Родина этеллита [Владимир Леонидович Ильин] (fb2) читать постранично, страница - 2


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

стало естественным, что дети часто рождались в корабле и порой проводили в нем долгие годы. Родившихся в космосе стали называть этеллитами. Их было немного. Как правило, детство, проведенное в отсеках корабля, среди роботов, искусственных пейзажей, а также под влиянием звезд в иллюминаторе, аварийных ситуаций, синтетической пищи, накладывало отпечаток на характер человека. Этеллиты после прибытия на Землю обычно снова просились в космос. Он был их стихией. Так поступил и Глорин. Он подал рапорт в Звездный колледж, а успешно окончив его, двадцать лет провел в межзвездных экспедициях. Потом получил назначение на Рестину, небольшую гористую планету.

Глорин не испытывал чувства любви к Земле. Его родиной был космос. Во время отпусков он много раз прилетал на Землю, объездил и исходил всю планету от полюса и до полюса, побывал везде, где только смог. Вначале ему было просто интересно. Он скакал на мустангах в североамериканской прерии, скользил на водных лыжах по изумрудной поверхности южных морей, пересекал Гренландию на лыжах, вдыхая чистый морозный воздух. Он испытал все. Но в глубине его души гнездилась неукротимая тяга к космосу, и однажды где-то в тропиках, когда он поднял голову к ночному небу и увидел крупные звезды, его охватило мучительное желание видеть их на обзорном экране или через стекло иллюминатора. Он был человеком математического склада – и поэтому, проанализировав мысленно свое состояние, понял: Земля никогда не станет его родиной.

Он был этеллитом.

Но его помощник был человеком, родившимся на Земле.

Глорин видел, что Коев тоскует по родной планете, но не понимал его. Однажды вечером, когда из кают-компании вновь донеслись шум ветра, чириканье птиц и шелест дождя, он не выдержал и пошел туда. Юноша сидел, обхватив колени руками и уткнувшись в них носом. Фильм был стереоскопическим, и тот, кто смотрел его, испытывал ощущение, что находится на Земле, в еще не просохшей от недавнего дождя березовой роще.

Глорин всегда избегал споров и бесед, но в тот вечер, увидев выражение лица помощника, он вдруг заговорил горячо и отрывисто, желая убедить Коева в том, что Земля вовсе не прекрасна и что не стоит о ней скучать. Слова были неуклюжими, грубоватыми, шершавыми. Юноша внимательно слушал его, не меняя позы, а когда Глорин выдохся, сказал, вернее спросил: «Вы – этеллит?» И, прежде чем Глорин успел ответить, проронил: «Извините, шеф»,- и выключил кинопроектор…

Только на следующий день Глорин понял, что же толкнуло его на спор. Он завидовал Коеву, завидовал тому, как он любит Землю и скучает по ней. Глорин любил космос, но не мог скучать по нему. Космос был кругом, он окутывал Рестину, вплотную подходил к ее поверхности: на этой планетке шестого класса не было атмосферы. Рестина не вращалась вокруг своей оси, на ней не было смены дня и ночи, а были дневная и ночная поверхности. Станция Глорина находилась на стороне вечной ночи, среди мрачных скал и метеоритных кратеров, и звезды, смотреть на которые так нравилось Глорину, были все время у него перед глазами.

Глорин понимал, что не прав, но с того дня Коев раздражал его. Раздражал всем: ностальгией, фильмами, неумением молчать, даже дурацким обращением к нему – «шеф». Глорин стискивал зубы, работал, а втайне подумывал о том, чтобы попросить Землю разъединить их с Коевым. Юноша ощущал антипатию Глорина и, искренне жалея его, в то же время почему-то испытывал чувство вины перед ученым.

Так продолжалось до сегодняшнего дня, когда метеоритная защита вышла из строя, а до прибытия рейсового «грузовика» оставалось не менее суток. Они решили ждать и не думали о метеоритном дожде: во-первых, то, что это произойдет именно сегодня, было весьма маловероятным, а во-вторых, слишком были заняты своими отношениями…

В тот вечер, как обычно, Коев отправился в искусственную рощицу, где завалился в кусты; Глорин, надев скафандр, отправился за купол бродить среди скал и глазеть на звезды, которые своими лучиками, казалось, гладили его по лицу…

Коев проснулся от сильного взрыва. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло: прозрачный купол покрылся мелкой сетью морщин, совсем рядом что-то горело. Юноша быстро натянул скафандр. Случилось именно то, чего по теории вероятности случиться не могло: выпал метеоритный дождь. Но где же Глорин, что с ним? Коев бросился в спальню шефа, понимая, что дорога каждая секунда: драгоценный воздух уходит из-под купола. В коридоре длинными языками ударило в лицо пламя, и он невольно отшатнулся, хотя скафандр мог выдержать и не такую температуру. Когда Коев вбежал в комнату Глорина, она была наполнена дымом. Одна стена рухнула, скрыв под обломками тело начальника станции. Где-то в стороне раздался второй взрыв. Юноша быстро освободил Глорина, пощупал пульс: жив. С трудом облачил лежащего в эластичную ткань скафандра и, взвалив на плечи, пошел прочь. Пламя медленно гасло – воздух уходил в космос…

Когда к Эрду Глорину вернулось сознание, он не сразу понял, что лежит на