Роза и лилия [Жеральд Мессадье] (fb2) читать постранично, страница - 3

Снаружи раздавались крики мужчин, божившихся, что бросят все на свете и пойдут к вассалу графа де Клермона шевалье де Морбизу, к самому графу, к епископу! К королю, наконец! Гийеметта вышла на порог и крикнула:

— Сначала займемся мертвыми!

Мэтр Бурри запряг свою двуколку, туда забрались Гийеметта и еще две женщины, которые должны были обмыть покойных. Вернуться им предстояло пешком. Жанна верхом на Донки ехала следом, а мужчины вышагивали рядом. Через полчаса они добрались до местечка Бук-де-Шен.

На пороге дома пристроились две вороны.

Когда Жанна отперла дверь, она чуть было снова не лишилась сознания.

Женщины перекрестились, мужчины стянули с головы шапки. Дом наполнился шепотками.

Потом Гийеметта и Дениза, жена мясника Гризе, отправились за водой, чтобы обмыть мертвых. Жанна преклонила колени возле матери, затем возле отца. Она хотела молиться, но не смогла припомнить слова, которым научил ее отец Годфруа. В голове у нее все смешалось. Неужели Господь говорит только на латыни?

Мужчины тоже встали на колени. Они разделяли ее горе.

— И позволено же такому случаться! — пробурчал один из них.

Дела между тем не терпели отлагательств, и Кривой Жаке отправился в поле за двумя быками, чтобы отвести их в стойло.

Худшее ждало их по дороге на кладбище. Раны на горле были такими глубокими, что на каждой колдобине головы могли попросту отвалиться. Жанна поддерживала голову отца, а Гийеметта — матери.

Там уже зияли пять могил, вокруг которых собралась вся деревня. Мужчины, чтобы скоротать время, прихлебывали сидр. День потерян для всех, что ни говори.

Кюре, отец Жанена и «матушка» Маринетта уже лежали в гробах, которые начали заколачивать. Потом в гробы уложили Матье и Жозефину.

— Хочешь взять их обручальные кольца? — спросил Тибо Жанну.

Она взглянула на серебряные кольца, словно приросшие к узловатым пальцам, и помотала головой:

— Они обручены навеки, и не надо их разлучать.

Соблюдая некую неписаную иерархию, первым в могилу опустили тело кюре. Потом тело отца Жанена, который скончался раньше. Потом отца Жанны, за ним ее мать. Последней упокоилась «матушка». Поскольку кюре больше не было, не было и мессы. Кто во что горазд люди читали молитвы у самых могил. Кто-то зазвонил в колокол, и надо же, почти как положено: один удар колокола каждые тридцать ударов сердца.

Все ждали, когда Жанна громко прочтет молитву. Она понимала, что не сумеет сделать это как надо. В тихом утреннем воздухе зазвучал ее тонкий и ясный голос:

— Господь наш, Иисус Христос, и Ты, Отец его, мои родители ни в чем не виноваты. Если Ты не отомстишь за них, значит, Тебя нету. Если Ты существуешь, даруй им благодать Твою в небесах. И еще верни мне братика Дени.

Все широко раскрыли глаза. Эта молитва была почти кощунством. Тогда Гийеметта упрямо кивнула, призывая людей к тишине. Разве не была она женой кузнеца? Когда пришла пора помолиться за кюре и Маринетту, Елизавета, сестра Гийеметты, встала между двух могил:

— Господь Иисус Христос, Отче наш и Дух Святой, вы позволили зарезать беззащитных слуг ваших. Дьявол вчера одержал верх. Именем веры нашей заклинаем вас отомстить за них. И побыстрее, еще до того, как упокоятся наши души. Это были добрые люди. Они не заслужили такой судьбы. Аминь.

Люди слушали с раскрытыми ртами. Потом в могилы посыпались первые комья земли.

Белесое небо Нормандии пребывало совершенно безучастным к происходящему в тот день — 18 мая 1450 года, ровно месяц спустя после предпоследней битвы Столетней войны. Оно видало кое-что и похуже. И чего только оно не слышало!

И все же, когда люди уже втыкали кресты в мягкие холмики, оно из вежливости пролило слезы. Закапал не по-весеннему мелкий дождик, заставивший затрепетать листья деревьев.

2 Голоса французских пушек и складной нож

Форминьи? Несколько месяцев назад Жанна слышала от отца это название. Там была битва. Но какое дело юным крестьянкам до сражений, которые ведет загадочное племя господ? Жанне и в голову не приходило, что история с двумя пушками, случившаяся за месяц до того, 15 апреля 1450 года, в местечке Форминьи, что между Каном и Трегье, до некоторой степени изменила и ее судьбу.

Мэтью, Маттиу, потом Матье, отец постоянно говорил об «англичанах» и «французах». Жанна пропускала все это мимо ушей. Во-первых, отец плохо освоил нормандское наречие, а Жанна едва понимала английский, ибо мать всегда говорила с ней по-нормандски. Частенько Жанна просто не разбирала, о чем толкует отец. Ну а потом, крестьянский здравый смысл, унаследованный от матери, подсказывал Жанне, что слова «англичане», «французы» ровно ничего не значат. Разве все они одинаковы? У англичанок что, не такие же груди, как у француженок? Разве французы едят не тот же хлеб, что англичане? Не все ли они молятся одному доброму Боженьке?

До всех этих отцовских различий ей не было никакого дела.

Она ничего не ведала об истории рода