Любовная проблема (ЛП) [Лэйн Лорен] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
ИНФОРМАЦИЯ
Внимание! Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любая публикация данного материала без ссылки на группу-переводчика строго запрещена. Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного чтения, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Просим Вас, дорогие читатели, НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик Ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук. Спасибо!
Книга: Любовная проблема
Автор: Лорен Лэйн
Серия: Секс, Любовь и Шпилька
Перевод: AmorNovels и Книжная сплетница 2.0
Глава 1
Эмма подумывала о том, чтобы взять больничный.
Сказать что у нее грипп. Судороги. Корь. Дизентерия. День психического здоровья. Да что угодно.
По крайней мере, ей, вероятно, следовало подождать до окончания утреннего час-пика. Или, возможно, пробраться через черный ход своего офисного здания вместе с разносчиком кулеров с водой.
Но Эмма Синклер не любила, чтобы мелкие жизненные неурядицы доставляли ей неудобства.
Хотя...
Она полагала, что можно утверждать, что нет ничего такого уж незначительного в том, что ее квартира превратилась из совершенно нормальной в полностью затопленную за меньшее время, чем ей понадобилось, чтобы завить ресницы.
А что касается того, что в результате этой водной катастрофы все здание лишилось электричества... ну, это был настоящий апокалипсис.
И все же. Бывают вещи и похуже, чем прийти на работу с мокрыми волосами и отсутствующим макияжем, одетая в сексуальное розовое платье подружки невесты со свадьбы кузины, которое было единственной сухой вещью в шкафу благодаря защитному пластиковому покрытию.
Эмма едва удосужилась взглянуть в зеркало, прежде чем выбежать из квартиры, преследуемая вереницей «блять» от своего взбешенного арендодателя. Но ей и не нужно было смотреться в зеркало, чтобы понять, что ее внешний вид с одной стороны слишком гламурен для офиса, а с другой напоминает уличную потаскуху.
Кроме того, кому нужно зеркало, когда у тебя есть такие подруги, как Джули Грин?
Эмма копалась в своей сумке в поисках бейджа, который позволил бы ей пройти через охрану в офисном здании Равенны, где она работала, когда Джули подошла к ней сзади, со стаканчиком Starbucks в руке и как всегда с улыбкой.
— Привет, Эм... аааа, — сказала Джули, прервавшись в ужасе, когда рассмотрела внешность Эммы.
Эмма бросила на Джули укоризненный взгляд.
— Тебе нравится мой вид?
— Я даже не знаю, что ответить, — сказала Джули, ее голос был озадачен. Она протянула свой стаканчик Starbucks. — Вот. Возьми мой карамельный макиато. Тебе он нужнее.
Эмма начала было отнекиваться, мол, ничего страшного, но, подумав, согласилась. Ее подруга была права. Она действительно нуждалась в нем больше. Инцидент произошел, когда кофе было наполовину готово, что означало, что Эмма испытывала дефицит кофеина.
Она сделала глоток, пока Джули продолжала в ужасе разглядывать наряд Эммы.
— Объяснишь что происходит? — сказала Джули.
Эмма вздохнула.
— В квартире надо мной произошла какая-то катастрофа с водой. Вся моя квартира похожа на съемочную площадку «Титаника», за вычетом обнажённого Лео.
Джули посмотрела на мокрые волосы Эммы.
— Так твои волосы мокрые от грязной водопроводной воды?
— Нет, — сказала Эмма, сделав последний глоток кофе Джули и отдавая стаканчик обратно, когда она нашла свой бейдж. — К счастью, я приняла душ до того, как прорвало трубу, и мне удалось увернуться от самых сильных брызг. Но к сожалению, высушить волосы было невозможно.
— Верно. Тебя могло ударить током, — сказала Джули, когда они показали свои бейджи и направились к лифтам.
— Да, меня не могло ударить током, даже если бы я захотела, — сказала Эмма, нажимая на кнопку «вверх». — Электричество отключилось.
Карие глаза Джули выпучились.
— Серьезно? Тебя затопило, да и ещё нет электричества? И ко всему этому все твои вещи уничтожены?
— Конечно, нет. У меня все еще есть это прекрасное платье, — сказала Эмма, оттягивая подол платья в сторону, делая реверанс. Она сделала вид, что не заметила, как две девушки, которые радостно сплетничали, пока они пересекали лифтовый холл, тут же притихли, заметив ее.
Платье само по себе отвлекало бы внимание. Мокрый пучок был нетипичным для шикарного офисного здания, где неофициальным дресс-кодом для женщин является изысканность и утонченность.
Но отсутствие макияжа делало все еще хуже. Намного хуже.
Не то чтобы Эмма действительно была девушкой в стиле глэм, но у нее был явный недостаток — очень светлые ресницы, несмотря на ее средне-каштановый цвет волос. А форма ее глаз делала ситуацию еще хуже. Они были большими и наклоненными вверх в полузаметной манере. Глаза Бэмби, как всегда называла их ее мать.
Но без подводки и туши для ресниц она была больше похожа на Голлума из «Властелина колец», чем на очаровательного олененка.
— Знаешь, это хорошее платье, хотя и немного неуместное для работы, — размышляла Джули, пока они расположились в лифте вслед за двумя сплетницами и мужчиной средних лет, болтающим по телефону. — Сексуально. Даже немного распутно. Так держать!
— Это замечательно, Джулс. Распутство — это как раз то, что мне нужно было случайным утром в среду в офисе.
— Ну, тогда ты должна была позвонить мне. У нас одинаковые размеры. Я могла бы одолжить тебе что-нибудь.
— Я одолжу у тебя завтра, — сказала Эмма, когда Джули нажала кнопку двенадцатого этажа. — Все, что у меня есть, в лучшем случае придется отдать в химчистку, в худшем — сжечь. Но сегодня утром я не могла проехать из Верхнего Иста в Верхний Уэст через пробки и успеть в офис вовремя.
Двери лифта только начали закрываться, когда между ними просунулась мужская рука, активировав датчики, и двери снова открылись.
Прекрасно. Действительно чертовски прекрасно.
Другая женщина застонала бы от ужаса при виде стоящего перед ней мужчины.
Эмма лишь расправила плечи, не обращая внимания на тихо произнесенное Джули:
— О, Боже.
Это был он.
Мужчина был великолепен в том смысле, что заставлял женщин останавливаться и смотреть на него. Он высокий и имел худое атлетическое телосложение и как всегда был безупречно одет в аккуратный, идеально сшитый черный костюм. Галстука сегодня не было видно, хотя часто его надевал.
Его темные волосы были идеально уложены, чисто выбритое лицо демонстрировало сильную челюсть и симметричные губы.
А глаза... сегодня зеленые, хотя часто они могли светиться синим.
Но Эмме не нужно было смотреть на мужчину, чтобы знать все это.
Она знала все это из своих воспоминаний. Плохих воспоминаний.
Он не дрогнул при виде Эммы, ее короткого коктейльного платья и уродливого мокрого пучка.
На самом деле, он вообще не смотрел на нее.
Ничто ни удивление, ни даже признание не отразилось на его лице при ее появлении.
Этот человек контролировал ситуацию.
Всегда.
Джули отодвинулась в угол лифта, чтобы освободить ему место, и он коротко кивнул ей, прежде чем повернуться так, чтобы они с Эммой стояли плечом к плечу.
Двери закрылись, и Эмма подняла глаза на маленький экран, на котором был указан номер этажа.
Он подражал ее позе, его взгляд также был устремлен на то место, где буква «Э»(этаж) превратилась в «1», а затем в «2», когда они поднимались вверх.
— Эмма, — вежливо сказал он, не глядя на нее.
— Кэссиди.
— Ты хорошо выглядишь.
— И ты, — сказала она, ее тон был ровным. Монотонным.
— Надеюсь, ты нарядились не ради меня? — его голос никогда не терял своей непринужденной вежливости.
Она даже не взглянула на него.
— О, тебе не нравится? Я так надеялась, что нарядное платье — это все, что нужно, чтобы ты попросил мой номер.
Лифт остановился на седьмом этаже, и Эмма с Кэссиди отошли в сторону, чтобы мужчина в дальнем углу мог выйти. Они синхронно вернулись на свои места, как только дверь закрылась.
Они по-прежнему не смотрели друг на друга.
— Знаешь, на мой вкус, это немного ярковато, — размышлял он, как будто их никто не прерывал. — Мне нравятся более сдержанные цвета на женщине. Скажем... белый. Мне всегда нравится видеть женщину в белом платье. У тебя есть такое?
Джули прочистила горло, хотя Эмма не могла понять, было ли это предупреждением или смехом.
Лифт остановился на 12. Остановка Эммы. Наконец-то.
— Извини, — пробормотала она Кэссиди, выходя из лифта, ее голос был приторно-сладким.
Джули последовала за ней.
И, к ужасу Эммы, Кэссиди тоже.
— Ошибся этажом, Кэссиди, — мило сказала Джули, улыбнувшись несчастному мужчине.
Предательница.
— Не сегодня, — ответил он.
— Ах, — сказала Джули. — У тебя встреча с Камиллой?
— Именно.
Камилла Бишоп была главным редактором журнала Шпилька, а также начальницей Джули и Эммы. Поскольку Кэссиди был главным редактором журнала Оксфорд, братского издания Шпильки, не было ничего странного в том, что он иногда заглядывал на двенадцатый этаж.
Но это не означало, что Эмме это должно нравиться.
— Увидимся, дамы, — сказал Кэссиди, улыбнувшись Джули. Эмма едва удостоилась взгляда. — О, и Эмма, просто дружеское напоминание, что зима не за горами. Осторожно, не простудись с такой мокрой головой.
Он удалился, прежде чем Эмма успела что-то ответить. Или погрозить ему пальцем. Не то чтобы ее это беспокоило.
— Дружеское напоминание, как же, — пробормотала Эмма, бросив мимолётный взгляд на его спину, прежде чем они с Джули направились в офис, который они делили.
— Я думаю, это мило. Может, ему не все равно, — сказала Джули, переплетая свою руку с рукой Эммы.
Эмма хмыкнула в ответ.
— Дай мне остатки своего кофе. Он мне нужен.
Джули подчинилась, и они вдвоем вошли в кабинет. Грейс и Райли уже были там. Грейс, писала смс на своем телефоне... вероятно, переписывалась со своим мужем, если судить по ее непристойной улыбке.
Типично.
Райли ела пончик. Тоже типично.
Райли приостановила жевание, когда увидела Эмму.
— Ого. Уже время выпускного? Мне никто не сказал! Я даже не заказала бутоньерку.
Эмма бросила свою сумочку на стол.
— Скажите, что у кого-то из вас есть фен.
— Да, я всегда ношу его в своей сумочке, — сказала Райли, даже покачав головой в знак того, что у нее точно нет фена.
— У меня тоже нет, — сказала Грейс, — но мы можем обратиться к девушкам из отдела красоты. У одной из них может быть.
— С Эммой произошел инцидент, — сказала Джули, усаживаясь в кресло.
— Инцидент на подобии «Ной не пустил ее на ковчег, потому что она была слишком расфуфыренной»? — спросила Райли.
Эмма улыбнулась, несмотря на свое плохое настроение.
— Боже мой, Эмма! — Грейс наклонилась вперед. — Ты ходила на гала-вечер в Гуггенхайм вчера вечером? Оооо, ты вернулась домой с кем-то? Это твоя версия «аллеи позора»?
— Если так, то я впечатлена, — размышляла Джули. — Моя аллея позора включала в себя гораздо больше тренировочных штанов с надписью «USC» на заднице, мужские футболки больших размеров и шлепанцы.
— Ты должна написать об этом статью, Эм, — сказала Райли, продолжая усердно поглощать свой пончик. — «Аллея Позора Для Взрослых».
— Так, девчёнки, вы делаете эту ситуацию намного интереснее, чем она есть на самом деле, — сказала Эмма, подняв руку с просьбой остановиться.
— Ну, конечно, — сказала Грейс, наклонив голову. — Это то, что мы делаем. Мы придаем всему сексуальность.
Эмма была вынуждена согласиться с ней. Это то, чем они занимались.
Шпилька был самым продаваемым женским журналом в стране, а Джули, Грейс, Райли и теперь Эмма были его любимицами как гуру любви и романтики.
Вчетвером они писали обо всем: от «Десяти Вещей, Которые Он Тайно Ненавидит» до «Нестандартных Планов На Годовщину» и «Руководства Для Начинающих По Извращенной Прелюдии».
Разнообразие историй менялось от месяца к месяцу в зависимости от вдохновения каждой женщины или прихоти Камиллы, но в основном у всех была своя ниша.
Джули была посвящена развлечениям, флирту и свиданиям: «Первые Поцелуи», «Как Заставить Его Снять Штаны С Первого Взгляда» и так далее.
Истории Грейс были в основном ориентированы на женщин, уже состоящих в отношениях: «Чтобы Это Длилось Долго», «Парная Терапия Для Новичков», «Сохраняя Романтику».
Райли — это секс. Только секс, все время.
А что касается Эммы? Эмма была постоянным экспертом по разбитым сердцам — она помогала женщинам понять, как отпустить его, или как пережить последствия, когда вы сами порвали с ним.
Ее последней статьей была «Как Выжить В Одиночестве, Когда Ваши Друзья В Паре».
Эмма смогла написать ее на основе личного опыта. Черт возьми, Эмма даже назвала бы себя экспертом в этом вопросе, потому что ее лучшие друзья были женаты. Конечно, в самом лучшем смысле этого слова.
Когда год назад она пришла в команду Шпильки, Джули уже успела подцепить сексуального Митчелла Форбса, а Грейс и Райли были одиноки.
С тех пор она наблюдала, как Грейс влюбилась по уши в крутого журналиста Джейка Мэлоуна, за которого вышла замуж на маленькой, шикарной свадьбе несколько месяцев назад.
А Райли? Райли успешно завершила свои десятилетние поиски сердца Сэма Комптона. Они собирались пожениться через несколько месяцев.
Но была еще Эмма.
Эмма все еще была совершенно точно не замужем. Намеренно.
Она встречалась, когда ей это было удобно, и у нее было много отношений за эти годы. Но Эмма не собиралась связывать себя узами брака с мужчиной, как бы ни были счастливы ее друзья.
Потому что это счастье может быть вырвано быстрее, чем прорвавшаяся труба может испортить ваше утро. И тогда на месте сердца оставалась лишь зияющая дыра.
— Ладно, если это не последствие урагана или кавалера, то что за странное сочетание мокрых волос, макияжа «au naturel» и шикарного коктейльного платья? — спросила Грейс.
Эмма рассказала им о своей апокалиптической ситуации с наводнением. Пока она говорила, Джули рылась в сумочке, пока не нашла тушь, блеск для губ, бронзатор и расческу.
Она протянула их Эмме, и та с готовностью взяла их.
Грейс проверила часы.
— Извини, Эм. Тебе придется еще немного попридержать естественный вид. Скоро начнется собрание персонала.
— Эмма, ты не рассказала им о лучшей части своего утра, — сказала Джули, когда они вчетвером направились в конференц-зал.
— Что? — спросила Эмма. — Ту часть, где ты дала мне свой карамельный макиато?
— Нет, — сказала Джули. — Я говорю о том, кого мы видели в лифте.
Эмма закатила глаза. О. Это.
— Кого? — спросила Райли. — Это была герцогиня Кембриджская? Я слышала, что она с принцем Уилли приезжает в Штаты, и я должна знать, каким кондиционером для волос она пользуется.
— Мы видели Кэссиди, — сказала Джули певучим голосом.
— Вот это да, — пробормотала Грейс, открывая дверь конференц-зала. — Надеюсь, все были закутаны. Когда Эмма и Алекс находятся в одном месте, это всегда похоже на ледяной шторм.
Эмма удивленно перевела взгляд на Грейс. Было странно слышать, что кто-то называет его Алексом. Когда они вместе учились в колледже, парень был известен только по фамилии, написанной на его спине в день игры. Для Эммы Алекс Кэссиди всегда был только Кэссиди. Изменилось ли это? Он повзрослел? Решил отказаться от образа футбольной суперзвезды и называть себя по имени?
Не то чтобы ее это волновало. Как бы он ни назывался, по имени или по фамилии, все это означало одно и то же: придурок.
— Кстати, о ледяном шторме, — прошептала Райли, когда они вошли в конференц-зал. — Бррр.
Эмме понадобилось всего пять секунд, чтобы понять, что Райли имеет в виду. Она не столько видела Кэссиди, сколько почувствовала его.
Но это не важно.
Она не знала, какого черта он делал на собрании сотрудников Шпильки, и ей было все равно.
Она уже давно перестала заботиться обо всем, что связано с Алексом Кэссиди.
Скажем... в тот момент, когда он бросил ее у алтаря.
Глава 2
Трудно было не остановиться и не уставиться, когда правящие королевы Шпильки входили в конференц-зал. Или в любую другую комнату.
Вместо того чтобы высасывать весь воздух из помещения, как говорится в клише, эти четыре потрясающие женщины словно привносили воздух в комнату.
И Алекс Кэссиди не считал себя предвзятым только потому, что эти женщины — большинство из них, во всяком случае, были его подругами.
Но они были его подругами. Хорошими. Именно тогда, когда он уже начал думать, что Манхэттен — самое одинокое, самое поганое место на земле, он наткнулся на неожиданное:
Дружбу.
Все началось с того, что он подружился с Джейком Мэлоуном. Джейк был одним из сотрудников Алекса, который быстро и сильно влюбился в Грейс Брайтон, когда они вместе делали репортаж.
Затем Джейк и Грейс познакомили его с Джули и Митчеллом.
Которые затем познакомили его с Райли...
А потом в дело вступил Сэм, и, не успев понять, что происходит, Алекс оказался в составе группы.
Которая ему очень нравилась. Даже если это означало регулярное столкновение лицом к лицу с его бывшей невестой.
Он намеренно не смотрел на Эмму, когда она вошла в комнату.
Он смотрел на нее только тогда, когда его бдительность была ослаблена или её, а такое случалось нечасто.
Вместо этого он кивнул в знак приветствия Джули, которая одарила его дерзкой улыбкой, когда вошла в комнату. Алекс не считал себя улыбчивым человеком, но при виде Джули Грин трудно было не улыбнуться. В ней было что-то неизменно симпатичное.
Не помешало и то, что Джули была великолепна. Ее волосы представляли собой интригующую смесь светлого и коричневого, а карие глаза искрились и были дружелюбными.
Да что там, они все были великолепны.
Грейс Брайтон — нет, Грейс Мэлоун — с темно-каштановыми волосами и ореховыми глазами имела мягкие изгибы фигуры и элегантность.
И трудно было не взглянуть на Райли МакКенну, самую близкую к реальной жизни секс-кошечку города. Высокая, с длинными черными волосами и дерзкой улыбкой, Райли также обладала весьма выдающейся фигурой, хотя, если бы Сэм Комптон спросил, Алекс поклялся бы, что никогда не замечал ничего, кроме ее потрясающих голубых глаз.
А потом...
А потом была Эмма.
Эмма, каждую черту которой он знал наизусть, даже не глядя на нее.
Хотя не смотреть на нее сегодня было труднее обычного, когда на ней было сексуальное, как грех, розовое платье, совершенно не похожее на обычно консервативный гардероб Эммы.
Тут явно была какая-то история.
Не то чтобы его это так или иначе волновало. Во всяком случае, не сильно.
— Хватит пялиться на моих девочек, — сказала Камилла.
Алекс слегка повернул кресло в конференц-зале в сторону главного редактора Шпильки.
— Ты ведь сказала им, да? — спросил он.
Камилла проигнорировала его, продолжая набирать что-то на своем iPad неловкими движениями указательного пальца, как человек лишь неохотно знаком с технологией сенсорных экранов. А сенсорный экран был для нее определенно в новинку. Камилла Бишоп была в этом бизнесе дольше, чем он, и по возможности придерживалась старых методов.
— Сказала им что? — невинно спросила Камилла. Слишком невинно.
Он бросил на нее взгляд, на который она отреагировала безучастно.
Сегодня на ней были большие, непомерно большие очки. Все в Камилле казалось большим. Несмотря на то, что у нее была стройная фигура, ее голос был громким. Ее волосы были яркими. Ее личность была... значительной.
— Нет, я им не говорила, — прошипела она. — Для этого и нужна эта встреча.
Он застонал.
— Да ладно, Камилла. Даже не предупредила?
Она поджала губы и проигнорировала его.
Дерьмо.
То есть, это дерьмо точно окажет отрицательное воздействие, когда Камилла бросит свою маленькую новость в команду.
— Итак, все, давайте начнем, — сказала Камилла, вставая и ожидая, пока не утихнут светские разговоры за столом. — Вы, наверное, заметили, что сегодня в комнате повышенная доза тестостерона.
Не менее двух десятков пар глаз устремились на Алекса. Половина из них уставилась на него еще до того, как Камилла упомянула о нем. В комнате было около тридцати человек, и кроме Алекса был еще только один парень.
И судя по тому, как этот парень — Оливер, если он правильно помнил, — разглядывал его, Алекс был уверен, что он единственный мужчина в комнате, которому нравятся женщины.
Он слабо улыбнулся группе, желая оказаться где-нибудь в другом месте. В любом другом месте.
На его этаже ребята из Оксфорда, вероятно, обсуждали вчерашнюю игру. Вместо того чтобы присоединиться к ним, Алекс был окружен презентационными досками, на которых было представлено все от нижнего белья до рекламы духов.
Ему нравилось думать о себе как об относительно современном человеке. Конечно, временами он был немного ворчливым и стоическим.
Но он не ворчал и не таскал женщин за волосы, не клеймил их и не кричал, чтобы они каждое утро готовили ему домашнее печенье. И ему нравились его хорошие костюмы, одеколон и шикарное постельное бельё. Он изменился.
Но в Шпильке было слишком много женского. Это было похоже на девчачьи штучки на стероидах. Это заставляло даже самого современного мужчину тосковать по пиву и луковым кольцам.
— Как многие из вас знают, Алекс Кэссиди — главный редактор Оксфорда, наш иногда соперник, иногда партнер. Он, так сказать, мужская версия меня.
Бог ему в помощь.
— В любом случае, он здесь, потому что мне нужно сделать важное объявление.
Камилла сделала драматическую паузу, явно ожидая, что кто-то будет умолять ее дать больше информации. Она нахмурилась, когда все просто уставились на нее, наполовину скучая, наполовину ожидая.
Алекс спрятал улыбку. Очевидно, главный редактор Шпильки слишком часто поднимала ложную тревогу. Ее команда не ожидала, что эта новость будет сокрушительной.
И он полагал, что это не так. Не совсем. Но для одного человека в этой комнате она могла бы стать таковой.
Человека, на которого он все еще отказывался смотреть.
Когда молчание затянулось на десять секунд, Камилла наконец заговорила.
— Я ухожу в академический отпуск, — сказала она.
— Что-что? — спросила Райли.
— В академический отпуск, — объяснила заносчивая блондинка справа от Алекса. — Это когда...
— Я знаю, что такое академический отпуск, Кэндис, — сказала Райли. — Я просто не знала, что Шпилька предлагает их. Как мне его получить? Потому что есть такой секс-лагерь...
Камилла подняла руку.
— Никаких академических отпусков для тебя. Если хочешь, подожди, пока не станешь главным редактором.
— Зачем мне быть главным редактором? — спросила Райли.
— Вот именно, — сказала Камилла, выглядя довольной своим предложением. — Это неблагодарная, утомительная работа, и я не хотела бы желать ее кому-то из вас, пока меня не будет три месяца.
— Три месяца? — спросила Джули. — Мы останемся без лидера на три месяца?
— Не совсем, — сказала Камилла. — Конечно, вам нужен кто-то, кто будет управлять кораблем. Так что...
Она сделала драматический жест в сторону Алекса.
Он терпеливо ждал, пока команда Шпильки все осознает.
— Нет. Мальчик?! — сказала Райли, скандализируя.
— Однажды я видела его без рубашки, — сказала Грейс, наклонившись к нему. — Он не мальчик.
Эмма наклонилась к своим подругам, впервые заговорив.
— Я тоже однажды видела его без рубашки. На самом деле он не так уж далек от мальчика. Он немного тощий, а нижняя половина... ох.
Голос Эммы был не более чем шепот, но он достиг его ушей. Так и должно было быть.
Алекс не клюнул на приманку. Чёрт, когда Эмма увидела его голым, они были молоды. Он был не более чем мальчиком.
А она чуть больше, чем девочкой.
Девочкой, от улыбки которой у него перехватывало дыхание.
А когда она сняла футболку, он просто потерял рассудок.
Но это было очень давно.
— Мистер Кэссиди любезно согласился курировать и Шпильку, и Оксфорд в течение следующих нескольких месяцев, — сказала Камилла, возвращая его в настоящее.
Настоящее, в котором он и Эмма не увидят друг друга без одежды... никогда.
— Начиная со следующей недели, — продолжила Камилла, — он будет тем, к кому вы будете обращаться за одобрением тем, ЗОО(заявки на оплачиваемый отгул), советами по отношениям...
— Подождите, что? — сказал Алекс, впервые заговорив.
Камилла погладила его по голове, как будто он был ребенком, и он уловил, что Джули ухмыляется ему.
Алекс вздохнул. Это будут очень, очень долгие три месяца.
— Есть вопросы? — спросила Камилла.
Рука Джули поднялась вверх.
— Да, у меня тысяча вопросов. Начиная с того, куда вы собрались? Все ли в порядке? Ваши яичники отказывают? У вас кризис? Можно мне с вами?
Алекс спрятал смех за кашлем. Судя по покорному выражению лица Камиллы и отсутствию шока у остальных, было ясно, что эта группа привыкла к бессовестной назойливости Джули.
— Я совершенно здорова. Это личное дело, — сказала Камилла таким тоном, что разговор был окончен.
Джули издала кряхтящий звук, который свидетельствовал о том, что разговор не окончен.
— Теперь, я уверена, что у вас у всех чешутся руки от теорий, которыми вы хотели бы поделиться со своими коллегами, а мне есть что обговорить с мистером Кэссиди, так что если нет других неуместных вопросов...
— Подождите, — сказала миниатюрная блондинка рядом с Грейс. — И это все? Мы еще не поговорили о следующем выпуске, о темах на статьи, а в редакцию пришло около миллиона писем благодаря той статье о ботоксе, и...
Камилла подняла руку.
— Мистер Кэссиди проведет встречу в понедельник утром, чтобы обсудить все это, Дана.
Алекс никак не отреагировал, хотя внутри у него все сжалось. Он согласился на это только потому, что предполагал, что это будет номинальная должность — способ заставить высшее руководство чувствовать себя комфортно в отсутствие Камиллы. Она ведь не ожидала от него, что он будет главным в этом эстрогеновом кошмаре? У него был свой журнал, о котором нужно было заботиться, подружка, которая могла бы продержаться дольше двух месяцев, и...
— Кэссиди, — огрызнулась Камилла.
Он с ужасом понял, что встреча действительно закончилась. И что все смотрят на него со смесью негодования и любопытства. И, конечно, одна ледяная королева вообще на него не смотрела.
Это было прекрасно. Просто прекрасно.
Алексу приходилось переживать и не такое.
Начиная с той ночи, когда его любимая невеста сказала ему, что не хочет выходить за него замуж.
Глава 3
— Эмма, можно тебя на минутку?
Эмма подняла глаза от своего монитора. Она и другие девушки из отдела Любви и Отношений были в своей обычной «зоне» перед обедом. Это было одно из немногих времен суток, когда они откладывали болтовню и сплетни, чтобы заняться работой.
Она сняла наушники и посмотрела на Камиллу.
— Конечно. Сейчас?
Камилла взяла за правило регулярно встречаться со всеми своими старшими обозревателями один на один, но у Эммы это было запланировано на понедельник, а сегодня была среда. Это никогда не было хорошим знаком, когда их начальница отступала от плана.
— Это будет быстро, — сказала Камилла, прежде чем ее голова скрылась за дверью.
Эмма сняла очки, которые она использовала при работе за компьютером, и потерла глаза.
— Это не будет быстро. Это никогда не бывает быстро.
— Слова моей подружки(выражение thats what she said, не имеет аналога на русском, более приближенное трактование, когда кто-то говорит что-либо, что можно интерпретировать в пошлом смысле. В данном случае Райли отвечает за темы секса, поэтому и была сказана эта фраза. Также оно использовалось в ситкоме «Офис»), — пробормотала Райли.
— Эта фраза не совсем подходит в данном контексте, Рай, — рассеянно сказала Джули.
— Эта фраза подходит в любом контексте, — ответила Райли.
— Эй, Эмс, может, ты сможешь узнать все изнутри, — сказала Грейс, откинувшись в кресле, когда Эмма встала и потянулась. — Я умираю от желания узнать, что это за академический отпуск. Целых три месяца?
— Я не могу спросить, — сказала Эмма, направляясь к двери. — Она сказала, что это личное.
— Верно. Что переводится как «любопытно», — сказала Джули, затягивая волосы в хвост.
— Я посмотрю, что можно сделать, — Эмма ткнула пальцем в сторону своего ноутбука. — И не трогайте мои правки. Я знаю, что это кто-то из вас пытался тихонько вставить слово «член» в мой последний заголовок.
— Мм, да. Потому что тебе нужен член, — сказала Райли.
— Я хочу, чтобы вы знали, что у меня был член... на прошлой неделе, — сказала Эмма. — Нет, в прошлом месяце. Наверное...
Три ее подруги посмотрели друг на друга, и хотя их общие взгляды были скорее добродушными, чем означали бедная Эмма, он не остановил раздражение, которое охватило её.
Эмма была счастлива, что ее подруги все блаженствуют со своими до боли красивыми мужчинами. Правда.
Но это не означало, что они должны заманивать ее в свой маленький клуб. Эмма уже пробовала «долго и счастливо» и знала, что каждая женщина, ускакавшая в закат на белом жеребце, получала по морде от того же коня.
Она попробовала. Получила. И пошла дальше.
Эмма помахала своим подругам, а затем направилась к офису Камиллы. Офис Шпильки был энергичным даже в самые скучные дни, но сегодня здесь было очень оживленно. Камилла Бишоп была практически самим учреждением не только в Шпильке, но и в Нью-Йорке.
Смена руководства, даже временная, заставила людей щебетать о теориях и прогнозах.
Один шумный шепот особенно привлек ее внимание.
— Представляете, каждую неделю отчитываться перед Алексом Кэссиди? Он великолепен. Интересно, он не женат?
— Нет, — тихо ответила Эмма. Она знала, что он с кем-то встречается, несмотря на то, что девушки из Шпильки странно относились к упоминанию отношений Кэссиди при ней в соответствии с каким-то неуместным девичьим кодексом. Конечно, Эмма никогда не рассказывала своим подругам о том, что произошло между ней и Кэссиди... не всю историю.
На самом деле, если бы Эмма захотела, она бы сошла в могилу так, чтобы никто не знал об их истории. Но она думала, что такие большие секреты не должны оставаться секретами. Прошло всего несколько месяцев, прежде чем все узнали, что она и Кэссиди когда-то были помолвлены.
Тем не менее, даже Райли, Грейс и Джули не знали всего. Пока нет. А может, и никогда.
Эмма поняла, что хуже, чем думать о разбитом сердце, может быть только разговор о нем. Делало ли это ее немного одинокой?
Возможно.
Но одиночество было лучше, чем боль.
Нью-Йорк должен был быть достаточно большим городом, чтобы и она, и Кэссиди могли сосуществовать, не взаимодействуя друг с другом, но каким-то образом они оказались не только на работе в одной компании, но и в одном круге друзей.
Они избегали друг друга, насколько это было возможно, но поскольку свадьба Джули была не за горами, а свадьба Райли — сразу после нее, она знала, что у них будет пара моментов, когда они встретятся лицом к лицу.
И это было до того, как она узнала, что будет подчиняться ему как своему начальнику.
Боже, помоги ей.
Эмма постучала в дверь Камиллы.
— Босс?
Камилла подняла взгляд от своего мобильного телефона и пригласила Эмму войти.
— Проходи. Садись.
Эмма села в кресло напротив Камиллы, ее взгляд ненадолго задержался на панорамном виде Центрального парка и горизонта города. Для девушки из пригорода Шарлотты, Северная Каролина, вид Манхэттена никогда не надоедал. Во всяком случае, пока.
— Ты выглядишь... гламурно, — сказала Камилла, когда Эмма скрестила ноги и тщательно следила за тем, чтобы ее короткое атласное платье не задралось.
— Долгая история, — сказала Эмма. Хотя у ее подруг были легкие отношения с Камиллой, Эмма была новичком в группе — новичком в Шпильке — и она не была достаточно уверена в своем положении в компании, чтобы разглагольствовать.
Не то чтобы Эмма была из тех, кто когда-либо разевал рот. Она была скорее из тех, кто относится к типу людей «живи и дай жить другим».
Это была естественная эволюция для человека, выросшего с сестрой-близнецом, у которой было более чем достаточно характера для них обеих. И если говорить о ее близнеце, Эмма не сомневалась, что южная красавица Дэйзи, увидев нынешнее растрепанное состояние Эммы, была бы в восторге.
Безупречно ухоженная сестра Эммы нашла бы способ выйти из затопленной квартиры такой же милой, как на парадах нарциссов. На всех парадах нарциссов.
Нелегко было быть тихой, скучной сестрой Дэйзи Синклер. Когда они росли, Дэйзи была квинтэссенцией маленькой принцессы. Она всегда носила платья, и на них никогда не было лимонада, пролитого спереди, как у Эммы. Дэйзи точно знала, что сказать мальчикам, чтобы заставить их падать ниц, в то время как Эмма была ужасно застенчива в общении с противоположным полом.
Когда Эмма обручилась первой, она была готова к недовольству Дэйзи. Не потому, что Дэйзи вообще была обидчивой, а потому, что все, включая Эмму, предполагали, что Дэйзи будет первой сестрой, идущей к алтарю. Но никто не был так счастлив за Эмму и Кэссиди, как Дэйзи. Потому что, как будто было недостаточно того, что Дэйзи была очаровательной, она была еще и хорошей. Эмма была бы раздосадована, если бы не любила свою сестру так чертовски сильно.
Как выяснилось, Дэйзи была первой и единственной из близняшек, которая пошла к алтарю. Конечно, она также была единственной сестрой, которая развелась. Дэйзи всегда шутила, что у близнецов есть две незыблемые общие черты: лицо и тонна душевной боли.
Вот только Дэйзи не сказала вместо этого «тонна дерьма». Это был особый нецензурный оборот Эммы.
— Я расскажу тебе свою, если ты расскажешь мне свою, — сказала Камилла.
— Простите?
Камилла провела коралловым ногтем по еще влажным волосам Эммы.
— Ты расскажешь мне, почему ты выглядишь как будто только вышла из душа, а я расскажу тебе, почему оставляю свой дорогой журнал в руках одного из Оксфордских шутов.
Эмма поджала губы. Насчет шутов спорить не стала. Хотя она была уверена, что, несмотря на слова ее босса, между Кэссиди и Камиллой было много взаимного уважения. Тем не менее, Камилла всегда считала Оксфорд немного врагом. Так сказать, конкурентом.
— Мою квартиру затопило, — сказала Эмма, поскольку ее новости не были особым секретом. — Все началось с трубы над ванной и моим шкафом, но это старое здание, и произошла своего рода цепная реакция, и прежде чем я поняла это, вся квартира оказалась на глубине пятнадцати сантиметров в воде.
Камилла постучала ногтями по столу.
— Все разрушено?
Эмма пожала плечами.
— Я буду знать больше, когда вернусь сегодня. Но когда я уходила, все выглядело не очень хорошо. Мой домовладелец пригласил несколько человек, чтобы обследовать ситуацию. Выяснить, что можно спасти.
— Хм.
Эмма ждала, что ее начальница скажет еще, но Камилла молчала.
— Ваша очередь, — подтолкнула Эмма.
К ее удивлению, обычно напряженное, не терпящее возражений выражение лица Камиллы превратилось в девичью ухмылку.
— Я встретила кое-кого.
Эмма подняла брови.
— Вы берёте отпуск на три месяца, потому что встретили кого-то?
Камилла лишь откинулась на стуле и ухмыльнулась еще шире.
— Так скептически, Эмма. Ты одна из моих девушек в отделе Любви. Конечно, ты можешь понять, каково это сильно влюбляться.
— Вообще-то, я больше похожа на девушку, которая переживает разрыв и живёт одинокую жизнь, — поправила Эмма.
— Именно поэтому я позвала тебя сюда, — сказала Камилла, немного выпрямившись.
Эмма подняла палец.
— Сначала ваша история. «Я встретила кое-кого» — это недостаточная информация.
— Хорошо. Но для протокола, твоя маленькая история с наводнением не стоила этого обмена информацией, — сказала Камилла без особого пыла.
Эмма чувствовала, что ее начальница хочет поговорить о своём академическом отпуске. Эмма просто не была уверена, что хочет быть той, кто слушает. В последнее время ей уже достаточно везло в любовных делах с другими людьми.
— Он фотограф, — сказала Камилла. — Кен. Кенни.
Кенни?
— Мы познакомились пару месяцев назад, когда ужинали в одиночку в маленьком итальянском ресторанчике в Village, и мы просто... мы просто поладили. Он так отличается от моего бывшего. И бывших, во множественном числе. Он мечтатель. Искатель острых ощущений.
— Угу, — сказала Эмма, понимая по пораженному выражению лица Камиллы, что ее босс ищет не столько разговора, сколько возможности рассказать о своем восторге.
— Он берет меня спереди(выражение down under имеет несколько значений 1. так называют Австалию и 2. вагина; оральный секс), — продолжила Камилла.
— Ладно, слишком много информации... подождите. Берёт спереди. То есть в Австралию?
— Ты всё правильно поняла, приятельница, — сказала Камилла с австралийским акцентом, который, как поняла Эмма, должен был быть австралийским. — Какая-то туристическая компания оплачивает его квартиру в Сиднее. Все, что он должен сделать, это запечатлеть местный колорит. И он попросил меня поехать с ним, и знаешь? В следующем году мне исполнится пятьдесят пять, а я не делала ничего захватывающего с двадцати лет. Я хочу приключений, пока я не стала слишком старой, чтобы их получить.
— Так вы едете в другую страну — нет, другой континент — с парнем, которого только что встретили? На три месяца?
Камилла радостно пожала плечами.
— Что я могу сказать, когда ты влюблена...
— Когда ты влюблена, то прежде чем колесить по всему земному шару, ты должна подождать как минимум шесть месяцев, чтобы понять, долго ли это продлится, — терпеливо посоветовала Эмма.
— Почему ты так цинична, Синклер? — Камилла сделала паузу. — Циничная Синклер. Это, должно быть, твое прозвище.
— Это не так, — резко сказала Эмма. — И давайте ни в коем случае не позволим ему стать таковым.
Камилла отмахнулась от этого.
— Послушай, я позвала тебя сюда потому, что твоя последняя статья была просто фантастической. Вся эта история с выживанием в одиночку, пока твои друзья в паре, придется по вкусу многим женщинам. Включая меня.
— Эм, спасибо? — сказала Эмма, не совсем понимая, к чему все идет, но уверенная, что ей это не понравится.
— Твоя статья до этого тоже была хорошей, — продолжила Камилла. — Мне нравится, что ты сосредоточилась на всех причинах, по которым современным женщинам, возможно, лучше жить без любимого человека.
Эмма откинулась на стуле, приготовившись к тому, что будет дальше. Камилла была справедливым боссом, но обычно не слишком распылялась в похвалах. Эта небольшая ободряющаябеседа не могла привести ни к чему хорошему.
— А до этого...
— Камилла. Пожалуйста. Скажите уже что приготовили мне. Я смогу это вынести.
Ее начальница вздохнула с облегчением, а затем промолвила:
— У тебя застой. Писательский застой.
Эмма нахмурилась.
— Но...
— Я перефразирую. Твоё писательство в порядке, оно превосходно. Ты одна из лучших. Но темы... они хороши, но скоро станут скучными, если ты не изменишь их.
У Эммы возникло внезапное желание скрестить руки и надуться. Это всегда хорошо действовало на ее сестру на протяжении многих лет. Жаль, что Эмма так и не смогла довести ее до совершенства.
— И как их изменить? — спросила Эмма.
Камилла взяла в руки мобильный телефон.
— Племянник моей соседки по комнате в колледже только что переехал в Нью-Йорк из Сан-Франциско...
Эмма закрыла глаза и простонала.
— Нет.
— Нет, ты не можешь сказать «нет», — сказала Камилла, прокручивая фотографии. — Просто посмотри.
Она держала телефон на столе, пока Эмма не сдалась и не посмотрела на... абсолютно великолепного парня.
— Правда? — самодовольно сказала Камилла. — Его зовут Бенедикт Уэйд, и он вице-президент по продажам в какой-то... вообще-то, не помню где да и неважно. Я вижу только его ямочки. Но он один из тех хороших парней, Эмма.
— Тогда почему он до сих пор не женат? — спросила Эмма, не смотря на себя. Ямочки действительно были первоклассными. Как и легкая волна его темно-русых волос, ровный ряд белых зубов и малюсенькая кривизна носа, как будто его ломали раз или два.
Камилла вздохнула.
— Видишь? Ты циничная. Но поскольку я тоже была циничной, я буду терпелива с тобой. Бенедикт совсем недавно стал холостяком. Он расстался со своей девушкой пару месяцев назад, когда она получила предложение о работе в Лондоне как раз в то время, когда он получил предложение в Нью-Йорке, и он понял, что они движутся в разных направлениях.
— Не совсем так, — размышляет Эмма. — Если они оба жили в Калифорнии, и он переехал в Нью-Йорк, а она в Лондон, то они двигались в одном направлении. На восток.
Глаза Камиллы сузились.
— Ты делаешь это специально. Пытаешься сбить меня со следа. Кэссиди предупреждал меня, что ты это сделаешь.
Эмма замерла.
— Вы говорили об этом с Алексом Кэссиди? Обо мне?
— Ну, конечно. Кто может знать твой типаж лучше, чем твой бывший жених?
Эмма вскинула руки в отчаянии.
— Неужели все об этом знают?
Камилла пожала плечами.
— Почти все.
Эмма стиснула зубы, всего на мгновение, при мысли о том, что ее личная жизнь не такая уж и личная. Если бы это зависело от Эммы, неприятное прошлое, которое она разделила с Кэссиди, ушло бы с ними в могилу, и она была уверена, что он чувствует то же самое. Никогда не говоря об этом, она знала, что отчасти поэтому они оба играли в «холодную войну», подставляя друг друга при любой возможности. Это позволяло им обоим не выходить из себя и не говорить того, чего не следовало.
Но потом Эмма пошла и позволила ему действовать ей на нервы во время бейсбольного матча. Их подслушал жених Джули, и хотя Митчелл Форбс не был склонен к сплетням, он упомянул об этом Джули, а Джули... ну, благослови ее Бог, она, очевидно, пошла и рассказала обо всем миру.
Эмма не винила всех за то, что они заинтересовались. Она знала, что неудачная помолвка — это сочная сплетня. Неудачная помолвка между обозревателем в теме отношений и горячим главным редактором была еще более интригующей.
Тем не менее, если Эмма понимала интерес к ее личной жизни, это не означало, что он должен был ей нравиться.
Ворчание вырвалось прежде, чем она успела его остановить.
— Что случилось с тем благородным миром, где люди не говорили с другими людьми о своих бывших? Разве это не запрещено в культурном обществе?
— Ты такая милая, когда демонстрируешь хорошие манеры, — весело сказала Камилла. — Мне показалось, что в твоем голосе проскальзывает легкое протяжное произношение?
Эмма поджала губы. Она долго и упорно работала над тем, чтобы изгнать из своей речи мягкий северокаролинский говор. Она хотела, чтобы в ее речи не осталось и следа от той наивной девочки, которой она была тогда.
Эмма попыталась снова.
— Я просто говорю...
Камилла еще раз пренебрежительно махнула рукой.
— Я знаю, что ты хочешь сказать. И не волнуйся, я обычно не бросаю предыдущие отношения людям в лицо. Но вы с Кэссиди всегда казались такими спокойными по отношению к своему прошлому. Она сделала паузу. — Разве нет?
— Определенно, — сказала Эмма. Твердо.
— Тогда, — сказала Камилла, пожав плечами, — я решила, что нет ничего плохого в том, чтобы узнать его мнение о том, можешь ли ты с Бенедиктом найти общий язык.
Эмма молчала, и Камилла бросила на нее знающий взгляд.
— Ты хочешь знать, что сказал Кэссиди, не так ли?
Эмма поджала губы и сделала нарочито безразличное лицо.
— Не совсем.
Камилла наклонилась вперед.
— Он подумал, что вы с Бенедиктом будете прекрасно смотреться вместе.
На лице Эммы не промелькнуло ни следа эмоций. Она была уверена в этом. Когда дело касалось Кэссиди, она уже давно научилась отгонять такие досадные вещи, как чувства.
Эмма вернула Камилле мобильный телефон.
— Я сейчас не ищу отношений.
— Хорошо, — сказала Камилла, пожав плечами. — Это не значит, что ты не можешь встречаться. Заниматься сексом. Развлекаться.
— Я могу развлекаться и без мужчины.
— Конечно, можешь. Мы все можем. Но, Эмма... — лицо Камиллы было добрым, и это нервировало. — Ты молода. Ты красива. И от одного циника к другому... если ты будешь слишком долго окутывать себя озлобленностью, она начнет просачиваться внутрь тебя.
Эмма сглотнула. Она знала, что иногда может быть немного... отстраненной. Но озлобленной? Она не была озлобленной.
Разве?
Эта мысль не давала покоя. Ее взгляд упал на телефон перед Камиллой.
Может быть, ей стоит поменьше строить из себя ледяную королеву. Дать парню шанс.
— Я передаю бразды правления Кэссиди к концу недели, — сказала Камилла, ее голос был тише, чем обычно. — Но у меня есть для тебя последнее задание, прежде чем я уеду.
Эмма подняла брови.
— Задание? Я сама выбираю себе темы.
— Не в этот раз.
Эмма откинулась в кресле.
— Мне было интересно, когда вы попытаетесь провернуть это.
— Провернуть что? — Камилла трепетала ресницами — или пыталась — но эффект был... ужасним.
— Ну, давайте посмотрим, — сказала Эмма, постукивая ногтями по ручке офисного кресла. — Вы поручили Джули написать статью о том, что происходит после первого поцелуя... она обручилась. Затем вы поручили Грейс поработать над статьей о битве полов с Джейком...
Камилла подняла палец.
— Эй, Грейс сама вызвалась на это...
— Так вы не имеете никакого отношения к тому, что Грейс и Джейк сошлись? — подтолкнула Эмма. — Вообще не участвовали в этом?
Камилла сделала глаза широкими и невинными.
— Ага, — со знанием дела сказала Эмма. — А потом вы подставили Райли, чтобы она выложила все начистоту, и в итоге она оказалась с Сэмом...
— Я не вижу проблемы, — сказала Камилла. — Все три твои подружки находятся в счастливых отношениях. Я отказываюсь извиняться.
— Хорошо. Но я не ищу отношений, — сказала Эмма.
Губы Камиллы дернулись.
— Они тоже не искали.
Пальцы Эммы нашли ее виски. Она знала, что этот спор не выиграть.
— Просто скажите мне. Скажите мне, чего вы хотите от меня, чтобы я могла покончить с этим.
— Статья о свидании вслепую. Джули сказала мне, что ты никогда не ходила на...
— Потому что это ужасная идея, — пробормотала Эмма.
Камилла продолжила, как будто Эмма не говорила.
— Так что раскрути её. Делай с историей все, что тебе заблагорассудится. «Мое Первое Свидание Вслепую», «Неужели Свидания Вслепую Остались В Прошлом?», «Ужасы Свидания Вслепую». Делай все так, как тебе хочется... Просто... дай Бенедикту шанс. По крайней мере, попытайся, Эмма
— Это не кажется чем-то новым, — сказала Эмма из последних сил. — Наверняка Шпилька за эти годы написала миллион историй о свиданиях вслепую.
— О, ты знаешь, как это бывает, — сказала Камилла, вставая, как будто разговор был окончен. — Иногда новое, это хорошо забытое старое, и так далее.
— Камилла... — умоляла Эмма, стоя так, что они оказались глаза в глаза.
— Это всего лишь одно свидание, Эмма, — голос Камиллы был теперь нетерпеливым. — Всего лишь два часа из твоей жизни.
— Значит, это не обсуждается?
Камилла кивнула один раз.
Эмма провела языком по зубам и сделала длинный успокаивающий вдох через нос.
Хорошо.
Прекрасно.
Камилла была права. Свидание с симпатичным парнем не убьет ее. В худшем случае, это будет катастрофа, и ее статья будет написана сама собой.
— Хорошо. Организуйте его.
— Уже организовала, — ответила Камилла, не отрываясь от своего телефона.
Эмма закатила глаза.
— Значит, весь этот разговор был просто формальностью?
Камилла подняла глаза.
— В следующую пятницу в восемь. Бенедикт сообщит тебе место.
— Не могу дождаться, — пробормотала Эмма, направляясь к двери.
— О, Эмма, — позвала Камилла, когда Эмма уже почти убежала.
— Я почти переехала к Кенни. К нему домой. И мы уезжаем на следующей неделе в Австралию.
— Эм, хорошо?
Камилла пожала плечами.
— Переезжай ко мне. Пока твою квартиру не отремонтируют. Если хочешь.
Эмма слегка вздрогнула от неожиданности. Предложение было неожиданным и щедрым. Она бывала у Камиллы раз или два на званых обедах, и квартира была великолепна. Она была бы сумасшедшей, если бы отказалась от роскошной высотки в Верхнем Уэст-Сайде с видом на парк и в двух шагах от офиса Шпильки. Кроме того, она предполагала, что ремонт в ее квартире займет несколько недель, если не больше.
А у нее в календаре было свидание вслепую. Камилла была у нее в долгу.
— Хорошо, — сказала Эмма. — Я согласна. Спасибо. Я ценю это.
Камилла пожала плечами, как будто в этом не было ничего особенного, но когда Эмма повернулась, чтобы вернуться в свой кабинет, она могла поклясться, что уловила вспышку триумфа на лице своей начальницы.
И у Эммы возникло тревожное чувство, что она только что столкнулась с каким-то коварным планом... что ее пребывание в квартире Камиллы с самого начала было конечной целью.
Но почему?
Глава 4
— Ладно, это определенно считается улучшением по сравнению с твоим предыдущим жилищем, — сказала Грейс, принимая мимозу, которую ей протянула Эмма, и любуясь панорамным видом на город.
— Ты имеешь в виду, потому что тебе не нужны дождевые сапоги, чтобы находиться там? — спросила Эмма.
— Эмма, дорогая, даже до наводнения твоя квартира была... эм.... — Джули прервалась и посмотрела на других девушек в поисках помощи.
— Дурно пахнущей? Холодной зимой, жаркой летом? Шумной? — предположила Райли, бросаясь на белый диван в гостиной Камиллы.
— Слово, которое ты ищешь «довоенной», — сказала Эмма, садясь напротив Райли. — Это романтично.
— Отремонтированный довоенный дом — это романтично, — сказала Грейс. — Иначе это просто старый...
— И сырой, — добавила Джули. — И...
— Хорошо! Я поняла! — сказала Эмма, смеясь. — Моя квартира была отстойной. Но она была дешевой, и в ней был камин...
— Которым ты не могла пользоваться, — пробормотала Грейс.
Эмма оглядела роскошную квартиру Камиллы. Она рассмотрела гранитные столешницы, приборы из нержавеющей стали, угловые окна с обилием естественного света и потрясающим видом...
— Да, хорошо, — признала Эмма. — Эта квартира лучше.
— Отлично. Значит, мы все согласны? Мы будем тусоваться у Эммы следующие три месяца, — сказала Джули, вставая, чтобы принести еще шампанского.
— Как ты думаешь, Камилла и Кенни занимались этим на этом диване? — размышляла Райли.
— Фу. Почему ты так спокойно там сидишь? — спросила Грейс.
Райли пожала плечами.
— Вы все сидели на моем диване, а мы с Сэмом...
Эмма подняла руку.
— Нет. Не заканчивай это предложение. Давайте жить в счастливом, невежественном мире, где никто не занимается этим на диванах, где сидят их друзья.
Джули вернулась с бутылкой шампанского, графином апельсинового сока и начала подливать всем.
— Итак, что у нас запланировано на остаток дня? — спросила Джули. — Я думала, что помощь Эмме в переезде займет больше времени.
— Думаю, это одно из преимуществ того, что все твои вещи были испорчены, — сказала Эмма, облизывая дорожку шампанского, стекающую по внешней стороне ее бокала. — Не так много нужно перевезти.
— Ты не знаешь, когда будет оформлена страховка?
— Нет, — сказала Эмма. — Я позвоню им в понедельник.
Ее друзья обменялись взглядами на бесцеремонный тон Эммы, но она действительно не волновалась по этому поводу. Конечно, большую часть ее мебели пришлось убрать, значительная часть ее одежды была выброшена, но в квартире Камиллы было все необходимое для краткосрочного проживания. Хотя Эмма, конечно, проигнорировала настойчивое требование Камиллы занять хозяйскую спальню. Небольшая комната для гостей была бы в самый раз, и в ней было меньше ужасных мыслей о том, как Камилла и Кенни «делают это», как сказала бы Райли.
И хотя Эмма не могла не чувствовать себя немного напряженной из-за всего этого, было также что-то очень освобождающее в том, что ее заставляли начинать все с нуля.
Несмотря на то, что у нее не было дома, а в гардеробе было всего пять нарядов, Эмма чувствовала себя легче, чем за последние месяцы. Как будто вот-вот произойдет что-то интересное. Как будто, может быть, впервые за...
— Я говорила вам, что у меня свидание в пятницу? — выпалила Эмма.
— Да? С кем? — спросила Грейс.
Ее подруги выглядели любопытными, но не совсем удивленными. Эмма, может, и не искала отношений, но иногда ходила на свидания. Ей нравилось наряжаться. Ей нравилось разговаривать с мужчинами.
Ей нравился секс, если настроение было подходящим. Хотя так почти никогда не было.
Но в этот раз... в этот раз все было по-другому.
Обнадеживающе.
Эмма поболтала бокалом с вином.
— Его зовут Бенедикт. Камилла все устроила.
— Камилла?! — сказала Джули. — Так вот почему она позволила тебе остаться здесь. Это была взятка!
Эмма пожала плечами.
— Фактически.
— Он симпатичный? А я думала, ты запрещаешь нам назначать тебе свидания вслепую? — сказала Грейс.
— Ну, если бы у вас была квартира на двадцать четвертом этаже с видом на Центральный парк, чтобы поторговаться, возможно, я бы пересмотрела свои взгляды, — сказала Эмма.
— Туше, — размышляла Райли, постукивая ногтями по ручке дивана. — Хочешь, чтобы мы пошли с тобой на свидание? Мы можем потусоваться в баре и придумать какой-нибудь код SOS, если все полетит к чертям?
— На каких свиданиях ты была, чтобы требовался код SOS? — спросила Эмма.
— Ты будешь удивлен, дорогая, — загадочно сказала Райли. — Ты будешь удивлена.
— Что ты собираешься надеть? — спросила Джули. — Я видела, что выжило после твоего апокалиптического наводнения. Выбор не велик.
Грейс села прямо.
— Оооо, кажется, я только что придумала, что мы можем сделать с остатком нашего дня!
Райли указала на свой бокал.
— Я не против. Дневная выпивка — это законно, если в ней участвуют фрукты.
Грейс взволнованно встала, жестом показывая Райли, чтобы та заканчивала.
— Поднимайся, МакКенна. Мы идем на шоппинг.
Райли и Эмма застонали, а Джули завизжала.
Что касается шоппинга, их группа была разделена пополам. Грейс и Джули практически жили в Блумингдейл (американская сеть универмагов), и их идеей лечения ПМС была прогулка по Сакс.
Райли и Эмма, с другой стороны, ходили по магазинам только по необходимости. Они наслаждались хорошей парой Manolo Blahniks не меньше, чем другие девушки, и они не были застрахованы от одной из тех редких находок, которые делают грудь огромной, а талию крошечной, но должна быть чертовски веская причина, чтобы отправиться в мир назойливых продавцов, пугающих ценников и нелестного освещения в примерочной.
К сожалению, сегодня причина была веская. Грейс была права. Выбор одежды для Эммы был удручающим.
Эмма извиняюще посмотрела на Райли.
— Хорошо, — пробормотала Райли, опрокидывая в себя остатки напитка. — Но ведь будет обед, верно?
— Да, милая, — успокаивающе сказала Джули. — Я уверена, что мы сможем найти для тебя кусок хлеба, начиненный макаронами, с маслом и сливками.
— Идеально, — Райли потерла свой вечно плоский, но никогда не насыщающийся живот. — Может, они смогут его поджарить.
— Меня сейчас стошнит, — пробормотала Эмма, вставая и собирая все стаканы, чтобы отнести их на кухню.
— Ты ведь с юга, — сказала Райли. — Ты должна быть на моей стороне в этом вопросе. Разве там не едят вкусные жареные блюда?
Эмма проигнорировала это. Она не любила говорить о своей прошлой жизни. Если только она могла помочь. Не с тех пор, как сорвалась ее помолвка по вине пьяного отца, с которым она почти не разговаривала в эти дни. И с тех пор, как она узнала, что ее сестра, самый дорогой для Эммы человек в мире, солгала ей.
— Эй, могу я задать грубый вопрос? — спросила Джули, пока все четверо надевали пальто и брали сумочки.
— Грубость — это вроде как моя фишка, но я разрешаю, — сказала Райли.
Джули посмотрела на Эмму, выражение ее лица было добрым.
— Как у тебя обстоят дела с деньгами? Я думаю, мы все согласны, что тебе нужно сходить на шоппинг, но может, тебе нужно что-то одолжить, пока не придет страховое возмещение?
Эмма оглядела своих друзей, которые, казалось, были готовы отдать ей все свои сбережения, если бы она только сказала слово.
Она сглотнула, чувствуя себя необычайно эмоциональной.
Эмма никогда не была из тех, кто показывает свои эмоции. Слезы, физическая привязанность и разговоры о чувствах были скорее уделом ее сестры. Эмма знала, что в хороший день она была сдержанной. В плохой день она определенно слышала, как о ней говорят «ледяная королева».
Иногда ее беспокоило, что только потому, что она не показывает своих эмоций, люди почему-то думают, что у нее их нет.
Но это было неправдой. Она все чувствовала. Глубоко.
И прямо сейчас Эмма испытывала сильное чувство благодарности к группе подруг, которые каким-то образом приняли ее в свой коллектив, несмотря на все ее эмоции. Когда семь лет назад Эмма бежала из Северной Каролины, в основном это было связано с тем, чтобы избежать боли от разрыва с Кэссиди.
Но в своей глубокой, ужасающей боли она отгородилась и от других людей. Ее друзья постепенно перестали звонить, потому что она никогда им не перезванивала. Ее тети, которые пытались выполнять роль суррогатной матери после того, как мама Эммы скончалась от рака, когда Эмме было шестнадцать лет, постепенно перестали беспокоиться о ней.
Ее отец, в свою очередь, не переставал оставлять властные голосовые сообщения, требуя, чтобы она немедленно вернулась домой. Он был полон решимости делать вид, что между ними ничего не происходит. Он отказывался признать, что сыграл главную роль в разрушении ее отношений с Кэссиди. Он по-прежнему звонил каждое воскресенье. Иногда Эмма брала трубку. Иногда нет. Возможно, это было неправильно, но она все еще злилась на него.
А потом была Дэйзи. Дэйзи, на которую Эмма отчаянно пыталась злиться, но которая отказывалась прекратить звонить, писать смс и длинные письма, пока Эмма не простила ее. Дэйзи совершила ошибку, не рассказав Эмме правду о Кэссиди, но одним из самых замечательных качеств Дэйзи была ее готовность признавать ошибки и, что еще важнее, учиться на них.
Тем не менее, Дэйзи, какой бы замечательной она ни была, вернулась в Северную Каролину.
Джули, Райли и Грейс были здесь. И пока они не проложили себе дорогу в ее жизнь своим счастливым энтузиазмом и неизменной преданностью, Эмма не осознавала, насколько ужасно одинока.
— Я люблю вас, девочки, — сказала Эмма, слова вырвались сами собой. — Вы знаете это, верно? Я имею в виду, я знаю, что никогда не говорю этого, и я не такая обнимашка, как Джули, и не такая добрая, как Грейс, и не такая откровенная, как Рай...
— Мы знаем, дорогая, — сказала Грейс, протягивая руку и сжимая руку Эммы. — Мы знаем.
Райли шагнула вперед и легонько постучала Эмму по виску.
— Девочки, я думаю, что паводковая вода попала в ее мозг. Она стала мягче к нам.
— Так это значит «да», по деньгам? — спросила Джули. — Мы можем одолжить тебе немного?
— Нет, — сказала Эмма, ее голос был добрым, но выразительным. — С деньгами у меня все в порядке. Правда.
Это была правда. Ее зарплата в Шпильке была приличной, если не сказать роскошной, и, в случае необходимости, у нее был другой источник. Трастовый фонд, о котором не знали даже ее лучшие подруги. Трастовый фонд, который Эмма ненавидела, потому что ее мать должна была умереть, чтобы Эмма получила к нему доступ.
Но потом... Эмма позволила себе улыбнуться, потому что вся эта ситуация была почти подходящей, в некотором смысле. Ее всегда идеально причесанная мать была бы в полном восторге, узнав, что ее наследство пошло на новый гардероб. На самом деле, если бы Аннабет Синклер была сейчас здесь, она бы настояла на том, чтобы потащить Эмму к стойке с косметикой и, возможно, в парикмахерскую.
У женщины никогда не может быть слишком много помад, девочки.
Эмма улыбнулась воспоминаниям.
— Эй, давайте заглянем в отдел косметики в Блумингдейле, — сказала Эмма, выходя за ними в коридор. — Кажется, у меня косметический кризис.
— Предательница, — прошипела Райли.
Эмма бросила ключи в сумочку и наткнулась прямо на спину Грейс.
Все три ее подруги остановились в коридоре, и Эмма оглянулась, чтобы понять, почему.
И тут же почувствовала, как ее желудок перевернулся.
Внезапно ухмылка Камиллы в тот день, когда она предложила Эмме квартиру, обрела гораздо больший смысл.
Дело было не в том, чтобы свести Эмму с Бенедиктом. Свидание вслепую было всего лишь красным пятном.
Настоящий план действий был прямо перед ней.
В виде бывшего жениха Эммы. Который был с женщиной.
— Что ты здесь делаешь, Кэссиди? — спросила Джули, ее голос был наполовину в ужасе, наполовину в изумлении.
Глаза Кэссиди на полсекунды задержались на Эмме, и она каким-то образом узнала ответ еще до того, как он заговорил.
— Я живу здесь, — сказал он, указывая на дверь рядом с дверью Камиллы. — Я переехал в прошлом месяце. Камилла никогда не упоминала об этом? Она была той, кто связал меня с предыдущим владельцем.
— Нет, — сказала Грейс, поджав губы от восторга. — Не упоминала.
Эмма едва слышала все это. Ее мозг повторял одну мысль снова и снова: Алекс Кэссиди станет ее соседом на три месяца.
Это была не очень хорошая новость.
Совсем не хорошая.
Но, что удивительно, это было еще не самое худшее.
Хуже всего было даже не то, что пальцы Кэссиди были случайно соединены с пальцами симпатичной, застенчивой брюнетки.
Нет, хуже всего было то, что Эмма почувствовала кратковременный приступ того, что давно считала мертвым.
Ревность.
Глава 5
Во всех сценариях, в которых Алекс представлял, как его нынешняя женщина встречается с его бывшей женщиной, этого определенно не было в списке.
На самом деле, в большинстве его сценариев эта встреча вообще не произошла.
Не потому, что Алекс не хотел, чтобы Эмма увидела его с кем-то новым. Он не возражал против этого. А Эмма ясно дала понять, что ей так или иначе все равно, холост он, женат или мертв.
Но в какой-то глупой, сентиментальной части своего мозга Алекс не хотел видеть этих двух женщин вместе, бок о бок. Не хотел рисковать, позволяя своему разуму делать сравнения, к которым он не был готов. И, возможно, никогда не будет готов.
И, тем не менее, они были здесь. Он. Его новая девушка. Его девушка почти десятилетней давности.
И три озорно выглядящих обозревателя Шпильки.
— Вы, дамы, зашли попрощаться с Камиллой? — спросил Алекс, стараясь не повторить свою прежнюю ошибку, когда он бросил взгляд на Эмму. Всякий раз, когда он оступался и вступал в зрительный контакт, это всегда было подобно толчку в его организме. Нежелательному и неприятному.
Женщины обменялись взглядами, и у Алекса возникло четкое ощущение, что он что-то упустил.
К его удивлению, заговорила Эмма.
— Камилла одолжила мне свою квартиру, пока она в Австралии.
Алекс слегка вздрогнул, и, судя по озадаченному взгляду его девушки Даниэль, она определенно почувствовала это.
— Что значит, одолжила тебе свою квартиру?
Эмма пожала плечами.
— У меня дома произошло небольшое наводнение. Она сказала, что я могу пожить здесь, пока все не уладится.
— Понятно, — он сохранял спокойствие в голосе. — Значит, мы с тобой...
— Соседи! — сказала Джули певучим голосом, делая джазовые движения руками. — Как... весело!
Алекс в волнении потянул за мочку уха. Весело — это не то слово, которое он бы использовал.
И судя по небольшой линии между бровями Эммы, не то, которое использовала бы и она.
Чёрт бы тебя побрал, Камилла. Он должен был догадаться, что что-то случилось в тот день в офисе, когда она задала слишком много вопросов о том, не против ли он, чтобы она устроила Эмме свидание вслепую.
Даниэль переместилась рядом с ним, и он запоздало понял, что знакомство назрело. Но Грейс уже занималась этим, двигаясь к Даниэль с протянутыми руками и теплой улыбкой.
Искренняя улыбка, отметил Алекс. Грейс была хорошим человеком.
— Так приятно снова увидеть тебя, Даниэль! — Грейс обняла его девушку.
— Мне тоже! — сказала Даниэль. — Я как раз говорила Алексу, что теперь наша очередь устраивать званый ужин.
— О, если кто-то сказал «званый ужин», думаю, мы с тобой могли бы стать подругами, — сказала Райли, выходя вперед и протягивая руку. — Я Райли МакКенна. Любительница званых ужинов.
— И что она имеет в виду под этим, так это то, что она ест. Много, — сказала Джули, также пожимая руку Даниэль. — Я Джули Грин. Мы слышали о тебе много хорошего.
— Взаимно, — сказал Даниэль. — Алекс говорит, что они с Митчеллом иногда бегают вместе.
— Ммм, отвратительно, не правда ли? — сказала Джули, подмигнув. — О, Даниэль... это наша подруга Эмма Синклер.
— Точно! — сказал Даниэль, повернувшись, чтобы улыбнуться Эмме. — Похоже, ты новая соседка.
— Безусловно, — пробормотала Эмма, делая шаг вперед, чтобы пожать руку Даниэль. Алекс закатил глаза к потолку, когда две женщины пожимали друг другу руки. Он бы убил Камиллу за это.
— Куда это вы, девочки, собрались? — спросила Даниэль.
— По магазинам, — ответила Эмма. — Мне нужна новая одежда. Ты должна пойти со нами!
Очевидно, Алекс был единственным, кто подумал, что это ужасная идея, потому что Грейс, Джули и Райли радостно кивнули на приглашение Эммы, и, Боже помоги ему, Даниэль выглядела так, будто хотела согласиться.
Его взгляд сузился на Эмму и поймал ее безмятежную улыбку, и, возможно, малейший блеск в ее карих глазах.
Нет. Нет. Ни за что, черт возьми. Он знал этот взгляд. Он означал неприятности.
— Мы с Даниэль как раз собирались на обед, — быстро сказал он.
Даниэль улыбнулась и указала ему на дверь.
— Просто пришлось вернуться, чтобы взять зонтик. У нас уже заказан столик, но я бы с удовольствием пошла. Может быть, в следующий раз? Я только пару месяцев назад переехала в Нью-Йорк из Атланты, и мне до смерти нужны подруги.
— Конечно, — сказала Эмма, в ее голосе было столько сладости и понимания. — Мы обязательно возьмем твой номер у Кэссиди.
Через его труп.
— Даниэль, нам пора идти, если мы хотим забронировать столик. Дамы, приятного шопинга. Рад был повидаться с вами.
— Очень приятно, — промурлыкала Джули, подмигнув ему, когда они вчетвером направились к лифту.
Он мог поклясться, что услышал шепот Райли: — Это будет интересно.
Что касается Эммы... Эмма уже была у лифта, поворачиваясь, чтобы дружески помахать на прощание моей девушке.
Он ждал, когда она поймает его взгляд.
Он ждал, когда на ее лице промелькнет эмоция, которую, как ему казалось, он увидел, когда она увидела, что он держит Даниэль за руку.
Двери лифта открылись, и она шагнула внутрь, не оглядываясь.
Конечно, она не оглянулась.
Она никогда этого не делала.
Глава 6
Что касается свиданий вслепую, это не было ужасно.
Бенедикт Уэйд был почти так же хорош собой, как на фотографии, которую ей показала Камилла, хотя, возможно, камера поймала его под особенно удачным углом, потому что реальность была несколько ошеломляющей.
Но он не ковырялся в зубах, не доминировал в разговоре и не пытался заказать за нее ее блюдо. Не хвастался своим членом, не придирался к винной карте, не пялился на ее сиськи.
Он был из хороших парней. Из тех, кто «достоин второго свидания».
Что еще более важно, когда Бенедикт (по-видимому, никогда не Бен) предложил проводить ее домой, Эмма не захотела придумывать какую-то неубедительную отговорку о том, что ей нужно купить тампоны или бежать домой к своему несуществующему питомцу.
Но когда они дошли до многоквартирного дома Камиллы, Эмма решила, что именно здесь она проведет черту. По крайней мере, на сегодняшний вечер.
— Значит, ты тут живёшь? — спросил Бенедикт, когда она остановилась перед высоткой и повернулась к нему лицом.
Она улыбнулась.
— Ну... это место, где я буду жить следующие пару месяцев.
Он окинул взглядом блестящее современное здание.
— Тяжело вообще? Жить в таких жёстких условиях?
Эмма рассмеялась.
— Я немного скучаю по тому, чтобы постоянно быть настороже в поисках тараканов, но это не так уж плохо
— Кажется, я понимаю, что здесь происходит, — сказал Бенедикт, шевеля бровями. — Ты пытаешься заманить меня пораньше, прежде чем познакомить меня с коллекцией домашних крыс в твоей настоящей квартире.
— Нет, нет, думаю, я понимаю, что здесь происходит, — поддразнила она в ответ. — Ты просто используешь меня ради моей уютной квартиры в которой я буду жить временно.
Он торжественно кивнул.
— А когда Камилла вернется, я буду ухаживать за ней. Сохраню свое законное место в этом здании.
Эмма рассмеялась.
— Разве Камилла не дружит с твоей матерью? Разве это не... неправильно?
— Признаться, в этом есть что-то современное, но это мир, в котором царит конкуренция, Синклер.
Они улыбнулись друг другу.
Если бы это было пятое свидание (плюс-минус), момент абсолютно оправдывал бы вопрос «хочешь подняться ко мне?»
Но Эмма была не на пятом... еще нет.
Однако, может быть, поцелуй... просто для того, чтобы понять, на какой стадии находится их физическое влечение.
Бенедикт, похоже, понял ее правильно, потому что его улыбка стала чуть более сексуальной, и он сделал шаг к ней.
Эмма наклонила голову и наблюдала за его медленным приближением, оценивая его движения. (Она ничего не могла с этим поделать. В конце концов, она все еще была обозревателем по отношениям — всегда искала материал, всегда оценивала).
И этот парень сдал.
Очень мило, мистер Уэйд. Неторопливый и сексуальный, и действительно очень приятный.
Если перед тем, как его губы коснулись ее губ, Эмма и почувствовала какое-то беспокойство, то проигнорировала его. Она не хотела слышать этот крошечный голосок, который шептал ей в затылке: — Не тот парень, не тот парень!
Этот голосок был занозой в заднице Эммы на протяжении семи долгих лет. С тех пор, как между ней и Кэссиди все разладилось.
Этот тихий голос был безумным. Она мысленно отключила его. Улыбнулся Бенедикту.
Но затем, как раз перед тем, как он опустил голову, его глаза скользнули поверх ее плеча и расширились, прежде чем на лице появилась улыбка.
— Алекс, чёртов, Кэссиди.
Эмма моргнула. Она могла бы поклясться, что заставила замолчать этот надоедливый голосок. Конечно, голос же не говорил вслух?
Но нет...
Бенедикт больше не обращал на нее внимания.
Алекс Кэссиди был здесь не только в ее воображении. Он был здесь во плоти.
Она могла убить Камиллу. По-настоящему.
Оба мужчины пожимали друг другу руки, как старые друзья. Это было великолепно. Это было просто замечательно.
Эмма испытывала искушение ворваться обратно в свою квартиру, взять открытую бутылку Мерло, стоявшей на столе, и притвориться, что лучшее первое свидание, на котором она была за последние месяцы, не болтало с ее бывшим.
Но это дало бы Кэссиди слишком много власти.
Вместо этого она развернулась на каблуках своих сапог от Louboutin и направилась к двум мужчинам.
— Эмма, это Алекс Кэссиди, — сказал Бенедикт, когда она подошла к нему. — Я играл в футбол против этого парня в колледже. Я совсем забыл, что Камилла упоминала, что они были соседями!
— Значит она упоминала? — пробормотала Эмма. Очевидно, Камилла успела кому-то об этом упомянуть.
Она почувствовала на себе взгляд Кэссиди, но когда она перевела взгляд на него, он тут же отвел глаза. Не раньше, чем она увидела, что сегодня они были голубыми. Это была игра, в которую они играли в те времена. Глаза цвета морской волны, как она их называла. Она всегда пыталась понять, что ей больше нравилось: дни, когда они светились зеленым, или дни, когда они горели синим.
— В каком колледже ты учился? — спросила она Бенедикта.
— В Дьюке. Я был вратарем в то же время, когда Кэссиди была нападающим.
— Я удивлена, что вы двое разговариваете после игры. Той, в которой назначили пенальти?
Бенедикт посмотрел на нее, удивляясь ее познаниям в студенческом спорте, и она пожала плечами.
— Вперёд Tar Heels(команда по американскому футболу в Университете Северной Каролины; их слоган Go Tar Heels)?
— Ни хрена себе, — сказал он, переводя взгляд с нее на Кэссиди. — Вы оба учились в УСК? Вы знали друг друга?
— Да, — сказала Эмма, прежде чем Кэссиди успел открыть свой поганый рот и сказать что-то ужасное.
— Ого, мир тесен, — сказал Бенедикт.
Ты даже не представляешь насколько.
— Камилла спросила меня, думаю ли я, что вы двое поладите, — сказал Кэссиди, выражение его лица выражало только любезность.
— Да? — спросил Бенедикт.
Улыбка Кэссиди была быстрой.
— Я сказал ей, что да.
Эмма закатила глаза, когда Бенедикт непринужденно положил руку ей на талию.
— Ну, тогда, наверное, я должен поблагодарить тебя.
Кэссиди усмехнулась.
— Считай, что я загладил свою вину за то, как прошла последняя игра.
Бенедикт рассмеялся.
— Знаешь, сколько раз я проигрывал тот момент? Я был абсолютно уверен, что ты пойдешь правильно. Была только капля сомнения, что, может быть, ты пойдешь налево...
Эмма знала, как развивалась эта история. Знала, что Бенедикт поступил так, как поступило бы большинство вратарей.
Но Кэссиди изменил правила. Он не пошел направо. Или влево. Он целился в центр, и его удар обеспечил победу УСК над одним из самых злейших соперников.
Эмма не могла поверить, что не поставила Бенедикта на место того несчастного вратаря из той эпической ночи. Но, возможно, она не должна была удивляться тому, что не узнала его.
В те времена она смотрела только на одного парня.
От дальнейших разговоров о футболе Эмму избавило появление такси у обочины. Швейцар из дома Камиллы открыл его, и внимание Кэссиди переключилось.
К ним подошла знакомая брюнетка. Даниэль.
Эмма рефлекторно улыбнулась: девушка Алекса превратила их неловкий секс втроем в невыносимый секс вчетвером.
Рука Кэссиди нашла талию Даниэль, имитируя положение руки Бенедикта на талии Эммы.
На несколько секунд его взгляд впился в Эмму, и она почувствовала, что ей стало жарко, а потом холодно. Очень, очень холодно.
Она перевела взгляд на Даниэль, готовая поприветствовать её, но Даниэль не смотрел на нее.
Не смотрела она и на Кэссиди.
Ее голубые глаза были устремлены на Бенедикта, и она выглядела ошеломленной.
— Даниэль, ты помнишь Эмму? — сказал Кэссиди.
— Конечно, привет! — сказала Даниэль, ее голос был немного резким, когда она широко и фальшиво улыбнулась Эмме. Ее взгляд тут же вернулся к взгляду Бенедикта, а затем она посмотрела на землю.
Эмма озадаченно посмотрела на своего спутника и увидела, что он тоже выглядит потрясенным, но потом, похоже, пришел в себя.
— Бенедикт Уэйд, — сказал он, протягивая руку в сторону Даниэль.
Эмма смущенно сморщила нос. Весь вечер Бенедикт был очаровательным и веселым, но сейчас его тон был почти благоговейным.
Даниэль протянула руку, и Эмма могла бы поклясться, что увидела искры, когда их пальцы соприкоснулись. Настоящие искры.
Они оба отпрянули назад.
Эмма приподняла бровь, и ее взгляд нашел взгляд Кэссиди, в то время как он смотрел на нее. Впервые в их взгляде не было подтекста. Впервые за долгое время они были на одной стороне.
На стороне смятения.
— Вы знакомы? — спросила Эмма, не в силах сдержать свое любопытство.
— Нет, — ответила Даниэль, все еще ошеломленная.
Бенедикт молча покачал головой.
Эмма снова встретилась взглядом с глазами Кэссиди, гадая, понимает ли он, что здесь происходит. Эмма была уверена, что его девушка и ее спутник только что наткнулись на неуловимую insta-love.
Также известная как любовь с первого взгляда.
Также известная как «Они полные идиоты, если думают, что это продлится долго».
Тем не менее, Эмма знала, когда ее опередили. Они с Бенедиктом прекрасно ладили. Более чем хорошо. Но в воздухе практически витало сексуальное напряжение, и это было не между ней и Бенедиктом.
Эмма готова была поспорить, что даже Камилла не ожидала такого поворота событий.
Эмма прочистила горло, как раз когда Кэссиди взглянул на Даниэль.
— Может быть, мы позволим этим двоим вернуться к их свиданию? — сказал он.
— О! Конечно! — сказала Даниэль, заставив Эмму улыбнуться.
— Приятно было познакомиться, — поспешил сказать Бенедикт.
— Мне тоже.
Даниэль и Бенедикт задержали взгляд друг на друге на секунду дольше, чем нужно, прежде чем она последовала за Кэссиди в вестибюль.
Даниэль не оглянулась. Если бы она это сделала, то увидела бы, что Бенедикт смотрит ей вслед.
Эмма вздохнула. Все шансы на идеальный поцелуй на первом свидании только что испарились.
Его взгляд вернулся к ней.
— Они кажутся милыми.
— Угу, — сказала Эмма.
— Они давно встречаются?
Эмма не потрудилась удостоить его ответом. Десять минут назад она была готова предложить этому парню свои губы.
Теперь она предложила ему свою руку.
— Спасибо за ужин. Мне было очень приятно.
Бенедикт взял руку и поднес ее к губам старомодным способом, который был милым и джентльменским, но абсолютно ничего не значил для нее.
Он сделал уклончивое заявление о том, что скоро позвонит ей, и она так же уклончиво пробормотала, что с нетерпением ждет этого.
Через пять минут Эмма налила себе большой бокал Мерло и съела горсть крекеров «Золотая рыбка».
Она направилась в гостевую комнату, которую считала своей, и свернулась калачиком на кровати, скрестив ноги, с мобильным телефоном в руке, зажав между зубами «Золотую рыбку» и написав сообщение сестре. После того как Эмма переехала в Нью-Йорк, Дэйзи звонила ей каждые три-четыре дня, как по часам. Они говорили о своей работе, о мужчинах, о том, какое телешоу по пению/танцам было популярным в данный момент, и Дэйзи мягко напоминала Эмме, что «блондинистый цвет не держится сам по себе». В итоге Эмма вообще отказалась от светлых волос, о чем Дэйзи сетовала каждый год во время их ежегодных совместных выходных в Новом Орлеане, поскольку Дэйзи ненавидела этот город, а Эмма ненавидела все, что связано с Северной Каролиной.
Но потом Дэйзи вышла замуж.
Эмма никогда не была поклонницей Гэри. И ей очень не нравилось то, как он уговорил ее иногда примадонну-сестру на скорую свадьбу в здании суда. Но Дэйзи была счастлива, и Эмма твердо решила не вмешиваться в отношения Дэйзи так, как Дэйзи вмешивалась в ее отношения. Оглядываясь назад, Эмма жалела, что не сказала об этом.
Сначала Эмма думала, что звонки ее сестры прекратились, потому что она была новобрачной и со своими заботами, но когда начались текстовые сообщения, Эмма поняла, что все было наоборот. Дэйзи была несчастна. Они с мужем жили в крошечной квартирке в Роли. Единственное свободное время для общения у Дэйзи было по вечерам после работы, когда Гэри чаще всего оказывался дома. Поэтому Дэйзи переписывалась. Сначала это были обычные жалобы. Он был раздражительным. Он злился, когда она не готовила ужин, а потом не появлялся, когда она его готовила. Телевизор всегда был включен на спорт, и переключение канала — не обсуждалось. Потом все стало еще хуже. Он вообще не приходил домой. Он выходил из комнаты, когда ему звонили по телефону. Он кричал на Дэйзи всякий раз, когда она упоминала о перспективе создания семьи. Самым лучшим сообщением, которое когда-либо получала Эмма, было сообщение о том, что Дэйзи разводится.
Но Эмма и Дэйзи так и не вернулись к многочасовым телефонным разговорам. Дэйзи говорила, что это потому, что она просто привыкла к смс, но иногда Эмма беспокоилась, что дело в чем-то более мрачном... как будто Дэйзи знала, что может спрятаться за смс больше, чем за телефонным звонком. Ведь если кто и мог прочитать тон вашего голоса, так это ваш близнец.
Тем не менее, когда нужно было поворчать о неудачном свидании, смс было как раз кстати, подумала Эмма, разгрызая свою «Золотую рыбку» и пуская пальцы по экрану, чтобы рассказать сестре о своем вечере.
Эмма: Только что вернулась со свидания вслепую.
Дэйзи отреагировала мгновенно.
Дэйзи: О-о-о. Еще рано. Я надеялась на любовь с первого взгляда.
Эмма: О, это была любовь с первого взгляда.
Дэйзи: Подожди, что? Мне дадут отсрочку на мою роль подружки невесты?
Эмма: Не покупай пока платье подружки невесты. Он влюбился в другую. Полагаю, я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО наблюдала за тем, как это происходит.
Пока Эмма и Дэйзи переписывались, а уровень вина в бокале Эммы становился все ниже и ниже, ее что-то осенило.
Она была раздражена всем этим вечером, это правда.
Но на самом деле ее раздражало не то, что у них с Бенедиктом не сложилось.
Дело было в том, что Эмма не могла заставить себя заботиться об этом.
Даже самую маленькую часть.
Глава 7
В дверь кабинета Алекса постучали.
— Да? — позвал он.
— Босс.
Подняв глаза, он увидел Коула Шарпа, стоящего в дверях. Не того, кого он ожидал увидеть.
— Где Джейк? — спросил Алекс.
Коул вошел в офис без приглашения и направился к столу Алекса легкой походкой человека, который никогда никуда не спешит. С чего бы это? Все приходило к нему само. Лучшие темы для статьи. Лучшие женщины...
— Джейка Мэлоуна, — ответил Коул, взяв степлер Алекса и несколько раз щелкнув им, когда садился, — в последний раз его видели выходящим на лестничную клетку.
— На лестничную клетку? — Алекс откинулся на стуле, не понимая.
— Знаешь... чтобы встретиться с Грейс? — сказал Коул, вздергивая брови.
Алекс щелкнул ручкой.
— Они часто так делают?
— Возможно, — сказал Коул, протягивая руку через стол и беря PowerBar(батончик), который Алекс так и не успел съесть. — А что, у тебя есть какие-то вуайеристские наклонности?
На самом деле Алексу было абсолютно все равно, совокупляется ли один из его ведущих обозревателей со своей новой невестой на лестничной клетке, но у них с Джейком была запланирована встреча.
И Алексу нужен был совет Джейка.
Точнее, ему нужен был совет жены Джейка.
Но Джейка здесь не было, а Коул был, так что...
— Полагаю, ты не слышал о том, что я на несколько месяцев возглавил Шпильку? — спросил Алекс.
— Конечно, слышал, — сказал Коул, откусывая кусочек PowerBar.
Алекс вскинул руки.
— Как? Как ты это услышал? Ты даже не работаешь здесь полный рабочий день.
Несмотря на все усилия Алекса, Коул Шарп настаивал на сохранении своего статуса контрагента. Он был лучшим спортивным обозревателем Оксфорда. У него были связи в NFL(национальная футбольная лига), NBA(волейбольная ассоциация), NHL(хоккейная лига)... в колледжах, школах, да мало ли еще где.
Алекс умирал от желания заполучить Коула на эксклюзивной основе, но пока что тот упорно держался за свой статус фрилансера. Насколько Алекс мог судить, Коул Шарп был не из тех мужчин, которые остепеняются в любом аспекте своей жизни. Высокий, широкоплечий, со слегка неряшливой внешностью героя голливудской романтической комедии, он управлял своей карьерой так же, как и своими женщинами:
С энтузиазмом и без обязательств.
Тем не менее, репутация Коула среди женщин могла быть именно тем, что нужно Алексу.
На углу стола Алекса лежала огромная стопка. Он притянул его к себе и постучал по бумагам кулаком.
— Знаешь, что это?
Коул взглянул на стопку.
— Твой дневник?
— Статьи Шпильки, — сказал Алекс, снова перебирая бумаги. — Страница за страницей об отшелушивающих средствах, множественных оргазмах и губной помаде.
Коул наклонился вперед и протянул руку.
— Позволь мне взглянуть статью с оргазмом.
Алекс проигнорировал его, вытащил лист бумаги и встряхнул его.
— Здесь две тысячи слов о бюстгальтерах пуш-ап. О брендах, о том, как они должны сидеть, и послушай вот это: — Секрет привлекательности бюстгальтеров push-up в том, что нужно знать, с каким парнем вы имеете дело. Он визуал? Если да, то он не будет возражать против того, что вам немного помогли добиться такого фантастического декольте. Но если он более тактилен, возможно, вам стоит подумать о том, чтобы пропустить все эти подкладки... Он хочет почувствовать настоящую тебя.
Алекс в ужасе бросил лист на стол.
— Я просто... Я не смогу даже.
Коул покачал головой.
— Они все неправильно поняли. Мы визуальны и тактильны. У тебя есть красная ручка? Запиши это на полях.
Алекс проигнорировал его, продолжая перелистывать статьи, читая заголовки.
— «Мода на губную помаду, которую вы должны попробовать». «Подиумные акценты, которые вы действительно можете носить». «Анальный секс — это новый оральный секс?».
Коул перестал жевать.
— Подожди. Дай мне взглянуть на последнюю. Серьезно? Они могут это написать? Почему Оксфорд этого не пишет?
— Мы пишем, — пробормотал Алекс, поджав губы, изучая бумаги. — Может, тебе стоит как-нибудь почитать что-нибудь, кроме спортивного раздела твоего собственного журнала?
Коул продолжил жевать.
— Значит, пока я имею дело с вонью в раздевалке «Янкиз», чтобы получить свою статью, тема какого-то другого парня — секс? Я требую обмена работой.
— Тебе придется поговорить об этом с Линкольном Матисом, — сказал Алекс, имея в виду нынешнего эксперта Оксфорда по всем женским вопросам. — Но сделай это позже. Мне нужна помощь.
— Хочешь узнать, сможешь ли ты накрасить губы по последней моде? — спросил Коул, запихивая в рот остатки PowerBar.
Алекс потянулся через стол, чтобы подхватить выброшенную обертку и бросить ее в мусорное ведро. Он пристально посмотрел на крошки на столе, а Коул закатил глаза и смахнул крошки на пол.
— Ну, разве ты не привередлив? Я предполагаю, что ты не увлекаешься анальным или оральным сексом. Слишком грязно для тебя?
Алекс не удостоил это ответом.
— Как я должен оценивать эти статьи? Откуда мне знать, что хорошо, а что нет? Мне плевать на виды туши для ресниц или соковый детокс, но если эти статьи попадут в печать и окажутся дерьмом, это будет на моей совести.
Коул откинулся в кресле.
— Сколько статей из Оксфорда ты читаешь?
— Все до единой.
Коул покраснел.
— Серьезно?
— Это то, что делает главный редактор, Шарп. Мы рассматриваем выпуск целиком. Убеждаемся, что он не отстой.
— И ты должен сделать то же самое со Шпилькой?
— Очевидно.
— Почему Камилла не нашла женщину, чтобы заниматься этим дерьмом?
— Я понятия не имею, — сказал Алекс, откинувшись в кресле и закрыв лицо руками. — Такое ощущение, что она меня ненавидит.
— Почему ты согласился на это?
Это был справедливый вопрос. И на него у Алекса не было хорошего ответа.
Обычно ему было несложно сказать «нет» кому бы то ни было — даже Камилле с ее образом сержанта по строевой подготовке.
Он хотел бы сказать, что согласился, потому что логика Камиллы имела смысл; она указала, что найти кого-то с опытом работы главного редактора на краткосрочной основе практически невозможно. Это правда. Она также указала на то, что у него уже был опыт с высшим руководством, и он мог бы выступить в защиту Шпильки, если понадобится.
Но он не был уверен, что какая-либо из этих причин была настоящей, по которой Камилла взвалила на него эту обязанность.
И он определенно не был уверен, что именно по этой причине он согласился.
Словно прочитав его мысли, Коул ухмыльнулся.
— Какова тема статьи Эммы?
— Хм? — спросил Алекс, старательно сохраняя спокойное выражение лица.
Коул терпеливо кивнул на стопку статей Шпильки.
— Эмма Синклер. О чем она писала?
Алекс собирался пожать плечами, но Коул остановил его взглядом.
— Даже не притворяйся, что не знаешь.
Алекс вздохнул и стал рыться в бумагах, пока не наткнулся на статью Эммы, бросив ее на стол. Коул взглянул на неё, а затем поднял глаза.
— «Утраченное Искусство Свидания Вслепую»? — спросил Коул. — У тебя есть реальный шанс залезть в голову своей бывшей, и ты позволил ей написать о свидании с другим парнем?
Алекс взволнованно щелкнул ручкой.
— Шарп, сколько именно людей знают о моей связи с Эммой Синклер?
— Эм, все?
— Чёрт побери. Джейк не может держать рот на замке, — пробормотал Алекс.
— Да, кот вылез из мешка, — Коул положил ноги на стол и откинулся назад. — Но что остается загадкой, так это то, почему вы двое ушли на дно.
Коул приподнял бровь. Алекс сверкнул глазами.
Коул опустил ноги.
— Да ладно, чувак. Кто-то должен знать. Джейк? Грейс?
Алекс продолжал молчать.
Единственное, в чем они с Эммой, казалось, молчаливо соглашались, кроме взаимной неприязни, так это в том, что они продолжали молчать о своем прошлом. Он никому не рассказывал о том, что произошло между ними, и, насколько он мог судить, она тоже.
Даже девушкам из Шпильки.
Он не знал, защищали ли они другого человека или себя. Но каковы бы ни были их причины, он знал, что в ближайшее время не собирается раскрывать рот. Особенно перед Коулом Шарпом, который, хотя и был чертовски порядочным парнем, не отличался благоразумием.
Коул, видимо, не стал ждать объяснений от Алекса и переключил свое внимание на статью Эммы.
Коул поднял взгляд.
— Она хорошо пишет.
Алекс фыркнул. Она была хорошим писателем. Она всегда была хорошим писателем. Еще в колледже это было все, чем она хотела заниматься в свободное время, хотя тогда ее страстью была художественная литература. Она мечтала написать роман.
Ему было интересно, что случилось с этой мечтой. Неужели она до сих пор пишет для удовольствия?
— Похоже, ее свидание прошло хорошо, — сказал Коул с самодовольной улыбкой.
Алекс наклонился вперед и выхватил статью из его рук.
— Из этого ничего не вышло.
— Откуда ты знаешь?
Алекс не ответил. Меньше всего ему хотелось объяснять, что он столкнулся с Эммой в конце этого самого свидания.
И что он очень хотел остаться рядом, чтобы посмотреть, получила ли она поцелуй..
Он также не признался Коулу, что, когда получил черновики статей Шпильки, первым делом потянулся к ее статье.
И, наконец, он совершенно не признался, что почувствовал облегчение, когда прочитал, что первого поцелуя не было. И не было второго свидания.
— Ладно, храни свои секреты, — сказал Коул, вставая. — Но, серьезно, в следующий раз постарайся лучше.
— В чём постараться лучше?
— Задание Эммы, — объяснил Коул. — Камилла вручила тебе главный боеприпас, сделав тебя боссом Эммы вот так. Не упусти эту возможность.
Алекс нахмурился, и Коул вздохнул в отчаянии.
— Ты беспомощен. В следующем месяце дай ей что-нибудь интересное, о чем можно написать.
— Я понятия не имею, что читатели Шпильки находят интересным, — пробормотал Алекс, его взгляд упал на статью под названием «Освоение Боковой Косы».
— Я не говорю о том, что интересно читателям, я говорю о том, что интересно тебе, — сказал Коул. — Почему бы не залезть ей в голову? Выяснить, нет ли у нее под матрасом куклы вуду Алекса Кэссиди.
— Уверяю тебя, мне наплевать, думает ли обо мне Эмма Синклер или нет.
— Так зачем ты позвал меня сюда? — спросил Коул, его выражение лица было озадаченным.
— Я не звал! — сказал Алекс, разочарование заставило его повысить голос. — Ты просто вошел без приглашения.
— О. Виноват, — сказал Коул с наглой ухмылкой. — Удачи, босс. Повеселись со своей помадой.
Алекс уставился на дверь, когда она закрылась за Коулом. Предложение спортивного редактора было дьявольским. Алекс был профессионалом. Даже если он и хотел залезть Эмме в голову после всего этого времени, он не стал бы так подло использовать свой статус временного босса против нее.
Так ведь?
Затем он вспомнил тот вечер после репетиционного ужина... вспомнил ее слова.
Ты думал, что я никогда не выйду за тебя замуж, если узнаю тебя настоящего? Что ж, поздравляю, Кэссиди. Ты абсолютно прав. Я не хочу выходить за тебя замуж.
Он вспомнил, как его грудь словно раскололась на две части.
Алекс щелкнул ручкой, нахмурившись еще сильнее.
Может быть, он все-таки мог быть коварным в конце концов.
Глава 8
— Он хочет, чтобы ты написала статью о своих бывших парнях? — спросила Джули. — Он не может быть серьезным.
Эмма достала коробку с тайской едой из своего холодильника — ну, холодильника Камиллы — сделала быстрый тест на нюх и сочла ее съедобной.
— Поверь мне, — сказала Эмма, доставая из шкафчика тарелку. — Он был серьезен.
— Но почему? — взвыла Джули. — Вы ведь всегда были так учтивы в отношении вашего грязного-прегрязного прошлого.
— Конечно, если под «учтивостью» ты имеешь в виду «почти не разговариваем», — ответила Эмма, слизывая пад тай с большого пальца, пока ставила остатки еды в микроволновку.
— Так что изменилось? Он просто решил вдруг стать придурком?
— Не знаю, — сказала Эмма, снимая серьгу и перекладывая телефон в другое ухо, чтобы снять вторую. — Может быть, это был приступ властолюбия?
Даже когда она это сказала, ей показалось, что это неправильно. Это не было похоже на Кэссиди. Этот человек знал, что он главный. Всегда так было. Ему не требовалось попустительство других людей, чтобы получить прилив сил.
— Надеюсь, ты ударила его по яйцам, когда он сказал тебе. Нет. Подожгла их.
— Да, потому что это именно то, что я бы сделала, — сказала Эмма, взяв вилку, чтобы перемешать свой пад тай. — Подожгла мужские яйца.
— Не просто мужские, Эм. Мы говорим о мужчине, который бросил тебя у алтаря и теперь хочет, чтобы ты написала об этом.
Эмма не ответила сразу, и Джули набросилась на нее.
— Так все и было, да? Он бросил тебя у алтаря? Ты никогда не говорила об этом, но мы пытались собрать все воедино...
Эмма пошла к холодильнику за вином. Оно было ей необходимо.
— Да, в день моей свадьбы я осталась стоять в белом платье, — наконец ответила она.
Она практически слышала, как сузились глаза Джули.
— Почему у меня такое чувство, что в этой истории есть что-то еще? — спросила Джули.
— В истории всегда есть что-то еще.
Джули вздохнула.
— Но ты ведь не собираешься мне рассказывать, правда?
Эмма прикусила губу. Иногда она чувствовала себя немного виноватой за то, что ее подруги превратили Кэссиди в злодея в их неудачных отношениях. Парень, конечно, заслуживал некоторой доли вины, но он не был таким уж злодеем, как она позволила поверить им.
Эмма сама сыграла определенную роль в их взрывоопасной развязке.
Большую роль.
— Все не так сочно, как ты себе представляешь, — сказала Эмма, доставая тарелку из микроволновки. От нее шел пар, поэтому она отложила ее в сторону, чтобы дать ей остыть.
— Хорошо. Но если ты не поджигала его яйца, ты кричала? Или хотя бы немного повысила голос?
— Я не могла этого сделать, — сказала Эмма, отхлебывая вино. — Это было по электронной почте.
Джули молчала несколько секунд.
— Он сказал тебе о твоем следующем задании по электронной почте? Зачем? Он встретился с остальными из нас лично. Вот трус.
— Если честно, мы избегаем друг друга, когда это возможно, — сказала Эмма. — Это взаимно.
Тем не менее, это был довольно дерьмовый способ получить новости.
И это были две идеи подряд, над которыми Эмма не имела никакого контроля. Сначала дурацкая статья о свидании вслепую, которую поручила написать Камилла, а теперь Кэссиди предложил ей написать о бывших парнях.
Он утверждал, что прошло уже много времени с тех пор, как Шпилька охватывала тему бывших. Что, вероятно, было правдой. Эмма не могла вспомнить, чтобы читала в Шпильке что-нибудь о бывших, по крайней мере, за последний год или около того.
Тем не менее, у Эммы так и чесались руки указать на то, что любой из других обозревателей мог бы написать об этом.
Но она этого не сделала. Отчасти потому, что он ожидал от нее именно этого. Но в основном потому, что, скорее всего, если бы она этого не сделала, статью взяли бы Райли, Джули или Грейс. Все трое находились на стадии блаженства и влюбленности в своих отношениях. Разбираться с бывшими — дело муторное, которое может поставить под угрозу их нынешнее счастье.
Эмма не пожелала бы такого своим злейшим врагам, а тем более лучшим подругам.
— Так ты собираешься это написать? — спросила Джули. — Серьезно?
Эмма отхлебнула вина.
— Дело в том, что Джулс... у него была довольно хорошая идея. Поскольку это декабрьский номер, он предложил сделать что-то вроде «Двенадцати Дней С Бывшими». Знаешь, в течение двенадцати дней, связаться с бывшим парнем и... я не знаю? Покончить с этим? Высказать то последнее пожелание, которое пришло тебе в голову только после расставания? Проверить, так ли хорош секс, как ты его помнишь?
— О, сделай это последнее с Кэссиди, — сказала Джули, ее голос был мечтательным. — Держу пари, он потрясающий в постели.
— Я уверена, что Митчелл был бы рад это услышать.
— Эх, его здесь нет, — сказала Джули. — Но, если серьезно, у тебя вообще есть двенадцать бывших?
— К сожалению, — пробормотала Эмма, ковыряя вилкой остывающие объедки. — Часть радости от того, что тебе перевалило за тридцать, и ты все еще одинока. Куча бывших.
— Так ты собираешься писать о... Кэссиди?
Эмма бросила вилку и потянулась за вином.
— Я вроде как должна, не так ли? Если говорить о предыдущих отношениях, то он самый главный. Если я не напишу о нем, это будет... нечестно.
— Забавно, — размышляла Джули. — Все это время я действительно думала, что вы с Кэссиди разошлись. Вы оба так спокойно относитесь ко всей этой неудачной свадьбе. Но теперь мне интересно...
— Не надо, — прервала Эмма. — Не превращай это в нечто.
— Это не я превратила, это Кэссиди превратил, размахивая своим членом главного редактора и заставляя тебя вернуться к прошлому.
— Уверяю тебя, Кэссиди получит такое же количество слов, как и любой другой бывший, о котором я напишу, — сказала Эмма.
— Это надерет ему задницу. Ты должна поставить его имя рядом с тем чудаком, с которым ты встречалась несколько месяцев назад. Помнишь, с тем парнем, который носил шарфы даже летом?
— Кристиан, — Эмма сделала глоток вина. — Он был чудаком. В любом случае, мне пора идти, Джулс. Мне нужно разогреть мои остатки еды.
— Хорошо. Мне тоже пора. Митчелл вернется с минуты на минуту и спросит, не хочу ли я пробежаться. Как будто он меня совсем не знает. Сейчас время для коктейлей, а не для движения.
Эмма улыбнулась.
— Иди, покажи ему истинный путь. Увидимся завтра.
Попрощавшись, Эмма положила пад тай обратно в микроволновку, но не успела она ее запустить, как в дверь постучали.
Она пошла посмотреть кто пришел.
Из всех людей, которые могли оказаться по ту сторону глазка, это был, пожалуй, последний, кого она ожидала увидеть.
Эмма открыла дверь.
— Даниэль?
На девушке Кэссиди был элегантный черный брючный костюм, который кричал «Girl Power!» и заставил Эмму ненадолго задуматься о том, чем Даниэль зарабатывает на жизнь. Она адвокат? Брокер? Рекламодатель? Ниндзя?
Но не одежда привлекла внимание Эммы. Это было нервное, немного смущенное выражение на лице другой женщины.
— Ты ищешь Кэссиди? — спросила Эмма, подумав, что, возможно, его нет дома, а Даниэль не хотела стоять и ждать в коридоре.
— Нет, я только что пришла от него, — сказала Даниэль, нервно облизывая губы. — Можно... можно я зайду на секунду?
О-о.
Эмма думала, что они с Даниэль смогут избежать неловкого разговора о тернистом прошлом Эммы и Кэссиди, но о чем еще Даниэль может хотеть поговорить с ней?
Эмма мысленно приготовилась к разговору на тему «Тебе не о чем беспокоиться — мы с Кэссиди давно расстались», но Даниэль опередил ее.
— То, о чем я собираюсь тебя спросить, не просто неловко, а даже неуместно, — сказала Даниэль, как только Эмма закрыла дверь.
— Ну, хорошо, — ответила Эмма. — Нам нужно вино для этого? — она жестом указала в сторону кухни.
Даниэль покачала головой.
— Я не буду отнимать у тебя много времени, но, во всяком случае, возьми свой бокал.
Эмма не двинулась с места, и Даниэль глубоко вздохнула.
— Я только что рассталась с Алексом.
Эмма моргнула. Ей потребовалась секунда, чтобы осознать, что Даниэль говорит, и когда ее мозг наконец обработал это...
Эмма не была уверена, как она относится к этой информации.
— Хорошо...
— Не из-за того, что это связано с тобой, — поспешила сказать Даниэль. — По крайней мере, не напрямую. Я имею в виду, он рассказал мне о вас, но сказал, что это не имеет большого значения.
Ауч.
Эмма скрестила руки, чувствуя себя очень странно.
— Так если это не имеет никакого отношения ко мне...
Даниэль нервно рассмеялся.
— Точно. Ты хочешь знать, почему я здесь. Ладно, хорошо... Я буду предельно откровенна и скажу, что хотя Алекс — отличный парень, у меня никогда не было ощущения, что у нас что-то получится. Он такой... замкнутый, понимаешь? Мы ладили, но я никогда не чувствовала, что достучалась до него. Не совсем. Так было всегда, но в последние недели он отдалился еще дальше, чем когда-либо.
Я так не хочу продолжать этот разговор. Надо было взять тот бокал вина.
— А потом... о, Боже, — Даниэль выдохнула. — Ладно, я просто скажу это. Тот парень, с которым ты ходила на свидание. Бенедиктом? У нас случились, гм, искры. Или что-то вроде того. Когда он смотрел на меня, мне казалось, что я вижу его так, как Алекс никогда бы не позволил.
Эмма почесала бровь.
— Да. Я вроде как видела, как это произошло.
Даниэль покраснела.
— Я подумала, что ты поняла всё. И я не собиралась ничего с этим делать, клянусь. Я не такая девушка. Но потом на днях у Алекса на столе была куча статей из Шпильки, и он спрашивал мое мнение о некоторых из них, и я увидела твое...
— Ах, — сказала Эмма, начиная понимать. — И ты узнала, что Бенедикт все еще на холост.
Девушка Кэссиди — нет, бывшая девушка — покраснела.
— Ты, наверное, думаешь, что я ужасна. Бросила одного парня, а через пять минут пристаю к его бывшей по поводу ее бывшего. Просто... Мне тридцать четыре, и я так хочу найти кого-то...
Эмма улыбнулась и подняла руку.
— Тебе не нужно объяснять. Я все понимаю.
Даниэль прервалась.
— Правда?
— Конечно, — сказала Эмма, пожав плечами. — Найти кого-то, с кем у тебя возникает искра — это редкость. И никто не должен оставаться в отношениях, которые, по их мнению, никуда не ведут. Это было бы несправедливо по отношению к тебе. Или Кэссиди.
Даниэль слегка наклонила голову.
— Вы, ребята, очень взросло к этому относитесь. Как это возможно, что между вами нет неприязни?
Эмма засмеялась.
— Это больше похоже на то, что между нами кровь застыла. То, что ты интерпретируешь как учтивость, больше похоже на... преднамеренное безразличие.
Преднамеренное безразличие — это было хорошо. Ей это понравилось. Подозревала, что Кэссиди тоже. Если они когда-нибудь останутся в обществе друг друга достаточно долго, чтобы поговорить об этом.
— Ну, в любом случае, я просто хотела перепроверить, что я бы не стала подкатывать к чужому парню, если бы позвонила Бенедикту.
— Я не могу обещать, что он не начал встречаться с кем-то за последние пару недель, — сказала Эмма. — Мы не разговаривали. Но если он и встречается с кем-то, то это не я.
— Хорошо, — сказал Даниэль, переводя дыхание. — Хорошо, спасибо. А теперь самая неловкая часть...
Эмма улыбнулась.
— Тебе нужен его номер телефона?
Симпатичная брюнетка чуть не взвизгнула от облегчения.
— Ты потрясающая. Серьезно.
Эмма взяла со стойки свой телефон и пролистала список принятых вызовов, пока не нашла номер, по которому Бенедикт звонил ей, чтобы подтвердить их свидание.
Она дала Даниэль номер и почувствовала легкий трепет от того, что не чувствовала себя при этом ни капельки странно. Трепет переросл в пламя, когда она поняла, что счастлива.
Счастлива, что Кэссиди и Даниэль расстались.
О-о.
Она знала, что ее подруги и сестра считали ее эмоционально закрытой. Эмма и сама иногда беспокоилась, что внутри она частично мертва.
Ну, сейчас она точно не была мертва внутри.
— Извини, что прервала твой вечер, — сказала Даниэль, закидывая сумочку повыше на плечо и выходя в коридор, получив то, за чем пришла.
— Нет проблем, — ответила Эмма, сглатывая панику и шквал эмоций, нахлынувших на нее. — Не дала ночи быть скучной.
Даниэль бросила быстрый взгляд на дверь Кэссиди, выражение ее лица было не столько грустным, сколько задумчивым.
— Знаешь, что самое странное во всем этом? Я даже не думаю, что Алекс будет возражать. Когда я предложила ему закончить наши отношения, он просто...
Даниэль провела ладонью по лицу, как бы показывая отсутствие эмоций.
— Ничего. Невозмутимое лицо, никакой реакции, кроме вежливой улыбки и прощального объятия. Как будто я была его сестрой, или что-то в этом роде.
— Я уверена, что ему было не все равно, — доброжелательно сказала Эмма. Но даже сказав это, она поняла, что, скорее всего, лжет. Как и Эмма, Кэссиди не был жестоким — он никогда не хотел играть с чьими-то эмоциями или подводить женщин. Но, как и Эмма, он сдерживал себя. От всех.
Даниэль пожала плечами.
— Может быть. Ладно, теперь я не буду тебе мешать. Еще раз спасибо, что не выгнала меня.
Эмма помахала на прощание и уже собиралась закрыть дверь, когда ее взгляд упал на входную дверь Кэссиди. Как хорошо, что его бросили в тот же день, когда он разозлил ее, упомянув о ее бывших.
Спасибо тебе, карма.
А затем, поскольку у Эммы, по-видимому, не было вообще никакого здравого смысла, она прислушалась к побуждению, которого не испытывала уже очень, очень давно.
Она прошла вперед и постучала в дверь своего бывшего жениха.
Глава 9
Лучшим предположением Алекса о том, кто может стучаться в его дверь, была Даниэль.
Не то чтобы он думал, что она передумала. Но женщина забыла свой зонтик. Опять.
Но это была не Даниэль.
— Эмма.
В течение нескольких секунд после того, как он открыл дверь, они просто смотрели друг на друга. На ней были серые брюки и белая блузка, расстегнутая настолько, чтобы намекнуть на едва заметное декольте. Ее каштановые волосы были распущены и ниспадали на плечи.
А ее глаза? Как всегда, нечитаемые.
— Ты должен мне встречу, — сказала она наконец.
— Я?
— Да, — сказала она, проходя мимо него и входя в его квартиру, как будто это место принадлежало ей. — Я разговаривала с Джули, и она сказала, что ты лично обсуждал с остальными обозревателями их декабрьские статьи. Я не получила ни личной встречи, ни обсуждения. Ты отправил мне обязательную тему для статьи по электронной почте? Действительно?
— Боже, не могу представить, почему бы мне не ухватиться за возможность пообщаться лично, — пробормотал он, закрывая дверь.
Эмма перешла в основную часть гостиной и огляделась. Планировка его квартиры была почти такой же, как у Камиллы, но на этом сходство заканчивалось. Камилла предпочитала причудливую, вычурную мебель и миллиард подушек, картин и ламп.
Алекс прекрасно понимал, что его собственный вкус — это классический минимализм холостяка. Гладкий черный диван, простой журнальный столик, обеденный стол на двоих высотой с барную стойку. Освещение он сделал неярким. Ему нравилось, как оно подчеркивает городские огни.
Эмма провела пальцем по темному дереву его буфета, когда переступила порог комнаты.
— Очень... на тебя похоже.
— Знаешь, что мне в тебе нравится, Эмма? То, что ты можешь уместить столько оскорблений всего в двух словах.
Она повернулась к нему лицом, и единственным ответом было подмигивание.
— Выпьешь? — спросил он.
— Да, пожалуйста. Я как раз налила себе бокал, когда меня отвлек посетитель.
— О, да? — он вытащил пробку из открытой бутылки красного вина, стоявшей на стойке, и потянулся за двумя бокалами.
— Да.
Ее голос никогда не терял своей абсолютно вежливой грани. Как и его.
Но когда она объявила, что к ней заходила Даниэль, Алекс, возможно, замешкался, наливая вино. Всего на полсекунды.
— Моя девушка пришла повидаться с тобой, — сказал он, протягивая ей бокал.
— Бывшая девушка, как я слышала, — сказала Эмма, подняв брови и сделав глоток вина.
Он сделал глоток своего вина и наблюдал за ней.
— Так вот истинная причина, по которой ты здесь. Хочешь насыпать соль на рану?
— Честно? — она покрутила свой бокал и посмотрела на вино. — Да. У меня была... скажем так, небольшая обида на то, как ты навязал мне тему статьи по электронной почте. Я подумала, что это хороший шанс отомстить тебе.
— Да, ты действительно воплощение женщины, жаждущей мести, — сказал он, оценив надменный наклон ее подбородка и холодность ее глаз.
Эмма пожала плечами.
— Желание отомстить прошло. Мелочность не стоила усилий.
Алекс был удивлен тем, как сильно его беспокоила ее незаинтересованность. Хоть раз он хотел, чтобы она разозлилась. Хоть раз он хотел узнать, что она чувствовала... и чувствовала ли она вообще.
Но даже когда ему захотелось встряхнуть ее — сказать ей, чтобы она разозлилась, или расстроилась, или грустила из-за чего угодно. он не мог этого сделать, не будучи при этом полным лицемером.
Потому что, как ни странно, он подозревал, что они с Эммой понимают друг друга лучше, чем кто-либо другой. Они оба потратили огромное количество своей энергии на то, чтобы сдерживать бурные эмоции.
— Даниэль хотела узнать номер телефона Бенедикта Уэйда, — сказала Эмма.
От этих слов он поперхнулся вином. Возможно, он был не совсем неуязвим. В конце концов, у него есть гордость.
— Что?
Эмма кивнула.
— Ты ведь видел, что произошло между ними той ночью, когда мы с ним ходили на свидание?
— Черт, — пробормотал Алекс. — Полагаю, мне показалось это странным, но я думал, что это просто мимолетное явление. Какая женщина бросит стабильные отношения из-за сексуального зрительного контакта с незнакомцем?
— Умная, — сказала Эмма, постукивая ногтями по своему бокалу. — Поверь мне, ты даже не представляешь, как редко можно почувствовать такую тягу к другому человеку.
— И поэтому у тебя двенадцать бывших, о которых ты расскажешь в своей следующей статье?
— Ладно, насчёт этого, — сказала она, указывая на него пальцем. — Если мы будем публиковать эту статью, я сделаю это по-своему. Ты опубликуешь ее такой, как я ее напишу. Никакого вмешательства, никаких властных игр в качестве моего временного босса, и никаких странностей из-за нашей личной истории.
— Но ты напишешь ее? — спросил он.
— Конечно. Если я не напишу, разве ты не сможешь убедить себя, что я пытаюсь что-то скрыть?
Он смотрел на нее поверх своего бокала.
— Поверь мне, Эм, ты прекрасно дала понять, что я для тебя практически мертв.
Она наклонила голову.
— Хотя это взаимно, не так ли?
— Конечно, — ответил он. Потому что так было нужно.
Их взгляды задержались на секунду, и вдруг он осознал, что впервые за много лет он и Эмма Синклер находятся в одной комнате. Одни.
Хуже того, он с недавнего времени холост, она была свободна, насколько он знал, а вино, приглушенное освещение и тихий джаз создавали... захватывающую атмосферу.
Нет, эта женщина была захватывающей.
Но не это его грызло. В глубине его сознания горело осознание того, что это мог быть их путь. Если бы они не были двумя глупыми детьми, которые позволили гордости и секретам разорвать их на части.
Когда-то он мечтал об этом. В колледже, когда его жизнь была в основном вихрем внимания СМИ к его футбольной карьере и вечеринкам, он мечтал о том, что будет потом, когда они останутся вдвоем, и он сможет просто спокойно существовать.
Эмма была для него спокойным местом. Та, кто поддерживал его.
Вплоть до того момента, когда она покинула его.
Она сделала еще один глоток вина.
— Мне пора идти. Ты не выглядишь опустошенным из-за разрыва, так что все мои планы заставить тебя плакать во сне рухнули.
Он улыбнулся.
— Мне нравилась Даниэль.
— Но? — сказала она, подняв брови.
— Ты действительно хочешь это услышать? — спросил он.
— Кэссиди, да ладно. Ты собираешься читать о двенадцати моих бывших. Думаю, я справлюсь с тем, чтобы услышать об одной из твоих.
— Что ж, — сказал он, наполняя их бокалы, — я прекрасно представлял Даниэль в своей жизни. Она была умной. Красивая. Милая.
— Но...
Он пожал плечами.
— Также было чертовски легко представить мою жизнь без нее. На самом деле, мысль о том, что ее нет рядом, не вызывала у меня сильной боли. Я не думаю, что это должно работать таким образом.
— Нет, не должно, — пробормотала она.
Все в ее тоне говорило о том, что ей не чужды чувства, которые он только что описал. И когда она заговорила снова, это было не то, что он хотел услышать.
— Я должна идти, — повторила она.
Не надо. Пожалуйста, не надо.
Эта мысль застала его врасплох, и он нахмурился.
Но это был первый раз за долгое время, когда она позволила ему приблизиться к себе. Впервые она заговорила с ним, даже если казалось, что между ними не просто кухонный стол, а километры расстояния.
Он не хотел, чтобы это заканчивалось.
— Как Дэйзи? — спросил он, отчаянно желая удержать ее рядом.
Ее взгляд метнулся вверх. Настороженный, при упоминании о ее сестре-близнеце.
— Она в порядке.
— Раньше я получал от нее рождественские открытки, но год или около того назад это прекратилось. Я подумал, может быть, ты запретила ей связываться со мной.
Она засмеялась.
— Не льсти себе. Меня это не так уж сильно волновало. Но не принимай это на свой счет. После развода она вообще перестала посылать рождественские открытки.
— Ах. Мне жаль. Я не знал.
Они с Дэйзи были достаточно дружны в колледже и во время их с Эммой помолвки, но после того, как они с Эммой расстались, он решил, что вполне естественно, что сестра-близнец Эммы не приглашает его на званые обеды.
— Да, ее бывший муж — тот еще кадр, — сказала Эмма. — Дэйзи хотела создать семью, но Гэри годами откладывал это на потом, говоря, что ему нужно сосредоточиться на развитии своей карьеры. Что у него нет времени на семью. И вдруг, ни с того ни с сего, он подает на развод. Оказалось, что он сошёлся со своей начальницей. Которая была... подожди-ка... беременна его ребенком.
— Ой.
Эмма кивнула.
— Определенно. Дэйзи тяжело это восприняла, но сейчас она восстанавливается. Она всегда так делает.
— А как твой отец?
При этих словах глаза Эммы стали немного ледяными.
— Я удивлена, что ты не знаешь. Он доверял тебе больше, чем когда-либо мне.
Алекс тут же пожалел, что спросил, потому что это было дерьмово... Обвинение Эммы было правдой.
Уинстон Синклер отчаянно заботился о своих дочерях, но он также мог быть женоненавистническим ослом, который не задумывался о том, чтобы совать свой богатый, со связями нос куда не следует.
Тем не менее, Алекс иногда относился к этому человеку по-доброму. Не только потому, что он помог парню из колледжа, у которого не было ничего, кроме футбола, и дал ему шанс на настоящую карьеру. Но и потому, что именно благодаря Уинстону Эмма и Кэссиди встретились, пусть и случайно.
Однако этот человек также стал катализатором того, что в ночь перед свадьбой все пошло наперекосяк.
Поэтому мысли Алекса были мрачными и яростными.
— Эмма...
Она подняла руку.
— Мы не должны про это говорить, Кэссиди. Действительно, давай не будем об этом.
Он приказал себе не обижаться на отказ.
Он полуулыбнулся.
— Ты хочешь знать, знал ли я, что ты работаешь в Шпильке, когда я пришел работать в её братский журнал?
— Я задавалась этим вопросом.
— Нет, — сказал он просто. Честно. — Я не знал. На самом деле, я подписал контракт за несколько месяцев до фактической даты начала работы. До того, как ты получила эту работу.
Она налила себе еще один бокал вина и покачала головой.
— Я куплюсь на это. Чертовски удачное совпадение, не так ли?
— Да. Хотя, возможно, не такое уж и большое, если учесть, что наши устремления всегда совпадали. Ты всегда хотела писать, я всегда хотел быть в печатных СМИ.
— О, я хорошо это помню, — сказала она, насмешливо поднимая за него бокал. — Именно по этой причине ты хорошо ладил с моим отцом, верно?
Чёрт. Он попал прямо в точку.
Эмма расширила глаза, как будто только что вспомнила о чем-то.
— О, подожди... разве не по этой же причине ты согласился пойти на свидание с его дочерью?
— Для человека, который не хочет говорить об этом , ты определенно... начинаешь этот разговор.
— Ты прав, — сказала она, поднимая руки. — Давай не будем. Тогда расскажи мне что-нибудь еще. Я знаю, что ты удрал из Северной Каролины, пока свадебный торт не зачерствел. Куда ты отправился?
Он улыбнулся.
— И ты ни разу не искала меня?
— Это было слишком больно.
Алекс задохнулся от неожиданного признания.
— Эм...
— Тогда, — поправила она. — Тогда это было слишком больно. Через несколько месяцев... мне стало все равно.
Теперь его грудь болела по другой причине. Но у него не было права на боль. Не совсем. Он долго сдерживал свой гнев. Он не мог винить ее за то, что она делает то же самое.
— Я уехал в Сан-Франциско, — сказал он. — Помог запустить там пару начинающих журнальных изданий. Познакомился с цифровым пространством. О Нью-Йорке я особо не думал, пока агент по трудоустройству не разыскал меня по вакансии в Оксфорде. То, чего мне не хватало в редакционном опыте, я компенсировал цифровым контентом и видением.
— Вот удача, — пробормотала она.
— А что насчет тебя? — спросил он, желая поддержать ее разговор. — Почему Нью-Йорк?
Она подняла взгляд.
— Честно? Потому что он огромный. Потому что я хотела сбежать туда, где я могла бы быть анонимной. Знаешь... все классические причины, по которым девушки из маленьких городков сбегают к ярким огням и большому городу.
Он улыбнулся на это.
— Я думаю, что на самом деле клише заключается в том, что они бегут к ярким огням, потому что хотят быть звездой. Не анонимно.
— Неважно, — сказала она, пожав плечами, встала и отнесла свой стакан в раковину.
— Ты уходишь?
— Да. Я еще не ела и умираю от голода, — сказала она, направляясь к его входной двери.
У него на языке вертелась мысль предложить ей остаться и поесть здесь. Позволить ему приготовит ей пасту, или яичницу, или... нет.
Это было бы глупо.
Он даже не хотел этого. Правда?
Алекс последовал за Эммой в фойе и смотрел, как она поворачивает ручку двери.
Затем она обернулась.
— Кэссиди?
— Да, — его голос был жестким, и он был потрясен тем, как сильно он не хотел, чтобы она уходила.
Ее глаза нашли его глаза, выражение ее лица было неожиданно уязвимым.
— Ты никогда не думал, что мы сломали друг друга? Потому что иногда... кажется, что мы оба не способны чувствовать.
Алекс определенно чувствовал сейчас. Но он знал, что она имела в виду.
— Да, Эмма. Я думаю об этом все время.
Ее улыбка была грустной.
— Да. Я тоже так думаю. Наверное, будет лучше, если мы будем держаться на расстоянии, верно? Так будет... легче.
Алекс кивнул в знак согласия, потому что это было то, что он должен был сделать.
Она подарила ему еще одну грустную улыбку и ушла.
После ее ухода он уставился на дверь.
Еще час назад он бы сказал, что ледяная стена между ним и Эммой была очень важна. Даже необходимой.
Но в данный момент у него возникло странное желание разрушить эту стену.
Посмотреть, осталась ли там настоящая Эмма.
Глава 10
Честно говоря, приглашать бывших парней к себе домой — не самая лучшая идея.
Но когда в течение месяца вам предстояло встретиться с дюжиной своих бывших парней... что ж, это предполагало много мучительных посиделок за чашкой кофе или неловких сценариев ужина/пития.
В конце концов, Эмма решила, что лучше всего будет действовать по шаблону:
Отправить каждому мужчине электронное или текстовое сообщение.
Спросить, есть ли у него время поговорить.
Приглашать их по очереди к Камилле.
Все было не так плохо, как казалось.
В доме Камиллы царила суетливая официальность, которая не позволяла чувствовать себя слишком интимно, и таким образом Эмма могла держать их всех в равных условиях.
Эмма начала с самого простого. Классным парнем ее «Двенадцати Дней С Бывшими» был Клинт Макинтош, руководитель издательства, чьим самым большим преступлением в области отношений было то, что он был самым милым парнем на свете.
И Эмме понадобилось всего пять минут в его присутствии, чтобы вспомнить, почему их отношения продлились всего три месяца. Есть такая вещь, как слишком милый. Слишком улыбчивый. Слишком веселый.
Или, может быть, дело было в ней. Да, возможно, так и было. Тем не менее, Милый Клинт был раздражающим до невозможности.
— Так как это работает? — спросил Клинт, после того, как они обменялись обычными любезностями, и после того, как Эмма намеренно проигнорировала пять упоминаний Клинта о том, что в данный момент он ни с кем не встречается.
— Ну, — сказала Эмма, опустив взгляд на свой блокнот. — В принципе, я придумала три вопроса, которые задам каждому парню, а потом буду искать закономерности, совпадения и так далее. Но ты должен знать, что речь идет не о том, что я буду ругать своих предыдущих парней, — сказала она, сохраняя спокойный голос. — Речь идет обо мне. И я не буду называть ваши имена, поэтому я призываю тебя быть максимально честны, даже если это заденет мои чувства.
— Я никогда не задену твои чувства, дорогая, — сказал Клинт с широкой улыбкой.
Она заставила себя улыбнуться в ответ.
— Хорошо, ты готов к этому?
Он отставил чашку с кофе и откинулся в кресле в гостиной Камиллы.
— Давай.
Эмма глубоко вздохнула. Несмотря на то, что это был всего лишь Клинт, несмотря на то, что она думала, что сможет полностью эмоционально отстраниться от этого, ей было труднее, чем она думала, задать первый вопрос.
Она не ожидала, что будет чувствовать себя такой... уязвимой.
Но отказ от этой статьи означал бы позволить Кэссиди победить.
И каким бы приятным ни был их совместный бокал вина в тот вечер, она ни за что на свете не позволила бы ему повлиять на ее настоящее и будущее.
Он уже достаточно навредил ее прошлому. А она — его.
— Хорошо, первый вопрос, — сказала Эмма. — Какова была твоя первая реакция, когда ты получил от меня письмо? Мы говорим о внутренней реакции. Выкладывай.
— Счастье, — сказал Клинт.
Эмма только закатила глаза. Насколько она помнила, этот парень всегда был счастлив. Опять же, это была хорошая черта — отличная черта. Но после нескольких месяцев, проведенных с Клинтом, она начала упускать нюансы настроения.
Клинт никогда не считал, что стакан наполовину полон или наполовину пуст. В его понимании чаша всегда была переполнена, все время.
— Внезапно, конечно, — добавил Клинт к своему первоначальному заявлению. — Прошло сколько... четыре года? Но я был рад получить от тебя весточку. Я рад услышать любого, кто оказал значительное влияние на мою жизнь.
Эмма записала это. Его ответ был немного слащавым, но кто знает? Может быть, это будет хорошим бальзамом для ее самолюбия, когда она доберется до парней, которые будут не так счастливы услышать ее.
— Хорошо, второй вопрос, — сказала она. — Когда ты думаешь о нашем совместном времяпрепровождении, что тебе больше всего запомнилось? Это может быть конкретный момент, или общая атмосфера, или просто... все, что придет в голову.
— Я помню, как сильно ты заставляла меня улыбаться, — сказал Клинт.
Она прикусила губу, чтобы не спросить, был ли когда-нибудь момент когда он не улыбался.
— Но в основном, — продолжил он, — я помню, как сильно я хотел заставить тебя улыбаться.
Это застало ее врасплох. Эмма сделала паузу в своих записях и подняла взгляд.
Улыбка Клинта стала немного грустной, и внезапно Эмму осенило осознание того, что, возможно, Клинт не всегда был счастлив. Может быть, он просто очень хорошо умеет притворяться.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Эмма. Она улыбалась. Не так ли?
— Не пойми меня неправильно, ты не была унылой или чем-то подобным, — поспешил объяснить Клинт. — Просто... твои улыбки нужно было заслужить. И это была чертовски тяжелая работа.
Он усмехнулся, чтобы смягчить удар, но Эмма чувствовала себя странно.
Она знала, что может быть... сдержанной. Но она любила смеяться не меньше, чем другая девушка. Она могла быть счастливой, веселой и все такое. Правда? Правда?!
— Хорошо, последний вопрос, — сказала она, внезапно загоревшись желанием поскорее закончить это первое интервью. — С твоей точки зрения, почему мы расстались?
Клинт наклонился вперед, его улыбка была озорной.
— Ах, хотел бы я знать. Видишь ли, Эмма, дорогая, ты бросила меня. И я, кажется, помню классическое «дело не в тебе, а во мне» в работе.
Эмма постучала ручкой по блокноту. Она планировала это. Во всех своих прошлых отношениях Эмма часто бросала парней, поэтому она знала, что это произойдет.
Но сценарий, который она отрепетировала в своей голове, не казался адекватным, когда она смотрела на кого-то, кто когда-то был ей небезразличен. Человеке который когда-то заботился о ней, даже если это было всего пару месяцев..
— Не волнуйся, — сказал Клинт, подмигнув. — Я не держу на это зла.
Эмма улыбнулась в ответ.
— Как будто это вообще возможно для тебя. Ты когда-нибудь держал обиду?
Он засмеялся.
— Хорошее замечание. И нет. Думаю, я очень стараюсь не зацикливаться на этом. Так легче жить.
Эмма немного откинулась на спинку кресла и задумалась. Возможно, они с Клинтом не такие уж разные, как она думала раньше. Они оба делали все возможное, чтобы справиться с не очень приятными сторонами жизни. Он добавлял ко всему нарочито счастливое настроение.
Эмма решила держаться на расстоянии.
— Ты помнишь что-нибудь еще о нашем разрыве? — спросила она. — Что-нибудь сочное для моей истории?
Он пожал плечами.
— Ты была мила. Я оценил это. Сказала, что ты просто не в том состоянии, чтобы строить отношения, а я заслуживаю того, кто может выложиться на сто процентов.
Эмма записала это, хотя ей не нужно было этого делать. Это была более или менее та фраза, которую она произносила каждому парню, которого бросала.
— Ладно, Клинт, на этом мои вопросы закончены. Как я уже сказала, я обещала, что эта встреча не отнимет у тебя много времени, верно? Но если ты хочешь что-то изменить, добавить то, чего еще не было — это твой шанс. Помни, никаких имен не будет указано, так что это не приведет к тебе.
Он засмеялся.
— Ты понимаешь, что ты либо невероятно сумасшедшая, либо невероятно храбрая, раз делаешь это?
Она улыбнулась.
— Я знаю. Уверена, что первый вариант.
Он потянулся за чашкой кофе, выражение его лица стало задумчивым.
— Знаешь, мне нечего добавить. Может быть, если бы мы встречались дольше, чем пару месяцев, но я не ношу в себе ничего плохого, понимаешь?
Эмма наклонилась через журнальный столик и коснулась его руки.
— Я рада это слышать, Клинт. Правда. У меня такое чувство, что эта история расскажет обо мне гораздо больше, чем о каждом из вас.
— Может быть, — сказал он, изучая ее. — Или, может быть, это о тебе... и одного из парней.
Она моргнула.
— Что ты имеешь в виду?
Его улыбка была доброй.
— Просто я думаю, что в какой-то момент какой-то парень, должно быть, смог заставить тебя улыбнуться. И мне всегда было интересно, был ли это тот же самый парень, который заставил тебя остановиться.
Глава 11
— Ты могла бы упомянуть, что ваш «случайный ужин» на самом деле был запланированным званым обедом на восемь персон, — сказала Эмма, обходя обеденный стол Джули и расставляя тарелки с салатом.
— Я не упоминала об этом? — спросила Джули, поднимая взгляд с места, где она расставляла тарелки с антипасто(традиционная горячая или холодная мясо-овощная закуска в итальянской кухне) на кухонной стойке.
— Нет, — ответила Эмма, ставя последнюю тарелку. — Должно быть, вылетело из головы.
— Должно быть! — сказала Джули, засовывая в рот оливку и ухмыляясь.
Эмма только покачала головой.
— Даже не думай. Я уверена, что эта милая улыбка отлично действует на Митчелла, но меня это не трогает.
— А на тебя эта улыбка действует, милый? — сказала Джули, повернувшись лицом к своему жениху, который что-то причудливо делал с луком на разделочной доске.
Он оглянулся.
— Действует лучше, когда ты голая, но и так неплохо.
— Правда? — сказала Джули, поворачиваясь, чтобы уделить Митчеллу все свое внимание.
Эмма наблюдала, как за считанные секунды их взгляды перешли от игривых к горячим, и закатила глаза.
— Нет. Ни за что. Одежда должна остаться на вас. И почему я единственная, кто приходит вовремя?
Эмма была уверена, что знает ответ на свой вопрос. Она бы ничуть не удивилась, если бы узнала, что Грейс/Джейк и Райли/Сэм задержались из-за того же самого, что назревало между Джули и Митчеллом. Секс.
Грейс и Джейк были в каком-то гормональном пузыре молодоженов, а что касается Сэма и Райли... ну, у них было около десяти лет сексуального напряжения, чтобы наверстать упущенное. Райли любила напоминать им об этом.
Часто.
Что касается восьмого участника званого ужина...
Эмме было абсолютно все равно, задержит ли его секс, запор или отсутствие такси.
Вот только он не пришёл бы последним. Потому что Кэссиди, как и Эмма, жил в нескольких минутах ходьбы от Джули и Митчелла.
Кэссиди, который должен был быть единственным холостяком на этом чертовом званом ужине.
— Не выгляди такой злюкой, — сказала Джули, поедая кусочек сыра, наконец-то отведя свои заискивающие глаза от Митчелла. — Мы уже целую вечность не ужинали вместе, и это впервые за несколько месяцев, когда вы оба одиноки...
— Подожди, при чем тут это? — спросила Эмма. — Я ясно дала понять...
— Что ты не против видеть Кэссиди с другими женщинами. Бла-бла-бла, мы знаем. И он читает нам ту же лекцию о тебе. Но, — сказала Джули, откусывая еще кусочек сыра, — дело не в вас двоих.
Эмма приподняла бровь.
— Объясни.
— Речь идет о постоянно меняющимся круговороте ваших вторых половинок., — объяснила Джули.
— В смысле? — Эмма поставила бокал вина на буфет.
— В том смысле, что никто не хочет сидеть напротив человека, за которого почти вышла замуж их нынешняя вторая половинка. Поэтому трудно пригласить вас обоих одновременно, понимаешь?
Эмма села на барный стул у стойки и стащила кусок салями с тарелки Джули.
— Так что, вы просто по очереди приглашаете нас к себе?
— Когда у кого-то из вас есть отношения, да.
— У меня не было отношений около трех месяцев, — сказала Эмма.
— Точно, — сказала Джули, протягивая руку и шевеля пальцами, чтобы взять бокал вина Эммы. — Но у Кэссиди были.
Эмма нахмурилась.
— Если ты хочешь, чтобы я поделился своим вином, то вот тебе маленькое напоминание, что это совсем не тот способ добиться этого.
— Ага! — сказала Джули, помахав пальцем перед лицом Эммы. — Значит, тебе не все равно, что он с кем-то встречался.
Митчелл прочистил горло.
— Джули. Мы говорили об этом. Помнишь, как мы говорили о том, что не надо лезть не в свое дело?
Джули вздохнула и пошла наливать себе вина.
— Я просто...
— Нет, — сказал Митчелл, направив нож в ее сторону.
— Отлично, — пробормотала Джули. Как только Митчелл отвернулся, она посмотрела на Эмму и пробормотала. — Позже.
Эмма закатила глаза.
Джули могла говорить о Кэссиди до посинения.
Это не означало, что Эмма должна была говорить в ответ.
От дальнейших расспросов ее спасло шумное появление Райли и Сэма, а затем Джейка и Грейс. Судя по взъерошенным волосам Райли и размазанному блеску для губ Грейс, Эмма не ошиблась с причиной их опоздания.
Пока Джули принимала у всех пальто и устроила спор между Райли и Грейс по поводу драмы участниц «Холостяка», Эмма подошла к Сэму Комптону.
— Твоя рубашка не заправлена сзади, — тихо сказала она.
Он посмотрел вниз и одарил ее застенчивой улыбкой.
— Извини. Поездка в такси...
Эмма подняла руку.
— Я даже не хочу знать.
Он усмехнулся и потянулся, чтобы заправить свою синюю рубашку на пуговицах в джинсы. Не то чтобы это имело значение. В рубашке или без рубашки... в любом случае, Сэм Комптон был до смешного привлекательным куском мужского мяса.
Чёрт, да все мужчины в комнате были весьма красивы. Сэм был светловолосым и голубоглазым, с очарованием плохого парня и парня из соседнего двора. Эмма вряд ли могла винить Райли за то, что она была одержима этим парнем еще со школы.
Парень Грейс был не менее привлекательным. Джейк Мэлоун был высоким, темноволосым и воплощением красоты. У него была уверенность в себе в духе Хью Джекмана, огромное количество обаяния и лукавая улыбка, которая обещала восхитительные темные делишки в спальне. Так ей сказала Грейс.
А потом был Митчелл Форбс. Секс в костюме в полоску. Ну, сегодня никаких полосок. Но темноволосый, голубоглазый красавчик с Уолл-стрит отличался серьезностью, которая должна была противоречить беззаботному настроению Джули. Вместо этого они были живым доказательством того, что противоположности притягиваются.
Ее подруги сорвали джекпот в отношениях.
Если бы Эмма не была так решительно настроена не нуждаться в мужчине, она бы ей позавидовала.
Она уже собиралась спросить Сэма, как идут дела с ROON — винокурней, которую он основал пару лет назад и которая в последние пару месяцев стала привлекать внимание национальной прессы, но Сэм отвлекся от нее.
— Йоу, Кэссиди. Рад тебя видеть, чувак!
И вот все началось.
Эмма повернулась, чтобы посмотреть на него, только потому, что не смотреть на него было бы, ну, очевидно. И она, чёрт возьми, позаботилась о том, чтобы не было никакой внешней реакции на него. Ни подгибающихся коленей, ни побелевших костяшек пальцев, сжимавших бокал с вином, ни даже малейшей реакции на лице.
Но внутри?
Внутри что-то трепетало.
Опасно.
Сегодня на нем не было и следа от обычного костюма. На нем были джинсы, как и на остальных парнях, и черный свитер, который сидел достаточно хорошо, чтобы подчеркнуть рельефные плечи и подтянутую талию. В левой руке он держал бутылку вина, а правой пожимал руку Сэму. А его глаза...
Его глаза встретились с ее глазами через плечо Сэма.
И что-то сдвинулось.
Это было не много. Это была даже не улыбка и взгляд не был продолжительным.
Но для двух людей, которые в течение последнего года сознательно старались жить вне орбиты друг друга, это определенно было что-то.
Эмма поджала губы, и они оба отвели взгляд.
Этот момент был настолько мимолетным, что, казалось, никто больше не заметил.
Как будто спонтанная совместная выпивка неделей ранее стала поворотным моментом. Эмма просто не знала, в чем именно.
И вообще, хотела ли она этого.
— Я бы сказала, что вам не нужно было приносить вино, но, конечно, оно всегда приветствуется, — сказала Джули, переходя от человека к человеку и целуя в щеки.
— Я принесла десерт, — сказала Райли, протягивая коробку с кексами.
— Я же говорила, что приготовила десерт! — сказала Джули.
— Точно, говорила. Я совсем забыла, — сказала Райли, обменявшись взглядом с Митчеллом.
Джули поймала его и развернулась, чтобы свирепо посмотреть на своего жениха.
— Что ты ей сказал?
— Я ничего ей не говорил, — сказал Митчелл. — Вообще ни слова.
Глаза Джули сузились, когда Митчелл сделал глоток вина.
— Возможно, я послал ей фотографию твоего, гм, торта.
— Я его испекла, — объявила Джули всем остальным, радостно кивнув.
— Это здорово, дорогая! — ответила Грейс. Затем она повернула голову в сторону Райли и сказала. — Хорошая идея насчет кексов.
Джули показала пальцем.
— Только за это ты должна попробовать первый кусочек моего торта.
Джули, как известно, плохо готовила, вероятно, потому, что ее старания касались только особых случаев, поэтому у нее никогда не было постоянной практики.
Митчелл, к счастью, становился все более умелым на кухне с тех пор, как они с Джули сошлись, и стало ясно, что ее умениям не суждено улучшиться. А поскольку Митчелл Форбс преуспел во всем, за что бы он ни брался, ужин сегодня будет если не восхитительным, то вполне приемлемым. Этот мужчина был красив, умен, успешен и умел готовить. В общем, идеальный вариант. Эмма ничуть не удивилась бы, узнав, что Митчелл прячет в своих брюках частички чистого золота.
Группа растворилась в маленьких очагах разговоров: Джули, настаивающая, чтобы Райли оставила кексы в коридоре, Сэм, обсуждающий с Грейс новые этикетки для своего ржаного виски, Митчелл, закладывающий Джейку ненужные ему билеты на хоккей.
Уже не в первый раз Эмма почувствовала непреодолимый прилив тепла и благодарности к этой группе близких, жизнерадостных друзей, даже если временами она все еще чувствовала себя немного одинокой в этой компании, как будто не совсем нашла свое место.
Она подошла к богатой коллекции вин Джули и Митчелла и наполнила свой бокал чем-то белым и прекрасным.
Кэссиди подошел к ней сзади.
Она поняла, что это он, по его запаху. Это было жутко, если подумать, но, к сожалению, правда.
За прошедшие годы ей удалось забыть его лицо и голос.
Ей даже нравилось думать, что она забыла его прикосновения, хотя иногда ее шаловливые сны говорили ей обратное.
Но она никогда не могла забыть, как пахнет Алекс Кэссиди.
Чистый, пряный и очень мужественный, такой, что даже самой независимой и властной женщине хотелось прижаться щекой к его груди и просто остаться.
— Думаешь, это подстава? — спросил Кэссиди, его голос был низким.
Она отошла в сторону, чтобы он мог налить себе бокал красного вина. В колледже и в последующие годы он пил только пиво. Но взрослый Кэссиди... он пил красное вино. Всегда. Он даже взбалтывал и нюхал его, прежде чем сделать глоток, что должно было быть чертовски претенциозно, но вместо этого заставляло ее думать о мужчине, который знает, чего хочет, и не станет тратить свое время на что-то меньшее.
В колледже Кэссиди был целеустремленным. Амбициозной. Неутомимой.
Взрослый Кэссиди был всем этим. Но он также был уверен в себе.
Уверенным в том, что то, чего он хотел, всегда было в пределах досягаемости.
Он поднял брови, глядя на нее, и она поняла, что не ответила на его вопрос.
— Нет, я не думаю, что это подстава, — сказала она, когда они стояли плечом к плечу, наблюдая за своими друзьями. — Джули утверждает, что мы оба приглашены просто потому, что это первый раз за последние месяцы, когда мы оба одиноки.
— Вот как? — сказал он, делая еще один медленный глоток своего напитка. — Итак, я был с Даниэль два, может быть, три месяца...
— До этого я встречалась с Дагом...
— И я был с Алексой, может быть, шесть месяцев назад.
— Алекс и Алекса? Это мило, — ответила она.
— Я бросил ее, потому что думал, что персонализированные полотенца будут слишком неловкими, когда мы поженимся.
— Это правда, — согласилась Эмма. — Хотя, наверное, это было удобно во время секса. Таким образом, когда ты выкрикивал свое имя, она ошибочно думала, что ты заинтересован в ее удовольствии...
Она оборвала свой саркастический выпад, когда увидела, что он смотрит на нее с почти ухмылкой.
— Что? — спросила она.
Его улыбка стала немного шире, и он наклонился к ней.
— Ты думаешь о нас в постели.
У нее перекосило рот, и он откровенно рассмеялся.
— Думаешь. Ты думаешь о нас двоих вместе. Какими мы были.
— Уверяю тебя...
— Не трудись отрицать это, Синклер, — сказал он, чокаясь своим бокалом с ее.
Она смотрела ему в спину, когда он двинулся к остальным, но он обернулся в последний момент.
— Эмма.
— Что? — ее голос был раздраженным.
— Я тоже об этом думаю.
Что ж. Что ж. Это... требует больше вина.
Вот только ее бокал был уже полон, поэтому вместо этого она вздохнула и решила, что была чертовски веская причина, по которой они возвели эту ледяную стену между собой. Пришло время возвести её заново, пока он не совершил еще одно рискованное путешествие по дорожке памяти.
Она присоединилась ко всем у кухонной стойки, где они собрались вокруг закусок, как стервятники.
— Эм, есть новости о твоей квартире? — спросил Джейк.
— Нет, но это уже не моя проблема, — ответила Эмма, беря в руки оливку. — Мой страховой чек пришел по почте, и я уведомила хозяина, так что даже если все будет отремонтировано, я не буду переезжать обратно. В любом случае, я снимала квартиру на месяц вперед, так что это был легкий выход.
— Слава Богу, — пробормотала Райли. — Можешь представить себе запах? Гниль, плесень, грязная вода и грязь соседей сверху и канализ...
— И что дальше? — спросила Грейс, игнорируя разглагольствования Райли.
Эмма пожала плечами.
— Камилла не вернется еще два месяца, так что у меня есть время, чтобы все выяснить.
— Тебе лучше не покидать Верхний Ист, — сказала Джули. — Мне нужна поддержка здесь, в шикарном квартале, пока эти наши модные друзья тусуются в Виллидже и Трайбеке.
— Простите, но чью аренду в Виллидже я взяла на себя? — сказала Райли, причмокивая губами. — Это была твоя, Джулс?
Джули сменила тему.
— Эй, Кэссиди, Митчелл хочет тебя кое о чем спросить, — сказала она громким голосом, заглушая все остальные разговоры.
Митчелл посмотрел на нее.
— Не здесь.
— А где же ещё, — щебетала Джули, наклонив голову. — Здесь он не сможет тебе отказать.
— О, я абсолютно точно смогу, — сказал Кэссиди, поднимая свой бокал в сторону Митчелла. — Но ты бы мог поскорее покончить с этим. Если это насчет триатлона, о котором мы говорили, то я совершенно...
— Заткнись, Кэссиди, — сказала Райли, засовывая ему в рот кусок багета. — Пусть Митчелл сам все расскажет.
— Потому что он так хорош в этом, — сказал Джейк, заработав средний палец от своего друга.
Митчелл провел рукой по шее.
— Я, ну, дело в том...
— О, я скажу это, — перебила Джули. — Итак, Кэссиди, ты знаешь, что мы женимся через несколько недель...
Кэссиди медленно жевал багет, который Райли засунула ему в рот, прежде чем ответить.
— Я знаю об этом.
— Ну, у Митчелла, скажем так, ноль друзей, потому что он асоциален.
— Я интроверт, — выдавил Митчелл. — Слово, которое ты ищешь «интроверт», а у нас, интровертов есть небольшой, избранный круг друзей.
— Слушайте, слушайте, — сказала Эмма.
Митчелл подмигнул ей.
— Да, ладно, неважно, — сказала Джули, отмахнувшись от этого. — В любом случае, один из людей в его «избранному кругу друзей», — Джули взяла последнюю часть в кавычки, — это парень из колледжа. У которого только что родился ребёнок.
— О, ура! — сказала Грейс.
— Ну, да. Ура. Только вот малышка родилась на четыре недели раньше срока, и хотя с ней все в порядке, ей придется какое-то время побыть в больнице, пока будут развиваться легкие. Так что перелет из Калифорнии в Нью-Йорк не входит в планы этой семьи. Так что...
Джули посмотрела между Митчеллом и Кэссиди и сдвинула брови.
Кэссиди тупо уставился на нее. Как и Джейк с Сэмом. Все четыре женщины закатили глаза от абсолютного тугодумия мужского ума.
— Он хочет, чтобы ты был его шафером, тупица, — сказала Райли. — Наверное, он попросил бы раньше, если бы Эмма не была подружкой невесты, и тогда все это не пахло бы неловкостью.
— О, а сейчас это не неловко? — пробормотал Сэм.
Джули перевела взгляд с Эммы на Кэссиди.
— Ну, мы понимаем, как обстоят дела сейчас. И мы также понимаем, что для вас это не должно быть странно. Верно?
Эмма не смотрела на Кэссиди. Он не смотрел на нее. Но они ответили в унисон.
— Верно.
— Итак, Кэссиди... ты с нами? — спросила Джули.
Все посмотрели на него. Он ухмыльнулся.
— Да, черт возьми, я в деле.
Эмма смотрела, как Кэссиди и Митчелл обнимаются, и думала, как она относится к этому маленькому событию.
Она, Грейс и Райли были подружками невесты на свадьбе. На самом деле Грейс была подружкой невесты, благодаря зажигательной игре камень-ножницы-бумага. А Джейк и Сэм были шаферами, благодаря мгновенной дружбе, возникшей между ними, а также ограниченному кругу друзей Митчелла.
Эмма никогда не задумывалась о том, что Кэссиди не предлагали стать шафером до этого момента. Она знала, что Митчелл, возможно, был ближе с Джейком и Сэмом, благодаря их «парным» отношениям с Грейс и Райли.
Но она также знала, что Кэссиди и Митчелл были приятелями по бегу, пару раз ходили на игры «Янкиз» и имели одинаковые незаметные альфа-вибрации.
Логично, что он спросил Кэссиди, хотя и немного поздновато.
Но это также означало, что они с Кэссиди будут стоять перед алтарем.
Вместе.
То, чего они никогда не делали в день собственной свадьбы.
Эмма сглотнула.
Она могла сделать это.
Она сможет стоять рядом со своей лучшей подругой в ее особенный день, не вспоминая об этом дне.
Разве она не сможет?
К тому времени, когда все сели ужинать, Эмма почти вытеснила эту мысль из головы. До тех пор, пока разговор не вернулся к свадьбе Джули.
— Кэссиди, у тебя есть смокинг? Или ты хочешь, чтобы я назначила тебе встречу в том же месте, где я назначила встречу Сэму и Джейку? — спросила Джули.
— Я все еще не могу поверить, что мне придется надеть этой костюм пингвина, — пробормотал Сэм поедая кусок курицы.
Райли похлопала его по подбородку.
— Я сделаю так, чтобы это стоило твоих усилий.
Джейк повернулся к Грейс.
— А как насчет меня? Ты сделаешь так, чтобы это стоило моих усилий?
— Даже не притворяйся, что ты не против надеть смокинг, — сказала Грейс, наполняя свой бокал вином.
— Бонд, — сказал Джейк низким голосом. — Джеймс Бонд.
Сэм сделал паузу в жевании.
— Хорошо. Ладно, я думаю, ты в чем-то прав. Возможно, я смогу порадоваться смокингу. Я выжму максимум из образа агента 007.
Джули закатила глаза.
— Кэссиди?
— Вообще-то у меня есть смокинг, — сказал он, аккуратно вытирая рот салфеткой.
Сэм и Джейк переглянулись.
— У тебя есть смокинг? Какого черта?
— Эй, у меня тоже есть смокинг, — возмущенно сказал Митчелл с места во главе стола.
Джейк махнул на него рукой.
— У тебя есть абонементы в оперу. У тебя, наверное, их целых два.
Митчелл пожал плечами, совершенно не смущаясь.
— Он у меня уже давно, — сказал Кэссиди. — Мне нужно убедиться, что он все еще подходит, но он хорошо сидел на мне в прошлом году, когда я надевал его на свадьбу кузины, так что и сейчас должно быть все в порядке.
Грейс покачала головой.
— Вы, мужчины, не понимаете насколько как вам легко. Вы покупаете один хороший смокинг в своей жизни, и он никогда не выходит из моды. Представляете, если бы мы надели платье... Кэссиди, сколько лет твоему смокингу?
Эмма сидела рядом с Кэссиди, поэтому ей не нужно было видеть его лицо, но по тому, как он отрезал кусочек курицы и намеренно откусил, она поняла, что он не хочет отвечать на этот вопрос.
И могла быть только одна причина, по которой он не хотел объяснять.
Эмма была не единственной, кто догадался об этом.
Райли застонала.
— Это твой свадебный смокинг, не так ли?
— О-о-очень неловко, — сказал Джейк фальшивым драматическим голосом, прежде чем одарить Кэссиди ехидной ухмылкой.
— А что я должен был сделать, сжечь его? — спросила Кэссиди.
— Вообще-то, да, — сказала Райли, тыча в него вилкой. — Так тебе и надо за то, что ты бросил нашу девочку в день вашей свадьбы.
Эмма замерла. Чёрт, все замерли. Эмма и Кэссиди, возможно, примирились со своим прошлым. Они могут участвовать в одной свадьбе. Они могут сидеть рядом друг с другом на званом ужине.
Но они никогда не говорили о том дне. Ни друг с другом. Ни со своими друзьями.
— Рай, — предупреждающе произнес Сэм, и Грейс с Джули окинули ее взглядом.
Но Райли была, ну, Райли. Она была такой же хорошей подругой, как и все остальные, но у нее была очень низкая терпимость к дерьму.
И Эмма была почти благодарна. Они должны были когда-нибудь сорвать этот пластырь.
— Нет, все в порядке, — сказала Эмма, положив свою руку на руку Грейс, прежде чем взгляд Грейс успел проделать дыру во лбу Райли.
Все взгляды обратились к ней и Кэссиди, а Эмма возилась со своей вилкой.
Райли наклонила голову.
— Ты ведь бросил ее в день свадьбы, верно? — теперь ее голос был тише. Более нерешительным.
Кэссиди поднял свой бокал с вином.
— Она упомянула об этом, не так ли?
— Потому что так и было, — сказала Эмма, не желая позволить Кэссиди говорить о ней так, как будто ее там не было.
Он заколебался.
— Так и было, — медленно сказал он, бросив на нее быстрый задумчивый взгляд, пока он крутил свой бокал с вином, а затем снова обратил свое внимание на Райли.
— Эмма также упоминала, что в ночь перед свадьбой она бросила свое обручальное кольцо мне в лицо? — спросил он.
Внимание переключилось с Кэссиди на Эмму, и все глаза расширились. В том числе и у парней.
Она подняла палец в знак протеста.
— Уверяю вас, это было вполне заслуженно.
— Скажи мне кое-что, Джейк, раз уж ты единственный женатый парень, — сказал Кэссиди, наклонившись вперед, чтобы взглянуть на Джейка через стол.
Джейк откинулся на стуле, чтобы избежать взгляда Кэссиди.
— Меня здесь нет. Я не вижу тебя, не слышу тебя... Пожалуйста, ради всего святого, не впутывайте меня в это.
Кэссиди продолжал.
— Если бы Грейс сказала тебе накануне свадьбы, что ты последний мужчина на земле, за которого она когда-либо хотела бы выйти замуж, ты бы появился на следующий день?
— Эмма! — Джули ахнула. — Ты ему так и сказала?
— Поверь мне, — сказала Эмма, размахивая вилкой. — Ты бы тоже бросила свое кольцо и наговорила всё это, если бы знала всю историю.
— Но ты все равно пришла на следующий день? — Грейс спросила Эмму, ее голос был мягким.
Да. Эмма пришла на следующий день. А Кэссиди — нет. Ее сестре пришлось оттащить ее от церкви, и она терпеливо поила Эмму, лежащую на диване, только корневым пивом в течение двух недель, а потом тихо сказала, что Эмма слишком молода, чтобы бросать свою жизнь на произвол судьбы.
Поэтому Эмма встала с дивана. Расправила плечи. И переехала в Нью-Йорк, и никогда не оглядывалась назад.
— Это не имеет значения, — сказала Эмма, когда молчание затянулось. — Это было давно, когда мы оба были незрелыми и глупыми. Мы двинулись дальше.
Кэссиди кивнул в знак согласия.
— Мы двинулись дальше.
Но судя по взглядам, обводящим стол, у Эммы закралось подозрение, что она и Кэссиди были единственными, кто в это верил.
Глава 12
День Алекса был полным дерьмом.
Два редактора уволились в течение часа друг за другом. Затем одна из типографий вышла из строя. Крупный рекламодатель объявил о банкротстве и отказался от места в декабрьском номере.
И в тот момент, когда он думал, что ночь не может быть хуже дня, разразилась сильнейшая гроза, и он шел домой без зонтика.
Все, чего хотел Алекс — это бокал французского мальбека, который он открыл накануне вечером, и шпионский триллер, который он пытался досмотреть уже несколько недель, но никак не мог найти время.
Алекс вошел в лифт своего многоквартирного дома как раз в тот момент, когда он закрывался, провел рукой по мокрым волосам и только тогда поднял голову, когда понял, что он не один.
— Извините, — пробормотал он, глядя на незнакомого парня.
— Не беспокойтесь, — сказал тот с британским акцентом. — Там довольно сильный дождь, не так ли?
Алекс взглянул на мужчину, чьи рыжевато-коричневые волосы были идеально уложены и ни капли не промокли. Низ его серых брюк от костюма тоже не пострадал от воды, как у Алекса, а на его пиджаке от Burberry не было ни капли. Даже зонтик в руке мужчины был сухим.
Очевидно, он взял такси. Или у него был личный водитель.
— Конечно, — ворчливо сказал Алекс.
С опозданием он понял, что не нажал кнопку своего этажа, но мужчина тоже собирался на двадцать четвертый.
— Только что переехали или навещаете кого-то? — спросил Алекс.
Мужчина вежливо улыбнулся.
— Навещаю кое-кого.
— А.
— Вообще-то, бывшую девушку, — пробормотал мужчина, как бы немного не веря.
— Ой, — сочувственно сказал Алекс. — Забираешь коробку с забытыми вещами, или у вас последний «разговор»?
— Ни то, ни другое. Я даже не видел ее около года, но она журналистка и пишет статью о бывших парнях, а поскольку она одна из тех, кто не сошел с ума, я подумал... почему бы ей не помочь?
Алекс закрыл глаза.
Невероятно.
Он должен был оставить свой дерьмовый день позади с хорошей книгой и бокалом вина, но вот он здесь, практически сопровождая бывшего парня своей бывшей невесты до ее квартиры, чтобы она могла написать статью, которую Алекс сам ей навязал.
Он почти не видел Эмму после званого ужина у Джули и Митчелла, а когда видел, то настроение было совершенно ледяным.
Их холодные отношения, которые, как ему казалось, начали оттаивать, перешли в следующий ледниковый период благодаря спонтанному разговору за ужином об их злополучной свадьбе.
Но Алекс не был склонен разделять вину за это небольшое событие. Если бы это зависело от него, они бы и дальше уклонялись от вопросов друзей об их прошлом.
Вместо этого Эмма дала зеленый свет любопытству всех остальных и получила ответы — или отсутствие ответов — которые ей ни капли не понравились.
Что ж, очень жаль, Эм. Мне тоже не очень понравились твои ответы.
Он был плохим парнем. Он это понимал.
Даже предпочитал это. Потому что быть злодеем было гораздо лучше, чем если бы все знали, что ты провел день свадьбы в полупьяном виде, чувствуя, что на месте сердца остался кратер.
Алекс подозревал, чтоэто и есть истинная причина холодности их с Эммой нынешних отношений. Во всех этих ледяных обменах мнениями было что-то оцепеняющее.
А онемение было лучше, чем боль.
В большинстве случаев.
Но сегодня?
Сегодня он не был оцепеневшим. Он был зол. Злился на весь мир. Злился на этого британского чурбана, который каким-то образом уклонился от дождя. Злился на себя за то, что беспокоился о том, что другой мужчина направлялся в квартиру Эммы.
Злился на Эмму... просто за то, что она Эмма.
Он заставил себя улыбнуться парню.
— О, ты идешь к Эмме Синклер?
Парень улыбнулся в ответ.
— Да. Ты знаешь ее?
— Конечно, — Алекс улыбнулся и протянул руку. — Алекс Кэссиди. Сосед и босс Эммы.
— Джейсон Гринт, — сказал другой мужчина, принимая рукопожатие. — Сосед и босс, хм. Бедная Эмми.
Эмми.
Алекс отдернул руку, прежде чем его хватка сжалась в ответ на дурацкое прозвище.
— Да, это долгая история, — сказал он, открывая лифт для Джейсона. — Ты не против, если я приду на твое интервью? Нам с Эммой все время приходится переносить нашу обычную встречу, и я умираю от желания увидеть, как она продвигается в этой истории.
— Конечно, — сказал Джейсон, впервые выглядя немного неуверенным, пока шел за Алексом по коридору. — Итак, ты работаешь в... как называется журнал? В девчачьем.
— Шпилька, — сказал Алекс, остановившись перед дверью Эммы. — Но на самом деле я просто временный главный редактор, пока настоящий босс в отпуске.
— Хм, — сказал Джейсон. — Это должно быть...
— Сюрреалистично? Поверь мне, это так, — сказал Алекс.
Затем он постучал в дверь Эммы.
Ее реакция, когда она увидела его стоящим рядом с Джейсоном, была такой, на какую он и рассчитывал. Неверие. Раздражение. Тревога.
— Посмотрите, кого я нашел в лифте, — сказал Алекс, опираясь рукой на дверной косяк и слегка наклоняясь.
Ее глаза сузились.
— Как восхитительно.
— Очень, — сказал Кэссиди. — Нам было о чем поговорить. Много общего, на самом деле.
Эмма отошла в сторону, чтобы Джейсон с озадаченным видом мог войти.
Без лишних слов она начала закрывать за Алексом дверь, но он остановил ее ладонью.
— Я решил поприсутствовать на этом.
— Нет, — сказала она, пытаясь снова закрыть дверь. — У тебя нет абсолютно никаких шансов.
— Эмма, — сказал он, его голос был жеманным и, возможно, немного снисходительным. — Я не получал отчетов о ходе работы над твоей статьей, как от всех остальных.
Она посмотрела на Джейсона, у которого хватило здравого смысла войти в гостиную вместо того, чтобы подслушивать.
Эмма повернулась так, чтобы оказаться лицом к лицу с Алексом, и шагнула вперед, чтобы они оказались лицом к лицу.
— Какого черта ты делаешь?
— Наблюдаю за своим сотрудником.
— Не будь ослом, Кэссиди. Ты сказал, что если я напишу эту идиотскую статью, ты не будешь лезть в мои дела.
— Если все твои бывшие бойфренды такие же скучные, как этот, то никакой статьи не будет, — прошептал он в ответ.
— Не волнуйся, они не все скучные, — ответила она. — На самом деле, среди них есть настоящий мудак, и я все еще сомневаюсь, достоин ли он упоминания...
Он положил руку ей на талию, чтобы отодвинуть ее в сторону, когда он шагнул в ее квартиру, игнорируя как ее резкий вдох при контакте, так и свое необъяснимое желание не убирать руку с ее талии, а притянуть ее ближе.
Алекс опустил руку, сжимая кулак в ответ, и прошел мимо нее, сосредоточив свое внимание на Джейсоне.
— Что мы можем предложить тебе выпить? — спросил он командующим голосом, от которого Эмма попятилась.
— Воды было бы неплохо, — сказал Джейсон.
Должно быть, отношения Джейсона с Эммой были гораздо более спокойными, чем у Алекса, если мужчина хотел воды. Он двинулся к холодильнику, словно был хозяином этого места, вытащил фильтр для воды Brita и стал рыться вокруг, пока не нашел стакан.
— Ты уверен, что это все, что тебе требуется? — спросил Алекс, наливая воду. — Я собираюсь выпить стакан красного.
— Может ты сейчас передумаешь? — сказала Эмма, положив обе руки на бедра. На ней было платье ягодного цвета с высокой горловиной и длинными рукавами, и оно было бы чертовски несексуальным, если бы не обтягивало ее тело во всех нужных местах.
— Немного вина было бы замечательно, — сказал Джейсон, в его голосе слышалось облегчение.
Эмма бросила на Алекса последний взгляд, а затем подошла к небольшому винному стеллажу рядом с обеденным столом и достала бутылку.
Она прижала ее к груди Алекса, а затем одарила Джейсона мягкой, милой улыбкой, которую Алекс не мог припомнить, чтобы видел у нее... когда-либо.
— Джейс. Я едва успела поздороваться! Как ты?
Она подошла к своему бывшему с распростертыми объятиями, и Алекс с большей силой, чем нужно, вонзил штопор в горлышко бутылки, когда они обменялись долгими объятиями. Это затянулось.
Эмма жестом предложила ему присесть в одно из кресел, а сама села на диван напротив Джейсона, скрестив ноги. Алекс не думал, что ему привиделось, как взгляд Джейсона задержался на стройных ногах Эммы.
Мудак.
Он налил три бокала и отнес их все в гостиную, где поставил бокал Джейсона на стол перед собой и протянул один Эмме. Заставил ее взять его, прикоснуться к его руке.
Но она была умна и взяла стакан двумя пальцами, избегая его прикосновения.
Эмма, вероятно, поступила правильно, избегая их прикосновений, но Алекс все еще кипел от того же злобного беспокойства, которое не давало ему покоя весь день. Поэтому, чтобы наказать ее — наказать их обоих — он намеренно сел рядом с ней на диван. Достаточно близко, чтобы ее рука коснулась его, когда она поставила бокал с вином, чтобы потянуться за блокнотом.
Она отодвинулась от него под предлогом того, чтобы перекинуть ноги на другую сторону, и Кэссиди почти улыбнулся, сделав глоток вина.
Для Джейсона ты можешь улыбаться сколько угодно, дорогая. Держу пари, что он не заставляет твое тело так трепетать.
— Так как это работает? — спросил Джейсон, казалось, не обращая внимания на то, что между Алексом и Эммой что-что происходит.
— Ну, первое, что нужно знать, это то, что я обещаю, что не буду нигде в статье упоминать твое имя или какие-либо детали, которые могли бы привести к тебе. Даже твоя собственная мама не узнает, что я говорю о тебе.
— Жаль, — сказал он, подмигнув. — Ты всегда ей нравилась.
Ты, наверное, шутишь, подумал Алекс.
Но Эмма, видимо, не поняла, что это была за реплика, и просто рассмеялась.
— Мне она тоже всегда нравилась. Передавай ей привет, если хочешь. Итак, у меня всего три основных вопроса — если ты сможешь отвечай на них как можно более честно, не боясь задеть мои чувства.
— Хорошо, — сказал Джейсон, сделав глоток вина. — Давай начнем.
— Какова была твоя внутренняя реакция, когда ты получили от меня электронное письмо с просьбой об этой встрече?
Эмма не смотрела в свой блокнот, когда спрашивала, и вопрос слетел с ее языка, как будто она задавала его уже несколько раз. Что она, вероятно, и сделала. Впервые Алекс усомнился в правильности своих суждений, поручив ей статью, в которой ей придется контактировать с мужчинами, с которыми она встречалась. Целовалась. Спала с ними.
Может быть, даже любила.
— Первая реакция? — спросил Джейсон, рассеянно почесывая щеку. — Ужас.
Эмма удивленно рассмеялась.
— Признаюсь, это первый раз, когда я получаю такую реакцию.
— Ну, наверное, потому что ни один из твоих бывших в настоящее время не помолвлен с рыжей, — сказал Джейсон, подмигнув. — Моя первая мысль была, что Гретхен убьет меня за то, что я встречаюсь с одной из моих бывших.
Алекс сделал еще один глоток вина, чтобы скрыть свое удивление. У Джейсона были отношения. Серьезные отношения. И Эмма не выглядела ничуть обеспокоенной.
— Поздравляю, — сказала она, наклонившись через стол, чтобы сжать его руку. — Я так рада за тебя.
Алекс взглянул на ее профиль. Она действительно выглядела счастливой, искренне счастливой, что принесло ему... облегчение? Что было не совсем понятно. Почему он должен испытывать облегчение от того, что Эмма не переживает из-за того, что ее предыдущий любовник жениться на другой?
— Спасибо, — сказал Джейсон, ухмыляясь. — Все произошло довольно быстро, но мы с ней встречались еще в школе, а потом воссоединились, и... все получилось.
Она улыбнулась.
— Я рада. Хорошо, значит, даже несмотря на этот ужас, ты все равно пришел ко мне?
— Да. Я рассказал об этом Грет, и оказалось, что она большая поклонница Шпильки. Она была в восторге от идеи, что я могу быть частью истории.
Эмма сделала глоток вина и что-то записала.
— Хорошо, тогда ради Гретхен имей в виду, что я точно не буду упоминать твоё имя в связи со следующим вопросом, так что... что ты больше всего запомнил о нашем совместном времяпрепровождении? Это может быть момент, воспоминание или просто чувство.
Алекс напрягся. Он не хотел слышать о времени, проведенном Эммой с этим мужчиной. Или с любым другим мужчиной.
Какого черта он решил, что пойти на эту дурацкую встречу было хорошей идеей?
Джейсон отхлебнул вина, размышляя об этом.
— Я помню чтение.
— Чтение, — повторила Эмма.
Он пожал плечами.
— В хорошем смысле, уверяю тебя. Но у нас была эта воскресная утренняя рутина...
Джейсон прервался, словно смутившись, а Эмма ободряюще улыбнулась.
— Я помню.
Алекс сдвинулся на диване, с каждой секундой все больше понимая свою ошибку в том, что оказался здесь.
— Мы высыпались. Шли в «Старбакс», потом в книжный магазин, когда он открывался, и бродили по нему час, иногда дольше...
— Но никогда ничего не покупали, — сказала она, подняв палец. — Только если у нас действительно не было дома ничего для чтения.
Джейсон рассмеялся при этом воспоминании.
— Верно. Это цена, которую мы платим за крошечные манхэттенские квартиры.
— На самом деле цена за манхэттенскую квартиру — это фактическая цена аренды, — заметил Алекс. — Это один из самых дорогих городов в стране.
Джейсон бросил на него взгляд «Какого черта?», а Эмма повернула голову, чтобы одарить его язвительным взглядом.
Алекс пожал плечами.
— Я это к слову.
Эмма снова повернулась к Джейсону.
— А потом мы шли домой и читали. Столько, сколько захотим, без чувства вины.
Джейсон кивнул.
— Да. Да, я помню это о нас.
Прошла тихая минута, и Алекс почувствовал неловкий укол ревности, не только из-за инстинктивной территориальной ревности, которую мужчина испытывает, когда делит женщину с другим мужчиной, но из-за обыденности совместного времяпрепровождения Джейсона и Эммы.
Мысль о том, что Эмма проводила тихие воскресные утра в книжных магазинах с кем-то... ну, черт возьми. Алекс любил книжные магазины. Любил читать. И не хотел бы ничего больше, чем читать с...
Он отогнал эту мысль.
Эмма что-то нацарапала в своем блокноте, а затем снова подняла голову, делая очередной глоток вина.
— Ну что, Джейс, готов к самому сложному?
— Абсолютно.
— Почему мы расстались?
Алекс поднял брови от прямоты вопроса, но в этом была вся Эмма. По сути, даже когда ты не хотел, чтобы она была такой.
Джейсон поджал губы.
— Я помню, что это было взаимно. Мы ужинали в тайском ресторане, разговорились и просто... решили, что ничего не получается. Я правильно помню?
Она кивнула.
— Да. Практически. Без оскорблений или скандалов.
Что, не было обручального кольца, брошенного ему в лицо? — подумал Кэссиди.
— Ты помнишь что-нибудь еще? — спросила Эмма. — Причину или катализатор?
Джейсон посмотрел на свое вино и нервно рассмеялся.
— Итак, я никогда не говорил тебе об этом...
Эмма наклонилась вперед, карандаш наготове, и, Боже, помоги ему, Кэссиди был уверен, что он тоже наклонился вперед.
Джейсон провел рукой по шее.
— Примерно за неделю до того, как мы расстались, мы с тобой пошли в библиотеку — большую, на Пятой улице — просто посмотреть, развлечься...
Что это было между ними двумя и их романтическими книжными свиданиями?
— В общем, там как раз заканчивалась свадьба. Большой счастливый праздник, все подружки невесты в одинаковых платьях, большое белоснежное платье на невесте, и много возбужденных криков, когда они фотографировались, или что-то в этом роде...
Алекс почувствовал, как Эмма замерла, и у него возникло странное желание взять ее за руку.
Он не взял.
Но он хотел.
— Так что я был, я не знаю... У меня большая семья, и я всегда представляла себе такую большую свадьбу. И однажды я спросил тебя, как ты представляешь свою свадьбу. Не в смысле предложения, а просто в непринужденной беседе, понимаешь?
Эмма кивнула, хотя не двигалась с места. Не написала ни слова.
— Ты сказала, что не хочешь выходить замуж. Никогда, — сказал Джейсон, его голос был скорее добрым, чем обвинительным. — И это не значит, что я тайно давал имена нашим детям и охотился за домами в пригороде, но...
— Но ты хотел когда-нибудь жениться, — закончила за него Эмма.
— Да, — Джейсон улыбнулся. — Определенно, я всегда видел себя в роли семьянина, с женой и детьми, понимаешь?
— Ну, — сказала она с принужденной улыбкой. — Ты почти у цели! Когда будет важный день?
— Только через шесть месяцев, — сказал Джейсон. — Я не понимал, что такое большая свадьба, пока не встретил Гретхен. Это и дегустация торта, и цветы, и рассадка гостей, и решение по поводу кейтеринга...
— Да, это безумие, — вмешалась Эмма, ее голос был совсем немного резким. — Но я так рада за вас! Ладно, это был последний из моих основных вопросов, но если ты хочешь добавить что-нибудь еще, что-нибудь о наших отношениях или обо мне....
Джейсон покачал головой, поставив бокал с вином на журнальный столик.
— Только то, что ты была прекрасна. И сейчас прекрасна. Ты встречаешься с кем-нибудь особенным?
— Нет. В данный момент нет.
Джейсон встал, и Эмма с Алексом тоже встали. Джейсон направился к входной двери, и Эмма последовала за ним.
Алекс схватил все три бокала с вином, погрузившись в раздумья. Он не был уверен, что чувствует по этому поводу. Вообще ко всему этому.
Он направился в сторону кухни, когда Джейсон остановился, натягивая пиджак.
— Знаешь, есть еще одна вещь, о которой я думал несколько месяцев после того, как мы расстались, — сказал Джейсон.
— Да? — ее голос прозвучал искусственно.
Джейсон открыл входную дверь и посмотрел на нее сверху вниз, его улыбка была сожалеющей.
— Я бы хотел, чтобы ты больше улыбалась. Хотел чтобы это была большая, искренняя улыбка, от которой у тебя морщатся глаза и видны все зубы.
Эмма слегка рассмеялась.
— Кажется, я часто слышу эту фразу.
Взгляд Алекса переместился на ее профиль. Неужели она не улыбалась своим другим парням? Он задумался. Он помнит, как она постоянно смеялась. Ее широкая улыбка, смеющиеся глаза. Она была застенчивой, поэтому потребовалось некоторое время, чтобы пробиться под поверхность, чтобы заслужить настоящую улыбку Эммы, но как только она доверялась тебе, ее было так легко сделать счастливой. Они оба были счастливы, наслаждаясь смехом другого человека.
По-видимому, эта беззаботная радость была чем-то таким, что она переросла.
Или, может быть, разрушила ее.
— Приятно было познакомиться, — сказал Джейсон, помахав Алексу рукой.
Алекс поднял руку в ответ и отвернулся, прежде чем они обнялись на прощание.
Вернувшись на кухню, она бросила блокнот на стойку и запустила пальцы в волосы.
Ему захотелось подойти к ней... чтобы как-то снять с нее усталость. Но он не знал как. И не знал, захочет ли она этого.
— Теперь ты счастлив? — спросила она. — Статья продвигается так как ты и хотел?
Отнюдь.
— Они все такие? — спросил он. — Встречи, я имею в виду?
Она распустила волосы, опершись обеими ладонями о стойку. Он немного долил в ее стакан и поднес его к ней, но она не потянулась за ним.
— Джейсон был пятым на данный момент. И, да, все они практически одинаковы. Какое-то безобидное воспоминание. Легкое расставание. И заявление о том, что я, очевидно, была занудой без чувства юмора все эти чертовы отношения.
— Эмма.
Она подняла взгляд.
— Все отношения, Кэссиди. Каждый парень говорил то же самое о том, что я не улыбаюсь. Я улыбаюсь. Разве нет?
Он слегка уклонился.
— Эх, прямо сейчас нет.
— Ну, конечно, нет, это же ты, — раздраженно сказала она, поднимая свой бокал.
И по какой-то причине это заставило его улыбнуться.
Он бы предпочел сварливую Эмму фальшиво-улыбчивой Эмме.
— Могу я спросить тебя кое о чем? — спросил он, следуя за ней в гостиную, где она бросилась на диван в довольно не свойственном Эмме жесте.
Она буркнула в знак согласия, и он сел в кресло, в котором только что сидел Джейсон, наклонившись вперед с бокалом вина между своими большими руками.
— Вся эта история с нежеланием жениться, о которой упоминал Джейсон... Я сделал это с тобой?
Глаза Эммы встретились с его глазами, но она не села.
— Ты хочешь когда-нибудь выйти замуж?
Он колебался.
— Я не задумывался об этом, но... нет. Это не входит в мои планы.
Больше нет.
Она грустно улыбнулась и закрыла глаза.
— Ну, тогда вот так. Я бы сказала, что мы сделали это друг с другом, ты так не думаешь?
Глава 13
— Да, — отозвался Алекс на стук в дверь своего кабинета.
Он поднял глаза и был одновременно удивлен и в то же время совсем не удивлен, увидев стоящего в дверях Коула Шарпа. У Коула была такая манера появляться везде, где его не ждали, и при этом умудряться пропадать из виду, когда Алекс искал его. Это был дар.
— На чью встречу я попал в этот раз? — спросил Коул, войдя без приглашения.
— Грейс Мэлоун, — ответил Алекс, взглянув на часы. — И даже не говори мне, что она пробралась на лестничную клетку с Джейком. Неужели эти двое просто ждут, когда должны встретиться со мной, чтобы заняться этим?
Брови Коула вздрогнули.
— Может быть, мысли о тебе их возбуждают?
— Уверяю тебя, это не так, — сказал Джейк с порога.
Он тоже вошел без приглашения, сел на стул рядом с Коулом, бросив Алексу через стол стопку бумаг.
— Что это? — взглянул он на документы.
— Заметки Грейс для ее статьи.
— Почему она не отдала их мне сама? У нас должна была состояться встреча.
— Я отнимаю у нее время.
Алекс открыл рот, чтобы возразить, но Джейк прервал его.
— Поверь мне. С ее статьей все в порядке. Ей не нужна нянька. И что бы ты ни думал, что знаешь о минете, уверяю тебя, Грейс знает больше.
Это заставило Алекса замолчать. Он очень, очень не хотел разговаривать с женой своего лучшего друга о том, как она делает минет.
Он отложил бумаги в сторону, чтобы прочитать их позже. То есть никогда.
— Случился какой-то кризис, о котором я должен знать? — спросил Алекс.
— Вообще-то, да, — ответил Джейк.
Алекс ущипнул себя за переносицу.
— Что на этот раз? Новый редактор не справляется?
— Она отлично справляется, — влез Коул. — Она симпатичная.
Алекс покачал головой.
— Не будь этим мерзким парнем.
— Я не говорил, что собираюсь к ней приставать, — запротестовал Коул. — Но она симпатичная.
Алекс переключил свое внимание на Джейка, взяв ручку и щелкнув ею.
— Так в чем проблема?
Джейк посмотрел на ручку и поднял бровь.
— Ты был ... ох, какое слово я ищу, Коул?
— Ворчливый?
— Да, — сказал Джейк, щелкнув пальцами. — Ворчливый.
Алекс перестал щелкать на полсекунды, прежде чем продолжить.
— Ворчливый.
— Раздражительный? Беспокойный? — сказал Коул, наклонив голову, как бы обдумывая новый выбор слов. — Нет, я понял. Сердитый.
— Да! — Джейк кивнул. — Ты и вправду сердитый.
— Вот что я получаю за работу с кучей журналистов. Пятьдесят синонимов для моего раздражения по поводу людей, прерывающих мой рабочий день.
Коул и Джейк посмотрели друг на друга.
— Тошнотный? — сказал Коул.
— Неплохо, — ответил Джейк, протягивая руку, чтобы ударить Коула кулаком.
— И вы, два клоуна, думали, что это улучшит мое настроение? — спросил Алекс. — Прийти сюда и приставать ко мне с этим? Если я раздражительный, то это потому, что в сутках не хватает часов, чтобы вести два журнала.
— Нет, дело не в этом, — сказал Джейк, подумав.
Алекс не клюнул на то, вокруг чего они танцевали. Не хотел им потакать.
— Не волнуйся, босс, — сказал Коул, доставая свой мобильный телефон из заднего кармана, чтобы посмотреть время. — Помощь должна быть здесь с минуты на минуту.
— Помощь для чего? — беспомощно спросил Алекс, когда стало ясно, что они не собираются отступать.
— Для источника твоей капризности, — новый голос раздался из дверного проема, и Кэссиди поднял голову, чтобы увидеть еще одного из своих Оксфордских репортеров.
Линкольн Матис вошел в кабинет Алекса, как будто он здесь хозяин, и, поскольку свободных стульев больше не было, он оперся бедром о край стола Алекса, прежде чем положить свой мобильный телефон на стопку макетов обложек, которые рассматривал Алекс..
— Что это? — спросил Алекс, взглянув на телефон.
— Версия «черной книги» для современного человека, — сказал Линкольн.
Алекс поднял взгляд на своего обозревателя «Все о сексе и женщинах». Линкольн Матис начал работать в журнале всего через пару месяцев после прихода Алекса, возглавив отдел Отношений после того, как Джейк перешел в отдел Путешествий. Но, несмотря на относительно короткий срок работы, Линкольн быстро стал душой и сердцем журнала, соперничая по репутации и обаянию только с Джейком. И Коулом, но Коул не считался с ним из-за его статуса подрядчика.
Об успехах Линкольна в отношениях с женщинами ходили легенды. Каштановые волосы, голубые глаза и всегда готовая реплика, Линкольн был именно тем типом парня, от которого другие мужчины прячут своих женщин.
Алекс положил три пальца на телефон и подвинул ее через стол к Линкольну.
Линкольн отодвинул его назад.
— Чувак, Джейк и Коул правы. Тебе это нужно.
— Что нужно?
— С кем-то переспать, — сказал Линкольн, сделав ударение на последнем слове.
Алекс обвел взглядом кабинет и посмотрел на других мужчин.
— Так вот в чем дело? Вы думаете, что я вечно всем...
— Вечно всем недовольный, — вклинился Коул.
— Потому что я возбужден? — спросил Алекс, не обращая внимания на вмешательство Коула.
— Определенно, — кивнул Джейк.
— Это не так, — возразил Алекс. — Я холост всего пару недель. Даже меньше. Я не настолько развратен и такой срок уж точно могу обойтись без женщины.
— Вообще говоря, это, наверное, правда, — сказал Джейк. — Но по какой-то причине твоя терпимость к воздержанию в последнее время сильно снизилась. Вообще-то, с того званого ужина.
Алекс встретился взглядом с Джейком и по выражению лица другого мужчины понял, что Джейк думает, что точно знает, почему Алекс в последнее время был немного раздражен.
Алекс сузил глаза в знак того, что Джейк ни черта не знает.
Если Грейс вбила мужу в голову, что Алекс зациклен на Эмме, то это проблема Джейка.
Алекс не собирался удостаивать его ответом.
— В любом случае, — сказал Линкольн, — тут в дело вступаю я. Не знаю, известно ли тебе, но у меня есть довольно впечатляющий навык оставаться в прекрасных отношениях со всеми женщинами, даже с теми, с кем я спал...
— У него действительно есть это умение, — вмешался Коул. — Это раздражает. Каждая девушка, с которой я сплю, хочет потом меня убить.
— Это потому, что ты выскальзываешь из постели утром и оставляешь на подушке записку «Спасибо, детка», — сказал Джейк.
— Как и Матис! — сказал Коул, указывая на него. — И, чёрт возьми, ты тоже, если уж на то пошло, до того, как встретил Грейс.
Джейк проигнорировал это, переключив внимание на Алекс.
И снова Алекс сунул телефон обратно Линкольну.
— Я не собираюсь прокручивать твой список контактов и выбирать женщину наугад.
— Конечно, нет, — сказал Линкольн успокаивающим голосом. — Мы воспользуемся моим опытом, чтобы найти для тебя женщину. Сейчас. Поговори с дядей Линкольном. Поскольку мы с тобой не часто общаемся вне офиса, мне нужно знать немного о твоем типе.
— Ему нравятся высокие, — сказал Коул. — Но не модельного роста.
— Стройные, — добавил Джейк, — но не модельная худышка.
— Понятно, значит, никаких моделей, — сказал Линкольн, водя большим пальцем по экрану. — А как насчет актрис?
— Нет, слишком показушные, — сказал Джейк. — Ему нравятся умные.
— Умная или смекалистая? — спросил Линкольн. — Потому что есть одна симпатичная девушка, с которой я встречался в IT-отделе...
— Изысканно умная, — сказал Коул. — Его девушка была адвокатом или еще кем-то в этом роде.
Алекс начал серьезно щелкать ручкой.
— Я могу найти себе женщин сам.
Линкольн бросил на него снисходительный взгляд.
— Должно быть, это трудно. Учитывая, что ты никогда не покидаешь этот чертов офис.
— Женщины приходят в этот офис, — ответил Алекс.
— Да, но все они работают на тебя, и что-то мне подсказывает, что ты не одобряешь такие вещи.
Так и есть. Определенно не одобряет. Приставать к сотрудникам было не принято. Никогда.
И как бы ему ни было неприятно это признавать, в одном эти три мешающих шута были правы. В последнее время Алекс чувствовал себя беспокойно. И он проводил слишком много времени в этом офисе, уставившись в экран компьютера, попеременно читая о блестящих тенях для век (Шпилька) и правильном способе выполнения подтягиваний (Оксфорд).
Отвлечься было бы неплохо. Отвлечение женщиной было бы невероятно желанным. Но не так.
— Я не возьму ни одного из твоих объедков, — прорычал Алекс на Линкольна.
Линкольн поднял голову.
— А как насчет той, с которой я еще не спал?
— Нет.
— Я серьезно. Я даже не встречался с этой женщиной, которая бы тебе подошла. Я приударил за ее подругой, но потом взял и ее номер телефона, так как она бухгалтер, а я как раз искал такую.
— Нет, — сказал Алекс скучающим голосом.
Линкольн передал свой телефон. Это была страница женщины на Facebook. У нее были маленькие, почти эльфийские черты лица, волнистые каштановые волосы, дружелюбная улыбка и умные зеленые глаза.
Она выглядела... нормальной. Как человек, с которым он мог бы поговорить.
— Ее зовут Алиша. Клянусь Богом, она не странная, — сказал Линкольн.
Алекс колебался всего секунду, прежде чем передать трубку обратно.
— Нет.
Он потянулся за ручкой. Щелкнул.
Линкольн пожал плечами, как будто для него это не имело значения, и оттолкнулся от стола, направляясь к двери.
— Как хочешь.
Коул и Джейк тоже встали, повернувшись к нему спиной.
— Сварливый, — подумал Джейк, достаточно громко, чтобы Алекс услышал. — Этот человек сварливый.
— Злобный, — перебил его Коул.
— Эй, ты ответил Эмме насчёт пятницы? — спросил Джейк у Коула. — Она сказала Грейс, что ей нравится итальянская кухня, так что Babbo надежный вариант, но ты должен уточнить у нее. Женщины любят, когда ты говоришь с ними напрямую.
Алекс быстрее защелкал ручкой.
— Я знаю, что вы делаете, — сказал он им вслед. — Это не сработает.
Ни один из мужчин не обернулся, и Алекс негромко выругался.
Коул действительно не пошел бы на свидание с Эммой.
Правда?
Коул был другом, и это нарушало все кодексы брата. За исключением... Алекс годами старался показать, что их с Эммой прошлое осталось в прошлом, так что мог ли он винить Коула за то, что он считает ее честной дичью?
Да. Да, он абсолютно точно мог винить Коула.
И все же... он абсолютно ничего не мог с этим поделать. Он не должен был этого хотеть.
Эмма была не его. Больше нет.
И если мысль о том, что Коул прикасался к ней, вызывала у него желание воткнуть ручку в бедренную артерию, то, конечно, это было вполне понятно и нормально.
Алекс отбросил ручку в сторону. Чёрт.
Затем он встал и отправился на поиски Линкольна. Может, ему действительно нужен номер телефона этой Алиши?
Глава 14
После ужасного дня, проведенного за переносом оставшихся вещей из ее старой квартиры (Райли была права, там действительно воняло плесенью), Эмма не могла даже думать о том, чтобы быть общительной.
Но после того, как в течение недели к Камилле постоянно приходили и уходили ее бывшие парни, она не могла смириться с мыслью о том, что ей придется сидеть взаперти в квартире.
Поэтому Эмма поступила так, как поступила бы любая уверенная в себе одинокая женщина в свободный субботний вечер на Манхэттене. Она пригласила себя на ужин.
— На одного, — сказала она улыбающейся хозяйке Cafe Luxembourg, шумного и всегда популярного французского бистро на углу Семидесятой и Амстердамской.
— Конечно, — ответила хозяйка, не теряя ни секунды. — Столик без предварительного заказа придется подождать около тридцати минут, но есть пара свободных мест в баре.
— Бар — это прекрасно, — сказала Эмма, вешая пальто на вешалку у двери.
Минуту спустя Эмма уже начала разбираться с меню и винной картой, когда ее идеальный вечер прервался.
На другом конце бара стоял Алекс Кэссиди.
Он был с женщиной.
Эмма опустила взгляд и всерьез задумалась о том, чтобы уйти, хотя тут же отругала себя за эту мысль. С каких это пор она позволяла Алексу Кэссиди вмешиваться в ее жизнь?
И с каких пор ее волнует, что он с кем-то встречается?
Ее глаза снова вернулись к ним. Она видела только профиль Кэссиди, он был отвернут от нее, но женщина, с которой он был, стояла лицом к Эмме.
Она была симпатичной, с широко раскрытыми глазами и искренним взглядом. Ее каштановые волосы длиной до плеч были волнистыми, а глаза круглыми и дружелюбными. На ней был большой темно-синий свитер с высоким воротом, который выглядел одновременно стильно и удобно. В ней не было ничего такого, что выдавало её за пустышку. Ничего такого, что Эмма могла бы покритиковать. Чёрт возьми, она выглядела как человек, с которым Эмма сама могла бы подружиться.
— Добрый вечер, — сказала барменша, привлекая внимание Эммы. — Извините за ожидание, по выходным здесь всегда суматоха. Я принесу вам воды, если вам нужно еще немного времени на изучение винной карты?
— Вообще-то, мне нужна рекомендация, — сказала Эмма, стараясь не обращать внимания на Алекса и его новую девушку. — Я в настроении выпить белого вина, чего-нибудь освежающего, но не слишком терпкого.
Барменша наклонилась вперед и посмотрела на список, размышляя.
— Позвольте мне принести вам образец Albariño, — сказала она. — Это испанское вино, одно из моих любимых.
Она налила Эмме небольшую порцию, которая ей понравилась.
— Идеально.
— Может быть, хотите чего-нибудь поесть? — спросила барменша, наливая Эмме полный бокал.
— Чуть позже. Я еще не добралась до меню еды.
— Не торопитесь, — сказала барменша, засовывая пробку обратно в бутылку. — Я Яна, если вам что-нибудь понадобится.
— Спасибо, — сказала Эмма, вернув улыбку.
Когда Яна пошла помогать другому клиенту, Эмма бросила взгляд на Кэссиди и его спутницу. Они ушли, и Эмма сказала себе, что чувствует облегчение. Облегчение от того, что он не заметил ее. Ей не придется наблюдать за тем, как он подкатывает к другой женщине.
Но потом она начала думать о том, куда они могут направиться сейчас, и почувствовала совсем не облегчение. Отвезет ли он эту женщину к себе домой?
Пойдет ли он к ней выпить «стаканчик на ночь»?
Может быть, они...
— Здесь потрясающий гамбургер.
Эмма подпрыгнула и обернулась, чтобы увидеть Кэссиди, стоящего позади нее. Он был одет в темный костюм, без галстука, а его белая рубашка была расстегнута настолько, что она могла видеть впадинку у него на шее. Ее взгляд задержался на этом месте слишком долго, вспоминая, каким оно было на вкус.
— Гамбургер? — тупо повторила она. Где была его спутница?
— С сыром. И картошкой фри, конечно же. Поверь мне, он стоит каждого жирного грамма.
Эмма кивнула, ее глаза искали за его спиной мисс Большие Зеленые Глаза.
— Она ушла домой, — сказал Кэссиди. Он кивнул подбородком в сторону свободного барного стула рядом с ней. Приподнял бровь.
Эмма молча забрала сумочку и потянулась вниз, чтобы найти крючок под барной стойкой, даже задаваясь вопросом, какого черта она делает. Это должно было быть время ужина в одиночестве, а не время ужина с бывшим.
И все же, когда он снял пиджак и повесил его на крючок на стене рядом с ними, прежде чем сесть рядом с ней, это казалось... правильным.
А потом произошло нечто еще более странное. Эмма смотрела, как Алекс расстегивает рукава рубашки, закатывая их чуть ниже локтей, чтобы обнажить худые, покрытые волосами предплечья. Она словно видела, как напряжение медленно уходит из его тела.
Она действительно наблюдала за тем, как Алекс Кэссиди расслабился рядом с ней.
Как будто здесь, на этом барном стуле рядом с ней, он мог быть самым настоящим собой.
Еще более тревожным было то, что она чувствовала то же самое. Как будто после долгой недели это было то, что ей нужно.
Она отмахнулась от этого ощущения.
— Неудачное первое свидание? — спросила она.
— Нет, — ответил он, протягивая ей вино и делая глоток. — Просто... это было не совсем правильно, понимаешь?
Она кивнула.
— А как насчет твоего? — спросил он.
— Как насчет моего чего?
Он взглянул на нее. Сегодня глаза были цвета чистой морской волны.
— Твоего вчерашнего свидания.
Она нахмурилась.
— Я не ходила на свидание вчера вечером.
Он поерзал на своем табурете, чтобы посмотреть на нее.
— С Коулом. Коулом Шарпом. Вы ходили в «Babbo»?
Эмма покачала головой.
— Мне в целом нравится Коул, но мы никогда не ходили на свидание. Он даже никогда не приглашал меня.
К ее удивлению, Кэссиди разразился смехом, проведя рукой по лицу.
— Ну и мудаки, — он поднял руку, чтобы привлечь внимание барменши. — Мне нужна выпивка. И поесть. Ты голодна?
— Да, но разве ты только что не ел с... — Эмма махнула рукой в ту сторону, где сидели Кэссиди и его спутница.
— Алиша. И нет, мы просто выпили. Я не люблю ужинать на первом свидании. Слишком много обязательств, пока не поймешь, подходите ли вы друг другу.
Эмма сделала вращательное движение пальцем.
— Хочешь воспроизвести это в своей голове? Посмотрим, поймешь ли ты, насколько по-дурацки это звучит во второй раз?
— Эй, Яна, — обратился Кэссиди к барменше, игнорируя Эмму. — Как насчет бокала того, что я пил раньше. Это было великолепно.
— Уже несу, — с улыбкой ответила Яна. Ей не нужно было говорить, где Кэссиди сидел раньше и что он заказывал. Женщины помнили таких мужчин, как Кэссиди.
— Ты хочешь сказать, что никогда не ходишь на ужин на первом свидании? — спросила Эмма, еще не готовая оставить эту тему. Иногда заглянуть в мужской мозг было очень интересно. Захватывающе и ужасающе.
— Ну, раньше ходил, — сказал он. — В двадцать с небольшим, когда я думал, что у меня есть все время в мире, чтобы выпить вина и угостить всех женщин в мире. А сейчас? Свободный вечер выходного дня — редкость. Отличное первое свидание — еще большая редкость. Шансы, что они совпадут? Ничтожно малы. Зачем рисковать?
Эмма покачала головой.
— Зачем вообще встречаться с этой Алишей, если она не заслуживает ужина?
— Я не знал, что она не заслуживает ужина, потому что я с ней не встречался, — рассеянно сказал Кэссиди, беря в руки меню с едой. — Это была подстава.
— От кого?
— От парней из офиса. Она была в списке дел Линкольна Матиса, но в итоге он дал мне шанс попробовать первым.
Эмма обмахивала себя веером.
— Хотела бы я получить место в списке дел Линкольна Мэтиса.
Кэссиди бросил на нее мрачный взгляд.
— Что? Твой звездный репортер горяч.
Кэссиди улыбнулся, поблагодарив Яну за вино. Он начал пить, но потом поднял свой бокал.
Она подняла свой в ответ.
— За что выпьем?
Кэссиди сделал паузу.
— За возможность сидеть здесь с кем-то, на кого мне не нужно производить впечатление.
Эмма удивленно рассмеялась, но все равно подняла его бокал.
— Серьезно?
— Ну, видишь ли, именно это мне в нас и нравится, Эмма. Мы игнорируем друг друга, когда хотим игнорировать друг друга. А это большая часть времени. Но когда мы находимся в орбите друг друга, есть что-то почти успокаивающее в общении с кем-то, кто уже равнодушен к тебе. Ты не можешь ничего испортить, понимаешь?
Эмма думала об этом, потягивая вино.
— Я не уверена, что это правда. Есть места и похуже, куда мы могли бы опуститься, верно? Скажем, от безразличия до лютой ненависти?
Что-то промелькнуло на его лице, и он снова взял в руки меню, вместо того чтобы встретиться с ней взглядом, словно пытаясь что-то скрыть.
Затем он, казалось, передумал и все равно посмотрел на нее.
— Иногда я думаю, что предпочел бы, чтобы ты меня ненавидела. По крайней мере, тогда бы ты меня замечала.
Все внутри Эммы словно замерло. Я замечаю тебя — слишком часто. А ты замечаешь меня?
Вместо этого она заставила себя медленно улыбнуться.
— Ну, если ты будешь продолжать рассказывать о нашем прошлом нашим друзьям, я, наверное, смогу вызвать немного ненависть.
Он усмехнулся, и момент упущен.
— Эй, ты сама начала. Если бы это зависело от меня, мы бы никогда не говорили об этом.
— Даже друг с другом? — спросила она с любопытством.
— Ты хочешь поговорить об этом?
Эмма потягивала вино. Раздумывала.
— Думаю, я лучше съем чизбургер, о котором ты говорил.
— Хорошая девочка, — Кэссиди положил меню на барную стойку, и Эмма была очарована его почти мальчишеским выражением лица.
— Итак, если это первое свидание, но не свидание, достойное ужина... почему, чёрт возьми, ты надел костюм? — спросила она.
Он опустил взгляд.
— Я не знаю. Привычка? Разве это не работает? Это неудачный ход? Я не надел галстук.
— Это работает, — сказала она несколько неохотно. — Это просто странный выбор для человека, который так боится первых свиданий, что даже не приглашает женщину на ужин.
— Ты действительно зациклена на этом, да? — спросил он.
Она пожала плечами. Глотнула вина.
— Эмма, — его голос был умоляющим.
Она проигнорировала его, и он повернулся к ней лицом, его улыбка была дразнящей, но не злой.
— Эмма, дорогая, неужели я вижу в тебе немного прежнего южного стиля?
Эмма поджала губы, и он тихонько засмеялся.
— Это так! Скажи мне, многие ли знают, что под манхэттенской ледяной принцессой скрывается дебютантка с юга?
— Ни одна душа, — огрызнулась она. — Потому что я больше не та девушка.
— Какая девушка? — продолжал он. — Та, чей совместный бал дебютанток с ее близняшкой был настолько изысканным, что соперничал со свадьбами большинства женщин?
— Тебя даже не было на балу дебютанток. Это было до твоего появления.
И на свадьбе тебя тоже не было.
— Я видел фотографии, — сказал он. — И додумался до этого.
— Эй, — сказала она, голос был раздраженным. — То, что мои родители решили превратить нас с Дэйзи в маленьких принцесс, не означает, что я должна оставаться такой.
Она почувствовала, что он изучает ее профиль.
— Но Дэйзи осталась.
— Да. Дэйзи осталась такой. Это правда, — поправила Эмма. — Даже после развода она все еще сохраняет хорошие манеры и благословляет твое сердце.
Кэссиди улыбнулся, и у Эммы екнуло сердце.
— Похоже, мой отец все время был прав, когда пытался свести вас.
Его улыбка померкла.
— Эмма...
— Не надо, Кэссиди. Не говори мне, что ты не хотел встречаться с моей сестрой.
Он тихо выругался, опустив голову.
— Когда мне было двадцать я даже не знал тебя. А когда узнал...
— Это не имеет значения. Ты получил то, что хотел. Работу у моего отца. И блаженно невежественную девушку — нет, невесту — которая понятия не имела, что ты пригласил ее на свидание только для того, чтобы получить работу.
Он указал пальцем.
— Пригласил, ради работы. Сделал предложение, не ради.
— Так ли это? — спросила она, делая здоровый глоток вина. — Или это было потому, что мой отец не собирался передавать свою компанию кому-то, кто не был членом семьи?
Кэссиди тихо выругался и опустил подбородок.
— Эмма...
— Не надо, — мягко сказала она. — Пожалуйста, не надо.
Затем она подняла руку, чтобы помахать Яне, которая посмотрела на них, взяла две бутылки вина и направилась к ним.
— Налить? — спросила она, протягивая красное для Кэссиди и белое для Эммы.
— Да, пожалуйста, — одновременно сказали Эмма и Кэссиди.
— И неплохо было бы два бургера, — добавила Эмма, передавая Яне их меню.
Кэссиди посмотрел на нее.
— Ты останешься на ужин?
Она поняла, о чем он на самом деле спрашивает: Ты останешься на ужин со мной?
Она приподняла бровь.
— Верно?
В ответ он повернулся к барменше.
— Можно ли добавить Грюйер(традиционный швейцарский сыр) к этим гамбургерам?
Когда Яна наполнила их бокалы вином и ушла передать заказ, Кэссиди перевел разговор на более безопасные темы, и Эмма позволила ему.
Нет, приветствовала это.
Она полагала, что в какой-то момент им с Кэссиди придется закончить разговор, который они начали в ночь репетиционного ужина. Она не была уверена, что еще можно сказать, но знала, что они обязаны поговорить друг с другом без вспыльчивости и опустошения, которые душили их в тот вечер.
Но сейчас... сейчас она была довольна тем, что разделила ужин с человеком, который был... ну, не совсем другом. Но провести с ним непринужденный субботний вечер казалось странно правильным.
— Ты когда-нибудь думала о возвращении? — спросил он. — В Шарлотту?
Эмма задумалась над этим вопросом.
— Я никогда не скажу «никогда». Ведь папа там. И, конечно, Дэйзи. Но... Я думаю, что Нью-Йорк теперь мой дом. Это странно, потому что я всегда думала, что Манхэттен — это зуд, от которого я избавлюсь к двадцати годам, но...
— Это проникло в твою кровь, — сказал Алекс.
— Да, — ответила Эмма. — Именно так. А что насчет тебя? Ты когда-нибудь думал о возвращении?
Он поднял плечо.
— Я не знаю, куда бы я вернулся. Мои родители больше не живут в Бостоне, так что для меня там ничего не осталось. Они купили дом во Флориде. Северная Каролина была домом только из-за колледжа, а потом из-за...
— Того что там находилась компания моего отца, — закончила она за него.
Его глаза вспыхнули, и она поняла, что он хотел возразить, но, очевидно, передумал, потому что просто кивнул.
— Верно, и как только я отправил туда заявление об уходе, я оказался в Сан-Франциско, но это тоже не было правильным...
— А Нью-Йорк? Кажется тебе правильным городом? — спросила она, сделав глоток воды.
Он помолчал несколько мгновений.
— Я все еще пытаюсь это выяснить.
К своему удивлению, Эмма почувствовала странную боль при мысли о том, что Нью-Йорк не был домом для Кэссиди, как это было для нее.
Испытала странное чувство... чего-то... при мысли о том, что он может уехать из города. Это, конечно, упростило бы ее жизнь, но тогда она поняла, насколько их с Кэссиди холодная война стала частью ее жизни здесь.
— Твоя оксфордская команда действительно сказала тебе, что я ходила на свидание с Коулом? — спросила она.
Кэссиди фыркнул.
— Если бы ты знала их так же, как я, ты бы ни капельки не удивилась.
— Но зачем они это сделали? Я имею в виду... зачем лгать?
Он отхлебнул вина.
— Потому что они хотели подтолкнуть меня к тому, чтобы я пригласил Алишу. Они думали, что если я узнаю, что ты идешь на свидание с Коулом, я начну действовать.
— И это сработало?
Он посмотрел на нее.
— Да, черт возьми, сработало.
Это признание удивило ее. Они с Кэссиди встречались с другими людьми годами. Насколько она могла судить, ее личная жизнь никогда не влияла на его, и наоборот.
Она хотела спросить, что изменилось, но не могла заставить себя сформулировать вопрос. Она не была уверена, что хочет или готова получить ответ.
— Ты не спрашиваешь почему, — сказал он с язвительной улыбкой.
— Заметил, да?
— Встречайся с кем хочешь, Эмма. Только не с одним из моих сотрудников. Особенно не с Коулом. Или Линкольн. Или...
Она слегка вздрогнула от грубого приказа.
— Не тебе решать, в кого мне влюбляться.
— Справедливо, — тихо сказал он.
Они оба замолчали, когда Яна поставила перед ними гамбургеры, и, чёрт возьми, Кэссиди был прав насчет того, что в этом месте готовят чертовски вкусные гамбургеры.
Картофель фри был горячим и идеально соленым, гамбургер — сочным и декадентским. Эмма почувствовала, как сок стекает по ее подбородку, и лишь наполовину вытерла его салфеткой, потому что была слишком занята следующим кусочком.
— Вкусно, да? — сказал он со знающей улыбкой.
Она могла только покачать головой.
— Лучшая еда субботнего вечера.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Даже с компанией?
Она взяла жареную картошку и откусила, встретившись с ним взглядом, встревоженная ответом, который пришел ей в голову, но который она не осмелилась произнести.
Что эта ночь была идеальной из-за компании.
Глава 15
В довольно обширном списке бывших парней Эммы было только двое, с которыми она боялась говорить об их прошлом.
Одним из них был ее очень сексуальный сосед/временный босс/бывший жених.
Она даже не позволяла себе думать о том, каково это будет, когда придет время брать интервью у Кэссиди. Она разберется с этим, когда будет готова. А это может быть никогда.
А другой... другой был Джоэл Ламберт.
Они познакомились, когда ей было двадцать шесть, и встречались два года, что сделало его ее самыми продолжительными отношениями со времен Кэссиди.
Джоэл был абсолютно важной частью образа «бывшего» Эммы.
Она также подозревала, что он будет одним из тех бывших, которые не очень хорошо отзываются о ней.
Эмма и Джоэл познакомились в самом банальном из нью-йоркских мест для встреч: на открытии художественной галереи. Работодатель Эммы, который был до Шпильки, подарил нескольким сотрудникам эксклюзивные билеты после того, как они получили престижную журналистскую премию, а сестра Джоэла дружила с художником.
У них с Джоэлом была одна общая черта: статус новеньких в Нью-Йорке, что означало, что они сделают практически все, чтобы развивать свою социальную жизнь... даже если это означало вечер четверга в художественной галерее, где специализацией художника были скульптуры, сделанные из сушеных макарон. Серьезно.
Это не была любовь с первого взгляда. Или даже похоть. Это было больше похоже на бегство к бару, потому что это единственный способ пережить вечер.
Они подошли к стойке одновременно и сделали все по принципу «ты первый, не ты первая».
После двух бокалов Шардоне Джоэл предложил им перекусить в итальянском ресторанчике за углом.
Через два месяца они проводили вместе почти каждый вечер и большинство выходных.
Два года спустя Джоэл пригласил Эмму в шикарный стейк-хаус в Рокфеллер-центре и сделал предложение в перерыве между филе мигон и крем-брюле, которые Эмма согласилась разделить.
Через две минуты после предложения Джоэл и Эмма разделили только одно блюдо. Она доедала крем-брюле в одиночестве.
Без кольца.
Без Джоэла.
Она не винила его за то, что он был зол и обижен. Она винила его за то, что он крикнул «Ты, наверное, издеваешься надо мной!», чем привлек внимание всего ресторана. Ей также не очень понравилось сталкиваться с огромным счетом при тогдашней ничтожной зарплате.
Но она все поняла. Ее смущение было ничто по сравнению с его болью. И она готова была поспорить, что ее кредитная карта восстановилась гораздо быстрее, чем его гордость.
Но хуже всего было то, что Эмма действительно не знала, что не хочет выходить замуж за Джоэла. Она знала, что он думал, будто она играла с его сердцем... обманывала его, чтобы публично унизить. Но она действительно не знала, пока он не встал на одно колено, что она не может этого сделать. Она не могла выйти за него замуж. И не хотела выходить ни за кого.
Верный своим последним словам, Джоэл Ламберт больше никогда не звонил ей.
Но, возможно, его горечь рассеялась за три года, прошедшие с момента их расставания, потому что он быстро и вежливо ответил на ее просьбу о встрече.
Либо он смирился с их пылким расставанием, либо явится с топором, жаждущим мести.
Зазвонил телефон, и она попросила швейцара пропустить Джоэла к ней.
Она прикусила ноготь. Возможно, ей следовало пригласить кого-нибудь для моральной поддержки в этом деле. Но Джули, Грейс и Райли не знали полной истории о Джоэле, а она не была уверена, что готова ответить на их неизбежные вопросы о том, почему она отказала миллионеру из трастового фонда, у которого черты лица молодого Брэда Питта, и который по пути домой заходил в Цветочный квартал, чтобы купить ей свежие тюльпаны.
Она даже не знала, как объяснить это самой себе, кроме того, что это было неправильно.
Эмма глубоко вздохнула и открыла дверь на тихий, но настойчивый стук.
Он выглядел... так же.
Немного тяжелее. Он всегда был крупным парнем — без лишнего веса, просто телосложение у него было такое, что естественно подходило для медвежьих объятий. Теперь он казался крупнее, чем тогда, с широкими плечами и широкой улыбкой.
Да, улыбкой.
И никаких следов указывающих на топор не было видно.
— Привет, Эмс.
— Джоэл.
Он раскрыл объятия, и она прижалась к нему, потому что он чувствовался приятно. Как теплое одеяло, которое достаешь из шкафа в первую ночь осени и чувствуешь себя очень уютно.
Его объятия окутали ее, и он крепко сжал ее. Она сжала его в ответ, слегка рассмеявшись, прежде чем отстранилась и впустила его внутрь.
Он сбросил пальто, повесил его на крючок и огляделся.
— Я совсем не так представлял себе твою квартиру. Раньше ты ненавидела беспорядок.
— До сих пор ненавижу, — сказала она. — Я в процессе переезда. Это дом моей начальницы, но она разрешила мне пожить в гостевой комнате, пока она в отъезде с новым парнем.
— Ну, вид из окна отличный, даже если остальная часть дома выглядит как копия Версаля, — сказал Джоэл, подойдя к окну, чтобы полюбоваться вечерним видом.
— Так? Могу я предложить тебе что-нибудь выпить? Пиво? Виски?
Джоэл никогда не любил вино.
— А скотч? Если он у тебя есть, было бы неплохо.
— У меня есть скотч.
Ну по крайней мере у Камиллы оно было. Она сама сказала угощаться. Надеюсь, скотч не был до смешного дорогим. Но, эй, даже если и так... это можно считать рабочими расходами. Вроде как.
— Итак, Эмс, статья о бывших парнях? — сказал он, улыбнувшись в знак благодарности, когда она протянула ему стакан. — На тебя это не похоже.
— А на кого это вообще может быть похоже? — спросила она, наливая себе стакан холодного чая. — Признаюсь, это не совсем мое представление о хорошем времяпрепровождении, но это часть работы.
— Точно. Шпилька, если не ошибаюсь? Это то, что ты написала в своем письме? Когда мы были вместе, ты все еще была в модном...
— Подиуме, — сказала она, взяв со стойки свой блокнот и перейдя в гостиную.
— Верно.
— А ты? — сказала она. — Все еще в той же фирме?
— Да. Если я правильно разыграю свои карты, то в ближайшие пару лет стану партнером.
— Поздравляю, — сказала она, имея в виду это. Джоэлу не нужно было работать. Его семья была богаче, чем грех. Но ему нравилась его работа в качестве адвоката по корпоративному праву.
Он сел напротив нее, возвышаясь над креслом так, как никто из других мужчин, и наклонился вперед со стаканом между своими большими руками, пристально изучая ее. Любопытно.
— Ты выглядишь совершенно так же, — сказал он, слегка ошарашенный.
Она рассмеялась.
— Ты так говоришь, как будто это плохо. Уверяю тебя, нам, женщинам, нравится это слышать.
— Я серьезно! — сказал он. — С тех пор, как я получил твое письмо, мне было интересно, как ты изменилась. Изменилась ли ты. Но ты все та же женщина, которую я помню.
Она приподняла бровь.
— Не знаю, нравится ли мне это, учитывая, как все закончилось.
Его улыбка не померкла, но немного смягчилась.
— Ну... скажем так, одна действительно дерьмовая ночь не перечеркнет кучу замечательных.
Эмма проглотила комок в горле. Это будет тяжело.
Она опустила взгляд на свой блокнот.
— Ладно, итак... Я спрашивала всех парней...
— Всех?
Она настороженно подняла глаза, но он лишь игриво подмигнул ей и откинулся в кресле.
— Извини, продолжай. Ты спрашивала всех нас...
Эмма улыбнулась.
— Те же три вопроса. Отвечай как можно честнее. Я обещаю не указывать нигде твое имя.
— Да, но ты обещаешь не плакать?
Ее рот открылся, и он рассмеялся над ее выражением лица.
— Шучу. У меня нет намерения быть жестоким, а даже если бы и было, я не могу представить, чтобы Эмма Синклер пролила хоть одну слезинку.
Она посмотрела вниз. Нет. Все высохло.
— Хорошо, Ламберт, первый вопрос, — сказала она, подражая веселому тону. Затем она подняла голову и встретилась с его глазами. — И помни, будь честным.
Он жестом показал своим стаканом, чтобы она продолжала.
— Когда ты получил мое письмо с просьбой о встрече... какова была твоя первая реакция?
Джоэл не сводил с нее глаз.
— Надежда.
Эмма собралась было сделать заметку, но ручка подвела ее. Это было все, чего она боялась.
— Прости. Я знаю, что это не то, что ты хочешь услышать, — мягко сказал он. — Но ты одна из тех девушек, которых парни не забывают, Эмс. Особенно парень, который хотел жениться на тебе.
Ее глаза ненадолго закрылись, и она открыла их, заставляя себя записать его ответ, хотя она знала, что не скоро забудет этот неловкий момент. Чёрт бы побрал Кэссиди за то, что он поставил ее в такое положение.
— Хорошо, следующий вопрос, — пробурчала она, хотя его заявление заслуживало ответа. Ответа, который она не могла дать. — Когда ты вспоминаешь наши отношения, время, которое мы провели вместе, что ты помнишь? Это может быть момент, чувство...
Он сделал глоток скотча, выражение его лица было задумчивым.
— Я сомневаюсь, что это самый умный ответ, который ты получила на этот вопрос, но та первая ночь, когда мы встретились, как будто навсегда запечатлелась в моей памяти. Я знал, что ты была единственной для меня. Я знал, что это было односторонне. Я знал, что с твоей стороны не было любви с первого взгляда. Но это было нормально, говорил я себе. Я сказал себе, что заставлю тебя полюбить меня. В непсихотическом смысле, конечно, — добавил он с ухмылкой.
— Конечно, — пробормотала она, ее пальцы дрожали, когда она писала в своем блокноте.
Затем она заставила себя поднять глаза.
— Джоэл...
Он покачал головой.
— Тебе не нужно ничего говорить. Просто задай свой последний вопрос.
Она вздохнула, не зная, испытывать ли ей облегчение от того, что он не собирается навязывать разговор, или смущение от того, что он вываливает на нее всевозможные истины, а она просто сидит здесь, как безэмоциональный комок.
По сравнению с ним она чувствовала себя... холодной. Ну, по сравнению почти со всеми, она чувствовала себя холодной. Как будто вся любовь и чувства, которые без труда приходили к другим людям, были мертвы внутри нее. И слова Джоэла усилили это чувство в десять раз.
— Хорошо, последний вопрос, — ее голос был хриплым, поэтому она попробовала еще раз. — Последний вопрос. Что ты помнишь о причине нашего расставания?
На этот раз его улыбка была вынужденной.
— Ну... это просто. Я хотел жениться. А ты нет. Парень определенно не забудет, как его отвергли на публике, когда он стоял на коленях.
Эмма сдержала дрожь. С трудом.
— Я должна была это спросить, — сказала она, чувствуя себя глупо. — Я имею в виду, я пытаюсь, чтобы вопросы для интервью были одинаковыми для всех, так что это не то, чтобы я хотела добавить...
— Эмс, — он наклонился вперед и улыбнулся. — Прошло несколько лет. Я сказал, что не забыл, но это не значит, что я не исцелился. Я обещаю, что не выброшусь из окна на этом невероятно высоком этаже, на котором ты живешь.
Она кивнула в сторону его почти пустого стакана с виски.
— Еще?
— Нет, мне хватит. Что еще тебе от меня нужно?
Она покачала головой.
— Ничего. Как и обещала, это было коротко и мило. Мне нужно было всего пять минут. Но если ты хочешь что-то еще добавить...
Он выдержал ее взгляд.
— Я много чего хочу добавить. Но ты ничего не хочешь услышать.
И затем он встал, осушил остатки своего напитка, прежде чем отправиться на кухню и аккуратно поставить стакан в раковину. Она не помнила, чтобы он был таким аккуратным, когда они были вместе.
— Спасибо, что пришел, Джоэл, — сказала она, положив свои записи на журнальный столик и вставая. — Я знаю, что это было нелегко.
Он пожал плечами.
— Признаюсь, моей первой реакцией было сказать «нет», но потом я понял, что мне нужно что-то сказать тебе.
Эмма сглотнула.
Он сцепил руки за головой и посмотрел на потолок, словно подыскивая нужные слова.
— Я хотел сказать, что мне жаль, — сказал он.
Она моргнула. Это не то, чего она ожидала.
— Прости, что устроил сцену той ночью. И конечно прости, что оставил тебя одну со счетом. Но в основном... Я сожалею, что попросил тебя выйти за меня замуж. Я имел в виду это, когда сказал, что ты сделаешь меня самым счастливым человеком на земле, но я знал — я знал — что я не тот, кто может сделать тебя счастливой. Но я все равно попросил.
Он посмотрел вниз на прилавок.
— Это было эгоистично с моей стороны. И мне жаль.
Эмма застонала.
— Джоэл, ты до смешного хорош. Ты ведь знаешь это, да? Раздражающе хороший парень. Тебе не за что извиняться.
— Даже за счет в ресторане? — спросил он с улыбкой.
— Ладно, да, шампанское за двести долларов было не совсем в моем бюджете.
— Ну, я бы сказал, что я твой должник, но я смог вернуть только пятьдесят процентов стоимости обручального кольца, так что... — он подмигнул.
— Квиты? — сказала Эмма, провожая его до двери.
Он снял пальто с крючка и перекинул его через руку, пока она открывала дверь.
Он шагнул в коридор, затем повернулся назад, его широкое тело заняло все пространство в двери.
Улыбающиеся глаза Джоэла на мгновение стали грустными, когда он посмотрел на нее сверху вниз, его улыбка превратилась во что-то похожее на удовлетворение. Как будто он знал, что они видят друг друга в последний раз, и смирился с этим.
Двумя пальцами он наклонил ее подбородок к своему, а затем мягко прижался губами к ее губам. Задержался лишь на секунду, прежде чем отстраниться.
— До свидания, Эмма. Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь. Или избавишься от того, что тебя преследует.
Джоэл отвернулся, кивнув с тихим пожеланием спокойной ночи человеку, который только что подошел к соседней квартире.
Кэссиди.
Кэссиди коротко кивнул уходящему Джоэлу, но его глаза не покидали Эмму. Его выражение лица ничего не выдавало, но Эмма знала, что он все видел. Видел поцелуй.
Она подняла подбородок, отказываясь чувствовать себя смущенной или виноватой.
Он отпер свою дверь и вошел в квартиру. Дверь закрылась без единого слова, произнесенного между ними.
Эмма закрыла свою дверь и несколько мгновений стояла, не двигаясь.
Затем она прислонилась лбом к двери и закрыла глаза. Прощальные слова Джоэла эхом отдавались в ее ушах.
Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь. Или избавишься от того, что тебя преследует.
Это был хороший совет.
Но что, если то, что она искала, и то, что ее преследовало, было одним и тем же?
Глава 16
Мало что Алекс боялся больше, чем еженедельных встреч с командой Шпильки. Не потому, что они не были группой компетентных, целеустремленных и проницательных женщин. Во многих отношениях эти дискуссии мало чем отличались от его еженедельных встреч с командой Оксфорда.
Но темы обсуждения?
Были болезненные. Чрезвычайно болезненные.
— Мистер Кэссиди? — спросила одна из застенчивых девушек с другого конца стола. Кристен? Кирстен? — Есть мысли о том, в каком направлении вы хотите двигаться?
Чёрт. Он отключился. И даже не в рассеянном виде, а в том, в котором человек позволяет мозгу блуждать, потому что у него просто нет мнения о тампонах, видах йогурта или лаке для ногтей цвета морской волны.
— Я доверяю твоему мнению, — сказал он, одарив миниатюрную блондинку уверенной улыбкой.
Он был почти уверен, что услышал фырканье со стороны секции «Отношения». Большинство остальных членов команды Шпильки, казалось, были либо в восторге от его присутствия, либо смущены им, но Грейс, Райли и Джули выглядели забавными. За его счет.
Что касается Эммы... трудно сказать. Она вела себя как обычно, с каменным лицом.
Так было с той ночи, когда он застал ее целующейся со своим бывшим парнем. Пальцы Алекса сжались на его ручке, и он переключил свое внимание на ее конец стола.
— Что насчет вас четверых? Как продвигаются дела с декабрьскими статьями?
— Отлично! — сказала Грейс. — Статья на тему «Рождественские Подарки Которыми Он Действительно Будет Пользоваться» уже почти готова, хотя писать ее в октябре было сущим мучением.
Алекс рассеянно кивнул. Было странно обсуждать Рождество в октябре, но такова была природа журнальной хронологии.
— Рай?
— Ну, раз ты не позволил мне написать «Организация Секса Под Рождественской Елкой», я решила написать о «Праздничном Белье». Нашла лифчик с маленькими пряничными человечками на сосках.
Алекс поморщился.
— Есть инструкция по сексу под елкой? — спросила Эмма. — Разве ты не делаешь это просто так?
Райли терпеливо посмотрела на нее.
— Четыре слов: сосновые иголки в заднице.
— Господи, — пробормотал Алекс. — Джули, как твоя статья?
— Ещё не начата, — сказала она с наглой ухмылкой. — Я выхожу замуж через две недели. Я расставляю приоритеты. Но всё будет сделано.
Он щелкнул ручкой.
— Освежи мою память по поводу своей темы?
— «Виживание В Семье Мужа».
— Исходя из личного опыта? — спросила Райли.
Джули вздохнула.
— Мама Митчелла планирует все заранее и настаивает на позировании перед рождественской елкой. Она купила мне красную повязку. С блестками.
— Мило, — сказала Эмма. — А джемпер ты тоже наденешь?
Алекс потер висок. Головная боль определенно была на подходе.
— Эмма? Как твоя статья?
Ее глаза остановились на его.
— У меня все прекрасно.
Все смотрели на нее, ожидая, что она еще скажет.
Она не сказала.
Тогда все посмотрели на него, ожидая, что он потребует большего.
Он не стал.
Алекс отвернулся от нее, как будто его так или иначе не волновала ее статью. Как будто он не хотел знать каждую мелочь о парне, который целовал ее в коридоре накануне вечером.
Он действительно хотел знать.
Но он не доверял своей собственной реакции. Не в условиях, когда за ним наблюдает целый конференц-зал, полный женщин.
— Итак, фитнес-команда, ваша очередь.
Он готов поклясться, что краем глаза заметил, как Эмма самодовольно улыбнулась своим подругам, и стиснул зубы. Если она думала, что избавилась от необходимости информировать его о своих успехах, то ей предстояло еще кое-что.
Как только собрание закончилось, Алекс первым направился к двери, но остановился и позволил всем выйти раньше него. Он сделал это под предлогом того, что называл их по именам и давал понять, что он здесь, если он им понадобится, несмотря на то, что он не понимал девчачьей чепухи.
Но в основном он ждал ее.
Она вышла последней. Намеренно, как он знал. Что он и предугадал.
Она уже собиралась пройти мимо него, когда он произнес ее имя.
— Эмма.
Она остановилась, не глядя на него, и он почти улыбнулся. Он почти начал получать удовольствие от этой игры, в которую они играли. Несколько месяцев назад игнорирование друг друга было полным и искренним. Но то, как она игнорирует его сейчас, несмотря на то, что в прошлые выходные они вместе ели гамбургер и пили вино, вызвало у него странное чувство близости. Как будто они вдвоем хранили какой-то секрет.
— Ты можешь зайти ко мне в офис попозже?
Она посмотрела на него, ее глаза расширились.
— Ты хочешь сказать, что у меня действительно будет встреча с моим выдающимся боссом? Надеюсь, ты позволишь мне напечатать кое-что для тебя. Может быть, я могу принести тебе кофе? Тебе нужно, чтобы я сначала принесла твою одежду из химчистки?
Он закатил глаза.
— Просто приди. В два часа получится?
Она закатила глаза и вышла из комнаты, ничего не ответив.
Он прикинул, что вероятность того, что она появится, была пятьдесят на пятьдесят. Он почти наслаждался этой неожиданностью.
Алекс вернулся в свой офис на Оксфордском этаже здания, где его ждало множество пожарных тревог. Последняя съемка для обложки оказалась неудачной, потому что звезда боевиков была под кайфом. Еще один рекламодатель отказался от сотрудничества. Два его дизайнера заболели. Одна из отвергнутых женщин Коула пришла, чтобы отомстить. Две женщины Линкольна пришли в поисках офисной добычи.
Два часа пролетели незаметно, и он ненавидел себя за то, что каждые тридцать секунд проверял часы и дверь.
Она пришла в 2:10.
— Не ожидал тебя увидеть, — сказал он, жестом приглашая ее войти.
Она приложила руку к груди, и ее красивые глаза расширились, когда она произнесла с южным акцентом.
— Боже мой, мистер Кэссиди, мне бы и в голову не пришло подставлять ожидающего меня мужчину... вы просто так и не сказали, должна ли я принести вам кофе, или забрать ваши вещи из химчистки, или...
— Ладно, ладно, я понял, — пробормотал он. — Мне жаль, что я отдал такой приказ. Это было неправильно.
Она изучала его, затем вошла в кабинет и села напротив него. На ней было темно-зеленое платье с высоким воротом и широким поясом. Ее каблуки были высотой не менее четырех дюймов, волосы стянуты в какой-то узел, и она выглядела... неприкасаемой.
Что было очень плохо, потому что его руки чесались растрепать ее волосы, помять слишком идеальное платье, напомнить ей о том, как это было...
Он прочистил горло.
Она скрестила ноги и уставилась на него каменным взглядом.
Он уставился в ответ.
— Дай мне передохнуть, Эмма. Ты думаешь, я хочу быть твоим боссом прямо сейчас?
— Ты без колебаний воспользовался возможностью, дать мне тему статьи, которая, как ты знал, будет жалкой.
— Ты не выглядела такой жалкой той ночью, когда какой-то парень засунул свой язык тебе в глотку.
Она наклонила голову.
— Знаешь, если бы Камилла была здесь, она бы сказала мне, что этот поцелуй только сделает мою статью интереснее.
Алекс щелкнул ручкой и боролся за спокойствие. Конечно, она была права. Он должен был отвечать ей как главный редактор. А не хвататься за что-то личное.
Но с каждым прошедшим днем Алекс, казалось, все больше осознавал их историю. Все больше осознавая их незаконченное дело.
Все больше понимая Эмму.
Как женщину.
Как свою женщину.
Хорошо. Бывшую.
Чёрт побери.
— Отлично, — сказал он, откинувшись в кресле и разведя руки в стороны. — Тогда расскажи мне об этом парне. Как своему начальнику.
Она сложила руки на коленях.
— Джоэл Ламберт. Мы встречались два года.
Он поднял брови.
— Два года. Не так уж и мало.
Она пожала плечами.
— Мы были вместе в течение трех лет.
— Смотри, как всё сложилось.
Она улыбнулась.
— Точно.
— Так почему вы расстались?
— Тебе придется прочитать статью.
— Ну, я бы прочитал, если бы ты ее закончила, — сказал он.
— Она еще не закончена, — огрызнулась она. — Это самая трудоемкая статья за последние месяцы.
Ложь. Он наклонился вперед.
— Ты уверена, что причина, по которой ты еще не закончила, не связана с тем, что ты приберегла самое важное интервью напоследок?
— Ты себе льстишь, — сказала она, рассматривая свои ногти.
— Я сделал тебе предложение, — полунасмешливо сказал он. — Я думаю, что это дает мне право на место в твоей статьи о бывших.
Она скучающе вздохнула и встретила его взгляд.
— Как и Джоэл.
Возбужденное щелканье ручкой Алекса тут же прекратилось, и по какой-то причине он почувствовал, как его желудок сжался при мысли о помолвке Эммы с другим мужчиной.
Он хотел задать вопросы.
Когда Джоэл попросил ее руки? Сказала ли Эмма «да» только для того, чтобы вырвать у парня сердце, когда она в итоге отказалась?
Любила ли она его?
Но он слишком беспокоился о том, что это может выдать его. Поэтому вместо этого он подтолкнул ее.
— Когда мы покончим с этим, Эмма?
Она отвела взгляд.
— Ты уже знаешь три вопроса, которые я задаю каждому парню. Разве ты не можешь просто... отправить их мне по электронной почте или что-то в этом роде?
Его глаза сузились.
— Боишься, милая?
Ее карие глаза вернулись к его.
— Не заинтересована.
Алекс усмехнулась.
— Я так не думаю. Есть причина, по которой ты убегаешь от любого разговора о нашем прошлом, как только становится интересно. Ты в ужасе.
— Ты тоже не очень-то форсируешь тему.
Его улыбка стала шире.
— Именно поэтому нам нужно поговорить об этом. Двенадцать дней с бывшими... со сколькими ты уже побеседовала?
— С десятью, — неохотно ответила она. — Одиннадцатый придет сегодня вечером.
— Отлично, — сказал он. — Тогда номер двенадцать будет завтра вечером.
Эмма лишь кивнула ему, затем встала и направилась к двери. Очевидно, она решила, что их встреча окончена, но он не пытался ее остановить. Он сказал то, что должен был сказать.
— Принеси вина, — сказала она, не потрудившись обернуться, когда говорила это. — Что-нибудь хорошее. Видит Бог, оно нам понадобится.
Глава 17
Эмма знала, что этот день наступит. С той самой секунды, как она получила письмо от Кэссиди с его дурацким заданием написать статью «Двенадцать Дней с Бывшими», она знала, что он выбрал ее для написания этой истории, потому что хотел открыть эту банку с червями.
Но самое странное было не в этом. Странным было то, что Эмма хотела это сделать. Конечно, ее ладони были липкими, а в груди последние две с половиной недели поселился ужас, но в глубине души она знала, что им это необходимо.
При нормальных обстоятельствах они оба, вероятно, смогли бы справиться с незаконченным делом. Они могли бы прожить свою жизнь с небольшим дополнительным багажом.
Но теперь дело было не только в них. Эмма не собиралась в ближайшее время оставлять работу в Шпильке, а Кэссиди, казалось, был в своей стихии в Оксфорде, что означало, что в обозримом будущем они будут работать в непосредственной близости друг от друга.
Но что еще важнее, у них были общие друзья. Игнорировать друг друга в офисе не было большой проблемой — это стало своего рода игрой.
Но они оба будут на свадьбе Джули и Митчелла, в конце концов.
Это был лишь вопрос времени, когда напряжение между ними вырвется наружу и их друзьям придется выбирать сторону.
Время зарыть топор войны.
Эмма глубоко вздохнула и снова накрасила губы. Она могла это сделать. Они могли это сделать. Они оба были спокойными, рациональными взрослыми людьми. На самом деле, они оба были спокойны почти до конца. За исключением, конечно, того конфликта.
Она сделала шаг назад и посмотрела на себя в зеркало. Глаза казались слишком большими, но такое иногда случалось.
Одежда была в порядке. Когда она сказала девочкам, что сегодня будет их с Кэссиди «разговор», было много обсуждений по поводу наряда.
Райли проголосовала за короткое красное платье с «вырезом для сисек», потому что «мужчины не могут быть слишком грубыми со стояком».
Грейс предложила что-то розовое и женственное, чтобы «напомнить ему, что нужно быть джентльменом».
Старая добрая Джули спросила, сохранилось ли у Эммы ее свадебное платье, «просто так».
Ответом на этот вопрос было большое «нет». Она отдала дизайнерское свадебное платье в благотворительную организацию, которая продавала платья на аукционе, а вырученные средства направляла жертвам секс-торговли.
В итоге Эмма выбрала то, в чем чувствовала себя наиболее комфортно. Для некоторых женщин это были штаны для йоги и майка, но Эмме нравилось иметь немного больше... брони. Для Эммы комфорт означал ощущение неуязвимости.
Поэтому на ней были сшитые на заказ брюки кремового цвета, черная шелковая блузка и остроносые туфли с леопардовым принтом.
Обеими руками она собрала волосы назад и уложила их в гладкий конский хвост на затылке.
Вот так.
Изысканная, невозмутимая и немного крутая.
Это был самый безопасный способ, который она могла придумать, чтобы встретиться с Кэссиди лицом к лицу.
Кстати говоря... Она взглянула на часы.
Уже с минуты на минуту.
Кэссиди постучал, как раз вовремя. Он не всегда был таким пунктуальным. Когда они учились в колледже, она вечно получала от него сообщения «Буду через пять минут», что, как она со временем поняла, означало «Буду в течение часа. Наверно».
Это было не потому, что он был неорганизованным, совсем наоборот. Кэссиди всегда был продуманным во всем, что делал. Вместо этого у Эммы возникло ощущение, что опоздания Кэссиди проистекали из страха пропустить что-то. Как будто он всегда боялся упустить возможность стать богаче, умнее, лучше...
Ей потребовалось много времени, чтобы понять, что она была его запасным планом. Тихая маленькая мышка, на которую он мог рассчитывать, когда все остальное терпело неудачу.
Но она больше не была его мышкой. Не была его ничем.
И никогда больше не будет.
Она открыла дверь. Он был в костюме. Вечно эти проклятые костюмы. Этот был темно-синего цвета, в паре с белой рубашкой и темно-синим галстуком, который должен был быть скучно однотонным, но вместо этого выглядел чертовски сексуально из-за своей простоты. Кэссиди всегда носил узкие галстуки, но не в модном, хипстерском стиле, а так, чтобы показать его подтянутое телосложение в современном совершенстве.
— Ты меня раздражаешь, — пробормотала она, хотя он не произнес ни слова.
Он поднял брови и шагнул в ее квартиру.
— Разве можно так разговаривать с парнем, который принес тебе вино?
— У меня полно своего вина.
— Да, но это лучше, — сказал он тоном, не терпящим возражений, направляясь на кухню за штопором.
Эмма даже не стала спорить, закрывая входную дверь. Наверное, так было лучше.
— Так почему я раздражаю тебя? — спросил он, когда она вернулась на кухню. Он уже нашел бокалы для вина.
Она махнула на него рукой.
— Просто... ты слишком хорош собой.
Его рука дрогнула, наливая вино. Совсем ненадолго, но достаточно, чтобы она поняла, что застала его врасплох.
— Не волнуйся, — сказала она, протягивая руку и выхватывая бокал с вином из его рук. — Я говорю об этом как о досаде, потому что за приятной внешностью скрывается довольно скверный характер.
Он моргнул, и хотя она хотела сказать, что это замечание было несерьезным и дразнящим, у нее возникло странное чувство, что она его обидела.
Затем он снова моргнул, и момент был упущен. Он чокнулся своим бокалом с ее и дерзко подмигнул ей.
— Когда-то ты думала, что этот скверный характер чертовски привлекателен.
Глаза Эммы сузились: — Ммм. Эта часть моей жизни очень туманна. Начнём? — она жестом указала в сторону гостиной. Она проводила там все свои опросы, и была полна решимости сделать так, чтобы с Кэссиди все было так же.
Чтобы доказать ему — и себе — что он не особенный.
Понимающий взгляд на его лице сказал, что он точно знал, о чем она, но милостиво кивнул.
— Это горячее место, верно? — спросил он, жестом указывая на кресло, где сидели другие парни, и усаживая туда свое длинное тело.
Эмма заняла свое место на диванчике и поменяла свой бокал с вином на блокнот на столе.
— Наверняка Камилла и не подозревала, сколько мужских задниц будет сидеть на ее мебели, пока ее не будет.
— Ты что-нибудь слышала о ней? — спросил Кэссиди. — Я получил несколько писем, но все они связаны с работой и содержат властные требования по поводу журнала.
Эмма покачала головой.
— Она заходила в первую неделю, чтобы проверить, хорошо ли я устроилась, но с тех пор ничего.
— Она возвращается через полтора месяца, так? Она пропустит свадьбу Джули.
— Да, меня это удивило, — сказала Эмма, подняв свой бокал и покрутив его. — Джули работает в Шпильке дольше всех нас, и Камилла всегда была ей почти как мать.
— Джули расстроилась, что Камиллы не будет?
— Удивительно, но нет. Джули превратилась в настоящего романтика сейчас, когда они с Митчеллом приближаются к супружескому счастью. Я думаю, она бы предпочла, чтобы Камилла проводила время обнаженной со своим мужчиной, чем символически появиться на ее свадьбе.
Кэссиди поморщился.
— Обнажённая Камилла? Тебе обязательно было говорить это? Ты так меня ненавидишь?
Эмма улыбнулась.
— Тебе придется прочитать мою статью, чтобы узнать о степени моей ненависти. Но сначала...
Кэссиди наклонился вперед, выражение его лица стало напряженным.
— Верно. Вопросы.
— Ага. У тебя их всего три, как и у всех остальных. Что ты, вероятно, знаешь, учитывая, что ты ворвался на мои встречи с Джейсоном и Лероем.
Лерой был парнем, с которым она встречалась около двух недель, когда чувствовала себя особенно одинокой, и, соответственно, не замечала того факта, что Лерой был странным. Например, было странно когда он наблюдал за тем, как она спит.
Кэссиди перехватил Лероя в лифте несколько дней назад, и Эмма была очень рада, когда он в очередной раз сорвал ее интервью.
— Лерой выглядел немного ненормальным, — сказал Кэссиди, словно прочитав ее мысли. — В лифте он назвал тебя своей «прославленной возлюбленной». Я поехал с ним, чтобы защитить тебя, — сказал Кэссиди.
— Я тебя умоляю, — сказала Эмма, бросив на него взгляд. — Ты был тут ради развлечения.
Кэссиди усмехнулся.
— Признаюсь, я не ожидал, что он разрыдается, вспоминая день, который вы двое провели в Бруклинском ботаническом саду.
— Поверь мне, он человек, который любил цветы гораздо больше, чем когда-либо любил меня.
Кэссиди изучал ее.
— Кажется, тебя это не беспокоит.
— Меня нет, — сказала она, пожав плечами. — Нужно очень постараться, чтобы задеть меня.
— С каких пор? Раньше ты не была такой...
— И что? — она наклонилась вперед, повторяя его позу. — Такой холодной? Недоступной? Стервозной?
Он несколько мгновений удерживал ее взгляд, не отвечая. Затем сказал: — Задавай вопросы, Эмма.
— Почему ты так настаиваешь на этом? — спросила она.
— Почему ты так сопротивляешься?
— Я не сопротивляюсь, — запротестовала она. — Я просто... знаешь что? Ладно. Давай сделаем это.
Он поднял свой бокал и откинулся в кресле. Эмма положила блокнот на колени, скрестила ноги и глубоко вздохнула.
— Хорошо, мне пришлось подправить первый вопрос для тебя. Что касается остальных парней, я поинтересовалась их реакцией, когда отправила им электронное письмо с просьбой принять участие в статье, но поскольку ты был тем, кто навязал мне это...
— Ты могла бы сказать «нет», — перебил он.
Она проигнорировала его.
— Итак, пересмотренная, специальная версия первого вопроса для Алекса Кэссиди: Какова была твоя реакция, когда я согласилась написать эту статью?
Кэссиди отхлебнул вина.
— Честно говоря, я был уверен, что ты откажешься. Тебе, наверное, следовало бы это сделать. Как ты справедливо обвинила, это был придурочный силовой ход с моей стороны. Так что, я думаю, если быть до конца точным, можно сказать, что моей первой реакцией было удивление. Но, если честно, это похоже на отговорку.
— Почему? — спросила она.
— Потому что, возможно, это была моя первая реакция, но она не была самой сильной. И не самая важная.
Эмма глотнула вина, но это не помогло ни внезапной одышке, ни колотящемуся сердцу.
— Хорошо... значит, если не удивление...
— Страх.
— Страх? — это было совсем не то, чего она ожидала. Она думала о самодовольстве. Может быть, облегчение или любопытство. Но страх?
— Чего ты боялся?
Он покачал головой и отвел взгляд.
— Понятия не имею.
Она подняла брови.
— Это то, что ты хочешь, чтобы я напечатала? Что ты был напуган, но не знаешь почему?
Он встретил ее взгляд.
— Мы с тобой оба знаем, что эта статья никогда не была о Шпильке. Ты напишешь её. Я напечатаю. Но давай ни на секунду не будем притворяться, что это не на сто процентов личное.
— Я не буду этого отрицать, — сказала Эмма, сохраняя ровный голос. — Но это все равно не объясняет, почему твоей реакцией на мое согласие был страх. Какими бы ни были причины, по которым я взялась за эту историю, я все равно стараюсь сделать ее точной.
На несколько мгновений они замолчали, прежде чем Кэссиди нарушил тишину.
— Возможно, мой страх был вызван подозрением, что между нами было больше незавершенного, чем я хотел бы признать.
Она по привычке начала записывать его ответ, но потом остановилась.
— Подтвердилось ли это подозрение?
Он изучал ее.
— Будет определено позднее.
Эмма вскинула руки в отчаянии.
— Ладно, этого я тоже не могу написать. Пока что моя статья будет похожа на одиннадцать дней с бывшими и один день большого жирного вопросительного знака.
Его губы дернулись.
— Почему бы нам не перейти ко второму вопросу? С первым мы разберемся позже.
— Прекрасно, — пробормотала она. — Когда ты думаешь о нашем совместном времяпрепровождении, что тебе больше всего запомнилось? Это может быть общее ощущение или конкретный момент...
Он поднял палец.
— Можешь не объяснять. Я уже слышал это раньше.
Эмма сделала приглашающий жест своим бокалом с вином и села поудобнее, как будто его ответ на этот вопрос не имел для нее никакого значения.
Что, конечно же, было самой большой ложью.
С того момента, как она придумала три глупых вопроса для своей статьи, ее ночи напролет преследовали мысли о том, что он скажет.
Она не хотела слышать, что он сожалеет — она не была уверена, что сможет с этим справиться. Но альтернатива была едва ли не хуже.
Что, если Кэссиди оглянется на их прошлое и не почувствует ничего, кроме облегчения? Облегчение от того, что он в последний момент избежал того, что было обречено на брак без любви.
Потому что Кэссиди, должно быть, с самого начала знал, что их брак не из сказок. Точно так же, как знал ее отец.
И ее сестра.
Эмма была единственной невеждой.
— Что я больше всего помню о нашем совместном времяпрепровождении... — Кэссиди задумчиво потягивал вино.
— Да ладно, — нетерпеливо сказала Эмма. — У тебя было около трех недель, чтобы подумать об этом.
— Ты права. Тогда я просто схожу и возьму свой ежедневник, хорошо? Тот, где я часами мучался над этим разговором?
Он вцепился пальцем в воротник, как будто тот был слишком тугим. Жест, явно не похожий на жест Кэссиди.
Она подалась вперед, когда пришло осознание.
— Ты нервничаешь.
Он со звоном поставил свой бокал на стол и встал, немного похожий на загнанного зверька.
— Я не нервничаю. Я просто...
Она отставила свой стакан и блокнот в сторону.
— Просто что? Что ты помнишь о нас, Кэссиди?
Вместо ответа он снял пиджак и бросил его на стул, прежде чем подойти к окну и скрестить руки на груди. Он повел плечами, как будто все еще был взволнован, прежде чем ослабить галстук.
Эмма наблюдала за ним в недоумении. Это был не тот Кэссиди, к которому она привыкла за последние пару лет.
Это был прежний Кэссиди, тот, в котором, казалось, было слишком много энергии, слишком много амбиций, слишком много чувств, чтобы их можно было вместить в тело одного человека.
Это был тот Кэссиди, который привел свою команду к национальному чемпионату, несмотря на изнурительные проблемы со сгибателями бедра.
Кэссиди, который хотел быть звездным футболистом, президентом своего студенческого братства, лучшим студентом, а позже — вундеркиндом в компании ее отца.
Кэссиди, который хотел большего, чем то, что он умел воплощать в жизнь.
Действуя инстинктивно, она подошла и встала рядом с ним. Она не прикасалась к нему. Она не была уверена, что хочет — или может. Но она хотела каким-то образом быть рядом с ним. Хотел облегчить ту беспокойную боль, которая, казалось, грызла его.
Хотела помочь ему. Даже если бы она знала, что сама была причиной его мучений.
— Ты хочешь знать, что я помню, — тихо сказал он, его пальцы возились с манжетами, когда он закатывал рукава до локтя, его глаза были устремлены на открывающийся перед ними вид.
Она кивнула.
Он засунул руки в карманы и слегка наклонил голову, глядя на пол, затем поднял ее и уставился в ночное небо.
— Я все помню, — его голос был низким. Хриплым. Интимным.
Эмма закрыла глаза, хотя он не смотрел на нее.
— Я помню каждую чертову вещь, — продолжал он, глядя прямо перед собой. — Я помню, как считал тебя такой застенчивой до нашего первого свидания, пока не понял, что у тебя дерзкое, непристойное чувство юмора. Я до сих пор помню, как я вздрогнул, когда ты впервые коснулась моей руки. Я помню наш первый поцелуй, нашу первую ссору, — он глубоко вздохнул. — Я помню наш последний поцелуй, нашу последнюю ссору.
— Кэссиди, — ее голос был шепотом.
Он усмехнулся. Она увидела это краем глаза.
— Мне нравится, что ты всегда называла меня только Кэссиди.
Она пожала плечами.
— Тогда тебя только так и называли.
— Что было логично, когда все знали меня по тому, что было написано на моей футболке. Но ты продолжаешь в том же духе, даже когда мои футбольные дни давно позади. И ты заставила всех остальных называть меня также. Никто никогда не называет меня Алексом.
Эмма сжала губы, не желая признавать, что отчасти она придерживалась старого имени потому, что пыталась сохранить старые воспоминания, каким-то крошечным, безобидным способом.
Вот только безобидных воспоминаний не бывает. Не тогда, когда дело касалось их двоих.
Он повернулся к ней лицом, на его знакомые черты легла тень.
— Спроси меня, что еще я помню.
Она начала отворачиваться, но его рука коснулась ее руки.
— Спроси меня, — приказал он.
Эмма покачала головой, чувствуя себя одновременно испуганной и самой живой за последние годы.
Он терпеливо ждал, пока ее глаза встретятся с его глазами.
— Я помню нас, Эмма.
Эмма не могла отвести взгляд.
При свете дня Эмме было легко убедить себя, что она независимая женщина, которой не нужен мужчина. Вообще никакой мужчина.
Но ночью, когда в поле ее зрения нет ничего, кроме мерцающего горизонта Манхэттена и Алекса Кэссиди?
Это было труднее.
Труднее было вспомнить, что это был мужчина, который однажды оставил ее стоять в одиночестве в очень пышном белом платье.
И труднее забыть, что когда-то пребывание в объятиях этого мужчины было лучшей частью ее дня.
Лучшей частью ее жизни.
Она приказала себе двигаться. Бежать. Но его глаза не отпускали ее.
Он придвинулся ближе и обнял ее, его рука нашла талию.
— Тебе нравилось, когда я клал руку сюда, — голос Кэссиди был грубым.
Она слегка приподняла подбородок.
— Правда? Должно быть, я забыла это.
Но от тепла его ладони она перестала дышать, и ложь вырвалась с трудом.
Его рука сжалась, притягивая ее ближе, пока между ними не осталось ничего, кроме их бурного прошлого.
— Ты уверена в этом?
— Да, — сказала она, ее глаза смотрели куда угодно, только не на него. — Ты совершенно забыт.
Его вторая рука нашла ее подбородок, его пальцы подняли ее лицо к своему.
— Докажи это.
У Эммы перехватило дыхание, когда ее глаза нашли его рот, который теперь был всего в нескольких сантиметрах от ее.
Он шагнул еще ближе, и Эмма не могла дышать.
Он прошептал ее имя, и она закрыла глаза. Она чувствовала его запах, ощущала его... хотела его.
Она хотела этого. Она так сильно хотела, чтобы его губы снова были на ее губах. Вспомнить, каково это — быть в его объятиях.
Вспомнить, как это было, когда тебя любили и лелеяли.
Заботились.
Эмма распахнула глаза.
Кэссиди никогда не лелеял ее. Не совсем. Не так, чтобы это было долго и по-настоящему. Он ушел в ту же секунду, как все стало сложнее.
Что я делаю?
Ей потребовались годы, чтобы собрать осколки после того, как этот человек разбил ее сердце. Она не могла сделать это снова.
И не сделает.
Эмма отступила назад.
Его рука на ее спине сопротивлялась совсем недолго, но потом он отпустил ее, его взгляд был озадаченным.
Она отступила еще дальше.
— Если ты хочешь отправиться в путешествие по дорожке воспоминаний, сделай это, но не жди, что я пойду с тобой.
На его лице промелькнула обида, а затем на его чертах появился гнев.
— Не я один это почувствовал, Эмма. Ты забываешь, что я знаю тебя. Я знаю, что я не единственный, кто жалеет, что мы не можем повернуть время вспять. Я не единственный, кто хочет...
— Мы не можем просто вернуться назад, Кэссиди.
Ее едва произнесенные слова, казалось, стучали в окно, эхом разносясь по квартире, а затем повисли между ними, как ядовитый призрак.
Вот. Ей хотелось, чтобы некоторые из ее бывших парней увидели ее сейчас. В ее нынешнем потрясении не было ничего холодного и бесчувственного. Оно всегда было там. Всегда угрожало вырваться наружу.
Его челюсть сжалась, он вдохнул, но ничего не сказал.
— Мы не можем просто вернуться назад, — сказала она, на этот раз более спокойно. — У нас есть хорошие воспоминания. Их очень много. Но у нас есть и плохие воспоминания, и...
— И мы можем выбирать, за какие из них держаться, — перебил он. — У нас есть выбор, Эмма. А ты намеренно делаешь неправильный выбор.
— Безопасный, Кэссиди. Я делаю безопасный выбор, и я не буду за него извиняться.
Он скрестил руки, выглядя одновременно взволнованным и презрительным.
— Мы взрослые люди. Разве мы не должны друг другу...
— Ты сделал мне больно! — взорвалась Эмма. — Ты сделал мне больно, Кэссиди!
— Ты тоже причинила мне боль, Эмма! — выпалил он в ответ, его заявление было таким же яростным, как и ее, и еще более яростным из-за выражения муки на его лице. — Ты думаешь, это легко, ежедневно видеть женщину, которая когда-то разорвала тебя на две части? Думаешь, легко сидеть напротив тебя за столом в конференц-зале, ездить в одном лифте или делить с тобой чертов чизбургер? Каким-то образом тебе удается притягивать меня ближе, даже когда мы отдаляемся друг от друга как никогда, и я чертовски устал от этого, Эмма.
Ее губы слегка разошлись в удивлении от неожиданной вспышки. Кэссиди никогда не был склонен к монологам. И уж точно не к тем, которые касались его чувств.
— Я не пытаюсь притянуть тебя ближе, — сказала она, ее голос был тихим. — Я не хочу, чтобы все было сложно, я просто хочу...
Он посмотрел на нее мрачными глазами.
— Чего ты хочешь?
Она заставила себя посмотреть ему в глаза. Сделала глубокий вдох.
— Я хочу забыть тебя. Полностью забыть тебя. Именно поэтому я согласилась на эту чертову статью. Но я подошла к этому неправильно. Разговоры об этом не помогут. Мы не можем сказать ничего такого, что другой человек хотел бы услышать.
— Так что же может помочь? — его голос снова был грубым.
Она сглотнула.
— Расстояние. Мне нужно пространство.
— Мы соседи. И мы работаем вместе. Расстояние будет трудновато найти.
— Мы делали это раньше, — сказала она, ее голос теперь звучал с легким отчаянием. — Мы выживали на орбите друг друга в течение последнего года без всяких странностей. У тебя были женщины, я встречалась с парнями... Я хочу вернуться к этому.
Он вглядывался в ее лицо.
— Ты хочешь, чтобы я встречался с другими женщинами? Ты хочешь видеть, как я привожу женщину к себе домой в пятницу вечером... хочешь видеть, как она уходит на следующее утро?
Эмму затошнило при этой мысли, но она заставила себя кивнуть.
— Мы уже делали это раньше. Мы можем сделать это снова.
Он разжал руки, засунул руки в карманы и вернулся в исходную позицию у окна, глядя на улицу. За исключением того, что раньше выражение его лица было задумчивым.
Теперь твердая линия его челюсти и отстраненность во взгляде придавали ему холодный вид. Ледяной холод.
Он не смотрел на нее, пока говорил.
— Знаешь, когда я пришел сюда сегодня вечером, я знал, что мне придется отвечать на вопросы. Я был готов к этому. Но я надеялся, что ты тоже ответишь на некоторые. Я хотел узнать, что ты помнишь о нас, — он перевел взгляд на нее. — Но ты не хочешь вспоминать.
Она расправила плечи и слепо уставилась на мерцающие огоньки, на самом деле не видя их. Ничего не видя.
— Нет. Думаю, что нет, — тихо сказала она.
Его подбородок ненадолго прижался к груди, после чего он кивнул раз, два, а затем отошел от нее, взял со стула свой пиджак и пошел к входной двери.
Она повернулась и смотрела, как он уходит, хотя и не пыталась проводить его до двери. Она не была уверена, что ее ноги выдержат.
Кэссиди обернулся, прежде чем уйти из поля ее зрения.
— Раньше ты была храброй, Эмма. Что случилось?
— Мы случились. Мы не подходим друг другу. В том, чтобы быть храбрым, не было никакой выгоды. Я лучше буду осторожной.
Это причиняет меньше боли.
Он долго всматривался в ее лицо, прежде чем неожиданно двинулся в ее сторону, остановился у стола, чтобы взять оба бокала с вином. Он протянул один ей.
Она взяла его в замешательстве, ища на его лице объяснения, но его черты были непроницаемыми, а глаза холодными. Он чокнулся своим бокалом с ее.
— За то, чтобы двигаться дальше. За чертову дистанцию.
Он сделал большой глоток, прежде чем она успела отреагировать, а затем отвернулся, поставив бокал на стойку и направившись к входной двери.
— Кэссиди.
Он остановился, обернувшись, и вспышка надежды в его глазах чуть не стала ее погибелью, но она не сказала ему того, что он хотел услышать. Она не могла.
— Последний вопрос, — сказала она. — Для моей статьи. Почему мы расстались?
Его глаза закрылись, а смех был резким.
— Почему мы расстались? Я скажу тебе, почему... Девушка, которую я любил — да, любил, Эмма — сказала мне, что не хочет выходить за меня замуж. Фактически, она швырнула мне в лицо обручальное кольцо, которое я выбирал четыре недели.
Эмма втянула воздух, а Кэссиди печально покачал головой.
— Я уверен, что у тебя есть своя версия того, что произошло, но моя версия? Моя версия закончилась тем, что девушка, которая утверждала, что любит меня, даже не выслушала меня. Я совершил ошибку. Да. Ошибку. Но ты бросила меня, Эмма. Убедись, что ты правильно изложила эту часть своей истории.
Она услышала, как открылась дверь. Слышала, как она закрылась. И все равно не двигалась.
Ее мозг понимал, что она только что избежала большой душевной боли, обеспечив продолжение их холодной войны.
Но ее целью было защитить свое сердце, и она отчаянно боялась, что для этого уже слишком поздно.
Слишком поздно с того самого дня, как она встретила его.
Глава 18
— По шкале от одного до десяти, насколько тебе больно? — спросила Райли, появляясь рядом с Эммой.
Эмма посмотрела на свою подругу.
— Мне не больно.
Намного больнее.
Ладно, это было больно. Нет. Боль не могла описать это. Эмма была в агонии.
Ухмылка Райли сверкнула, ее зубы побелели на фоне сиренево-красной помады, которая подняла ее и без того статус «секс-бомбы» в стратосферу. Короткое черное платье тоже было не так уж плохо.
— Да ладно, Эмс. Ты знаешь, что хочешь кому-то излить душу.
Эмма поджала губы, взяв один из бокалов вина с маленького бара, установленного в углу отдельной комнаты, где Джули и Митчелл проводили свой репетиционный ужин.
— Я предполагала, что все будет плохо, — призналась Эмма. — Я мысленно подбадривала себя несколько дней.
— Да? — спросила Райли, взяв бокал вина для себя и оттащив Эмму в угол комнаты, где они могли поговорить.
— Да, — сказала Эмма. Она сделала глоток вина, ее глаза сканировали переполненную комнату, даже когда они целенаправленно избегали Кэссиди.
— И что? — спросила Райли. — Это было так ужасно, как ты думала?
На этот раз взгляд Эммы остановился на Кэссиди, который выглядел красивым и совершенно спокойным, разговаривая с тетей и дядей Джули в дальнем конце комнаты.
— Ещё хуже, Рай.
Ее подруга издала по-матерински хмыкающий звук и обняла Эмму за талию.
— Я пристегнула фляжку к бедру именно для такой ситуации.
— Это открытый бар, — заметила Эмма.
Райли сжала ее плечи.
— Милая, ты на репетиционном ужине своей лучшей подруги со своим бывшим женихом. И, насколько я могу судить, именно на твоем репетиционный ужине все пошло наперекосяк?
Эмма подняла брови.
— Пошло наперекосяк? Это мягко сказано.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Потерпело крах. Разрушилось? Говно попало в вентилятор(когда так говорят, имеют в виду что внезапно начались неприятности или споры. Или стали достоянием общественности неприглядные факты)?
— Почти, — согласилась Эмма, делая еще один глоток вина.
Райли посмотрела на нее.
— Ты сегодня другая. Злая.
Эмма втянула щеки и задумалась. Была ли она злой?
Ну она точно... что-то чувствовала.
Прошла неделя с тех пор, как они с Кэссиди чуть не поцеловались в ее квартире, и, верный своему слову, он дал ей дистанцию, о которой она просила. Они по-прежнему работали вместе. По-прежнему виделись у почтовых ящиков в своем многоквартирном доме. Но если раньше между ними было намеренное игнорирование, то теперь она словно перестала существовать.
Она была невидима для него.
Это было именно то, чего она хотела.
Эмма была полна решимости игнорировать его сегодня вечером, как и каждый другой день. Все знали, что репетиции — это скорее формальность. Если вы посетили хотя бы одну свадьбу, считайте вы посетили миллион.
Если вы были подружкой невесты, то больше всего вас волновало, насколько высоки ваши каблуки, и оценка поверхности, по которой вам придется ходить. Если вы были шафером, вашей главной заботой было проверить подружек невесты.
Все всегда было одинаково. Не иди слишком быстро. Выключи свой телефон. Стой прямо. Не потеряй кольца.
Но сегодня Эмме подкинули сюрприз.
В отличие от других свадеб, где шаферы сопровождали подружек невесты к алтарю впереди невесты, Джули и Митчелл решили, чтобы подружки невесты шли одни, а шаферы стояли рядом с Митчеллом в конце алтаря.
Другими словами, Эмма должна была идти навстречу Кэссиди.
Так же, как она поступила бы семь лет назад, если бы не вышла из себя в ночь перед их свадьбой. Если бы он не был настолько уязвлен своей гордостью, что не смог простить ее, когда она извинилась несколько часов спустя.
Она не смотрела на него, пока шла по импровизированному проходу в «Plaza». Ей не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что он тоже на нее не смотрит. Она даже не взглянула на него, пока пастор Митчелла все бубнил и бубнил о структуре завтрашней церемонии.
Было удивительно легко оставаться в настоящем моменте. Помнить, что она была рядом со своей лучшей подругой. Что этот день был посвящен Джули, а не Эмме. А потом репетиция закончилась, и она выжила. Они выжили.
Но теперь они были на репетиционном ужине.
И Эмма была в бешенстве. Потому что впервые за долгое время она заново переживала моменты, которые давно считала мертвыми внутри себя.
Райли наблюдала за ней, выглядя наполовину обеспокоенной, наполовину удивленной.
— Ты уверена, что тебе не нужна эта фляжка? Просто на всякий случай? Потому что, возможно, это один из тех вечеров, когда бокал хорошего вина не совсем подходит, понимаешь?
— Мы в одном из самых дорогих ресторанов на Манхэттене, — ответила Эмма. — Я не собираюсь начинать пить из фляжки.
— Если тебе от этого станет легче, то фляжка от Тиффани. Подарок Лиама на двадцать первый день рождения. Первый и единственный раз, когда Старший Братишка зашел в этот магазин, так что это практически священный предмет. Кроме того, чертовски стильно для ёмкости с виски.
— Мне и так хорошо, — сказала Эмма, заставив себя улыбнуться. — Но спасибо.
Райли заставила себя улыбнуться в ответ, ее глаза были грустными, и от этого Эмма чувствовала себя намного хуже. Это должна была быть ночь праздника и счастья, а не унылое путешествие по дорожке воспоминаний, когда подруга пытается навязать ей виски.
Она мысленно встряхнула себя.
— Знаешь что? Давай пойдем пообщаемся, — сказала Эмма. — Ты выглядишь слишком хорошо, чтобы сидеть в углу в одиночестве. Это платье...
Райли нагло ухмыльнулась и подмигнула.
— Сэму оно тоже понравилось. Дважды.
— Больше никаких подробностей, — пробормотала Эмма, подняв руку. — Пожалуйста.
Она позволила Райли втянуть ее в разговор с некоторыми из школьных друзей Джули из Калифорнии и изо всех сил старалась не замечать, что Кэссиди был в четырех футах слева от нее и сейчас разговаривал с длинноногой брюнеткой с растрепанными волосами, и в платье, которое было даже короче, чем у Райли.
Джули подскочила к ним, выглядя очаровательно в белом коктейльном платье с коротким рукавом и пышным хвостиком. Она выглядела свежей и сияющей.
И счастливой. Почти невыносимо счастливой.
Эмма вспомнила, каково это счастье.
И именно поэтому она злилась. Не потому, что она вспоминала плохие моменты. А потому, что она вспоминала хорошие.
Джули вежливо извинилась перед всеми остальными, прежде чем отозвать Эмму, Райли и Грейс в сторону.
— Итак, никакого давления, девочки, и под этим, конечно, я подразумеваю, чувствовать себя обязанным из-за того, что я собираюсь сказать. Но родители Митчелла настаивают на том, чтобы мы произносили тосты.
— Почему? — спросила Райли.
— Потому что, они платят за все это шикарное мероприятие, поэтому они могут делать все, что хотят, но, да поможет мне Бог, если мама Митчелла встанет и начнет говорить, эта вечеринка превратится в групповой сон, и весь этот праздник пройдет впустую...
— Впустую? — перебила Эмма.
Джули указала на нее.
— Попробуй пожить с Митчеллом и не подбирать такие слова.
— Успокойся, Джулс, — сказала Грейс. — Мы тебя прикроем. Если родители Митчелла начнут портить настроение своими монологами, Райли притворится пьяной и схватит микрофон.
Райли кивнула.
— Я упоминала, что принесла фляжку? С таким же успехом она может быть реквизитом, раз уж Синклер утверждает, что она ей не нужна.
Джули и Грейс посмотрели на Эмму, и рука Джули потянулась к ее руке.
— Как ты?
Эмма застонала.
— Я в порядке. Я возненавижу себя, если ты потратишь хоть одну секунду на беспокойство обо мне.
— Я не волнуюсь, — сказала Джули, — просто... это произошло именно тогда, верно? Все, что произошло между вами, было на репетиционном ужине?
— Давным-давно, — сказала Эмма, сжимая руку Джули. — Мы с Кэссиди оба прошли через это.
Джули начала грызть ноготь, но потом поняла, что не хочет испортить свой новый маникюр.
— Значит, ты не страдаешь от посттравматического расстройства отношений?
— Да, ничего подобного, — сказала Эмма, сохраняя спокойный голос.
Райли наблюдала за ней, прищурив глаза.
— Ага. Что это с вами двумя происходит в последнее время?
— Что ты имеешь в виду? — Эмма сделала глоток вина.
Райли фыркнула.
— Ты думаешь, мы не замечаем каждый раз, когда между вами происходит крошечный сдвиг?
— На самом деле, мы ещё больше замечаем это, потому что изменения крошечные, — добавила Грейс. — Было бы менее подозрительно, если бы вы двое чередовали эмоциональные ссоры и времена, когда у вас всё хорошо. Но вместо этого вы оба чертовски стараетесь игнорировать друг друга.
— Да. И это очень подозрительно, — кивнула Джули.
Эмма оглядела группу.
— Может ли кто-нибудь из вас перевести все это? Потому что это прозвучало как настолько ерундовая оценка ситуации, что для того чтобы мне понять нужно сначала прилечь.
Все трое обменялись взглядами. Затем Грейс заговорила.
— Дело обстоит так: Долгое время мы думали, что вы с Кэссиди избегаете друг друга из-за какого-то ужасного разрыва, после которого вы возненавидели друг друга.
— А теперь? — спросила Эмма, хотя она не была уверена, что хочет это услышать.
— Теперь мы думаем, что вы двое избегаете друг друга по гораздо более опасной причине, — тихо сказала Грейс. — Потому, что у вас есть возможность причинить друг другу боль.
Эмма отвела взгляд. Да, она определенно не хотела этого слышать.
— Он наблюдает за тобой, понимаешь, — сказала Райли. — Когда он думает, что ты не смотришь.
Эмма ненавидела, что ее сердце сделало какую-то подлянку.
— У тебя все еще есть чувства к нему? — спросила Джули. — Никто не осудит тебя, если то, что он не так давно был рядом, всколыхнуло какие-то давно похороненные чувства.
Эмма открыла рот, чтобы отрицать это. Чтобы отрицать все. Она не могла заставить себя солгать.
Но она также не могла собраться с силами, чтобы сказать правду, потому что правда заключалась в том, что она не знала, что чувствует. Или что чувствует он.
Она знала только одну вещь, что нет ничего больнее чем жизнь без Кэссиди.
А потом ее вообще избавили от необходимости отвечать, потому что худший кошмар Джули стал явью.
Отец Митчелла нашел себе микрофон.
Прежде чем она смогла остановить себя, она искала и нашла Кэссиди. Он наблюдал за ней этими вечно нечитаемыми глазами.
А когда отец Митчелла заговорил, Эмму ждал очень неприятный сюрприз. Посттравматическое расстройство отношений оказалось проблемой.
И Эмма только что обнаружила свой спусковой крючок.
Семь лет назад
— Твоя улыбка выглядит немного натянутой, — сказала Дэйзи на ухо Эмме, отводя ее от одной из самых назойливых тетушек.
— Это потому, что у меня болит лицо, — ответила Эмма, массируя щеки. — Не думаю, что мне приходилось так много улыбаться и вести светскую беседу... когда-либо.
Ее близняшка сочувственно посмотрела на нее.
— Ты привыкнешь к этому. Хотя... на это может уйти пара лет.
— Ни за что, — сказала Эмма, забирая шампанское у сестры и украдкой делая глоток. У нее едва хватило времени взять один из завернутых в бекон гребешков, не говоря уже о том, чтобы найти себе выпивку. — Вся эта история с очаровательной южной красавицей — твой конек.
— Ну, до завтрашнего вечера это тоже твой конёк, — сказала Дэйзи, поправляя один из локонов Эммы, уложенных лаком. — Ты же знаешь, люди ожидают, что их южные невесты будут лучезарными и жизнерадостными.
— И жеманными, — сказала Эмма, отбивая руку Дэйзи. — Не забывай о жеманности.
Дэйзи была слишком занята разглядыванием Эммы, чтобы ответить.
— Твоя помада стерлась. Пора накрасить заново.
Эмма закатила глаза, наблюдая, как ее сестра копается в своем маленьком бисерном клатче и достает помаду. Она сняла колпачок, покрутила низ и предложила Эмме светло-розовый цвет.
Эмма послушно нанесла свежий слой. Она не была новичком в макияже — ее мать научила обоих близняшек искусству «тонкой изысканности» в ту секунду, когда им понадобился бюстгальтер. Она не возражала против макияжа, ей нравилось выглядеть на все сто. Но она не была так старательна в этом, как ее сестра. Эмма обычно ограничивалась подводкой для глаз, тушью для ресниц и гигиенической помадой перед встречей с друзьями, а Дэйзи даже в продуктовый магазин не ходила без макияжа.
Большую часть времени Дэйзи позволяла Эмме быть собой. Но потом Эмма обручилась, и Дэйзи взяла на себя обязанность снабдить ванную Эммы всем необходимым. Лаки для волос, щипцы для завивки, помады, лаки для ногтей, хайлайтер, бронзатор, румяна... все, что нужно южной невесте, чтобы пройти через бесконечную чреду вечеринок по случаю помолвки, девичников, мальчишников, а теперь и репетиционного ужина.
Почти все готово, подумала Эмма. Завтра она наконец-то сможет перестать быть будущей невестой и начать быть той, кто действительно имеет значение.
Женой Алекса Кэссиди.
Она рассеянно передала помаду обратно Дэйзи, пока ее глаза осматривали переполненный зал, пока она не нашла того, кого искала. Это не заняло у нее много времени. Алекс Кэссиди всегда был как магнит для ее глаз. Еще до того, как он узнал, кто она такая, она обнаружила, что ищет его по всему университетскому городку. Хотя, по правде говоря, это не делало ее особенной. Все девушки были влюблены в звездного футболиста университета.
И из всех девушек он выбрал ее.
Словно почувствовав ее взгляд, Алекс слегка повернул голову от того места, где разговаривал со своим дядей, и подмигнул ей.
Она подмигнула в ответ.
— Это ведь правда, да? — спросила она Дэйзи. — Я не собираюсь проснуться и понять, что это был прекрасный сон. Я действительно собираюсь выйти за него замуж завтра. Правда?
Ее сестра рассмеялась и сцепила локти.
— Ты шутишь? Этот мужчина без ума от тебя. Он бы утащил тебя в Вегас, чтобы сбежать отсюда, если бы папа ему позволил. И кстати о папе...
Дэйзи кивнула в сторону входа в зал, где их отец разговаривал с сотрудником и тянулся к микрофону.
Близняшки посмотрели друг на друга и весело закатили глаза. Уинстон Синклер был заботливым отцом, пусть иногда и немного контролирующим, но он мог быть склонен к вопиющим проявлениям эгоизма. Не было никакого способа, чтобы он не ухватился за шанс быть в центре внимания, даже если это была не его вечеринка (родители Кэссиди устраивали репетиционный ужин, как это было принято), и даже если это отвлекало от невесты.
Отцу Эммы не нужно было стучать по микрофону, чтобы привлечь всеобщее внимание. Он был таким большим, властным человеком, который просто обязан существовать, чтобы доминировать в комнате.
Эмма терпеливо улыбнулась, когда зал затих и внимание переключилось на ее отца, хотя ее взгляд настороженно метнулся к стакану с янтарной жидкостью в его руке. Дэйзи, очевидно, подумала о том же, потому что издала легкий вздох тревоги.
Когда дело касалось алкоголя, у Уинстона Синклера было только две установки: слишком много или совсем не пить. Когда он работал, он не притрагивался к алкоголю — говорил, что от него все затуманивается. Но когда он находился в режиме вечеринки, что с возрастом случалось все чаще, он был склонен выпивать слишком много.
Сегодня вечером он определенно был в режиме вечеринки.
— Может быть, он быстро придет в себя, — сказала Дэйзи, сжав руку Эммы.
Эмма промолчала. Она не волновалась. Конечно, он был немного пьян, но, оглянувшись вокруг, можно было заметить, что почти все на празднике хорошо проводят время.
Она оглянулась в поисках Кэссиди и увидела, что он уже собирался направиться к ней, когда его мать схватила его за руку, что-то прошептала, а затем слишком громко захихикала, слегка покачиваясь на своих высоких фиолетовых каблуках.
Кэссиди взял руку матери, чтобы удержать ее на месте, и бросил на Эмму извиняющийся взгляд. Она улыбнулась и подняла руку. Оставайся там.
У них будет достаточно времени только для них двоих после свадьбы, когда этот балаган закончится.
Ее отец подождал, пока в комнате не стало совсем тихо, только тихо звякала посуда, прежде чем начать говорить.
— Что ж, — сказал он голосом, который был бы громким даже без микрофона. — Я подозреваю, что не нуждаюсь в представлении, но для тех членов семьи со стороны жениха, с которым я не имел удовольствия познакомить, я — Уинстон Синклер, гордый отец нашей краснеющей невесты, которая, я думаю, мы все согласны, выглядит сегодня исключительно красиво.
Несколько человек повернулись, чтобы взглянуть на нее, а один из кузенов Кэссиди издал свист в знак восхищения. Эмма улыбнулась и неловко помахала рукой. Кэссиди поймал ее взгляд и улыбнулся. Его глаза излучали тепло, когда он наблюдал за ней, согревая ее даже с другого конца комнаты.
Трепет, который Эмма почувствовала от этого простого взгляда, напомнил как ей повезло. Ей не нужны были его слова или свист, чтобы сказать, что она прекрасна. Ей достаточно было одного его взгляда, чтобы почувствовать себя красивой.
Ее отец все еще говорил, люди все еще вежливо смеялись, но она смотрела только на Кэссиди, а он — на нее.
Его иногда голубые, иногда зеленые глаза сегодня были идеальным сочетанием, пылающие аквамарином, когда они смотрели на нее через всю комнату.
Дэйзи легонько ущипнула ее за руку, чтобы вернуть ее внимание к речи отца, и Эмма попыталась прислушаться, пока отец рассказывал какую-то длинную историю о том, как Дэйзи всегда хотела играть в «свадьбу», когда они были маленькими, а бедная Эмма всегда оказывалась в роли жениха, а иногда даже не в этой роли, когда Дэйзи решала, что их толстый кот — лучший спутник жизни.
— Но сегодня Эмма наконец-то получит свою свадьбу, — сказал ее отец, оглядывая обожающую публику. — Моя малышка завтра выходит замуж, и за человека, которого я сам не смог бы выбрать лучше. О, подождите... Я действительно выбрал его, — сказал Уинстон Синклер с большим стаканом, делая здоровый глоток своего бурбона.
Эмма захихикала вместе со всеми, хотя у нее не было ни малейшего представления о том, о чем он говорит.
— Как ты думаешь, есть ли какой-нибудь незаметный способ отобрать у него бурбон? — сказала Эмма, обращаясь к Дэйзи.
Но ее сестра не ответила. Эмма взглянула на нее и с удивлением увидела, что Дэйзи смотрит на Кэссиди, ее лицо выражало нечто среднее между нервозностью и виной.
Эмма посмотрела на Кэссиди как раз вовремя, чтобы увидеть, как он отводит взгляд. От нее?
Или от Дэйзи?
Эмма нахмурилась. Что это было? Ее сестра и жених были друзьями — вообще-то, они были друзьями еще до того, как Кэссиди и Эмма начали встречаться в колледже. Но это казалось... странным.
Эмма переключила внимание на отца, на этот раз более резко.
— Я уверен, что вы, отцы, присутствующие здесь сегодня, знаете, что нет ничего хуже, чем наблюдать, как растут ваши малышки, — говорил Уинстон. — Тот момент, когда вы впервые понимаете, что они накрасились. Первый танец на выпускном вечере, когда они идут с мальчиком, которого вы никогда не видели. Первая машина, первый парень, первое разбитое сердце... Я прошел через все это с Дэйзи, и это чуть не убило меня.
Все вежливо улыбнулись.
— Но, Эмма... — ее отец лишь мельком взглянул на нее, подняв свой стакан в ее сторону. — Эмма была моей застенчивой девочкой. Она никогда не была помешана на мальчиках. Это было здорово в старших классах, но когда она поступила в колледж... ну, как отец я начал беспокоиться, понимаете?
— О чем он говорит? — тихо спросила Эмма свою сестру.
Дэйзи не ответила.
— Итак, представьте мое облегчение, когда один из моих летних стажеров оказался не только однокурсником моих дочерей в университете, но и звездным футболистом, отличником и безупречным джентльменом. Ну, вы же не можете винить отца за вмешательство, не так ли? Когда такой парень, как Алекс Кэссиди, переходит вам дорогу и быстро становится вашей незаменимой правой рукой в двадцать один год, вы принимаете меры. Или, по крайней мере, Уинстон Синклер так и делает.
В голове Эммы зазвенели тревожные колокольчики, хотя она никак не могла понять, почему. Это правда что, Кэссиди пошел работать к ее отцу летом после окончания первого курса — на стажировку, которую он получил благодаря своей связи с Дэйзи. И да, он сразу же понравился ее отцу... но что он имел в виду, когда говорил, что принял меры?
Она в замешательстве посмотрела на Кэссиди, но он не отвел взгляда. Его взгляд был прикован к Уинстону, и тревожные звоночки в ушах Эммы зазвучали громче, когда она увидела тревожное выражение на его лице.
Кэссиди был самым уверенным в себе человеком из всех, кого она знала. Даже когда врачи сказали ему, что ему придется оставить футбольную карьеру или он рискует навсегда повредить сгибатели бедра, он почти не дрогнул. Он просто переключил внимание, направив всю свою энергию,которую когда-то тратил на футбол, на...
Боже мой.
Он направил всю эту энергию на компанию отца Эммы.
Глаза Эммы вернулись к отцу, когда он продолжил свой рассказ.
— Большинство из вас не понимают, что, хотя в Sinclair Media Group действует обширная программа стажировок, и каждое лето компания принимает до двух десятков стажеров, только один из них получает предложение о работе. Конкуренция жесткая, стандарты невероятно высоки. И хотя я ценю в кандидатах обычные качества, такие как трудолюбие, амбициозность, быстроту мышления, я также ценю предприимчивого мыслителя... кандидата, который мыслит нестандартно, который не боится быть хитрым.
Ее отец сделал паузу, чтобы жестом показать бармену, что его стакан почти пуст.
— В общем, простите старика за многословие, но вы, наверное, понимаете, к чему я клоню.
— О, Боже, — прошептала Дэйзи.
— Кэссиди с самого начала был в шорт-листе на эту работу, но правда в том, что этот парень обязан мне не только своей профессиональной деятельностью, не так ли, сынок? — сказал Уинстон, ухмыляясь Кэссиди.
Кэссиди не ухмыльнулся в ответ.
— Видите ли, я действительно предложил эту работу Кэссиди. Но с одной довольно необычной просьбой, — продолжал отец Эммы, наконец взглянув на Эмму. — Эмма, милая, держу пари, ты не знала, что твой старик был таким искусным сводником.
О чём он говорил?
Дэйзи теперь была рядом с отцом, он протянул ей свой стакан, чтобы она налила ещё, и Дэйзи взяла его, но не сделала ни малейшего движения, чтобы передать его работнику ресторана, который стоял неподалеку с бутылкой «Knob Creek».
Улыбка Дэйзи не сходила с лица, когда она двинулась к их отцу, что-то шепча. Он либо не слышал, либо не слушал, потому что продолжал говорить.
— Кэссиди был очень рад оказать старику услугу, пригласив его дочь на свидание в обмен на гарантированную работу после окончания университета, не так ли, сынок? — Уинстон Синклер расхаживал по залу, словно благосклонный сват, и, что удивительно, почти все улыбались ему в ответ.
Несомненно, они полагали, что Эмма уже знает об этом «очаровательном» аспекте истории Кэссиди и Эммы — знает о заботливом, вмешивающемся отце, который организовал её жизнь с настоящей любовью.
Только Эмма слышала об этом впервые. Она не удивилась, что отец не рассказал ей о своем вмешательстве. Он знал, что она ненавидит, когда он вмешивается в их с сестрой жизни.
Но Кэссиди... как мог ее жених не упомянуть об этом?
Она ошеломленно смотрела на Кэссиди, в ушах звенело. Он пригласил ее на свидание, потому что ее отец попросил его об этом?
Их встреча в книжном магазине кампуса тем летом перед ее третьим курсом и его последним...
Это было инсценировано?
Запланировано?
Она покачала головой. Этого не может быть. Ее отец ошибся. Конечно, я бы заметила, что что-то не так, верно?
Это не встревожило бы ее так сильно, если бы Кэссиди просто посмотрел на нее. Но его взгляд все еще был прикован к ее отцу.
Эмма не могла быть настолько слепой. Правда ведь?
По крайней мере, пока он не посмотрел на Дэйзи. Которая посмотрела прямо на него, ее взгляд был полон паники.
О Боже.
Эмма инстинктивно напряглась, зная, что часть головоломки еще не разгадана.
— Дело в том, что над Кэссиди подшутили, по крайней мере поначалу, — говорил ее отец. — Оказывается, он не знал, что у меня две дочери. Когда он со всех ног бросился принимать мое предложение, это было с расчетом на то, что он пригласит Дэйзи на свидание.
Мир. Перевернулся.
Кэссиди хотел встречаться с... Дэйзи?
Он даже не знал о ее существовании?
Эмма несколько секунд слепо смотрела на своего отца, ожидая, когда он дойдет до сути шутки.
Когда он просто ухмыльнулся, а его аудитория захихикала, не потрудившись взглянуть на нее, взгляд Эммы переместился на ее сестру, которая беспомощно наблюдала за ней. Выражение ее лица было опустошенным... но не удивленным.
Дэйзи знала.
Наконец, наконец, она посмотрела на Кэссиди, безмолвно умоляя его отрицать это.
Отрицать, что его не только пришлось подкупить, чтобы пригласить ее на свидание, но и что она была его вторым выбором.
Пожалуйста, кто-нибудь, кто угодно, опровергните это!
Но когда она посмотрела на мужчину, за которого собиралась выйти замуж на следующий день, он не выглядел озадаченным или возмущенным.
Он выглядел... смирившимся. Как будто он каким-то образом знал, что эта часть их прошлого вернется, чтобы укусить его.
Только... он никогда не говорил ей.
Они встречались больше двух лет. У него было достаточно времени, чтобы сказать: — Кстати, знаешь, что забавно? Твой отец действительно свел нас, только в то время я не знал, что Дэйзи одна из близняшек.
Но он этого не сделал. Он ни разу не позволил ей подумать, что их случайная встреча в книжном магазине в тот день была чем-то меньшим, чем счастливым случаем.
Она наблюдала, как его глаза закрылись в виноватой покорности, и отрицательно покачала головой. Она смутно осознавала, что другие участники праздника начали замечать, что это не добродушная история о том, как они познакомились, и начали перешептываться.
Дейзи прошипела что-то их отцу, прежде чем направиться обратно к Эмме, выражение ее лица было яростно защитным. Но Уинстон Синклер переборщил со своим бурбоном. Он был слишком занят, наслаждаясь микрофоном и возможностью выступить на трибуне.
На этот раз, когда он попросил бармена принести ему еще одну порцию, Дэйзи не успела его остановить, и он получил ненужную порцию, все еще не зная, или не обращая внимания на волнение, охватившее его дочь.
Дэйзи подошла к ней, и выражение лица Эммы, должно быть, выдало все ужасные эмоции, охватившие ее, потому что ее сестра крепко обхватила руки Эммы и начала тащить ее к выходу.
— Пойдем в дамскую комнату, — мягко сказала она, широко улыбаясь остальным присутствующим, как бы говоря, что здесь нечего смотреть.
Эмма начала позволять уводить себя, не сводя глаз с Кэссиди. Казалось, он наконец-то вышел из оцепенения, потому что его голова повернулась к ней, и он начал двигаться в ее направлении с выражением отчаяния на лице.
И тут отец Эммы снова заговорил.
— Чёрт побери, да заткнется он или нет, — прошипела Дэйзи себе под нос.
Это заставило Эмму остановиться. Дэйзи никогда не ругалась. Если ее сестра ругалась на публике, это означало, что крушение поезда еще не закончилось.
— Ты знала, — сказала Эмма Дэйзи, ее голос дрогнул.
На лице Дэйзи отразилась паника.
— Эмма, клянусь Богом, я никогда не хотела Кэссиди.
— Но ты знала, что он хотел пригласить тебя на свидание.
Дэйзи закрыла глаза.
— Папа сказал мне, когда Кэссиди заехал за тобой на первое свидание. Я была в ужасе, Эмма, но, клянусь Богом, он даже не взглянул на меня после встречи с тобой. И я никогда не хотела его. Ты должна мне поверить.
Эмма посмотрела на лицо сестры. Она верила ей. И все же...
— Ты никогда не говорила мне об этом, — голос Эммы сломался.
Лицо Дэйзи сморщилось.
— Я не хотела причинять тебе боль. Он тебе так нравился, и...
Эмма выдернула руку, как раз когда Кэссиди появился рядом с ней, его рука потянулась к ней, но она отпрянула. От них обоих.
Она повернулась лицом к отцу, желая услышать все, что он скажет.
— Что ж, — сказал Уинстон, сделав глоток напитка. — Я закругляюсь... Я знаю, что всем не терпится сесть за вкусный ужин, который Кэссиди запланировали для нас, но я добавлю напоследок.
Ее отец обвел зал взглядом, и на секунду ей показалось, что на него снизошло озарение. Может быть, он понял, что невеста не просто бросилась к нему, чтобы встать рядом, пока он говорил.
Но он не искал ее. Вместо этого взгляд Уинстона остановился на Кэссиди, и он усмехнулся, прежде чем поднять свой стакан.
— Если сейчас у вас в руках есть напитки, я хотел бы поднять тост за моего будущего зятя, который, возможно, является самым хитрым сукиным сыном, с которым я имел удовольствие работать.
— Не надо, — резко сказал Кэссиди рядом с ней, но недостаточно громко, чтобы ее отец услышал. Как будто ее отец мог остановиться.
И в этот момент Эмма не была уверена, что хочет, чтобы отец остановился. Она хотела — должна была — услышать все это.
— За Кэссиди, — сказал Уинстон, кивнув. — За то, что у него хватило смелости переплюнуть старика. Понимаете, когда он был стажером, я был на шаг впереди него, но около года назад он опередил меня. Не прошло и двадцати четырех часов после того, как я сказал Кэссиди, что передам Sinclair Media Group только родственнику, как моя дорогая Эмма ворвалась ко мне на воскресный обед с объявлением: Она помолвлена с Алексом Кэссиди. Хорошо сыграно, сынок. Хорошо сыграно.
Уинстон рассмеялся, хотя никто больше не смеялся, все уже давно поняли, чего не понял отец Эммы: Это была не та история, которую следует рассказывать на репетиционном ужине.
Или вообще когда-нибудь.
Очень медленно Эмма повернулась лицом к своему жениху.
— Ты женишься на мне ради компании моего отца?
Черты лица Кэссиди исказились, и внезапно он стал выглядеть на десятилетия старше своих двадцати пяти лет.
— Эмма. Нет. Нет. Я просто...
— И ты пригласил меня на свидание только потому, что думал, что я Дэйзи? — сказала Эмма, ее голос прозвучал болезненным писком, совсем не похожим на ее нормальный голос. Очевидно, один из осколков ее расколовшегося сердца застрял в голосовых связках.
Дэйзи коснулась ее руки, и Эмма отпрянула от них, едва осознавая, что все смотрят на них.
Глаза Кэссиди смотрели на нее умоляюще, но она могла только покачать головой.
Их первая встреча была ложью. Его предложение было деловым шагом.
Все их отношения были ложью.
— Эмма, пожалуйста...
Она повернулась на каблуках и сделала единственное, что пришло ей в голову: Она ушла. Вышла из отдельного зала в главную зону ресторана. Шла вслепую мимо столиков, пока не добралась до стойки администратора, а затем продолжила идти дальше.
Только выйдя из ресторана, она остановилась, вдыхая влажный летний воздух, который не помог ей ни проветрить голову, ни облегчить боль в груди, ни успокоить тошноту в желудке.
Она услышала, как за ней захлопнулась дверь, и кто-то присоединился к ней снаружи. Она знала, что это Кэссиди.
И тогда она повернулась к нему лицом.
Повернулась, чтобы покончить с этим.
Семь лет спустя
— Эмма, ты в порядке? — спросила Грейс, мягко коснувшись ее руки.
Эмма поднесла руку к шее, моргнула, чтобы переориентироваться, и провела ладонью по колотящемуся сердцу.
Отец Митчелла все еще бубнил что-то о том, что никогда не ложится спать сердитым, а Джули и Митчелл стояли рядом с ним, кивая и фальшиво улыбаясь.
Это не ее отец произносил речь.
И это был Нью-Йорк, а не Северная Каролина.
Ей был тридцать один год, а не двадцать четыре. Она не была невестой.
Это была не та ночь.
Эмма улыбнулась обеспокоенной Грейс.
— Я в порядке, — прошептала она. — Просто... просто нахлынуло несколько плохих воспоминаний.
И затем, потому что она должна была, она повернула голову, чтобы найти Кэссиди. Он наблюдал за ней, точно так же, как и всегда.
И, судя по мрачному выражению его лица, она была не одинока в своей несчастной прогулке по дорожке воспоминаний.
Он был рядом с ней.
Глава 19
Эмма прошла к алтарю на свадьбе Джули, ни разу не взглянув на Кэссиди. Она смотрела на пастора, улыбалась и сосредоточилась на том, чтобы не поскользнуться на высоких каблуках.
Накануне вечером она поскользнулась. На репетиционном ужине она позволила себе зациклиться на себе, позволила, чтобы этот миг был только её.
Это была ошибка, которую она не собиралась повторять в день свадьбы Джули.
Сегодня она будет полностью присутствовать в роли подружки невесты.
Как оказалось, ей не нужно было так стараться.
Потому что было нечто более сильное, чем воспоминания: дружба.
Ее подруга выходила замуж.
Нет, друзья, потому что Митчелл тоже стал безумно дорог Эмме, как ее товарищ-интроверт в группе, полной болтливых болтунов.
И когда Джули пошла к алтарю под руку со своим дядей, одетая в свое великолепное платье А-силуэта, украшенное только атласным поясом, пересекающим тонкую талию Джули, Эмма почувствовала это. Этот комок в горле и слезы пытающиеся вырваться наружу.
Быстрый взгляд на ошеломленное, пораженное выражение лица Митчелла, когда он увидел Джули, подтолкнул Эмму. Вообще-то она не любила плакать, но все равно прикрыла рот рукой, чтобы не издать сдавленный всхлип счастья.
Грейс стояла перед ней и протянула салфетку через плечо, которую Эмма с радостью приняла.
— Боже, я ненавижу свадьбы, — прошептала Райли сзади нее, ее голос тоже был всхлипывающим.
— Возьми себя в руки. Джули убьет нас, если все со стороны невесты будут стоять здесь с тушью, стекающей по нашим лицам, — прошептала Эмма, вытирая уголок глаза.
— Хорошо, — прошипела Райли в ответ. — Тогда я не буду чувствовать себя так плохо из-за желания убить ее за то, что она заставила меня надеть бежевое.
Джули выбрала для подружек невесты коктейльные платья цвета шампанского, которые Грейс и Эмма сочли стильными и милыми, но которые, по мнению Райли, выбили ее из колеи. Джули настаивала, что в этом, собственно, и был смысл.
Но Эмме не стоило беспокоиться о том, что Джули увидит их счастливые, заплаканные лица.
Джули смотрела только на одного человека.
А он — на неё.
Между ними действительно было видно любовь, и Эмме пришлось попросить у Грейс еще одну салфетку.
Наблюдать за тем, как Митчелл и Джули обменивались клятвами, было, без сомнения, одним из самых ярких моментов в жизни Эммы. И ни один момент не был так прекрасен, как тот, когда Митчелл произнес «Я люблю тебя» своей невесте, надевая обручальное кольцо на ее палец.
И когда, наконец, Митчелл и Джули разделили свой первый (долгий) поцелуй в качестве мужа и жены, Эмма позволила себе бросить взгляд на Кэссиди, только на мгновение, желая поделиться своим счастьем с кем-то... нет, разделить его с ним.
А он смотрел в ответ, на его лице была горько-сладкая улыбка, и он подмигнул ей.
Эмма подмигнула в ответ, и на секунду, всего лишь на секунду, они не были врагами, не были двумя людьми, которые разбили сердца друг друга.
Они были просто двумя людьми, чьи жизни необъяснимым образом были связаны друг с другом десятками различных способов.
И в этот момент Эмма была счастлива.
Затем Митчелл и Джули, ухмыляясь, направились обратно к проходу под аплодисменты и одобрительные возгласы, а за ними последовали подружки невесты и шаферы, выходя по двое. Эмма не была уверена в том, что произошло, но вместо того, чтобы выйти под руку с другом детства Митчелла, она была удивлена, когда появился Кэссиди и предложил свою, выглядевший в своем смокинге просто потрясающе красивым и одаривший ее редкой улыбкой.
Охваченная чистым счастьем этого дня, Эмма улыбнулась в ответ, и они вышли вместе, каждый из них лишь слегка осознавая, что если бы обстоятельства сложились иначе, они бы совершали эту самую церемонию семь лет назад, и не как подружка невесты и шафер, а как нечто неизмеримо родное.
Когда они вышли из зала, Эмма отпустила его руку и направилась вслед за остальными подружками невесты в свадебную гардеробную, чтобы подправить шлейф на платье Джули, чтобы она могла легче двигаться и, цитирую, трясти своей замужней задницей.
Но прежде чем Эмма смогла отстраниться, Кэссиди поймал ее руку, и она остановилась, наблюдая, как его большой палец скользнул по ее костяшкам, прежде чем поднять на него глаза.
Он улыбнулся, и прежде чем она успела заметить, что он переместился, он наклонился, притягивая ее ближе, прежде чем запечатлеть мягкий, сладкий поцелуй на ее щеке.
Затем он ушел, его походка была такой же уверенной и дерзкой, как и всегда, он что-то крикнул Сэму, а затем схватил Джейка за плечо, и они засмеялись над чем-то, чего она не могла расслышать.
— Это было интересно.
Эмма посмотрела направо и увидела Грейс буквально с языком за щекой, которая наблюдала за всем происходящим. Затем Райли оказалась слева от нее, ухмыляясь, даже когда она наносила блеск на губы, пока они втроем наблюдали за своими тремя великолепными мужчинами.
Нет, не их мужчинами.
Кэссиди не принадлежал ей.
Но на секунду ей показалось... ей показалось, что это так.
Глава 20
Цель Джули — трясти своей замужней задницей.
Достигнута.
И даже более того.
Митчелл не был таким уж хорошим танцором, что абсолютно никого не удивило, но Джули была на танцполе не одна. Эмма и другие женщины были рядом с ней: от «The Electric Side» до песен Бритни Спирс, которые Эмма не слышала со школьных времен (просьба невесты).
Конечно, не все танцы сопровождались трясением попы из-за выпитого шампанского, или дикими взмахами рук. Было несколько и медленных песен.
Песни, которые требовали медленных покачиваний, сексуальных прикосновений и романтики.
Под эти песни Эмма тихо соскальзывала с танцпола, чтобы освободить место для пар. Снова и снова она наблюдала, как Джули обвивает руками шею Митчелла, шепчет что-то, что вызывает редкую улыбку у застегнутого на все пуговицы брокера с Уолл-стрит.
Она наблюдала за Грейс и Джейком, развлекая себя тем, что пыталась определить, кто из них двоих выглядит счастливее, но сдавалась, когда понимала, что они оба счастливы и влюблены настолько, насколько это вообще возможно.
А потом появилась новая пара, Сэм и Райли, которые так идеально подходили друг другу, так крепко обнимали друг друга, что к горлу Эммы подступил новый комок, хотя ей казалось, что после церемонии у неё не будет хватать слёз.
Конечно, Эмма не все время была в сторонке. Джейк приглашал её на танец, как и Сэм. Она не танцевала с Митчеллом, хотя знала, что это потому, что в те несколько раз, когда парню удавалось оторваться от Джули, его подхватывала какая-нибудь обожаемая родственница. Большинство из них были либо пожилыми, либо детьми, и все они были очаровательны.
Эмма также танцевала с Коулом Шарпом, который, как она и не подозревала, дружил с Митчеллом и оказался таким же язвительным и обаятельным, как ее и предупреждали. Но хотя у него была дьявольская улыбка, чертовски красивые волосы и то, что Райли называла сексуальными глазами, и хотя он дико флиртовал, между ними ничего не было. Коул не делал никаких шагов, а Эмма и не хотела.
К тому времени, когда диджей объявил последнюю песню вечера, Эмма была приятно пьяна от шампанского, на левом мизинце ноги появилась мозоль, и она была почти невыносимо счастлива.
Почти.
Потому что последний танец вечера был медленным — и под песню, которую она не слышала много лет, но очень любила.
И когда она и другие холостяки и холостячки покидали танцпол, а пары всех возрастов рука об руку выходили на танцпол, что-то закралось в головокружительную атмосферу вечера.
Тоска.
Она говорила себе, что ей хорошо быть одной — она даже хотела этого — но когда свет померк, музыка стихла и начались прикосновения, Эмма захотела этого. Захотела всего.
Джули поймала взгляд Эммы через плечо Митчелла и многозначительно подняла брови. Предположив, что подруга беспокоится о ней, Эмма радостно помахала ей рукой и ухмыльнулась, прежде чем решить, что, возможно, она не прочь спрятаться в уборной.
Она была рада за своих друзей — действительно была рада — но сейчас она не хотела быть в сторонке. Не тогда, когда она чувствовала себя такой чертовски уязвимой.
Но когда Эмма повернулась, чтобы трусливо уйти, она наткнулась на твердую грудь и поняла, что Джули пыталась ей сказать.
Кэссиди стоял прямо за ней.
Он потянулся, чтобы схватить ее за руки и поддержать, но эмоции вывели ее из равновесия больше, чем тело, и она рефлекторно отпрянула назад, прежде чем он успел вступить в контакт.
Его улыбка была мимолетной, а глаза грустными, когда он опустил руки.
И именно эта грусть заставила ее протянуть руку, и на мгновение коснуться его руки.
— Прости, — тихо сказала она. — Это просто...
— Самозащита, — сказал он. — Я понимаю.
Она почти не видела его на протяжении всего приема — намеренно — и в какой-то момент вечера он потерял пиджак от смокинга, но галстук-бабочка остался. С белыми рукавами рубашки, закатанными до локтей, но идеально завязанным, идеально прямым галстуком, он представлял собой неотразимое сочетание официальности и непринужденности, и ей необъяснимо... хотелось прикоснуться к нему.
Она прикасалась к нему.
Она опустила руку обратно на бок, когда осознала это, но в тот же момент, когда ее рука упала, его рука поднялась. Он приглашал ее на танец.
Эмма посмотрела на его протянутую руку, затем встретила его взгляд. И в конце концов, не идеальный галстук-бабочка или сексуальная белая рубашка заставили ее вложить свои пальцы в его.
Это был взгляд его глаз. Не совсем умоляющий, даже не страстный... просто спокойное чувство правильности.
Как будто они должны были танцевать под эту песню, в эту ночь. Друг с другом.
И вот так Эмма отпустила. По крайней мере, на эту ночь, она отпустила боль.
Его глаза вспыхнули — зеленые сегодня вечером — когда их ладони соприкоснулись, и он накрыл большим пальцем тыльную сторону ее ладони, как будто хотел помешать ей передумать.
Но Эмма не изменила своего мнения.
Она позволила ему вывести ее на танцпол, пока они не смешались с покачивающимися парами. Вместо того чтобы отпустить ее руку, он потянул ее за собой, чтобы притянуть ближе, чтобы его вторая рука оказалась на ее талии.
Его ладонь была горячей, и она прерывисто вздохнула, когда подняла свободную руку к его плечу.
Рука, державшая ее, слегка изогнулась, крепче сжимая ее.
А потом они танцевали.
— Знаешь, ты был прав, — услышала она свои слова, уставившись на чистый воротничок его рубашки.
Он не ответил, но она знала, что он слушает.
— В ту ночь, когда ты положил руку мне на спину... ты сказал, что мне нравилось, когда ты прикасался ко меня там. Мне действительно нравилось, — Эмма сглотнула. — И до сих пор нравится.
В ответ его ладонь еще сильнее прижалась к ее ладони, притягивая ее к себе, пока их бедра не соприкоснулись. Затем он наклонил голову, его губы приблизились к ее уху, его голос был хриплым.
— Я знаю.
Глаза Эммы закрылись, когда они каким-то образом придвинулись еще ближе.
Только тогда она прислушалась к тексту песни и вспомнила. Когда она слушала эту песню на повторе, они с Кэссиди были вместе.
Он знал, что эта песня была ее любимой.
Ее глаза распахнулись, и она отстранилась ровно настолько, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Эта песня... это «I Told You So».
Он не улыбнулся.
— Возможно, я мне пришлось продать душу Джули и Митчеллу, чтобы выбрать последнюю песню. Она не совсем подходит для свадебной ночи, но я сомневаюсь, что они обращают внимание на слова.
Губы Эммы разошлись, ошеломленные таким признанием.
— Ты попросил их об этом?
Его улыбка была слабой.
— У меня остались приятные воспоминания.
Она рассмеялась.
— Приятные? Правда? Мне кажется, эта песня была предметом спора чаще, чем нет.
— Ах, но послушай, — сказал он, указывая пальцем. — Я думаю, ты заметишь кое-что другое.
Эмма притихла, прислушиваясь, как раз в тот момент, когда к мужскому голосу присоединился женский. Она услышала то, чего раньше не замечала.
— Это дуэт!
Он улыбнулся.
— Эта версия вышла через пару лет после того, как мы расстались.
Эмма покачала головой, наполовину удивленная, наполовину озадаченная... озадаченная тем, что он не только помнил глупый семилетний спор, но и заботился о ней настолько, что попросил исполнить эту песню на свадьбе друга.
Музыка кантри не была популярна в Нью-Йорке — вообще — но она была более популярна в Северной Каролине, и они с Кэссиди иногда были ее поклонниками, когда было подходящее настроение.
В те времена Эмма особенно любила Кэрри Андервуд и была в восторге от одного из синглов Кэрри «I Told You So», душераздирающая баллада, которую она слушала почти постоянно.
Кэссиди, будучи самопровозглашенным кантри-пуристом, сообщил, что эта песня не является оригинальной. Эта честь принадлежит Рэнди Трэвису, который записал песню еще в восьмидесятых годах.
В результате возникла добродушная война, в которой каждый пытался переиграть другого, доказывая достоинства каждой версии.
Эмма не думала об этом много лет — она не слушала песню с тех пор, как они расстались.
Она покачала головой, прислушиваясь.
— Это идеально. Оба их голоса вместе. Лучшее от обоих.
Он снова притянул ее ближе, и она позволила ему это сделать. Его голова слегка наклонилась, и они оказались щека к щеке.
— Думаю, некоторые вещи лучше делать вместе.
Пальцы Эммы сжались на его плече при этих словах. Он говорил не о песне. По крайней мере, не только о песне.
Он говорил о людях.
Он говорил о них.
Эмма закрыла глаза и слушала песню, позволяя себе погрузиться в этот момент. Позволяя себе погрузиться в Кэссиди, его запах, его тепло и, что самое тревожное, его близость.
Она помнила это. Не только ее разум, не только ее тело, но и ее душа помнила это.
— Забавно, — сказала она, повернув голову так, что ее щека коснулась его плеча. — Сейчас эта песня подходит гораздо лучше, чем тогда.
Его щека коснулась ее волос.
— Я не уверен, что это так уж хорошо, учитывая, что песня о разбитом сердце.
— Верно, — сказала она, мечтательно вздохнув. — Но она все равно прекрасна. В какой-то меланхоличной манере.
Эмма поняла, что теперь она говорит с двойным смыслом, хотя она и не осознавала, что делает это.
Песня начала переходить в финальный припев, и Эмма почувствовала легкий приступ паники от осознания того, что танец почти закончился.
А за паникой последовала волна шока, потому что она не хотела, чтобы это заканчивалось. Не хотела желать Кэссиди спокойной ночи. Не хотела завтра возвращаться к роли вынужденных, нелепых незнакомцев.
Рука Кэссиди скользнула вверх, его ладонь ласково прошлась по ее спине, и она услышала, как участилось его дыхание. Их соединенные руки снова переместились, и его большой палец коснулся ее ладони, и она почувствовала фейерверк от простого прикосновения. И почувствовала его реакцию.
Эмма поняла, что тогда она была в опасности. Он хотел ее.
И что еще опаснее... она тоже хотела его.
Глава 21
«Plaza» была не так уж далеко от ее квартиры... при других обстоятельствах она бы пошла пешком. Но в час ночи, после того как она весь день простояла на высоких каблуках, а потом всю ночь танцевала, ее ноги никак не могли пронести ее столько кварталов.
К такси стояла очередь, и Эмма не удивилась, когда они с Кэссиди не договариваясь оказались в одной очереди.
Она также не удивилась, когда он накинул ей на плечи свой пиджак.
Не удивилась она и тому, что он забрался в такси следом за ней.
Она сказала себе, что в совместном использовании такси есть смысл. Они были соседями.
Но Эмма знала, что это не имеет ничего общего с практичностью или удобством, а все связано с тем, что произошло между ними на танцполе.
Они не разговаривали, пока ехали домой.
Они не касались друг друга, пока такси ехало на Central Park South, к тому роковому моменту, когда они будут стоять у своих парадных дверей и принимать судьбоносное решение.
Эмма рассчитывала, что резкий холодный воздух приведет ее в чувство. Рассчитывала, что неизбежные странные запахи еды, которые часто можно встретить в нью-йоркских такси, охладят ее пыл.
Но невозможно было думать ни о чем, кроме мужчины рядом с ней. Мужчине, чей пиджак пах как он. Пряно, сексуально и всецело Кэссиди.
Она слегка повернула голову под предлогом посмотреть на Центральный парк, но в основном ей хотелось просто вдыхать его запах.
Когда она повернула голову обратно, то краем глаза заметила, что он улыбается.
Он знал, что она задумала. Но Эмма не могла утруждать себя смущением. Она была слишком пьяна от шампанского, слишком хорошо себя чувствовала после того, как увидела, как ее самые дорогие друзья связали себя узами брака.
Сегодня речь шла не о сожалениях и о том, чего не произошло между Эммой и Кэссиди.
Сегодняшний вечер был посвящен романтике...
И, возможно, чему-то еще, что она не готова была назвать.
Такси остановилось возле их дома. Кэссиди заплатил за проезд и помог Эмме выйти из такси.
Когда она вложила свою руку в его, это был первый раз, когда они соприкоснулись с тех пор, как покинули танцпол, и Эмма попыталась игнорировать трепет, вызванный его прикосновением.
Он почти сразу же отпустил ее руку, и она сказала себе, что рада этому.
Пока они ждали лифт, никто из них не говорил, кроме слов благодарности швейцару, который придержал для них дверь. И не говорили, пока ехали в лифте на свой этаж.
Сердце Эммы билось так громко, что она была уверена, что он его слышит, но вот в чем она не была уверена, так это в том, хочет ли он ее так же, как она его.
Может быть, даже парни могли бы увлечься романтикой свадьбы. А может быть, тот момент на танцполе был счастливой случайностью.
Но одно было несомненно: Эмма не собиралась настраивать себя на отказ. Она была не против сделать первый шаг, но не в случае с Алексом Кэссиди. Однажды она уже рискнула с ним.
И это сломало ее.
Они подошли к его двери первыми, и он остановился.
Как и сердце Эммы.
Он вытащил брелок из кармана, повертел его в руке, наблюдая за ней с непроницаемым выражением лица.
Она повернулась к нему лицом, и ее желудок затрепетал от осознания того, что он тоже был неуверен, пытаясь решить, стоит ли делать шаг.
Сделай это, тихо умоляла она. Поцелуй меня.
Он не поцеловал.
И тут Эмму осенило унизительное осознание.
Он не ждал, чтобы сделать шаг.
Он ждал свой пиджак.
Боже мой.
Ее щеки пылали, она как можно быстрее стянула с себя пиджак, почти швырнув его ему, с фальшивой улыбкой на лице.
— Вот, держи! Спасибо за это. Я не рассчитывала, что будет так холодно, хотя не знаю почему, ведь сейчас ноябрь...
Заткнись, Эмма. Ты никогда не была болтушкой. Не начинай сейчас.
Он колебался совсем недолго, прежде чем протянуть руку и принять его.
Ей удалось заткнуться, но она не могла полностью стереть глупую улыбку со своего лица, не беспокоясь, что расплачется. Эмма лишь слегка повозилась со своим клатчем, надеясь, что он спишет это на шампанское, а не на ее смущение от того, что она так ужасно неправильно истолковала ситуацию.
Он хотел всего лишь безобидного танца — предложение мира в память о старых временах.
А она была готова к... ну, совсем другому танцу.
— Спокойной ночи, — сказала она, как только ее пальцы сомкнулись на ключах от квартиры. Еще один шаг к безопасности.
— Спокойной ночи, — сказал он, наблюдая за ней.
И на этом было все.
Вот что получилось из двух лет свиданий, несостоявшейся свадьбы, семи лет холодной войны и одного очень сексуального танца.
Два почти незнакомых человека смотрят друг на друга, обмениваясь пожеланиями спокойной ночи в коридоре.
У нее были более воодушевленные прощания с разносчиком пиццы, чем с Кэссиди.
Эмма повернулась, поднимая электронный брелок, который работал как ключ в этом причудливом здании, чтобы отпереть ее дверь.
Пальцы Кэссиди сомкнулись на ее запястье, и ее глаза метнулись к его. Он вгляделся в ее лицо, прежде чем безмолвно потащить ее в противоположном направлении, к своей квартире.
Она последовала за ним, наблюдая, как он отпирает свою дверь. Тогда он отпустил ее запястье, как только вошел внутрь, и она поняла, что он делает.
Он давал ей выбор.
Но на самом деле у нее никогда не было выбора. Не тогда, когда он предложил ей руку на танцполе. И не сейчас.
Она бросила ключ обратно в клатч и шагнула к его двери.
Шагнула к нему.
Эмма выдержала его взгляд и вошла в квартиру, почти не прикасаясь к нему. Кэссиди медленно закрыл дверь, возможно, чтобы дать ей время передумать, но Эмма этого не сделала.
Она положила клатч на маленький консольный столик и глубоко вздохнула.
— Мне нужно снять обувь. Мои ноги не выдержат еще одной секунды...
Кэссиди поцеловал ее.
Без предварительных слов, без колебаний — он просто приблизился и опустил голову к ее губам, впиваясь в них так, словно они принадлежали ему.
Семь лет.
Прошло семь лет с тех пор, как она целовала этого мужчину, но ее губы не забыли его. Как только она ответила, он неуверенно поднял руки к ее бедрам. А когда ее руки уперлись в его грудь, он стал смелее, скользнул к ее спине и притянул ее ближе, пока они не соприкоснулись, грудь к груди, бедро к бедру.
Его губы приоткрылись, и Эмма в ответ потянулась к его языку своим.
Кэссиди застонал и углубил поцелуй.
Он не должен был быть таким приятным. Не после того, через что они прошли. Но почему-то это было лучше, чем она помнила. Они никогда не испытывали недостатка в страсти, но тогда в их сексуальной жизни было что-то вроде наивности.
Тогда это был мальчик, целующий девочку.
А сейчас это был мужчина, который хотел женщину.
Разница была безошибочно эротичной.
Он поднял голову, когда им нужно было отдышаться, и, отстранившись, мягко поцеловал ее губы.
— Останься.
Она могла только кивнуть.
Его руки крепче сомкнулись на талии Эммы.
— На секунду я подумал, что ты войдешь в свою квартиру, а я в свою. Мне не понравилось это ощущение.
Она улыбнулась и стала возиться с пуговицей на его рубашке.
— Какие восторженные слова, Кэссиди.
Он снова наклонил голову, зацепил зубами ее нижнюю губу и слегка укусил ее, прежде чем отпустить.
— Я покажу тебе свой восторг другими способами.
Эмма чуть не замурлыкала, понимая, что за этим кроется.
Но сначала о главном. Она положила ладони ему на плечи и надавила.
— Я не шутила насчет моих туфель.
Уголок его рта приподнялся, и он кивнул головой в сторону гостиной. Она последовала за ним, присев на стул, чтобы освободить ноги от оков на шпильках, пока он шел на кухню.
— Есть что-нибудь выпить?
— Вода?
Он налил им два стакана из фильтрованного кувшина в холодильнике, и к тому времени, как он подошел к ней и протянул ей стакан, ее туфли были сброшены.
Она пошевелила пальцами ног, поднося стакан к губам, ее глаза следили за ним, когда она делала глоток. Он держал свой стакан с водой, но не пил. Он наблюдал за ней.
Этот момент не должен был быть сексуальным. Это была просто вода.
И все же они одновременно поставили свои стаканы на стол, его вода слегка расплескалась, когда он рывком потянул ее со стула к себе.
На этот раз она была готова к его рту, и поцелуй быстро перерос из страстного в плотский. Ее пальцы быстро справились с его галстуком-бабочкой, развязав узел и отбросив его в сторону, чтобы ее пальцы могли добраться до пуговиц его рубашки.
Его руки скользнули по ее спине вниз к внешней стороне бедер, а затем снова вверх. Он слегка отстранился, когда она расстегнула первую пуговицу.
— Я уже говорил тебе, что ты сегодня прекрасно выглядишь? — сказал он грубым голосом. — Это все, о чем я мог думать. Я...
Эмма прервала все, что он собирался сказать, еще одним поцелуем. Она не хотела говорить. Было слишком много вещей, которые они могли бы сказать друг другу, чтобы все испортить.
Но сомнения все равно закрались, и на этот раз Эмма отстранилась от поцелуя, тяжело дыша и глядя на него.
— Речь идет только о сегодняшнем вечере, верно? — спросила она. — Пресловутый секс после свадьбы?
Его глаза слегка сузились, но потом он кивнул.
— Только сегодня вечером.
Они оба отвели глаза, зная, что в глазах друг друга хранится правда, с которой они не готовы встретиться лицом к лицу.
А потом Кэссиди целовал ее в шею, а она расстегивала его рубашку, и забыла обо всем, кроме того, как хорошо чувствовать его руки на себе. Как это было правильно.
Его пальцы нашли молнию на спине ее платья, потянув ее вниз, пока оно не упало на бедра. Эмма слегка покачнулась, чтобы сбросить его, и затем она стояла перед ним только в лифчике без бретелек и стрингах.
Он покачал головой, полуошеломленно глядя на нее.
— Эмма.
Ее пальцы расстегнули последние пуговицы, а затем спустили рубашку с его рельефных плеч, открывая взору подтянутое, стройное совершенство, которым был Кэссиди. Как звезда футбола в колледже, его тело было феноменальным, и было очевидно, что он придерживался тех же высоких стандартов совершенства даже после того, как его игровые дни закончились.
— Ты ведь знаешь, что у настоящих мужчин не должно быть шестипалого пресса, верно? — сказала она с улыбкой, слегка проведя по нему ногтями. — Это должно быть недостижимой фантазией.
Он поцеловал ее, улыбаясь ей в губы.
— Продолжай. Ты можешь использовать меня.
— О, я так и сделаю, — сказала она злобным тоном. Ее пальцы нашли пуговицу и молнию на его брюках, рука просунулась внутрь и скользнула под трусы, чтобы найти шелковистую сталь Кэссиди.
Он издал резкий вздох, когда она обхватила его ладонью, поглаживая его так сильно, как только могла в пределах его брюк и трусов. Он позволил ей исследовать себя несколько мгновений, его глаза горячо смотрели на нее, прежде чем он грубо обхватил пальцами ее запястье, отводя ее руку от себя.
Но он не отпускал ее запястье, пока они не оказались в спальне. Эмма откинула угольно-черное покрывало, пока он снимал носки и брюки. Затем она села на кровать, опираясь на руки, в одном лишь лифчике и трусиках. Он повернулся, его голодные глаза блуждали по ней, и Эмма почувствовала прилив чистого желания, настолько сильного, что у нее перехватило дыхание.
Она забыла, что секс может быть таким. Должен был быть таким.
Он наклонился, положил ладони на кровать по обе стороны от ее бедер и поцеловал ее, его язык был горячим и властным, рот — обжигающим и требовательным.
Когда его пальцы проникли внутрь, коснулись ее бедер, а затем зацепились за тонкую ткань трусиков, Эмма откинулась назад настолько, что приподняла бедра, давая ему возможность спустить их вниз и снять.
Он отбросил стринги в сторону, а его рука оказалась между ее ног, остановившись перед тем, как коснуться ее. Его глаза остановились на ней, прежде чем он дал ей то, чего она хотела: его рука протиснулась между ее ног.
Эмма вскрикнула, но он не проявил к ней милосердия, его большой палец вращался в идеальном безжалостном давлении. Его рука не останавливалась, когда он дернул подбородком в направлении ее груди.
— Сними. Лифчик.
Эмма потянулась за спину, расстегнула лифчик, как было велено, и отбросила его в сторону. Был ли он таким властным раньше? Неужели ей это так сильно понравилось?
Его глаза опустились к ее груди. Он поставил одно колено на кровать, и она отодвинулась ровно настолько, чтобы освободить длянего место, когда его рот опустился на ее грудь, а пальцы продолжили свою медленную пытку между ее ног.
Эмма ахнула, когда он провел языком по ее соску, а затем взял его в рот и пососал. Она наблюдала за тем, как впалые щеки и глаза закрываются, когда он лижет и сосет ее, а его рука подводит ее все ближе к грани рассудка.
А потом его другая рука нашла другую грудь, пальцы перекатывали сосок между большим и указательным пальцами, и она застонала.
Он ввел в нее палец, не переставая двигать руками и ртом, а потом Эмма кончила, ее тело взлетело в оргазмическое блаженство, которого она не испытывала со времен... Кэссиди.
Оргазмы не были такими хорошими с тех пор, как она в последний раз была с этим мужчиной.
Чёрт, как же это раздражало.
Он позволил ей прийти в себя, поцеловав ее в плечо, когда подошел к своей тумбочке и вытащил презерватив из ящика.
Он разорвал обертку и надел его, наклонившись, чтобы поцеловать ее.
— Обычно я бы не торопился, это в первый раз и все такое, за исключением...
— За исключением того, что это не в первый раз, — сказала она, ее пальцы коснулись его щеки. — И прошло уже семь лет.
Его глаза впились в ее.
— В точности мои мысли.
А потом он навалился на нее сверху и вошел в нее одним сильным собственническим движением, от которого ее спина выгнулась, а ногти впились в его плечи.
— Господи, Эмма... нет никого...
Ее пальцы нашли его губы, заглушая слова, которые, как она знала, он не хотел произносить. Он прикусил ее пальцы, прежде чем его руки скользнули по ее бокам, по ягодицам и вниз по ногам, чтобы зацепиться за колени, подтягивая ее ноги вверх, чтобы они могли обхватить его талию.
Эмма подчинилась, обхватив лодыжками его зад, и позволив ему поднять ее руки над головой. Его ладони были горячими на ее руках, прижимая ее к кровати.
Он всегда был страстным любовником, и она наслаждалась каждым моментом, но сейчас он погружался в нее с еще большей силой, время от времени отстраняясь, чтобы подразнить ее кончиком своего члена, прежде чем снова войти в нее.
Их тела соприкасались в идеальном ритме, а затем он отпустил ее руки, его руки снова скользнули вниз по ее телу, чтобы найти ее колени, прижимая их выше, так что она была широко раздвинута, используя нижнюю часть тела, чтобы потереться о нее, создавая горячее круговое трение.
Ее глаза распахнулись. Это была новая фишка.
Это было...
И тут она снова кончила, с тихими криками. Она почувствовала, как прижалась к нему, и он еще раз вошёл в неё, прежде чем резко выдохнул и задрожал на ней, кончики его пальцев впились в ее колени, когда он кончил.
Когда оргазм прошёл, его руки переместились по обе стороны от ее головы, слегка приподняв ее, чтобы заглянуть ей в лицо, а затем он опустил голову, устроившись в ложбинке между ее плечом и шеей.
Его дыхание было горячим и влажным на ее коже, и она провела пальцами по твердым выступам его спины, переводя дыхание.
Когда его собственное дыхание замедлилось, Кэссиди сдвинулся в сторону, его тело по-прежнему наполовину прикрывало ее, и он провел рукой по лицу.
— Что мы только что сделали?
Эмма повернула голову, чтобы посмотреть на него.
— Я не знаю. Наверное, это была ошибка.
Он повернул голову. Встретил ее взгляд.
— Возможно.
Сердце Эммы упало, но потом он по-мальчишески улыбнулся.
— Хочешь повторить ту же ошибку?
Она улыбнулась в ответ.
— Безусловно.
Глава 22
Она бросила его.
Они занимались любовью, по крайней мере, до трех часов ночи.
Но когда Алекс проснулся в семь утра, от нее не осталось и следа, только слабый запах ее цветочных духов и чувство сытости, которого его тело не испытывало уже слишком давно.
Секс с Эммой был лучшим сексом за долгое время.
Возможно, когда-либо.
И все же... она ушла. Ушла, как будто была всего лишь кем-то, кто нуждался в развлечении на ночь.
Одна мысль посетила Алекса, когда он сердито наливал кофе в свой френч-пресс, и он замер. Что, если бы он был тем самым развлечением?
Эмма не была пьяна, но она вдоволь напилась шампанского. Достаточно для того, чтобы сделать ее довольно мягкой, чтобы танцевать с ним?
Достаточно для того, чтобы она пошла с ним домой? Было ли это причиной того, что она переспала с ним?
Нет. Это было неправильно. Она была немного навеселе в начале вечера, как и все они. Но он учился с Эммой в колледже. Он знал, как выглядит пьяная Эмма, и прошлая ночь была не такой.
Но это все равно не объясняло, почему она ушла.
Алекс переоделся в свою спортивную форму, ожидая, пока кофе настоится, только для того, чтобы запоздало осознать, что это не будет его обычной рутиной воскресного утра. Обычно они с Митчеллом встречались каждое воскресенье на площади Колумба, чтобы совершить длительную пробежку вокруг парка, иногда к ним присоединялась Джули, которая совершала «короткую пробежку», то есть пробежку «к продавцу хот-догов».
Но ни Митчелл, ни Джули не собирались выходить на пробежку на следующий день после свадьбы. Очевидно.
Алекс завязал шнурки на кроссовках, затем встал и расправил плечи.
Ничего страшного. Он мог бегать один. Он делал это много раз до этого. Ему не нужен был Митчелл. Или Джули.
Ему определенно не нужна была Эмма и ее штучки-дрючки, по типу ускользающая-посреди-ночи...
Чёрт.
Алекс был по уши в дерьме, если обижался на женщину за то, что она не захотела остаться на следующее неловкое утро. Особенно на женщину, с которой у него была довольно печальная история.
Конечно, она не хотела оставаться рядом и готовить панкейки с кофе.
Алекс не мог ее винить.
И все же...
Он хотел бы, чтобы она была здесь.
Она должна быть здесь.
Возможно, это было результатом слишком многих фантазий его двадцатилетнего «я», когда он думал, что всю жизнь будет завтракать с Эммой, но он не мог избавиться от ощущения, что они должны были провести это воскресное утро вместе.
Алекс выругался, наливая кофе в свою кружку, сделал глоток, пока кофе был еще слишком горячим, обжег рот и начал ругаться снова.
Он с лязгом поставил стакан на место, уперся руками в стойку, повесив голову и пытаясь понять, что за черт забрался к нему в задницу и вывел его из себя.
Он пытался убедить себя, что это из-за недостатка сна.
Или пересыпания — он обычно вставал рано. А может быть, дело было в том, что он забыл о том, что его воскресная утренняя пробежка будет выбита из колеи в течение следующего месяца или около того, пока Митчелл будет находиться в фазе медового месяца.
Потом Алекс попытался списать это на то, что день до этого был длинным, и он провел его в общении с чопорными родственниками Митчелла, надев смокинг и наблюдая за тем, как полдюжины парней, которые не были им, танцуют с Эммой.
Он вскинул голову.
А вот и она. Эмма.
Он стукнул себя кулаком по лбу. Было ошибкой просить поставить эту песню. Ошибкой было приглашать ее на танец.
Но, черт возьми, ошибка началась задолго до этого. Она началась, когда ему пришлось смотреть, как она идет к алтарю, зная, что она идет не к нему.
И боль только усилилась, когда, благодаря какому-то случайному стечению обстоятельств, шаферы нарушили порядок, и ему пришлось вести ее обратно к проходу, как это было бы семь лет назад, если бы все не пошло прахом.
А потом ему пришлось провести остаток дня и вечер, наблюдая, как она флиртует с другими парнями, танцует с подружками и просто игнорирует его.
Так что да. Он пригласил ее на танец.
И танец перерос в нечто большее.
Что привело к чертовски хорошему сексу, что привело к...
К тому, что она улизнула на рассвете?
Это не имело смысла.
За исключением того, что на самом деле смысл был.
Потому что Эмма и Алекс были не просто двумя сексуально привлекательными людьми, которые встретились на свадьбе и практически подожгли постель.
Они были двумя людьми, которые провели последние полтора года, пытаясь игнорировать тот факт, что другой был жив.
То, что секс был великолепным... это была случайность.
Все дело в сексуальной атмосфере ночи. При свете дня между ними все еще оставалось багажа на 787 фунтов.
Она была права, когда напомнила им обоим, что прошлая ночь была всего лишь одноразовая.
Эмма также, вероятно, была права, что ушла до того, как они проснулись и занялись неловкими утренними делами.
Так почему же он был в плохом настроении?
Алекс подумал о том, чтобы позвонить Коулу Шарпу, который, как известно, время от времени устраивал утренние пробежки, но потом вспомнил, что большую часть предыдущего вечера он провел в желании врезать Коулу после того, как тот танцевал без необходимости близко к Эмме во время баллады Этты Джеймс, которая играет на каждой чертовой свадьбе.
Нет, он не хотел звонить Коулу. Или даже видеть Коула.
Чёрт, он должен уволить Коула.
Может быть, ему стоит позвонить Джейку. Или Сэму.
Вот только тогда ему придется следить за каждым словом, вылетающим из его рта, опасаясь, что о его состоянии доложат Грейс и Райли, а те в свою очередь доложат Эмме...
Ладно. Он никому не будет звонить.
Только... то, что он остался один, тоже не очень хорошо сказывалось на его психическом состоянии. Его мозг, казалось, был в порочном круге.
Это вернуло Алекса в исходную точку.
Он позвонит Коулу.
Он взял с тумбочки свой мобильный телефон, пролистал контакты, пока не нашел спортивного редактора.
Большой палец Алекса замешкался над кнопкой вызова.
Затем его палец переместился, прокручиваясь к другому имени. Он набрал номер прежде, чем успел передумать.
Глаза Алекса закрылись в тихой молитве, когда сонный женский голос на другом конце провода задал важный вопрос...
— Ты все еще любишь панкейки?
Глава 23
Переспать с Кэссиди не было ошибкой. Не совсем. Ее ошибкой не было и согласие пойти с ним на поздний завтрак.
И ошибкой не было то, что она съела три декадентских панкейки Фостера с бананами, хотя, возможно, ей следовало бы съесть только один.
Конечно, ни один из тех решений не был ее самым умным, но проблема была не в них.
Настоящая проблема возникла, когда она продолжила проводить с ним остаток дня.
То есть, все воскресенье она провела с Алексом Кэссиди.
И это было... замечательно.
— Ладно, Эмма, я просто собираюсь признаться, — сказал Кэссиди, когда они вышли из Starbucks с праздничными напитками в руках.
— Ты жалеешь, что не купил имбирный латте? — спросила она, делая глоток своего собственного восхитительного напитка. — Потому что ты не получишь ни глотка моего...
Он покачал головой, поворачиваясь, чтобы идти перед ней задом наперед, каким-то образом умудрившись ни с кем не столкнуться, когда он бросил на нее язвительный взгляд.
— Латте с гоголем-моголе — это то, что нужно. Все это знают.
Эмма сделала рвотное движение.
— Зачем кому-то портить отличный напиток эспрессо гоголь-моголем?
— Полегче, Скрудж. Но, в любом случае, твой отвратительный вкус к праздничным кофейным напиткам — это не то, на что я собирался жаловаться...
Эмма закатила глаза, протягивая руку, чтобы потянуть его за рукав и не дать ему столкнуться с подростком с по меньшей мере дюжиной пирсингов, идущего с противоположной стороны.
— Ладно, выкладывай все, что тебе нужно сказать, — сказала она, пряча улыбку и делая глоток кофе. Кофе с повышенным содержанием кофеина, благодаря отсутствию сна прошлой ночью.
Он остановился посреди тротуара, подняв ладонь, чтобы она тоже остановилась.
Все следы поддразнивания исчезли с его лица, и Эмма почувствовала, что улыбка сползает с лица.
— Ты уверена, что хочешь это услышать? — спросил он.
Она кивнула, хотя совсем не была в этом уверена.
Кэссиди слегка наклонился к ней.
— Та выставка, о котором ты восторгалась весь завтрак, а потом потащила меня на неё? — он сделал драматическую паузу. — Это было, наверное, самое ужасное, на что я когда-либо имел несчастье смотреть. И это не считая того случая, когда Джо Фалет и Крис Дориан оба стали причиной заголовков на втором курсе, где череп Джо была расколот пополам. Кажется, я видел мозг.
Внутри Эмма вздохнула от облегчения. Внешне она не утратила своего веселого выражения, ткнув пальцем ему в грудь.
— Эта выставка взята в займы из Вены и включает в себя некоторые из самых известных произведений искусства этого века.
— Этого века? Потому что этот век довольно молодой, и я думаю, что у золотистого ретривера и пальчиковых красок есть достаточно времени, чтобы установить новый стандарт в следующие пятьдесят лет.
Эмма закатила глаза и продолжила идти.
— Ты никогда не умел ценить искусство.
Но он согласился пойти с ней. Нет, он предложил это, после того как она слишком увлеклась недавно открывшейся выставкой МСИ(музей современного искусства) во время бранча.
— Мне нравится искусство, — запротестовал он. — Я эволюционировал. Я могу определить картину импрессиониста, и у меня есть должное уважение к «Давиду» Микеланджело, но современное искусство? Нет. Я поддерживаю свою теорию о том, что «малыши и собаки могут лучше».
— Хочешь поспорить? — сказала Эмма, делая еще один глоток своего имбирного латте.
— Конечно, — сказал он, пожав плечами. — Если у тебя нет проблем с тем, чтобы быть неправой.
Он снова переместился, вернувшись к ходьбе задом наперед, и она улыбнулась, потому что он выглядел так очаровательно по-мальчишески в своей серой толстовке и джинсах.
Затем ее шаги замедлились, когда она поняла, что видит. Она увидела старого Кэссиди. Она вообще остановилась, заслужив раздраженный взгляд мужчины, стоявшего позади нее, но она едва обратила на это внимание.
Кэссиди остановился вместе с ней, бросив на нее озадаченный взгляд.
— Ты в порядке?
— Да, — заставила она себя сказать. — Да, просто... устала.
— Пей, — сказал он, протягивая руку и постукивая по крышке ее стакана. — Если, конечно, ты не хочешь попробовать гоголь-моголь.
Эмма толкнула его в плечо, когда они продолжили идти.
— Куда теперь, Синклер? — спросил он.
Это был такой простой вопрос. Он мог бы задать его миллион раз, если бы они были вместе... если бы они были женаты.
Она сделала еще глоток кофе, и на кончике ее языка вертелся вопрос, какого черта они делают, бродя по городу вместе, разве они не договорились всего неделю назад держаться подальше друг от друга?
Он смотрел на неё, выражение его лица было знающим.
— Не делай этого.
— Не делай чего? — спросила она.
Он горько улыбнулся.
— Не говори то что думаешь. Пока не надо. Позволь нам просто провести один день как друзья. Ради Джули и Митчелла.
— Джули и Митчелла здесь даже нет, — сказала она, подняв брови. — И я чертовски уверена, что они сейчас совсем не думают о нас.
Он молчал несколько минут.
— Я рад за них.
Она посмотрела на него.
— Похоже, тебя это удивляет.
Он обхватил свой бумажный стаканчик обеими руками и посмотрел вниз, пока они шли.
— Ты не дала мне закончить. Я хотел сказать, что я рад за них... но и завидую. Очень сильно.
— О, — сказала она с пониманием.
— А ты нет? — спросил он.
Эмма немного колебалась.
— Джули — одна из моих лучших подруг. Митчелл тоже мой друг.
Они подошли к западному краю Центрального парка и по молчаливому согласию сели на одну из свободных скамеек.
— Но, да, — сказала Эмма, как только они устроились на скамейке. — Я тоже иногда завидую. Не в том смысле, что завидую их счастью, просто...
— Тебе просто хочется, чтобы всего было в достатке, — тихо сказал он.
Эмма подняла плечи.
— Наверное. Но иногда я не уверена. Это то, о чем мы говорили, когда я только начала писать статью о своих бывших. Когда-то давно я действительно хотела выйти замуж. Я хотела мужа, детей и счастливую жизнь. Но сейчас...
— Ты все еще хочешь этого, Эмма, — сказал он, наклонившись вперед и повернув голову, чтобы посмотреть на нее. — Я знаю, что хочешь.
Эмма посмотрела на пасмурное небо.
— Может быть. А ты?
Он отвернул голову, уставившись в свою кофейную чашку и теребя зарф(специальный аксессуар для ёмкости с горячим напитком).
— Зависит от обстоятельств.
— От каких?
Он не ответил, а Эмма ждала. И ждала.
Но после пары минут, в течение которых, как она полагала, он все обдумывал, он снова повернул свое лицо к ней, и на нем уже не было видно того затравленного выражения, которое было несколько минут назад.
— Ты готова загладить свою вину?
Глаза Эммы сузились.
— Загладить свою вину?
— За ужасную художественную выставку. Что еще я могу иметь в виду? — спросил он с широкой ухмылкой.
— Хороший вопрос, — медленно сказала она. — Что ты мог иметь в виду? Потому что мы оба знаем, что из нас двоих я — святая, а ты...
Кэссиди встал, опустил свою пустую чашку в стоящее рядом мусорное ведро и протянул ей руку.
— Давай. Ты должна мне за то, что заставила меня тридцать минут смотреть на то синее пятно, а потом еще тридцать минут обсуждать, вдохновила ли его мертвая жена или его утренняя помойка.
— Это была твоя оценка, а не моя, — сказала Эмма, принимая его протянутую руку и вставая. — Если бы ты прочитал информационное табло, там ясно сказано...
Кэссиди закрыл рот пальцем.
— Время жуткого искусства закончилось. Нет, то, что я предлагаю, немного менее пафосно, но гораздо веселее.
— Секс? — спросила Эмма, бросив на него взгляд «типичный парень».
Он пошевелил бровями.
— Мне нравится, куда ты клонишь, Синклер, правда, но я думал скорее о мороженом в «Eataly».
— О мороженом? Мы только что позавтракали.
— Хорошее замечание, — сказал он, не сопротивляясь. — Мы согласны с твоей идеей. Мы за секс. У меня или у тебя? Забудь... у меня. Потому что твоя квартира — это квартира Камиллы, а мой член отказывается подвергаться воздействию такой среды.
— Твой член вообще не будет обнажен, — сказала Эмма, вскидывая руки в отчаянии. — Мы договорились, что прошлая ночь была на один раз. Помнишь?
— Конечно, — сказал он, просунув свою руку в ее и потянув ее назад в направлении их здания. — Но это было раньше.
— До чего? — спросила она, глядя на него.
Он слегка нахмурился, как будто ответ был очевиден.
— До панкейков, Эмма. Очевидно же. А что, о чём ты подумала?
Эмма ничего не ответила, но улыбнулась.
Если подумать, сегодня она улыбалась больше, чем за долгое, долгое время.
Глава 24
Поскольку Джули не было в офисе в течение следующих двух недель, Эмма очень надеялась, что ей удастся легко отделаться, когда дело дойдет до послесвадебных разборок.
Она знала, что Джули видела ее танец с Кэссиди, но была уверена, что Грейс и Райли не видели.
Через пять секунд после того, как она вошла в офис в понедельник утром, эти надежды рухнули.
Дверь в их кабинет обычно держали открытой, чтобы избежать ощущения клаустрофобии, но к приходу Эммы она была закрыта.
Открыв ее, она увидела Грейс и Райли, танцующих дурацкий медленный танец под... эту чертову песню Кэрри Андервуд и Рэнди Трэвиса.
Эмма бросила сумочку на стол, стараясь выглядеть строгой, но улыбка вырвалась наружу, когда она положила руки на бедра.
— Да ладно. Серьёзно?
— Шшш, — сказала Грейс, положив голову на плечо Райли. — У нас тут особенный момент.
— В хорошем смысле, — сказала Райли, прежде чем начать делать какие-то движения тазом в стиле Элвиса.
Эмма просунула руку между их телами, отталкивая подруг друг от друга.
— Очень смешно, чёрт возьми. Дайте-ка угадаю: Джули позвонила вам и сообщила, что я танцевала с Кэссиди?
— К сожалению она не звонила, — сказала Грейс, подойдя к ноутбуку, чтобы остановить музыку, звучащую из его дрянных колонок. — Она была поглощена брачной ночью.
— Да, не будь наивной, Эмс, — сказала Райли, доставая из сумочки коробку с пончиками и засовывая один в рот. — Она написала сообщение.
Эмма хотела спросить, что было в сообщении Джули, но вовремя закрыла рот. Чем меньше слов, тем лучше. Ей не нравилось хранить секреты от своих подруг, но она также не собиралась добровольно рассказывать, что они с Кэссиди провели всю субботнюю ночь в постели. И уж точно она не собиралась говорить им, что и половину воскресного дня тоже.
Видя, как ее подруги влюбляются, подарило Эмме множество моментов, когда она высказывала им «я же тебе говорила». Она не была уверена, что хотела бы оказаться в этой роли, хотя, безусловно, заслужила это. Карма действительно была сукой.
Но, к ее удивлению, Грейс и Райли не спрашивали. Они даже не пытались ничего разузнать. Грейс вернулась к своему компьютеру, а Райли доедала третий пончик, прокручивая большим пальцем Твиттер на своем телефоне.
Глаза Эммы подозрительно сузились, но когда они так и не сказали ни слова, она развернула свое кресло, чтобы загрузить компьютер.
— Кстати, — сказала Грейс непринужденным тоном. — Кэссиди заходил сегодня утром. Спросил, не могла бы ты подняться к нему.
Ах. Вот оно.
Эмма повторила непринужденный тон Грейс.
— Он сказал, что ему нужно? — спросила Эмма, играя с резинкой для волос, когда она развернула свое кресло лицом к ним.
— Да, — сказала Райли, набивая рот пончиком. — Это начинается на «к» и рифмуется с... с... подожди, разве нет слова, которое рифмуется с киской? Этого не может быть.
Эмма сильно ударила резинкой по Райли, попав ей между ее впечатляющей груди.
— Ой! — сказала Райли, потирая место.
— Серьезно, он сказал, что хотел?
— Сказал, что твоя статья не была сдана вместе с остальными нашими в пятницу, — сказала Грейс, ее голос был любопытным.
— Наверное, потому что эта чертова история ещё не была закончена, — пробормотала Эмма.
Но она не винила Грейс за то, что та была озадачена. Эмма всегда сдавала свои статьи вовремя. Они все сдавали. Ну, кроме Джули, которой могло сойти с рук практически все, просто потому что она была Джули.
Райли убрала телефон, положила коробку с пончиками на стол и смахнула сахар с пальцев, глядя на Эмму.
Эмме с трудом удалось не ёрзать.
— Тебе нужна помощь со статьей? Хочешь поговорить об этом? — спросила Райли.
Эмма прикусила губу. Время правды. Ведь если ты не можешь рассказать друзьям, то кому тогда?
— Я закончила свою статью, — проговорила она. — Сегодня рано утром.
— Ну, это хорошо, — сказала Грейс. — Ты беспокоишься, что он собирается отчитать тебя за опоздание на пару дней, потому что...
— Я не писала о Кэссиди, — перебила Эмма.
Райли села на свое кресло и наклонилась вперед.
— Подожди, ты решила не писать статью о бывших?
Эмма почесала нос.
— Нет, я действительно написала её, я просто не писала о... нем. Я написала о двенадцати днях с бывшими, за минусом...
— За минусом того, кто имел значение, — тихо сказала Грейс. Ее голос был мягким и совсем не обвинительным, но Эмма закрыла лицо руками от стыда.
— Я не могла этого сделать! — причитала она. — Я не могла выставить это на всеобщее обозрение.
— Милая, все в порядке, — ворковала Райли, подойдя к ней и погладив ее по голове. — То, что ты пишешь для Шпильки, не означает, что ты обязана выкладывать все на всеобщее обозрение.
— Но вы, девочки, так и сделали, — сказала Эмма, глядя на своих подруг. — Вы все трое были храбрыми.
— Мы писали о нашей личной жизни не потому, что были смелыми, Эмма, — сказала Грейс. — Мы сделали это, потому что в каком-то смысле для нас в то время это было катарсисом. Но это не значит, что у тебя с Кэссиди все будет так же.
— Нет никаких меня и Кэссиди, — уныло сказала Эмма.
Райли легонько ткнула Эмму в щеку.
— Правда? Потому что я узнаю румянец, вызванный оргазмом, когда вижу его, а цвет твоего лица сегодня утром выглядит довольно розовым.
Эмма проигнорировала это. Хороший — нет, отличный — секс с Кэссиди волновал ее меньше всего. Это никогда не было их проблемой.
Она наклонилась и стала рыться в сумке, пока не нашла синюю папку, в которой всегда хранила свои незаконченные статьи. Она подняла ее.
— Так что же мне делать?
— Статья закончена? — спросила Грейс.
— Да.
— Просто там не написано о Кэссиди, — уточнила Грейс.
Эмма кивнула.
Райли пожала плечами.
— Ну и что? Скажи ему это. Он не может заставить тебя писать о нем. Это было бы отвратительным злоупотреблением властью, а это не то чем он занимается.
— И все же, — сказала Грейс, подняв палец, — именно он заставил ее написать это в первую очередь. Это прямо-таки игра власти.
— Верно. Но он не будет настаивать на этом, — сказала Райли. Она посмотрела на Эмму. — Не сейчас.
— Не будет? — с надеждой спросила Эмма.
— Я так не думаю, — задумчиво сказала Райли. — Я думаю, он получил то, что хотел.
— Ты наконец-то придумала слово, которое рифмуется с киской?
— Нет, черт возьми, — затем ее подруга улыбнулась. — Слушай, я не собираюсь утверждать, что вы двое не испытывали какого-то странного сексуального напряжения с тех пор, как я вас встретила. Но я не думаю, что это было его целью. Я думаю, он просто хотел, чтобы ты увидела его.
— Голым, — подхватила Грейс. — Он хотел, чтобы ты увидела его голым.
— Определенно, — размышляла Райли. — Но не только это.
— Ладно, хватит об этом, — сказала Эмма, помахав круговым движением у лица Райли. — Что за странная прорицательская неясность? Просто выкладывай это уже.
— Кэссиди хотел привлечь твое внимание, — пояснила Райли. — Вот почему он заставил тебя написать статью. А теперь, когда она у него? Я не думаю, что он будет настаивать на том, чтобы ты написала о нем. Чёрт, возможно, он даже предпочтет, чтобы ты этого не делала. Кроме того, не похоже, что рассказ о твоих бывших является здесь каким-то большим секретом.
— Ладно, подожди, — сказала Эмма. — Ты говоришь так, будто мы с ним снова вместе. Мы с Кэссиди действительно переспали, но на этом всё.
Райли пожала плечами.
— Логично. Но можно дать совет?
— О, нет, — пробормотала Грейс.
— Что? — настороженно спросила Эмма.
— Желательно когда ты будешь говорить ему, что вычеркнула его из своей статьи, во время написания об одиннадцати других парнях, с которыми спала, сделать вот что...
— Чтоооо? — спросила Эмма, когда Райли не продолжила.
Ее подруга потянулась вниз и быстро расстегнула одну из пуговиц на блузке Эммы, обнажив еще немного декольте.
— Вот так, — сказала Райли, отступая назад, чтобы полюбоваться своей работой. — Это должно помочь делу.
Эмма закатила глаза и встала, постукивая синей папкой по ладони.
— Хорошо. Я иду к нему в кабинет. Пожелайте мне удачи.
Грейс кивнула в сторону груди Эммы.
— Оставь свою блузку в таком виде, и я не думаю, что она тебе понадобится.
Эмма бросила на них обоих раздраженный взгляд, после чего вышла из кабинета и направилась к лифту.
Однако она не стала застегивать блузку.
Глава 25
Эмма чуть не врезалась головой в Коула Шарпа, который собирался войти в лифт, когда она выходила на этаже Оксфорда.
— Мисс Синклер, — сказал Коул, успев схватить ее руку и поцеловать тыльную сторону, прежде чем она поняла, что происходит. — Что привело вас сегодня утром в запретную мужскую пещеру?
— Мужскую пещеру? Ты так ее называешь? Потому что всё ужасно похоже на этаж Шпильки, только со спортивной атрибутикой вместо образцов косметики.
— Нет, это определенно мужская пещера, — сказал Коул. — Ты просто не замечаешь этого из-за своих яичников. К сожалению ты ничего не можешь с этим поделать.
Эмма улыбнулась, поддавшись его легкому обаянию, как она всегда делала.
— Ты знаешь, что ты подрядчик, верно? — сказала она, когда они отошли в сторону, чтобы группа мужчин могла выйти из лифта. — Ты не обязан быть здесь.
— Верно, но кто тогда будет следить за тем, сколько раз Мэлоун и Грейс пробирались на лестничную клетку? К тому же, мне нравится присматривать за стариком Кэссиди. Нужно иногда давать ему взбучку, чтобы он не сошел с ума, как римский император. Кстати говоря...
Эмма подняла палец.
— Нет. Даже не думай об этом.
— Я как раз собирался спросить, направляешься ли ты в кабинет босса, и если да, то не могла бы ты сказать ему, что я отпросился на день, — сказал Коул, его глаза выражали замешательство.
— О, — сказала Эмма, чувствуя себя глупо из-за своей защитной реакции.
— Ииииии также хочу поблагодарить тебя от имени всех сотрудников Оксфорда за хорошее настроение босса сегодня утром, — он подмигнул.
Эмма ударила его по плечу, хотя не могла не улыбнуться, потому что именно это и делал Коул. Вызывал улыбки.
— Убирайся отсюда, Шарп.
Он подмигнул и нажал на кнопку лифта, когда она уходила.
— Эмма, — позвал он.
Она остановилась, и он подошел к ней, выражение его лица было более серьезным, чем обычно.
— Ты ведь не пойдешь туда, чтобы порвать с ним?
Эмма нахмурилась, затем подняла свою папку.
— Я просто иду сдавать свою статью.
— О, — сказал он, облегчение мелькнуло в его чертах.
— И еще, — сказала она, чтобы он не подумал неправильно, — я не могу порвать с Кэссиди, потому что мы не вместе.
Настал черед Коула нахмуриться.
— Но я думал...
— Что мы провели ночь вместе после свадьбы? Конечно, — сказала Эмма. — Но провел ли ты ночь с кем-то после свадьбы?
— Джентльмен никогда не говорит...
— Оставь это, — мягко сказала она. — Я видела девушку в красном платье. Но я к тому... ты планируешь позвонить ей снова?
— Это был просто случайный секс, — пробормотал он.
— Именно, — самодовольно сказала она, слегка похлопав его по груди.
Коул не ответил на ее ухмылку, его выражение лица выражало что-то, что она не могла точно прочитать.
Не обращая внимания на нетипичную встречу, она направилась в кабинет Кэссиди. Дверь была открыта, но Эмма остановилась, прежде чем войти, когда увидела, что он не один.
Его глаза оторвались от того, на что смотрели он и другой парень, и встретились с ее, а затем, черт возьми... его взгляд потеплел. Она действительно видела, как вспыхнули его глаза, когда они смотрели на нее.
Очевидно, то же самое сделал и другой парень, потому что темноволосая голова повернулась, чтобы посмотреть, на кого смотрит Кэссиди.
Эмма оторвала взгляд от Кэссиди и улыбнулась.
— Привет. Линкольн Мэтис, верно? Мы встречались раз или два, но я...
— Эмма Синклер, — сказал он, вставая и протягивая ей руку для рукопожатия.
Эмма протянула свою ладонь по привычке и из хороших манер, но по правде говоря, она была просто немного ошеломлена. Неужели Оксфорд не нанимал парней с обычной внешностью? Или точёная челюсть была частью требования к работе?
Так было каждый раз, когда она сталкивалась с этим парнем, и Эмма знала, что она не одинока в этом плане. Райли, Грейс и Джули были по уши влюблены в своих мужчин, но и они не преминули пощебетать о том, что Линкольн чертовски хорошо выглядит.
Темные вьющиеся волосы и голубые глаза были чертовски хороши, но все дело было в его улыбке. Она умудрялась быть одновременно дерзкой и очаровательно застенчивой. Ходили слухи, что Линкольн — единственный парень в городе, у которого черная книга больше Библии и при этом нет ни одной озлобленной бывшей.
Женщины любили его. Все женщины. Включая тех, с которыми он встречался, спал, а потом бросал. Это была одна из великих загадок жизни.
— У вас, ребята, встреча? — спросил Линкольн. — Я могу убраться отсюда. Спасибо за уделённое время, босс. Думаю, ты прав. Мы определенно просрочили выпуск еще одной статьи о точке G.
Линкольн собрал свои бумаги и ручку, как будто не он только что упомянул о точке G так же случайно, как кто-то упомянул о дезодоранте.
— Увидимся, Эмма, — сказал он с мальчишеской улыбкой, прежде чем выйти из кабинета Кэссиди.
Эмма посмотрела ему вслед. Бабочки в животе. Вот что Линкольн Матис сделал с ней. Вызвал бабочки в животе. У нее не было их с... средней школы?
— У тебя слюни текут, — пробормотал Кэссиди, проходя мимо нее, чтобы закрыть дверь.
— Этот мужчина... — сказала Эмма.
— Он пялился на твое декольте, — пробормотал Кэссиди, возвращаясь в свое кресло за столом.
Эмма спрятала улыбку. Такого Кэссиди она еще не видела. Он был милым, когда был раздражен и ревновал.
Она села напротив него, не замечая, как его взгляд задержался на вышеупомянутом декольте. Хороший выбор, Райли.
Вот только... Она глубоко вздохнула. Это был не Кэссиди, с которым она принимала душ сегодня утром. Это был Кэссиди, временный босс.
Не смешивай эти два понятия, Эмма.
Эмма достала из папки свою статью и разложила бумаги на столе.
— Моя статья. Поздновато конечно.
Он пожал плечами, но не потянулся за бумагами.
— Ничего страшного.
— Не надо, — сказала она предупреждающим тоном. — Не относись ко мне по-другому из-за того, что произошло на выходных. У нас могут быть разные личные проблемы, загромождающие наши рабочие отношения, но ты все ещё мой босс.
Он взял со стола ручку и щелкнул ею. Раздражающая привычка, но в то же время показательная. Это означало, что он о чем-то задумался.
— Примерно треть Шпильки и половина Оксфорда не прислали свои статьи в пятницу, Эмма. Я не наседаю на них по этому поводу, и не собираюсь наседать на тебя.
— Я ценю это, — медленно сказала она. — Мне также нужно, чтобы ты отреагировал на следующую новость с той же профессиональной беспристрастностью.
Его глаза сузились, и щелканье ручки прекратилось на пару секунд, прежде чем возобновиться.
— Хорошо.
Она поджала губы.
— Я не написала о тебе.
Щелканье ручки не прекращалось.
— Ты изменила идею статьи?
— Нет, — сказала она, нервно покусывая зубами нижнюю губу. — Я все еще писала о «Двенадцати днях с бывшими», как мы и договаривались.
Она заставила себя встретиться с ним взглядом.
— Ты просто не один из них. Я нашла другого человека на двенадцатое место. Парень, который был несколько лет назад...
Щелчок. Щелчок. Щелчок.
Он наблюдал за ней. Затем: — Хорошо.
Эмма ждала продолжения его мысли. Но этого так и не произошло.
— Хорошо? Это все?
Он отложил ручку в сторону. Наконец-то. Затем наклонился вперед.
— Эмма, ты хочешь, чтобы я относился к тебе, как к остальным своим сотрудникам. Я хочу относиться к тебе так же, как к остальным моим сотрудникам. И если бы кто-то из них сказал мне, что решил не писать об определенном аспекте своей личной жизни, я бы и глазом не моргнул.
Его заявление было настолько рациональным, настолько освежающе взрослым, что Эмма вздохнула с облегчением.
— Спасибо, — сказала она.
Он покачал головой, забирая ее статью и добавляя ее в стопку на углу своего стола.
— Тебе не за что меня благодарить. Если уж на то пошло, ты должна порицать меня за то, что я вообще поручил тебе эту статью. Мои мотивы были...
— Личные? — спросила она, когда он прервался.
Уголок его рта приподнялся.
— Да. Мои мотивы были личными, и я сожалею. Я должен был сделать больше, чтобы отделить свои рабочие цели от личного любопытства. Но, если говорить о хороших новостях... это не должно стать проблемой надолго. Сегодня утром я получил письмо от Камиллы. Она возвращается на следующей неделе.
— На следующей неделе? — пискнула Эмма. Она думала, что у нее есть еще месяц, чтобы окончательно определиться с квартирой.
— Не волнуйся, она не собирается тебя выгонять. Она специально сказала, что намерена остаться с тем, как бы там его не звали парнем, когда она вернется. Тебе не придется быть с ней соседками.
Слава богу. Эмма прекрасно понимала, что ей нужно наладить свою жизнь и найти собственное место, но она не была уверена, чего хочет. Дом или... что нибудь другое.
— Так они не расстались? — спросила она.
Он пожал плечами.
— Не похоже. Она сказала, что прекрасно проводит время, но скучает по работе.
— Это похоже на Камиллу, — размышляла Эмма. — Шпилька — это ее жизнь. Я не знаю, как она так долго продержалась вдали от этого.
— Ну, — сказал он, вставая. — Для некоторых людей не существует разделения между профессиональным и личным. Они этого не хотят.
— Наверное, — сказала она, настороженно наблюдая за ним, пока он обходил стол и приближался к ней.
Он остановился в нескольких дюймах от того места, где она сидела, прислонившись к столу и скрестив руки на груди, глядя на нее сверху вниз. По тому, как загорелись его глаза, она поняла, что он очень, очень хорошо видит ее едва застегнутую блузку.
— Эмма.
У нее пересохло в горле.
— Да?
— Я очень стараюсь не забывать, что технически я твой босс.
— Но... — спросила она.
Он уставился на нее.
— Но я действительно хочу перегнуть тебя через этот стол, задрать твою юбку и трахнуть тебя.
У Эммы свело живот, и она почувствовала мгновенную боль от пустоты между ног.
— Кэссиди, — вздохнула она. — Мы не можем.
— Я знаю.
— Сегодня утром мы договорились, что это был последний раз, — продолжала она, объяснение звучало как ужасно жалкое оправдание, учитывая, что сексуальная энергия в комнате быстро приближалась к точке кипения. — Мы не можем заниматься этим... случайным сексом. Не с нашим прошлым.
Не без того, чтобы один или оба из нас пострадали.
— Я знаю, — повторил он, расцепив руки и положив ладони по обе стороны от бедер на стол.
Эмма провела ладонями по ткани своей серой юбки, нуждаясь в том, чтобы сделать с ними что-то, кроме как потянуться к нему. И если по его белым костяшкам пальцев можно было судить, он столкнулся с такой же проблемой.
Она хотела его. Они хотели друг друга.
И это было глупо, безрассудно и, возможно, немного запретно, что делало это еще более заманчивым.
Эмма закрыла глаза.
— Если Камилла вернется в следующий понедельник, ты будешь только моим боссом...
— Еще пять дней, — медленно сказал он. — И если я не буду читать твою статью, если я оставлю его Камилле для редактирования, то я буду твоим начальником только формально, а не так, чтобы это могло представлять конфликт интересов.
Эмма негромко рассмеялась.
— Не было никаких опасений по поводу конфликта интересов, когда ты поручил мне эту чертову статью...
— За что я извинился, — спокойно сказал он.
— И за что я тебя прощаю, — так же спокойно ответила она.
Тишина в комнате нарастала. Как и сексуальное напряжение.
Когда Эмма заговорила снова, ее голос был хриплым шепотом.
— Дверь...
— Заперта, — перебил он.
Затем он протянул одну руку вниз, обхватил ее за шею и притянул к себе. Его рот завладел ее ртом вплотском обладании.
Лишняя пуговица, которую Райли расстегнула, в итоге не имела ни малейшего значения. Не тогда, когда он грубо потянул ее за блузку, заправленную в юбку, разрывая ее одежду с той же неистовой силой, с какой она рвала его.
Сегодня не было ни пиджака, ни галстука, только темно-синяя рубашка на пуговицах, которую Эмма почти сорвала с его тела, прежде чем впиться зубами в его плечо.
Кэссиди выругался, одной рукой обхватил ее за спину, другой запутавшись в ее волосах, когда он притянул ее рот к своему. Затем он развернул их, так что теперь Эмма была прижата бедрами к столу.
Затем его руки скользнули под ее задницу, приподняв ее так, что она оказалась сидящей на столе, а его руки грубо раздвинули ее бедра, чтобы он мог встать между ними.
Он стянул с себя рубашку, прежде чем снять ее, и они оба застонали, когда его ладони сомкнулись на светло-розовой ткани ее бюстгальтера.
— Когда я смотрел, как ты надевала его сегодня утром, я мечтал снять его снова, — сказал он, отступая назад и проводя пальцем по маленькому бантику между ее грудями.
— Так почему бы тебе этого не сделать?
Вместо того чтобы подчиниться, он согнул колени и провел кончиком языка по верхнему изгибу каждой груди, с каждым движением опускаясь все ниже и ниже, пока не провел языком под тканью, но так и не коснулся ее сосков, которые отчаянно требовали его прикосновения.
Чтобы отплатить ему, она потянулась к выпуклости его брюк, ногтями слегка очертила контур его твердого члена, не давая ему никакого облегчения. Он провел зубами по ее груди, и она застонала.
Его руки, наконец, скользнули по ее спине, быстрым движением расстегивая застежку лифчика, прежде чем медленно стянуть с нее кружевное одеяние.
Эмма закрыла глаза, но он одним пальцем приподнял ее подбородок, наклонив ее лицо к своему, и она открыла глаза, чтобы встретить его страстный взгляд. Затем его большие пальцы нашли ее соски и надавили, в то время как его голубые глаза оставались прикованными к ней, наблюдая за каждой ее реакцией, как будто пытаясь запечатлеть в памяти каждый ее стон и вздох.
Ее руки легли на его талию, его кожа была горячей и твердой под её ладонями, и она попыталась притянуть его еще ближе, а когда это не сработало, ее руки легли на его голову, притягивая его губы к своим, и она использовала свой язык, чтобы подразнить его.
Затем он отстранился и согнул колени, его губы нашли ее сосок, а ладонь накрыла ее рот, заглушая изумленный крик.
Эмма откинула голову назад, ее спина выгнулась дугой, когда она сидела на столе Кэссиди, а его темноволосая голова двигалась между ее грудей, обдавая их вниманием своего горячего рта.
Когда он выпрямился, она застонала от потери, но лишь на мгновение, потому что затем он оторвал ее от стола и развернул к себе, одной рукой обхватив ее бедро, а другой нашел место между лопатками и толкнул так, что она перегнулась через стол, подняв задницу вверх.
Он наклонился вперед бедрами, и даже сквозь ткань его брюк и юбки она почувствовала, как его твердый член прижимается к ней. Это было одновременно слишком много и недостаточно, и она издала неровный хныкающий звук, который можно было назвать либо мольбой, либо проклятием.
Кэссиди обхватил ее одной рукой за грудь, оттягивая ее верхнюю часть тела назад настолько, чтобы он мог прижаться ртом к ее уху.
— Я солгал раньше, — грубо сказал он, его рука опустилась вниз и коснулась ее груди.
Она слегка покачала головой, показывая, что не понимает, и его пальцы ущипнули ее сосок. Сильно.
— Я не закрыл дверь, — прошептал он.
Затем его руки скользнули вниз, нашли подол ее юбки и задрали его вверх по бедрам, по заднице, пока его большие пальцы не коснулись кружев, прикрывающих ее ягодицы.
— Любой может войти, — прошептал он, разминая пальцами ее мягкую плоть. — Любой может войти и увидеть, как я делаю это.
Он опустился на колени, когда его руки стянули с нее трусики, используя свое тело, чтобы поддержать ее, когда он помог ей выйти из крошечного кусочка кружева, не зацепив трусики за каблуки.
Большие пальцы Кэссиди коснулись ее лодыжек, это прикосновение было странно эротичным, прежде чем его руки совершили медленный путь вверх по икрам, по задней части бедер, а затем между ними, раздвигая их.
Его палец плавно скользнул в нее в тот самый момент, когда его зубы прикусили ее ягодицу, и Эмма вскрикнула, вынужденная заглушать свои стоны собственной рукой, поскольку его была занята.
Его свободная рука скользнула по ее груди, кончики пальцев легко нащупали узелок ее клитора, когда второй палец из другой руки присоединился к первому и вошёл в неё.
Ощущения были слишком сильными. Между пальцами, ласкающими её, пальцами, извивающимися внутри нее, и его горячим дыханием на задней поверхности ее бедер, Эмма достигала оргазма, ее ногти бесполезно царапали твердую поверхность его стола, когда она кончила сильнее, чем когда-либо прежде.
Он медленно встал, его руки оставались на ее бедрах, пока он не убедился, что она стоит ровно, а затем он повел ее к другой стороне стола.
Ее затуманенный мозг не мог понять, почему они двигаются, но когда он открыл ящик стола, она поняла.
Презерватив.
— Ты пришел подготовленным, — сказала она, ее голос все еще звучал немного дрожаще.
Он улыбнулся ей.
— С надеждой. Я пришел с надеждой.
А потом он снова поднял ее, так что она сидела на столе, а он — в своем кресле. Ее юбка упала на бедра, когда они двигались, и он медленно задрал ее, придвинув кресло так, что его лицо оказалось между ее бедер.
— Кэссиди, — простонала она.
Он игриво улыбнулся ей.
— Что случилось, Эм? Беспокоишься, что кто-нибудь может войти и увидеть тебя сидящей на моем столе с раздвинутыми ногами?
Ее стон был наполовину желанием, наполовину паникой. Она никогда не считала себя эксгибиционисткой, но риск быть замеченной делал и без того эротическую встречу откровенно плотской.
Его озорная ухмылка стала совсем порочной, когда он притянул ее еще ближе к своему лицу, а его руки зацепились за ее задницу.
— Просто расслабься и представь, детка.
— Что представить? — сказала она, слова вырывались с трудом.
— Представь, как мы, должно быть, выглядим, когда мое лицо зарыто между твоих бедер.
Затем он опустил к ней лицо, высунув язык, чтобы попробовать ее влагу, когда она вскрикнула. У нее мелькнула мысль, что кто-то мог ее услышать, но затем он притянул ее ближе, прижался к ней языком и лизнул точно в нужном месте, и она не заботилась ни о чем, кроме того, чтобы убедиться, что он не остановится.
Ее голова откинулась назад, а пальцы запутались в его волосах, когда она прижала его голову к себе и отдалась неистовому жару его рта.
— Кэссиди, — выдохнула она, когда снова начала постанывать. — Остановись, я не могу...
Но она могла. И смогла. Второй оргазм был таким же сильным, как и первый, и оставался с ней на протяжении всего момента.
Когда он встал, Эмма моргнула, ее зрение слегка затуманилось.
— Тебе не следовало этого делать, — сказала она. — Я получила два оргазма, а ты...
— Собираюсь выполнить свою угрозу трахнуть тебя на столе, — сказал он ей на ухо.
Он потянул ее вперед, и Эмма подумала, что ноги ее ни за что не удержат, но когда он развернул ее и толкнул обратно через стол, звук расстегивающегося ремня и сползающих брюк снова возбудил ее.
Уголком глаза она увидела, как обертка от презерватива упала на стол рядом с ней, а затем его руки оказались на ней, его член прижался к ней, и он погрузился в нее одним плавным, горячим движением.
— Эмма, — простонал он. — Ты такая мокрая.
— Это твоя вина, — пролепетала она, когда он начал входить в нее.
Делали ли они это таким образом раньше? Она не могла вспомнить. Но если и делали, то никогда не было так интенсивно.
Она почувствовала, как его пальцы впиваются в кожу на ее бедрах, услышала его стон и поняла, что он уже близок. Инстинктивно понимая, что ему нужно, Эмма положила ладони на стол, выгнула спину и повернула голову так, чтобы он мог видеть ее профиль.
Когда она подняла на него глаза, зная, что он распознает жар и желание в ее взгляде, Кэссиди прорычал ее имя, погружаясь в нее достаточно сильно, чтобы вдавить ее в стол, прежде чем он обхватил ее рукой и кончил с хриплым криком.
Медленно Эмма опустилась на стол, опираясь на локти, и он последовал за ней, не сильно, но так, что его подбородок уперся в ее плечо, а его дыхание все еще ощущалось в ее волосах.
Когда он отстранился, они обменялись тайной улыбкой, прежде чем начать неловкий процесс сбора разбросанных предметов одежды.
Он улыбнулся в знак благодарности, когда она протянула ему ремень, а затем протянул руку, чтобы пригладить ее волосы.
Эмма разгладила юбку и отступила назад.
— Насколько очевидно я выгляжу?
— Не спрашивай меня, — хрипло сказал он. — Я все еще чувствую твой вкус. Так что для меня ты выглядишь как следует оттраханной.
Эмма фыркнула. Затем покраснела.
— У тебя здесь есть зеркало?
Он посмотрел на нее.
— Отлично, — пробормотала она, изо всех сил стараясь пригладить волосы и быстро проведя пальцами под глазами, чтобы убрать остатки туши, которая могла быть не на месте.
Он наблюдал за ней с нечитаемым выражением лица, и Эмма прикусила губу.
— Я, наверное, пойду. Райли и Грейс, вероятно, задаются вопросом...
Он улыбнулся на это.
— Да, я не думаю, что им интересно.
Она поджала губы.
— Хорошое замечание. Но мне нужно работать. Та статья, которую я сдала, завершена, но мне нужно поработать с графической командой, чтобы выяснить, хотят ли они сделать какие-либо визуальные образы к моей статьей.
— Визуальные образы? — спросил он. — Что, к примеру, фотографии парней?
— Нет, — сказала она, взмахнув рукой. — Больше как... они иногда вставляют туда девчачьи мультяшные фигурки. Неважно. Мы разберемся.
Он покачал головой.
— Камилла не может вернуться достаточно быстро.
Эмма уже направилась к двери, но остановилась.
— Ты имел в виду то, что сказал? О том, что не читал статью?
Он кивнул, засунув руки в карман.
— Я не хочу читать ее как твой босс, Эмма. Я позволю Камилле позаботиться об этом.
— Хорошо, — сказала она, заставив себя улыбнуться.
Затем она снова повернулась назад.
— Ты сказал, что не хочешь читать это как мой босс. Может быть, ты прочтешь ее как мой друг? Я имею в виду, когда это появится на полках магазинов.
Его челюсть сдвинулась.
— Я хочу быть твоим другом, Эмма. Хочу. Но читать о твоих бывших парнях... двенадцати из них? Не проси меня об этом.
Она улыбнулась, странно обрадованная его ответом.
— Не буду. Но ты должен винить только себя. Это твоя идея и все такое.
Он закатил глаза.
— Поверь мне. Я знаю. Это войдет в список моих жизненных сожалений.
— А это, — сказала она, жестом указывая между ними, а затем на стол. — Это будет одним из твоих жизненных сожалений?
Он бросил на нее взгляд исподлобья.
— А ты как думаешь?
Эмма отвернулась, не желая, чтобы он увидел то, что, как она была уверена, было глупой счастливой улыбкой.
Ее рука потянулась к дверной ручке и повернула ее.
Ничего не произошло.
Она попыталась снова. Опять ничего.
Затем ее пальцы нащупали замок и щелкнула им.
Он был заперт все это чертово время.
На этот раз дверь открылась, и она бросила на него обвиняющий взгляд через плечо.
Он подмигнул.
И тогда Эмма поняла. Поняла, что была катастрофически близка к тому, чтобы влюбиться в него заново.
Глава 26
Две недели спустя, во вторник перед Днем благодарения, Эмма устроила у себя дома вечеринку по случаю новоселья.
То есть в ее настоящем доме. Не у Камиллы.
Эмма нашла новую квартиру. Она находилась всего в четырех кварталах к северу от того места, где жила Камилла, но вместо шикарной квартиры в многоэтажке, это была просторная двухкомнатная квартира на третьем этаже.
Она не была шикарной и новой, но в ней была потрясающая кирпичная стена с потухшим камином, и недавно был сделан ремонт с совершенно новыми деревянными панелями, гранитными столешницами и модной техникой.
Самое главное, что все это принадлежало Эмме. Ее имя в договоре аренды, ее посуда в шкафах, ее постельное белье на кровати.
Кровать, на которой Кэссиди проводил ужасно много времени. То, что должно было превратиться в одну ночь секса, превратилось в секс на выходных... который продолжался до понедельника после того, как они осквернили его письменный стол в Оксфорде.
А потом это просто продолжалось.
Но это был не только секс. Были также тихие моменты и совместные трапезы, и он слишком много говорил о тонкостях вина, когда все, чего она действительно хотела, это выпить его.
Прошлой ночью они перешли на совершенно новый уровень: Кэссиди остался на ночь.
И, тем не менее, они не говорили об этом. Ни о чем из этого. И уж точно не о своем прошлом.
Она спросила у девочек, стоит ли ей поднимать эту тему, и мнения разделились. Джули и Грейс подумали, что они с Кэссиди должны плыть по течению и посмотреть, куда это их приведет. Джули настаивала на том, что навязывание разговора, к которому она не была готова, никому не пойдет на пользу.
И хотя Райли согласилась, что попытка навесить ярлык на то, что у них есть, прежде чем их сердца узнают ответ, будет катастрофой, она также предупредила, что слишком долгое отсутствие тяжелого разговора может в конечном итоге принести больше вреда.
И, видя, как Райли и Сэм избегали именно такого разговора в течение десяти чертовых лет, Эмма знала, что должна прислушаться.
Но каждый раз, когда она хотела начать это — спросить, какого черта они делают — она трусила. Она слишком боялась, что он скажет ей то же самое, что и она ему. Что это был просто секс.
Однако сегодня вечером... сегодня вечером Эмма не позволяла себе думать ни о чем подобном. Речь шла об индейке, слишком большом количестве вина, вкусных углеводах и пироге. Безусловно о пироге.
Собралась их обычная компания: Джули и Митчелл, недавно вернувшиеся с Мауи, Грейс и Джейк, Сэм и Райли. Камилла появилась на закуску и чтобы сообщить Эмме, что ее вторая спальня все еще свободна и что в ее «настоящем» доме есть лифт.
И Кэссиди был там.
Кэссиди был там весь день. Готовил индейку. Спорил с ней о лучшем способе приготовления картофельного пюре.
Он был везде и всегда.
И ей это нравилось.
— Я слишком много съела, — сказала Райли, убирая со стола салатницу и ставя ее у раковины с измученным стуком.
— Райли МакКенна. Я могу честно сказать, что никогда не думала, что услышу эти слова из твоих уст, — сказала Джули, слизывая ванильное мороженое с большого пальца, прежде чем положить ложечку в посудомоечную машину.
— Это была вина Эммы, — простонала Райли. — Что, черт возьми, ты положила в эту начинку, смалец? Это была самая ужасающе великолепная вещь, которую я когда-либо пробовала.
— Ужасающая только потому, что ты съела шесть порций, — крикнул Митчелл из-за стола, где ребята дегустировали виски Сэма.
Райли указала пальцем на Джули.
— Джулс, скажи своему партнеру, чтобы он заткнул свою варежку.
— Я пыталась, — сказала Джули. — Это никогда не срабатывает.
— Да, потому что я болтун в семье, — пробормотал Митчелл.
Эмма попыталась втиснуть последний стакан в посудомоечную машину, потом сдалась, потому что эта чертова штука была забита до отказа. Она добавила моющее средство и запустила ее, после чего потянулась за другой миской для мытья.
— Нет. Сядь, — сказала Грейс, ударив ее по руке. — Положи свою тощую задницу на барный стул и пей свой напиток. Мы уберем.
— Вообще-то, — сказала Эмма, вытирая руку о полотенце. — Давайте все сядем. Уборка может подождать до завтра.
— Вы слышали это, мальчики? — позвала Джули. — Вы можете оставить свой безумный порыв, чтобы помочь с посудой.
Мужчины не останавливались в своих дебатах о том, есть ли во вкусе виски элементы кожи.
Эмма подняла свой бокал вина и начала следовать за женщинами в свою крошечную гостиную, а затем остановилась, оглядываясь по сторонам и вглядываясь в открывшуюся перед ней сцену. Это была дурацкая мысль, но она действительно почувствовала, что ее сердце заколотилось.
Это не имело смысла, потому что картина была привычной: пары, игриво препирающиеся, Райли, съевшая слишком много, чудесный виски Сэма, вино, льющееся рекой, безостановочный смех...
Может быть, сегодня вечером все было по-другому, потому что почти наступили праздники.
Но в глубине души Эмма знала, что лжет самой себе. Конечно, сегодня вечером что-то было по-другому, но это было не приближение Дня благодарения.
Ее глаза искали и нашли глаза Кэссиди.
Это был он. Нет, они.
Они и раньше бывали на одном званом ужине, но никогда так. Никогда как пара.
А были ли они парой?
Не похоже. Это так отличалось от того, как все было с ее предыдущими парнями. Чёрт возьми, если уж на то пошло, это отличалось от того, что было с Кэссиди в прошлом.
Это было поразительно комфортно. Не нужно было примерять другого человека на себя, приспосабливаться к его причудам и привычкам. Не нужно было пытаться не раздражаться из-за того, что другой человек громко жует, не нужно никаких болезненных разговоров, пытаясь вспомнить, говорил ли Джексон о своём лучшем друге во втором классе или собаке из детства.
Они просто были. Они просто подходили друг другу.
Он поднял бровь, как бы спрашивая, все ли у нее в порядке, а она улыбнулась и слегка покачала головой.
Я не хочу говорить об этом.
Потому что разговоры об этом могут все испортить.
И в этом кроется настоящая проблема... обратная сторона того, что все кажется таким идеальным.
Это не могло продолжаться долго. Это никогда не длилось долго.
— Эй, Эмма. Бери бутылку и иди сюда, — сказала Райли.
Она подчинилась, наполнила всем бокалы и устроилась на своем новом сером диванчике рядом с Джули.
Джули ткнула ее в руку, как только она села.
— Хорошо, я клянусь, что это последний раз, когда я беспокою тебя по этому поводу, но мне нужно спросить еще раз, чтобы очистить свою совесть. Ты уверена, что не хочешь поехать с нами в Коннектикут в четверг? Мама Митчелла готовит отличную индейку.
— Или в Бруклин с нами, — добавила Райли.
— Или в Висконсин с нами, хотя наш рейс вылетает завтра, так что тебе лучше было бы принять это решение, например, ещё вчера, — добавила Грейс.
Эмма опустила взгляд на свое вино и почувствовала горько-сладкую боль, когда поняла, что каждый из них только что использовал слово «нами». Поехали с нами в Коннектикут. Поехали с нами в Бруклин. С нами в Висконсин.
Эмма не была частью «нами».
Потому что, как бы хорошо ни было между ней и Кэссиди в постели, как бы хорошо они ни были совместимы вне ее, были вещи, которые они не могли преодолеть. Словно их сексуальная химия вызывала какой-то выброс адреналина, который не позволял им чувствовать боль.
И как только этот адреналин выветрится...
Эмма знала, что такое боль в сердце.
— Эмс? — спросила Джули, коснувшись ее руки, на этот раз мягче. — Ты в порядке?
— Да. Я в порядке. И спасибо за приглашения, правда. Но вообще-то я еду в Северную Каролину на праздники.
Ее друзья обменялись озадаченными взглядами.
— С каких пор? Я могу поклясться, что мы только на прошлой неделе говорили о наших планах...
— С субботы. Мой отец доставал меня по этому поводу несколько недель, а я отказывалась, но... в итоге сдалась.
Вообще-то, это была не совсем правда. Ее отец пошел дальше и купил ей билет на самолет без ее согласия. Эмма могла бы не обращать на это внимания, если бы не... Дэйзи.
Ее близняшка все еще отвечала на сообщения Эммы, но больше не была их инициатором. И когда бы Эмма ни звонила, она сразу попадала на голосовую почту. Эмма хотела увидеть сестру лично, чтобы разобраться в ситуации.
Даже если это означало сидеть за столом и любезничать с ее отцом, пока он болтал о Sinclair Media и о том, что у него нет преемников в компании, поскольку ни одна из дочерей не заинтересована в этом, а Дэйзи пошла и получила «чертов развод», а Эмма... ну, Эмма вставала и уходила из-за стола всякий раз, когда ее отец осмеливался упомянуть Кэссиди.
Итак. Праздник должен быть отличным.
— Ну, это будет весело! — воодушевленно сказала Джули.
Эмма бросила на нее взгляд.
— Не будет. Но можем мы просто... не говорить об этом? Праздники должны быть стрессовыми, верно?
— Но...
— Сменим тему, — умоляла Эмма. — Пожалуйста.
— Оооо, у меня есть одна! — сказала Грейс, выпрямляясь и обращая свое внимание на парней за столом. — Эй, Кэссиди, это правда, что ты нанимаешь спортивного редактора?
Джули и Эмма повернулись на своих местах так, чтобы оказаться лицом к лицу с мужчинами.
Кэссиди прищурился и посмотрел на Грейс поверх своего стакана с виски.
— Где ты это услышала?
Грейс поджала губы и посмотрела на Джейка. Кэссиди бросил на своего сотрудника раздраженный взгляд.
— Ладно, слушай, дело обстоит так, — сказал Джейк, ставя свой стакан на стол. — Возможно, я был в твоём офисе сегодня утром и, возможно, увидел на твоём столе что-то, чего мне не следовало видеть. И, возможно, я упомянул об этом своей хорошенькой жене.
— Я даже не знаю, с чего начать, — сказал Кэссиди.
— О, я знаю! — сказал Сэм. — Я справлюсь с этим. Мистер Мэлоун, сынок, почему ты был в кабинете мистера Кэссиди?
Джейк уставился на него.
— Ты пытаешься изобразить главного?
Сэм терпеливо посмотрел на него, и Джейк поежился.
— У тебя хорошо получается. Ладно, я был в кабинете Кэссиди, потому что искал кое-что.
— Искал... — подтолкнул Сэм.
— Презервативы, — сказал Джейк совершенно искренне.
Джули фыркнула, но Сэм лишь мудрено кивнул.
— Ты искал контрацептивы.
— Да, чтобы, гм, прелюбодействовать с моей женой.
— Вообще-то, — сказала Эмма, наблюдая за происходящим, перегнувшись через край дивана. — Нельзя прелюбодействовать со своей женой. Блуд по определению — это половое сношение с кем-то, с кем вы не состоите в браке.
Все четверо мужчин уставились на нее.
— Откуда она это знает? — Джейк прошептал Кэссиди.
— Не спрашивай меня. Я не женился на ней, помнишь?
Эмма показала ему палец.
— Эмма совершенно права в своем определении, — сказал Митчелл. — Но давайте перейдем к сути истории. Джейк, ты нашел презервативы?
— Суть истории не в этом, — сказал Кэссиди. — Я только хотел сказать, что...
— Я действительно нашел презервативы, — перебил Джейк. — Вообще-то, коробку. Коробку, которая была открыта и запасы которой были сильно истощены.
Все посмотрели на Кэссиди, ожидая объяснений, но Кэссиди был не из таких парней, и просто сделал глоток виски.
Джули ткнула Эмму в спину.
— Офисный секс, — прошептала она. — Мило.
— Да, я нанимаю спортивного редактора, — сказал Кэссиди. — Это было одобрено только сегодня днем. Теперь все довольны?
— Вряд ли, — сказала Райли. — Я хочу вернуться к тому, как именно ты использовал все эти презервативы. Насколько пустой была коробка, Джейк?
— Ты собираешься нанять Коула? — быстро перебила Эмма, надеясь избежать длительного анализа того, как именно использовался каждый из этих презервативов. То, что Эмма и Кэссиди спали вместе, не было секретом, но это не означало, что Эмма умирала от желания выложить все подробности. Даже если это были очень сочные подробности.
— Я бы хотел нанять Коула, — сказал Кэссиди. — Но я уже год пытаюсь уговорить этого парня. Он упорно не желает менять свой статус.
— Так почему бы не позволить ему остаться подрядчиком? — спросил Сэм.
Кэссиди пожал плечами.
— Не мне решать. Приказ пришел сверху. Все сводится к составлению бюджета. Капрасходы(англ. аббревиатура capex) против Оперрасходов(англ. аббревиатура opex), понимаете?
— Нет, — сказали все одновременно. Кроме Митчелла, который сказал «да».
Джули вздохнула и бросила на мужа предупреждающий взгляд.
— У тебя есть одно предложение для объяснения.
— Капитальные расходы против операционных расходов, — сказал Митчелл. — Заработная плата фрилансеров часто вычитается из финансирования капитальных вложений, поэтому, если этого не хватает, они захотят нанять сотрудника, чья зарплата вычитается из операционных расходов...
— Понятно, — сказала Джули, подняв руку. — Так что, возможно, больше не будет денег на оплату Коула как подрядчика, но он может работать как постоянный сотрудник....
— Если он захочет, — сказал Кэссиди.
— Да, в этом-то и прикол, — размышлял Джейк. — Этот парень ненавидит саму идею, о том чтобы осесть, во всех смыслах этого слова.
Грейс щелкнула пальцами.
— Это кажется таким знакомым. Почему это кажется таким знакомым?
Эмма улыбнулась, потягивая вино. Джейк, как известно, страдал острой жаждой странствий до того, как нашел Грейс. Его обвинения в адрес Коула в том, что он не хочет осесть, было явным примером того, чья бы корова мычала.
Райли выбрала этот момент, чтобы громко зевнуть, что вызвало целую цепочку зевков, и заставило Грейс посмотреть на часы.
— Чёрт подери. Уже почти час ночи!
— А завтра в школу! — сказал Сэм, издав ворчливый звук.
— Заткнись, — сказала Райли, зевая. — Не все из нас работают на себя.
— Может быть, наш босс разрешит нам прийти завтра попозже, — сказала Джули, трепеща ресницами перед Кэссиди.
— Это не поможет, — сказала Райли. — Эмма, снимай блузку, а потом ты спросишь его.
— Я абсолютно поддерживаю этот план, — сказал Кэссиди, -— Но для протокола... Я больше не ваш босс, помните? Камилла вернулась.
— Как будто я могу забыть, — пробормотала Грейс. — Кто-нибудь еще испытывает адские трудности с пониманием ее недавно появившегося австралийского акцента?
— Я спросила, не хочет ли она сегодня пообедать, и она произнесла фразу «одеть креветку на Барби»(shrimp on the barbie - австралийское выражение, которое означает приготовить/съесть креветку (креветки) на барбекю), — сказала Джули, вставая и унося свой бокал с вином на кухню. — Ей пришлось произнести ее восемь раз, прежде чем я смогла ее понять.
— Эй, — сказал Джейк, ударив Кэссиди по руке, когда тот ставил пробку на виски. — Я знаю, что ты больше не их босс, но ты все ещё являешься моим. Можно я завтра приду попозже?
Кэссиди бросил на него мрачный взгляд, и Джейк сделал жест выстрела из пальцевого пистолета.
— Конечно. Увидимся ровно в девять.
Все в суматохе разбирали остатки блюд, и Райли спорила с Сэмом, что им тоже надо забрать что-то. Эмма достала груду зимних пальто из своей спальни, так как ее шкаф был завален коробками, которые ей еще предстояло распаковать. Затем последовали объятия, поцелуи в щеки и сонные дебаты о том, является ли день перед Днем благодарения настоящим рабочим днем.
Кэссиди не сделал никакого движения, чтобы уйти с остальной компанией, и никто не задавался этим вопросом.
Эмма не задавалась этим вопросом.
Волна сонливости грозила свалить ее с ног, и ей не терпелось забраться под одеяло и прижаться к Кэссиди. Может быть, приоткрыть окно, чтобы в спальне было прохладно, пока они будут греться под одеялом.
Но один взгляд на его лицо сказал ей, что у него были другие идеи.
И не сексуальные.
Кэссиди был в ярости.
Глава 27
— Все в порядке? — нервно спросила она, закрывая дверь за Сэмом и Райли.
Он провел рукой по лицу, выглядя усталым.
— Ладно, я очень стараюсь не злиться из-за этого, но мне чертовски трудно, поэтому я должен сказать вот что.
— Хорошо...
Он опустил руки и посмотрел на нее.
— Я правильно тебя расслышал? Ты едешь в Северную Каролину на День благодарения?
— Да, — медленно сказала она. — Верно.
— И ты знаешь об этом с субботы.
Она пожала плечами.
Он издал резкий смешок.
— Сегодня вторник, Эмма. Я был с тобой почти постоянно с вечера субботы. Ты забыла об этом упомянуть?
— И поэтому ты злишься? — она подошла к раковине и механически начала ополаскивать бокалы для вина. — Я не думала, что это имеет значение. Ты едешь во Флориду к родителям. Не то чтобы моя поездка мешала твоему расписанию.
Его рука нашла ее локоть, и он притянул ее к себе.
— Так что, ты вообще не собирался мне говорить?
Она выключила воду с большей силой, чем нужно, и повернулась к нему лицом, ее сонливость исчезала по мере того, как нарастал ее гнев.
— Я не обязана отчитываться перед тобой, Кэссиди. Ты больше не мой босс, помнишь?
— Я говорю не с профессиональной точки зрения, Эмма, я говорю о нас, как...
— Как о ком? Парне и девушке? Мы не встречаемся.
Его аквамариновые глаза вспыхнули в замешательстве. И что-то еще, что исчезло прежде, чем она успела это назвать.
— Тогда что мы делаем, Эмма? Просто трахаемся?
Настала ее очередь вздрогнуть, что заставило ее перейти в оборону.
— А в чем, собственно, дело? Ты злишься, что я не сказала тебе, что уезжаю из города на День благодарения? Или ты злишься из-за того, что я еду в Северную Каролину к отцу?
Кэссиди тихо выругался.
— Ты должна признать, что этот человек не лучшим образом повлиял на наши отношения.
Она устало потерла глаза.
— Ты собираешься сказать ему, что мы встречаемся? — спросил он.
Она посмотрела на него, и он рассмеялся, увидев ответ на ее лице.
— Как я сразу не понял. Конечно, же нет.
— Это просто... сложно, Кэссиди. Последние пару недель были замечательными, но мы так и не разобрались по-настоящему с тем, что произошло тогда.
Он развел руки в стороны, его выражение лица было конфронтационным.
— Хорошо, Эмма. Давай разберемся с этим. С чего начнем?
Она облизала губы.
— Я не хочу говорить об этом сейчас.
Он подошел ближе.
— Ты когда-нибудь задумывалась о том, что возможно говорить не о чём? Что, может быть, не с чем разбираться? Мы были двумя глупыми детьми, которые устроили эпическую ссору за день до свадьбы и отменили ее, не выслушав друг друга. Может быть, мы спишем это на незрелость?
— Я выслушала тебя! — сказала Эмма, теперь уже крича. — Что именно я должна была извлечь из этого? Что ты не знал о моем существовании, когда мой отец фактически подкупил тебя, чтобы ты пригласил меня на свидание? Что ты с готовностью согласился только потому, что думал, что будешь встречаться с моей сестрой, которая тебе действительно нравилась?
Его лицо застыло, и Эмма продолжила.
— Я могла бы это пережить. Я действительно могла бы. Но ты не можешь винить меня за то, что я зацепилась за ту часть, где ты сделал мне предложение через сутки, после того, как мой отец сказал тебе, что передаст свою драгоценную компанию только родственнику. Компанию, которую ты хотел. Мой отец неправильно понял эту часть, Кэссиди?
— Слушай часть про Дэйзи... Я сказал это тогда, и я скажу это снова: Дэйзи и я были вроде как друзьями. У нас было несколько общих предметов, она дружила с моей бывшей девушкой, мы вращались в одних и тех же кругах. Я не знал ее хорошо, но она казалась мне симпатичной. Тебе стоит обратить внимание на то, что ты ее однояйцевый близнец.
Он подошел ближе.
— Ты не можешь злиться на меня за то, что я не влюбился в тебя до того, как узнал о твоем существовании, — тихо сказал он.
— Но я знала, кто ты!
— Весь университет знал, кто я, — огрызнулся он. — И нет, это не эгоизм. Просто так бывает, когда футбольная команда является действующим чемпионом страны, а ты в стартовом составе. Понимаешь?
— А я была никем, — сказала она.
— Не надо, — он показал пальцем. — Ты выше этой маленькой игры. Эмма, я клянусь тебе, что когда я пригласил тебя на свидание в тот день в книжном магазине, это было потому, что я хотел этого. К тому времени я уже знал, что приглашаю Эмму. Не Дэйзи.
Она попыталась вернуться к мытью посуды, но он снова притянул ее к себе.
— Ты можешь просто выслушать меня, чёрт возьми! Видимо, нам действительно нужно все обсудить, потому что ты явно не смирилась с этим.
— Мы уже обсудили всё, и ничего хорошего из этого не вышло! Я уже все это слышала. В следующий раз ты попытаешься сказать мне, что это было всего лишь совпадением, что ты сделал предложение на следующий день после того, как мой отец бросил своё маленькое откровение. Что ты планировал это неделями.
— Я действительно планировал это неделями!
— Ты не можешь этого доказать, — тихо сказала она.
— Я и не должен, Эмма! Чёрт возьми, я не должен был доказывать женщине, на которой собирался жениться, что люблю ее. Ты должна была поверить мне. Ты должна была знать.
Его голос звучал опустошенно и измученно, словно слова вырывались из самой темной части его души, и Эмма хотела ему верить. Отчаянно.
Но она не могла. Потому что, если бы это было неправдой, она рисковала бы провести остаток своих дней, отчаянно любя того, кто не любит ее в ответ. Не по-настоящему. Для девушки, которая всегда жила в тени своей сестры, которая всегда была на втором месте, его слова было недостаточно.
Кэссиди наблюдал за ее лицом, а потом она увидела, как опустились его плечи.
— Ты мне не веришь.
— Я искренне хочу, — прошептала она.
Он покачал головой.
— Все это время я думал, что наше прошлое зависело от наших характеров, но это было нечто большее, не так ли? Ты не любила меня настолько, чтобы довериться.
Сердце Эммы сжалось. Сколько она ни вспоминала ту ночь, ей никогда не приходило в голову, что она не единственная, кто не чувствовал себя достаточно любимым.
Она не была невиной. Она всегда это знала, но не понимала, что ущерб, который она нанесла ему, был таким же реальным, как и ущерб, который он нанес ей.
Эмма покачала головой.
— Мы не можем этого сделать, Кэссиди.
Он придвинулся ближе, его руки сомкнулись вокруг ее лица.
— Нет. Больше никаких расплывчатых, неконкретных ответов. Если ты не хочешь меня, ты должна сказать об этом прямо. Если ты не хочешь «нас», тебе тоже придется это сказать. Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Но ты должна произнести эти слова.
Эмма издала хныкающий звук и закрыла глаза.
Затем она поняла, что это именно то трусливое поведение, к которому он ее призывает, и заставила себя встретиться с ним взглядом.
— Скажи это, Эмма, — приказал он, хотя его глаза убеждали в обратном.
Руки Эммы поднялись, чтобы схватить его за запястья.
Затем она сделала единственное, что пришло ей в голову, что позволило бы им обоим вырваться из этой паутины боли, в которую они снова попали.
— Я хочу, чтобы ты ушел, — ее слова были тихими. Но твердыми.
Он отпустил ее, как будто она обожгла его. Возможно, потому что так оно и было.
Он провел рукой по лицу, выглядя ошеломленным, и исчез в спальне. Он вернулся с шерстяным пальто.
— Повеселись со своей семьей, — сказал он, его голос был лишен эмоций.
— Ты тоже, — монотонно ответила она.
Он потянулся к дверной ручке, затем обернулся.
— И напоследок. Это ты сказала мне исчезнуть той ночью. Я так и сделал. Но наши друзья, похоже, вбили себе в голову, что я каким-то образом оставил тебя у алтаря. Джейк сказал, что у них есть видение того, как ты стоишь там в день нашей свадьбы, ожидая жениха, который так и не появился. Почему они так думают? Я могу понять, если тебе нужно было сохранить лицо, но мне просто... интересно. Интересно, что случилось после того, как я оставил тебя на парковке той ночью.
Эмма скрестила руки и посмотрела на свои пальцы.
Пора было положить этому конец. Раз и навсегда.
— После... нашей ссоры я поехала домой. Дэйзи отвезла меня. Я забралась в постель и проплакала несколько часов, чувствуя себя слишком ужасно. Я провела большую часть своей жизни, чувствуя себя более тусклой, менее блестящей версией своей сестры близняшки, и знать, что ты тоже так считал... это было как нож в спину, понимаешь? Я так крепко держалась за тот факт, что ты выбрал меня, а потом появились все эти доказательства того, что ты выбрал меня не по тем причинам.
Он открыл рот, но так же быстро закрыл его, дав ей закончить.
Эмма покачала головой и слегка рассмеялась.
— Мне понадобилось около двух часов ночи, чтобы прийти в себя.
Тогда она подняла взгляд. Встретила его взгляд.
— Мне все еще было больно. Ужасно больно. И я не была уверена во всем, кроме того, что люблю тебя.
Его глаза вспыхнули.
— Я подумала, что это была та еще дурацкая ссора, но все нормализуется утром после хорошего сна... Я думала, что ты простишь меня за то, что я вышла из себя и швырнула в тебя кольцо, потому что мы собирались пожениться, Кэссиди. Я думала, что потребуется нечто большее, чем припадок южной красавицы, чтобы испортить всё.
— Ты сказала мне, что больше не хочешь меня видеть, — прошептал он. — Я поверил в это. Ты сказала мне уйти. И я ушел.
— Я понимаю, — сказала она, ее голос был тихим. — Я понимаю. Но я думала, что ты вернешься. Я была так уверена в этом. Именно поэтому я встала на следующее утро и позволила Дэйзи положить огурцы на мои глаза, чтобы уменьшить отечность, и позволила визажисту нанести густой слой тонального крема, чтобы замаскировать мой красный нос и покрытые пятнами щеки. Я думала, что ты вернешься, — ее голос сорвался.
— Эмма, — он протянул руку, но она отступила назад.
— Я ждала ещё часа после того, как церемония должна была закончиться. Я ждала даже после того, как все гости ушли. Я ждала, пока Дэйзи не завернула меня в огромное флисовое одеяло и буквально затащила в папину машину.
— Я не знал, — прошептал он.
Ее смех был тихим.
— Что именно было непонятно? Рыдающие голосовые сообщения? Десятки безумных текстовых сообщений?
Глаза Кэссиди закрылись.
— Ты звонила мне.
— Сотни раз, — она обхватила себя руками, потерявшись в собственном мире жалких воспоминаний. — Я умоляла, Кэссиди. Я не простила тебя за то, что ты использовал меня, чтобы влезть в компанию моего отца, но я не простила и себя. Я извинялась снова и снова, и я бы сделала это лично, но ты даже не дал мне такого шанса. Это не поступок влюбленного мужчины, — она пожала плечами. — Поэтому я сделала то, что должна была сделать. Я разлюбила тебя.
Или, по крайней мере, попыталась.
Он сглотнул.
— И я не могу вернуться в прошлое, — сказала она с небольшой улыбкой. — Я больше не буду этого делать. Если тебе не все равно, отпусти меня. Пожалуйста. Позволь мне исцелиться.
Он смотрел на нее несколько мучительных секунд. Затем он придвинулся к ней, грустно улыбнувшись, когда она вздрогнула. Его голова склонилась к ее голове, его губы мягко и нежно коснулись ее щеки.
— Это еще не конец, Эмма.
Потом он ушел.
Эмма сказала себе, что она рада. Это то, чего она хотела — быть одной было безопасно.
Но она не чувствовала себя в безопасности.
Она чувствовала себя одинокой. Мучительно, душераздирающе одинокой.
И тогда она сделала то, что должна была сделать давным-давно.
Она свернулась калачиком на кровати и заплакала.
Глава 28
Алекс понялсвою ошибку примерно на полпути полета из Ла-Гуардии в Форт-Лодердейл.
Для прозрения не было никаких причин. Ни грандиозного жеста, ни момента, ни удара молнии. Не было резкого осознания того, что он был полным идиотом.
Было только глубокое, непоколебимое чувство, что что-то не так.
Что его жизнь сбилась с курса. И что единственный способ исправить ситуацию — это вернуть Эмму. И не просто в свою постель, или в свою жизнь в периферийном смысле последних двух лет.
Он хотел, чтобы Эмма принадлежала ему. И он хотел принадлежать ей.
Он любил ее. Яростно.
Возможно, он всегда любил ее.
Но это не вернет ее обратно. Ему нужно было... что-то.
Не жест, потому что это казалось банальным, но что тогда, ведь с их прошлым, это потребовало бы большего, чем просто разговор. Возможно, он мог бы достучаться до тридцатиоднолетней Эммы, но он также имел дело с двадцатичетырехлетней Эммой, которая ждала его несколько часов в белом платье.
Господи.
Только когда дама на соседнем сиденье в самолете бросила на него сердитый взгляд, он понял, что произнес это вслух.
Алекс не стал извиняться. Его разочарование было вполне заслуженным. А дама могла с этим смириться. Кроме того, у нее был свой роман для чтения, где люди не имели дела с такого рода ерундой. А может, и имели. Он никогда не читал таких романов.
Все, что он знал, это то, что ему нужен был план.
Алекс провел следующий час, пытаясь понять, как исправить семилетний ущерб.
К тому времени, как самолет приземлился... у него ничего не было.
Следующие четыре дня прошли в странном смешении: он уклонялся от назойливых требований матери о внуках, позволял отцу выигрывать в гольф, ел индейку, снова индейку, а потом остатки индейки.
Он любил своих родителей. Действительно, любил. Но когда они высадили его в аэропорту в воскресенье днем с указанием позвонить им, если он передумает насчет Рождества, он был более чем готов вернуться в Нью-Йорк.
Вернуться к Эмме.
Его самолет задержали. Потом снова задержали.
И когда он вернулся в свою квартиру в полночь того же вечера, там было холодно и одиноко.
Алекс бросил ключи на стол у двери, бросил сумку с ноутбуком и чемодан, а затем, прежде чем осознал, что делает, прислонился к входной двери и сполз вниз, пока не сел, упершись локтями в колени, спиной к двери, осознавая, что за неделю он превратился из блаженного счастливого в чертовски несчастного.
Алекс ущипнул себя за переносицу и приказал себе подумать. Он был самым рациональным человеком из всех, кого он знал, за исключением Митчелла. Он мог разобраться в этом. Он может составить план действий, придумать красивую речь и...
К черту.
У него не было ни единой зацепки. Ни единой чертовой подсказки.
Сдвинувшись, он достал свой телефон из заднего кармана и разослал групповое сообщение.
Возможно, он не знал, что, чёрт возьми, делать... но у него было то, чего не было у многих парней: группа друзей, которые были на его месте. Хорошие мужчины, которые заполучили замечательных женщин, но выбрали для этого очень хреновый путь.
Конечно, никто из них не бросал свою женщину у алтаря.
Но Митчелл проявлял интерес к Джули из-за пари. Джейк потратил три месяца, пытаясь публично превзойти Грейс в битве полов. А Сэм... Алекс не знал, что, чёрт возьми, произошло между ним и Райли, кроме того факта, что Сэму понадобилось десять лет, чтобы заполучить свою девушку.
Может быть, они с Эммой не так уж безнадежны, в конце концов.
Невольно в голове всплыл ее образ в пышном белом платье, стоящей у дверей церкви в ожидании его.
Он опустил голову на колени и застонал.
Да. Ему определенно понадобится помощь.
Через минуту он отправил ребятам сообщение SOS, затем поднял себя с задницы и потащился на кухню, чтобы выпить стакан воды и поужинать.
Он предполагал, что никто не ответит ему до следующего дня, но, к его удивлению, его телефон запищал как раз в тот момент, когда он выливал яичницу на сковороду.
Это был Сэм.
Сэм: Чувак. Мы видели худшее. Так сказать. Вообще-то нет. Но мы это исправим. Выпьем завтра? Мы можем встретиться на винокурне. У Райли девичник с сестрами, так что свидетелей не будет.
Вскоре пришло сообщение от Джейка.
Джейк: НЕ появляйся завтра на работе. Если мы хотим провернуть это дело, мы должны контролировать Первое Послебоевое Появление. Не позволяй ей увидеть тебя.
P.S. мы с Грейс заходили в твой кабинет сегодня утром. Теперь у тебя остался только один презерватив в коробке. Я твой должник.
К тому времени, как Алекс посыпал яичницу перцем, Митчелл тоже откликнулся. Неужели никто из них не спал?
Митчелл: Кэссиди. Ничем не могу помочь. Если только ты не любишь ее. Ты ее любишь?
Алекс нахмурился и уже начал отвечать, когда пришло второе сообщение от Митчелла.
Митчелл: Прости. Джули украла мой телефон. Я буду. Встретимся завтра в @ROON? В семь вечера?
Яичница Алекса остыла, пока он обдумывал свой ответ друзьям, размышляя, как много рассказать.
В конце концов, он решил, что лучше меньше, чем больше. Ведь по итогу, все трое жили с лучшими подругами Эммы.
Алекс: Завтра в семь. Готовьтесь выложиться на все 100. И, ради Бога, не впутывайте в это своих женщин.
Митчелл ответил первым.
Митчелл: Я сменил пароль. Джули в бешенстве, но... Я тебя прикрою.
Следующим ответил Джейк.
Джейк: Честно? В нашем первоклассном плане могли бы участвовать Коул и Матис. У них есть приемы, о которых остальные даже не думали. Что скажете?
Алекс запихнул в рот кусочек яичницы, скривившись от мерзости ее холодной, липкой текстуры.
Хотел ли он впустить Коула Шарпа и Линкольна Мэтиса во внутренние дела своей личной жизни? К слову Джейка... их репутация в отношениях с женщинами была легендарной, но они были его сотрудниками, ради всего святого.
Затем он снова вспомнил об Эмме, которая с со слезами на глазах ждала его.
Его пальцы забегали по экрану, когда он отвечал.
Алекс: К чёрту все. Возьмите с собой Коула и Линкольна.
Возможно, он потом пожалеет об этом. Но если они помогут ему вернуть Эмму, то риск того стоил.
Глава 29
За исключением праздников, юбилеев и визитов к гинекологу, вечера четверга были девичьими.
Иногда они оставались дома с салатом и вином, иногда ходили на суши и мартини, а иногда одевались по высшему разряду, чтобы выпить шампанского и пофлиртовать.
Но сегодня вечером, всего через неделю после Худшего Дня Благодарения в истории, все до единой девушки отменили встречу с Эммой.
Свекровь Джули приехала в город, чтобы повозиться с ее свадебным фарфором. Отлично.
Грейс простудилась и у неё был настолько заложен нос, что, когда она позвонила, чтобы отменить встречу, имя Эммы прозвучало как Эбба.
А Райли... у Райли было секс-свидание. Поэтому, учитывая её историю секса... Эмма собиралась дать ей это. Девушка заслужила это.
Тем не менее, ей не помешала бы компания. Она вернулась домой из Северной Каролины в субботу, поездка оказалась хуже, чем она ожидала. А это уже о чем-то говорит.
Ее отец был по-своему властным, но, как обычно, у него была эта раздражающая привычка, когда любой вопрос о ней казался намеренным переходом к тому, о чем он хотел поговорить. Усугубляла ситуацию его новая подружка, которая, как и положено по клише, была на целый год младше Эммы и Дэйзи и любила ярко-розовую помаду, ярко-розовый лак для ногтей и ярко-розовые машины.
Дословно цитируя.
А Дэйзи...
Прибывание с Дэйзи было самой тяжёлой частью поездки. Ее сестра была бледной оболочкой своей обычной сущности. Она улыбалась в нужные моменты и смеялась, когда должна была, но в ней не было той живости, которая долгое время была отличительной чертой ее близнеца.
Впервые в жизни Эмма почувствовала, что это она тащит Дэйзи к свету, а не наоборот.
И это было нелегкой задачей, когда твое сердце чувствовало, что оно никогда больше не будет биться.
Первоначальный маршрут Эммы предусматривал ее возвращение в Нью-Йорк в воскресенье вечером, но она не смогла продержаться так долго. Она придумала какое-то жалкое оправдание своему отцу по поводу работы и вернулась на день раньше.
По дороге домой из аэропорта Кеннеди Эмма, честное слово, фантазировала о том, как зайдет в зоомагазин и купит кошку.
У Эммы была аллергия на кошек.
Вот как все было плохо.
Так что, да, ей очень нужен был этот девичник, но за последние пару дней она поняла, что есть и другие способы забыть о том, что единственный парень, которого ты когда-либо любила, ушел от тебя. Снова.
Все, что Эмма могла сказать по этому поводу, это благодарить Бога за Netflix.
Последние несколько дней ей удавалось избегать Кэссиди на работе, но это не могло продолжаться вечно. И когда удача закончится, ей понадобится что-то покрепче вина.
Или она могла бы начать новую жизнь и разобраться со своими проблемами.
Со временем. Со временем Эмма именно так и поступит. Но пока что ее вечер напоминал хорошее калифорнийское вино, чипсы со сметаной и луком и марафон «Секса в большом городе».
Кэрри, Саманта, Шарлотта и Миранда были женщинами, которые понимали, через что она проходит. Когда ее настоящие подруги были недоступны, по крайней мере, ее подруги из HBO всегда были свободны.
Эмме потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы подняться на три лестничных пролета в свою квартиру, и это предприятие осложнялось большим количеством туалетной бумаги, которая была по слишком выгодной цене, чтобы от нее отказаться, а также продуктовой сумкой, набитой предметами первой необходимости.
И под предметами первой необходимости, конечно же, она имела в виду: Шардоне, чипсы и шоколад.
Идеально.
Эмма пыталась удержать туалетную бумагу под мышкой, роясь в сумочке в поисках ключей, когда увидела его.
Каким-то образом ей удалось не уронить сумку. Или кошелек. Или туалетную бумагу.
Каким-то образом у нее не подкосились колени, когда она подошла к мужчине, терпеливо сидящему у двери ее квартиры.
Каким-то образом ей удалось не броситься на него.
— Кэссиди, — сказала она, встав перед ним. Сегодня он был без костюма. На нем был темно-синий свитер на молнии, подчеркивавший голубизну его глаз, джинсы и грубые ботинки. Поперек его тела была перекинута коричневая кожаная сумка, отличающаяся от его обычного портфеля.
Он проворно поднялся на ноги, держа перед собой нечто, похожее на мусорное ведро среднего размера.
— Эмма.
Она уставилась на его мусорное ведро.
Он уставился на ее туалетную бумагу.
Признаться, это было многовато для одного человека.
Она подняла свой ключ и приподняла брови. Он стоял в стороне, хотя, как только ее запястье повернуло замок, он шагнул вперед, чтобы придержать для нее дверь.
— Моя туалетная бумага благодарит тебя, — сказала она, проходя в квартиру.
Он без приглашения последовал за ней внутрь, все еще держа в руках мусорное ведро.
Эмма бросила туалетную бумагу у двери вместе с кошельком, затем поставила пакет с продуктами на прилавок и повернулась лицом к Кэссиди.
— Ладно, я спрошу. Что это за мусорное ведро?
И еще, что ты здесь делаешь?
И ещё, ты выглядишь потрясающе.
И еще, пожалуйста, люби меня. Но не делай мне больно. Пожалуйста, не делай мне больно.
Он проигнорировал ее вопросы, как словесные, так и безмолвные, и поставил мусорное ведро на пол у своих ног, наблюдая, как она достает из сумки свою вредную еду.
— Я вижу у тебя есть все необходимое для сбалансированного питания — сказал он, кивнув на чипсы в ее правой руке и M&M’s в левой.
Она одарила его своим лучшим взглядом «не лезь ко мне» и положила еду в шкаф, который служил ей кладовой. Бутылка вина отправилась в холодильник, чтобы быть выпитой — возможно, полностью, если это взаимодействие пойдет наперекосяк — после его ухода.
Она уставилась на него.
Он смотрел в ответ.
Наконец она сдалась. Она никогда не была сильна в такие моменты. Чего бы это не касалось.
— Ладно, серьезно, расскажи для чего это мусорное ведро.
— Хорошо, — медленно сказал он. — Хорошо. Но я в этом не силен. И мне нужно, чтобы ты... Мне нужно, чтобы ты ничего не говорила, пока я все не расскажу.
Ее сердце начало колотиться.
— Хорошо.
Этот разговор начинался как тот ужасный разговор в прошлый вторник, и все же в нем было что-то другое.
Он перекинул ремень сумки через плечо, поставил ее на барный стул у ее стойки и стал копаться в ней, пока не вытащил... журнал.
Точнее, журнал Шпильки.
Эмма взглянула на голливудскую звезду на обложке, имя которой она уже забыла. Звезда какого-то нового вампирского телешоу, если она правильно помнила.
— Этот выпуск не должен появляться на полках магазинов до следующего понедельника, — сказала она.
Он бросил на нее испепеляющий взгляд, и она сделала машущий жест.
— Но, конечно, у тебя, вероятно, есть доступ к ранней копии. Тебе дала его Камилла?
— Да.
— Чёрт возьми, — пробормотала Эмма. — Джули предупреждала меня, что она найдет способ вмешаться во все это. Ты читал мою статью?
— О, ты имеешь в виду эту? — сказал он, указывая на ее заголовок «Двенадцать Дней С Бывшими», который занял правый верхний угол обложки.
Она кивнула.
Его рука снова полезла в сумку, на этот раз вытащив коробок спичек.
— Я не читал статью, — сказал он.
Прежде чем она успела понять, что, черт возьми, происходит, он одним движением зажег спичку, затем прикоснулся зажженным концом к углу журнала.
— Вот что я думаю об этой статье, — сказал он, поднося спичку к журналу.
— Не надо! — вскрикнула она, протягивая руку. — Кэссиди, какого черта?
Он посмотрел вниз.
— Я принес металлическое мусорное ведро, чтобы кинуть его туда. И песок, чтобы потушить. Опасности пожара нет.
Пальцы Эммы зарылись в волосы, и она дернула.
— Не сходи с ума. Просто скажи мне, что происходит.
Он встряхнул спичку и бросил ее в ведро, а затем швырнул журнал на стойку.
— Я говорил им, что это идиотская идея, — пробормотал он. — Они настаивали на том, что мне нужно привлечь твоё внимание.
— Ну да, огонь определенно поможет в этом, — сказала она, заглядывая за прилавок в мусорное ведро, чтобы убедиться, что спичка погасла.
— Ладно, к чёрту, — сказал он, выглядя заманчиво расстроенным. — Я просто собираюсь поговорить.
Ее сердце возобновило свой стук. Забавно, что она не была так уж напугана, когда он начал играть с огнем, но теперь она была в ужасе.
— В тот день, когда ты пришла ко мне в кабинет и сказала, что я не буду частью твоей статьи... Мне стало больно.
Сердце Эммы сжалось.
— Но ты сказал...
— Я знаю, что я сказал. И я это имел в виду. Как твой начальник, я совершенно не хотел давить на тебя, заставляя писать о том, о чем ты не хотела писать. Но как мужчина... как мужчина, я хотел быть достаточно значимым для тебя, чтобы ты написала обо мне.
— Кэссиди, это не та причина, почему я не...
— Эмма, милая, ты должна заткнуться, хотя бы на секунду? Хорошо?
Она сжала губы.
Он продолжил.
— Но я думал об этом. Очень много. И я чертовски рад, что меня не упоминают на этих страницах.
Кэссиди двинулся к ней вдоль стойки, но остановился на расстоянии вытянутой руки.
— Я не хочу быть на этих страницах, потому что эти страницы о твоих бывших. Эти страницы о твоем прошлом.
Его глаза блуждали по ее лицу, выражение его лица было нежным.
— Я не хочу быть твоим бывшим, Эмма. И я не хочу быть частью твоего прошлого. По крайней мере, не только твоего прошлого.
Ее сердце заколотилось.
— Кэссиди...
— Я ещё не закончил. И видишь ли, дело в том, Эмма, я не думаю, что ты тоже хотела, чтобы на меня навесили ярлык бывшего. Думаю, именно поэтому ты не могла писать обо мне. Я не думаю, что «бывший» — это та коробка, в которую ты хотела меня поместить.
Он придвинулся ближе, все еще не касаясь ее. Давая ей возможность убежать, если она захочет. И она действительно этого хотела. Вроде того. Но ее ноги оставались на месте по причинам, которые она не могла объяснить.
Кэссиди протянул руки, а затем опустил их. За все время, что она его знала, Эмма не видела, чтобы выражение лица Кэссиди было полностью читаемым.
Но сейчас оно было таким. Каждая эмоция была написана на его лице. Он не пытался спрятаться от нее. Он выставлял себя на всеобщее обозрение.
А потом он поставил на кон все свое сердце.
— Я люблю тебя, Эмма.
Она смотрела на него, разрываясь между безмерной радостью и душераздирающей болью.
Он продолжал говорить.
— И ты должна знать, что я полностью отошел от сценария, который разработали ребята, чтобы вернуть тебя, но я просто следую своему чутью. Я люблю тебя. Я люблю тебя, и я хочу, чтобы этого было достаточно, потому что моя любовь намного сильнее, чем огненное шоу, или стихотворение, которое Сэм хотел, чтобы я написал, или песня, которую, по мнению Джейка, я должен был спеть...
Стихотворение?
Она облизала губы, но не смогла ответить, и выражение его лица стало слегка отчаянным.
— Подожди, есть еще кое-что. В ночь нашего репетиционного ужина, когда ты сказала мне, что не хочешь выходить за меня замуж... ты уничтожила меня, Эмма. Не просто в смысле «мы поссорились», а в смысле разбитого сердца. Настоящая сердечная боль. Я не мог ясно мыслить, и я...
Он почесал щеку.
— Я выбросил свой телефон. Вообще-то, я выбросил его в окно, когда ехал по автостраде со скоростью около восьмидесяти миль в час.
Затем Кэссиди медленно потянулся к ней, одна рука легла на ее щеку, другая поднялась, чтобы присоединиться к ней, когда она не отвергла его.
— Эмма, — прошептал он. — Если бы я знал, что ты хочешь выйти за меня замуж... что ты передумала... Если бы я получил хотя бы один из твоих телефонных звонков, я бы перевернул небо и землю, чтобы быть там в тот день. Я хотел быть твоим мужем больше всего на свете, Эмма.
Она поднесла пальцы ко рту, ошеломленная осознанием.
— Ты не знал, что я звонила.
Он покачал головой.
— Я исчез из поля зрения. Я сбежал в Сан-Франциско и не оглядывался назад. И это не оправдание. Я не оправдываю себя, потому что я все равно должен был вернуться домой, чтобы бороться за тебя, даже не зная, что ты звонила. Но я клянусь тебе, я не получал твоих сообщений. Я не знал, что ты ждешь меня.
— Но, как же, твои родители, твои друзья...
— К тому времени, как я связался с кем-либо, я запретил им даже упоминать о тебе. Ты удивишься, насколько уважительно люди могут относиться к отмененной свадьбе.
Эмма закрыла глаза.
— Значит, ты не бросил меня у алтаря. Ты думал, что я бросила тебя.
— Мы бросили друг друга, Эмма, — осторожно сказал он. — Мы причинили друг другу боль. Если мы хотим хоть немного продвинуться вперед, нам нужно с этим смириться.
— Я знаю, — сказала она, и ее глаза наполнились слезами. — Я знаю. И я прошу прощения со своей стороны. Мне очень жаль. Ты сказал это на днях, но мы были незрелыми. Ужасно незрелыми. И я не уверена, что мы стали лучше, потому что если бы мы просто разговаривали друг с другом как взрослые люди...
Его большие пальцы провели по ее губам.
— В любви нет ничего рационального.
Любовь.
Он любил ее.
Одна из его рук оставила ее лицо, и она тут же пропустила этот контакт, когда он засунул руку в карман и вернулся с... скомканным чеком.
— Что это? — спросила она, взяв его, когда он протянул его ей.
— Ты сказала мне, что хочешь, чтобы я доказал, что намерен был жениться на тебе до того, как твой отец издаст свое дурацкое заявление о том, что его компания будет принадлежать только родственнику. Я не показывал тебе этого из-за гордости. Я хотел, чтобы ты доверяла мне. Чтобы ты верила в нашу любовь. Но теперь я понимаю, что моя гордость ни к чему нас не привела. И я не могу винить тебя за скептицизм. Факты... факты были ужасающими.
Она все еще смотрела на бумажку, не совсем понимая.
— Это чек за твое обручальное кольцо, — тихо сказал он. — Я сохранил его на случай, если нам понадобилось бы подобрать размер кольца. Он датирован несколькими неделями раньше, чем я попросил тебя выйти за меня замуж. Это предложение не было интригующей игрой власти для компании твоего отца, Эмма. Все было по-настоящему. Я был просто мальчиком, который попросил девушку, которую он любил, провести с ним остаток жизни.
Ее глаза наполнились слезами.
— Я не поверила тебе. Я обесценила твоё предложение. Я обесценила нас.
Его пальцы сомкнулись вокруг ее пальцев.
— Просмотри чек, Эмма. И поверь. Пожалуйста.
Она посмотрела на него, хотя он был немного расплывчатым из-за ее слез.
— Где спички? — спросила я.
— Что?
Она заметила брошенный спичечный коробок на прилавке и, высвободившись из его рук, потянулась за ним, достала спичку и подожгла чек. Она бросила его в мусорное ведро, когда огонь подобрался слишком близко к ее пальцам, и они оба смотрели, как пламя с шипением гаснет в холодном металлическом ведре.
— Я верю тебе.
— Ну, — тихо сказал он, глядя на пепел. — Думаю, это не конец света. Если только твои пальцы не стали толще, и нам не придется менять размер.
— Менять размер чего? — спросила она, все еще глядя на дымящиеся остатки.
Она взглянула на него как раз вовремя, чтобы увидеть, как он опускается на одно колено.
— Кэссиди... Алекс.
Между большим и указательным пальцами он держал кольцо.
То самое кольцо, которое он надел ей на палец много лет назад.
То самое, которое она бросила ему в лицо в приступе праведной свадебной истерики.
— Ты сохранил его, — прошептала она, глядя на него. Это был простой бриллиант изумрудной огранки, но она узнала бы это кольцо где угодно. Она часами смотрела на него.
— Я сохранил его, — сказал он, его голос был хриплым. — Я пытался избавиться от него по крайней мере сотни раз, но...
Он пожал плечами.
Эмма потянулась за ним, и он с быстрой улыбкой отдернул руку.
— Нет. Ты не получишь его просто так.
Выражение его лица стало серьезным, когда он опустил руку, кольцо исчезло в его ладони прежде, чем она смогла дотянуться до него.
Она почувствовала прилив паники.
— Что ты имеешь в виду? Чего ты хочешь?
Его глаза были серьезными, когда он смотрел на нее.
— Ты любишь меня?
Сердце Эммы растаяло и воспарило одновременно. А затем медленно, осознанно она опустилась на колени так, что они оказались на уровне глаз.
Ее руки неуверенно протянулись к нему, кончики пальцев коснулись его щек, прежде чем она обхватила его лицо. Глаза Кэссиди закрылись.
Эмма наклонилась вперед и коснулась его губ своими.
— Я люблю тебя. Я, наверное, никогда не переставала любить тебя, и это так раздражает.
Она почувствовала его улыбку, когда он накрыл ее рот более глубоким поцелуем, одна из его рук переместилась на поясницу, а другая нашла безымянный палец ее левой руки. Оно идеально подошло. Как и тогда.
— Знаешь, — сказал он между поцелуями, — может, нам все-таки стоит изменить размер? Я думаю, если оно будет слишком маленьким, и его будет трудно снять, то ты не сможешь бросать его в меня каждый раз, когда злишься.
Она отстранилась и посмотрела на него.
— Вот что я тебе скажу. Если ты обещаешь не пытаться встречаться с моей сестрой и использовать меня для продвижения своей карьеры, и я не буду бросать кольцо тебе в лицо. И еще...
Кэссиди обхватил рукой ее затылок, дернув ее вперед и прервав еще одним поцелуем.
Он снова отстранился, чтобы прижаться губами к ее ушам.
— Я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю.
Она уткнулась носом в его шею.
— Я тоже тебя люблю.
Он молчал несколько мгновений.
— И еще, мои колени...
— Очень болят, — закончила она за него.
Они помогли друг другу подняться, смеясь, когда каблук Эммы опрокинул мусорное ведро, рассыпав черный пепел по полу.
— Ладно, я должна спросить. Чья была идея с мусорным ведром? — спросила она.
— Это было очень плохо?
— Очень плохо.
Он усмехнулся.
— Я надеялся, что ты так скажешь. Это, любовь моя, был твой возлюбленный Линкольн Матис. Джейк подумал, что мы должны применить его легендарные способы общения с женщинами, и вот что он придумал.
— Ха, — сказала она, поправляя ведро. — Хорошо, что он хоть симпатичный.
— Продолжай в том же духе, и я его уволю.
— Продолжай в том же духе и может, мой отец даст ему работу.
Кэссиди рассмеялся, и она рассмеялась в ответ.
Это было приятно. Правильно. Как будто она действительно чувствовала, как старые раны затягиваются, чем больше они шутили на эту тему.
Затем он прижал ее спиной к кухонной стойке, и шутки сменились чем-то гораздо более интересным.
— Что ты думаешь, дорогая? Попытаемся ли мы повторить свадьбу в большой церкви? Или мы разозлим и родителей, и друзей, сбежав?
Эмма коснулась его губ кончиком пальца.
— Я думаю о маленькой и местной свадьбе.
Он поцеловал ее палец.
— Все, что ты захочешь. Моя единственная просьба — поскорее.
Эмма насмешливо нахмурилась.
— Тебе не понравился наш семилетний перерыв?
— Ты шутишь? — сказал он, обходя ее, чтобы взять наполовину сгоревший журнал Шпильки. — Это дало тебе время добавить двенадцать бывших к своему резюме.
— Кстати об этом, — сказала она, потянувшись за журналом и открыв его на странице со своей статьей. — На обложке только половина моего заголовка.
Она развернула журнал, чтобы он мог прочитать его, и наблюдала за его лицом, когда он читал его вслух: — «Двенадцать Дней С Бывшими... И Единственной Любовью».
Его глаза нашли ее.
— Эмма.
Она улыбнулась.
— Камилла позволила мне внести изменения в последнюю минуту. Это было напечатано за несколько дней до того, как ты пришел сюда со своей пиротехникой и секретным кольцом. Статья о тебе, Кэссиди. С этого момента всё только о тебе.
Он улыбнулся в ответ, его глаза выглядели подозрительно влажными.
— Неправильно. С этого момента всё только о «нас».
Последние комментарии
11 часов 15 минут назад
11 часов 16 минут назад
13 часов 18 минут назад
13 часов 20 минут назад
2 дней 11 часов назад
2 дней 11 часов назад