Пленники Барсова ущелья [Вахтанг Степанович Ананян] (fb2) читать постранично, страница - 3

красиво — как стихи! Я даже наизусть помню: «Охотник, охотник, зачем ты тогда не схватил ее за копытца?»

— И схватил бы, а как же — стоило только руку протянуть.

— Конечно! Я помню: он сидел, спрятавшись в кустах винограда, а олениха пришла, начала рвать листья и просунула сквозь зелень свое копытце. Но нога была такая красивая, таким трогательным было это животное, что человеку стало жалко. Вот он и не тронул олениху. Так, Ашот? Я, может быть, не все поняла, я ведь по-русски читала, — сказала Шушик, словно оправдываясь.

— А этот корень! Это возле него вооруженные люди живут пo пятнадцать — двадцать лет, дожидаясь, пока он созреет. Потом его осторожно выкапывают, под строгой охраной отвозят в Китай и там продают очень дорого — не помню точно, кажется, за тысячу золотом.

— Ох, тысячу золотом за один корень? — встрепенулся Саркис.

— Ну да. Ведь этот корень — корень жизни. Он делает стариков молодыми. Он… Ой, поглядите-ка, на ферме почтовый ящик повесили! Вот хорошо! Теперь письма от мамы будут приходить часто — часто!

Разговоры о Дальнем Востоке прекратились — все уставились на голубой ящик, у которого собрались доярки и пастухи.

— Погодите-ка! — вскочил порывистый и вечно веселый Гагик. — Первым буду я — и никто иной! Только… кому бы мне написать? И о чем?

Впрочем, Гагик недолго думал. Важно было как можно скорее осуществить свою очередную выдумку. Вырвав из тетради листок, он склонился над ним и стал что — то торопливо строчить, улыбаясь своей, по — видимому, веселой затее.

— «До свидания, дорогой дедушка, я уезжаю на Дальний Восток, чтобы привезти тебе «корень жизни», о котором рассказано в книге Пришвина «Женьшень». Выпьешь ты настой этого корня — и сразу помолодеешь. Ох, как хорошо будет, дедушка: увидим тебя с черной бородой!

Твой внук Гагик.

Пишу тебе на ферме, под большой грушей, откуда и отправляюсь в свой дальний путь. Возможно, что прихвачу с собою Ашота и других ребят. Этого я еще не решил ».

Ребята громко смеялись, прослушав письмо, а Ашот со свойственной ему серьезностью заметил:

— Брось, не надо. Чего доброго, дед и на самом деле подумает, что ты уехал. Начнет беспокоиться.

— Не успеет! Я раньше письма в село попаду! — крикнул Гагик и побежал к почтальону.

Купив конверт с маркой, он вложил в него листок, лизнул полоску клея, прихлопнул письмо, надписал адрес и бросил в ящик.

Да, он был действительно первым корреспондентом! И улыбка гордости осветила его круглое лицо.

Отдохнув в тени старой груши, ребята снова занялись своими телятами — подстригли им шерсть на хвостиках, еще раз побрызгали хлевы какой — то крепкой жидкостью. Пора было возвращаться 6 село. Взяв свои портфели, рюкзаки, сумки, они тронулись в обратный путь, щедро одаренные сыром, лавашем.^[2] Ведь это было праздничное утро! Можно ли отпустить детей без гостинцев, которые они к тому же честно заработали?

Праздничные развлечения, звуки барабанов я зурны звали ребят домой, и они вдруг заспешили, засуетились.

Мать Шушик, доярка Ашхен, шедшая куда — то с ведром в руках, остановилась, увидев дочку.

— Ты куда это? — спросила она обеспокоенно. — Осталась бы! Я еще и не повидала тебя толком, тоски своей не утолила.

— Куда? На Дальний Восток! — смеясь, ответила девочка, вспомнив рассказ Ашота.

Как у него тогда горело лицо! И какой это вообще странный парень: на уроках математики спит, а на географии из него прямо искры сыплются.

— Ох, ослепнуть бы твоей матери! — разволновалась Ашхен. — Восток? Какой Восток? Что там есть такого?

— Что? Тигры — те, что живут в снегу, — по — прежнему смеясь, продолжала Шушик и оглянулась на Ашота.

А тот стоял, хмуря брови. Он понимал, что девочка над ним посмеивается.

Ашхен кто — то окликнул, и она, поцеловав Шушик в щеку, ушла, так, конечно, ничего и не поняв. Ребята двинулись дальше.

Но не успели они сделать и ста шагов, как позади себя услышали голос своего сверстника, курда Асо.

— Ты куда? — кричал он на своего пса. — Ах, дохлятина! А за овцами кто глядеть будет?

Но собака упрямо бежала за хозяином.

— А ты куда, Асо? — спросил Ашот.

— В село. Сахару в лавке купить, спичек.

Асо, сын пастуха Авдала, родился на одной из горных дорог во время кочевки скота. В горах и вырос, бродя с отцом вслед за стадами. Он знал только свое село да два — три соседних, а о том, что такое город, и понятия не имел. Впрочем, и в село — то Асо ходил редко, разве только за табаком для отца и какими-нибудь мелочами из лавки.

В дни поздней осени мальчик пригонял на заготовительный пункт овец.

Ему было четырнадцать лет. На бронзовом, обожженном солнцем лице, как угли, горели черные, жаркие глаза. Отцовский колоз — курдский войлочный колпак, обернутый шелковым шарфом, — покрывал его голову, бахрома небрежно спускалась на высокий красивый лоб, на уши. Другой шелковый шарф, старенький, вытертый, стягивал вместо пояса тонкую талию