ни в тяжкие мученья преисподней.
Да впрочем добрый смысл велит не верить,
Что души будет вечный жечь огонь;
Что черти за ноги повесят тех,
Которые ни рук, ни ног иметь не будут.
Займусь!
Нет, что-то я не в духе!
Кто бы поверил, что в мои лета
Хорошенькой девчонки ожиданье
Могло смущать, тревожить, беспокоить?
Я всё не понимаю, для чего
Мне не годится женщину любить;
Как будто бы монах не человек?
Часы бегут — и с ними время; вечность,
Коль есть она, всё ближе к нам, и жизнь,
Как дерево, от путника уходит.
Я жил! — Зачем я жил? — ужели нужен
Я богу, чтоб пренебрегать его закон?
Ужели без меня другой бы не нашелся?..
Я жил, чтоб наслаждаться, наслаждался,
Чтоб умереть… умру… а после смерти? —
Исчезну! — как же?.. да, совсем исчезну…
Но если есть другая жизнь?.. нет! нет! —
О наслажденье! я твой раб, твой господин!..
Не позабудь, что я тебе сказал.
Когда подъедут близко удальцы
Мои, то киньтесь вы с оружием толпой,
И будто бы освободивши силой,
Ее сюда скорее приведите…
Да чур не забывать, что вы без языков,
А то… меня ты знаешь коротко!
Возьми ж себе заранее награду
И раздели другим… ступай же.
Всё исполню.
Да, кажется, я вижу пыль, ужели
Они спроворили всё дело? Донна
Мария лакома на жемчуг,
Как видно; впрочем ей мешала
Моя красавица, как лишнее бревно
В строеньи дома; сам его не дашь,
А как попросят, так легко расстаться!
Они! так точно!.. ближе подъезжают;
Вот и мои спасители бегут… сраженье!
Железо о железо бьется и стучит
Безвредно… искры сыплются кругом.
Так в споре двух глупцов хоть много шуму,
Да толку нет… как кровь моя кипит
В полузасохшем сердце!.. ну,
В лице твоем победу я читаю:
Веди сюда…
Victoria, Соррини!..
Поплачет Алварец, поплачет, покричит,
Порвет седые волосы… и не узнает,
Где дочь его… ха! ха! ха! ха! победа!..
Где мой спаситель!.. ах! отец Соррини,
Не вам ли я обязана спасеньем?
Вознагради вас боже так, как я
Желала бы!.. о мой спаситель!
Я христианский долг исполнил только.
О, возвратите поскорей меня
Родительскому дому… мой отец
В отчаянии будет, если он
Узнает про ужасный этот случай!
Со мной гуляла мачеха моя
В саду, и вдруг злодеи ухватили
Меня, связали, повлекли с собою.
Окончите благодеянье ваше!..
Велите отвести меня домой
Как можно поскорей… что мой отец
Подумает, что скажет он?..
Эмилия! ты вся дрожишь. Как можно
Теперь тебе домой отправиться. Теперь?..
Ты так слаба… нет, отдохни подоле здесь,
Побудь подоле у меня… зачем лишать
Меня такого счастья…
Ради бога!
Я не могу остаться здесь у вас!
Я не должна.
Зачем же ты не можешь,
Мой ангел! Кто тебе мешает
День, два и три здесь отдохнуть?
День, два и три!..
Чему дивиться тут?
Я вас не понимаю?
День, два, три
И более останешься ты здесь
И ежели понравится тебе,
То можешь ты остаться вечно… то есть,
Пока ланиты не поблекнут и глаза
Не потеряют пламень свой волшебный.
Отец Соррини!
Да, я не шучу;
Ты там была рабой — здесь будешь ты царицей;
Мой дом и всё, что в нем, твое,
А ты моя.
Какое право?
Силы…
Я спас тебя — вот право — и довольно!
Вы позабыли, кто вы! как могу
Я с вами жить! что это значит?..
Не горячись,
красавица! любовь
Не смотрит на лета своих печальных жертв;
Ты видишь, я был прав, когда сказал,
Что может и старик любить.
Соррини!
Оставь меня… бесчестный человек!
Когда судьба меня случайно отдала
Во власть твою, ты оскверняешь
Гостеприимство… что ты хочешь? Боже!
Спаси меня, спаси, святая дева!..
Скажу тебе: святых здесь нет… итак…
Конечно только демоны одни
Живут с подобным извергом… но бог
Услышит вопль невинной девушки!
Нас опыт научает в свете
Не упускать благоприятный случай.
Ну, поцелуй меня на первый раз.
Так вот моя судьба.
Прочь, прочь, злодей!..
Ты думаешь, что ты теперь царица
В моем дому? Нет, это будет после,
Когда всё сделаешь, что я скажу,
Когда в мои объятья упадешь.
В твои объятья — никогда!
Послушай;
Тебе слова пустые не помогут;
Да или нет…два слова могут только
Подействовать на сердце это. Если
Ты скажешь да… то для тебя ж приятней!
А если нет…то берегись упрямства!
Оно к добру не доведет. Покорность
Одна лишь облегчит твою судьбу!..
Но впрочем я не вижу твоего несчастья!..
Любовь мою нельзя назвать несчастьем…
Умею я любить и награждать,
И ни одна прекрасная девица
Не вырывалась из моих объятий,
Когда почувствовала пламень груди
Моей. — Поверь, старик, такой как я,
Любить умеет лучше юноши:
Всё опытность, мой друг!..
Знавал ли ты
Спокойствие души, знавал ли ты
Надежду, радость… счастие…
Всем тем, что ты знавал и не знавал,
Чему ты верил, от чего страдал,
Всем тем, что страшно для души твоей,
Коль есть в тебе душа, бессовестный злодей,
Я заклинаю на коленах… пощади,
О пощади… оставь меня! я буду
Молчать о всем, что слышала, о всем,
Что знаю… только пощади меня!..
Не тронь моей невинности; за это
Грехи твои и самые злодейства
Простит тебе всевышний. — Так, Соррини!
Но если ты… тогда умру я! и к тебе
Придет моя страдальческая тень
И бледною рукой отгонит сон…
О пощади… клянусь молчать до гроба!..
Глупец, кто верит женским обещаньям,
А пуще женской скромности — да, да!
Не всё ль равно на нитку привязать
Медведя и надеяться, что он
Не перервет ее, чтобы уйти;
Невольно проболтается язык твой…
Нет, я теперь в таком уж положеньи,
Что предо мною смерть или победа
На волосе висят… а так как верно
Я изберу победу, а не смерть,
То все твои мольбы напрасны,
Эмилия…
Итак спастися нечем.
Мне кажется…
Пошли мне смерть, о боже,
А не бесчестье.
Всё притворство это!
Не верю я, чтоб девушка могла
С упрямостью такою защищаться.
Ты такова, сердитая девчонка!..
О! о!.. я справлюсь. Нет! я не стерплю
Такой обиды… отомщу… увидишь…
Теперь не жди себе спасенья.
Скорее эти стены все заплачут,
Чем я, твой стон услышав; так, скорей,
Скорей земля расступится, чтоб в миг
Испанию со мною поглотить, чем сердце
Мое расступится, чтобы впустить одно
Лишь чувство сожаленья… ты увидишь,
Каков Соррини!.. он просить умеет,
Умеет и приказывать как надо.
Умею и кинжал употребить
При случае, чтобы заставить вас,
Сударыня, повиноваться мне.
Ха! ха! ха! ха!.. о! ты меня узнаешь!
Эй! — кто там?
…вы зачем? — какая дерзость.
Мы
Пришли за награжденьем.
За каким?
А как же, разве ты нам, патер, не велел
Дочь Алвареца увезти… иль позабыл?
Что? видно, только пред услугой
Твой кошелек открыт издалека.
А как достали мы твою красотку,
Так тотчас обеднял?
Бездельники.
Терпенья не было?..
Прощай, отец Соррини!..
Эмилия! решись же наконец…
Так ты их посылал меня похитить!
О! верх злодейства в человеке! Я погибла,
Погибла… нет надежды.
Нет надежды!
Пойдем со мной,
мой друг бесценный!
Так долго защищаться, плакать,
Просить… чтоб наконец признаться побежденной!
Ты думаешь, я вынесу позор свой?
Нет, я умру, старик!..
Старик! шути…
Старик тебе покажет, что довольно
Он пылок.
Матерь божия! ужель
Ты не спасешь меня!..
Пойдем… пойдем…
Не скажут, что Соррини уступил
Кому-нибудь. — О, я наедине
Не тот, каким кажуся в людях.
Оставь меня, твое прикосновенье,
Как зараженного чумою, ядовито…
Пойдем же; я велю…
Впустите ради
Христа!.. я так устал! прошу
Кусочка хлеба только. — Здравствуйте,
Пошли вам бог свое благословенье,
Честны́й отец!.. я бедный, бедный странник…
Некстати он пришел; зачем его пустили?
Он подозрителен.
Садись… садись!
Тебе велю тотчас подать вина и хлеба.
Откуда ты идешь? кто ты?
Я бедный странник!
Ходил в Ерусалим… иду назад…
Устал… и голоден, иду домой.
Пока язык мой смерть не охладит,
Везде тебя я буду прославлять,
Кто б ни был ты, гостеприимный.
Я исполняю только долг свой.
Долг!
Немногие тебе подобно мыслят.
Благодарю! — и бог тебя благодарит!..
Сестра! вели принесть вина и хлеба…
Живем с сестрой мы вместе.
Ступай! когда я говорю: иди.
Меня ты не обманешь, крокодил!
Ступай же…
Стой!
Как! кто ты?
Я…
Фернандо!..
Теперь я требую с тебя ответа…
Кто ты? — Фернандо не воскреснет!
Ты дух иль человек?
Я тот,
Кто не боится адских умыслов,
Кто может наказать тебя кинжалом,
И чья рука не дрогнет пред убийством,
Когда оно ее спасет… отдай ее.
Я ничего не жду на небесах,
Я ничего не жду под небесами;
Я мести душу подарил; не жди,
Чтоб я помедлил отослать
Тебя туда — где ждет суд божий
Тебе подобных! Видишь этот нож —
Он над тобой. Оставь же добровольно
Свой умысел.
Но если ты убьешь меня,
То всё-таки Эмилию нельзя
Спасти. Тебя не выпустят
Отсюда слуги — так пусти ж меня!
Я закричу…
Ты прав: я не палач!..
Ужели я боюсь увидеть кровь?
Отдашь ли мне Эмилию?
Нет, не отдам…
Отдашь!.. ты верно содрогнешься
Пред тем, что я предпринял. А! Соррини?
Она моя… и честь ее моя.
Когда б ты дал мне тысячу миров
За эту девушку… я б их отвергнул все!
Не принуждай меня, не принуждай
К убийству.
Не отдам ее.
Ты камень, но перед моим отчаяньем
Ты содрогнешься.
Нет!..
Соррини,
Соррини! редко лишь прошу кого-нибудь
Я на коленах… но узнай сперва,
Что тот, пред кем стоял я на коленах,
Не долго проживет.
Опять за то же!
Ты мне отдашь Эмилию, не то
Я отниму… не доведи меня
До этой крайности. Я уж готов
На всё. Я с нею потерять готов
И небо, чтоб избавить от твоих когтей.
Я не шутить пришел… о! слушай! слушай
В последний раз… отдай ее.
Посмотрим!
Сюда! сюда! сюда! разбой! Эй! слуги!
Фернандо!..
Ну! всё кончено! напрасно
Желал я крови не пролить. Прощай,
Мой друг,
прощай! мы долго
С тобою не увидимся.
О боже!
Итак, ты хочешь, чтоб я был убийца!
Но я горжусь такою жертвой… кровь ее —
Моя! она другого не обрызжет.
Безумец! как искать в том сожаленья,
О ком сам бог уж не жалеет!
Час бил! час бил! — последний способ
Удастся, — или кровь! — нет, я судьбе
Не уступлю… хотя бы демон удивился
Тому, чего я не могу не сделать.
Посмотрим, кто сильней из нас!.. эй, слуги!..
Узнай же клятву: мы стоим пред богом…
Живая или мертвая — она
Моя — ты видишь
Ах!..
Меня не настращаешь!
Мне мертвую не нужно… слуги! эй,
Схватите, бейте, режьте наглеца!..
Ни с места!
Что же вы?
Ни с места вы, рабы!..
В последний раз, в виду небес и ада,
Отдашь ли мне ее?
Хранитель ангел мой!
Спаси меня!
Живую не отдам!..
Что б ни было.
О!.. так смотри сюда!
Оставьте! иначе хочу я сделать!..
Какая дерзость!.. да! он мне заплотит.
Я сам в опасности. Он может…
Что может он?.. я зол теперь,
Как дьявол… отомщу ж ему,
Сожгу его, сдеру с живого кожу.
Сорву железом ногти, исщиплю
Горячими щипцами, на гвоздях
Его ходить заставлю, медь кипящую
Волью безумцу в горло и упьюсь,
Упьюсь, как сладким нектаром,
Его терзаньем, вздохами и визгом!..
Спади с меня личина скромности,
Пускай узнают все, что итальянец
Соррини, по его веселию и плескам,
Когда Фернандо будет издыхать
В огне иль под ударом палача;
Чем медленней конец его придет,
Тем будет счастие мое полней.
Оклевещу его, хоть сам не вывернусь,
Но всё же я упьюсь его мученьем.
О клевета! приди на помощь! — никогда
Так не нуждался я в тебе как ныне;
Дай тысячу мне жал змеиных, чтоб
Я мог облить врага холодным ядом
Твоим…
Мой план почти готов…
Да, да… вот так… а там! Богиня
Души моей, тебе с сих пор я отдаю
Себя!.. возьми! я твой — и за могилой!
Соррини, здравствуй!
Здравствуй! кстати ты пришел.
А что такое?
Я тебе скажу
Сейчас.
Должно быть, ты узнал
Пристанище богатого жида
Или, что всё равно, еретика.
Веселье на лице твоем блистает!
Так точно, ревностный служитель веры,
Я отгадал, что хочешь ты сказать.
Ты отгадал. Знавал ли прежде
Ты дона Алвареца, у него
Воспитывался юноша Фернандо…
Он еретик! он верит Лютеру,
И чтит его!.. сегодня он убил
Дочь Алвареца в доме у меня.
Я спас ее от хищников, но, боже!
Не мог спасти от острого кинжала!
Его сыскать нам надо и вести
На казнь преступника двойного!
Он труп несчастной девушки
Понес с собой!.. да! я его найду,
Я по следам его пойду кровавым,
И жизнию заплотит он…
Конечно!
Да, кажется, я на дороге встретил
Убийцу… но случайно не заметил,
Что нес он мертвую, так быстро
Он шел!.. так страшен он казался!
Дай руку мне! клянись быть заодно…
Возьми с моей рукою обещанье…
Быть заодно во всяком случае!
А разве ты виновен в чем-нибудь?
Нет! нет! ведь знаешь ты: мы вечно правы.
Брось шутки! ты тут не виновен?
Нет! нет! но если б даже был…
Без если, просто:
Как с другом говори…
Да нет!
Простее!
Скажи: невинен ты?
Как голубь!
Вот так! ха! ха! ха! ха! давай бумаги;
За друга всем готов душой и телом
Пожертвовать. А еретик Фернандо
Погреется у нас, пока
Охолодеет прах его проклятый;
Я напишу, как ты мне говорил,
А там и в суд с убивственной бумагой!
Умен был тот, кто изобрел письмо.
Перо терзает иногда сильнее,
Чем пытка! — чтобы уничтожить царство,
Движения пера довольно, даже рай
Дает перо отца святого папы;
Ты веришь в эту власть?
Как в добродетель!
Итак, начну писать я свой донос.
На этом месте кровь ее текла!
Вот пятна! вот одно, другое!..
Впервые мне на кровь глядеть ужасно,
Впервые сердце бьется и трепещет,
И волосы невольно дыбом
Встают при мысли о убийстве!..
Жалеть ли мне Эмилию? — да что ж?
Всем должно умереть!.. но если тень
Ее предстанет мне во мгле ночной,
Как говорила дева, если я
Преследуем, терзаем буду
Ее рукой холодною повсюду,
Как совестью мятежной, если
Кровавое пятно и день и ночь
Глазам бессонным станет представляться?..
Как? я боюсь? — Соррини стал бояться!
Кого? — себя!.. стыдись… нет теней!
Нет призраков; могила слишком крепко
Свою добычу держит, чтоб она
Могла исторгнуться из рук ее сырых!
Но совесть! — совесть вздор! однако ж… как, Соррини?
Ты совести боишься, и давно ль?
Я презираю эту кровь как совесть.
Донос готов!
Я подписал!
И я!..
Идем!
Ужель донос подать боишься,
Товарищ; ты дрожишь!..
От радости!
Вот всё мое оружие, пойдем.
И горе!
Врагам закона нашего и нашим!
Пощады нет; клянемся!
Нет пощады!
Какое же мучение избрать,
Чтобы мой еретик почувствовал
Всю тягость наших рук, всю тягость
Закона для отступника? — не сжечь ли?
Он оскорбил закон, он осквернил мой дом.
Нет, четверить.
Свинца кипящего
Ему влить в горло.
Или на гвоздях
Его заставить спать.
О, если б он имел
Сто жизней, я бы каждую иным,
Ужаснейшим терзаньем истощил!..
Однако цель моя достигнута!..
Действие пятое
Сцена I
(Дом Алвареца — стол.) (Свеча на столе.) Алварец (сидит у стола)Итак, она бежала от меня
С Фернандо — убежала с негодяем!
Как я тебе сегодня объяснила;
Зачем ты не хотел позволить ей
За этого бродягу выйти замуж?
Так не хочу же плакать об негодной,
Неблагодарной!..
Плачь, нет, плачь!
Об дочери такой нельзя не плакать!
И как она была привязана ко мне!
Да! это видно!..
Где тут стыд?
Покрыть седые волосы отца
Бесчестьем, посмеяться над отцом,
Любовницею быть бездомного бродяги,
В таких летах… А! это слишком много!..
Нет! звери благородней! звери лучше!..
Побереги себя!..
Пускай она с Фернандо,
Как нищая, под окнами блуждает:
Я отвергаю от себя ее!
Эмилия не дочь мне; пусть она
Найдет отца себе другого; я отвергнул
Бесстыдную от сердца своего.
Когда б она пришла к моим дверям,
Усталая, голодная, худая,
Как смерть, когда б она просила
Кусочка хлеба у меня, и этого
Я б не дал ей; пускай она умрет
На обесчещенном моем пороге!..
Ты болен, друг! — не хочешь ли прилечь?
Так, мне покой необходим теперь,
Я чувствую, что я совсем расстроен.
Бедняк ведь точно весь измучен.
Боже!
Зачем ты дал мне дочь, зачем послал
Ты с ней бесчестье на главу мою?
О! накажи ее! прошу тебя,
Молю тебя! — Из древнего семейства —
И так бежать с Фернандо! — ныне вижу:
Я воскормил змею в дому своем…
Что делает теперь любезный патер
Соррини? — верно, он уж сорвал
Цветок невинности и наслажденья!..
Пришлет ли он еще подарок мне,
Его сотруднице!.. конечно, он пришлет;
Мне кажется, что начинаю я
Жалеть о бедной жертве сластолюбья!
А я была ведь главною причиной?
О! совесть! для чего терзать меня
Некстати? — прежде бы терзала;
Теперь помочь едва ли могут люди!
Нет, не могу я видеть этот жемчуг
И камни дорогие! — руки, пальцы
Мои дрожат, когда я их держу;
Какая-то невидимая сила
Весь этот жемчуг превращает в слезы;
Прочь! прочь!..
Как мог меня прельстить
Подобный гадкий жемчуг?.. совесть! ты
Не хочешь покидать моей души?..
Зачем теперь? что пользы для тебя?..
Угодники святые, помогите!
Молитвою, постом, богатым подаяньем
Загладить я хочу проступок свой,
Лишь дайте сон мне, дайте мне покой!
Жена! послушай! здесь блуждают тени,
Мне кажется… сейчас я видел что-то,
Я слышал голос… голос мне знакомый!..
Мне дурно…
Успокойся, друг мой.
Где тени? — теней не бывало здесь!
Твоя печаль, твое воображенье,
Быть может, эти призраки рождает!
Мне дурно.
Эй, слуга! воды,
Воды!.. как можно поскорее.
Жена! я говорю, здесь бродят тени;
Ужель ты не слыхала голос томный?
Ужель ты не могла приметить их?
Твои глаза от слез устали!
Как?
Нет! я не плакал, и не стану плакать!..
Я проклинаю дочь свою.
Мне страшно!..
Есть мертвецы, есть тени, говорят
Ученые монахи… мы должны
Им верить… это, право, страшно!
Ну, если умерла Эмилия…
Ну, если в эту самую минуту
Ее душа рассталась с нею… если…
Что говорит он! Небо!
Нет! за гробом
Проклятие отцовское не тронет!
За гробом есть другой отец!.. прощаю
Тебя, когда тебя не будет
Между живых… пусть тень твоя не бродит
Вокруг меня, не отгоняет сон
От глаз моих, пусть ужас не подымет
Седые волосы, покрытые тобою
Стыдом и поношеньем — нет! в могиле
Проклятие отцовское не тронет!
Там есть другой судья… прощаю,
Прощаю, дочь моя… о небо! небо!
Ах!.. всё пропало!
Что такое значит?..
Чья кровь? чье это тело?
Кто она? кто ты?
Я дочь тебе принес.
Эмилия!.. — мертва?
Мертва!
Так ты ее убийца!
Я!..
Так ты!.. О, если б я имел довольно силы,
Чтоб растерзать тебя! ты, похититель,
Убийца… и с такой холодностью!
Принес сюда… о, милое созданье!
Дочь! дочь моя! и кровь ее течет…
И я!..
Не правда ли, она прекрасна?..
Чего ты ждешь? ступай хоть в ад,
Но прочь от глаз моих, убийца! Кровь ее,
Пока ты здесь, течи не перестанет…
О, если бы не слаб я был… прочь, демон,
Прочь, прочь от дочери моей!
Я здесь остаться
Решился…
Ты решился?
Да! в живых
Она была твоя… — теперь моя!
Геройским преступленьем я купил
Кровавый этот труп… он мой!.. смотри
На эти бледные черты и отрекись
От дочери…
Так подожди! ты скоро
Меня увидишь!.. тигр, змея коварства!
Я средство отыщу тебе отметить,
Я инквизицию на помощь призову!
Кто не боялся уничтожить это,
Того ничто не испугает в мире!..
Он запер двери! ха! ха! ха! прекрасно,
Старик, исполнил ты мое желанье!
Я с нею быть хочу наедине…
Как с другом… духи тишины!
Вы будете свидетелями свадьбы
Моей… здесь я клянусь любить
Ее одну, что б ни было… вы, стены,
Смотрите на Эмилию мою
И плачьте, если можете вы плакать!
Бледна! бледна! — мертва!..
Ты мне простишь? не правда ли, мой ангел?
Я спас тебя!.. смотрите: улыбнулась!
Улыбкой смерти, сладкою улыбкой!
Рука ее как лед!
Позволь поцеловать!
О, как приятно мертвых целовать!..
Что ежели отрежу я косму
Волос, и с ней умру, не легче ль будет мне
Терпеть последние мученья тела?
Залог ее любви! как я велик!
Пожертвовал собой, своей душой,
Пожертвовал таким созданьем, чтоб
Освободить Эмилию, хоть вечно
Я не увижусь с ней!.. один! один!
Как жил, так и умрешь, Фернандо.
Зачем же небо довело меня
До этого? Бог знал заране всё:
Зачем же он не удержал судьбы?..
Он не хотел! —
Эмилия!
Теперь как прежде всеми ты забыта.
Но я с тобой!..
Кровь на груди засохла!..
И предадут ее сырой земле;
Глаза, волшебные уста, к которым
Мой дерзкий взор прикован был так часто,
И грудь, и эти длинные ресницы
Песок засыплет, червь переползет без страха
Недвижное, бесцветное, сырое,
Холодное чело… никто и не помыслит
Об том… и может быть над той
Могилой проклянут мое названье,
Где будет гнить всё, что любил я в жизни!..
О! я тебя навеки потерял!
Рай не отдаст божественный твой образ
Душе моей; я навсегда простился
С тобой, когда удар судьбы свершился!
Я сам разрушил… сам отвергнул, сам
Свою надежду уничтожил… о! прощай!
Прощай! прощай! ты спящий ангел!..
Бледна! бледна!.. мертва…
Он здесь! Фернандо наш возлюбленный!
Здесь еретик! схватите поскорей!
Свяжите руки!
Что вам надобно?
Ты на костре пылающем увидишь,
Что хочет инквизиция святая!
За что?
Мы не привыкли отвечать, за что!
Свяжите.
Я не дамся.
Мы увидим!..
Кто хочет жить?
Я знаю: ты не хочешь!
Вот для чего пришли мы за тобой!
Не думайте, что я боюся вас.
Я не хочу оставить этот труп!..
Прочь от меня. Своим присутствием
Вы оскверните это место. Посмотрите:
Она святей, чем все святые ваши!
Своею кровию она купила рай,
А ваши кровию других мечтают
Его купить… прочь! прочь отсюда!
Я не люблю пустое толковать,
Схватите же его!
Приди на помощь
Вторично, мой кинжал… кто будет первый?
Никто!.. да сколько вас?.. ужель один
Так страшен!
Что нам торопиться, други?..
Он не уйдет от наших рук наверно.
Пускай придет отец Соррини сам:
Он нас прислал… пусть он с ним справится;
А из чего нам жертвовать собой!
Что если брошусь я на них, как тигр,
И всех в крови к ногам своим повергну?..
Но нет! — зачем лишить их бренной жизни,
Зачем лишить того, что им бесценно?
Я здесь один… весь мир против меня!
Весь мир против меня: как я велик!..
Фернандо!
Что?
Против тебя донос есть.
Немудрено!
И суд уж подтвердил,
Чтоб взять тебя.
Где суд в Испании?
Есть сборище разбойников!..
А ты,
Ты не разбойник?
Нет.
А это что?
Я спас ее!.. она меня любила,
Любила!.. о! знавал ли ты любовь?
Нет, не знавал!.. как воск бы ты растаял,
Взглянув на эти бледные черты!
Она меня любила!.. как еще любила!..
Не о любви пришел я говорить:
Ты обвинен, что веришь Лютеру
И всем еретикам; вот для чего
Пришли мы взять тебя, мой друг;
Ты веришь в Лютера?
Как странно:
Без пытки спрашивает он меня!
Я верю, что есть бог!..
Что папа
Наместник бога?
Кто его поставил?
Так ты не веришь?
Разве бог велел
Вам жечь людей?
Он еретик! он еретик!
Зачем его вы тотчас не связали?
Не сладили.
Так смел он защищаться?
Ты должен умереть, мой друг.
Я это знаю!
Я это знал давно… и ты умрешь!..
О! не хвались своей минутной властью!
Вот образ смерти.
Если рок Эмилию
Не пощадил, то пощадит ли вас?..
Ты слышал приговор, итак, сдавайся!..
Соррини, здравствуй! верно, ты пришел
Последний миг страдальца усладить!
Не бойся! Я тебе не сделаю
Вреда! я прежнее забыл.
Я совершил свое. Предоставляю
Тебя раскаянью и совести.
Не вечно спят они. Граница есть
Всему… но полно уж об этом!
Глупец, ты смеешь угрожать?
Соррини!
Ты победил… но просьба есть одна:
Исполни… если ты ее исполнишь,
То на костре я буду за тебя
Молиться, в лютой пытке буду имя
Твое благословлять.
Скажи мне, что такое!
Скажи мне… если только можно!..
Ты видишь этот черный пук волос!
Пускай они сгорят со мной. Сегодня
Я их отрезал с головы ее!
Пред смертью не снимайте их с меня;
Они вам не мешают.
Нет, нельзя!
Никак нельзя.
Последняя мольба!
Поверь мне, эти волосы никак
Тебе не помешают слышать крики
Мои, которые железо пытки
Исторгнет!..
Нет! никак нельзя!..
Их вид твои страданья облегчит,
Но этого не хочет суд.
Соррини!
Ты хочешь…
Я хочу, чтоб ты повиновался!
Служители! еретика схватите
Сейчас, и волосы из рук его
Нечистых вырвите. Канатами свяжите
Преступника! — Он слышал приговор,
И глупо мешкать…
ты заплотишь мне;
Узнаешь, что Соррини мстить не хуже
Тебя умеет: впрочем мы виновны оба, —
А кто взял верх, тому и слава!
Издохни!
Помогите!
Жив!
Я жив,
Чтоб насладиться муками твоими!
Перевяжите руку!
Ныне вижу,
Что не исполнил ты свое предназначенье
И меру всех твоих злодейств. Творец
Свидетель мне: хотел очистить землю я
От зверя этого… железо обмануло…
И он живет…презренный человек!
Он отвратительнее для меня,
Чем все орудья пытки.
Прочь, неверный
Металл! ты мне служил как люди:
Помог убить невинность, притупился
О грудь злодея,
прочь, изменник!
Теперь он безопасен нам! схватите,
Свяжите!
Как мы мешкаем! — о! сердце
Мое трепещет, хочет увидать
Огонь, где этот еретик погибнет!
Во имя бога! дети! ну, ступайте!
Чтоб он не вырвался! держите крепче!..
Не бойтесь! я не стану вырываться.
Кто отослать хотел на небеса
Такого ангела,
заслуживает тот
Ужаснейшую казнь!..
Впустите! поскорее!
Мой сын! Фернандо! где он? где он? где он?
Фернандо, ты мой сын! недавно я
Узнал. Раввин мне объявил. — Что сделал ты?
Нашел! — и вновь теряю навсегда!
Мой сын! мой сын! о небо!
Я твой сын!
Старик… неправда! говори: неправда!
Что пользы мне найти отца в подобный час?
Старик… ты обманулся! я не сын твой,
Никто не требуй больше от меня любви.
Нет! я тебя спасу!
О! Господин!..
Я сожаленья не прошу — у христиан,
Я знаю, господин, оно проступок!
Но вся моя казна твоя!
Вот здесь червонцы!..
Спаси его! позволь ему бежать!
Он сын мой!.. за него я всё отдам.
Встань! встань! не унижай себя пред ним,
Будь горд, как я, — иль ты не мой отец!
Встань! — и учися ненавидеть презирая.
Возьми мое богатство, всё! — оно
Перед тобой… я дочь еще имею!..
Старик, молчи! — когда б я не был связан,
Я б рот тебе зажал…
Помилуй!..
Нет!
На казнь?..
Ну что ж?
Иди вперед.
Прощайте!
Ну, что ты?
Увели! — нельзя ль помочь!
Попробую! все средства не исчезли!
В суде имею я довольно власти.
Да ты еврей — ага!.. зачем ты здесь?
О погоди! — я и с тобою справлюсь.
Ушел! — и деньги взял, и сына взял,
Оставил с мрачною угрозой!.. о творец!
О бог Ерусалима! — я терпел —
Но я отец! — Дочь лишена рассудка,
Сын на краю позорныя могилы,
Имение потеряно… о боже! боже!
Нет! Аврааму* было легче самому
На Исаака* нож поднять… чем мне!..
Рвись сердце! рвись! прошу тебя — и вы
Долой густые волосы, чтоб гром
Небес разил открытое чело!
Сын! дочь! имение! червонцы!
Всё, всё!..
потеряно навек!
О горе! горе мне! о горе! горе!
Везде одно отчаянье да казни;
Конечно этот человек не мало
Имел несчастья.
Да! как волосы он рвал!
Он жид, однако ж я его жалею!..
Приметил ли, когда нас посылал
Дон Алварец за телом дочери,
Как он едва держался на ногах,
И крупная слеза катилась по щеке?
Да, это приключенье занимает
Весь город!
Мир душе твоей, девица!..
Ей пышные готовят похороны,
Я слышал.
Вот чего не понимаю!
Не всё ль равно усопшему, в парче
Или в холсте он будет съеден червем?..
Так принято.
Вот брачная постель твоя,
Красавица!
Куда была она прекрасна!..
Хоть я привык к таким работам, а теперь
Мне как-то жалко, как-то тяжело
На сердце.
Полно тут болтать! за дело!
Пойдем… вот так! смотри, держать ровнее!
Сцена II
(Улица в городе близко жилища Алвареца.) (Народ.) 1-й испанецА! здравствуй! добрый день! ты слышал ли
Печальную историю Фернандо.
Он в город приведен сегодня, взят
В тюрьму; уж суд над ним окончен;
Костер стоит готов — я видел сам;
У нас не любят очень долго мешкать,
Когда какой-нибудь монах обижен;
Сейчас сожгут, хотя не виноват.
Однако же Фернандо виноват, зачем
Он бедную Эмилию зарезал;
Жестокосердый!.. нет! пускай горит он.
Он смерть предпочитал позорной жизни,
И думал сделать ей добро, не зло!..
Народ валит толпой, чтоб посмотреть,
Как умирает человек.
Кто скажет,
Что эти люди сами смертные?
О, помогите удержать ее!..
До самого до города она
Всё так бежала… я измучилась!
Ноэми! ах! — она сошла с ума.
Пусти меня! — мой брат! мой брат! мой брат!
Куда ты?.. я тебя люблю, люблю так нежно.
Закон — тиран! — какой уродливый
И гадкий вид! — дай руку мне! — о, нет:
Как? — эти пальцы пахнут смертью!
Отдайте ожерелье мне назад…
Мой брат! мой брат! мой брат!
Я знала, он погибнет, Сара,
Пойдем домой.
Нет! так я не хочу!
О люди добрые! скажите мне,
Где брат мой?
Кто она?
Ах! сжальтесь!
Вы видите, она сошла с ума,
Никто ее не может удержать…
Когда бы все жиды с ума сошли,
Как эта девушка, нам было б лучше.
Где брат мой?
Бедная еврейка!
Вы думали, что я бедна — но мой отец
Стократ богаче вас — и в столько ж лучше.
Вы думали, что долго буду я
Стоять пред вами на коленах — так ошиблись!
Я буду петь, плясать и веселиться!
Прочь! прочь, вы, слезы! — вы лжецы!
Не плакать я хочу, но веселиться.
Прочь слезы — мой отец богат!..
Что говорит она? — всё бредит!
Мы бедные евреи!..
Как жалка!
Где он?
Пылает небо, люди гибнут,
Земля трепещет… там, в огне, в огне,
Мой брат! мой брат! — я не пойду к нему?
Пустите!..
Что ты делаешь,
Великий боже! образумь ее!
Всё кончилось! я был в суде, Фернандо
Ведут на казнь, его пытали долго,
Вопросы делали — он всё молчал, ни слова
Они не вырвали у гордого Фернандо —
И скоро мы увидим дым и пламя.
Пойдемте посмотреть на казнь Фернандо!..
Чья казнь! —
Я… слышала, Фернандо.
Мой брат! что ж? смейтесь! — казнь и смерть!..
Как это больно!
Помогите ей!
Воды! — я заклинаю богом, помогите.
Она еще тепла… о демоны, не люди!
Что я могу, бессильная старуха?
О, помогите, помогите ей!
Жидовка умереть одна не может?
Пускай она издохнет!.. И Фернандо,
Как говорят, был сын жида.
Он сын
По крайней мере человека — ты же камень!
Проклятье на тебя, кто б ни был ты!
Ноэми! ты оставить хочешь нас!
Ужасная судьба отца, и дочь, и сына
В одну минуту потерять!
Фернандо!..
Прелестные черты! когда б печаль
И смерть не истощили их
Красы до половины — что за бледность!
Свинцу подобны сделалися губы,[5]
Menschen und Leidenschaften[6]*
(Ein Trauerspiel)
Посвящается:Тобою только вдохновенный,
Я строки грустные писал,
Не знав ни славы, ни похвал,
Не мысля о толпе презренной.
Одной тобою жил поэт,
Скрываючи в груди мятежной
Страданья многих, многих лет,
Свои мечты, твой образ нежный;
На зло враждующей судьбе
Имел он лишь одно в пре<д>мете:
Всю душу посвятить тебе,
И больше никому на свете!..
Его любовь отвергла ты,
Не заплативши за страданье.
Пусть пред тобой сии листы
Листами будут оправданья.
Прочти — он здесь своим пером
Напомнил о мечтах былого.
И если не полюбишь снова,
Ты, может быть, вздохнешь об нем.
(Действие происходит в деревне Громовой.) (обратно)
Действие первое
Явление 1
(Утро.) (Стоит на столе чайник, самовар и чашки) Дарья. Что, Иван, сходил ли ты на погреб? Там, говорят, всё замокло от вчерашнего дождя… Да видел ли ты, где Юрий Николаич? Иван. Ходил, матушка Дарья Григорьевна, — и перетер всё что надобно — а барина-то я не видал — вишь ты — он, верно, пошел к батюшке наверх. — Дело обыкновенное. — Кто не хочет с родным отцом быть — едет же он в чужие края, так что мудреного… А не знаете ли, матушка, скоро мы с барином-то молодым отправимся или нет? Скоро ли вы с ним проститесь? Дарья. Я слышала, барыня говорила, что через неделю. Для того-то и Николай Михалыч со всей семьей привалил сюда — да знаешь ли, вот тебе Христос — с тех пор, как они приехали сюда, с тех самых пор — (я это так твер<до> знаю, как то, что у меня пять пальцев на руке) — я двух серебряных ложек не досчиталась. Ты не веришь? Иван. Как не верить, матушка, коли ты говоришь. Однако ж это мудрено — ведь у тебя всё приперто — надо быть большому искуснику, чтоб подтибрить две серебряные ложки. Да! тут как хочешь экономию наблюдай и давай нам меньше жалованья и одежи и всё что хочешь — а как всякий день да всякий день пропажи, так ничего не поможет… Дарья. Это же вина всё на мне, да на мне, а я — видит бог — так верно служу Марфе Ивановне, что нельзя больше. Пускают этих — прости господи мое согрешение — в доме угощают, а сделалась пропажа — я отвечаю. Уж ругают, ругают! (Притворяется плачущею.) Иван. А можно спросить, отчего барыня в ссоре с Н<иколаем> М<ихалычем>? Кажись бы не отчего — близкие родня… Дарья. Не отчего? Как не отчего? Погоди — я тебе всё это дело-то расскажу. (Садится.) Вишь ты: я еще была девчонкой, как Марья Дмитревна, дочь нашей боярыни, скончалась — оставя сынка. Все плакали как сумасшедшие — наша барыня больше всех. Потом она просила, чтоб оставить ей внука Юрья Николаича — отец-то сначала не соглашался, но наконец его улакомили, и он, оставя сынка, да и отправился к себе в отчину. Наконец ему и вздумалось к нам приехать — а слухи-то и дошли от добрых людей, что он отнимет у нас Юрья <Николаича>. Вот от этого с тех пор они и в ссоре — еще… Иван. Да как-ста же за это можно сердиться? По-моему так отец всегда волен взять сына — ведь это его собственность. Хорошо, что Н<иколай> М<ихалыч> такой добрый, что он сжалился над горем тещи своей, а другой бы не сделал того — и не оставил бы своего детища. Дарья. Да посмотрела бы я, как он стал бы его воспитывать — у него у самого жить почти нечем — хоть он и нарахтится в важные люди. Как бы он стал за него платить по четыре тысячи в год за обучение разным языкам? Иван. Э-эх! матушка моя! — есть пословица на Руси: глупому сыну не в помощь богатство. Что в этих учителях. Коли умен, так всё умен, а как глуп, так всё — напрасно. Дарья (с улыбкой). А я вижу и ты заступаешься за Н<иколая> Михалыча — он, видно, тебя прикормил, сердешный; таков-то ты, добро, добро. Иван (в сторону). По себе судит. (С гордым видом)Я всегда за правую сторону заступаюсь и положусь на всю дворню, которая знает, что меня еще никто никогда не прикармливал. Дарья. Так и ты оставляешь нашу барыню. Хорошо, хорошо, Иван (топнув ногой) — так я одна остаюсь у нее, к ней привязанная всем сердцем — несчастная барыня (притворяется плачущею). Иван (в сторону). Аспид!Явление 2
(Входит Василиса с молошником.) Василиса. Пожалуйте, Дарья Григорьевна, барышням сливок — вы прислали молока, а они привыкли дома пить чай со сливками, так не прогневайтесь. Дарья. Они у вас всё сливочки попивали! (В сторону) Видишь, богачки! (Ей) У меня нет сливок, теперь пост — так я не кипятила. Василиса. Я так и скажу? Дарья. Так и скажи! ну чего ждешь! я тебе сказала, что у меня нет. (Василиса уходит.) (Она продолжает) Экие какие спесивые — ведь голь, настоящая голь, а туда же, сливок да сливок — ради, что к тем попали, где есть сливки. Пускай же знают, что я не их слуга! Экие какие!..Явление 3
(Николай Михалыч, Василий Мих<алыч> входят.) Ник<олай> М<ихалыч> (Дарье.). Здравствуй, Дарья!.. Дарья. Здравствуйте, батюшка! Хорошо ли почивали?.. Ник<олай> М<ихалыч>. Хорошо — да у вас что-то жарко наверху. Послушай! пошли мне моего человека. Дарья (Ивану). Пошли! Что ты стоишь? (Он уходит.) Никол<ай> М<ихалыч> (брату). Посмотри-ка, брат, как утро прекрасно, как всё свежо. Ах, я люблю ужасно это время, пойдем прогуляться в саду, пойдем… Василий М<ихалыч>. Изволь — я готов. (Уходят. Дарья отворяет им дверь.)(Дарье) Подай нам чаю в сад! — слышишь? Дарья. Каковы! — принеси им туда чаю — как будто я их раба. Как бы не так. Так не понесу же им чаю, пускай ждут или сами приходят. О-ох, время пришло, времечко — всякой командует!Явление 4
(Квартира Заруцкого в избе.) (Ребятишки на полатях. Люлька и баба за пряжей в углу.) Заруцкий (сидит за столом, на котором стоит бутылка и два стакана. Он в гусарском мундире). Вот, кажется, я нашел еще товарища моей молодости. Как полезно это общественное воспитание! — на каждом шагу жизни мы встречаем собратий, разделявших наши занятья, шалости, которые милы бывают только пока мы молоды. Как старое воспоминание, нам любезен старый друг. (Молчание.) А Волин был удалой малый, ни в чем никому не уступал, ни в буянстве, ни в умных делах и мыслях, во всем был первый; и я завидовал ему! Но он скоро будет — я послал сказать ему, что старый его приятель здесь. Посмотрим, вспомнит ли он меня? (Пьет.) Славное вино. То-то попотчеваю. (Берет гитару и играет и поет. Гитара лежала на столе.) Или 1Если жизнь тебя обманет,*
Не печалься, не сердись,
В день уныния смирись,
День веселья, верь, настанет.
Сердце в будущем живет,
Настоящее уныло,
Всё мгновенно, всё пройдет:
Что пройдет, то будет мило…
Смертный, мне ты подражай!*
Наслаждайся, наслаждайся,
Страстью пылкой утомляйся,
А за чашей отдыхай. (Пьет.)
Явление 5
Юрий. Заруцкий… как неожиданно… Заруцкий. Давно, брат Волин, не видались мы с тобой. Я ожидал тебя и знал наверно, что ты меня не забыл — каков же я пророк. Юрий. Как ты переменился со время разлуки нашей — однако не постарел и такой же веселый, удалой. Заруцкий. Мое дело гусарское! — а ведь и ты переменился ужасно… Юрий. Да, я переменился — посмотри, как я постарел. О, если б ты знал все причины этому, ты бы содрогнулся и вздохнул бы. Заруцкий. В самом деле, чем больше всматриваюсь — ты мрачен, угрюм, печален — ты не тот Юрий, с которым мы пировали бывало так беззаботно, как гусары накануне кровопролитного сраженья… Юрий. Ты правду говоришь, товарищ, — я не тот Юрий, которого ты знал прежде, не тот, который с детским простосердечием и доверчивостию кидался в объятья всякого, не тот, которого занимала несбыточная, но прекрасная мечта земного, общего братства, у которого при одном названии свободы сердце вздрагивало, и щеки покрывались живым румянцем — о! друг мой! — того юношу давным-давно похоронили. Тот, который перед тобою, есть одна тень; человек полуживой, почти без настоящего и без будущего, с одним прошедшим, которого никакая власть не может воротить. Заруцкий. Полно! полно! — я не верю ушам своим — ты что ли, это ты говоришь? Скажи мне, что с тобою сделалось? Объясни мне — я, чорт возьми, ничего тут не могу понять. Из удальца — сделался таким мрачным, — как доктор Фауст! Полно, братец, оставь свои глупые бредни. Юрий. Не мудрено, что ты меня не понимаешь — ты вышел 2-мя годами прежде меня из пансиона и не мог знать, что со мной случалось… Много-много было без тебя со мною, ах! слишком много! (Начинает рассказ. Заруцкий закуривает трубку… ) Заруцкий. Да что ж могло с тобою быть? Несправедливости начальства, товарищей? и ты этого в 6 лет не мог забыть? полно, полно, — что-нибудь друго<е> томит и волнует твою душу. Глаза чернобровой красавицы, par exemple.[7] Юрий. Нет — совсем нет! — что за смешная мысль! ха-ха-ха!.. (Молчание.) Заруцкий. Да что же! Мне любопытно знать!.. Кстати, выпей-ка стакан! (Взяв за руки) Не знаю, чем тебя мне угостить, дорогого гостя… Юрий (выпив). Помнишь ли ты Юрия, когда он был счастлив; когда ни раздоры семейственные, ни несправедливости еще не начинали огорчать его? Лучшим разговором для меня было размышленье о людях. Помнишь ли, как нетерпеливо старался я узнавать сердце человеческое, как пламенно я любил природу, как творение человечества было прекрасно в ослепленных глазах моих? Сон этот миновался, потому что я слишком хорошо узнал людей… Заруцкий. Вот мы, гусары, так этими пустяками не занимаемся — нам жизнь — копейка, зато и проводим ее хорошо. Юрий. Без тебя у меня не было друга, которому мог бы я на грудь пролить все мои чувства, мысли, надежды, мечты и сомненья… Я не знаю — от колыбели какое-то странное предчувствие мучило меня. Часто я во мраке ночи плакал над хладными подушками, когда вспоминал, что у меня нет совершенно никого, никого, никого на целом свете — кроме тебя, но ты был далеко. Несправедливости, злоба — всё посыпалось на голову мою, — как будто туча разлетевшись упала на меня и разразилась, а я стоял как камень — без чувства. По какому-то машинальному побуждению я протянул руку — и услышал насмешливый хохот — и никто не принял руки моей — и она обратно упала на сердце… Любовь мою к свободе человечества почитали вольнодумством — меня никто после тебя не понимал. Однако ж ты мне возвращен снова! не правда ли?.. Заруцкий. О государь! наш мудрый государь! если бы ты знал, каким гидрам, каким чудовищам, каким низким нравственным уродам препоручаешь лучший цвет твоего юношества — но где тебе знать? — один бог всеведущ!.. Чорт меня дери, если я не изрублю этого… злодея, когда он мне попадется — он многих сделал несчастливыми. Продолжай! друг мой!.. Юрий. Потом — ты знаешь, что у моей бабки, моей воспитательницы — жестокая распря с отцом моим, и это всё на меня упадает. Наконец я тебе скажу — не проходит дня, чтобы новые неприятности не смущали нас, я окружен такими подлыми тварями — всё так мне противуречит… Заруцкий. Эх! любезный, чорт с ними!.. всех не исправишь! Юрий. Еще — (берет его за руку) знаешь ли? — Я люблю… Заруцкий. Ну так, без этого не обойтиться? В кого, скажи мне, в кого ты влюблен. Я помогу тебе — на то и созданы гусары: пошалить, подраться, помочь любовнику — и попировать на его свадьбе. Юрий. На свадьбе? — кровавая будет свадьба! Она никогда не будет мне принадлежать, зачем же называть ее — я хочу погасить последнюю надежду — я не хочу любить, — а всё люблю!.. Заруцкий. Послушай, брат, знаешь ли, я сам люблю и не знаю, любим ли я; мне стало жалко тебя, ты очень несчастлив. Послушай! зачем ты не пошел в гусары? Знаешь, какое у нас важное житье — как братья, а поверь, куда бабы вмешаются, там хорошего не много будет! Юрий (в сторону). О если б ты знал, что я люблю дочь моего дяди, ты не сравнивал бы себя со мною. (Вслух) Я еду в чужие края — оставляю всех — родину — может быть, это поможет моему рассеянью. Заруцкий. Твой отец здесь и дядя и кузины… их две?.. Юрий (с приметным смущением). Да… да — они все приехали со мной проститься!.. И мы с тобой снова расстанемся! Заруцкий. Твое воображение расстроено, мой милый, ты болен. Зачем тебе ехать от нас?Поверь мне, той страны нет краше и милее,*
Где наша милая иль где живет наш друг.
Явление 6
(Комната барышень. Любенька сидит и читает. Горнишная шьет платье, а Элиза перед трюмо. Все тихо.) Элиза (примеривая шляпу). Посмотрите, ma soeur,[8] как эта шляпка на мне сидит. Не правда ли, что прекрасно… Любовь. Да, это правда. (Положив книгу) Ах! если бы ты знала, какую прекрасную книгу я читаю. Элиза. А что такое, позвольте спросить? Любовь. Вудсток, или Всадник,* Вальтера Скотта! Я остановилась на том месте, когда Алина удерживает короля и полковника… Ах, как я ей завидую… Элиза. По мне ничего тут нет прекрасного. Пускай бы их сражались… да шею себе ломали… ха, ха, ха. — Какая дура твоя Алина!.. Любовь. У всякого свой вкус… Элиза. Кстати: помнишь ли, как мы были в Москве. Я танцовала с одним прехорошеньким, молодым мальчиком. Он мне писал письмо, познакомился с кузинами для меня… Любовь (с презрением). И ты приняла письмо? Элиза. Экая важность! я очень рада… Когда мы приедем опять в столицу — он на мне женится… А ты не хочешь замуж, душенька моя? — будь спокойна, не возьмет тебя никто. Любовь. Где ж нам с вами, большими барынями, равняться… ты любимая дочка, а… Элиза (как будто не слышит ее). Какое прекрасное время — пойду в сад… (Уходит.) Любовь. За что меня батюшка меньше ее любит, боже мой? Что я сделала?.. Неужели должна любовь отца разделяться не ровно!.. Кажется, я привязана к нему с такой же нежностью, как сестра моя, никогда не огорчала его непослушанием — никогда — никогда… Ах, если бы маменька была жива, если б было кому с участием, нежностью меня прижать к груди своей, я бы не жаловалась на судьбу мою. (Василиса служанка встает и уходит.) Как я помню ее последние слова «не плачь, дочь моя — что делать, если отец тебя не любит — молись, дочь моя — божеская любовь равна любви родительской!» И бледное болезненное лицо ее сделалось совершенно спокойно — как смерть!.. (Молчание.) Видно, мне вечно быть сиротой. Я смутно помню, что когда-то я была у Троицкой Лавры — и мне схимник предсказал много горестей. — О! святой старик, зачем твое предсказание исполнилось? (Она садится за книгу. Вдруг входит Заруцкий. Она в испуге вскакивает.)Явление 7
(Заруцкий подходит к ней.) Любовь. Чего вам надобно, милостивый государь — здесь — когда я одна — вы, верно, ошиблись комнатой, вы не сюда хотели взойти… Заруцкий. Нет, сударыня. Я точно там, где хотел быть… Это ваша комната… Любовь. Кажется… Заруцкий. Не пугайтесь — прошу вас — не пугайтесь… Люб<овь>. Мне нечего вас пугаться — только этот поступок очень удивителен… Зар<уцкий>. Если вы узнаете причины его — то, клянусь вам, не будете удивляться… если вы слыхали или чувствовали сами ту власть, которой покорствует всё в природе… то исполните мою просьбу… Любовь. Мне кажется, у вас никакой просьбы до меня, 17-летней девушки, не может быть, что я могу вам сделать… Заруцкий. Я гусар, а гусары говорят то, что думают: позволяете ли мне говорить откровенно? (Она в смущении молчит.) …Знавали ли вы страданья любви, вы носите ее имя, отвечайте, протекал ли огонь ее по вашим жилам?.. Любовь. Какой странный вопрос… Заруцкий. Знавали ли вы любовь?.. Любовь. Это слишком много, слишком дерзко — я не привыкла к таким разговорам — оставьте меня, — вы не хотите — я вам приказываю, не то я позову людей… ибо — я не хочу вам сделать эту неприятность. Оставьте меня. Заруцкий. …в последний раз заклинаю вас, скажите мне, любили ли вы какого-нибудь юношу, — одного на целом свете. Любовь (с досадою). Это слишком вольно, м<илостивый> г<осударь> — повторяю вам, если вы меня не оставите… Заруцкий (вскакивает как громом поражен). (В сторону)Итак, все надежды мои провалились сквозь землю… попробую еще… быть может, она мыслит, что Заруцкий ее любит — ах! счастливая мысль — еще есть спасенье. (Подходит к ней с спокойным видом.) Я обожаю — сестру вашу… Любовь. Что же вам до меня. Зачем тревожить мое спокойствие таким неожиданным приходом, зачем же вы пришли ко мне? Ваш поступок невозможно понять!.. Заруцкий. Я для того пришел к вам, чтобы вымолить, выплакать помощь — будьте уверены в чистоте моих желаний — я хочу, клянусь вам, хочу на ней жениться, — но — прежде — доставьте мне случай с ней говорить наедине, скажите ей, что она любима — страстно — столько, сколько гусар может любить. Я хочу узнать ее ближе, — вы будете свидетелем — умоляю вас — но что это значит? вы отворачиваетесь? — как можно отказываться сделать доброе дело, когда мы в состоянии. Любовь. Я не в состоянии этого сделать!.. Заруцкий. Как! имея доверенность сестры вашей, ее дружбу — и вы… Любовь. Вы ошибаетесь!.. я не имею ничьей доверенности, ничьей дружбы!.. Заруцкий. Итак — мне идти без надежды — а?.. Любовь. Нет — останьтесь… слушайте… поклянитесь мне, что вы во зло не употребите ее снисхождения… но чем вам клясться… нет… лучше… скажите мне, положив руку на сердце: — правда ли, что мужчины так злы и коварны, как их обвиняют — правда ли, что их душе ничего не стоит погубить девушку навеки… Заруцкий (подумав, решительно). Неправда… (Слышен шум.) Любовь…Я постараюсь убедить Элизу… но помните, что грешно будет употребить во зло мою и сестрину доверенность… слышите — она идет — бегите скорей, бегите… Заруцкий. Я буду надеяться. (Уходит.) (Чрез минуту входит Элиза.)Явление 8
Элиза. …Ах, какой смех! — Grand dieu! Grand dieu![9] кабы ты знала, Любанька, что там за шум внизу. — Марфа Ивановна так раскапризничалась — что хоть из дому беги!.. ужасть! — девок по щекам так и лупит — ха! ха! ха! ха! — стоит посмотреть — и за что? — Ах, дай отдохнуть — самая глупейшая глупость — ах! как я устала!.. после тебе расскажу!.. Любовь. …А у меня есть дело очень важное до тебя… и на твой счет… Элиза. Что такое? скажи, пожалуйста! скажи!.. Любовь. Пойдем со мной! (Уходят.) Конец 1-го действия (обратно)Действие второе
Явление 1
(Комната Марфы Ивановны. Она сидит на креслах, перед ней стоит Дарья.) Марфа Ив<ановна>. Как ты смела, Дашка, выдать на кухню нынешний день 2 курицы — и без моего спросу? — а? — отвечай! Дарья. Виновата… я знала, матушка, что две-то много, да некогда было вашей милости доложить… Марфа Ив<ановна>. Как, дура, скотина — две много… да нам есть нечего будет — ты меня эдак пожалуй с голоду уморишь — да знаешь ли, что я тебе сейчас вот при себе велю надавать пощечин… Дарья (кланяясь). Ваша власть, сударыня — что угодно — мы ваши рабы… Марфа Ив<ановна>. Что не было ли у вас какого-нибудь крику с Николай Михаловичем… Дарья. Нету-с — как-с можно-с нам ссориться — а вот что-с — нынче ко мне барышни присылали просить сливок, и у меня хоть они были, да… Марфа Ив<ановна>. Что ж ты, верно, отпустила им?.. Дарья. Никак нет-с… Марф<а> Ив<ановна>. Как же ты смела… Дарья. Добро бы с вашего позволения, а то вы почивали — так этак, если всяким давать сливок, коров, сударыня, не достанет… у нас же нынче одна корова захворала, и я, матушка, виновата, не дала, не дала густых сливочек… слыхано ли во свете без барского позволения?.. Марф<а> Ив<ановна>. Ну, так хорошо сделала… Не знаешь ли ты, где мой внук, молодой барин?.. Дарья. Кажется, сударыня, он у своего батюшки. Марф<а> Ив<ановна>. Всё там сидит. Сюда не заглянет. Экой какой он сделался — бывало прежде ко мне он был очень привязан, не отходил от меня, пока мал был — и напрасно я его удаляла от отца — таки умели Юрьюшку уверить, что я отняла у отца материнское именье, как будто не ему же это именье достанется… Ох! злые люди! Дарья. Ваша правда, матушка, — злые люди. Мар<фа> Ив<ановна>. Кто станет покоить мою старость! — и я ли жалела что-нибудь для его воспитания — носила сама бог знает что — готова была от чаю отказаться — а по четыре тысячи платила в год учителю… и всё пошло не впрок… Уж, кажется, всяким ли манером старалась сберечься от нынешней беды: ставила фунтовую свечу каждое воскресенье, всем святым поклонялась. Ему ли не наговаривала я на отца, на дядю, на всех родных — всё не помогло. Ах, кабы дочь моя была жива, не то бы на миру делалось, — не то бы… Дарья. Что это вы, сударыня, так сокрушаетесь — всё еще дело поправное — можно Юрья Николаича разжалобить чем-нибудь, а он уж известен, как если разжалобится — куда хочешь, для всякого на нож готов… Есть, Марфа Ивановна, поговорка: железо тогда и куется, пока горячо… Марфа Иванов<на>. Вот как врет — можно ли это — как его разжалобишь — он уже ничему не поверит… Дарья. Как, вашей милости у нас, рабов, об таких вещах спрашивать… вам ли не знать… Марфа Ив<ановна> (смотря кверху). Видит богоматерь, я не теряла молитв… постараюсь, попробую поступить по твоему совету, Дашка… да слушай, что они там ни будут говорить с отцом, всё узнавай и приходи сказывать мне… Дарья. Слушаюсь — уж на меня, Марфа Ивановна, извольте надеяться… Марф<а> Ив<ановна>. Ну я надеюсь: ты всегда мне верно служила… Дарья. Видит бог-с, не обманывала никогда и вечно в точности ваши приказанья исполняла… да и вашей милостью довольны. (Кланяется.) Марф<а> Ив<ановна>. Но вот уж через неделю Юрьюшка поедет — и я избавлюсь от этих несносных Волиных — то-то кабы дочь моя была в живых. (Молчание.) — Эй, Дашка, возьми-ка Евангелие и читай мне вслух. Дарья. Что прикажете читать? Марфа Ив<ановна>. Что попадется!.. (Дарья открывает книгу и начинает читать.) Дарья (читает вслух довольно внятно). «Ведяху со Иисусом два злодея. И егда приидоша на место, нарицаемое лобное, ту распяшу его и злодеев, оваго одесную, а другова ошуюю.* «Иисус же глаголаше: Отче, отпусти им: не ведают бо, что творят. Разделяюще ризы его и метаху жребия*»… Марфа Ив<ановна>. Ах! злодеи-жиды, нехристы проклятые… как они поступали с Христом… всех бы их переказнила, без жалости… нет, правду сказать, если б я жила тогда, положила бы мою душу за господа, не дала бы его на растерзание… Переверни-ка назад и читай что-нибудь другое… Дарья (читает). «Горе вам, лицемеры, яко подобитесь гробам украшенным, иже снаружи являются красны, внутри же полны суть костей мертвых и всякой нечистоты!.. Так и вы извне являетесь человеком праведни, внутри же есте полны лицемерия и беззакония*»… Марфа Иван<овна>. Правда, правда говорится здесь… ох! эти лицемеры! Вот у меня соседка Зарубова… такая богомольная кажется, всякой праздник у обедни, а намеднясь велела загнать своих коров и табун на мои озими, все потоптали — злодейка… Дарья. Да еще, сударыня, бранит вас повсюду по домам — такая змея… и людям-то своим велит на вас клепать нивесь что, мы хоть рабы, а как услышишь что-нибудь такое, так кровь закипит — так бы и вцепилась ей в волоса… Марф<а> Ив<ановна>. Продолжай… Дарья (читает). «Дополняйте же вы меру злодеяния отцов ваших. Змеи, порождение ехиднины, как убежите от огня и суда геенны?*» Марфа <Ивановна>. Не убежит она… Послушай, Дашка… возьми что-нибудь другое!.. Дарья. Из чьего Евангелия прикажете? Марф<а> Ив<ановна>. От Марка. Дарья. «Сего ради глаголю вам: вся, елика аще молящеся просите, веруйте, яко приемлете; и будет вам.* И егда стоите на молитве, прощайте, аще что имате на кого, да и отец ваш, иже на небесех, отпустит вам согрешения ваша…*» (Слышен громкий стук разбитой посуды, обе вздрагивают.) Марф<а> Ив<ановна>. Что это?.. верно мерзавцы что-нибудь разбили… сбегай-ка да посмотри!.. (Дарья уходит. Чрез минуту приходит.) Дарья. Ваша хрустальная кружка, с позолоченной ручкой и с вензелем… Марфа Ив<ановна>. …Она! Дарья. …В дребезгах лежит на полу… Марф<а> Ив<ановна>. Ах злодеи! кто разбил — кто этот окаянный?.. Дарья. …Васька — поваренок!.. Марф<а> Ив<ановна>. Пошли его сюда… скорей… уж я ему дам, разбойнику, березовой каши. (Дарья призывает его.) Марф<а> Ив<ановна>. Как ты это сделал, мерзавец… знаешь ли, что она 15 рублей стоит? — эти деньги я у тебя из жалованья вычитаю. Как ты ее уронил, — отвечай же, болван?.. Ну — что ж ты? Говори. (Мальчишка хочет говорить.) Как? ты еще оправдываться хочешь… эх! брат, в плети его, в плети на конюшню… (Мальчик кланяется в ноги.) Вздор! я этим поклонам не верю… убирайся с чортом, прости боже мое согрешение… (Мальчик идет.) Убирайся… (топнув ногой) …Моя лучшая кружка, с золотой ручкой и с моим вензелем!.. Нельзя ли, Дашка, ее поправить, склеить хоть как-нибудь… Дарья. Ни под каким видом нельзя-с. Марф<а> Ив<ановна>. Экая беда какая. (Входят Н<иколай> М<ихалыч> и Вас<илий> М<ихалыч> Волины. Дарья уходит с книгой.)Явление 2
Ник<олай> Мих<алыч>. Здоровы ли вы, матушка, нынче и хорошо ли почивали… я слышал, что вы долго не засыпали… Мар<фа> Ив<ановна>. Да, батюшка — мне что-то не спалось — я всё думала об моем Юрьюшке… как это он поедет путешествовать, я боюсь за него — вот вы, отцы, не так беспокоитесь об детях!.. а мне так грустно с ним расставаться… Ник<олай> Мих<алыч>. Неужели вы думаете, что мне легче. Вы ошибаетесь, позвольте мне сказать. Я сына моего не меньше вас люблю; и этому доказательство то, что я его уступил вам, лишился удовольствия быть с моим сыном, ибо я знал, что не имею довольно состояния, чтоб воспитать его так, как вы могли. Мар<фа> Ив<ановна> (к Вас<илию> Мих<алычу>). Что, батюшка! как ваше дело, что говорит сенат?.. Вас<илий> Мих<алыч>. Сенат-с? — до него еще дело не доходило. А всё еще кутят да мутят в уездном суде да в губернском правлении… такие жадные, канальи, эти крючки подьячие, со всей сволочью, что когда туда приедешь, так и обступят — чутье собачье! знают, что у тебя в карманах есть деньги… и вот уж пять лет тянется вся эта комедия… впрочем, для меня совсем не смешная, потому что я действующее лицо!.. Марф<а>Ив<ановна> (к Н<иколаю> М<ихалычу>). Знаете ли, Н<иколай> Мих<алыч>, я хочу, чтоб Юрьюшка ехал во Францию, а в Германию не заглядывал, — я терпеть не могу немцев! чему у них научишься!.. Все колбасники, шмерцы!.. Ник<олай> М<ихалыч>. Позвольте перервать речь вашу, матушка, немцы хотя в просвещении общественном и отстали от французов, то есть имеют некоторые странности, им приличные в обхождении, не так ловки и развязны, но зато глубокомысленнее французов, и многие науки у них более усовершенствованы, и Юрий, в его лета, очень даже может сам располагать собою, ему 22 года, он уже имеет чин — и проч… Вас<илий> Мих<алыч>. Позвольте спросить, Юр<ий> Ник<олаевич> поедет морем? Марф<а> Ив<ановна>. Сохрани бог!.. Нет, ни за что. Вас<илий> М<ихалыч>. Так ему надо ехать чрез Германию, иначе невозможно, хоть на карту взгляните. Марф<а> Ив<ановна>. Как же быть! А я не хочу, чтоб он жил с немцами, они дураки… Ник<олай> Мих<алыч>. Помилуйте! — у них философия преподается лучше, нежели где-нибудь! Неужто Кант был дурак?.. Марф<а> Ив<ановна>. Сохрани бог от философии! Чтоб Юрьюшка сделался безбожником?.. Ник<олай> М<ихалыч> (с неудовольствием). Неужели я желаю меньше добра моему сыну, чем вы? Поверьте, что я знаю, что говорю. Философия не есть наука безбожия, а это самое спасительное средство от него и вместе от фанатизма. Философ истинный — счастливейший человек в мире, и есть тот, который знает, что он ничего не знает.* Это говорю не я, но люди умнейшие… (Вас<илий> М<ихалыч> в тайном удовольствии) И всякий тот, кто хотя мало имеет доброго смысла, со мною согласится. Марф<а> И<вановна>. Стало быть, я его совсем не имею… это слишком самолюбиво с вашей стороны… уверяю вас!.. Ник<олай> М<ихалыч>. Лучше сами поверьте, что отец имеет более права над сыном, нежели бабушка… Я, сжалясь над вами, уступил единственное свое утешение, зная, что вы можете Юрия хорошо воспитать… Но я ожидал благодарности, а не всяких неприятностей, когда приезжаю повидаться к сыну… Вы ошибаетесь очень: Юрий велик уж, он сделался почти мужем и может понимать, что тот, кто несправедлив противу отца, недостоин уважения от сына… Я говорю правду, вы ее не любите — прошу вашего извинения, впрочем знайте, что я не похож на низких ваших соседей и не могу не говорить о том, что чувствую: я очень огорчен вашим против меня нерасположением… Но что ж делать, вы задели меня за живое: я отец и имею полное право над сыном… Он вам обязан воспитанием и попечением, но я ничем не обязан. Вы платили за него в год по 5 тысяч, содержали в пансионе, но я сделал еще для вас жертву, которую не всякий отец сделает для тещи, уж не говорю об имении… прошу извинить. Марф<а> Ив<ановна> (привстав). Как, и вы можете меня упрекать, ругать, как последнюю рабу, — в моем доме… Ах! (Упадает в изнеможении злобы на кресло и звенит в колокольчик.) Дашка, Дашка, — палку. Дарья. Сию минуту. (Приносит палку и выводит ее из комнаты под руку.) Ник<олай> Мих<алыч>. О боже мой! — может ли сумасшествие женщины дойти до такой степени!.. (Ходит взад и вперед.) Васи<лий> Мих<алыч> (подходит к нему). Вот что значит, братец, спорить с бабами! А отчего это всё, отчего не мог ты взять просто сына своего от нее: не хотел заплатить 3000 за бумагу крепостную. Ведь она тебе отдавала имение — что за глупое великодушие не брать! — или брать на честное слово, что всё равно. Вот она и сделала условие, что если ты возьмешь к себе сына, так она его лишит наследства, а тебя не сделала опекуном. Что, брат! видно поздно!.. Ник<олай> М<ихалыч>. Но ее слово, уверения брата ее — я почему мог отгадать, что они меня обманут?.. Вас<илий> М<ихалыч>. Что, скажи мне, ты шутишь? — честное слово! ха! ха! ха!.. Нынче это нуль по левую сторону единицы. (Уходят.)Явление 3
(Сад, сумерки, и луна на небе, налево беседка. Любовь в длинной черной шали в волосах и белом платье. С письмом в руке.) Любовь (читая). Он желает говорить со мною здесь наедине, в это время — что такое значит? Юрий хочет со мноюговорить — об чем? Между нами не может быть и не должно быть ничего такого, что бы нельзя было сказать при свидетелях. Однако ж я не должна опасаться, хотя говорят, что девушки должны бояться мужчин. Зачем мне бояться Юрия?.. Ах! часто, когда на меня устремлял он свои взоры неподвижные, светлые, — что-то чудное происходило в груди моей; сердце билось. Быть может, он в меня влюблен? — Нет! нет! — сему не случиться никогда! я не верю этой любви. Он не может на мне жениться, так на что ему безнадежною страстью себя мучить. Зеркало мне говорит, что я хороша собой, что могу нравиться, но он, он столько знал красавиц лучше меня. И если бы это было в самом деле, если я любима, то он должен столько уважать меня, он должен думать, что добродетель не позволит мне явно отвечать ему — к тому ж я, кажется, не показала ему ничего такого, что бы могло возбудить его страсти; неужели он приметил биение моего сердца. Ах! нет!.. он сам, Юрий, был со мной всегда мрачен, холоден, он вряд ли способен любить нежно… Но зачем ему было свидание?.. это письмо!.. не понимаю, чего хотел он… (Молчание.) Но вот луна взошла, всё тихо и прохладно — а он нейдет. (Молчание.) Как я глупо сделала, что пришла сюда, непонятное влечение управляло моими шагами. (Садится возле беседки.) Что если нас увидят вместе… моя честь погибла — о безумная!..Явление 4
Юрий (в плаще, без шляпы, тихими шагами подходит к ней и берет ее за руку). Любовь!.. вы здесь уже!. Любовь (испугавшись). Ах!.. Юрий. Вы испугались? Любовь. Нет… вы мне что-то хотели сказать — я готова слушать — со вниманием. Юрий. Да — я много хотел сказать вам… вы помните: с тех пор, как мы с вами знакомы, вы никогда не отказывались от маловажной и легкой для вас просьбы моей… теперь… я вас прошу дать мне честное слово, сказать мне правду, правду чистую — как ваше сердце… Любовь. Мое слово?.. Хорошо. (Смотрит ему в глаза.) Юрий (в сильном движении берет ее за руку). Прошедшую ночь, когда по какому-то чудному случаю я уснул спокойно, удивительный сон начал тревожить мою душу: я видел отца, бабушку, которая хотела, чтоб я успокоил ее старость насчет благополучия отца моего, — с презреньем отвернулся я от корыстолюбивой старухи… и вдруг ангел утешитель встретился со мной, он взял мою руку, утешил меня одним взглядом, одним неизъяснимым взглядом обновил к жизни… и… упал в мои объятья. Мысли, в которых крутилась адская ненависть к людям и к самому себе — мысли мои вдруг прояснились, вознеслись к небу, к тебе, создатель, я снова стал любить людей, стал добр попрежнему. Не правда ли, это величайшее под луною благодеяние? — И знаешь ли еще, Любовь, в этом утешителе, в этом небесном существе, — я узнал тебя!.. Ты блистала в чертах его, это была ты, прекрасная, как теперь… никто на свете, ни самый ад меня не разуверит!.. Ах! это была минута, но минута блаженная, — это был сон, но сон божественный!.. Послушай, Любовь, теперь исполни свое обещание, отвечай как на исповеди, может ли этот сон осуществиться… умоляю тебя всем, чем ты дорожишь теперь или когда-нибудь будешь дорожить — говори как на исповеди… знай, что одно твое слово, одно слово, может много сделать добра и зла… (Любовь в сильном нерешении.) И ты молчишь!.. Любовь… Любовь. Нет!.. Юрий. Как! Что нет, говори, что нет!.. Любовь. Сон твой никогда не сбудется!.. Юрий. Небо! — что она хочет делать?.. Скажи: да!.. (Молчание.) Отчего не хочешь сказать: да… это слово, этот звук мог бы восстановить мою жизнь, возродить меня к счастью! Ты не хочешь? — что я тебе сделал, за что так коварно мстишь мне, неужели женщина не может любить, неужели она не радуется, когда видит человека, ей обязанного своим блаженством, когда знает, что это стоит одного слова, хотя бы оно выходило и не от сердца… Скажи: да! Любовь. Нет. Юрий. И в тебе есть совесть?.. Любовь. Я не могу сказать: да. На что искушать тебя: моим ты никогда, никогда не будешь — узы родства, которые связывают нас вместе, разрывают сердца наши… забудь свои мечты! Ты не хочешь погубить бедную девушку, не правда ли? — так забудь свои безумные желанья, забудь их!.. (Молчание.)Ты поедешь в чужие края, разные, новые предметы развлекут твои мысли, тебе понравится другая… Юрий. Я не поеду… у ног твоих, я говорю тебе, у ног твоих счастье целой жизни человека — не раздави безжалостно!.. А если ты меня отвергнешь, — ах, — то верно никакая дева не будет больше мне нравиться — я окаменею, быть может, навеки. Любовь (садится на скамью возле беседки и сажает его). Посмотри, брат мой, как прекрасен взошедший месяц, какая тихая, светлая гармония в усыпающей природе, а в груди твоей бунтуют страсти, страсти жестокие, мятежные, противные законам. Посмотри на эти рассеянные облака, светлые как минуты удовольствий и мимолетные как они; посмотри, как проходят эти путники воздушные… (Она закрывает лицо платком.) Перестань страдать, друг мой, — полно!.. (В слезах упадает на грудь Юрия, который в сильном оцепенении сидит недвижно, глаза к небу.) Юрий (после долгого молчания)… Ах!.. (Берет ее руку, между тем слышна вдали песня русская со свирелью, и то удаляется, то приближ<ается>, в конце которой Юрий вскакивает, как громом пораженный, и отбегает от Любови.) Какие звуки, они поразили мою душу… кто их произвел… не с неба ли, не из ада ли… нет… но вот опять… опять… Всесильный бог!.. (Кидается к ногам Любови, которая встала со скамьи.) Пускай весь мир на нас обрушится: я люблю тебя. Скажи и ты: люблю!.. Любовь (через силу). Нет. (Хочет бежать.) Юрий (у ног ее). Не верю… не обманешь — я прочел в глазах твоих… только… я недоволен… скажи: люблю! Любовь (хочет что-то сказать… но вдруг останав<ливается>). Зачем тебе признанье, если ты прочел всё в глазах моих!.. Юрий (вскакивает с восторгом). Я любим — любим — любим — теперь все бедствия земли осаждайте меня — я презираю вас: она меня любит… она, такое существо, которым бы гордилось небо… и оно мне принадлежит! Как я богат!.. (К ней)Ты не знаешь, девушка, как много добра сделала ты в сию минуту… (обнимает ее). О, если бы мой отец видел это, как восхитился бы он взаимным пламенем двух сердец. Любовь. Твой отец!.. Что ты говоришь?.. Юрий (дрожащим голосом, уЮрийв <в> грудь). Да, да… ты говоришь правду, я не должен никому об этом сказывать, всё восхищение, вся сладость сих незабвенных минут должны остаться здесь, здесь в груди моей — всякий день я буду упиваться воспоминанием, ни одно горькое чувство ненависти и раскаяния не проникнет туда, где я схороню мое сокровище… (К Любови) Теперь один поцелуй на прощанье. (Целует ее.)О!!!.. я слишком счастлив для человека!.. (Завернувшись в черный плащ, быстро уходит.) Любовь. Как он любит… добрый юноша!.. (Молчание.)Кажется, я ничего дурного не сделала, ни одно преступление не тяготеет на мне, мне не в чем упрекнуть себя… а сердце бьется и трепещет как птичка, попавшаяся в сеть нечаянно!.. (Молчание.) Однако ночь сгущается, и месяц дошел до половины небес. Меня будут искать везде, — а здесь так пусто, страшно… (Становится на колени и подняв руки наверх)Ангел хранитель! не допусти случиться чему-нибудь с бедной девушкой, она предается тебе, прости ей слабости… и охрани от нечистого духа. (Встает и уходит.) Конец 2-го действия (обратно)Действие третье
Явление 1
(Галлерея, откуда виден сад. Элиза идет с зонтиком одна.) Элиза. Как жарко нынче, так и жжет лицо и шею. Если б не этот благодетельный зонтик, я б сделалась черней арапки, и это бы было плохо для меня, потому что je dois être aujourd'hui plus belle que jamais,[10] для предложенного свиданья… ха! ха! ха! как Любанька смешна была вчерась, начинает мне говорить про этого Заруцкого и про его желание с такой важностью, comme si c'était une affaire d'état!..[11] ха! ха! ха! ха!.. бедненькая, начиталась романов и скоро с ума сойдет. Она судит целый свет по себе… например, нынче — всю ночь проплакала, верно, ей кто-нибудь комплимент сказал, и она воображает, что в нее влюблены… и плачет с сожаления! нет, moi je me moque de tout cela![12] вот, уж верно нынче будет страстное объяснение, он упадет на колени… я ему скажу маленький équivoque,[13] — и он должен быть доволен… чего же ему больше?.. Впрочем, этот Заруцкий верно посещал большой свет; он ни мало не похож на этих армейских, его собратий… ха! ха! ха! — армейский!.. одно это слово чего стоит?.. Но кто-то идет!.. а мне нужно нынче быть одной. (Уходит.)Явление 2
(Юрий и Вас<илий> Мих<алыч> идут по галлерее, и Вас<илий Михалыч> что-то ему говорит, ведя за руку.) Вас<илий> Мих<алыч>. Экой ты упрямый человек! — да выслушай только, что я тебе говорю… Твой отец нынче со мной приходит к Марфе Ивановне, она нас хорошо приняла, а у нее стояла эта змея Дарья, причина всех наших неприятностей, — вот, слушай, брат, и начинает говорить… Юрий (отходя прочь). И мне нет спокойствия — ни одной минуты… эти сплетни, эта дьявольская музыка жужжит каждый день вокруг ушей моих… (К дяде) Дядюшка, в другое время… теперь я… Вас<илий> Ми<халыч>. Да, теперь, а не в другое время… слушай, ты должен это всё знать, чтоб уметь ценить людей, окружающих тебя… Юрий. Я только ценю тех, которые не мучат меня вечно своими клеветами… Вас<илий> М<ихалыч>. Я понимаю, что ты это на мой счет говоришь, но я не сержусь… не для себя я говорю… но хочу тебе показать, кто твой отец и бабка!.. Юрий (твердо). Ну так и быть, я слушаю!.. Вас<илий> Мих<алыч>. Во-первых, твой отец начал говорить ей о тебе, о твоем отъезде… она расханжилась по обыкновению, уверяла, что она тебя больше любит, нежели он, вообрази, потом он ей стал представлять доказательства противные очень учтиво, она вздумала показывать, что ему и дела нет до тебя, — тут Никол<ай> Мих<алыч> не выдержал, признаться, объяснил ей коротко, что она перед ним виновата и что он не обязан был тебя оставлять у нее, но что были у него причины посторонние и что она изменила своему слову. Она взбесилась до невозможности, ушла. Теперь она нас выгонит из дому… прощай, мой племянничек… надолго, потому что, верно, ни я, ни брат больше сюда не заглянут. Юрий (всплеснув руками). Всемогущий боже! — ты видел, что я старался всегда прекратить эти распри… зачем же всё это рушится на голову мою. Я здесь как добыча, раздираемая двумя победителями, и каждый хочет обладать ею… Дядюшка, оставьте меня, прошу вас, я измучен… Вас<илий> Мих<алыч>. Нет… ты должен решиться в чью-нибудь пользу. Юрий. На что?.. к чему я должен? Кто приказал? Вас<илий> М<ихалыч>. Честь. Юрий. Честь? — кто вам внушил это слово?.. О! адская хитрость… как ничтожно это слово, а как много власти имеет оно надо мной… мой долг, долг природы и благодарность: в какой вы ужасной борьбе между собой… дядюшка! зачем вы произнесли это слово: я решился… Васил<ий> М<ихалыч>. Для кого, друг мой? Юрий. Отец обладает моею жизнью… но знайте, что если бабушка будет укорять в неблагодарности, если она станет показывать глазам моим все свои попечения о моей юности, все свои благодеяния, всё, чем я ей обязан, если она будет проклинать меня за то, что я отравил ее старость, сжег огнем терзаний седые ее волосы, за то, что я оставил ее без причины, если наконец я сам иссохну от раскаяния, если я буду отвергнут за это преступление небом и землею, если тогда я прокляну вас отчаянным языком моим… если… о, берегитесь, берегитесь… вся свинцовая тягость греха сего погрязнет на вас… Откажитесь от вашего свидетельства, оно ложно, спасите свою душу, оно ложно, говорю вам… признайтесь, что вы солгали… Вас<илий> М<ихалыч>. Нет, я не откажусь. Когда я сам видел и слышал, что нас с братом выгоняют из дому. Юрий. Итак, всё кончено. Вот мое слово. Вас<илий> Мих<алыч>. Ну, слава богу, наконец ты решился… я пойду к отцу твоему и объявлю, что ты решился не оставлять его; как он будет рад, и я уверен, что тебя больше прежнего полюбит. Юрий. Радоваться? кто радоваться?.. мой отец!.. не дай бог, чтоб это была большая радость в его жизни… что он будет думать, обнимая неблагодарного (ударяя себя в лоб и ломая руки), но мое честное слово!.. Вас<илий> Мих<алыч>. Неблагодарного? Как это, ты сделаешься неблагодарным? против кого? да, ты бы сделался неблагодарным и преступником, если бы оставил Н<иколая> Мих<алыча>, который дышит одним тобою… а эта бабушка, она, поверь пожалуйста, больше сделала тебе зла, нежели добра. Я мои слова готов повторить при самом императоре… Юрий. По крайней мере, она желала делать добро. Вас<илий> Мих<алыч> (с коварной улыбкой). Мы знаем желания этой злодейки. Юрий. Еще пытка… скоро ль вы насытитесь… Но говорите, пускай удар будет ужасен, но вдруг, пускай вся мера зла, яда подземного прольется в мою грудь… но только вдруг. Это всё легче, нежели с нестерпимой едкой болью, день за днем отщипывать кусок моего сердца… говорите! я тверд! не бойтесь, видите… (дико) видите… ха! ха! ха!.. видите, как я весел, равнодушен, холоден, точно как вы… (С сильным движением хватая его за руку) Только чур, говорить правду… Вас<илий> Мих<алыч>. Вот тебе Христос (крестится), я начну рассказывать с начала всего дела, чтоб совершенно изобличить хитрую старуху и ее помощников, этих сестриц и братцев и служанок… За месяц перед смертью твоей матери (еще тебе было 3 года), когда она сделалась очень больна, то начала подоз<ре>вать* Марфу Ивановну в коварстве и умоляла ее перед богом дать ей обещание любить Ник<олая> Мих<алыча>, как родного сына, она говорила ей: «Маменька! он меня любил, как только муж может любить свою супругу, замените ему меня… я чувствую, что умираю». Тут слова ее пересекались, она смотрела на тебя, молчаливый, живой взгляд показывал, что она хочет что-то сказать насчет тебя… но речь снова прерывалась на устах покойницы. Наконец она вытребовала обещание старухи… и скоро уснула вечным сном… Твоя бабушка была огорчена ужасно, так же как и отец твой, весь дом был в смущении и слезах. Приехал брат старухи, Павел Иванович, и многие другие родственники усопшей. Вот Павел Иваныч и повел твоего отца для рассеяния погулять, и говорит ему, что Марф<а> Ив<ановна> желает воспитать тебя до тех пор, пока тебе нужна матушка, что она умоляет его всем священным в свете сделать эту жертву. Отец твой согласился оставить тебя у больной бабушки, и, будучи в расстроенных обстоятельствах, уехал со мною. Вот как всё это началось… Чрез 3 месяца Николай Мих<алыч> приезжает сюда, чтоб тебя видеть — приезжает — и слышит ответы робкие, двусмысленные от слуг, спрашивает тебя — говорят — нет… он вообразил, что ты умер, ибо как вообразить, что тебя увезли на то время в другую деревню. Брат сделался болен, душа его терзалась худым предчувствием. Ты с бабушкой приезжаешь наконец… и что же? — она охладела совсем к нему. Имение, которое Марфа Ивановна ему поЮрийла при жизни дочери и для которого он не хотел сделать акта, полагаясь на честное слово, казано совсем уже не в его распоряжении! Он уезжает и через полгода снова здесь является. Юрий. Я предчувствую ужасную историю, стыд всему человечеству… Но буду слушать неподвижно, дядюшка… только… помните уговор… Вас<илий> Мих<алыч>. Помилуй!.. да будь я анафема проклят, если хоть слово солгу! Слушай дальше: когда должно твоему отцу приехать — здешние подлые соседки, которые получили посредством ханжества доверенность Марфы Ивановны, сказали ей, что он приехал отнять тебя у нее… и она поверила… Доходят же люди до такого сумасшествия!.. Юрий. Отец… хотел отнять сына… отнять… разве он не имеет полного права надо мной, разве я не его собственность… Но нет, я вам снова говорю, вы смеетесь надо мною… Вас<илий> Мих<алыч>. Доказательство в истине моего рассказа есть то, что бабушка твоя тотчас послала курьера к Павлу Иванычу, и он на другой день приезда брата прискакал… Николай Михалыч стал ему говорить, что слово не сдержано, что его отчуждают от имения, что он здесь насчет сына как посторонний, что это ни на что не похоже… но это езуит, снова уговорил его легко, потому что отец твой благородный человек, и судит всех по доброте души своей. И перед отъездом брат согласился оставить тебя у бабушки до 16 лет, с тем, чтобы насчет твоего воспитания относились к нему во всем. Но второе обещание так же дурно сдержано было как первое. Юрий. И это всё! не правда ли?.. Вас<илий> Мих<алыч>. Нет, это еще половина. Юрий. Ах! зачем не всё? Пощади меня, пощади, царь… небесный… Вас<илий> Мих<алыч>. Марфа Ивановна то же лето поехала в губернский город и сделала акт, какой акт?.. сам ад вдохнул в нее эту мысль, она уничтожила честное слово, почла отца — отца твоего за ничто и вот короткое содержанье: «Если я умру, то брат П<авел> И<ваныч> опекуном именью, если сей умрет, то другой брат, а если сей умрет, то свекору препоручаю это. — Если же Ник<олай> Мих<алыч> возьмет сына своего к себе, то я лишаю его наследства навсегда»… Вот почему ты здесь живешь; благородный отец твой не хотел делать историй, писать государю и лишить тебя состояния… но он надеялся, что ты ему заплотишь за эту жертву… Юрий (после минуты молчания, когда он стоял как убитый громом)… Чтобы ей подавиться ненавистным именьем!.. о!.. теперь всё ясно… Люди, люди… люди. Зачем я не могу любить вас как бывало… я узнал тебя, ненависть, жажда мщения… мщения… Ха! ха! ха!.. как это сладко, какой нектар земной!.. Вас<илий> Мих<алыч>. А неприятности, последовавшие, очень натуральны… к тому ж, старуха любит, чтобы ей никто не противуречил, и эти окружающие… эта поверенная Дарья преопасная змея… Юрий. …Довольно, прошу вас не продолжайте, — остальное мне всё известно… Вас<илий> Мих<алыч>. Нет, мой друг, еще… еще… Юрий. Я больше не желаю знать… вы рассказали так прекрасно, как приятна ваша повесть… (Впадает в задумчивость.) Вас<илий> Мих<алыч> (в сторону, с улыбкой). Мое дело кончено, и всё пришло в порядок… я не буду сказывать обо всем брату… он такой… он не любит подобных штук… (Смеется.) Как он горячился, бедненький… Юрий (между тем взглянув на <Василия Михалыча>). Вам смешно мое страданье… не правда ли!.. Вас<илий> Мих<алыч>. Нет… помилуй… что ты. Юрий (в сторону). Нет… нет… какое ледяное слово… он, это видно, он из любви мне открыл злодейство… так всегда со мною делали… из привязанности я был обманут когда-то дружбой… о, тщетные уверенья… нынче… (К дяде) Оставьте меня, прошу вас: мне надо побыть одному… я весь в огне, мне надо отдохнуть… Вас<илий> М<ихалыч>. Хорошо, друг мой… до свиданья. (Уходит, потирая руки.) А мое дело сделано, слава богу… (Уходит.)Явление 3
Юрий. Как я расстроен, как я болен… желчь поднялась в голову… грудь взволновалась… сердце бьется, подобно свинцу, облитому кровью… от избытка чувствований я лишился чувства… Но отдохнем… я увижу ее, утешителя ангела, она мне возвратит, на минуту, потерянное спокойствие… Пойду, пойду… (Закрыв лицо руками, уходит в галлерею медленными шагами.)Явление 4
(Входит Марфа Ивановна, за ней Дарья и подает ей стул. Она садится.) Марф<а> Ив<ановна>. Каковы, неучи!.. в моем доме мне грубить, ну можно ли после этого им хоть день здесь остаться… Вон их, вон их!.. Дарья. Ваша правда, сударыня… такие беспокойства… полно, смотрите на себя, ведь лица нет… Не угодно ли капель гофманских? Марфа Ив<ановна>. …На что, на что… лучше позови ко мне Юрьюшку… Дарья. Сейчас. (Уходит.) Марф<а> Ив<ановна>. Ну, может ли какая-нибудь холопка более быть привязана к своей госпоже, как моя верная Дашка… (Молчание.) Ну вот однако ж я скоро отделаюсь от этих Волиных-братцев. Однако и Юрьюшка уедет и оставит меня одну… видно так на небесах написано… Я буду без него молиться, всякое воскресенье ставить толстую свечу перед богоматерью, поеду в Киев, а он ко мне будет писать… (Кашляет.) Какой же у меня кашель, от нынешнего крику… То-то и есть, что надо слушаться Евангелия и святых книг, не даром в них говорят, что не надо сердиться… а нельзя: вот как начнут спорить младшие себя, сердце и схватит. То-то нынешний век, зятья зазнаются, внуки умничают, молодежь никого не слушается… не так было в наше время… бывало как меня свекровь тузила… а всё молчу; и вымолчалось… Как умерла моя свекровушка и оставила мне денег, рублей 30000, да серебра да золота… А нынче всё наше русское богатство, всё золото прадедов идет не на образа, а к бусурманам, французам. (Молчание.) Как посмотришь, посмотришь на нынешний свет… так и вздрогнешь: девушки с мужчинами в одних комнатах сидят, говорят — индо мне старухе за них стыдно… ох! а прежде, как съедутся бывало, так и разойдутся по сторонам чинно и скромно… Эх! век-то век!.. переменились русские… (Смотрит назад в галлерею.) Да вот и Юрьюшка идет.Явление 5
(Юрий мрачно и тихо приближается, не глядя на старуху, за ним Дарья.) Юрий (бледный, расстроенный, с неудовольствием, не смотря на М<арфу> И<вановну>). Вы меня изволили спрашивать? Марф<а> Ив<ановна>. Да, мой друг! я давно желала говорить с тобой… да как-то это редко мне удавалось. Юрий (холодно). Мне самому очень жалко… Марф<а> Ив<ановна>. Ты всё с отцом да с дядей, ко мне и не заглянешь… видно я уж стара стала и глупа что ли? брежу, не так ли?.. Юрий. Я от самой колыбели так мало был с отцом, что вы мне перед отъездом позволите с ним поговорить… по крайней мере я так думаю… Марф<а> Ив<ановна>. Кто ж тебе запрещает… Однако ж я бы хотела тебе сказать и спросить у тебя что-нибудь важное… Юрий. Я буду слушать… (Дарье) Ступай вон… Марф<а> Ив<ановна>. Зачем?.. Она может слышать… Юрий. Мне совсем не нравятся такие свидетели… Прошу вас выслать ее… (М<арфа> И<вановна> дает знак, и она уходит.) Марф<а> Ив<ановна>. Знаешь ли, что твой отец наговорил мне тьму грубостей, и мы поссорились, и он едет завтра отсюда? Юрий. Знаю-с… но что ж тут до меня касается… я сам еду с ним, если так… Мар<фа> Ив<ановна>. Ты… с ним… едешь… ты с ума… сошел. Я тебя… не пущу. Юрий. Вы меня не пустите? вы? — да что вы между отцом и сыном?.. разве я тот же ребенок, который равнодушно глядел на ваши поступки?.. или не знаете: между отцом и сыном один бог!.. И вы осмелились взять это место… Мар<фа> Ив<ановна>. Так вот плоды моего воспитания!.. вот нынешняя благодарность!.. О, на что я дожила до сего времени… Юрий хочет меня оставить: в заплату всем моим благодеяниям… и никто не закроет мне глаза нежною рукой!. Юрий. А ваша Дарья? Мар<фа> Ив<ановна>. И ты смеешь! неблагодарный!.. Почему ты знаешь? Юрий (в сторону). Вот совесть?.. я только назвал, а она всё отгадала. Мар<фа> Ив<ановна>. Говори, злодей, не я ли тебя воскормила и образовала… Юрий. Много мук, много бессонниц стоило мне ваше образование… вы хотели поселить во мне ненависть к отцу, вы отравили его жизнь… вы… Но довольно: вы сами знаете свои поступки… и вините себя!.. Мар<фа> Ив<ановна>. Так ты точно меня оставляешь для отца, злодея, негодяя, которого я ненавижу и который за меня поплотится… для него, неблагодарный?.. Юрий. Теперь я вам ничем больше не обязан… О!.. эти слова… заплатили за всё, за всё… простите. (Уходит.) Мар<фа> Ив<ановна> (пораженная сидит безмолвно на креслах и в ужасном смущении). Он все знает!.. (Занавес опускается.) Конец 3-го действия (обратно)Действие четвертое
Явление 1
(Марфа Ивановна и Дарья. Первая на больших креслах в своей комнате.) Марфа Ив<ановна>. Дай капель гофманских, Дашка. Дарья. Сейчас, матушка. Что это с вами делается?.. Мар<фа> Ив<ановна>. Меня Юрий покидает… меня, которая его воспитала. Дарья (притворно). Во всем, матушка, воля божия видна. Стало, вам так на роду было написано, горе мыкать в старости — уж я, сударыня, над вами нынче плакала, инда глаза красны. Марфа Ив<ановна>. Он меня покидает, оставляет, как подлую нищенку на большой дороге, — верно, это злодеи, отец да дядя, его научили… Дарья. Вестимо, сударыня, они, да и кому ж кроме их. Марф<а> Ив<ановна>. Как будто не знают, что я его за это лишу имения. Уж не достанется Юрью ни гроша… хоть провались деньги мои. Дарья. Ах! Марфа Ивановна, есть у нас поговорка, как волка ни корми, он всё в лес глядит. Марфа Иван<овна>. Юрий меня для них покидает. Кто ж утешит мою старость. (Закрывает лицо платком и рыдает.) Дарья. Что это вы, сударыня, себя убиваете… успокойтесь, матушка. (В сторону) Теперь я могу сделать славну штуку — заставя ее поссориться с зятем и внуком, сама их меж собой перессорю, да после, если это откроется, свалю на нее. А отняв именье у Юрья Николаича, верно, барыня мне даст много денег. Куда ж ей их девать? — сама не издержит. (К ней) Не угодно ли лечь? Марф<а> Ив<ановна>. О!.. я никогда на тебя не роптала, боже мой, а теперь не могу… Дарья. И то сказать правду, — как вы ни старались переманить его к себе, а всё понапрасну, уж не вы ли его ссорили с отцом, не вы ли наговаривали, не вы ли имением прельщали Никол<ая> М<ихалыча>, если он оставит сына у вас — нет-таки — не удержали молодого барина. Марфа Ив<ановна>. А не ты ли мне всё это советовала, не по твоим ли словам я поступала? — право, если <бы> мы не хитрили, гораздо бы лучше шли все дела мои… Ты, дьявол, мне жужжала поминутно про эти адские средства, ты… ты хотела моей печали и раздора семейственного… Дарья (кланяясь). Власть ваша… а мое дело холопское; могу ли вам советовать? если вы послушаетесь моих глупых речей, так это вашей же милости… Да и какая же мне прибыль ваше горе… вот хоть теперь вы плачете, матушка, и я плачу, — разве мне легко по ночам-то не спать, сударыня… нет-с — мы, вся дворня, только и молим господа об вашем спокойствии, только и блюдем что ваше здоровье… (Молчанье.) Марф<а> Ив<ановна>. Не знаешь ли, какое в моем положении средство осталось? как помочь?.. Дарья (подумав). Средств много… да вряд ли одно из них вашей милости пондравится… Марф<а> Ив<ановна>. Нужды нет, говори всё, смело. Дарья. …Просить прощенья у Николай Мих<алыча> и уговорить, чтобы он остался, так же как и Юрия Николаича, а после, второго можно как-нибудь и совсем оставить, притворясь больной… Тогда он уж не поедет в Неметчину. Марф<а> Ив<ановна>. Ох нет, это не удастся… они нам уж не поверят… да к тому ж мне просить прощенье у зятя? мне? — я разве девчонка перед ним? Ни за что, ни за что в свете. (Молчание.) Нет ли другого способа?.. Дарья. Насильно удержать. Марфа Ив<ановна>. Нельзя. За это ответишь. Дарья (кинув пронзительный взгляд). Клевета! Марф<а> Ив<ановна>. Клевета? Что это… клевета? — как, объясни… Дарья. Это, сударыня, последнее средство… Марф<а> Ив<ановна>. Говори же скорей… Дарья. Надобно, думаю так, поссорить Юрья Николаича с батюшкой его, тогда он поневоле к вам оборотится, вы же приласкайте его… говорится, что если человек тонет, так готов за плывущую траву ухватиться. Тут же, как молодой барин будет в отчаяньи, можно у него выманить честное слово — а на его слово и подозрительный жид рад будет положиться. Нечего сказать!.. Марфа Ив<ановна> (в смущении). Полно-полно — да как нам поссорить их?.. где средство? Дарья. Я сказала уж, сударыня: клевета! Марф<а> Ив<ановна>. Да как это… Дарья. Надо довести до ушей Ник<олай> Мих<алыча>, будто бы Юрий Ник<олаич> вам говорит одно, а ему другое — вот и дело с концом-с. Другого средства навряд кто найдет… Марф<а> Ив<ановна>. Я тебе это дело препоручаю, Дашка… и берегись, если его испортишь!.. Дарья (подумав). Вот что мне кажется, Марфа Ивановна, — мы эдак их перессорить-то перессорим, а Юрий Ник<олаич> всё вас покинет. Марф<а> Ив<ановна>. Как… отчего? Стало быть, этот способ не годится. Дарья (в сторону). Решительная минута. (Ей) Другого средства нет. Марф<а> Ив<ановна>. Мне надо непременно Юрьюшку в руки… я без него жить не могу. Дарья. Право, это вам так только кажется-с… Мар<фа> Иван<овна>. И ты против меня. Дарья. Как можно, сударыня. А я говорю, что нам не удастся перехитрить Волиных… а если удастся, так что пользы; молодой барин вас не успокоит больше… уж кончено… только вас же станет укорять, вам же беспокойства… Марф<а> Ив<ановна>. Я хочу… Дарья. Как угодно, матушка, я готова на все ваши приказания. Марфа Ив<ановна> (в сторону). Однако ж она правду говорит — внук всё знает, так мне только на совесть свинец, если он будет жить в моем доме да укорять меня — бог с ним. (Дарье) Ну, я с тобой соглашаюсь, видно мне суждено промыкать старость сиротой — весело зато прежде живала. Однако ж мне хочется им отомстить! Дарья (в сторону). Подействовало. (Ей) Да мое для мщенья лучшее средство. Уж наказанья Юрью Николаичу лучше не будет — у него негде будет головы преклонить, как разве на улице… да и Ник<олай> Михалычу будет жутко… много крови у них обоих попортится… Марф<а> Ив<ановна>. Я хочу видеть их мученья… месть… месть!.. злодеи, прости боже мое согрешенье… не в силах, мать богородица и святые угодники — простите мне… поеду в Киев, половину именья отдам в церковь, всякое воскресенье 10-и фунтовую свечу перед каждым образом поставлю… только теперь помогите отомстить… теперь простите мне!.. (В расслабленьи) Капель… Дашка! — дурно!.. Дарья (подает). Так я нынче же начну дело… только, сударыня, не беспокойтесь, не огорчайтесь… весь дом на вас не наплачется… Марф<а> Ив<ановна>. Как не огорчаться… Дарья. Ваша воля будет исполнена, матушка… Марф<а> Ив<ановна>. Моя воля!.. ах!.. послушай, — ты так поступай, чтобы никто не знал… Дарья. Слушаю-с… уж я… Мар<фа> Ив<ановна>. То-то же!.. Отведи меня на постель. (Дарья ее доводит до двери.) Да послушай — поди возьми шкатулку… а я уж сама дойду с палкой. (Уходит.) Дарья (берет шкатулку, вернувшись). Ха! ха! ха! теперь рыбки попляшут на сковроде*…Эта старуха вертится по моему хотенью, как солдат по барабану… Я теперь вижу золотые, серебряные… ха! ха! ха!.. в руке моей звенят кошельки… без них ведь я буду хозяйкой здесь… барыня-то слаба: то-то любо!.. Не дай бог однако ж, чтоб умерла… при ней-то мне тепло… а тогда… придет дело плохое за все мои козни, особливо если они откроются… мне скажут, грех тяжкий эти сплетни, бог накажет… как бы не так… я слыхала от господ старых, что если на исповеди всё скажешь попу да положишь десять поклонов земляных — и дело кончено, за целый год поправа. Да и что за грех — штука теперешняя, я не понимаю, — поссорить отца с сыном — не убить, не обокрасть… помирятся… ведь… экая важность поссорить отца с сыном… хи! хи! хи! (Хочет идти в комнату госпожи с ларчиком, но на пути останавливается.) Да! я позабыла подумать, как распустить мои ложные вести… (Подумав) Всего лучше чрез людей Василья Мих<алыча>, как ненарошно. А он узнав не помешкает объявить приятную весточку братцу своему. (Уходит.)Явление 2
(Сад, день. Декорация последней сцены 2-го действия.) (Юрий входит… расстроенный вид.) Юрий. Дурно кончаются мои дни в этой деревне… последние дни… какие сцены ужасные… мое положение ужасно, как воспоминанье без надежд… чрез день… мы едем… но куда. Отец мой имеет едва довольно состояния, чтоб содержать себя… и я ему буду в тягость… в тягость… О! какую я сделал глупость… но тут нет поправки… нет дороги, которая бы вывела из сего лабиринта… (Молчание.) Что я говорю?.. нет, моему отцу я не буду в тягость… лучше есть сухой хлеб и пить простую воду, в кругу людей любезных сердцу… нежели здесь веселиться среди змей и, пируя за столом, думать, что каждое роскошное блюдо куплено на счет кровавой слезы отца моего… это ужасно… это адское дело… (Слышен разговор.) …Но кто идет в аллее — две тени… Заруцкий… его мундир… а это… Элиза… нет, нет… это Любовь… отчего сердце мое так молотком и бьется, будто бы хочет выскочить. Что всё это значит? — Опять искушенье — опять. (Прячется.) (Меж тем Любовь и Заруцкий входят в полном разговоре и останавливаются, так что ему нельзя слышать слов, но можно видеть, не будучи примечену.)Явление 3
Заруцкий. Умоляю вас. Сделайте меня счастливым. Вы не знаете, как горячо мое сердце пылает, если вы никогда не любили — но если когда-нибудь Купидон заглядывал в ваше сердце… то судите по себе. Во имя того юноши, который мил вам, заклинаю вас, приведите ее сюда… Любовь. Вы слишком дерзки, сударь… почему вы знаете, люблю ли я кого-нибудь… поймали меня в саду, нечаянно… и не даете мне покоя. Думаете: я не могу острамить вас, велеть прогнать или пожаловаться папеньке… другая бы этого не сделала… и то для того, что вы приятель Юрья Николаича. Заруцкий (в сторону). Хорошо! (Ей) Именем его заклинаю вас. (Становится на колени.) Заклинаю вас, выведите Элизу… вы будете тут… Юрий (за деревом). И она может терпеть это… злой дух испортил ее сердце… о! (Стонает.) (Заруцкий берет ее руку.) Довольно!.. пистолеты будут готовы в минуту… и (с дикой радостью) он мне поплотится своим мозгом. (Уходит.) Любовь (в сторону). Если бы он не был таков, как Юрий, мог ли бы он быть его другом: а он меня сделал такой счастливой; зачем же завидовать сестре. (Ему) Дайте мне вторично слово во зло не употребить снисхождения Элизы. Заруцкий. Клянусь. Любовь. Я не нуждаюсь в ваших клятвах, дайте мне только честное слово. Но я не хочу насильно его у вас вырвать; пускай это будет добровольно. Заруцкий (вставая). Мое гусарское слово. Любовь. Точно? — Ну я согласна! — только чур помнить уговор. (Убегает.) Заруцкий. Ну вот и мои дела приходят к окончанью — это славно — что за важность, если я изменю своему слову: женщины так часто нас обманывают, что и не грешно иногда им отплатить той же монетою. (Закручивая усы.) Элиза эта преинтересная штука, хотя немного кокетится — да это ничего. Первое свиданье при свидетелях, а второе tête à tête.[14] Можно отважиться — а если нет, ну так можно жениться — впрочем, мне этого не очень хочется. Гусарское житье, говорят, повеселее. (Юрий быстро входит с пистолетами.)Явление 4
Юрий. Господин офицер… Заруцкий. Мой друг!.. Юрий. Так вы меня называли прежде. Заруцкий. И теперь, надеюсь. Юрий (подает ему пистолет). Вот наша дружба. Заруцкий. Как? что это значит? Юрий (отвернувшись). Берите. Заруцкий. Я не хочу! — растолкуй мне, за что и на что?.. я не возьму… может быть, ошибка… и за это, чорт возьми… я не стану с другом стреляться. Юрий (с горьким тоном). Трус… Заруцкий. Ты, брат, с ума сошел или шутишь. (Отталкивает подаваемые пистолеты.) Юрий (в сторону). Если он меня убьет, она ему не достанется; если я его убью… О! мщенье!.. она ему никогда не достанется, ни ему, ни мне… пусть так… теперь я понимаю, отчего он не хочет стреляться — он не хочет ее лишиться… Как желал бы я быть на его месте. Смерть ему, похитителю последнего моего сокровища, последнего счастья души моей… смерть и проклятье!.. (Ему) Трус, слабодушный ребенок… не тебе быть гусаром, ты способен стоять на коленках пред женщинами… ха! ха! ха!.. Стыдись, мямля, бери-ка пистолет. Заруцкий(подходя). Так Юрий в самом деле не шутит? Юрий (показывая на оружие). Моя последняя шутка здесь… (Кидает один пист<олет> на землю.) Заруцкий. О! это много для шутки. (Подымает пистолет.) Мы стреляемся здесь!.. Юрий. В самом деле?.. Небо или ад мне послало это блаженство? благодарю тебя, мой помощник… Заруцкий. Только ты мне должен объяснить… Юрий. Дай честное слово, что будешь стреляться. Заруцкий. Вот оно!.. Юрий. Ты похитил у меня ее сердце, сердце той… что была сейчас здесь… да!.. этого… кажется, довольно, слишком для меня довольно. Заруцкий. Я очень рад, что это так, ибо ты ошибаешься… выслушай только. Юрий. Я не слушаю… я не верю ничему больше на свете, этот миг переменил мое существованье… Заруцкий. Да я не стану без того стреляться… Юрий (с дикой радостью). А твое честное слово. Заруцкийвсторону). Проклятое честное слово… Юрий. Стреляй! Заруцкий. Я готов. (Про себя) Выстрелю на воздух! Юрий (в сторону). Может быть он еще не виновен, может быть она меня обманула… разве он не имел права ее любить, если был любим… однако ж это требует крови, крови… пускай моя кровь прольется. (Берет его за руку.) Будем стреляться друзьями… Заруцкий. Что это? откуда эта перемена? Юрий. Позволь мне умереть твоим другом. Заруцкий. К чему ж стреляться? Юрий. Ах!.. я хочу умереть или тебя убить, тайна тяготит мое сердце… короче: я должен с тобою стреляться… Заруцкий. Но какая тайна? Юрий. О нет! не испытывай меня… не принимай участия, его не должно для меня существовать… не срывай покрова с души, где весь ад, всё бешенство страстей… позволь, лучше позволь мне тебя обнять в последний раз. (Обнимает.)(Поднявшись) Так всё кончено… я сделал должное… последняя слеза всех моих слез, свинцовая слеза моих страданий упала ему на грудь… ее может быть пробьет мой свинец; что ж?.. он будет тогда счастливей меня. (К нему) Добрая ночь, друг… а попы нам отпоют вечную память. (Становятся) Заруцкий (наводит пистолет). Раз… два… Юрий. Постой!.. Заруцкий. На что!.. Юрий. Ты должен мне клясться, что если я буду убит… то ты ее больше ни разу не обнимешь… что ты кинешь ее навсегда… Заруцкий!.. Заруцкий!.. не забудь, что мы еще друзьями… ты должен отомстить меня… Я для тебя всё сделал, что нужно. У меня в кармане бумага, где написано, что я сам застрелился… а ты беги! беги!.. совесть не должна тебя мучить: она всему виною… Заруцкий. Твой ум расстроен: — ты не знаешь, про кого говоришь… Юрий. Не говори, не оправдывай ее: она черна, как сажа… Не эта ли девушка клялась в любви на груди моей, не здесь ли хранится ее клятва?.. Я преклонял мои колена, как перед ангелом, ангелом невинности — боже всемогущий, прости, что я оклеветал твое чистейшее творенье!.. Заруцкий. Коли дело делать, так скорей, нам могут помешать… Юрий (в задумчивости). Какой адский дух толкнул меня за это дерево… зачем я должен был увидеть обман, мне приготовленный, зачем, выпивая чашу яда, мне должно было узнать о том, — в ту минуту, когда напиток уже на языке моем… Может быть без этого я бы скоро ее разлюбил или провел месяцы наслажденья спокойного, на груди изменницы, но теперь, теперь, когда я сам видел… теперь… змея ревности клубится в груди моей… ненависть пожирает мою душу… я должен отмстить за оскорбленное мое сердце… Заруцкий. Волин! готовься!.. Юрий (неслышит). Ужели это была необходимость; ужели судьбе нет другого дела, кроме терзать меня… она знает, что человек слабее ее: ты, грудь моя, бывшая всегда жертвенник одних высоких чувств… окаменей подобно ее сердцу… пускай на тебе дымится мщенье… О! для чего в первые минуты любви закрыты от нас муки ревности?.. Но он, он… мой друг; ах! зачем! я б раздробил его череп… теперь я должен умереть… и что для меня жизнь, что снова блеснет разочарованной душе двадцатилетнего старика, (подумав) так я стар… довольно жить!.. Заруцкий(бьет его по плечу). Теперь не время размышлять… или ты боишься?.. Юрий (как от сна). Я готов! (Оборачивается и открывает лоб.) Дай я буду считать… когда скажу: три… спускай… раз-два (останавливается)… не могу… чудо! сердце охладело… слова не льются… но я возьму верх. (Слышен крик. Вбегает Любовь.)Явление 5
Любовь (подбежав к Юрию, видит пистолет). Ах!.. что это такое… Юрий (отходя прочь). Ничего!.. Любовь (к Заруцкому). Ради неба!.. что это значит! (Молчание.) Даже вы не хотите мне сказать… (К Юрию)Зачем эти пистолеты!.. и ствол к тебе… Юрий (язвительно). Спроси у него… у этого гусара в золотом ментике и с длинными усами, он и теперь лучше удовлетворит твоему желанью, чем я. Любовь(с нежным укором). Юрий! зачем такой холодный тон… как ты скоро переменился… Юрий (в сторону). О непостижимое женское притворство. (Ей) Оставьте меня… я сказал вам, спросите у Заруцкого!.. Заруцкий (подходит к Юрию). Нам помешали — итак до завтрашнего… (Уходит.) Юрий. Как знать, что будет завтра?.. может быть я буду счастлив, может быть я буду лежать на столе… (Любови) Что вы не пошли за ним, он вас любит больше меня… Любовь. Какая холодность — но мы теперь одни, растолкуй мне эту тайну, умоляю тебя самим богом… Юрий. Не им ли ты клялась любить меня… Любовь. Я сдержала мою клятву. Юрий. Я и позабыл, что она не клялась любить меня одного… быть может, она права; кто знает женское сердце, — говорят, оно способно любить многих вдруг… Любовь (с грустью). О! как ты несправедлив… Юрий. Против тебя? я несправедлив?.. и ты можешь так равнодушно говорить… как будто… о, трепещи, если я докажу тебе. Любовь. Чего мне бояться? Совесть моя чиста… Юрий. Ее совесть? Ад и проклятье… Я тебя любил без всякой цели, но это благородное чувство впервые обмануло меня. За каждую каплютвоей крови я был готов отдать душу; за один твой веселый час я заплатил бы целыми годами блаженства… и ты… мне изменила!.. Любовь. Как?.. такая клевета, ужасное подозренье, вышло из твоего сердца?.. Не верю! ты хотел испугать меня. (Берет его за руку.) Ты шутишь… о скажи: ты шутишь!.. Юрий! перестань; я не… вынесу… этого… Юрий (в бешенстве). И ты не стыдишься перед этими деревами, перед цветами, растущими вокруг, пред этим голубым сводом, которые были свидетелями наших взаимных обещаний… посмотрите, дерева, с какой адской улыбкой, притворной невинностью она стоит между вами, недвижна, как жена Лотова*…взгляни и ты, девушка, на них… они качают головами, укоряют тебя, смеются над тобой… нет… надо мной они хохочут… слышишь, говорят: безумец, как мог ты поверить женщине, клятвы ее на песке, верность… на воздухе… беги, беги, уже зараза смертельная в крови твоей!.. беги далеко, из родины, где для тебя ничего больше нет… беги туда, где нет женщин… где ж этот край благословенный, пущусь искать его… стану бродить по свету, пока найду, и погибну… где?.. лишь бы дальше от нее… а то мне всё равно! — простите места моего детства, прости любовь, надежда, мечты детские… всё свершилось для меня… (Хочет бежать, Любовь, как пробудившись, вдруг останавливает его.) Любовь. Остановись, на минуту!.. не погуби невинную девушку. (Жалобно) Слушай, жестокий друг: клянусь, в первый раз клянусь всем страшным для меня, что я тебя одного любила и люблю!.. чего тебе еще больше; неужели и эти слова тебя не уверяют? Юрий!.. отвечай мне ласково, иначе ты убьешь меня. (Сильнее прижимает к себе его руку.) Юрий (почти не слыхав ее слов). Какой сильный дух остановил меня? отчего я еще здесь… Моя голова пылает, мысли мешаются, (старается вырваться) пусти… пусти. Любовь. Юрий! не пущу тебя, пока ты не признаешь меня невинною, до тех пор смерть не оторвет меня от ног твоих; я обниму колени, если ты отрубишь руки, я зубами стану держаться, позволь мне тебе всё объяснить!.. Юрий (холодно). Вы справедливы… Любовь. Ты говоришь не от сердца. Юрий. Ты невинна, непорочна… пусти меня… Любовь (пускает слабже его руку, но Юрий не выдергивает свою, и она остается). Помнишь ли ты прошедшее? — ты сам признавался, что моя нежность сделала тебя счастливейшим человеком, я верю, ибо люблю тебя со всем пламенем первой страсти… вспомни, что ты мне рассказывал давно уже; ты говорил, что предмет первой любви твоей своею холодностью сделал твой характер мрачным и подозрительным, что с тех пор твое сердце страдает от нанесенной язвы… (Юрий глядит в сторону, дабыскрыть смущение.) А ты губишь первую любовь бедной девушки… суди по себе… ты сделался мрачен, а я не перенесу этого… Неужели ты такой эгоист, что почитаешь себя одного с чувством и душою… О Юрий, ты так обманул меня; ты говорил о привязанности своей ко всему миру, ко всем людям, а ныне не имеешь сожаления к бедной девушке… (Юрий в сильном смущении.) Но ты плачешь… о, не верю, что ты совсем меня отвергнул, нет, я еще любима, — не верю твоей холодности, она пройдет, ревнивый мужчина!.. видишь: я у ног твоих прошу пощады: люби меня… выслушай оправданье… (С рыданьем упадает перед ним и обнимает его колена. Юрий в сильном движеньи; рыданья останавливают вырывающиеся слова; он плачет.) Юрий (дрожащим голосом). Прочь, прочь… сирена… прочь от меня… Любовь (встает и поднимает глаза к небу. Тихо). О боже! боже мой!.. Юрий (отошед в сторону). Слабость! слабость! Она мне напомнила про первую любовь, про первые муки душевные — и я заплакал; но она не тверже меня духом; я заставлю ее, бледнея и дрожа, признаться в измене… (Молчание.) Я не знаю, она еще так много власти имеет надо мною, что надо призвать всю твердость, чтоб совершенно окаменеть… так, я не должен иметь ни малейшей жалости к прекрасному личику этому… я желал бы ее сделать безобразною, чтобы совершенно истребить из груди любовь. (Берет пистолет и подходит к ней.) Видишь ли это оружие… я могу чрез одно пожатие пальца превратить тебя в окровавленный труп… видишь. (Прицеливается.) Любовь. Стреляй, если можешь… Юрий (бросает пистолет. С досадой). Женщина! Любовь. Неужели думаешь, что я дорожу теперь жизнью… нет, я никогда не наслаждалась ею и умею не бояться убийцы. (Опускает снова в задумчивости голову и руки.) Юрий (мрачный, приближается к ней). Наши сердечные связи расторгнуты, виновна ты или нет. Я не буду любить тебя, я не могу, если б даже и хотел… (Глядит ей пристально в глаза и берет руку.) Вот перстень, который ты мне дала недавно: возвращаю его тебе, как ненужного свидетеля любви моей. Возьми его назад. Я еду из родины в чужие края, ничто больше здесь меня не задержит… (Тронутый) Благодарю тебя за лучшие часы моей жизни и ни за что не укоряю. Ты показала, что можно быть совершенно счастливу у сердца нежной женщины и что это блаженство короче всех блаженств… (Жмет руку ей.) Благодарю тебя, Любовь!.. (Молчание. После чего Юрий с жаром продолжает) О друг мой! оставь свое бесполезное упрямство. Ты меня не разуверишь, ибо я сам всё видел… но… признайся чистосердечно, что ты виновна, тогда, быть может, я снова полюблю тебя… Любовь (гордо). Нет! я на свою честь не буду клеветать… Впрочем, мое признанье было б бесполезно, если б я была в самом деле виновна пред тобою… Юрий. Итак ты не хочешь… Любовь (твердо). Не могу и не должна!.. Юрий. Прощай. (Идет, но ворочается.) Дай мне последний поцелуй. (Берет ее руки.) Прощай, Любовь, прощай надолго!.. (Целует ее в губы.)(В восторге) Нет! нет! эти уста никогда не могли быть преступными, я б никому не поверил, если б… проклятое зренье!.. Бог всеведущий! зачем ты не отнял у меня прежде этого зренья… зачем попустил видеть, что я тебе сделал, бог!.. О! (с диким стоном) во мне отныне нет к тебе ни веры, ничего нет в душе моей!.. но не наказывай меня за мятежное роптанье, ты… ты… ты сам нестерпимою пыткой вымучил эти хулы… зачем ты мне дал огненное сердце, которое любит и ненавидит до крайности… ты виновен!.. Пусть гром упадет на меня, я не думаю, чтоб последний вопль давно погибшего червя мог тебя порадовать… (В отчаяньи убегает.) (Молчание.) Любовь (оглядывается). (Жалобно) Он ушел! О, я несчастная девушка!.. (Упадает в слабости на скамью дерновую.) (Занавес опускается.) Конец 4-го действия (обратно)Действие пятое
Явление 1
(Комната Николая Михалыча, сундуки и чемоданы готовы к отъезду.) Васи<лий> Мих<алыч> (входя, слуге, который идет за ним). Что? что? не может быть. Неужели это правда? Слуга. Точно так-с… Васи<лий> Мих<алыч>. Так, так, мне самому это всё казалось… экой шельма… поди позови брата сюда моего… экое несчастное дело! (Уходит слуга.) Ну как объявить ему теперь — просто, да просто — надобно за один раз кончать эта сплетни. (Садится.) Надобно порядком распечь племянника моего, — экую он заварил кашу — однако я пощажу его немного. Молодость! всё молодость! хотя это такой порок, от которого всякий день мы исправляемся, — может быть, он и не совсем так говорил, или что-нибудь да не так тут есть… впрочем, я не думал бы никак, чтоб Юрий дошел до такой низости, если б (в задумчивости опускает голову)… Ба! — что это за записка: Ma chère[15]…это любопытно. (Подымает записку — вдруг вскакивает в изумлении и долго молчит, смотря на записку, потом с досадой говорит) Как… к Любови — к моей дочери любовное письмо — свидание… Юрий… нет, этого я не стерплю. (Молчание.) Видно это давно написано, потому что на полу валяется, как всё старое. (Молчание.) Ну, говори, что я несправедливо делал, любя дочерей моих неодинаково… Я наперед как предчувствовал это… вот Лизушка такой штуки не сделает… с братом двоюродным любовное свиданье — где это на свете видано… О! я ему отомщу; будет теперь меня помнить. После этого чего нельзя от него ожидать, от обольстителя двоюродной сестры!.. (Ходит взад и вперед.) Однако припрячу записку до случая. (Кладет в карман.) Но вот и брат идет, кажется…Явление 2
(Николай Михайлович входит.) Ник<олай> Мих<алыч>. Что это, брат, такое, что опять за важное дело. У меня, право, их теперь так много, что не знаю, куда с ними деваться. Вас<илий> Мих<алыч>. Да дело немаловажное, касающееся до тебя и до твоего сына. Ник<олай> М<ихалыч>. М<арфа> Ив<ановна> что-нибудь еще хочет сочинить, не правда ли? Вас<илий> Мих<алыч>. Нет, до нее тут ничего не касается. Ник<олай> Мих<алыч>. Эх, братец! так что же тут может быть важного. Ты меня только оторвал от занятья… об этом после можно поговорить. Вас<илий> Мих<алыч>. То-то нельзя… Ник<олай> Мих<алыч>. Что же это?.. Вас<илий> Мих<алыч>. Твой сын… Ник<олай> Мих<алыч>. Мой сын — лучший из сынов. Благороден, справедлив, хотя мечтателен, и меня любит, несмотря на все происки старух… Васили<й> М<ихалыч>. Хм! хм! хм! Ник<олай> Ми<халыч>. Что ты так смотришь? Неужели кто-нибудь может сказать нет? Василий Мих<алыч>. Нет! — не то, чтобы не любил совсем; а это еще подлежит сомнению. Ник<олай> Мих<алыч>. Как сомнению? что это! Неужели ты так об нем думаешь? — братец! Василий Мих<алыч>. Да думаю… и, может быть, ты сам скоро начнешь думать. Ник<олай> Мих<алыч>. По крайней мере он до сих пор не подал мне повода почитать его бесчестным человеком. Вас<илий> Мих<алыч>. Вот видишь: есть люди, которые умеют так скрыть цель свою и свои поступки, что… Ник<олай> Мих<алыч>. Братец! Юрий не из таких людей… Васил<ий> Мих<алыч>. Человек неблагодарный не может быть хорошим человеком. Ник<олай> Мих<алыч>. В нем этого нет… Вас<илий> Миха<лыч>. А как есть? Разве Марфа Ивановна не воспитала его, разве не старалась об его детстве, разве не ему же хотела отдать всё свое имение, а он — оставим — ну, да это для отца, — да как поступает с ней; со стороны жалко смотреть, — груб с нею, как с последней кухаркою… Ник<олай> Мих<алыч>. Что же из этого всего ты хочешь вывесть?.. Ради бога объяснись!.. Василий Мих<алыч>. А то хочу вывесть, что он, обманув ее, может обмануть и тебя. Видишь: тебе кажется, что он с ней так дурно поступает, ее оставляет, про нее дурно говорит… а, кто знает, может быть, и ей он на тебя бог знает как клевещет. Ник<олай> Мих<алыч>. Стыдись! — это всё одни несправедливые подозрения! — помилуй! что ты делаешь? Вас<илий> Мих<алыч>. Я хочу тебе открыть глаза из одной дружбы к тебе, и у меня, поверь, не одни подозрения — без доказательств не смел бы я говорить. Ник<олай> Мих<алыч>. Да тут нет доброго смысла, братец!.. Вас<илий> Мих<алыч>. Отчего же? Ник<олай> Мих<алыч>. Ну ты верно согласишься, что Юрий умен! Вас<илий> Мих<алыч>. Глупый человек не может быть так лукав!.. Ник<олай> Мих<алыч>. Итак согласен! Какая же тут цель? Он должен бы был понять, что эти сплетни, как ты говоришь, ни к чему не послужат! Вас<илий> Мих<алыч>. То-то и дело: он умен, потому-то я еще и не совсем дошел до цели. А в том, что я теперь тебе расскажу — я уверен. Слушай же: вчерась, в ее комнате, он говорит своей бабке: довольны ли вы теперь моей привязанностию! вам тяжко присутствие моего отца! я ему про вас наговорил, он с вами побранился — и теперь вы имеете полное право ему указать порог… Ник<олай> Мих<алыч>. Ужасное бесстыдство… Вас<илий> Мих<алыч>. Да — но это не всё… Ник<олай> М<ихалыч>. Что еще может быть ниже этого!.. но нет, не верю… не верю… кто слышал это? (Берет его сильным движением за руки.) Отвечай, кто слышал?.. кто? Вас<илий> Мих<алыч> (в сторону). Беда! надобно солгать. (Ему) Я. — я слышал… право я… Ник<олай> Мих<алыч>. Непостижимый случай. Сын… не могу подумать этого — изверг!.. Вас<илий> Мих<алыч>. Успокойтесь!.. успокойтесь… Ник<олай> М<ихалыч>. Мне успокоиться? Ха-ха!.. (Звенит, человек входит.) Сына моего пошли. Сию минуту отыщи его, хотя б он был у самого чорта… слышишь. (Ходит взад и вперед по комнате.) Вас<илий> Мих<алыч>. Но я тебя прошу, братец, поменажируй, поменажируй его… пожалоста — ведь я так только тебе сказал, а не для того, чтобы сделать из этого целую историю… пощади его, ведь он еще молод, видишь ли… братец… Нико<лай> Мих<алыч> (в бешенстве). Никогда — никогда — мне его пощадить — нет — я ему дам нагонку — кто б подумал — такое злодейство… хотя бы капля совести — ничего! До тех пор меня обмануть… О! он дорого мне это заплотит… (Ходит взад и вперед.) Вас<илий> Мих<алыч> (в сторону). Вот, кажется, и Юрий идет сюда — сяду на это кресло и, как ни в чем не бывало, стану слушать. Да я б желал, чтоб ему хорошенько досталось — ведь видно, что родства не знает. Любовное свидание с моей дочерью! Боже, боже мой! экая нынче молодежь! Ну ж, я ему отплатил! В таких случаях солгать простительно! (Садится возле стола.)Явление 3
(Прежние и Юрий (входит тихо).) Юрий. Вы меня спрашивали, любезный батюшка? Ник<олай> Мих<алыч> (в сторону). Любезный! я ему задам такой любезности, что он будет помнить. Юрий (ближе). Батюшка! что вам угодно?.. Ник<олай> Мих<алыч> (оборачиваясь. Сердито и строго). Кажется, вам бы можно со мной поучтивее обращаться… Юрий (в удивлении отступает назад). Вас<илий> М<ихалыч> (в сторону). Идет хорошо покуда. Николай Ми<халыч>. Кто тебе велел сюда придти? Юрий (всё еще смотрит на него). Николай М<ихалыч>. Повторяю, зачем ты сюда пришел? Вас<илий> Мих<алыч>. Да ведь ты, братец, за ним, кажется, посылал!.. Ник<олай> Мих<алыч>. Знаю сам. Да я хочу, чтобы он отвечал… (С презреньем.) Видишь, как смотрит, точно бык. (Юрию) Что ты молчишь, негодяй? Юрий. Что такое?.. но вы, верно, шутите, батюшка, перестаньте, прошу вас; нынче такие шутки мне слишком тяжело легли на сердце… кончите… Ник<олай> Ми<халыч> (сердито). Смотри, пожалуста — я с ним шучу!.. нет серьезно говорю, сударь, что ты негодяй, скверный человек. Юрий (горячо). Батюшка, я не заслужил этого! Ник<олай> Мих<алыч>. Ты заслужил больше… ты стоишь, чтоб я тебя прибил… и еще больше. Юрий (гордо и с увеличивающимся жаром). Вспомните, что я уже не ребенок… не доведите меня до крайности, моя голова довольно нынче разгоряченна… Я невинен, ручаюсь честью!.. но за себя не всегда могу отвечать!.. не… Ник<олай> М<ихалыч> (прерывает). Отец всегда имеет право над сыном… а ты хочешь идти против меня, неблагодарный?.. Юрий. Так, я не благодарен, только не к вам. Я обязан вам одною жизнью… возьмите ее назад, если можете… О! это горький дар… Ник<олай> Ми<халыч>. Что ты хочешь сказать этим… Юрий. Для вас я покидаю несчастную старуху, хотя мог бы быть опорой последних дней ее… Она мне дала воспитание, ухаживала за моим детством, ей обязан я пропитаньем, богатством, всем, что я имею, кроме жизни…и в несколько дней я ее приблизил к могиле… К ней я неблагодарен… я не должен был смотреть на ваши распри: обязанность человечества должна была занять мое сердце… но для вас я сделал великое преступление… и вы меня обвиняете, вы, мой отец… нет, это свыше границ возможного!.. Ник<олай> Мих<алыч>. Ты можешь так бесстыдно лгать, лицемер… ты, который своими низкими сплетнями увеличил нашу ссору, который, надев маску привязанности, являлся к каждому и вооружал одного против другого, через которого я как последний нищий выгоняем из этого дома… несчастный; если б я это знал, я б тебя удушил при твоем рожденьи, чтоб никогда глаза мои не видали такого чудовища!.. Юрий (бросается к ногам его). Ради всего страшного, не продолжайте, отец мой!.. я почти понимаю, что вы хотите сказать… клевета… клевета… всё клевета… не верьте никому… кроме мне… я вас люблю, я это доказал… Ник<олай> Мих<алыч>. Змея… Юрий. Рассмотрите, узнайте… но берегитесь меня доводить до отчаяния: я невинен!.. Ник<олай> Мих<алыч>. Я всё знаю… теперь поздно твое коварство. Тебе не удалось нынче. Сквозь этот огорченный вид невинности, сквозь эти бледные черты, я вижу адскую душу… отрекаюсь от нее: ты больше мне не сын… прочь, прочь отсюда с твоим наследством. Ты мне золотом не заклеишь язык… я всё тебя отвергну, хотя б с тобой были миллионы… такое коварство… почти отцеубийство, если не хуже, потому что я тебя любил…и в таких молодых летах… прочь, прочь… я не могу слышать тебя близко!.. Мое состояние самое опасное, может быть и скоро совсем разорюсь… буду просить милостыну… но верь мне, даже не подойду к твоему окошку… я не захочу встре<тить> на нем печать моего проклятья… сердце мое тогда бы облилось сожаленьем… я этого не хочу — прочь!.. Юрий (вздрагивает при слове проклятье и, быв прежде в ужасном движении, вдруг становится как окаменелый). (Молчание.) Васил<ий> М<ихалыч> (подходит к брату). Не довольно ли? Посмотри, как он бледен… как мертвец. Ник<олай> Мих<алыч>. Так его и надо… нужды нет!.. он еще может раскаяться… Юрий (вдруг с диким смехом). Ха! ха! ха!.. отец проклял сына… как это легко… Посмотрите, посмотрите, посмотрите на это самодовольное лицо… посмотрите на эти спокойные черты: этот отец проклял сына!.. (Уходит в сильном, но молчаливом отчаянии.)Явление 4
(Прежние без Юрия.) Ник<олай>Мих<алыч>. Он ушел?.. Вас<илий>Мих<алыч>. Кажется, братец, кажется. Ник<олай>Ми<халыч>. Я так утомился, мне надобно отдохнуть… о, не дай бог иметь такие дни в жизни никакому отцу. Вас<илий> М<ихалыч>. Ты прав, братец… не дай бог… Ник<олай>Мих<алыч> (уходит).Явление 5
Вас<илий> Мих<алыч> (один). Уж досталось тебе, негодяй… Если б я еще последнее сказал да представил это письмо, так не то бы еще было — да так уж пожалела моя душа… Теперь пойду, однако ж дочку свою не стану еще бранить… будет время… и без нас здесь шуму и горя довольно… ох, ох! ох!.. (Уходит за братом своим.)Явление 6
Дарья (которая подслушивала за противоположной дверью, выходит на цыпочках). Всё кончено — слава богу, мне удалась эта, как многие другие, однако лучше этой еще ни одной не могу запомнить. Так прекрасно через людей передала я свою выдумку Вас<илию> Мих<алычу> — а тот сдуру и поверил… Ну ж мне будет благодарность от госпожи моей… денег-то, денег-то… а уж этот Волин, зажгла я его хоромы, и морем не потушит… теперь всё наше… хоть заране молебен святым угодникам служи… Однако ж, потороплюсь объявить свою новость барыне… добро вам, незваные гости!Явление 7
(Дарья хочет уйти, но встречается в дверях с Марфой Ивановной.) Марф<а> Ив<ановна> (входит с палкой). Дашка! Дашка! что тут случилось! скажи скорей! я слышала шум… вижу радость на твоем лице… что такое? Дашка! подай стул… Дарья (подвинув стул). Что случилось, сударыня?.. Марфа Ив<ановна>. Ну, да! говори же. Дарья. Что случилось?!.. Марф<а> Ив<ановна>. Какое дурацкое эхо!.. отвечай же скорей. Дарья. Случилась маленькая комедь между батюшкой и сынком… не извольте бояться — это ничего: Юрья Николаича батюшка побранил да в шутку и проклял; а тот огорчился. Вот вам всё, сударыня. Марф<а> Ив<ановна>. Проклял… ты этому виною, негодяйка… ты (поднимает руку на нее) своими сплетнями это сделала… Дарья. Да ведь вы сами, матушка, приказывали. (Кланяясь) Чем же я могла вас прогневить… Мар<фа> Ив<ановна>. В ссылку сошлю, засеку… я тебе сказала, чтоб поссорить их… но разве не ты мне это присоветывала… теперь что с ним будет, с Юрьюшкой… погубит он свою душу… прочь, адский дух, прочь… с глаз моих долой… в Сибирь… в ад… ах, я несчастная… окаянная… что это мы наделали… Дарья (повалившись ей в ноги). Помилуйте… мать родная… золотая… серебряная… государыня… спасите меня… Марф<а> Ив<ановна>. Как могло это до того дойти… кто б подумал… о, эта змея проклятая… о! если б я знала, я бы скорей помирилась тысячу раз с Волиным… лишь бы не дошло до этого… на старости лет такой грех на мне… Он погиб теперь… и я погибла… и все… все… Уф! как темно… как холодно… будто… будто железная рука выдавила последнюю каплю крови из моего сердца… там светло… вот чаша… в ней вода… в воде… яд. (Молчание.) (Тихо) Отойди… отойди… упрекающее дитя… отойди, чего ты от меня хочешь?.. ты говоришь, что ты душа моего внука!.. Нет… откуда тебе взяться?.. Ох! ох!.. не трогай руки моей!.. я тебя не знаю… не знаю… никогда тебя я не видала. (Уходит с признаками сумасшествия.) Дарья (встав). Она сошла с ума — теперь опять всё наше, опять дело выиграно. (Уходит с веселым лицом.)Явление 8
(Комната Юрия: темно. Он стоит возле стола, опершись на него рукою; возле него стакан воды. Иван, слуга его, стоит недалеко.) Иван. Здоровы ли вы, барин… Юрий. На что тебе? Иван. Вы так бледны… Юрий. Я бледен?.. Может быть, скоро буду еще бледнее. Иван. Ваш батюшка только погорячился, он скоро вас простит… Юрий. Поди, добрый человек, это до тебя не касается. Иван. Мне не велено от вас отходить… Юрий. Ты лжешь!.. Здесь нет никого, кто б занимался мною… Я здоров: поди же прочь. Иван. Напрасно, сударь, хотите меня в том уверить, ваш расстроенный вид, бродящие глаза, дрожащий голос показывают совсем противное… Юрий (вынимает из шкатулки, настолестоящей, кошелек. В сторону). Я слыхал, что в людях это (показывая на кошелек)многое может произвести. (Ивану) Возьми это — и ступай отсюда, здесь тридцать червонцев… Иван. За тридцать сребреников продал Июда Иисуса Христа… а это еще золото… нет, барин, я не такой человек… хотя раб, а не решусь взять от вас денег за такую услугу. Юрий (бросает в окно). Так пусть кто-нибудь подымет. Иван. Что это с вами, сударь, делается. Утешьтесь… не всё горе; не всё печаль на свете. Успокойся, батюшко. Юрий (тяжело). Однако ж. Иван. Бог пошлет вам счастье… хотя б за то только, что меня облагодетельствовали. Никогда я, видит бог, от вас сердитого слова не слыхал… Юрий. Точно?.. Иван. Я всегда велю жене и детям за вас бога молить. Юрий. Так у тебя есть жена и дети… Иван. Да еще какие… как с неба, прекрасная, добрая жена… и малютки, сердце радуется глядя на них… Юрий. Если я тебе сделал добро, исполни мою единственную просьбу… Иван. И телом и душой готов, батюшка, на вашу службу… Юрий. У тебя есть дети… не проклинай их никогда. (Отходит в сторону.) Иван (смотрит на него с сожаленьем. Его кто-то из-за кулис вызывает к Марфе Ивановне. Он уходит медленно). (Юрий остается один.)Явление 9
(Юрий один.) Юрий. А он, мой отец, меня проклял! и так ужасно… в ту минуту, когда я для него жертвовал всем: этой несчастной старухой, которая не снесла бы сего; моею благодарностью… в эту самую минуту… ха! ха! ха!.. О люди, люди… два, три слова, глупейшая клевета сделала то, что я стою здесь на краю гроба… Прекрасная вечность! прекрасные воспоминания!.. Но… это всё должно было так кончиться… Где золото есть главный предмет, дело там не кончится лучше… И в этот день он меня проклял! в тот самый день, когда я столько страдал, обманутый любовью, дружбой… Мое терпенье кончилось… кончилось… я терпел, сколько мог… но теперь… это выше сил человеческих!.. Что мне жизнь теперь, когда в ней всё отравлено… что смерть! переход из одной комнаты в другую, подобную ей. (Указывая на стакан) Как подумать, что эта ничтожная вещь победит во мне силу творческой жизни? что белый порошок превратит в пыль мое тело, уничтожит создание бога?.. Но если он точно всеведущ, зачем не препятствует ужасному преступлению, самоубийству; зачем не удержал удары людей от моего сердца?.. зачем хотел он моего рожденья, зная про мою гибель?.. где его воля, когда по моему хотенью я могу умереть или жить?.. о! человек, несчастное, брошенное созданье… он сотворен слабым; его доводит судьба до крайности… и сама его наказывает; животные бессловесные счастливей нас: они не различают ни добра, ни зла; они не имеют вечности; они могут… о! если б я мог уничтожить себя! но нет! да! нет! душа моя погибла. Я стою перед творцом моим. Сердце мое не трепещет… я молился… не было спасенья; я страдал… ничто не могло его тронуть!.. (Сыпет порошок в стакан.) О! я умру, об смерти моей, верно, больше будут радоваться, нежели о рожденьи моем. Отец меня отвергнул, проклял мою душу — и должен этого дожидаться. (Молчание небольшое.) Природа подобна печи, откуда вылетают искры. Когда дерево сожжено, печь гаснет. Так природа сокрушится, когда мера различных мук человеческих исполнится. Всё исчезнет. Печь производит искры: природа — людей, одних глупее, других умнее. Одни много делают шуму в мире, другие неизвестны; так искры не равны меж собой. Но все они равно погаснут без следа, им последуют другие без больших последствий, как подобные им. Когда огонь истощится, то соберут весь пепел и выбросят вон… так с нами, бедными людьми; всё равно, страдал ли я, веселился ли — всё умру. Не останется у меня никакого воспоминания о прошедшем. Безумцы! безумцы мы!.. желаем жить… как будто два, три года что-нибудь значат в бездне, поглотившей века; как будто отечество или мир стоит наших забот, тщетных как жизнь. Счастлив умерший в такое время, когда ему нечего забывать: он не знает этих свинцовых минут безвестности… счастлив, кто, чувствуя тягость бытия, имеет довольно силы, чтоб прервать его. Прощай, мой отец, мы никогда не увидимся… не от тебя я умру… ты только помог мне образумиться… Ах! и она… эти прекрасные, обманчивые черты — потеряют свою привлекательность, кто б поверил? Мне их жалко. О! Скоро… скоро… вы все пройдете как тени… (Берет стакан и пьет, тут вздрагивает.) За здоровье ваше… Меня утешает мысль: все люди погибнут… глупо было бы желать быть исключену из этого числа. Но… зачем холод бежит по моим жилам, зачем я дрожу… еще не время… погоди… погоди, адское чудовище… еще четверть часа, смерть — и я твой!.. (Садится в кресла — небольшое молчание.)Явление 10
(Любовь и Элиза входят в разговоре. Юрий, видя их, вскакивает и отходит в сторону. В комнате темно.) Элиза. Что тебе сказал Заруцкий, отчего его не было в саду… что это всё значит?.. твое беспокойствие не к добру, ma chère.[16] Ты от меня бегаешь — и верно чего-нибудь ищешь. Любовь. Не видала ли ты, где Юрий… Элиза. На что тебе его… Любовь. Ах! сестрица! ты всему виною. Они хотели стреляться… Заруцкий меня на коленах просил, чтоб я тебя привела для свиданья. Юрий видел и принял совсем иначе… О! я несчастная девушка!.. он меня оставил, он думает, что я изменила ему… он не хочет даже выслушать меня. — О! если б он знал… если б он видел мои слезы!.. Юрий (в сторону). И я только теперь это слышу!.. безумец я! Элиза. Чего же ты теперь хочешь, ma soeur?[17] Любовь. Дядюшка его проклял… он в отчаяньи… верно понапрасну; бог его за меня наказал. Я хочу его сыскать… хочу утешить Юрия… Ах! сестрица, сестрица! если б он видел мои слезы… но… он меня любит, в нем еще есть жалость… о если б он знал, что происходит в моем сердце. (Юрий в это время подходит и отходит в нерешимости.) Любовь. Я его утешу, пойду к его отцу. На коленах выпрошу прощенье… или умру… я боюсь… О! где б мне его найти… одна моя любовь может его утешить… он всеми так жестоко покинут!.. Юрий (в отчаяньи). Злодей! самоубийца!.. Элиза. Что это? Любовь(бросается). Юрий! Юрий, он здесь… (Юрий встает.) Как бледен… какой страдальческий взгляд! Юрий. Ты меня любишь… а я всегда любил тебя… Любовь (рыдает у него на шее). Люблю ли я тебя?.. благодарю небо!.. наконец я счастлива… друг мой… друг мой… я тебе всегда была верна… Юрий. Да! да! — это мое последнее утешение. Любовь(всё еще на груди его). Тебя все покинули. Юрий. Ты ошибаешься! я всех покидаю… ты этого не знала? (Любовь подымается и смотрит с удивлением.) Я еду в далекий, бесконечный путь… Любовь. Что это? — ты едешь… Юрий. Мы никогда, никогда не увидимся… Любовь. Если не здесь, то на том свете… Юрий. Друг мой! нет другого света… есть хаос… он поглощает племена… и мы в нем исчезнем… мы никогда не увидимся… разные дороги… все к ничтожеству… Прощай! мы никогда не увидимся… нет рая — нет ада… люди брошенные бесприютные созданья. Любовь. О всемогучий! что сделалось с ним… он не знает, что говорит… Юрий (смотрит на нее пристально). Как ты прекрасна в эту минуту… вот последнее удовольствие мое… оно велико… я согласен… Нет, не потревожу… это нежное выражение глаз, эти полуоткрытые уста… не стану говорить ей… не хочу видеть ее в ужасе… ах!.. но нет, пусть она узнает. Что мне? я умру!.. пусть всё откроется… если б был здесь мой отец… как насладился б он видом моих предсмертных судорог… Любовь. Что он говорит… Юрий! Юрий!.. я предчувствую ужасное… Юрий (берет ее за руку). Знай, что может сделать обманутое сердце, что может проклятие вечное отца… узнай… и… да разорвется твоя слабая грудь… трепещи… кровь остановилась в твоих жилах… а! подумай! отгадай. Ха! ха! ха! ха! — нет, смейся лучше, пой, веселись, пляши… я — не бойся… я — только… принял — яд!.. Элиза. Ай, на помощь скорей!.. (Убегает.) (Любовь дрожит, бледнеет и упадает в обморок на кресло… он стоит над ней.) Юрий. Так! я это знал! — женщины! женщины! вы не сотворены для подобных ощущений!.. как она бледна… образ смерти… О, если б она не просыпалась… если б могла не видать моего трупа… (Становится на колени.) Не приходи в себя… ты и теперь прекрасна… умри лучше… мы с тобой не были созданы для людей. Мое сердце слишком пылко, твое слишком нежно, слишком слабо. (Целует ее руку.) Рука тепла. Любовь (приходит в себя). (Подымается на стуле и кидается к нему на шею.) …Молись! Юрий. Поздно! поздно!.. Любовь. Никогда не поздно… молись! молись! Юрий (вскакивает). Нет, не могу молиться. Любовь(встает). О, ангелы, внушите ему! Юрий! Юрий. Мне дурно!.. Любовь. Дурно… Юрий. Пора!.. Скажи моему отцу, что я желал бы простить ему… (Упадает на землю.) Любовь. Он падает… (Смотрит на небо.) Помоги! помоги (становится на колени возле Юрия), останови его душу… Бог! сделай первое чудо… он вернется к тебе… Юрий (умирающим голосом). Плачь… плачь — плачь… Бог мне… никогда… не простит!.. (Умирает. Любовь рыдая падает на него. Молчание.)Явление 11
(Ник<олай> Мих<алыч>, Вас<илий> Мих<алыч>, Элиза, Иван, Дарь<я>.) Дарья (с ужасом). Умер. Ник<олай> Мих<алыч>. Мой сын… от моего проклятья!.. не может быть! он еще жив… не верю… он жив!.. Дарья (указывая на труп холодно). От чего же? — посмотрите сюда… вы хотели: он умер!.. Вас<илий> Мих<алыч> (поднимая Любовь). Дочь моя!.. спирту!.. ах! и она едва дышит… спасите, спасите хоть ее… (Любовь уносят. Вас<илий> Мих<алыч> и Элиза уходят.) Иван. Боже! прости душу моего господина!.. (Все стоят в безмолвном поражении.) Занавес опускается Конец (обратно) (обратно)Странный человек*
Романтическая драма
Я решился изложить драматически происшествие истинное, которое долго беспокоило меня и всю жизнь, может быть, занимать не перестанет.* Лица, изображенные мною, все взяты с природы; и я желал бы, чтоб они были узнаны, тогда раскаяние, верно, посетит души тех людей… Но пускай они не обвиняют меня: я хотел, я должен был оправдать тень несчастного!..* Справедливо ли описано у меня общество? — не знаю! По крайней мере оно всегда останется для меня собранием людей бесчувственных, самолюбивых в высшей степени и полных зависти к тем, в душе которых сохраняется хотя малейшая искра небесного огня!.. И этому обществу я отдаю себя на суд.The Lady of his love was wed with one.
Who did not love better…
· · ·
· · ·
…And this the world calls phrensy, but the wise
Have a far deeper madness, and the glance
Of melancoly is a fearful gift;
What is it but the telescope of truth?
Which strips the distance of its phantasies,
And brings life near in utter nakedness,
Making the cold reality too real!..
(The Dream. Lord Byron)[18]
Сцена I
Утром. 26 августа.* (Комната в доме Павла Григорьевича Арбенина. Шкаф с книгами и бюро.) (Действие происходит в Москве.) (Павел Григорич запечатывает письмо.)Павел Григорич. Говорят, что дети в тягость нам, пока они молоды; но я думаю совсем противное. За ребенком надобно ухаживать, учить и нянчить его, а 20-летнего определяй в службу да каждую минуту трепещи, чтобы он какою-нибудь шалостью не погубил навеки себя и честное имя. Признаться: мое положение теперь самое критическое. Владимир нейдет в военную службу, во-первых, потому что его характер, как он сам говорит, слишком своеволен, а во-вторых, потому что он не силен в математике: куда же определиться? в штатскую? Все лучшие места заняты, к тому же… нехорошо!.. Воспитывать теперь самая трудная вещь; думаешь: ну, всё теперь кончилось! Не тут-то было: только начинается!.. Я боюсь, чтобы Владимир не потерял добрую славу в большом свете, где я столькими трудами достиг до некоторой значительности. Тогда я же буду виноват; про меня же скажут, как намедни, что я не воспитывал его сообразно характеру. Какой же в его лета характер? Самый его характер есть бесхарактерность. Так: я вижу, что не довольно строго держал сына моего. Какая польза, что так рано развились его чувства и мысли?.. Однако же я не отстану от своих планов. Велю ему выйти в отставку года через четыре, а там женю на богатой невесте и поправлю тем его состояние. Оно по милости моей любезной супруги совсем расстроено; не могу вспомнить без бешенства, как она меня обманывала. О! коварная женщина! Ты испытаешь всю тягость моего мщения; в бедности, с раскаяньем в душе и без надежды на будущее, ты умрешь далёко от глаз моих. Я никогда не решусь увидать тебя снова. Не делал ли я всё, чего ей хотелось? И обесчестить такого мужа! Я очень рад, что у нее нет близких родных, которые бы помогали. (Молчание.) Кажется, кто-то сюда идет… так точно… (Входит Владимир Арбенин.) Владимир. Батюшка! здравствуйте… Павел Григорич. Я очень рад, что ты пришел теперь. Мы кой об чем поговорим: это касается до будущей твоей участи… Но ты что-то невесел, друг мой! Где был ты? Владимир (бросает на отца быстрый и мрачный взор). Где я был, батюшка? Павел Григ<орич>. Что значит этот пасмурный вид? Так ли встречают ласки отца? Владимир. Отгадайте, где я был?.. Павел Григ<орич>. У какого-нибудь тебе подобного шалуна, где ты проиграл свои деньги, или у какой-нибудь прекрасной, которая огорчила тебя своим отказом. Какие другие приключения могут беспокоить тебя? Кажется, я отгадал… Владимир. Я был там, откуда веселье очень далеко; я видел одну женщину, слабую, больную, которая за давнишний проступок оставлена своим мужем и родными; она — почти нищая; весь мир смеется над ней, и никто об ней не жалеет… О! батюшка! эта душа заслуживала прощение и другую участь! Батюшка! я видел горькие слезы раскаяния, я молился вместе с нею, я обнимал ее колена, я… я был у моей матери… чего вам больше? Павел Григ<орич>. Ты?.. Владимир. О, если б вы знали, если б видели… отец мой! Вы не поняли эту нежную, божественную душу; или вы несправедливы, несправедливы… я повторю это перед целым миром, и так громко, что ангелы услышат и ужаснутся человеческой жестокости… Павел Григ<орич> (его лицо пылает). Ты смеешь!.. Меня обвинять, неблагодар… Владимир. Нет! вы мне простите!.. Я себя не помню… Но посудите сами: как мог я остаться хладнокровным? Я согласен, она вас оскорбила, непростительно оскорбила; но что она мне сделала? На ее коленах протекли первые годы моего младенчества, ее имя вместе с вашим было первою моею речью, ее ласки облегчали мой первые болезни… и теперь, когда она в нищете, приехала сюда, мог ли я не упасть к ее ногам… Батюшка! она хочет вас видеть… я умоляю… если мое счастье для вас что-нибудь значит… Одна ее чистая слеза смоет черное подозрение с вашего сердца и удалит предрассудки!.. Павел Григ<орич>. Слушай, дерзкий! я на нее не сердит; но не хочу, не должен более с нею видеться! Что скажут в свете?.. Владимир (кусая губы). Что скажут в свете!.. Павел Григ<орич>. И ты очень дурно сделал, сын мой, что не сказал мне, когда поехал к Анне Дмитревне; я бы дал тебе препорученье… Владимир. Которое бы убило последнюю ее надежду? Не так ли?.. Павел Григ<орич>. Да, да! Она еще недовольно наказана… эта сирена, эта скверная женщина… Владимир. Она моя мать. Павел Григ<орич>. Если опять ее увидишь, то посоветуй ей не являться ко мне и не стараться выпросить прощенья, чтобы мне и ей не было еще стыднее встретиться, чем было расставаться. Владимир. Отец мой! Я не сотворен для таких препоручений. Павел Григ<орич> (с холодной улыбкой). Довольно об этом. Кто из нас прав или виноват, не тебе судить. Через час приходи ко мне в кабинет: там я тебе покажу недавно присланные бумаги, которые касаются до тебя… Также тебе дам я прочитать письмо от графа, насчет определения в службу. И еще прошу тебя не говорить мне больше ничего о своей матери — я прошу, когда могу приказывать! (Уходит.)(Владимир долго смотрит ему вслед.) Владимир. Как рад он, что имеет право мне приказывать! Боже! Никогда тебе не докучал я лишними мольбами; теперь прошу: прекрати эту распрю! Смешны для меня люди! Ссорятся из пустяков и отлагают час примиренья, как будто это вещь, которую всегда успеют сделать! Нет, вижу, должно быть жестоким, чтобы жить с людьми; они думают, что я создан для удовлетворенья их прихотей, что я средство для достижения их глупых целей! Никто меня не понимает, никто не умеет обходиться с этим сердцем, которое полно любовью и принуждено расточать ее напрасно!.. (Входит Белинский, разряженный.) Белинский. А! здравствуй, Арбенин… здравствуй, любезный друг! что так задумчив? Для чего тому считать звезды, кто может считать звонкую монету? Погляди на меня; бьюсь об заклад, я отгадал, об чем ты думал. Владимир. Руку! (Жмет ему руку.) Белинский. Ты думал о том, как заставить женщину любить или заставить ее признаться в том, что она притворялась. То и другое очень мудрено, однако я скорей возьмусь сделать первое, нежели последнее, потому что… Владимир. О чем ты болтаешь тут? Белинский. О чем? Он поглупел или оглох! Я говорил о царе Соломоне, который воспевал умеренность и советовал поститься, а сам был не из последних скоромников… ха! ха! ха!.. Ты верно ждал, чтоб твоя любезная прилетела к тебе на крылиях зефира… нет, потрудись-ка сам слетать. Друг мой! кто разберет женщин? В минуту, когда ты думаешь… Владимир (прерывает его). Где был ты вчера? Белинский. На музыкальном вечере, так сказать. Дети делали отцу сюрприз по случаю его именин; они играли на разных инструментах, и для них и для отца это очень хорошо. Несмотря на то, гостям, которых было очень много, было очень скучно. Владимир. Смешной народ! Таким образом глупое чванство всегда отравляет семейственные удовольствия. Белинский. Отец был в восхищении и к каждому обращал глаза с разными телодвижениями; каждый отвечал ему наклонением головы и довольною улыбкой, и, уловя время, когда бедный отец обращался в противную сторону, каждый зевал беспощадно… Мне показались жалкими этот отец и его дети. Владимир. А мне жалки бесстыдные гости; не могу видеть равнодушно этого презрения к счастию ближнего, какого бы роду оно ни было. Все хотят, чтобы другие были счастливы по их образу мыслей — и таким образом уязвляют сердце, не имея средств излечить. Я бы желал совершенно удалиться от людей, но привычка не позволяет мне… Когда я один, то мне кажется, что никто меня не любит, никто не заботится обо мне… и это так тяжело, так тяжело!.. Белинский. Эх! полно, братец, говорить пустяки. Товарищи тебя все любят… а если есть какие-нибудь другие неприятности, то надо уметь переносить их с твердостью… всё проходит, зло, как добро… Владимир. Переносить! Переносить! Как давно твердят это роду человеческому, хотя знают, что таким увещаниям почти никто не следует… Некогда и я был счастлив, невинен, но те дни слишком давно соединились с прошедшим, чтобы воспоминание о них могло меня утешить. Вся истинная жизнь моя состоит из нескольких мгновений, и всё прочее время было только приготовление или следствие сих мгновений… Тебе трудно понять мои мечты, я это вижу… друг мой! Где найду я то, что принужден искать? Белинский. В своем сердце. У тебя есть великий источник блаженства, умей только почерпать из него. Ты имеешь скверную привычку рассматривать со всех сторон, анатомировать каждую крошку горя, которую судьба тебе посылает; учись презирать неприятности, наслаждаться настоящим, не заботиться о будущем и не жалеть о минувшем. Всё привычка в людях, а в тебе больше, чем в других; зачем не отстать, если видишь, что цель не может быть достигнута. Нет! вынь да положь. А кто после терпит? Владимир. Не суди так легкомысленно. Войди лучше в мое положение. Знаешь ли, я иногда завидую сиротам; иногда мне кажется, что родители мои спорят о любви моей, а иногда, что они совсем не дорожат ею. Они знают, что я их люблю, сколько может любить сын. Нет! зачем, когда они друг на друга косятся, зачем есть существо, которое хотело бы их соединить вновь, перелить весь пламень юной любви своей в их предубежденные сердца! Друг мой! Дмитрий! я не должен так говорить, но ты ведь знаешь всё, всё; и тебе я могу поверять то, что составляет несчастье моей жизни, что скоро доведет меня до гроба или сумасшествия. Белинский. Магомет сказал, что он опустил голову в воду и вынул, и в это время 14-тью годами состарился; так и ты в короткое время ужасно переменился. Расскажи-ка мне, как идут твои любовные похождения? ты нахмурился? скажи: давно ли ты ее видел?.. Владимир. Давно. Белинский. А где живут Загорскины? их две сестры, отца нет? так ли? Владимир. Так. Белинский. Познакомь меня с ними. У них бывают вечера, балы? Владимир. Нет. Белинский. А я думал… однако всё не мешает… Познакомь меня… Владимир. Изволь. Белинский. Расскажи мне историю твоей любви. Владимир. Она очень обыкновенна и тебя не займет!.. Белинский. Знаешь ли ты кузину Загорскиных, княжну? Вот прехорошенькая и прелюбезная девушка. Владимир. Быть может. В первый раз, как я увидал ее, то почувствовал какую-то антипатию; я дурно об ней подумал, не слыхав еще ни одного слова от нее. А ты знаешь, что я верю предчувствиям. Белинский. Суевер!.. Владимир. Намедни я поехал верхом; лошадь не хотела идти в ворота; я ее пришпорил, она бросилась, и чуть-чуть я не ударился головой об столб. Точно так и с душой: иногда чувствуешь отвращение к кому-нибудь, принудишь себя обойтись ласково, захочешь полюбить человека… а смотришь, он тебе плотит коварством и неблагодарностью!.. Белинский (смотрит на часы). Ах, боже мой! а мне давно ведь пора ехать. Я к тебе забежал ведь на секунду… Владимир. Я это вижу. Куда ты спешишь? Белинский. К графу Пронскому — скука смертельная! а надо ехать… Владимир. Зачем же надобно? Белинский. Да так… Владимир. Важная причина. Ну, прощай. Белинский. До свиданья. (Уходит.) Владимир. Люблю Белинского за его веселый характер! (Ходит взад и вперед.) Как моя голова расстроена; всё в беспорядке в ней, как в доме, где пьян хозяин. Поеду… Увижу Наташу, этого ангела! Взор женщины, как луч месяца, невольно приводит в грудь мою спокойствие. (Садится и вынимает из кармана бумагу.) Странно! вчерась я отыскал это в своих бумагах и был поражен. Каждый раз, как посмотрю на этот листок, я чувствую присутствие сверхъестественной силы, и неизвестный голос шепчет мне: «Не старайся избежать судьбы своей! так должно быть!» Год тому назад, увидав ее в первый раз, я писал об ней в одном замечании. Она тогда имела на меня влияние благотворительное, а теперь — теперь, когда вспомню, то вся кровь приходит в волнение. И сожалею, зачем я не так добр, зачем душа моя не так чиста, как бы я хотел. Может быть, она меня любит; ее глаза, румянец, слова… какой я ребенок! — всё это мне так памятно, так дорого, как будто одними ее взглядами и словами я живу на свете. Что пользы? Так вот конец, которого я ожидал прошлого года!.. Боже! боже! чего желает мое сердце? — Когда я далеко от нее, то воображаю, что́ скажу ей, как горячо сожму ее руку, как напомню о минувшем, о всех мелочах… А только с нею — всё забыто; я истукан! душа утонет в глазах; всё пропадет: надежды, опасенья, воспоминания… О! какой я ничтожный человек! Не могу даже сказать ей, что люблю ее, что она мне дороже жизни; не могу ничего путного сказать, когда сижу против этого чудного созданья! (С горькой улыбкой) Чем-то кончится жизнь моя, а началась она недурно. Впрочем, не всё ли равно, с какими воспоминаниями я сойду в могилу. О! как бы я желал предаться удовольствиям и потопить в их потоке тяжелую ношу самопознания, которая с младенчества была моим уделом! (Уходит тихо.) (обратно)
Сцена II
Ввечеру 28 августа. (Диванная в доме Загорскиных; дверь одна отворена в гостиную, другая в залу. Хозяйка Анна Николаевна; ее дочь Наталья Федоровна. Софья, княжна, вскоре. Иные сидят, другие разговаривают стоя.) (Бьет восемь часов.)Анна Николавна (одному из гостей). Были вы вчера у графа? там, говорят, был благородный театр… и еще говорят: как отделаны комнаты были… это чудо… по-царски!.. Гость 1. Как же-с — я был там. До 5 часов утра танцевали: и всего было довольно, всякого рода людей. Наталья Фед<оровна>. Какие вы насмешники!.. а кто там был из кавалеров?.. Гость 1. Два князя Шумовых, Белинский, Арбенин, Слёнов, Чацкий… и другие; одних не помню, других позабыл… Знаете вы Белинского? — премилый малый, прелюбезный. Не правда ли? Анна Ник<олавна>. Да, я слыхала. Одна из барышень. Скажите, пожалуста, кто такое этот Арбенин? — мне об нем много рассказывали. Гость 1. Во-первых, он ужасный повеса, насмешник и злой насмешник; дерзок и всё, что вы хотите; впрочем, очень умный человек. Не думайте, что я это говорю по какой-нибудь личности; нет — все об нем этого мнения. Наталья Фед<оровна>. Я вам ручаюсь, что не все: я первая не так думаю об нем. Я его знаю давно, он к нам ездит, и я не заметила его злости; по крайней мере он ни о ком при мне так не говорил, как вы теперь про него… Гость 1. О! это совсем другое; с вами он, может быть, очень любезен, но… Другая барышня. Я сама слышала, что Арбенина должно опасаться… Гость 2 (подойдя). А мне кажется, наоборот… Наталья Фед<оровна> (одной из барышень). Ma chère![19] Знаешь ли ты что-нибудь глупее комплиментов? Гость 3 (недавно подошедший). А знаете ли вы историю Арбенина?.. Одна из дам. Я не думаю, чтоб он был такое важное лицо, чтобы можно было заниматься его историей; и до кого она касается? Он очень счастлив: это доказывает его веселый характер, а история счастливых людей не бывает никогда занимательна… Гость 3. Поверьте, веселость в обществе очень часто одна личина; но бывают минуты, когда эта самая веселость, в бореньи с внутреннею грустью, принимает вид чего-то дикого; если внезапный смех прерывает мрачную задумчивость, то не радость возбуждает его; этот перелом доказывает только, что человек не может совершенно скрыть чувств своих. Лица, которые всегда улыбаются, вот лица счастливцев! Наталья Федоровна. О! я знаю, что вы всегда заступаетесь за господина Арбенина! Гость 3. Разве вы никогда не заступаетесь за людей, которых обвиняют понапрасну? Наталья Федо<ровна>. Напротив! вот я третьего дни целый час спорила с дядюшкой, который утверждал, что Арбенин не заслуживает названия дворянина, что у него злой язык и так далее… А я знаю, что Арбенин так понимает хорошо честь, как никто, и что у него доброе сердце… он это доказал многим!.. Гость 1 (обращаясь к другому). Посмотрите, как она покраснела! Гость 4. C'est une coquette.[20] Наталья Ф<едоровна> (смотрит в дверь). Кто это еще приехал?.. Ах, вообразите: я не узнала издали кузину!.. (Княжна Софья входит.) (Кузины целуются.) К<няжна> Софья (тихо Наташе). Я сию минуту, выходя из кареты, видела Арбенина; он ехал мимо вашего дома и так пристально глядел в окна, что, если б сам император проехал мимо его с другой стороны, так он бы не обернулся. (Улыбается.) Будет он здесь? Наталья Ф<едоровна>. Почему же мне знать? Я не спрашивала, а он сам никогда наперед не извещает о своем приезде. Кн<яжна>Софья (в сторону). А я надеялась еще раз его увидать. (Громко) У меня сегодня что-то голова болит! Гость 2. Лишь бы не сердце! К<няжна>Софья (всторону). Как плоско! (Ему) Вы вчера прекрасно играли у графа; особливо во второй пьесе; все были восхищены вами. (Он кланяется.) Только скажите, для чего вы так рано уехали, тотчас после ужина? Гость 2. У меня заболела голова. К<няжна> Софья (с улыбкой). Что за важность? это не сердце! Анна Ник<олавна> (подходит). Барышни, господа кавалеры, не хотите ли играть в мушку… столы готовы. Многие. С большим удовольствием. (Все, кроме Наташи и Софьи, уходят.) Княжна. Кузина! мне кажется, ты совсем не радуешься своей победе? Ты как будто не догадываешься. Ну к чему хитрить? Всякий заметил, что Арбенин в тебя влюблен; и ты прежде всех это заметила. Зачем так мало доверенности ко мне? Ты знаешь, что я с тобой дружна и всегда всё про себя сказываю. Или я еще не заслужила… Наталья Ф<едоровна>. Душенька! к чему такие упреки? (Целует ее.) Впрочем это неправда… (Берет княжну за руку.) Не сердитесь же, Софья Николавна! (Смеется.) Княжна. О! я знаю, что он тебе нравится, но берегись! ты Арбенина не знаешь хорошо, потому что его никто хорошо знать не может… Ум язвительный и вместе глубокий, желания, не знающие никакой преграды, и переменчивость склонностей — вот что опасно в твоем любезном; он сам не знает, чего хочет, и по той же причине, полюбив, разлюбит тотчас, если представится ему новая цель! Наталья Ф<едоровна>. С каким жаром вы говорите, кузина! Княжна. Потому что я тебя люблю и предостерегаю… Наталья Ф<едоровна>. Да почему тебе так знать его? Княжна. О, я наслышалась довольно… Наталья Ф<едоровна>. От кого? Княжна. Да от самого Арбенина! (Наташа отворачивается и уходит.) Она ревнива! Она любит его! а он, он… как часто, когда я ему говорила что-нибудь, он без внимания сидел с неподвижными глазами, как будто бы одна единственная мысль владела его существованьем; и когда Наташа подходила, я следовала за его взорами; внезапный блеск появлялся на них. О, я несчастная! но как не любить? он так умен, так полон благородства. Он часто разговаривает со мною, но почти всё о Наташе. Я знаю, что ему приятно быть со мною, но знаю также, что это не для меня. И то, что должно бы было служить мне неисчерпаемым источником блаженства, превращает одна мысль в жестокую муку. Он не красавец, но так не похож на других людей, что самые недостатки его, как редкость, невольно нравятся; какая душа блещет в его темных глазах! какой голос!.. о! я безумная! ломаю себе голову над его характером и не могу растолковать собственную страсть. (Молчание.) Нет! они не будут счастливы… клянусь этим небом, клянусь душой моей, всё, что имеет ядовитого женская хитрость, будет употреблено, чтоб разрушить их благополучие… Пусть тогда погибну, но в утешение себе скажу: «он не веселится, когда я плачу! его жизнь не спокойнее моей!» — Я решилась! как легко мне стало: я решилась! (В это время в глубине театра проходит несколько гостей, одни уезжают, другие приезжают; хозяйка провожает и встречает.) (В<ладимир> Арбенин тихо выходит из гостиной.) Княжна (увидав Арбенина). Как смела я решиться!.. Владимир. Ах, княжна!.. как я рад, что вы здесь… Княжна. Давно ли вы приехали? Владимир. Сейчас. Вхожу в гостиную: там играют по 5 копеек в мушку. Я посмотрел: почти ни слова не сказал. Мне стало душно. Не понимаю этой глупой карточной работы: нет удовольствия ни для глаз, ни для ума, нет даже надежды, обольстительной для многих, выиграть, опустошить карманы противника. Несносное полотерство, стремление к ничтожеству, пошлое самовыказывание завладело половиной русской молодежи; без цели таскаются всюду, наводят скуку себе и другим… Княжна. Зачем же вы сюда приехали? Владимир (пожав плечами). Зачем! Княжна (язвительно). Я догадываюсь! Владимир. Так! заблуждение! заблуждение!.. Но скажите, может ли быть тот счастлив, кто своим присутствием в тягость? — Я не сотворен для людей теперешнего века и нашей страны; у них каждый обязан жертвовать толпе своими чувствами и мыслями; но я этого не могу, я везде одинаков — и потому нигде не гожусь; не правда ли, вот очень ясное доказательство… Княжна. Вы на себя нападаете. Владимир. Да, я сам себе враг, потому что продаю свою душу за один ласковый взгляд, за одно не слишком холодное слово… Мое безумство доходит до крайней степени, и со мною случится скоро горе, не от ума, но от глупости!..* Княжна. К чему эти притворные мрачные предчувствия. Я вас не понимаю. Всё проходит, и ваши печали, и (я не знаю даже как назвать) ваши химеры исчезнут. Пойдемте играть в мушку. Видели ли вы мою кузину, Наташу? Владимир. Когда я взошел, какой-то адъютантик, потряхивая эполетами, рассказывал ей, как прошлый раз в Собрании один кавалер уронил замаскированную даму и как муж ее, вступившись за нее, сдуру обнаружил, кто она такова. Ваша кузина смеялась от души… это и меня порадовало. Посмотрите, как я буду весел сегодня. (Уходит в гостиную.) Княжна (глядит ему вслед). Желаю вам много успехов! Нынче же начну приводить в исполнение мой план. И скоро я увижу конец всему… Боже мой! боже мой! для чего я так слабодушна, так не тверда? (Уходит в гостиную.) (обратно)
Сцена III
15 сентября. Днем. (Комната в доме Марьи Дмитревны, матери Владимира; зеленые обои. Столик и кресла. У окна Аннушка, старая служанка шьет что-то. Слышен шум ветра и дождя.)Аннушка. Ветер и дождь стучат в наши окна, как запоздалые дорожные. Кто им скажет: ветер и дождь, подите прочь, мешайте спать и покоиться богатым, которых здесь так много, а мы и без вас едва знаем сон и спокойствие? Приехала моя барыня мириться с муженьком — о-ох! ох! ох! Не мирно что-то началось да не так и кончится. Оставляет же он нас почти с голоду умирать: стало быть, не любит совсем и никогда не любил; а если так, то и от мировой толку не будет. Лучше без мужа, чем с дурным мужем. Ведь охота же Марье Дмитревне всё любить такого антихриста. Вот уж охота пуще неволи! Зато молодой барин вышел у нас хорош; такой ласковый; шесть лет, нет, больше, 8 лет я его не видала. Как вырос, похорошел с тех пор. Еще помню, как его на руках таскала. То-то был любопытный; что ни увидит, всё зачем? да что? а уж вспыльчив-то был, словно порох. Раз вздумалось ему бросать тарелки да стаканы на пол; ну так и рвется, плачет: брось на пол. Дала ему; бросил — и успокоился… А бывало, помню (ему еще было 3 года), бывало, барыня посадит его на колена к себе и начнет играть на фортепьянах что-нибудь жалкое. Глядь: а у дитяти слезы по щекам так и катятся!..* Уж, верно, ему Павел Григорич много наговаривал против матери; да, видишь, впрок не пошло худое слово. Дай бог здоровья Владимиру Павловичу, дай бог! Он и меня на старости лет не позабывает. Хоть ласковой речью да подарит. (Входит Марья Дмитревна, с книгой в руке.) Марья Дмитревна. Я хотела читать, но как читать одними глазами, не следуя мыслию за буквами? Тяжкое состояние! Непонятная воля судьбы! ужасное борение самолюбия женщины с необходимостию!.. К чему служили мои детские мечты? разве есть необходимость предчувствовать напрасно? будучи ребенком, я часто, под влиянием светлого неба, светлого солнца, веселой природы, создавала себе существа такие, каких требовало мое сердце; они следовали за мною всюду, я разговаривала с ними днем и ночью; они украшали для меня весь мир. Даже люди казались для меня лучше, потому что они имели некоторое сходство с моими идеалами: в обхождении с ними я сама становилась лучше. — Ангелы ли были они? — не знаю, но очень близки к ангелам. — А теперь, холодная существенность отняла у меня последнее утешение: способность воображать счастие!.. Не имея ни родных, ни собственного имения, я должна унижаться, чтобы получить прощение мужа. Прощения! мне просить прощения! Боже! ты знаешь дела человеческие, ты читал в моей и в его душе и ты видел, в которой хранился источник всего зла!.. (Задумывается; потом подходит медленно к креслам и садится.) Аннушка! ходила ли ты в дом к Павлу Григоричу, чтоб разведывать, как я велела? тебя там любят все старые слуги!.. Ну что ты узнала о моем муже, о моем сыне? Аннушка. Ходила, матушка, и расспрашивала. Марья Дмитр<евна>. Что же? что говорил обо мне Павел Григорич? не слыхала ли ты? Аннушка. Ничего он, сударыня, об вас не говорил. Если б не было у вас сына, то никто не знал бы, что Павел Григорич был женат. Марья Дмит<ревна>. Ни слова обо мне? Он стыдится произносить мое имя! он презирает меня! Презрение! как оно похоже на участие; как эти два чувства близки друг к другу! Как смерть и жизнь! Аннушка. Однако же, говорят, что Владимир Павлович вас очень любит. Напрасно, видно, батюшка его старался очернять вас!.. Марья Дмит<ревна>. Да! мой сын меня любит. Я это видела вчера, я чувствовала жар его руки, я чувствовала, что он всё еще мой! Так! душа не переменяется. Он всё тот же, каков был сидящий на моих коленах, в те вечера, когда я была счастлива, когда слабость, единственная слабость, не могла еще восстановить против меня небо и людей! (Закрывает лицо руками.) Аннушка. Эх, матушка! что плакать о прошедшем, когда о теперешнем не наплачешься. Говорят, Павел Григорич бранил, да как еще бранил молодого барина, за то, что он с вами повидался. Да, кажется, и запретил ему к нам приезжать!.. Марья Дмитрев<на>. О! это невозможно! это слишком жестоко! сыну не видаться с матерью, когда она слабая, больная, бедная, живет в нескольких шагах от него! О нет! это против природы… Аннушка! в самом деле он это сказал? Аннушка. В самом деле-с!.. Марья Дмит<ревна>. И он запретил моему сыну видеть меня? точно? Аннушка. Запретил-с, точно! Марья Дмит<ревна> (помолчав). Послушай! Он думает, что Владимир не его сын или сам никогда не знавал матери! (Ветер сильнее ударяет в окно. Обе содрогаются.) И я приехала искать примиренья? с таким человеком? Нет! Союз с ним значит разрыв с небесами; хотя мой супруг и орудие небесного гнева, но, творец! взял ли бы ты добродетельное существо для орудия казни? Честные ли люди бывают на земле палачами? Аннушка. Как вы бледны, сударыня! не угодно ли отдохнуть? (Смотрит на стенные часы.) Скоро приедет доктор: он обещался быть в 12 часов. Марья Дмитр<евна>. И приедет в последний раз! Как смешна я кажусь себе самой! Думать, что лекарь вылечит глубокую рану сердца! (Молчание.) О! для чего я не пользовалась тысячью случаями к примирению, когда еще было время. А теперь, когда прошел сон, я ищу сновидений! поздно! поздно! Чувствовать и понимать это напрасно, вот что меня убивает. О, раскаяние! Зачем за мгновенный проступок ты грызешь мою душу. Какое унижение! Я принуждена под другим именем приезжать в Москву, чтоб не заставить сына моего краснеть перед миром. Перед миром? Это правда, собрание глупцов и злодеев есть мир, нынешний мир. Ничего не прощают, как будто сами святые. Аннушка.(посмотрев в окно). Доктор приехал. (Доктор входит.) Марья Дмитр<евна>. Здравствуйте, Христофор Василич. Милости просим. Доктор (подходит к руке). Что? как вы? Марья Дмитр<евна>. Благодаря вам, мне гораздо лучше! Доктор (щупая пульс). Совсем напротив! совсем напротив! — вы слабее! У вас желчь, действуя на кровь, производит волнение! у вас нервы ужасно расстроены. Вот, я ведь говорил, вам надобно лечиться долго, постепенно, по методе, а вы всё хотите вдруг! Марья Дмит<ревна>. Но если недостает способов? Доктор. Эх, сударыня! здоровье дороже всего! (Пишет рецепт.) Марья Дмитр<евна>. Откуда вы теперь, Христофор Василич? Доктор. От господина Арбенина. Марья Дм<итревна>, Аннушка (вместе). От Арбенина! (Обе в замешательстве.) Доктор. А разве вы его знаете? Марья Дмит<ревна>. Нет! а кто такое Арбенин? Доктор. Этот господин Арбенин, коллежский асессор, в разводе с своей женой — то есть не в разводе, а так: она покинула мужа, потому что была неверна. Марья Дмит<ревна>. Неверна! она его покинула? Доктор. Да, да — неверна! У нее, говорят, была интрига с каким-то французом! У этого же Арбенина есть сын, молодой человек лет 19-ти или 20-ти, шалун, повеса, заслуживший в свете очень дурную репутацию: говорят даже, что он пьет. Да, да! что вы на меня так пристально глядите? Все, все жалеют, что у такого почтенного, известного в Москве человека, каков господин Арбенин, сын такой негодяй! Если его принимают в хорошие общества, то это только для отца! И еще, вообразите! он смеется всё надо мной и над моей ученостью! он — над моей ученостью? смеется?! Марья Дмит<ревна> (в сторону). Личность! Я отдыхаю! Доктор. Ах! у вас лицо в красных пятнах! Я говорил, что вы еще не совсем здоровы! Марья Дмит<ревна>. Это пройдет, господин доктор! Благодарю вас за новость — и позвольте мне с вами проститься! Вы почти знаете, в каком я положении! Я скоро еду из Москвы! Недостаток в деньгах заставляет меня возвратиться в деревню! Доктор. Как! не возвративши здоровья? Марья Дмит<ревна>. Доктора, я вижу, не могут мне его возвратить! Болезнь моя не по их части… Доктор. Как? вы не верите благому влиянию медицины? Марья Дмит<ревна>. Извините! Я очень верю… однако не могу ею пользоваться… Доктор. Есть ли что-нибудь невозможное для человека с твердой волею… Марья Дмит<ревна>. Мне должно, моя воля — ехать в деревню. Там у меня тридцать семейств мужиков живут гораздо спокойнее, чем графы и князья. Там, в уединении, на свежем воздухе мое здоровье поправится — там хочу я умереть. Ваши посещения мне более не нужны: благодарю за всё… позвольте вручить вам последний знак моей признательности… Доктор (берет деньги). Однако вы еще очень нездоровы! вам бы надобно… Марья Дмитр<евна> (значительно взглянув на него). Прощайте! (Доктор, раскланявшись, уходит с недовольною миной.) Это<т> человек в состоянии высосать последнюю копейку! Аннушка. Вы совсем расстроены! ваше лицо переменилось! ах! сударыня! присядьте, ваши руки дрожат! Марья Дмит<ревна>. Мой сын имеет одну участь со мной! Аннушка (поддерживая ее). Видно вам, сударыня, так уж на роду написано — терпеть! Марья Дмит<ревна>. Я хочу умереть. Аннушка. Смерть никого не обойдет… зачем же звать ее, сударыня! Она знает, кого в какой час захватить… а назовешь-то ее неравно в недобрый час… так хуже будет!.. молитесь богу, сударыня! да святым угодникам! ведь они все страдали не меньше нас! а мученики-то, матушка!.. Марья Дмитр<евна>. Я вижу, что близок мой конец… такие предчувствия меня никогда не обманывали. Боже! боже мой! Допусти только примириться с моим мужем прежде смерти; пускай ничей справедливый укор не следует за мной в могилу. Аннушка! доведи меня в мою комнату! (Уходят обе.) (обратно)
Сцена IV*
17-го октября. Вечер. (Комната студента Рябинова. Бутылки шампанского на столе и довольно много беспорядка.) (Снегин, Челяев, Рябинов, Заруцкий, Вышневский курят трубки. Ни одному нет больше 20 лет.)Снегин. Что с ним сделалось? отчего он вскочил и ушел не говоря ни слова? Челяев. Чем-нибудь обиделся! Заруцкий. Не думаю. Ведь он всегда таков: то шутит и хохочет, то вдруг замолчит и сделается подобен истукану; и вдруг вскочит, убежит, как будто бы потолок провалился над ним. Снегин. За здоровье Арбенина; sacré-dieu![21] он славный товарищ! Рябинов. Тост! Вышневский. Челяев! был ты вчера в театре? Челяев. Да, был. Вышневский. Что играли? Челяев. Общипанных разбойников Шиллера.* Мочалов ленился ужасно; жаль, что этот прекрасный актер не всегда в духе.* Случиться могло б, что я бы его видел вчера в первый и последний раз: таким образом он теряет репутацию. Вышневский. И ты, верно, крепко боялся в театре… Челяев. Боялся? Чего? Вышневский. Как же? — ты был один с разбойниками! Все. Браво! Браво! Фора! Тост! Снегин (берет в сторону Заруцкого). Правда ли, что Арбенин сочиняет? Заруцкий. Да… и довольно хорошо. Снегин. То-то! не можешь ли ты мне достать что-нибудь? Заруцкий. Изволь… да кстати… у меня есть в кармане несколько мелких пиес. Снегин. Ради бога покажи… пускай они пьют и дурачатся… а мы сядем там… и ты мне прочтешь. Заруцкий (вынимает несколько листков из кармана, и они садятся в другой комнате у окна). Вот первая; это отрывок, фантазия… слушай хорошенько!.. создатель! как они шумят! Между прочим я должен тебе сказать, что он страстно влюблен в Загорскину… слушай: 1
Моя душа, я помню, с детских лет*
Чудесного искала; я любил
Все обольщенья света, но не свет,
В котором я мгновеньями лишь жил.
И те мгновенья были мук полны;
И населял таинственные сны
Я этими мгновеньями, но сон,
Как мир, не мог быть ими омрачен!
Как часто силой мысли в краткий час
Я жил века, и жизнию иной,
И о земле позабывал. Не раз
Встревоженный печальною мечтой
Я плакал. Но создания мои,
Предметы мнимой злобы иль любви,
Не походили на существ земных;
О нет! все было ад иль небо в них!
Так! для прекрасного могилы нет!
Когда я буду прах, мои мечты,
Хоть не поймет их, удивленный свет
Благословит. И ты, мой ангел, ты
Со мною не умрешь. Моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь,
С моим названьем станут повторять
Твое… На что им мертвых разлучать?
К чему волшебною улыбкой*
Будить забвенные мечты?
Я буду весел, но — ошибкой:
Причину — слишком знаешь ты.
Мы не годимся друг для друга;
Ты любишь шумный, хладный свет —
Я сердцем сын пустынь и юга!
Ты счастлива, а я — я — нет!
Как небо утра молодое,
Прекрасен взор небесный твой;
В нем дышит чувство всем родное,
А я на свете всем чужой!
Моя душа боится снова
Святую вспомнить старину;
Ее надежды — бред больного.
Им верить — значит верить сну.
Мне одинокий путь назначен;
Он проклят строгою судьбой;
Как счастье без тебя — он мрачен.
Прости! прости же, ангел мой!..
Я видел юношу: он был верхом*
На серой, борзой лошади — и мчался
Вдоль берега крутого Клязьмы. Вечер
Погас уж на багряном небосклоне,
И месяц с облаками отражался
В волнах — и в них он был еще прекрасней!..
Но юный всадник не страшился, видно,
Ни ночи, ни росы холодной… жарко
Пылали смуглые его ланиты,
И черный взор искал чего-то всё
В туманном отдаленьи. В беспорядке
Минувшее являлося ему —
— Грозящий призрак, темным предсказаньем
Пугающий доверчивую душу;
Но верил он одной своей любви
И для любви своей не знал преграды!
Он мчится. Звучный топот по полям
Разносит ветер. Вот идет прохожий;
Он путника остановил, и этот
Ему дорогу молча указал
И удалился с видом удивленья
И всадник примечает огонек,
Трепещущий на берегу другом;
И, проскакав тенистую дубраву,
Он различил окно, окно и дом,
Он ищет мост… но сломан старый мост,
Река темна, и шумны, шумны воды.
Как воротиться, не прижав к устам
Пленительную руку, не слыхав
Волшебный голос тот, хотя б укор
Произнесли ее уста? о нет!
Он вздрогнул, натянул бразды, ударил
Коня — и шумные плеснули воды,
И с пеною раздвинулись они.
Плывет могучий конь — и ближе, ближе…
И вот уж он на берегу противном
И на гору летит… И на крыльцо
Взбегает юноша, и входит
В старинные покои… нет ее!
Он проникает в длинный коридор,
Трепещет… нет нигде… ее сестра
Идет к нему навстречу. О! когда б
Я мог изобразить его страданье!
Как мрамор бледный и безгласный, он
Стоял. Века ужасных мук равны
Такой минуте. Долго он стоял…
Вдруг стон тяжелый вырвался из груди,
Как будто сердца лучшая струна
Оборвалась… он вышел мрачно, твердо,
Прыгнул в седло и поскакал стремглав,
Как будто бы гналося вслед за ним
Раскаянье… и долго он скакал.
До самого рассвета, без дороги,
Без всяких опасений — наконец
Он был терпеть не в силах… и заплакал!
Есть вредная роса, которой капли
На листьях оставляют пятна, — так
Отчаянья свинцовая слеза,
Из сердца вырвавшись насильно, может
Скатиться, но очей не освежит.
К чему мне приписать виденье это?
Ужели сон так близок может быть
К существенности хладной? Нет!
Не может сон оставить след в душе,
И как ни силится воображенье,
Его орудья пытки ничего
Против того, что есть и что имеет
Влияние на сердце и судьбу…
Мой сон переменился невзначай.
Я видел комнату: в окно светил
Весенний, теплый день; и у окна
Сидела дева, нежная лицом,
С глазами полными огнем и жизнью.
И рядом с ней сидел в молчаньи мне
Знакомый юноша, и оба, оба
Старалися довольными казаться,
Однако же на их устах улыбка,
Едва родившись, томно умирала.
И юноша спокойней, мнилось, был,
Затем что лучше он умел таить
И побеждать страданье. Взоры девы
Блуждали по листам открытой книги,
Но буквы все сливалися под ними…
И сердце сильно билось — без причины!
И юноша смотрел не на нее, —
Хотя она одна была царицей
Его воображенья и причиной
Всех сладких и высоких дум его,
На голубое небо он смотрел,
Следил сребристых облаков отрывки
И, с сжатою душой, не смел вздохнуть,
Не смел пошевелиться, чтобы этим
Не прекратить молчанья: так боялся
Он услыхать ответ холодный или
Не получить ответа на моленья!..
Сцена V*
10-го января. Утром. (В доме у Белинского; его кабинет, по моде отделанный.) (Окна замерзли; на столе табачный пепел и пустая чайная чашка.)Белинский (один; прохаживается по комнате). Судьба хочет непременно, чтоб я женился! Что же? Женитьба — лекарство очень полезное от многих болезней, и от карманной чахотки особенно. Теперь я занял денег, чтоб купить деревню; но тысячи рублей недостает; а где их взять? Женись! женись! кричит рассудок. Так и быть! но на ком? Вчера я познакомился с Загорскиными. Наташа мила, очень мила; у ней кое-что есть! Но Владимир влюблен в нее. Что ж? чья взяла, тот и прав. Я нахожусь в таких опасных обстоятельствах, что он должен будет мне простить. Впрочем, я не верю, чтоб он уж так сильно ее любил! Он странный, непонятный человек: один день то, другой — другое! Сам себе противуречит, а всё как заговорит и захочет тебя уверить в чем-нибудь — кончено! редкий устоит! Иногда, напротив — слова не добьешься; сидит и молчит, не слышит и не видит, глаза остановятся, как будто в этот миг всё его существование остановилось на одной мысли. (Молчание.) Однако я ему ничего не скажу про свое намерение, прежде, чем не кончу дело. Буду покамест ездить в дом, а там — увидим!.. (Входит Арбенин скоро.) Владимир. Белинский! Что так задумчив? Белинский. А! здравствуй, Арбенин! это планы… планы… Владимир. И тебя судьба не отучила делать планы? Белинский. Нет! Если я твердо намерен сделать что-нибудь, то редко мне не удается. Поверь: человек, который непременно хочет чего-нибудь, принуждает судьбу сдаться: судьба — женщина! Владимир. А я так часто был обманут желаньями и столько раз раскаивался, достигнув цели, что теперь не желаю ничего; живу как живется; никого не трогаю, и от этого все стараются чем-нибудь возбудить меня, как-нибудь вымучить из меня обидное себе слово. И знаешь ли: это иногда меня веселит. Я вижу людей, которые из жил тянутся, чтоб чем-нибудь сделать еще несноснее мое существование! Неужели я такое важное лицо в мире, или милость их простирается даже до самых ничтожных! Белинский. Друг мой! ты строишь химеры в своем воображеньи и даешь им черный цвет для большего романтизма. Владимир. Нет! нет, говорю я тебе: я не создан для людей: я для них слишком горд, они для меня — слишком подлы. Белинский. Как, ты не создан для людей? Напротив! ты любезен в обществе; дамы ищут твоего разговора, ты любим молодежью; и хотя иногда слишком резкие истины говоришь в глаза, тебе всё-таки прощают, потому что ты их умно говоришь, и это как-то к тебе идет! Владимир (с горькой улыбкой). Я вижу: ты хочешь меня утешить! Белинский. Когда ты был у Загорскиных? Могут ли там тебя утешить? Владимир. Вчера я их видел. Странно: она меня любит — и не любит! Она со мною иногда так добра, так мила, так много говорят глаза ее, так много этот румянец стыдливости выражает любви… а иногда, особливо на бале где-нибудь, она совсем другая, — и я больше не верю ни ее любви, ни своему счастью! Белинский. Она кокетка! Владимир. Не верю: тут есть тайна… Белинский. Поди ты к чорту с тайнами! Просто: когда ей весело, тогда твоя Наташа об тебе и не думает, а когда скучно, то она тобой забавляется. Вот и вся тайна. Владимир. Ты это сказал таким нежным голосом, как будто этим сделал мне великое благодеяние! Белинский (покачав головой). Ты не в духе сегодня! Владимир (вынимает изорванное письмо). Видишь. Белинский. Что такое? Владимир. Это письмо я писал к ней… прочти его! Вчера я приезжаю к ее кузине, княжне Софье; улучив минуту, когда на нас не обращали внимания, я умолял ее передать письмо Загорскиной… она согласилась, но с тем, чтобы прежде самой прочитать письмо. Я ей отдал. Она ушла в свою комнату. Я провел ужасный час. Вдруг княжна является, говоря, что мое письмо развеселит очень ее кузину и заставит ее смеяться! смеяться! друг мой! Я разорвал письмо, схватил шляпу и уехал… Белинский. Я подозреваю хитрость княжны. Загорскина не стала бы смеяться такому письму, потому что я очень отгадываю его содержание… зависть, может быть, и более, или просто шутка… Владимир. Хитрость! хитрость! Я ее видел, провел с нею почти наедине целый вечер… я видел ее в театре: слезы блистали в глазах ее, когда играли «Коварство и любовь» Шиллера!.. Неужели она равнодушно стала бы слушать рассказ моих страданий? (Схватывает за руку Белинского.) Что если б я мог прижать Наталью к этой груди и сказать ей: ты моя, моя навеки!.. Боже! боже! — я не переживу этого! (Смотрит пристально в глаза Белинскому.) Не говори ни слова, не разрушай моих детских надежд… только теперь не разрушай!.. а после… Белинский. После! (В сторону) Как? ужели он предугадывает судьбу свою? Владимир. О как сердце умеет обманывать! (Беспокойно ходит взад и вперед.) Белинский (в сторону). И я должен буду разрушить этот обман? Ба! да я, кажется, начинаю подражать ему! Нет! это вздор! он не так сильно любит, как показывает: жизнь не роман! (Входит слуга Белинского.) Слуга. Дмитрий Василич! какой-то мужик просит позволения вас видеть. Он говорит, что слышал, будто вы покупаете их деревню, так он пришел… Белинский. Вели ему взойти. (Слуга уходит.)(Входит мужик, седой, и бросается в ноги Белинскому.) Встань! встань! что тебе надобно, друг мой! Мужик (на коленах). Мы слышали, что ты, кормилец, хочешь купить нас, так я пришел… (кланяется) мы слышали, что ты барин доброй… Белинский. Да встань, братец, а потом говори!.. встань прежде! Мужик (встав). Не прогневайся, отец родной, коли я… Белинский. Да говори же… Мужик (кланяясь). Меня, старика, прислали к тебе от всего села, кормилец, кланяться тебе в ноги, чтобы ты стал нашим защитником… все бы стали богу молить о тебе! будь нашим спасителем! Белинский. Что же? вам не хочется с госпожой своей расставаться, что ли? Мужик (кланяясь в ноги). Нет! купи, купи нас, родимой! Белинский (в сторону). Странное приключение! (Мужику) А! так вы верно недовольны своей помещицей? Мужик. Ох! тяжко! за грехи наши!.. (Арбенин начинает вслушиваться.) Белинский. Ну! говори, брат, смелее! Жестоко, что ли, госпожа поступает с вами? Мужик. Да так, барин… что ведь, ей богу, терпенья уж нет. Долго мы переносили, однако пришел конец… хоть в воду!.. Владимир. Что же она делает? (Лицо Владимира мрачно.) Мужик. Да что вздумается ее милости. Белинский. Например… сечет часто? Мужик. Сечет, батюшка, да как еще… за всякую малость, а чаще без вины. У нее управитель, вишь, в милости. Он и творит что ему любо. Не сними-ко перед ним шапки, так и нивесь что сделает. За версту увидишь, так тотчас шапку долой, да так и работай на жару, в полдень, пока не прикажет надеть, а коли сердит или позабудет, так иногда целый день промает. Белинский. Какие злоупотребления! Мужик. Раз как-то барыне донесли, что, дескоть, «Федька дурно про тея говорит и хочет в городе жаловаться!» А Федька мужик был славной; вот она и приказала руки ему вывертывать на станке… а управитель был на него сердит. Как повели его на барской двор, дети кричали, жена плакала… вот стали руки вывертывать. «Господин управитель!», сказал Федька, «что я тебе сделал! ведь ты меня губишь!» — Вздор! — сказал управитель. Да вывертывали, да ломали… Федька и стал безрукой. На печке так и лежит да клянет свое рожденье. Белинский. Да что, в самом деле, кто-нибудь из соседей, или исправник, или городничий не подадут на нее просьбу? На это есть у нас суд. Вашей госпоже плохо может быть. Мужик. Где защитники у бедных людей? У барыни же все судьи подкуплены нашим же оброком. Тяжко, барин! тяжко стало нам! Посмотришь в другое село… сердце кровью обливается! Живут покойно да весело. А у нас так и песен не слышно стало на посиделках. Рассказывают горнишные: раз барыня рассердилась, так, вишь, ножницами так и кольнула одну из девушек… ох! больно… а как бороду велит щипать волосок по волоску… батюшка!.. ну! так тут и святых забудешь… батюшка!.. (падает на колени перед Белинским). О! кабы ты нам помог!.. купи нас! купи, отец родной! (Рыдает.) Владимир (в бешенстве). Люди! люди! и до такой степени злодейства доходит женщина, творение иногда столь близкое к ангелу… О! проклинаю ваши улыбки, ваше счастье, ваше богатство — всё куплено кровавыми слезами. Ломать руки, колоть, сечь, резать, выщипывать бороду волосок по волоску!.. О боже!.. при одной мысли об этом я чувствую боль во всех моих жилах… я бы раздавил ногами каждый сустав этого крокодила, этой женщины!.. Один рассказ меня приводит в бешенство!.. Белинский. В самом деле ужасно! Мужик. Купи нас, родимой! Владимир. Дмитрий! есть ли у тебя деньги? Вот всё, что я имею… вексель на 1000 рублей… ты мне отдашь когда-нибудь. (Кладет на стол бумажник.) Белинский (сосчитав). Если так, то я постараюсь купить эту деревню… поди, добрый мужичок, и скажи своим, что они в безопасности. (Владимиру) Какова госпожа? Мужик. Дай боже вам счастья обоим, отцы мои, дай бог вам долгую жизнь, дай бог вам всё, что душе ни пожелается… Прощай, родимой! благослови тебя царь небесный! (Уходит.) Владимир. О мое отечество! мое отечество! (Ходит быстро взад и вперед по комнате.) Белинский. Ах, как я рад, что могу теперь купить эту деревню! Как я рад! впервые мне удается облегчать страждущеечеловечество! Так: это доброе дело. Несчастные мужики! Что за жизнь, когда я каждую минуту в опасности потерять всё, что имею, и попасть в руки палачей! Владимир. Есть люди, более достойные сожаленья, чем этот мужик. Несчастия внешние проходят, но тот, кто носит всю причину своих страданий глубоко в сердце, в ком живет червь, пожирающий малейшие искры удовольствия… тот, кто желает и не надеется… тот, кто в тягость всем, даже любящим его… тот! но для чего говорить об таких людях? им не могут сострадать: их никто, никто не понимает. Белинский. Опять за свое! О эгоист! Как можно сравнивать химеры с истинными несчастиями? Можно ли сравнить свободного с рабом? Владимир. Один раб человека, другой раб судьбы. Первый может ожидать хорошего господина или имеет выбор — второй никогда. Им играет слепой случай, и страсти его и бесчувственность других, всё соединено к его гибели. Белинский. Разве ты не веришь в провидение? Разве отвергаешь существование бога, который всё знает и всем управляет? Владимир (смотрит на небо). Верю ли я? верю ли я? Белинский. Твоя голова, я вижу, набита ложными мыслями. Владимир (помолчав). Послушай! не правда ли, теперь прекрасная погода? пойдем на бульвар! Белинский. Чудак! (Входит слуга Марьи Дмитревны.)Что тебе надобно? Кто ты? Владимир. Слуга моей матери! Слуга. Я прислан к вам, сударь, от Марьи Дмитревны. Искал я вас с полчаса в трех домах, где, как мне у вас сказали, вы часто бываете. Владимир. Что случилось? Слуга. Да барыня-с… Владимир. Что? Слуга. Сделалась очень нездорова и просит вас поскорее к себе. Владимир. Нездорова, говоришь ты? больна? Слуга. Очень нездорова-с. Владимир (задумчиво). Очень! да, я пойду! (Подавая руку Белинскому) Не правда ли, я тверд в своих несчастиях? (Уходит.) (В продолжение этой речи он менялся в лице, и голос его дрожал.) Белинский (глядя вслед ему). Тебя погубит эта излишняя чувствительность! Ты желаешь спокойствия, но не способен им наслаждаться; и оно сделалось бы величайшею для тебя мукой, если бы поселилось в груди твоей. Я веселого характера обыкновенно; однако примечаю, что печаль Арбенина прилипчива. После него часа два я не могу справиться. Ха! ха! ха! испытаю верность женщины! Посмотрим, устоит ли Загорскина против моих нападений. Если она изменит Арбенину, то это лучший способ излечить его от самой глупейшей болезни. (Слуга Белинского входит.) Чего тебе? Слуга. Да я ходил в театр за билетом-с, как вы приказывали. Вот билет-с. Белинский. Хорошо! в первом ряду? хорошо. (Про себя) Скучно будет сегодня во Французском театре: играют скверно, тесно, душно. А нечего делать! весь beaumonde![22] (Закуривает трубку и уходит.) (обратно)
Сцена VI
10-го января. День. (В доме у Загорскиных. Комната барышень.) (Княжна Софья сидит на постели; Наташа поправляет волосы перед зеркалом.)К<няжна> Софья. Ma chère cousine![23] Я тебе советую остерегаться! Наташа. Пожалуста, без наставлений! Я сама знаю, как мне поступать. Я никогда не покажу Арбенину большой благосклонности, а пускай он будет доволен малым. К<няжна> Софья. Ведь ты его не заставишь на себе жениться… он вовсе не такой человек!.. Наташа. Разумеется, я сама за него свататься не стану; а если он меня любит, так женится. Кн<яжна> Софья (насмешливо). Не правда ли, как он интересен, как милы его глаза, полные слез! Наташа. Да, для меня очень занимательны. К<няжна> Софья. Поверь, он только дурачится и шалит; а именно потому, что уверен, что ты в него влюблена. Наташа. Ему не отчего быть уверену. К<няжна> Софья. А попробуй показать холодность… тотчас отстанет! Наташа. Я пробовала, и он не отстал и только больше с тех пор меня любит… К<няжна> Софья. Но ты не умеешь притворяться, ты… Наташа. Поверь, не хуже тебя! К<няжна> Софья. Арбенин точно так же куртизанил прошлого года Лидиной Полине; а тут и бросил ее, и смеется сам над нею… Ты помнишь? то же будет и с тобой. Наташа. Я не Полина. К<няжна> Софья. Посмотрим. Наташа. Да что ты так на одно наладила? Кн<яжна> Софья. Уж что я знаю, то знаю… вчера… Наташа. Что такое? впрочем, я и знать не желаю. К<няжна> Софья. Вчера Арбенин был у нас. Наташа. Ну что ж? К<няжна> Софья. Любезничал с Лизой Шумовой, рассказывал ей бог знает что и между тем просил меня отдать тебе письмо: вот мужчины! в одну влюблены, а другой пишут письма! верь им после этого. Я его прочла и отдала назад, сказав, что ты будешь очень этому смеяться. Он разорвал и уехал. Какова комедия! (Молчание.) А еще, знаешь: мне сказывали, наверное, что он хвалится, будто ты показывала особенные признаки любви. Но я не верю! Наташа (в сторону). Он делает глупости! Я теперь на него так сердита, так сердита! Хвалится! кто б подумал! это слишком! (Громко) Ты знаешь, кузина, у нас был вчера Белинский! Un jeune homme charmant![24] Прелесть как хорош, умен и любезен. Вот уж не надует губы! Как воспитан, точно будто всю жизнь провел при дворе! К<няжна> Софья. Поздравляю. И ты, я надеюсь, ему очень понравилась! (В сторону) Я в восхищении: мои слова действуют! (Громко) Вчерась же Арбенин чуть-чуть не поссорился у нас с Нелидовым. Последний, ты знаешь, такой тихий, степенный, осторожный; а Волдемар этого не слишком придерживается. Нелидов разговорился с ним про свет и общественное мнение и несколько раз повторял, что дорожит своею доброй славой, таким тоном, который давал чувствовать Арбенину, что он ее потерял; этот понял и побледнел; после и говорит мне: «Нелидов хотел кольнуть мое самолюбие, он достиг своей цели; это правда: я потерян для света… но довольно горд, чтоб слушать равнодушно напоминания об этом!» Ха! ха! ха! не правда ли, Наташа, это показывает твердость характера! Наташа. Конечно! Арбенин не совсем заслуживает дурное мнение света; но он об нем мало заботится; и этот Нелидов очень глупо сделал, если старался его обидеть! (Наташа подходит к окну.) К<няжна> Софья. Поверь мне: Арбенина так же огорчает злословие, как и другого; он только не хочет этого показать. (Молчание.) Наташа (с живостью). Ах! сейчас проехал Белинский! (обратно)
Сцена VII
3-го февраля. Утро. (Кабинет Павла Григорича Арбенина. Он сидит в креслах, против него стоит человек средних лет в синем сюртуке с седыми бакенбардами.)Павел Григ<орич>. Нет! братец, нет! скажи своему господину, что я не намерен ждать. Должен? — плати. Нечем? — начто задолжал. В России на это есть суд. Ну если б я был бедняк? разве два месяца пождать ничего не значит? Поверенный. Хоть две недели, сударь. На-днях мы денег ждем с завода. Неужели уж мы обманем вас? Павел Григ<орич>. Ни дня ждать не хочу. Поверенный. Да где же денег взять прикажете? Ведь 8 тысяч на улице не найдешь. Павел Григ<орич>. Пускай твой господин продаст хоть тебя самого; а мне он заплотит в назначенное время. И с процентами — слышишь? Поверенный. Да помилуйте-с!.. Павел Гри<горич>. Ни слова больше. Ступай! (Повер<енный> уходит.) Видишь какой ловкий! Всё бы ему ждали! Нет, брат! нынче деньги дороги, хлебы дешевы да еще плохо родятся! Пускай графские сынки да вельможи проматывают именье; мы, дворяне простые, от этого выигрываем. Пускай они будут при дворе, пускай шаркают в гостиных с камергерскими ключами, а мы будем тише, да выше. И, наконец, они оглянутся и увидят, хоть поздно, что мы их обогнали. (Встает с кресел.)Ух! замотали меня эти дела. А все-таки как-то весело: видеть перед собою бумажку, которая содержит в себе цену многих людей, и думать: своими трудами ты достигнул способа менять людей на бумажки. Почему же нет? и человек тлеет, как бумажка, и человек, как бумажка, носит на себе условленные знаки, которые ставят его выше других и без которых он… (Зевает.) Уф! спать хочется! Где-то сын мой? Он, верно, опять задолжал, потому что третий день дома обедает. Вот! прошу покорно иметь детей! (Владимир, бледный, быстро входит.) Владимир (громко и скоро). Батюшка! Павел Григ<орич>. Что тебе надобно? Владимир. Я пришел, чтобы… у меня есть одна, единственная просьба до вас… не откажите мне… поедемте со мною! поедемте! заклинаю вас; одна минута замедленья, и вы сами будете раскаиваться. Павел Гри<горич>. Куда мне ехать с тобою? ты с ума сошел!.. Владимир. Немудрено. Если б даже вы увидали, что я видел, и остались при своем уме, то я бы удивился! Павел Григ<орич>. Это уж ни на что не похоже! ты, Владимир, выводишь меня из терпения. Владимир. Так вы не хотите со мною ехать! так вы мне не верите! А я думал… но теперь вынужден всё сказать. Слушайте: одна умирающая женщина хочет вас видеть; эта женщина… Павел Григ<орич>. Что мне за дело до нее? Владимир. Она ваша супруга! Павел Гри<горич> (с досадой). Владимир! Владимир. Вы, верно, думаете меня испугать этим строгим взглядом и удушить голос природы в груди моей? Но я не таков, как вы; этот самый голос, приказывающий мне повиноваться вам, заставляет… да! ненавидеть вас! да! если вы будете далее противиться мольбам моей матери! О! нынешний день уничтожил во мне все опасенья: я говорю прямо! Я ваш сын и ее сын; вы счастливы, она страдает на постели смерти, кто прав, кто виноват, не мое дело. Я слышал, слышал ее мольбы и рыданья, и последний нищий назвал бы меня подлецом, если б я мог еще любить вас!.. Павел Григ<орич>. Дерзкий! Я давно уж не жду от тебя любви; но где видано, чтобы сын упрекал отца такими словами? прочь с глаз моих! Владимир. Я уж просил вас не уничтожать во мне последнюю искру покорности сыновней, чтоб я не повторил эти обвиненья перед целым светом! Павел Григ<орич>. Боже мой! до чего я дожил? (Ему) Знаешь ли… Владимир. Я знаю: вы сами терзаемы совестью, вы сами не имеете спокойных минут — вы виновны во многом… Павел Григ<орич>. Замолчи!.. Владимир. Не замолчу! не просить пришел я, но требовать! требовать! Я имею на это право! Нет! эти слезы врезались у меня в память! батюшка! (Бросается на колени.) батюшка! пойдемте со мною! Павел Григ<орич>. Встань! (Он встревожен.) Владимир. Вы пойдете? Павел Григ<орич> (в сторону). Что если в самом деле? Может быть… Владимир. Так вы не хотите? (Встает.) Павел Григ<орич> (в сторону). Она умирает, говорит Владимир! желает получить мое прощенье… правда! я бы… но ехать туда? если узнают, что скажут? Владимир. Вам нечего бояться: моя мать нынче же умрет. Она желает с вами примириться, не для того, чтобы жить вашим именем; она не хочет сойти в могилу, пока имеет врага на земле. Вот вся ее просьба, вся ее молитва к богу. Вы не хотели. Есть на небе судия. Ваш подвиг прекрасен; он показывает твердость характера; поверьте, люди будут вас за это хвалить, и что за важность, если посреди тысячи похвал раздастся один обвинительный голос. (Горько улыбается.) Павел Григ<орич> (принужденно). Оставь меня! Владимир. Хорошо! Я пойду… и скажу, что вы не можете, заняты. (Горько) Она еще раз в жизни поверит надежде! (Тихо идет к дверям.) О, если б гром убил меня на этом пороге; как? я приду — один! я сделаюсь убийцею моей матери. (Останавливается и смотрит на отца.) Боже! вот человек! Павел Григ<орич> (про себя). Однако для чего мне не ехать? что за беда? пред смертью помириться ничего; смеяться никто над этим не станет… а всё бы лучше! да, так и быть, отправлюсь. Она, верно, без памяти и меня не узнает… скажу ей, что прощаю, и делу конец! (Громко) Владимир! послушай… погоди! (Владимир недоверчиво приближается.) Я пойду с тобою… я решился! Нас никто не увидит? но я верю! пойдем… только смотри, в другой раз думай об том, что говоришь… Владимир. Так вы точно хотите идти к моей матери? точно? это невероятно! Нет, скажите: точно? Павел Григ<орич>. Точно! Владимир (кидается ему на шею). У меня есть отец! у меня снова есть отец! (Плачет.) Боже! боже! я опять счастлив! Как легко стало сердцу! у меня есть отец! Вижу, вижу, что трудно бороться с природными чувствами… о! как я счастлив! Видите ли, батюшка! как приятно сделать, решиться сделать добро… ваши глаза прояснели, ваше лицо сделалось ангельским лицом! (Обнимает его.) О мой отец, вы будете вознаграждены богом! Пойдемте, пойдемте скорей — ее надобно застать при жизни! Павел Григ<орич> (хочет идти). (В сторону) Итак, я должен увидеться… хорошо! Да нет ли тут какой-нибудь сети? однако отчаяние Владимира!.. Но разве она не может притвориться и уверить его, что умирает? Разве женщине, а особливо моей жене, трудно обмануть… кого бы ни было? О, я предчувствовал, я проникнул этот замысел, и теперь всё ясно. Заманить меня опять… упросить… и если я не соглашусь, то сын мой всему городу станет рассказывать про такую жестокость! Она, пожалуй, его подобьет! Признаюсь! прехитрый план! прехитрейший!.. Однако не на того напали! Хорошо, что я во-время догадался! Не пойду же я! Пускай умрет одна, если могла жить без меня! Владимир. Вы медлите! Павел Гр<игорич> (холодно). Да! Я медлю! Владимир. Вы… эта перемена! вы… Павел Григ<орич> (гордо). Я остаюсь! Скажи своей матери и бывшей моей жене, что я не попался вторично в расставленную сеть… скажи, что я благодарю за приглашение и желаю ей веселой дороги! (Владимир вздрагивает и отступает назад.) Владимир. Как! (С отчаяньем) Это превзошло мои ожиданья! И с такой открытой холодностью! с такой адской улыбкой? И я — ваш сын? Так, я ваш сын и потому должен быть врагом всего священного, врагом вашим… из благодарности! О, если б я мог мои чувства, сердце, душу, мое дыхание превратить в одно слово, в один звук, то этот звук был бы проклятие первому мгновению моей жизни, громовой удар, который потряс бы твою внутренность, мой отец… и отучил бы тебя называть меня сыном! Павел Григ<орич>. Замолчи, сумасшедший! Страшись моего гнева… погоди: придут дни более спокойные; тогда ты узнаешь, как опасно оскорблять родителя… я тебя примерно накажу!.. Владимир (закрыв лицо руками). А я мечтал найти жалость!.. Павел Григ<орич>. Неблагодарный! неблагодарный! чудовище! мне ли ты не обязан?.. И с такими упреками… Владимир. Неблагодарный? Вы мне дали жизнь: возьмите, возьмите ее назад, если можете… о! это горький дар! Павел Григ<орич>. Вон скорей из моего дома! и не смей воротиться, пока не умрет моя бедная супруга. (Сосмехом)Посмотрим, скоро ли ты придешь? Посмотрим, настоящая ли болезнь, ведущая к могиле, или неловкая хитрость наделала столько шуму и заставила тебя забыть почтение и обязанность! Теперь ступай! Рассуди хорошенько о своем поступке, припомни, что́ ты говорил — и тогда, тогда, если осмелишься, покажись опять мне на глаза! (Злобно взглянув на сына, уходит и запирает двери за собою.) Владимир (который стоял как вкопанный, смотрит вслед, после краткого молчанья). Всё кончилось!.. (Уходит в другую дверь. Решительная безнадежность приметна во всех его движениях. Он оставляет за собою дверь растворенную; и долго видно, как он то пойдет скорыми шагами, то остановится; наконец, махнув рукой, он удаляется.) (обратно)
Сцена VIII
3-го февраля. День. (Спальня Марьи Дмитревны. Стол с лекарствами. Она лежит на постели. Аннушка стоит возле нее.)Аннушка. У вас, сударыня, сильная лихорадка! Не угодно ли чаю горяченького или бузины? Тотчас будет готово. Ах, ты, моя родная! Какие руки-то холодные: точно ледяные. Не прикажете ли, матушка, послать за лекарем? Марья Дми<тревна>. Послушай! Что давит мне грудь? Аннушка. Ничего, сударыня: одеяло прелегкое! отчего бы, кажется, давить? Марья Дм<итревна>. Аннушка! я сегодня умру! Аннушка. И! Марья Дмитревна! выздоровеете! Бог милостив — зачем умирать? Марья Дм<итревна>. Зачем? Аннушка. Не всё больные умирают, иногда и здоровые прежде больных попадают на тот свет. Не пора ли лекарство принять? Марья Дм<итревна>. Я не хочу лекарства… где мой сын? Да, я и позабыла, что сама его послала!.. Посмотри в окно, нейдет ли он? Поди к окну… что? нейдет? Как долго! Аннушка. На улице пусто! Марья Дм<итревна> (про себя). Он уговорит отца! Я уверена… о! как сладко примириться перед концом: теперь я не стыжусь встретить его взор. (Погромче) Аннушка! что ты так смотришь в окно? Аннушка. Я?.. нет… это так-с… Марья Дми<тревна>. Нет, верно… говори всю правду, что такое? Аннушка. Похороны, сударыня… да какие препышные! сколько карет сзади: верно, богач! Какие лошади! покров так и горит! два архиерея!.. певчие! ну ж нечего сказать! Марья Дм<итревна>. Аннушка! и мне пора… я чувствую близость последней минуты! О, поскорее! поскорее, царь небесный! Аннушка. Полныте, сударыня, что вам за охота? Как если, не дай бог, вы скончаетесь, что тогда со мною будет? кто позаботится обо мне? неужто Павел Григорич к себе возьмет? Не бывать этому. Да я лучше по миру пойду: добрые люди из окошек накормят! Марья Дм<итревна>. Мой сын, Владимир, тебя не оставит! Аннушка. Да еще перенесет ли он вашу смерть? Вы знаете, какой он горячий; из малости уж вне себя, а тогда… боже упаси! Марья Дми<тревна>. Ты права… я должна тебя наградить: у меня в шкатулке есть 80 рублей… дай несколько и старику, Павлу! Он всегда верно мне служил; и тобой я всегда, всегда была довольна… (Смутная радость изображается на лице Аннушки.)О, как сердце бьется! Что хуже: ожиданье или безнадежность? (Дверь отворяется. Тихо входит Владимир. Он мрачен. Молча подходит к постеле и останавливается в ногах.) Аннушка. Владимир Павлович пришел! Марья Дм<итревна> (быстро). Пришел! (Приподымается и опять опускает голову.) Владимир… ты один! А я думала… Ты один! Владимир. Да. Марья Дм<итревна>. Друг мой! ты звал его сюда? сказал, что я умираю? он скоро придет? Владимир (мрачно). Как вы себя чувствуете? Довольно ли вы крепки, чтоб говорить и… слушать? Аннушка. Барыня без вас всё плакала, Владимир Павлович! Владимир. Боже! боже! ты всесилен! зачем непременно я должен убить мать мою? Марья Дмит<ревна>. …Говори скорее, не терзай меня понемногу: придет ли твой отец. (Молчание.) Где он!.. как предстать пред бога… Владимир! без него я не умру спокойно! Владимир (тихо). Нет. Марья Дми<тревна> (не слыхав). Что сказал ты?.. Дай мне руку, Владимир! Владимир. (Слезы начинают падать из глаз его. Он бросается на колена возле постели и покрывает поцелуями ее руку.)Я возле вас! зачем вам другого? Разве вам не довольно меня? Кто-нибудь любит вас сильней, чем я? Марья Дм<итревна>. Встань… ты плачешь?.. Владимир (встав отходит в сторону). Ужасная пытка! Если я все это вынесу, то буду себя почитать за истукана, который не стоит имени человека!.. Если я вынесу… то уверюсь, что сын всегда похож на отца, что его кровь течет в моих жилах и что я, как он, хотел ее погибели. Так! я должен был силою притащить его сюда, угрозами, страхом исторгнуть у него прощенье… (С бешеной радостью) Послушайте, послушайте, что я вам скажу! Мой отец весел, здоров и не хотел вас видеть! (Вдруг, как бы испугавшись, останавливается.) Марья Дм<итревна> (вздрагивает. После молчания)Молись… молись за нас… не хотел… о! Аннушка. Ей дурно, дурно!.. Марья Дми<тревна>. Нет! нет! Я соберу последние силы… Владимир! ты должен узнать всё и судить твоих родителей! Подойди. Я умираю. Отдаю душу правосудному богу и хочу, чтоб ты, ты мой единственный друг, не обвинял меня по чужим словам… Я сама произнесу свой приговор. (Останавливается.) Я виновна: молодость была моей виною. Я имела пылкую душу, твой отец холодно со мной обращался. Я прежде любила другого: если б мой муж хотел, я забыла бы прежнее. Несколько лет старалась я побеждать эту любовь, и одна минута решила мою участь… Не смотри на меня так. О! упрекай лучше самыми жестокими словами: я твоя злодейка! Мой поступок заставляет тебя презирать меня, и не одну меня… Долгим раскаяньем я загладила свой проступок. Слушай: он был тайною. Но я не хотела, не могла заглушить совесть — и сама открыла все твоему отцу. С горькими слезами, с унижением я упала к ногам его… я надеялась, что он великодушно простит мне… Но он выгнал меня из дому; и я должна была оставить тебя, ребенка, и молча, подавленная тягостью собственной вины, переносить насмешки света… он жестоко со мною поступил!.. Я умираю… Если он мне не простил еще, то бог его накажет… Владимир! Ты осуждаешь мать свою? Ты не смотришь на меня? (Голос ее под конец становился все слабее и слабее.) Владимир (в сильном движении). (Про себя) Вижу! Вижу! природа вооружается против меня; я ношу в себе семя зла; я создан, чтоб разрушать естественный порядок. Боже! боже! Здесь умирающая мать — и на языке моем нет ни одного утешительного слова, — ни одного! Неужели мое сердце так сухо, что нет даже ни одной слезы? Горе! горе тому, кто иссушил это сердце. Он мне заплотит: я сделался через него преступником; с этой минуты прочь сожаленье! День и ночь буду я напевать отцу моему страшную песню, до тех пор, пока у него не встанут дыбом волосы и раскаяние начнет грызть его душу! (Обращаясь к матери) Ангел! ангел! не умирай так скоро: еще несколько часов… Аннушка (с приметным беспокойством посматривая на госпожу). Владимир Павлович! (Он услыхал и глядит на нее пристально. Она трогает за руку Марью Дмитревну и вдруг останавливается.) Прости господи ее душу! (Крестится.)(Владимир вздрагивает, шатается и едва не упадает. Удерживается рукой за спинку стула и так остается недвижен несколько минут.) Как тихо скончалась-то, родимая моя! Что буду я теперь? (Плачет.) Владимир (подходит к телу и, взглянув, быстро отворачивается). Для такой души, для такой смерти слезы ничего не значат… у меня их нет! нет! Но я отомщу, жестоко, ужасно отомщу. Пойду, принесу отцу моему весть о ее кончине и заставлю, принужу его плакать, и когда он будет плакать… буду смеяться! (Убегает.) (Долгое молчание.) Аннушка. И сын родной ее оставляет! Теперь всё, что я могу захватить, мое! Что же? тут по мне нету греха; лучше, чтобы мне досталось, чем кому другому, а Владимиру Павловичу не нужно! (Подносит зеркало к губам усопшей.) Зеркало гладко! Последнее дыханье улетело! Как бледна! (Уходит из комнаты и призывает остальных слуг для совершения обрядов.) (обратно)
Сцена IX
3-го февраля. Пополудни. (Комната у Загорскиных. Наташа и Княжна. Анна Николавна, входя, вводит двух старух.)Анна Ник<олавна>. А я вас сегодня совсем не ожидала! Милости просим! Прошу садиться! Как ваше здоровье, Марфа Ивановна? (Садятся.) 1 Старуха. Эх! мать моя! Что у меня за здоровье? всё рифматизмы да флюс. Только нынче развязала щеку. (К другой старухе) Как мы съехались, Катерина Дмитревна! Я только что на двор, и вы за мной, как будто сговорились навестить Анну Николаевну. 2 Старуха (к хозяйке). Я слышала, что вы были больны? Анна Ник<олавна>. Да… благодарю, что навестили… теперь получше. А что нового не слыхать ли чего-нибудь? 2 Стар<уха>. У меня, вы знаете, Егорушка в Петербурге; так он пишет, что турок в пух разбили наши; взяли пашу! 1 Стар<уха>. Дай-то бог! А я слышала, что Горинкин женился. Да на ком! Знавали вы Болотину? так на ее дочери. Славная партия… ведь сколько женихов за нею гонялось! так нет… кому счастье. Анна Ник<олавна>. А я слышала: граф Свитский умер. Ведь жена, дети. 1 Стар<уха>. Да! какая жалость… а что рассказывают! слышали вы? Анна Ник<олавна>. Что такое? 2 Старуха. Что такое? странно! я не слыхала! 1 Старуха. Говорят, что покойник — прости его господи — почти всё свое имение продал и побочным детям отдал деньги. Есть же люди! И говорят также, будто бы в духовной он написал, чтоб его похороны не стоили больше 100 рублей. 2 Старуха. Нечего сказать, как в колыбельке, так и в могилку! Всегда был чудак покойник! царство ему небесное! Что ж? исполнили его завещание? 1 Старуха. Как можно? Пожалуй он бы написал, чтоб его в овраг кинули! Нет, матушка, 5000 стоили похороны; в Донском монастыре, да два архиерея было. Анна Ник<олавна>. Стало быть, очень пышно было! Наташа. Будто не всё равно. 1 Старуха. Как так? разве можно графа похоронить как нищего? 2 Старуха (после общего молчания). Анна Николавна! вы меня извините! я ведь только на минуточку к вам заехала! Спешу к золовке на крестины. (Встает.) Прощайте! Анна Ник<олавна>. Если так, то не смею вас удерживать! Прощайте. (Целуются.) До свиданья, матушка. (Провожает ее.) 1 Старуха. Какова? Как разрядилась наша Мавра Петровна! пунцовые ленты на чепце! ну кстати ли? ведь сама насилу ноги таскает! А который ей год, Анна Николавна, как вы думаете? Анна Ник<олавна>. Да лет 50 есть! Она так говорит. 1 Старуха. Крадет с десяток! Я замуж выходила, а у нее уж дети бегали. Наташа (тихо Софье). Я думаю: потому что она замуж вышла 30 лет. К<няжна> Софья. Охота тебе их слушать, Наташа? Наташа. Помилуй! Это очень весело! (Слуга входит.) Слуга. Дмитрий Василич Белинский приехал. Анна Ник<олавна>. Что это значит? (Слуге) Проси в гостиную. (Слуга уходит.)(Тихо старухе) Пойдемте со мною, матушка; я угадываю, зачем он приехал! мне уж говорили. Он сам не так богат; но дядя при смерти, а у дяди 1500 душ. 1 Старуха. Понимаю. (В сторону) Посмотрим, что за Белинский! (Наташе) О! плутовка. (Обе уходят.) Княжна С<офья>. Отчего ты так покраснела? Наташа. Я? Кн<яжна> Софья (махнув рукой). Ну ж! ничего не слышит и не видит! Наташа! твои щеки пылают, ты дрожишь, ты вне себя. Что такое значит? Наташа (схватив княжну за руку). Так! это ничего! Кто сказал, что я дрожу? Ах! знаешь ли! Я отгадываю, зачем он приехал. Теперь всё решится! не правда ли? Кн<яжна> Софья. Что решится? Наташа. Какие глупые вопросы, кузина! Вчера была у нас княгиня, и… Кн<яжна> Софья. Я тебя понимаю! Ты влюблена в Белинского. Ну что ж. (Наташа отворачивается.) Это очень натурально. Наташа (с живостью). Послушай! Как он мил! Как он любезен! Кн<яжна> Софья. Бедный Арбенин! Наташа. Чем же бедный? Кн<яжна> Софья. Он тебя так любит! Белинский свататься приехал: ты наверное ему не откажешь; так ли? А я знаю, что Арбенин тебя очень, очень любит. (Насмешливо улыбается.) Наташа. Разлюбит поневоле. Впрочем, он очень умел притворяться прежде с другими, почему же не притворялся он со мной? кто может поручиться? Правда, он мне сначала немного нравился. В нем что-то необыкновенное… а зато какой несносный характер, какой злой ум и какое печально<е> всегда воображенье. Боже мой! да такой человек в одну неделю тоску нагонит. Есть многие, которые не меньше его чувствуют, а веселы. Кн<яжна> Софья. Ты хотела бы всё смеяться! (Смотрит на нее пристально.) Однажды в сумерки приехал к нам Арбенин. Сел за фортепьяно и с полчаса фантазировал. Я заслушалась. Вдруг он вскочил и подошел ко мне. Слезы были у него на глазах. «Что с вами?», спросила я. «Припадок!», отвечал он с горькой улыбкой; «музыка приводит мне на мысли Италию! Во всей ледяной России нет сердца, которое отвечало бы моему! Всё, что я люблю, убегает меня. Прошу сожаленья? нет! Я похож на чумного! Всё, что меня любит, то заражается этой болезнью несчастия, которую я принужден называть жизнию!» Тут Арбенин посмотрел на меня пристально, как будто ожидая ответа… я догадалась… но ты не слышишь? Наташа. Оставь меня. Какая мне нужда до твоего Арбенина; делай с ним, что хочешь; клянусь тебе, не стану ревновать! Слышишь… вот… кажется, кто-то сюда идет… кажется, маменька! Кн<яжна> Софья (в сторону). Небо прекрасно исполняет мои желанья! Судьба мстит за меня. Хорошо! он почувствует всю тягость любви безнадежной, обманутой. Я не даром старалась охладить к нему Наташу: это меня радует. Однако что мне пользы? Я отомстила. За что? Он не знает, что я его так люблю! но узнает! Я ему докажу, что есть женщины… (Входит Анна Николавна.) Анна Ник<олавна>. Наташа! подойди ко мне! Я хочу говорить с тобой о важном деле, которое решит судьбу твоей жизни. Выйти замуж не порог перешагнуть. Всё будущее твое зависит от одной минуты. Твое сердце должно бросить жребий, но рассудок также не должен молчать. Подумай: Белинский предлагает тебе свою руку. Согласна ты или нет? нравится ли он тебе? Наташа (в смущении). Я… не знаю… Анна Ник<олавна>. Как не знаю! помилуй! Он ждет в той комнате. Кому же знать? Решись поскорее: по крайней мере, дать ли ему надежду. Что ты молчишь? Он молодой человек превоспитанный, честный, состояние есть, а ты знаешь, как наше расстроено. Белинский ожидает богатое наследство, подумай. 1500 душ! рассуди! ты уж в летах, скоро стукнет 19. Теперь не пойдешь замуж, так, может быть, никогда не удастся. Сиди в девках! плохо теперь: женихов в Москве нет! Молодые, богатые не хотят жениться, мотают себе в волю, а старые? что в них? глупы или бедны! Решись, Наташа. Ведь он там ждет. Ну скажи по совести: ведь он тебе нравится? Наташа. Нравится… Анна Ник<олавна>. Так ты согласна… я пойду… Наташа (останавливает мать). Maman! подождите… так скоро!.. ей богу! я всё это вижу как во сне… как можно в одну минуту. (Слезы показываются на глазах; она закрывает их руками.) Я не могу! разве непременно сейчас? Анна Ник<олавна> (ласкает ее). Успокойся, друг мой. О чем ты плачешь? Разве не сама сказала, что он тебе нравится. Посмотри, как сердце бьется. Это нездорово! Ты слишком встревожилась; я опрометчиво поступила; однако сама посуди: ведь он ждет! Не надо упускать жениха!.. Ведь я тебя не выдаю насильно, а только спрашиваю. Ты согласна? И я тотчас ему скажу! Нет? так нет! беда не велика… Наташа (утирая слезы). Он мне нравится! только… дайте ему надежду, пускай он ездит в дом, пускай будет как жених… только! я сама не знаю… вы так скоро мне сказали… я не знаю… мне стыдно плакать о глупостях. Maman! вы сами сумеете как ему сказать… я наперед на всё согласна. Анна Ник<олавна>. Ну, и давно бы так… об чем же плакать, мой ангел? (Крестит ее.) Христос с тобой! в добрый час! (Уходит). Наташа. Ах! Кн<яжна> Софья. Ты побледнела, кузина! поздравляю тебя! невеста! Наташа. Как скоро всё это сделалось! (Уходит.) Кн<яжна> Софья. Правда. Когда мы чего-нибудь желаем, и желание наше исполнится, то нам всегда кажется, что оно исполнилось слишком скоро. Мы лучше любим видеть радость в будущем, нежели в минувшем. Она счастлива… а я? Зачем раскаиваться? Люди не виновны, если судьба нечаянно исполняет их дурные желанья: стало быть, они справедливы; стало быть, мое сердце должно быть покойно, должно бы было быть покойно! (обратно)
Сцена X
Февраля 4-го. Вечер. (Зала в доме Павла Григорича; слуги зажигают лампы.)1<-ый>. Он чай был не в своем уме: от вчерашнего еще не опомнился. 2<-ой>. Как сказал ему барин? 3<-ий>. Проклинаю тебя, сказал он ему. 2<-ой>. Владимир Павлович не заслужил этого. 1<-ый>. А где старый барин? 3<-ий>. Уехал в гости. 2<-ой>. Был ли он встревожен, когда ты ему подавал одеваться? 3<-ий>. Ни мало. Ни разу меня не ударил. Проклясть сына, ехать в гости, эти две вещи для него так близки между собою, как выпить стакан вина и стакан воды. 1<-ый>. А крепко поговорил молодой барин своему батюшке; тот сначала и не опомнился. 2<-ой>. Оно всё так; а только жалко, ей богу жалко. Отцовское проклятие не шутка. Лучше жернов положить себе на сердце. 3<-ий>. Ивану не велено от него отходить; вот отец! ведь проклял, а всё боится, чтоб сын на себя рук не наложил. 2<-ой>. Кровь говорит. 3<-ий>. А по-моему так лучше убить, чем проклясть. (обратно)
Сцена XI
Февраля 4<-го>. Вечер. (Комната Владимира. Луна светит в окно. Владимир возле стола, опершись на него рукою. Иван у двери.)Иван. Здоровы ли вы, сударь? Владимир. На что тебе? Иван. Вы бледны. Владимир. Я бледен? когда-нибудь буду еще бледнее. Иван. Ваш батюшка только погорячился: он скоро вас простит. Владимир. Поди, добрый человек, это до тебя не касается. Иван. Мне не велено от вас отходить. Владимир. Ты лжешь! здесь нет никого, кто бы занимался мною. Оставь меня: я здоров. Иван. Напрасно, сударь, хотите меня уверить в том. Ваш расстроенный вид, бродящие глаза, дрожащий голос показывают совсем противное. Владимир (вынимает кошелек. Про себя). Я слышал, что деньги делают из людей — всё! (Громко) Возьми — и ступай отсюда: здесь тридцать червонцев. Иван. За тридцать серебреников продал Иуда нашего спасителя; а это еще золото. Нет, барин, я не такой человек; хотя я раб, а не решусь от вас взять денег за такую услугу. Владимир (бросает кошелек в окно, которое разбивается. Стекла звенят, и кошелек упадает на улицу). Так пусть кто-нибудь подымет. Иван. Что это, сударь, с вами делается! Утешьтесь — не всё горе… Владимир. Однако ж… Иван. Бог пошлет вам счастье, хотя б за то только, что меня облагодетельствовали. Никогда я, видит бог, от вас сердитого слова не слыхал. Владимир. Точно? Иван. Я всегда велю жене и детям за вас богу молиться. Владимир (рассеянно). Так у тебя есть жена и дети? Иван. Да еще какие. Будто с неба… добрая жена… а малютки! сердце радуется, глядя на них. Владимир. Если я тебе сделал добро, исполни мою единственную просьбу. Иван. И телом, и душой готов, батюшка, на вашу службу… Владимир (берет его за руку.)У тебя есть дети… не проклинай их никогда! (Отходит в сторону к окну; Иван глядит на него с сожаленьем.) А он, он, мой отец, меня проклял, и в такой миг, когда я бы мог умереть от слов его! Но я сделал должное: она меня оправдает перед лицом всевышнего! Теперь испытаю последнее на земле: женскую любовь! Боже, как мало ты мне оставил! Последняя нить, привязывающая меня к жизни, оборвется, и я буду с тобой; ты сотворил мое сердце для себя, проклятие человека не имеет влияния на гнев твой. Ты милосерд — иначе я бы не мог родиться! (Смотрит в окно.) Как эта луна, эти звезды стараются меня уверить, что жизнь ничего не значит! Где мои исполинские замыслы? К чему служила эта жажда к великому? всё прошло! я это вижу. Так точно вечернее облако, покуда солнце не коснулось до небосклона, принимает вид небесного города, блестит золотыми краями и обещает чудеса воображению, но солнце закатилось, дунул ветер — и облако растянулось, померкло, — и, наконец, упадает росою на землю! (обратно)
Сцена XII
Февраля … Вечер. (Комната у Загорскиных. Дверь отворена в другую, где много гостей. Анна Николавна и к<няжна> Софья входят.)Кн<яжна> Софья. Тетушка! мы с Наташей сейчас приехали из рядов и купили всё, что надобно: не знаю, понравится ли вам; по мне хорошо! только блонды дорого. Анна Ник<олавна>. Теперь некогда, Сонюшка: после посмотрю! (Входит гость.) Ах! здравствуйте, Сергей Сергеич! как ваше здоровье! я вас совсем не ожидала: вы такие стали спесивые и знать нас не хотите… Гость 1. Помилуйте! Я узнал, что Наталья Федоровна ваша помолвлена, и приехал поздравить и пожелать ей всякого счастья! Анна Ник<олавна>. Покорно вас благодарю! дай-то бог! человек, кажется, хороший! Гость 1. И, я слышал, с прекрасным состоянием. Анна Ник<олавна>. Как же-с! Да вы, я думаю, знаете г-на Белинского? Гость 1. Видал-с. Прелестнейший молодой человек! Анна Ник<олавна>. Милости просим в гостиную, Сергей Сергеич! (Уходят оба в гостиную.) Кн<яжна> Софья. Всё идет по-моему. Отчего же я беспокоюсь? Разве у меня два сердца, что одна и та же вещь меня радует и огорчает? Как согласить внутреннее самодовольствие с исполнением желаний? Нет, главная моя цель еще далеко. Я желала бы знать, как всё это подействует на Владимира. Боже! как мне душно в этой толпе людей, которые с таким жаром рассуждают о пустяках и не замечают, что каждая минута отнимает у меня по надежде и приносит мне какое-нибудь новое мученье! Где несчастливцы? на всех лицах я встречаю только улыбки! одна я страдаю, одна я плачу, одна утираю слезы… если б он их увидал, то стал бы меня любить. Он бы не устоял! невозможно, невозможно ему быть совершенно равнодушну!.. Наташа (вбегает; весело). Ха! ха! ха! ха! ха! ma cousine,[25] послушай: если б ты была там, то насмеялась бы досыта. Ха! ха! ха! Боже мой! ах! я удерживалась до тех пор, что чуть-чуть не захохотала ему в глаза. Кн<яжна> Софья. Кому? Наташа. Насилу я вырвалась. Сергей Сергеич подошел меня поздравлять, смешался, заикнулся, забормотал… я ничего не поняла, он сам, я думаю, не знал, что говорил, умора! Так мы остались друг против друга… ха! ха! ха! К<няжна> Софья. Как ты весела! Где Белинский? Белинский (входит). Слава богу! я опять с вами! Меня осадил весь очаковский век. Добрые люди, только нестерпимо скучны. Они всё толкуют о прошедшем, а я в настоящем так счастлив! К<няжна> Софья. Это видно по вашему лицу. Наташа. Mon cher ami![26] оставим ее: она не в духе. Сядем, поговорим. (Садятся.) Белинский (целует у нее руку). Теперь я имею право вызывать завистников. К<няжна> Софья (про себя). Этот человек думает, говорит о счастье, отняв последнее у своего друга… отчего же я, хотя менее виновна, должна чувствовать раскаянье? О как бы я заменила Владимиру эту потерю, если б… если б только… (Гость, молодой человек, выходит из гостиной, кланяется Софье и приближается к ней.) Гость. Здорова ли княгиня, ваша матушка? К<няжна> Софья. Нет. Она очень больна. Гость. Вы, верно, знаете Владимира Арбенина. К<няжна> Софья. Он к нам ездит. Гость. Вы не приметили: сумасшедший он? К<няжна> Софья. Я всегда замечала, что он очень умен. Не могу догадаться, к чему такие вопросы? Гость. Нет, я в самом деле не шучу. Несколько дней тому назад я был у его отца; вдруг дверь с шумом отворяется, и вбегает Владимир. Я испугался. Лицо его было бледно, глаза мутны, волосы в беспорядке; я не знаю, на кого он был похож. Отец его остолбенел, но ни слова не мог выговорить. «Убийца!», воскликнул Владимир, «ты мне не верил, поди же, поцелуй ее мертвую руку!» — и с вынужденным хохотом упал без чувств на землю. Слуги вбежали, его подняли. Отец не говорил ни слова, но дрожал, хотя показывал или старался показывать, что не был встревожен… я поскорее взял шляпу и ушел; потом я узнал, что Павел Григорич его ужасно бранил и даже проклял, говорят, но я не верю… К<няжна> Софья (в сильном волнении). Проклял, говорите вы… он упал… но ему ничего не сделалось? Вы не знаете, что значили слова его? Нет! это не сумасшествие… что-нибудь ужасное с ним случилось… Гость (с улыбкой). Я не ожидал, чтобы вы приняли такое большое участие… К<няжна> Софья. В самом деле? (С досадой в сторону)Боже! нельзя показать сожаленья! Гость. Наконец я узнал, что в этот самый день умерла у Владимира мать, которая с отцом была в разводе, но такое бешенство, такие угрозы показывают совершенное сумасшествие!.. Это в самом деле очень жалко: он имел способности, ум, познания… К<няжна> Софья. По словам, которые вы мне повторили, отец его был виноват в чем-нибудь… он не заметил вас, и если только в этом состоит сумасшествие… Гость. О нет, совсем нет! я не хотел этого сказать. Но вы сами судите… мне стало жалко его; вот для чего я спросил… К<няжна> Софья. Вы видите, что я не могу вам дать положительного ответа. Гость (помолчав). Вы поедете завтра в концерт, княжна? Славная музыканьша будет на арфе играть… вы не слыхали еще? Она из Парижа*…это очень любопытно! Если угодно, я билет… К<няжна> Софья. Я не любопытна, я не имею этого порока. Гость. Извините. Я желал вам услужить… К<няжна> Софья. Вы очень милостивы! Гость (раскланиваясь). Прошу вас поверить, что если я что-нибудь неприятное сказал вам, то мое намерение было совсем не таково… (Уходит.) К<няжна> Софья (одна). Чуть-чуть он не сказал, что хотел меня обрадовать этими новостями! Прийти нарочно, простоять четверть часа здесь для того только, чтобы сказать зло про одного человека и опечалить другого! (Молчание.) Что ждет меня? Ужасно темнеет предо мной будущность, как бездна, которая хочет поглотить всё, что во мне радуется жизнию! Владимир потерял мать, любовь отца и должен лишиться Наташи… Но первые два несчастья помогут ему перенести последнее с твердостию; несколько печалей не так опасны, как одна глубокая, к которой прикованы все думы, которая отравляет все чувства одинаковым ядом. Да, он мужчина, он крепок духом! а там… там… я могу еще надеяться; я примечала несколько раз, что глаза его пылали, когда он со мной говорил: может быть… Наташа. Что он тебе рассказывал? К<няжна> Софья. Про Арбенина. Белинский. Что такое про Арбенина? К<няжна> Софья. Не бойтесь! Белинский. Чего же мне бояться? К<няжна> Софья. Вы лучше знать должны. Наташа (тихо). Разве он проведал, что я выхожу замуж? К<няжна> Софья. За его друга? нет! Арбенин потерял мать, и от этого он в отчаяньи; его приняли за сумасшедшего… не знаю, вынесет ли он второй удар… Белинский. О, поверьте, что он кажется гораздо чувствительнее, чем в самом делеесть. К<няжна> Софья. Разумеется: вы это должны знать лучше нас; вы были его другом. Белинский. Я дружбу принес в жертву любви. К<няжна> Софья. Это очень хорошо — для вас. Белинский. Впрочем, не думайте, что я с Арбениным очень дружен был. Приятели в наш век — две струны, которые по воле музыканта издают согласные звуки, но содержат в себе столько же противных. К<няжна> Софья (Наташе). Прошу не прогневаться, кузина; а я скажу, что ты его любила; для жениха ты не должна иметь тайны; и, верно, господин Белинский со мной согласен! (Наташа при этих словах покраснела.) Наташа. Да, это правда: Арбенин мне сначала нравился и очень занимал воображение, но этот сон, как все печальные сны, прошел. Я тебя прошу, Софья, не напоминай мне более об нем. К<няжна> Софья. Я не совсем что-то верю твоему пробуждению. Наташа. Кузина, к чему это? Белинский. Может быть, один сон сменился другим. К<няжна> Софья. Однако, послушайте, господин жених, не слишком ей верьте; она с давнишних пор носит на кресте стихи, которые дал ей Арбенин. Пожалуйста скажите-ка ей, чтобы она их показала! А! а! попалась, душа моя? Белинский. Я могу просить, и то, если она позволит. Впрочем, я в ней слишком уверен… К<няжна> Софья. Излишества всегда опасны! Наташа. Чтоб доказать моей кузине, что я нимало не дорожу этими глупостями… (Снимает с шеи ожерелье, на котором крест, и отвязывает бумажку.) Возьмите. Эта старинная бумажка была мною совсем позабыта. Прочти, мой друг… Эти стихи довольно порядочно написаны. Белинский. Это его рука! К<няжна> Софья (в сторону). Бесстыдный! он так же спокоен, как будто читает театральную афишу! Ни одной искры раскаянья в ледяных глазах! Ужели искусство? Нет! Я женщина, но никогда не могла бы дойти до такой степени лицемерия. Ах! для чего одно пятно очернило мою чистую душу? Наташа. Прочти, мой друг! Белинский (читает).
Когда одни воспоминанья*
О днях безумства и страстей
На место славного названья
Твой друг оставит меж людей,
Когда с насмешкой ядовитой
Осудят жизнь его порой,
Ты будешь ли его защитой
Перед бесчувственной толпой?
Он жил с людьми как бы с чужими,
И справедлива их вражда,
Но хоть виновен перед ними,
Тебе он верен был всегда;
Одной слезой, одним ответом
Ты можешь смыть их приговор;
Верь! не постыден перед светом
Тобой оплаканный позор!
Сцена XIII (Эпилог)
12-го мая (В доме графа N. Много гостей; вечер; подают чай.)1 Гость. Слышали ли вы, граф, новость? Завтра свадьба в вашем приходе. Любопытны ли посмотреть? Граф. Свадьба? А чья, например? 1 Гость. Загорскина выходит замуж за Белинского. 1 Дама. Вы знаете жениха? 2 Гость. Знаю-с. 1 Дама. Он богат? 2 Гость. Имеет состояние, следовательно и долги! 1 Дама. Хорош собой? 2 Гость. Молодец. Только слишком занимается своим лицом. 1 Дама. Стало быть, занимается хорошим. 2 Дама. А невеста? 2 Гость. Недурна. Une figure piquante![27] 1 Дама (к другой). Ma chère![28] я слышала, она кокетка до невозможности. 2 Гость. Она не одному Адамову внуку вскружила голову. 3 Гость. Да! бедный Арбенин! Вы знаете: он сошел с ума! Многие. Как сошел с ума? Молодой Арбенин? Мы не слыхали! 3 Гость. Как же, от любви к Загорскиной! Мне рассказывали про жалкое состояние Арбенина. Ему всё кажется, что его куда-то тащат. Он прицепляется ко всему, как будто противится неизвестной силе; плачет и смеется в одно время; зарыдает — и вдруг захохочет. Иногда он узнает окружающих, всех кроме отца; и всё его ищет. Иногда начинает укорять его в каком<то> убийстве. 2 Гость. Я б желал знать, откуда у помешанных берутся подобные мысли? 1 Гость. Я слыхал, что он был величайший негодяй. Удивительно, что почти всегда честные отцы имеют дурных сыновей. 4 Гость. Да, Павел Григорич человек почтенный во всех отношениях. 3 Гость (полунасмешливо). Он хотел сына своего отдать в сумасшедший дом; но ему отсоветовали; и в самом деле, пожалуй, приписали бы это к скупости! 2 Дама. И Загорскину не мучит совесть? 3 Гость. Про то знает ее духовник. 1 Гость. Неужели нельзя вылечить Арбенина? Может быть, тут есть какие-нибудь физические причины. Странно! с ума сойти от любви? 3 Гость. Если это странно вам, то я желал бы, чтоб одна из этих дам взяла на себя труд доказать вам противное! 1 Гость. Но я говорю про Арбенина; он, который часто в обществе казался так весел, так беззаботен, как будто сердце его было — мыльный пузырь!.. 3 Гость. Вы, конечно, не ученик Лафатера?* Впрочем, если он и показывался иногда веселым, то это была только личина. Как видно из его бумаг и поступков, он имел характер пылкий, душу беспокойную, и какая-то глубокая печаль от самого детства его терзала. Бог знает, отчего она произошла! Его сердце созрело прежде ума; он узнал дурную сторону света, когда еще не мог остеречься от его нападений, ни равнодушно переносить их. Его насмешки не дышали веселостию; в них видна была горькая досада против всего человечества! Правда, были минуты, когда он предавался всей доброте своей. Обида, малейшая, приводила его в бешенство, особливо, когда трогала самолюбие. У него нашли множество тетрадей, где отпечаталось всё его сердце; там стихи и проза, есть глубокие мысли и огненные чувства! Я уверен, что если б страсти не разрушили его так скоро, то он мог бы сделаться одним из лучших наших писателей. В его опытах виден гений! 2 Дама. По мне так сумасшедшие очень счастливы: ни об чем не заботятся, не думают, не грустят, ничего не желают, не боятся. 3 Гость. А почему вы это знаете? Они только не могут помнить и пересказывать своих чувств: от этого их муки еще ужаснее. У них душа не лишается природных способностей, но органы, которые выражали ощущения души, ослабевают, приходят в расстройство от слишком сильного напряжения. В их голове всегдашний хаос; одна только полусветлая мысль неподвижна, вокруг нее вертятся все другие в совершенном беспорядке. Это происходит от мгновенного потрясения всех нерв, всего физического состава, которое, верно, нелегко для человека. Разве бледные щеки, впалые, мутные глаза — признаки счастья? Посмотрите очень близко на картину, и вы ничего не различите, краски сольются перед глазами вашими: так точно люди, которые слишком близко взглянули на жизнь, ничего более не могут в ней разобрать, а если они еще сохраняют в себе что-нибудь от сей жизни, то это одна смутная память о прошедшем. Чувство настоящего и надежда для них не существуют. Такое состояние люди называют сумасшествием — и смеются над его жертвами! (Между тем многие разошлись.) 2 Гость (другому). А я зеваю! 4 Гость (тихо). К чему это ораторство? Познания свои что ли он хочет показать? 5 Гость. (Он молодой человек лет 19.)(Подходит к 3<-му> гостю.) Сделайте милость, нельзя ли вам достать мне что-нибудь из сочинений Арбенина? 3 Гость. С удовольствием, если можно будет. (Входит слуга и подает билет графу, который кончил играть.) Слуга. От Павла Григорича Арбенина! (Уходит.) (Все в изумлении.) Многие (меж собой). Что это значит?.. 3 Гость. С черною каймой… приглашение на похороны. Граф. А вот увидим! (Надевает очки и читает вслух.)«Павел Григорьевич Арбенин с душевным прискорбием извещает о кончине сына своего Владимира Павловича Арбенина, последовавшей сего мая 11-го дня пополудни, покорнейше просит пожаловать на вынос тела в собственный дом, мая 13-го дня, пополуночи в 10 часу, отпевание в приходской церкви… etc.» 3 Гость (про себя). Каково! Похороны в один день с свадьбой Загорскиной. Некоторые. Боже мой! какая жалость! 2 Дама. Бедный отец! 5 Гость. Бедный молодой человек! он мог бы еще вылечиться! 3 Дама (к 3-му гостю). Не правда ли, какая жалость? 3 Гость (в сторону). Теперь жалеют! К погибшим люди справедливы! Но что в этом сожаленье? Одна слеза дружбы стоит всех восклицаний толпы! Но такая слеза едва ли упадет на могилу Арбенина: он оставил угрызения совести в сердцах, где поселить желал любовь! Одна старуха. Вот чай пышные будут похороны: ведь единственный сын! 3 Гость (одному из гостей). Мне кажется, что старухи любят говорить о погребениях для того только, чтобы приучиться к мысли: «скоро и нас потащат в тесную могилу!» 1 Гость. Забудем мертвых: бог с ними! 3 Гость. Если все так станут думать, то горе великим людям! 1 Гость. Я надеюсь, ваш Арбенин не великий человек… Он был Странный человек! вот и всё! 3 Гость (пожимает плечами и отходит прочь). Конец (обратно) (обратно)
Маскарад*
Драма в 4-х действиях, в стихах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Арбенин, Евгений Александрович. Нина, жена его. Князь Звездич. Баронесса Штраль. Казарин, Афанасий Павлович. Шприх, Адам Петрович. Маска. Чиновник. Игроки. Гости. Слуги и служанки. (обратно)Действие первое
Сцена первая
Выход первый
Игроки, князь Звездич, Казарин и Шприх (За столом мечут банк и понтируют… Кругом стоят.)1-й понтер
Иван Ильич, позвольте мне поставить.
Извольте.
Сто рублей.
Идет.
Ну, добрый путь.
Вам надо счастие поправить,
А семпелями плохо*…
Надо гнуть.
Пусти.
На все?.. нет, жжется!
Послушай, милый друг, кто нынече не гнется,
Ни до чего тот не добьется.
Смотри во все глаза.
Ва-банк.
Эй, князь,
Гнев только портит кровь, — играйте не сердясь.
На этот раз оставьте хоть советы.
Убита.
Чорт возьми.
Позвольте получить.
Я вижу, вы в пылу, готовы всё спустить.
Что стоят ваши эполеты?
Я с честью их достал, — и вам их не купить.
Скромней бы надо быть
С таким несчастием и в ваши леты.
Не нужно ль денег, князь… я тотчас помогу,
Проценты вздорные… а ждать сто лет могу.
Выход второй
Арбенин и прочие (Арбенин входит, кланяется, подходя к столу; потом делает некоторые знаки и отходит с Казариным.)Арбенин
Ну, что, уж ты не мечешь?.. а, Казарин?
Смотрю, брат, на других.
А ты, любезнейший… женат, богат, — стал барин.
И позабыл товарищей своих!
Да, я давно уж не был с вами.
Делами занят всё?
Любовью… не делами
С женой по балам.
Нет.
Играешь?
Нет… утих!
Но здесь есть новые. Кто этот франтик?
Шприх,
Адам Петрович!.. Я вас познакомлю разом.
Вот здесь приятель мой, рекомендую вам,
Арбенин.
Я вас знаю.
Помнится, что нам
Встречаться не случалось.
По рассказам.
И столько я о вас слыхал того-сего,
Что познакомиться давным-давно желаю.
Про вас я не слыхал, к несчастью, ничего.
Но многое от вас, конечно, я узнаю.
Он мне не нравится… Видал я много рож,
А этакой не выдумать нарочно;
Улыбка злобная, глаза… стеклярус точно,
Взглянуть — не человек, — а с чортом не похож.
Эх, братец мой — что вид наружный?
Пусть будет хоть сам чорт!.. да человек он нужный,
Лишь адресуйся — одолжит.
Какой он нации, сказать не знаю смело:
На всех языках говорит.
Верней всего, что жид.
Со всеми он знаком, везде ему есть дело,
Всё помнит, знает всё, в заботе целый век,
Был бит не раз, с безбожником — безбожник,
С святошей — езуит, меж нами — злой картежник,
А с честными людьми — пречестный человек.
Короче, ты его полюбишь, я уверен.
Портрет хорош, — оригинал-то скверен!
Ну, а вон тот высокий и в усах,
И нарумяненный вдобавок?
Конечно, житель модных лавок,
Любезник отставной и был в чужих краях?
Конечно, он герой не в деле
И мастерски стреляет в цель?
Почти… он из полка был выгнан за дуэль
Или за то, что не был на дуэли.
Боялся быть убийцей — да и мать
К тому ж строга — потом, лет через пять,
Был вызван он опять
И тут дрался уж в самом деле.
А этот маленький каков?
Растрепанный, с улыбкой откровенной,
С крестом и табакеркою?..
Трущов…
О, малый он неоцененный:
Семь лет он в Грузии служил,
Иль послан был с каким-то генералом,
Из-за угла кого-то там хватил,
Пять лет сидел он под началом
И крест на шею получил.
Да вы разборчивы на новые знакомства!
Казарин, Афанасий Павлович, сюда.
Иду. (С притворным участием)
Пример ужасный вероломства!
Ха, ха, ха, ха!
Скорей.
Какая там беда?
Князь, как вы здесь? ужель не в первый раз?
Я то же самое хотел спросить у вас.
Я ваш ответ предупрежду, пожалуй:
Я здесь давно знаком; и часто здесь, бывало,
Смотрел с волнением немым,
Как колесо вертелось счастья.
Один был вознесен, другой раздавлен им,
Я не завидовал, но и не знал участья:
Видал я много юношей, надежд
И чувства полных, счастливых невежд
В науке жизни… пламенных душою,
Которых прежде цель была одна любовь…
Они погибли быстро предо мною,
И вот мне суждено увидеть это вновь.
Я проигрался.
Вижу. — Что ж? топиться!
О! я в отчаяньи.
Два средства только есть.
Дать клятву за игру вовеки не садиться
Или опять сейчас же сесть.
Но чтобы здесь выигрывать решиться,
Вам надо кинуть всё: родных, друзей и честь,
Вам надо испытать, ощупать беспристрастно
Свои способности и душу: по частям
Их разобрать; привыкнуть ясно
Читать на лицах чуть знакомых вам
Все побужденья, мысли; — годы
Употребить на упражненье рук,
Всё презирать: закон людей, закон природы.
День думать, ночь играть, от мук не знать свободы,
И чтоб никто не понял ваших мук.
Не трепетать, когда близ вас искусством равный,
Удачи каждый миг постыдный ждать конец
И не краснеть, когда вам скажут явно:
«Подлец!»
Не знаю, как мне быть, что делать?
Что хотите.
Быть может, счастие.
О, счастия здесь нет!
Я всё ведь проиграл!.. Ах, дайте мне совет.
Советов не даю.
Ну, сяду…
Погодите.
Я сяду вместо вас. Вы молоды, — я был
Неопытен когда-то и моложе,
Как вы, заносчив, опрометчив тоже,
И если б… (останав<ливается>) кто-нибудь меня
остановил…
То… (Смотрит на него пристально.)
Дайте мне на счастье руку смело,
А остальное уж не ваше дело!
Не откажите инвалиду,
Хочу я испытать, что скажет мне судьба
И даст ли нынешним поклонникам в обиду
Она старинного раба!
Не вытерпел… зажглося ретивое.
(Тихо) Ну, не ударься в грязь лицом
И докажи им, что такое
Возиться с прежним игроком.
Извольте, вам и книги в руки, — вы хозяин,
Мы гости.
Столпились в кучку все, кажись, нашла гроза.
Задаст он им на месяц страху!
Видно,
Что мастер.
Был.
Был, а теперь…
Теперь?
Женился и богат, стал человек солидный;
Глядит ягненочком, — а право, тот же зверь…
Мне скажут: можно отучиться,
Натуру победить. — Дурак, кто говорит:
Пусть ангелом и притворится,
Да чорт-то всё в душе сидит.
И ты, мой друг, (ударив по плечу)
хоть перед ним ребенок,
А и в тебе сидит чертенок.
Я говорил тебе.
Что делать, брат,
Нашла коса на камень, видно,
Я ль не хитрил, — нет, всех как на подряд.
Подумать стыдно…
Что, господа, иль не под силу? а?
Арбенин ваш мастак.
И, что вы, господа!
Да этак он загнет, пожалуй, тысяч на сто.
Обрежется…
Посмотрим.
Баста!
Ах, никогда мне это не забыть…
Вы жизнь мою спасли…
И деньги ваши тоже
А право, трудно разрешить,
Которое из этих двух дороже.
Большую жертву вы мне сделали.
Ничуть.
Я рад был случаю, чтоб кровь привесть в волненье,
Тревогою опять наполнить ум и грудь;
Я сел играть — как вы пошли бы на сраженье.
Но проиграться вы могли.
Я… нет!.. те дни блаженные прошли.
Я вижу всё насквозь… все тонкости их знаю,
И вот зачем я нынче не играю.
Вы избегаете признательность мою.
По чести вам сказать, ее я не терплю.
Ни в чем и никому я не был в жизнь обязан,
И если я кому платил добром,
То всё не потому, чтоб был к нему привязан;
А — просто — видел пользу в том.
Я вам не верю
Кто велит вам верить.
Я к этому привык с давнишних пор.
И если бы не лень, то стал бы лицемерить…
Но кончим этот разговор…
Да.
Поедемте?
Я рад.
В толпе я отдохну.
Там женщины есть… чудо…
И даже там бывают, говорят…
Пусть говорят, а нам какое дело?
Под маской все чины равны,
У маски ни души, ни званья нет, — есть тело.
И если маскою черты утаены,
То маску с чувств снимают смело.
Выход третий
(Те же, кроме Арбенина и к<нязя> Звездича.)1-й игрок
Забастовал он кстати… с ним беда…
Хотя б опомниться он дал по крайней мере.
Готово ужинать…
Пойдемте, господа,
Шампанское утешит вас в потере.
С Арбениным сойтиться я хочу…
И даром ужинать желаю.
Отужинаю здесь… кой-что еще узнаю.
И в маскерад за ними полечу.
Сцена вторая Маскерад
Выход первый
Маски, Арбенин, потом князь Звездич. Толпа проходит взад и вперед по сцене; налево канапе.Арбенин (входит)
Напрасно я ищу повсюду развлеченья,
Пестреет и жужжит толпа передо мной…
Но сердце холодно, и спит воображенье:
Они все чужды мне, и я им всем чужой!
Вот нынешнее поколенье.
И то ль я был в его лета, как погляжу?
Что, князь?.. не набрели еще на приключенье?
Как быть, а целый час хожу!
А! вы желаете, чтоб счастье вас ловило.
Затея новая… пустить бы надо в свет.
Все маски глупые…
Да маски глупой нет:
Молчит… таинственна, заговорит… так мило.
Вы можете придать ее словам
Улыбку, взор, какие вам угодно…
Вот, например, взгляните там,
Как выступает благородно
Высокая турчанка… как полна,
Как дышит грудь ее и страстно и свободно.
Вы знаете ли кто она?
Быть может, гордая графиня иль княжна,
Диана в обществе… Венера в маскераде,
И также может быть, что эта же краса
К вам завтра вечером придет на полчаса.
В обоих случаях вы, право, не в накладе.
Выход второй
Князь и женская маска (Одно домино подходит и останавливается; князь стоит в задумчивости.)Князь
Всё так, — рассказывать легко…
Однако же, я всё еще зеваю…
Но вот идет одна… дай господи!
(Одна маска отделяется и ударив его по плечу)
Я знаю…
Тебя!
И, видно, очень коротко.
О чем ты размышлял, — и это мне известно.
А в этом случае ты счастливей меня.
Но если не ошибся я,
То ротик у нее прелестный.
Я нравлюся тебе, тем хуже.
Для кого?
Для одного из нас.
Не вижу отчего?
Ты предсказанием меня не испугаешь,
И я хоть очень не хитер,
Но узнаю, кто ты…
Так, стало быть, ты знаешь,
Чем кончится наш разговор?..
Поговорим и разойдемся.
Право?
Налево ты, а я направо…
Но ежели я здесь нарочно с целью той —
Чтоб видеться и говорить с тобой;
Но если я скажу, что через час ты будешь
Мне клясться, что вовек меня не позабудешь,
Что будешь рад отдать мне жизнь свою в тот миг,
Когда я улечу, как призрак, без названья,
Чтоб услыхать из уст моих
Одно лишь слово: до свиданья!..
Ты маска умная, а тратишь много слов!
Коль знаешь ты меня, скажи, кто я таков?
Ты! бесхарактерный, безнравственный, безбожный,
Самолюбивый, злой, но слабый человек;
В тебе одном весь отразился век,
Век нынешний, блестящий, но ничтожный.
Наполнить хочешь жизнь, а бегаешь страстей.
Всё хочешь ты иметь, а жертвовать не знаешь;
Людей без гордости и сердца презираешь,
А сам игрушка тех людей.
О! знаю я тебя…
Мне это очень лестно.
Ты сделал много зла.
Невольно, может быть.
Кто знает! Только мне известно,
Что женщине тебя не надобно любить.
Я не ищу любви.
Искать ты не умеешь.
Скорей устал искать.
Но если пред тобой
Она появится и скажет вдруг: ты мой!
Ужель бесчувственным остаться ты посмеешь?
Но кто ж она?.. конечно, идеал.
Нет, женщина… а дальше что за дело.
Но покажи ее, пусть явится мне смело.
Ты хочешь многого — обдумай, что сказал!
Она не требует ни вздохов, ни признанья,
Ни слез, ни просьб, ни пламенных речей…
· · ·
Но клятву дай оставить все старанья
Разведать — кто она… и обо всем
Молчать…
Клянусь землей и небесами
И честию моей.
Смотри ж, теперь пойдем!
И помни, шуток нет меж нами.
Выход третий
Арбенин и 2 маски (Арбенин тащит за руку мужскую маску.)Арбенин
Вы мне вещей наговорили
Таких, сударь, которых честь
Не позволяет перенесть…
Вы знаете ль, кто я?..
Я знаю, кто вы были.
Снимите маску — и сейчас!
Вы поступаете бесчестно.
К чему! мое лицо вам так же неизвестно,
Как маска — и я сам вас вижу в первый раз.
Не верю! Что-то слишком вы меня боитесь,
Сердиться стыдно мне. Вы трус; подите прочь.
Прощайте же, но берегитесь.
Несчастье с вами будет в эту ночь.
Постой… пропал… кто ж он? Вот дал мне бог заботу.
Трусливый враг какой-нибудь,
А им ведь у меня нет счету,
Ха, ха, ха, ха! прощай, приятель, добрый путь…
Выход четвертый
Шприх и Арбенин (Шприх является.) (На канапе сидят две женские маски, кто-то подходит и интригует, берет за руку… одна вырывается и уходит, браслет спадает с руки.)Шприх
Кого вы так безжалостно тащили,
Евгений Александрыч?..
Так, шутил
С приятелем.
Конечно, подшутили
Вы не на шутку с ним. — Он шел и вас бранил.
Кому?
Какой-то маске.
Слух завидный
У вас.
Я слышу всё и обо всем молчу
И не в свои дела не суюсь…
Это видно.
Так, стало быть, не знаете… ну как не стыдно!
Об этом…
Об чем это-с?..
Да нет, я так, шучу…
Скажите!..
Говорят, у вас жена красотка…
Ну-с, что ж?
А ездит к вам тот смуглый и в усах!
Чтоб у тебя засохла глотка…
Смеешься надо мной… так будешь сам в рогах.
Выход пятый
1-я маска, одна (1-я маска входит быстро в волнении и падает на канапе.)1-я маска
Ах!.. я едва дышу… он всё бежал за мною,
Что если бы он сорвал маску… нет,
Он не узнал меня… да и какой судьбою
Подозревать, что женщина, которой свет
Дивится с завистью, в пылу самозабвенья
К нему на шею кинется, моля
Дать ей два сладкие мгновенья,
Не требуя любви, — но только сожаленья,
И дерзко скажет — я твоя!..
Он этой тайны вечно не узнает…
Пускай… я не хочу… но он желает
На память у меня какой-нибудь предмет,
Кольцо… что делать… риск ужасный!
Вот счастье. Боже мой — потерянный браслет
С эмалью, золотой… отдам ему, прекрасно…
Пусть ищет с ним меня.
Выход шестой
1-я маска и кн<язь> Звездич (Князь с лорнетом торопливо продирается.)Князь
Так точно… вот она.
Меж тысячи других теперь ее узнаю.
О! ты не убежишь.
Я вас не убегаю,
Чего хотите вы?
Вас видеть.
Мысль смешна!
Я перед вами…
Это шутка злая!..
Но цель твоя шутить, а цель моя другая…
И если мне небесные черты
Сейчас же не откроешь ты —
То я сорву коварную личину;
Я силою…
Поймите же мужчину!..
Вы недовольны… мало вам того,
Что я люблю вас… нет! вам хочется всего;
Вам надо честь мою на поруганье,
Чтоб, встретившись со мной на бале, на гулянье,
Могли бы вы со смехом рассказать
Друзьям смешное приключенье
И, разрешая их сомненье,
Примолвить: вот она… и пальцем указать.
Я вспомню голос твой.
Пожалуй, — вот уж чудо!
Сто женщин говорят все голосом таким;
Вас пристыдят — лишь адресуйтесь к ним,
И это было бы не худо!
Но, счастие мое неполно.
А как знать…
Вы, может быть, должны судьбу благословлять
За то, что маску не хочу я снять.
Быть может, я стара, дурна… какую мину
Вы сделали бы мне.
Ты хочешь испугать.
Но, зная прелестей твоих лишь половину,
Как остальных не отгадать.
Прощай навеки!..
О, еще мгновенье!
Ты ничего на память не оставишь? Нет
В тебе к безумцу сожаленья?
Вы правы: жаль мне вас — возьмите мой браслет.
Выход седьмой
Князь, потом АрбенинКнязь (Он ищет ее глазами напрасно.)
Я в дураках… есть от чего рассудка
Лишиться…
А!
Кто этот злой пророк…
Он должен знать меня… и вряд ли это шутка.
Мне в пользу послужил ваш давишний урок.
Душевно радуюсь.
Но счастье налетело
Само собой.
Да счастье — вечно так.
Лишь только я схватил и думал: кончил дело,
Как вдруг
Теперь себя могу уверить смело,
Что если всё не сон, так я большой дурак.
Не знаю ничего, и потому не спорю.
Да вы всё шутите, помочь нельзя ли горю?
Я всё вам расскажу
Как я был удивлен!
Плутовка вырвалась — и вот
как будто сон.
Конец прежалобный.
А начали нехудо!..
Но покажите-ка… браслет довольно мил,
И где-то я видал такой же… погодите.
Да нет, не может быть… забыл.
Где отыскать ее…
Любую подцепите;
Здесь много их — искать недалеко!
Но если не она?
А может быть, легко,
Но что же за беда?.. Вообразите…
Нет, я ее сыщу на дне морском, браслет
Поможет мне.
Ну, сделаем два тура —
Но ежели она не вовсе дура,
То здесь ее давно простыл и след.
Сцена третья
Выход первый
Евгений Арбенин входит; слуга.Арбенин
Ну, вот и вечер кончен — как я рад.
Пора хотя на миг забыться,
Весь этот пестрый сброд — весь этот маскерад
Еще в уме моем кружится.
И что же я там делал, не смешно ль!..
Давал любовнику советы,
Догадки поверял, сличал браслеты…
И за других мечтал, как делают поэты…
Ей богу, мне такая роль
Уж не под леты!
Что, барыня приехала домой?
Нет-с.
А когда же будет?
Обещалась
В двенадцатом часу.
Теперь уж час второй, —
Не ночевать же там осталась!
Не знаю-с.
Будто бы? — Иди — свечу
Поставь на стол, как будет нужно, я вскричу.
Выход второй
Арбенин (один)Бог справедлив! и я теперь едва ли
Не осужден нести печали
За все грехи минувших дней.
Бывало, так меня чужие жены ждали,
Теперь я жду жены своей…
В кругу обманщиц милых я напрасно
И глупо юность погубил;
Любим был часто пламенно и страстно
И ни одну из них я не любил.
Романа не начав, я знал уже развязку
И для других сердец твердил
Слова любви, как няня сказку.
И тяжко стало мне, и скучно жить!
И кто-то подал мне тогда совет лукавый
Жениться… чтоб иметь святое право
Уж ровно никого на свете не любить.
И я нашел жену, покорное созданье,
Она была прекрасна и нежна,
Как агнец божий на закланье,
Мной к алтарю она приведена…
И вдруг во мне забытый звук проснулся,
Я в душу мертвую свою
Взглянул… и увидал, что я ее люблю;
И, стыдно молвить… ужаснулся!..
Опять мечты, опять любовь
В пустой груди бушуют на просторе;
Изломанный челнок, я снова брошен в море:
Вернусь ли к пристани я вновь?
Выход третий
Арбенин и Нина (Нина входит на цыпочках и целует его в лоб сзади.)Арбенин
Ах, здравствуй, Нина… наконец!
Давно пора.
Неужели так поздно?
Я жду тебя уж целый час.
Серьезно?
Ах, как ты мил!
А думаешь… глупец?
Он ждет себе… а я…
Ах, мой творец!..
Да ты всегда не в духе, смотришь грозно,
И на тебя ничем не угодишь.
Скучаешь ты со мною розно,
А встретимся, ворчишь!..
Скажи мне просто: Нина,
Кинь свет, я буду жить с тобой
И для тебя; зачем другой мужчина,
Какой-нибудь бездушный и пустой,
Бульварный франт, затянутый в корсете,
С утра до вечера тебя встречает в свете,
А я лишь час какой-нибудь на дню
Могу сказать тебе два слова?
Скажи мне это… я готова,
В деревне молодость свою я схороню,
Оставлю балы, пышность, моду
И эту скучную свободу.
Скажи лишь просто мне, как другу… Но к чему
Меня воображение умчало…
Положим, ты меня и любишь, но так мало,
Что даже не ревнуешь ни к кому!
Как быть? Я жить привык беспечно,
И ревновать смешно…
Конечно.
Ты сердишься?
Нет, я благодарю.
Ты опечалилась.
Я только говорю,
Что ты меня не любишь.
Нина?
Что вы?
Послушай… нас одной судьбы оковы
Связали навсегда… ошибкой, может быть;
Не мне и не тебе судить.
Ты молода летами и душою,
В огромной книге жизни ты прочла
Один заглавный лист, и пред тобою
Открыто море счастия и зла.
Иди любой дорогой,
Надейся и мечтай — вдали надежды много,
А в прошлом жизнь твоя бела!
Ни сердца своего, ни моего не зная,
Ты отдалася мне — и любишь, верю я,
Но безотчетно, чувствами играя,
И резвясь, как дитя.
Но я люблю иначе: я всё видел,
Всё перечувствовал, всё понял, всё узнал,
Любил я часто, чаще ненавидел,
И более всего страдал!
Сначала всё хотел, потом всё презирал я,
То сам себя не понимал я,
То мир меня не понимал.
На жизни я своей узнал печать проклятья,
И холодно закрыл объятья
Для чувств и счастия земли…
Так годы многие прошли.
О днях, отравленных волненьем
Порочной юности моей,
С каким глубоким отвращеньем
Я мыслю на груди твоей.
Так, прежде я тебе цены не знал, несчастный;
Но скоро черствая кора
С моей души слетела, мир прекрасный
Моим глазам открылся не напрасно,
И я воскрес для жизни и добра.
Но иногда опять какой-то дух враждебный
Меня уносит в бурю прежних дней,
Стирает с памяти моей
Твой светлый взор и голос твой волшебный.
В борьбе с собой, под грузом тяжких дум,
Я молчалив, суров, угрюм.
Боюся осквернить тебя прикосновеньем,
Боюсь, чтобы тебя не испугал ни стон,
Ни звук, исторгнутый мученьем.
Тогда ты говоришь: меня не любит он!
Ты странный человек!.. когда красноречиво
Ты про любовь свою рассказываешь мне,
И голова твоя в огне,
И мысль твоя в глазах сияет живо,
Тогда всему я верю без труда;
Но часто…
Часто?..
Нет, но, иногда!..
Я сердцем слишком стар, ты слишком молода,
Но чувствовать могли б мы ровно.
И, помнится, в твои года
Всему я верил безусловно.
Опять ты недоволен… боже мой!
О нет… я счастлив, счастлив… я жестокой,
Безумный клеветник; далеко,
Далеко от толпы завистливой и злой,
Я счастлив… я с тобой!
Оставим прежнее! забвенье
Тяжелой, черной старине!
Я вижу, что творец тебя в вознагражденье
С своих небес послал ко мне.
Ты побледнел, дрожишь… о, боже!
Я? ничего! где твой другой браслет.
Потерян.
А! потерян.
Что же,
Беды великой в этом нет.
Он двадцати пяти рублей, конечно, не дороже.
Потерян… Отчего я этим так смущен,
Какое странное мне шепчет подозренье!
Ужель то было только сон,
А это пробужденье!..
Тебя понять я, право, не могу.
Браслет потерян?..
Нет, я лгу!
Но сходство, сходство!
Верно, уронила
В карете я его, — велите обыскать;
Конечно б я его не смела взять,
Когда б вообразила…
Выход четвертый
Прежние и слугаАрбенин (звонит, слуга входит) (Слуге)
Карету обыщи ты вдоль и поперек,
Потерян там браслет… Избави бог
Тебя вернуться без него.
О чести,
О счастии моем тут речь идет.
Но если он и там браслета не найдет?
Так, стало быть, в другом он месте.
В другом? и где — ты знаешь?
В первый раз
Так скупы вы и так суровы;
И чтоб скорей утешить вас,
Я завтра ж закажу, такой же точно, новый.
Ну, что?.. скорее отвечай…
Я перешарил всю карету-с.
И не нашел там!
Нету-с.
Я это знал… ступай.
Конечно, в маскераде он потерян.
А!.. в маскераде!.. так вы были там?
Выход пятый
Прежние, кроме слугиАрбенин (слуге)
Иди.
Что стоило бы вам
Сказать об этом прежде. Я уверен,
Что мне тогда иметь позволили бы честь
Вас проводить туда и вас домой отвезть.
Я б вам не помешал ни строгим наблюденьем,
Ни пошлой нежностью своей…
С кем были вы?
Спросите у людей;
Они вам скажут всё и даже с прибавленьем.
Они по пунктам объяснят:
Кто был там, с кем я говорила,
Кому браслет на память подарила.
И вы узнаете всё лучше во сто крат,
Чем если б съездили вы сами в маскерад.
Смешно, смешно, ей богу!
Не стыдно ли, не грех
Из пустяков поднять тревогу.
Дай бог, чтоб это был не твой последний смех!
О, если ваши продолжатся бредни,
То это, верно, не последний.
Кто знает, может быть…
Послушай, Нина!.. я смешон, конечно,
Тем, что люблю тебя так сильно, бесконечно,
Как только может человек любить.
И что за диво? у других на свете
Надежд и целей миллион,
У одного богатство есть в предмете,
Другой в науки погружон,
Тот добивается чинов, крестов — иль славы,
Тот любит общество, забавы,
Тот странствует, тому игра волнует кровь…
Я странствовал, играл, был ветрен и трудился,
Постиг друзей, коварную любовь,
Чинов я не хотел, а славы не добился.
Богат и без гроша был скукою томим.
Везде я видел зло, и, гордый, перед ним
Нигде не преклонился.
Всё, что осталось мне от жизни, это ты:
Созданье слабое, но ангел красоты:
Твоя любовь, улыбка, взор, дыханье…
Я человек: пока они мои,
Без них нет у меня ни счастья, ни души,
Ни чувства, ни существованья!
Но если я обманут… если я
Обманут… если на груди моей змея
Так много дней была согрета, если точно
Я правду отгадал… и, лаской усыплен,
С другим осмеян был заочно!
Послушай, Нина… я рожден
С душой кипучею, как лава,
Покуда не растопится, тверда
Она, как камень… но плоха забава
С ее потоком встретиться! тогда,
Тогда не ожидай прощенья —
Закона я на месть свою не призову,
Но сам, без слез и сожаленья,
Две наши жизни разорву!
Не подходи… о, как ты страшен!
Неужели?..
Я страшен? нет, ты шутишь, я смешон!
Да смейтесь, смейтесь же… зачем, достигнув цели,
Бледнеть и трепетать? скорее, где же он,
Любовник пламенный, игрушка маскерада;
Пускай потешится, придет.
Вы дали мне вкусить почти все муки ада
И этой лишь не достает.
Так вот какое подозренье.
И этому всему виной один браслет;
Поверьте, ваше поведенье
Не я одна, но осмеет весь свет!
Да! смейтесь надо мной вы, все глупцы земные,
Беспечные, но жалкие мужья.
Которых некогда обманывал и я,
Которые меж тем живете, как святые
В раю… увы!.. но ты мой рай,
Небесный и земной… прощай!..
Прощай, я знаю всё.
Прочь от меня, гиена.
И думал я, глупец, что, тронута, с тоской,
С раскаяньем во всем передо мной
Она откроется… упавши на колена?
Да, я б смягчился, если б увидал
Одну слезу… одну… нет! смех был мне ответом.
Не знаю, кто меня оклеветал,
Но я прощаю вам; я не виновна в этом;
Жалею, хоть помочь вам не могу
И чтоб утешить вас, конечно, не солгу.
О, замолчи… прошу тебя… довольно…
Но слушай… я невинна… пусть
Меня накажет бог, послушай…
Наизусть
Я знаю всё, что скажешь ты.
Мне больно
Твои упреки слушать… Я люблю
Тебя, Евгений.
Ну, по чести,
Признанье в пору…
Выслушай, молю;
О, боже, но чего ж ты хочешь?
Мести!
Кому ж ты хочешь мстить?
О, час придет,
И право, мне вы надивитесь.
Не мне ль… что ж медлишь ты?
Геройство к вам
нейдет
Кому ж?
Вы за кого боитесь?
Ужели много ждет меня таких минут?
О, перестань… ты ревностью своею
Меня убьешь… я не умею
Просить, и ты неумолим… но я и тут
Тебе прощаю.
Лишний труд!
Однако есть и бог… он не простит.
Жалею!
Вот женщина!.. о, знаю я давно
Вас всех, все ваши ласки и упреки,
Но жалкое познанье мне дано,
И дорого плачу я за уроки!..
И то сказать, за что меня любить?
За то ль, что у меня и вид и голос грозной!
Что делает она: смеется, может быть!..
Нет, плачет. (Уходя) Жаль, что поздно!..
Действие второе
Сцена первая
Выход первый
(Баронесса сидит на креслах в усталости. Бросает книгу.)Баронесса
Подумаешь: зачем живем мы? для того ли,
Чтоб вечно угождать на чуждый нрав
И рабствовать всегда! Жорж Занд почти что прав!
Что ныне женщина? создание без воли,
Игрушка для страстей иль прихотей других!
Имея свет судьей и без защиты в свете,
Она должна таить весь пламень чувств своих
Иль удушить их в полном цвете:
Что женщина? Ее от юности самой
В продажу выгодам, как жертву, убирают,
Винят в любви к себе одной,
Любить других не позволяют.
В груди ее порой бушует страсть,
Боязнь, рассудок, мысли гонит;
И если как-нибудь, забывши света власть,
Она покров с нее уронит,
Предастся чувствам всей душой —
Тогда прости и счастье и покой!
Свет тут… он тайны знать не хочет! он по виду,
По платью встретит честность и порок, —
Но не снесет приличиям обиду,
И в наказаниях жесток!..
Нет, не могу читать… меня смутило
Всё это размышленье, я боюсь
Его как недруга… и, вспомнив то, что было,
Сама себе еще дивлюсь.
Выход второй
НинаКатаюсь я в санях, и мне пришла идея
К тебе заехать, mon amour.[29]
C'est une idée charmante, vous en avez toujours.[30]
Ты что-то прежнего бледнее
Сегодня, несмотря на ветер и мороз,
И красные глаза — конечно не от слез?
Я дурно ночь спала и нынче нездорова.
Твой доктор не хорош — возьми другого.
Выход третий
Входит князь ЗвездичБаронесса (холодно)
Ах, князь!
Я был вчера у вас
С известием, что наш пикник расстроен.
Прошу садиться, князь.
Я спорил лишь сейчас,
Что огорчитесь вы, — но вид ваш так спокоен.
Мне, право, жаль.
А я так очень рад,
Пикников двадцать я отдам за маскерад.
Вчера вы были в маскераде?
Был.
А в каком наряде?
Там было много…
Да; и там
Под маской я узнал иных из наших дам.
Конечно, вы охотницы рядиться.
Я объявить вам, князь, должна,
Что эта клевета нимало не смешна.
Как женщине порядочной решиться
Отправиться туда, где всякий сброд,
Где всякий ветреник обидит, осмеет;
Рискнуть быть узнанной, — вам надобно стыдиться;
Отречься от подобных слов.
Отречься не могу; стыдиться же — готов.
Выход четвертый
Прежние и чиновникБаронесса
Откуда вы?
Сейчас лишь из правленья,
О деле вашем я пришел поговорить.
Его решили?
Нет, но скоро!.. Может быть,
Я помешал…
Ничуть.
Вот время объясненья!
Я в магазине нынче видел вас.
В каком же?
В англинском.
Давно ль?
Сейчас.
Мне удивительно, что вас я не узнала.
Вы были заняты…
Браслет я прибирала
Вот к этому.
Премиленький браслет.
Но где ж другой?
Потерян!
В самом деле?..
Что ж странного?
И не секрет,
Когда?
Третьего-дни, вчера, на той неделе
Зачем вам знать, когда.
Я мысль свою имел,
Довольно странную, быть может.
Смущается она — вопрос ее тревожит!
Ох, эти скромницы! (Ей) Я предложить хотел
Свои услуги вам… он может отыскаться.
Пожалуйста… но где?
А где ж потерян он?
Не помню.
Как-нибудь на бале?
Может статься
Или кому-нибудь на память подарен?
Откуда вывели такое заключенье?
И подарю его кому ж?
Не мужу ль?
Будто в свете только муж —
Приятельниц у вас толпа, в том нет сомненья.
Но пусть потерян он, — а тот,
Который вам его найдет —
Получит ли от вас какое награжденье?
Смотря.
Но если он
Вас любит, если в вас потерянный свой сон
Он отыскал — и за улыбку вашу, слово.
Не пожалеет ничего земного!
Но если сами вы когда-нибудь
Ему решились намекнуть
О будущем блаженстве — если сами
Не узнаны, под маскою, его
Ласкали вы любви словами.
О! но поймите же.
Из этого всего
Я то лишь поняла, что слишком вы забылись…
И нынче в первый и последний раз
Не говорить со мной прошу покорно вас.
О боже! я мечтал… ужель вы рассердились?
Ты отвертелася! добро… но будет час,
И я своей достигну цели.
Adieu, ma chère[31] — до завтра, мне пора.
Да подожди, mon ange,[32] с тобой мы не успели
Сказать двух слов.
Я завтра жду тебя с утра.
Мне день покажется длинней недели.
Выход пятый
Прежние, кроме Нины и чиновникаКнязь (в сторону)
Я отомщу тебе! вот скромница нашлась,
Пожалуй, я дурак — пожалуй, отречется,
Но я узнал браслет.
Задумалися, князь?
Да, многое раздумать мне придется.
Как кажется, ваш разговор
Был оживлен — о чем был спор?
Я утверждал, что встретил в маскераде.
Кого?
Ее.
Как, Нину?
Да!..
Я доказал ей.
Без стыда,
Я вижу, вы в глаза людей злословить ради.
Из странности решаюсь иногда.
Так пощадите хоть заочно!
К тому же доказательств нет.
Нет… только мне вчера был дан браслет.
И у нее такой же точно.
Вот доказательство… логический ответ!
Такие же есть в каждом магазине!
Я ныне все изъездил их
И тут уверился, что только два таких.
Я завтра ж дам совет, полезный Нине
Не доверяться болтунам.
А мне совет какой?
А вам?
Смелее продолжать с успехом начатое
И дорожить побольше честью дам.
За два совета вам я благодарен вдвое.
Выход шестой
БаронессаКак честью женщины так ветрено шутить?
Откройся я ему, со мной бы было то же!
Итак, прощайте, князь, не мне вас выводить
Из заблуждения: о нет, избави боже.
Одно лишь странно мне, как я найти могла
Ее браслет, — так! Нина там была —
И вот разгадка всей шарады…
Не знаю отчего, но я его люблю,
Быть может так, от скуки, от досады,
От ревности… томлюся и горю,
И нету мне ни в чем отрады!
Мне будто слышится и смех толпы пустой
И шопот злобных сожалений!
Нет, я себя спасу… хотя б на счет другой,
От этого стыда, — хотя б ценой мучений
Пришлося выкупить проступок новый мой!..
Какая цепь ужасных предприятий.
Выход седьмой
Баронесса и ШприхШприх (входит, раскланивается) Баронесса
Ах, Шприх, ты вечно кстати.
Помилуйте — я был бы очень рад,
Когда бы мог вам быть полезен —
Покойный ваш супруг…
Всегда ль ты так любезен!
Блаженной памяти барон…
Тому назад
Лет пять, я помню.
Занял тысяч…
Знаю,
Но я тебе проценты за пять лет
Отдам сегодня же.
Мне-с нужды в деньгах нет,
Помилуйте-с, я так, случайно вспоминаю.
Скажи, что нового?
У графа одного
Наслушался — сейчас лишь вышел,
Историй в свете тьма.
А ничего
Про князя Звездича с Арбениной не слышал?
Нет… слышал… как же… нет —
Об этом говорил и замолчал уж свет…
А что-бишь, я не помню, вот ужасно!..
О, если это так уж гласно,
То нечего и говорить.
Но я б желал узнать, как вы об этом
Изволите судить.
Они осуждены уж светом;
А впрочем, я б могла их подарить советом —
Сказала бы ему: что женщины ценят
Настойчивость в мужчине,
Хотят, чтоб он сквозь тысячу преград
К своей стремился героине.
А ей бы пожелала я
Поменьше строгости и скромности поболе!
Прощайте, мосье Шприх, обедать ждет меня
Сестра — а то б осталась с вами доле.
Теперь я спасена — полезный мне урок.
Выход восьмой
Шприх (один)Не беспокойтеся: я понял ваш намек
И не дождуся повторенья!
Какая быстрота ума, соображенья!
Тут есть интрига… да, вмешаюсь в эту связь —
Мне благодарен будет князь.
Я попаду к нему в агенты…
Потом сюда с рапортом прилечу,
И уж, авось, тогда хоть получу
Я пятилетние проценты.
Сцена вторая
Выход первый
(Кабинет Арбенина.) Арбенин один, потом слугаАрбенин
Всё ясно ревности — а доказательств нет!
Боюсь ошибки — а терпеть нет силы —
Оставить так, забыть минутный бред?
Такая жизнь страшней могилы!
Есть люди, я видал, — с душой остылой,
Они блаженствуют и мирно спят в грозу —
То жизнь завидная!
Ждет человек внизу
Принес он барыне записку от княгини.
Да от какой?
Не разобрал-с.
Записка? к Нине!..
Выход второй
Афанасий Павлович Казарин и слугаСлуга
Сейчас лишь барин вышел-с, подождите
Немного-с.
Хорошо.
Я тотчас доложу-с.
Ждать я готов хоть год, когда хотите,
Мосье Арбенин, и дождусь.
Дела мои преплохи, так, что грустно!
Товарищ нужен мне искусный,
Недурно, если он к тому ж
Великодушен часто, кстати
Имеет тысячи три душ
И покровительство у знати.
Арбенина втянуть опять бы надо мне
В игру; он будет верен старине,
Приятеля он поддержать сумеет
И пред детьми не оробеет.
А эта молодежь
Мне просто — нож!
Толкуй им, как угодно,
Не знают ни завесть, ни в пору перестать,
Ни кстати честность показать,
Ни передернуть благородно!
Взгляните-ка, из стариков
Как многие игрой достигли до чинов,
Из грязи
Вошли со знатью в связи,
А всё ведь отчего? — умели сохранять
Приличие во всем, блюсти свои законы,
Держались правил… глядь!..
При них и честь и миллионы!..
Выход третий
Казарин и Шприх (Входит Шприх.)Шприх
Ах! Афанасий Павлович, — вот чудо.
Ах как я рад, не думал встретить вас.
Я также. — Ты с визитом?
Да-с,
А вы?
Я также!
Право? а не худо,
Что мы сошлись, — о деле об одном
Поговорить мне нужно б с вами.
Бывало, ты всё занят был делами,
А делом в первый раз.
Bon mot[33] вам ни по чем,
А, право, нужное.
Мне также очень нужно
С тобой поговорить.
Итак, мы сладим дружно.
Не знаю… говори!
Позвольте лишь спросить:
Вы слышали ль, что ваш приятель
Арбенин…
Что?.. не может быть.
Ты точно знаешь…
Мой создатель!
Я сам улаживал — тому лишь пять минут;
Кому же знать?
Бес вечно тут как тут.
Вот видите: жена его намедни,
Не помню я, на бале, у обедни
Иль в маскераде встретилась с одним
Князьком — ему она довольно показалась,
И очень скоро князь стал счастлив и любим.
Но вдруг красотка перед ним
От прежнего чуть-чуть не отклепалась.
Взбесился князь, — и полетел везде
Рассказывать — того смотри, что быть беде!
Меня просили сладить это дело…
Я принялся — и разом всё поспело;
Князь обещал молчать… записку навалял,
Покорный ваш слуга слегка ее поправил
И к месту тотчас же доставил.
Смотри, чтоб муж тебе ушей не оборвал.
В таких ли я делах бывал,
А обходилось без дуэли…
И даже не был бит?
У вас всё шутка, смех…
А я всегда скажу, что жизнию без цели
Не должно рисковать.
И в самом деле!
Такую жизнь, бесценную для всех,
Без пользы подвергать великий грех.
Но это в сторону — ведь я об важном с вами
Хотел поговорить.
Что ж это?
Анекдот!
А дело вот в чем.
Пропадай с делами,
Арбенин, кажется, идет.
Нет никого — мне привезли недавно
От графа Врути пять борзых собак.
Твой анекдот ей богу презабавный.
Ваш брат охотник, вот купить бы славно!
Итак, Арбенин — как дурак…
Послушайте.
Попал впросак,
Обманут и осмеян явно!
Женитесь после этого.
Ваш брат
Находке этой был бы рад.
В женитьбе верность, счастие, всё враки —
Эй, не женися, Шприх.
Да я давно женат.
Послушайте, одна особенно вот клад.
Жена?
Собака.
Вот дались собаки.
Послушай, мой любезный друг,
Не знаю как жену — что бог даст, неизвестно,
А ты собак не скоро сбудешь с рук.
Задумчив и с письмом; узнать бы интересно.
Выход четвертый
Прежние и АрбенинАрбенин (не замечая их)
О благодарность!.. и давно ли я
Спас честь его и будущность, не зная
Почти, кто он таков, — и что же — о! змея!
Неслыханная низость!.. он, играя,
Как вор вторгается в мой дом,
Покрыл меня позором и стыдом!..
И я глазам не верил, забывая
Весь горький опыт многих дней.
Я, как дитя, не знающий людей,
Не смел подозревать такого преступленья.
Я думал: вся вина ее… не знает он,
Кто эта женщина… как странный сон,
Забудет он свое ночное приключенье!
Он не забыл, он стал искать и отыскал,
И тут — не мог остановиться…
Вот благодарность!.. много я видал
На свете, а пришлось еще дивиться.
«Я вас нашел, но не хотели вы
Признаться». Скромность кстати чрезвычайно.
«Вы правы… что́ страшней молвы?
Подслушать нас могли б случайно.
Так не презрение, но страх
Прочел я в ваших пламенных глазах.
Вы тайны любите — и это будет тайной!
Но я скорей умру, чем откажусь от вас».
Письмо! так, так, оно — пропало всё как раз.
Ого! искусный соблазнитель — право,
Мне хочется послать ему ответ кровавый.
А, ты был здесь?
Я жду уж целый час.
Отправлюсь к баронессе, пусть хлопочет
И рассыпается, как хочет.
Выход пятый
Прежние кроме Шприха (Шприх уходит незамечен.)Казарин
Мы с Шприхом… где же Шприх.
Пропал.
Письмо! так вот что, понимаю!
Ты в размышленьи…
Да, я размышляю.
О бренности надежд и благ земных.
Почти! о благодарности.
Есть мненья
Различные на этот счет,
Но что б ни думал этот или тот,
А всё предмет достоин размышленья.
Твое же мнение?
Я думаю, мой друг,
Что благодарность — вещь, которая тем боле
Зависит от цены услуг,
Что не всегда добро бывает в нашей воле!
Вот, например, вчера опять
Мне Слукин проиграл почти что тысяч пять,
И я, ей богу, очень благодарен,
Да вот как: пью ли, ем, иль сплю,
Всё думаю об нем.
Ты шутишь всё, Казарин.
Послушай, я тебя люблю
И буду говорить серьезно;
Но сделай милость, брат, оставь ты вид свой грозный,
И я открою пред тобой
Все таинства премудрости земной.
Мое ты хочешь слышать мненье
О благодарности… изволь: возьми терпенье.
Что ни толкуй Волтер или Декарт —
Мир для меня — колода карт,
Жизнь — банк; рок мечет, я играю
И правила игры я к людям применяю.
И вот теперь пример,
Для поясненья этих правил,
Пусть разом тысячу я на туза поставил:
Так, по предчувствию, — я в картах суевер!
Положим, что случайно, без обману
Он выиграл — я очень рад;
Но всё никак туза благодарить не стану
И молча загребу свой клад,
И буду гнуть да гнуть, покуда не устану;
А там, итоги свел
И карту смятую — под стол!
Теперь — но ты не слушаешь, мой милый?
Повсюду зло — везде обман,
И я намедни, я, как истукан,
Безмолвно слушал, как всё это было!
Задумался.
Теперь мы перейдем
К другому казусу и дело разберем;
Но постепенно, чтоб не сбиться.
Положим, например, в игру или разврат
Ты б захотел опять пуститься
И тут приятель твой случится
И скажет: «Эй, остерегися, брат».
И прочие премудрые советы,
Которые не стоят ничего.
И ты случайно, так, послушаешь его;
Ему поклон и многи леты;
И если он тебя от пьянства удержал,
То напои его сейчас без замедленья
И в карты обыграй в обмен за наставленье.
А от игры он спас… так ты ступай на бал,
Влюбись в его жену… иль можешь не влюбиться,
Но обольсти ее, чтоб с мужем расплатиться.
В обоих случаях ты будешь прав, дружок,
И только что отдашь уроком за урок.
Ты славный моралист!
Так, это всем известно…
А, князь… За ваш урок я заплачу вам честно.
Последний пункт осталось объяснить:
Ты любишь женщину… ты жертвуешь ей честью,
Богатством, дружбою и жизнью, может быть;
Ты окружил ее забавами и лестью,
Но ей за что тебя благодарить?
Ты это сделал всё из страсти
И самолюбия, отчасти, —
Чтоб ею обладать, пожертвовал ты всё,
А не для счастия ее.
Да, — пораздумай-ка об этом хладнокровно
И скажешь сам, что в мире всё условно.
Да, да, ты прав: что женщине в любви?
Победы новые ей нужны ежедневно.
Пожалуй плачь, терзайся и моли —
Смешон ей вид и голос твой плачевный,
Ты прав — глупец, кто в женщине одной
Мечтал найти свой рай земной.
Ты рассуждаешь очень здраво,
Хотя женат и счастлив.
Право?
А разве нет?
О! счастлив… да…
Я очень рад,
Однако ж всё мне жаль, что ты женат!
А что же?
Так… я вспоминаю
Про прежнее… когда с тобой
Кутили мы, в чью голову, — не знаю,
Хоть оба мы ребята с головой!..
Вот было время… Утром отдых, нега,
Воспоминания приятного ночлега…
Потом обед, вино — Рауля честь…
В граненых кубках пенится и блещет,
Беседа шумная, острот не перечесть;
Потом в театр — душа трепещет
При мысли, как с тобой вдвоем из-за кулис
Выманивали мы танцовщиц и актрис…
Не правда ли, что древле
Всё было лучше и дешевле?
Вот пьеса кончилась… и мы летим стрелой
К приятелю… взошли… игра уж в самой силе;
На картах золото насыпано горой:
Тот весь горит… другой
Бледнее, чем мертвец в могиле.
Садимся мы… и загорелся бой!..
Тут, тут сквозь душу переходит
Страстей и ощущений тьма,
И часто мысль гигантская заводит
Пружину пылкого ума…
И если победишь противника уменьем,
Судьбу заставишь пасть к ногам твоим с смиреньем —
Тогда и сам Наполеон
Тебе покажется и жалок и смешон.
О! кто мне возвратит… вас, буйные надежды,
Вас, нестерпимые, но пламенные дни!
За вас отдам я счастие невежды,
Беспечность и покой — не для меня они!..
Мне ль быть супругом и отцом семейства,
Мне ль, мне ль, который испытал
Все сладости порока и злодейства,
И перед их лицом ни разу не дрожал?
Прочь, добродетель: я тебя не знаю,
Я был обманут и тобой,
И краткий наш союз отныне разрываю —
Прощай — прощай!..
Теперь он мой!..
Сцена третья
Комната у князя. (Дверь в другую растворена.) (Он в другой спит на диване.)Выход первый
Иван, потом Арбенин (Слуга смотрит на часы.)Иван
Седьмой уж час почти в исходе,
А в восемь приказал себя он разбудить.
Он спит по-русски, не по моде,
И я успею в лавочку сходить.
Дверь на замок запру… оно вернее.
Да… чу… по лестнице идут.
Скажу, что дома нет… и с рук долой скорее.
Князь дома?
Дома нет-с.
Неправда.
Пять минут
Тому назад уехал.
Лжешь! он тут
И, верно, сладко спит: — прислушайся, как дышит.
Но скоро перестанет.
Он всё слышит…
Себя будить мне князь не приказал.
Он любит спать… тем лучше: приведется
И вечно спать.
Я, кажется, сказал,
Что буду ждать, покуда он проснется!..
Выход второй
Арбенин (один)Удобный миг настал!.. теперь иль никогда.
Теперь я всё свершу, без страха и труда.
Я докажу, что в нашем поколенье
Есть хоть одна душа, в которой оскорбленье,
Запав, приносит плод… О! я не их слуга,
Мне поздно перед ними гнуться…
Когда б, крича, пред них я вызвал бы врага,
Они б смеялися… теперь не засмеются!
О нет, я не таков… позора целый час
На голове своей не потерплю я даром.
Он спит!.. что видит он во сне в последний раз?
Я думаю, что он умрет ударом —
Он свесил голову… я крови помогу…
И всё на счет благой природы!
Не могу.
Да! это свыше сил и воли!..
Я изменил себе и задрожал,
Впервые за всю жизнь… давно ли
Я трус?.. трус… кто это сказал…
Я сам, и это правда… стыдно, стыдно,
Беги, красней, презренный человек.
Тебя, как и других, к земле прижал наш век,
Ты пред собой лишь хвастался, как видно;
О! жалко… право жалко… изнемог
И ты под гнетом просвещенья!
Любить… ты не умел… а мщенья
Хотел… пришел и — и не мог!
Я слишком залетел высоко,
Верней избрать я должен путь…
И замысел иной глубоко
Запал в мою измученную грудь.
Так, так, он будет жить… убийство уж не в моде:
Убийц на площадях казнят.
Так!.. в образованном я родился народе;
Язык и золото… вот наш кинжал и яд!
Выход третий
Арбенин и баронесса (Идет в двери, сталкивается с дамой в вуале.)Дама в вуале
Ах!.. всё погибло…
Это что?
Пустите.
Нет, это не притворный крик
Продажной добродетели.
Молчите!
Ни слова, или сей же миг…
Какое подозренье… отверните
Ваш вуаль, пока мы здесь одне.
Я не туда зашла, ошиблась.
Да, немного
Ошиблись, кажется и мне,
Но временем, не местом.
Ради бога,
Пустите, я не знаю вас.
Смущенье странно… вы должны открыться.
Он спит теперь… и может встать сейчас!
Всё знаю я… но убедиться
Хочу…
Всё знаете!..
Благодарю, творец,
Что ты позволил мне хоть нынче ошибиться!
О! что я сделала? теперь всему конец.
Отчаянье теперь некстати —
Невесело, согласен, в час такой,
Наместо пламенных объятий.
С холодной встретиться рукой…
И то минутный страх… а нет беды большой:
Я скромен, рад молчать — благодарите бога,
Что это я, а не другой…
Не то была бы в городе тревога.
Ах! он проснулся, говорит.
В бреду…
Но успокойтесь, я сейчас пойду.
Лишь объясните мне, какою властью
Вот этот купидон — вас вдруг околдовал?
Зачем, когда он сам бесчувствен, как металл,
Все женщины к нему пылают страстью?
Зачем не он у ваших ног с тоской,
С моленьем, клятвами, слезами?
А… вы… вы здесь одни… вы женщина с душой,
Забывши стыд, пришли ему предаться сами…
Зачем другая женщина, ничем
Не хуже вас, ему отдать готова
Всё: счастье, жизнь, любовь… за взгляд один,
за слово?
Зачем?.. о, я глупец!
Зачем, зачем?
Я поняла, об чем вы говорите… Знаю,
Что вы пришли…
Как! — кто ж вам рассказал!..
А что вы знаете?..
О, я вас умоляю,
Простите мне…
Я вас не обвинял,
Напротив, радуюсь приятельскому счастью.
Ослеплена была я страстью;
Во всем виновна я, но слушайте…
К чему?
Мне, право, всё равно… я враг морали строгой.
Но, если бы не я, то не бывать письму,
Ни…
А! уж это слишком много!..
Письмо!.. какое?.. а! так это вы тогда!
Вы их свели… учили их… давно ли
Взялись вы за такие роли?
Что вас понудило?.. Сюда
Приводите вы ваших жертв невинных,
Иль молодежь приходит к вам?
Да, — признаюсь!.. вы клад в гостинных,
И я уж не дивлюсь разврату наших дам!
О! боже мой…
Я говорю без лести…
А сколько платят вам все эти господа?
Но вы бесчеловечны.
Да,
Ошибся, виноват, вы служите из чести!
О, я лишусь ума… постойте! он идет,
Не слушает… о, я умру…
Что ж! продолжайте.
Вас это к славе поведет…
Теперь меня не бойтесь, и прощайте…
Но боже сохрани нам встретиться вперед…
Вы взяли у меня всё, всё на свете.
Я стану вас преследовать всегда,
Везде… на улице, в уединеньи, в свете;
И если мы столкнемся… то беда!
Я б вас убил… но смерть была б награда,
Которую сберечь я должен для другой.
Вы видите, я добр… взамен терзаний ада,
Вам оставляю рай земной.
Выход четвертый
Баронесса, однаБаронесса (вслед ему)
Послушайте — клянусь… то был обман… она
Невинна… и браслет!.. всё я… всё я одна…
Ушел, не слышит, что мне делать! Всюду
Отчаянье… нет нужды… я хочу
Его спасти, во что бы то ни стало, — буду
Просить и унижаться; обличу
Себя в обмане, преступленье!
Он встал… идет… решуся, о мученье!..
Выход пятый
Баронесса и князьКнязь (в другой комнате)
Иван! кто там… я слышал голоса!
Какой народ! нельзя уснуть и полчаса!
Ба, это что за посещенье!
Красавица! я очень рад!
Ах баронесса! нет… невероятно.
Что отскочили вы назад?
Вы удивляетесь?
Конечно, мне приятно…
Но счастия такого я не ждал.
И было б странно, если б ожидали.
О чем я думал? О когда б я знал…
Вы всё бы знать могли и ничего не знали.
Свою вину загладить я готов;
С покорностью приму какое наказанье
Хотите… я был слеп и нем; мое незнанье
Проступок… и теперь не нахожу я слов…
Но ваши руки… лед! в лице у вас страданье!
Ужель сомнительны для вас слова мои?
Вы ошибаетесь!.. не требовать любви
И не выпрашивать признанья
Решилась я приехать к вам.
Забыть и стыд и страх, всё свойственное нам.
Нет, то обязанность святая:
Былая жизнь моя прошла
И жизнь уж ждет меня иная;
Но я была причиной зла,
И, свет навеки покидая,
Теперь всё прежнее загладить я пришла!
Я перенесть свой стыд готова,
Я не спасла себя… спасу другого.
Что это значит?
Не мешайте мне!
Мне много стоило усилий,
Чтоб говорить решиться… вы одне,
Не ведая того, причиной были
Моих страданий… несмотря на то,
Я вас должна спасти… зачем? за что?
Не знаю… вы не заслужили
Всех этих жертв… вы не могли любить,
Понять меня… и даже, может быть,
Я б этого и не желала…
Но слушайте!.. сегодня я узнала,
Как? это всё равно… что вы
К жене Арбенина вчера неосторожно
Писали… по словам молвы,
Она вас любит — это ложно, ложно!
Не верьте — ради неба… эта мысль одна…
Нас всех погубит — всех! Она
Не знает ничего… но муж… читал… ужасен
В любви и ненависти он —
Он был уж здесь… он вас убьет… он приучен
К злодейству… вы так молоды.
Ваш страх напрасен!..
Арбенин в свете жил, — и слишком он умен,
Чтобы решиться на огласку;
И сделать, наконец, без цели и нужды,
В пустой комедии — кровавую развязку.
А рассердился он, — ив этом нет беды:
Возьмут Лепажа пистолеты,
Отмерят тридцать два шага
И, право, эти эполеты
Я заслужил не бегством от врага.
Но если ваша жизнь кому-нибудь дороже,
Чем вам… и связь у ней есть с жизнию другой,
Но если вас убьют — убьют… — о, боже!
И я всему виной.
Вы?
Пощадите.
Я обязан драться;
Я виноват пред ним — его я тронул честь,
Хотя не знал того; но оправдаться
Нет средства.
Средство есть.
Солгать? не это ли? другое мне найдите,
Я лгать не стану, жизнь свою храня,
И тотчас же пойду.
Минуту!.. не ходите,
И слушайте меня.
Вы все обмануты!.. та маска
это я!..
Как вы? о, провиденье!
Но Шприх?.. он говорил… он виноват во всем…
Минутное то было заблужденье,
Безумство страшное — теперь я каюсь в нем!
Оно прошло — забудьте обо всем.
Отдайте ей браслет, — он был найден случайно
Какой-то чудною судьбой;
И обещайте мне, что это тайной
Останется… мне будет бог судьей.
Вас он простит… меня простить не в вашей воле!
Я удаляюсь… думаю, что боле
Мы не увидимся.
Не следуйте за мной.
Выход шестой
Князь, одинКнязь (после долгого размышления)
Я, право, думать что́ не знаю,
И только мог понять из этого всего,
Что случай счастливый, как школьник, пропускаю,
Не сделав ничего.
Ну вот еще: записка… от кого?
Арбенин… прочитаю!..
«Любезный князь!.. приезжай сегодня к N. вечером; там будет много… и мы весело проведем время… я не хотел разбудить тебя, а то ты бы дремал целый вечер — прощай. — Жду непременно; твой искренний Евгений Арбенин».
Ну, право, глаз особый нужен,
Чтоб в этом увидать картель.
Где слыхано, чтоб звать на ужин
Пред тем, чтоб вызвать на дуэль?
Сцена четвертая
(Комната у N.)Выход первый
(Казарин, хозяин и Арбенин, садятся играть.)Казарин
Так в самом деле, ты причуды все оставил,
Которыми гордится свет,
И в прежний путь шаги свои направил!..
Мысль превосходная… ты должен быть поэт,
И, сверх того, по всем приметам, гений,
Теснит тебя домашний круг,
Дай руку, милый друг,
Ты наш.
Я ваш! былого нет и тени.
Приятно видеть, ей-же-ей,
Как люди умные на вещи смотрят ныне;
Приличия для них ужаснее цепей…
Не правда ль, что со мной ты будешь в половине?
А князя надо пощипать слегка.
Да… да.
Забавна будет стычка.
Посмотрим. — Транспорт!..
Это он.
Рука
Твоя дрожит?..
О ничего! — отвычка!
Выход второй
Прежние и князьХозяин
Ах, князь! я очень рад — прошу-ка без чинов;
Снимите саблю и садитесь,
У нас ужасный бой.
О! я смотреть готов.
А всё играть с тех пор еще боитесь?
Нет, с вами, право, не боюсь.
По светским правилам, я мужу угождаю,
А за женою волочусь…
Лишь выиграть бы там, — а здесь пусть проиграю!..
Я нынче был у вас.
Записку я читал
И, видите, послушен.
На пороге
Мне кто-то встретился в смущеньи и тревоге.
И вы узнали?
Кажется, узнал!
Князь, обольститель вы опасный,
Всё понял я, всё отгадал…
Он ничего не понял — это ясно.
Я не хотел бы, чтоб жена моя
Вам приглянулась.
Почему же?
Так, — добродетелью, которой ищут в муже
Любовники, — не обладаю я.
Он не смущается ничем… о я разрушу
Твой сладкий мир, глупец, и яду подолью.
И если бы ты мог на карту бросить душу,
То я против твоей — поставил бы свою.
Я ставлю пятьдесят рублей.
Я тоже.
Я расскажу вам анекдот,
Который слышал я, как был моложе;
Он нынче у меня из головы нейдет.
Вот видите: один какой-то барин,
Женатый человек — твоя взяла, Казарин,
Женатый человек, на верность положась
Своей жене, дремал в забвеньи сладком, —
Внимательны вы что-то слишком, князь,
И проиграетесь порядком.
Муж добрый был любим, шел мирно день за днем
И, к довершенью благ, беспечному супругу
Был дан приятель… важную услугу
Ему он оказал когда-то — и притом
Нашел, казалось, честь и совесть в нем.
И что ж? мне неизвестно,
Какой судьбой, — но муж узнал,
Что благодарный друг, должник уж слишком честный,
Жене его свои услуги предлагал.
Что ж сделал муж?
Князь, вы игру забыли.
Вы гнете не глядя.
Алюбопытно вам
Узнать, что сделал муж?.. придрался к пустякам
И дал пощечину… вы как бы поступили,
Князь?
Я бы сделал то же. Ну, а там
Стрелялись?
Нет.
Рубились?
Нет, нет.
Так помирились?
О, нет.
Так что же сделал он?
Остался отомщен
И обольстителя с пощечиной оставил.
Да это вовсе против правил.
В каком указе есть
Закон иль правило на ненависть и месть.
Взяла… взяла.
Постойте, карту эту
Вы подменили.
Я! послушайте…
Конец
Игре… приличий тут уж нету.
Вы
шулер и подлец.
Я? я?
Подлец, и я вас здесь отмечу,
Чтоб каждый почитал обидой с вами встречу
Теперь мы квиты.
Что с тобой?
Он помешался в самом лучшем месте.
Тот горячился уж, спустил бы тысяч двести.
Сейчас, за мной, за мной —
Кровь! ваша кровь лишь смоет оскорбленье!
Стреляться? с вами? мне? вы в заблужденьи.
Вы трус!
Пускай! но подступать
Вам не советую — ни даже здесь остаться!
Я трус — да вам не испугать
И труса.
О, я вас заставлю драться!
Я расскажу везде, поступок ваш каков,
Что вы, — не я подлец…
На это я готов.
Я расскажу, что с вашею женою —
О, берегитесь!.. вспомните браслет…
За это вы наказаны уж мною…
О, бешенство… да где я? целый свет
Против меня — я вас убью!..
И в этом
Вы властны — даже я вас подарю советом
Скорей меня убить… а то, пожалуй, в вас
Остынет храбрость через час.
О, где ты, честь моя!.. отдайте это слово,
Отдайте мне его — и я у ваших ног.
Да в вас нет ничего святого,
Вы человек иль демон?
Я? — игрок!
Честь, честь моя!..
Да, честь не возвратится.
Преграда рушена между добром и злом,
И от тебя весь свет с презреньем отвратится.
Отныне ты пойдешь отверженца путем,
Кровавых слез познаешь сладость,
И счастье ближних будет в тягость
Твоей душе, и мыслить об одном
Ты будешь день и ночь, и постепенно чувства
Любви, прекрасного погаснут и умрут
И счастья не отдаст тебе ничье искусство!
Все шумные друзья как листья отпадут
От сгнившей ветви; и краснея,
Закрыв лицо, в толпе ты будешь проходить,
И будет больше стыд тебя томить,
Чем преступление — злодея!
Теперь прощай…
желаю долго жить.
Действие третье
Сцена первая Бал
Выход первый
ХозяйкаЯ баронессу жду, не знаю:
Приедет ли — мне, право, было б жаль
За вас.
Я вас не понимаю,
Вы ждете баронессу Штраль?
Она уехала!..
Куда? зачем — давно ли?
В деревню, нынче утром.
Боже мой!..
Каким же случаем? ужель из доброй воли?
Фантазия! — романы!.. хоть рукой
Махни!
Вы знаете, князь Звездич проигрался.
Напротив, выиграл — да видно, не путем,
И получил пощечину.
Стрелялся?
Нет, не хотел.
Каким же подлецом
Он показал себя!..
Отныне незнаком
Я больше с ним.
И я! — какой поступок скверный.
Он будет здесь?
Нет, не решится, верно.
Вот он!
Теперь мы с ней от всех удалены,
Не будет случая другого.
Я должен вам сказать два слова,
И выслушать вы их должны.
Должна?
Для вашего же счастья.
Какое странное участье.
Да, странно, потому, что вы виной
Моей погибели: но мне вас жаль… я вижу,
Что поражен я тою же рукой,
Которая убьет вас; — не унижу
Себя ничтожной местью никогда —
Но слушайте и будьте осторожны:
Ваш муж злодей, бездушный и безбожный,
И я предчувствую, что вам грозит беда.
Прощайте же навек, злодей не обнаружен,
И наказать его теперь я не могу, —
Но день придет, — я подожду…
Возьмите ваш браслет, он больше мне не нужен.
Князь, вы сошли с ума, — на вас
Теперь сердиться было б стыдно.
Прощайте навсегда — прошу в последний раз…
Куда ж вы едете, далеко очень, видно;
Конечно, не в луну?
Нет, ближе: на Кавказ (уходя).
Почти все съехались, и здесь нам будет тесно,
Прошу вас в залу, господа!
Mesdames, пожалуйте туда.
Выход второй
Арбенин (один про себя)Я сомневался? я? а это всем известно;
Намеки колкие со всех сторон
Преследуют меня… я жалок им, смешон!
И где плоды моих усилий?
И где та власть, с которою порой
Казнил толпу я словом, остротой?..
Две женщины ее убили!
Одна из них… О, я ее люблю,
Люблю — и так неистово обманут…
Нет, людям я ее не уступлю…
И нас судить они не станут…
Я сам свершу свой страшный суд…
Я казнь ей отыщу — моя ж пусть будет тут.
Она умрет, жить вместе с нею доле
Я не могу… Жить розно?
Решено:
Она умрет — я прежней твердой воле
Не изменю! Ей, видно, суждено
Во цвете лет погибнуть, быть любимой
Таким, как я, злодеем, и любить
Другого… это ясно!.. как же можно жить
Ей после этого!.. ты, бог незримый,
Но бог всевидящий — возьми ее, возьми;
Как свой залог тебе ее вручаю —
Прости ее, благослови —
Но я не бог, и не прощаю!..
Тому назад лет десять, я вступал
Еще на поприще разврата;
Раз, в ночь одну, я всё до капли проиграл,
Тогда я знал уж цену злата,
Но цену жизни я не знал;
Я был в отчаяньи — ушел и яду
Купил — и возвратился вновь
К игорному столу — в груди кипела кровь.
В одной руке держал я лимонаду
Стакан — в другой — четверку пик:
Последний рубль в кармане дожидался
С заветным порошком — риск, право, был велик;
Но счастье вынесло — и в час я отыгрался!
С тех пор хранил я этот порошок,
Среди волнений жизни трудной,
Как талисман таинственный и чудный,
Хранил на черный день, и день тот недалек.
Выход третий
Хозяйка, Нина, несколько дам и кавалеров (Во время последних строк входят.)Хозяйка
Не худо бы немного отдохнуть.
Так жарко здесь, что я растаю.
Настасья Павловна споет нам что-нибудь.
Романсов новых, право, я не знаю.
А старые наскучили самой.
Ах, в самом деле, спой же, Нина, спой.
Ты так мила, что, верно, не заставишь
Себя просить напрасно целый час.
Но слушать со вниманьем мой приказ.
Хоть этим наказаньем вас,
Авось, исправишь!
«Когда печаль слезой невольной
Промчится по глазам твоим,
Мне видеть и понять не больно,
Что ты несчастлива с другим.
Незримый червь незримо гложет
Жизнь беззащитную твою,
И что ж? я рад, — что он не может
Тебя любить, как я люблю.
Но если счастие случайно
Блеснет в лучах твоих очей,
Тогда я мучусь горько, тайно,
И целый ад в груди моей».
Выход четвертый
Прежние и Арбенин (В конце 3-го куплета муж входит и облокачивается на фортепиано. Она, увидев, останавливается.)Арбенин
Что ж, продолжайте.
Я конец совсем
Забыла.
Если вам угодно,
То я напомню.
Нет, зачем?
Мне нездоровится.
Во всякой песни модной
Всегда слова такие есть,
Которых женщина не может произнесть
К тому же слишком прям и наш язык природный
И к женским прихотям доселе не привык.*
Вы правы; как дикарь, свободе лишь послушный,
Не гнется гордый наш язык,
Зато уж мы как гнемся добродушно.
Там жарко, отдохнуть я сяду в стороне! (Мужу)
Мой ангел, принеси мороженого мне.
Смерть, помоги.
Мне что-то грустно, скучно;
Конечно, ждет меня беда.
Предчувствиям я верю иногда.
Возьми, от скуки вот лекарство.
Да это прохладит (ест).
О, как не прохладить?
Здесь ныне скучно.
Как же быть?
Чтоб не скучать с людьми — то надо приучить
Себя смотреть на глупость и коварство!
Вот всё, на чем вертится свет!*
Ты прав! ужасно!..
Да, ужасно!
Душ непорочных нету…
Нет.
Я думал, что нашел одну, и то напрасно.
Что говоришь ты?
Я сказал,
Что в свете лишь одну такую отыскал я.
…Тебя.
Ты бледен.
Много танцовал.
Опомнись, mon ami![34] ты с места не вставал.
Так верно, потому, что мало танцовал я!
Возьми, поставь на стол.
Всё, всё!
Ни капли не оставить мне! жестоко!
Шаг сделан роковой, назад идти далеко,
Но пусть никто не гибнет за нее.
Как ты неловок.
Ничего, я болен;
Поедем поскорей домой.
Поедем, но скажи мне, милый мой:
Ты нынче пасмурен! ты мною недоволен?
Нет, нынче я доволен был тобой.
Я чуть не сжалился, — и было тут мгновенье,
Когда хотел я броситься вперед…
Нет, пусть свершается судьбы определенье,
А действовать потом настанет мой черед.
Сцена вторая
Выход первый
Спальня Арбенина (Входит Нина, за ней служанка.)Служанка
Сударыня, вы что-то бледны стали.
Я нездорова.
Вы устали.
Мой муж меня пугает, отчего,
Не знаю! он молчит, и странен взгляд его.
Мне что-то дурно; верно от корсета —
Скажи, к лицу была сегодня я одета?
Ты права, я бледна, как смерть бледна;
Но в Петербурге кто не бледен, право?
Одна лишь старая княжна,
И то — румяны! свет лукавый!
Брось где-нибудь и дай мне шаль.
Как новый вальс хорош! в каком-то упоеньи
Кружилась я быстрей — и чудное стремленье
Меня и мысль мою невольно мчало вдаль,
И сердце сжалося; не то, чтобы печаль,
Не то, чтоб радость — Саша, дай мне книжку.
Как этот князь мне надоел опять —
А право, жаль безумного мальчишку!
Что говорил он тут… злодей и наказать…
Кавказ… беда… вот бред.
Прикажете убрать?
Оставь.
Прикажете идти?
Ступай.
Иди же
Выход второй
Арбенин и НинаАрбенин
Она тебе уж больше не нужна.
Ты здесь?
Я здесь!
Я, кажется, больна,
И голова в огне — поди сюда поближе,
Дай руку — чувствуешь, как вся горит она?
Зачем я там мороженое ела,
Я, верно, простудилася тогда.
Не правда ли?
Мороженое? да…
Мой милый! я с тобой поговорить хотела!
Ты изменился с некоторых пор,
Уж прежних ласк я от тебя не вижу,
Отрывист голос твой, и холоден твой взор.
И всё за маскерад — о, я их ненавижу;
Я заклялася в них не ездить никогда.
Не мудрено! теперь без них уж можно!
Что значит поступить хоть раз неосторожно.
Неосторожно! о!
И в этом вся беда.
Обдумать всё заране надо было.
О, если бы я нрав заране знала твой,
То верно б не была твоей женой;
Терзать тебя, страдать самой —
Как это весело и мило!
И то: к чему тебе моя любовь!
Какая тут любовь? на что мне жизнь такая?
Ты права! что такое жизнь? жизнь вещь пустая.
Покуда в сердце быстро льется кровь,
Всё в мире нам и радость и отрада.
Пройдут года желаний и страстей,
И всё вокруг темней, темней!
Что жизнь? давно известная шарада
Для упражнения детей;
Где первое — рожденье! где второе —
Ужасный ряд забот и муки тайных ран,
Где смерть — последнее, а целое — обман!
Здесь что-то жжет.
Пройдет! пустое!
Молчи и слушай: я сказал,
Что жизнь лишь дорога, пока она прекрасна,
А долго ль!.. жизнь как бал —
Кружишься — весело, кругом всё светло, ясно…
Вернулся лишь домой, наряд измятый снял —
И всё забыл, и только что устал.
Но в юных летах лучше с ней проститься,
Пока душа привычкой не сроднится
С ее бездушной пустотой;
Мгновенно в мир перелететь другой,
Покуда ум былым еще не тяготится;
Покуда с смертию легка еще борьба —
Но это счастие не всем дает судьба.
О, нет, я жить хочу.
К чему?
Евгений,
Я мучусь, я больна.
А мало ли мучений,
Которые сильней, ужаснее твоих.
Пошли за доктором.
Жизнь — вечность, смерть —
лишь миг!
Но я — я жить хочу!
И сколько утешений
Там мучеников ждет.
Но я молю:
Пошли за доктором скорее.
Не пошлю.
Конечно, шутишь ты — но так шутить безбожно:
Я умереть могу — пошли скорей.
Что ж? разве умереть вам невозможно
Без доктора?
Но ты злодей,
Евгений — я жена твоя.
Да! знаю — знаю!
О, сжалься! пламень разлился
В моей груди, я умираю.
Так скоро? Нет еще.
Осталось полчаса.
О, ты меня не любишь!
А за что же
Тебя любить — за то ль, что целый ад
Мне в грудь ты бросила? о, нет, я рад, я рад
Твоим страданьям; боже, боже!
И ты, ты смеешь требовать любви!
А мало я любил тебя, скажи?
А этой нежности ты знала ль цену?
А много ли хотел я от любви твоей?
Улыбку нежную, приветный взгляд очей —
И что ж нашел: коварство и измену.
Возможно ли! меня продать! —
Меня за поцелуй глупца… меня, который
По слову первому был душу рад отдать,
Мне изменить? мне? и так скоро!..
О, если бы вину свою сама
Я знала, — то…
Молчи, иль я сойду с ума!
Когда же эти муки перестанут!
Браслет мой — князь нашел, — потом
Каким-нибудь клеветником
Ты был обманут.
Так, я был обманут!
Довольно, я ошибся!.. возмечтал,
Что я могу быть счастлив… думал снова
Любить и веровать… но час судьбы настал,
И всё прошло, как бред больного!
Быть может, я б успел небесные мечты
Осуществить, предавшися надежде,
И в сердце б оживил всё, что цвело в нем прежде —
Ты не хотела, ты!
Плачь! плачь — но что такое, Нина,
Что слезы женские? вода!
Я ж плакал? я, мужчина!
От злобы, ревности, мученья и стыда
Я плакал — да!
А ты не знаешь, что такое значит,
Когда мужчина — плачет!
О! в этот миг к нему не подходи:
Смерть у него в руках — и ад в его груди.
Творец небесный, пощади!
Не слышит он, но ты всё слышишь — ты всё знаешь,
И ты меня, всесильный, оправдаешь!
Остановись — хоть перед ним не лги!
Нет, я не лгу — я не нарушу
Его святыни ложною мольбой,
Ему я предаю страдальческую душу;
Он, твой судья, защитник будет мой.
Теперь молиться время, Нина:
Ты умереть должна чрез несколько минут —
И тайной для людей останется кончина
Твоя, и нас рассудит только божий суд.
Как? умереть! теперь, сейчас — нет, быть не может.
Я знал заранее, что это вас встревожит.
Смерть, смерть! он прав — в груди огонь — весь ад…
Да, я тебе на бале подал яд.
Не верю, невозможно — нет, ты надо мною
Смеешься… ты не изверг… нет! в душе твоей
Есть искра доброты… с холодностью такою
Меня ты не погубишь в цвете дней —
Не отворачивайся так, Евгений,
Не продолжай моих мучений,
Спаси меня, рассей мой страх…
Взгляни сюда…
О! смерть в твоих глазах!
Да, ты умрешь — и я останусь тут
Один, один… года пройдут,
Умру — и буду всё один! Ужасно!
Но ты! не бойся: мир прекрасный
Тебе откроется и ангелы возьмут
Тебя в небесный свой приют.
Да, я тебя люблю, люблю… я всё забвенью,
Что было, предал, есть граница мщенью,
И вот она: смотри, убийца твой
Здесь, как дитя, рыдает над тобой…
Сюда, сюда… на помощь!.. умираю —
Яд, яд — не слышат… понимаю,
Ты осторожен… никого… нейдут…
Но помни! есть небесный суд,
И я тебя, убийца, проклинаю.
Проклятие! что пользы проклинать?
Я проклят богом.
Бедное созданье,
Ей не по силам наказанье.
Бледна!
Но все черты спокойны, не видать
В них ни раскаянья, ни угрызений…
Ужель?
Прощай, Евгений!
Я умираю, но невинна… ты злодей…
Нет, нет — не говори, тебе уж не поможет
Ни ложь, ни хитрость… говори скорей:
Я был обманут… так шутить не может
Сам ад любовию моей.
Молчишь? о! месть тебя достойна…
Но это не поможет; ты умрешь…
И будет для людей всё тайно — будь спокойна!..
Теперь мне всё равно… я всё ж
Невинна перед богом.
Ложь.
Действие четвертое
Сцена первая
Выход первый
Арбенин (сидит у стола на диване)Я ослабел в борьбе с собой
Среди мучительных усилий…
И чувства наконец вкусили
Какой-то тягостный, обманчивый покой!..
Лишь иногда невольною заботой
Душа тревожится в холодном этом сне,
И сердце ноет, будто ждет чего-то.
Не всё ли кончено — ужели на земле
Страданье новое вкусить осталось мне!..
Вздор!.. дни пройдут — придет забвенье,
Под тягостью годов умрет воображенье;
И должен же покой когда-нибудь
Вновь поселиться в эту грудь!..
Я ошибался!.. нет, неумолимо
Воспоминание!.. как живо вижу я
Ее мольбы, тоску. — О! мимо, мимо
Ты, пробужденная змея.
Выход второй
Казарин (тихо)Арбенин здесь? печален и вздыхает.
Посмотрим, как-то он комедию сыграет.
Я, милый друг, спешил к тебе,
Узнавши о твоем несчастьи,
Как быть — угодно так судьбе.
У всякого свои напасти.
Да полно, брат, личину ты сними,
Не опускай так важно взоры.
Ведь это хорошо с людьми,
Для публики, — а мы с тобой актеры.
Скажи-ка, брат… Да как ты бледен стал,
Подумаешь, что ночь всю в карты проиграл.
О, старый плут — да мы разговориться
Успеем после… Вот твоя родня:
Покойнице идут, конечно, поклониться.
Прощай же, до другого дня.
Выход третий
Родственники приходятДама (племяннице)
Уж видно, есть над ним господнее проклятье;
Дурной был муж, дурной был сын.
Напомни мне заехать в магазин
Купить материи на траурное платье.
Хоть нынче нет доходов никаких,
А разоряюсь для родных.
Ma tante![35] какая же причина
Тому, что умерла кузина?
А та, сударыня, что глуп ваш модный свет.
Уж доживете вы до бед.
Выход четвертый
Выходят из комнаты покойницы доктор и старикСтарик
При вас она скончалась?
Не успели
Меня найти… Я говорил всегда:
С мороженым и балами беда.
Покров богат — парчу вы рассмотрели?
У брата моего прошедшею весной
На гробе был точь-в-точь такой.
Выход пятый
Доктор (подходит к Арбенину и берет его за руку)Вам надо отдохнуть.
А!..
Сердце сжалось!
Вы слишком предались печали эту ночь.
Усните.
Постараюсь.
Уж помочь
Нельзя ничем; но вам осталось
Беречь себя.
Ого! я невредим.
Каким страданиям земным
На жертву грудь моя ни предавалась,
А я всё жив… я счастия желал,
И в виде ангела мне бог его послал;
Мое преступное дыханье
В нем осквернило божество,
И вот оно, прекрасное созданье.
Смотрите — холодно, мертво.
Раз в жизни человека мне чужого,
Рискуя честию, от гибели я спас,
А он — смеясь, шутя, не говоря ни слова,
Он отнял у меня всё, всё — и через час.
Он болен не шутя — и я не сомневаюсь,
Что в этой голове мучений было тьма;
Но если он сойдет с ума,
То я за жизнь его ручаюсь.
Выход шестой
Входят: Неизвестный и князьНеизвестный
Позвольте вас спросить — Арбенина нельзя ль
Нам видеть.
Право, утверждать не смею,
Жена его вчерась скончалась.
Очень жаль.
И он так огорчен.
Я и об нем жалею.
Однако ж дома он?
Он? дома! — да.
Я дело до него преважное имею.
Вы из друзей его, конечно, господа?
Покамест нет — но мы пришли сюда,
Чтоб подружиться понемногу.
Он болен не шутя.
Лежит
Без памяти?
Нет, ходит, говорит,
И есть еще надежда.
Слава богу!
Выход седьмой
КнязьО, наконец!
Лицо у вас в огне.
Вы тверды ли в своем решенье.
А вы ручаетесь ли мне,
Что справедливо ваше подозренье?
Послушайте — у нас обоих цель одна.
Его мы ненавидим оба;
Но вы его души не знаете — мрачна
И глубока, как двери гроба;
Чему хоть раз отворится она,
То в ней погребено навеки. Подозренья
Ей стоят доказательств — ни прощенья,
Ни жалости не знает он, —
Когда обижен — мщенье! мщенье,
Вот цель его тогда и вот его закон.
Да, эта смерть скора не без причины.
Я знал: вы с ним враги — и услужить вам рад.
Вы драться станете — я два шага назад,
И буду зрителем картины.
Но как узнали вы, что день тому назад
Я был обижен им?
Я рассказать бы рад,
Да это вам наскучит,
К тому ж — весь город говорит.
Мысль нестерпимая!
Она вас слишком мучит.
О, вы не знали, что такое стыд.
Стыд? нет — и опыт вас забыть о нем научит.
Но кто вы?
Имя нужно вам?
Я ваш сообщник, ревностно и дружно
За вашу честь вступился сам.
А знать вам более не нужно.
Но, чу! идут… походка тяжела
И медленна. — Он! точно — удалитесь
На миг — есть с ним у нас дела.
И вы в свидетели теперь нам не годитесь.
Выход осьмой
Арбенин со свечойАрбенин
Смерть! смерть! о, это слово здесь,
Везде, — я им проникнут весь,
Оно меня преследует; безмолвно
Смотрел я целый час на труп ее немой,
И сердце было полно, полно
Невыразимою тоской.
В чертах спокойствие и детская беспечность.
Улыбка вечная тихонько расцвела,
Когда пред ней открылась вечность,
И там свою судьбу душа ее прочла.
Ужель я ошибался? — невозможно
Мне ошибиться — кто докажет мне
Ее невинность — ложно! ложно!
Где доказательства — есть у меня оне!
Я не поверил ей — кому же стану верить.
Да, я был страстный муж — но был судья
Холодный — кто же разуверить
Меня осмелится?
Осмелюсь — я!
А кто же вы?
Немудрено, Евгений,
Ты не узнал меня — а были мы друзья.
Но кто вы?
Я твой добрый гений.
Да, непримеченный везде я был с тобой;
Всегда с другим лицом, всегда в другом наряде —
Знал все твои дела и мысль твою порой —
Остерегал тебя недавно в маскераде.
Пророков не люблю — и выйти вас
Прошу немедленно. — Я говорю серьезно.
Всё так — но, несмотря на голос грозный
И на решительный приказ,
Я не уйду. Да, вижу, вижу ясно,
Ты не узнал меня. Я не из тех людей,
Которых может миг опасный
Отвлечь от цели многих дней.
Я цель свою достиг — и здесь на месте лягу,
Умру — но уж назад не сделаю ни шагу.
Я сам таков — и этим сверх того
Не хвастаюсь.
Я слушаю.
Доселе
Мои слова не тронули его!
Иль я ошибся в самом деле!..
Посмотрим далее.
Семь лет тому назад
Ты узнавал меня,Арбенин. Я был молод,
Неопытен, и пылок, и богат.
Но ты — в твоей груди уж крылся этот холод,
То адское презренье ко всему,
Которым ты гордился всюду!
Не знаю, приписать его к уму
Иль к обстоятельствам — я разбирать не буду
Твоей души, — ее поймет лишь бог,
Который сотворить один такую мог.
Дебют хорош.
Конец не будет хуже.
Раз ты меня уговорил, — увлек
К себе… Мой кошелек
Был полон — и к тому же
Я верил счастью. — Сел играть с тобой
И проиграл; отец мой был скупой
И строгий человек. — И чтоб не подвергаться
Упрекам — я решился отыграться.
Но ты, хоть молод, ты меня держал
В когтях, — и я всё снова проиграл.
Я предался отчаянью — тут были,
Ты помнишь, может быть,
И слезы и мольбы… В тебе же возбудили
Они лишь смех. — О! лучше бы пронзить
Меня кинжалом! — Но в то время
Ты не смотрел еще пророчески вперед.
И только нынче злое семя
Произвело достойный плод.
И я покинул всё, с того мгновенья,
Всё: женщин и любовь, блаженство юных лет,
Мечтанья нежные и сладкие волненья,
И в свете мне открылся новый свет,
Мир новых, странных ощущений,
Мир обществом отверженных людей,
Самолюбивых дум и ледяных страстей
И увлекательных мучений.
Я увидал, что деньги — царь земли,
И поклонился им. — Года прошли,
Всё скоро унеслось: богатство и здоровье;
Навеки предо мной закрылась счастья дверь!
Я заключил с судьбой последнее условье
И вот стал тем, что я теперь.
А! ты дрожишь, — ты понимаешь
И цель мою — и то, что я сказал.
Ну, — повтори еще, что ты меня не знаешь.
Прочь — я узнал тебя — узнал!..
Прочь! разве это всё — ты надо мной смеялся,
И я повеселиться рад.
Недавно до меня случайно слух домчался,
Что счастлив ты, женился и богат.
И горько стало мне — и сердце зароптало,
И долго думал я: за что ж
Он счастлив — и шептало
Мне чувство внятное: иди, иди, встревожь!
И стал я следовать, мешаяся с толпой
Без устали, всегда повсюду за тобой,
Всё узнавал — и наконец
Пришел трудам моим конец.
Послушай — я узнал — и — и открою
Тебе я истину одну…
Послушай: ты… убил свою жену!..
Убил? — я? — Князь! — О! что такое…
Я всё сказал, он скажет остальное.
А! заговор… прекрасно… я у вас
В руках… вам помешать кто смеет?
Никто… вы здесь цари… я смирен: я сейчас
У ваших ног… душа моя робеет
От взглядов ваших… я глупец, дитя,
И против ваших слов ответа не имею,
Я мигом побежден, обманут я шутя
И под топор нагну спокойно шею;
А вы не разочли, что есть еще во мне
Присутствие ума, и опытность, и сила?
Вы думали, что всё взяла ее могила?
Что я не заплачу вам всем по старине?
Так вот как я унижен в вашем мненье
Коварным лепетом молвы!
Да, сцена хорошо придумана — но вы
Не отгадали заключенье.
А этот мальчик — так и он со мной
Бороться вздумал. Мало было
Одной пощечины — нет, хочется другой,
Вы всё получите, мой милый.
Вам жизнь наскучила! не странно — жизнь глупца,
Жизнь площадного волокиты.
Утешьтесь же теперь — вы будете убиты,
Умрете — с именем и смертью подлеца.
Увидим — но скорей.
Идем, идем.
Теперь я счастлив.
Да — а главное забыли.
Постойте — вы должны узнать — что обвинили
Меня напрасно… что ни в чем
Не виновата ваша жертва — оскорбили
Меня вы во-время… я только обо всем
Хотел сказать вам — но пойдем.
Что? Что?
Твоя жена невинна — слишком строго
Ты обошелся.
Да у вас в запасе шуток много!
Нет, нет, — я не шучу, клянусь творцом.
Браслет случайною судьбою
Попался баронессе и потом
Был отдан мне ее рукою.
Я ошибался сам — но вашею женою
Любовь моя отвергнута была.
Когда б я знал, что от одной ошибки
Произойдет так много зла,
То верно б не искал ни взора, ни улыбки,
И баронесса — этим вот письмом
Вам открывается во всем.
Читайте же скорей — мне дороги мгновенья…
Казнит злодея провиденье!
Невинная погибла — жаль!
Но здесь ждала ее печаль,
А в небесах спасенье!
Ах, я ее видал — ее глаза
Всю чистоту души изображали ясно.
Кто б думать мог, что этот цвет прекрасный
Сомнет минутная гроза.
Что ты замолк, несчастный?
Рви волосы — терзайся — и кричи —
Ужасно! — о, ужасно!
Я задушу вас, палачи!
Раскаянье вам не поможет.
Ждут пистолеты — спор наш не решен.
Молчит, не слушает, ужели он
Рассудок потерял…
Быть может…
Вы помешали мне.
Мы целим розно,
Я отомстил, для вас, я думаю, уж поздно!
О, что сказали вы?.. Нет сил, нет сил,
Я так был оскорблен, я так уверен был…
Прости, прости меня, о боже — мне прощенье.
А слезы, жалобы, моленья?
А ты простил?
Ну, вот я и упал пред вами на колена:
Скажите же — не правда ли — измена,
Коварство очевидны… я хочу, велю,
Чтоб вы ее сейчас же обвинили.
Она невинна? разве вы тут были?
Смотрели в душу вы мою?
Как я теперь прошу, так и она молила.
Ошибка — я ошибся — что ж!
Она мне то же говорила,
Но я сказал, что это ложь.
Я это ей сказал.
Вот что я вам открою:
Не я ее убийца.
Ты, скорей
Признайся, говори смелей,
Будь откровенен хоть со мною.
О, милый друг, зачем ты был жесток.
Ведь я ее любил, я б небесам и раю
Одной слезы ее, — когда бы мог,
Не уступил — но я тебе прощаю!
Приди в себя — опомнись…
Уведем
Его отсюда… он опомнится, конечно,
На воздухе…
Арбенин!
Вечно
Мы не увидимся… прощай… идем… идем…
Сюда… сюда.
Остановите!..
И этот гордый ум сегодня изнемог!
Здесь, посмотрите! посмотрите!..
Я говорил тебе, что ты жесток!
Давно хотел я полной мести,
И вот вполне я отомщен!
Он без ума… счастлив… а я? навек лишен
Спокойствия и чести!
Два брата*
Действие первое
Сцена первая
(Дмитрий Петрович в креслах; Юрий возле него на стуле, Александр в стороне стоит у стола и перебирает бумаги.) Дмитрий Петров<ич>. Я думал, Юрий, что тебя совсем ко мне не отпустят. Признаюсь, умереть, не видавши тебя, было бы грустно — я стар, слаб — много жил, иногда слишком весело, иногда слишком печально… и теперь чувствую, что скоро бог призовет меня к себе — даже нынче, когда мне объявили о твоем приезде, то старость напомнила о себе… Не знаю, как перенес я эту последнюю радость. Юрий. Я нахожу, батюшка, что вы вовсе не так слабы, как говорите. Дм<итрий> Петр<ович>. А что мудреного?.. Александр, скажи-ка, уж не в самом ли деле я помолодел с тех пор, как он приехал. Александр. Точно — вы никогда со мною не были так веселы, как теперь с братом. Дм<итрий> Петр<ович>. Не пеняй, брат, не пеняй — ведь я с тобой всегда, а его сколько лет не видал (целует его). Ты, Юрий, точно портрет твоей покойной матери. Александр. Да вот уж четыре года, как брат не был дома… И сам он много переменился, и здесь в Москве всё, кроме нас, переменилось… Я думаю, он не узнает княгиню Веру. Юрий. Какая княгиня?.. Дм<итрий> Петр<ович>. Разве не знаешь!.. Веринька Загорскина вышла за князя Лиговского! Твоя прежняя московская страсть. Юрий. А! так она вышла замуж, и за князя? Дм<итрий> Петр<ович>. Как же, 3000 душ и человек пречестный, предобрый, они у нас нанимают бельэтаж, и сегодня я их звал обедать. Юрий. Князь! и 3000 душ! А есть ли у него своя в придачу? Дм<итрий> Петр<ович>. Он человек пречестный и жену обожает, старается ей угодить во всем, только пожелай она чего, на другой же день явится у ней на столе… Все ее родные говорят, что она счастлива как нельзя более. Александр. Батюшка, что прикажете делать с этими бумагами? Дм<итрий> Петр<ович>. После — до бумаг ли мне теперь. Юрий. Признаюсь… я думал прежде, что сердце ее не продажно… теперь вижу, что оно стоило несколько сот тысяч дохода. Дм<итрий> Петр<ович>. Ох вы, молодые люди! а ведь сам чувствуешь, что она поступила бы безрассудно, если б надеялась на ребяческую твою склонность. Юрий. А! она сделалась рассудительна. Александр (в некотором волнении). Батюшка! поверенный ждет… нужно. Дм<итрий> Петр<ович>. А теперь, когда она вышла замуж… твое самолюбие тронуто — тебе досадно, что она счастлива — это дурно. Юрий. Она не может быть счастлива. Александр (прерывая). Батюшка… позвольте… очень нужное дело; (в сторону) неужели этот разговор никогда не кончится! Дм<итрий> Петр<ович>. Я сказал тебе, что после… ты вечно с делами, ведь видишь, что я говорю серьезно. Нет, Юрий, это не хорошо… впрочем ты сам увидишь, как она любит мужа. Юрий. Не может быть. Дм<итрий> Петр<ович>. Все ее родные говорят и она сама. Юрий. А я говорю вам, батюшка, что я понаслышке уж имею понятие о том, что такое князь… Она любить его не может. Александр. Она его любит — страстно. Дм<итрий> Петр<ович>. Ну, братец, ты об этом судить не можешь. (Юрию) Он так холоден, так рассудителен, что, право, я часто желал бы лучше, чтоб он был вспыльчив и ветрен… Вот уж можно держать пари, что никогда не влюбится… и не наделает глупостей. Алекс<андр>. Я осторожен, батюшка, берегу других и себя. Дм<итрий> Петр<ович>. У него всегда готово оправдание — а тебе, Юрий, я должен дать совет и прошу тебя иметь на этот раз хоть ко мне полную доверенность. Я стар, опытен и понимаю молодость. Я с целию завел этот разговор, выслушай: она теперь счастлива, я в этом уверен, но она молода, она тебя любила прежде, и во всяком случае ваша встреча произведет в ней некоторое волнение; если ты не покажешь никакого желания возвратиться к прежнему, если ты будешь обращаться с нею, как с женщиной, которую бы ты встретил 2 раза на бале… то поверь, в скором времени вы оба привыкнете к мысли, что между вами не должно уже быть ничего общего; но слушай, Юрий, я прошу тебя, не покушайся никогда разрушить их супружеское счастие: это удовольствие низкое, оно отзывается чем-то похожим на зависть… Большая слава обольстить бедную слабую женщину! Обещай мне вести себя благоразумно. Юрий. Я обещаю не делать первого шага. Дм<итрий> Петр<ович>. Юрий! Юрий. Я не обещаю никогда больше, нежели могу исполнить. Дм<итрий> Петр<ович>. Я прошу тебя!.. ты знаешь, как я дружен с ее семейством. Слуга (входит). Князь Лиговский с княгинею. Алекс<андр> (в сторону). Решительная минута. Юрий. Батюшка, вы будете мною довольны. (Входят княгиня и князь.) (Княгиня и Юрий медленно раскланялись, наблюдая друг друга.) Князь. Дмитрий Петрович! честь имею вас поздравить с приездом Юрия Дмитрича — я думаю, вы очень рады. Дм<итрий> Петр<ович>. Благодарю вас, князь, от всей души… когда вы будете отцом, тогда и сами вполне меня поймете. Князь (с улыбкою). Я надеюсь, что это будет скоро. (Вера отворачивается, потом) Вера. Monsieur Радин! рекомендую вам моего мужа — прошу его полюбить. Юрий. Я буду стараться, княгиня. Князь. А я надеюсь, что мы сойдемся: я, как говорят военные, в полном смысле добрый малый. Юрий. Увидав вас, князь, я это тотчас угадал. (В сторону)Ее хладнокровие меня бесит. Дм<итрий> Петр<ович>. Княгиня, милости просим, князь. (Садятся.) Вера. Как вы находите, monsieur Радин, я постарела? Юрий. В счастии не стареются, княгиня, — вы не постарели нисколько, хотя переменились. Дм<итрий> Петр<ович>. Довольны ль вы, князь, вашей квартирой? Князь. Очень — прекрасные комнаты, только довольно странное расположение, столько дверей, закоулков и лестниц в задней половине, что я в первый день чуть не заплутался… Я, вы знаете, только вчера переехал, и теперь всё занимаюсь уборкой комнат. Вера. Ах, вообразите, как мой Пьер мил!.. Сегодня я просыпаюсь и вдруг вижу у себя на туалете целую модную лавку… что ж вышло: это всё он мне подарил на новоселье. Юрий. Княгиня! это показывает, как дорого князь ценит вашу любовь. Князь. О помилуйте! мне так приятно ее тешить… за каждую ее ласку я готов дать десять тысяч. Алекс<андр> (в сторону). За такую ласку я уж отдал спокойствие — теперь отдам жизнь. Князь. Что вы так задумчивы, Александр Дмитриевич — вчера у нас вы были гораздо веселее. Вера. Он всегда печален, когда другие веселы. Алекс<андр>. Если вам угодно, я буду весел… Вера. Пожалуйста — это любопытно посмотреть. Алекс<андр>. Что ж, извольте: не рассказать ли, как толстая жена откупщика потеряла башмак в собрании, это очень смешно, но вы так добры, что вам будет жалко. Рассказать, как князь Иван битых три часа толковал мне об устройстве новой водяной мельницы и сам махал руками наподобие ветряной; вы сами видели эту картину и не смеялись; повторить, что рассказывает он про своего дядю, как тот на 20 году от роду получил пощечину, 72 года всё искал своего неприятеля, на 92 нашел, замахнулся… и от натуги умер — это смешно только когда он сам рассказывает; наконец говорить мне свои глупости — вы к ним уж слишком привыкли, и они мне самому надоели больше, чем кому-нибудь. Вера. Вы сегодня расположены к злости. Алекс<андр>. Право! — ну так оправдаю вашу догадку и расскажу, как наша соседка плакала, когда дочь отказала жениху с миллионом, потому что он только раз в неделю бреет бороду. Юрий. Вот уж это было бы вовсе не смешно — и я бы на ее месте слег в постелю… миллион, да тут не нужно ни лица, ни ума, ни души, ни имени — господин миллион — тут всё. Дм<итрий> Петр<ович>. Полно, Юрий, это слишком по-петербургски. Юрий. Батюшка! везде так думают — ив Петербурге так говорят, но поверьте мне, женщина, отказавшая миллиону, поздно или рано раскается, и горько раскается. Сколько прелестей в миллионе! наряды, подарки, вся утонченность роскоши, извинение всех слабостей, недостатков, уважение, любовь, дружба… вы скажете, это будет всё один обман; но и без того мы вечно обмануты, так лучше быть обмануту с миллионом. Дм<итрий> Петр<ович>. Я не полагаю, чтоб многие так думали. Юрий. Я знаю людей, которые поступают по этим правилам. Вера (в сторону). Он меня мучит. (Громко) Пьер, ты хотел показать Дмитрию Петровичу, как убраны наши комнаты — и об чем-то с ним переговорить. Князь. Ах точно — я имею до вас маленькую просьбу — насчет условия. Дм<итрий> Петр<ович>. К вашим услугам, князь. (Уходят. Александр приближается к Вере и Юрий, с минуту молчание.) Юрий (насмешливо). Да, княгиня, миллион вещь ужасная. (Уходит. Она погружена в задумчивость.) Александр (берет ее за руку). Вера — твой муж… все ушли, мы одни, вот уж сутки, как я жду этой минуты, я видел по твоему лицу, что ты хочешь мне что-то сказать — о, я читаю в глазах твоих, Вера, (она отворачивается) ты отворачиваешься; конечно у тебя на душе какая-нибудь новая, мучительная тайна, — скорей, скорей, влей ее в мою душу… там много ей подобных, и она с ними уживется. Какое-нибудь сомнение? что ж? ты знаешь, как искусно я умею разрешать все сомнения. Вера. О! я помню. Алекс<андр>. Ты помнишь, сколько мне стоило труда уничтожить твой единственный предрассудок, и как потом ты мне была благодарна — потому что я люблю тебя, Вера, люблю больше, <чем> ты можешь вообразить, люблю как человек, который в первый раз любим и счастлив. Вера. Да, я слишком всё это хорошо помню. Алекс<андр>. Что это? упрек! раскаянье?.. и отчего же именно теперь, после двух лет!.. о! я не хочу угадывать, нет, это минута неудовольствия, ты чем-нибудь огорчена… и зная, как я тебя люблю, ты изливаешь на меня свою досаду… хорошо, Вера, хорошо, продолжай — это тебя успокоит — я с радостью перенесу твои упреки, лишь бы они были доказательством твоей любви. Вера (оборачивается). Я имею до вас одну просьбу!.. Алекс<андр> (отступает шаг назад). Просьбу! вы?.. а! это уж еще что-то новое… это холодное вы, после стольких клятв и уверений, после стольких доказательств искренней нежности… похоже на проклятие. Посмотрим, сударыня… прикажите… вы знаете, что моя жизнь принадлежит вам, зачем же тут слово: просьба? Нет жертвы, которой бы я не принес вашей минутной прихоти. Вера. О, я не требую никакой жертвы!.. Александр. Тем хуже, Вера — большою жертвой я бы мог доказать тебе свою любовь. Вера (в сторону). Любовь — это несносно. Алекс<андр>. Вижу, я начинаю докучать тебе — не мудрено. Я глупец! зачем не употреблял я хитрости, чтоб удержать твое сердце, когда хитростью приобрел его!.. но что делать? я желал хоть один раз попробовать любви искренней, открытой… (Мол<чание>.) говорите, что вам угодно. Вера. Я хотела вас просить — чтоб вы — сказали вашему брату! Александр. Брату? Вера (скоро). Да, скажите ему, что он меня чрезвычайно обидел, намекая на богатство мужа моего, — вы сами знаете, оттого ли я за него вышла… это было безумие, ошибка… скажите ему, просите его, чтоб он, ради прежней нашей дружбы, не огорчал меня более… если это для вас не жертва, то прошу вас сказать ему… (Молчание.) Алекс<андр>. Хорошо, Вера, я скажу… но это, вопреки тебе, будет служить доказательством моей нежности более всего на свете. Вера (протягивая руку). О, мой друг, как я тебе благодарна. Алекс<андр>. Нет, ради бога лучше не благодари. (Уходит, в сторону.) Конечно я ничего ему не скажу!.. Вера (одна). С нынешнего дня я чувствую, что я погибла!.. я не владею собою, какой-то злой дух располагает моими поступками, моими словами. Князь (высунувшись из двери). Веринька, Веринька! venez ici[36] — посмотри, какой чудесный трельяж у Дмитрия Петровича — завтра же куплю тебе такой же точно. Вера (как бы проснувшись встает). О, боже! и всю жизнь слышать этот голос!.. Конец 1 акта (обратно)Действие второе
Сцена первая
(В комнатах князя Лиговского. Князь и Вера.) Князь. Вера! посмотри, как переделали твой бриллиантовый фермуар. Вера. Очень мило — но тут есть новые камни. Князь. Это любезность бриллиантщика. Вера. А! понимаю… ты не хочешь моей благодарности… ты с каждым днем делаешься милее… Князь. Я рад, что угодил тебе. Вера (в сторону). Угодил! — право, другой подумает, что он мой управитель. Князь. Мне очень понравился второй сын Дмитрия Петровича, — не знаю как тебе. Вера. Я его давно знаю. Князь. Он веселого нрава. Вера. Слишком веселого. Князь. Признаюсь, я сам таков и люблю посмеяться, и, право, ты наконец надоешь мне своей задумчивостью — а ведь Юрий Дмитрич недурен. Мне выражение лица его очень нравится. Вера. Какая-то насмешливая улыбка — я боюсь говорить с ним. Князь. Какое предубеждение — напротив, у него в улыбке-то именно есть что-то доброе, простое… я его раз видел, а уж полюбил… а ты? Слуга (вход<ит>). Юрий Дмитрич Радин. Юрий (входит). Князь, я почел обязанностию засвидетельствовать вам мое почтение… Князь. Мы с женой постараемся превратить эту обязанность в удовольствие! — прошу садиться — а вы легки на помине — мы с женой сейчас лишь об вас говорили — …и я ее выведу на свежую воду. Вообразите, она утверждает, что у вас в лице есть что-то ядовитое, злое… Юрий. Может быть, княгиня права. Несчастие делает злым. Князь. Ха-ха-ха. Каким у вас быть несчастиям — вы так молоды. Юрий. Князь! вы удивляетесь, потому что слишком счастливы сами. Князь. Слишком! — о, да это в самом деле колкость — я начинаю верить жене. Юрий. Верьте, прошу вас верьте — княгиня никогда еще никого не обманывала. Вера (быстро прерывает его). Скажите — вы прямо к нам — или были уж где-нибудь? Юрий. Я сегодня сделал несколько визитов… и один очень интересный… я был так взволнован, что сердце и теперь у меня еще бьется, как молоток… Вера. Взволнованы?.. Князь. Верно встреча с персоной, которую в старину обожали, — это вечная история военной молодежи, приезжающей в отпуск. Юрий. Вы правы — я видел девушку, в которую был прежде влюблен до безумия. Вера (рассеянно). А теперь? Юрий. Извините, это моя тайна, остальное, если угодно, расскажу… Князь. Пожалуйста — писаных романов я не терплю — а до настоящих страстный охотник. Юрий. Я очень рад. Мне хочется также при ком-нибудь облегчить душу. Вот видите, княгиня. Года три с половиною тому назад я был очень коротко знаком с одним семейством, жившим в Москве; лучше сказать, я был принят в нем как родной. Девушка, о которой хочу говорить, принадлежит к этому семейству; она была умна, мила до чрезвычайности; красоты ее не описываю, потому что в этом случае описание сделалось бы портретом; имя же ее для меня трудно произнесть. Князь. Верно очень романическое? Юрий. Не знаю — но от нее осталось мне одно только имя, которое в минуты тоски привык я произносить как молитву; оно моя собственность. Я его храню, как образ благословения матери, как татарин хранит талисман с могилы пророка. Вера. Вы очень красноречивы. Юрий. Тем лучше. Но слушайте: с самого начала нашего знакомства я не чувствовал к ней ничего особенного, кроме дружбы… говорить с ней, сделать ей удовольствие было мне приятно — и только. Ее характер мне нравился: в нем видел я какую-то пылкость, твердость и благородство, редко заметные в наших женщинах, одним словом, что-то первобытное, допотопное, что-то увлекающее — частые встречи, частые прогулки, невольно яркий взгляд, случайное пожатие руки — много ли надо, чтоб разбудить таившуюся искру?.. Во мне она вспыхнула; я был увлечен этой девушкой, я был околдован ею; вокруг нее был какой-то волшебный очерк; вступив за его границу, я уже не принадлежал себе; она вырвала у меня признание, она разогрела во мне любовь, я предался ей, как судьбе, она не требовала ни обещаний, ни клятв, когда я держал ее в своих объятиях и сыпал поцелуи на ее огненное плечо; но сама клялась любить меня вечно — мы расстались — она была без чувств, все приписывали то припадку болезни — я один знал причину — я уехал с твердым намерением возвратиться скоро. Она была моя — я был в ней уверен, как в самом себе. Прошло три года разлуки, мучительные, пустые три года, я далеко подвинулся дорогой жизни, но драгоценное чувство следовало за мною. Случалось мне возле других женщин забыться на мгновенье. Но после первой вспышки я тотчас замечал разницу убивственную для них — ни одна меня не привязала — и вот наконец я вернулся на родину. Князь. Завязка романа очень обыкновенна. Юрий. Для вас, князь, и развязка покажется обыкновенна… я ее нашел замужем, — я проглотил свое бешенство из гордости… но один бог видел, что происходило здесь. Князь. Что ж? Нельзя было ей ждать вас вечно. Юрий. Я ничего не требовал — обещания ее были произвольны. Князь. Ветреность, молодость, неопытность — ее надо простить. Юрий. Князь, я и не думал обвинять ее… но мне больно. Княгиня (дрожащим голосом). Извините — но может быть, она нашла человека еще достойнее вас. Юрий. Он стар и глуп. Князь. Ну так очень богат и знатен. Юрий. Да. Князь. Помилуйте — да это нынче главное! ее поступок совершенно в духе века. Юрий (подумав). С этим не спорю. Князь. На вашем месте я бы теперь за ней поволочился — если ее муж таков, как вы говорите, то, вероятно, она вас еще любит. Вера (быстро). Не может быть. Юрий (пристально взглянув на нее). Извините, княгиня — теперь я уверен, что она меня еще любит. (Хочет идти.) Князь. Куда вы? Юрий. Куда-нибудь. Князь. Поедемте вместе на Кузнецкий (два слова на ухо). Юрий. Извольте, куда хотите (выходят). Князь. Прощай, Веринька. (Идет и в дверях встречает Александра.) Извините, Александр Дмитрич — а вот жена целое утро дома. (Уходит.) (Александр входит медленно, смотрит то на них, то на Веру. Вера, опрокинув голову на спинку стула, закрыла лицо руками.) Алекс<андр> (про себя). Он был здесь, она в отчаяньи — (глухо)я погиб. Вера (открыв глаза). А! опять передо мною. Алекс<андр>. Опять и всегда, как жертва, на которую ты можешь излить свою досаду, как друг, которому ты можешь вверить печаль, как раб, которому ты можешь приказать умереть за тебя. Вера. О, поди, оставь меня… ты живой упрек, живое раскаяние — я хотела молиться — теперь не могу молиться. Алекс<андр>. Если б я умел молиться, Вера, то призвал бы на твою голову благодать бога вечного — но ты знаешь! я умею только любить. Вера. Я ничего не знаю… уйди, ради неба, уйди. Алекс<андр>. Ты меня не любишь. Вера. Я тебя ненавижу. Алекс<андр>. Хорошо! это немножко легче равнодушия — за что же меня ненавидеть… за что?.. Говори за что!.. Вера. О, ты нынче недогадлив… ты не понимаешь, что после проступка может оставаться в сердце женщины искра добродетели; ты не понимаешь, как ужасно чувствовать возможность быть непорочной… и не сметь об этом думать, не сметь дать себе этого имени… Александр. Да, понимаю! несносно для самолюбия. Вера. Если б не ты, не твое адское искусство, если б не твои ядовитые речи… я бы могла еще требовать уважения мужа и по крайней мере смело смотреть ему в глаза… Александ<р>. И смело любить другого… Вера (испугавшись). Нет, неправда, неправда, такая мысль не приходила мне в голову. Александр. К чему запираться? — я не муж твой, Вера; не имею никаких прав с тех пор, как потерял любовь твою… и что ж мне удивляться!.. я третий, которому ты изменяешь — со временем будет и двадцатый!.. Если ты почитаешь себя преступной, то преступления твои не любовь ко мне — а замужество; союз неровный, противный законам природы и нравственности… Признайся же мне, Вера: ты снова любишь моего брата?.. Вера. Нет, нет. Алекс<андр>. Если хочешь, то я уступлю тебя брату, стану издали, украдкой смотреть на ваши свежие ласки… и стану думать про себя: так точно и я был счастлив… очень недавно… Вера. Да ты мучитель… палач… и я должна терпеть!.. Алекс<андр>. Я палач? — я, самый снисходительный из любовников?.. я, готовый быть твоим безмолвным поверенным — плати только мне по одной ласковой улыбке в день?.. многие плотят дороже, Вера! Вера. О лучше убей меня. Алекс<андр>. Дитя, разве я похож на убийцу! Вера. Ты хуже! Алекс<андр>. Да!.. такова была моя участь со дня рождения… все читали на моем лице какие-то признаки дурных свойств, которых не было… но их предполагали — и они родились. Я был скромен, меня бранили за лукавство — я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло — никто меня не ласкал — все оскорбляли — я стал злопамятен. Я был угрюм — брат весел и открытен — я чувствовал себя выше его — меня ставили ниже — я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир — меня никто не любил — и я выучился ненавидеть… Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с судьбой и светом. Лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубину сердца… они там и умерли; я стал честолюбив, служил долго… меня обходили; я пустился в большой свет, сделался искусен в науке жизни — а видел, как другие без искусства счастливы: в груди моей возникло отчаянье, — не то, которое лечат дулом пистолета, но то отчаянье, которому нет лекарства ни в здешней, ни в будущей жизни; наконец я сделал последнее усилие, — я решился узнать хоть раз, что значит быть любимым… и для этого избрал тебя!.. Вера (смотря на него пристально). О боже!.. и ты надо мной не сжалился. Александр. Бог меня послал к тебе, как необходимое в жизни несчастие. Но для меня ты была ангелом спасителем. Когда я увидал возможность обладать твоей любовью — то для меня не стало препятствий; всей силой неутомимой воли, всей силою отчаянья я уцепился за эту райскую мысль… Все средства были хороши, я, кажется, сделал бы самую неслыханную низость, чтоб достигнуть моей цели… но вспомни, вспомни, Вера, что я погибал… нет, я не обманул, не обольстил тебя… нет, было написано в книге судьбы, что я не совсем еще погибну!.. Да, ты меня любила, Вера! никто на свете меня не разуверит — никто не вырвет у меня из души воспоминаний о моем единственном блаженстве! О как оно было полно, восхитительно, необъятно… видишь, видишь слезы… не изобретено еще муки, которая бы вырвала такую каплю из глаз моих… а теперь плачу, как ребенок, плачу… когда вспомнил, что был один раз в жизни счастлив. (Упадает на колени и хватает ее руки). О, позволь, позволь мне по крайней мере плакать. Вера. Послушай, Александр, послушай… что же мне делать?.. мне жаль, но я не люблю тебя, не могу, не могу больше любить, — я всегда ошибалась — мы не созданы друг для друга… что же мне делать!.. (Александр встает.) Послушай, забудь, оставь меня… или нет, я уеду, далеко, далеко… не обращай на меня вниманья, — я не ангел — я слабая, безумная женщина… я тебя не понимаю… я тебя боюсь!.. презирай меня, если тебе от этого будет легче — но оставь, не мучь… Александр. Хорошо, хорошо, Вера… я тебя оставлю — ты меня не увидишь… но я, моя мысль, мой взор, мой слух будут вечно с тобой — когда ты будешь весела и довольна, то я об себе не напомню, но в минуты печали я буду тебе являться — и ты утешишься, видя, что есть на свете человек, который несчастнее тебя!.. Вера. Но зачем же, зачем… попробуй полюбить другую — я знаю много женщин, которым ты нравишься… а меня оставь жить как судьбе угодно!.. что может быть между нами общего — без любви… я тебя прощаю!.. прощаю от всего сердца. Алекс<андр>. Какое великодушие!.. Вера. Обещаюсь забыть все мучения, которым ты был причиной. Алекс<андр>. И ты думаешь обмануть меня! и ты думаешь, что я не лучше тебя самой читаю в глубине души твоей? меня обмануть? да знаешь ли, что это почти невозможно… ты выбрала минуту слабости — ты думала, что слезы помешают мне видеть всю тонкость твоего намерения! Я знаю, что ты хочешь избавиться от моего надзора, как от любви моей — чтоб на свободе отдать мое место другому — эта мысль еще не развилась в уме твоем, ты говоришь по какому-то невольному побуждению… но я вижу эту мысль во всей ее ужасной наготе… и этого не будет… нет, что хоть раз мне принадлежало, то не должно радовать другого… а этот другой — мой брат Юрий. Слышишь ли, я и это знаю. Вера (с гордостью). Такое подозрение слишком обидно… с сей минуты мы чужды друг другу… прощайте, я вас не знаю — позволяю вам мстить всеми возможными, даже низкими средствами. Алекс<андр>. Как, неужели и ты, и ты не нашла в душе моей ничего благородного… Вера. Не знаю. Алекс<андр>. О!.. Вера. Оставьте, оставьте меня… еще одна минута, и я умру. (Упадает на кресла.) Алекс<андр>. Я иду… только он никогда не будет твоим — никогда… (Подойдя к двери, оборач<ивается>) слышишь ли, никогда. Конец 2 акта (обратно)Действие третие
Сцена первая
(Дмитрий Петрович входит. Александр его ведет под руку и сажает.) Александр. Вы нынче что-то необыкновенно слабы, батюшка. Дмит<рий> Петр<ович>. Старость, брат, старость — пора убираться… да ты что-то мне хотел сказать. Алекс<андр>. Да, точно… есть одно дело, об котором я непременно должен с вами поговорить. Дм<итрий> Петр<ович>. Это, верно, насчет процентов в Опекунский совет… да не знаю, есть ли у меня деньги… Алекс<андр>. В этом случае деньги не помогут, батюшка. Дм<итрий> Петр<ович>. Что же такое… Алекс<андр>. Это касается брата… Дм<итрий> Петр<ович>. Что?.. что такое с Юринькой случилось? Алекс<андр>. Не пугайтесь, он здоров и весел. Дм<итрий> Петр<ович>. Не проигрался ли он? Алекс<андр>. О нет! Дм<итрий> Петр<ович>. Послушай… если ты мне скажешь про него что-нибудь дурное, так объявляю заране… я не поверю… я знаю, ты его не любишь! Алекс<андр>. Итак, я ничего не могу сказать… а вы одни могли бы удержать его. Дм<итрий> Петр<ович>. Ты во всех предполагаешь дурное. Алекс<андр>. Я молчу, батюшка. Дм<итрий> Петр<ович>. Видно, я правду говорю — коли ты не смеешь и защищаться!.. Алекс<андр>. Я чувствую, что человеку не дано силы противиться судьбе своей! Дм<итрий> Петр<ович>. Ты меня выведешь из терпения… ну скажи что ли скорее, что ты еще открыл, — в чем предостерегать!.. Алекс<андр>. Юрий влюблен в княгиню Веру. Дм<итрий> Петр<ович>. Да, я сам подозреваю, что он не совсем ее забыл… а она? Алекс<андр>. Она — его любит страстно — о, я это знаю… я имею доказательства… я вам клянусь честью… спасите хоть ее. — Еще два, три дни… и она не будет в силах ни в чем противиться… вы до этого не допустите брата. Дм<итрий> Петр<ович>. Да, да, — это нехорошо… но Юрий не захочет, не решится. Алекс<андр>. А минута страсти, самозабвения?.. одна минута? Дм<итрий> Петр<ович>. Это нехорошо… ты прав… благодарю, что сказал… да что же делать? поговорить разве Юрию… Алекс<андр>. О, это хуже всего… он уже слишком далеко зашел… надо, чтоб князь уехал… потом брату кончится отпуск… и они никогда, по крайней мере долго не увидятся… Дм<итрий> Петр<ович>. Бедная женщина!.. Алекс<андр>. О, если б вы видели, как она страдает в борьбе с собою… но я знаю… еще несколько дней… и она погибнет!.. Дм<итрий> Петр<ович>. Я хвалю тебя, Александр!.. ты всегда был строгих правил, хотя не очень чувствителен… но как же быть? Алекс<андр>. Предупредить князя! — сказать ему просто!.. Дм<итрий> Петр<ович>. Рассорить его с женой?.. Алекс<андр>. Он благоразумный и добрый человек… скажите ему только, что Юрий влюблен в княгиню… это ваш долг, долг отца и честного человека… объясните ему, что вы нимало не подозреваете его жены… но что, живя в одном доме, ее репютация может пострадать — брат может проболтаться, похвастаться двусмысленным образом — из самолюбия… мало ли!.. одним словом, князь должен уехать… Слуга (вход<ит>). Князь Лиговский. Дм<итрий> Петр<ович>. Надо подумать… как же так опрометчиво поступать — надо бы подумать. Алекс<андр>. Минуты дороги… вы видите, сама судьба его вам посылает. (Входит князь.) Князь. А я сейчас с Кузнецкого моста, покупал всё жене наряды к празднику… столько хлопот, что ужасть… вот эти молодые люди не знают, что такое жениться. Дм<итрий> Петр<ович>. Приятно со стороны смотреть, как вы любите вашу супругу, князь. Князь. Я жену очень люблю — однако видите, я со всем тем муж благоразумный, — хочу, чтоб меня слушались, и в случае нужды имею твердость — о, я очень тверд! Как вы нынче в своем здоровье? Дм<итрий> Петр<ович>. Благодарю… я нынче что-то слаб… и к тому же расстроен… ох, дети, дети! Князь. Расстроены… помилуйте, вы, кажется, так счастливы детьми. Дм<итрий> Петр<ович>. Это правда… но иногда и самые лучшие дети делают глупости. Князь. Да помилуйте!.. вы несправедливы. Какие же глупости… но извините, это слишком нескромно… Дм<итрий> Петр<ович>. Ничего, князь — напротив… это дело даже больше касается до вас, нежели до меня. (Александр делает знак отцу и уходит.) Князь. До меня?.. Дм<итрий> Петр<ович>. Мой долг повелевает мне сказать… но я не знаю, как решиться. Князь. Разве это что-нибудь… Дм<итрий> Петр<ович>. Вот видите, я не знаю, как вы примете. Князь. Да разве?.. Дм<итрий> Петр<ович>. Успокойтесь — это еще не опасно. Князь. Слава богу… так еще не опасно — уф!.. Дм<итрий> Петр<ович>. Мой сын Юрий… Князь. Юрий Дмитрич? он со мной никаких не имел сношений!.. Дм<итрий> Петр<ович>. Я не говорю, чтоб он имел сношение с вами — или с кем-нибудь из вашего дома, — но ваша жена… еще до замужства… ее красота, любезность!.. Князь. Вот видите, Дм<итрий> Петрович… я этих достоинств еще сам в ней хорошенько не рассмотрел… не потому говорю так, что она моя жена — но ведь я не поэт! о вовсе не поэт!.. я женился потому, что надо было жениться — женился на ней потому, что она показалась мне доброго и тихого нрава — люблю ее потому, что надобно любить жену, чтоб быть счастливу!.. я вас прервал, пожалуста, продолжайте! Дм<итрий> Петр<ович>. Это не так легко, князь. Князь. Прошу вас, для меня себя не принуждайте. Дм<итрий> Петр<ович>. Одним словом, мой сын Юрий был влюблен в вашу супругу до ее замужства, — и, кажется, был несколько ей приятен. Князь. О, я уверен, что теперь эта страсть прошла. Дм<итрий> Петр<ович>. К сожалению не прошла! со стороны моего сына. Князь. Тем хуже для него. Дм<итрий> Петр<ович>. Я боялся, чтоб это и вам было неприятно! — по долгу честного человека решился вас предупредить, на всякий случай… Князь. Лишь бы жена была мне верна — больше я и знать не хочу! Дм<итрий> Петр<ович>. Я не сомневаюсь в добродетели княгини. Князь. И я также. Дм<итрий> Петр<ович> (со вздохом). Вы очень счастливы… Князь. Не спорю-с (вдруг, как бы вспомнив что-то, хватает себя за голову и вскакивает); о, я дурак — о, я пошлая дурачина… о, глупая ослиная голова… вы правы — а я дубина!.. теперь вспомнил… о, пошлая недогадливость!.. теперь понимаю… понимаю… этот анекдот!.. всё было на мой счет сказано… а я, сумасшедший — ему же советую волочиться за моей женой — а ее смущение… ведь надо было мне жениться — в 42года! с моим добрым, простосердечным нравом — жениться!.. Дм<итрий> Петр<ович>. Успокойтесь — прошу вас, всё еще поправить можно. Князь. Нет, никогда не успокоюсь (садится). Дм<итрий> Петр<ович>. Я вам это сказал по долгу честного человека… и потому, что знаю сына: он легко может наделать глупостей — и невинным образом в свете компрометировать княгиню, — притом она молода — может завлечься невольно… скажут, что живя в одном доме… Князь. Вы правы — посудите теперь! ну не несчастнейший ли я человек в мире. Дм<итрий> Петр<ович>. Утешьтесь… я очень понимаю ваше положение — но что же делать. Князь. Что делать? — вот видите, я человек решительный — завтра же уеду из Москвы в деревню — нынче же велю всё готовить. Дм<итрий> Петр<ович>. Это самое лучшее средство — самое верное — тихо, без шуму… Князь. Да, тихо, без шуму!.. уехать из Москвы, зимой, накануне праздников — вот женщины! о, женщины!.. Прощайте, Дмит<рий> Петрович, прощайте — о, вы увидите, что я человек решительный! Дм<итрий> Петр<ович>. Не взыщите, я говорил от сердца; князь — по-стариковски — притом я всегда был строгих правил… (Хочет встать.) Князь. Не беспокойтесь — вы истинный мой друг — прощайте… о, я человек решительный!.. (Уходит.) Дм<итрий> Петр<ович>. Ну, слава богу, с плеч долой — всё уладил — ох, дети, дети… (Юрий входит и хохочет во всё горло.) Юрий. Вообразите, ха-ха-ха-ха… нет, я век этого не забуду… Князь, ха-ха-ха! я подаю ему руку и говорю, здравствуйте, князь… что нового… а он — ха-ха-ха! скорчил кошачью мину и руку положил в карман: ничего-с — к несчастию, всё старое… потом шаг назад и стал в позицию… я скорей бежать, чтоб не фыркнуть ему в глаза… не знаете ли, батюшка, отчего такая немилость? Дм<итрий> Петр<ович>. А ты хочешь волочиться за женой и чтоб муж тебе в ноги кланялся! кабы в наше время, так ему бы надо тебя не так еще проучить. Юрий (серьезно). Я волочусь за его женой? Кто ему это сказал? Дм<итрий> Петр<ович>. Ну, ведь признайся: ты в нее влюблен?.. Юрий. Он о прежнем ничего не знает и слишком глуп, чтоб теперь догадаться. Дм<итрий> Петр<ович>. Долг всякого честного человека был ему сказать! Юрий. А позвольте: кто ж этот чересчур честный человек? Дм<итрий> Петр<ович>. А если б даже я. Юрий. Вы, батюшка? Дм<итрий> Петр<ович>. Да, я не терплю безнравственности, беспутства… в мои лета трудно смотреть на такие вещи и молчать… хороший отец должен удерживать сына от бесчестных поступков — а если сын его не слушает, то мешать ему всеми средствами… Юрий. А, так вы ему сказали. Дм<итрий> Петр<ович>. Да, не прогневайся — и князь завтра же увозит жену в деревню. Юрий. О! это нестерпимо! Дм<итрий> Петр<ович>. Вздор, вздор!.. что такое за упрямство, будто нет других женщин. Юрий. Для меня нет других женщин… я хочу, хочу… да знаете ли, батюшка, что это ужасно… кто вам внушил эту адскую мысль! Дм<итрий> Петр<ович>. Кто внушил!.. и ты смеешь это говорить отцу, и какому отцу! который тебя любит больше жизни, тобою только и дышит — вот благодарность! разве я так уж стар, так глуп, что не вижу сам, что дурно, что хорошо!.. нет, никогда не допущу тебя сделать дурное дело, — опомнишься, сам будешь благодарен и попросишь прощения. Юрий. Никогда!.. прощения!.. мне еще вас благодарить — за что? Вы мне дали жизнь — и теперь ее отняли — на что мне жизнь?.. я не могу жить без нее — нет, я вам никогда не извиню этого поступка. Дм<итрий> Петр<ович>. Юрий, Юрий — подумай, что ты говоришь. Юрий. Я не уступлю — борьба начинается — я рад, очень рад! посмотрим — все против меня — и я против всех!.. Дм<итрий> Петр<ович>. Сжалься, Юрий, над стариком — ты меня убиваешь. Юрий. А вы надо мною сжалились — вы пошутили — милая шутка. Дм<итрий> Петр<ович>. О, ради бога перестань! Юрий. Князь завтра едет, а нынче Вера будет моя. (Идет к столу.) Дм<итрий> Петр<ович>. Александр! Александр! он убил меня — мне дурно! (Александр вбегает, подымает и ведет его под руку.) Он злодей — он убил меня!.. Юрий (один). Нынче она будет моя — нынче или никогда… они хотят у меня ее вырвать — разве я даром три года думал об ней день и ночь — три года сожалений, надежд, недоспанных ночей, три года мучительных часов тоски глубокой, неизлечимой — и после этого я ее отдам без спору, и в ту самую минуту, когда я на краю блаженства — да как же это возможно! (Пишет записку и складывает.) Кажется, так оно удастся. (Отворяетдверь и кличет) Ванюшка! (Входит молодой лакей в военной ливрее.) Послушай! от твоего искусства теперь зависит жизнь моя… Ванюшка. Вы знаете, сударь, что я вам всеми силами рад служить. Юрий. Когда ты сделаешь, что я прикажу, то проси чего хочешь. Ванюшка. Слушаю-с. Юрий. Если же нет — ты погиб! Ван<юшка>. Слушаю-с. Юрий. Видишь эту записку — через час, никак не позже она должна быть в руках у княгини Лиговской. (Александр показывается в другой двери.) Ван<юшка>. Помилуйте, сударь, да это самое пустое дело — я познакомился уж с ее горничною, — а у нас в пустой половине такие закоулки, что можно везде пройти днем так же безопасно, как ночью… Юрий. Я на тебя надеюсь — только смотри не позже как через час (уходит). Ван<юшка>. Через пять минут, сударь… (про себя) мы с барином, видно, не промахи — четыре дни как здесь, а уж дела много сделали (хочет идти). Алек<сандр> (подкрался сзади и схватывает его за руку). Постой! Ван<юшка> (испуганный). Что это вы, барин! Алекс<андр>. У тебя вот в этой руке записка… Ванюшка. Никак нет-с. Алекс<андр> (хочет взять). А вот увидим. Ван<юшка>. Я закричу-с, ваш братец услышит! Алекс<андр> (в сторону). Попробую другой способ! (Ему) Видишь вот этот кошелек, в нем 20 червонцев — они твои — если ты дашь мне ее прочесть — так, из любопытства. Ван<юшка>. Только никому сами не извольте сказывать. Алекс<андр>. Я буду молчалив, как могила (высыпает деньги в руки). Ван<юшка>. А если изорвете, сударь, — так я скажу своему барину. Алекс<андр> (про себя). Я умру, а не уступлю ему эту женщину!.. (Читает) «Ваш муж всё знает… Я вас люблю больше всего на свете, вы меня любите, в этом я также уверен… Сегодня вечером в 12 часов я должен с вами говорить, будьте в этот час в большой зале пустой части дома; вы спуститесь по круглой лестнице и пройдете через коридор — если через 2 часа я не получу желаемого ответа, то иду к вашему мужу, заставляю его драться и, надеюсь, убью. В этом клянусь вам честию… ничто его не спасет в случае вашего отказа. — Выбирайте». А! искусно написано!.. Ван<юшка>. Пожалуйте, сударь, записку, мне пора. Алекс<андр>. А если я ее изорву — говори, что ты хочешь за это — всё, что попросишь… тысячу — две?.. Ван<юшка>. И миллиона не надобно-с. Алекс<андр>. Я тебя умоляю!.. Ванюш<ка>. Вот видите, сударь — мне велено ее отнести и я отнесу; об том, чтоб ее не показывать, ничего не сказано, и я ее вам показал. Алек<сандр> (подумав). Хорошо, отнеси ее. (Слуга уходит.) (Про себя) Я все-таки найду средство им помешать. Конец 3 акта (обратно)Действие четвертое
Сцена первая
(Большая заброшенная комната; развалившийся камин. С левой стороны виден коридор, освещенный в окна луной, в коридоре спускается лестница; направо две ступени и дверь, а в середине стеклянная дверь на балкон. Лунное освещение.) Александр (входит с правой стороны из двери и запирает их ключом. Он в широком плаще). Хоть стар замок — а не скоро его сломаешь… и покуда я здесь царь!.. жалкая власть! жалкое удовольствие, украденное из рук судьбы… и горькое, как хлеб нищего — зато я по крайней мере, хотя против ее воли, но еще раз прижму ее к груди своей; мой огненный поцелуй, как печать, останется на устах ее — и она будет мучиться этой мыслию; оно так и следует: вместе были счастливы, вместе и страдать! В темноте под этим плащом она не скоро меня узнает! Может быть, даже вероятно, что мне удастся под чужим именем выманить два-три ласковые слова… О! какой ангел внушил мне эту мысль — бог, видимо, хочет вознаградить меня за 30-тилетние муки, за 30 лет жизни пустой и напрасной. (Задумывается.) Да, мне 30 лет… а что я сделал; зачем жил?.. говорят, что я эгоист; итак, я жил для себя?.. Нет… я во всем себе отказывал, вечно был молчаливой жертвой чужих прихотей, вечно боролся с своими страстями, не искал никаких наслаждений, был сам себе в тягость — даже зла никому умышленно не сделал… итак, я жил для других? — также нет… я никому не делал добра, боясь встретить неблагодарность, презирал глупцов, боялся умных, был далек от всех, не заботился ни о ком — один, всегда один, отверженный, как Каин — бог знает, за чье преступление — и потом один раз встретить что-то похожее на любовь — один только раз — и тут видеть, знать, что я обязан этим искусству, случаю, даже, может быть, лишней чашке шоколаду, — наконец против воли предавшись чудному, сладкому чувству — потерять всё — и остаться опять одному с ядовитым сомнением в груди, с сомнением вечным, которому нет границы (ходит взад и вперед). Отчего я никогда не могу забыться? Отчего я читаю в душе своей, как в открытой книге? Отчего самые обыкновенные чувства у меня так мертвы? Отчего теперь в самую решительную минуту моей жизни сердце мое неподвижно, ум свеж, голова холодна… я, право кажется, мог бы теперь с любым глупцом говорить битый час о погоде, — видно, я так создан, видно, недостает какой-нибудь звучной струны в моем сердце… о! лучше бы уж я родился слеп, глух и нем… обо мне бы по крайней мере сожалели. (Вера показывается на лестнице.) Это она… так точно — теперь я должен призвать на помощь всю свою твердость. Вера. Его еще нет… темно, страшно… боже! как я могла решиться… но что ж делать, я его знаю — он сдержал бы свое обещание — у меня сердце бьется, как молоток — шорох, о, кто это… Юрий!.. Алекс<андр> (берет ее за руку). Это я!.. Вера. Довольны ли вы… что может сделать женщина больше… но это дурно, дурно принудить меня таким средством. Алекс<андр>. Я также выбрал между жизнью и смертию. Вера. Решившись вам повиноваться, я решилась также вас забыть… Алекс<андр> (хочет ее обнять). О, это женская хитрость. Вера. Нет… нет — я вам скажу также, что я люблю вас. Алекс<андр>. Меня одного? Вера. Одного, клянусь небом! Я могла заблуждаться — но теперь чувствую, что сердце мое никогда не изменялось. (Алекс<андр> вздыхает.) Однако несмотря на это мы должны расстаться навсегда… мне трудно так же, как и вам, об этом думать — но теперь мы будем благоразумнее, чем в минуту первой разлуки нашей — я уж не могу быть счастлива — но спокойствие для меня еще возможно — оставьте мне хоть это!.. Алекс<андр>. У меня и этого не останется. Вера. Верьте мне, женщина благородная может на минуту забыть свой долг, но всегда приходит время, когда она чувствует, что должна возвратиться к нему — время это для меня настало — никакое искусство — никакие угрозы не поколеблют моей твердости. Юрий! — дайте мне руку, обещайте как другу, как женщине, которой постоянною мыслью были вы; обещайте никогда не покушаться оторвать какую бы то ни было женщину от ее обязанностей — это ужасно, Юрий! это иногда хуже убийства. Алекс<андр>. О, молю, один прощальный поцелуй. Вера. Нет, расстанемся друзьями — зачем такое испытание! Алекс<андр>. Я буду покорен во всем — только один поцелуй — ты непременно должна — непременно — один — только один — и потом пусть между нами обрушится вечность. (Увлекает и целует ее — луч месячный упадает на его лицо, и она узнает… вскрикивает громко.) Вера. О! опять он — опять! Алекс<андр>. Я уж сказал тебе, опять и всегда — никто не займет моего места. Вера. Это обман неслыханный, — пусти, пусти мне руку… я к тебе чувствую отвращение!.. Алекс<андр>. Знаю, знаю всё — но ты не уйдешь отсюда — и ты подумала, что я не останусь верен своей клятве… да, я здесь — а твой страстный любовник теперь сидит крепко за двумя замками… видишь эту дверь, за нею еще дверь… они обе заперты… он должен сломать замки… может быть, это ему и удастся… но тогда он увидит тебя в моих объятиях… Вера. Боже мой, боже мой! я должна была знать, что он на всё способен! Алекс<андр>. Ха, ха, ха — разве ты этого прежде не знала! разве год тому назад, когда ты в упоении страсти лежала в моих объятиях, когда твои поцелуи горели на губах моих, разве тогда еще я не предварял тебя? Разве я не говорил: Вера, ты любишь человека ужасного, который не имеет ничего святого, кроме тебя, и то пока он любим, человека с душой испорченной, который не боится ничего, потому что ничем не дорожит, — разве я не говорил: берегись, ты будешь раскаиваться… но ты не верила, ты улыбалась, ты думала, что я шучу — мне шутить в такие минуты! — ты думала, что я всё это говорил, чтоб показаться интересным, удивить тебя, что я, следуя моде, фанфарон порока и эгоисма, ты даже хотела меня уверить, что я почти ангел доброты… потому что тогда кровь волновалась в твоих жилах, тебе нужны были ласки, чьи-нибудь ласки, чья-нибудь нежность, покуда, на время, до появления другого достойнейшего… не дрожи, не поднимай глаза к небу… наказание упало тебе оттуда… ты не мученица добродетели, не жертва страсти и обмана… ты просто слабая, ветреная, непостоянная женщина… ты вздумала по прихоти своей располагать судьбою трех человек, одному назначила покорность, другому вздохи и признания, третьему, самому послушному, ты назначила мучения ревности, пытки презрения, муки любви отверженной, обманутой — и этот последний теперь мстит за себя… Вера (упадая на колени). Не подходи, не подходи… Алекс<андр> (подымая ее за руку). Встаньте, не унижайтесь, княгиня — до такой степени… после вашей надменности, это уж слишком смешно… На коленях, и перед кем? Одумайтесь — что это! страх! чего же вы боитесь? времена кинжалов прошли — разве я вам угрожаю? Вера (почти без чувств). Я не переживу этого. Алекс<андр>. Через два года, Вера, назначаю тебе свидание где-нибудь на бале, на лице твоем будет играть улыбка, в волосах будут блистать жемчуг и бриллианты, а в сердце твоем будет пусто и светло… (Слышен стук отломанного замка.) Вера. Это Юрий — он идет сюда. Алекс<андр>. Наконец! (Вера хочет убежать.) Постой!.. мне пришла мысль, — зачем оставлять дело неконченным — я хочу, чтоб он нашел тебя в моих объятиях, чтоб он насладился приятной картиной — это было бы божественно, как ты думаешь!.. (Обнимает ее.) Вера. Мне всё равно — делай, что хочешь — у меня нет сил противиться. Александр. Слышишь — вот его шаги… последний замок сейчас разлетится… бешенство удвоивает его силы. (Молчание.) Нет, я вижу — это уж слишком много для тебя — обморок? — пустое. Я хочу, чтоб ты с ним говорила — останься здесь — скажи ему, что ты его не любишь — не любишь нисколько… я отойду в сторону… слышишь ли, отвергни его ласки так же холодно, как мои — иначе я стану между вами, и тогда горе вам обоим. (Отходит и прячется — дверь с треском отворилась, и входит Юрий.) Юрий. А! меня заперли — это не даром — это с умыслом сделано — но кто же? брат? — зачем ему… о, если я опоздал… Вера!.. ничего не слышно… чу! шорох платья… она здесь — здесь, Вера! (подходит и видит). О, как я счастлив (берет ее за руку). Вера, княгиня — простите меня. Вера (слабо). Вас… я прощаю… Юрий. Это был миг сумасшествия… но я хотел вас видеть перед тем, чтоб расстаться снова — и может быть навсегда — я хотел… о, я сам не знаю чего… да, только вас видеть, только… я надеялся, я полагал — что вы не можете любить вашего мужа, потому что он не стоит вас… я хотел найти вам в уме своем извинение… я даже… мечтал, что вы меня еще любите. Вера. Вы совершенно ошиблись. Юрий. Однако вы здесь, — вы не хотели огорчить меня — вы здесь — ваша рука горит в руке моей — женщина не любя не сделает этой жертвы… Вера. Вы правы, я пожертвовала собой из любви — но не к вам. Юрий. Вы хотели спасти мужа. Вера. Да… Юрий (обидясь). Если так, то прошу от меня его поздравить. Вера (после молчания). Забудьте меня. Юрий. Я не ожидал такого приветствия. Вера. Чего ж вы ожидали? Юрий. В вас нет и тени той женщины, которая некогда любила меня так нежно, которой обязан я лучшими минутами в жизни… отчего ж бы, кажется, им не воскреснуть — зачем дарить сокровище тому, кто ему не знает цены, — а я, я так долго живший одной надеждой обладать им — я брошен в сторону — со мной поступают, как с игрушкой, то кидают огненный взор, то ледяное слово… Вера. Лучше бы вы старались не понять ни того, ни другого. Юрий. Боже! как вы переменились — бывало вам стоило подумать, и я уж знал эту мысль — пожелать — и я невольно желал того же — бывало нам почти не нужно было слов для разговора… Теперь, признаюсь, теперь я вас не понимаю. Вера. О! слава богу. Юрий. Слава богу… ужель вы хитростью хотели избавиться от моей любви — обманом испугать меня — этому не бывать… вы теперь в моей власти… я не упущу этого случая… теперь или никогда — вы моя, вы будете моею… судьба этого хочет… Вера. Юрий, Юрий! — одна минута восторга и веки раскаяния. Юрий. Я не буду раскаиваться. Вера. А я? Юрий. Вы меня любите. Вера. Я слабая женщина… я имею обязанности… я знаю, что такое раскаянье. Юрий. Ты об нем забудешь в моих объятиях. Вера. Пощадите… Юрий. Не доводи меня до крайности… я за себя не ручаюсь. Вера. Шорох… нас подслушивают… здесь кто-то есть… Юрий. Шорох… кто же смеет… (Осматривается.) Вера (убегает). Прощай, Юрий… прощай. Юрий (бежит за нею). Нет, я вас не пущу… невозможно… я не хочу так расстаться. (В двери хватает ее за руку и упадает на колени; Александр является.) Вера (указывая пальцем на Александра). Уйдите — уйдите! это он… опять он!.. (Убегает.) Юрий (оборачивается). А! — что такое!.. Алекс<андр>. Свидетель твоих глупостей!.. Юрий. Этого свидетеля можно достойно наградить за труды. Алекс<андр>. Его награждение… здесь. (Указывает на сердце.) Юрий. Брат… с этой минуты — я разрываю узы родства и дружбы — ты мне сделал зло — невозвратимое зло — и я отомщу!.. Алекс<андр> (холодно). Каким образом? Юрий. Ты мне заплотишь. Алекс<андр> (улыбаясь). С удовольствием — только чем! Юрий (в бешенстве). Ценою крови… Алекс<андр>. В наших жилах течет одна кровь. Юрий. Подслушивать — так коварно отравлять чужое счастие… знаешь ли, что это дело подлецов… Алекс<андр>. А обольщать жену другого… Юрий. Она меня любит. Алекс<андр>. Неправда… разве это видно из ее поступков… Юрий. Я знаю, что она меня любит… любила меня одного… Алекс<андр>. А я знаю кое-что другое. Юрий. Что ты знаешь? Говори, сейчас говори!.. Алекс<андр>. Я знаю, что в твоем отсутствии она имела любовника. Юрий. Клевета — низкая клевета. Алекс<андр>. Я тебе покажу письма… Юрий. Кто же он… назови его мне… Алекс<андр> (подумав). Изволь, я тебе его назову. Юрий. Сейчас — сию минуту. Алекс<андр>. Завтра… когда она уедет. (Уходит.) Юрий (задумчиво). Что если он говорит правду!.. Конец 4 акта (обратно)Действие пятое
Сцена первая
(Комната князя. Он сидит. Перед ним управитель с бумагами.) Управитель. Ваше сиятельство, честь имею рабски донести, что всё в подмосковной готово для принятия вашего сиятельства — и дом отоплен — и обоз должен сегодня туда приехать. Князь. Хорошо… ты останешься здесь и сдашь квартиру… нынче, часа через два мы едем — вели укладывать карету… Управ<итель>. Слушаю-с — да что ваше сиятельство изволили так на Москву прогневаться… Князь. Не твое дело рассуждать — дурачина. Управ<итель>. Слушаю-с, ваше сиятельство. (Вера входит.) Княгиня изволила пожаловать. Князь. Пошел вон. (Управ<итель> уходит.) (Жене) Я очень рад, сударыня, что вы пришли — сделали мне эту честь — очень рад, в восторге… я должен с вами поговорить — сделайте милость, садитесь. Вера. Что вам угодно? Князь. Если б вы всегда мне делали этот вопрос, то было б лучше. Вера. Вы этого не требовали… Князь. Тогда было другое — тогда я был ваш покорный слуга, ваш прислужник, ваша постельная собачка, — только вы не умели ценить этого, сударыня… чего я не делал?.. надобны бриллианты — и бриллианты являются, — бал? — и бал готов, — коляски, кареты, шали, шляпы — я для вас разорялся, сударыня. Вера. Я всегда была благодарна. Князь. И из благодарности сами хотели мне подарить головной убор, в новом вкусе. (Вера хочет встать.) Сидите — останьтесь… Я ваш муж, и теперь попробую приказывать — одним словом, мы нынче едем в подмосковную — а как только будет можно, то оттуда в Симбирскую деревню… Вера. Я пришла вас просить не откладывать отъезда. Князь. Сами просите!.. вот новость!.. знаете ли, что это очень хитро — тут что-нибудь кроется… и я, право — из любопытства в состоянии остаться. Вера. Нет — вы этого не сделаете — это невозможно… мы должны ехать — сегодня же — сейчас… — Я вас умоляю. Князь (про себя). Хоть убей не понимаю! (ей) я хочу знать, сударыня, отчего вы желаете ехать так скоро… Вера. Я не могу вам этого объяснить… Князь. Не можете — и не надо — я сам догадываюсь… вы желаете доказать мне, что вы добродетельная супруга, которая избегает своего любовника — а мне, сударыня, известно, что вы любите сами Юрия Дмитрича — мне известно… Вера. Нет, нет — я его не люблю… но боюсь… Князь. Полюбить его? Вера. Женское сердце так слабо… Князь. И так обманчиво. Вы моя жена, сударыня, и не должны любить никого, кроме меня… Вера. Я всегда старалась не подать вам повода думать… Князь. Теперь я буду стараться… запру вас в степной деревне, и там извольте себе вздыхать, глядя на пруд, сад, поле и прочие сельские красоты, а подобных франтиков за версту от дому буду встречать плетьми и собаками… ваша любовь мне не нужна, сударыня — я, слава богу, не так глуп, но ваша честь — моя честь! о, я отныне буду ее стеречь неусыпно. Вера. Я решилась искупить вину свою — беспредельной покорностью. Князь. Образумиться надо было немного раньше. Вера. Конечно, это было не в моей власти. Князь. Что же! — судьба, во всем виновата судьба! — вот модные романы — вот свободные женщины — филозофия — чорт ее возьми, сударыня. Вы слишком учены для меня, от этого всё зло!.. Отныне не дам вам ни одной книги в руки — извольте заниматься хозяйством. Вера. Я сказала, что буду покорна во всем — только прошу одного ради бога — никогда не напоминайте мне о прошедшем… я буду вашею рабою, каждая минута моей жизни будет принадлежать вам… только не упрекайте меня… Князь. Вот мило — вот хорошо!.. нет, сударыня, отныне делаю всё вам напротив, вы хотите обедать — я велю подавать завтрак, хотите ехать — я сижу дома, хотите сидеть дома — везу вас на бал… я вам отплачу, вы узнаете, что значит кокетничать, может быть, верно больше… с петербургскими франтиками, имея такого мужа, как я! (Уходит.) Вера. И вот мне раскрылась целая жизнь страданий — но я решилась терпеть, и буду терпеть до конца! (Входит слуга.) Слуга. Князь приказал вам доложить, ваше сиятельство — что извольте дескать одеваться — возок закладывают. Вера. Скажи, что я иду. (Уходит.)Сцена вторая
(Комнаты у Дмитрия Петровича, Дмитрия Петровича несут на креслах. Александр входит.) Дм<итрий> Петр<ович>. Так, так, — остановитесь здесь — я хочу, чтоб светлый луч солнца озарил мои последние минуты — в той комнате темно, страшно, как во гробе — здесь тепло — здесь, может быть, снова жизнь проснется во мне… Дети… Юрий — где вы… ушли — никого. Александр. Я возле вас, батюшка! Дм<итрий> Петр<ович>. Друг мой, я умираю — я заметил, как доктор нынче покачал головой и уехал, не сказав ни слова. Ты говорил с доктором? Алекс<андр>. Нет, батюшка. Дм<итрий> Петр<ович>. Ты боялся спросить… ты был всегда добрый сын — не правда ли, ты любил меня… где Юрий?.. Алекс<андр>. Его здесь нет. (Уходят за Юрием по знаку Александра.) Дм<итрий> Петр<ович>. Ради неба — позовите его — моего милого Юрия… я умираю… хочу его благословить… он, верно, не знает, что я так дурен, верно ты не сказал ему. Алекс<андр>. Я боялся его огорчить. Дм<итрий> Петр<ович>. Так, стало быть, я в самом деле так близок к смерти. Алекс<андр> (отвернясь). Не знаю, батюшка… Дм<итрий> Петр<ович>. О! ты камень — когда ты будешь умирать, то узнаешь, как тяжело не встречать утешения. Алекс<андр>. О, конечно, я тогда это узнаю! Дм<итрий> Петр<ович>. Тебе не жаль меня — ты даже не просишь моего благословения. Алекс<андр> (Юрий входит в волнении). Батюшка — вот пришел брат… Юрий (подходит). (Про себя) Боже мой! как он переменился со вчерашнего дня… Александр (Юрию). Он умирает… и ты убил его… Юрий (закрыв лицо). О! говорить это…и в такую минуту!.. Дм<итрий> Петр<ович>. Юрий! Юрий. Я у ваших ног (стоя на коленях подле него). Дм<итрий> Петр<ович>. Я тебя прощаю — и благословляю отцовским благословением. Алекс<андр> (отходя к окну). А мне простить нечего, надо мной нельзя показать великодушия… и потому нет благословения! (Стоит у окна.) Юрий (встает). Батюшка, я перед вами злодей — я недостоин. Дм<итрий> Петр<ович>. Полно, полно — пылкость, ребячество — я это понимаю — но мне было больно… Федосей (за столом Юрию). Уговорите его, барин, лечь в постель, ему так сидеть трудно — посмотрите, лишается чувств, ослабевает. Юрий. Погоди — надо дать успокоиться. Дм<итрий> Петр<ович> (слабо). Я ничего не вижу — здесь ли ты, Юрий — свет бежит от глаз моих… пошлите за священником. Юрий. Он без чувств, руки холодны. Федосей (Юрию). Вот уж дней с пять, сударь, как с ними это часто бывает. Юрий. Боже, сколько мучений!.. здесь умирающий отец… там… Александр (хватает брата за руку и тащит к окошку). Посмотри… посмотри — вот она выходит на крыльцо. Даже сюда не смотрит — бледна!.. но что за диво, — ночь, проведенная без сна! — садится — улыбается мужу, а тот и не замечает… посмотри… еще раз выглянула в окно и опустилась в карету!.. Вера! Вера! — чего ищут глаза твои. (Слышен стук кареты.) Юрий. Всё кончено. Алекс<андр>. Вздыхай — терзайся — воображай ее слезы и мысли, что вы никогда не увидитесь — воображай, какая ужасная борьба происходила в душе ее, когда она решилась противиться твоей страсти!.. о великий, святой пример добродетели… чистая душа… ха-ха-ха!.. Это был страх, страх — она знала, что я тут за дверью. Юрий. Замолчи, замолчи — видишь здесь умирающий отец. Алекс<андр>. Что мне теперь отец, целый мир — я потерял всё, последнее средство погибло, последнее чувство умерло — на что мне жизнь… хочешь взять ее? — возьми и хорошо сделаешь — вознаградишь себя за то, чего ты лишился. О, я тебе наскажу таких вещей, от которых и у тебя засохнет сердце, и у тебя в душе родится сомнение и ненависть… глупец, глупец! Ты думал, что когда раз понравился 17-летней девушке, то она твоя навеки — что она не может любить другого, видевши раз такое совершенство, как ты… А я тебе скажу теперь, подтвержу клятвою, что знаю человека, для которого она забыла мужа, долг, закон, честь, даже самолюбие, человека, для которого она была готова отдать жизнь, служить ему рабой, человека, который тысячу раз должен бы был задушить ее в своих объятиях — если б отгадал будущее… Юрий. Наконец ты должен мне сказать, кто он? Я вырву у тебя из горла это проклятое имя. Дм<итрий> Петр<ович> (слабо). Федосей — что они делают — позови их, я хочу проститься. Федосей. Отвернитесь, батюшка — не смотрите. Юрий. А, ты молчишь! — так я тебя принужу (хватает на столе саблю). Дм<итрий> Петр<ович>. Дети, дети… убийство — остановите их — брат на брата — господи, возьми меня скорей… (упадает). Федосей. Помогите — холоден… (Упадает на колена и целует руку старика.) Алекс<андр> (вырывает саблю и бросает на пол). Дитя, и ты думаешь, что силой, страхом из меня можно что-нибудь выпытать — ты грозишь смертью, кому? брату… что, если б я позволил тебе убить себя… но я не так жесток — я сам скажу всё… твой соперник, счастливый соперник — я!.. Юрий. Ты? Алекс<андр>. Теперь продолжай верить женщинам, верь любви, верь добродетели — твой ангел лежал здесь, на этой груди — следы твоих поцелуев выжжены моими — я выжал из сердца Веры всё, что в нем было похожего на добродетель, и на твою долю не осталось ничего. Юрий (закрыв лицо руками). Дм<итрий> Петр<ович> (умирая). Дети… Юрий — Юрий. Юрий. Мое имя… отец… он умирает. (Бросается к нему.) Федосей. Скончался!.. Юрий. Не может быть… (хватает руку). О! (Юрий упадает без чувств на пол. Александр стоит над ним и качает головою.) Александр. Слабая душа… и этого не мог перенести… Конец (обратно) (обратно)Приложения
Маскарад. Ранняя редакция*
<Действие второе>[37]
<1-я сцена>
<Выход третий>
АрбенинА думаешь: глупец?..
Он ждет себе, а я…
Ах, мой творец!
Да ты всегда не в духе, смотришь грозно,
И на тебя ничем не угодишь.
Скучаешь ты со мною розно,
А встретимся, ворчишь!..
Скажи мне просто: Нина,
Кинь свет… я буду жить с тобой
И для тебя… зачем другой мужчина,
Какой-нибудь бездушный и пустой,
Бульварный франт, затянутый в корсете,
С утра до вечера тебя встречает в свете,
А я лишь час какой-нибудь на дню
Могу сказать тебе два слова?
Скажи мне это… я готова,
В деревне молодость свою я схороню,
Оставлю балы, пышность, моду
И эту скучную свободу…
Скажи лишь просто мне, как другу… но к чему
Меня воображение умчало…
Положим, ты меня и любишь… но так мало,
Что даже не ревнуешь ни к кому!..
Как быть? Я жить привык беспечно,
И ревновать смешно.
Конечно.
Ты сердишься?
Нет, я благодарю.
Ты опечалилась.
Я только говорю,
Что ты меня не любишь.
Нина!
Что вы?
Послушай… нас одной судьбы оковы
Связали навсегда… ошибкой, может быть;
Не мне и не тебе судить.
Ты молода летами и душою,
В огромной книге жизни ты прочла
Один заглавный лист, и пред тобою
Открыто море счастия и зла.
Иди любой дорогой,
Надейся и мечтай — вдали надежды много,
А в прошлом жизнь твоя бела.
Ни сердца своего, ни моего не зная,
Ты отдалася мне — и любишь, верю я,
Но безотчетно, чувствами играя,
И резвясь, как дитя.
Но я люблю иначе. Я всё видел,
Всё перечувствовал, всё понял, всё узнал.
Любил я часто, чаще ненавидел,
И более всего страдал!
Сначала всё хотел, потом всё презирал я,
То сам себя не понимал я,
То мир меня не понимал.
На жизни я своей узнал печать проклятья
И холодно закрыл объятья
Для чувств и счастия земли…
Так годы многие прошли.
О днях, отравленных волненьем
Порочной юности моей,
С каким глубоким отвращеньем
Я мыслю на груди твоей.
Так, прежде я тебе цены не знал, несчастный!
Но скоро черствая кора
С моей души слетела, мир прекрасный
Моим глазам открылся не напрасно,
И я воскрес для жизни и добра.
Но иногда опять какой-то дух враждебный
Меня уносит в бурю прежних дней,
Стирает с памяти моей
Твой светлый взор и голос твой волшебный.
В борьбе с собой, под грузом тяжких дум,
Я молчалив, суров, угрюм:
Боюся осквернить тебя прикосновеньем,
Боюсь, чтобы тебя не испугал ни стон,
Ни звук, исторгнутый мученьем.
Тогда ты говоришь: меня не любит он!
Ты странный человек! Когда красноречиво
Ты про любовь свою рассказываешь мне,
И голова твоя в огне,
И мысль твоя в глазах сияет живо,
Тогда всему я верю без труда.
Но часто…
…Часто?
…Нет! но иногда!..
Я сердцем слишком стар, ты слишком молода,
Но чувствовать могли б мы ровно,
И помнится, в твои года
Всему я верил безусловно.
Опять ты недоволен… Боже мой!..
О нет!.. я счастлив, счастлив… я жестокой,
Безумный клеветник; далеко,
Далеко от толпы завистливой и злой
Я целовать могу твои уста и очи,
И сладострастье первой ночи
Теперь постигнуто лишь мной.
Оставим прежнее забвенью;
Вознагражден судьбою я вполне,
И если б мог творец завидовать творенью,
То позавидовал бы мне.
Ты побледнел, дрожишь… О боже!
Я? ничего! где твой другой браслет?
Потерян.
А! потерян.
Что же!
Беды великой в этом нет.
Он двадцати рублей, конечно, не дороже.
Потерян… (про себя) отчего я этим так смущен;
Какое странное мне шепчет подозренье!
Ужель то было только сон,
А это пробужденье!..
Тебя понять я, право, не могу.
Браслет потерян?
Нет! я лгу!..
Но сходство! сходство.
Верно, уронила
В карете я его, — велите обыскать;
Конечно б я его не смела взять,
Когда б вообразила…
Выход четвертый
Прежние, слуга Арбенин (звонит, слуга входит)(слуге) Карету обыщи ты вдоль и поперек.
Потерян там браслет… избави бог
Тебя вернуться без него! (ей) Тут дело
О счастии моем идет,
О жизни и о чести.
(Ей) Но если ж он и там браслета не найдет?
Так, стало быть, в другом он месте!
В другом? и где — ты знаешь?
В первый раз
Так скупы вы и так суровы;
И чтоб скорей утешить вас,
Я завтра ж закажу такой же точно, новый.
Ну что?.. скорее отвечай…
Я перешарил всю карету-с.
И не нашел там.
Нету-с.
Я это знал… ступай.
Конечно, в маскераде он потерян.
А!.. в маскераде!.. так вы были там.
(Слуге) Иди…
Выход пятый
Прежние, кроме слуги Арбенин(ей) Что стоило бы вам
Сказать об этом прежде. Я уверен,
Что мне тогда иметь позволили бы честь
Вас проводить туда и вас домой отвезть.
Я б вам не помешал ни строгим наблюденьем,
Ни пошлой нежностью своей.
С кем были вы?
Спросите у людей;
Они вам скажут всё, и даже с прибавленьем.
Они по пунктам объяснят,
Кто был там, с кем я говорила,
Кому браслет на память подарила,
И вы узнаете всё лучше во сто крат,
Чем если б съездили вы сами в маскерад…
(Смеется) Смешно, смешно, ей богу!
Не стыдно ли, не грех
Из пустяков поднять тревогу.
Дай бог, чтоб это был не твой последний смех!
О, если ваши продолжатся бредни…
То это, верно, не последний.
Кто знает… может быть…
Послушай, Нина!.. Я смешон, конечно,
Тем, что люблю тебя так сильно, бесконечно,
Как только может человек любить.
И что за диво? у других на свете
Надежд и целей миллион.
У одного богатство есть в предмете,
Другой в науки погружен,
Тот добивается чинов, крестов иль славы,
Тот любит общество, забавы,
Тот странствует, тому игра волнует кровь…
Я странствовал, играл, был ветрен и трудился,
Постиг друзей коварную любовь,
Чинов я не хотел, а славы не добился.
Богат и без гроша был скукою томим.
Везде я видел зло и, гордый, перед ним
Нигде не преклонился.
Всё, что осталось мне от жизни, это ты:
Созданье слабое, но ангел красоты:
Твоя любовь… улыбка… взор… дыханье.
Я человек: пока они мои,
Без них нет у меня ни бога, ни души,
Ни чувства, ни существованья,
Но если я обманут... если я
Обманут… если на груди моей змея
Так много дней была согрета — если точно
Я правду отгадал… и, лаской усыплен,
С другим осмеян был заочно…
Послушай, Нина!.. я рожден
С душой кипучею, как лава:
Покуда не растопится, тверда
Она как камень… но плоха забава
С ее потоком встретиться… тогда,
Тогда не ожидай прощенья.
Закона я на месть свою не призову,
Но сам без слез и сожаленья
Две наши жизни разорву!..
Не подходи… о, как ты страшен!
Неужели?..
Я страшен?.. нет, ты шутишь… я смешон!
Да смейтесь, смейтесь же… Зачем, достигнув цели
Бледнеть и трепетать?…скорее, где же он,
Любовник пламенный, игрушка маскерада?
Пускай потешится, придет;
Вы дали мне вкусить почти все муки ада
И этой лишь недостает.
class="poem">
Арбенин
Так вот какое подозренье!
И этому всему виной один браслет.
Поверьте, ваше поведенье
Не я одна, но осмеет весь свет!
Да! смейтесь надо мной, вы все глупцы земные,
Беспечные, но жалкие мужья,
Которых некогда обманывал и я;
Которые меж тем живете, как святые
В раю… увы!.. но ты мой рай,
Небесный и земной… прощай!..
Прощай, я знаю всё. (Ей) Прочь от меня, гиена!
И думал я, глупец, что тронута, с тоской,
С раскаяньем во всем передо мной
Она откроется… и сам был на колена
Пред ней готов упасть, когда бы увидал
Одну слезу… одну… нет! смех был мне ответом.
Не знаю, кто меня оклеветал,
Но я прощаю вам: я не виновна в этом…
Жалею, хоть помочь вам не могу,
И чтоб утешить вас, конечно, не солгу.
О, замолчи… прошу тебя… довольно.
Но слушай… я невинна.
Пусть.
Но слушай: я клянуся.
Наизусть
Я знаю всё, что скажешь ты.
Мне больно
Твои упреки слушать… я люблю
Тебя, Евгений.
Ну, по чести,
Признанье в пору…
Выслушай, молю;
О боже, но чего ж ты хочешь?
Мести.
Кому ж ты хочешь мстить?
О, час придет,
И право, мне вы надивитесь.
…Не мне ль… что ж медлишь ты?
Геройство к вам
нейдет…
(с презрением) Кому ж?
Вы за кого боитесь?
В последний раз, Евгений, в эту ночь
Клянуся: я невинна.
Прочь, прочь, прочь!..
О, перестань… ты ревностью своею
Меня убьешь… о, сжалься… ах! я не умею
Просить… и ты неумолим… но я и тут,
И тут тебе прощаю.
Лишний труд.
Однако есть и бог… он не простит.
Жалею!
(Один) Вот женщина! о, знаю я давно
Вас всех, все ваши ласки и упреки,
Но жалкое познанье мне дано,
И дорого плачу я за уроки!..
И то сказать, за что меня любить,
За то ль, что у меня и вид и голос грозный!..
Что делает она? смеется, может быть!..
Нет, плачет.
(Уходя) Жаль, что поздно!..
2 Сцена 2 акта
Выход первый
Комната у баронессы. Пехотный полковник и барон<есса>, потом князь Звездич Баронесса (привставая)Давно ль решились вы мне сделать эту честь.
Где пропадали вы? — два месяца предлинных.
С тех пор…
Я болен был дней шесть.
А после служба всё.
О!.. служба враг гостинных.
Ах князь!..
Я был вчера у вас
С печальной новостью, что наш пикник расстроен.
Прошу садиться, князь!
Я спорил лишь сейчас,
Что огорчитесь вы… но вид ваш так спокоен.
Мне право жаль.
А я так очень рад,
Пикников двадцать я отдам за маскерад.
Вчерась вы были в маскераде?
Был.
(укрощая улыбку)А в каком наряде?
Там было много?
О, толпа! и там
Под маской я узнал иных из наших дам:
Конечно, всё охотницы рядиться (смеется).
Я объявить вам, князь, должна,
Что эта клевета нимало не смешна.
Как женщине порядочной решиться
Отправиться туда, где всякий сброд,
Где всякий ветреник обидит, осмеет,
Рискнуть быть узнанной… вам надобно стыдиться,
Отречься от таких нескромных слов.
Отречься не могу, стыдиться же готов.
Выход второй
Прежние и Нина (Входит в шляпе.) НинаКаталась я в санях, и мне пришла идея
К тебе заехать, mon amour.[38]
C'est une idée charmante, vous en avez toujours![39]
(Садяся) Ты что-то прежнего бледнее
Сегодня, несмотря на ветер и мороз,
И красные глаза… конечно, не от слез!..
Я дурно ночь спала.
Позвольте, баронесса,
Не удалося слышать вам
Конец пречудный моего процесса.
Нет.
Да-с, беда, кто не привык к делам (рассказывает).
Ошибка или нет, а странно в самом деле.
(Ей) Какой у вас премиленький браслет.
Но отчего другого нет?
Другой?.. потерян…
А! (ей) и не секрет
Когда?
Третьева дни, вчера… на той неделе.
Зачем вам знать, когда.
Я мысль свою имел,
Довольно странную, быть может.
(В сторону) Смущается она — вопрос ее тревожит!..
Ох, эти скромницы! (Ей) Я предложить хотел
Свои услуги вам… он может отыскаться.
Пожалуйста… но где?
А где ж потерян он?
Не помню.
Как-нибудь на бале?
Может статься.
Или кому-нибудь на память подарен?
Откуда вывели такое заключенье?
И подарю его кому ж?
Не мужу ль?
Будто в свете только муж.
Приятельниц у вас толпа, в том нет сомненья.
Но пусть потерян он, — а тот,
Который вам его найдет —
Получит ли от вас какое награжденье?
(улыбаясь) Смотря…
Но если он
Вас любит, если в вас потерянный свой сон
Он отыскал, — и за улыбку вашу, слово
Не пожалеет ничего земного!
Но если сами вы когда-нибудь
Ему решились намекнуть
О будущем блаженстве — если сами,
Не узнаны под маскою, его
Ласкали вы любви словами.
Но поймите же.[40]
Из этого всего
Я то лишь поняла, что слишком вы забылись…
И нынче в первый и последний раз
Не говорить со мной прошу покорно вас.
О боже — я мечтал… ужель вы рассердились?
(Про себя) Ты отвертелася! добро… но будет час,
И я своей достигну цели.
Adieu, ma chère[41] — до завтра, мне пора.
Помилуй, милая, с тобой мы не успели
Сказать двух слов.
(уходя) Я завтра жду тебя
с утра (уходит).
Мне день покажется длинней недели.
Выход третий
Прежние, кроме Нины и полковника Князь (в сторону)Я отомщу тебе! Вот скромница нашлась.
Пожалуй, я дурак — пожалуй, отречется,
Но я узнал браслет.
Задумалися, князь?
Да, многое раздумать мне придется.
Как кажется, ваш разговор
Был оживлен… о чем был спор?
Я утверждал, что встретил в маскераде.
Кого?
Ее.
Как!.. Нину?
Да!..
Она созналась?..
Как же…
Без стыда,
Я вижу, вы в глаза людей злословить ради.
Из странности решаюсь иногда.
Прекрасно, только друг нас не бранит заочно.
Но я не верю: доказательств нет?
Нет… только мне вчера был дан браслет,
И у нее такой же точно.
Вот доказательство… Логический ответ!
Такие же есть в каждом магазине!
Я нынче все изъездил их,
И тут уверился, что только два таких.
Я завтра ж дам совет полезный Нине
Не доверяться болтунам.
А мне совет какой?
А вам? —
Смелее продолжать с успехом начатое
И дорожить побольше честью дам.
За два совета благодарен вдвое!
Выход четвертый
Баронесса (одна в задумчивости)Ага! Madame Арбенин, вы
Всё взяли на себя по дружбе, добровольно,
Так пусть падет на вас и мщение молвы,
И мщение мое… подумать больно,
Как честью женщины так ветрено шутить?
Откройся я ему — со мной бы было то же!
Итак, прощайте, князь… не мне вас выводить
Из заблуждения, о нет, избави боже.
Одно лишь странно мне, как я найти могла
Ее браслет… а Нина там была,
И вот разгадка всей шарады…
Не знаю отчего, а я его люблю;
Быть может так, от скуки, от досады,
От ревности… томлюся и горю,
И нету мне ни в чем отрады!
Она меня узнает — расскажу
Везде, унижу, пристыжу
Охотницу до нежных предприятий!
Выход пятый
Баронесса и Шприх (Шприх входит и раскланивается.) <Баронесса>Ах, Шприх, ты вечно кстати!
Помилуйте — я был бы очень рад,
Когда бы мог вам быть полезен.
Покойный ваш супруг…
Всегда ль ты так любезен?
Блаженной памяти барон…
…тому назад
Лет пять, я помню.
Занял тысяч…
Знаю,
Но я тебе проценты за пять лет
Отдам сегодня же.
Мне-с нужды в деньгах нет,
Помилуйте-с, я так, случайно, вспоминаю.
Скажи, что нового?
У графа одного
Наслушался… сейчас лишь вышел,
Историй в свете тьма.
А ничего
Про князя Звездича с Арбениной не слышал?
Нет — слышал — как же — нет.
Про это знает целый свет!..
А что, бишь, я не помню, вот ужасно!
О, если это так уж гласно,
То нечего и говорить.
Но я б желал узнать, как вы об этом
Изволите судить.
Они осуждены уж светом;
А впрочем, я б могла их подарить советом —
Сказала бы ему: что женщины ценят
Настойчивость в мужчине,
Когда они сквозь тысячу преград
К своей стремятся героине.
А ей бы пожелала я
Поменьше строгости и скромности поболе.
Прощайте, мосье Шприх; обедать ждет меня
Сестра, а то б осталась с вами доле.
Я ей полезный дам урок.
Выход шестой
Шприх (один)Не беспокойтеся: я понял ваш намек
И не дождуся повторенья.
Какая быстрота, ума соображенья!
Тут есть интрига, да, устрою эту связь;
Мне благодарен будет князь,
Я попаду к нему в агенты…
Потом сюда с рапортом прилечу
И уж авось тогда хоть получу
Я пятилетние проценты.
Действие третье
1-я сцена
<Выход первый>
(В доме Арбенина, его кабинет.) (Арбенин и Нина.) НинаЕвгений, ты со мной не едешь?
Нет.
Ты виноват передо мною
И должен извиниться.
Всей душою
Прощенья рад просить.
Потерянный браслет
Тебя уж больше не тревожит?
Меня?
Ну да, тебя.
Быть может.
Быть может! Это не ответ,
И для меня укор обидный.
Ты должен подойти меня поцеловать
И весело сказать:
«Я виноват, мой друг, мне стыдно,
Мое ребячество смешно;
Но за любовь мою в глазах твоих оно
Найдет прощение».
Вот так бы уж давно
Я виноват, мне стыдно,
Мое ребячество смешно.
Ты это говоришь, как будто поневоле.
Я повинуюся, чего ж ты хочешь боле?
Нет, вижу я, намеднишний твой бред
Не вовсе кончился — тебе не жалко было
Довесть меня до слез… за что же, за браслет.
И дуться целый день потом — как это мило.
Не правда ль мило?..
Нынче же куплю
Такой же точно непременно.
Весьма обязан.
Только б совершенно
Тебя утешить. (Уходит.)
Выход второй
Арбенин один. Потом лакей АрбенинЯ ее люблю
И в этом звуке все мученья.
Что делать… брошу подозренья,
Забуду всё, скажу себе:
Она чиста, как голубь — как судьбе
Ей вверюся с закрытыми глазами
И буду счастлив… Пусть пред нами
Клокочут клеветы, я буду спать в грозу.
О жизнь завидная!
Ждет человек внизу.
Принес он барыне записку от княгини.
Да от какой?
Не разобрал-с.
Записка? к Нине!
Выход третий
(Афанасий Павлов<ич> Казарин и слуга.) СлугаСейчас лишь барин вышел-с, подождите
Немного-с.
Хорошо.
Я тотчас доложу-с.
Ждать я готов хоть год, когда хотите,
Мосье Арбенин, и дождусь!..
Вы опытны; но ведь и мы не дети.
Не ускользнет от нашей сети
Неукротимый этот зверь.
Иль никогда — или теперь!
Один уж я не лажу с ними;
Товарищ ловкий нужен мне.
Арбенин смел, с талантами большими.
Богат приятель мой вполне
И будет верен старине!..
Выход четвертый
Казарин и Шприх (Входит Шприх.) КазаринШприх!
Афанасий Павлович, — вот чудо.
Ах, как я рад — не думал встретить вас.
Я также — ты с визитом?
Да-с,
А вы?
Я также!
Право, — а не худо,
Что мы сошлись — о деле об одном
Поговорить мне нужно б с вами
Бывало, ты всё занят был делами,
А делом в первый раз.
Bon mot[42] вам ни по чем,
А, право, нужное.
Мне также очень нужно
С тобой поговорить.
Итак, мы сладим дружно.
Не знаю… говори!..
Позвольте лишь спросить:
Вы слышали ль, что ваш приятель
Арбенин…
Что?.. не может быть.
Ты точно знаешь…
Мой создатель!
Я сам улаживал — тому лишь пять минут;
Кому же знать?
Бес вечно тут, как тут.
Вот видите: жена его намедни,
Не помню я, на бале, у обедни
Иль в маскераде встретилась с одним
Князьком. Ему она довольно показалась,
И очень скоро князь стал счастлив и любим.
Но вдруг красотка перед ним
От прежнего чуть-чуть не отклепалась.
Взбесился князь, — и полетел везде
Рассказывать — того смотри, что быть беде!
Меня просили сладить это дело…
Я принялся и разом всё поспело;
Князь обещал молчать… записку навалял,
Покорный ваш слуга слегка ее поправил
И к месту тотчас же доставил.
Смотри, чтоб муж тебе ушей не оборвал.
В таких ли я делах бывал,
А обходилось без дуэли…
И даже не был бит?
У вас всё шутка, смех…
А я всегда скажу, что жизнию без цели
Не должно рисковать.
И в самом деле
Такую жизнь, бесценную для всех,
Без пользы подвергать великий грех.
Но это в сторону. — Ведь я об важном с вами
Хотел поговорить.
Что ж это?
Анекдот.
А дело вот в чем.
Пропадай с делами,
Арбенин, кажется, идет.
Нет никого — мне привезли недавно
От графа Врути пять борзых собак.
Твой анекдот ей богу презабавный.
Ваш брат охотник, вам купить бы славно.
Итак, Арбенин как дурак
Послушайте.
Попал в просак,
Обманут и осмеян явно.
Женитесь после этого.
Ваш брат
Находке этой был бы рад.
В женитьбе верность, счастие — всё враки.
Эй, не женися, Шприх.
Да я давно женат.
Послушайте, одна особенно — вот клад.
Жена?
Собака.
Вот дались собаки!
Послушай, мой любезный друг,
Не знаю, как жену — что бог даст, неизвестно.
А ты собак не скоро сбудешь с рук.
Задумчив и с письмом, узнать бы интересно.
Выход пятый
Прежние и Арбенин Арбенин (не замечая их)О благодарность! и давно ли я
Спас честь его и будущность? не зная
Почти, кто он таков — и что же, — о! змея!
Неслыханная низость! он, играя,
Как вор вторгается в мой дом,
Покрыл меня позором и стыдом!..
И я глазам не верил, забывая
Весь горький опыт многих дней.
Я, как дитя, не знающий людей,
Не смел подозревать такого преступленья;
Я думал: вся вина ее… не знает он,
Кто эта женщина… как странный сон,
Забудет он свое ночное приключенье!
Он не забыл, он стал искать и отыскал,
И тут — не мог остановиться…
Вот благодарность!.. много я видал
На свете, а пришлось еще дивиться.
«Я вас нашел, но не хотели вы
Признаться». — Скромность кстати чрезвычайно:
«Вы правы… что страшней молвы?
Подслушать нас могли б случайно.
Так, не презрение, но страх
Прочел я в ваших пламенных глазах.
Вы тайны любите… и это будет тайной!.
Но я скорей умру, чем откажусь от вас».
Письмо! так, так, оно… пропало всё как раз!.
Ого! — искусный соблазнитель — право,
Мне хочется послать ему ответ кровавый.
А! ты был здесь.
Я жду уж целый час.
Отправлюсь к баронессе, пусть хлопочет
И рассыпается, как хочет.
Выход шестой
Прежние, кроме Шприха КазаринМы с Шприхом… где же Шприх?
Пропал.
Письмо! так вот что! понимаю!
Ты в размышленьи.
Да, я размышляю.
О бренности надежд и благ земных?
Почти! о благодарности.
Есть мненья
Различные на этот счет.
Но что б ни думал этот или тот,
А всё предмет достоин размышленья.
Твое же мнение?..
Я думаю, мой друг,
Что благодарность вещь, которая тем боле
Зависит от цены услуг,
Что не всегда добро бывает в нашей воле!
Вот, например, вчера опять
Мне Слукин проиграл почти что тысяч пять,
И я, ей богу, очень благодарен,
Да вот как: пью ли, ем, иль сплю,
Всё думаю об нем.
Ты шутишь всё, Казарин.
Послушай, я тебя люблю
И буду говорить серьезно.
Но сделай милость, брат, оставь ты вид свой грозный!
Мое ты хочешь слышать мненье
О благодарности… изволь: возьми терпенье.
Что ни толкуй Волтер или Декарт,
Мир для меня — колода карт,
Жизнь — банк: рок мечет — я играю,
И правила игры я к людям применяю.
И вот теперь пример
Для поясненья этих правил:
Пусть разом тысячу я на туза поставил:
Так, по предчувствию, — я в картах суевер,
Католик,
Вот с трепетом кладу свой туз на страшный столик,
Он выиграл — я очень рад.
Но всё никак туза благодарить не стану
И молча загребу свой клад.
И буду гнуть, да гнуть, покуда не устану;
А там, барыш с потерею расчел…
И карту смятую — под стол.
Теперь… но ты не слушаешь, мой милый?
Повсюду зло — везде обман,
И я намедни, я, как истукан,
Безмолвно слушал, как всё это было!
Задумался.
(Ему)
Теперь мы перейдем
К другому казусу — и дело разберем;
Положим, например, в игру или разврат
Ты б захотел опять пуститься,
И тут приятель твой случится
И скажет: «Эй, остерегися, брат»,
И прочие премудрые советы,
Которые не стоят ничего.
И ты случайно, так, послушаешь его;
Ему поклон и многи леты;
И если он тебя от пьянства удержал,
То напои его сейчас без замедленья
И в карты обыграй в обмен за наставленье
А от игры он спас… так ты ступай на бал,
Влюбись в его жену… иль можешь не влюбиться,
Но обольсти ее, чтоб с мужем расплатиться.
В обоих случаях ты будешь прав, дружок.
И только что отдашь уроком за урок.
Ты славный моралист!
Так, это всем известно.
А, князь… за ваш урок я заплачу вам честно!
Последний пункт осталось объяснить:
Ты любишь женщину… ты жертвуешь ей честью,
Богатством, дружбою и жизнью, может быть.
Ты окружил ее забавами и лестью.
Но ей за что тебя благодарить?
Ты это делал всё из страсти
И самолюбия, отчасти;
Чтоб ею обладать, ты отдал всё,
А не для счастия ее…
Да, — пораздумай-ка об этом хладнокровно
И скажешь сам, что в мире всё условно.
Да, да, ты прав, что женщине в любви
Победы новые ей нужны ежедневно.
Пожалуй, плачь, терзайся и моли,
Смешон ей вид и голос твой плачевный,
Ты прав; глупец, кто в женщине одной
Мечтал найти свой рай земной.
Ты рассуждаешь очень здраво,
Хотя женат и счастлив.
Право?
А разве нет?
О! счастлив… да…
Я очень рад,
Однако ж всё мне жаль, что ты женат!
А что же?
Так… я вспоминаю
Про прежнее… когда с тобой…
Кутили мы, в чью голову, — не знаю,
Хоть оба мы ребята с головой!..
Вот было время… утром отдых, нега,
Воспоминания приятного ночлега…
Потом обед — вино, Парижа честь…
В граненых кубках пенится и блещет,
Беседа шумная, острот не перечесть,
Потом в театр… душа трепещет
При мысли, как с тобой вдвоем из-за кулис
Выманивали мы танцовщиц и актрис…
Не правда ли, что древле
Всё было лучше и дешевле:
Вот пьеса кончилась… и мы летим стрелой
К приятелю… взошли… игра уж в самой силе;
На картах золото насыпано горой.
Тот весь горит — другой
Бледнее, чем мертвец в могиле.
Садимся мы… и загорелся бой!..
Тут, тут сквозь душу переходит
Страстей и ощущений тьма!
И часто мысль гигантская заводит
Пружину пылкого ума…
И если победишь противника уменьем,
Судьбу заставишь пасть к ногам твоим с смиреньем —
Тогда и сам Наполеон
Тебе покажется и жалок и смешон.
О! кто мне возвратит вас… буйные надежды…
Вас, нестерпимые, но пламенные дни.
За вас отдам я счастие невежды;
Беспечность и покой — не для меня они!..
Мне ль быть супругом и отцом семейства,
Мне ль — мне ль, который испытал
Все сладости порока и злодейства,
И перед их лицом ни разу не дрожал?
Прочь, добродетель — я тебя не знаю…
Я был обманут и тобой
И краткий наш союз отныне разрываю,
Прощай — прощай.
Теперь он мой!..
2-я сцена
Комната у князя (Дверь в другую растворена.) (Он в другой спит на диване.)Выход первый
Иван, потом Арбенин (Слуга смотрит на часы.) ИванСедьмой уж час почти в исходе…
А в восемь приказал себя он разбудить.
Он спит по-русски, не по моде,
И я успею в лавочку сходить.
Дверь на замок запру… оно вернее…
Да… чу… по лестнице идут.
Скажу, что дома нет… и с рук долой скорее.
Князь дома?
Дома нет-с.
Неправда.
Пять минут
Тому назад уехал.
Лжешь, он тут
И, верно, сладко спит: прислушайся, как дышит.
Но скоро перестанет.
Он всё слышит…
Себя будить мне князь не приказал.
Он любит спать… тем лучше: приведется
И вечно спать.
Я, кажется, сказал,
Что буду ждать, покуда он проснется!..
Выход второй
Арбенин (один)Удобный миг настал!.. теперь иль никогда.
Теперь я всё свершу, без страха и труда…
Я докажу, что в нашем поколенье
Есть хоть одна душа, в которой оскорбленье,
Запав, приносит плод… О! я не их слуга,
Мне поздно перед ними гнуться…
Когда б, крича, при них я вызвал бы врага,
Они б смеялися… теперь не засмеются!
О нет! я не таков… позора целый час
На голове своей не потерплю я даром.
Он спит!.. что видит он во сне в последний раз?..
Я думаю, что он умрет ударом.
Он свесил голову… я крови помогу…
И всё насчет благой природы!
Не могу.
Да! это свыше сил и воли!..
Я изменил себе — я задрожал,
Впервые во всю жизнь… давно ли
Я трус?.. трус!.. трус!.. я? кто это сказал…
Я сам, и это правда… стыдно, стыдно,
Беги, красней, презренный человек.
Тебя, как и других, к земле прижал наш век.
Ты пред собой лишь хвастался, как видно,
О, жалко… право жалко… изнемог
И ты под гнетом просвещенья.
Любить… ты не умел, — а мщения…
Хотел… пришел и — и не мог!..
(Садится.) Я слишком залетел высоко,
Иной избрать я должен путь…
И ненависть свою глубоко
Зарыть в измученную грудь.
Улыбкой радостной и безмятежным взглядом
Встречать врага… терпеть, молчать
И медленным, но верным ядом
Не жизнь его — но счастье истреблять.
Так, так, он будет жить… убийство уж не в моде…
Убийц на площадях казнят.
Так!.. в образованном я родился народе.
Язык и золото… вот наш кинжал и яд!..
Прощай, красавчик ветреный; спи сладко
И долго спи… покуда можешь спать…
Хоть тяжко мучиться любовною загадкой,
Но часто хуже отгадать.
Выход третий
Арбенин и баронесса (Идет в двери, сталкивается с дамой в вуале.) Дама в вуалеАх!.. всё погибло…
Это что?
Пустите.
Нет, это не притворный крик
Продажной добродетели.
(Ей строго) Молчите!
Ни слова, или сей же миг…
Какое подозренье! отверните
Ваш вуаль, пока мы здесь одне.
Я не туда зашла, ошиблась.
Да, немного
Ошиблись, кажется и мне,
Но временем, не местом.
Ради бога,
Пустите, я не знаю вас.
Смущенье странно… вы должны открыться.
Он спит теперь… и может встать сейчас!..
Всё знаю я… но убедиться
Хочу…
Всё знаете!.. так нечего таиться.
Да, это я!
Благодарю, творец,
Что ты позволил мне хоть нынче ошибиться!
О, что я сделала? теперь всему конец.
Отчаянье теперь некстати.
Невесело, согласен, в час такой
Наместо пламенных объятий
С холодной встретиться рукой…
И то минутный страх… а нет беды большой.
Я скромен, рад молчать — благодарите бога,
Что это я, а не другой…
Не то была бы в городе тревога.
Ах… он проснулся, говорит.
В бреду…
Но успокойтесь, я сейчас пойду.
Лишь объясните мне, какою властью
Вот этот купидон вас вдруг околдовал?
Зачем, когда он сам бесчувствен, как металл,
Все женщины к нему пылают страстью?
Зачем не он у ваших ног с тоской,
С моленьем, клятвами, слезами?
А вы… вы здесь одни… вы, женщина с душой,
Забывши стыд, пришли ему предаться сами.
Зачем другая женщина, ничем
Не хуже вас, ему отдать готова
Всё счастье, жизнь, любовь… за взгляд один, за слово.
Зачем… о, я глупец!
(В бешенстве) Зачем? зачем?
Я поняла, об чем вы говорите… знаю,
Что вы пришли…
Как! кто ж вам рассказал!..
(Опомнившись) А что вы знаете?..
О, я вас умоляю,
Простите мне…
Я вас не обвинял,
Напротив, радуюсь приятельскому счастью.
Ослеплена была я страстью…
Во всем виновна я, но слушайте.
К чему?
Мне, право, всё равно. Я враг морали строгой.
Но если бы не я, то не бывать письму,
Ни…
А! уж это слишком много!..
Письмо! какое?.. а… так это вы, тогда,
Вы их свели… учили их… давно ли
Взялись вы за такие роли?
Что вас понудило?.. неурожай! сюда
Приводите вы ваших жертв невинных,
Иль молодежь приходит а вам?..
Да признаюсь!.. вы клад в гостинных;
И я уж не дивлюсь разврату наших дам!..
О!.. боже мой…
Я говорю без лести…
А сколько платят вам все эти господа?
Но вы бесчеловечны.
Да,
Ошибся, виноват, вы служите из чести!..
О, я лишусь ума… постойте, он идет,
Не слушает… о, я умру…
Что ж! Продолжайте.
Вас это к славе поведет…
Теперь меня не бойтесь, и прощайте…
Но боже сохрани нам встретиться вперед…
Вы взяли у меня всё, всё на свете.
Я стану вас преследовать… всегда,
Везде… на улице, в уединенье, в свете;
И если мы столкнемся, то… беда!..
Я б вас убил… но смерть была б награда,
Которую сберечь я должен для другой,
Вы видите, я добр… взамен терзаний ада,
Вам оставляю рай земной.
Выход четвертый
Баронесса одна Баронесса (вслед ему)Послушайте — клянусь… то был обман… она
Невинна… и браслет!.. всё я… всё я одна.
Ушел, не слышит, что мне делать?.. всюду
Отчаянье… нет нужды… я хочу
Его спасти, во что бы то ни стало. — Буду
Просить и унижаться; обличу
Себя в обмане, преступленье!
Он встал… идет… решуся… о мученье!..
Выход пятый
Баронесса и князь Князь (в другой комнате)Иван! кто там… я слышал голоса!
Какой народ! нельзя уснуть и полчаса!
Ба, это что за посещенье!
Красавица, я очень рад.
Ах, баронесса! нет… невероятно.
Что отскочили вы назад?
Вы удивляетесь.
Конечно… мне приятно…
Но счастия такого я не ждал…
И было б странно, если б ожидали.
О чем я думал?.. О, когда б я знал.
Вы всё бы знать могли и ничего не знали.
Свою вину загладить я готов.
С покорностью приму какое наказанье,
Хотите… я был слеп и нем; мое незнанье
Проступок… и теперь не нахожу я слов…
Но ваши руки… лед!.. в лице у вас страданье.
Ужель сомнительны для вас слова мои?
Вы ошибаетесь!.. не требовать любви,
И не выпрашивать признанья
Решилась я приехать к вам.
Забыть и стыд и страх, всё свойственное нам…
Нет!.. то обязанность святая:
Былая жизнь моя прошла,
И жизнь уж ждет меня иная;
Но я была причиной зла
И, свет навеки покидая,
Теперь всё прежнее загладить я пришла.
Я перенесть свой стыд готова,
Я не спасла себя… спасу другого…
Что это значит?
Не мешайте мне,
Мне много стоило усилий,
Чтоб говорить решиться… вы одне,
Не ведая того, причиной были
Моих страданий… несмотря на то,
Я… вас должна спасти… зачем? за что?
Не знаю… вы не заслужили
Всех этих жертв… вы не могли любить,
Понять меня… и даже, может быть,
Я б этого и не желала…
Но слушайте!.. сегодня я узнала,
Как?.. это всё равно… что вы
К жене Арбенина вчера неосторожно
Писали… по словам молвы,
Она вас любит — это ложно, ложно!
Не верьте… ради неба… эта мысль одна
Нас всех погубит… всех — она
Не знает ничего… но муж… читал… ужасен
В любви и ненависти он.
Он был уж здесь… он вас убьет… он приучен
К убийству… вы так молоды.
Ваш страх напрасен!
Арбенин в свете жил… и слишком он умен,
Чтобы решился на огласку;
И сделать, наконец… без цели и нужды,
В пустой комедии — кровавую развязку.
А рассердился он, и в этом нет беды;
Возьмут Лепажа пистолеты,
Отмерят тридцать два шага,
И, право, эти эполеты
Я заслужил не бегством от врага!
Но если ваша жизнь кому-нибудь дороже,
Чем вам… и связь у ней есть с жизнию другой,
Но если вас убьет, убьет! — о боже!..
И я всему виной!..
Вы?..
Пощадите.
Я обязан драться…
Я виноват пред ним… его я тронул честь,
Хотя не знал того, но оправдаться
Нет средства.
Средство есть.
Солгать? не это ли? другое мне найдите.
Я лгать не стану, жизнь свою храня,
И тотчас же пойду.
Минуту!.. не ходите,
И слушайте меня.
Вы все обмануты!.. та маска
это я!
Как? вы?.. о провиденье!
Но Шприх!.. он говорил… какой содом!
Минутное то было заблужденье,
Безумство странное — теперь я каюсь в нем.
Оно прошло. — Забудьте обо всем.
Отдайте ей браслет — он был найден случайно
Какой-то чудною судьбой,
И обещайте мне, что это тайной
Останется… мне будет бог судьей.
Вас он простит… меня ж простить уж в вашей воле.
Я удаляюсь… думаю, что боле
Мы не увидимся.
Не следуйте за мной.
Выход шестой
Князь один Князь (после долгого размышления)Я, право, думать что, не знаю,
И только мог понять из этого всего,
Что случай счастливый под носом пропускаю,
Не сделав ничего.
Ну вот еще… записка… от кого?
Арбенин! — Прочитаю!..
«Любезный князь! приезжай сегодня к N. вечером: там будет вся наша компания и мы весело проведем время… я не хотел разбудить тебя, а то ты бы спал целый вечер. Прощай, жду непременно; твой искренний Евгений Арбенин».
Ну, право, глаз особый нужен,
Чтоб в этом увидать картель.
Где слыхано, чтоб звать на ужин,
Пред тем, чтоб вызвать на дуэль.
Сцена 3
Выход первый
(Комната игроков.) (Казарин и прочие.) (Стол один. Собираются ужинать.) КазаринНу, господа, надежда есть!
Арбенин, верно, нынче будет,
А стоит лишь ему присесть,
Так встать сам чорт уж не принудит.
Да, я почуял издали,
Что скоро нам он будет нужен.
Союз наш стал не слишком дружен
И годы тяжкие пришли.
Когда всё общество готово
Вдруг разорваться навсегда,
Нужней нам боле, чем когда,
Товарищ умный, господа,
С огнем в груди и силой слова,
Не дурно, если он к тому ж
Любитель смелых предприятий,
Имеет тысячи три душ
И покровительство у знати.
Дарами этими вполне
Снабдил Арбенина создатель,
Он будет верен старине;
И сверх того он мой приятель.
О, если так, то ради мы душой.
О, вы увидите, как всё пойдет исправно!
Глядишь, а там другой, еще другой
Появится, ушедший на покой.
И заживу как прежде славно,
А мне же эта молодежь
Ну, просто нож!
Толкуй им как угодно,
Не знают ни завесть, ни в пору перестать,
Ни кстати честность показать,
Ни передернуть благородно!
Взгляните-ка, — из стариков
Как многие игрой достигли до чинов
Из грязи
Вошли со знатью в связи,
И всё ведь от<ч>его, — умели сохранять
Приличие во всем, блюсти свои законы,
Держались правил… глядь!
При них и честь и миллионы!..
Выход второй
Арбенин и прежние (Арбенин входит.) <Казарин>Арбенин, милый друг, какой судьбой!..
Соскучился… пришел рассеяться немного,
Хочу отстать от жизни строгой
И вспомнить ночи жизни холостой!
Похвально… ты по всем приметам гений.
Теснит тебя домашний круг,
Дай руку, милый друг,
Ты наш…
Я ваш! былого нет и тени!..
Мечту я вдребезги разбил
И снова жить хочу, как жил.
Ах, как мы ради — вас недоставало
Одних…
Вы ради? я — нимало.
Но так велит судьба — и это не упрек.
Я сам таков же; был всегда игрок
И буду им опять… но я прошу вниманья,
Условия мои понравятся ли вам,
Исполните одно мое желанье,
А я взамен вам всё отдам,
Что выиграю в месяц… (Смеется.)
Что ж такое?
Забава — так! — пустое!
Князь Звездич вам знаком?..
Конечно… я с ним дружен.
Он будет нынче — прежде надо ужин,
Вино, веселость — а потом…
Потом…
Он проиграет.
Много?
Всё на свете
Всё… всё…
Но кто ж в ответе
За следствия?
Я отвечаю, я,
И в награжденье вам за то вся жизнь моя;
Мое искусство… всё… о, я разрушу
Твой сладкий мир, глупец, и яду подолью…
И если бы ты мог на карту бросить душу,
То я против твоей поставил бы свою.
О, мы его зарежем без условий,
Пожалуй.
Ваши руки, господа…
Не бойтеся — на картах нет следа
Ни слез, ни крови.
Вот, кажется, и князь! сомненья нет!..
Надеюся на вас…
О, будьте без сомненья.
Тебе уйти б не худо в кабинет.
Ты прав, он догадаться может…
Выход третий
Князь Звездич и прежние, кроме Арбенина КнязьИзвиненья
Прошу, что опоздал.
Второе ближе к цели.
Вино несчастных друг — а вы счастливец, князь.
Напротив, эти дни мне всё не удавалось.
Пожалуй, захотите не трудясь…
Вам верно не случалось
С самим собой пускаться на пари,
Чтоб наверняк узнать вражду или пристрастье
Судьбы и счастья.
Присядьте поиграть прилежно ночи три,
Смотрите только уж не доле;
По кушам маленьким сначала, а когда
Пойдет… так и смелей, — но чтоб всегда
Остановиться было в вашей воле.
Я с некоторых пор поклялся не играть!..
Хороший знак.
Мне вас легко понять!
Я нрава сам такого.
Однажды как-то банк всё у меня унес,
Я банки не метать тогда ж себе дал слово —
И вот уж десять лет играю только в штосс!..
Однако, кажется, я быть могу спокоен,
Арбенин не пришел, не храбрый, видно, воин!..
Но впрочем лучше и ловчей
С его женой мне объясниться,
Отдать браслет на бале завтра ей
И тем от зла спокойно удалиться.
На ваше счастье, князь, поставить карту нам
Позвольте…
Очень рад.
…Взяла опять… вот диво…
Ну счастье к вам несправедливо!..
Да, счастие подобно всем рабам,
Услужливо к чужим лишь господам.
И если б голова моя не так кружилась,
То…
Сел — ну с плеч гора свалилась!
Арбенин угостил нас славно в день вступленья.
Но он расстроен был, пришел сюда в волненьи.
Конечно с радости, что бросил модный свет
И снова поступил в ученый Комитет!
Ага, ну что?
Беда!
Ведь прав Казарин,
Иль гость незваный хуже, чем татарин?
— Но впрочем, господа, меня Арбенин звал.
— Арбенин! — друг мой и приятель,
Я всюду с ним — на бал
И в маскерад… я страстный обожатель
Всех черных домино.
Выход четвертый
Прежние и Арбенин (В это время Арбенин отворил половину двери и смотрит на него.) (И остается так.) 1. ИгрокВы бьете наповал,
Нельзя играть…
Что ж дальше?
О! конечно,
Я нынче счастлив… счастие не вечно!..
Да, счастлив потому, что в пору замолчал!
Мой милый, поздравляю,
Теперь уж он не вырвется от нас.
Что ж, вы играете?
Играю…
Рискую, мешкать скучно.
В добрый час.
Вы проиграли.
Что ж, я не печалюсь.
Сегодня счастье пощадило вас,
А завтра надо мной на первый раз
Уж верно сжалится.
Да я не сжалюсь.
Отныне ты пойдешь моим путем.
Кровавых слез познаешь сладость.
Былое счастье будет в тягость
Твоей душе… И мыслить об одном
Ты будешь день и ночь; и постепенно чувства
Любви, высокого погаснут и умрут.
И совесть замолчит при голосе искусства,
И жизнь твоя пройдет вся тут,
За карточным столом, без мысли, одноцветна,
Как ассигнация — и если неприметно
Надежды прежние в тебе и оживут, —
То успокойся, друг, — я буду тут…
Теперь мы квиты.
Как? я откажусь! пустое!
Я тверд и уж свое возьму назад.
Князь, я советую вам съездить в маскерад
Рассеяться…
Выход пятый
Прежние, кроме Арбенина КнязьА! (вскакивает) что такое?
Кто говорил? Кто говорил?
Не я!
Не я!
Да что такое? шутка?
Арбенин здесь иль я лишен рассудка.
Арбенин? Что вы?
Он мне говорил,
Я слышал.
Полноте тревожиться мечтою.
Нет, слишком я испуган был,
И этот голос мне не даст покою.
Эх, полно, князь, — садитесь-ка сюда,
И разом думы все сбегут с вас, как вода!..
<IV> акт
Сцена первая
Выход первый
Хозяйка, Нина, Арбенин. Князь Звездич. Гости (Бал. Сидят — рояль налево.) ХозяйкаЯ баронессу жду… не знаю,
Приедет ли. Мне, право, было б жаль
За вас, мосье Петров.
Я вас не понимаю…
Вы ждете баронессу Траль?..
Так вы не знаете? какими же судьбами?
Она уехала.
Неужели! — как жаль!
Вы верно шутите над нами?
Давно ли? как?
Когда?
Вы сами видели?
Увы, к несчастью, да.
Сегодня поутру в двенадцатом в начале;
Нет, в первом, я заехал к ней;
Вхожу. Столы, диваны в зале,
Комоды, сундуки. В передней нет людей,
Ни тени жизни светской!
Смущен иду назад. Навстречу мне дворецкой
В тулупе, в теплых сапогах.
Лицо в аршин, печаль в глазах.
Что это значит, братец? — Мы-с съезжаем;
— На дачу? — Нет-с. — Куда ж?
То знает барыня — мы-с ничего не знаем;
В раздумье выхожу. Дорожный экипаж
Уж подвезен к крыльцу шестеркою разгонной,
Вздохнув, я пожелал счастливых много лет
Прекрасной страннице и к графу на обед
Помчался по Мильонной!..
Загадка несколько темна!
В деревню ль, в монастырь сокроется она?
Она жила довольно пышно
И многим здесь была должна.
Нет, я не думаю, ведь это было б слышно.
Но может быть любовь, измены весть,
Отчаянье.
Отчаянье? да, есть
И это слово в дамском лексиконе,
Благодаря романам и творцу
Оно довольно звучно даже в тоне
И многим женщинам к лицу:
Ведь носят же супиры, сувениры*
И репантиры?
Дивлюся, как давно не превратят
Отчаянье в какой-нибудь наряд.
Но успокойтеся, в числе других товаров
На днях Париж сюда пришлет
Несметное число премилых дезесепоаров.
Вы вечно против женщин или мод.
Прошу вас, начинайте.
Мы дамам не дадим присесть.
Но вы собой пример подайте.
Вальс — божество мое.
Угодно сделать честь?
(В сторону) Не будет случая другого,
Теперь от всех мы с ней удалены.
(Ей) Я должен вам сказать два слова,
И вы их выслушать должны.
Должна?
Должны для вашего же счастья.
Какое странное участье!
Я вас молю!
И просьба как приказ.
Вы нынче дерзки, как в тот раз.
Тогда я мог таким казаться.
Но нынче должен оправдаться!
Такой же дерзостью, от лишнего труда
Я, князь, охотно вас избавлю.
Но вы не знаете! — но вам грозит беда.
Я сделал глупость и ее поправлю,
Я не шучу… Послушайте — назад
Тому дней шесть я ездил в маскерад.
Там в знак любви браслет мне дали.
Конечно, где-нибудь его вы потеряли,
Но я вообразил, что это были вы.
Обманутый безумным подозреньем,
Я вас преследовал и принят был с презреньем,
И вздумал отомстить орудием молвы!..
Теперь я всё узнал — теперь я перед вами
Готовый казнь принять — и посудите сами,
Как мог я вдруг расстаться сам собой
С моей божественной мечтой?
Я всё простила б вам, когда бы вы молчали.
Я знаю сам, мне извиненья нет,
Еще минута, вот браслет.
О, если б вы его судьбы вовек не знали,
О, если б прошлое я уничтожить мог!
Ваш муж.
Мой муж.
Ему всё рассказали.
Мой муж не знает ничего.
Дай бог.
Холодкий едкий взгляд — то был упрек в боязни.
Дай бог, чтоб ничего вовеки он не знал!
Но я достоин этой казни.
Всё кончено — я слишком много ждал.
Как много съехалось — здесь право будет тесно.
Прошу вас в залу, господа,
Mesdames, пожалуйте туда.
Выход второй
(Все уходят.) Арбенин (один) (Про себя)Я сомневался? я? — а это всем известно!
Намеки колкие со всех сторон
Преследуют меня… Я жалок им, смешон!..
И где плоды моих усилий?
И где та власть, с которою порой
Казнил толпу я словом, остротой?
— Две женщины ее убили!
Одна из них… О, я ее люблю,
Люблю — и так неистово обманут…
Нет, людям я ее не уступлю…
И нас судить они не станут…
Я сам свершу свой страшный суд…
Я казнь ей отыщу — моя ж пусть будет тут
Она умрет, жить вместе с нею доле
Я не могу… жить розно?
Решено.
Она умрет. Я прежней твердой воле
Не изменю! ей, видно, суждено
Во цвете лет погибнуть, быть любимой
Таким, как я, злодеем, и любить
Другого… это ясно! как же можно жить
Ей после этого!.. Ты, бог незримый,
Но бог всевидящий… возьми ее, возьми.
Как свой залог тебе ее вручаю.
Прости ее, благослови.
Но я не бог и не прощаю!
Тому назад лет десять, я вступал
Еще на поприще разврата.
Раз, в ночь одну, я всё до капли проиграл, —
Тогда я знал уж цену злата,
Но цену жизни я не знал!
Я был в отчаяньи — ушел и яду
Купил — и возвратился вновь
К игорному столу — в груди кипела кровь.
В одной руке держал я лимонаду
Стакан — в другой четверку пик.
Последний рубль в кармане дожидался
С заветным порошком… риск, право, был велик;
Но счастье вынесло — и в час я отыгрался.
С тех пор хранил я этот порошок,
Среди волнений жизни трудной,
Как талисман таинственный и чудный,
Хранил на черный день, и день тот недалек.
Выход третий
Хозяйка, Нина и несколько дам и кавалеров (Во время последних строк входит хозяйка и несколько гостей.) ХозяйкаНе худо бы немного отдохнуть.
Так жарко здесь, что я растаю.
Настасья Павловна споет нам что-нибудь.
Романсов новых, право, я не знаю,
А старые наскучили самой.
Ах, в самом деле, спой же, Нина, спой.
Ты так мила, что верно не заставишь
Себя просить напрасно целый час.
Но слушать со вниманьем мой приказ, —
Хоть этим наказаньем вас,
Авось, исправишь!
«Когда печаль слезой невольной
Промчится по глазам твоим,
Мне видеть и понять не больно,
Что ты несчастлива с другим.
Незримый червь незримо гложет
Жизнь беззащитную твою,
И что ж? я рад, что он не может
Тебя любить, как я люблю.
Но если счастие случайно
Блеснет в лучах твоих очей,
Тогда я мучусь горько, тайно,
И целый ад в груди моей».
Выход четвертый
Прежние, Арбенин (В конце 3 куплета муж входит и облокач<ивается> на фортепьяно.) (Она, увидев, останавливается.) АрбенинЧто ж, продолжайте.
Я конец совсем
Забыла.
Если вам угодно,
То я напомню.
Нет, зачем.
Мне нездоровится.
(Другому) Во всякой песне модной
Всегда слова такие есть,
Которых женщина не может произнесть.
К тому же слишком прям и наш язык природный
И к женским прихотям доселе не привык.
Вы правы, как дикарь, свободе лишь послушный,
Не гнется гордый наш язык,
Зато уж мы как гнемся добродушно.
(Хозяйке) Там жарко, отдохнуть я сяду в стороне!
(Мужу) Мой ангел, принеси мороженого мне.
Смерть помоги!
Мне что-то грустно, скучно.
Конечно ждет меня беда.
(в сторону) Предчувствиям я верю иногда.
(Подавая) Возьми, от скуки вот лекарство.
Да, это прохладит.
О, как не прохладить.
Послушай, надо мне с тобой поговорить.
Успеем и потом.
Обманы, ложь, коварство,
Вот всё, на чем вертится свет.
Ужасно.
Да, ужасно!
Душ непорочных нету.
Нет!
Я думал, что нашел одну — и то напрасно.
Что говоришь ты?
Я сказал,
Что в свете лишь одну такую отыскал.
Тебя.
Ты бледен.
Много танцевал.
Опомнись, mon ami,[44] ты с места не вставал.
Так верно потому, что мало танцевал!
Возьми, поставь на стол.
Всё, всё!
Ни капли не оставить мне! жестоко!
Шаг сделан роковой, назад идти далеко,
Но пусть никто не гибнет за нее.
Как ты неловок.
Ничего, я болен.
Поедем поскорей домой.
Поедем, но скажи мне, милый мой:
Ты нынче пасмурен! Ты мною недоволен?
Кто? я? нет, нынче я доволен был тобой.
Сцена вторая
Выход первый
Спальня Арбенина (Входит Нина, за ней служанка.) СлужанкаСударыня, вы что-то бледны стали.
Вы устали.
Мой муж меня пугает, — отчего,
Не знаю! — он молчит, и странен взгляд его.
Мне что-то душно — верно от корсета.
Скажи, к лицу была сегодня я одета?
Ты права, я бледна, как смерть бледна,
Но в Петербурге кто не бледен, право!
Одна лишь старая княжна,
И то — румяны! свет лукавый!
Брось где-нибудь и дай мне шаль.
Как новый вальс хорош! в каком-то упоеньи
Кружилась я быстрей — и чудное стремленье
Меня и мысль мою невольно мчало вдаль.
И сердце сжалося — не то, чтобы печаль,
Не то, чтоб радость. Саша, дай мне книжку!
Как этот князь мне надоел опять.
Я проучу надменного мальчишку!..
И что он думает?
Прикажете убрать?
Оставь.
Прикажете идти?
Ступай.
Иди же.
Выход второй
Арбенин и Нина АрбенинОна тебе уж больше не нужна.
Ты здесь?
Я здесь!
Я, кажется, больна!
И голова в огне — поди сюда поближе.
Дай руку… чувствуешь, как вся горит она?
Зачем я там мороженое ела,
Я, верно, простудилася тогда;
Не правда ли?
Мороженое? да!
Мой милый, я с тобой поговорить хотела!
Ты изменился с некоторых пор,
Уж прежнихласк я от тебя не вижу,
Отрывист голос твой, и холоден твой взор,
И всё за маскерад — о, я их ненавижу;
Я заклялася в них не ездить никогда.
Не мудрено, теперь без них уж можно!
Что значит поступить хоть раз неосторожно.
Неосторожно! о!
И в этом вся беда.
Обдумать всё заране надо было.
О, если бы я нрав заране знала твой,
То верно не была б твоей женой;
Терзать тебя, страдать самой,
Как это весело и мило!
И то: к чему тебе моя любовь!
Какая тут любовь? на что мне жизнь такая!
Ты права! что такое жизнь? жизнь вещь пустая.
Покуда в сердце быстро льется кровь,
Всё в мире нам и радость и отрада.
Пройдут года желаний и страстей,
И всё вокруг темней! темней!
Что жизнь? давно известная шарада
Для упражнения детей;
Где первое — рожденье, где второе —
Ужасный ряд забот и муки тайной ран,
Где смерть — последнее, а целое — обман!
Здесь что-то жжет.
Пройдет! пустое!
Молчи и слушай: я сказал,
Что жизнь лишь дорога, пока она прекрасна,
А долго ль! Жизнь как бал:
Кружиться весело, — кругом всё светло, ясно…
Вернулся лишь домой, наряд измятый снял…
И всё забыл, и только что устал.
Но в юных летах лучше с ней проститься,
Пока душа привычкой не сроднится
С ее бездушной пустотой;
Мгновенно в мир перелететь другой,
Покуда ум былым еще не тяготится,
Покуда с смертию легка еще борьба;
Но это счастие не всем дает судьба.
О, нет, я жить хочу.
К чему?
Евгений,
Я мучусь, я больна.
А мало ли мучений,
Которые сильней, ужаснее твоих.
Пошли за доктором.
Жизнь — вечность! — смерть лишь миг
Но я — я жить хочу.
И сколько утешений
Там мучеников ждет.
Но я молю:
Пошли за доктором скорее.
Не пошлю.
Конечно, шутишь ты — но так шутить безбожно.
Я умереть могу — пошли скорей.
Что ж, разве умереть вам невозможно
Без доктора?
Но ты злодей,
Ты изверг… это слишком… ты погубишь
Меня… Евгений. Я жена
Твоя.
Да! знаю — знаю!
О, сжалься! пламень разлился
В моей груди, я умираю.
Так скоро? Нет, еще
осталось полчаса.
О, ты меня не любишь.
А за что же
Тебя любить — за то ль, что целый ад
Мне в грудь ты бросила… о, нет, я рад — я рад
Твоим страданьям. Боже, боже!
И ты, ты смеешь требовать любви!
А мало я любил тебя, скажи?
А этой нежности ты знала ль цену?
А много ли хотел я от любви твоей?
Улыбку нежную, приветный взгляд очей.
И что ж нашел? — Коварство и измену.
Возможно ли? меня продать!
Меня за поцелуй глупца… меня, который
По слову первому был душу рад отдать.
Мне изменить, — мне? и так скоро!..
Но ты не выслушал… Я нынче лишь сама
Узнала всё.
Прочь, прочь! о, я сойду с ума,
Не верю — прочь! — Когда же перестанут
Меня терзать.
Всё это клевета молвы,
Ошибка, оба были вы
Обмануты.
Так, так — я был обманут.
Довольно… я ошибся! возмечтал,
Что я могу быть счастлив… Думал снова
Любить и веровать… Но час судьбы настал
И всё прошло, как бред больного!
Быть может, я б успел небесные мечты
Осуществить, предавшися надежде,
И в сердце б оживил всё, что цвело в нем прежде.
Ты не хотела — ты!
Плачь!.. Плачь. — Но что такое, Нина,
Что слезы женские? вода!..
Я ж плакал — я, мужчина!..
От злобы, ревности, мученья и стыда
Я плакал — да!
А ты не знаешь, что такое значит,
Когда мужчина — плачет!
О! в этот миг к нему не подходи,
Смерть у него в руках — и ад в его груди!
Творец небесный, пощади!
Не слышит он — но ты всё слышишь — ты всё знаешь.
Невинность пред тобой, не очерняй врага,
И ты меня, всесильный, оправдаешь!
Остановись — хоть перед ним не лги!
Нет, я не лгу — я не нарушу
Его святыни ложною мольбой,
Ему я предаю страдальческую душу;
Он твой судья, защитник будет мой.
Теперь молиться время, Нина,
Ты умереть должна чрез несколько минут,
И тайной для людей останется кончина
Твоя, и нас рассудит только божий суд.
Как умереть — теперь, сейчас — нет, быть не может!
Я знал заранее, что это вас встревожит.
Смерть, смерть! он прав. —
В груди огонь — весь ад.
Да, я тебе на бале подал яд.
Не верю, невозможно — нет, ты надо мною
Смеешься… ты не изверг… нет! в душе твоей
Есть искра доброты… с холодностью такою,
Меня ты не погубишь в цвете дней.
Не отворачивайся так, Евгений,
Не продолжай моих мучений,
Спаси меня, рассей мой страх.
Взгляни сюда…
О! смерть в твоих глазах.
Да, ты умрешь и я останусь тут
Один, один, один… Года пройдут,
Умру — и буду всё один! Ужасно!
Но ты не бойся! мир прекрасный
Тебе откроется — и ангелы возьмут
Тебя в небесный свой приют.
Да, я тебя люблю, люблю… я всё забвенью,
Что было, предал, есть граница мщенью,
И вот она — смотри, убийца твой
Здесь, как дитя, рыдает над тобой.
Сюда… сюда… на помощь! умираю.
Яд — яд — не слышат — понимаю,
Ты осторожен… никого! — нейдут.
Но помни! есть небесный суд,
И я тебя, убийца, проклинаю.
Проклятие! что пользы проклинать?
Я проклят богом.
Бедное созданье!
Ей не по силам наказанье…
Бледна
но все черты спокойны
Не видать
В них ни раскаянья, ни угрызений.
Ужель?
Прощай, Евгений!
Я умираю, но невинна… ты злодей…
Ложь!
Нет, нет — не говори, тебе уж не поможет
Ни ложь, ни хитрость — говори скорей:
Я был обманут… так шутить не может
Сам ад любовию моей.
Молчишь? а, месть тебя достойна…
Но я не верю… будь спокойна!
Теперь мне всё равно… я всё ж
Невинна.
Ложь! Ложь! Ложь!
Послушай, средство есть тебя спасти…
Скорей!
Скорей — на всё готова.
Скажи, что ты виновна. Лишь два слова…
Есть время.
…Жизнь! Спасение.
Страшна
Открытая могила.
Всё правда, я преступна, изменила.
Прощай, мой друг — ты умереть должна. —
Ах! обманул…
Теперь пора!
Выход третий
Прежние и несколько служанок и слуг <Арбенин>Сюда…
Сюда… ей дурно… умирает…
Что ж — не проснетесь никогда…
За доктором — за доктором.
Беда.
Что с барыней?
Иль здесь никто из вас не знает
Меня!.. Вы видите она
Без чувств и как мертвец бледна.
За доктором скорей.
Да где найдешь?
Над нами
Живет какой-то, побегу за ним.
Подайте капель.
С ней удар.
Спиртами
Ей потереть виски… где барин?
С ним
Теперь не говори.
Голубушка! чуть дышит
И губы синие… сударыня.
Не слышит.
Выход четвертый
Прежние и доктор (Входит доктор.) ДокторДавно ли госпожа Арбенина больна?
Сейчас схватило.
Как, во время сна!
Нет-с, только что вернулись с бала.
А!..
Верно простудилась.
А!
Она, конечно, много танцевала.
И тотчас, не простыв, как помню, три куска
Мороженого.
А! и воспаленье…
Такой болезни два скачка.
Вы поняли болезнь, я жду от вас спасенья.
Готов употребить я всё свое уменье,
Но…
Но…
Власть бога велика.
Она скончалась.
О!
Я вижу вас тревожит
Ужасно эта горестная весть,
Но успокойтеся, быть может,
Я поспешил, и средство есть!
Рецепт[ик] написать, послать в аптеку
В одну минуту я б успел.
Вы думаете? нет, не сделать человеку
Того, что сделать бог не захотел.
Итак, я больше здесь не нужен… вам осталось
Беречь себя.
Выход пятый
Арбенин один Арб<енин>Ого! я невредим…
Каким страданиям земным
На жертву грудь моя ни предавалась…
А я всё жив! Я счастия искал,
И в виде ангела мне бог его послал.
Мое преступное дыханье
В нем осквернило божество…
И вот оно, прекрасное созданье,
Смотрите… холодно… мертво!..
Раз в жизни человека мне чужого,
Рискуя честию, от гибели я спас,
А он, смеясь, шутя, не говоря ни слова,
Он отнял у меня всё, всё и через час.
Арбенин*
Драма в 5-ти действиях, в стихах
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА: Евгений Александрович Арбенин. Нина, жена его. Оленька, компаньонка. Афанасий Павлович Казарин. Князь Звездич. Адам Петрович Шприх. Игроки. Гости. Служанки. (обратно)Действие первое
Явление 1-е
Игроки, князь Звездич, Казарин и Шприх (За столом мечут банк и понтируют… кругом стоят.) 1. ПонтерИван Ильич, позвольте мне поставить.
Извольте.
Сто рублей.
Идет.
Ну, добрый путь.
Вам надо счастие поправить…
И не мешало бы загнуть.
На всё?.. Нет, жжется!
Послушай, милый друг, кто нынече не гнется,
Ни до чего тот не добьется.
Смотри во все глаза.
Ва-банк.
Эй, князь.
Гнев только портит кровь, — играйте не сердясь.
На этот раз оставьте хоть советы.
Убита.
Чорт возьми.
Позвольте получить…
Я вижу, вы в пылу, готовы всё спустить.
Что сто́ят ваши эполеты?
Я с честью их достал, — и вам их не купить.
Явление 2-е
(Те же и Арбенин.) (Арбенин входит, кланяется, подходит к столу, потом делает некоторые знаки и отходит с Казариным.) АрбенинНу что, уж ты не мечешь?.. а, Казарин?
Смотрю, брат, на других.
А ты, любезнейший, — женат, богат, — стал барин,
И позабыл товарищей своих!
Да, я давно уж не был с вами.
Делами занят всё?
Любовью… не делами.
С женой, по балам.
Нет.
Играешь?
Нет… Утих!
Но здесь есть новые, кто этот франтик?
Шприх!
Адам Петрович!.. я вас познакомлю разом.
Вот здесь приятель мой, рекомендую вам,
Арбенин.
Я вас знаю.
Помнится, что нам
Встречаться не случалось.
По рассказам,
И столько я о вас слыхал того, сего,
Что познакомиться давным-давно желаю
Про вас я не слыхал, к несчастью, ничего,
Но многое от вас, конечно, я узнаю.
Он мне не нравится… видал я много рож,
А этакой не выдумать нарочно;
Улыбка злобная, глаза… стеклярус точно,
Взглянуть — не человек — а с чортом не похож.
Эх, братец мой — что вид наружный?
Пусть будет хоть сам чорт!.. да человек он нужный,
Лишь адресуйся — одолжит.
Какой он нации, сказать не знаю смело:
На всех языках говорит,
Верней всего, что жид.
Со всеми он знаком, везде ему есть дело,
Всё помнит, знает всё, в заботе целый век.
Был бит не раз — с безбожником безбожник,
С святошей — иезуит, меж нами — злой картежник,
А с честными людьми — пречестный человек,
Короче, ты его полюбишь, я уверен.
Портрет хорош, — оригинал-то скверен!
Ну, а вон тот, высокий и в усах,
И нарумяненный вдобавок?
Конечно, житель модных лавок,
Любезник отставной и был в чужих краях,
Конечно, он герой не в деле
И мастерски стреляет в цель?
Почти… он из полка был выгнан за дуэль
Или за то, что не был на дуэли.
А этот маленький каков?
С крестом, растрепанный…
Трущов?
О, малый необыкновенный!
Не знаю, в штатской иль военной,
Но в Грузии когда-то он служил
Иль послан был туда с каким-то генералом,
Кого-то там из-за угла хватил;
Пять лет за то был под началом
И крест на шею получил.
Пожалуйте сюда.
Иду.
Скорей.
Какая там беда?
Князь, как вы здесь? ужель не в первый раз?
Я то же самое хотел спросить у вас.
Я ваш ответ предупрежду, пожалуй:
Я здесь давно знаком; и часто здесь, бывало,
Смотрел с волнением немым,
Как колесо вертелось счастья.
Один был вознесен, другой раздавлен им,
Я не завидовал, но и не знал участья:
Видал я много юношей, надежд
И чувства полных, счастливых невежд
В науке жизни… пламенных душою,
Которых прежде цель была одна любовь…
Они погибли быстро предо мною,
И вот мне суждено увидеть это вновь!
Я проигрался.
Что ж? топиться!..
О! я в отчаяньи.
Два средства только есть,
Дать клятву за игру вовеки не садиться
Или опять сейчас же сесть.
Но чтоб у них выигрывать решиться,
Вам надо кинуть всё: родных, друзей и честь,
Вам надо испытать, ощупать беспристрастно,
Свои способности и душу: по частям
Их разобрать; привыкнуть ясно
Читать на лицах, чуть знакомых вам,
Все побужденья, мысли; годы
Употребить на упражненье рук,
Всё презирать: закон людей, закон природы,
День думать, ночь играть, от мук не знать свободы
И чтоб никто не понял ваших мук.
Не трепетать, когда близ вас искусством равный,
Удачи каждый миг постыдный ждать конец
И не краснеть, когда вам скажут явно
Подлец!
Не знаю, как мне быть, что делать?
Что хотите.
Быть может, счастие…
О, счастия здесь нет!
Я всё ведь проиграл!.. Ах, дайте мне совет.
Советов не даю.
Ну, сяду…
Погодите,
Я сяду вместо вас. Вы молоды, — я был
Неопытен когда-то и моложе,
Как вы заносчив, опрометчив тоже,
И если б…
кто-нибудь меня остановил,
То…
Дайте мне на счастье руку смело,
…А остальное уж не ваше дело!
Не откажите инвалиду,
Хочу я испытать, что скажет мне судьба
И даст ли нынешним поклонникам в обиду
Она старинного раба.
Не вытерпел… зажглося ретивое.
Ну, не ударься в грязь лицом
И докажи им, что такое
Возиться с прежним игроком.
Извольте, вам и книги в руки, — вы хозяин,
Мы гости.
Берегись, имей теперь глаза!.
Не понутру мне этот Ванька Каин
И притузит он моего туза.
Столпились в кучку все, кажись, нашла гроза.
Задаст он им на месяц страху!
Видно,
Что мастер.
Был.
Был, а теперь…
Теперь?
Женился и богат, стал человек солидный,
Глядит ягненочком, — а, право, тот же зверь.
Мне скажут, можно отучиться,
Натуру победить. — Дурак, кто говорит;
Пусть ангелом и притворится,
Да чорт-то всё в душе сидит.
И ты, мой друг,
хоть перед ним ребенок,
А и в тебе сидит чертенок.
Что, господа, иль не под силу? а?..
Арбенин ваш мастак.
И, что вы, господа!
Да эдак он загнет, пожалуй, тысяч на сто.
Обрежется.
Посмотрим.
Баста!
Ах, никогда мне это не забыть…
Вы жизнь мою спасли…
И деньги ваши тоже.
(Горько) А право, трудно разрешить,
Которое из этих двух дороже.
Большую жертву вы мне сделали.
Ничуть.
Я рад был случаю, чтоб кровь привесть в волненье,
Тревогою опять наполнить ум и грудь;
Я сел играть — как вы пошли бы на сраженье.
Но проиграться вы могли.
Я… нет!.. те дни блаженные прошли —
Я вижу всё насквозь… все тонкости их знаю
И вот зачем я нынче не играю.
Вы избегаете признательность мою.
По чести вам сказать, ее я не терплю.
Ни в чем и никому я не был в жизнь обязан,
И если я кому платил добром,
То всё не потому, что был к нему привязан,
А просто видел пользу в том.
Явление 3-е
(Те же, кроме Арбенина.) КнязьМне кажется, он говорил с презреньем.
Досадно! — деньги я не должен был принять.
Задумались — об чем, нельзя ль узнать.
Смущен я странным приключеньем.
Великодушием…
Арбенин не таков —
Он никого без видов не обяжет!
Зато вы можете сегодня ж без чинов
Впух обыграть его — он ничего не скажет.
Но согласитесь вы со мной,
Что одолжаться неприятно
Тому, кто по сердцу для нас совсем чужой.
Особенно когда он знатный
И требует покорности немой!
Или когда хотим мы волочиться
За дочерью его иль за его женой.
Всё это может же случиться?
Жена Арбенина собою недурна
И, кажется, в него не очень влюблена,
И я заметил вот недавно,
Как у Печориных движеньем томных глаз
Она кругом искала вас… да, вас,
Э! — князь! да вы себя ведете славно.
По нашим вы ступаете следам!
Мое благословенье вам!
Что нынче молодежь! — Трудятся, изнуряют
Себя для службы и наград,
О добродетели кричат
И возле женщины порядочной зевают!
Жить не умеют, мой отец,
Стыдятся неудач, боятся приключений;
И чем кончают наконец…
Лет в 25 все женятся — от лени!
Да кто же вам сказал? — Как догадаться вам?
Когда Арбенин был в деревне,
Вы ездили к Настасье Алексевне
По вечерам и по утрам.
Вот мило! — что же тут дурного.
Напротив…
Я боюсь молвы.
И потому надеюся, что вы
Об этом никому ни слова…
Мне изменить вам! Вас предать?
Но вы Арбенину приятель.
Ха! ха! ха! ха! о мой создатель!
Да, он мой друг — вам не угодно ль знать
Начало дружбы нашей, — я был молод, —
Двенадцать лет тому назад,
Неопытен и пылок и богат,
Но он — в его груди уж крылся этот холод,
То адское презренье ко всему,
Которым он гордится всюду!
Не знаю, приписать его к уму
Иль к обстоятельствам — я разбирать не буду.
Раз он меня завел под вечерок
К себе — я верил счастью! кошелек
Мой полон был… я сел играть (признаться,
Страстишка эта уж владела мной)
И проиграл. — Отец мой был скупой
И строгий человек: — я вздумал отыграться!
Но он меня в когтях своих держал.
И я всё снова проиграл.
Я предался отчаянью: тут были,
Я стану правду говорить,
И слезы и мольбы… они в нем возбудили
Один холодный смех — о! лучше бы пронзить
Меня кинжалом! —
И с того мгновенья
Покинул я забавы юных лет,
Мечтанья нежные и сладкие волненья
И в свете мне открылся новый свет.
Мир безобразных, странных ощущений,
Мир обществом отвергнутых людей,
Самолюбивых дум и ледяных страстей
И увлекательных мучений!
Я увидал, что деньги — царь земли,
И поклонился им — года прошли,
Всё снова унеслось — богатство и здоровье;
Навек передо мной закрылась счастья дверь,
Я заключил с судьбой последнее условье
И вот стал тем, что я теперь,
Умеренный игрок и наблюдатель строгий,
Не действую нигде, зато уж вижу много.
Послушать вас: Арбенин ваш злодей.
Однако ж явно мы поныне
Не ссорились, хотя в душе, ей-ей,
Я не терплю его.
Поеду завтра к Нине!
Действие второе
Бал у Арбенина. (Музыка в другой комнате.)Явление 1-е
1-й гостьУгодно ли?
Я эту не танцую,
А вас сейчас рекомендую
Премилой даме.
Жертвую собой
Для вашей прихоти.
Вы истинный герой!
Охота вам так много суетиться!
Всем надо угодить.
Нельзя ли, хоть на смех,
Меня в число поставить всех?..
Неблагодарный! есть за что сердиться.
Подумайте, мы не одне…
Для света всё — а мне
Ни взора кинуть не хотите,
Ни слова нежного промолвить…
Погодите.
Где Нина? — отчего ты не танцуешь?
С кем?..
А! не охотница до пляски!..
Послушай, Оленька, когда приедут маски,
Вели отказывать не всем.
Вот истинная компаньонка!..
Как не скучает с ней жена!
Всегда молчит: бледна, грустна,
Зато послушнее ребенка!
Давно ль у вас она живет?
Уж скоро третий год;
Я взял ее, когда женился.
У матери жены моей
Она росла, сиротка с ранних дней.
Да, если так, а то, я б подивился.
Вы с некоторых пор на мир, как на Содом
Глядите, строгим мудрецом!..
Премудрость нынешнего света
Не смотрит за предел балета!
Балет на сцене — в обществе балет;
Страдают ноги и паркет,
Куда как весело, ей богу.
Захочется ль у нас кому
В beau monde[45] открыть себе дорогу,
Работы нет его уму,
Умей он поднимать лишь ногу
И всё, чтобы сказать: сегодня я туда,
А завтра буду там… есть из чего стараться.
Тоска!
Зачем же вы сюда
Приехали?
Куда же мне деваться?
Вам не понравится, боюся, мой совет.
Здесь от передней до гостинной
Всё так высоко, холодно и чинно,
Так приторно и так невинно,
Что мочи нет!
Тем лучше.
Об заклад побиться не хотите ль,
Что он московский житель?
Но впрочем не дивлюсь, что здесь скучает он;
Блестящий бал, да что за тон,
La société est si mêlée
De ces figures qu'on voit passer
Au boulevard, à l'assemblée (Музыка.)
Madame, voudrez vous bien valser?[46]
Явление 2-е
Оленька (одна)Им весело, для них судьбою
Жизнь так роскошно убрана,
А я одна, всегда одна…
Всем быть обязанной, всем жертвовать собою
И никого не сметь любить,
О! разве это значит жить?..
Счастливые царицы моды!
Им не изменит свет, их не изменят годы…
За что же? красота моя
Их красоте поддельной не уступит,
Жемчуг, алмазы, кисея
Морщин и глупости собою не искупит!
Но счастье их! восторга своего
Несут им дань мужчины ежечасно;
Я лучше, я умней — напрасно!
Никто не видит ничего.
И он, он так же, как другие,
Бежит за ветреной толпой
И мимоходом лишь порой
Мне кинет взгляд — мечты пустые…
И как его винить? — и как ему узнать,
Что грудь моя полна желанья неземного,
Что я ему готова жизнь отдать
За миг один, за слово?..
Всё ждать да ждать, о боже!.. это он,
Расстроен кажется, смущен…
Явление 3-е
Князь (быстро подход<я>)Ах! извините! я вас принял за другую.
И потому лишь подошли…
Вы размышляли, — от земли
Мечты вас, верно, унесли
В мир лучший, жизнь другую?
Я не прощу себе! так дерзко помешать.
Чему?
Мечтам.
Дай бог вам не мечтать,
Вдаваться вредно в заблужденье.
Вы правы, чувства, страсти, всё обман…
О! для чего ж от них такое нам мученье!
Вас взволновал какой-нибудь роман!
Нет! истинное приключенье!
Не верьте сердцу, ни уму,
Когда они бывают в споре.
Чему же верить?
Ничему.
Не в духе я болтать о вздоре,
А компаньонка мне нужна.
Явление 4-е
Нина (входит)Измучилась…
Но к вам идет усталость.
Я думала найти в вас жалость…
Где есть любовь — там жалость уж смешна!
О! вы не знаете, как тягостно, как скучно
Жить для толпы, всегда в ееглазах,
Не сметь ни перед кем открыться простодушно,
Везде с улыбкою являться на губах,
Для выгод мужа быть с одним любезной,
Холодностию мстить другому за него
И слышать «Нина, это — мне полезно,
Благодарю тебя!» — и больше ничего.
Восторг толпы и света удивленье
Заменят счастие легко!
К толпе я чувствую презренье.
Чего ж вам надобно?
Любви — хоть на мгновенье!
О, вам искать недалеко!..
Любви вы ищете, глубокой, сильной, страстной,
Она пред вами здесь в груди моей,
Вы это знаете, — и сколько, сколько дней
Я мучился и думал: всё напрасно!..
Но я любим, я был любим всегда,
О, я молю: скажите да!..
Когда, вы помните, на бале
Мы увидались в первый раз,
Лежало облако печали
На светлом небе ваших глаз.
Они усталые, без цели
Бродили медленно вокруг,
И не искал их встречи ваш супруг,
И на него поднять вы их не смели,
И он стоял близ вас, бесчувственный как сталь,
С лицом, исполненным бесстрастья,
Как неизбежная печаль
Близ неожиданного счастья.
Тогда во мне проснулся чудный звук,
Я поклялся любить, и клятву не нарушу,
Я чувствовал: вам нужен друг,
И в жертву я принес вам душу.
Нас могут слышать, умоляю вас,
Уйдите.
Нет, скажите мне хоть раз,
Что я любим, скажите, обещайте!
Да… я люблю вас! боже мой! ступайте.
Один лишь поцелуй на счастие, в залог,
Один, не больше, видит бог.
Неблагодарный, вот мужчины:
Похожи все на одного!
Теперь вам мало сердца Нины,
Теперь вам хочется всего!
Вам надо честь мою на поруганье!
Чтоб, встретившись на бале, на гулянье,
Могли бы вы со смехом рассказать
Друзьям смешное приключенье
И, разрешая их сомненье,
Промолвить: вот она — и пальцем указать.
Обидно ваше подозренье,
И я вас должен наказать, (срывая браслет)
Вот мне залог любви, доволен я, прощайте.
Ах! что вы сделали, отдайте мне, отдайте,
Мой муж заметит, он меня убьет!
Да нет, вы шутите, о, это злая шутка,
Отдайте, я лишусь рассудка…
Вы так-то любите? — все обещанья вот?
Вот на доверенность как нынче отвечают!..
Скорей, скорей, за вами примечают!
Хоть пощадите честь мою.
Мне кажется… что я ее люблю…
Хотя б сказал, благодарю!
Ни взгляда, ни привета,
Он, верно, думает, что плотят мне за это!
Нет, вижу, что всегда останусь я рабой
Привычки жертвовать собой. (Уходит.)
Явл<ение> 5-е
КнязьЧто делаешь ты здесь, таинственная маска?
Смотрю на ваш роман,
Завязка дельная, да будет ли развязка?
Узнать нельзя ль, кто вы?
Из дальных стран
Приезжий — вам знакома Уналаска?*
Пусть так, на этот раз,
Там, верно, принято у вас
Подсматривать, подслушивать стараться
И не в свои дела мешаться!
Но это здесь, мой милый друг,
Не так свободно сходит с рук.
Угрозы?.. и еще какие?
Гостеприимства нет в России!
Теперь не время… но…
Явление 6-е
Арбенин (подходит) (Казарин снимает маску и хохочет.) АрбенинЧто Звездич так взбешон?..
Уж, верно, зацепил его ты эпиграммой.
Нет, сердится за то, что видел я, как он
Любезничал с одною дамой!
С кем, с Оленькой?
Быть может… не совсем.
Ты для друзей и слеп, и нем,
А помнится глаза-то были зорки…
Бывало тотчас различат
Хоть за версту пятерку от шестерки,
Подобный глаз для мужа клад!
Вот я так ничего не вижу и не знаю,
Жене свободу полную даю,
Мечтаю, что любим, о верности мечтаю
Лишь потому, что верен и люблю.
Мечтай, мечтай, судьба твоя завидна,
Беспечность редкая в таких, как ты, мужьях.
Ты прав, я не молод.
И опытен; — обидно
С таким умом…
Ну что же?
Ах!
Не спрашивай.
Уж, верно, подозренье…
Нет, я тебя оставлю в заблужденьи,
Тебя, мой старый, первый друг.
Вступил ты в новый, лучший круг.
И знанье сердца, знанье света
Ты презрел для любви — законной и святой,
И лаской женщины душа твоя согрета!
Я не дивлюся, бог с тобой,
Ведь это иногда бывает,
Кто в детстве рассуждал, тот в старости мечтает,
Но я всё тот, каков и был…
Чужого счастия отчаянный зоил!
Ну! что же, продолжай! ведь целый час хлопочешь,
Обманут я женой моей,
Прищурься, ха-ха-ха, поохай, пожалей.
Так… если сам ты этого уж хочешь.
Уж эти мне разносчики вестей!
Я рад, что ты как прежде хладнокровен,
И стану говорить смелей.
Союз ваш несколько неровен,
И начинаю думать я,
Что ты не вовсе без расчета.
Пожалуй, есть мужья!
Им подражать кому охота;
Ревнуют, бесятся, шумят.
Провел меня ты славно, брат.
И надо б отомстить, да штука мастерская,
И я мирюсь, искусство уважая!
Великодушием прямым
Князька ты одурачил славно,
Началом пользуясь таким,
Ты оберешь его исправно.
Пускай жене в отсутствии твоем
Он плотит нежные визиты,
Тебе же плотится за карточным столом,
И дело слажено, вы квиты!
Казарин!
Видел я сейчас,
Как нежничал, шептался здесь он с нею;
Я издали смотрел и, утверждать не смею
(Трельяж их закрывал от любопытных глаз),
Два вздоха слышал я да звуки поцелуя
И больше ничего, поклясться в том могу я.
Ты видел, слышал? помни, что сказал.
Я доберусь до истины, — терпенья
Достанет у меня, но если ты солгал,
Казарин. О! тогда не жди спасенья,
Ты в десять лет успел меня узнать;
Я в жизни раз лишь был обманут, раз — не боле,
И отомстил — и отомщу опять
И страшно отомстить — в моей, ты знаешь, воле.
Мой бедный друг, всё тот же он,
Всё тот же чорт, когда взбешон;
Дни, об которых я тоскую,
Невольно мне напомнил ты теперь,
Жизнь беспокойную, кипучую, лихую.
Тогда ты был не человек, а зверь…
О, кто мне возвратит вас, буйные надежды,
Вас, нестерпимые, но сладостные дни.
За вас отдам я счастие невежды,
Беспечность и покой — не для меня они!
Мне ль быть супругом и отцом семейства,
Мне ль, мне ль! который испытал
Все ужасы и сладости злодейства
И с ним лицо к лицу ни разу не дрожал?..
В кругу обманщиц милых я напрасно
И глупо юность погубил,
Любим был часто, нежно, страстно
И ни одну из них я не любил;
Романа не начав, я знал уже развязку
И для других сердец твердил
Слова любви, как няня сказку.
И скучно стало мне, и тяжко жить,
И кто-то подал мне тогда совет лукавый
Жениться… чтоб иметь святое право
Уж ровно никого на свете не любить.
И я нашел жену — покорное созданье;
Она была прекрасна и нежна,
Как агнец божий на закланье,
Мной к алтарю она приведена.
И вдруг во мне забытый звук проснулся,
Я в душу мертвую свою
Взглянул — и увидал, что я ее люблю,
И стыдно молвить… ужаснулся…
И снова ревность, бешенство, любовь
В пустой груди бушуют на просторе,
Изломанный челнок, я снова брошен в море,
Вернусь ли к пристани я вновь?
Действие третье
Кабинет АрбенинаЯвление 1-е
Арбенин (один)Ночь, проведенная без сна,
Страх видеть истину — и миллион сомнений!..
С утра по улицам бродил подобно тени
И не устал — и в сердце мысль одна…
Один лишь злой намек, обманчивый, быть может,
Разбил в куски спокойствие мое!
И всё воскресло вновь… и всё меня тревожит,
Былое, будущность, обман и правда… всё!..
Но я решился, буду тверд… узнаю прежде,
Уверюсь… доказательства… да! да…
Мне доказательств надо… и тогда…
Тогда… конец любви, конец надежде!..
Явление 2-е
(Входит Нина.) Арбенин (холодно)А! здравствуй, Нина… наконец…
Недавно я проснулась…
Поздно,
Я жду тебя уж целый час…
Серьезно?
Ах, как ты мил!
А думаешь глупец…
Вот ты опять не в духе, смотришь грозно,
И на тебя ничем не угодишь…
Скучаю я с тобою розно.
А встретимся, ворчишь.
(Ласкаясь) Скажи мне просто: Нина,
Кинь свет, я буду жить с тобой
И для тебя… зачем другой мужчина,
Какой-нибудь бездушный и пустой
Бульварный франт, затянутый в корсете,
С утра до вечера тебя встречает в свете,
А я лишь час какой-нибудь на дню
Могу сказать тебе два слова.
Скажи мне это, я готова,
В деревне молодость свою я схороню;
Но что, меня умчало
Воображенье… и к чему?..
Положим, ты меня и любишь, но так мало,
Что даже не ревнуешь ни к кому.
Как быть, я жить привык беспечно,
А ревновать смешно.
Конечно.
Ты столько видел, испытал,
И ревность и любовь тебе не новы…
Ты отдыхаешь…
О! не долго отдыхал!
Послушай, нас одной судьбы оковы
Связали навсегда, ошибкой, может быть,
Не мне и не тебе судить!
Ты молода летами и душою,
В огромной книге жизни ты прочла
Один заглавный лист, и пред тобою
Открыто море счастия и зла.
Иди любой дорогой:
Надейся и мечтай — вдали надежды много,
А в прошлом жизнь твоя бела.
Ни сердца своего, ни моего не зная,
Ты отдалася мне — и любишь — верю я,
Но безотчетно, чувствами играя
И резвясь, как дитя.
Но я люблю иначе, я всё видел,
Всё перечувствовал, всё понял, всё узнал,
Любил я часто, чаще ненавидел
И более всего страдал!
Сначала всё хотел, потом всё презирал я;
То сам себя не понимал я,
То мир меня не понимал.
На жизни я своей узнал печать проклятья
И холодно закрыл объятья
Для чувств и счастия земли;
Так годы многие прошли!
О днях, отравленных волненьем
Порочной юности моей,
С каким глубоким отвращеньем
Я мыслю на груди твоей.
Так, прежде я тебе цены не знал, несчастный,
Но ныне черствая кора
С моей души слетела, мир прекрасный
Моим глазам открылся не напрасно,
И я воскрес для жизни и добра.
Но иногда опять какой-то дух враждебный
Меня уносит в бурю прежних дней,
Стирает с памяти моей
Твой светлый взор и голос твой волшебный;
В борьбе с собой, под грузом тяжких дум,
Я молчалив, суров, угрюм:
Боюся осквернить тебя прикосновеньем,
Боюсь, чтобы тебя не испугал ни стон,
Ни звук, исторгнутый мученьем,
Тогда ты говоришь: меня не любит он!
Тебя понять, ей богу, трудно,
Чего ты требуешь, могу ль я отгадать?
Да, требовать любви, конечно, безрассудно,
Я и не требую — мне поздно покупать
Лукавый поцелуй признаньями и лестью.
Моя душа с твоей душой
Не встретились… что делать — бог с тобой…
Позволь мне дорожить по крайней мере честью!..
Честь, имя — вот чего я требую от вас.
Вы их толпе на поруганье дали,
Я внятно говорю… вы всё не понимали,
Поймите же меня, хотя на этот раз.
Мне отвечать вам было б стыдно.
Стыд? так — пора — его давно не видно…
Зачем явился он теперь!
Гоните прочь его скорей, в окно иль в дверь,
Откуда входит к вам любезный,
Чувствительный, услужливый князек.
Так вот что? это мне урок…
И, верно, бесполезный.
Не знаю, кто оклеветал меня,
Я это заслужила,
Смеялась, резвилась, шутила,
Нет, с нынешнего дня
Не будет сметь ко мне приблизиться мужчина
На расстояньи в три аршина!
Решусь не говорить, решуся не смотреть.
Не танцевать, за картами сидеть,
Как кукла, как статуя,
Тогда на вас, конечно, угожу я!
Тогда вы скажете — вот верная жена!
Как зло на всех глядит она.
Смешно, смешно, ей богу,
Не стыдно ли, не грех
Из пустяков поднять тревогу.
Дай бог, чтоб это был не твой последний смех.
О! если ваши продолжатся бредни,
То это, верно, не последний.
Увидим
Я тебя люблю,
Мне жаль тебя, Евгений.
Ну, по чести,
Признанье в пору…
Выслушай, молю,
— Я оправдаюсь
Нет.
Чего ж ты хочешь?
Мести!
Кому ж ты хочешь мстить?
О, час придет,
И право, мне вы надивитесь!
Не мне ль?
Геройство к вам нейдет.
Кому ж?
Вы за кого боитесь?
О это нестерпимо!.. что ж он сам
Не явится сюда, мой тайный обвинитель,
Пусть повторит при мне — пускай покажет вам
Все доказательства… вы этого хотите.
А если он не явится? Какой
Найдете вы предлог, чтоб оправдаться?
Но право вы слезы не стоите одной,
И мне приличнее смеяться!
Так суждено мне, может быть,
Весельем оскорблять, страданием смешить!
И что за диво? у других на свете
Надежд и целей миллион,
У одного богатство есть в предмете,
Другой в науки погружен;
Тот добивается чинов, крестов иль славы,
Тот любит общество, забавы,
Тот странствует, тому игра волнует кровь.
Я странствовал, играл, был ветрен и трудился;
Постиг друзей, коварную любовь;
Чинов я не хотел, а славы не добился.
Богат и без гроша был скукою томим,
Везде я видел зло и гордый перед ним
Нигде не преклонился.
Всё, что осталось мне от жизни, это ты,
Созданье слабое, но ангел красоты:
Твоя любовь, улыбка, взор, дыханье,
Я человек — пока они мои;
Без них нет у меня ни счастья, ни души,
Ни чувства, ни существованья!
Но если я обманут… если я
Обманут… если на груди моей змея
Так много дней была согрета, — если точно
Я правду отгадал… и лаской усыплен
С другим осмеян был заочно?
Послушай, Нина… я рожден
С душой кипучею, как лава;
Покуда не растопится, тверда
Она как камень… но плоха забава
С ее потоком встретиться! тогда,
Тогда не ожидай прощенья, —
Закона я на месть свою не призову!
Но сам без слез и сожаленья
Две наши жизни разорву!
Не подходи… о, как ты страшен.
Неужели!
Я страшен! — Нет! — ты шутишь, я смешон…
Да, ты своей достигла цели;
Зачем же не пришел полюбоваться он
Моим отчаяньем!.. Теперь бы очень кстати
Вчерашний разговор вам повторить живой;
Чай, в промежутках ласк, объятий
Смеялись вы жестоко надо мной.
Вчера?..
Вчера, на бале.
Он всё знает.
Так вот причина! — А ты видел сам?..
Ты видел?.. нет! кто ж обвиняет
Меня? — Никто… ты следуешь мечтам,
Тебе спокойствие и счастье надоело,
Прекрасно! Продолжай же смело!..
Ты хочешь правды? Верь или не верь,
Тебе я всё скажу теперь.
Князь любит Оленьку… давно ли, я не знаю.
И без тебя он для нее одной
Езжал сюда… он не бывал со мной,
Он избегал меня… вчера, я понимаю!..
Вчера он с ней, от бала удалясь,
Был здесь… и на меня подумать?.. Этот князь!..
Хвастун, мальчишка… да я их застала…
Вчера вдруг Оленька краснея убежала…
И я за это, я терплю
Угрозы ревности, упреки подозренья.
Я верю… и сейчас за Оленькой пошлю.
Избавьте хоть ее от пыток и мученья,
Чего еще вам надо?
Убежденья!
Но не теперь!.. в другой хоть раз.
Поди и позови мне Оленьку — сейчас…
Евгений — я прошу: не говори с ней строго,
Она так молода… вина ее скорей
Простая ветреность.
Явл<ение> 3<-е>
Те же и Оленька Нина (подбегая к Оленьке, тихо ей говорит)Не бойся — будь смелей!
Что вам угодно?
Много! — Очень много!..
Что сделалось?..
Не погуби меня,
Молчи, молчи!
Готова слушать я…
Скажи мне, Оленька… на сердце руку смело,
Всю правду как пред богом — всё скажи.
Я не охотница, вы знаете, до лжи.
О! да, я знаю, ты всегда умела
Открыто правду говорить,
Собою жертвовать и искренно любить.
Ты чувствовать умела одолженья,
Не замечать, не помнить зла.
Как ангел примиритель ты жила
В семействе нашем… Но!.. ужасные мученья
Столпились к сердцу моему.
И я теперь не верю ничему.
Клянись… но, может быть, моленье
Отвергнешь ты мое,
И что мудреного! Кому моей судьбою
Заняться!.. я суров! я холоден душою…
Один лишь раз, один пожертвуй ты собою
Не для меня — нет — для нее…
О, мне, конечно, ничего не стоит
Собой пожертвовать для вас.
Вы точно знаете: вас это успокоит?
Извольте… где? когда? сейчас?..
Вот видишь, это дело важно: в свете
Смеюсь над этим сам…
А в сердце целый ад… так знай: в твоем ответе
Жизнь ил<и> смерть обоим нам.
Я был в отлучке долго… слух промчался,
Что Звездич в Нину был влюблен.
Он каждый день сюда являлся,
Но для кого? свет часто ошибался,
Его сужденья не закон;
Вчера здесь слышали признанья, объясненья,
Вы обе были тут; с которой же из вас!
Я должен знать сейчас,
О, если не с тобой — то нет ему спасенья!..
Теперь я понимаю… он убьет,
Убьет его.
Ты видишь, речь идет
О жизни, счастии и чести.
Я истины хочу: она сказала мне,
Что с князем здесь вы оставались вместе.
Она сказала? с ним? наедине?
Она! а ты молчишь?
Что делать, боже!
Я вашу связь не осуждаю… что же,
Но если это так, то дом оставить мой
Должна ты завтра же, не ссорюсь я с тобой,
Но честь жены всего дороже мужу!
Ошибку света я пред светом обнаружу!..
А я? куда я денусь?.. ни родных,
Ни друга на земле; чем жить… в презреньи,
У всех… в мои лета… за что? — о! в этот миг
От вас я требую, да, требую спасенья!
Защиты — вы должны, вы можете одне…
Она не признается. — Для терпенья
Граница есть…
Но что же делать мне?..
Подумай, Оленька: одно лишь средство
Окончить всё: скажи мне да иль нет;
Скорей, скорей, какой-нибудь ответ.
Но также вспомни время детства.
Заботы, ласки матери ее
Тебя не покидали ни мгновенья,
Чужая ей, ты с ней делила всё.
Есть сердце у тебя? смущенье,
Страх, обморок!.. Ну, право, я не зверь,
Прошу лишь слово правды… не хотите!..
Ошибся я — не надобно — идите.
Минуту — погодите.
Да, я всему виной — довольны ль вы теперь?..
О! наконец!
Здесь на колена
Я упадаю пред тобой,
Прости, прости меня… глупец я злой
И недостойный! может ли измена
Такую душу омрачить?
Я чувствую: я не достоин жить.
Здесь, здесь клянусь не знать успокоенья,
Пока коварный клеветник,
Как я перед тобой теперь, у ног моих
Не будет умолять о жизни и прощеньи,
На божий суд пойду я с ним…
Скажи мне: я прощен? я вновь тобой любим?
Действие четвертое
Комната КазаринаЯвление 1-е
КазаринЯ утверждал всегда:
Чего судьба упрямая захочет,
Пусть целый мир хлопочет,
А сбудется наверно, — да!
Князь Звездич, например, была ему острастка —
А нынче сам ко мне на вечер назвался.
Играть не станет он, посмотрит только… сказка!
Уж быть тому, за что я раз взялся!
Вот, кажется, он сам, какое нетерпенье!
Явился прежде всех.
А, князь! мое почтенье!
Явление 2-е
Казарин и Арбенин Казар<ин> (оправившись)Ну, брат, не ждал я, виноват.
Я впрочем очень рад.
Не торопись заране веселиться!
Мой бедный друг! Как приуныл,
Да что ж могло с тобой случиться?
Ах помню! видишь ли, я правду говорил!
Из благодарности однако умоляю,
Старинную припомня связь,
Умерь себя, ко мне сегодня будет князь,
Хоть нонче помолчи, его я обыграю,
А завтра делай с ним, чего душа
Попросит…
Мысль отменно хороша,
Я князю не скажу ни слова.
Вот сердце доброе, — да в свете нет такого!
Тебе же я скажу всю правду, как привык,
Ты, милый мой, презренный клеветник.
Клеймом стыда я вас, сударь, отмечу,
Чтоб каждый почитал обидой с вами встречу.
Ах боже мой… меня? за что ж меня?
Вот хлопочи, советуй другу!
Зло за добро — брань за услугу!..
Что? этак делают друзья…
Да, да, я помню, время было,
Когда с тобой одним путем
Стремление страстей нас уносило;
Я нужен был тебе, искусством и умом
Я защищал тебя в опасные мгновенья,
С тобой добычу я делил,
И только — вот твое о дружбе мненье!
Иначе в жизни ты ни разу не любил.
Когда всю ночь я в шумном круге
Сидел и хохотал с истерзанной душой,
Искал ли я в тебе как в друге
Надежды, жалости?.. бывал ли я с тобой
Таков, как иногда бываю
Один с моим творцом, когда под гнетом бед
За преступленья юных лет
Я, горько плача, умоляю?
Нет, нет!
Ты мне завидуешь, тебя ж я презираю!
Пусть так! — возьми назад, возьми
Ты дружбу глупую — всё кончено меж нами,
Я никогда не дорожил людьми,
Тем боле гордецами!
А чем же лучше ты меня!
Тем, что беснуешься, кричишь ты без разбору.
А я, рассудок свой храня,
Немного говорю, да в пору!..
Чем виноват я, что жена
Тебе немного неверна…
С такою совестью измученной и грозной
Тебе бы в монастырь, — а уж влюбляться поздно.
А хочешь ты купить прощение грехов,
Молчи, терпи…
О нет! Я не таков!..
Я не стерплю стыда и оскорбленья
При первом подозренье.
Тебе я это уж сказал —
И всё ж ты на нее бесстыдно клеветал!
Но я открыл глаза… и будешь ты наказан,
Да, — совестью моей не так еще я связан,
Как ты, быть может, полагал.
Твоих угроз я не пугаюсь, право!
Посмотрим! помнишь ли, советник мой лукавый,
Второе сентября 7 лет тому назад…
Что ж, помню.
Очень рад.
Я стану говорить короче.
Дольчини, ты и Штраль, товарищ твой,
Играли вы до поздней ночи,
Я рано убрался домой,
Когда я уходил, во взорах итальянца
Блистала радость; на его щеках
Безжизненных играл огонь румянца…
Колода карт тряслась в его руках,
И золото пред ним катилось — вы же оба
Казались тенями, восставшими из гроба.
Ты это помнишь ли?..
Ну что ж.
Сейчас
Я кончу мой рассказ.
Пред вашим домом утром рано
Дольчини был найден на мостовой
В крови, с разбитой головой;
Вы всех уверили, что пьяный
Он выскочил в окно, —
Так это и осталось! но
Волшебной сказкою меня не обморочишь
И кем он был убит, скажу я, если хочешь!
Ты доказать не можешь ничего.
Конечно! вот письмо. Кто написал его?
Злодей, ведь я погиб…
Твой друг мне проигрался
И отдал свой бумажник — в нем
Нашел я этот клад… Кто в дураках остался?
Ты мне хотел вредить… за зло плачу я злом.
Помилуй, сжалься, я твой раб отныне,
Конечно, что уж делать, согрешил,
Но я клянусь…
Какой святыней?
Я уж раскаялся.
А! Плачешь, крокодил!
(В сторону) Одно осталось средство для спасенья.
(Громко) Постой, смотри… вот шкаф и от него ключи,
Там тысяч пятьдесят — с условием, молчи!
Тебе всё, всё мое именье!
Ха, ха, ха, ха, смешное предложенье!..
Не хочешь?
Я богат.
Он прав, но если так,
Я остаюсь при первом мненье.
Что? Что?
Я просто был дурак,
Что испугался. — Докажи сначала,
Что я солгал… да, — докажи сперва,
Что мне вредить имеешь ты права,
И что жена тебе не изменяла,
Ты муж, каких на свете мало,
Всем верил! прежде мне,
Потом проказнице жене;
С тобой, я вижу, надо осторожно…
Изволь, тебя утешить можно.
Ты знаешь Оленьку — она,
Бедняжка, в князя влюблена.
Он для нее езжал ко мне, меж ними
Что было, я не знаю, только всё
Упало на жену, намеками своими
Ты очернил ее!
Но я хотел знать правду… и не много
Трудился — Оленька призналась: строго
Я поступил, — но требует нужда,
Она мой дом оставит навсегда.
Сама призналась?
Да!
Заставили признаться!
Сама!..
Не может быть! уговорить легко!
Мне любопытно знать, как может далеко
Такая дерзость простираться.
Я милости прошу — минут чрез пять
Князь будет здесь — дай слово не мешать.
В чем?
Ради бога!
Про жену ни слова.
Пусть ни гугу!
Посмотрим, это ново,
Последнее то будет шельмовство.
Песнь лебедя… а там к расчету.
Заплатишь, милый, за охоту
Знать верх искусства моего.
Он скоро будет… кажется, идет,
Нет — если он не будет — право,
Злой дух меня толкнет
С ним заключить расчет кровавый.
Явление 3-е
(Те же и князь.) Казарин (тихо)Насилу! кажется, еще на этот раз
Судьба меня спасти взялась.
Князь, поздно, поздно что? Откуда?
Я был в театре.
Что дают?
Балет.
А я про вас здесь слышал чудо
И верить не хотел.
Конечно, не секрет?
Сказать бы рад — да мудрено решиться,
Не вздумали бы рассердиться.
За правду не сержусь — а если ложь,
На вас сердиться мне за что ж?
Люблю за это нашу молодежь,
Рассудит прежде, после скажет;
Бывало, нам ничто язык не свяжет.
Врут, хоть сердись, хоть не сердись,
Зато и доврались!
Да что ж вы про меня узнали?
Да! вот что! бедная, ее вы наказали
За жертвы, за любовь… люби вас, шалунов,
Потом терпи, кто ж виноват, она ли?
Ан нет! Чай, сколько просьб и слов,
Угроз и ласк, и слез, и обещаний
Вы расточили перед ней,
И всё зачем? из сущей дряни
Повеселиться пять, шесть дней.
Прекрасно, князь, прекрасно.
Скажите-ка: она вас любит страстно?
Вы долго волочились!.. о, злодей!..
Позвольте хоть узнать, о ком вы говорите?
Не знает! О, невинность! Посмотрите,
Какой серьезный вид и недовольный взор,
Да я не знал, что вы такой актер;
А для кого, скажите-ка по чести,
Езжали вы к нему так часто в дом,
А кто с утра ждал под окном,
Как вы проедете… уж я на вашем месте
Теперь, когда открылося, когда
Она без крова, жертвою стыда,
Осуждена искать дневного пропитанья,
Уж я женился бы… хотя б из состраданья.
Да ради бога, кто ж она? — И в чем
Я виноват?
Нашли же вы на ком,
На компаньонке пробовать искусство,
И трудно ль обмануть простое чувство
И погубить невинное дитя,
За это я возьмусь шутя!
Послушайте, зашли вы дальше шутки.
Да я и не шучу… я правду вам сказал —
Арбенин Оленьку прогнал…
Что ж делать, у него свои есть предрассудки.
Помилуйте, да вы сошли с ума.
Кто так наклеветал безбожно?
Она сама призналась.
Как?
Она сама.
Не может быть.
Случилось — так возможно.
Не может быть. Ее признанье ложно.
Я не хочу, чтоб за меня она
Страдала; я помочь не в силах, право…
Я нелюблю ее… жениться мысль смешна.
И то, зачем, уж вы покрылись славой.
С чего вы вздумали, что я женюсь на ней?
Ну, князь, я думал, вы честней…
Вы это думали?.. А, это оскорбленье.
Останьтесь же при первом мненьи,
И, прежде чем решит свинец,
Я докажу, что я не трус и не подлец.
Хотите ль правду знать?
Посмотрим — что же?
Вы не раскаетесь?
У вас спрошу я то же.
Хотите?
Да!
Скажите лучше: нет.
Хочу.
Смотрите, чей браслет!
Узнали ль?
Да — узнал!
Я думаю, узнали.
Теперь раскаялись.
Нет! вы его украли!
А! вы подумали, что можете со мной
Шутить, как с мальчиком… глупцы, вы оба дети…
Вы видите, как ваши сети
Я разорвал одной рукой…
А! князь — вы сами захотели
Себя достойно наказать,
Как вы решились, как вы смели,
В глаза всё это мне сказать;
Скорее на колени, на колени,
Нет! очень рад! Тем меньше затруднений!
Вам жизнь наскучила — не странно! жизнь глупца,
Жизнь площадного волокиты.
Утешьтесь же теперь, вы будете убиты;
Умрете с именем и смертью подлеца.
Скорее час и место!
Ну, насилу
Избавлюсь от него, не в крепость — так в могилу.
Я жду вас завтра к 9-ти часам
И у себя.
Не спорь со мною.
Не веселись по пустякам.
Твои дела сегодня ж я устрою.
Явление 4-е
Казар<ин> (несколько времени поражен, потом вскакивает.)Князь — я ваш секундант… угодно?
Очень рад.
Я глупо поступил — да уж нельзя назад.
Действие пятое
Комната Арбенина. Нина спит на канапе.Явление 1-е
Арбенин (входя оборачивается к двери)Князь Звездич скоро должен быть. Ко мне
Его проси, — ступай; как ты сюда попала?
Тихонько-с! барыня сейчас започивала.
Ждала вас целу ночь и бредила во сне…
Потом чем-свет, оделась, встала,
Изволила прийти к вам в кабинет
Да и уснула здесь на креслах.
Я исправить
Хочу вину свою… ты можешь нас оставить.
Явление 2-е
Арб<енин>, Нина Арбен<ин> (подходя к Нине)Спит — точно спит, сомненья нет,
Улыбка по лицу струится
И грудь колышется, и смутные слова
Меж губ скользят едва едва…
Понять не трудно, кто ей снится.
О! эта мысль запала в грудь мою,
Бежит за мной и шепчет: мщенье! мщенье!
А я, безумный, всё еще ловлю
Надежду сладкую и сладкое сомненье!
И кто подумал бы, кто смел бы ожидать?
Меня, — меня, — меня продать
За поцелуй глупца, — меня, который
Готов был жизнь за ласку ей отдать,
Мне изменить! мне — и так скоро.
Да. — Да — я этого хочу;
Я вырву у нее признанье
Угрозой, страхом, я ей от<о>мщу.
Как прежде мстил, — без состраданья.
Бывало, я искал могучею душой
Забот, трудов, глубоких ощущений,
В страданиях мой пробуждался гений
И весело боролся я с судьбой;
И был я горд, и силен, и свободен,
На жизнь глядел, как на игрушку я,
И в злобе был я благороден,
И жалость не смешна казалася моя,
Но час пришел — и я упал, — ничтожный,
Безумец, безоружен против мук и зла;
Добро, как счастие, мне стало невозможно.
И месть, как жизнь, мне тяжела…
Явлен<ие> 3-е
Ар<бенин>, Нин<а>, Олен<ька> Оленька (входя, увидав)Ах, боже мой!.. он здесь…
Не разбуди…
Что это значит?
Я пришла проститься…
К кому же ты пойдешь?
К кому случится.
Прощайте!
Погоди!
Мне жаль тебя… бедняжка, ни родного,
Ни друга на земле —
Что ж? я на всё готова.
Легко сказать… Презренье, нищета…
Ужасно.
Да, ужасно!..
Тебе упреком будет красота.
Пройдут и скажут: да, она прекрасна;
С подобным личиком невинность сохранить
Задача трудная — к тому ж ведь надо жить!..
О, я умру.
Кто виноват? не ты ли?..
Подумай!..
Я одна.
Признайся мне, вы в заговоре были.
Тебя солгать заставила она…
Ты гибнешь — если нет — признайся — спасена.
Есть время…
О, не искушайте!
Я жду последний твой ответ.
Прощайте!
Постой… войди сюда… и через час
Я кликну… может быть, и прежде.
Для чего же?
Узнаешь.
Явление 4-е
Арбенин, Нина АрбенинБоже! боже!
Дай твердость мне в последний раз.
Проснись… пора…
Ах, это ты, Евгений!
Какой тяжелый сон… толпа видений
В уме моем еще теснится. Снилось мне,
Что ты ласкал меня так страстно!
А говорят, что всё во сне
Наоборот… и верить им опасно…
Боюсь, что ждет меня беда!
Предчувствиям я верю иногда.
Тебя я жду всю ночь — была готова
Послать искать.
О, редкая жена…
Послушай, милый друг, я что-то нездорова.
Судьба мне помогает снова.
Я очень, кажется, больна.
Мне жаль.
Послушай, я сказать тебе должна.
Со мною ты ужасно изменился,
Стал холоден и принужден.
И отчего?
Как быть, мне также снился
Зловещий сон!..
Всё грустен, всё ворчишь — мне в тягость жизнь такая.
Ты права, что такое жизнь? — жизнь вещь пустая, —
Покуда в сердце быстро льется кровь,
Всё в мире нам и радость и отрада;
Пройдут года желаний и страстей
И всё вокруг темней, темней!
Что жизнь? давно известная шарада
Для упражнения детей,
Где первое — рожденье, где второе —
Ужасный ряд забот и муки тайных ран,
Где смерть последнее… а целое обман.
О, нет, я жить хочу.
Пустое!
И умереть боюсь.
Жизнь — вечность, смерть — лишь
миг.
Нельзя ль от шуток мне твоих
Избавиться, я слушать всё готова,
Но не теперь… Евгений, я молю,
Пошли за доктором… я очень нездорова,
И голова кружится!
Не пошлю.
О, ты меня не любишь…
А за что же
Тебя любить… за то ль, скажи,
Что был обманут я, ты требуешь любви,
Насмешка горькая…
О боже!..
Тому назад лет десять я вступал
Еще на поприще разврата,
Раз в ночь одну я всё до капли проиграл.
Тогда я знал уж цену злата,
Но цену жизни я не знал.
Я был в отчаяньи. — Ушел и яду
Купил — и возвратился вновь
К игорному столу — в груди кипела кровь,
В одной руке держал я лимонаду
Стакан — в другой четверку пик,
Последний рубль в кармане дожидался
С заветным порошком — риск право был велик,
Но счастье вынесло, и в час я отыгрался!
Заветный порошок я долго сберегал
Среди волнений жизни шумной,
Как талисман таинственный и чудный,
Хранил на черный день, и этот день настал.
Что хочешь ты сказать, не мучь меня, Евгений.
Но ты дрожишь: ты стал бледнее тени?
Тут был стакан — он пуст — кто выпил лимонад?
Я выпила — смеешься? —
Да — я рад.
Что ж было в нем?
Что? Яд!
Не верю! Невозможно! и с такою
Холодностью смеяться надо мною.
И в чем виновна я — ни в чем;
Что балы я люблю, вот вся беда в одном.
Яд — это было бы ужасно.
Нет, поскорей рассей мой страх,
Зачем терзать меня напрасно?
Взгляни сюда, о, смерть в твоих глазах.
Ты изменила мне — вот обвиненье.
Не верь — не верь… из сожаленья!
Признайся!
Не могу!..
Пожалуй, ты умрешь.
Но я невинна.
Ложь!
Так нет спасенья!..
Нет спасенья!..
Да, горько я ошибся — возмечтал
О счастьи — думал снова
Любить и веровать — но час судьбы настал
И всё прошло, как бред больного.
Я мог бы воскресить погибшие мечты.
Я мог бы, веруя надежде,
Быть снова тем, чем был я прежде.
Ты не хотела, ты!
Плачь, плачь — но что такое, Нина,
Что слезы женские? вода!
Я ж плакал! я, мужчина!
От злобы, ревности, мученья и стыда.
Я плакал — да!
А ты не знаешь, что такое значит,
Когда мужчина плачет!
В тот миг к нему не подходи,
Смерть у него в руках — и ад в его груди.
О, ты ужасен! о, помилуй! пощади.
Я всё исполню, я признаюсь, — поскорее,
Еще есть время, говори, чего
Ты хочешь… смерть всего страшнее,
Смерть, смерть — да, я люблю его,
Нет, нет, — то было заблужденье,
Ребячество, обман, воображенье,
Я не любила никого…
Позволь обнять твои колени…
Ты видишь, я у ног твоих, Евгений,
Скажи, скажи, какой ценой
Купить мне жизнь… ценой мучений?
Чем хочешь буду я — твоей рабой…
Я молода — жизнь так прекрасна;
О, ты меня спасешь — ты не злодей.
Я знаю, жалость есть в душе твоей.
Помучишь и простишь; напрасно, всё напрасно,
Мне кажется, я чувствую в груди
Огонь, — огонь — о, сжалься, пощади!..
Сюда, сюда… на помощь — умираю.
Яд, яд, не слышат, понимаю,
Ты осторожен… никого, нейдут,
Но помни, я тебя, жестокий, проклинаю,
И ты придешь на божий суд!
Явление 5-е
Ар<бенин>, Нин<а>, Оленька ОленькаЯ здесь! что с вами?
Ах, скорее, ради бога,
Покуда время есть! я жить хочу, жить, жить,
Ужели и тебя мне надо так молить?
О, что вы сделали…
Перепугал немного!
Хотел знать правду и узнал…
Опомнитесь и встаньте, я солгал,
Я не ношу с собою яда…
В вас сердце низкого разряда,
И ваша казнь не смерть, а стыд.
Что вы дрожите? будьте вновь спокойны,
Вам долго жить на свете суждено,
И счастье вам еще возможно. — Но
Ничьей любви, ничьей вы мести недостойны.
Да, ныне чувствую, я стар,
Измучен долгою борьбою,
Последний на меня упал судьбы удар,
И я поник покорной головою,
Желаний нет, надежды нет,
Я выброшен из круга жизни шумной
С несносной памятью невозвратимых лет,
Страдалец мрачный и безумный.
Явление 6-е
Арб<енин>, Нина, Олень<ка>, князь и Казарин КнязьЧто это значит, смею вас спросить,
Дуэль в кругу семейства — очень ново.
Тем лучше, случая такого
Мне, верно, больше не нажить.
По чести, странный выбор секундантов.
Где о дуэли речь, там я в числе педантов.
Мне всё равно, без дальних слов.
Вот пистолеты, я готов…
День, час тому назад, хотел я крови, мести;
Защитник прав своих и чести
С надеждой трепетной в груди
Я думал отразить позор и обвиненье,
И я ошибся; с глаз слетело заблужденье —
Вы правы, торжествуйте — впереди
Вас ждут победы славные, как эта,
Отчаянье мужей, рукоплесканье света,
И мало ль женщин есть, во всем подобных ей?
Они того, — кто посмелей!!!
Смотрите, как бледна, почти без чувства,
А отчего, не отгадаешь вдруг;
Что это — стыд, раскаянье, искусство?
Ничуть! Испуг — один испуг!
Ни вы, ни я, мы не имели власти
В ней поселить хоть искру страсти.
Ее душа бессильна и черства.
Мольбой не тронется — боится лишь угрозы,
Взамен любви у ней слова,
Взамен печали слезы,
За что ж мы будем драться — пусть убьет
Один из нас другого — так. Что ж дале?
Мы ж в дураках: на первом бале
Она любовника иль мужа вновь найдет
Теперь стреляться вы хотите,
Вот грудь моя обнажена.
Возьмите жизнь мою, возьмите,
Она ни мне, ни миру не нужна!..
Стреляйте же скорей — скорей.
Молчите?
Задумались — итак, оставьте нас!
Мы квиты.
Обманул, еще раз увернулся,
Скорей и мне убраться с глаз,
Покуда не очнулся.
Куда спешишь?.. Постой:
Расчет у нас не кончился с тобой.
Не даром моего позора
Ты был свидетелем!.. (насмешливо)
т<ак> вежливость храня,
Прошу я, поклонись Камчатке от меня…
Как?.. Что?.. Когда?..
Утешься! — очень скоро!
Явление 7-е
Ар<бенин>, Олень<ка>, Нина АрбенинЯ еду, Оленька, прощай!
Будь счастлива, прекрасное созданье,
Душе твоей удел — небесный рай,
Душ благородных воздаянье;
Как утешенье образ твой
Я унесу в изгнание с собой.
Пускай прошедшее тебя не возмущает.
Я будущность твою устрою: ни нужда,
Ни бедность вновь тебе не угрожает…
Вы возвратитесь?..
Никогда!..
Комментарии
Тексты драматических произведений М. Ю. Лермонтова, помещенных в настоящем томе, воспроизведены по следующим источникам. 1. Автографы и авторизованные копии. 2. Авторитетные копии, сделанные при жизни поэта. 3. Первые посмертные публикации произведений, автографы и копии которых не сохранились.Из шести публикуемых драматических произведений пять («Цыганы», «Испанцы», «Странный человек», «Маскарад», «Два брата») воспроизведены по беловым и черновым автографам и копиям Института русской литературы (Пушкинский Дом) АН СССР (тетради III, IX, X, XI, XVII, XVIII, XIX и № 76). Ранняя редакция «Маскарада» (четырехактная, без начала) публикуется по авторизованной копии Центрального Государственного исторического архива (Москва), «Арбенин» (пятиактная редакция) — по авторизованной копии Государственного Исторического музея (Москва). Драма «Menschen und Leidenschaften» печатается по автографу, хранящемуся в Государственной Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград). Четыре произведения — «Испанцы», «Menschen und Leidenschaften», «Странный человек» и «Два брата» — датируются на основании помет, стоящих на автографе или копии. Для «Цыган» дата определяется по нахождению в одной тетради с элегией 1829 года «О! Если б дни мои текли». «Маскарад» и обе его ранние редакции датируются на основании изучения цензурных материалов, свидетельств современников, сопоставлений различных редакций и т. д. Основной текст, как правило, воспроизводится по какому-либо одному источнику (автографу, копии или печатному тексту). Исключением являются драмы «Испанцы», где основной текст дан по авторизованной копии (тетрадь XVII) и по отрывкам автографа (тетрадь IX), исправляющим ошибки копии, и «Маскарад», где текст печатается по писарской копии (тетрадь № 76), а недостающие в копии стихи — по печатному источнику («Библиографические записки», 1859, № 12, стр. 383). «Арбенин» печатается по авторизованной копии с поправками и дополнениями из другой копии, более поздней редакции (ЦГИАЛ). Первые публикации произведений данного тома были осуществлены в отрывках и полностью в изданиях: «Стихотворения М. Лермонтова» (1842, ч. III), «Русский вестник» (1857, т. 9, май, июнь, С. Д. Шестаков, «Юношеские произведения Лермонтова»), «Отечественные записки» (1859, т. 125, № 7, С. С. Дудышкин, «Ученические тетради Лермонтова»), «Сочинения Лермонтова» под ред. С. С. Дудышкина (1860, т. II), «Русская старина» (1875, № 9), «Юношеские драмы М. Ю. Лермонтова», изданные П. А. Ефремовым (1880) и в Полном собрании сочинений М. Ю. Лермонтова в изд. «Academia» (1937, т. 4). Авторские ремарки, а также примечания редакции в тексте выделяются курсивом в круглых скобках, например: при подстрочном переводе иноязычных текстов указывается (Лат.), (Франц.). В вариантах примечания редакции печатаются курсивом без скобок; слова текста, подчеркнутые автором, печатаются разрядкой. []. В квадратные скобки заключаются слова, зачеркнутые автором и не замененные другими. В тексте они приводятся только в тех случаях, когда их отсутствие нарушает смысл или стихотворный размер. < >. В угловые скобки заключаются слова, пропущенные в источнике (автографе или копии), и части недописанных слов, легко восстанавливаемые по смыслу. Например: «Звонят! а он <всё> не приходит». <Не дописано>. В тех случаях, когда незаконченное слово восстановить по смыслу невозможно, в угловые скобки заключаются слова: <не дописано> <?> В тех случаях, когда чтение неразборчивого слова вызывает сомнение, в угловые скобки заключается знак вопроса. <…>. Слова, неудобные для печати, обозначаются тремя точками — Пропуски текста в разделе вариантов обозначены тильдой. * Когда в вариантах последнее чтение данной строки в черновом автографе или в копии не совпадает с основным текстом, в конце строки ставится звездочка, указывающая на то, что окончательное чтение данной строки установлено Лермонтовым в другой, позднейшей рукописи. Варианты даются в случае сложных автографов (при наличии черновых или беловых с поправками) — по каждому документу в отдельности. В подстрочных примечаниях к вариантам приведены разночтения отдельных слов и стихов, предшествовавшие чтению, помещенному в тексте вариантов. Подстрочные примечания вводятся в тех случаях, когда автограф подвергался сложной переработке.
Список сокращений
Архивохранилища ГИМ — Государственный Исторический музей (Москва) ГПБ — Государственная Публичная библиотека им М. Е. Салтыкова-Щедрина (Ленинград). ИРЛИ — Институт русской литературы (Пушкинский Дом) Академии Наук СССР (Ленинград). ЦГИА — Центральный Государственный исторический архив (Москва). ЦГИАЛ — Центральный Государственный исторический архив (Ленинград).Книги Белинский — В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений под редакцией С. А. Венгерова (тт. 1-11, СПб., 1900–1917) и В. С. Спиридонова (тт. 12 и 13, М.—Л., 1926 и 1948). Письма — Белинский, Письма, три тома, редакция и примечания Е. А. Ляцкого, СПб., 1914. Соч. изд. Академической библиотеки — Полное собрание сочинений М. Ю. Лермонтова в пяти томах, под редакцией Д. И. Абрамовича, Академическая библиотека русских писателей, изд. Разряда изящной словесности Академии Наук, СПб., 1910–1913. Второе издание вышло в 1916 году. Соч. изд. «Academia» — М. Ю. Лермонтов, Полное собрание сочинений в пяти томах. Редакция текста и комментарии Б. М. Эйхенбаума, «Academia», М.—Л., 1935–1937. Соч. изд. библиотеки «Огонек» — М. Лермонтов, Полное собрание сочинений, тт. 1–4, Библиотека «Огонек», М., 1953. Соч. под ред. Висковатова — Сочинения М. Ю. Лермонтова, первое полное издание под редакцией П. А. Висковатова, в шести томах, М., 1889–1891. Соч. под ред. Дудышкина — Сочинения Лермонтова, приведенные в порядок и дополненные С. С. Дудышкиным. В двух томах, СПб., 1860. Издание второе, сверенное с рукописями, исправленное и дополненное, вышло в 1862 году и без изменений повторилось в 1863 году. Соч. под ред. Ефремова — Сочинения Лермонтова с портретом его, двумя снимками с почерка и статьею о Лермонтове А. Н. Пыпина, в двух томах, изд. 3-е, вновь сверенное с рукописями, исправленное и дополненное, под редакцией П. А. Ефремова, СПб., 1873. Издание с изменениями и дополнениями повторялось в 1880, 1882, 1887, 1889 годах.
Драмы
(обратно) Цыганы Печатается по автографу — ИРЛИ, оп. 1, № 3 (тетрадь III), лл. 1–2 об. Впервые опубликовано в «Отеч. записках» (1859, т. 125, № 7, отд. I, стр. 26–27), в статье С. С. Дудышкина «Ученические тетради Лермонтова». Датируется 1829 годом по нахождению в тетради III, рядом с «Элегией» («О! Если б дни мои текли»). Песня «Мы живем среди полей» заимствована из оперы А. Н. Верстовского (либретто М. Н. Загоскина) «Пан Твардовский», впервые поставленной 24 мая 1828 года в Москве в Большом театре. Песня была напечатана отдельно в «Драматическом альманахе для любителей и любительниц театра» (СПб., 1828, стр. 133). Текст ее Лермонтовым изменен. У Загоскина он читается так:Мы живем среди полей
И лесов дремучих;
Но счастливей, веселей
Всех вельмож могучих;
Наши деды и отцы
Нам примером служат,
И цыгане молодцы
Ни о чем не тужат.
Гей, цыгане! Гей, цыганки!
Добры люди, вам спою я,
Как цыганы жизнь ведут;
Всем чужие, век кочуя,
Бедно бедные живут.
Но мы песнями богаты,
Песня — друг и счастье нам:
С нею радости, утраты
Дружно делим пополам.
Песня всё нам заменяет,
Песнями вся жизнь красна,
И при песнях пролетает
Вольной песенкой она.
«Наслаждайся, наслаждайся;
Чаще кубок наливай;
Страстью пылкой утомляйся,
А за чашей отдыхай!»
«Но, верьте, той земли не сыщете вы краше,
Где ваша милая иль где живет ваш друг».
Первая дошедшая до нас редакция «Маскарада» (четерехактная) отражена в авторизованной копии, находящейся в архиве Якушкиных — ЦГИА, ф. 279, оп. 1, № 1014, лл. 1-38 (см. настоящий том, стр. 443, 690 и 752). Извлечения из нее впервые напечатаны в Соч. изд. «Academia», т. 4, стр. 522–551; полностью в Соч. изд. библиотеки «Огонек», т. 3, стр. 349–419. Замысел драмы возник, видимо, в начале 1835 года. В начале октября этого года Лермонтов представил в драматическую цензуру при III отделении императорской канцелярии вторую редакцию «Маскарада», пытаясь получить разрешение на постановку драмы в Петербургском театре. В ней теперь было только три акта: исключена сцена с вызовом доктора, с самим доктором, совершенно переработана сцена мести Арбенина Звездичу и заключительная сцена. Источник, по которому мы можем восстановить содержание трехактной редакции «Маскарада», — это доклад цензора Е. Ольдекопа. В этом докладе Ольдекоп писал:
Маскарад[48] Драма в трех действиях, в стихах Сочинение М. Лермантова (Для императорского Санктпетербургского театра) Le jeune prince Звездич, se trouvant dans une maison de jeu, vient de perdre toute sa fortune. Arbenine entre. Arbenine, ci-devant joueur de profession, vient d'epouser une femme jeune et aimable, une femme qu'il aime. C'est pour elle qu'il a commencé une nouvelle vie, vie réglée, vie d'honnête homme. Voyant le désespoir du prince Arbenine se place à la table de jeu, regagne tout l'argent que le prince a perdu et le lui rend. De là tous les deux von: à la mascarade, maison Engelhardt. Arbenine invite le prince de chercher une intrigue. L'occasion se présente bientôt. Une femme masquée intrigue le prince et lui fait des avances un peu plus que frivoles. Le prince et la dame masquée se perdent dans la mêlée. En retournant il faut juger que le prince vient de passer un bien doux quart d'heure. Il poursuit la dame masquée, et veut voir son visage; la dame s'y oppose. Pour se défaire du prince, elle lui présente un bracelet, qu'une dame a perdu dans la salle. Le prince raconte son aventure à Arbenine et se retire. Arbenine revenant à la maison remarque que sa femme ne porte qu'un bracelet; elle lui avoue qu'elle vient de perdre l'autre. Arbenine la croit infidèle et jure de se venger. La dame masquée qui a intriguée le prince, est la baronne de Strahl. Désirant de ne pas être reconnue, elle sait faire une nouvelle intrigue par un certain Sprieh, qui dit au prince, que pour être heureux dans l'amour il faut savoir garder le mystère. Le prince écrit dans ce sens une lettre à madame Arbenine, qui tombe entre les mains de son mari. Arbenine se rend chez le prince pour le tuer pendant qu'il dort. Il n'en a pas la force et l'invite d'assister à une soirée chez un ami. Le prince s'y rend. En pontant Arbenine raconte une anecdote, accuse tout à coup le prince qu'il a joué faux, lui jette les cartes au visage et l'appelle: шуллер и подлец. Le prince furieux l'appelle en duel; Arbenine refuse en lui disant да вам не испугать и труса. Le prince va au Caucase, après avoir dit à Madame Arbenine d'être sur ses gardes. La baronne, qui avait senti des remords, n'a pas eu le courage de tout avouer à Arbenine. Celui-ci empoisonne sa femme. Je ne sais pas si la pièce pourra passer, même avec des changements; du moins la scène où Arbenine jette les cartes au visage du prince, doit être changée entièrement. Peut-être que toute la pièce se base sur un événement, passé dans cette résidence. Je ne comprends pas comment l'auteur a pu lancer la diatribe suivante (pag. 47) contre les bals masqués dans la maison Engelhardt…Перевод.
Молодой князь Звездич, находясь в игорном доме, только что проиграл всё свое состояние. Входит Арбенин. Арбенин в прошлом профессиональный игрок — только что женился на женщине молодой и прелестной, женщине, которую он любит. Ради нее он начал новую жизнь, жизнь правильную, жизнь порядочного человека. Видя отчаяние князя, Арбенин садится за игорный стол, отыгрывает все деньги, которые князь проиграл, и возвращает их ему. Оттуда оба едут в маскарад в доме Энгельгардта. Арбенин предлагает князю завести интригу. Случай скоро представляется. Одна замаскированная дама интригует князя и оказывает ему благосклонность, более чем легкомысленную. Князь и замаскированная дама теряются в толпе. Князь возвращается, и можно подумать, что он только что очень приятно провел четверть часа. Он преследует замаскированную даму и хочет видеть ее лицо, дама этому противится. Чтобы отделаться от князя, она дарит ему браслет, потерянный какой-то дамой в зале. Князь рассказывает свое приключение Арбенину и удаляется. Арбенин, возвратившись домой, замечает, что у его жены только один браслет; она признается ему, что она только что потеряла другой. Арбенин подозревает ее в неверности и клянется отомстить за себя. Замаскированная дама, которая интриговала князя, — это баронесса Штраль. Желая остаться неузнанной, она предпринимает новую интригу с помощью некоего Шприха, который говорит князю, что для того, чтобы быть счастливым в любви, нужно уметь хранить тайну. Князь пишет в этом духе письмо к Арбениной, которое попадает в руки ее мужа. Арбенин отправляется к князю, чтобы убить его во время его сна, но у него не хватает на это сил, и он приглашает его на вечер к одному приятелю. Князь отправляется туда. Арбенин, понтируя, рассказывает анекдот, внезапно обвиняет князя в нечестной игре, бросает ему карты в лицо и называет его «шуллер и подлец». Взбешенный князь вызывает его на дуэль. Арбенин отказал, говоря ему: «да вам не испугать и труса». Посоветовав жене Арбенина быть настороже, князь уезжает на Кавказ. Баронесса, которая почувствовала угрызения совести, не имела решимости признаться во всем Арбенину. Он отравляет свою жену. Я не знаю, сможет ли пьеса пойти даже с изменениями; по крайней мере сцена, где Арбенин бросает карты в лицо князю, должна быть совершенно изменена. Возможно, что вся пьеса основывается на событии, случившемся в нашей столице. Я не понимаю, как автор мог допустить такой резкий выпад (стр. 47) против костюмированных балов в доме Энгельгардтов…Эта редакция «Маскарада» была запрещена, о чем говорит имеющаяся на докладе цензора Е. Ольдекопа помета: «Возвращена для нужных перемен. 8 ноября 1835». Пьесу запретили за ее резко обличительное содержание: за «непристойные нападки на костюмированные балы в доме Энгельгардта», за «дерзости против дам высшей знати» и т. д. Бенкендорф усмотрел в ней прославление порока в образе Арбенина и потребовал изменения пьесы автором таким образом, чтобы «она кончилась примирением между господином и госпожой Арбениными», фактически изменения всего идейного смысла драмы. Видимо об этом же свидетельствует и хорошо осведомленный в делах III-го отделения А. Н. Муравьев, когда в своих воспоминаниях пишет: «Пришло ему <Лермонтову> на мысль написать комедию, вроде „Горе от ума“, резкую критику на современные нравы, хотя и далеко не в уровень с бессмертным творением Грибоедова. Лермонтову хотелось видеть ее на сцене, но строгая цензура Третьего отделения не могла ее пропустить. Автор с негодованием прибежал ко мне и просил убедить начальника сего отделения, моего двоюродного брата <А. Н.> Мордвинова быть снисходительным к его творению; но Мордвинов остался неумолим; даже цензура получила неблагоприятное мнение о заносчивом писателе, что ему вскоре отозвалось неприятным образом» (А. Н. Муравьев. Знакомство с русскими поэтами. Киев, 1871, стр. 22; в последних строках Муравьев, очевидно, намекает на ссылку Лермонтова в феврале 1837 года за стихотворение на смерть Пушкина). К концу 1835 года была создана третья редакция пьесы и в декабре того же года представлена через С. А. Раевского на рассмотрение в драматическую цензуру. Пьеса состоит вновь из четырех актов. Работа над четвертым актом, который был весь написан заново, шла в ноябре и первой половине декабря 1835 года. (20 декабря Лермонтов получил отпуск «по домашним обстоятельствам» и вскоре выехал в Тарханы.) В этой четырехактной редакции впервые появляется образ Неизвестного, что обусловило и ряд сюжетно-композиционных изменений. В дошедшей до нас писарской копии этой редакции основной текст, часть поправок и дописок сделаны переписчиком, некоторые из них — после подскабливания текста. Так, после стиха 2008 к монологу Неизвестного: «Казнит злодея провиденье…» в ремарке «подняв глаза к небу» стерта последняя скобка и чернилами дописано: «лицемерно», после чего скобка закрыта. После стиха 2020 в ремарке к словам князя «Раскаянье вам не поможет» к слову «толкая» после стертой скобки приписано слово «грубо» и скобка закрыта. И, наконец, после стиха 2049 в ремарке «отталкивая его» также по стертому приписано слово «грубо». В писарскую копию рукой С. Раевского внесены некоторые добавления в первых трех действиях драмы. Так, в стихах 210–211 Раевским в оставленных переписчиком местах вписаны слова: «Графиня иль княжна», «Диана» и «Венера в». В стихе 356 к словам князя Звездича «Да вы всё шутите, помочь нельзя ли горю? я всё вам расскажу» приписана ремарка «несколько слов на ухо». После стиха 1539 дана большая ремарка, оканчивающаяся словами: «Арбенин и Нина остаются вдвоем». Скобка, закрывающая ремарку, стерта и дописано: «Неизвестный показывается в глубине театра». Особенно значительные изменения внесены в первую сцену третьего действия (стихи 1565–1571). Они читаются так:
Нина Арбенин (уходят.) Неизвестный (оставшись один) (Задумывается.) (уходит.)В ремарке «уходят» буква «я» переделана из буквы «и» (первоначально было «уходит»). Перед ремаркой тщательно выскоблено слово, обозначавшее уходившего. По оставшимся следам и по размеру выскобленного места можно заключить, что стояло слово: «Нина». Следовательно, уходила одна Нина, и ремарка «Уходит» относилась только к ней. Следующее затем слово «Неизвестный» написано рукой С. Раевского тоже по тщательно выскобленному другому слову, которое, по всем признакам, читалось как «Арбенин». Таким образом, можно предположить, что первоначально было:
Нина Арбенин (Нина уходит.) Арбенин (оставшись один) (Задумывается.) (уходит.)Добавления и ремарки, внесенные в текст копии рукой С. Раевского, существенны по содержанию. Ремарка «Неизвестный показывается в глубине театра» вводит в действие образ Неизвестного, который становится свидетелем преступления Арбенина. С бо́льшим основанием по смыслу звучат в устах Неизвестного и реплики в конце первой сцены третьего действия, повидимому принадлежавшие в предыдущей редакции Арбенину. Благодаря внесенным ремаркам четко выявляется вся сюжетная линия Неизвестный — Арбенин: 1) Неизвестный-Маска, появляющийся в первом действии, пророчит Арбенину: «Несчастье с вами будет в эту ночь»; 2) Неизвестный появляется на балу, где находится Арбенин, потому что он давно и неустанно следит за каждым шагом Арбенина; 3) на балу же он видит, как Арбенин всыпает яд в мороженое Нины и не удерживает ни Нину, ни Арбенина, ибо смерть Нины для Неизвестного — лучший способ мести. Таким образом, всё, что делает и говорит Неизвестный, оказывается глубоко мотивированным, и его слова: «А действовать потом настанет мой черед» — приобретают четкий смысл. Образ Неизвестного приобретает самостоятельное значение в качестве одного из представителей того бездушного и порочного света, разоблачению которого посвятил свою драму Лермонтов. Из имеющихся в нашем распоряжении данных ясно, что Раевский принимал горячее участие в судьбе драмы. В описи бумаг Лермонтова, сделанной при обыске у него в 1837 году, значится «письмо известного Раевского к Лермонтову, в котором первый поздравляет его с счастливым успехом написанной пьесы и приглашает его к Кирееву, который предполагает представить Лермонтова г. Гедеонову» (см. т. VI настоящего издания). О непосредственном участии Раевского говорится в письме Лермонтова к директору императорских театров А. М. Гедеонову: «Возвращенную цензурою мою пьесу „Маскерад“ я пополнил четвертым актом, с которым, надеюсь, будет одобрена цензором, а как она еще прежде представления вам подарена мною г-ну Раевскому, то и новый акт передан ему же для представления цензуре». Письмо датировано декабрем 1835 года (см. т. VI настоящего издания). Из письма следует, что Лермонтов подарил Раевскому возвращенную из цензуры пьесу (трехактный «Маскарад») и отдал рукопись вновь написанного четвертого акта. Есть основания предполагать, что, работая над четвертым актом пьесы, Лермонтов внес все вышеуказанные изменения и ремарки, возложив заботу о дальнейшей судьбе рукописи (изготовление копии и представление пьесы в драматическую цензуру) на С. А. Раевского. Подготавливая беловую копию, переписчик, видимо, не всегда разбирал трудно читаемый почерк Лермонтова, и Раевский, прежде чем представить пьесу в цензуру, выверил список и внес в него необходимые поправки. Возможно допустить и другое: написав четвертый акт и торопясь уехать в Тарханы, Лермонтов не внес нужных поправок, а попросил Раевского внимательно прочитать рукопись и устранить возможные неточности. Выполняя волю друга, Раевский сделал это в копии с большим тактом, а подаренный автограф оставил у себя. Что именно на С. Раевского были возложены и хлопоты в цензуре, свидетельствует письмо Лермонтова от 16 января 1836 года из Тархан Раевскому: «Я опасаюсь, что моего „Арбенина“ снова не пропустили, и этой мысли подало повод твое молчание» (см. т. VI настоящего издания). Правка в тексте рукописи, письма Лермонтова к Раевскому и Гедеонову, а также помещенный ниже второй отзыв Ольдекопа позволяют судить и о времени создания копии — вторая половина декабря 1835 года (см.: Соч. изд. библиотеки «Огонек», т. 3, стр. 427; В. К. Богомолец. «Маскарад» М. Ю. Лермонтова. Автореферат, Л., 1954, стр. 12–13). На новый, четырехактный, вариант пьесы, представленный в цензуру Раевским, Ольдекоп дал следующий отзыв:
Маскарад. Драма в четырех действиях в стихах Сочинение М. Лермонтова. (Для императорского Санктпетербургского театра) L'année passée j'ai eu l'honneur de présenter le rapport suivant sur cette pièce… [49] Tel était mon premier rapport sur cette pièce — Votre Excellence m'a communiqué le désir de M. le Comte pour que la pièce soit changée par l'auteur, de la sorte qu'elle se termine par une réconciliation entre M. et Madame Arbenine. L'auteur n'a pas jugé à propos de profiter de cette remarque. Nous trouvons dans la nouvelle édition les mêmes attaques indécentes contre les bals masqués dans la maison Engelhardt (p. 16 et 46), les mêmes impertinences contre les dames de la haute noblesse (18). L'auteur a bien voulu ajouter une fin, — autre qu'elle n'était, mais pas belle comme on la lui avait indiquée. Arbenine empoisonne sa femme; à cette scène assiste un inconnu. Madame Arbenine meurt. Avec sa mort se terminait la pièce dans la première édition. Maintenant l'auteur a ajouté encore un acte. L'inconnu et le prince se présentent chez Arbenine. Le premier dit à Arbenine, qu'il y a sept ans que ce dernier lui a gagné toute sa fortune, et que depuis ce temps il a juré de se venger. Il accuse Arbenine d'avoir empoisonné sa femme, et lui déclare qu'elle a été innocente. Le prince l'atteste et appelle Arbenine en duel, mais celui-ci, terrassé par la nouvelle que sa femme est innocente, perd l'esprit. Les terreurs dramatiques viennent de cesser en France; veut-on donc les introduire chez nous? veut-on introduire le poison dans les ménages? Les modes des femmes, usées à Paris, sont adoptées chez nous; c'est bien innocent; mais vouloir adopter chez nous les monstruosités dramatiques, qu'on rejette à Paris même, n'est plus qu 'horrible, cela n'a pas de nom.Перевод.Auguste Oldecop.
В прошлом году я имел честь представить следующее донесение по поводу этой пьесы… Таково было мое первое донесение об этой пьесе. Ваше превосходительство мне высказало желание графа, чтобы пьеса была изменена автором так, чтобы она оканчивалась примирением между г-ном и г-жой Арбениными. Автор не счел необходимым сделать надлежащие выводы из этого замечания. В новом издании мы находим те же самые непристойные нападки на костюмированные балы в доме Энгельгардта (стр. 16 и 46), те же дерзости против дам высшей знати (стр. 18). Автор пошел на то, чтобы присоединить новый конец, не тот, какой был, но далеко не такой удачный, какой ему указывали. Арбенин отравляет жену; при этой сцене присутствует Неизвестный. Арбенина умирает. Ее смертью заканчивалась пьеса в первой редакции. Теперь автор прибавил еще один акт. Неизвестный и князь являются к Арбенину; первый сообщает Арбенину, что 7 лет тому назад этот последний выиграл у него всё его состояние и что с тех пор он поклялся отомстить за себя. Он обвиняет Арбенина в отравлении своей жены и объявляет ему, что она была невиновна. Князь подтверждает это и вызывает Арбенина на дуэль, но тот, потрясенный известием, что его жена невиновна, теряет рассудок. Драматические ужасы наконец прекратились во Франции; так неужели их хотят возродить у нас? Неужели хотят и у нас внести яд в семейную жизнь? Женские моды, изношенные в Париже, приняты и у нас; это вполне невинно, но желать, чтобы у нас были введены чудовищные драмы, от которых отказались уже и в самом Париже, — это более чем ужасно, этому нет названия.Текст, на который ссылается Ольдекоп, называя 16-ю, 46-ю и 18-ю страницы, совпадает с соответствующими местами писарской копии на тех же страницах. Отсюда следует, что именно эта рукопись была в цензуре у Ольдекопа. Те же места пьесы упоминаются и в первом отзыве Ольдекопа, но страницы называются другие, т. е. перед глазами Ольдекопа тогда была другая рукопись. Однако страницы, указанные в первом отзыве, являются смежными с теми, которые названы во втором отзыве (например, 47 вместо 46). Таким образом, очевидно, что сколько-нибудь значительных расхождений между двумя редакциями по объему не было, во всяком случае до 47 страницы. Сопоставляя затем те новые по содержанию моменты, которые отмечает Ольдекоп при сравнении трехактной и четырехактной редакций с изменениями, внесенными в писарскую копию в результате правки Раевского в первых трех актах и добавления 4-го акта, мы убеждаемся, что в обоих случаях речь идет об одних и тех же изменениях Это позволяет предположить, что не дошедшая до нас трехактная редакция «Маскарада» была текстуально близка, а быть может и тождественна первым трем актам писарской копии до правки Раевского (ср. Соч. изд. «Academia», т. 4, стр. 519). В пользу того же говорит и содержание трехактной редакции, подробно изложенное в первом отзыве Ольдекопа. Цензура не пропустила и четырехактную редакцию «Маскарада», о чем говорит имеющаяся наверху рапорта карандашная помета: «Убрать до востребования. В театре позволено к представлению быть не может». Вероятно, существовало несколько списков «Маскарада» этой редакции. Сослуживец С. А. Раевского по департаменту государственных имуществ В. А. Инсарский сообщает, что ему в свое время «навязали читать и выверять „Маскарад“, который предполагали еще тогда <в 1836 г.> поставить на сцену» («Русский архив», 1873, кн. 4. Из записок В. А. Инсарского, стр. 527). Один из списков драмы видел у Лермонтова 30 или 31 марта 1836 г. М. Н. Лонгинов: «тетрадь in folio и очень толстую; на заглавном листе крупными буквами было написано „Маскарад“, драма» («Русский вестник», 1857, т. IX, Современная летопись, Смесь, стр. 238). 22 июня 1846 года в цензуру был представлен писарской экземпляр четырехактной редакции «Маскарада» (ИРЛИ, ф. 524, оп. 2, № 74, стр. 1-104), который долго считался авторизованным списком драмы и о котором говорилось, что он был в цензуре в 1836 году («Ежегодник императорских театров», 1911, вып. V, стр. 59; Соч. изд. Академической библиотеки, т. 5, стр. 39; газета «Жизнь искусства» за 1921 год, 8 ноября; К. Ломунов. Сценическая история «Маскарада» Лермонтова. Сб. «Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова», Гослитиздат, М., 1941, стр. 553–555; К. Ломунов. «Маскарад» Лермонтова как социальная трагедия. Сб. «„Маскарад“ Лермонтова», изд. ВТО, М.—Л., 1941, стр. 47). Утверждение, что данный список является авторизованным, строился на двух надписях, сделанных якобы рукой самого Лермонтова. Одна надпись в правом верхнем углу: «Для бенефиса г-жи Валберховой к будущей осени» и вторая — под заголовком пьесы: «Соч. Лермонтова». Между тем, судя по почерку, подписи не принадлежали Лермонтову: список, по всем данным, снят с текста, искаженного в 1842 году цензором Никитенко. На рукописи имеется также несколько цензорских и канцелярских пометок: «Запрещен в 1835», трижды повторенная цифра «36», внизу в левом углу титульного листа — снова «1835», т. е. даты запрещения «Маскарада». В феврале 1837 года, в своем «объяснении» по делу о «непозволительных стихах на смерть Пушкина» Лермонтов в таких словах сформулировал печальный итог попыткам провести «Маскарад» через драматическую цензуру и увидеть его на сцене театра: «Драма „Маскарад“, в стихах, отданная мною в театр, не могла быть представлена по причине (как мне сказали) слишком резких страстей и характеров и также потому, что в ней добродетель недостаточно награждена» («Вестник Европы», 1887, т. 1, стр. 341). Запрещение «Маскарада» в январе 1836 года привело к созданию еще одной — пятиактной редакции драмы, отличающейся от всех предшествующих. Лермонтов даже счел нужным дать ей новое заглавие — «Арбенин», которое переносило внимание с символического обобщенного образа светского «маскарада» на личную драму Арбенина. В пьесе значительно смягчены нападки на светское общество, изменились образы Звездича, Нины, Казарина, иначе изображен и Арбенин. Изменен и самый сюжет (см. стр. 532, 751). Драма «Арбенин» была также запрещена цензурой 28 октября 1836 года (см. стр. 751–752). Лермонтов не напечатал «Маскарада». Видимо, запрещение пьесы драматической цензурой вселило мысль о безнадежности увидеть ее и в печати. Но вскоре после трагической гибели Лермонтова А. А. Краевский принимает решительные меры к напечатанию «Маскарада», рукопись которого попала к нему вместе с другими рукописями поэта. 18 августа 1842 года Краевский писал цензору А. В. Никитенке: «… издатели Лермонтова ужасно просят вас о драме „Маскарад“. Порешите с ним поскорее, господа ради». 1 сентября Краевский вновь пишет Никитенке: «Господа ради, вышлите поскорее драму Лермонтова „Маскарад“» (Н. Здобнов. Новые цензурные материалы о Лермонтове. «Красная новь», 1939, № 10–11, стр. 262). 22 сентября 1842 года Никитенко представил «Маскарад» на рассмотрение цензурного комитета, предварительно изъяв несколько мест, которые, с его точки зрения, могли усложнить процесс прохождения драмы через цензуру, тем более, что всё, что принадлежало перу опального поэта, было взято под особо бдительный надзор. Кроме того, много мест, вызывавших сомнение, Никитенко отметил на полях рукописи. Из протокола заседания цензурного комитета явствует, что Никитенко, знакомя цензурный комитет с затруднявшими его текстами, сделал всё от него зависящее, чтобы содержание произведения представить как чисто семейную драму. Комитет разрешил «Маскарад» к печати со всеми «сомнительными» и отмеченными в протоколе стихами (ЦГИАЛ, Журнал заседания С.-Петербургского цензурного комитета за 1842 год, ф. № 777, оп. 27, д. 208252, № 35, л. 75–76; Н. Здобнов. Новые цензурные материалы о Лермонтове. «Красная новь», 1939, № 10–11, стр. 262–264), после чего Никитенко на обложке копии сделал надпись: «Печатать позволяется с тем, чтобы по напечатании представлено было в цензурный комитет узаконенное число экземпляров. С-Петербург, сентябрь 29 дня 1842 года. Цензор А. Никитенко» (ИРЛИ, ф. 524, оп. 2, № 76). Напечатанная в 1842 году драма вызвала ряд неодобрительных отзывов критики. Им противостояла оценка Белинского, увидевшего в «Маскараде» произведение, достойное гения Лермонтова. В нем, писал Белинский, «нельзя не увидеть его мощного, крепкого таланта: так, везде видны следы льва, где бы ни прошел он» (Белинский, т. 8, стр. 33). В изданиях 1847, 1852, 1856, 1860 годов «Маскарад» печатался в том же виде, что и в издании 1842 года. Впервые без цензурных поправок «Маскарад» опубликован в Соч. под ред. Ефремова (1873, т. 2, стр. 324–437). К представлению на сцене пьесу (с купюрами) разрешили только в 1862 году, что и было позднее отмечено карандашом на рапорте Ольдекопа о первой редакции: «Позв<олено> в 1862 г.». Этому предшествовали длительные сценические мытарства драмы. П. С. Мочалов в 1843 году через В. П. Боткина настойчиво добивался разрешения на постановку «Маскарада». В письме Боткина к Краевскому от 29 марта 1843 года читаем: «Вот в чем дело: Мочалову очень хочется дать в свой бенефис, будущею зимою драму Лермонтова „Маскарад“. Но он не знает, к кому по сему предмету отнестись. Слыша о ваших отношениях с Киреевым <представитель наследников Лермонтова> он просил меня потрудить вас просьбою указать путь, по которому надобно идти для получения права или позволения дать ему в свой бенефис эту драму. Сделайте одолжение, не поставьте себе в труд узнать об этом, и напишите мне. Если она принадлежит Кирееву, то нельзя ли узнать от Киреева, на каком основании он может дозволить Мочалову дать эту драму. Ради бога простите, что я, зная ваши занятия, пристаю к вам с подобными поручениями, да Мочалов надоедает мне об этом целый месяц; отделаться я никак не мог и лучше решился принять от вас „изрядное“ ругательство, нежели отказать Мочалову. Он говорит, что он воскреснет в этой драме. Пожалуйста потрудитесь написать мне об этом несколько слов, которых и буду ждать. Ваш В. Боткин». 26 апреля того же года Боткин напоминает: «Да, я писал к вам о просьбе Мочалова касательно драмы Лермонтова „Маскарад“. Не забудьте пожалуйста что-нибудь мне сказать об этом: Мочалов всё ездит ко мне узнавать, а мне сказать ему нечего». Через месяц (20 мая 1843 года) Боткин уже благодарит Краевского за содействие Мочалову: «Спасибо вам за известие касательно „Маскарада“ Лермонтова. Мочалов надоел мне: ездил всё по утрам наведываться об ответе исидел часа по два» (Отчет имп. Публичной библиотеки за 1889 год. СПб., 1893, Приложения, стр. 66–69). Краевский, видимо, направил пьесу в цензуру. Об этом свидетельствует «Реестр русским пьесам, отправленным в 3-е отделение с. е. и. в. канцелярии для рассмотрения о возвращении оных обратно в 1843 г.» (см. ЦГИАЛ. Дирекция императорских театров, ф. № 497, оп. 97/2121, № 9503 «О препровождении в III-е отделение с. е. и. в. канцелярии на рассмотрение русских пьес с возвращением оных обратно», л. 125; К. Ломунов. «Маскарад» Лермонтова как социальная трагедия. Сб. «„Маскарад“ Лермонтова», изд. ВТО, М.—Л., 1941, стр. 54). Попытки Мочалова добиться постановки «Маскарада» в свой бенефис окончились неудачей. 22 июня 1846 года «Маскарад» представлялся в цензуру дирекцией Александринского театра для бенефиса М. И. Валберховой и был также запрещен, что явствует из краткого цензорского рапорта и резолюции на нем:Auguste Oldecop.
Маскарад. Драма в 4-х действиях, в стихах, соч. Лермонтова. Для императорского С.-Петербургского театра. Эта пиеса уже несколько раз была запрещаема цензурою.Наверху листа рукой Дубельта написано: «Запрещается 12 августа 1846. Г<енерал> Л<ейтенант> Дубельт» (ЦГИАЛ, III отд. с. е. и. в. канцелярии, ф. № 780, оп. 26, № 23, «Рапорты о пьесах, рассмотренных на разных языках в 1846 г.», л. 510; впервые указано в кандидатской диссертации Л. Линева «„Маскарад“ М. Ю. Лермонтова», защищенной в 1953 г. в Ленинградском Гос. университете). В 1848 году П. С. Мочалов снова, но безуспешно хлопотал о разрешении поставить «Маскарад». В 1852 году эту попытку возобновила в Петербурге М. И. Валберхова. Цензор А. Гедерштерн представил в цензуру 8 октября того же года следующий рапорт:М. Гедеонов.
Маскарад. Сцены, заимствованные из комедии Лермонтова. Для императорских театров. «Маскарад», единственное драматическое сочинение Лермонтова, рассматриваем был цензурою в 1835 и 1836 годах, и в тогдашнем его виде не мог быть одобрен для сцены, потому, как объяснено в донесении цензора Ольдекопа, что тут встречались выходки противу маскарадов в доме Энгельгардта, обидные слова насчет женщин большого света и картины ужасов, которые даже на французских театрах вышли уже из моды. Тем не менее, покойный г. генерал-адъютант граф Бенкендорф окончательного запрещения не выражал, а требовал только переделки этой драмы. В 1846 году она вновь была представлена дирекциею театров в цензуру, но в донесении цензора Гедеонова сказано только, «что драма эта уже несколько раз была запрещаема»<в обоих случаях курсив цензора> и на сем основании Ваше Превосходительство изволили написать на донесении его: «запрещается». Представленные ныне сцены из «Маскарада», составляя только четвертую часть всей драмы, заключают в себе главный из оной эпизод: маскированная дама, сознавшись в любви молодому человеку и желая потом избежать открытия им ее имени, дарит ему в знак памяти браслет, найденный ею в маскараде. Молодой человек рассказывает о своем похождении Арбенину, его приятелю, показывая ему браслет, и вслед за тем Арбенин видит подобный у возвращающейся домой из маскарада жены своей, которая на вопрос мужа отвечает, что другой, недостающий у нее на руке, ею потерян. Арбенин, человек мрачный и недоверчивый, который после шумной молодости и сильной борьбы его страстей, задушив уже в себе все нежные чувствования, ожил, так сказать, вновь любовью его, законною, к прекрасной его жене, вполне отвечающей его сердцу, но терпящей от порывов раздражительного его нрава, увлекающегося нередко воспоминаниями прежней его жизни. Подозрение, возбужденное обстоятельством потери браслета, породило в Арбенине сильнейшую ревность, и, пылая мщением за обманутую его любовь, он отравляет жену, а получив при издыхании ее уверение в невинности, сам себя закалывает. Цензура не видит в этом сюжете ничего противного правилам, имея в виду, что во многих представляемых на здешней сцене пьесах, встречаются подобные и еще более ужасные картины. Что же касается до выходок насчет маскарадов и обидных для дам выражений, то таковых в ныне представленных сценах вовсе не встречается.Рукой Дубельта на рапорте наложена резолюция: «Позволяется. 13 октября 1852 Г<енерал> Л<ейтенант> Дубельт» (ЦГИАЛ, III отд. с. е. и. в. канцелярии, ф. № 780, оп. 26, № 29, «Рапорты о пьесах, рассмотренных на разных языках. 1852 г.», лл. 140–141; впервые указано в кандидатской диссертации Л. Линева «„Маскарад“ М. Ю. Лермонтова», защищенной в 1953 г. в Ленинградском Гос. университете). А. Гедерштерн, таким образом, подтверждает даты представления «Маскарада» в драматическую цензуру (1835, 1836 и 1846) и подчеркивает, что главную роль в первом запрещении «Маскарада» сыграл Бенкендорф. В списке «Сцен, заимствованных из комедии Лермонтова», хранящемся в Ленинградской Государственной театральной библиотеке им А В. Луначарского (отд. I, шк. IV, п. 3, № 41, цензурный экземпляр пьесы), имеется всего лишь одно незначительное цензорское изъятие (вычеркнуты стихи 606–611), на обложке списка написано: «Одобряется к представлению. С. Петербург 13-го октября 1852 г. Действ. стат. советник Гедерштерн». Однако мытарства пьесы на этом не кончились. На бланке цензурного разрешения имеется карандашная помета: «пьесу удержать до получения указания от наследников Лермонтова» (ЦГИАЛ, Дирекция императорских театров, ф. № 497, оп. 97/2121, № 13834, л. 95; К. Ломунов. Сценическая история «Маскарада» Лермонтова. Сб. «Жизнь и творчество М. Ю. Лермонтова», Гослитиздат, М., 1941, стр. 555–556). Неожиданная, всего за 12 дней до спектакля, задержка, однако, не обескуражила М. И. Валберхову. Мужественная и благородная борьба артистки закончилась победой. С нее взяли только подписку, о содержании которой мы узнаем из слов, написанных ею в день спектакля на отдельном листе бумаги: «Беру на себя ответственность перед наследниками г. Лермонтова, если они окажут какие-нибудь претензии за представление сцен из комедии Лермонтова „Маскарад“, в бенефисе моем, назначенном мне от дирекции 27-го октября 1852 года. Мария Валберхова» (ЦГИАЛ, Дирекция императорских театров, ф. № 497, оп. 97/2121, № 13834, л. 99). 27 октября 1852 года в бенефис М. И. Валберховой, но без ее участия, и состоялось первое представление «Сцен» из лермонтовского «Маскарада». «Сцены» шли три раза — 27, 29 октября и 5 ноября 1852 года. 21 января 1853 года «Сцены» были поставлены Московским Малым театром, а 24 сентября 1862 года, через 10 лет после разрешения «Сцен», вся драма Лермонтова полностью была поставлена этим театром с незначительным изъятием отдельных стихов. В январе 1864 года «Маскарад» полностью идет и в Александринском театре в Петербурге. В 1911 году Александринский театр намеревался поставить «Маскарад» заново в декадентско-символистском осмыслении, но отложил постановку до 100-летней годовщины дня рождения поэта в 1914 году. Мистическую трактовку получил спектакль в театре Корша в 1912 году и в 1914 году в Киевском театре Соловцова. Александринский театр в постановке 1917 года довел символизацию «Маскарада» до предела. Истинную сценическую жизнь драме Лермонтова дал лишь советский театр. «Маскарад» прочно вошел в репертуар ведущих театров страны (см.: Г. Г. Штайн «Маскарад» на советской сцене. Сб. «„Маскарад“ Лермонтова», изд. ВТО, М.—Л., 1941, стр. 137–178; список постановок «Маскарада» на дореволюционной и советской сцене. Там же, стр. 263–265; Б. Емельянов. Два «Маскарада». Журн. «Театр», 1952, № 5, стр. 43–53). В списке действующих лиц и в самом тексте драмы жена Арбенина названа Ниной. В стихе 1508 она названа Настасьей Павловной, как и в списке ЦГИА. В «Арбенине» (стих 189) она же — Настасья Алексеевна (по требованию рифмы). Сопоставление этих фактов приводит к выводу, что Нина, очевидно, не настоящее имя героини, а уменьшительное, принятое в интимном обращении (см. Соч. изд. «Academia», т. 4, стр. 551). Фамилии Звездич и Штраль, возможно, взяты Лермонтовым из повести А. А. Бестужева (Марлинского) «Испытание» («Сын отечества», 1830, т. 13), а Шприх из повести О. И. Сенковского (Барон Брамбеус) «Предубеждение» («Библ. для чтения», 1834, т. 7). Фамилия Арбенин встречается у Лермонтова в драме «Странный человек» (1831). «А семпелями плохо» — выражение картежного жаргона. В «Маскараде» отражено широко распространенное в среде русского дворянства 1830-х годов увлечение карточной игрой. Правительство Николая I пыталось даже вести с нею борьбу, о чем у Лермонтова есть в одном из монологов Казарина упоминание, правда, вычеркнутое: (см. настоящий том, стр. 696). Широкое распространение карточной игры в то время отражено в ряде произведений русской литературы: «Игроки» Шаховского, «Игрок в банк» А. Яковлева, «Семейство Холмских» Д. Бегичева, «Пиковая дама» Пушкина, «Игроки» Гоголя и др.А. Гедерштерн.
Доныне гордый наш язык
К почтовой прозе не привык.
И вот на чем вертится мир.
Дмитрий Петрович Радин Александр, Юрий } сыновья Князь Лиговский Вера (его жена) Петрушка, лакей Юрия[50] Федосей, камердинер Дмитрия Петровича.Этот список сопровожден пометой В. Х. Хохрякова на полях: «Написана около 1834-36 (Раев.)». Повидимому, эта помета основана на свидетельстве друга поэта Святослава Афанасьевича Раевского. Вслед за списком действующих лиц приведен отрывок из монолога Александра из 4-го действия, сцена 1, от слов: «Да, мне 30 лет», кончая словами: «за чье преступление» (см. стр. 427, строка 27 — стр. 428, строка 5), с разночтениями в двух словах («не знал» вместо «не искал» и «отвергнутый» вместо «отверженный»), возникшими, возможно, вследствие неправильного чтения автографа. Копия драмы написана переписчиком, который плохо разбирал почерк Лермонтова. Он сделал много ошибок, некоторые места рукописи прочел неправильно, а некоторые слова совсем не разобрал, оставив для них пустые места. Неправильно прочтены переписчиком следующие слова: стр. 404, строка 33, вместо «позвольте» переписчик написал «идемте»; стр. 411, строка 13, вместо «Юрий Дмитрич недурен» — «Юрий, думаю, не дурак»; стр. 416, строки 5–6, вместо «бесцветная» — «бесценная»; стр. 425, строка 4, вместо «Вера» — «верно», и др. Лермонтов исправил ошибки переписчика и вставил пропущенные слова. Исправления эти сделаны им частично чернилами, частично — карандашом. Не все карандашные исправления принадлежат Лермонтову, но сделаны, очевидно, по его указанию. На л. 20 об. копии имеется карандашный набросок Лермонтова, изображающий мужчину средних лет (в профиль). Впервые небольшой отрывок с подробным пересказом драмы опубликован в «Русском вестнике» (1857, т. 9, июнь, кн. 1, стр. 336–344), в статье С. Д. Шестакова «Юношеские произведения Лермонтова»; первая полная редакция — в издании П. А. Ефремова «Юношеские драмы М. Ю. Лермонтова» (СПб., 1880, стр. 273–313). Датируется 1834–1836 годами на основании приведенной пометы В. Х. Хохрякова (ИРЛИ, оп. 4, № 26, тетрадь 2, л. 2) и на основании письма Лермонтова к С. А. Раевскому от 16 января 1836 года из Тархан, в котором сообщается: «пишу четвертый акт новой драмы, взятой из происшествия, случившегося со мною в Москве» (см. т. VI настоящего издания). По содержанию драма «Два брата» имеет соответствия с биографией Лермонтова. Происшествие, о котором упоминается в письме Раевскому, соотносится исследователями со встречей Лермонтова в Москве, в 1835 году, с любимой им женщиной, В. А. Бахметевой, урожденной Лопухиной. (Подробнее см.: Соч. под ред. Висковатова, т. 6, стр. 280–284; Соч. изд. «Academia», т. 4, стр. 556–559). Этот эпизод встречи вошел также в роман «Княгиня Лиговская», где под именем княгини Лиговской изображена В. А. Бахметева. Это же имя повторено в романе «Герой нашего времени». Монолог Александра в драме «Два брата»: «Да!.. такова была моя участь ~ дулом пистолета» (стр. 415–416) совпадает со словами Печорина в повести «Княжна Мери» (т. VI, запись от 3 июня). На сцене драма «Два брата» (с декорациями К. Головина) была поставлена 10 января 1915 года в Мариинском театре по случаю 100-летней годовщины со дня рождения М. Ю. Лермонтова (см.: «Речь», 1914, № 346, 22 декабря; «Вестник Европы», 1915, № 2, стр. 325–328). (обратно) Маскарад. Ранняя редакция Отрывок из ранней редакции «Маскарада» и варианты к нему печатаются по авторизованной копии из собрания Якушкиных — ЦГИА, ф. 279, оп. № 1, № 1014, лл. 1-38. Начало рукописи утрачено; она начинается со слов Арбенина: «А думаешь: глупец?» (в основном тексте соответствует второй половине стиха 417). Пьеса состоит из четырех действий, хотя первоначально была задумана в пяти. Действия обозначались словом «акт»; четвертый акт начинался после слов Казарина: «Теперь он мой!» (стих 653). Впоследствии Лермонтов объединил третий и четвертый акты в третье действие, но заголовок «V-й акт», вероятно, по недосмотру не переделал в «Действие 4-е». В настоящем издании эта ошибка исправлена. Датируется началом 1835 года. В списке как бы две редакции: в основе первоначальный писарской текст и по нему Лермонтовым проведена большая правка, дающая другую редакцию. В правке принимал участке С. А. Раевский, ибо, в немногих, правда, случаях, видна его рука. Лермонтов, правя копию, вычеркивал довольно значительные куски текста, много отдельных слов (иногда изъятия вызывались, видимо, и цензурными соображениями). В то же время он внес больше ста новых вставок — обозначил выходы, заполнил ремарки, улучшил рифмовку, устранил перебои ритма, совершеннее отработал речевые характеристики, что в общем усиливало и стремительность в развитии действия и выразительность монологов и диалогов. В обеих редакциях иначе, чем в последующих, разработана сцена мести Арбенина Звездичу: Арбенин вступает в заговор с игроками с целью втянуть князя Звездича в азартную игру и, оставаясь незамеченным, смущает его намеками на маскарадную интригу, чем и способствует проигрышу князя. Драма заканчивается смертью Нины. В первой редакции (писарской список) Нина перед смертью заявляет о своей невиновности, и Арбенин начинает сомневаться в справедливости своей мести; во второй (после авторской правки) Арбенин добивается ложного признания Нины в измене и остается в полной уверенности, что его месть законна. Из общего количества сцен — шесть по содержанию, по направленности, по взаимоотношению действующих лиц, по обрисовке характеров в основном совпадают с тремя первыми действиями основного текста «Маскарада». Впервые настоящая редакция опубликована в Соч. изд. «Academia», т. 4, стр. 522–551, в извлечениях, в качестве вариантов основного текста «Маскарада»; полностью — в Соч. изд. библиотеки «Огонек», т. 3, стр. 349–419. Lausseur и Шамбертень — марки французских вин. Супиры, сувениры — названия дамских туалетов, происходящие от французских слов: le soupir — «вздох», le souvenir — «воспоминание»; репантир — название модной прически, от фр. le repentir — «раскаянье». (обратно) Арбенин Печатается по авторизованной копии тетради автографов бывш. Чертковской библиотеки — ГИМ, ф. 445, № 227-а, лл. 2-41. Заглавие, ремарки в стихах: 238, 238–239, 401–402, 407–408, 420, 493–494, 501–502, 524–525, 536–537, 768–769, 812–813, 923, 954–955, 1030, 1045, 1175–1176, 1232–1233, 1250–1251, 1286–1287, 1291–1292, 1307, стихи: 174, 182, 191, 229, 398, 436, 551, 604, 789, 1044, 1070, 1292, 1294–1297 и дополнения к списку действующих лиц даны по копии — ЦГИАЛ, Бумаги председателей и членов Государственного Совета (Д. Н. Блудова), ф. № 1250, оп. XVI, № 47 «О рассмотрении старинных бумаг князя Долгорукова», лл. 73-113 об. (об этой копии см. Г. М. Дейч. Новое о драме Лермонтова «Арбенин». «Звезда», 1946, № 4, стр. 188–189). Копия бывш. Чертковской библиотеки (ГИМ) сделана безграмотным переписчиком и в первоначальном виде содержала много ошибок и пропусков текста. Затем рукопись была прочитана Лермонтовым, который карандашом отметил испорченные места и пропуски, подлежащие восполнению. На обороте второго листа Лермонтов набросал в черновике список действующих лиц, отчасти повторенный в конце 4-го действия. В то же время он приписал на лицевой стороне второго листа, также карандашом, стихи 56–64, а в тексте отметил звездочкой место, где их нужно поставить; следующий слой правки — исправления и вставки, сделанные чернилами против карандашных помет Лермонтова рукой С. А. Раевского. Однако и Раевский допустил ряд ошибок при исправлении текста. На рукопись нанесены вторичные поправки Лермонтова, сделанные уже чернилами. На этой стадии работы поэт внес в текст ряд творческих изменений. Несомненно позднейшего происхождения и сделанная Лермонтовым разбивка драмы на явления (вписанные карандашом ремарки). Заглавие драмы в данном списке отсутствует. Копия «Арбенина» в бумагах Д. Н. Блудова (ЦГИАЛ) также содержит значительное количество писарских ошибок, которые в данном издании во внимание не приняты. Этот список имеет заголовок и более полный, чем в копии ГИМ, список действующих лиц. В копии ЦГИАЛ имеются разночтения, свидетельствующие о том, что она представляет другую, более позднюю редакцию драмы. В ней нет стихов 48–64. По всей вероятности, они были пропущены из-за очевидной портретности заключающихся в них характеристик. Отсутствуют стихи 289–292 на французском языке, но для них оставлено место. В копии имеются новые ремарки, уточняющие психологическое состояние действующих в пьесе персонажей. Работа над новой пятиактной редакцией «Маскарада» — драмой «Арбенин» — шла с марта 1836 года, когда Лермонтов возвратился в Петербург из Тархан, до двадцатых чисел октября того же года. Драма «Арбенин» поступила в цензуру в двадцатых числах октября 1836 года. Ее рассматривал Е. Ольдекоп, который в своем рапорте писал:
Арбенин Драма в пяти действиях в стихах Сочинение М. Лермонтова (Для императорского Санкт-петербургского театра) Эта пиеса, под названием Маскарад, дважды была представлена на рассмотрение цензуры и возвращена как неуместная и слишком похожая на новейшие уродливые сочинения французской школы. Ныне пиеса представлена совершенно переделанная, только первое действие осталось в прежнем виде. Нет более никакого отравления, все гнусности удалены. Жена Арбенина, Настасья Павловна, легкомысленная кокетка, признается князю Звездичу, что она его любит, а он, срывая с нее браслет, скрывается. Казарин, бывши свидетелем этого разговора, сообщает всё Арбенину; но Настасья Павловна уверяет мужа, что князь влюблен в ее компаньонку Оленьку и поэтому так часто является в доме Арбенина. Оленька, чтобы спасти г-жу Арбенину, подтверждает ее слова и Арбенин высылает ее из дому и намеревается отмстить Казарину. Он показывает ему письмо, им написанное тому назад 7 лет, в котором он признается, что умертвил банкомета италианца. Казарин в отчаянии, но князь Звездич спасает его, объявляя, что он совсем не для Оленьки посещал дом Арбенина, и в доказательство показывает браслет Настасьи Павловны. Г-жа Арбенина всю ночь ожидала своего мужа, наконец, утром оделась, пошла в его кабинет и выпив тут стакан лимонаду, уснула в креслах. Арбенин приходит домой, удерживает Оленьку, которая хочет оставить его дом, и чтобы принудить Настасью Павловну к признанью, напугает ее рассказом, что она отравлена лимонадом. Она в отчаяньи признается, что Оленька невинна и что она сама, только из кокетства слушала изъяснения князя, не любя ни его, ни мужа своего. Князь приходит, чтобы драться с Арбениным, который его вызвал на дуэль, но Арбенин объявляет ему, что он для ничтожной кокетки не станет драться, и устроив будущность Оленьки, удаляется навсегда.(ЦГИАЛ, III отд. с. е. и. в. канц., ф. 78), оп. 26, № 12 «Рапорты о пьесах, рассмотренных на равных языках, 1835 г.», лл. 215–215 об.). Пересказ вполне соответствует сюжету сохранившегося авторизованного списка «Арбенина». Благосклонный отзыв цензора не спас положения: пьеса и в переработанном виде не получила разрешения на постановку. На рапорте цензора имеется надпись: «Запретить 28-го октября 1836». Впервые драма опубликована в «Русской старине», 1875, № 9, под заглавием «Маскарад». Ошибочность заглавия «Маскарад» (вместо «Арбенин») обнаружена лишь в 1911 году, когда стал известен отзыв Е. Ольдекопа на эту редакцию. Стих 411. Уналаска (ЦГИАЛ — Уналашка) — название одного из Алеутских островов. С Алеутскими островами часто соотносилось в то время имя графа Ф. И. Толстого (Американца). Дуэлист, картежник, игравший нечисто, Толстой отличался скандальнейшей репутацией, беспутным образом жизни. В 1803–1806 годы он участвовал в кругосветном путешествии И. Ф. Крузенштерна и за недопустимое поведение на корабле был ссажен с него капитаном на одном из Алеутских островов. (обратно) (обратно)Евстафий Ольдекоп
Иллюстрации
М. Ю. Лермонтов. Портрет маслом Ф. О. Будкина, 1834 г. Институт русской литературы Академии Наук СССР. Ленинград Испанец. Рисунок М. Ю. Лермонтова. Сепия, 1837 г. Институт русской литературы Академии Наук СССР. Ленинград Крестьянские типы. Рисунки М. Ю. Лермонтова, 1832–1834 гг. Институт русской литературы Академии Наук СССР. Ленинград Титульный лист к драме «Странный человек». Автограф М. Ю. Лермонтова (тетрадь X). Институт русской литературы Академии Наук СССР. Ленинград Страница автографа из драмы «Странный человек» (тетрадь X). Институт русской литературы Академии Наук СССР. Ленинград Вид провинциального городка. Рисунок из тетради М. Ю. Лермонтова, 1832–1834 гг. Институт русской литературы Академии Наук СССР. Ленинград Рисунки М. Ю. Лермонтова, 1832–1834 гг. Институт русской литературы Академии Наук СССР. Ленинград Страница авторизованной копии ранней редакции драмы «Маскарад». Центральный Государственный исторический архив. Москва Последняя страница авторизованной копии драмы «Арбенин». Государственный Исторический музей. Москва (обратно)Выходные данные
В подготовке текстов пятого тома и комментировании их участвовали: А. М. Докусов («Маскарад», Ранняя редакция «Маскарада», «Арбенин»); Л. М. Лотман («Странный человек»); А. П. Могилянский («Испанцы»); А. И. Перепеч («Цыганы», «Menschen und Leidenschaften», «Два брата»).Утверждено к печати Институтом русской литературы (Пушкинский Дом) Академии Наук СССР
Редактор издательства А. И. Соболева Художник С. Н. Тарасов Технический редактор Р. С. Певзнер Корректоры О. Б. Билинкис, М. М. Гальперн, М. И. Неровня и Г. Т. Никифорова
РИСО АН СССР № 7-9В. Подписано к печати 29/IX 1955 г. М-48375. Бумага 60 × 92/16. Бум. л. 23 3/4 Печ. л. 47 1/2. Уч. — изд. л. 35.68 + 9 вкл. (0.44 уч. — изд. л.). Тираж 25 000. Зак. № 197. Цена 15 руб.
1-я тип. Издательства Акад. Наук СССР. Ленинград, В. О., 9 линия, д. 12. (обратно)
Примечания
1
следовательно (лат.). — Ред. (обратно)2
нужно полагать. (Лат.). — Ред. (обратно)3
Победа!.. (Лат.). — Ред. (обратно)4
пришел, победил (лат.). — Ред. (обратно)5
На этом месте рукопись обрывается. (обратно)6
Люди и страсти (Трагедия). (Немецк.). — Ред. (обратно)7
например. (Франц.) — Ред. (обратно)8
сестра, (франц.). — Ред. (обратно)9
Боже мой! Боже мой! (Франц.). — Ред. (обратно)10
я должна быть сегодня красивее, чем когда-либо (франц.). — Ред. (обратно)11
как будто это — государственное дело!.. (Франц.). — Ред. (обратно)12
я-то над всем этим смеюсь! (Франц.). — Ред. (обратно)13
двусмысленность (франц.). — Ред. (обратно)14
с глазу на глаз. (Франц.). — Ред. (обратно)15
Дорогая. (Франц.). — Ред. (обратно)16
дорогая. (Франц.). — Ред. (обратно)17
сестра (франц.). — Ред. (обратно)18
Женщина, которую он любил, была обвенчана с другим.
Но тот любил ее не больше…
… И это мир называет безумием, но безумие мудрецов глубже,
И меланхолический взгляд — страшный дар;
Не телескоп ли он, в который рассматривают истину,
Телескоп, который сокращает расстояние и тем самым уничтожает фантазию,
Приближает жизнь в ее истинной наготе
И делает холодную действительность слишком действительной.
Последние комментарии
46 минут 51 секунд назад
2 часов 13 минут назад
1 день 11 часов назад
1 день 22 часов назад
2 дней 10 часов назад
2 дней 17 часов назад