Красивая женщина, купившая дом [Светлана Александровна Захарова] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Светлана Захарова Красивая женщина, купившая дом
Глава 1
Дом стоял на отшибе и не привлекал внимание жителей поселка. Его бывший хозяин передумал жить здесь и переехал куда-то за кордон. Хотел было срочно его продать, но покупателя тогда не нашлось. Большой коттедж из красного кирпича с забитыми фанерой окнами мог напугать случайного прохожего своей мёртвой громадой, особенно ночью, когда он неожиданно выступал из тьмы, загораживая собой звездное небо. Но жители поселка к нему привыкли, и дом не вызывал у них никаких эмоций. Тем не менее мимо дома они старались не ходить. Да и ходить-то, собственно, было некуда. Кроме магазина, в поселке из двух десятков коттеджей, построенном три года назад в пятидесяти километрах от Москвы, никаких достопримечательностей не было. До железнодорожной станции, где непрерывно сновали электрички, было более двух километров, а до ближайшей деревушки Карпеевки — четыре. Никакие расстояния жителей не смущали — жили здесь люди не бедные, у всех были автомобили самых престижных марок. Уединение тоже не пугало — год назад они общими усилиями огородились забором и даже организовали контрольно-пропускной пункт с надежной и, естественно, вооруженной охраной. На сегодняшний день поселок имел вполне обжитой вид. Появились палисадники, клумбы с цветами, фруктовые деревья…. Кое-где на участках даже росли ёлочки, уцелевшие после вырубки леса. Их украшали на Новый год, на сколько хватало фантазии. Лесочек, окружавший поселок с трех сторон, завершал живописную картину. Это маленький рай — так считали все, кто приезжал сюда в гости. Прогулявшись с хозяевами к озеру, спрятавшемуся где-то в лесу, они еще более убеждались в том, что попали в рай. После пыльной, душной и непрерывно шумевшей Москвы контраст был слишком велик. Но гости — явление нечастое. А потому жизнь здесь текла размеренно и однообразно. Крутые бизнесмены, которые составляли большинство мужского населения поселка, пропадали на работе, а их жены, как правило, неработающие, каждый день думали, чем себя занять. Они общались между собой, вместе гуляли с детьми, выполняя попутно упражнения для фигуры. Занимались рукоделием, для забавы играли в карты, листали глянцевые журналы, кое-кто уединялся с книгой или коротал время у телевизора. И все женщины с нетерпением ждали своих мужей к ужину, который готовили особенно тщательно. Несмотря на то, что дамы всегда находили себе дело, им было скучно. Вдали от большого города они чувствовали себя отшельницами. Лесной пейзаж успел надоесть, свежий воздух не радовал. И они дружно скучали по шумной, но такой притягательной Москве. Те из них, что умели водить машину, иногда сбегали в Москву и устраивали себе шопинг. Но такие поступки со стороны жён не поощрялись их строгими мужьями, а потому они были скорее исключением, чем правилом. Казалось, так будет всегда: редкие выезды с мужем на приемы, на море, а все остальное время — райские кущи вдали не только от цивилизации, но и от самой жизни. Однако та самая жизнь иногда преподносит сюрпризы, отчего даже стоячая вода вдруг начинает бурлить, как будто в болото бросили большой камень, и от него пошли по воде круги. Таким камнем в поселке оказался слух о том, что кто-то собрался купить нежилой, стоящий на отшибе, дом.Глава 2
В глухой деревне Карпеевке давно не испытывали таких потрясений. Молодежи здесь осталось мало — все, кто мог, подались в город учиться или на заработки, а на малой родине доживали свой век люди пожилые. У покосившихся, давно не знавших ремонта домиков, стоявших вдоль дороги, безбоязненно прогуливались утки, гуси и другая живность. Даже машины по деревушке проезжали крайне редко. И вдруг однажды ясным сентябрьским утром, распугав домашнюю птицу, возле сельского магазина остановилось такси. Из желтой, видавшей виды «Волги», вышли четыре цыганки. Шурша яркими многочисленными юбками, они начали изучать окрестности. Их приезд не остался незамеченным. Сначала из распахнутых окон и дверей начали выглядывать бабуси, а вскоре вокруг гостей образовался целый круг любопытных. Цыганки обворожительно улыбались, предлагая погадать или купить у них модные шмотки, которые они привезли и старательно развешивали на деревьях и заборах. Тут же нашлись желающие и на то, и на другое. Бабки гадали на детей и внуков, желая узнать их судьбу и успеть предотвратить несчастье, если оно им вдруг грозит. Но цыганки были «добрыми», злой судьбы никому не предсказывали, а, напротив, всем сулили златые горы. Одна из гостей, молодая черноокая красавица, даже пообещала, что скоро к ним приедут люди из органов социального обеспечения, чтобы помочь с ремонтом дома и заготовкой дров на зиму. Старушки пришли в полный восторг и решили угостить гостей. Прямо на улице появился самовар, пироги, наскоро зажаренная яичница…. Закончилось застолье цыганскими песнями. Вечером цыганки уехали на том же такси, что терпеливо дожидалось их за деревней у кладбища. Деревенские жители еще долго не расходились по домам, обсуждая важное событие и примеряя обновки, купленные у цыган. Их позабавило это незапланированное общение с гостями — будет, что вспомнить скучными зимними вечерами. Но дома их ждало явное разочарование. О великой способности лиц цыганского племени дурачить всех, кто встречается им на пути, известно давно. Не одна барышня осталась без денег и дорогих украшений, желая узнать судьбу. Откликнувшись на просьбу цыганки позолотить ручку, пострадавшие зачастую так и не могут догадаться, каким образом всё, вплоть до последней копейки, содержимое их кошелька перекочевало в карман цыганки. Ведь собиралась дать-то всего пятьдесят рублей. И попробуй докажи, что тебя обманули! Вот и теперь возвратившиеся домой бабуси с удивлением обнаружили, что за время их чаепития с цыганами в доме кто-то побывал. Деньги были надежно спрятаны, но, тем не менее, они исчезли. В одном доме их вынули из резинового сапога; в другом в сенях стояли два запертых ящика — и к немалому удивлению хозяев открыт был именно тот, где лежали деньги. Замки на другом были не тронуты. Особенно сокрушалась одна, еще не очень старая женщина. Это после ее криков: «Караул! Ограбили!..» бабуси бросились проверять, целы ли их сбережения. У женщины пропала крупная сумма денег — она собиралась купить дом в районном центре. И вот ведь бес попутал — говорила об этом во время застолья, хотела узнать у гадалок, правильно ли поступает. Ведь дом-то она собиралась купить дочери как свадебный подарок. А вдруг у нее жизнь семейная не сложится? Цыганка заверила женщину, что всё-то у нее будет хорошо. А та на радостях чуть не расцеловала цыганку. И что из этого вышло? Потом, когда приехала милиция, жители деревни не могли вспомнить, отлучался ли кто-нибудь из цыганок во время застолья. Им казалось, что никто никуда не уходил. Прихватив с собой пару старушек-свидетельниц, стражи порядка отправились на поиски преступниц. Но их и след простыл. Так, плутая по сёлам и весям, они выехали на железную дорогу. И тут вдруг узнали, что на соседней станции якобы тусуется цыганский табор. Не имея никакой другой информации, милицейский внедорожник направился туда. Остановившись возле лужайки, милиционеры облегченно вздохнули — вот он, табор. Они невольно залюбовались идиллией: цыганские мамы кормили детей. Но радоваться пришлось недолго. Свидетельницы растерялись, когда им приказали: «Идите и смотрите в оба». Они не смогли ни в одной из цыганок опознать их недавних гостей-воровок. Они точно знали только то, что у них побывали цыгане, а они все на одно лицо. Раздасованные милиционеры уже хотели уезжать ни с чем, когда вдруг неожиданно повезло. Из палатки вышла молодая и очень красивая женщина. Одна из свидетельниц судорожно схватила милиционера за руку: «Вот она!». Вторая тут же подтвердила, что это одна из тех цыганок, которые приезжали в деревню. Видимо её незаурядная внешность, особенно огромные, жгучие черные глаза все-таки выделялись на общем фоне. Цыганку задержали и увезли. В милиции надеялись, что она признается в совершенном преступлении, а потом выдаст своих сообщниц. Но красавица упорно ни в чем не признавалась и уверяла, что это была не она. А те цыгане, что были нужны, якобы давно уехали. При этом она исподлобья смотрела на стражей порядка — и от ее пронизывающего взгляда становилось жутко.Глава 3
На циферблате уже было четыре часа пополудни, когда раздался телефонный звонок, и Наташа услышала голос мужа: «Дорогая, приготовь что-нибудь, вечером будут гости. Племянник Андрей обещал заглянуть, да еще с другом. Говорит, дело у них ко мне. А в магазин я сам зайду». «Когда же я успею, — подумала молодая женщина, но спорить с мужем не стала — все равно бесполезно. — Как-то это неожиданно, но сделаю, что смогу», — ответила она. — Я знаю, что ты меня не подведешь. Целую тебя крепко-крепко, — и муж положил трубку. Наташа взглянула мельком на спящего полуторогодовалого Алешку и помчалась на кухню чистить картошку. Если приготовить ее с баночной говяжьей тушенкой, будет сытное горячее блюдо. А пока картошка варится, она соорудит какой-нибудь салатик. Да и на другие закуски в холодильнике что-нибудь найдется. Она пока еще не отдавала себе отчет в том, что рада гостям, любым гостям, лишь бы они развеяли скуку, внесли разнообразие в её однообразную жизнь в этом милом, но изолированном посёлке, где её единственной радостью является ребёнок. Она не спрашивала себя, любит ли она своего немолодого, но достаточно обеспеченного мужа. Два года назад она выходила за него по любви, да ещё и будучи беременной, а теперь ей, двадцатисемилетней симпатичной женщине, иногда хотелось пообщаться и со сверстниками. Андрей, сын двоюродной тётки её мужа Владимира племянником ему скорее всего не был, этот статус ему подходил разве что по возрасту — Андрею было где-то за тридцать пять, а Владимиру Васильевичу уже пятьдесят один. Ну да какая разница? Племянник или троюродный брат, всё равно хоть дальняя, но родня. Попробовала бы она сказать мужу, что это дальняя родня! Вот бы возмутился! Да ближе этой тёти Тани у него никого и не было — вместе росли, а это очень много значит. Если бы какой-нибудь троюродный брат жил в Сибири, его бы точно никто за родню не почитал. А тут жили по соседству в одной подмосковной деревушке, теперь уж ставшей городом. А самое главное-тётушка годами ненамного старше племянника, почти сестра. Наташе иногда казалось, что Владимир в молодости был в неё влюблён. Значит, будет Андрей без жены, да ещё с другом. По каким таким делам? Да мало ли по каким — Андрей ведь юрист и неплохой, говорят, адвокат, так что дел у него много. Надо бы и самой немного приукраситься, чтобы люди из Москвы не подумали, что домохозяйки — это не женщины, а всего лишь посудомойки, которым, кроме униформы, и надеть-то нечего. Нет, она не такая, она пока ещё привлекательности не потеряла, да и образование получила хорошее, филологическое. Даже сейчас, в декретном отпуске, она много читает. Владимиру не придётся стыдиться за свою жену. На Андрея она, конечно, особого впечатления не произведёт, он её хорошо знает. А вот друг…Неизвестный друг мог бы ею и восхититься. Да что за мысли у неё, в самом деле! Мало ей, что муж ею восхищается? Да никакой он не старый, а очень даже интересный мужчина. И седина ему идёт. Пятьдесят лет-это для женщины старость, а для мужчины — самый расцвет. И вообще — ей очень повезло в жизни…. Наташа подошла к зеркалу. Хороша, ничего не скажешь: волосы тёмные, глаза большие, серые. Но вид всё — таки очень домашний, надо переодеться. Но тут раздался плач ребенка. Наташа поспешила в детскую, ругая себя за то, что совсем забыла о нём. Наверное, он давно уже проснулся, а мамы всё нет. И в самом деле, Алёшке надоело лежать, он уже стоял и крепко держался своими пухлыми ручонками за спинку кроватки. Совсем большой вырос, скоро попытается сам из кроватки вылезти, да упадёт ещё, ушибётся…. Какая всё-таки она мать нерадивая! Наташа взяла ребёнка на руки, крепко прижала его к себе, поцеловала — и только потом поставила на пол. Алёшка послушно потопал за ней на кухню. Мама посадила сына на специальный стульчик и покормила. Он успокоился и начал перебирать игрушки. Наташа торопливо резала овощи для салата потом красиво раскладывала на тарелке колбасу, ветчину, сыр…Время шло очень быстро, уже шесть часов, а это вечер. Владимир не назвал точного времени встречи, да его и нельзя определить точно. Но гости, наверное, скоро приедут, надо срочно переодеваться. Но во что? Молодая женщина раскрыла двери шкафа и засуетилась, выбирая одежду. Всё ей казалось не то. Вечернее платье ни к чему, это не приём, а деловая встреча дома, да ещё и экспромт. Брючный костюм она тоже отвергла: женщина должна быть женщиной в классическом понимании этого слова, особенно, когда ей приходится встречать сразу троих мужчин. Положение обязывает, решила она, и надела своё любимое платье, скромное и элегантное. Это было одно из тех редких нарядов, которые не содержат лишних деталей и сидят точно по фигуре, нигде не морщась и не топорщась. Когда всё, что она наметила, было сделано, Наташа подумала, что боится теперь только одного: как бы гости не приехали раньше мужа. Она пока неуверенно чувствовала себя в роли хозяйки дома и не знала, чем их занять. Поддержка мужа в данный момент ей бы очень пригодилась. Время шло, но никто не приезжал. Неужели передумали? Наташа взяла Алёшку на руки и вышла в палисадник. Пусть ребёнок подышит, поиграет в песочнице. Сама она постоянно смотрела на дорогу и ловила себя на мысли, что ждёт гостей с нетерпением. Ждать пришлось довольно долго, но не напрасно. Ещё не увидев его, а только услышав шум мотора, она поняла: едет муж. Наташа встала со скамейки и открыла ворота. Блестящий джип вальяжно въехал во двор и занял предназначенное ему место на площадке. Из него неторопливо вышли все трое мужчин-опасения молодой хозяйки оказались напрасными. Наташа не запомнила, кто первым с ней поздоровался и какими красивыми словами приветствовал её Андрей. Все её усилия были направлены на то, чтобы не смотреть на «друга». Не дай бог ещё муж чего заметит или сам «друг» вообразит, будто у неё к нему особый интерес. — Вот и добрались. Приветствуем вас в нашем шалаше, — говорил тем временем Владимир, обращаясь к гостям. — Проходите в гостиную, — подала голос Наташа, — а если хотите помыть руки, то ванная налево. — И быстро к столу, — добавил Владимир, — все дела обсудим за ужином. — Слушаемся, — ответил ему незнакомый Наташе голос, — мы просто умираем с голоду. Она посмотрела вслед поднимавшимся по ступенькам гостям. «Друг» её не разочаровал: высокий, элегантный, одет просто с иголочки. С Андреем — примерно одного возраста. Она прошла в гостиную, чтобы ещё раз взглянуть на накрытый стол. Владимир уже успел выставить на него только что купленные бутылки. Не много ли на один вечер? Да ладно, завтра ведь суббота. Наташа расставила бутылки поаккуратнее и направилась навстречу входящим в гостиную мужчинам. Теперь-то уж надо посмотреть на них и улыбнуться, как радушная хозяйка. — Познакомься, Наташа, — сказал Андрей, — это мой друг Олег. Он только что приехал из Парижа, но знакомы мы с детства. Наташа улыбнулась персонально Олегу и, протянув ему руку, сказала, что очень рада. Олег приложился губами к её ручке, красиво наклонив голову. — Я вижу, меня не обманули. Вы действительно очень красивая женщина, — непринуждённо произнёс он. Владимир довольно улыбался, очередной раз испытывая гордость за свою молодую жену. Наташа растерялась и не сразу сообразила, что ответить. — Кто? Я? — наконец вымолвила она, изображая удивление, — вас, наверное, разыграли. Иначе бы вы не поехали в такую даль. Мужчины от души расхохотались. Преодолев приступ хохота, Андрей произнёс: «Ещё и скромна». Чтобы скрыть охватившее её волнение, молодая хозяйка полностью переключилась на ужин. Вскоре зазвенели бокалы и прозвучали тосты. Первый — за хозяйку дома. — Что же вы, Владимир Васильевич, прячете здесь, в лесу, такое сокровище? Пора бы ей и Париж показать, — говорил Олег, не забывая при этом выпивать и закусывать. — Всему своё время, — уклончиво ответил Владимир, — пока ребёнок слишком мал, а потом всё может быть. Наташа была не прочь прокатиться в Париж. В конце концов никакого греха тут нет — все женщины мечтают об этом. Нотр — Дам де Пари, Монмартр, набережная Сены… Да и духи приличные себе купила бы, а то здесь непонятно, что продают, только деньги переводить. Париж-столица мира, центр моды был притягательным во все времена. Но говорить об этом вслух она не решилась. — Вы живёте в Париже или были там в командировке? — вежливо поинтересовалась она, чтобы поддержать разговор. Андрей опять расхохотался, а Олег сделал серьёзное лицо. — Разве я не похож на парижанина? — притворно обиженно произнёс он, — разве не видно, что французский — мой родной язык? Далее последовала целая тирада на французском, из которой Наташа не поняла ни слова. К тому же она не знала, шутит Олег или говорит серьёзно. Она улыбнулась и начала собирать со стола использованную посуду. Когда хозяйка вернулась из кухни в гостиную, чтобы подать гостям горячее, разговор там шёл исключительно о делах. Не очень понятно, о чём именно шла речь, но, видимо, о чём-то важном. Лица у мужчин были серьёзные. Наташа расставила на столе тарелки с аппетитной картошкой, от которой шёл умопомрачительный аромат, и присела на своё место. Гости оживились и принялись за еду, забыв на время о делах. — Изумительно! — восхищался Олег, — разве французы умеют так готовить? Это возможно только здесь, в России. Хотя мне и предстоит неприятный процесс, я рад, что приехал сюда. — Ничего неприятного в этом нет. Вот увидишь, всё уладим, как надо. Да и деньги небольшие, я же тебе говорил, — обратился к нему Андрей, вовсе не замечая Наташу. Она сидела молча, пытаясь понять, о чём идёт речь. А, может, и не надо ничего понимать? У парижанина — теперь уж Наташа не сомневалась, что он человек не здешний — какие-то дела в России, бизнес какой-нибудь. Её ли ума это дело? Молодая хозяйка решилась напомнить о себе только тогда, когда в разговоре образовалась пауза. — Когда же вы успели познакомиться с Андреем? — обратилась она к Олегу, — неужели в детстве вы жили в Москве? Олег удивлённо посмотрел на Наташу, а потом на Андрея — укоризненно. — Так он вам ничего не рассказывал? Да мы учились в одной школе — я, правда, чуть-чуть постарше. Наши мамы были закадычными подружками, вот так нас судьба и свела. Да, были…. К сожалению, моя мама Нина уже умерла, а Татьяна Михайловна, слава богу, жива. Буду рад с ней повидаться. Олег тяжело вздохнул и замолчал. Собеседники тоже немного помолчали, отдав дань памяти маме Олега. Первым заговорил Андрей. — Это та самая тётя Таня, моя мама, — пояснил он Наташе, которая очень удивилась. Оказывается, тётя Таня знает Олега, а никогда ей ничего не рассказывала. — Меня увезли в Париж дед с бабкой лет в двенадцать. Хотели и маму после её развода с моим отцом туда перетянуть, но она была журналисткой и писать умела только по-русски. Приехала в Париж только умирать — у неё был рак. Олег опять тяжело вздохнул, помолчал, а потом продолжил свой рассказ. — Вас, наверное, интересует, что забыли в Париже мои дед и бабка? — спросил он, обращаясь непосредственно к Наташе, — так вот, дед мой был дипломатом, работал преимущественно за границей, а бабушка его сопровождала. Он и сейчас жив, а вот бабушка умерла, не пережила смерти дочери. Дед — единственный родной мне человек, больше у меня никого нет. Наташа была растрогана. Ей хотелось пожалеть Олега, обнять, поцеловать. Вполне невинно, конечно. Но не при муже! Эти мужики всё понимают превратно. — Ах ты, бедный, несчастный, давай-ка выпьем, пока нам тут наливают, — решил разрядить грустную атмосферу Андрей, — за тебя, за твои успехи. Значит, Олег не женат, подумала Наташа. Но почему? Такой интересный молодой человек, да и возраст уже не юный. Неужели не берёт никто? Наташа усмехнулась. Наверное, как раз наоборот: выбор велик, трудно остановиться. Но её, разумеется, это совершенно не касается. Она начала убирать со стола, прислушиваясь к разговору. — Хотелось бы скорее посмотреть объект, — говорил Олег, — я ведь человек любопытный. — Поздно уже, что можно увидеть ночью, — возразил Владимир, — до завтра уже недолго, можно и подождать. — Тогда давайте просто прогуляемся. Здесь такой воздух! — Нет возражений, — согласился хозяин дома и добавил, обращаясь к жене, — постели ребятам в комнате для гостей, они должны хорошо выспаться. Завтра с утра много дел. Наташа кивнула, но сначала пошла посмотреть, хорошо ли спит ребёнок. В детской дежурил сторож, а по совместительству и садовник Тимофей. Это был единственный помощник по хозяйству в семье. От горничной и кухарки, которых в своё время хотел пригласить Владимир, Наташа отказалась. А вот пожилого Тимофея приняла. Оставаться целыми днями одной с ребёнком ей было страшновато.Глава 4
Золотая осень выдалась на славу. Разноцветная листва на фоне голубого неба радовала глаз, а паутинки бабьего лета, как скрипичные струны, настраивали на романтический лад. Хотелось петь, хотелось жить, и сама жизнь в такие минуты казалась бесконечной. — Почему бы мне не поселиться здесь навеки? — рассуждал Олег, шагая по просёлочной, без асфальта, дороге, — райский уголок, никаких дымящих труб, никаких нитратов. — Очень правильное решение, — поддержал его Владимир, — женился бы, растил детей. А Москва недалеко, работа найдётся. Олег испуганно покосился на него и, пнув ногой какой — то камешек, перекрестился. — Как говорится, упаси меня, боже, — сказал он, — женитьба не для меня. Я человек свободный, нести на себе груз забот и обязательств не приучен. Он замолчал, внимательно рассматривая коттеджи, мимо которых они проходили. Если он видел рядом с домом людей, то обязательно с ними здоровался. Местные жители в свою очередь с любопытством поглядывали на приезжих — вдруг это будущие соседи? — И заветная страна вот уж издали видна, — процитировал Пушкина Владимир, неплохо разбирающийся в литературе. Все трое остановились и посмотрели в одном направлении. На их пути, метрах в ста, показался дом из красного кирпича, окруженный беспорядочно разросшейся зеленью. — Ну что же, дом как дом, — решил Олег, — вчера ночью он показался мне страшноватым, а сейчас ничего страшного я в нём не вижу. Давайте подойдём поближе. Мужчины направились к дому, молча созерцая его приближающийся силуэт. На лице Андрея было написано любопытство. Физиономия Олега отражала сложный мыслительный процесс. А Владимиру отчего- то вдруг сделалось страшно. Уж не водятся ли там привидения? Дом так долго стоит пустым, а свято место, как известно, пусто не бывает. — Поглядим, поглядим, — бормотал Олег, подходя к дому вплотную и стуча кулаком по кирпичам, — крепок, вроде бы, вот только траву-то надо скосить, не проберёшься. Настоящие джунгли. Он наступил на какой-то лопух, и тут же оказался весь в репьях, потому что лопух к осени дал потомство. — Вот чёрт! — выругался он, — первобытное царство какое-то. Так можно нанять людей, чтобы ликвидировали траву? — Конечно, конечно, я сегодня же Тимофея попрошу, — ответил Владимир, чувствуя себя виноватым, и тут же начал помогать Олегу снимать с одежды проклятые репьи. Вот ведь, дэнди иностранный, трава ему не понравилась. А кто её должен тут косить, если в доме никто не живёт? Олег, освободившись от репьёв, пошёл к парадному входу, но он был заперт. Убедившись, что запор крепкий, он выразительно посмотрел на Владимира. — Я думаю, здесь есть чёрный ход, — предположил он, — давайте обойдём дом. — Дом-то точно продаётся? — усомнился Олег, — хозяин нерадивый какой-то. Выставил особняк на продажу, а сам законсервировал его, как рыбу. Владимир снова виновато склонил голову, а потом напомнил Олегу, что хозяина здесь нет, он за границей. Дом продаётся по доверенности. Молодые люди послушно пошли за ним вокруг дома. И тайная, почти невидимая дверь нашлась. Андрей даже вскрикнул от удивления, но не решился первым к ней подойти. На двери опять висел мощный замок. Олег покрутил пальцем у виска, видимо адресуя этот выразительный жест неведомому хозяину, а потом уставился на Владимира. И тот, имея преимущество перед остальными как местный житель, подошёл и подёргал замок, висящий на двери. К удивлению зрителей, стоящих у него за спиной, замок тут же открылся. Оправившись от очередного шока, все тут же почувствовали себя героями какого-нибудь детектива. Владимир предположил, что хозяин просто потерял ключ, потому и воткнул дужку в гнездо замка, не запирая его. А иллюзия того, что дверь заперта, была полной. Он снял замок с двери и первым вошёл в неё. Молодые люди не без опаски последовали за ним. «Зачем вообще замки, тут и воровать нечего», — проворчал Владимир. Они поднялись по лестнице и очутились в небольшой прихожей. Слева они увидели кухню, а справа большую комнату, возможно, гостиную. Впечатление от увиденного сложилось мрачное: стены без обоев пугали своей серой штукатуркой. Олег поискал на стене выключатель, чтобы осветить помещение, но такового не оказалось. Электричества в доме не было, коммуникации, судя по всему, тоже не подводились. Для дальнейшего осмотра дома мужчинам пришлось довольствоваться слабым солнечным светом, едва пробивавшимся сквозь щели в забитых ставнях. — Я же предупреждал, что дом не достроен, — третий раз за день повинился местный житель. На Олега он уже боялся смотреть. — Да, да, я вижу, — как будто эхом отозвался покупатель, - придётся приложить немало усилий. Если бы не моё безвыходное положение, я бы не стал покупать такой дом, да ещё по доверенности. Грамотные люди не приобретают недвижимость по доверенности. Но что делать? Мы ведь в ответе за тех, кого приручили, не так ли? И Андрей, и Владимир посмотрели на Олега удивлённо, они не поняли, что он хотел сказать последней фразой. Но Олег сделал вид, что не заметил этого, и не стал ничего пояснять. Из гостиной они прошли в другую комнату, поменьше — в спальню или кабинет. Потом по той же лестнице поднялись на второй этаж — и здесь мрачное впечатление от дома мигом улетучилось. Окна второго этажа не были забиты, и через не очень чистые стёкла, в которые ярко светило солнце, открывался великолепный вид на лес. Олег распахнул окно — и удивительный, изумительно чистый лесной воздух заполнил большое помещение, в котором они находились. — В этом что-то есть, — заметил Олег, выглянув в окно, — пожалуй, стоит здесь поселиться. — Красотища! — поддержал его Андрей, — я бы тоже здесь поселился, но не знаю, где взять денег на такой вот недорогой домишко. Вся зарплата уходит на жену и двоих детей. — Какие твои годы! Дети вырастут и купят тебе дом, — обнадёжил его Олег. Владимир молча наблюдал, какое впечатление произвёл дом на молодых людей, и, кажется, был доволен этим впечатлением. Они неохотно закрыли окно и пошли осматривать дом дальше. Беглым взглядом оценили ещё две комнаты, помещения для ванны и туалета, кладовку. В доме ещё были чердак и подвал, но осматривать их все трое нашли излишним. Решив, что для первого раза впечатлений более чем достаточно, они спустились к тому же чёрному ходу, навесили на дверь не запирающийся замок и направились к дому Владимира, где Наташа ждала их к обеду. Она встретила их у ворот, гуляя с малышом. — Где вы так долго пропадали? — спросила она, глядя исключительно на мужа. — Олегу недостроенный дом показывали, — ответил он, — а вдруг парижанину захочется его купить? Наташа удивлённо посмотрела на Олега. Она была до того поражена, что ни о чём другом не думала. — Удивлены, мадам? — поймав её взгляд, спросил Олег, — а я вот возьму и куплю его. Говорят, он и стоит-то недорого. Наташа, успев овладеть собой, холодно заметила; «Мы все будем очень рады». Пригласив гостей обедать, она взяла ребёнка на руки и ушла в дом. Сердце её радостно забилось. Неужели Олег, человек из другого мира, будет их соседом? В посёлке, этом медвежьем углу, каждый новый человек — событие, а уж такой, как Олег, тем более. И если он друг Андрея, значит, они будут с ним видеться хотя бы по большим праздникам. И можно будет с ним пообщаться. Во время обеда и после него разговор всё время вертелся вокруг этого дома. У Олега сразу возникло множество вопросов. Как связаться с уехавшим за границу хозяином? Если он не собирается приезжать, то когда пришлёт доверенность? Будет ли при совершении сделки присутствовать его полномочный представитель? В какую сумму выливается первоначальная стоимость дома? Наташа изо всех сил подслушивала и очень обрадовалась, когда её муж — вот душка — решил по дружбе взять все хлопоты на себя. Он сам свяжется с хозяином дома — тот оставил свой телефон на всякий случай; хозяин не приедет, а оформит генеральную доверенность на сделку; доверенным лицом будет он сам, то есть Владимир Васильевич Деревянкин. — Тебе ничего не надо будет делать, — добавил он, — только подписать уже готовые документы и заплатить деньги. Деревянкин быстро начеркал на бумажке кругленькую сумму с шестью нулями. Олег не стал торговаться и сунул её в карман. Ему хотелось поскорее покончить с формальностями и приступить к отделке дома. — Я сейчас же пошлю Тимофея косить траву, а с понедельника, то есть с завтрашнего дня, займусь оформлением документов, — заверил покупателя полномочный представитель. Олег кивнул головой в знак согласия, и, подождав, когда Владимир выйдет из гостиной, обратился к Андрею. — А что, не промах твой родственник? Сам, говорит, всё сделаю. Небось, ещё и заработает на этом. И жену молодую себе отхватил… Я представляю, как она здесь скучает. — Почему же скучает? — возразил Андрей, — у неё ребёнок, весь дом на ней…Ей и скучать — то некогда. Олег хитро посмотрел на друга. Уж он-то знал, что ребёнок и хозяйство не могут заменить молодой женщине выходы в свет. Да ещё такой симпатичной женщине. Замуж-то выскочила, небось, по расчёту, а, может быть, и по залёту. Думала, что жизнь будет сплошным праздником, а попала в клетку, из которой уже не выбраться. — Я бы, конечно, пожалел девушку, развеял её скуку — я человек добрый — но некогда, честное слово, некогда. Другие у меня сейчас заботы. Андрею был неприятен весь этот разговор. Более того, он его раздражал. Какое дело Олегу до семьи Деревянкиных? Не может пройти мимо очередной юбки, не испортив ей жизнь? — В этой жизни кто куда хочет, туда и попадает, — сухо заметил он, — и нас с тобой это совершенно не касается. — Да уж, пока не касается, нам бы со своими проблемами разобраться. Хочу услышать твоё авторитетное мнение. Если, например, мужчина бросает женщину…Ему, конечно, стыдно, но не бросить её он не может. Ну, ты сам понимаешь. Так что он должен оставить ей на память? — Ребёнка? — Хорошее предложение, — поморщился Олег, — ребёнок — это дар бесценный. Но есть некоторые обстоятельства. Она уже вышла из детородного возраста. Да и не относится она к тем наседкам, которые детей без памяти любят. Она другая. — Стерва какая-нибудь? — предположил Андрей, уже начиная понимать, о ком идёт речь. — Вот-вот…Красивая стерва, увлёкся, наобещал златые горы, а потом свои обещания выполнять передумал. Как мне теперь от неё избавиться? Как откупиться — то? — Подарить дом! — наконец-то сообразил Андрей. — Именно! Только надо бы побыстрее всё это прокрутить, а то прямо жизнь не в радость. Ещё этот Деревянкин что-то темнит. Не пустит ли он меня по миру? — Да что ты! Владимир Васильевич — честнейший человек, я за него ручаюсь. — Ладно, поверю на первый раз, а там будет видно, — успокоился покупатель дома. Вечером, когда Олег отправился принимать душ, Владимир спросил Андрея, правда ли, что его старый друг собирается поселиться в их посёлке? — Ха-ха! Если бы у него не было своей юридической конторы в центре Парижа, я бы этому поверил. Владимир не стал комментировать слова Андрея, а просто принял их к сведению.
Глава 5
— Настя, твоё поведение меня очень беспокоит. Чем ты занимаешься целыми днями? — говорила мать дочери, которой на вид можно было дать года двадцать три, — я думала, ты взрослый человек, и в моё отсутствие ещё больше повзрослела. Но то, что я вижу, не может меня радовать. Дочь вызывающе посмотрела на мать и резко, не скрывая своего презрения, ответила матери так, что та просто потеряла дар речи. — Вместо того, чтобы заниматься моим воспитанием, ты занималась своими махинациями, и этим самым опозорила нашу семью. И отца из-за тебя чуть с работы не выгнали, и я осталась ни с чем. Я же ничего не умела, никогда нигде не работала, а только «числилась» благодаря тебе и даже получала зарплату. Как жить после этого? Жестокие слова, брошенные дочерью в её адрес, больно ударили женщину — ещё красивую, совсем не старую, но вот так из-за собственного безрассудства и уверенности в своей безнаказанности сбившуюся с пути. Вернувшись из колонии, где она провела два долгих и нелёгких года, она не ожидала встретить такой приём. В дочери нет ни капли жалости к ней, такой несчастной и одинокой. Муж бросил её сразу же, как только её посадили за решётку, а она так рассчитывала на него. — Настя, со мной случилось несчастье, прости меня. Да, я сама виновата, но теперь это не имеет значения, ничего уже не исправишь. Я хочу забыть прошлое и думать о будущем. Но почему ты так озлоблена? Разве отец не помогал тебе всё это время? Настя тряхнула длинными рыжими волосами и села, положив ногу на ногу. Мать невольно залюбовалась её молодым и свежим лицом. Но дочь была также жестока и непреклонна. — Конечно, помогал, — ехидно сказала она, — что тебе надо, доченька; деньги, наряды, доченька…Мы встречались с ним то в кафе, то на скамейке в сквере. Его теперешняя пассия даже приглашала меня к себе домой, но я как-то не соблазнилась. Зачем мне чужая тётка? Я не ребёнок, и одна проживу. Настя видела, что матери неприятно слушать про чужую тётку, но она сегодня не собиралась её щадить. Загремела в тюрьму, так пусть знает, как к этому относятся в обществе. — Я почти замужем, — сказала она ледяным тоном, — и с тобой, мамочка, жить не собираюсь. — Не волнуйся, я здесь временно. Будешь жить в нашей квартире, но без меня. Один человек обещал мне помочь. Я уеду. Дочь не ожидала такого поворота событий. И, кроме любопытства, даже крупица жалости мелькнула в её карих глазах. Куда это она может уехать? Какой человек обещал ей помочь? Любовник? Это в её-то годы! Старуха, а туда же! Размечталась! — И что, есть такой человек? — спросила она безразличным тоном, — он реальный, не выдуманный? — Есть. Он и до того… До тюрьмы хотел мне помочь, увезти за границу от нашего правосудия. Но обстоятельства, как говорится, выше нас. Не успел. Настя удивилась ещё больше. Вот это мамочка! С любовником за границу собиралась! А ещё говорит, что отец её бросил. Ему что оставалось делать? — И эти два года он ждал только тебя? — опять съехидничала Настя. — Не знаю. Наверное, не ждал. Но на зов откликнулся. Надо же что-то делать! — в голосе матери слышалось отчаяние, — я не могу, как раньше, работать завучем в школе. Скажут, безнравственно. — А подделывать документы могла? — Перестань, пожалуйста. Мне и так плохо. Я хочу исчезнуть, раствориться где-нибудь, и никого из прошлой жизни не встречать. — Я тебя поздравляю. Отлично придумала. А мне сейчас надо уйти — у меня неотложные дела. — Опять? — Да, и опять, и снова. У меня есть своя жизнь. Мать грустно посмотрела вслед уходящей дочери, но спорить с ней не стала. Пусть живёт, как хочет, если уж не может её простить. Женщина набрала знакомый номер телефона, но он не отвечал. Металлический голос холодно проинформировал: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». И так каждый день. Где же он может быть? Она забеспокоилась, зачем-то подошла к окну, посмотрела с высоты седьмого этажа во двор, на детскую площадку, на стоянку автомобилей. Она хотела увидеть Его, но Его нигде не было. Это называется «остаться у разбитого корыта», подумала она. Захотела слишком многого, а осталась ни с чем. Ни с чем и ни с кем. Не умолять же бывшего мужа, генерала, вернуться к ней. Вряд ли он её простит. Он знает, что бежать от суда за границу она собиралась не с ним. Вот так. Наломала дров и собралась сбежать, чтобы остаться безнаказанной. Но судьбу не обманешь. Женщина вспомнила, как она, когда-то гордая красавица, постоянно ловящая на себе восхищённые взгляды, считала, что жизнь всегда будет улыбаться ей. А вот сейчас она была готова встать на колени перед всяким, кто согласился бы ей помочь. Она хотела плакать, каяться, умолять. Но пока никто не хотел её слушать. Неужели Олег её обманет, подведёт? Нет, нет, в это она не хотела верить. Обещал, значит сделает. Измученная невесёлыми мыслями, она решила немного развлечься и открыла двери платяного шкафа. Все её наряды, один лучше другого, висели здесь в целости и сохранности. За два года ничего не устарело, но куда их теперь носить? Она нежно погладила синий бархат вечернего платья. Бархат должен быть именно таким, тёмно-синим, под цвет ночи. Только тогда в нём есть благородство. Зелёный бархат прост и беден, как солдатская шинель, им только ботинки полировать. Предоставится ли ей случай ещё хотя бы раз нарядиться? Увлекшись созерцанием своего гардероба, женщина и не заметила, как наступила ночь. В окнах соседних домов уже горел свет. Люди возвращались с работы к своему семейному очагу, который их согревал, помогая забыть о неприятностях на работе. Дома их ждали самые близкие, самые нужные люди, которых у неё сейчас, увы, не было. Женщина ещё немного постояла у окна, глядя на чужую жизнь, а потом нервно задёрнула шторы. Она включила свет, подошла к зеркалу и начала изучать своё отражение. Кажется, уже с самого рождения она носила на себе ярлык красивой женщины. Очаровашка в детском саду, самая красивая девочка в классе, потом в школе и институте! Когда после института она пришла работать в школу, то очень скоро стала завучем. Она была неглупа, а её яркая красота вызывала особое расположение директора. И хотя он не ухаживал за ней в общепринятом смысле этого слова, она знала, что он её уважает. И доверяет ей полностью. Вот этим доверием она и пользовалась. Впрочем, если бы ей захотелось, чтобы он в неё влюбился, она бы добилась этого — женских чар ей не занимать. Но зачем? Директор не относился к категории интересных мужчин, а вот муж у неё был незаурядный. Ей не нужна была любовь директора. Она представляла, что бы с ней сделали другие женщины, одинокие учительницы, которых в школе большинство. Да они бы её со свету сжили! И муж наверняка получил бы письмо от доброжелателя о её романе. Нет, такого удовольствия она им не предоставила. Безупречное поведение, со всеми сослуживцами — только деловые отношения. Но вот придрались же, упекли… Говорят, что это письмо в соответствующие органы написали вовсе не её сослуживцы, а женщина, не имеющая к их школе отношения. Женщина, обиженная судьбой, предположительно, поклонница её мужа. Но где доказательства, что это правда? Да и какое сейчас это имеет значение? Письму дали ход, началось расследование. Женщина вытерла слёзы и снова подошла к окну. Во дворе было тихо и спокойно, горел фонарь — один на весь двор. В ряд стояли машины возвратившихся со службы граждан. Ни души…Она посмотрела на небо: темно, ни луны, ни звезды. Наверное, завтра будет дождь, хотя и без него тошно. И в душе темно, никакого просвета. Но не умирать же ей! Может быть, попить чайку? Вскоре на кухне зашипел чайник. В буфете нашлось печенье. И тут вдруг раздался долгожданный звонок. Она вздрогнула и не сразу нашла на телефоне нужную кнопку. — Машенька, — ласково обратился к ней голос в трубке, — как ты, моя дорогая? Здорова ли? Она чуть не захлебнулась чаем. Сердце радостно застучало. А голос куда-то пропал. — Олег? — спросила она после паузы так тихо, что собеседник забеспокоился. — Машенька, что с тобой? Ты заболела? Я не хотел надолго оставлять тебя одну, но на меня навалилось столько дел! Надо было съездить за город, а там и телефон-то не всегда работает. Так что с тобой? — Ничего, — ответила Машенька довольно безразличным тоном. Она была обижена на Олега, и обижена сильно. Разве она, королева, не заслужила к себе более внимательного отношения? Вот и телефон у него работал не всегда, но ведь иногда работал. — Дорогая, я понимаю, тебе сейчас нелегко, но скоро всё образуется. Я обещаю, всё будет хорошо. Ты начнёшь новую жизнь, и она будет лучше прежней. — Это я уже слышала. — Ты мне не веришь. Я понимаю. Но что же мне делать? Доводить начатое дело до конца или уезжать обратно в Париж? Королева испугалась. Она сейчас не в таком положении, чтобы тешить свою гордыню. Напротив, полностью зависит от старого друга Олега. Больше никто не горит желанием ей помочь. — Да что ты, Олег, — поспешила она исправиться, — просто я думала, что ты больше не позвонишь. Даже не сразу тебя узнала. Конечно, я верю тебе. И в новую жизнь тоже верю. Я тебя люблю. Ожидала ли она ответного признания? Может быть. Но она его не услышала. Олег вздохнул, заметил, что совсем замотался, и обещал сразу же позвонить, как только появится что-нибудь конкретное. В трубке послышались короткие гудки. Женщина смирилась с услышанным. Что ей было делать? Да и не любви она ждала от него, а помощи. Без любви она уж как-нибудь проживёт, только бы не умереть с голоду. Она села в кресло, включила телевизор. Хотела было отвлечься от насущных проблем, но не получилось. Мысли упорно возвращались к Олегу. Он даже встретиться с ней не захотел, не соскучился. Прилетев в Москву, не к ней помчался, а по каким-то своим делам. Да он почти забыл её за эти два года! Он же не святой — завёл себе новую пассию. И это нормально. Естественно. Вспомнив про недопитый чай, она отхлебнула из чашки и машинально сунула в рот круглый пятак печенья, потом второй. Не чувствуя вкуса, она съела почти всё, что было на тарелке, и ей стало легче. Дочь вернулась домой очень поздно. Судя по всему, она пребывала в прекрасном настроении. Уже не было злобы, не было и презрения к матери. Ничто в этомдоме её больше не раздражало. У неё даже как-то по-особенному светилось лицо, блестели глаза. Неужели жених сделал ей предложение? Настя решительно отказалась от предложенного ей чая, не захотела ужинать, а направилась в свою спальню. Уж не выпила ли она на радостях? Мать не отправилась вслед за ней и не стала ничего выяснять. Ей всё равно ничего не скажут. Они с дочерью давно стали чужими людьми. И ещё не наступило то время, чтобы можно было в этой ситуации что-то исправить.Глава 6
Татьяна Михайловна Полякова не поняла, какое именно дело хочет обсудить с ней её племянник Владимир Деревянкин. Из его путанных объяснений ясно прозвучала только одна фраза: в коттеджном посёлке, где он жил, кто-то собрался купить долго пустовавший дом. Уж не хочет ли он опять, как несколько лет назад, навязать ей эту не нужную для неё покупку? Да, он предлагал ей этот дом, который продавался будто бы за бесценок. Но они с мужем, приближаясь к пенсионному возрасту, решили не брать на себя лишних забот. Зачем им этот дом, который потребует не только огромного количества физических и моральных сил, но и капитальных вложений. У них, слава богу, есть дача под Москвой, в Малаховке — там можно отдохнуть и подышать свежим воздухом. Да и на грядках покопаться, если возникнет желание. Пусть уж тот дом покупает кто-то другой, кому он действительно нужен. Однако Владимир, видимо, был настроен решительно. Сказал, что вечером заедет поговорить с ней и её мужем Сергеем Алексеевичем, который в его фирме занимал должность заместителя директора. Татьяна Михайловна не могла отказать родственнику в гостеприимстве. Хотя с её мужем Деревянкин мог бы поговорить и на работе, но почему-то не захотел. Ладно, пусть приезжает, сегодня суббота, у неё выходной, хотя фирма работает и по субботам. Она прибралась в квартире, приготовила вкусный ужин и только успела переодеться, как раздался ещё один телефонный звонок. — Привет, девочка! — услышала она звонкий голос, который, несомненно, принадлежал её давней приятельнице Ирине Витушкиной. — Здравствуй, Ирина, давно тебя не слышала. — То-то и оно! — продолжал журчать голос в трубке, — с тех пор, как Мезенскую посадили в тюрьму, а эта подлая Лариска увела у нас её мужа, мы и не виделись. А ведь прошло целых два года. — Неужели? — удивилась Татьяна. Ей казалось, что события, о которых вспомнила подружка, произошли буквально вчера. Правду говорят: чем старше становишься, тем быстрее летит время. — Надо бы встретиться, всё обсудить, Лариске позвонить. Может быть, он её давно бросил, а я переживаю. Кстати, ты не помнишь, как его звали? То ли Коля, то ли Саша? — Александр, — подсказала Татьяна, — а зачем он тебе понадобился? Татьяна прекрасно помнила, что сама познакомила Александра Владимировича Мезенского, своего старого знакомого, с Ларисой, и даже порекомендовала ей его, раз уж он с женой расходился. — Ты ещё спрашиваешь! — возмутилась Ирина, — да если бы не Лариска, он был бы мой! В общем, я к тебе сейчас приеду. Татьяна подумала о Деревянкине, о его деле, и решила, что вряд ли ему сейчас нужно присутствие развесёлой посторонней женщины. — Давай не сегодня, — возразила она, — племянник обещал заехать, какое-то дело у него ко мне. Тебе не интересно будет. — Это какой племянник? Тот, что женился на молоденькой? — ещё больше оживилась Ирина, — я давно хотела с ним познакомиться. Давно слышу от всех: импозантный мужчина. А мне его почему-то не показывают. Она тарахтела непрерывно и до того надоела Татьяне, что последняя решила её не очень вежливо перебить. — Ты же старше его, стало быть, шансов у тебя нет. Ты ему не понравишься, — ехидно заметила она. Ирина не обиделась. Уже и пенсия на пороге, а она по-прежнему уверена в своей неотразимости. И интерес её к мужчинам самой разной масти тоже не ослабел. Вот и сейчас она не растерялась. — Это не факт, что не понравлюсь. Он, наверно, давно уже устал от своей молодой и глупенькой жены. Пусть пообщается с умной женщиной зрелой красоты. Татьяне пришлось смириться с тем, что от приятельницы ей не отделаться. Суббота, вероятно, обещает быть бурной. Может быть, это и к лучшему. Владимир отвлечётся на эту экстравагантную женщину, и у него будет меньше шансов уговорить её купить этот дурацкий дом. Татьяна принарядилась, навела марафет — всё-таки общество собирается в доме, не так уж часто это бывает. Последнее время и сын всё больше времени проводит со своей семьёй, а к родителям выбирается редко. Ирина приехала первая. Она выгрузила из тяжёлой сумки банки и бутылки — видимо, решила погулять на славу — и уселась на диван отдохнуть. От тяжёлой работы она совсем обессилила. — И зачем ты тратишься, — укорила её Татьяна, — в доме всё есть. — А мне приятно, — заявила приятельница, — для меня прогулка в магазин, шопинг то есть, — развлечение. Татьяна махнула рукой и начала накрывать на стол — вечер уже наступил. Осенний день был короток, и она включила в столовой яркое освещение. Ирина тут же встала с дивана и подошла к зеркалу. Она оценивающе оглядела себя: готова ли сразить сразу двух мужчин? Конечно, готова. При ярком свете и Татьяна заметила, что её подружка одета в своём экстравагантном стиле. На ней было яркое зелёное платье, длина которого едва доходила до колен, а узор напоминал головной убор царевны-лягушки. В волосах просматривался оттенок меди и переспелой вишни. А причёска Ирины была такой, какая уж, конечно, не идёт ни одной женщине. И всё это великолепие дополнял неуёмный макияж, именуемый в народе штукатуркой. Есть мнение, что женский макияж пришёл к нам с Востока, где он применялся как средство отпугивания посторонних мужчин. Сегодня Ирина была уверена, что оделась правильно, а стало быть, больше сорока пяти лет ей никто не даст. Да и сорок пять-то много, ведь это ягодка опять, а Ирина хотела ещё долго оставаться розочкой, аромат которой опьяняет всех, кто попадёт в зону его действия. Эта розочка уже начала терять терпение от ожидания, когда наконец-то соизволили явиться мужчины. Коротко поздоровавшись с мужем Татьяны, которого она знала давно, Витушкина сосредоточила всё своё внимание на Владимире Деревянкине. — Познакомься, Володя, это Ирина, моя одноклассница, — представила подругу Татьяна. — Ирина, — повторила она своё имя, протягивая новому знакомому свою ухоженную руку в перстнях. — А как по отчеству? — спросил он, не решаясь назвать не очень молодую женщину только по имени. В первую минуту Ирина опешила. Готовилась, готовилась — и на тебе! Потом собралась с духом. — Просто Ирина, — женщина кокетливо улыбнулась, — не называете же вы мою подругу Таньку по имени-отчеству. Она стрельнула глазами в сторону Татьяны, как бы призывая её в союзницы, но та молчала. — Очень приятно, — откланялся Владимир, — одноклассницы, значит? Можно подумать, что вы только вчера закончили школу. Произнеся эту дежурную фразу, он решил, что от женщин такого типа надо держаться подальше и вообще никак их не называть. Ирина во все глаза рассматривала Владимира. Мужчина интересный, решила она, Волосы тёмные, седины почти не видно, а глаза голубые. Лысины и вовсе нет. Ей бы такой подошёл. Ну и что, если он моложе. Старых она терпеть не могла. — Да, это было будто бы вчера, — продолжала общаться с Владимиром его новая знакомая, — всё свежо в памяти. Как нас с Танькой в восьмом классе посадили за одну парту, так с тех пор и дружим. Владимир вежливо улыбнулся и отошёл от неё подальше. Татьяна заметила, что знакомство состоялось, и пригласила всех к столу. Надо сначала гостей накормить, а потом всё остальное. — Еле добрались, — сказал муж хозяйки Сергей Алексеевич, — такие пробки, хоть караул кричи. Особенно на проспекте Мира, сорок минут там стояли. И когда же новый мэр Москвы решит эту проблему? Сказал он это, лишь бы поддержать разговор. Мужчины не ожидали застать здесь постороннего человека — Ирину, и пока не решались при ней начать разговор о делах. — Никогда, — поддержала разговор Татьяна, — разве что уберёт часть строений и проложит новые дороги. А пока он этого не сделал, давайте выпьем за встречу. Ужин прошёл, как говорится, в тёплой и дружеской обстановке. О делах никто не говорил, все слушали Ирину, которая болтала без умолку. — Вот взять хотя бы те же пробки на дорогах. В этом же есть и положительный момент. Хоть ты олигарх, хоть пенсионер какой-нибудь на «копейке», а дорожная пробка тебя всё равно никуда не пустит: ни вправо, ни влево, ни вперёд, ни назад. Стой и терпи, как простой смертный. Так что пробки-то уже доказали, что все люди равны в социальном положении. Правы были большевики. Мужчины посмеялись, оценив шутку Ирины. А, может быть, она и не шутила, просто хотела, чтобы все люди были равны. Она работала на заводе и по социальному статусу относилась к рабочему классу, а по своим личным качествам и несомненным достоинствам считала себя элитой. Татьяна заметила, что племянник то и дело вопросительно поглядывает на неё, тем самым как бы негласно вопрошая, не пора ли гостье домой, а то совсем не даёт поговорить о деле. Татьяна знала, так просто такую гостью не выпроводишь, а потому без предисловий перешла к делу, воспользовавшись тем, что Ирина на минуту замолчала, решив пригубить шампанского. — Володя, если я правильно тебя поняла, у вас в посёлке продаётся дом. Уж не нам ли с Сергеем ты хочешь его предложить? — Я был бы рад, если бы вы жили рядом, но не буду вам его предлагать в очередной раз. Ваше мнение на этот счёт я выучил наизусть и не питаю никаких иллюзий. Нашёлся другой покупатель. Татьяна облегчённо вздохнула, но в то же время очень удивилась. И с новым интересом посмотрела на Владимира — любопытно же, кто будет соседом Деревянкина. — Дом хочет купить друг вашего сына Олег, — продолжал Владимир, — он приехал из Парижа, если, конечно, он не вводит меня в заблуждение. Супруги Поляковы недоумённо переглянулись, в первые секунды не сообразив, о ком идёт речь. Ирина навострила уши, почувствовав, что именно сейчас начнётся самое интересное. — Вы не знаете его? Он, как я понял, хорошо вас всех знает чуть ли не с детства. Татьяна легонько ударила себя ладонью по лбу. Как же она Олега забыла? Это же Олежка, сын её лучшей школьной подруги Нины Горлатых. — Вспомнила, вспомнила, — сказала она, а потом обратилась непосредственно к Витушкиной, — ты его тоже знаешь. — Да? — только и смогла вымолвить Ирина, пытаясь сообразить, стоит ли ей напрашиваться на знакомство ещё и с Олегом. — Из Парижа — и сразу к вам в посёлок? — ещё больше удивилась Татьяна. — Вот о нём я и хотел поговорить. Мне он показался подозрительным, — озабоченно произнёс Владимир, — он действительно из Парижа? — В этом можешь не сомневаться, подозрительный ты наш, — успокоила его тётушка, — почти коренной парижанин, живёт там с детства. — Хорошо, если так, а то повидал я на своём веку «парижан». Но говорит он совсем без акцента, это меня удивило. — Он же русский, — напомнила племяннику Татьяна, — к тому же родители его люди интеллигентные, родной язык забывать не давали. Дома с ним наверняка разговаривали по-русски. Мне кажется, что сейчас в Париже русских больше, чем французов. Высоцкий ещё когда пел: «В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке». А теперь-то уже и прогресс налицо… Гости развеселились и решили ещё выпить и закусить — теперь исключительно за Париж. Ирина буквально ликовала по поводу того, что можно, значит, поселиться во Франции, не зная французского языка, ведь учить его такая морока, — на учёбу она всегда была ленивой. Только Татьяна озабоченно размышляла. Её не только удивило, но и обидело то обстоятельство, что Олег связался с Владимиром, но не зашёл к ним. Раньше, будучи в Москве, всегда заходил. — Он приехал не сразу в наш посёлок, а сразу к вашему сыну, — возобновил прерванный разговор Владимир, как только веселье поутихло, — ему надо было с ним посоветоваться как с адвокатом о покупке недвижимости в России. Он, конечно, изучал этот вопрос в Интернете. Но Интернет Интернетом, а жизнь есть жизнь. Татьяне стало совсем плохо. Её мужа это возмутило меньше, но и он удивился, почему их дорогой сыночек родителям ничего не сказал. Разве они посторонние в этом деле? — Андрей, прямо скажем, оказался не промах. И родственные чувства его не подвели, — продолжал Деревянкин, — он прямо с ходу сосватал ему мой…, то есть наш многострадальный дом. — Почему же Андрей нам ничего не сказал? — обречённо спросила Татьяна? — Не успел. Да и почему он вам должен всё докладывать? Это его рабочие дела. — Рабочие? Приехал сын моей покойной подруги, почти родственник… — Татьяна готова была заплакать. — Кроме того, это грандиозная новость, — вступил в разговор Сергей Алексеевич, — даже две новости: приехал родственник, продаётся дом, а вы все против нас в сговоре, скрываете от нас самое интересное. Теперь пришло время удивиться и Владимиру. А зачем, спрашивается, он приехал в дом к Поляковым, если не рассказать самое интересное? Именно с ними, самыми близкими людьми захотел он обсудить эти новости. — Да, в сговоре, поэтому и хочу поговорить с вами об этом Олеге, — очень серьёзно заявил он. — Не обижайся, — миролюбиво сказал Поляков, — жизнь-то течёт серо, тоскливо, вот нам и захотелось новостей. — Но зачем ему дом в России, да ещё в лесу, если он сам живёт за границей? — недоумевала Татьяна, — по-моему, он что-то темнит. Она вспомнила последнюю встречу с Олегом, когда он в их доме ел блины. Сын подруги тогда очень понравился Татьяне: умный, элегантный, небедный. Завидный жених! Ей даже показалось, что именно такой муж нужен её племяннице Юле. Но потом Олег в адвокатской конторе Андрея познакомился с красивой преступницей и сделал попытку, неудачную, правда, спасти её от российского правосудия. Значит, и сам он не очень законопослушный. — Вот и мне показалось, что темнит, — говорил тем временем Владимир, — поселюсь, говорит, здесь навеки, в вашем райском уголке. Мы, конечно, не против, но что-то тут не так. — Может быть, теперь он скрывается от французского правосудия, — подала голос Ирина, — сейчас такое время, что не поймёшь, где юрист, а где преступник. — Вот это я и хотел бы точно знать, — отчеканил Деревянкин. Татьяна находилась в смятении. Племянник явно хотел знать её мнение, а что она могла знать об Олеге? То, что он влюбился в женщину намного старше себя, а воображаемая свадьба с Юлей расстроилась? Этим своим поступком он очень разочаровал Татьяну, но нельзя же из-за этого считать человека преступником, тем более сына её покойной подруги. Она поведала Владимиру всё, что знала о потенциальном покупателе, но тут же заявила, что не может ничего ему посоветовать. Уместнее было бы обратиться Андрею — он явно что-то знает, но не говорит. — А ты почему так волнуешься, — поинтересовалась тётушка, — ведь дом-то не твой. В ходе дальнейшей дискуссии выяснилось, что Владимир волнуется не зря. Во-первых, он является доверенным лицом какого-то неведомого хозяина. А во-вторых, именно он, Владимир Васильевич Деревянкин, избран председателем в своём коттеджном посёлке, и все жители с вопросами обращаются именно к нему. — И всё-таки не заморачивайся ты из-за этого дома, — посоветовала Татьяна, — может быть, ему деньги некуда девать или отмыть их негде. А тут даже нечестно заработанные деньги он вложит в хорошее дело, купит дом. Потом, лет через десять, он его ещё и перепродаст с прибылью. — У тебя всё получается очень гладко. А что, если в этом доме он устроит притон для бандитов или наркопритон? Нам это надо? — Этого не может быть! — опять напомнила о себе Ирина, — если бы им руководили такие преступные замыслы, он этот дом купил бы в другом месте. Он бы нашёл такой посёлок, где его никто не знает. А тут у вас все свои, сплошная родня и друзья детства. Да ещё подешевле ему надо, денег жалко, видите ли… Владимир с интересом посмотрел на Ирину. Вроде бы дурочка дурочкой, а иногда говорит дельные вещи. И как он сам-то до этого не додумался? Тут не преступный замысел, а что-то другое. Пообещав тёте Тане не заморачиваться, но всё-таки проверить купюры, которые ему предложат за дом, на фальшивость, племянник засобирался домой. — Ирину подвези. Ей тут недалеко, на проспект Мира, — попросила Татьяна. Владимир кивнул, и гости направились к выходу. — Что-то не нравится мне этот дом, — пожаловалась Татьяна мужу, — какие-то дурные предчувствия. — Так нет же для этого никаких оснований, — успокоил её Сергей, — зачем придумывать то, чего нет? Да и дом этот не твой, не всё ли равно, кто его купит? Или ты уже пожалела, что не купила его сама? — В том-то и дело, что дом этот неизвестно чей. Был бы он мой, всё было бы проще. Сергей обнял жену и посоветовал ей поскорее лечь спать. День выдался суматошный, и она очень устала. Надо отдохнуть — тогда и сумбурных мыслей в голове будет меньше. Татьяна послушно отправилась в спальню. А к утру и в самом деле всё как-то уложилось, успокоилось, и думать о доме уже не хотелось.Глава 7
Когда в милиции районного центра участковый уполномоченный Илья Нагаткин в очередной раз допрашивал красивую цыганку со жгучими чёрными глазами, он услышал во дворе непонятный шум. Цыганка, как и прежде, ни в чём не признавалась, клялась, что ничего не воровала, и просила её отпустить. Услышав шум, она насторожилась. Как только капитан милиции открыл окно, чтобы понять, что происходит, она очутилась у окна чуть ли не раньше его. Решив, что пленница собралась сбежать, Нагаткин крепко схватил её за руку. Черноокая красавица начала громко кричать и размахивать свободной рукой, не обращая на милиционера никакого внимания. И только тут, взглянув из окна, Нагаткин увидел, что в милицию явился чуть ли не весь цыганский табор. В глазах рябило от обилия красок, а в ушах, казалось, непрерывно работал зуммер, и от его жужжания можно было потерять сознание. О чём непрерывно кричали цыганки, понять было невозможно, и для начала участковый закрыл окно. — Это что ещё за явление? — строго спросил он задержанную, — чего им здесь надо? От возбуждения цыганка всё время дёргалась и не стояла спокойно на месте. В то же время она изо всех сил старалась вырвать свою руку, но капитан держал её крепко. — Они пришли за мной. Отпусти меня, начальник, — начала она умолять участкового. — Это с какой стати я должен тебя отпустить? Ошибки здесь никакой нет — ты действительно была в деревне в день кражи. Вот так и скажи своим родичам. Капитан милиции снова открыл окно. Табор загудел ещё сильнее. Цыганка что-то крикнула на непонятном языке, потом опять начала размахивать рукой, как бы призывая кого-то к себе. Шум заметно уменьшился, и вскоре из толпы выделилась дородная цыганка — видимо, главная по табору. Она направилась прямо в кабинет участкового. Он внимательно посмотрел на неё, мысленно готовясь к отпору. Видал он таких парламентёров! Но цыганка удивила его с первых же слов. — Отпусти её, начальник, а все украденные деньги мы вам соберём и вернём, — заявила она. Илья Нагаткин опешил. Вот уже десять лет он работал в милиции, а такого от воров не слышал. Тем более от цыган. Поэтому он не сразу поверил её словам. Цыганка, одетая, как все, в многочисленные юбки из ярких тряпок да ещё гремящая разноцветными бусами, держалась с каким-то удивительным, нецыганским достоинством. — Ну собирайте, — оправившись от шока, ответил милиционер, — а вот когда соберёте, тогда поговорим. А пока торопиться не будем, пусть ваша красавица у нас ещё погостит. Цыганка покачала головой и посмотрела на стража порядка укоризненно, как будто хотела сказать: вот ты мне не веришь, а я дело говорю. — Соберём, соберём, — повторила она, — а сами уедем отсюда подальше, и вы нас больше не увидите. Вот даже как! Об этом давно мечтала вся местная милиция. Где нет цыган, там и проблем меньше. — Договорились! Сейчас подсчитаем, сколько вы должны. Капитан вытащил из ящика стола кучу бумаг — это были заявления ограбленных граждан. Черноокую цыганку тем временем уже увели в камеру предварительного заключения. Нагаткин начал перечислять цифры: вот из этого дома десять тысяч, из этого кошелька три… «Соберу, соберу», — бубнила цыганка. Когда она ушла, капитан решил посоветоваться с коллегами: что делать? Передавать дело в суд или всё же отпустить задержанную, если деньги и в самом деле будут возвращены? Началась жаркая дискуссия, в ходе которой мнения разделились. Кое-кто сразу заявил, что цыганка врёт и задумала что-то нехорошее; да и вообще цыганам верить нельзя. Другие же считали, что надо подождать и посмотреть, во что выльется этот своего рода эксперимент. Однако все дружно признали, что привлечь цыган к уголовной ответственности чрезвычайно сложно. На суде они вдруг перестают понимать русский язык, а найти им переводчика, как того требует уголовно — процессуальный кодекс, практически невозможно. Одни цыгане считают себя молдавскими, другие — украинскими, а третьи вообще испанскими. Поди — ка разберись! Невинно улыбаясь и непонимающе хлопая своими глазищами, они способны вывести из равновесия любой суд. Так что в данном случае ничего другого не остаётся — надо ждать. И вот в один прекрасный день, ровно через неделю после первого визита цыганки, она появилась в милиции вновь в сопровождении двух колоритных мужичков той же национальности. «Получай, начальник, обещанные деньги и отпусти нашу подругу, — заявила она, — а мы, как обещали, уедем.» Милиционеры пересчитали деньги, проверили, не фальшивые ли, — всё точно, никакого обмана нет. Заложницу тут же привели и сдали её более старшей цыганке как бы на поруки. Цыгане тут же ушли. Через пару дней цыгане собрались в путь, сдержав своё обещание уехать подальше. Удивлённые стражи порядка наблюдали, как они садились в поезд. Им был выделен отдельный вагон, иначе бы другие пассажиры задохнулись от грязи и смрада, да и оглохли бы от шума. Поезд тронулся, взяв направление на Казань. Милиционеры, облегчённо вздохнув, помахали ему вслед. А буквально через два часа в дежурную часть милиции поступило экстренное сообщение об ограблении. Стражи порядка схватились за голову — надо же было отправить цыган именно сегодня. В том, что преступление совершили именно они, никто не сомневался: ведь ограбление имело место в той же самой деревне Карпеевке. На этот раз бабуси лишились главного своего богатства — икон.Глава 8
Владимир Васильевич Деревянкин чувствовал себя победителем. Он благополучно провёл операцию по продаже пресловутого дома и вздохнул свободно, с удовольствием наблюдая, как с каждым днём дом приобретал всё более жилой вид. Садовник Тимофей, скосив дикую растительность, почувствовал себя участником надвигающихся событий. Он бескорыстно помогал рабочим, убирая мусор. Тимофей любил, чтобы везде и во всём был порядок. Одиноко стоящий коттедж с забитыми окнами наводил на него тоску. А теперь, когда в доме активно шла работа, на душе у него было тепло и радостно. Он теперь ждал от жизни только хорошего. Но в один прекрасный день, в субботу, когда Деревянкин в кои-то веки решил устроить себе выходной, ему позвонили с контрольно — пропускного пункта и сообщили, что с ним хочет встретиться милиционер. Охрана в посёлке была строгой и просто так — по удостоверению — милиционера не пропустила. От дома до КПП было километра полтора, и Владимир доехал туда на своём джипе. Его встретил человек лет сорока в звании капитана. — Участковый Нагаткин Илья Григорьевич, — отрекомендовался он и протянул местному председателю своё удостоверение. Деревянкин внимательно изучил его, пока не понимая, что хочет от него милиционер. — Мне нужно с вами посоветоваться, — сказал Нагаткин, — формально ваш посёлок относится к моему участку. — А фактически? — строго спросил Владимир Васильевич, который по отношению к милиционеру уже был настроен недоброжелательно. — Фактически никуда. Посёлки растут, как грибы, милиция за ними не успевает. Наш опорный пункт находится в соседней деревне Карпеевке. Вы там бывали? Деревянкин удивлённо посмотрел на непрошенного гостя. Свалился тут, как снег на голову, да ещё задаёт дурацкие вопросы. Какое ему дело, где он бывал, а где нет? Уж не о смерти ли его первой жены с ним хотят поговорить? Дело закрыли, невиновность его полностью доказана. Но сердце бывшего мужа тревожно забилось. От нашей доблестной милиции всего жди. — Нет, не бывал, — ответил он вяло, — как — то не возникала необходимость. — Понимаю, захолустье. Но вот последнее время эта деревня начала привлекать внимание криминальных элементов. Не можем понять, почему. — Вы считаете, я должен это знать? — ехидно спросил Деревянкин, ловя себя на мысли, что начинает раздражаться. Он вспомнил, что в местном магазине, куда пошёл по просьбе жены за хлебом и молоком, слышал краем уха историю, которую обсуждали женщины. Кажется, это была очередная афёра цыган. Но его она совершенно не интересовала, и он не стал вникать в подробности. — Не должны, но можете и знать. Слухи распространяются быстро. Не заезжали, случайно, в ваш посёлок посторонние люди, гости какие-нибудь? И вообще, не случилось ли здесь чего-нибудь необычного? Деревянкин опять удивлённо уставился на стража порядка. Он успокоился немного, узнав, что речь пойдёт не о его деле, а совсем о другом. Но всё-таки не понимал, что же от него хотят. — Что вы считаете необычным? — равнодушно спросил он. Милиционер неожиданно приятно улыбнулся. Он понимал, что явился в посёлок так, на всякий случай, не имея в арсенале ни обвинения, ни конкретных вопросов. Но иногда искомое находишь там, где не ожидал ничего найти. — Например, не заезжали те же цыгане? — Кто их сюда пустит? Да и делать им здесь нечего. — Не скажите, — не согласился Илья Григорьевич, — в посёлке много женщин, которые любят на досуге развлечься, погадать, например. — Погадать? Да вы с ума сошли, — рассердился Владимир Васильевич, — это какие надо иметь мозги, чтобы слушать бредни цыган? — Самые обычные, женские. Я не первый день в милиции и знаю по опыту, что цыгане вызывают определённый интерес. — Если бы цыгане были в посёлке, я бы этого так не оставил. Уволил бы всю охрану к чёртовой бабушке, — ещё больше рассердился председатель, по-прежнему считая милиционера не очень умным. — У вас здесь ничего не пропадало? Мент опять улыбнулся, потому что видел, что Деревянкину не по душе его вопросы. Вот и сейчас председатель очередной раз счёл его вопрос глупым. — Если преступники орудовали рядом, то почему бы и не заглянуть к вам по-соседски, — пояснил Нагаткин, не дождавшись ответа от собеседника. Деревянкин размышлял. Цыган в посёлке точно не было, но посторонних личностей — сколько угодно, те же строители-ремонтники. А Олег? Разве Олег — не посторонняя личность? Так почему же он, председатель, молчит об этом? — Кажется, не пропадало, — подумав, ответил Владимир Васильевич, — во всяком случае, никто не жаловался. Но у нас один господин купил долго пустовавший дом. Сейчас там ведутся отделочные работы, трудится бригада рабочих. Это как раз посторонние люди. Капитан Нагаткин заинтересовался домом, и Деревянкин рассказал ему всю историю купли — продажи. — А нельзя ли на него взглянуть? На дом. Деревянкин тяжело вздохнул, не скрывая своего неудовольствия, но отказать стражу порядка оснований не нашёл и пригласил его в свой джип. До дома ехали минут пять. Нагаткин молча изучал окрестности через окно машины. Дом, казалось, не произвёл на милиционера особого впечатления. Рабочие тоже выглядели вполне обычно. Увидев, что пожаловали гости, они бросили работу и смотрели на них. — Это наш участковый, Илья Григорьевич Нагаткин, — представил милиционера председатель, — изучает обстановку, знакомится с людьми. — Вы случайно не видели здесь цыган? — спросил участковый, — в соседней деревне они совершили ограбление. — Да вы что! Я думал, они только во время гадания легковерных людей обдирают. Позолоти ручку… — Нет, не видели, — ответил другой. Нагаткин ещё раз внимательно оглядел рабочих. Ничего подозрительного. — Если вдруг цыгане появятся и захотят погадать, немедленно сообщите мне, — милиционер протянул визитку рабочему, который заговорил с ним первым. Тот обещал. — Ой, как погадать хочется, — пошутил кто-то, — вдруг меня богатое наследство ждёт, а я тут вкалываю. Раздался дружный хохот. — Хорошо у вас тут, — заметил капитан милиции, оглядываясь по сторонам, а потом решил прогуляться вокруг дома. Деревянкину пришлось его сопровождать. — Так, так, — бормотал Нагаткин себе под нос, — трава скошена, пахнет свежим сеном — здесь просто благодать. Однако кругом забор, за забором лес…Цыгане тут и правда не бывали. Домой Деревянкин вернулся только к обеду. Единственная свободная суббота за последние полгода, и то не дали отдохнуть. Подозревать его вздумали непонятно в чём. И чего этому менту надо, преступников ловил бы лучше, чем по лужайкам гулять. Приятное с утра, к обеду настроение окончательно испортилось. Ел он вяло, на вопросы жены отвечал неохотно, а после обеда закрылся у себя в кабинете. Милиционер Нагаткин, напротив, был доволен своим визитом в посёлок. Если вдруг что-нибудь понадобится, у него здесь уже есть знакомые. В конце концов, преступление не рядовое, надо прорабатывать все версии. Так сказал старший следователь из районного центра, но Нагаткин и сам знает, что к чему. В который раз он прогонял в памяти события прошлой недели. Странное поведение цыган, возвративших деньги. Проводы их на вокзале. Звонок из Карпеевки о краже икон. А вдруг это не цыгане иконы украли? Уехавших цыган работникам милиции удалось догнать и допросить, но толку от этого было мало. Обыск в вагоне ничего не дал — никакими иконами здесь и не пахло. Разве что они успели их куда-нибудь сбагрить? Но когда? В цыганском вагоне стражей порядка встретили, мягко говоря, неласково. Женщины кричали, дети визжали. В адрес работников милиции неслась нецензурная брань. Но всех превзошла кормящая мать, которая, беззастенчиво обнажив грудь, брызнула в лицо молодому сотруднику струёй своего молока. Стражи порядка ушли ни с чем, а когда встретились с оперуполномоченным, выезжавшим для допроса потерпевших в деревню Карпеевку, поняли, что так просто воров не найдёшь. Тут действовала, скорее всего, целая банда — и операция была продумана до мелочей.Глава 9
История о похищенных иконах оказалась довольно интересной и даже в чём-то загадочной. Как и многие подобные истории, она имела свою предысторию. Всё началось, видимо, как раз с приезда в Карпеевку тех самых цыган. Не за бабулькиными деньгами они туда приезжали, хотя и их прихватили попутно. Они выполняли чьё-то задание, задание серьёзное и высокооплачиваемое. Именно по их наводке приехали в деревню двое вальяжных мужчин на красной «Ауди». Они вышли из машины и, оглядевшись, направились в ближайший дом. Не заходя в него, супермены попросили хозяйку выйти на улицу, якобы для важного совещания. Вскоре на лужайке у красивой раскидистой ветлы собрались все жители деревушки. Особого приглашения им не потребовалось — приезд в их захолустье роскошной иномарки не остался незамеченным. Шум мотора заставил их тут же выглянуть из окон и дверей, а выход на улицу соседки — тут же покинуть свои дома, оставив двери открытыми. Молодые — на вид не более двадцати восьми лет — мужчины представились работниками органов соцобеспечения и решительно приступили к делу. Уделив персональное внимание каждой из бабушек, они очень вежливо интересовались их бытом. Один из них задавал вопросы: не течёт ли крыша, не развалился ли сарай, не надо ли привезти к зиме дров. В это время второй «работник органов соцобеспечения» держал в руках красивый блокнот-ежедневник и тщательно записывал фамилии и требования жильцов. Бабульки глядели на гостей, разинув рот. И умные они, и красивые, и дело своё знают. Нет, не часто пожилым людям уделяют столько внимания. Они и подарки привезли — каждая бабушка получила по коробке конфет. Будет чем внуков порадовать! Впоследствии никто из них не мог вспомнить, сколько времени продолжалось это важное совещание. Как и в прошлый раз, когда они помахали вслед цыганам, жители прославившейся за последний месяц деревни не сразу пришли в себя. Они ещё долго обсуждали взбудоражившее их событие и радовались, что справедливость на земле всё-таки существует. Пропажу икон обнаружили только тогда, когда наступило время вечерней молитвы. Быстренько прибывший на очередной зов толпы участковый, глядя на обманутых гражданок, для начала покрутил пальцем у виска. Бабульки смутились и даже на минуту замолчали, но потом опять хором принялись причитать. — Как же так? Они же даже в дома не заходили! Один с нами разговаривал, а другой писал. Они люди приличные, не бандиты, как вы можете о них плохо думать! — Нагаткин решил подождать, когда гул утихнет, страсти улягутся, и можно будет задавать конкретные вопросы. Он и сам должен был подумать, как же могло совершиться ограбление у всех на глазах. Наверное, не двое гостей приезжали в Карпеевку, а трое. Просто последний должен был действовать инкогнито. Тогда всё сходится. — Так сколько же их было, двое или трое? — спросил он наконец. Бабушки возмутились и опять начали кричать и размахивать руками. — Мы вам сто раз говорили — их было двое, — перебивая друг друга, кричали они. — Может быть, водитель оставался в машине? — Какой ещё водитель? Один из этих двоих и сел за руль, когда они уезжали. Мы же их провожали. Не факт, подумал Нагаткин, третий мог ждать подельников где-нибудь на выезде из деревни или вообще в лесочке, подальше от любопытных глаз. — Когда же, выходя из дома, вы научитесь закрывать за собой дверь? — укоризненно обратился он к собранию, — и в прошлый раз всё пораскрывали, и теперь… — Да от кого нам закрываться, тут все свои, — галдели собравшиеся всё на той же лужайке жители деревни. Капитан понимал, что поступает невежливо, но всё же не удержался и ещё раз покрутил пальцем у виска. — Вас уже грабили, все деньги унесли, а вы дудите всё в ту же дуду, — возмутился он. Собрание заволновалось, как бушующее в шторм море. Никто не хотел признать себя виноватым. Можно было подумать, что иконы унесла какая-то нечистая сила, больше некому. — Ну где теперь их искать? — сокрушался участковый, — если бы вы сразу позвонили, по горячим следам мы бы их догнали. А теперь вероятность задержать преступников ничтожно мала, полдня прошло. — Это не они, ну что вы к ним прицепились! В тот раз нас цыгане ограбили, наверно и теперь они. Зачем приличных людей подозревать? Из органов соцобеспечения к нам приезжали, обещали крышу покрыть, дров привезти… Слушая гул голосов, в котором можно было разобрать только отдельные слова, Нагаткин удивлялся наивности населения. Когда это служащие из органов соцзащиты или соцобеспечения были похожи на заграничных суперменов и разъезжали на иномарках? Да и мужчин в этих органах мало, разве что начальники. Работают там в основном женщины, потому что зарплата, как говорится, оставляет желать… Но что с них возьмёшь, с бабусь этих, живущих в диком углу, вдали от цивилизации? Что они могут знать о современной жизни, в чём разберутся без посторонней помощи? — Так вы говорите, что их было двое, а третьего никто не видел, — продолжил допрос Илья Григорьевич, — а тем не менее он должен быть. Он специально от вас прятался, чтобы быстренько забрать то, что ему было нужно. А двое других отвлекали ваше внимание. Но бабуси продолжали галдеть, по-прежнему не веря стражу порядка. Они считали, что их участковый ещё слишком молод, а потому не может разобраться в ситуации. Когда ограбление в деревне совершили цыгане, никто же не усомнился, что это правда. В правду трудно не поверить. — А ну-ка ещё раз опишите, как выглядели гости и их машина, — приказал участковый, — может быть, номер кто-нибудь запомнил? Нагаткин в который раз услышал, что машина была красной, блестящей, иностранной, а гости молодые, стриженые, хорошо одетые. Особых примет никто не запомнил. Ну кого найдёшь по этим показаниям? Красных машин сейчас уйма, иностранных ещё больше, а уж молодых и хорошо одетых мужчин и искать не надо, на каждом шагу встречаются. И вдруг, как луч света во мраке, из толпы выделилась толстая, добродушная женщина лет шестидесяти. — Кажется, я вспомнила номер машины! Нагаткин с надеждой посмотрел на неё. Может быть, всё-таки есть на свете справедливость? — Да, да, у меня есть внук Владик, он в Москве с матерью живёт, отец-то их бросил. Вот я о них всё время думаю, переживаю… — И что? — нетерпеливо спросил милиционер. — Так номер-то с буквы «В» начинался, а потом сразу же его день рождения — восьмое декабря. То есть В812, а дальше что было или нет, не помню, хоть убейте. Милиционер с уважением посмотрел на женщину — хоть у одной мозги на месте оказались, да ещё налицо и ассоциативное мышление. — Спасибо вам, — сказал он, — это должно помочь нам в поиске преступников. Ещё раз оглядев деревушку, со всех сторон окруженную лесами, участковый покинул этот многострадальный живописный уголок. Вернувшись на опорный пункт, он позвонил в районный центр и узнал, что план «перехват» результатов не дал — преступники исчезли бесследно. Нагаткин доложил начальству о вновь открывшихся обстоятельствах, получил очередной нагоняй за плохую службу, и отправился домой — время было уже позднее. Моросил дождь, и Илья Григорьевич невольно подумал, что все следы будут окончательно смыты, и он на свою голову получит ещё одно нераскрытое преступление, так называемый «висяк», за который по голове не погладят. Дома он поужинал, потрепал по макушке пятилетнего сынишку и хотел было идти отдыхать. Но тут раздался телефонный звонок. Деревянкин из соседнего коттеджного посёлка сообщил, что в посёлок заезжали молодые люди на красной «Ауди». — Они предлагали услуги по установке натяжных потолков, — пояснил он, — никто их не приглашал, явились по своей инициативе. Сердце участкового уполномоченного учащённо забилось. Это они! — Где они сейчас? — быстро спросил он. — Уехали по направлению к Москве минут пятнадцать назад. Номер машины — В812СА. — Спасибо вам, это преступники. Далеко уехать гастролёры не могли. Дорога до трассы грязная, без асфальта, а тут ещё дождь. Нагаткин позвонил на пост ГИБДД, попросил гаишников задержать иномарку с известным номером и, бросив жене обычное «вызывают на работу», быстро завёл мотоцикл. Быстрая езда была для него привычной. «Железный конь» не подвёл, и уже через полчаса он увидел впереди ту самую иномарку красного цвета, которая, буксуя на просёлочной дороге, уже подъезжала к трассе и посту ГИБДД. Гаишник с жезлом вышел на дорогу. Нагаткин волновался: вдруг не остановятся, а на повышенной скорости промчатся мимо? Такое уже было в его практике. Но красная «Ауди» остановилась. Пока водитель элегантно выходил из машины и делал удивлённое лицо, Нагаткин позвонил в дежурную часть милиции, прося подкрепления. — В чём дело, товарищ? — говорил тем временем водитель, — неужели я превысил скорость или задавил кого? Нет, я человек законопослушный. — Проверка документов, — лаконично ответил работник ГИБДД, — ищем преступников, поэтому проверяем всех. Пассажиров тоже прошу выйти из машины. Трое мужчин послушно достали «корочки», насмешливо глядя на работников милиции, стоящих возле поста. Вот тут как раз и подоспел участковый. — Что везёте? — строго спросил он. Преступники снова насмешливо посмотрели и, как показалось Нагаткину, спокойно улыбнулись. — Да что за облава сегодня? — спросил плотный мужчина с залысинами, — возвращаемся от друзей, что можно оттуда везти? Участковый внимательно посмотрел на него. Вот он, лысый, и есть третий в этой машине и в этом деле. Никаких сомнений тут быть не может. Бабушки его не видели, внешность такую не описывали. Но он был. — От друзей, значит? А можно полюбопытствовать, откуда именно? — Из коттеджного посёлка. Не понимаю только, почему дороги нормальной до сих пор нет? Туда доехали благополучно, а оттуда под дождь попали. Средневековье какое-то. — Да, вы правы. Дороги у нас оставляют желать лучшего. Но к весне обещали сделать, уже и проект подписан, — доложил Нагаткин, внимательно изучая водителя и его пассажиров, — но вы уж извините, мы должны осмотреть машину — в соседней деревне произошло ЧП. Это чистая формальность, работа такая. — Не были мы в соседней деревне! — чуть ли не хором и чересчур поспешно ответили мужчины, — мы вообще здесь первый раз, ничего не знаем. Нужный-то посёлок еле нашли. — Понимаю. Но открыть багажник придётся. — Да как вы смеете обыскивать нас без всяких оснований! — возмутился водитель, нехотя направляясь к багажнику. — Пусть смотрит, время теряет, — возразил один из пассажиров, — настоящие-то преступники, небось, уже далеко. А он тут с нами приятную беседу ведёт. Смерив участкового презрительным взглядом, двое молодых и красивых сели в машину. Результат осмотра их, видимо, не интересовал. Или это определённый расчёт? Нагнёт участковый голову, осматривая багажник, а водитель его — бац! — чем-нибудь тяжёлым. Крышкой от багажника, например. И быстро под шумок бежит в ближайший лесок. Собак-то нет, ловить некому. А машина стремительно уезжает. — Да, я с вами теряю время. Могли бы сами признаться, зачем вы приехали сюда. Глядишь, и участь свою облегчили бы чистосердечным признанием. Чтобы протянуть время и дождаться подмоги, Нагаткин говорил ещё что-то о справедливом правосудии, но подмоги всё не было. Тогда он опять вспомнил о плохой дороге и начал объяснять, что в посёлке живут частные собственники, а потому государство делать им дорогу не обязано — они должны сложиться и сделать её сами. Но денег всем жалко, да и не миллиардеры тут живут, скорее так называемый средний класс. Вот прокладка дороги и затянулась. Гаишники поняли его смятение и подошли поближе. Делать нечего, участковый решительно направился к машине. Даже если что-нибудьслучится, свидетели есть, и его подвиг не останется незамеченным. Недаром говорят, что на людях и смерть красна. — Прошу, — произнёс водитель, делая характерный жест рукой. Милиционер тупо смотрел на нехитрый скраб, лежащий в багажнике: запасное колесо, ведро, ремень, пару бутылок минералки… Неужели ошибка? Трое элегантных мужчин совсем неэлегантно захохотали. Водитель направился к своему месту. Илья Григорьевич в сердцах перевернул в багажнике ведро и сдвинул с места запасное колесо. И остолбенел — за колесом лежал тёмный предмет, напоминающий школьный треугольник. И в это время раздался вой милицейской сирены. Подмога прибыла вовремя.Глава 10
Телефонный звонок, разбудивший Татьяну с мужем в пять часов утра, не слишком удивил обоих. Они уже знали, кто мог звонить в такую рань. Конечно же, это Римма Степановна Полякова, мать Сергея и Татьянина свекровь. Только она никогда не страдала от излишней деликатности, никого не боялась потревожить, если ей надо было решить какую-нибудь свою проблему. Римма Степановна готовилась отметить 85-летие. До юбилея оставалось недолго, недели три. Сын со снохой уже присматривали подарок и составляли список гостей, а виновница предстоящего торжества давала умные, как ей казалось, советы. И если что-нибудь значительное приходило ей в голову в рабочее время, она тут же звонила Сергею на работу. Его постоянные просьбы не делать этого мама игнорировала, так что во время важных совещаний ему приходилось отключать телефон. И этот утренний звонок не вызвал у супругов особой тревоги, только лёгкое раздражение. Бабка и в молодые годы не всегда была адекватной, а уж теперь совсем чокнулась юбилярша, желая покрасоваться перед гостями. Но, к удивлению Татьяны, свекровь не упомянула о юбилее, а начала слёзно умолять Сергея приехать, потому что ей очень плохо. Она боится умереть одна. Сергей попытался успокоить маму, посоветовал ей принять успокоительное, но Римма Степановна закатила такую истерику, что разговаривать с ней стало невозможно. Бабка жаловалась на сильные боли в животе, а это серьёзный симптом, если, конечно, её жалобы подтвердятся. — Придётся ехать, вызывать «Скорую помощь», — решил Сергей и начал собираться. Татьяна поспешила приготовить ему кофе. Ни он, ни она не предполагали, что на этот раз мама не притворялась, не сочиняла, не капризничала, а действительно серьёзно заболела. Они так привыкли к её капризам и истерикам, что уже не придавали жалобам особого значения. Татьяна очень бы удивилась, если бы в этот момент ей сказали, что совсем скоро они с мужем не только перестанут в чём-либо упрекать мамашу, но и начнут активно жалеть бедную старушку, на долю которой выпали такие страдания. Она бы этому просто не поверила. Татьяну раздражали капризы свекрови. Они её раздражали всегда. Сколько она себя ни уговаривала, что старому человеку многое прощается, раздражение то и дело выходило наружу. Мужа собственная мать раздражала тоже. Её постоянное нытьё и занудливость выбивали его из колеи. И если Татьяна не позволяла себе грубо разговаривать с Риммой Степановной, то Сергей нередко срывался на крик. Он много раз пытался объяснить матери, что он и сам уже немолодой человек, что он устаёт на работе, и у него тоже повышается артериальное давление, болит голова. Но властная и эгоистичная женщина ничего не хотела слышать и всегда думала только о себе. Все годы совместной жизни с Сергеем Татьяна наблюдала, как свекровь «болеет и умирает». Особенно часто это стало проявляться после смерти её мужа. Но если человек чуть ли не каждый день умирает, окружающие начинают к этому привыкать. Ничего с ней не случится, думают они, оживёт в очередной раз. И Римма Степановна оживала. Особенно быстро она поправлялась, если намечалось какое-нибудь мероприятие, например, праздничное застолье. Сын же не может не пригласить свою мать, а мать ни за что не откажется прийти, если даже только вчера умирала. Татьяна старалась поменьше бывать в её обществе, потому что приятно побеседовать с ней было невозможно. Римма Степановна или делала замечания, или же давала никому не нужные советы. Всё, что делали окружающие, казалось ей неправильным. К тому же она считала, что у всех, кроме неё, должен быть склероз. Татьяне она постоянно о чём-нибудь напоминала. — Таня, у тебя чайник на плите, ты не забыла? Ты зачем оставила колбасу на столе, жара ведь! Надо положить её в холодильник. Она целыми днями бубнила, что где не так, а иногда сама начинала наводить порядок. Однажды Татьяна вынула из холодильника кефир и положила его на стол, чтобы погрелся — она собиралась печь блины. Свекровь, заметив непорядок, тут же засунула его обратно в холодильник, да ещё и прочитала снохе лекцию о недопустимости такой рассеянности. — Не лезьте вы не в свои дела! — ответила ей сноха, вынимая кефир из холодильника. Римма Степановна замечаний в свой адрес не воспринимала. Учить и наставлять — это была её привилегия. Да и дом своего сына она всегда считала своим, хотя имела собственные апартаменты. Вот и на этот раз она разразилась тирадой, что для неё в доме сына нет чужих дел. «Болея и умирая», Римма Степановна, видимо, пыталась добиться повышенного внимания к своей персоне. Ещё в былые времена, когда был жив её муж, Татьяна наблюдала сценки, когда она усиленно жаловалась ему: «Ах, ты не представляешь, как мне плохо… Я, наверно, скоро умру…» И муж вынужден был сам бегать по магазинам, мыть пол, выносить мусор, лишь бы женушка не умирала. В конце концов умер он, хотя едва достиг пятидесятилетнего возраста. Римма Степановна жила одна долгих десять лет, и одиночество её, конечно, угнетало. Потребность в общении она компенсировала бесконечными телефонными звонками, при этом надоедала всем: как родственникам, так и просто знакомым. Женщина, которая привыкла повелевать, долго не могла смириться с несправедливостью, которая обрушилась на неё. Командовать ей стало некем, и первое время она даже впала в транс. Когда же в достаточно пожилом возрасте ей вдруг улыбнулось счастье, она не смогла его удержать. Милый старичок, который был влюблён в ещё молодую Римму, сохранил свои чувства на всю жизнь. Но и он не вынес её властного характера и отправился в мир иной уже через три года после свадьбы. Римма Степановна опять осталась одна, и мишенью для её постоянных жалоб стал сын. Татьяна и на этот раз не поверила, что со свекровью случилось что-то серьёзное, до того привычными стали её жалобы. Когда муж уехал, она стала спокойно собираться на работу в своё конструкторское бюро. Уже на рабочем месте узнала, что больную увезли в стационар с предварительным диагнозом «непроходимость кишечника». Ещё не успев осмыслить происходящее, Татьяна вдруг вспомнила, что последние три года свекровь очень увлекалась лекарствами со слабительным эффектом. Долечилась, подумала сноха. Сама бывшая медсестра, а в медицине ничего не понимает. После обеда Татьяне опять позвонил муж. «Маму прооперировали, — сообщил он, — непроходимость устранили, вставили специальную трубку — костому. Говорят, что еле успели. Ещё бы чуть-чуть, и всё. Я после работы заеду в больницу.» Дома Татьяна старательно готовила ужин, собираясь накормить Сергея повкуснее и соответственно успокоить его. Всё-таки мать в больнице, да ещё после операции. Вот уж не думали и не гадали, что так получится. Может быть, не так уж Римма Степановна и притворялась, болезнь давно угнетала её, а наши врачи, как всегда, ничего вовремя не определили, довели до «Скорой помощи». Кому пожаловаться? Лариске, что ли, позвонить, всё-таки врач… Татьяна не успела набрать номер подруги, как снова позвонил муж. — Я вышел из больницы, сейчас приеду, — сообщил он, — врач, который оперировал, обнаружил у мамы раковую опухоль. — Что?! Да ты не волнуйся, может быть, это ошибка. Откуда ему это знать? Рак должен подтвердить специальный анализ, — постаралась разуверить мужа Татьяна. — Анализ будет готов через десять дней. Но врач на сто процентов уверен, что не ошибся. Это рак прямой кишки. И я тоже чувствую, что это правда. — Как же так? Откуда это? У неё в роду рака не было, — Татьяна не придумала, что ещё можно сказать. Она знала, что мама Риммы Степановны дожила до девяносто шести лет, а бабушка — до девяносто девяти. Так что и от свекрови она ждала такого же долгожительства. — Это ещё не приговор. Рак сейчас лучше лечат, чем двадцать лет назад. Когда муж отключился от сотовой сети, жена бессильно опустилась на стул.Глава 11
Помощь подоспела вовремя. Бандиты с удивлением, но без испуга смотрели на вновь прибывших. Они не заметили, как Илья Нагаткин спрятал найденный в багажнике машины треугольник в карман. — Вы арестованы и должны проехать с нами в отделение милиции, — сказал он громко твёрдым голосом. Трое мужчин опешили и не сразу нашли, что сказать. — Прошу пройти в машину. Наконец вперёд выступил мужчина с колоритной внешностью бандита. — На каком основании? — возмутился он, — мы не преступники, чтобы ехать в отделение. Что вы себе позволяете! Нагаткин, почувствовав свою правоту и возлагая большие надежды на треугольник в кармане, как на спасательный круг, опять пошёл в наступление. — Преступники вы или не преступники, установит суд. А пока вы подозреваетесь в краже икон у жителей деревни Карпеевки. В отделении разберёмся, так это или не так. Презумпция невиновности у вас пока есть, её никто не отменял, — участковый решил не злить подозреваемых, а дать им надежду на возможное освобождение. И это произвело на задержанных должное впечатление. — Ладно, чего нам бояться — то, — заявили они, — только мы поедем на своей машине. И водитель направился было к «Ауди». — Нет, — остановил его милиционер, — ваша машина останется пока на штрафной стоянке. Подозреваемые в очередной раз возмутились и начали одновременно кричать, пытаясь донести до работников милиции одну простую мысль: если они решили арестовать невиновных, да ещё и завладеть их машиной, то у них могут быть большие неприятности. Просто огромные неприятности. — Неприятности так неприятности, — ответил им один из вновь прибывших милиционеров, — не у вас же! Садитесь, господа, и побыстрее, пока я на вас наручники не надел. — Машина ваша никуда не денется, — добавил Нагаткин, — останется в целости и сохранности. Если, конечно, она действительно ваша, подумал он. Мужчины стояли в нерешительности, глядя на него, но уже не кричали. — Быстро садитесь, говорю! Иначе придётся применить оружие. — Ну вы даёте! Тюрьма по вам плачет! — водитель «Ауди» зло сплюнул и первым направился к милицейскому УАЗику. До отделения доехали молча. Нагаткин, располагая несомненными уликами, думал, как начать допрос, чтобы у подозреваемых не было шансов отвертеться. Иногда бросая взгляд на задержанных, он уже достаточно хорошо изучил их внешность. Бандитский вид имел только водитель, двое других действительно косили под дэнди. На одном был серый костюм, на другом светло — бежевый. Оба при галстуках, вот только элегантные туфли немного потеряли свой лоск, соприкоснувшись с сельской действительностью. «Если бы я был женщиной, то дэнди в бежевом костюме понравился бы мне больше, — думал Нагаткин, — русоволосый, стройный, лицо чисто русское, приветливое. И костюм на нём сидит так, как и должен сидеть. На втором он болтается, как на вешалке. Видно, что сей господин привык к джинсам, а костюмы никогда не носил. Принарядился для дела». Смотреть на водителя Илье Григорьевичу не хотелось. Как ни уговаривал он себя, что нельзя испытывать неприязнь к подследственным, эта неприязнь была, и избавиться от неё он не мог. В отделении милиции районного центра в присутствии следователя и вооружённой охраны, он начал допрос. — Я — Нагаткин Илья Григорьевич, капитан милиции, — представился он, — деревня Карпеевка, в которой вы гостили, находится на моём участке. Произнося свою вступительную речь, участковый заметил, что подозреваемые недоумённо переглянулись. Откуда стражу порядка знать, что они побывали именно в Карпеевке? Особенно удивились молодые — неужели местные жители сообщили в милицию только потому, что они задали им пару вопросов? Они ведь никого не грабили, не убивали. Рассказывая о краже икон в деревне, Нагаткин одновременно думал, какой же он лопух. Почему он сразу не спросил у Деревянкина, сколько пассажиров, не считая водителя, было в машине: один или два? — После того, как я ввёл вас в курс происшедшего, я хотел бы задать вам несколько вопросов, — продолжал он, внимательно глядя на подследственных. Последние смотрели на него пренебрежительно, как на досадную помеху, встретившуюся на пути. — Давай, начальник, спрашивай, только поскорей, мы спешим, — заявил лысый. — Зачем вы приезжали в деревню Карпеевку? Водитель глянул на милиционера вызывающе. Какое твоё дело, мент поганый, куда нам ездить и зачем — именно это хотелось ему сказать, но он воздержался. — Да мы там случайно оказались, заблудились в этих диких местах, — сказал молодой человек в бежевом костюме. — Какая Карпеевка? Я там не был, — заявил лысый. — Двое, значит, заблудились, а третий и вовсе не был, — повторил Нагаткин, — кто же тогда бабушкам обещал к зиме дров привезти? — Это не мы, откуда у нас дрова? — И куда же вы собирались ехать дальше? — Ну, ты даёшь! У тебя склероз, что ли? Мы уже говорили: в посёлок, к друзьям. Водитель даже покраснел, объясняя тупоголовому менту очевидные вещи. Мент не обиделся, он продолжал допрос. — И никаких икон у бабушек вы, конечно, не брали. — А на фик они нам? — на удивление искренне ответил второй дэнди, в сером костюме, — мы атеисты, считаем, что бога нет. Сказали уже, что ехали к друзьям. — Их имена помните? — Что? — Имена друзей. — А вот это не твоё дело, мы друзей милиции не сдаём. — Значит, друзья тоже уголовники, раз милиции боятся. — Ты, Илья Григорьевич, не забывайся, полномочия свои не превышай, а то… сам знаешь. Да и болтать кончай, переходи к делу. Зачем нас здесь держишь? — начал проявлять нетерпение водитель. — К делу, так к делу, — согласно кивнул Нагаткин, — в багажнике вашей машины, который я осматривал, был обнаружен подозрительный деревянный предмет. Предположительно, это часть иконы, которая не очень аккуратно перевозилась в вашей машине. — Ну, ты даёшь, — опять возмутился водитель, — это же просто деревяшка. Где видно, что это икона? Щепка, случайно попавшая в багажник. Через лес ведь ехали… Двое других задержанных молчали и, казалось, не понимали, о чём идёт речь. — Возможно, — согласился Нагаткин. От него не ускользнула одна маленькая деталь — у колоритного мужчины дрожали руки, лежавшие на коленях. — Я хочу вам напомнить одну простую истину, — продолжал участковый, — чистосердечное признание всегда принимается во внимание судом. — В чём мы должны признаться? — подал голос человек в бежевом, — мы никого не грабили и не убивали. Нагаткин посмотрел на него с новым интересом. Какая элегантность! — Ну что же! Давайте заканчивать беседу. Часть предполагаемой иконы мы отдаём на экспертизу. И если окажется, что это не икона, а разделочная доска, мы вас тут же отпустим. А пока придётся переночевать здесь. Задержанные опять начали кричать и возмущаться, и в этом гуле участковому всё-таки удалось разобрать отдельные фразы. — Ну и влипли мы с тобой и, главное, ни за что. Мне этот водила сразу подозрительным показался, — говорил молодой человек в сером костюме «бежевому». — Я с вами вообще не буду разговаривать без адвоката, — безапелляционно заявил водитель, с ненавистью глядя на Нагаткина. — Ваша просьба насчёт адвоката будет удовлетворена, — сказал следователь, — но вы всё-таки постарайтесь вспомнить, куда делись бабушкины иконы, не в космос же они улетели! Водитель удивлённо посмотрел на следователя, которого раньше не замечал. И этот туда же! Всех убедил молодой выскочка Нагаткин. — Вы тоже считаете нас виновными? — обратился он к следователю, — вы же человек опытный, должны помочь Нагаткину разобраться. — Я и помогаю. Буду готовить материал в суд, а вот суд непременно во всём разберётся. — Мафия сплошная, — чертыхнулся предполагаемый похититель икон, а потом пригрозил участковому, — ты у меня дождёшься! Если засадишь меня, не жить тебе на белом свете! Когда подозреваемых увели, Нагаткин задумался. Он почти не сомневался, что найденный им кусочек дерева отвалился от иконы, которая не выдержала транспортировки по причине своей древности. Но он понятия не имел, зачем эти гастролёры заезжали в коттеджный посёлок и предлагали услуги по установке каких-то там потолков. Это ещё что за глупость? Может быть, деньги хотели собрать и исчезнуть? Не исключено, только люди-то сейчас не дураки. Вот Деревянкин сразу увидел, что перед ним шарлатаны, и не принял их предложения. Он даже опрос немногочисленного населения своего посёлка не производил. Отказал — и всё. Однако визит в посёлок оказался не лишним. Председатель был предупреждён о том, что рядом орудуют преступники, а, значит, и вооружён. Тут же начал сотрудничать с милицией. Без него мы бы этих господ не задержали. Молодец, Нагаткин, похвалил сам себя участковый. Он вспомнил, что хотел позвонить Деревянкину, и набрал его номер. Председатель ответил не слишком приветливо, с милицией общаться явно не хотел — у него на этот день были другие планы. — Я вас долго не задержу, — успокоил его капитан, — только задам пару вопросов. В посёлке ничего не пропало? Нет? Хорошо. Сколько людей приезжало к вам на красной «Ауди»? Двое? Отлично! — А у вас-то как дела? — спросил Деревянкин, не понимая, что отличного в том, что в машине сидели двое. — Мы задержали их. Дорогу размыло дождём, улизнуть они не успели. Есть некоторые улики, но доказать их вину будет сложно. Ещё раз спасибо вам за помощь следствию. Владимир Васильевич пожал плечами и отключил телефон.Глава 12
Деревянкин, закончив разговор с милиционером, тут же забыл о нём. Пусть ищут свои иконы сами, а он тут ни при чём. Сегодня у него выходной, а потому намечено мероприятие, которое можно по всем признакам считать рядовым. Ничего сверхъестественного не ожидалось, но Владимир Васильевич почему-то волновался ещё со вчерашнего дня. Он и сам удивлялся. Почему? В двенадцать часов обещал приехать Олег и показать ему — наверное как председателю коттеджного сообщества — купленный им дом после окончательной отделки, провести своего рода экскурсию по апартаментам. Одним словом, похвастаться. Кроме того, Олег обещал, если это получится, познакомить его с будущей хозяйкой этого дома. Как и предполагалось, Олег покупал его не для себя. Парижанин явно что-то не договаривал. Во всяком случае, скрывал какую-то свою правду. Деревянкин в этом не сомневался. Про хозяйку тоже ничего не рассказывал. Уж не преступница ли она, сбежавшая из мест не столь отдалённых? Но почему он так волнуется перед встречей с ней? Не дома он боится, а его владелицу. Вроде бы на это нет никаких оснований — не Хозяйка же она Медной горы! Он не хотел встречаться с ней один, попытался сколотить команду. Но в этот роковой день ни у кого не оказалось для него времени. Алёшка неожиданно заболел, у него поднялась температура, и Наташа вынуждена была сидеть дома. Тётушка Татьяна Михайловна тоже приехать не смогла — у неё, видите ли, свекровь в тяжёлом состоянии. Вот старая ведьма, обязательно всё испортит! С Татьяной и Сергеем ему было бы спокойней, это Владимир знал давно. Они и разговор с незнакомкой начать помогут, и неловких пауз в нём не допустят. Ему бы осталось только улыбаться да вставить две-три фразы на тему, что в посёлке всегда рады новым жителям. А теперь что делать? Историю дома рассказывать? Или сначала историю посёлка? О её будущих соседях краткую справочку подготовить? Ладно, на худой конец сгодится и это. Пожалуй, зря он, как романтический герой, называет женщину Незнакомкой. Грымза старая какая-нибудь. Но, вспомнив Олега, его респектабельный вид, его апломб, Владимир отбросил эту мысль. Часы на веранде пробили одиннадцать. Мимо его дома они не проскочат, остановятся и до объекта, конечно, довезут. Как он всем надоел, этот бывший недострой, этот дом-призрак! А что же теперь-то будет? Заботливый муж и отец прошёл в детскую, склонился над кроваткой ребёнка. — Он только что уснул. Кажется, температура начинает спадать, — обрадовала Наташа супруга, — тебе не пора? — Да нет, обещали в двенадцать за мной заехать. Что-то не хочется мне смотреть на этот дом, и так он всю плешь переел. Да и Тимофей уже всё рассказал. — Лучше один раз увидеть, чем всю жизнь слушать чьи-то россказни, — не согласилась жена, — если дом преобразился, это очень интересно. Может быть, он станет украшением нашего посёлка. Наташа, как и другие неработающие женщины, ждала хотя бы какого-то разнообразия в своей скучной жизни. Но в данный момент не могла и предположить, что разнообразие не всегда идёт на пользу тем, кто его ждёт. — Мне пора, посижу на веранде, а ты отдыхай, ночь не спала, — сказал её красиво подстриженный и гладко выбритый, но всё-таки немолодой муж. Вот Олег — другое дело. Наташа решила из дома не выходить и с Олегом и его пассией не здороваться. У неё ребёнок болеет, это причина уважительная. У неё всё хорошо, есть муж и ребёнок. А Олег, судя по всему, не хочет себя связывать лишними заботами. Он любит только себя. Наташа вдруг почувствовала сильную усталость и задремала в кресле. Гул подъезжающей к дому машины она услышала уже сквозь сон. Владимир вышел из дома, поздоровался и сел в машину. Олег указал ему место рядом с собой. На заднем сиденье, где-то в глубине салона, сидела женщина. Владимир решил не вникать, и правильно сделал. Женщина была расстроена. А расстроена она была потому, что по дороге сюда у неё с другом состоялся неприятный разговор. Олег, на которого она надеялась, явно хотел от неё избавиться. Он построил для неё дом где-то у чёрта на куличиках. Вряд ли ему захочется часто приезжать сюда. — Да что ты, Машенька, это райский уголок, — успокаивал её Олег, — ты отдохнёшь душой, полностью восстановишься. — Восстановлюсь для чего? — Для новой жизни, дорогая. Познакомишься с соседями, здесь очень милые люди. Ты же сама говорила, что хочешь исчезнуть, уйти в подполье, чтобы никто из знакомых тебя не встречал. А какие тут, вдали от Москвы, могут быть знакомые? Женщина смотрела на друга недоверчиво, но ей хватило ума понять, что требовать от него она ничего не может, скандалов устраивать не имеет права. Она ему никто, не жена и давно уже не любовница. Так, экзотика, очередная кратковременная любовная история. Она долго молчала, любуясь из окна машины подмосковными соснами. У неё не было выбора. Придётся какое-то время пожить здесь, а потом видно будет. — Я благодарна тебе, Олег. У меня никого нет. Дочь мне не рада, муж сбежал. Если бы не ты, я не знаю, что бы со мною было. Олег внимательно смотрел на дорогу. После поворота на посёлок она стала просто отвратительной. И как здесь люди живут? Дорогу-то можно сделать, но никто не хочет. Не глядя на пассажирку, он продолжал обещать ей златые горы. Когда она придёт в себя, успокоится, он обязательно покажет ей Париж. В прошлый раз он ей это тоже обещал, но не получилось, а теперь нет никаких причин отказываться. — Париж — это праздник, который всегда с тобой. Помнишь Хемингуэя? Женщина отвела глаза от очаровательных берёзок, мелькавших за окном, посмотрела на Олега и усмехнулась. — Да, помню, склероза у меня ещё нет, — сказала она, — но я никогда не была от него в восторге. — А я вообще не читал, — засмеялся Олег, — вот только одну цитату услышал и запомнил. Однако мы подъезжаем. Через лобовое стекло женщина увидела крепко закрытые металлические ворота. Рядом — контрольно-пропускной пункт. Ей стало не по себе. Опять тюрьма? Может быть, выйти из машины и убежать? — Мы к Деревянкину, — крикнул Олег охранникам, и жуткие ворота начали медленно открываться. Они проехали на территорию посёлка. Ворота тут же автоматически закрылись. — Вот видишь, Машенька, нас тут ждут, сразу пропустили. Молодец, Деревянкин. — Кто это? — Старичок, здешний председатель. Я тебя с ним познакомлю. — Меня? Со старичком? — Так я же тебе сказал, что он председатель. Вдруг какие вопросы возникнут… А ты что подумала? Он женат. — Спасибо за информацию. Женщина сердито уставилась в окно. — А вот и Владимир Васильевич, — обрадовался Олег, — здравствуйте, здравствуйте… Садитесь. Женщина холодно кивнула. Пока ехали к дому, она смотрела на мелькающие коттеджи, стараясь не обращать внимания на сидящего впереди мужчину. Олег назвал его старичком, но что с него возьмёшь? Молодые считают старичками всех, кто убежал по жизни хотя бы на десять лет вперёд по отношению к ним. Были времена, когда и ей самой казались пожилыми даже тридцатилетние. Всё в мире относительно. Владимир Васильевич Деревянкин — она хорошо запомнила это имя — был мужчиной, что называется, в соку. На вид не больше пятидесяти. А что такое пятьдесят лет? Она где-то читала, что это золотой возраст мужчины. В густых чёрных волосах Деревянкина женщина увидела только чуть-чуть седины, а лысина и вовсе не просматривалась. Машина ехала медленно, поэтому коттеджи можно было рассмотреть достаточно хорошо. Они были не одинаковы — каждый хозяин вил гнездо по своему вкусу, и это понравилось ей. Каковым же окажется её дом? Сердце будущей хозяйки было неспокойно. Наконец они остановились. Олег помог ей выйти из машины. Прямо на неё смотрел и, казалось, приветствовал её старинный замок с башенками, овальными окнами и балконом с резными решётками. — Что это? — невольно вырвалось у неё. — Это твой дом, Машенька, — ответил Олег, глядя на неё нежно и смиренно. Он очень ждал похвалы и благодарности. — Вот это да, — грустно заметила женщина, продолжая смотреть на дом. В его окнах играли солнечные лучи, на башенке крутился металлический предмет, выполненный в виде стрелки, — указатель направления ветра. Над крыльцом висел большой фонарь. — Я, кажется, вас не познакомил, — вспомнил Олег, оглядываясь, — вот, Машенька, познакомься, это местный председатель Владимир Васильевич Деревянкин. С ним надо дружить. Председатель поклонился, внимательно глядя на женщину. А она, оказывается, красавица, хотя и не молоденькая. Пышные каштановые волосы, большие голубые глаза… — Мезенская Марина Станиславовна, — отрекомендовалась она, пожалуй, чересчур официально и протянула тонкую, с безупречным маникюром руку. Деревянкин смутился и пожал её только слегка. — Марина? — спросил он после небольшой паузы, — почему же Олег зовёт вас Машенькой? — Наверно, скучает по России, — предположила Мезенская, одарив Владимира обворожительной улыбкой. Ему пришлось мобилизовать всю свою силу воли, чтобы перестать смущаться. — Вот это точно, — согласился Олег, — Россия всегда славилась Иванами да Марьями. А Марина…В этом есть что-то от Марины Мнишек. — Мы всегда рады новым жителям нашего посёлка, — сказал Деревянкин заранее заготовленную фразу, а потом обратился к Олегу, — неужели всё уже сделано? Впечатляет. Я давно здесь не был, и дом просто не узнаю. Вот только палисадника ещё нет, но это поправимо. Как вам дом, Марина Станиславовна? Он посмотрел на неё так, как смотрят ловеласы на своих будущих жертв. Председатель уже знал, что Марина — Машенька, если она действительно поселится здесь, разгонит скуку в их посёлке. Начнутся пересуды, разборки, а, может быть, и бои. Держитесь, местные женщины! — Не знаю, я в шоке, — ответила она, опять стараясь не смотреть на Владимира. Марина мысленно называла его только по имени. А вот фамилия ей не нравилась, не дворянская какая-то. И если бы она выходила замуж за мужчину с такой фамилией, то ни за что бы… Ну вот, уже и замуж собралась. Остепенитесь, Марина Станиславовна, сказала она себе. Он, говорят, женат, да и тебе сейчас не до замужества. Марина вспомнила своего мужа Александра Мезенского и тяжело вздохнула. — Чего ты так испугалась, Машенька, — заговорил Олег, — можно подумать, что ты собралась отбывать здесь ссылку. Это теперь твоя собственность, твоя усадьба, и ты вольна с ней делать всё, что угодно. Ты теперь женщина, купившая дом. Звучит? Мезенская улыбнулась и наконец-то поблагодарила старого друга за подарок. Она царственная женщина и вполне заслуживает такого царского подарка. Да и посёлок весьма живописный, к тому же мужчина симпатичный для общения есть. Здесь вполне можно жить. И красавица подарила ещё одну улыбку непосредственно Деревянкину. Владимир в это время усиленно вспоминал и не мог вспомнить ни одной женщины, которая когда-нибудь была удостоена такого вот подарочка. Царственная улыбка застала его врасплох. — У меня есть садовник, я вам его одолжу, — быстро сказал он, чтобы скрыть смущение, — он разобьёт вам тут какие-нибудь клумбы, посадит кусты — всё, что вы захотите. Вот и ещё один старичок, подумала хозяйка дома. Похоже, скучать здесь действительно не придётся. — Я буду вам очень благодарна. Я действительно не знаю, с чего начать, потому что нерадива в хозяйственных вопросах. — Не может быть, — возразил Деревянкин, — вы производите впечатление деловой женщины. — Я уже произвожу впечатление? — не без кокетства спросила она вслух, а про себя подумала: а ведь он прав, он совсем не глуп. Владимир не успел ответить, его опередил Олег. — Как же ты можешь не произвести впечатление? Владимир Васильевич, похоже, совсем обалдел. Они здесь таких женщин никогда не видели. Деревянкин ощутил укол зонтиком. Но спорить не стал — это было бы глупо. Решил идти в наступление. — Разумеется, — сказал он серьёзно, — разве с вами может кто-нибудь сравниться? Разве что моя жена… Олег рассмеялся. Марина натянуто улыбнулась, выражая полную готовность оценить его жену. — Надеюсь, вы меня с ней познакомите. — Непременно. — Пойдёмте, наконец, в дом. Мы несколько отвлеклись от цели, — напомнил её благодетель. Хозяйка отвернулась от председателя и предложила сначала обойти дом снаружи. Не дожидаясь согласия мужчин, она пошла вперёд, так что они вынуждены были созерцать её спину. Само по себе и это было неплохо — женщина была хороша со всех сторон. — А это что за дверь? — спросила она, указывая ту самую, через которую мужчины проникли в дом первый раз, — какой-нибудь чёрный ход, чтобы незаметно бегать на свидания? — Именно, — ответил Владимир, — там ещё есть средневековая винтовая лестница. — Может быть, и привидения есть? — Марина изобразила на лице испуг. — Вот этого нет, к сожалению. С ними вам определённо было бы веселей. Здесь никто не жил, а потому никто и не умирал. Олег поддерживал разговор смехом. У него было прекрасное настроение, ведь сбывались его мечты. Он даже вспомнил русскую пословицу: «баба с возу, кобыле легче». Кобыла скоро поскачет в свой Париж, а баба останется здесь, рядом с возом. И никакой несправедливости тут нет. Он открыл ей счёт в банке, этих денег должно хватить, пока сама зарабатывать не научится или нового спонсора не найдёт. Хороша, конечно, бабёнка, прямо бросать жалко. Первое время он от неё балдел. Но если женщина намного старше мужчины, она может вдохновить его только на короткое время. — А вот и парадный вход, — говорил тем временем Владимир, — «на златом крыльце сидели…». Помните детскую считалочку? — Да. Я чувствую, что скоро моя жизнь превратится в сказку, — сделала вывод хозяйка, потому что вход ей понравился. Она даже начала вслух считать ступеньки. Их было немного — семь. — Прошу, — торжественно произнёс Олег, открыв дверь и демонстративно пропуская вперёд женщину. Они оказались в симпатичной прихожей. Зеркало, банкетки, открытая вешалка, шкаф-купе… — Скромно, но со вкусом, — отметила Марина, думая о том, почему же милый друг не привлёк её к сотрудничеству, когда занимался убранством интерьера. Дом-то отделывался для неё, и надо было считаться с её вкусом, её пожеланиями. Наверно она опять захотела слишком много. А кто много хочет, тот, как известно, может остаться у разбитого корыта. Со вкусами и пожеланиями считаются тогда, когда люди любят друг друга и вместе вьют гнёздышко. У неё другой случай. Олег ясно дал понять, что сделал для неё всё, что мог. И от этого не отмахнёшься, с этим придётся считаться. Она машинально, без особого интереса осмотрела другие помещения, в том числе и «будуар», где был даже маленький фонтан, и в конце концов смирилась. Ссылка так ссылка. И в ссылках люди живут. Это раньше она была такой наивной, что верила в вечную любовь. Теперь она не верит ни во что. Марина ещё раз поблагодарила Олега и даже поцеловала его прощальным — это она чувствовала — поцелуем.Глава 13
Илья Нагаткин не ошибся. Специалисты, проведя экспертизу, установили, что кусочек дерева действительно отвалился от иконы, причём довольно ценной. Более того, на дереве были обнаружены отпечатки пальцев водителя — главного подозреваемого в краже икон. Но куда делись сами иконы? Ответа на этот вопрос по-прежнему не было. Водитель, он же Николай Павлович Рысьев, продолжал придерживаться версии, что деревянный треугольник попал в багажник машины случайно или же был кем-то подброшен. Никаких икон он не видел, ничего воровать не собирался. Следователь решил по очереди, каждого отдельно, допросить его подельников. Но и это ничего не дало. Оба, независимо друг от друга, твердили одно и то же: о краже икон они даже не подозревали. Их попросили, за деньги, конечно, отвлечь ненадолго бабусь, задурить их головы каким-нибудь важным сообщением, а потом спокойно уехать домой. Если бы они знали, в какую историю попадут, не согласились бы на эту афёру ни за какие коврижки. Когда им объяснили, что стоять на шухаре тоже тянет на статью, они немного сникли, но никакого признания от них не последовало. Надо было трясти лысого, это всем понятно, но Николай Павлович, видимо, понимал, что отсутствие икон означает и отсутствие доказательств, а обломок — улика косвенная. Тёртый калач оказался, видимо, ранее судим. Начали проверку и обнаружили его отпечатки пальцев в картотеке, вот только фамилия там была другая. Странно, конечно, но в милицейской практике такое случается. Есть феномены, которые за свою преступную жизнь умудряются несколько раз сменить и имя, и фамилию. Так легче скрыться от правосудия. Но на сегодняшний день паспорт у Рысьева подлинный, не подделка. Хотя и это теперь не проблема. Ясно одно — он действительно преступник, и со стражами порядка не раз пересекался, вот только за что они его так «любили»? Пришлось копать, связываться с коллегами из других отделений милиции, и, наконец, повезло. К всеобщему удивлению, паспорт на имя Рысьева был подлинным и в самом деле. А два фальшивых он использовал раньше, когда привлекался к уголовной ответственности за грабёж. Грабёж! Как грубо, подумал Нагаткин. Теперь он, судя по всему, действовал более изощрённо. Иконы пропали, их нигде нет, будто в космос улетели. Несмотря на то, что участковый Нагаткин, как это полагается, передал дело следователю, он и сам продолжал по нему работать. Это было интересно, в его практике такого ещё не случалось. А вдруг именно он найдёт эти иконы? Ведь статистика говорит о том, что пятая часть всех преступлений раскрывается именно участковыми. Присутствуя на очередном допросе Рысьева, он лишний раз убедился, что тот всё знает, но не говорит. Когда следователь поставил водителя в известность, что знаком с его биографией, у подследственного опять затряслись руки. Быть преступником, оказывается, неприятно. До этого он всеми силами старался представить себя человеком порядочным. — Я человек маленький, я ничего не знаю, почему вы мне не верите? — слёзно объяснял он следователю. Надо мной стоят более крупные фигуры. Ну что бы я делал с этими иконами? Это они сбывают их за границу за бешеные деньги. — Значит, вы их кому-то передали. Кому? Рысьев покраснел и тяжело дышал. Он понял, что проболтался. Трясущимися руками он расстегнул верхнюю пуговицу своей джинсовой рубашки. Милиционеры смотрели на него молча. Они чувствовали, что преступник скоро расколется. Но он ещё долго водил их за нос. — Чего вы добиваетесь, Рысьев? — говорил следователь, — в деревне Карпеевке вы были, иконы в вашей машине побывали. Все улики против вас. Так куда вы дели украденное, да ещё за такой короткий срок? Но Николай Павлович вновь принял независимый вид и продолжал всё отрицать, испытывая терпение слушателей. — Зачем вы заезжали в коттеджный посёлок? Наверно затем, чтобы передать иконы друзьям? Рысьев вздрогнул, но не признался. Подозрение участкового усилилось. Уж не Деревянкин ли занимается скупкой краденого? На преступника он, конечно, не похож. С другой стороны, на какие деньги он отгрохал себе коттедж? А, может быть, и не он, а кто-нибудь из соседей. Да и дом этот, недавно купленный, подозрительный какой-то. В посёлок надо наведаться ещё раз. — Ну что же, гражданин Рысьев, пока вы всё не вспомните, так и будете сидеть в КПЗ. Уведите его, — следователь встал и сам открыл дверь в коридор. А в это время в коттеджном посёлке садовник Тимофей испытывал большое душевное волнение. Он наконец-то дождался, что в долго пустовавший дом въехала хозяйка. Он, как и все соседи, ждал не хозяйку, а хозяина — Олега. Именно он распоряжался отделкой дома и сделал всё для того, чтобы его привели в порядок в короткие сроки. За это Тимофей его уважал, но никак не мог понять, зачем же Олег уезжает, оставляя женщину одну, да ещё такую женщину. Тимофею было под шестьдесят, возраст серьёзный, но старым он себя не считал. Садовник и в самом деле был ещё крепок и душой, и телом, но в силу своего специфического образа жизни в течение ряда лет он совсем не имел дела с женщинами. И даже не задавался вопросом, хорошо это или нет. Женщина — десерт, а он, будучи самым примитивным бомжем, радовался и куску хлеба. Тимофей был доволен своей нынешней жизнью и безмерно благодарен Деревянкину за то, что тот вытащил его из бомжей, дал работу. Он уважал и даже любил Наташу, относясь к ней, как к дочери. Ни о каких других чувствах он и не мечтал. А тут вдруг появилась хозяйка, которой он по просьбе Деревянкина должен был помочь. Его познакомили с женщиной из другого мира, которая не позволит ему даже пожать свой локоток. Он всё время думал о том, как она, безразлично скользнув взглядом по его лицу, так же безразлично сказала: «Я надеюсь, вы здесь всё сделаете, как следует. Я заплачу вам». Вот и всё. Она отвернулась, обратив свой взор на Владимира, к которому у неё накопились вопросы. А он всё смотрел и смотрел на неё, как на прекрасное произведение искусства. Конечно, она не для него, он и мечтать об этом не будет. Но в его жизни появился некий предмет, который её скрасит. У Тимофея потеплело на душе. У него теперь есть женщина, купившая дом. И вот уже пятый день он ходит сюда, чтобы оборудовать садовый участок. Сейчас на календаре осень, пышного цветения ждать не приходится, но можно перекопать землю, посадить кусты и деревья, определить будущие цветники — их даже можно обложить камешками. Можно сделать и альпинарий, где будущей весной цветы вырастут среди камней и будут радовать глаз. Дел много, а между дел он сколько угодно может смотреть на окна дома, где, может быть, мелькнёт её силуэт. Марина Станиславовна — а он называл её только так — редко выходила на улицу, а уж в его дела и вовсе не вникала. Однако всегда здоровалась и приветливо улыбалась. В такие минуты он буквально взлетал на седьмое небо. Вот и в этот день Тимофей, облокотясь на свою лопату, смотрел на дом, гадая, где сейчас может находиться хозяйка. А вдруг она мелькнёт за занавеской или закрытыми жалюзи, выглянет на улицу через какую-нибудь щель? За мечтами он и не заметил, как к дому подошли двое мужчин, услышал только знакомый голос, который окликнул его по имени. Перед ним стояли Деревянкин и милиционер, которого он однажды уже видел здесь. — Марина Станиславовна дома? — спросил Владимир, — вот представитель закона хочет попросить у неё разрешения осмотреть дом. Или ты нам разрешишь? — Зачем? — спросил садовник, недоброжелательно глядя на милиционера. — Есть подозрение, что здесь спрятан клад, — подмигнул ему Владимир. — Я не распоряжаюсь имуществом Марины Станиславовны, идите к ней. Встретившись с хозяйкой дома, участковый был вынужден ввести её в курс дела и рассказать о бесследно пропавших иконах. — В этом доме долго никто не жил, — сказал он в заключение, — не исключено, что преступники могли сделать здесь тайник. Мы точно знаем, что после похищения они заезжали в ваш посёлок. Других жителей мы уже опросили — пока безрезультатно. Марина, разгуливая по дому в бриджах и майке, почти без макияжа, никак не ожидала внезапного вторжения двух мужчин. Естественно, она была не в духе. — В моём доме какие-то ворованные иконы? Да вы с ума сошли! Нет, никакого обыска я вам не разрешаю. Я сама все углы обследовала, нет здесь ничего. — Привидения искали? — пошутил Деревянкин. Хозяйка посмотрела на него сердито и не удостоила ответом. Мужчинам пришлось уйти ни с чем. — Серьёзная дамочка, вредность вперёд её родилась, — заметил Нагаткин, — но что же поделаешь, ордера на обыск у нас нет, придётся оформлять. Владимир, выйдя на улицу, остановился. У него родилась гениальная, как он решил, мысль. Надо обследовать подвал, ведь вход туда всегда открыт. Попутчик согласился — пока не стемнело, там можно что-нибудь увидеть. — Тимофей, тебя хозяйка зовёт, — крикнул Деревянкин, чтобы устранить на время нежелательного свидетеля. Когда он ушёл, они пошли вдоль стен, почти касаясь их, а потому в окно никто не мог их увидеть. Двое мужчин не без опаски спустились в подвальное помещение. Через единственное небольшое окошко в подземелье проникал слабый свет. Когда глаза привыкли к полумраку, они увидели, что подвал очень хорошо просматривался. Обойдя подвал полностью, сыщики не нашли здесь ни битых кирпичей, ни мусорных свалок, ни даже каких-либо перегородок. Имелись только несущие конструкции — колонны и трубы горячей и холодной воды. Стенысплошные каменные, без штукатурки. А влажный тёплый воздух ударил им в нос сразу, как только они вошли. Здесь нельзя делать тайник для икон, они просто сгниют. — Получается, мы прокололись, или дамочка что-то не договаривает, — подал голос Нагаткин, — вы её хорошо знаете? — Да нет, откуда же. Только что поселилась. У неё личная драма. Любовник, который ей в сыновья годится, решил её бросить, а в качестве компенсации подарил дом. Теперь она в одиночестве раны зализывает. — Занимательная история, — отметил милиционер, — ей бы радоваться надо, а не грустить. Зачем любовник, когда есть такие хоромы? Так Нагаткин высказался вслух, а про себя подумал, что всё это очень подозрительно. Он знал, что иногда вот таким экзотическим способом скрываются от правосудия.Глава 14
Татьяна с Сергеем сидели в неуютной ординаторской большого онкологического центра и ждали врача-хирурга. Римма Степановна только что перенесла операцию по удалению раковой опухоли, и они, естественно, волновались. В помещении в это время никого не было, и Татьяна от нечего делать изучала обстановку. На окне стояли комнатные цветы, на стенах висели картины с пейзажами, а на столах лежали бумаги, как в любой конторе. Ничего необычного, всё, как везде. А ведь они находились в раковом корпусе, откуда никто не выписывается полностью здоровым. Кому повезёт, проживут от двух до пяти лет, остальные умрут в течение года. Раковых больных Татьяна не раз встречала в жизни, и у всех у них была невесёлая перспектива. Римме Степановне тоже ничего хорошего не обещали. Более того, ей не рекомендовали делать эту операцию. Возраст, говорили медики, больная может не выдержать наркоза, умереть на операционном столе или же от послеоперационных осложнений. А вот с трубкой, которую ей установили, можно жить. Римма Степановна, которая жила с трубкой-костомой больше месяца, возмутилась. Жить и дальше с этой противной трубкой она не намерена. И хотя врачи предупредили, что операция — это большой риск для её жизни, она решительно пошла в наступление и настояла на операции. — Мне терять нечего, — заявила она, — я не девочка молодая, умру так умру. Ни Татьяна, ни её сын Сергей не ожидали от неё таких заявлений. Логичнее было бы предположить, что она впадёт в панику, узнав о своей неизлечимой болезни. А скрыть, что у неё рак, в наше время невозможно. Это раньше все лечились в общих больницах, а теперь есть онкологические центры, предназначенные только для раковых больных. И вот операция позади, а врач всё не идёт, хотя они с ним созвонились и договорились о встрече. Сергей хмуро молчал, не зная, что думать, а Татьяна знала, что Римму Степановну нельзя сравнивать с другими старушками, она бабуся крепкая. Устав от затянувшегося ожидания, она встала и подошла к одной из картин, чтобы получше разглядеть её вблизи. Нарисованный пейзаж был весьма экзотическим: по дикому горному ущелью протекала речка; дикий горец поднимался по склону вверх; наверху красовалась дикая растительность. Дикость какая, подумала она, и пошла было изучать следующую картину, но не успела, появился хирург-онколог, специализирующийся на раковых заболеваниях кишечника. — Салихов Садит Гусамович, — представился он, — слушаю вас. Мужчина был крупный, темноволосый с явными восточными мотивами во внешности. Возраст немолодой, ближе к шестидесяти. Значит, врач опытный. Так оценила его Татьяна, и в общем он ей понравился. — Мы Поляковы, только что прооперировали нашу маму Римму Степановну, ей 85 лет, — начал говорить Сергей. — Помню, помню… Она у вас слегка приболела раком. Мы его убрали, и сейчас она, как новенькая, находится в реанимации. Туда поступают все больные после операции. — И долго она там будет? — спросила Татьяна. — Пока не помрёт! Однако странно разговаривает доктор с родственниками больной бабушки. Или дела совсем плохи, или у него стиль такой? — Вы же сказали, что всё благополучно. — А вы разве не знаете, что от рака умирают? У нас тут недавно молодой парень умер, а ей сколько лет? Сердечко еле- еле… — Знаем, — сказала Татьяна, — умирают, но не сразу. Она у нас из породы долгожителей. Она посмотрела на врача так, что он смутился. Ничего, пусть глупости не болтает. — Что от нас требуется? — спросил Сергей. А вдруг этот Садит Гусамович на взятку будет намекать или скажет, что лекарств дорогостоящих в больнице совсем нет — это надо знать. — Вы сами-то умеете рак лечить? — Садит Гусамович смотрел на них насмешливо, — нет? Значит, от вас ничего не требуется. Идите домой, звоните завтра утром. — Извините, что отнимаем у вас время. Спасибо вам. Ничего, ничего, мне всё равно делать нечего. Да, тот ещё субъект. Ему тут, наверное, до того всё осточертело, что без шуток не обойтись. Разве легко и приятно ли копаться в кишках, да ещё раковых. Татьяна всегда уважала медицину как науку, но практическая деятельность приводит её в ужас. Следующие два дня, субботу и воскресенье, супруги Поляковы сидели у постели больной. Вставать ей было нельзя, есть и пить тоже. Работала система жизнеобеспечения — капельница с глюкозой, через неё же вводились в вену антибиотики. Если бы Римма Степановна знала, что вен у неё практически нет, она бы ни за что не согласилась на эту операцию. Вот и ещё одна причина, почему старым людям не рекомендуется делать сложные операции. Медсёстры упорно не попадали иглой в вену, и уже на третий день руки бабушки представляли собой ужасное зрелище — сплошные синяки и кровоподтёки. Римма Степановна уже проклинала себя, дуру старую, за эту операцию. Сидела бы спокойно дома, без капельницы, с безобидной трубкой. Проблемы реабилитационного периода этим не ограничились. В понедельник утром Татьяне позвонили соседи по палате и сообщили, что её свекровь ведёт себя неадекватно. Несмотря на запрет, она встала ночью, сорвала с себя все бинты и вышла в коридор. Там её обнаружила медсестра — бабушка лежала на полу. Медсестра, с которой потом разговаривала Татьяна, сообщила, что она одна на весь этаж, за всеми ухаживать не успевает, поэтому бабушке надо нанимать сиделку. — Где её взять? — спросила Татьяна, которая ничего не понимала в этих делах. — А вы поговорите с Галиной Петровной, — сказала медсестра и посмотрела куда-то вдаль. Татьяна тоже посмотрела туда и увидела полную женщину лет сорока пяти, которая мыла пол в коридоре, и направилась к ней. Галина Петровна тут же согласилась посмотреть за старушкой и обозначила свою таксу: если сутки — тысяча рублей, а если только ночь, то пятьсот. Татьяна удивилась, такой цены она не ожидала. Но делать было нечего, и она тут же отдала Гале, как та представилась, две тысячи рублей на ближайшие двое суток. Муж тоже чуть было в обморок не упал, когда узнал о заработках простых поломоек. Он полагал, что за такие услуги достаточно рублей двухсот — трёхсот, но, видимо, выносить дерьмо за такие деньги никто не хочет. Татьяна думала на работе взять отпуск за свой счёт, чтобы ухаживать за бабкой самой, но простая арифметика показала, что экономии не получится. А Галя, надо отдать ей должное, ухаживала за бабкой добросовестно. Она не только подставляла и убирала судно, но и мыла Римму Степановну, постельное бельё меняла регулярно, не придерживаясь графика, а также кормила её из ложечки. Больная пока что чувствовала себя плохо: у неё всё болело, поднималась температура, тошнило. Она отказалась от капельницы, решив, что лучше умереть, чем терпеть такие муки. Татьяна собралась поговорить с врачом. Она пошла на беседу в установленные для этих целей часы. Садит Гусамович сидел за столом, как и в прошлый раз. — Я хочу поговорить с вами официально, — начала она. — Да что вы! — врач сделал страшные глаза, — для этого надо быть лицом официальным, а я таковым не являюсь. Татьяна сделала вид, что не слышит его очередной шуточки. Пока свекровь лежит в больнице, она уже сталкивалась с ними неоднократно. Однажды лечащий врач пришёл в палату на обход и попросил всех посторонних выйти. Была суббота, Татьяна дежурила возле больной сама. Она вышла в коридор, но осталась стоять возле открытой двери. Вдруг бабке скажут что- то важное, а она не запомнит; решила подслушивать. Но шутник её очень скоро заметил. Садит Гусамович вышел в коридор и с очень серьёзным видом обратился к Татьяне: «Я вам тут не мешаю? Наверное, мешаю. Ну, я пошёл. Вернусь, когда вы мне разрешите». И врач, бросив своих больных, направился по коридору к лестничной клетке. Татьяна удивилась, но быстро сообразила, что надо делать. Она быстро направилась за ним, догнала его и сказала, что он уже может возвращаться в палату, она ему разрешает. Он поблагодарил её и пошёл к больным. Ну что тут скажешь? Может быть, человеку делать нечего? Зачем эти приходы — уходы? Потом она спросила женщин в палате: «Он у вас всегда так шутит?» И получила утвердительный ответ. Правда, шуточки у него бывают и похлеще. Лида, например, рассказала, что вскоре после операции, осматривая её швы, доктор сказал: «Ну что скривилась? Ты и так некрасивая». И у семидесятилетней Лиды появились на глазах слёзы. Хотя со стороны всё это выглядело смешно. И Нину, тоже немолодую женщину, Садит Гусамович не оставил без внимания: «Чем недовольна, матушка? Муж, что ли, бьёт?» — У меня и мужа-то нет! — возмущалась Нина, — и какая я ему матушка, он сам не моложе меня. Ишь чего надумал, старый хрыч, Неизвестно, какого эффекта хотел достичь врач, подшучивая так над больными женщинами, но получилось что-то не то. А что бы ответила ему Татьяна, если бы он вздумал с ней так шутить. Да уж нашла бы, что ответить. Некрасивая? У вас вкус плохой. Муж бьёт? Да, каждый день вместо завтрака. Но она-то пока не больная, а у них и так нервы на пределе. Тут ещё врач издевается, шутит как-то не по-мужски. Может быть, у него личная жизнь не сложилась? Да нет, как выяснилось, есть жена-врач и двое сыновей, тоже врачи. А когда дети идут по стопам своих родителей, это вообще счастье. Так почему ему неймётся-то? Дома Татьяна рассказала о шуточках врача мужу. Он долго смеялся. — Оригинальный доктор, — сказал он сквозь смех, — только я забыл, как его зовут. То ли садись на гуся, то ли гусь на него садится. — Садит Гусамович, — напомнила жена и тоже рассмеялась. — Точно! А специалист он первоклассный. Маме-то собирались делать две операции: сначала убрать рак, а потом, через полгода, убрать трубку. Но наш доктор всё сделал за один раз, хотя это вроде бы не положено. Зачем старушку лишний раз мучить? — Да, он заслуживает восхищения. Только непонятно, зачем над женщинами издевается. — Возможно, у него такой психологический приём. Будет бабка всю ночь думать, почему её некрасивой назвали, и про рак свой забудет, — высказал своё мнение Сергей Алексеевич. — Не знаю, это маловероятно, — усомнилась Татьяна Михайловна, — скорее, особый вид мужского садизма. Вот поэтому, явившись на беседу с лечащим врачом свекрови, Татьяна решила игнорировать его шутки. В конце концов, рак — болезнь слишком серьёзная, и смеяться тут не над чем. Садит Гусамович понял это без слов и сразу стал серьёзным. — Я не понимаю, зачем ей продолжают колоть в вены, — начала она разговор, — вены плохие, лекарство не проходит. Есть же другой способ, мне это делали после родов после большой потери крови — вставили трубку в артерию и быстро перелили кровь. — Это опасный способ. В этом случае физраствор побежит слишком быстро, сердце может не выдержать. Но завтра из отпуска выходит замечательная медсестра Аня, она обязательно попадёт в вену. — Будем надеяться. Но как же ей с такими венами будут делать химиотерапию? Собеседник посмотрел на Татьяну так, как будто хотел покрутить пальцем у виска. — Кто вам сказал, что ей будут делать химию? В этом возрасте она противопоказана, как и радиооблучение. Можете проконсультироваться у химиотерапевта. Татьяна молча смотрела на хирурга, но не решалась произнести вслух страшную фразу: так ей недолго осталось? — Проживёт, сколько отпущено, — ответил врач на её немой вопрос. Медсестра Аня действительно появилась, и бабушку удалось уговорить на дальнейшие вливания. Несколько капельниц прошли, как по маслу, но потом опять начались проблемы. И к немалой радости бабуси капельницы окончательно отменили. Вскоре Римма Степановна начала понемногу есть, и Садит Гусамович дал целый список продуктов, полезных для неё: мясо, картошка, мёд, шоколад… Бабушка медленно пошла на поправку, и сиделка Галя сама отказалась от денег, сказав, что её услуги больше не нужны. Однако до выписки было ещё далеко: в боку торчали трубки, через которые в специальный пакет стекали кровь и гной. Заживление шло, но не быстро, аппетит у старушки был плохой, а вот настроение начало улучшаться. Она медленно передвигалась, через окна больницы любовалась осенними красно-жёлтыми на голубом фоне пейзажами. Татьяна тоже любила осень, и не только из солидарности с Пушкиным. У неё на то были свои причины. Весна прекрасна, но это голодное время, способствующее авитаминозу. А осенью так много овощей и фруктов! Весна скупа, а осень щедра, она отдаёт всё — и только потом уступает место зиме.Глава 15
Жизнь участкового инспектора милиции всегда насыщена событиями. Преступники и нарушители разных рангов не дают ему жить спокойно, а порой приходится жертвовать не только спокойствием, но и своей личной безопасностью, здоровьем, жизнью. К тому же любой участковый работает в сложных условиях. Обязанностей у него слишком много, а ресурсов для их выполнения слишком мало. Как правило, милиционер и нарушитель представляют собой два полюса: первый всегда старается найти преступника, последний же стремится не попадаться ему на глаза. И особенно нежелательна для нарушителя встреча с участковым, который в своём районе весь криминальный контингент знает по именам. На участке Нагаткина — а это несколько небольших населённых пунктов — проживают три тысячи человек. Многие знают его в лицо и уважают. Практически весь рабочий день проходит в контакте с людьми. При этом приходится решать задачи, находящиеся порой за рамками должностных обязанностей — конфликты, споры, взаимные претензии у людей иногда возникают буквально на пустом месте. Был, например, случай, когда одному гражданину не понравилось, в какой цвет соседка покрасила свой забор. Чтобы конфликт не нарастал, пришлось провести разъяснительную беседу. К счастью, грабежей, разбоев, убийств здесь практически не бывает. Самое тяжкое преступление произошло пару лет назад, когда прямо на улице преступники догола раздели мужчину, завладев и содержимым его кошелька. Злоумышленники были задержаны представителями правоохранительных органов уже через четыре часа, а всё похищенное возвращено владельцу. Кража икон в деревне Карпеевка — нерядовое событие для этих мест. Оно всколыхнуло не только милицию, но и всю общественность, а сам Нагаткин раскрытие этого преступления считал делом своей чести. Вот и сейчас, в обычный будний день, он сидел в кабинете и, пользуясь свободной минуткой, думал об этом деле. Куда делись иконы, до сих пор было неясно. Но вот странный поступок цыган, когда они вернули украденные деньги, пожалуй, можно попробовать объяснить. И дело тут совсем не в том, что надо было освободить свою родственницу. Дело совсем в другом — и доблестная милиция тут, скорее всего, совершила очередной прокол. Сопоставляя все события, произошедшие в деревне Карпеевка, работники милиции сделали совершенно правильный вывод: цыгане были разведчиками — наводчиками. Эта роль цыганскому племени обычно несвойственна, поэтому никаких подозрений они не вызвали. Но совершили грубую, чисто цыганскую ошибку, прихватив с собой деньжата жителей деревни. За проведённую операцию им и так должны были заплатить, но подвела жадность. Организаторы преступления, узнав об этом, не обрадовались и цыган по головке не погладили. А когда стало известно, что одна из участниц операции попала в милицию, запаниковали. Кто может гарантировать, что она под давлением не расскажет всю правду стражам порядка? Вот и заставили цыган идти с повинной, а потом отправили их, куда подальше. Так почему же они, люди юридически грамотные, не поняли, как тут обстоят дела? Чему же тебя, Илья Нагаткин, учили сначала в Школе милиции, а потом, хотя и заочно, в юридическом институте? Разве тебе не внушали, что при раскрытии любого преступления надо уметь мыслить логически и аналитически анализировать любую ситуацию? Участковый Нагаткин был недоволен собой. Он и не думал о том, почему до истины не додумались его более опытные коллеги — следователи или оперуполномоченные. Он ругал исключительно себя. Инерция мышления подвела, очень уж нетипичный случай. Теперь время упущено, ищи ветра в поле. А ведь цыгане могли что-то знать, и эту информацию из них можно было вытрясти. Не пытками, конечно, но есть и другие способы. Взять на испуг, например. А что получается сейчас? Раскрыли рядовое преступление, кражу денег, — и рады. Другое же, более глобальное, повисло в воздухе. Зачем же отпустили ту красивую цыганку? Может быть, именно она была тем самым звеном, которое потянуло бы за собой всю цепь. Посоветовавшись между собой, работники милиции решили ещё раз допросить своих узников, уже используя вновь открывшиеся факты. Сначала на допрос вызвали молодых людей. Оба были недовольны своим теперешним положением, что было вполне естественно. Держали в КПЗ их уже давно, все сроки вышли, а обвинения, кроме «шухера», им не предъявлялись. Да и на это не было достаточно доказательств, кроме того, что они оказались в одной машине с Рысьевым. В конце концов, они могли оказаться просто пассажирами, которые проголосовали на дороге. «Серый», как для себя Нагаткин называл человека в сером костюме, смотрел на него откровенно зло, а «бежевый» старался не смотреть вовсе. Нагаткин не хотел запоминать их имена. — Кто попросил вас съездить в деревню и мило побеседовать с бабульками? — спросил следователь, — Рысьев? — Нет. Нам его представили только в качестве водителя. — Кто представил? Допрашиваемые молчали. Теперь они оба уставились в пол. — Так, так, — догадался следователь, — значит, это страшная тайна, и вы не хотите её разглашать. Молодые люди одновременно подняли глаза и после небольшой паузы всё-таки заговорили. — Не попросили, а потребовали, — сказал «бежевый», — вы же знаете, что бывает, если… — Да нас попросту убьют, — подсказал «серый». — И кто же пригрозил вас убить? Как и следовало ожидать, ответа на этот вопрос не прозвучало. Пришлось следователю надавить на самолюбие этих любителей лёгкой наживы. — Значит, в этой игре вы всего лишь пешки? Кто организатор операции, не знаете, а кто просил вас оказать услугу, и вовсе не видели. Может быть, это был человек в маске, Фантомас какой-нибудь или призрак? На лицах собеседников следователя появились признаки смятения, но они продолжали молчать. Наверно, курьер был и в самом деле нетипичный, догадался участковый. — Шерше ля фам! — сказал он вслух, — неужели к вам приходила женщина? И вы как галантные кавалеры поклялись хранить её тайну? Кавалеры не ожидали такого поворота дела и не на шутку испугались. Но признаваться пока не спешили. Они лихорадочно соображали, как им выпутаться из этой не только щекотливой, но и становящейся опасной ситуации. Но в их головы ничего умного не приходило. Следователь уже понял, как тут надо действовать, и пошёл в наступление. — А домой вы хотите? Небось, мамы заждались, — спросил он. Кавалеры с надеждой посмотрели на человека, сообщившего долгожданную весть, и согласно кивнули. — Ага! Значит, хотите. Но вы также должны знать: иногда, чтобы спасти себя, надо выдать другого, особенно, если этот другой — преступник. Так почему вы не хотите помочь следствию? Как только назовёте того человека, мы вас тут же отпустим. Молодые люди молчали, с трудом переваривая услышанное. Работники милиции терпеливо ждали, но так и не дождались ничего удобоваримого. — Как же мы его можем назвать, если не знаем ни имени, ни фамилии? — подал голос «серый». — А если подумать? Описать внешность, например… — Внешность как внешность, — ответил «бежевый». Ну, что же, подумал Нагаткин, надо помогать следствию, подключать вариант «Омега». — Ну и трусы вы, ребята, — сказал он, — чего вы так боитесь? Уехали цыгане отсюда, давно уехали. — Куда? — невольно вырвалось у обоих. — Что и требовалось доказать. Так она была красивой цыганкой? Подследственные изумлённо, буквально разинув рот, смотрели на участкового. — Уведите их! — приказал следователь, а потом заметил, — надо их отпускать, как обещали. Конечно, под подписку о невыезде — на суде они ещё пригодятся как свидетели. Ничего они больше не знают, только путаются под ногами. К тому же ранее не судимы. Далее все пошли обедать. Надо было копить силы для следующего допроса, хотя никто не надеялся, что Рысьев в чём-нибудь признается. Но надо ему хотя бы нервы потрепать, пусть знает, что здесь не курорт. К тому же необходимо узнать его мнение об этих деловых цыганах. Но Николай Павлович явился на допрос не просто недовольный, а откровенно злой. Он уже понимал, что его раскусили, а потому в разговоре с ментами не выбирал выражения. Присутствующий на допросе адвокат пытался, но не смог его образумить. Рысьев активно хамил, потому что терять ему было нечего. — Я не знаю никаких цыган! — орал он что было мочи, — и нечего на меня вешать всех собак! Если уж со своими тупыми мозгами не можете найти настоящих виновных, так честно признайтесь в этом. Ишь чего, цыган каких-то выдумали. Однако, как он ни ерепенился, а признаваться ему пришлось. Правда, не сразу. Сначала работники милиции терпеливо выслушали немало нелестных тирад в свой адрес. — Сколько ты зарабатываешь, начальник? — задал он вопрос следователю и цинично усмехнулся, — ой, да это один день моего отдыха в Сочи! Как же ты живёшь на эти деньги? А если меня посадишь, какую премию тебе дадут, на ботинки-то хватит? Следователь не обратил внимания на вопрос, как будто его и не было. Зато заметил, что отдых в Сочи, видимо, придётся отложить на несколько лет. Даже если Рысьев ни в чём не признается, улики против него имеются. Отпечатки пальцев на обломке от иконы очень чёткие. — А, может быть, это ваш дотошный участковый отпечатки оставил, а вы их с моими путаете? Это же он с этой деревяшкой возился, как с писаной торбой, — Рысьев бросил на Нагаткина недобрый взгляд, — да если бы я знал, я бы пристрелил его ещё там, в чистом поле. — И получил бы пожизненное заключение, — резюмировал следователь. Рысьев взорвался, из его уст опять понеслась нецензурная брань. — Ах, пожизненное? Мы это понимаем. Вы и сейчас, я смотрю, мне пожизненное шьёте! Вам сгноить человека ничего не стоит, на то вы и менты, на то и мусора. Адвокат решил его успокоить. Что это человек кипятится зря? Никакое пожизненное заключение тут ему не полагается. Согласно Уголовному кодексу, от трёх до пяти лет. Да и этот срок при определённых обстоятельствах может быть существенно сокращён. Рысьев замолчал и несколько секунд внимательно смотрел на адвоката, а потом обратил свой взор на следователя. — Это правда? — спросил он с надеждой в голосе. — Правда, — ответил следователь, — мы люди справедливые. Даже срок может быть сокращён по двум обстоятельствам: чистосердечное признание — раз, найденные иконы — два. Так что думайте, гражданин Рысьев. — Никаких икон у меня нет! — Уведите его! Но Рысьев не сдвинулся с места, а даже как-то сник, обмяк и опустил голову. Стражи порядка напряглись: что-то должно проясниться. И не ошиблись. Помолчав пару минут, подследственный заговорил. — Да, это я унёс иконы, сложил их в мешок, бросил в багажник машины, а потом поехал к условленному месту и передал их доверенному лицу Хозяина. С Хозяином разговаривал только по телефону, в глаза его никогда не видел. Иконы передал. Потом забрал пацанов, которые в деревне бабулек отвлекали. Вот и всё. — Что за доверенное лицо? — А я знаю? Мужик лет сорока, в джинсовом костюме, в тёмных очках. Волосы светлые, рост высокий. По телефону мне его именно так описали, и я его сразу узнал. Час от часу не легче, подумал Нагаткин. Он чувствовал, что преступник говорит правду. Где иконы, он действительно не знает, а цыган и в глаза не видел. — Вот давно бы так, — похвалил Рысьева следователь, — похоже на правду. Преступник воодушевился, как будто у него свалилась гора с плеч. — Три года? Это ерунда! Через полтора буду на свободе. Ещё и на Канары съезжу. — Желаем успеха. Рысьева отвели в камеру. Теперь материалы можно было отправлять в суд. Хозяина они, конечно, никогда не найдут. Действует он, скорее всего, в Москве, не на их территории. А им бы со своими преступниками разобраться. И только у Нагаткина раскалывалась голова от тяжёлых дум о нераскрытом преступлении.Глава 16
В особняке Мезенской готовились к приёму. Всё необходимое для того, чтобы накрыть стол, Олег привёз из Москвы, из ресторана. Кое-что купили и в местном магазине — туда два раза отправляли Тимофея с корзиной. Он теперь был слугой двух господ. Марина Станиславовна радовалась предстоящей вечеринке. Она устала жить одна. Владимир обещал быть с женой, которую она до сих пор не видела и не оценила. Кроме того, он обещал привезти из Москвы свою немногочисленную родню: тётушку с мужем и её племянницу. Обещала приехать и оценить дом дочь Настя, хотя мама и не слишком верила её обещаниям. Насчёт Насти была договорённость Олега с Андреем — в его машине было для неё место. Стол был накрыт в «большой зале». Хозяйка называла это помещение именно так. Там уже сверкали люстры и ждал своего часа камин — настоящий, не бутафорский. Олег, довольно потирая руки, подбадривал Марину, и она старалась быть на высоте во время этого прощального вечера, который устраивал в её честь бывший любовник. В это время Татьяна Михайловна и Сергей Алексеевич уже сидели в гостиной у Деревянкина и умилялись, глядя на ребёнка. Наташа прихорашивалась у себя в комнате, для неё это был ответственный выход в свет. Не первый бал, но всё же… Татьяна не очень хотела присутствовать на этом вечере. Мезенскую она, хотя и не близко, но знала. Знала и её мужа Александра Владимировича, с которым когда-то, ещё в молодости, вместе работала. Знала Мезенскую и Наташа — именно ей она подчинялась в школе, когда Марина Станиславовна была завучем, а Наташа — начинающим педагогом. Всё это было бы ещё ничего, но Татьяна присутствовала на суде, при ней оглашался приговор, согласно которому приличная с виду женщина была объявлена преступницей. Мир тесен — и никуда от этого не спрячешься. Мезенская хотела забыть о прежней жизни, уйти в подполье, где её никто не знает, а оказалась среди своих знакомых. Когда она увидела, что Владимир входит в её дом с той самой Натальей Николаевной, её младшей коллегой, у неё едва не помутилось в глазах. Правда, Татьяну Михайловну она не помнила, в зале суда её не заметила, там было много народу. И последняя не стала напоминать о себе, а познакомилась с ней заново. Посмотреть дом, о котором так много говорят, Татьяну уговорил муж. Его мама хотя и находилась в больнице, но уверенно шла на поправку, сидеть возле неё постоянно уже не было необходимости. И они решили ехать. — К тому же, — высказал муж свой последний аргумент, — надо и мне взглянуть на это диво: «месяц под косой блестит, а на лбу звезда горит». Надо же познакомиться с Мезенской. И он весело подмигнул супруге. — Так бы сразу и сказал, — ответила она, — но боюсь, что место занято Деревянкиным. Сергей Алексеевич сразу стал серьёзным. — Как? Опять? Сначала старую жену поменял на молодую, а теперь, значит, наоборот. Дождётся он у меня! А ты говорила, что он не ловелас. — Ну что же ты так расстроился? Может быть, это только мои фантазии, а ты в возрасте «далеко за пятьдесят» понравишься ей гораздо больше. Молодые-то ненадёжные. Муж рассердился, и жене пришлось объяснять, что её шутка ничуть не хуже его шутки про месяц под косой. На том и остановились, а потом поехали. По дороге Татьяна думала о том, что её мужу, может, и правда пора почувствовать, что это значит, когда седина в бороду, а бес в ребро. А то жизнь-то почти прошла, а беса так и не было. Она бы с удовольствием посмотрела на это, как на спектакль. И вот они уже стоят в «большой зале», ослеплённые шиком и блеском, а также размерами этого помещения для приёма гостей. Это совсем не то, что «зал» в их «хрущёвке». Племянница Юля, стоящая рядом, не робеет — она много лет прожила за границей. Марина Станиславовна и Олег, отчества которого Татьяна никогда не знала, приветствуют их. Марина знакомится, Олег целует у Татьяны руку и называет её по имени — отчеству. Кажется, хозяйка удивлена, что они знакомы. Марина безразлично скользит глазами по их лицам, на секунду задержав свой взгляд на Юле, а потом приветствует других гостей — соседей. Она очень хороша в длинном тёмно-синем платье с причёской на прямой пробор. Говорят, что именно прямой пробор является проверкой на красоту. Бывает, иная красавица уберёт со лба чёлку, а там — лоб большой, как оглобля у лошади. И вся её красота мигом улетучивается, а возвращается только тогда, когда она свой лоб опять под чёлку спрячет. Татьяна совсем не смотрит на мужа и не знает, ослеплён ли он этой королевой. Она ослеплена сама. Всё вокруг сверкает, как в кино. Именно так было на первом балу Наташи Ростовой. Так же приветствовала гостей Маргарита на балу у сатаны. «Мы в восхищении», — повторяют и современные гости. — Не хило, — выводит родственников из оцепенения Юля, — так именно этого Олега ты мне сватала? Юля вопросительно посмотрела на тётушку. Татьяна Михайловна кивнула, не забыв упомянуть и о своём разочаровании. Племянница её не поддержала. — А зачем разочаровываться, если терять нечего? Неплохо было бы прокатиться с ним в Париж. Так, для настроения. Да и маму давно не навещала, она там рядом. Юля посмотрела в сторону Олега. Пожалуй, у тёти Тани хороший вкус. — Представь меня. — Как? Прямо сейчас? — Да, зачем откладывать. Представь. Татьяна согласилась, потому что Олег стоял уже не рядом с Мезенской. Его окружали местные жители, они пока считали, что именно он, а не Мезенская, купил этот дом. Подойдя поближе, Татьяна не стала церемониться. — Олег, ты мне нужен. — Я к вашим услугам, Татьяна Михайловна, — ответил парижанин, выходя из круга любопытных и вопросительно глядя на подругу своей матери. — Олег, ты меня прости, может быть, это не входило в твои планы, но я давно хотела познакомить тебя со своей племянницей Юлей. Олег улыбнулся и изобразил на лице блаженство. Очередное знакомство с женщиной никогда ему не мешало и ни к чему не обязывало. Иногда даже оказывалось полезным. — Слышал, слышал, а. может быть, и видел её в детстве. Так давайте же, знакомьте быстрее. Олег посмотрел по сторонам и, как ни странно, сразу из толпы гостей выделил Юлю. Она стояла недалеко, и он узнал её. — Да, это она, — тётя Таня проследила за его взглядом, — пойдём. Юля непринуждённо улыбнулась и протянула руку. Олег поклонился и поцеловал её. — Я вас таким и представляла, — заметила она, — мне тётя Таня про вас все уши прожужжала. Олег сделал печальное лицо. — И что же она вам говорила? Наверно, ничего хорошего? — Говорила разное, — уклонилась от прямого ответа Юля, — но главное… Она лукаво улыбнулась и выдержала небольшую паузу. Олег не выдержал. — Как? Неужели есть и главное? На Татьяну они уже не обращали внимания, как будто её и не было вовсе. И она, довольная результатом, отошла от них. Теперь она вспомнила о муже — где бы он мог быть? Небось, в свите хозяйки? Жена огляделась по сторонам, но мужа нигде не было. Марина Станиславовна знакомилась с очередными гостями и тоже оглядывалась по сторонам. Наверно, искала Олега и ревновала, потому что он куда-то исчез с Юлей. Этот их поступок тётушка не одобрила. В следующий момент обе женщины посмотрели в одном направлении: Татьяна увидела своего сына Андрея с женой Майей, а Марина — дочь Настю. Поздоровавшись с родными, Татьяна посмотрела на девушку и вспомнила, что когда-то видела её рядом с папой Александром Мезенским. — Господа, прошу к столу, — приказала Мезенская хорошо поставленным учительским голосом. Она больше никого не желала ждать, её дочь уже приехала. Татьяна, которая так и не нашла мужа, обратилась за помощью к племяннику. Владимир оказался вполне осведомлённым. Её муж был на улице, они с Тимофеем учили друг друга садоводству и спорили, каким должен быть цветник возле особняка. Татьяне пришлось выйти на крыльцо и позвать мужиков в дом, пока они там окончательно не замёрзли. На календаре уже был ноябрь. Тимофея она давно не видела и не узнала, а скорее догадалась, что это он. Бывший бомж превратился в элегантного и даже вальяжного мужчину. Небольшая сутулость придавала его облику что-то очень значительное и даже привлекательное, как артисту Джигарханяну. — Господа, Марина Станиславовна приглашает всех к столу, — выкрикнула она и поспешила в дом, потому что на улице было холодно. Тем временем Олег показывал Юле дом, потому что ему больше нечего было показывать. Дом, подаренный на прощание другой женщине, ей понравился. — Так вот, тётя Таня говорила, что у нас с тобой — это ничего, что я на «ты»? — продолжила Юля начатый разговор, — у нас с тобой почти одинаковые судьбы. Обоих в детстве родители увезли за границу, не спросив, хотим ли мы туда. — Это так, но я не жалею об этом, — отозвался Олег, — а ты? — А я работаю в школе вместо Наташки, она сейчас нянчится с ребёнком. Опыта набираюсь, боюсь, в Германии мне преподавать не доверят. Скажут, ты русская, чему же ты можешь научить наших детей. — Ничего себе! — Олег был откровенно удивлён, — и много тебе платят? — Двести долларов. — Я что-то не понял. Двести долларов в день? Юля расхохоталась. Где же ему понять, что в России начинающим учителям почти ничего не платят. Но она закончила педагогический вуз, правда, заочно, не в Германии же ей учиться. На сессии ездила в Москву. Надо поработать, чтобы стать специалистом. — Что же это за школа такая? — спросил обескураженный Олег. — Это удивительная школа. Сначала там учились тётя Таня и твоя мама. Потом через директора-одноклассника тётя устроила туда Наташу. Сейчас работаю я. Пока всё логично. Но как туда попала Марина Станиславовна? Это логике уже не поддаётся. Вот так совершенно разные люди встретились в точке соприкосновения необходимостей. — Ты не шутишь? — ещё больше изумился Олег, — так вы тут все связаны одной цепью? Олег никогда не задумывался, кем является по профессии его бывшая возлюбленная Марина. То, что она работала завучем в школе, да ещё вместе с женой Деревянкина, он узнал недавно. Ничего плохого он в этом не увидел, потому что желание Мезенской уйти в подполье считал утопией или даже кокетством. Кто там, в подполье, её увидит? Кто оценит её красоту? — Ты хочешь сказать, что мы одна шайка, — поморщилась Юля, — да нет, не совсем. По-моему, надо идти к гостям. Вдруг нас хватятся, подумают чёрт знает что. — И будут завидовать, — закончил мысль Олег, направляясь к лестнице, ведущей в «большую залу», — как полезно, оказывается, познакомиться с милой русской девушкой. Столько нового узнал! Когда они появились на публике, гости ещё только рассаживались за столы. Марина Станиславовна беседовала с Деревянкиным. — Ваша жена действительно очень мила, — снисходительно похвалила она Наташу, — но я тем не менее была разочарована, узнав, что она мне знакома. Удивительно, как судьба сводит людей. Со стороны Владимир и Марина смотрелись как образцовая и очень красивая пара. Они были явно увлечены друг другом. И это обстоятельство совсем не устраивало Наташу. — Ничего удивительного, Марина Станиславовна, — с удовольствием отвечал ей Владимир, — ваш Олег обратился за помощью к Андрею, а мы все — его окружение. Вот мы и встретились. Марина ничего не ответила, потому что увидела Олега, входящего в зал с Юлей. Юля держалась уверенно. Она не стала отводить глаза, а приветливо улыбнулась Мезенской, как старой знакомой, а Олег послал ей воздушный поцелуй. Деревянкин не мог не заметить, что его собеседница борется с не очень хорошим чувством, внезапно охватившим её, — с ревностью. Он взял её под руку. — Пойдёмте, я познакомлю вас с тётушкой. Марина понятия не имела, что тётушка ненамного старше племянника. Она ожидала увидеть старушку лет восьмидесяти и уже придумывала, как от неё отделаться. — Кажется, я уже знакомилась с вашими родственниками, когда они пришли. Но, честно говоря, не очень хорошо их запомнила. Хозяйка дома была рада отвлечься от Олега, своего благодетеля, который только и делает, что бередит ей раны. Ей было обидно, что он начал флиртовать здесь, у неё на глазах. Мог бы сначала уехать. И откуда только взялась эта пигалица? Она её не приглашала, это точно. — Рядом с Олегом — Юля, племянница Татьяны Михайловны. Они знакомы с детства, — пояснил Деревянкин. Татьяна Михайловна в это время разговаривала с Наташей и семьёй сына. — И как вам тут нравится? — спрашивала Майя, — по-моему, коттедж Деревянкина отдыхает. Один камин чего стоит — так и хочется что-нибудь сжечь. Вот только многовато для одного человека. — Да, — отвечала снохе Татьяна, — несмотря на весь этот шик и блеск, одной здесь жить как-то некомфортно. Но, может быть, это временное явление. — Вы думаете, она одна? — вступила в разговор Наташа, — она всё время ждёт своего Олега, и он приезжает. А в промежутках Деревянкин скучать не даёт. Все удивлённо посмотрели на Наташу, официально назвавшую своего мужа по фамилии. — Ты что, дорогая, ревнуешь его к этой старухе? — предположил Андрей. — Такие старухами не бывают, — резонно заметила Наташа, даже не взглянув на Андрея, — вот только одета она что-то плоховато. В лучшие времена я видела на ней и более шикарные наряды. — Плохо одета? Это безобразие! Сейчас не лето. Я вот тоже оделся плохо и чертовски замёрз по дороге, — попытался обратить всё в шутку Андрей. Засмеялись все, кроме Наташи. Она думала о том, что лучше бы осталась дома. Муж ухаживает за Мезенской, а с Олегом тоже не удалось даже словом перекинуться, Юлька захватила. Весь вечер насмарку. Надо было с ребёнком остаться, а то пришлось пригласить соседскую бабушку. Тимофей-то совсем с ума сошёл, всё время торчит у Мезенской. — О! Кажется, сама мадам в сопровождении самого председателя направляется к нам, — торжественно провозгласил Андрей. Приближаясь, Владимир Васильевич улыбался Татьяне, а Марина Станиславовна с интересом её разглядывала. Тётушка оказалась совсем не старой и вполне элегантной. — Я рада знакомству с новыми людьми, — сказала хозяйка дома Поляковым, — к тому же вы родственники нашего председателя, наверняка здесь бываете. Буду рада видеть вас и у меня. Когда наконец-то гости расселись и угомонились, все поняли, что проголодались. Разговоры затихли, и в конечном итоге гости решили, что приятно провели этот вечер.Глава 17
Жизнь шла своим чередом, один день сменялся другим, и наконец наступило время выписки из больницы Риммы Степановны. Однако создавалось впечатление, что домой ей не очень хочется, потому что вполне комфортно в больнице. Это обстоятельство очень удивляло Татьяну с Сергеем, ведь больница была, во-первых, страшной, а во-вторых, скучной. Здесь не было даже холлов с телевизорами, как в других лечебных заведениях. Не было и элементарного радио. Больные были изолированы от внешнего мира, и новости им приходилось узнавать от посетителей. Но Римма Степановна находилась среди людей, и это её устраивало. К тому же она потихоньку передвигалась, сама ходила в столовую, и здешнее меню ей тоже нравилось. Онкология — особая область медицины. Больных лечили бесплатно и кормили действительно неплохо. Но когда медсестра предложила поесть и Татьяне, она категорически отказалась, хотя другие родственники, ухаживающие за больными, ели. Нет, «раковой еды» она не хочет. Эта странная, не до конца изученная болезнь может иметь и заразные формы. В каком-то медицинском издании даже было написано, что уже обнаружено восемь вирусов, которые её вызывают. Однажды и сам Садит Гусамович как бы подтвердил эту теорию, когда увидел, что за одной из больных пришла ухаживать её шестнадцатилетняя дочь. — Это что ещё за безобразие! — возмутился он, — детей сюда нельзя! Рак может быть заразен. Вот почему в этом корпусе у неё никогда не было аппетита. Обидно, конечно, что детей врач жалеет, а других нет. А ведь от рака не застрахован никто. И если уж есть подозрение, что он заразен, сюда нельзя пускать никого. Однако, Садит Гусамович заразиться, видимо, не боится, даже перевязки больным после операции делает сам. Да и сиделка Галя с больными общается близко, и тоже ничего не боится. Так что вероятность заражения здорового человека от больного раком, видимо, ничтожно мала. И, если посмотреть на проблему с другой стороны, вирусная природа рака — это не так уж и плохо. На него давно нашли бы управу. Все знают, что на каждый вирус у нас есть свой пенициллин. А если уж не нашли её, управу, значит, вирусом тут и не пахнет. Остерегаясь заразы, Татьяна, тем не менее, с интересом изучала больничную жизнь. Умирать здесь никто не собирался. Люди вели себя так же, как и в любой другой больнице: шутили, травили анекдоты, обсуждали прочитанные книги и строили планы на будущее. Они же дружно ругали Садита Гусамовича за его шутки. — Уж скорее бы выписали, — сокрушалась Лида, — сколько можно его глупости слушать! Вчера мне сказал, что я могу идти домой хоть сейчас. Я обрадовалась, позвонила родным, а потом оказалось, что он пошутил. Это как называется? Я проплакала весь вечер. Сегодня утром я почувствовала себя плохо, на обходе сказала, что меня тошнит. А он мне выдал: «Ну и что? Меня всегда тошнит». А её дочь рассказала, что пошла к нему поговорить о здоровье мамы, а он как бы извинился: «Я по-русски плохо изъясняюсь, вас это не смущает?» Так ничего путного и не сказал, кроме загадочной фразы: «Ваша мама —легкобольная». Однажды, появившись в палате и застав там Татьяну, врач очень обрадовался и сказал: «Как я рад, что вы здесь. Вы ведь мне разрешите сделать перевязку вашей маме?» Татьяна встала со стула и заметила: «Вы повторяетесь, Садит Гусамович. Пора запомнить, что я вам разрешаю всё». — Ну да, ну да, повторяюсь…Работа тяжёлая, совсем заела, устал. Но есть кое-что новенькое. Маме рису сварите, ей это нужно для здоровья. — Хорошо. Нужен именно рис, а не рисовый отвар? — уточнила Татьяна. Садит Гусамович развёл руками. — Ну что за народ эти русские! Всегда натуральные продукты заменяют суррогатами: водку — самогоном, крабов — крабовыми палочками… Я же ясно сказал — рис. — Я поняла, но тоже хочу сделать вам замечание. У русских есть одно несомненное преимущество перед другими нациями: для них не существует пятая графа. Вы не находите? Врач странно посмотрел на неё и не нашёл, что ответить. Больные с интересом наблюдали за ними. Потом, когда врач ушёл, они начали обсуждать проблемы бесплатной медицины в стране. Больше всего их волновал вопрос, надо ли благодарить врача при выписке. Кто-то собирался вручить дорогой коньяк, а кто-то виски и коробку конфет. — Я и не подумаю его благодарить! Не заслужил, — категорически заявила Лида. А потом вдруг выяснилось, что ни денег, ни подарков Садит Гусамович не берёт. Не нужны они ему. Вот так. Он хирург от бога, а не вымогатель. В день выписки свекрови Татьяна поехала в больницу пораньше. Ей надо было забрать все выписные документы и сказать врачу хотя бы спасибо. Сергей должен был подъехать с работы на машине — Римма Степановна ещё недостаточно окрепла для общественного транспорта. — Спасибо вам, — сказала она хирургу, — вылечили такую пожилую женщину. Она теперь будет молиться за вас. А как лечить её дома? — Рак дома не лечится. Я по-прежнему считаю, что химиотерапия ей противопоказана. Ваша мама очень мужественная женщина. Я бы не стал делать оптимистических прогнозов. Всё непредсказуемо. — Да у неё организм-то крепкий. И, видимо, не всё зависит от медицины. Её сердце врачи признали негодным ещё тридцать лет назад, а оно служит до сих пор. К тому же, она энергетический вампир, а вампиры жили столетиями. Садит Гусамович удивился. Видимо, он не делил людей на вампиров и доноров. — И откуда вы это знаете? — спросил он после небольшой паузы. — По тестам проверила. Когда нам на работе делать нечего, мы с коллегами играем в разные игры. Есть люди — доноры, они отдают свою энергию другим; есть склонные к вампиризму; а вот она — классический вампир. И это очень похоже на правду. Если бы я была на вашем месте, то непременно защитила бы диссертацию на тему: «Влияние вампиризма на продолжительность жизни человека». — Ну что же, я, пожалуй, подумаю. Спасибо вам за информацию к размышлению. Но я плохо соображаю в диссертациях. Вы мне поможете план составить? Ну вот опять! Не может Садит Гусамович разговаривать серьёзно. То ли покрасоваться хочет, себя показать, то ли на это есть ещё какая-нибудь причина. — А почему вы всё время шутите? — спросила она, улыбаясь. — Да так, несерьёзный я от природы. Вы мне, кстати, не подскажете, кто я, донор или вампир? — Для этого надо знать всего лишь дату рождения, ввести её в компьютер, и он выдаст ответ. Есть специальная программа. Садит Гусамович закивал было головой, но потом сказал, что компьютер для него — это слишком сложно. — А хотите, я пошучу в вашем стиле? Так вот: почему вы всё время шутите? Может, раком больны? Врач опустил глаза, не удостоив её ответом. Татьяна ещё раз поблагодарила его и вышла из кабинета. Когда она уже с Риммой Степановной направлялась к лифту, то услышала разговор двух мужчин. — Тебе назначили химию? — говорил один. — Конечно. У меня вены — мечта наркомана, — прозвучало в ответ.Глава 18
К середине ноября погода целенаправленно развернулась в сторону зимы. За окном весь день, без перерыва шёл снег. Марина Станиславовна с Настей стояли у окна и заворожено смотрели на растущие сугробы, как будто видели их первый раз. Снег был удивительно чистым и блестел, как серебро. В Москве, конечно, тоже бывали снегопады. Но там не до снега — он воспринимается, скорее, как досадная помеха, как непогода, мешающая чувствовать себя комфортно. Разве захочется ехать куда-нибудь на машине, если непрерывно идёт снег? — Я и не думала, что примитивные сугробы могут так впечатлять, — призналась Настя, продолжая задумчиво смотреть в окно, — но скуку они всё равно наводят. Как ты собираешься тут жить? — Мне негде больше жить, — быстро ответила Марина, не глядя на дочь, а потом добавила, — к тому же и здесь есть свои преимущества; вот сейчас я слышу, как падает каждая снежинка. Буду сидеть у окна и слушать. В глубине души она, конечно, надеялась, что дочь пригласит её к себе хотя бы пережить зиму. Да и на работу надо куда-то устраиваться, нельзя же всю жизнь быть содержанкой. Но дочь молчала. Настю в посёлок по просьбе её матери привёз Деревянкин. Марина всё-таки скучала по дочери, к тому же хотела дать ей немного денег, потому что Настя по-прежнему не работала и, похоже, не собиралась. Марина Станиславовна, напротив, терзалась без работы, потому что была натурой деятельной, да и любила бывать среди людей. Но где она могла работать здесь? В деревне Карпеевке детей учить? Там, наверно, ни школы нет, ни детей. Да и не проедешь туда по таким дорогам. — Жилищный вопрос всегда был серьёзным, — вдруг заговорила Настя, — теоретически мы могли бы жить вместе, но как осуществить это практически? Я не хочу, чтобы ты меня каждый день воспитывала. Я не смогу стать идеальной. Да и возраст у меня уже не детский. Вот так рассуждают наши дети. Они готовы мать родную выгнать из собственной же квартиры. Да и отец её неизвестно где скитается, тоже бездомный. Зато она, Настя, королева в замке. Могла бы предложить матери разменять большую квартиру на две поменьше, так нет ведь, не считает нужным. У мамаши вон какой дом! Мезенская была женщиной гордой и ничего просить не собиралась, поэтому не ответила дочери. Пусть пока всё остаётся так, как есть, а потом посмотрим, жизнь подскажет. — А где сейчас твой отец? — спросила она, — живёт с этой Ларисой? — Я не знаю, где он сейчас. По-моему, он уже не живёт с ней. Я как-то его об этом спрашивала, в ответ услышала что-то невразумительное. — Я надеюсь, он не должен платить ей алименты? — Вот уж нет! — засмеялась Настя. — Надо его найти, я хочу с ним поговорить. Всё-таки у нас была семья. — Я скажу ему, если он позвонит. Но как же твой Олег? Марина усмехнулась и покачала головой. Она ещё издевается. — Значит, никак? Тогда я его у тебя отобью! Я всё-таки помоложе. Он когда в Париж собирается? Я с ним! Марина не на шутку рассердилась и посмотрела на Настю так, что та испугалась. Гнев просто душил её — не потому, что она хотела сохранить Олега для себя, она знала, что с ним всё кончено. Но её до глубины души возмутил цинизм собственной дочери. И где она его набралась? — Замолчи! — почти закричала она, — ты сама-то слышишь, что говоришь? Его у меня уже отбили, ты что же, не заметила? Хотела матери очередную свинью подложить, но тебя опередили. Настя долго смеялась. Но потом опомнилась, замолчала и даже попросила прощения. — Ну что ты, мама, я же пошутила. А если ты решила, что Юлька может им завладеть, то это пустой номер. Она же старуха, ей уже под тридцать. — Все у тебя старухи, одна ты молодёжь, — оскорбилась мать не за Юльку, а за себя, — да и не достоин Олег такой красавицы, как ты. Староват он для тебя. Марина съехидничала и успокоилась. Пусть они все делают с этим Олегом, что хотят. Ей теперь всё равно. У неё муж где-то есть. Настя решила не обращать внимания на выходки матери. — Я кое-что знаю об этой Юле, — сообщила она, — это племянница Татьяны Михайловны. Живёт она в Германии, а здесь гостит. По национальности — наполовину немка. Неожиданно сообщение дочери произвело на Мезенскую сильное впечатление. Она отошла от окна и начала ходить по комнате. Вот, значит, как оно складывается. Заграничная штучка! И он не просто так проговорил с ней весь вечер, там налицо общие интересы, а, может быть, и слияние капиталов. Дочь с удивлением наблюдала за ней, не смея вставить хоть слово и прервать начавшийся мыслительный процесс. — Она, наверное, богата, — не сказала, а скорее выдавила из себя Марина, — и куда же тебе до неё? — Да нет, нищая, как церковная мышь, — не без удовольствия просветила мать Настя, — здесь в школе работает, двести долларов получает. В Германию к матери собирается не раньше, чем закончится учебный год. А живёт она сейчас в московской квартире Деревянкина и не платит за неё ни копейки. — Коллега, значит, — облегчённо вздохнула Марина, — но откуда ты это знаешь? — Ну, ты даёшь! Я же к тебе на новоселье в машине Андрея ехала, это её двоюродный брат. От него и знаю. — Пойдём завтракать, — сказала она и направилась на кухню. — После завтрака меня отвезут домой? — с надеждой в голосе спросила Настя. Ну вот, уже не терпится, вчера только приехала. Могла бы и погостить недельку, но ведь не заставишь, а силу применять не хочется. — Да разве можно ехать в такой снегопад! Надо подождать, пока он пройдёт. Потом председатель распорядится дорогу очистить. Оставайся до завтра, Владимир Васильевич поедет на работу, и тебя захватит. Завтра Олег обещал быть, отбивать будешь. Настя от удивления широко раскрыла глаза. Вот тебе на! Только что ругалась, а теперь сама предлагает. Но пренебрегать этим нельзя. — Ты не шутишь? Нет? Тогда останусь. Пусть мой бой-френд подождёт, поскучает. Едва женщины успели позавтракать, как зазвонил телефон. — Марина Станиславовна, — раздался голос садовника Тимофея, — я тут пришёл снег почистить. Сообщаю, чтобы вы были в курсе. — Хорошо, хорошо, — ответила она, — закончите работу, приходите погреться, чаю попить. — Ты что, с дуба упала? — возмутилась Настя, — в обществе прислуги решила время провести? Марина кивнула. Она сегодня добрая, ведь Юля оказалась нищей. Да и в каком же обществе ей теперь коротать свои дни? Она и сама нищая. Нищая, так нищая. У нас в стране этим никого не удивишь. Бедность не порок. Хорошая мысль, и в русской литературе она отражена более чем убедительно. Взять, к примеру, рассказ Н.Носова «Мишкина каша». Хороший, смешной рассказ. В детстве ей и в голову не приходило, что рассказ этот о нищете. Мать уезжает в город и ничего не оставляет детям поесть. Кашу, говорит, сварите. Вот они и мучаются с этой кашей, которая вылезает из кастрюли, потому что они положили в воду больше крупы, чем надо. При этом ни молоко, ни масло не просматриваются, и, кроме хлеба с вареньем, в доме никакой еды нет. Этому рассказу по нищете не уступает и один из коротких рассказов Л.Толстого «Косточка», в котором говорится о том, что мать купила слив и хотела их дать детям после обеда. А вот Ваня никогда не ел слив, а потому ходил вокруг них и нюхал. Потом он не удержался и съел одну. А мать, мало того, что дразнила детей этими сливами, выставив их на обозрение слишком рано, так она ещё и пересчитала их и обнаружила пропажу. Абсурд какой-то! Если в доме много детей, надо ведро слив покупать, а не два десятка! И что это, если не нищета? Нищета у нас и в песнях воспевалась: «Не могу я тебе в день рождения дорогие подарки дарить…» А почему не можешь? Сходи в выходные дни на железнодорожную станцию, разгрузи парочку вагонов и подари любимой женщине дорогой подарок. Что тебе мешает? Жадность? Лень? Или привычка быть нищим? Так что ничего особенного в том, что она, Марина Мезенская, пригласила на чай садовника, нет. — Холодно на улице, — сказала она, — жалко человека. К тому же, он помогает мне по хозяйству. Помогает бесплатно, за одну только возможность видеть меня. Настя заметила, что на лице матери появилось гордое выражение. — Нашла, чем гордиться, — сказала она и ушла из кухни, как только появился Тимофей. Все разговоры с матерью были переговорены. Её вопросы типа «собирается ли она устраиваться на работу» ей до жути надоели. У неё есть спонсор, зачем ей работать? Да и отец деньжат подбрасывает. Вот и у матери бомж какой-то появился, не даст ей с голоду умереть, когда инвестиции закончатся. Уж хлеба и воды всегда принесёт. Настя улеглась у телевизора и стала ждать завтрашнего утра, когда должен был приехать Олег. Хотя никому он ничего не должен, возьмёт и не приедет. Но хотелось бы, чтобы приехал, надо же посмотреть на него вблизи. Да и её, Настю, он почти не знает. Если видел, то мельком. Если знакомился, то вскользь. Это несправедливо, она всё-таки дочь своей матери. Садовник Тимофей очень смутился, когда сама Марина Станиславовна попросила его раздеться и пройти на кухню. — Мне, право, неудобно, да и грязный я, — начал он оправдываться. — Какой ещё грязный? — возразила Марина, — снег-то чистый. Впрочем, идите в ванную мыть руки. И вот он сидит с ней так близко, что почти не дышит. Чай с тортом пьёт, не ощущая вкуса. Всё внимание сосредоточено на ней. Ни о какой взаимности не мечтает, но всю оставшуюся жизнь хочет просто смотреть на неё. Это и есть счастье. Такое счастье, о котором он и мечтать не мог. — Ну что же вы так смущаетесь? Я хотела с вами поговорить. — О чём? — испугался он. — Да просто о жизни. Расскажите мне о себе. Тимофей загрустил. Что он может рассказать ей о себе? Как его жена из дома за пьянки выгнала? Как он жил в подъездах, подвалах, на чужих дачах? Как бутылки собирал, чтобы прокормиться? Невесёлая получается история. — Я боюсь, что это будет неинтересно. Неинтересно конкретно вам, ведь вы женщина из другого, более светлого мира. Вы привыкли общаться с другими людьми. Лично я воспринимаю вас как королеву и служу вам, как паж. Марина слушала его с интересом. Впервые она увидела в нём человека. Вот и у него судьба-злодейка. Почти как у неё. Просто родственная душа. — Я не королева, — неожиданно для неё самой сказала хозяйка, — я из простой семьи, у меня мама в деревне. Тимофей был так ошарашен, будто его ударили бревном по голове. Марина увидела это и развеселилась. А что? Ей терять нечего. — И это ещё не всё, — продолжила она разговор, надеясь и дальше удивлять его, — я только что прибыла из мест не столь отдалённых. — Что?! — Два года назад была осуждена за мошенничество и подделку документов. Оправившись от потрясения, Тимофей тоже решил, что ему нечего терять. — А я бывший бомж. Если бы не Владимир Васильевич, меня бы давно не было в живых. Но вот по случайному стечению обстоятельств я встретил доброго человека. — Я надеюсь, что когда-нибудь вы расскажите мне об этих обстоятельствах, — заявила Марина, — всё-таки Владимир и мой друг. Тимофей понял, что аудиенция закончена, и встал. Он и так узнал слишком много. Выйдя на улицу, он огляделся по сторонам. Снегопад прошёл, и расчищенная им дорожка была в порядке. Снег сиял так, что Тимофей зажмурился. Сиял и сам Тимофей. Он чувствовал себя таким счастливым, что был готов к подвигу.Глава 19
В то самое время, когда Марина Станиславовна исповедовалась перед садовником, в районном отделении милиции состоялось важное совещание. На повестке дня стоял всего один, но судьбоносный вопрос: переименование милиции в полицию. Все прекрасно понимали, что смена вывески мало что изменит, и всех больше волновали другие вопросы: аттестация работников и сокращение штатов. В полицию должны прийти самые достойные кадры, а в отделении никто не хотел признать себя недостойным. Так кого же сокращать? Все также поняли, что настали времена, когда надо было освобождаться от социалистического наследия. Милиция как таковая создана ещё в 1917 году. Это была рабоче-крестьянская организация, напоминающая войско с дубинками. И хотя в течение многих десятилетий она совершенствовала свою деятельность по обеспечению порядка и охраны прав граждан, название всё-таки устарело. Полиция, в сущности, выполняет те же функции, что и милиция, но она никогда не была рабоче-крестьянской, это государственный орган. Совещание в районном отделении милиции проходило бурно. Закончив обсуждать новое название организации и предстоящую аттестацию, работники перешли к насущным проблемам. И тут опять участковому Нагаткину попало, как говорится, по полной программе. Вместо того, чтобы все силы бросить на раскрытие новых преступлений, он регулярно отвлекается на не относящееся к району дело о похищенных иконах. — Зачем нам вешать на себя чужие дела? — возмущался начальник, — похитители являются гастролёрами, это доказано. Иконы тоже уплыли в чужие края. Мы и так сделали всё, что могли: вор-то сидит в тюрьме! В детективы играть некогда, у нас работы полно. Гул голосов и отдельные выкрики с мест говорили о том, что коллеги тоже не поддерживают Нагаткина. Прогулки к красивому особняку пора кончать. — Да поймите вы, наконец, что дом подозрительный, — возмущался в свою очередь участковый, — мне, например, сразу не понравилась хозяйка. Осмотреть дом не дала, при этом сама очень нервничала. И я, прежде чем оформить разрешение на обыск, навёл о ней справки. И что оказалось? Дамочка-то ранее судима, недавно вернулась из мест заключения. Два года отсидела за мошенничество. В зале послышались возгласы удивления. Слухи о недавно поселившейся в коттеджном посёлке светской даме уже распространились по району. — Не удивляйтесь, сведения абсолютно достоверны. Потому она здесь и поселилась — надеялась начать новую жизнь, пока не узнали о её прошлом. Да и украденные иконы нигде не обнаружились, хотя все таможни в курсе дела. Не спешат похитители их вывозить, припрятали где-то, ждут удобного момента. — И ты считаешь, что припрятали их в нашем районе? — недоверчиво спросил начальник, — их давно вывезли отсюда, заключённый Рысьев признался, ты что, забыл? — Я не забыл, — возразил Нагаткин-, более того, я специально интересовался, где именно, в каком месте, состоялась передача икон. Оказалось, в лесу, вдали от чужих глаз. Но недалеко от дома Мезенской. — Он нас всех изведёт этим домом, — заявил начальник, — ладно, оформляй санкцию на обыск и не забудь подписать её у прокурора. Направляясь в столовую на обед, сотрудники продолжали обсуждать странную историю о похищенных иконах, которая теперь невольно ассоциировалась с личностью элегантной уголовницы. Нагаткин не принимал участия в дискуссии. Он чувствовал удовлетворение и большую ответственность. В этом деле необходимо поставить точку. Если он не прав, то признает свою ошибку. А вот если прав… У Ильи Григорьевича защемило сердце. Участковый вспомнил не совсем приятный эпизод. Неделю назад он прогуливался в одиночестве у злополучного дома, не поставив в известность Деревянкина. В тот день он не поленился обойти весь добротный забор, опоясывающий коттеджный посёлок. А когда уже отчаялся что-либо найти, обнаружил тщательно замаскированный лаз. С первого взгляда дыра не бросалась в глаза. На закрывающей его доске были тщательно нарисованы те же кирпичи, из которых был сложен забор. Но милиционер изучал кирпичную стену так близко, что невольно задел за доску. Лаз был небольшой, человек тучный в него бы не пролез. Нагаткин отличался как стройностью, так и гибкостью, поэтому вскоре оказался на запретной территории. Правда, ему пришлось спихнуть и вторую доску, закрывающую лаз изнутри. Забора у особняка Мезенской пока не было. Оглядевшись, он увидел дверь чёрного хода. Он ощутил какое-то беспокойство, но близость расстояния от нераскрытой тайны не позволило ему повернуть назад. Он пошёл к двери, намереваясь провести ночку в подвале или под лестницей — а вдруг узнает что-нибудь интересное. Нагаткин знал, что с этой стороны, на задах, окон в доме не было, и хозяйка не могла его увидеть. Нащупав в кармане фонарик, — было уже достаточно темно — он решил открыть дверь. Но только подошёл к ней вплотную, как на его плечо легла тяжёлая рука. Он вздрогнул. — Не оглядывайся, — сказал какой-то мужчина, — уходи, откуда пришёл. Здесь частная собственность. Не пугайте женщину, она живёт здесь одна. — Я не грабитель, я из милиции, — начал было оправдываться Нагаткин, — дом долго пустовал, здесь могут быть спрятаны краденые вещи, а хозяйка может об этом не знать. Мужчина крепко сжал плечо непрошенного гостя. Ещё чуть-чуть, и затрещали бы кости. — Не оглядывайся, иди на выход, — повторил голос, не обращая внимания на оправдания милиционера, — закрой за собой вход. Нагаткин не стал больше спорить. Он быстро пролез через дыру, поставил на место обе доски и почти бегом направился прочь от странного дома. По дороге он думал, достаточно ли тут просто обыска с понятыми? Не понадобится ли сразу группа захвата? Или, напротив, нет тут никакого криминала. Дыру сделали мальчишки, чтобы играть в индейцев, а руку ему на плечо положил какой-нибудь ревнивый поклонник госпожи Мезенской. Да и грибники какие-нибудь тоже могли сделать для себя лаз, чтобы быстрее оказаться в лесу, к проходной не тащиться. Хотя местные жители вряд ли стали бы ломать забор, который соорудили для собственной же безопасности. Почему таинственный мужчина не захотел показать своё лицо? От кого он прячется? Или бегает к Мезенской, а сам имеет поблизости жену и детей? А вдруг это тот самый преступник, которого все ищут? До Нагаткина вдруг дошло, что он проболтался. Он рассказал предполагаемому преступнику, что милиции известно о краденых вещах. Да если бы они здесь и были, теперь их перепрячут куда подальше. И их уже никто никогда не найдёт. Как же из него вылезла эта информация? Не иначе, как со страху. За жизнь свою испугался, за жену, за ребёнка. Трус паршивый, вот ты кто, сказал он сам себе. Теперь Нагаткину было предельно ясно, кто первым будет уволен по сокращению штатов. Вот тогда, имея много свободного времени, он до конца раскроет это запутанное дело. А ведь начальник был прав: не надо соваться не в свои дела, не надо лезть в дебри. Иконы в конце концов всплывут где-нибудь на таможне. А вор уже сидит — не в тюрьме пока, в следственном изоляторе — но после суда непременно сядет. Он решил ничего не говорить коллегам о своём приключении. Но добиться разрешения на обыск было необходимо, и он его добился. Поэтому после совещания участковый был полон радужных надежд.Глава 20
После выписки из больницы сын со снохой привезли Римму Степановну к себе домой. Жить самостоятельно она уже не могла, болезнь сильно ослабила её. Да и врачи не обещали ей долгой счастливой жизни: максимум пару лет. И то при самом благоприятном стечении обстоятельств. Однако Татьяна знала по опыту, что человеческий организм не всегда подчиняется медицинским прогнозам. Она не раз наблюдала, что врачи ошибаются в своих диагнозах, а уж определить точную дату смерти и вовсе не могут. Когда мамаше уважаемой Риммы Степановны стало плохо с сердцем, врач «Скорой помощи» заявил, что она не проживёт и трёх дней, а старушка протянула ещё два года. Римма Степановна, безусловно, была из той же породы. При всех своих неутешительных диагнозах: ишемия, стенокардия, атеросклероз и гипертония, она без проблем пережила две операции подряд под общим наркозом. Врачи боялись за неё, а она сама не боялась ничего. Рак, неизвестно откуда взявшийся, может оказаться для неё всего лишь фурункулом, выдавленным в косметических целях. Поправится бабка, и снова будет жить самостоятельно. Первые два дня Римма Степановна будто бы не замечала, что из своей однокомнатной «сталинки» она переехала в трёхкомнатную «хрущёвку», где ей выделили комнату явно не тех масштабов. Но потом как бы невзначай начала выражать недовольство. — Мама, ты здесь временно поживёшь, пока не поправишься, — успокаивал её сын, — а потом вернёшься к себе домой. Но мама с ним была не согласна. Она имела на этот счёт своё мнение. — И не стыдно тебе, сынок, родную мать бросить, одну в квартире запереть, чтобы она там и умерла? Умерла бы и валялась где-нибудь на полу, пока её не обнаружат. Бывает, такие брошенные трупы неделями не обнаруживают. Ты этого хочешь? Сергей сердился, потому что мама говорила явные глупости. Уж ей-то это не грозило. Она звонила по нескольку раз за день, не то что несколько недель молчать. Вот если бы бабуля хотя бы день ни разу никому не позвонила, тут точно надо было бы заказывать гроб. — Так чего же ты хочешь? — говорил он, — живи здесь, будем за тобой ухаживать. А твою квартиру можно сдавать — глядишь, разбогатеем. Хорошая квартира, в пределах Садового кольца. Бабка метнула в сторону сына такой взгляд, что было понятно: и этот вариант ей не подходит. — В мою квартиру чужих людей вселять? Да они же там всё загадят! А вдруг такие попадутся, что потом и не выгонишь. Нет, пока я жива, этого не будет. Тут старушка сникла, на глазах появились слёзы. Наверное, вспомнила, что у неё рак, инвалидность, преклонный возраст. И выступать-то уже недолго осталось. — Ну чего ты расстраиваешься? — вступила в разговор Татьяна, которая давно уже не церемонилась со свекровью и не называла её на «вы», — у тебя успешно прошла операция, рак убрали — живи и радуйся. Римма Степановна вытерла слёзы и тяжело вздохнула. — Дай бог здоровья Садиту Гусамовичу, — сказала она, — но он не из тех, кто стал бы меня обманывать. Он сразу понял, что меня не обманешь, а потому так и сказал: сейчас всё нормально, но могут быть и метастазы. Лично я не знаю ни одного ракового больного без метастазов. — Пока у тебя их нет, — напомнила Татьяна, — а чтобы они выросли, должно пройти много времени. Татьяна сказала не совсем правду. Компьютерная томограмма показала, что есть признаки метастазов лёгких. Вместо длинного слова в описании томограммы стояла короткая аббревиатура: мтс. Ткнув в неё пальцем, Татьяна спросила у лечащего врача, что это значит. Он ответил, что не стоит на это обращать внимания, размеры очень незначительны. Весьма утешительно. Но вот Андрей, регулярно читая модных писателей, как-то вычитал и такое: рак — это самоуничтожение организма. Клетки начинают мутировать и съедают сами себя. И это похоже на правду. — У меня осталось не так уж много времени. Таня, у меня к тебе просьба. Надо сходить на мою квартиру, найти мои похоронные принадлежности. Они лежат в голубом пакете в шкафу. Надо, чтобы они были здесь со мной. — Мама, ты что? — удивился Сергей, — только что вылечилась, и тут же умирать собралась. — Я не собралась. Вот таблетки железа каждый день принимаю, рак съедает в крови гемоглобин. Но надо быть готовой ко всему. Дав ценные указания, Римма Степановна утомилась и пошла в свою комнату отдыхать. Когда Татьяна с мужем привезли маме то, что она просила, Римма Степановна выразила недовольство. — Нет ночной сорочки с длинными рукавами. Где вы её потеряли? — Её в пакете не было. — Она лежала в пакете, я хорошо помню. С короткими рукавами для этих целей не подойдёт. — Фланелька? — спросила Татьяна. — Нет, не фланелька, а ситец. — Ситцевые ночные рубашки не бывают с длинными рукавами, — возразила Татьяна. — Я пока ещё в своём уме, а ты всё врёшь, — заявила свекровь. — Ты давай нам нервы не трепли, — попросил Сергей, — никакой рубашки там не было. Но мы ещё раз съездим на квартиру, поищем в других местах. Римма Степановна молча направилась в свои апартаменты. Это означало, что она обиделась. У неё ещё нет склероза, а дети решили, что есть. Ситцевую ночную рубашку, белую в голубой горошек, всё-таки нашли. Правда, рукава у неё были не длинные, а обычные «крылышки». Но бабуля подтвердила, что это та самая, которая ей нужна, и тут же спрятала её в голубой пакет. Супруги переглянулись, улыбнулись и поняли, что маразм у мамы уже есть. Может быть, у неё и метастазы не в лёгких, а в мозгах. Что же будет дальше? А дальше Римма Степановна предложила им сделку. Для того, чтобы не жить в этой убогой «хрущёвке», надо две квартиры объединить в одну, но хорошую. Идея была не такой уж глупой, и супруги обещали подумать. Им не хотелось жить вместе со вздорной мамашей, но ситуация была безвыходной. Сергей — её единственный сын и опекун. — Возможно, шансы тут есть. Сейчас, наверно, редко кто объединяется. Это раньше боялись: бабушка старая, умрёт, квартира пропадёт, то есть отойдёт государству. Поэтому надо быстренько объединяться. А сейчас все квартиры приватизированы, никто ничего не боится. А вот разъехаться хотят многие, одни разводы чего стоят. Значит, можно подобрать хороший вариант, — высказалась Татьяна. — Какая ты предприимчивая, — заметил Сергей, — а, может быть, мы рано бабку в утиль сдаём? Поправится, побежит… — Не побежит. Жить одна она уже не сможет, у неё инвалидность. Будущее, конечно, непредсказуемо, но жить иллюзиями тоже нельзя. Татьяна видела, что Сергею этот разговор неприятен. Трудно осознать, что твоя мать уже беспомощная женщина. Вон сколько молодых умирают от рака, а ей — за восемьдесят. Татьяна вспомнила свою подругу Нину, мать Олега, которая умерла от рака в пятьдесят лет. А Римме Степановне лет столько, что и без рака умрёшь. — Давай не будем торопиться, — попросил Сергей, и жена не стала спорить. Однако бабушка, наметив себе на остаток жизни цель, пошла к ней напролом. Она даже заявила, что умрёт спокойно, если у сына будет хорошая, престижная квартира. Сама она долго не проживёт, это известно. Но умирать она хочет вовсе не в «хрущёбе». И похоронить её надо будет именно в той одежде, которую она приготовила; и не где попало похоронить, а рядом с мужем. На Сергея и Татьяну она навела такую тоску, что им уже ничего не хотелось делать. Но бабка не отступала и напомнила им, что в случае её смерти в наследство можно будет вступить только через шесть месяцев. Супругам пришлось уступить, и они начали подбирать варианты, что оказалось совсем не просто. Владельцы хороших, так называемых престижных квартир, желали и в обмен получить такие же. Квартира Риммы Степановны всем нравилась, а вот в «хрущёвку» никто переезжать не хотел. Может быть, переехать поближе к сыну, который жил у метро «Медведково» в доставшейся по наследству квартире родителей Татьяны? Но тогда получится, что они сменили шило на мыло. Римма Степановна на это не согласится. Им предлагали много квартир, но подходящей среди них не было. Это были сталинки с высокими потолками, но допотопными окнами и дверями; предлагались те же «хрущёвки», только четырёхкомнатные; много предложений поступало из совсем отдалённых районов Москвы, куда ехать тоже не хотелось. — Надо ждать, — решила Татьяна, уже перестав верить в то, что они найдут то, что нужно, — у кого-то может возникнуть безвыходная ситуация, срочность какая-нибудь. Не будем спешить. И, поручив это дело риелтору, Поляковы перестали думать о нём, а занялись своими обычными делами. Вот тут-то и настиг их телефонный звонок незабвенного Деревянкина. — Таня, я не знаю, что делать, — сообщил он, — у Мезенской в палисаднике обнаружили труп. Мы все под подозрением. — Допрыгался? Не надо было у неё в свите состоять. Теперь скажут, что ты устранил нежелательного соперника. — Мне и так плохо, а ты ещё шутишь. Может быть, приедете, надо посоветоваться. — Он что, совсем с ума сошёл? — возмутился Сергей, — ты теперь ещё должна и трупы вывозить? А чей труп? — Не знаю, видимо, посторонний. Если бы это был кто-нибудь из близких, он бы не так разговаривал. Удивляться нечему. Там, где есть Мезенская, ничего хорошего не происходит.Глава 21
В коттеджном посёлке было неспокойно. Милицейский патруль, прибывший к месту обнаружения трупа, переполошил всех. Несмотря на холодную погоду и обилие снега, люди вышли на улицу. К происшествию они относились по-разному. Если на их территории появился первый труп, то должны быть и последующие — так считали первые из непрошенных свидетелей и тряслись за свою шкуру. Вторые считали, что рутина в их жизни закончилась, началась интересная, полная событий жизнь, как в детективном романе. А третья группа людей, окруживших дом, была уверена, что убит кто-то из своих, то есть из жителей посёлка. Они пытались угадать, кто лежит там, под снегом. И все с нетерпением ждали, что же будет дальше. Милиция, пытавшаяся разогнать толпу, в конце концов махнула на неё рукой и не стала терять на это время. Люди не уходили. Марина Станиславовна, оправившись от шока, начала звонить Олегу. Она считала, что он может её защитить, ведь она ни в чём не виновата. От этой милиции всего жди — тут же схватят, и в каталажку. Человека мёртвого нашли на твоей территории, значит, ты его и убила. И снова отправят в тюрьму. Олег, как назло, не отзывался. Он обещал приехать сегодня, но своё обещание выполнять не спешил. Так кто же её защитит? Тимофей? Вряд ли. Его и за человека никто не считает. Мезенская подошла к окну. Тимофей был на улице, он первым обнаружил труп. Только что подъехавшие милиционеры осматривали место происшествия. Как только они перевернули мёртвого мужчину лицом вверх, она услышала возглас удивления. Один из стражей порядка тут же начал звонить по телефону, а второй — задавать вопросы садовнику. Было видно, что на все вопросы Тимофей отвечал «нет» или «не знаю». — Настя, ты не волнуйся, но нам, наверно, придётся давать показания, — сказала Марина Станиславовна дочери, — я, правда, не знаю, какие. Не имею понятия, откуда взялся этот труп. Дочь посмотрела на мать спокойно. А ей-то о чём волноваться? Она здесь человек случайный. А если мамаша заказала кого-нибудь прихлопнуть, то это её проблемы. С тех пор, как её мать побывала в заключении, Настя не знала, что от неё можно ждать. — Я не волнуюсь, — сказала она, — я уж точно никого не убивала. — Вот и хорошо. Открой дверь, они идут сюда. Хозяйка дома расположилась в кресле и стала ждать. И когда нежданные гости вместе с дочерью вошли в гостиную, оставалась сидеть. Тимофей остался в прихожей. — Здравствуйте, Марина Станиславовна, — сказал один из них, — извините за беспокойство, но это наш долг. Мы вынуждены задать вам несколько вопросов. — Я слушаю, — спокойно ответила она. Стражи порядка представились, но женщина не запомнила их имена-фамилии. Они её не интересовали. Вопреки своим привычкам она даже не старалась произвести на них впечатление как красивая женщина. К их приходу Марина Станиславовна не переоделась, а сидела в простом домашнем костюме. Тем не менее под её взглядом прибывшие мужчины несколько смутились и забыли, с чего хотели начать разговор. — Садитесь, — сказала Настя, которая не собиралась покидать гостиную, ей было интересно. — Хотелось бы поговорить без посторонних, — сказал один из гостей и покосился на Настю. — Она не посторонняя, это моя дочь, и у меня от неё нет секретов. Возразить госпоже Мезенской никто не посмел. — Ладно, тогда ближе к делу. Мы опознали труп, обнаруженный у вас в палисаднике. Это капитан милиции Илья Григорьевич Нагаткин. В красивых глазах собеседницы не отразилось ничего — ни удивления, ни испуга. — Не знаю такого, — сказала она. После этих слов удивление и испуг отразились на лицах милиционеров. А дамочка-то нагло врёт. Вся милиция знает, что Нагаткин в доме бывал и беседовал с ней лично. — Может быть, вы забыли? Нам известно, что вы с ним беседовали. Хозяйка безразлично оглядела двоих мужчин и повторила, что не знает никакого Нагаткина и не понимает, что от неё хотят. — Ну как же! Он хотел произвести у вас обыск, а вы его даже на порог не пустили. Было такое? — Да, припоминаю, — ответила Мезенская тем же безразличным тоном, — а почему я должна его пускать? Нахал какой-то. — Он не нахал, а представитель власти, — обиделись за коллегу милиционеры, — так почему же вы утверждали, что никогда не знали его? — Я никогда не знала, как его зовут. Ненужная информация в моей голове не укладывается. Он тут был не один, а с Деревянкиным. Нагаткин, значит? Буду знать. Слава богу! Призналась всё-таки. Нагаткин здесь бывал, и интерес к этому дому у него, видимо, был не напрасным. Хозяйка действительно подозрительная, от такой всего жди. Если Нагаткина убили, значит, он слишком много знал. Сейчас в отделении милиции в этом не сомневался никто. Почему же раньше ему никто не верил? Почему надо было дождаться трупа, чтобы провести наконец-то серьёзное расследование? Да, по делу кражи икон сделано немало. Но основной преступник, которому эти иконы переданы, находится на свободе, и никто его не ищет. Икон их владелицам тоже никто не вернул. Преступник на свободе — это опасно, могут совершиться и другие преступления. Убийство участкового — не из их ли числа? — Марина Станиславовна, как вы думаете, откуда мог появиться этот труп? Вы здесь человек новый, до вашего заселения трупов здесь никогда не было. И вдруг — такое. — Я не знаю, больше мне нечего сказать. — Судя по всему, Нагаткин был убит вчера вечером. К вам никто в это время не приходил? Может быть, возле дома крутились подозрительные личности? — Приходил садовник Тимофей чистить снег. Но это было до обеда. Вечером меня никто не беспокоил, и никаких подозрительных личностей я не заметила. — Какие у вас с ним отношения? — С кем? — С садовником. За всё время разговора с милицией впервые с лица Мезенской слетела маска безразличия. Её буквально бросило в жар. И, устремив на собеседников взгляд, полный ненависти, она не удержалась и ответила им достаточно резко. — Какие могут быть отношения с прислугой, да ещё бывшим бомжем? Никакие! — Разве он бывший бомж? — удивились менты. Может быть, это не имеет отношения к убийству, но информация интересная. — Мы вас спрашиваем не о каких-то особых отношениях. Достаточно ли он откровенен с вами? Вдруг у него есть друзья-собутыльники, которые могли совершить это преступление. Вы же с ним пили чай. Марине Станиславовне не нравился весь этот разговор, и она начинала явно нервничать. Глупости какие-то спрашивают, вместо того, чтобы убийцу искать. — Какое ваше дело, с кем я пью чай? — буквально огрызнулась она и подумала, что этот бомж проклятый уже всё разболтал. И не подумал даже, что ей это будет неприятно. Ни малейшего представления о чести, лишь бы себя оградить от неприятностей. — Если бы не было трупа, нас вы вообще не интересовали бы, — решили крыть той же монетой собеседники, — а поскольку труп обнаружили именно у вас, будьте добры отвечать на вопросы. Закон того требует. — По моим наблюдениям, никаких друзей у него нет, в пьянстве он тоже не замечен. И вообще, Тимофей работает у Деревянкмна, а у меня — по совместительству. — Понятно. Придётся ещё раз допросить садовника, а с Деревянкиным — разговор особый. Девушка, позовите Тимофея. Через минуту в сопровождении Насти явился испуганный садовник. «Какой трус!» — подумала его богиня. — Давайте уточним, когда вы обнаружили труп? Было уже темно? — Нет, я обнаружил его утром. Было светло — Рассказывайте дальше. Где он лежал? — Я увидел его не сразу. Вчера был сильный снегопад, он лежал в сугробе. Этот сугроб показался мне подозрительным, и я пнул его ногой. — Что значит, подозрительный? Вы увидели кровь? — Нет, крови я не увидел. Днём я чистил снег на дорожке, таких больших сугробов здесь не было. — По предварительным данным, убийца действовал ножом. Вы не находили поблизости орудие убийства? — Нет, не находил. — Что вы стали делать, когда обнаружили труп? — Позвонил хозяйке и в милицию. — Вы уверены, что обнаружили его именно утром, а не вечером? Тимофей растерялся, его глаза испуганно забегали. Марина Станиславовна внимательно смотрела на него и презрительно усмехалась, Он старался на неё не смотреть. — Нет, вечером меня здесь не было. — А у вас не сложилось мнение, что человек был убит в другом месте, а сюда его принесли потом? — Нет, не знаю. Я не думал об этом, я очень испугался. — Так кому же в вашем посёлке так насолил Нагаткин? Это один из лучших наших сотрудников. Мы не успокоимся, пока не найдём убийцу. Поэтому до окончания следствия просим вас никуда не отлучаться. А я? — испугалась Настя, — я здесь не живу, мне домой надо. — И вы тоже. Все сидите дома, к вам ещё могут быть вопросы. После этого заявления милиционеры покинули дом. Его обитатели вздохнули с облегчением. Никого не увели, в милицейскую машину не посадили, уже хорошо. Настя расстроилась до слёз, потому что в Москве ждал жених. А её мамаша встала с кресла и начала ходить по комнате. Тимофей молча наблюдал за женщинами. — И кто же мне эту свинью подложил, труп подбросил? — задумалась Марина Станиславовна, — опять эти чёртовы завистницы воду мутят! Я и в тот раз в тюрьму попала из-за какой-то ревнивой бабы. Я думала, хоть здесь поживу спокойно, так нет! И здесь начинаются те же страсти. Ещё Мольер сказал: «Завистники умрут, а зависть — никогда». Она опять села в кресло и закрыла глаза. Почему не едет Олег? Может быть, он знает, что происходит? Да как же теперь тут жить, как гулять в этом палисаднике, если тут труп валялся? — С чего вы взяли, что вас кто-то подставил? — осмелился спросить Тимофей, — может быть, вас хотели спасти, поэтому и убили этого мента. Мезенская открыла глаза и увидела Тимофея. Что он тут делает? Кто его сюда привёл? Милиция? Так она давно ушла. — Вы почему до сих пор здесь? Идите домой, Владимир Васильевич, наверно, заждался, — строго приказала она. — Я только хотел сказать… — Меня не интересует, что вы хотели сказать. Уходите. Тимофей простился и покинул помещение. Вот так. С прислугой надо быть построже, иначе на голову сядет. Учить начнёт, а потом и кнутом погонять. Значит, спасти её хотели. От кого? Неужели этот милиционер Нагаткин приходил её убить? Бред какой-то. Но труп был вполне реальный, ей это не померещилось, да и свидетели есть. Кому же это понадобилось? Марина Станиславовна попросила дочь приготовить чай, а сама уединилась в будуаре с сотовым телефоном. После нескольких неудачных попыток она всё-таки дозвонилась Олегу. — Олег? Ну, наконец-то! Весь вечер тебе звоню. — Что случилось? — У меня в палисаднике труп милиционера нашли. Приезжай скорее, нам с Настей очень страшно. Нас милиция допрашивала, а теперь никуда не выпускает. — В доме был обыск? — Какой ещё обыск? Нет. Но мысидим здесь, как в тюрьме. — Вот и сидите. Ничего не бойтесь, не вы же его убили, — посоветовал Олег, — я сейчас приехать не могу, много дел. Он не стал больше разговаривать и отключился. Он не приедет никогда, поняла Марина. Может быть, это он её подставил, чтобы окончательно уничтожить? Уничтожить, а потом и дом забрать — слишком дорогой подарок для старушки. Покрасовался, поиграл в благородство, а теперь пора и честь знать. Ты, Машенька, сама виновата, ты преступница, я от тебя такого не ожидал, я думал, что с преступным миром покончено… Ну и так далее. С невесёлыми мыслями Марина отправилась на кухню. Ну и ладно, подумала она. Пусть дом отберут, только бы в тюрьму не сажали, ведь она никого не убивала. Она и без дома проживёт, с Настей квартиру разменяет. Если та не согласится, так по суду. Да и муженька надо бы отыскать, пожаловаться ему, покаяться, — может быть, он и простит её. На работу тоже устроиться надо, на любую работу, куда возьмут. После чая с крендельками, который приготовила Настя, она пошла спать. Но уснуть ей так и не удалось. Мысли о своей судьбе, обошедшейся с ней так жестоко, не давали женщине покоя до самого утра.Глава 22
На следующее утро после допроса Мезенской к Деревянкину домой явился следователь из районной прокуратуры. — Глеб Петрович Осипов, — представился он и, усевшись на предложенное место, тут же приступил к делу. — Владимир Васильевич, вы хорошо знали Нагаткина. У вас есть своя версия происшедшего? Деревянкина потрясла смерть участкового, и он ещё не оправился от этого потрясения. Одно дело, когда находят безымянный труп, и совсем другое, если погиб твой хороший знакомый. Владимир тупо смотрел на следователя, не зная, что сказать. — Вы хотите сказать, что не знали его? — удивился следователь. — Знал. Он несколько раз наведывался в наш посёлок по делу хищения икон в соседней деревне. Я не понимал, что ему здесь нужно, ведь иконы украли не у нас. Я два раза сопровождал его к дому Мезенской — сначала пустующему, а потом заселённому. — И почему его так тянуло к этому дому? Он что-то знал? — Не исключено, — согласился Деревянкин, вспомнив свою последнюю встречу с участковым, — мы с ним даже обшарили там подвал, но ничего не нашли. — Он думал, что иконы спрятаны в доме? Или он это точно знал? — Точно знать он не мог, предполагал. — Так, так… Ордер на обыск у нас есть, вы нам в этом поможете. — Я? Но чем? — Возьмите с собой кого-нибудь, будете понятыми. Надо последить, чтобы милиция ничего не украла. Шутка. Деревянкину не хотелось идти в дом Мезенской в таком качестве. Ему не хотелось её разоблачать, если бы даже она была виновата. И зачем она здесь поселилась? Надо будет Андрею при случае дать по шапке, чтобы в другой раз не приводил таких беспокойных покупателей, как Олег и его Марина. Не было бы этой красотки, не было бы и трупа — в этом председатель был уверен. — Вы что же, Мезенскую подозреваете? — спросил он. — Пока убийца не найден, подозреваются все. Нам, между прочим, известно, что и вы, Владимир Васильевич, наведовались в этот дом, частенько наведовались. В том числе и без Нагаткина. А вдруг вы с Нагаткиным были соперниками в любви? Вот вы его и порешили. И следователь расплылся в улыбке, наслаждаясь эффектом, который произвели его слова на собеседника. — Не угадали, — еле вымолвил ошарашенный Деревянкин, — я, конечно, восхищался красотой Марины Станиславовны, но никакой любви между нами не было. А Нагаткин и вовсе терпеть её не мог. Следователь насторожился: как это терпеть не мог. Он и знал её без году неделю. Когда же тут успеть возненавидеть человека, да ещё женщину, да ещё такую красивую. Что-то темнит этот Деревянкин, надо бы его по базе проверить. — Как это — терпеть не мог? — поинтересовался Осипов, — она ему пакость какую-нибудь сделала? Или отказала? — Да нет, вы мыслите не в том направлении, — возразил Деревянкин, — у него была хорошо развита интуиция. Он чувствовал, что с этим домом может быть связан криминал. В милиции ему никто не верил, но он всё равно считал Мезенскую подозрительной дамочкой. — А вы так не считаете? — Нет, но я плохо в этом разбираюсь. Нагаткин, видимо, за домом следил, и это кому-то не понравилось. — Так, так… Это уже кое-что. Значит, покойный за что боролся, на то и напоролся? — Может быть. Глеб Петрович поднялся со стула. Надо было вызывать наряд, искать понятых и произвести наконец-то обыск в этом подозрительном доме. И если там действительно что-то прячут, то он, следователь Осипов, это обязательно найдёт. — Нам пора. Заводите машину, я пока позвоню. До дома доехали быстро, а вот наряд пришлось подождать. Глеб Петрович изучал палисадник, долго осматривал место, где лежал труп, а потом, обходя вокруг дома, заметил и дверь чёрного хода. — А это ещё что такое? — спросил он, дёрнув за замок. Замок открылся. — Запасная дверь, которая ведёт и наверх, и в подвал. В тот самый, где мы с Нагаткиным ничего не нашли. Осипов подозрительно посмотрел на Деревянкина. Да он тут все ходы и выходы знает. И то, что Нагаткин следил за домом, тоже знает. Откуда? — Почему дверь не заперта? — спросил он. — Хозяина в доме нет, уж он бы навёл порядок. Кто-то ключ потерял. — Уж не вы ли его потеряли, чтобы тайно на свидания бегать? — Я не мальчик, чтобы бегать. В герои-любовники не гожусь. Следователь уже в который раз оглядел подозреваемого. Да, он его уже подозревал. Этот импозантный кавалер вполне мог быть замешанным в преступлении. — А вот и наши помощники, — обрадовался Осипов, услышав шум подъезжающей машины, — где обещанные понятые? — Идут. Через пару минут к дому подошли две женщины средних лет, буквально сгорающие от любопытства. Делегация направилась к дому. Двое мужчин, представляющие наряд милиции, скромно держались сзади. Мезенская, уже догадываясь, чего от неё хотят, и не ожидая от жизни ничего хорошего, открыла дверь, не дожидаясь звонка. — Мезенская Марина Станиславовна? — на всякий случай уточнил следователь, — у нас имеется ордер на обыск в вашем доме. Ознакомьтесь, пожалуйста. Осипов протянул женщине казённый бланк. Она пробежала глазами по тексту, но ничего не увидела, потому что на глаза уже навернулись слёзы. С трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, она вернула бумагу представителю власти. — Проходите, — обречённо сказала она, и вдруг увидела Деревянкина. Зачем он здесь? Свидетельствовать против неё? Такой симпатичный человек, которого она считала другом, оказался предателем? — Значит, в подвал вы идти не советуете? — спросил Осипов Деревянкина. — Нет, там повышенная влажность, тайник делать нельзя. — Хорошо. А чердак у вас есть, Марина Станиславовна? — Понятия не имею. — Вот как, — следователь изумлённо смотрел на неё, — живёте в доме и не знаете, что тут есть? — Не знаю и знать не хочу. Я не участвовала в строительстве этого дома, мне его подарили. — Да, да, мне кто-то говорил об этом, — сказал Осипов, оглядываясь по сторонам, — так где тут чердак? — Я вас провожу, — вступил в разговор Владимир, — здесь есть лестница. — Вы там были? — Нет, но я видел, как строился дом. Чердак, который при желании мог быть мансардой, пока выглядел неприглядно. Повсюду валялись доски, куски штукатурки и битого стекла. Видимо, строители поленились убрать здесь мусор. Через большое, во всю стену, окно чердак был достаточно освещён. Вошедшие сразу поняли, что и здесь ничего не найдут. Для порядка они обошли чердак по периметру и ощупали каждый сантиметр. — Ну что же, не повезло, — заметил Осипов, — придётся спускаться в покои хозяйки и шарить там. Хотя не хотелось бы этого делать. — Вы всё-таки уверены, что здесь спрятаны сокровища? — спросил председатель, сделав наивное лицо. Следователь Глеб Петрович Осипов рассердился. Он бросил на Владимира взгляд, не сулящий собеседнику благоприятного исхода дела. Этот герой-любовник ответит по всем статьям. — Вы что же, не понимаете, что мы пришли сюда не шутки шутить? — заявил он, — погиб наш товарищ, погиб во дворе дома, который казался ему подозрительным. Вы считаете, что это несерьёзно? — Извините, — покаялся Деревянкин, — я всё-таки надеюсь, что дом чист. — Не уверен. Владимир был рад, что Марина Станиславовна не удостоила их своим вниманием и не поднялась на чердак. Перед ней он чувствовал себя неудобно. Однако она встретила их у лестницы на второй этаж. — Ну что там? — спросила она. — Кучи мусора, — ответил Владимир, — я скажу Тимофею, чтобы убрался. Осипов в очередной раз удивлённо посмотрел на хозяйку. Время вельмож опять пришло? Сама-то она, выходит, ничего не делает? И в самом деле дамочка подозрительная. — Мы вынуждены проверить всё, — сказал он, — ситуация, сами понимаете, неординарная. В вашем палисаднике погиб лучший сотрудник правоохранительных органов. — Очень сожалею, — отозвалась хозяйка. В это время из спальни вышла молодая девушка. — Как вам не стыдно, — сказала она, — мама никого не убивала. — Настя, не надо ничего говорить, а то и тебя заподозрят, — предупредила её мать. — Это что такое? Кто это? — спросил следователь. — Это моя дочь, она приехала погостить, но из-за снегопада задержалась здесь. Осипов внимательно посмотрел на девушку и попросил её не путаться под ногами. Настя ушла. — Приступайте, — приказал он парням в милицейской форме. Они подошли к шкафу и открыли первый ящик. Хозяйка колебалась: уйти ей вслед за дочерью или остаться? Но как только стражи порядка вытряхнули содержимое первого ящика прямо на пол, решила остаться. А вдруг эти изверги нечаянно положат что-нибудь себе в карман — тогда против них у неё будут козыри. Смирившись с обстоятельствами, которых не удалось избежать, она внимательно следила за тем, как тряслись её платья, выворачивались карманы курток и пальто, проверялись все полки и стеллажи. Рядом стояли испуганные понятые, которые, тем не менее, с интересом изучали подробности личной жизни хозяйки. Вещи её говорили о достатке, а не о бедности. Шкатулка с драгоценностями у неё тоже была, и наряд милиции изучил её содержимое самым тщательным образом. Придраться пока было не к чему, о краже драгоценностей в милицию никто не заявлял. Но ведь могут и заявить. Как ни неприятен был этот обыск, Марину Станиславовну всё-таки утешала мысль, что у неё ничего не найдут. Она не крала, не прятала, не убивала, да и в заговоре никаком не участвовала. Почему этот труп оказался именно здесь, она не могла понять. Случайность какая-то. Участники обыска вместе с понятыми уже спускались на первый этаж. Деревянкин задержался. — Не волнуйтесь, Марина Станиславовна, — ласково сказал он и дотронулся до её руки, — это простая формальность, сейчас всё закончится. Марина отдёрнула руку и, ни слова не говоря, пошла вслед за понятыми. Она даже не взглянула на него. Через каких-нибудь полчаса первый этаж тоже был обыскан, и тоже — безрезультатно. Казалось, гости вот-вот уйдут, и можно будет вздохнуть с облегчением. Вздохнуть и оттаять — несмотря на великий погром в доме. Следователь Глеб Петрович Осипов вышел в прихожую и устало опустился на банкетку. Банкетка показалась ему жёсткой. Странно, подумал он. Где-то в покоях Мезенской он уже встречал такие банкетки и даже сидел на них, наблюдая за обыском. И все они были мягкие, как кресла. Он ощупал банкетку по правую и левую руку, потом встал и постучал по ней. — Жёсткая, — сказал он вслух, но никого это замечание не заинтересовало. Он взглянул на Мезенскую: бледная, но спокойная. Перевёл взгляд на милиционеров: ждут не дождутся, когда он их отпустит. Посмотрел на женщин, выполнявших обязанности понятых: явно разочарованы, что ничего криминального не нашли. А вот это мы ещё посмотрим! — Что-то жёсткое у вас сиденье, — заметил Осипов, опять глядя на хозяйку дома, — а я хотел было отдохнуть. Она ничего не ответила, считая этот вопрос ненужным, заданным из вредности. — А ну-ка, помогите мне перевернуть эту скамейку, — на этот раз Осипов обратился к милиционерам. Они дождались, когда он ещё раз постучит по сиденью кулаком, и поставили банкетку на бок. Осипов присвистнул. Все присутствующие с удивлением посмотрели туда же и увидели, что с обратной стороны к жёсткой доске, на которой сидел Осипов, болтами был прикреплён ящик из фанеры. Доска, прикрытая сверху гобеленом с кисточками, удачно скрывала его. — Это что такое? — в очередной раз обратился следователь к Мезенской, — вы нас не просветите? — Не знаю, — с раздражением ответила она, — я сама мебель не выбирала. — Допустим, но дом ваш, и отвечать придётся вам. — За что отвечать? — Сейчас посмотрим. Ребята, инструмент есть? — Конечно, на обыск без ключей не ходим. Они быстро отвинтили гайки, вынули болты и поставили ящик на пол. — Ну, была не была, — сказал Осипов, — надеюсь, что это не бомба. Он приоткрыл крышку и зажмурился. Его ослепили божий лик и нимб вокруг его головы, просвечивающие сквозь целлофановую упаковку. — Внимание! — серьёзно и одновременно торжественно произнёс Глеб Петрович, — сейчас будем оформлять акт изъятия. Понятые готовы?Изумлённые женщины согласно закивали, а Мезенская, уже поняв, что происходит, была на грани обморока. Когда бумага была составлена, следователь пригласил её проехать в отделение милиции. — Что с собой брать? — спросила она упавшим голосом. — Пока ничего. Там с вами побеседуют и возьмут подписку о невыезде. — Я поеду с вами, Марина Станиславовна, — выразил готовность помочь Деревянкин, — после беседы проводим Настю на электричку и вернёмся в посёлок на моей машине. Возражать у неё не было сил.
Последние комментарии
10 часов 7 минут назад
18 часов 7 минут назад
1 день 8 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 13 часов назад
1 день 13 часов назад