Онагр [Иван Иванович Панаев] (fb2) читать постранично, страница - 3

кондитерскую или трактир перекусить чего-нибудь, да тотчас бы опять направо кругом и назад.

- Это для меня непонятно, - сказал статский, прихлебывая сахарную воду, - здешние танцовщицы… они, я думаю, совсем необразованны?

Офицер с золотыми эполетами несколько обиделся и пожал плечами.

- Позвольте вас спросить, что вы называете образованием? По-моему, образование - это вещь такая… о которой всякий… всякий судит по-своему…

- То есть, конечно, все почти они премиленькие, - перебил герой рассказа, - но ведь ни одна из них, верно, не говорит по-французски, особенно фигурантки…

- Фигурантки-то еще поумнее, братец, солисток. Я тебе откровенно скажу, что моя

Маша заткнет за пояс всех солисток, сколько их ни есть. Это не девочка, а золото; она почти и не румянится на сцене… У нее чудо какой цвет лица. В "Роберте", в третьем действии, когда они встают из гробов, она уж белится, белится, чтоб казаться бледнее, - нет, кровь у нее так и проступает сквозь белила.

- Все это хорошо; я сам иногда с удовольствием смотрю на танцовщиц, - продолжал герой рассказа, - соблазнительного в них много; зато уж ничего более. С фигуранткой невозможно думать о возвышенной любви; иное дело женщина в обществе, умная, милая вертушка…тут за ней волочишься, ей во французском кадриле или в мазурке немножко пожмешь руку, у нее глаза тотчас разгораются, она отвечает тем же. С женщинами, я вам скажу, надобно иметь только дерзость - это главное: с дерзостью наверное выиграешь. Ведь я испытал все это…

Офицер с золотыми эполетами встал со стула, прошелся по комнате и сказал:

- Актрисы, братец, по-моему, лучше всех ваших светских дам; в актрисах есть что-то такое… особенная какая-то прелесть… К тому же, по-моему, в общество часто выезжать опасно: и сам не заметишь, как очутишься женатым. Я, господа, езжу на балы к ужину: порядочно поужинаешь, поговоришь с приятелями - да и давай бог ноги. Один раз я, однако ж, у Дмитрия Васильевича Бобынина дал промах: только что встали из-за стола, я было за шляпу, а Катерина Ивановна и увидала - и пошла потеха! Я, говорит, не пущу вас, ни за что не пущу, - и начала отнимать у меня шляпу; - вы, говорит, должны танцевать гросфатер, надобно побеситься после ужина… Нечего делать - поневоле пустился в пляс; затона другой день Маша задала мне такую гонку, что до сих пор забыть не могу: она у меня преревнивая. -

Кто много в свет выезжает, - сказал офицер с серебряными эполетами, - тому беда быть влюбчивым. Я ужасно влюбчив. И Катерина Ивановна это заметила… В прошедший понедельник она мне сказала: "О, я про вас все знаю!" - и погрозила пальцем…

- Катерина Ивановна любезная женщина, - прошептал статский, рассматривая с большим вниманием свои бледные и тонкие пальцы.

- А что, за ней, я думаю, можно приволокнуться? - спросил офицер с серебряными эполетами.

Герой рассказа проглотил бисквит и подумал: "Ах, и в самом деле! Она очень недурна: такая кругленькая; муж у нее все в карты играет, волосы у него с проседью, одевается он не по моде. Не съездить ли мне сегодня к ним с визитом?.."

- У Катерины Ивановны, надо отдать ей справедливость, прекрасные плечи, - сказал офицер с золотыми эполетами, - но уж все не то, что у Маши… У Маши все жилки на шее видны, такая нежность!

- Господа, посмотрите, вон там у окна какой жалкий чиновник сидит, - сказал офицер с серебряными эполетами, - какой смешной народ эти чиновники!

Офицер начал свистеть и, насмешливо улыбаясь, несколько раз прошелся мимо чиновника, осматривая его с ног до головы…

Герой рассказа засмеялся.

- А ты чего смеешься? - сказал офицер с золотыми эполетами, - разве ты не чиновник?

- Какой же я, мон-шер, чиновник? я и в департамент никогда не езжу, я только числюсь…

- Четвертый в начале, - сказал статский, - мне пора… - Он закашлялся, допил свою сахарную воду и ушел.

- Терпеть не могу этого пискуна! - произнес офицер с золотыми эполетами, провожая глазами статского, - с ним как-то и разговоров не находишь. Все ему не нравится, все не по нем…

- Нет, мон-шер, - заметил герой рассказа, смотрясь в зеркало, - он немножко чудак, но, говорят, везде путешествовал; он здесь везде принят в лучших домах и одевается недурно…

Пройдемся-ка по Невскому…

- Пожалуй, братец.

- И я пойду с вами! - закричал офицер с серебряными эполетами.

Дойдя до Адмиралтейской площади, герой рассказа простился с офицерами, сел в сани и поехал к Бобыниным. Дорогой он все мечтал о Катерине Ивановне и окончательно решился волочиться за нею. "С нынешнего же дня приступлю, - думал он, - кто знает, может быть…

Ненавижу ухаживать за девицами… Нынче в большом свете все волочатся за дамами, на девиц никто и смотреть не хочет… Я прежде не так хорошо мазурку танцевал… ну, а теперь, после десятого урока, совсем не то… Много значит хорошо танцевать мазурку!"

Когда он вошел в переднюю к Бобыниным, было без пяти минут четыре часа - в самую пору: в большом свете всегда ездят с визитами в четыре часа.

- Дома Дмитрий Васильич?

- Сейчас приехали.

- А Катерина