Гиперион [Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин] (fb2) читать постранично
- Гиперион (пер. Соломон Константинович Апт, ...) (и.с. Литературные памятники-336) 2.82 Мб, 522с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Иоганн Христиан Фридрих Гёльдерлин
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (200) »
Фридрих Гельдерлин Гиперион Стихи Письма Сюзетта Гонтар Письма Диотимы
Издание подготовила Н.Т. БЕЛЯЕВА
ФРИДРИХ ГЁЛЬДЕРЛИН.
Рисунок карандашом И. Г. Наста. 1788.
ФРАГМЕНТ «ГИПЕРИОНА»
Есть два идеала нашего бытия: состояние величайшей простоты, когда наши потребности взаимно согласуются между собой, а также с нашими силами и всем тем, с чем мы приходим в соприкосновение, лишь благодаря организации самой Природы, без всякого усилия с нашей стороны, и состояние высочайшей образованности, где то же самое происходит при бесконечно более разветвленных и умноженных потребностях и силах благодаря той организации, которую мы в состоянии сами для себя создать. Эксцентрический путь, который человек вообще и в частности проходит от одной точки (более или менее чистой простоты) до другой (более или менее совершенной образованности), по-видимому, — если принимать во внимание существенные направления — всегда один и тот же. Некоторые из таковых, помимо того что на них будет указано, представлены в письмах, фрагменты из коих следуют ниже. Человеку свойственно желание быть во всем и надо всем, и эпитафия Лойоле: Non coerceri máximo, contineri tamen a minimo[1][2] — может равно обозначать и всевожделеющую, всепорабощающую, опаснейшую сторону человека, и наивысочайшее, прекраснейшее из всех достижимых для него состояний. В каком смысле воспринимает ее каждый [отдельный человек] — должна решить его свободная воля.Занте[3].
И снова влечет меня домой, в мою Ионию, напрасно покинул я родину в поисках Истины. Могла ли удовольствоваться моя жаждущая душа словами? Слова были повсюду; облака — но без Юноны[4]. Как смертельно ненавижу я их, эти жалкие вещи, порождения Нечто и Ничто. Вся душа моя противится несущественному. Что мне не всё и вечно всё — ничто для меня. Мой Беллармин![5] Где найти нам Одно, что успокоит нас? Где зазвучит она вновь, мелодия нашего сердца в блаженные дни детства? Ах, когда-то искал я ее в братованье с людьми. Мне казалось, обернется богатством бедность нашей сути, если несколько таких бедняков станут одним сердцем, одной неразрывной жизнью, ибо все страдание нашего бытия происходит из-за того, что разорвано нечто, чему надлежит быть соединенным. С радостью и печалью вспоминаю я дни, когда всем существом устремлялся я туда, лишь туда, где бывал я встречаем сердечной улыбкой, где приносил себя в жертву ради тени любви, где унижался. Ах! Сколь часто чудилось мне, что я нашел то, чему нет названья, то, что будет моим — моим! Потому что я дерзнул отречься от себя во имя предмета мною любимого! Сколь часто чудилось мне, священная мена уже готова свершиться, я спрашивал цену, спрашивал — и видел перед собой несчастное созданье, в растерянности и смущенье, порой даже в злобе: оно рассчитывало лишь на легкую забаву, не более! Я был ослепленным ребенком, милый Беллармин! Жемчуг желал я купить у нищих, что были еще беднее меня, — так бедны они были, так погрязли в своей нищете, что даже не знали, как бедны они, и чувствовали себя уютно в лохмотьях, которые их облекали. Но каждое такое разочарование новым гнетом ложилось мне на душу. Я уже думал, что погибаю. Это ни с чем не сравнимая мука — постоянное чувство разрушения, когда твое существование полностью утрачивает для тебя всякий смысл. Неизъяснимое уныние духа овладело мною. Я не смел поднять глаза на людей. Я пугался детского смеха. Но притом я часто бывал очень тих и прилежен и часто питал поистине странную, суеверную веру в целебную силу различных вещей. Часто я втайне ожидал обретения желанного от покупки маленького имения, от путешествия в челноке, от долины, скрытой от взора горой. Вместе с духом таяли видимо и мои силы. Мне стало трудно собирать воедино осколки некогда думанных мыслей; живой мой ум одряхлел; я чувствовал, как его небесный свет, только что мне воссиявший, постепенно тускнеет. И все же порой, когда, как мне казалось, еще оставалось что-то от моей погибшей жизни, когда еще была жива моя гордость, — тогда я был сама энергия и всесилие отчаявшегося было во мне; или когда [моя] ссохшаяся жаждущая натура впитывала в себя каплю радости, — тогда силой врывался я к людям и говорил вдохновенно и блаженные слезы наполняли мои глаза; или когда внезапная мысль или образ героя озаряли лучом ночь моей души, — тогда дивился я и радовался, будто бог посетил оскудевший удел, тогда казалось мне, что во мне рождается новый мир; но, чем яростнее подстегивались дремлющие силы, с тем большей усталостью упадали они потом, и ненасытившаяся природа возвращалась к удвоенной муке. Благо тому, Беллармин! благо тому, чье сердце выдержало это испытание огнем, кто научился понимать этот вздох сотворенного, это чувство- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (200) »
Последние комментарии
19 часов 19 минут назад
21 часов 36 минут назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 17 часов назад
1 день 21 часов назад