Год 2150 [Тия Александер] (fb2) читать постранично, страница - 2

блестяще, а у меня в начальных классах дела были совсем плохи. Двенадцать лет он постоянно помогал мне. Нелепость большинства школьных предметов вызывала у меня озлобление, но Джон ни разу не вышел из себя. Результат его усилий превзошел все мыслимые ожидания. Я закончил и школу, и колледж в числе первых по успеваемости. Сам Джон был в классе вообще вне конкуренции. Кроме того, его каждый год признавали лучшим спортсменом — и в школе, и в колледже.

Джон прекрасно играл в защите, и его математически точные пасы превратили меня, с моими-то скромными способностями, в футбольную звезду колледжа. Вполне возможно, что он стал бы профессиональным футболистом, если б не Вьетнамская война. Похоже, покойный доктор Лейк чем-то крепко насолил двум членам местной призывной комиссии, и те в отместку загребли нас с Джоном — не прошло и пары недель после выпуска из колледжа.

В армии мы держались вместе все время, включая и последнюю вылазку, когда наш взвод разнесло в клочья. Не один час я тащил на плечах Джона через бесконечные джунгли. Наконец нас подобрали санитары и перебросили в базовый госпиталь.

Там Джону ампутировали правую ногу, а я, несмотря на все старания врачей, ослеп на левый глаз.

В этой безумной мясорубке, которая называлась Вьетнамской войной, Джон потерял ногу, но я не слышал от него ни слова жалобы. Меня же переполняла ярость. Джон говорил, что мы получили ценный урок и теперь он, даже спасая собственную жизнь, никогда не пойдет на то, чтобы убить или хотя бы ранить другого человека. Но по-моему, это было очевидно и без войны.

Наверное, сложнее всего мне было понять в Джоне то, что я называл «мягкосердечием». Он никому не мог причинить вреда. В жизни не раздавил жука и не вырвал живой травинки, разве что нечаянно, но никого не пытался обратить в свою веру. Джон всегда говорил, что человек может научиться чему-то только тогда, когда он готов этому научиться, и еще — что хорошо для одного, для другого может быть плохо.

В общем, Джон никогда не позволял себе осуждать войну; он считал, что всем, кто в ней участвовал, война дала необходимый опыт. И называл это кармой. Как я ни старался, не смог убедить его присоединиться, когда мы, ветераны, протестовали против войны; он даже не хотел спорить со мной на эту тему. Джон вообще редко с кем-нибудь спорил. Он просто соглашался с собеседником: «То, во что ты веришь, и есть для тебя истина».

Во многом Джон остался для меня загадкой. При росте шесть футов три дюйма и весе 180 фунтов^[1] он бегал быстрее всех в колледже. Но на футбольном поле, как мог, избегал столкновений, опасаясь травмировать соперника. Не убил ни одного живого существа, но ел мясо животных, убитых другими. Девушки были без ума от его глаз, синих, как море, и сильного, скульптурного тела. Тут не обходилось и без трагедий. В старших классах от него забеременела одна девушка. Единственный раз я видел, как доктор Лейк по-настоящему разозлился на Джона. До сих пор помню, как он кричал, что никто не имеет права становиться родителем, если еще ни психологически, ни материально не способен заботиться о ребенке.

В колледже Джон выбрал основной дисциплиной философию, а вторую специализацию получал по психологии и социологии. Когда нас, инвалидов, демобилизовали, он убедил меня вернуться в университет и получить степень. Основной дисциплиной для нас обоих теперь стала психология, а второй — социология. Джона интересовали социальные факторы, влияющие на формирование индивидуального поведения и становление личности. Под его влиянием я увлекся идеей практических социальных перемен, которые бы исключили такие ужасные катастрофы, как война во Вьетнаме.

В то время, когда Джон начал вести дневник, мы уже сдали все экзамены на докторскую степень и совместно работали над диссертацией по социальной психологии, посвященной целеполаганию и развитию самооценки у детей.

Я могу еще много писать о Джоне, но это его история, а не моя. Я хотел лишь предоставить вам контекст этого действительно замечательного дневника и вкратце обрисовать портрет моего друга Джона Лейка — человека, забыть которого невозможно.

Поскольку дневник Джона не предназначался для публикации, а служил ему инструментом для изучения себя самого, некоторые части текста перегружены узкоспециальными подробностями, не интересными широкому читателю. Поэтому я позволил себе удалить из дневника наиболее эзотерические и сложные для понимания фрагменты. Некоторые из них в сокращенном виде приведены в конце книги, в разделе «Из записей Джона». Кроме меня, еще три человека полностью прочли дневник, когда Джон был еще жив и мог объяснить и проиллюстрировать содержащиеся в нем идеи. На всех нас это произвело глубокое впечатление и изменило нашу жизнь. Поэтому я бы рекомендовал заинтересованному читателю ознакомиться с этими конспектами бесед Джона со Службой Информации (СИ) и возвращаться к ним время от времени при чтении дневника.

Во многое из