Насилие над разумом [Джуст Меерлу] (fb2) читать онлайн

ГЛАВА ВТОРАЯ

 УЧЕНИКИ ПАВЛОВА КАК УКРОТИТЕЛИ ЦИРКА

Прежде, чем спросить нас, какие более глубокие умственные механизмы промывают мозги, ложное признание и преобразование в сотрудника, давайте попытаться увидеть вещи с точки зрения тоталитарных властелинов. Какова их цель? Какие термины они используют, чтобы описать поведение их заключенных? Что они хотят от Шоубла и Мидзентиса?

Тоталитарные тюремщики не говорят о гипнозе или внушении; они даже отрицают факт навязанного признания. Они думают о поведении человека и человеческом правительстве намного более механически. Чтобы их понять, мы должны уделить больше внимания к их обожанию упрощенных понятий Павлова.

Слюнотечение у собаки

В конце девятнадцатого века российский Нобелевский лауреат Иван Петрович Павлов провел свои известные эксперименты со звонком и собакой. Он знал, что слюнотечение связано с едой и если собака голодна, то у нее во рту выделяется слюна каждый раз, когда она видит еду. Павлов использовал в своих интересах этот полезный врожденный рефлекс, который служит пищеварительному процессу, чтобы развить у его подопытного животного слюнотечение в ответ на стимул, который обычно не создавал бы это. Каждый раз, когда Павлов кормил собаку, он звонил в звонок и в каждом кормлении у собаки выделялась слюна. Затем, после многих повторений комбинаций кормления и звонка, Павлов звонил в звонок, но не кормил собаку. Животное реагировало на один только звонок, также как ранее реагировало на еду слюнотечением. Таким образом, ученый обнаружил, что у собаки можно вызвать непреднамеренное слюнотечение в ответ на случайный сигнал. Она была "натренирована", чтобы отвечать на сигнал звонка, будто этот звук был с запахом и вкусом еды.

От этого и других экспериментов, Павлов развил свою теорию условного рефлекса, которая объясняет процесс изучения и обучения, как создание мозаики условных рефлексов, каждый из которых основан на создании ассоциаций между различными стимулами. Большое число изученных комплексных ответов так называемых - действия,  указало на большое число развитых условных рефлексов. Поскольку только у человека, из всех животных, есть отличная способность к обучению, он - животное с самой большой способностью к таким сложным тренировкам.

Эксперименты Павлова имели большую ценность в исследовании поведения животного и человека, в исследовании развития невротических признаков. Однако, как мы уже видели, эти знания некоторых из механизмов человеческого разума могут использоваться, как и любое другое знание, для добра или зла. И к сожалению, тоталитаристы использовали свои знания того, как работает разум в своих собственных целях.

Они применили некоторые из результатов исканий Павлова, тонким и сложным способом, а иногда гротескным способом, чтобы попытаться произвести рефлексы на умственные и политические условия и взять людей-морских свинок под свой контроль.

Даже при том, что нацисты применяли эти методы до Второй мировой войны, они, как можно сказать, достигли своего полного расцвета в советской России. Посредством длительного повторения идеологической обработки, звонка и кормления, советский человек, как ожидали, станет машиной условных рефлексов, реагирующий по заранее подготовленному образцу, также, как и лабораторные собаки. По крайней мере, такое упрощенное понятие ходит в умах некоторых советских лидеров и ученых (Доброгаев).

В соответствии с одной из директив Сталина, Москва поддерживает специальный "Фронт Павлова" (Доброгаев) и "Научный Совет по проблемам Физиологической Теории Академика И.П. Павлова" (Лондон). Эти учреждения, как часть Академии Науки, посвящены политическому применению теории Павлова. Они исполняют приказы, чтобы подчеркнуть чисто механические аспекты результатов Павлова. Такое теоретическое представление может сократить все человеческие эмоции до простой, механистической системы условных рефлексов. Обе организации - службы контроля, работающих над проблемами исследования и ученые, которые работают в них, исследуют пути, которыми человек может быть теоретически подготовлен и обучиться, как животные. Так как Павловская теория объявлена закоснелыми тоталитарными теоретиками как евангелие поведения животных и человека, мы должны вникнуть в факты, которые она предоставляет, чтобы подтвердить их точку зрения, с их методами и теоретическими объяснениями.

То, чего пытается достигнуть Павловское движение, является результатом упрощения психологии. Их политическая задача состоит в том, чтобы обусловить и сформировать разум человека так, чтобы его понимание было ограничено узким тоталитарным пониманием мира. Эта идея, что ограничение мышления по Ленинско-Марксистскому теоретическому учению должна быть возможна по двум причинам: во-первых, если Вы достаточно часто повторяет его упрощение и во-вторых, если Вы отказываете в какой-либо другой форме интерпретации действительности.

Эта концепция основана на наивной вере, что можно надолго подавить любую критикующую функцию и проверку в человеческих мыслях. Все же, посредством приручения и создания условий для людей, во время которых ошибки и отклонения должны непрерывно исправляться, критический смысл невольно создается. Правда, в то же самое время опасность использовать этот критический смысл возвращает учеников обратно. Они знают об опасности любого инакомыслия, но даже это способствует развитию вторичного и более усовершенствованного критического смысла. В итоге человеческий бунт и инакомыслие не могут быть подавлены; они ждут только одного дыхания свободы, чтобы проснуться еще раз. Идея, что существуют другие пути к правде, кроме тех, которые он видит у себя в руках, живет где-то внутри каждого. Можно сузить тропы его исследования и выражения, но вера человека в какие-то новые заманчивые пути, всегда присутствует где-то в глубине его сознания. Любознательный человеческий разум никогда не удовлетворен простым подробным описанием фактов. Как только он наблюдает ряд данных, его переносит в область теории и объяснений, но способ, которым человек видит ряд фактов и способ, которым он манипулирует ими, чтобы встроить их в теорию, в значительной степени определены его собственными склонностями и предубеждениями.

Позвольте мне признаться первым, что я затронут своими собственными субъективностями. Даже слова, которые мы используем, имеют значения и предположения. Слово "рефлекс", например, столь важное в Павловской теории, является прекрасным случаем. Сначала оно использовалось философом семнадцатого столетия Декартом, в философской системе которого параллель была проведена между действиями человеческого тела и машинами. Например, в Декартовском представлении, автоматическая реакция тела на определенные болезненные стимулы (например, одергивание руки после контакта с огнем) сравнивается с автоматическим физическим отражением света от зеркала. Нервная система, согласно Декарту, отражает свой ответ, как это делает зеркало . Такое простое объяснение поведения и простые слова, используемые для описания, полностью отрицают участие всего организма в этом ответе.

Все же человек не простое зеркало, а думающее зеркало. Согласно древнему механическому представлению, действия связаны только с частью тела, которая их выполняет, и они никак не относятся к целеустремленному поведению организма в целом. Но человек не машина, составленная из независимо функционирующих частей. Он - целое. Его ум и тело взаимодействуют; он воздействует на внешний мир и внешний мир воздействует на него. Врожденные рефлексы, один из примеров которых это одергивание руки, являются частью целой системы адаптивных ответов, которые служат, чтобы помочь человеку, как объекту, приспособиться к измененным обстоятельствам. Они могут быть описаны как результат врожденной тенденции к адаптации. Единственная реальная разница между врожденными рефлексами и условными рефлексами - то, что первые, предположительно, развились течение гонки за миллионы лет эволюционного процесса, в то время как последние развиты за всю продолжительность жизни человека, как результат постепенной автоматизации полученных ответов.

Если Вы анализируете какое-либо из сложных действий, Вы можете на один день поступить на курсы обучения чему либо (вождению автомобиля, например), Вы увидите, что может произойти без Вашего осознанного управления. Все же, прежде, чем процесс будет автоматизирован, действия, направленные на удовлетворение некоторой цели, должны быть сознательно изучены и управляться. Вы не родились с врожденным рефлексом нажатия педали тормоза, чтобы быстро остановить автомобиль в чрезвычайной ситуации. Вы должны были научиться делать это и в процессе изучения и вождения, этот ответ стал автоматическим. Если, после того, как Вы научились ездить, Вы видите, что ребенок пересекает путь Вашего автомобиля, Вы немедленно нажимаете на тормоз, рефлективно, без раздумий.

Тренировка человека

Исследование Павлова в области механизма мышления научило нас как все животные, включая человека, изучают регулирование существующих ограничений посредством соединения знаков и сигналов жизни в реакции тела. Разум создает отношения между повторяющимися одновременными случаями и реакции тела на объединение форм мыслей. Таким образом, звонок, звонящий каждый раз, когда собаку кормили, стал сигналом животному к подготовке к пищеварению и у животного начиналось слюнотечение.

Недавние эксперименты, проведенные доктором Грегори Рэзрэном из Колледжа округа Куинс, показали, как люди могут развить те же самые виды ответов. Доктор Рэзрэн работал с группой из двадцати студентов колледжа на серии бесплатных завтраков, во время которых играла музыка или показывались картины. После заключительного завтрака эти двадцать студентов были объединены с другой группой, которая не приглашалась на завтраки. Во время этой встречи, как и во время завтраков, играла музыка и показывались картины, всех студентов попросили рассказать о чем заставили их подумать музыка и картины. Музыка и картины в целом напомнили первой группе что-то связанное с едой, но таких ассоциаций не было  у второй группы. Была очевидна временная связь в сознании завтракавших, между музыкой с картинами с одной стороны и едой с другой стороны.

Китайцы создали сознание своих масс еще более простым способом. Обучая заключенных в течение многих дней записывать всевозможную ерунду и политическую ложь в атмосфере чрезвычайного беспорядка и подготавливая их к подписанию коллективной лжи о том, что они принимали участие в бактериологической войне (Винокур).

Все условные рефлексы - ненамеренные временные приспособления к давлению, которые создают очевидную связь между стимулами, которые могут быть фактически полностью не связанными. Поэтому условный рефлекс не обязательно надолго отпечатывается в человеке и может постепенно исчезнуть. Если, после развития условного рефлекса у собаки на звонок, звонящий на кормит животное, вызываемое слюнотечение исчезает. Несомненно, студенты доктора Рэзрэна не всегда будут думать о еде, когда они услышат музыку. Мы можем описать условный рефлекс иначе: это - выбранный ответ разумного тела на полученный стимул. Пути, которыми связаны стимул и ответ, значительно меняются, возможно, они были связаны вместе в одно время или по совпали или имели общие цели, таким образом они могут сформировать специальный обусловленный комплекс в нашем умственном и физическом поведении. Некоторые из этих сложных ответов или форм действий более автономны, чем другие и будут действовать как врожденные формы. Некоторые гибкие и непрерывно меняются. Анализ некоторых из психосоматических болезней, например, показывает нам, как наши внутренние эмоциональные отношения могут усилить или даже изменить условный ответ. Язвы желудка считают примером такой психосоматической болезни. Мать, которая помещает ее ребенка в слишком твердый график питания, может изменить благоприятный ответ ребенка, на голодание через упрямую реакцию против кормления.

Для наших целей мы должны знать, что создание условий имеет место в течение всех наших жизней самыми тонкими и самыми очевидными способами. Мы обнаруживаем, что формирование нашей индивидуальности может произойти через тысячи поворотов на своем пути, например через: обучение в раннем детстве; резкость или музыкальный тон произносимых нами слов; чувство суеты в нашей среде; устойчивость семейных привычек или хаос невротических родителей; шумы наших машин; близость наших друзей; дисциплину наших школ и конкурентоспособность наших объединений. Мы даже тренируемся на таких вещах, как непрочность наших игрушек и уют наших домов, устойчивость традиций или хаос революции. Художник и инженер, учитель и друг, дядя или тетя они все придают форму нашему поведению

Изоляция и другие факторы в тренировке

Павлов сделал другое существенное открытие: условный рефлекс мог быть развит наиболее легко в тихой лаборатории с минимумом тревожащих стимулов. Каждый тренер животных знает это из своего собственного опыта; изоляция и терпеливое повторение стимулов необходимы для приручения диких животных. Павлов сформулировал свои результаты в общее правило, в котором скорость изучения положительно коррелирована с тишиной и изоляцией. Тоталитаристы следовали этому правилу. Они знают, что могут натренировать своих политических жертв наиболее быстро, если поместить их в изоляцию. В тоталитарной технике контроля за разумом, та же самая изоляция применимая к человеку, применяется также и к группам людей. Это - причина, по которой гражданскому населению тоталитарных стран не разрешают свободно путешествовать и держатся на расстоянии от умственного и политического загрязнения. Это - причина появления одиночных камер в лагерях для военнопленных.

Другой из результатов Павлова был в том, что некоторые животные учатся более быстро, если их награждают (привязанностью, едой, поглаживанием) каждый раз, после того как они показали правильный ответ, в то время как другие учатся более быстро, когда их наказывают болезненным стимулом, за то, что они не учатся. В человеческих терминах, второй вид животных может быть описан, как изучение во избежании наказания. Эти различные реакции у животных, возможно, могут быть связаны с более ранним созданием условий родителями и они находят свои копии среди людей. Для некоторых людей стимулом  для изучения является стратегия награды и лести, в то время как боль вызывает у них сопротивление и бунт; у других, возмездие и наказание за отказ может быть средством для обучения их в желаемую форму. Прежде, чем он сможет сделать свою работу эффективно, промыватель мозгов должен узнать, к какой категории принадлежит его жертва. Есть люди, более поддающиеся промыванию мозгов, чем другие. Часть их ответа может быть врожденной или связанной с более ранним созданием условий соответствия.

Павлов также различал и более слабый тип ненамеренного изучения, в котором был утерян изученный ответ, как только закончилось некоторое волнение и более сильный тип, в котором обучение осталось во  всех видах измененных условий. На самом деле, Павлов описал еще больше изученных типов чем сказано выше, но в наших целях важно только знать, что есть некоторые типы людей, которые теряют их обусловленное изучение легко, в то время как другие, так называемые "более сильные" типы, сохраняют это. Это, между прочим, является другим примером того, как наш выбор слов отражает наши предубеждения. Описания, "сильных" и "слабых", полностью зависят от цели экспериментатора. Для тоталитарного "слабый" военнопленный - человек, который упрямо отказывается принять новые условия. Его "слабость" может быть, фактически, сопротивлением, результатом сильного предыдущего опыта в лояльности к анти-тоталитарным принципам. Мы никогда не знаем насколько сильно, обстоятельства и первоначальное обучение, впечатались в индивидуальность. У твердого догматического поведения есть свои корни в создании ранних условий и покорность, возможно, основана на невежестве, а не на знании.

Павлов также показал, как внутренние и внешние факторы взаимодействуют в процессе создания условий. Если, например, вводился новый лаборант для работы с животными, то все их недавно приобретенные формы могли быть легко заблокированы из-за эмоциональных реакций животных на вновь прибывшего. Павлов объяснил это как подрывную реакцию, вызванную исследовательскими рефлексами животных, которые заставляют их фыркать на незнакомца. Текущая психология имеет тенденцию интерпретировать это как результат измененной эмоциональной связи между животными и их тренерами. Мы можем легко расширить значения этого более современного представления в область человеческих отношений. Это подчеркивает факт, что есть некоторые люди, которые могут создать такую непосредственную связь с другими, что последний скорее бросит множество старых привычек и образов жизни, чтобы соответствовать новым требованиям. Есть инквизиторы и исследователи, кто так глубоко затрагивает своих жертв, что жертвы быстро сообщают свои тайны и полностью принимают новые способы мышления.

Мы можем увидеть ту же самую вещь в психотерапии, где развитие эмоциональной связи между доктором и пациентом - наиболее важный фактор, ведущий к выздоровлению. В некоторых случаях связь может быть установлена немедленно, в других, связь не может быть создана вообще, в большинстве случаев связь постепенно развивается в течение терапии. Для психолога нетрудно проверить человека на "мягкость" и готовность, определить которые можно с помощью разработанных Павловцами простых анкетных опросов, через которые они могут легко определить неустойчивость данного человека и способность к внушению и промыванию мозгов.

Павлов обнаружил, что все влияния, независимо от того насколько они были сильны, отключаются через скуку или посредством повторения слишком слабых сигналов. Звонок больше не мог вызвать слюнотечение у экспериментальных собак, если он повторялся слишком часто или его тон был слишком мягок. Процесс разучивания имел место. Результат такого внутреннего запрещения внушений и потери действия условного рефлекса - сон. Запрет распространяется во всей деятельности коры мозга; организм впадает в гипнотическое состояние. Такое объяснение процесса запрещения было одной из первых приемлемых теорий сна. Интересный психологический вопрос состоит в том, вызывает ли слишком обширное официальное внушение скуку и запрет и является ли это причиной, необходимости Стахановского движения в России, чтобы противодействовать потере производительности людей.

Мы можем сравнить это с тем, что произошло с нашими военнопленными в Корее. С помощью ежедневного сигнала обычных отупляющих вопросов, каждое слово может стать Павловским сигналом, чтобы их разум вошел в состояние запрещения и уменьшил настороженность. Это позволяло им временно сбрасывать их прошлое демократическое внушение и обучение. Когда они разучивались и подавляли демократический путь, их инквизиторы могли начать преподавать им философию тоталитаризма. Сначала должны быть сломаны старые образцы, чтобы создать новые условные рефлексы. Можно предположить, что скука и повторение пробуждают потребность сдаться и уступить провокационным словам врага. Позже я вернусь к системе отрицательных стимулов, используемых в создании условий для промывания мозгов.

Тренировки масс с помощью выступлений

Согласно официальной Павловской психологии, человеческая речь - также результат условного рефлекса. Павлов различал стимулы первого порядка, которые влияют на людей и животных напрямую и стимулы второго порядка, с более слабыми и более сложными качествами влияния. В этой так называемой второй системе сигналов, устные реплики заменяют оригинальные физические звуковые стимулы. Сам Павлов не уделял много внимания второй системе сигнала. Это делалось специально, после публикации Сталина в 1950 году по значению лингвистики для массовой идеологической обработки (как указано Доброгаевым), которую российские психологи начали вести работу в этой области. В его письме Сталин следовал за теорией Энгеля, что язык - характерная человеческая часть адаптивного механизма. Тон и звук речи обладают тренирующими качествами, что мы можем знать из нашего собственного опыта в получении или в выполнении команд или общаясь с нашими домашними животными. Даже символическое и семантическое значение слов может приобрести внушающие качества. Слово "предатель", например, вызывает прямые чувства и реакции в разуме тех, кто слышит это в разговоре, даже если этот символ дискриминации применяется неверно.

Посредством тщательно продуманного исследования речевых рефлексов, написанных одним из ведущих российских психологов Доброгаевым, мы получаем довольно хорошее понимание путей, которыми речевые формы и словесные сигналы применяются в массовом внушении через пропаганду и идеологическую обработку. Основные проблемы для укротителя человека довольно просты: может ли человек сопротивляться влиянию правительства на него? Что может сделать человек, чтобы сохранить свою умственную целостность против подавляющей мощи общества? Возможно ли удалить внутреннее сопротивление все без остатка?

Павлов объяснил, что отношение человека к внешнему миру и его собратьям, во власти вторичных стимулов, речевых символов. Человек учится думать в словах и в речевых образах данных ему, постепенно они обусловливают весь его взгляд на жизнь и на мир. Как говорит Доброгаев, "Язык - средства адаптации человека в своей среде." Мы можем перефразировать это утверждение таким образом: потребность человека в коммуникации с его собратьями вмешивается в его отношение к внешнему миру, потому что язык и речь, непосредственно, словесные инструменты, используемые нами, являются переменными и не объективными. Доброгаев продолжает: "Речевые проявления представляют функции условного рефлекса человеческого мозга." Более простым способом мы можем сказать: кто диктует и формулирует слова и фразы, которые мы используем, кто владеет прессой и радио, является повелителем умов.

В Павловской стратегии, терроризирующая сила может быть заменена новой организацией средств сообщения. Подготовленные мнения могут день за днём распространяться через прессу, радио и так далее, снова и снова, пока они не достигнут нервных клеток и внедрят фиксированную форму мышления в мозг. Следовательно, управляемое общественное мнение - результат, согласно Павловским теоретикам, хорошей пропагандистской техники и опросы доказывают временный успех Павловских мозговых махинаторов. Все же, эти опросы могут учесть, только, чем люди подменяют свои мысли и веру, потому что иначе им угрожает опасность.

Таково Павловское учение: механически повторять свои посылы и предложения, уменьшая возможность общения инакомыслящих и оппозиции. Это - простая формула для политического влияния на массы. Это - также фактический идеал некоторых из наших общественных механизмов отношений, тех, кто таким образом надеется управлять обществом для продажи специального мыла или голосование за нужную сторону.

Павловская стратегия общественных отношений внушает людям все больше и больше вопрос для самих себя: "Что думают другие люди?" В результате создается общее заблуждение: людей подстрекают думать то, что думают другие люди, таким образом общественное мнение может распространиться в массовое предубеждение.

Выраженный в психоаналитических терминах, через ежедневный пропагандистский шум из сильных лозунгах, люди могут быть вынуждены все больше и больше идентифицировать себя с мощной погремушкой. Голос Большого Брата проникает во всех маленьких братьев.

Новости из Красного Китая, из сообщения нейтральных индийских журналистов (См. "Нью-Йорк Таймс", 27 ноября 1954 года) говорится, что китайские лидеры используют вокальные тренировки общественности, чтобы усилить свой режим. По всей стране по радио и громкоговорителям передают официальную "правду". Сладкие голоса овладевают людьми, культурная тирания заманивает их уши в ловушку с громкоговорителями, говоря им, что они могут и не могут делать. Эта микрофонная классификация по группам была предсказана французским философом Ларошфуко, который, в восемнадцатом столетии, сказал: "Человек как кролик, Вы ловите его за уши.".

Во время Второй мировой войны нацисты показали, что они также знали о силе влияния слова. Я видел  в Голландии их стратегию в работе. Радио постоянно распространяло политические предложения и пропаганду и люди были обязаны это слушать, потому что простой акт выключения радио был сам по себе подозрителен. Я помню один день во время занятий, когда я путешествовал на велосипеде с друзьями. Мы остановились, чтобы отдохнуть в кафе, которое, как мы поняли позже, было настоящим нацистским гнездом. Когда радио, которое работало когда мы зашли, объявило о речи Гитлера, все встали в благоговейном страхе, это была необходимость, чтобы принять вербальное внушение Фюрера. Мои друзья и я должны были также встать и также были вынуждены слушать этот хриплый голос, потрескивающий в наших ушах и вызвать все наше сопротивление против этого долгого, скучного, повторяющегося налета на наши барабанные перепонки и разум. Всюду по занятым нацистами территориям, печатались тонны пропаганды, Большой Лжи и искажений. Они даже начали рисовать своих лозунги над входами в дома и на улицах. Каждую неделю вновь сфабрикованные стереотипы соблазняли нас, как будто хотели убедить нас в блеске Третьего Рейха. Но нацисты не знали правильную Павловскую стратегию. Удовлетворяя их собственную потребность обсудить и изменить свои аргументы, чтобы заставить казаться их более логичными, они только увеличили сопротивление голландцев. Это сопротивление было дополнительно подкреплено лондонским радио, в котором голландцы могли услышать нормальный голос своего собственного законного правительства. Если бы нацисты не так сильно спорили и оправдывались, и имели бы возможность контролировать все письменные, печатанные или разговорные коммуникации, длительный период скуки отключил бы наши демократические внушения, мы могли бы сильнее обольститься нацистскими сверхупрощениями и лозунгами.

Политическая тренировка

Создание политических рефлексов нельзя путать с обучением или убеждением или даже идеологической обработкой. Это - гораздо больше. Это - вмешательство. Оно овладевает и самым простыми и наиболее сложными формами возбуждения человека. Это - сражение за овладение нервными клетками. Это - принуждение и проведенное в жизнь преобразование. Вместо того, чтобы тренировать человека к непредубежденному столкновению с действительностью, соблазнитель обучает его модными словечкам, словесным стереотипам, лозунгам, формулам, символам. Стратегия павловцев в тоталитарном смысле означает - отпечатывать предписанные образы в сломанном разуме. Тоталитарист хочет сначала требуемый ответ от нервных клеток, потом контроль над человеком и наконец - контроль над массами. Система начинается с устных тренировок и обучения, комбинируя необходимые стереотипы с отрицательными или положительными стимулами: боль или награда. В лагерях военнопленных в Корее, где было отдельное и массовое промывание мозгов, отрицательные и положительные стимулы тренировок, обычно были голодом и едой. Момент, когда солдат приспособился к линии партии, его рацион еды улучшался: скажите да и я дам Вам конфетку!

Целая гамма отрицательных стимулов, которые мы увидели их в случае с Шоублом, состоит из физического давления, морального давления, усталости, голода, скучного повторения, беспорядка с внешне логическими силлогизмами. Много жертв тоталитаризма рассказали мне в интервью, что наиболее подрывающий опыт, с которым они столкнулись в концентрационных лагерях, был чувством потери логики, состояния полного замешательства, состояния, в котором не было ничего обоснованного. Они достигли состояния павловского запрещения, которое психиатры называют умственным распадом или деперсонализацией. Казалось, как будто они забыли все свои прошлые ответы и еще не приняли новые. Но в действительности они просто не знали, что было чем.

Павловская теория была переведена в политические методы, как способ выровнять разум (нацисты называли это "Гляйхшальтунг") - запас в ремесле тоталитарных стран. Некоторые психиатрические моменты представляют интерес, мы видим, что павловское обучение может использоваться успешно только, когда преобладают специальные умственные состояния. Чтобы приручить людей к нужной форме поведения по образцу, жертвы должны быть доведены до точки, где они потеряют свою бдительность и разумное понимание. Свобода обсуждения и свободного интеллектуального обмена препятствует тренировке. Должны прививаться чувство террора, чувство страха и безнадежности, одиночества, состояния спиной к стенке.

Обработка американских военнопленных в корейских лагерях следовало только такому образцу. Они были вынуждены слушать лекции и другие формы ежедневного потока слов. Сам факт, что они не понимали лекции и уставали от долгих сессий, запрещал их демократическое обучение и тренировал их пассивно глотать горькую диету доктрины, для заключенных были предусмотрена не только программа политического обучения, но также и программа ненамеренного приручения. До некоторой степени, коммунистические пропагандистские лекции были направлены на переквалификацию умов заключенных. Это обучение наши солдаты могли отклонить, но бесконечные повторения и постоянное слоганизирование, вместе с физическими притеснениями и перенесенными заключенными лишениями, вызвало БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ ПРИРУЧЕНИЕ и тренировку, против которого может помочь только заранее созданная внутренняя сила и понимание.

Все же есть еще и другая причина, почему наши солдаты иногда попадали в ловушку коммунистических внушений. Эксперименты с животными и опыт работы с людьми научили нас, что угроза, напряженность и беспокойство, вообще, может ускорить образование условных рефлексов, особенно когда ответы, имеют тенденцию уменьшать страх и панику (Спенс и Фарбер). Чрезвычайная ситуация жизни в лагере для военнопленных и моральные пытки, обеспечивают идеальные обстоятельства для такой тренировки. Ответы могут развиться, даже когда жертва абсолютно не сознает, что на него влияют. Таким образом, многие из наших солдат развивали непроизвольные реакции, которые они абсолютно не осознавали (Сигал). Но это - только одна сторона монеты, поскольку опыт также показал, что люди, знающие что ожидать в условиях морального давления, могут развить так называемую перцепционную защиту, которая защищает их от влияния. Это означает что, чем больше люди знакомы с понятиями контроля за мыслями и промывки мозгов, тем больше они понимают природу вала пропаганды, направленной против них, тем больше внутреннего сопротивления они могут поднять в себе, даже при том, что неизбежно некоторые из внушений инквизитора просочатся через барьер сознательной защиты разума.

Наше понимание процесса тренировок приводит нас также к пониманию некоторых из парадоксальных реакций, найденных среди жертв концентрационных лагерей и других заключенных. Часто, они с твердой, простой верой были более способны противостоять непрерывному валу против их разума, чем  те, кто был гибким, сложным, полным сомнения и внутренних конфликтов. Простой человек с внедренной глубокой, свободно принятой религиозной верой, мог проявить намного более сильное внутреннее сопротивление, чем закомплексованные, сомневающиеся интеллектуалы. Усовершенствованному интеллектуалу намного больше препятствуют внутренние "за" и "против".

В тоталитарных странах, где вера в павловскую стратегию приняла гротескные пропорции, мышление уничтожило субъективного человека. Это чрезвычайное отклонение от любой попытки убеждения или обсуждения. Самовыражение индивидуальности запрещено. Частная привязанность является запретной.

Мирный обмен свободными мыслями в свободной беседе нарушит условные рефлексы и поэтому является запретным. Больше нет никакого разума, только привитые формы и обученные мускулы. В такой системе приручения невротическое принуждение рассматривается как положительный актив вместо чего-то патологического. Умственный автомат становится идеалом образования.

Все же сами советские теоретики часто не сознают этого и многие из них не понимают страшных последствий подчинения человека к абсолютно механическому внушению. Сами они часто столь же пугаются, как и мы, картиной отлично функционирующего человеческого робота. Вот, что говорит один из их психологов: "Вся реакционная природа этого подхода к человеку абсолютно ясна. Человек - автомат, который можно заставить действовать по желанию! Это - идеал капитализма! Созерцайте мечту о капитализме, мир вокруг бессознательного рабочего класса, который не может думать сам по себе и может обучаться действиям по прихоти эксплуататора! Это - причина того, почему это есть в Америке, оплоте современного капитализма, где теория человека-робота была очень энергично развита и так же упрямо поддерживается." (Бауэр)

Западная психология и психиатрия, хотя и признавая свой долг перед Павловым как великим пионером, который сделал существенный вклад в наше понимание поведения, принимают намного менее механистическое представление человека, чем это делают советские павловцы. Для нас очевидно, что их простое объяснение обучения игнорирует и отклоняет понятие целеустремленной адаптации и вызывает вопрос о целях на которые направлено это обучение. Западные экспериментальные психологи склонны рассматривать, что условный рефлекс развивается только для обслуживания удовлетворения основных инстинктивных потребностей или ухода от боли, то есть, только когда затронута деятельность целого организма. В этом сложном процессе ответа миру, играют роль сознательные и особенно бессознательные, двигатели и мотиваторы.

Все обучение, в котором условный рефлекс - только один из примеров, является автоматизацией действий, которые были первоначально сознательно изучены и обдуманы. Идеал Западной демократической психологии должен обучать людей независимости и зрелости для пробуждения их сознательной помощи, понимания и воли в процессе обучения. Идеал тоталитарной психологии, с другой стороны, должен приручить людей, чтобы сделать их согласными инструментами в руках их лидеров. Как у обучения, у приручения есть цель сделать действия автоматическими; в отличие от обучения, это не требует сознательного участия ученика. И обучение и приручение - это энергия и экономящие время устройства, их тайна скрыта в целеустремленности ответов. Автоматизация функций в человеке спасает его от затрат энергии, но может сделать его более слабым перед новыми неожиданными проблемами.

Культурная рутинизация и формирование привычек по местным правилам и мифам делают всех отчасти автоматами. Национальные и расовые предрассудки действуют невольно. Ненависть групп, вызываемая лозунгами и модными словечками, вызывается почти автоматически. В тоталитарном мире это тесное дисциплинарное внушение, сделано более чем "отлично" и более чем "до абсурда.".

Убеждения к которым стремятся

Одно предположение, для которого эта глава не предназначена, это то, что павловская тренировка является чем-то неправильным. Этот вид тренировок происходит повсюду, где люди взаимодействуют вместе. Оратор влияет на слушателя, но слушатель тоже оратор. Посредством процесса тренировки, люди часто учатся любить и делать то, что им позволяют любить и делать. Чем более изолирована группа, тем более строгое влияние на принадлежащих к этой группе. В группах каждый находит для себя более способных людей, чем остальные, для передачи предложений и обсуждения влияния. Постепенно можно различить,  более сильных, лучше приспособленных, более опытных и более буйных, способность которых тренировать других самая сильная. У каждой группы, у каждого клуба, у каждого общества есть свой главный павловский звонок. Этот тип человека отпечатывает свой внутренний звонок на других. Он даже может развить систему монолитного звонка, где никакому другому влиятельному звонку не позволено с ним конкурировать.

Этим проблемам принадлежит и другой более тонкий вопрос. Почему в нас есть столь сильное стремление к убеждению, убеждение изучать, подражать, приспосабливаться и следовать образцам семьи и групп? Это стремление, подчинятся коммунальному образцу и семейному образцу, должно быть связано с зависимостью человека от родителей и собратьев. Животные не столь сильно зависят друг от друга. В общем животном мире человек - одно из самых беспомощных и голых существ. Но среди  животных у человека самая большая продолжительность жизни и время для обучения.

Замешательство и сомнение, которые неизбежно возникают в учебном процессе, являются началом свободы разума. Конечно, первоначального замешательства и сомнения недостаточно. Позади этого должна быть вера в наши демократические свободы и желание бороться за это. Я надеюсь обратиться к  центральной проблеме веры в моральную свободу, как дифференциацию от внушенной лояльности и рабства, в последней главе. Тем не менее, замешательство и сомнение - уже являются преступлениями в тоталитарном государстве. Открытый для вопросов разум, открыт для инакомыслия. При тоталитарном режиме, сомнение, любознательность и образное мышление должны быть подавлены. Тоталитарному рабу  разрешают только запомнить, что надо вызывать слюнотечение во время звонка.

Это не моя задача здесь, уточнять предмет использования влияния павловских правил тоталитаристами, но без сомнения часть интерпретации любой психологии определена способами, которыми мы размышляем о наших товарищах и месте человека в природе. Если наш идеал - сделать натренированных зомби из людей, то это неправильное применение павловинизма послужит этой цели. Но как только мы видим даже что-то неопределенное в  картине тоталитарного человека, когда отсутствуют характерные для человека сигналы, когда видно, что в такой схеме человек жертвует своими инстинктивными желаниями, его удовольствиями, его целями, его стремлениями, его творческим потенциалом, его чувством свободы, его парадоксальностью, мы немедленно поворачиваемся против этого политического извращения науки. Такое применение павловской техники нацелено только на развитие автоматизма в человеке, а не свободного от тревоги разума, который знает о моральных целях и целях в жизни.

Даже у лабораторных животных мы обнаружили, что направление эмоциональной цели может испортить павловский эксперимент. Когда во время тренировки едой и звонком, в комнату входил любимый хозяин собаки, животное теряло всю свою тренировку и начинало взволнованно лаять. Вот простой пример старой доброй правды: любовь и смех прорываются через любое жесткое внушение. Жесткий автомат не может существовать без непроизвольного самовыражения. Очевиден факт, который  не приходил в голову тоталитарным учениками Павлова, что непосредственная привязанность собаки к своему владельцу смогла разрушить все механические вычисления и манипуляции.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

 МЕДИКАМЕНТОЗНОЕ ПОДЧИНЕНИЕ

Как мы увидели в предыдущих главах, довести разум человека до рабской покорности, можно не только политическим и павловским давлением. Есть множество других человеческих привычек и поступков, которые обладают принудительным влиянием.

О мозгоправах ходят слухи, что прежде чем сдаться инквизитору, жертв травили неизвестными наркотиками. Эта глава стремится описать медицинские методы, не только наркотические, которые могут помочь раскрыть внутренние тайны человека. Фактически, силы контроля за мыслями больше не нуждаются в наркотиках, хотя иногда их использовали.

Я также коснусь другой стороны этой проблемы, а именно, нашей опасной социальной зависимости от различных наркотиков, проблемы склонности, облегчающей для нас путь к форме покорности. У алкоголика нет никакой разумной основы, когда Вы даете ему алкоголь. То же самое верно и для тех, кто постоянно пьет потребителя успокоительные средства или другие таблетки. Употребление алкоголя или наркотиков может привести к химической зависимости, ослабляя нашу стойкость при исключительных обстоятельствах.

В области практической медицины, все еще необузданна от веры в волшебство . Хотя мы и льстим себе, что мы рациональны и логичны в нашем выборе терапии, где-то мы знаем, что скрытые чувства и неосознанные мотивации двигают нашей рукой. Несмотря на терапевтические триумфы прошлых пятидесяти лет (с 1900 года), эры химиотерапии и антибиотиков, позволяют нам не забывать, что те же самые медицинские достижения могут использоваться, чтобы победить наши стремления.

Не проходит и дня, какпочта заполняет мой кабинет предложениями о том, что надо использовать в своей клинической практике. Мой стол переполняется устройствами и разноцветными таблетками,, которые говорят мне, что без них человечество не может быть счастливым. Пропагандистская кампания, достигающая наших медицинских глаз и ушей, столь часто загружается предложениями, что мы можем так распределять успокоительные средства и стимуляторы, что при прямом критическом взгляде мы бы удержались и поискали бы более глубокие причины неприятностей. Это верно не только для современного медикаментозного лечения; те же самые тенденции можно также показать и в психотерапевтических методах.

Эта глава стремится обратиться к проблеме принуждения разума с вопросом: Как маньяк может использовать лечебные наркотики, медицинские и психологические методы? В прежних главах по промывке мозгов я описал попытки принести человеческий разум в политическое подчинение и рабство. Наркотики и их психологические эквиваленты также могут поработить людей.

Поиск экстаза через наркотики

Среди наркоманов всех видов мы неоднократно сталкивались с тоской по особенному восторженному и эйфористическому настроению, чувством проживания вне каждодневных проблем. "У Вас есть ключи Рая, Только немного, легкого и могущественного опиума!" Томас Де Кинсеи говорит в его "Признаниях английского Курильщика опиума." Хотя восторженное состояние у каждого человека различно, наркоман всегда нам скажет, что наркотик забирает его в потерянный рай, который он ищет; это приносит ему чувство вечной эйфории и свободного восторга, который проводит его мимо жизненных трудностей и времени.

В восторженном состоянии человек организует вселенную согласно своим собственным пожеланиям и в то же самое время, ищет объединение с Более высоким Порядком вещей. Но у восторженного состояния есть свои отрицательные, так же как свои положительные аспекты. Это можно представить мистическим ощущением единства Йога со вселенной, но также это может означать хроническое пьяное состояние алкоголика или страсть некоторых безумных психотических состояний. Чувство может выразить усиленный духовный опыт исследовательской группы посвященных, но с другой стороны, с этим можно столкнуться в толпе линчующих и бунте. Есть много видов экстаза - эстетический экстаз, мистический экстаз, больной и токсический экстаз.

Поиск опыта восторга - это не только индивидуальный поиск, часто это охватывает целые группы. Когда моральные средства управления становятся слишком обременительными, целые цивилизации могут довести себя до безудержных оргий, таких как, мы видели в греческой Вакханалии или до пляски смерти во времена Средневековой чумы. В этих массовых оргиях не обязательно использовались искусственные стимуляторы. Гипнотическое влияние того, того, чтобы быть частью толпы, может вызвать ту же самую потерю контроля и чувства единения с внешним миром, так же как и наркотики. В массовой оргии человек теряет свою совесть и самообладание. Могут исчезнуть его сексуальные запреты; он временно освобождается от своих глубоких расстройств и бремени неосознанной вины. Он пытается испытать блаженные ощущения от того, что уступает потребностям своего собственного тела и желаниям.

Восторженное участие в массовом восторге - самая старая психодрама в мире. Участие в любом общем действии приводит к огромному эмоциональному облегчению и катарсису для каждого человека в группе. Это чувство участия в волшебной всемогущей группе, воссоединения и единения со всеобъемлющими силами в мире приносит эйфорию нормальному человеку и чувство псевдосилы к слабому. Демагог, который в состоянии обеспечить восторженный успех в массах, может убедиться в том, что они уступают его влиянию и власти. Диктаторы любят организовывать такие массовые ритуалы для поддержки их диктаторских целей.

С тех пор, как человек стал сознательным существом, он время от времени пытался сломать неизбежную напряженность между собой и внешним миром. Когда живость ума не может расслабиться время от времени, когда мир слишком много и слишком постоянно с ним, человек может пытаться потерять себя в глубоких водах забвения. Экстаз, наркотический сон, его фантазии и приступы умственной экзальтации временно забирают его от обременительных усилий по сохранению чувств и эго, бдительности и безопасности. Наркотики могут принести ему это состояние и любая склонность может быть объяснена как постоянная потребность убежать.

Тело взаимодействует с разумом в этом поиске уклонения от жизни и наркотики постепенно становятся потребностью тела так же как и эмоциональной потребностью.

Часто, в преступных кругах, увлекающихся наркотиками, кокаин и героин выдаются членам бригады, чтобы сделать их более покорными лидеру, который ими управляет. Человек, который обеспечивает наркотиками, становится почти богом для членов бригады. Они пойдут сквозь ад, чтобы получит препарат, в котором они так отчаянно нуждаются.

В руках влиятельного тирана такое лечение до зависимости может стать чрезвычайно опасным. Весьма ясно, что дьявольский диктатор мог бы захотеть использовать склонность в качестве средства склонения непослушных людей в подчинение. В мае 1954 года, во время обсуждения во Всемирной организации здравоохранения, был раскрыт факт, что коммунистический Китай, запрещая использование опиума в своей собственной стране, но провозил контрабандой и экспортировал его в больших количествах своим соседям, которые, следовательно, были вынуждены продолжать постоянную борьбу против опийной склонности среди их собственных граждан и против пассивности, которая следует от употребления препарата.

В то же самое время, согласно официальным источникам информации Таиланда, которые предъявили обвинение и попросили помощи ООН, коммунистический Китай отправлял все виды подрывных пропагандистов в Таиланд. Таиланд обвинял, что китайцы использовали любой известный им способ, чтобы заразить сиамский народ их идеологией: опийная склонность к слабоумию, листовки, радио, распространение слухов и так далее.

Нацисты следовали подобной стратегии. Во время оккупации Западной Европы они создали искусственную нехватку нормальных лекарств, останавливая их обычный экспорт лечебных наркотиков в "низшие" страны. Однако, они сделали исключение для барбитуратов. В Голландии, например, эти наркотики были легко доступны во многих аптеках без рецепта врача, ситуация, противоречащая общепринятому голландскому закону. Хотя правильные терапевтические наркотики не были доступны для работы врачей, наркотики, которые создавали пассивность, зависимость и летаргию были широко распределены.

Тоталитарный диктатор знает, что наркотики могут быть его помощниками. Гитлер намеревался использовать их в его так называемой биологической войне, чтобы ослабить и подчинить страны, которые окружали Третий Рейх и сломать их основы навсегда. Голод и склонность были среди его самых ценных инструментов.

Какое отношение к этому имеет растущая склонность и алкоголизм в нашей собственной стране? Я уже упомянул тревожные увеличения смерти от барбитуратов. Но я хотел бы подчеркнуть даже больше психологические и политические последствия. Демократия и свобода заканчиваются, где начинается рабство и подчинение наркотикам. Демократия вовлекает свободную, самоизбранную деятельность и понимание; это означает зрелое самообладание и независимость. Любой человек, который бежит от действительности с помощью алкоголя и наркотиков, больше не является независимым человеком; он больше не в состоянии осуществлять добровольный контроль над своим умом и своими поступками. Он больше не само - ответственный человек. Алкоголизм и наркомания готовят образец умственного подчинения, столь любимого тоталитарными промывателями мозгов.

Гипноз и принуждение сознания

С незапамятных времен,  те кто хотел знать внутренние процессы работы сознания другого человека с целью оказания давления на него, использовали искусственные способы, чтобы найти скрытые тропы к большинству его частных мыслей. Современные промыватели мозгов, испробовали к тому же все виды наркотиков, чтобы достигнуть своих окольных целей. У примитивного знахаря было несколько методов принуждения своей жертвы к потере самообладания и защиты. Алкогольные напитки, ядовитые мази или окуривание святым дымом, который имел наркотический эффект, как например использовали майя, для доведения людей до такого состояния восторга, при котором они теряли свое самосознание и сдержанность. Жертвы, бормоча священные слова, часто раскрывали свои самоосуждающие фантазии или даже свои самые глубокие тайны.

В Средневековье так называемые мази ведьм применялись добровольно или под давлением. Предполагалось, что эти мази приведут помазанного в соприкосновение с дьяволом. Так как они в больших количествах содержали опиаты и белладонну, которые, возможно,  поглощались кожей, современная наука может объяснить восторженные видения, которые они вызывали, как типичный вызывающий галлюцинацию эффект этих наркотиков.

Одним из первых полезных медицинских методов, переданных в руки разведчиков душ, было знание гипноза, который усилил внушение в сознание, заставляющее людей отбрасывать свои собственные желания и дающее им странную зависимость от гипнотизера. Египетские доктора три тысячи лет назад знали технику гипноза и древние записи говорят нам, что они это практиковали.

Есть множество шарлатанов, которые практикуют гипноз, чтобы не лечить своих жертв, а вынудить их подчиниться, используя неосознанные связи жертвы и зависимости от потребности в преступлении, к своей выгоде. Один из наиболее абсорбирующих аспектов этой обширной проблемы гипноза - это вопрос о том, могут ли люди быть вынуждены сообщить о преступлениях, таких как убийство или измена, в гипнотическом состоянии. Множество психологов отрицали бы, что это может быть и будут настаивать, что никакого человека нельзя принудить под гипнозом сделать то, что он отказался бы сделать в состоянии бдительного сознания. Но фактически то, что человек может быть вынужден это сделать, зависит от степени зависимости от причин гипноза и частоты повторения так называемых постгипнотических внушений.

Актуальный психоанализ учит, что даже существуют разные методы для того, чтобы жить жизнями других людей. Правда, никакой гипнотизер не сможет немедленно убрать совесть человека и внутреннее сопротивление, но он может пробудить скрытые убийственные желания, которые могут активироваться в подсознании его жертвы непрерывным внушением и постоянной игрой на глубоко подавляемых желаниях. Фактическое знание методов, используемых в промывании мозгов и внушении, доказывает, что все это может быть сделано.

Если гипнотизер продолжает упорствовать, достаточно долго и достаточно умно, он может достигнуть успеха в своей цели. Есть множество антиобщественных желаний, спрятанных у всех людей. Гипнотическая техника, если приложена достаточно умно, может поднять их на поверхность и заставить разыграться их в жизни.

Массовая преступность охранников в концентрационных лагерях находит часть своего объяснения во влиянии гипноза тоталитарного государства и ее преступного диктатора. Психологическое исследование преступников показывает, что их первое нарушение моральных и действующих законов часто имеет место под сильным влиянием и внушением других преступников. Мы это можем рассматривать как начальную форму гипноза, который является более усиленной формой внушения.

Правда, подстрекательство к преступлению в гипнотическом состоянии требует особенно благоприятных состояний, но к сожалению эти состояния можно обнаружить в реальном и фактическом мире.

Недавно было большое судебное обсуждение проблемы психиатра, который использует свои специальные знания о внушениях, с целью вызвать признание ответчика. Такой психиатр - выход за пределы обычно принимаемого понятия ограничений психиатрии и вне психиатрической этики. Он неправильно использует доверие пациента к медику и врачу, чтобы получить признание и временно использовать его против пациента во время лечения. Таким образом, доктор не только действует против Клятвы Гиппократа, в которой он обещал только работать на пользу его пациентов и никогда не раскрывать его профессиональные тайны, он также нарушает конституционные гарантии, предоставлял ответчику Пятой Поправкой Конституции Соединенных Штатов, которая защищает человека от дачи невыгодных для себя показаний. Какой из ответчиков раскроется под гипнозом, зависит от его сознательных и не осознанных отношений ко всему вопросу магического влияния и вторжения в сознание другого человека. Менее вероятно, что люди будут настаивать на соблюдении своих законных прав, имея дело с доктором, чем имея дело с адвокатом или полицейским. У них есть уступающее отношение, потому что они ждут магической помощи.

Такой интересный пример может быть отмечен в деле, по которому недавно вынес решение Верховный Суд. В 1950 году Камилио Уэстон Леира, человек в свои пятьдесят лет, был арестован и обвинен полицией в зверском убийстве молотком своих пожилых родителей в их Бруклинской квартире ("Народ против Леиры"). Сначала, в ходе длительного опроса Леира полицией, он отрицал любое отношение к преступлению и заявил, что даже не был в доме своих родителей в день убийства. Позже, в ходе дальнейшего допроса полицией, он сказал, что был в их доме в тот день, но он оставался устойчивым в своем отрицании убийства. Он был помещен в тюрьму и к нему был допущен психиатр, чтобы поговорить. Их беседа была зафиксирована на ленте. Психиатр сказал Леире, что был "своим доктором", хотя фактически он таким не был. Под небольшим гипнозом и после продолжительного внушения, что Леире станет лучше после признания, что он совершил убийство в порыве страсти, Леира согласилась признаться в преступлении. Полиция была приглашена обратно в камеру и признание было зафиксировано.

Во время суда Леира аннулировал признание, настаивая, что он находился под гипнозом. Он был признан виновным, но осуждение было отклонено на том основании, что признание было получено от него ненамеренным образом и было отказано в его конституционных гарантиях. Позже, Леира был снова под следствием и осужден второй раз. Наконец его случай был направлен в Верховный Суд, который полностью изменил обвинительное решение суда в июне 1954 года, на том основании, что для признания использовались давление на сознание и принудительные психиатрические методы. Верховный Суд сообщил свое мнение косвенно, как ответственность бывшего военнопленного подвергавшегося промывкам мозгов.

Для нас вопрос вины Леиры или невиновности менее важен чем факт, что под моральным давлением он был вынужден сделать то, чему он обычно будет сопротивляться и что его уверенность в докторе, который принудил его ослабить защиту, которую он, несомненно использовал против других следователей, сломала  его.

Внушение и гипноз, как полагают некоторые, являются психологическим благословением, но они также могут быть началом террора. Массовый гипноз, например, может иметь опасное влияние на человека. Психиатры несколько раз обнаруживали, что общественные демонстрации массового гипноза могут вызвать увеличенную гипнотическую зависимость и покорность многих членов аудитории, которая может продлиться в течение многих лет. В значительной степени по этой причине Великобритания приняла закон, делающий индивидуальный и массовый гипноз незаконными. Гипноз может действовать как переключающий механизм для включения в человеке подавленной зависимости от потребности в жертве и повернуть его временно в своего рода бодрствующий лунатика и подчиненного разумом раба. Гипнотическая команда освобождает его от его личной ответственности передает большую часть своей совести к своему гипнотизеру. Как мы упоминали раньше, нынешнее время предоставило нам достаточно много примеров того, как политический гипноз, гипноз толпы и даже военный гипноз могут превратить цивилизованных людей в преступников.

Некоторые лица поддаются гипнозу сильнее, чем другие. Сильные эго могут защищаться от морального вторжения в течение долгого времени, но у них также может быть точка перелома. Есть открыто критически настроенные люди, которые намного менее чувствительны к внушению извне, чем к образам внутри себя. Мы можем различать гетеровнушаемых и автовнушаемых лиц, хотя вполне можно различать множество реакций на гипноз и внушение. Но даже эти автовнушаемые типы, если их подвергнуть достаточному количеству давления, станут постепенно создавать внутреннее оправдание на признание морального принуждения.

Эти "очаровывающие" персонажи, те, кто в состоянии легко влиять на других, часто чрезвычайно восприимчивы к самовнушению. Некоторые лица с огромным даром сочувствия и идентификации вызывают в других желание сообщить им все свои тайны; они похожи на Исповедников с изяществом Бога. Другие решительные типы, отражая свой собственный обманчивый внутренний мир, могут легко вскрывать скрытую ложь и фантазии у своих  жертв. Некоторые заставляют нас закрыться полностью. Почему один человек вдохновляет желание сдаться, а другой - желание сопротивляться, является одной из тайн человеческих отношений и контакта. Почему определенные лица служат дополнением и укрепляют друг друга, в то время как другие сталкиваются и разрушают друг друга? Психоанализ дал новое понимание тех странных человеческих отношений и затруднений.

Уколы правды

Во время Второй мировой войны, техника так называемой сыворотки правды (популярное название нарко-анализа) была развита, с целью помочь тем солдатам,  сломавшихся из-за напряжения сражения. Посредством нарко-анализа через инъекции успокоительных средств они могли вспомнить и раскрыть гиперэмоциональные и травмирующие моменты военных событий, которые ввели их в острый беспокойный невроз. Постепенно полезная техника первой помощи сознанию была развита, с тем, чтобы помогать подсознанию открывать свои тайны, в то время как пациент находится под действием наркотика.

Как работает сыворотка правды? Принцип прост: после инъекции разум в своего рода полусне, неспособен управлять своими тайнами и это может позволить им выскользнуть из скрытых резервуаров расстройства и репрессии, в разум в полубессознательном состоянии. В случаях острого беспокойства, такая вынужденная провокация может облегчить неприятности и давление, которые привели к расстройству. Но зачастую нарко-анализ не работает. Иногда разум пациента негодует в ответ на это химическое вторжение и вмешательство в жизнь, такая ситуация часто затрудняет путь для более глубокой и более полезной психотерапии.

Страх перед неожиданным вторжением в сознание и принуждением, может иметь патологический характер. Когда я впервые опубликовал свою концепцию о внушении и промывании мозгов, я получил десятки писем и телефонных звонков от людей, которые были убеждены, что некий чужой человек пытался влиять на них и управлять их мыслями. Эта форма "заблуждения о внушениях" может быть ранней стадией серьезного психоза, в котором жертва уже вернулась к примитивным магическим чувствам. В этом состоянии весь внешний мир видится и чувствуется как участник того, происходит в сознании жертвы. И на самом деле нет никакого реального понимания границ между "Я", человеком, и миром. Эти охваченные страхом люди находятся в постоянных муках, потому что они чувствуют себя жертвами множества тайных влияний, которые они не могут сдерживать или справиться с ними; они чувствуют себя в непрерывной опасности. В психологическом отношении их страх перед вторжением из внешней среды можно частично объяснить как страх перед вторжением их собственных фантазий из внутренней части подсознания. Они напуганы их собственными скрытыми, не осознанными мыслями, которые они больше не могут сдерживать.

Было бы слишком обширным упрощением, прикрепить легкий психиатрический лейбл на все такие чувства  преследования сознания, поскольку в нашем мире существует множество реальных, внешних давлений и есть множество совершенно нормальных людей, которые непрерывно видят и тревожатся валом обрушивающихся на их разум стимулов, через пропаганду, рекламу, радио, телевидение, фильмы, газеты - от всех бормочущих маньяков, голоса которых никогда не останавливаются. Эти люди страдают, потому что холодный, механический, кричащий мир стучит непрерывно в двери их разума и нарушает их чувства частной жизни и личной целостности.

Есть еще один вопрос, о том, всегда ли наркотики, используемые в сыворотке правды, оказывают желаемое влияние на пациента, чтобы принудить его сказать внутреннюю правду. Эксперименты проводились в 1951 году в Йельском университете (Дж. М. Макдоналд) с участием девяти человек, которым ввели внутривенные инъекции аматола натрия - так называемой сыворотки правды - показали интересные результаты, имеющие тенденцию к ослаблению нашей веры в этот препарат.

Каждому из пациентов, до инъекции, предложили выучить ложную историю, связанную с историческим периодом, о котором его собирались расспросить. Экспериментаторы знали и истинную и ложную историю. Позвольте мне процитировать из отчета: "Представляет интерес, что три человека, продиагностированных как нормальные, сообщили свои [выученные] истории. Из шести человек, с диагнозом - невротик, два быстро, раскрыли правдивую историю; два сделали частичные признания, которые состояли из сложной формы фантазии и правды; один сообщил то, что наиболее вероятно было фантазией похожей на правду; и один одержимый навязчивостью человек, поддержал его тему, за исключением одной парапраксии (дефектного или неловкого действия)."

В нескольких случаях американские суды отказались признавать, результаты тестов сыворотки правды в качестве свидетельств, в значительной степени на основе психиатрического убеждения, что сыворотка правды названа неверно; этот нарко-анализ, фактически, не является гарантией получения правды. Его можно применять в качестве принудительной угрозы в случаях, когда жертвы не знают о его ограниченном действии.

Все же существует другая опасность, более тесно связанная с нашим предметом и состоит она в том, что преступный исследователь может побудить и передать свои собственные мысли и чувства жертве. Таким образом, сыворотка правды может заставить пациента со слабым эго, уступить искусственно введенным мыслям и интерпретациям точно таким же образом, как жертва гипноза может принять внушения, внедренные гипнотизером.

В дополнение к сказанному, этот метод исследования наркотиками содержит некоторую физическую опасность. Я сам видел, развивающиеся случаи тромбоза в результате внутривенного применения барбитуратов.

Эксперименты с мескалином, которые начались тридцать лет назад (в 1920-ых), внезапно снова стали модными. Олдос Хаксли в его последней книге, ДВЕРИ ВОСПРИЯТИЯ описал искусственный химический рай, который он испытал после принятия наркотика (также известный как мескал). Он может стимулировать все виды приятных, субъективных симптомов, однако они нереальны в своем характере. Я не хочу начинать клинический спор с другим автором, поскольку его собственные эйфористические восторженные реакции на мескалин - не обязательно такие же самые, как у других людей. Мескалин - опасное вещество, если его использовать без медицинского контроля. В любом случае, почему же г-н Хаксли хочет продать искусственный рай?

Есть очень серьезная социальная опасность во всех этих методах химического вторжения в разум. Правда, они могут применяться в качестве осторожной помощи в психотерапии, но они также могут стать запугивающим инструментом контроля в руках людей с сильным стремлением к власти.

Кроме того, они укрепляют более чем когда-либо в наших "временах аспирина" заблуждение, что нам надо использовать панацеи, чтобы стать свободными людьми. В пропаганде химического восторга, для искусственного экстаза и опыта псевдо-нирваны - побуждение людей стать химически зависимыми, химически зависимые люди - слабые люди, которые могут быть использованы любым тираническим и политическим властителем. Фактическая пропаганда продолжилась среди терапевтов, лечащих все виды фобий и расстройств сознания новыми наркотиками, имеющих те же опасные последствия.

Детектор лжи

Гипноз и нарко-анализ - только два из действующих примеров, которые можно неправильно использовать в качестве инструментов принудительного вторжения в разум. Детектор лжи, который уже используется в качестве инструмента для запугивания разума - другой. Этот аппарат, полезен для психобиологического экспериментирования и может указать - посредством записи мельчайших изменений в психогальванических рефлексах - на то, что подозреваемый подопытный человек реагирует более эмоционально на определенные вопросы, чем на другие. Правда, эта чрезмерная реакция может быть и реакцией на то, что он сказал неправду, и это также может быть реакцией невинного человека на перегруженную эмоциями ситуацию или даже на растущий страх перед несправедливым обвинением.

Внутренние процессы между следователем и подопытным влияют на эмоциональные реакции и изменения гальванической реакции, такие как чувство внутренней вины и замешательство. Этот эксперимент указывает на внутреннюю суматоху и скрытые репрессии со всеми их сомнениями и двусмысленностями.

Фактически это не детектор лжи, хотя его используют как таковой (Д. Макдоналд). Фактически, патологический лгун и психопатическая, бессовестная индивидуальность могут показать меньше реакций в  этом эксперименте, чем это делают нормальные люди. Более вероятно, детектор лжи, станет инструментом принуждения в руках людей, которые в каждом инструменте ищут сильную магическую силу,  а не средство достижения правды. В результате даже невиновного можно обманом довести до ложного признания.

Врач как инструмент для принуждения

Медицинская терапия и психотерапия - тонкие науки о человеческом поведении во время физического и эмоционального напряжения. Так же, как обучение требует внимания, хорошо спланированного участия и студента и учителя, успешная психотерапия требует внимательного, хорошо спланированного участия и пациента и доктора. И так же, как получение образования в специальных условиях может превратиться в принудительное приручение, таким же образом, терапия может превратиться в наложение желания доктора на его пациента. Сам доктор не должен даже осознавать, что это происходит. Неправильное применение терапии может отразиться в подчинении пациента точке зрения доктора или в развитии у пациента чрезмерной зависимости от его врача. Такая зависимость и даже увеличенная потребность в зависимости, могут распространяться не только вне обычных границ, но и могут продолжаться даже после окончания курса терапии.

Я встречал шарлатанов, которые знали только где купить их кушетки. Объявляя себя психоаналитиками они удовлетворяли собственную потребность жить жизнями других людей. В конечном счете закон должен установить стандарты, которые могут держать этих злодеев от психотерапевтической практики. Но даже перед честным, добросовестным врачом стоит серьезная моральная проблема. Его профессия непрерывно вдохновляет его, обязывает его, сделать своих пациентов временно зависящими от него и это может обратиться в его собственную потребность в важности и власти. Он должен постоянно помнить о влиянии его утверждений и выводов на пациентов, которые часто трепетно слушают доктора, являющегося для них всезнающим фокусником. Врач не должен поощрять покорное отношение своих пациентов - хотя на некоторых фазах лечения оно поможет терапии - психотерапии с  хорошими целями обучения человека свободе и зрелости, а не подчинению.

Сейчас, практики психологии и психиатрии знают намного больше об ответственности, которую на них налагает профессия, чем раньше. Инструменты психологии опасны в руках не тех людей.

Современные образовательные методы могут применяться в терапии, для направления разума человека и изменения его мнения так, чтобы его взгляды соответствовали определенным идеологическим системам. Медицина и психиатрия могут все более вовлекаться в политическую стратегию, такую же как стратегия промывания мозгов и по этой причине психологи и психиатры должны больше узнавать о природе научных инструментов, которые они используют.

Акцент на терапевтические методы, для студентов, знающих все факты и приемы, излишнее ударение на психотерапевтические дипломы и лейблы, приводит фактическую терапию к конформизму и модернизации принципов, которые входят в контраст с необходимостью в персональной чувствительности. Наша критическая и рациональная способность может быть разрушительной, уничтожая или маскируя наши базовые сомнения и двойственные отношения, родившиеся в трагическом отчаянии создателя человеческой чувствительности.

Опасностью современной психотерапии (и психиатрии) является тенденция к формализации человеческой интуиции и сочувствия, тенденция к созданию абстракции эмоции и спонтанности. Это - противоречие, пытаться механизировать любовь и красоту. Если бы это было возможно, то мы бы жили в мире, где нет вдохновения и экстаза, а только холодное понимание.

Любые человеческие отношения могут использоваться для неправильных или правильных целей и это особенно верно для отношений тонких не осознанных связей, которые существуют между психотерапевтом и пациентом. Это утверждение одинаково верно и для медицины вообще; хирург процветает на сильных связях со своими пациентами и их согласии к подчинению его хирургическим методам. События в терапии научили нас, что ошибочная техника может вызвать у пациента чувство, что он увязает в болоте. Иногда пациенты чувствуют, что должны оставаться жить в рабском подчинении доктору. Я видел целые семьи и секты, которые поклоняются современным колдунам.

Неудивительно, что психоаналитическая консультации требует, чтобы врач посвятил себя в течение многих лет технике, которую он собирается обратить на других, так, чтобы, вооруженный знанием его собственных необоснованных неосознанных потребностей, он не попытался использовать свою профессию для тайного руководства жизнями других людей.

Различные психологические службы, с своими отличающимися психологическими понятиями и методами, такими как семейные советы, руководство религией, управленческие советы, и т.д, могут легко и неправильно применяться как инструменты власти. Добрая воля, которую люди вкладывают в своих лидеров, докторов и администраторов, огромна и может использоваться в качестве оружия против них самих. Даже современная хирургия головного мозга, которая занимается лечением разума, может применяться современными диктаторами, чтобы делать зомби из своих конкурентов. Сама психология может иметь тенденцию стандартизировать ум и тенденцию к ортодоксальности среди различных школ психологии, что невольно увеличивает шанс к возникновению принуждения сознания. ("Если Вы не будете повторять мои заклинания, я научу Вас им."). Проще управлять разумом других, чем избегать делать это.

Свободное общество дает своим гражданам право поступать, как независимым людям. В то же самое время это налагает на граждан ответственность за поддержание своей свободы, как умственной так и политической. Если с помощью современных медицинских, химических и механических методов вторжения в разум, мы уменьшаем способность человека действовать по его собственной инициативе, мы ниспровергаем наши собственные верования и ослабляем нашу свободную систему. Так же, как существует преднамеренное политическое промывание мозгов, таким же образом может и быть и внушение, под видом правосудия или терапии. Оно может быть менее навязчивым, чем преднамеренное тоталитарная атака, но это не менее опасно.

Применение медицины для подчинения - существующий факт. Человек может использовать свое знание разума человека, не с целью помочь ему, а чтобы причинить ему боль и утопить его в болоте. Фокусник может увеличить свою силу, увеличивая неприятности и страхи перед своей жертвой, эксплуатируя его потребности зависимости, вызывая его чувства вины и неполноценности.

Наркотики и медицинские методы могут применяться для того, чтобы сделать человека покорным и согласным существом. Мы должны иметь это в виду, чтобы суметь сделать человека действительно здоровым и свободным.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

 ПОЧЕМУ ОНИ УСТУПАЮТ?

 ПСИХОДИНАМИКА ЛОЖНОГО ПРИЗНАНИЯ

Есть ли тропинка от концепции Павловских тренировок к более глубокому психологическому пониманию? Только у тех павловских теоретиков, кто отрицает современную глубокую психологию, существует конфликт концепций. Сам Павлов признал присутствие у человека глубоких, скрытых побуждений и ограничениях в обучении его животным инстинктам.

Наша задача состоит в том, чтобы вернуться к промываемым, задаваясь вопросом: Как ему лучше объяснить, что с ним произошло? Каковы были павловские обстоятельства и каковы были их внутренние побуждения, вызвавшие принудительные политические манипуляции сознанием? Была это трусость, был ли это тюремный психоз, было ли глобальная потеря стойкости разума в нашем мире?

В следующих далее наблюдениях и событиях, я надеюсь использовать клиническое понимание сути с помощью современной глубокой психологии.

Расстроенный философ

Однажды в 1672 году одинокий философ рационалист, Спиноза, насильно удерживался своими друзьями и соседями. Он хотел выбежать на улицы и кричать толпе о своем негодовании, за то что толпа убила его хорошего друга Яна Де Витта, благородного государственного деятеля голландской республики, который был ложно обвинен в измене. Он успокоился и вернулся в свою комнату, где как обычно он ежедневно занимался изготовлением оптических линз.

Когда он работал, он вспоминал свое собственное поведение, которое не было ни рациональнее и  ни разумнее поведения враждебно настроенной толпы, убившей Де Вита. Это было в то время, когда Спиноза понял существование эмоционального животного, скрытого под человеческим разумом, который, в пробужденном состоянии, может поступать экстравагантным и разрушительным способом и может придумать тысячи оправданий своего поведения. Спиноза чувствовал и это было позже обнаружено, что люди не рациональные существа, как они это о себе думают. В подсознании, в этом обширном складе глубоко спрятанных воспоминаний, эмоций и стремлений, лежит много иррациональной тоски, которая постоянно влияет на сознательные действия. Всеми нами до некоторой степени управляет этот скрытый тиран, этот конфликт между нашим рациональным мышлением и нашими эмоциями.

Мы - жертвы необузданных неосознанных стимулов до такой степени, что мы можем стать уязвимыми для манипуляций сознанием.

И хотя есть ужасающее обаяние в идее, что сопротивление нашего сознания относительно слабо, что то самое качество, отличающее одного человека от другого - персональный "Я", можно сильно изменить психологическим давлением - эти трансформации, просто крайности процесса, который мы видим в нормальной жизни. Через систематизированные внушения, тонкую пропаганду и более откровенный массовый гипноз, человеческий разум в своих выражениях ежедневно изменяется в любом обществе. Реклама соблазняет демократического гражданина, чтобы он ходил к шарлатанам или пользовался одним особым брендом мыла вместо другого. Наше желание покупать вещи непрерывно стимулируется. Проводящие кампанию политические деятели стремятся влиять на нас своим очарованием, так же как и своими программами. Эксперты по моде гипнотизируют нас периодической сменой стандартов красоты и хорошего вкуса.

Однако, в случаях промывки мозгов, это нападение на целостность человеческого разума является более прямым и предумышленным. Играя c иррациональным ребенком, скрывающемся в нашем подсознании и обостряя внутренний конфликт между причиной и эмоцией, инквизитор может довести свою жертву до позорной капитуляции.

Все жертвы намеренной промывки мозгов в лагерях для военнопленных в Корее, заключенные в тюрьму "предатели" диктаторских режимов стран Железного занавеса, жертвы нацистского террора во время Второй мировой войны – это люди, чей образ жизни был внезапно и резко изменен. Они были оторваны от своих домов, своих семей, своих друзей и брошены в пугающую, неправильную атмосферу. Сама странность их окружения сделала их более уязвимыми для любого нападения на их ценности и отношения. Когда диктатор эксплуатирует психологические потребности своей жертвы в угрозе, враждебном и незнакомом мире, падение последует обязательно.

Болезнь колючей проволоки

Уже во время Первой мировой войны, у военнопленных отмечали специфические умственные реакции, смеси апатии и гнева, как защитное приспособление к трудностям тюремной жизни, скуке, голоду, нехватке частной жизни, непрерывной безнадежности. Корейская война добавила к этой ситуации сильную жестокость врага, длительный страх смерти, недоедание, болезни, систематические нападения на сознание заключенного, недостаток гигиены и нехватку человеческого достоинства.

Часто исправление обеспечивалось принятием тоталитарной идеологии. Психологическое давление не только приводило к связи с врагом, но и вызвало взаимное недоверие среди заключенных.

Как я уже описал, болезнь колючей проволоки начинается с начальной апатии и отчаяния у всех заключенных. Это пассивная сдача на волю судьбы. Фактически, люди могут умереть из такого отчаяния; это - как бы окончание всего сопротивления. Быть кем угодно, но не отчужденным и безразличным в лагере было даже опасно, враг хотел дебатировать и спорить с Вами, чтобы разрушить Ваше умственное сопротивление. Следовательно порочный круг был создан для апатии, бездумия, безразличия к делам - полному переходу к зомби-подобному существованию, механической зависимости от обстоятельств. Каждый признак гнева и настороженности мог быть жестоко наказан врагом; именно поэтому мы не находим те внезапные вспышки гнева, которые наблюдались в более ранних лагерях военнопленных во время Первой и Второй мировых войн.

Результаты психологического тестирования освобожденных из корейских лагерей военнопленных солдат могли указать, что эта защитная апатия и отступление в изолированную зависимость, вероятно, будут найдены почти у всех у них. Все же, будучи возвращенными в нормальную среду, к ним очень скоро вернулись настороженность и активность, примерно через два или три дня. Те немногие из них, кто все же остался беспокойным, безразличным и подобным зомби, относятся к длинной главе о войне и неврозах сражения (Страссман).

Каковы же факторы, которые могут превратить человека в предателя своих собственных убеждений, в информатора, в того, кто признается в отвратительных преступлениях или в очевидного сотрудника?

Момент внезапной сдачи

Несколько жертв нацистского расследования рассказали мне, что момент сдачи произошел внезапно и против их воли. В течение многих дней они сталкивались с яростью своих следователей и затем внезапно они развалились. "Хорошо, хорошо, у Вас будет все, что Вы захотите."

И затем пришли часы раскаяния, осознания, отчаянного желания вернуться к своему предшествующему состоянию устойчивого сопротивления. Они хотели выкрикнуть: "Не спрашивайте у меня больше ничего. Я не буду отвечать." И все же что-то, что приспосабливает, подчиняет, что глубоко скрыто во всех нас, было приведено у них в движение.

Эта внезапная сдача часто происходила после неожиданного обвинения, шока, оскорбления, которые особенно причиняют боль, это обжигающее наказание, удивительная логика в вопросе следователя, у которой нет контраргументов. Я помню свой собственный опыт, который проиллюстрировал эффект от такого удивления.

После моего побега из нацистской тюрьмы в оккупированной Голландии я смог достигнуть нейтральной Швейцарии через Виши во Франции. Когда я прибыл, меня поместили в тюрьму, где, сначала, ко мне относились довольно любезно. Однако по истечении трех дней, мне отказали в праве офицера на убежище и мне было сказано, что я буду выслан обратно во Францию в Виши. К этой информации мои тюремщики презрительно добавили комментарий, что я должен быть счастлив, что меня не отправят назад к немцам.

Когда я поехал к границе, меня попросили подписать документ с заявлением, что мне было возвращено все имущество (которое было отобрано у меня при моем задержании). Я отказался подписаться, потому что несколько вещей – незначительных по сути, но имеющие большую эмоциональную ценность для меня - не было положено в пакет, который мне вручили тюремщики. Один из охранников смотрел на меня с презрением, второй нетерпеливо сучил ногой и неоднократно требовал, чтобы я подписал документ, третий ругался и болтал на французском, который был абсолютно неразборчив для меня.Я продолжал твердо отказывать.

Внезапно один из офицеров начал хлопать меня по лицу лица и бить. Пораженный врасплох, что они проявили такую ярость из-за безделушки, я сдался и подписал документ. (Из тюрьмы Виши, в которую меня отправили, мне разрешили написать письмо в швейцарское правительство с протестом. Я все еще ношу официальное извинение, которое я получил.)

Эта внезапная смена настроя из неконтролируемого сопротивления до подчинения объясняется неосознанным действием контрастирующих чувств. Сознательно мы говорим себе быть сильными, но в глубине нас тревожит желание сдаться и подчиниться, что влияет на наше поведение. В психологии это описывается как врожденная двойственность всех чувств.

Потребность в разрушении

Словарь психопатологии содержит множество сложных терминов для желания уступить давлению на сознание, такие как "желание вернуться," "потребность в зависимости," "умственный мазохизм," "не осознанное желание умереть," и многие другие. В наших целях, однако, достаточно сказать, что у каждого человека есть две противостоящие потребности, которые работают одновременно: потребность быть независимым, чтобы быть самим собой; и потребность НЕ быть собой, НЕ быть кем-либо вообще, НЕ сопротивляться давлению на сознание.

Потребность быть неприметным, исчезнуть и быть проглоченным обществом является общей. В его самой простой форме мы можем видеть это вокруг нас как тенденцию соответствовать. При обычных обстоятельствах потребность в анонимности уравновешена потребностью в индивидуальности и мысленно, здоровый человек – это тот, кто может идти по тонкой грани между ними. Но в пугающих, одиноких ситуациях, в которых оказываются жертвы духовного террора - ситуациях, у которых есть свойство кошмара, которые переполнены опасностями, столь огромными, что они не могут быть осознаны или поняты, потому что нет никого, кто объяснит или заверит это желание разрушиться, отпустить, не быть там, становится почти непреодолимым.

Об этом опыте сообщили множество жертв концентрационных лагерей. Они попали в лагерь с одним оставшимся без ответа вопросом, горящим в их сознании: "Почему все это произошло со мной?" Их потребность в умении ориентироваться, в ощущении стремления и значения, была не удовлетворена и следовательно они не могли поддерживать свои индивидуальности. Они позволили себе войти в то, что психопатология называет синдромом деперсонализации, общим чувством потери полного контроля над собой и собственным существованием. То, что создание павловских условий может сделать для подавления искусственного беспорядка, может также послужить и для отвратительного опыта. "Для чего?" спрашивают они себя. "Что означают все эти страдания?" И постепенно они опустились в тупое парализованное состояние полузабвения, которое мы называем депрессией: возникшей потребности в самоубийстве.

Нацисты были хитры и недобросовестны в применении этой потребности в разрушении в своих интересах. Оскорбление жизнью в концентрационном лагере, частое предположение, что Союзники также успешно разбиты - они тайно замышляли убедить обитателей, что этому бессмысленному страданию не будет конца, никакого победного завершения войны, никакого будущего у их жизней. Желание сломаться, сдаться, становится почти непреодолимым, когда человек чувствует, что это страшное униженное существование -  будет постоянно, что у него более нет личной цели, кроме приспособления к этой бесконечной отупляющей и унизительной жизни.

В один момент вера и надежда исчезают, человек ломается. Есть трагические истории жертв концентрационных лагерей, которые нацелили все своих ожидания в мысли, что освобождение произойдет на Рождество 1944 года, это нацелило все их существование на эту дату. Когда настало время и они продолжали находиться в заключении, многие из них просто сломались и умерли.

Эта тенденция в разрушении служит также как защитное устройство в случае опасности. Жертва считает, "Если мой преследователь не заметит меня, то он оставит меня в покое." И все же это самое чувство анонимности, этот смысл потери индивидуальности, чтобы быть бесполезным, незамеченным и нежелательным, также приводит к депрессии и апатии. Потребность человека быть человеком никогда нельзя полностью убить.

Потребность в товарищеских отношениях

Недостаточно внимания уделили психологии одиночества, особенно в значении принудительной изоляции заключенных. Когда удалены сенсорные стимулы повседневной жизни, вся индивидуальность человека может измениться. Социальное общение, наш непрерывный контакт с нашими коллегами, нашей работой, газетами, голосами, движением, нашими любимыми и даже теми, которых мы не любим - все это ежедневная подпитка для наших чувств и разумов. Мы выбираем то, что мы считаем интересным, отклоняем то, чем мы не хотим проникаться.

Каждый день каждый гражданин живет во многих маленьких мирах обмена удовлетворением, небольшой ненависти, приятных событий, раздражений, восхищений. И он нуждается в этих стимулах, чтобы держать себя начеку. Час за часом действительность, в кооперации с нашей памятью, объединяет миллионы фактов наших жизней, повторяя их много раз.

Как только человек становится одиноким, отделенным от мира и новостей о происходящем, его умственная деятельность заменяется совсем другими процессами. Давно забытые неприятности, поднимаются на поверхность, долго подавляемые воспоминания бьют по его разуму изнутри. Его фантазийная жизнь начинает развиваться и принимать гигантские размеры. Он не может оценить или сравнить свои фантазии с событиями своих обычных дней жизни и они смогут очень быстро овладеть ими.

Я помню очень ясно свои собственные фантазии в течение того времени, когда я находился в нацистской тюрьме. Для меня было почти невозможно управлять своими депрессивными мыслями о безнадежности. Мне приходилось не один раз говорить себе: "Думай, думай. Сохраняй свое чувство тревоги; не сдавайся." Я пытался использовать все психиатрические знания, чтобы сконцентрировать свои мысли в состоянии мягкой мобилизации и многие дни я чувствовал, что проигрываю сражение.

Некоторые эксперименты показали, что люди, лишенные, в течение даже очень короткого промежутка времени, ВСЕХ сенсорных стимулов (ни прикосновений, ни звуков, ни запахов, ни зрения) быстро, попадают в своего рода характеризующееся галлюцинациями гипнотическое состояние. Изоляция от множества впечатлений, которые обычно бомбардируют нас из внешнего мира, создает странные и пугающие признаки. Джон Хирон, выполнявший эксперименты с группой студентов университета Макгилла, размещал каждого студента в одиночную светонепроницаемую и звуконепроницаемую комнату, вентилируемую фильтрованным воздухом, помещал его руки в тяжелые кожаные рукавицы и ноги в тяжелые ботинки, "постепенно их мозги умирают или выходят из под контроля." Даже через двадцать четыре часа такой чрезвычайной изоляции чувств, побуждаются все фантомы ужасов детства и различные появляются различные патологические признаки. Наш инстинкт любопытства требует непрерывного кормления; если этого не происходит, пробуждаются внутренние псы ада.

Заключенного содержат в изоляции, хотя его изоляция ни в коем случае не такая же чрезвычайная как в лабораторном опыте, он также подвергается серьезному психическому изменению. Его охранники и следователи все чаще становятся единственным источником контакта с действительностью, с теми стимулами, в которых он нуждается даже в больше чем в хлебе. Неудивительно, что постепенно он развивает специфические покорные отношения с ним. Он затронут не только изоляцией от социальных контактов, но также и сексуальным голодом.

Скрытые потребности в зависимости, которые лежат глубоко у всех людей, делают их готовым принять своего охранника как человека, заменяющего отца. Следователь может быть жестоким и злым, но сам факт, что он признает, существование своей жертвы дает заключенному чувство, что он испытывает некоторую небольшую привязанность. Какой же конфликт в этом случае может разыграться между традиционными привязанностями человека и новыми! Есть всего несколько человек, которые настолько абсолютно самостоятельны, что могут сопротивляться потребности уступить, найти товарищеские отношения с людьми, преодолеть невыносимое одиночество.

Во время мировых войн заключенные в первую очередь страдали от специфической, жгучей ностальгии, называемой болезнью колючей проволоки. Воспоминания о матери, о доме и семье, заставляли солдат снова идентифицировать себя с младенчеством, но когда они более привыкли к жизни в лагере для военнопленных, мысли о доме и семье также создали положительную влияние и помогли сделать жизнь в лагере для военнопленных менее мучительной.

Даже заключенный, который не содержится в изоляции, может чувствовать себя одиноким в неорганизованной массе заключенных. Его приятели заключенные могут стать врагами также легко, как и стать его друзьями. Его ненависть ко охранникам может быть перемещена и обращена против таких же заключенных в тюрьме. Вместо того, чтобы подозревать врага, жертва может стать подозрительной к свои собратьям по страданиям.

В нацистских концентрационных лагерях и корейских лагерях для военнопленных, часто развивалась своего рода массовая паранойя. Одиночество было усилено, тем, что заключенные отключают себя друг от друга до подозрения и ненависти. Это недоверие поощрялось охранниками. Они постоянно намекали своим жертвам, что никто о них не заботился и никто не обеспокоен тем, что с ними произошло. "Вы один. Ваши друзья снаружи не знают, живы ли Вы или мертвы. Ваших приятелей заключенных ничего не заботит." Таким образом, убивалось все ожидание будущего и образующаяся неуверенность и безнадежность стали невыносимыми. Тогда охранники сеяли подозрение и распространяли ужасные слухи: "Вы здесь, потому что те люди, которых Вы называете своими друзьями, предали Вас." "Ваши приятели донесли на Вас." "Ваши друзья снаружи покинули Вас." Играя на старых привязанностях человека, заставляя его чувствовать пустоту и одиночество, вынуждали его подчиняться и ломаться.

Периоды, во время которых я сам дрогнул и думал о соединении с противоположной стороной, всегда случались после периодов чрезвычайного одиночества и глубокой тоски по товарищеским отношениям. В такие моменты тюремщик или враг могут заменить друга.

Шантаж посредством чувства вины

Глубоко во всех нас спрятаны чувства вины, неосознанной вины, которая может подняться на поверхность от чрезвычайного напряжения. Стратегия пробуждающейся вины - самый древний инструмент матери для того, чтобы получить господство над детскими душами. Ее предупреждающий и обвиняющий жест пальцем руки дает волшебную власть над ними и помогает создать глубоко засевшие чувства вины, которые могут оставаться на всем протяжении их взрослых жизней. Когда мы еще дети, мы зависим от наших родителей и негодуем на них по только этой причине. Мы можем питать скрытые разрушительные желания против самых близких к нам и испытывать чувство вины от этих желаний. Спрятанное глубоко в подсознании человека знание, что у него были враждебные фантазии, и что в его враждебных фантазиях он чувствовал себя способны к совершению многих преступлений.

Теодор Реик привлек наше внимание к неизвестному примитивному убийце во всех нас, в тех, кого принуждали, чтобы получить признание и наказать, которого можно легко вызвать в обстоятельствах террора и депрессии.

Эта концепция скрытой враждебности и разрушительных поступков, зачастую является трудным для понимания непрофессионалами. Но на мгновение обратите внимание на популярность детективных романов. Мы можем сказать себе, что мы любим читать эти рассказы, потому что мы идентифицируем себя с увлеченным и умным сыщиком, но, как видно из психоаналитического опыта, во всех нас также работает подавляемый преступник и мы также идентифицируем себя с бессовестным убийцей. Фактически, наша подавляемая воинственность делает чтение о враждебных действиях притягательным для нас.

В политической сфере систематическая эксплуатация неосознанной вины в целях подчинения, является использованием неосознанного принуждения к признанию и потребности в наказании. Непрерывные чистки и признания, с которыми мы сталкиваемся в тоталитарных странах, пробуждают глубоко скрытые чувства вины. Меньшие грехи восстания или подрывной деятельности в которых признаются, скрывают еще глубже спрятанные мысли о преступлении. Личные реакции тех, кого непрерывно допрашивают и исследуют, дают нам ключ к разгадке того, что происходит.

Сам факт длительного допроса может повторно пробудить скрытую и неосознанную вину в жертве. Во время экстремальной эмоциональной нагрузки, после постоянных обвинений и долгого допроса в течение всего дня, когда жертва была лишена сна и унижена до состояния чрезвычайного отчаяния, жертва может потерять способность отличить реальное преступление, в котором он обвиняется и свою собственную придуманную неосознанную вину. Если его воспитание наградило его почти патологическим чувством вины в нормальных обстоятельствах, он будет абсолютно неспособен сопротивляться промывке мозгов.

Даже нормальные люди могут сдаться в таких условиях жалкого существования и не только с помощью следствия, но также и из-за множества других ослабляющих факторов. Нехватка сна, голод и болезни могут создать чрезвычайное замешательство и сделать любого человека уязвимым для гипнотического влияния. Все мы испытывали нечеткость сознания, которое наступает вместе с утомлением. Жертвы концентрационного лагеря знают, как голод, особенно сильно вызывает потерю контроля над сознанием.

В фантастическом мире тоталитарной тюрьмы или лагеря, эти эффекты усилены и преувеличены.

(ЗАМЕТКА: Беседа в концентрационных лагерях обычно вращалась вокруг еды и воспоминаний о великолепной ненасытности. Разум не мог работать: он был зациклен на еде и фантазиях о еде. Разговор расширялся, чтобы выражать постоянную идею снова хорошо поесть: мастурбация желудка ("Magenonanie"). Этот вид общения часто занимал весь интеллектуальный обмен.)

Нацисты, с помощью хитрой эксплуатации неосознанной вины своих жертв после влезания в дальние углы их сознания, зачастую могли преобразовать храбрых борцов сопротивления в послушных сотрудников. То, что им это не всегда удавалось, можно объяснить двумя факторами. Прежде всего, большинство ЧЛЕНОВ ПОДПОЛЬЯ БЫЛИ ВНУТРЕННЕ ПОДГОТОВЛЕНЫ К ЖЕСТОКОСТИ, КОТОРОЙ ИХ ПОДВЕРГАЛИ. Второе - были более хитрые методы, чем использовались нацистами, методы которые не были столь же непреодолимы, как методические уловки коммунистических промывателей мозгов.

Когда жертвы нацистской жестокости ломались, это не было результатом пытки, но часто угрозой репрессий семьи, что и заставляло их сдаться. Внезапная острая конфронтация с давно спрятанной проблемой детства создает беспорядок и сомнение. Внезапно враг ставит перед Вами конфликт привязанностей: Ваш отец или Ваши друзья, Ваш брат или Ваша Родина, Ваша жена или Ваша честь. Это - дикий выбор, который надо сделать, когда следователь использует Ваши дополнительные внутренние конфликты, и он может легко вынудить Вас сдаться.

Столкновение между привязанностями делает любой выбор предательством и это пробуждает парализующее сомнение. Это рассчитанное, но тонкое нападение на самые слабые точки в сознании человека, на совесть человека и на моральную систему, которую он сформировал из Иудеохристанской этики, парализует разум и легко приводит жертву к предательству. Следователь тонко проверяет архаичные чувства вины своей жертвы перед родителями, своими друзьями, своими детьми. Он умно эксплуатирует ранние амбивалентные связи жертвы со своими родителями. Внезапная вспышка скрытых моральных недостатков и вины, может привести человека к слезам и полному нарушению обычного порядка. Он возвращается к зависимости и детской покорности.

Очень хриплый бывший герой голландского сопротивления, известный как Кинг Конг из-за своего размера и силы, стал предательским инструментом нацистов вскоре после того, как его брат был взят вместе с ним и нацисты угрожали убить юного брата. Финальный переход Кинг Конга к врагу и то что он стал их предательским инструментом, психиатрически распознавалось как защитный механизм против его глубокой вины, являясь результатом скрытых чувств агрессии против своего брата (Боэри).

Другой пример ломки отмечен в истории одного молодого борца сопротивления, который, после того, как нацисты стали угрожать замучить его отца, заключенного в тюрьму вместе с ним, наконец сорвался в детские слезы и пообещал рассказать им все, что они хотели знать. После этого он был отправлен в свою камеру, чтобы стать мягче для разговора на следующий день. Это было обычной работой его следователя.

Инквизиторы слишком хорошо поняли эффективность терпеливого повторяющегося давления, вызывая чувства вины человека. Хотя оба заключенных были освобождены той же ночью, после прохода союзнических войск через Бельгию и юго-западную часть Голландии, мальчик оставался в депрессии в течение долгого времени, замученный своим осознанием, что он почти предал своих лучших друзей в подполье, чтобы спасти своего отца - несмотря на то, что в то же самое время он знал, что обещания врага не защитят его отца.

Закон выживания против закона лояльности

Военнопленные в Корее, которые постепенно признавали систематическое давление врага на сознание и сотрудничали в производстве материалов, которые могли использоваться для коммунистической пропаганды - хотя и в виде эксперимента и только когда они были на виду у  врага - следовали  специфическому психологическому закону пассивной внутренней защиты и внутреннего обмана, когда нельзя бороться и победить врага, к нему нужно присоединиться. Позже, некоторые из них были настолько пропитаны тоталитарной пропагандой, что они решили остаться в Китае и тоталитарной среде. Некоторые сделали это, чтобы избежать наказания за предательство своих товарищей.

Человек не может стать ренегатом, не оправдывая свой поступок. Когда Голландия сдалась немецкой армии в 1940 году, я видел этот общий механизм ломки сознания, сработавший у нескольких человек, которые были верными антинацистами. "Возможно в Нацизме есть что-то хорошее," сказали они себе, поскольку они видели демонстрацию огромной немецкой силы. Те, кто был жертвами их собственной первоначальной ломки сознания и потребности оправдать вещи, кто не мог остановиться и сказать себе, "Держись; продумай это," стали предателями и сотрудниками. Они были полностью обворожены демонстрацией силы врага. Тот же самый процесс самооправдания и оправдания врага начинался в лагерях военнопленных.

События в концентрационных лагерях дают нам некоторое представление того, как далеко может зайти это пассивное подчинение врагу. Из-за укоренившейся потребности человека в привязанности, множество заключенных жили только с одной целью: услышать дружественное слово от своих охранников. Каждый раз, когда это происходило, оно укрепляло иллюзию любезности и одобрения. Однажды эти заключенные, главным образом те, кто долгое время пробыл в лагерях, были признаны охранниками, они легко стали доверчивыми инструментами нацистов. Они стали вести себя как их жестокие тюремщики и стали мучителями своих собратьев заключенных. Эти работавшие на администрацию заключенные, которых называли "Капо", были еще более жестокими и мстительными чем настоящие надзиратели. Из-за недооцененных внутренних потребностей, промыватель мозгов и садистский глава лагеря, сильно нуждаются в сотрудниках. Они служат не только для пропагандистской машины, но также и для реабилитации вины тюремщиков.

Когда человек должен выбрать между голодом, маршами смерти, пыткой или временной уступке иллюзиям врага, его механизмы самосохранения действуют разными путями, например, как отражения. Они помогают ему найти тысячу оправданий и оснований, чтобы признать психологическое давление.

Один из офицеров, представший перед судом в том, что сотрудничал с врагом в корейском лагере военнопленных, оправдывал свое поведение, говоря, что он следовал этому плану действий, чтобы поддержать себя и его людей. Это ли не веский, хотя и не обязательно верный аргумент?

Использование этого случая помогает подчеркнуть факт, что механизмы самозащиты обычно намного более сильные, чем идеологическая лояльность. Ни у кого, кто не столкнулся с такой же жестокой проблемой, не может быть объективного мнения относительно того, что он сам бы сделал в этих обстоятельствах. Как психиатр, я полагаю, что "большинство" людей уступили бы и пошли бы на компромисс, когда угроза и давление на разум стали бы достаточно сильными.

В антинацистском подполье во время Второй мировой войны были физически сильные ребята, которые думали, что могут сопротивляться любому давлению и никогда не предадут своих товарищей. Однако, они не могли даже вообразить вероломную технику промывки мозгов. Повторяющееся приставание, само по себе, является более разрушительным, чем физическая пытка. Боль физической пытки, как мы сказали, приносит временное бессознательное состояние, следовательно, и забвение, но когда жертва просыпается, начинается игра в ожидание. "Это снова произойдет? Я смогу еще это выдержать?" Ожидание парализует желание. Мысли о самоубийстве и идентификации со смертью не помогают. Противник не позволяет Вам умереть, но вытягивает Вас обратно с самого края забвения. Ожидание возобновления пытки увеличивает внутреннюю боязнь. "Кто я такой, чтобы выдержать все это?" "Почему я должен быть героем?" Постепенно сопротивление ломается.

Сдача сознания своему новому владельцу не происходит немедленно под влиянием принуждения и истощения. Следователь знает, что в период временного ослабления давления, во время которого жертва будет репетировать и повторять пытку внутри себя, готовится окончательная сдача. Во время этой напряженности мышления и ожидания, растет глубоко скрытое желание сдаться. Действие от непрерывного повторения глупых вопросов, повторяемых в течение многих дней и ночей, истощает сознание, пока не будут даны ответы, которые хочет получить следователь.

В дополнение к оружию истощения сознания он играет на физическом истощении чувств. Он может использовать проникновение, мучительные шумы или постоянный сильный свет, который слепит глаза. Потребность закрыть глаза или сбежать от шумов путает ориентацию сознания жертвы. Он выходит из себя и чувства уверенности в себе. Он тоскует по сну и не может сделать ничего иного кроме как сдаться. Инфантильное желание стать частью грозной гигантской машины, стать рядом с силами, которые намного сильнее, чем сам заключенный, побеждало. Это - определенная сдача: "Делайте со мной, что хотите. С этого времени я - Вы."

Одно единственное лишение сна может произвести различные неверные реакции сознания, что было подтверждено Тайлером в эксперименте с 350 добровольцами мужского пола. Он лишал их сна в течение 102 часов. Сорок четыре мужчины выбыли почти сразу, потому что они чувствовали себя слишком беспокойно и раздраженно. После сорока часов без сна уже у 70 процентов всех испытуемых были иллюзии, заблуждения, галлюцинации и аналогичные состояния. Те, у кого были истинные галлюцинации, были исключены из эксперимента. После второй ночи спорадические беспорядки во взглядах были характерны для всех испытуемых. Участники были смущены, когда позднее им сообщили об их поведении.

Изменения в эмоциональной реакции были заметны - эйфория, сопровождаемая депрессией; уныние и неугомонность; безразличие к необычному поведению других испытуемых. Эксперимент производил впечатление, что длительная бессонница заставляет какое-то токсичное вещество влиять на мозг и сознание.

Только немногие сильные, независимые и самостоятельные индивидуальности, которые преодолеют свою потребность в зависимости, могут выдержать такое давление или будут готовы умереть от него.

Ритуал самообвинения и показной и безоговорочной капитуляции перед правилам старейшин - часть древних религиозных обрядов. Это основано на более или менее неосознанной вере в высшую и всемогущую власть. Эта власть может быть монолитным партийным государством или таинственным божеством. Оно следует древнему способу "Credo quia absurdum" ("Я верю, потому что это абсурдно"), религиозному подчинению супер-миру, более сильному, чем реальность, противостоящая нашим чувствам.

То, почему тоталитарная и ортодоксальная догматическая идеологии придерживаются жесткого отношения к запрету на исследование основных предпосылок, является сложным психологическим вопросом. В какой-то мере, причина связана со страхом перед изменением, страхом перед риском изменения привычек, страхом перед свободой, которая может быть в психологическом отношении связана со страхом перед финальностью смерти.

Отречение от человеческой свободы и равенства возвышает авторитарного человека над его смертными товарищами. Его временная власть и всемогущество дают ему иллюзию вечности. В его тоталитаризме он отрицает смерть и эфемерное существование и заимствует власть будущего. Он должен изобрести и сформулировать заключительную Правду и защитную догму, чтобы оправдать его сражение со смертью и временностью. С этого времени новая фундаментальная уверенность должна вбиваться в сознание адептов и рабов. То, что происходит в человеческой душе во время тяжелой ситуации морального и физического нападения, объясняется нам в исследованиях общих защит сознания, доступных людям; ранее, в нескольких публикациях я попытался сам проанализировать различные способы, которыми люди защищают себя от страха и давления.

В последних фазах промывания мозгов и влияния на сознание, самооскорбительное подчинение жертв, служит внутренним защитным устройством, уничтожающим следователя волшебным образом. Чем больше они обвиняют себя, тем меньше логических причин для ЕГО существования. Принесение себя в жертву еще более жестоким образом, на самом деле делает следователя и судью бессильными, и показывают тщетность осуждающего режима.

Мы можем сказать, что промывание мозгов и влияние на сознание вызывает тот же самый внутренний защитный механизм, который мы наблюдаем у меланхоличных пациентов. Через свои безумные самоизбиения, они пытаются избавиться от страха и избежать более глубоко сидящей вины. Они наказывают себя заранее, чтобы преодолеть мысль окончательного наказания за какое-то скрытое, неизвестное и более худшее преступление. Жертва промывки мозгов завоевывает своего мучителя, становясь еще более жестокой к себе, чем следователь. Этим пассивным способом он уничтожает своего врага.

Тайный мазохистский договор

В шедевре Артура Коестлера, ТЕМНОТА В ПОЛДЕНЬ, он описывает всю тонкую запутанность, рассуждения, и диалектику между следователем и его жертвой. Старый большевик, Рубашов, верный партиец, признается в заговоре против партии и линии партии. Частично он мотивирован желанием оказать последнюю услугу: его признание - заключительная жертва партии. Я объяснил бы признание с которым мы сталкиваемся в других процессах промывания мозгов, скорее как часть того таинственного мазохистского договора между следователем и его жертвой.

(ЗАМЕТКА: термин "мазохизм" изначально означал сексуальное удовлетворение, полученное от боли и наказания, и позже стал обозначать каждое удовлетворение, полученное через боль и унижение.)

Это - последний подарок своему мучителю и уловка замученного. Это - как бы его вызов: "Будьте добры со мной. Я признаюсь. Я подчиняюсь. Будьте добры со мной и любите меня." После всех видов жестокости, гипноза, отчаяния и паники, это заключительный поиск человеческих товарищеских отношений, но это двойственно, смешано с глубоким презрением, ненавистью и горечью.

Замученный и мучитель постепенно формируют специфическое сообщество, в котором один влияет на другого. Так же, как на терапевтических сеансах, где пациент идентифицирует себя с психиатром, ежедневные сеансы допроса и беседы создают не осознанную передачу чувств, в которых заключенный идентифицирует себя со своими следователями, а следователи себя с ним. Заключенный, восхищенный странным, резким и незнакомым миром, идентифицирует себя с врагом намного больше, чем это делает враг с ним. Невольно он может принять все нормы врага, оценки и отношения к жизни. Такая пассивная сдача идеологии врага определена не осознанными процессами. Опасность общения такого рода в том, что в конце концов исчезают все моральные оценки. Мы видели, что это произошло в Германии. Самые пострадавшие от Нацизма пришли к согласию с идеей концентрационных лагерей.

В промывке мозгов мы сталкиваемся с ритуалом, таким же как у средневековой охоте на ведьм, за исключением того, что сегодня ритуал принял более усовершенствованную форму. Обвинитель и обвиняемый - каждый оказывает друг другу помощь и оба становятся взаимодействующими участниками ритуала признания и самооговора. С помощью их взаимодействия они нападают на сознание свидетелей, которые идентифицируют себя с ними и следовательно, чувствуют себя виновными, слабыми и покорными. Опыт московских чисток заставил многих русских почувствовать себя виновными; слушая признания, они, должно быть, говорили себе, "Может Я сделал то же самое. Может Я окажусь на месте этого человека." Когда их герои стали предателями, их собственные скрытые изменнические желания заставили их почувствовать себя слабыми и напуганными.

Это объяснение может показаться чрезмерно сложным, запутанным и возможно, даже противоречащим себе самому, но фактически, оно помогает нам понять, что происходит во время промывки мозгов. И мучитель и замученный являются жертвами их собственной неосознанной вины.

Мучитель проецирует свою вину на некоего внешнего козла отпущения и пытается  искупить это, нападая на свою жертву. У жертвы, также, есть чувство вины, которое является результатом глубоко подавленной враждебности. В нормальных обстоятельствах эти чувства держатся под контролем, но в атмосфере промывки мозгов, неустанного допроса и расследования, его подавленная враждебность пробуждается и вырисовывает пугающие фантазии из забытого прошлого, которые жертва чувствует, но не может уловить или понять. Легче признаться в измене и саботаже, чем принять пугающее ощущение преступления, которым его обременяют давно забытые импульсы агрессии.

Откровенное самообвинение жертвы служит уловкой, чтобы уничтожить внутреннего обвинителя и преследователя. Чем больше я обвиняю себя, тем меньше причин для существования следователя. Отправка жертвы на виселицу убивает, на самом деле также и следователя, потому что существовала взаимная идентификация: обвинитель становится бессильным в момент, когда жертва начинает обвинять себя самостоятельно и завтра уже сам обвинитель может быть обвинен и отправлен на виселицу.

Из нашего понимания этого странного мазохистского договора между обвинителем и обвиняемым получается довольно простой ответ на вопросы, ПОЧЕМУ ЛЮДИ ХОТЯТ УПРАВЛЯТЬ СОЗНАНИЕМ ДРУГИХ, И ПОЧЕМУ ДРУГИЕ ПРИЗНАЮТСЯ И УСТУПАЮТ? Потому что нет никакого существенного различия между жертвой и следователем. Они подобны друг другу. В этой ситуации ни один из них, не имеет контроля над своими глубоко скрытыми преступными и враждебными мыслями и чувствами.

Очевидно, что легче быть следователем чем жертвой, не только потому, что следователь может быть временно огражден от умственного и физического разрушения, но также и потому что более просто наказывать других за то, что мы чувствуем внутри себя преступника, чем мужественно встречать наше собственное скрытое чувство вины. Проведение процедуры промывки мозгов является меньшим проявлением преступной агрессии, которое скрывает более глубокое преступление от скрытой ненависти и разрушения.

Обзор психологических процессов, вовлеченных в промывку мозгов и внушение

В конце этой главы, описывающей различные влияния, приводящие к уступкам и сдаче стратегии врага, полезно дать краткий обзор вовлеченных психологических процессов.

ФАЗА I

ИСКУССТВЕННАЯ ЛОМКА И ДЕЗАДАПТАЦИЯ

Следователь пытается ослабить эго своего заключенного. Хотя первоначально применяемые физические пытки в виде голода и холода все еще очень эффективны - зачастую, физическая пытка может усилить упорство человека. В большей степени, пытка нужна чтобы воздействовать на воображение свидетелей (людей). Их дикое ожидание пытки, легко приводит к ИХ расстройству, когда у врага есть необходимость в их слабости. (Конечно, иногда враг-садист может просто получать отдельное удовольствие от пытки.)

Множество применяемых врагом приемов содержат: пугающее обвинение, сильное убеждение, массовое обвинение, оскорбление, смущение, одиночество и изоляцию, непрерывный допрос, перегрузку нестабильного сознания, пробуждение усиливающейся жалости к себе. Терпение и время помогает следователю смягчить упрямую душу. Так же, как и во многих древних религиях жертвы были унижены и оскорблены, для подготовки к новой религии, таким же образом их готовят принимать тоталитарную идеологию. В этой фазе, из-за простого интеллектуального оппортунизма, жертва может сознательно сдаться.

ФАЗА II

ПОДЧИНЕНИЕ ВРАГУ И ПОЛОЖИТЕЛЬНАЯ ИДЕНТИФИКАЦИЯ С ВРАГОМ

Как уже упоминалось, момент сдачи часто настает внезапно. Как будто бы упрямая отрицательная внушаемость изменилась критическим образом на сдачу и согласие. То, что следователь называет внезапным внутренним просвещением и преобразованием, есть полная инверсия внутренней стратегии у жертвы. Начиная с этого момента, в психоаналитических терминах, в совести человека начинает жить паразитное суперэго и он будет говорить голосом своего нового хозяина. В моем опыте такая внезапная сдача часто происходила вместе с истеричными вспышками плача и смеха, как у ребенка, сдающегося после упрямых истерик. Достичь этой фазы следователю легче, если они будет вести себя по-отечески. Фактически, многими военнопленным лагерей оказывалась форма отеческой доброты - подарки, конфеты на дни рождения и обещание еще более веселых вещей.

Мэлоуни сравнивает эту внезапную уступку с теофанией или кенозисом (внутренним преобразованием), как описывается в некоторых теологических обрядах. Для нашего понимания важно подчеркнуть, что эта уступка - неосознанный и чисто эмоциональный процесс, уже не под осознанным разумным контролем промываемого. Мы можем также назвать эту фазу фазой автогипноза.

ФАЗА III

ПЕРЕДЕЛКА В НОВЫЙ ПОРЯДОК

Посредством непрерывного обучения и приручения, можно сделать новую запись для фонографа. Мы можем сравнить этот процесс с активным гипнозом с целью преобразования. Эпизодические повторения старой формы взглядов должны быть исправлены в Фазе I. Жертве ежедневно помогают рационализировать и оправдать его новую идеологию. Следователь дает ему новые аргументы и рассуждения.

Эта систематическая идеологическая обработка тех, кто долго избегал интенсивной идеологической обработки, составляет фактический политический аспект промывания мозгов и символизирует идеологическую холодную войну, идущую в этот самый момент.

ФАЗА IV

ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ ТОТАЛИТАРНОГО ВЛИЯНИЯ

Как только промываемый возвращается в свободную атмосферу, гипнотическое влияние ломается. Имеют место временные последствия нервного возбуждения, периоды плача, чувства вины и депрессии. Ожидание враждебной родины, ввиду того, что он сдался вражеской идеологической обработке, может усилить эту реакцию. Период промывания мозгов становится кошмаром. Только те, кто прежде был верным членом сопротивления, могут пройти это. Но также, я видел, что враг применял свое давление на сознание слишком хорошо и преобразовал своих бывших заключенных в вечных ненавистников свободы.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

 МЕТОДЫ МАССОВОГО ПОДЧИНЕНИЯ

Цель второй части этой книги состоит в том, чтобы показать различные аспекты политической и аполитической стратегии используемые для изменения чувств и мыслей масс, начиная с простой рекламы и пропаганды, до рассмотрения психологической войны и текущей холодной войны, а также продолжения исследования способов, используемых для оптимизации внутренних мыслей и поведения человека. Во второй части заканчивается рассмотрение сложного исследования, как одного из инструментов эмоционального восхищения и атаки - оружие страха — как используется и какие реакции оно вызывает у людей.

ГЛАВА ПЯТАЯ

 ХОЛОДНАЯ ВОЙНА ПРОТИВ РАЗУМА

Только слепое принятие желаемого за действительное может дать нам возможность полагать, что наше собственное общество избавлено от коварных влияний, упоминаемых в Первой части. Факт в том, что все они существуют вокруг нас и на политическом и аполитическом уровне, они становятся опасными для свободного образа жизни, какими являются сами агрессивные тоталитарные правительства.

Каждая культура институциализирует определенные формы поведения, с помощью которых общаются и стимулируют определенные формы мышления и действия, таким образом формируя характер граждан. До той степени, при которой личность становится объектом постоянных манипуляций с сознанием, до степени, при которой институты культуры используются для ослабления интеллектуальной и духовной силы, до степени, при которой знание разума используется для приручения людей и внушения, вместо их обучения, до степени при которой сама культура производит мужчин и женщин, предрасположенных к подчинению авторитарном образу жизни. Человек, у которого нет собственного разума, легко станет пешкой потенциального диктатора.

Часто тревожно видеть, как даже у умных людей нет прямолинейного взгляда на самих себя. Форма поведения сознания, независимо от подготовленности и податливости или чего-то другого, внушается в довольно раней жизни.

В своих важных социальных психологических экспериментах со студентами, Эш с помощью простых тестов обнаружил склоность у более чем одной трети исследуемых к ОШИБОЧНОМУ МНЕНИЮ БОЛЬШИНСТВА, остальные же 75 процентов исследуемых соглашались с большинством в разной степени. Для многих людей вес авторитета более важен, чем его качество.

Если мы хотим научиться защищать целостность своего сознания на всех уровнях, мы должны исследовать не только те аспекты современной культуры, которые непосредственно участвуют в борьбе за власть, но также и те события в нашей культуре, которые притупляют границы нашего сознания или используют в своих интересах нашу внушаемость, и могут довести нас до смерти разума - или застоя — тоталитаризма.

Непрерывное внушение и медленный гипноз, на волне механических массовых коммуникаций, способствуют единообразию сознания и могут заманить общество в "счастливую эру" регулирования, интеграции и уравнивания, в которой каждое мнение полностью стереотипировано.

Когда я просыпаюсь утром, я включаю радио, чтобы послушать новости и прогноз погоды. Затем мне архиерейским голосом говорят, что от головной боли мне надо принимать аспирин. Иногда я страдаю от "головных болей" (как и весь мир) и мои головные боли, как у всех происходят от множества конфликтов, которые жизнь мне дает. Радио говорит мне, чтобы я не думал и о конфликтах и о головных болях. Они предлагают мне вместо всего этого испытать волшебную таблетку. Хотя мне и смешно, когда я продолжаю слушать рекомендации диктора, который ничего не знает ни обо мне, ни о моих головных болях и хотя я на мгновение задумываюсь о подчинении человека магии химии, моя рука все же тянется к бутылочке с аспирином. В конце концов, я действительно страдаю от головной боли.

Чрезвычайно трудно избежать в ежедневной жизни механически повторяемых внушений. И даже когда наш критический разум отклоняет их, они соблазняют нас на поступки о которых наш разум говорит, что это глупо.

Механизация современной жизни уже повлияла на человека, чтобы сделать его более пассивным и готовым к соответсвующему приспособлению. Человеку больше не нужно мыслить собственными ценностями, следовать совести и этическим оценкам; он все больше думает в оценках, передаваемых ему средствами массовой информации. Заголовки в утренней газете дают ему временный политический взгляд, радио-внушения взрывают его уши, телевидение держит его в непрерывном страхе и пассивной фиксации. Сознательно, он может выступить против этих анонимных голосов, но тем не менее, внушения осядут в его системе.

То, что является,возможно, самым отвратительным в этих влияниях- это то, что многие из них развились не из-за разрушительных действий человека, а из его надежды улучшить свой мир и сделать жизнь более богатой и более глубокой. Человек сам создал для себя институты, он сам изобрел инструменты улучшающие жизнь, достиг прогресса в развитии мастерства и своей среды - все это может стать оружием разрушения.

Инженеры общественного мнения

В нашей стране постоянно растет уровень убеждения, это тщательно продуманная компания по пропаганде политической идеи или отморозок, успешный в продажах публике какой либо идеи или продукта, который они хотят купить, любая политическая фигура, которую каждый хочет выбрать. Недавно, некоторые наши избирательные кампании были под тайным руководством так называемых инженеров общественного мнения, которые использовали все методы современных массовых коммуникаций и все современное знание человеческого разума для убеждения американцев проголосовать за кандидата, который платит людям из СМИ зарплату. Опасность такой мощной рекламы состоит в том, что человек или сторона которая заплатит больше, может по крайней мере на время стать тем, кто может повлиять на людей чтобы что-то купить или проголосовать за то, что может быть не в их реальных интересах.

Специалисты по искусству убеждения и формирования общественного настроения, могут попробовать замесить психическое тесто из человека, с помощью всех доступных им инструментов коммуникации: памфлетов, речей, плакатов, афиш, радио программ и ТВ шоу. Они могут смыть в канализацию спонтанность и креативность мысли своими идеями в стерильных и обтекаемых клише, которые направят наши мысли в нужном направлении, даже если мы все еще находимся в иллюзии оригинальности и индивидуальности.

То, что мы называем волей народа или волей масс, мы узнаем только после того как это коллективное действие начинает движение, после того как воля народа будет выражена или в голосовании или в ярости и бунте. Это снова указывает на то, как важно, кто руководит, инструментами и машинами, общественного мнения.

Следуя такой рекламе и конструированию согласия, доверие гражданин к своим лидерам можно встряхивать и население будет постепенно все больше и больше привыкать к официальному обману. В итоге, когда люди более не уверены ни в чьей программе или позиции, когда они неспособны сформировать разумное суждение, они могут попасть под влияние какого либо демагога или потенциального диктатора, чье могущество обращается к их заблуждениям и растущему чувству неудовлетворенности. Возможно, худший аспект такого хитрого распространения идей, в том, что слишком часто те кто покупает экспертов или даже мнение своих экспертов, не осознают что они делают. Их также колеблет современное модное словечко "управление общественным мнением" и они не могут больше судить об инструментах которые используют. Результат никогда не соответствует ожиданиям; дополнительные шаги по этому пути постепенно приведут нас к Тоталитарии.

В этот самый момент в нашей стране идет подробное исследование мотивации, целью которого является выяснение причин, что покупатель любит покупать и почему. Что его дергает? Цель - обойти барьеры сопротивления у покупателей. Это часть нашей парадоксальной культурной философии - стимулировать потребности человека и потребности народа.  Коммерциализированное психологическое понимание хочет продавать публике, потенциальным покупателям намного больше продуктов, чем на самом деле им хочется купить. Чтобы сделать это, достаточно пробудить инфантильные импульсы , такие как соперничество и зависть к соседу, потребность все в большем и больше количестве удовольствия, очаровании цвета и необходимости все в большем и большем числе предметов роскоши.

Коммерческий психолог учит продавца, как избегать неприятных ассоциаций в рекламе, как ненавязчиво стимулировать сексуальные ассоциации, как сделать так, чтобы все выглядело простыми, счастливым, успешным и надежным! Он учит магазины, как стимулировать эго покупателя, как польстить клиенту.

Разработчики маркетинга обнаружили, что наша общественность хочет увидеть силу и мужество в своих продуктах. Автомобиль должен иметь больше лошадиных сил для баланса чувства внутренней слабости владельца. Автомобиль должен представлять собой какой-либо социальной статус и репутацию, потому что без такого флага человек чувствует себя пустым. Рекламные агентства мечтают о "Вселенной Рекламы", мире сверкающих обманок, обожествляющих "Мир желает быть обманутым...", интенсификация снобизма, выражение вульгарной показухи и все это для того, чтобы подтолкнуть сбыт в жадные ротики покупающих детей. В нашем мире рекламы, искусственные потребности старательно выдуманы продавцами и покупателями. Здесь и кроется угроза построения мира обманок, который может оказать опасное влияние на наш мир идей.

Эта ситуация подчеркивает невротическую жадность публики, потребность потаканию частным фантазиям за цену осознания реальных ценностей. Публика приучается предлагаемым ценностям. Конечно, свободная общественность постепенно находит свои возражения против этих лозунгов, но неискренность и недоверие проскальзывают через барьеры нашего сознания и оставляют гнетущее чувство неудовлетворенности. В итоге, реклама символизирует искусство делать людей недовольными тем, что они имеют. Между тем становится очевидно, что человек выдерживает постоянную атаку на свои лучшие суждения.

В нашу эпоху слишком большого шума и частых разочарований, множество "свободных" умов кидаются на борьбу за благопристойность и индивидуальность. Они подчиняются "Духу времени", часто не осознавая это. Каждый день общественное мнение формирует наши важные мысли. Бессознательно, мы можем стать самоуверенными роботами. Медленное лицемерное принуждение к традициям в нашей культуре, которые имеют уравнивающий эффект - эти вещи изменяют нас. Мы жаждем восхищения, страшных историй, сенсаций. Мы ищем ситуации, которые создают поверхностный страх, чтобы скрыть внутренние расстройства. Нам нравится убегать в иррациональное, потому что нам не нравится проблема исследования и взгляда на самого себя. Наша досуг заполняется все более и более автоматизированными действиями, которые мы не разделяем: слушая поступающие потоком слова и смотря на телевизионные экраны. Мы спешим вместе с автомобилями и ложимся спать со снотворным. Этот образ жизни в свою очередь может открыть путь к возобновлению внезапных атак на наш разум. Наша скука может пойти на любое обольщение.

Психологическая война как оружие террора

Каждое человеческое общение может быть или сообщением о непосредственных фактах или попыткой предположить несуществующие вещи и ситуации. Такое искажение и извращение фактов бьет в ядро человеческого общения. Словесное сражение против человеческой концепция правды и против его разума, кажется беспрерывным. Например, если я могу внушить потенциальному будущему врагу страх, террор и мысль о предстоящем поражении, даже прежде чем они будут готовы воевать, мое сражение уже наполовину выиграно.

Стратегия людей, в применении пугающей маски и громкого голоса для изречения лжи с целью манипуляции другом и противником, стара также как все человечество. Первобытные люди использовали агрессивные маски, очарование магии или самообман также, как мы используем громкий голос, чтобы убедить других или самих себя. Они используют волшебные краски, а мы - наши идеологии. Действительно, мы живем во времена рекламы, пропаганды и публичности. Но только при диктаторских и тоталитарных режимах существуют формации человеческого поведения развитые на систематических психологических нападках на человечество.

Оружие, которым диктатор пользуется против своих собственных людей, можно также использовать против внешнего мира. Например, ложные признания, которые отвлекают умы людей предметами диктатора от их собственных настоящих проблем, имеют также и другой эффект: они предназначены (и иногда они преуспевают в своей цели) терроризировать мировую общественность. Усиливая миф о всемогуществе диктатора, такие признания ослабляют желание людей сопротивляться. Если перемирие используется, для размягчиения будущего врага, то тоталитарные армии смогут одержать легкую победу в период войны. Тоталитарная психологическая война направлена в значительной степени в этом направлении. Это попытка подчинить мир пропагандой и гипнозом.

Еще в начале девятнадцатого века, Наполеон организовал «Бюро общественного мнения», чтобы влиять на мышление француского народа. Потом это попало к немцам, которые развили управление общественным мнения в огромную, хорошо организованную машину . Их психологическая война стала агрессивной стратегией в мирное время, так называемой войной между войнами. Результатом атаки нацистов на европейскую мораль и психической войны нацистов со своими соседями, стала организация в других странах собственных сил психологической борьбы, но это было уже во второй половине войны, поэтому они смогли достигнуть некоторого успеха. У немцев была большая фора.

Психологическая артиллерия Гитлера состояла прежде всего из оружия страха. К примеру у него была сеть пятой колонны, главная работа которых состояла в том, чтобы сеять слухи и подозрения среди граждан тех стран, против которых он в конечном счете запланировал борьбу. Людей огорчала не только сама шпионская сеть, но и множество слухов о шпионах. Пятая колонна распространяла пораженческие лозунги и политический беспорядок: "Почему Франция должна погибнуть вместо Англии?" Страх начал управлять действиями людей. Вместо того, чтобы столкнуться с реальной угрозой немецкого вторжения, вместо того, чтобы готовиться к этому, вся Европа дрожала от шпионских историй, обсуждала несущественные проблемы, бесконечно обличала козлов отпущения и различные меньшинства. Таким образом Гитлер использовал необузданные, неопределенные страхи, чтобы затуманить реальные проблемы и покушаясь на желание своих врагов бороться, ослаблял их.

Недовольный такой защитной стратегической атакой, Гитлер попытался парализовать Европу угрозой террора, не только угрозой бомбежек, разрушений и оккупации, но также и психологической угрозой в его собственном хвастовстве и жестокости. Страх перед непримиримым противником делает человека более готовым к подчинению, даже прежде чем он начнет бороться. Преступления Гитлера внутри страны — концентрационные лагеря, газовые камеры, массовые убийства, атмосфера террора повсюду в Германии — также были полезны в обслуживании его пропагандистской машины страха поскольку они были частью его заблуждений.

Есть еще и другое важное оружие тоталитаристов, которое они используют в своих кампаниях, с целью запугать мир до подчинения. Это оружие психологического шока. Гитлер держал своих врагов в состоянии постоянного беспорядка и дипломатического краха. Они никогда не знали что собирается делать этот непредсказуемый сумасшедший. Гитлер никогда не был логичен, потому что он знал это, именно этого от него ждут. Логика может встретиться с логикой, в то время как нелогичность этого не может - она смущает тех, кто думает прямо. Большая ложь и монотонно повторяющаяся ерунда, имеют больше эмоционального влияния во время холодной войны, чем логика и размышления. В то время как враг все еще ищет разумный аргумент против первой лжи, тоталитарист может напасть на него с другой ложью.

Стратегический умственный шок был инструментом нацистов, который они использовали для входа в Рейнланд в 1936 году и когда они заключили пакт о ненападении с Россией в 1939 году. Сталин использовал эту же самую стратегию во время корейского вторжения в 1950 году (направленное им), также, как китайцы и северокорейцы, когда они обвинили Соединенные Штаты бактериологической войне. Следуя этим очевидно иррациональным путем, тоталитаристы ввергают своих логически настроенных врагов в беспорядок. Чувства врага заставляют его отрицать пропагандистскую ложь или объяснять действительную природу вещей, что немедленно ставит его в более слабое оборонительное положение. Быстрая ложь, которую никогда нельзя опровергнуть, можно только свергнуть.

Метод психологического шока имеет еще и другой эффект. Он может так спутать разум отдельного гражданина, что он перестает делать свои собственные оценки и начинает пассивно полагаться на мнения других. Разрушение Гитлером Варшавы и Роттердама - после перемирия в 1940 году, полное нарушения международных прав Франции и шок других демократических государств. Находясь в состоянии парализованного морального негодования, они ослабли психологически для того, чтобы иметь дело с нацистскими ужасами.

Так же, как технические достижения современного мира усовершенствовали и улучшали оружие физической войны, прогресс в понимании человека манипуляций общественным мнением позволил ему усовершенствовать и улучшить оружие психологической войны.

Ограждение от идеологической обработки

Непрерывное вторжение в наши разумы разрушающего шума доводов и пропаганды может привести к двум видам ответных реакций. Оно может привести к апатии и безразличию, реакции "меня не волнует" или усилению желания учиться и понимать. К сожалению, первая реакция наиболее популярна. Отказ от изучения и осознания больше распространен в мире, который бросает человеку слишком многих спутанных образов. Ради нашей демократии, основанной на свободе и индивидуализме, мы должны вернуться назад, чтобы снова и снова учиться. Иначе, мы можем стать легкими жертвами для хорошо спланированной вербальной атаки на наш разум и нашу совесть.

Мы не можем быть достаточно осведомлены о постоянном насилии над нашими чувствами и разумом, непрерывные заманчивые нападения могут просочиться через интеллектуальные барьеры понимания. Повторение и павловские рефлексы изматывают человека и могут в конечном счете соблазнить его принять правду, которую он сам первоначально игнорировал и презирал.

Тоталитаристы очень изобретательны в пробуждении в нас скрытой вины, повторяя снова и снова о преступном влиянии Западного мира на невинных и мирных людей. Тоталитарист может атаковать наше самоотождествление с нашими лидерами, высмеивая их, используя скрытое критическое отношение каждого человека ко всем лидерам. Иногда они используют стратегию скуки, чтобы погрузить людей в сон. Они были бы не против погрузить весь Западный мир в гипнотический сон с иллюзией мирного сосуществования. В более усовершенствованной стратегии они отрезали бы нас от привязанности к прошлому, удалили бы от родственников и родителей. Чем более вы отдаляетесь от них и от так называемых устаревших понятий, тем вы будете лучше сотрудничать с теми, кто хочет овладеть вашим разумом. Каждая политическая стратегия, цель которой - пробуждение страха и подозрения, имеют тенденцию изолировать небезопасного элемента, до тех пор, пока он не сдастся тем силам, которые покажутся ему более сильными, чем его бывшие друзья.

И наконец, что не менее важно, давайте не забывать, что в битве аргументов имеют тенденцию побеждать те, чья стратегия лучше и сильнее. Тоталитаристы организуют своим подопечным интенсивное диалектическое обучение, чтобы их сомнения не взяли верх. Они пытаются делать те же самые вещи со всем миром менее навязчивым способом.

Мы должны научиться сталкиваться с изнурительным валом тоталитарных слов посредством лучшего обучения и лучшего понимания. Если мы попытаемся избежать этих проблем психической защиты или станем отрицать их осложнения, холодная война будет постепенно теряться в медленном наступлении слов - и еще большего количества слов.

Загадка сосуществования

Возможно ли сосуществовать с тоталитарной системой, которая никогда не прекращает пользоваться психологической артиллерией? Может ли свободная демократия быть достаточно сильной, чтобы терпеть паразитарное вторжение тоталитаризма в свои права и свободы? История говорит нам о том, что множество противостоящих и сталкивающихся идеологий были в состоянии сосуществовать в рамках общего закона, гарантировавшего терпимость и справедливость. Церковь более не сжигает отступников.

Прежде чем противоположности тоталитаризма и свободной демократии смогут сосуществовать под защитой соблюдения законной и взаимной доброй воли, придется запастись гораздо большим количеством взаимопонимания и терпимости. Нынешняя холодная война и психологическое давление, конечно же не способствуют достижению этой цели.

У тоталитаристов слово "сосуществование" имеет отличные от наших значения. Тоталитарист может использовать его или просто как модное словечко или для каких то уступок. Опасность в том, что понятие мирного сосуществования может стать маскировкой, притупляя осознание неизбежных взаимодействий, что очень выгодного более сильной в психологическом отношении стороне. Ленин говорил о стратегической передышке, которая ослабляет врага. Слишком энергичное движение за мир может означать поверхностное знание проблем. Подобные призывы необходимо тщательно изучать, дабы в результате не подвергаться опасности падения защиты, которая должна быть мобилизованной, чтобы выстоять перед безжалостным врагом.

Сосуществование может означать удушливое подчинение, во многом похожее на сосуществование тюремщиков и заключенных. В своих лучших проявлениях оно может походить на интенсивные симбиотические или паразитарные отношения, которые мы наблюдаем среди животных, нуждающихся друг в друге или же, как мы можем увидеть в зависимости младенца от своей матери.

Чтобы сосуществовать и сотрудничать, нужно иметь понятия и сопоставимые представления о взаимодействии, сходстве идей, общей принадлежностью к чему-либо, взаимной зависимости всего человеческого рода, несмотря на существующие расовые и культурные различия. Иначе одна идеология поддержанная значительной военной силой, задушит более слабую.

Мирное сосуществование предполагает наличие у обеих сторон высокого понимания проблемы и сложностей простого сосуществования, взаимного согласия и ограничения, разнообразия личностей и особенно сосуществования противопоставлений, противоречивых идей и чувств врожденной двойственности человека. Оно требует понимания прав обоих - человека и общества. Используя сосуществование в качестве модного словечка, мы можем затемнить связанные с этим проблемы и также мы сможем обнаружить, что используем слово в качестве флага скрывающего постепенную сдачу в руки более сильного стратега.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

 ТОТАЛИТАРИЯ И ЕЕ ДИКТАТУРА

У нас действительно существует такая вещь как техника массовой промывки мозгов. Если инквизитор силен и достаточно проницателен, то эта техника может пустить корни в стране. Он может хотя бы на время сделать большинство из нас своими жертвами.

Что же в структуре общества сделало человека настолько уязвимым для этих массовых манипуляций сознанием? Это проблема с ужасающими последствиями, подобными промывке мозгов. В последние годы мы все сильнее и сильнее осознаем взаимосвязь человека со всеми его трудностями и сложностями.

Я осознаю тот факт, что исследование предмета принуждения сознания и управления мыслями, со временем становится менее приятным. И это может навлечь на нас больше опасности здесь и сейчас, а увеличение нашего беспокойства о Китае и Корее должно уступить более неотложным потребностям у наших собственного порога. Могут ли тоталитарные тенденции одержать у нас верх и какие социальные признаки могут привести к таким явлениям? Строгая действительность сталкивает нас с вселенской битвой между контролем за мыслями (умозаключениями) и нашими стандартами благопристойности, личной энергией, личными идеями, личной сознательностью с самостоятельностью и благородством.

Будущие социологи смогут лучше описать причины появления у человека тоталитарных взглядов и поступков. Нам известно, что после войн и революций, такое умственное разрушение гораздо легче развивается с помощью психопатически настроенных лиц, которые процветают на человеческом страдании и хаосе. Также верно и то, что последующее поколение начинает непроизвольно исправлять преступления предыдущего поколения, потому что жестокая система им тоже угрожает.

Моя задача, однако, состоит в том, чтобы описать некоторые признаки тоталитарного процесса (который подразумевает деградацию мышления и поступков), поскольку я наблюдал их в нашу эпоху, имея в виду, что система — это одно из самых сильных искажений умственного развития человека. Промывание мозгов не возможно без тоталитарных взглядов. Трагические факты политических событий в наше время очень явно говорят, что применяемая психологическая техника может промыть мозги всем странам и довести их граждан до безмозглого роботизма, который станет для них нормальным образом жизни. Возможно, мы сможем лучше понять, как появляется этот ужас, исследуя мифическую страну, которую ради удобства мы назовем Тоталитарией.

Автоматизация человека

Во-первых, разрешите мне произнести слово предостережения. Мы не должны ошибаться считая, что где-то есть особенная страна, которую можно полностью отождествить с этой гипотетической землей. Обсуждаемые здесь особенности придуманы. Конечно, некоторые особенности Тоталитарии существовали и в Нацистской Германии и сегодня их можно найти за Железным занавесом, но они также частично существуют и в других частях мира. Тоталитария — это любая страна в которой политические идеи выродились в бессмысленные формулировки, существующие только в пропагандистских целях. Это любая страна, в которой одна группа - левых или правых - приобретает неограниченную власть и становится всезнающей и всемогущей, любая страна в который несогласие и расхождение во мнениях считаются преступлением, в которых абсолютное соответствие - цена жизни.

Тоталитария - страна Левиафана -это дом политической системы, которую мы эвфемистически называем тоталитаризмом, и в котором систематическая тирания — часть системы. Эта система не имеет корней ни в одной честной политической философии, ни в социализме, ни в капитализме. Лидеры Тоталитарии могут изрекать идеологию, но главным образом это будут слоганы, используемые для оправдания режима. Если это необходимо, то тоталитаризм может быстро изменять свои лозунги и поведение. Тоталитаризм воплощает для меня стремление к тотальной власти и стремление к диктатуре, для управления миром. Слова и концепции "социализма" и "коммунизма" могут, как и "демократия" служить маскировкой намерения страдающего манией величия тирана.

Так как тоталитаризм по существу социальное проявление психологического явления, свойственное каждой личности, лучше всего это можно понять в терминах человеческих сил, которые создают, воспитывают и увековечивают его. Человек лицемерит; он хочет стать зрелым и свободным, но все же его подсознательный примитивный ребенок тоскует по более полной защите и безответственности. Его зрелость учит справляться с ограничениями и разочарованиями обычной жизни, но в то же время, его внутренний ребенок стремится выразить протест против них, раздавить , разрушить их — будь они объектами или людьми.

Тоталитаризм обращается к этому смущенному младенцу внутри каждого из нас; он, кажется, предлагает решение проблем человека создавая удвоенное стремление. Наша мифическая Тоталитария — это монолитное и абсолютное государство, в котором человеку не разрешается демонстрировать сомнение, смущение или конфликт, диктатор предпочитает сам решать все его проблемы. Кроме того, в Тоталитарии могут применяться официальные санкции к человеку, от которого исходят антиобщественные импульсы. Нецивилизованный ребенок в нас, может только приветствовать это освобождение от этических разочарований.

С другой стороны, наши свободные, зрелые, социальные Я не могут быть счастливыми в Тоталитарии; они восстают против ограничения индивидуальных импульсов.

Обычно, психологические корни у тоталитаризма иррациональные, разрушительные и примитивные, хотя это и замаскировано за какой либо идеологией, по этой причине, в этой системе есть что-то фантастическое, невероятное и даже кошмарное. Там конечно, есть различие в психическом опыте верхушки, которая может пережить свои потребности во власти и подчинении масс; но все же эти две группы влияют друг друга.

Когда глубокие невротические потребности диктатора во власти также удовлетворяют некоторые глубокие эмоциональные потребности населения его страны, особенно в тяжелые времена или периоды после революции, ему легче взять власть ради которой он старался. К примеру, если страна потерпела поражение в войне, ее граждане испытывают позор и негодование. Потеря доброго имени не просто политическая абстракция, это - очень реальная и личная вещь побежденного народа. Каждый человек, сознательно или подсознательно, отождествляет себя с родиной. Если страна страдает от длительного голода или серьезной депрессии, ее граждане становятся жестокими, подавленными, обиженными и охотнее примут взгляды и обещания целеустремленного диктатора.

Если сложность политического и экономического аппарата страны заставляет человека чувствовать себя бессильным, смущенным или бесполезным, если у него нет чувства участия в силах, которые управляют его повседневной жизнью или если он чувствует, что эти силы обширны и противоречивы, он больше не может их понимать, он будет хвататься за тоталитарную возможность для принадлежности, для участия, ради простой формулы, которая объясняет и рационализирует то, что вне его понимания. И когда диктатор наконец одерживает победу, он легко переносит на него свои собственные неправильные фантазии, свои ярость и гнев. Их негодование кормит диктатора; его псевдосила поощряет их. Имеет место взаимное укрепление иллюзий.

Тоталитаризм, как социальное проявление - болезнь межчеловеческих отношений и человек лучше всего может ей сопротивляться, если он привит от нее как и от любой другой болезни, с помощью знания и обучения. Однако, если, он неудачно попал в тоталитарную ловушку, чтобы победить, он должен собрать в своем разуме все положительные силы. В нем продолжается неистовая внутренняя борьба между безответственным ребенком и зрелым взрослым, пока наконец один или другой не будет полностью разрушен. И пока есть хоть одна единственная искра - сражение продолжается. И пока человек жив, поиски зрелости продолжаются.

Культурная склонность к тоталитаризму

В битве с заболеванием страхом, социальные факторы, также как и личность, играют важную роль. Мы можем увидеть это яснее, если проанализируем пути которыми культурные ценности влияют на уязвимость граждан для тоталитаризма. Этика нашей Западной цивилизации — это наша самая сильная защита от болезни, идеальная этика должна вырастить таких мужчин и женщин, которые категорически индивидуальны, кто оценивает ситуации прежде всего с точки зрения их собственной совести.

Мы стремимся развивать в наших гражданах чувство самоответственности, готовности к противостоянию окружающему миру, способность различать правильное и неправильное с помощью их собственных чувств и разума. Поступки таких мужчин и женщин побуждаются их личными моральными стандартами, а не по правилами каких то сторонних групп. Они не хотят сразу соглашаться с оценками этой группы, если они не совпадают с их собственными личными убеждениями или если они не обсуждали их демократическим путем. Такие люди ответственны перед их сообществом, потому что они прежде ответственны перед собой. Если они с чем-то несогласны, они формируют "лояльное меньшинство", используя свое право на убеждение других людей в подходящее время.

Существуют различные культуры, подчеркивающие устои и ценности, отличные от сказанного выше. Идеал Восточного человека, который мы находим в Китае и в некоторых других странах Востока, это прежде всего — "единость", быть единым с семьей, единым с отечеством, единым с космосом — в нирване. Восточная душа ищет прямой эстетический контакт с действительностью через неуловимое сострадание и интуицию. Вечная правда находится за действительностью, за дымкой тайны Майя. Человек — часть Вселенной; его идеал - пассивное рабство и спокойствие. Его идеал мира в отдыхе и релаксации, в размышлении, в избежании тяжелого ручного и умственного труда. Счастье Восточной души в экстазе ощущения себя соединенным с универсальным космосом. Аскеза, самоискупление и бедность — идеалы, реализованные в Восточной культуре лучше, чем в нашем Западном обществе.

Классический образец Восточной культуры лучше всего рассматривать как пример соучастия. В нем человек рассматривается как неотъемлемая часть группы, семьи, касты, страны. Он не отдельный, независимый член. Идеалом в этой культуре является, наилучшее соответствие и одобрение коллективных правил. Восточного ребенка с младенчества обучают правилам подчинения власти и правилам группы. Это также можно обнаружить во множестве примитивных культур. Для человека выросшего в этих культурах, наиболее приемлемый стандарт, лучшая возможная мыслить и действовать — с разрешения группы. Тоталитарный мир массовых акций и массовой мысли, намного более понятен членам похожего общества, чем Западной культуре индивидуалистов-единомышленников. То, что для нас является невыносимой регламентацией и авторитаризмом, для них может быть комфортным порядком и регулярностью.

Пример интенсивной формы участия, контроля мыслей и взаимного шпионажа был дан антропологом Э. П. Дозиром. ["Нью-Йорк Таймс", 11 декабря 1955 года; и "Научный информационный бюллетень", 3 декабря 1955 года.] Индейцы Пуэбло из района Рио-Гранде, верят, что неправильный поступок или нехорошая мысль одного человека в племени затрагивает всех его соплеменников. Он может нарушить космический баланс плохими чувствами к любому из своих собратьев. Моральный кодекс деревни ориентирован на группу. Человек, который его нарушает, подвергает опасности благополучие всех.

Эпидемии, неурожай, засуха, интерпретируются как результат "уклонизма" какого-то члена группы. За членами деревни тщательно наблюдают и шпионят, чтобы обнаружить преступника или "ведьму". Сплетни и обвинения в колдовстве процветают, и индеец Пуэбло постоянно ищет в своей совести вредные мысли и отношения. Как будто мы наблюдаем ритуал очистки в тоталитарном государстве.

Такие формы "пугающего коллективизма" и соучастия мы можем увидеть в каждой групповой формации, где перестает существовать терпимость к нонконформизму. Везде, где доминирует пристрастие к догмам, разум принуждается. Мы даже можем обнаружить вторжение подобных тенденций в некоторые научные круги, где существует излишний акцент на групповое исследование, работу в команде, членские билеты и презрение к индивидуальному мнению.

Культура, в которой рождается человек и его собственная психологическая конституция взаимодействуют, чтобы выработать свою индивидуальность почти так же, как тело и разум формируют его поведение. Наша культура свободы личности может предложить нам частичный иммунитет против тоталитаризма, но в то же время наша личная незрелость и подавленная дикость, могут сделать нас уязвимыми для него. Участие культуры может сделать сделать человека более восприимчивыми к тоталитаризму в целом, хотя личное стремление к зрелости и индивидуальности, может дать некоторую долю защиты от этого.

Из-за взаимодействия между этими социальными и личными силами, нет такой культуры, которая абсолютно безопасна от внутренней атаки тоталитаризма и от умственного разрушения, которое он может создать. Как я сказал прежде, наша Тоталитария - мифическая страна, но дикая правда в том, что в любая страна может превратиться в Тоталитарию.

Цели правителей нашей ненастоящей страны сформулированы просто: деспотизм, полное доминирование над человеком и человечеством, единство всего мира под единой диктаторской властью. На первый взгляд, идея единства может быть очень привлекательной, это идея, упрощенная до объединения стран в братство под сильным централизованным управлением. Если мир объединить, то казалось бы - больше не будет войн, наши напряженные отношения будут устранены, земля станет раем. Но упрощенная концепция универсальной диктатуры - это ложь и она отражает опасность характерную тоталитарной цели: все люди различны и различие между ними создает величие, разнообразие и творческое вдохновение жизни, так же, как и напряжение в социальных отношениях. Тоталитарная концепция уравнивания может быть реализована только в смерти, когда нами полностью овладевают только химические и физические законы. Смерть — это действительно великий уравнитель.

В жизни мы все различны. Наши тела и разум взаимодействуют друг с другом и с внешним миром по-разному. Индивидуальность каждого человека уникальна. Это правда, мы все разделяем определенные основные человеческие качества со всеми другими представителями человеческого рода, но качеств в индивидуальностях так много и они так различны, что нигде в мире или в истории человечества, нельзя найти двух человек о которых можно сказать, что они очень похожи.

Эта уникальность также верна как для гражданина Тоталитарии, так и для кого либо еще. Как человек, он не только отличается от нас, он отличается от своих соотечественников. Однако для создания человека по тоталитарному образцу посредством выравнивания и уравнивания, необходимо подавить в нем все чрезвычайно личное и человеческое, уникальность и разнообразие, создать общество роботов, а не людей.

Отмеченная социологом, Дж. С. Браннером, в его введении в книгу Бауэра по Советской психологии мысль выразила это по-другому: "Человеческое представление природы человека имеет значение не только для объективной оценки; это есть и всегда было первоочередным инструментом общественного и политического контроля. Тот, кто формирует это представление, делает это с огромными последствиями для общества, в котором он живет."

Тоталитария способствует поддержанию иллюзии, что каждый является частью правительства, избирателем; никому нельзя не быть избирателем или быть против выборов. Его внутренние мнения за и против, сомнения, более не являются его личными проблемами; его мысли принадлежат государству, диктатору, правящему кругу, стороне. Его сокровенные мысли контролируются. Только власть знает, что действительно стоит за национальной политикой. Обычный гражданин становится зависимым и послушным, как ребенок. В обмен на отказ от своей индивидуальности, ему дают подачки: чувство принадлежности и защищенности, чувство облегчения от потери своих личных границ и обязанностей, экстаз от возвышения и поглощения дикими, безудержными коллективными чувствами безопасности от анонимности, чувство быть простым винтиком в колесе всесильного государства.

Деспотизм современной Тоталитарии очень отличается от пышной, экзотической персональной тирании из древних времен. Это аскетичная, холодная, механическая сила, стремящаяся к тому, что Ханна Арендт называет "преобразованием самой человеческой натуры". В нашей теоретической стране, у человека больше нет отдельного эго, никакой индивидуальности, нет самого себя. Выравнивающая система работает и все, что выше общего уровня, затаптывается и забивается.

Тоталитарный лидер

Лидеры Тоталитарии - самые странные люди в государстве. Эти люди, как и все другие, уникальны в структуре их умственного развития, следовательно мы не можем поставить общий диагноз психического заболевания, которое мотивирует их поведение.

Но мы можем сделать некоторые обобщения, которые помогут нашему пониманию тоталитарного лидера. Например, очевидно, что он страдает от подавляющей потребности управлять другими людьми и проявлять неограниченную власть, это само по себе является психологическим отклонением, часто опирающимся на глубокое укоренившееся чувство беспокойства, унижения и неполноценности. Идеологии, которые представляют на обсуждение такие люди, используются только как тактические и стратегические приспособления, через которые они рассчитывают достигнуть своей окончательное цели полного доминирования над другими людьми. Это доминирование может компенсировать их патологические страхи и чувство унижения, как мы можем заключить из психологических исследований некоторых современных диктаторов.

К счастью, нам не надо полагаться на чисто гипотетическую картину психопатологии тоталитарного диктатора. Доктор Г. М. Гильберт, который изучал некоторых лидеров Нацистской Германии во время Нюрнбергского процесса, дал нам важное понимание их искривленных умов, особенно важно, что нам открывается кое-что о взаимодействии тоталитарного лидера с теми, кто хочет подчиниться ему.

Самоубийство Гитлера не позволило провести клиническое исследование структуры его характера, но Доктор Гильберт услышал множество свидетельств поведения Гитлера от его друзей и сотрудников, и это представляет фантастическую картину движущей силы нацизма. Гитлер был известен среди своих соратников, как припадочный, он часто падал на пол, бил ногами и кричал, как в эпилептическом припадке. Из таких рассказов, Доктор Гильберт смог сделать выводы об истоках патологического поведения, которое было у этого больного "гения".

Параноидальная враждебность Гитлера к евреям частично была связана с его неразрешенными конфликтами с родителями; вероятно, что евреи символизировали для него ненавистного пьяного отца, который плохо обращался с Гитлером и его матерью, когда будущий фюрер еще был ребенком. Одержимость взглядов Гитлера, его разъяренный фанатизм, его упорство в поддержании чистоты "Арийской крови", его крайняя мания уничтожения себя и мира, явно были результатом душевной болезни.

Уже в 1923 году, почти за десять лет до того, как он захватил власть, Гитлер был убежден, что однажды станет управлять миром, он потратил время на проектирование памятников победы, увековечивающих его славу, для того, чтобы установить их по всему европейскому континенту в день победы. Эта бредовая озабоченность продолжалась вплоть до конца его жизни; в разгар созданной им войны, которая дала ему победу и смерть, Гитлер продолжал пересматривать и улучшать свои архитектурные планы.

У нацистского диктатора Номер Два - Германа Геринга, совершившего самоубийство, чтобы избежать казни, была другая психологическая структура. Его патологически агрессивные движущие силы поощрялись архаичной военной традицией германского кадетства, к которому принадлежала его семья.

С раннего детства он был импульсивным и открыто агрессивным. Он был деспотичным и испорченным циником, использовал созданную нацистами возможность в достижении чисто личной выгоды. Его презрение к "простым людям" было безграничным; это был человек, у которого в буквальном смысле не было моральных ценностей.

Рудольф Гесс также отличался, пассивный человек с фанатичной собачьей преданностью, жил на самом деле, разумом своего фюрера. Его внутренняя психическая слабость облегчила его переживания от жизни чужим разумом, а не собственной индивидуальностью и сделала его тенью сильного человека у которого он одолжил силу. У нацистской идеологии есть «капризный ребенок», иллюзия кровной принадлежности к победоносной немецкой расе. После своего бешеного полета в Англию, Гесс продемонстрировал очевидные психотические черты; его мания преследования, истеричные нападки и периоды амнезии - хорошо известные клинические симптомы шизофрении.

Ханс Франк был еще одним типом, адвокат дьявола, образец сверхчестолюбивого латентного гомосексуалиста, был легко вовлечен в политическую авантюру, даже когда это конфликтовало с остатками его совести. В отличие от Геринга, Франк был способен различать правильное и неправильное.

Доктор Гильберт также сообщает нам кое-что о генерале Вильгельме Кейтеле, Начальнике Верховного командования Гитлера, который стал покорным автоматическим рупором фюрера, перемешав военную честь и личные амбиции в обслуживании собственной ничтожности.

Обергруппенфюрер Рудольф Гесс, убийца миллионов в концентрационном лагере Освенцим, имел другие качества.. Патологическая структура характера очевидна и в этом случае. Всю свою жизнь Гесс был одинокой, замкнутой, шизоидной личностью, без какой либо совести, купающейся в своих собственных враждебных и разрушительных фантазиях. Одинокий и лишенный человеческих качеств, он был интуитивно найден Гиммлером на такое варварское из всех нацистских занятий. Он был полезным инструментом для совершения самых скотских дел.

К сожалению, у нас еще нет четкой психиатрической картины русского диктатора Сталина. Была некоторая информация, что в течение последних лет жизни, у него былa сильная мания преследования и он жил в постоянном терроре, которому он подвергал жертв чисток.

Психологический анализ этих людей ясно показывает ясно, что патологическая культура - безумный мир - может быть построена определенными фактурнымипсихоневротическими типами. Продажные политические деятели не должны даже осмыслять социальные и политические последствия своего поведения. Они так поступали не из-за идеологической веры, не имеет значения как много они сделали для самоубеждения, они это делали по причине искажений их собственных индивидуальностей. Они не заинтересованы в своих публичных заявлениях о стремлении служить стране или человечеству, а скорее мотивированы подавляющей потребностью и побуждением удовлетворять тягу своих собственных патологических черт характера.

Идеология, которую они извергают, не реальная цель; это - циничное приспособление, с помощью которой эти больные рассчитывают получить некоторое персональное чувство ценности и власти. Тонкая внутренняя ложь соблазняет их на движение от плохого к худшему. Защитный самообман, ограниченное понимание, уклонение от эмоциональной идентификации с другими, деградация сочувствия — у разума есть множество защитных механизмов, которыми можно ослепить совесть.

Ясный пример тому можно заметить в способе, которым нацистские лидеры защищались, когда сидели на скамье подсудимых во время Нюрнбергского процесса - с помощью постоянного самооправдания и реабилитации. Эти убийцы были оскорблены и обижены выдвинутыми им обвинениями; они были яркой картинкой уязвленной невинности.

Любая неконтролируемая средствами управления форма лидерства, постепенно может стать диктатурой. Быть лидером, иметь огромную власть и ответственность за жизни других людей, это колоссальная проверка человеческой психики. Слабый лидер - это человек, который не может взять это на себя, кто просто отказывается от своей ответственности. Диктатор — это человек, заменяющий существующие стандарты справедливости и морали на все большую и большую власть и в конечном счете все больше и больше изолирующий себя от остальной части человечества. Растут его подозрения, растет его изоляция и порочный круг, приводящий к параноидальному мироощущению, начинает расти.

Диктатор является не только больным человеком, он к тому же еще и жестокий оппортунист. Он не видит ценности в каждом человеке или чувстве, никакой благодарности за любую полученную помощь. Он подозрителен, нечестен и полагает, что достижение его личных целей, оправдывает любые средства, которые он может использовать. Достаточно странно, но каждый тиран все же ищет некоторое самооправдание. Без такого успокоительного средства для его собственной совести, он не может жить.

Его отношение к другим людям — это манипуляции; для него они просто инструменты продвижения собственных интересов. Он отвергает концепцию сомнения, внутренних противоречий, врожденной амбивалентности человека. Он отрицает психологический факт, что человек растет наощупь, методом проб и ошибок, посредством взаимодействия контрастирующих чувств. Поскольку он не разрешает самому себе нащупывать, учиться методом проб и ошибок, диктатор никогда не сможет стать зрелым человеком. И признает ли он это или нет, у него есть внутренние конфликты, он страдает от внутреннего беспорядка. Эти внутренние "слабые места" он пытается решительно подавить; если они всплывут, то они могут вмешаться в процесс достижения его целей. Однако, в приступах гнева видна его ослабевающая сила.

Так происходит потому, что диктатор опасается, хотя и подсознательно, своих внутренних противоречий и он опасается тех же самых внутренних противоречий у соратников. Он должен чистить и чистить, терроризировать и терроризировать по имя порядка, чтобы успокоить свой механизм внутренней ярости. Он должен убить каждого сомневающегося, уничтожить любого ошибающегося человека, заключить в тюрьму всех, кого нельзя проверить на абсолютную целеустремленность. В Тоталитарии, скрытая в человеке агрессия и дикость, взращиваются диктатором до такой степени, в которой они смогут вырваться в массовые преступления, продемонстрированные Гитлером в преследовании меньшинств. В конечном счете, страна показывает реальную патологию, чрезвычайное доминирование разрушительных тенденций и склонность к самоуничтожению.

Финальная капитуляция человека робота

Что происходит с обычным человеком в такой культуре? Как мы можем описать гражданина Тоталитарии? Возможно, самый простой ответ на этот вопрос заключается в утверждении, что он доведен до механического подобия насекомого. Он не может развить теплую дружбу, привязанность или преданность, потому что они могут быть слишком опасными для него. Сегодняшний друг может в итоге оказаться завтрашним врагом. Жизнь в атмосфере постоянного подозрения - не только незнакомых людей, но даже и собственной семьи - он опасается самовыражаться, чтобы его не поглотили концентрационный лагерь или тюрьма.

Граждане Тоталитарии в действительности не разговаривают друг с другом. Когда они говорят, они шепчут, предварительно украдкой обернувшись в поисках неизбежного шпиона. Их внутренняя тишина находится в резком контрасте с официальной словесной бомбардировкой. Граждане Тоталитарии могут шуметь и говорить вежливые банальности, они могут повторять друг другу лозунги, но они ничего не говорят. Существующая литература показывает тот ведущих авторов, среди которых Х.Г. Уэллс, Хаксли и Оруэлл, заботит ужасное будущее автоматизированного человека, обученного, как машина, стандарту соответствия. Они транслируют нам общий страх перед механизированной цивилизацией.

Гражданин в Тоталитарии больше не знает реальное ядро своего разума. Он больше не чувствует себя как "Я", эго, человек. Он всего лишь объект официального давления и принуждения разума. Не имея никакой собственной индивидуальности, у него нет персональной совести, никакой личной морали, никакой возможности думать ясно и честно. Он разучивает наизусть, он изучает тысячи внушенных фактов, с каждым вздохом вдыхает догму и лозунги. Он становится послушным педантом и педантизм делает из людей сосуды, наполненные информацией, вместо свободной индивидуальности и роста личности.

Чтобы стать мудрее и свободнее требуется выборочное пренебрежение и смена намерений. Это мы принимаем, это мы отставляем. Корректировка чувства опасности требует изменения форм поведения, возможности быть свободным от внушения, отказаться и разучиться, чтобы созреть для новой формы поведения. У гражданина Тоталитарии нет шанса такому обучению через разобучение, для роста посредством индивидуального опыта. Официальные чрезмерные упрощения поневоле побуждают зрителей к признанию и идеологической обработке. Массовый экстаз и массовый фанатизм заменяют спокойные мысли и размышления человека.

Гитлер учил свой народ маршировать и сражаться, но в итоге они не знали, почему они маршировали и сражались. Люди становятся скотом - внушенным и одержимым скотом - опьяненным сначала энтузиазмом и счастливыми ожиданиями, а затем террором и паникой. Отдельная индивидуальность не может вырасти в Тоталитарии. Огромная масса граждан приручена к персональному и политическому лунатизму.

Возможно, что с научной точки зрения сомнительно сравнивать опыт полученный от индивидуального патологического состояния с социальными явлениями и анализировать частичное разрушение эго под тоталитаризмом по аналогии со случаями настоящего безумия.

Но факт в том, что можно сделать сопоставление странных реакций граждан Тоталитарии, их культуры в целом, с одной стороны и реакций интровертированного больного шизофреника с другой стороны.

Даже при том, что проблема персонального и группового шизофреничного поведения чрезвычайно сложна и не может быть полностью освещена в рамках этой книги, сравнение может быть полезным в нашем поиске понимания природы и эффектов тоталитаризма.

Общее отступление от действительности

Эта экскурсия в мир патологии не просто описание совпадающего подобия между болезнью и политической системой. Она должна подчеркивать факт того, что тоталитарная ломка завуалирована официальными обоснованиями и персональной фантазией, что может происходить как в общественной жизни, так и в отдельном разуме. И множество ученых полагают наличие связи между культурной деградацией и шизофренической ломкой.

Давайте кратко объясним индивидуальную шизофреническую реакцию полной внутренней автоматизации и ментальной ломки, как персональную неспособность приспособления к миру, известного своей нестабильностью и опасность. Часто довольно простые эмоциональные поводы могут привести к такому шизофреническому приступу, как например, внушенные в сознание с детства режим и привычки или коварную гиперчувствительность к нашей сверхактивной и сверхмногословной культуре. Множество детей подвергаются шизофренической ломке у очень навязчивых родителей. Иногда отсутствие внешнего контакта может довести человека до состояния чрезвычайного одиночества и изоляции, а иногда это следствие его собственного предпочтения к уединению. Как было доказано, определенная склонность к так называемой шизофренической ломке бывает врожденной. Между тем, она может быть спровоцирована у каждого.

Безотносительно причины, шизофреничный пациент становится необщительным человеком, потерянным в одиночестве. Сознательный и неосознанный мир фантазии начинает доминировать в опасной конфронтации с действительностью. В итоге странные фантазии для шизофреника становятся более реальными, чем окружающий мир. Он все больше скрывается за своим железным занавесом, в воображаемой волшебной стране и уединении, которые он построил для себя. Это - его нирвана, в которой исполнены все его сказочные желания. Инерция и фанатизм чередуются.

Пациент впадает в инфантильную, растительную форму поведения и отклоняет все, чему научило его общество. В своей фантазии он живет в мире который всегда подчиняется его приказам. Он всемогущий. Мир вращается согласно предпочтению его высочества.

Действительность, требует непрерывного и постоянного приспособления и подтверждения, она становится преследователем, нападая на иллюзию его божественной силы. Каждое тревожащее вторжение в его бредовый мир встречается шизофреником либо с сильной агрессией, либо с формированием вторичного заблуждения, чтобы защитить первое заблуждение, либо с комбинацией обоих. Шизофреник демонстрирует сильную враждебность к реальному миру и его представителям; действительность отнимает у него оба его заблуждения - всемогущества и галлюцинаторное чувство совершенной защищенности, как в утробе матери.

Клинический опыт показал, что заболевание шизофренией часто начинается с негативизма - защиты от влияния других, непрерывной борьбы с вторжением в сознание, того, что чувствуется, как насилие над сверчувствительным разумом. Постепенно, это защитное отношение к миру переходит во враждебное отношение ко всему, не только к влияниям извне, но также и к внутренним мыслям и чувствам.

И наконец, жертва парализуется своей собственной враждебностью и негативом. Он ведет себя буквально, как будто он умер. Он сидит без движения в течение многих часов. Его надо насильно кормить и одевать. Шизофреник передвигается как кукла на ниточках, только когда кто-то заставляет его что-то делать. Клинически, мы называем эту кататонию — аттитюд смерти.

Уединение в автоматизации

Интровертированные шизофреники предпочитают автоматическую рутину жизни как приют для жизни во внешнем мире, при том условии, что это позволяет потворствовать их скрытым фантазиям. Они капитулируют в крайне самопораженческом состоянии. Они никогда не собираются группами, у них редки разговоры друг с другом; даже когда они это делают, у них никогда не бывает реального взаимного контакта. Каждый живет в своем собственном уединении.

В тоталитарном мифе — думают к примеру о "Третьем Рейхе" — в психологическом фольклоре нашего мифического государства, неопределенная фантазия технически усовершенствованной матки, идеальная нирвана, играет огромную роль. В мире, полном неуверенности, требующем тревожной настройки и перенастройки, мир Тоталитарии, создает заблуждение всемогущего, удивительного идеального государства - государства где, в конечной форме каждая материальная потребность будет удовлетворена. Все будет отрегулировано, так как если бы он был плодом в матке, на земле счастья и хладнокровия, как это делается в психиатрической больнице для шизофреника.

Там нет социального противоборства, нет психологической борьбы; мир движется как часы. Там нет реального взаимодействия между людьми, нет столкновения мнений или верований, есть неэмоциональные отношения между жителями матки; каждый существует как отдельная единица в одной и той же системе учета.

В Тоталитарии нет никакой веры в собратьев, нет милосердия, нет любви, потому что реальных отношений между людьми не существует, так же, как их не существует между шизофрениками. Есть только вера и подчинение кормушке, там находится главный страх каждого гражданина, страх быть удаленным из этой системы, страх стать полностью потерянным, сопоставимый с чувством отторжения у шизофреника и страхом перед действительностью. Посреди духовного одиночества и изоляции, есть страх еще большего одиночества, более болезненной изоляции. Без внешних защитных правил, внутренний ад может нанести вред. Скрыть внутренний хаос и приближающееся расстройство можно с помощью сильного внешнего механического приказа.

У нас был опыт с несколькими беженцами из тоталитарного мира в послевоенные годы, с теми, кто сломался тогда, когда надо было справиться с миром свободы, требующего личной инициативы. Страх перед свободой принес им состояние паники. У них больше не было достаточно сильных эго, чтобы построить и поддерживать свою защиту от конкурентных требований свободной демократической действительности.

Как и при шизофрении, в Тоталитарии не может существовать мобильное и индивидуальное эго. В шизофрении эго сжимается в результате ломки; в Тоталитарии, как результат постоянного слияния массовых чувств. Если такое сжатое эго хочет вырасти, вместе со своим собственным критическим взглядом, оно нуждается в подтверждениии фактов и понимании, что оно будет подавлено как предатель и отступник.

Тоталитария требует от своих граждан полного подчинения и идентификации с лидером. Именно это господство лидера делает эго людей меньше, как при шизофрении. Это снова может привести к потере контроля над враждебными и разрушительными порывами.

Психологи наблюдали это постоянно, мы называем это психологией концлагеря. Когда жертв сначала привезли в лагерь - для их постепенного истребления - большинство из них продемонстрировали полную потерю самих себя, чрезвычайную деперсонализацию, объединенную с апатией и потерей самоосознания. Такие же наблюдения были сделаны среди наших военнопленных в Корее. Некоторые жертвы концлагерей выздоровели сразу после своего возвращения в нормальное общество; у других осталась шизофреническая реакция потерянного эго и, как мы упоминали выше, она иногда развивалась в реальный психоз.

Государство Матка

Тоталитаризм — это побег человека от пугающих фактов жизни в виртуальную матку лидера. Действия человека направляются этой маткой - из внутреннего святилища. Мистический центр управляет всем; человек больше не должен брать ответственность за свою жизнь. Порядок и логика пренатального мирового господства. Там мир и покой, мир чрезвычайного подчинения. Члены государства матки по настоящему не общаются; между ними тишина, тишина вероятного предательства, незрелая тишина скрытности и сдержанности.

Тоталитария увеличивает расстояние между вещами, которые каждый демонстрирует и озвучивает и о которых каждый тайно мечтает и обдумывает глубоко в себе. Это развивает искусственную разрывающую озабоченность политической тишины. Не смотря на это, небольшие остатки индивидуальных чувств и мнений, сохраняются тщательно скрытыми. В шизофреническом мире Тоталитарии, нет свободного взаимного обмена, нет разговоров, нет восклицаний, нет выхода эмоциональной напряженности. Это мир тихих заговорщиков. Действительно, атмосфера подозрения — серьезный поработитель психической свободы, потому что скрепляет людей, организуя сговор против таинственных врагов - сначала снаружи, а затем между собой.

В Тоталитарии за каждым гражданином все время наблюдают. Мифическое государство покрывает плесенью совесть человека. Он с трудом ощущает сам себя. Соседи наблюдают за ним, его почтальон, его дети, все они олицетворяют суровое государство, так же, как он сам должен олицетворять государство и наблюдать за другими. Изменять им - преступление.

Другим шизофреническим проявлением является потребность в поисках заговоров, обнаружении преследователей и преступников. В психологическом отношении это связано с инфантильной потребностью в чувстве всемогущества. Чувства страдающего манией величия человека становятся лучше в атмосфере таинственного секрета. Тайна и заговор усиливают иллюзию власти. Поэтому большинству людей нравится совать нос в жизни других людей и играть в шпионов.

Это чувство заговора стоит также за патологической борьбой с воображаемыми преследователями, борьбой, которую мы находим и у психически больных людей и в нашей мифической Тоталитарии. "Оно там!" "Оно преследует нас!" Все внутренние страхи перед потерей нирваны иллюзии матки становятся необузданными. Таинственные призраки и стервятники гонят людей из нирваны и рая.

В этих фантазиях, патриарх, диктатор, идол, становится сразу и универсальной опасностью и всемогущим знанием. Не каждый гражданин Тоталитарии действительно любит этого жестокого гиганта. Подозрение к груди, которая кормит и руке, которая ведет и запрещает, часто бывает в фантазиях шизофреничных детей, которые считают кормильца врагом, доминирующим людоедом, склоняющим разум к подчинению.

Индивидуальное чувство глубокой ненависти больных к фигуре опекуна нельзя выразить непосредственно, поэтому оно заменяется на ненависть к самому себе или к козлам отпущения. Козлы отпущения - это такая же часть тоталитарной стратегии.

Как мы указывали прежде, козел отпущения временно поглощает всю внутреннюю ярость и гнев человека. Кулаки, негры, евреи, коммунисты, капиталисты, спекулянты и подстрекатели войны - каждый из них может сыграть эту роль. Возможно, что самая большая опасность для тоталитарного сознания, это использование интеллекта, понимания, это "умники" требующие свободу, это подтверждение взглядов. Граждане Тоталитарии выбирают отклонения и извращения, потому что они являются обитателями сумасшедших домов с выматывающим контролем мышления.

В центре тоталитарных страхов и фантазий находится бог-людоед и идол. Он непобедим. Чтобы подчинить человека в рабство, он использует лучший человеческий дар - приспособление. Внутреннее ядро чувств и мыслей каждого человека должно принадлежать лидеру. А гражданин Тоталитарии осознает это? Вероятно нет. Современная психология научила нас тому, как сильно работает психический механизм отрицания действительности. Глаз пропускает внешние события, когда разум не хочет, чтобы они происходили. Вторичные суждения и фантазии сформированы так, чтобы поддержать и объяснить эти отрицания. В Тоталитарии мы находим такое же презрение к фактам действительности, какое мы наблюдаем при шизофрении. Как еще мы можем объяснить факт, что Гитлер продолжал двигать свои армии на бумаге, уже после того, как они были разгромлены?

Тоталитарная стратегия скрывает внутренний хаос и конфликт, согласно строгому приказу полицейского государства. Также, как и компульсивный пациент шизофреник, со своим внутренним распорядком и расписаниями. Этот порядок и графики - защита от болезненных событий внешней действительности. Эта внутренняя роботизация также может привести к отрицанию внутренних реальностей и внутренних потребностей. Гражданин Тоталитарии, подавляя и отклоняя свою внутреннюю потребность в свободе, может даже принять рабство в качестве освобождения. Он может даже сделать один шаг вперед — начать мечтать о побеге из самой жизни, впасть в заблуждение о том, что он может стать всемогущими с помощью чрезвычайного разрушения.

Солдаты СС назвали это магическим действием "Blutkitt", связывающего их узами кровавого преступления и подготовкой к Валгалле. С этим магическим воссоединением они могли храбро и хладнокровно умереть. У них чередовались анархическая безысходность и потребность в величии также, как это происходит у психических пациентов. Таким же образом, граждане Тоталитарии ищут "героическое" место в истории даже при том, что ценой за это будет полное уничтожение.

Множество солдат — уставшие от жесткости нормальной жизни - оглядываются назад на сильные моменты своего военного прошлого не смотря на голод и террор, как монументальное достижение высшей точки событий в их жизни. Там, в "Братстве" воинов, они чувствовали себя счастливыми в первый и единственный раз в своей жизни.

Это все похоже на печальную комедию, но фантазия шизофреников научила нас, как разум может попасть в заблуждение, если есть страх ежедневного существования. В этих обстоятельствах, фантазия начинает преобладать над действительностью и вскоре принимает истинность, которой у действительности никогда не было. Тоталитарный разум похож на шизофреничный разум; он презирает действительность. На мгновение задумывается о теории Лысенко и ее опровержении влияния наследственности. Тоталитарный разум не наблюдает и проверяет впечатления от действительности; он диктует действительности, как она должна себя вести, он заставляет действительность соответствовать его фантазиям.

Сравнение между тоталитаризмом и психозом не случайное. Бредовые взгляды неизбежно вползают в каждую форму тирании и деспотизма. Неосознанные скрытые силы приходят в действие. Злая сила архаичного прошлого возвращается. Автоматическое принуждение, ведущее к самоуничтожению развивается, чтобы оправдывать одну ошибку за другой; доминирование над концом жизни увеличивает и расширяет патологический порочный круг. Испуганный человек, обремененный культурой, которую не понимает, уходит в брутальную фантазию безграничной власти, чтобы заполнить вакуум внутри себя. Эта фантазия начинается с лидеров и спустя время принимается угнетаемыми ими массами.

Что еще может сделать человек, пойманный огромной машиной под названием Тоталитария? Мышление - и сам мозг - стали лишними, то есть стали принадлежать только элите. Человек должен отказаться от своей уникальности, своей индивидуальной личности, должен поддаться уравниванию и гомогенизации по образцу так называемой интеграции и стандартизации. Это невольно пробуждает в нем большую внутреннюю пустоту одичавшего ребенка, пустоту робота, годы большого опустошения.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

 ВТОРЖЕНИЕ ТОТАЛИТАРНОГО МЫШЛЕНИЯ

Для исследования работы социальных сил по подрыву свободы индивидуального развития разума человека, мы должны расссматривать различные аспекты политической жизни. Как клиницист и полипрагматист, я не хочу связывать себя с одним политическим состоянием или течением, но хочу описать то, что можно наблюдать повсюду в общественной жизни. Где мысли и привычки человека, находятся в процессе переформирования под влиянием огромного политического подъема. В одной стране это может произойти быстрее, в других медленнее. Задача психологов состоит в том, чтобы наблюдать и описывать воздействие этих процессов на человеческий разум.

Когда однажды страна попадает в хомут тоталитаризма, когда однажды ее народ уступает увещеваниям и уговорам потенциального диктатора, как лидер будет поддерживать свою власть? Какие он будет использовать методы, чтобы сделать своих соотечественников послушными последователями кровавого режима?

Поскольку зрелый человек самостоятельно сопротивляется тоталитаризму, диктатор должен постоянно работать и интриговать, чтобы поддержать свое направление и остановить их потребность в индивидуальном развитии, сопротивлении и здоровом росте. Поскольку мы исследуем его методы, мы покажем лучшее понимание тоталитаризма и взаимодействия между диктаторскими методами и теми на кого они направлены. Мы остро нуждаемся в этом понимании, поскольку мы должны признать, что силы в Тоталитарии, делающие унылых роботов из живых людей, могут также развиться, хотя и невольно, в так называемых свободных, демократических обществах.

Стратегия террора

С незапамятных времен оружие террора использовалось тиранами, чтобы сделать из человека послушный инструмент. В Тоталитарии использование этого оружия, доработанного наукой, может истребить всю оппозицию и инакомыслие. Лидеры Тоталитарии управляют запугиванием; они предпочитают получать лояльность через страх, чем через веру. Страх и террор замораживают разум и волю; они могут впасть в общий психический паралич. В панике, вызванной тоталитарным террором, люди чувствуют себя разделенными друг с другом, как в абсолютном вакууме, и каждый человек становится одинокой, напуганной душой. Даже случайное столпотворение может подозреваться в заговоре против государства.

Отделенный собственной изоляцией от любого реального эмоционального контакта со своими собратьями, гражданин Тоталитарии становится все более и более неспособным бороться с дегуманизирующими влияниями.

Тоталитария постоянно следит за социальными грешниками, критиками системы и обвинение в инакомыслии эквивалентно публичному осуждению. Инсинуация, клевета и обвинение - главные продукты тоталитарной стратегии. Вся страна увлечена суждением, что каждый человек - потенциальный враг режима. Никто не может избежать террора. Любой человек может подвергнуться ему независимо от своего ранга.

Тайная полиция создает в стране страх и панику, в то время как армия служит для создания страха и паники снаружи. Просто мысль о вспышке террора - даже просто вероятного террора — вызывает у людей нежелание выражать свои мнения и изобличать себя. И граждане Тоталитарии и их соседи находятся в этом общем страхе. Ясный пример тому, как этот паралич от страха работает в действительности, можно заметить в том факте, что еще в 1948 году западноевропейцы, которые чувствовали тень надвигающегося тоталитарного режима, считали более безопасным подвергать критике и нападкам своих американских друзей, чем задирать тоталитарного врага, который мог бы внезапно и без предупреждения напасть.

В Тоталитарии, тюрьмы и концентрационные лагеря построены так, чтобы вызывать страх и трепет у населения. Их могут называть лагерями для "наказания" или "исправления", но это только дешевое оправдание. В этих центрах страха никто реально не исправляется; на самом деле, его исключили из человечества, выбросили, убили - но не сразу, чтобы влияние эффекта террора не снижалось.

Правда в том, что эти тюрьмы построены не для настоящих преступников, а скорее для оказания влияния эффекта террора на обычных людей, на граждан Тоталитарии. Тюрьмы представляют собой постоянную опасность, непрерывную угрозу. Они могут вызвать почти невыносимое напряжение от сострадания и разыгравшегося воображения у граждан, находящихся хоть и временно, но за пределами колючей проволоки. В дополнение к страху самому получить такое же жестокое наказание, к страху унижения, оскорбления и смерти, главной концепцией концентрационного лагеря является пробуждение в каждом человеке глубочайшего страха быть удаленным из сообщества, быть одиноким странником в пустыне, нелюбимым и нежеланным.

Существует несколько более умеренных форм массового террора, например, СТРАТЕГИЯ ПОЛИТИЧЕСКОЙ СУЕТЫ. В Тоталитарии человек всегда находится в ловушке некоторой формы официального планирования. Он всегда ощущает контроль и наблюдение, шпионаж, плотоядную силу готовую преследовать и наказывать его. Даже досуг и праздники заняты некоторой официальной программой, какие-то факты, которые надо выучить, политические встречи, какие-то парады. Тишины и одиночества не существует. Нет времени для размышления, для обдумывания, для воспоминаний. Разум пойман в паутину официальных взглядов и планирования. Запрещено даже восхищение самой тишиной. Каждый гражданин Тоталитарии должен участвовать в пении и выкрикивании лозунгов. И таким образом он пойман постоянной деятельностью так, что он теряет возможность понимать происходящее с ним.

Внимание на увеличении производительности людей, фабрик и сельскохозяйственных предприятий, также могут стать оружием усиленного контроля и террора. Стахановское движение в России, призывая к постоянному увеличению производственных норм, стал угрозой для многих. Рабочие или должны были увеличивать темп своего труда и производства или могли быть сильно наказаны. Акцент на темп и скорость делает из человека, все больше и больше, бездушный винтик в тоталитарном колесе.

Террор почти никогда не может остановить сам себя; он процветает на согласии и разрастается в вакууме. Террор как инструмент, означает постепенный переход в террор как цель - но фактически, террор это стратегия самоуничтожения. Человек, в конечном счете, восстает даже под абсолютной диктатурой. Когда люди уменьшены до состояния куклы-марионетки Тоталитарии, они становятся неуязвимыми от всех угроз. Магическое заклинание террора в итоге проигрывает его силе. Сначала граждане Тоталиатрии охладеют к террору и перестанут считать даже смерть опасностью. А потом некоторые начнут заключительное восстание, при Тоталитарном правлении, страх и террор способствуют внутреннему восстанию тех, кого нельзя сломить. Даже в "идеологически ровной" Нацистской Германии, движение сопротивления было активно.

Ритуалы чистки

Вычищение руководящих правительственных кругов является древней исторической привычкой. Борьба между отцами и сыновьями, между старшим и младшим поколением, вошел в жизнь с доисторических времен. Классическое произведение Фрэзера, "Золотая Ветвь", достаточного много говорит об этом. Древний языческий шаман получал свой высокий пост, убивая своего предшественника. Позднее в истории, вновь провозглашенными королями становились преступники, а не божьи ставленники.

В Тоталитарии, ритуал убийства и чистки - часть механизма власти и для диктатора он выполняет не только символическую, но также и очень реальную функцию. Он должен устранить всех тех, кого он обошел и обманул в своем безжалостном восхождении к власти, чтобы их негодование и гнев разочарования не вспыхнули, подвергая опасности его положение или даже его жизнь.

Чистка отражает другую особенность жизни в Тоталитарии. Она инсценирует фикцию, что партия всегда начеку, для сохранения себя в чистоте и непорочности. Психиатрия продемонстрировала, что принуждение к чистоте невротических личностей фактически вытесняет защиту от их собственного внутреннего гнева и враждебности. Она играет такую же роль в сообществах, когда поднимается до уровня обязательного официального ритуала, ввергая население в младенчество. Она заставляет жителей Тоталитарии чувствовать себя младенцами - изо всех сил пытающихся выучить свои первые привычки к чистоте, все еще слушая повторяемые родителем команды, быть чистым, быть чистым, быть чистым, быть хорошим, быть хорошим, быть хорошим, быть преданным, быть преданным, быть преданным. Постоянное повторение этих команд укрепляет у каждого гражданина чувство вины, детскости и стыда.

Тоталитарная чистка всегда сопровождается тщательно продуманной церемонией признания, в которой обвиняемый публично раскаивается в своих грехах, почти также, как и ведьмы в Средневековье. Это общая формула: "Я признаюсь в своих сомнениях. Благодаря критике товарищей, я смог очистить свои взгляды. Я склонюсь в смирении перед мнением своих товарищей и Партии и благодарю за возможность исправить свои ошибки. Вы дали мне возмножность отречься от поедающих меня вопросов. Я признаю свой долг перед самоотверженным лидером и народным правительством." Стратегия общественного выражения позора имеет два эффекта: она служит ритуалом самочищения, чтобы вызвать чувства детской покорности среди люди, и в то же время, она предлагает каждому гражданину защиту от собственных укоренившихся психологических проблем, чувства вины и подлости.

Где-нибудь глубоко в себе, гражданин Тоталитарии знает, что отказался от своей зрелости и ответственности; публичные чистки снимают чувство его стыда. "Это другие виноваты и испорчены, а не я", думает он. "Именно они постоянно плетут интриги и лукавят". Но те же самые вещи в которых он подозревает других, верны и для него. Он боится других, они предадут его, потому что он не может быть уверен в своем собственной мнении, что он не предаст их. Таким образом его внутреннее напряжение растет и чистка приносит регулярную кровавую жертву его собственному страху и богу страха.

Сам факт, что этот ритуал принудительного признания и чистки должен повторяться снова и снова указывает на то, что человек развивает внутреннюю защиту сознания от него и чем чаще этот ритуал случается, тем он становится менее эффективным средством для пробуждения вины и террора. Так же, как гражданин Тоталитарии становится тверже или тупее по отношению к террору из-за постоянного официального вторжения в его частную жизнь, таким же образом, он становится почти неуязвимым к призывам к измене и диверсиям.

Таким образом, поскольку чистка становится менее эффективной как инструмент приручения, тиран ее чаще использует, чтобы унять свои собственные страхи. История предоставляет нам многие примеры революций, которые в конечном счете утонули в кровавом господстве террора и чистки. Некоторые самые преданные герои и лидеры Французской революции встретили смерть на гильотине республики, которую они помогали создавать.

Безумное обвинение и черная магия

Безумное обвинение и черная магия, как все другие инструменты приручения в Тоталитарии не новы, но в примитивных цивилизациях и в доисторические времена ремесло черной магии было довольно простым. Чтобы довести свою жертву до разрушения и смерти, шаману было достаточно просто разломать или искалечить маленькую статуэтку обвиняемого преступника, показать или толкнуть посохом самого человека, проклинать и поносить его словами и жестами. Своей слепой верой в волшебный ритуал, жертва становится одержимой страхом и часто доводит себя до распада и просто умирает (Малиновский).

Эта убивающая чужаков магия имеет множественные психологические значения. Жертва магического заклинания часто рассматривалась как символ бога племени, всеобщей власти и отца. Он должен умереть, потому что само его существование пробуждает вину и раскаяние среди его людей. Его смерть может заставить замолчать внутренние голоса, предупреждающие каждого человека о надвигающейся гибели. Иногда жертва приходит из другого племени. В этой ситуации чужак наиболее легкий козел отпущения и его наказание служит столкновению амбивалентных чувств у членов убивающего племени. Ненависть к посторонним контролирует и преломляет ненависть и агрессию, которую каждый человек чувствует к своей собственной группе и к себе. Чем больше страха здесь, в обществе, тем больше вины чувствует каждый член общества, тем больше он нуждается во внутренних козлах отпущения и внешних врагах. ВНУТРЕННЯЯ НЕРАЗБЕРИХА ИЩЕТ РАЗРЯДКИ ВО ВНЕШНИХ ВОЙНАХ.

Воздух в Тоталитарии полон сплетен, клеветы и слухов. Любое обвинение, даже ложное, сильнее влияет на население, чем последующая защита. Перечени обвинительных актов, сделанные из целой ткани, сотканы против невинных, особенно против бывших лидеров, которые смогли развить некоторое личное уважение и преданность среди своих друзей и последователей. Сфабрикованные обвинения против нас делаются всегда, чтобы пробудить неосознанное чувство вины и заставить нас дрожать.

В нашем анализе психологических сил, которые заставляют военнопленных и других политических жертв признаваться и предавать, мы видим насколько сильно чувство скрытой вины и сомнения каждого человека принуждает его сдаваться требованиям и идеологии врага. Тот же самый механизм постоянно работает среди граждан Тоталитарии. Обвинения других напоминают ему собственные внутренние восстания и сражения, которые он не смеет показать, таким образом, обвиняемый, даже если он и невиновен, становится козлом отпущения для своего личного чувства вины. Трусость заставляет других граждан нашей мифической страны, отворачиваться от жертвы, чтобы не быть обвиненными самим.

Сам факт того, что возможен подрыв репутации, показывает непрочность и чувствительность человеческой симпатии и сострадания. Даже в свободных демократических обществах, политические кампании часто проводятся в атмосфере экстравагантных обвинений и еще более диких встречных обвинений. Начинается момент стратегии дикого обвинения, со всем его неприятным шумом брани и клеветы, мы забываем стратегическое намерение за словами и оказываемся под влиянием крика и навешивания ярлыков. "Возможно", говорим мы сами себе, "в этой истории что-то есть".

Это, конечно то, что хочется клеветнику. В умах политиков все еще существует иллюзия, что цель оправдывает средства. Но кампания клеветников приводит к парадоксальным результатам, потому что сам факт сделанного необоснованного обвинения ослабляет чувство нравственности и слушателя и обвинителя.

Шпиономания

В Тоталитарии этот порочный круг обливания грязью достигает своего самого полного расцвета. Утонувший в царстве подозрения, гражданин Тоталитарии страдает от ужасной иллюзии преследования - "шпиононойи-", шпиономании. Он все время начеку, наблюдает за своими собратьями. Его добрый сосед в любой момент может стать саботажником или предателем.Гражданин Тоталитарии вряд ли когда нибудь станет искать беспорядок или недостатки в своей собственной душе, но проецирует их на козлов отпущения - пока наконец сам не становится жертвой чей-либо шпионойи. Каждый гражданин постоянно ищет внутренние мысли у всех остальных. Поскольку его собственные скрытые мысли спроецированы на соседей, думая их, он становится врагом. Этот сильный страх перед внутренними мыслями о наших собратьях, связан с общим процессом параноидальной переоценки мира, как результат страха и тоталитарного мышления. Отрицание человеческой преданности и постоянные подозрения в измене и саботаже, выражаются через полностью инфантильную мифологию Тоталитарии и отречение от зрелых человеческих отношений. Через допросы, злобную клевету, оскорбления, психический террор и деморализацию — как это и происходит при индивидуальном и коллективном промывании мозгов — человек может быть настолько сильно деморализован, что он принимает любую политическую систему. Он — ничто и никто; почему он должен выступать против? В Тоталитарии нет открытой политики, нет свободного обсуждения, нет честных расхождений во мнениях; есть только интрига и обвинения, с их запугивающим влиянием на массы.

Стратегия дикого обвинения используется не только против населения Тоталитарии, но также и против остальной части мира. Тоталитарии нужны образы внешних врагов - воображаемых жестоких монстров, которые распространяют чуму и болезнь - чтобы оправдать свои собственные внутренние проблемы. Остатки совести отдельного гражданина успокоены и сдерживаются под контролем параноидной атаки на остальную часть мира. "Враг отравляет нашу еду, заражая жучками и бактериями наши зерновые культуры". Этот миф воображаемого мирового заговора нацелен на объединение запуганных граждан Тоталитарии для совместной защиты от несуществующих опасностей. В то же время, это скрывает внутренние неудачи, которые привели к уменьшению урожая зерновых культур и отсутствию еды.

Проецирование вины на других, укрепляет у каждого гражданина чувство причастности к тоталитарному сообществу и заглушает надоедливый внутренний голос, требующий действовать как самоответственный человек. Миф о внешних интригах также увеличивает чувство зависимости и незрелости каждого гражданина. Теперь только диктатор может защитить его от злого внешнего мира - мира, который описывают, как обширный зоопарк, населенный атомными драконами и водородными монстрами.

Стратегия криминализации

Как мы прежде сказали, гражданин Тоталитарии имеет возможность реализовать часть своих иррациональных, инстинктивных потребностей вместо подчинения тоталитарному рабству. Гитлеровская Германия преподала нам этот урок. Гражданин (и член партии) поощряется за предательство своих друзей и родителей, сердитый и расстроенный ребенок в нем часто хочет что-то делать. В действии он может пережить свои глубоко подавленные агрессию и жажду мести. Ему больше не надо подавлять или отклонять свои собственные примитивные импульсы. Система берет на себя все бремя его вины и вручает ему список из тысяч готовых оснований и обоснований для реализации его садистских импульсов. Витиеватые словечки, такие как "историческая необходимость", помогают человекупреобразовывать безнравственность и зло в мораль и доброту. Здесь мы видим глубокое искажение цивилизованных стандартов.

В своей стратегии криминализации, тоталитарный диктатор разрушает совесть своих последователей, так же, как он разрушил свою собственную. Подумайте об великолепно обученных и отполированных нацистских врачах, которые начали свою профессиональную жизнь с Клятвы Гиппократа, обещания сцелять людей, но которые позже хладнокровно применяли к жертвам концентрационных лагерей огромное число страшных пыток (Александр Митчерлих). Они, убивавшие невинных жертв тысячами, чтобы обнаружить статистические пределы человеческой выносливости. Они, заражавшие людей тысячами, как морских свинок, потому что так хотел Фюрер. Они полностью потеряли свои личные стандарты и этику и обосновывают все свои преступления волей фюрера. Политические лозунги поощряют их, чтобы принести их совесть в копилку диктатора. Процесс систематической криминализации требует "декультурации" людей. Как сказал один из Гитлеровских бандитов: "Когда я слышу слово 'цивилизация', я достаю свой пистолет". Так делается специально, чтобы пробудить инстинкт жестокости. Людям говорят не верить в интеллект и объективную правду, а слушать только субъективный диктат Государства Молоха, Гитлера, Муссолини, Сталина.

Криминализация готовит людей к восстанию против цивилизованных расстройств. Покажите им кровь и кровавые жертвы, и с них спадут тысячи лет роста культурного уровня. Это означает наполнение людей истерией, пробуждение масс, гомогенизацию эмоций. Все это имеет тенденцию пробуждать в человеке грубую Неандертальскую душу. Оправдайте преступления гламурной доктриной о превосходства расы и затем вы убедитесь, что люди последуют за Вами.

Гитлер очень хорошо знал, что он делал, когда он пропускал через немецкие концентрационные лагеря развязную похоть своих штурмовиков. Девиз был — "Дайте им насиловать и убивать". "Однажды они пошли со мной, они должны дойти до конца". Стратегия криминализации направлена не только на сокрушение жертвы тоталитарного режима, но также и дает элитным палачам - правящей бригаде - то ядовитое чувство власти, которое утягивает их все дальше и дальше от любого человеческого чувства; их жертвы становятся людьми без человеческой идентичности, попросту говоря - маски и обезличенные роботы. Стратегия криминализации - систематическое формирование в человеке низменных страстей, в особенности у тех, кому диктатор должен доверять, как своим прямым помощникам.

Под давлением тоталитарных взглядов, почти каждый гражданин отождествляет себя с правящей группировкой и многие должны доказать свою преданность насилием и убийством или по крайней мере, выражением одобрения насилия или убийства. Скука автоматических форм поведения в Тоталитарии, доводит заблуждающихся граждан до приветствия войн, преступлений и самоуничтожения. Каждый следующий акт пыток и преступлений, создает новые узы преданности и бессовестного повиновения, особенно в рамках ведущей группировки. В итоге, управляемые преступлениями и виной правящие члены, скрепляются друг с другом, потому что крушение системы вызвало бы крушение всей группировки, лидеров и последователей. Подобное происходит в преступном мире. Как только человек сделал первый шаг, нарушил законы общества и присоединился к преступной банде, он переходит в состояние войны с внешним миром и моральными оценками этого мира. С этого момента группировка может шантажировать и подчинять его.

В Тоталитарии, порочный круг криминализации населения, в котором методы ведут к концу самих себя, превращается в циничный заговор, скрытый циничным флагом благопристойного идеализма. Лидеры страны используют такие простые слова как "всеобщая кампании за мир" и граждане радуются и гордятся этими словами. Только некоторые среди них знают, какие обманчивые дела стоят за цветастыми фразами. Эти извращения также включены в большой националистический миф - Третий Рейх, Новая Империя, Народная республика - и желание гражданина сделать нечто героическое отождествляется с выполнением чего-то сильного и преступного. Кровь становится волшебным флюидом, а проливание чьей-либо крови становится добродетельным и живительным делом.

Неограниченные убийства, как это практиковалось в тоталитарных системах, связаны с глубоким неосознанным страхом. Слабых и эмоционально больных в любом обществе убивают из страха, чтобы волшебным способом перенять их силу и счастье, а также конечно, и их материальное имущество. Убийства миллионов в нацистских газовых печах были частью этой древней мифологии насилия. Возможно, представители главной расы считали, что вырезание евреев подтверждает то, что немцы за многие века вытерпят такую же боль, какую они наносят своим жертвам! Это часть старого примитивного мифа, в котором с помощью убийства укрепляют и продлевают свою собственную жизнь. Давайте не забывать, что в человеке, силы разума и понимания довольно слабы. Трудно управлять пламенем реактивных двигателей, как только они запущены.

Тоталитаризм должен убивать, устраивать резню, вести войну. Тоталитария проповедует ненависть и тоталитарный рупор — это одинокий, введенный в заблуждение, жесткий "супермен", призывающий к ненависти, несправедливости и пробуждающий обостренный фанатизм, свободный от любого морального чувства или раскаяния. Его боевой клич укрепляет диктаторскую власть над людьми, потому что с помощью его преступлений, каждый гражданин учится ненавидеть свою жертву, чье страдание еще больше пробуждает в преступнике глубоко похороненное чувство вины.

Вербократия и смысловой туман — Подчинение людей болтовней

После Первой мировой войны мы стали больше осознавать наше отношение к словам. Это отношение постепенно изменялось. Наше доверие к официальным лозунгам, клише и идеалистическим ярлыкам уменьшилось. Мы стали больше знать о факте, что важным вопросом было то, какие группы и полномочия стояли за словами и каковы были их скрытые намерения. Но с нашим спокойствием мы часто забываем задать этот вопрос и все мы, более или менее восприимчивы к громким, часто повторяемым словам.

Формулировка большой пропагандистской лжи и мошеннических лозунгов, имеет в Тоталитарии хорошо определенную цель и сами слова приобрели специальную функцию обслуживания власти, которую мы можем назвать вербократией. Большая ложь и поддельный лозунг сначала путают, а затем оглупляют слушателей, пробуждая в них желание принимать каждый предлагаемый миф о счастье. Задачей тоталитарного пропагандиста является постройка особой картины в сознании населения так, чтобы они больше не слышали и не видели своими ушами и глазами, а смотрели на мир через туман официальных лозунгов и развивали соответствующие рефлексы на тоталитарную мифологию.

Использование многозначных слов в ДВУСМЫСЛЕННОМ РАЗГОВОРЕ способствует нападению на нашу логику, эта атака на наше понимание каковой является монолитная диктатура в действительности. Послушайте, послушайте ерунду: "Мир - это война и война - это мир! Демократия - это тирания и свобода - это рабство. Невежество — это сила! Достоинство — это недостаток, правда — это ложь". Так говорит Министерство Правды в мрачном романе Джорджа Оруэлла, "1984". И мы видели как этот ночной кошмар осуществился, когда наши солдаты, которые провели долгие годы в лагерях для военнопленных в Северной Корее, вернулись домой и стали говорить о тоталитарном Китае с обманным клише "народной демократии". Это создание павловских рефлексов к особым словам, переводящих людей в АВТОМАТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ связанное с этими словами. Слова, которые мы используем, влияют на наше поведение в повседневной жизни; они определяют наши мысли.

В Тоталитарии факты заменяются на фантазию и искажения. Людей учат систематически и преднамеренно лгать (Винокур). История переделана, созданы новые мифы, у которых двойная цель: усиливать и приукрашивать тоталитарного лидера, смущать незадачливых граждан страны. Надиктован целый словарь лозунгов для медленного гипноза. В смысловом тумане пропитывающем атмосферу, слова теряют свою прямую коммуникативную функцию.

Они становятся просто сигналами команд, включающих реакцию страха и террора. Они и стоны сражений и павловские сигналы, и они больше не представляют свободомыслие. СЛОВО, ОДНАЖДЫ СТАВШЕЕ ПЕРВЫМ СИМВОЛОМ СОЗДАНИЯ СВОБОДНОГО ЧЕЛОВЕКА, ТРАНСФОРМИРОВАЛОСЬ В МЕХАНИЧЕСКИЙ ИНСТРУМЕНТ. В Тоталитарии, слова могут иметь обольщающее действие, успокаивающее или очаровывающее своих слушателей, но они не будут иметь истинного значения. Это формирователи, эмоциональные включатели, служат для отпечатывания в слушателях желаемых форм поведения.

Психическая лень человека, его сопротивление тяжелой мыслительной работе, дают легкую возможность диктатору Тоталитарии ввергнуть своих людей в Большую Ложь.

Сначала гражданин может сказать себе, "Все это просто ерунда - чистый двусмысленный разговор", но самой попыткой не обратить на него внимание, он становится объектом влияния силы внушения. Это ловушка двусмысленного разговора; как только человек перестает его анализировать и контролировать, он теряется в нем и больше не видит различия между разумным и рациональным. В итоге он больше не может ничему верить и уединяется в угрюмом тупоумии. Как только гражданин Тоталитарии принимает "логику" своих лидеров, он закрывается для дискуссии или спора. Увы, в нашем Западном мире, мы часто встречаем такое увиливание от смысловой ясности. Давайте не забывать, что битва за слова, это часть идеологической холодной войны в нашем мире.

Что-то проникло в нашу механизированную систему коммуникации и ухудшило наши способы мышления. Люди слишком небрежно обзаводятся идеями и понятиями. Они больше не борются за ясное понимание. Популяризированная картина пришла на смену битве за идею. Вместо того, чтобы стремиться к истинному пониманию, люди слушают бессмысленное повторение, которое дает им ИЛЛЮЗИЮ ПОНИМАНИЯ.

Для гражданина Тоталитарии у коммуникации есть еще более инфантильный, магический образ. Слова больше не представляют понятные значения или идеи. Они опутывают гражданина Тоталитарии до абсолютной зависимости от его командира, сильнее чем младенец связан с образом своих родителей.

Логоцид

Бифилд указывает в своей брошюре «Логоцид...», что слова обычно используются как инструменты социальной революции. Политики, жаждущие власти, должны придумывать новые лейблы и новые слова с эмоциональным призывом, "как и прежде, все еще продолжают действовать устаревшие практики и институты. Ловушка должна заменить неприятный образ, хотя по сути останется тем же самым. Следовательно, Тоталитаристы плетут язык ненависти, чтобы вызывать массовые эмоции. У нас есть такой пример, как слово 'мир', которое больше не означает мира, оно стало пропагандистским устройством для УСПОКАИВАНИЯ масс и маскировки агрессии."

Вербократия в тоталитарном мышлении и официальном многословии демагогов, служит чтобы тревожить и удушать свободный разум граждан. Мы можем сказать, что вербократия переворачивает его в то, что психология называет символом агностиков, людей способных только на имитацию, не способных к пытливому чувству объективности и перспективы, которая приводит к вопросам, пониманию и к формированию отдельных идей и идеалов. Другими словами, отдельный гражданин становится попугаем, повторяя готовые лозунги и пропагандистские слоганы, не понимая того, что они действительно значат или какие силы стоят за ними.

Однако, этот подражание попугаям может дать гражданину Тоталитарии определенное инфантильное эмоциональное удовольствие. "Хайль, хайль! - Дуче, Дуче!" - эти ритмичные скандирования позволяют ему достигнуть, такого же наслаждения от звуков, которое получают дети от лопотания, крика и плача.

В Тоталитарии, злоупотребление словами и укрепление пропаганды более очевидны, чем в любой другой части мира. Но это зло существует повсюду. Мы можем найти достаточно много примеров в обычном общении. Множество спикеров используют вербальное шоу, чтобы покрыть пустоту мысли, вызвать эмоции, создать восхищение и обожание тем, что чрезвычайно пусто и бесполезно. Горластая фальшивость угрожает стать идеалом нашего времени.

Смысловой туман в Тоталитарии уплотняется единообразием информации. У граждан нашей мифической страны нет доступа к источникам фактов и мнений. Они не свободны проверить то, что они слышат или читают. Они - жертвы "лейбломании" своего лидера - их суждения определяются официальными лейблами, которые касаются всего и везде.

Лейбломания

Побуждение прилагать слишком много значений смыслам предметов или институтов, вызывает рост, кажущейся случайной действительную ценность, характерную для нашего времени. Я называю это состояние лейбломанией; это преувеличенное уважение к умно выглядящим названиям - лейблам, школам, научным званиям, дипломам - с удивительным безразличием к лежащей в их основе стоимости. Мы видим вокруг, как люди следуют фиксированным формулам, репутации, маркам и этикеткам, они полагают, что в силу их престижа и признания, эти знаки различия им положены. Чтобы получить доступ, люди готовы проходить самую непрактичную и стилизованную подготовку и обработку сознания - не учитывая стоимости - в специальных школах и учреждениях, которые продвигают определенные лейблы, дипломы и ложные фасады.

Совсем недавно, мой коллега по психиатрии работал в клинике, где использовалась другая терминология и идеи его бывших учителей критиковались и даже сурово поносились, потому что они выражались в других терминах этой клиники. Мой коллега был хорошим терапевтом; и все же он приехал, потому что сам также нуждался в психотерапии, для нейтрализации чрезвычайного беспорядка, из-за ежедневных контактов с агрессивными знатоками другой терминологии, как и некоторые наши солдаты, освобожденные из лагерей для военнопленных в Корее.

Есть что-то чрезвычайно неприятное в потребности выражать и обсуждать все мнения и оценки в принятых клише и лейблах. Это подразумевает обесценивание работы или обсуждаемых идей и это отрицает тонкие человеческие различия между людьми и явлением, которое они описывают словами. В Тоталитарии, человек очень тревожен, сильно боится любого отклонения от предписанных мнений и способов мышления, он позволяет себе выражаться только в терминах своего диктатора. Для гражданина Тоталитарии, признанный лейбл становится более важным, чем бесконечные вариации, которые и есть - жизнь.

Поскольку слова теряют свою коммуникативную функцию, они все больше и больше приобретают пугающую, регулирующую и внушающую функцию. Нужно верить официальным словам и подчиняться. Разногласие и несогласие становятся физической и эмоциональной роскошью. Злобные нападки и сила, которые за ним стоят, являются единственной разрешенной логикой. Факты, звучащие вопреки официальному курсу искажаются и подавляются; любая форма психического компромисса - измена. В Тоталитарии нет поиска правды, а только вынужденное принятие тоталитарных догм и клише. Самая пугающая вещь из всех, состоит в том, что параллельно с увеличением наших средств сообщения, уменьшилось наше взаимное понимание. Подобно Вавилонскому Столпотворению, беспорядок захватил и удерживает политические и аполитичные умы в результате смысловой неразберихи и слишком большого количества вербального шума.

Отступничество, как преступление в Тоталитарии

Тоталитария делает думающего человека преступником, поскольку в нашей мифической стране гражданина можно наказать за неправильные взгляды, как за неправильные проступки. Поскольку зоркие глаза тайной полиции везде, критиком режима управляют методы конспирации, даже если он хочет безопасно поговорить с теми, кому он хочет доверять. То, что мы раньше называли, "нацистский жест", было тщательным осмотром перед началом разговора с другом.

Преступник в Тоталитарии может быть случайным козлом отпущения для выпуска официальной враждебности, здесь часто имеется потребность в козлах отпущения. В зависимости от стратегической потребности партии, в один день гражданин может стать героем, в другой — злодеем.

Почти все зрелые идеалы человечества являются в Тоталитарии преступлениями. Свобода и независимость, компромисс и объективность - все они изменнические. Это новое в Тоталитарии преступление, отступническое преступление, которое можно описать как упрямый отказ принять вменяемую вину. С другой стороны, герой в Тоталитарии - это переделанный грешник, бьющий себя в грудь, отрекшийся предатель, сам себя осуждающий преступник, информатор и осведомитель.

Обычный, законопослушный гражданин Тоталитарии, далекий от геройства, потенциально виновен в сотнях преступлений. Если он упрямо защищает свою точку зрения, он - преступник. Он - преступник, если он отказывается смущаться. Он - преступник если он не участвует во всех шумных и решительных официальных действиях; запасная скамейка, тишина и идеологический отказ - измена. Он - преступник, если он не ВЫГЛЯДИТ счастливым, поэтому он виновен в том, что нацисты назвали физиогномическим неповиновением. Он может быть преступником из-за ассоциации или разъединения, поиска козлов отпущения, метания, намерения или предчувствия. Он - преступник, если он отказывается быть информатором. Его можно попробовать уличить и признать виновным в каждом мыслимом "изме" — космополитизме, провинциализме; уклонизме, автоматизме; империализме, национализме; пацифизме, милитаризме; объективизме, субъективизме; шовинизме, эгалитаризме; практицизме, идеализме. Он виновен каждый раз, когда он - кто-то.

Единственным безопасным проходом для гражданина Тоталитарии, является полное отречении от своей психической целостности.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

 ИСПЫТАНИЕ ИСПЫТАНИЕМ

Для Специальной Следственной комиссии Корпуса морской пехоты в Вашингтоне, которая должна была судить один из случаев промывания мозгов, меня попросили объяснить, как свидетеля-эксперта, почему некоторые американские офицеры легко уступили психическому давлению врага.

Это было в дни когда расследования Конгресса в нашей стране резко колебались. Со всей добропорядочностью, я ответил, что иногда принудительные указания, лежащие в основе таких расследований, могут оказать соответствующее давление на восприимчивый разум. Люди обусловлены многочисленными психологическими процессами в нашей ежедневной политической атмосфере.

Даже если мы предупреждены относительно того, что могут сделать тоталитарные методы с разумом, есть причина, которая заставит встревожиться возможным разрушением значения некоторых наших собственных неприятностей.

Тоталитарный диктатор преуспел в преобразовании своего аппарата "справедливости" в инструмент угрозы и господства. Когда однажды сбалансированное чувство справедливости было признано самым благородным идеалом цивилизованного человека, этот идеал был сразу осмеян циниками — такими как Гитлер и Геббельс - и назван синтетической эмоцией, полезной только для произведения впечатления или успокаивания людей. Таким образом, в руках тоталитарных инквизиторов и судей, справедливость стала фарсом, частью пропаганды, чтобы успокаивать человеческую совесть. Сила любознательности используется неправильно - чтобы пробуждать предубеждения и враждебность у своих последователей, ставших слишком запутаными, чтобы различать правильное и неправильное.

Тоталитаризм учит нас, что суды и судебная власть могут использоваться в качестве инструмента управления мыслями. Именно поэтому мы должны изучать то, как могут использоваться наши собственные институты, умышленно или незаметно, для искажеия нашего понятия демократической свободы.

Крушение справедливости

Для психолога, возможно самым интересным аспектом Московских чисток в период между 1936 и 1938 годами, было глубокое чувство морального шока, которое чувствовали люди во всем мире, и вера в судебные процессы, которых, была потрясена до основания этими судебными искажениями. Дискуссии о пытках всегда затрагивают вопрос вины или невиновности обвиняемого меньше, чем ужасающую пародию на справедливость судебных процессов. Где-то глубоко в человеческой душе находится убеждение, что судья по определению справедливый и беспристрастный человек, что обращение суды - дорога к правде, что закон стоит выше коррупции, деградации и извращения.

Конечно, мы признаем, что судьи такие же люди как и мы, что они могут совершать ошибки, как это все мы делаем и мы даже готовы принять временную несправедливость, полагая, что возможно будет оправдание с торжеством закона и справедливости. Момент, когда судебный процесс становится фарсом, запугивающим людей шоу, глубоко затрагивает что-то в душе человека. Когда справедливость больше не слепая и положила глаз на главный шанс, мы пугаемся и тревожимся. К кому обратиться человеку, если он не может найти справедливости в судах?

В течение курса психотерапии, один из моих пациентов был призван присяжным заседателем. Этот опыт глубоко встревожил его, так как было очевидно, что обвинитель в этом случае был более заинтересован в предъявлении обвинения, чем в поиске правды. Хотя у присяжных было последнее слово и своим вердиктом они осудил прокурорскую стратегию, наш присяжный заседатель был сильно расстроен. "Что происходит", - спросил он меня, - "в других случаях? Предположим, что присяжные заседатели не смогут увидеть сквозь софизмы адвоката? Предположим, что они будут обмануты его постоянным внушением и упорством?"

Действительно, любой судебный процесс может использоваться в качестве оружия запугивания; он может тонко запугать присяжных заседателей, свидетелей, всю общественность. В Тоталитарии, некоторые высшие суды существуют только для того, чтобы выполнять эту функцию; их цель состоит в том, чтобы доказать своим собственным гражданам и миру в целом, что есть наказание и угроза силы, управляемые правительством и что эта сила может использовать судебную власть для своих собственных целей.

Мнимое официальное объективное расследование может стать оружием политического контроля просто через внушения, которые неизбежно его сопровождают. Человека, который находится под следствием, почти автоматически клеймят и обвиняют, потому что ему навязаны наши подозрения. Сам факт, что он находится под следствием, заставляет подозревать его. Таким образом, даже так называемое "демократическая власть расследует", может превратиться в "разрушает". Мы должны остерегаться этой опасности! Даже разрешенные или неразрешенные способы допроса изменяют мнение человека о фактах.

Любое судебное действие, правовое или следственное, получившее широко распространенную рекламу, проявляет некоторое психическое давление на всю общественность. Они не только участники действия, у которых есть доля участия в его конечном результате, граждане могут стать полностью эмоционально вовлечеными в расследование.

Любое официальное расследование может быть или простой демонстрацией власти или актом правды. Как и демонстрация власти тоталитарным правительством или беспринципным демагогом, это может иметь пугающие последствия.Случай поджога Германского Рейхстага, чистки в Москве и судебные иски против наших ветеранов войны в Китае - главные примеры их "законных" действий, которые служили для объединения политической власти безжалостных людей и создания замешательства у беспомощного населения. Дополнительным замыслом было потрясение мирового общественного мнения.

Если мы посмотрим на юридическое расследование с точки зрения каждого из его участников, то мы более ясно увидим опасность, от которой необходимо отгродиться.

Демагог, как обвинитель и гипнотизер

Недавние случаи в нашей собственной стране ясно показывают, что используемые властью методы получения ответов на вопросы, демонстрируют универсальный шаблон. Древние волшебные маски используемые, чтобы запугивать людей, могут заменяться на самоуверенную демонстрацию физической силы "героя", искусственную форму, объект восхищения и идентификации для инфантильных умов, но громкий шум пропаганды все еще с нами, тысячекратно увеличенный радио и телевидением и служащий запугиванию и гипнотизированию наших менее внимательных современников. Международная аудитория, набюдая и слушая демагога, играющего свои различные роли - справедливого обвинителя, замученной жертвы, голоса совести - временно попадает в испуганное, подобное трансу состояние опустошенной невнимательности от монотонного повторения угроз, обвинений и клише.

Как и тоталитарный диктатор, демагог хорошо знает, как накладывать на людей психические чары, как создать своего рода массовое внушение и массовый гипноз. Между индивидуальным и массовым гипнозом нет внутренних различий . В гипнозе - интенсивная форма внушения - человек временно становится автоматизированным и физически и психически. Такое клиническое состояние чрезвычайного психического подчинения можно довольно легко вызвать у детей и первобытных людей, но оно также может быть создано и у взрослых цивилизованных людей. Некоторые американские ветераны, которые были в корейских лагерях для военнопленных, были подавлены точно таким же внушением.

Чем больше человек чувствует себя частью группы, тем легче он может стань жертвой массового внушения. Это причина того, почему примитивные сообщества, которые имеют высокую степень социальной интеграции и идентификации, так чувствительны к внушениям. Волшебники и фокусники часто могут держать все племя под действием своего колдовства.

На большинство толп довольно легко влиять и гипнотизировать потому, что общее стремление и тоска увеличивают внушаемость каждого члена группы. Каждый человек имеет тенденцию отождествлять себя с остальной частью группы, а также с лидером и это облегчает лидеру возможность держать людей в своей власти. Как сказал Гитлер в книге "Моя Борьба", лидер может рассчитывать на увеличивающуюся покорность масс. Внезапный испуг, страх и террор были старомодными методами, которые использовались для гипноза и все еще используются диктаторами и демагогами. Угрозы, неожиданные обвинения, даже долгие речи и скука могут сокрушить разум и подавить его до гипнотического состояния.

Другая доступная техника работает со специальными, монотонно повторяемыми, наводящими на размышления словами. Пробудите жалость к себе самим! Скажите людям, что их "предали", что лидеры покинули их. Время от времени, демагог должен добавлять несколько шуток. Людям нравится смеяться. Им также нравится пугаться, а смертельный страх особенно их привлекает. Рассказывайте им кровавые истории и дайте им потолпиться вместе в особой напряженности. Вероятно у них разовьется огромный страх перед пугающим их человеком и они будут готовы дать ему шанс на эмоциональный террор. Тоскуя по свободе от одного страха, они будут готовы впасть в другой.

Радио и телевидение увеличили гипнотизирующую силу звуков, изображений и слов. Большинство американцев очень хорошо помнит ужасный день в 1938 году, когда трансляция «Вторжение с Марса» Орсона Уэллса отправила сотни людей в убежища, которые побежали из своих домов, как дикие животные убегают от лесного пожара. Радиопередача Уэллса один из самых ясных примеров огромной гипновнушающей силы различных средств массовой информации и огромного воздействия авторитетно передаваемой ерунды на разумных, нормальных людей.

Это не только внушающая сила СМИ, которая дает им гипнотизирующий эффект. Наши технические средства общения делают из людей одну огромную взаимодействующую массу. Даже когда я наедине со своим радио, я технически объединен с огромной массой других слушателей. Я вижу их в своём сознании, я подсознательно отождествляю себя с ними и пока я слушаю, я с ними наедине. Но все же у меня нет прямого эмоциональный контакта с ними. Частично это потому, что радио и телевидение склонны отдалять активные теплые отношения между людьми и разрушают способность к персональным мыслям, оценкам и мнениям. Они ловят разум напрямую, не давая людям времени для спокойного, диалектического разговора с их собственным разумом, с их друзьями или книгами. Голоса в эфире не допускают свободопробуждающую взаимность от свободного общения и обсуждения, что вызывает обширное пассивное согласие - как при гипнозе.

Множество людей - гипнофилы, стремящиеся к мечтам и сну в течение всей их жизни; эти люди легко становятся жертвами массового внушения. Долгая торжественная речь или скучная проповедь ослабляют слушателей и делают их более готовыми к массовому заклинанию или делают их более возмущенными и непослушными. Длинные речи - главный продукт тоталитарной идеологической обработки, потому что в итоге, скука прорывается через нашу защиту. Мы сдаемся. При помощи монотонности, Гитлер с большим преимуществом пользовался этим методом массового гипноза. На своих выступлениях он говорил бесконечно и включал долгие, унылые перечисления статистических фактов.

Грохот постоянного вербального устрашения общественности - признанный инструмент тоталитарной стратегии. Демагог тоже использует эту технику внушения, а также более хитрый маневр нападения на противников, которые обычно уверены, что они вне подозрения. Этот маневр часто объединен с удвоенным призывом пожалеть самих себя. "Четырнадцать лет стыда и позора", был лозунгом, который Гитлер использовал для клеветы, в свой очень творческий период между Перемирием в 1918 году и годом, когда он захватил власть. "Двадцать лет измены", лозунг использовавшийся совсем недавно в нашей стране, звучит подозрительно похоже и очень знаком любому, кто видел взлет и падение Гитлера.

Предательский мифе ослабил всех, кто опустился до уровня подозрительного детства. Это разжигающее красноречие нацеливается на пробуждение в других хаотических и агрессивных реакций. Демагог не возражает против временных вербальных атак на себя - даже клевета восторгает его - потому что эти нападки удерживают его на главных заголовках, в общественном внимании и могут способствовать увеличению страха людей перед ним. Лучше быть ненавидимым и запуганным, чем забытым!

Демагог жиреет на затянутом и запутанном обсуждении его поведения; это помогает парализовать разум людей и полностью затенить отвлекающими проблемами реальные проблемы. Если это продолжается достаточно долго, люди насыщаются по горло, они сдаются, они хотят спать, они готовы позволить большому "герою" одержать победу. И продолжение может оказаться тоталитаризмом. На самом деле нацизм и фашизм делали ставки на страх перед коммунизмом, как на средство захвата власти для самих себя.

То, что мы недавно пережили в этой стране, пугающе подобно первой фазе преднамеренного тоталитарного нападения на разум лозунгов и подозрений. Сильный, беспорядочный шум вызывает сильные эмоциональные реакции и разрушает самоконтроль сознания. Когда демагог начинает разглагольствовать и бредить, его выбросы имеют тенденцию интерпретироваться широкой публикой, как доказательства искренности и преданности. Но для большей части, такие заявления - доказательство совсем противоположного и это просто часть энергии жаждущего власти демагога.

Существует тоталитарная "Книга Террора", в который подробно обсуждается применение хорошо спланированных, поочередно повторяющихся ВОЛН ТЕРРОРА, чтобы ввести людей в подчинение. Каждая волна терроризирующей холодной войны легче создает свой эффект после передышки от предшествующей ему волны, потому что люди все еще обеспокоены предыдущим опытом. Мораль становится все ниже и ниже и психологический эффект каждой новой пропагандистской кампании становится сильнее; она достигает общественности уже смягченной. Каждый инакомыслящий становится все более напуганным, чем раньше. Постепенно люди теряют готовность к участию в любом виде политической дискуссии или выражению своего мнения. Внутри они уже сдались терроризирующим диктаторским силам.

Мы должны научиться подавлять демагога и кандидата в диктаторы в нашей среде так же, как мы должны подавлять наших внешних врагов в холодной войне - оружием насмешек. Сам демагог почти неспособен к любому виду юмора и если мы подавляем его с юмором, то он постепенно разрушится. Юмор, в конце концов, связан с чувством перспективы. Если мы видим, какими должны быть вещи, мы видим насколько они могут исказиться и мы можем заметиться искажение, когда мы с ним стокнемся. Переместите заявления демагога в перспективу и Вы увидите насколько сильно они искаженны. Как мы можем относиться к ним серьезно или серьезно на них отвечать? У нас важное дело для проявления внимания — вопросы жизни и смерти, для нас как людей и для нашей страны в целом. Демагог полагается на эффективность своих фактов, что люди серьезно воспримут его фантастические обвинения; будут обсуждать его фальшивые проблемы, как будто они были в действительности или впадут в такое состояние паники от его обвинений и упреков, что просто откажутся от своего права думать и контролировать себя.

Факт в том, что демагог не обращается рациональному и зрелому в человеке; он обращается к тому, что является самым иррациональным и самым незрелым. Пытаться логически ответить на его бред, это пытаться делать невозможное. Сначала мы принимаем его поле боя, и затем обнаруживаем себя пойманными в ловушку аргументов на выбранных им условиях. Врага всегда легче победить на своей собственной земле и на своих условиях. Кроме того, демагог либо не способен, либо симулирует неспособность к такому виду логики, который сделает обсуждение и разъяснение возможными.

Он мастер смены тем. Для нас это даже хуже чем преступление, вовлечь себя самих в бесконечные, бессмысленные и неизбежно гневные споры с людьми, которые меньше обеспокоены правдой, социальным добром и настоящими проблемами, чем получением неограниченного внимания и власти для себя самих.

В своей защите от психологических атак на свободу, людям для начала нужен юмор и здравый смысл. Постоянное одобрение или тихое принятие любого террора - провоцирующая стратегия, которая приведет только к крушению нашей демократической системы. Беспорядок подрывает уверенность. В такой стране как наша, где голосующая общественность различает правду, абсолютно необходимо универсальное знание методов, используемых демагогами, чтобы обманывать или убаюкивать общественность.

Суд, как инструмент запугивания

Внушаемость человека может нести серьезную ответственностью перед ним и его демократической свободой в еще одном важном отношении. Даже когда нет преднамеренной попытки к манипуляциям общественным мнением, бесконтрольное обсуждение происходящих событий, таких как политические или уголовные процессы, на первых страницах газет и среди сторонников, помогают создавать коллективную эмоциональную атмосферу. Для непосредственно вовлеченных, это затрудняет поддержку их весьма необходимой объективности и суждения в соответствии с фактами, вместо внушения и субъективного опыта.

Кроме того, любой судебный процесс, получивший широкую огласку, оказывает психическое давление на общественность в целом. Таким образом, не только участники процесса, но и все население, могут стать эмоционально вовлеченным в слушания. Любое разбирательство может быть либо действием силы либо действием правды. Очевидно, объективное расследование может стать оружием контроля, просто действуя внушением, которое неизбежно его сопровождает. Как акт проявления силы тоталитарного правительства, судебные процессы могут иметь пугающие последствия. Суды во время чистки в Москве и случай с пожаром в немецком Рейхстаге - главные примеры.

В нашей стране, конечно, нет таких ужасающих пародий на справедливость, но наша тенденция превращать судебные разбирательства в праздник для газет, радио и телевидения, ослабляет нашу возможность достигнуть справедливости и правды. Было бы лучше, если бы мы откладывали обсуждения достоинств любого судебного дела до вынесения вердикта. Как мы уже увидели, признание могут потребовать у любого человека. Жестокий процесс промывки мозгов не единственный способ достигнуть этой цели; человека можно считать виновным просто по обвинению, особенно когда он слишком слаб, чтобы выступить против влияния коллективной ярости и общественного мнения.

В обстоятельствах неестественного страха и предубеждений, люди сильнее, чем в других случаях чувствуют потребность в козле отпущения. Следовательно, людей можно легко обмануть ложными обвинениями, которые удовлетворяют их потребность в ком то для осуждения. Таким образом жертвы линчующих толп в нашей собственной стране принесены в жертву массовой страсти, а также некоторым так называемым предателям и коллаборационистам. В публичном суждении, само судебное дело становится вердиктом "виновности".

Расследования конгресса

Позвольте для начала заявить, что я твердо полагаю, что право Конгресса заниматься расследованиями и разработкой законодательствао на основе таких расследований - одно из наших самых важных демократических гарантий. Но как и любым другим общественным институтом, Правом конгресса заниматься расследованиями можно злоупотреблять и использовать его во вред. Власть занимающаяся расследованиями может стать властью занимающейся разрушением, нападая не только на человека, но и на психическую целостность тех, кто, так или иначе является свидетелем расследования. Течение расследования Конгресса может оказать на наше население тонкий принудительный эффект. Некоторые диктаторы одержимы болезненной потребностью заниматься расследованиями и расследования Конгресса проводятся по их заказу. Все, кто не согласен с ними, кто не склоняет низко голову и подчинятся, подозревается и подвергается потоку дискредитации и поношения. Склонность со стороны общественности состоит в том, чтобы не верить демагогии противника и терпеть некритические заявления, сделанные теми кто либо уступил запугиванию, либо согласился с ним, потому что они верят в цели к которым он стремится.

В ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ОТНОШЕНИИ, ВАЖНО ПОНЯТЬ, ЧТО ПРОСТОЙ ФАКТ ДАЧИ ПОКАЗАНИЙ И РАССЛЕДОВАННИЯ ОКАЗЫВАЕТ ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ВЛИЯНИЕ. Как только человек попадает под перекрестный допрос, он может быть парализован процедурой и признаться в поступках, которые он никогда не совершал. В стране, где распространено принуждение к расследованиям, растет подозрение и нестабильность. Все заражаются чувством всемогущества следователя. У прослушивания телефонных разговоров, например, есть такая сила; ему доступны тайны других. В психологических кругах, уделяют теперь большое внимание воздействию опросов и допросов на людей. Психологически допрашивающий должен знать о различных межличностных процессах, вовлеченных в этот вид общения; если он не будет этого знать, то не сможет узнать, где находится правда. Вместо этого он получит ответы, которые скрыты в его собственных вопросах, ответы которые могут иметь мало общего с реальной правдой. Этого не происходит только в тогда, когда оба и допрашивемый и человек, который допрашивает - недобросовестны. Это может случится несмотря на их лучшие намерения. Каждый привносит в допрос суммарный итог всех его более ранних межличностных отношений. В начальных вербальных "пробах и ошибках", которые мы можем назват периодом разнюхивания, каждая сторона мобилизуется, чтобы узнать слабые места и ожидания другой стороны, в то же время пытаясь скрыть свои слабые места и подчеркивая свои преимущества. Человек с улицы, которого внезапно допрашивают, имеет тенденцию отвечать то, что ожидает допрашивающий.

Каждый разговор, каждое вербальное общение, повторяют по крайней мере до некоторой степени, форму раннего вербального общения ребенка со своими родителями. Для мужчины или женщины под следствием, следователь становится родителем, хорошим или плохим, объектом подозрения или подчинения. Так как сам следователь часто не знает об этом неосознанном процессе, результат может запутать битву подсознательных или полубессознательных тенденций, в которых произнесенные слова часто являются просто прикрытием для полного подозрения разговора между более глубокими уровнями обоих лиц.

Все люди, которые систематически опрашиваются или в суде во время запроса конгресса, или устраиваясь на работу или проходя медицинское обследование, чувствуют себя беззащитными. Этот факт сам по себе вызывает странную защитную психическую позицию. Эти отношения могут быть полезными и защитными, но иногда они могут быть вредными для человека. К примеру, когда человек ищет работу, он заволноваться и в своём рвении "произвести хорошее впечатление" и "постараться изо всех сил", он может произвести плохое впечатление и пробудить подозрение. Поскольку не только то, что мы говорим, но и то, как мы говорим, может указать на нашу честность и устойчивость. Нервные звуки, жесты, паузы, минуты молчания или заикание, могут нас разоблачить. Агрессивное рвение может спровоцировать у нас излишние высказывания. Сдерживание может воспрепятствовать нашейизлишней разговорчивости.

Ответчик в судебном иске или в расследовании, защищается не только от выдвинутых против него обвинений или вопросов, на которые он должен ответить, он защищается еще больше от своей собственной неосознанной вины и своих сомнений относительно своих возможностей. Множество моих коллег по медицине и психиатрии, которые привлекались, как свидетели-эксперты в судебных делах, рассказывали мне, что в тот самый момент, когда они находились под перекрестным допросом, они чувствовали себя обвиняемыми и почти осужденными. Перекрестный допрос часто казался им не сколько способом достичь правды, сколько формой эмоционального принуждения, которое оказывало большую плохую услугу и фактам и правде. Это причина того, что каждый вид официального расследования, легко может стать официальным принуждением. Свидетели и подсудимые страдающие от острогой фазы испуга, могут стать отвратительным оружием тоталитаризма.

Поскольку для психологов и психиатров эти факты представляют ценость, в их кругах сейчас имеется сильная тенденция, применять то, что мы можем называть, как «пассивная техника опросов». Когда вопросы задающего не направлены ни на какой определенный ответ, они способствуют ответам по личной инициативе опрашиваемого человека, из-за его собственного желания общаться. Нейтральный вопрос, "Что сделали затем?" вызывает более свободный и более честный ответ, чем вопрос "После этого Вы пошли домой?"

Свидетель и его субъективные показания

В последние годы мы видели длинный парад отрекшихся коммунистов, которые свободно и открыто свидетельствовали о своём прошлом. В настоящее время у нас есть другой тип парада: отрекающийся рассказчик. Как мы можем узнать правду во всем этом болоте противоречивых свидетельств? Как мы можем оградить себя от запутанности противоречивых свидетельств мужчин и женщин, чьи слова могут повлиять на направление нашей национальной активности? Как научиться оценивать, что они говорят? В психологическом отношении, насколько надежны их свидетельства, дружественные ли они или нет?

В целом мы можем сказать, что те, кто больше всех выступает с оскорбительными заявлениями - наименее надежен. Многие из них - мужчины и женщины, в прошлом принявшие тоталитарную идеологию из-за своего собственного внутреннего чувства ненадежности. Позднее наступил момент, когда они почувствовали, что избранная идеология их подвела. Не смотря на то, что она неуклонно удерживала их разум заключенным в тюрьму в течение долгого времени, с этого момента они стали способными полностью отбросить систему. Они это сделали благодаря процессу внутренней реструктуризации старых наблюдений и убеждений. Однако то, что они потеряли, было просто особым набором жестких идеологических правил. Большинство из них вместе с этими правилами не потеряло ни своей скрытой ненависти, ни изначальной ненадежности. Возможно, они подчинились политической идеологии, которая предложила им защиту и оправдания, но они сохранили свое негодование.

Достаточно легко найти людей, которые ищут насущное святилище в некоторых других строго организованных институтах. Поскольку теперь они видят вещи иначе, старые факты и понятия приобретают другое значение. Все же, все время, когда-либо - присутствующее стремление к самооправданию и самоискуплению, которое функционирует во всех людях и которое в этих случаях мотивировало прежнюю преданность Коммунизму, работает. Теперь они должны доказать свою невинность и свою преданность недавно принятым идеям. Их эмоции, теперь уже в новом облачении, все еще направлены на цель самооправдания.

В глазах новообращенного, новый взгляд - новое расположение внутренних требований и способов их удовлетворения - логичен и рационален также, как и его бывший набор ожиданий и удовлетворений. Теперь он вновь открывает некоторые события из давнего прошлого. Его бывшие друзья становятся врагами; некоторые из них выглядят, так это или иначе, как заговорщики. Он сам не способен различать правду и фантазию, фактическую и субъективную потребность. Следовательно, может иметь место, полное искажение восприятия и воспоминаний. Он может ошибаться в своих собственных воспоминаниях и этот процесс — один из преобразующих процессов, о которых сам новообращенный в большей части не знает. Я ярко вспоминаю один пример такого поведения во время Второй мировой войны. Бывший нацист стал храбрым членом антифашистского подполья. Он стремился исправить свое прошлое поведение нет только борьбой с нацистами, но также и распространяя все виды провоцирующих беспокойство слухов о своих бывших друзьях. Он думал, что заставляя их выглядеьб более жестокими, он сможет показать себя более преданным.

Точно так же, опровержения и ошибочные заявления, которые могут быть сделаны новообращенным перед судом или Комитетом Конгресса, часто - не так сильно осознаются неправдой, поскольку они - продукты новых внутренних соглашений. Каждое обвинение новообращенным своего прошлого, может быть сплетено им в новый инструмент для применения в процессе самооправдания. Только у некоторых людей есть моральная храбрость признать сделанные в прошлом реальные ошибки. Расстояния между ложью во спасение и избирательной забывчивостью и подавлением, часто очень коротки. Я открыл это для себя во время исследования участников сопротивления, которые были в руках нацистов. Я обнаружил, что от них было почти невозможно получить объективную информацию о том, что они сообщили врагу после пыток. Сообщая о своём принудительном предательстве, они немедленно окрашивали свои истории ложью во спасение и вторичными искажениями. В зависимости от своего чувства вины, они либо слишком обвиняли себя, либо вообще не находили никаких недостатков в своём поведении.

Право на молчание

Недавно, в работе комиссии Конгресса по расследованию, появилась серьезная официальная атака на право молчать в случае, когда предоставление информации, сталкивается с совестью. Эта атака может стать серьезным вторжением в частную жизнь человека и его ограничения. Подрыв ценности индивидуальности и частной совести, настолько же опасен для сохранения демократии, как и угроза тоталитарной агрессии.

Мы должны понять, что свидетелю часто трудно сделать выбор между неуважением к Конгрессу и неуважением к человеческим качествам. Руководители возможно смогут обнаружить некоторых предполагаемых "предателей", заставив свидетелей предать своих бывших друзей, но в то же время они заставят людей предать дружбу. Дружба это одно из наших самых ценных человеческих качеств. Любое правительство или агентство, могут добиться признания под видом "неуважения к Конгрессу", но передача сведений может вызвать предательство прежней преданности. Сопоставимо ли это с принуждением, которое делают тоталитаристы? И в какую цену это обходится?

Мы получаем псевдочистку, результирующую слабости характера и беспокойство жертвы. Кроме того, мы нарушаем один из основных принципов демократии - уважение силы характера человека. Мы всегда полагали, что лучше позволить десяти виновным людям выйти на свободу, чем позволить казнить одного невиновного - в прямой оппозиции к тоталитарной концепции, что лучше повесить десять невиновных людей, чем позволить одному виновному человеку выйти на свободу. Мы можем наказать вину, с такой стратегией принуждения человека говорить, когда совесть заставляет его молчать, но мы, конечно так же, ломаем невинность, разрушая их совесть. Судьи Верховного суда Дуглас и Блэк в своих особых мнениях о конституционности закона о Неприкосновенности 1954 года (См." Нью-Йорк Таймс", 27 марта 1956 года), подчеркивают право на молчание, как Конституционное право, данное Пятой Поправкой - гарантией личной совести и личного достоинства, а также свободу самовыражения. Вне власти Конгресса, заставить кого либо признаваться в своих преступлениях, даже когда гарантирована неприкосновенность.

Потребность человека НЕ предавать свою прежнюю верность - даже когда он сделал ошибку в политическом суждении в период меньшего понимания — настолько же морально важна, насколько важна потребность в помощи государству в определении местонахождения оппозиционеров. Давайте не забывать, что предательство сообщества имеет корни в измене самому себе. Вынуждая человека предавать свои внутренние чувства и самого себя, мы фактически облегчаем ему предательство большого сообщества в будущем. Если закон вынуждает людей предавать свою внутреннее моральное чувство дружбы, даже если это чувства основаны на детских привязанностях, то этот закон сильно подрывает целостность человека и начинается принуждение с промывкой мозгов. Совесть человека играет огромную роль в выборе между преданностью оппозиции и пассивным следованием. Закон также должен защищать человека от нарушения его личных моральных стандартов; иначе, человеческая совесть проиграет в сражении между личной совестью и правомочием. Моральные оценки начинаются с человека, а не государства.

Психический шантаж

Понятие промывки мозгов уже приводит к некоторым правовым последствиям, а они приводят к новым аспектам предполагаемого преступления. Поскольку отчеты о коммунистической промывке мозгов военнопленных в Корее и Китае были широко изданы в прессе, они пробудили беспокойство среди непрофессионалов. Как упоминалось в третьей главе, несколько шизофреников и пограничных пациентов ухватились за это довольно новое понятие промывки мозгов, используя его в качестве объяснения специфического вида заблуждения, которое их окружило — заблуждение в том, что они находились под влиянием. Некоторые из этих людей имели, так сказать, чувство, что их разум был вскрыт, как будто извне и мысли управлялись с помощью радиоволн или некоторой другой мистической связи. В течение последних лет я получил несколько писем от таких пациентов, жалующихся на свои ощущения непрерывной промывки мозгов. Новое понятие политического психического принуждения, вписалось в систему их заблуждений. Несколько адвокатов консультировались со мной для получения информации о клиентах, которые хотели предъявить иски к своим воображаемым промывателям мозгов.

То же понятие, упомянутое выше, как причина патологического подозрения, может злонамеренно использоваться для обвинения и предъявления иска кому-либо, кто дал людям профессиональный совет или попробовал повлиять на них. В этот самый момент (осень 1955 года) продолжаются несколько судебных процедур, на которых ответчикам предъявляют иски в преступлении по промывке мозгов третьим лицам. Они обвиняются в том, что давали кому-то советы в их профессиональной области, чтобы сделать что-то против интересов истца. Теперь стряпчий адвокат в состоянии напасть на тонкие человеческие отношения и превратить их в коррупционный материал. Это древнее зло, которое использует сочувствие не для сочувствия, а для антипатии и нападения. Таким образом, обвинитель может неправильно использовать колебания человека предавать гласности эти человеческие отношения; обвинитель также использует странную ситуацию в Соединенных Штатах, в которой даже невиновный победитель в судебной процедуре должен оплачивать затраты на свою юридическую помощь. Практически, это означает, что в сложном судебном деле, он должен заплатить по крайней мере тридцать тысяч долларов, прежде чем он сможет достичь Верховного Суда - если это дело рассматривается в Верховном суде - и обратиться к высшей форме справедливости в нашей стране.

Из-за этой новой стороны промывки мозгов, которая развилась в течение нескольких прошлых лет, профессия психиатра стала более уязвимой для необоснованного нападения. В одном случае третье лицо чувствовало, что ей причинили боль психологическим лечением, которое сделало пациента более независимым в неприятной коммерческой ситуации, в которой раньше он был довольно покорен. В другом случае предъявили иск доктору потому, что он смог освободить своего пациента от подчинения любовной интриге и неоднозначного обещания брака. В третьем случае, пациент во время лечения избавился от коммерческой деятельности, которая ужасно влияла на него. Во всех этих случаях, разочарованная сторона могла предъявить иск на основе так называемой промывки мозгов и злонамеренного влияния. В нескольких случаях такой формы шантажа были достигнуты расточительные договоренности до суда, потому что процедура суда будет намного более дорогостоящей.

Практикующий психиатр, на которого таким образом нападают, испытывает не только финансовое давление, оказываемое на него потерпевшей стороной и злонамеренным адвокатом, но в некоторых странах суд даже не признает тайны его профессиональной присяги.

В клятве Гиппократа говорится:

Независимо от того, в связи с моей профессиональной практикой или нет, что я увижу или услышу о жизни людей, о чем не следует широко говорить, я не буду разглашать это, считая что все должно оставаться в тайне.

Некоторые суды придерживаются того, что только физическое обследование и лечение считаются медицинским лечением, которое не подлежит разглашению; личный разговор — квинтэссенция психиатрического лечения - не считается медицинским лечением. Сокрытие профессиональной тайны расценивается, как неуважение к суду. Дополнительная трудность в том, что это обвинение в незаконных действиях по отношению к третьему лицу - не самим пациентом — не покрывается обычной страховкой от незаконных действий.

Важность такого вероломного нападения на психологические отношения — сейчас, однако, эти редкие случаи — в том, что это открывает дорогу для многих других форм психического шантажа. Это значит, что тонкие личные отношения могут подвергаться нападению и преследоваться в суде, просто потому, что третье лицо чувствует себя или исключенным, или забытым, или пострадавшим в финансовом отношении. Я не могу предъявить иск своему брокеру, за то, что он дал мне неверную финансовую консультацию, но я могу предъявить иск психологическому консультанту за злоупотребление служебным положением потому что он "промыл мозги" моему клиенту.

Какие открываются возможности для психического шантажа и хитрых обвинений! Мы постепенно можем сделать наказуемым неверное намерение и предчувствие, нонконформистский совет и управление, и наконец, простое честное человеческое влияние и оригинальность — вещи, которые уже считаются преступными в тоталитарных странах.

Слово "шантаж" первоначально использовалось в приграничной войне между Англией и Шотландией. Шантаж был соглашением, заключенным с грабителями, о том, чтобы не грабить или не покушаться на фермеров - в обмен на деньги или рогатый скот. Слово происходит из Среднеанглийского слова "maille", означающего или арендную плату или налог.

Французский эквивалент слова "шантаж" приближает нас к понятию психического принуждения. Оно означает принуждение другого человека "спеть", признаться в вещах против своей воли с помощью угрозы физического наказания или угрозы раскрыть секрет. Это, в конечном счете, является психическим принуждением.

Мы можем назвать психический шантаж усиливающейся тенденцией переступать через человеческие ограничения и достоинство. Это тенденция злоупотребления глубокими знаниями того, что происходит в дальних уголках души, чтобы ранить и смутить собрата. ПСИХИЧЕСКИЙ ШАНТАЖ НАЧИНАЕТСЯ ВЕЗДЕ, ГДЕ ПРЕЗУМПЦИЯ ВИНЫ ЗАНИМАЕТ МЕСТО ПРЕЗУМПЦИИ НЕВИНОВНОСТИ. Мы очень часто видим, проводимую желтой прессой охоту за грязью и сенсациями для смущения жертвы. Это не только поддержка непристойности, но и в то же время это подрыв человеческого суждения и мнения. И их сенсационность, препятствует и вредит справедливости в судах.

Как слабый ребенок может совершенствоваться в своем нытье со слезами и надутыми губами, недовольный обвинитель может совершенствоваться в своих фантазиях о злонамеренном влиянии и промывании мозгов. Склонный к суициду пациент может проявлять такой же вид давления.

Я убежден, что в будущем Верховный Суд создаст правила, которые будут управлять этими новыми формами обвинительных актов; все же ядро проблемы, в нашу переходную эру, находится в росте подозрения внутри человека. Мы шантажируем человеческие умы множественными мерами безопасности, с секретными файлами; мы шантажируем сплетнями с хитрым воздействием внутри политических групп, давлением внутри лоббирующих групп и даже отказом в нашей дружбе.

Судья и присяжные заседатели

Что же относительно людей, которые призваны отделять правду от неправды, выносить прямые и беспристрастные вердикты? Судья и присяжные заседатели влияют друг на друга и находятся под влиянием внешних фактов и внутренних потребностей, стоящих за поведением других исполнителей в судебном деле. Все же, как предполагается, они возвышаются над своим окружением, их личные нужды, желания и вынесение вердикта в соответствии с доказательствами, непоколебимы любым предубеждением или субъективными желаниями. И давайте примем во внимание то, что это не только те, кто связан с делом официально и принимает решение по этому поводу, это все, кто об этом знает. Вы и я, общественность, также являемся и судьями и присяжными заседателями.

Судья и присяжные заседатели сталкиваются с трудной задачей поиска и выяснения на основе одних фактов, и все же даже у них, под влиянием сильных групповых эмоций, может иметь место эмоциональная перестановка находящихся в памяти фактов.

Судья и присяжные заседатели находятся под влиянием коллективной эмоциональной атмосферы, окружающей спорные вопросы, им трудно поддерживать свою весьма необходимую объективность. Обычный присяжный заседатель уже подчиняется широко распространенной эмоциональной потребности прежде, чем начнется заседание, как например это доказывают некоторые судебные дела о расовом преследовании.

Недавно два авторитета по праву атаковали систему суда присяжных, первый (Пек), из-за их сдерживающего действия на процесс правосудия, другой (Ньюман), рассматривал их, как устаревший способ вершения правосудия. Суд присяжных, этот пережиток тринадцатого века, он намеревался заменить на магическое испытание судом божьим — боги и единомыслие определяют вину - и заменяют испытание сражением - физическая сила и мастерство решают чья сторона будет виновна. Заседание суда пэров, из тех кто знает обвиняемого и обстоятельства инкриминируемого преступления, в течение долгого времени служившее своим целям в довольно просто организованных сообществах.

Но в нашем сложном обществе, где люди мало знают друг о друге и где тысячи коммуникаций внедряются в сознание, изменилось существо вещей. "Обычные присяжные заседатели раскачиваются эмоциями и предубеждениями своей наследственности и бытовыми навыками". (Ньюман) Наши присяжные не всегда в состоянии следовать запутанной интерпретации фактов за и против. Кроме того, множество адвокатов знает, как очаровать присяжных, как поймать их разум и повлиять на их суждение. Кроме того, отбор присяжных заседателей будет все больше и больше задерживать судебный процесс.

Как простой пример того, как отдельное, личное и социальное внушение может затронуть текущие реакции присяжного заседателя, давайте посмотрим на внутреннее заблуждение, обычно называемое словом "предатель". У нас есть эмоционально нагруженное слово-включатель. Если кто-то обвиняется в том, что он предатель или оппозиционер, на основании бесспорных фактов, любого научного подтверждения, психологическое описание поведения этого человека основывается уже на коварном интеллектуализме. Консенсус достигается в том, что предатель должен быть наказан; он принадлежит к отбросам общества, лучше дать ему умереть. Даже адвокат, который его защищает перед судом, может быть обвинен в участии в измене.

Все мы знаем множество разных слов-включателей, которые немедленно вызывают замешательство в нашем объективном восприятии и суждении, потому что они затрагивают нераскрытые, неосознанные чувства. Такие слова как "коммунист" и "гомосексуалист", например, могут стать вводящими в замешательство словами-включателями, которые запускают огромную массу мрачных чувств. Демагогам нравится использовать такие слова, чтобы вызывать массовые чувства, которые они не могут контролировать, но которые, как они верят, очень подходят для моментальной стратегии. Однако, это может стать, игрой с динамитом. Любого из нас можно поколебать намеком на такое клише, как: "Нет дыма без огня" или "Вор всегда вором остается". Я однажды наблюдал это во время занимательных горячих дискуссий, где однажды кого-то ругали за то, что он был "грязным моногамистом". Как только было сделано обвинение, общественное мнение повернулось против него.

Даже судью могут поколебать его собственные эмоциональные трудности, а особенно предвзятые показания свидетелей, которые могут попытаться ввести его в заблуждение. Суды в Великобритании великолепно осведомлены об эффекте предвзятого отношения со стороны присяжных заседателей. Судебный процесс там в значительной степени защищен, главным образом посредством предотвращения досудебных обсуждений и рассуждений, независимо от непопулярности обвиняемого.

Трансляция допроса по телевидению

Открытый официальный допрос затрагивает всех, кто его наблюдает - и сам факт, что их это затрагивает, может повлиять на результат допроса. Различные слушания дел о преступлениях в нашей стране, к примеру, были представлены людям посредством телевидения. Сидящие в комфортных домашних условиях граждане, вдалеке от происходящих событий видят, как защитники оперируют фактами или дают инструкции своим клиентам (среди которых были известные боссы криминалитета) так, чтобы они выглядели в благоприятном свете. Даже при том, что их действия, возможно, были очевидными уловками с чертами фиктивной борьбы, в итоге не очень весело выглядящие жертвы преступников поднимались на смех, в то время как преступники выглядели лучше, невозмутимо, уверенно, в полном спокойствии. Жертвы часто не могли выдержать своего нахождения в центре внимания; это заставляло их как минимум неприятно себя чувствовать и смущаться.

С другой стороны, преступники, либо отвергали каждое обвинение с тоном справедливого негодования, либо делали признания, которые перерастали в истеричные поиски жалости. Оказываемый магический эффект на всех анонимных зрителей — в связи с тем, что свидетель или ответчик воображал их одобрение или неодобрение - влиял на результат слушания. Все мы, наблюдавшие их, подчиняли свои собственные субъективные ожидания, чтобы выдержать эти слушания.

Телевидение ставит массовый опыт таким слушанием, и непреднамеренная несправедливость, вместо изменчивых чувств общественности, становится частью атмосферы зала суда. Любая часть доказательств на таком слушании, окрашена слухам и эмоциями, потрясенных зрителей оставляют с чувством подозрения и внутреннего предчувствия, что слушание в реальности не преступило к фактам осуждения.

Поиски разъединения

Чувство справедливости человека имеет очень тонкий смысл. Как только "Юстиция" начинает флиртовать с влиятельными друзьями или становится абсолютно покорной, люди чувствуют себя неуверенно и их беспокойство растет. Но человеку больше необходимо чувство справедливости, чтобы почувствовать удовлетворение и радость, чем просто безопасность. Чувство справедливости - внутреннее отношение, стремящееся к реализации идеальных правовых норм, которые могут вдохновить сообщество и поднять его на более высокий моральный уровень. Оно нуждается не просто в минимальном достойном поведении, которое проводится в жизнь в соответствии с законом, а еще и максимальной личной инициативы и взаимной честной игры. Оно требует личной и социальной справедливости, взаимного ограничения в обслуживании взаимных отношений между людьми, а также между людьми и их правительством. Любое идеальное чувство справедливости требует жертв и подразумевает самоограничение. Эмоционализм его враг. Этот идеал справедливости не только действителен для людей, но и должен также управлять сообществами и странами. Только в такой атмосфере свободного взаимного пожертвования силами во имя растущей справедливости, может вырасти демократия.

Могут ли люди научиться смотреть объективно и в такой же манере выделять свои персональные чувства? Да, они могут. Методы предвзятого видения и свидетельствования можно изменить. Множество людей осознают, что люди вредят себе и другим, когда они подчинены коллективной страсти и предубеждению. Эти люди с помощью проницательного расследования и наблюдения, постоянной переадаптации психики и взгляда, с помощью поиска действительности, учатся тому, как уменьшить предвзятость, как видеть события.

Заключенные концентрационных лагерей или лагерей для военнопленных, постоянно так засыпаются слухами и внушением, их наблюдения настолько искажены потребностью в самозащите, что они едва ли в состоянии дать объективный отчет относительно поступков своих товарищей. Отношение коллектива изо дня в день направляет их мнения. Товарищ, ставший козлом отпущения, функция которого в облегчении общего гнева его сотоварищей, никогда не будет в состоянии нейтрализовать все последние отчеты о себе, просто из-за количества так называемых объективных свидетельств против него.

Очень трудно отделить слухи от фактов и нейтрализовать вросшие психические ногти. В человеке есть инстинктивная потребность становиться на сторону большинства, соответствовать мнению сильного. Эта потребность внедрена в биологическую потребность в безопасности. Именно поэтому у военнопленных солдат появилось сильное чувство соучастия. Результатом была полная неосознанная фальсификация того, что происходило. Индивидуальное наблюдение потерялось в сильном влиянии массового мнения.

В будущем психологии, когда проникновение в поведение человека будет лучше пониматься и применяться, мы станем лучше понимать важность надежных свидетелей. Каждый отчет и каждая часть свидетельства, за или против, будут исследованы и взвешены в свете их психологического и исторического фона. Гражданин будущего будет смеяться, оглядываясь назад, на когда-то потерянное в судах время, потому что очевидные факты одной стороны не принимались для оспаривания таких же очевидных фактов другой стороны. Эти граждане будущего поймут, что мы только разоблачили нашу взаимную враждебность и чувство страха, опасное поведение, те чувства, которые навязчиво и тонко побуждают нас делать субъективные перестановки наших воспоминаний и впечатлений. Он покажет, что в то время объективные взгляды были в своём младенческом состоянии.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

 СТРАХ КАК ИНСТРУМЕНТ ТЕРРОРА

 Страх перед жизнью

В нашу эру, пробужденный человеческими отношениями страх настолько силен, что бездействие и психическая смерть, часто кажутся более привлекательными, чем психическая осторожность и жизнь. Классическая психология часто говорит о страхе перед смертью и большой неизвестностью, как о причине многих неприятностей, но современные психологические исследования показали нам, что страх перед жизнью - более сильный, глубокий и пугающий.

Часто кажется, что жизнь вне нашей власти. Продвижение из относительно безопасной детской зависимости на свободу, одновременно рискованно и опасно. Жизнь требует активности и спонтанности, проб и ошибок, сна и пробуждения, соревнования и сотрудничества, адаптации и переориентации. Жизнь включает множество отношений, у каждого из которых есть тысячи условий и трудностей.

Жизнь удаляет нас от мечты о защищенном состоянии и требует, чтобы мы ежедневно выставляли свои слабые места и преимущества, перед нашими собратьями, со всей их враждебностью, также как и их склонностями. Она требует от нас создания полезной защиты и постепенного ее дополнения, так как мы меняем наши цели и наши отношения. Она требует от нас одиночества для свободного сотрудничества. Она призывает нас к подчинению и покорению, к приспособлению и восстанию. Она отбирает у нас детскую дремоту удовлетворения и волшебства всемогущих фантазий младенчества.

Жизнь требует не только брать, но и отдавать. Прежде всего, жить значит - любить. И многие люди боятся взять на себя ответственность в любви, в передаче своих эмоций близким. Они хотят быть единственными любимыми и защищенными; они боятся любовных ран и отверженности. Мы ясно видим это в том, как множество людей горячо воспринимают все возникающие в их жизни ограничения и расстройства - невротические ограничения обычных предубеждений или навязанные политикой власти тоталитарные ограничения. В своей книге «Бегство от свободы», Эрих Фромм ясно описывает, как давление свободы, когда оно не уравновешено ответственностью и пониманием, может довести людей до тоталитарного состояния разума и отказа от их с трудом завоеванных свобод. Такое состояние - не что иное, как медленная психическая смерть.

Тоталитарные лидеры, правые или левые, знают лучше любого, как использовать этот страх перед жизнью. Они процветают на хаосе и неразберихе. В периоды волнений в международной политике они наиболее спокойны. Стратегия страха одна из их самых ценных тактик. Растущие сложности нашей цивилизации и их руководства, оказывает влияние на политику власти, которая ощущается лучше, чем когда-либо прежде. Когда тоталитаристы добавляют к своей тактике все те умные фокусы, которые мы уже обсуждали в описании павловских рефлексов, повторяющееся внушение, ослабление рефлексов от скуки и физической деградации - они могут победить в битве за контроль над разумом человека.

В первых главах этой книги мы в некоторых деталях описали методы, которыми можно превратить человека в робота на службе тоталитаризму и некоторые управляющие склонности, которые даже в свободных странах могут отнять у человека его психическую целостность. Нам важно понять, что акцент на подчинение и страх перед спонтанной жизнью, может иметь почти такой же разрушительный эффект, как и преднамеренное тоталитарное нападение на разум. Подчинение и страх перед жизнью отнимают свободный образ жизни, её самый большой актив в борьбе с тоталитаризмом.

Сила человека в нашем разнообразии и независимости мыслей, в нашем согласии с инакомыслием, в нашей готовности обсуждать и оценивать различные противоречивые точки зрения. В отрицании разнообразия жизни, сложности и индивидуальности человеческого разума, в проповедовании твердых догм и самодовольства, мы начинаем постепенно перенимать тоталитарные склонности, которые осуждаем. Заблуждение никогда не бывает исключительным достоянием какой либо страны, класса или группы и тоталитарное заблуждение, которое само по себе способствует промывке мозгов, может овладеть нами множеством путей, от правых или левых, от богатых или неимущих, от консерваторов и бунтарей.

Страх и запугивание были не только результатом, но также и инструментом психического принуждения. Пока еще нет никакой объединенной теории страха и тревоги, и поэтому мы не знаем точно, как и почему развитие этих чувств приводит к таким страшным последствиям, для нас важно понять, насколько полезны инструменты страха и паники и определить по их виду, что могут сделать с людьми эти преобладающие эмоции.

Большинство людей думает о реакции страха, как об истеричном выражении отчаяния. Но эта глава должна прояснить, что страх и паника, также имеют свои парадоксальные выражения в безразличии и апатии, реакциях, которые просто потому, что они не считаются последствиями страха, могут быть намного более опасными для человека, чем хорошая истерика. Это скрытые, тихие страхи, которые также влияют на наше социальное и политическое поведение. Страх и паника - реакции не только на откровенную опасность и угрозу, они также и реакции на медленное, просачивающееся вторжение тревожащей пропаганды и постоянной волны внушений, перед которыми все мы бессильны. Страх работает вокруг нас и часто он бросает свою тень туда, где мы меньше всего его ждем. Мы можем совершать поступки из-за страха, даже не осознавая этого; мы можем считать наше поведение совершенно нормальным и рациональным тогда, когда фактически, психология говорит нам, что возможно, на нас уж начал влиять медленно надвигающийся страх.

Страх и бедствия укрепляют потребность отождествления с сильным руководителем. Они собирают людей в стадо уклоняющихся от желания быть отдельными клетками; они предпочитают быть частью огромной мистической общественной организации, которая защитит от угроз и бедствий, быть в союзе с лидером. Эта инстинктивная реакция поиска защиты также направлена против инакомыслия и индивидуализма, против отдельного эго. Мы видим в этом регресс к более примитивному состоянию принадлежности к массе. Истинно то, что процесс уменьшения эго, это отрицательная сторона реакции возвращения к массе. Кроме того, это стимулирует признаться в большей необходимости в сотрудничестве и взаимопомощи.

В течение последней войны и вообще из опыта чрезвычайных ситуаций, множество людей впервые узнали об эмоциональных связях, которые образовались между ними и их соседями. В то же самое время, беспокойство может пробудить подозрение и потребность в поиске козлов отпущения. Это парадокс страха, умножающий в одно и то же время, теплые чувства нарастающих связей и холод подозрения.

Хотя во всем мире есть осознанная тенденция к преодолению страха и чувства опасности, также существует менее осознанное провоцирование противоположного потока новых страхов, беспокойств и опасностей. Знает ли он о нем или нет, современный человек живет в атмосфере страха, страха перед войной, страха перед водородной бомбой, страха перед тоталитаризмом, страха перед несогласием, страха перед инакомыслием. К тому времени, когда мы узнаем о страхе, он уже начинает влиять на наше поведение. Как только страх проникает в сознание и возбужденную фантазию, он начинает управлять нашими действиями, хотим ли мы этого или нет. Мы не можем устранить тысячи воздействий и вызывающих испуг ситуаций современного мира, но мы можем научиться признавать их и понимать большинство стандартных форм реакции страха. Таким образом мы можем найти частичный выход из создаваемых ими напряженных отношений и научиться справляться с ними эффективнее.

Наши представления опасности

Я очень хорошо помню один солнечный день во время Второй мировой войны, когда я еще был в Голландии. Я играл в теннис с несколькими друзьями. Мы все получали удовольствие от спорта, но наше удовольствие было немного омрачено игроками на соседнем корте. Они говорили на языке ненавистных оккупантов и хотя они были одеты в такую же как и у нас белую спортивную форму, они явно были нацистскими офицерами, которые временно забыли о своих заблуждениях относительно завоевания мира и пытались расслабиться как нормальные люди. Внезапно все мы услышали гул самолетов и звук зенитной батареи неподалеку от нас.

Затем, к нам стала приближаться группа низколетящих Спитфайров - наших английских друзей. Мои друзья и я прекратили играть, замахали своими ракетками в знак приветствия и наблюдали за маневрами самолетов. Наши соседи отреагировали совсем по-другому. Они запаниковали; один из них отбросил свою ракетку и убежал, другие упали лицом вниз, в канаву идущую по периметру корта. Объективно, мы все столкнулись с одной и той же опасностью обстрела английскими самолетами, но для немцев они были самолетами врага, тогда как для нас они были друзьями.

Я уверен, что мне нет необходимости добавлять, что после этого случая гражданам, говорящим на голландском языке запретили играть в теннис на этом корте. Когда спустя год, мне представился шанс попасть в Лондон, я обнаружил что каждый раз, когда ночью прилетали немецкие самолеты, у меня было то же самое тревожное чувство, как и у немецких офицеров на теннисном корте. Казалось, будто каждая пуля и каждая бомба предназначались именно мне. Роль фантазии в страхе оказалась настолько огромной, что вражеская бомбардировка имела для нас иное значение, чем дружественная.

Страх можно очень просто определить, как внутреннюю реакцию на опасность. Это определение обманчиво в своей простоте, поскольку, как только мы его произносим, мы сталкиваемся с новой проблемой: Что мы называем опасностью? В бомбардировках, пожарах, землетрясениях и эпидемиях можно с легкостью распознать опасность. Так же как и в физической пытке, в прямой тоталитарной атаке и во внезапном экономическом крахе. Но есть множество тонких эмоциональных опасностей, также пробуждающих страшные фантазии и предчувствия, объединенные, часто, с внутренними представлениями о катастрофе и несчастьях. Как показывают наши примеры, разные люди сталкиваются с этими опасностями по-разному. Наше личное отношение к жизни и человечеству определяет, считаем ли мы ситуацию обычной решаемой проблемой или неукротимой опасностью.

Некоторые люди получают удовольствие от жизни под строгим контролем и механическим внушением. Для них тоталитаризм и управление сознанием не представляют опасности; они живут в своего рода вечной безответственной дремоте. Для этих людей свобода - это опасность, в то время как зависимость — это приятная безопасность. Другие люди ненавидят любое вторжение в свою личную свободу и целостность и находятся все время начеку для защиты себя от любого внешнего давления, реального или воображаемого.

Парадоксальный страх

Даже когда люди хорошо подготовлены и натренированы для встречи с ожидаемым бедствием, к примеру, с тюремным заключением и промыванием мозгов, влияние существующей опасности может вызвать различные виды защитного поведения. Чрезмерная подготовка даже может ослабить человека, так как долгое ожидание сильно разжигает все виды фантазий. У меньшего числа людей, это может быть выражено через такие патологические реакции страха, как полный нервный срыв или абсолютный паралич.

Каждый человек демонстрирует различные пределы психического сопротивления опасности и этот предел может ежедневно изменяться, в зависимости от нашей физической и психической сопротивляемости. Как правило, неопытные войска не сразу показывают в бою свой патологический страх; развитие такого поведения требует времени. Как бы это ни было парадоксально, реакция страха и моменты слабости, часто развиваются после того, как реальная опасность уже прошла. Когда спадает напряженность битвы или заканчивается ежедневное напряжение от жизни в лагере для военнопленных и потребность скрывать свои страхи и подконтрольное поведение исчезает, многие люди полностью отпускают и дают свободный выход своим страхам.

В Дувре, в Англии, в 1944 году, население перенесло своего рода коллективный нервный срыв, когда после напряжения от четырех лет непрерывных обстрелов немецкой артиллерией, они услышали только тишину. Внезапно, после того, как Союзнического войска героически пронеслись по бельгийскому побережью, артиллерийский обстрел полностью прекратился. В этот момент, многие из жителей Дувра сломались. Это было похоже на то, будто неожиданная тишина шокировала их.

Нам важно понять эту парадоксальную реакцию страха, после того как опасность уже миновала. Тоталитарные стратеги знают, что во время периода временного затишья и ослабления напряженности, люди теряют свою бдительность и таким образом легко могут попасть в тоталитарные лапы. В своей стратегии террора они сознательно используют психологическое влияние периода отдыха. Как только мы расслабляем и снижаем уровень защиты, которую мы создали для противодействия опасности, мы можем накинуться на любое сильное предложение. В своей "Книге Террора", тоталитаристы называют метод использования такого расслабления в своих интересах - "стратегией разделенного страха": в период затишья между острыми напряженными отношениями, они легко могут повлиять на разум своих жертв. Гитлер использовал Мюнхенский период затишья точно таким же способом. В этот период, давление его пропаганды было вдвое эффективнее.

Независимо от того, наступает ли реакция испуга сразу или с задержкой, большинство людей в состоянии стресса демонстрируют поведение, которое, как можно сказать, попадает под одну из следующих форм:

1. Регрессия - потеря навыков поведения

2. Камуфляж и маскировка - так называемая реакция "притворства или лишения чувств"

3. Взрывная паника - защита при помощи "борьбы или бегства"

4. Наши психосоматические рефлексы - тело берет управление на себя

Регресс

Хотя большинство людей более или менее знакомо с понятием регресса, поворачивающего культурные часы в обратную сторону, тем не менее они удивляются, когда видят, как уравновешенные мужчины и женщины в периоды катастрофы и паники, теряют свои приобретенные в обществе привычки. Я когда-то обследовал инженера, который стал жертвой землетрясения в одной зарубежной стране. После землетрясения он вел себя совсем как ребенок. Были испробованы все виды лечения, но ни один из них не достиг успеха; мы так и не смоглиизменить его инфантильное поведение. Он не смог найти свой путь назад к нормальному, адекватному поведению.

С того рокового дня он остался забаррикадированным в своей спасительной пещере. Это было, как если бы он сразу забыл все, чему когда либо научился. Он больше не был взрослым мужчиной, профессиональным ученым. Он был младенцем. Он лепетал как младенец, он питался как младенец. Другая жертва землетрясения, о которой я знаю, это преподаватель математики, который после землетрясения был обнаружен в своём саду полуголым, играющим в игрушки своего ребенка. Он полностью отказался от любого признания реальной чрезвычайной ситуации, в которой он оказался и вернулся к периоду детской безответственности. В животном мире повсюду сталкиваются с такой формой защиты, как регрессивное поведение. Когда организм находится в опасности, он отбрасывает свою многогранность и отступает в более простую форму существования. Когда обстоятельства жизни становятся слишком опасными, некоторые легко уязвимые многоклеточные организмы становятся хорошо защищенными, простыми, одноклеточными существами. Этот регрессивный процесс, называемый инсектизацией, может к примеру, иметь место, когда организм подвергается воздействию ненормальной температуры или испытывает жажду.

Человек подчиняется такому же правилу биологической защиты. Когда его жизнь становится слишком сложной, он часто поворачивает часы развития в обратную сторону и снова становится примитивным. Может произойти внезапный распад на составные части и расстройство функций. Эта форма регрессивного поведения распространена среди детей. Когда они пугаются, они часто откатываются к детскому лепету или ночному недержанию. На подвергавшихся бомбардировкам во время Второй Мировой Войны территориях, множество девочек в позднем подростковом возрасте, стали снова играть со своими куклами. Даже зрелые на вид, гиперискушенные мужчины и женщины, когда на них нападает страх, могут продемонстрировать тысячи признаков такого инфантилизма. Их признаки не всегда такие значительные, как приведенные выше примеры; но тем не менее, это признаки страха. Когда взрослые люди начинают заикаться и утрачивают правила своего воспитания, когда они окружают себя особенным защитным очарованием, когда они придумывают истории о своей волшебной неуязвимости, когда они много хвастаются, любят есть много сладкого, много свистеть, много говорить, много кричать и терять свое устойчивое и уравновешенное поведение, они действуют в состоянии страха.

Во время Второй мировой войны, в лагерях для военнопленных и бомбоубежищах, люди действительно узнавали друг друга, также, как дети на детской площадке, у которых есть простой дар интуитивно знать, кому они могут доверять. В наш тревожный век, мы чувствуем, что нами овладевают те же самые тени страха, которые когда-то преследовали первобытного человека и мы можем реагировать на них, поступая также, как и наши примитивные предки.

Камуфляж и маскировка

Другая форма поведения - это камуфляж и маскировка для игры в прятки с судьбой. Эта полезная защитная хитрость, часто замечается у самых низко развитых животных, которые временно принимают форму или цвет окружающей среды. Это похоже на военный камуфляж. Все знакомы с изменениями цвета хамелеона и есть множество других животных, которые в состоянии изменять форму своей кожи или тела во время опасности. Однако, многие люди не знают, что человеческая кожа, это тоже элементарная попытка замаскироваться. Феномен гусиной кожи напоминает реакцию испуганной кошки; внезапно седеющие волосы или обесцвечивание кожи, известные, как меланоз страха, изменяют наш внешний вид.

Во время Второй мировой войны я поехал с командой спасателей в Роттердам, после того, как город сильно разбомбили. Когда мы смотрели на людей, нашим первым впечатлением было то, что они все носили маски. Их кожа сморщилась и демонстрировала типичную маскировочную реакцию. Они были все еще ужасно напуганы. Как будто они скрывались от сбрасываемого на них страшного адского пламени.

С этими физическими реакциями имеется психологическая параллель; эта форма поведения называется "притворись или лишись чувств". Актуальная психология смотрит на обе реакции, притворства и падения в обморок, как нa пассивный уход от действительности. Эта реакция сопоставима с контузией или неврозом сражения, исследование которых является одной из самых увлекательных глав медицины. Солдат и гражданское лицо, могут одинаково войти в состояние психического паралича. Жертва в таком состоянии становится апатичной; не способной говорить или перемещаться. Для него больше не существует никакой опасной действительности. Он выглядит мертвым; только его напуганные, горящие глаза кажутся живыми. Этот аттитюд смерти или каталептическая реакция, часто оказывают абсолютно ужасающий эффект на наблюдателей. Нет ничего настолько заразительного, как потеря сознания в любом переполненном месте.

Это имеет предельную важность для понимания, как в обстоятельствах, которые требуют предельной активности, люди становятся пассивными, парализованными, равнодушными и покорными. Тоталитаристы используют пассивную реакцию человека на террор, когда помещают своих заключенных в огромные концентрационные лагеря всего с несколькими охранниками; они делают ставку на то, что пассивная реакция жертвы будет препятствовать бунту или попыткам бежать. Как птица, которая замирает при приближении змеи, человек может пассивно подчиниться тому, от кого он трепещет и кого он боится, чтобы сбросить напряжение от ожидания. Очевидный пример, это вор, который сдается полиции, потому что не может выдержать напряжения и неуверенности от ожидания, когда его поймают.

Причиной психологической реакции маскировки является эмоциональный шок и тихая паника - психический паралич, который подавляет некоторых людей, когда они больше не могут справляться с обстоятельствами, в которых они оказались. Пассивное подчинение, тому, чего он опасается - одна из наиболее распространенных реакций человека на внезапную опасность; она не ограничивается только лицами с патологиями. Это случается намного чаще, чем дикая и откровенная паника и проявляет себя в многочисленных тонких механизмах поведения. Люди могут спрятаться за жалобами на физические болезни.

Они могут найти спасение в "очень важных" псевдозадачах и хобби. Они могут с упрямой беспечностью отрицать реальную опасность. Они становятся упрямыми и непослушными; ничто не может включить их. Они говорят, что не интересуются политикой. Некоторые пытаются расхваливать перед другими свою парализующую теорию безнадежности и неизбежности смерти. При этом о ядерной бомбе говорить нельзя! Другие кидаются в алкогольное забвение или прячут себя в долгих, бессмысленных разговорах. У каждого человека есть собственная психологическая линия Мажино - крепость, которую он считает неприкосновенной. Мы называем это политикой страуса - это одна из самых опасных стратегий в мире. Остерегайтесь тоталитариста, проповедующего мир; его намерение может состоять в том, чтобы столкнуть всех людей в пассивное подчинение, в то, чего они опасаются.

Культ пассивности и так называемой релаксации — это одно из самых опасных изобретений нашего времени. По существу это тоже форма маскировки, удвоенное желание быть незаметным, не видеть опасности и проблемы жизни. Мы не можем избежать всех окружающих нас напряженных отношений; они являются частью жизни и мы учимся адекватно справляться с ними и использовать наше свободное время для более творческого и приятного досуга. Тихая, релаксация наедине с алкоголем, конфетами, телевизионным экраном или тайной убийства, может погрузить разум в пассивное состояние, которое постепенно может сделать его уязвимым для чарующей идеологии страшного врага. Пассивно отрицая опасность тоталитаризма, можно постепенно подчиниться пугающим ранее уговорам.

Взрывная паника

Большинству людей, наряду с другими реакциями страха, близко знакома взрывная моторная реакция, которую мы называем паникой и паническим бегством. Это то, что мы называем массовой истерией, музыкальной чаконой реакции. У ребенка есть приступы истеричной реакции, у пожилых людей тоже есть своя безудержная ярость и реакция по принципу "борись или беги". Хотя о слове "паника" мы обычно думаем, как об описании таких явлений, как истеричное паническое бегство из горящего театра или метания населения под гнетом террора, есть множество незаметных шагов, которые ведут от первых симптомов волнения, которое все мы чувствуем когда нам что-то угрожает, до наблюдаемых во множестве случаев, приступов плача, бегства и агрессии.

Человек демонстрирует множество форм панического, бешенного, эпилептического (окопная болезнь) поведения, ярость, гнев, самоуничтожение, преступная агрессия, бешенство, дезертирство, беспорядки, безудержная импульсивность, езда на огромной скорости. Солдат в состоянии паники может повести себя как разгневанный ребенок. Он может напасть на своих друзей или обстрелять участников своей группы. Гражданские лица в панике могут начать кричать, плакать, бесцельно ходить, воздевая руки. Или же они могут кричать, ругаться или звать на помощь. Паникующий человек распространяет панику; каждый раз, когда он кричит, он провоцирует других бежать. Паника базируется не на грубой силе или потере энергии, а скорее на отсутствии внутренней структуры, неспособности к организации. Паникующий лидер не решается пользоваться порученными ему полномочиями.

Глубоко в нас живет ребенок с истеричным характером. Чем опасность более загадочна и необъяснима, тем более примитивными могут быть наши реакции.

Беспорядки, движение разъяренных масс и вспышки преступности, служат для увеличения страха и паники, и могут использовать внутреннее чувство незащищенности человека и способствовать его пассивному подчинению тоталитарному окружению. Любой террористический режим подчиняет свои жертвы, чтобы подавить в них реакцию сопротивления и гнева. Чем больше эти реакции подавляются, тем больше у жертвы растет внутренний гнев, который будет ждать положенного времени, пока ему не дадут разрешения на социально допустимую форму взрыва. Такой универсальной паникой, часто бывает война - массовый разряд накопленного внутреннего гнева. Здесь также, внутренние страхи человечества переходят в массовое уничтожение.

Тело берет управление на себя

Хоть это и не тайна, но очень трудно объяснить огромную группу психосоматических реакций. Давайте рассмотрим пример, который может прояснить это явление. В моем родном городе в Голландии, во время Второй мировой войны, после нескольких бомбардировок вспыхнула эпидемия, как это объяснили, заболеваний мочевого пузыря. Люди страдали от необходимости мочиться так часто, что не могли спать; ночью почти никто не отдыхал. На короткое время возник бум урологической практики. И затем психиатры объяснили, что эти позывы к мочеиспусканию были одной из первых реакций страха.

Пострадавшим было достаточно только вспомнить свое детство и вспомнить их физические реакции на экзамены в школе, чтобы увидеть, что происходило. Усиленное мочеиспускание можно описать, как одно из приспособлений, снимающих телесное напряжение. Тело может реагировать на опасность и панику множеством физических симптомов. Пот, частое мочеиспускание, учащенное сердцебиение, диарея, высокое кровяное давление — это только некоторые из них. Мы знаем, что многие из этих реакций связаны с мобилизацией определенной защиты тела от угрожающих ему опасностей. Специфичные способы, которыми развиваются соматические заболевания, связанные со страхом и беспокойством, в основном обусловлены историей личной жизни человека, особенно его развитием в детстве. Младенец, чьи ранние напряжения и желания топились в молоке и пище, во взрослом состоянии, при надвигающейся угрозе, будет пытается снова наполнить свой рот. Обжорство стало для него смягчающим страх приспособлением. В процессе воспитания ребенка, родитель невольно обучает определенные органы ребенка реагировать на трудности жизни.

Поскольку в организме человека есть множество органов, он может продемонстрировать огромное разнообразие своих физических и эмоциональных реакций на внешние и внутренние угрозы. Психосоматическая медицина различает различные типы характеров, в зависимости то того, какие органы реагируют на внешнее напряжение или опасность. Есть язвенный, астматический, колитический и сердечно-сосудистый типы характеров. Каждый из этих типов показывает различную реакцию на одну и ту же битву — битву со страхом. Чувства социального напряжения могут быть выражены через различные органические болезни. При остром испуге, однако, определенные органы тела реагируют чаще, чем другие. Как мы видели в предыдущем примере, потребность в частом мочеиспускании — это почти универсальная реакция на испуг. "Расстройство желудка", это еще одна почти универсальная реакция на страх.

Во время Второй мировой войны бригада врачей тщетно искала причину, вызывающую неизвестное кишечное заболевание среди американских солдат, которые готовились к высадке на один из вражеских островов в Тихом океане. Врачи и биологи все исследовали и переисследвоали, но ничего не нашли. Таинственная болезнь исчезла так же внезапно как и появилась, после того, как началось вторжение и солдаты смогли освободиться от напряжения ожидания. В любом случае, эти люди не были странными или ненормальными. Даже когда каждый сознательно принимает проблему опасности и готов встать перед ней, противодействующие в организме силы могут одержать победу над силой разума. Разум хочет быть храбрым, а тело спасается в болезни. Целостность воспитания детей, эмоциональная безопасность дома и пожизненная подготовка к принятию различных жизненных проблем, это те факторы, которые определяют, как мы будем реагировать во время проверки.

При лечении отчаявшихся солдат во время последней войны, психиатры потратили время, чтобы дать объяснения этим разнообразным опасным реакциям. Так как жертвы стали понимать свои реакции и видеть, насколько они были распространены, они сделали первый и самый важный шаг к своему выздоровлению. Им больше не надо было бояться своих страхов; они больше не дрожали в оцепенении. Для них было важно узнать то, что опустило их до уровня беспомощных детей и было частью универсальной формы защитного поведения. Поскольку они это поняли, они стали меньше пугаться и стыдиться своих персональных страхов. Они узнали, что их тела реагировали также как и многие другие, они смогли снова спокойно и с лучшим контролем заниматься своими обязанностями. Стойкость и находчивость зависят от самопознания также, как они зависят от помощи и поддержки других людей.

В периоды стресса и бедствий, люди начинают искать уязвимые точки и слабые места у своих друзей и врагов. Эта проверка идет постоянно во время обычной войны, но это также происходит и во время холодной войны. Холодная война оказывает непрерывное давление на человеческое воображение и психическую силу духа, являясь причиной многих реакций своеобразного побега или физических реакций.

Каждый раз, когда человеку противостоят страх и опасность, он должен сделать выбор: Откажет ли он себе в несдержанной ярости? Должен ли он сконцентрироваться на самозащите? И будет ли он выполнять свои обязанности? Реакции страха мы описали как первоначальный импульс самозащиты (возможно, что и ошибочный), который может прорваться через все наши цивилизованные барьеры. Только грамотная и сознательная внутренняя и внешняя готовность к опасности, может дать человеку силу сдерживать эти реакции. Обучение начинается в самой глубине семьи и поддерживается на примере мирного, свободного сообщества. Это первые учителя в постоянном сражении между внутренним страхом и внешней опасностью.

Тем, кто рискует попасть под промывку мозгов, можно помочь, просто знакомя их с фактами. У предвидения есть частичная защитная функция и это относится к лучшей безопасности, которую мы можем им дать. Оно устраняет ослабляющее влияние тревожного и мистического ожидания. С его помощью, их психическая восприимчивость содействует с врожденной внутренней силой, с примером хорошего воспитания, с задачами и перспективами, которые общество ставит перед ними.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

 НЕЗАМЕТНОЕ ПРИНУЖДЕНИЕ

В ходе наших исследований касающихся управления мыслями, духовного убийства и промывки мозгов, стало яснее, что нужно уделять больше внимания средствам которые вызывают внутреннюю готовность для психического подчинения. Личное развитие и различные культурные влияния могут незаметно сделать человека более уязвимым для внушения и идеологической атаки. В третьей части я призываю читателя обратить внимание на медленное вторжение в наше сознание с помощью технологий и бюрократии, а также, как специальные формы предрассудков и массовых заблуждений могут овладеть нашим разумом, прежде чем мы узнаем об этом. Последняя глава, изучая измену и преданность, снова обращает наше внимание на огромное влияние массового сознания на наше личное понятие преданности.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

РЕБЕНОК - ОТЕЦ ЧЕЛОВЕКА

Настало время, чтобы спросить себя, если возможно, есть ли что-то в нашем собственном росте и развитии, что может сделать нас более уязвимыми для психического вторжения и окончательной промывки мозгов. Есть ли к примеру, у нас, специальные потребности в принуждении? Что говорится ребенку и чему его учат, чтобы удерживать его в духовном подчинении в своей среде?

Это важные вопросы и они потребовали бы полного философского и педагогического исследования. Тем не менее, практически, мы можем ограничить наш внимание двумя различным сферами развития: влияние родителей и влияние определенных социальных привычек. Последние уже были исследованы во второй части этой книги. Более того, я должен повторить это в своём исследовании, что все кто обучены по правилам слишком строгого повиновения и послушания, легче ломаются под давлением. Во время Второй мировой войны, когда допрашивали взятых в плен так называемых офицеров СС, они с готовностью открывали свои военные тайны. Прожив в течение многих лет под тоталитарным управлением, они были так же послушны новым командующим голосам. Иногда нам надо было только подражать громкому голосу их хозяев и они были готовы обменять своего бывшего босса на нового. Для них, каждая команда стала автоматическим включателем приспособления к очередному повиновению.

Когда мы в нашей стране имели дело с членами коммунистической партии, у нас был сравнимый опыт: члены партии были политически послушны и моментально изменили свою тормозящую партийную стратегию на противоположную тактику, когда Москва приказала им это сделать.

Как развиваются тоталитаристы

Большое внимание уделяется различным психологическим мотивациям, ведущим к политическому экстремизму и тоталитарному мышлению у мужчин и женщин, выросших в демократической атмосфере, но кто добровольно принял решение связать себя с некоторой тоталитарной идеологией. Психологи, которые входят в контакт с тоталитарным поведением, знают, что те, кто под их влиянием легко с ними соглашается, в общем и целом, в свободных демократических странах выбирает тоталитаризм почти всегда в соответствии с внутренним индивидуальным фактором разочарования. Обычно это не является ни бедностью, ни социальным идеализмом, который делает человека тоталитаристом, а главным образом - внутренними факторами, такими как чрезвычайная покорность и мазохизм, с одной стороны или жажда к власти с другой. Неразрешенная детская ревность тоже играет роль; я проверял нескольких сотрудничавших с нацистами людей, чье политическое поведение было в некоторой степени мотивировано тем, что они были старшими в семье и не могли выдержать конкуренцию со своими младшими братьями. Все эти факторы помогают объяснить почему тоталитаристы повсюду могут использовать пропаганду насилия, злоупотребление ненавистью, вражду, расизм и политическую ярость. Они знают, что околдовывать людей можно только игрой на этих незрелых чувствах лишения и неудовлетворенности.

В своих экспериментах я был поражен, увидев насколько в целом нереалистичны основания для политического выбора. Я редко находил человека, который сделал свой выбор политической партии, демократической или тоталитарной — с помощью принципа изучения и сравнения. Слишком часто, выбор политического предпочтения человека определялся апатией, семейной традицией, расчетом на финансовую выгоду или другими неподходящими факторами. Отсутствие рациональной мотивации может сделать людей более восприимчивыми к тоталитарному обольщению даже в демократическом сообществе. К примеру, я очень ясно помню голландского врача, с которым ходил в медицинскую школу. Он влюбился дочь коммуниста и в конечном счете женился на ней. Сначала он был взволнован конфликтом между его принципами и его любимой, но постепенно сдался этим принципами и стал выравнивать свой политический курс.

Позднее я встречал его время от времени. Он был превосходным доктором и веселым товарищем и он благосклонно воспринимал наши тонкие полусерьезные остроты о своей политике. Но в момент, когда мы начинали действительно серьезную дискуссию, он скрючивался в своём официальном защитном уголке и становился другим человеком, механически раздавая готовые аргументы. Во время войны я часто встречал его в ходе нашей общей подпольной работы. Он был полностью ошеломлен договором Сталина с нацистами, но в момент когда в Россию вторглись и она стала союзником, он снова начал свой агрессивный роботизм. Мало того, что он был верным борцом с нацистами, он настаивал только на своих способах борьбы. Он погиб во время опасного задания подполья и у меня навсегда осталось чувство, что он был на поводу своих скрытых суицидальных чувств. У других нацистов и коммунистов, я наблюдал, как драматические примеры личного негодования, на считая страданий от реальной несправедливости, могут привести человека на сторону мятежников.

Некоторые из этих людей представляли образец, который просто пассивно подчинился более сильному движению, чем они сами — мужчины и женщины, чья идеология была отражением любой стороны, поймавшей их первой; другие были мотивированы потребностью выразить свой личный гнев и негодование в каком-то направлении и использовали политические акции для удовлетворения этой потребности. Но если мы хотим прийти к реальному пониманию внутренних факторов, которые принуждают человека принимать тоталитарную идеологию, мы должны копнуть немного глубже и должны уделить наше внимание некоторым базовым основам этой проблемы.

Формовочные ясли

Одна из важных вещей, которую мы узнали из современной психологии, это то, что корни многих наших взрослых установок и проблем лежат в далеких внешне спокойных детских годах и воспитании. Жизнь младенца, может казаться, спокойной и беспечной, но с момента рождения, он слышит тысячекратный грохот собственного разума и внешнего мира. В матке своей матери он не знал ни тепла, ни холода и теперь его кожа передает ему эти ощущения. Когда он находится под защитой организма матери, ему не надо было ни дышать, ни есть, ни выделять отходы; теперь он должен делать все эти вещи самостоятельно. Он нуждается в помощи для их выполнения, ему нужна защита и для этой защиты и помощи он должен полагаться на этих взрослых гигантов - Мать и Отца.

Он крайне и абсолютно зависим, он неспособен в одиночку найти адекватные ответы на свои потребности. Он ограничен ничтожно малыми средствами адаптации, с минимумом своих врожденных форм действия. Тепло, еда и любовь, вещи, в которых он нуждается, чтобы сохранить свою жизнь, появляются у него, когда он делает "правильные" вещи - и правильные вещи это усвоенные, цивилизованные вещи, а не инстинктивные и примитивные. Гиганты, его родители, предъявляют к нему требования - они начинают формировать его согласно своим собственным привычкам и младенец должен подчиняться всем этим внешним требованиям, чтобы получать то, что он хочет и в чем нуждается.

Он должен следовать сотням таинственным, непостижимым обучающим правилам, чтобы взамен получать ласку и защиту, от которых он так зависит. Все это преобразовывает его в более или менее приспосабливающееся существо. Мораль его родителей впитывается и становится в нем вездесущей силой. В него впечатаны все виды привычек, которые служат для внушения ему особой формы адаптации, которую его родители и общество считают для него добром. Формы его взрослого поведения предсказываются формами поведения, принятыми его родителями. Терпеливая мать отпечатывает в своем ребенку терпение; взволнованная, навязчивая мать, отпечатывает напряженное отношение к ней.

Ребенок, который воспитывается в любящей его окружающей среде, развивает внутренние представления о любви и привязанности и лучше принимает налагаемые родителями на его свободу ограничения и устанавливаемые ими правила. Он принимает без излишнего протеста жизнь по расписанию, правила пользования туалетом, недоразумения родителей, даже когда его потребности идут вопреки этим социальным требованиям. Он может захотеть есть, когда по расписанию не должен быть голодным. Он может захотеть спать когда его родители хотят, чтобы он бодрствовал. Общество требует от него, чтобы он учился сдерживать свою радость и он будет реагировать на это требование исходя из своего чувства защищенности в привязанности к родителям. Ожидать пока покормят, не имея возможности больше сосать, контролировать потребность в туалете - все они требуют от ребенка новой и сложной адаптации. Его побуждение к немедленному и безоговорочному удовлетворению своих потребностей, должно преобразовываться во что-то намного более сложное — в единую форму поведения в соответствии с выученными реакциями.

Для нас нет особой важности описывать здесь различные пути, которыми ребенок приходит к ранним культурными обязательствам. Но важно понять, что колыбель и ясли изменяют и переделывают врожденные естественные реакции, антисоциального, примитивного ребенка, чтобы сформировать из него взрослого, который может расстаться со своим детством, наследуя разочарования, вытекающие из этого процесса формирования. Индивидуальные проблемы вызываются индивидуальными формами воспитания детей; эти самые формы в некоторой степени являются продуктом культурных традиций, в которые они внедрены и нравами сообщества, в котором ребенок родился. Все начинается с начального уровня, когда наше общество накладывает на детей расстройства и ограничения, к которым они ни биологически, ни эмоционально не готовы, и доходит до уровня, когда наша культура прокладывает путь к взрослым проблемам с поведением и невротическим состояниям подчинения или агрессии, которые могут найти выражение в преданности к некоторой тоталитарной группе.

Выработка условных рефлексов у ребенка для рабского и покорного состояния, к примеру, может начаться, когда родители твердо фиксируют автоматические правила поведения младенца. Они могут сделать из него одержимого временем или автоматического уборщика. Они могут заставить его слишком рано заговорить или быть тихим, когда его голос вырывается из него или спать когда его тело пульсирует энергией из-за бессонницы. Такие родители накладывают на своего ребенка постоянное чувство вины - каждый раз, когда он не выполнит их требования, он будет чувствовать беспокойство и недовольство. И в то же время они вынуждают его любить их, даже когда они ему неприятны. Они могут заставить его извиняться за поведение, которое ему кажется совершенно приемлемым; они могут потребовать от него признания в проступках, которые в его возрасте для него не являются преступлениями. Некоторые методы промывки мозгов можно увидеть уже в колыбели; родители могут подвергнуть его допросу, привязать его к себе или постоянно держать его перед своими глазами. Со своим заботливым вниманием они никогда не оставляют его в покое, чтобы он смог самостоятельно насладиться чувством своей безопасности. Беспомощный ребенок в таком окружении становится эмоционально неуверенным; в обмен на еще большее количество чужого благополучия, он еще больше приспосабливается и становится покорнее, не смотря на то, что это приспособленческое поведение скрывает огромный внутренний протест и враждебность.

Когда родители не позволяют ребенку открыто и непосредственно выражать свои инстинктивные потребности, они вынуждают его искать другие способы их выражения. Если во время своего начального обучения - которое может начаться со дня его рождения — ребенок сталкивается с бесконечными ограничениями прямого выражения своих потребностей, он попытается достигнуть их косвенными способами - через напряженность, обеспокоенность и крик. Вместо того, чтобы иметь возможность использовать естественные выражения своего инстинктивного поведения, ребенка ограничивают и ставят в определенные условия, чтобы влиять только с помощью подавления и контроля поведения. В своих усилиях с подконтрольным поведением, чтобы понравиться своим родителям, естественные средства выражения ребенка могут перевернуться. Вместо самовыражения, его подавляют. Здесь находятся корни такого взрослого поведения, как малодушная покорность и побуждение к соответствующей лжи. Основа такой мазохистской формы поведения формируется в младенчестве. Подчинение и признание - единственные возможные стратегии для ребенка в мире, который слишком давит на него контролем. Внутреннее восстание, враждебность и ненависть должны выражаться парадоксальным образом. Твердое молчание ребенка - это доказательство того, что он хочет кричать и вопить. Он может косвенно осуждать и нападать на враждебный мир посредством магии жестов, шутовского поведения или даже приступов эпилепсии.

Будучи вынужденным подавлять свои инстинктивные потребности и свои представления об их удовлетворении, он может скрыть их существование даже от себя. Поверхностное подчинение становится его единственным средством коммуникации, и когда это происходит слова и жесты приобретают маскирующую функцию. Он никогда не говорит того, что имеет в виду и постепенно он даже перестает знать, что он имеет в виду.

Очевиден перенос такого типа воспитания во взрослую жизнь. Натренированный для подчинения ребенок может вырасти и стать взрослым с легкостью приветствующим авторитарные запросы тоталитарного лидера. Это желаемое повторение старых рефлексов, которым можно следовать без дополнительных затрат эмоциональной энергии. Предварительно натренированный сдерживать свою агрессии к козлам отпущения, он может перенаправлять свое скрытое недовольство правилами и требованиями своих родителей на все общество в целом. Или он может найти выход для них в страшном взрыве скрытой агрессии, которая демонстрируется линчующими толпами или бригадами штурмовиков Гитлера.

Другие формы родительского поведения также оказывают свой эффект на ребенка. Если ребенок преждевременно обучается привычкам, которые развились бы самопроизвольно в более позднем возрасте, он может продемонстрировать различные виды искажений своего поведения. К примеру, распространен эффект от раннего приучения к туалету, но есть и множество других родительских команд, которые могут оказывать такой же эффект на ребенка. Примеры одевания ребенка или постоянного требования родителей, чтобы он вел себя всегда тихо, вяло и находился в состоянии покоя, влияют в равной степени одинаково. Огромное влияние на расстройства ребенка оказывают слишком строгие команды, которые даются раньше, чем он будет способен их выполнить.

То, что было принудительно проведено внешними усилиями в жизнь ребенка, становится внутренним автоматическим правилом, принуждением. Давайте ненадолго вернемся к примеру обучения туалету, хотя это только часть целой формы обучения. Ребенок, которого обучают управлять своей потребностью в туалете в слишком раннем возрасте, самостоятельно учится содержать себя в чистоте и получает запор при любых обстоятельствах. Его тело обучается автоматическому самоконтролю, но где-то в глубине себя ребенок чувствует презрение к тем, кто принуждает его к такому поведению. Он может стать хронически враждебным взрослым человеком, готовым принять некоторую враждебную идеологию. В менее серьезных случаях, конфликт между внешними запретами и внутренней потребностью облегчиться, может создать длительный условный рефлекс внутренней опасности. Или это может довести до постоянного капризного недовольства, которое может легко быть использовано любым потенциальным диктатором.

Мы должны подчеркнуть, что самая ранняя паутина связи образуется между родителями и ребенком на уровне, который психология называет превербальным и неосознанным. Это контакт без слов. Мать напрямую передает свое настроение ребенку; он ощущает и улавливает ее чувства. Ребенок также передает ей свои капризы; она чувствует его боль и радость сразу как только это происходит. Эта младенческая чувствительность заставляет его реагировать с большой силой - он очень хорошо знает чувства своих родителей. Такие отрицательные родительские факторы как беспокойство, небезопасность, инфантилизм, взаимная дисгармония, невротическая любовь, бедность, борьба за существование и навязчивая тирания, оказывают огромное влияние на ребенка. Недавно я наблюдал младенца, который отказывался от любого ухода или предложения его матери покормить. Младенец "знал", что у матери была глубоко укоренившаяся враждебность по отношению к нему; он чувствовал ее отвращение и отторжение.

Но младенец принимал еду и внимание от всех остальных. Взаимодействие между отношением родителей и развитием ребенка начинается с рождения.

Возможно, что один из самых понятных примеров искаженного воспитания можно заметить на примере одного случая, с которым я имел дело во время Второй мировой войны, когда меня попросили провести психологическое обследование предполагаемого пособника нацистов. Этот человек, который находился в Англии когда я его увидел, сказал, что он покинул оккупированную Голландию, потому что он больше не был согласен с немецкими оккупантами. Когда он прибыл в Англию, то как объект, имеющий важное значение для тщательного изучения, был помещен в дом для людей подозреваемых в шпионаже . Оттуда он вскоре был направлен в психиатрическую больницу из-за своего странного поведения. Он не был по настоящему болен психозом, но он действительно испытывал большие затруднения в отношениях с другими людьми.

Когда я пошел побеседовать с ним, мне стало очевидным, что он был полностью сбит с толку. Он так много говорил, что его было почти невозможно понять. Я спросил о его детстве. Ему было нелегко говорить об этом, но он в итоге рассказал мня кое-что о своем образовании. Он был единственным ребенком в семье. Его мать была доминирующим членом семьи, активно работающей в научной сфере. Его отец, слабая, туманная фигура, редко бывал дома; он много путешествовал по своей работе в качестве менеджера крупной фирмы. В редких случаях, когда отец был дома, пациент вспоминал долгое молчание между родителями, только иногда его отец выступал против постоянного потока указаний его матери. Иногда мальчик присоединялся к своей матери, критикующей отстраненность отца и отсутствие у него интереса, иногда он обращался к своему отцу в поисках из любви и помощи от удушающего поведения матери. Но главным образом дома он был одинок и забыт. В своем позднем подростковом возрасте, мальчик развил некоторые гомосексуальные склонности, в которых он играл пассивную, покорную роль. Но ожил психически только после посещения фашистского митинга с одним из друзей. Демонстрация силы и агрессии чрезвычайно взволновала мальчика и даже разбудила в нем сексуальные ощущения. Он присоединился к фашистской группе, к большому беспокойству его родителей, но он никогда не был очень активен в партийной работе, потому что партия не давала ему наставлений и любви по которым он тосковал.

После вторжения нацистов и оккупации, партия потребовала от него быть более активным пособником немцам. Теперь его забеспокоила совесть и он заболел, у него развились все виды желудочно-кишечных заболеваний, эмоциональное происхождение которых для психиатра было очевидным. Однако он не был достаточно сильным, чтобы полностью уйти из партии. Он чувствовал себя пойманным в ловушку между двумя противодействующими опасностями - партией и изменой. Вновь началась детская борьба; он почувствовал себя в опасности, как с отцом или матерью. Поэтому он решил сбежать из страны, у него было неопределенное чувство, что это поможет ему убежать от своих конфликтов.

В Англии, в убежище, он почувствовал себя абсолютно довольным. Он просто не понял серьезного характера обвинений, которые были ему выдвинуты. Когда я заговорил с ним о международных делах и его политической деятельности, он замолчал. Он не помнил ни одной детали из своего политического поведения. Было похоже на то, как будто он жил во сне с того момента, как он сбежал из Голландии. Очень возможно, что враг использовал его в качестве инструмента, но в то время, когда я увидел его, он был испуганным молодым человеком, находящимся на грани заболевания психозом. Он остался в учреждении на время войны.

Одна вещь ясно выделяется в этом случае (кроме ее сложности как патологического явления), это непрерывные поиски мужского авторитета. Это поиск духовной основы очень распространен среди людей, которые разрабатывают тоталитарные привязанности.

Отец разрывает связь

Психологические исследования нам снова и снова показывают, что отношение ребенка к родительскому авторитету, со всеми его тонкими внутренними сложностями, играют основную роль в определении, как он будет обращаться со своей враждебностью - будет ли он учиться справляться с ней или управлять ей с деструктивной целью. Как мы сказали ранее, родители и семья формируют почти полное окружение ребенка в его первые годы жизни.

Они готовят фундамент его будущего характера. И в семье, влияние отца, который определяет, будет ли ребенок ради своей зависимости от потребностей и защиты, придерживаться своей сильной естественной связи с матерью или выйдет из этой материнской сферы и сформирует новые связи с новыми людьми. Отец первый, кто обрезает значительную биологическую зависимость между матерью и ребенком. Он, как говорят психоаналитики — первый образ переноса, первый прототип, которому ребенок может передать свои ожидания радости, свое чувство родства, удовлетворения, страха. Эта первая проба новых отношений с отцом гигантом может стать прототипом подготовки для всех последующих социальных отношений.

Первоначальные отношения ребенка со своей матерью чисто биологические и симбиотические. Кроватка заменяет матку. Мать - всезнающая и всемогущая. Психоанализ описывает отношения ребенка со своей матерью, как первую оральную зависимость, так как беспомощный младенец полностью зависит от еды, ухода и тепла, которые обеспечивает мать. Зависимость от потребностей маленького человека дольше, чем к у других видов животных. Именно этот факт делает человека общительным, зависящим от взаимодействия с другими.

Отец приносит в жизнь ребенка третье лицо, у которого нет отношения к его биологической зависимости. Когда он отключает отношения ребенка с его матерью, он перерезает психологическую пуповину, как доктор отрезает пуповину новорожденному. Во-первых, он дает ребенку возможность передавать ему чувства и надежду; позднее, он переносит ребенка в более активную внематеринскую сферу и все больше обучает его социальным отношениям. Специфичная роль отца, как переносящего прообраза не такая простая, как это кажется многим отцам. Отец не просто игрушка, с которой ребенок иногда может поиграть.

Ребенок нуждается в отождествлении себя с этим гигантом, который живет с ним и с Матерью; он хочет познакомиться с гигантом, он хочет, чтобы гигант стал частью его мира. Ребенок хочет даже большего, чем это - он хочет быть рад Отцу, так чтобы он мог любить Отца также, как любит Мать. Но ребенок передаст часть своей любви и эмоциональных стремлений Отцу, только если увидит в нем подобие Матери. Отец может делать те же самые вещи, которые делает Мать - он может кормить ребенка, может ему сопереживать, может о нем заботиться - таким образом ребенок может поддерживать чувство благодарности и привязанности к этому третьему лицу. Однако, этот перенос чувств может иметь место только когда между родителями есть спокойные отношения. Как ребенок может отождествлять себя и любить своих родителей, когда они находятся в постоянном конфликте друг с другом?

Эта картина - конечно, что-то вроде упрощения. Есть матери, которые ведут себя как холодные, отдалившиеся отцы и отцы, которые ведут себя как теплые, близкие матери. Есть бабушки и дедушки или приемные родители, которые могут взять это на себя. Есть множество тех, кто может заменить мать и отца. Но это не мой вопрос. Мой вопрос в том, что в каждой ситуаций должен быть некоторый человек, который может стать обучающим прототипом для отношений ребенка с новыми существами.