Загадка египетской гробницы [Агата Кристи] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

для поездки в Египет. «У меня там есть друг, который не в силах мне отказать», — хвастался он направо и налево. Как бы там ни было, планам его, однако, не суждено было осуществиться. Вскоре он вернулся обратно в Нью-Йорк, в ярости проклиная на чём свет стоит собственного дядю, который, по его словам, куда больше заботится об истлевших костях давным-давно умерших фараонов, чем о собственной плоти и крови. Он как раз был в Египте, когда скоропостижно скончался сэр Джон Уиллард. Вернувшись в Нью-Йорк, молодой Руперт продолжал вести прежнюю жизнь, постепенно скатываясь на самое дно, пока, неожиданно для всех, не покончил жизнь самоубийством, оставив весьма странную записку. В ней было всего несколько фраз. Похоже, что писал он её в приступе раскаяния. В ней он почему-то называл себя «изгоем» и «прокажённым», а заканчивалась она словами, что он, дескать, не имеет больше права оставаться в живых.

Мрачные мысли зашевелились у меня в голове. Честно говоря, я никогда не верил во всю эту чушь насчёт проклятия давным-давно умершего египетского фараона. Мне всегда казалось, что преступника следует искать в нашем времени. Предположим, что молодой неудачник решил так или иначе избавиться от своего дядя — вероятнее всего, с помощью яда. Но тут произошла ошибка и по несчастной случайности яд попал к несчастному сэру Джону Уилларду. Терзаемый угрызениями совести и преследуемый мыслями о совершённом им преступлении молодой человек возвращается в Нью-Йорк. И тут его настигает весть о смерти дяди. Осознавая, насколько бессмысленным было совершенное им убийство и мучимый раскаянием, он принимает решение свести счёты с жизнью.

Я тут же выложил свою версию событий Пуаро. Казалось, эта идея его заинтересовала.

— Что ж, ход ваших мыслей мне понятен, дорогой Гастингс. Только ведь это просто… слишком просто. Впрочем, не исключено, что всё так и было. Но вы, по-моему, забываете о роковом влиянии гробницы.

Я пожал плечами.

— Вы по-прежнему уверены, что в этом что-то есть?

— Настолько, что мы с вами завтра же отправляемся в Египет, друг мой.

— Что?! — поражённый до глубины души, воскликнул я.

— Нет, нет, я не шучу, — с видом обречённой жертвы вздохнул Пуаро. Тихий, жалобный стон вырвался у него из груди. — О Боже! — жалобно посетовал он. — Море! Это ужасное море!

* * *
Прошла неделя. Под нашими ногами шуршал золотой песок пустыни. Прямо над головой в небе ослепительно сияло жаркое солнце. Пуаро — живое олицетворение скорби — вяло тащился за мной следом. Маленький бельгиец терпеть не мог морские путешествия. Наше плавание из Марселя, длившееся всего четыре дня, превратилось для него в настоящую пытку. Когда мы пришвартовались в Александрии, он превратился в тень самого себя, даже обычная для него аккуратность и чуть ли не кошачья страсть к чистоте были забыты. Вскоре мы прибыли в Каир и прямиком отправились в отель «Мена-Хаус», расположенный у самого подножия пирамид.

Колдовское очарование древнего Египта вскоре завладело мной. Но не Пуаро. Одетый точь-в-точь так же, как если бы он находился в Лондоне, он постоянно таскал с собой в кармане маленькую одежную щётку и вёл нескончаемую войну с пылью, которая то и дело оседала на его костюме.

— А мои ботинки! — стонал он. — Нет, вы только взгляните, Гастингс! Мои новенькие ботинки, из тончайшей кожи, всегда такие опрятные и блестящие! Боже милостивый, внутри песок, который немилосердно трёт ноги, и снаружи тоже — на них смотреть больно! И эта жара… эта ужасная жара! От неё мои усы превратились в настоящую мочалку… да, да, мочалку!

— Лучше поглядите-ка на сфинкса, — посоветовал я. — Даже я чувствую, что от него исходит очарование древней тайны.

Пуаро с досадой покосился на меня.

— Не очень-то у него счастливое выражение лиц, — пробурчал он. — Да и чего ещё ожидать от бедняги, когда он едва ли не по уши погрузился в этот чёртов песок! Будь всё проклято!

— Да не ворчите, Пуаро. В вашей родной Бельгии тоже песка хватает, — ехидно напомнил я ему, ещё не забыв наш отдых в Нок-сюр-Мер, в самом сердце «изумительных дюн», как было написано в путеводителе.

— Только не Брюсселе, — заявил Пуаро, задумчиво поглядывая на пирамиды. — Что ж, хоть тут не обманули. Все они правильной геометрической формы… но вот эта их шероховатая поверхность! Она просто отвратительна! А пальмы! Терпеть их не могу! Хоть бы посадили их рядами, что ли!

Я безжалостно прервал его жалобы, предложив немедленно отправиться в лагерь археологов. Добираться туда можно было только на верблюдах. Эти огромные животные, покорно опустившись на колени, терпеливо ждали, пока мы вскарабкаемся им на спину. Верховодила нашим караваном целая ватага одетых в живописные лохмотья мальчишек, возглавляемая болтливым переводчиком.

Избавлю читателя от описания того печального зрелища, которое представлял собой Пуаро, с грехом пополам взгромоздившийся на верблюда. Начав со стонов и вздохов, кончил он пронзительными