Песня ветра (СИ) [Анна Александровна Завгородняя] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Анна Завгородняя Песня ветра

ПРОЛОГ

  Этот человек всегда приходил из неоткуда и уходил в никуда. Появлялся неожиданно и, чаще, на закате, или после наступления темноты. Одетый во все черное, в длинном плаще и высоких сапогах, он переступал порог нашего дома и, каждый раз, первым делом, оглядывался по сторонам, охватывая просторную комнату цепким взором, словно подмечая, не изменилось ли что за время его отсутствия, пока моя матушка спешила помочь ему снять тяжелый плащ. Она всегда смотрела на этого мужчину так, как не смотрела ни на одного из тех, кто постоянно вертелся подле нее, оказывая знаки внимания и пытаясь добиться расположения. Стоило сказать, что моя матушка была хороша собой. Первая красавица в нашем городке, раскинувшемся почти у самого океана, но при этом, всегда одна, за исключением тех дней, когда в доме появлялся этот человек.

    Я помню еще, что он приносил с собой море. Этот глубокий ни с чем не сравнимый аромат предштормового воздуха, чистый и свежий, когда до грозы, мелькающей всполохами у линии горизонта, всего ничего.

    У мужчины были пронзительные глаза цвета осени и походка, выдававшая закоренелого моряка, чуть покачивающаяся, но при этом уверенная и твердая. Он был широкоплеч и, возможно, хорош собой. Будучи еще девчонкой, я не находила красоты в загорелом почти до черноты, лице и короткой бороде, в скулах, покрытых мелкими шрамами, точно белыми росчерками, похожими на чаек, парящих в синеве неба. Но, наверное, мать любила его. Это теперь я понимала значение этого слова, тогда я была еще слишком мала, чтобы знать, что такое любовь.

    В том, что мужчина был моряком, я не сомневалась ни секунды своей жизни. Все в Портулаке были связаны с морем, да и как иначе, если именно море кормило и одевало нас. Моя мать работала кухаркой в таверне, обслуживавшей моряков на пристани. Двухэтажное здание, где можно было и наесться до отвала и отоспаться на верхнем этаже в съемной комнатушке. Я иногда приходила туда, но, чаще всего, мать была недовольна, если я появлялась у Билли – так звали ее хозяина и владельца таверны, пожилого капитана, из-за возраста и подкосившегося здоровья, сменившего море на твердую землю, о чем он сам, впрочем, не переставал жалеть, то и дело отыскивая свободные и благодарные уши для своих, порой прелюбопытных рассказов.

    Мать всегда была трудолюбивой и молчаливой. Часто, глядя в ее глаза, я видела в них бездонное синее море. Она редко рассказывала мне о своих чувствах, о своем прошлом и менялась только когда в нашем доме появлялся этот странный мужчина в черном плаще, с клинком у пояса.

    Вот и сегодня, скрипнувшая дверь оповестила меня, что кто-то зашел в дом. Без стука именно так приходил только этот моряк.

    Оглянувшись, увидела высокий черный силуэт в дверном проеме. Порыв ветра едва не задул одинокую свечу, когда мужчина, повернувшись, захлопнул двери и прошел вперед, глядя на мою мать, что встала со стула и уже спешила ему на встречу.

    Она молча обняла его. Моряк также молча, обхватил ее длинными крепкими руками и прижал к своей груди, зарывшись лицом в волосы матери. Они стояли так долго, а я просто смотрела на них и не знала, что думать. Мне было всего десять и, кажется, это был последний раз, когда я видела этого человека в нашем доме.

   - Где ты пропадал так долго? – спросила мать, едва оторвавшись от его груди. – Я места себе не находила, все думала, что произошло непоправимое!

    Мужчина отчего-то посмотрел на меня и от этого темного взгляда, в глубине которого, казалось, бушевала буря, мне стало совсем не по себе.

   - Катарина! – мать проследила за направлением взгляда гостя и обратилась ко мне. – Оставь нас. Уже поздно и тебе пора спать.

    Мне совсем не хотелось уходить, тем более, что мне показалось, будто этот человек хочет рассказать матери нечто интересное, а, как я уже говорила раньше, мне было всего десять и, как все дети, я была в какой-то мере любопытна и любознательна, хотя, в данном случае, имело место первое определение. Так что, я не торопилась уходить и матери пришлось еще раз повторить свою просьбу, причем, в этот раз, тон ее голоса не терпел возражений и, встав из-за стола, я направилась мимо гостя и матери в смежную комнату, прикрыв ее так, чтобы осталась самая крошечная щель для подслушивания, но мать дернула ручку, и я оказалась в пространстве спальни, освещенной одиноким огарком свечи, который, того и гляди, грозился растечься в горячую лужицу воска.

    Торопливо раздевшись, нырнула под одеяло за мгновение до того, как свеча погасла, а тонкий фитилёк, в последний раз вспыхнув, утонул в еще жидком воске, чтобы к утру превратиться в застывшую уродливую лепешку.

    Кровать показалась мне ужасно холодной и некоторое время я просто лежала без сна, пытаясь согреться и слушая ветер, шумевший за закрытыми ставнями. Ветер и море…эти звуки всегда сопровождали