Казнь Мира. Книга первая (СИ) [Майя Трефилова] (fb2) читать онлайн

Казнь Мира. Книга первая

Пролог

От копыт коней в воздухе клубилась пыль. Всадники держались стойко, с достоинством, но по их лицам стекали капли пота. От полуденного солнца не защищала даже сень лиственного леса, что рос по обе стороны дороги.

Отряду Девора досталась неприятная работа — сжигать дотла пострадавшие от чумы поселения. Смертельную болезнь на людей наслали демоны — злейшие враги всех Живущих на Земле. Из умерших демоны собирали армию трупов и отправляли штурмовать города, разнося заразу повсюду. Выше крепостных стен поднимались горы гниющей плоти, а небо на долгие месяцы заволок чёрный дым от кострищ. Ни оружия, ни чар стихий не было достаточно, но живые люди не сдались, сражались, пока могли шевелиться. Каждый, до самого малого ребёнка, делал посильное. Теперь, когда главная беда позади, осталось лишь выжечь старые домишки, где могла притаиться чума.

Но не только мысли о прошлом тревожили Девора — сегодня он оруженосцем взял в поход своего восьмилетнего сына. Родные Девора погибли при осаде столицы, город, где жили родственники его жены, охватила чума одним из первых, вестей оттуда до сих пор не приходило. Брать ребенка в поход может и не лучшее решение, но оставить его одного в полуразрушенном городе, притягивающем мародеров ещё хуже.

Ратибор выглядел воодушевлённым. Брони на нём не было, потому и жару он переносил лучше. Ехать с бывалыми воинами на важное задание он почитал за величайшую честь. Глядя на сына, Девор невольно улыбнулся — как хорошо быть ребенком, не успевшим разочароваться в жизни и людях.

За очередным поворотом лесной дороги наконец показалось заброшенное поселение. Ни звука, ни движения — даже птицы поспешили покинуть место, отмеченное смертью. По отряду прокатился тревожный шепот. «Каждый раз как в первый. Ничего, — подумал Девор, — с этим быстро управимся, домов немного».

Он приказал спешиться, взять бутыли с огненной смесью и идти за ним. Чем ближе становились островерхие деревянные крыши, тем тяжелее было на сердце у капитана. «Зря я взял с собой сына. Не стоит ему видеть, как обращают в пепел последнее, что осталось от жертв войны». Как беззаботно когда-то взрослел сам Девор! Юным он считал, что нет в мире ни единой угрозы для его родного дома.

Неожиданно из-за домов показались всадники. Ветер развевал лазурные знамена с золотыми звёздами.

— Только этих тут не хватало! — не скрывая раздражения, проворчал Девор.

Магикорцы. По мнению Девора, ими становились только самые мерзкие по натуре люди. Тщедушные, лживые и лицемерные, занятые только собой и своими дрязгами, обитающие в своём недогосударстве Каталис. «Давно пора бы короне перестать кормить этот сброд, во всей красе показавший свою бесполезность во время чумы», — считал Девор.

Ещё сильнее он скривился, увидев, кто возглавляет непрошенных гостей. На белоснежном коне сидел молодой мужчина в такой же лазурной, как знамёна, мантии. Его пшеничного цвета волосы до плеч чуть колыхал ветер. «Смазлив, как девка!»

Несомненно, это знаменитый Гиддеон, сделавший блестящую карьеру в Цитадели Каталиса, и занимавший для своего возраста небывало высокий пост. Все знали, молодой магикорец по головам шел ради места в Совете. Девор презирал таких людей и с трудом для себя признавал даже помощь Гиддеона в войне с демонической армией. Другие магикорцы в это время отсиживались за стенами высоких башен Каталиса.

Гиддеон перебросил ногу через спину коня, и, вместо того, чтобы спешиться как нормальный человек, медленно спустился по невидимым ступеням.

— Для кого представление устраиваете? — спросил Девор, к своему неудовольствию заметив восторг сына. — Или ножки боитесь отбить?

— И я вас приветствую, — магикорец не дрогнул.

— Что здесь забыли? Все звёзды на небе пересчитали, все книжки по порядку расставили, раз вылезли из своего гнезда? — Девор подошёл ближе к юнцу-чистюле, но тот остался недвижим.

— Эти земли граничат с территорией Каталиса. Мы здесь как наблюдатели.

«Наблюдатели они, как же. Лезут всюду, где могут, а где надо — их не дождешься», — подумал Девор, а вслух сказал:

— Что ж, наблюдайте. Только не вмешивайтесь, а то ручки запачкаете. Коней уведите в сторону.

Гиддеон кивнул. Его спокойствие ещё сильнее раздражало Девора. Когда магикорцы отошли, он наклонился к сыну.

— Ратибор, никогда не становись таким… как эти.

— Почему?

— Они служат Магикору. Залог их силы — хитрость и наваждения. Я тому свидетель. Эти люди оторваны от мира, им нет дела до земных проблем.

— А эльфы? Они тоже оторваны от мира, раз служат Магикору? — Ратибор выглядел растерянным.

Девор тяжело вздохнул. Как ещё объяснить глупому ребёнку?

— Просто поверь мне на слово. Не бери их в пример, а лучше вообще не связывайся ни с магикорцами, ни с эльфами.

Ратибор было открыл рот, но гневный взгляд отца заставил его промолчать. Девор же принялся раздавать поручения алхимикам и заклинателям погоды — где встать и в каком порядке действовать, чтобы одни быстро сожгли дома, а другие не дали ветру гнать пламя в лес. Воины покорно взялись за дело, растаскивая бутыли с огненной смесью по всей деревне.

Из чёрных окон заброшенных домов на Девора глядела пустота. Капитан поёжился. Он не был трусом, и деревня пугала меньше живых мертвецов, но какая-то неуловимая тревога разливалась в воздухе.

«Горестное место… ещё и этих, в звездах, принесла неладная. Закончить бы поскорее, да убраться подальше».

Мысли Девора, так или иначе, возвращались к магикорцам, особенно к своенравному Гиддеону. У Миробора, командира Девора, лежала одна очень интересная папка, в которую капитану довелось заглянуть. Что сказать? Гниль, как она есть. Хотя не совсем Гиддеон пропащий человек оказался, раз бросился на помощь столице, когда та нуждалась в помощи магикорцев. Бросился без приказа, и много жизней спас. «Может, он того? — продолжал рассуждать про себя Девор. — Крыша поехала? У всех магикорцев беда с головой из-за их Великого Духа. Вот и у Гиддеона разум расщепился. Одной рукой спасает, а другой… Нет, не потерянный у него взгляд, не безумный, а ясный. Все, что Гидеон делает, делает он в трезвом уме. От того ещё более страшен и опасен этот человек. Нельзя ему доверять!»

Девор быстрым шагом направился к домам, за которыми скрылись магикорцы, и замер, едва заметил крытую железную повозку. Тщетно пытались магикорцы спрятать её в густой листве, Девор увидел достаточно. На такой повозке заразных больных возят в лечебницу.

— Так вот зачем вы здесь! — заскрипел зубами Девор и сжал кулаки. «Как знал!»

* * *

У самого края воды вдоль небольшого причала ютились опустевшие рыбацкие домики, которые Гиддеон хотел проверить и спустился к реке. Не касаясь ничего руками, он магическим дуновением открывал двери и внимательно осматривал комнаты. Ни души. Разбитые стекла скалились острейшими зубьями. На стенах кровавые отметины. Дольше минуты в одной комнате Гиддеон не находился — запрещено.

Деревня была небедная. Во многих домах Гиддеон видел кружевные скатерти и ещё не посеревшие перьевые подушки, но на крепких дубовых столах уже лежала пыль, из-за яркого солнечного света видимая и в воздухе. Давно уже высохли рыболовные снасти, которые никто никогда больше не использует и даже не заберёт отсюда.

Покинув очередное жилище, Гиддеон понуро опустил голову. Он надеялся, что найдет выживших. И боялся, что их раньше найдут солдаты из столицы и убьют, как им приказано. В любом случае, бросившись наперерез чумному отряду, Гиддеон рисковал своим положением, и, как оказалось, зря…

Неприязнь Девора тоже не скрылась от него. Гиддеон понимал, как видит его, магикорца, воин из столицы, привыкший к колдовству иной природы. Колдовству, которое спасало жизни, пока Верховный Совет медленно-медленно рассуждал, сколько и кого направить для борьбы с чумными мертвецами. «Сберечь Зеркало важнее, чем людей», — вспомнилась брошенная кем-то фраза. «Священные артефакты защищают наших соседей, а у нас — наоборот», — ответил Гиддеон тогда.

Дальше этой деревни болезнь не пошла, не подступила к Каталису. Магикорцы отстояли свои владения, а что до остальных земель… Всего несколько недель назад рыболовецкие суда бороздили реку, не давая покоя рыбе, а с берега доносился детский смех. Теперь воду не потревожат ещё долго, и человеческие голоса не нарушат тишину природы.

Вдруг Гиддеон услышал звук, похожий на стон. «Птица? Нет, на здешних не похоже». Тревога закралась в его сердце. Звук шёл со стороны причала, на который старые ивы сыпали листья. Спустившись к ивняку и раздвинув ветви-плети, Гиддеон оторопел, не веря своим глазам.

Среди полуутопленных корней лежала молодая женщина и обнимала деревянную люльку. Аккуратно Гиддеон подобрался ближе, не обращая внимания на то, что под дорогими сапогами хлюпает илистая грязь. Женщина была мертва. Гиддеон сразу это понял по обескровленному и нечеловечески спокойному лицу, а по голубым рукавам и кружевному вороту платья он узнал в ней жительницу верховий. У подножия гор лежали богатые деревни, не тронутые демонической чумой. Но почему женщина здесь? «Пусть столица расследует», — подумал Гиддеон отстраненно, ведь его взволновало другое.

В деревянной люльке с недовольным видом барахтался в куче пелёнок младенец. Следов чумы на его лице не было, как и на коже матери. Сердце Гиддеона бешено билось, будто готовилось разорвать грудную клетку. «Живой ребенок! Я нашел хотя бы одного живого! Нужно помочь ему и обязательно отвезти в лечебницу, такая кроха не протянет долго одна».

«А вдруг всё же чумной?» — мелькнуло в голове Гиддеона. «И что? — ответил он сам себе. — Я здесь для чего?»

Натянув толстые кожаные перчатки, Гиддеон вытащил люльку из объятий матери. Белые руки опустились, и, словно потеряв цель своего существования, женщина ушла на дно. Гиддеон проводил её взглядом и сосредоточился на младенце. Люлька была сделана из цельного куска дерева, дорогая и редкая вещь, потому не промокла. «Глядишь, ребёнок не заболеет, хотя неизвестно, сколько тут пролежал. Должно быть голоден и пить хочет».

Малыш открыл глазки и улыбнулся Гиддеону. Тот, к своему удивлению, отметил, что ребёнок на него удивительно похож, будто близкий родственник. Опомнившись, Гиддеон открыл фляжку и начал поить младенца, который жадно захлюпал, а затем скривился и заплакал. «Всё, надо идти! Нельзя оставлять отряд надолго, да и ребенку нужно что-то серьезнее воды из фляги». Гиддеон резво выбрался на причал, а потом и дальше наверх, направляясь к лекарской карете. Для себя он решил, что поедет в ней с ребёнком. Чувствовал, что должен ухаживать за ним и что никто другой не сможет. Не знал, почему так считает, но душа ликовала — его поход был не напрасным.

Лучше бы проскочить мимо отряда Девора, но Гиддеон знал, что не получится, и готовился встретиться с гневом капитана. Издалека он уже слышал гневные возгласы и ускорил шаг.

Его взгляду предстал Девор, который, обнажив меч, бросался то к одному магикорцу, то к другому. Остальные из его отряда тоже стояли с оружием наготове, но пока ничего не делали. Мальчик, прибывший с отрядом, спрятался за кем-то из воинов.

Совершенно спокойно Гиддеон прошёл мимо Девора и уже почти коснулся металлической дверцы кареты, как руку перехватили.

— Ты! — прохрипел капитан. — Не много ли о себе возомнил?!

Тут он заметил младенца в люльке и отскочил назад, словно от чумного. В глазах Девора сверкнули гнев и ужас.

— Ты где это взял?! Убить всех вздумал?!

Гиддеон, не обращая внимания на крик, дернул за ручку, но тщетно. Через секунду он понял, в чём дело. Дверцу приварили. «Видимо, сам Девор постарался со своими алхимиками». Гиддеон повернулся к нему.

— Ты хочешь драться со мной?

Хотя Гиддеон знал, что превосходит Девора в мастерстве, магикорцы были в меньшинстве, а он сам стоял с люлькой в руках и уловил во взглядах подчинённых, что никто не перехватит драгоценную ношу.

Девор хрипло дышал.

— Я не враг тебе лично, Гиддеон. У меня есть приказ на этот счёт, — капитан указал на младенца, — и, надеюсь, тебе не надо объяснять, что к чему. Оставь ребёнка, а сам езжай в железном гробу.

— Ребёнок поедет со мной. А вы делайте свою работу.

— Ты мешаешь моей работе! Раз не хочешь по-хорошему, будет по-плохому!

Девор махнул рукой, и его воины сделали шаг вперед. Магикорцы напряглись.

— Тогда убей меня вместе с ребёнком!

Казалось, что от голоса Гиддеона всколыхнулась трава и дрогнули деревянные дома. Сам он был недвижим перед ратью, которую не мог победить. Теперь Девор выглядел озадаченным.

— Зачем тебе это? Ты стал милосердным? Все знают, как ты по головам шёл ради своего поста!

Тень накрыла сердце Гиддеона. Страшное напоминание… но всё осталось в прошлом. Важно, что он изменился, и всеми силами искупает вину.

Внезапно перчатки Гиддеона накалились, и боль обожгла кисти. «Поганая алхимия!» Он выронил люльку и тут же получил удар в грудь. Девор бросился на противника, нанося руками тяжелые удары, не давая Гиддеону опомниться. Никто не спешил на помощь магикорцу. И всё же Гиддеон успел понять, что сейчас произойдет. Волной магической энергии он отбросил нападавшего на него капитана далеко в сторону, но слишком поздно. Огненная вспышка обожгла взор, а крик невыносимой боли на вспорол воздух.

Мир стал похож на тягучий кисель. Гиддеон сидел на коленях и с трудом осознавал, что крик был не младенческий, а ребёнка постарше. Что на люльке, накрыв её своим телом, лежал Ратибор, а над ним стоял алхимик с трясущимися руками и гримасой ужаса.

— Ратибор! Ратибор!

Капитан бросился к сыну, но запнулся, словно бы на ровном месте, и упал на полпути.

— Навредишь! — Гиддеон обошел Девора и склонился над мальчиком.

Кожа на спине Ратибора почернела, тлеющая одежда прилипла к ней. Мерзкий запах жженой ткани и плоти ударил в нос, но Гиддеон, задержав дыхание, колдовством смял приваренную алхимиками дверь повозки и магическим жестом притянул пузырь с зеленоватой жижей. Ещё жест — и с кожи пропали остатки горючей смеси, а лечебная жидкость разлилась по обожженной спине. Мальчик перестал стонать и обмяк. Последним пассом Гиддеон убрал горелые остатки одежды и аккуратно заглянул под тело мальчика.

Младенец не пострадал, но недовольно елозил под своим защитником, морща нос и готовясь захныкать

— Что ты сделал? — дрожащим голосом спросил Девор.

Гиддеон не стал к нему оборачиваться. Он чертил на песке колдовские руны, и те, сложившись в послание, исчезли. Только тогда он ответил:

— Это самое сильное обезболивающее, какое у меня есть. Времени у нас мало.

Девор чувствовал яростную дрожь, уничтожающим взглядом испепеляя неудачливого алхимика, который, казалось, желал умереть на месте.

— Сажай сына на лошадь и скачи со мной в Каталис. Я отправил сообщение Совету, чтобы выслали гонца нам навстречу. Он привезёт что нужно, — Гиддеон выглядел спокойным, но тяжёлое и, главное, поспешное решение жгло внутренности каленым железом.

Все магикорцы разом ахнули, а Девор больше ни о чём не спрашивал. Видимо понял, чего стоят слова Гиддеона. Тот же продолжил:

— Свой отряд отправь в верховья. Там что-то случилось, я видел мертвую женщину из тех краев.

— Останетесь без поддержки, капитан, — сказал один из воинов, но Девор бросил на него такой гневный взгляд, что, казалось, воздух накалился.

— Делайте, что он велел! А я за себя постою.

Привели лошадь Девора. Капитан взобрался на неё, затем ему подали сына, которого Девор аккуратно посадил перед собой. Гиддеон тоже оседлал своего белоснежного скакуна, положив впереди себя люльку.

— Езжайте следом, — приказал Гиддеон остальным магикорцам. — Я вернусь к вам, и поедем в лечебницу.

— Вы рискуете. Если ребёнок чумной…

Но он уже не слушал. Через секунду ветер свистел в его ушах.

Гиддеон и Девор быстро домчались до границы Каталиса, прежде чем завидели ожидающего гонца, покрывшегося испариной и едва державшегося на дрожащих ногах. Телепортация, да ещё и на такие расстояния, всегда истощала.

— Гиддеон! Ты с ума сошел?!

Гиддеон не обращал на вопли внимания. Взгляд его был прикован к небольшой шкатулке из красного дерева в руках гонца.

— Давай сюда!

Гонец передал шкатулку, но поток ядовитых речей не остановил:

— Ты слишком вольно пользуешься своим положением! Не забывай, пока есть те, кто выше тебя!

— Заткнись! — рявкнул Девор, и теперь тишину нарушали только стрекотание насекомых да возня малыша.

— Возьми мою флягу, — Гиддеон повернулся к капитану. — За холмом есть пастбище. Поймешь по защитной черте колдовских рун. Попроси местных дать козьего молока. Ребёнка надо покормить.

— Мне сына оставить?! Нет!

— Девор, ты ему сейчас не поможешь, но можешь помочь тому, ради кого он пострадал. А ещё так ты отблагодаришь меня. Я тоже пострадаю.

Гиддеон расстелил на земле лазурную мантию, после чего вместе с Девором уложил на дорогую ткань несчастного Ратибора. Гонец, топчась неподалеку, тихо ворчал что-то себе под нос.

Наконец Гиддеон открыл шкатулку. На бархатной подушечке лежал длинный, с ладонь, осколок зеркала. Девор застыл, забыв о поручении.

— Так, значит, это не слухи! Он существует!

«Осколок Прошлого. Дающий власть над временем, как и Зеркало», — мысленно продолжил Девор.

В этот момент Гиддеон коротко взглянул на капитана, и тот, схватив флягу, помчался за молоком. Гонец снова хмыкнул:

— Всех детей на свете решил спасти? Учти, Совет узнает, для чего ты велел извлечь Осколок!

— Пусть узнает, — равнодушно ответил Гиддеон. Таким же спокойным оставалось его отражение в странном зеркале, только глаза казались неестественно голубыми.

Тень гонца нависла над Ратибором.

— Слушай, хоть ты мне и неприятен, но всё же подумай, чем для тебя это обернется.

— Отойди до поворота, — и, взяв своего скакуна, Гиддеон отвёл его в противоположную сторону метров на двадцать. Чуть поодаль положил и люльку.

Гонец не спорил. Когда Гиддеон убедился, что его просьба выполнена, он поднял осколок над Ратибором и произнёс:

— Вихрь времён!

Белая вспышка поглотила всё, но, что странно, не ослепила. Когда мир стал снова различим, Гиддеон увидел, что спина Ратибора полностью здорова. Не успел он вздохнуть с облегчением, как от головокружения упал на колени. Руки мелко затряслись, вены на них вздулись. Со лба на осколок капал пот. Гиддеон знал, что так будет, но оттого было не менее больно. Его двойник с той стороны зеркала выглядел так, словно для него ничего не изменилось, лишь глаза перестали быть пронзительно голубыми.

— Доволен? И что теперь с тобой будет? — по тону подошедшего гонца угадывался испуг.

— Забирай, — Гиддеон положил осколок в шкатулку и, не оборачиваясь, протянул куда-то в сторону. — Отвези назад. Возьми моего коня. Я вернусь позже и заплачу тебе за всё.

Гонец ответил не сразу, будто что-то обдумывал. Затем, взяв-таки шкатулку, произнёс:

— Это хорошее дело, конечно, но, ты же понимаешь, я должен доложить Совету о том, для чего тебе на самом деле понадобился Осколок… может, доплатишь и за ложь?

— Уходи!

Гиддеон лишь мельком взглянул на спешно удаляющегося гонца, затем, обратил взор на Ратибора. Тот открыл глаза и закашлялся.

— Где я?

* * *

Девор бросился к сыну, едва завидел того издалека. Они долго не выпускали друг друга из объятий, а по щекам капитана катились слёзы. Ратибор о чём-то сбивчиво рассказывал, но Девор не мог разобрать смысл, лишь наслаждался звонким детским голосом, который едва не потерял навсегда. Наконец, совладав с чувствами, он закутал сына в свой плащ и отыскал взглядом Гиддеона. Тот как раз закончил пеленать младенца своей шелковой рубашкой и собирался его кормить.

— Ловко ты, — выдал Девор вместо благодарности, наблюдая, как Гиддеон управляется с малышом. Капитан понятия не имел, как ухаживать за маленькими детьми. Для него это было сложнее алхимии и магии погоды.

Его словно не услышали. Ветер подхватил брошенную в стороне мантию Гиддеона и собирался с ней поиграть, но Девор успел взять её за край.

— Ты бы надел назад. Не жарко ведь, — но и эта фраза осталась без ответа.

— Да приди уже в себя!

Гиддеон обернулся, и Девор оторопел. Он не узнал величественного магикорца, члена Верховного Совета, в этом замученном юноше с землистым лицом и глубокими тенями под глазами.

Гиддеон-таки оделся. Дорогая лазурная мантия висела на нём, как мешок. Младенец завозился, недовольный тем, что его не кормят.

— Ты не хвор? Не чума? — спросил Девор, а Гиддеон покачал головой и вернулся к заботе о малыше.

— Тогда в чём дело? Ты как состарился!

В ответ лишь молчание.

— Слушай, не хочешь говорить — не говори. Но знай, благодарность моя безмерна! Ты лучший из людей, из всех Живущих на Земле! Ты исцелил моего сына! Всё, что захочешь, для тебя сделаю…

Девор осекся, увидев, насколько пустым стал взгляд Гиддеона В душу закралась грызущая тревога.

— Я его не исцелял, — после этих слов тревога впилась в сердце капитана.

— Как это? Как не исцелял? А что это — иллюзия? — он указал пальцем на сына.

Гиддеон равнодушно оценил Ратибора взглядом, затем тихо произнёс:

— Не иллюзия. Ты же видел Осколок.

Девор чувствовал себя потерянным. Будь перед ним магикорская магия, он бы нашел для себя ответ. Но сейчас он стал свидетелем самого таинственной и при том безраздельно принадлежащей только человечеству мощи. Мощи Времени.

— Допустим… я не очень знаю, как это работает. Ты разве не ускорил время?

Гиддеон вновь покачал головой.

— Мне тебя, что, пытать, чтобы ты отвечал нормально?! — гнев и страх начали накатывать на Девора с новой силой, но он сдержался. Всё же перед ним спаситель сына.

Вдруг Девор понял, что вокруг всё изменилось. Стало темнее. Небо побагровело, а редкие облака вздулись, как мёртвая плоть. На дороге затанцевали неясные тени, невесть откуда появившиеся.

— Я обратил для его тела время вспять. Твой сын помнит всё произошедшее, но телесно будто это не переживал.

Голос Гиддеона дрожал. Магикорец, достав младенца из люльки, прижал его к себе, уже не заботясь ни о каких мерах осторожности. Малыш завозился, согретый теплом человеческого тела.

— Ну… ладно… главное, что спас, а в ваших хитростях я ничего не понимаю. Я сейчас тебе докучать не буду. Как найти меня, ты знаешь. Можешь просить о чём хочешь.

Девору было стыдно признаться, что он боялся перемен в Гиддеоне и предпочёл бы видеть перед собой уже знакомого напыщенного юнца. Ещё больше он боялся покрасневшего неба и колышущихся теней, и желал очутиться под сенью деревьев, желательно рядом со своим отрядом.

— Ты прав. Я шёл по головам. Я ужасный человек.

Капитан, уже было направившийся к лошади, развернулся на голос магикорца.

— В смысле? Это к чему сейчас?

Гиддеон поднялся. В багровом свете его фигура выглядела зловещей, а тень странно подрагивала, словно от боли.

— Время обернулось и для меня. Дальше, чем я думал. Я вновь оказался в том дне.

— Каком дне? — Девор не знал уже, что ему думать и куда деваться. Сын крепко сжал его руку, не скрывая страха.

— Дне, когда я понял, что натворил. Мне никогда этого не искупить, всей жизни будет недостаточно…

Младенец закрыл глазки, засыпая, и Гиддеон осторожно покачал его, убаюкивая. Девор же не мог найти слов.

Вдруг его посетила полубезумная мысль, которую он выдал, ни сколько не взвешивая:

— Так почему бы тебе не возвращать молодость Осколком? Тогда тебе хватит жизни.

Гиддеон осуждающе взглянул на Девора.

— Осколок не может преломить замысел Силинджиума. Люди должны стареть.

— Да, да… точно. А то вы бы от него не отцеплялись…

Вдруг ветер стих. Застыл нагретый воздух. Смолкли птицы и насекомые. Девор слышал только громкое дыхание сына и стук собственного сердца, и вдруг подумал, не из-за Осколка ли это всё началось? Как ещё объяснить алое небо, странные тени и остальное?

Дорога вдали начала пылить. Показались лазурные знамёна с золотыми звёздами. «Вот и остальные подтягиваются», — понял Девор. Значит, им точно делать здесь больше нечего.

Вдруг сын принялся теребить его за рукав и показывать пальцем в сторону. Девор поднял глаза и замер.

С кровавых небес, мерцая, медленно падала яркая искра, будто прорываясь сквозь толщу воздушных сфер. Длинный огненный хвост не таял, а продолжал лежать золотой нитью на алом полотне. Ратибор обнял отца, но Девор его не осудил.

Когда искра исчезла далеко на юге, за Пепельными горами, он повернулся к Гиддеону.

— Что это? Звездопад?

Гиддеон покачал головой.

— Боюсь предположить… что чума была лишь предвестником более страшных времён.

— С чего ты взял?! — Девор сорвался на крик, но в душе чувствовал, что магикорец прав.

Отсутствие ответа ещё сильнее разозлило его, и он схватил Гиддеона за рукав мантии.

— Я не знаю наверняка, — мантия обратилась в туман и протекла сквозь пальцы Девора. — Но, чувствую, что наш Аватар покинул этот мир навсегда… теперь мы сами по себе.

Часть первая. Царство людей. Глава 1. Обожженный

Долгое время его сознание дремало. Не ощущай он старой полузабытой боли и прохлады жидкости в сосуде, он бы решил, что уже мёртв. Кожи почти не осталось, плоть почернела и обуглилась, обнажив треснувшие от жара кости. На границе тяжёлого сна он видел себя со стороны, и ужас пронзал его сознание, заставляя ещё живое сердце биться быстрее. Ни один Живущий на Земле не способен пережить такие ожоги.

Он освободил сознание и вывел его за пределы сосуда.

Сквозь стекло и вязкую зелёную жидкость не пробивались звуки, поэтому мир снаружи ударил громом падающих с каменного свода капель воды. Хотелось зажать уши, но от рук был лишь образ, впрочем, как и от всего остального.

Он призраком бродил по круглому тёмному залу, больше напоминавшему пещеру. Единственным источником света были фиолетовые кристаллы на стенах и минеральные жилы, из-за которых свод походил на звездное небо. Мысли о небе мучили, и пленник повернулся к своей тюрьме, к сосуду, где плавало едва живое тело, обожженное и истощённое.

«Кто это сделал?» — спрашивал он у самого себя, но не находил ответа.

Он снова заскользил вдоль стен, размышляя о прошлом. То, что он смог вспомнить, наводило лишь на одну мысль: «Люди. Это всё из-за них».

В этот момент раздались шаги, но пленник не вернулся в полумёртвое тело. Ему хотелось увидеть, кто же держит его здесь, сохраняя жизнь.

В пещеру спустился тот, кого он сразу узнал: демон Кнун. Низкого роста и сутулый, лишённый величия в лице и жестах, Кнун выглядел блёклым на фоне собратьев, но демоноборцы знали, что это не так. Истинное чудовище скрывалось в этом сером теле с десятком чёрных тонких рук за спиной, попарно переплетённых между собой.

— А, ты очнулся, — спокойно сказал Кнун, глядя на зыбкую тень перед собой. — Уже неплохо.

Пленник хотел ответить демону, но голоса не было. Кнун усмехнулся.

— Потерпи. Всё временно.

«Сколько я уже здесь? Вот так?» — мысленно спросил он.

— Семнадцать лет. Могу точно по дням сказать.

«Зачем вы, демоны, принесли меня сюда? Зачем сохраняете мне жизнь?» — вновь поинтересовался он.

Кнун только плечами пожал.

— Это не моя затея, а брата. Вот у него и спросишь, а я подневольный.

«Лжешь!»

— Ну-ну, не горячись. Если хочешь, чтобы мы тебе помогли, будь посмирнее.

«Хотите сделать меня своим рабом? Лучше убей меня!»

— Так-так, никто тебя рабом не сделает. Уж с тобой-то такого не выйдет. Мы хотим союза. Выгодного нам всем, заметь. Но для начала надо привести твоё тело в порядок, а то ничего не получится ни у тебя, ни у нас.

Ему не хотелось верить в услышанное, это было невозможно и, что страшнее, унизительно. Демоны помогают ему… Демоны! Его враги! Мир, казалось, мог рухнуть, но нет, даже пещера не дрогнула.

«И как вы мне поможете?» — спросил пленник.

— Скверна не может излечить тебя, свет твоей души пугает её. Фениксы тоже оказались бессильны… — он кивнул в сторону черепов, лежащих в дальнем углу.

«Фениксы?!»

Если бы пленник мог сжечь, испепелить, хотя бы задушить Кнуна, то сделал бы это. Демон только злобно улыбался.

— Говорю же — не горячись. Никто твоих друзей не трогал. Ни к чему нам привлекать внимание, к тебе тем более. Мне видится, что лишь хрустальная пыль поможет тебе. То, что преломляет законы времени. Да…

«Хрустальная пыль?»

— Она появится, если разбить Зеркало. Ты её уже видел. Отдыхай, крепни, ведь никто, кроме тебя, эту пыль не достанет.

Он только кивнул, почувствовав, что слабеет. Скорее в изувеченное тело, в пустоту…

Спустя некоторое время его навестил старший брат Кнуна, Сагарис. Царь демонов не изменился. Носил тот же хвост на макушке, то же рубище поверх крепкого бледно-синего тела. Такими же изодранными оставались гигантские крылья, делавшие Сагариса похожим на летучую мышь. Даже ехидный взгляд и острая ухмылка никуда не делись.

— Рад тебя видеть в сознании, Лариоса. Давно мы не встречались… с того дня, как ты дал мне уйти из эльфийской крепости, чтобы я исполнил твоё желание.

«Ты лжешь! Я не отпускал тебя!»

— Разве? Я бы гордился, что выскользнул из твоих рук, да только ты не старался меня удержать. Бедный маленький принц не был отомщён… а тебе его даже не жаль. Ты думал только о том, чтобы все беды земли обрушились на людей. Я не смог тебе отказать, а ты даже троном своим пожертвовал ради моего похода. Польщён.

«Я… не… то… хотел…»

Сагарис сел на камень, сложив за спиной чёрные демонические крылья.

— Ни Живущие на Земле, ни Духи не поняли тебя, но могу понять я. Люди — паразиты. Какой в них толк? Только живут и умирают, бездумно и безнадзорно плодятся, как звери. Они лишние даже в круге Творца и обделены собственной силой, лишь украли у других понемногу.

«Тебе есть дело только до того, что люди не становятся демонами».

— Твоя правда. Слабым в моём царстве нет места.

«Твоему царству не бывать, пока я жив!»

— Ох, Лариоса, ты ведь жив благодаря мне. Я нашел твоё тело, положил в сосуд, сварил эликсир. Тебе не кажется, что я милосерднее тех, в ком горит свет Творца? Для них ты умер, они не искали тебя, искал только я. И это после того, как ты загнал меня в пустыню, в вечный зной, а потом обрушил на меня звёзды. Разве ты не думаешь, что на добро надо отвечать добром?

«Твоего царства не будет!» — в этой мысли пленник воплотил всю свою ярость, но и сквозь неё пробилось: «Они бросили меня».

В глазах Сагариса мелькнуло торжество.

— Хорошо, пусть не мое царство. Но люди нам обоим не нужны? Эти тупые, жадные твари, разевающие рты на земли других народов, не способны постичь дары собственных благодетелей. Им всего будет мало, они не уймутся, пока не пожрут всё, даже друг друга.

«Мы поговорим об этом, когда у меня будет здоровое тело».

Он не хотел больше слушать ядовитые речи Сагариса. Темнота заключённого в стекло разума была безопасной, уютной, и на миг ему захотелось остаться в ней навечно. Смерть всё ещё казалась предпочтительнее служения демонам, но воспоминания о собственном могуществе теперь не давали покоя. «Нужно здоровое тело… а там уж я не дам Сагарису верховодить».

«Лариоса… — вспоминал он. — Имя, которым проклял меня отец, но я не сломался. Став тем, кем стал, я поднял старое имя, как знамя своей победы над судьбой, и дал ему новый смысл. Я — Эллариссэ, Аватар Творца Неру!»

С именем вернулась часть воспоминаний, а боль стала сильнее.

Царя демонов он не встречал ещё долго, хотя позволял себе выходить далеко за границы пещеры с сосудом. Быстро Эллариссэ выяснил, что находится в крепости, которую сам когда-то и заложил — Даву. Тюрьме для особо опасных преступников, тех, кто посягал на изменение миропорядка. Ару, например.

Она тоже была здесь, и, как успел отметить Эллариссэ, на довольно высоком положении. Её пламя — истинное проклятие для каждого, кто с ним столкнется, и не найти от него спасения. Ещё будучи фениксом, Ару отличалась мастерством и могуществом. До того, как она стала демоном, Эллариссэ надеялся помочь ей измениться, исправиться. Фениксы невероятно редко избирали удел Тьмы, а победа Аватара в войне за небесный город Аберон уверила их во всемогуществе света Творца Неру. Ару и здесь оказалось особенной, и её пришлось посадить в крепость, просвещая и подпитывая слабый дух истинами доброты и смирения. Для этого Эллариссэ путешествовал с ней в прошлое, каждый раз проговаривая нужный урок. Ару кивала и вела себя смиренно. Казалось, ещё немного, и тёмные помыслы оставят её, но нет, она сбежала.

Эллариссэ искал её, клялся правителям фениксов, что не будет среди их народа нового демона, но разумом понимал, что если он не видит её на обитаемой земле, то она свой выбор сделала. Он снова проиграл Тьме, поселившейся в этом мире.

Даже с мёртвым синим телом Ару оставалась красавицей, пусть и не во вкусе Эллариссэ. Он любил величавость и сдержанность, а Ару казалась ему отталкивающе соблазнительной. Как любовница она наверняка была неплоха, но любить такую всем сердцем он не смог бы.

— Вспомнил, что ты мужчина? — Ару, заметив внимание к себе, усмехнулась.

«Мне нет до тебя дела, Ару. Истинная красота твоя давно иссякла», — ответил он, глядя в её синие глаза с жёлтыми белками.

— А твоя красота ещё сияет?

Едкие слова Ару смутили его, но не напугали. Дождавшись, пока демонесса уйдёт, он задумался: чего стоит сейчас его жизнь? Он привязан к демонам, захотят они — и всё закончится в один миг.

«Я должен освободиться как можно скорее. Любым способом».

Когда демоны рассказали ему свой план, он поймал себя на мысли, что их замысел ему по нраву, только требовал огромных душевных сил от самого Эллариссэ и всей мощи воссозданного Семилепесткового перстня — артефакта, дающего власть над Тьмой.

— Если мы проиграем, второго шанса не будет, — с усмешкой говорил Кнун. — Что, может, и не так плохо. Ты ведь наш злейший враг.

Эллариссэ чувств не выказывал и даже мысленно не отвечал. Он был умен и сдержан. Пусть демон упивается своей мнимой властью.

— Твоя жизнь будет зависеть от жизни Сагариса. Его тело не должно пострадать. Я поставлю печать на твой дух, вернув тебе малую часть твоего былого могущества. А кроме того — тебе будет доступна сила самого Сагариса. Ты сможешь управлять чужим телом, вселяя свое сознание в него. Это пригодится для решающего удара по Зеркалу. И ещё кое-что…

Кнун выдержал длинную паузу, а затем продолжил отвратительным скрипящим тоном:

— У людей из-за тебя теперь не один артефакт, а два. От Зеркала, которое ты разбил, отделился Осколок, и сила Времени воплотилась и в нём тоже. Уничтожить нужно оба за раз, иначе мощь одного перейдёт в другой.

Эллариссэ выслушал всё и увел свой разум обратно в сосуд, ничего не ответив. Только тишины и темноты жаждало его сердце. Воспоминания причиняли боль, но ещё сильнее была боль от осознания, сколько лет прошло мимо, и каким запомнился Живущим на Земле Аватар Эллариссэ.

«Они передумают. Люди им тоже не нужны», — этой мыслью он себя утешал, каждый раз, когда выводил сознание из сосуда. Благодаря печати Кнуна оно стало плотнее. Семилепестковый перстень позволял ненадолго обманывать законы природы, и в такие моменты малыми толиками прежнее могущество возвращалось. Своей рукой Аватар сотрёт защитные руны с мозаичных стен Цитадели Каталиса, а чужой — разобьёт Зеркало Времени. Судьба, казалось, насмехалась над Аватаром. И это после всего, что он сделал для мира…

Сагарис больше не спускался в подземелье, и в крепости Эллариссэ демона не видел. Кнуну лишних вопросов решил не задавать: с ним ухо строило держать востро. «Да, это чудовище обещало мне жизнь и могущество, но с другой стороны он — злейший враг Живущих на Земле, куда страшнее своего старшего брата. Кнун идею создать царство демонов не бросит, хотя кто из нас бросит…Когда я верну себе тело, останется только одно царство. Моё».

Глава 2. Осколки Прошлого (часть 1)

Фео остановился у резной двери из белого дерева, но стучать не стал. Его пригласят. Глава Верховного Совета видит, кто пришёл, через колдовское око, вырезанное в двери примерно на уровне глаз человека среднего роста. Фео же око смотрело в лоб.

День стоял тёплый и солнечный. По мозаичному полу Цитадели скакали блики, пока не пропадали у границы тени, которую не могли преодолеть. Пустым взглядом Фео следил за ними, не находя себе иного занятия. Голова гудела, а мысли не могли укрепиться и скользили, скользили куда-то… Фео сел на подоконник, уже успевший прогреться. Сочной зелёной листвы и только распустившихся цветов яблони можно было коснуться рукой, что Фео и сделал. На душе сразу стало легче. Он любил живую природу, в особенности цветы, которые считал величайшим творением Левантэ, богини Жизни.

Воздух наполнял мерный гул шмелей. Фео смотрел, как они собирают пыльцу с молодых яблонь и на миг подумал, что не прочь так провести вечность. Всё лучше, чем оказаться за белой дверью в роскошном кабинете перед грозным ликом седого магистра. Фео чувствовал, что сегодня судьба его решится не лучшим образом. Болезненная мысль нитью оплетала его сознание, и оживали потревоженные воспоминания.

Всё началось в такой же светлый весенний день несколько лет назад. Четырнадцатилетний Фео с остальным магикорским классом слушал лекцию. Пожилой профессор рассказывал о правильном чтении колдовских рун до того нудно, что половина юношей открыто зевала. Фео не любил эти занятия и с нетерпением ждал следующих, посвященных истории древнего мира до пришествия людей. То были времена великих свершений и открытий. Юный Фео мог бесконечно слушать о будоражащей ум Казни Мира и жутких чудовищах-перводемонах, способных в одиночку повергнуть целую армию. Ещё больше он любил рассказы о героях прошлого, особенно о великой Руне. Она вышла на бой с самой страшной тёмной силой в мире и, не сумев победить, призвала на помощь Великих Духов. Из сердца Руны сотворили первый священный артефакт, вместивший в себя всю её мощь и волю. Корень Древа Мира, связанный с её душой, распался на четыре нити. Духи создали из нитей оружие для борьбы со Скверной и даровали каждому народу. Лишь для людей, появившихся в мирную эпоху, Силинджиум сотворил Зеркало, через которое можно видеть всё, что случилось в прошлом, ускорять или замедлять время. Многие возможности ещё предстояло исследовать. Сокровище Каталиса.

Считая в голове минуты, когда закончится бубнёж профессора, и откроется новая глава истории мира, Фео повернулся к окну и впервые увидел её.

Прекрасная незнакомка прогуливалась напротив кабинета, ничуть не смущаясь, что может помешать лекции. По юному нежному лицу не получалось назвать её точный возраст, но она не могла быть намного старше Фео. Её каштановые волосы мелкими кольцами спадали на плечи, укрытые синим платком с бархатными кисточками. Одета красавица была в красное платье с расшитым золотыми узорами подолом и рукавами. Богатая. И не местная, ведь носила цвета столицы.

Она медленно прохаживалась от дерева к дереву, словно наслаждалась цветущим великолепием каждой кроны. Тем временем не только Фео, но и остальные мальчишки начали глазеть на красавицу. Кто-то даже свесился из окна, что было совсем неприлично. Конечно, профессор прервал лекцию и прекратил беспорядок, вежливо попросив незнакомку больше не гулять под окнами днём и не отвлекать несдержанный сброд. Она кивнула, а Фео в тот миг страстно желал, чтобы она заговорила, желал узнать, какой у неё голос. Хоть она и скрылась из виду, но больше не покидала головы потерявшего покой юнца.

Следующая лекция оказалась про самое знаковое событие в истории мира, величайший подвиг, но Фео стал рассеянным и почти не слушал. Мог обрести нового героя, но не обрёл. Мысли его тогда текли в другом направлении. Выйдя из лектория, Фео попытался вспомнить хотя бы имя того, кому было посвящено это занятие и будут посвящены многие следующие, но не сумел. Только титул, который, впрочем, и до этого слышал сотни раз. Не в глуши рос. Разум же требовал узнать другое имя.

Фео не называли талантливым магикорцем. Иногда он делал успехи, и его даже хвалили, но с того дня как колдун уже не развивался. Фео, конечно, занимался, чтобы не позорить высокое имя отца, но сознание затмевал прекрасный образ девушки, гуляющей под яблонями. Как ей и велели, она не появлялась под окнами учебных аудиторий. Прождав её месяц, Фео вышел в город, надеясь среди людей в белых и лазурных одеждах приметить красавицу в красном. Так и вышло.

Она покупала шёлк у уличной торговки. Фео не двигался, пока его толкали встречные прохожие. Красавица, закончив дела, прошла мимо, даже не взглянув на него, хотя он тоже был приметен среди горожан из-за зелёной ученической рясы. Фео не решился тогда последовать за ней, но у торговки ему посчастливилось узнать желанное имя — Митчитрия.

Дальше — проще. Он выяснил, что Митчитрия — единственная дочь известного в столице мецената. Она тоже занималась благотворительностью и поддержкой крестьянства, продолжавшего страдать от последствий чумы. Часто Митчитрия бывала в городе, и Фео научился безошибочно выгадывать моменты, чтобы увидеть её. Не было для него тогда сильнее страданий, чем сидеть на уроке, пока она ходила по брусчатым улицам, но не рядом с ним, говорила с кем-то, но не с ним.

Один факт из её жизни сильно омрачал думы Фео. Митчитрия оказалась замужем. Кто её избранник, Фео намеренно не узнавал, однако уже его ненавидел. Разве мог на свете существовать человек, достойный её руки? Нет, конечно. Всё жители его царства — просто люди, а прекрасная Митчитрия — богиня.

Месяц за месяцем Фео мучал себя несбыточными мечтами, пока не решился на откровенные дерзости. Он прогулял занятие и проследил за Митчитрией. Жила она в скромном, по меркам здешних богачей, двухэтажном доме довольно далеко от Цитадели Каталиса. За пышными кронами садовых деревьев едва различались белые стены. Митчитрия скрылась за воротами, а Фео так и остался стоять, наблюдая, как трудятся насекомые в чашах нежнейших яблоневых цветов, а тонкие лепестки опадают на землю, покрывая её шелковым ковром.

Ровно год прошёл с того дня, как Феовпервые увидел Митчитрию. Ровно год его больше не волнует ничего на свете, кроме красавицы в красном платье, за которой он готов следовать куда угодно, тратить на неё всё своё время. Странная сладость разливалась по сердцу, и Фео закрыл глаза. До того ему стало хорошо.

Внезапно ему заломили руки за спину и потащили за ворота. Он вырывался, пытался затормозить пятками о землю, но держали его крепко. Затем бросили так же резко, как схватили. Ударившись носом о ступеньку, он ощутил железный вкус крови на губах. Фео прижал руку к лицу и повернулся к обидчикам. Те улыбались кривыми ртами. Не боялись недоучку-магикорца, хоть и чувствовали, что внутри он кипел от злобы.

— Этот, — хрипло сказал один из обидчиков и для пущей убедительности ткнул толстым пальцем в Фео.

— Ясно, — ответил за спиной кто-то неизвестный. — Идите, я разберусь.

Обидчики скрылись в тени деревьев, а Фео продолжал лежать на ступенях, тщетно пытаясь остановить кровь ладонью.

— Может, встанешь уже? Пойдём в дом.

Фео поднялся и только потом взглянул на говорящего. Высокий молодой мужчина поманил за собой. Копна его пышных каштановых волос спадала на синий плащ, сочетавшийся с красной рубашкой. Снова цвета столицы. Фео покорно последовал за мужчиной, ни о чём не спрашивая. Догадался, кто перед ним.

В коридор выскочила Митчитрия, и Фео сразу позабыл обо всем. Красавица усадила его на табурет и принялась стирать кровь с его лица и обрабатывать ссадины, попутно бросая злые взгляды на мужчину. Тот только плечами пожимал.

— Если хочешь знать, я не просил его так приводить.

Митчитрия ничего не ответила, но гнев в её взоре не погас. Тем временем Фео ловил каждое её прикосновение. Холодные капли с мокрого платка стекали за его ворот, но он ощущал только блаженство от близости с любимой. Мятный запах и прохлада мази успокаивали, и Фео казалось, что сейчас он переживает лучший момент жизни.

— Как хоть тебя зовут?

Внезапный вопрос рассеял грёзы Фео. Мужчина пристально смотрел на него, накрыв своей тенью. Потом отступил на шаг. «Неужели подумал, что давит?» — мелькнуло в голове Фео.

— Феонгост, — сказал он, а затем добавил для уверенности в себе. — Сын Гиддеона.

На лице мужчины ненадолго застыло странное выражение, будто он о чём-то напряженно размышлял. Затем произнёс:

— Что ж, Феонгост, сын Гиддеона, кто я, знаешь?

Тот помотал головой. Нежные руки Митчитрии больше не касались его кожи, и он чувствовал себя потерянным и несчастным.

— Я Ратибор, сын Девора.

По взгляду Ратибора угадывалось, что он ожидает какого-то ответа. Для себя, быть может, вполне определённого. Но Фео его имя ни о чём не говорило.

— О Митчитрии, моей жене тебе, полагаю, уже всё известно.

Фео вжался в табурет. «Бежать, быстрее бежать! Через сад, на волю!» — и сердце, вторя мысли, бешено билось. Митчитрия всё ещё рядом… Что, показать себя перед ней трусом? Фео выдохнул и посмотрел в глаза тому, кого до этого считал личным врагом и худшим человеком в мире, но не ощутил гнева или разочарования. Пусть Ратибор назначает какую угодно кару за преследование своей жены, Фео знал, что заслужил и уже морально приготовился.

— Что мы в коридоре-то? Идемте обедать!

Дальше в памяти Фео всё смазалось, пока он не очутился на резном дубовом стуле перед накрытым круглым столом. Запах жареного мяса и специй ударил в нос, пробудив сознание, и Фео понял, что не ел с самого утра. В глубинах же его души продолжала тлеть тревога. Он не верил, что Ратибор может так просто позвать своего соперника обедать. К тому же, обед беспокоил Фео. Слуг он не приметил, что странно. Семья-то, если судить по дому и обстановке, небедная, а Митчитрия полдня провела в городе. Кто сготовил и подал обед? Неужели сам Ратибор? Последний взялся разливать вино, чем подтвердил догадку Фео.

— Ох, извини, не подумал, что тебе ещё рано такое пить. Посмотрю, что для тебя есть, — Ратибор поставил кубок и удалился.

Митчитрия села напротив Фео. Он вдруг понял, что так ни разу и не услышал её голос, потому хотел дерзнуть и спросить её о чём-нибудь, но не смог. Слова не шли.

Свинина со сметаной и чесноком продолжала дразнить обоняние, а Фео всё размышлял о трапезе. Он умел вкусно готовить и полностью себя обслужить. Отец научил. Слуг Гиддеон не держал: не видел нужды нанимать людей для работы, с которой справлялся сам. Но Фео знал, что в других семьях дела обстоят иначе. Представить, что кто-то из Верховного Совета (кроме отца, разумеется) готовит и убирает за собой, он не мог. Только слуги или женщины в семье, если денег не хватает или жалко.Никогда сами, даже если ушли в месячный отпуск. Мальчишки обзывали Фео кухаркой и поломойкой. Сейчас ему тяжело было поверить, что Ратибор проходил через подобное унижение. Может, столица на самом деле гораздо терпимее к людям? Или же дразнить крепкого парня себе дороже, а худосочного и мелкого Фео безопасно.

— Удивлен, что я сам всё делаю? — спросил прямо с порога Ратибор. Словно мысли прочитал.

— Да… нет… не знаю… — Фео покраснел и опустил взгляд.

— Не удивляйся. В походе за мной с подносом не бегают. Если свободен, стараюсь сам. У прислуги тоже семьи есть.

— Ясно…

— Слушай, парень, всё хорошо. Ешь, пей. Не отравлено, — Ратибор налил в кубок ягодного морса из хрустального графина, затем сел между Фео и Митчитрией.

Фео к еде не прикасался. Ратибор же ел много, стараясь ухватить сразу всё, и громко жевал. Митчитрия, наоборот, вела себя скромно, мясу предпочитала зелень и почти не притрагивалась к винному кубку.

Только сейчас Фео смог в полноте рассмотреть её супруга. Он был красив и статен, лицом молод, но не юн. Перчинка, ехидство во взоре, интонациях и жестах — лишь остатки мальчишества. Что на самом деле за человек перед ним сидит, Фео разгадать не мог. Достаточно того, что пугливый подросток не может соперничать со взрослым, уверенным в себе мужчиной.

— Угощайся.

Голос хрустальным звоном прозвучал в сознании Фео, и он отвлекся от своих мыслей. Митчитрия улыбнулась, и будто солнечным светом залило комнату, походившую теперь на божественную обитель, на священный храм, где царит покой и нега. Правит в нём богиня с лучистыми глазами. И Фео повиновался ей, как должно повиноваться богине.

Он ел медленно и аккуратно. Манерам его обучили, но дело было не в них. Грехом Фео считал сосредотачиваться на еде, когда перед ним сидит его мечта. Вкус пищи ощущался как нечто далёкое, почти Фео не касающееся. Когда на блюде остались только голые кости, а кубок с морсом опустел, раздался зычный голос Ратибора.

— Да, парень, плохи твои дела.

Фео вздрогнул так сильно, что едва не опрокинулся вместе со стулом. Митчитрия снова злобно посмотрела на Ратибора, а тот только захохотал.

— Что ты такой нервный, сын Гиддеона? Всё ещё боишься меня? Это мне тебя стоит бояться, ведь ты магикорец. Украдешь ещё мой разум!

Фео замотал головой, давая понять, что так не сделает. Это невозможно. Ратибор продолжил, но уже серьёзнее:

— Я понимаю, почему ты следил за моей женой. В Каталисе мало красивых женщин.

Митчитрия закатила глаза. Фео невольно улыбнулся, хотя его внутренности сжимала в тиски тревога.

— Господин, я…

Ратибор только рукой махнул.

— Тебе придется смириться с тем, что есть я, и просто убить меня недостаточно.

— Что вы такое говорите?! — воскликнул Фео, до боли в пальцах вцепившись в столешницу. — Что значит убить?! Я и в мыслях…

Ратибор широко улыбнулся, и Фео замолчал. В глазах потемнело. Ему тяжело дышалось, а в горле резко пересохло. Он потянулся за кубком, но кто-то подал ему новый. Митчитрия. Фео выпил залпом, не думая о манерах, и сморщился. Кислый морс раздражал его горло.

— Прости. Я принесу воды.

Фео только дернулся, чтобы удержать её, чтобы она осталась с ним, но, опомнившись, сполз на стул. Митчитрия скрылась за дверью.

— Я только хотел сказать, что она любит меня. Не накручивай.

Фео опустил голову.

— Простите меня, господин. Я не достоин вашей милости и времени, которое вы на меня потратили. Кто я рядом с вами…

— Брось лебезить. Будем с тобой на ты. Я Ратибор, а ты, стало быть, Фео. Так вот, Фео, чувства тебе не запрещаю, но любовью своей не докучай ни Митчитрии, ни мне. Живи, как жил. Заходи в гости иногда, мы всем рады, кто нас не чурается. Сам понимаешь, столица…

Вдруг кто-то постучал. Ратибор вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Странное чувство заставило Фео прильнуть к замочной скважине. Он не разглядел посетителей за широкой спиной Ратибора, но внутри похолодело, когда они представились. Магикорцы из Цитадели. Значит, пришли за ним.

— Ученик пропустил занятия. Слышали, пришёл сюда, — подтвердилась догадка Фео.

Ратибор кивнул.

— Проходить не будем. Если в доме, пусть выйдет к нам.

Несколько секунд царила тишина. Ратибор уже сделал шаг в сторону Фео, как вдруг уже другой голос произнёс:

— Вы по жене теперь знать. Вам бы не общаться с такими, как Феонгост.

Ратибор резко развернулся. Фео же сжал кулаки и затаил дыхание. Недоброе предчувствие терзало его, но отойти от двери он не мог.

— С какими «такими»? Он назвался сыном Гиддеона.

Стыд вновь окатил Фео. Он ожидал, что Ратибор ответит на колкость в отношении себя, а тот вступился за малознакомого юнца, влюбленного в его жену. Не измерить широту души и благородство этого человека, а мелочные магикорцы его принизили. И самого Фео… Он не понимал, почему. Его происхождению завидовали. Сын Гиддеона как-никак, пусть и незаконнорожденный. Ратибор всё верно сказал.

— Гиддеон его просто подобрал. Мальчишка-то безродный.

Фео отвернулся от двери и сел на прогретый солнцем дощатый пол. Разум поглотила пустота. Кругом всё оставалось по-прежнему: и божественная обитель, и прекрасная Митчитрия рядом. Должно быть, она видела, как Фео подсматривает и подслушивает, но ему было всё равно. Он даже не заметил, как она вернулась, и ещё несколько минут назад не поверил бы, что она может быть ему безразлична. Всё сущее, весь привычный мир стал прахом и сгинул во тьму.

— Вам бы повежливее о Гиддеоне. Он выше вас. Во всём.

Последняя фраза Ратибора эхом отозвалась в сознании Фео, но он не разгадал её смысла. Его уже называли безродным мальчишки, но он не обижался на это, как на «поломойку» и «кухарку». Просто завистники, что с них взять. Мало у кого отцы могли по знатности соперничать с Гиддеоном, вот и прицепились, что сын у него незаконнорожденный. Так он раньше думал…

— Фео! Фео!

Митчитрия звала его, положив руки ему на плечи. Он же едва нашел в себе силы посмотреть на неё. Глаза её странно блестели.

— Мы с Ратибором отвезём тебя домой! Тебе не нужно идти с магикорцами!

Глава 3. Осколки Прошлого (часть 2)

Всё последующие события того дня и многих следующих для Фео смазались. Его отругали в академии, но он не помнил, кто и как, только, что грозились доложить его отцу. Доложили ли в итоге, не знал. Фео не волновало больше ничего. Даже образ прекрасной Митчитрии больше не занимал его голову, возвращаясь только во снах, когда мучительная боль отступала. Фео полюбил ночи, а днём всё делал механически. Оценки ухудшились. Пока сверстники уже готовились применить первые заклинания, Фео пытался сосредоточить пустой взгляд на книге, но не мог разобрать и понять формулы. Преподаватели бранили его, но он был равнодушен к их гневу.

С отцом Фео старался не пересекаться. Работы у члена Верховного Совета много и дома тот бывал редко. Если же бывал, то Фео или выходил на улицу, или запирался в своей комнате, притворяясь, что спит. Отец стоял под дверью, но никогда не входил и ни о чём не спрашивал. Только когда тень Гиддеона не просматривалась в дверную щель, Фео засыпал. Как он желал порой, чтобы отец пришел к нему и сказал, что всё это ложь. Что Гиддеон — могучий магикорец, милосердный и справедливый — его настоящий отец. Они даже внешне похожи, многие это подмечали.

С того рокового для, будто назло, Фео стали чаще обзывать безродным, вдобавок насмехаясь над его чувствами к замужней женщине. Поначалу он считал, что Ратибор постарался, и вновь его возненавидел, но ненадолго. Однажды ночью, когда измученный воспалённый разум уже угасал, в памяти ожила последняя услышанная от Ратибора фраза: «Вам бы повежливее о Гиддеоне. Он выше вас. Во всём». «Нет, это не Ратибор», — подумал Фео, проваливаясь в темноту. Злоба его обратилась на магикорцев. Он едва удерживался от того, чтобы причислить к ним отца. «Он не такой, как они. Он добрее, милосерднее. Он никогда бы не причинил боль другому», — повторял Фео, как молитву, и тем себя успокаивал. Шли дни, и всё чаще в голове мелькала иная мысль. «Причинил бы, — говорил некто из глубин сознания. — Он лгал тебе. Послушай, что говорят о нём и поймешь, что он худший человек на свете. Тебе такой отец не нужен!»

Фео подчинился внутреннему голосу и стал ловить любое слово, сказанное о Гиддеоне. Червивым клубком свивались в юной душе слухи, пересуды и домыслы. Фео чувствовал себя больным, но продолжал собирать гадость. Хотел думать, что сам отказался от пропащего человека. Гиддеон заметил эти перемены, но говорить было уже поздно, Фео речь отца воспринимал как белый шум. «Пусть я безродный, а ты — ходящий по головам», — таковой стала новая молитва.

Фео хотел бежать из дома далеко за пределы Каталиса, но так и не собрался. Вместо этого он решил показать отцу и всем магикорцам, как он их презирает, и не явился на итоговую аттестацию.

Это был самый грандиозный скандал, который только знали стены Цитадели. Разбираться созвали Верховный Совет в полном составе, а виновника доставили в сопровождении стражи прямо из дома. В главной аудитории, предназначенной для торжественных выступлений, Фео предстал перед почётными магикорцами. Он — в старой ученической рясе, члены Совета же сидели в дорогих лазурных мантиях. Старики ворчали и качали головами, пока преподаватели песочили нерадивого ученика. Гиддеон, сидевший по правую руку от магистра, не порицал и не вступался. Фео тоже никак не оправдывался, стойко сносил все упрёки, хотя внутри закипала злоба. И вот магикорцы обратились лично к его отцу:

— Гиддеон, как бы ни было велико твоё мастерство, Феонгост его не унаследовал. Известно, почему.

Гиддеон молчал. Он будто вообще не слушал. Фео же сжал кулаки, которые под широкими и длинными рукавами рясы не видны. Он бы сказал, что думал об этих злобных лицемерах, но присутствие отца мешало. Ему одному Фео не хотел показывать свою слабость. Достаточно того, что и так во всём хуже.

— Верно, Гиддеон, — произнёс один из членов Верховного Совета, старый сморчок Теврон. — Мы принимали всё, что ты делаешь, как должное, из уважения к тебе. Даже позволили твоему, так сказать, сыну занять престижное место ученика. Сам знаешь, как много желающих, и как сложно им пробиться.

И на этот выпад Гиддеон не ответил, а Фео сморщился от душевной боли. Ещё немного, и слова прорвутся. Пусть его уже исключат, лишь бы это издевательство закончилось. Тогда он отвергнет магикорцев, как они всю жизнь отвергали его.

— Я, как заведующий образовательным процессом, — продолжал Теврон, — имею право единолично принять решение об исключении ученика, не прошедшего аттестацию. Однако каждый заслуживает второй шанс. Если другой член Верховного Совета поручится за Феонгоста, рискнёт, так сказать, своей должностью, то мальчишка сможет снова пройти курс и попробовать аттестоваться.

Это было слишком. Фео сделал шаг вперед, но никто не обратил внимание. Все смотрели на Гиддеона.

— Что ж, разумно с твоей стороны не расставаться с местом, к которому ты так рьяно рвался, из-за безродного мальчишки…

Фео не успел подскочить к ещё не замолчавшему Теврону, схватить его за ворот и стукнуть носом о трибуну. Невидимая сила не дала сдвинуться, и Фео застыл с перекошенным лицом и вытянутой рукой. Ещё миг — и руку прижало к бедру.

— Это мой сын.

Тишина стояла в аудитории несколько минут. Даже со стороны улицы не доносилось ни звука, хотя все окна были открыты настежь.

Гнев Фео иссяк, и через миг магические путы спали.

Гиддеон встал. Теврон тоже поднялся, но сразу сел под давлением пронзительного взгляда пусть и младшего по возрасту, но не соизмеримо более могущественного коллеги. Только пропищал:

— Ты лжешь…

— Это мой сын, — повторил Гиддеон и громче добавил. — Я его вырастил. Я готов за него поручиться.

Отец спустился с трибуны и направился к выходу, жестом велев Фео идти следом. Тот подчинился. Уже за порогом до его ушей донеслось:

— Ненавижу тебя, Гиддеон!

Фео решился взглянуть на отца, только когда они оказались за порогом дома. Гиддеон снял мантию и сразу пошёл к умывальнику, а Фео долго стоял на пороге. В голове творилась сумятица, и он нуждался в объяснениях.

— Ты считаешь меня своим сыном? — спросил он, едва Гиддеон показался из ванной комнаты.

Отец остановился, затем повернулся к Фео лицом. Последний замер. Они действительно были похожи, и Фео даже казалось, что он видит собственное отражение, разве что чуть более взрослое и благородное. И такое же печальное.

— Ты плохо учился, — ответил отец и свернул на кухню.

— Я знаю. Но к чему сейчас это? — Фео бросился за ним.

Гиддеон не ответил, прежде взявшись нарезать хлеб, а сыну жестом велел раскладывать фасоль по тарелкам.

Только за ужином Фео повторил свой первый вопрос, а отец ответил то же самое.

–То, что я бездарь, я за сегодня миллион раз слышал! — Фео в гневе даже хлопнул по столу.

Отец, сидевший во главе стола, чуть повернул голову вправо, в сторону звука, а затем вновь принялся за еду. Фео же начал думать, что бы ещё вытворить.

— Наверное, это не твоя вина. Магикорцы должны видеть суть, а не оболочку, но тебя учили те, кто этим пренебрёг.

Фео долго молчал, ковыряя вилкой варёную фасоль, затем ответил:

— Видимо, ты прав. Потому для всех, кроме тебя, я безродный.

Гиддеон медленно повернулся к Фео. На лице отца не было удивления, но читалась едва уловимая боль.

— Меня тоже много как называли. Гораздо хуже.

— Например? — не подумав, ляпнул Фео и тут же пожалел о своём вопросе.

Гиддеон вздохнул и отложил вилку.

— Любой магикорец скажет тебе. Особенно охотно поделятся те, кто назвал тебя безродным, а впустишь ли ты их слова в своё сердце — решать тебе.

Фео уткнулся взглядом в тарелку. Вспомнил, как собирал всю грязь, сказанную об отце. Неужели он знает? Черви в больной душе распадались и растворялись.

— Как ты не понимаешь?! Я не могу противостоять всем так стойко, как ты! Я слабый! Разве твой настоящий сын может быть таким?!

Фео тяжело дышал. Снова позволил себе постыдные эмоции, обнажил свою немощность. Каждый мужчина в городе осмеял бы его, обозвал ранимым мальчиком, недостойным ни высокого имени отца, ни права быть магикорцем. Фео встал из-за стола, бросив отрешённый взгляд на тарелку, в которой не убавилось фасоли. Нетронутым лежал и хлеб.

Хлопнув дверью, Фео упал на кровать и повернулся к большому окну. На низком подоконнике цвели жёлтые орхидеи-онцидиумы — подарок, привезённый отцом из Эю — страны фениксов. Очень дорогой сердцу подарок. Фео нравилось ухаживать за цветами. Не каждый мальчишка в Каталисе может позволить себе такое увлечение, даже знатный. Здешние отцы очень требовательны к своим сыновьям, и круглые сутки бдят, чтобы будущие воины и колдуны не давали повода усомниться в своей мужественности. Гиддеон был другим: никогда не упрекал Фео за необычные для их окружения интересы и мечты. Никогда никого не судил по своей мерке. Фео знал, что именно это, а не высочайшее магическое мастерство и блистательная карьера поражает людей, если речь заходит о Гиддеоне. Ветер качнул головки орхидей, словно те соглашались с обывательской оценкой. Нежные цветы, выращенные лишь заботой, а не даром богини Левантэ, который Фео мечтал, но не находил в себе сил постичь.

Взгляд скользнул дальше, за пылающие закатным солнцем лепестки. Из комнаты открывался вид на утопающие в зелени низкие белокаменные дома с почти плоскими черепичными крышами. С улицы тянулись ароматы свежего хлеба и стриженной зелени. Гудение жуков разбавляло людские голоса. Фео открыл окно шире. Сейчас он как никогда радовался, что видел величественные, высотой почти до небес, башни Цитадели.

Дом Гиддеона стоял на холме, потому взгляд смотрящего простирался далеко на восток, за пределы города. Где-то там, в незримой дали, лежит страна фениксов, где заточено в камень тело великой героини. Мысли о Руне неплохо прочищали голову. Фео перестал себя жалеть и вернулся к отцу, который в этот момент убирал со стола. Гиддеон не удивился. Видимо, ожидал прихода сына.

— Я понимаю, как много для тебя значит твой пост. Не стоит рисковать им из-за меня. Я недостоин.

Гиддеон оперся руками на столешницу. Лица его Фео теперь не видел за свисающими прядями волос.

— Я не первый раз рискую своей должностью. Тогда не жалел и сейчас не жалею. Однако, — тут голос Гиддеона стал более глухим, — я могу отложить твоё исключение на сутки. С завтрашнего дня. Если ты не хочешь становиться магикорцем — у тебя будет такая возможность. Решишь остаться — послезавтра моё поручительство вступит в силу и тебя зачислят на курс.

«Целые сутки или всего сутки?» — билась болезненная мысль в голове Фео. Он не был готов определять свою судьбу так быстро, но в то же время радовался короткой отсрочке. Сердце бешено заколотилось, и Фео понял, что сегодня не уснёт.

— Отец, спасибо за эту возможность.

Утром Фео пришлось долго приводить себя в порядок, чтобы выглядеть бодрым и свежим. Всю ночь он пытался понять, чего же на самом деле хочет. Единственное, что сотворил его воспалённый разум — это решение пойти к Ратибору. Что Фео и сделал, чувствуя, что нуждается в его наставлении, но более в наставлении Митчитрии. В её словах, в её голосе. Впервые за многие дни Фео вспомнил о ней, и вновь его душа загорелась. Тревоги сдвинулись, и судьбоносный выбор не терзал сердце. Лишь горько было от того, что злые слова отравили прекрасную весну и затмили любовь к Митчитрии.

Фео шел вдоль низких белокаменных домов и думал о том, как одинок в этом многолюдном городе. Нет здесь человека, способного выслушать запутавшегося мальчишку, которому вручили полную ответственность за свою жизнь. Фео желал встречи с Ратибором и Митчитрией. Только они отнеслись к нему по-доброму, а потом презрели жестокие нападки магикорцев. Быть может, стоит оставить Каталис? В столице люди мягче, приветливее. За думами Фео не заметил, как подошел к знакомой ограде.

Яблоки уже начинали поспевать. Одна из ветвей под тяжестью плодов свесилась прямо на дорогу, и теперь каждый мимо проходящий мог утолить голод ещё кислыми, но манящими яблоками. Фео ничего рвать не стал; совестно. Вдруг он приметил тех двоих, что некогда тащили его к дому Ратибора.

— Что снуешь здесь, магикорская сошка? На чужую жену опять пялиться вздумал?

Тени накрыли Фео, и он вздрогнул. Обидчики это заметили и расхохотались.

— Какой же робкий герой-любовник! Говорят, ты сынок Гиддеона? Где же отеческая стать? Или для «подвига» папки кишка тонка? — прохрипел один, как бы невзначай разминая кулаки.

— Да брось, — вступил второй, тряся косматой головой. — Он же найдёныш, безродный. Не грузится делами благодетеля.

— Не смейте так говорить о моём отце! — закричал Фео так, что собственный голос зазвенел у него в голове. — И обо мне!

Обидчики снова расхохотались.

— А то что, безродный? Пожрешь наши души?

— Я… — не успел Фео ответить, как кто-то за спиной пробасил:

— Хватит!

У ворот, скрестив руки на груди, стоял Ратибор.

— Фео, пойдём в дом.

— При всём уважении, капитан, — заговорил один из обидчиков, резко сменив тон на почти лебезящий, — мальчишка бросает тень на вас и вашу супругу. Пойдут слухи…

— Не пойдут, если вы их не разнесёте, — грозно парировал Ратибор. — Я уже услышал, как охотно вы пересказываете чьи-то бредни. В столице мне обещали под командование достойнейших людей, но, очевидно, не все соответствуют. Так начинайте прямо сейчас!

— Есть, капитан, — прошипели обидчики и, поклонившись, пошли прочь. До слуха Фео только донеслось чуть различимое: «Больной».

— Проходи, чего ждешь? — теперь Ратибор улыбался. — Я, честно, думал, что ты куда как раньше заявишься.

«Смеётся над моими чувствами к Митчитрии, — подумал Фео. — Те хоть меня всерьёз воспринимали». Но тут же отогнал ядовитую мысль. Он пришёл за помощью, и Ратибор ему уже помог.

— Митчитрия сейчас занята, но скоро выйдет. Будет рада тебя видеть, постоянно спрашивала о тебе.

Ратибору, видимо, происходящее казалось забавным, а Фео только скривился от душевной боли. «Зачем ты мучаешь меня? Я и твоё доверие боюсь обмануть», — а вслух произнёс:

— Хорошо…

Прислуга снова ушла, потому Ратибор принялся накрывать стол сам. Фео предложил помощь, на что получил ответ:

— Не нужно.Ты же гость.

Расставив фарфоровые тарелки и блюда, Ратибор отправился в погреб. Фео вновь остался один в тишине. Душа страстно желала обрести покой, но ощущение присутствия в божественной обители не возрождалось. Просто столовая; побогаче, чем в отцовском доме, и светлее. Мебели мало: помимо стола только ореховый посудный шкаф со стеклянными дверцами. Дорогой. Фео посмотрел на свое отражение в хрустале и вдруг понял, что за несколько месяцев похудел и осунулся ещё сильнее. Зелёная ряса висела мешком. Фео затянул пояс потуже, чтобы в глазах Митчитрии, когда она выйдет, не выглядеть бесформенным облаком.

Яблони норовили просунуть руки-ветви через окна и сюда. Мало им оказалось огромного сада. Фео вновь не решился сорвать яблоко. Счёл, что не имеет права обирать и без того щедрого хозяина. Хотя наливные бока манили.

— Бери, если хочешь.

Фео аж подскочил. Стул, на котором он сидел, с грохотом упал на пол. Митчитрия только улыбнулась. Бедный же Фео бросился поднимать стул, не сводя с неё глаз. Как он смел забыть её красоту, лучистый взгляд? Пусть Творец Неру проклянет его за это! А этот тонкий стан… Правда, теперь далеко не тонкий. Митчитрия двигалась медленно и аккуратно, и Фео быстро сообразил, в чём дело. Боль кольнула сердце.

— Я давно тебя не видела. Что-то случилось?

«Что мне сказать тебе? Я весь перед тобой, как открытая книга», — думал Фео. Отвечать так, конечно, не стал.

— Я нуждаюсь в вашей мудрости и чуткости, госпожа. И вашего супруга. Не сочтите за дерзость, — он покраснел и ощутил, что воздуха ему маловато.

— Разумеется, мы поможем, чем сможем, но для того давай говорить на равных, — она снова встала и начала расхаживать по столовой. Сидеть ей уже было тяжело.

— Хорошо… спасибо вам… тебе…

Впервые Фео обратился к женщине на ты, и теперь его душу разрывало ощущение особой связи, установившейся между ними. Просто зачатки дружбы, сказал бы он себе через пару часов, приведя голову в порядок.

Вернулся Ратибор с холодной бужениной и печёным картофелем. Зычный голос хозяина дома привёл Фео в чувства.

— Пить что будешь?

— Я… воду. Не утруждайтесь, пожалуйста.

— Я тоже, — добавила Митчитрия.

Она казалась расслабленной, даже отрешённой. Думы её, ясное дело, не о подростке, который напрасно силится скрыть страсть. Только Фео легче не становилось от понимания, что их судьбы никогда не пересекутся. Всегда тень Ратибора стояла над Митчитрией.

После обеда, поблагодарив хозяев, Фео начал рассказ. Супруги слушали внимательно и не перебивали. По их лицам угадывалось, что им очень интересно, более того, сопереживают. Глаза выдавали потаённую боль прошлых лет. Такой взгляд бывал и у отца. Сейчас Фео следил за каждой эмоцией Митчитрии, но не забывал иногда переводить взгляд на Ратибора, чтобы не выглядеть влюблённым дурачком и сосредоточить внимание слушателей на истории.

— Я сомневаюсь, что хочу быть магикорцем. Мой отец магикорец, но к его занятию у меня не лежит душа. И люди нас не любят, — закончил Фео.

— Это да, — усмехнулся Ратибор, но Митчитрия посмотрела на него так грозно, что улыбка сразу погасла. Он перевёл взгляд на свой бокал. Видимо, подумал, что себе-то стоило налить вина.

— Слушай, парень, — продолжил он, осушая бокал, чтобы затем наполнить его более крепким содержимым, — никогда не будет так, чтобы твоё решение нравилось всем. На каждый твой шаг найдется, кому возразить. Поэтому спроси себя, чего хочешь в первую очередь ты.

— Я не знаю. Я когда-то сам попросился в магикорцы. Хотел быть, как отец… а теперь не хочу, но боюсь разочаровать его.

Фео покраснел и повесил голову. Слова «он действительно любит меня» остались непроизнесёнными.

— Я всегда шёл по стопам своего отца, но он всё равно мной недоволен. Находит же повод! У Митчитрии наоборот — отец принял выбор, которому противились все в её окружении, — Ратибор хлопнул себя по груди, давая понять, какой именно выбор.

— Гиддеон мудр и справедлив. Он сам дал тебе возможность решать, и примет твоё решение. Это не тот страх, что должен мучить тебя, — вступила Митчитрия, заканчивая мысль супруга.

— Что ты знаешь о моём отце, чтобы так говорить?!

Слова сорвались с губ Фео, и тут же он возненавидел себя за их искренность. Ратибор, было поднявшийся, чтобы-таки принести вино, сел обратно. В его глазах мелькнула тень гнева.

— Только то, что сказали мне ты и Ратибор. Этого достаточно, — Митчитрия осталась равнодушна к выпаду Фео, по крайней мере, внешне. Тот же забормотал:

— Прости… просто в последнее время я столько слышу о том, как отец получил должность… что начинаю бояться служить Магикору…

— Магикор — один из Великих Духов. Он создал Аберон и колдовской язык. Раскрыл эльфам и людям возможности тонкой магии, — ответила Митчитрия. — Страх перед Магикором глуп.

— Верно, госпожа. Власть над разумом и волей — демоническая сила, — Фео улыбнулся, в душе удивляясь милосердию Митчитрии.

— Ох, какая лирика пошла! — рассмеялся Ратибор, но супруга тут же его осадила:

— А кое-кто заблуждения поддерживает!

— Я же шутил! Я не дурак! Мне магикорец, между прочим, жизнь спас!

Ратибор резко замолчал и с едва уловимой тревогой взглянул на Фео. Тот, в свою очередь, совсем растерялся. Он вдруг почувствовал, что есть какая-то связь между ним и Ратибором, но ничего, кроме любви к Митчитрии, не приходило в голову.

— Спроси себя сам, парень, чего ты хочешь. Страхи отбрось.

— Я ничего больше не умею, — сказал Фео. — Меня всю жизнь учили на магикорца.

— А что бы хотел уметь? — поинтересовался Ратибор.

— Всё.

Потемнел взгляд Митчитрии.

— На всё тебе жизни не хватит, — Ратибор не заметил тревоги жены. — Четыре дара Великих Духов людям, по одному от каждого предшествующего народа. Алхимия, погода, тонкая магия и движение жизни. У каждого своя механика. Это же какой одарённой личностью надо быть, чтобы хоть два освоить?

Фео боялся смотреть на Митчитрию, понимая, о чём она подумала. Даже комнату накрыла тень, будто весь мир вторил мыслям красавицы.

— Я лишь хотел сказать, что так бы я понял, к чему лежит моя душа. Нашёл бы своё призвание.

— А без этого нельзя? Другие же справляются, — Ратибор или не замечал смятения Фео, или игнорировал. — Слушай, а почему бы тебе не заглянуть в Зеркало? Отец твой тебя без проблем проведёт, не последний человек в Цитадели…

Тишина стала настолько тягучей, что её получалось почувствовать. Ратибор напрягся, будто сам пожалел о сказанном. Взгляд его жены источал холод и пробирал до глубины сердца. У Фео же внутри всё свернулось. Зеркало, ради которого построен этот город и создан Верховный Совет. Зеркало, которое без конца изучают магикорцы, вытягивая из него тайны мироздания. Причина, по которой отец пошел по головам…

— В Зеркало нельзя смотреть, чтобы узнать будущее. Запрещено, — решился-таки заговорить Фео, подавляя болезненную тревогу.

— Да ладно?! Я думал, магикорцы только этим и занимаются…

— Ратибор!

Гнев Митчитрии оказался так силён, что муж встал и без вопросов вышел. Фео только проводил его растерянным взглядом.

— Прости его, — продолжила она, покачивая хрустальный бокал с водой. — Ратибор хорош в своём деле, но не сказать, что его образование было полным. Как он верно сказал, чему-то нужно отдавать первенство. Я верю, что ты справишься с этим, не взывая к Вихрю времён.

— Подумать только, я — невежда! — Ратибор стоял в дверном проёме красный, как рак. — Хоть ты сама меня и выбрала, но не можешь забыть, что мы не равны!

— Разве в этом смысл моих слов?! Может, ты услышал не меня, а свои мысли?!

— Хватит! — Фео резко поднялся. Его голос оказался неожиданно громким. Супруги повернулись к юнцу, столь дерзко вмешавшемуся в их ссору.

— Так… — сказал он, усаживаясь на место и взяв для успокоения салфетку. Казалось, бледные пальцы протрут её до дыр.

— Так… не ругайтесь. Пожалуйста. Ратибор… нет ничего страшного в том, что… ты чего-то не знаешь. Я тоже не всё знаю. Может, нам помочь друг другу? Я дам урок истории, а ты поучишь меня фехтовать. И просто драться.

Ратибор медленно вернулся к стулу и грузно на него опустился. Рядом неприлично громко опустошала бокал Митчитрия. Потом долила ещё и снова выпила. Будто из пустыни вернулась.

— Тумаков кому-то хочешь дать? — спросил Ратибор, положив ладонь на запястье жены. Напряжение между ними спадало, и Фео облегчённо выдохнул.

— Если придётся.

— Да, парень, растешь! Давай начнём прямо сейчас! Что там с Зеркалом не так?

Митчитрия нахмурилась. Явно не хотела слушать, но не уходила. Фео же потянулся к бокалу с водой, и, осушив его, погрузился в раздумья. Рассказ предстоял нелегкий. Как знать, с какой стороны подступиться? Тем не менее, Фео начал:

— Когда Великий Дух Силинджиум передал людям Зеркало Времени, он строго запретил использовать этот дар, чтобы попытаться заглянуть в будущее. Так, сказал Силинджиум, люди не найдут истину, но потеряют покой. Разумеется, этот запрет нарушался многократно, и пророческими оказались слова Великого Духа. Несчастные сходили с ума, пытаясь прийти к увиденному будущему либо избежать его. Верховный Совет создали, чтобы прекратить бездумное и безумное использование Зеркала. Кроме магикорцев, обученных в Цитадели Каталиса, многократно подтвердивших своё магическое мастерство и силу воли, никто не мог работать с ним. Дар Силинджиума стал далек от большинства людей. Но однажды пришёл тот, кому Верховный Совет не мог помешать…

Ратибор аж подался вперед, а Фео не мог продолжить. То, что случилось дальше, рассказал ему отец задолго до начала обучения в Цитадели. «Это урок и для тебя, и для меня. Что нет святых среди Живущих на Земле, и даже лучший из лучших способен разочаровать. То для меня ещё и утешение», — сказал тогда Гиддеон, а маленький Фео не понял, про какое утешение речь.

— Ну, что дальше-то было?

Фео очнулся от дум, и, набрав воздуха в грудь, выдал:

— Аватар разбил Зеркало.

Глава 4. Осколки Прошлого (часть 3)

День, казалось, померк. Ратибор сидел, подперев голову кулаками, и молчал. Фео почувствовал, что зашёл на запретную территорию, и сама природа осудила его. «Не многое ли ты о себе мнишь?» — ответил бы отец, и эта мысль отрезвила Фео. Он приготовился рассказывать дальше, но перевёл взгляд на Митчитрию. Та подошла к окну, и, опустив ладони на подоконник, тихо произнесла:

Что в видении том было?

Что царя Земли сломало?

Что светило ярче солнца

В ясный день так напугало?

И затмился взор прекрасный

Чёрной пеленою гнева.

«То не я! Так быть не может!» –

Крик достиг окраин неба.

Нет у нас предназначенья,

Нет судьбы над нами власти.

Неужели царь не ведал?

Но уже иные страсти

Поглотили душу Элу,

Меч занёс он над Зерцалом

И разбил людей святыню,

Чтоб судьбы его не стало.

— Людям только повод дай — из всего стихи сделают! — вступил Ратибор. — Да, слышал я что-то такое. С того дня, говорят, люди Аватара больше не видели.

Фео кивнул.

— Но ведь Зеркало цело? Как это возможно, если не раскаялся наш владыка?

Фео спокойно ответил:

— После того, как Зеркало разбили, по всему Каталису разлетелась хрустальная пыль. Из неё выросли стеклянные лозы, тернии и цветы. Они покрыли весь город. Стоило коснуться их — и течение времени нарушалось: ускорялось или оборачивалось вспять. Человек мог оказаться в считанные минуты младенцем, а затем также быстро «прожить» до ста лет, — Фео тяжело вздохнул, и, выдержав почтительную паузу, продолжил. — Никто не мог войти в город из-за этого проклятия, даже телепортация оказалась бессмысленна. Зал с Зеркалом полностью покрылся цветами, а те, кто сбегал оттуда глубоким стариком, рассказывали о грудах костей своих менее «удачливых» предшественников.

Магикорцы обратились к Лу Тенгру — величайшему колдуну мира. С помощью меча Эрес Гронд он сотворил звездопад, который разбил хрустальные заросли. Пока не распустились новые, Лу Тенгру собрал осколки, которые сумел найти, и сложил в чашу Зеркала. Затем залил водой и сотворил для Зеркала иллюзию, будто бы оно всегда существовало в таком виде. Время приняло эти чары и восстановило Зеркало, вернув Лу Тенгру тысячи лет, которые он пожертвовал ради спасения людей. Проклятье над Каталисом рассеялось. У магикорцев же появился Осколок Прошлого, в тени мозаичных колонн укрывшийся от взгляда Лу Тенгру. Ещё один дар Силинджиума человечеству, быть может, ключ к новым временам.

— Очень красивый рассказ, — Ратибор аж захлопал, а Митчитрия только головой покачала. Не ожидала, видимо, что муж настолько несведущ.

— Ты отличный лектор! С удовольствием послушаю ещё твои истории. А сейчас пришла моя очередь исполнять свою часть уговора.

По телу Фео пробежала дрожь. Он успел забыть о поспешном, необдуманном предложении, сделанном ради прекращения ссоры супругов, но делать нечего. Фео поднялся, и, пряча встревоженный взгляд от Митчитрии, вышел из столовой. Позади он слышал шаги Ратибора.

— Меч-то держал когда-нибудь? — спросил воин, когда они вышли на истоптанную площадку в окружении яблоневых деревьев.

Когда Фео ответил отказом, Ратибор нахмурился.

— Да… и чему тебя отец учил?

Не найдя нужных слов, Фео бросил вслед Ратибору то, что давно жгло душу:

— Ты сказал — отец выше других магикорцев. Почему?

И тут же прикусил язык. Мало того, что момент выбрал не лучший, как ещё Фео выдал, что подслушивал. Сердце его упало, мелко затряслись бледные руки. «Почему я такой нервный?! Почему я такой дурной?!» — пронеслось в его голове.

— Подожди. Мечи принесу.

Фео успел заметить, как исказилось лицо Ратибора. Будто он боль испытал, но в голосе его не слышалось осуждения.

Вернувшись, Ратибор бросил на траву тупые тренировочные мечи и кивком головы велел Фео взять один.

— Да, парень… я, конечно, знал, что всё плохо, но чтоб настолько. Ты же не ребёнок, чтобы с деревянным учиться, — проворчал Ратибор, глядя, как Фео с усилием пытается удержать клинок на весу. — Думал, стойки тебе покажу.

— Я в последнее время плохо питался. Последние несколько месяцев… почти год. Да и раньше тяжести не поднимал, — пробормотал Фео, стараясь не смотреть в тёмные глаза настоящего воина.

— Да ладно тебе. Всё вы, магикорцы, неженки, — усмехнулся Ратибор. — Только вот ты им быть не хочешь. Из-за отца ли? Вот тебе ответ на твой вопрос: Гиддеон спас мне жизнь. Другой бы на его месте так не поступил, не стал бы рисковать своим положением. Гиддеона же оно не волновало в тот час. Ну, мне так рассказывали…

Ратибор пристально посмотрел на Фео, будто думал, говорить ли дальше, а тот молчал. Лишь одна мысль билась в его голове: «Он рвался к власти любыми путями и так рискует ей? Она ему не в радость. Из-за цены, которую он заплатил».

— Ну, что расслабился? Давай-ка разыграем бой!

До дома Фео еле дошел. Тело ныло, и он боялся, что не осталось на коже места, не покрытого синяками. Ратибор оказался тем ещё учителем. Смеясь, он каждую секунду наносил болезненные удары, пока Фео сосредочился на том, чтобы хоть как-то удерживать оружие. Разумеется, и речи не шло об отражении атаки, а тем более об инициативе. Фео хотелось только умереть, когда Ратибор, наконец, сжалился над ним. «На самом деле, неплохо для начала, — заметил он, помогая несчастному Фео встать на ноги, — рука твоя немного привыкла. Дальше будет проще».

Фео почти дополз до своей комнаты, как его окликнул Гиддеон.

— Что с тобой случилось? — в глазах его читался вопрос — не мальчишки ли намяли бока его сыну.

— Я… решил немного заняться собой. Привести себя в форму, так сказать. Перед учебным годом.

Наверное, большего бреда отец в жизни не слышал.

— Значит, ты решил снова учиться?

— Да… пусть будет да.

Взгляд Гидддеона потускнел. Вдруг Фео понял, что отец уже не молод: под его глазами лежали глубокие тени, а в золотых волосах нет-нет, да сверкнёт серебро. Ответ сына будто прибавил лет отцу.

— Надеюсь, это обдуманный выбор.

«Да что опять не так?!» — хотел воскликнуть Фео, но сдержался. Много он уже натерпелся из-за своей эмоциональности.

— Завтра тебя зачислят на курс, — сказал Гиддеон и ушёл, прежде чем его сын нашёл, что ответить.

Так Фео вновь стал учиться на магикорца, на этот раз усердно. В свободное время бегал к Ратибору, чтобы тренироваться на мечах и читать лекции. Иногда посмотреть или послушать приходила Митчитрия, но надолго не задерживалась. Мыслями была далеко, как и Фео, стоило ему только её увидеть. Даже её особое положение не смущало.

Ратибор показал Фео простые преобразования материи: из свинца — в олово, из меди — в латунь. Только металл в металл. Большим, как сказал, не владел. Фео, чей разум уже натренирован чтением заклинаний, алхимические формулы давались проще, чем Ратибору, однако с практикой всё выходило хуже. Точнее, никак. Фео не отчаивался, и продолжал попытки.

Настал день, когда Ратибор торжественно сообщил, что Митчитрия родила сына. Фео порадовался за молодых родителей, но в душе понимал, что пропасть между ним и возлюбленной выросла до размеров бескрайней.

— А как назвать, мы ещё не решили. Что предложишь? — резко спросил Ратибор, едва сообщил о своём отцовстве.

–Ну… Гиддеон, например.

— Слушай, а ты другие имена-то знаешь?

Всё-таки назвали Гиддеоном.

Пока Митчитрия нянчилась с маленьким Део, Феоучился. Преподаватели-магикорцы хвалили его за тонкую магию, а Ратибор — за владение мечом. Уже не так просто обидеть прежде пугливого юнца. Он ещё слышал про себя «безродный», но лишь издали. Даже сверстники не смеялись над Фео, потому что чувствовали — он окреп. Только в душе тлела тревога. Поспешный выбор часто казался неправильным, и потому, думал Фео, с алхимией ничего не выходит. Теперь он привязан к Магикору и его тонкой магии, но за всё время обучения Фео так и не смог ответить на вопрос — действительно ли он хочет того, что делает.

Чьи-то мерные шаги возвратили Фео из недр памяти. Магикорцы прошли мимо, бросив на него подозрительные взгляды. Неудивительно.

Магистр по-прежнему не звал, и Фео вновь задумался. Вчерашний день стал итогом всего, через что Фео прошёл за четыре года.

Уже восемнадцатилетним юношей он предстал перед комиссией и показал ей всё, на что способен: и невидимые путы, и короткую телепортацию, и ходьбу по воздуху. Магикорцы одобрительно кивали, и только Теврон источал злобу. Несколько раз повторил: «За лишний курс и свинья может научиться всему, что показывает этот переросток». Никто заведующему образовательным процессом не возражал, а одобрение постепенно сменилось равнодушным принятием. Фео начал волноваться: всё же от решения комиссии зависела не только его судьба, но и судьба отца. Наконец Теврон поднялся с места и объявил:

— Что ж, Феонгост, неплохо. Будь тебе шестнадцать, я, может, и поставил тебе высший балл. Однако ты, так сказать, имеешь преимущество перед своими одноклассниками, потому я назначу тебе ещё одно испытание. Принесите Осколок!

Фео едва устоял на ногах. В глазах потемнело, а аудитория закружилась. Когда он взял себя в руки, то понял, что остальные магикорцы испытали то же самое.

— Теврон, при всём уважении, так нельзя! — воскликнул его заместитель Иерофант. — Есть регламент…

— Когда Осколок забирал Гиддеон, кто-то из вас вспомнил про регламент? — Теврон злобно скалил острые мелкие зубы. — Что до мальчишки, то в его возрасте уже учатся работать с Зеркалом! Этот и так отстал!

Иерофант аж с места вскочил.

— Это опасно! Осколок нельзя давать неподготовленному!

Теврон тоже поднялся, и, не меняясь в лице, произнёс:

— Жаль, что Гиддеон не задавил тебя, как своего соперника! Много ты перечишь начальнику! Эй, — махнул он рукой, — несите Осколок.

Больше никто не спорил. Фео же объял ужас: Осколок Прошлого… Дар людям от разбитого, ослабленного Зеркала, впитавший в себя часть его былой мощи. Теперь он окажется в руках Фео, который понятия не имеет, что с ним делать.

«Доложите магистру», — донеслось до слуха Фео, и стало ещё страшнее.

Ожидание затянулось. Фео надеялся, что всё обойдется, но жуткая улыбка Теврона не давала покоя. Наконец в аудиторию вошел магикорец в белых одеждах — тот, кто постоянно работал со Временем. В руках он держал тёмную деревянную шкатулку, и совершенно спокойно передал её Теврону, который улыбнулся ещё противнее:

— Вот, — сказал он, открыв крышку и достав осколок зеркала шириной примерно в три пальца и длиной в ладонь, — твоё последнее испытание.

Фео подошёл и дрожащей рукой взял Осколок.

— Что мне с ним делать?

— Пусть Время воскресит тот день, когда Гиддеон подобрал тебя! Справишься — сдашь экзамен.

Если бы Фео в эту секунду показали разложившийся труп, он бы испытал меньшее отвращение, чем при виде Теврона. Как же мерзок был этот старикашка, и как Фео его ненавидел! Он сильно сжал Осколок, и по острым краям вниз потекли кровавые капли. Кто-то пролепетал:

— Теврон, а как же техника безопасности? Не меньше двадцати метров…

— Мальчишка ничего не сможет, тупые вы трусы!

«Прошу тебя Время, — взмолился Фео, — ведь ты не магикорцам принадлежишь, а всем людям! Прошу не ради себя, но ради отца, смилуйся не надо мной, а над ним!»

«Жаль, что Гиддеон не задавил тебя, как своего соперника», — пронеслось в его голове. Фео тяжело вздохнул. Сейчас приходилось быть собранным, как никогда. В голубых глазах по ту сторону зеркала читалось немое ожидание. «Время, тебе одному ведома истина, — продолжал Фео, — я в твоей власти».

Вдруг на зеркальной поверхности проступили колдовские руны. «Гронд Силин» — прочитал Фео. Вихрь времён.

— Вихрь времён! — крикнул Фео, вскинув руку с Осколком.

Зал поглотил белый свет, и на миг зрение Фео пропало. Когда вернулось, он увидел перед собой пристань и рыбацкие домишки. Речной поток проходил сквозь зелёные одежды, и Фео понял, что не воплотился в этом месте.

К иве, чьи корни были наполовину утоплены в реке, осторожно подбирался Гиддеон. Фео окликнул его, но отец не услышал. Силинджиум не давал вмешиваться в историю.

Подойдя ближе, Фео увидел среди корней женщину, обнимавшую деревянную люльку, и сердце его сжалось. «Мама», — прошептал он для самого себя и заплакал. Его слёзы не смешались с водой, растворившись в потоке лет.

Гиддеон взял люльку и, проводив взглядом ушедшую на дно женщину, стал выбираться на сушу. Фео за ним не спешил. Как же он хотел, чтобы мгновение остановилось, и он мог хоть так побыть с той, кого никогда не знал. Но всё же она мертва, и есть только Фео, над которым смилостивилась судьба, и речной Дух уберёг дитя. Может, и сейчас Силинджиум внял ему, потому не прогоняет юного путешественника. Однако в голову закралась жгучая мысль: «Не милосердие это. Что-то ещё я должен узнать». Фео склонился над водой, в толще которой ещё различалось белое лицо матери, и шепнул: «Спасибо за мою жизнь. Прощай». Время поглотило её, а Фео бросился вверх по уступу, надеясь найти Гиддеона.

Резкий крик заставил его на миг замереть, но тут же Фео побежал ещё быстрее, и, проскочив сквозь вооружённых людей, оказался возле медицинской кареты. Перед ней лежал ребёнок с тлеющим ожогом на всю спину. Фео стало дурно.

— Ратибор! Ратибор! — взревел кто-то нечеловеческим голосом.

Картина смазалась, будто кто кистью провёл по невысохшей акварели. Прежний крик перебил другой, даже более мощный и горестный:

–Симфирит! Нет! Нет!

Теперь на месте Ратибора лежал юноша постарше в зелёной ученической рясе. Кровавое пятно стремительно росло под его головой. Фео не дали отойти от прошлого видения, а тут новое, ещё более жуткое. Он закашлялся, надеясь подавить тошноту и ужас. Мальчику не могло быть больше шестнадцати…

— Сделайте что-нибудь! — кричал худой пожилой мужчина, бросаясь на магикорцев в толпе.

— Он умер, — отвечали они, опустив головы.

— Нет! Нет! — рыдающий мужчина повернулся лицом к Фео, и тот узнал в нём Теврона. Мерзкого сморчка Теврона с пастью, полной мелких острых зубов. Занозу для всех учеников Цитадели.

— Рано он попытался ходить по воздуху…

— Заткнись! — Теврон кинулся к магикорцу в белых одеяниях, посмевшему вставить свою реплику. — Неси Осколок или я придушу тебя!

— Осколок не поможет. Твой сын умер, — отступив на пару шагов, повторил магикорец.

— Ты слышал?! Придушу! — хрипел Теврон, пытаясь схватить шею строптивца, но тот поставил магический щит. Худые пальцы Теврона лишь царапали незримый барьер.

— Гиддеон велел вывезти Осколок за город, — произнёс кто-то в толпе.

Теврон упал на колени перед телом сына и взвыл так, что Фео уши захотелось заткнуть. Больше ему ничего не дали увидеть. Он зажмурился от белого света, поглотившего всё, а глаза открыл уже в учебной аудитории. За плечи его тряс Иерофант.

— Ты что наделал?! Зачем показал ему тот день?!

Взглядом Фео нашёл Теврона, который лежал на плитах и рыдал. Магикорцы склонялись над ним, что-то говорили, но тщетно.

— Я не хотел! Он сам попросил!

— Эх… — вздохнул Иерофант и отпустил Фео. — Ты не представляешь, какие у нас проблемы будут. Теврон ведь не пережил смерть сына.

— Как не пережил? Столько лет прошло! — Фео вновь посмотрел на Теврона и понял, что Иерофант прав. Но как? Непохож был старый сморчок всё время, сколько Фео его знал, на убитого горем отца.

Теврон, заметив сквозь слёзы Фео, прохрипел:

— Доволен, щенок?! Стоил твой зачёт этого?!

Фео дрогнул, но не ответил. Жалость к мерзкому прежде старику погасила желание ранить его резко и больно так же, как тот магикорец в белом.

— Это твой отец лишил меня памяти! Я точно знаю, только он на это способен! Из-за него я потерял сына!

Теврона подхватили под руки и вынесли из аудитории. Фео только рассеяно посмотрел ему вслед, а затем на свои исцелённые руки. «Наверное, Вихрь времён зацепил», — подумал он, и всё мысли оборвались, пока он не услышал:

— Завтра магистр ждёт тебя. Отдай Осколок и уходи.

Не спросив, как экзамен, Фео быстро покинул аудиторию. Ему нужен был воздух. Ни отец, ни Ратибор — только воздух, напитанный ароматами грядущей грозы. В опустошённой душе ещё пульсировала боль Теврона и боль, оставленная Тевроном. Напрасно Фео искал покоя перед бурей.

Придя домой, он забылся до следующего дня, чтобы снова придаться тягостным размышлениям уже у дверей кабинета Главы Совета.

Глава 5. Осколки Прошлого (часть 4)

Дверь открылась.

— Заходи, Феонгост, располагайся, — тон магистра Сармата, Главы Верховного Совета, казался доброжелательным, но тревога Фео не угасла.

Вся дальняя стена была из тонкого прозрачного стекла. За спиной Главы Совета открывался чудесный вид на белокаменный Каталис, утопающий в зелени. Фео на секунду залюбовался, но дольше позволить себе не мог и спешно занял предложенное ему место напротив магистра. Между ними стоял тяжелый стол из дорогого кедра, на котором стопками громоздились толстые папки. Одну из таких папок взял Глава Совета.

— Непростой ты парень, Феонгост, и хлопот с тобой много, — сказал магистр, листая личное дело. — Мало того, что на второй цикл остался, что неслыханно, тем более при таком отце, так ещё и искалечил душу Теврона.

Фео вжался в массивное кресло, которое весило чуть меньше худосочного юнца, и стал перебирать в голове варианты наказания. Тюрьма, конечно, тюрьма, что его ещё может ждать?

— Я не калечил его душу.

Собственный голос Фео показался робким, и, вздохнув, он продолжил уже уверенней:

— Я сделал то, о чём он просил для сдачи экзамена. Не больше, не меньше.

— Да, да, — только покачал головой магистр.

Выглядел он на лет шестьдесят. Огромный широкоплечий мужчина с густыми седыми волосами и такой же бородой приводил в трепет каждого, кто его видел. Всё же люди представляли магикорцев иначе: более тщедушными, телесно слабыми, сгорбленными от сидения над книгами и Зеркалом. Магистру Сармату до этих образов было далеко. Фео чувствовал давление требовательного взгляда и больше всего на свете желал уйти.

— Совет расследовал, как ты использовал Осколок Прошлого.

Магистр сделал паузу, явно наслаждаясь испугом Фео, который тот не мог скрыть.

— Все его члены пришли к единому выводу — только твоих навыков магикорца не могло быть достаточно, чтобы призвать мощь Великого Духа. Потому я спрошу тебя: как ты это сделал?

–Я попросил Силинджиума о милосердии, — ответил Фео так, как есть.

Что-то мелькнуло во взгляде Главы Совета, и на некоторое время в кабинете воцарилось молчание.

— Допустим, — сказал, наконец, магистр. — Однако почему Силинджиум откликнулся на твой зов? Многие так делали, ещё до создания магикорского Совета, но, думаешь, каждому удавалось то, что удалось тебе? Нет, Феонгост, дело не в этом.

Фео не стал спрашивать, в чём дело, смиренно дожидаясь, когда магистр сам продолжит.

— Знаешь, почему именно магикорцам доверено Зеркало?

Это известно любому ребенку не только в Каталисе, но и во всём царстве людей. Человечество уже показало, что не может использовать дар Великого Духа Времени разумно. Тогда был создан Совет тех, кто избрал колдовство Магикора, кто стремился к познанию. Этот порядок, существующий многие века, утвердил сам Аватар.

Фео оставалось только кивнуть.

— Многие полагают, что только магикорцы могут работать с Зеркалом, — вздохнув, продолжил магистр. — Это, конечно, не так. Более того, не каждый магикорец допускается до нашей святыни. Лишь тот, кто бескорыстен в своих помыслах… и могуч.

Магистр несколько раз смерил Фео взглядом сверху донизу. Словно сомневался, относятся ли его слова к тому, кто сидит перед ним. Равно, как и Фео не верил, что может быть могуч. Конечно, он подрос в колдовском мастерстве, но незначительно, и уж тем более не настолько, чтобы тягаться с членами Верховного Совета.

— Позволь устроить тебе ещё одну проверку, — и тут магистр сдвинул все папки в сторону, и Фео увидел, что за ними стояла шкатулка. Та самая, с Осколком.

Сердце Фео упало. Теперь он предпочёл бы тюрьму тяжёлым видениям прошлого, чужим страданиям, что оживают по воле слуг Магикора.

— Я не буду этого делать, — ответил Фео. Глава Совета только таинственно улыбнулся.

— Что, и о судьбе Теврона не хочешь узнать? Ведь это ты пробудил его боль.

— Не хочу. Это меня не касается.

Последствия дерзости мало волновали Фео. Он думал только о том, как бы убежать из кабинета, но встать со стула не мог. Тело не слушало воспалённый мозг, который порождал одну сумасшедшую идею за другой. Потому Фео просто сидел, чувствуя, что секунды становятся мучительно долгими. Будто сам Силинджиум вмешался в ход времени.

Глава Совета расхаживал вдоль стеклянной стены. Фео следил за ним взглядом и пытался разгадать, как повлияли его слова на магистра, на вид озадаченного, но не злого.

— Я не хочу издеваться над тобой или Тевроном, но ты должен понимать цену обучения в магикорской Цитадели, а также вес моего предложения.

— Какого предложения? — у Фео внутри всё перевернулось.

–Узнаешь, если откроешься прошлому.

Неужели Глава Совета надеется, что любопытство заставит Фео повиноваться? Разве стоит знание бремени, что несёт с собой? И всё же слова магистра всколыхнули юную душу. Нет, не собственная тайна волновала Фео. Горестный крик ожил в сознании, а с ним и болезненный секрет, который Фео стремился раскопать из-за обиды на отца. Гиддеон не отнимал у Теврона сына ни прямо, ни косвенно. Осколок не мог вернуть к жизни разбившегося Симфирита, но теперь слова Теврона казались глубже и многозначительнее, чем изначально. Что стало с памятью безутешного отца, раз он с усмешкой попросил воскресить день гибели сына?

Фео себя возненавидел, поняв, что попал на крючок магистра Сармата. Что ещё хуже, Глава Совета мгновенно разгадал сомнения метущейся души, и вот Осколок Прошлого уже лежит на ладони Фео. Последняя попытка сказать нет, но…

«Пощади меня, Силинджиум. Не достоин слабый духом стать твоим слугой».

Колдовским огнём блеснули ярко голубые глаза по ту сторону зеркала. Набрав воздуха в грудь, Фео крикнул:

— Вихрь времён!

Кабинет остался тот же, только залит оранжевым закатным светом. Ещё не седой Глава Совета сидел за столом и с отрешённым видом крутил пальцами писчее перо. Вдруг магистр оживился и сделал колдовской жест.

Сквозь Фео, который недвижимо стоял и не до конца понимал, что происходит, прошёл… он же. Только чуть старше, с прямой осанкой и в лазурной мантии магикорца. Фео потряс головой, приводя мысли в порядок. Конечно, это был отец, и, чтобы лучше видеть разговор Гиддеона и Главы Совета, Фео отошел к правой стене.

— Зачем вы вызвали меня, магистр? Я должен ещё неделю находиться в лечебнице, — сказал отец, проигнорировав предложение сесть.

— Да, да, знаю. Однако мне доложили, что признаков чумы у тебя нет.

— Тем не менее, есть порядок…

— Что ещё ты хочешь рассказать мне о порядке, Гиддеон?

Впервые Фео увидел, как его отец проиграл. Парировать ему было нечем.

Гиддеон сел на тяжёлый стул, видимо, чтобы успокоиться. В холодном взгляде отца читался прежний вопрос, который вслух на этот раз не прозвучал. Слово досталось Главе Совета.

— Ты слышал про Теврона?

Гиддеон кивнул и, как показалось Фео, напрягся. Предвосхитил, что потребуют чего-то, или же прочувствовал трагедию коллеги как личную?

— Он не ест. Почти не спит. Пару раз мы пресекали попытки самоубийства, но надолго ли нас хватит? Ты должен что-то сделать, Гиддеон. Сейчас нет возможности искать Теврону замену, а обучение не должно прекращаться.

Глава Совета откинулся на спинку, ожидая ответа, но Гиддеон не торопился. Фео подумал, что отец тщательно размышляет над новой фразой, чтобы больше не быть повергнутым.

— Я понимаю, к чему вы клоните, однако всё же спрошу: почему я? Магикорцы, постоянно работающие с Зеркалом, лучше справятся.

— Я так не считаю, — возразил магистр. — Ты самый искусный из них, хоть и отказался изучать Время. Я знаю, что оно причиняет тебе боль. Но Осколок ты, тем не менее, взял…

Глава Совета вновь победил. Гиддеон выглядел поникшим, растерянным, и так напоминал Фео его самого, явившегося перед магистром Сарматом. Голос отца прозвучал так же, как голос Фео восемнадцать лет спустя:

— Я не буду этого делать. Он должен пережить своё горе.

— Део, а если он не выдержит? Хочешь, чтобы ещё одна смерть была на твоей совести?

Фео прижался к стене, надеясь найти опору. Ожили в памяти все мерзкие слухи и сплетни, что он собирал несколько лет. Как же больно осознавать, что они недалеки от истины! Что добрый, мудрый Гиддеон мог сделать это!

На отца Фео боялся смотреть. Думал, что тот вжался в стул, как его приемный сын, от которого требовали меньшее. Или же вовсе согнулся от невыносимой душевной боли, от ран, которые никогда не заживут, что бы тот не делал.

Нет, отец сидел прямо и холодно смотрел прямо в глаза собеседнику. Ни единой лишней эмоции, ни одного невольного движения. Теперь Фео узнавал могущественного Гиддеона.

— Здесь нет моей вины! Я ничего не сделал! — голос отца раскатом грома прокатился по кабинету.

— Именно — ничего не сделал! Из-за тебя погибнет ещё один человек! — прогрохотал и магистр Сармат, поднимаясь с места. Чёрная тень легла на его лицо, лишь белки глаз ярко выделялись.

— Ты много о себе мнишь, Гиддеон! Забыл уже, где бы оказался без меня! Всё ещё может измениться!

Не знай Фео будущего, его сердце бы разорвалось. Слишком правдоподобно звучали угрозы магистра, но они не заставили Гиддеона дрогнуть. Он тоже встал. Сияющими Фео стали казаться и глаза отца, будто магическая сила лилась через них.

— Если я произнесу заклинание над Зеркалом, Теврон забудет, что у него вообще есть сын! Я всё понимаю, магистр, но так проблема не решается! Позовите душеврачевателя из Нэти!

Упоминание эльфийской империи и одного из таинственных искусств, встревожило Фео. Вспомнил мрак в глазах Митчитрии.

— К нам через чуму никто не поедет. Да и император Сондэ на нас в обиде, — неожиданно спокойно ответил Глава Совета. — Думаешь, я не хотел бы поступить по-другому? Мир обернулся против нас, и нам пора брать судьбу в свои руки. Я прошу тебя, Гиддеон, как лучшего среди магикорцев…

— Нет, магистр. Я остаюсь при своём. Можете изгнать меня, даже под суд отдать, но я не лишу Теврона сына окончательно. Жизнь полна горя, но человеку нужно с ним справляться.

Аргументы обоих сторон были весомыми, вот только чуткое сердце заставляло Фео предательски тяготеть к словам магистра. Всё-таки речь идёт о спасении жизни, и самим Творцом Неру утверждено, что нет ценности выше. «Но отец остаётся честен, — подумал Фео, глядя, как меркнет взор Гиддеона. — Магистру не Теврона жаль, а работу, за которую сейчас некому взяться».

На миг Фео показалось, что разговор окончен, и Гиддеон уйдёт, бросив пост, ради которого пошёл на преступление. Но будущее уже известно, и, вторя гласу судьбы, магистр произнёс:

— Слышал, ты привёз младенца в лечебницу. Что с ним будет, когда ты уйдешь?

Гиддеон молчал, и магистр, уверенный, что нашёл нужную точку давления, продолжил:

— Разве не даст ему могущественный магикорец больше, чем презираемый всеми человек? Поверь, уйдешь из Совета — в Каталисе не останешься. Твоя семья тебя уже не примет, и малыш, чтобы из грязи выбраться, пойдет по твоему пути. Только всё будет хуже, гораздо хуже…

Даже пелена времени не помешала Фео чувствовать гнев отца. Теперь Гиддеон проиграл окончательно. С торжествующей улыбкой магистр Сармат наблюдал за сломленным магикорцем.

— Хорошо. Сделаю, как вы просите. Взамен вы объявите всему городу, что мальчик — мой сын, — хрипло произнёс Гиддеон.

Глава Совета усмехнулся.

— Хочешь, чтобы его взяли учиться в Цитадель?

— И это тоже, — Гиддеон развернулся и быстро ушёл.

Едва за ним закрылась дверь, время вернулось в привычное русло.

— Видишь, что сделал для тебя твой отец? — спросил вновь постаревший магистр, не сводя глаз с Фео. — Можешь ли ты его подвести?

«Хитрец! Проклятый хитрец!» — думал Фео, пытаясь глубоким дыханием себя успокоить. Это видение не было таким жутким, как предыдущие, но тревоги добавило за два.

— Ты показал, что хорошо чувствуешь время. С честью я могу тебе предложить место младшего служителя Зеркала. Как ты знаешь, это самое почётное звено магикорцев не только в Цитадели, но и во всём царстве людей. Однако…

Магистр протянул руку, и Фео покорно передал Осколок, успев разглядеть укоризну в неестественно голубых глазах из зазеркалья. Великие Духи, за что?

— Ты прекратишь любое общение с капитаном Ратибором и его женой.

— Нет, — сорвалось с губ Фео прежде, чем он успел подумать над ответом.

Магистр поднял бровь. Повисла душная тишина.

— Ты же понимаешь, что люди из столицы не просто так находятся в Каталисе? Царская верхушка давно пытается подчинить нас. А если перехватят контроль над Зеркалом, Каталис перестанет существовать. Колдовские секреты не должны выходить за стены Цитадели.

— Я клянусь молчать! — выпалил Фео, но по глазам магистра понял, что ему не верят.

— Много ли нужно сделать красивой женщине, чтобы у мужчины развязался язык? Тем более, у влюблённого?

Фео обмяк и с большим усилием дошёл до стула. Сдавать было нельзя. Ратибор, его единственный друг… Митчитрия, его любовь… он не может потерять их.

— Я сдал экзамен! При комиссии!

— Скажу, что ты провалил мою проверку. Твоё слово против моего, — невозмутимо ответил магистр. — Тем более, из-за тебя пострадал Теврон. Подумай, какими будут последствия без моего заступничества.

Всё происходило не на самом деле. Не мог Фео быть свидетелем такой несправедливости. Нет, нельзя сдаваться, ведь есть ещё шанс…

— По законам царства людей вы не можете запретить мне общаться с кем-либо, — произнёс Фео, тяжело дыша.

— Твоя правда, — кивнул магистр, — однако, кое-что я могу.

Глава Совета взял со стола папку и сунул её прямо в лицо Фео. Плывущим взглядом тот увидел, что графа с экзаменационной оценкой всё ещё пуста.

— Поскольку Теврон сейчас в тяжёлом состоянии, я один решаю, будешь ты аттестован или нет. Надеюсь, ты не успел забыть последнее видение? Какова цена твоего обучения и второго шанса?

Хорошо, что длинные рукава рясы прятали дрожь в руках, а свесившиеся на лоб волосы — холодный пот. Фео знал, на что магистр намекает. Как когда-то Гиддеона, его зажали в угол, и он был бессилен против Главы Совета, хитрого как демон. Знал проклятый магистр, что не посмеет Фео решать за отца, пусть тот и не очень ценил свой пост. Душа становилась пустой и холодной. Далёким казалось прекрасное время взаимных уроков, заступничество Ратибора, доброта Митчитрии. Всё рухнуло из-за страха Совета перед людьми из столицы.

«Провалился бы Каталис со своими порядками!» — злая мысль затопила сознание Фео. Вслух произнес лишь:

— Хорошо…

В эту секунду дверь распахнулась, и в кабинет влетел запыхавшийся Иерофант. Врезавшись в спинку тяжелого стула, на котором сидел Фео, магикорец прохрипел:

— Лу Тенгру в городе! Требует у вас аудиенции! — и, кашляя, упал на ковёр.

Магистр нахмурился, но быстро смягчился.

— Что ж, встречу гостя. Фео, хочешь своими глазами взглянуть на подлинное воплощение мощи Магикора? Иерофант, соберись и пойдём.

Фео направилсяза Главой Совета, успев бросить последний взгляд на папку. Заветная графа осталась пустой.

Глава 6. Горевестник

На площади перед Цитаделью было так людно, будто собрался весь город. Ещё бы, редко люди видят Лу Тенгру — героя, спасшего Каталис от проклятия. Вот только причина, по которой великий колдун заявился в город, не могла быть радостной. Версий в толпе назвали уже за сотню, но Фео над ними не размышлял. Своей головной боли хватало.

Верховный Совет вышел в полном составе, если не считать Теврона. Взглядом Фео отыскал отца. Тот стоял недвижим, лишь ветер развевал его волосы и полы лазурной мантии. Лицо Гиддеона выдавало тревогу. Каждый член Совета выглядел неспокойным.

Внезапно толпа стихла, как по команде. Вдали показался тот, кого все ждали, сопровождаемый стражей из столицы. Никто не сомневался, что это он, и Фео невольно пошёл навстречу, не задумываясь, что выглядит одержимым. Многие подались вперед и перегородили проход. Лу Тенгру же шага не сбавил.

Резкий порыв ветра набросил пряди Фео на лицо. Быстро убрав их, он увидел, как взлетели голубые знамёна магикорцев, как хватаются за платки женщины, да и мужчины стараются удержать если не шляпы, то хоть плащи, которые будто хотели обернуть человеческие фигуры. Стража вокруг Лу Тенгру волновалась, а колдун шёл как шёл. Длинные чёрные волосы не собраны в традиционный эльфийский хвост на макушке, однако ветер и пряди не всколыхнул на голове Лу Тенгру, не тревожил и длинную свободную рубашку с запахом, надетую поверх другой, белой и уже облегающей. Воздух застыл вокруг Лу Тенгру. Фео знал, что это высшая форма магикорского контроля. Физический мир перестал влиять на колдуна. Никто из людей не достигал таких высот мастерства.

Так же резко ветер стих, и, отведя взгляд от Лу Тенгру, Фео заметил Ратибора и постарался слиться с толпой. Добродушный вид капитана отравил несчастного сильнее любого яда. Совершенно неожиданно на Фео остановил взор Лу Тенгру. На миг Фео ощутил обжигающий холод подавляемой злобы, что сокрылась в тёмно-синих глазах колдуна. И боль. Много настоящей острой боли, не угасающей никогда. Будто каждую секунду Лу Тенгру ранили, терзали, мучили. Фео невольно отступил на шаг, прячась от страданий колдуна, и за спиной раздалось ворчание.Чью-то ногу он оттоптал. Фео спешно извинился, а когда снова посмотрел на Лу Тенгру, тот уже поднимался по лестнице Цитадели.

Толпа начала смыкаться. Фео, боясь быть зажатым, бросился вперед, расталкивая всех на пути. Ему казалось, нет ничего важнее, чем узнать причину появления Лу Тенгру.

Так же думали и остальные. Началась давка. Короткой телепортацией Фео выпрыгнул на лестницу, но это не помогло. Его резко толкнули в спину, и, выставив вперед руки, Фео упал, а подняться уже не смог. Лишь свернулся клубком, чтобы спасти живот и голову. Сосредоточиться на заклинании для телепортации никак не выходило, и Фео только болезненно стонал каждый раз, когда об него запинались.

Резко движение прекратилось, и гул толпы сменился звенящей тишиной, настолько неестественной, что Фео решил, будто оглох.Вдыхая пыль со ступеней, он поднял голову.

Толпа оцепенела. На лицах большинства людей застыли жуткие выражения: рты растянулись в крике, лбы наморщены, глаза навыкате. Как у восковых фигур, вылепленных художником с извращённым вкусом. Неужели магистр принёс Осколок? Нет, не чувствовал Фео вмешательства времени, но уловил смещение пространства. Значит, сила Магикора, но на стольких людей её ни у кого из Совета не хватило бы.

Сквозь толпу к Фео шёл Гиддеон, и одним жестом поднял сына на ноги. «Пойдём, тебе дозволено присутствовать как служителю Зеркала», — расслышал Фео, и стыд обжёг его изнутри.

— Вам нравится наблюдать за дикостью толпы, магистр? — не без злой иронии произнёс Лу Тенгру. Его голос, казалось, звучит с нескольких сторон и обволакивает всю площадь. Тень колдуна, неестественно огромная, легла до входа в Цитадель.

— Люди свободны, великий Лу Тенгру. Мы их не ограничиваем, — не дрогнув, ответил магистр, сделав акцент на слове «ограничиваем».

«Да, не ограничиваешь, а шантажируешь!» — скрипя зубами, думал Фео, и лишь пронзительный взгляд Гиддеона заставил его остыть.

— Я рассчитывал на личную беседу, но вы считаете, что все магикорцы должны слышать наш разговор. Пусть так. Мне всё равно.

Вот только не всё равно было Лу Тенгру, но выдал он себя теперь не голосом или мимикой. Ветер шевелил длинные пряди и задувал в верхнюю рубаху, которая походила на маленький парус. Возвращать магикорский контроль колдун не спешил. Или не мог.

— У меня нет секретов от коллег, да и у вас быть не должно. Мы одному Великому Духу служим, — магистр хлопнул в ладоши, и, повернувшись к страже из столицы, скомандовал:

— Наведите порядок. Кто пострадал — сопроводите в лечебницу.

Магистр махнул рукой, и люди попадали, не сумев удержать свои тела после долгого обездвиживания. Площадь загудела. Гнев и проклятия обратила толпа на магистра и Лу Тенгру, но подходить к ним не спешила. Каждый занимался собой, разминая затёкшие конечности. Ратибор же подался вперёд.

— Позвольте, магистр. Как представитель столицы, я должен присутствовать при общении с господином Лу Тенгру. Мои воины организованны и справятся без меня.

Лицо Главы Совета скривилось, но вновь он быстро вернул себе самообладание.

— Хорошо, капитан, коль для вас это важнее помощи людям…

— За людей не переживайте, магистр. Как не переживали и до этого.

Фео испугался за друга. Алхимик из последнего плохой, и захочет Глава Совета — раздавит его, как насекомое. Тайно, конечно. Ратибору же всё едино, с кем спорить. Кремень.

— Надеюсь, ваше благородство уравновешивает отсутствие такового у вашего отца, — парировал магистр.

Ратибор не ответил. Явно запомнил, но сейчас спор — не его цель.

Сердцем Фео понимал, что тщетны его попытки быть незамеченным. Из всех магикорцев, идущих вслед за Главой Совета и Лу Тенгру, он единственный одет в зелёную ученическую рясу. Конечно, Ратибор его увидел, и Фео, насколько мог, игнорировал взгляды и улыбки друга. Мыслями же пытался сосредоточиться на причине странного посещения.

Жестом магистр открыл двери торжественного зала, предназначенного для приёма царственных особ. Когда все вошли, тяжёлые двери захлопнулись. Фео почувствовал, как зал снаружи обволакивают чары тишины, чему немало удивился. Всё-таки магистр нагнал немало народу. Сохранить суть беседы в секрете вряд ли удастся. Взглянув ещё раз на Главу Совета, Фео понял, зачем столько доверенных лиц. Чёрная тень Лу Тенгру бродила по стенам и, казалось, способна затмить белый день. Сам эльфийский колдун не скрывал напряжения, постоянно оглядываясь и переходя с места на место. Сквозь нервозность пробивалась неприкрытая магическая мощь, и ни один человек из присутствующих не мог тягаться с ней. Естественно, и магистр ощущал себя в присутствии Лу Тенгру подавленным, хотя силился спрятать это за приторной улыбкой. Группа поддержки — так назвал собрание магикорцев Фео — лишь способ чувствовать себя более значимым. Перевесить качество количеством.

На мозаичной стене висела карта всего обжитого мира в два человеческих роста. Картограф, видимо, уловил настроение людей, изобразив эльфийскую империю Нэти похожей на гигантскую чёрную тучу, нависшую над их царством.

— Что ж, господин Лу Тенгру, позволите ли узнать цель вашего визита?

Тень эльфийского колдуна остановилась, накрыв Главу Совета и часть карты так, словно туча и впрямь наползла на земли людей.

— Вашему городу грозит опасность. Боюсь, Каталис падёт.

По толпе прокатился тревожный вздох. Фео невольно встал ближе к отцу. Ходили слухи, что Лу Тенгру после происшествия с Зеркалом получил от Силинджиума дар предвидения. Глупости, конечно. В это верят лишь те, кто совсем не знает основ мироздания. Тем не менее, к предсказаниям Лу Тенгру всегда относились серьёзно. Даже планы демонов не могли от него укрыться.

Некоторые называли Лу Тенгру Горевестником, и сейчас ему это подходило как никогда.

— Видимо, Сагарис вновь проявит себя, — благодушно ответил магистр. — Однако вы, господин Лу Тенгру, как никто должны знать, что магическая защита Каталиса — самая совершенная из существующих. Даже лучше, чем в Домэне. Мы кропотливо работали долгие годы, чтобы чары было невозможно преломить никакой тёмной силе.

Магистр торжествующе взглянул на собеседника, но Лу Тенгру молчал.

— Ни Сагарис, ни кто-либо из его войска, ни даже древний перводемон, посмей воскреснуть, не окажутся в городской черте, — Глава Совета коснулся ладонью нарисованного Каталиса.

— Есть сила большая, чем перводемоны.

С лица магистра сползла улыбка. Он замер и будто вспоминал, как дышать. То же случилось и с остальными магикорцами. Фео на миг показалось, что чары тишины расползлись и внутри зала, потому как все звуки пропали. Усилием воли выйдя из оцепенения, Фео повернулся к отцу. На восковую маску походило лицо Гиддеона, но глаза оставались живыми, и в них таился страх. Фео же знал, что не ошибся. Многократно видел этот взгляд, смотрясь в зеркало.

— Что нам делать, господин Лу Тенгру? — первым разбил тишину Ратибор.

Колдун повернулся к нему.

— Позовите на помощь. Столицу, фениксов, эльфов. Тогда, быть может, город выстоит. Времени немного, но оно ещё есть.

— Хотите навязать нам волю столицы?! — крикнул один из магикорцев в толпе и тут же сник под тяжёлыми взглядами остальных.

Магистр покачал головой.

— Что станет обоснованием просьбы о помощи? Ваши слова?

— Не я один могу зреть далеко, — Лу Тенгру отступил в тень, и та обволокла его, пряча обиду и гнев.

— Похоже, не о столичной власти идёт речь. Я понимаю, что вы выполняете приказ своей принцессы… или императора Нэти.

— Вот как вы меня слушаете, магистр! Я уже однажды спас ваш город и пытаюсь сделать это снова! Не хотите — право ваше, но поражение Каталиса станет ударом для всех Живущих на Земле!

Двери резко распахнулись, и Лу Тенгру быстро покинул зал. Не успел Фео опомниться и начать обдумывать произошедшее, как его схватили за запястье. «Учись», — шепнул Гиддеон. Вспышка — и они оба уже в коридоре прямо перед Лу Тенгру.

Колдун остановился. Злобой продолжал сиять его взор.

— Я Гиддеон Квенъяр, член Верховного Совета, а это мой сын, Феонгост. Ваши слова не прошли мимо нас, господин, и мы сделаем всё, как вы сказали, — Гиддеон поклонился, и Фео, секунду промедлив, последовал его примеру.

— Я знаю вас, Гиддеон, — Лу Тенгру на миг остановил взгляд на Фео, без слов говоря, что о последнем ничего не слышал. — Однако ваша должность не даёт вам права идти против магистра.

— Магистр не отказывался. Он в сомнениях, но спасение Каталиса для него на первом месте.

— Эти сомнения меня оскорбляют. Слишком дорого стоит доверие людей.

— Но мы помним, что вы сделали для нас. Я прошу вас вернуться в зал и обсудить с Советом, как защитить город.

Лу Тенгру вздохнул. Тень накрыла его самого, и он наконец свернул её. Устал, а может, решил, что именно она виновата в его провале. Фео бы этому не удивился.

— Обсуждать что-либо ещё сейчас не вижу смысла. Варианты названы, а вы сами выбирайте из них. Я же останусь в городе и помогу вам, когда настанет час рока. Только сил моих недостаточно, чтобы отвести удар.

— Что же за враг такой нам грозит? — не выдержал Фео.

— Знание принесёт тебе боль, молодой человек, — ответил Лу Тенгру, пряча тень в рукав. — Те, кому предстоит встретиться с ним, поняли, о ком речь.

— Но для всех нас остаётся загадкой, как такое возможно, — сказал Гиддеон.

— Хотел бы и я знать наверняка. Боюсь, правда слишком страшна. Люди никогда не сталкивались с подлинным воплощением Тьмы. Тем, чтодосталось в наследство от древнего гения, решившего перекроить мир.

Фео было открыл рот, но Гиддеон перехватил инициативу:

— Мой сын проводит вас в вашу комнату, господин Лу Тенгру. Я же вернусь к Совету для принятия немедленного решения.

«Куда вести-то? В царские покои?» — не успел спросить Фео, а отец уже поклонился и ушел. Лу Тенгру молча проводил его взглядом.

«Наверное, в царские», — и тут мысль Фео резко прервали:

— Продолжай учиться, Феонгост. Быть может, дары человечества откроются тебе.

Фео чуть на пол не осел.

— Что?

— Капитан Ратибор сказал, что ты усердно занимаешься,— Лу Тенгру развернулся и так быстро пошел по коридору, что, казалось, никакой проводник ему не нужен.

Фео тоже поспешил, но уже в другую сторону. Не хотел попадаться на глаза Ратибору. Чувствовал, что предал друга. Может, тот и не расстроится, что магикорец-недоучка больше не будет навещать его жену, но Фео в душе понимал правду. Для Ратибора и Митчитрии этот город враждебен, и маленькая сделка Фео — ещё одно доказательство, что людей из столицы ненавидят. Нет, конечно, они поймут, ведь знают, что такое долг и обязанности.

«Почему я выбрал путь магикорца?!» — ядом разливалась мысль, и Фео, сев на лестницу, вытер слезу. Ему было всё равно, что думают те, кто видит его слабость.

Последних пострадавших уводили с площади красно-синие пятна, коими Фео виделись стражи из столицы. На сердце стало ещё горше.

— Что случилось, мальчик? Ты поранился? — один из стражей коснулся плеча Фео, но тот резко подался назад и стукнулся головой о ступени.

Полный боли вой, а следом вспышка — и вот уже Фео оказался внизу лестницы и бежит прочь от людей. Лишь дома, заперев дверь, он позволил себе отдышаться. Еле добравшись до кровати, он упал, не раздеваясь.

Ему снилось, как багровеет небо, и крошатся Пепельные горы. Гряда за грядой они становятся пылью, а ветер несет ядовитые пески пустыни Амалы на равнину Каталисиан. Всё живое спасается бегством, но кто может быть быстрее ветра? Земля и высь становятся едины. Фео пытается кричать, звать на помощь, но горло забивает пыль и песок. Тщетно пытается укрыться за стенами Цитадели Каталиса — её мозаичное великолепие осыпается так же, как горы. «Если бы я мог пролить на землю дождь!» — но погода была Фео неподвластна. «Если бы я мог возвести новые горы!» — но силы, данные Духом Земли, дремали. «Если бы Дар Жизни открылся мне!» — но ни увидеть, ни почувствовать Корни Древа Мира у Фео не получалось. Другие люди давно умерли. Красный песок хоронил их белые кости. Нет ничего, кроме бесполезной магикорской мощи, и Фео возвёл магический щит вокруг себя, безвольно наблюдая, как сам превращается в бархан. Песчаная могила поглотила Фео, и лишь тогда болезненный сон прервался.

В комнате стало слишком холодно для обычного летнего вечера южных широт. Фео поёжился и закрыл ставни. Закутался в одеяло, но и оно не спасало. Фео начал бродить из угла в угол.

За дверью слышались шаги Гиддеона, но Фео не решался выйти к отцу. Слишком многое произошло за сегодня, и разуму предстояло это переварить. Ещё и жуткий сон, как сорная трава, занял мысли Фео. Всё Лу Тенгру виноват, нашёл, что сказать незнакомому мальчишке! Много он понимает в человеческой природе? А Ратибор? Его-то кто просил говорить о Фео в такой день и час?

«Ничего, всё скоро станет неважно», — Фео остановился возле поникших онцидиумов и почувствовал, как внутри закипает стыд. О себе-то позаботился, а цветам каково в таком холоде?

Скрип двери заставил Фео вздрогнуть.

— У тебя не получится вечно прятаться. Пойдём, поговорим.

Гиддеон, не дожидаясь ответа, ушел. Фео колебался. Запахи, слышные из столовой, щекотали обоняние. Что может согреть лучше баранины, запечённой с ароматными травами? А как хорош гарнир из молодого картофеля… Пусть и из харчевни, что это меняет? Больше Фео не думал и, сбросив одеяло, поспешил в столовую.

Беседа долго не начиналась, будто каждый ждал первого шага от другого. Фео многое бы мог сказать, но слова не шли, ощущались пустыми или неоправданно тяжёлыми. Куда больше он старался сосредоточиться на еде и тепле, что она дарила. Подняв глаза на отца, он заметил, что Гиддеон сменил мантию на осеннюю.

— Погода испортилась, — сказал отец, зацепившись за взгляд Фео. — Редко в это время года бывает так холодно.

Ответить Фео было нечего.

— Иногда это связано с демонами.

Стакан, не долетев до пола, со звоном упал на невидимую преграду. Теплый морс растекался на ней же, не пачкая дорогой паркет. Гиддеон поднял руку — и вот уже морс на положенном ему месте, в стакане, а тот на столе.

— Тебе следует быть посдержаннее. Ты уже не ребёнок.

— Да как? Ты говоришь такое!.. А я…

— Перестань, — Гиддеон сурово посмотрел на Фео. — Тебе оказана высокая честь работать с Зеркалом Времени, так соответствуй.

Фео резко встал.

— Если хочешь знать, магистр меня заставил! Он меня шантажировал! Заставил выбирать между тобой и моими друзьями! Не нужен мне этот пост такой ценой!

Взгляд Гиддеона изменился с осуждающего на задумчивый, а затем и одобрительный. Фео уже готовился вновь вспылить, как вдруг:

— Я понимаю твою боль. Но в то же время рад, что ты так высоко ценишь своих друзей. Значит, я справился, как воспитатель.

Фео кивнул и сел на место. Гнев прошёл, оставив в душе гнетущую пустоту.

–Грядёт большая беда.

— Скажи мне, о чём предупреждал Лу Тенгру. Я имею право знать.

Как не старался Фео стать вдумчивым, у него не выходило. Слишком большим грузом была собственная чувствительность. Гиддеон милосердно давал сыну время прийти в себя, и лишь когда тот подал знак, что готов слушать, начал:

— Есть сведения, что демоны воссоздали Семилепестковый перстень. Звучит невероятно, но, тем не менее, даже малый успех в этом опыте грозит катастрофой. Остались ещё Живущие на Земле, помнящие Казнь Мира. Истории, дошедшие до человечества — не вымысел.

Отец прав, что невероятно. Семилепестковый перстень — артефакт, с помощью которого древний феникс Адзуна создал перводемонов, не сотворить Живущему на Земле или демону. Лишь лично изведавший мудрость Великих Духов способен на такую сложную и тонкую работу. Так говорилось во всех учебниках.

— Через несколько дней прибудет помощь из столицы. Защита Каталиса будет укреплена. Но…

Гиддеон тяжело вздохнул.

— Что — но?

— Нам придётся ждать удара Сагариса и его свиты. Первыми атаковать мы не можем, он в пустыне Амала, где жар такой, что никто не выживет.

— Жаль, Аватар не задавил этогогада! — в сердцах крикнул Фео.

Отец кивнул. Внешне он казался стойким, но то во взгляде, то в голосе проскальзывала тревога. Если могущественный Гиддеон неспокоен, значит, на то есть серьёзные причины. А уж Лу Тенгру… Фео мысленно смял свой страх в ком, как бумагу, и бросил, придавив ногой.

— Мы справимся, отец. Пусть там и перстень. С нами столица и Лу Тенгру. Он ведь сражался с Сагарисом!

«Правда, не победил, зато до сих пор жив», — про себя закончил Фео.

— Твоя вера радует меня, — улыбнулся Гиддеон, — надеюсь, всё будет, как ты говоришь.

Чтобы закрепить успех, Фео выдал:

— Всего лишь перстень, который даже своего создателя Адзуну не спас от судьбы! Вот если бы против нас был Аватар…

Лицо отца посерело. Гиддеон молча встал из-за стола и ушёл, оставив сына в одиночестве. Ещё секунда, и недоумение сменилось гневом на себя и тупые не по возрасту мысли.

Глава 7. Агония Каталиса (часть 1)

Продолжало холодать. Несколько недель без перерыва лил дождь. Улицы превратились в потоки, несущие листья и мусор в низовья. Дома подтапливало. Даже прибывший из столицы корпус демоноборцев, в составе которого были заклинатели воды и ветра, не спасал от непогоды. Пострадавших временно переселили ближе к Цитадели. Городская канцелярия тоже тонула, но уже в жалобах на всё, включая мировой порядок.

Общий же отход горожан так и не объявили. Магистр всё ещё был уверен, что защита Каталиса достаточно надёжная. Царские демоноборцы тоже в этом не сомневались. Только Лу Тенгру ходил мрачный, тщетно взывая запросить помощь у эльфов и фениксов, пока командир корпуса прилюдно не велел ему замолчать.

«Не хватало нам иноземного вмешательства», — добавил тот, когда рассерженный Лу Тенгру покинул очередное собрание. Фео, узнав, что Девор командует корпусом, только сильнее погряз в унынии. Как служитель Силинджиума, Фео имел право голоса на собраниях Совета, но ни разу не использовал. Однажды хотел возразить, но страх привлечь внимание своего несостоявшегося палача пересилил. Фео надеялся, что за него скажет отец или кто из старших, но собственного молчания себе не прощал.

Пришло время, и Фео провели к Зеркалу. Оно хранилось в верхнем зале главной башни Цитадели за девяноста четырьмя магическими печатями. Некоторые из них накладывал сам Аватар, о чём теперь предпочитали не вспоминать.

Под сводом стояла высокая каменная чаша. На её широких краях колдовскими рунами парно выбиты имена Великих Духов. Так они составляли правильные Космические Диады Творения. Фео бегло взглянул на руны, а затем сосредоточился на главном — Зеркале Времени.

— Обычно молодых колдунов долго готовят, прежде чем привести сюда, — сказал господин Сиан, новый наставник Фео, — однако ситуация исключительная, и магистр поручился за вашу готовность работать со Временем.

— Чем я смогу помочь? — печально, больше для самого себя, спросил Фео, глядя на сияющую рябь за гладкой зеркальной поверхностью. — Ведь времени остаётся мало, чему я успею научиться…

— Действительно, мало. Царь демонов и его слуги уже в царстве людей.

— Тогда нужно найти и захватить их!

Странное спокойствие господина Сиана злило Фео, а тот только головой покачал.

— Ваша горячность умиляет, Феонгост, не меньше, чем ваша наивность. Ловить Сагариса — как ловить дым или грозу. Пока он сам не придёт, люди бессильны.

«Вы словно бездействие поощряете», — хотел сказать Фео, но сдержался.

— Не стесняйтесь спорить, если не согласны.

От господина Сиана трудно укрыть чувства. Как любой магикорец, работающий со Временем, он удивительно проницателен. Фео эта черта и привлекала, и отпугивала, когда дело касалось лично него.

— Мне кажется… что Совет должен послушать Лу Тенгру. Позвать на помощь другие царства, — ответил он, а волны по ту сторону Зеркала, меж тем, усиливались.

Господин Сиан усмехнулся.

— Ты знаешь, почему столица отказывается приглашать эльфов и фениксов?

— Догадываюсь, но разве сейчас это имеет значение? — Фео казалось, что он говорит очевиднейшую вещь, которую другие почему-то не принимают.

— Имеет, — кивнул господин Сиан. — Земли вокруг Каталиса многократно переходили из рук в руки. Ничто не помешает им сменить хозяина после такой крупной услуги. Тем более, что у царства людей и так огромные долги ещё со времён чумы. Особенно перед фениксами. Их правители ухватятся за возможность получить новые земли под поля и сады.

— Я в это не верю, — только и мог сказать Фео.

По ту сторону Зеркала бушевали магические вихри. Господин Сиан смотрел на них спокойно, а в душе Фео не стихала тревога. Он думал, что Силинджиум согласен, и сделано недостаточно для защиты Каталиса, но в то же время авторитет белого магикорца давил на разум, заставляя принимать его слова.

— Святыня заждалась, Феонгост. Покажи, что достоин познать мощь Времени и сражаться за него в роковой час, — ладонью господин Сиан указал на Зеркало.

— Что?! Что надо сделать?! — Фео оперся рукой о край чаши. За ним сияла ледяная бушующая бездна.

— Попроси Зеркало открыть тебе секрет. Любой, какой захочешь, — выражение лица магикорца стало лукавым. — Что тебе интересно?

— Мне? Ничего…

— Быть не может! И кто твои родители не хочешь узнать?

Господин Сиан сделал шаг вперед. Фео же отошёл от чаши и фигуры магикорца, которая теперь казалась ему жуткой, нечеловеческой, хотя будто бы ничего не изменилось.

— Я знаю, кто мой отец. Гиддеон Квенъяр. Он меня вырастил, — этой молитвой Фео вычищал из души гниль, которую развёл, сомневаясь в отце.

— Занятно. А знаешь ли ты, что твой отец погубил человека? Даже не одного. Так говорят, но ты можешь сам узнать правду, — и вновь жестом магикорец подзывает к Зеркалу.

«Как не одного?!» — по телу Фео прошла дрожь. Неужели одна смерть не остановила Гиддеона от борьбы за власть, не заставила задуматься о цене? «Я должен знать», — подумал он, но, сделав шаг, остановился. Глухо билось о грудную клетку измученное сердце.

— Это ужасное преступление, — начал он, с трудом подбирая те слова, которые успокоили бы его самого. — Но мой отец всю жизнь искупает вину. Мне этого достаточно.

За окном и без того было мрачно, но теперь казалось, что наступила ночь. Тень магикорца оплела небольшой зал, а чаша засияла ещё ярче, но Фео не стремился к её свету. Секундное чувство гордости за себя, свою волю сменилось страхом.

— Что ж, — господин Сиан сложил пальцы в замок, — стало быть, прошлое тебя не волнует. А как насчёт настоящего? Ведь это твой шанс обойти запрет магистра Сармата и узнать, как там твоя любимая.

Фео сжал кулаки и уставился в пол, а зловещий голос продолжал:

— Ты с ней даже не простился. Что с ней? Где она? В Каталисе ли? Вдруг город падёт, и ты её больше не увидишь…

«Это просто проверка, — повторял про себя Фео, увидев такой смысл в этом представлении, — он хочет узнать, буду ли я пользоваться Зеркалом для себя, как люди когда-то. Но Митчитрия… Митчитрия!»

— Я… хотел бы… увидеть её… — Фео говорил очень медленно. — Но нет у меня права следить за ней… Она бы рассердилась.

— Но ведь она не узнает! Завеса Времени непроницаема!

— Не имеет значения… Я знаю, что Митчитрия в порядке. По Ратибору вижу.

Внезапно глаза магикорца засияли красным светом. Фео, не успевший даже выдохнуть, застыл, только едва-едва повернул голову к Зеркалу. Больше пошевелиться не мог. От чаши же поднимался столб света.

— Твой единственный шанс на спасение! Ну же, призови Время на помощь!

Незнакомый голос разорвал голову Фео болью. Уста магикорца — лишь рупор чужой воли. Единственное, что Фео смог понять.

— Кто ты?! Чего хочешь от меня?! — крикнул он, а Сиан расхохотался не своим голосом:

— Покажи царю демонов, на что ещё способна эта лужа! Не бойся, ведь я не боюсь!

— Сагарис… — Фео не верил в то, что говорит, но красноглазый магикорец кивнул.

Чудо, что пол не поплыл под ногами.

— Что ж, Феонгост, ты меня удивил, а друзья твои сплоховали. Пусть лучше готовятся к моему приходу. Особый привет передай Лу Тенгру. Он больше всех меня разочаровал.

Тени одномоментно рассеялись, и распахнулись всё ставни. Зазвенели витражные стекла. Резкий порыв ветра ударил в лицо, заставив зажмуриться. Лишь подняв над собой магический щит, Фео смог открыть глаза. Спиной вперед Сиан шёл к окну, за которым — почти что пропасть. Голова магикорца опустилась, и он походил на марионетку, которую за нити ведёт невидимый кукловод.

— Нет! — крикнул Фео и ударился о собственный щит. Внутри него телепортироваться невозможно.

Быстро сняв защиту, Фео прыгнул второй раз, но уже чужое магическое поле отбросило назад к каменной чаше. Он вскинул руку, чтобы путами удержать магикорца на месте, но враг отбил и эти чары, ведь был сильнее, гораздо сильнее.

Сиан поднял голову. Во взгляде, который начинал меркнуть, читалось насмешливое сочувствие.

— Ты убийца, Феонгост, как и твой отец, — и магикорец наполовину свесился из окна. Секунда и…

— Гронд Силин!

Миг падения застыл, а тело Фео онемело. Всю волю он собрал, чтобы сдвинуться с места, и едва движениям возвратилась резкость, он бросился вытаскивать Сиана и чувствовал, как последнего покидает тёмная воля. Магикорец выполнил своё предназначение.

— Слабая лужа… но мне подойдёт, — прозвучал глухой голос из груди бессознательного Сиана и смолк.

Фео уложил магистра на пол и сам упал рядом, последним усилием найдя пульс на бледном запястье неудачливого наставника.

Следующие несколько часов Фео попеременно допрашивали магикорцы из Совета и столичные военные чины. Постоянно присутствовали лишь Гиддеон, всё время державший руку на плече сына, Ратибор и Лу Тенгру, которые молча стояли в разных углах. Сколько не пытались гости из столицы прогнать эльфийского колдуна, тот не сходил с места, окружив себя колдовским щитом.

Присутствие Лу Тенгру тревожило Фео. Слишком много сходств оказалось у колдуна с царём демонов. До сих пор казалось, что живые тени обволакивают всё кругом, хотя комната была сама по себе тёмной, чтобы давить, ломать приведённого на допрос человека. Как ломали сейчас Фео.

Из глаз Лу Тенгру лился белый свет, который не перебивало даже сияние щита, а вечно молодое лицо исказила злобой. Фео понимал гнев колдуна. Он, самый могучий из эльфов, превзошедший в магическом мастерстве даже принцессу Ситинхэ, упустил Сагариса. Что застило его взор, для которого и тысяча километров — не предел видимости? Наверное, и сам Лу Тенгру не знал, а Фео не хотел гадать. Другие мысли занимали голову, а поток вопросов не давал расслабиться.

Магистр Сармат сидел бледнее мела, слушая повторённую десять раз историю Фео. Время от времени выходил, а возвращался уже красный. Снова бледнел и так по кругу.

— Как вы узнали, что это именно Сагарис? — раздражённо спросил командир корпуса демоноборцев.

— Он сам назвался. Я уже отвечал, — вяло произнёс Фео.

Ему казалось, что над ним не просто издеваются, а ищут, за что повесить вину. Воспаленным сознанием он представлял, как действительно помог Сагарису проникнуть в Цитадель. Про это хочет услышать постаревший гость из прошлого? Фео отвернулся от дознавателя. Понимание, кто перед ним, причиняло боль, пусть и меньшую, чем искушения Сагариса.

— Парень! Надо будет, тысячу раз ещё ответишь!

— Девор, не забывайтесь, — спокойно произнёс Гиддеон, прежде молчавший. — Думаю, Феонгосту больше нечего сказать.

— А вот я сомневаюсь! — прогрохотал Девор, и люди за его спиной закивали. — Не просто так Сагарис раскрылся твоему мальчишке!

— Верно. Он искал, кто покажет ему мощь Великого Духа, потому принуждал моего сына как мог. Феонгост только заступил на службу. У него мало опыта в обращении с Зеркалом.

«Не бойся, ведь я не боюсь!» — вспомнил Фео слова демона. Значит, нашёл самого слабого, того, кто точно не сможет убить.

— Твой сын показал завидную волю, если верить его рассказу. Чем, говоришь, тебя Сагарис соблазнял? — хищным взглядом военный впился в душу Фео.

— Капитан Девор, — внезапно прозвучал голос Ратибора, — это не имеет к делу отношения.

— Тебя не спрашивали! Ладно, пусть мальчишкой магикорцы занимаются, он уже не интересен. Пойдёмте, навестим предателя, — Девор махнул рукой подчинённым. Все, как один, в цветах столицы.

— Предателя?! — Фео резко поднялся со стула. С плеча соскользнула ладонь Гиддеона.

Девор повернулся, и тень легла на его морщинистое лицо.

— Одержимый не зашёл бы так далеко, не будь на то его доброй воли.

Фео обмер. Человек принёс в своём сознании демона. Не просто человек, а высокопоставленный магикорец, работающий с Зеркалом! Неужели каждый может так? Любой член Совета, даже магистр, даже Гиддеон… «Даже я», — так оборвалась мысль Фео.

Только капитан корпуса ушёл, в дверях показался запыхавшийся Иерофант.

— Магистр всех грозится допросить с Осколком! Сам с ума сойдёт и других сведёт! Део, выручай! Ты всегда благоразумен! И вы, господин Лу Тенгру, нужны!

Несколько секунд ничего не тревожило тишину, кроме хриплого дыхания Иерофанта. Фео чувствовал, что такой зов недолго будет оставаться без ответа. Эльфийский колдун первым нарушил молчание:

— Кто-то должен быть с Феонгостом. Ему сейчас лучше не оставаться одному.

— Я останусь.

Фео вздрогнул, поняв, чей голос услышал, а затем поднял взгляд. Ратибор не последовал за своим отцом.

— Хорошо, — Гиддеон, сделав шаг вперед, теперь стоял сбоку от Фео.

— Ты поступил правильно, что спас жизнь Сиану, — и вышел с Лу Тенгру из комнаты допроса. Иерофант засеменил следом.

Фео встал со стула, но под взглядом Ратибора сел обратно. Капитан закрыл дверь, и серый дневной свет иссяк. Остались только тусклые лампы, и комната вновь стала тёмной, как зал с Зеркалом, накрытый тенью Сагариса.

— Ничего не хочешь ещё рассказать? — грозно спросил Ратибор.

В ответ тишина. Фео напряженно пытался понять, что именно от него ждёт капитан.

— Я думал, ты перерос свою влюблённость. Но нет, ты парень безнадёжно упёртый, — Ратибор, вздохнув, открыл дверь. — Только если ты так её любишь, мог бы и объяснить причину, почему бросил нас. Все эти дни мы искали встречи с тобой, но ты ускользал, прятался.

— Я не хотел. Мне пришлось, — Фео не мог смотреть на друга и опустил взгляд в пол. — Я надеялся, что вы не будете сильно переживать из-за этого.

— Обманываешь, дружок.

— Ты мне не судья, Ратибор! Пришёл мучить! Друг, называется!

Шанс спросить о Митчитрии был упущен, что лишь подогрело злобу.

— Мой отец спас тебя! А твой меня хотел убить!

— Что с тобой? В тебя Сагарис вселился?

Вздрогнув, Фео увидел, что вцепился в край плаща Ратибора. Неужели и вправду демоническое наваждение? Ведь не почувствовал даже прыжка…

«Он прав. Я — раб Сагариса. Нет, хуже. Я сам демон». Заклинанием Фео создал перед собой иллюзию зеркала и долго вглядывался в своё отражение. Нет, ни сияющих красных глаз, ни демонического символа на лбу не было. Говорят, что чистая Скверна ушла из людей, но Фео это едва ли могло успокоить. Он боялся самого себя, той злобы, что таилась в его душе.

— Прости… прости… я не для себя, мне эта должность не нужна. Если бы я не согласился, отца бы исключили из Совета…

Фео опустился на стул и закрыл лицо руками. Перед глазами воцарился мерзкий, но сейчас спасительный мрак.

— Ладно, будет. И ты прости. День сегодня ужасный. Ещё и про твои чувства к Митчитрии узнал мой отец…

По звуку шагов и шуршанию плаща Фео понял, что Ратибор сел рядом с ним на корточки. Тяжёлая рука легла на подлокотник.

— Я не оправдываю своего отца, но он действовал по приказу.

— Я знаю, — открыв лицо, кивнул Фео. — А я ещё я знаю, что ты защитил меня. Я даже не отблагодарил…

Ратибор улыбнулся. Теперь взгляд его был добрым, даже лучистым. Не магическая мощь проступала сквозь него, но истинный свет Неру. Вот уж Ратибор никогда бы не подчинился демону.

— Хватит. Пойдем, что тут сидеть-высиживать. Допрос-то кончился.

Какое облегчение испытал Фео, покинув душную тёмную комнату. Но под высокими мозаичными сводами на него нахлынула новая тревога.

— Что будет с Сианом?

— Казнят. И Совет, и демоноборцы считают, что он заключил сделку с Сагарисом.

Мрак, который навёл на город царь демонов, отравил душу Фео, и он застыл на месте. Ратибор несколько секунд шёл вперед, будто не заметил. Потом обернулся, но звать за собой не спешил.

— Я… я должен был дать ему разбиться? Раз он всё равно умрёт? Разбейся он, Сагарис бы ничего не узнал…

Ратибор поднял бровь, но продолжил молчать.

— Мне кажется, что я его спас только потому, что он упрекнул меня поступком отца.

Истина, которую Фео так и не узнал, жгла его изнутри. Из-за Гиддеона погиб не один человек…

— Парень, сейчас не лучшее время это обсуждать. Твоя голова и так не очень варит. И потом, — Ратибор сделал внушительную паузу, прежде чем продолжил, — я не представляю, чтобы ты дал кому-то погибнуть. Быть может, столица и Совет похвалили бы тебя за бездействие. Но не я. И не твой отец, кстати. Я слышал, что он сказал.

— Спасибо, — выдохнул Фео. Жар в груди чуть спал, а голова опустела.

Когда друзья спустились к главному залу, то услышали крики за дверью. Судя по голосам, там собрался весь Верховный Совет. При этом завесы тишины не было, никто не счёл нужным озаботиться, всем стало плевать.

Фео бы с радостью прошёл мимо, оставив других решать проблемы, но внезапно:

— Захватите Теврона живым или мёртвым!

За двери телепортировало несколько магикоцев, которые пропали в следующей вспышке.

Для себя Фео тут же решил, что имеет право знать о происходящем, и Ратибор не стал его останавливать.

Дверь оказалась не заперта, но на вошедших никто не обратил внимание.

–Вы переоценили защищённость города, магистр! — голос эльфийского колдуна заполнял собой пространство, и Фео вновь невольно вспомнил о Сагарисе. — Попросите больше помощи у столицы!

— Не сомневайтесь, господин Лу Тенгру, царь приведёт все свои войска! — прорычал Глава Совета. — И сотни лет порядка Каталиса сгинут, как и его независимость!

— После всего случившего вас волнует независимость?! Вы отказались увести людей, а теперь своих же горожан оставляете без шанса на спасение?!

Магистр не спешил отвечать, и Фео понял, почему. Положение Главы Совета стало не таким устойчивым, как в день прихода Лу Тенгру. Все увидели уязвимость города.

— Я бы проще отнесся к вашему решению, но только ваше поражение, — Лу Тенгру обвёл взглядом всех собравшихся, чуть дрогнув при виде Фео, — станет бедой всех Живущих на Земле.

— Ваш рассказ о том, кто истинно грозит нам, не нашёл подтверждения, — из толпы вышел белый магикорец, и Фео невольно попятился назад. — Зеркало и Осколок не узрели ни Семилепестковый перстень, ни тёмных созданий, которых он мог бы возродить.

— И Сагариса вы не увидели! Это лишь подтверждает мои слова…

— А Вы разве увидели Сагариса, Лу Тенгру? — магистр Сармат сделал шаг навстречу колдуну. — Перстень затмил и ваш взор, или вы не так зрячи, как ваша принцесса?

Лу Тенгру побагровел, но промолчал. Магистр же радоваться такой победе не смог, не та ситуация.

Как некстати заявился Девор, сразу громко заявив о себе.

— Сиан будет передан под юрисдикцию столицы. Его Величеству доложено обо всём, — и капитан вышел, не дожидаясь возражений. Фео успел заметить, что вид у того был торжествующий.

«Тварь», — успел подумать Фео, прежде чем поймал печальный взгляд Ратибора. Друг не спешил за отцом, но при этом не слушал и спор магикорцев с Лу Тенгру. Фео не решился подойти к Ратибору, но с каждой секундой всё лучше понимал суть его беспокойства. Медленно, но верно Ратибор осознавал, насколько страшная беда грозит Каталису, тем более, что у защитников города нет меж собой согласия. А у него здесь маленький сын и жена…

Фео глубоко вздохнул, чтобы не терять самообладание. Он отказался взглянуть на Митчитрию и, быть может, упустил единственный шанс её увидеть. И ничего, ничего его решение в итоге не стоило! Фео вновь посмотрел на Ратибора, затем на отца. Гиддеон всё время молчал, и неясно было, для чего его позвали. А уж тем более, зачем позвали Лу Тенгру…

Иерофант тоже ничего не говорил, стоял вдали, переминаясь с ноги на ногу. Фео попытался всмотреться в его лицо, но не мог. Мысль, крутившаяся в голове, тоже никак не обретала форму. Сознание желало переключиться на Митчитрию, и Фео из последних сил старался не следовать своей страсти. Впрочем…

«Магистр не изгонит отца сейчас. Самый сильный магикорец нужен Каталису», — и Фео покинул зал, оставив позади крики магикорцев и Ратибора, с которым пообещал себе объясниться позже. Последние, что ему удалось услышать: «Каждого лично допрошу! С Осколком!»

Глава 8. Агония Каталиса (часть 2)

Возможно, Фео и направился бы к Митчитрии, но гулкие шаги за спиной заставили обернуться. Вглубь Цитадели шёл Иерофант. Подозрительность вновь всколыхнулась в душе Фео, и он оказался перед выбором: либо, пока все заняты, идти к любимой, чтобы увидеть её, быть может, в последний раз; или же последовать за Иерофантом. К заместителю Теврона было несколько вопросов. «Это не твоя ответственность», — шептал внутренний голос, а ноги несли на улицу. «Нет», — сказал Фео себе и усилием воли заставил себя пойти обратно. Если в Цитадели ещё один слуга Сагариса, его нужно раскрыть прежде, чем он нанесёт вред.

«Прости, Митчитрия, — шептал Фео, чтобы мозаичные стены не разгадали его боль, — если Духи будут милосердны, я увижу тебя, но позже». Тьма и холод обволакивали его, будто шёл он не по коридорам светлой Цитадели, а в пещере, куда солнечные лучи вовсе проникнуть не могут. Фео хотел развернуться, позвать кого-нибудь, но каждый раз повторял, что лишь распалит напуганных людей. К тому же, вина за то, что Сагарис всё же оценил силу Зеркала Времени, не отпускала Фео.

Он вошел в кабинет Иерофанта, не дожидаясь приглашения. Заместитель уже успел сесть за стол и начать перебирать бумаги. При виде Фео Иерофант болезненно улыбнулся.

— Феонгост… чем обязан? — в голосе его прозвучали тревожные нотки.

— Хотел спросить о Тевроне. Он пропал? Меня весь день допрашивали, потому я не знаю…

Кабинет Иерофанта оказался гораздо меньше, чем у магистра, и не таким светлым. Не из-за мрака за окном. Массивная мебель из красного дерева и вековые гобелены делали кабинет узким и душным. На полках шкафов промеж тысячестраничных томов и папок с личными делами толстым слоем лежала пыль, на которой отчётливо проглядывались отпечатки пальцев.

Жестом Иерофант предложил Фео сесть, и он сел. Напряжение в ногах отвлекало, мешало думать.

— Да. Магистр полагает, что Теврон ищет царя демонов.

— Зачем?

Иерофант закатил глаза, и Фео стало не по себе.

— Ты должен знать, что Сагарис — некромант.

— Но…

Ему не дали договорить. Из-под стола Иерофант достал потрёпанную папку и развернул её к Фео.

— Это — личное дело Симфирита, сына Теврона. Можешь ознакомиться под мою ответственность.

Первое, что бросилось в глаза Фео, это отсутствие упоминания о матери. Так бывало, если мать умерла в родах или не состояла в браке с отцом. Второй вариант с дотошным Тевроном вряд ли возможен. Значит, умерла…

— У них долго не получалось завести ребёнка, а когда госпожа всё-таки забеременела, здоровье её стало совсем слабым. И в страну фениксов её возили лечить, только у богини смерти свои планы, — Иерофант безошибочно разгадал замешательство Фео. — Теврон над сыном трясся, как над неземным сокровищем. А тот…

Перевернув несколько страниц, заместитель указал на табель успеваемости. Безупречный. Фео такой только снился.

— Симфирит хотел попасть в высшее звено магикоцев. Преподавать, как отец, он считал недостойным. Это подталкивало мальчика много заниматься. Сбылись бы его чаяния, но однажды он себя переоценил…

Фео отвёл взгляд от табеля. Не нужно пояснений — Осколок показал, к чему это привело.

— Теврон, все думали, умрёт от горя, но мощь Времени лишила его памяти о сыне, — Иерофант говорил так, будто сам испытывал страдания от своих слов. — Боль застыла, но не прошла. Потому, узнав о прибытии Сагариса в царство людей, Теврон возродил в сердце надежду вернуть сына и отправился на поиски демонов.

— Да, понятно, — медленно произнес Фео, переваривая в голове всё услышанное, — но кто рассказал Теврону о царе демонов? Служитель Времени? Теврон сам к нему пришёл или… кто-то пригласил?

Иерофант аж привстал, испуганно глядя на собеседника.

— Феонгост, ты… ты в чём-то меня подозреваешь? Ты думаешь, я как-то в этом замешан?

На самом деле Фео сомневался, что это именно так. Вот только подозрительно сходились некоторые факты.

— Вы вернулись за моим отцом, но на самом деле вам нужен был Лу Тенгру, чтобы отвлечь магистра, — на выдохе произнёс Фео.

— Отвлечь от чего???

Тьма не могла скрыть страх Иерофанта, который мелко трясся, словно озяб. Разгадка уже близка, вот только Фео приходилось быстро думать, что же делать, если перед ним сидит демон. А отступать поздно.

— От решения допросить всех с помощью Осколка.

Нет, не грянул гром, и демон не раскрыл себя. Закрыв лицо руками, Иерофант опустился на кресло и зарыдал. Фео на миг стало легче, но затем иные, более мучительные чувства сдавили его сердце. Нет слов, чтобы выразить стыд и последовавшую за ним боль.

— Я не хотел… Я лишь договорился с Сианом, чтобы тот провёл Теврона к Зеркалу. Если я сейчас расскажу магистру, он меня уничтожит! Фео, пожалуйста… у меня ведь нет ничего в этой жизни, кроме должности. И ту я едва получил. Видел же, как я телепортируюсь… меня выгонят из магикорцев, и я просто сгину!

Иерофант хрипел в свои ладони, а Фео молчал. Сердце его разрывалось от жалости, но всё же душа его требовала произнести не слова сочувствия.

— Вы должны рассказать всё магистру. Речь идёт о жизни Теврона и судьбе всего Каталиса.

Рыдания прекратились.

— Это уже ничего не изменит для Теврона, а меня уничтожит.

— Вы знали, что Сиан одержим?

Молчание. И тут же заклинание сковало Иерофанта, который даже не сопротивлялся. Лишь взгляд его стал злее.

— Вы должны сдаться Совету, — отчеканил Фео, с трудом узнавая собственный голос. — Я вас отведу.

— Я узнал о демоне так же поздно, как ты. Разве я виноват больше тебя? Разве у тебя, вчерашний ученик, есть право связывать меня и выносить приговор? Меня магистр уничтожит, хотя я не хотел зла. И у меня нет именитого отца, чтобы вступиться за меня. Сдашь меня — иди и сам в тюремную башню, так будет справедливо.

Прежде, чем Фео возразил, Иерофант продолжил уже другим тоном:

— Ты и сам не знаешь, прав ли сейчас. Ты много сомневаешься, но после разрушения Каталиса места сомнениям не останется. Только выбор: сражаться или прятаться, жить или умереть.

— После разрушения Каталиса не останется должности, над которой вы трясётесь больше, чем над человеческой жизнью, — жёстко ответил Фео.

— Я только хочу прожить свои последние часы спокойно.

Путы спали. Фео хлопнул дверью и быстро пошёл прочь, не задумываясь, куда идёт. Через некоторое время, когда забытье отступило, он с удивлением заметил, что уже ночь. Хотя разговор с Иерофантом не казался долгим. На мозаичных стенах танцевали блики от многочисленных ламп, освещавших коридор.

Ветер бил ветвями деревьев в витражные стёкла. Вдали гремел гром, и чёрные небеса проливали слёзы. Возле одного витража Фео остановился передохнуть, и невольно поднял глаза. Дождевые капли били по нарисованному Мировому Древу. Когда-то перед ним обязательно изображали Аватара. Фео хорошо помнил иллюстрации в книгах.

Золотом на витраже должны были выглядеть одежды Аватара, каштановые волосы — пламенем. Сиять полумесяц эльфов на лбу и надо лбом. Вокруг головы читаться знаки и других народов: звериная лапа оборотней, спиральное солнце фениксов, огненная гора драконов и серебряный круг людей. Вместе они назывались короной Аватара — символом его единения с Древом Неру.

Краем глаза Фео заметил, как на витраж с противоположной стороны легла сломанная в двух местах голая ветка без каких-либо сучков. Затем ещё одна… такая же.

«Тебе плохо? Ничего, ничего… Потерпи. Скоро всё закончится, и станет так хорошо…» — произнёс кто-то блаженно, как на богослужении.

— Кто здесь? — крикнул Фео, но эхом отозвалась пустота коридора.

«Мне больно. Перестань. От меня ничего не останется», — ответил уже другой голос, сдавленный, почти бесцветный.

Как Вихрем времени скрутило Фео, и теперь он слышал дикие крики и чьи-то смешки, пробивающиеся сквозь вой, а вокруг никого, только ветви наползали на витраж.

«Хоть она уехала, но я могу быть с тобой. Соглашайся, моё сердце, иначе не найдешь счастья на Земле», — прозвучал в голове переливчатый голос Митчитрии. Фео замер. Тревога сменилась страстью и жаждой любви, телесного тепла. Все звуки пропали, кроме биения крови в висках и зова, слаще любых удовольствий. Ведь просто сказать да, будь со мной хоть ты, ведь она не будет никогда…

Вспышка — и перед ним возник Лу Тенгру. Фео чуть не упал от неожиданности.

— Что ты здесь делаешь? — спросил колдун и тут же злобно покосился на витраж. Странных ветвей уже не было.

— Я… иду, — Фео не решился добавить ничего более.

— Лучше тебе скорее покинуть Цитадель. Я разберусь.

— С чем?

Лу Тенгру поморщился, как от боли, и Фео вновь стало страшно.

— Неважно… иди.

— Не гоните меня. Я могу помочь!

— Слушай, ты мне не поможешь. Это не потому, что ты слабый. Просто дай мне сделать всё самому. Тихо. Страх уже изъел этот город, и в том я тоже виноват. К тому же, это лишь образ, тень.

Фео понял, что правду слышать не хочет. Догадка и без того слишком жуткая.

Лу Тенгру исчез так же резко, как появился. Фео тоже предпочёл не бродить больше по коридорам, а телепортировать на улицу. Пусть и оказался верхом на кустарнике в темноте, и тут же был сброшен вниз лицом шквальным ветром. Ничего. Фео потёр ушибленный подбородок и, не решившись на вторую телепортацию, медленно побрёл в сторону городских огней.

Иногда Фео оборачивался к башням и видел, как короткие синие всполохи тут и там появляются на стенах, но сейчас старался не думать о том, что там происходит.

Промокший и ужасно замёрзший, он закрыл дверь дома и опустился возле неё на колени. Тепло медленно обволакивало тело, и тяжёлая белая ткань мантии уже не холодила. Фео вдруг с отвращением понял, что носит одеяние служителя времени и тут же стянул его с себя. Затем нашёл зелёную ученическую рясу и надел её. И телу, и душе стало гораздо легче.

Фео достал из-под кровати толстые учебники по древней истории. Казнь Мира — раздел, который его интересовал. Оссэ… Перводемоны… «древние чудовища, созданные фениксом Адзуной путём насильственного слияния тел Живущих на Земле с чистой Скверной. Не путать с демонами — Живущими на Земле, заключившими договор с Тьмой в собственных душах и для того запятнавших себя убийством того, кого любили…»

«Нет, дальше!» — Фео перелистнул страницу и пальцем провёл по списку перводемонов.

Финниат… Паучиха-Искусительница.

«По некоторым сведениям, была фениксом из Имерлиха. Одна из последних обращённых Оссэ в перводемона и его самый тонкий инструмент. Вышла из чана со Скверной в виде гигантского паука, но имела множество обличий, в которых могла являться одновременно тысячам Живущих на Земле. Финниат обращалась в того, кого более всего желала, но не могла получить избранная жертва. В ту минуту Живущий на Земле терял возможность видеть и слышать кого-либо, кроме Паучихи-Искусительницы. Финниат убеждала несчастных, что самые сокровенные желания сбудутся, стоит только открыться ей. Если Живущий на Земле соглашался, она оплетала его паутиной и высасывала из него энергию, пока тот не погибал, не покидая своих грёз.

Финниат почти расправилась с войсками драконьих князей Дайерина и Люрайи, однако юный Дайерин Дер-Су преодолел искушение и отрубил Паучихе ногу, ослабив на короткое время её чары. Драконы смогли освободиться и вступить в бой, к которому присоединились пришедшие на помощь фениксы. Финниат удалось скрыться, однако она, мучимая голодом, вышла на бой в долине Эю, где и была уничтожена».

Фео крепко пожалел, что любил древнюю историю. Так бы и в голову не пришло искать ответы в учебнике, списал бы голоса на тяжёлый день и воспалённое воображение. Но нет, теперь он точно знал, что не ветви видел, а паучьи лапы, что зов не Митчитрии слышал в голове, а зла дочеловеческой эпохи. По стенам Цитадели бродит перводемон, и Лу Тенгру пытается прогнать его.

«Образ. Не сам перводемон», — подумал Фео, но легче не стало. Так или иначе, Сагарис заполучил секрет Семилепесткового перстня и уже разбил защиту Каталиса. На помощь звать поздно.

«Но я слышал не только то, что желал. Другие голоса. Чьи? Почему я их слышал…»

* * *

Ратибор бродил по пустым холодным комнатам, вдыхая запах сырости, и не зажигая ламп больше, чем нужно для хоть какой-то видимости. Тишина давила на него, заставляла думать, что в доме никогда не звучали разговоры и детский смех. Но Ратибор не жалел о своём решении, а день сегодняшний и вовсе лишил каких-либо сомнений.

Во втором часу ночи неспящего сына навестил Девор. Ратибор быстро накрыл ужин, но отец к еде не притронулся.

— Есть ответ из столицы? — спросил Ратибор.

Девор кивнул, но ничего не сказал. Страшная догадка сковала разум Ратибора, но виду он не подавал. Показавший слабость уже проиграл бой.

Спустя несколько минут Девор всё же произнёс:

— Его Величество решил обратиться к императору Нэти. Мало этого Лу Тенгру, так ещё и его принцесса нагрянет. Последние дни свободы нашего царства проживаем.

— Лучше эльфы, чем демоны, — парировал Ратибор. — Мы не в той ситуации, чтобы нос воротить. Силы людей нужны для защиты других городов, если Сагарис победит.

Девор только усмехнулся.

— Хочешь сказать, пусть эльфы полягут за нас? Согласился бы я с тобой, вот только ты никогда не имел дел с империей Нэти. Её правители старше рода людского и помнят, как вся равнина Каталисиан принадлежала им. Сондэ и Ситинхэ навяжут нам свою волю, отберут земли и выгонят за море. Так будет, дай мы слабину. Царь, как и ты, молод, и этого не понимает.

— Всё же я считаю решение Его Величества правильным. Столицу тоже нельзя лишать обороны, тем более что…

— Там твои жена и сын, — закончил Девор, хотя сказать Ратибор хотел иное.

Тусклый огонь плясал в глазах отца, сидевшего неподвижно. Он ещё не стар, но будто измучен годами, которые никогда его не щадили. Иногда Ратибору становилось больно видеть отца и осознавать, какие удары судьбы ему пришлось выдержать. Потому понимал, хотя и не принимал его суждения.

— Когда-то царство людей самостоятельно боролось с невзгодами, — продолжал отец. — Сейчас обмельчали, особенно горделивый Каталис с его Советом глупцов.

С последним Ратибору сложно было не согласиться, а вот первое вызывало вопросы.

— Только во время чумы. До этого царил Аватар.

Гнев резко исказил лицо Девора, но Ратибор знал, что так будет, потому не дрогнул.

— Аватар, говоришь? Ты знаешь, что он всегда людей ненавидел? За то, что те не видели его славы, за то, что не мучились от внутренней Тьмы, за то, что император Нэти отдал нам земли отца Аватара. С годами ненависть росла, пока он не пришёл в Каталис и не разбил Зеркало. Хорош защитник! А чумы тебе мало? Вроде ты уже сознательный был, а не помнишь, как об стены городов лавиной бились трупы, как чумные облака витали над городом! Про отравленную воду и еду тоже забыл? Царство перед всеми странами в долги влезло, чтоб голод миновал. А после помощь империи Нэти тебе кажется хорошей идеей? Мы у них в кулаке, как до этого были в кулаке их Аватара!

Закончив гневный монолог, Девор залпом осушил кубок с вином и тут же потребовал ещё. Ратибор подчинился. На жаркие слова у него тоже возражений не нашлось. Вот только отец, захмелев, расценил молчание по-своему.

— Тебе плевать на Каталис и всё царство. Ты уже готов их сдать инородцам и даже похоронить ради своей семьи. Я не был так малодушен даже в твои годы.

Ратибор и тут промолчал, искоса глядя, как отец всё больше выпивает и всё сильнее краснеет. Отставив очередной кубок, Девор произнёс:

— Ты бы знал, как мне стыдно за тебя! Будто и не я тебя воспитывал! Неру с ними, с эльфами, но привечать в доме влюблённого в твою жену мальчишку? И ладно бы, не грешно, Митчитрия красавица, но у этого Феонгоста серьёзные к ней чувства, его демон ими искушал, а ты и ухом не ведешь!

— А должен? — не выдержал Ратибор. — Или я настолько в твоих глазах ничтожен, что и мальчишка мне конкурент?

— Твои подчинённые, да весь город над тобой смеется! Какой ты мягкотелый, нянчишься с безродным! Или надеешься, что Гиддеон оценит?

В тот миг Ратибор хотел ударить отца, каждое пьяное суждение которого было отвратительнее предыдущего. Сдержался, но сдавил вилку так сильно, что ладони стало больно.

— Будь ты трезв, отец, то задумался бы, что говоришь о том, кого едва не убил.

— Так ты мой грех искупаешь? — Девор расхохотался так отвратительно, что Ратибору захотел немедленно выйти, но и этого он себе не позволил. — Оно твоих стараний не стоит. Я пал низко, но не ниже, чем ты.

Отец встал и ушёл, должно быть, в гостевую комнату. Ратибор только проводил его взглядом. Неплохо бы и самому поспать, только мысли теперь не давали покоя.

«Перерастёт мальчишка, — думал капитан, протирая винный кубок отца. — Выйдет в мир, посмотрит на других женщин… и перерастёт… Выжить бы всем».

С улицы послышались крики. Ратибор выглянул в крайнее, не застеленное ветвями яблонь окно. В ту же секунду ему в лоб прилетел камень. И ещё один прежде, чем воин осознал боль. Кровь залила его глаза. Ратибор бросился из столовой в коридор. Камни всё летели, ломались ветви, звенели стекла, а гомон приближался. Разгневанные голоса многих людей торопили Ратибора, и, достав меч из ножен, он приготовился встретить незваных гостей. Вот только что им нужно в такой поздний час?

— Урод из столицы! Свою семью защитил, а кто защитит нас?!

— Выходи! Демоны уже идут! А ты спрятался!

Тусклые блики плясали на обнажённой стали.

— Умрешь от рук людских, лицемерная тварь!

Тяжелая дверь упала, и первый же налётчик повис мешком на клинке Ратибора.

* * *

К утру Фео всё-таки провалился в болезненный сон, но шум с улицы разбудил его. Потерев глаза, он высунулся в окно. Толпа текла в гору, нетрудно было догадаться, что к Цитадели. Ни моросящий дождь, ни холод не могли погасить гнев измученных ожиданием людей.

— Дом Гиддеона! Вон и его сынок безродный выглядывает!

И сотни озлобленных глаз уставились на Фео. Стёкла внизу зазвенели, двери загрохотали. Через полминуты топот раздался на первом этаже. Не думая, Фео телепортировался на другую сторону дома и бросился бежать, но за первым же поворотом получил резкий удар под дых.

— Ты тут не один умный магикорец. Пойдём, поможешь нам говорить с твоим отцом.

Фео поволокли под локти. Он не сопротивлялся. Телепортация не могла унести его далеко от разгневанных людей. Сражаться против толпы — самоубийство, а Фео не хотел умирать раньше, чем увидит отца. Хотел дышать, но было больно. Стоило шевельнуться — и к прежней боли добавлялась новая, от мучителей.

Иногда Фео получал тычки со стороны, но не сильные. Видимо, большинству из-за зелёной рясы он казался учеником. Тем, кого сложно обвинить.

— Иди сам. Надоело тебя тащить. Только не вздумай выкинуть чего — шею свернём.

И Фео шёл. Он хотел ещё пожить, выискивал возможность ускользнуть, но не находил.

Подъем был долгим, но всё заканчивается. Толпа хлынула на площадь перед Цитаделью. На лестнице, укрывшись магическим куполом от дождя, стояли несколько магикорцев в лазурных одеждах, но Фео без труда узнал среди них отца.

— Гиддеон Квенъяр! Мы спрашиваем тебя и весь Верховный Совет — что сделано для защиты города?! — крикнул мучитель и толкнул Фео вперёд. — Не прячься за высокими стенами, по которым ползают пауки-демоны! Отвечай, и не так, как за свои преступления!

Гиддеон снял купол и медленно стал спускаться. Фео не мог взгляд отвести от отца. Что-то в нём изменилось, но ближе стало ясно. Магикорский контроль. Ни дождь, ни ветер, ни человеческая ненависть не тревожили Гиддеона. Он остался величественным, подойдя к продрогшей и промокшей толпе.

— Фео, иди, — сказал отец, но люди ухватили за руки.

— Не раньше, чем ответишь! — гаркнул мучитель, пытаясь утащить Фео вглубь толпы, но вдруг застыл.

— Без вас есть желающие пролить человеческую кровь, мучить и убивать, — ответил Гиддеон, а собравшиеся стали угрожающе обступать его. — Магикорцы будут сражаться за вас насмерть, и мы сильнее, чем вы думаете. Войска Нэти уже в пути.

— Ты, Део-убийца, не защитник людей! — выли со всех сторон. — Ни магистр, ни столица, ни Лу Тенгру не защитили нас! Мы уже мертвы! А тебе есть ещё, что терять!

Прежде, чем Фео успел хоть что-нибудь сделать, его бросили на брусчатку и начали давить, запинывать. Боль разрывала тело. Последним усилием Фео телепортировался ближе к Цитадели. Едва сумев разогнуться, он увидел ужасающую картину.

Несколько человек, скрючившись, висели в воздухе и хрипло кричали. Какая-то сила сворачивала их тела, как половые тряпки. Толпа отхлынула. На лицах людей читался суеверный страх, будто перед собой они видели демона.

— Отец! — крикнул Фео, но вместо ответа прогремело:

— Кто ещё хочет узнать силу Магикора?! Кто ещё посмеет причинить боль моему сыну?!

Фео медленно, согнувшись, брёл к отцу, повторяя: «Не надо. Ведь ты не демон». И отец, услышав, опустил на землю тела мучителей, ставших мучениками. Несчастные только стонали, и Фео взглянул в их лица, прежде, чем позвать на помощь.

— Мы проиграли без боя, — печально произнёс Гиддеон, и в ту же секунду небо озарилось багровой вспышкой. Вдали ударила красная молния.

Люди, истошно вопя, бросились врассыпную, но Гиддеон не дрогнул, лишь накрыл куполом сына и приобнял его за плечи.

— Теперь черед бойни.

Глава 9. Агония Каталиса (часть 3)

От красной вспышки Феозажмурился. Демоническая молния ударила в главную башню. До самого каменного основания разветвились крупные трещины, но сразу затянулись, будто царапины на коже. Само время охраняло твердыню людей.

— Что мне делать? Идти к белым магикорцам? — спросил Фео, когда мир стал привычно серым и тихим.

Он хотел казаться решительным перед отцом, но боялся любого его ответа и секунды молчания Гиддеона считал благом.

— Да. А я сделаю всё, чтобы Сагарис не добрался до Зеркала.

Фео кивнул, промолчав, что на самом деле не верит. Город уязвим, а магистр — самонадеян. Гиддеон-то должен быть разумен и понимать, что говорит…

На площадь во главе всех магикорцев Цитадели, кроме белых, спускались магистр и Лу Тенгру.

— Фео, иди, — шепнул отец. — Твоя работа не менее важна. Зеркало укроет чарами жителей, но ему нужны заклинатели.

В последний раз посмотрев на Гиддеона, Фео быстро прошёл вдоль рядов магикорцев в синих одеждах с серыми лицами. Померкшие взгляды не провожали юношу. Каждый магикорец сосредоточился на себе, своём горе, но никто не бунтовал, не бежал прятаться. Даже Иерофант стоял рядом со всеми. Фео почувствовал его мелкую дрожь, неловко задев последнего плечом. «Делай, что должен», — прозвучало вслед, но Фео не обернулся. Под тяжёлыми сводами Цитадели, оставив позади слуг Магикора, он позволил обнажиться всепоглощающей ярости.

Фео остервенело бил кулаками мозаичные колонны, выл от боли и снова бил. Такие страдания проще вынести, чем боль неотвратимой утраты. Он хотел вернуться, чтобы хоть зубами вгрызться в глотку Сагариса, но останавливался на полшага. Рассудок говорил, что у каждого в этой битве своя роль. Фео должен быть рядом с Зеркалом, пока те, кто способен воевать — воюют. Возле чаши он будет полезнее. Больше не рассуждая, Фео усилием воли перенесся на этаж вверх, потом ещё…

После четвёртой телепортации он уже чувствовал себя истощённым и, тяжело дыша, прислонился к колонне. Цитадель выглядела вымершей. Ни звука не услышал Фео за всё время внутри башни. Даже за окном больше не били красные молнии, но стало темнее, как в сумерках. День иссяк. «Пришёл, — пронеслось в голове, — всё кончено». Теперь Сагарис будет не на башню нападать, а на людей. Неважно, сражаются они или бегут прочь. Он поднимет их трупы и бросит на стены башни, чтобы поиздеваться над живыми. Забьёт мертвецами выходы и оставит гнить там. Фео сжал разбитые кулаки. Он много слышал о чумной войне, но не помнил её, как и своих родителей. Сейчас же враг был на пороге. Зло его касалось тех, кого Фео лично знает и любит.

«Отец не умрёт. Он не может умереть», — подумал он и внезапно ощутил, что не один. Фео посмотрел по сторонам, но никого не увидел. Финниат ли снова бродит? Нет, тишину не разбивали странные голоса.

Фео глубоко вздохнул, надеясь успокоить себя, но тут заметил, что из-за соседней колонны за ним кто-то наблюдает. Зыбкая тень с заметно выделяющимися белками глаз стояла на месте ещё несколько секунд, затем пропала. Странная фигура оттиском легла в памяти Фео, прежде чем он смог сообразить, что ему не померещилось, и что увидел он не демона. Слишком чисты глаза неизвестного.

Синее зарево поглотило всё за окном. Бой! Собрав остатки воли, Фео телепортировался до святилища с чашей. Обессилев, он едва не повалился на двери, но устоял и вошел в зал. Фео знал, что те, кто сражаются сейчас за стенами, не показывают слабости, значит, и он не имеет права. Не должен, не может быть хуже их.

* * *

Когда Фео скрылся в башне, к Гиддеону подошёл магистр.

— Део, не успел сказать тебе, но… мы подумали и решили, что с царём демонов сражусь я. Сагарису есть, чем на тебя надавить.

— Гиддеон могущественней вас, — вмешался Лу Тенгру. — И моложе. Лучше доверить Осколок ему.

— Ваше мнение…

— Это из-за Теврона? — спросил Гиддеон и по скривившемуся лицу магистра понял, что прав. Глава Совета шёл на поводу страха.

— Я жду вас, — вдруг раздался глухой голос прямо из-под земли. — На западе, востоке, севере и юге. Быстрее! Скоро все умрут, и мне станет скучно! А я хотел увидеть, чему вы научились, веками прячась в своей башне!

Едва голос смолк, прямо в центр площади ударила красная молния, едва не ослепив чудовищной вспышкой всех, кто был рядом. Небеса разверзлись диким грохотом.

— Запад, восток, север, юг — как условились! — гаркнул магистр, пока остальные хлопали себя по заложенным ушам да тёрли глаза.

Лу Тенгру добавил, всевидящим взором просмотрев город:

— Сагарис на юге. С ним ещё несколько демонов.

Через секунду Гиддеон оказался на южной границе. Чёрный дым заволок серое небо. Белокаменные дома покрылись сажей, стены изрезали глубокие трещины. Гиддеон сжал кулаки. «Как мы могли не успеть? — промелькнуло в его голове. — Время ведь на нашей стороне!»

Вверх по улице легко и непринуждённо шел царь демонов Сагарис. За ним тянулся шлейф трупов: безруких, безногих, безголовых, обгорелых, но они ползли по его зову. Из битых окон и пустых дверных проёмов вылезали новые мертвецы, такие же изувеченные. «Нет, это не демоны сделали, а люди!» — понял Гиддеон.

Будто в ответ на его мысль Время уплотнилось. Хрипы мёртвых стали протяжнее, движения утратили резкость. Сагарис остановился. На лице мелькнула ухмылка.

— Твоя правда, Гиддеон. Моей работы здесь немного.

— Вихрь времён! — вместо ответа крикнул магистр.

Теперь царь демонов действительно застыл, как и вся его «свита». Сотканный из звёздного света лук появился в руках Лу Тенгру, и луч-стрела пронзила гнилое сердце демона, а вторая снесла голову.

«Так просто», — подумал Гиддеон, глядя на падающее тело, а разум продолжил: «Быть не может». Эльф резко развернулся и выстрелил вновь. Раздался крик, сочетавший боль и торжество:

–Мне не будет скучно!

Не обезглавленный труп демона, а деревянный чурбан лежал перед толпой мертвецов. Сам Сагарис, потирая обожжённую звёздным светом ладонь, стоял на крыше за спинами магикорцев и эльфа.

Чёрным вихрем Сагарис закружил магистра и забросил в кучу тел. Тут же пелена Времени разорвалась, и мёртвые кинулись на Сармата, разрывая зубами и руками. Взмахом руки Гиддеон отбросил несколько трупов в сторону домов. Захрустели кости.

Снова Вихрь времён — и мертвецы рассыпались. Магистр тяжело дышал. Одежда висела на нём клочьями, рваные раны сильно кровоточили.

— Тварь… — прохрипел он.

Лу Тенгру бросился на демона и стянул его синее тело путами, но даже связанный враг увернулся от нового светового удара. Вспышка — и Сагарис на свободе, увлекает Лу Тенгру дальше, вглубь города.

— Надо их догонять! Только с Осколком мы победим! — крикнул Гиддеон.

За домами полыхнуло алое зарево. Закричали люди. «Ару!» — догадался магикорец. Демонесса огня, грозная воительница Сагариса. Наверняка она перехватила остальных магикорцев, отправленных на юг.

Нужно решить: догонять Сагариса или спасать людей.

— Магистр, отдайте мне Осколок и помогите остальным! Я пойду за Лу Тенгру!

Глава Совета злобно посмотрел на подчинённого.

— Не ты здесь отдаешь приказы!

— Какая разница?! Так будет лучше! Магистр…

— Ты слаб! Ты идешь защищать сына, и демон этим воспользуется! Сломает тебя, а меня ломать нечем!

Гиддеон почувствовал, что не может говорить. Язык не слушался. Всё тело будто в желе опустили. «Нет… нет! Нет! Нет!» — только мозг работал как прежде.

— Део, ты сразишься с демонессой, а Сагарис — мой.

— Сармат, Сармат… откуда такое недоверие? — донесся голос откуда-то из-за угла.

Всю улицу заволокло тошнотворным болотным туманом. Гиддеон закашлялся и едва устоял на ногах. Время отпустило его слишком резко.

— Думаешь, ты больше всех знаешь? — продолжал неизвестный, и в душной зелёной пелене Гиддеон разглядел его силуэт.

Магистр в этот раз медлил. Крупные капли пота текли с его лба, а тело била мелкая дрожь.

— Сармат, Сармат…

Тогда Гиддеон движением руки поднял демона в воздух и скрутил его тело до вылезших костей. Враг лишь раз вскрикнул, затем размяк. Недолго магикорцу удавалось его держать. Руки обожгло колдовским огнём. Изувеченное тело упало, а поднялся уже не демон…

Гиддеон узнал по юному лицу того, с кем когда-то дружил, и волны страха и боли захлестнули сердце. Тот, кого он погубил…

— Зачем ты убил меня, Део? Разве я заслужил смерть?

«Это не он. Это демон». Вновь Гиддеон попытался сдавить врага, но тот только расхохотался, растворившись в тумане.

Не видно было и магистра. Гиддеон звал его, других магикорцев, искал наощупь стены, но напрасно. Он будто оказался в настоящем болоте. Сквозь зелёную мглу проступали очертания гнутых деревьев и гигантских грибов, которые в Каталисе никогда не росли.

«Это твоя могила. В ней ты оставил своё сердце», — шептали несколько голосов с разных сторон.

«Моё сердце…» Тьма подступала к Гиддеону. От зловония кружилась голова, и он мечтал найти опору, чтоб не упасть. На месте мощёной дороги булькала грязь и тина. Выше роста Гиддеона из грязи и тины тянулся лес кривых костлявых рук, чтобы единой волной поглотить жертву.

«Моё сердце… в Цитадели. Там, где Фео».

Гиддеон сломал чарами все руки, и они истаяли в воздухе. Туман начал рассеиваться, и сверкнуло красное пламя глаз демона.

— Сильная воля, — прошипел тот. — Но сейчас она тебе не поможет…

Открыв рот, демон повалился вперед.

— Погань, — плюнул магистр, выдернув из спины врага Осколок Прошлого.

Из раны демона струился белый свет, и тело покрывалось хрустальной коркой. Магистр перевернул врага и раскрыл его ладонь. На коже вычерчен знак — цветок с семью лепестками.

— Они приблизились к мощи Семилепесткового перстня. Нас ждёт новая Казнь Мира, — вздохнул магистр. — Если я не остановлю Сагариса сейчас.

Глава Совета телепортировался прежде, чем Гиддеон успел возразить. Теперь он стоял один на вновь узнаваемой улице, и секунды потребовались ему, чтобы полностью осознать слова магистра. Казнь Мира… ужас древней эпохи… Нельзя этого допустить!

* * *

Демоническое пламя пожирало людей. Они рвали на себе горящую одежду и пузырящуюся кожу, бились головами о стены и умирали. Демоноборцы встретили Ару у внешних стен, но почти проиграли, когда к ним подоспели магикорцы.

У демонессы было несколько помощников, но они и близко не могли сравниться с ней — подлинным гневом Тьмы. По каменным крышам её пламя скакало дальше, и лишь чары Времени не давали ей спалить разом весь город.

Появившись в центре битвы, Гиддеон отбросил Ару к стене и не дал демонессе встать, вывернув ей руки и ноги. Молнии демоноборцев теперь били только в Ару. Она верещала, выдыхала жар, от которого сохли кожа и глаза, но Гиддеон не сдавался.

«Время, помоги нам!» — взмолился он, и, словно в ответ на его зов, остальные демоны начинали двигаться медленнее и давали возможность себя перехватить.

Ару уже не защищалась, обгорев почти до скелета, но её тело нужно уничтожить полностью.

Красная вспышка на мгновение ослепила Гиддеона. Когда он смог видеть, то Ару исчезла. Перед стеной лицом вниз лежал магикорец. Он встал под смертельный удар, предназначенный другому.

Где-то за спиной добивали демонов, но Гиддеон не мог пошевелиться, глядя на неожиданного спасителя. Не переворачивая тела, он догадался, кто погиб.

Иерофант не отличался силой. В магикорцы его взяли в виде большого исключения, ещё при предыдущем магистре. И сейчас… Иерофант умер, чтобы жил и сражался тот, кто сильнее. И Део не подвёл товарища. Взмах — и другой демон пал, опутанный, а ещё через миг был раздавлен и испепелён, а за ним и ещё один. Гиддеон действовал холодно и точно.

Когда врагов не осталось, Гиддеон телепортировался на высокий дом и осмотрел окрестности. Ни дыма, ни огня, ни движения. Лишь далеко-далеко видны красные и синие всполохи у стен Цитадели.

— Где остальные демоноборцы? — быстро вернувшись, спросил Гиддеон у заклинателя погоды.

— Кто-то во время бунта погиб, остальных демоны порешили, — ответил тот.

Гиддеон кивнул, вспомнив, как люди пришли на площадь, угрожая его сыну. Люди, которых нужно защищать, сделали всё, чтобы остаться беззащитными.

— Ару убежала, но вряд ли она сможет сражаться. Сагарис — наша цель, — скомандовал Гиддеон. — С царем демонов сейчас Лу Тенгру и магистр, если поможем им, победим.

Магикорцы молчали, но даже по их изувеченным лицам было видно, что они готовы выйти на бой. Демоноборцы же выглядели ещё более решительно, но вот беда — они не умели телепортироваться. Добираться им придётся своими силами, а время терять Гиддеон больше не мог.

* * *

Сагарис увлекал Лу Тенгру всё дальше и дальше. Земли эльф и демон не касались, скользили по воздуху, как по ледяной реке. Вскоре они оказались у стен Цитадели. Чарами звёздного света Лу Тенгру пытался сразить врага, но ничего не получалось. Сагарис почти не нападал, а только дразнил шансом себя задеть. Время для демона текло как обычно, и быстро вскрылось, почему.

На раскрытой ладони демона колдун увидел знак — цветок с семью лепестками. «Воссоздали часть чар», — подумал Лу Тенгру, и в этот момент демон его ударил, впечатав в мозаичную стену. Магический щит защитил спину, и через секунду эльф атаковал. Тиски сдавили тело Сагариса, но едкое зелёное пламя из горла демона заставило колдуна нырнуть вниз и потерять хватку.

Лу Тенгру нуждался в помощи, но слуги Времени стояли у чаши, взывая к её былой мощи. Остальные защитники рассеяны по всему городу. Приходилось рассчитывать только на себя, как и много лет назад, только сейчас царя демонов защищают чары Семилепесткового перстня.

Увернувшись от нового залпа едкого огня, Лу Тенгру скользнул за стену, чтоб передохнуть хоть несколько секунд. Всевидящим взором он окинул город и заметил Сармата и Гиддеона, рассеявших дурман демонов. Теперь магистр спешит сюда. Хорошо.

Радости не было. Лу Тенгру заметил, что кто-то бродит за стенами Цитадели и осматривается. Кто-то… бесплотный…

Вновь удар. За спиной эльфа появилась огромная вмятина, но он успел увернуться и звёздным огнём ударить в ответ. Теперь Сагарис скрылся с глаз. Злое предчувствие терзало Лу Тенгру, но царя демонов он оставить не мог. Пришлось догонять.

Сармат появился у Цитадели, когда в нём нуждались больше всего. Вихрь Времени сковал Сагариса в воздухе. Демон рухнул на площадь. Мгновенно старый магистр оказался возле врага и занес над ним Осколок Прошлого.

Яркая вспышка ослепила Лу Тенгру, и, потеряв контроль, он полетел вниз. Лишь у самой земли смог остановиться. Сердце бешено билось от страха падения, но быстро эльф был снова на ногах и готов к бою. Вот только всё равно опоздал.

Сагарис выворачивал руку Сармату. «Вихрь…» — крикнул магистр, но из его рта полилась кровь.

Луч-стрела отрубила предплечье царя демонов. Сагарис взвыл и исчез. Бескровная синяя рука извивающимся угрём билась о мокрые камни рядом с умирающим магистром.

К нему бросился Лу Тенгру.

— Осколок… — прохрипел Сармат. — Отнеси его в Цитадель…

И закашлялся, пачкая кровью подбородок. Глаза магистра закатились.

Лу взял Осколок, сразу ощутив жжение в ладонях. Только люди могли брать своё сокровище безболезненно.

Не будь время плотным, Лу Тенгру уже бы погиб, но он успел телепортироваться от мёртвого тела.

Глубокая борозда осталась на месте демонического удара. Останки магистра разбросало по её краям. Сагарис, придерживая рукой уродливый обрубок, оскалился.

— Лу Тенгру! — крикнул он. — Отдай Осколок и уходи! Это не твоя война!

«Любая война с демонами — моя война».

Зелёным пламенем блеснули глаза Сагариса, услышавшего мысли своего давнего врага.

— Прими моё предложение или погибнешь, как магистр. Посмотри, как люди не собраны. В этой битве ты один, — сказал царь демонов, делая шаг вперед. Выражение боли на его лице сменилось странным торжеством.

Вокруг начала сгущаться тьма. Сотканные из тумана призраки заслонили собой врага. В смутных силуэтах Лу узнал ужас древних дней — перводемонов. Многоглавые исполинские чудовища, пауки и химеры обступали эльфа, тянули к нему длинные когтистые лапы и выли сотней голосов. Боль разрывала голову и сердце Лу Тенгру.

«Никогда ему не достичь таких высот. У него душа гнилая, Неру оттолкнет его от себя», — говорили колдуну призраки из глубины времен.

«Твоя жизнь пуста!» — подвывали с другой стороны другими голосами.

Лу Тенгру слабым, тусклым лучом рассёк одну тень, но та, всхлипнув, срослась обратно.

Серый день растворился в море мрака. Вокруг не осталось ничего, кроме едва различимых силуэтов. Волна тел накрыла Лу Тенгру с головой.

«Из этого мрака я сотку себе новую руку. Или заберу твою. Ты и без руки сможешь шагать в моем войске!» — слышал он над собой голос Сагариса.

«Вы давно мертвы. Просто эхо прошлого. У вас нет надо мной власти», — повторял про себя Лу Тенгру, но чёрные тени лишь смеялись над ним.

«Я не проиграю… Не могу проиграть…»

Движение теней замедлилось, стало тягучим. Ладонь Лу Тенгру что-то обожгло. Осколок! Он продолжал сиять в море мрака, и от белого света тени устремлялись прочь. Лу Тенгру заглянул в зеркало. С той стороны на него из пустоты смотрели ярко-голубые глаза, затем начали проступать иные очертания. Город… города быстро сменяли друг друга. Драконий Железный Тенджин с косыми крышами, многоярусный Алькашамбр фениксов, ослепительный Домэн эльфов… Всё в огне. Будущее, которое Лу Тенгру уже видел однажды, собирая Зеркало. Будущее, которому он бросил вызов.

Взор Лу Тенгру стал ясен. Эльф выбросил вперед руку с Осколком. Разряд прошёл сквозь тело Лу Тенгру, но не убил его. Почти всю силу красной демонической молнии поглотил Осколок. «Чем ты заслужил милость Силинджиума, когда вокруг гибнет его народ?» — прохрипела она из теневых голов, но Лу Тенгру не слушал. Хлыстом яркого света он разбил тени. Те мерзко заверещали, царапая когтистыми лапами рваные края своих незаживающих ран.

Послышались людские крики. Тьма рассеялась, и Лу Тенгру увидел Гиддеона с подмогой. Защитники города окружили демонов и атаковали их всем, чем могли. Сагарис едким огнём спалил лицо одному магикорцу, красной молнией убил другого. Третьего защитил Гиддеон, отведя руку Сагариса в сторону. Ударом разнесло ограду на краю площади.

Лу Тенгру бросил Осколок Гиддеону и сосредоточился на самом мощном заклинании. Гнев звёзд — вот что должно уничтожить демонов.

— Эрес! — крикнул колдун, едва демон застыл, настигнутый Вихрем времён.

Тучи расступились, обнажив лазурь небес.

Лу Тенгру не верил, что это конец. Он настиг Сагариса, спас город… Неужели?

Звездный огонь пролился на врага, языки его чуть коснулись синей кожи Сагариса, но больше ничего. Поток застыл. «Гиддеон остановил Время! — мелькнуло в голове Лу Тенгру. — Предатель!» Он хотел повернуться к магикорцу, но не мог. Время сковало всё тело.

На лице Сагариса вновь начала появляться мерзкая ухмылка. Он вышел из-под звёздного огня, лишь слегка пригнувшись.

— Вот и всё, Лу Тенгру, — сказал царь демонов. — Теперь Время против тебя.

Белый свет окутал Цитадель. Громом теперь звучали голоса магикорцев, зовущих на помощь Время. Сагарис застыл с занесённой рукой и через миг Лу Тенгру лишил его головы.

— Осколок! — скомандовал эльф, чтобы добить врага, уничтожить раз и навсегда.

Но тело демона уже распалось на лоскуты мрака. «Быть не может!» — подумал Лу Тенгру, озираясь по сторонам. Кто-то телепортировал Сагариса, несмотря на сковавшие их чары, а значит, имел власть над Временем.

— Белые магикорцы только что помогли нам, — произнёс Гиддеон, будто прочтя мысли Лу Тенгру. — То, что происходит — не их рук дело.

— Уверен? — прошипел Лу. — Среди них уже затесался один предатель. Может, наверху бойня за Зеркало?

Защитные печати зала с чашей не давали эльфу ни увидеть, что там происходит, ни телепортироваться туда.

— Уверен.

Эльфийский колдун сжал кулаки. Хотел кинуться на человека, но замер, видя спокойствие Гиддеона. «Как может быть он мудрее меня?» — подумал Лу Тенгру, а на смену злости приходила ясность ума. Зеркало и все люди рядом с ним в опасности!

Глава 10. Агония Каталиса (часть 4)

Гиддеон и Лу Тенгру одновременно телепортировались к верхнему пределу защитных чар. Там, в тени колонн, стоял Сиан. Его руки и ноги сковали рунические кандалы. Белый магикорец еле стоял и хрипло дышал, но только он поднял взгляд, стало ясно, кому сейчас принадлежит человеческий разум.

— Део, — голосом царя демонов произнёс Сиан и раскрыл объятия, будто перед старым другом. — Может, поговорим, пока моё безголовое тело отдыхает?

Лу Тенгру напрягся, чтобы в любой момент отразить удар или уклониться. Колдовским взором колдун искал, где лежит Сагарис и кто его лечит. Хотя последнее уже знал: младший брат царя демонов Кнун. Всё время бывший в тени, он поддерживал не разрушения, а разрушителей.

— Как видите, меня сразить непросто, а я ещё могу убить вас. Только я сегодня милостив. Отзовите всех белых магикорцев и их учеников из Цитадели, оставьте Зеркало и Осколок, и никто сегодня больше не умрёт.

— Ты всё равно будешь убивать людей, — ответил Лу Тенгру. — Не сегодня, так завтра. Это твоя цель.

Царь демонов усмехнулся.

— Почему мне отвечаешь ты, если я обращаюсь к Гиддеону. Он может решать за своих сородичей. Ведь в башне его сын. Совсем зелёный юнец в такой же зелёной рясе…

Магикорец сделал шаг назад, будто слова Сагариса обрели настоящую силу и толкнули его.

— Он ещё жив, твой Фео, но одним ударом я могу всё изменить. Твое слово.

Лу Тенгру заметил движение на лестнице. Тень скользила по ступеням, но не было того, кто мог её отбросить. Тонким пальцем она касалась стен, на которых проступали сияющие руны, а затем гасли, накрытые чёрной ладонью. Черты лица смазывались, но отчётливо выделялись глаза, глубокие и чистые, как небесная лазурь. Холодом веяло от его взора. Волна ужаса окатила эльфа, на что Сагарис в теле Сиана оскалился.

— Узнал, надо же. Теперь помоги своему другу принять правильное решение

Лу Тенгру укрыл мысли от демона и быстро решал, что же делать. Взгляд тени выдавал, что её владелец жив. Глаза мёртвых затянуты белёсой плёнкой, у демонов взор всегда сияет красным светом. Здесь же на мир смотрел Живущий на Земле. Всю силу воли собрал Лу Тенгру, чтобы не выдать своё смятение.

Гиддеон сделал шаг вперед и, глядя Сиану в глаза, произнёс:

— Мой сын спас тебя.

Красный свет в глазах белого магикорца начал меркнуть, а по лицу пробежала тень смятения.

— Ты убьешь Фео, Сиан? Он не дал тебе разбиться, хотя мог, должен был. Чем ты ответишь моему сыну?

— Я… — прохрипел магикорец уже другим голосом. — Я бы хотел, чтобы Фео жил. Но я ничего не решаю.

— Решаешь, — отрезал Гиддеон. — Как ты впустил демона, так и изгони его.

— Они тебя казнят, имя твоё заклеймят, — нараспев произнёс Сагарис, перехватив разум магикорца. — Я же могу тебя отпустить.

— Ты всё равно будешь убивать людей, — повторил Сиан сам себе слова Лу Тенгру. — А я — человек.

Эльфийский колдун нашел, где лежал настоящий Сагарис, по частям собираемый младшим братом. Ещё несколько секунд, и царь демонов вновь встанет, а затем присоединится к той тени, которая снимала печати защиты. Оставался один выход: запутать врага, лишив сосуда, в котором сейчас сидит его разум. Тогда люди и сам Лу Тенгру получат ещё немного времени.

Луч света пробил тело Сиана, и оно повалилось вперед. Гиддеон бросился к нему, но слишком поздно.

— Ты что сделал?! Он мог побороть демона и спастись!

— Он уже продался врагам. Судьба его решена.

— Не тебе было её решать!

Сквозь стены Лу Тенгру увидел, как Кнун бешено трясёт старшего брата, не пришедшего в сознание после пришивания головы. Значит, получилось.

— Мне жаль, но только так мы можем выиграть время. Я нашёл того, кто кроме людей имеет над ним власть.

Магикорец молча поднял Осколок перед глазами, и Лу Тенгру видел, как спокойное прежде лицо застилает печаль.

— Вот, значит, как, — произнёс Гиддеон, переводя взгляд на колдуна. — Зато ясно, кто телепортировал демонов из-под покрова Зеркала.

— Мы знаем, кто наш враг. У нас есть шанс его одолеть.

Посерело лицо магикорца, и даже одежды поблекли. Он казался старым, измученным, ослабленным.

«Если этот сломается, то ни один человек не будет дальше сражаться», — подумал Лу Тенгру, но сомнения не озвучил. Он накрыл себя и Гиддеона защитным куполом и только потом произнёс:

— Мы заманим в ловушку его и Сагариса. Пусть снимут все защитные печати и поднимутся к Зеркалу. Ему нужна плотная оболочка. Рукой демона он…

Лу Тенгру не решился произносить имя. Боялся сильнее расстроить Гиддеона.

— Он попытается нанести удар по Зеркалу, объединив своё сознание с сознанием Сагариса. В этот момент магикорцы свяжут врагов чарами Времени на пару секунд, но этого хватит. Тогда я обрушу на башню Звездопад, и он сожжёт обоих. Зеркало останется цело.

«Покров Времени не даст магикорцам быстро телепортироваться. Скорее всего, они тоже погибнут», — этого произносить Лу Тенгру не стал. Ясно, что Гиддеон и так понял. Жертва велика, но оправдана. Только магикорец слишком часто косился на мёртвого Сиана. «Я не хочу гибели людей, но иного выхода нет», — пытался оправдать себя Лу Тенгру.

Колдовской взор открыл ему, что главный враг продолжает снимать печати, которые сам когда-то и ставил. Всё выше и выше могут подняться демоны, всё меньше и меньше остаётся времени.

Лу Тенгру колебался. Пока не снята полностью защита Зеркала, он телепортировать к чаше не сможет. От инородцев она отгорожена так же, как от демонов. Колдун злился. Ему приходилось полагаться на Гиддеона, который изложит план белым магикорцам, а те доверятся Лу Тенгру.

Щит погас. Гиддеон кивнул и исчез. Эльф остался один в тревожном ожидании. С каждой минутой его взор охватывал башню всё выше. От беспамятства очнулся Сагарис; синюю шею надвое разделила чёрная полоса. Демон ступил на лестницу тяжёлым шагом, и поднимался неспешно, будто ещё пребывая в забытье. За братом семенил Кнун.

Нижние этажи пустовали. Выжившие защитники не спешили на помощь, что даже радовало Лу Тенгру. Не нужны лишние жертвы.

Гулко билось в тишине встревоженное сердце. Лу Тенгру мог призвать звездопад настолько мощный, что от башни остался бы один фундамент. Только эта сила требовала высокой платы. Не призови Лу Тенгру раньше гнев звёзд, может, ему бы удалось пережить заклинание, но второй раз оно выест всю колдовскую мощь, и эльф умрёт. «Справедливо, — подумал Лу Тенгру. — Не только людям погибать».

Сквозь стены он ощутил пылающий взгляд Сагариса, и голос демона ударил молотом по голове: «Ты не смог убить меня раньше, и в этот раз ничего не выйдет. Ты хочешь умереть, чтобы не видеть свой последний проигрыш».

«Нет!» — крикнул Лу Тенгру мозаичным стенам, но те промолчали. «Ситинхэ, не оставь меня. Помоги поверить в людей так, как можешь только ты».

Страсти в душе Лу Тенгру утихали, вытесняемые образом величественной девы, мудрой и милосердной.

* * *

Фео самозабвенно читал сложнейшее заклинание, повторяя имена Великих Духов и призыв к Вихрю времён вслед за белыми магикорцами и их учениками, окружившими Зеркало. Хор десятков голосов гнал тревогу, но Фео то и дело пытался взглянуть за край чаши. Сияние Зеркала наполняло зал мягким серебристым светом.

Действо нарушила яркая вспышка. Резкой, неестественной тишиной магикорцы встретили Гиддеона.

— Сюда идёт Сагарис. С ним… тень.

Фео недоумённо уставился на отца, затем обвёл взглядом остальных. Ученики выглядели растерянными, но скорее от незнания, как и Фео. Лица магикорцев окаменели, глаза потеряли блеск и застыли.

— Телепортируем учеников вниз и накроем зал зеркальным покровом. Когда демон сольётся с тенью и занесёт руку над Зеркалом, мы свяжем врага Вихрем времён. Звездопад Лу Тенгру всё довершит.

Возмущенный вой сотряс зал.

— А мы умирать останемся? Почему мы должны верить Лу Тенгру? Может, он убежит?

Гиддеон провёл ладонью по глади Зеркала.

— Я ему верю, он много раз помогал нам и сейчас не уйдёт. Но людей должны защищать люди.

Глава белых магикорцев, уже глубокий старик, тоже коснулся Зеркала. Над чашей колыхнулся силуэт мертвеца. В нём Фео узнал Сиана и, сжав кулаки, отвернулся к стене.

Спасённая жизнь оборвалась на следующий же день.

— Сейчас важно, — ответил Гиддеон, но голос его чуть дрогнул, — что времени у нас мало.

Подавив страх, Фео произнёс:

— Отец, я не уйду. Не могу уйти, пока ты здесь.

— Верно. Все мы слуги Магикора, не к лицу нам бежать, — поддержали другие юноши. — Мы поможем.

Фео знал, о чём думает отец. Винит себя, что не защитил сына, что Сагарис дойдёт до Зеркала. Вот только сын уже не ребёнок, а защитник святыни, как и все в Цитадели. Гиддеон не возражал. Только в глазах его мелькнуло сожаление о жизнях, которые могли быть спасены.

— Разум ваш должен быть пуст, как и сердца, — произнёс Гиддеон, ещё раз оглядывая всех присутствующих.— Зеркальный покров обманет демонов, но даже сквозь него враги могут уловить мысли и чувства. За ним вы будете ждать. Я же выйду вперед…

— Зачем? — влез Фео.

Все смотрели на Гиддеона в тревожном ожидании.

— Сагарис не поверит, что я ушёл, и станет искать ловушку. Я выйду к нему и буду защищать Зеркало.

— Ты погибнешь!

Фео не стыдился, что не сдержался. Не жалел себя, чтобы не дать отцу погибнуть…

— Если хочешь остаться, веди себя достойно.

«И мыслью не смей себя выдать», — прочёл Фео во взгляде отца.

Больше никто не возражал. Гиддеон передал Осколок Главе белых магикорцев, а сам встал возле чаши. Фео хотел сказать ещё что-нибудь, ободрить отца или хотя бы себя, но слова не шли. В голове воцарился туман, и бездумно Фео повторял за остальными заклинание Зеркального покрова. Это особая формула, очень сложная. Зал окутывали чары, возвращая день, когда рядом с чашей никого не было. Магикорцы становились невидимы взору, их выбросило из течения времени, но они продолжали присутствовать здесь. Это заклинание скрывало от демонов лучше чар Магикора.

Фео чувствовал, что может всех подвести, но уходить уже поздно. Стиснув зубы, он вошёл под покров, оставив отца ждать смерти.

Тяжёлые двери распахнулись. За ними клубился мрак. От темноты отделился силуэт, и Фео узнал странную тень.

Она подняла руки, и на стенах проступили сияющие руны, которые тут же померкли. Последние защитные печати сорваны. Гиддеон наблюдал. Тень тоже не нападала, только обошла чашу по кругу, заглядывая в зеркальную гладь. Святыня отвечала треском и тихим воем, будто готовилась лопнуть и сама себя оплакивала.

В зал вошёл высокий синекожий демон. Сагарис. Сердце Фео сковал холод. Другие юноши выглядели встревоженными, но пока стояли смирно.

— Давно не виделись, Део! Где твои друзья-магикорцы? Вроде не все успели умереть, белые уж точно, — ехидно поинтересовался Сагарис.

Молчание.

— Ты, надеюсь, рад видеть своего царя? Жаль, другие его не увидят.

«Какого царя?» — подумал Фео. Сагарис, конечно, царь. Внутренний голос подсказывал Фео, что демон не себя имел в виду. Может, странную тень? Чья же она?

Фео никогда не мог похвастать острым зрением, но сейчас увидел, как от виска вдоль щеки Гиддеона скатилась капля пота. Отец вновь не ответил.

Тень вдруг согнулась пополам и закашлялась, на что царь демонов покачал головой:

— Интересно тут у вас, но, сам видишь, Лариосе пока тяжело даются такие прогулки.

Красная молния разбила колонну, перед которой только что стоял Гиддеон. Отец появился с другой стороны чаши и крикнул:

— Вихрь времён!

Сагарис застыл, но лишь на миг. Тень махнула рукавом, сняв чары с демона.

Вновь красная вспышка. Гиддеон увернулся и в этот раз. Оказавшись позади врагов, он невидимым хлыстом ударил обоих. Демон зашипел, а тень лишь скользнула в сторону. Жестом Гиддеон отбросил Сагариса к чаше, а через миг прижал его руку к Зеркалу.

— Вихрь времён!

От воя у Фео заложило уши и замерло сердце. Гиддеон пролетел сквозь сына и ударился спиной о стену. Только магический щит спас от перелома спины. Отец быстро встал и прошёл через покров обратно, к чаше.

Плоть Сагариса плавилась, из глаз текли кровавые слёзы, а красная пена падала с губ. Тень вновь махнула рукой, и разложение остановилось.

«Всё напрасно, — Фео сжал кулаки. — Терпеть, только терпеть. Отец попросил, он знает, что делает».

Едкий огонь растёкся по щиту Гиддеона, а мрак, прежде лишь клубившийся в дверях, пролился в зал, расползаясь по стенам. Чёрные руки тянулись к отцу, но распадались от света чаши. Тьма заворчала как живая.

В зале стало душно и жарко. Отец поднял себя в воздух. Демон метнул молнию. К счастью, Гиддеон в секунду смог сбросить щит и телепортироваться в другой конец зала, ближе к клубящейся тьме. Едва отец вновь окружил себя сияющим коконом, сотканные из мрака руки схватили щит с Гиддеоном внутри и начали вдавливать в раскалённый пол.

Фео вскликнул, но тут же получил удар по голове.

«Лу Тенгру мог бы помочь», — сказал Глава белых магикорцев. «У него же план, он ждёт», — ответил кто-то, стоявший за спиной Фео и ударивший его.

«Я не верю, что он придёт».

Сагарис резко повернулся в их сторону. На оплавившемся лицерасползалась мерзкая улыбка.

— Значит, это ловушка. Похвально, только душонки-то у людей слабые.

Тень прищурилась, вглядываясь туда, где стояли магикорцы. Прятаться бессмысленно.

Глава белых магикорцев поднял Осколок над собой, и пол остыл. С хрустом рухнул щит Гиддеона. Мрак отступил от него и сгустился в бледного сутулого демона, у которого вместо крыльев из спины торчало много рук.

— Кнун! — услышал Фео чей-то возглас.

Никто ничего не делал. Друг против друга стояли магикорцы и демоны, и первый шаг каждого мог быть смертелен. Зеркало продолжало трещать, разливая потоки белого света по залу. Сиял, как маленькая звезда, и Осколок.

— Део, ещё не поздно отступить, — сказал Сагарис, посмотрев на Фео так, что тот съёжился. — Ты уже убедился, что Время против нас бессильно. Ты мог умереть один, теперь можете умереть все, но нужно ли? Мы всё равно заберём своё.

— Живущие на Земле сильнее демонов.

Гиддеон смотрел на тень, а та — на него. В её взгляде читался гнев демона и боль живой души.

— Ты тоже демон. Убийца друга, — ответил Сагарис.

— Я виноват, — кивнул Гиддеон. — И ничем не смогу искупить такую вину. Но теперь всё, что я могу сделать для других людей, я делаю. От меня останется не только зло. Я не демон.

Серебряный свет окутал фигуру Гиддеона. Сияющие вихри поднялись от чаши и устремились к его лбу, на котором замерцал круг — знак Силинджиума, символ человечества.

Магикорцы, осмелев, бросились в атаку. Едкий огонь и красные молнии не настигали их — люди стали быстрее, ловчее, чары Времени окрепли для них. Сагарис выл, едва-едва отбиваясь от ударов. К самой стене прижалась тень, не подпуская к себе Гиддеона. Её одеяния распадались от сияния символа, обнажая более хрупкий и уже не плотный силуэт, который прятался за бронёй из Скверны.

— Бей туда! — прошипел Сагарис, и взгляд тени впился в Фео. В руках её появилось копьё, гладкое, как спица.

Момент броска Фео видел замедленным, ощущая каждый миг движения смерти, а сам сдвинуться не мог. Перед ним возник Гиддеон и рукой перехватил копьё, которое стало плавиться, и чёрные капли с шипением разбивались об пол.

— Отец! — радостно воскликнул Фео, не веря в такое чудо.

Истончившееся копье вдруг изогнулось как змея и укололо Гиддеона в сердце. Он пошатнулся, и красная молния отбросила его к ногам Фео.

— Отец…

Потускнели краски, приглушенными стали звуки.

— Ваш великий защитник мёртв! — гремел Сагарис на всю башню, но Фео уже не слышал.

Отец сейчас казался молодым, лишь лет на десять старше сына. Как мало Фео знал о нём. Только постыдный сбор сплетен остался в памяти, апро семью Гиддеона, как он жил до Цитадели, о его юности сын никогда не спрашивал и уже не спросит. Жаль потерянных минут и доброты, заботы, советов. Они будут ждать кого-то в новой жизни, а эта для Гиддеона закончилась.

Несмотря на это люди не сдавались. Бешено взвыл Сагарис. Из его ноги торчал Осколок Прошлого. Демон вырвал его и с криком бросил в чашу. Светилась бескровная рана, от которой по коже расползалась хрустальная корка. Вспышка — и все, кто ещё сражался, погибли.

Прямо по трупам Сагарис кинулся к Зеркалу, а рядом с демоном скользила тень-убийца.

Голова Гиддеона легла на белые плиты. «Прости, — подумал Фео, бросив на отца короткий взгляд, — ты хотел, чтобы я жил, а я не могу этого обещать».

«А если Лу Тенгру всё же бросил нас?» — новая мысль болью уколола Фео.

Осознание, что он идёт на бессмысленную смерть, остановило его, но через силу Фео сделал шаг. Дело отца нужно закончить. Любой ценой.

Сагарис мелко трясся, стоя над Зеркалом. Тень обвила демона, сокрыв половину лица. Глаз на этой половине не сиял красным огнём, а был чист. Хрустальная корка больше не расползалась по телу, а медленно осыпалась. Сагарис повернулся к Фео.

— Последний человечишка. Клоп, — произнёс демон, и странное эхо повторило за ним.

Фео понял, что проиграл. Он ничего не может сделать. Ничего. Только умереть. Но смерть не наступила ни через секунду, ни через две. Руки Сагариса стянули сияющие путы, а клинки света ударили в спину. Хрипящий Лу Тенгру схватил Осколок, вонзил его в плечо Сагариса. Тот взревел в два голоса, и одним жестом отбросил Лу Тенгру в другой конец зала.

Фео вырвался вперед, до конца не понимая, что делает. В беспамятстве он ударил по Зеркалу и крикнул:

— Вихрь времён!

Вопли демонов оборвались. Лу Тенгру, не поднимаясь, прохрипел:

— Эрес!

Стало гораздо светлее. Тучи рассеялись, обнажив оранжевое закатное небо и звёзды, становившиеся ближе. Фео облокотился на чашу, давая себе отдышаться, но не сводил глаз с окна. Оставалось прыгать и надеяться, что в полёте не разорвётся сердце.

— Быстрее! — скомандовал Лу Тенгру.

Захрустело стекло. Сагарис с помощью тени освободился от всех чар, вырвал Осколок из раны и бросил к Зеркалу. В руках демона появился витой меч, по острию которого прокатилась красная искра. С криком эльф чарами разбил каменную чашу, и Осколок вылетел из неё. В тот же миг — удар мечом о стекло.

Над чашей поднялась хрустальная шапка, ощетинившись иглами. Трещины поползли от краёв до каменного основания, потом по полу и стенам. Сквозь эти трещины прорывались бутоны, распускавшиеся стеклянными цветами.

Время перестало быть подвластно кому-либо. Сагарис кинулся к Осколку, но замер. Тень взвилась над ним и сама потянулась к артефакту, но в итоге застыла чёрной тучей. Чуть смогла сдвинуться — исчезла, захватив обоих демонов. Не стала рисковать.

Оцепенение настигло Фео. Теперь он с невыразимым ужасом наблюдал, как нарочито медленно осыпается свод, а взгляд отвести не мог. Звёздный огонь коснулся цветов и тоже застыл, подрагивая.

Так же внезапно, как замер, Фео смог пошевелиться и сразу телепортировался за стены башни так далеко, насколько сумел, и поднял над собой щит. Новый поток обезумевшего Времени настиг его уже в полёте. Опускаясь невесомо, будто в мыльном пузыре, Фео смотрел, как горит и исходит трещинами вся башня, как пляшут синие и оранжевые блики на огромных хрустальных цветах.

Внизу будто кричал весь город, и Фео этому не удивлялся. Сил не было. Отец погиб из-за него. Погибли все белые магикорцы и их ученики, которые могли бы уйти, не подай им Фео пример. Для чего нужна такая жертва? «Я тоже умру сейчас», — последнее, о чём подумал Фео, закрыв глаза.

Глава 11. Хрустальный сад (часть 1)

— Феонгост Квенъяр. Восемнадцать лет. Ученик Сиана, — человек в лазурной мантии поднял руку Фео за рукав с таким видом, будто изучал неведомого зверя.

— Кого? — спросил тот, чья спина виднелась с козел повозки.

— Сиана. Который демону продался.

–Мда… Мальчишка со всех сторон стыдный. Не надо было его подбирать.

— Он последний белый магикорец, пусть и недоучка. Он пригодится, когда всё успокоится.

Кучер промолчал. Фео ещё некоторое время смотрел на его трясущуюся спину, постепенно осознавая, что с ним и где он.

Он ехал в повозке, которая шла легко, под горку и видел, как люди наспех выносят пожитки из отсыревших домов. С неба летел пепел. Обернувшись, Фео осел, больно ударившись копчиком.

Гигантские обломки стен Цитадели зависли в воздухе. Серый туман постепенно скрывал их, но даже сквозь него прорывался странный блеск, похожий на звёздный. «Чары Лу Тенгру», — подумал Фео и всё окончательно понял.

В ступоре он не слышал вопросов израненного, почти целиком перебинтованного магикорца, пока последний не стал его трясти.

— Не время спать! Ты нужен, соберись уже!

— Нужен? — рассеянно поинтересовался Фео.

Магикорец кивнул.

— Для чего?

— Ох. Я и сам не в восторге, что выжил именно ты, а не кто-то посолиднее…

Фео остался равнодушен к этому выпаду, и магикорец, не смутившись, продолжил:

— Когда Зеркало вновь соберут, понадобится слуга Времени. Большая честь для такого, как ты.

— Всё там хорошо у парня? Какой-то он тихий, — кучер повернулся, показав лицо в запекшейся крови.

— Хорошо. Дышит, иногда говорит. К концу Шторма будет молодцом.

Фео не ответил. Он так и не сдвинулся с места после того, как упал.

Повозка наскочила на камень. Фео завалился вбок и случайно заметил знакомую яблоневую аллею, но едва узнал её, изувеченную, разбитую.

Под крик магикорца Фео телепортировался из повозки и бросился к дому Ратибора.

С корнем выдранные деревья в саду Митчитрии кронами накрыли черепичную крышу. Белые стены измазаны комьями влажной земли. Через разбитые стёкла глядела тьма. Фео шагнул за порог и тут же запнулся. Показалось, что о бревно. Посмотрев под ноги, Фео едва не упал.

На теле мертвеца виднелись жуткие ожоги от оплавившегося металла. Глаза лопнули и вытекли, рот застыл в вечном крике. Фео быстро выскочил наружу, чтобы не стошнило. Краем глаза он успел заметить, что тело в коридоре лежит не одно.

«Ратибор! Что с ним?» — эта мысль заставила Фео прийти в чувство ивернуться в дом.

От прежней уютной обители ничего не осталось. Кровью заляпаны стены, пол и даже потолок. Больше всего мертвецов лежало в столовой, но Фео лишь мельком заглянул в неё. Людской гнев захлестнул дом, превратив его в кладбище. Полегли простые горожане: они владели магической силой, но без обучения не были искусны и били, чем придётся. А убил их настоящий алхимик.

В дальней комнате что-то зашуршало. Фео пошел на звук, не думая об опасности. Страх за себя выгорел ещё в Цитадели.

В комнате на полу сидел Ратибор и молча смотрел в окно, за которым стелился серый туман. Тут же лежал мужчина с множеством ран. Он не шевелился и не дышал. Приглядевшись, Фео узнал Девора и захотел уйти, но Ратибор повернулся и хрипло произнёс:

— Значит, ты жив. Это хорошо.

В Ратиборе не узнавался прежний простодушный весельчак. Не скорбь, а тяжёлую ледяную ненависть видел Фео во взгляде друга. Как у тени, что пришла с демонами.

— Люди, которых мой отец пришёл защищать, убили его, — сказал Ратибор, глядя куда-то в сторону. — Он спасал меня. Я должен был умереть вместо него.

— Нет.

Ратибор посмотрел на Фео.

— Что значит «нет»?

— То и значит, — сбивчиво ответил Фео. — Я понимаю твои чувства. Мой отец тоже погиб, защищая меня. Но…

— Что «но»?

Фео не знал, как продолжить. Боль захлестнула его, а с ней и непонимание: «Почему я жив, а отец — нет? Он ведь сиял! Он — лучший из людей, но почему жив я!? Великие Духи!»

— Великие Духи! — вырвалась последняя мысль.

— Прошло время молиться. Мы уже проиграли. Я слышу, как трещит Время.

Вновь Ратибор склонился над отцом, а Фео стоял в замешательстве. Он не мог так оставить друга. Скоро хрустальные лозы поглотят дом. А как увести? Как быть сильным, чтобы этой силы хватило и на Ратибора?

— Если ты останешься здесь, — для собственного успокоения Фео начал ходить вдоль стены, — то твой отец погиб зря, а твоего сына будет некому защитить.

Ратибор встал мгновенно, и теперь грозно возвышался над Фео.

— Вчерашний мальчишка поучает меня, как заботиться о сыне? Какая злая ирония… Знаешь, я боялся, что ты не выдержишь боя и спрячешься где-нибудь. В итоге ты бился за город, а я сидел здесь, забыв про все на свете.

Взгляд Ратибора потускнел, когда вновь обратился на Девора.

— Я даже не смогу похоронить его. Время обернулось против нас.

Фео только кивнул. Вместе с Ратибором он вышел из комнаты. Дверь закрылась, навек отделив сына от отца.

— Что случилось в Цитадели? Как она пала?

По дороге Фео сбивчиво рассказывал про демонов и тень, которую Сагарис назвал Лариосой.

— «Лариоса» это же «погибельная ночь» на колдовском языке? — впервые прервал друга Ратибор.

— Да. Вроде, древняя эльфийская страшилка.

— Похоже на имя Аватара.

Фео остановился на пару секунд, пытаясь понять, что его встревожило во фразе Ратибора. Затем, вздохнув, произнёс очевидное:

— У его имени совсем другое значение.

— Да, знаю. Эллариссэ, «Царь, погубивший Тьму». И где сейчас этот царь? Лживо его имя.

Прежде, чем Фео успел ответить, их окликнули. Повозка стояла там, где наскочила на камень, а перед ней злобно сопел магикорец.

— Ты понимаешь, дурень, чего мне стоило вытащить тебя из Шторма Времени?! — накинулся он на Фео, показывая свои напитавшиеся кровью бинты. — Из-за тебя у меня нет сил на телепортацию!

— Уймись, ведун, — произнёс всё ещё сидящий на козлах демоноборец. — Хорошо, что парень за Дево… Ратибором сходил. Чем больше воинов, тем лучше.

Ратибор помрачнел ещё сильнее и молча залез в повозку, а за ним и Фео.

— Время трещит, — произнёс магикорец уже у границы города. — Гневается на нас. Как и в прошлый раз.

Фео тоже слышал треск, хотя звук скорее походил на хруст тонкого стекла. Цитадель скрылась в тумане, но её образ, противоестественный и жуткий, не покидал головы Фео.

— Отец рассказывал, как это было, — сказал он, к собственному удивлению вспоминая подробности. — Люди тогда не поняли, что случилось. Никто не спешил покидать город, когда по нему расползлись лозы и распустились хрустальные цветы. А когда поняли, неслись прямо сквозь заросли, падали и умирали быстрее, чем успевали осознать, что падают. Иногда в лозах лежали младенцы, но никто не доставал их, потому что боялись проклятия, и дети умирали, но медленно…

Фео остановился, осознав, что дальше говорить не может. Катастрофа прошлых лет ожила, вернулась. То, что он в детстве считал страшной сказкой, творилось перед его глазами. Бунт, а затем и демоны подготовили почву для лоз, сбагрив её кровью. Все ли горожане успеют отступить, или засомневаются в своих защитниках, как в прошлый раз? Фео боялся любых новых жертв. Хватит с него, никаких смертей!

— А твой отец не рассказывал, как поднял невидимую стену на пути лоз и час её держал, давая всем рядом с собой уйти? — внезапно спросил магикорец.

Фео помотал головой. Мысли путались. Как он мог такого не знать? Магикорец только усмехнулся на его смятение.

— Гиддеон не из скромности молчал. Всё мучился своим поступком и думал, что никаких хороших дел на него не хватит. Он был великим магикорцем, величайшим, я бы сказал, с блестящим будущим. Вот только…

— Если начнёшь сейчас обвинять столицу, мало тебе не покажется! Мало мы натерпелись из-за вас, белоручек! — прогрохотало с козел.

Снова повисло молчание, разбавляемое лишь мерным скрежетом колес. Фео с болью думал о времени, когда он стыдился и избегал отца, собирал гадости о нём. Вернуть бы те месяцы! Нет, Фео не хотел забывать правду, но себе бы добавил смирения и понимания страданий Гиддеона, его раскаяния и бесконечного искупления. Во вселенной не было лучшего отца, но Фео секрет своего происхождения поставил выше всего, что сделал для приёмного сына Гиддеон. Никогда себе отец не прощал убийство, даже защитив многие жизни. Он остался грешен для людей, хотя ушёл, сияя светом Неру.

— В башне лежит Осколок Прошлого, — сказал Фео, возвращая себе ясность мыслей.

Глаза магикорца загорелись.

— Слава Неру! Значит, всё гораздо проще! Мощь Времени уйдёт в Осколок, и его нужно будет просто забрать, когда стихнет Шторм!

— Кто заберёт? — вмешался до этого молчавший Ратибор.

— Эльфы. Ждём отряд из империи Нэти, — ответил магикорец.

С козел донеслось недовольное ворчание:

— Помяните моё слово, будем рабами Сондэ. С ним за прошлые долги не рассчитались, а тут снова!

— Побеспокоимся, когда решим другую проблему, — отмахнулся магикорец. — Сейчас они нам нужнее воздуха. Без Осколка демоны нас задавят.

— Если бы не пришла тень, мы бы победили, — задумчиво произнёс Фео.

Все уставились на него, даже демоноборец повернулся и грозно спросил:

— Какая тень?

— Лариоса.

— Точно Лариоса? — хором спросили мужчины.

— Так его Сагарис назвал.

Фео слушал спор магикорца и демоноборца, глядя на размоченную дождями дорогу. Повозка не увязала, видимо, колдовские руны помогали. Ратибор сидел рядом и делил с другом молчание. Их обоих сейчас не волновало, был ли в Цитадели Аватар или демон возродил страшную сказку. Мир осиротел без великого Эллариссэ, но уже пережил свою утрату, а Ратибор и Фео ещё нет. А впереди ждали новые битвы. Великое зло привёл Сагарис.

— Когда всё закончится, поехали со мной в столицу, — неожиданно сказал Ратибор. — Я даже слышал, что у Гиддеона там родственники есть.

— Есть. Только я не его кровный сын и не имею отношения к роду Квенъяр.

— Ну и что? Гиддеон тебя растил. Да ты похож на него, как две капли воды! В любом случае, я поговорю с отцом Митчитрии, и мы поможем тебе обосноваться.

— Да. Хорошо. Спасибо.

Фео почти не думал над предложением Ратибора. Чувства подсказывали, что так просто всё не закончится.

Лагерь воины разбили на высоком холме, с которого открывался вид на город и все окрестности. Женщин, детей и стариков развезли по деревням. В лагере людей осталось немного: магикорцы и демоноборцы. Каждый в бинтах до шеи.

С холма виднелись внешние стены Каталиса. За ними до самой цитадели раскинулись хрустальные тернии, которые, казалось, притягивали к себе всю серость, какая есть в мире. Туман стоял почти непроглядный, но с каждым днём треск становился всё тише, пока одним утром не пропал совсем.

Фео немного утешало, что Ратибор рядом и надеялся на возрождение гибнущего города, который предал своего защитника. Капитан организовал людей вокруг. Казалось, что его скорбь и тоска угасли слишком быстро, только Фео знал, что это не так. Ради будущего Ратибор оставался сильным.

Почти неделю ждали эльфов или подмогу из столицы, но никто не приходил. Нервы воинов натягивались, как канат, а от злобы нагревался воздух.

— Где наш царь?! Сидит в тепле, а нас бросил на милость Сондэ! — услышал Фео, когда проходил мимо одной из палаток, но волновал его лишь стихший треск.

На краю холма стояли уцелевшие магикорцы и вглядывались в стену тумана, за границу которой чуть выползли хрустальные заросли.

— Время успокоилось и ушло в хрустальный сад. Теперь опасны только заросли, — сказал один из колдунов, поворачиваясь к Фео.

Значит, главную башню Цитадели больше Время не удерживает. Она рухнула, поддавшись естественным силам природы. Такая теперь могила у Гиддеона и защитников Каталиса.

— Если шторм стих, в город могут войти демоны, а когда нагрянут эльфы, мы не знаем, — продолжил магикорец, но ему тут же ответили:

— Демон не может вынести Осколок. Только человек.

— Не большая проблема. Найдут кого-нибудь, как нашли Сиана.

Фео напрягся. О том, что демоны могут вернуться, он и не думал, а стоило бы! Всё становилось слишком плохо: в хрустальном саду у Сагариса будет преимущество перед смертными, на которых время давит сильнее всего.

— Парень! — услышал Фео у себя над ухом. — Ты нам нужен! Если идти, то сейчас!

— Что?! Ни один человек сам не может пройти через эти тернии!

Фео едва понимал, что происходит. «Почему так резко? Без подготовки, без знаний и силы!»

— Мы сами не в восторге и хотели бы, чтобы шли эльфы. Их нет, а если не забрать Осколок, то все жертвы будут напрасными. Люди проиграют. Давай-ка, мы тебе всё быстро объясним. Не бойся, пойдём вместе.

— Х-хорошо, — только и смог выдавить Фео.

Магикорцы встали полукругом, и тот, который вывез Фео из города, начал:

— Все заросли, которые ты увидишь — это Зеркало Времени. Его могущество ещё доступно тебе, но без крайней нужды не касайся ни терний, ни лоз, ни цветов. Они могут тебя убить, состарить или сделать младенцем. Иди аккуратно, но быстро. Время стало плотнее, и будет давить на тебя. Можешь видеть, слышать всякое, но голову держи чистой. Как истинный магикорец.

— Старайся лишний раз не телепортироваться, путь ты себе этим не сократишь! — сказал кто-то, на кого Фео даже не взглянул. — По воздуху без крайней нужды тоже не ходи. Миг отвлечешься — упадешь.

Прощаться с Ратибором Фео не стал. Не хотел сбивать настрой воина, который и так пережил горе. Просто, приняв свой долг, спустился с магикорцами навстречу серой мгле.

Едва Фео и остальные ступили за городские стены, туман сомкнулся за их спинами, отделив от живого мира. Не было ни запахов, ни звуков. Каталис уснул в хрустальном гробу. Опасно сделать шаг вперед, ведь даже собственные стопы Фео не мог разглядеть, а под ними вполне могла оказаться лоза или колючка. Хрустнет под ногой — и жизнь кончилась.

Внезапно он понял, что остался один! Магикорцы пропали, хотя он знал, что они вошли с ним в город! Страх подкатил к горлу, и Фео судорожно сглотнул.

На зов никто не откликнулся.

Фео поднял вокруг себя щит, который сдвинул границу тумана почти на метр, и юное сердце едва не разорвалось. На дороге лежал древний, иссушенный временем старик в синей мантии, а под ним — раздавленная лоза. На лице мертвеца застыла вечная боль. Фео едва узнал в нём магикорца, вошедшего с ним в город за Осколком. В голове билась мысль: «Как? Никто не обгонял меня!»

Время играло в злые игры. Именно оно, а не туман, разделило спутников. Фео, продолжая держать щит, аккуратно обошёл труп. Так он и двигался в пузыре. Получалось медленно. Утешало лишь, что больше лоз пока не встречалось. Несчастный наткнулся на одну-единственную, ставшую роковой.

Через сотню-другую шагов уже уставший Фео мог разглядеть очертания домов и деревьев. Удивительно, но именно у границы города самый плотный туман, а дальше он постепенно рассеивался. Фео немного полегчало, и он снял щит, хотя бдительность не ослабил. Из-за проклятия Зеркала город больше не принадлежал этому миру.

Вокруг всё ещё ни души. Фео надеялся, что его спутники живы, но искать их опаснее, чем идти дальше одному. Дело не только в зарослях. Сердце подсказывало, что можно наткнуться на демона.

Сквозь редеющий туман проглядывались хрустальные лозы и тернии, которые сотворило обезумевшее Время. Фео невольно ловил себя на мысли, что хочет прикоснуться к ним, ощутить мощь неукрощенной стихии, способной на большее, нежели ручное Время Силинджиума. А вдруг границы бытия рухнули окончательно, и даже покинувший тело дух можно вернуть?

Глава 12. Хрустальный сад (часть 2)

Фео очнулся в шаге от стеклянного цветка, похожего на пион. Рука тянулась к пышному бутону, который будто сделал искуснейший мастер. Лепестки таинственно переливались, хоть солнце давно скрылось. Остался только этот свет, такой приятный, даже тёплый. Маленькая звезда, которую стоит лишь сорвать и унести с собой.

Невероятным усилием воли Фео отвёл взгляд. Сорвать звезду — значит, проиграть. Обесценить гибель отца. Какой бы ни была судьба, она уже свершилась, и у Живущего на Земле нет права её тревожить. Едва Фео подумал об этом, как влечение отступило.

Каменную кладку домов продавили хрустальные лианы. Она пошла глубокими трещинами, через которые пробивались бутоны, распускавшиеся потом во всём своем смертельном великолепии. Не только пионы и тюльпаны, но и лотосы, и эдельвейсы, и розы. Все они сияли внутренним светом, и ласковым шепотом рассказывали Фео сотни историй сотней голосов. Он отошёл и едва не запнулся, к счастью, о камень.

Цветы замолкли, и вновь душная тишина давила на Фео, а в голове билась лишь одна случайно выцепленная фраза: «Зачем ты убил меня, Део?»

«Прошлое в прошлом. Сейчас меня это не волнует», — подумал Фео и вышел на середину широкой улицы, подальше от цветов и их историй.

Город всё отчетливее проступал из тумана, открывая Фео картину разрушения. Крыши домов рассыпались, но не огонь их уничтожил, а Время. Беспощадный, неукротимый Шторм, которого испугались даже демоны и этот Лариоса.

«Похоже на имя Аватара», — прозвучало в голове Фео так живо, что он невольно стал искать взглядом, кто это произнёс. Не нашёл. Он по-прежнему был один.

Как могильные плиты, из тумана выступали обломки домов. Фео казалось, что никакое солнце не разгонит эту мглу, и город навеки останется мёртвым. Его занесёт красный раскалённый песок пустыни Амала.

— Я достану Осколок, — вслух произнёс Фео. — Даже если небо рухнет, я не сдамся.

— Не сдамся, — повторил кто-то за его спиной.

Фео резко развернулся и увидел юношу в зелёной ученической робе. Самого себя. Нет, юноша был чуть выше, черты лица чуть благороднее, взгляд уверенней, чем обычно у Фео.

Из тумана выступила другая фигура, тоже ученика из Цитадели.

— Део, ты себя с ума сведешь! Выше головы-то не прыгнуть, — произнёс второй юноша и прошёл сквозь Фео навстречу Гиддеону.

— Тебе легко говорить. Ты тут свой, а я — враг лишь потому, что из столицы. Ну, ничего, я покажу им мощь Магикора…

Голос отца звучал зловеще. На памяти Фео он никогда так не говорил.

— Да возьмут тебя в Совет, никуда не денутся, — юноша похлопал Гиддеона по плечу.

— Возьмут, но после всех местных. А я так не хочу. Хочу заслуженно, за способности!

Видение оборвалось. Фео стоял и смотрел, как со звоном осыпаются лепестки с очередного хрустального пиона, который и поворошил былое.

— Чего ты хочешь от меня, Силинджиум? Чтоб я отступил? Зачем ты мне это показал? — выдал Фео в пустоту.

Пустота не ответила.

Заросли наступали на дорогу, она становилась уже. Фео справлялся с тревогой, но чувствовал, что надолго его не хватит. Ещё немного — и придётся телепортироваться, а этого делать очень не хотелось. Хорошо, что он мог повернуть на другую улицу, посвободнее. А потом снова. Будто кто-то издевался над Фео, не давая подойти к цели. Он плутал несколько часов, пока всё же не нашел дорогу, почти не тронутую хрустальным садом.

Издалека Фео узнал свой пустой, израненный Временем дом, и сердце сжала боль. Идти туда нельзя — воля могла не выдержать шёпота цветов и новых видений. «Цитадель рядом», — сказал себе Фео, уверенно шагая вперед. Только её всё ещё было не видно в тумане, который вновь сгущался в центре города.

Меж домов мелькнула тень, и Фео мгновенно поднял щит. Вот и закончилось одиночество. Страх не давал пойти и выяснить, кто же это — враг или союзник? Не могли же все магикорцы сгинуть, как тот, у самого края города.

Тень показалась с другой стороны. Если демон, то всё кончено. Нет у сына отцовской мощи и мастерства, чтобы сразиться с тварью. Всё ещё можно телепортироваться, но сначала тень должна показать своё лицо, чтобы риск побега был оправдан. Фео ждал.

И вот силуэт стал отчётливее виден, и Фео облегчённо выдохнул. Он узнал Ратибора.

Воин тоже перестал плутать и вышел вперед. По его лицу стекали крупные капли пота, но это не мешало Ратибору широко улыбаться.

— Вот ты где! Не верил, что найду, — произнёс он, вытирая лоб. — Из-за этих сорняков к тебе было не пройти.

— Зачем ты пришёл? Ты мог легко погибнуть!

Фео не знал, что ещё сказать. Появление Ратибора его обрадовало, но зашевелилась тревога за жизнь друга.

— Потому что я нужен тебе и этому городу. Не то, чтобы я не верил в магикорцев, но сильнейшие из них уже мертвы, а остались так… Не в обиду тебе, конечно!

— Ты никого из них не встретил? — Фео чувствовал, что ответ ему не понравится, но неизвестность пугала сильнее.

Ратибор покачал головой.

— Нет. Только цветы звали меня, показывали прошлое и обещали больше рассказать и показать. Искушали как демоны.

— Верно. Демоны.

Брошенная Ратибором фраза больно ударила по разуму Фео. Он посмотрел на капитана более внимательно и не заметил на лице тени боли или сомнения.

— Ты пришёл ради города? — спросил Фео, медленно делая шаг назад.

Ратибор это заметил и напрягся.

— Долг, понимаешь ли. Личное подождёт.

Так бы ответил капитан, но Фео не мог успокоиться. Тревога терзала его. В Каталисе теперь ни в чём нельзя быть уверенным.

— Что тебе показали цветы?

Фео отчаянно надеялся на этот полубредовый план. Если перед ним настоящий Ратибор, то легко ответит, что видел. Демон же будет думать, искать подсказку в сердце человека, которого хочет обмануть.

— Отца, который хотел убить младенца. Я защитил тебя.

Ратибор говорил медленно, будто подбирал слова. Всё стало ясно, и Фео, уже не думая о последствиях, телепортировался к своему старому дому и упал на пороге, задыхаясь. Рукой вслепую Фео едва не ухватил лозу.

Через полминуты туман сгустился в фигуру врага. Взмахом рук демон стряхнул облик Ратибора, и перед Фео теперь стояла невысокая женщина в серебристом балахоне. Её светлые волосы были собраны в два хвоста и заправлены за ворот. Глаза сияли красным светом.

Демонесса махнула рукой, и о магический щит Фео ударились несколько отрезанных голов, которые затем покатились вниз по ступеням. По лицам Фео узнал магикорцев, пришедших с ним. От ужаса едва не сбросил защиту.

— Феонгост, — демонесса говорила спокойным, почти умиротворённым голосом, — ты ещё можешь спастись. Не дели участь с собратьями. Отведи меня к Осколку.

— Нет!

Щит засиял ярче. Всю свою мощь Фео направил на него и чувствовал, как ноги трясутся. Он не успел восстановиться после телепортации, и демонесса наблюдала за ним с неким снисхождением.

— Есть, кому пойти вместо тебя. Моя просьба лишь знак милосердия. Не выноси себе смертный приговор, подумай ещё.

Из тумана вышла ещё одна фигура в грязной мантии. Длинные спутанные волосы свесились на лицо сгорбившегося мужчины, но вблизи Фео понял, кто перед ним.

Взгляд безмерно уставшего человека, истощенного своей скорбью, встретился с взором Фео.

— Кому принадлежит твоё сердце? — спросила демонесса, лениво повернув голову к Теврону.

— Вам, госпожа Асцерат.

— Теврон! — закричал Фео и ударил кулаками в собственный щит. — Демоны не вернут тебе сына! У них нет такой силы!

Со взгляда магикорца спала поволока и магическая мощь белым светом пробилась сквозь него.

— Время вернёт мне долг! Оно лишило меня памяти! Всего лишило!

Асцерат легко улыбнулась.

— Сейчас Время не подчиняется законам мироздания. Прежде чем утихомирить бурю, Осколок усилит её, исполнив желание несчастного отца.

— Это ложь! — прохрипел Фео. — Так не бывает!

— Ты этого не знаешь, — ответила демонесса.

Фео искал не только способ спастись, но и помешать Асцерат. Взгляд его упал на отсечённые головы магикорцев. Помощи не будет. Он один против двоих: предателя и демона.

«Гронд Силин, — всплыло в памяти заклинание Времени. — Силинджиум, пощади меня».

— Твой ответ?..

Фео представил площадь перед Цитаделью так, будто глядел на неё сверху и, мгновенно сбросив щит, телепортировался прямо в сердце тумана.

— Гронд Силин! — закричал Фео, чуть под ним хрустнула лиана.

Волна жара обдала его, сотни рук будто разрывали на части. Сознание расширилось, покинув тело. Разум был везде и всюду, и Фео не мог понять, кто теперь он сам. Его понесло куда-то, но неизменно он видел Цитадель. Сменялись день с ночью, времена года — а она стояла, пока резко не пропала, будто кто-то вырвал годы её строительства из истории. На месте площади теперь росла густая трава. Время замедлилось. Фео со всех сторон мог разглядеть фигуру в золотых одеждах, стоящую посреди дикого поля. Ветер развевал густые каштановые волосы неизвестного, а на его приятном молодом лице читалась некая грусть.

— Здесь будут жить люди. Я не справился.

— Ты еще сможешь отчистить все земли от Скверны. Ты — воплощение Неру, — ответил кто-то женским голосом, но Фео не смог увидеть, кто. Будто и ответившая растворилась в столетиях, не оставив о себе память даже в Зеркале Времени.

Аватар, не повернув головы, произнёс:

— Неру нужно десять тысяч лет, чтобы исцелить мир. Думаешь эти, едва век способные прожить, станут ждать? Предел их числу мне неизвестен, и с каждым новым поколением их неприязнь ко мне будет расти, если я не справлюсь. А я уже не справляюсь!

— Элу…

Фео сосредоточился на Цитадели в настоящем и мысленно произнёс заклинание. Бесконтрольное Время же резко пошло назад, к ещё более древним векам, и сознание Фео растягивалось нитью меж столетиями, и неясно, какая эпоха в итоге возьмёт верх. Он мог не вернуться. «Гронд Силин, Гронд Силин», — повторял Фео без конца, удерживая образ дня сегодняшнего. И, наконец, нить потянулась вперед. Появились площадь и Цитадель, но дни мелькали ещё быстрее, пока не смазались в одно пятно из многих красок. Возвращались ощущения, а сознание обретало целостность.

Очнувшись, Фео сразу скривился от головной боли. Сознание едва справлялось с пережитым, а тело ныло от магического истощения. Хотелось провалиться в пустоту. Фео напряг остатки воли, чтобы встать, и случайно бросил взгляд на свои руки. Серые и дряблые, как у старика.

Фео ощупал своё лицо. Морщины покрыли юношескую кожу. Дышать стало тяжело.

«Гронд Силин, Вихрь Времён», — повторял про себя Фео, но смелости схватиться за лозу не находил. Пережить вновь этот полет и распад….

Медленно, едва переставляя ноги, Фео побрёл в туман, не думая ни о чём, кроме своей угасшей молодости.

Во мгле он увидел смутно знакомый силуэт, и по разуму разлилось ядом: «Асцерат». На новую телепортацию сил не было. Оставалось сражаться насмерть, и в этом бою Фео проиграет.

Неожиданно из мглы вышел Ратибор с поднятыми руками. В одной из ладоней он сжимал длинный, с человеческий рост, металлический шест. Фео попытался поднять щит, но не смог. Сил не хватило.

— Я не демон. Спроси, что угодно.

Голос воина звучал устало. По лицу было видно, что Ратибор прибавил полтора десятка лет, но это тот капитан, которого Фео знал. Демону в хрустальном саду не страшно находиться, а человеку — страшно.

— Давно ты здесь? — спросил Фео и скривился, услышав собственный старческий голос.

— Не знаю. Мне кажется, что вечность, но вошёл в город я позже тебя.

— Как ты сюда добрался? И зачем?

Ратибор поднял взгляд вверх, будто за серостью непроглядного тумана искал что-то, может, останки башни.

— Дурак ты, Фео. Это ко второму вопросу. А к первому — вот.

Ратибор помахал шестом.

— Алхимический жезл. Сам сделал. С его помощью я могу прощупывать путь через заросли. Быстро Время его разрушает, конечно, но я, как видишь, ещё жив.

— Ясно. Лучше тебе остаться здесь. Я должен найти Осколок, я же белый магикорец. Я чувствую Время и знаю его заклинания.

— Я тоже. Поэтому я ещё не рассыпался.

Фео с удивлением посмотрел на Ратибора, впервые увидев не невежду в колдовском искусстве, а воина, который исполняет свой долг, несмотря ни на что.

Ратибор будто разгадал взгляд Фео и улыбнулся, как улыбался прежде, до всех своих потерь. Всего неделю назад или чуть раньше, когда с ним ещё была Митчитрия.

— Я помогу тебе найти башню и идти вперед, — сказал он. — И не смей меня гнать. Всё, что здесь происходит, и меня касается.

Пришлось смириться. Присутствие Ратибора успокаивало, помогало сосредоточиться. Фео чувствовал сильный поток Времени, застывший в хрустальных цветах. Вновь попытался поднять щит, и на этот раз всё получилось. Придержав Ратибора, который уже приготовил шест, Фео сделал осторожный шаг вперед. Затем снова и снова.

Из-за тумана проступили очертания башни. Фео пошел быстрее, не забывая смотреть под ноги. Из головы он старался гнать лишние мысли, но они лезли вновь. К сердцу подбирался страх. Демонесса, думал Фео, наверняка затаилась и ждёт, пока глупые люди сами наведут её на цель. Тогда она ударит.

Туман сгустился так сильно, что, не будь магического щита, от зрения не было бы толку. Фео остановился. Он чувствовал, что дальше ступить некуда. Лестница оказалась полностью покрыта зарослями.

— Теперь я иду один, — сказал Фео, поворачиваясь к Ратибору.

— По воздуху хочешь пойти или телепортироваться? Что ж, тогда мне придётся искать другой путь.

— Нет другого пути. Слушай… возвращайся в лагерь. За мной гонится демонесса и…

Фео хотел сказать, что у Ратибора есть Митчитрия и сын, которым нужен муж и отец, но воин перебил:

— Значит, я точно иду с тобой.

Возразить оказалось нечего. Фео окинул взглядом туман, за которым притаилась смерть.

— Ступай со мной нога в ногу, приставным шагом. Куда я — туда и ты. И за руку меня держи.

Идти по воздуху было опасно, чары эти очень неустойчивы, но другой план Фео не придумал. Он сбросил щит и сделал первый шаг, ощутив под стопой невидимую опору. Туда же встал Ратибор. Под ними зазвенели хрустальные цветы, и Фео почувствовал, что долго хитрить не получится. Время заберёт своё. А напрягаться приходилось сильно, чтобы удержать и Ратибора.

Поднимались медленно, но верно. Страхам Фео не оставил места в голове, полностью сосредоточившись на формуле заклинания. Наконец, когда ступени миновали, он рухнул на колени, тяжело дыша.

Время съело еще с десяток лет и продолжает утолять свой бессмысленный голод.

Ратибор закинул старого товарища на плечо и без всяких сомнений пошёл вперед. Фео лишь равнодушно отметил, что часть стен башни заменяли стеклянные скалы. Она не рухнула, но, если проклятие будет снято, рухнет непременно. Цветов здесь распустилось больше, чем где либо, и они звали Фео, обещали что-то показать, но он не внимал им. Всё вокруг стало смутным, неправдоподобным. Хотелось одного — чтобы всё скорее закончилось. Неважно, как.

Под собой Фео видел ступени. Много ступеней, может, тысячу, и все они оставались позади. Подъёма он почти не чувствовал.

Ратибор остановился.

— Я больше не могу тебя нести. Ты должен встать и идти сам. Соберись. Осталось не так много.

Фео едва разбирал смысл слов.

— Парень, я серьёзно. Ты не только за себя сейчас отвечаешь, но за всех людей. Они надеются на тебя.

— Я не могу…

— Надо!

Ратибор силой поставил Фео на ноги, прислонив плечом к каменной стене.

— Я понимаю, что ты ослаб, что твоя молодость ушла. Но если ты сейчас не сделаешь последний рывок — всё будет зря! Вообще всё, даже смерть твоего отца!

«Отец умер зря, отец умер зря…» — билось в угасающем сознании. «Он хотел, чтобы я жил. А чего хочу я? Жить?»

— Живи! — хором произнесли цветы, и каждый звучал как Гиддеон. — Живи!

Фео вздрогнул. Ещё слабым зрением он рассмотрел вдруг ставший на его сторону чудесный и смертоносный сад. Разум прояснялся, мышцы чуть окрепли, словно безумная стихия вдруг перестала пить силы своего слуги, а решила ими поделиться.

Покачиваясь, Фео отошёл от стены и, ощущая странное волнение Времени, приблизился к огромному кусту хрустальных роз. Верхние листья касались потолка, а цветы были размером с детскую голову. В середине куста ветви собрались в подобие кокона, внутри которого кто-то висел, обвитый по рукам и ногам колючими лианами. Длинные чёрные волосы с проседью полностью завесили лицо и торс. Несчастный пленник ещё дышал, его грудная клетка тяжело поднималась и опускалась.

— Лу Тенгру…

Фео вспомнил, как бросил эльфийского колдуна, спасая свою жизнь, и невольно отвёл взгляд от несчастного.

— Наверное, он телепортировался сюда из зала с Зеркалом и оказался внутри ловушки, — ответил Фео на немой вопрос Ратибора.

По стенам поползли тени, собираясь в углах в пучки мрака. Цветы зазвенели, накаляя воздух гневом. Бывшее Зеркало не давало появиться демонам в башне.

Становилось всё темнее. Острые рваные тени накрывали цветы, заглушали их голоса. Скверна боролась с непокорённой первобытной стихией. Фео наблюдал за происходящим с болезненной сосредоточенностью.

— Хорошо, что Лу Тенгру здесь, — сказал Ратибор. — Он защитит тебя.

— Как защитит?

— Если его освободить. Нужно произнести заклинание, которое исцелит его. Я его слышал от твоего отца, когда он спас меня.

— Но для этого нужно Зеркало. Ты хочешь… использовать лозы вместо него?

— Да.

Страх сжал сердце Фео в тиски.

— Нет, ты этого не сделаешь! Тебя или лоза убьёт, или само заклинание! Ты должен жить! У тебя семья, а я…

— А ты должен найти Осколок. Ты это сможешь сделать лучше меня.

— Но…

— Фео, не спорь. Я говорю так не потому, что хочу умереть. Сами мы от демонов не отобьёмся! Лучше я, чем все люди.

— Лучше я, чем ты!

Глаза Ратибора налились кровью, а дыхание стало хриплым.

— Дал бы тебе затрещину, да голова твоя для битья слишком старая! Слушать научись уже и слышать!

— Я…я…

— Мне твоё согласие не нужно. Я знаю, что поступаю правильно.

— Нет!

Фео хотел остановить Ратибора хоть магией, хоть кинувшись на него. Только тело предательски онемело, а разум больше не удерживал ни одной формулы. Всё существо Фео говорило, что воин прав, но последние крупицы отчаяния требовали спасти жизнь друга.

— Мы найдём другой способ!

— Пока будем искать, демоны доберутся до нас. Надо пользоваться тем, что Время их задерживает. Отойди, пожалуйста, подальше. Не хочу, чтобы тебя задело.

Ратибор коснулся лепестков хрустальной розы и тихо произнёс.

— Вихрь времён.

Цветок звонко ответил:

— Орэ Неру Гронд Силин!

Из глаз Фео полились слёзы. Он хотел отвернуться, но не мог оставить друга в последние мгновения его жизни.

Розы ярко засияли, став похожими на звёзды, и этот свет перешёл на Ратибора.

— Защити людей, Фео. Митчитрию, Део, всех…

— Хорошо…

Фео бросился к другу, но Ратибор, падая, растаял в воздухе. Руки схватили лишь пустоту на том месте, где только что стоял человек. Фео рухнул на колени, и слезы его разбивались о хрустальную крошку осыпающихся зарослей. Волна Времени накрыла его, и долгих несколько минут он видел, как в прошлом умирает отец, и сам Фео умирал внутри.

Глава 13. Хрустальный сад (часть 3)

От клетки Лу Тенгру ничего не осталось. Эльфийский колдун уже стоял на ногах и выглядел так, словно не висел неделю в губительных зарослях. Фео едва смотрел на него. Даже тени уже не волновали. Мир, прежде серый, стал ещё и пустым, бессмысленным. «Так быть не должно», — думал он, опустившись на колени перед тем местом, где исчез Ратибор.

— Найди Осколок. Демонами займусь я.

Фео понял, что Лу Тенгру обо всём знает, но никого жалеть не будет. Воину положено действовать чётко, без чувств. И Фео поднялся.

Чёрное пламя взвилось прямо перед лестницей. Из него вышел демон с множеством тонких рук, висящих за спиной. Кнун — так его назвали тогда, в зале Зеркала. Стихия мгновенно обрушилась на Фео, но Лу Тенгру оказался ещё быстрее и поднял над ним магический щит. Языки огня бились о защиту, но эльфийские чары оказались сильнее демонических.

Враг оскалился так, что лицо Живущего на Земле стало мордой невиданного чудовища с зубами длиной в палец.

Пламя перекинулось на Лу Тенгру. Он ускользнул и оказался рядом с одним из теневых пучков. Новый демон уже мог появиться, но эльф клинком из света проткнул пучок, и только бешеный визг сотряс коридор. Кнун выхватил плеть, но Лу Тенгру вновь опередил его: одним колдовским жестом перебросил демона через себя к дальней стене. Зазвенели цветы, а лианы посыпались на голову врага.

Оставшееся чёрное пламя погасло. Дорога стала свободна, и Фео бросился вперед, к Осколку. Суставы хрустели, старое тело требовало отдых уже через несколько пролётов, но Фео не останавливался. Раз он телепортировался на пару сотен ступеней, не больше. Заросли всё ещё были опасны, и угодить в них после стольких жертв — недопустимо. «Я смогу. Я сумею. Лу Тенгру защитит меня», — повторял Фео в своей голове, пока лестница не закончилась.

Возможно, Время пощадило Фео, и по-настоящему старцем он не стал, сохранив резвость молодости. Иначе он бы не выдержал такой пробежки.

Свод обрушился. Застывший звёздный свет разогнал туман над залом с Чашей, и чистое око закатных небес смотрело на то, что осталось от святыни человечества. Пол и уцелевшие стены почти полностью покрылись хрустальными цветами.

Комок подступил к горлу Фео. Как среди всего этого стекла, ещё и звучащего на разные голоса, искать Осколок? Всё здесь — Время.

Не успел Фео даже попытаться сосредоточиться, как рядом с ним возник Теврон. Страх объял Фео. Бывший заведующий — слишком серьёзный противник, надеяться на победу бессмысленно. К тому же, кругом заросли. Бой слишком опасен.

— Уходи! — прохрипел Теврон и сжал кулаки. — Тогда останешься жив.

— Я не желаю вам зла! Я вам не враг!

Теврон поднял бровь, будто удивился, и Фео не стал медлить.

— Я понимаю ваше горе. Я сам потерял двух близких людей, но это не повод обрекать весь мир! Если вы сделаете, что задумали, даже если у вас всё получится, вы будете несчастны!

— Старый щенок! Что ты успел узнать о мире, чтоб судить меня?! Вы отобрали мою память! Я для вас просто шестерня, раб! Что на это ответишь, безродный?!

Фео хотел отступить на шаг, быть дальше от гнева несчастного отца, но сдержался.

— Вы должны пережить эту боль. Мёртвого нельзя вернуть, его душа ушла на перерождение. Ваш сын обретёт новую жизнь.

Теперь Теврон выглядел растерянным. Даже кулаки разжал.

— Сагарис сказал, что может лишь поднять труп. Мой единственный шанс — истинный, непокорённый Вихрь времён — мощь, которая пробудится, когда Осколок будет поднят человеком. Даже закон бытия будет бессилен перед Вихрем. Демоны не тронут меня и сына, взамен я передам им Осколок. Об остальных людях подумаю потом.

Тяжёлая волна магии ударила Фео и отбросила к дальней колонне. «Гронд Силин!» — едва успел крикнуть он. Быть может, потому не превратился в труху, но непрожитые годы сдавили его, за секунду состарив. Фео едва поднялся и понял, что спину разогнуть уже не может. Зрение помутнело. Лишь чувство Времени осталось его опорой. Мысли о потерях, страх и отчаяние били в голову, но отвлекаться нельзя. Упустить шанс опередить Теврона — обречь всё человечество.

И Фео увидел, как поднимались от каждого цветка серебристо-голубые потоки, как от одной лозы к другой перетекали минуты, обращённые в свет. Рядом с чашей выше небес стремился тонкий золотистый поток. Так сияла нить Корня Мирового Древа, из которой Силинджиум выплавил Зеркало Времени. Значит, правда — могущество артефакта перешло наследнику — Осколку Прошлого.

Вот только до него не добраться. Фео больше не мог терять годы, чтобы не рассыпаться в пыль. Но бездействовать после гибели отца и Ратибора…

Фео собрал всю магическую мощь, какая у него осталась, и нашёл взглядом Теврона. Тот шагал по воздуху к чаше, постоянно крутя головой. Искал, должно быть, Осколок. Больше Фео ничего рассмотреть не мог.

— Ты ещё жив?! — прорычал Теврон.

Невидимая сила схватила Фео за грудки и потянула к погибельным зарослям, а он пятками упирался в побитые плиты.

— Я своего отца возненавидел, когда узнал, что он убийца! И твой сын будет тебя ненавидеть!

От крика в горле пересохло. Фео закашлялся, а закончив, понял, что магической хватки больше нет. Вовремя. Край рясы едва не задел лепестки.

«Силинджиум, помоги мне. Мой голос слишком слаб. Вихрь времён», — прошептал Фео и стряхнул с одежд хрустальную пыль.

И за него заговорило Время переливчатым звоном цветов:

— Зачем ты вернул меня в такой мир? Чтобы я вечно держался тебя? Но я не хочу этого! Я не хочу быть как ты. Ты не магикорец и даже не человек. Ты демон!

— Нет! — закричал Теврон и заткнул уши. — Это не мой сын!

— Я хочу умереть снова! Это не жизнь, а страдания и стыд. Верни меня к настоящему свету, демон!

— Я не демон!

Незримая опора начала проседать под Тевроном, и, казалось, он вот-вот коснётся верхушек зарослей. Но нет, вновь поднимался над залом. И Фео решился.

Он быстро набросил колдовские путы на Теврона, и тот, потеряв контроль, рухнул вниз. Хрустнули тонкие стебли и лепестки роз, а сердце Фео почти остановилось.

Секунды растянулись в вечность. Каждый её миг наполнился страхом, пока не раздался детский крик.

По воздуху Фео поднялся над зарослями и увидел младенца, барахтающегося в просторной мантии магикорца. Младенец попытался перевернуться, но не смог. «А если сможет? А если заденет новую лозу?»

Фео вспомнил истории о брошенных в зарослях детях. Нужно спешить, пока Теврон жив, пока есть шанс его спасти.

По невидимым ступеням Фео спускался к Осколку. Как же достать артефакт, лежавший под куполом из роз, не знал. Меж их спутанных стеблей едва могла пройти рука. Риск слишком велик.

«Где же Лу Тенгру?» — подумал Фео. Младенец вновь попытался перевернуться. Чуть большее усилие — и успех. Теврон почти носом упирается в заросли, только ручку протянет и…

Фео задрал рукав так высоко, как мог, и сверху потянулся за Осколком Прошлого. Медленно, аккуратно, не задевая ни одного шипа. Кончиками пальцев Фео коснулся артефакта и крикнул:

— Вихрь времён!

Вдруг опора исчезла, и Фео рухнул на хрустальный куст. Десятки осколков порезали лицо и руки, а тот, заветный, остался под ладонью.

Мощный вихрь поднял тело в воздух. Сначала вернулось зрение: Фео кружился в потоке золотых и серебряных огней, которые пели звонкую, радостную песню. Жаль, слов не разобрать. Фео взглянул на свои руки. Царапины и раны от последнего падения мгновенно затянулись, а кожа становилась более светлой, упругой, приятной. Лицо на ощупь стало прежним, юным, и Фео невольно заулыбался.

«А если возможно вернуть погибшего?» — едва проскользнула эта мысль, Фео увидел в потоке света фигуру отца. Его нельзя ни с кем спутать. На его лбу ярче всех огней сиял символ людей.

— Быть может, в череде бесконечных рождений мы встретимся вновь, но не сейчас, — сказал отец, и образ его начал распадаться.

— Я люблю тебя, папа, — Фео почувствовал, как глаза щиплет от слёз.

— Я тоже тебя люблю, Фео. И горжусь тобой. Ты победил, сражаясь за Живущих на Земле.

Поток огней ускорился, унося с собой свет Гиддеона. Фео же стал опускаться вниз, к Осколку, что мерцал на полу. Ещё подвижное время пыталось смыть волной боль утраты и все тревоги, но Фео не позволил. «Я должен пережить это сам».

Сквозь редеющий поток Фео увидел, как огни летят к младенцу Теврону, который барахтался в хрустальной пыли. Теперь уже безопасной.

Малыш тоже поднялся в воздух и, улыбаясь, закружился в своём потоке.

— Нет! — крикнул Фео и, схватив Осколок, бросился вперед. — Если он повзрослеет, его казнят! Время, дай ему второй шанс! Гронд Силин!

«Я не избавлю его от боли, — ответил кто-то, быть может, лишь голос в голове. — Он всё равно с ней столкнётся и повторит свои ошибки».

— Он вырастет другим человеком! Гронд Силин, Вихрь времён! Пожалуйста!

В пыль обратились заросли, туман рассеялся. Огни, ещё немного покружив над младенцем, угасли. Остался лишь фиолетово-голубой свет чар Лу Тенгру, стрелы-лучи которого застыли над головой.

Фео быстро всё понял и, схватив Теврона, бросился к окну. От высоты сдавило в груди. Телепортироваться с ребенком не получится. Нога опустилась на невидимую ступень. Фео начал медленный и осторожный спуск. Время вернуло не только молодость, но и колдовские силы.

Сзади раздался грохот, но Фео побоялся обернуться. И так знал, что произошло: звездопад Лу Тенгру разрушает Цитадель. Обломки не долетали до Фео, и он радовался, что успел отойти от башни достаточно далеко. Одновременно идти по воздуху и держать щит не смог бы.

Ветер усиливался, а с ним и страх Фео. Земля ещё далеко, и сорваться с такой высоты — верная гибель. Никакой щит не выдержит удара. Малыш сильнее прижался к Фео. Тоже боялся. Тепло и доверие младенца поддерживали дух Фео, он собрался и сосредоточился не только ради себя.

Серое небо налилось багрянцем. Сверкнула красная молния. Феозамер и едва не потерял контроль. Ужас сжал сердце, вновь почувствовавшее близость смерти.

Сагарис появился перед Фео алой слепящей вспышкой. Кожа лица демона оплавилась, обнажив череп, то же произошло с плечом, пробитым насквозь Осколком Прошлого. Ледяной ненавистью сияли глаза Сагариса, а уцелевшей рукой он крепко сжимал уже знакомый витой меч.

Фео осознал, что всё было зря.

Кто-то схватил его за талию и огромными прыжками по воздуху понесся прочь так быстро, что ветер засвистел в ушах.

Фео крепко прижал плачущего Теврона к себе, и едва повернул голову. Спасителем оказался Лу Тенгру.

— Оставь ребёнка! Тогда мы сможем телепортироваться!

— Нет!

Лу Тенгру резко опустился на землю. Фео тоже встал на ноги, хотя его ещё качало.

— Ты погубишь всё! — прошипел эльф.

— Мы вместе сразимся с Сагарисом, и никто больше не погибнет, — ответил Фео без неприязни, без осуждения. Усталость от пережитого выела все чувства, но слушаться Лу Тенгру он не собирался.

Сагариса видно не было. Тревога снедала обоих колдунов: Лу Тенгру стал всматриваться в пустые небеса. Всевидящим взором искал врага. Выражение лица эльфа сменилось с напряжённого на удивлённое. Не сказав ничего, Лу Тенгру просто исчез, оставив Фео посреди улицы.

Неизвестность угнетала. Ждать новостей на месте Фео не мог. И ему самому, и ребенку нужна помощь, отдых. Вера в то, что Лу Тенгру знает, что делает, немного успокаивала, и Фео побрел прочь из города, держась за эту мысль. Пару раз он всё же обернулся, чтобы с земли взглянуть на разрушенную звёздным светом Цитадель. Огромная груда камней осталась от величия магикорцев. Фео не жалел прекрасные башни. За все годы он не привязался к Цитадели, и не испытывал горечи от её падения. Только гибель людей болью жгла Фео.

Он увидел, как над ним пронеслись Сагарис и множество фигур в белых одеяниях. Фео хотел крикнуть заклинание, но сражающиеся вновь пропали из виду. Оставалось только идти вперёд. От опасных зарослей остались только кучки мерцающей пыли.

Издалека Фео заметил отряд, поднявший на высоких штандартах знамёна — серебряный круг, внутри которого вышито золотое древо. Радость подбодрила его, и он бросился к воинам, которые неожиданно выставили вперёд мечи и копья. Фео в недоумении остановился и крепче сжал Осколок.

— Кто такой? — грозно спросил капитан отряда в крылатом шлеме с золотым гребнем.

— Феонгост Квенъяр. Я человек и слуга государя, — Фео поднял над головой Осколок, чтобы уж точно не приняли за демона.

Воины опустили оружие.

— Проходи. На холме увидишь белый шатёр, в нём жди.

Фео не стал спрашивать, кого или чего ему нужно ждать, лишь взглянув на небо, сказал:

— Там Сагарис. Нужно помочь Лу Тенгру.

— Ему уже помогают, не переживай. Лучше сам поспеши.

Ноги гудели, руки немели. Малыш беспокоился и хныкал, а Фео продолжал идти.

Голова кружилась, но Фео, покачиваясь, дошёл до белого шатра, хорошо заметного на фоне остальных, красно-синих. Положив ребёнка на подушки, Фео провалился в забытье.

Когда он очнулся, в шатре было темно, лишь в углу мерцала светлячковая лампа. Рядом с ней сидела… Тут Фео подумал, что сошёл с ума, или вновь попал в Вихрь времёни, или умер. В любом случае, увиденное не могло быть правдой.

Митчитрия поглаживала ладонью мирно спящего малыша. Она заметила, что Фео проснулся, и взглянула на него. Даже во мраке на её лице были видны дорожки слёз.

— Я рада, что ты жив, — безрадостно сказала она.

Фео ничего не ответил, лишь, застыв на месте, смотрел на красавицу, которой ничем не мог помочь.

— Царь взял Осколок, чтобы узнать, что произошло в городе. Прости, мы не стали тебя будить, ты вымотался. Очень многое свалилось на тебя, но ты справился достойно. Мы всё видели.

Последнюю фразу Митчитрия произнесла медленнее, будто с трудом, а после тяжело вздохнула.

— Почему ты здесь? Где Део?

— Под присмотром моих родителей. Я не находила себе покоя, ведь Ратибор остался в Каталисе. А когда пришли первые вести, я сорвалась с места. Уже потом меня нагнало царское войско.

— Царь здесь… хорошо. Только поздно, — невольно вырвалось у Фео.

— Все мы опоздали.

— Может, и к лучшему. Все бы погибли. Я не знаю, что за чудовище это было, на даже Зеркало против него оказалось бессильно.

Малыш завозился, и Митчитрия начала напевать колыбельную. На её лице вновь появились слёзы. Если бы она сказала, что ненавидит Теврона, потому что он выжил, а Ратибор нет, Фео бы понял её чувства. Сам терзался такими.

— Что царь с ним сделает? — указал он на Теврона.

— К счастью, кто он, узнали немногие, иначе потребовали бы его смерти. Царь убедился, что того Теврона больше нет, а казнить за его поступки младенца — глупо и жестоко. Он вырастет и проживёт иную жизнь. Я усыновлю его.

Фео незаметно любовался прекрасной, сильной женщиной, в которую его угораздило влюбиться. Сонный покой гасил боль. Вновь хотелось забыться рядом с Митчитрией. Но память взбодрила звонкой оплеухой.

— Лу Тенгру! Он жив?!

Малыш захныкал, а Митчитрия покачала головой и вновь принялась его успокаивать.

Вместо ответа завеса шатра чуть отодвинулась, и кто-то поманил Фео наружу. Чтобы больше не тревожить ребёнка, он подчинился.

Впервые за долгое время была ясная ночь. Полная луна, от которой Фео успел отвыкнуть, казалась огромной и ослепительной яркой. Город под её светом казался спящим, а не брошенным. От его вида у Фео защемило сердце.

Высокая женщина смотрела на руины Каталиса. Легкий ветерок колыхал длинные золотистые пряди волос. Серебряными полумесяцами и алмазными звёздами сияло её белое парчовое платье. Женщина обернулась. Фео мог поклясться, что перед ним стояла богиня звёзд Аэлун. Так её изображали, и только она была столь прекрасна.

— Здравствуй, Феонгост, — сказала она, ласково улыбнувшись. — Я — принцесса Ситинхэ Шандориэн.

Глава 14. Избранный воин (часть 1)

Сознание многократно гасло — боль была невыносимой — а с мимолетным облегчением пробуждалось вновь. Слишком тяжело Эллариссэ дался этот поход. Видеть смерти людей — страшно. Когда они умирали от чумы, Эллариссэ заволок свой взор пеленой. В Цитадели же себя не ослепить, как и других. Люди узнали его, хоть он стал тенью. Он прочёл это в их взглядах, полных суеверного ужаса. Не просто мертвец предстал перед ними, а бог на стороне демонов. Лишь один, светловолосый магикорец, не боялся…

«Никогда ещё не зажигался символ людей, — подумал Эллариссэ. — Этот убийца оказался достойнейшим среди них».

В сознании закрутились картины прошлого.

«Мощь Древа твоя, но никогда ты не сможешь использовать её против Живущих на Земле. Лишь ради защиты мира я передаю демонов в твою власть, но и с ними поступай разумно, без исключительной нужды не лишая живую душу шанса на спасение», — сказали ему тогда, и тысяча сияющих ладоней коснулась чела Эллариссэ. Аватар легко принял столь малое условие, и в мыслях не имея вредить фениксам, эльфам, драконам или оборотням.

«Где лежит предел разумного? — спустя много лет спросил Эллариссэ у Творца Неру. — Разве ты осудил императора Шандориэна, уничтожившего демоническое войско? Разве не созданы артефакты из Корня Древа Мира, чтобы сокрушить Тьму?»

«Шандориэн защищал себя и свой народ. Даже то, что он сделал, болью вернулось ко мне. Ты должен понимать, Эллариссэ, как устроен мир. Чем больше погаснет душ, тем больше сгниёт Корней Древа. Оно ослабнет, и тогда ничто не сможет спасти Землю от того зла, которое в неё уже проникло. Души должны возвращаться к Стволу по Корням, очищаясь с каждым новым перерождением. Таков мой закон».

«Ты мог бы вовсе запретить мне убивать демонов. Пусть они были бы вольны, отнимая жизни, раз важно лишь сохранять души».

Неру не ответил, но Эллариссэ заметил, как померк свет Мирового Древа, как поникли золотые листья-ладони. В тот день Аватар впервые усомнился в справедливости законов Творца, а печальное молчание лишь укрепило его убеждения.

«Значит, так началось моё падение…»

С немым криком Эллариссэ вырвал из сосуда своё сознание и тенью отправил его бродить по крепости Даву. Ни одного демона не встретил он в этот раз. Повинуясь неведомому зову, Эллариссэ спустился в одно из подземелий. Оно походило на пещеру, в которой стоял сосуд с телом Аватара, разве что освещено только синими кристаллами. В полу подземелья была широкая и глубокая выемка, заполненная зелёной жидкостью. На краю выемки сидел низкорослый горбатый демон с головой, напоминавшей огромный царский орех. Демон черпаком набирал зелёную жидкость и лил на обезображенное тело, лежавшее рядом. Эллариссэ с трудом узнал Ару. Кости прекрасной демонессы обуглились, седые пряди сгорели, лицо лопнуло. Болезненный стон доносился из её груди, хотя легкие не могли получать воздух. Эллариссэ вспомнил о своём теле. Хотел отвернуться и больше не терзать себя отвратительным зрелищем, но кости, политые зелёной жидкостью, начали белеть, а сверху — нарастать синяя плоть.

Демон повернулся к Эллариссэ и мерзко улыбнулся, обнажив два ряда мелких острых зубов.

— Жаль, что с тобой не получается так просто. Ты поставил перед нами задачку.

Аватар кивнул. Мысли же он спрятал, но, видимо, во взоре осталась душевная боль.

— Что гнетёт тебя, властитель мира? — поинтересовался серый карлик.

В голосе прозвучало ехидство. Также говорили и Сагарис, и Кнун. Это злило Эллариссэ, но злость избавляла от тягучей боли — единственного, что оставалось с Аватаром внутри сосуда.

«Хрустальная пыль исцелит моё тело?»

— Полагаю, да. Надо дождаться Кнуна, он выведет нужную формулу, — ответил демон, покачивая черпаком над выемкой, будто маятником.

«И что потом? Я не могу использовать свою силу против Живущих на Земле, вы все это знаете. Только против демонов».

— Это незначительное ограничение, думаю, поможет обойти Семилепестковый перстень. Что до второго… хм… мы рассчитываем на твою благодарность.

Ару закашлялась, и демон погладил её по руке, будто успокаивал.

— Помню, как по всей Амале собирал такие тела — последствия твоего гнева. Что мы тебе сделали? Тебе сказали, что нас нужно ненавидеть?

Неожиданный вопрос поставил Эллариссэ в тупик, но он ответил, даже в мыслях не теряя достоинства:

«Вы — враги Живущих на Земле. Казни Мира мало?»

— Она тебя не коснулась, — спокойно ответил демон. — Ты тогда едва родился.

«Вы бы не остановились!»

— И тебе велели нас остановить? — не унимался мерзкий карлик.

«Я сжег демонов в Амале, потому что я сам так захотел!»

Отвернувшись от демона, Эллариссэ представил картины чистого, не осквернённого мира, какими видел их в воображении когда-то давно. Прекрасные и недостижимые. Сколько бы ни боролся Аватар с Океаном Штормов и сушью пустыни Амала, его сил не достаточно. Победа над Скверной, осаждавшей Аберон, стала казаться случайностью.

–Ты не смог исцелить Землю, — продолжил демон его мысль, — и решил отыграться на нас.

Память вновь унесла сознание назад на многие годы.

«Ты не осудил Шандориэна за смерть многих демонов. Драголин за то, что она носит демоническое оружие. Почему ты судишь меня? Я всегда хотел блага для Земли. Разве иначе ты допустил бы меня до своего трона?» — спросил Эллариссэ у Неру, когда предстал перед Мировым Древом.

Почва стала прозрачной, и Аватар увидел пульсирующие сияющие Корни Древа, а чуть глубже — чёрные, мёртвые, по которым больше не бегали круглые огоньки.

«Ты истребил живые души, — ответил вместо Неру Великий Дух Силинджиум, — Если хочешь делать, что вздумается, мы снимем с тебя корону Аватара».

Отринув воспоминания, Эллариссэ вдруг понял, что его руки дрожат. Не теневые, а те, обожженные, в сосуде. На них ложилась хрустальная пыль, собиравшаяся на ранах цветами тюльпанового дерева. Появились чувства, отличные от боли. Холод. Жажда.

«Хрустальная пыль исцеляет моё тело и возвращает воспоминания».

— Значит, вот как всё было. Сам удивлён, но я согласен с Силинджиумом…

Через секунду демон затих лицом вниз в зелёной жиже. Эллариссэ склонился над едва живой хрипящей Ару.

«Я рад бы вам помочь, только вы никогда этого не хотели. Быть рабами Скверны, жить в мёртвых телах — это тоже выбор. Вы его сделали, а я сделал свой».

Ару смотрела на Аватара пронзительными голубыми глазами, очень редкими для феникса. Даже красное демоническое свечение не могло перебить их цвет.

В ту же секунду Эллариссэ пронзила жгучая боль, и он бросился ксобственному телу.

Кнун колол полуживого Аватара мечом из чёрного пламени прямо сквозь стенки сосуда, но стекло не трескалось. Мощью Магикора Эллариссэ сдавил демона, но почти сразу отпустил. Боль выедала рассудок, не давала сосредоточиться.

— Вот как ты с нами, Аватар?! Сколько мы над тобой трудились, и чём ты ответил?! Лучше бы сдох в пустыне!

Сознание рвалось в тело, чтобы померкнуть там, но Эллариссэ держался. Из гордыни или упрямства — он сам не знал и не думал об этом.

— Если ты так нас ненавидишь, умри! — зашипел Кнун.

Эллариссэ вспомнил ощущения оживающего тела. Уже восемнадцать лет он должен лежать в могиле, но погибнуть сейчас, уже осознав, что может жить, в будущем — дышать, ходить…

Он проиграл, но не чувствовал горечи. Только облегчение от отступившей боли. «Я стал рабом плоти, рабом страха, а когда-то был величайшим из Живущих…»

Демон ушел, а Эллариссэ ещё долго смотрел на себя со стороны, думая, кем стал и как расправится с Кнуном…

* * *

Царь Бахтияр сидел в резном кресле посреди огромного шатра. По бокам на подушках расположились его советники и придворные колдуны. Даже в тусклом свете свечей Фео видел, какие злые взгляды бросают на него, а в особенности на принцессу Ситинхэ. Гордая красавица не смущалась: прошла ко второму резному креслу и заняла его, не погасив доброжелательной улыбки. Во всём Ситинхэ выше всех собравшихся.

Следом вошёл тяжело дышащий Лу Тенгру и молча сел в углу. Боль ещё читалась на лице эльфийского колдуна, и его, в отличие от его госпожи, взгляды людей явно ранили. Он походил на загнанного зверя, который, дай выбор, забьётся в нору и тихо умрёт. Ситинхэ, после того, как Лу Тенгру появился, смотрела только на него, и Фео мог поклясться, что её взор исцеляет.

— Я не успел поблагодарить вас, прекрасная принцесса, за помощь моему народу, — первым заговорил царь Бахтияр.

Он был совсем молод, лишь этой весной минуло тридцать. Царю выпало нести бремя неприязни его народа к империи эльфов Нэти и постоянно просить помощи у соседей. Бахтияр, по-видимому, злобы людей не разделял и на принцессу Ситинхэ смотрел как на благодетельницу. Из-за этого мрачнее становились лица его подданных.

— Не стоит, ваше величество. Я почти ничего не сделала.

Знать согласно закивала, а Фео, не сдержавшись, скрипнул зубами. Он понимал, что не погибших советники жалеют — им просто нравится слушать, что во всех бедах виновата принцесса.

— Феонгост Квенъяр, — позвал царь, и Фео в ответ встал и поклонилсяему. — Особенно хочу поблагодарить тебя. Твоя отвага и находчивость спасли всё царство людей.

Похвала чрезвычайно высокая, но Фео о ней почти не думал. Мысль, озвученная Ситинхэ, всё же причинила боль. Ратибор бы выжил, подоспей эльфы чуть раньше. Возможно, погиб бы Лу Тенгру, но…

«Демоны бы добрались до Осколка раньше. Мы всё сделали правильно, мы всё сделали правильно», — подумал Фео. Вслух же ответил:

— Спасибо, ваше величество, но без помощи я бы не справился. Капитан Ратибор и магикорцы Цитадели отдали свои жизни, чтобы вернуть Осколок.

Невольно Фео поймал взгляд Ситинхэ и прочёл в глубине её звездных глаз, что она искренне винила себя, но одновременно с тем утешала его, будто знала, о чём он думал.

— В их гибели виноваты только демоны, — ответил царь одновременно и Фео, и принцессе. — И я горд, что люди Силиндэ действовали быстро и без страха. Скоро жители Каталиса вернутся в свои дома и встретят зиму в тепле и сытости. Сейчас же мы должны решить, как быть с новым врагом, демоном исключительной силы, которого даже чары Времени сдерживают едва-едва. Признаться, я о таком даже в древних легендах не читал…

Царь обвел взглядом всех присутствующих в шатре. Советники зашептались, а Фео, сев на место, переводил взгляд с Ситинхэ на Лу Тенгру и обратно. Поймал себя на мысли, что ждёт, когда эльфы заговорят. Чувствовал, что они знаю правду.

— Демон не смог бы разбить Зеркало, — заметил пожилой советник с щербатым лицом.

— С Семилепесковым перстнем — вполне, — возразил другой, в руках которого находился Осколок. На нём была длинная тёмная мантия магикорца.

— Другое дело, — продолжил царский магикорец, — что даже перстень не способен сдержать силу священного артефакта так, как мы видели. Боюсь, правда гораздо страшнее, чем мы ожидали. Силуэт врага мне знаком, но поверить, что это действительно он, я всё ещё не могу. Истинно, несмотря на дар Силинджиума, малы наши знания о мире. Принцесса Ситинхэ, думаю, у вас получится объяснить, как произошедшее стало возможным.

В голосе советника едва уловимой нотой проскользнуло обвинение, и Фео напрягся, разгадав, какого оно толка. Эльфам, сколько бы веков не миновало, никогда не простят, что именно они составляют костяк демонов. А ещё не простят Аватара, бросившего людей во время чумы.

По лицу принцессы было ясно, что и она разгадала намёк, но голос её не дрогнул.

— Веками в глубине пустыни Амала Сагарис и Кнун пытались воссоздать Семилепестковый перстень. Того, что они сделали в итоге, оказалось достаточно, чтобы спасти Аватара от смерти. Я и сама до последнего момента сомневалась, но теперь истина известна. Тень, которая разбила Зеркало — Аватар Эллариссэ.

Тяжёлый вздох прокатился промеж собравшихся. Голова Фео опустела, в ней осталась только пульсирующая боль. Отца убил Аватар… отца убил Аватар…

— Демонам нужна пыль Зеркала, чтобы исцелить тело Аватара. Они, полагаю, заключили союз с Эллариссэ, но на каких условиях, мне не ведомо.

— Зачем Аватару такой союз? Чтобы выжить? — царь Бахтияр невольно дрогнул, что заметили все.

— И чтобы сделать руками демонов то, чего он сам сделать не может.

Принцесса смотрела только на Фео, будто спрашивала, понял ли тот её слова. Он понял, закончив про себя: « чтобы извести всех людей». Холод прошёл по телу. Хотелось провалиться в забытье, чтобы, проснувшись утром, назвать всё сном. Вообще всё: разрушение Каталиса, гибель отца и Ратибора. Но что-то держало Фео здесь и сейчас, заставляя мысли оставаться ясными. Может, после пережитого он стал закалённым, и любая новость, даже самая дикая, уже не ранила так сильно, как могла бы.

Ещё ярче горели злобой взгляды советников, но Ситинхэ была равнодушна к ним. За неё яростью отвечал Лу Тенгру, и даже глаза его сияли в темноте. Однако колдун молчал, и Фео догадался, что он делает это ради своей принцессы. Порывист, но всё же умён.

Только царь скорбел и вокруг ничего будто не видел.

— Значит, наш враг — Аватар, который ведёт демонов, — сказал он, безвольно откинувшись на кресло.

Казалось, что Бахтияр продолжит речь, но он молчал. Любое его слово сейчас причинит боль всему царству. Советники не паниковали, но каждый знал, что запаникуют подданные, когда весть дойдёт до них. Выхода нет, все колдуны царства — пыль против Аватара. Силы, способной одолеть такого врага, на Земле не существует.

Принцесса Ситинхэ встала напротив царя, но посмотрела не на него, а ему за спину. Фео тоже поднял взгляд, и заметил, что стенки шатра дорого и искусно расшиты легендарными сюжетами. Прямо за креслом Бахтияра в полный рост возвышалась сияющая Руна — древняя героиня, из сердца и души которой создали пять священных артефактов.

Затем принцесса повернулась к колдуну, держащему Осколок Прошлого.

— Аватар стал врагом не только людям, но и всем Живущим на Земле. Значит, все должны объединиться против него.

— Нет смысла, — не выдержал Фео, и все уставились на него. — Вы сами видели… как Аватар справляется с чарами Зеркала…

— Ты готов сдаться после всего, что пережил? — перебила его принцесса Ситинхэ. Фео замолчал и отошёл подальше в темноту. Царь тоже поднялся с места.

— Он сказал то, о чём все боялись говорить. Но правду не утаить. Это сражение уже проиграно.

Ситинхэ на это только покачала головой.

— Если вы не будете сражаться, то проиграно. Мир уже не раз сталкивался с бедствием, и казалось, что Тьму не победить. Что изменилось сейчас? Только облик врага.

Её голос звучал так уверенно, что Фео стало стыдно за свои страхи. Он подался вперед, чувствуя, что сейчас принцесса ответит на главный вопрос — как быть? Что противопоставить тому, чья мощь сравнима с мощью Великого Духа?

— Пять священных артефактов, — принцесса показала ладонью на полотно с изображением Руны. — Их общая сила мало уступит силе Аватара, а в руках умелых воинов, думаю, они сотворят чудо.

— Предлагаете рассчитывать на чудо? — тут же вмешался царский колдун.

— Если у вас есть идеи лучше, рада буду услышать. Пока же мой план таков: отправить миссию ко всем народам и просить их правителей отправить сильнейшего воина с артефактом на битву против Аватара. Я проследила его путь до границы непроглядной пелены. За ней — старая крепость Даву. Пока Аватар не обрёл тело, мы можем нанести удар, и шанс на успех не малый.

— Звучит безумно, — сказал советник с щербатым лицом. — Во-первых, это долго. Даже с вашими умениями телепортироваться на это уйдёт несколько месяцев. Во-вторых, не уговорите вы отдать артефакты на пороге новой войны с демонами. Нэйджу в своё копьё вцепится клещом, Симерион — в Гранатовый Камень. Войско, может, пошлют, а святыни не отдадут. Вы живёте тысячи лет, ваше высочество, но суждения ваши наивны.

Принцесса Ситинхэ не дрогнула и в этот раз. Её, похоже, вообще ничем не пронять.

— Время у нас есть. Что до второго… нужно подать пример. Сделать первый шаг.

— И вы его не сделали, — не унимался советник. — Я не вижу меч Эрес-Гронд.

Слышно стало, как Лу Тенгру скрипит зубами, но ответил не он.

— Фоктист, хватит, — непривычно грозно произнёс царь. — Принцесса Ситинхэ откликнулась на наш зов, привела войско для помощи городу. Надо быть хоть немного благодарным!

— Она опоздала, — пробурчал под нос Фоктист, но от Бахтияра это не укрылось:

— Прочь. Вернешься, когда станешь вести себя соответствующе.

«Не самое мудрое решение», — подумал Фео, провожая взглядом раскрасневшегося советника. Не хватало царю врагов в собственном стане. И верно: знать теперь смотрела на Бахтияра с неприкрытой злобой. Он сел под давлением их взглядов, но Фоктиста не вернул.

— Мне жаль, что не удалось привезти Эрес-Гронд, — сказала принцесса, выждав некоторое время. — Мой повелитель, император Сондэ, тоже очень осторожен. После того, что случилось с его детьми, он опасается вывозить меч из страны и передавать кому-либо, даже мне.

— Да, я помню эту историю, — вновь вступил царский колдун, тонким кривым пальцем поглаживая мерцающий Осколок, — и в ней тоже оказались виноваты люди. Не случись с нами беда, меч бы остался во дворце Золотой Луны.

— В гибели принца Лёдо виноваты демоны. Не люди, не случай — только демоны. Император это понимает. Но все ещё велико его горе и страх нашего народа.

–Значит, — сказал царь прежде, чем кто-то из советников успел возразить, — мы должны сделать первый шаг сами и отправить нашего воина в Нэти.

Гул раздался со всех сторон:

— С Осколком?! После всех жертв ради него!

— Будет паника!

— Сондэ ничего не угрожает, пусть несёт меч сюда!

Царь Бахтияр поднял руку, и все замолкли. Тишина стала тяжёлой и звенящей. Больше всего Фео хотел, чтобы хоть кто-то заговорил.

— Мы можем ничего не делать и смиренно ждать гибели. Или последовать плану принцессы Ситинхэ и, быть может, победить. Я хочу жить. Хочу, чтобы жили мои дети. Думаю, вы хотите того же для себя.

— Ваше величество, дайте нам немного времени, и мы придумаем план лучше, — сказал магикорец. — Всё равно ещё нужно выбрать воина, достойнейшего из людей.

Принцесса вновь улыбнулась.

— Думаю, юный Феонгост вполне справится.

Глава 15. Избранный воин (часть 2)

— Мальчишка?! Серьёзно?! Так вот зачем его сюда притащили?!

— Хорошо шутите, принцесса!

— Это, по-вашему, лучший воин царства людей?!

Фео казалось, что его засунули в улей, так сильно гудел шатёр. Советники вскакивали с мест, перебивая друг друга, и каждый считал, что прав тот, кто громче. Царь наблюдал за ними с болезненной усталостью, Ситинхэ же — с привычным снисхождением. Она не возражала, не пыталась что-то доказать. В конце концов царь не выдержал:

— Прекратить! Утром я вынесу решение, а сейчас и мне, и всем вам нужен отдых.

На этом собрание закончилось.

Ночной воздух и тишина не успокоили Фео, злость на принцессу не утихала. «Ситинхэ меня великим воином вообразила? Или честь хотела оказать? Почему я? Почему везде я? Не могу… устал. У царя есть колдуны гораздо сильнее меня. Он это понимает, и отправит их. А если не понимает, советники вразумят. Да».

Ситинхэ прошла мимо Фео, навстречу лунному свету. Истинно, природа её неземная. Как легко она держится, как не ранит её ничто мирское…

За ней следовал Лу Тенгру с понурым видом, и чувствовал Фео, с предложением своей госпожи эльф не согласился, однако не спорил. Признавал её мудрость.

В белом шатре Митчитрия спала, приобняв младенца. Фео аккуратно опустился на колени рядом с ней и едва удержался, чтобы не погладить её волосы. Как бы богоподобна ни была Ситинхэ, красота Митчитрии ближе, человечнее.

— Я не знаю, что мне делать, — шепотом произнёс Фео. — Я остался один и всё решать должен сам. Ты скажешь, что я уже взрослый и давно пора… но дело не во взрослости. Мне слишком тяжело, слишком. Я не могу идти дальше прямо сейчас, я не великий воин, не мой отец…

Неожиданно Митчитрия подняла голову, и Фео стало больно от её печального взгляда.

— Прости, что потревожил тебя…

— Я не спала. Если усну, то навек потеряю последний день, в котором жил Ратибор.

Если бы Фео мог, то вернул время, когда учился у Ратибора сражаться, а в ответ читал лекции. Знал бы будущее — не выбрал должность вместо друга…

— Новый день придёт в любом случае, — сказал он, поморщившись. — А тебе нужно отдыхать. Измотав себя, ты ничего не изменишь.

— Как и ты.

Митчитрия аккуратно поднялась и села рядом с Фео. Несколько минут они сидели молча, глядя на маленького Теврона.

— Тебя позвал царь? — спросила Митчитрия, и Фео кивнул.

Снова тишина. Младенец завозился, но успокоился, едва Митчитрия коснулась его ладонью. «Как прекрасен человек, не знающий гнева», — думал Фео, и его собственная злость гасла. Покой едва не сменился сном, но, вовремя очнувшись, Фео покинул шатёр. Не хотел, чтобы про Митчитрию распускали слухи, будто она, едва овдовев, спит с другим мужчиной. Люди додумают, с них станется.

Ночь, к счастью, впервые за долгое время стояла тёплая. Демоны отступили и на этом фронте. Фео забрался в обоз возле высокого дорогого шатра и, накрывшись с головой рогожкой, уснул.

Разбудили голоса, которые вроде бы шептались, но громко и эмоционально.

— У Ситинхэ над ним власть! Надо с этим кончать!

— Я против! Это измена!

— А что он делает — не измена? Ситинхэ же всё делает, чтобы увести Осколок! Думаешь, они против Аватара выступят? Нет! Эллариссэ вырос при императорском дворе, его жена — сестра Сондэ. Эльфы всегда будут на стороне Аватара!

Фео слушал, затаив дыхание. Прежде, чем вмешаться, нужно точно знать, что заговорщики задумали.

— Нам сейчас нужен правитель. Кто сядет на место Бахтияра, ты что ль?

— Видно будет. Так ты с нами?

По шуршанию травы Фео понял, что заговорщики удалились, и сбросил с себя рогожку. Одного из них всё же узнал — это был царский магикорец, вчера больше всех выступавший на собрании. Теперь также рьяно подбивает на измену других. Хуже всего, что именно у него сейчас Осколок Прошлого.

«Если я просто пойду к царю, то будет лишь моё слово против слова советника, — рассуждал Фео, бродя назад-вперед вдоль обоза. — Нужно серьёзное доказательство».

По пути к шатру царя Фео пару раз останавливался, чтобы обдумать детали плана. Затея была рискованной и почти безумной, малейшая ошибка и даже лишняя эмоция могли дорого стоить. Фео вздохнул и освободил голову от тревог. Они вернутся, но даже пара минут спокойствия важны.

Стража скрестила копья на его пути, но сам царь Бахтияр спас Фео от этой заминки, решив выйти из шатра.

— Что-то случилось, Феонгост? — сонно спросил царь.

— Ваше величество, прошу отправить меня послом в Нэти.

Бахтияр застыл. Слова Фео смахнули с него сон, и теперь царь выглядел встревоженным и озадаченным.

— Ты сам этого хочешь? Не то что бы я в тебе сомневался, но…

— Позвольте мне доказать своё мастерство и то, что я достоин нести Осколок.

Фео сомневался, что всё делает правильно. Стража, слышавшая разговор, косилась подозрительно, но царь с чувствами уже совладал.

— Мы видели, на что ты способен. Этого достаточно.

— Прошу, ваше величество! Ни у кого не должно остаться сомнений, что я смогу нести свет нашего народа и быть его воином!

Лица стражников окривели. То ли они хохот сдерживают, то ли в растерянности пребывают. Царь, подумав, ответил:

— Хорошо. Стража! Соберите моих советников. А ты, Феонгост, найди Лемни, моего главного магикорца. Осколок у него.

— Не нужно меня искать, ваше величество.

Лемни вышел из-за царского шатра. Осколок парил над ладонью колдуна, сияя серебристым светом в предутренних сумерках.

— Предложение Феонгоста рискованное, — продолжил колдун, оттеснив Фео от царя. — Он не слаб, но юн и пережил много горя. Его разуму нужен отдых, а времени нет. Даже в этом стане есть люди, готовые исполнить вашу волю немедленно, если вы решите следовать плану принцессы Ситинхэ.

— Ваше величество, — тут же вступил Фео, не дав царю обдумать опасные слова, — я перед вами в здравом рассудке, несломленный. Вы видели, что случилось со мной в городе. Я прошу вас лишь дать мне шанс.

И вдруг понял, что говорит искренне. Просьба Ратибора грела всё существо, давала сил, а самое главное — цель. Без неё Фео чувствовал, что рассыпался бы, прервав бессмысленную жизнь.

Царь разглядел этот огонь.

— Будь по-твоему. Лемни, передай Феонгосту Осколок.

Артефакт упал на ладонь колдуна, который крепко сжал стекло. Кровь закапала на траву. Глаза Лемни вспыхнули магическим светом, но тут же погасли. В них остался только гнев, смешанный с подозрением.

— Лемни!

Он подчинился, кровью запачкав руку Фео. Подошли остальные советники и стражники. Все перешёптывались между собой, переводя взгляды с одного магикорца на другого.

Фео повел всех на открытую поляну, где достаточно места для безопасного творения чар.

— Какое колдовство ты хочешь показать? — спросил царь, отступая от Фео.

— Видение прошлого. Вихрь времён!

Пейзаж расплылся. Его краски перетекали в нечто другое, и скоро Фео узнал обоз, в котором спал. Из высокой палатки вышел Фоктист и быстрым шагом пошёл к обозу, а следом — Лемни.

Резкий удар незримым хлыстом обжёг лицо. Фео взвыл и рухнул на траву. Кровью заливало глаза, рот, руки. В голове билось упрямое: «Осколок, Осколок». Фео прижал артефакт к лицу и крикнул сквозь ужас и боль:

— Вихрь времён!

Кто-то ответил ему пронзительным воплем. Затем всё стихло.

Умирал Ратибор. Каждое мгновение гибели растянулось, и впервые Фео разглядел дрожь, сомнение на лице друга. Он не принял смерть с благостью, а боялся, как человек, которому есть что терять. Фео бросился к Ратибору, но не успел. В прошлом всё уже решено. Осталась только память. И просьба.

Очнулся Фео от ощущения, что кто-то протирает лоб влажной тканью. Потянулся к лицу — после удара ожидал, что потерял нос и хорошо, если только его. Но даже царапины не осталось. «Осколок», — понял Фео и открыл глаза.

Рядом сидела Митчитрия, позади неё — царь и принцесса Ситинхэ.

— Что случилось? — приподнимаясь, спросил Фео.

Митчитрия убрала руку от его лба и, отошла в сторону, чтобы не заслонять собой венценосных господ. Воспалились глаза любимой. Неужели она плакала из-за Фео?

— Лемни напал на тебя, — ответил царь, медленно и с неприкрытой болью произнося каждое слово, — из-за того, что ты хотел показать.

«Они всё знают», — выдохнул Фео. Заговор сорван.

— Ты молодец, — с легкой улыбкой сказала Ситинхэ. — Из всех способов сказать об измене выбрал самый верный. Я была права, предложив отправить тебя послом и воителем.

— Какой из меня воитель? Лемни едва не убил меня одним ударом. А он человек, не демон. Я не справлюсь, принцесса. Вы ошиблись.

Она продолжала улыбаться. У Фео появилось неприятное чувство, что Ситинхэ вообще ничьи слова, идущие поперёк её разумения, не воспринимает. Что это — мудрость тысяч лет или ограниченность мысли, он не знал. Только она в своей убеждённости выглядела непоколебимо, и Фео начал думать, что не из-за магического могущества она имеет огромную власть в Нэти.

— Пусть твоё желание — лишь часть плана, но говорил ты искренне. Мне нужен преданный и по-настоящему отважный человек. Те, кто меня окружает, хуже врагов.

Фео не верил тому, что слышал. Ладно, принцесса Ситинхэ, кто знает, что у эльфов в голове, но царь, царь!

— Я недостоин… — начал Фео и случайно поймал взгляд Митчитрии.

Рано он назвал её той, кто не знает гнева. Ледяной, обжигающей ненавистью сияли её глаза, и внутри Фео всё перевернулось. Он представить не мог, что можно смотреть так, не будучи демоном. Фео знал — она хочет сказать: «Ратибор умер за тебя. Оправдай его решение».

— Хорошо, ваше величество. Если вы решите отправить меня, я исполню вашу волю.

Царь кивнул.

— Сейчас тебе нужно немного отдохнуть, а мне навести порядок в лагере. К вечеру будь готов.

После этих слов и он, и принцесса покинули шатёр. Фео вновь остался с Митчитрией. Её взгляд больше не холодил душу, но покой после такой ненависти Фео мог только сниться.

— Ты хочешь, чтобы я был воином от Силиндэ и вернул долг Ратибору.

Он не думал, когда говорил. Желание узнать правду возобладало над разумом.

Митчитрия дрогнула и отвернулась.

— Ты уже сделал всё, о чём просил Ратибор, — сказала она со странной хрипотцой.

— А что тогда значил твой взгляд?

Кровь била по ушам Фео, и он думал, что не расслышит слова Митчитрии, когда она ответит. И ошибся снова.

— Ты назвал себя недостойным. Не смей так говорить! Слышишь! После всего, что ты сделал и что сделали для тебя другие, просто не смей!

Хрупкие плечи задрожали, и Фео всё понял. Он бросился к ней, чтобы обнять, утешить, но застыл в шаге от неё. Между ними будто невидимая стена скорби. Её не обойти сейчас, и Фео не знал, станет ли возможно когда-либо.

— Прости…

Митчитрия медленно повернулась, и Фео поспешил отстраниться, хотя понимал, что порыв не остался незамеченным.

— Обещай, что не погибнешь.

Слезы дрожали на её длинных ресницах, но Фео не мог ей дать ответа. Не всё в мире зависело от его воли.

Он вышел из шатра, надеясь проветрить голову, но стало только хуже. В лагере царила суета. Воины собирали эшафот, а те, для кого он предназначался, сидели в стороне. На руках осуждённых были кандалы из многих сплавов, вгрызавшиеся в руки, если пытаться изменить их с помощью алхимии. Изобретение империи драконов. Телепортироваться они, как и любой тяжёлый металл, не давали.

Лемни зарычал, издалека завидев разоблачителя. Седые пряди налипли на окровавленное лицо, и Фео, несмотря на всё произошедшее, стало жаль магикорца. Как неправильно людям убивать людей, когда настоящий враг очень силён и бродит рядом.

— Проваливай! — Лемни плюнул себе под ноги, когда Фео подошёл к нему.

— Гордишься, что поступил правильно? — спросил другой заговорщик, тоже один из советников.

— Я не хочу, чтобы вы умерли.

Все скованные с удивлением уставились на Фео.

— Боюсь, мальчик, ты плохо понимаешь, что такое военное положение, — произнёс Фоктист. — Изменников казнят без суда, и другого исхода нет.

— Это не так, — невозмутимо ответил Фео. — Царю сейчас нужны люди, все, какие есть. Если вы готовы измениться, у меня есть предложение.

Узники даже вперед подались, только Лемни продолжал кривиться от отвращения.

— Я попрошу царя помиловать вас… вам сотрут воспоминания об этом бунте и о злобе на эльфов и на меня.

Лемни гортанно расхохотался, и сердце Фео сжалось. Более мерзко смеялся только Сагарис.

— Думаешь, это пустяк? Вот это, — он едва поднял руки в кандалах, — и то легче носить, чем бремя беспамятства. От нас прежних ничего не останется. Проще умереть и переродиться, чем потерять себя при жизни.

Остальные переглянулись между собой и кивнули. Предпочли сгинуть в ненависти. Фео и сам был не в восторге от своего предложения, но всё же, когда кроме гибели ничего не остаётся…

— Иди, Феонгост, — неожиданно спокойно продолжил Лемни. — Смерть — далеко не самое страшное, что есть в этом мире.

Фоктист добавил:

— Не жалей нас. Это добавит нам боли.

Стучали молотки и топоры, страдальчески звенели пилы, переругивались между собой стражники. Прямо перед глазами Фео росло место казни, и его вид всё ещё пугал. Пара часов — и узники будут убиты за сомнение в своём государе, но они сами выбрали эту участь.

Фео, повесив голову, стал бесцельно бродить по лагерю, разглядывая лица людей и воинские палатки. Потом и вовсе добрёл до границы леса.

— Царь велел тебе отдыхать, — услышал он за спиной и быстро обернулся.

Принцесса Ситинхэ выглядела всё так же невозмутимо. Ни одна колючка не зацепилась за её узорное платье, хотя Фео собрал прилично репьев. На лице не читалось усталости. Может, телепортировалась?

— Я отдыхаю.

Ничего лучше Фео придумать не смог, а Ситинхэ только бровь подняла.

— Хорошо. Сегодня вечером телепортируемся в Домэн.

— Что?!

Фео едва на землю не осел.

— Я такой прыжок не переживу! До Домэна больше двух тысяч километров! Да и вы тоже! Вы действительно можете так далеко телепортироваться?

— Никогда не пробовала. Но вместе с Лу Тенгру это возможно. Он однаждыперенесся так далеко одним прыжком. Его опыт ляжет на нашу общую магическую мощь.

— То есть, вы не уверены и хотите рискнуть?

Принцесса пожала плечами. Ей всё, видимо, казалось ясным.

— Если ты не готов или не доверяешь нам, можешь отказаться. Царь выберет воина.

Ситинхэ жестом поманила за собой в лагерь. На ходу Фео думал, что ему с собой взять, кроме Осколка. Легкое оружие? Уроки Ратибора остались в прошлом, и Фео сомневался, что сможет хорошо сражаться. Нередко меч или копьё магикорцы использовали как магический проводник для определённых ударов, но Фео до такого мастерства было очень далеко. Да и тяжести оружие добавит при прыжке. Фео вдруг понял, что умеет мало. Только основы тонкой магии он успел изучить, да в чарах Времени потренироваться. Вот тебе и воин царства людей!

«Если бы я был силён, — думал Фео, отдирая очередной репей, — то Ратибор бы не погиб. Может, это всё ошибка?»

«Куда я пойду? — отвечал он сам себе. — У меня больше нет семьи, с Митчитрией я быть не могу. И Каталис мне противен. Я хочу идти, чтобы двигаться, чтобы жить и отдать долг, который на себя повесил».

— Верно, — вырвалось у Фео, и Ситинхэ обернулась.

Странно смотреть снизу вверх на женщину, а подъём увеличивал их и без того сильную разницу в росте. Принцесса была выше и Лу Тенгру, и Фео не удивился бы, узнай, что она возвышается даже над своим братом, императором Сондэ. Удивительно, как она ухитрялась не давить своим присутствием.

— Я видела, что ты попытался помочь изменникам. Почему? — вдруг спросила она, будто эта мысль только что пришла в её голову.

— Потому что не хочу, чтобы люди умирали. Насмотрелся уже.

Это мгновение лицо Ситинхэ изменилось: вместо привычного вдумчивого снисхождения на нём появилось, что странно, тень торжества. На смущение Фео принцесса странно ответила:

— Значит, я не ошиблась.

Часть вторая. Империя эльфов. Глава 16. О чём плачет Синдтэри (часть 1)

— Кнун сказал, что ты не любишь демонов.

Голос Сагариса прервал беспамятство Эллариссэ. Аватар вывел сознание из сосуда, испытав всю ту новую боль, что подарила ему хрустальная пыль.

Царь демонов усмехнулся.

— Не то, что бы я не знал… догадывался, сам понимаешь. Но меня позабавила твоя смелость говорить так в твоём положении.

«Я не твой раб, Сагарис!» — вспыхнуло в сознании Эллариссэ. Держать злобу при себе он не мог. Раны, нанесённые Кнуном, затягивались плохо, и Аватар понимал, почему. Демон пытался его так поучить, чтобы больше Эллариссэ не вздумал бунтовать. Показывал, в чьих руках власть.

— А за что ты нас ненавидишь, понимаешь? Может, тебе действительно сказали, что так правильно?

«Вы устроили Казнь Мира!» — Эллариссэ уже собирался вернуться в сосуд, но Сагарис тут же ответил:

— Позволь мне рассказать одну историю. Ты наверняка её слышал от своего благодетеля и многих его прихвостней, но я знаю правду. Видел её, так сказать, своими глазами.

«Какого благодетеля?» — успел подумать он, прежде чем взвесить слова Сагариса. Благодетеля у Аватара было два: Творец Неру и Унгвайяр Шандориэн, первый эльфийский император. Прихвостни, соответственно, у первого — Духи, у второго — эльфы. Чувства подсказывали, что Сагарис говорит о Шандориэне, своём личном враге.

— Ты верно догадался, — произнёс Сагарис. — Унгвайяр подстроил историю под себя, чтобы выглядеть правым, оправдать создание империи. И лицемерные Духи простили ему гибель царства Синдтэри.

«Царство Синдтэри уничтожил ты! Ты и твои демоны!»

— Не торопись. Послушай, как это было, и, может быть, поймешь мой выбор.

«Мне твоя ложь не нужна! Я могу знать сам, что угодно! Гронд Силин!»

Пещеры истаяли, а с ними и безумно ухмыляющийся Сагарис. Проступили очертания деревьев. Эллариссэ едва не зажмурился от солнечного света, непривычного после мрака подземелья. Легкий ветер шелестел листьями, и больше жизни Аватар хотел ощутить его порыв и аромат полевых цветов, кивавшихбелыми и жёлтыми головками. Жаль, Время давало лишь образы.

Он увидел свои руки, целые, необожженные. Здесь, за завесой веков, он был здоров, и сердце Аватара забилось быстрее. Взглянуть бы на своё лицо…

Эллариссе узнал юного эльфа, вышедшего на поляну, хоть он не был синекож и насмешливо горделив. Сагарис метался из стороны в сторону, как подбитый зверь, только не выл. В синих глазах плескалась магикорская мощь, которая жаждала излиться разрушением, но не могла.

Из глубин чащи вышел высокий мужчина, даже выше Сагариса. Вьющиеся тёмные волосы спадали чуть ниже плеч, покрытых багровым полотном, перемотанным вокруг пояса. Широкая белая рубашка и шаровары выдавали в незнакомце феникса.

Листья на деревьях поникли. Неестественно длинная бесформенная тень тянулась за фениксом, и, казалось, жила собственной жизнью, жгутами-щупальцами обжигая стволы. Зловеще красным светом мерцал тяжелый перстень на руке.

Незнакомец резко повернулся к Эллариссэ и посмотрел так, будто видел его. Нет, это невозможно, но всё же суеверный страх коснулся сознания Аватара. Он понял, какую силу встретил, и догадался, кто её носитель и, можно сказать, создатель.

Им было, что друг другу сказать, но граница между ними оставалась нерушима. Эллариссэ чувствовал, что рад этому безмолвию.

Сагарис тоже заметил, что теперь не один, и спросил:

— Кто ты?

Странный незнакомец не ответил, но на его лице мелькнуло удивление.

— Ты феникс?

Тот в ответ кивнул. Дрожь пробежала по телу Эллариссэ, которое осталось за границей времени в сосуде. Аватар захотел вернуться, но одернул себя. Он не трус. Он не боится прошлого и его правды. «Только будущего», — шепнул кто-то в голове.

— Ты, наверное, из второго поколения, раз не знаешь, кто я, — заговорил он странным, утробным голосом, будто бы не сам. — На колдовском языке меня зовут Айюнэ.

— Аюйнэ…«мудрость»… Как высокопарно. Адзуна ведь? Тот самый учитель народов, который был здесь сотни лет назад, просвещая эльфов. Большая честь.

Сагарис наигранно поклонился, на что Адзуна и бровью не повёл. Тень его теперь казалась самой обычной, а перстень погас. Эллариссэ подумалось, что только он странности и видел, ведь имел взор более ясный, чем у юного Сагариса, которого могли обмануть чары Скверны.

— Зачем ты здесь? — уже раздражённо поинтересовался Сагарис. — Дел у тебя среди нас уже никаких нет.

— У меня есть дело, — спокойно ответил Айюнэ. — Я пришёл на твой зов.

Взгляд Сагариса стал недоверчивым, даже подозрительным.

— На какой зов? Ты шёл через чащу по другим делам и услышал меня? Я ничего не понимаю.

— Нет. Меня здесь не было. Я услышал твой зов из Мелеха.

— Что ты несёшь?! Мелех в тысячах километров отсюда! Как услышал?! Как здесь оказался?!

Сагарис кинулся на Айюнэ, но вдруг застыл в движении, протянув руки к шее феникса. Последний только головой покачал. В этот миг юный эльф упал, не удержавшись.

— Как… ты… это… сделал…

Айюнэ провёл над ним ладонью, и тот смог двигаться. Закашлявшись, Сагарис отошёл от феникса, не скрывая ужаса.

— Ты — прихвостень Унгвайяра! — прохрипел он, вставая. — Ряженый шпион!

— Нет. Я не служу Унгвайяру. Но я услышал, как ты проклинаешь его, и пришёл помочь тебе.

«Откажись, Сагарис», — подумал Эллариссэ и тут же осекся. Всё уже свершилось. Может, не в эту секунду и даже не в этот год, но Сагарис примет «помощь» Адзуны, и на земле эльфов начнётся Казнь Мира.

«Что ты хотел мне сказать? — спросил Аватар, вернувшись в своё время, и вновь став бестелесной тенью. — Что виноват Адзуна с его предложением, а ты из-за ненависти к Унгвайяру не удержался?»

— Ты сам выбрал время, в которое заглянул, — отмахнулся раненной рукой Сагарис, — но неужели считаешь, что видел достаточно? Что я просто так возненавидел Шандориэна?

«Мне не интересны причины. Я знаю последствия. И знаю, что ты был слаб перед искушением».

Эллариссэ уже шагнул за стеклянную стенку своего сосуда, как услышал за спиной:

— Ты боишься прошлого, Аватар. Боишься, что правда разрушит твой придуманный мир…

* * *

Фео смотрел на суровые лица людей и понимал, что лишь выиграл время. Народ всё же взбунтуется против молодого царя, по плану эльфов доверившего важную миссию не просто мальчишке, а каталисскому магикорцу. Фео слышал перешёптывания, пока собирал вещи, и теперь видел истину во взглядах, жестах, мимике. В него никто не верил. Митчитрия ещё не выходила: Тео расплакался. Малыш колотил ручками и ножками новую мать, что она принимала со смирением, хотя ничем бывшему заведующему не была обязана.

Казнь изменников стала ещё одним ударом. «Я не убивал их. Они сами себя убили, — думал Фео. — Как убьют и те, кто поднимет новый бунт, если не преуспеют и не сгубят царя первыми». Фео жалел Бахтияра. Царь выглядел измотанным, и оно не удивительно. Волнения в городе накануне нападения случились из-за его неправильного решения. Теперь он, может, и поступает верно, но людям это явно не по вкусу.

— Феонгост, да благословит тебя Неру, — произнёс царь, и подданные повторили за ним, кто-то искренне, кто-то нет.

Взгляды людей скользнули за спину Фео, и он понял, что подошли Ситинхэ и Лу Тенгру. Настало время прыжка, и внутри Фео всё перевернулось. Он до сих пор не был уверен, что переживёт телепортацию.

— Моё войско поможет восстановить город и магическую защиту, — сказала принцесса, но не царю, а остальным. — Даже если вернутся демоны, им дадут достойный отпор.

Ответом ей стали холод и шепотки, а царь только головой покачал. Даже его власть и помощь Ситинхэ не могли преломить народной ненависти к эльфам.

Принцессу шепотки не тронули. Она по-прежнему делала то, что считала правильным. Тысячи лет жизни закалили её, но у Фео не было такой стойкости. Он боялся и сомневался. Даже сейчас, имея на своей стороне власть имущих, он осознавал, что слаб. Кто захочет его раздавить — раздавит.

Митчитрия всё не выходила, и Фео начал волноваться, что она не успеет. Без неё прощание выйдет холодным. Человек, ради которого ещё стоит сражаться и жить, должен быть рядом. Он звал её мысленно, но она не приходила. Таяли бесценные секунды.

Когда любимая выбежала, солнце, словно радуясь ей, разогнало серые тучи. Митчитрия горячо обняла Фео. «Обещай, что не погибнешь», — шепнула она, и Фео солгал, чтобы она не расстраивалась. В душе он надеялся, что ложь станет правдой.

Объятия распались, и Митчитрия встала в стороне от толпы, которая всё ещё жгла ветреную женщину взглядами.

За одну руку Фео взяла принцесса Ситинхэ, за другую — Лу Тенгру. Вспышка — и всё истаяло: лица людей, розовевшие от закатного солнца небеса. Осталось только тепло Митчитрии, свет её души, который вёл сквозь пустоту, пока телепортация резко не оборвалась.

Носом Фео пропахал мшистую поляну. Земля скрипела на зубах, забилась за ворот и под ногти. Фео закашлялся и поднялся, озираясь по сторонам. В сумерках просыпались светлячки, ставшие глазами густой тёмной чащи. Царило безветрие, но вековые деревья скрипели, словно появление Фео их разгневало. Едва он поднял голову, всё стихло.

«Где я? Неужели эльфы бросили меня?»

Фео сел и открыл сумку. Осколок чуть выскользнул из чехла и мерцал серебристым светом. Волны Времени кружились за стеклянной поверхностью. Тревога подступала к горлу Фео. Он понимал, что всё происходящее — не случайность. Время звало его, хотело что-то показать.

Из темноты вышел Лу Тенгру, глаза которого сияли светом Магикора. Не сводя с Фео злобного взгляда, колдун опустился рядом. В молчании прошло несколько минут, прежде чем Фео отважился спросить:

— Где принцесса Ситинхэ?

— Не знаю.

До Фео не сразу дошло, что ответил колдун, а когда дошло, поверить оказалось невозможно.

— Как «не знаю»? Вы же видите всё! Почему вы её не найдёте?

Вместо ответа Лу Тенгру сложил руки, и рядом с Фео возник шар голубого света. И вовремя — мрак сгущался каждую минуту.

— Спасибо, но я имею право знать…

Фео осекся, увидев перед лицом палец Лу Тенгру. Лес вновь заскрипел, заворчал голосами деревьев и птиц. Кто-то завыл в чаще, и сердце Фео застыло и упало.

— Мы здесь из-за твоего Осколка, — прошипел Лу Тенгру, оглядываясь по сторонам. — Его воля забросила нас сюда и не отпустит, пока мы что-то не сделаем.

— С чего вы это взяли?

Пусть этот вопрос был лишний, но Фео всё же хотел получить объяснения.

— Я уже имел дело со Временем и знаю, где мы.

Лу Тенгру сотворил ещё один шар и скрестил руки на груди. Отчего-то он не пытался развести костёр, и Фео не спешил опередить колдуна.

— Это Синдтэри, «Лес Звёзд», — сказал Лу Тенгру, переведя взгляд на мох под собственной ладонью. — Древнее государство, появившееся на заре эльфийской расы и уничтоженное Казнью Мира. Большая часть демонов — синдтэрийцы.

Фео сглотнул. Тревога пробрала всё его существо. Он много слышал о Синдтэри, и истории эти походили на сказки. Будто резня, учинённая демонами, была настолько жуткой, что кричали даже прежде безголосые Духи деревьев. Лес умирал в огне, и, кажется, до сих пор помнил эту боль. Слушая странный скрип стволов и шелест листвы, Фео подумал, Духам до сих пор больно. Вот только чего хочет Время?

— Я прочту заклинание, и мы всё узнаем, — сказал Фео больше для самого себя.

Лу Тенгру вдруг поднялся с шаром света на ладони и вспышкой куда-то телепортировался. Теперь из темноты вдалеке светился его огонёк. «О себе позаботился, чтоб Вихрем времён не зацепило», — понял Фео, и осуждать колдуна не стал. Поучительна оказалась история Теврона.

— Гронд Силин, — сжав Осколок, крикнул Фео.

Из артефакта посыпались серебряные искры, которые гасли, касаясь мха. Фео удивлённо уставился на Осколок. Никогда такого не было, более того — Фео даже не слышал, что таким может быть ответ на заклинание. Святыня всегда подчинялась людям, это они не всегда могли направить её мощь.

Фео снова призвал Время — и снова получил лишь искры. Даже Лу Тенгру вернулся, чтобы посмотреть на случившееся.

— Не знаю, что такое, — попытался оправдаться Фео, но колдун прервал его.

— Я знаю. То, что тебя выбрали — ошибка.

— Как — ошибка? Почему?

Обида больно ударила Фео. Да, он и сам не мнил себя достойнейшим, а решение царя счёл поспешным. Но одно дело — знать самому, а другое — слышать от того, кто не имел права так говорить.

— Я никогда не оспаривал решения принцессы Ситинхэ, — сказал Лу Тенгру, прохаживаясь из стороны в сторону. — Однако она не видела, что ты сделал в Цитадели, а я видел. Ни жертва твоего друга, ни будущее всех людей для тебя ничего не значат, когда речь идёт о минутной слабости. Да, я говорю о ребёнке! Если бы войска принцессы не подоспели, мы бы оба погибли, а демоны победили!

— Не погибли бы! У нас был Осколок, отбились бы!

Фео чувствовал, как накаляется, и гнев Лу Тенгру его уже не пугал.

— Ты просто глупый мальчишка, которому повезло быть чутким ко Времени. Ситинхэ поверила в тебя, и лес забрал её у меня.

Последнюю фразу Лу Тенгру произнёс тихо и даже горько.

— Здесь погас свет множества душ, — продолжил он уже совершенно другим тоном. — Только тот, кто готов любой ценой бороться с демонами, может пройти этот лес. Синдтэри защищает нашу страну надёжнее любых чар. Но и цена, как видишь, велика.

— Вы сами себя не слышите, Лу Тенгру, — ответил Фео, аккуратно подбирая слова. — Принцесса Ситинхэ — демоноборец, как и вы. Лес не мог задержать её. Что до меня… может, я не лучший воин в царстве людей. Посредственный магикорец. Но так случилось, что именно я прохожу этот путь. Может, это судьба, хоть я в неё и не верю. Я понимаю и вашу обиду, и сам на вас обижен. Если бы всё сложилось чуть иначе…

Тут Фео остановился. Не стоит вслух говорить кому-то, что жалеешь о спасении его жизни. Это больно.

— Одно знаю точно — нас привело сюда Время. Если оно не отзывается, значит, мы что-то делаем не так. Подумайте, Лу Тенгру, мне сейчас нужна ваша помощь.

— Ты умён. И собран, — ответил колдун.

Лес смолк. Кажется, давал своим гостям возможность сосредоточиться.

— Я тоже синдтэриец, — вздохнув, наконец произнёс Лу Тенгру. — Прошлое может звать меня.

— Давайте вместе попробуем заглянуть сквозь время, — с воодушевлением начал Фео, но тут же притух, — правда, я не знаю, что именно должен увидеть.

— Думаю, историю моего спасения. Ведь я был там. Дитя слуг царя Синдтэри…

* * *

Годовалый ребёнок прополз под столешницу сквозь фигуру Эллариссэ и остался незамеченным для вошедших в зал пятерых черноволосых эльфов. Они сели вокруг массивного дубового стола, и Аватар получил возможность разглядеть их. По дорогим лиловым одеждам и венцу, будто свитому из золотых лоз, Эллариссэ догадался, что перед ним царь Синдтэри. По правую руку от царя сидел Сагарис. Он ещё не был демоном, но его взор уже пылал злобой; по левую — Кнун, такой же бледный и сутулый. Младший из братьев, Энрил, походил на Сагариса внешне и в манерах, и место занял рядом с ним. Единственная дочь царя, Камируна — необычайно для эльфа низкорослая девица с ребяческим лицом — замыкала семейный круг.

Сквозь пелену времени эльфы не видели Аватара. Малыш тоже сидел тихо, подобрав что-то с пола, и тем себя развлекая.

— Дети мои, — начал царь Синдтэри, по кругу оглядывая собравшихся. — Я выслушал мнения своих советников, но не менее ценно ваше слово.

Тишина была недолгой, но напряжённой. Эллариссэ чувствовал, как стало чаще биться собственное сердце, оставленное в далёком будущем.

— Кажется, всё уже решено, — начал первым Кнун.

От Эллариссэ не укрылся жест, которым средний брат остановил Сагариса, а их отец остался слеп. Царь выглядел погружённым в себя и рассеянным. Неудивительно, что он не приметил аспида, уже впитавшего яд Адзуны, рядом с собой. У синдтэрийского правителя была большая семья, редкость для довоенных лет…

— Унгвайяр стал ещё влиятельнее среди наших патрициев после женитьбы на одной из них. Они оказались падки на красивые дворцы до небес и золото, — продолжил Кнун. — И их можно понять. Даже если мы и все синдерийцы будем против, они не отступят. Мы победим, только если предложим больше, чем Унгвайяр.

— Всё, что есть в этой стране, принадлежит нашему народу. Больше мне дать нечего, — ответил царь.

–Так-так… значит, нам нужно подумать о новом ресурсе. Это не обязательно богатство. В конце концов, — Кнун поднялся и подошел к окну, многозначительно глядя вдаль, — нам всем грозит гибель от Скверны. Унгвайяр обещает военную помощь от тварей, что лезут из океана и глубин земли, но, думается мне, это капля в море возможностей.

–Военная помощь нам нужна, — отрезал царь.

Сагарис скрипнул зубами, но Кнун оставался хладнокровен, и вновь выступил голосом брата:

— Верно. Наш долг как Живущих на Земле — защищать этот мир от Тьмы, которая в него проникла. Унгвайяр это знает, и потому он силён. Мы должны быть сильнее, тогда за нами пойдут.

— Я плохо понимаю, о чём ты, сын мой. У Унгвайяра рудники, у нас лишь лес. Мы не можем ковать оружия столько же, сколько наш сосед.

Тут Сагарис не выдержал:

— Отец, позволь мне сказать. Я знаю верный способ, мне о нём поведал великий Айюнэ. С ним ты не станешь спорить? Или тебе проще смотреть, как Унгвайяр вырубит наши леса? Ему нужна древесина для его огромных печей и плавилен. Он обернёт вспять наши реки, чтобы его земля, им же убитая, цвела, а наша сохла. Сыновей нашего народа он заберёт в своё войско, дочерей раздаст своим вельможам для развлечения. Ответь, отец, ты этого хочешь? Таким видишь будущее своего царства и народа? Или думаешь, что наши слёзы стоят мечей Унгвайяра? Поверь, мы сами сможем одолеть любых врагов, и даже крах мира будет нам не страшен.

Царь недоверчиво посмотрел на сына и, вздохнув, произнёс:

— Что ж, говори, что тебе поведал Айюнэ.

Неожиданно всё вокруг начало расплываться. Эллариссэ повторил заклинание, ведь хотел дослушать судьбоносный разговор, но быстро понял, что кто-то вмешался в течение времени.

В дверях появился смутный силуэт. Эллариссэ уже узнал его и горько пожалел, что не может ему свернуть шею.

Глава 17. О чём плачет Синдтэри (часть 2)

— Я думал, ты мёртв.

Голос Эллариссэ не оказался пугающим или потусторонним, разве что глухим. Взор не сиял исключительным могуществом. Бледное лицо покрывала сеть морщин, ярко выделялись синие мешки под глазами. Аватар был худощав, чего не скрывал даже просторный грязно-золотой балахон, и низок ростом. Некогда красивые каштановые волосы посерели и спутались. Время воссоздало внешний облик Эллариссэ из того, что осталось от падшего царя мира. Но даже в таком виде Аватар наводил ужас, потому что его сущность не изменилась. Он оставался самой большой силой на Земле. Эллариссэ это знал, и в его словах звучало больше жуткого смысла, чем могло показаться. Досадную ошибку Аватар явно хотел исправить.

— Я тоже так думал про тебя, — с вызовом ответил Лу Тенгру.

Время остановилось для всех, кроме пришельцев из будущего. Фео было странно видеть замерших эльфов. В одном, самом высоком эльфе, он без труда узнал Сагариса. Вот оба врага Фео здесь, и оба — не те, кем он их видел в своём настоящем. Сагарис — не демон, а Аватар — во плоти, не тень.

— Кто дал тебе право дерзить мне? Чувствуешь себя в безопасности? Так это ненадолго, — прошипел Эллариссэ.

Лу Тенгру шагнул вперёд, встав точно за спиной царя Синдтэри, и смотрел Аватару глаза в глаза. Молчание давило на Фео сильнее, чем застывшие фигуры, но сделать он ничего не мог. Осколок Прошлого только тревожно мерцал, не откликаясь на мысленный зов.

Наконец Эллариссэ заговорил, всё так же глухо, как раньше:

— Я оставлю вас здесь. Посмотрите на Казнь Мира, и как менялся Синдтэри. У вас будет две тысячи лет. Боюсь только, человек твой не выдержит. Гронд Силин!

Фигуру Аватара накрыло чёрной тенью, и он растаял. Осколок задрожал и зазвенел, и Фео невольно сжал его крепче, порезав пальцы. Время пришло в движение, и капля крови упала на пол сквозь маленькую ручку, высунувшуюся из-под стола.

Тут же прогремело:

— То, что ты говоришь — чудовищно! Ты не Айюнэ видел, а Оссэ!

Эльф в золотом венце так сильно толкнул тяжёлые двери, что створки с грохотом ударились о стены. Всё, кто сидел за столом, только разочарованно посмотрели вслед.

— Ты поторопился, — сказал сутулый черноволосый эльф Сагарису. — Нужно тоньше, неспешнее.

— Мы уже потеряли много времени! — Сагарис ударил по дубовому столу так, что тот треснул. — Знать уже на стороне Унгвайяра! Он им дворцы обещал и сады! Кнун, надо действовать сейчас, пока остальные синдтэрийцы не решили, что им перепадут богатства кентарийцев!

«Кнун! Демон с десятком рук за спиной! Вот каким он был раньше!» — Фео испугался не самого Кнуна, но тех перемен, что произошли с эльфом. Как он превратился в паукоподобное существо? Что с ним произошло? А Сагарисом? Неужели каждый Живущий на Земле может пасть под властью своих страстей или только тот, чья душа прошла мало перерождений? Не очистилась в Сердце сияющего Мирового Древа.

— Не вся знать переметнулась, — ответил Кнун. — Второе поколение пока на нашей стороне. Им ещё не опостылели леса и голоса простого народа, они ещё ценят свободу. Жаль, отец их боится услышать. Потому тебе и не стоило спешить, дать ему шанс быть с нами. Поверить, что мы сильнее Унгвайяра.

Глаза Сагариса сверкнули красным светом, а на лице появилась жутковатая ухмылка.

— То, что он отказался — к лучшему. Достойная жертва для одного из вас. А мне, пожалуй, стоит подать пример.

Резко Сагарис вырвал младенца из-под стола и за грудки поднял над собой. Малыш запищал и затрепыхался, а у Фео сжалось сердце. Магическим жестом он ударил Сагариса, но удар прошёл мимо. Время не позволяло вмешиваться в свершившееся.

— Нет! — крикнула единственная девушка.

В ответ получила злой взгляд и ехидное:

— Ты знала, что так будет. Что нужно собственное сердце разорвать убийством.

Другие братья только кивнули. Они, похоже, смирились.

— Оставь ребёнка мне! Пусть это будет моя жертва! Для тебя он всё равно ничего не значит! — взмолилась девушка.

Сагарис недоверчиво покосился на неё, но малыша сунул ей в руки.

— Есть ли для тебя разница, кого я убью — ребёнка или другого кого? Ты знаешь цену становления демоном.

— Знаю, — на этих словах она покинула зал, гладя по спине плачущего младенца.

— Проследи за ней, — велел Сагарис эльфу, имени которого Фео не знал. — Мне кажется, она сомневается.

— Так что с отцом? Не передумал? — спросил Кнун.

Вздохнув, Сагарис ответил:

— Станет моей жертвой. Я вижу, вы даёте слабину.

Фео надеялся, что Сагарису возразят, что, быть может, время пойдёт иначе. Наивное, детское желание. Конечно, всё решено. Сагарис уже демон в душе, уже готов убить собственного отца ради власти и силы.

Эльфы, сами того не зная, оставили Фео и Лу Тенгру одних. Багровый закат, наполнивший зал — предвестник кровопролития. Сегодня для эльфов начнётся Казнь Мира.

Фео произнёс заклинание, но ничего не произошло. Потом снова… и снова…

— Ничего не понимаю, — он опустил руки.

— Ты всё слышал. Аватар запер нас в прошлом.

Колдун, погрузившись в себя, бродил из угла в угол и каждый раз, проходя мимо окна, смотрел в него. Фео напряжённо думал, глядя то на Лу Тенгру, то на Осколок, который по-прежнему только сверкал. Даже отражения глубоких синих глаз на зеркальной поверхности не было. Неужели Великий Силинджиум покинул своего подопечного?

— Что нам делать?

Фео плохо переносил долгую, душную тишину. Даже подумал, что раздайся крики снаружи — того стало бы легче, но звуки будто угасли. Остался только кровавый свет и ощущение грядущей гибели.

Почему-то Фео ждал фразы вроде: «Время — твоя вотчина, ты и думай». К злобе Лу Тенгру он привык, но получил вполне спокойный ответ:

— Мы должны понять, почему оказались здесь. Точно не для того, чтобы умереть.

— Ну, может, чтобы узнать, как пал Сагарис.

Лу Тенгру рассвирепел.

— Это все в Нэти знают! Невеликий секрет! Другое дело эта девушка. Кажется, это Камируна…

Он вновь погрузился в себя. Фео терпеливо ждал, подавляя тревогу. Что мог сделать — он уже сделал, оставалось уповать на мудрость Лу Тенгру.

— Её не так звали. Это не колдовское имя. А синдтэрийцы первыми заговорили на колдовском языке.

— И что? — не понял Фео.

— То, что девушку из второго поколения не могли звать Камируна. Она сестра Сагариса, но никогда я не знал её настоящего имени. Она спасла меня, принесла из пекла Казни Мира к трону царя Унгвайяра. Ребёнок, которого схватил Сагарис, скорее всего — я.

Лу Тенгру с печалью посмотрел в коридор, будто порывался выйти и найти себя, но удержался, вновь повернувшись к окну. Фео не знал, что сказать. Мозг гудел в черепной коробке, не справляясь со свалившимися знаниями, а сердце разрывалось от болезненного ожидания.

— Что с ней случилось? — спросил Фео.

Всплыла одна догадка, которую стоило проверить.

— Она умерла от изнеможения. Не могла телепортироваться со мной, потому сама пробиралась через все топи и непроходимые чащи. Никто и ничто не излечило Камируну, да она и не хотела. Так мне рассказывали. Лишь перед смертью она завещала мне сражаться с демонами, ведь она уже не смогла. Забавно, что я стал демоноборцем. Будто судьба держит меня на поводке. Или Время…

Слова звучали странно, но страннее было, что Лу Тенгру мог в них верить. Ведь одна из древнейших истин гласила — воля Живущих на Земле свободна. Дерзость разрывала Фео изнутри, но он продолжил за Лу Тенгру, придавая своей догадке словесную форму:

— Камируной её назвали после смерти. За то, что она отдала жизнь за вас. Как феникс Руна пожертвовала собой, чтобы создали священные артефакты, так и Камируна…

Фео осекся, поймав взгляд Лу Тенгру, полный не привычной злости, а ядовитой обиды, ранящей ещё сильнее своего носителя.

— Руна решала только за себя. Даже то, что весь мир стал тяготиться долголетием — не её вина, это лишь закон. Её жертва остановила Казнь Мира. А Камируна? Что она сделала хорошего? Спасла жизнь, скажешь ты. Вот только отца своего она бросила умирать от рук братьев, заботясь лишь о собственной душе. Она понимала это, и повесила на меня то, что не сделала сама. Думаешь, это правильно? Это милосердно? Я ей не благодарен! Всю жизнь я отрабатываю долг, хотя ничего не брал взаймы! Духи не дали мне умереть, привели вас, чтобы я продолжил быть оружием! А умереть я должен был ещё здесь, в руках Сагариса, а Камируна бы сразилась с ним за отца!

Всё мысли в голове Фео перемешались. Он не хотел просто смотреть, как кипит от гнева Лу Тенгру, хотел успокоить колдуна.

— Я думаю, Камируна спасла вас, потому что могла спасти. А пожелание иногда просто пожелание… оно ничего не решало, вы сами стали демоноборцем…

— Много ты знаешь обо мне, чтобы так говорить, Феонгост? Сейчас Духи привели меня сюда, чтобы я извлёк урок. Только нет, я всё ещё прав, а Камируна не права, и ты не прав! То, что твоя жалость к Теврону не убила тебя — везение!

— Нет. Если жизнь можно спасти — её надо спасать.

Фео тяжело произносил это. Внутри всё клокотало от обвинений, но сильнее давил страх. Не хватало вечность провести с тем, кто тебя ненавидит. Нутро жгло, хотелось воды, но взять её негде. Ту, что стояла на столе в кувшинах, не выпить.

— Мне плохо… давайте выбираться отсюда. Я прошу вас помочь.

Лу Тенгру дёрнул бровью.

— Я очень слаб. Я не знаю, почему именно я оказался избранным воином, но раз так случилось, надо бороться. Вы это понимаете, как никто.

Снаружи раздались крики. Фео выглянул в окно и увидел, как Кнун открыл дворцовые ворота. Обезумевшая толпа ворвалась внутрь и набрасывалась на господ в дорогих одеждах, их слуг, даже детей, разрывала их и по трупам неслась дальше. В считанные секунды двор стал кладбищем. Выли раненные, недобитые, а новорожденные демоны горящими глазами искали, кого ещё можно растерзать. Фео схватился за Осколок в бессмысленной надежде вмешаться, сделать хоть что-то, но Лу Тенгру одёрнул:

— Что там, за стенами — уже не изменить, но нам можно помочь. И можешь это сделать только ты.

— Но… но я таких чар, какими нас Аватар запер, не знаю. Что я могу? Чего стоит моя сила против его?

Лу Тенгру посуровел, бросив беглый взгляд за окно.

— В твоих руках мощь Великого Духа. Пытайся!

И эти слова не помогли, разве что артефакт рассыпал ещё холодных искр.

Крики превратились в вой. Небо застилал дым, языки пламени лизали деревянный подоконник. От рук собратьев гиб народ Синдтэри. Фео невольно отошёл к дальней стене, подальше от пляшущего света пламени. Лу Тенгру же остался на месте, задумчиво глядя на пожарище.

— Может, это мне урок, — тихо произнёс он, но Фео расслышал, — что жизнь надо ценить. Что жизнь, которая мне навязана, лучше, чем такая гибель… Нас не только проклятие Эллариссэ держит.

В одно мгновение колдун выскочил из зала, и обескураженный Фео бросился за ним.

— Что вы делаете? ­— крикнул он, всё сильнее отставая от быстроногого эльфа.

— Я должен найти Камируну и сказать ей всё!

— Так она не услышит!

Фео закашлялся, но не остановился. Не хватало ещё колдуна потерять. К счастью, тот сам решил подождать.

— Мои слова останутся в эфире. Этого достаточно. Большего я сделать не смогу.

Повинуясь неведомому порыву, Фео сжал порезанной рукой Осколок и, морщась от боли, крикнул:

— Вихрь времён!

От хруста заложило уши. Проклятие не давало разорвать пелену времени и пропустить путешественников, и Фео бил Осколком воздух, пытаясь проткнуть ту незримую границу. Свет от артефакта становился всё ярче, словно Осколок сам желал найти то, что указал ему живой разум. Вновь и вновь Фео повторял заклинание, и к нему присоединился Лу Тенгру. Два голоса стали одним. Завеса лопнула, пропустив сквозь себя на несколько дней вперёд.

Поток света вынес Фео и Лу Тенгру в лесную чащу, тихую и нетронутую войной. Камируна наклонилась к ручью и ладонью зачерпывала воду для сидящего на мшистом ковре малыша Лу. Фео впервые рассмотрел обоих. По мелкой худосочной Камируне нельзя сказать, что она сестра величественного Сагариса. Даже движения выдавали её незрелость. Она приняла порывистое решение и, должно быть, всю оставшуюся короткую жизнь жалела, что не сделала больше. Малыш Лу смеялся и трогал себя за упитанные щёки. Совсем не похож на себя в будущем.

— Какой ты славный, — прозвучал голос девушки. — Я всё сделаю, чтобы ты выжил. Чтобы у тебя было самое прекрасное будущее, то, какое ты сам захочешь.

Лу Тенгру, едва заметно дрогнув, подошёл к Камируне и опустился на колено, чтобы быть с ней на одном уровне.

— Спасибо, что спасла меня.

Он будто ещё что-то хотел добавить, но не стал. Камируна подняла взгляд так, что смотрела прямо в его глаза. Случайность или нет, но Фео понял: благодарность Лу Тенгру услышана и принята.

Колдун отошёл в сторону, оставив спасительницу заботиться о самом себе в прошлом, и горько добавил:

— Жаль, я её спасти не могу.

Ответить было нечего. Фео и сам жалел Камируну, судьба которой уже известна. Каждый раз больно смотреть в прошлое, зная, что ничего нельзя сделать. Только будущее свободно, его можно изменить.

— Мы должны вернуться, — сказал Лу Тенгру, всё ещё не сводя глаз с себя в детстве. — Если мы всё сделали правильно, Время нас вытолкнет в наши дни.

— Я попробую.

Фео и сам уверился в том, что всё получится. Ведь он смог, пусть только на пару дней вперёд, но переступить проклятие Эллариссэ. Пришлось сосредоточиться на скрипящих вековых деревьях, на мгле, смотрящей огоньками светлячков. На будущем этого леса. Фео вспомнил заклинание, которое произнесли хрустальные цветы, когда Ратибор принёс себя в жертву.

— Орэ Неру Гронд Силин!

Ещё одна капля крови упала на траву и растворилась в потоке лет. Завеса Времени трещала, хрустела, но пропускала сквозь себя. Внезапно Фео потянуло назад, а боль затуманила разум. Когтистые лапы вцеплялись в одежду и кожу и тащили в древние века, в дни Казни Мира. Раны Фео становились всё глубже, и зелёная ряса окрасилась алым. Глухой крик вырвался из горла. В глазах потемнело. Фео почувствовал, что не может бороться. Он проиграл. Две тысячи лет он должен ждать своего настоящего.

Кто-то схватил Фео за руку и потянул вперед. Больше он ничего не помнил. Боль погасила разум, лишила воли, и под властью иных сил Фео плыл незнамо куда.

* * *

Не было ни ощущения тела, ни звука голоса. Эллариссэ вновь стал тенью собственного сознания, запертого внутри сосуда. Тоска давила на Аватара, и захотелось вновь уйти в прошлое, неважно, куда, лишь бы стать здоровым, целым. Встреча с Лу Тенгру омрачала желание: этот эльф должен был сгинуть, Эллариссэ сам видел его смерть. «Как и он видел мою. Разные силы держат нас на Земле». От этой мысли стало горько. Эллариссэ посмотрел на истощённое тело в зелёной жиже, и готовился вернуться в привычное забытье, как его окликнули.

— Как прошло твоё путешествие? — с притворной доброжелательностью поинтересовался Сагарис.

«Ты ни в чём меня не убедил, отцеубийца».

— Вот как? А на что ты в этот раз решил взглянуть? Сомневаюсь, что на планы своего покровителя.

Демон не выглядел расстроенным. На его лице Эллариссэ заметил даже какое-то слепое торжество, но не мог понять, в чём его причина.

«Я пришел в день гибели Синдтэри. Видел тебя, Кнуна, Энрила и Камируну».

— Камируну? Хм, ну да, забыл, как её обозвали, «героиню»…

«Ещё там были Лу Тенгру и человечишка-магикорец с Осколком. Они пришли в то же время, что и я. Ты не убил их, не справился с каталисским огрызком!»

Сагарис будто и не смутился своему досадному поражению.

— Понятно. Довольно интересно, что мальчишка и колдун спелись. Я выясню, в чём дело.

— Я сам посмотрю через Время!

— Домэн далеко и хорошо защищён чарами Ситинхэ. Даже ты всё будешь видеть искажённым, и Время тебе не поможет. Впрочем, ты можешь немного поцарапать защиту, чтобы мой дух проскользнул туда. А глаза и уши у меня будут.

Сагарис вышел, оставив Эллариссэ в недоумении. «Я должен сам всё узнать… должен сам посмотреть».

Глава 18. Эдельвейс (часть 1)

— Это человек! Настоящий человек!

Восторженный шепот донесся до Фео, прервав приятный сон, наполненный прохладой и ароматам лаванды. Он убаюкивал, и дрёма мешала ноющей боли охватить тело.

Из множества голосов ярко выделялся один, звонкий и совсем юный:

— Я хочу посмотреть поближе!

— Это невежливо! Пусть придёт в себя, оклемается. И потом, нужно дозволение… — возразил кто-то.

Совсем близко раздались шаги. Похоже, возмущение не остановило самую любопытную.

Щёку Фео щекотали длинные пряди, и он обернулся, чтобы рассмотреть юную нарушительницу покоя. В больших глазах блестел озорной огонёк.

Девушка резво отстранилась и скрылась в дверном проёме со всей своей свитой. Фео остался один в полумраке, только тусклый свет кристального фонаря позволял различать предметы. Светлые резные тумбы заставлены высокими и пузатыми вазами. В росписи на керамике смутно угадывались некие сюжеты. Фео дрогнул, увидев на ближней вазе девочку, передающую крупный свёрток статной женщине. «Камируна доверяет жизнь Лу Тенгру царице Птэйхэн», — догадался Фео и понял, что действительно мало знает о великом демоноборце. Ведь говорили, что Лу Тенгру в империи Нэти не жалуют, что, при его происхождении, казалось странным. Царица взяла его на воспитание как соплеменника. А что случилось потом? Какая пропасть легла между ним и императорской семьёй, причем явно не всей, судя по поведению принцессы Ситинхэ. «Кстати, где она? И где я?»

Фео сдернул одеяло и стал рассматривать свое тело, перемотанное на много слоёв бинтами. Из одежды на нем остались только хлопковые штаны, и те закатаны выше колен. И руки, и ноги, и даже голову тоже перебинтовали. В памяти остался только Вихрь времён и странная сила, старающаяся зацепить Фео и причинявшая боль.

На шее в кожаном мешочке висел Осколок Прошлого. Коснувшись его, Фео ощутил прилив сил, а смутное беспокойство ослабло.

Ответы на вопросы нужно получить не у ваз и тумб. Фео поднялся и начал искать рясу или сменную рубашку. Вдруг тот, кто принёс его сюда, позаботился об этом? Так и оказалось. Лёгкая, сшитая из серебристой ткани, рубашка лежала у изголовья. Под кроватью нашлась и кожаная обувь. Одевшись, Фео подобрал фонарь и вышел в коридор.

Колонны взлетали ввысь, подобно белоствольным деревьям, и подпирали свод, расписанный сияющими звездами. Развернув покрывало ночи, с потолочных небес на Фео глядела ослепительно прекрасная Аэлун — царица звёзд. Рядом с ней кружила её свита, Старшие Духи-богини. Всё, как одна, в белых легких платьях, с белыми длинными волосами и глазами-алмазами. Только на богинь бы вечность смотреть.

Фео догадался, что оказался в одном из дворцов эльфийской династии Шандориэн. Пришло время говорить с императором Сондэ от имени царства людей.

Кто-то выглядывал из-за колонны. Луна, как назло, скрылась, и Фео пришлось подойти ближе, выставив вперед фонарь. На сердце стало легче, когда свет открыл тонкую фигурку милой девушки, которая недавно склонялась над кроватью Фео. Девушка легко улыбалась, поправляя кружевной палантин, из-под которого спадали чёрные локоны. Она выглядела юной, по-настоящему юной, словно для неё вечность ещё не успела застыть.

Фео, одолев смущение, спросил:

— Кто вы?

— Эдельвейс. А кто вы, я знаю, — непринужденно ответила она.

Что знает — неудивительно. Стала бы просто так возле двери толкаться. Интереснее было её имя. Фео судорожно вспоминал, как звучит эдельвейс на колдовском языке, но сдался и переспросил.

— Эдельвейс, — она продолжала улыбаться.

— Разве эльфы не должны зваться на колдовском языке? — поинтересовался Фео, чувствуя себя глупым.

Девушка помотала головой.

–Нет такого правила. Мне даже приятно, что меня назвали на человеческом языке.

На это Фео только кивнул. Он никогда не задумывался о корнях собственного имени. «Квенъяр» слово из первичного языка, который даровали Фениксам, как первым из Живущих на Земле. «Феонгост» — из более поздних времён, когда человечество уже расселилось на материке. Люди меньше других народов привязывались к именам, использовали и первичные, и колдовские, и из других языков. Получался салат, но все давно привыкли. Другое дело эльфы, невероятно гордые тем, что через свою связь с Магикором постигли колдовской язык, и предпочитавшие зваться только на нём. Известными исключениями были разве что Унгвайяр и Камируна. Теперь к ним добавилась Эдельвейс — ещё более странный случай.

— Скажите, пожалуйста, госпожа Эдельвейс, где я нахожусь и как здесь оказался? — Фео не стал дальше развивать тему имён, а решил спросить о том, что для него сейчас важнее всего.

— Это дворец императора Сондэ. Вас принесли прошлой ночью принцесса Ситинхэ и Лу Тенгру. Вы едва дышали. Мне же сегодня наказали быть рядом, если вы очнётесь, и вам что-то понадобится, но свита моя не дала мне пойти одной. Они и сейчас могут меня хватиться, потому мне пора. Рада знакомству!

Она исчезла белой вспышкой, оставив Фео только воспоминание о себе. «Странная девица», — думал он, продолжая бесцельно бродить под надзором ослепительной богини Аэлун. Только блеск её был холоден. Всё в этом сумеречном дворце казалось холодным, как небеса и лежащий за ними космос. Здесь Фео почувствовал свою тягу к земле и свету живых существ, и осознал ту иронию, о которой говорил Лу Тенгру. Фео вынужден изучать колдовство, далёкое от мирского и приземлённого. Тонкая магия и Время — удел Фео как наказание, как насмешка бытия над пареньком, который хотел разводить цветы.

«С даром Жизни я бы спас Лу Тенгру от лоз, а Ратибор бы не погиб. Но когда мне дали выбор, я решил стать поганым магикорцем!»

— Я думал, что то путешествие во времени было для тебя, — вслух произнёс он, когда вернулся в комнату и сел напротив пузатой вазы. Нарисованный младенец не отвечал.

— Но нет — для меня. Я такой же заложник судьбы, как ты, и никогда не был свободен.

Осколок, лежащий в ладони, сверкнул холодным светом. Отражение сменилось серебристыми вихрями.

«Зовешь меня? Я и так всё помню».

«Плохо помнишь. И ничего не понял», — чей-то властный голос прозвучал в голове, и гладь Осколка вновь отражала мир вокруг.

«Хотя ещё до рождения предопределено, к какому народу будет принадлежать Живущий на Земле, все мы — дети единого мира, сотворённого Великими Духами. Только Дух Времени Силинджиум наш покровитель, но и остальные к нам не глухи.Не бойтесь обращаться к ним, и вы не будете обделены их благодатью. Пять углов у пентаграммы народов, а в центре её ­— Древо, в котором встречаются все души в потоке огней. И каждый из нас несёт свет не только свой, но и всего живого во вселенной», — вспомнилась Фео одна из первых лекций в Цитадели. Преподаватель говорил так вдохновенно, что казалось, его можно поставить демонов исправлять.

«Лу Тенгру… это он тянул меня в настоящее… и Время услышало его». С этой мыслью Фео задремал.

Проснулся он рано. Оранжевый солнечный свет ещё не стал ярким и потому не тревожил. Открыв глаза, Фео чуть не ахнул. На кресле в дальнем углу сидела принцесса Ситинхэ.

— Доброе утро, Фео, — она отложила пергамент и перо, которые до этого держала на весу тонкой магией. Удобно, если достаточно силён.

— Доброе утро, ваше высочество. Рад, что с вами всё в порядке.

— Не совсем, — она на миг помрачнела. — Но сейчас не будем об этом. Сегодня нам обоим предстоит разговор с императором. Аудиенция в четыре часа.

— Х-хорошо, — только и смог ответить Фео.

— У тебя есть полдня. Посмотри дворец, сад. Уверена, они не оставят равнодушным. Я попрошу принцессу Эдельвейс составить тебе компанию.

— Принцессу Эдельвейс?!

— Что такое? — с легкой улыбкой поинтересовалась Ситинхэ.

— Нет, ничего… просто я… не ожидал. Она…

— Дочь императора Сондэ, — закончила за Фео принцесса. — Похоже, ты думал, что у него только двое детей — Лёдо и Фэйэрэн. Но есть ещё, как видишь.

Удивительные открытия для Фео, похоже, никогда не закончатся. Уточнять у Ситинхэ, почему про вторую дочь императора в царстве людей никто не говорит, он не стал. Как и про имя юной принцессы. Лучше саму Эдельвейс и спросить как-нибудь.

Радости от будущего общества прекрасной императорской дочки он не испытывал. Её манеры были ему неприятны. И где же воспитание высшего общества? Эдельвейс и Ситинхэ будто к разным мирам принадлежали. Старшая принцесса вряд ли бы стала разглядывать человека, как диковинное существо. С другой стороны, Эдельвейс не богиня далёких звезд, и в её присутствии Фео не ощущал холода вечности. Может, только потому, что общение вышло коротким.

На низком столике уже ожидал завтрак — горячий хлеб, печеное мясо и сыр. Фео с недоумением посмотрел на Ситинхэ. Не верил, что это она принесла. Принцесса, угадав его мысли, покачала головой. Ещё бы она несла, второе лицо империи, а слуги для чего?

Ситинхэ вышла, и Фео, умывшись и позавтракав, тоже решил пройтись, а заодно найти Эдельвейс.

В утреннем свете дворец не давил на Фео своим космическим великолепием, а казался пусть превосходным, но всё же творением рук земных существ. Даже в то, что Аэлун нарисовал на потолке художник, а не бог, получалось поверить. Блики плясали на витражах, на которых изображено одно и то же — повёрнутый рогами вверх полумесяц, поделённый на три части разными цветами. Правый рог зелёный. Символ леса Синдтэри, догадался Фео. Левый рог пшеничный — степь Лиёдари, большей частью отошедшая царству людей. Середина у полумесяца серебряная. Титульная нация эльфов, кентарийцы, просто не могла выбрать другой цвет.

Уже на лестнице Фео окликнули. Принцесса Эдельвейс бежала, запинаясь о подол длинного воздушного платья. Кружевное покрывало сбилось и наползло на глаза. При этом принцесса широко улыбалась, ничуть не смущаясь. Лишь остановившись возле Фео, она начала приводить себя в порядок.

— Простите, господин Квенъяр. Всё, что случилось с нами, оказалось так волнительно, потому я немного закрутилась. Надеюсь, вы не в обиде.

Фео не был в обиде, а в шоке. «Что-то здесь не так», — думал он, но пока не понимал, как разобраться.Странная тайна веяла над этой девушкой, широко шагавшей рядом с ним. Император Сондэ и всё, что связано с Эдельвейс, сочеталось плохо.

На выходе из дворца Фео замер. У основания лестницы высоко в воздухе парила золочёная крытая карета. У неё не было ни колес, ни дверей, только низкое резное ограждение вдоль столбов, поддерживающих крышу. К столбам и к полу крепились сидения, стоявшие в два ряда. Место возничего занял светловолосый эльф в расшитом серебряными нитями сюртуке. Сердце Фео болезненно укололо. Не то чтобы он рассчитывал на компанию только принцессы Эдельвейс, но эту мысль подкрепляло отсутствие её свиты и стражи во дворце.

Эльф одним движением выпрыгнул из повозки и так же легко оказался на вершине лестницы. Теперь он горделиво взирал на Фео сверху вниз и ехидно улыбался.

— Я князь Гилтиан. Буду сопровождать вас на прогулке.

«Глупо полагать, что дочь императора останется без присмотра. Тем более с мужчиной».

— Очень приятно, ваша светлость, — ответил Фео.

Принцессу, похоже, ничего не смущало. Она так же легко, как князь, запрыгнула в повозку, а Фео пришлось телепортироваться. По воздуху он ходил медленно и не хотел это показывать царственным особам.

Настроение испортилось. Фео молчал, несмотря на общество прекрасной принцессы и благородного князя. Воздух казался рекой с медленным, почти неощутимым течением. Мимо проплывали звонкие фонтаны и пёстрые клумбы фиалок и шафрана. За парковой аллеей высились вечнозелёные сосны и кедры. Верхушки их, казалось, достигают неба. Фео никогда раньше не видел таких деревьев. Постепенно он чувствовал, что увлекается, проникается красотой севера. Прогулка начинала нравиться.

Повозка наклонилась. Дворец императора эльфов стоял на горном плато, и спуск оказался крутым. Фео взялся за столб крепче и вдруг ощутил на своей ладони чужую, тонкую. «Неужели боится?» Нет, принцесса восторженно крутила головой. Случайность? Руку одергивать Фео не стал.

Вдали показался белокаменный город, тянущийся до самого горизонта. Блестели на солнце железные крыши-конусы, выкрашенные в голубой цвет.

Князь Гилтиан вдруг произнёс:

— Здесь спустимся и пройдёмся. Господин Феонгост, вы не против?

Даже если бы Фео был против, отказ бы не озвучил.

Эльфы плавно опустились на ровную площадку, а Фео вновь предпочёл телепортироваться. Теперь на него смотрели с недоумением.

— Уважаемый гость, почему вы не ходите по воздуху? Разве прыжки вас не утомляют?

Вместо ответа князю Гилтиану Фео вздохнул. Что тут скажешь…

— Мне кажется, вы нас боитесь, — продолжил князь и задорно пнул большую шишку.

— Нет, ­— быстро выдал Фео и для внушительности добавил. — Я ведь сам пришёл к вам.

— Это верно. Людям нужна помощь эльфов, но, что важнее — нам нужна помощь людей.

Гилтиан резко стал серьёзным. Эдельвейс казалось, внимания не обращала на их разговор, с интересом разглядывая среди ветвей орешника паутину и огромного жёлтого паука.

— Не удивляйтесь, господин Феонгост. Я здесь не для того, чтобы следить за вами. Принцесса Ситинхэ просила меня о другом.

«Снова Ситинхэ. Всеми верховодит, даже своей семьёй», — подумал Фео, и невольно поморщился. Гилтиан словно не заметил.

— Если император согласится на её план, воином от империи Нэти буду я.

— Почему вы? А как же Лу Тенгру?

Фраза вырвалась у Фео быстрее, чем он её обдумал, и, чтобы исправиться, он продолжил:

— Я не сомневаюсь в вас, но ведь вы племянник императора. Разве он не боится вас потерять?

Тут Гилтиан задумался, но неожиданно вместо него ответила Эдельвейс:

— Император боится только за судьбу Нэти.

— Дели! — крикнул Гилтиан, а она, не дрогнув, скрылась в зарослях орешника.

— Признаю, она права, — нарушил князь затянувшееся молчание. — Но в том и бремя быть правителем. Никогда не понимал тех, кто хочет власти.

Фео не стал ничего уточнять, хотя вопросов у него оказалось больше, чем ответов. В глубине души чувствовал, что он имеет право знать, но решиться заговорить не мог.

Эдельвейс вернулась уже без палантина. Он, сказала, зацепился за ветку, и его не достать.

— Поможете мне? — улыбнулась принцесса и тут же выдала. — Можно мне звать вас Фео?

Пришлось продираться через кусты и собирать паутину. Фео снял палантин и, вернув его хозяйке, всё же спросил:

— Почему вы так сказали про Его Величество?

Эдельвейс помрачнела впервые за всё время и ответила лишь спустя минуту:

— Я не подумала. Мне не стоило.

— Если вам больно об этом говорить, то я не стану вас пытать. Я знаю, чего стоит истина.

— Я могу вам доверять?

Эдельвейс повернулась и взяла Фео за руки. Его лицо налилось краской, но вновь он ничего не сделал, лишь поймал себя на приятном чувстве, пробившемся сквозь смущение.

— Хотя меня все называют принцессой, я ей не являюсь, — вздохнув, сказала Эдельвейс. — Я незаконнорожденная дочь императора Сондэ, и он не признал меня наследницей рода. Я живу во дворце среди богатства и слуг, но я — не принцесса, потому что принцесса Фэйэрэн однажды предала его.

Всё стало ясно. Её воспитание, даже имя — всё император Сондэ сделал, чтобы отдалить от власти собственную дочь. Юная Эдельвейс росла как цветок, радость для отца, но не его наследница. Всё из-за попытки его старшей дочери захватить власть, когда погиб принц Лёдо.

— Спасибо, что доверились мне, — произнёс Фео, не отпуская тёплых рук. — Если мне оставят время, я тоже готов о себе рассказать.

Она кивнула и улыбнулась. Вместе они вернулись назад, к нетерпеливо ожидающему Гилтиану. Князь наигранно поморщился, но ничего не сказал.

Фео, взглянув на него, вспомнил о Ситинхэ. Откровение Эдельвейс было отравлено, как и её улыбка. Всё могло оказаться планом хитрой и могущественной сестры императора, которая оплетает своими сетями воина царства людей. Ситинхэ «навязала» Фео новые знакомства, которые должны быть приятными, но теперь он тоже под пятой принцессы. « У меня есть цель… и Митчитрия…» Эта мысль отрезвляла, и больше Фео не смотрел на Эдельвейс с теплотой. Лишь попросил поспешить назад.

— На аудиенцию к императору, — добавил он для убедительности.

— Мне бы тоже там стоило быть. Как избранному воину.

— И всё же, почему вы, а не Лу Тенгру?

Фео уже не стеснялся и не боялся. Слишком быстро мысль о планах Ситинхэ измучила его.

Бровь Гилтиана дернулась, но ответил он вполне спокойно:

— Лу Тенгру многое делает по-своему. К тому же, его официально не помиловали.

— Помиловали? Он что, преступник?

На это князь только усмехнулся.

— Его изгнал первый император ещё до появления людей на Земле. Сегодня Лу Тенгру впервые вернулся в Нэти.

Назад ехали молча. Эдельвейс почувствовала резкую неприязнь Фео и потому всю дорогу грустила. Стыд давил на Фео, но страх оказался сильнее.

В тени деревьев Фео заметил бледную фигуру в серебряном балахоне. Две прямые синие пряди лежали на груди, остальные зачёсаны назад. В руках женщина держала белый жезл, увенчанный полумесяцем. «Великая жрица Аэлун», — догадался Фео. Богиня звезд в империи Нэти имела свой культ, и в служительницы брали только женщин. В чудесном источнике им белили кожу и красили волосы, после чего юные жрицы приносили клятву. Виспери — так их называли, а лучшая из лучших раз в тысячу лет становилась великой жрицей.

Колдунья посмотрела на повозку и скрылась из виду.

На кровати уже ждала новая белоснежная рубашка. Фео, глядя на неё, захотел надеть свою старую заношенную рясу и выйти к императору человеком, а не тем, кем его хочет видеть принцесса Ситинхэ. Только рясы нигде не было.

Чехол из змеиной кожи зацепился за ворот стягиваемой рубашки. Осколок! Фео быстро достал артефакт и стал болезненно крутить его в руках. «Ты можешь видеть всё, что случилось. Я прошу не так много».

— Вихрь времён!

Комната расплылась и возникла другая, вся в цветочных кадках и светящихся кристаллах, высеченных в виде фигур оленей и медведей. В таинственном свете звезд и кристаллов Эдельвейс что-то вышивала на пяльцах, пока её покой не прервала принцесса Ситинхэ.

— Ваше высочество! — воскликнула Эдельвейс и вскочила с софы. — Вы вернулись!

— Да, Дели. Всё в порядке.

Однако Фео видел, что не всё. Ситинхэ выглядела измученной, под её глазами лежали глубокие тени. Дыхание было хриплым, а голос слабым. Эдельвейс тоже это поняла, но только открыла рот, старшая принцесса остановила её жестом.

— Всё в порядке, Дели, — повторила Ситинхэ.

— Отец говорил, что потерял вас из виду в лесу Синдтэри. Там что-то произошло?

— Так нужно, принцесса. Мне ничего не угрожало, поверь.

Прозвучало лишь робкое:

— Я не принцесса… его величество рассердится, если узнает…

— Ты принцесса, Эдельвейс. Дочь императора может быть только принцессой. Нет твоей вины в поступке Фэйэрэн. Однажды раны императора заживут, и он сам назовёт тебя той, кто ты есть.

— Как скажете, ваше высочество, — Эдельвейс явно не хотелось спорить на эту тему.

— В моей старой комнате лежит человек. Сейчас он магически истощён и спит. К утру ему станет легче. Я хочу, чтобы ты была рядом с ним, пока он здесь. Чтобы показала ему дворец, парк.

Глаза Эдельвейс загорелись восторгом.

— Никогда не видела людей! Можно я на него сейчас посмотрю? Я не потревожу его, обещаю!

Ситинхэ кивнула. Уже в дверях Эдельвейс остановилась и спросила:

— Почему вы попросили меня?

Фео напрягся. Вот сейчас старшая принцесса выдаст свой план…

— У него погибли отец и лучший друг. Его город разрушен. Те, кто тяготится бессмертной жизнью, для него сейчас не лучшая компания. А ты юна, бремя вечности на тебя ещё не пало. Твоя легкость будет ему сейчас нужнее воздуха. Не бойся его. У него исключительно чистая душа.

Видение распалось, а Фео долго стоял в центре комнаты и пустым взглядом буравил пол.

Глава 19. Эдельвейс (часть 2)

Близилось время аудиенции. Фео задумался, что будет говорить эльфийскому государю. Понимание, что он, совсем молодой парень, представляет интересы всего царства, давило на голову, заставляло метаться из угла в угол. Ведь никто Фео не учил, как выступать перед правителями. Что говорить? Как говорить?

Оставалось только брать уроки у прошлого.

— Покажи мне аудиенции императора Сондэ, — попросил Фео у Осколка и погрузился во времена, когда государи людей просили помощи у Нэти. Сколько же было таких дней…

Принцесса Ситинхэ зашла за Фео примерно полчетвертого и велела идти за ней. Её усталость, после путешествия Фео в прошлое, стала заметнее, хотя принцесса продолжала держаться гордо. Такая боль не покажет.

— Первой говорить буду я, — сказала она по пути. — Ты же будь спокоен, не переживай, даже если Его Величество откажет. Помни, что правда на твоей стороне.

«Легко ей говорить», — подумал Фео, но перечить не стал. Слова тысячелетней принцессы для императора точно прозвучат убедительнее, чем вчерашнего подростка.

У входа в тронный зал их уже ожидал Лу Тенгру. На нём была новая одежда, выглядящая точь в точь, как прежняя: фиолетовая рубашка свободного кроя поверх узкой белой и чёрные льняные брюки, заправленные в чёрные же кожаные сапоги. Фео вспомнил о своей рясе и ощутил некую общность с Лу Тенгру. Оба чужие в этой империи, и оба хотели оставаться собой даже внешне.

Ситинхэ хлопнула в ладоши, и тяжёлые двери отворились. Ясный день вдруг сменился ночью. Сквозь белые стекла, казалось, светит луна. На потолке россыпями горели звёзды, объятые странными волнами света, похожими на туман. Фео даже застыл на пару мгновений, разглядывая их. Никогда он не думал, что космос так прекрасен.

Трон государя стоял на высоком пьедестале, ступени которого лежали на тонких стеклянных столбиках, которые Фео разглядел лишь вблизи. Поражало, как при внешней хрупкости пьедестал держит прозрачный трон, похожий на лепесток или каплю, а с ним и правителя. Точно не обошлось без магикорских чар.

Все опустились на колени перед императором, кроме Ситинхэ. Она только склонила голову.

Фео ожидал, что император Сондэ останется сидеть на троне, как небожитель, горделиво взирающий на тварей земных. В белом легком сюртуке, расшитом серебром, с высоким хвостом золотых волос на макушке он действительно походил на божество. Правитель эльфов спускался медленно и смотрел только на Ситинхэ. Ясно, с кем он станет говорить. Ростом император оказался выше своей сестры, и ещё сильнее, чем она, довлел над Фео.

— Поднимитесь. Я знаю, зачем вы все здесь, и просьбы свои вам повторять не нужно. Но вот мой ответ: меч Эрес-Гронд лишь один раз за всю историю своего существования покинул границы Нэти. И тогда, — император перевёл взгляд на Лу Тенгру, — на приграничную заставу напали. Погиб наследник престола. Я готов дать войска, лучших колдунов, но не меч. На нём держится защита империи.

— Ваше величество, — вступила принцесса Ситинхэ, — люди не побоялись отпустить воина с Осколком Прошлого, после всего, что обрушилось на их земли…

На этой фразе император поморщился. Нетрудно понять, почему — земли когда-то принадлежали его империи.

–… мы не можем не вмешаться, если демоны Сагариса угрожают миру. А теперь на их стороне Аватар. Единственный шанс его одолеть — собрать пять священных артефактов и с их помощью атаковать. Мы должны подать пример другим народам. Каждый боится за свой дом, но если мы не рискнём сейчас, то погибнем все.

— Демонов осталось мало. Что до Эллариссэ… думаете, он станет угрожать Нэти? Он наш зять, Ситинхэ, и не пойдет войной на нас.

— Он уже пошел войной на царство людей. Его рукой разбито Зеркало Времени.

— Именно. На царство людей. То, что он угрожает всем Живущим на Земле, которых защищал две тысячи лет — ваши домыслы.

— Он объединился с демонами, — вновь возразила принцесса Ситинхэ.

— Аватар ненавидит демонов сильнее кого-либо. Он не станет воевать на стороне Сагариса.

— То, что он уже навредил людям, неважно? ­— не выдержал Фео. — Он разбил Зеркало Времени и ничего не сделал, чтобы его собрать. Он не остановил мор и трупы, осаждавшие стены городов людей. Великие Духи сбросили Аватара из Аберона. Как преступника. А теперь он вновь разбил Зеркало и погубил многих людей! Но вам всё равно, думаете, вас это не коснется?

Глаза Сондэ сияли холодным магическим светом, и только они выдали его гнев.

— Мой народ безвозмездно помогал людям тысячу раз, иногда во вред себе. Только вам всё мало, решать свои проблемы сами вы не научились. Если хочешь меч, юный Феонгост, говори не устами моей сестры, а своими. Убеди меня, почему я должен рискнуть своей империей ради твоего царства.

Такого Фео не ожидал, и пыл его мгновенно угас. «Надо показать ему такое, что убедит в опасности для всех. Но что?» Ком подступил к горлу Фео.

— Я прошу дать мне время, ваше величество, — только и сумел сказать он.

— Оно у тебя уже есть. Вся мощь Силинджиума. Не можешь отвечать сам — говори через Осколок.

От взгляда императора хотелось спрятаться, а защиты искать не у кого. По лицам Ситинхэ и Лу Тенгру угадывалось, что они с мнением правителя не согласны, но возражать больше не смеют.

— Вспомните о Казни Мира, начатой против всех, и народы в ней не знали разделения.

Фео чувствовал себя очень глупо, рассказывая тысячелетнему существу про войну, которую люди не застали. Но, тем не менее, продолжил:

— Никто не мог поверить, что зло принёс великий учитель Адзуна, и больше всех горя хлебнули его сородичи-фениксы.

— Я всё это знаю, — отрезал император. — Но Аватар — не Адзуна. Недостойный не добрался бы до Аберона. Сам Неру благословил Эллариссэ защищать мир.

— Как благословил Адзуну быть учителем народов. Живущий на Земле волен менять свой выбор. Душа может сгнить, а может расцвести. У Аватара сгнила. Он убил человека, защищавшего других людей и свой дом. Человека, сиявшего светом Неру!

Император хорошо сдерживал эмоции, но выдал своё сомнение, промедлив с ответом.

— Очень наивные слова. Ты меня ни в чём не убедил и показать тебе, видимо, нечего.

Злоба и обида обожгли Фео. Такая очевидная ложь… Своё лицо важнее чужих жизней.

— Мне есть, что показать! Гронд Силин!

… Во взгляде Эллариссэ — том единственном, что осталось от Живущего на Земле — ненависть смешалась с удивлением. Аватар поднял тонкое копье, скрученное из обрывка тенеподобного тела, но медлил бросать. Мелькнул в его глазах и страх.

Фео из настоящего кинулся к самому себе, чтобы закрыть от удара. Знание, что всё уже случилось, не отрезвляло. А время стало плотнее, и движения Фео застывали, как в киселе. Он барахтался, рвался вперед — но бесполезно.

Как и должно, отец поймал копье Аватара. Как и должно, оно изогнулось змеёй, и ужалило Гиддеона в сердце, тут же рассыпавшись от света Неру. Символ людей угасал быстро, но Фео хватал каждый миг уходящей жизни. Время резко отпустило его, и он упал перед телом отца, слившись с собой из прошлого в бледно-зелёное пятно…

— Я подумаю над твоими словами. Иди, тебе нужен отдых.

Голос императора вывел Фео из забытья. Он обнаружил себя стоящим на коленях и ощупывающим воздух дрожащими руками.

Сжав Осколок, Фео вышел, оставив за собой тишину. В комнате упал на кушетку и пожалел, что не знает чар забытья. Они избавили бы от боли.

В дверь постучали, но Фео не встал. Ни до кого ему не было дела сейчас.

— Открой, пожалуйста! — услышал он голос Эдельвейс. Только её не хватало.

Может, будь за дверью Митчитрия, Фео бы пересилил себя. Но чего ждать от избалованной глупой принцессы?

Стук длился почти минуту, но даже когда всё стихло, Фео чувствовал, что Эдельвейс не ушла. Упрямая. «Она могла обо всём узнать от брата или тётки, а мне не нужна её жалость». Фео отвернулся к окну, за которым высились сосны, ели да кедры. Они приятно пахли прежде незнакомыми ароматами, манили выйти наружу, прогуляться под их сенью. Сумеречный дворец же вновь давил своей потусторонней силой.

Выходить через дверь Фео не стал — телепортировался на площадь сразу. И тут же его схватили за руку.

— Хватит бегать, — сурово произнёс Гилтиан. — Если хочешь помощи — перестань считать нас врагами.

«Нигде не скрыться от их взора!» — Фео скрипнул зубами, что не укрылось от князя.

— Какой ты ворчун, однако. Удивлён, что царь людей выбрал тебя послом.

— Я тоже удивлён. Видимо, в тот день все сошли с ума.

Фео не думал, что говорит. К боли утраты добавилось чувство поражения, бессмысленности всего содеянного.

— Рано ты сдаёшься. Раз тебя выбрали — соответствуй. Мы тебе поможем.

— Вам-то это зачем?

Гилтиан аж отстранился на два шага, но затем уверенно произнёс:

— Хочу быть воином. Чтобы меня знали не только как младшего сына третьей сестры императора.

«Скучно ходить в шелках да золоте, решил умереть». Вслух Фео ответил:

— Это не игрушки, а война на уничтожение. Я был в её пекле. Потерял всех близких. Если вы, имея всё, хотите обречь себя на гибель, то вы — дурак. Не знаю, почему принцесса Ситинхэ поддерживает вас.

— Потому что она меня понимает.

Говорить с этими птицами в золотых клетках не о чем. Фео развернулся и побрел по вечернему парку, не думая ни о чём, кроме далёкого холодного неба, которому нет на дела до Живущих на Земле, их печалей и потерь.

Гилтиан шёл следом.

— Ты плохо поступил с Эдельвейс сегодня утром и сейчас. Она этого не заслужила.

— Да. Не заслужила. Я извинюсь.

— Она будет ждать, — загадочно произнёс Гилтиан и исчез.

Вместо живого голоса шелестел ветер, и Фео радовался своему одиночеству. Уже совсем поздно он вернулся в комнату. Эдельвейс перед дверью не было. Всё-таки ушла. Чувство вины кольнуло Фео, но он не стал искать принцессу. Боялся заблудиться в огромном дворце. Другое дело — нужно узнать, чем закончилась аудиенция. Фео взялся за Осколок.

— Ни Симерион, ни Нэйджу, ни Индига не согласятся на твой план. Сильнее, чем я, они держатся за свои артефакты. Проблемы людей драконам и оборотням далеки, да и фениксы устали от смертных. Что ты скажешь им? Думаешь, они пойдут против Аватара?

— Пойдут, если поймут, что опасность грозит и им. Но ни мой взор, ни чары Осколка не могут проникнуть в Даву. Однако и Домэн защищён не хуже. Эллариссэ известно про наши намерения, но даже его чары не проникнут во дворец. Если он захочет узнать больше, то ему придётся повредить защиту и отправить сюда «живые» глаза и уши, как случилось в Каталисе.

— Кого отправить? Демона? Ты испытываешь судьбу, Ситинхэ! Не думаешь, что твои грандиозные планы, которые ты не обсуждаешь со мной, уничтожат империю?

Теперь император не сдерживался. Взор его сиял гневом, пальцы сжались в кулак. Кроме Сондэ и Ситинхэ в зале никого не было, потому, видимо, он позволил себе сильные чувства.

Принцесса ответила невозмутимо:

— Империю уничтожит Сагарис, если мы ничего не сделаем. С Аватаром ему по силам разрушить даже Эрес-Гронд, обезоружить нас быстрее, чем мы вооружимся.

— Нас не обезоружат! Нэти — самое сильное государство на свете, даже твои чары могут остановить Аватара! И я всё ещё не верю, что он выступит против нас.

— Эллариссэ подчиняются и земные стихии, и даже время. Что у нас? Звёздный свет и тонкая магия. Этого мало. Чудовищно мало. Ты должен посмотреть правде в глаза — Эллариссэ давно не великий Аватар. Он смотрел, как по его вине в хрустальных зарослях погибает город. Как в муках умирают от чумы люди, а восставшие трупы несут всюду болезнь. Он охладел к миру и Живущим на Земле. Он не успел спасти твоего сына, но мог воздать за его смерть. И что выбрал — ничего? Сагарис был ему нужен, чтобы руками демона травить людей.

Взгляд императора потускнел, а сам Сондэ застыл. Вторя его настроению, посерел тронный зал, померкли звёзды, даже лунный свет затмился.

— Если всё так, как ты говоришь, — тяжело дыша, произнёс император, — излови мне эти «живые глаза». Докажи, что Аватар привёл сюда наших злейших врагов. Тогда я отдам вам меч.

«Значит, ему нужен демон. Но где его достать и как?» — Фео вновь уставился в Осколок.

— Покажи мне демона здесь! Гронд Силин!

Вихрь Времён закружил комнату, но вдруг застыл, и всё стало прежним.

«Я не знаю, что хочу увидеть. Потому Осколок не отозвался».

Фео долго бродил по комнате, напряжённо размышляя, как иначе задать вопрос. Если Сагарис не видит дворец всевидящим взором, значит, он оправил сюда кого-то либо занял чье-то тело. Со вторым сложно, а первое напрашивалось само собой.

«Демон, меняющий обличья. Асцерат».

— Покажи мне, как Асцерат оказалась во дворце!

Осколок возмущённо затрещал, из него посыпались холодные искры.

— Покажи мне демона! Это важно! Твое царство погибнет, если ты это не сделаешь!

Нет ответа. Фео опустил руки. Осколок выскользнул и упал на мягкий ковёр.

«Ничего я не могу. Ничего. Был бы отец рядом. Или Ратибор. Они всегда знали, что делать, — Фео поднял глаза к потолку. — Но я один. Моего ума недостаточно».

— Фео, — услышал он над собой.

Он поднял голову и увидел Эдельвейс со светлячковым фонарём в руке.

— Я помогу тебе. Только не прогоняй меня.

— Как поможешь? — устало спросил Фео.

— Буду думать вместе с тобой.

Это прозвучало так наивно, по-детски, что Фео вместо раздражения ощутил прилив теплоты. Как несправедливо он судит! Исключительно чистая душа — не про него.

— Если во дворце или где-то поблизости есть демон, наверняка он не только облик сменил, но и скрылся под покровом Скверны, — сказала принцесса, усаживаясь рядом с Фео.

— Возможно, но разве вы, эльфы, — тут Фео чуть не добавил «носители Скверны», — не услышали бы зов Тьмы?

— Скверна может его прятать, ведь не всегда он ей нужен, как оружие. Только Живущий на Земле, испытывающий сильную душевную боль, различит зов, несмотря на все хитрости Скверны.

— А как быть мне? Люди Скверну не слышат.

«Или слышат? Тогда, с паучихой, что это было?» — подумал Фео, но отбросил эту мысль, продолжив:

— Увидеть я ничего не могу. Оставаться же в стороне, после того, что со мной случилось…

Фео вздохнул и поднял Осколок, глядя в отражении на ярко-голубые глаза.

— Я знаю всех, кто сейчас во дворце. Мы попробуем пойти от противного — попросим Зеркало показать их, каждого по очереди. Возможно, это не лучший план, но, думаю, стоит попробовать. Демона Осколок не покажет.

У Фео глаза округлились. Сколько же в Эдельвейс загадок, однако.

Идея действительно выглядела натянутой, но Фео зацепился за неё. Ради себя и Эдельвейс.

Имя — видение. Имя — видение. Бесконечный поток лиц в Вихре времён быстро утомил Фео, но он старался сосредоточиться. Стыд съедал за то, что Эдельвейс держится лучше.

Так Фео узнал, почему в коридорах нет стражи. Воины с помощью всевидящего взора наблюдают за дворцом и городом, и в случае чего сразу телепортируются из своих башен туда, где нужно их вмешательство. Узнал, что на нижних этажах находятся кухни с поварами и где сидит прислуга и лекари. Пустой дворец становился густонаселённым. Без стеснения Эдельвейс назвала имена своих тёток — принцесс Флэйэвэн и Кнэйэвэн, их мужей и детей. Хоть они и жили в своих дворцах, но сейчас гостили у Сондэ, потому Эдельвейс решила проверить и их. Всех Осколок показал, и Фео в душе радовался, что никто из императорской семьи не оказался демоном.

— Кто же ещё, кто же ещё… может, жрицы? Как думаешь? — спросила Эдельвейс.

В ней энергия била ключом, а Фео безумно хотел спать, и только вяло кивнул. Было уже довольно поздно, за окном сияла круглая луна.

— Великая жрица Унадэн. Я видела её сегодня на прогулке и это странно.

— Почему странно? — едва подавив зевоту, поинтересовался Фео.

— У жриц-виспери свои закрытые храмы, без особого поручения они не поднимаются во дворец. Отец, конечно, мог позвать Унадэн из-за вестей от принцессы Ситинхэ, но что-то не даёт мне покоя. Ты видел жрицу в тронном зале?

Фео покачал головой и почувствовал, как сон уходит. В зале был Лу Тенгру. Тот, кто испытывает сильную боль.

— Нужно взглянуть. Гронд…

Дверь распахнулась. На пороге стояла великая жрица Унадэн. Глаза её сияли демоническим светом.

Фео резко бросил руку вперед, и первую красную молнию поглотил Осколок. Волна чудовищной боли прошла сквозь тело, и Фео закричал. Артефакт со звоном упал на пол. Эдельвейс путами сдавила демона, дав Фео пару секунд. Он бросился к Осколку, схватил одной рукой его, другой — принцессу, и телепортировался, не сосредоточившись. Высоко в воздух. Внутри всё вывернулось, и Фео смог только поднять щит, который разбился с глухим ударом о землю…

Кровь залила глаза, рот, ворот, но Фео о себе не думал. Вслепую он нашел Эдельвейс, и сердце его едва не разорвалось: под головой принцессы растекалась лужа. Эдельвейс не дышала.

— Нет! Нет-нет-нет! — Фео искал Осколок, но не видел его, а только темноту кругом.

— Пожалуйста, Неру, не дай ей умереть! Пожалуйста… пожалуйста, дай мне успеть…

Пальцы случайно скользнули по острию артефакта, но новая боль не чувствовалась.

— Вихрь времён! — крикнул Фео, не поднимая Осколка. Лишней секунды у него не было.

Ночь сменилась днём. Вокруг Фео выросли стены, обшитые сосновыми панелями. Застыли в танце вырезанные на них фигуры красавиц и вихри листвы. Сияли тёплым светом маленькие фонари. «Видение?» — спросил у самого себя Фео, но ответить не успел.

«Папа, папа!» — на бегу кричала черноволосая девочка, размахивая руками. Длинная белая рубашка доставала ей до щиколоток. Топот босых ножек по деревянному полу казался Фео непривычным, даже диковинным звуком.

«Маленькая госпожа, вернитесь! Нужно привести вас в порядок!»— слышалось с другого конца коридора.

«Папа приехал!»

Столько радости в голосе девочки. Она добежала до тяжёлой двери из красного дерева, и только там её настигли несколько женщин в льняных просторных платьях, прячущих фигуру. Так одевались слуги.

«Ведите себя хорошо, госпожа, тогда Его Величество заберёт вас во дворец», — сказала одна из женщин.

«Правда-правда?» — глаза девочки сияли надеждой. Служанки кивнули, и повели девочку обратно, на ходу собирая её локоны.

Всё вокруг поплыло, и вот Фео уже стоял в комнате. В кресле у камина сидел смутно знакомый эльф, в коленях которого рыдала та девочка.

«Папа, забери меня, пожалуйста! Я хочу жить с тобой!»

Огонь отбрасывал тень на лицо эльфа, из-за чего оно казалось больным, даже старым.

«Я не могу», — устало произнёс он.

Рыдания стали громче. Фео наклонился, чтобы погладить девочку по голове, но его рука прошла сквозь густые локоны.

«Ты же император! Ты всё можешь!» — хрипела девочка. Её лицо опухло от слёз, но не переставало быть красивым.

Пустым взглядом эльф следил за огнём. Фео же всё внутри разрывало от жалости. Будто страдает он сам, будто он сейчас зовёт своего отца. Только у Гиддеона было отзывчивое сердце.

«Я не виновата в том, что сделала моя сестра! Я так с тобой не поступлю! Поклянусь, чем хочешь!» Девочка отстранилась от отца и, стоя на коленях, подняла руки к потолку. Эльф и к этому порыву остался холоден, произнеся только:

«Надо поменять прислугу и нянек. Болтают много лишнего».

«Я Дэли, папа, я не Фэйэрэн! Я ни в чём не виновата!»

— Не ты восстала против императора, — ответил ей вместо отца Фео. — Ты ни в чём не виновата. Раны твоего отца затянутся. Только живи…

Последние невольно произнесённые слова вернули память, и видение оборвалось. Фео резко поднялся и скорчился от боли. Зрение вернулось, но от белизны всего кругом едва не померкло вновь. Ползком Фео добрался до двери, но чьи-то руки потянули его назад, на мягкую кровать.

— Эдельвейс! — сдавленный хрип вырвался из горла Фео. — Где Эдельвейс?!

Глава 20. Эдельвейс (часть 3)

— Где она?! Пустите меня!

Фео бился, рвался, но эльфы держали крепко. Один схватил его за подбородок и, оттянув нижнюю челюсть, влил что-то в рот. Голова Фео стала тяжёлой. Хотелось лишь упасть. Где-то в глубине души ещё горели остатки воли, и Фео шептал имя Эдельвейс, пока тьма не погасила сознание.

Когда Фео очнулся, в комнате было темно. Никаких ламп, только луна сияла холодным светом. С трудом Фео вспомнил, что оказался здесь днём. А дню предшествовала ночь…

Накрыв голову руками и прижав её к коленям, Фео выл. Нервы лопнули, как и всякая надежда на лучший исход. Впереди только смерть. Не полёт в вихре золотых огней к Сердцу Древа, а сырая гнилая могила. То, что люди видели на своём коротком веку.

— Феонгост Квенъяр! Его Величество император Сондэ Шандориэн, приказывает вам явиться в тронный зал немедленно! — прозвучало над головой.

Фео поднял взгляд, но никого не увидел. Эльф, передав приказ, сразу телепортировался.

Бродить по коридорам не хотелось. Сосредоточившись, Фео сразу очутился, где нужно.

В центр зала вынесли тело Унадэн. Синяя мантия стала красной, и покраснели плиты на полу. На лице жрицы застыл ужас посмертия, пустоты, которая могла ждать того, кто отдал своё тело демону. Фео не жалел Унадэн, а только о том, что не убил её сам.

Несмотря на то, что враг повержен, в зале было полно стражи. Воины-эльфы носили только кожаные доспехи, чтобы тяжесть металла не мешала телепортироваться, и самое легкое оружие. Император Сондэ и принцесса Ситинхэ молча смотрели на жрицу. Правитель держал сияющий звездным светом прямой меч с гардой в виде расправленных крыльев. Эрес-Гронд. Лу Тенгру тоже пришёл. Как и принцесса, он выглядел отрешенным, будто произошедшее его не тронуло. Фео возненавидел обоих за это, но больше них — императора, который отвергал свою дочь.

Во взглядах эльфов-стражей ни ненависти, ни призрения. Только холод.

— Мы больше не в безопасности, — голос императора эхом отозвался в сумеречном зале. — Тот, кто тысячи лет защищал нас, привёл во дворец убийцу. Её Высочество, первая принцесса Ситинхэ усилит защиту столицы и всего государства, насколько это возможно. Караулы на всех постах будут удвоены, войска собраны и готовы к бою. Велико могущество нашей державы, однако к борьбе с таким врагом я вынужден привлечь другие страны, чтобы вместе мы исполнили долг Живущих на Земле и защитили этот мир.

«Всё на себя взял, этакий молодец!» — Фео громко выдохнул, чтобы успокоиться.

Император продолжил:

— Своим послом я избираю князя Гилтиана, доказавшего преданность мне и империи Нэти во время бунта Фэйэрэн.

Сондэ вложил святой клинок в ладони племянника. Удивительно, но они не опустились под тяжестью меча, будто меч невесомый.

Принцесса Ситинхэ склонила голову перед Гилтианом.

— Вам, ваша светлость, поможет в пути Лу Тенгру. Будьте мудры оба и не ссорьтесь — цель у вас одна.

«Почему я тогда пошёл один?!» — хотел крикнуть ей Фео, но едва сдержался. Всё складывалось и на пользу царству людей, и против него. Даже с Осколком Прошлого Фео оказался слаб, и вновь подозревал, что неспроста принцесса Ситинхэ указала на него. Тонкими путями она подчинит себе человечество. Если Фео позволит себе быть ведомым, если не станет сильнее.

— Все виспери в империи уже допрошены. Даже под страхом смерти никто не сознался в помощи демонам, но не мог Сагарис без посредников связаться с Унадэн, — тут император наконец-то посмотрел на Фео. — Нам нужна твоя помощь. Пусть Осколок покажет, кто мог помогать предательнице.

«Вот зачем меня позвали!» Внутри Фео клокотала злоба. Почему за императора скорбят его слуги? Есть в каменной статуе отцовские чувства?

— Ваша дочь, принцесса Эдельвейс… что с ней?— не выдержал Фео.

Казалось, хрустальный престол звенит от дерзости. Глаза императора засияли магикорской мощью — единственное проявление гнева, которое он себе позволил.

— Принцесса жива. Ты спас её, но не защитил. Теперь, если хочешь спасти своё царство, помоги мне.

Фео не услышал последних слов. Чудовищный груз, давивший на грудь, вдруг испарился. Эдельвейс жива! Больше ничего не нужно знать!

«Я смог. Я справился», — шептал про себя Фео, но лёгкость тоже оказалась недолгой. Сердце начала грызть новая тревога.

— Покажи мне ближайшее окружение жрицы Унадэн, Феонгост. Тебе это по силам.

— Хорошо, ваше величество, — согласился Фео, даже не обдумав сказанное. Мысли его занимала только Эдельвейс, и если, чтобы её увидеть, нужно выполнить приказ императора, то оно того стоит.

До конца ночи в приёмной правителя Фео, император и принцесса Ситинхэ просматривали разговоры каждой виспери, служившей под началом Унадэн, с великой жрицей, но ничего полезного не узнали.

— Что ж, — сказал под конец император, — я всё равно выясню, как далеко тянется паутина Сагариса.

Фео только кивнул. Сил на ответ не осталось.

— Отдохни немного. Людям нужен сон. Если захочешь увидеть госпожу Эдельвейс, она будет в своей комнате. Но, — несвойственный императору мягкий тон стал резче, — не забывайся. Она — эльф императорских кровей, а ты…

«Безродный», — первое, что родилось в угасающем сознании Фео.

— …человек. Её жизнь в сто раз длиннее твоей, а с ней — и страдания.

Впервые на его лице проскользнуло подобие чувств. Сказать бы отцу, что он пережил, да не мог — горд. Гордость аристократа дороже искренности.

Фео поклонился императору и вышел, а следом и принцесса Ситинхэ.

— Я провожу тебя в твою комнату. Или, если хочешь, к принцессе Эдельвейс.

Упоминание Эдельвейс разбило злобу на Ситинхэ, и мысленно Фео укорил себя за подозрительность. Хотя у него остались вопросы насчёт выбора воина из царства людей, сначала он попросил рассказать, как победили Унадэн.

— Дух Сагариса покинул тело Унадэн, едва подоспела стража, но из-за демонического света в глазах её убили на месте. В такое предательство сложно поверить. Великая жрица, избираемая раз в тысячу лет, достойнейшая из достойнейших. Видимо, многое в империи несовершенно.

Ситинхэ замолчала. По её лицу проскользнула тень страдания. Может, винила себя за невнимательность. А может, просто скорбела.

Здесь, в древнем дворце ощущалось давление вечности. Собственная жизнь казалась Фео слишком короткой, и за все годы своего обучения в Цитадели он не смог поверить, что это благо. Что души нынешнего человечества, многократно пройдя через Сердце Древа, чисты, а сами люди не могут становиться демонами и вредить миру. «Это делает нас выше старших народов, — гордо говорил преподаватель. — Показывает, что люди — воплощение совершенного замысла!» Звучало красиво, но сейчас Фео сомневался в этих словах. Совершенный замысел или попытка сохранить хоть какие-то души? В конце концов, даже лучшие из Живущих могут пасть во Тьму…

«Я никогда не стану демоном», — какими бы ни были предпосылки у этой истины, она укрепляла.

Комната Эдельвейс находилась в одной из башен, гораздо выше, чем та, где поселили Фео. Вдали от широких коридоров и потолков, расписанных под небосвод, Фео чувствовал себя спокойнее. Вопросы миропорядка перестали волновать его, и мысли стали приземлёнными. Об Эдельвейс.

У дверей стояли несколько женщин, во всём не похожих на Ситинхэ, начиная от чёрных вьющихся волос и заканчивая воздушными двуслойными платьями из шелка и органзы, колыхавшимися от малейшего порыва ветра. У всех на головах сверкали венцы, усыпанные драгоценными камнями. Ситинхэ корон не носила.

Одна из женщин с неприкрытой злобой посмотрела на Ситинхэ, но дорогу уступила. Остальные тоже отстранились, давая проход.

— Здесь я тебя оставлю, Феонгост, — сказала принцесса и, уже обращаясь к женщинам, добавила:

— За ним присмотр не нужен. Идите.

— Мы ровня тебе, — ответила женщина со злым взглядом. — Перестань нам указывать и за наших детей решать, что им нужно.

— Потом поговорим, — спокойно ответила Ситинхэ и ушла, ни на кого больше не глядя.

«Принцессы!» — вспыхнуло в голове Фео, и он спешно поклонился всем. Сестры императора и их дочери к человеку были равнодушны. Фео быстро понял, что все они гораздо спокойнее неугомонной Эдельвейс. Даже Флэйэвэн, мать Гилтиана. Может потому, что их воспитанием занимались усерднее, они же настоящие принцессы. А может, они просто за долгую жизнь успели стать ко всему холодны.

— Если что — мы всё увидим, — таинственно произнесла принцесса Кнэйэвэн, похожая на Флэйэвэн как точная копия.

Фео не стал заверять, что ничего предосудительного в уме не держит. Женщины кивнули и ушли следить за человеком издали, а он быстро забыл о них.

Комната оказалась точь в точь, как в видении прошлого. На тяжёлом мраморном подоконнике сидела Эдельвейс и смотрела вдаль, не заметив посетителя. Фео не стал её тревожить сразу, хотел посильнее увериться, что она действительно перед ним. Живая. Только за это он готов возносить молитвы всем Духам.

Мимолётный взгляд Фео упал на большое зеркало в узорной оправе. Не бодрый юноша стоял по ту сторону зеркальной глади, а замученный парень с впалыми щеками, мертвецки бледный и наполовину седой. Ещё молодой, но иссохший, исстрадавшийся. Дорогая эльфийская одежда на нём висла, как на чучеле, но раньше он этого не замечал. Слишком многое произошло и слишком быстро. Даже собственная жизнь стала полутуманным сном, в которой остались только потери и горе.

Эдельвейс повернулась к нему и задорно спрыгнула с подоконника. Радостью лучился её взгляд.

— Если бы вы умерли, я бы тоже умер. Сердце моё не выдержало бы.

Фео больше не хотел лгать никому, давить в себе чувства, которые всё равно рвались наружу, пусть даже весь мир против.

Её улыбка погасла, и в комнате будто стало темнее.

— Я бы не умерла. Со мной был ты.

«Какая же ты глупая!» — хотел начать Фео, но возразил иначе:

— Сагарис пришёл за мной. Вы пострадали из-за меня.

Она только отмахнулась.

— Все в Домэне теперь в опасности. Мне уже сказали. На меня могли напасть где и когда угодно.

— Но не напали бы. Не вы им нужны.

— Да как же? Я, между прочим, дочь императора. Мной могли бы шантажировать отца, — теперь она подошла к Фео, застыв всего в двух шагах. — Ты не виноват. Наоборот — ты спас меня!

Фео в ответ только вздохнул. Как объяснить ей, что не он её спас, а она не успела умереть до заклинания? Её легко могла постигнуть участь сына Теврона, и ей лишь чуть больше повезло. С грустью Фео посмотрел в её глубокие синие глаза. Эдельвейс юна, как и он, но, в отличие от него, ничего не знает о смерти. Рядом с ней никто не умирал. Может, она слышала что-то о гибели своего единокровного брата Лёдо и об угасшей от тоски по детям императрице Эльдилэт. Про Казнь Мира не может не знать, но всё это — далеко и её не касается, как не касалась маленького Фео чума, когда он слушал рассказы о ней.

Даже сейчас она не боится смерти. Ей не дано знать, какую боль испытывает Фео.

— Мне снился человек, похожий на тебя, и я испугалась, что это ты.

— Какой человек? Почему испугалась? — быстро спросил Фео, хотя правда уже била по сердцу.

— Его судили, и я видела, кого и как он убил. Как мать жертвы повесилась, узнав о смерти сына. Как выл убийца, поняв, что натворил… Но он — не ты.

Сложно было что-то ответить, но Фео всё же смог:

— А великая жрица Унадэн? Почему она стала достойнейшей? А Аватар? Он устроил одно бедствие и не вмешался в другое, но люди всё равно его чтили. Он убил этих людей.

Слова вышли горькими, но Фео не жалел о них. Они жгли душу, как и многое другое.

— Я не знаю, но мы говорим о тебе. Ты тот, кто не знает гнева. Как Руна из страны фениксов. Такие Живущие на Земле не срываются во Тьму.

На этом спор завершился. Фео не хотел возражать. Молча он и Эдельвейс стояли у окна, глядя выше сосен и кедров.

— Давай пройдемся по воздуху! — внезапно предложила Эдельвейс, и Фео аж оторопел.

— Я плохо хожу… — признался он, лишь бы отказаться от безумной затеи.

— Я удержу нас обоих. Давай! Что, если нам больше не дадут увидеться, и мы потеряем этот миг?

Она просила так искренне, так жадно, что Фео не смог отказать. В душе он звал себя ветреным, даже предателем, но что это значило, если Эдельвейс рядом и зовёт вперед. Пропасть между ним и Митчитрией не затянется никогда, а для двух идущих навстречу друг другу душ не существует преград.

И Фео взял Эдельвейс за руку. Короткой телепортацией они оказались на подоконнике, затем осторожный шаг — и вот она на воздушной тропе, под которой зелёным ковром стелятся кроны деревьев.

Духзахватывало от высоты, но идти было не так страшно, как с вершины Цитадели. Фео старался вниз смотреть поменьше, а больше вперед и на Эдельвейс. Она ступала легко, словно нет под ней бездны, и улыбалась ещё светлее.

— А давай взлетим над дворцом! Пусть никого на Земле не будет выше нас!

— Что??? — только и успел выдать Фео, как уже несся вверх, лишившись незримой опоры.

Страх давил всё существо. Фео мог только держаться за руку Эдельвейс, даже ногами перебирать бессмысленно. Власть над полётом принадлежала принцессе.

И вот они остановились прямо над пиком самой высокой башни, вновь обретя под стопой опору. Подозрение кольнуло Фео — не очередной ли демон затащил его сюда, чтобы убить? Восторг Эдельвейс казался искренним, и настоящим светом души, и не демоническим огнём сияли её глаза. И всё же…

— Вы мне тоже снились.

Вновь Эдельвейс помрачнела, а Фео выжидал. Демону больше слова не нужны, он уже всё знает.

— Почему ты об этом сказал сейчас?

Фео не знал, что ответить. Любые слова могли сыграть против него, и горькая обида принцессы стала страшнее затаившегося убийцы.

— Не успел раньше. И, наверное, теперь не стоило.

— Ничего страшного. Моя жизнь простая, мне прятать нечего. Могу быть искренней и рада, что ты искренен со мной.

«Знала бы ты…» — подумал Фео. В том, что перед ним Эдельвейс, он не сомневался. Любопытный демон смотрел бы в душу, чтобы узнать правду, а принцесса — только в глаза с печалью и осуждением за сорванный миг счастья.

— Зови меня, как равную. Устала слышать «вы» от тебя.

— Хорошо, — кивнул Фео. Она всё ещё тянулась к нему, хотя он был её недостоин.

Город с высоты походил на цветочное поле. На его краю блестело в лучах закатного солнца море. Фео, когда ему в детстве рассказывали про море, не мог поверить, что где-то бывает столько воды. Есть ещё Океан Штормов, в который с обитаемых земель смыло всю Скверну, и теперь он кишит чудовищами. Мир сверху стал огромным, необъятным. Мир, который Эдельвейс подарила Фео.

«Я буду её защищать, — поклялся он самому себе. — С ней больше ничего не случится. Я стану сильным, умным, каким угодно, лишь бы она жила, лишь бы могла летать так высоко».

Они закружились в подобии почти беспечного танца. Эдельвейс вновь улыбалась, и Фео отвечал ей на улыбку, на лучистый взгляд. Для них пели ветра, играли на арфах, флейтах и ситарах Духи — слуги богини воздуха Афелиэ. Другой музыки и не нужно. Ничего не нужно двум сердцам, кроме того, что они могут дать друг другу.

— Это тебе, — сказала Эдельвейс в конце танца и повесила на шею Фео кулон с красным кварцем. — Тёплый кристалл. Он согревал меня в горах, а там, куда ты отправишься, холодно.

— Спасибо, — Фео крепко сжал подарок, ощутив ладонью не только тепло, но и пульсацию, похожую на сердечную.

— Пообещай, что не погибнешь, — на её глазах навернулись слёзы. — Я попросила и Гилтиана, и Лу Тенгру защищать тебя, но ты всё же пообещай…

* * *

Фео ждал, что едва вернётся во дворец, как захватят и поволокут к императору, но этого не произошло. Сомнений же, что правитель знает, не было. Не совсем он равнодушен к дочери, чтобы оставлять её без присмотра, особенно после нападения. Нет, тут что-то другое кроется.

«Неужели опять Ситинхэ?» Фео правда волновала, но не настолько, чтобы помешать долгожданному сну. Почти упав на свою кровать, Фео увидел зелёный тканевый сверток и развернул его. Им оказалась ученическая ряса, целая. Из-под рукава выпала записка.

«В этом пути ты должен быть человеком, воином своего царства. Самим собой».

«Точно Ситинхэ»,— Фео невольно улыбнулся. Может, действительно принцесса знает, что делает.

Глава 21. Океан Штормов (часть 1)

«Что ты наделал!»

Эллариссэ влетел в подземелье, где Сагарис, Кнун, Энрил и Ару в тусклом свете кристаллов разглядывали какие-то схемы.

«Ты убил Великую жрицу! Настроил против меня Сондэ! Думал, я не узнаю?!» — Эллариссэ не мог выть, но знал, что воем слышатся его мысли в головах демонов.

Сагарис только пожал плечами.

— Жрица, отдавшая мне своё тело, была обречена. Я дал ей быструю смерть вместо мучительной.

Остальные демоны на это усмехнулись, за что Эллариссэ захотел их уничтожить.

— Ты, значит, ковырял защиту эльфийской столицы, чтобы подсмотреть за мной? Похоже, у тебя проблемы с доверием, — как ни в чём не бывало продолжил Сагарис. — Я ведь могу обидеться, и вряд ли это тебе нужно. Я тебе нужен больше, чем ты мне.

«Без меня ты навеки останешься в этой тюрьме. Вылезешь — Сондэ уничтожит тебя. Ты этого не хочешь. Это ты пришёл ко мне, а не я к тебе».

— Пусть. Но сейчас мы на одной стороне, а силы тех, кто против нас, возросли.

«По твоей вине!»

Ни Сагарис, ни кто-либо из его прихвостней не дрогнули. В этот момент Эллариссэ жалел, что сам не демон. Тогда он смог бы увидеть их сердца и понять, что они задумали.

— Это не так важно. Важно, что мы знаем их планы и куда они направятся дальше. Их путь лежит по морю.

Не успел Эллариссэ даже мыслью что-то возразить, как вступил Кнун:

— Едва они выйдут за водные границы Нэти, защитные чары Ситинхэ не будут ограничивать нашу мощь.

«Я вижу, что ваши руки тянутся далеко. Только против меча и Осколка у вас нет силы».

— Не всегда нужно действовать грубо, — Сагарис почти любовно погладил схему на столе.— У нас ещё есть пара сюрпризов. А Сондэ не бойся. Он — не такой, как его отец и про войну только рассказы слушал. Принимать решения — это не про него.

Эллариссэ с этим согласился. Эра мира, которую он подарил, расслабила многих. Будь до сих пор императором Унгвайяр, Даву бы уже штурмовали.

Аватар покинул подземелье, и лишь затем всевидящим взором взглянул на схему. Демоны и не пытались её прятать. На жёлтой истончённой бумаге был вычерчен странный символ, похожий на тонкого паука: от центра одного отрезка расходилось ещё восемь, каждый разбит ещё на три части. Все точки подписаны колдовскими рунами. Эллариссэ попытался их прочесть — всё же родной язык — но внезапно в голове загудело. Телу в сосуде стало больно, оно дергалось, било ладонями по стеклу. Эллариссэ погасил взор, и тут же всё прекратилось.

«Подписи Адзуны, — догадался Эллариссэ. — Что ж, одна тайна раскрыта. А что с остальными?» Он вновь осмотрел Даву — страшную и неприступную крепость. Глубокие её подземелья застланы мраком, который не пропускал даже взор Аватара. «Перводемона от меня не спрятали, — подумал он, возвращаясь в сосуд, — Значит, есть что-то хуже перводемона. Что ж, стоит осмотреть всё повнимательнее».

Истощенное, но уже не израненное тело дрогнуло, впуская в себя собственное сознание. Ещё немного, и Эллариссэ сделает настоящие шаги, и тогда не он будет во власти демонов, а они — в его.

* * *

Галатейский северный порт, находящийся на самом краю империи Нэти, был скорее промысловым, нежели торговым. Отсюда корабли отправлялись на ловлю рыбы, которую на здешних же солеварнях готовили и развозили по самым дальним уголкам огромной империи Нэти. Портовый город гудел, гремел, пыхтел: после тишины дворца Сондэ и парковых аллей у Фео закладывало уши. Эльфы, такие созерцательные и почти невидимые в Домэне, бесконечно сновали туда-сюда, раскладывая ящики по тележкам, которые двигались сами по себе, без животных. Одежду горожане носили серую, менее маркую, что не удивительно. Ослепительной белизне столицы тут тоже не место.

Зато именно в портовом городе ощущалась сила империи Нэти — союз магии и техники. Механических подъемников Фео насчитал сотню, а потом бросил это дело. Взгляду хватало, за что уцепиться.

Гилтиан казался воодушевлённым. За свою немалую для человека жизнь (князю недавно исполнилось пятьдесят пять) он выезжал из столицы только во дворец своей матери. Удивительно, насколько ограничивали одного из возможных правителей Нэти. «Может, это способ Сондэ бороться с посягательствами на его власть?» — подумал Фео, вспоминая Эдельвейс. Нет, император доверяет племяннику, иначе не сделал бы его избранным воином.

Мрачнее серого дня был только Лу Тенгру. Холодом от него веяло сильнее, чем от моря. Фео не мог поверить, что Эдельвейс колдуна о чём-то просила, а если и просила, то он прислушался к её словам. Впрочем, после встречи с Камируной что-то изменилось в Лу Тенгру. Прежнюю всеохватывающую злобу время от времени сменяла странная созерцательность, будто колдун глубоко погружался внутрь себя и искал ответы на неизвестные вопросы. Может, он был таким всегда, а Фео просто его плохо знал. Что ж, на корабле будет возможность поговорить вдоволь, лишь бы желание нашлось.

— За три дня вы достигните земли Нанрог, — сказала принцесса Ситинхэ, ни волос, ни золотого плаща которой не касался ветер. — Верховный шаман извещён. Говорить будете с ним. У него Секира Бурного Моря.

— Хорошо, ваше высочество, — Лу Тенгру поклонился принцессе.

Он тоже удерживал магикорский контроль, а Фео не мог унять буйство стихии. Как и Гилтиан, до этого утверждавший, что он прекрасный воин. Видимо, больше в магии звездного света он был хорош, а держать в голове сложные колдовские формулы сил уже не хватало. Или характера.

— Помните, — сказала принцесса Ситинхэ, поочерёдно глядя на Фео, Гилтиана и Лу Тенгру, — что победить Аватара вы сможете, обретя силу Мирового Древа не только всеми артефактами, но и собственными сердцами. Помните о свете Неру, что живёт в каждой душе. Ищите его, раскройте его. Я не знаю будущего, но чувствую, что путь ваш будет сложным. Демоны будут не только нападать, но и играть на ваших слабостях, потому держитесь, будьте благоразумны во всём. Вы сейчас Воины Света.

Все трое склонились перед ней, и над каждым она начертила священный пятиугольник.

— Да благословят вас Неру и Великие Духи.

— Корабль готов, ваше высочество, — произнёс подошедший к принцессе капитан в синем жилете поверх серого сюртука. — Можем отбыть немедленно.

Ситинхэ кивнула:

–Вверяю их в ваши руки, капитан Эридан. До свидания, Воины Света. Пусть мне нужно оставаться в Нэти, но я сделаю всё, чтобы приблизить нашу победу.

— До свидания, ваше высочество! — ответили всё хором, но Лу Тенгру чуть дольше остальных задержал на ней взгляд.

Его лицо лишь на мгновение смягчилось, затем вновь стало холодным и непроницаемым, и колдун широким шагом последовал за капитаном. Фео ещё пару секунд стоял в изумлении, но тоже быстро присоединился к Лу Тенгру, как и Гилтиан. За ними по воздуху плыли их немногочисленные вещи.

Небольшое судно, на котором предстояло плыть Воинам Света, принадлежало князю Галларду Галиэру, отцу Гилтиана, и использовалось исключительно для визитов в Нанрог — северный континент, родину оборотней. Через море никто не телепортировался — немного не рассчитаешь силы и окажешься среди седых волн. Да и после дороги в порт сил на второй прыжок ни у кого не нашлось. Как бы не держались Гилтиан и Лу Тенгру, Фео видел, что они устали и тоже скорее пошли к своим каютам. Однако оба эльфа допускали, что в пути пробудут всего день, а потом всё же телепортируются. Время дорого.

В этот раз телепортация не стала такой изматывающей: между Домэном и портом всего несколько сотен километров, а нагрузку прыжка взяли на себя не только Лу Тенгру и Ситинхэ, но и Гилтиан. Тем не менее, Фео сразу закрылся в выделенной ему каюте, где смог прилечь. Страшно представить, как эльфы обходятся без естественного сна, в отдыхе всегда бодрствуя.

Вышел из каюты Фео уже глубокой ночью. На усеянном яркими северными звёздами небосводе на убыль шла бледная луна. Наверное, эльфам приятно думать, что с вышины за ними наблюдает их прекраснейшая богиня. Под её покровом они чувствуют себя уютно и не боятся тьмы, которую видят половину своей жизни.

Несколько членов команды, включая капитана Эридана, и Гилтиан сидели за круглым столом, в центре которого горстью лежали монеты. В руках эльфы держали игральные карты, и каждую секунду кто-то задорно и шумно бросал одну из них мастью вверх на столешницу.

— Плохи у вас дела, ваша светлость, — усмехнулся капитан, украдкой глядя в карты Гилтиана.

— Ничего, — беззаботно отмахнулся тот, — мне денег хватит, чтоб отыграться, а вот вам, господин капитан, скоро будет ставить нечего, кроме своих штанов.

«Вот так князь, племянник императора», — подумал Фео, признаваясь себе, что Гилтиан ему симпатичен. Впервые он видит весёлого, смеющегося эльфа. Быть может, Эдельвейс такая, но больше никто в их дворце, где будто обитают не Живущие на Земле, а Духи, далёкие от мирских радостей.

— Фео, иди сюда, сыграй с нами! — крикнул Гилтиан и совсем небрежно замахал своими картами, отчего те стали видны всем.

— Я… я не умею. И ставить мне нечего.

— Тогда хоть сядь рядом, — капитан, не выпуская карт, магическим жестом придвинул к столу ещё один стул. Фео спорить не стал, поймав себя на мысли, что хочет быть рядом с командой хоть символически.

— Мне сказали, твоя фамилия Квенъяр. Видимо, твой род получил имя на заре человечества.

Капитан спросил непринуждённо, а Фео не знал, что ответить. Он никогда не интересовался семьёй Гиддеона и его родословной.

— Что молчишь?

— Я просто… — Фео поймал на себе понимающий взгляд капитана и осёкся. Оправдания не нужны, врагов здесь нет.

— Эх, древние дни, — сказал один из матросов, откидываясь на спинку стула. — Кажется, будто вчера объявили, что появился ещё один народ.

— После воцарения Аватара уже ничто не удивляло, — ответил другой, единственный из всех черноволосый.

— Вы помните воцарение Аватара? — спросил Фео у последнего, стараясь скрыть холод в голосе. Понимал, что вряд ли Ситинхэ рассказала о том, кто угрожает Живущим на Земле.

— Помню. И Казнь Мира помню. Как наш лес трещал в огне и рыдал от боли. Как кровью залил мою родину предатель Сагарис. Всё помню. Такое не забывается, хоть десять тысяч лет пройдёт, — тяжело вздыхая, ответил черноволосый.

— А раньше ещё небо над нами стонало и вспыхивало. Каждый день мог быть последним, и мы не знали, кому молиться, чтоб Аберон устоял и не рухнул на нас. Когда Аватар появился, всё прекратилось. Больше не наползала Тьма из космоса, больше никто не боялся. Демоны все убежали в пустыню Амала, а кто вылезал — уничтожался мгновенно. Две тысячи лет мы процветали, пока…

Тут капитан остановился, с тревогой глядя на Фео, и он отвечал таким же взглядом. Всё веселье улетучилось.

— Я понимаю, что значил для вас Аватар, — решился-таки заговорить Фео в затянувшейся тишине. — И вы — все пробудившиеся тогда народы — для него много значили. Но не люди.

— Какими бы ни были прошлые заслуги Аватара, последнее, что он сделал — преступление, и наказание за него справедливое, — рассудил капитан.

Черноволосый матрос только вздохнул и молча ушёл.

— Бери его карты, хорошо разыграешь! — Гилтиан, улыбаясь, подвинул их к Фео, но тот тоже покинул сборище. Снова нуждался в тишине и тусклом свете одинокой светлячковой лампы в каюте.

Поступок черноволосого эльфа Фео мог понять, но задор Гилтиана, когда речь идёт о таких вещах… Князю, должно быть, они далеки. Ни Казнь Мира, ни чума вкупе с разбитым Зеркалом его не коснулись. Даже сейчас он воюет для себя, потому что сам захотел. Думает, что в весёлую игру играет наподобие той, карточной.

— Ты за весь мир решил скорбеть?

В дверном проёме стоял Гилтиан, уже посуровевший. Фео вежливо попросил князя оставить его одного, ведь человек нуждается в ночном сне.

— Ты уже спал. Я видел. Хочешь быть затворником как Лу Тенгру, когда вокруг ещё есть жизнь?

–Ты правда не понимаешь? — не выдержал Фео. — Хорошо видишь только карты под чужим носом?!

Гилтиан вместо того, чтобы продолжить перепалку или просто уйти, зашёл и сел рядом с Фео.

— Тогда покажи мне.

Тысячи язвительных ответов, оскорблений, проклятий сгинули, не успев обрести форму. Фео только с удивлением смотрел на князя, читал на лице искреннее желание всё понять.

— То, что видел твой император. Падение Каталиса, — Фео достал Осколок и произнёс заклинание.

Боли не было. Возможно, страх за Эдельвейс притупил прошлое горе, возможно, понимание, что всё уже прошло. Как быстро бы не бежал Фео из настоящего, он не поймает миг гибели отца.

— Прости, — сказал Гилтиан, когда видение оборвалось. — Наверное, я действительно слепой или просто глупый. Ведь ты пришёл из Каталиса. Я мог догадаться.

Фео не отвечал, только крутил в пальцах Осколок, думая о вечных эльфах, знавших другого Аватара.

— Ты, наверное, думаешь, что я не понимаю, во что ввязался. Что такой, как я, может знать о смерти? Но я знаю. Моего брата Лёдо убили демоны. В эльфийской крепости, в ту самую эпоху мира, пока Аватар царил на Земле. Я тогда понял, что защищаться нужно уметь самому, не надеясь ни на кого. Был усерден в звёздной магии, и двадцать лёт я не давал себе отдыха от тренировок, пока не освоил все возможности света.

— Даже звездопад? — устало поинтересовался Фео, не из любопытства, а для поддержания разговора. На настоящий интерес сил не хватало.

— Даже его. Нельзя быть воином, сидя в скорлупе. Нельзя стать героем, только воображая подвиги. Эльфам дана сила вести войну с Тьмой, и я иду на эту войну, где моя сила может помочь.

«Чем-то он похож на Ратибора, — подумал Фео, глядя на Гилтиана. — Лишь бы судьба была к нему милосерднее».

— Это что, тёплый кристалл? — вдруг спросил князь.

Действительно, из-за ворота вылез и подарок Эдельвейс, спутавшись своим шнурком со шнурком чехла для Осколка. Фео всё теперь предпочитал носить на шее.

— Император, похоже, после случившегося всё готов простить своей дочери. Что ж, северные ночи холодные, грейся.

Гилтиан улыбнулся и вышел. С палубы донеслись пьяный смех и музыка. Исповеди словно и не было, так легок на подъём оказался князь. Он действительно хотел жить сейчас, понял Фео. Ни в прошлом, ни даже в будущем — сейчас, каждый момент бытия наполняя собой.

Под утро небо затянуло серыми тучами. Усилился ветер. Качка изматывала и без того замученного Фео, и он вышел на палубу, чтобы отдышаться.

Капитан Эридан стоял у штурвала, а рядом — Лу Тенгру напряжённо всматривался вдаль. Это насторожило Фео, и он подошёл ближе.

— Я думаю, вам не о чем тревожиться, господин Лу Тенгру, — спокойно отвечал капитан на вопрос, которого Фео не слышал, — сильный восточный ветер не такая уж редкость в этом море.

— Меня не ветер волнует, а то, что он может принести.

Эридан усмехнулся.

— Такого за всю мою жизнь не случалось ни разу.

На этом разговор прекратился, и Лу Тенгру ушёл. Фео только недоумённо посмотрел ему вслед.

— Хотя совсем не слушать его не стоит. Всё-таки он опытный демоноборец, — задумчиво произнёс капитан, а затем обратился к Фео:

— Ты мог бы позвать Линнэ? Его ни с кем не спутаешь. Он один здесь синдтэриец. Кроме господина Лу Тенгру, конечно.

Чтобы найти черноволосого эльфа, пришлось спускаться в трюм. Там качка ощущалась ещё сильнее, но Фео держал себя в руках. Что такое морская болезнь после всего пережитого?

— Хорошо, сейчас буду, — ответил Линнэ, когда Фео задал вопрос. — Что-то случилось?

— Пока ничего. Раз всё хорошо, я пойду…

— Подожди, — Линнэ телепортировался перед лестницей. — Капитан меня не может просто так звать. Я самый дальнозоркий из команды. Кто-то нам угрожает? Тебе-то точно известно.

Фео помотал головой, но это не помогло. На лице эльфа начала появляться злоба.

— Мы рискуем, чтобы вас перевезти. И что мы взамен получаем — ложь?

— Деньги и немалые, — раздался голос сверху.

Через секунду между Фео и Линнэ стоял Гилтиан.

— Мой отец хорошо вам платит. Вести корабль — всё, что от вас требуется.

— Как скажете, ваша светлость, — Линнэ деланно поклонился и ушёл вглубь трюма. Князь только головой покачал.

— Он хороший колдун, но с ним тяжело. Впрочем, как и со всеми синдтэрийцами, — сказал он уже на палубе, когда всякие лишние уши стали далеко.

— Почему? — спросил Фео, в очередной раз не взвесив мысль, и поймал удивлённый взгляд Гилтиана.

— Потому что их страна погибла, и каждый выживший синдтэриец винит в этом императора Унгвайяра и кентарийцев. Даже Лу Тенгру, хоть он и вырос в императорской семье. Хотя кое-кому он всё прощает…

— Смотрю, много про меня знаете, князь, — резко прервал Гилтиана Лу Тенгру. Колдун появился у них за спиной неслышно. В другой ситуации Фео восхитился бы таким мастерством телепортации, но сейчас чувствовал неловкость и смущение. Будто он, а не Гилтиан, говорил о неприязни Лу Тенгру к целой нации эльфов.

— Ссоры помешают нашей цели, — продолжил колдун, не сводя ледяного взгляда с Гилтиана. — Потому ведите себя умнее и думайте, что говорите, если не хотите нажить себе врага.

— Вы хотели услышать то, что услышали, иначе не пришли бы, — бросил в ответ князь без тени смущения.

В какой-то момент Фео казалось, что Лу Тенгру не выдержит и, презрев всё, выбросит Гилтиана за борт. Воздух гудел от магической мощи, через край бывшей от двух колдунов. Нет места человеку в этом столкновении. Но правда уже прозвучала: ссоры помешают цели.

— Не стыдно кого-то ненавидеть, — выдал Фео, переводя взгляд с одного эльфа на другого. — Стыдно идти на поводу у ненависти.

— А ты мудр для своих лет, — улыбнулся Гилтиан, и даже лицо Лу Тенгру смягчилось.

— И милосерден, — добавил он.

Едва все вздохнули с облегчением, как с другого борта раздался крик:

— Смотрите! Летучие угри Драгоценного моря!

Над серыми водами взвивались бирюзовые змеи с двумя парами радужных крыльев и таким же капюшоном, надувавшимся от ветра. Ярко сверкали глаза-изумруды. Угри бросались в волны, пронзали их и взмывали вверх. Их было много, может, сотня. Фео залюбовался их чудесным полётом, теми узорами, которые складывались из их тел. Лу Тенгру выглядел мрачным . Посмурнел и капитан, а за ним медленно, но верно вся команда.

— Ветер гонит воду с востока. Так и Океан Штормов может зацепить.

— Не зацепит, — ответил Линнэ. — Простым ветром Океан Штормов не сдвинуть, а Тьма внутри него давно не трогает Живущих на Земле.

— Не трогала, пока царил Аватар, — тихо, чтобы услышал только Фео, произнёс Гилтиан.

Глава 22. Океан Штормов (часть 2)

«В древние времена Скверна ударила по миру Неру. Вмиг сгорела половина Земли, но Силинджиум остановил Время. Волна ужасного взрыва застыла у границы равнины Каталисиан. То, что осталось за этой границей и уцелело, мы зовём Хавинор, «обитаемая земля». Сожженная часть материка — пустыня Амала. Чтоб жар не спалил всё живое, были подняты горы и обрушено небо, а Великий Дух Воды Ойнокорэйт вывел первобытный океан из берегов и затопил пылающую Землю. Много дней поднимался ядовитый пар, уносимый ветром за горизонт, где он остывал и проливался дождём. Скверна попала в море, где отравила тела его обитателей и превратила их в чудовищ; другая её часть сбилась в гигантскую чёрную массу, которая из самой себя порождает злобных тварей. Все свои создания Тьма ведёт войной против Живущих на Земле, но сама боится света Неру и редко подступает к границам обитаемых земель. И она, и её вотчина зовутся Океан Штормов, и со дня первого пробуждения в мире драконы и оборотни борются с ней, истребляя тварей и сдвигая границы её владений», — монотонно диктовал лектор скучающей аудитории. Только Фео слушал внимательно, потому что любил историю.

«Когда-то люди верили, что однажды пустыня Амала остынет, а Океан Штормов сожмется до размеров наперстка. Мир исцелится, и рухнут Пепельные горы, открыв всем Живущим бескрайние новые земли».

Возникшая пауза казалась печальной. Фео вытянул руку.

«Разве этого не случится?» — спросил он с горячностью наивного юноши, и лектор даже улыбнулся.

«Случится, если душа каждого Живущего на Земле очистится от Скверны. Увы, это не произойдёт никогда. Несовершенные по своей природе, мы сами создаём зло вокруг себя и не горим светом Неру. Потому Скверна будет жить вечно, не в воплощённом виде, но в наших помыслах».

Фео не нужен был Осколок Прошлого, чтобы вспомнить ту лекцию, тоску в глазах лектора, его тон. Словно вчера всё случилось. Только сейчас Фео понял, почему лектор больше не верил в исцеление мира — видел предательство Аватара, лучшего из Живущих на Земле, воплощение мощи Неру. Прежде не приходилось думать, какой удар нанесён всем народам, что они потеряли, когда Аватар рухнул с небес. Каким стало их бытие? Ведь многие, Линнэ и Эридан, например, видели восход Эллариссэ, но так по-разному приняли его закат. Что ясно однозначно — всем пришлось жить в осиротевшем мире.

Океан Штормов — последняя изначальная Скверна на Земле. Сверхсущество, зловещий разум, с которым воюют несколько эпох, но не могут победить. Даже Аватар лишь сдвинул границу на тысячи километров, но не уничтожил. И всё же проклятый Океан далеко, очень далеко…

— Сейчас мы проходим по границе вод Нанрога и Ливнера, — сказал капитан, когда Фео поднялся на палубу. — Это самый спокойный путь из существующих. Ни одной демонической твари не осталось, а из дальних мест сюда не заплывают. Боятся.

Фео очень хотел ему верить, но куда больше он верил мрачному настроению Лу Тенгру, который без конца всматривался вдаль и советовал Эридану строго следовать порядку и плыть в пределах ста километров до земли. На такой прыжок должны быть способны все моряки, принимаемые на службу в Северном море. Капитан согласился, хотя заявил, что это не самый удобный путь и более длинный. Фео был благодарен Лу Тенгру. Чувствовал, что тот не хочет рисковать чужими жизнями.

В волнах мелькали создания, неизвестные ни эльфам, ни тем более Фео. Больше не появлялось красивых радужных змей. Огромные пучеглазые рыбы зачем-то поднимались из глубины на поверхность, умирали и снова опускались на дно. Прочие зубастые твари терлись костлявыми боками о борта корабля, иногда издавая странные булькающие звуки, которые при большой фантазии походили на песню.

Погода портилась, напоминая о днях падения Каталиса, но Фео держался. Не мог проиграть.

Неожиданно его окликнул Линнэ, и Фео, быстро уставший от ветра и шума волн, пригласил эльфа в каюту. Понял — матрос хочет поговорить.

— Надвигается буря, — Линнэ поморщился.

Фео кивнул. Нужных слов не нашёл.

— Я хотел извиниться перед тобой за тот случай в трюме.

— Не стоит. Я уже забыл, — соврал Фео.

— Да нет, стоит. Князь Гилтиан рассказал, что ты защищал свой город от демонов и спас священный артефакт. Ты — герой и продолжаешь бороться за мир.

«Гилтиану бы язык укоротить», — подумал Фео.

— Я не герой. Мне повезло выжить, а в пути мне всегда помогали.

Линнэ вздохнул, и уже на выходе из каюты произнёс:

— Важно, что ты выполняешь свой долг, а мы, помогая тебе — свой.

И ушёл. Качание, если не смотреть на бурное море, ощущалось более мерным. Фео смежил веки.

В темноте ему казалось, что ставшие далёкими волны что-то шепчут, даже поют на своём языке, но жутковатый мотив не хотелось разгадывать. Им подвывал ветер.

Грань между сном и явью распадалась. Тёмной водой волны проникали в каюту и пели в ней, уже отчётливо повторяя одно слово: «Оссэ» — «Тьма» на колдовском языке и второе имя проклятого Адзуны. Фео лишь приподнялся и больше не мог пошевелиться, только наблюдая за странным водоворотом, к которому тянулись волны, делая его всё шире.

«Во Тьму воротись пришедшее из Тьмы. Покоя вселенной желаем мы», — смог разобрать Фео. Скверна! Чистая Скверна! Здесь, на корабле, рядом со святыми артефактами! Осознание било по голове обухом, и волны клокотали в ответ на мысли Фео.

«Лишь тишины и темноты, в которой вы сотворены, — продолжал петь водоворот, — лишь сути мира без огней, каким он был к началу дней».

«У вас ничего не выйдет! Неру сильнее вас, и мир всегда будет живым!»— хотел крикнуть Фео, но голос пропал, дав вырваться из горла лишь сдавленному хрипу.

«Без времени, без бытия — вот настоящая Земля! Без боли и без суеты — такой мир вам подарим мы!»

Водоворот пел всё громче, уже на разных языках, в самом себе не находя гармонии. Фео мерзкие слова перебивал собственными мыслями, за которые цеплялись куски молитв и воспоминаний. Вместе они не давали безумному страху овладеть им.

«У вас нет надо мной власти! Я человек, и душа моя чиста от Скверны!» — про себя повторял он без конца.

«Ты полон Тьмы, — отвечали ему, — как и друзья твои, погряз в сомнениях, боли. Сам знаешь, что вы слабее Аватара, даже если соберёте все свои игрушки. Но мы можем это изменить. Лу Тенгру больше всего желает превзойти Эллариссэ, и мы дадим ему возможность. И Гилтиану, что так хочет славы и признания. Линнэ получит оружие мести. А ты… как многого жаждет твое слабое сердце. Всё здесь — чистая Тьма из древней вселенной, осквернённой Неру. В нашей власти менять судьбы, возносить и низвергать. Ты ничто против нас, человек. Мы прервём цепь ваших перерождений и останемся одни».

«Кто — мы?»

«Океан Штормов!»

Вспышка — и водоворот пропал, а Фео захрипел, резко обретя голос. Посреди каюты стоял капитан с мечом руке. По лезвию меча стекала тёмная вязкая жидкость и с шипением падала на доски.

— Бери Осколок и быстро наверх! Ты сейчас нужен!

Фео вскочил с кровати и, выдернув Осколок из чехла, телепортировался из каюты.

Цепляясь за борта, на палубу из тёмной воды лезли бесформенные склизкие чудовища с множеством зубастых ртов, жующих собственные губы. За отвратительными телами тянулась вонючая слизь, словно они гнили прямо на ходу. От пламени звездопада чудовища распадались, однако числа им не было — одних тут же сменяли другие. Огромными челюстями они вцеплялись в голени и бёдра, а упавшего эльфа накрывали собой, оставляя на месте жертвы обглоданные кости.

Стоя на мачте и подняв меч Эрес-Гронд над собой, Гилтиан выкрикивал заклинания одно за другим, и казалось, что всё звёздное небо обрушилось на океан, который бурлил гневом, но не отступал. Чар меча оказалось мало.

— Орэ Неру Гронд Силин!

Осколок засиял ярко, как никогда. В предсмертной агонии замерли твари и даже тёмные волны. Настала тишь.

— Что это?! — крикнул Фео, едва сам смог сдвинуться и дать двигаться союзникам. Звездопад сжёг оставшихся чудищ на палубе.

— Океан Штормов, — спокойно, но мрачно ответил Лу Тенгру.— Худшее, что могло с нами случиться.

— Океан Штормов в тысячах километрах от нас! Что пригнало его сюда?!

Лу Тенгру покачал головой.

— Сам знаешь. Они ждали нас.

Вопросы Фео лавиной грозились сойти на Лу Тенгру, но произнёс он самое важное:

— И что теперь делать? Я не смогу тварей вечно удерживать!

Он оглядел палубу. В живых, несмотря на все усилия Гилтиана и Лу Тенгру, осталось всего несколько эльфов, среди них — капитан и Линнэ.

Князь пристально посмотрел на Лу Тенгру. Тоже хотел узнать ответ.

— Сражаться больше нет смысла, мы не победим. Можем только телепортироваться до ближайшей земли. Сейчас это самый северный остров Ливнера. До него почти сто километров, но вы, капитан, говорили, что можете прыгнуть так далеко.

Эридан молчал, а ответил за него Линнэ.

— Это ложь.

— Что???

Гилтиан спрыгнул с мачты, со злостью ударил по ней же кулаком и завыл.

— Как вас взяли на службу, без проверки? Вы обманули нас!

Эридан опустил взгляд.

— Мы умели, но без тренировки больше не можем. Мы не говорили об этом, нас бы прогнали.

— Я догадывался,— прохрипел Гилтиан, — что вы размякли за время правления Аватара! Радовались, что всё решают за вас, что вам не надо больше ничего делать. Вы заплыли жиром! Я вас ненавижу!

Вперед вышел Лу Тенгру, жестом прервав князя.

— Оставьте корабль и поднимитесь в воздух так высоко, как сможете. Идите на юг! Я телепортируюсь с Гилтианом и Фео, затем вернусь за вами!

Голос колдуна непривычно дрожал. Похоже, Лу Тенгру сомневался в своём предложении. Прыжки на сотни километров изматывают, и восстанавливаться придется день, может два… но Фео утешало, что хоть какое-то решение нашлось. Эридан кивнул и стал подниматься, а Линнэ медлил.

— Приятно, что вы пытаетесь нас спасти. Да только пустое. Мы свой долг не выполнили. И жить мне в таком мире не хочется. Не за чем.

— Всем есть для чего жить! — крикнул Фео.

В эту секунду красная молния ударила в мачту, и с грохотом та ударилась о борт, проломив его. Судно качнулось, а Тьма вокруг него пришла в движение.

Мгновенно Лу Тенгру поднял щит над собой и остальными. Волна из демонических тварей ударилась о защиту, вгрызлась в неё тысячами зубов. Страшные челюсти чавкали прямо над ухом Фео.

— Вихрь времён!

Резкая слабость поглотила Фео, и Гилтиан подхватил его на плечо. Они взмыли вверх прямо в пузыре щита, удерживаемого Лу Тенгру.

Палубы не было видно под телами тварей из Океана. Они замерли, но в этот раз, чувствовал Фео, чары удержат их совсем ненадолго. На третье заклинание сил не нашлось.

— Сейчас я сброшу щит и быстро телепортируемся! Фео, Гилтиан — со мной!

Фео посмотрел на Линнэ, спокойного в ожидании смерти, и испуганного Эридана. До последнего капитан верил в лучшее, хотел жить, но слова о долге заставили его промедлить.

— Мы — просто ступени на вашем пути, — услышал Фео, но не успел ответить.

Прямо на них с бешеной скоростью надвигалась чёрная волна, из которой пустыми глазницами смотрела Тьма. Секунда — и волна накрыла щит, своей массой потянула вниз, в Океан Скверны.

— Время, быстро! — заорал Лу Тенгру, и Фео прошептал:

— Гронд Силин.

–Эрес! — услышал Фео ставший резко далеким голос Гилтиана, а перед глазами голубое свечение щита сменилось ослепительным сиянием, пронзающим тьму. Вспышка — и мир перестал быть мрачным.

Земля! Фео упал на траву и ощутил её мягкость, свежесть, аромат. Из ладони выскользнул Осколок Прошлого, а красную борозду, оставшуюся на месте касания, теперь охлаждала роса.

Рядом что-то плюхнулось, и Фео вздрогнул. Подняв голову, он увидел Лу Тенгру, упавшего на колени и бессмысленно смотрящего вдаль.

— Они погибли. Не успели телепортироваться.

Фео судорожно сглотнул, стараясь подавить ужас. Команда, которая помогала им, потому что так надо, сгинула. Весёлые матросы. Печальный Линнэ. Капитан Эридан, который мог бы ещё сотню раз выйти в море. Древние эльфы, помнящие восхождение Аватара и пробуждение людей. Их нет. Больше нет. Потому что они связались с Воинами Света, стали шестернями, важными для общего механизма, но не нужными вне его.

Шлейф мертвецов тянулся за Фео, и каждый из них — шестерня. Неважно, что двигало их вперед. Война ещё не началась, а её горнило уже вовсю пожирает живые души.

— Вы бы спасли их, будь возможность, — начал Фео, надеясь утешить даже не Лу Тенгру, а себя, но колдун прервал его.

— Я мог их спасти, но погибли бы вы. Всегда приходится делать выбор, и мой — правильный.

Гилтиан единственный стоял на ногах, хотя с виду крайне измученный. От горделивого эльфа мало что осталось: сюртук покрылся грязью, изорвался, волосы растрепались. Землистым стало лицо, а глаза — красными.

— Да, да, — сказал князь, отряхиваясь. — Ты спас нас, чтобы мы спасли всех. Но сколько ещё жизней оборвётся, пока мы дойдём до цели, и то неизвестно, победим ли.

— У нас выбора нет. Кто хочет скорбеть — может идти прочь. Каждого всё равно не спасти.

Лу Тенгру произнёс это спокойно и уверенно, ничуть не смущаясь чудовищного смысла своих слов. Перед Фео был тот самый колдун, который требовал бросить «лишнего» младенца.

«Все Живущие — шестерни. Кто-то уже отработал своё, и его выкидывают, а кто-то нужен. Вы — нужны, потому живы», — мелькнуло в голове Фео.

— Вы — нужны, потому живы, — невольно повторил он последнюю мысль, тихо, но Лу Тенгру всё же услышал.

–Ты бы попытался спасти всех. Как и Гиддеон. И потерял бы всё.

Фео не ответил. Не мог. Cлова Лу Тенгру сильно ударили по щиту, который дал когда-то отец: «Ты поступил правильно, что спас жизнь Сиану». Это не оправдание, но нечто, шедшее от измученного сердца Гиддеона, познавшего тяжесть лишения жизни. Странно, что Лу Тенгру, проживший две тысячи лет, считает иначе. Странно, что он считает иначе после встречи с Камируной.

Вздохнув, колдун продолжил:

— Планы изменились. Сейчас мы на самом севере империи драконов. Нужно добраться до столицы и договориться об аудиенции с императором Нэйджу.

— Надеюсь, получится сделать это не через тюрьму, — Гилтиан показал наверх. В небе кружились несколько гигантских крылатых ящеров.

Часть третья. Империя драконов. Глава 23. Тайна тёмной воды

— Здесь кто-то есть? Демон? — раздался тоненький голосок из ржавой клетки, подвешенной на четырёх толстых цепях. Эллариссэ подошёл ближе и увидел худенькую смуглую девушку в грязной, но дорогой одежде. Платье-рубашка, некогда белая, по вороту и рукавам расшита самоцветами и ракушками. Пестрые войлочные сапоги вместе с такой же пестрой шапкой, от краёв которой на добрую длину руки спадали тяжёлые «уши», валялись в углу. Видимо, в этом подземелье не холодно: лишённый тела Эллариссэ не мог почувствовать, так ли это. По наряду и прическе девушки — двум косам, на концах которых болтались серебряные кольца — он узнал оборотня.

— Ты демон? — спросила она, глядя на плотную тень перед собой. Эллариссэ помотал головой.

— Тогда помоги мне! — девушка подползла к самому краю висящей клетки, которая наклонилась вперед под весом пленницы. — Освободи меня и моих сородичей! Нас здесь держит Сагарис, чтобы подчинить верховного шамана!

«Что?» — мысленно воскликнул Эллариссэ, но быстро понял, что девушка его не слышит. Тогда пальцем он стал чертить в воздухе светящиеся руны первичного языка — понадеялся, что девушка умеет читать. К счастью, да.

— Сагарис вынудил шамана слушаться из-за нас и проклятия на Секире Бурного Моря. Из-за крови, пролитой на его лезвие и в его святилище. Помоги, прошу!

Про проклятие Эллариссэ знал. Более того, когда-то лично его запечатал, иначе на землю Нанрог обрушилась бы вечная зима. Только эта история — страшная тайна, потому как клеймила народ оборотней, и без того не раз проходивших через междоусобицы. Раз Сагарису о проклятии известно, и он им воспользовался, значит, давно и хорошо готовился. Ясно, что Великая жрица эльфов — не последнее звено в этой цепи. Сагарис везде дотянулся.

«Что демон просит у шамана?» — вычертил в воздухе Эллариссэ.

— Я не знаю! Как я могу знать? Помоги, умоляю, или убей!

В смятении Аватар выскользнул из подземелья. Крики и плач остались далеко позади, но боль продолжала сжимать сердце плавающего в сосуде тела. Жгучая, невыносимая. Жалость — вспомнил Эллариссэ, как это называется. Всевидящим взором он окинул Даву целиком. Девушка сказала, что здесь её сородичи. И действительно — нашлись ещё темницы, покрытые непроницаемым мраком, который ещё предстояло рассеять.

Страх вытеснил жалость, и его Эллариссэ ненавидел больше всего на свете. Отвыкаешь бояться, когда являешься воплощением Мирового Древа и обладаешь силой каждого Великого Духа. И всё же когда-то, будучи Аватаром, Эллариссэ испугался и своё видение пронзил мечом, разбив Зеркало Времени.

И сейчас, в настоящем, он боялся. Оборвать договорённость с демонами и спасти оборотней, значит, лишиться тела. Умереть. А умирать страшно, ведь каждую душу ждёт суд, где вспомнят всё: и истребление демонов, и Зеркало, и чуму, и снова Зеркало. Того человека, которого Аватар убил. Прежде, чем уйти на перерождение, окунётся в свои поступки, прочувствует боль, которую принёс. И уже никогда Эллариссэ не родится Живущим на Земле, обладающим исключительной мощью. Нет, нужно выжить любой ценой.

«Я освобожу их, когда верну тело», — решил Эллариссэ и эту мысль похоронил в своём сердце, чтобы демоны лишнего не заподозрили. Слежка за Сагарисом и взором, и через Время мало что давала — демон всегда говорил витиевато, эмоции его были поверхностны и редко истинны. Отвечали его слуги так же. Как знать, для чего Сагарис использует оборотней?

«Похоже, я ищу неправильно». И Эллариссэ сквозь время устремился к северной границе империи Нэти, к седому Северному морю, за которым лежал континент Нанрог…

* * *

Ящеры опустились перед Фео и остальными и, закружившись в вихре чёрных лент, обрели облик Живущих на Земле. Опасения оказались напрасны: драконы не пытались захватить нарушителей границы империи.

–Я узнаю вас, демоноборец Лу Тенгру. Узнаю и меч Эрес-Гронд. Должно быть, вы прибыли по достойному поводу, однако вам нужно пойти с нами в крепость и заполнить бумаги. Это формальность, — произнёс один из драконов, в отличие от остальных носивший на плаще круглую свинцовую брошь. Наверное, отличительный знак капитана.

Глядя на воинов, Фео осознал, что находится в другой стране. Если эльфы предпочитали светлые легкие сюртуки и кожаные доспехи, то драконы носили пластинчатую броню, поверх ещё повязывали матерчатый широкий пояс и шнурок из китового уса. К шнурку крепился и меч, и походная фляга, и странные мешочки, в которых, подозревал Фео, хранились алхимические реагенты. Драконы стягивали волосы в пучки, которые держали фигурные заколки, обязательно со спицей. Всё, что в одежде драконов на взгляд Фео казалось лишним, могло быть использовано в бою. Спица, например, часто становилась вторым, более легким мечом или копьем. Алхимия позволяла превращать один материал в другой, менять вес, размер и форму предметов, но для совершенства преобразований драконам приходилось обучаться очень долго, часто дольше, чем человеческая жизнь. Потому люди никогда не достигали мастерства, несмотря на всё усердие. Формул преобразований слишком много.

Приграничная крепость стояла на соседнем утесе, с которого наверняка просматривался весь остров. Низкая, из красного кирпича, с резной крышей, края которой изогнуты вверх — крепость совсем непохожа на эльфийские дворцы. Два народа отличались друг от друга во всём, что не удивляло, если задуматься. Великие Духи — покровители драконов — имели власть над Землей и её ядром, покровители эльфов — над небесами и тонкими материями. И драконы, в отличие от эльфов, стояли везде: у ворот, в коридоре у каждой двери.

В душном плохо освещенном кабинете сгорбленный секретарь достал книгу в пыльном, но хорошо сохранившемся красном переплёте, и, не предлагая посетителям сесть, сразу стал спрашивать, начинаяс Лу Тенгру:

— Имя, возраст, нация, род деятельности, цель прибытия в империю Ливнер?

Колдун быстро ответил:

— Лу Тенгру. Две тысячи двадцать четыре года. Эльф-синдтэриец. Демоноборец. Прибыл просить аудиенцию у Его алмазного Величества, императора драконов Нэйджу.

Секретарь поднял взгляд от книги, и очки съехали на кончик его короткого носа.

— Аудиенцию? Интересно… Что ж, теперь вы, — он указал перьевой ручкой на Гилтиана.

— Гилтиан Галиэр, пятьдесят пять лет. Эльф, на три четверти кентариец. Князь.

Подумав, он добавил:

— Племянник императора Сондэ Шандориэна. Прибыл вместе с Лу Тенгру для аудиенции у правителя Ливнера.

— Знатный гость… я уточню на ваш счёт у канцелярии его алмазного величества, — и секретарь вышел, забыв записать Фео.

— У нас нет достойных комнат, чтобы разместить таких высоких особ, — сказал капитан, всё это время стоявший позади.

— Сойдут любые. Не стоит волноваться, — отмахнулся Гилтиан. — К тому же, только Фео из нас нуждается во сне.

Дракон мельком глянул на Фео, затем продолжил:

— Прошу простить за неудобства. Не сомневаюсь, что вы сразу же отправитесь в столицу, как только будет получен ответ канцелярии. Самый быстрый дракон долетит до неё за полдня.

— Хорошо, — кивнул Лу Тенгру.

Выделили им две комнаты для отдыха стражи на втором этаже, очень скромные: кроме низкого столика, жёстких бамбуковых подушек для сидения и такого же спальника ничего не было. Предложили гостям посетить и воинскую купальню, чтобы освежиться, пока их одежду стирают. Сменный наряд (Гилтиан предположил, что отнятый у торговцев на границе) для них тоже нашелся.

Ночь прошла спокойно, хотя Фео сквозь сон казалось, что Скверна вновь пришла к нему и поёт свою отвратительную песню. Проснулся он разбитым.

Завтрак драконы приготовили довольно разнообразный. Названий многих блюд Фео не знал. Безошибочно мог назвать только лапшу и яйца в составе некоторых. Хотя выглядело всё аппетитно, а соусы в маленьких глубоких тарелочках дразнили обоняние, желания поесть не появлялось. То же происходило и с Гилтианом, и с Лу Тенгру. В итоге все трое склонились над столом с кислыми лицами.

— Почему ты решил сразу ехать к императору драконов? — первым начал князь, всё же решившись накрутить на тонкую вилку политые маслом водоросли, меж которых проглядывалось мясо мидий. — Нам придётся делать потом огромный крюк, а времени у нас мало.

— Боюсь, его нет вообще, — ответил Лу Тенгру. — Если Аватар сдвинул Океан, значит, вернул себе тело.

— А если не Аватар? Больше никто не мог?

Гилтиан одновременно ел и задавал вопросы, оставаясь благородным. На его месте Ратибор давно бы изо рта что-нибудь уронил.

— Оборотни? После предательства Унадэн я ничему не удивлюсь, но всё лучше, чём Эллариссэ во плоти.

Последнюю фразу Лу Тенгру произнёс с особым нажимом, будто Аватар — его личная боль.

— Мы можем это узнать, — вступил Фео и достал Осколок. — Но нужно понять, что спрашивать.

— Спроси, когда в последний раз Живущие на Земле сдвинули Океан Штормов, — в один голос ответили эльфы.

Заклинание пробудило артефакт. Перед Фео раскинулись просторы диких трав, что ковром тянулись до низких заснеженных гор. Одиноко стоял чум высотой с двухэтажный дом. Из отверстия наверху тянулся дымок.

В первый миг Фео растерялся и засомневался, туда ли он попал. Но нет — у входа в чум из воздуха сгустилась тёмная высокая фигура. Издалека казалось, что фигура закутана в плащ, но Фео уже знал, что это крылья, и смело вошёл за Сагарисом в чум.

— Что тебе ещё нужно? — спросил у демона седой мужчина в лисьей шубе с вытканным узорным воротом.

— Хоть бы спросил, как дела у твоих детей и внуков. Разве не ради них ты помогаешь мне?

Мужчина поморщился.

— Ты все соки выпьешь из земли, но их не отпустишь. Никто от тебя не уходит живым.

–Грубишь? Зря. Ты всё ещё можешь спасти их, но одно твоё слово — и они умрут. Не только их смерти лягут на твою совесть. Одно твоё слово — и проклятие обретёт силу, а спасать вас от зимы больше некому. Помни мою доброту, Индига. Вожди могли бы порвать тебя, но сидят тихо. Не раскачивай хлипкую лодку.

Фео плохо понимал, о чём говорит демон, а вот шаману всё оказалось ясно, и он потянулся к перламутровой секире, которая висела над его головой на девяти веревках.

— Что на этот раз ты выдумал?

— О, это шедевр, — в руках Сагариса появилась карта, которую он тут же развернул. — Сдвинешь воду вот отсюда.

И ткнул пальцем на северо-восток, далеко за пределами архипелага Ливнер.

Лезвие секиры рассекло карту в этом месте, и она истаяла чёрным дымом.

— Нет, — ответил шаман гулким, будто не своим голосом. — Океан Штормов не трону.

— Предашь семью, вождей, родину? — Сагарис прохаживался из стороны в сторону со скучающим видом, лишь изредка с тревогой поглядывая на Секиру Бурного Моря. Всё же боялся.

— Я их предам, если твари Океана полезут на нашу землю. Нет! Убирайся, демон, пока я тебя не зарубил!

Шаман схватился за секиру, и Сагарис дрогнул, но не отступил.

— Я обязательно передам твоим детям эти слова. Пусть перед смертью узнают, как благороден их отец. Пожертвовал всем ради ничего.

В этот момент погас огонь, горевший в центре чума между шаманом и демоном. Стало темнее. Через дыру для дыма медленно опускались снежинки и таяли на углях очага.

— У тебя последний шанс передумать…

— Ладно! — крикнул шаман и на этом видение оборвалось.

Мысленно Фео всё ещё находился в чуме, пока не заговорил Гилтиан:

— Что ж, всё ясно. Демоны шантажируют шамана его детьми и каким-то проклятием. Ты про него что-нибудь знаешь? — обратился он к Лу Тенгру. Тот помотал головой.

— Ну, у нас есть источник бесконечных знаний,— теперь Гилтиан кивнул в сторону Фео.

На этот раз Осколок остался обычным зеркалом, на поверхности которого отражалась комната. Фео повторил заклинание ещё несколько раз, даже на разных языках. Ничего.

— Похоже, тут не обошлось без Аватара, — сказал Лу Тенгру. — Только у него есть сила прятать прошлое. В любом случае, нужно поговорить с императором драконов и убедить передать нам Пламя Земли. А дальше разберемся.

Гилтиан посмотрел на Лу Тенгру с удивлением.

— А кто говорить-то будет — ты? Знаешь, какой у него тяжёлый характер?

— Знаю. Меня другое волнует.

— Что на этот раз? — Гилтиан закатил глаза.

— О том, что Океан Штормов сдвинут, драконы рано или поздно узнают. Океан — их злейший враг, и сражаться они решат с ним. Мы должны доказать, что настоящее зло сидит в Даву, и его нужно победить.

— Слушай, ты говоришь так, словно у тебя на Аватара личная обида? Что он тебе сделал?

Вот и Гилтиан заметил, значит, Фео не показалось. Оба пристально посмотрели на Лу Тенгру.

— Меня волнует только судьба этого мира. Остальное — пустое.

Лу Тенгру вышел из комнаты, так и не притронувшись к еде. Мельком Фео успел заметить, как зажглись глаза демоноборца.

— Врёт, как есть, — Гилтиан закончил со своей порцией, но явно не наелся, хищной птицей выглядывая, что бы ещё ухватить.

— Ты зря так о Лу Тенгру. Обида обидой, а сражается он ради Живущих на Земле.

— Каких Живущих, Фео? Почему ты такой наивный?

Хотел Гилтиан откинуться на спинку стула, но её не было, и князь упал на мягкий ковер. Фео бросился на помощь и сбил рукой чайник. Благо, он успел остыть.

— Ну, замечательно, — Гилтиан внимательно смотрел, как тонкой струйкой стекают со стола на ковёр остатки чая. — Хоть сейчас приводи всех и показывай, что приехал эльфийский князь.

Фео невольно улыбнулся. Всё же Гилтиан похож на Эдельвейс. Оба сочетали легкое отношение к жизни и горечь утрат, что Фео казалось невообразимым. Его груз потерь напоминал о себе почти всегда, не давая отвлечься. Только долг, только бы оправдать все жертвы.

— В свою защиту могу сказать, что я всё-таки не дофин. Лёдо куда серьёзнее воспитывали.

Когда Лу Тенгру вернулся, следов маленького погрома уже не осталось. Даже пятно на ковре удалось вычистить.

–Ответа от канцелярии можно ждать долго. Нужно лететь в столицу сейчас.

— Как? На чём? — воскликнул Гилтиан, а затем добавил, уже спокойнее:

— Если мы хотим говорить с императором, нужно соблюдать формальности. Мимо канцелярии нас во дворец никто не пустит.

— Пустят, если попросим кое-кого. Она гораздо сговорчивее императора.

— Ничего не понятно, но звучит глупо. Фео, что думаешь?

Фео растерялся. Проще оказаться меж камнем и зубилом, чем в споре Гилтиана с Лу Тенгру. И каждый — Фео это чувствовал — ждёт, что примут именно его сторону. Позиция князя выглядела разумной, тем более что Фео и сам наслышан о порядках в Ливнере. С другой стороны, и Лу Тенгру можно понять. Что бы ни мыслил Гилтиан про колдуна, тот не станет действовать бездумно.

— Я согласен лететь сейчас.

Тяжёлый вздох прокатился по комнате.

— Вы плохо понимаете, что делаете. Лу Тенгру за тысячи лет вдали от всех одичал, но ты-то, Фео, куда? Нас просто сожрут во всех смыслах!

— Не сожрут, — уверенно возразил Лу Тенгру. — Император не дурак и выслушает тех, кто пришёл в его дворец со священными артефактами.

Колдун посмотрел на Гилтиана спокойно и уверенно.

— Я понимаю твои опасения, но прошу довериться мне в этот раз. Большего мне не нужно.

— Большего я дать и не могу. Ладно. Как добираться-то будем? До столицы отсюда примерно двести километров через море. После вчерашнего можем не допрыгнуть. У тебя есть деньги кого-то нанять?

Вместо ответа Лу Тенгру поманил всех за собой.

Внутри крепости находился дворик, засаженный низкими деревцами с кривыми стволами. Меж них вились многочисленные дорожки, усыпанные мраморной крошкой. В центре сада на огромном камне, что в общем пейзаже казался горой, сидела привлекательная женщина в синем верхнем платье с широкими рукавами, из-под которых выглядывали ещё одни, белые и узкие. На шёлковом поясе висел кожаный мешочек и свиток в стеклянном футляре.

Женщина спрыгнула с камня и поклонилась Лу Тенгру. Он ответил ей тем же.

— Госпожа Кианита, мы готовы лететь.

— Хорошо, — кивнула драконесса, и качнулись кисточки на концах многочисленных спиц, державших тяжёлую причёску. — Вопросы с пограничной стражей решены. Имя моей госпожи значит много.

По звону в кожаном мешочке Фео понял, что не только имя госпожи пошло в ход. По телу пробежал холодок. Беззаконие — последнее, к чему Фео хотел быть причастен.

— Вы нас донесёте, прекрасная госпожа? — поинтересовался Гилтиан, и драконесса снова кивнула.

— Это письмо для вас, — сказала она и достала свиток из футляра. — Прочтите его, прежде чем лететь. Есть ли у вас вещи?

— Только те, что на нас, госпожа, — ответил Гилтиан и погладил пуговицы своего сюртука. Красовался.

«Ведёт себя так, будто женщин никогда не видел», — подумал Фео. Его госпожа Кианита не впечатлила красотой, и зачем с ней заигрывал князь, неясно.

Лу Тенгру развернул свиток и сразу помрачнел, заглянувший ему через плечо Гилтиан — тоже. Фео не выдержал и тоже посмотрел.

«Я знаю про Океан Штормов, и император скоро узнает. Думайте, что ему скажете».

Глава 24. Другой путь

У Фео дух захватило от высоты и скорости, с которой летела драконесса. Он крепко держался за чешуйчатую шею ящера, которым обернулась Кианита. Быстро остался позади северный остров, и как на блюде лежали другие, мелкие и заросшие лесом. В сумерках показались огни большого города. Ярче всего сиял порт, где с помощью подъёмных кранов разгружали огромные корабли. И на высоте было слышно, как всё гудело и скрежетало, как громыхали по рельсам вагонетки с минералами и рудами. Столица драконов звалась Железный Тенджин, и Фео уже понимал, что не зря. Когда драконесса начала снижаться, он увидел всё многообразие машин и механизмов, доступных Живущим на Земле. Империя Ливнер славилась своими технологиями, созданными благодаря способностям драконов к алхимии и необходимыми для постоянной войны с Океаном Штормов. Кроме этого, драконы чувствовали себя неуютно из-за соседства с огромной и развитой империей Нэти.

Низкие каменные дома с изогнутыми зелёными крышами занимали всё побережье и лежащие за ним холмы, которые дальше становились всё выше и круче. К далёкому и самому высокому холму скользила по воздуху драконесса. Покружив над ним, Кианита опустилась у кованой ограды на том единственном месте, где могла встать всеми лапами. Лу Тенгру и Гилтиан ловко спрыгнули на землю, а Фео больно упал на спину. Через секунду драконесса носом перевернула его на живот, а князь подал руку, не сдержав улыбку. Фео в ответ только поморщился.

Вихрем синих лент Кианита вернула себе облик Живущей на Земле.

— Госпожа уже ожидает, — сказала она и открыла калитку.

За оградой лежал чудный маленький сад, похожий на тот, в крепости, но более изысканный. Поперек его пересекал ручей, через который дугой перекинут низкий каменный мостик. Слабо мерцали светлячковые фонари, стоящие у основания моста и меж деревьев.

Кианита быстро пошла вперёд, к двухэтажному дому, а за ней и остальные. На крыльце стояла женщина, ослепительную красоту которой не мог скрыть вечерний полумрак. Все поприветствовали женщину поклоном, и она ответила тем же.

— Прошу к ужину. За ним обсудим всё случившееся. А завтра я представлю вас Его алмазному Величеству, — сказала она, жестом приглашая войти.

— Благодарю вас, госпожа Драголин. Без вас мы бы долго ожидали приёма императора, а времени у нас мало.

— Вы же понимаете, друг мой Лу Тенгру, что вам придётся всё мне рассказать. Почему вы путешествуете с артефактами и как попали в Океан Штормов.

— Разумеется, госпожа.

Гилтиан всё время не сводил глаз с прекрасной драконессы и широко улыбался. Если перед Кианитой он паясничал, то что будет здесь? Фео надеялся на княжеское воспитание, хотя и сам незаметно любовался Драголин. Она оказалась великолепна во всём: двигалась плавно, покачивая широкими бёдрами, обхваченными узким двухслойным драконьим платьем. Зелёный шёлк верхнего платья подчёркивал красоту форм. Шея Драголин не сгибалась под тяжестью огромной причёски, которую держали с десяток, а может и больше, заколок и спиц. Саму причёску Фео мог описать как грандиозную и одновременно странную, особенно незатянутые петли из двух прядей, по бокам головы. Смотрела Драголин мягко, но иногда во взгляде проскакивала искра. Сердце любого мужчины в её власти. Удивительно, как Лу Тенгру оставался холоден.

Госпожа провела их по узкому светлому коридору в такую же светлую гостиную, где на низком столике уже ожидал обед. Фео пил из маленькой чашки душистый чай и чувствовал, что не будь рядом такой красавицы, душа бы успокоилась. Дом Драголин не давил на него, как дворцы эльфов или тёмные крепости драконов. Он казался скромен, но Фео подметил дороговизну и кедровой отделки, и картин, исполненных легкими, воздушными штрихами, и многочисленных заводных механизмов, которыми уставлены все полки.

Но постепенно Фео почувствовал, что чары Драголин спадают. За красотой он видел её истинный возраст, который пугал; её боевой опыт и боль, которую она перенесла. Слава её велика, но не мог её путь не отразиться во взгляде, а мягкость прикрывала мучения. Фео не понимал, почему всё изменилось. Может, она хотела, чтобы он стал внимательнее? Драголин смотрела на него с интересом. Тоже людей никогда не видела или заметила что-то любопытное? Фео решил, что не станет думать об этом. Гилтиан же как был очарован, так и остался. Хорошо, что еду до рта доносил, не роняя.

После ужина Лу Тенгру рассказал госпоже Драголин и про Аватара, и про план принцессы Ситинхэ. Не упомянул только, что знает, кто сдвинул Океан Штормов. Драконесса ни разу не прервала колдуна. Кианите же, быстро убравшей посуду, велела подготовить комнаты.

— Теперь мы просим помощи у императора драконов, — подвёл итог Лу Тенгру.

— Его алмазное Величество никогда не передавал кому-либо Пламя Земли, а из-за угрозы Океана Штормов тем более не передаст и не позволит вывезти из империи. Вам нужно убедить императора, что для Ливнера Аватар опаснее Океана.

— Разве это не очевидно? — поинтересовался Гилтиан.

— Нет. Океан — древнейший и первейший враг драконов. Для борьбы с его тварями нам дано грозное обличье. Аватар же помог нам когда-то, сдвинув Океан на тысячу километров от архипелага, и больше мы не знали наплывов Тьмы.

— Тем более, Аватар на стороне демонов — угроза пострашнее, раз может гнать тёмную воду.

— Вам нравится спорить со мной, ваша светлость? — Драголин пристально посмотрела на Гилтиана.

— Нисколько, прекрасная госпожа. Я хочу лишь защитить свою страну. У нас общий враг.

— Думаете, Аватар пал во Тьму?

Теперь взгляд госпожи сосредоточился на Лу Тенгру. Она ждала ответа именно от него, но он молчал. И тогда вступил Фео:

— Да. Он разрушил Каталис и убил моего отца.

Лицо Драголин странно вытянулось, зрачки стали змеиными, но лишь на пару мгновений. Но и в прекрасном обличье её лицо посерело, а лучистый взгляд померк.

— Мне жаль твой город и твоего отца. Аватар — преступник, но ты долженпонимать, что драконы пойдут воевать за вас, только если им самим будет грозить беда.

— Я понимаю, — кивнул Фео и больше ничего не говорил, отрешённо разглядывая механических птиц на полках.

Остаток вечера Драголин объясняла, что и как нужно говорить императору, особенно много обращаясь к Гилтиану. Именно он, из-за титула, должен отвечать за остальных.

— Если на вашей стороне правда, если вы в неё верите, то император прислушается к вам. Ничего не бойтесь. Вы несёте свет Мирового Древа в руках, а это значит немало.

— Спасибо, госпожа, — ответил Лу Тенгру.

— Я вижу, каждому из вас есть, о чём спросить меня, — она оглядела всех по кругу, остановившись на Гилтиане. Тот, несомненно, был счастлив, и с вопросом не промедлил:

— Как вы узнали про Океан Штормов и про наше прибытие?

Она вновь улыбнулась так, будто перед ней сидел дурачок. Гилтиан покраснел и осунулся.

— У меня есть меч, который я выковала из останков перводемона. Я могу видеть движение Скверны, глядя на его клинок.

— И что в Даву происходит, тоже? — оживился Лу Тенгру. — Если так, вы должны идти на приём императора с нами!

Драголин покачала головой.

— Я вижу движение Тьмы в тюрьме, но не более. Чары над Даву хорошо его защищают от любопытных глаз даже другой демонической силы.

— Наверняка Кнун мастерит что-то из Скверны. Это будет довод в нашу пользу, — продолжал напирать колдун, и Драголин согласилась с ним.

Лу Тенгру впервые за всё время выглядел зловеще-довольным, и Фео хотелось от него отстраниться.

— Вы понесёте Пламя Земли, если император одобрит наш поход? — спросил колдун, и громом в ответ прозвучало:

— Нет.

— Почему? — не дав остальным опомниться, влез Гилтиан.

Драголин улыбнулась ему.

— Потому что воином, если будет на то дозволение императора, станет дракон, способный гореть светом Неру. Я живу очень долго, но мой знак не засиял. Я не дошла до границ мудрости и просветления, и долг мой — помогать настоящему Воину Света, а не быть им.

На этих словах Лу Тенгру странно дернулся, будто его обожгло или ударило.

— Кажется, мой император не так серьёзно подходил к вопросу, — ответил князь, а Драголин улыбнулась только шире.

— Ошибаешься, дорогой гость. Не сомневайся ни в своём правителе, ни в принцессе Ситинхэ.

На этих словах она поднялась с места, и стало ясно, что пора расходиться по комнатам. На этот раз каждому дали свою, пусть и небольшую. Эльфы поклонились Драголин и молча ушли, а Фео вслед услышал:

— Подожди.

С драконессой он вернулся в гостиную и вновь занял своё место.

— Что спросить хотел ты?

— Госпожа, — Фео сделал длинную паузу, вспоминая всё, что должен сказать, — на корабле я слышал песню Скверны:

«Во Тьму воротись, пришедшее из Тьмы. Покоя вселенной желаем мы.

Лишь тишины и темноты, в которой вы сотворены,

Лишь сути мира без огней, каким он был к началу дней.

Без времени, без бытия — вот настоящая Земля!

Без боли и без суеты — такой мир вам подарим мы!»

И до этого я слышал в Цитадели шёпот тени паучихи-перводемона. Она искушала меня, но не только… я слышал незнакомые голоса, чей-то разговор. Я читал, что чистая Скверна безголосая. Она говорит лишь через саму себя в душах Живущих на Земле. Разве я могу слышать Скверну? Ведь я человек, моя душа перерождалась, я свободен от Тьмы. Разве нет?

Драголин слушала очень внимательно. Ответила она далеко не сразу и не то, что ожидал Фео:

— Почему ты спросил об этом меня? Всё время рядом с тобой был Лу Тенгру.

— Я решил, что вы знаете лучше. Ведь вы воевали именно с порождениями первородной Тьмы.

На миг Фео устыдился той полуправды, что произнёс, но раскрывать свои сомнения в Лу Тенгру не хотел. Перед госпожой Драголин точно не стоило.

— Думаю, всё просто: твоя душа не исцелена полностью. Она должна многократно пройти через Сердце Мирового Древа, чтобы освободиться от Скверны. Видимо, ты получил её от кого-то из старших народов. Того, кто пожелал стать человеком.

— Как это — пожелал?

Теперь на него смотрели, как на дурачка, разве что более благосклонно.

— Каждой живой душе, возвратившейся в Аберон, даётся выбор — кем она хочет быть в новой жизни. Так сказали Адзуне Великие Духи. Твоя душа решила стать человеком.

«Кто в здравом уме решится быть человеком, до этого прожив жизнь без старости?» — ответить на этот вопрос было некому. Зато возник другой:

— Значит, я могу стать демоном?

— Ты боишься этого?

Фео кивнул.

— По-твоему, другие народы тоже всё время боятся? Лу Тенгру и Гилтиан, например?

— Я не знаю, госпожа. Лу Тенгру демоноборец, у него сильная воля. Гилтиану могла достаться зрелая душа, да и сам он не слаб духом.

— А ты слаб?

Молчание повисло надолго. Только огоньки в светлячковой лампе чуть слышно стукались о стеклянные стенки.

— Ты через многое прошёл, и до сих пор в себе не уверен, — наконец произнесла Драголин.

— Мне всегда помогали. Делали больше, чем я сам…

Она сурово посмотрела на Фео.

— Никто из Живущих на Земле не побеждает в одиночку. Поверь, я видела много сражений. Ты ищешь себе оправдания. Запомни — нет его. Если хочешь спасти свой народ, тебе придется быть на равных с Лу Тенгру. Не в магическом мастерстве — для этого тебе и десятка жизней не хватит. Духовно. Он вытянет тебя из Тьмы, и ты должен суметь тоже сделать для него.

Госпожа предлагала невыполнимое, но Фео уцепился за её мысль. Поблагодарив, он поинтересовался последним, что мог узнать у неё:

— Почему вы не спросили меня при остальных?

— Мне казалось, что всё ясно. Твой вопрос личный, а товарищи твои думают о войне, пряча тревоги. Согласись, тоже говорит о многом.

Она достала веер и стала разгонять застоявшийся воздух. В этом Фео разглядел намёк, что беседа закончена, и, поклонившись, вышел. После тяжёлого дня хотелось спать, однако слова Драголин не давали покоя. «Как же, прячут они тревоги, — думал Фео, поднимаясь наверх к гостевым комнатам. — Гилтиан мне в первый же день всё выдал». Желал бы Фео поверить, что госпожа просто плохо разбирается в Живущих на Земле, да не мог. В светло-зелёных глазах читалась мудрость тысячелетий, а мысли её точны и глубоки. Верно, героиня Казни Мира считает, что каждый должен быть силён. Но почему никто не побеждает один? Фео знал, что когда-то Драголин одолела перводемона сама. С Аватаром такое, конечно, не выйдет, но и госпожа говорила не про него, а про Тьму. Может про ту, которая сидит в Даву, а может про какую ещё. В душе, например.

Уже в коридоре второго этажа Гилтиан и Лу Тенгру стояли напротив стены и буравили её взглядом. Не успел Фео спросить, в чём дело, как через широкое окно влетел вихрь чёрных лент, который тут же принял облик Живущего на Земле. Все резко развернулись к нему. Дракон был высок, довольно хорош собой, и одет очень богато: рукава чёрного халата расшиты золотом, как и традиционный широкий пояс. Пучок волос удерживала заколка с двумя спицами.

— Как вы смеете следить за мной? — холодно спросил дракон.

— Простите, ваше высочество, мы лишь удивились, увидев вас здесь, — не дрогнув, ответил Лу Тенгру.

Ваше высочество?!

Фео во все глаза смотрел на сурового принца, который человека даже не замечал.

— Госпожа Драголин объяснит, если вам так интересно.

Не дожидаясь ответа, дракон вихрем лент унесся прочь. Будто и не стоял здесь только что.

— Я бы очень хотел узнать, что он делает у госпожи ночью, — проворчал Гилтиан. — Завтра обязательно спрошу.

Фео невольно усмехнулся, чем обратил на себя внимание, но говорить ничего не стал. Только слушал причитания князя:

— Она ведь прекраснее всех Живущих, и как может снизойти до обычного дракона?

— Он не обычный дракон, а принц, — ответил Лу Тенгру. — Даже если между ними что-то есть, это не наше дело. Сейчас у нас другие заботы.

Гилтиан только отмахнулся.

— Если победим Аватара, сделаю ей предложение. А что? Я тоже императорского рода, пусть и не дофин.

Лу Тенгру остановился так неожиданно, что Фео врезался ему в спину.

— Поверь — лучше к ней не лезть. Это не красавица из сказки. Боли в её душе столько, что стань она водой, морем бы разлилась. Драголин с древних дней воюет. Она старше тебя в сорок раз!

— Лу Тенгру прав, — решился-таки вставить слово Фео, — сейчас нужно думать о мире и победе над Аватаром.

— Сами ходите влюблённые, а меня судите!

Князь хлопнул дверью так, что задрожали стены. Лу Тенгру тоже поспешил уйти в свою комнату, и Фео остался один. Всё новые мысли забивали голову, которая, казалось, скоро разорвётся. Хотелось отдыха, даже беспамятства, но забытье не наступало на жесткой кровати. Поворочавшись, Фео поднялся и достал Осколок, мерцавший голубоватым светом.

«Тот, кто хочет стать демоном, должен намеренно убить дорогого ему Живущего на Земле, «разорвать собственное сердце». Так будущий демон заявляет Тьме внутри себя, что презирает идеалы Неру и собственный свет души», — вспомнился кусок очередной лекции, плотно засевший в голове. Теперь Фео знает, что отец убил своего близкого друга. Теперь знает, что и в людях может жить первородная Тьма. Была ли она у Гиддеона, или ему посчастливилось родиться с чистой, зрелой душой?

«Он мог стать демоном тогда, — думал Фео, глядя в голубые глаза по ту сторону зеркала. — Но ему, наверное, повезло. Мне бы на его месте не повезло».

«А в везении ли дело? — произнёс в голове другой голос. — Может, в воле и раскаянии? Отец шагнул в пропасть, но уцепился за уступ и выбрался. Засиял бы демон светом Неру? Я видел всё сам, но просто боюсь правды. Правды, что мне нужно быть сильнее».

«То, что я здесь — случайность или замысел Ситинхэ, но не моя воля. И я не оправдываюсь. Я всё сделаю, чтобы царство людей не пало, чтобы жил мой народ».

«Отец, Ратибор, царь хотят этого, но чего хочет тёмная незрелая душонка? Или человек Фео, уже не раз вступавший в битву с Тьмой?»

Голубые глаза в Осколке прищурились, словно некто по ту сторону улыбался.

«Человек Фео хочет спать, а голова его гудит от голосов и мнений. Я разберусь во всём, но завтра».

Мысль примирения с собой помогла лишь на короткое время. «Завтра» — это слово било набатом в сознании. Завтра аудиенция у императора драконов, и станет ясно, имеет ли смысл затеянный принцессой Ситинхэ поход. Может, только эльфы и люди будут воевать с Аватаром, чтобы неизбежно проиграть.

Глава 25. Свет души (часть 1)

Дворец императора, к удивлению Фео, оказался внутри горы. Центральные ворота были из золота и обложены красным камнем. Вровень с кедрами над горой поднимались десятки металлических труб, как объяснила Драголин, воздушных каналов. Они же отводили алхимические пары.

— Интересно, — ответил Гилтиан, когда госпожа окончила рассказ.

Это было первое слово, которое он произнёс с самого утра. Князь выглядел бледнее обычного, ничего не съел за завтраком, смотрел всё время куда-то в сторону. Слишком ответственное ему поручили дело. Лу Тенгру держался и того хуже. Далёкие и частые телепортации истощили его, добавили седых прядей и яркости синякам под глазами. Воинам Света и во дворец пришлось лететь на драконе.

Стража поклонилась госпоже Драголин и расступилась перед гостями. Значит, предупреждена.

Сотни нефритовых колонн с золотыми капителями подпирали зеркальный потолок, в котором отражался пол, исчерченный минеральными жилами. Не имели числа кристальные светильники, что в несколько рядов висели меж колонн на тонких как паутинка цепях. Зал был огромен, но казался давящим без настоящего дневного света. Гулко в тишине звучали шаги и стучали сердца.

Драголин молчала, хотя Фео нуждался в её напутственном слове. Он не сомневался, что вчерашний разговор она затеяла не зря. На аудиенции у Фео будет своя роль, не исключено, что важная. Тревожило ещё и то, что Драголин не имела права выступать перед своим правителем за интересы других государств. Таков драконий закон. Воины Света рассчитывали только на себя.

Быстро Фео заметил, что за ними наблюдают. Десятки сгорбленных драконов в тяжёлых расписных халатах с прищуром смотрели на гостей и что-то выискивали в своих длинных свитках. Очевидно, чиновники императорской канцелярии. Некоторые из них последовали за посетителями.

В конце зала до самого потолка высилась золочёная дверь. Драголин только коснулась ручки-кольца, как зазвенел хрустальный колокольчик. Громадные створки медленно открылись. Склонив голову, вошла Драголин, а за ней — остальные. Краем глаза Фео заметил, что чиновники расползлись вдоль стен, став неприметными в пёстром великолепии множества минералов.

Тронный зал вмещал в себя, наверное, все богатства земли. Чаще всего встречался зелёный оникс и такой же кварц. На ониксовом троне восседал император драконов. Он, как и его стоящий рядом сын, носил чёрную одежду, но расшитую не золотом, а алмазами. Пьедестал оказался гораздо шире и массивнее, чем у престола Сондэ. Рядом с троном императора на пьедестале стоял ещё один — для императрицы. Правительница драконов, вся в синем как фиалка, выделялась красотой, но всё же не превосходила Драголин. Лицо императрицы было мягким, приветливым, в то время как император источал надменную гордость. Принц казался скорее холодно-отрешённым, внешне безучастным. Будто и не участвовал в той ночной перепалке.

Едва все поклонились императорской семье, Драголин скользнула к трону и заняла место возле императрицы. Один из канцеляристов вновь развернул свой свиток и громко объявил:

— Слава его алмазному величеству, правителю империи Ливнер, объединителю и владетелю Северного, Южного и Восточного Пределов, величайшему из драконов и защитнику нации императору Нэйджу Первому. Смиренно и нижайше к Его алмазному Величеству обращаются: эльфийский князь Гилтиан Галиэр, сын князя Галларда Галиэра и принцессы Флэйэвэн Шандориэн; знаменитый демоноборец Лу Тенгру, сын неизвестных родителей; белый магикорец из царства людей Феонгост Квенъяр, незаконнорожденный сын магикорца Гиддеона Квенъяра и неизвестной женщины.

Фео почувствовал, что сердце упало вниз и бьется теперь в животе. Для чего эти объявления? Зачем? Напряжение разлилось в воздухе, и источником его стал Лу Тенгру. Внешне колдун держался достойно, но Фео немного успел узнать его и понять, как Лу Тенгру больно. Что сейчас он никто, титулы и родовитость выше заслуг. Путь в тысячи лет слишком мал, чтобы быть выше молодого аристократа и говорить первым.

— Я слушаю, князь Галиэр.

Голос у императора оказался сильный, звучный. Такому легко подчиниться. Улыбался дракон при этом жутковато, и думалось, что слова «сожрёт в тронном зале» не преувеличение.

— Ваше алмазное величество, мы прибыли к вам после трагичных событий в городе людей Каталисе. Демоны во главе с Аватаром Эллариссэ уничтожили Зеркало Времени — один из пяти священных артефактов, созданных благодаря великой жертве Руны…

Жестом император прервал Гилтиана. Повисла тишина. Никто не шептался, даже выражения лиц драконов не поменялись. Камни, как есть.

— Аватар Эллариссэ умер, — спокойно ответил император, но прозвучал при этом громом. — Но даже будь он жив, то не присоединился бы к демонам. Они его враги.

— Ваше величество, я вам не лгу, — голос Гилтиана просел, стал слабее. — Вы прекрасно знаете, что Аватар мой родственник, муж принцессы Лануэль, и я последний, кто посмеет на него клеветать.

На императора это не произвело впечатление.

— Почему вы думаете, что Аватар причастен к трагедии в Каталисе? — спросил он.

Под пристальными взглядами драконов казалось, что Гилтиан расплавится. Фео не выдержал.

— Ваше величество, у нас есть доказательства! — и достал Осколок.

Стража у трона дернулась, но так же жестом император остановил её.

— Пусть покажет.

Растворился в Вихре времён и гневный взгляд Лу Тенгру, и дрожь Гилтиана, и злая улыбка правителя драконов. Ониксовые стены стали белыми, холодными. На них плясали тени.

Вновь Фео увидел убийцу, который смог преломить чары Времени. Это должно убедить императора, что перед ним Аватар. Враг, погасивший свет Неру.

«Отец, прости, что издеваюсь над твоей гибелью», — видение распалось, и Фео, не сумев коснуться падающего Гиддеона, вытянув руку, стоял в тронном зале. Быстро её опустил, но будто никто и не обратил внимание.

Все вокруг помрачнели, кроме самого императора. Он выглядел задумчивым, но не потрясённым.

— Я не увидел Аватара. Только смутную тень, — сказал он без язвительности или насмешки, но слова его стали ядом для Фео. Будь его воля, он ушёл бы прочь от тех, ради кого вновь пережил смерть отца.

— Разве кто-то другой способен побороть святые чары? — уже с открытым негодованием возразил Гилтиан.

Теперь все драконы смотрели на князя с удивлением. Вот что способно их расшевелить — возражение правителю. Смерти, угроза всему миру — всё пустое для них!

Улыбнувшись ещё шире и отвратительнее, император ответил:

— Вы, эльфы, страшнее своего Сагариса ничего не видели. Перводемоны и Океан Штормов обошли вас стороной. Потому вы и не знаете силы Тьмы. Вас впечатляет простая красная молния.

Канцеляристы закивали как болванчики. Фео впервые обрадовался, что у него такие длинные рукава. Можно сжать пальцы в кулак.

— Вы считаете, что тень — это перводемон? — с недоумением спросил Гилтиан. — Но разве это не значит, что демоны воссоздали Семилепестковый перстень и вновь грядёт Казнь Мира?

— Я считаю, что это очередное воплощение Скверны. Опасное, но вполне истребимое,— равнодушно отметил правитель.

— Скверна — лишь броня, расплавившаяся от света Неру! — крикнул Лу Тенгру.

Черты императора изменились. Лицо вытянулось, а взгляд стал змеиным и жёг теперь колдуна.

— Этот поход — ваша затея. Или принцессы Ситинхэ. Не так важно. Допустим, я вам поверю, что Аватар выжил и вопреки своим идеалам принял сторону демонов. Что вы хотите?

Вкратце Лу Тенгру изложил суть плана. Колдуна слушали очень внимательно, даже будто затаив дыхание. Закончив рассказ нападением на Фео и Эдельвейс, Лу Тенгру многозначительно замолчал.

— Интересно, — император на миг стал скучающим и даже подпёр кулаком голову. — А что скажете про Океан Штормов? Его Аватар сдвинул?

Вновь зал накрыла тишина, звенящая от напряжения. Лгать бессмысленно.

— Шантажом Сагарис заставил оборотней сдвинуть тёмную воду, чтоб уничтожить нас, — ответил Лу Тенгру, а остальные одновременно кивнули.

— Покажи, — прозвучало в сторону Фео.

Он повиновался, и вновь смотрел в насмешливое лицо Сагариса.

— Что ж, мои советники, вы всё видели, — произнёс император, едва видение распалось, — тысячи лет мы гоним Океан Штормов от наших границ, множество драконов положили на это жизни, чтобы взмахом Секиры шаман оборотней вернул всё назад? Чтобы все наши жертвы оказались напрасны?

— Ваше величество, это был шантаж… — начал Гилтиан, но его резко прервали:

— Шаман оборотней поставил свою землю выше моей. Я не виноват, что Секира проклята. Почему мой народ должен расплачиваться за чужие грехи?

Возразить императору никто не смог, но сама мысль, что он после всего увиденного считает врагами оборотней, сводила с ума.

— Каждый хочет защитить свою страну…

В этот раз Гилтиана перебил Лу Тенгру:

— Наш враг сидит в Даву! Если мы его одолеем, наши беды закончатся!

— Каждый хочет защитить свою страну, как верно заметил твой господин-князь. Потому, если хотите бороться с «Аватаром», дам вам госпожу Драголин в помощь. Пламя Земли останется в империи, чтоб защитить её, когда рядом будет Океан Штормов. Вы, — обратился император уже к чиновникам, — созовите военный совет. Обсудим, что делать с оборотнями.

— Ваше величество! — крикнули в один голос Гилтиан и Лу Тенгру.

— Аудиенция окончена. Выведите гостей из зала.

С болью в груди Фео покинул зал, поймав лишь сочувствующий взгляд императрицы и едва заметно любопытствующий — принца. Промелькнула тяжёлая колоннада, увешанная кристальными светильниками, и вот уже виден дневной свет. Свежий ветер всколыхнул волосы Фео, и стало чуть легче. Как бы прекрасна ни была пещера, она оставалась пещерой.

— Что теперь делать? — спросил Гилтиан, вытирая рукавом взмокший лоб.

— Не знаю. Знаю только, что зря тебе доверили говорить.

Никто не успел ответить. Лу Тенгру исчез, оставив обидные слова звучать в головах. В этот момент врата открылись, и вышла госпожа Драголин.

— Император дозволил вам дальше размещаться в моём доме. Там всё обсудим, — сказала она и тут же перевоплотилась в ящера.

В гостиной госпожи Гилтиан глушил душистый чай литрами, ничего вокруг не замечая, но Драголин его не трогала и обращалась только к Фео, который стал голосом всех.

— Почему вы не рассказали мне о том, кто сдвинул Океан? Мы могли подготовиться, но вы мне не открылись.

Её голос звучал грустно и ещё сильнее давил на Фео.

— Это решал не я, — ответил он под хлюпанье Гилтиана.

— А что решаешь ты?

Смотреть в её ясные зелёные глаза было больно, но Фео не давал слабину, держался из последних сил. Хоть кто-то из Воинов Света должен сохранять достоинство.

— У вас появится один шанс всё исправить, но для того ты должен стать смелее. Однажды Лу Тенгру и Гилтиана не окажется рядом, чтоб за ними прятаться. Жди и будь внимателен.

Она встала и вышла, оставив Фео и Гилтиана в недоумении.

— О чём она говорила, как думаешь? — спросил князь.

Фео показал головой. Понял только, что его вновь назвали трусом. Справедливо ли? Что он мог сделать в тронном зале, кроме как показать императору истину Времени? Если уж слово Гилтиана, племянника монарха другой страны, не имело силы, кто станет слушать безродного человека?

— Лу Тенгру прав: я не должен был говорить. Провалил всё. И зачем меня избрали нести меч?

Гилтиан не бил кулаком по столу, не пытался убежать — сидел на месте, повесив голову. Даже чашку отодвинул.

— Неважно, кто виноват. Нужно отговорить императора от войны с оборотнями, а заодно убедить его дать нам воина и Пламя Земли.

— Не даст. Ты его слышал — он боится Океана Штормов больше всего, а в Аватара не верит. Козыри мы все выкинули, а других доказательств угрозы у нас нет. Даже если подвернётся демон или предатель, как в Нэти, это не поможет.

— Сдаётся, что и в Нэти нам предатель «подвернулся» не случайно.

Фео решил выйти в сад, который казался невероятно пышным после плешивой скалы, скрывшей в своих недрах императорский замок. В глубине сада блестела в солнечном свете гладь пруда. На его краю Фео и сел. Над водой не распускались цветы, в её толще не просматривались растения. Не было даже малейшей ряби от какой-нибудь водомерки. Кривые мандариновые деревца вблизи пруда выглядели слабее остальных.

Чем больше Фео думал об этом, тем мрачнее и бессвязнее становились мысли. Они ускользали, пытаясь охватить всё на свете: и давнишнюю обиду на отца, и гибель Каталиса, и жертву Ратибора, и полумёртвую Эдельвейс, и даже последние слова Драголин. Скрежещущие и грохочущие голоса звучали в голове, и они не принадлежали Живущим на Земле. Фео не знал никого, кто говорил бы так мерзко. Одновременно с этим пруд зазывал спуститься на дно, прохладное и тихое, как могила.

«Больше тебя никто не тронет. Будешь сам по себе, в покое. То, чего хочешь ты», — шептала бездна, и Фео хотел её послушаться и уже положил ладонь на поверхность пруда, как вдруг что-то обожгло грудь. Тёплый кристалл!

Бездна странно зашипела и затихла. Наваждение спало. Фео, тяжело дыша, отполз назад подальше от поганой лужи. Уже под окном дома Драголин он приходил в себя, не выпуская из рук тёплый кристалл, отогревавший ледяные пальцы.

— Ты тут чего делаешь? — из окна выглянул Гилтиан.

— Скверна… в саду…

В глазах князя сверкнул магикорский огонь. Обычное зрение сменилось всевидящим взором.

— Всё ясно, — сказал Гилтиан спустя полминуты. — Это меч госпожи. Он до сих пор источает зло, потому, видимо, она и держит его на дне пруда.

Драголин всё не возвращалась, как и Лу Тенгру. Идти было некуда. Гилтиан коротал время за едой, а Фео ходил взад-вперед в своей комнате, пытаясь собраться с мыслями. Иногда он выглядывал в то самое окно, из которого вчера появился принц драконов. Оно выходило как раз на пруд.

Внизу послышались голоса, и Фео сразу телепортировался вниз.

На пороге дома стоял принц. Кианита склонила перед ним голову, а Гилтиан взирал горделиво, и не пытаясь быть приветливым.

— Мне нужен Феонгост Квенъяр.

Первым у Фео вырвалось глупое «да?», но он быстро продолжил:

— Чем могу быть полезен его высочеству?

— Пройдём в гостиную. Кианита, налей чай, а вы, князь, — принц смерил Гилтиана холодным взглядом, — мне не нужны. Можете прогуляться, пока солнце не закатилось.

Видно было, что Гилтиан очень хотел ответить и едва сдерживал водопад слов, но благоразумие победило. Князь вышел в сад и, к радости Фео, не повернул в сторону зловещего пруда.

Пока Кианита разливала чай, принц молчал, лишь глядя на Фео иссиня-чёрными глазами, в глубине которых можно найти искру интереса. Навернякапринцу, в отличие от Эдельвейс, приходилось видеть людей, но вряд ли таких несуразных как Фео.

— Я пришёл к тебе за помощью, Феонгост, и мне не стыдно её просить, — резко начал принц, едва Кианита вышла из комнаты.

— Всё, что в пределах моих сил, ваше высочество.

Принц поднял чашку, но тут же поставил её на место. В каждом его движении, даже таком незначительном, проглядывались изящество и сила. Это не Гилтиан, у которого всегда одно оправдание: я не дофин. Однако с князем и общаться проще. Внешне Фео старался быть спокойным, но внутри всё дрожало от напряжения.

— Зови меня Шакилар, пока мы не при дворе.

С немым вопросом Фео уставился на «Шакилара». Имя Драголин тоже из колдовского языка, но у наследника есть и драконье — Нэйджу. Шакилар означало «обошедший смерть». Чуть лучше, чем «Лариоса».

Конечно, свои мысли Фео не озвучил, ограничившись коротким:

— Хорошо, ваше высочество, и вы зовите меня Фео.

— Пусть так, Фео, а теперь поклянись именем всех Великих Духов, что не используешь то, что я тебе скажу, против меня и моей семьи.

Глава 26. Свет души (часть 2)

«У тебя нет ни гордости, ни силы», — эту фразу император драконов чаще других говорил своему сыну, Нэйджу.

Она сопровождала принца всюду, едва тот начал осознавать себя, но никогда, сколько себя помнил, не обижался на отца. Принц рос в смирении и полном принятии своей будущей роли, которой нужно соответствовать. С детства его отдали на воспитание госпоже Драголин, как самой искусной и могущественной из жителей архипелага Ливнер: она знала несколько тысяч алхимических формул, была прекрасным механиком и отменно фехтовала. Лучшего учителя для наследника невозможно найти, и поначалу принц преуспевал настолько, что даже император стал его уважать. Но оказалось достаточно одного дня, чтобы всё изменилось.

Для показа первого перевоплощения принца собралась вся столичная знать, и пятнадцатилетний Нэйджу вышагивал перед ними гордо. Броню он готовился явить алмазную, как у отца — признак высочайшего происхождения и исключительной мощи. К потолку взвились чёрные ленты, оттенив блеск золота. «Чёрный алмаз», — восхищённо прошептали в зале, а следом прокатился вздох разочарования.

Броня, покрывшая руки и тело принца, оказалась обсидиановой, глубинной. Чешуя воина, а не могущественного правителя. Суровым и злым стал взгляд императора.

«Смотри, каким должен быть мой сын!» — и вихрем алмазных лент он обратился в алмазного ящера. Но принц смотрел на императрицу, по щеке которой прокатилась слеза. «Мне больно, как и тебе», — услышал он её мысль.

Принц занимался вдвое усерднее, но этого было уже недостаточно. Внутри он ощущал пустоту и свою ущербность. Отношение же Драголин к нему не изменилось, но она почувствовала его смятение.

«Чем я могу тебе помочь?» — спросила она, но принц не открылся ей. Не смог обнажить слабость, тянул, сколько мог, пока однажды даже простейшее преобразование олова в свинец не далось ему. Тогда впервые в жизни он попросил помощи.

«От тебя ждут многого, того, что можно увидеть глазами. Броня — это статус, это признак твоего таланта и драконьей силы, но истинное могущество сокрыто не в ней. Я знала дракона, который даже перевоплотиться не мог, но всё равно стал великим героем. Мы — дети земли и прирожденные воины, наша воля сильнее, чем у кого-либо из Живущих. Закаляй свою волю, она сделает тебя настоящим драконом. Если осуждение гнетёт тебя — отринь его сейчас, забудь, что ты наследник. Со мной зовись Шакилар. Вернешь себе имя, когда перестанешь винить себя».

В тот же день она отвела Шакилара в свой сад и показала пруд, похожий на бездонный, мёртвый колодец. Растения вблизи пруда чахли и сохли, а из водной бездны, казалось, доносились глухие и злые голоса.

«На дне лежит меч Корсун, и голос, что ты слышишь, принадлежит Скверне. В твоей душе она шевелит Тьму, и вся гниль, что хоть как-то тебя касается, будет стягиваться к тебе, ломать волю. А ты не сдавайся, и в каждом мгновении, что откроет тебе Скверна, ищи прозрения. Это та правда, что ходит о тебе по миру, но она не единственная. Пройдя через Тьму, ты научишься видеть свет».

С тех пор принц Шакилар каждый день приходил к пруду, садился у его края и слушал откровения Скверны, говорящей сотней голосов, но всегда безошибочно он узнавал один — отцовский.

Многое в своём рассказе Шакилар опустил, но едва замолчал, как мысли о собственной судьбе поглотили его. Отец оказался прав: у сына нет гордости, но гордость не стоила чужих страданий. Принц хлебнул их сполна, сидя десятки лет у пруда с проклятым мечом.

— Так мне открылась одна истина, думаю, кроме меня никому не известная. Прошу показать мне её в яви, чтобы я знал, как поступить. День, когда император спустился в недра горы, взяв с собой Пламя Земли и проклиная меня, — так закончил он.

Фео смотрел не на принца, а на свой нетронутый чай розоватого цвета. На дно опустились толчёные лепестки розы, оставив от себя только чуть уловимый аромат.

— Я помогу вам, ваше высочество, однако прошу помочь и мне. Вы были в тронном зале и знаете, что грозит всем Живущим на Земле. Убедите его алмазное величество передать Пламя Земли для битвы с Аватаром.

Шакилар тяжело вздохнул.

— То, что я хочу сделать, поможет моему отцу, но уничтожит меня в его глазах. Мое слово и прежде весило мало, а станет — ничего. Я понимаю вас, Фео. Если не готовы мне помочь, откажитесь, я не рассержусь.

Слишком громко пальцы Фео стукнули о стол. Всё оказалось просто — отказаться и отступить. Он ничем не обязан сыну императора, но жгли нутро слова Драголин. Жгли сердце смерти отца и Ратибора.

Решать приходилось в одиночестве: рядом ни Лу Тенгру, ни госпожи. Никто не мог подсказать, как поступить.

«Я был в ситуациях похуже», — вспомнил Фео встречу с Тевроном. Сейчас хоть хрустальные заросли не разрушали всё кругом.

— Я не готов отступиться, ваше высочество. От этого зависит моя судьба и судьба моего народа. Вы можете помочь своему отцу, а я своему — уже нет. Могу лишь сделать его смерть не напрасной. И прошу вашей помощи так же, как вы просите моей.

Потемнел взгляд Шакилара, обнажив сущность чудовища, которое может разорвать, убить, но лишь пару мгновений продлился этот ужас. Выдох — и вновь перед Фео Живущий на Земле, смотрящий уже с укором. Словно порознь живут две драконьих сущности.

— Я могу понять тебя, но то, что ты воспользовался моей просьбой, мне неприятно. Что ж, пусть будет по-твоему.

Фео не ликовал. На душе было холодно и от тяжёлого, вымученного согласия Шакилара, и от чужой тайны, которую предстояло увидеть. «Она не может быть страшнее гибели отца», — повторил про себя Фео и воззвал к Великому Духу Времени.

Стало темно. Дневной свет никогда не проникал в каменные пещеры, открывшиеся взору Фео. Лишь кристальная лампа в руках императора драконов гнала густой мрак, которых расползался по стенам и потолку, нависая над тем, кто потревожил его покой.

Император казался осунувшимся и непривычно низким. Пропали горделивая осанка и высокомерный взгляд. Узнать государя удавалось лишь по роскошной одежде, расшитой золотом, да драгоценной короне.

Император поставил фонарь на пол и сам опустился на колени перед небольшой выемкой, обложенной камнями, будто очаг на привале путешественника. Из заколки дракон вынул спицу, и та в его руках превратилась в огромный меч-копьё. Пламя Земли. Взмах — и с грохотом длинный наконечник вонзился в дно выемки. По полу побежали трещины, из которых пробивался красный свет.

«Прошу, Великие Духи, вернуть мне избавление от моих печалей, от страданий моей души. Я верно служил вам, владыки Земли и Огня, Лингвэ и Дезескурант, и молю лишь о толике вашего милосердия, о свете, что сиял здесь прежде», — сдавленно произнёс император. Не услышал бы Фео — не поверил, что сейчас говорил дракон, сидевший в тронном зале.

В ответ тишина. Только тени плясали по стенам и будто скалили чёрные зубы. Вновь и вновь повторял молитву император. Фео казалось, что прошло много часов. Наконец меч-копьё задрожало, а с ним застонала и земля. До потолка из трещин взвилось пламя, отогнав беспокойные тени. Потом всё померкло, и священный артефакт упал на пол, став меньше и тоньше. Дрожащей рукой император поднял его, проведя пальцами по выступившим на вольфрамовом древке светящимся рунам. Фео подошел близко, чтобы разглядеть их, и стыдливо выглядывал из-за плеча императора. Шакилар поступил также, не одёрнув и не осудив Фео.

«Признай правду и откроешь путь к исцелению души», — говорили колдовские руны.

«Правду хотите? — прохрипел император. — Правда ваша! Я никого не простил! Князя, который предал меня и заслужил благословение Неру! Жену, которая не верила в мою любовь! Дочь, которая влезла в нашу беду! Ущербного сына! Всех их! Душа моя иссохла, а этот очаг заставлял меня думать, что она жива!»

Вой сотряс пещеру, и впервые Фео прервал видение сам, не дожидаясь его конца. В гостиной Драголин уже не слышно императора, но и щебет птиц бил по ушам, а дневной свет после мрака — по глазам. Время позволило уйти из прошлого, но пережитое не отпускало душу.

У Шакилара вновь изменился лишь взгляд, в котором читалось смятение и едва уловимая боль. Принц сел на подушки и повернулся к окну, о чём-то размышляя. Фео не решался тревожить дракона, пока тот не обратится к нему сам. Так и случилось.

— Дай мне увидеть, что за очаг избавлял моего отца от страданий.

Фео не спорил. Тайна коснулась и его лично. Он пока не понимал, как, но чувствовал, что должен получить ответ, что за внешняя сила может избавить Живущего на Земле от страданий.

Перед Фео возник тронный зал во всём великолепии самоцветов. В полном одиночестве на троне сидел понурый император, сжимавший в руке свиток с красной восковой печатью. Миг — взвились ленты, и из клыкастой пасти вырвалось пламя. Упавший свиток вспыхнул, но не сгорел, лишь печать оплавилась, кровавыми слезами испачкав пол.

Прозвучала труба, и тяжёлые двери в тронный зал отворились. Фео замер, следя за каждым шагом единственного вошедшего. Даже плохое зрение не помешало узнать Аватара, не того болезненно-мрачного из видения о гибели Синдтэри, а гордого и величественного. Огнём горел его взор. Светом лучился венец Аватара — пять символов народов, парящих вокруг лба и связанных меж собой тончайшими нитями, напоминавшими о Корнях Мирового Древа. Впереди сиял полумесяц. Белая мантия Аватара была расшита колдовскими рунами, среди которых чаще всего встречались «орэ» — мир (земля), «эрэ» — звезда, «эниэ» — свет. Три самых священных слова для эльфов. Аватар не стеснялся подчёркивать, к какому народу он принадлежит, хоть эльф в нём угадывался не с первого взгляда. Рост и редкий медный цвет волос делал его похожим на феникса или человека, но, должно быть, Эллариссэ-враг людей обозлился бы на такое сравнение.

Император встал и спустился с пьедестала, чтобы поприветствовать Аватара, но радости не выказывал.

— Семейство ваше в тревоге, раз решилось написать мне, — сказал Эллариссэ, бросив быстрый взгляд на свиток в руке императора, — а после перехваченного письма лететь ко мне во дворец. Пожалейте супругу и дочь — примите дар исцеления от царицы фениксов.

— Нет! — прошипел император. — Я от жены ничего не требовал, Мэйджина вовсе полезла не в своё дело!

— Разве виновата ваша жена, что хочет стать матерью и сделать вас счастливее, а империю — крепче? Видите ли вы что-то за своей гордыней?

Аватар говорил спокойно и размеренно, словно речь шла о чём-то повседневном, а император накалялся. Его глаза налились жёлтым ядом, и смотрел он как змей.

— Стоят ли мертворождённые дети вашей обиды?

— Хватит, Аватар! Если ты не исцелил мою жену до конца, то никто не сможет! Какой-то цветок точно!

В ответ Эллариссэ тяжело вздохнул.

— Этот цветок — часть истинного Мирового Древа, а я — лишь отражение его могущества. Я не всесилен, и моей гордости приходится тяжелее, чем твоей, но я не даю страдать никому, кроме себя.

Странно звучали такие слова. Сколько лет прошло с этого разговора? Что должно измениться в открытом для всех Живущих сердце? Впервые Фео почувствовал жалость к Аватару.

— Если ничего, кроме гордыни, тебя не мучает, если через всю долгую жизнь за тобой не тянется шлейф ошибок — ты не понимаешь меня и права судить не имеешь. Если Нанаян не верит в мою любовь, если ей по нраву рожать детей, чтобы взглянуть, кто из них выживет, но стыдно посмотреть мне в глаза, то пусть исполнится её желание! Её гордость выше моей! Видишь, Аватар, я способен уступить, способен принизить себя перед соседями!

Эллариссэ кивнул и тихо, в противовес полукрику императора, добавил:

— Попроси о помощи. Это не унизительно.

Фео посмотрел на принца, который стоял как завороженный. В речи Аватара он слышал своё, и Фео понимал, что. Оба видели правителя мира не тем, кем знали его все в последние годы. Не мог эльф, милосердный и сострадающий, быть убийцей его отца.

— Ты не сделал моих детей живыми. Что можешь сделать с душой? Ты прав — могущество твоё не так велико.

Аватар поморщился.

— Я помогу тебе, если попросишь. Ты милосерден к другим, и я буду милосерден к тебе, — произнёс он, не глядя на императора.

Тот кивнул, и на лице его была не злоба, а любопытство.

— Я дам тебе искру творения — часть огня моей души. Я могу поделиться им, как делится своим светом великое Древо.

Всё больше и больше Фео убеждался, что между Аватаром и тенью-убийцей — пропасть, и только здравый рассудок позволял ему верить в услышанное.

Император же гортанно рассмеялся:

— И что, ради каждого страждущего рвешь свою сущность? В мире есть многие, достойные чудесного света больше меня!

— Я делаю это не только ради тебя, но и твоей семьи. Вы прошли через многие страдания, но по глупости множите их. В моей власти это остановить.

— Жалостью это называется, Аватар. Ты меня жалеешь.

Последние тихие слова прозвучали как гром. Больше император ничего не говорил, будто внутри себя пытался собрать разбитую гордость.

Шакилар обошёл Аватара и встал рядом с отцом. Сквозь тело принца прошли ладони Эллариссэ с мерцающей в них крохотной золотой искрой. Аура покоя и тепла накрыла зал, пробившись даже сквозь Время. Все тяготы и лишения отдалились от Фео. Он готов был воспарить к облакам и в них же раствориться. Ставший почти бессмысленным взгляд упал на Шакилара. Принц, прищурившись, смотрел на искру, будто та слепила. Также и император. Вдруг отец и сын стали похожи, пусть и разделены сейчас всеми границами мироздания. Оба не могли так просто избавиться от боли, пригасить её — да, но не прогнать. И Фео вернулся на землю, устыдившись самого себя. Как легко он убежал, безвольный…

— Теперь она твоя и будет с тобой, пока ты не передашь её кому-нибудь. Она погаснет, если я умру или стану демоном, — тут Аватар усмехнулся, как над шуткой или фарсом.

Фео вновь свернул видение раньше, чем оно оборвалось само. Слишком тяжело. Что нужно, стало ясно — император спрятал искру в подземелье и грелся возле неё, когда особенно тошно. Он никому не передал её. Не счёл нужным или пожалел для себя, а она погасла. Аватар жив, и ответ для Фео оставался один — Эллариссэ теперь демон. Возможно, только чёрный ритуал отделяет его от гибели собственной души.

Голова закружилась, и Фео, не стесняясь принца, упал на подушки. Много всего случилось за раз, и юный разум вновь едва справлялся. Вместо искры Мирового Древа грудь грел тёплый кристалл — подарок Эдельвейс. Она знала, что будет нужно, чувствовала…

— Надеюсь, ты помнишь, что должен молчать? — гулко прозвучал голос Шакилара.

Фео кивнул, продолжая смотреть в потолок. Будто у мотыльков, которые нашли дневной покой на белой штукатурке, можно узнать правду.

— Как вы теперь поступите, ваше высочество? — спросил он, для приличия всё же поднявшись.

Лицо Шакилара оставалось серым и спокойным, лишь сбивчивое дыхание выдавало его чувства.

— Я хотел узнать, о чём говорит Скверна, но стало лишь хуже. Должен помочь отцу, но не могу. Я не бог, не Аватар Мирового Древа, а лишь причина страданий.

— Нет, принц. Вы же всё слышали.

Фео выдержал длинную паузу, подбирая нужные слова. Казалось, что всё произошло так давно и вовсе не с ним.

— Часто Живущие на Земле ошибаются, и последствия бывают страшными, но Древо не даёт каждому по искре. Ноша, бремя, зовите, как хотите — мы, живые души, должны пронести его сами. Я видел, как человек бежит от страданий и видел, как может быть искуплена самая тяжкая вина. То, что искры больше нет — благо для Его алмазного Величества. Он в здравом рассудке, значит, справляется.

Шакилар теперь смотрел на Фео с неприкрытым любопытством, а когда речь закончилась, даже поклонился.

— Не знал, что ты так мудр, воин царства людей. Видимо, ты действительно через многое прошёл. Даже мы, драконы, будто пребываем в неге. После восхождения Аватара, во всяком случае.

— Битвы и смерти — вот на что я насмотрелся. Ваше счастье, что они вас миновали.

Погода испортилась. Серые тучи заволокли небо, и в комнате стало темно. Повеяло прохладой, и Шакилар подошёл ближе к окну, за которым чуть покачивались ветви сливы. Лицо принца накрыла тень.

— Разве миновали? Драконы идут войной на оборотней, а на юго-западе клубится Тьма. Может быть беды, которых мы избегали тысячелетиями, вернутся разом.

«На земли людей уже вернулись», — подумал Фео. Всё же долгая жизнь накладывала отпечаток на старшие народы: они взрослели гораздо медленнее. Как люди, и Шакилар, и Гилтиан уже достигли преклонных лет. Оба старше отца Фео, но до мудрости и чуткости Гиддеона им как до неба. Они казались скорее ровесниками Ратибора или даже моложе. Может, задумано Силинджиумом, что человек за короткую жизнь узнаёт больше, чем иные — за почти бесконечную.

— Спасибо тебе, Фео. Я выполню своё обещание, чтобы ты и твои товарищи сразились за Живущих на Земле.

Не успел Фео ответить, как услышал грохот. Кто-то выбил входную дверь. От топота дрожали даже половицы в гостиной. Ещё пара секунд, и её заполнила вооружённая стража. Суровые воины в чёрных доспехах направили острия копий в грудь Фео.

— Отставить! — скомандовал принц, глядя в глаза дракону, шлем которого украшали перья фазана. — Феонгост — посол царства людей! Уберите оружие!

— Посла велено доставить во дворец. Его алмазное величество желает с ним побеседовать. Как и с вами, ваше высочество, потому прошу вас пройти с нами мирно, — ответил командир стражи в почтительном поклоне.

— Уберите оружие, — повторил Шакилар, и воины опустили копья. Только взгляды остались хищными, змеиными.

Фео понимал, что это не к добру, и сама собой напрашивалась очевидная догадка — император узнал, что его гордость вновь попрана. В трагедию его семьи влез какой-то человек, глупый смертный, рядом с могучим драконом — мошкара. Мошкару нужно давить, чтоб не раздражала.

Глава 27. Свет души (часть 3)

Лу Тенгру телепортировался к холму, который окольцовывали красные стены. На вершине холма стоял замок. Башни с покатыми тёмными крышами гордыми великанами взирали на округу. Ещё выше поднимались железные трубы. Изнутри стены обшиты металлическими листами, чтобы ни эльф, ни демон не могли телепортироваться к владельцу замка.

У первых же врат Лу Тенгру доложил, кто он и кого хочет видеть. Имя колдуна весило немало. После нескольких вопросов, призванных выяснить, не демон ли нагрянул, стражи кивнули, и один взмыл ящером к башне, чтобы доложить о посетителе. Вернулся страж быстро, и вскоре Лу Тенгру прошёл первые ворота, и вновь его допросили на вторых, затем и на третьих. Драконы интересовались весьма неожиданными вещами, порой даже слишком личными. Спрашивали про отношения Лу Тенгру с дочерями первого эльфийского императора, а колдун, скрепя зубами, каждый раз лгал. Стражи это понимали, но их волновали не ответы, а то, что посетитель при этом делает, куда смотрит, какие интонации выбирает.

Наконец, пройдя всё круги вынужденного унижения, Лу Тенгру оказался на пороге замка, где уже ожидал сгорбленный дракон в непомерно длинном расписном халате, полы которого волочились по мраморным плитам. На коротком носу едва держались очки. Должность испортила дракону и спину, и зрение, как и многим другим, кто решил заниматься бумажной работой.

— Пожалуйте за мной, господин демоноборец, его светлость уже ожидает, — пробормотал дракон и, не дожидаясь ответа, развернулся и пошел по коридору вглубь замка, а Лу Тенгру — следом.

Первое, что заметил колдун — внутреннее убранство выглядело скромным, но по цене и качеству подобранных материалов не уступало подгорным владениям Нэйджу. Всё же замок принадлежал бывшему патриарху Предела, который передал императору власть, но не имя. В гранитных колоннах вырезаны прямоугольные окошки, огороженные тонкими, как крылья стрекозы, стеклами. Внутри, подсвеченные кристаллами, стояли куклы самых разных видов: дамы в узких двуслойных платьях и мужчины в пластинчатых доспехах; рыжеволосые музыкантши в легких штанах и простых рубашках: завёрнутые в меха и шкуры суровые северяне-оборотни. Все куклы мастер изготовил столь искусно, что получалось рассмотреть каждую ресничку, каждый узор на спице, поддерживающей сложную причёску маленьких драконесс. Лу Тенгру на миг задержался, чтобы всевидящим взором скользнуть по одной из кукол в синем платье, украшенном россыпью самоцветов. Словно фиалка в каплях утренней росы. Колдун узнал, с кого была сделана кукла, столь тонко переданы черты лица и даже грация, которая в полной мере смогла раскрыться в руках кукловода.

Это царство скорби, памятник старшего брата младшему, замученному руками безумца. Юный князь Корсун, обращённый в перводемона, бросился разорять родную землю и убил собственного отца. Все юношу ненавидели, лишь брат его жалел, раз сделал такой музей. Лу Тенгру стало горько. Ожили воспоминания о Сагарисе, который добровольно учинил расправу над своим народом. Полегчало, когда коридор памяти остался позади, и путь пролегал наверх по широкой лестнице.

На втором этаже из множества дверей дракон выбрал ту, что находилась дальше всех от лестницы. Трижды служащий стукнул ручкой-гонгом о дверь, прежде чем робко заглянул и доложил о том, кто прибыл. Затем, повернувшись к Лу Тенгру, дракон произнёс.

— Проходите, господин.

Кабинет тоже выглядел скромно для статусной особы. Со стеновых панелей из клёна на Лу Тенгру смотрели девять Великих Духов. Редко драконы изображали весь пантеон. На противоположной входу панели вырезано Мировое Древо с объёмной кроной. Казалось, что цветы вот-вот обретут свой истинный цвет и лепестки дрогнут на ветру.

За столом из дикой вишни сидел драконий князь Сого и, сложив перед лицом руки в замок, исподлобья смотрел на Лу Тенгру. Не грозно, нет, скорее подавленно. Видимо, понимал, для чего к нему пришёл эльф.

Неожиданно Сого поднялся. Из-под длинного расшитого серебром халата показались титановые стопы. Лу Тенгру слышал про беду князя, и только восхитился мастерством и изяществом её решения. В другой стране князь остался бы безногим.

— Пойдёмте, господин Лу Тенгру, я покажу вам замок, — сказал князь, медленно и осторожно шагая к двери.

— Я предпочёл бы, ваша светлость, чтобы наш разговор состоялся вдали от посторонних ушей.

Сого только головой покачал.

— Не волнуйтесь. Двери делают моих служащих глухими.

Спорить дальше не имело смысла, и Лу Тенгру смирился. Вдвоем они направились к лестнице наверх.

— Хочу показать вам малую копию моего замка в столице Южного Предела. Все материалы те же, что использовались при строительстве настоящей крепости. Даже растения в саду в точности повторяют…

Лу Тенгру не слушал, только смотрел на князя, которому, кажется, всё равно, есть ли кто рядом. Ни разу ни во время пути, ни у самого замка он не оглянулся на собеседника. По бумажным пальмам и акациям князь водил тонкой рукой, давно не державшей оружия. Гладил черепичную, хотя по размеру скорее чешуйчатую крышу, и рассказывал, рассказывал…

Тень редкого для Лу Тенгру сочувствия накрыла сердце. Несмотря на титул, должность и богатство, Сого очень одинок. Душа его всегда пребывала в прошлом, когда князь жил с братом и отцом в родовом замке Люрайя и ходил на своих ногах. Злобная чужая воля, развязавшая Казнь Мира, лишила самого дорогого, и ни брак с дочерью императора, ни тысячи лет, миновавших с тех чёрных дней, не смогли заглушить боль.

Наконец Сого договорил и повернулся к Лу Тенгру:

— Я готов вас слушать.

Колдун с облегчением выдохнул, но тревога вернулась мгновенно. Нужно переходить к делу аккуратно.

— Ваша светлость, я прошёл несколько царств и видел, как опасны стали демоны. Они привлекли на свою сторону падшего Аватара.

Князь поднял бровь, но больше никак удивления не выказал. Лу Тенгру продолжил, кратко изложив приключения Воинов Света, закончившиеся провальной аудиенцией у императора.

— Его алмазное величество хочет напасть на Нанрог. Я прошу вас отговорить императора от этой затеи. Кто, как не вы, знаете, что бывает, когда Живущие на Земле идут войной друг на друга.

Эта древняя история, мало кому известная, глубоко задела князя. Он поморщился и отвернулся, опершись руками на край стола, на котором во всём величии настоящего замка раскинулась его маленькая копия.

— Мой отец всю жизнь искупал вину: взял колдовское имя, расплатился с фениксами золотом, и никогда больше не претендовал на власть большую, чем имел. Он стал советником в царстве Эю, где был убит собственным сыном. Хотя дед, первый Люрайя, даже до земли, которую хотел захватить, не долетел, а в огненном вихре он сгинул со всем войском. Заслужил, скажете, как заслужил смерти и мой брат-перводемон. Наш род проклят.

— Ваша светлость, я не то имел в виду…

Лу Тенгру очень жалел, что заикнулся о преступлении родоначальника Люрайя. Князь и без того выглядел измученным.

— Вы хотите, чтобы я пугал императора прошлым? Не выйдет. Мир давно изменился. С приходом Аватара перестали рождаться Живущие, достаточно могущественные, чтобы повергать целые армии и побеждать в одиночку перводемонов. Быть может, исцеление Земли стало чуть ближе, однако ослабли те, кто появился в новую, казалось бы, благодатную эпоху. Император это видит и потому не боится.

— Тем не менее, у оборотней всё ещё есть Секира Бурного Моря, дающая огромную власть над небом и водой, а иными путями до Нанрога не добраться. Драконы проиграют, даже не вступив в бой.

Лу Тенгру едва не добавил «как в прошлый раз», но сдержался. Слова стоило подбирать точные, ёмкие.

— А у драконов есть Пламя Земли, открывающее путь в недра мира, — коротко ответил князь.

Только сейчас Сого повернулся, видимо, чтобы посмотреть, как Лу Тенгру принял его слова, а принял колдун плохо. Возмущение рвалось наружу, но он не мог позволить себе оплошать. Слишком многое стояло на кону, а больше помощи просить не у кого.

— Вы знаете, что если нападёте со священным копьём — на него ляжет проклятие. Это оружие давалось для борьбы с демонами, а не с Живущими на Земле. Его сила покинет драконов или обернётся против них. Подумайте. На Секире оборотней уже лежит проклятие из-за их междоусобиц, и теперь Нанрогом управляют демоны. Не повторяйте судьбу соседей.

Сого подвинул руку и случайно согнул легкое бумажное дерево. Тяжело вздохнув, он попытался выправить ствол, который от второго неловкого движения начал рваться.

— Знаете, почему я сделал деревья из бумаги, а не, например, из камня? — неожиданно спросил князь.

— Нет. Почему?

— Чтобы помнить об их природной хрупкости перед нашей силой. Чтобы не забывать о таких вещах, как забота и сострадание. Духи молчат и не говорят нам, что мы творим и как глубоко заблуждаемся. Мы сами познаём добро, зло, жизнь и смерть. Правда ваша — Живущие на Земле не должны причинять друг другу боль. Священная заповедь столько раз нарушалась, и каждый раз мы ничему не учимся. Демоны не пришли к нам извне. Они — это мы.

Лу Тенгру понял, что добился своего. Сого отправится к императору, чтобы спасти и оборотней, и драконов.

— Пойдёмте, господин Лу Тенгру, я велю подать обед.

Колдун хотел отказаться, но приличия и чувство благодарности стеснили его. Да и голод давал о себе знать.

С маленьких блюд на Лу Тенгру смотрели толстые креветки, фаршированные рисом яйца, нарезанная ломтиками красная рыба, белые круглые булочки с подрумяненными боками. Из бамбуковых бутылок слуга разлил терпкое вино. Сого едва коснулся губами своей чаши и неожиданно спросил:

— Значит, Аватар теперь с демонами?

Лу Тенгру кивнул. Глядя мимо собеседника, князь продолжил:

— Ещё один избранник Неру отвернулся от мира. Даже самые яркие души гаснут. Что тогда значат все наши победы и жертвы? Как можно быть в себе уверенным, если каждый из нас через сто или тысячу лет может предать свои идеалы?

— Разве каждый? Разве это предрешено?

Пальцы колдуна дрожали, а с ними и чаша с зеленоватым вином. Сого говорил отвратительные вещи, и хуже всего — правдивые. Каждый может пасть.

— Творец сделал нас свободными. Только в нашей воле решать, что делать и кем становиться.

«Будто бы вместо меня здесь Фео. Он в такое верит», — подумал Лу Тенгру. Князь же молчал, тоже погрузился внутрь себя.

— Была ли воля моего брата на то, чтобы становиться перводемоном? — тихо спросил Сого.

— Воля определяет многое, но не всё. Вашему брату не повезло попасть в руки безумца.

Другого ответа у Лу Тенгру не нашлось. Снова воцарилась долгая тишина.

— Сложно, господин Лу Тенгру, сохранять веру в Неру и Великих Духов, когда видел столько упадка и боли. Мир становится бессмысленным и пустым. И всё же я свидетель ярких побед и застал настоящий свет. Может, когда во Тьме сгинет один герой, придёт новый? Если вы говорите правду, то есть надежда, что он не падёт.

— Может быть, не падёт.

Когда слуги уже унесли чуть тронутые блюда, князь произнёс:

— Спасибо, что посетили меня, господин Лу Тенгру. Вы мне оказались нужны больше, чем я вам.

Лу Тенгру с немым вопросом уставился на Сого, и тот пояснил:

— Видите ли, принцессе Мэйджине, дозволено посещать Северный Предел не чаще двух раз в год, и я не могу часто отлучаться.

— Я понимаю, ваша светлость.

— Вряд ли вы знаете, отчего Его алмазное Величество так поступил со своей дочерью, и у меня нет права об этом говорить. Но одиночество давит. Вокруг нет никого, кроме душных чиновников.

Особый акцент князь сделал на слове «душных». Усталость от работы и неволи сквозила в нём.

— А как же госпожа Драголин? Вы ведь с ней дружны.

Князь Сого, прежде чем ответить, вновь посмотрел куда-то в сторону, словно боялся встречаться взглядом с Лу Тенгру.

— Дружен, но она заходит нечасто. Сами понимаете, у неё свои обязанности, у меня — свои.

Разговор порядком утомил Лу Тенгру, и он не знал, как закончить беседу, чтобы не оставить этого несчастного в унынии. К счастью, князь Сого всё понял.

— Я сообщу вам, как пройдёт моя аудиенция, но всё, что касается Пламени Земли и борьбы с Аватаром остаётся на вас. Тут я вам не помощник.

— Благодарю, ваша светлость.

Лу Тенгру откланялся и пошёл на выход, ощущая спиной пронзительный драконий взгляд. Душу терзали сомнения, что император послушает Сого. Князь больше не патриарх Предела, его жена выдворена из столицы. Интересно, почему Нэйджу так с ней обошёлся? Перестал ценить, когда появился сын-наследник? Впрочем, для Лу Тенгру главное, чтобы император оставил глупую затею воевать, а что внутри его семьи происходит — неважно.

Едва Лу Тенгру вышел за последние врата, как белая вспышка на миг лишила его зрения. Проморгавшись, колдун увидел трясущегося Гилтиана. Со лба эльфийского князя крупными каплями стекал пот, вены на бледной шее вздулись. Гилтиан упал на колени и оперся руками о плиты.

— Никогда так далеко сам не прыгал, — задыхаясь, произнёс князь.

Ничего не спрашивая, Лу Тенгру схватил Гилтиана и телепортировался с ним к морю. На пляжи, далёкие от промышленных портов, драконы редко выходили. Работали и днём, и ночью.

Гилтиан шлёпнулся на песок, тяжело дыша, как рыба, выброшенная на берег.

— Император… забрал Фео во дворец… — прохрипел князь.

— Подробнее! — крикнул Лу Тенгру, едва сдерживаясь от того, чтобы не схватить Гилтиана за грудки и не вытрясти из него ответ.

— Фео разговаривал с принцем Нэйджу… не знаю, о чём…. Меня прогнали… А потом их обоих увела стража.

Лу Тенгру осел на песок рядом с князем и пустым взглядом искал что-то в пене бирюзовых волн. Мыслей не осталось.

— Если император арестует Фео, ты спасешь его?

«Отчего мы так медленно взрослеем? Чтобы меньше страдать?» — думал Лу Тенгру, пока голос Гилтиана несколько раз прозвучал в его голове. Колдун сосредоточился и начал всевидящим взором искать Фео, но снова прозвучал тот же вопрос. Гилтиан не терпел молчания.

— Постараюсь. Не обещаю, но постараюсь.

Глава 28. Тьма внутри (часть 1)

Фео подумал, что его ведут к императору драконов не как преступника. Ничто не мешало телепортироваться и скрыться с глаз стражи, но Фео понимал, что нельзя. Нужно пользоваться хорошим обращением и вести себя смирно, что он и делал всю дорогу. Принц держался гордо, но ему вряд ли что-то могло угрожать.

Полёт прошёл спокойно, и вот Фео уже внутри замка-пещеры, потрясающего минеральным великолепием, но блеск камней не мог заменить дневной свет. Стража быстро свернула с пути в тронный зал к одной из многочисленных бронзовых дверей, почти незаметных в тени дальних колонн. Верить, что его ведут в темницу, Фео отказывался. Не посадят туда ведь Шакилара, наследника! Принц тоже удивился, однако ничего спрашивать у сопровождающих не стал.

За дверью начиналась ведущая вниз узкая лестница, конец которой тонул во мгле.

— Его алмазное Величество ожидает вас, — сказал капитан стражи, переводя взгляд с Шакилара на Фео. — Здесь вы должны идти одни, и император надеется, что вы останетесь благоразумны.

— Не сомневайтесь, — неожиданно грубо ответил принц, на что драконы только поклонились и отошли к колоннам молча наблюдать за теми, кого привели.

Шакилар первым ступил на лестницу и из-за чёрных одежд быстро пропал в темноте. Неизвестность пугала, но Фео сделал шаг вперёд, потом ещё и ещё. Глухо в тишине билось сердце, шуршал подол рясы. Под ногой, казалось, грохотала каждая ступень. Воздух становился всё более спёртым, сияние слабых кристальных светильников — более тусклым. Лестница оказалась крутой. Чтобы не закончить жизнь раньше времени, Фео опирался на стены. Едва подумал, что спускается уже час, как вдруг лестница закончилась, и Фео вышел на ровную площадку. Перед собой увидел необычную дверь: за стеклянным полотном просматривался механизм с множеством зубчатых колёс. Шакилар тоже напряжённо разглядывал препятствие.

Механизм внутри двери пришёл в движение, и она медленно отворилась.

За ней был тот самый зал из видения. Фео легко узнал его по обложенной камнями выемке, от которой расходились трещины. Освещался зал гораздо лучше, чем раньше: на полу стояли кристальные и даже светлячковые лампы. Сидящий на выбитом из цельного куска скалы троне император сам походил на изваяние. Лишь пляшущие в глазах огоньки выдавали живое существо.

— Я надеялся, сын мой, что ты будешь умнее своей сестры и не станешь лезть, куда не надо. Жаль, что я так ошибся в тебе, — сказал император, и от холода его голоса Шакилар дрогнул.

«Неужели Драголин донесла на своего ученика?» — встревожился Фео, но чувства подсказывали, что не она. Не тот характер. Но кто мог донести, да ещё и так быстро?

— Ты, наверное, хочешь узнать, откуда мне это известно? — словно прочитав мысли, спросил император у сына. — Что за несчастная душа, веками томившаяся в полном Скверны доме, донесла на тебя в обмен на свободу? Надеюсь, больше объяснять не нужно.

В груди Фео кольнуло. Значит, Кианита… накрыла стол и, где-то притаившись, подслушала просьбу принца, а затем улетела в замок. Она быстрая. И глупая. Предпочла предать госпожу вместо того, чтобы просто уйти.

— Ваше алмазное величество, я желал лишь знать, что причиняет вам боль, чтобы избавить вас от неё, — упав на колено, произнёс Шакилар.

— Тебя никто не просил! — прорычал император.

Его лицо вытянулось, и в жутком оскале сверкнули острейший зубы, тесным рядом занимавшие челюсть. Хищный взгляд теперь был обращён к Фео.

— Ты доволен, маленький безродный, что узнал мои тайны? — прозвучало менее внятно, но всё ещё различимо.

Фео глубоко вдохнул, чтобы унять страх, затем ответил:

— Я понял желание принца Шаки… Нэйджу помочь вам, ваше величество. Я много видел несчастных отцов.

— И что же эти несчастные отцы? — с неожиданным ехидством поинтересовался император. — Их дети тоже разочаровывали?

— Всякое бывало. Я знаю только, что не нужно множить страдания.

Император поднялся и прошелся вдоль ламп, расставленных вокруг выемки. Зубы его стали меньше, но лик не утратил хищный вид.

— Может быть, ты знаешь, как помочь таким отцам?

Фео растерялся. Все мысли из головы улетучились, кроме бившей набатом: «Беги! Беги!» «Не побегу», — ответил сам себе Фео, а вслух продолжил:

— Мне приходилось видеть, как одного отца полностью лишили памяти о погибшем сыне, чтобы унять боль. Видел того, кто из страха прошлого отстранился от собственной дочери. Видел, как душа третьего оказалась настолько сильна, что в ней не нашлось места разочарованию.

Последнее предложение Фео произнёс чуть просевшим голосом, и император уловил это. В его глазах появилось нечто похожее на сочувствие.

— У меня нет рецепта от бед, ваше величество. Каждый сам решает, как ему поступить: прятаться или бороться. Но победить может только тот, кто борется, — так закончил Фео свою речь, глядя снизу вверх на остановившегося прямо перед ним императора.

— Красиво и мудро сказано, юный Феонгост. Что ж, позволь и мне попросить тебя об услуге. Ты знаешь обо мне многое, и ещё один секрет, думаю, тебя не смутит.

— Отец… — вступил Шакилар, но его резко прервали:

— Посмотри, посмотри и ты тоже. Сила души не в том, чтобы слушать Тьму, сидя у колодца, — и уже повернувшись к Фео, император громко объявил:

— Покажи, как я распорядился дарованной Аватаром искрой!

— Но…

— Выполняй!

Фео подчинился. Причастность к чужим тайнам не делала его сильнее, а только травила душу. Он жалел, что откликнулся на просьбу Шакилара, и ненавидел себя за сострадание. Зачем он убеждал Лу Тенгру, что сопереживать нужно, если жить каменным истуканом проще?

Пещера растворилась в Вихре времён, на её месте появились красивые покои. От парчи и расписного фарфора рябило в глазах. На бархатной подушке сидела императрица и играла на ситаре… кукле. Простой тряпичной кукле в халате из обрезка шелка, с собранными в две шишки волосами и нарисованными большими глазами. Медленно перебирая тонкими пальцами струны, императрица запела:

Мы встретимся, но не здесь, не сейчас,

Пройдём по тропе из серебряных звёзд,

В страну, где нет боли, нет горя и зла,

В страну, где моих не увидишь ты слёз.

— Ты что, хоронишь нашего ребёнка?! — раздался гневный глас, а следом — звук лопнувшей струны.

Стало тихо. Только ветер шелестел бумажными фонариками, что висели за окном.

— Отвечай!

— Ваше величество, — императрица отложила испорченный ситар, — вы знаете правду. Мой недуг не телесный. Волей Неру мне не дано иметь детей.

Шаги императора гулко отозвались в большой комнате. Теперь только они тревожили тишину, долгую, как зимняя ночь.

— Думаешь, волей Неру? — наконец задумчиво произнёс император. — Всё в этом мире зависит от Неру? Это он допустил до нас зло и страдания?

Фео только что рот не открыл от удивления, а императрица воскликнула:

— Ваше величество! Молю вас, не богохульствуйте! Неру дарует нам жизнь, вечный свет наших душ — его собственный свет! Возможно, раны ненанесённые демонами Мировому Древу не дают душе нашего ребенка спуститься в мир…

— Не смей говорить об этом!

— Простите, ваше алмазное величество, — императрица опустила голову.

Вновь потянулись тяжелые минуты молчания. Фео уже давно перестал понимать, зачем он здесь, и для чего император показывает что-то настолько личное. Как может вверять чужаку такую тайну? «Если чужак ещё выйдет живым…»

Хотя Фео знал, что его не видит император из прошлого, душа холодела от брошенного в сторону пришельца пронзительного полузмеиного взгляда, бездонного, как вселенная. Это был ещё более жестокий Нэйджу, чем тот, который обитал в настоящем. В настоящем у него не умирают дети.

Неожиданно Фео понял, чем всё кончится. Вновь едкая горечь обожгла его сердце, как тогда, с отцом и принцессой Ситинхэ. Со своей груди император снял стеклянный пузырёк, в котором чуть мерцала крошечная искра:

— Это — дар первозданного света, которым владеет Аватар Эллариссэ. Он подарил искру, чтобы исцелить мою душу от терзаний, но сказал, что я могу отдать её кому угодно.

Император остановился и только взгляд, уже не холодный и не тёмный, продолжил говорить за него. Воскликнуть императрица себе не позволила — зажала рот руками. На её ресницах блестели слёзы.

— Если нашему ребёнку не хватает души — вот она! Если Неру всё же милосерден, Древо протянет к ней Корни!— громко объявил её муж.

— Ваше величество…

Комнату заволокло чёрным туманом, и пару секунд Фео не понимал, прервалось ли видение или ещё продолжается.

— Ну что, все потешили своё любопытство? — резкий голос императора развеял мрак, и вновь вокруг лишь пещера.

— Ваше величество, я… ­ — начал Шакилар, но лишь жестом его прервали.

— Может, мне стоило помнить, что твоя душа — лишь отражение подлинного света Неру, и не требовать от тебя многого. Того, что ты жив, достаточно, чтобы твоя мать успокоилась. Но я поверил в тебя, воспитывал, как наследника. Чем ты мне отплатил?

Император указал пальцем на Фео, который дрогнул, но с места не сдвинулся. Шакилар вновь упал на колени и лбом коснулся камня.

— Ваше алмазное величество, я лишь желал вашего исцеления! Я прошу простить меня за то, что прибег к чужой помощи, но только ради вас!

—Будь у тебя просто вялая душа, я бы простил, — отмахнулся от сына император, — но ты побежал к инородцам за помощью, не отважившись прежде поговоритьсо своим повелителем. Тебе нельзя доверять Ливнер. С глаз моих прочь.

Не оспаривая обидных слов, Шакилар поднялся и вышел. Фео остался один на один с императором и чувствовал, что хорошим это не кончится.

Нэйджу занял свой трон и исподлобья наблюдал за человеком, словно за диковинной зверушкой или загнанной добычей. Теперь Фео всерьёз задумался о телепортации, хоть сквозь земные недра, лишь бы подальше от этих душных пещер и обитающих в них змеев.

— Не убежать тебе, Феонгост. Вся гора — кусок железной руды. Ваши хитрые чары не могут её пронзить. Даже эльфы тебя здесь не увидят, — последнее император добавил особенно угрожающе.

Фео не выдержал:

— Что вы хотите от меня?

— Ваше алмазное величество.

— Ваше алмазное величество, — кивнул Фео. Пусть будет, как дракону хочется.

Погасла одна из ламп, и на лицо императора легла глубокая тень. Он достал веер и размеренными движениями начал гонять затхлый воздух.

— В столице нужно ещё поискать кого-нибудь моложе тебя, — медленно произнёс император, словно наслаждался каждым словом, — а с таким самомнением и во всей империи нет дракона. Кто ещё счёл бы себя вправе лезть в дела семьи государя?

Молчание. Фео понимал, что любым словом сделает хуже только себе.

— Не хочешь отвечать? Правильно. За тебя говорят твои поступки. Путь твоей жалкой, запуганной души, пресмыкающейся перед каждым сильным. А ведь ты — великий воин своего царства, его надежда. От тебя зависит, падёт оно или нет. Во всяком случае, твои «товарищи» в это верят, а ты пытаешься идти по их стопам. Если всё так, как вы говорите, я должен бороться против Аватара, который защитил мой народ и дал жизнь моему сыну?

— Ваше алмазное величество, — так же медленно начал Фео, оставляя себе время подумать, — у Аватара много заслуг, но они не оправдывают его преступлений. Он дал жизнь вашему сыну, но убил моего отца.

Император ухмыльнулся.

–Допустим. А хватит ли тебе сил одолеть Аватара?

— Нас будет пятеро со священными артефактами, — Фео приходилось самому верить в свои слова, потому что больше некому. — Для того мы и обратились к вам, ваше алмазное величество.

— Каждый из вас должен быть исключительно силён. Не только магически, но и духовно. Ты видел, что даже я проявил слабость, хотя каждый бы смог отдать панацею от страданий? Если верить вам, на стороне Аватара Скверна. Хватит ли у тебя сил выстоять против неё?

Ударил по больному. Как Фео ни старался держать себя в руках, мышцы лица выдали волнение, а с ними и короткая запинка во фразе:

— На людей Скверна… не действует.

— Вот ты и сломался, маленький человек. Ты боишься Тьмы, потому что слаб, и надеешься, что другие будут сильны за тебя.

Глубоко вдохнув, Фео быстро выдал:

— Если вы поверили нам, так помогите! К чему этот разговор?

— К тому,— произнёс император, нахмурившись, — что ты, юный и наивный Фео, веришь всему, что тебе говорят те, кто претендует на земли твоего царства. Одолев могучего, но всё же простого перводемона, эльфы объявят себя спасителями людей и заберут обратно степи Лиёдари. Не удивлюсь, если сама принцесса Ситинхэ указала на тебя. Так было?

У Фео ком застрял в горле.

— Я не удивлён, — продолжил император, — Нэти всюду тянет руки, а Сондэ не достаёт славы его отца-объединителя.

У сердца всё ещё висел тёплый кристалл — память о той, кого он обидел подозрениями. «Уже трижды я думал о Живущих плохо, и трижды ошибался».

— Сондэ не покушается на земли моей страны. Я в это не верю.

— Кто ты — глупец или слепец?

«Не тот и не этот. Я знаю правду».

— Ваше величество, я видел Аватара в прошлом, когда произнёс заклинание. Он путешествовал сквозь время, как я, и запер меня и Лу Тенгру в дне гибели царства Синдтэри.

Теперь дрогнул император и будто чуть сильнее прижался к скале, что служила спинкой «трону».

— Ты можешь это показать?

— Не могу, но слова двух очевидцев должны для вас что-то значить.

Затухал ещё один фонарь. Светлячки внутри него медленно гасли и опускались на дно, и нельзя было точно сказать, отжили ли они своё или просто уснули. Но как мерк их свет, так зажигался свет надежды в душе Фео. Он видел, как меняется в лице император, обдумывая последние слова человека. Как он морщится, понимая, что не может поступиться разумом в угоду иллюзиям.

— Значит, ты надеешься победить Аватара, — произнёс он странным тоном, по которому угадывалось, что речь дальше пойдёт не о помощи воинам света.

— Мы, ваше алмазное величество. Пять воинов от пяти народов.

— Сильные магически и духовно, как помнишь. Если ты избран справедливо, докажи это, — император резко поднялся и вынул из короны спицу, тут же обратившуюся вольфрамовым меч-копьём. Удар — и меч-копьё вошло в камень до середины короткого клинка. Пещера застонала, покрылась ранами от болезненного укола.

— Сразись со мной. Или не по силам воину света обычный дракон?

— Ваше величество, нет!

Фео крепко сжал Осколок Прошлого, чувствуя, как на погрубевшие пальцы давят острые края.

— То есть, ты не избранный воин, а отчаянный мститель, ищущий помощи покровителей? Что будет, если ты окажешься один? — император выглядел довольным. Нашёл, за что уцепиться.

— Если мы используем друг против друга священные артефакты, — на выдохе сказал Фео, — на них ляжет проклятие. Прошу, ваше…

— Я буду сражаться без Пламени Земли. Даже без боевого обличья, — император обвёл взглядом своды пещеры. — Всё же здесь не развернуться.

— Ваше величество, я отказываюсь. Можете звать меня трусом, игрушкой эльфов, кем угодно — но я не буду с вами драться.

— Победишь, — продолжал император, не замечая возражений, — я дам вам воина и Пламя Земли. Проиграешь — думаю, объяснять не нужно.

Вместо ответа Фео поднял к глазам слабо мерцающий Осколок. «Если я соглашусь, то не смогу призвать Время, иначе навлеку проклятие на всех людей. А без Осколка я быстро проиграю. Император убьёт меня, а другого воина нет. Время будет упущено».

— Так ты согласен или нет? На кону, как вы считаете, судьба мира.

— Нет, — решительно ответил Фео. — Я не стану с вами драться.

— Тогда убирайтесь из Ливнера сегодня же! Вы принесли в мой дом только тревоги!

Глава 29. Тьма внутри (часть 2)

Император указал на едва различимую в полумраке стеклянную дверь.

— Дорогу найдешь сам.

Последние слова прозвучали странно. Нужно ли искать путь, когда впереди единственная лестница?

Заглянув за дверь, Фео быстро понял, что заблуждался. Вместо подъёма его ждал прямой коридор, освещённый синими кристальными лампами.

— Иди уже. Я не собираюсь больше терпеть твоё общество.

Фео поклонился и шагнул в неизвестность. Тут же дверь закрылась. Первым делом Фео попытался телепортироваться, но мерцающим светом скользнул к потолку и больно упал на пол. Император не солгал — замок непроницаем.

«Что же это такое?» — Фео посмотрел вверх. Казалось, что коридор крутится. Может, рассудок помутился от удара. Поднявшись, Фео замер. Вместо стеклянной двери была сплошная каменная стена. Даже крохотной надежды выбраться не осталось. Император придумал другую казнь жалкому воину и свидетелю своих слабостей.

«Ничего, ничего. Всякое случалось», — Фео вспомнил хрустальный сад, ловушку Эллариссэ и Океан Штормов. А тут просто коридор дворца драконов. Ни демонов, ни Скверны здесь нет.

Прошло минут пятнадцать, а Фео всё шёл и шёл. Ничего на пути не менялось. Мерцали лампы на стенах, в их свете просматривались рудные жилы. Драконы подобрали себе хорошее убежище от «взглядов» и «незваных гостей». Ещё здесь можно устроить хорошую тюрьму. Такой, чувствовал Фео, пещера для него и станет. Но где-то есть выход, не ведёт же коридор в тупик?

Чтобы отвлечься от гнетущих мыслей, Фео достал Осколок. Взгляд синих глаз по ту сторону оставался ровным, не одобряющим и не осуждающим. Как никогда остро Фео ощутил своё одиночество. В тумане среди погибельных зарослей и то приходилось легче, была цель — снять проклятие. Фео или вернулся бы к своему народу, или погиб. А тут ничего, кроме бессмысленного движения вперед. Нет шанса, что кто-либо придёт на помощь. Новые товарищи не Ратибор, они не отправятся искать Фео, рискуя собой. Ратибор…

Только сейчас Фео осознал, как глубока его потеря, и как мало он думал о ней, вспоминая только об отце. Но Гиддеон погиб в борьбе без времени на выбор, а Ратибор выбрал смерть, хотя мог жить. Умер, чтобы Фео защитил людей. Верил, что друг справится ради него, его семьи и родины. Отдал самое дорогое, что есть у каждого — жизнь. Знал бы он, что происходит теперь… «Ратибор должен быть на моём месте, а я — на его. Он бы не стал малодушничать, он бы сразился». Голос разума отвечал, что без Осколка победы над императором не видать. Без проклятья на всё человечество.

Фео сел, прислонившись к прохладному камню. Вариантов по-прежнему оставалось два: броситься в пасть дракону или найти выход, а позже с Гилтианом и Лу Тенгру придумать новый план. Они не осудят решение Фео отступить, им будет несподручно искать нового человека, а из замка изымать Осколок.

Фео телепортировался на этот раз вперёд на сто шагов. Те же фонари и исчерченные рудами стены. Ещё двести шагов — стена. Тупик. Телепортировался назад на триста шагов — внезапно вновь очутился у стены, где раньше была стеклянная дверь.

Глухо билось встревоженное сердце. Коридор не только крутился, но и сжимался.

«Значит, вот как, — Фео сжал кулаки. — Решил меня смять и совсем чистыми руки оставить. Хорошо. Ради всех людей, Великий Дух Силинджиум, прошу, пощади меня».

Коснувшись стены, Фео громогласно объявил:

— Алмазный император Нэйджу, я готов показать вам, что достоин выступить против Аватара!

Фео не сомневался, что его услышат. Воздуховодов в пещерах хватало.

Коридор пришёл в движение. Ладонь скользила по удивительно гладкому камню, но через несколько секунд Фео убрал её. Мало ли, на какую неожиданность наткнется.

Закрутились зубчатые колёса в стеклянной двери, и она отворилась. Император с напускной любезностью пригласил внутрь.

— Я знал, что надолго тебя не хватит, человек. Ты слишком порывистый, несобранный, не можешь довести замысел до конца.

— Ваше величество, — не вслушиваясь в слова, произнёс Фео. — Я предлагаю сражаться в полную силу с артефактами в руках. Таким будет бой с Аватаром, другой нет смысла проводить.

Даже полумрак не мог скрыть, как посерел император. Надменность сползла с его лица, уступив место настороженности.

— В полную силу, значит… удивил. Высоко целишься. Что ж, пусть будет по-твоему. Уговор прежний. Победившим считается тот, чей соперник больше не сможет сражаться.

Под ногами закипел камень. Фео резко взмыл к своду и больно ударился спиной о сталактит, который тоже стал нагреваться. Пришлось скользнуть по воздуху к другому краю пещеры.

Император не давал передышки. Теперь сверху капал металл, растекаясь по магикорскому щиту. Свод же стал опускаться, но Фео встал прямо над императором, который держал над собой свинцовый зонт.

— Неплохо. Быстр, хитёр, но этого мало. Ты должен нападать.

Император показал острие Пламени Земли из-под зонта. Священное копьё могло пронзить магикорский щит, однако дракон медлил. Всё же проклятие пугало и его.

Фео встал напротив врага и шепнул: «Гронд Силин». Капли металлического дождя застыли в падении. Резко Фео сбросил щит и сдавил императора путами. Тот захрипел. Зонт выпал из его рук, как и меч-копье.

Ленты обвили тело дракона, и путы лопнули. Заблестело алмазами тело ящера. Раскрывшиеся перепончатые крылья коснулись потолка. Залп из чудовищной пасти — и Фео отлетел к дальней стене, едва успев поднять щит. От жара плавились светящиеся руны, сплетавшиеся в защитный пузырь. Фео выкрикнул заклинание Времени и, сбросив щит, телепортировался подальше от потока пламени. Вихрь времён не коснулся императора, как и задумано. Дракон вернул себе обличье Живущего на Земле, а Фео пронёсся над ним, колдовством толкнув ещё горячие капли. Те, вырвавшись из застывшего мгновения, полетели на императора. Заблестел широкий рукав одеяний Нэйджу, словно покрылся металлом. Капли со звоном ударились о ткань.

Больше Фео ничего не успел сделать: ряса и обувь внезапно потяжелели и потянули вниз. Одежда начала нагреваться, а ворот — сужаться. Фео пытался оттянуть его, но тот жёг пальцы и больнее — шею. Терпение иссякло.

— Вихрь времён! — прохрипел Фео.

Ухмылка застыла на лице императора. Магикорскими чарами Фео сбросил с себя раскалённую рясу и обувь, в которых блестели множество нитей металла, а ворот рубашки разорвал, чтобы ничего не ощущать на шее. Тёплый кристалл убрал в карман.

Медленно Фео подошёл к застывшему императору и, осмотрев его, задумался. Для победы нужно лишить дракона возможности сражаться дальше. Но как? Что мог сделать Фео, уже сделал. Путы оказались малополезны, и Время ничем больше помочь не может.

Фео тяжело дышал, пытаясь осознать страшную истину. Императора нужно тяжело ранить. Сейчас, пока он беспомощен. И, когда тот примет поражение, исцелить. Тошнота подступала к горлу, а глаза уже искали оружие. Ничего, кроме Пламени Земли. Вольфрамовое копье Фео поднимать не стал. Знал, что не сможет. Он горько жалел, что плохо изучал алхимию — иначе смог бы любую спицу превратить в меч. Взгляд скользнул по Осколку Прошлого…

Всей душой Фео себя возненавидел за то, в какую ловушку позволил загнать. Острие артефакта — его единственное оружие, а чары Времени против Живущих на Земле — нестойкие.

— Император Нэйджу! — сурово объявил Фео, едва заметил сокращение мышц на лице дракона. — Вы проиграли и больше не можете сражаться! Если наброситесь на меня, я вновь скую вас чарами Осколка!

В ответ раздались гортанные звуки, похожие на смех. Глаза императора торжествующе заблестели.

Мысли наскакивали одна на другую, но всё сводилось к одному — императора нужно ранить. Кровью вынудить сдаться. Но рука Фео опустилась.

С треском путы Времени распались. Взвились ленты, распахнулась и зажглась пасть зверя. Вырвавшееся из неё пламя расползлось по магикорскому щиту, но руны не плавились. Фео резко обернулся к двери и увидел Лу Тенгру и Шакилара.

Колдун сжал кулак, и щит раздулся на всю пещеру, прижав к стене даже гигантского ящера. Взмах руки — и вся магическая масса щита сместилась к императору и давила его. Он бился, выл, но ничего не мог сделать. В коконе из лент он упал вниз.

Шакилар бросился к отцу, а Лу Тенгру подскочил к Фео.

— Что происходит?!

— У нас поединок. Чтобы император согласился нам помочь, я должен его тяжело ранить…

Сбивчивая, бесконтрольная мысль уже вырвалась, и распалённый Лу Тенгру не стал её взвешивать. Ещё один жест, и император взлетел вверх. Его тело скрючилось, захрустели кости. От бешеного воя задрожали своды.

— Нет! — Фео ударил Лу Тенгру по лицу рукой, в которой сжимал Осколок.

Из царапины полилась кровь. Колдун пошатнулся. Один шаг назад, другой… и он рухнул на спину. Из его груди торчало копье, похожее на гигантскую спицу.

У стены хрипел император, а рядом стоял его сын, переводя дух после броска. Волосы Шакилара опали на плечи. Заколка-корона, лишенная спицы, лежала у его ног.

Фео ничего не говорил и не делал. Перед глазами всё плыло, а секунды растягивались в часы. Он не заметил, как упал на колени и как его за ворот поднял Шакилар.

— Только ты можешь их спасти! Давай!

На Осколке Прошлого остались красные пятна, а зеркальная поверхность помутнела. Фео едва мог узнать себя в отражении. Он перевел взгляд на Шакилара, который выдернул копье из Лу Тенгру. Фиолетовая рубашка насквозь пропиталась кровью.

Тихо, дрожащими губами Фео произнёс заклинание. Он не верил, что получится. Осколок едва мерцал, а там, где были кровавые пятна, свет не пробивался.

— Пожалуйста, Неру, Великие Духи, пощадите нас…

— Все в этой пещере умрут, если у тебя не получится! — услышал Фео голос принца, но будто где-то вдали эхом.

— Любую кару готов принять, но дайте спасти их… Шакилар, помоги…

— Что?

— Помоги. Нужно больше сил, чем есть у меня. Коснись Осколка.

— Но я не человек!

Фео закашлялся на вдохе.

— Пожалуйста, сделай, как я говорю. Время слышит всех, а один я не справлюсь.

Шакилар положил ладонь на Осколок, который тут же засиял ярче. На двух языках Фео повторил заклинание, а за ним и принц. Слабые светящиеся вихри поднимались над артефактом и обволакивали тела всех в зале. Фео чувствовал, как распадается на тысячи золотых огоньков, которые в серебристом потоке Времени несутся куда-то вдаль…

В воздухе пахло медью. Сознание прояснилось не скоро, зрение — и того позже. Фео оказался в пещере, похожей на ту, в императорском замке. Светили те же кристаллы, но более яркие, вероятно, естественные. Гладкие стены казались зеркальными. В мутном зеркале Фео видел себя, но выглядел иначе: ростом выше, фигурой крепче. Вьющиеся волосы тоже стали длиннее, ниже плеч. На всё это он смотрел сквозь демонический огонь своих глаз.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил кто-то за спиной.

Голос казался знакомым, но Фео не смог распознать говорящего. И даже когда обернулся, не узнал.

Перед ним стоял высокий темноволосый мужчина в свободной рубашке и штанах. Через его правое плечо перекинуто золотое покрывало, обмотанное вокруг пояса и спадающее до колен. На правой же руке красовался тяжёлый перстень-печать в виде цветка с семью лепестками.

— Как ты себя чувствуешь?— повторил неизвестный.

— Хочу пить. Нутро горит. Дай воды, — ответил Фео не своим голосом.

— Я дам тебе воды, но сначала нужно будет ещё раз опуститься в котел. Это ненадолго, — мужчина ласково улыбнулся и подал руку, но Фео отстранился, прижавшись спиной к холодному зеркалу.

— Адзуна, я устал. Отпусти меня, — на этот раз голос прозвучал даже жалобно.

— Я не держу тебя. Можешь уйти, когда захочешь.

Добрая улыбка в тусклом свете пещерных кристаллов казалась жутковатой.

— Ты лжешь. До этого тоже лгал. За что я страдаю? — устало произнёс Фео.

— Если ты потерпишь ещё немного, то станешь могущественней любого Живущего на Земле! У тебя будут такие способности, что…

— Я это уже слышал и мне это не нужно. Отпусти меня. Моя память пропадает. Ещё немного, и от меня ничего не останется, кроме этого, — Фео ткнул пальцем в отражение, туда, где сияли красные глаза.

— Всё будет хорошо, Аймери! Я обещаю…

Внезапно от Адзуны отделилась тень и кинулась на хозяина, прижав его к земле. Чёрные руки сдавливали шею. Фео хотел воскликнуть, но вместо этого спокойно произнёс:

— Я устал от тебя. Хочу, чтобы ты умер. Тогда я действительно смогу уйти.

— Значит, всё получается! — прохрипел Адзуна и легким взмахом руки сбросил с себя тень, которая тут же растворилась. — Ты теперь тот, кем должен быть!

Фео подошел к нему, пока тот не успел встать, и полушепотом произнёс:

— Ты силён, но всё равно проиграешь. Руна победит тебя.

— Ох, Руна-Руна, — Адзуна покачал головой, — далеко ли может светить искорка в море мрака? Что может сделать Живущий на Земле против истинной Тьмы?

Не успел Фео крикнуть о подвиге Руны, её великой жертве и священных артефактах из нитей её Корня — всё растворилось.

Теперь Фео стоял посреди горящего поля. Земля вздыбилась пластами. Столбы дыма затмили небеса. Выли раненные, которых быстро сжирали огромные чёрные пауки. Громче воя хрустели кости.

С непривычной для себя высоты Фео смотрел на окружавший его ужас, и человеческое сознание билось о ледяное равнодушие того, в чьём теле находилось. Против воли Фео поднял руку — чёрную, когтистую, как у зверя — и от обглоданных трупов отделились тени и бросились над огнём искать новые жертвы.

«Кто я?! Кто я?!» Ни закричать, ни побежать — ничто в теле этого существа не подчинялось Фео. Сверху по нему дали огненный залп, но он почти лениво поднял над собой щит. Жар не тревожил его. Чёрное существо созерцало только что-то внутри себя. Маленькую искру в море мрака.

«Аймери. Адзуна назвал меня так. А Аймери — это…»

Дракон опустился слишком низко. Кисть Фео обратилась в хлыст. Свистящий удар — и от морды ящера осталась половина. Кровь водопадом полилась на убийцу, а дракон рухнул рядом. Заглох предсмертный хрип.

«Я — перводемон. Я… перводемон…»

Существо, бросив последний взгляд на дракона, медленно двинулось дальше. Бушевавшее пламя он гасил одним взмахом лапы. Каждый, кто пытался напасть, падал замертво, а Фео не останавливался, скользил прямо по свежим трупам и уже обугленным костям. За ним тянулись тени, сотни, может, тысячи теней. И гас огонь, накрытый Тьмой.

«Силинджиум, отпусти меня!» — крик Фео вырвался из горла перводемона хрипом, и мир рухнул.

Гудел и клокотал железный замок. Горячий пар бил из щелей в стенах. Драконы волокли Фео под руки, нисколько не заботясь, что он может обжечься. Впереди и позади кто-то кричал на неизвестном языке, и так же ему отвечали. Фео ничего не понимал и не пытался. Даже чувства пропали, и только когда капля крови скатилась по носу вниз, он догадался, что ранен.

Руки тоже казались непривычно тяжёлыми, словно на запястья что-то повесили. Фео чуть поверну голову и тут же получил удар по затылку. Глаза залила кровь.

— Не вздумай что-нибудь выкинуть! — прошипел один из драконов.

Фео всё же успел посмотреть, что с руками. Кандалы. Меж ними ещё не протянули цепь, но своей свинцовой массой они не давали телепортироваться. И тогда Фео начал вспоминать, что случилось. Бой с императором и его увечья… смерть Лу Тенгру…

— Его Величество? — на этих словах душевные силы Фео иссякли. Он вновь едва не провалился в пустоту.

— Жив. Будь не так, тебя бы уже закапывали.

«А Лу Тенгру?» — постепенно меркла в голове мысль, а с ней и надежда. Даже если исцеление удалось, драконы могли убить Лу Тенгру за нападение на императора. Наверняка так и сделали.

— Это я убил его… я убил его… — тихо шептал Фео, пока сознание не оставило его.

Глава 30. Тьма внутри (часть 3)

Не было света, кроме одиноко сияющего кристалла на потолке. Не было звуков, кроме тяжёлых шагов за решёткой, и те слышно нечасто. Фео не знал, сколько дней находится в каменном мешке, не знал, живы ли товарищи и где теперь Осколок Прошлого. Стражи забрали даже тёплый подарок Эдельвейс.

Сознание порождало подобие мыслей, но они гасли, не оформившись. Вместо сна приходило забытье, а с ним жуткие образы: сражённый копьём, лежит мёртвый Лу Тенгру, а над ним стоит чудовище со змеиной головой на длинной шее. Воет ветер и землю засыпает горячим пеплом. Всё вокруг сохнет и опадает прахом, и в пыль превращаются могучие замки. Вместо живого мира теперь пустыня, где нет ничего, кроме порождённых Скверной теней.

Память сама воссоздала облик Аймери, описанный в древних книгах. Спасённая душа перводемона тысячи лет сидела в Сердце Древа, залечивая свои раны, а затем вернулась на Землю. Избрала судьбу человека, чтобы скорее умереть, и вновь пройдя через Сердце, избавить себя от Скверны. А потом ещё и ещё, пока от Тьмы ничего не останется, и больше Живущий на Земле не сможет стать демоном. Пока бремя ещё тяжёлой, незрелой души должен нести Фео. Он не понимал, для чего ему знание о предыдущей жизни. Грехи перводемона мучили Фео, но страшнее прошлого стало настоящее. Он чувствовал, что сердце разорвалось, а душа залита кровью. По вине Фео погиб отец. Погиб Ратибор. Недоучка-магикорец оказался недостаточно силён и так и не научился магии жизни, чтобы спасти Лу Тенгру без жертв. Зато помог всем врагам. Какой молодец! Но хуже того, Фео предал друга и свой народ. Заперт, сломлен. Прав оказался император — такой воин неспособен победить.

«Я себя ненавижу… я себя ненавижу…» — бесконечно повторял Фео, глядя в потолок.

Взгляду не за что зацепиться. Ни сороконожки, ни иной букашки — только тёмно-серый камень в свете слабого белого кристалла.

Перед глазами проплыла картина, как Гиддеон ломает кости бунтовщику. Но тот угрожал. Отец бы не стал ранить беззащитного. А Ратибор?

Рядом с накрытой рогожей каменной лежанкой черствел хлеб. К воде Фео иногда прикасался — жажду выносить не мог. Бывало, пытался сдвинуть кандалы и смочить натертые запястья, но бесполезно. Они, казалось, только сильнее сжимались, грозя обескровить кисти. Фео не сильно расстраивался из-за этого, даже иногда радовался своим оковам. Телесная боль ослабляла душевную. Она же напоминала Фео, что жизнь ещё не закончилась.

Скрипнула решетка. Ослабший от долгих душных дней Фео не повернул голову на звук. Даже глаза не открыл. Разум принял и скрип, и странные, неестественно гулкие и тяжёлые шаги за болезненную иллюзию.

— Встань! Его светлость будет говорить с тобой! — гаркнул кто-то, но и на приказ Фео не ответил. Лишь когда ткнули древком копья, он приподнялся.

Перед ним стоял дракон в длинном тёмно-синем одеянии, расшитом серебряными узорами. Серебряный же шнурок перетягивал широкий атласный пояс. Волосы держала традиционная заколка-столб, обвитая несколькими нитями цветных металлов. Неизвестный гость снял с пальца перстень с квадратной печатью и бросил его. Тут же появился табурет, на который дракон и сел. Коротким взмахом руки он велел страже удалиться. Когда решетка захлопнулась, неизвестный заговорил:

— Я князь Люрайя Сого, временный правитель империи Ливнер.

С немым вопросом Фео уставился на него, а тот продолжил:

— Состояние Его алмазного Величества ещё тяжёлое, однако скоро он сможет управлять государством. Пока на его месте я.

— А Шакилар? — вырвалось у Фео, и князь Сого печально посмотрел на него.

— Принц Нэйджу арестован за покушение на отца. Ему грозит казнь, так же, как тебе и Лу Тенгру, но из-за участия принца вас будет судить особый Трибунал, который очень сложно собрать.

— Мы не покушались на жизнь императора. Он вызвал меня на поединок. Я ведь могу доказать. Дайте мне Осколок.

Фео слышал, как ослаб его голос, как тихо и бесчувственно звучат важные слова. В голове билось только «Лу Тенгру жив!», что помогало держаться и не упасть на жёсткую лежанку, забывшись вновь.

Сого только покачал головой.

— Я верю, но Его алмазное Величество едва не погиб из-за вас. Вы все трое в этом участвовали, даже принц Нэйджу, хотя он хотел только защитить тебя. Оспаривать нечего.

Внутри Фео всё жгло от боли и несправедливости. Хотелось кричать, бить стены, пока те не рухнут и не раскрошатся, но получилось лишь сказать:

— Ваша светлость, если власть теперь ваша — отпустите принца и Лу Тенгру.

Фео помолчал, собираясь силами, затем продолжил:

— На жизнь императора покушался только я. Я должен был нанести ему рану и нанёс чужими руками.

Ещё перерыв. Речь давалась всё тяжелее и тяжелее, а слова приходилось тщательно подбирать.

— И не начинайте войну. Оборотней заставили сдвинуть Океан Штормов.

Уже скорбного взгляда оказалось достаточно, чтобы ожидать отказ, но князь Сого всё же сказал:

— Совет уже созван. Я лично не могу остановить подготовку к войне своим приказом. Это право есть только у императора. Как и право пощадить вас.

— С нами погибнет весь мир, ваша светлость. Вы не пытаетесь его спасти.

Закончив, Фео понял, что больше говорить не сможет. Смыслы всего происходящего ускользали от него, распадались на яркие, но малосвязанные между собой части. От каждой сквозило смертью, роком. Собственная дерзость не задела никаких чувств. Страха не осталось. Кошмар уже сбылся.

Сого отвел взгляд в сторону и ответил:

— Я пришёл сюда не просто так. То, что я хочу сделать — измена. Но… — он остановился и уже сквозь стиснутые зубы произнёс:

— Случай исключительный. Я знаю, что вы не лжете и не заблуждаетесь, Лу Тенгру не из тех, кто боится зазря или подыгрывает для своего государства. Я помогу вам, дам возможность бежать.

Фео только громко прохрипел что-то в ответ. Сознание прояснялось, но слишком медленно, чтобы речь стала связной.

— Эта темница находится под дворцом. Её окружает кольцо пластин из сплавов тяжёлых металлов. Пробиться через такие сможет только алхимик исключительного мастерства.

«Ясно», — Фео понял, о ком речь.

— Лу Тенгру тоже ещё не здоров, но и о нём я позабочусь. Как и об Осколке Прошлого и Эрес-Гронде. Принцу придется идти с вами и нести Пламя Земли. Без артефакта война с оборотнями не начнётся.

Фео не верил в услышанное и думал, что сошёл с ума. Сого продолжал:

— Вместе вы отправитесь к фениксам в Эю, а оттуда с их поддержкой — в Даву. Освободите пленных оборотней.

— Но… — только хотел возразить Фео, как Сого взглянул на него с таким осуждением, что хотелось провалиться сквозь пол.

— Тебе мало моей милости и помощи, Феонгост?

— Нет, но в Даву Аватар. А без всех артефактов его не одолеть.

Вновь Сого тяжело вздохнул.

— Вы должны обрубить нить, через которую демоны управляют оборотнями и двигают Океан Штормов. Ради этого я готов лишить свою империю защиты, подставить под удар. У вас и нет другого выхода. Ключ к проклятию на Секире Бурного Моря — кровная вражда. Вернув вождям их детей и внуков, вы положите начало примирению и очищению, — Сого многозначительно посмотрел на Фео, а затем добавил:

— Избегайте сражений с Аватаром. Госпожа Драголин вам поможет. В её могуществе можете не сомневаться.

— Я в ней не сомневаюсь, но…

Фео прервался сам, понимая, что нет смысла возражать. Сейчас судьба всего похода в руках Сого. Какое-то тонкое, необъяснимое чувство велело прислушаться к князю. Он говорил не фразами, а смыслами, куда шире произнесённых слов, с каким-то особым пониманием вещей. Даже Ситинхэ изъяснялась иначе. На миг Фео показалось, что его прошлая жизнь, падение и освобождение — всё как на блюде перед Сого, и он узнал, что ему подали. Со смиренной грустью князь смотрит на врага, возродившегося из далёких времён.

— Вы верите, что мы справимся? — спросил Фео.

— Ваш путь лежит в страну великих героинь. Одна, отдав душу и бессмертие, даровала пяти народам основу для священных артефактов, вторая пробудила свет души там, где, казалось, навеки воцарилась тьма. Как много могут сделать для всего мира лишь двое. А вас пятеро с госпожой Драголин. Слушайте и смотрите вокруг, но ещё больше — в себя. Сила артефактов — хорошо, но мощнее света души нет ничего.

После этих слов Сого встал и, подняв уменьшившийся перстень, вышел.

Фео долго думал над словами князя, и каждый раз, находя их безумными, соглашался с ними. Хотел верить в них.

* * *

Часто Эллариссэ ходил в подземелье с заключёнными, давно сосчитал их и даже выведал имена некоторых, оставаясь незамеченным. Сердце — то, что томилось в сосуде — щемило от тоски. Нескольких оборотней он знал лично, ещё будучи для них Аватаром. А теперь кто он? Что бы они сказали, знай, что он здесь и ничего, ничего не делает для них?

Иногда к пленным спускался и Сагарис. От царя демонов Эллариссэ не пытался скрываться, а тот, в свою очередь, тоже не смущался присутствия Аватара. Нескольких оборотней он связывал чарами и забирал с собой на вершину главной башни Даву. Там пленные собирали тучи и гнали их в царство людей. «Град и огонь не дадут человечишкам скучать, пока готовятся мои войска», — сказал Сагарис. Аватар только кивнул. Жажда извести людей его не оставила. Раны истерзанных оборотней он залечит. Войска демонов, что собирает в своей мастерской Кнун — сокрушит. Нужно только тело, полная сила. И терпение.

Сосуд треснул. Тягучая жижа, мерцая, стекала по стенке вниз. Каменное основание, которого она коснулась, покрылось мхом и лишайником. Зелёный ковер разрастался под сосудом. Аватар смотрел на силу живительной эссенции со стороны и понимал, какая мощь в неё вложена, раз оживают даже мёртвые камни. Но этого оказалось недостаточно, ожоги и раны едва-едва затягивались. Гнев, сдобренный ожиданием, терзал его сильнее нарастающей телесной боли.

Меж лишаев из камня пробился хрупкий росток. Два нежных, почти прозрачных листика тянулись к солнцу, которого не знала эта темница. Будто невидимая струна лопнула в душе Эллариссэ, и он вихрем влетел в свое тело. Через миг треснутый сосуд лопнул. Аватар телепортировался в другой конец пещеры и тут же упал на колени.

Он видел слипшиеся длинные пряди и худые руки, покрытые слизью. Мышцы ссохлись, кожа, казалось, покрывает скелет. Пальца дрожали. Невольно Эллариссэ ногтями царапал камень.

Аватар попытался встать, но тут же рухнул, больно ударившись бедром. То же случилось и во второй раз. Тогда он поднял себя тонкой магией, благо, она подчинилась. Как раньше, он парил, ища беспокойным взглядом зеркало, пока не вспомнил, что может сотворить его иллюзию. И Аватар ужаснулся.

Перед ним был не величественный владыка мира, а труп в изодранной полуистлевшей одежде. Скулы запали, лицо посерело. Сеть красных сосудов проступала на белках глаз. Волосы, те, что отросли в сосуде, оказались полуседыми. Грязные пряди спутались. Сквозь одеяние проступали ключицы, лопатки, даже рёбра, но пугало не это.

Как и в видении прошлого, Эллариссэ не видел вокруг своей головы короны из пяти символов народов — знака, что он Аватар Неру, воплощение его могущества, защитник всех Живущих на Земле. Ужас наполнил сознание, и от дикого воя дрогнули стены.

— Не кричи.

Сагарис объявился из тьмы прямо у сосуда. Молодой сад тут же начал чахнуть, и только набравшие сок листья опадали на мшистую поляну.

— Ты понимаешь, что это значит?! — прохрипел Эллариссэ, тыкая пальцем себе в лоб. — Свет Неру во мне иссяк! Я больше не Аватар!

— Почему не Аватар? — наигранно поинтересовался Сагарис. — Твои силы при тебе, я сам видел.

— Тупица! Что ты знаешь?! Аватар — это не только мощь, это свет, бьющий над Землей, вечная заря! Я сам был подобен Древу Мира, истинному Творцу, а теперь…

Воспоминание полностью заняло сознание, и речь оборвалась. Как наяву, Эллариссэ видел себя, ещё здорового и прекрасного, но с лицом, перекошенным от злобы. Миг — и Время застывает, и ни один Дух, даже великий Силинджиум, не может помешать удару. Гладкое копье пронзает кору Древа, как плоть, и сок сочится по ней, как кровь. Угасает сияние листьев и тюльпановых цветов, они увядают и склоняются к Корням, что уходят в бесконечность.

— Мир теперь мой! — с уголков губ Эллариссэ тоже капает кровь. — Я теперь решаю, кто в нём будет жить!

— Ошибаешься, — тихо ответил кто-то, не имеющий плоти.

Руки Аватара обожгло. Он отпрянул от копья, оставшегося торчать в стволе. Золотой свет медленно поглощал древко, из которого потянулись… листья и бутоны. И как разгоралась светом Мирового Древа его новая ветвь, так гасла корона вокруг головы Аватара. Теперь Эллариссэ знал, что с ним случилось.

— Безмолвию не дано власти, — добавил голос, и почва разверзлась под Аватаром.

С криком он полетел вниз. Крылья, что он призвал, не держали его. Аватар бился в паутине Корней, а они обжигали и таяли под ним. Эллариссэ дрожал, глядя на своё падение и больше всего на свете хотел забыть его.

Корни разошлись окончательно, вплетаясь в живые души. Аватар теперь падал сквозь все небесные сферы, продолжая гореть золотым огнём.

«Я боялся света Неру… он обжигал меня, будто я демон…»

В ужасе Эллариссэ понял, что разделил невольное видение прошлого с Сагарисом. Царь демонов, скрестив руки, ухмылялся.

— Что ж, раз ты теперь в теле, пойдём, обсудим подготовку наших войск.

— Нет… никаких… наших… войск… — просипел Эллариссэ, глядя демону прямо в глаза. — Я…

— Что, падший Аватар? Убьешь меня? За то, что я восемнадцать лет носился с тобой, от казни самим Неру спас?

— Я не преклонюсь перед тобой! Я — не твоё оружие!

Стены задрожали, по ним побежали трещины.

— Теперь я одним движением могу всю крепость смять. И вас всех с ней, — но даже эта угроза не тронула Сагариса. Его взгляд остался едким, а улыбка — мерзкой.

— Хорошо, — протянул демон. — Твоё право. Вот только что будешь делать потом? Тебя Живущие на Земле уже приговорили. Смотри.

Сагарис махнул рукой, и перед Эллариссэ проплыла иллюзорная картина: Лу Тенгру, императорский племянник Гилтиан и человечишка, имени которого он не знал, просят помощи у владык эльфов и драконов. Как в яви прозвучали их голоса, и смысл их слов был один: «Аватар — враг, его надо убить». Сондэ соглашается, а Нэйджу колеблется, но за спиной императора драконов растут тени его сына и зятя.

— Нет! Ты лжешь! — закричал Эллариссэ, развеяв иллюзию.

Сагарис пожал плечами.

— Ты можешь сам всё увидеть. Время ещё в твоей власти. Или снова предпочтешь неведение?

— Откуда ты знаешь про Нэйджу? — прохрипел Эллариссэ.

— Защита, что ты поставил на Ливнер, давно истончилась. Мои очи проникли туда, а это, — Сагарис провёл рукой по воздуху, где только что парила картина, — мой небольшой пересказ.

— Пересказ?! Какие очи?!

По стенам и потолку поползли длинные тени, похожие на паучьи лапы, и быстро заняли всё подземелье. Накрыв мшистую поляну, они иссушили её. Сагарис всё улыбался.

— Каждому я найду, что предложить. Особенно, когда желаемое они могут увидеть в яви.

Странные тени в ответ на это задрожали. Всё стало ясно, мозаика сложилась в картину.

— Вот как ты набрал столько соглядаев. Паучиха-Искусительница тебе помогла, — Эллариссэ смотрел, как осыпаются листья с хрупкого ростка, не увидевшего солнца. Не силы перводемона, а только его тени хватило, чтобы сгубить природу, а под поступью истинной Тьмы прахом станет весь мир. «Этого хочет Сарагарис, но не я!»

— Против твоих палачей тоже, думаю, неплохо справится. Они слабовольные, даже жалкие, но мнят себя ровней тебе!

«Палачей… даже те, кого я не предавал, всё равно обратились против меня».

— Верно, — кивнул Сагарис, а Эллариссэ поморщился. Забыл, как прозрачны для демона мысли.

— Все отвернулись от тебя. Ты больше не коронован, и путь тебе нужно преодолеть заново. Можешь идти один. Не держу. Но твоя едва живая плоть расслоится, развалится, а на помощь никто не придёт. Кому нужен гниющий Аватар? Тебе дадут умереть, вспоминая все твои проступки и позабыв о подвигах.

Эллариссэ слушал, чувствуя, как внутри всё стынет. Боль тела уже не перебивала боль души.

— Или можешь, как хотел, извести людей, а затем, с моей помощью занять законный трон. У тебя даже будет корона, и все склонятся пред тобой. Подумай. Смерть или жизнь. Власть или забвение.

* * *

Кнун прикладывал к гигантским паучьим суставам такие же гигантские паучьи лапы, а затем их сшивал десятком собственных рук. Нить он скрутил из Скверны и вымочил в живительной эссэнции. Двигаться паук будет, как живой. Оболочку ещё нужно наполнить Тьмой и дать подобие собственного разума. Пока тень перводемона подчинялась только воле Кнуна.

Когда первая лапа зашевелилась, в мастерскую телепортировался Сагарис. Он осмотрел работу и одобрительно кивнул.

— Слышал, Аватар уже ходит на своих двоих? — спросил Кнун у брата.

— Не совсем. Рановато наш птенчик вылупился, но скоро окрепнет. Я этим займусь.

Кнун посмотрел на пустой панцирь, в котором смогла бы жить целая семья оборотней. Его наполнением предстояло заниматься долго.

— Ты уверен в своём плане? — поинтересовался Кнун.

Сагарис поднял бровь.

— А ты, видимо, нет, раз спрашиваешь.

— Я сомневаюсь.

— Постепенно, шаг за шагом. Не надо торопиться. Тут нужны тонкие инструменты, чтобы аккуратными движениями обрезать нужные ниточки.

Кнун хмыкнул, обрезая нить Скверны костяным ножом.

— Ниточки, говоришь… посмотрим-посмотрим, как ты выше головы прыгнешь. Лишь бы не в пропасть, а то уже ходишь по краю.

Сагарис хищно улыбнулся, глядя на дрогнувшую паучью лапу.

Конец первой книги

Продолжение следует

Оглавление

Пролог

Часть первая. Царство людей. Глава 1. Обожженный

Глава 2. Осколки Прошлого (часть 1)

Глава 3. Осколки Прошлого (часть 2)

Глава 4. Осколки Прошлого (часть 3)

Глава 5. Осколки Прошлого (часть 4)

Глава 6. Горевестник

Глава 7. Агония Каталиса (часть 1)

Глава 8. Агония Каталиса (часть 2)

Глава 9. Агония Каталиса (часть 3)

Глава 10. Агония Каталиса (часть 4)

Глава 11. Хрустальный сад (часть 1)

Глава 12. Хрустальный сад (часть 2)

Глава 13. Хрустальный сад (часть 3)

Глава 14. Избранный воин (часть 1)

Глава 15. Избранный воин (часть 2)

Часть вторая. Империя эльфов. Глава 16. О чём плачет Синдтэри (часть 1)

Глава 17. О чём плачет Синдтэри (часть 2)

Глава 18. Эдельвейс (часть 1)

Глава 19. Эдельвейс (часть 2)

Глава 20. Эдельвейс (часть 3)

Глава 21. Океан Штормов (часть 1)

Глава 22. Океан Штормов (часть 2)

Часть третья. Империя драконов. Глава 23. Тайна тёмной воды

Глава 24. Другой путь

Глава 25. Свет души (часть 1)

Глава 26. Свет души (часть 2)

Глава 27. Свет души (часть 3)

Глава 28. Тьма внутри (часть 1)

Глава 29. Тьма внутри (часть 2)

Глава 30. Тьма внутри (часть 3)