Моя дорогая Марта… [Николай Епифанов] (fb2) читать онлайн

Николай Епифанов Моя дорогая Марта…

Моя дорогая Марта,

Я встретил тебя вновь много лет назад, когда деревья казались по-настоящему высокими, а небеса поистине бескрайними. На улице стоял жаркий июльский день, и огромный солнечный диск медленно плыл над нашими головами.

Ты сидела на автобусной остановке в синих джинсах и белой рубашке, крепко прижимая к груди футляр со скрипкой, подаренной бабушкой, когда тебе исполнилось двенадцать лет. Твой зачарованный взгляд смотрел куда-то вперед сквозь людей и окружающие предметы.

Ты была так далеко и так близко.

Я, как призрак, стоял на обратной стороне дороги, не находя в себе сил пошевелиться, и не отводил от тебя взгляд. Как странно было смотреть на человека, которого впервые встретишь спустя много-много лет и тут же полюбишь всем своим сердцем без страха и без оглядки. Сейчас тебе было всего пятнадцать и впереди ждала целая жизнь. Детство осталось в прошлом, и взрослая жизнь потихоньку занимала свое законное место.

Наше совместное будущее скрывалось далеко впереди, и даже если бы ты смогла увидеть меня, то, конечно же, не узнала бы, ведь я для тебя никто — самый обычный взрослый незнакомец среди сотен других лиц, плывущих по улицам переполненного города.

Моя дорогая Марта, я нашел тебя, пройдя сквозь время и пространство, по одной простой, но бесконечно важной причине. Я люблю тебя.

До свидания,

Твой Август

1

Настырный будильник на мобильном телефоне принялся неустанно звонить в шесть утра. Сквозь таящий сон Марта, чтобы не разбудить родителей, поспешила его отключить. Обычно они вставали около семи, когда до выхода на работу оставалось минут тридцать, и, как тени, бродили по квартире, стараясь сбросить с себя оковы сна.

— Как же я хочу спать, — каждый раз говорил папа, выходя из спальни.

Мама бурчала что-то в ответ, но девушка никогда не могла расслышать, что именно. Ей же всегда нравилось просыпаться пораньше, чтобы можно было спокойно собраться в школу, позавтракать в тишине и посидеть посмотреть пару серий какого-нибудь сериала.

Раннее утро было любимым временем суток Марты, поскольку не надо никуда спешить и тебя никто не трогает. Она всегда сожалела о том, что днем об этом можно было только мечтать. Вот если бы она могла зайти в первую попавшуюся дверь и оказаться в небольшой комнатке, которая хотя бы ненадолго спрячет ее от целого мира.

На цыпочках выбравшись из спальни, Марта преодолела длинный коридор и, незамеченная никем, заскочила в ванную, где тут же закрыла дверь на замок и включила душ. Но забираться в ванную девушка не спешила — вначале она подолгу смотрела на собственное отражение в зеркале, которое давно перестала узнавать.

В июле ей исполнилось пятнадцать лет, и, как ей казалось, она перестала быть ребенком и стала юной девушкой, а значит и проблемы переходного возраста должны были исчезнуть, но тело на этот счет имело собственное мнение. При росте сто шестьдесят сантиметров она весила всего лишь сорок килограмм. Руки казались неестественно длинными, а ноги тонкими и кривыми, как сгоревшие спички. Марта с тоской вспоминала времена, когда могла собрать волосы в хвостик, оголив тем самым скулы и лоб. Раньше это казалось нормальным, но теперь оборачивалось целой трагедией, ведь сразу же выпирали острые скулы и лоб, на котором то и дело появлялся ни один, ни два, а сразу несколько прыщей. Каждый день Марта стояла перед зеркалом, ожидая увидеть хоть какие-то перемены к лучшему, но раз за разом видела только тощее лицо, вызывающее отвращение. И потому, перед тем как выйти из ванной, она старательно расчесывала волосы так, чтобы они закрывали большую часть лица. Только тогда, ощутив хоть какую-то безопасность, Марта могла открыть дверь и пойти на кухню.

Девушка заварила себе чай, сделала пару бутербродов с колбасой и сыром и уселась на кресло в углу, поджав под себя ноги. Несколько простых движений и на телефоне запустилась очередная серия сериала, завлекая Марту в свой причудливый выдуманный мир. Время летело незаметно. Когда на кухне появилась мама, в чашке осталась половина остывшего чая, а на тарелке лежал недоеденный бутерброд.

Маму звали Полина Владимировна. Стройная красивая женщина, хорошо выглядевшая для своих сорока трех лет. У нее были светлые длинные волосы, которые волнами спадали на плечи. Марта всегда смотрела на них и надеялась, что однажды у нее будут точно такие же.

— Доброе утро, солнце, — сказала женщина, потирая сонные глаза. — Как спалось?

— Хорошо, — коротко ответила Марта, но тут же вспомнила сон и ей захотелось им поделиться. — Мне сегодня приснилось…

— Ой, а я ворочалась полночи. Не знаю, духота какая-то, — перебила ее мама. — Может и правда купить кондиционер? Сейчас же сентябрь. Они наверняка подешевели.

Марта даже не расстроилась. Наверняка, мама просто не расслышала, что дочка хотела что-то рассказать. У нее часто так бывало. Она погружалась в свои мысли, не замечая ничего вокруг: могла начать разговор и тут же забыть о нем или вовсе уйти в другую комнату. Эта была ее странная особенность, на которую, как считала Марта, она не имеет право обижаться. «Лучше уж так, чем папина дотошность» — успокаивала себя девушка. Она никогда и никому на свете не призналась бы, даже самой себе, поскольку сама мысль казалось ужасной, но маму она любила значительно больше папы.

— Сегодня четверг. Ты помнишь, что у тети Тани день рождения? После школы не задерживайся. Поедем ее поздравим.

— Мам, но у меня ведь занятия, — удивилась Марта, выпрямившись как струна.

— Занятия? — мама смотрела на дочь непонимающим взглядом.

— Скрипка. Я же хожу по вторникам и четвергам.

— Ой, — женщина закатила глаза. — Да-да. Я помню. Прости, но сегодня придется пропустить.

— Ну, мам! Я даже не общаюсь с тетей Таней. Мне обязательно ехать?

— Да, обязательно, — мама железным тоном отчеканила каждое слово. — Она твоя родная тетя. Сестра твоего отца, а значит нужно ее поздравить. Ничего не случится от того, что ты один раз не придешь на занятия. В конце концов, я же не школу прошу тебя прогулять!

— У нас просто концерт будет в ноябре. Мы к нему готовимся, — Марта почувствовала ком в горле и как заслезились глаза, но, прикусив губу, смогла сдержаться.

— До ноября еще уйма времени, — отмахнулась мама, наливая себе кофе.

— Доброе утро, — на кухню пришел взъерошенный папа в своей любимой растянутой футболке с изображением какой-то неизвестной Марте группы.

— Доброе, — хором ответили мать и дочь.

— Андрей, Марта не хочет ехать на день рождения.

— Это еще почему? — нахмурившись, отец перевел взгляд на Марту.

Девушка ощутила, как по коже пробежал холодок. От былой обиды не осталось и следа, ведь ее заменил страх перед отцовским негодованием.

Андрей Борисович был довольно странным человеком. Друзья и коллеги знали его, как рьяного сторонника прогрессивных мужских взглядов, которые он непременно старался защищать в любом споре или обычном разговоре, но, когда дело касалось его семьи, включались нравы свойственные людям, жившим задолго до рождения самой Марты.

В детстве Марта вовсе не была тихим и послушным ребенком, а, скорее, наоборот — лазила куда придется, делала что хотела, но со временем это прошло. Не только благодаря возрасту, но и папиному воспитанию, который, как-то раз вернувшись с работы, застал посреди коридора дочку, измазанную с ног до головы краской, и решил, что женское воспитание мамы и бабушки совершенно распустило ребенка. С того дня у нее появился четкий график, список разрешенных и запрещенных игр. Конечно, вначале Марта сопротивлялась, но совсем не долго. Папа был хладнокровен и совершенно непоколебим, и потому, раз за разом натыкаясь на одну и ту же стену, девочка поняла, что гораздо проще следовать правилам. Так будет меньше ссор, запретов, и не придется смотреть на то, как мама стоит в дверях и переживает за свою дочь, хотя и не пытается ничего сделать. Раз мужчина сказал, значит так и должно быть, а со временем она и вовсе приняла сторону отца.

— Говорит, что у нее занятие на скрипке, — вместо Марты ответила на вопрос мама.

Глядя на папу, можно было буквально увидеть, как крутятся шестеренки в его голове. Марта не могла предугадать ход его мысли, но знала, чем это все закончится.

— Ты все еще бренчишь на этой штуковине? — после продолжительной паузы, совладав с собой, сказал папа. — Послушай, это надо уже заканчивать. Я понимаю, что, когда тебе было десять или даже двенадцать лет, это было неплохим времяпрепровождением. Но ты уже в десятом классе. Пора думать о важных вещах.

Марта никогда не могла понять папу. С самого первого дня, когда бабушка только записала ее в музыкальную школу, она видела его взгляд полный негодования. Но вначале папа ничего не говорил, а просто молчал и смотрел, словно сражаясь с самим собой. Марта знала, что бабушка несколько раз говорила с ним об этом. Содержание их разговора оставалось тайной, но каждый раз после таких бесед папа становился более снисходителен, хоть и не на долгий промежуток времени. А вот в последний год все стало меняться. Папа то и дело отказывался слушать бабушку и все чаще отпускал неприятные комментарии в отношении увлечения дочери. И если он действительно сражался с самим собой, то настало время, когда он начал проигрывать. Сегодня он впервые в столь резкой форме сказал о том, что пора это все прекращать.

— Да, — едва слышно ответила Марта. — Просто у нас…, — девушка тут же осеклась, подумав, что не стоит говорить о концерте.

— Что у вас?

— Концерт, — сказала мама без задней мысли.

— Ты тратишь время в пустую, Марта, — поставил точку в разговоре отец, применив для этого тон полный разочарования, как будто дочь предала или убила кого-то.

— А зачем нам ехать всем? — прекрасно понимая умом, что нет смысла бодаться, спросила Марта, поскольку в этот раз не смогла совладать с собой. — Вы ведь сами не любите к ней ездить.

— Что значит не любим? — папа всегда легко начинал злиться, когда кто-то решался ему перечить. — Она — наша родственница. Так положено.

— Кем положено? — снова воспротивилась Марта, а про себя подумала. — Остановись, хватит.

— Что значит кем? — голос отца стал значительно громче. — Если тебе взрослые говорят, что так нужно, значит нужно. Кем положено… Когда у твоих родных людей праздник, их нужно поздравлять. Мы все одна семья, а значит нужно держаться вместе. Ты, может быть, сейчас не понимаешь, но, станешь взрослой и не будешь задавать такие вопросы. А пока, если говорят, что нужно ехать, значит нужно. И не думай мне перечить, а то вообще больше не увидишь свою скрипку. Поняла?

— Хорошо, — опустив взгляд, согласилась Марта.

Мама налила папе чашку кофе и поставила перед ним. Следом появились тарелки с нарезанной колбасой, сыром и овощами. Воспользовавшись моментом, пока все отвлеклись, Марта тихонько поднялась с кресла и вышла с кухни. Никто этого не заметил, поскольку они увлеченно смотрели телевизор, где рассказывали о каком-то саммите.

Марта вернулась в свою комнату и включила хорошо знакомый и заслушанный вдоль и поперек список песен. Пока осталось немного времени, стоит послушать музыку и успокоиться.

— Ладно, — подумала Марта, — ничего страшного от одного пропуска не случится. Кто-то иногда болеет и не приходит две или три недели подряд, а я уперлась из-за одного занятия.

Незаметно для самой себя девушка задремала. Теплый мягкий сон окутал ее со всех сторон, и она провалилась куда-то вниз. Ей снилось, что она лежит на своей кровати, а рядом на самом краешке кто-то сидит. Этот незнакомец не вызывал ни страха, ни тревоги, поскольку по какой-то причине Марта знала, что он не сделает ей ничего плохого.

— Просыпайся. Ты опоздаешь, — услышала она и тут же открыла глаза.

Кроме нее в комнате не было никого. С учетом того, что в наушниках звучала четвертая песня из списка, значит она проспала минут десять или пятнадцать. Стоило еще недолго проваляться, и она обязательно опоздала бы на урок, а математичка Раиса Геннадьевна вряд ли впустила бы ее в класс.

Схватив свой рюкзак, Марта выбежала в коридор, где в спешке обулась, накинула на плечи куртку и, крикнув родителям "Пока", вышла из квартиры.

Середина сентября радовала хорошей погодой. На небе не было ни единого облачка, а яркое солнце светило высоко над головой. Конечно, листва уже начала осыпаться, но до момента, когда деревья останутся абсолютно голыми, было еще далеко.

Марта жила в десяти минутах пешком от школы, и потому проскользнув через несколько дворов, миновав огромную лужу в выбоине на дороге и проскочив в дырку в заборе, в котором кто-то "заботливо" выломал из прутьев, Марта оказалась на заднем дворе школе. Не так рано, как ей хотелось бы, но достаточно, чтобы успеть до звонка сесть за свою парту.

В коридорах их старенькой школы, как всегда было шумно. Дети из младших классов носились друг за другом с дикими воинственными криками. Ребята постарше вели себя чуть спокойнее, хотя их гогот то и дело разливался по всем помещениям, а ровесники Марты из десятых и одиннадцатых классов и во всем не издавали громких звуков, а уверенно двигались к своим классам, как хозяева этой жизни.

— Привет, — увидев Марту, обрадовалась ее подруга Снежана, с которой они сидели вместе на всех уроках уже несколько лет.

— Привет, — ответила Марта, усаживаясь на стул.

— Ты чего такая сонная?

— Я чуть не проспала. Легла и уснула.

— Была бы физкультура, я бы тебя даже поддержала, но не в случае с Раисой, — за глаза, ребята звали учителя математики просто по имени, отбросив ненужное отчество.

Снежана была стройной девушкой. Главным поводом для гордости она считала свою длинную шею и потому предпочитала заплетать волосы в косу, чтобы демонстрировать окружающим свое достоинство. Большие голубые глаза за тонкими стеклами продолговатых очков всегда горели любопытством. Глядя на Марту и Снежану со стороны, поначалу трудно было представить, что они подруги, но стоило узнать их чуть лучше, как становилось понятно, что девушки понимают друг друга с полуслова.

Прозвенел звонок, и все поспешили занять свои места. Не прошло и минуты, как в класс зашла Раиса Геннадьевна. Ее темно серый брючный костюм был узнаваем издалека и стал чем-то вроде сигнала ученикам — если видишь костюм, то лучше обойди стороной. Из всех учителей именно Раиса Геннадьевна по праву считалась самой строгой и требовательной.

В классе воцарилась тишина, и десятки юных глаз устремились на учителя, готового объяснять новую тему.

Поначалу Марта внимательно слушала, но затем ей вспомнился утренний сон. Хоть она и смотрела на доску, но перед глазами всплыл почти растворившийся образ. Она видела себя со стороны, видела, как чье-то темное очертание садится на самый край кровати. От этого на душе стало тепло, словно этот кто-то принес вместе с собой покой. И действительно, когда Марта проснулась от обиды на родителей не осталось и следа. Только едва уловимое эхо глубоко-глубоко в сердце.

— Ларионова? Ларионова, доброе утро! — голос Раисы Геннадьевны вернул Марту обратно в класс.

Все смотрели на нее. Кто-то улыбался, но большинство ждали интересную развязку.

— Марта, ты с нами?

— Простите, — она опустила голову, чтобы избежать испепеляющего взгляда.

— Что я сейчас говорила?

— Не знаю.

— Что? Громче.

— Простите, я прослушала.

— Ну что же. Будем считать, что это предупреждение. Но если ты еще раз не повторишь мои слова, когда я скажу, то считай, что у тебя двойка.

— Хорошо.

Вплоть до самого звонка Марта внимательно слушала Раису Геннадьевну, но та больше ее так и не спросила.

2

Урок следовал за уроком. Самый обычный школьный день, когда после звонка коридоры пустели, а ученики набивались в небольшие классы, рассаживаясь в строго определенных местах. Каждый человек по-своему вспоминает школьные годы. Для кого-то это кажется мукой, для кого-то весельем, а, может быть, всего по чуть-чуть. Но если взглянуть отстранено, то с уверенностью можно сказать только одно: школьные годы — это время, когда взрослые заботы еще не успели захватить тебя, и потому ты можешь мечтательно смотреть на таинственную и такую манящую жизнь, что ждет впереди.

Но у школьной жизни, как и у всего на свете, есть и обратная сторона. Дети, да и не только дети, а просто люди, часто бывают жестоки по отношению друг к другу. Находятся те, кто попадает им под руку и становится мишенью для насмешек и издевательств. Для этого вовсе не нужны серьезные причины, а достаточно какой-нибудь мелочи — лишь бы нашелся повод. Чаще всего эти дети ни в чем не виноваты, а те, кто над ними издевался, через какое-то время будут искренне раскаиваться, но это уже не исправит содеянного.

Можно сказать, что Марта была в числе мишеней. Не постоянных, но одноклассники то и дело позволяли себе глупые шутки или неприятные прозвища. Но большую часть времени она была для них серой мышью. Человеком, которого никто не замечает и не хочет замечать. Марта не думала о том, что будет через год или два. Она не знала, куда будет поступать после школы и даже не представляла, как справится с экзаменами. Иногда тихонько она приоткрывала дверцу собственной души и смотрела на ту себя, какой хотела быть. В ее фантазиях это была прекрасная высокая стройная девушка с длинными волосами до пояса. Она стояла на сцене Концертного зала имени П. И. Чайковского и с закрытыми глазами играла «Муки любви» Крейслера — произведение, о котором, наверняка, не слышал ни один из ее одноклассников. Эта девушка ничего не боялась и не стеснялась. Она была сильной, настолько сильной, что могла не скрывать своего истинного лица, и ей вовсе не нужна была рубашка свободного кроя, что скроет излишнюю худобу. Она была счастлива. Боясь спугнуть столь смелые мечты Марта захлопывала дверь, вешала на нее тяжелый воображаемый замок, и возвращалась в реальность, где никак не могла похвастаться и каплей храбрости.

Оставив позади алгебру, физику и литературу, пришлось идти на историю, где заунывный Степан Васильевич медленно и монотонно зачитывал из учебника тему, даже не пытаясь кого-либо заинтересовать. Он то и дело прохаживался между рядами, чтобы убедиться, что никто не играет в телефон, не ест и не занимается другими делами, которым совершенно не место на столь важном уроке. Кто-то, конечно, пытался его слушать, но через какое-то время, чувствовал, как начинает засыпать. Марта и Снежана сидели в левом ряду у стены и переписывались в тетради, которую специально для этого завели. В конце каждого дня одна из них забирала тетрадь с собой — хранили ее по очереди.

— Пойдем сегодня гулять? На набережной открылся магазин с комиксами. Я бы сходила — написала Снежана и подвинула тетрадь к подруге.

— Не могу.

— Точно! Четверг! Скрипка? Давай тогда завтра?

— Нет, день рождения тети.

— Это которой? Той, что с собаками, или той, что странная? Хотя они обе странные, — Снежана на секунду остановилась и тут же зачеркнула последнюю фразу, а потом добавила. — Прости.

— Папина сестра, — даже здесь Марта была немногословна, и главным двигателем выступала подруга.

— Поедете туда?

— Да.

— А скрипка?

— Нет.

Степан Васильевич неожиданно стукнул по столу учебником и устремил взгляд в конце класса.

— Сергеев, я все вижу. Телефон сюда давай!

— Я уберу.

— Не надо мне никаких уберу! Я сам уберу! — его тяжелые шаги по направлению к провинившемуся заставляли дрожать пол.

— Семен Васильевич, я правда больше не буду.

— А больше и не надо. Давай сюда или по-другому поставлю вопрос.

— Ну, пожалуйста! — взмолился несчастный Максим Сергеев.

— Хорошо. Ты сам напросился.

— Стойте. Все. Я отдаю, — он достал телефон из кармана и протянул преподавателю.

— Вот нельзя сразу? Обязательно нужно издеваться над учителем? — Семен Васильевич выхватил незаконную для истории технику и вернулся к столу.

За соседней от Сергеева партой засмеялся Глеб Якушев.

— Это еще, что начинается? — учитель истории начинал закипать, и каждый в классе знал, что настала пора замереть и не дышать, чтобы только он отошел.

Невысокого роста толстячок шестидесяти лет, уперев руки в бока, встал напротив доски, и, нахмурившись, переводил взгляд с одного ученика на другого. Когда, наконец, испытание было пройдено и опасность миновала, все вздохнули с облегчением и снова принялись делать вид, что прилежно слушают учителя.

— Якушев — дурак, — написала Снежана.

— Он ведь тебе нравится?

— Ничего подобного! — несколько линий под фразой должны были убедить Марту, что это вовсе не так.

Но Марта знала правду. В течение дня уже несколько недель она видела, как подруга посматривала на Глеба, а, когда тот проходил мимо, вытягивалась, как по струнке, и чуть наклоняла голову, словно жертва, подставляя хищнику шею. Сама Марта не знала нравится ли ей вообще кто-нибудь. Одно время ей казалось, что Дима Чернов, но это продлилось недолго. Когда она увидела, как тот ест чипсы, от любви не осталось и следа. Он жевал с открытым ртом, а потом еще и облизал при всех пальцы, от чего Марту буквально передернуло. Если бы не окружающие ее ребята, которые то и дело в кого-то влюблялись и ком-то шептались, то Марта бы ни о чем подобном и не думала бы. А так возникал вопрос: «Я разве хуже них?», и она искала предмет для обожания.

Когда прозвенел звонок и с историей было покончено, ребята со скоростью звука покинули школу и разбежались кто куда. Едва выйдя за территорию, Снежана засуетилась, коротко попрощалась и исчезла на улочке, которая вовсе не вела к ее дому.

— Я пришла, — стоя на коврике, сказала Марта пустой квартире.

Конечно, еще никого не было. Другого варианта и не могло быть. Родители заставили ее прийти сразу после школы, а сами не приехали с работы. Она позвонила маме, сказала, что уже дома, а в ответ услышала: «Сделай пока уроки, а то неизвестно, когда мы вернемся от тети Тани».

И пока девушка пыталась расправиться с заданиями, ее взгляд то и дело падал на лежащий на стуле футляр, где в неволе томился музыкальный инструмент, прикасаясь к которому она чувствовала облегчение. Странное чувство вины затаилось где-то в сердце — словно пропуская занятия она предавала лучшего друга.

Первым пришел папа. Сказал привет и надолго исчез в ванной. Через полчаса пришла мама и сразу задала тонну вопросов: «Ты поела? Уроки сделала? В чем ты пойдешь? Тебе что-нибудь гладить? Почему ты такая молчаливая? Что-то случилось?», а в ответ слышала только «Да», «Нет» и «Не нужно».

Все семьей они погрузились в папину тойоту и двинулись в путь под аккомпанемент Русского радио, что оказалось настроено на случайно нажатую отцом кнопку. Марта сидела на заднем сиденье, прислонившись лбом к стеклу и смотрела, как мимо проносятся дома и другие машины. Ее жизнь была пропитана серой тоской обыденности.

— Вот и дорогие родственники пришли! — воскликнул дядя Саша, открыв дверь.

Он был мужем тети Тани. Старшее ее лет на пять. Любил носить мокасины и узкие джинсы, ужасно сидевшие на его странной фигуре. Он всегда зачесывал волосы набок и никогда не забывал покрыть их толстым слоем лака, чтобы «идеальная» прическа случайно не растрепалась.

Миновав дядю и не попав под их жаркие объятия, Марта оказалась в квартире. С кухни доносился грохот посуды, а в гостиной несколько голосов, перебивая друг друга что-то обсуждали. Во всей этой суматохе она искала одного конкретного человека, который всегда был готов ее понять и выслушать.

— Привет, бабуль! — воскликнула Марта, застав бабушку на кухне с доской и вареными овощами для оливье.

— Милая моя, доехали. Извини, я бы тебя обняла, но руки грязные. Садись, — бабушка Леся ножом в картошке указала на стул.

— Здравствуйте, тетя Таня, — девушка обратилась к женщине в пышном желтом платье с большими белыми цветами. — С днем рождения!

— Спасибо, Марта, — тетя Таня довольно улыбнулась и тут же принялась хозяйничать. — Хочешь чего-нибудь, пока мы доделываем? Чай, кофе?

— Нет, спасибо. Может быть, мне вам помочь?

— Прекрати. Сиди отдыхай.

— Как дела, милая? — бабушкина улыбка была самым теплым, что знала Марта в жизни.

Она могла ничего не говорить и только улыбаться, и все было понятно. Черные густые волосы давно тронула седина, а глубокие морщинки лежали возле глаз. Лишь какие-то общие черты выдавали в папе ее сына — гораздо больше он взял от дедушки, которого не стало, когда Марта только собиралась поступать в школу.

— Все хорошо, — ответила девушка. — В школе, как обычно.

— Ты хорошо ешь? Мне кажется, ты еще похудела, — только в ее словах не чувствовалось никакой издевки, ведь это была обеспокоенность.

— Да, — кивнула Марта, но тут же одумалась. — Нет. Не знаю.

— Как это не знаешь? — удивилась тетя Таня.

— Ну, я ем, когда хочу…

— Нет, тебе надо есть, как положено. В твоем возрасте все эти переживанию, то и делают, что перебивают аппетит.

— Я была такой же, Тань, — вступилась бабушка. — Ты же видела фотографии.

— Времена другие были! У вас же с продуктами…

— Ой, не начинай прошу тебя. Хорошие были времена. Я тоже мало ела. Была худой, как палка, а потом… Вот! — засмеялась бабушка, показывая на себя. — Теперь бы мне не помешало сбросить.

Если бы было можно, Марта не отказалась бы провести весь вечер на кухне, но распорядок праздника этого не позволял. За длинным столом в гостиной собрались все гости: тетя Таня с дядей Сашей рядом друг с другом во главе стола; бабушка Леся, Марта и мама были отправлены на диван; папа, школьная подруга и пара друзей тети Тани с работы, которых Марта никогда не видела, сидели напротив, а лучший друг дяди Саши по имени Антон, производивший впечатление излишне серьезного и самодовольного человека, занял место на другом конце. Стол буквально ломился от еды, что даже пришлось поставить водку и вино на пол и доставать по мере необходимости.

Все ели и пили, не переставая шуметь ни на секунду. Во всем этом непрекращающемся гомоне, дополняемом звуками телевизора, работавшего неизвестно для кого, Марта чувствовала себя чужой. То и дело она наигранно улыбалась, а остальное время проводила за тыканьем вилкой в салат. Чем меньше становилось алкоголя, тем громче звучали голоса.

— Андрей, когда мы уже побываем на концерте твоей дочери? — поинтересовался дядя Саша.

— На каком концерте? Я тебя умоляю! Она сейчас наиграется и займется серьезными делами, — возразил папа, даже не думая спросить мнение дочери.

— Ну почему же? Чем тебе музыка не серьезное дело? — раздался голос Антона.

— Тем, что это веселое развлечение, но денег никогда не принесет.

— Но люди же как-то зарабатывают!

— Как? В переходах играя? Раньше музыкантов ценили, а сейчас это никому не нужно, если мы не говорим про все эти дерганья на сцене под вспышки света и полуголые танцы.

— Андрей, ты неправ, — вступила в разговор тетя Таня, — наш папа…

— Не надо мне про отца. Как это я не прав? Я сегодня вот как раз видел парня в переходе. Стоял в костюме на два размера больше и пиликал себе уныло. Марта и сама все понимает. Правда? — наконец, он удосужился посмотреть на дочь.

Утренняя обида вернулась с новой силой. В горле пересохло, и она даже не знала, что ответить. Спорить при взрослых совсем не хотелось, но и согласиться просто так она не могла. Мама снова молчала. Когда Марта уже собиралась возразить, она почувствовала, как теплая бабушкина рука под столом сжимает ее руку.

— Андрей, даже если она и понимает, то пусть сама до этого дойдет, — ответила за нее бабушка Леся. — Ты вообще хотел стать футболистом. И, может быть, взяли бы если бы не…

— Если бы не армия. Да. И хорошо, что не взяли. Сейчас сидели бы где-нибудь в глубинке, пока я тренировал третьесортный клуб. А так я стал человеком.

Бабушка еще сильнее сжала руку Марты, словно говоря: «Не надо. Молчи».

— Сейчас можно выучиться на кого угодно. Было бы желание. Но вот про скрипку при мне не надо разговаривать. Да, все мы мечтали о всяком, хотели, бунтовали, а потом все отпадает. Марта, разве не так?

— Так, — наступив на горло своей гордости ответила дочь.

Окружающие больше не хотели перечить Андрею Владимировичу. Каждый из них по-своему жалел несчастную девочку, но предпочитал делать это молча, чтобы не лезть в чужие дела, а они уж сами разберутся.

— Может быть, — думала Марта, — если бы хоть кто-нибудь сказал, что думает или встал на ее сторону, то папа бы понял, что ошибается. Взрослый скорее послушает взрослого, чем ребенка. Тем более, такой взрослый, как папа.

Ненадолго за столом стало тихо. Тема исчерпала себя, и никогда не решался нарушить молчание. Но дело в свои руки взял Антон и предложил снова выпить за именинницу. Все встало на свои места и бесконечный круговорот набрал ход.

На обратную дорогу вызвали такси. Пьяный папа попытался поговорить с таксистом, но почти моментально заснул, а Марта с мамой сидели сзади и думали о чем-то своем. К счастью, очередной вечер, который нужно было перетерпеть закончился.

Уже дома, закрыв дверь в комнату и накрывшись одеялом с головой, Марта заплакала. Ей так хотелось, чтобы родители пусть даже и не радовались ее увлечениям, но хотя бы приняли их. Сон незаметно окутал девушку и увлек в свою далекую страну.

3

Во сне Марта оказалась в огромном старинном доме. За ним давно никто не ухаживал, и по стенам тянулись растения, пробившиеся прямо через половые доски. Их листья чем-то напоминали листья роз, а цветы были почти неотличимы от больших красных пионов.

Девушка стояла посреди просторного холла, а перед ней раскинулась широкая лестница, уводящая на второй этаж.

Она огляделась. Кажется, кроме нее в доме никого не было. Направившись вверх по лестнице, она аккуратно делала каждый шаг, стараясь не наступать на растения. В конце длинного коридора второго этажа виднелась распахнутая дверь балкона, откуда в дом проникал свежий ветер. Девушка втянула воздух носом и почувствовала запах моря и цветов. Ей захотелось посмотреть, что же находится за пределами странного места, где она оказалась.

На балконе у каменных перил, увитых растениями, стоял молодой мужчина в длинном черном пальто. Его волосы развевались при каждом порыве ветра, а взгляд был устремлен на бескрайнее море.

— Здравствуйте, — сказала Марта, остановившись на пороге.

Часто во снах люди становятся совершенно другими. Получают силу, уверенность или даже выглядят иначе, но, конечно, многое зависит от самого сна. И Марта не была исключением. Она без тени сомнений и не мешкая ни секунды поздоровалась с незнакомцем. Представить себе такое в обычной жизни уже было дикостью и чем-то невозможным.

— Привет, — тут же ответил он и повернулся к ней.

Марта никогда прежде его не видела, но почему-то чувствовала будто знакома с ним.

— Я — Марта.

— Я знаю, — незнакомец улыбнулся. — Как прошел твой день?

— Спасибо, хорошо, — заученная фраза сама слетела с губ.

— Это понятно. А как на самом деле? — ему понадобилась секунда, чтобы стать серьезным.

— Кто вы?

— Меня зовут Август. Странное имя, правда?

— Правда, особенно для нашей страны. Хотя… Я же сплю. Верно?

— Спишь, — кивнул он. — Но это вовсе не отменяет того, что мы с тобой из одного города.

— Тогда почему вас так зовут?

— Конечно, здесь лучше было бы спросить моих родителей, но их, как видишь, здесь нет. Ребенка можно назвать, почти, как угодно. Мой папа был историком и специализировался на Древней Греции. Он любил мифы, легенды и все-все, что связано с конкретной эпохой. Когда я появился на свет в августе, он тут же заявил, что знает, какое имя нужно дать сыну. Мама недолго сопротивлялась. С одной стороны, ей хотелось какое-нибудь простое имя, чтобы из-за него у мальчика не было проблем, но, с другой, имя Август казалось особенным. И, когда она его произносила, оно звучало, как шелест листвы в летний день. Чтобы признаться себе и мужу, что имя ей нравится, маме понадобился целый день.

— Август, — медленно повторила Марта. — И правда звучит.

— Вот, видишь. Со временем имя становится частью человека. И ты уже не можешь представить, чтобы его звали как-нибудь иначе.

— Мы с вами, как времена года.

— Да, — рассмеялся Август.

— Где мы?

— Не знаю. Это ведь твой сон. Почему ты захотела увидеть такой дом?

— Девушка пожала плечами.

— Я никогда прежде не видела ничего подобного.

— Но я тоже здесь ни при чем. Честное слово. Зато посмотри какое море.

Марта сделала несколько шагов вперед и положила руки на холодные перила. Вид действительно открывался потрясающий. Водная гладь едва заметно двигалась в свете огромной луны.

— Теперь, когда мы знакомы, ты расскажешь, как у тебя прошел день?

— Прошел и прошел, — сказала девушка, не глядя на нового знакомого, чувствуя, как угасает прежний запал под давлением ее реальной личности.

— Ну, что же. Не хочешь не говори. Твое право. Давай просто посмотрим молча на красоту. Подходит?

— Да.

Это было по-настоящему волшебное место, спрятанное так, что его никто и никогда не найдет — в фантазиях юной Марты. Дом располагался высоко на холме, внизу стелился темный густой лес, который утыкался в песчаный берег, омываемый солеными волнами.

Марта и Август стояли на балконе в полной тишине, и каждый думал о своем. Им не нужно было никуда бежать, ничего делать, а можно было просто наслаждаться призрачным моментом. Но все-таки, спустя какое-то время, Август прервал тишину.

— А почему ты не спрашиваешь, что я здесь делаю?

Марта повернулась и непонимающе посмотрела на него.

— Ты спросила только, кто я. И на этом все.

— Так ведь я сплю. Какая тогда разница? Ты же не настоящий.

— Не настоящий?

— Я выдумала тебя, как и этот дом.

— Ты так думаешь? — уголки рта Августа поползли вверх.

— А разве во сне бывает как-то еще?

— Мне уже кажется, что бывает, как угодно. Конечно, не буду утверждать, что нет ничего невозможного, но гораздо больше, чем мы можем себе представить.

— Хм, — только и сказала Марта, словно Август сморозил полную ерунду и отвернулась.

— Когда я был мальчишкой, мир казался мне бесконечно огромным и загадочным. В нем всегда хватало места для великих тайн. Но чем старше я становился, тем сильнее он сжимался. Так мне казалось. Все становилось знакомым и обыденным. Слишком понятным, чтобы быть прекрасным. Только я ошибался. Сжимался вовсе не мир, а то, что я видел в нем. Понимаешь? Я сам отказывался от его безграничности.

Марта не хотела подавать вида, что слушает его, хотя то и дело на долю секунды косила глаза.

— Я хочу сказать, что не надо недооценивать мир.

— Я так и не делаю.

— Если ты не против, то я снова приснюсь тебе.

— Зачем?

— Хотя бы для того, чтобы вот так постоять на балконе. Разве в одиночку было бы лучше?

Она ничего не ответила.

Из-за горизонта медленно поднимался огромный огненный шар, окрашивая море в бордовые цвета. Его лучи дотянулись до берега и веселыми искрами побежали по верхушкам деревьев. Марта почувствовала нечто странное. Волоски на руках встали дыбом, а по коже побежали мурашки.

— Что такое? — спросила она себя.

— Ничего особенного. Тебе пора просыпаться. С добрым утром. Присмотрись к миру хорошенько.

Она хотела что-то ответить, но звук будильника вырвал ее из сна. Все исчезло. Больше не было ни моря, ни леса, ни дома, а только хорошо знакомая комната с закрытыми шторами и надрывающийся телефон. Марта поспешила выключить звонок и села на кровати. Ей хотелось вспомнить сон во всех подробностях, но они ускользали, как песок сквозь пальцы. Кроме нее там был кто-то еще. Мужчина или женщина? Мужчина. У него было такое дурацкое имя. Но Марта уже не могла вспомнить.

4

— Так что же хотел сказать нам Иван Сергеевич Тургенев в своем романе "Отцы и дети"? — обводя взглядом класс, спросила Ольга Константиновна. — Кто хочет высказать свое мнение?

Она ожидала увидеть лес рук, но вместо этого желающих было всего двое. Все те же отличники Катя и Гоша. Ольга Константиновна понимала, что они знают ответ, но ей хотелось, чтобы заинтересованных в литературе учеников было гораздо больше. Она влюбилась в книги, когда еще училась в начальных классах и теперь не могла представить жизни без них. В них скрывалось так много историй и ответов на вопросы, которые тревожат каждого человека. И каждый раз видя, как молодое поколение страдает, пытаясь осилить тот или иной роман, она чувствовала укол в сердце.

— Неужели больше никто не хочет сказать? Евгеньев, что ты нам можешь сказать?

В четвертом ряду из-за средней парты встал худой юноша с рыжей копной волос.

— Ну…

— А без "ну"?

— Роман Тургенева рассказывает нам не только о конфликте отцов и детей, но и о столкновении старого уклада со взглядами молодого поколения.

— Потрясающе. Это правильно, да. Но я хотела, чтобы ты сам сказал то, что думаешь, а не то, как это написано там, где ты читаешь с телефона Жданова.

— Но я так и думаю, — обидевшись заявил Евгеньев.

— Ладно. Садись. Кто еще? Ларионова.

Марта нехотя встала, одергивая рубашку.

— Ты тоже начнешь говорить про общественный уклад, сложившийся в стране?

— Нет.

— Уже хорошо.

— Мне не понравилась книга.

— Почему? — заинтересовалась Ольга Константиновна.

— Мне кажется, что противостояние отцов и детей происходят не так, — чувствуя, как пересыхает в горле, произнесла Марта.

— А как?

— Никто не хочет никого слушать. Каждый говорит только о том, что верит и ему безразлично мнение другой стороны.

— Не очень понимаю, что ты хочешь сказать.

— Никто не будет вести себя так, как они.

— Ты прочитала ее целиком?

— Да, — запнувшись ответила девушка.

— Или краткое содержание?

— Извините, — Марта села на место, ощутив, как у нее горят щеки.

— Ладно, — вздохнула Ольга Константиновна. — Евгеньев правильно прочитал общую суть произведения. И Марта тоже в чем-то права. В реальной жизни дела обстоят несколько иначе. Тем более, в наши дни, но мы не должны забывать о какой эпохе идет речь, и что главной целью Тургеневы было не стремление описать реальный быт во всех его приятных и не приятных подробностях, а показать противостояние сторон, а потому он следовал принципам художественной литературы.

Марта поняла, о чем говорит Ольга Константиновна, и к своему удивлению осознала одну простую вещь: она видела не истинный смысл произведения, а перекладывала на него то, что переживала сама. Когда она читала книгу, то вместо того, чтобы следовать по страницам за Аркадием Кирсановым и Евгением Базаровым, перед ее взором всплывали образы отца и матери. Марта мысленно обругала себя, хотя совершенно зря. Она не знала, что такова человеческая природа, и людям свойственно искать отражение самих себя в окружающих предметах. И ведь, в конце концов, это не она упрямо насаждала свою точку зрения, не желая слушать о том, что в мире могут существовать и другие варианты. И не она молча жалела свою дочь, стоя в дверях. Марта была всего на всего девочкой пятнадцати с мягким характером и со своими мечтами и желаниями, которые по непонятной ей причине то и дело пытались втоптать в грязь, как нечто абсурдное и глупое.

— Сегодня пойдем гулять? — Снежана придвинула к подруге тетрадь.

— Да. Только не долго, — написала в ответ Марта.

— Отлично! — вывела большими буквами подруга и несколько раз подчеркнула.

Едва уроки закончились, девочки через парк направились к торговому центру. Парк был усыпан золотыми и бардовыми листьями, а с деревьев то и дело отрывался очередной листок, как символ того, что лето безвозвратно ушло.

— Как же я не люблю осень, — вздохнула Марта.

— Да, почему? Ты постоянно это говоришь, но не объясняешь.

— А что хорошего в смерти?

— Смерти? — Снежана остановилась и удивленно захлопала глазами.

— А как это еще назвать?

— Так весной же все вернется. Причем тут смерть? Посмотри, как красиво. Хочешь тебя сфотографирую? — не дожидаясь ответа, она полезла за мобильным телефоном.

— Не надо, — моментально ответила Марта, представив свой ужасный вид на фотографии, которую и не покажешь никому.

— Почему? Давай! Красиво будет. Только давай челку уберем. Тебя совсем невидно из-за нее, — Снежана потянулась, чтобы откинуть волосы с лица подруги.

— Нет, — Марта сделала шаг назад, и пальцы Снежаны пролетели по воздуху.

— Ладно. Не буду, — тихо ответила подруга. — Ты чего?

— Ты сама знаешь чего.

— Ну это же ерунда.

— Никакая не ерунда, — разозлилась девушка.

— Еще какая! Ты думаешь у меня с кожей все хорошо? Ничего подобного!

— Это другое. Давай не будем об этом.

— Ты вечно не хочешь говорить. Хочешь я тебе свой крем дам тональный?

— Я не хочу им пользоваться.

Каждый раз, когда Снежана встречала столь яростное сопротивление, у нее опускались руки, и она не знала, что сказать.

— Почему…

— Что почему? — человек, который не знал Марту, никогда по ее тону не определил бы, что она огрызается, приняв защитную стойку, но лучшая подруга могла уловить разницу.

— Почему ты так себя стесняешься?

— Ты сама знаешь.

— Нет. Я не знаю!

— Потому что я страшная, — сама того не заметив, Марта рукой поправила волосы.

— Ничего подобного! Ты красивая.

— Еще бы ты сказала по-другому.

— А это что значит?

— Ты моя подруга.

— И что же я теперь не человек и не вижу?

— Ты просто привыкла и не можешь сказать. Почему мы все еще об этом говорим? — если бы Марта умела, то у нее непременно из носа уже шел бы дым, а то и во всем огонь.

— А я говорю, что ничего подобного! Просто ты постоянно начесываешь волосы вперед и… эти дурацкие рубашки. Они же тебе велики. Если тебе сделать прическу…

Снежана увидела, как по щеке подруги скатилась одинокая слеза, и тут же оборвала фразу.

— Прости. Я не хотела тебя обидеть.

— Ты не виновата.

— Виновата, — не спрашивая разрешения, Снежана изо всех сил обняла Марту. — Ты очень красивая. А если не хочешь фотографироваться, то и не надо! А мне сфоткаешь?

— Хорошо.

Пока Марта фотографировала подругу на фоне деревьев и листвы, она думала о том, что Снежане легко говорить, когда не она сама тощая, как палка. У нее то все прекрасно, и ей не понять каково это каждый раз смотреть на себя в зеркало и видеть, что на тебя смотрит какое-то чудовище. Но она действительно не обижалась, хотя и не понимала, почемукому-то достается все, а ей ничего, ведь она не сделала ничего плохого.

Марта сделала еще одну фотографию и тут заметила на заднем фоне размытые очертания человека. Она подняла взгляд и ей на секунду показалось, что в глубине парка рядом с высоким кленом стоит молодой человек в длинном черном пальто. Его образ с ясностью выплыл из сна. Но стоило ей моргнуть, как там никого не было. Возможно, он попал на фотографии? Марта открыла галерею и принялась листать кадры в поисках незнакомца. Никого. Только улыбающаяся Снежана.

— Что случилось?

— Ничего. Показалось, что кто-то влез в кадр.

— Ладно. Хватит. Пойдем! А то сейчас скажешь, что тебе пора домой.

— Да, пойдем, — отдавая телефон, сказала Марта, а сама вглядывалась в кривые стволы деревьев, надеясь увидеть того, чье имя все еще было забыто.

Девочки пару часов бродили по торговому центру. Заглядывали в магазины, смеялись над странной одеждой, предлагая друг другу ее купить, и шли дальше. Прогулка закончилась двумя шариками мороженого. Снежана взяла ванильное, а Марта клубничное. Их выбор всегда был одинаковым. А если бы вдруг произошло наоборот, то обе девочки не стали бы его есть. Отношение Снежаны к ягодам было настолько же ужасным, как и у Марты к ванили. Никто не вспоминал да и не хотел вспоминать разговор, произошедший в парке.

Когда они расстались на перекрестке дорог, ведущих к их домам, на улице было еще светло. Время, когда зима укроет ледяным одеялом город, а ночи будут длиннее дня, не спешило раньше назначенного часа.

— Как погуляла? — с кухни раздался хорошо знакомый голос мамы.

— Привет. Хорошо, спасибо.

— Ой, да. Привет. Мой руки и иди есть.

Проходя мимо родительской спальни Марта слышала звук работающего телевизора, но из-за закрытой двери не смогла разобрать ни слова. Отцовские вечера никогда не отличались оригинальностью. Он всегда приходил с работы, говорил, как он устал, после чего ел под новости и уходил в комнату, где сидел почти безвылазно, глядя первые попавшиеся фильмы. Марта не могла сказать, когда именно он стал таким, да и был ли вообще другим. Ей казалось, словно в ее детстве папа был гораздо более… Девушка задумалась о том, какое слово лучше всего подойдет в данном контексте. Удовлетворенным жизнью. Пожалуй, так. Вроде бы он любил проводить время за общением с семьей, играл с дочкой, куда-то ходил. Но когда это было? Трудно сказать. Может быть, она все придумала, слушая истории своих одноклассников. Тогда это было еще печальнее.

На столе стояла тарелка с макаронами и тертым сыром, а венчала ужин вареная сосиска. Только сейчас увидев горячую еду, Марта поняла, как проголодалась. Мама сидела напротив и пила чай с бергамотом, перелистывая свободной рукой какой-то канал с картинками и видео в телефоне.

— Со Снежаной ходила?

— Да. Мам, я же писала.

— Ну, мало ли вы еще кого-то встретили. Других подружек или мальчиков, — ее взгляд так и не отрывался от экрана телефона.

— Нет. Мы были вдвоем.

— А как в школе?

— Нормально, — макаронины одна за другой исчезали с тарелки.

— У тебя всегда все нормально, — рассмеялась мама. — Мне кажется, если начнется конец света, то у тебя опять все будет нормально.

Мама либо не понимала, либо не хотела понимать, что дело вовсе было не в том, что все нормально, а в том, что дочь не хочет с ней делиться. Но ситуация ее устраивала. Не отнимала много энергии, не требовала вести долгих разговоров. Вполне хватало рядовых заученных фраз, чтобы верить в то, что она пообщалась с дочерью. Контакт поддержан, заинтересованность проявлена. Все свободны.

И Марта, сама не осознавая этого, привыкала, что так все оно и должно быть. Она получала отрицательный жизненный опыт, который ложился в фундамент ее формирующейся личности. Мама, которую она любила, не произнося ни слова, преподносила ей жестокий урок: между людьми (даже родными) пролегает огромная пропасть, и ее не преодолеть. Ты можешь видеть того, кто стоит на другой стороне, можешь улыбнуться ему и помахать рукой, но на этом все.

Жаль, Марта не знала, что пропасть создают сами люди. Стоит сделать шаг вперед, и ты увидишь, как под ногами вместо пустоты появляется клочок земли, и если другой человек пойдет к тебе на встречу, то вы окажетесь лицом к лицу, а от пропасти останутся только воспоминания.

Допив чай, мама поставила чашку в раковину и собиралась уйти, но дочка успела ее окликнуть.

— Мам?

— Да, солнце.

— Я завтра к бабушке съезжу? Вам же с папой ничего помочь не надо?

— Нет, не нужно. Я думаю мы будем дома. А ты ей звонила? Может она занята, — мать не любила, когда Марта одна едет через полгорода.

— Да, мы с ней договаривались. Она просила помочь со шторами и что-то еще.

— Ладно, только держи меня в курсе. Хорошо?

— Хорошо.

Мама исчезла в коридоре, а потом послышался звук открывшейся и тут же закрывшейся двери в родительскую спальню. На часах едва стукнуло девять вечера, но в квартире Ларионовых наступила тишина свойственная для ночи.

Марта помыла посуду и, погасив на кухне свет, ушла в свою комнату. Ее крохотный мирок пересекался с родительским только по необходимости. Они были чужими людьми, жившими под одной крышей, но с возложенной на них обязанностью быть семьей.

Марта сделала уроки, собрала рюкзак и только тогда, обессиленно рухнув на кровать, надела наушники и включила музыку. Хорошо знакомая мелодия заполнила собой пространство ее маленькой вселенной. Она снова вспомнила дом из сна и незнакомца. Деталей стало больше, но они все еще представляли собой разрозненные обрывки. Девушке хотелось вернуться назад, чтобы в этот раз запомнить все, как следует, обойти каждую комнату и, может быть, выйти за пределы дома. Лежа в темноте с закрытыми глазами, она не заметила, как уснула. Да только, к ее огромному сожалению, в эту ночь ей не приснилось ровным счетом ничего. Словно по щелчку пальцев она открыла глаза, когда за окном было уже светло.

5

Моя дорогая Марта,

Я снова беру в руки дневник, чтобы написать тебе письмо. Никогда прежде не вел записей и потому довольно смутно представляю, как это стоит делать. С другой стороны, не думаю, что стоит сильно беспокоиться. Буду рассказывать тебе о самом важном и о том, что меня тревожит.

Сегодня я впервые встретил тебя во сне. Мне понадобилось немало времени, чтобы среди жизней миллионов людей найти твою и еще столько же, чтобы оказаться в твоих снах. Но все получилось. Ты увидела меня таким, какой я есть, а я впервые узнал, какой ты была.

Признаюсь, было довольно странно видеть в юной девушке твои черты. Также закрыта, также недоверчива и, как мне кажется, упряма. Я постарался не давить, чтобы не напугать. Еще не знаю получилось или нет, но будем надеяться на лучшее.

В своих снах ты создала огромный особняк. Он по-настоящему прекрасен, если убрать из него все лишнее, что ты почему-то посчитала необходимым. Мы стояли и любовались на бескрайнее море, обменявшись лишь парой фраз. Ты не представляешь, как сильно я хотел рассказать тебе абсолютно все. Буквально прокричать. И все для того, чтобы уберечь. Но я знаю, что если расскажу, то призрачный шанс тут же исчезнет, и все повторится вновь.

Пока я еще не до конца разобрался с тем, как происходят мои появления в твоей жизни, и чего это стоит. Ничего. Со временем я буду знать больше, а пока постараюсь сделать все, чтобы заслужить доверие маленькой Марты.

До свидания,

Твой Август.

6

Старая табуретка шаталась под ногами, но Марта старалась не подавать вида, что вот-вот готова упасть, а то бабушка Леся непременно начала бы нервничать и суетиться. Хотя, впрочем, она итак занималась именно этим.

— Тебя поддержать? — бабушка стояла рядом и переводила взгляд то с табуретки на внучку, то со штор на табуретку.

— Не надо, бабуль. Все хорошо, — слегка соврала Марта, а сама проклинала петельки, на которых висели шторы.

Бабушка любила свои тяжелые кремовые шторы, чей низ в буквальном смысле слова лежал на полу. Сколько раз ни пыталась Марта вспомнить, но в памяти не сохранилось ни одного мгновения, когда на окнах висело что-то другое.

Марта покачнулась и была готова вскрикнуть, как заботливые бабушкины руки уперлись ей в спину.

— Говорю же, давай поддержу. Не надо было тебя просить. Я и сама могла вполне справиться.

— Бабуль, мне правда нетрудно.

— Тебе, может, и не трудно, а я совсем обленилась.

— Неправда, — рассмеялась Марта, но улыбка тут же исчезла с ее лица, ведь она вспомнила, как вчера это же говорила Снежана в парке.

— Что случилось?

— Ничего. Задумалась. Еще совсем немного.

Вначале одна, а потом другая шторы упали на пол и тут же были подхвачены бабушкой, которая пошла в ванную, чтобы загрузить стиральную машинку. С чистой совестью Марта спустилась вниз.

— Поставишь чайник? Я сейчас подойду.

— Конечно.

Бабушка жила в двухкомнатной квартире в доме, построенном чуть ли не в середине прошлого века. Точно Марта не знала, но на вид он действительно был очень старым. Его ремонтировали и за ним следили, но тяжесть лет проступала даже через свежую краску.

Когда бабушка, наконец, пришла, на столе стояли две чашки и вазочка с печеньем.

— Ой, — вздохнула бабушка. — Ты и здесь все сделала.

— Ничего я не делала. Только чай налила.

— Теперь можешь рассказать, как у тебя дела. Я готова слушать, — улыбнулась бабушка Леся.

Всегда. Абсолютно всегда бабушка улыбалась и с заботой относилась к внучке. Даже в те моменты, когда она болела, то все равно надевала улыбку. Она не хотела, чтобы Марта или кто-либо еще видел ее слабой.

Как однажды, бабушка призналась: "Мой груз — это мой груз. И я не хочу без необходимости взваливать его на вас. Это не по-человечески. У каждого хватает своих собственных забот, и ненужно заниматься моими. Если мне действительно будет нужна помощь, то я непременно попрошу."

Кажется, она сказала это папе Марты во время спора. Тогда и только тогда девушка в первый и последний раз видела, как бабушка злится.

— Так ты расскажешь?

— Что? — опомнилась Марта.

— Как у тебя дела? Мы так и не пообщались нормально на дне рождения Тани, зато сейчас самое время.

— Норм…, — Марта осеклась и не стала договаривать. — Не знаю. Что-то хорошо, а что-то нет.

— Например? Я же у тебя не провидица. Язык создан, чтобы на нем говорить и делиться чем-то, а не играть в угадайку.

— Ты подумаешь, что я ненормальная.

— Глупости какие! Никогда так не подумаю.

— Мне кажется, я не справлюсь.

— С чем? — брови удивленно поползли вверх. — Милая, изъясняйся точнее.

— Со скрипкой. Я не успею подготовиться. Вчера вот день рождения, потом уже только во вторник, — с каждым словом Марта набирала скорость. — А там еще чего родители придумают. Мне времени не остается. Дома репетировать не получится. Папа вечно недоволен, когда я ее достаю.

— Теперь ты очень тараторишь. Не спеши, — бабушка погладила внучку по руке. — Все ты успеешь. Еще два месяца.

— Всего лишь.

— Целых два месяца, — настаивала Леся. — Чем больше ты будешь нервничать, тем меньше будет получатся. Скажи, есть польза от того, что ты так переживаешь?

— Нет, — призналась Марта.

— Тогда зачем? Давай ты спокойно будешь заниматься и все. Мы еще к этому вернемся. Что еще у тебя нового? Как в школе.

— Как обычно. Вот, пожалуй, в школе без перемен. Отличницей мне, думаю, не быть, но и без троек, наверное, закончить смогу.

— Звучит, конечно, не очень, — бабушка засмеялась, прикрывая рот рукой, — но уже неплохо.

— Как я не люблю алгебру с геометрией! Ты не представляешь! — Марта закатила глаза и тяжело вздохнула.

— Наверное, также как я химию. Поэтому еще как представляю. А что друзья?

Марта прикусила нижнюю губу. Ее смутило слово "друзья" во множественном числе. Последний раз, когда она дружила с кем-то кроме Снежаны, был в шестом классе, а с тех пор осталась только она.

— Милая моя, можно я скажу, но только ты не обидишься?

— Можно.

— Ты хорошая, добрая девочка, только совершенно не хочешь в себя поверить. Снежана, наверняка, хорошая подруга, но вокруг тебя много других людей. Ты ведь понимаешь, что не сможешь, как сейчас, всю жизнь сидеть с ней за одной партой? Потом вам исполнится по восемнадцать лет, и, вполне возможно, многое изменится.

— Я так далеко не заглядывала.

— А здесь не надо заглядывать. Жизнь такая штука. Я не предлагаю тебе дружить со всеми подряд. Я только прошу тебя не боятся этого делать. Иначе что? Ты останешься совсем одна? Будешь ходить из дома на работу, с работы домой и злобно поглядывать на окружающих только от того, что твой мир сожмется до крохотных размеров?

— Кажется, кто-то недавно говорил об этом.

— Кто?

— Я не помню, — нахмурилась Марта.

— Тогда этот кто-то был абсолютно прав. Не поступай так с собой.

— Да, кому я такая нужна?

— Какая?

— Вот такая!

Бабушка покачала головой.

— Ты в первую очередь нужна самой себе. Ты у себя одна. И, поверь мне, через год или два ты себя не узнаешь, — опираясь на стол, Леся поднялась. — А теперь погоди минутку.

Медленный шажками бабушка ушла в другую комнату. Марта заметила, что Леса шла, почти не поднимая ног и постоянно держалась за стену. Так было каждый раз, когда у нее начиналось обострение, и болела спина.

Из комнаты доносились звуки открывающихся ящиков шкафов и бормотание. Все закончилось победным возгласом: "Думала от меня спрятаться? Не вышло!"

Бабушка Леся вернулась со старым коричневым футляром в руках, который Марта видела раза три за свою жизнь, и у нее перехватило дыхание.

— Если твой папа против, то мы будем репетировать здесь! — решительно заявила бабушка.

— Но это ведь дедушкина скрипка.

— Дедушкина, да. Но, знаешь, я подумала и поняла, что если буду хранить память о нем таким образом, то это совершенно ни к чему не приведет. Он бы меня ругал за то, что я позволяю вещам чахнуть и умирать. Его скрипка, его книги и даже ботинки должны использоваться по назначению, а не гибнуть, спрятанные безутешной старухой.

— Ты не старуха.

— Это спорный вопрос, хорошая моя. Дедушки нет с нами уже десять лет, и за все это время я так и не осмелилась дотронутся до его вещей. Но… Ты помнишь его?

— Плохо, — призналась девушка. — Я помню вы приезжали к нам. Я выбежала из комнаты и увидела вас в коридоре. Дедушка держал в руках этот футляр, а на нем было, кажется, бежевое пальто.

— Да, бежевое. Все так. Оно до сих пор весит в шкафу. Ты можешь посмотреть, если захочешь.

— Потом я помню, как сижу в папином кресле. Накрыт стол, а дедушка играет на скрипке. Я не могла оторвать от него глаз. Но я не помню, что он играл.

— Ты не поверишь. То же самое, что любишь и ты — "Муки любви".

Марта улыбнулась, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы.

— Он… — Марта всхлипнула. — Он был таким чудесным.

— Да, — бабушка тоже заплакала. — Да, был. И если бы он был сейчас здесь или наблюдает за нами, он бы сказал, что хочет, чтобы ты играла на его скрипке. Знаешь, как он говорил?

Марта помотала головой.

— Музыкальные инструменты — живые создания, но живут они только тогда, когда из них льется музыка, — бабушка положила футляр перед внучкой. — Давай откроем ее, и ты сыграешь.

— У меня плохо получается.

— Даже если так, то у тебя есть дедушкина скрипка, чтобы научиться. Давай. Смелее.

Марта нажала на два маленьких замочка, и они тут же отщелкнулись. Ее тонкая рука провела по старой грубой поверхности футляра, тут и там на пути встречая царапины и небольшие вмятины. Марта подняла крышку и увидела ее.

В этом не было никакого смысла, и она не могла объяснить, но она почувствовала запах одеколона дедушки, словно он стоял за спиной и наклонился над ее плечом, чтобы тоже взглянуть на музыкальный инструмент.

Он ушел так рано. Марта помнила его лицо только по фотографиям. Но чувство, как она сидела у него на коленях, пока он читал ей книжку с яркими картинками, никогда не покидало ее. Она помнила, как поднимала голову, чтобы взглянуть на дедушку, но лицо ускользало, и оставался только образ.

— Попробуй, — уверенный голос бабушки говорил о том, что она настроена решительно.

Марта с трепетом прикоснулась к корпусу скрипки и достала ее и смычок из футляра.

— А соседи?

— Не бери в голову! — Леся махнула рукой. — Там живут все те же ворчуны, что и двадцать лет назад, и их никогда не смущало, когда играл твой дедушка.

Марта взяла скрипку, как ее учили, закрыла глаза и провела смычком по струнам. К огромному удивлению, инструмент оказался настроен почти идеально. Если бы девушка знала, что бабушка заранее приготовилась к предстоящему разговору и настроила скрипку, то волшебное удивление тут же исчезло бы.

Пусть мелодия и не звучала, как должна, но все равно у нее получалось. Марта начала с того, что они учили на занятиях в прошлом году. Нервничая и дрожа от волнения, она продолжала играть, не открывая глаза. Но если бы в это самое мгновение она посмотрела на бабушку, то увидела бы на ее лице счастье и грусть, смешанные вместе. Бабушка Леся больше не видела смысла сдерживать себя и плакала, утирая слезы первым попавшимся под руку полотенцем. Неожиданная репетиция продолжалась по-настоящему долго. Марта играла и играла. Она не хотела и не могла остановиться. Так продолжалось до тех пор, пока кто-то не зазвонил в дверь.

Смычок больше не лежал на струнах, а Марта с испугом смотрела на бабушку. Наверняка, соседи пришли жаловаться! Так она и знала! Не надо было начинать.

— Не обращай внимание. Я сейчас.

Бабушка пошла к двери, оставив Марту стоять посреди кухни, крепко сжимая инструмент.

— Леся, привет, — послышался отчетливый старческий голос. — Скажи мне, что происходит? Я выжил из ума и теперь у меня галлюцинации или я слышал скрипку? Что ты так на меня смотришь? Не мог же Борис вернуться.

— Старый ты дурак! Не говори глупости. Да, ты правильно все услышал, но это Марта играет.

— Кто? — удивился голос.

— Внучка моя. Марта. Она учится, и я дала ей скрипку Бори.

— Ох, Боже мой. А то я испугался. Думал, мне пора скорую вызывать. Вдруг инфаркт миокарда?

— Успокойся. Мы тебе не сильно мешаем?

— Теперь, когда я знаю, что смерть не стучится ко мне, не мешаете.

— Спасибо. Ты извини, что не приглашаю послушать, но репетиция для музыканта дело интимное.

— Да-да. Я понимаю! Привет Марте. И скажи, что она молодец.

— Передам.

Дверь закрылась, и меньше чем через минуту на кухню вернулась бабушка.

— Полагаю, ты все слышала?

— Да, слышала, — с улыбкой подтвердила Марта и положила скрипку обратно в футляр.

— Ты чего? Он же сказал, что мы никак не мешаем.

— Мне кажется, на сегодня хватит. Я немного устала.

— Хорошо, но знай: ты можешь приезжать в любой день. Не слушай, что тебе говорит отец. Он уперся, а ты его знаешь. Приезжай, когда тебе будет удобно. Скрипка будет тебя ждать. Договорились?

— Да. Спасибо, бабуль.

— Я ничего такого не сделала. Я здесь, чтобы помогать тебе, милая моя.

В тот день, когда Марта уехала от бабушки, по дороге к метро она задумалась и, как ей казалось, поняла, почему папа так яро был против того, чтобы она играла дома, да и вообще против скрипки. Увидев реакцию бабушки Леси и свою при воспоминании о дедушке, Марта поняла, что, возможно, отец переживает потерю отца ничуть не меньше. Он также не сумел за все эти годы смириться, а каждый раз, когда он слышал, как смычок двигался по струнам для него это было словно ножом по сердцу. Папа не мог позволить признаться в подобной слабости ни себе ни другим, и все, что ему оставалась, это защищаться от того, что так сильно ранит.

Сделав шаг с платформы в вагон поезда, Марта осознала, что сегодня полюбила отца чуточку сильнее, но пусть это останется ее тайной.

Вернувшись домой, Марта тихонько разулась, заглянула на кухню, где мама снова сидела, уткнувшись в телефон.

— Привет, — сказала Марта.

— Привет, — не поднимая головы, сказала мама.

Марта оставила ее и пошла к родительской спальне. Из телевизора доносился знакомым бубнеж героев очередного фильма. Приоткрыв дверь и заглянув внутрь, Марта хотела поздороваться с папой, но увидела, что он спит, повернувшись на бок, и поспешила исчезнуть.

Умывшись и почистив зубы, девушка спряталась в знакомом для себя мире. Сегодня не нужно было делать никаких уроков, и потому можно было посветить время чему-то по-настоящему приятному.

Марта забралась на кровать и поставила на колени ноутбук — ее ждала новая комедия, только сегодня появившаяся на пиратском сайте. Глядя фильм, Марта и не догадывалась о том, что грядущей ночью вернется в таинственный дом и во второй раз встретит незнакомца, чьего имени так и не смогла вспомнить.

7

На первый взгляд казалось, что в доме ничего не изменилось. Все те же старые стены и бесконечные растения с красными бутонами, заполонившие собой залы, коридоры и комнаты. Но все-таки что-то было иначе. Марта потратила некоторое время, недоумевая, пока не заметила слабый теплый свет, стелившийся по полу из-за закрытых дверей в конце коридора.

Приложив ухо в двери, девушка прислушалась. С обратной стороны доносилось шуршание и чей-то голос. Марта аккуратно открыла дверь и заглянула внутрь. Перед ней предстала гостиная, в центре которой висела красивая кованая люстра с шестью лампочки. Именно от них и исходил столь приятный свет.

Растения не добрались до этой комнаты, и потому здесь были только разбросанные вещи, покрытые толстым слоем пыли. Марта не сразу заметила человека, сидевшего у камина на корточках, поскольку его черное пальто слилось с темными стенами.

— Ой, — воскликнула девушка, увидев движение.

— Спокойно, — Август тут же поспешил ее успокоить. — Это я. Ты же меня помнишь?

— Да, помню. Точнее днем я забыла, но сейчас помню.

— Вот и отлично, — молодой человек улыбнулся. — Я хотел развести огонь, но похоже дымоход забит, и пока такое счастье нам не светит.

Только сейчас Марта обратила внимание, что кроме пальто он одет в белую кофту, черные джинсы и ярко-ярко красные высокие кеды. Они настолько выделялись среди окружающих предметов, что Марта удивилась, как она не заметила их в первый раз.

— Ты чего?

— Твои кеды…, — девушка не отрывала от них взгляд.

— Нравятся?

— Их ведь не было тогда на балконе?

— Не было, — кивнул Август. — Я подумал и решил, что так гораздо лучше. Разве нет?

— Прикольно, — отрешенно согласилась Марта, но до нее тут же дошел смысл сказанного. — Подожди, что значит решил?

— То и значит. Мы же во сне. В конце концов, это место, где оживают любые образы.

— Но ведь, если я тебя придумала, значит и кеды тебе придумала я?

— Если ты меня придумала, — медленно произнес Август, — то да.

— Я не люблю красный цвет. Зачем мне делать их такими?

— Я знаю, что не любишь, а вот я всегда мечтал именно о таких и, когда купил был счастлив. Подумал, что и здесь они мне подойдут.

— Можно они будут зелеными?

Август глубоко вздохнул.

— Ты не дашь мне покоя, верно?

Марта не ответила, а лишь удивленно взглянула на собеседника.

— Если ты считаешь, что я твоя выдумка, так перекрась их сама. В противном случае я отказываюсь. Мне нравится красный.

— А как? — Марту совершенно не интересовало пожелание Августа и ей хотелось избавиться от этого яркого пятна.

— Что как? Как перекрасить? Силой мысли. Смотри, — Август указал на стол, с кучей сваленных конвертов, и там через секунду на самой верхушке появился маленький букетик полевых цветов. — Я представил, и он появился.

На первый взгляд все казалось довольно просто, но на деле ничего не получалось. Марта и так и сяк пыталась представить зеленые кеды, даже напрягала все до единой мышцы лица — бесполезно.

— Не выходит, да? Потому что я не твой вымысел. И кеды останутся красными.

Марта недовольно цокнула.

— Тогда кто ты? И что делаешь в моем сне?

— Я твой друг, моя дорогая Марта.

— Неправда. Я тебя не знаю, — Марта машинально сделала два шага назад.

— Моментальная защитная реакция.

— Что?

— Я не психолог, но сама посмотри. Вот прямо отвлекись на секунду. Ты отошла назад и скрестила руки на груди. Моментом. Намек на опасность и отстранение в защитной стойке.

— Ничего подобного, — разозлилась девушка.

— Хм, — улыбнулся Август. — Я и не прошу тебя соглашаться. Я обратил твое внимание.

Девушка молчала, глядя на Августа исподлобья, и не двигалась с места.

— Полагаю, ты все-таки ждешь ответ? Хорошо, — Август расположился в одном из кресел возле камина. — Садись, так удобнее.

— Мне и так вполне удобно.

— Как скажешь, но помни, что это всего лишь сон, а значит тебе не угрожает никакая опасность. Ты всегда можешь проснуться и моментально окажешься дома, — молодой человек немного подождал, надеясь, что Марта сядет, но чуда не произошло. — Как я уже сказал, я твой друг. Ты же видишь, что я старше тебя лет на десять?

— Угу.

— Так это потому, что мы еще не встретились.

— Докажи! — Августу даже показалось, словно девушка слегка притопнула ногой.

— Как я тебе докажу?

— Если ты мой друг, то скажи что-то… Нет, — плечи опустились вниз, и она отвела взгляд. — Если я тебя выдумала, значит ты знаешь тоже самое, что и я.

— Именно, а фотографии я тебе принести не могу.

— Хорошо, пусть ты говоришь правду, но почему ты здесь?

— Мне кажется, тебе сейчас не помешал бы друг.

— У меня есть друзья, — Марта продолжала держать крепкий щит.

— Конечно, но разве ты с ней обсуждаешь что-то по-настоящему важное?

— С ней? — словно не понимая, спросила Марта.

— Снежаной.

— Это не твое дело.

— Действительно, не мое, — согласился Август. — Но я прекрасно знаю, как иногда нужен кто-то, кто тебя выслушает. Я не могу сказать, что эмоции особенно часто закипают внутри меня. Такой уж характер, но в те разы, когда это происходило, мне хотелось поделиться с человеком, который готов выслушать. Выплеснуть, успокоиться и узнать его мнение. Мы иногда себе так много надумываем, что даже представить страшно.

— И зачем ты мне это говоришь?

— Хочешь сказать, что с тобой так не бывает? И ты не понимаешь, о чем я говорю?

— Нет, — твердо сказала Марта.

Август смотрел на юную девушку и видел, как она напряжена. Прямые ноги, как у солдата по стойке смирно, руки, скрещенные на груди и плотно сжатые губы. Словно кошка соблюдающая безопасное расстояние, но не пытаясь бежать, Марта наблюдала за новым знакомым со страхом и интересом. С каждым его вопросом девушка испытывала все больший дискомфорт и приближалась к черте, когда ноги, не спрашивая разрешения, все-таки понесут ее прочь. А все от того, что в словах Августа звучала правда, в которой она не осмеливалась себе признаться, но чувствовала ее.

— Я не враг тебе, Марта. Если хочешь, я могу уйти, а, когда понадоблюсь, позови меня, и я услышу. Обещаю.

— Уходи, — сказала она, хотя хотела, чтобы он остался.

— Послушай, не нужно быть столь категоричной. Я вовсе не хотел тебя задеть…

— Уходи, — неизвестно откуда взявшимся решительном тоном заявила Марта.

Ее голос разнесся по дому, сотрясая стены. Кое-где с потолка сорвались небольшие кусочки краски.

Все ее нутро требовало, чтобы Август исчез и перестал докучать словами, с болью отдававшимися в груди. Организм старался защититься, спрятаться от того, что ранит, а душа наоборот тянулась к незнакомцу, словно мотылек к яркому свету лампы. Он не был ей отцом, братом, и не мог быть возлюбленным, но в нем было что-то, излучавшее тепло, которого так мало оставалось у самой девушки.

— Как скажешь, — понуро ответил Август. — но запомни: не дай страху говорить за тебя. До свидания, Марта.

Он исчез у нее на глазах, не оставив от себя и следа. Сердце, прежде бившееся с дикой скорость, начало успокаиваться. Угроза или то, что организм считал угрозой, исчезло.

В тот самый момент Марта еще не понимала, что отрицание и бегство вовсе не спасение. Она испытывала двоякие чувства, захлестнувшие ее, как морские волны в шторм, и потому прежде всего Марта хотела успокоиться.

Дом опустел еще больше. Девушка бродила по его бесконечным коридорам, изучала картины, что выглядывали из-под толстых стеблей растений и листов. Ей хотелось понять, что значит этот дом, почему именно он. Когда на пути попадались двери, она непременно в них заглядывала, изучая скудную обстановку. Здесь не было никаких ответов: каждый предмет ни о чем ей не напоминал и ничего из себя не представлял.

Марта то и дело оглядывалась, в глубине души надеясь, что Август идет позади, но она была совершенно одна.

Самая последняя комната ждала в конце длинного извилистого коридора. С опаской отворив дверь, Марта заглянула внутрь. В самом центре стояли стул, стол и письменные принадлежности на нем. Сделав несколько шагов, девушка заметила прямоугольный конверт из бежевой бумаги, на котором было выведено "Для Марты".

Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто не затаился в углу, девушка взяла конверт в руки и открыла его.

Как она и ожидала, там лежало письмо, написанное тем же почерком.

Моя дорогая Марта,

Я спрятал это письмо на всякий случай, но, полагаю, оно рано или поздно все-таки найдет своего адресата. В одну из наших первых встреч ты обязательно прогонишь меня.

Хоть ты и не веришь, но дело в том, что я не твой вымысел и знаю тебя. Знаю твой характер, привычки. Прекрасно могу лишь по одному взгляду понять, когда ты злишься, грустишь, радуешься. Мне близки и понятны все твои черты.

Наверное, ты думаешь, что это я тебя обидел и должен извиниться. Как знать? Возможно, если это так, то прошлый я просит у тебя прощения.

Но есть еще вероятность того, что ты оттолкнула меня, когда я посмел переступить границы твоей зоны комфорта, а если это так, то я поступил так совершенно осознанно. Скоро ты поймешь, о чем я говорю, но вначале нужно немного остыть.

За одно мгновение я никак не могу доказать тебе, что я твой друг. Во-первых, это просто невозможно, а, во-вторых, все время, что я тебя знаю, ты всегда была, как бродячая кошка. Недоверчивая, пугливая, но при этом смелая и решительная. Знаю, это звучит довольно странно. Такое непонятное сочетание в одном человеке. Но на самом деле, здесь нет ничего сложного, и, если ты позволишь мне вернуться, то я обязательно все объясню.

А, пока мы общаемся через это письмо, я хотел бы, чтобы ты задумалась о том, как на самом деле бескраен твой мир. Этот дом и все, что вокруг него, ты создала сама от первого до последнего кирпичика. Здесь хранится гораздо больше тайн, чем ты можешь себе представить, но сейчас они скрываются под бесконечными растениями, что, как ты считаешь, защищают тебя.

Всю жизнь прятаться за стеной — вовсе не выход. Твои мысли, твоя душа стремятся вырваться наружу — окрасить дом другими цветами, наполнить его жизнью, но ты боишься, что им причинят боль.

Да, жить порой действительно больно, но жизнь в клетке превращается в существование, когда ты сама отгоняешь от себя все прекрасное, что тебе окружает. И однажды может настать день, когда ты и вовсе забудешь о том, что за пределами клетки может что-то быть.

Совсем скоро ты проснешься, и часть сна, наверняка, закроется пеленой, но я надеюсь, что мои слова останутся с тобой, чтобы помочь начать новый день с улыбкой.

Твой друг

Август.

С добрым утром!

Марта аккуратно сложила письмо обратно в конверт и вернула его на место. Он был здесь без нее. Август приходит и уходит не одновременно с ней, а по какой-то известной только ему схеме. Девушка осмотрела комнату и, не найдя больше ничего интересного, вернулась в коридор, закрыв за собой дверь.

Ей хотелось выбраться на улицу, но она знала, что вряд ли успеет, ведь странное чувство, знакомое по прошлому пробуждению медленно разрасталось внутри нее. Все-таки дойдя до главного холла, Марта дернула ручку двери, которая, однако, не пожелала поддаваться.

Волна света накрыла девушку с головой, и вот она уже лежала в своей комнате на кровати, уставившись в потолок. Первое, что пришлое ей в голову — это записать каждый фрагмент, пока они не успели ускользнуть в небытие.

Схватив первую попавшуюся тетрадь, девушка принялась писать без остановки. Процесс настолько ее увлек, что она совершенно позабыла о будильнике, который надрывался на тумбочке.

8

Когда с записями было покончено, Марта спрятала свое сокровище под матрац и поспешила в ванную, поскольку начала выбиваться из собственного графика. Она так спешила, что уронила шампунь, полотенце и даже, когда их поднимала умудрилась снести с полочки зубные щетки и пасту, сопровождая все ужасным шумом, который, как она боялась мог разбудить родителей. Прижав к груди полотенце, девушка прислушалась. Тишина. К счастью, незапланированные погромы никак не повлияли на жителей квартиры. И тут она неожиданно замерла, глядя на отражение в зеркале. На нее все также смотрело лицо, пугавшее ее худобой, а на голове в разные стороны торчали волосы. Но сегодня что-то было по-другому. Он долго не могла понять, что именно пока не заметила легкую улыбку на лице, от чего та расползлась еще шире. Удивившись странной перемене Марта резко помотала головой, словно сбрасывая с себя неправильные эмоции, и полезла в душ.

Но это удивление было крохотным в сравнении с тем, что ждало ее впереди. Расчесывая волосы, она буквально на секунду подумала: «А может сделать хвостик?». Реакция не заставила себя ждать — она тут же представила, как торчат острые скулы, а на лбу виднеются прыщи, и глаза распахнулись от ужаса.

— Нет, нет, нет, — повторяла Марта пока причесывала волосы в привычной манере.

Раздался стук в дверь, от чего Марта подпрыгнула на месте. Все-таки разбудила! Марта открыла дверь и увидела на пороге заспанное лицо мамы.

— Доброе утро. А ты далеко собралась в воскресенье?

— Воскресенье? — удивилась Марта.

— Да, воскресенье. Я не думаю, что тебя впустят в школу.

— Я почему-то…

— Да, так бывает. Иди лучше ложись. Поспи еще.

Ошарашенная таким поворотом событий, Марта вернулась в комнату и упала на кровать. Сон так выбил ее из колеи, что она позабыла обо всем на свете. Конечно, еще был виноват и настырный будильник, который она забыла отключить, но на него никак нельзя было спихивать всю вину.

Она лежала, глядя в окно, и думала, что уже вряд ли сможет уснуть. Впереди у нее был целый свободный день. Уроки все сделаны еще в пятницу, а значит можно гулять, смотреть кино или вовсе ничего не делать, а залипнуть в мобильный телефон. Но это все совершенно не то, чего она хотела. Вчерашний день, когда бабушка дала ей скрипку, стал каким-то особенным. Он был похож на сказку. Взгляд Марты упал на футляр с ее скрипкой. Теперь она определенно знала, чем хочет заняться, да только глаза медленно закрылись, и девушка все-таки погрузилась в сон. Ей виделись странные обрывочные образы, не имевшие никакого смысла, но при этом не носившие в себе никакой тревоги или угрозы.

Когда Марта проснулась, на часа было уже одиннадцать утра, хотя, наверное, правильнее будет сказать дня. Яркий солнечный свет пробивался в окно, встречая сопротивление шторы. Из-за закрытой двери было слышно, как на кухне мама с папой что-то обсуждают под гудение телевизора. Кто-то гремел посудой. Марта лениво потянулась и вылезла из кровати. Мысль о скрипке никуда не делась, а план стал более отчетливым. Одеться, позавтракать и незаметно выскользнуть с инструментом в руках, сказав, что пойдет гулять со Снежаной. Чтобы задумка не провалилась нужно было предупредить подругу. Когда Марта взяла телефон, то увидела, что та уже успела написать ей несколько сообщений и скинуть какие-то картинки. Развернув мессенджер, перед глазами предстали длинные текстовые сообщения, два голосовых и картинки с юмором, который Марта никогда не понимала.

Снежана во всех красках писала и рассказывала про индийский сериал, захвативший все ее внимание. Она ни в первый раз настаивала, что подруга обязана его посмотреть, потому что это что-то с чем-то, а Марта всегда кивала в ответ: «Когда будет свободное время попробую».

— Привет, — написала Марта. — Я попозже прочту. У меня к тебе просьба. Можно?

— Конечно, можно! — почти сразу ответила Снежана. — А ты гулять пойдешь сегодня?

— Нет. Я хотела попробовать в дом культуры сходить порепетировать.

— Скрипка?

— Ага. Может быть, меня пустят.

— Гулять совсем-совсем не хочешь?

— После, если времени будет не много. Хорошо?

— Если я не уеду, то давай. Не хочу дома сидеть.

— Извини. Мне правда нужно позаниматься. Папа против, чтобы я играла дома. Он в последнее время сам не свой.

— Ясно. А просьба какая?

— Если вдруг что можешь сказать, что я с тобой гуляю?

— Боишься заругают?

— Боюсь.

— Ладно, — пришел ответ через пару минут. — Но с тебя… Не знаю. Придумаю еще!

— Спасибо! — воскликнула Марта, дополнив сообщение несколькими смайликами.

Все складывалось, как нельзя лучше. Марта пришла на кухню, как раз вовремя, чтобы успеть к горячему омлету с колбасками. Уминая вкусную мамину стряпню, ей невольно пришлось стать слушателем спора о тяжелой судьбе какого-то актера, который жил задолго до рождения самой Марты. Она не имела ни малейшего представления, о чем говорят родители, и потому старалась особенно не вникать, хотя это довольно трудно сделать, когда оба оппонента сидят по левую и правую стороны от тебя. Когда с завтраком было покончено, Марта сама пошла мыть тарелку, чтобы приготовиться соврать о своих планах. В столь незначительной и безобидной лжи не было совершенно ничего страшного, но от этого она вовсе не становилась правдой. Именно это и вызывало дискомфорт. Марта не хотела и не любила врать, хотя почти в совершенстве научилась о чем-то умалчивать и терпеть, что, в действительности, представляло собой точно такую же ложь.

— Я… пойду погуляю со Снежаной? — унимая дрожь в голосе, спросила Марта.

— Да, конечно, — ответила мама, а папа только кивнул.

Ей хотелось дополнить ложь еще какими-нибудь фактами, чтобы она казалось более правдоподобной и, как ей казалось, не вызывала никаких подозрений, но поскольку родители не проявили никакого интереса, то и необходимости в этом не оказалось.

С чего вообще начинается ложь? Для того, чтобы врать у людей бывает множество причин, но в конечном итоге они так стараются получить желаемое или избежать ответственности. Марте подходило оба варианта: ей хотелось, как можно скорее, прикоснуться к музыкальному инструменту и не быть наказанной папой за непослушание. К сожалению, люди не могут обойтись без лжи, но ее было бы значительно меньше, если бы люди умели и хотели слушать. Понимать друг друга. Можно сказать, что врать Марту вынудили именно родители. Она ведь не планировала делать ничего плохого или кому-то вредить — она хотела играть. И нежелание родителей понять столь простое и искреннее желание дочери вместе с угрозой наказания и порицания буквально заставили девушку принять меры, которые были ей отвратительны.

Марта не просто шла, а почти летела по улицам города к своей цели. Под густыми прядями волос пряталась улыбка, которую она никак не могла стереть с лица, сколько ни старайся.

Старенький дом культуры дремал в тени высоких пожелтевших кленов за толстым забором с острыми пиками на верхушках. Желтые стены здания требовали покраски, но людям было не до этого. Кто-то уверял, что не хватает денег, кто-то говорил, что нет рабочих, но итог был прежним — здание медленно оседало, а краска таяла под бесконечными дождями и снегопадами.

— Здравствуйте, Степан Сергеевич, — Марта возникла перед охранником, когда он наливал себе чай.

— Что ж ты так залетаешь? А если бы я чайник уронил? — посетовал пожилой мужчина с густыми седыми усами.

— Извините, а сегодня есть кто-нибудь?

— Кто-нибудь это кто? Я есть. Но ты вряд ли пришла ко мне.

— Нет, я имею из учителей.

— Хм, — Степан Сергеевич поправил черную квадратную фуражку. — Марина Евгеньевна занимается с младшими шахматами, да Михаил Дмитриевич где-то там бродит.

— Михаил Дмитриевич? — обрадовалась Марта, поскольку речь шла о преподавателе пианино. — Он, наверное, в зале?

— Нет. На втором этаже.

— Спасибо! — Марта снова помчалась только теперь уже вверх по лестнице.

Степан Сергеевич проводил ее взглядом.

— Странно, — подумал он. — Обычно и слова не скажет, ходит, как призрак. Дети…

Михаил Дмитриевич нашелся в коридоре. Собственно говоря, он и не пытался прятаться, а стоял возле сломанного окна, разложив перед собой инструменты, и напряженно думал, созерцая искривившуюся раму.

— Михаил Дмитриевич, здравствуйте.

— Здра…вствуй, — он определенно не узнал девушку.

— Я — Марта. Я учусь у Кристины Федоровны.

— Ааа. Да. Точно. Ее сегодня нет. Сегодня вообще выходной. Ты то что тут делаешь?

— Я хотела попросить вашего разрешения немного позаниматься скрипкой в классе.

— А отдыхать не пробовала? Я давно не видел, чтобы кто-то по собственной воле отрывался компьютера или телефона.

Марта только пожала плечами, словно не понимая, о чем он говорит.

— Я, конечно, не знаю почему ты решила спросить меня. Но… пожалуйста.

— Вы же тоже музыкант.

— Музыкант? — рассмеялся преподаватель. — Теперь я только учу. Какой же я музыкант. А ты значит решила найти коллегу по духу и узнать у него? Интересно. Ладно. Иди давай уже. У меня дел еще много.

Довольная своими успехами Марта быстрой походкой направилась в класс музыки.

— Только это! — окликнул ее Михаил Дмитриевич. — Ничего там не трогай. И чтобы через… два часа заканчивала, а то я сам приду и выгоню тебя.

— Спасибо, — Марта не стала сопротивляться, хотя полагала, что может задержаться и дольше.

Просторное помещение, где на стенах висели портреты известных композиторов и разные заметки про историю музыки, на ближайшее время полностью принадлежало Марта. Она вдохнула носом пыльный воздух, но вместо неприязни почувствовала прилив вдохновения. Закрыв за собой дверь, девушка достала скрипку, ноты, которые открыла на нужной странице на подставке, и, больше не теряя времени даром, принялась играть. Грустная мелодия рождалась по ее воле и начинала кружится по классу, пока не затихала в самом центре под потолком. Чтобы научиться играть, как следует, девушке предстояло репетировать и репетировать. Но, каждый раз сбиваясь, она смотрела, что делает не так и начинала с начала.

Наверное, со стороны и особенно для человекадалекого от музыки, звуки, доносившиеся из класса, казались бы чем-то похожим скорее на шум, но те, кто в этом разбирался, сразу бы понял в чем дело. Так и Михаил Дмитриевич, продолжая ремонтировать окно, иногда замирал, прислушиваясь, чтобы узнать, как Марта справляется с ошибками. И, когда с третьей или даже с десятой попытки она исправлялась, он улыбался и довольно качал головой.

Когда-то давно Михаил Дмитриевич мечтал стать музыкантом, писать музыку и хотел, чтобы однажды в кинотеатре люди услышали в фильме его произведение, но, к сожалению, по множеству причину этому не суждено было сбыться. Сам он частенько ругал себя за то, что во всем виновата его лень, из-за которой он часто откладывал занятия. Он считал, что именно в этом кроется главная беда. Год за годом лень становилась все сильнее, а окружающая действительность все привычней и безопасней. Михаил Дмитриевич даже и не заметил день, когда отказался от своей мечты и свыкся с мыслью быть преподавателем в провинциальном городке. В этой профессии нет абсолютно ничего плохого, а скорее наоборот, но ее главная цель помогать молодым людям твердо встать на ноги и двигаться к цели. Именно это и нужно любить, а вот Михаил Дмитриевич об этом не думал. Он просто делал то, что умеет.

— Умница, — услышав очередную победу Марты, прошептал преподаватель и продолжил крутить шуруп.

Прошел час, и Марта сумела справиться со многими серьезными ошибками, но одно место в произведении никак не желало ей покоряться. Она снова и снова спотыкалась на нем и никак не могла понять, что же не так. Пыталась повторять только один конкретный кусочек, играла с самого начала, делала небольшую паузу, но ошибка не желала уходить. Вначале едва заметно, но с каждой попыткой все больше к воодушевлению примешивалось раздражение, и, когда его стало слишком много, Марта чуть не бросила скрипку на пол, но успела сдержаться.

— Все. Не хочу больше! — сказала она сама себе и собиралась убрать инструмент, как вдруг остановилась.

Девушка почувствовала, словно она в классе не одна. Кто-то подтолкнул ее руку, и Марта прижала скрипку к плечу.

— Еще разок, — произнес беззвучный тихий голос.

— Еще разок, — повторила она и начала играть.

Добравшись до проклятого места, Марта почувствовала, как начала нервничать, и снова ошиблась. От обиды хотелось заплакать.

— Еще разок, — снова прозвучал голос, но слушать его не было никакого желания. — Все получится. — не унимался он.

Он звучал откуда-то издалека, но при этом находился совсем рядом. Будучи едва уловимым, Марта даже не отвала себе отчет в том, что действительно его слышит.

— Ладно, — вздохнула девушка. — Последний раз.

Музыка вновь ожила и с новой силой закрутилась по классу. Каждый момент, где она прежде оступалась в этот раз звучал хорошо. По крайней мере, она так считала. Конечно, до идеала было еще очень далеко, но самое главное состояло в том, что Марта поняла, как нужно играть.

Добравшись до проклятого места, волнение накатило с новой силой, и девушка опять оступилась. Доиграв до самого конца, Марта обессиленно опустила руки. Ей стоило бы радоваться, что она с умела столько всего сделать, но упрямая ошибка перечеркивала все. Таков был ее характер. Она даже успела подумать о том, что папа был прав, и нужно прекращать развлекаться и заняться учебой, но упрямый голос никуда не исчез.

— Все получится. Не сейчас. Но все обязательно получится, — настолько тихо твердил он, что звук слабых порывов ветров за окном казался значительно громче.

Спрятав скрипку и ноты в футляр, Марта покинула класс. На прощание кивнула Михаилу Дмитриевичу, который только посмотрел ей вслед, не сказав ни слова, и вышла на улицу, где в нос ударил запах сухой листвы. Снежана ждала возле кондитерской на углу, и потому стоило поспешить.

9

Моя дорогая Марта,

Ты всегда была загадкой в том, как умудряешься сочетать в себе черты, которые на первый взгляд кажутся слишком противоречивыми, чтобы уживаться в одном человеке. Сегодня я в очередной раз стал свидетелем такого противоречия.

К сожалению, я так и не научился вырываться за пределы снов и потому могу следовать за тобой, только как призрак. В таком состоянии пользы от меня совсем немного, но с этим уж ничего не поделаешь.

То ли из-за разговора с бабушкой, то ли из-за сна, а, может быть, всего понемногу сегодня вместо того, чтобы отдыхать, ты, обманув родителей, отправилась играть на скрипке в дом культуры. Я зашел в класс вместе с тобой и расположился возле окна. С самого утра ты жаждала этого момента. Ты стремилась скорее прикоснуться к скрипке, и, едва пальцы коснулись лакированного дерева, как ты принялась без устали репетировать одну и ту же композицию.

Буду честен и скажу, что предстоит еще над многим поработать, но твое рвение рушило все преграды. Если так будет продолжаться и дальше, то боюсь, что ты будешь играть лучше, чем сам автор.

Правда, есть один переход, который тебя не просто смутил, а вывел из себя. Я видел по твоим глазам, как меняется настроение. Первой исчезла улыбка, затем в глазах загорелся огонек полный злобы, а еще через секунду ты была готова разнести не только скрипку, но и всю мебель вокруг.

Я не знал, услышишь ты меня или нет, но успел подбежать и сказать лишь два слова: «Еще раз». И ты… Представляешь? Ты услышала! Ты попробовала снова — не получилось. Тогда я повторил. Ты не сдалась, Марта. Ты продолжила бороться, хотя из-за такой ерунды была готова все бросить.

Ты даже не представляешь, какая безграничная сила скрывается в тебе. Просто иногда нужен кто-то, кто тебя остановит или поддержит, чтобы сила не свернула на путь разрушения.

До свидания,

Твой Август.

10

Целую неделю Марта боялась того, что ей снова приснится дом, в котором она встретит Августа. Ей не хотелось возвращаться туда сразу по нескольким причинам. Первая и, пожалуй, главная из них состояла в том, что этот незнакомец, кем бы он ни был, вторгся в ее личное пространство и говорил вещи, которая она не хотела слушать. Марта всячески отгоняла назойливые мысли, которые он нагло вложил в ее голову. Она хотела убежать, спрятаться, закрыться лишь бы не думать. Но разве проблему можно решить бегством? Нет, и в глубине души девушка это знала.

Второй причиной был стыд за то, что она выгнала Августа, хотя в действительности он не сделал ничего такого уж плохого. Марта представляла себе, как стоит в гостиной, а Август опять копается в камине. И здесь наступал ступор. Что она должна сказать ему? Как извиниться? А если он не захочет прощать ее?

И здесь наступал черед для третьей причины, которая состояла в столкновении первых двух. С одной стороны, ей было стыдно, а с другой она не понимала за что, ведь это он нагло влез к ней со своими нравоучениями. Ей хотел помириться, но при этом и видеть она его больше не хотела.

Марта не знала, что за хаос происходит у нее в голове. Ее тянуло то в одну, то в другую сторону, а она вместо того, чтобы разобраться с вопросами, отмахивалась от них, как от назойливой мухи, не собиравшейся просто так сдаваться.

Спасали школьные занятия и тайная игра на скрипке. К счастью, ей удалось побывать на занятиях Кристины Федоровны. Они выбирали произведение, с которым Марта могла бы выступить на концерте и даже остановились на одном не самом сложном варианте, но он не нравился юной девушке, поскольку она не чувствовала в композиции никакой жизни. Кристина Федоровна пыталась ее уговорить и объяснить, почему следует играть именно это произведение, но при этом понимала, что упрямство юной ученицы окажется сильнее.

В школе дела шли, как обычно. Все, как всегда. Ни лучше, ни хуже, ни хорошо, ни плохо. С Мартой никто не общался кроме Снежаны, да и та на этой неделе частенько заговаривалась с одноклассницами, то и дело оставляя подругу одну. Марту это злило. Она не давала имен своим чувствам, но то была самая настоящая ревность. Несмотря на то, что Снежана звала ее с собой, Марта не могла пересилить себя. Она не хотела, не видела в этом смысла и оставалась сидеть вдали, злобно поглядывая на смеющихся девочек. А на самом деле за всеми этими надуманными причинами скрывались мысли о том, что о ней подумают. Вдруг засмеют за одежду и прическу, или она что-то не то скажет, а может и еще хуже… Но это «хуже» оставалось только вспышкой короткого воспоминания об отражении в зеркале.

Пожалуй, худшим моментом за неделю оказался вечер четверга, когда Марта вернулась домой после занятий на скрипке. Отец сидел на кухне демонстративно громко размешивая сахар в чае.

— Привет, — сказала Марта, еще с порога чувствуя настроение отца.

— Привет, — мрачно ответил он. — Ужинать будешь? Мама прилегла, но еда в холодильнике.

— Что-то случилось?

— Я просто хочу понять. Мы неделю назад буквально говорили с тобой, и на дне рождении тети Тани ты сказала, что согласна с тем, что со скрипкой надо заканчивать. Тогда какого черта ты с ней вечно куда-то таскаешься? Ты думаешь мы с мамой слепые? Мы видели, как ты проскальзываешь, считая, что ушла незаметно.

— Пап, я ведь не делаю ничего плохого.

— Как не делаешь? — отец непонимающе развел руками.

— Я не пью ни с кем во дворе, не прогуливаю школу, не краду, я только занимаюсь тем, что мне нравится.

— Но твое это вот «нравится» — это трата золотого времени. Когда надо учиться и готовиться к институту. Ты понимаешь сколько книг ты могла бы прочитать, если бы не пиликала на скрипке?

— Я читаю книги. Я люблю читать…

— Не эти! Твои фентези-фигетензи и что там еще? Детективы. Никакой пользы не приносят. Это просто развлечение. Я говорю о серьезных книгах. Через два года ты закончишь школу. И что? Куда ты пойдешь?

— Я…

— Вот скажи: я не знаю, — прервал ее отец, но был абсолютно прав в том, что она собиралась сказать. — Молчишь? Что? Может быть, еще в музыкальное пойдешь?

— А почему нет?

— Потому что это не профессия. Ты не Моцарт и не Бетховен в конце концов.

— Но ты даже не слышал…

— А мне не надо слышать. Ты не училась музыке с раннего возраста и не придумывала сонаты еще до того, как научилась ходить. Это тебя бабушка надоумила, а ты ей поверила.

— Пап, почему ты такой? Из-за дедушки? — выпалила Марта и почувствовала, как душа ушла в пятки.

— Да, почему вы все примешиваете сюда моего отца? — его голос стал значительно громче и был недалек от крика. — Твой дедушка никаким образом не связан с тем, что я хочу, чтобы моя дочь получила настоящее образование.

— Но он же был музыкантом. Ты считаешь, что у него плохое образование? — Марта не понимала, почему продолжает рыть себе могилу, но не могла остановиться.

— Запомни раз и навсегда. И чтобы я больше никогда не слышал этих вопросов. Твой дедушка был музыкантом совсем в другой стране, где это ценили, а потом он почти ничего не зарабатывал. Ты еще ребенок и тебе не понять, но я, как взрослый, тебе говорю: если бы не твоя бабушка, которая продолжала вкалывать, то они бы умерли от голода.

— Мне казалось…

— Что тебе казалось?

— Ничего, — Марта обессиленно опустила голову.

— Что тебе казалось? — отец по отдельности произнес каждое слово.

— Мне казалось, что ты просто скучаешь по нему. И поэтому тебе не нравится слушать скрипку.

— Ей казалось, — отец стукнул кулаком по столу и тяжелыми шагами вышел из кухни.

Удивительно, но отец не сказал ничего о мыслях Марты. Он не отрицал, но и не соглашался. Стоило ему исчезнуть в коридоре, как из-за угла появилась мама. Она думала, что факт ее чудеснейшего появления сразу после ухода отца останется незамеченным, а вот Марта уже заранее знала, что именно так и будет. На протяжении всего разговора мама, наверняка, стояла за углом, а теперь пришла пожалеть несчастную обиженную дочь. Важно заметить, что именно пожалеть, а не поддержать.

Любовь к родителям, да и родителей к детям имеет странную и таинственную природу. Она прекрасна в своей безграничной искренности, но от того она может быть и жестока, ведь понятие любви каждый понимает по-своему.

Для отца Марты любовь заключалась в том, чтобы заставить дочь пойти по единственно пути, который он считал абсолютно правильным. В этом он видел безопасность, успех и даже способ воспитания, который в будущем поможет ей не сбиться в дороге.

Мама Марты искреннее жалела дочь, когда ее кто-то обижал. И это по-своему было очень важно, но самой Марте часто не хватало поддержки.

И несмотря ни на что Марта любила их обоих. Она считала, что правильнее будет подчиниться папе, принять жалость мамы, и тогда, возможно, все будут счастливы. Но сама не хотела этого. Она не хотела проживать свою жизнь по чужим правилам, тем более тогда, когда ее мечты не имели ничего плохого, а скорее наоборот были возвышены и прекрасны. Ее сердце и здесь тонуло в противоречиях, к которым она привыкла, и не пыталась распутать клубом.

— Не расстраивайся, — сказала мама и тихонько обняла дочку за плечи.

— Я же ничего плохого не сделала, — всхлипнула Марта и поняла, что без слез опять не обойтись.

— Не сделала, но папа желает тебе добра. Ты же знаешь?

— Знаю, — без сопротивления согласилась Марта и уткнулась маме в плечо.

— Ты еще сама спасибо ему скажешь через несколько лет, когда будешь учиться в институте.

— Я… Я…, — Марта не знала, что сказать, ведь наружу рвались сразу две правды, которым не суждено было ужиться одновременно.

— Давай, ты как следуешь поешь, умоешься, сделаешь уроки и ляжешь спать. Хорошо?

— Хорошо.

— А завтра на свежую голову еще раз подумаешь над тем, что сказал отец. И, пожалуйста, попроси прощения.

— За что? — удивилась Марта и высвободилась из материнских объятий.

— Ты расстроила его разговорами о дедушке.

— Но я не имела ввиду ничего плохого…

— Я знаю. Но папа всегда расстраивается.

— Мам, ты что не видишь противоречий? — спросила юная девушка, которая в чужом глазу заметила соринку, а в своем не могла разглядеть целое бревно.

— Нет, — мама покачала головой. — Однажды ты поймешь.

— Однажды, — опять это проклятое слово.

Каждый раз ее тыкали одним и тем же: однажды ты вырастишь и поймешь, ты еще ребенок, мне виднее. Всегда одно и то же. Ее упорно не хотели воспринимать, как личность, а видели только ребенка без мозгов и жизненного опыта. Марта с силой прикусила губу и почувствовала знакомый вкус крови — она уже много лет так делала, когда нужно было держать себя в руках.

Целый букет чувств полыхал в груди, но вместо того, чтобы выпустить наружу мысли, охваченные огнем, Марта молчала. Все равно никто не захотел бы понять ее чувств.

Мама ушла вслед за отцом, и девушка осталась одна. Она поужинала, не включая телевизор и не доставая телефон, помыла посуду и пошла в свою комнату, где почувствовала облегчение, когда щелкнул хилый замочек.

— Привет, — написала Марта в мессенджере. — Бабуль, ты спишь?

Пять минут она, не отрываясь, смотрела на экран в надежде, что сейчас бабушка появится онлайн и ответит, но красный значок так и не желал становиться зеленым. Оставив эту затею, Марта сходила в душ и с горем пополам сделала уроки. Короткий разговор с отцом лишил ее сил и всякого желания что-либо делать. Ей просто хотелось рухнуть на кровать и обо всем забыть.

— Август, — подумала Марта. — Есть еще Август. Если он, конечно, настоящий. Но он ведь тоже может меня раскритиковать. Скорее всего, так и будет. Скажет, что родители правы.

Чувство стыда и стремление защищать свои границы резко померкли перед желанием найти того, кто сможет ее понять. И это было не только желание Марты, а почти всех людей на земном шаре. Каждому хочется, чтобы его поняли, не прогоняли и не затыкали. Поняли и приняли таким, какой он есть. А когда никого рядом нет, то это начинает казаться невозможным, и приходят сомнения о самом себе. Человеку в голову закрадываются мысли о том, что на самом деле он такой плохой и совершенно не разбирается в том, что правильно, а что нет. Но этот путь ведет только к саморазрушению.

За стеной находились самые родные для нее люди, которые больше напоминали чужаков, не знавших, да и не желавших узнать свою дочь. Бабушка Леся не могла все время находится с внучкой и уж, тем более, не могла защитить ее от всех, но она была единственной, кто мог бы сейчас лишь двумя словами все изменить. Марте хватило бы короткой фразы «Я с тобой» на экране мобильного телефона, но бабушка спала и не знала ничего о том, что переживала Марта.

Можно было написать Снежане, и Марта даже начала, но тут же стерла. Она не могла делиться с ней всем, что происходит у нее на душе, и этот момент не был исключением. Марта любила общаться со Снежаной, гулять, обсуждать школу, фильмы, книги и иногда рассказывала что-то о своих мыслях и чувствах, но в искренности была четкая граница, которую она не могла позволить себе переступить.

Марта казалась себе слабой и глупой, и от того внутри разгоралась злость на себя, на других, на жизнь. Эта черная горячая злость ждала своего часа и капля за каплей медленно копилась в душе подростка несколько лет. Всякий раз, когда Марта терпела и отгоняла от себя прожитые споры и неудачи, злость набирала силу, и сегодня получила шанс вырваться наружу.

В это мгновение Марта была одна на всем белом свете. Накрывшись одеялом с головой, Марта провалилась в глубокий сон.

11

Дождь. Это первое, что услышала Марта. Она ничего не видела, но зато слышала, как тяжелые капли ударяются о стекло, бьют по железной крыше. Затем последовала яркая вспышка молнии, озарившая интерьер дома, а через пару секунд раскат грома накрыл собой все.

Марта испугалась и, вскрикнув от ужаса, заползла под стол, где, съежившись в комочек, закрыла уши руками и зажмурилась. Но даже сквозь иллюзорную стену прорывались новые вспышки молний и рокот небес. Казалось, что даже дождь становится сильнее. Окна слово трещали под его напором и готовы были вот-вот разбиться на миллион осколков. Марта чувствовала, как страх завладевает ей целиком, погружая разум в кипящий океан. Еще немного и она потеряла бы всякий контроль, но кто-то прорвался сквозь пелену и прижал к себе.

— Тише-тише, — это был Август. — Я здесь. Успокойся. Тише, Марта. Слушай только мой голос. Дыши глубже. Вдох, выдох, вдох, выдох. Забудь о дожде, о молнии, о громе. Отпусти их. Я сам с ними справлюсь. А для тебя нет ничего, только дыхание.

— Гроза…, — дрожащим голос произнесла девушка.

— Нет никакой грозы. В твоем мире чистое небо и большая луна. Думай об этом. Вдох, выдох.

Не сразу, но Марта почувствовала, как ужас отступает. Она прислушалась — все звуки исчезли. Август отпустил ее, поднялся на ноги и, пройдя два шага, чуть было не рухнул, но смог удержаться.

— Что с тобой? — девушка вылезла из-под стола и подскочила к Августу.

Он сделал шаг назад, выставив перед собой руки.

— Все хорошо.

— Не хорошо. Ты побледнел, — девушка смотрела на побелевшее, как мел, лицо.

— Все хорошо. Просто я и сам испугался, — Август потер лицо и помотал головой. — Сейчас, я умоюсь, и все будет хорошо. Иди в гостиную. Я скоро приду.

Август исчез в коридоре, оставив Марту одну. Девушка не могла понять, что же именно произошло. Буквально минуту назад на улице творилось какое-то сумасшествие, а Марта потеряла контроль и не могла вылезти из-под стола. Но больше ничто не напоминало о пережитом. Страх перед непогодой, как и чувства с которыми она засыпала, ушли. На душе у девушки стало тихо и спокойно, а в большие окна дома виднелась полная луна и черное небо, усеянное яркими разноцветными бусинками.

Едва Август повернул за угол, как тут же перестал пытаться казаться сильным, и его ноги подкосились, а руку дрожали. Перед глазами все плыло, но он, ухватившись за стену, заставлял себя идти дальше. С грехом пополам он добрался до уборной, где включил ледяную воду и склонился над раковиной. Август чувствовал, как что-то ужасное перетекает внутри его тела. Она раскашлялся и выплюнул черную субстанцию, что тут же смыл поток воды. Это была там сама злость Марты, смешанная с отчаянием, которую по доброй воле поглотил Август в тот момент, когда она отделила их от себя. Молодой человек принял весь удар на себя, за что почти сразу и поплатился. К сожалению, это была лишь та часть злости, что смогла прорваться наружу — остальное все еще было заперто внутри Марты.

Он набрал в ладони воды и плеснул на лицо. Тяжело дыша, Август смотрел в зеркало и наблюдал, как медленно, но верно возвращается румянец. Нужно было идти назад. Наверняка, придется объяснять Марте, что произошло.

— Пусть лучше не знает, — подумал Август. — Вернее пусть лучше думает, будто и дождь, и гроза исчезли сразу, едва она взяла себя в руки. Правда никак ей не поможет, а сделает только хуже.

Август нашел девушку в гостиной — она сидела на полу, скрестив ноги, и смотрела перед собой. Натянув на лицо улыбку, Август пересек порог.

— Я не понимаю, — сказала Марта.

— Чего? — Август сел на край дубового стола.

— Ничего, — она подняла свои большие зеленые глаза, в которых читалось чувство потерянности.

— Настолько лаконичный ответ я даже прокомментировать не могу.

— Почему все ушло? Почему я больше не злюсь? Почему мне так спокойно?

— Потому что ты победила. Не в войне, но в битве, а это, спешу тебя заверить, уже не мало. Гроза началась не сама по себе. Она была отражением того, что происходило в твоей душе. Все всегда начинается с малого. С крохотной капли. А затем, если вовремя этого не исправить, капля начинает разрастаться в целый океан. Ты сама разжигаешь в себе тьму. Но в этот раз ты победила.

— Почему ты здесь? Я ведь прогнала тебя, — Марта резко опустила голову, поскольку вспомнила, как это произошло.

— Потому что я был нужен тебе.

— Я не хотела тебя обидеть. Вернее, тогда хотела, но сейчас я сожалею. Прости меня, — девушка сильно сжимала кулаки, поскольку слова ей давались с большим трудом.

— Я не обижаюсь. Ни тогда, ни потом. Мне не за что тебя прощать, потому что ты не сделала ничего плохого. Но если тебе это важно услышать, то я прощаю тебя.

— Я опять не понимаю.

— Чего? — рассмеялся Август. — Только не говори «ничего».

— Как можно не обижаться и прийти, к тому, кто так с тобой поступил. Будь я на твоем месте, то никогда бы в жизни не пришла.

— Поверь, пришла бы. Ты плохо себя знаешь, если так думаешь. Да и скажи, пожалуйста, что тебе могло бы помешать? Обида? Злость? Неужели они стоят того, чтобы не помочь человеку?

— Да… Нет… Не знаю, — первый ответ показался Марте наиболее очевидным, но затем она задумалась и поняла, как это звучит, а потом и вовсе не смогла выбрать.

Август спрыгнул со стола и прошел к окну. Чистое спокойное небо сливалось с неподвижным морем, образую единое зеркальное полотно, что даже не было не понятно, кто из них является отражением. Август боялся придать мысли форму, но кажется он сумел не только заполучить доверие Марты, но и сделал первый шаг в борьбе за ее душу. Маленькая победа, достигнутая большой ценой.

— Что случилось? — Август нарушил тишину. — Ты же не просто так захотела наслать на особняк ураган?

— Как будто бы и ничего. Сейчас все кажется уже таким глупым, — призналась Марта, подходя к соседнему окну.

— То, что тебе стало легче, вовсе не означает исчезновение проблемы. Ты же сама понимаешь, если болит зуб и выпить обезболивающие — это не значит, что зуб исцелился. Что случилось?

— Я устала бороться с… хотела сказать ветряными мельницами, но это кажется означает что-то другое.

— Это про Дон Кихота. Не читала еще? — Август взглянул на Марту, и увидел, как она отрицательно покачала головой. — Очень даже подходит. Дон Кихот увидел в ветряных мельницах великанов и набросился на них. Фраза означает безуспешную борьбу с настоящими или выдуманными проблемами.

— Почему ты решил, что безуспешную?

— Да, я забегаю вперед. Расскажи.

Марта поведала ему про взаимоотношения с отцом и матерью не только за прошедшую неделю, но и за весь период времени, когда она впервые взяла в руки скрипку. Девушка говорила и говорила, сама не осознавая того, что прежде никогда столько не высказывала вслух. После пережитого урагана Август словно стал для нее родным. Как старший брат, которого у нее никогда не было.

— Ты так сильно упираешь на музыку, что даже странно. Как будто это стало какой-то точкой отсчета. Разве до твоих занятий музыкой все было не точно так же?

Марта задумалась. Она доставала из ящиков памяти одно воспоминание за другим и, приглядываясь, начала понимать, что прежде окрашивала их в неправильные цвета.

— Правильно заданный вопрос помогает увидеть то, что скрывалось от тебя. Не так ли? — улыбнулся Август.

— Отец всегда был таким. Не плохим, нет! — воскликнула Марта, подумав, что высказывается о нем плохо. — Я имею ввиду требовательным. Он всегда говорили, как и что мне делать, что читать, что смотреть, о чем думать.

— По его мнению, так выглядит воспитание, — кивнул Август. — Но воспитание — это далеко не запреты и железные требования к поведению. Конечно, они тоже нужны в тех или иных моментах, но ребенок не собственность, не робот и не безвольный раб. Я ни в коем случае не говорю тебе, что надо восставать против отца, я говорю, что он такой же человек, как ты или я, а значит может ошибаться и у него есть свои слабости. Родители действительно твои самые родные и близкие люди, но нужно с понимаем относиться к их слабостям. Порой, — Август на мгновение замолчал, — я не говорю, что конкретно в твоей ситуации, но порой взрослые, сами того не понимая, через своих детей пытаются прожить жизнь, которую не прожили сами. Ты отдельная самостоятельная личность, которая должна прожить свою жизнь, а не отвечать за ошибки других. Но знай, что войной с отцом или матерью, ты их в этом не убедишь.

— Он очень принципиальный человек. Если решил, то не сворачивает. Я попыталась сказать ему, что, может быть, дело в дедушке, но стало еще хуже.

— Когда человек бежит от того, что его ранит, для него нет разумных аргументов. Он выбирает позицию, в которой чувствует меньше всего боли. Ты же и сама так делаешь? Подумай.

— Нет, — рефлекторно ответила Марта, но тут же отступила. — Да.

— Гнать от себя страдания вовсе не выход. Вместе с ними ты гонишь от себя людей, гонишь человека, которым могла бы стать. Я боюсь, что отцу ты этого не объяснишь. Он не захочет слушать. Зато ты можешь не повторять его ошибки.

Луна медленно плыла по небу и уже проделала большую часть пути. Совсем скоро ночь закончится, и наступит новый день. Марта понимала это и не хотела возвращаться в реальность. Она почувствовала, как от одной мысли по телу побежали мурашки, и тут девушка поймала себя на мысли — это и есть желание бежать, о котором говорит Август.

— Тогда как мне быть? — Марта повернулась к Августу, ожидая услышать правильный ответ.

— А как ты хочешь? Ты же не ждешь от меня наставлений?

— Почему нет? — удивилась девушка.

— Потому что я не учитель. Я твой друг. Да, я мог бы тебе указывать, как жить и что делать. Так же как твой отец. Но разве ты хочешь этого? Гораздо правильнее самой принимать решения, а не перекладывать за них ответственность на других. И вот скажи мне, что ты хочешь делать?

— Я хочу играть на скрипке и поступить в музыкальное училище.

— Почему?

— Потому что музыка для меня все.

— За тебя никто не решал? Ни бабушка, ни папа, ни мама?

— Нет, я действительно очень люблю скрипку. И не вижу в этом ничего плохого.

— Тогда и живи так.

— Но папа…

— Папа будет против, конечно. Но ты уже не ребенок и очень скоро ему придется считаться с твоим мнением. Не устраивай баталий иначе проиграешь. Он просто запретит тебе и отнимет инструмент.

— Звучит очень сложно.

— А в жизни вообще все стоящее не дается просто так, — улыбнулся Август. — Скоро рассвет. У нас есть еще немного времени. Может быть, отвлечемся от этих тем? Как насчет того, чтобы сыграть мне?

— На чем? — Марта оглянулась по сторонам и увидела на столе футляр со скрипкой.

— Здесь нет ничего невозможного.

Девушка неуверенно подошла к футляру. Уже издалека она его узнала, но отказывалась верить глазам до того момента, пока не открыла его. Внутри лежала дедушкина скрипка.

— Откуда ты знаешь, как она выглядит?

— Я видел ее ни раз, — Август спрятал руки в карманы, чтобы не выдать дрожь, поскольку вспомнил, когда в последний раз видел эту скрипку.

Марта взяла в руки инструмент и начала играть заученную мелодию. Ту самую, с которой упорно сражалась в классе музыки. Она подумала, что во сне все получится проще, но, дойдя до злосчастного момента, снова оступилась.

— Еще разок, — сказал Август тем самым тоном, и девушка поняла, что это он был с ней рядом тогда. — Ну чего ты на меня смотришь? Давай. Все получится.

Марта ничего не сказала и только благодаря густым волосам смогла скрыть улыбку. Музыка полилась с самого начала. Нота за нотой мелодия пропитывала старый особняк. Марта не видела, потому что ее глаза были закрыты, но зато Август наблюдал, как старые обои на стенах скидывают себя груз времени, затягивая трещины и едва заметно насыщаясь цветами. Марта настолько глубоко погрузилась в музыку, что даже не заметила, как произведение подошло к концу. Она удивленно открыла глаза.

— Я не ошиблась?

— Нет, не ошиблась, — подтвердил Август и зааплодировал.

Засмущавшись Марта тут же отвернулась, делая вид, что просто убирает скрипку. Едва она положила ее в футляр, как поняла: утро настало.

— Я…, — обернувшись, попыталась сказать она, но тут же исчезла.

Август остался один в пустом особняке. Он закрыл футляр с музыкальным инструментом и провел по нему рукой.

— Ну, здравствуй, — сказала Август. — Ты хоть и не настоящая, но поможешь мне?

Инструмент ответил молчанием.

— Рад слышать, что ты не против. Следи тут за всем.

Август исчез точно так же, как и Марта.

12

Моя дорогая Марта,

Сегодня среди ночи мне пришла в голову мысль, которую захотелось сразу же записать.

Даже имя человека звучит по-другому. Словно песня.

С одной стороны, тебе хочется произносить его снова и снова, а, с другой, ты боишься. Как будто каждый раз, когда твои губы произносят его вслух, крупица магии растворяется в небытие. И однажды может наступить день, когда, назвав человека по имени, ты не почувствуешь совершенно ничего. Пустоту. Безразличие. Имя станет лишь шумом, нарушающим тишину.

Именно этого ты боишься и оберегаешь его имя, как нечто особенное. Ты смотришь ему в глаза и хочешь сказать: «Я люблю тебя,…», но понимаешь, что в конце следует имя. Оно обязательно должно там быть, ведь твои чувства не обезличены, они обращены к одному конкретному человеку, и потому имя Должно там быть. Но, поддавшись страху, ты не позволяешь себе произнести ни слова. И я даже не знаю, что в итоге хуже.

До свидания,

Твой Август.

13

Отец появился на кухне, когда Марта заканчивала завтракать. Не было ни «Доброе утро», ни «Привет», только холодный взгляд, брошенный ненароком в тот момент, когда он заходил.

— Доброе утро, — сказала девушка, а в ответ ничего.

Марта хорошо знала отца. Его молчание продлится не более суток. Затем он начнет говорить короткими фразами, а потом все снова вернется на круги своя. Таким демонстративным поведением он старался дать понять дочери, то насколько сильно она провинилась. Когда Марта была младше, отцовское молчание могло довести ее до паники. Девочка не понимала, что и почему происходит. Всячески пыталась спровоцировать папу на разговор или начинала извиняться, сама не зная за что. Главным для нее в те моменты было желание, чтобы папа перестал ее игнорировать, но отец всегда шел до конца. Подобный трюк работал и с мамой. Он приучил их чувствовать себя виноватыми тогда, когда посчитает это нужным.

Но сегодня впервые в жизни, едва волоски на коже приподнялись от холода, заполнившего кухню, Марта вспомнила слова Августа: "Он такой же человек, как ты и я… Нужно относиться с пониманием". И тут же вокруг Марты возник купол, куда не проникали острые льдины отцовского молчания. Она взглянула на него и увидела самого обычного человека средних лет, который заваривал себе кофе, громко хлопал холодильником и недовольно бухтел, что-то про качество хлеба.

— Что? — Марта вначале подумала, что он говорит ей, но тем самым попала в самую обычную ловушку.

Отец не ответил и даже не повернулся. Как она могла так попасться снова? Хотя, каждый раз этим и заканчивалось. Вряд ли стоит удивляться. Но сейчас даже этот укол не достиг цели.

Отец был таким всегда. Да. Даже когда Марта была совсем маленькой и едва научилась разговаривать, его методы воспитания уже вовсю применялись. Конечно, в более мягкой форме, но затем умер дедушка, и отец стал еще жестче. Сейчас перед Мартой был вовсе не грозный глава семейства, постигший в совершенстве правила жизни, а человек, который при помощи жесткости справлялся с тем, что не понимал или что ему было не под силу.

Девушка дождалась, когда отец, наконец, усядется, и только тогда пошла мыть посуду.

— Приятного аппетита. Хорошего дня, — сказала Марта и вышла из кухни, не дожидаясь реакции, а вернее ее отсутствия.

Она чувствовала себя победителем, но еще не знала, что такие победы не приходят сразу. По дороге в школу привычные механизмы защиты принялись нещадно подтачивать ее уверенность, а, когда она пришла в класс, чувство вины перед отцом за свое ошибочное мнение взяли верх, от чего хотелось рыдать. Организм всеми силами пытался вернуть ее в зону комфорта, которая с одной стороны причиняла боль, а с другой была чем-то привычным, знакомым и даже родным.

Человек свыкается со своим положением. Становится рабом чужого и своего мнения и потому дрожит от страха едва пытается сделать шаг за пределы круга. Организм кричит: "Нет, не надо! Вернись! Там неизвестно что!". И в итоге человек ломается, ведь знакомое зло гораздо лучше незнакомого. Вот и Марта сейчас боролась с собой, но проигрывала подобно тому, как проиграл и ее отец.

Звонок на урок стал спасением, потому что Снежана не могла в присутствии учителя смотреть на подругу с ужасом, не могла настаивать рассказать ей все. По крайней мере, устно, ведь теперь она уже вовсю писала свои вопросы большими буквами в тетради и специально их подчеркивала. Синие буквы кричали с листа, и это только злило Марту еще больше. Она винила себя, винила Августа и была готова бежать к отцу, моля о прощении и зная, что он не простит, ведь положенные сутки не прошли.

— Все нормально, — в ответ подруге написала Марта.

— Я же вижу, что нет!!! — очередная порция орущих букв.

— Все нормально! Просто поругалась с родителями!

— О чем?

— Отстань!

Снежана начала было что-то писать, но тут же зачеркнула и отвернулась.

— Я не должна проживать чужую жизнь по чужим правилам, — повторила слова Августа Марта и почувствовала, как немного успокоилась.

Она ухватилась за тонкую соломинку и снова и снова повторяла одну и ту же фразу, словно гипнотизируя себя. И это помогло.

Прежде чем Марта начала различать то, что говорил учитель, прошла чуть ли не половина урока.

Снежана сидела, все так же надувшись, и не отводила взгляд от доски. Марта подвинула к себе их тетрадь для переписок и написала короткое "Прости". Подруга взглянула на слово, выведенное маленькими буквами, и тут же отвернулась.

— Еще одна обиженная, — подумала Марта. — Ну, и черт с тобой!

Девушки не разговаривали друг с другом вплоть до конца дня. На обеде Снежана ушла к одноклассницам и снова весело с ними смеялась, а Марта сидела одна, уныло ковыряясь в пюре. И только на выходе из школы Марта еще раз попыталась заговорить со Снежаной, но та сказала: "Пока!" и тут же пошла прочь.

Марте очень не хотелось идти домой, и потому она решила побродить по парку, чтобы скоротать время. Завтра можно будет поехать к бабушке, но сейчас главное было пережить ужасный день. Но оставшись наедине с собой, знакомый голос внутри принялся усиленно настаивать отказаться от крамольных мыслей. Рядом не было того, кто мог бы указать путь, и Марта начала чувствовать, как задыхается. Добравшись до свободной лавочки, девушка плюхнулась на нее, как мешок с картошкой.

— Как там говорил Август? — спросила она себя. — В жизни все стоящее не дается даром. Да, как-то так. Почему тебя нет здесь, когда ты так нужен?

Марта то злилась на своего нового знакомого, то наоборот хотела, чтобы он был здесь и помог. Ее мотало из стороны в сторону, как на качелях, и бедная девушка никак не могла остановиться. И самое главное состояло в том, что она до конца так и не понимала, что же действительно правильно, да и есть ли это правильно вообще.

Порыв ветра поднял вверх листья, лежавшие пышным ковром на земле, и, пока они падали обратно, Марта разглядела очертания человека, затаившегося в ветре и осеннем золоте.

— Ты здесь, — с облегчением выдохнула Марта.

Но никто ей не ответил. Август не мог. Он не знал как: не мог разобраться, как и почему у него получается сделать так, чтобы Марта увидела или услышала его, но он твердо знал по собственным ощущениям, что каждый подобный трюк отнимает не мало жизненных сил.

Все это время Август был рядом. Он смотрел на Марту и сожалел о том, что в отличие ото сна здесь у него так мало власти.

— Мне достаточно знать, что ты рядом, — обратилась в пустоту девушка, почувствовав облегчение от поддержки друга.

Но теперь совесть кольнула ее за то, как она обошлась со Снежаной, когда та была готова помочь и выслушать. Стоило достать мобильный телефон и написать или позвонить, но рука замерла над карманом, не осмеливаясь двигаться дальше. В итоге она отказалась от этой идеи, побоявшись не только реакции подруги, но и признаться в своей слабости.

Август, стоявший рядом, попытался положить Марте руку на плечо, но она пролетела насквозь.

— Моя дорогая Марта, — запишет чуть позже в своем дневнике Август, — дорога всегда трудна и осилит ее только идущий. Когда долго находишься на одном месте или в одном состоянии, то привыкаешь, даже если тебе там не нравится. И самое ужасное происходит тогда, когда это место становится зоной комфорта, из который очень трудно выбраться. Ты же жила в ней всю жизнь и даже не представляешь, что все может быть совершенно другим. И вот теперь, когда ты начала бороться за себя, все твое нутро будет тянуть тебя назад. Туда, где ты привыкла быть. В такие моменты мы и определяем свою будущую жизнь. Решаем отказаться ли от мечтаний или бороться за них. Идти по своему пути или по тому, что укажут тебе другие. Решать только тебе и никому другому, потому что это твоя жизнь, это твое сердце и твоя душа.

Еще какое-то время Марта сидела в парке, ни о чем не думая, а только наблюдая за красотой осени, набравшейся сил на увядшем лете. Глядя на то, как листья колышутся на ветру, и некоторые из них отрываются от деревьев, пускаясь в свой последний танец, в голове девушки звучала ее любимая мелодия, с каждой секундой становясь все громче и громче. Наконец-то тревога улеглась. Пусть и временно, но все же она отступила, позволив Марте вдохнуть полной грудью.

Когда за спиной захлопнулась входная дверь в квартиру, она почувствовала себя в берлоге зверя. Трудно объяснить и описать почему именно. Скорее всего, это был некий рефлекс, выработанный с момента рождения, но Марте казалось, что ее окружает тяжелый насыщенный запахом крови воздух, а электрический свет в разы уступал лампочкам в подъезде. Самое смешное, что отец еще даже не пришел с работы, а окружающие предметы уже знали, как сделать так, что довести Марту до паники. Она разулась, поставила ботинки на подставку, убедившись в отсутствие следов на паркете, и только после этого пошла мыть руки. Ее окружала зловещая тишина пустой квартиры, где по стенам стекало чувство вины.

— Я ничего не сделала, — сказала Марта и сама себе не поверила.

Вместе с водой в трубы убегала и ее уверенность, которую она обрела в парке. И вот болото снова поглотило несчастную жертву. Каждый рывок вверх с еще большей силой погружал ее вниз.

Пытаясь отвлечься, Марта внимательно изучила содержимое холодильника, но поняла, что сейчас и кусок не полезет в горло. Поэтому она оставила эту идею и пошла в свою комнату, где машинально прикрыла дверь и легла на кровать, предусмотрительно надев наушники. Закрытые глаза, музыка и тонкая деревянная дверь стали пусть и слабым, но все-таки барьером, способным хоть как-то отгородить от того, что она не хотела считать правдой.

Стоило сделать уроки, но вместо этого она задремала. Никакой картинки перед глазами не было, а вот музыка из плеера исчезла, уступив место какой-то далекой красивой мелодии. Из-за расстояния не было возможности, как следует ее расслышать — оставались только отзвуки эха в непроглядной темноте. Прежде Марта никогда не слышала эту музыку, что казалось абсолютно невозможным.

— Привет, — сквозь сон и музыку в плеере прорвался голос мамы.

Марта испуганно подскочила на кровати и выдернула провода наушников.

— Ты чего так пугаешься? Это же я.

— Привет. Я задремала.

— Я вижу, — улыбнулась мама, стоя в дверях. — Ты поела?

— Нет, мне не хотелось.

— Что значит не хотелось? Тебе надо есть. Я тебя очень люблю, но ты можешь спрятаться за шваброй. Поднимайся давай, пойдем.

— Мам, я, правда, не хочу.

— Ничего не знаю. Пойдем. Что-нибудь да съешь. А то скоро придет папа и…, — она оборвала фразу на середине.

— И что? — зачем-то спросила Марта.

— А что сама не знаешь. Пойдем, — мама не собиралась заканчивать мысль.

Но они итак обе знали, что это означает: Марта не захочет с ним сталкиваться и весь вечер просидит у себя в комнате.

Мама налила дочери полную тарелку супы с фрикадельками и дала несколько кусков белого хлеба, а, чтобы еда попадала в организм без особых трудностей, включила телевизор на развлекательный канал.

Хоть где-то глубоко внутри и слышался голосок, который призывал Марту не прятаться в комнате, а вести себя как обычно, но она не послушала его и сразу после еды ушла, в этот раз закрывшись на замок.

14

Едва уловимый запах костра чувствовался в теплом воздухе уже знакомого дома. Растения, как и прежде, не жалея пол, тянулись по стенам и уходили куда-то вверх. Что-то было другим. Марта долго думала, но так и не поняла, что дело в самих стенах, которые успели несколько преобразиться.

Она прошла в гостиную, где услышала звук потрескивающих бревен и увидела Августа возле зажженного камина.

— Добройночи, — обрадовался Август, выпрямляясь в полный рост.

— Странно звучит, — нахмурилась девушка.

— Ну, а как мне еще говорить? Это в обычной жизни «Доброй ночи» означает «Пока», а здесь прощание «Доброе утро».

Марта только пожала плечами и переключила свое внимание на камин.

— Ты починил?

— Ты спрашиваешь так, как будто я его ломал. На самом деле нет, не совсем. Когда я пришел, в дымоходе больше ничего не было, вытяжка работала. Оставалось только собрать дрова и разжечь его. Любишь смотреть на огонь?

— А кто не любит? — удивилась Марта и уселась перед.

Поскольку Август стоял рядом, она тут же увидел его кеды и подняла голову вверх.

— Все еще красные?

— А какими им быть?

— Зелеными.

— Мы это уже обсудили. Хочешь перекрасить перекрась, а мне нравится.

В эту самую секунду Марта поняла, что даже если бы могла, то не стала бы этого делать. Пусть будут красными. Дурацкий цвет, да, но, если Августу хочется. Ее новый друг тоже сел на пол, и они вместе следили за тем, как пляшут языки пламени в своей кирпичной клетке.

— Ты сегодня был в парке со мной? — наконец, поинтересовалась девушка.

— Сегодня? — Август поначалу как будто не понял вопрос. — Ах, да. Сегодня. Понимаешь, у нас с тобой время течет несколько по-разному. Твое сегодня было для меня неделю назад. Не заморачивайся. Да, я был в парке.

— А почему только так? Очертанием.

— Понимаешь, я не знаю до конца, как это работает. Как попасть в этот дом, никаких проблем не возникает. А вот, как оказаться в реальности так, чтобы ты меня видела и слышала, не знаю.

— И, когда я репетировала, ты тоже был? Хотя, не отвечай. Я догадалась.

— Хорошо, — кивнул Август и снова повернулся к огню.

Время шло очень неспешно. Оно как будто бы замедлилось, чтобы в безмолвной тишине, прерываемой только треском поленьев, два человека могли расслабиться и забыть обо всем на белом свете. Впервые за день Марта не просто почувствовала, что тревога отступила, а совершенно не чувствовала в себе ее присутствия.

— Ты дрожишь? — боковым зрением Марта увидела, как дернулась рука Августа.

Он сидел, плотно сжав губы и обхватив колени руками.

— Нет, что ты! Задумался очень сильно. Вот и дернулся, — соврал он.

Как и в прошлый раз Август поглотил негативные эмоции Марты, но сейчас их было значительно меньше и не было нужды куда-то бежать. Август чувствовал, что сумеет побороть их и сам, только нужно немного времени.

— Точно? — переспросила девушка.

— Точнее и быть не может, — он выдавил из себя вымученную улыбку и уставился на огонь, чтобы Марта случайно не прочла что-нибудь в его глазах.

Постепенно странное чувство, напоминающее то ли боль, то ли сокращение мышц, ушло, и Август смог спокойно дышать.

— Хочешь какао?

— Хочу.

— С зефирками?

— Да, — Марта спрятала улыбку в рукаве.

— Сейчас все будет. Давай вместе. Я научу.

— Как?

— Не спеши. Я все скажу. Закрываем глазами, глубокий вдох, — Август вдохнул, и девушка повторила за ним, — и представляем себе две кружки какао. Только мне зефир не надо. Держи образ в голове. Представь его точнее, вспомни запах какао. Получается?

— Угу, — не открывая глаз, ответила Марта.

— Детали, больше деталей. Представь все максимально точно. А теперь позволь образу задержаться в твоем воображении, и ты почувствуешь, как он оживет.

Марта не понимала, что Август имеет ввиду, но делала ровно так, как он говорил. Неожиданно образ стал реальным. Это произошло мгновенно и очень непонятно. У нее появилось ощущение, словно она представляет то, что итак стоит перед ней.

Открывай глаза, — сказал Август, и она тут же послушалась.

Между ними прямо перед камином стояли две кружки с горячим какао, от которого поднимался пар. У Марты была большая широкая кружка, куда при желании влез бы кулак, и в ней плавало пять зефирок, а у Августа самая обыкновенная, как те из которых пьют чай или кофе.

— Видишь? Все просто, — делая глоток, сказал молодой человек.

— Хм, — Марта взяла горячую кружку, но руки совсем не жгло, а скорее очень приятно грело.

И снова воцарилось молчание, но длилось оно совсем не долго.

— Сегодня не будет никак нравоучений? — поинтересовалась Марта.

— Что? — Август рассмеялся, чуть не подавившись какао.

— Сколько раз мы виделись, столько ты читал мораль, что и как устроено в жизни.

— Вот как ты это называешь? Я думал, мы беседуем. Обмениваемся мнениями.

— Ну, — протянула Марта. — Нет. Так, как ты, делают люди гораздо старше меня.

— Но ты же не воспринимаешь это, как приказ? Или нечто обязательное к исполнению?

— Нет, — покачала головой девушка. — Ты говоришь, говоришь, но… как будто… не знаю.

— Закончи мысль.

— Я не знаю, как это описать.

— Как-нибудь, — Август отставил пустую кружку. — Твоя же мысль, значит ты знаешь, как ее закончить.

— Вот опять, — Марта едва заметно ухмыльнулась. — Ты, как будто, показываешь другой вариант. Что мол все происходит вот так… нет. Что вещи, которые прежде я видела одними, на самом деле могут быть другими.

— Какое глубокое изречение. Не думала выступать перед публикой? — Август снова засмеялся своим заразительным смехом.

— Так сегодня не будет нравоучений?

— Нет, не будет. Мне кажется тебе достаточно за последние дни всяких мыслей и переживаний. Нужно немного посидеть и ничего не делать. А потом, — он поднял указательный палец вверх, — у меня для тебя будет подарок.

— А почему потом?

— Потому что посиди спокойно. Отдохни. Нам некуда спешить. Я не помню, когда в последний раз вот так сидел перед огнем.

Марта не стала больше задавать лишних вопросов и положила голову себе на колени. Огонь захватил все ее внимание, и в какой-то момент она была готова поклясться, что начинает засыпать, но как можно уснуть во сне? И даже если так, то где ты тогда окажешься? Марта представила себе сон внутри сна, и это показалось ей каким-то самым отдаленным местом во вселенной, где ничто не может потревожить ее покой.

— А что будет если заснуть здесь?

— Здесь? — непонимающе переспросил Август. — На полу? Ничего хорошего.

— Нет, во сне.

— Ооо! Это загадка. Я пробовал. Даже один раз почти получилось. Буквально на несколько секунд. Ты не поверишь, что я увидел.

— Что?

— Все белое-белое. Пол, потолок, стен вообще нет. Все абсолютно белое. И передо мной сидел черно-белый кот, которого звали Льюис. Нет, он не представился. Я просто почему-то знал.

— Я тоже хочу его увидеть, — призналась Марта, поскольку подобная мысль заворожила ее.

— Может быть, однажды.

В коридоре слышалось размеренное тиканье часов, но за каждым Тик следовала очень долгая пауза, прежде чем слышалось Так. Время и вправду замедлилось, даря покой и отсутствие какой-либо спешки. Кто знает, сколько на самом деле прошло времени, прежде чем Август сделал усилие и поднялся с пола.

— Готова к подарку?

— Да, — кивнула Марта и встала следом. — А куда мы идем?

— Очень далеко. Настолько далеко, что даже не могу тебе описать. К столу.

Они подошли к столу, где лежал футляр со скрипкой, но теперь рядом находилась стопка листов, исписанных нотами.

— Когда-то очень давно, а для тебя где-то далеко-далеко впереди, я начал писать одно произведение, которое закончил уже здесь. Я назвал его «Июльский дождь» и хочу подарить тебе. В общем-то я и писал его для тебя. Если оно тебе понравится, то можешь исполнить его на концерте.

— Я не думала, что ты музыкант.

— Не сказать, что очень хороший, да и играю я на пианино, но все-таки кое-что могу. Вот, — Август взял ноты и протянул Марте. — Я постарался сделать их удобными для тебя, но не уверен, что все получилось, как надо. Поэтому, если что, тебе придется самой исправить мои ошибки.

— Твои ошибки, — повторила Марта, чувствуя, как странно звучат слова.

— Что такое?

— Странно звучит. Мне кажется, ты не можешь ошибаться.

— Я же не Бог, — пожал плечами Август. — Ну что? Попробуешь сыграть?

— А, может быть, ты сначала покажешь?

— Я боюсь, что очень долго буду представлять пианино. Когда в прошлый раз у меня получилось, то оно исчезла, едва я ушел. Попробуй сама. Я подскажу, если понадобится.

Марта разложила листы с нотами перед собой на столе и несмело прикоснулась к футляру. Каждый раз перед ее взором всплывал размытый образ дедушки.

Прежде чем приступить, Марта внимательно изучила ноты. Ей не хотелось ошибиться и испортить все сразу с первого звука.

— Давай уже. Пока не попробуешь, не поймешь.

Легкий толчок придал ей сил, и Марта начала играть «Июльский дождь». Она то и дело сбивалась, подглядывала в листки, а Август давал небольшие советы и поправлял. Мелодия постепенно начала складывается в свой первозданный вид, и девушка узнала ее. Та самая музыка, что она слышала, задремав днем, теперь оживала усилием ее воли. В ней была капелька радости, целая пригоршня грусти и бесконечное количество надежды. Музыка сквозь поры проникала под кожу, двигалась по телу, пока не достигала души, где растекалась теплом и оставалась навсегда.

Остаток ночи пролетел незаметно. Все это время Марта стояла перед столом заучивая и воспроизводя ноты, а Август смотрел в окно в ожидании, когда появятся первые лучи солнца. Ему хотелось узнать, что Марта думает о его подарке, но, поскольку она не прерывалась ни на секунду, он не хотел ее отвлекать.

И вот едва заметные лучики света побежали по темной глади воды. Ночь закончилась. Пришла пора новому дню взять бразды правления в свои руки. Ощутив, как кожа покрылась мурашками, Марта поспешила положить скрипку не стол.

— Утро? — поразилась она.

— Утро, — подтвердил Август, повернувшись к ней. — С добрым утром, Марта. Тебе понравился подарок?

— Мне… — успела сказать она и растворилась в воздухе.

15

Мелкий дождь падал с небес, с характерным звуком ударяясь о поверхность зеленого бабушкиного зонта, который, как казалось Марте, был у нее уже очень много лет. Бабушка Леся неспешно шла с внучкой по мокрой улице, держа ее под руку. Мимо то и дело проносились автомобили, не оставлявшие от себя ничего кроме брызг и рева двигателей.

— Давай, еще пару кружочков сделаем и пойдем домой, — сказала бабушка, видя недовольство, с которым шла внучка.

— Хорошо, — ответила Марта.

Она никогда не грубила бабушке и в этот раз не собиралась, хотя и не понимала почему вместо того, чтобы вызвать врача, нужно бродить под дождем. Каждую осень и весну у бабушки обязательно начиналось обострение болей в спине, от чего ей иногда было не просто встать, и она периодически прикусывала нижнюю губу.

Кажется, на всей Земле не осталось ни одного человека, не успевшего сказать ей, что нужно сходить к врачу. Но в ответ бабушка только улыбалась и отвечала: "Не волнуйся, я и без врачей знаю, что нужно делать". Она была упряма. Ох, как она могла быть упряма! Эта самая черта передалась и Марте, и ее отцу. Только дело в том, что в отличие от других ее упрямство было зациклено на ней самой. Да и то упрямство имело свои основания, ведь много лет назад бабушка Леся в поисках ответов ходила по разным врачам, но ни один из них так и не смог объяснить причину хронических болей.

— Я не понимаю, как ходьба помогает, — призналась Марта. — Сколько раз видела по телевизору или в кино, всегда говорят побольше лежать и не напрягать себя.

— Вот если я так поступлю, то превращусь в камень, — отвечала бабушка. — Я себя знаю, моя дорогая. Если я проведу пол дня в постели, то считай, что и подъемным краном меня не поднимешь. А так мы с тобой ходим, мышцы тренируются, кровь разгоняется, и боль отступает.

— Хорошо, — промолвила Марта, не собираясь продолжать тему.

— Знаешь, кто был единственным, кто никогда не возмущался тем, что мы нарезаем круги?

— Дедушка?

— Да, твой дедушка. Бывало, он возвращался с репетиции уставший, голодный. Волосы на макушке взъерошены. Разуется и идет на кухню, а там уже стоит ужин. И вот он садится есть, а я думаю: "Дай немного пройдусь, а то к вечеру сильнее ноет". Так что ты думаешь? Заслышав, как я обуваюсь или открываю гардероб, чтобы взять куртку, дедушка молча выходил в коридор и начинал одеваться. Я ему говорю: "Борь, перестань. Ты устал. Я пройдусь немного и вернусь". А он в ответ: "Лесь, не говори ерунды. Я домой к тебе пришел, а не к тарелке". А потом, зашнуровав ботинки, добавлял: "Очень вкусно, спасибо". Мы спускались вниз и бродили по сгущающимся сумеркам. Иногда в тишине, иногда он что-нибудь рассказывал. Чаще всего о музыкантах. Начитается своих книг и давай пересказывать мне. А я только рада слушать его голос.

Бабушка остановилась и опустила голову. Марте не было видно ее лица, но она понимала, что так и было задумано.

— Хочешь спросить, скучаю ли я по нему? Очень. Каждый день, каждое мгновение скучаю. Мне так не хватает даже каких-то мелочей. Вот его голос. Да, конечно, он остался на записях, но все-таки это несколько другое. Ты помнишь его голос?

— Нет, — ответила Марта, чувствуя, как тоска подкатывает к горлу.

— Вроде бы ничего особенного. Голос и голос. Вокруг миллионы таких же, но нет. Он был особенным. Помню, как сижу в комнате, а с кухни вдруг доносится короткое: "Лесь!". Потом слышу, шлепает. В проеме появляется голова: "Лесь, чай будешь?". И в этих словах каждый раз звучало что-то очень-очень доброе, нежное.

Бабушка снова пошла вперед, не отпуская внучку ни на секунду.

— Первое время, когда Бори не стало, мне казалось, словно он то и дело зовет меня с кухни. Я поворачивалась к двери и ждала, что сейчас он появится, но, конечно, это было невозможно. Но я помню его, и этого у меня никто и никогда не отнимет. А ведь, когда я впервые его встретила, то и подумать не могла, что проведу с этим человеком столько лет своей жизни.

— Почему? — удивилась Марта. — Мне всего говорили…

— Что это любовь с первого взгляда? Да, прекрати, — бабушка хрипло рассмеялась. — Тебе папа, наверняка, говорил, а надо было спросить у меня. С твоим дедушкой мы встретились на концерте в парке. Я сидела на скамье и ждала подругу, которая опаздывала. Она всегда опаздывала — вечно витала в облаках и забывала счет времени. Неожиданно рядом со мной плюхнулся высокий тощий парень в белой рубашке с вихрастыми волосами. Он что-то спросил, но я вначале даже не поняла, поскольку задумалась о том, какой он странный. Дерганный какой-то, неуклюжий. Он повторил вопрос. Оказалось, он хотел узнать во сколько начало концерта, а я только посоветовала ему посмотреть на билет. Он внимательно окинул меня взором с ног до головы, кивнул и сказал: «Прекрасно выглядите. Спасибо». И исчез, чему я была несказанно рада. Поэтому ни о какой любви с первого взгляда и речи быть не может. Только с того дня я каждую неделю видела его на концертах. Он сидел то тут, то там, а я, сама того не понимая, каждый раз отыскивала его глазами и улыбалась, как дурочка. Правду говорят, что иногда встретишь человека, и он кажется тебе таким странным, а потом при каждой встречи твое мнение понемногу меняется, и вот ты уже думаешь о том, какой он привлекательный. Ты видишь в нем что-то особенное, чего не замечают другие. Может быть, так начинается любовь, как думаешь? — бабушка слегка толкнула внучку в плечо.

— Я не знаю, — Марта почувствовала, как краснеет, хотя сама не представляла почему.

— И вот на последнем концерте перед началом осени он ни с того ни с сего подошел ко мне и сказал: «Меня зовут Борис». Я, честно говоря, потеряла дар речи от неожиданности, но потом все-таки смогла ответить: «Олеся». И вот тогда-то Боря пригласил меня на наше первое свидание. В тот же самый парк, когда закончится концерт. Ну, не странный, а? — бабушка снова рассмеялась. — Потом все пошло уже как-то, само собой. И вот теперь его нет. Милая моя, запомни, люди уходят, и этого не изменить. Однажды не станет и меня…

— Бабуль, не надо.

— Что значит не надо? Ты думаешь я буду жить вечно? Я же не супергерой какой-нибудь. Люди уходят, но о них всегда остается память. Пусть воспоминания, что останутся с тобой будут самыми добрыми и светлыми. Не важно говорим мы о смерти или разлуке. Не таи обиды, Марта. Помни хорошее, иначе потом сама будешь жалеть.

Пока они шли, дождь то усиливался, то становился мелким и колючим, но до конца не прекращался. Закончив очередной круг, бабушка с внучкой свернули на узкую тропинку, ведущую к многоэтажному дому.

— Погоди, — сказала бабушка Леся на крыльце, ведущем в подъезд.

— Что такое?

— Давай минутку поглядим на дождь. Совсем скоро зима, и дождя нам не видать до самой весны. Насладимся мгновением.

Марта часто слышала подобное от бабушки, но никогда не могла понять, что же она имеет ввиду. А в действительности в этом не было никакого сакрального смысла. Бабушка Леся, как и говорила, ловила ускользающие мгновения.

— Учитывая наш разговор, хочу сказать кое-что напоследок. Можно?

— Конечно.

— Смотри, — бабушка вытянула руку, указывая на ветку дерева, которая качалась под тяжелыми каплями. — Прекрасное неповторимое мгновение. Из них складывается вся наша жизнь. Прочувствуй. Ничего не говори.

Почему-то именно сейчас в голове девушки заиграла композиция, подаренная Августом. Каждое покачивание ветки совпадало с ритмом мелодии. И Марта, наконец, поняла, о чем всегда говорила бабушка. Это было прекрасно. Время ускользало, как песок сквозь пальцы.

Они поднялись в квартиру. Насквозь мокрый зонтик остался в раскрытом виде сохнуть в ванной, а бабушка с внучкой устроились на кухне, где дожидались, пока закипит чайник.

— Бабуль?

— Да, Мартыш? — забывшись, отозвалась бабушка.

— Ну, ба. Не надо меня так называть.

— Прости, у меня иногда срывается. Забываю, что ты уже слишком взрослая для этого.

В детстве бабушка всегда называла ее то Мартышкой, то Мартыш, и это звучало очень мило, но, чем старше становилась Марта, тем больше проходило очарование от подобного имени.

— Я хотела тебе кое-что показать, вернее сыграть.

— Что же? — бабушка отложила в сторону телефон, всем своим видом демонстрируя, что внимательно слушает.

— Я передумала о том, что хочу сыграть на концерт. Есть одно произведение… Мне его…, — Марта чуть было не сказала слово «подарили», но вовремя опомнилась, потому что не смогла бы объяснить, кто это сделал. — Оно мне приснилось.

— Приснилось? Вот как? Очень интересно, — свист чайника заставил бабушку подняться. — Неси скрипку, а я пока налью.

— Но я еще до конца не поняла, как играть.

— До конца, может быть, и не поняла, а в общих чертах?

— Могу.

— Тогда неси скрипку! — поставила точку бабушка Леся и потянулась за чистыми кружками.

Марта буквально побежала в комнату и даже чуть не поскользнулась на коврике в коридоре, но вовремя успела удержать равновесие. Она чувствовала прилив сил от того, что может поделиться чем-то очень дорогим и сокровенным. Дедушкина скрипка, точь-в-точь как во сне, дожидалась ее на полке. Бережно достав ее из футляра, Марта вернулась к бабушке, которая успела налить горячий чай и сесть в углу кухни так, чтобы видеть все, что будет происходить.

— Но я, правда, не до конца ее запомнила и не разобралась…

— Милая моя, не волнуйся. Я же не зрительный зал с суровой публикой. Давай.

Марта сделал глубокий вдох, чтобы успокоить нахлынувшее волнение, и, не теряя времени даром, начала играть. Только сейчас она поняла, как много моментов не смогла запомнить — она постоянно сбивалась, мысленно ругала себя, но продолжала играть. Когда с грехом пополам удалось добраться до самого конца, Марта в ожидании реакции перевела взгляд на бабушку и даже задержала дыхание. Но бабушка, не сводя глаз с внучки, замерла.

— Что такое? Тебе не нравится? Да, я ошибалась и, наверное, все испортила…

— Нет-нет-нет. Не в этом дело, — бабушка Леся о чем-то задумалась, но, судя по ее виду, никак не могла подобрать ответ. — Я… Я никогда прежде ее не слышала, но чувство, словно знала всегда. Ты говоришь она тебе приснилась?

— Не совсем, — Марта поняла, что совесть не позволит ей так нагло соврать, тем более бабушке. — Я не знаю, как сказать.

— Звучит очень пугающе, моя дорогая. Расскажи, как есть.

Марта отложила скрипу и села за стол. Чай успел остыть, но это совершенно не портило его вкус. Прежде чем начать говорить, Марта сделала несколько глотков.

— В последнее время ко мне во сне приходит один и тот же человек. Он со мной разговаривает, поддерживает и вот в прошлый раз подарил мне эту музыку. Сказал, что написал сам.

— Человек? Хм, — бабушка улыбнулась, и по этой улыбке Марта поняла, что она не поверила. — Ты его знаешь?

— Нет, никогда раньше не видела.

— Возможно, это твое внутреннее Я так общается с тобой.

— Мне кажется, он настоящий, — оказалось довольно обидно, что бабушка все свела к простому объяснению.

— Милая, люди не приходят к нам во сне.

— Но ты же сама рассказывала, что тебе снится дедушка.

— Да, рассказывала. Он снится, потому что я скучаю по нему, а не потому что это он. Милая, я понимаю, что хочется верить совсем в другое, но это фантазии. Красивые фантазии. Я говорю так совсем не со зла или чтобы тебя обидеть. Важнее понять, что хочет сказать тебе подсознание. Оно же старается помочь тебе. Даже музыку написало! И, между прочим, очень хорошую. Я всегда знала, что у тебя талант.

Былой порыв рассказать бабушке о каждой встрече с новым другом погас. Какой в этом смысл, если все будет трактоваться под то, что это нереально? Обсуждать в семье Ларионовых тему Бога и существования души было как-то непринято, и потому Марте самой оставалось делать выводы и определять степень своей веры. И если про отца и мать Марта могла с точностью сказать, что они атеисты, то в отношении бабушки всегда оставались сомнения, поскольку в ее словах о конечности жизни всегда чувствовалось некое несмелое желание верить. Но описать подробнее Марта не могла, поскольку ее выводы основывались исключительно на интуиции.

— Ты чего опечалилась? — ласковый голос бабушки в этот раз не успокаивал.

— Я все равно хочу верить, что он настоящий.

— Марточка ты моя, никто не заставляет тебя думать иначе. Верь, но я хотя бы приготовлю тебя к тому моменту, когда ты поймешь разницу между фантазией и реальностью. Не будет такого сильного разочарования. Лучше сыграй мне еще разок, а? Ты же хочешь выступить с этой музыкой, а значит нужно репетировать.

16

Моя дорогая Марта,

Шаг за шагом ты двигаешься вперед. Пусть сейчас ты и не замечаешь, но это так. Я вижу, как постепенно внутри тебя разгорается сила, что долгие годы томилась глубоко внутри за сотнями дверей и засовов.

На свете нет ни одной вещи, которой можно научиться за одно мгновение. Все требует постоянной практики, веры в себя и упрямства. Ты знаешь об этом благодаря скрипке, но никогда прежде не применяла эти знания в отношении самой себя и жизни.

Я вижу, как постепенно проясняется твой взор, как в голове рождаются вопросы, что прежде ты боялась задавать, как растет осознание собственной значимости. И пусть это всего лишь пара капель, но ведь и океан начался далеко не с морей.

Ни раз я становился свидетелем того, как великие мечтатели заканчивали свой путь существованием, что довольно сложно назвать настоящей жизнью. Они выбирала тихое размеренное бытие по лекалам миллиардов тех, кто был до них. Но поверь мне: проторенный путь далеко не всегда самый правильный. Да, так удобнее, так проще, так не будет разочарований, но разве это то, чего на самом деле хотели бессмертные души, способные изменить этот мир к лучшему?

У каждого из них было множество своих причин. Кто-то становился жертвой окружающих людей, которые уж очень не любят тех, кто выделяется или нарушает правила, предписанные для всех и каждого. Кто-то не выдерживал груз ошибок, раз за разом теряя веру в собственные силы, а если ты не веришь в себя, то как сможешь двигаться вперед? Были и другие причины, но их так много, и они настолько сложны, что я не буду говорить о них слишком долго.

Главное состоит в том, что нельзя никогда сдаваться. Марта, я очень хочу, чтобы ты это поняла. Но для этого недостаточно того, чтобы я объяснил тебе все — ты должная сама пройти путь от знания к осознанию.

До свидания,

Твой Август.

17

Один день сменял другой, и листы календаря, отрываясь от корешка, улетали в серое холодное небо. За несколько дней и ночей Марта выучила и выписала все ноты «Июльского дождя». Она показала произведение своему преподавателю Кристине Федоровне, и та, конечно же, была в полном восторге. У нее нашлись мысли и идеи о том, как улучшить и чуточку подправить произведение, чтобы смягчить грубые углы или усилить определенные моменты.

Боясь того, что отец в любой момент может устроить скандал, Марта решила постараться не давать ему для этого поводов, а значит он не должен был видеть ее со скрипкой.

— Кристина Федоровна, могу я у вас кое-что спросить? — собравшись с мыслями, обратилась к преподавательнице Марта.

— Конечно, спрашивай. Что случилось?

— Мне неудобно, но могу я на занятиях играть на вашей скрипке?

— Почему? — заволновалась Кристина Федоровна. — С твоей что-то случилось? Ах, как жаль…

— Нет, с ней все в порядке. Дело в том…, — неожиданно Марта почувствовался себя жалкой и маленькой, но, сумев справиться с нахлынувшим чувством, он продолжила. — Мой папа считает занятия музыкой глупостью и злится, когда видит, что я ухожу со скрипкой.

— Хочешь, я поговорю с ним? — от неожиданности Кристина Федоровна даже поднялась со стула.

— Нет-нет! Это не поможет. Правда. Вот если он не будет знать, а будет думать, что я гуляю…

— Марта, — Кристина Федоровна недовольно сложила руки на груди. — врать родителям не хорошо. А ты хочешь сделать меня твоей пособницей.

— Извините, — девушка стыдливо опустила голову и плечи.

— Я не должна, — задумалась преподавательница, — но согласна. При условии, что после концерта ты все расскажешь родителям. Пусть услышат, как ты играешь, а потом уже делают выводы.

— Спасибо большое, — под густой копной волос Марта улыбнулась.

— Ох, боюсь это выйдет мне боком.

— Вы не обязаны соглашаться. Ничего страшного, я справлюсь, — едва успев обрадоваться успеху, Марта снова откатилась к ответу, который и ожидала.

— Марта, я не отказывалась. Куда ты торопишься? Только ты должна понимать, какую ответственность я на себя беру, и потому ты должна подготовиться так, чтобы я ни на секунду не пожалела об этом. Договорились?

— Договорились, — и снова волна радости сменила волну грусти. — Спасибо.

И уловка сработала. Перестав видеть, как дочь тайком пробирается с музыкальным инструментом из дома или домой, папа решил, что одержал победу и погрузился в свои собственные хлопоты и заботы. Пока его энергия была направлена в другое русло, можно было не волноваться. Мама все больше походившая на серую тень отца, тоже утратила бдительность, решив, что дома, наконец, наступили мир и спокойствие, а значит ей не нужно выбирать чью-либо сторону и впоследствии сожалеть об этом.

Если в череде серых ничем не примечательных будней у человека нет чего-то, что будет тянуть его вверх к солнцу, то и душа его станет серой, пропитывая безысходностью все, к чему прикоснется. К счастью, у Марты было то, что держало ее на плаву и давало надежду в будущем и вовсе забыть о столь неприятной, но при этом притягательной обыденности.

Каждое утро Марта шла в школу, где без особого энтузиазма, но прилежно изучала предметы. Отношения со Снежаной наладились на следующий же день, благодаря короткому и бессмысленному разговору.

— Привет, — сказала Марта.

— Привет, — ответила Снежана.

— Прости меня за вчера.

— И ты прости.

И на этом все, хотя они даже не объяснили друг другу за что извинялись или на что обижались. Решив, словно этого достаточно, Марта и Снежана перевернули страницу, хотя на самом деле проблема вовсе никуда не делась и продолжила подтачивать обеих.

— Люди, — вздохнул Август, когда Марта ему все-таки рассказала. — Почему мы так не любим говорить друг с другом? Почему вечно держим все в себе, как будто другой должен непременно догадаться? Боимся? Мне кажется очень глупым, бояться быть честным и желания того, чтобы тебя поняли, тем более если человек тебе дорог. В доисторические времена люди придумали речь не для того, чтобы молчать и намекать, а чтобы говорить. Ты не согласна?

Марта понимала, что Август прав, но еще понимала, что, наверное, умрет от страха, если попытается сказать все, о чем думает. Пару дней она теплила в себе надежду собраться с духом, но затем все сошло на нет. Как оно обычно и бывает у людей.

Возвращаться в дом снов получалось далеко не каждый день, о чем Марта сожалела. Она спрашивала Августа, почему так происходит, но у него тоже не было никакого ответа. Когда же удавалось вернуться, первым делом Марта проверяла закрыта ли входная дверь. Результат так и не менялся. Под спокойным взглядом Августа Марта недовольно бухтела, а потом смирялась с неприятным для себя результатом.

— Не все сразу, — поначалу говорил Август. — Нельзя получить все мгновенно. Так не бывает.

Потом он уже ничего не говорил, так как она и сама знала ответ.

Они бродили по дому, каждый раз открывая новую комнату и изучая ее содержимое. Везде их встречало увядание и разруха, покрытые густой сетью непобедимых растений. То тут, то там им удавалось найти пару тройку уцелевших вещей, которые Марта непременно вспоминала. Старая кукла в грязном переднике некогда умела говорить, но теперь из нее доносилось только непонятное кваканье. Порванный альбом для рисования, в котором таились невообразимые фантазии маленькой девочки. Одни рисунку Марта не узнавала, а при виде других в памяти всплывал отчетливый образ давно сгоревшего дня, когда она, лежа на полу, неумело водила карандашом по бумаге. К удивлению Марты, среди хлама нашлось мамино кремовое платье, которое она не видела много лет, зато помнила, как она надевала его всякий раз, когда они отправлялись на прогулку в парк.

Дом хранил бесчисленное множество секретов и фрагментов прошлого юной девушка. Забытые, поблекшие они все еще были здесь, просто нужно было уметь искать.

— Этого не должно быть здесь, — с удивлением сказал Август, глядя в картонную коробку.

— Что там?

— Ничего, забудь.

— Покажи, — Марта вцепилась в коробку так сильно, что Август не смог противостоять.

Внутри оказался сломанный черный зонт и отсыревшая книга, от чьей обложки остались жалкие остатки, но все еще можно было рассмотреть треснувший шлем космонавта и кусочек названия "Блуждающ…"

— Я не узнаю эти вещи.

— Потому что это мои воспоминания, — Август заметно погрустнел.

— Почему они здесь?

— Не знаю, — он пожал плечами, не сводя взгляда с зонта и книги. — Наверное, я провел в доме слишком много времени, и что-то оставило свой след.

— А что это за вещи? Расскажи, — впервые Марта поняла одну очень странную вещь, прежде не приходившую ей в голову. — Я о тебе совсем ничего не знаю. И даже не спрашивала. Почему? — последний вопрос она, скорее, задавала сама себе.

— Потому что это не важно, — с полной серьезностью ответил Август. — Я здесь не ради себя.

— Как не важно? Ты все это время здесь, а я ни разу не спросила, как дела у тебя.

— У меня все хорошо. Марта, за меня не стоит переживать, — без зазрений совести соврал молодой человек, и ни одна мышца не дернулась на его лице.

— Но…

— Мы еще не познакомились. Ты забыла? Неужели ты хочешь испортить себе начало нашей дружбы? Если я расскажу, то, когда мы встретимся, ты будешь знать обо мне все, а я о тебе ничего. Мне кажется, так не честно.

— Ты даже про эти вещи не хочешь рассказать? — Марта снова указала на коробку.

— Всему свое время. Давай не будем забегать вперед.

Девушка почувствовала легкую досаду, но она хотела верить Августу. Если он так говорит, возможно, так правда будет лучше. Больше руки Марты не держали коробку, и она позволила другу забрать ее, чтобы спрятать подальше от любопытных глаз.

Каждая встреча во сне была посвящена изучению дома, за которым скрывалось погружение во внутренний мир Марты. Чем больше девушка в нем находилась, тем больше осознавала, как же много всего она спрятала или похоронила внутри. Для того было множество разных причин — обида, боль, злость, тоска. Но ни одно из чувств не являлось положительным. Оно и понятно, ведь никто не прячет или не стирает воспоминания из-за радости. Должны быть веские причины, чтобы так поступить.

Август говорил, что нельзя бояться своего прошлого, не нужно его избегать. Его нужно уметь принимать. Что-то с благодарностью, из чего-то извлечь уроки, чему-то, преодолев страх взглянуть в лицо, но никогда не закапывать внутри себя, потому что под его тяжким весом будет прогибаться душа.

Август объяснял это не только словами, но и на примерах, когда они находили ту или иную вещь. С одной стороны, Марта понимала и соглашалась со словами друга, но, с другой стороны, ей все равно казалось, что некоторые вещи не должны всплывать наружу, правда, это в ней говорил страх перед прошлым, а не здравый смысл.

— Иногда бывает трудно побороть себя, — сказал Август, держа в руках, резиновый мячик из далекого прошлого Марты. — Через отрицание и желание сбежать твой организм, как будто, пытается решить проблему, но на самом деле он откладывает ее в сторону только для того, чтобы сейчас не испытывать боль. Наверное, я говорю заумно?

— Немного, — призналась Марта, забирая мяч.

— Ну, смотри. Представим, что кто-то сломал руку. Ему нужно пойти к врачу, но он боится боли, когда ему будут ее вправлять, поэтому он накрывает ее тряпочкой, чтобы не видеть и терпеть ноющее чувство. Но разве это решает проблему?

— Нет.

— Вот именно. Конечно, однажды кость срастется неправильно, рука не будет нормально работать, а, возможно, будет болеть при определенных действиях. Оно не стоит того. Гораздо лучше пойти к врачу и потерпеть, пока он вправляет руку. Так и с болезненными воспоминаниями.

— Поняла, — кивнула Марта.

— Не беги от себя и проблем. Старайся принять их и решить. Ты видишь, как много всего ты спрятала за толстыми стенами с закрытой дверью и бесконечными растениями?

Конечно, Марта видела. Ей хотелось, чтобы дом блестел новизной, двери открывалась в любое время, но пока это было невозможно. Никакие перемены не происходят сразу.

Время шло вперед, и с каждым новым днем уверенность Марты росла. Совсем немного, едва заметно, подобно Цветку, что пробивается через асфальт на встречу солнцу.

18

Моя дорогая Марта,

Я хочу рассказать тебе историю, которую ты прекрасно знаешь. Я делаю это на страницах дневника, потому что не могу поделиться ей с юной версией тебя, но хочу снова пройти этот путь, пусть только и в своем разуме.

Однажды. Давным-давно, как будто в прошлой жизни, я встретил самую лучшую девушку на свете. В тот далекий вечер, когда солнце закатилось за горизонт, густые облака заволокли небо. Поначалу раскаты грома слышались где-то далеко, но с каждой секундой они приближались. Я помню то мгновение затишья, когда весь мир будто замер, задержав дыхание. Все остановилось. Представляешь? А затем с неба обрушились тяжелые капли летнего дождя. Вода хлынула непроглядной стеной, превращаясь в реки на каменных улицах города. Но я был готов. Впервые за долгое время послушав прогноз погоды, я взял с собой зонт. Дурацкий, старый с погнутой спицей, но все равно зонт. Помню, как я шел по опустевшей улице, где то и дело проносились автомобили, ослепляя меня своими фарами и стараясь окатить водой из луж. Впереди стояла автобусная остановка, которую не успели доделать, и потому там был лишь крохотный клочок крыши. Под ним с футляром на плече, обхватив себя руками, стояла девушка, промокшая до нитки. Я остановился и протянул ей руку.

— Давайте под зонт, — сказал тогда я.

Она подняла взгляд. Из-под мокрых прядей на меня смотрели холодные недовольные глаза.

— Спасибо, не надо, — ответила она и тут же отвернулась.

— Вы промокли. Так и простудиться недолго.

Она не ответила. Даже не шелохнулась. Как думаешь, что я тогда сделал? Ушел? Нет. Я просто вытянул руку с зонтом над ней. Не знаю. Мне кажется дождю хватило нескольких секунд, чтобы на мне не осталось ни единого сухого места.

Девушка удивленно посмотрела на зонт, затем на меня и спросила: "Ты ненормальный?"

— Можно сказать и так, — пожал я плечами.

Как два дурака мы стояли на этой чертовой автобусной остановке, не проронив ни слова до тех самых пор, пока не приехал автобус.

Девушка зашла в открывшиеся двери и повернулась ко мне. Впервые в своей жизни я понял, что любовь с первого взгляда существует. Пусть она была промокшей, волосы облепили голову, а туш растеклась по лицу, но, знаешь, я не видел никого красивее ее. Там за холодным взглядом я видел нечто гораздо большее, нечто прекрасное. Загнанное глубоко-глубоко в душу, но оно было там. Клянусь.

Двери закрылись, разделив нас грязным мокрым стеклом, и автобус двинулся вниз по улице. Я провожал его взглядом до тех пор, пока не смог разглядеть красные стоп сигналы. Оставшись один на темной улице под проливным дождем, я снова поднял зонт над головой и пошел в другую сторону. Всю дорогу в голове крутились мысли о незнакомке: мне представлялось, как она сидит у окна, убирает за уши мокрые волосы, с которых капает вода, и думает о чем-то своем. Нас разделяло не просто расстояние и автобусная дверь — мы были двумя галактиками разлетающимся в холодном вакууме вселенной.

На следующий день примерно в тоже время я приехал на остановку, надеясь вновь встретить ее. Просидел час или около того, но она не пришла. Конечно, я понимал, что вчера она могла оказаться здесь совершенно случайно, но… Вдруг. Эта глупое чувство — надежда. На что? Почему все должно произойти так, как мы того хотим? Ни жизнь, ни судьба никому ничего не должны. И нет смысла уповать на них.

Я приезжал три дня подряд, но исход был тем же. Потом раз в неделю, потом раз в две недели. И, наконец, я остыл. Время хоть и не лечит, как многие уверяют, но оно позволяет взглянуть на все под другим углом, успокоиться.

Конечно, я сам был виноват, что тогда под дождем не спросил хотя бы имя. Я уже не говорю о номера телефона. Но что сделано, то сделано. Прошлое, словно запись на старой видеокассете — ты можешь бесконечно смотреть на затершиеся кадры, но они никогда не изменятся и будут снова и снова показывать мгновения, ставшие константой реальности.

Ты представляешь сколько за человеческую жизнь набирается мгновений, когда ожидания не оправдываются, когда мы вынуждены бороться сами с собой только для того, чтобы однажды отпустить желания, оставшиеся только фантазией? Не знаешь? Много, а у кого-то еще больше. Жизнь — не яркий фильм, где, преодолев испытания, герой получает заслуженную награду. Жизнь есть жизнь.

Но мне все-таки повезло. Спустя полгода я зашел в книжный магазин на и принялся бродить между рядами, изучая названия отделов. Остановился рядом с фантастикой, позволяя глазам изучить представленный ассортимент. Мое внимание привлекла черная книга с золотыми буквами, выведенными прописью на форзаце. Конечно, же я взял ее с полки, чтобы прочитать аннотацию, но едва я дошел до середины первого абзаца, как услышал голос рядом с собой: "Если ты собрался ее купить, то ты точно ненормальный". Я повернулся. Она стояла рядом со мной. Черный длинный пуховик, из-под которого выглядывала та же самая белая рубашка, что была на ней в тот дождливый день. Откуда я знал? Еще тогда я заметил небольшой желтый цветок вышитый на воротнике. Буквально два сантиметра в диаметре, не больше.

Каштановые волосы были собраны в тугой хвост, от чего я мог рассмотреть ее лицо. Конечно, прежде мне казалось, что я помнил черты, но оказалось, что темнота и дождь размыли их в моих воспоминаниях. Теперь я видел незнакомку четко и ясно. Зелено-карие глаза внимательно смотрели на меня, словно ожидая услышать ответ на реплику.

— Привет, — опомнившись, сказал я.

— Привет, — сказала она. — Поставь эту гадость обратно на полку.

Я даже не заметил, как книга перекочевали из моих рук в ее и тут же вернулась на стеллаж.

— Если хочешь что-то почитать, то лучше возьми вот эту, — с самого верха она достала толстую книгу «Блуждающий меж звезда», на обложке которой был изображен черно-белый кот, а рядом треснувший шлем от скафандра. — А я видела тебя.

— Что? Где? — удивился я. — Здесь? Ты и сейчас видишь.

— Нет, на остановке, — она закатила глаза и пошла в глубину зала.

— Тогда почему не подошла? — я, конечно же, последовал за ней.

— А разве я должна была?

— Я надеялся застать тебя там.

— Прости, но я не читаю мысли.

— Меня Август зовут.

Девушка, наконец, остановилась и повернулась ко мне.

— Марта.

— Рад познакомиться, Марта.

— Извини, мне надо идти.

— Подожди…

— Я итак пропустила полдня. Мне нужно работать, иначе меня убьют.

— Так ты здесь работаешь?

— Да, — завидев старшего продавца, идущего от кассы, Марта двинулась к подсобному помещению.

— Давай вечером сходим куда-нибудь? Или просто посидим в кафе в этом же здании.

Ее раздумье длилось не более двух секунд, хотя мне показалось, будто бы время и вовсе остановилась.

— Почему бы и нет, — Марта пожала плечами.

— Я зайду к закрытию.

— Иди уже, — она тут же скрылась в подсобке, и тонкая дверь закрылась, подобно дверям автобуса, но теперь я знал, как ее зовут и где искать.

Знаешь, это такое странное чувство, когда ты о чем-то долго мечтаешь, потом понимаешь, что ничего не сбудется — успеваешь смириться и даже забыть, а затем оно сваливается тебе на голову, как снег. С одной стороны, ты ошарашен, с другой, безумно доволен. Стоишь улыбаешься, не до конца понимая, что же произошло, и идешь дальше по делам. Лишь через пару часов, сидя в офисе с серьезным лицом и занимаясь очередными бумагами, я вдруг замер. Пальцы зависли над клавиатурой, и до меня дошло. Я улыбнулся, покачал головой и продолжил работать.

Вечером в десять часов я стоял у входа. Марта появилась через несколько минут и вздрогнула от неожиданности, едва не врезавшись в меня.

— Пфффф, — выдохнула она. — У меня даже в глазах потемнело.

— От страха?

— От счастья, — с сарказмом ответила Марта.

— Ну, извини, — я улыбнулся. —Пойдем?

— Пойдем.

От кафе нас отделяло каких-то двадцать или тридцать метров, но всю дорогу она держала дистанцию. Ты ведь замечала, что если люди идут вместе, то расстояние между ними совсем небольшое? Но не в этом случае. Даже если бы я вытянул руку, то едва ли достал бы до нее кончиками пальцев. Простой подсознательный жест — очертить свое безопасное пространство. Уже в кафе, когда нам принесли напитки: ей какао, а мне обычный черный чай, она немного расслабилась. Мы просидели вплоть до самого закрытия и разговаривали. Только сейчас я понимаю, что в большей степени говорил только я. Марта поддерживала разговор и делилась небольшими историями в ответ на мои, но сама не начинала никаких тем.

Так что же мне могло понравиться в человеке, который при первой встрече всячески надеялся, что я отстану, а при второй был достаточно холоден и держал дистанцию? То, что я увидел тогда на пороге автобуса — яркий огонек глубоко внутри. За всей этой толстой, как могло бы показаться, не пробиваемой стеной скрывалась другая девушка. Настоящая. Грубость и отдаленность были лишь защитой от других, от себя, да от всего на свете.

Когда наш вечер подошел к концу, я посадил ее в такси и смотрел ему в след, пока оно не скрылась за поворотом. Да, что-то напоминает. Но теперь у меня был ее номер, и мы договорились встретиться в конце недели.

Наше общение продвигалось очень медленно. Словно нужно пробежать марафон, а у тебя связаны ноги, и ты можешь делать небольшие шажки по несколько сантиметров. Как же многого я не знал! Ты не представляешь. За месяц с момента встречи в книжном магазине она рассказала мне всего лишь небольшой кусочек о себе. Стоило мне спросить что-то лишнее, в ответ я слышал: «Это не важно» или короткое «Нет».

Мы виделись всего пять или шесть раз, и в большей степени общение происходило по переписке в телефоне. Порой мне казалось, словно я пытаю ее. И от того я задумался: «А что если я слишком надоедлив?». Вот представь, тебе кто-то нравится, и ты хочешь проводить с ним, как можно больше времени, хочешь узнать, что тоже ему нравишься, но не получаешь желаемого отклика. Тебе кажется, что если остановиться, то человек сорвется с крючка. Найдет кого-то лучше или просто сбежит. И ты продолжаешь ему названивать, написывать, задавать один вопрос за другим, полагая, что это должно вас сблизить. Но это не так. Когда ты не даешь человеку продохнуть и вторгаешься в его зону комфорта без приглашения, велик шанс того, что именно это станет причиной его бегства. Каждый из нас отдельная личная: у каждого своя скорость и манера общения, скорость сближения с людьми. Нельзя давить на человека сильнее, чем он того хочет. Да, это может быть трудно, неприятно, но поверь мне, нужно знать, когда стоит остановиться. Дать человеку возможность отдохнуть от тебя и самому сделать шаг на встречу. А если он уйдет, значит не судьба. Это нужно принять.

Тогда я поймал себя на этой мысли. Почти всегда я писал или звонил первым и после каждой паузы сам начинал диалог, но тут остановился. Молчание длилось почти два дня. Сколько раз я уговаривал себя, что хватит валять дурака и надо позвонить! Внутренний голос придумывал причины все хитрее и хитрее. А вдруг что-то случилось? А вдруг ты ее обидел? А вдруг? А вдруг? А вдруг? Будем честны — во мне говорила неуверенность в себе.

Так вот спустя два дня я услышал, как на кухне завибрировал телефон. Подхожу и вижу: «Привет. Ты куда пропал?». Пожалуй, тогда, насильно отдалившись по моей воле, мы сделали самый большой шаг навстречу друг другу за все время. Марта стала чуть более открытой.

Помню, как при встрече я почему-то впервые взял ее за руку. Не знаю. Я ничего подобного не планировал, и все произошло само собой. На улице было слишком холодно, и мы сразу отправились искать место, где можно приятно провести время. В переулке я заметил вывеску «Ресторан Lacuna». Чтобы попасть в него, мы спустились по лестнице в подвал, где нашему взору предстало просторное помещение, погруженное в полумрак. Нас проводили за столик с низким диванчиком. Ресторан оказался простым и очень уютным. Где-то далеко от нас на сцене играла живая музыка. Не помню, что это было. Кажется, джаз или что-то вроде того. Обычно я всегда садился напротив нее, так что нас разделал стол, но здесь диванчик был только с одной стороны. Соседние столики оказались пусты, и мы сидели рядом, глядя как пар поднимается над чашкой в тусклом свете лампы, висящей над столиком. Марта положила мне голову на плечо и сказала: «Я волновалась, когда ты не писал. Извини, это и моя вина. Когда держишься на расстоянии, кажется, что все контролируешь. Не сближаешься больше чем надо, не берешь на себя ответственность за общение и всегда можешь уйти, но я поняла, что не хочу сейчас уходить». Я коротко поцеловал ее в лоб. Учитывая все, что я знал о ней, можно было предположить, что она тут же отодвинется или вообще стукнет меня, но нет. На удивление, она крепче сжала мою руку и откинула голову назад, чтобы наши губы встретились. Мы зависли в прекрасном мгновении, которое казалось длится целую вечность, но слишком быстро закончилось. Это был не просто первый поцелуй, но и один из самых счастливых моментов наших отношений.

Если бы я рассказывал это твоей юной версии, то, наверняка, увидел бы удивление в глазах. Понимаешь, наши отношения были чем-то странным — полной бессмыслицей, наполненной смыслом. Она боролась с собой, а я за нее. Только наш общий враг был невидимым и всесильным. Тогда ни я ни она не знали, а, может быть, не хотели верить, что сражение было проиграно уже давно, и наши смешные потуги напоминали попытку проломить стену перьевой подушкой.

Пожалуй, на сегодня хватит. Исписав несколько страниц, я чувствую, как у меня не осталось сил, словно я писал не чернилами, а собственной кровью. Я обязательно закончу эту историю.

До свидания,

Твой Август.

19

Через пыльные окна класса биологии пробивался яркий солнечный свет и стелился по партам, даря иллюзорное ощущение того, что на улице по-весеннему тепло.

Стоя у доски, Петр Алексеевич рассказывал очередную тему, которая упорно не хотела усваиваться в голове Марты. Точные науки всегда были ее слабой стороной, и, даже если бы она захотела, то не смогла бы связать с ними свою жизнь. Для пущей наглядности преподаватель делал множество зарисовок, как будто это могло как-то помочь. Но несмотря на это Марта внимательно слушала и записывала все, что необходимо.

Отношение со Снежаной, кажется, вернулись в прежнее русло. По крайней мере, так казалось Марте, или она хотела в это верить. От взгляда девушки ускользал тот факт, что Снежана теперь с меньшей охотой спешила чем-то делиться, а на переменах все чаще общалась с другими одноклассницами.

Как, казалось бы, такая крохотная и едва заметная ссора могла повлиять на отношения в целом? Все просто. Дело было вовсе не в этой размолвке — проблема медленно, но верно разрасталась долгое время. Почти каждый раз, когда Снежана пыталась поддержать или взбодрить подругу, Марта сразу принимала защитную стойку и огрызалась. Она не успевала задуматься о том, зачем это делает — рефлекс срабатывал быстрее. Когда они были детьми, ничего такого не случалось, ведь в те далекие времена еще не было причин для того, чтобы защищаться. Но годы шли, и внутри Марты появлялись все новые колючие шипы.

Менялась и Снежана. Ей уже не хватало общения с одним человеком, тем более, таким упрямым. Ее тянуло в шумные компании и, если говорить откровенно, она боялась признаться себе в том, что хочет быть в центре внимания. Марта в столь дерзком плане превращалась скорее в помеху нежели, чем в союзника, но долгие годы дружбы не позволяли просто так бросить подругу.

Но ни Марта ни Снежана не понимали или, может быть, не признавали того, что происходит, надеясь, что все образуется без слов. Молчание… Вечно это ужасное молчание.

— Как мы и говорили, автотрофные организмы образуют органические вещества…, — продолжал говорить Петр Алексеевич, пока Снежана не переключила внимание Марты.

— Они там списки составляют, — написала Снежана в тетради.

— Кто? — не понимающе спросила Марта.

— Ребята. Кто еще? — она кивнула в сторону левого ряда, где заговорщицки перешептывались одноклассники.

— Какие списки?

— Утром я слышала, как они обсуждали, кто кому из девчонок нравится. Думаю, что теперь до рейтинга дошло. Как тогда Вика начала. Помнишь?

— Помню, — Марта прикусила губу и машинально поправила волосы, стараясь спрятаться.

Снежана заметила реакцию подруги и на несколько секунд впала в ступор, но затем все-таки написала.

— Ну брось! Чего ты переживаешь?

— Я не пере…, — начала было писать Марта, но зачеркнула. — Я не хочу быть ни в каком списке.

— Это же глупости. Шутка.

— Наверное, ты права, — улыбнулась Марта и постаралась переключить внимание на преподавателя биологии, а сама то и дело поглядывала в сторону мальчишек, которые туда-сюда передавали листки.

И вроде и правда нужно было не обращать никакого внимания на очередное бессмысленное развлечение мальчишек, но Марта не могла. В глубине души ей все-таки хотелось, чтобы ее имя было в списке, но не в конце, а хотя бы в середине. Ей хотелось, чтобы тем самым ее признали, оценили, и столь скромный результат она непременно сочла бы успехом. Как бы сильно Марта ни дистанцировалась от других, как бы ни старалась сделать вид, что ее не волнует чужое мнение, на самом деле это было не так.

Но рядом с ее надеждами всегда была и другая сторона, которая говорила ужасные вещи: «Ты будешь последней. Ты будешь в конце, потому что ты самая страшная в классе. Они смотрят на тебя и смеются. Так было и так будет всегда». И любая надежда меркла под гнетом мрачных мыслей, от чего Марте хотелось раствориться на месте, лишь бы не услышать того, что ранит в самое сердце.

Тема урока отошла на второй план, и Марта не заметила, как все ее мысли захватило занятие ребят.

— Может быть, они делают что-то другое? А, может быть, содержание списка останется в тайне? — мысленно находила она для себя утешительные слова.

Безумное странное чувство, которое пылало в ее груди, разгоняя сердце, тянуло сразу в две стороны — узнать, что же там все-таки написано, и одновременно желать того, чтобы никто и никто этого не узнал.

Снежана поглядывала на подругу и видела, как та напряжена. Теперь она начала корить себя за то, что вообще привлекла ее внимание такой глупостью, на которую, по ее мнению, можно было совершенно не обращать внимание. Хотя имела ли она право судить о том, что глупость, а что нет, если сама наверняка вошла бы в пятерку проклятого списка, о чем ей было хорошо известно?

Люди часто оценивают реакции и страхи других, исходя из положения, в котором находятся сами, но это несправедливо. Чтобы понять другого человека, нужно оказаться на его месте или хотя бы попытаться это сделать. Взглянуть на мир его глазами — вот чего людям так часто не хватает, чтобы избежать множества проблем и конфликтов.

— Так! — Петр Алексеевич, хоть и был мягким человеком, но, наконец, устал слушать перешёптывания и шелест листков. — Может быть, вы поделитесь с нами, какие научные открытие сделали, что они даже затмили нашу сегодняшнюю тему?

— Извините, — сказал кто-то из ребят.

— Я все понимаю, — продолжил Петр Алексеевич, — бывает скучно или неинтересно, но имейте совесть перед одноклассниками. Почему из-за вас должны страдать все? Нужно потерпеть всего сорок пять минут, а потом можете говорить сколько угодно.

— Простите, — послышался другой голос.

— Пожалуйста, осталось десять минут. Давайте не будет ссориться и доводить до крайностей.

— Извините, — повторил первый голос.

Петр Алексеевич еще несколько секунд молча смотрел на каждого из бунтовщиков, а затем повернулся к доске и продолжил писать.

Марта не выпускала из виду листок в руках Чернова. С такого расстояния она не могла ничего рассмотреть, но видела множество строчек, возле каждой из которых стояли какие-то пометки разных цветов.

— Марта, — шепнула Снежана, чем заставила ее повернуться к себе. — Прекрати. Это ерунда. Ты чего? Хочешь я отниму его? Прямо сейчас, — конечно же, она блефовала.

— Нет-нет.

— Теперь у вас какие-то научные достижения? — Петр Алексеевич смотрел на подруг, постукивая мелом по зеленой глади доски.

— Нет, я просто ручку попросила запасную.

Преподаватель ничего не ответил, а лишь покачал головой и продолжил урок. Через пять минут он взглянул на часы и, понимая, что пора закругляться, молча записал домашнее задание. Едва Петр Алексеевич поставил точку, как тут же прозвучал звонок. Не теряя времени даром, ученики быстро собрались и направились в коридор, чтобы хоть немного выплеснуть застоявшуюся энергию.

Пусть и не сразу, но Марта отвлеклась от назойливой темы. Тому в определенной степени поспособствовала Снежана, которая принялась болтать без умолку о своем сериале. Раз Марта отказывалась его смотреть, то она решила, что все равно посвятит ее во все детали сюжета. И Марта ее действительно слушала, даже иногда задавая отдельные вопросы.

— Он привез ее в больницу, а там…, — телефон в руке громко завибрировал, заставив прервать рассказ.

Снежана прочитала сообщение и обернулась в поисках кого-то. В конце коридора стояла Света, всем своим видом дававшая понять, что ждет именно ее, но Снежана отрицательно покачала головой и быстро набрала несколько слов. Не прошло и секунды, как Света, прочитав ответ, пожала плечами и удалилась. Странная сценка в очередной раз заставила Марту почувствовать себя какой-то лишней, словно она вынуждала подругу находиться рядом с собой, принося в жертву свои желания, но, тем менее, она не стала ничего говорить, а продолжила слушать подробный пересказ сериала.

За биологией последовала литература, а потом пришел черед информатики. На этой перемене Снежана, убедившись в том, что Марта позабыла про события на биологии, оставила ее одну и пошла к другим девчонкам. Оказавшись наедине со своими мыслями, Марта позволила себе закрыть глаза и представить дом снов, в котором она без каких-либо помех репетировала произведение, стараясь отточить его по максимуму. Она стояла напротив класса, облокотившись на стену, но ее разум летал далеко за пределами школы. Возможно, так бы продолжалось вплоть до самого звонка, но рядом с собой за углом в рекреации она услышала громкие голоса одноклассников. Конечно, они обсуждали злосчастный список. Стоило отойти, чтобы не делать себе больно, но Марта не могла — она хотела знать. Желание превзошло здравый смысл, заковав ноги в тяжелые кандалы.

Прежде чем разговор дошел до Марты, они обсудили и Свету, и Вику, и Снежану, и почти всех девочек в классе, как неожиданно Кирилл Суворов спросил Чернова.

— А ты почему Ларионову не вписал на первое место, а? Ты же вечно на нее пялишься. Мечта твоя? — и они злорадно рассмеялись.

— С чего бы? — замялся поначалу Чернов, но затем его голос изменился, обретая какую-то наигранную надменность, — Она тощая и страшная. Ей по ночам пугать хорошо. Как в ужасах! Как он назывался? Старый фильм.

— Звонок, — поддержал кто-то и разразился искренним смехом, похожим на гогот демона.

Эта была та самая жестокость, лишенная понимания чувств других людей. Может быть, ни один из них по-настоящему и не хотел никого обидеть, а попросту занимался самоутверждением среди одноклассников, но это никак их не оправдывало. Далеко не сразу и далеко не все на белом свете начинают понимать грань того, что можно делать, а что нет. Спустя пять или десять лет они, наверняка, будут сожалеть о том, что так себя вели, но сейчас их слова били в самое сердце.

Марта изо всех сил прижала рюкзак к груди. Именно об этом предупреждал ее голос в голове — она заранее знала ответ, правда, легче почему-то не становилось. Ей хотелось бежать прочь и не оглядываться. Далеко-далеко. Туда, где никто ее не найдет и больше не скажет о ней ни одного плохого слова. Но вместо этого Марта буквально слилась со стеной так, что, когда прозвенел звонок, никто ее не заметил, и даже Снежана. Дождавшись пока все зайдут внутрь, она на дрожащих ногах последовала за одноклассниками и заняла свое место за компьютером.

Снежана повернулась к ней с широкой улыбкой и румянцем на лице, но, увидев бледную как мел Марту, тут же нахмурилась.

— Что случилось?

— Ничего, — в привычной манере ответила Марта, не сводя глаз с монитора, на котором загружалась операционная система.

Сейчас ей меньше всего хотелось с кем-либо делиться. Она старалась загнать боль, как можно глубже — туда, где она не будет напоминать о себе.

— Марта…

— Всем добрый день, — в класс зашел толстый преподаватель Филипп Олегович с густыми рыжими усами, ставшими его визитной карточкой.

Шутить с Филиппом Олеговичем было себе дороже, и потому на уроках никто не издавал ни звука. Повинуясь инстинкту самосохранения, Снежана отвернулась от подруги.

Когда закончился урок, и девочки пошли домой, Марта все же рассказала Снежане о том, что услышала. У нее получилось сделать это довольно спокойно и холодно, поскольку за целый урок она сумела овладеть эмоциями.

— Марта, ты же знаешь их! Они же все такие! Это просто тупые игры. Они, как дети!

— Дети, которые правы…, — Марта опустила голову, чтобы не показывать намокших глаз.

— Нет, не правы! Я тебе уже говорила. Тебе надо по-другому одеться и…

— А моему лицу это никак не поможет.

Их разговор возвращался в прежнее знакомое русло: Снежана старалась переупрямить Марту, которая не торопилась отказываться от своих взглядов. Беда заключалась в том, что единственный известный Снежане подход не мог сработать, а для Марты слова красивой, пусть и лучшей, подруги не играли большой роли, ведь каждый раз в ответ она думала: "Тебе легко говорить".

Какое-то время спор еще продолжался, но с каждой минутой затухал все больше, пока, наконец, Снежана не сдалась. И в этот день огонек их дружбы стал еще более блеклым, хотя они этого даже не поняли.

Вечером Марта с отвращением смотрела на свое отражение в зеркале, но вместо того, чтобы увидеть правду или хотя пожалеть себя, она подумала: "Ты этого и заслуживаешь".

По какой такой причине она это заслужила ответа не было, поскольку сама фраза произрастала из обиды и злости на весь несправедливый мир, в котором Марта делала крайней саму себя.

20

Марта открыла глаза посреди гостиной. Как и прежде в центре потолка горела люстра, а в дальнем углу из камина еще доносился треск углей. Сегодня был тот день, когда Марте не хотелось быть в доме, а и вообще видеть снов. Ей хотелось отрубиться и проспать восемь или десять часов, чтобы ее не тревожила ни одна мысль и ни одно воспоминание. И уж тем более ей не хотелось видеть Августа, но видимо у дома были свои планы. Убедившись, что в гостиной никого нет, она забралась на кресло с ногами и уткнулась лицом в колени. Как бы она ни пыталась, фраза, сказанная Димой Черновым, не желала покидать ее голову: «Она же тощая и страшная!». И снова, и снова она крутилась в голове. Смог бы он сказать такое, если бы знал, что Марта стоит в паре метрах от него? А какое это имеет теперь значение? Он ведь сказал.

В услышанном для Марты не было никакого секрета — она точно также думала о себе, но одно дело она, и совсем другое, когда это при всех говорит другой человек. Если прежде в глубине души она и верила в том, что может ошибаться, то теперь было абсолютно понятно, что никакой ошибки нет. Но она ведь не виновата! Ей не позволяли выбирать внешность и фигуру. Почему надо судить человека по его внешнему миру, а не по тому, что кроется у него внутри? Едва она успела задаться этим вопросом, как поняла, что и сама так делает.

Что в сущности она знала о Диме Чернове? Ничего. Но это не мешало симпатии зародится в ее юном сердце, поскольку Марте нравились его темные волосы, высокий рост и ямочки на щеках, когда он улыбался. От этой мысли стало еще более горько, и она крепче обняла колени. Когда в голове на короткий промежуток времени наступила тишина, Марта, наконец, поняла, что откуда-то издалека слышит тихую мелодию. Она приподняла голову и прислушалась. Точно! Мелодия, но откуда? Разыгравшееся любопытство усмирило тоску, и девушка слезла с кресла, чтобы отправиться на поиски источника звука. Она выбралась в холл и снова прислушалась. Мелодия доносилась со второго этажа. Шаг за шагом она поднималась наверх, становясь чуть ближе к цели. Повернула налево и, пройдя по коридору, очутилась перед закрытыми двустворчатыми дверьми. Марта приложила ухо к дверному полотну — музыка пряталась именно в этом помещении.

— Август, это ты? — не решаясь открыть дверь, позвала Марта.

— Да! Марта, ты пришла! Заходи! — его счастливый голос развеял последние сомнения.

Марта открыла дверь и шагнула в неизвестность. Это была большая библиотека. Стеллажи с книгами стояли вдоль стен, образуя почти идеальный круг. Но это не все! Подняв голову вверх, Марта увидела второй и третий ярус библиотеки.

— Ничего себе, — сказала она, открыв рот от удивления.

— Иди сюда! — настаивал Август.

Девушка опустила взгляд. В центре зала перед ней предстало странное сооружение. Оно напоминало маленький средневековый замок, полностью построенный из книг. Самых разных. Больших и маленьких, новых и старых, цветных и черно-белых. На верхушке сооружения отчетливо выделялись зубцы, сделанные из произведений Сартра, Дюма, Камю и многих других. А для большей безопасности замок окружал забор, по углам которого стояли башни.

— Ты где? — спросила Марта, хотя уже догадывалась какой ответ получит.

— Внутри! Где мне еще быть? Иди сюда.

— Зачем?

— Да иди сюда. Тебе понравится, гарантирую.

— Я же не ребенок сидеть в шалаше, — Марта продолжала сопротивляться.

— Это не шалаш, а замок. Иди сюда. Не понравится вылезешь.

— Какой же ты странный, — вздохнула девушка и направилась к замку.

Встав на четвереньки, она проползла через ворота, стараясь не задеть книги. Внутри оказалось достаточно темно, и единственным источником света был маленький фонарик, который держал в руках Август. Наконец, Марта увидела откуда доносилась мелодия — это была музыкальная шкатулка, внутри которой пряталась балерина. Прямо как в фильмах.

— Привет, — сказал Август, прислонив фонарик себе к подбородку и направив его луч на лицо.

— Привет. А что здесь вообще происходит?

— Я не понимаю твой вопрос! — гордо заявил Август.

— Зачем ты это построил?

— Захотелось, — пожал он плечами. — В детстве я любил строить шалаши из стульев и одеял. А кто так не делал, правда?

— Ну, — Марта отвела взгляд.

— Признавайся. Тут только я, а я уверен, что ты делала так же.

— Было пару раз.

— Ну вот! Видишь? Теперь рассказывай, как прошел твой день.

— Я не хочу об этом говорить, — и снова в голове всплыла фраза Димы Чернова.

— То есть мы опять будем играть в эту игру? Я продолжаю спрашивать, ты продолжаешь брыкаться, потом я все-таки добиваюсь своего, и ты сдаешься. А главное, что в итоге тебе самой становится легче.

— Просто это…, — она резко замолчала, прикусив губу.

— Что это? — спокойный тон Августа звучал словно голос психотерапевта.

— Очень обидно.

— Вот тебе раз. Тогда точно рассказывай. Что произошло?

Всегда был простой способ уйти от разговора: обидеться и удалиться от Августа на приличное расстояние, чтобы он не мог приставать со своими дурацкими вопросами. Но Марта поняла, что действительно хочет поделиться, только ей было очень стыдно.

— У нас в классе есть парень. Дима Чернов. Он мне раньше нравился, но так ничего серьезного. Ерунда.

— Прямо-таки ерунда?

— Да, ерунда. Ты будешь слушать или нет?

— Прости, — Август положил фонарик и поднял обе руки вверх.

— Так вот. Я стояла возле класса и случайно услышала… Ну, как случайно… Услышала я случайно, а вот слушать продолжила намеренно. Нет! Зачем я тебе это объясняю. Это неважно! Ни Дима ни другие ребята не знали, что я стою за углом. Они обсуждали девчонок из класса. На уроке биологии они составляли рейтинг и теперь… Поговорили почти обо всех и тут дошла очередь и до меня. Кирилл Суворов спросил Диму: «А что насчет Ларионовой?». Он вначале замялся, а потом… Ерунда все это! — Марта обхватила руками колени и уткнулась точно также, как сделала это в кресле.

— Марта, — ласково произнес Август ее имя, — Марта, посмотри на меня. Я не враг тебе и не собираюсь осуждать или стыдить. Что он сказал?

— Он сказал, что я тощая и страшная, и это правда, — едва выдавив из себя правду, она снова спрятала лицо.

Ей захотелось провалиться сквозь землю. Оказаться там, где нет никого и ничего, и чтобы ни одна мысль не тревожила ее голову.

— Наивная ты, моя Марта, — девушка не видела его лица, но была уверена, что Август улыбается. — Это же такая глупость.

— Не глупость, — пробурчала она в колени, от чего половина слова пропала где-то в джинсе. — Ты же видел меня! Так и есть, но я в этом не виновата.

— Вот, — после паузы снова заговорил Август, — ты спросила меня, почему я построил крепость. Ты знаешь, почему коты так любят коробки? Дело именно в четырех стенах. Будучи довольно нервными животными, коты постоянно стремятся к безопасности. И вот как раз коробка, где они защищены с четырех сторон и дарит им эту самую безопасность. Примерно так же было и со мной. Я залезал в свой шалаш и чувствовал себя отрезанным от мира и его проблем. Пока я в нем прятался не было ни школы, ни ругани с родителями, ни страшных снов, ни темноты. Это было мое убежище. Но кроме шалаша я всегда прятался за страницами книг и их героями. Я окунался в миры полные приключений и таинственных опасностей и как будто растворялся из реальности. Поэтому здесь я построил шалаш из книг — соединил две вещи, дававшие мне ни с чем несравнимое чувство безопасности. Непробиваемые стены из творений великих писателей. Но давай признаем одну простую вещь. То, что я делал в детстве — это самое настоящее бегство. Меня вовсе не подстерегали никакие хищники, о которых думают коты, не было никаких других угроз, что могли бы меня уничтожить. Чаще всего проблема заключалась исключительно в моральной стороне вопроса. Ты, наверное, не понимаешь, о чем я сейчас говорю и почему вообще начал такую тему, но я объясню.

Марта внимательно слушала его, но даже и не думала размыкать рук или поднимать голову.

— Сейчас по прошествии многих лет я, наконец, понимаю, что большинство моих страхов были совершенно не обоснованы. Если бы вместо того, чтобы прятаться, я прямо посмотрел им в лицо, то и проблем бы было меньше, но сейчас я уже не могу ничего изменить. Мы так часто бежим от того, что нас ранит, что не замечаем, как своим бегством только усугубляем нанесенную травму. Ты сейчас свернулась чуть ли не в позу эмбриона. Тебе не нравится думать о словах Димы Чернова, но ты упорно продолжаешь. И чем больше ты думаешь, тем глубже внутрь себя пытаешься забраться. Марта, это не выход.

— А какой выход? Я же не могу изменить свою внешность.

— Ты и не должна. Посмотри на меня.

— Нет, — наотрез отказалась девушка.

— Пожалуйста, просто подними голову и посмотри мне в глаза. Я хочу сказать тебе чистую правду.

— Тогда, тем более, не подниму.

— Ты же даже не знаешь, какую. Марта?

— Все я знаю.

— Ты сейчас забралась точно в такой же шалаш, как те, что строил я, и не желаешь выходить. Но ты, кажется, забыла, что находишься в моем замке из книг. Нет безопаснее места, поэтому здесь ты можешь не прятаться внутрь себя. Неужели я тебя хоть немного не убедил?

Какое-то время Марта молчала, недовольно сопя, но потом все-таки приподняла голову и посмотрела на Августа, сидящего напротив нее в полумраке.

— Вот. Так гораздо лучше. А теперь послушай. Пока ты сидишь в своем убежище, дрожа от страха, ты не сможешь взглянуть в лицо тому, что тебя мучает. А это очень важно. И знаешь почему? Потому что твой Дима Чернов неправ.

— Но я же вижу…

— И ты не права. Ты к себе несправедлива. Да, сейчас ты несколько худовата. Я обещал говорить тебе правду, так и будет. В твоем возрасте организм перестраивается. У каждого он реагирует по-своему, но это очень быстро пройдет. Сама не заметишь, как начнешь набирать весь. Главное не перестараться. Но не смотря на эту крохотную временную проблемку ты не страшная. Ты очень-очень красивая, но упорно отказываешься в это поверить. Я тебе не вру. Я видел тебя, я вижу тебя сейчас. Передо мной сидит красивая юная девочка, которая через несколько лет станет еще краше. Если ты уберешь волосы назад, то…

— Убью кого-нибудь острыми скулами.

— Никого ты не убьешь, — каждое слово Августа было пропитано добротой и нежностью, а его голос даже и не думал менять свой тон. — Твои представления о красоте навеяны тем, что насаждает тебе общество, — Август резко замолчал. — Зачем я так сложно говорю? Мы смотрим на телеэкраны, в журналы и видим идеальный отточенных людей, которые на самом деле точно такие же, как и мы, только загримированные и обработанные на компьютере. Идеалов не существует. Вернее, не так. Идеалов, которые нам подсовывают другие не существует. Они делают это ради денег. Первое, что их интересует — это прибыль от продаж, а продажи будут выше, если привлечь внимание красивой картинкой. Но в действительности мы все самые обычные и чудесные люди. У кого-то его шрам, у кого-то родинка, у кого-то тонкие губы, а у кого-то большие уши. И наши недочеты, если их так вообще можно назвать, делают нас особенными. Неповторимыми. Очень хорошо, что не существует идеальных людей, потому что тогда мы все были бы как куклы, отштампованные на заводе.

Марта не заметила, как расслабилась. Руки больше не обхватывали колени, а глаза, не отрываясь, следили за Августом.

— Твоя стройность, — продолжал он, — производит впечатление утонченности, хрупкости. И это делает тебя очень милой. А то, что говорил твой Дима Чернов ерунда по той простой причине, что он старался выпендриться перед товарищами. Я совершенно не удивлюсь, если на самом деле ты ему нравишься, а это был способ избежать каких-либо подозрений.

— Я не знаю, — прошептала Марта.

— Чего ты не знаешь? Что ты красивая? Вот я говорю тебе об этом. Теперь знаешь. Но чтобы увидеть тоже, что вижу я, тебе нужна капля храбрости. Расправь плечи, перестань смотреть себе под ноги, убери волосы с лица и после этого взгляни на эту чудесную девушку. Не зря говорят, что в первую очередь мы должны полюбить самих себя и заботиться о себе. Тогда и другие перестанут видеть забитую несчастную девочку, которую можно использовать в своих корыстных целях. Подумаешь об этом?

— Подумаю, — кивнула Марта. — Только давай больше не будем об этом? Я честное слово подумаю, только не сейчас.

— Но ты же понимаешь, что я прав? Хотя бы в глубине души?

— Наверное, — сказала она, хотя в ней все еще продолжали бороться эмоции, переполненные страхом, и здравый смысл, к которому призывал Август.

Может быть, эта битве не такая уж простая, но Марте хотелось выйти из нее победителем.

— О чем ты хочешь поговорить? — разряжая обстановку спросил Август.

— Ты не сказал ничего про шкатулку, — девушка кивнула в сторону коробочки с замершей балериной.

— Точно! — Август несколько раз повернул ключ, и балерина снова ожила под грустную мелодию. — Я принес ее из своих воспоминаний. Такая была у моей мамы. Она часто заводила ее, когда рассказывала мне сказку. Пожалуй, эта шкатулка тоже в какой-то мере символ безопасности. Она была в те далекие времена, когда я был маленьким, а родители укрывали меня от настоящих трудностей. Получается, что я не случайно построил самое безопасное место на всем белом свете. Здесь ты можешь обо всем подумать, а когда будешь готова, мы выберемся и пойдем выпьем ежевичный чай. Как тебе идея?

— Хорошая, — согласилась девушка, не отрывая взгляд от балерины, совершающий круг за кругом.

Август завел шкатулку до упора и поставил в центр крепости. Они вдвоем еще долго сидели внутри, не проронив больше ни слова. Марте хотелось поверить словам Августа, но скрипучий голосок внутри продолжал талдычить одно и тоже: «Страшная и тощая. Страшная и тощая. Страшная и тощая». Ей было очень непросто ему сопротивляться, но она не сдавалась, ведь находилась в безопасном месте, где можно побороть свои страхи.

— Страшная и тощая, — снова сказал голос.

— Нет, — вслух сказала Марта.

— Что нет? — удивился Августа.

— Я сама с собой, — отмахнулась девушка.

— Сама с собой? Противишься внутреннему голосу? — рассмеялся Август. — Не удивляйся. Я знаю, что это такое. Скажи ему идти к черту и давай наслаждаться моментом.

— Пошел к черту, — мысленно сказала Марта, вложив во фразу все свое отвращение к «правде», в которую пытался заставить ее поверить голос.

21

Моя дорогая Марта,

Сегодня я решил продолжить свой рассказ о самой лучшей девушке на свете — о тебе.

Мы расстались в первый раз спустя пару месяцев после первого поцелуя. Как много было криков, как много было злости. Тогда я еще мало что понимал и потому кричал в ответ. Знаешь, говорят, что люди кричат, от того, что у них не остается других разумных средств и им кажется, будто другой человек удалился от них, а значит нужно повысить громкость, чтобы преодолеть расстояние. Но, поверь мне, крики не могут приблизить вас друг к другу, а наоборот способны увеличить расстояние до таких пределов, что оно больше никогда не сократиться.

Спустя время я даже и не понимаю, что стало причиной скандала. Все началось с того, что я высказал свое недовольство о том, что она мало мне писала, и я почти не знал, где и как Марта проводит свободное время. Это было воспринято, как посягательство на личное пространство, что, на самом деле, правда. Теперь то я понимаю, что я ревновал и боялся, что Марта встретит кого-то гораздо лучше меня.

Но что такое ревность? Кто-то говорит будто это показатель любви, но спешу тебя заверить: это совершенно не так. Мы ревнуем по нескольким причинам. Во-первых, из-за страха потерять человека. Во-вторых, потому что кажется, словно нам демонстрируют недостаточное чувство привязанности, по крайней мере, не в том объеме, как мы того желаем. В-третьих, из-за неуверенности в себе и недостаточной веры тому, кого мы ревнуем. Разве это все свидетельствует о любви? Нет. Оно демонстрирует наши личные проблемы и эгоистичные стремления, которые мы пытаемся переложить на другого, а что еще хуже даже обвинить в этом. Если человек ревнивый по природе, то ему трудно бороться с собой, но это совершенно не означает, что нужно принять все как данность, ведь тогда будет страдать тот, кого ты любишь.

Я пустился в бесконечные размышления и совсем позабыл о том, с чего начал. Моя ревность стала причиной спора, но продолжился он из-за того, что Марта агрессивно защищала собственные границы. Она всегда держала меня на расстоянии и не подпускала ближе ни под каким предлогом. Никто и никогда не мог пересечь границу, вокруг которой Марта выкопала ров с водой, заполнив его крокодилами, а для большей безопасности поставила забор с колючей проволокой под электрическим током.

Мы кричали и кричали, а в какой-то момент она взяла со стола кружку и запустила в меня. Не знаю, как, но все-таки я увернулся. Звук разбившейся о стену керамики мгновенно остановил нас. Мы стояли и смотрели на осколки, валявшиеся на полу, и на капли черного кофе, стекавшие по стене.

Хватит. Я ухожу, — сказала Марта и тут же вышла из комнаты.

Подожди, — я, конечно, последовал за ней.

Отрезвленный громким звуком, я, наконец, понял насколько глупо себя вел, но было уже поздно. Марта обулась за долю секунды и надевала куртку.

— Подожди, пожалуйста, — повторил я.

— Чтобы что? Чтобы ты еще раз мне сказал, что я должна делать, а что нет? Нет, хватит.

— Я хотел попросить прощение. Я не прав, что давил на тебя, и, признаюсь честно, я ревновал.

— А я давала тебе для этого поводы?

— Нет.

— Вот именно. Теперь я могу идти?

— А можешь остаться, и мы…

— Я не хочу, — как же холоден был ее тон в то мгновение.

Мне в лицо ударил ледяной ветер, и я почувствовал, как продрог. Мы не сказали друг другу больше ни слова. Она просто вышла из квартиры и захлопнула за собой дверь, оставив меня стоять в коридоре в полном недоумении. И даже если я и был неправ насчет ревности, то мне хватило сил, чтобы извиниться, а вот Марта не собиралась этого делать, поскольку не видела своей вины. Она не понимала, что отчасти моя ревность произрастает из принудительной дистанции между нами.

Знаешь, в любой ссоре не может быть виновата только одна сторона. Всегда, запомни, всегда виноваты двое. Конечно, в разных пропорциях. Я этого не отрицаю, но так или иначе виноваты оба. Я не имел права покушаться на личное пространство Марты, как и заставлять ее делать что-либо против ее воли, но мне всегда казалось, что со временем она подпустит меня ближе, и я перестану быть очередным незнакомцем, чей след в ее памяти заметут листы календаря. Но за два прошедших месяца ничего так и не изменилось.

Я разрывался между тем, чтобы пойти за ней и остаться дома, оставив ее в покое. Второй вариант победил, и потому я пошел собирать осколки кружки и отмывать стену, что в итоге оказалось невозможно.

Через пару часов я написал ей: «Ты дома?», и в ответ получил короткое «Да». Кажется, я написал что-то еще. Не помню точно. То ли снова извинился, надеясь на вторую попытку, то ли сказал, что мне ее не хватает, а, возможно, и то и другое. И вот на это она мне уже не ответила, хотя сообщение значилось, как прочтенное.

Прошло несколько долгих, мучительных дней — ни ответа ни привета.

Мне не хотелось давать слабину, потому что это могло позволить ей получить надо мной власть. Что я имею ввиду? Все просто. Дело в том, что люди странные существа, и отношения не могут строиться по простой схеме. Так или иначе это постоянное соревнование в том, кто и что кому позволит. Люди прощупывают сильные и слабые стороны друг друга. Кому-то может что-то не нравиться, и он будет пытаться это изменить — продавливать свою позицию. И в этой борьбе всегда есть победитель и проигравший, а иногда победа для обоих будет означать поражение.

Как было и у нас с Мартой. Я пытался заставить ее сократить расстояние, а она пыталась сделать так, чтобы никто к ней не лез. Наше противостояние дошло до криков, а потом и до расставания. Мы оба могли бы занять положение, что никто не хочет отступать, и тогда это было бы гарантированным концом всего. Гордые победители, потерявшие друг друга. Но если бы кто-то один, например, я, побоявшись потери, отступил, то Марта продолжила бы и дальше гнуть свою линию, но уже с позиции силы. Сейчас я понимаю, что она была тем человеком, которому гораздо важнее сохранить независимость даже если придется терять других людей. Но я не могу винить ее в этом — это был ее защитный механизм, выстроенный в юности из-за всего, что пришлось пережить.

Когда настал третий день тишины, я все-таки сдался и совершенно об этом не жалею. Я взял телефон и написал: «Я скучаю по тебе. Не хочешь вечером выпить кофе?». И началось ожидание. Долгое и бессмысленное. Минуты превратились в час, потом в другой, а затем в еще один. Я снова потянулся к телефону и написал: «Если это конец, то так и скажи, но не исчезай. Позволь мне хотя бы общаться с тобой иногда. Я привыкну жить без тебя. Даю слово. Дай мне время, и я привыкну. Все то, то нас сейчас связывает тебе не нужно, а не от этого только хуже. Поэтому пусть оно раствориться в прошлом и останется только историей. Все будет хорошо. Я тебе обещаю». Надпись: «Марта набирает сообщение…» то появлялась, то исчезала, но ответ я так и не получил.

Мое ожидание растянулось на долгие дни, ставшие единой прямой. Люди считают, что нужно казаться сильным, не быть нытиком и тому подобное. В их понимании это слабость, не вызывающая уважение, но какое мне было до них дело? Не было ни тогда, ни сейчас. Я вовсе не стыжусь признаться того, что я любил Марту, и страдал от того, что ее потерял. Я знал — нужно терпеть. Со временем боль утихнет. Конечно, останутся шрамы, которым не суждено зажить, но, по крайней мере, они уже не будут так сильно болеть. Кем мы приходим к концу жизни, как не израненными душами?

На исходе недели ко мне вернулся сон, и иногда я мог думать о чем-то другом, но уже на автомате проверял мобильный телефон, надеясь, что все-таки увижу от нее сообщение. Каждый раз на экране отображались только часы. И вот однажды около часа ночи телефон завибрировал. Я взглянул на него и увидел сообщение: «Завтра вечером свободен?»

— Привет. Да, — ответил я.

— Предложение кофе еще в силе?

— Конечно, — ответил я и улыбнулся, ведь в столь простых словах мне почудилась слабая надежда, от которой я почти сумел отказаться. — Зайти за тобой после работы?

— У меня выходной. Я сама подойду.

— Договорились. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — ответила Марта и пыталась написать что-то еще, но затем передумала.

Когда рабочий день подошел к концу, я встретил ее возле офиса. Она смотрела мне в глаза так, словно ей хотела сказать очень многое, но никак не могла решиться. Мы поздоровались, не прикоснувшись друг к другу, и пошли в кофейню за углом, где оба заказали самый обычный кофе с молоком без сахара.

— Как у тебя дела? — спросила Марта.

— Смотря, о чем ты хочешь узнать. На работе, как обычно, а вне нее так себе. Кое-что знаешь ли произошло, — я попытался улыбнуться, но это ни к чему не привело.

— Я скучала по тебе, — она любила эту фразу больше других, словно в ней скрывалось нечто особенно важное.

И это правда. Марта легко обходилась без общества других людей, а потому не скучала ни по кому из них, а раз она признавалась в таком, значит для того были действительно веские причины.

— И я скучал по тебе.

— Мы с тобой очень разные. По характеру, взглядам, — это была смесь сомнения, обреченности и желания проигнорировать оба предыдущие чувства.

— Проблема то вовсе не в этом. Характеры и взгляды вовсе не могут быть причиной не быть вместе.

— А что тогда? — она смотрела на меня недоверчивым взглядом из-под своей густой челки.

— Мы должны делать шаги на встречу друг другу. Я много думал о том, что произошло. Возможно, ты не согласишься, — я хотел сказать, что «возможно, ты опять запустишь в меня чашку», но вовремя успел остановиться. — Я виноват в том, что ревновал тебя, не имея на то никакихоснований, но ты должна понимать, что одной из причин ревности было расстояние, на котором ты держишь меня. Я не хочу быть тебе чужим человеком, а все равно таким себя чувствую.

— Я думала о том же, — Марта кивнула и опустила взгляд в чашку с кофе. — Я не уверена в том, что мы делаем. Не уверена в нас, но, вероятно, никогда и не буду уверена. Все, что я знаю, это то, что скучала по тебе.

— Иногда этого вполне достаточно.

— Разве?

— Да, я не могу обещать тебе, что не буду ревновать, а ты не можешь обещать, что расстояние между нами сократиться, но, по крайней мере, мы признали наши проблемы.

— У меня нет проблем, — снова возникла ее защитная стойка.

Я понимал, что за одно мгновение и уж тем более словами мне никак не заставить ее перестать защищаться, а значит не было смысла начинать спор.

— Я хочу быть с тобой, — сказал я и протянул на столе обе руки.

Марта ничего не ответила, а лишь едва улыбнулась. За этой улыбкой могло скрываться что угодно — любой ангел или любой бес из самых темных уголков ада, но я твердо знал, что люблю ее и потому потянулся и тихонько поцеловал в губы.

Я так много хотел сегодня записать, а в итоге получилось только воспоминание об одной ссоре. Как странно работает наша память и еще страннее движутся мысли.

В другой раз постараюсь быть не столь многословным.

До свидания,

Твой Август.

22

Сама того не заметив, Марта прислушалась к словам Августа. Она поняла это, когда стоя утром перед зеркалом, перестала испытывать отвращение от отражения. Принятие шло медленно — вначале появилась легкая улыбка, чтобы понять, как она с ней выглядит; затем, пусть совсем ненадолго, но Марта убрала с лица волосы и осмелилась взглянуть на свои острые скулы, обтянутые кожей. Изучая их, Марта пыталась представить, что произойдет, если она сможет набрать несколько лишних килограммов.

Пока она проделывала эти и другие манипуляции, руки чувствовали густые мягкие волосы, что прежде она совсем не замечала, придавая им исключительно значение естественного щита.

Но она все еще не могла разобраться в том, какая доля слов Августа была только лишь утешением, а какая правдой. Она не могла и боялась поверить в то, что не такая страшная, как ей казалось прежде. Уж слишком долго Марта заставляла себя жить в мире, где, пусть все и понятно, но слишком жестоко для того, чтобы быть правдой.

Как-то раз почувствовав себя достаточно смелой, Марта собрала волосы в хвост. Представший облик оказался слишком противоречивым, чтобы его принять, и потому, посмотрев на себя пару минут, она сняла резинку и вернула волосы на их положенное место.

Чтобы выйти из дома, или хотя бы из ванной, с собранными в хвост волосами и речь быть не могло. Попытки представить вероятность того, что кто-то может увидеть ее в другой одежде или с открытым лицом, приводили бедную Марту в ужас. Она пребывала в странном состоянии, которое можно было бы описать пословицей «И хочется, и колется…». Никто не должен был видеть ее другой, отличной от того образа, к которому все привыкли, иначе это могло бы привлечь много ненужного внимания. Но в голове Марты эта мысль звучала гораздо проще и короче: «Что подумают другие?». После ванной по утрам на кухне вновь оказывалась все та же самая Марта и уплетала бутерброды, запивая их чаем.

— Доброе утро, — сказал отец, заходя на кухню.

— Доброе утро, — кивнула дочка.

Папа, как и положено, оттаял спустя сутки после ссоры, с которой прошло уже не мало времени. Он снова стал прежним собой: строгим, немногословным. Но то и дело Марта замечала на себе тяжелый взгляд отца и понимала, что в его голове прорастает не добрая идея, которая, по его мнению, является чистейшим благом. Он обкатывал мысль, но пока не позволял ей быть озвученной. Марта и без слов знала, о чем речь. Каждое утро и каждый вечер она боялась, что отец, наконец, произнесет ее вслух.

Андрей Борисович все-таки сделал последний шаг к осознанию того, что пора запретить дочери тратить время в пустую и отнять скрипку. Хватит. Если она в силу своей слабохарактерности сама не понимает и не может принять решение, то он сделает это за нее. Ведь для того и нужны отцы? Направлять и учить. Далеко не все понимают, что порой необходимо проявить строгость! Показать, что правильно, а что нет. Примерно так рассуждал Андрей Борисович, позволяя мысли все глубже и глубже пускать корни в сознании, чтобы однажды она пробила себе путь на верх.

— Не выспалась? — поинтересовался отец, изучая сомнительный пакет молока в холодильнике.

— Почему? Выспалась. Конечно, я бы не отказалась, чтобы сейчас была суббота.

— Выглядишь уставшей, — заметил отец, не догадываясь о том, что Марта напряжена из-за страха перед его мыслями.

Но в чем-то он был и прав. С каждым днем уроков становилось все больше, а темы сложнее, от чего на домашнее задание уходило в два или в три раза больше времени, чем прежде. После школы Марта помогала маме по дому: убиралась, готовила, разбирала старые вещи. Иногда, когда мама в очередной раз пропадала в социальных сетях по «очень важному вопросу», Марта все делала сама. А если вспомнить репетиции, которыми девушка сама себя загрузила, то свободного времени не оставалось совсем. Она не могла позволить себе спокойно посмотреть кино или почитать книгу — все время нужно было что-то делать, и это сильно выматывало. Она успокаивала себя тем, что поспит и все пройдет, но это не так работает. Конечно, всегда полезно чем-то заниматься и увлекаться, но нельзя позволять себе работать на износ, потому что однажды можно разбиться подобно вазе и уже ни один клей в мире не сделают ее новой.

На самом деле, таким образом Марта компенсировала свое непослушание отцовской воле в отношении скрипки. Девушка считала, что, следуя его взгляду о том, что самое главное в жизни это работать и учиться, учиться и работать, она наказывает себя и одновременно искупает вину.

— Учебы много, — сказала Марта и тяжело вздохнула.

— Ничего. Как говориться: тяжело в учении легко в бою. Ты еще молодая и тебе нужно ковать железо. Потом все окупиться втройне.

Потом… это мистическое «потом», которое, может быть, и вовсе никогда не наступит. Но Марта не противилась. Она только молча кивнула и пошла к себе в комнату собираться.

Уже на втором уроке, где невообразимые схемы из физики пытались внедриться в юный разум, Марта начала чувствовать, как засыпает. Медленно, но верно глаза пытались закрыться, а голова становилась тяжелой, как камень. Как бы она ни старалась слушать, ничего не получалось. Образ учителя перед глазами размывался, превращаясь в нечто странное и абстрактное. Как бы ей хотелось сейчас положить голову на стол и заснуть. Чтобы никто не трогал, ничего не говорил, но стоило лишь попытаться, как тут же получила бы по первое число.

— ПРОСНИСЬ! — большими буквами написала Снежана и резко подвинула к подруге тетрадь, что та даже подпрыгнула на стуле.

— Не могу. Рубит.

— Рубить тебя будет Енот, если не возьмешь себя в руки, — так ученики называли преподавателя физики Енотову Анастасию Павловну.

В ответ Марта только нарисовала грустный смайлик и уткнулась лицом в ладони. Кое-как пережив урок, подруги отправились в столовую в надежде, что еда поможет вернуть бодрость.

День ото дня ничего не менялось. Уставшая Марта сидела на уроках, чтобы потом отправиться на репетиции или домой, где корпела над учебниками, безуспешно пытаясь понять какую-то, как ей казалось, ерунду. Вместе с усталостью пришло плохое настроение, которое в свою очередь привело раздражительность и невнимательность, от чего получаться все стало значительно хуже и требовало еще большего количества времени. Но вместо того, чтобы перестать себя загонять, Марта сделала вывод будто всему виной ее лень и плохая погода. Ни отец ни мать не стремились убедить дочь в обратном, потому что просто-напросто не замечали никакой проблемы. И если папа считал, что, когда ты взрослеешь, так и должно быть, то мама не видела ничего из-за бесконечных лент новостей, чатов и картинок, которые снова и снова продолжала перелистывать.

— Мам, а где полотенце?

— М? — не поднимая взгляд, мама издавала странный звук.

— Полотенце кухонное.

— Там, — она кивала в какую-то сторону, но едва ли сама понимала в какую.

— Мам? — более настойчиво повторяла Марта.

— А? Что? — вырвавшись из виртуального плена, наконец, обращала на дочь внимание мама.

— Полотенце кухонное ты не видела?

— Видела. На балконе сушится.

— Спасибо, — отвечала Марта, но едва ли ее слова доходили до цели.

Что уж говорить о случаях, когда Марта пыталась что-либо обсудить с мамой. Та то и дело отключалась, переставала слушать или в общем забывала нить разговора. Марта никогда не думала о том, почему мама стала такой, но свой вариант предложил Август, который сказал, что с развитием технологий и людей появилось гораздо больше способов сбежать от реального мира, где им так не хочется прикладывать усилия, чтобы что-то менять. Возможно, он был прав. Но что не устраивало маму в ее жизни? Может быть, папа со своими командирскими наклонностями? Или все было гораздо проще и сложнее: ее не устраивала вся жизнь, которая сложилась совсем не так, как она себе представляла.

Разговоры с папой носили совсем другой характер. Вместо того, чтобы пообщаться с дочкой на равных, он сразу же пытался занять роль Мудрого наставника, с которым Марте обсуждать ничего не хотелось. Любые попытки превращались в наставления, а если надо было, то отец легко менял тему на другую.

Так и получалось, что дома бедная Марта не могла ничего и ни с кем обсудить или получить поддержку. Конечно, у нее всегда были бабушка и Август, но каждый день ездить к бабушке невозможно, а как вернуться в дом снов по собственной воле, Марта и вовсе не представляла.

Вместе с потерей настроения и рассеянным вниманием Марта получила полное безразличие к своей внешности. Она уже перестала смотреться в зеркало, примерять на себя разные образы и несмело мечтать о том, как будет гордо идти по улице, не боясь, что кто-то будет над ней смеяться. Все скромные достижения Августа оказались побеждены самой обыкновенной усталостью, которой люди так часто не придают значения.

Сам Август далеко не сразу заметил перемены в своей подруге. Поначалу они были столь малы, что их не смог бы заметить ни один человек на всем земном шаре. Первые сомнения закрались, когда Марта начала все реже появляться в доме снов.

Он взял себе за правило стараться как можно реже лезть в ее жизнь вне сна, поскольку она не знала и не могла знать, что он находится рядом, а потому Август не хотел нарушать право Марты на личную жизнь. Правда, с учетом закравшихся у него подозрений он решил все-таки взглянуть.

Проходив за ней почти весь день, он наблюдал за тем, как Марта снова и снова гонит себя куда-то вперед. То одно, то другое, то третье. К концу дня, когда она битый час сидела над учебником алгебры, Августу хотелось захлопнуть книгу, чтобы она, наконец, остановилась, но рука прошла насквозь. Высказав свое недовольство в пустоту, Август растворился в воздухе.

23

Провалившись в глубокий сладкий сон после тяжелого насыщенного дня, Марта впервые за долгое время оказалась в старом особняке. Повсюду царил полумрак, рассеиваемый бесчисленным множеством цветных лампочек гирлянды, что волнами и каскадами текла по бледному потолку сквозь коридоры старого дома и уходила в гостиную. Красный, синий, зеленый, желтый цвета мягко светили вокруг себя, рассеивая тьму и становясь усладой для глаз.

Девушка несмело ступала вперед, не отводя глаз от лампочек и аккуратно перешагивая привычные стебли растений, властвовавших в доме.

— Август? — позвала она, но ответа не последовало, и ее голос эхом потонул в стенах дома.

Шаг за шагом Марта добралась до гостиной, где гирлянда единым потоком спускалась с потолка и опоясывала письменный стол. На нем стояла уже знакомая музыкальная шкатулка. Марта открыла ее и наткнулась на крошечную записку, что лежала у ног балерины.

Наша жизнь — это дорога, на которой мы принимаем решения, и иногда не самые правильные. Продолжай двигаться вперед. Давай посмотрим, что же ждет тебя впереди. Когда гаснет свет над головой, стоит взглянуть себе под ноги, чтобы увидеть, что тропа никуда не делась.

Мистер А.

— Мистер А., — прочла вслух Марта и улыбнулась.

Возле стола девушка увидела осенние золотые и бардовые листья клена, которые превращались в тропу и, огибая диван и проходя рядом с погасшим камином, уходили прочь из гостиной через вторую дверь. Марта след в след пошла по тропе. Она позабыла о заботах, уроках и усталости — желание увидеть, куда ее приведут листья, захватило ее полностью.

Тропа изгибалась, кружилась, но все-таки вела за собой в определенное место. Марта преодолела коридор и пошла вверх по ступеням на второй этаж. Вокруг было очень темно, но казалось, словно сами листья светятся, указывая ей путь и не позволяя заблудиться. Последний лист терялся под закрытой дверью комнаты. Девушка взялась за ручку и повернула ее. Старое полотно с характерным скрипучим звуком ржавых петлей открыло путь, даже не думая сопротивляться.

В крохотной комнате поначалу все казалось обыденным: кровать, шкаф, стол и пара стульев. Но в чем-то определенно должен был быть подвох, и Марта это знала. Наконец, она заметила бумажку, приклеенную рядом с выключателем: «Включи меня». Девушка дернула рычажок вверх и произошло то, чего меньше всего можно было ожидать — с потолка начали падать капли теплого дождя. С каждой секундой он становился все сильнее и сильнее, но не затапливал комнату, а впитывался с паркетные доски и исчезал. Желание выбежать прочь даже и не возникло, ведь дождь был такой теплый, мягкий. Марта подняла голову, подставляя ему лицо. Каждая капля, словно гладила ее кожу и дарила непонятное чувство умиротворения.

Из-за темноты Марта не могла разглядеть следующий подсказку Мистера А., но тут в воздухе раскрылся черный зонт с погнутыми спицами. Из-под его купола лился приглушенный свет, и теперь девушка увидела, что зонт держит фигура молодого человека из фанеры или картона, чье лицо и одежда были неумело нарисованы красками, которые медленно стекали из-за капель дождя. Молодой человек держал зонт над еще одной фигурой — судя по всему девушки, укутанной в длинный плащ. Ее лицо закрывал большой красный шарф.

Марта заметила, что девушка держит знакомую музыкальную шкатулку. Вначале она удивилась, как их может быть две, но, вспомнив, что находится во сне, отбросила дурацкую мысль. Под крышкой ждала еще одна записка.

Мы не знаем, что может принести нам завтрашний день. Радость, горе, начало чего-то прекрасного или конец того, с чем мы не хотим расставаться. Завтра — лишь возможное будущее, а прошлое — память о том, где мы когда-то были. Чтобы не сожалеть о прошлом и не полагаться излишне на будущее, мы должны думать о нашем Сегодня.

Продолжай двигаться вперед с улыбкой и высоко поднятой головой. Следуй за нитью жизни, не оглядываясь назад.

Мистер А.

К пальцу женской фигуры оказалась привязана толстая красная нить. Марта аккуратно сняла нить и пошла вслед за ней, сматывая клубок. Преодолев комнату под проливным дождем, она оказалась возле закрытых дверей шкафа, куда и уходила нить. Но внутри ее ждало далеко не то, что она ожидала увидеть. Позади ветхой одежды на вешалках вместо задней стенки прятался круглый проход в соседнюю комнату.

Здесь пахло сыростью, а мебель и прочий хлам укрывали белые простыни. Марта просочилась между них и добралась до входной двери. Там ее ждало продолжение пути по длинному коридору. На стенах горели лампы, не оставляя темноте ни единого шанса. Тут и там висели прямоугольные фотографии, запечатлевшие мгновения жизни юной девушки от самого рождения. В реальном мире этих фотографий не существовало — они хранились в ее памяти в той самой коробке, которую однажды Марта нашла вместе с Августом. Счастливые и грустные моменты перемешивались, образуя единую историю.

А нить тем временем вела и вела вперед, пока Марта не добралась до лестницы на чердак. Когда она забралась наверх, у нее в руках уже был внушительный клубок. Большое пространство по периметру украшали широкие цветные ленты, а в самом центре стоял круглый столик, на котором ожидал своего часа магнитофон, какой Марта видела только в фильмах давно минувших лет. Рядом с магнитофоном лежал еще один конверт.

Ты когда-нибудь слышала поговорку «Что посеешь, то и пожнешь»? Если нам посчастливиться встретить новый день, то во многом он будет зависеть от того, что мы делали и кем были в нашем настоящем. Нельзя из-за прошлого заставлять себя страдать, нельзя наказывать себя во имя чего-то. Кроме дел и забот нужно жить и дышать, наслаждаясь тем временем, что отмерено нам. Только так твоя дорога жизни сможет привести тебя туда, куда ты хочешь попасть.

Мистер А.

P.S.

А теперь включи магнитофон

Марта нажала на кнопку, и кассета внутри ожила. Поначалу слышалось только тихое шипение, но затем появилась музыка. Такая же старая, как и сам магнитофон.

Половые доски скрипнули, выдавая человека, что скрывался в тени. Возле окна, спрятав руки в карманы стоял Август с довольной улыбкой.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — ответила Марта.

— Как насчет того, чтобы потанцевать?

— Что? — ее глаза от удивления распахнулись. — Я не танцую.

— Я тоже не танцую. Тогда как насчет того, чтобы ритмично и не очень подергаться под музыку? — Август снял пальто и откинул в сторону. — Вот сейчас начнется другая песня и приступим.

— Что? — еще больше удивилась Марта.

Август подошел ближе и оказался по другую сторону столика с магнитофоном. Он закрыл глаза и поднял указательный палец вверх, покачивая головой в такт музыке.

— Что? — это уже больше напоминало заевшую пластинку.

Первая песня закончилась, сменившись короткой паузой, а потом тут же раздались громкие аккорды множества инструментов, поддерживаемые женским голосом. Прямо на глазах Марты Август начал танцевать, совершенно ничего не стесняясь, что привело ее в оцепенение, так как она представила, как танцует сама.

— Давай же, — Август постарался перекричать музыку.

— Нет, — настолько тихо ответила Марта, что Августу пришлось догадываться по движению ее губ.

Он нажал кнопку стоп, и музыка исчезла, погрузив чердак в полную тишину.

— Почему? — отдышавшись спросил Август.

— Я не… не хочу.

— А еще?

— Что еще? — Марта непонимающе уставилась на друга.

— Мы оба знаем, что это общая отговорка, которую всегда удобно использовать для того, чтобы от тебя отстали. Но что на самом деле?

— Ничего, — настаивала Марта, чувствуя, как под нажимом Августа трещат стены ее защиты.

— Я могу сказать за тебя, потому что знаю. Но лучше, если это скажешь ты сама.

— Я просто не хочу! — разозлилась девушка.

— Что не хочешь?

— Танцевать! Мне это не нравится! Это глупо!

— Глупо танцевать? — ухмыльнулся Август.

— Глупо танцевать. Я буду выглядеть глупо. Я не хочу…, — поняв, что сказала лишнее, Марта замолчала.

— Во-первых, здесь нет никого кроме нас. Во-вторых, посмотри на меня. Я не танцую и не умею, но в твоем присутствии я не боюсь выглядеть глупо. Да, даже если бы тут было десять или двадцать человек, то плевать. Какое мне, в конце концов, дело до того, что они думают и как на меня посмотрят? Не им судить мои успехи и поражения, не им осуждать меня. Я не хочу, чтобы чужие взгляды строили мне клетку, из которой я не смогу выбраться. Марта, без разницы, что думают другие. Пойми. Вопрос лишь в том, что ты знаешь, что поступаешь правильно и так, как хочется тебе, а не какому-то случайному прохожему. Ты знаешь, как насколько часто ошибаются люди? Очень. Есть вещи, в которых нужно слушаться старших или впитывать чужой опыт, но чужое мнение о твоей внешности, о желании танцевать или петь не имеет ни малейшего значения. Выглядеть глупо? Да, пожалуйста! Если я этого хочу, то имею на это полное право.

Марта злилась на себя, на Августа, на весь мир. Его слова резали по живому. Да, она любила танцы и с большим удовольствием смотрела разные видео, как это делают другие люди, но никогда не позволяла себе, оказаться на их месте даже мысленно.

— Марта, плевать на все. Давай. Если мы будем выглядеть глупо, то так тому и быть. Я не боюсь твоего осуждения, твоего взгляда. Ты не осудишь меня, так же, как не осужу тебя я. Поэтому пошли все куда подальше и забудь обо всем.

С последним словом Август нажал на кнопку, возвращая магнитофон к жизни. Его странные подергивания сочетались с вполне красивыми движениями, похожими на настоящий танец. Он улыбался и не боялся.

Сопротивление внутри Марты достигло своего предела. Когда Август прокричал: «Поверь мне», его стены рухнули, осыпаясь пылью в пустоту, и Марта последовала примеру друга

Они танцевали одну, две, пять, десять песен. Без остановки. Громко смеясь и совершая все более странные движения. Мир дома снов и уж тем более реальный мир стали чем-то настолько далеким, что не имели никакого смысла для двух человек, погрузившихся в нескончаемую музыку. Это было чувство свободы и отрешенности. Мгновения, когда все казалось немыслимо простым из-за своей очевидности.

Все закончилось лишь тогда, когда Август случайно задел магнитофон и тот полетел на пол. От удара музыка смолка, а два запыхавшихся человека сверху вниз смотрели на последствия несчастного случая. Но это никого не расстроило, а наоборот они разразились смехом и никак не могли успокоиться.

Когда все-таки смеяться больше не хотелось, Август вернул несчастный магнитофон на стол, но уже не стал включать.

— Ну что? Нет же ничего страшного?

— Нет, — согласилась розовощекая Марта, — но потому что ты здесь.

— И без меня не страшно. Ничего не меняется от того, здесь я или нет. Вопрос только в твоей голове. Выгляди так, как хочешь выглядеть. Делай то, что хочешь делать, если это не причиняет вреда другим. Кстати, хочешь какао? Я очень хочу.

Марта утвердительно кивнула, и они пошли к окну, где стояла пара дряхлых стульев и еще один столик. Позади тонкого стекла, как и прежде, открывался прекрасный вид на море.

— Сама сделаешь? — спросил Август, указывая на пустую поверхность стола.

— Думаю, да.

— Не думай, делай.

Марта зажмурилась и представила две кружки с какао, но настолько больших, что в них поместиться не меньше литра.

— Ничего себе, — воскликнул Август, глядя на кружки внушительного размера.

— Спасибо, — сказала девушка, располагаясь на стуле.

— За что? Ты сама их сделала.

— Нет, я про… эту ночь. За гирлянды, листья, музыку. Спасибо.

— Но это не все, что я хотел сказать. Речь не только о том, что не надо думать постоянно о чужом мнении, но и том, что надо жить, наслаждаясь своей жизнью. Что ты делаешь с собой в последние недели? Ты ведь загоняла себя. Я видел. Не надо мне рассказывать про папу, который считает, что нужно бороться без конца. Мы не на ринге.

— Он считает, что, закладывая фундамент сейчас…

— Это все очень здорово. Но фундамент не закладывают круглые сутки. Для всего есть свое время и место. Время учиться и время отдыхать, время работать и время развлекаться. А если гонять себя, то ничего не получится. С каждым днем продуктивность будет становится хуже, а затраченного времени все больше. И так до тех самых пора пока не сломаешься. Себя можно загонять до… «Сумасшествие» — неправильное слово, но в голову ничего не приходит. И, давай будет честны, первопричина все-таки в другом.

— В чем же? — Марта не знала ответ, поскольку не задумывалась.

— Тебе стыдно за то, что ты стала думать иначе, что ты не делаешь так, как говорят родители. А с самого детства за непослушание нас наказывали. Вот только сейчас ты сама наказываешь себя. Но тебе не за что так с собой поступать. Ты ни в чем не виновата.

— Я…, — когда мысль о наказании была озвучена, чувство вины больно укололо Марту.

— Порой наши поступки определяются вещами, которые мы не замечаем или, еще хуже, отрицаем, но сейчас я здесь, чтобы открыть тебе глаза. Это твое право не соглашаться или послать меня куда подальше, потому что…

— Ты прав, — глядя в чашку с какао сказала Марта.

— Тогда скажи: зачем ты это делаешь?

— Я не знаю. Мне казалось, что так правильно.

— А сейчас, глядя на проблему, ты считаешь это правильным?

— Нет.

— Тогда, пожалуйста, остановись. Перестань себя гонять. Ты ведь загоняешь себя не только физически, но и душевно. Плохое настроение и вымотанный организм далеко не спутники успеха. Обещаешь, что больше так не будешь?

— Обещаю, — пытаясь улыбнуться, подтвердила Марта.

Оставив серьезные темы, они успели поболтать еще о многом, прежде чем солнечный диск начал выныривать из глубин моря. А когда это все-таки произошло, на пустом чердаке вместе с магнитофоном остались две недопитые кружки какао в свете рассветных лучей.

И никто из них не увидел, как истончились стебли растений, заполонивших дом. Конечно, они не собиралась сдаваться, но их сила уменьшалась, ведь источник, что прежде питал их, пересыхал. Исчезал хлам и сломанные вещи — их места занимали новые предметы. Обои почти полностью исцелили себя, и им оставалось всего-то вернуть было цвет.

24

Моя дорогая Марта,

На чем я остановился в прошлый раз? Ах, да! Ссора. Первая ссора из череды многих.

О, как мы ссорились. Не могли поделить то одно, то другое, то третье. Находили поводы там, где их нет, или наоборот боролись с характерами друг друга, сами не понимая, какой цели стараемся добиться. Ты не подумай, ссорились мы вовсе не каждый день, но дело в том, что все наши ссоры были последними, ведь в итоге мы расставались. Затем наступало молчание, длившееся от пары дней до двух или даже трех недель, а потом кто-то все-таки делал шаг вперед даже в такие моменты, когда, казалось бы, ничего нельзя вернуть.

Один раз я бежал вслед за отбывающим поездом. Пальто развевалось от скорости, как плащ супермена, а мои любимые красные кеды промокли от столкновения с глубокими лужами, но все это меня не останавливало. Я бежал по перрону, заглядывая в окна, пока, наконец, не увидел ее. Наши взгляды встретились, и уже через пару секунд скорость железного чудовища стала такой, что мне было никак не угнаться. А чего, собственно говоря, я добивался? Двери закрыты, бежать долго я не смогу. Тут не получилось бы, как в фильмах, запрыгнуть на подножку под эпичную музыку. Ответ крайне прост: я хотел ее увидеть. Всю неделю Марта не отвечала на мои звонки и сообщения, а, когда я пришел к ней на работу, то узнал, что она взяла отпуск. Откуда я знал время и место отправления? Не спрашивай, это сложная череда случайностей и допросов, которую мне вовсе не хочется вспоминать. Главное, что все-таки мне удалось узнать.

И вот поезд уехал. Я остался стоять на перроне, глядя ему вслед, как вдруг в кармане завибрировал телефон.

— Ты когда-нибудь бываешь нормальным? — спросила меня Марта, когда я поднял трубку.

— Не знаю, смотря что считать нормальным, — дыхание вернулось в норму, но говорить все еще было непросто.

— Не думала, что ты появишься.

— Неудивительно, я также думал и о тебе.

— Я скучала, — сказала Марта.

— Я люблю тебя, — сказал я, но взаимного ответа не дождался.

Она никогда не говорила таких слов, как «люблю». Нет, конечно, она любила музыку, любила шарлотку и кофе с клиновым сиропом, спать до обеда по выходным и свои странные лохматые тапки, но она никогда не говорила «люблю» мне. И со временем я к этому привык, списав то ли на нерешительность, то ли потому что я не хотел знать ответ, который мне не понравится.

— Я вернусь через неделю.

— Я буду ждать.

Мы оба повесили трубку и продолжили свой путь в разных направлениях для того, чтобы встретиться по ее возвращению и снова быть вместе.

Я так все описываю, как будто бы у нас и не было счастливых моментов. Конечно, были и не мало. Наши спокойные вечера за просмотром фильмов, когда Марта ложилась мне на колени, а к середине фильма частенько засыпала. Или наши долгие прогулки, не взирая на то, какая погода царила на улице. Мы выходили и шли вперед, постоянно о чем-то разговаривая и споря, и вспоминали, что пора бы домой незадолго до того, как переставали ходить автобусы. Даже в приготовлении еды было нечто особенное, ведь каждый раз мы делали это вместе. У нас никогда не было такого, чтобы готовил кто-то один.

Помню мысль, что пришла однажды ко мне. Пару раз в неделю, когда мы встречались у меня, мы вовсе не разговаривали, а сидели молча. Я на диване, а Марта развалившись в кресле. В полной тишине каждый читал свою книгу, и, знаешь, нас все устраивало. В один из таких вечеров я перелистнул страницу, но, прежде чем продолжить читать, поднял взгляд на Марту. Она сидела такая близкая, такая родная. И я подумал: «Если двум людям нравится быть рядом даже в молчании, то они счастливы. Их молчание — это отдельная форма общения». Мне казалось, что я по-настоящему счастлив.

Но я был ослеплен своими чувствами. Конечно, я знал о том, какая она. Знал историю ее жизни, хоть на это у меня и ушло уж очень много времени. Еще в юношестве Марта закрылась от окружающих и бросила заниматься тем, что ей приносило настоящее удовольствие — музыкой. Она предпочла создать кокон, в который никому не позволено попасть кроме нее самой.

Виной тому послужило множество факторов. Родители, которые не хотели понимать и слушать собственного ребенка. Школа, где всегда была и будет жестокость и непонимание среди детей, потому что так уж мы устроены. Внешность, которой Марта не могла гордиться в те годы, заставляла ее прятаться ото всех. И, конечно, ее упрямый, но ранимый характер.

Она устала бороться и предпочла опустить руки, чтобы стать кем-то вроде изгоя, по той простой причине, что так ей больше не причинят боли. Год за годом Марта училась подавлять собственные желания, игнорировать разочарование и сжигать любые мосты, которые могут связать ее с другими людьми. Выбранный путь оказался непростым, ведь чувствам не прикажешь. И, как бы глубоко она их не загоняла, они все равно умудрялись просачиваться наружу, а это по мнению Марта могло означать только одно — нужно загонять их еще глубже. Вот так она и привыкла быть одна и никого не любить.

Наступил период тишины и полной замкнутости, который она считала лучшим временем в своей жизни. Но и здесь Марта врала себе. Построенный мир был иллюзией. Словно декорации на сцене театра. Актеры раз за разом играли одну роль, а стоило им уйти со сцены, как они превращались в совершенно других людей.

Не знаю, что было бы с Мартой через пару тройку лет, если бы мы не встретились. Возможно, она таки смогла бы обуздать своих демонов… и ангелов, пожалуй, тоже. Но каким-то странным и невообразимым образом я пошатнул декорации ее театра и стал первым человеком за долгое время, кого она подпустила к себе.

Я пытался показать ей, что мир не заслуживает того, чтобы она так от него отгораживалась. Старался обратить ее внимание на все хорошее, что есть в нашей жизни. Хотел, чтобы она не была жестока к себе и начала верить в собственные силы. Я не уставал говорить ей хорошие вещи не только потому, что любил ее, но и потому, что это была чистая правда.

Жаль, Марта упорно не хотела мне верить. Даже более того, пока я пытался излечить ее, она старалась сделать меня таким же изувеченным, как она сама. Полагаю, ей казалось, что если бы я согласился с ее философией, то нам проще было бы быть вместе, и она смогла бы сказать, что любит меня. Но я не хотел погружаться во мрак и сопротивлялся всеми силами, как и она сопротивлялась мне.

Почему-то сейчас мне представился тонущий человек, который желает утонуть. Второй прыгает в воду и пытается спасти беднягу, а вместо этого его тоже утаскивают на дно. Наверное, так оно и было.

С начала наших отношений прошло три года. Ничего не изменилось. Мы жили по отдельности и виделись несколько раз в неделю. Никогда не говорили о будущем, а в ответ на мое «я тебя люблю» Марта говорила: «Я скучала по тебе». Мы все так же боролись и ссорились. Расставались и мирились. Между нами стояла стена, которую ни один не в силах был разрушить.

Но теперь я начал замечать, что Марта все чаще пребывала в дурном расположении духа. Она много молчала, задумчиво смотрела куда-то в пустоту. Я спрашивал ее, но она грустно улыбалась и говорила: «Все нормально».

А в действительности она задумывалась о том, что у нас вместе нет никакого будущего. Она могла бы притворяться, блестяще играя свою роль, но для чего? Марта вовсе не хотела обманывать человека, который ее искренне любил.

Помню, как мы договорились встретиться на следующий день после работы и пойти к ней. Меня еще тогда смутило, что она не отвечает на сообщения и не берет трубку, но я списал все на работу. Я приехал к десяти вечера к магазину и ждал на улице. Ее коллеги выходили один за другим, а последний погасил свет и закрыл дверь на замок.

— Простите… — я не мог вспомнить ее имя, — Галина Васильевна, а Марты нет?

— Нет, — убирая ключи, ответила она. — Марта утром позвонила и сказала, что приболела. Что-то серьезное?

— Не знаю, — ответил я. — Спасибо.

Все, что мне оставалось, это ехать к ней.

Прежде чем воспользоваться своим комплектом ключей, я несколько раз позвонил в дверь, но никто не открыл. Я еще раз позвонил на телефон — ничего. Тогда я открыл замок и прошел внутрь. Никого. Ничто не напоминало о том, чтобы недавно здесь кто-то был: посуда перемыта и стоит в шкафу, раковина и полотенца в ванной сухие и на полу ни единого следа обуви.

Когда я включил свет в комнате, то увидел на кровати открытый футляр со скрипкой дедушки Марты. Она всегда держала его в шкафу и никогда не доставала. На гладкой лакированной поверхности инструмента лежал тонкий слой пыли, на котором отпечаталось прикосновение пальцев человека, которого я любил. В первый раз в жизни я увидел эту скрипку на остановке под дождем, когда познакомился с Мартой, и никогда не мог подумать, что увижу ее же в момент нашего последнего расставания.

Рядом лежало письмо.

«Мой дорогой Август,

Я могла бы отправить тебе сообщение или сказать все лично, но решила в итоге воспользоваться таким старомодным способом. Прости меня за это.

Я долго думала о нас, о тебе, о себе и поняла, что так продолжаться не может. Ты человек, который не заслуживает того, чтобы тратить жизнь на такую, как я. Все то время, что мы были вместе ты старался показать мир с другой его стороны. Не той, к которой я себя приучила. Да, да и еще раз да. Наконец-то, я признаюсь в этом, но, возможно, именно поэтому сейчас я и пишу строки, что ты читаешь. Как бы тебе объяснить…

Кажется, Юнг однажды сказал: «Я то, что я с собой сделал, а не то, что со мной случилось».

Мой милый Август, я помню время, что сломало меня. Я никогда не была достаточно сильной и потому не справилась, а рядом не оказалось никого, кто мог бы поддержать.

Теперь, благодаря тебе, я вижу, что все принятые решения не имели ничего общего с силой, волей и уж тем более гнусностью мира, в котором мы живем. Причиной было желание спрятаться от всего, что может причинить боль. Даже от счастья. Ведь любовь — это далеко не всегда цветы, конфеты и улыбки. Иногда любовь приносит с собой и боль. И потому больше всего мне хотелось убежать именно от боли, закрыв при этом глаза на все хорошее.

Я возводила вокруг себя стены, полагая что они моя крепость, а оказалось, что строила тюрьму. Виновата ли я в том, что не была достаточно сильной? Отчасти, да, но не стоит забывать, что характер человека играет далеко не последнюю роль. Кто-то сломается от ветра, а кого-то не перебьешь и пушечным ядром. Между прочим, ты относишься ко второй категории.

Пока я верила в свой иллюзорный мир, у меня были поводы чувствовать себя сильной, твердо знающей, как и что нужно делать. Даже наши отношения. Я знаю, тебе очень хотелось хоть раз услышать от меня, что я тебя люблю, но я не могу этого сказать, потому что это неправда. Мне было хорошо с тобой, я скучала по тебе, верила тебе, но так и не смогла полюбить. В этом нет ни капли твоей вины. Она полностью лежит на мне, потому что я настолько сильно отравила свою душу, что не способна по-настоящему любить. Мне хотелось бы, чтобы было по-другому, но, к сожалению, я ничего не могу поделать. Прости меня и за это.

Едва я начала осознавать, каким человеком стала, я поняла, что издеваюсь над тобой. Ты приложил так много сил, чтобы спасти того, кто этого больше не хочет, и не получил ничего взамен.

Сейчас я напишу очень страшную вещь, за которую тоже прошу прощения, но постарайся понять, что я имею ввиду. Я очень ценю время, что мы были вместе. Возможно, это лучшее время в моей жизни, но я очень сожалею, что в день нашей встречи шел дождь. Если бы не он, то мы бы никогда не познакомились. Ты не влюбился бы в того, кто этого не заслуживает и не потратил впустую несколько лет своей жизни. Как знать, если бы не я, то сейчас ты мог быть счастлив с кем-то другим. И теперь я прошу прощения в четвертый раз.

Наверное, ты думаешь, что раз я осознала свою проблему, то и справиться с ней будет гораздо легче? Кому-то да, но не мне. Я больше не хочу бороться. Мне проще признать, что я потерянный человек, который навсегда останется таким уродом. И это еще одна моя слабость, что лишь подтверждает сказанное.

Прости меня, Август. За все, что я сделала и чего не сделала, но на этом все. Я ухожу не только от тебя, а отовсюду. Вечером на работе получат мое заявление на увольнение, за квартирой присмотрят родители, а тебя я прошу забрать самое дорогое, что осталось от Марты, которая умела мечтать и хотела любить. Это дедушкина скрипка — последний осколок, сохранивший остатки света. Если посчитаешь нужным, можешь ее выбросить, но я надеюсь, что ты все-таки ее сбережешь.

Не знаю, как далеко я отправлюсь и где окажусь. Даже не спрашивай.

Вот, пожалуй, и все.

Хоть мне и не хватило храбрости сказать тебе это в лицо, но хватило храбрости, чтобы перестать врать.

Спасибо за все. Прощай.

Чужая, но все-таки твоя Марта».

Знаешь, что я чувствовал в тот момент, когда дочитал письмо? Словно из меня вырвали огромный кусок и на его месте осталась всепоглощающая пустота. Но мне нужно было с этим справиться, и я знал, что справлюсь.

Пожалуй, на сегодня закончим. Я чувствую себя совершенно разбитым. Хотя, чего я ждал?

До свидания,

Твой Август

25

Каждый день вспоминая слова Августа, Марта пыталась решиться, наконец, собрать волосы в хвост и так пойти в школу, но вечный боязливый зуд внутри ее постоянно останавливал, и она снова распускала их. Тогда она решила делать небольшие шажки к своей цели: потихоньку перестала начесывать волосы так, чтоб они закрывали лицо, потом в течение дня то и дело откидывала их назад. Видя, что никто над ней не смеется, Марта вначале радовалась, а потом начинала себя корить за то, что вообще об этом думает. Но отказаться от былых привычек за один момент все же невозможно.

И вот так шаг за шагом Марта проснулась с полным осознанием того, что готова рискнуть. Она встала перед зеркалом, сделала глубокий вдох и собрала волосы в длинный хвост. Больше ничто не прикрывало ее щеки и скулы, если, конечно, не считать две тонкие пряди у висков. Да, скулы действительно казались острыми, но она больше не видела в них никакой угрозы, а даже наоборот они начали ей нравится. К тому же Марта старалась есть в положенных объемах и смогла немного прибавить в весе, а это был повод для того, чтобы не останавливаться на достигнутом.

Выйдя на улицу с новой прической, девушка чувствовала себя чуть ли не голой и шла по улице, оглядываясь на прохожих: не показывают ли она на нее пальцем.

— Марта, хватит, — сказала она себе, когда в очередной раз оглянулась. — Плевать, что они думают. Тебе нравится и хорошо.

В школе перемену в ней заметила только Снежана или вернее показала, что заметила только она.

— Привет. Ничего себе. Ты прекрасно выглядишь, — сказала Снежана.

— Спасибо, — засмущалась Марта и привычным движением попыталась закрыть лицо, но все волосы прятались в резинке на затылке.

— Я сегодня не смогу пойти гулять.

— Почему? — нахмурилась Марта.

— Понимаешь, я договорилась со Светой и Ирой. Там им надо помочь кое с чем. Ты не обидишься? — Снежана говорила, а сама периодически отводила взгляд в сторону.

— Нет, не обижусь, — хотя на самом деле это было не так.

Дело в том, что за последнее время Снежана уже не в первый раз отменяла прогулки по подобным причинам. Марта знала, что не имеет права настаивать с собой общаться, но ей все равно было обидно. Расстояние между подругами продолжало увеличиваться, и ни одна не пыталась что-либо сделать.

После школы Марта побрела одна через парк и потом пошла в торговый центр. Без Снежаны это было совсем не то. Заходить самой в магазины не хотелось, да и мороженое, как будто, стало совсем другого вкуса. Когда Марта шла по коридору в сторону выхода, она издалека увидела Свету, Иру и Снежану. Они шли и весело смеялись. Чтобы никто не заметил Марту, она заскочила в первый попавшийся магазин и стала ждать, когда девочки пройдут.

— Добрый день, могу вам чем-нибудь помочь? — спросил улыбчивый продавец.

— А нет, наверное.

— У нас сейчас действует акция: при покупке двух вещей третью вы получаете в подарок.

— Спасибо, я учту, — ответила Марта, а сама подумала: «Отвяжись уже от меня».

— Еще у нас поступили шарфы на новый сезон. Их вы можете…, — пока он говорил, Марта не спускала глаз с коридора, где в этот самый момент прошли девочки.

— Спасибо, мне не нужно. Я в другой раз зайду. До свидания, — Марта поспешила прочь из магазина.

— До свидания, — уже вслед сказал продавец все с той же нестираемой улыбкой на лице.

Больше нигде не задерживаясь, Марта ушла из торгового центра и пошла прямиком домой чеканным шагом, как будто забивая гвозди.

— Вот, что значит «Кое с чем помочь», — обида разгорелась с новой силой и под совершенно другим углом.

Конечно, Марта итак понимала, что дело вовсе было не в помощи или каких-то неожиданных происшествиях, но ей все равно хотелось в это верить, а когда ты собственными глазами видишь то, о чем догадывался, то от веры не остается и следа.Снежане было гораздо интереснее с другими девчонками — такими же, как и она. За это Марта винила не только подругу, но и себя. Марта понимала, что она не такая, как Света и Ира, и никогда не сможет быть такой. Возможно, она могла бы попытаться, но для чего? Чтобы соответствовать чьим-то интересам? Тут же в памяти снова всплыл Август со своими нравоучениями, и Марта представила, что он мог бы сказать на это и был бы абсолютно прав. Марта такая, какая есть. У нее свои интересы и темп жизни, и если Снежане это не нравится, то тут уж ничего не поделаешь.

В своих рассуждениях Марта упорно упускала из виду ситуации, когда сама отталкивала подругу, когда та всячески старалась помочь. Не из злого умысла, нет. Просто в ней говорила обида и мешала трезво смотреть на вещи.

— Привет, как вчера прошло? — на следующий день написала Марта в тетради и подвинула ее к Снежане.

— Хорошо, у Светы были небольшие проблемы, но все уладилось.

Марте очень хотелось написать, что она видела их в торговом центре, но она смогла удержаться.

— Понятно. А завтра пойдем?

— Посмотрим, — написала Снежана, которая прежде всегда могла расписать свою неделю заранее. — Вдруг, что произойдет.

— Я тебя чем-то обидела? — поступившись гордостью решила узнать Марта.

— Нет. Почему ты так решила?

— Не знаю. Ты как будто не хочешь со мной общаться.

— Мааааааар, ты чего? Неправда.

Весь урок Снежана сидела молча, то и дело переписываясь с кем-то в телефоне. Когда она переглянулась со Светкой в другой части класса и захихикала, Марта, наконец, поняла.

После школы они шли домой вместе и болтали о всякой ерунде, пока Марта не решилась все-таки поговорить с подругой.

— Тебе больше нравится общаться с Ирой и Светой?

— Нет, почему ты так решила? — Снежана как-то странно улыбнулась.

— Ты с ними проводишь много времени. Мне нравилось, как мы общались, но ты стала другой.

— Мар, если говорить честно, то дело то не во мне, а в тебе.

— А что я сделала? — Марта остановилась.

— Ты… Ладно. Может не будет об этом? — снова эта странная улыбка.

— Нет, не ладно. Что ты хотела сказать?

— С тобой очень трудно общаться особенно в последний год. Ты постоянно в себе, постоянно молчишь, а, когда я пыталась тебя взбодрить, ты вечно гавкаешь, как собака.

— Как собака? Вот так ты обо мне думаешь, — Марта попыталась развернуться и уйти.

— Я не это имел ввиду, — Снежана схватила ее за рукав. — Ты огрызаешься или игнорируешь, когда я предлагала тебе сменить прическу, одежду или не обращать внимание на дурацкие списки ребят. И получается, как будто только я постоянно что-то делаю, а ты пребываешь рядом.

— Стало значительно лучше, — с сарказмом заметила Марта.

— Ну, ты же понимаешь, что я хотела сказать! — Снежана заволновалась от чего ее движения стали более резкими.

— Да, я поняла, что я собака и амеба, которая ползает за тобой. Спасибо.

— Вот опять! Я тебе сказала правду, а ты отталкиваешь меня. Как мне должно нравиться с тобой общаться, если все вечно оборачивается вот так?

— То есть только я во всем виновата? — Марта разозлилась, что было слышно по ее голосу.

— Ты тоже меня обвинила! И, между прочим, да! Ты виновата! Ты редко спрашиваешь, как у меня дела. Тебе словно нужна не дружба, а чтобы был кто-то рядом, чтобы не быть совсем одной.

— Вот так? Я хотя бы не вру. Я видела вас вчера в торговом центре.

Снежана на несколько секунд потеряла дар речи, чем тут же воспользовалась Марта, развернулась и пошла домой другой дорогой. Пока она шла, ей очень хотелось сорвать резинку с головы, чтобы бесконечный поток волос закрыл ее от этого мира, но Марта смогла обуздать столь очевидное и бессмысленные желание.

— Я сильнее, я сильнее, я сильнее, — повторяла она себе, проносясь между серых домов и таких же серых улиц.

Снежана еще долго смотрела подруге вслед, стараясь переварить произошедший разговор. Юная кровь бурлила в венах, а инстинкт самосохранения и гордость знали свое дело, и вместо того, чтобы взвесить все за и против, Снежана пришла к простому выводу: «Да, это Марта во всем виновата. Она невозможный человек. Я старалась, как могла. Делала все от меня зависящее, но ей плевать, поэтому пошла бы она куда подальше». И с этим выводом Снежана отправилась домой. Самое ужасное состояло в том, что она почувствовала облегчение, словно избавилась от тяжкого груза, что тащила долгие годы, но на самом деле это было правдой лишь отчасти. Удобной правдой, которая опять же поможет не чувствовать свою ответственность.

На следующий день Марта планировала демонстративно сесть за парту и не разговаривать с подругой, давая ей тем самым знать, что она обижена. Но стоило Марте зайти в класс, как она увидела совершенно пустой стол. Снежана еще ни разу не приходила позже Марта.

— Может быть, что-то случилось? — подумала Марта и потянулась за мобильным.

С другого конца класса послышался знакомый смех. Марта подняла взгляд и увидела, что ее подруга пересела к Свете и Ире. Их взгляды на мгновение встретились, но Снежана тут же отвернулась.

Раздался звонок и в класс зашел учитель. Стоило ему грозно на всех взглянуть, как от шуточек и смеха не остались и следа. Марта понуро села за парту, достала учебник и тетрадь и попыталась сосредоточиться на уроке, но мысли уносили ее к Снежане. Сопротивление было сломлено через каких-то десять минут, и вот она уже набирала сообщение: «Ты на меня обиделась? Прости». От былой гордости не осталось и следа — ее место заменил страх потерять близкого человека.

Марта услышала, как завибрировал телефон Снежана, лежащий на столе. Она разблокировала экран, прочла сообщение и снова заблокировала, оставив без какого-либо ответа и даже не повернувшись к Марте.

— Конец? — спросила себя Марта, но не желала отвечать на поставленный вопрос.

Она не могла понять почему так произошло. Эмоции зашкаливали, не позволяя разуму разобраться в сложившейся ситуации, и все, что оставалось это желание вернуться на несколько дней назад, чтобы избежать конфликта и сделать все правильно. Жаль, жизнь почти никогда не дает вторых шансов. Если в отношениях между людьми возникает раскол, и они ничего с этим не делают, то со временем он превращается в бездну, которую не преодолеть. Подруги дошли до того момента, когда Снежана больше не могла и не хотела общаться с Мартой. Она устала, ей надоело — и вот эти самые чувства никак нельзя исправить словом «Прости».

Вроде бы такая крохотная перемена, но такое большое значение. В школе Марта осталась совсем одна, а за ее пределами была бабушка и еще дальше Август. Юная девушка почувствовала себя такой одинокой и беззащитной. Почти каждому человеку знакомо это чувство. Когда кажется, словно весь мир уходит у тебя из-под ног, а ты стараешься удержаться на крохотном клочке и протягиваешь руки к людям, в которых видел тех, с кем всю жизнь будешь идти одной дорогой. Но они молча смотрят на тебя и уходят, и ты чувствуешь, как под ногами начинает дрожать последняя опора.

Осенний город, лишенный красок, стал для Марты еще более бесцветным, каким-то прозрачным. Весь день она ждала ответа от Снежаны, но, не дождавшись, написала снова: «Привет. Может поговорим?». Надпись под именем поменялась на слово «в сети», а затем почти сразу превратилась в «был(а) в 21:15».

— Может быть, занята, — успокоила себя Марта, продолжая каждые пять минут проверять телефон.

Снежана несколько раз была в сети, но отвечать не собиралась. И этого уже никак нельзя было оправдать занятостью или тем, что она не видела сообщение, потому что прежде она всегда отвечала почти моментально.

Закончив домашние дела, Марта легла на кровать и укрылась одеялом с головой. Еще несколько минут посмотрела на окно их чата, а затем заблокировала телефон и спрятала под подушку.

26

Первое, что ощутила Марта, оказавшись в доме снов, это холод. Температура определенно опустилась ниже ноля. Изо рта струились клубы пара, готовые вот-вот превратиться в острые льдинки и осыпаться на пол. Девушка ощутила, как кожа покрывается мурашками.

— Вот ты где, — из-за угла появился Август, держа в руках зимнюю горнолыжную куртку. — Давай надевай скорее.

На нем же была непонятная лохматая шуба чуть ли не до самого пола.

— Что здесь случилось?

— Ты меня спрашиваешь? — Марта еще никогда не видела его таким удивленным. — Это ты мне должна рассказать, что вообще происходит. Я прихожу, а тут морозилка, как в мясной лавке. Так, — Август порылся в карманах и достал оттуда вязаную серую шапку. — И это надень.

— Не хочу, — девушка отодвинула от себя руку с шапкой.

— Замерзнуть предпочитаешь? Я не знаю, что происходит с людьми, которые замерзают во сне. Проснешься, например, не помня ничего вплоть до первого класса, и пойдешь собирать кубики.

— Ладно, — она взяла шапку и напялила на голову, надеясь, что это его заткнет.

— Пойдем, — не дожидаясь ответа, Август исчез с горизонта, оставив Марту стоять в коридоре.

Она взглянула на входную дверь и, увидев обледенелую ручку, поняла, что можно даже не пытаться сегодня ее открыть. Когда она пришла к гостиную, Август сидел возле камина и безуспешно пытался его развести.

— Поленья, как глыбы льда, я уже молчу про газету, которая рассыпается в руках. Может быть, ты уже скажешь, что произошло?

— Я поругалась со Снежаной.

— И что? Это повод тут все заморозить?

— Нет, я совсем с ней поругалась, — едва Марта произнесла это, как неизвестно откуда подул холодный воздух.

— Ооо, — протянул Август, глядя вверх.

— Что? — Марта подняла взгляд вслед за ним.

В воздухе кружились крошечные, но все-таки снежинки. Они медленно-медленно падали вниз, оседая тонким белым слоем на предметах.

— Еще немного и здесь метель начнется. Расскажи мне все по порядку. Я бы предложил тебе чай или хотя бы кипяток, но не выходит.

Укутавшись в куртку, Марта принялась пересказывать Августу события прошедших дней, но на этом она не остановилась и устроили целый экскурс в историю их дружбы, начиная с тех далеких времен, когда они встретились на подготовительных занятиях в школе. Марта вспомнила, что их объединило и грустная улыбка с привкусом горячих слез, что скатывались из глаз, появилась на лице.

Марта не помнила сколько ей было лет, но события всплыли так отчетливо, словно случились только вчера. Она сидела за маленьким столиком и рисовала домик, собачку и дяденьку с длинными руками и ногами в смешной шляпе. Это был дедушка Боря, а рядом с ним сидел беспородный пес по кличке Рыж, которого Марта очень любила, а он терпеливо переносил ее бесконечные объятия.

Девочка нарисовала дерево, и теперь нужно было добавить ему листву. Она потянулась за зеленым карандашом в коробку, но тут с другой стороны стола еще одна ручка схватила тот же самый карандаш.

— Ой, — сказала девочка. — тебе надо?

— Да, — кивнула Марта.

— Мне тоже, — девочка озадаченно смотрела на один карандаш и два рисунка. — На, я нарисую желтым.

— Давай по очереди?

— Давай, — они обе рассмеялись.

Как-то само собой, Снежана подсела к Марте, и они начали обсуждать рисунки. И вопрос дружбы стал делом времени.

Марта закончила свой рассказ и попыталась утереть слезы, но вместо них собрала с щек замерзшие льдинки.

— Да уж, — вздохнул Август. — Иногда не понятно, как и почему мы начинаем дружить с определенными людьми. Мы можем быть такими разными, и все равно нас тянет друг к другу. Нам хочется делиться с этим человеком самым сокровенным, вместе что-то придумывать, вместе радоваться и грустить. У меня в жизни было не так много друзей…

— У тебя? Не может быть, — воскликнула Марта.

— Представь себе. Но, честно говоря, настоящих друзей и не может быть много. Как бы нам ни хотелось, но большинство останется в качестве знакомых и не более, а вот друзей. Настоящих друзей всегда мало. Потому что это особенные люди. Как… Вот ты какое мороженое любишь?

— К… клубничное, — не ожидая такой вопрос, ответила Марта.

— Вот. А что насчет шоколадного или ванильного?

— Они слишком сладкие.

Август хитро улыбнулся.

— Может быть, ореховое или банановое?

— Нет, фу, — девушка поморщилась, вспомнив их вкус.

— Видишь? Так и с друзьями. Людей много, как вкусов мороженого, но только один или два будут тебе по-настоящему нравится. Так вот. У меня было не так много друзей. Если задуматься, то, наверное, всего двое. Один в школе. Его звали Артем. А второй по имени Олег жил в соседнем дворе. С Олегом мы подружились со временем, когда родители возили нас в коляске. Время шло и вместо колясок мы уже путешествовали на четвереньках, затем начали ходить и бегать. У нас был миллион разных игр, начиная с банальных салок и заканчивая тем, что мы представляли себя рыцарями крестоносцами. Как и любые другие люди, мы иногда ссорились. Самым глупым в ссорах были даже не драки, а то что мы плевались друг в друга. Оглядываясь назад, понимаю, как это… странно, но, в конце концов, мы были детьми. Вместе с тем, в классе я дружил с Артемом. Наше общение не выходило далеко за пределы школы. Едва звенел звонок, как каждый думал о своем и сломя голову бежал домой. Нас объединяло отношение к одноклассникам и учителям. Почему-то мы видели одно и тоже, даже слова в голову приходили одинаковые. Годы шли, времена менялись, и менялась наша дружба.

— Почему? — нахмурившись так, что даже приподнялся кончик носа, спросила Марта.

— Потому что меняются сами люди. Их взгляды, интересы, даже характер обретает новые черты. Что-то в нем усугубляется, а что-то наоборот сглаживается. Но, понимаешь, Марта, перемены не всегда бывают такими, как нам бы того хотелось. Иногда из-за них люди становятся чужими друг другу. И в какой-то момент ты смотришь на человека и понимаешь, что вас связывает прошлое, но никак не настоящее.

— Мне так не нравится.

— А мне, думаешь, нравится? Но ни ты ни я не являемся центром мира. Он живет по своим законам и правилам, тем более, когда речь идет о желаниях других людей. Мы должны уметь принимать это с благодарностью, — Август задумался, а затем выдохнул густое облако пара, в котором Марте показалось, что они видит очертания двух детей, словно короткое мгновение из воспоминаний. — Олег все реже выходил гулять. Говорил, что занят. А даже если и выходил, то был каким-то отстраненным, но я и сам чувствовал, что былого интереса и понимания между нами уже нет. Мне кажется, что я писал и звонил ему чисто на автомате. Понимаешь? Привычка, от которой больно отказываться, потому что мол, как это вообще так? А вот так. Есть вещи, которые уходят, и нельзя им мешать. Я заглядывал внутрь себя и понимал, что лучше посижу дома или задержусь после школы, чтобы побродить с Артемом, нежели чем встречусь с Олегом. И, когда я принял эту мысль и перестал пытаться угнаться за уезжающим поездом, мне стало легче, правда, с Олегом мы перестали общаться совсем. Иногда виделись, здоровались, но на этом все. Конечно, ты сейчас, наверняка, захочешь сопротивляться и будешь рассказывать, что вы со Снежаной не такие. Нет, Марта. Мы все люди, и у нас у всех есть подобные истории. Возможно, у вас все наладится, но даже если и нет, то в этом нет никакой трагедии. Все живы, здоровы, просто ваши пути разошлись. Вот, скажи, ты любишь Снежану?

— Да. Я хочу с ней общаться, как прежде. Нет, не как прежде, как в средней школе.

— Так скажи ей об этом. Позвони или напиши, если она не захочет слушать. Скажи то, что ты думаешь. Не умоляй, не шантажируй, а выскажи свою позицию. И если после этого ничего не наладится, то отпусти ее. Ты ведь сказала, что любишь ее, а значит желаешь добра, так?

— Да, — кивнула Марта, кутаясь все глубже в куртку.

— Тогда ты не можешь заставлять ее дружить против воли. Отпусти. Может быть, однажды вы и будете общаться, как прежде. Кто знает… А теперь не пора ли нам немного прибавить температуру в доме?

Марта ничего не ответила, но температура начала повышаться. Исчезли снежинки и пар изо рта. Воздух перестал обжигать легкие, и, кажется, им обоим скоро должно было стать жарко в их теплых нарядах.

— Вижу, ты поняла. Отпусти то, что не можешь удержать, и прими с благодарностью время, что у вас было. Знаю, вижу по твоим глазам, что тебе обидно, и ты не хочешь, но так надо. Со временем станет проще. Попробуем разжечь огонь?

— Угу, — пробурчала Марта в ворот куртки.

Август проверил поленья в камине, взял бумагу и без каких-либо проблем смял ее, что вызвало довольную улыбку, и, кажется, Марта даже услышала нечто похожее на хихиканье. Пламя ярко вспыхнуло, охватывая каждое из поленьев, и комнату залило теплым светом.

— А что случилось с Артемом?

— Что? — не расслышал Август.

— Ты сказал, что у тебя было два друга.

— Ах, да. С Артемом ничего не случилось. Мы общаемся до сих пор. Конечно, не так, как было в школе, но, тем не менее, списываемся, обсуждаем то одно то другое и всегда готовы прийти на помощь друг другу. Я не считал, но число случаев, когда я приходил ему на выручки и наоборот, перевалило за двадцать.

— То есть вы не видитесь каждый день?

— Нет, не видимся. От силы раз или два в месяц.

— Но разве это дружба?

— Конечно! — воскликнул Август. — Дружба не определяется количеством времени, которое вы проводите вместе. Это, скорее, особый образ мыслей в совокупности с доверием.

Языки пламени весело танцевали на домике из поленьев, отбрасывая смешные тени на окружающие предметы. Медленно, но верно мир возвращался в привычное русло. Даже негативные моменты способны принести пользу, ведь, оттаяв ото льда, растения, властвующие над домом, не могли найти в себе силы, чтобы вернуться на привычные места. Марта и Август не видели этого, но стебли растений темнели и скрючивались, отпуская стены, потолок и пол. И только самые настырные из них продолжали удерживать позиции.

— Любовь, — задумчиво произнес Август и, откинувшись в кресле, уставился в потолок так, словно там была не потрескавшаяся побелка, а бездонный черный океан с мириадами звезд. — Раз уж мы в каком-то смысле заговорили об этом, скажи, а что такое любовь? По-твоему. Я имею ввиду в первую очередь любовь между мужчиной и женщиной.

— Я не знаю, — поспешила ответить Марта.

— Неужели так уж и не знаешь? Ты прочитала столько книг, посмотрела так много фильмов, и, наверняка, сама успела ее почувствовать. Я никогда не поверю, что такой человек, как ты, не знает, что такое любовь.

— Нет, — соврала Марта и покраснела.

— Ты так спряталась в куртку, чтобы я не видел твой румянец, но он там. Марта, я знаю тебя.

— Тогда, если знаешь, зачем спрашиваешь?

— Затем, что я хочу, чтобы ты не боялась ни своих чувств, ни своих мыслей. Я хочу, чтобы ты могла говорить о них с гордостью, а не со стыдом, как будто сделала что-то плохое. Хочешь я начну первым?

Марта кивнула, продолжая смотреть на Августа, как испуганный ребенок в кабинете врача, намеревающегося взять немного крови на анализ.

— Да, я любил, — громко и четко сказал Август. — Может быть, кто-то здесь не слышал? — он огляделся по сторонам и почти прокричал. — Да, я любил! Прежде думал, что это случалось со мной ни раз и ни два, но, как оказалось, я не понимал, что значит слово «Любовь». Вот все-таки, как ты опишешь любовь?

— Ты ведь не отстанешь?

— Дай подумать, — Август почесал затылок, — конечно, нет. Вспомни, как мы танцевали. Здесь тоже нечего стыдиться. Давай.

— Ну, — протянула Марта, — это когда хочешь быть рядом с человеком. Хочешь, чтобы он считал тебя кем-то особенным. Слушать, как он говорит, рассказывать всякое. При… прикасаться.

— Что? Я не расслышал? — Август подставил ладонь к уху.

— Прикасаться к нему. Вот ты заноза.

— Стараюсь, как могу, — ухмыльнулся Август. — Ты говоришь все правильно, но с одним «Но». Ты говоришь о своих желаниях. Быть рядом, прикасаться и так далее. Но разве любовь проявляется только в том, чего хочешь ты? Разве это эгоистичное чувство?

— Я не понимаю, — Марта помотала головой.

— Ты хочешь, чтобы человек, которого ты любишь был счастлив?

— Да, — здесь не могло быть никаких сомнений.

— Но ведь желание счастья другому человеку вовсе не означает, что ты получишь то, что сама хочешь. Понимаешь, я считаю, что любовь в первую очередь — это полностью бескорыстное чувство. Когда ты любишь человека настолько, что желаешь ему счастья даже при условии, что тебя не будет рядом с ним. К сожалению, любовь не всегда бывает взаимной. Здесь, как и с проходящей дружбой, ничего не поделаешь. А если все, чего ты хочешь, это чтобы человек был только с тобой, слушал только тебя и делал то, что тебе хочется вне зависимости от его желания, то это никакая не любовь, а самое обыкновенное желание обладать, как вещью.

— Но если человек не хочет быть с тобой, то зачем все это?

— Что это? Любовь? Вот это вопрос. А ты влюблялась для чего-то? У тебя была какая-то особенная цель с выгодой?

— Нет, оно получилось… как-то само собой.

— Вот именно. Мы влюбляемся не для чего-то и не почему. Можно называть это химической реакцией в организме, можно говорить о состоянии души — это все не важно. Важно то, что мы влюбляемся непредсказуемо. И если это настоящая любовь, то в первую очередь ты хочешь, чтобы человек был счастлив. Представляешь себе отношения, когда оба так относятся друг к другу? Доверяют, помогают, уважают границы, не заставляют становиться другим человеком и, конечно, заботятся. Не ради похвалы, не ради ответных благ, а ради самой любви.

— Это красиво, — согласилась Марта, — но разве так бывает?

— Надеюсь, что бывает, — девушка услышала в его голосе тоску и нечто похожее на разочарование.

— То есть ты ради любимого пожертвовал бы всем?

— Да, — без сомнений ответил Август, — но один момент. Если этот человек тебя использует ради своих целей, то есть он причиняет этим тебе или кому-то другому вред, то, само собой, нет. Я готов пожертвовать всем ради любимого человека, который не обернет мои чувства во зло. Я понимаю, это звучит сложно, и здесь есть очень тонкая грань. Но если задаться этим вопросом, то со временем все станет понятно.

Любовь бескорыстна… — задумчиво произнесла Марта, глядя на огонь.

Август ничего не сказал, а только довольно посмотрел на нее и тоже повернулся к огню.

Марта понимала, о чем говорил Август, но не могла до конца принять, ведь это казалось таким неправильным и противоречащим собственным желаниям. Она хотела, чтобы Снежана с ней дружила, она хотела, чтобы любовь была чувством, когда ты получаешь то, что тебе хочется. Она хотела… Она хотела… Она хотела… И вот тут Марта поняла разницу.

— Ну, что? Пора просыпаться? — Август кивнул в сторону окна, где показались рассветные лучи.

— Пора, — улыбнулась Марта. — Спасибо, что ты есть.

— Не за что, — он подмигнул в ответ.

Марта растворилась в воздухе, оставив после себя зимнюю куртку, которая упала на пол, а Август продолжил сидеть и смотреть на огонь. Ему становилось все труднее скрывать нарастающую дрожь в руках и периодические головокружения, пытавшиеся сбить с ног. Любая мелочь, сделанная им в доме снов, высасывала из него силы. А что уж говорить о каких-то значимых действиях? То и дело накатывали приступы тошноты, а иногда голова раскалывалась так, словно кто-то забивал в нее раскаленные гвозди, но Августу все еще удавалось держать это в секрете от Марты.

27

Моя дорогая Марта,

В своей истории я добрался до момента, когда ты исчезла из моей жизни. Прежде я рассказывал о тебе, словно о ком-то другом, но в этой части я не могу так поступить и буду обращаться непосредственно к тебе.

Я плохо помню остаток дня после того, как прочел письмо. Все, как в тумане. Помню лишь отдельные вспышки: улица, вагон трамвая, лифт, горячую воду, бегущую из-под крана. Помню еще, что пытался звонить тебе, но вместо ответа слышал долгие протяжные гудки, не сулившие ничего хорошего. Набрал твоим родителям. Отец не захотел со мной разговаривать, а коротко ответил: "Не знаю". Но потом трубку взяла твоя мама. Вот она рассказала о том, что ты уехала из города в долгую командировку и попросила их приглядывать за квартирой. Никакой другой информации у нее не было.

У меня не оставалось сил ни злиться, ни биться в истерике, ни паниковать. Каким-то образом я добрался до кровати и вырубился. Бесконечная пустота преследовала меня весь сон — ни звуков, ни предметов, ни света, ни собственного тела.

Утром я проснулся совсем в другом мире — в мире, где нет тебя.

Как жаль, что в жизни далеко не всегда все складывается так, как нам бы того хотелось. Иногда мы вынуждены платить за это страшную цену, но в конечном итоге понимаем, что так и должно быть. Чувство утраты, несбывшиеся мечты, неудовлетворенные желания, непобежденные страхи и многое другое. Мы сталкиваемся с ними день ото дня и учимся принимать. Жизнь — это не только мед, но еще и деготь. Обволакивающий, липкий и не желающий отпускать. Пойми, жизнь — это свет и тьма, столкнувшиеся в бесконечном изнуряющем танце. И от того нужно уметь принимать удары судьбы. Раз за разом подниматься с колен, чтобы выйти из тьмы. А со временем, когда научишься принимать неизбежное ты сможешь помочь тем, кто считает, словно свет погас навсегда. Ты представляешь, как много тех, кто заблудился во тьме? Кто-то продолжает слепо натыкаться на стены или вовсе лежит, потеряв остатки сил. Мы можем помочь друг другу. Добрым словом, прикосновением, а иногда достаточно даже просто быть рядом.

Приняв душ и позавтракав, я, наконец осознал, что вчерашний день был вовсе не дурным сном, а самой что ни на есть горькой реальностью.

Марта ушла, — сказал я вслух, чтобы слова перестали метаться в голове в поисках выхода.

Где-то глубоко внутри все еще теплилась надежда, что сейчас откроется дверь, и ты зайдешь, как ни в чем ни бывало, но разум прекрасно понимал, что это не так.

Я не прекращал искать тебя день, два, неделю, месяц. Все было бесполезно — никто и ничего не знал о тебе. Ты исчезла без следа, без единого намека на то, куда отправилась, в последний раз выйдя из своего подъезда.

Работать стало невмоготу, аппетит пропал. Я начал напоминать призрак человека, которым некогда был.

— Ты так страдаешь от того, что она тебя бросила? — спросил меня как-то друг. — Небось укатила в другой город, начала жизнь с чистого листа.

И тут я впервые задумался: от чего же я в действительности не находил себе места? Ответ пришел неожиданно быстро и казался очевидно простым.

— Нет, — ответил я. — Меня очень беспокоит, что с ней. Если бы я знал, что у нее все хорошо и для этого я ей не нужен, то я смог бы успокоиться, а со временем отпустить ее из своих мыслей. Но я не знаю, что с ней произошло. Это не дает мне покоя. Может быть, ей нужна помощь? Может быть, она страдает или что еще хуже? Даже думать об этом не буду. В общем, дело вовсе не в том, что меня бросили.

— Что за ерунда? — нахмурился друг. — Как такое вообще возможно?

— Потому что я люблю ее, — ответил я и грустно улыбнулся.

Время продолжало тянуться невыносимо медленно, растягиваясь, как древесная смола. А я все искал и искал. Несколько раз заходил на твою страницу в социальных сетях, но меня всегда встречала одна и та же дата — день, когда ты исчезла.

По какой-то причине мне одному была небезразлична твоя судьба. Даже твои родители только пожимали плечами, но не проявляли ни малейшего интереса. "Уехала и уехала. Оставь ты уже ее и нас в покое" — сказал твой отец, когда я порядком успел им надоесть.

С тех пор, как я с тобой познакомился, я каждый день просыпался с твоим именем на устах и засыпал с мыслями о тебе. Это было подобно безумию, расскажи о котором окружающим меня бы подняли на смех. Долго размышляя о том, как и почему это произошло, я пришел к еще одному простому выводу. С самого первого дня на белом свете я, сам того не понимая, скитался по жизни в поисках человека… нет, правильнее будет сказать души, в которой увижу собственное отражение. Она не будет моей копией. Ни в коем случае. Она будет продолжением меня самого. Год за годом я заходил не в те двери, сидел не на своем месте, говорил с ненужными людьми. Время шло, оставляя после себя горькое послевкусие, которое ошибочно принято называть реальностью. Мне говорили, что идеальных людей не бывает. Это так. Меня уверяли в том, что не существует половинок душ, которым суждено встретиться. Что ж… И с этим я могу согласиться. Но я вовсе не намерен соглашаться с тем, что не бывает родственных душ, которые, встретившись взглядами, только и будут, что тянуться друг к другу. Желая согреть, желая быть ближе, желая разделить свои радости и свою скорбь.

Я верил, что встретил такую душу, только слишком израненную жизнью, которая частенько бывает несправедлива. И вот пройдя долгий путь, я был готов снова это повторить: Марта, ты моя родственная душа, и я сделал бы для тебя все.

Однажды декабрьским вечером, когда поздно возвращался домой, я шел в свете блеклых фонарных столбов. Белый снег большими хлопьями падал с неба, засыпая собой город. С каждым шагом под ногами раздавался хруст, но я не обращал на него внимания, а просто шел. Неожиданно дорогу мне преградила какая-то тень. Я поднял взгляд и увидел перед собой непонятного человека в длинном плаще, который никаким образом не соответствовал погоде.

— Август, — обратился он, и у меня все сжалось от страха. — Не бойся, я не трону тебя. Даже ближе не подойду.

— Кто вы? — спросил я, сжимая руку в кулак на всякий случай, а сам пытался рассмотреть лицо собеседника, но оно было настолько странным, что я даже не мог запомнить его и на секунду.

— Случайный прохожий. Отозвался он. Наблюдатель. Не важно. Я часто слышал твои мысли среди миллионов других.

— Как это? Я не понимаю. Кто вы?

— Я? — задумался незнакомец. — Я один из тех, кто присматривает за людьми.

— Ангел? — с недоверием спросил я, полагая, что встретил сумасшедшего.

— Нет, до ангела мне далеко. Просто один из наблюдателей этой мира. И я хочу помочь тебе.

— Помочь мне? Если же вы такой всесильный, то почему не помогли Марте?

— Август, я наблюдатель. И не лезу в человеческую жизнь за исключением крайних случаев. Даже сейчас, разговаривая с тобой, я нарушаю правила, но, мне кажется, оно того стоит.

— Мне было приятно поболтать. Я, наверное, пойду. Хорошего вечера, — сказал я и двинулся вперед

— Подожди. Выслушай меня, а потом иди. Это в твоих же интересах.

— Хорошо, — вздохнул я и остановился.

— Я знаю, как сильно ты любишь Марту. Я знаю, на что ты готов пойти. Ты считаешь, что она твоя родственная душа? Ты прав.

От удивления я открыл рот и замер там, где стоял.

— Благодаря вашей связи ты можешь все изменить.

— Как? — тут же спросил я, ощутив волнение.

— Но, Август, я сразу тебя предупрежу, что цена слишком высока.

— Это не важно. Я хочу найти ее.

— Нет, ты ее не найдешь, — покачал головой незнакомец, — но ты можешь спасти Марту до того, как жизнь сломила ее. Сны — это самое волшебное место, ведь это не только образы в твоей голове, но и двери, в другие миры, прошлое и будущее. Надо только знать, куда идти. В следующий раз, когда будешь засыпать думай о Марте. Вспоминай все самое лучшее и представь себе дверь, за которой она скрывается. У тебя получится далеко не сразу, но если ты будешь достаточно настойчив, то все получится. Ты сможешь вернуться в ее прошлое. Ты ведь знаешь, когда ее жизнь стала другой?

— Знаю, — ответил я, вспоминая, как Марта сама мне об этом рассказывала.

— Так вот и ищи дверь в то время. Каждый раз, когда ты будешь ложиться спать, ты будешь оказываться в ее снах. Рядом с ней. И сможешь помочь преодолеть трудности, но, Август, такие путешествия будут высасывать жизнь из тебя. Понемногу, по капле, но дальше все больше и больше. А если ты решишься что-то сделать в ее сне, то сам ощутишь, как жизнь будет уходить из тебя. Или ты можешь оставить Марту в прошлом и вернуться к своей жизни. Впереди тебя ждет немало хорошего, но, пока не отпустишь ее, ты будешь страдать.

— Ты все-таки ангел?

— Нет, — улыбнулся незнакомец. — Я уже сказала тебе, что до ангела мне слишком далеко.

— Я постараюсь сделать то, что ты сказал, — ответил я, хотя все внутри кричало, что это полная ерунда.

— Или оставь ее. Видя твои муки, я хотел, чтобы у тебя было право выбора.

— И я выбрал.

— Да, ты выбрал то, что может тебя уничтожить.

— Это неважно. Я хочу, чтобы Марта была счастлива.

— Тогда удачи, мой друг. Она тебе понадобится, — незнакомец кивнул в знак уважение и каким-то образом моментально исчез, оставив от себя лишь глубокие следы на белом снегу.

Я вернулся домой полный раздумий. С каждой минутой произошедший разговор казался мне все бредовее, но все-таки с этого дня я каждую ночь думал о тебе и представлял дверь, за которой обязательно тебя найду.

Почему-то мне представлялась большая дубовая дверь, покрашенная в зеленый цвет. Но она продолжала оставаться нереальной, и потому я никак не мог подойти к ней.

Мое упрямство не позволяло сдаться — я как баран бился в закрытую дверь, пока однажды не заснул, оказавшись прямо напротив двери. Я медленно открыл ее и шагнул в неизвестность. Долгое время я странствовал по прошлому, оказываясь то в реальности, то во снах незнакомцев. Но удача все-таки улыбнулась мне, и я встретил пятнадцатилетнюю тебя на автобусной остановке.

С тех самых пор я множество раз бывал с тобой в твоих снах, потом просыпался и шел на работу. Самочувствие и вправду начало быстро ухудшаться. Появились мигрени, я сильно похудел, а руки теперь дрожат, как у престарелого матроса. Хоть я и знал ответ, но решил обратиться к врачу. Он провел множество анализов и тестов. Каждый раз врач только тяжело вздыхал, ведь не мог найти ничего, что указывало бы на тяжелый недуг. Зато он выписал мне снотворное, и засыпать стало легче.

— Я не знаю, — сказал доктор. — Как будто что-то буквально высасывает из вас жизнь.

— Понятно, — только и ответил я.

— Я бы порекомендовал вам обратиться к психиатру.

— Спасибо, я подумаю.

Но, конечно, думать не стал — в этом не было никакой нужды.

Я вижу, какого прогресса мы смогли достигнуть, и не собираюсь останавливаться. Я обязательно тебя спасу.

Не знаю, кем был тот незнакомец. Мне так и не довелось повстречаться с ним второй раз, но он подарил мне шанс один на миллион. За это я буду всегда ему благодарен.

Признаюсь честно, в тот вечер незнакомец сказал мне кое-что еще, о чем я пока вынужден промолчать. К сожалению, очень скоро ты сама узнаешь, что произойдет.

Вот мы и добрались до конца моей истории.

Некоторые назвали бы меня тряпкой или подкаблучником — это не так, потому что дело здесь вовсе не в гордости или в том, как мы привыкли вести себя в обществе. Дело в любви. Самой настоящей и прекрасной. И тут нет места для гордыни или злости, а кто с этим не согласен… Что же. Их право.

До свидания,

Твой Август.

28

Едва ли Марта ожидала, что идея отца созреет за две недели до концерта. Ей начало казаться, что он никогда ее не озвучит и позволит дочери самой выбирать, чем заняться в жизни, но у реальности были другие планы.

— Доброе утро, — сказала Марта, увидев на пороге кухни отца с матерью.

— Доброе утро, — ответила мама, но не улыбнулась.

— Доброе, — отец сразу же сел за стол. — Нам нужно с тобой поговорить.

— О чем? — сердце моментально ушло в пятки.

— Мы с твоей мамой все, как следует, обсудили и пришли к единому мнению, да?

— Да, — кивнула мама, сжимая край халата.

— С сегодняшнего дня больше никакой скрипки и траты времени в пустую. У тебя через год выпускные экзамены, а затем поступление в институт. Я видел твое оценки. Пора заняться нормальным делом, а не развлекаться.

— Нет, — с трудом произнесла Марта.

— Что значит нет? Я не спрашиваю твое мнение. Я констатирую факт. С сегодняшнего дня все. Точка. Я устал смотреть, как ты тратишь время в пустую.

— Я не хочу. До концерта осталось совсем немного, — Марта чувствовала, как подкатывают слезы. — Не отбирай то, что мне нравится.

— Знаешь ли, мне тоже много всего нравится…

— Тогда почему ты этим не занимаешься?

— Вот дерзить мне не надо, — отец стукнул кулаком по столу. — Если я чем-то не занимаюсь, значит это бессмысленное занятие, от которого только вред.

— Я не брошу занятия, — девушка пыталась защищаться, но в горле предательски пересохло, а трепет перед отцовской властью был все еще очень силен.

— Я еще раз повторяю: я не спрашивал тебя, что ты хочешь, а что нет. Даже если сейчас тебе кажется, что я не прав, то потом ты мне еще спасибо скажешь.

— Нет! — закричала Марта вскочив с кресла. — Это моя жизнь. Я не делаю ничего плохого. Я хочу заниматься музыкой.

— Ты не обнаглела ли, дорогая моя? — отец тоже перешел на крик, но его голос звучал по-настоящему грозно в сравнении с писклявым голоском Марты. — Пока ты здесь живешь, и пока я за тебя отвечаю, ты будешь делать так, как тебе говорят. Ты разве сама зарабатываешь на еду, на одежду? А, может быть, ты сама квартиру оплачиваешь?

— Ты не прав. Нельзя отнимать…

— Хватит Мне Перечить.

— Я не вещь. Почему я не могу заниматься тем, что нравится? Я не понимаю!

— Я тебе миллион раз уже ответил. Потому что твое бренчание фигня, которая никому не нужна.

Марта то и дело поглядывала на маму, ожидая услышать от нее хоть какую-то поддержку, но вместо этого она, прикусив нижнюю губу, стояла и молчала бледная, как мел, пока руки с силой сжимали край халата. Даже если мама и хотела заступиться за дочь, то ее желание не находило никакого отражения в реальности.

— И да, — продолжал отец. — Ты не вещь, но ты еще неразумный ребенок, который жизни не видел и не знает, как бывает трудно. Пока мы живы ты должна впитывать наш опыт и наши знания, а вместо этого ты что делаешь?

— Я… Я… Я…, — Марта больше ничего не могла ответить и выбежала из кухни.

Девушка схватила рюкзак, кое-как обулась и, сорвав с вешалки куртку, помчалась прочь. Она хотела оказаться, как можно, дальше квартиры, где находились люди, пытавшиеся уничтожить ее жизнь. Сердце билось с бешеной скоростью, а чувство обиды душило, вцепившись двумя руками в горло. Пробежав несколько домов, Марта остановилась тяжело дыша. Она достала телефон и судорожно набрала номер бабушки. Та ответила заспанным голосом через несколько гудков, но, услышав заплаканный голос дочери, тут же собралась и твердо сказала: «Успокойся и объясни, что случилось?»

С большим трудом, но все-таки Марта смогла пересказать разговор с отцом. Пока она заново прокручивала в голове его слова, ей казалось, что все кончено. Бесповоротная трагедия. Но бабушка даже не вздрогнула и, выслушав весь рассказ, спокойно сказала: «Не бери в голову. Иди в школу. Я сама с ним разберусь. Поняла?»

— Да, но если он правда заберет скрипку…

— Не заберет. Успокойся. Если что, переедешь ко мне. Ничего страшного. Мы со всем разберемся. Главное возьми себя в руки, — уверенность бабушки понемногу передавалась и внучке.

— Хорошо, — Марта медленно вдыхала и выдыхала холодный воздух, стараясь успокоиться.

Пока она дошла до школы, паника отступила, и дыхание вернулось в нормальное состояние. Марта смогла поверить бабушке. В конце концов, она его мать и уже ни раз выходила победителем в спорах. Папа точно должен к ней прислушаться.

В классе было шумно: учительница еще не пришла и все занимались своими делами. Тут и там слышался смех, какие-то выкрики. Марта прошла к своей парте и взглянула на соседний пустой стул. Снежана сидела со своими новыми подругами в другом ряду и о чем-то оживленно разговаривала. Сегодня Марте ее будет особенно не хватать. Пусть она и не могла поделиться всем, что творится у нее в душе, но сам факт того, что Снежана была рядом ее все-таки успокаивал.

Уроки шли медленно, сливаясь в единый серый гул. Почему-то Марта поглядывала на телефон, как будто ожидая получить от бабушки сообщение: «Все в порядке!», но телефон молчал, а сама она писать не решалась. Переходя из класса в класс, Марта не замечала никого вокруг и смотрела себе под ноги. Когда ее возможная жизнь висела на ниточке, окружающий мир переставал иметь особое значение.

Вот и прозвенел последний звонок. Марта с тяжелым сердцем понимала, что нужно идти домой, но она не знала, что ее там ждет. Родители должны были быть на работе, и что тогда? Звонить бабушке или не звонить? Что вообще делать?

— Август, ты здесь? — спросила пустоту Марта, стоя в замерзающем парке.

Никакого знака не последовало, только где-то вдалеке залаяла собака. Конечно, его здесь не было.

— Бабуль, привет. Как дела? — написала Марта и отправила сообщение.

Она продолжала медленно идти по тропинке, надеясь на скорый ответ бабушки, но ничего. Связь на телефоне была на полную, батарейка тоже не села. Тогда Марта решила позвонить. Один гудок, второй, третий — нет ответа. Оставалось только идти домой.

Когда двери лифта открылись, до Марты донесся отцовский крик. Она не разобрала слов, зато прекрасно поняла его интонацию. Сердце в груди снова заухало, отдаваясь в барабанные перепонки. Марта вставила ключи в дверной замок и сделала несколько поворотов.

— А, может быть, не заходить? — спросила она сама себя. — И буду стоять неизвестно сколько времени на лестнице? Нет, надо зайти.

Марта быстро прошмыгнула внутрь и теперь отчетливо слышало каждое слова. Бабушка была здесь и билась за внучку из-за всех сил.

— Почему ты решила, что вправе здесь командовать? — кричал отец.

— Я здесь не командую. Я защищаю от тебя Марту.

— От меня? Я желаю ей добра! Вы совсем что ли все поехавшие со своей скрипкой?

— Поехавшие? Андрей, не забывайся, я твоя мать, — бабушку сильно задели слова сына.

— Мать то мать, но ты себя вообще слышишь? Ты мне с самого утра покоя не даешь. Я из-за тебя не поехал на работу, чтобы выслушивать какой-то бред. Вначале по телефону, теперь ты еще и сама явилась.

— Все, чего я прошу, это оставить ребенка в покое. Свои диктаторские замашки можешь применять на себе сколько угодно, а другим жизнь не порть.

— Мам, опомнись. Это воспитание. Если у вас с папой не хватило сил быть со мной строже, то это не значит, что я повторю ваши ошибки.

— Наши ошибки? — поразилась бабушка. — Мы тебя плохо воспитали? Тебя надо было ремнем, может быть, сечь?

Марта, как вкопанная стояла в дверях, боясь пошевелиться. Но понимая, что здесь она можетпопасть под горячую руку, она разулась и убежала к себе в комнату.

— Да-да. Ваши ошибки. Если бы вы заставляли меня больше учиться, то сейчас у меня жизнь была бы гораздо лучше! А я только и делаю, что залатываю дыры юношества.

— Андрей, ты обалдел? Ты сейчас обвиняешь нас и оправдываешь себя в жестокости, а расплачиваться за твои ошибки будет Марта. Она чем это заслужила?

— Еще раз. Она не расплачивается. Я даю ей то воспитание, которое не дали мне, чтобы она стала успешным человеком.

— Я больше не могу. Ты невозможный человек. Ты понимаешь, что в первую очередь твоя идея фикс из-за смерти отца? Андрей, я тоже по нему скучаю. Но ты пытаешься вырезать из своей жизни все, что напоминает тебе о горе. И тут, как нельзя кстати заодно можно реализовать воспитательские замашки. Андрей, ты издеваешься над человеком. Если бы только над собой, то тебе бы и слова никто не сказал.

— Мама, уймись. Я тебе прошу. У тебя был ребенок. Ты навоспитывалась. Оставь мою дочь в покое.

— Да, как ты вообще так можешь говорить? Тебе не стыдно?

— Нет, мне не стыдно.

Забившись в угол, Марта сидела на полу обхватив колени руками. Ей очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось. В эту секунду ее не столь заботил победитель спора, как желание, чтобы они просто замолчали. Каждый вскрик отдавался в душе.

— Почему ты тут сидишь? — спросила она себя. — Бабушка защищает тебя, а отец ее обижает. Так почему ты здесь сидишь?

— Я боюсь, — ответила Марта сама себе.

— Ты не собираешься защищать себя и дорогих людей? — поинтересовался голос, который появился и обрел силу благодаря Августу.

Этот голос принадлежал другой Марте, что долгое время был вынужден молчать из-за испуганной Марты.

— Вставай. Давай, вставай.

Марта поднялась, чувствуя, как дрожат колени, и направилась на кухню откуда доносился крик. Пару раз она попытался развернуться, чтобы убежать, но голос в голове не позволил. И вот Марта стояла на пороге, глядя на раскрасневшегося отца и побледневшую бабушку. Они резко замолчали и оба уставились на нее.

— Что ты пришла? — грозно спросил отец.

— Не надо с ней так разговаривать, — вступилась бабушка. — Милая, иди к себе.

— Я не могу слушать, как вы тут ругаетесь.

— Мы? Это по твоей милости все началось, — отец знал, как бить больнее.

— Я всего-то хочу заниматься тем, что мне нравится. А не твоим тупым бизнесом и цифрами.

— Ты как с отцом говоришь?

— Так же, как ты с матерью! — парировала бабушка. — Она имеет право на собственное мнение и собственный выбор.

— Все! Заткнитесь обе! — отец с силой ударил по столу.

Он был в бешенстве. Прежде Марта никогда не видела его таким. Красное-красное лицо, раздувающиеся ноздри и сильно сжатая челюсть.

— Теперь ты еще затыкать нас будешь?

— Мама! Все. Мы закончили. Если я сказал, что с музыкой закончено, значит закончено!

— Тогда Марта будет жить у меня.

— Нет, не будет. Мама, если ты собираешься вот так лезть и дальше, то очень пожалеешь. Вы воспитывали меня абы как. Да-да. Вы. Не смотри на меня так. Я был болваном, пока сам не взялся за ум. И не надо ваше разгильдяйство и неудачу выдавать за успех. А то, что ты приплела сюда папу, это вообще не причем. Он умер уже десять лет назад, и да у него тоже была плохая профессия. Что ты на меня так смотришь? Хочешь сказать, что мы сказочно жили, когда я был маленьким? Ничего подобного. Поэтому хватит мне твоих бесполезных нотаций. Все. Я не хочу здесь находиться. Выпустите меня!

Отец, как товарный поезд, вышел в коридор, не замечая ничего на своем пути. Обуваясь, он продолжал ругаться, но уже на окружающего его предметы, а затем ушел, громко хлопнув дверью. Бабушка обессиленно села на стул.

— Бабуль, ты как? Ты побледнела?

— Старая я уже для таких споров. Дай мне, пожалуйста, водички.

Марта налила стакан и протянула бабушке.

— Андрей всегда был упрямым, но никогда я еще не слышала, чтобы он нас винил в чем-то.

— Не принимай близко к сердцу. Он сгоряча.

— Сгоряча или не сгоряча, но просто так такие слова не говорят, — бабушка закрыла глаза и тяжело вздохнула. — Марта, он не хочет ничего слушать. Уперся и все тут. Переезжай ко мне. Мы как-нибудь справимся.

— А что скажет мама?

— А что она сказала утром?

— Ничего.

— Вот-вот. Ой, как мне тяжело. Надо отдохнуть. Не думала, что так все повернется. Обычно он одумывался, а тут ни в какую.

Глядя сейчас на бабушку, Марта видела очень пожилого человека, изможденного тяжелой словесной битвой с родным сыном. Ее бледная кожа казалась еще бледнее, чем прежде, а грубые вены выступали из-под кожи, как реки.

— Хочешь, я тебе постелю, и ты приляжешь? — Марта беспокоилась за бабушку и хотела хоть как-то помочь, тем более, что все произошло только из-за нее.

— Нет, не надо. Я поеду домой. Полежу там, а потом мне много всего надо сделать. Хочешь поехали сейчас со мной? Или можешь собраться и приезжай завтра.

— Завтра. Нам много задали в школе, и я все же хочу дождаться маму, — Марта все еще надеялась на маму, хотя умом понимала, что она встанет на сторону отца.

— Хорошо, но я тебя прошу: не спорь с отцом. Чтобы он ни тебе не говорил, не поддавайся, а то так он тебя в монастырь отдаст.

Посидев еще полчасика, бабушка собралась с силами и поехала домой, оставив Марту одну в квартире.

Отец мог вернуться в любое время, что грозило продолжением ругани, но уже без бабушки. Да только время шло, а его всего не было. Когда послышался звук открывающейся двери, Марта напряглась. На пороге появилась мама. Конечно, она была в курсе событий, но, по большому счету, ей оказалось нечего сказать дочери. Ей не хотелось вмешиваться и в открытую принимать чью-либо сторону, поскольку каждый из вариантов нес собой определенные проблемы. Поэтому Марта и мама лишь обменялись мнениями, что крики и споры никак не помогают решать вопросы, и на этом все. Когда Марта засыпала в своей кровати, за окном уже давным-давно было темно, а отец так и не вернулся.

29

Едва Август открыл глаза в старом доме, как ощутил, словно все вокруг него наэлектризовано. Он поднял руку и посмотрел на нее — волоски встали дыбом, а по коже пробежало странное и в тоже время неприятное чувство. Такое ощущение, что вот-вот должна была полыхнуть ярчайшая молния, за которой последует оглушающий раскат грома, но ничего не произошло. Напряженная атмосфера растеклась по пространству, не имея для себя возможности найти выход.

— Марта? — громко прокричал Август, и его голос эхом понесся по коридорам.

Август бродил по дому, пытаясь найти свою подругу, но везде натыкался только на пустые комнаты, стены которых пропитались непонятной тоской, а в воздухе витал странный аромат, вызывавший ассоциации со стыдом.

— Она должна быть здесь, как же так? — недоумевал Август и продолжал снова и снова обходить одно помещение за другим.

Его голос, поначалу уверенный, начинал звучать все тише и реже. Непонимание и некая форма безмолвного отчаяния упорно пытались взять над ним верх.

— Марта, — уже почти шепотом позвал Август и, не получив моментального ответа, прислушался к звукам старого особняка.

Тут и там скрипели половые доски и уставшие от тягости лет перекрытия. Холодный ветер беспомощно ударялся и запертые окна, тревожа хлипкие стекла, покрытые тонким слоем пыли и паутины.

Только сейчас Август понял и увидел, что дом изменился — стал менее опрятным и более мрачным.

— Что же случилось, Марта? — задал он вопрос, не ожидая получить ответ.

Август знал, что особняк был отражением того, что происходило с Мартой. В нем было ее прошлое, ее мечты, страхи и даже пороки, о которых вовсе не хотелось думать. Особняк представлял собой нечто вроде живого организма, реагирующего на малейшие изменения того, что происходит с его хозяином, но только сейчас Август неожиданно осознал одну очевидную вещь, которая прежде почему-то не приходила Августу в голову. Особняк был не просто отражением. Нет-нет-нет. Он был ее частью, самой Мартой, а значит…

— Марта! — громко крикнул Август. — Я знаю, что ты здесь. Ты ведь слышишь меня? Ты здесь. Каждая частичка особняка это ты сама. Ты не хочешь, чтобы тебя видели? Не хочешь существовать? Что случилось? Я здесь с тобой. Но я не могу тебе помочь, пока ты сама этого не хочешь. Не прячься. Сбежать от проблемы, растворившись в тени, никак не поможет ее решить. Нельзя прятаться от самого себя. Только взглянув в глаза тому, что тебя мучает, можно одержать верх. Ты же помнишь? Мы говорили об этом. Не позволяй негативным эмоциям взять верх над разумом.

Но никакой реакции не последовало. Август знал, что нельзя сдаваться — он продолжал ходить по особняку и разговаривать с Мартой будто бы она была рядом.

— Помню однажды в детстве я случайно разбил любимую мамину статуэтку. Глупо. Бежал, увлеченный игрой, и врезался в пианино. Статуэтка зашаталась и рухнула на пол так быстро, что у меня не было ни одного шанса, чтобы это предотвратить. Мама тут же прибежала из комнаты. Она посмотрела на меня, а потом взгляд опустился на осколки. Трудно передать словами чувства, которые я прочел в ее глазах. И что же? Думаешь мне устроили взбучку? Нет. Не совсем. Она, конечно, пристыдила меня, сказала, что нельзя так носиться, но даже и не думала держать зла. Но ей было больно, и от того, мне захотелось провалиться на месте. Залезть в самый дальний угол, укрыться всеми одеялами, какие можно найти, и сидеть не двигаясь, лишь бы спрятаться от того, что я сделал. Может быть, моя причина ничто в сравнении с твоей, но, тем не менее, я понимаю это желание спрятаться. Тогда мне помогла разобраться со всем именно мама. Она пришла в мою комнату, держа в руках коробку из-под обуви, в которой лежали осколки и тюбик клея. Она села рядом и сказала: "Поможешь склеить? Не расстраивайся. Вещи — это вещи. Многие из них можно починить, а если нет, то так тому и быть. Они приходят и уходят. Дело не в том, как сильно мы корим себя за поступки, обвиняем в чем-то, а в том какие выводы из этого сделаем. Просто будь аккуратнее, хорошо? А сейчас давай попробуем починить этого бедолагу?" И знаешь, что, Марта? У нас получилось. Пусть балерина и была покрыта трещинами, а в паре мест фарфор раскрошился слишком сильно, но мы починили. Марта, выходи. Перестань прятаться, и давай попробуем со всем разобраться?

Ответом была тишина. Август добрался до балкона, где впервые встретился с Мартой, и попытался открыть дверь, но, конечно же, она оказалась наглухо закрыта. Тот случай был счастливой случайностью — Августу удалось застать Марту врасплох и ненадолго пробить ее прочную защиту, но организм быстро заделал дыру, которая, как ему казалось, угрожала безопасности. Теперь дверь откроется только тогда, когда Марта этого захочет.

— Время идет, Марта, — неспешно двигаясь по узкому коридору и проводя по стенам рукой, говорил Август, — с каждой минутой рассвет все ближе. Сон пройдет, и ты вернешься в реальность от которой сбежала. И что тогда? Надеяться, что все наладится? Марта, если вместо выбора, ты ничего не делаешь — это тоже выбор. Слышала когда-нибудь? Наверняка.

Август вернулся в пустую гостиную. За стенами особняка все еще гулял настырный ветер — единственный спутник молодого человека за все это время. Август знал, как устроены некоторые вещи в этом мире, и потому, когда он перевел взгляд на пыльную кушетку, увидел на ней простенькую акустическую гитару с металлическими струнами.

— Если позволишь, — прикасаясь к прохладному грифу, сказал Август, — я пока поиграю.

Один аккорд сменял другой, рождая из вибраций прекрасную музыку, ставшую непобедимым врагом для тишины. Август всегда мечтал стать известным музыкантом, но, к сожалению, у него не хватило таланта, упорства и самой обыкновенной удачи. И пусть он не смог добиться высот, которые рисовала перед ним фантазия, он и не думал отказываться от своего пристрастия.

Пока Август играл, он даже позабыл о том, где находится, и потому не заметил, как с тихим скрипом приоткрылась дверь шкафа. Оттуда через щелочку за ним наблюдала юная девушка, винившая только себя в том ужасном скандале, что разразился между отцом и бабушкой.

— Если бы не я, если бы я просто слушалась, то ничего бы не случилось, — чувство вины поглощало, заглушая все то, чему научилась Марта за последнее время.

Стоило эмоциям немного улечься, и, конечно, благодаря успокаивающему голосу Августа, Марта, наконец, была готова выбраться из своего убежища. Тусклый свет пробивался в шкаф, где царила кромешная темнота.

Марта следила за тем, как пальцы Августа бегают по грифу, а в ее голове возникал образ того, как это можно было бы сыграть на скрипке. Песня подошла к концу, Август поднял взгляд и увидел блестящие глаза, смотрящие на него.

— Привет, — сказал он, пытаясь отставить гитару.

— Нет, подожди, — тихий голос Марты остановил его. — Можешь сыграть еще?

— Еще? Серьезно? — он улыбнулся, ведь не так часто его просили об этом, — И что же ты хочешь услышать?

Марта пожала плечами.

— Тогда на мой выбор, — пальцы крепко зажали струны.

Песня, которую услышала Марта, казалась ей отдаленно знакомой. Возможно, она слышала ее где-то случайно, но не более того. Она звучала красиво и совсем не напоминала музыку, что была популярна сейчас. Мелодии не хватало слов — Марта была уверена, что они есть, просто Август почему-то отказывался петь. Его губы были крепко сжаты, а глаза закрыты.

— Это Led Zeppelin, — сказал Август, закончив играть. — Stairway to Heaven. Слышала когда-нибудь?

— Мне кажется, да.

— Далекий-далекий 1971 год, когда не было ни тебя ни меня, мир кипел и жил. Рождались шедевры, отовсюду звучала музыка. Трудно представить, как такое может быть, — повисла недолгая пауза, прежде чем Август вернулся к тому, что волновало обоих. — Ну, что? Готова выходить?

Марта пожала плечами. На секунду она представила, как выходит из шкафа, но тут же перед глазами всплыла вчерашняя ссора, и свет комнаты словно обжег ее.

— Может быть, хотя бы скажешь, что случилось, чтобы я мог понимать?

Снова плечи на долю секунды взлетели вверх и безжизненно упали вниз.

— Поделись, отдай то, что тебя мучает.

— Хорошо, — едва слышно произнесла Марта.

Девушка долго собиралась с мыслями, но Август и не думал ее торопить — она сама должна была сделать этот шаг. Это было словно в детстве, когда люди учатся ходить. Вначале очень трудно, падение следует за падением, пока не начнет получаться, как следует, но главное в том, что каждый это делает сам. Нужно самому пройти этот путь, пусть и с небольшой поддержкой взрослых.

Сделав глубокий вздох, Марта выдала все, как на духу. Она пересказала день так, как смогла его запомнить, и даже почувствовала облегчение.

Да вот только по какой-то странной причине рассказ повлиял на Августа сильнее, чем девушка могла предположить — он весь побледнел, осунулся и буквально застыл. Она ожидала, что ее согреет улыбка Августа, к которой она привыкла, но вместо этого натолкнулась на нечто такое, чего не могла понять. И пусть это длилось лишь несколько мгновений, но оно зародило в душе Марты нечто темное.

Словно по щелчку пальцев, Август снова стал самим собой.

— Что случилось? — испуганно спросила Марта.

— Нет, ничего. Просто это очень неприятный момент. Я представляю каково тебе было, — ответил Август, но девушка чувствовала, что он чего-то недоговаривает.

— Разве это все, о чем ты думаешь?

— Да. Марта, пойми, ты вовсе не виновата. Прости, что я так скажу, но вина за ссору лежит на твоем отце. Он хочет слепить тебя по образу, который засел у него в голове, а бабушка защищает твое право выбирать свое будущее. И твое чувство вины идет на руку только твоему отцу, которому нужно принять правду, а не ломать других под себя.

— Да, но разве стоит игра на скрипке того, чтобы родные так страдали?

— Марта, ты слышала, что я сказал? Ты не там ставишь акцент вины. Дело вовсе не в тебе и не в твоих мечтах. А стоит ли оно того? Да, стоит. А что если ты сломаешься? Ты получишь образование, которое не хочешь, будешь ходить на работу, которую не любишь, будешь вести себя так, как того хотят другие ради того, чтобы никого не огорчать? Это и есть тот путь, которого добивается твой отец.

— Он не плохой человек.

— Я и не говорю, что он плохой человек. Я совершенно не даю ему такую оценку. Мы ведь с тобой уже говорили об этом. Каждый человек, будь он хорошим или плохим, может в чем-то заблуждаться. Каждый. И иногда заблуждения могут привести к трагедии. Чтобы этого не произошло нужно обдумывать свои цели, методы. И нет ничего страшного в том, чтобы отступить, когда ты не прав. Вот что никак не может сделать твой отец. Он слепо верит в правду, которая на самом деле иллюзия. Неужели ты считаешь, что, потакая чужим ошибкам, можно все изменить?

— Но ведь это приносит боль.

— Кому?

— Всем! Папе, что я не такая хорошая дочь. Бабушке, что ей приходится нервничать из-за меня, маме, которая пусть этого и не показывает, но переживает. И, в конце концов, мне.

— Моя дорогая Марта, это вовсе не так. Представь, что животное, например, кошка, поранило лапу. В лапе застряла какая-то деревяшка, и сама кошка не может ее достать. Что она делает? Прячется. Забивается в угол и занимает положение, в котором болеть будет меньше всего. Но это не выход. Они поступают так потому, что не могут вытащить эту заразу. А ты! Ты можешь, тогда почему хочешь принять реальность, как данность, а не бороться с ней?

— Не знаю, — только и смогла ответить девушка.

Август отставил гитару в сторону и подошел к шкафу.

— Позволишь открыть дверь?

— Да, — кивнула Марта.

Дверь со скрипом открылась, и Август протянул свою большую теплую ладонь.

— Пора выбираться, — заверил ее он. — Смелей. Я с тобой.

Марта ухватилась за его руку и выбралась из убежища. Она видела в глазах своего друга тоску, которую он отчаянно стремился скрыть за улыбкой.

— Что не так?

— О чем ты?

— Я же вижу. Ты чего-то не договариваешь.

— Знаешь, когда я прокручивал в своей голове этот момент, то мне казалось, будто бы я знаю, как поступить, но сейчас все не выглядит таким очевидным. Я вижу насколько ты расстроена, как сильно ранима, и прежняя решимость улетучилась. Я боюсь ошибиться.

— Мне начало казаться, что ты не можешь ошибаться.

— Я самый обычный человек, Марта, и могу ошибаться, как все. Но моя ошибка сейчас может сделать тебе только хуже. И дело в том, что сейчас некому подсказать мне, как следует поступить.

— Ты пугаешь меня.

— Прости, — Август крепко-крепко прижал Марту к себе, но было непонятно кого же на самом деле он пытается этим успокоить.

Свет во всем доме померк, и температура резко упала.

— Случится что-то плохое? — спросила Марта, боясь услышать ответ.

— Да, моя дорогая. Очень плохое.

— Что? — она оттолкнула Августа от себя и со злостью посмотрела исподлобья.

— Марта…

— Скажи правду! Что? Ты ведь из будущего? Тогда почему что-то должно произойти, и ты не сказал об этом заранее?

— Потому что есть вещи, которые нельзя изменить. Они произошли бы вне зависимости от всего.

— Это говоришь ты? Уверявший меня в том, что нет ничего невозможного?

— Нельзя понять сразу, что эти парадоксы могут существовать одновременно. Одно приходит с другим. Марта, жизнь вещь прекрасная, непростая, но иногда ужасная и жестокая. В ее многогранности…

— Хватит! Что должно произойти?

— Я не знал, что это случится сейчас. Время изменилось, но не изменился факт.

— Август! — Марта со злостью топнула ногой, а в ее голове уже кружило множество мыслей о том, что может случиться, и одна была страшнее другой.

— Прости. Но этой ночью, — Август с силой сжал кулаки. — Твоя бабушка умерла.

— Что? Нет! Это неправда! — девушка закричала так, что задрожали стекла.

Лампочки со звоном лопнули, и мир погрузился во тьму.

— Марта? — позвал девушку Август, беспомощно шаря перед собой руками. — Марта, где ты?

Но ее уже не было. Она моментально ушла, вырвавшись из сна, оставив Августа в пустом темном доме. Он мог винить себя за то, что пришлось сказать именно так, но никак не за то, что произошло вне его воли и желания. Август говорил Марте правду о том, в жизни порой происходят вещи, которых не изменить, и одна из них — это смерть. Все рано или поздно умирают. Можно отсрочить свой конец благодаря питанию, спорту и много чему еще, но конец всегда неизбежно один. И потому нужно принять смерть, смириться с тем, что рано или поздно это произойдет.

Если бы Август мог спасти бабушку Марты, то непременно это бы сделал, но в каждой из версий возможного будущего она умирала, даже если отличались причины.

— Прости Марта за то, чего я не могу, — сказал Август пустому особняку и растворился в воздухе.

30

Марта подскочила на кровати, чувствуя, как задыхается. Ее глаза метались по комнате в поисках неизвестно чего. Каждый вздох давался девушке с огромным трудом, и она почувствовала, как подступают слезы.

— Это был просто сон, — попыталась убедить себя Марта, хотя прекрасно знала, что это не так. — Вдох, выдох, вдох, выдох.

Постепенно дыхание пришло в норму, но бешенный стук сердца продолжал отдаваться в ушах.

— Может быть, Август, ошибся. Надо позвонить бабушке. Сколько времени?

Часы показывали пять утра. С кухни донесся знакомый звук отодвигаемого стула.

Сбросив одеяло, Марта босыми ногами встала на пол и, не замечая холода, поспешила на кухню. Из комнаты родителей слышалось мамино сопение, значит на кухне мог быть только отец. Девушка аккуратно выглянула из-за угла и увидела, как папа сидит за столом, поставив на него локти и обхватив голову руками. Перед ним лежал мобильный телефон с незаблокированным экраном.

— Пап? — спросила Марта. — Что случилось?

Отец взглянул на дочь. Его красные глаза блестели в свете потолочной лампы, и это был очень плохой знак, ведь Марта никогда прежде не видела, как папа плачет.

— Ты чего не спишь, милая? Иди спи, — попытался он сказать, как можно более спокойно.

— Пап, что случилось? Что-то с бабушкой?

— Присядь, — он указал на свободный стул.

— Просто скажи.

— Сядь, говорю, — это вовсе не звучало, как приказ, а скорее, как настырная просьба.

— Марта прошла в кухню и села рядом с отцом.

— Мне только что звонила соседка бабушки. Ночью бабушка пришла к ней, пожаловавшись на сердце. Они вызвали скорую, но та не успела доехать. Бабушка умерла.

Эти два страшных слова с новой силой ударили Марту в самое сердце, если бы она стояла, то непременно упала бы на пол.

— Нет, не может быть. Вы ошибаетесь.

— Милая, — перед лицом горя от ссоры не осталось и следа, — не ошибаемся. К сожалению, это правда.

— Не может быть.

— Я пойду разбужу маму, а потом поеду туда и все узнаю. Посиди здесь, пока мама не придет.

Папа мог бы разозлиться, начать кричать, как всегда, но ничего такого и близко не было. Вероятно, стоило ожидать, что в случившемся он будет обвинять Марту, но ничего такого и близко не было.

Марта сидела, изо всех сил вцепившись в край стула, и пыталась совладать с новой реальностью, но у нее не получалось. Ей хотелось бежать, кричать, прятаться, злиться за то, что это несправедливо. Ей снова хотелось обвинить и наказать себя, но слова Августа имели силу и помогали держатся на плаву.

— Он ведь все знал, — неожиданно подумала девушка, — но ничего мне не сказал. Он мог все исправить. Август… Или отец, который довел ее до этого состояния? Они виноваты.

Разум Марты отчаянно искал «убийцу» бабушки, потому что трагедия не может… Нет, не должна происходить без чьей-то вины. Но в памяти всплыли слова о том, что есть вещи, которые нельзя изменить.

Марта прекрасно знала, что такое смерть. Знала о ее неотвратимости, но отказывалась в это верить, почти, как и каждый человек на земле. Когда ушел дедушка, она была слишком мала и не могла запомнить всех деталей, осознать их, но пришло то время, когда она была достаточно взрослой, чтобы взглянуть смерти в глаза.

— Марта, — на кухне появилась мама, а позади нее хлопнула входная дверь, за которой исчез отец.

— Мама, почему? — столь странный вопрос звучал отчаянно и беспомощно.

— Я не знаю, — мама подошла к дочери и крепко-крепко обняла.

Они просидели так будто бы целую вечность, и Марте совершенно не хотелось выбираться из теплых объятий матери в этот ужасный мир.

День превратился в нечто странное, вязкое и неприятное, словно густой болотный туман окутал собой все вокруг. Конечно, разрешили никуда не ходить и остаться дома, но вряд ли это ей могло полегчать от этого. Возможно, занять себя каким-то делом помогло бы хотя бы ненадолго отвлечь себя от разрушительных мыслей.

Отец вернулся в середине дня. Сбросил с себя куртку и ботинки, оставив их валяться в коридоре, и пошел к маме в комнату, чтобы рассказать все, что ему удалось узнать. Они говорили едва слышно так, чтобы дочь не слышала, но Марта на цыпочках подошла к двери и внимательно прислушивалась к каждому слову.

— Они уверены? — спросила мама, сдерживая слезы.

— Конечно, уверены. Сердечная недостаточность, — сказал отец. — Это я виноват.

— Не кори себя.

— Полин, как я могу не корить себя, если это я дурак устроил весь этот скандал? Наговорил ей глупостей.

— Все семьи ругаются, в этом нет ничего такого. Ты же не мог знать, что все так случиться.

— Ради чего? — отец будто бы не слышал. — Ну чего я пристал к Марте с этой скрипкой?

— Ты же из лучших побуждений. Ты хочешь ей добра.

— Добра… И вот, как оно все повернулось.

— Андрей, сейчас это никому не поможет.

— Не поможет, — вздохнул папа. — Я до конца дней буду думать о том, как она умирала там на руках соседки, а последнее, что она от меня услышала было про мою плохую жизнь и воспитание. Какой же я упрямый осел. Мама…

Марта удивилась тому, что отец ни капли ее не винил, а весь груз принял на себя. Девушка закрыла рот руками, чтобы не всхлипнуть.

— Андрей, хочешь чай или кофе? Тебе надо что-нибудь горячее.

— Да, костер в аду. Она моя мама, и я не имел право так говорить. Да, может быть, мы жили не богато, на меня не всегда хватало времени, но у меня была счастливая семья, а я индюк напридумывал себе. Полин, даже не уговаривай. Если бы не я, то она сейчас была бы жива.

— Ты не можешь этого знать.

— Мо…

Какая-то неведомая сила будто бы заставила Марту открыть дверь в комнату родителей и толкнула вперед. Мама и папа подняли взгляд, а девушка молча пересекла помещение и крепко-крепко обняла папу. Он хотел было что-то сказать, а может быть возразить, но в итоге только обнял дочь в ответ. И спор на этом был закончен.

Внутри Марты творился полный кавардак: бушевал шторм, слышались раскаты грома и яркие вспышки молний раздирали небеса. Мир казался неправильным, несправедливым. Марта любила и в ту же секунду ненавидела отца и саму себя. И сейчас сквозь дикий гул откуда-то из глубины послышался настойчивый голос: «Есть вещи, которые нельзя изменить».

Следующей ночью Марта не сомкнула глаз. Несколько раз она погружалась в странную полубредовую дрему, длившуюся несколько минут, но затем снова выныривала на поверхность в мир, в котором нет бабушки, и больше никто и никогда не услышит ее смех. Все те слезы, что она пролила могли бы стать самым соленым океаном в мире, но они впитывалась в мягкую ткань подушки и исчезали в прошлом.

В это же время по пустому особняку бродил Август. Он смотрел в окна на непрекращающийся шторм и вздрагивал от каждого грохота, проносившегося по небу. Не смотря на путь, что он проделал, прорвав время и пространство, их с Мартой разделяла еще одна пропасть, отделявшая сон от реальности. Ему лишь оставалось надеяться, что она вот-вот появится здесь, и тогда он бы не пожалел остававшихся сил, чтобы помочь.

Но Марта так и не пришла. Она не появилась и на следующую ночь, что оказалась еще страшнее предыдущей, ведь на следующее утро должны были состояться похороны.

После двух дней без сна мир казался Марте окутанным туманом. Она молча села на задние сидение машины и уткнулась лицом в стекло. Наблюдая за проносящимися мимо домами и людьми, она не думала ни о чем, поскольку не осталось сил. Машина остановилась возле старого низкого здания, от которого веяло холодом. Рядом с ним уже собрались многие, кого Марта знала — друзья и близкие бабушки. Тетя Таня в сторонке плакала на плече у дяди Саши. Ее день рождения ведь был совсем недавно — тогда никто и не мог предположить какой будет новая встреча.

Каждый человек, что был здесь, казался странной исковерканной тенью. Марте что-то говорили, утешали, кто-то ее обнимал, уверял, что теперь бабушка в лучшем месте, но все внимание девушки было обращено на тяжелые входные двери. За ними ее ждало испытание, к которому она едва ли была готова. В голове возникла безумная мысль: сейчас дверь откроется, и выйдет бабушка. Она скажет, что всех разыграла, и жизнь вернется на круги своя, но Марта прекрасно понимала, что это невозможно.

Вместо бабушки на пороге появился мужчина средних лет в старом медицинском халате. Он что-то сказал папе, а тот жестом пригласил всех внутрь. Каждый шаг давался Марте с огромным трудом — ноги немели и дрожали, как будто вот-вот подкосятся, и она рухнет на землю. Внутри стоял ужасный запах, а холод пробирал до костей. Марта не сразу поняла, почему пришедшие выстраиваются вдоль стен. И только, когда соседка, идущая перед ней, отошла в сторону, взгляду открылся темно-коричневый открытый гроб, в котором лежал кто-то… Кто совершенно незнакомый. Да, это была бабушка, но она была совсем другой, словно ее подменили на куклу. Марта замерла на месте, не в силах отвезти взгляд, и, если бы не папа, взявший ее за плечи, то возможно она осталась бы там стоять надолго.

На лице бабушки не было ни намека на привычный румянец, улыбку. Оно казалось восковой фигурой. Это было лишь тело, которое покинула душа самого близкого для Марты человека.

Через какой-то время гроб закрыли и отнесли в машину. Вереница автомобилей долго ехала по асфальтной извилистой дороге прочь из города. Низкие деревенские домишки и размеренный уклад сменили привычные высотки, всю свою прожившие в городской суете.

Бабушка хотела, чтобы ее похоронили вместе с дедушкой, поэтому они ехали к маленькому кладбищу рядом с деревней, где родился дедушка.

Асфальт уступил место проселочной дороге, и машины сбавили скорость, чтобы случайно не угодить в яму или не подпрыгнуть на колдобине.

Пару раз в жизни Марта бывала в этих местах, но воспоминания настолько размылись, что трудно было сказать, что же правда, а что вымысел. Ей казалось, что она помнит дедушку, сидящего за дубовым столом на веранде деревенского дома. Перед ним стоит большая чашка с чаем откуда поднимается пар, а она сама совсем кроха. Длинные белые носки, один из которых предательски съехал, а к груди крепко прижат игрушечный заяц из дедушкиного детства. Но было ли это на самом деле или ей захотелось так все запомнить?

Когда они уже шли по кладбищу, первое, что издалека увидела Марта, был портрет дедушки на большом надгробии. Он много лет оставался один и ждал. Его добрые глаза выделялись на белом фоне, словно говоря: "Все хорошо. Не волнуйся, все хорошо". Огромная куча земли, перемешанная с глиной, ждали свой час возле пустой могилы. Медленно и осторожно несколько мужчин опустили гроб на самое дно. Они отошли в сторону, уступая место скорбящим. Марта стояла рядом с отцом и даже не заметила, как взяла его за руку. Лишь на одно короткое мгновение она бросила на него взгляд, успев увидеть красные воспаленные глаза и крепко сжатую челюсть.

Едва на крышку гроба посыпалась земля, как Марта ощутила, что это действительно конец — разрывалась последняя тонкая нить, связывавшая ее с бабушкой на этой Земле. Девушка клятвенно пообещала себе, что бабушка останется жить в ее сердце и памяти, и ничто и никогда этого не изменит. Но от этого вовсе не становилось легче. Боль уже не резала подобно ножу. Она медленно отрывала куски от души и бросала их в пустоту.

Последняя горсть земли упала на образовавшийся высокий пригорок, и Марта почувствовала, каким все стало бессмысленным. Школа, дом, музыка… Ей захотелось вернуться в детство, где не было проблем, где все были живы, а впереди ждало прекрасное неизведанное будущее. Она закрыла глаза и вспомнила далекие годы, но образ не смог удержаться надолго — порыв ветра вернул ее обратно.

В голове не укладывалось, что еще несколько дней все было совершенно другим. Из присутствующих никто не мог и подумать о грядущей трагедии, но знал Август. Марта подняла взгляд в сторону деревьев, притаившихся в стороне, и ей показалось, словно она видит в тени очертания человека. И она не ошиблась. Август действительно стоял под деревом. Невидимый для всех призрачный образ скрывался на границе миров, чтобы быть безмолвным свидетелем человеческого горя.

Когда были сказаны все слова, пролито безмерное количество слез, настало время возвращаться назад. Родители арендовали ресторан, чтобы провести поминки, но разрешили дочери не идти, поскольку, глядя на ее бледное лицо, понимали, что на сегодня с нее достаточно. Марту завезли домой, где она закрылась в своей комнате и спряталась под одеяло, чтобы смотреть в пустоту и ни о чем не думать. Так она пролежала несколько часов и поднялась только с приходом родителей, чтобы под звонок ложек и в полном безмолвии выпить чашку горячего чая.

С приходом ночи Август вернулся в особняк, где продолжал ждать Марту, а она все не приходила и не приходила. Ушло не мало времени на то, чтобы развести огонь в камине дома, промерзшего насквозь, но все-таки ему это удалось. Укутавшись в несколько одеял, Август сидел, глядя на огонь. Он не знал, что девушка лежит без сна, то и дело проваливаясь в черную пучину всего на несколько минут. Попытки попасть к ней обернулись провалом — появление на кладбище потратило очень много сил, и теперь Август оказался беспомощен. Ему оставалось только ждать.

31

— Алло, Марта? — в трубке звучал обеспокоенный голос преподавателя музыки Кристины Федоровны.

— Алло, здравствуйте.

— Здравствуй. Ты пропустила два занятия, и я…

— У меня бабушка умерла, — не задумываясь ответила Марта.

— Прости. Я не знала. Сочувствую вашей утрате, — голос заметно дрогнул. — Наверное, я тогда не вовремя. Просто до концерта остается все меньше времени, и я боюсь, что ты не успеешь подготовиться.

— Кристина Федоровна, я, наверное, не хочу выступать.

— Что ты такое говоришь, Марта? — поразилась преподаватель.

— Не знаю. Я не хочу заниматься музыкой.

— Милая, — возникла неловкая пауза, — я понимаю, что ты скорбишь, но это же не значит, что нужно все вот так вот бросать.

— Я смотрю на скрипку, которая стоит в углу комнаты, и не хочу к ней прикасаться, — инструмент рождал внутри Марте нечто неприятное, похожее на помесь страха и отвращения.

— Ты же столько сил отдала ради этого. Ты можешь мне пообещать хотя бы подумать?

— Хорошо, — обронила девушка короткое слово.

— Обещаешь? — настаивала Кристина Федоровна.

— Да.

— Ладно. Держись, милая. Приходи в себя. Я буду ждать тебя в любой момент. Если ты бросишь занятия, то мир музыки очень много потеряет.

— До свидания, — Марта повесила трубку и, отложив телефон в сторону, повернулась на другой бок.

Если бы можно было не ходить и в школу, то Марта непременно так бы и сделала, но, к сожалению, эту обязанность никто не отменял. Каждое утро она послушно собиралась, шла учиться, возвращалась в полном одиночестве домой, где делала домашнее задание и остаток вечера проводила, лежа на кровати. Она все также плохо спала, но даже в этих коротких промежутках не видела снов, и потому не могла оказаться в особняке, куда в общем-то и не стремилась. С одной стороны, Марта понимала, что так жить нельзя, но, с другой, ей было абсолютно все равно.

Отец почти ни с кем не разговаривал. Подолгу пропадал на работе, а потом сидел перед телевизором, стараясь пережить этот этап жизни. Мама же в отличие от них занималась привычными для себя делами, растворяясь в социальных сетях и надеясь, что скоро все образуется.

Если бы дело было только в тоске и апатии, то Марта, вероятно, смирилась бы с этими, но из-за нехватки сна передвигаться и даже разговаривать становилось все труднее, а разум упорно отказывался слушать преподавателей.

Сидя на уроке географии Марта смотрела на доску, на которой мелом были написаны слова, нарисованы какие-то схемы, расплывавшиеся для нее в непонятное месиво. Из-за этого она боялась, что ее могут что-то спросить и поставить двойку, когда она не сможет ответить. К счастью, учитель был всецелом поглощен темой урока и не думал о том, чтобы что-то спрашивать. Снежаны рядом не было — она с концами пересела за другую парту и теперь радовалась новому периоду в своей жизни. Марте не хватало ее. Если бы она могла поделиться со Снежаной тем, что ее мучает, услышать несколько подбадривающих слов, возможно, жить стало бы проще.

Несколько раз Марта ловила себя на мысли, что собирается поехать к бабушке, но тут же вспоминала, что ехать ей больше некуда. Марта хотела позвонить ей, чтобы услышать голос, спросить, как прошел ее день, и она даже несколько раз набирала номер, но на том конце провода звучал холодный голос: «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

— Мам? — сидя за кухонным столом, обратилась Марта.

— А? — отозвалась женщина, наливая себе крепкий чай.

— Я…

— Что? — мама удобно устроилась напротив.

— Ничего, — отмахнулась Марта.

— О чем ты хотела спросить?

— Я не знаю. Мам, а станет легче?

— О чем ты? — удивилась вначале Полина Владимировна, но тут же опомнилась. — Да, станет. Не сразу. Нужно время, чтобы привыкнуть и отпустить.

— А если я не хочу отпускать? — со слезами на глазах спросила Марта.

— Но ты не сможешь удержать то, что уже ушло. Марта, у тебя впереди целая жизнь. Рано или поздно не станет меня и папы. Ты же это понимаешь? Нужно уметь принимать то, что имеешь.

— Ну да, — подумала про себя Марта. — Также как ты? Чтобы молчать и ни с кем не ссориться?

— Нельзя же принимать все, — уже вслух сказала девушка.

— Все нет. Но бабушка умерла. Этого не изменить.

Глядя на маму Марта видела, что та не переживала. Да она по-своему уважала и любила бабушку, но никогда не была с ней близка, от чего боль утраты спустя короткий промежуток времени отступила назад.

— Я не могу заснуть.

— Что? — переспросила мама.

— Я не знаю. Постоянно ворочаюсь, плачу. Иногда удается задремать, но ненадолго. Что мне делать?

— У меня есть снотворное. Давай попробуем? Если не поможет, то запишу тебя к врачу.

— Как все просто, — подумала Марта. — Просто заглушить таблетками. Спасибо, мама.

— Да, давай. Спасибо, мама. — вслух сказала девушка.

Уже вечером мама принесла дочери две таблетки и стакан воды. Поставила на стол и, пожелав спокойной ночи, ушла спать. Мама не понимала Марта, потому что не чувствовала и не хотела чувствовать тоже, что и она. Умение отстраниться и смириться играли в этом далеко не последнюю роль.

Марта думала сразу выпить снотворное, но решила немного подождать. Вдруг сон сам неожиданно придет к ней и не придется насильно вырубать себя. Она выключила свет и легла в кровать. Едва в комнате стало темно, как перед глазами возник образ бабушки, и по щекам сами собой побежали слезы. Секунды шли, превращаясь в минуты, которые складывались в часы, и тогда Марта все-таки решилась на мамино средство. Лекарству понадобилось около получаса, чтобы начать действовать. Девушка ощутила, как тело стало ватным, а сознание поплыло, и, наконец, по прошествии долгих мучительных дней она все-таки погрузилась в полноценный сон.

32

Моя дорогая Марта,

Незнакомец, которого я встретил декабрьским вечером, и который рассказ мне о том, как я могу вернуться в прошлое, поведал и о твоей бабушке.

— Учти, — сказал он, подняв указательный палец, — я знаю, что ты непременно попытаешь спасти бабушку Марты, но я сразу хочу тебя предостеречь — это невозможно. Время представляет собой очень непростую сложную паутину, где есть отдельные точки, которые оно не позволит менять. Можно называть их константа. Смерть бабушки Марты имеет фундаментальное значение для многих людей и их судеб. Если вытащить эту фишку домино, то башня рухнет и станет только хуже. Я видел множество временных линий и их исходы, ни в одном ее нельзя спасти. Конечно, когда Марта поймет, что ты все знал и ничего не сделал, то она разозлиться. Будь к этому готов, но не вини себя. Есть вещи, которые нужно понять и принять. Для бабушки Марты время пришло.

— Но…

— Но ты можешь потратить на это время, чтобы убедиться, что я был прав, а потом будешь винить себя в том, что слишком сделал для самой Марты. И тут ты уже будешь полностью виноват. Прислушайся к совету. Помоги Марте, поддержи, будь с ней рядом. Это самое главное, что ты можешь сделать.

— Хорошо, — недоверчиво ответил я.

— Каждый из нас умрет и покинет этот мир. Ты это прекрасно знаешь. Так не будь тем, кто тратит драгоценное время, чтобы биться головой о бетонную стену. Нужно уметь быть благодарным за то время, что было отведено нам с человеком, нужно тратить это время с умом и, в конце концов, отпустить его, сохранив образ в своей душе.

Поверь, я не согласен точно так же, как и ты. Но в данном случае недостаточно одного нашего мнения. Время есть время. У него свои правила и законы. Какие-то можно нарушить или обойти, но большей части их них люди вынуждены подчиняться.

До свидания,

Твой Август.

33

Когда Август появился в особняке, непроглядный мрак царил повсюду. Это была не просто темнота, сквозь которую угадываются очертания предметов, нет. Это был самый настоящая черная тьма. Нащупывая предметы вокруг, он пытался понять, где находится. Задача оказалась не из легких. Тогда представив себе фонарик, Август достал его из кармана и включил. К большому удивлению, он стоял посреди чердака, забитого мебелью и какими-то коробками, которых прежде здесь не было. В одной коробке лежали книги, в другой музыкальные альбомы, фильмы, а третья трещала по швам от фотографий. Вещи и воспоминания Марты, которые она приобрела за последние лет десять, по какой-то причине томились запертые в этом ужасном пространстве.

Август добрался до лестницы и, глядя себе под ноги, чтобы не упасть, спустился вниз. Его встретил пустой коридор с голыми стенами и полом. Заглядывая в комнаты, он обнаруживал только пустыепространства и ничего более.

— Марта! — громко прокричал Август.

Тишина.

— Опять прячется? — уже тихо спросил себя молодой человек.

Издалека послышалась знакомая Августу мелодия. Та самая музыкальная шкатулка. Он поспешил в библиотеку, где из крепости из книг лился слабый теплый свет.

— Марта, ты здесь?

— Кто там? — голос определенно принадлежал ребенку.

— Август. А ты кто?

— Я — Марта.

— Марта? И сколько же тебе лет?

— Пять! — гордо заявила девочка, скрывающаяся внутри крепости.

— Совсем взрослая. А можно мне зайти?

— Нет.

— Почему же?

— Взрослым нельзя. Тут только для детей, — гордо заявила девочка.

— Вот как? И совсем никаких исключений?

— Совсем.

— Ну что же, — улыбнулся Август и закрыл глаза.

Когда тело начало меняться, им овладело странное ощущение, которое невозможно передать словами. Август уменьшался и молодел одновременно. Возможно, стоило тоже выбрать пятилетний возраст, но он решил остановиться на десяти. Расплата за такой трюк в скором времени нагонит его, но не сейчас.

— А теперь можно? — тонким голосом поинтересовался Август.

Девочка недоверчиво выглянула из-за импровизированной двери, которую представлял собой плед в красно-черную клетку.

— Можно, — оглядев собеседника с ног до головы, вынесла она свой вердикт.

Опустившись на четвереньки, Август аккуратно заполз крепость и закрыл за собой дверь. В центре стояла музыкальная шкатулка, рядом с которой ярко горел фонарь.

— Чего ты тут делаешь?

— Сижу. Не видишь, что ли? — удивилась Марта.

— А почему здесь?

— Тут безопасно. Я жду бабушку с дедушкой. Они меня заберут, и мы поедем в цирк. Ты бывал в цирке?

— Миллион раз! — воскликнул Август.

— Ты не мог бывать там миллион раз, — девочка нахмурилась.

— Почему это?

— Потому что так не бывает.

— Еще как бывает, — обиделся мальчик, скрестив руки на груди.

— Будешь врать, я тебя выгоню!

— Не надо, — Август почувствовал, что детство утягивает его за собой настолько сильно, что путаются воспоминания, да и меняется весь его характер. — Я больше не буду.

— Ладно. Но смотри мне! — она пригрозила ему пальцем. — А ты поедешь с нами?

— Марта, ты же знаешь, что не поедешь? Дедушка и бабушка…

— Давай поиграем? Давай! Давай поиграем! Я загадываю животное, а ты отгадываешь?

Теперь Август понимал почему вся жизнь Марты заперта на чердаке. В этот раз она сбежала совсем другим способом — чтобы избавиться от боли, она вернулась своими мыслями в детство, а все, что мешает, заперла подальше от глаз. И договорить она ему не дала по той простой причине, что не хотела слышать правду.

— Попозже? Я хочу у тебя кое-что спросить.

— Смотря что, — девочка смотрела на него с большим подозрением.

— Ты помнишь, как была прошлый раз в этом доме?

— В крепости? — Марта развела руками, указывая на стены их книг.

— Нет. В дом, где стоит крепость.

— Я тут не бывала раньше.

— Точно?

— Да. Тут темно и страшно. Поэтому я сижу здесь в крепости и жду бабушку с дедушкой.

— Неужели ты не помнишь, как мы уже сидели в этой крепости? Или как ты пряталась в шкафу и не желала выходить?

— Не было такого! — буквально на долю секунды он уловил в ее взгляде сомнения. — Я не хочу об этом говорить.

— А о чем хочешь?

— У меня скоро день рождения. Мама спросила, чего бы мне хотелось, а я не знаю. Прям так уж и не знаешь?

— Неа, — она помотала головой. — Хотя…

Марта хитро прищурилась и закрыла рот руками.

— Что? Что ты удумала? — спросил мальчик.

— Если скажу, не исполнится.

— Не правда! Если говорить шепотом, то ничего страшного!

— Правда?

— Честное слово! Мне папа так говорил.

Марта поманила Августом пальцем. Он подполз к ней на четвереньках и приготовился слушать.

— Я хочу скрипку, — тихо-тихо сказала Марта. — Хочу играть, как дедушка.

— Хорошее желание, — улыбнулся Август, зная какой тернистый путь предстоит его подруге после зарождения этой мечты.

— Как думаешь, я смогу?

— Конечно, а почему нет.

— Нуууууууу, — протянула Марта, — у дедушки большие руки, он может играть по-всякому, а у меня? — она продемонстрировала крохотные ладошки.

— Так ты же вырастешь, и руки вырастут. Будешь прямо вжух-вжух летать по скрипке. Быстрее ветра.

— Хорошо, — девочка засмущалась, и ее щеки покрылись румянцем.

— Только не забывай: не все дается сразу. Когда не получается, нужно стараться.

— Говоришь, как взрослые.

— А я…, — запнулся Август. — Никакой я не взрослый.

— Я загадала!

— Что ты загадала?

— А вот отгадай, — весело рассмеялась Марта.

Книжная крепость надежно защищала детей в холодном мрачном особняке. Свет небольшого фонарика струился подобно солнцу, принося с собой тепло. Они были в этом и других мирах только вдвоем, вдали от всех проблем и забот. Смеялись, шутили и играли во всякие игры, приходившие им на ум. Но Август то и дело вспоминал о том, что это не может длиться вечно. Он решил дать Марте немного времени, чтобы побыть в детском теле, но часы неумолимо приближали час рассвета.

— Марта, — решив, что пора переходить к главному, серьезно сказал Август.

— Чего?

— Ты ведь знаешь, что бабушка и дедушка не приедут?

Девочка громко и недовольно засопела, опустив взгляд в пол.

— Подожди! Я сейчас вернусь.

Август вылетел из палатки и помчался на чердак. Минуя темные коридоры и пустые комнаты, он меньше чем за минуту добрался до заветной цели. Выбрав из всех коробок самую подходящую и не самую тяжелую, Август поспешил обратно. Если Марта спрятала свои воспоминания, то он сам вернет ей их.

— Вот, — заявил Август, указывая на коробку.

— Что это?

— Это все твое.

— Мое? — удивилась Марта и поспешила заглянуть в коробку.

Стоило ей ее открыть и прикоснуться к одному из фотоальбомов, она, как ошпаренная отлетела в сторону.

— Зачем ты это принес?

— Потому что ты должна помнить.

— Нет.

— Почему?

— Потому что нет! — настаивала девочка.

— Но это же твоя жизнь. Это ты.

— Нет! — еще громче сказала она.

— Марта, скажи почему нет? — Август вывил все фотоальбомы на пол.

— Нет! Нет! Неееееееет! — кричала она, зажмурившись и закрыв уши руками.

— Почему? — Август и не думал уступать ей в громкости.

— Потому что бабушки нет! — неожиданно для самой себя все-таки ответила Марта. — Бабушки больше нет.

Взгляд ребенка стал более взрослым и очень грустным.

— Август, я скучаю по ней, — девочка горько заплакала. — Я столько всего ей не сказала, столько всего не сделала.

— Так скажи. Она ведь слышит тебя, просто не может ответить.

— Не слышит, — крупные слезинки падали одна за другой.

И как бы Август ни настаивал, девочка отказывалась ему верить, а под конец вообще отвернулась лицом в угол и перестала на что-либо реагировать. Оказавшись в полном замешательстве, в голову Августа пришел безумный и самоубийственный план, но настолько хороший, что он твердо решил поступить именно так. Пусть ему будет плохо, больно — это не важно. Он все вытерпит, выдержит… Должен выдержать.

Август закрыл глаза и сосредоточился. У него не было уверенности, что получится — оставалось только надеяться. Его прежние чудеса в сравнении с этим были не более чем ярмарочными фокусами. Голова закружилась, а по телу пробежала дрожь. Жизненная энергия словно испарялись в пустоту, заставляя его чувствовать нарастающую слабость. Где-то далеко-далеко послышался легкий щелчок дверного замка. Довольный собой Август открыл глаза и взглянул на девочку.

— Марта, пойдем. Я тебе кое-что покажу, — сказал он протянул руку.

— Я не хочу, — в голосе все еще слышалась обида.

— Тебе понравится. Это сюрприз.

— Для меня? — она повернулась, глядя на собеседника блестящими глазами.

— Для тебя.

— Но там ведь так темно.

— С тобой буду я, а еще мы возьмем фонарь. Нам нечего бояться.

— Обещаешь?

— Обещаю, — Август тепло улыбнулся.

Девочка крепко ухватилась за руку Августа, и вместе они выбрались из книжной крепости. Настырный луч фонаря рассеивал непроглядную тьму, открывая путь к заветной цели. Марта боязливо делала каждый шаг, то и дело прячась за спину своего друга при каждом непонятном шорохе, но все-таки шла вперед. Позади остался длинный коридор и крутая лестница, и вот они спустились на первый этаж, где поспешили зайти в гостиную. Здесь, как и в других помещениях, не было ни мебели, ни каких-либо других вещей, зато в самом центре стояла ярко-красная деревянная дверь.

— Почему здесь дверь? — удивилась девочка. — Она же никуда не ведет.

— Тебе так кажется, — Август хитро подмигнул.

На цыпочках они подошли в плотную к двери и остановились.

— Давай, постучи, — сказал мальчик.

— Зачем?

— Увидишь. Не бойся. Я рядом.

Марта сложила маленькую ручку в кулак и неуверенно подняла вверх. Стук, стук, стук. Девочка сделала шаг назад и спряталась за плечом друга. Прошло несколько мгновений, и раздался стук с обратной стороны.

— Что это? — взвизгнула Марта.

— К тебе гости.

Август взялся за ручку и потянул на себя. Дверь с жалобным скрипом открылась. К удивлению девочки, дверной проем вел в какое-то совершенно другое место. Там сиял яркий ослепляющий свет, на фоне которого появились чьи-то очертания.

— Где я? — раздался знакомый голос.

— Бабушка? — Марта вытаращила глаза.

Женщина вышла из двери и оказалась вместе с детьми в старом особняке.

34

Пожилая женщина удивленно оглядывалась по сторонам, искренне не понимая, что происходит. Пустота и холод особняка казались чем-то странным, особенно после того места, откуда она пришла.

— Но ты ведь… Ты…, — девочка Марта не верила своим глазам.

— Вы во сне вашей внучки, — сказал Август. — Ее очень сильно вам не хватает.

— Ты Август? Это ты меня позвал?

— Да, я, — кивнул мальчик.

— Но я ничего не помню… Или помню…

— Наверное, это из-за перехода.

— Все словно в тумане, — призналась женщина.

— Бабушка! — закричала Марта и кинулась в ее объятья.

— Ну что ты, моя хорошая? Что ты? Все хорошо, — бабушка крепко прижала внучку к себе.

Воспользовавшись случаем, Август медленно попятился назад и вышел из комнаты. По телу разливалась дрожь, перерастая в боль. Рождаясь в глубине тела, она будто бы перекручивала кости и с каждой секундой становилась все сильнее и сильнее. Август сел на корточки и крепко стиснул зубы, чтобы не закричать. Боль выгрызала саму жизнь, выплевывая жалкие объедки, которые только и оставались Августу. Он, конечно, полагал, что расплата за то, чтобы вызвать бабушку Марты, будет немалой, но не до такой степени. Пульсация в висках достигла своего апогея, и перед глазами потемнело — рухнув на пол, Август потерял сознание.

Тем временем в соседней комнате девочка не желала отпускать бабушку.

— Милая, я с тобой, — бабушка гладила ее по голове.

— Это ты сейчас со мной, но ты…, — Марта не могла произнести это вслух.

— Умерла? — закончила за нее пожилая женщина.

— Да. Это мы с папой виноваты. Если бы я так не упиралась, а он не говорил глупости. Прости. Прости.

— Ничего подобного. Прекрати немедленно. Я прожила долгую счастливую жизнь.

— Но ты же из-за нас разнервничалась…

— Это совершенно не важно. Я все вспомнила. Да, мы с твоим папой поругались, но, в конце концов, кто не ругается? Я приехала и спокойно легла спать, — Марта не знала, но бабушка все же лукавила. — Марта, никто не застрахован от смерти. Как и все я ее боялась, но сейчас понимаю, что так должно было случиться. Я попала в хорошее место, где меня встретил твой дедушка.

— Правда? — глаза девочки заблестели совсем по-другому.

— Чистая правда. Я ему сказала, что ненадолго отлучусь, но он и сейчас ждет меня.

Стоило бабушке моргнуть, как вместо маленькой Марты перед ней стояла юная девушка. Воспоминания и вся жизнь целиком вернулись к ней, от чего чердак опустел, а комнаты обрели свой привычный вид. Чтобы перестать прятаться в детстве, когда все были живы, Марте оказалось достаточно знать, что бабушка и дедушка не исчезли.

— А почему он не пришел тоже?

— Это очень сложно. Я здесь только благодаря твоему другу, не думаю, что у него хватит сил, чтобы позвать дедушку.

— А ты не можешь этого сделать? — огорчилась девочка.

— Не могу. Но, знай, он тебя любит и, как и я, желает для тебя всего самого лучшего. Я рассказала ему о том, как ты много репетируешь и стараешься. Он был очень рад услышать. Надеется, ты добьешься много.

— Но…, — Марта замолчала, опустив взгляд.

— Что «но»?

— Я не хочу больше играть. Я собиралась бросить.

— Это еще почему? — удивилась бабушка. — У тебя ведь есть талант, и ты делаешь большие успехи.

— Просто…, — Марта задумалась, — теперь эта мысль кажется глупой. Когда ты…

— Давай, скажи же это слово. Признай.

— Умерла.

— Не такое уж трудно слово, правда?

— Когда ты… умерла, все показалось мне таким бессмысленным и неважным. Я думала о том, кому это нужно, если ты исчезаешь, и от тебя ничего не остается. А, глядя на скрипку, я вспоминала ссору.

— Как кому нужно? Всем! Тебе, другим людям. Музыка, да и вообще творчество, лечат душу. Не важно будут ли помнит о нас через сто или двести лет. И не важно, что ждало бы каждого из нас после смерти. Важно то, что сейчас. Когда ты играешь, что ты чувствуешь?

— Удовольствие. Полет.

— Вот! А есть люди, у кого дела идут неважно, а, услышав твою музыку, они вдохновятся, и ты станешь их спасителем.

— Ты меня переоцениваешь, — Марта засмущалась.

— И в мыслях не было! Тебе нравится музыка. Я знаю. Она навсегда в твоем сердце. Много раз я видела, как ты сидишь возле радио и с закрытыми глазами слушаешь, как кто-то играем. Не совершай ошибок. Не надо бросать свое призвание из-за такой ерунды.

— А если папа, не смягчится?

— Это будут его проблемы, но, мне кажется, он больше не будет тебя трогать. Возможно, его одобрения ты не получишь, но и препятствовать он не станет. Я хочу, чтобы ты творила. Это будет самым лучшим подарком. И для дедушки тоже. Но если дело в том, что ты действительно потеряла интерес…

— Нет-нет, не потеряла. Таким образом я хотела… наказать себя и избежать боли. Наконец-то, поняла. Август? — Марта обернулась, но никого не нашла рядом с собой. — Где он?

В это время Август пришел в себя и, тяжело дыша, оперся о стену. Боль отступила, оставив огромную брешь. Он не слышал разговор в соседней комнате — ему главное было прийти в себя.

— Я думаю скоро вернется, — ответила бабушка. — Наказывать себя таким образом глупо. Вообще наказывать себя не имеет смысла. Нужно двигаться вперед. Жизнь — это не только радость и успех, но и потери, разочарования, неудачи. Одно невозможно без другого. И если перед ними пасовать, то никогда ничего не получится.

— Мне говорили нечто подобное, — улыбнулась Марта.

— Тогда почему ты не слушаешь?

— Упрямая, — призналась девушка.

— Хороший совет и поддержка не стоят твоего упрямства.

— Бабушка, я так хочу, чтобы вы с дедушкой были рядом.

— В каком-то смысле мы всегда рядом. Хоть ты нас и не видишь, — бабушка провела теплой ладонью по щеке внучки.

Мерное жужжание наполнило особняк, и то тут, то там начал загораться свет, рассеивая настырную тьму.

— Дааааааааа уж, — протянула бабушка, увидев бардак и старую мебель. — Тебе не кажется, что тут пора навести порядок?

— Я пыталась, а потом сама все испортила.

— Так исправь. Не сию же секунду, нет, но в обозримом будущем, а не через десять лет. Ты посмотри, какой красивый дом. Если здесь навести порядок, то глаз будет не отвести.

— Август тоже так считает.

— Август, — произнесла бабушка, словно пробуя имя на вкус. — Давно вы дружите? Расскажи мне о нем, пока у меня есть еще немного времени?

Устроившись возле камина, Марта принялась с воодушевлением рассказывать о том, как Август появился в ее жизни. И грустное, и веселое — она рассказывала обо всем.

Сам Август, все еще не найдя сил подняться, слушал веселый голос своей подруги и испытывал облегчение от того, что задумка удалась. Как бы Август ни старался, он долгое время оставался для нее чужим, и потому ему приходилось пробиваться через толстую защиту. Возможно, теперь благодаря этой мудрой женщине дело пойдет гораздо быстрее.

— Правильные вещи говорит Август, — выслушав историю внучки, сделала вывод бабушка. — Он желает тебе добра, как и я. Хорошо, что у тебя есть такой друг.

— Пожалуй, — скромно согласилась Марта.

— Так ты продолжишь репетировать?

— Обязательно!

— И перестанешь грустить? — бабушка хитро прищурила глаза.

— Мне все равно будет тебя не хватать.

— И мне тебя, но мы обязательно встретимся. Просто считай, что я надолго уехала.

— А, может быть, ты останешься здесь? И каждую ночь мы будем видеться?

— Нет, Марта. У всего есть свой порядок. Мое место не здесь. И не забывай про дедушку.

— Ты права, — с досадой кивнула Марта.

— А теперь мне пора, милая.

— Уже? Может быть…

— Марта, не надо.

Девушка промолчала. Они подошли к двери и крепко обнялись на прощание. Былые страшные чувства покинули Марту, уступив дорогу свету и надежде. Она больше не боялась и была готова идти вперед.

— До свидания, милая. Я люблю тебя и всегда буду с тобой. Передам от тебя привет дедушке и скажу, что скоро ты станешь известным музыкантом. Правильно говорю?

— Правильно. И я тебя люблю, бабушка. И, конечно, дедушку!

— Я знаю, знаю, — рассмеялась бабушку. — Береги себя.

Она исчезла за красной дверью и вернулась в мир, которому теперь принадлежала. Марта знала, что у нее все будет хорошо.

— Август! Август, где же ты? Ты ушел? — громко позвала девушка.

— Здесь, — послышался голос из коридора.

— Что ты здесь делаешь? — она удивленно смотрела на него сверху вниз.

— Ничего особенного. Отдыхаю, — пожав плечами, ответил молодой человек. — Не хотел вам мешать.

— Спасибо тебе за все. И я должна извиниться. Я недооценивала все, что ты для меня делаешь.

— Тебе совершенно не за что извиняться. Изменить самого себя дело непростое. То и дело спотыкаешься то там, то сям. Отказаться от старых привычек довольно проблематично, но было бы желание, и все получится.

— У меня есть желание. Пойдем! — воскликнула девушка.

— Куда это?

— Теперь я хочу тебе кое-что показать. Я не уверена, что получится, но будем надеяться.

Подняться с пола оказалось несколько труднее, чем Август мог предположить, но вроде Марта этого не заметила. Девушка побежала на второй этаж, и молодой человек слегка прихрамывая последовал за ней. Не успел он и глазом моргнуть, как она скрылась из виду.

— Марта?

— Я здесь! — она стояла возле двери на балкон, откуда они смотрели на море.

— Так, кажется я знаю, что ты удумала.

— Я все еще до конца не уверена…

— Ой, хватит лишних слов! Открывай!

Марта взялась за ручку и дернула дверь на себя. Она послушно отворилась, впуская в особняк свежий морской воздух.

— Ты смогла, — рассмеялся Август.

— Смогла, — согласилась Марта.

Они вышли на балкон и, облокотившись на перила, устремили взор далеко вперед, туда, где прохладные волны раз за разом накатывали на песчаный берег. Сегодня ночью было сказано так много важных слов, что теперь их стоило, как следует обдумать в тишине. Август периодически поглядывал на Марта и видел долгожданные перемены. Наконец-то переломный момент настал. Жаль, что для того, чтобы взлететь, пришлось рухнуть на самое дно бездны, но оно того определенно стоило.

— Доброе утро, Август, — сказала Марта, когда солнечный свет появился из-за горизонта.

— Доброе утро, моя дорогая Марта.

Они переглянулись и тут же исчезли, вернувшись в свои реальности.

35

Стоя на утро перед зеркалом в ванной, Марта не узнавала сама себя. Ее мысли звучали теперь совершенно иначе. Черты лица казались почему-то очень милыми, хотя прежде вызывали только негодование. Пусть лицо и было худым, но при желании это не так трудно исправить.

— Ведь правда? — риторически спросила Марта и улыбнулась.

Густые волосы, что прежде играли роль щита от внешнего мира, теперь мешались и буквально требовали, чтобы их расчесали, а затем заплели или хотя бы собрали в хвост. Конечно, с надоедливыми прыщами было хуже, и девушка определенно их стеснялась, но в то же время уже не видела в них причины, чтоб создавать самой себе неудобства.

Но главное, чего Марта не заметила — это глаза. Полные жизни и надежды они сияли, озаряя окружающее пространство. Множество деталей паззла, что с таким трудом приносил Август, сложились в единую картину.

— Доброе утро, — сказала Марта, словно не своим голосом, сонной маме, появившейся на кухне.

— Доброе, — женщина была озадачена, ведь еще вчера перед ней сидел совершенно другой человек. — Ты выспалась?

— Да, спасибо, мам. Мне стало гораздо лучше.

— Очень рада слышать. А…, — ее взгляд остановился на чашке горячего кофе, дожидавшегося на краю стола.

— Я услышала, что ты встала, и налила.

— А бутерброды? — в центре стояла тарелка с пирамидой из бутербродов с колбасой и сыром.

— Сделала сразу на всех, — пожала плечами Марта.

Мама не знала, что сказать. Подобных перемен она никак не могла ожидать, поэтому, поблагодарив дочь, села за стол и принялась завтракать. Когда из комнаты послышались шаги отца, мама попыталась встать, но Марта ее остановила.

— Сиди, я налью. Мне не трудно.

Половинка бутерброда выпала из маминых рук и плюхнулась колбасой на пол.

— Доброе утро, пап, — Марта протянула отцу горячую чашку.

— Доброе, — только и сказал он и прошел на кухню, не заметив никаких перемен.

Пока Марта обувалась, мама поглядывала на нее ожидая, что дочь сделает что-то еще неожиданное, а отец поглощал бутерброды, глядя прямо перед собой. В отличие от Марты, его состояние оставляло желать лучшего, поскольку он снова и снова прокручивал в голове трагедию, продолжая тонуть в злости и обиде.

— Пока, — закинув на плечо футляр со скрипкой, сказала Марта и выбежала из квартиры под удивленный взгляд мамы и размеренное чавканье отца.

Непоколебимая и неотступная осень поглотила город. Пропитав каждый его уголок и закоулок. Очень скоро яркие цвета начнут увядать, превращаясь в коричневый, а затем и вовсе исчезнут под толщей снега.

В наушниках играла чарующая музыка — Марта включила случайный выбор и позволила судьбе наполнить ее утро. Она шла вдоль оживленной улицы, ныряя между сонными прохожими и представляя, как сама играет на скрипке звучащую мелодию.

Никогда прежде, если не считать далекого детства, Марта не чувствовала себя столь свободно. Весь мир выглядел иначе. Казалось, что не только люди, но и деревья, дома и автомобили дышат, освободившись от тяжелого груза у себя на груди. Если прежде, глядя на аллею парка, Марта видела потрескавшийся асфальт и полуголые деревья, земля под которыми усеяна умирающей листвой, то теперь перед ней предстала узкая сказочная тропинка, словно тонкий мостик, проложенный через моря красной и желтой листвы, в окружении засыпающих до весны деревьев. Музыка была не только в наушниках — весь мир был музыкой. Красивой, может быть, грустной симфонией уходящего года.

Марта шла по тропинке, разбрасывая ногами листья, от чего волны вздымались ввысь и опадали, стелясь по земле.

— Кристина Федоровна, добрый день, — начала писать сообщение Марта. — Извините, что так себя вела. Можно я сегодня приду на репетицию?

— Рада слышать. Конечно, — ответ не заставил долго себя ждать.

— Марта улыбнулась и, спрятав телефон в карман, продолжила путь в школу.

— Давайте тише, — громко стукнув по столу, сказала учительница. — Говорить будете в другом месте.

В первую очередь слова были обращены к Снежане с ее новыми подружками, которые не заметили, как начался урок и продолжали весело хихикать. Марта взглянула на них и не почувствовала ни капли обиды. Люди приходят и уходят из нашей жизни, оставляют свой след и даже меняют нас. Если это то, что нужно сейчас Снежане, то пусть так и будет. Это ее выбор. Конечно, Марте ее не хватало, но сейчас она понимала, сколь трудно Снежане порой приходилось. Она довольно долго терпела выходки подруги и пыталась вытащить ее со дна. У всех есть свой предел терпения, и, если для Снежаны он настал, то пусть поступает так, как считает нужным.

Снежана почувствовала на себе взгляд Марты и повернулась к ней. Они молча смотрели друг на друга несколько секунд, а затем Марта повернулась к учителю, который начал рассказывать новую тему. Явные резкие перемены во внешности и настроении Марты не скрылись от Снежаны. Она, пожалуй, даже не могла поверить своим глазам. Одежда та же, косметики нет, но перед ней сидел совсем другой человек.

Когда уроки закончились, школьники разбежались в разные стороны с дикими довольными криками. За малышней пришли родители, ребята постарше продолжали бегать во дворе, а старшеклассники быстрыми шагами покинули территорию, растворившись во дворах. Прежде чем направиться на репетицию Марта наблюдала за ними и задавалась вопросом: «Какие вы все разные. Почему я прежде нее замечала?»

— Марта! — воскликнула Кристина Федоровна, едва на пороге появилась ее ученица. — Очень рада тебя видеть. Готова, как следует, потрудиться?

— Готова! — кивнула Марта.

Девушка положил футляр на стол и, когда отщелкнула замки, почувствовала, словно теплый свет проникает в ее душу. За этот короткий промежуток она успела очень сильно соскучиться по своему инструменту. С такой необычной легкостью музыка полилась рекой, что трудно было в это поверить.

— Ты сегодня прямо молодец, — похвалила ее преподавательница. — Если бы не несколько отдельных штрихов, я могла бы с уверенностью сказать, что ты готова выступать.

— Спасибо. Настроение хорошее. Наверное, поэтому.

— Да, я заметила. Ты прямо расцвела.

Марта ничего не ответила, а только засмущалась.

Вечером она пришли к папе на кухню, чтобы поговорить с ним, но он был не в духе, как и все последнее время.

— Пап?

— Да, — не отрываясь от телевизора отозвался отец.

— Я хотела…

— Что?

— Хотела поговорить.

— О чем? — он сделал звук тише и перевел свое внимание на дочь.

— Прости меня за все. Я вас с мамой очень сильно люблю, — призналась Марта.

Он ничего не ответил. То ли гордость, то ли непонимание заставили его молча смотреть на дочь, даже не шелохнувшись. Каждый день перед сном он говорил себе, что это все его вина, и что ему следует извиниться, но наступало утро, и непробиваемая стена возвращалась.

— Я, — Марта сделала глубокий вдох, чтобы собраться с силами, — все равно хочу играть. Бабушка этого хотела. Я хочу, чтобы она мной гордилась. И ты тоже.

Отец опустил взгляд и покачал головой.

— Давай больше никогда не будет касаться этой темы? Хочешь играть? Играй. Только мне этого знать не нужно.

Он больше не собирался препятствовать. Разве это не победа? Победа, но она не принесла облегчения, потому что он отмахнулся от дочери. Решил сделать вид, что «проблемы» и не было вовсе, а Марте хотелось получить от него хоть какую-то поддержку.

— Я хочу, чтобы ты знал, бабушка, наверняка…, — попыталась было Марта подбодрить отца.

— Закрыли тему, — он громко стукнул по столу. — Я же сказал, что не хочу об этом говорить,

— Ладно, — согласилась девушка и ушла в свою комнату, оставив отца сражаться самого с собой.

Вместе с ее взглядами изменилась и сама жизнь. Марта буквально не замечала, как дни принялись сменять друг друга. Девушка много репетировала, читала, занималась. Ей хотелось все больше и больше. Неприметные на первый взгляд вещи завораживали, и ей хотелось узнать, что и как устроено. А когда наступала ночь, Марта возвращалась в старый особняк, который стал улучшаться раз за разом. Они с Августом неспешно наводили порядок — чистили вещи, мыли окна, убирали всякий ненужный хлам. Да, Август сказал, что достаточно будет только подумать об этом и все будет сделано, но Марте хотелось самой разобраться. Чувствовать, как она приложила руку к изменениям.

И вроде бы все было хорошо, но девушку очень сильно смущала одна вещь, которую она стала замечать. Периодически Август бледнел и в эти моменты закрывал глаза, словно пытаясь концентрируясь, а через секунду снова становился собой, словно ничего не бывало. Как-то раз она зашла в гостиную с коробкой разного хлама и увидела, как Август стоит, облокотившись на стену и тяжело дыша.

— Что случилось? — Марта выронила коробку и поспешила к другу.

— Ничего-ничего, — он тут же выпрямился и уже стоял, глядя на нее, улыбался.

— Я же вижу, что нет. Август, что с тобой в последнее время?

— Я… Очень устаю днем, и здоровье хромает. Чего тут греха таить.

— Что-то серьезное?

— Да нет. Как видишь, даже тут не отпускает до конца. Но я лечусь и слежу за собой.

— Не похоже, — недовольная ответом, девушка нахмурилась.

— Брось, ну ты разве никогда не болела?

— А что болит?

— Спина и шея, — не задумываясь ни секунды, ответил Август. — От этого головная боль, плохой сон.

— Ты правда лечишься?

— Правда, — он рассмеялся. — Твоя забота мне приятна. Вот завтра иду на массаж. Обещали, что еще иголки втыкать будут.

И она поверила ему. Успокоилась, но периодически все еще подозрительно поглядывала, выражая свою заботу.

По прошествии каждой ночи особняк становился все чище и чище. Пока Марта и Август убирали грязь, молодели сами материалы, из которых он был построен. Длинный стебли растений, что прежде тянулись во полу и стенам исчезли навсегда, не оставив отставив от себя и следа. Конечно, чтобы их срубить пришлось повозиться, но оно определенно того стоило. Даже в горшках появились цветы, чей аромат поспешил занять свое законное место в доме.

— Марта, — заканчивая дочищать камин, девушка услышала голос Августа.

Она нашла его в главном холле возле входной двери.

— Как думаешь, а не пора ли нам отсюда выйти?

— Выйти? — удивилась Марта.

— Да. Ты же не думаешь, что твой мир ограничен этим особняком?

— Я почему-то даже не задумывалась.

— Знаю. На то я тебе и нужен, чтобы подсказывать, — он хитро подмигнул. — Так что? Пойдем прогуляемся?

— Думаешь получится?

— Так… Откуда же я знаю? Не проверишь — не узнаешь. Правда?

— Правда. Только я вся в саже, куда я пойду?

— Какой саже? — удивился Август.

Марта оглядела себя и поняла, что грязных черных пятен не осталось и следа.

— Здесь только одно ограничение — твоя собственная фантазия. Давай, хватай скрипку и пойдем.

— Скрипку то зачем?

— А тебе разве не хочется сыграть на берегу моря?

Ничего не ответив, Марта умчалась за скрипкой и вернулась, крепко прижимая к груди футляр. Она подошла к двери и несмело взялась за ручку. Ожидаемого сопротивления не оказалось — дверь с легкостью поддалась.

— Добро пожаловать в твой мир, — Август пропустил девушку вперед.

Они вышли на аккуратную тропинку, выложенную из маленьких кирпичиков, и по ней двинулись в лес. Удаляясь от особняка, Марта периодически оглядывалась, словно боясь, что он может исчезнуть. Август ничего ей об этом не говорил. Пусть сама привыкнет к новой мысли.

— Мне кажется тут чего-то не хватает? Не слишком ли темно? — спросил молодой человек, когда он ступили на территории зеленых гигантов.

— Я знаю, — воскликнула Марта и закрыла глаза, а, когда снова их открыла, вдоль дороги на ветках веселая разноцветная гирлянда, лампочки которой горели, освещая им путь.

Они шли не спеша, ведь торопиться было абсолютно некуда.

— До концерта осталось совсем немного, — заметил Август, — Готова?

— Мне кажется, готова, но я очень нервничаю. Как представлю, сразу руки дрожать начинают.

— Волнение — это не плохо. Оно показывает, что тебе не безразлично, но и усердствовать с ним не надо. Ты же все можешь. Я то знаю. А будешь убеждать в обратном, ничего не выйдет, ведь меня не обмануть.

— Тебе легко говорить. Это не тебе нужно выступать перед сотней людей.

— А знаешь? Я бы с радостью, только музыка все-таки не мой талант.

Неожиданно деревья расступились в стороны и вывели Марту с Августом на песчаный пляж, поблескивающий в свете огромной белой луны. Впервые за все это время Марта так близко увидела морские волны, падающие на берег. Они и вправду покинули особняк, где прежде девушка металась, как узница.

— Здесь так красиво, — вздохнула Марта.

— Очень. А ты еще не хотела выходить. Нет, я не спорю. В особняке тоже прекрасно, но если замуровать себя в четырех стенах или, скажем, закрыться внутри себя самого, то можно упустить множество потрясающих вещей. Не нужно прятаться от мира и от людей. Не лишай себя прекрасного. А теперь разувайся!

— Что?

— Разувайся, — Август скинул кеды и встал на песок, — Он теплый. Это чудесно!

Марта последовала его примеру. Едва пальцы девушки коснулись песка, как она ощутила нечто ужасно приятного, и по ее лицу растеклась улыбка.

— Вот! Вижу, что довольна! А теперь сыграешь мне? Считай, что это генеральная репетиция.

— Но ты же уже слышал.

— Слышал, но не здесь. Это мгновение захочется запомнить.

— Ну и упрямый же ты! — Марта положила футляр на песок и открыла его.

Больше ее уговаривать не требовалась. Она взяла в руки смычок, закрыла глаза и начала играть «Июльский дождь». Шелест деревьев и звук волн, словно подстроились под ритм и звучали, как дополнение прекрасной мелодии.

36

Моя дорогая Марта,

Кажется, своими дерзкими выходками я пересек черту невозврата. Я совершенно не жалею о том, что смог позвать твою бабушку, но это высосало из меня последние силы. Нет, еще что-то осталось — они плещутся на самом донышке, но боюсь их ни на что не хватит.

Каждое утро, когда я просыпаюсь, мое тело стонет от дикой боли. Я подолгу закашливаюсь и не могу прийти в себя, а когда все-таки удается, то я встаю и тут же падаю обратно от слабости в коленях и ужасного головокружения.

Вчера я побывал у врача. Никогда не видел подобной растерянности на лице человека. Ничто из анализов не указывает ни на какую болезнь, но организм находится в совершенно изношенном состоянии. Когда все закончится, я лягу в больницу, как они того хотят. Пусть поколдуют. Дадут мне какие-нибудь чудесные таблетки, сделают всякие уколы и поставят на ноги. Я очень-очень устал. Даже сейчас написал едва ли два абзаца и чувствую, что не в силах держать ручку.

Прости меня, что не сказал тебе правду, но так будет лучше.

Завтра у тебя концерт. Жду не дождусь этого мгновения!

Твой Август.

37

— Скоро рассвет, — стоя на балконе особняка, сказал Август.

— Да, знаю, — подтвердила Марта с легкой дрожью в голосе.

— Волнуешься?

— Очень, — призналась девушка.

— Завтра будешь сиять. Гарантирую тебе.

— С чего ты так уверен? Может быть, я все забуду и буду стоять, как истукан.

— О, нет! Ничего подобного не произойдет. Ты так долго к этому шла. Много репетировала, что можешь сыграть даже без скрипки. Разве я не прав?

— Наверное, прав.

— Ты знаешь песню лучше, чем я сам.

По всему особняку горел яркий свет. Издалека он выглядел, как маяк на холме, что указывает путь нерадивым морякам. Дом был абсолютно новым, и уже ничто не напоминало о тяжелых временах, которые он переживал.

— Как думаешь, бабушка с дедушкой там будут?

— Не буду врать, не знаю, — пожал плечами Август, — но я постараюсь прийти. Помнишь, как тогда в кабинете музыки?

— Я была бы очень рада.

— Может быть, это дополнительно тебе поможет.

— Я так нервничаю из-за какого-то обычного концерта в музыкальной школе. Он же совершенно ничего не значит! Что же я буду делать потом?

— Стремиться к новым вершинам. Это лишь первый шаг, а он всегда самый трудный, но, еще раз говорю, ты справишься.

По морской глади начали стелиться первые солнечные лучи.

— Ну что ж. Пора.

— Пора, — вздохнула девушка.

— Доброе утро, моя дорогая Марта.

— Доброе утро, Август.

Сон развеялся, и девушка открыла глаза в своей постели. Под ухом настырно звенел будильник, и она поспешила его выключить. Марта из-за всех сил старалась не показывать своего волнения, но в действительности у нее все внутри дрожало от страха.

— Добро утро, — Марта удивилась, увидев маму в такой час на кухне.

Она стояла у гладильной доски с горячим утюгом, а перед ней лежала белая рубашка дочери.

— Вот, хотела тебе помочь. Сегодня ведь важный день, да?

— Спасибо, — Марте было приятно, ведь прежде казалось, словно всем абсолютно без разницы то, чем она занимается, — но это было совсем необязательно.

— Хоть чем-то помогу немного. Ты столько репетировала, старалась.

— Я думала, ты не замечаешь.

— Не подавать вида и не замечать совсем разные вещи, — мама перевернула рубашку и продолжила тщательно отглаживать каждый сантиметр.

— Тебе налить кофе? — Марта включила чайник и достала две чашки.

— Да, пожалуйста.

— Придешь на концерт?

— Честно? Постараюсь. Не могу обещать, но вчера я попросила начальницу отпустить меня на полдня. Она сказала, что подумает.

— Ладно, — на самом деле, Марту устраивал и такой ответ. — А папа? Я боюсь его снова спрашивать.

— Я бы и не спрашивала. Он знает где и во сколько. Если захочет придет.

В глубине души Марта надеялась увидеть папу на одном из первых рядов, а в самых дерзких мечтах он должен был обрадоваться тому, что услышит, и поменять точку зрения относительно призвания дочери. Но Марта понимала — скорее всего, он даже не появится.

— Из школы кто-то будет? Снежана, другие ребята?

— Не знаю, — Марта не говорила ни матери ни отцу о том, что они со Снежаной больше не общаются, и не считала нужным этого делать. — У всех дела.

Закончив наглаживать рубашку, мама аккуратно повесила ее на вешалку и оставила на двери. Горячий утюг остался остывать на столешнице, а гладильная доска моментально оказалась сложенной и вовсе исчезла из поля зрения.

— Доброе утро, — вот появился и папа мрачнее тучи.

Он, не глядя на родных, налил себе кофе, взял пару бутербродов и ушел в спальню.

— Ему сейчас очень трудно. Не обижайся на него.

— Я не обижаюсь, — и Марта вовсе не кривила душой.

Она прекрасно представляла себе, какие именно мысли кружатся в папиной голове. Попытавшись пару раз поговорить с ним, она поняла, что в этом случае стену не пробить даже отбойным молотком. Он не хотел разговаривать, что-либо делать, а полностью отрезал себя от дорогих людей. Все, что Марта могла, это не ссориться и не провоцировать его ни на что. Может быть, однажды и даже очень скоро скорбь отпустит его и позволит выбраться из черной пучины, напоминающей деготь.

Вначале на работу ушел отец, а потом и мама. Марта осталась одна наедине со своим волнением и сомнениями. Они были так настырны и живучи, что, как не срезай их, они все равно находили путь подобно сорнякам. Чтобы взять себя в руки, Марта садилась, закрывала глаза и глубоко дышала, напоминая себе о том, как важно слушать разум. Он должен был стать ее верным другом, чтобы научиться одолевать плещущиеся хаотичные эмоции. После десятого, а, может быть, пятнадцатого вдоха буря утихала, и способность трезво мыслить занимала свое законное место. Но хватало ее ненадолго — буквально через полчаса из недр души поднималась кипящая пучина, заставляю Марта снова глубоко дышать.

Чтобы занять себя и заодно еще раз закрепить материал, который девушка успела сыграть едва и не тысячу раз, она доставала скрипку и начинала играть “Июль дождь”. Марта так волновалась, что умудрилась несколько раз сбиться, от чего волноваться начала еще больше.

— Интересно, что сказал бы Август? — вслух спросила Марта и оглянулась, словно ожидая увидеть своего друга. — Ты все сможешь, ты молодец, волноваться нормально.

Марта попыталась спародировать интонацию и голос Августа, от чего стало очень смешно. Девушка залилась звонким смехом и повалилась на кровать. Наверное, если бы не натянутые, как струна, нервы, то подобной реакции и вовсе не было, но зато, когда смех, наконец, отступил, Марта почувствовало облегчение.

Стрелки часов неумолимо бежали вперед, пока не достигли четырнадцати, что означало только одно — пора собираться. Марта взяла выглаженную мамой рубашку, брюки и за несколько мгновений надела их на себя.

— Пора, — сказала она себе.

Погода на улице стояла ужасная — ледяной ветер носился по городу, превращая осенние капли дождя в иглы, что изо всех сил стремились прорвать одежду и вонзиться в тело. Накинув футляр с дедушкиной скрипкой на плечи, Марта спряталась под большим черным зонтом и быстрыми шагами шла по улицам, стараясь срезать то тут, то там. Мимо нее проносились автомобили, водители которых далеко не всегда заботились о том, чтобы объезжать лужи, а значит приходилось спасаться от вероятности попасть под брызги грязной воды.

Еще издалека Марта заметила, что возле Дома культуры сегодня собралось гораздо больше машин, чем обычно. Родители спешили послушать, чего добились их чада на поприще высокого искусства. Девушка прошмыгнула внутрь, моментально почувствовав облегчение в теплой атмосфере, где не было ни намека на дождь. Она взглянула на телефон, ожидания увидеть сообщение от мамы, но та молчала. Может быть, ей позвонить? Марта тут же отбросила эту мысль — если у мамы получится и ей это действительно важно, то она придет.

— Марта, ты, наконец, пришла! — обрадовалась Кристина Федоровна, встретив свою ученицу в коридоре.

— Здравствуйте, — скромно ответила девушка, поправляя рубашку, сбившуюся назад.

— Переживаешь? Можешь не отвечать. Вижу, что переживаешь. Помню, когда я впервые выступала, то вся побелела, как мел. Мама ко мне подходит и говорит: "Ты чего? Ты вообще живая?". А я стою и ответить не могу, — все это время рука Кристины Федоровны лежала на плече Марты, словно некая форма подбадривания. — Чего мы тут стоим? Пойдем. Ребята уже все за сценой. Хочу вам сказать несколько слов, прежде чем начнем.

Они прошли по коридору, минуя десятки людей, и прошмыгнули старую неприметную дверь. За сценой располагалось довольно большое помещение, где хранили все подряд: аппаратуры, инструменты, длинную ржавую стремянку и много-много стульев, начавших свой путь еще в прошлом веке. В комнате действительно собрались все, кто должен был сегодня выступать. Ребята разных возрастов, одетые по классической схема "белый верх,черный низ", ждали свой час, испытывая самые различные эмоции. Кто-то, как Марта, очень волновался, кто-то был воодушевлен, кто-то злился не пойми на что, а кто-то и вовсе походил на статую, от чего невозможно было сказать, что же происходит в его голове.

— Ребята, — сказала Кристина Федоровна, встав в центре. — в первую очередь, я хочу сказать спасибо каждому из вас. За то, что дарите мне прекрасное время, когда я могу учить вас и учиться у вас, наблюдать, как вы растете над собой. Спасибо за то, что целиком отдаете себя музыке, которая занимает в нашей жизни поистине важное место. Я рада, что, слушая ту или иную композицию, в вашей душе вспыхивает огонек — вы творцы и тонко чувствуете этот мир. Никогда и никому не позволяйте заглушить голос внутри вас. Пронесите этот огонь сквозь годы, помогая ему разгораться с новой силой, ведь так вы сможете согреть целый мир, — преподавательница сделала небольшую паузу, чтобы посмотреть на реакцию детей и дать время ученикам прочувствовать каждое слово. — Наш сегодняшний концерт может показаться кому-то малозначительным, но это не так. Пусть мы играем в нашем стареньком Доме культуры, пусть сцена скрипит под ногами, а на окнах висят шторы, которые я помню со времен своих школьных лет. Это все неважно. Самое главное, что мы все вместе и будем делиться друг с другом самым сокровенным в наших сердцах. Не нужно, чтобы нас слышали миллионы, нужно, чтобы услышали те, кому это действительно важно. Вы, наверняка, волнуетесь. Это нормально. Но знайте, что у вас нет повода переживать. Я слышала, как играет каждый из вас и могу сказать — это прекрасно. Поэтому отбросьте сомнения и покажите то, на что способны. Давайте начинать?

Ребята дружно закивали и воодушевленные словами Кристины Федоровны теперь были готовы выходить на сцену. Пока учительница говорила, Марта стояла в стороне, наблюдая за реакцией юношей и девушек. Это было так интересно. Смотреть, как улетучиваются сомнения, как разгорается азарт, как человек делает усилие над собой. В какой-то момент и сама Марта прониклась этим духом.

Кристина Федоровна говорила от сердца. Ни в чем не соврала, но кое о чем умолчала ради самих ребят. На концерт она пригласила несколько своих старых друзей. Один работал преподавателем музыки в институте, другой много лет посвятил тому, чтобы руководить филармонией, а подруга Марина работала агентом нескольких довольно известных музыкальных коллективов. Кристина Федоровна пригласила их, надеясь, что они смогут оценить юные таланты и кому-то окажут поддержку, чтобы выбиться в мир. Но если бы ребята знали, то непременно начали бы волноваться.

— Дорогие гости, — Кристина Федоровна вышла на сцену и обратилась к зрителям, которые бродили между рядов и продолжали общаться друг с другом, — к сожалению, у нас нет звонка, как в театре, поэтому я перед вами. Мы готовы начинать, прошу занять свои места.

Долго уговаривать никого не пришлось. Люди быстро расселись и замолчали.

— Наш сегодня концерт не имеет какой-то общей темы, не связан одним композитором. Можно сказать, что он посвящен каждому из нас. Участники поделятся с вами не только тем, чему научились, но и своими чувствами. Ну что же? Начнем! Первым на нашей сцене появится…

Марта сидела одна в дальнем углу комнаты и аккуратно протирала скрипку, чтобы на ней не было ни одной пылинки. Она представляла, как когда-то душка играл на ней. Инструмент впитывал тепло его рук, следовал каждой прихоти таланта, а теперь оказался в руках юной девушки, которая только начинала свой путь.

— Дедушка, — думала про себя Марта, — если ты меня слышишь, помоги. Дай мне сил. Я хочу играть так же, как ты.

Но ответом была тишина, вернее шепот участников концерта и далекая мелодия пианино, доносившаяся со сцены. Она была совсем одна. По крайней мере, так ей казалось.

Один за другим участники концерта покидали комнатку за сценой. Когда появилась Кристина Федоровна и поманила Марту, их оставалось всего лишь трое. Внутри все съежилось. Марта испытывала настолько противоречивые чувства, что не могла понять, какое из них берет верх: страх или решимость, воодушевление или уверенность в собственной бездарности.

— Давай, иди сюда, — еще раз позвала ее Кристина Федоровна и, дождавшись, когда Марта подойдет, добавила. — Твой выход. Не бойся. Первый шаг всегда сложный, но он того стоит. Закрой глаза, представь, что ты одна в классе.

— У меня есть вариант получше, — Марта улыбнулась, вспоминая морской берег.

— Вот и отлично. Пойдем.

Кристина Федоровна отвела Марту к сцене и оставила за занавесом дожидаться своего часа. На сцене сидел худющий молодой человек с длинными волосами, перетянутыми резинкой. Он доигрывал на электрогитаре композицию группы Metallica, которую Марта слышала в своей жизни много-много раз. Парня, кажется, звали Виталий или Вадим. Трудно было упомнить, поскольку они никогда даже не разговаривали. И вот, когда прозвучала последняя нота, Кристина Федоровна вышла на сцену под громкие аплодисменты, обращенные к музыканту.

— А сейчас, — сказала учительница, едва овации стихли, и Виталий-Вадим удалился прочь, — я хотела бы представить вам Ларионову Марту с ее прекрасной композицией "Июльский дождь". Это произведение не слышал ни один из вас, ведь написал его таинственный автор, чьего имени Марта называть не хочет. Знаете, когда я впервые услышала "Июльский дождь" в исполнении Марты, то была тронута до глубины души и, поверьте, у меня совершенно нет намерения вас обманывать. Надеюсь, что и вы почувствуете тоже самое. Прошу приветствовать. Марта Ларионова.

Стараясь не показывать волнения, Марта на дрожащих ногах под аплодисменты вышла на сцену под и остановилась рядом с Кристиной Федоровной. Та ей подмигнула и поспешила исчезнуть за занавесом.

Зал был полон людей. Лишь несколько свободных мест. Все молча смотрели на Марту, ожидая, когда же она начнет играть. Девушка обвела глазами присутствующих и увидела в третьем ряду маму. Она все-таки пришла. Мама улыбнулась и прижала ладони к груди. К сожалению, стул рядом с ней был пуст.

Марта сделала глубокий вдох и закрыла глаза, мысленно возвращаясь в мир сновидений. На мгновение ей даже показалось, словно она слышит звук волн, обрушивающихся на берег. Концертный зал вместе со зрителями растворились в далекой реальности. Девушка подняла смычок вверх, и в следующее мгновение он заскользил по струнам, рождая прекрасную мелодию, что Марта знала так хорошо, будто бы она уже была частью ее души. Нота за нотой сливались в единый поток, очаровывая присутствующих в зале. Мама Марты сама не заметила, как по ее щекам потекли слезы. Она и подумать прежде не могла, что за простым словосочетанием "игра на скрипке" скрывается именно это. Время потеряло свой первоначальный смысл — оно стало бесконечным и мгновенным одновременно. Произведение словно и не думало заканчиваться, но все-таки подошло к концу. Последняя нота вылетала из-под смычка, и Марта открыла глаза. К ее огромному удивлению зрители поднялись со своих мест и принялись безостановочно аплодировать. Ее выступление произвело большое впечатление на присутствующих, включая таинственных гостей Кристины Федоровны, каждый из которых уже был готов протянуть руку помощи юному дарованию.

Когда Марта оглядывала зал, она увидела в самом конце худую фигуру в длинном пальто — это был Август. Он пришел! Он сделал так, что она смогла его увидеть! Если бы у нее была возможность пригласить его на сцену и сказать, что именно он написал "Июльский дождь", то она непременно так бы и сделала, но только она одна могла его видеть. Август выглядел бледным и уставшим, а под глазами нависали тяжелые мешки. Он улыбнулся, и Марта улыбнулась ему в ответ.

Девушка была благодарна этому таинственному человеку, что без спросу ворвался в ее жизнь и устроил полный кавардак, оказавшийся в действительности порядком. Она вспомнила первые дни их знакомства: как не доверяла, пряталась внутри себя, не хотела, чтобы что-то менялось. Если бы не Август… Марте было страшно представить, что было бы тогда. Он был здесь. Все это время он был здесь!

— Спасибо, — одними губами произнесла Марта, не спуская глаз с Августа, а затем, подобно тому, как делают в фильмах, поклонилась зрителям.

Когда Марта выпрямилась, Августа уже не было — он ушел в свой мир также неожиданно, как и появился.

38

Когда концерт подошел к концу, все выступавшие вышли на сцену и, взявшись за руку, поклонились рукоплещущей публике. День, которого так боялись ребята остался позади. Вместо разочарования он принес радость и уверенность в собственных силах.

— Ты умница, — сказала мама Марте и крепко обняла.

— Спасибо, — в маминых объятьях Марта на мгновение вспомнила давно ушедшее детство.

— Прости папу. У него трудное время. Если бы он мог, то, наверняка, пришел бы.

— Конечно, — грустно улыбнулась Марта и не стала ничего больше об этом говорить.

Потихоньку Дом культуры опустел, и лишь по концертному залу летало эхо затихающих композиций. Последней осталась Кристина Федоровна — она долго стояла на ступенях, провожая гостей. В каждом из своих учеников она видела надежду на яркое будущее. Ах, если бы все они смогли найти применение таланту, но, к сожалению, со временем очень немногие свяжут свою жизнь с музыкой.

— Простудитесь же, — из двери выглянул охранник.

— Ой, да бросьте. Ничего страшного.

— Заходите, попьем чайку на дорожку.

— Эх, уговорили, — махнула рукой учительница и зашла в здание.

Марта с мамой, спрятавшись под зонтом, шли не спеша по парку. Их окружали почти исчезнувшие воспоминания о лете, казавшимся слишком далеким и нереальным, чтобы быть правдой. Осени тоже пришел конец, и в скором времени с неба должны были упасть первые снежинки.

— Мы раньше любили гулять здесь, — сказала мама, прервав тишину.

— Кто мы?

— Твой папа и я. Это было еще в институтские годы.

— А что случилось потом?

— Потом? Потом, потом… Не знаю, как-то все прошло само собой. То времени не хватало, то настроение не совпадало с долгими прогулками, а затем мы даже перестали вспоминать про парк. Как-то все угасло что ли, — вздохнула женщина. — И я… угасла.

Марта не могла вспомнить, когда последний раз мама говорила нечто откровенное. Словно игра дочери заставила женщину задуматься о чем-то важном, отбросив четко выстроенный образ жизни.

— Ты знала, что я хотела быть журналистом? — спросила мама, хитро улыбаясь. — Ездить по стране или даже по миру. Писать о культуре.

— Нет. Ты никогда не говорила! А почему не стала?

— Ну… Так сложилось. То одно, то другое…

— Как с парком?

— Да, примерно, как с парком. Я выбрала более простой и короткий путь. Тогда это казалось правильным.

— А сейчас не кажется?

— Нет, я очень давно об этом не думала, но, оглядываясь сейчас назад, понимаю, что предала саму себя. Ту молодую версию себя. Я прямо вижу, как она стоит передо мной и смотрит с упреком. Только папе не говори, хорошо? — на мгновение на лице женщины промелькнул легкий испуг.

— Не скажу, — кивнула Марта, хотя и не понимала, что в этом такого. — А, может быть, не поздно сейчас пойти учиться? Или просто писать статьи, заметки. Давай заведем тебе блог?

— Поздно, родная, — мама даже не стала задумываться над предложением. — Сейчас я уже вовсе не хочу этим заниматься.

Мама смирилась с той жизнью, которая у нее была. Она больше не видела смысла, не понимала, как это важно.

— Такое прекрасное было время, а мы его не ценили, — мама остановилась, оглядывая обнажившиеся деревья. — Откладывали мечты, откладывали то, что любим и со временем это все стало ненужным. Марта, — заплаканными глазами женщина посмотрела на дочь и провела холодной рукой по ее щеке, — Не будь, как мы. Ладно?

— Но я…

— Без "но". Давай скажем честно, пока папа не слышит? Мы с ним просадили свои жизни в пустую. На злость, обиды, лень, дела, которые на самом деле нас нисколько не интересовали. Мы терпели и терпели, а зачем? Ни зачем.

— Но вы же воспитали меня, — заметила Марта, понимая абсурдность сказанного.

— Ну да, — мама притворно улыбнулась. — Мы скорее тебе устраиваем бег с препятствиями. А ты, несмотря на это и благодаря бабушке, вон как выступаешь. Прости нас, милая. Прости меня. Я постараюсь вести себя иначе, но, кажется, тебе придется меня этому учить.

— Хорошо, — рассмеялась девушка. — Пойдем домой? Холодно тут.

— У меня есть идея получше. Пойдем покажу тебе одну кофейню, которую мы очень любили. Если, конечно, она там осталась.

— Пойдем, — Марте было очень приятно, что мама так с ней разговаривает, ведь, как оказалось, ей так этого не хватало.

Прижавшись плечом к плечу под зонтом, они свернули на одну из аллей и направились в какое-то место из маминого прошлого. Марта всю свою жизнь будет вспоминать этот день — именно здесь все разделилось на "До" и "После".

Вернувшись домой ни Марта, ни мама даже не пытались рассказывать отцу о концерте. Он был здесь только физически, а его разум витал далеко-далеко. Его не заботили жена с дочкой — он целиком погрузился в пучину самобичевания, делая все только хуже.

Марте хотелось скорее вернуться в старый особняк во сне и увидеть, Августа. Узнать, что он думает о выступлении и поблагодарить за все. Но она долго не могла уснуть и ворочалась с одного бока на другой. Эмоции от прошедшего дня и волнение от предстоящей встречи давали о себе знать. Взгляд то и дело падал на часы, которые предательски отбрасывали назад минуту за минутой. Ей даже успело показаться, что ночь будет бессонной, но едва она так подумала, как провалилась сквозь пространство.

Особняк выглядел по-настоящему прекрасно. Везде горел яркий свет, которые дополняли уже привычные новогодние гирлянды. Теплый воздух пропитался ароматом распустившихся роз и нотками старых книг. Образ развалины, изъеденной плесенью и длинными ползучими растениями, успел стереться из памяти, оставив после себя только горькое послевкусие.

— Август! Август! Где ты? Август? — прокричала Марта, слыша, как ее голос мечется по пустым пространствам.

Ее друг не отзывался. Возможно, он просто занят или отдыхает. Вариантов было множество. Но все-таки, чтобы не ошибиться в своем выводе, Марта решила обойти дом. Она осмотрела комнату за комнатой и, само собой, никого не нашла, но тут же вспомнила еще одно место, где не успела побывать. Странная комната в конце коридора, где девушка побывала в одно из первых посещений особняка.

Дверь была открыта настежь. Внутри горел приглушенный свет настольной лампы, наклонившейся над бежевым прямоугольником. Когда Марта увидела конверт, в ее душе что-то резко сжалось от испуга. Неприятное чувство овладело ей и не желало отпускать. Девушка нерешительно взяла в руки конверт и надорвала сбоку. Внутри лежал тонкий лист бумаги с несколькими абзацами.

Моя дорогая Марта,

Время для наших встреч, к сожалению, подошло к концу. Я не смогу больше к тебе прийти, но знай, что у меня все хорошо. Я был очень рад провести каждую минуту рядом с тобой, видеть, как ты становишься сильнее, как твои мечты обретают крылья, которые никому не под силу подпалить.

Продолжай двигаться вперед. Для тебя нет преград, которые ты не сможешь преодолеть.

Может быть, однажды мы снова встретимся. Не сразу узнаем друг друга и вначале пройдем мимо, но затем остановимся, и память подскажет, где же видели это лицо. Обещаю, что угощу тебя кофе или какао. Можешь выбрать сама. А пока, к сожалению, мне нужно идти.

До свидания, моя дорогая Марта.

Навеки,

Твой Август.

Марта не знала о том, что Август положил письмо вовсе не перед тем, как уйти, а заранее.

Он прекрасно понимал, что его ждет, только не мог сказать, когда именно наступит этот момент. Путь по коридору до комнатки дался с большим трудом. Приходилось то и дело останавливаться, опираясь на стену, чтобы отдышаться. Магия сна, где возможно все, уходила вместе с силами Августа. Он был совершенно один в огромном пустом особняке, ставшим для него вторым домом.

Ручка в руке никак не желала слушаться, и почерк получился отвратительным, а ведь он так много хотел сказать в последнем письме.

Пришлось ограничиться парой абзацев, в которых он врал о том, что они снова встретятся. Но то была ложь во спасение — так думал Август.

Они с Мартой прошли такой долгий путь вовсе не для того, чтобы теперь в его эгоистичном желании получить порцию жалости и похвалы все разрушить. Нет, нет, нет. Она не должна сейчас узнать. Едва поднявшись на ноги, Марта может рухнуть на самое дно, и уже никто ее оттуда не достанет, потому что никто не будет об этом знать. Она погрузится во внутреннюю тьму, награждая окружающих лишь короткими фразами и натянутой улыбкой.

Август оставил конверт на столе и взглянул на часы. Время выступления Марты на концерте наступило. Август собрался с остатками сил, чтобы сделать последний рывок — Марта должна знать, что он был рядом в момент ее победы.

Уже через секунду он стоял в самом конце вытянутого зала. Далеко впереди располагалась маленькая сцена, перед которой стояли нескончаемые ряды стульев со зрителями. Едва ли можно было насчитать пару-тройку свободных мест. Люди внимательно слушали музыку немного наклонившись вперед. Никто не видел и не мог увидеть Августа. Тем лучше, иначе перед ними предстал бы обтянутый кожей скелет с синими мешками под глазами.

Под аплодисменты на сцене появилась Марта. Она крепко, даже сильнее чем положено, сжимала скрипку и смычок. Август знал язык ее тела и потому видел, как сильно она нервничает.

— Ничего. Нужно держаться, нужно терпеть. Главное начать играть, и тогда ее будет не остановить, — думал Август.

Девушка вознесла смычок над инструментом, и зал замер в благоговейном ожидании. Марта закрыла глаза, чтобы ее ничто не отвлекало и начать играть ту самую мелодию, что родилась у Августа в голове в одну из бессонных ночей. То, как играл ее он и как Марта — словно земля и небо. В его руках инструменты были мертвыми кусками дерева, а вот Марта оживляла их, одалживая частичку собственной души.

Августу хотелось, чтобы произведение никогда не заканчивалось — тогда он еще немного сможет побыть с ней. Но вот и финальная часть. Последняя нота сыграна.

Зрители, очарованные волшебством музыки, встали со своих мест и начали хлопать.

По лицу Марты Август понял, что девушка счастлива. Их глаза встретились, и он вымучил из себя улыбку. Вряд ли она казалась искренней и скорее походила на гримасу, но это все, на что сейчас был способен молодой человек.

Марта поклонилась зрителям, и в этот самый момент Август ощутил, как невидимая сила вырывает его из времени, где он был всего лишь гостем. Он попытался удержаться, крепко сжав кулаки — бесполезно.

— Я хочу остаться, — сказал Август, но его голос потонул в непрекращающийся аплодисментах.

И прошлое юной Марты исчезло для Августа. Молодой человек не успел ничего понять. Он проснулся в своей постели от того, что ощутил жгучую боль в груди и схватился рукой за то место, где располагалось сердце. Как будто это могло помочь… Его глаза беспомощно смотрели в потолок, а рот с трудом хватал затхлый воздух. Не прошло и минуты, как Август ушел навсегда.

39

С того самого концерта минуло десять долгих лет. В привычном для людей темпе на смену зиме приходила весна, которая уступала дорогу лету, чтобы оно встречало осень золотыми листьями на пышных деревьях.

Марта закончила школу, поступила в музыкальное училище и не уставала поражать учителей своим талантом. Она шла вперед, не останавливаясь перед многочисленными преградами. Любая трудность казалось молодой девушке лишь очередным испытанием, которое нужно преодолеть.

Там же она повстречала своего будущего мужа Кирилла, от которого чуть позже родила двоих детей — мальчика и девочку. Пусть иногда было трудно и не всегда хватало денег, но они были счастливы. Ведь, в конце концов, счастье действительно не в деньгах, просто с ними чуть проще бывает жить, да и то нет никакой гарантии.

И вот учеба закончилась. Ее, как она и мечтала, пригласили играть в Большом симфоническом оркестре им. П. И. Чайковского, но на этом Марта не останавливалась. Ночи напролет она сочиняла музыку, чтобы записать собственный альбом, который хотела посвятить бабушке, дедушке и своему другу из снов по имени Август.

Конечно, компании звукозаписи отказывались или не спешили с ответом. Кому нужен был неизвестный музыкант и тем более скрипачка? В век изобилия информации, когда каждый мог поделиться своим творчеством. Да только они не знали, что Марта не собирается просто так сдаваться, и тогда она начала распространять отдельные композиции через социальные сети. День за днем, шаг за шагом она продолжала идти к цели, набирая фанатов и поклонников, пока не достигла той самой отметки, когда один продюсерский центр захотел заключить с ней договор на издание альбома.

Презентация состоялась в большом клубе в самом центре Москвы. Повсюду можно было увидеть ее портреты и обложки альбома, на котором было написано:

Ларионова М. Е.

В доме моих снов…

Марта отыграла одну композицию за другой. То и дело по залу разносились бурные аплодисменты. Последней она исполнила композицию под названием «Июльский дождь», которую Август написал для ее концерта.

И вот когда презентация была закончена, и люди потихоньку начали расходиться, к Марте, убиравшей скрипку, подошел странный человек в длинном плаще. Глядя на него, она не могла сказать точно сколько ему лет. То ли двадцать, то ли тридцать, а, возможно, и сорок.

— Добрый вечер, — сказал незнакомец. — У вас потрясающая музыка.

— Спасибо большое, — кивнула Марта. — Но это не только моя заслуга.

— Да, я знаю. Я видел посвящение на обложке. Собственно говоря, потому я и здесь.

— В каком смысле? — удивилась девушка.

— Мне кажется, — незнакомец запустил руку в карман плаща и достал что-то, напоминавшее блокнот. — он хотел бы, чтобы это было у вас.

— Кто? — ее голос задрожал, но она смогла совладать с ним.

— Вы сами знаете, — мужчина протянул блокнот и, как только она его взяла, он растворился в толпе людей.

Марта открыла первую страницу, но, едва увидев первую строчку, тут же закрыла.

— Моя дорогая Марта, — одними губами произнесла девушка, прижимая к груди дневник друга, который исчез много лет назад.

Голова кружилась, и ей захотелось присесть, чтобы не потерять сознание. К счастью, позади оказалась большая звуковая колонка, которая и исполнила роль стула. Марта не могла поверить в то, что произошло. Да и кто бы вообще поверил? Но факт оставался фактом. Она положила дневник к скрипке и, прощаясь со всеми по дороге, отправилась на улицу, где ее в машине дожидался муж. Дорога домой пролетела незаметно. Они с Кириллом обсуждали, как прошел вечер, как реагировали люди на музыку, но Марта ни словом не обмолвилось о том, что ей подарили, ведь это было нечто особенное и по-настоящему личное.

Когда дети и Кирилл легли спать, Марта в темноте на цыпочках добралась до кухни, где включила маленькую лампу, висящую над столом, и достала дневник Августа.

Первая запись начиналась с того, как июльским днем он стоял на другой стороне дороги от девушки на автобусной остановке в синих джинсах и белой рубашке.

— Ты была так далеко и так близко, — написал тогда Август и был абсолютно прав.

Марта не могла остановиться и продолжала читать запись за записью, в которых он описывал их встречи во сне, свою жизнь, то, на что ему пришлось пойти, чтобы ее найти. Тогда десять лет назад Август многого ей не сказал, потому что не мог или не хотел, но теперь она знала все, и от этого на душе стало тяжело и легко одновременно.

И вот девушка добралась до самой последней записи. Это были последние слова Августа, и потому она долгое время не могла собраться с силами, чтобы прочесть их, ведь это будет означать самый настоящий конец. Но все-таки, взяв себя в руки и медленно выдохнув с закрытыми глазами, она опустила глаза на страницу.

Моя дорогая Марта,

Всегда трудно говорить: «Прощай». Даже само слово пропитано какой-то трагической неизбежностью. Время, отмеренное нам двоим на белом свете, было самым прекрасным в моей жизни, не смотря на все те трудности, с которыми мы были вынуждены бороться.

Я не жалею, что под проливным дождем вытянул сломанный зонт над незнакомкой на той автобусной остановке, и не жалею, что зашел в книжный магазин, чтобы взять с полки странную книгу.

Я жалею о том, что не смог стать тем, с кем тебе не нужно было бы жить в клетке и думать о прошлом. Но я всем сердцем надеюсь, что смог стать тем, кто избавил тебя от тяжкого груза, затаившегося в воспоминаниях о давно минувших дня. Для этого мне пришлось пожертвовать тем коротким мгновением, что соединяло нас, или пожертвовать самим собой.

Оно стоило того, ведь ты будешь жить. Уже не со мной. Будет тот, кто полюбит тебя всем сердцем. Вы вместе создадите дом, куда будете хотеть возвращаться, заведете детей, в чьих глазах будете видеть частички самих себя. Жизнь станет счастливым мгновением, что как яркая звезда проносится по небосклону. Я пишу эти слова и уже завидую, тому кто окажется рядом с тобой. Как бы мне хотелось быть на его месте, но я не могу.

День за днем я доверял свои мысли и чувства дневнику, в котором обращался к тебе, моя дорогая Марта, хотя знал, что ты никогда не увидишь его страниц. Наверное, от того, что так мне казалось будто бы ты рядом и мне проще было идти вперед.

Знай, я любил тебя так, как умел.

Я был с тобой столько, сколько мог.

Прости меня за то, что мы больше не увидимся.

Будь счастлива. На зло всем несогласным, на зло всем обстоятельства, пожалуйста, будь счастлива.

Прощай, моя дорогая Марта.

Навеки твой,

Август

Марта заплакала. Слезы облегчения и слезы горя смешивались в один единый поток, а затем, когда их не осталось, наступила невыносимая долгая пауза. Не было ни мыслей, ни чувств, ни желаний, а только пустота. Но затем Марта ощутила теплый огонек в груди и улыбнулась.

На следующий день под вечер пошел дождь, но не простой, а волшебный, ведь когда-то он стал отправной точкой неповторимой истории. Марта поднялась на крышу с большим красным зонтом, прижимая к груди дневник Августа. Перед ней раскинулся прекрасный город, горящий разными огнями.

Мой дорогой, милый Август.

Не говори «Прощай». Пусть лучше это будет «До свидания».

Я стою на крыше под дождем. Да, под тем самым проливным дождем, когда мы впервые встретились. Мои слова обращены в небо, и я надеюсь, что ты их услышишь.

Ты спас меня. Я жива благодаря тебе.

Конечно, сейчас ты воспротивился бы и сказал, что я сама все сделала, но если бы не ты, то у меня не хватило бы сил подняться. И тогда я снова стала бы той, кто принес тебе так много боли. Прости меня.

Ты — мой ангел-хранитель, что не пожалел себя. И я буду жить. Я буду счастливой ради тебя, ради себя и ради других. Обещаю.

До свидания, мой дорогой Август.

Навеки твоя,

Марта.

Несмотря ни на что их история будет жить вечно. Она будет звучать песней в июльском дожде, что словно слезы смывает с города пыль и грязь.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39