Сказки немецких писателей [Герман Гессе] (fb2) читать постранично, страница - 3


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

огляделся вокруг и напомнил себе, что он бодр и счастлив; постарался отбросить сомнения и громким голосом запел охотничью песню:

На охоту, как влюбленный, Пылкий юноша идет:
Вожделенный, потаенный. Зверь в листве вечнозеленой
Непременно промелькнет.
Рог, трубящий полногласно, Голоса послушных псов —
Одиночество прекрасно,
И тропа небезопасна
Посреди ночных лесов.
Землю пашут пусть крестьяне, Рыбу ловят рыбаки,
Но никто в рассветной рани
Не знавал очарованья,
И восторга, и тоски.
И надежды — в той же мере, Как охотник удалой, —
Он охотится на зверя, Артемиде душу зверя
И любви своей былой[2].
Покуда он пел, солнце опустилось ещё ниже и широкие тени легли поперек узкого ущелья. Освежающие сумерки неслышно расползались по земле, и лишь верхушки дерев да округлые вершины гор золотились в вечернем свете. На душе у Кристиана становилось всё тяжелее, не хотелось ему возвращаться назад к птичьим силкам, но и оставаться здесь тоже не хотелось; он почувствовал себя таким одиноким, и одолела его тоска по людям. Как хотел бы он теперь взглянуть на те старинные книги, которые видел давным-давно у своего отца, но которые ему никогда не дозволялось читать, хотя батюшка держал их именно для этой цели! Ему пришли на ум и сцены из его детства, игры с юношами из его деревни, друзья детских лет, школа, бывшая столь тягостной обузой для него, и затосковал он, и потянуло его назад, в этот привычный круг, который покинул он по собственной воле, надеясь найти свое счастье в незнакомых краях, среди гор, среди чужих людей, в других занятиях. Тем временем стало темно, и ручей зашумел громче, и залетали уже птицы ночные, отправляясь в свой невидимый ночной путь, — а он всё сидел в тоске, погруженный в собственные мысли; ему хотелось плакать, он пребывал в величайшей нерешительности и не знал, что ему делать дальше. Ни о чём не помышляя, потянул он корешок, который торчал из земли, и вдруг с ужасом услышал глухие стенания; жалобные звуки раздавались из-под земли и печально замирали вдали. Голос этот проникал ему в самое сердце, терзая его, будто он невольно прикоснулся к глубокой, смертельной ране, и почудилось Кристиану, будто в муках отлетает душа, покидая умирающее тело природы. Он вскочил и хотел было бежать прочь, ибо, конечно, слыхал уже о диковинном корне мандрагоры, который издает столь душераздирающие звуки, когда его вырывают, что от его стенаний человек обыкновенно теряет разум. Только он собрался уйти, как обнаружил позади себя незнакомца, который посмотрел на него приветливо и спросил, куда он направляется. И хотя Кристиан желал найти себе спутника, но всё же при виде сего дружелюбного незнакомца его вновь охватил страх.

— Так куда же вы так спешите? — вновь повторил тот.

Молодой охотник постарался унять охватившее его беспокойство и поведал: мол, одиночество внезапно показалось ему столь ужасным, что он хотел было уже бежать прочь. Вечер был так мрачен, зеленые тени леса так печальны, ручей всё лепетал и лепетал свои жалобные речи, облака — небесные странники — уносили его тоску за дальние горы.

— Вы ещё молоды, — сказал незнакомец, — и потому не умеете ещё переносить тяготы одиночества, я провожу вас, ибо на целую милю окрест не найдете вы ни дома, ни деревушки; в дороге мы сможем побеседовать, позабавить друг друга разными историями, и вы расстанетесь тогда со своими мрачными мыслями; через час поднимется над горами луна; может статься, свет её озарит и вашу душу.

Они отправились в путь, и вскоре юноше показалось, что они давно знакомы.

— Как очутились вы в этих горах? — спрашивал тот. — Ведь, судя по выговору, вы родом из других мест.

— Ах, об этом можно было бы долго рассказывать, и всё же история эта не стоит того, чтобы о ней говорить; словно неведомая сила вырвала меня из круга моих родных и близких, мой разум утратил власть над самим собою; подобно птичке, которая попалась в сети и понапрасну силится вырваться, опутана была душа моя странными видениями и желаниями. Жили мы далеко от этих мест, на равнине, где и в помине не было гор, не было почти что ни одной возвышенности; лишь одинокие деревья служили украшением зеленого дола, но зато луга, тучные нивы и сады тянулись насколько хватает глаз. Широкая река, подобная могучему духу вод, блестя, пробегала средь лугов и полей. Батюшка мой был садовником в замке, он намеревался приучить и меня к своему ремеслу; он души не чаял в своих деревцах да цветочках и мог без устали целыми днями возиться с ними, холить да лелеять. Да-да, он дошел до того, что утверждал, будто он чуть ли не разговаривает с ними, он знал всё о том, как за ними ухаживать, всё о разнообразии их форм и цвете листьев.