Свой среди чужих, чужой среди своих [Эдуард Яковлевич Володарский] (fb2) читать постранично, страница - 3

Кунгуров с силой стукнул мундштуком по столу.

— Фью-ить! — присвистнул Никодимов. — Я не знал...

— После ликвидации банды Липягин и я вызывали Шилова, беседовали с ним. И оказалось, что о том, где находится его брат, он знал давно. Знал и скрывал от партии и товарищей. — Кунгуров еще раз перечитал фамилии, передал листок соседу. — Так вот, — закончил он, — учитывая сложную обстановку и огромную ответственность задания, я возражаю против кандидатуры Шилова.

Снова наступило молчание, потом Забелин неуверенно возразил:

— Подождите, товарищи, при чем тут Шилов? Он сам по себе, а его брат сам по себе.

— Что значит «сам по себе»?! — повысил голос Никодимов. — Почему скрывал? Брат в банде, а он, понимаешь, скрывал! Это как называется?

— Хорошенькое дело — «сам по себе»! — поддержал рабочего Кунгуров. — Эдак любую классовую близорукость оправдать можно.

— Да при чем тут классовая близорукость? — поморщился Забелин. — Мало ли отцов и братьев оказались по разные стороны баррикад.

— Вообще-то, мужик он расторопный, — со вздохом проговорил Липягин. — Проверен не раз, в переделках разных бывал.

Липягин посмотрел на сидящих за столом членов губкома и еще больше помрачнел, злясь на самого себя. Нет, не так сказал. Надо было бы рассказать товарищам о том, как они с Егором Шиловым больше двух лет плечо к плечу дрались в одном эскадроне, как под Саранском Шилов тащил его на себе, раненного, истекающего кровью, вынес из самого пекла боя... Надо было бы и о том сказать, что под Уфой, когда был убит их любимый комэска Федор Жгун, Шилов повел эскадрон в атаку. Эх, многое можно было бы порассказать... А у него, у Липягина, и слова-то настоящего не нашлось: «мужик расторопный»... «И что Сарычев молчит?» — с тоской подумал Липягин.

— Кабы другой кто сказал, внимания не обратил бы. А от председателя губчека такие речи слушать даже странно! — Никодимов рассердился, его. седые усы встопорщились.

— О том, что брат Шилова воевал у Семенова, а потом оказался в банде Соловейко, я знал давно! — Секретарь губкома Сарычев прихлопнул ладонью по столу. — И потом мы с Шиловым не первый день знакомы! Слава богу, еще против Колчака партизанили. Решительный мужик, не теряется в любой обстановке... Преданный делу революции. До конца... — Сарычев снял очки, стал протирать их кончиком шарфа.

«Сказал все-таки. Ну, спасибо, Василий!» — И Липягин благодарно взглянул на секретаря.

Вновь молчание воцарилось за столом. Липягин решительно сказал:

— Тогда давайте голосовать!

— За всех сразу или по отдельности?

— За всех сразу! — ответили одновременно несколько человек. — Чего волынку тянуть?

— Кто «за»? — спросил Липягин.

Все, кроме Николая Кунгурова и Никодимова, подняли руки.

— Против?

Уверенно взметнулись вверх две руки. Все молча посмотрели на Кунгурова и Никодимова.

— Так, товарищи, кандидатуры приняты, — сказал Сарычев. — Теперь второе. Медлить с отправкой золота нельзя. Сегодня пятнадцатое. Послезавтра, семнадцатого, в шесть тридцать вечера пойдет поезд на Москву. Через Челябинск, Пермь. Вот этим поездом и предлагаю отправить товарищей.

— Слушай, Василий Антонович, а не маловато — четыре человека, а? Может, прибавим человек пять? Переоденем под мешочников, под мужиков... Все спокойней будет, — проговорил Липягин.

Сарычев выслушал, вздохнул:

— Эх, Степан, у тебя в одно ухо влетает, в другое вылетает... Ведь решили уже! Зачем говорить впустую... Товарищи, вы свободны. — Сарычев подвигал бумаги на столе. — Кунгурова и Липягина прошу остаться.

Люди поднимались, гремя стульями, торопливо закуривали и, переговариваясь, шли к массивным дверям с бронзовыми ручками.

Сарычев, Липягин и Кунгуров остались одни. Липягин отошел к высокому, узкому окну, отворил его и закурил самокрутку, пуская дым на улицу.

— Давай сюда ребят, — негромко сказал Сарычев, надевая очки.

Кунгуров прошел к дверям, отворил их и громко позвал:

— Глухов!

Появился красноармеец в длиннополой шинели, с винтовкой.

— Грунько, Шилова, Дмитриева и Лемеха вызови сюда.

Красноармеец козырнул и вышел, притворив, дверь.

Липягин стоял у окна, молча курил.

— Значит, послезавтра, — задумчиво произнес Кунгуров.

 

Грунько, невысокий, крепкий мужчина в линялой гимнастерке и вытертых кожаных галифе, не мигая, смотрел прямо перед собой.

— Повезете золото, собранное по всей губернии, — сказал Кунгуров. — Поедете вчетвером семнадцатого, в шесть тридцать.

— С кем? — спросил Грунько.

— Семнадцатого встретимся на вокзале, там узнаете. У вас почти два дня в запасе, можете отдохнуть. И еще: постарайтесь никуда не отлучаться из дому.

То же было сказано Дмитриеву и Лемеху. И лишь с Шиловым произошел несколько иной разговор.

— Задание трудное и ответственное... — пристально Глядя в его напряженные глаза, говорил Кунгуров. — Не скрою, при обсуждении кандидатур я голосовал против тебя, товарищ Шилов.

— Брата вспомнили? — Шилов чуть усмехнулся.

— Разное