Девочка (СИ) [Анна Литцен] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Девочка


Отличительная черта классической Музы — длинное белое платье, лира и крылья за спиной. Зря, что ли, слово «классика» мы привыкли отождествлять со словом «шедевр»? Хотя графоманы наверняка были и в девятнадцатом веке. А как выглядели их Музы? Или у них не было Муз?


«А кому, к его конфузу,

Как бодачей тёлке рог,

Бог не дал с рожденья Музу —

Тот писать без Музы смог.»


Никак не может быть, чтобы Музы до сих пор летали в белых до пят платьях. Не сочетается литература молодых писателей с воздушными кружевами. Скорее с рваными джинсами. И вообще, Музы явно сменили стиль общения, стали своими в доску. Подругами. Входит такая в дверь в джинсовых шортах и зелёном топе, с банкой пива в руке, садится в кресло и говорит: «Привет, как дела?» Что значит — хватайся за клавиатуру, пока я здесь.

Что ж, ухватимся.

Жила-была толстая девочка. Толстой она была с раннего детства. Родители ничего против этого не имели, ибо в те времена в той стране упитанность была хорошим тоном и значила, что люди ни в чём не нуждаются. Однако у окружавших девочку сверстников было своё мнение, и, надо сказать, в нём была логика. Девочку звали «бомбовозом» и «бочкой», а где же видано, чтобы бочка по деревьям лазала? И в прятки с ней не поиграешь — бока из-за всех укрытий торчат. Легко, но неинтересно. И на бегу она пыхтела. Словом, девочку в игры не звали, а если она сама просилась, говорили: «Нужна ты нам, бочка». Со временем девочка перестала подходить к другим детям. Не сказать, что ей это легко далось, она плакала от обиды и почём зря лупила приходящих к старшей сестре подружек. Просто за то, что они у сестры были, а у неё не было никого, разве родители в счёт идут?

…Гм-гм. А, ничего, это Муза переложила ногу на ногу и отхлебнула пива.

Девочка рано стала читать. Много читать. Закончив детские книжки, бралась за взрослые. Между книжками собирала мозаики и конструкторы, рисовала бумажных кукол и одёжки для них. Настоящих кукол она не очень любила. Каждую новую куклу она сразу начинала нещадно расчёсывать и стричь, делая ей причёску. Куклы быстро лысели, после чего отправлялись в дальний угол. Впрочем, одна кукла жила долго и счастливо: её лысая голова стала подставкой для маминого парика. Парик же расчёсывать имела право только сама мама.

Зато бумажные куклы возымели ошеломляющий успех среди одноклассниц. Разумеется, когда девочка пошла в школу. Играть, правда, с девочкой по-прежнему не хотели, зато одна из соучениц попросила: «Нарисуй и мне. И с одёжками». Девочке эта просьба очень польстила, значит, и она на что-то годится. Но соученица добавила: «И чтобы одёжек было сто!» — «Ну ладно.» — «А триста сможешь?» — «Попробую.» — «И чтобы все были разные!»

Непомерный объём собственного обещания так смущал и тяготил девочку, что она никак не могла собраться с духом и начать выполнять обещанное. В конце концов, через три месяца постоянных вопросов: «Ну, сколько нарисовала?» — и ответов: «Пятьдесят. Сто. Сто тридцать…» — девочка собрала мужество в кулак и на очередной вопрос ответила, что нарисовала почти всё, а мама убиралась и нечаянно всё выбросила в печку. После чего последовало обещание, что попытается нарисовать снова, но потом, не сейчас. Похоже, инстинктивно девочка уже тогда знала, что «потом» — волшебное слово. Действительно, «потом» одноклассница вообще забыла про желанную куклу и одёжки. Девочке долго было стыдно, тем не менее, она вздохнула с облегчением.

Муза смотрит в никуда, задумчиво улыбаясь. Вдруг посещает крамольная мысль: а как она стала Музой? Ничего такого особенного в ней нет: рыжая, с короткой стрижкой, красивыми ногами, выщипанные брови… Но тут выщипанные брови сдвинулись, взгляд вернулся из далей и построжел. Типа, ты не отвлекайся, при чём тут я, ты щёлкай себе!

Итак, девочка. Книги, родители, учителя учили её быть всегда честной, и она верила, что только так и можно. И вот однажды класс писал сочинение. А девочке вместе с четырьмя другими отличницами было велено писать сочинение на тему «Что такое дружба». Сочинения планировалось отправить на конкурс. Ну и откуда девочке было знать что-то про дружбу? Ведь друзей-то у неё никогда не было. Она сидела и смотрела, как другие исписывают страницы, голова была звенящей и пустой. Наконец она встала и сказала: «Я не могу писать про дружбу, я не знаю, что это такое».

Потом было общеклассное собрание, девочку выставили в коридор. После собрания несколько одноклассниц подошли к ней и сказали, что записались к ней в подруги. Девочка ничего не сказала, но впервые в жизни ощутила сомнение и недоверие. Почему — она бы не смогла объяснить. Хотя всё просто — каждый когда-то начинает отличать настоящее от деклараций.

…А что там делает рыжая? Аааа, никого уже и нет. Только вмятина в кресле. И