По ту сторону двуличия (СИ) [ksana_lindemann] (fb2) читать онлайн

====== 1 глава ======

Гермиона Грейнджер, миловидная волшебница двадцати одного года, раздраженно бросила огромную сумку на столик магловской кофейни. «Какого черта я тут делаю?!» — в сотый раз спрашивала она сама себя, прекрасно зная ответ. Ее журналистское расследование зашло в тупик, и последний, кто мог ей помочь продвинуться в нем хотя бы на сантиметр, уже полтора года беззаботно пускал мыльные пузыри в больнице Святого Мунго. Сегодня обрушились последние мечты о приближении к разгадке таинственного исчезновения Эверли Беннет и Джеффри Диксона – пятнадцатилетних студентов Хогвартса. Подростки исчезли месяц назад прямо из своих кроватей в башне Гриффиндора, и ни одна живая душа не знала, где они, живые или мертвые. Ни проникновения чужака на территорию школы, ни постороннего использования магии, ни-че-го подозрительного, только две разобранные постели и испуганные однокурсники.

Единственной зацепкой, объединяющей пропавших ребят, стал статус крови — и Эверли, и Джеффри являлись маглорожденными. Естественно, были немедленно подключены и школьное управление, и Министерство, и журналисты, к представителям которых после школы решила причислить себя Гермиона.

Полтора месяца безрезультатных поисков, сорок пять дней, посвященных бесперспективным встречам с якобы «бесценными свидетелями», и абсолютный ноль в итоге. Даже встреча с родителями не смогла успокоить ее, поэтому чашка свежесваренного кофе казалась необходимой.

— Ваш заказ, мисс? — приятный голос официанта вывел ее из нервных размышлений.

Гермиона вскинула голову и застыла. Белоснежные волосы, стального цвета глаза, аристократичные, четко очерченные скулы…

— Малфой?! — она не смогла сдержать своего изумления. Слизеринский красавчик, богатейший наследник, удачно избежавший наказания по итогам волшебной войны, и… поднос в руках? Даже в своих самых смелых фантазиях Гермиона не могла себе этого представить.

— Боюсь вас разочаровать, мисс, но вы обознались! — мягко улыбнувшись, произнес молодой человек.

Гермиона молча разглядывала его. Это определенно галлюцинация или Малфой, третьего не дано. Хотя… сейчас она замечала, что на красивом, словно нарисованном лице, не было и намека на высокомерие, присущее Драко Малфою.

Открытый взгляд. Хоть и дежурная, но вежливая улыбка. Нет того надменного лоска, который всем своим существом излучал ее бывший сокурсник, да и сложно представить Малфоя в растянутой футболке и поношенных, кое-где лопнувших от старости кроссовках.

— Да… наверное… м-м-м… капучино, пожалуйста, — Гермиона тряхнула головой, отгоняя наваждение.

Лицо! Его сложно с кем-либо спутать, да и много ли вы встречали абсолютно идентичных внешне людей? Единственное, что отличало официанта и Малфоя, — полярность эмоций, заметная в мимике и движениях парня.

Официант с улыбкой сделал запись в блокноте и направился к деревянной ширме, отделяющей кухню от остального заведения. Гермиона молча смотрела на его удаляющуюся широкую спину и лихорадочно соображала.

«Обливиэйт? Кто-то стер ему память? Изменение сознания? Или феноменальное притворство? Но зачем? Черт с ним, не захотел узнать меня – и ладно, все-таки я не самая приятная часть его биографии, но… Малфой — официант? Мило улыбающийся грязнокровке Грейнджер? Твою мать, это невозможно!»

Она одернула себя: «Прекрати ругаться, хотя бы с самой собой научись нормально разговаривать!»

За те несколько лет, что прошли (хотя нет – пролетели!) после разрушительной войны, многое изменилось как в волшебном мире, так и в мире самой Гермионы Грейнджер. Она стала жестче, требовательней к самой себе и к окружающим, что иногда, в минуты особого волнения, проявлялось бранью и резкими словами. Единственное, что осталось от прежней заучки и школьной всезнайки, – это непреодолимая тяга знать даже то, что ее не особо-то и касается. Ну и, естественно, чтение. Как бы ни меняли Гермиону годы и испытания, книга оставалась верным спутником, ежедневно сопровождая ее вечера.

— Ваш заказ, мисс! — Гермиона вздрогнула. На нее смотрели холодные серые глаза Драко Малфоя, а его крепкие, с четко очерченными мускулами руки держали, черт возьми, поднос. — Что-нибудь еще?

— Да, — Гермиона запнулась, — расскажите мне о себе…

Гермиона уставилась в окно и попыталась разложить бунтующие мысли по полочкам. После разговора с официантом она закрылась в кабинке женского туалета и, убедившись, что ее не могут заметить, аппарировала прямо в свою квартиру, расположенную неподалеку от Косого переулка. Здесь она чувствовала себя намного лучше, чем в душной кофейне, хотя компания для беседы ей попалась довольно приятная и, честно сказать, симпатичная.

Гермиона вспоминала события последнего часа. Малфой-официант немного удивился просьбе рассказать о себе и пару минут просто недоверчиво смотрел на нее, после чего задал вполне резонный вопрос:

— Зачем?

«Да затем, что ты как две капли воды похож на придурка, который изводил меня в течение шести лет, а потом и вовсе имел нехилую возможность прикончить половину моих друзей!» — мелькнуло у Гермионы в голове, но вместо этого она мягко произнесла:

— Вы очень похожи на моего давнего знакомого, с которым я потеряла связь несколько лет назад.

Парень рассмеялся:

— Ну, то, что вы меня с кем-то спутали, я вам сразу сказал.

Гермиона немного смутилась и на удачу выпалила:

— Да, но… ладно, просто вы мне понравились. Кстати, как вас зовут?

— Деймон Донован, а вас?

— Гер… Герберта Гилмор, да. Герберта, — Гермиона залилась краской.

«Уморительная, должно быть, картина, — ухмыльнулась она про себя, — давай, Герберта».

— Очень приятно! — улыбка Деймона превратилась из дежурно-рабочей в искреннюю. Возле его глаз появилась паутинка тонких мимических морщинок: было видно, что парень не привык сдерживать эмоции, и это сказалось на выражении лица — открытом, по-детски немного наивном и озорном.

Только сейчас, достаточно разглядев молодого человека, Гермиона стала замечать наиболее значительные несоответствия с «оригиналом» Драко Малфоя. Белые, как снег, волосы не зачесаны назад, а неаккуратной, взъерошенной стрижкой топорщились над высоким лбом. Тонкие аристократичные пальцы не были тщательно выхолены, как у слизеринца: неровно подстриженные ногти, сбитые костяшки и мозоли – руки работящего, привыкшего к труду человека.

Но самое большое различие – глаза. Добрые, светлые. Если во взгляде истинного слизеринца прочно поселились презрение и холод, воспитанные в нем с самого младенчества, то Деймон смотрел на Гермиону доброжелательно и с долей определенного интереса.

— Ты разглядываешь мои руки, — голос Деймона Донована вырвал ее из собственных размышлений, — и, кажется, больше не видишь во мне копии своего знакомого. Наверное, тот парень — как ты сказала, Малфой? Твоя первая любовь?

Гермиона не сдержалась и фыркнула:

— Скорее, первый школьный кошмар!

— Почти угадал. В любом случае, я не думаю, что в твоей школе учился кто-то, похожий на меня, — Деймон грустно ухмыльнулся и присел на стоящий рядом с ней свободный стул.

Только сейчас Гермиона поняла, что все это время он возвышался над ней во весь свой немаленький рост, а она как завороженная разглядывала его, даже не прикасаясь к принесенному кофе. Однако его последняя фраза насторожила девушку:

— В моей школе? Ты ведь не знаешь, что это была за школа, может, ничем от твоей не отличающаяся.

«Тем более что велика вероятность, что ты скрывающийся волшебник, филигранно обманывающий свою давнюю студенческую неприятность!» — мысль о том, что это Малфой, только заколдованный, не отпускала ее. В конце концов, она сама однажды в целях защиты заставила своих родителей поверить в то, что они совершенно другие люди, так почему подобное не могло произойти с Драко?

— Такие девушки, как ты, явно не посещают школу при интернате для сирот, по крайней мере, я в жизни в это не поверю, — отвернувшись, медленно произнес Деймон, — девушки из приютов совсем другие. Более смелые, их невозможно ничем смутить — все постыдное и опасное они в большинстве своем видели. Это кошки, которые умеют запрыгивать на самые высокие крыши и спускаться по голым отвесным стенам. Но чего они не могут – так это смотреть с таким удивлением и любознательностью, с какими смотришь ты, Герберта Гилмор. Тебя я вижу в престижном колледже, с грудой умных книжек в рюкзаке.

Гермиона застыла. Сиротский приют? Она уже смирилась с Малфоем-официантом, но Малфой-сирота? В памяти всплыли надменные лица Люциуса и Нарциссы Малфой. Белоснежные волосы, острые черты лица и аристократизм во всем, начиная от тонких пальцев и заканчивая величественной осанкой. Перед ней стояла копия их сына, даже не подозревающая, на кого и насколько он похож.

Гермиона хотела еще что-то спросить, но из кухни раздался гневный вопль:

— Донован, мать твою, ты совсем охренел?! Пятый и третий столик должны грызть зубочистки, пока ты лясы точишь?! — из-за ширмы высунулся толстяк с красным лоснящимся лицом и злобно уставился на Деймона и Гермиону. — Немедленно поднимай свою тощую задницу и работай, бесполезный кусок дерьма!

Официант покраснел и торопливо поднялся:

— Заткнись, Мэтт, — недовольно буркнул он и повернулся к Гермионе: — Прости, Герберта, но я не думаю, что ты до сих пор хочешь продолжить наше знакомство. Не знаю, что тебя связывало с тем парнем, но я — не он, и вряд ли тебе в списке знакомых нужен нелепый официант без прошлого и без будущего.

— Ты не можешь знать, что мне нужно! — Гермиона игриво улыбнулась и взяла его за руку, решив не отступать от образа девушки, запавшей на его серые глаза и, будем честны, сексуальную улыбку.

— Зато я знаю, что нужно мне! — Деймон высвободил свою ладонь. — И если я сейчас не займусь своей работой, то придется переехать к тебе, потому что без работы я не оплачу свою квартиру!

С этими словами он направился к недовольным клиентам за другим столиком, а Гермиона приступила к своему уже остывшему капучино.

«Настроение у этого парня меняется со скоростью света, но общаться с ним точно приятнее, чем с самим Малфоем, — подумала она, — если, конечно, это не одно лицо».

В жизни Деймона Донована за двадцать лет не было и дня, когда бы он не подумал о своих родителях. В детстве, когда он засыпал на жесткой приютской кровати, он представлял, что просто потерялся и однажды, совсем как в счастливой сказке, его найдут. Дни бежали друг за другом беспрерывными вереницами, и в школьном возрасте мальчик понял – никто за ним не придет. Скорее всего, мать и отец погибли в какой-нибудь жуткой аварии, поэтому он оказался один. Да, точно, автокатастрофа, ведь они не могли бросить его.

Позже, уже вступив в подростковый возраст, Деймон ожесточился. Неважно, кто были его родители: добрые приятные люди, скончавшиеся от несчастного случая, или безжалостные моральные уроды, собственноручно сдавшие своего ребенка в приют, его жизнь в любом случае загублена, и кто бы в этом ни был виноват, пусть идет к черту. Он сам по себе, и это привычно.

Ненависть, отрицание, угасание надежды — в пятнадцать лет каждый день казался чуть ли не последним шансом показать, что ты чего-то стоишь, и пусть это проявляется в агрессии, все должны видеть, что Деймон Донован не плаксивый щенок, а сильный мужчина, способный пройти через все испытания!

Сейчас, по прошествии стольких холодных, одиноких и тоскливых лет, он понимал — как бы там оно ни было, жизнь идет своим чередом, нужно вставать на ноги, двигаться дальше и прочее «все лучшее впереди».

Иногда ему казалось, что он помнит чьи-то лица: высокий статный мужчина с ледяными глазами и неулыбчивая женщина, они что-то говорили ему, а с ними был мальчик, очень похожий на него самого – худой, бледный, со светлыми, почти белыми волосами. Деймон всегда думал, что это он сам и его родители, но память услужливо подсовывала моменты, связанные лишь с приютом и людьми, окружающими его в негостеприимных стенах сиротского дома.

Как бы парень ни старался, вспомнить больше не удавалось — словно невидимая стена вставала между ним и его прошлым. Постепенно он смирился, и теперь каждый день был похож на предыдущий: работа, неуютная съемная квартира и иногда малознакомые сговорчивые девушки, покидающие его постель до наступления утра. Но сегодня…

Сегодня она перевернула привычный уклад его жизни. Ворвавшись раздраженным вихрем в кофейню, едва не сбила официанта с ног и даже не заметила этого. Взволнованная, с растрепанными каштановыми волосами и бесконечно удивленными глазами. Но самое главное — она спутала его с другим человеком.

Казалось бы, чего уж там, говорят, что как минимум парочка копий каждого из нас бродит по этому бешено вращающемуся миру, но это имя – Малфой… он слышал его не впервые. Однажды, пару месяцев назад, когда он только устроился официантом, его уже называли этим именем.

Деймон детально помнил эту встречу — высокая симпатичная брюнетка с идеально уложенными волосами брезгливо морщилась, оглядывая заведение. Судя по ее скривившемуся лицу, если бы не проливной дождь, то она бы и не подумала почтить своим присутствием это богом забытое кафе. Однако, когда случайная посетительница увидела Деймона, ее глаза, прежде недовольные, расширились от удивления.

— Малфой?! — она попятилась назад и смерила его изумленным взглядом с ног до головы. — Ты?

Ответить парень не успел. Он отвлекся на злобные вопли Мэтта из кухни, а когда повернулся, брюнетки уже не было. Если бы не Герберта Гилмор, он бы и не вспомнил о заносчивой девице, но, как известно, граната дважды в одну воронку не попадает. Не бывает таких странных случайностей, когда две диаметрально противоположные по поведению девушки путают незнакомого парня с одним и тем же человеком.

Теперь Деймону казалось, что Малфой – это как-то связано с его прошлым, которого он не помнит. Может, он похож на парня с этим именем, потому что это какой-нибудь его дальний родственник? Может, Деймон действительно случайно потерявшийся и так никем и не найденный ребенок? Вдруг его искали и не нашли?

Сейчас ему казалось, что стоит только каким-то образом найти Герберту, расспросить ее и… а что и? Она приведет парня к его гребаной семейке, за столько лет не сумевшей найти своего сына? Оно ей надо, лезть в чужую жизнь и ворошить то, что спрятано под толщей лет? И вообще, нужно ли это ЕМУ, привыкшему опираться только на себя…

— Чертовы вопросы! — парень со злостью ударил кулаком по столу, так, что боль отозвалась где-то в предплечье. — Нахер, ну его нахер!

Растерянный, обиженный двадцатилетний ребенок, поймавший за хвост птицу правильных рассуждений… Если бы он знал, что эта случайная встреча с якобы Гербертой Гилмор коренным образом может повернуть несколько жизней, то, наверное, предпочел бы никогда не знать, какая история похоронена в его прошлом.

====== 2 глава ======

— Мисс Грейнджер, я позвала вас, чтобы сообщить не самую приятную новость… — Минерва МакГонагалл, директор Хогвартса, в своей привычной манере строго и прямо смотрела на свою бывшую ученицу. — Это касается пропавших учеников.

Гермиона напряглась. Получив утром письмо от своего бывшего профессора, она сразу поняла, что в ее застопорившемся расследовании наметился некий сдвиг. В какую сторону — лучшую или нет, — понять было сложно, так как лаконичный текст не отличался особой информативностью, сообщая лишь о желании директора встретиться.

— Их нашли? — Гермиона, прислушиваясь к неприятным чувствам внутри себя, исподлобья уставилась на МакГонагалл.

— Да.

— Они живы? — кем бы ни была Грейнджер, журналистом или просто любопытной всезнайкой, она прежде всего оставалась человеком. И человеком сочувствующим — не самое плохое качество, хотя подчас саморазрушительное.

МакГонагалл поджала и без того тонкие губы. По ее взгляду было сложно понять, что именно творится у нее в душе, но грань между волнением за репутацию школы и сопереживанием пострадавшим навсегда залегла морщинами на ее уже немолодом лице. «Ну же, не тяните!» — хотела выкрикнуть Гермиона, но директриса только молча кивнула.

— Без памяти и… без магии.

Гермиона резко выдохнула и до побелевших пальцев вцепилась в подлокотник.

— Как? Совсем? — задала она, наверное, самый глупый в своей жизни вопрос.

— Совсем. Волшебных способностей в них теперь не больше, чем в маглах.

Гермиона тяжело переваривала услышанное. Нет, то, что Эверли Беннет и Джеффри Диксон живы, безусловно, самое приятное известие за последние полтора месяца, но кому могло понадобиться лишать их магии? Вопросов насчет памяти не возникало, жизнь уже стала для ребят неслыханной щедростью преступников.

— Есть возможность вернуть им?..

— Не могу сказать точно. Эверли и Джеффри истощены, сейчас за ними наблюдают колдомедики. Пытаться повлиять на них заклинаниями сейчас попросту опасно, поэтому они погружены в лечебный сон. Мисс Грейнджер, — МакГонагалл пронзительно посмотрела на некогда лучшую ученицу Хогвартса, — я позвала вас, чтобы просить о помощи.

Гермиона кивнула. Это была единственная возможная для нее реакция — мысли перемешались и требовали срочной расфасовки.

— Я знаю, что все это время вы вели свое журналистское расследование и освещали события в «Ежедневном пророке», но я прошу вас ввести читателей в заблуждение. Никто не должен знать, что ученики найдены.

— Но почему?

— Они были обнаружены Хагридом сегодня ночью на территории Запретного леса. Сейчас ребята надежно спрятаны в больничном крыле. Если об этом прознают ваши собратья по перу, мы не сможем сдержать их натиска, а психика пострадавших не выдержит. Что они скажут репортерам, когда проснутся? Они не вспомнят самого простого заклинания, банальное Прытко Пишущее Перо Риты Скитер доведет их до истерики! — МакГонагалл задохнулась от переполнявшего ее напряжения и вдруг печально улыбнулась. — Эверли при виде Хагрида упала в обморок, а Джеффри слабо пытался защититься какой-то палкой…

Последняя фраза директора словно вернула Гермиону из оцепенения. Она вскочила с кресла и нервно зашагала по кабинету. Ей нужны были свежий воздух и возможность все обдумать, но прежде всего она должна увидеть Эверли Беннет и Джеффри Диксона.

— Конечно, профессор… простите, директор. Я сделаю все, что в моих силах, и потяну время, насколько это возможно. Могу ли я…

Она не успела договорить, как раздался требовательный стук в дверь. Минерва МакГонагалл подняла ладонь, жестом попросив Гермиону остановиться, и заклинанием открыла замок.

— Войдите!

В кабинет вошел высокий широкоплечий мужчина в мантии с накинутым на голову капюшоном и с порога сообщил:

— Извините, директор, я только из Министерства, — в его речи не было надлежащего уважения, скорее раздражение и желание закончить разговор, даже не начиная его. Однако не это смутило Гермиону. Голос вошедшего был ей удивительно знаком, и это открытие не добавило хорошего настроения в копилку сегодняшнего утра. Все, начиная от прямой спины и заканчивая до блеска начищенными ботинками, вызвало не самые приятные воспоминания.

— Малфой?! — кажется, это имя она в последние дни произносит слишком часто, что уже само по себе пугает.

Мужчина, а точнее сказать, молодой человек, откинул капюшон и только сейчас заметил ее.

— Грейнджер? — его губы изогнулись в неком подобии брезгливой улыбки. Так смотрят на некрасивых, грязных щенков с кое-где свалявшейся шерстью — вроде и тварь Божья, но потрогать не хочется. — Какого… м-м-м… какой сюрприз.

Гермиона молчала. Не то чтобы ей нечего было сказать, просто в голове возник образ Деймона Донована. Рост, фигура, лицо — удивительно! — как две капли воды. Голос, взгляд, манеры — диаметрально противоположны. Идеально отутюженный Малфой, безупречный с ног до головы. Деймон, простой официант в потрепанных кроссовках. «Феноменально, мать твою, просто феноменально!» — Гермиона снова не заметила, как невозможность ситуации заставила ее мыслить непечатно.

— Мисс Грейнджер, Драко Малфой помогает в исцелении пострадавших Беннет и Диксона, — пояснения директрисы плохо доходили до сознания Гермионы, все еще сравнивающей слизеринца и официанта из магловской кофейни.

— Чем он может помочь?! — резко вскинулась Гермиона.

МакГонагалл удивленно приподняла брови.

— Мисс…

— Позвольте, директор, — Малфой медленно повернул голову и в упор уставился на нее, — ты не единственная умница, Грейнджер. Старина Драко тоже кое-что может, и, смею тебя заверить, это «кое-что» приносит пользы больше, чем твои неграмотные писульки в полусдохшей газетенке.

Слова Малфоя истекали ядом, не пытаясь даже прикрыться иронией. Гермиона смерила его самым уничижительным взглядом, на который была способна, и направилась к выходу.

— До свидания, ДИРЕКТОР, я сделаю все возможное, о чем вы просили меня. Сейчас же, при всем моем уважении к ДИРЕКТОРУ, прошу меня извинить…

— Мисс Грейнджер, — окликнул требовательный голос МакГонагалл, но Гермиона уже аккуратно закрыла дверь, борясь с желанием крепко приложить дубовую створку о довольно ухмыляющееся лицо Малфоя.

Аппарировать на территории школы было нельзя, поэтому в хижину к Хагриду Гермиона решила пройтись самым близким путем. Внутри нее все клокотало от возмущения и непонимания, как и откуда вообще появился Драко Малфой. Его имя, наряду с именами его родителей, не напоминало о себе на протяжении нескольких лет, прошедших с окончания Магической войны.

Он не окончил Хогвартс, и вообще, казалось, исчез из поля зрения не только Гермионы, но и всего магического мира. Малфои счастливо избежали положенного наказания и после пары прикрытых судебных дел испарились. Все. Но стоило только случиться неприятностям, как он вытаскивает свою надменную задницу из небытия и усиленно изображает активную волонтерскую деятельность. Чудо как умилительно, аж слезы наворачиваются.

Только вот объявиться холеный наследник аристократического рода Малфой решил не в одиночку, а в комплекте с внешне идентичным магловским официантом Деймоном, улыбающимся настолько обаятельно, насколько мерзко ухмыляется его высокомерный оригинал. Извилинам есть отчего завязаться морским узлом!

— Хагрид, ну не могли же они свалиться с неба! — получасом позже Гермиона, сидя в хижине старого друга, раздраженно вертела в руках печенье размером с тарелку и выпытывала подробности обнаружения Беннет и Диксона. — Хотя в волшебном мире чего только не случается…

— Оно-то и понятно, но никаких следов, кроме звериных, и на милю рядом не было! Только эти двое, как кульки с дохлыми мандрагорами посреди поляны! — Великан развел руками, задевая свою кружку, больше похожую на добротный цветочный горшок. Хагрид был настолько взволнован, что даже не заметил этого.

— Аппарация? Не думаю, они были настолько слабы, что их бы сплющило еще на подлете, — Гермиона, как истинная женщина, не могла подобрать укладывающуюся в голове версию.

Впрочем, никто из тех, кто был заинтересован в разгадке случившегося, не мог дать верных или хотя бы логичных предположений.

— Гермиона, они могли взяться откуда угодно! Может, их с метлы скинули!

— Все может быть. Кстати, Хагрид. Ты в курсе, кто помогает МакГонагалл в этом деле? — Она знала, что теперь великан видел в ней не только не по годам смышленого ребенка, но и человека, заслуживающего знать то, о чем спрашивает. Если раньше он побаивался гнева директора и исполнял роль доброго дядюшки, то с годами стал скорее равным другом, помогающим во всем и прислушивающимся к мнению бывшей ученицы.

— Конечно, как тут не знать. Малфой, — Хагрид привычно резко выплюнул его имя, но сразу же его голос смягчился, став более спокойным: — Не удивляйся, МакГонагалл знает, что делает. Его три года не было ни видно, ни слышно, но поговаривают, что теперь в легилименции и зельеварении он мог бы составить конкуренцию покойному Снеггу.

— И откуда он вообще вылез? Насколько уж я в курсе всех происходящих событий, но даже для меня его физиономия в кабинете МакГонагалл стала неожиданностью!

— А черт его знает… Утром нашли ребят, а тут и он, скользкий как всегда, но, похоже, кой-чему поднаучившийся.

— Может, он…

— Не, навряд ли это он. МакГонагалл проверяла его.

— Ты-то откуда можешь знать? — скептически поинтересовалась Гермиона. Хагрид, конечно, ее друг и заметная фигура в школе, но маловероятно, что директор докладывается ему обо всем происходящем.

— Это, Гермиона, секрет мой. Спать спокойнее будешь, да и мне проблем меньше, — отрезал великан. — Сама знаешь, я Малфоя терпеть не могу, да и якшаться с бывшими Пожирателями не собираюсь, но… белобрысый, кажется, действительно на нашей стороне. Вроде и слизняк, но злого умысла в нем нет. Да и башкой хорошо варит.

Гермиону угнетали размышления по поводу всего происходящего, поэтому, желая расслабиться, она решила по прибытии домой навести в квартире порядок.

Пропавшие студенты, пусть и лишившиеся памяти и магии, находятся в Хогвартсе под наблюдением надежных людей, а значит, в безопасности.

«Хотя, какой уж там, когда их дальнейшая судьба хоть на минуту зависит от Малфоя!» — с этой мыслью Гермиона схватилась за тряпку. Несмотря на свои исключительные магические способности, прибралась в квартире она обычным способом, собственными руками педантично истребляя пыль и грязь. При этом она громко распевала песни, услышанные по заговоренному магловскому радио.

За своим оглушающим и, будем честны, не очень талантливым пением Гермиона не услышала требовательного стука в дверь. Откликнулась она только тогда, когда створка буквально тряслась от нетерпеливого грохота. Естественно, ее квартира была заговорена от магического проникновения, поэтому посетителям не оставалось ничего другого, как ждать, пока хозяйка откроет им.

— У тебя отвратительный слух, Грейнджер, — первое, что она услышала, поинтересовавшись личностью прибывшего.

Гермиона не поверила своим ушам и, наплевав на все правила безопасности, резко распахнула дверь. Она надеялась ощутимо ударить Малфоя (черт, конечно, только он мог обладать настолько мерзким голосишком) по его ненавистной голове, но тот предусмотрительно отступил на шаг назад.

— Какого хрена ты тут делаешь?!

— Не очень-то любезно, Грейнджер. Ты всегда так встречаешь гостей? — Слизеринец излучал напускное спокойствие и фальшивую благожелательность.

Гермиона молчала и сверлила его взглядом. Ей казалось, что за последние два дня он решил не только поселиться в ее голове, но и оккупировать квартиру.

«Бред! Не поверю, что он притащил свое дряхлое тельце просто так».

— Так какого хрена?

— О, ты так изменилась! Из гипертрофированной заучки в непередаваемое хамло. Что, жизнь потрепала?

— Не твое дело. Говори, чего тебе от меня надо, или проваливай.

— Так и будем на пороге разговаривать?

Черт, да почему же он так вежливо спокоен? Он что, после школы попал в институт благородных девиц? Или на него так повлияли война и поражение его семейки, что теперь он и крестиком вышивает?

— А ты всерьез считаешь, что я тебе еще и чаю налью, старина Драко? — поморщилась Гермиона. Вся ситуация напоминала фарс.

— Грейнджер, ты обиделась на меня за сегодняшнее? Прости великодушно, я думал, ты оценишь мой тонкий юмор, — Малфой закатил глаза и, перейдя на шепот, чуть наклонился к ней: — Завали свой грязный рот и впусти меня, идиотка. Я не просто так пришел, мне не доставляет удовольствия созерцать твою недовольную морду. Ты же не хочешь, чтобы все твои соседи знали о поручении старухи МакГонагалл?

Его тон с приторно-любезного ощутимо похолодел, и Гермиона, несмотря на весь свой боевой запал, машинально посторонилась.

— Так-то лучше, Грейнджер! — Малфой уверенно шагнул в ее квартиру и захлопнул за собой дверь.

Гермиона неосознанно принялась разглядывать его. За три года он заметно изменился, превратившись из бледного юноши в широкоплечего высокого мужчину. В нем не было спортивной мощи, но значительная физическая сила была видна невооруженным взглядом. Как бы там оно ни было, Гермиона отметила про себя ледяную холеную красоту и некоторую опасность, исходящую от бывшего слизеринца. Словно вредный и трусливый ребенок вырос в хладнокровного расчетливого человека. «Мать твою, это Малфой!» — одернула себя Гермиона, следуя ЗА ним. И это в ЕЕ квартире!

Неожиданно она уткнулась ему в спину. Он резко развернулся, схватив ее крепкими пальцами за шею. Гермиона вскрикнула, всем телом чувствуя, как Малфой вдавливает ее в стену, не давая вырваться. Его губы скривились в довольной торжествующей ухмылке:

— Ну что, всезнайка Грейнджер, вот мы с тобой и вдвоем? — прошипел он, глядя на нее пронзительно холодными глазами. — Любишь совать нос не в свое дело?

====== 3 глава ======

Если вы когда-нибудь смотрели второсортный подростковый слэшер, то можете представить, как со стороны выглядело нападение Малфоя на Гермиону. Трепыхающаяся жертва, маниакальный взгляд преступника и прочие атрибуты жанра. Девушка судорожно хватает ртом воздух, пытаясь нашарить что-нибудь для защиты, и находит тяжелый предмет, который опускает на голову своего мучителя. Именно это произошло двумя минутами позже, и теперь Гермиона ждала, пока он очнется. Видимых сильных повреждений она не обнаружила, пульс был четким, поэтому оставалось только увидеть его пробуждение и шарахнуть уродца еще раз. Только на этот раз в более чувствительное место, например…

— Грейнджер, у тебя совсем крыша поехала?! — Малфой разлепил мутноватые глаза. — Какого хрена?

— Ты меня спрашиваешь, придурок? Что сейчас было?

— Пить дай! — вместо ответа просипел Малфой. Гермиона фыркнула и взмахнула волшебной палочкой:

— Агуаменти!

Водопад ледяной воды обрушился на голову Малфоя, и тот мгновенно превратился из надменного холеного аристократа (правда, с разбитой головой) в обыкновенного мокрого паренька с обиженным недовольным взглядом.

— Сука ты! — злобно выплюнул он и вдруг захохотал. Он морщился и смеялся, даже не пытаясь применить высушивающее заклинание. Со стороны казалось, что у него вот-вот начнется истерика.

— Наверно, нравится тебе смотреть на меня вот такого? — спросил он неожиданно тихо.

Гермиона скривилась.

— Мне не нравится смотреть на тебя в принципе! И вообще, это я должна спрашивать у тебя — какого хрена? Куда это я лезу настолько, что ты меня придушить готов?!

— А, это… — Малфой развел руками, как будто его шутка не удалась, — просто попугать тебя захотелось! Ты совсем не понимаешь моего юмора.

— Ты псих, Малфой. — Гермиона покачала головой. — Говори, что тебе надо, и проваливай.

— Мне не доставляет радости общение с тобой, Грейнджер, но надо поговорить. Теперь мы в одной связке, скажи спасибо МакГонагалл. Как только разрешится вся эта хрень в Хогвартсе, я спокойно пошлю тебя на хер и все снова будет по-прежнему.

Гермиона молчала. Видно было, что вежливое общение дается Малфою с трудом, но он сдерживался. Ее это даже заинтересовало — что могло понадобиться этому идиоту настолько, что он даже ни разу не назвал ее грязнокровкой?

— Ты тупица, Грейнджер, — вдруг тяжело усмехнулся он, — статус крови больше не имеет значения, мы — это одна большая куча дерьма, и неважно, кто наши родители. Все эти годы нам, чистокровным волшебникам, всовывали в головы абсолютно ненужную гордыню, заставляя убивать таких, как ты!

Она изумленно смотрела на него.

— Это говоришь мне ты?! Ты, который семь лет отравлял мое существование?

— Представь себе, но могу тебя успокоить. Несмотря на отказ от некоторых принципов, я все равно не считаю тебя… м-м-м… высшим слоем общества. Если бы не просьба МакГонагалл, то я не приблизился бы к тебе и на пушечный выстрел!

— О, теперь я спокойна! — Гермиона возмущенно закатила глаза. — А то я испугалась, что ты, блять, влюбился! И да, не смей лезть в мои мысли, уродец!

Малфой снова засмеялся. Его смех, такой непривычно искренний, поразил ее. Словно не было этих лет вражды и ненависти, он сидит сейчас и смеется с ней, видевшей его надменность и трусость, торжество и падение.

— Насчет этого не беспокойся, ты предпоследняя, на кого бы я обратил свое внимание, Грейнджер. Для меня ты асексуальна.

— А кто последний? — конечно, этот вопрос просто от неожиданности.

— Плакса Миртл, будь она жива!

Гермиона разозлилась. Приходит, распускает руки, еще и издевается! Это просто какая-то фееричная чертовщина!

— Либо завали свой поганый рот, либо рассказывай и вали отсюда! — вспылила она.

— Ты действительно изменилась, Грейнджер. Ты ли это, храбрая заучка? А как же вся твоя гриффиндорская вежливость? Ты ее себе в задницу засунула? — продолжал ерничать Малфой.

— Если ты не дойдешь до сути, я засуну ее в задницу тебе, старина Драко!

— О, я весь трясусь от страха! — «Черт, да прекрати ты так смеяться!!!» — Итак…

Когда Малфой узнал, что пропали маглорожденные ученики Хогвартса, он сразу же решил, что это его возможность вернуть себе хоть какое-то уважение. Надо отметить, что после падения Темного Лорда для его семьи настали нелегкие времена. Не было больше идеи, за которую нужно бороться, зато был Азкабан, готовый принять их в свои безрадостные объятья. Как Малфоям удалось избежать наказания, это отдельная история, только вот в одно далеко не прекрасное утро отец Драко был найден в своем кабинете мертвым. Он, чистокровный гордый волшебник, с ненавистью и свысока взирающий на всех и всё, кроме, наверное, зеркала, убил себя самым унизительным, магловским, способом. Люциус Малфой застрелился из обычного револьвера, и только Мерлин знает, где он его вообще добыл. Это стало сокрушительным ударом не только для его сына, но и для жены, расколов единую доселе семью. Мать помутилась рассудком, а Драко остался предоставленным самому себе. Именно на его плечи легло бремя по возвращению фамилии былого величия, и этого он решил добиться с помощью МакГонагалл.

— А я-то думаю, зачем тебе вообще все это нужно! — воскликнула Гермиона. Этот паршивец во всем находил свою выгоду, выходя сухим из воды. Только ей-то зачем эти подробности?

— Затем, что ты все равно спросишь, Грейнджер!

— Прекрати рыться в моей голове, придурок! — заорала Гермиона, борясь с желанием запустить в него заклинанием. Ее останавливал только азарт, проснувшийся с желанием узнать продолжение.

— Заметь, ты даже не можешь понять, когда это происходит. Высший уровень, — самодовольно протянул Малфой. — Это не все мои возможности, и, поверь, мне есть чем еще похвастаться! Именно это и нужно от меня МакГонагалл — мои умения в телепатии, легилименции, зельеварении и дипломатии.

— Дипломатии?

— Грейнджер, мы уже минут двадцать спокойно разговариваем, тебе не кажется это странным?

— Это потому, что я позволяю тебе говорить, Малфой! Мог бы уже давным-давно хрюкать, я превратила бы тебя в свинью! — «М-м, а правда! Мы разговариваем! Это… невероятно, блять!!!» — И при чем тут я? Я же только и могу, что строчить заметки в газету?

— Ну, тут я не могу не согласиться! Но старуха считает иначе. Она хочет, чтоб мы объединились и нашли тех, кто лишил Беннет и Диксона магии. А заодно и выяснили зачем. Она не хочет привлекать к этому ищеек из министерства, не желая утечки информации.

Гермиона обдумывала слова Малфоя. Естественно, отказать МакГонагалл она не могла, ровно как и бросить начатое на полпути. Не зря же она полтора месяца вела свое журналистское расследование! И, как это ни тяжело было признавать, способности напыщенного засранца могли ей помочь.

— Хорошо, только я вообще не представляю, как работать с тобой. Ты же самая большая заноза и выскочка, которую я знаю! — выпалила Гермиона, одновременно просчитывая, чем это может закончиться лично для нее. Не хотелось бы находиться доктором Ватсоном при великом Холмсе, услужливо предоставляя Малфою все лавры.

— Не переживай за это. У каждого из нас будет своя сфера расследования, я уже все продумал. — Малфой останавливающе поднял ладонь, предвосхищая ее протесты. — Я расскажу тебе обо всем, и ты сможешь при желании внести свои коррективы.

— Ты сама учтивость, Малфой! Всю жизнь мечтала о таком, блин, начальнике!

— Мы не начальник и подчиненный, Грейнджер. Если так, то это попахивает прелюдией к какой-нибудь третьесортной порнушке. Мы — коллеги.

Гермиона засмеялась.

— А это, значит, не прелюдия к порнушке? — «Откуда он вообще знает, что это такое?!»

— Нет. Это мой шанс начать биографию семьи, точнее того, что от нее осталось, с чистого листа. Твоя цель?

— Помочь МакГонагалл и завершить свое расследование. — «А заодно узнать, как ты связан с официантом из кофейни…»

Мысль проскользнула спонтанно, и Гермиона опасливо глянула на собеседника. К счастью, в этот момент Малфой был занят тем, чтобы наконец-то себя высушить, и не рылся в ее голове.

— И еще! Ты не будешь лазить в моих мыслях! — отрезала она.

— Договорились. Без особой необходимости у меня и нет желания копошиться в твоих бабских мозгах, там мало интересного.

«Врешь!»

— Конечно, вру. Интересно же, о чем думают любопытные всезнайки. Эй, и не надо меня опять поливать, идиотка!!!

Это было странно. Они с Малфоем — партнеры. Они ВМЕСТЕ пытаются найти виновных в исчезновении студентов. Это было настолько невероятно, что, казалось, стоит только проснуться, как все окажется сном. Но нет. Из самодовольного, надменного и трусливого ребенка вырос расчетливый и, что самое странное, довольно умный и грамотный мужчина. Было в нем что-то новое, невозможное, заставляющее усомниться в том, что это действительно Малфой. И этот Малфой нравился Гермионе, что тоже само по себе было удивительно. Ей хотелось узнать его получше, несмотря на то, что оставалась возможность, что это какая-то хитрая ловушка, в которую попадать ей не хотелось. Но… кто не рискует, тот не пьет шампанского.

====== 4 глава ======

— Что ты хочешь найти? — скептически поинтересовался Малфой, глядя на Гермиону, в растерянности стоящую посреди комнаты Эверли Беннет. — Ты всерьез считаешь, что министерские ищейки под руководством МакГонагалл не обследовали здесь каждый сантиметр?

— Я сама лично присутствовала при этом больше месяца назад… — задумчиво отозвалась Гермиона, оценивающе оглядывая огромный встроенный в стену шкаф. — Но дело не в том, что мы можем здесь найти, а в том, что можем услышать.

— В смысле?

— У меня есть одна идея, и ты должен мне помочь. Нам нужно спрятаться и подслушать соседок Эверли. Я больше чем уверена, что в этих приватных разговорах больше интересного, чем в протоколах допросов, — объяснила Гермиона. Малфой с отвращением посмотрел на нее.

— Ты серьезно считаешь, что я буду шкериться от каких-то малолеток, чтобы послушать бабскую болтовню?! Издеваешься?! — с возмущением зашипел он.

— Нет, — спокойно ответила Гермиона, — мне нужны твои телепатические способности. Сама я, к сожалению, ими не обладаю, иначе ни за что бы не согласилась находиться с тобой в одном помещении. Интересно, шкаф под заклинанием или нет?

— Какая хрен разница, я в него не полезу!

— Полезешь, старина Драко. Алохомора! — Гермиона взмахнула волшебной палочкой, но ничего не произошло. — Странно…

Малфой снисходительно улыбнулся.

— Ты что-нибудь знаешь о соседках Беннет? — спросил он.

— Ханна Дэвис и Кара Деми. Гриффиндорки, естественно. Кара — подруга Беннет, но ничего конкретного сказать не смогла. На момент пропажи Эверли обе крепко спали, поэтому утром безумно перепугались, узнав, что произошло. Вроде все, — четко отрапортовала Гермиона. На миг Малфой узнал в ней прежнюю всезнающую Грейнджер.

— Все верно, но насчет Кары… она чистокровная ведьма клана Деми, из тех, в ком магия бурлит как зелье в котле. Не думаю, что она защитила шкаф заклятьем, подвластным простой Алохоморе. Она изобретает заклинания на раз-два. Один-ноль в ее пользу, Грейнджер.

Гермиона залилась румянцем и хотела что-то ответить, но за дверью раздались голоса, и она, растерявшись, юркнула под кровать одной из девочек, жестом позвав с собой Малфоя. Тот скривился, но последовал за ней.

«Черт, они здесь со времен нашествия гоблинов не убирались! — раздался в голове Гермионы голос Малфоя. Она нахмурилась и бесшумно повернулась в его сторону. — Я говорил тебе освоих возможностях. Я не только слышу твои мысли, но и могу передать тебе свои!»

«Немедленно свали из моей головы!»

«Это тебе за то, что заставила меня оказаться в этой пылище, да еще и рядом с тобой, Грейнджер!»

Гермиона усилием воли попыталась поставить блокировку и подумать о чем-нибудь нейтральном. Ей вспомнились времена, когда они с Гарри и Роном ввязывались в приключения и нередко приходилось шпионить и прятаться. Но, даже оказавшись посреди ночи в запретной секции библиотеки, она не волновалась так, как сейчас. Сердце стучало где-то в глотке, а мозг отказывался фокусироваться на девичьих голосах, наполнивших комнату. Краем уха она слышала беседу о Слизнорте, вздумавшем завалить их огромным домашним заданием, но вникнуть в суть никак не получалось. Грейнджер даже подумала, что это Малфой как-то влияет на ее сознание, но он лежал на спине, сложив руки на груди и закрыв глаза, явно не обращая на Гермиону своего драгоценного внимания.

Под кроватью было действительно крайне пыльно, и больше всего Гермиона боялась чихнуть. Самым же «приятным» открытием стали не очень чистые носки, обнаружившиеся буквально у нее под носом. Гермиона брезгливо скривилась — ей уже не нравилась собственная идея, но отступать было поздно. А вот изначально возмущавшийся Малфой, изрядно измазавший свой дорогой кашемировый свитер, невозмутимо лежал рядом, казалось даже, что он уснул.

Неожиданно для себя самой Гермиона засмотрелась на него. Прошедшие несколько лет явно пошли Малфою на пользу — он стал чертовски красив, со всей этой аристократической бледностью и острыми скулами. Даже дурацкая, по ее мнению, челка не портила его — наоборот, было в ней что-то привлекательное и… сексуальное? На молочно-белой чистой коже шеи отчетливо выделялась вена, и Гермиона подавила желание зачем-то прикоснуться к ней, почувствовать ее ритм.

«Совсем с ума сошла, Грейнджер!» — слава Мерлину, что это ее собственная мысль, а Малфой, кажется, не копошится в ее голове. Казалось нереальной такая его близость к ней — вспоминались все обидные слова, сказанные за семь: грязнокровка, уродина… И хотя в своей внешности Гермиона научилась не сомневаться — былые комплексы давно исчезли, да и будем честны, мужчины не обходили ее своим вниманием, но чистота крови по-прежнему незримой стеной стояла в ее сознании между ней и Малфоем. Каждую минуту она ждала его фирменного пренебрежения, но почему-то он перестал задевать ее именно этим. Конечно, иногда его тон менялся по всему спектру издевательства от снисходительности до сарказма, но прежней ненависти в нем не было. В Малфое чувствовалась сила и бесконечная пожирающая усталость, словно за двадцать лет он постарел до седины. Падение его династии, самоубийство отца, сумасшествие матери — все это бесповоротно на него повлияло, превратив из самоуверенного ребенка в расчетливого мужчину, которому не на кого надеяться, кроме себя.

В какой-то степени он напоминал Гермионе себя, ведь у нее, по большому счету, тоже никого не было. Гарри Поттер, ее лучший друг, счастливо женился на Джинни Уизли, и они вместе воспитывали замечательного сына. Конечно, они не прекратили общения, но постоянная занятость в аврорате поставила Гарри перед выбором — семья или дружба, и, как любой нормальный человек, он выбрал первое. Теперь они лишь изредка виделись по праздникам, хотя Гермиона знала, что в случае острой необходимости семья Поттера будет первой, кто протянет ей руку помощи. Рон же… казалось, что их дружба, переросшая в романтические чувства, однажды тоже станет крепкой семьей с кучей маленьких рыжеволосых детишек, но огневиски решило по-другому. Смерть Фреда сильно повлияла на младшего брата — настолько, что однажды Гермиона застала его, в стельку пьяного, в голых объятьях какой-то девицы с огромными буферами. Непонятно, что он собирался с ней делать, так как у него не стояли даже ноги, не говоря уже, простите, о чем-то другом, но самым страшным открытием для Гермионы стало другое — она не почувствовала ничего, кроме жалости и желания помочь. Нет, помочь, конечно, не с девушкой и ее грудью, а с проблемой алкоголизма и нежеланием принять гибель брата. Так или иначе, Гермиона поняла, что, кроме как родственных и дружеских чувств, ничего к Рону не испытывает. Узнав об этом, Молли Уизли приняла решение отправить Рона, а заодно и Джорджа, в Румынию к Чарли, где они и по сей день находились. Это было правильно, так как там им стало не до скорби и выпивки — Чарли нашел для них неплохую, и, самое главное, занимающую все свободное время работу, и теперь о глупостях младшим Уизли некогда было даже думать.

Что же касалось самой Гермионы, ее деформировавшийся характер никак не позволял ей завести серьезные отношения: кто-то был слишком для нее глуп, кто-то — мягок, кто-то — навязчив. Больше всего досталось последнему ухажеру — он никак не мог понять, почему эта удивительно самодостаточная девушка раздражается от его внимания и заботы — за что и получил очередным букетом по лицу. Как-то не вовремя он заговорил о своих солидных намерениях, при этом слишком активно наглаживая ее бедро все выше и выше…

И теперь странное, почти нереальное стечение обстоятельств привело к тому, что она, Гермиона Грейнджер, лежит под одной кроватью (хорошо, хоть не в одной постели) с Драко Малфоем и при этом находит его привлекательным как мужчину. Она может протянуть руку и коснуться его мягких, слегка взлохмаченных и пыльных волос, провести ладонью по щеке и, спустившись ниже, ощутить частоту пульса на его шее. На секунду ей показалось, что еще чуть-чуть, и она не удержится и сделает это, но увидела, как Малфой, прищурившись, смотрит на нее.

Гермиона покраснела настолько, что казалось, ее щеки действительно загорелись.

«Только бы он не…» — она лихорадочно пыталась хоть как-то блокировать свое сознание, но Малфой взглядом приказал прислушаться к разговору уже забытых ею Ханны Дэвис и Кары Деми.

— Ты серьезно считаешь, что Эверли сама во всем виновата? — Возмущенный высокий и звонкий голос. — Кара, но она твоя подруга!

— Не говори ерунды, Ханна. Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Если бы она не пошла на встречу с тем человеком… — будь Кара Деми маглом, то Гермиона заподозрила бы ее в курении, настолько хрипло и тихо она говорила. — Именно после этого они исчезли.

— Но почему ты ничего не сказала МакГонагалл?

— Потому что это ничего бы не дало, а только навлекло неприятности на Эверли. Откуда я знаю, что ее связывало с этим таинственным чуваком и в каких там они друг перед другом обязательствах… Его или ее никогда бы не нашли, и Эва сама бы все расхлебывала!

Девушки замолчали. Мгновенно сосредоточившись, Гермиона впитывала каждое слово, чтобы потом, в спокойной обстановке, проанализировать услышанное.

Слышно было, как шумно дышит Кара — она определенно была зла на собеседницу, только вот причина ее гнева Гермионе была несколько непонятна. Единственное, что она могла утверждать, так это то, что Беннет встретилась с неким человеком, вернулась в Хогвартс и пропала. И Кара Деми об этом умолчала.

Грейнджер взглянула на Малфоя, и тот легонько кивнул, словно говоря, что ее рассуждения верны. Он снова бессовестно подслушивал ее мысли, но сейчас это не особо волновало. Ей не хватало полученной информации, и это раззадоривало ее. Словно пазл, растерявший кусочки, вдруг начал собираться в картинку, но и этого было катастрофически мало.

«Угомонись, Грейнджер! Я дам тебе пищу для размышлений, как только выберемся отсюда!» — вот только Малфоя ей и не хватало!

«Как давно ты?..»

«Достаточно, чтобы хоть немного прояснить ситуацию». Больше он не посылал ей мысленных сообщений, и Гермиона вновь прислушалась к разговору студенток.

— Так зачем она вообще решила встретиться с этой… или этим? Она даже не сказала, мужчина это или женщина, но уж причину ты знаешь, я уверена. — Ханна что-то с хрустом жевала, и у Гермионы предательски заурчало в животе — она вспомнила, что со вчерашнего дня пила только кофе, а время медленно приближалось к ужину. К счастью, Деми и Дэвис ничего не услышали, зато Малфой насмешливо на нее уставился. В его обычно равнодушных глазах плясали чертики, словно он вот-вот глупо засмеется. Гермиона исподтишка показала ему кулак.

— Знаю, но не скажу, чтоб ты всей школе растрезвонила? — холодно ответила Кара. Судя по тому, что кровать, под которой прятались Гермиона и Малфой, оставалась пуста, принадлежала она Эверли Беннет.

— А что трезвонить-то, все знали, что Эва по уши втрескалась в Диксона, а ему на нее все равно… приворожить небось хотела, а?! — обиженно протянула Ханна, и через секунду раздался громкий хлопок. На пол рухнуло что-то тяжелое, и Гермиона увидела полноватую женскую руку прямо перед своим лицом, рядом с тем самым грязным носком.

— Сука тупая! — зло выплюнула Кара. — Проспись!

Хлопнула дверь, и все стихло. Гермиона непонимающе смотрела на Малфоя, а он в свою очередь что-то прошептал и начал выбираться из их укрытия.

— Давай, Грейнджер, поторапливайся! Сваливаем! — приказал он, но Гермиона, отряхиваясь, разглядывала развалившуюся на полу Ханну. — Успокойся, она просто спит! Я же тебе говорил, что эта Кара чокнутая, усыпила подружку так, что та и разговора, как проснется, не вспомнит.

— Ты говорил, что Деми потомок древнего магического рода и заклинания придумывает, но не то, что она на людях их испытывает! — Гермиона и Малфой быстрым шагом удалялись от комнаты девочек. Она не знала, куда ведет их путь, решив довериться напарнику.

— Все наследники родовитых фамилий немного больные на голову, Грейнджер. У каждого свои тараканы.

— О да, мистер Малфой! — с сарказмом засмеялась Гермиона. — По вам заметно!

— По мне особенно заметно то, что я знаю, почему Кара такая нервная, а вот ты, мисс всезнайка, кажется, скоро в своих догадках потеряешься! Придется тебе выпрашивать у папочки рассказать тебе сказку! Можешь начинать.

— Иди на хрен, Малфой. Ты, кажется, говорил, что мы партнеры, а не начальник и секретарша!

Гермиона не могла справиться с ощущением, что он был в курсе о ее внезапном порыве прикоснуться к нему, и это ее безумно смущало. Даже то, что они узнали в комнате Беннет, сейчас волновало ее в значительно меньшей степени. Гермиона сама себя не понимала, и ей казалось важным разобраться сначала в самой себе, а потом уже продолжить расследование. Именно поэтому она так легко согласилась оставить бесчувственную, но счастливо похрапывающую Ханну Дэвис, даже не перекладывая ее на кровать.

Они вдруг уткнулись в какую-то дверь, распахнув которую Малфой жестом пригласил ее следовать за ним. Это оказалось небольшое помещение, буквально забитое полками со всевозможными склянками, книгами и свитками. Несмотря на обилие вещей, каждая из них была на своем месте, а все поверхности сияли педантичной чистотой. Письменный стол, мягкое глубокое кресло, пустующая сейчас совиная клетка. Комната освещалась мягким светом настенных ламп, а в самом темном углу виднелась большая кровать под тяжелым зеленым балдахином. Удивительно уютное и теплое место.

— Проходи, Грейнджер. Это моя комната в Хогвартсе. — Малфой достал палочку и взмахнул ею. В камине весело затрещал огонь.

— Да ладно! — по-детски восхитилась Гермиона. Она действительно не ожидала, что комната Драко Малфоя будет такой… по-человечески домашней. Ее бы не удивил гротескный шик или даже офисный безразличный интерьер, но Малфой снова поразил ее. Все здесь было до мелочей продумано и досконально рассказывало о предпочтениях хозяина. — Не думала, что когда-нибудь окажусь в твоей комнате, старина Драко! — улыбнулась Гермиона. — Можно присесть?

Малфой кивнул.

— Не думал, что ты будешь думать обо мне как о мужчине, а не как о ненавистном бывшем Пожирателе.

Он знал. Кто бы сомневался.

Малфой не смог справиться с искушением заглянуть в ее сознание еще раз и успел ухватиться за остаток размышлений о самом себе. В них он неожиданно оказался привлекательным, с некоторой нотой загадочности и романтизма. Она не жалела его, как Уизли, но и не испытывала былой ненависти, огрызаясь скорее по обыкновению.

Поняв это, Драко тоже увидел ее с непривычной стороны. Отважная гриффиндорка осталась одна, когда жизнь подкинула ее друзьям новые возможности. Она и сама неплохо устроилась, но распад Золотого Трио заметно пошатнул ее душевное равновесие. Еще бы.

У Поттера появилась семья, которой никогда раньше не было. Естественно, он окунулся в нее с головой, где уж там еще и Грейнджер сопли подтирать.

Уизли… ну, тот вообще олух, совсем не странно, что он не смог удержаться рядом с чересчур умной Гермионой слишком долго. Зря. Неплохой шанс выбиться в люди, и он феерично его просрал. Опять же, это естественно.

Сама же Грейнджер… несомненно, ее превращение из лохматой заучки во вполне симпатичную девушку началось намного раньше, курсе на четвертом. Даже он, Малфой, не мог этого не заметить. Однако теперь ее можно назвать даже чертовски привлекательной. Настолько, что не будь она той самой Грейнджер, которую он знал, можно было бы и пофлиртовать с ней. Он представил, как накручивает локон ее непослушных волос на свой палец, касается ее по-детски нежных губ, вдыхает пряный запах ее кожи…

«Совсем чокнулся, Малфой!» — он тряхнул головой, отгоняя наваждение, спустившееся в низ живота приятной тяжестью. Это казалось ему настолько противоестественным, что он еще раз посмотрел на Гермиону, пытаясь убедиться в неправильности своих ощущений. Она непонимающе смотрела на него и молчала.

В душе благодаря ее за это безмолвие, он нарочито по-деловому сообщил:

— Кара Деми во многом врет. Начиная с того, что является подругой Эверли Беннет.

====== 5 глава ======

В пятнадцать лет жизнь намного проще. Конечно, любой подросток будет это отрицать, но так оно и есть — в пятнадцать лет жизнь намного проще, чем в более старшем возрасте. Это такой своеобразный рубеж, когда ты уже не ребенок, но еще и не взрослый. Нет полутонов и компромиссов — черное и белое. Чистое, несформированное мировоззрение еще не успело смешаться в монотонную серую массу, никаких лишних оттенков. Кажется, что первая любовь — до гробовой доски, ненависть — не на жизнь, а на смерть, дружба — навсегда. И вот когда в дело вступают все эти не испробованные еще чувства, важно не отдаваться им полностью. Особенно если ты житель волшебного мира. Особенно если ты девушка.

Видимо, никто не рассказывал об этом Эверли Беннет. Она не разбиралась в людях настолько, насколько это возможно в принципе. Для начала, она подружилась с Карой Деми — своенравной и талантливой наследницей древнего магического рода, уверенной в своей исключительности. Читайте между строк — заносчивой маленькой сучкой. Каре было очень удобно «дружить» со скромницей Эвой — она никогда не спорила, вежливо улыбалась и не отказывала в помощи. Со стороны казалось, что это своего рода классический пример женской дружбы (которой, впрочем, как говорят, и не бывает вовсе) — самоуверенная наглая Деми и тихая молчаливая Беннет. Естественно, когда Эверли настигла неожиданная влюбленность, первой об этом узнала Кара. Джеффри Диксон, душа компании, красавчик и просто «Мистер обаятельность». Его всегда окружала стайка поклонниц и верная свита друзей, а учителя снисходительно ставили хорошие оценки за красивые глаза и активную жизненную позицию. Как он приглянулся именно Беннет, непонятно, но только вот ее он в упор не замечал. Нет, он, конечно, знал, что в его классе есть такая студентка, но вот если у него спросить: «Кто такая Эверли Беннет?» — то он и не вспомнил бы сразу. Так, по крайней мере, считала Кара.

С этого момента ее отношение к Эверли коренным образом изменилось. Нет, внешне это никак не проявлялось, но будь Эва внимательнее, она бы заметила косые, полные неприязни взгляды «подруги» в свою сторону. Иногда Кара едва сдерживалась, чтобы не наложить на нее какое-нибудь заклятие, когда Беннет начинала описывать неповторимость Джеффри Диксона. Вечное молчание, неизлечимые фурункулы или внезапное облысение — Деми никак не могла выбрать достойное наказание, и это единственное, что спасало Эверли. Ах да, в чем же была причина такой неожиданно проснувшейся ненависти? Ответ прост — Кара и сама была влюблена в Диксона с первого курса, правда, тайком и молча. Она проводила вечера в компании с ним и его друзьями, смеялась над его шутками и ни слова не говорила о своих чувствах. Почему она не могла ничего рассказать? Она прекрасно знала, что он видит в ней свою хорошую приятельницу, этакого парня в юбке, но, что самое неприятное, иногда рассказывал ей о своих отношениях с девушками. Слава Мерлину, он не связал воедино начало своих отношений с Мэри Майлз и ее неожиданное загнивание ушей. Ну, или не придал значение тому, что стоило ему засмотреться на Эллу Романо, как у нее началась страшная, ничем не выводимая жирная себорея. Да, Кара Деми не могла признаться Диксону в симпатии и последовательно изводила каждую его пассию, в гневе придумывая никому не известные заклинания собственного приготовления.

Насчет Эверли Беннет она не переживала: догадаться о ее влюбленности Джеффри не мог, обратить на нее внимание — тем более, поэтому потомственная ведьма тихо злорадствовала, глядя на ее сердечные терзания. Каково же было изумление Деми, когда соперница в безответной любви прибежала после очередного выходного в Хогсмиде с горящими от возбуждения глазами и радостно завизжала:

— Я знаю, как влюбить в себя Джеффри!

Кара тогда чуть не поперхнулась собственным ядом, но внешне хладнокровно ответила:

— И как же? Приворотное зелье сваришь?

— Нет, — улыбалась во весь рот Эва. Деми хотелось пересчитать все ее ровные белые зубы, да так, чтобы парочку потом подарить Зубной Фее. — Я встретила удивительного человека, который поможет мне!

— Каким образом?!

Беннет смутилась.

— Ну… я не могу тебе об этом сказать, прости… я вообще должна была молчать… — она перешла на сокрушенный шепот. — Но я знаю, что это сработает! Он не будет привязан ко мне магией, а просто полюбит, понимаешь? Почти естественным путем, я только немного этому… м-м-м… поспособствую!

Не передать словами, какую бурю вызвали эти слова в душе Кары. Как она сдержалась и не превратила Эверли в кучку совиного помета, до сих пор остается загадкой.

— Ну-ну! — только и протянула завистница, надеясь не выдать себя. Зря надеялась. Ненависть сочилась из нее, словно сбегающее из котла зелье. Вот только счастливая до пьянящего одурения Эва ничего не заметила и принялась танцевать по комнате. Она пела тонким неверным голоском, а Кара взрывалась изнутри. Ей казалось, что она убьет Эверли голыми руками, по-магловски, заколет ножом или выцарапает глаза…

Вот только планам Эверли Беннет не суждено было сбыться. Она всю неделю прилежно училась, куда-то загадочно исчезала и бродила по Хогвартсу в счастливой апатии. Она и раньше казалась не от мира сего, а сейчас и вовсе напоминала сумасшедшую. Девушка отдалилась от своей «подруги», ничего не рассказывала, но та была скорее этому рада. Кто его знает, чем бы закончились очередные откровения — и в какой по размеру мешок поместились бы потом останки Эверли?

Следующая прогулка в Хогсмид обернулась для Эвы окончательно блаженным выражением лица. Она молча улыбалась и нашептывала какие-то заклинания, вычитывая их со странного белоснежного пергамента, после чего перед сном сожгла его. Все. Утром ни ее, ни Джеффри Диксона в своих постелях найдено не было.

Сначала Кара подумала, что магия таинственного помощника Беннет сработала — новоявленные Ромео и Джульетта куда-то сбежали, и стоит ждать их скорейшего возвращения. Она представляла их довольные, счастливые лица и ненавидела Эверли все сильнее, до потемнения в глазах и зубовного скрежета. Но дни проходили, складываясь в недели, было подключено Министерство, но никакого результата. Кара умышленно промолчала о том, что знала. Ибо какого хрена! Она, эта тупая сучка Беннет, что-то сделала с Джеффри! Если они не объявились сразу, то глупо надеяться на их счастливое появление. Скорее всего, оба мертвы. Мало ли что там и у кого было на уме. Хотя Кара до глубины своей злобной душонки надеялась, что парень вернется, и без своей мерзкой грязнокровой прилипалы! После же обнаружения Эвы и Джеффри Деми только убедилась — кто-то использовал их для своих целей, но даже не убил. Это было странно, но разбираться не хотелось. Она предпочла не лезть и действовать по обстоятельствам. Тем более их соседка по комнате, эта идиотка Ханна Дэвис, как-то прознала про таинственного незнакомца и встречу с ним, но тоже ничего не рассказала. Впрочем, с ней все понятно. Струсила. Слава первой школьной сплетницы сделала ее аутсайдером среди однокурсников, а слишком резонансное дело Эверли Беннет и вовсе могло погубить ее прогнившую репутацию. Да и по допросам затаскают. Все равно никого не найдут!

— Ну, так какие выводы, Грейнджер? — Малфой вальяжно раскинулся в стоящем напротив кресле.

— Ты отличный рассказчик, старина Драко! — восхитилась Гермиона. Историю, сворованную из сознания Кары Деми она слушала как завороженная, с открытым ртом. — Но как?.. Неужели она прокручивала все это в своей больной голове в то время, пока мы торчали под кроватью?

— Конечно, нет. Но я могу проникать глубже, не только в мысли, но и в память. У меня очень развиты психометрические магические способности, — самодовольно протянул Малфой.

Гермиона напряженно думала. Как, ну как этот некогда трусливый мальчишка получил настолько совершенные возможности? Каким образом он стал превосходным контролером чужого сознания, создателем искусственных мыслей и археологом самого сокровенного, что хранится в воспоминаниях других людей? Ему всего двадцать лет, а он умеет то, чему другие учатся десятилетиями! Дамблдор, Снегг, МакГонагалл, Волдеморт, черт его побери — умели ли они все то, что умел этот недоучившийся слизеринец?!

— Я продал душу дьяволу, — тихо и очень серьезно вдруг произнес Малфой.

— ЧТО?! — Гермиона вскрикнула. Она ослышалась, стопроцентно ослышалась! Да и какой дьявол, если в волшебном мире нет религии? Есть добро, есть зло. Нельзя убивать, красть, лгать и далее по списку. Здесь нет молитв, но есть заклинания. Какой, к черту, дьявол?

— Не вдавайся в подробности, Грейнджер, — Малфой медленно поднялся с кресла, подошел и сел перед ней на корточки. Теперь он смотрел ей в глаза. Стальные, ледяные, усталые. В них не было прежних ненависти, надменности, тщеславия. Только некая испытывающая проницательность, желание и, главное, возможность проникнуть в самую глубину ее сущности. А она… она сжалась перед ним, словно мышь перед удавом в его смертельном броске. Куда делись ее хваленая отвага и выработанная с годами жесткость? Он приблизил свое лицо к ней настолько близко, что она почувствовала запах его дорогого одеколона. Такой же холодный и… свежий? Как и он сам.

— Мы партнеры, да. Но пообещай, что никогда, слышишь, НИКОГДА ты не попытаешься узнать обо мне больше, чем того захочу я сам! — прошептал он. Его слова звонко разбились о тишину комнаты. Только огонь потрескивал в камине.

— Иначе? — одними губами произнесла Гермиона. Каким-то неведомым образом ее… парализовало, словно в паническом ужасе или в катастрофическом расслаблении. Малфой гипнотизировал, а она поддавалась его чарам. Черт возьми, еще одна гребаная невероятная способность?!

— Иначе замолчать придется обоим, храбрая гриффиндорка. Обоим. И навсегда.

Он все так же завораживающе смотрел на нее. Постепенно Гермиона стала замечать посторонние звуки, наполнявшие комнату: тиканье часов, шелест самопишущего пера, скользящего по пергаменту (что оно там вообще, само себе приятное, записывает?!), бесноватые удары ветра в окно. Чувства медленно возвращались, внезапный паралич отступал. Гермиона схватила Малфоя за плечи и резко оттолкнула его.

— Ты идиот! — закричала она и резко вскочила. Сердце бешено колотилось в груди, а он все так же не спускал с нее пристального взгляда. — Чего ты на меня уставился, Малфой? Опять заиграло твое дебильное чувство юмора?

Напряжение плавно, волнами, исчезало. Он перестал походить на демонического ведьмака, запугивающего свою жертву, вновь становясь все тем же Драко Малфоем — самоуверенным и немного высокомерным. Он с каждой минутой словно оборачивался новой гранью — и это напрягало до пульсации в мозге, так как было пугающе неизвестно, какое обличье Его Величество Неожиданность примет в следующее мгновение. В школе было проще — только ненависть и пренебрежение, иногда трусость или самодовольство. От него можно было ожидать только издевательств и подлостей, но никак не ежесекундной смены расположения духа в самой богатой палитре — от торжественного запугивания до почти дружеской нежности.

— Я знаю тебя, любопытство и привычка совать нос не в свои дела — твой конек, Грейнджер! Даже сейчас ты пытаешься просчитать мое настроение, верно? — его голос был спокойным, словно он запивал завтрак, обед и ужин настойкой пустырника.

Зато Гермиона чувствовала себя на взводе.

— Нет, мне вообще не интересно ничего, что бы там тебя ни касалось! Ты роешься в моей голове, как крот, даже не думая о том, что это… ненормально! Да, блять, ненормально! Делай что хочешь, хоть полностью продайся кому угодно, только не лезь в мою душу! — она сорвалась на крик. Ее знобило. Кто бы мог подумать, что он ТАК на нее подействует!

Она обессиленно рухнула обратно в кресло и запустила руки в волосы. Худые плечи подрагивали под копной непослушных каштановых кудрей, но Гермиона и не думала плакать. Ее трясло от неизъяснимого гнева, хотелось выхватить волшебную палочку и заморозить этого проклятого Малфоя и никогда, ни-ког-да не соглашаться на сотрудничество с ним, какую бы пользу это ни приносило расследованию. Все равно его выгода в этом будет больше, и неизвестно, для чего он ей воспользуется.

Малфой стоял и молча наблюдал за ней. Никаких колких комментариев по поводу женских истерик, никаких призывов успокоиться, никаких эмоций. Гермиона ненавидела его за это — его спокойствие бесило до потери пульса, заставляя ее с хрустом в суставах сжимать кулаки.

Впрочем, он и сам себя не всегда понимал. Иногда ему казалось, что те умения, которыми он теперь владеет, разорвут его на части, причиняя невероятную боль. Часто, особенно по ночам, голова словно раскалывалась на тысячи мелких осколков, а чужие мысли полчищами врывались в его собственное воспаленное сознание. До утра он метался по горячей от проклятий постели, кусал до крови губы и, подрываясь в темноте, в исступлении бил кулаками в стены.

Другими, не менее утомительными ночами Малфой погружался в апатию, обволакивающую его полностью, не оставляя возможности дышать. Он не шевелился, не думал, словно и не жил. Будто душа отделялась от тела и укоризненным призраком наблюдала за бледным застывшим трупом. Когда сознание окончательно проваливалось в беспросветный сонный мрак, он тут же просыпался и, задыхаясь, осознавал, что все-таки еще не мертв.

Драко не мог никому об этом рассказать, так же как и о некоторых других несчастьях, периодически приходящих к нему с закатом солнца. Честно говоря, он и не помнил, когда в последний раз нормально спал. Именно поэтому он стал нелюдим, практически ни с кем не общаясь. Только теперь, окончательно наметив план по возвращению былого уважения к своей фамилии, он стал, словно змея, выползать из своего укрытия. МакГонагалл поверила ему, хотя наверняка догадывалась, что все его действия далеко не из-за бескорыстного альтруизма. Она не была столь наивна, но убедившись, что Малфой, по крайней мере, не желает зла другим, разрешила помочь в поисках тех, кто лишил памяти и магии учеников Хогвартса.

В школе на Драко поглядывали с подозрением, студенты, завидев его высокую фигуру в дорогом костюме, перешептывались. Даже первокурскники. Они не то чтобы боялись его, скорее избегали. И вот, старуха МакГонагалл навязывает ему всезнайку Грейнджер. Малфой сам не понимал, на кой черт ей это сдалось, но подозревал, что для собственного спокойствия. Уж кому-кому, а подружке Поттера директриса доверяла на сто процентов.

Теперь же эта гриффиндорская истеричка сидела перед ним в настолько очаровательной бессильной злобе, что Драко сдерживал себя, чтобы не приобнять ее за угловатые трясущиеся плечи, не уткнуться в пушистые волосы и не прошептать что-нибудь утешительное. Он понимал, что пугает ее своими сиюминутными преображениям, но поделать с этим ничего не мог. Единственное, что он сдерживал, это порывы успокоить девушку, считая эти желания не то чтобы странными, а скорее неправильными.

— Грейнджер, угомонись, ради всего святого! — вместо этого раздраженно протянул он и, заметив, что Гермиона, наконец, подняла на него усталый недобрый взгляд, продолжил в своей ироничной манере: — Ну, что там у тебя святое? Книжка по трансфигурации, подштанники Дамблора, старые очки Поттера? Давай, прекращай надрываться. Или, может, ты есть просто хочешь? Я как-то и позабыл, что ты нас чуть не выдала своим урчанием в животе во время засады!

В нем не было участия, уговаривал он скорее из желания поскорее закончить с ее слабостью. Так, по крайней мере, казалось самой Гермионе. К сожалению, даже наливаясь сарказмом, Малфой оставался чертовски привлекательным. Это замечала даже она, и то, что происходило с ней в течение последних минут, как-то блекло. Гермиона напрягалась, понимая, что Малфой становится ей каким-то непостижимым образом интересен, однако позволять ему бессовестно овладевать своим сознанием она не собиралась.

— Малфой, напомни, для чего ты ввязался в эту историю? — требовательно спросила Гермиона.

Тот скривился, словно слишком рьяно хлебнул муравьиной кислоты.

— Ты и сама знаешь, — отрезал он. — Не вижу смысла напоминать.

— Я требую, чтобы с этой минуты ты навсегда перестал лезть в мои мысли, практикуй свои психометрические способности на ком угодно, кроме меня! — с жаром воскликнула Гермиона. — Иначе я отказываюсь работать с тобой!

— О, какая угроза! Я боюсь, Грейнджер! — съязвил Драко, ехидно ухмыляясь. — Ты всерьез считаешь, что я кайфую от твоего присутствия в моей жизни?

— Малфой! Ты… ты… хорек!!!

— Как оригинально! Я думал, ты способна на большее!

Она была разъярена.

«Твою мать, Грейнджер, кто бы мог подумать, что ты так сексуальна, когда злишься!»

«Вот ведь ублюдок! Как же хочется разнести твою смазливую морду к чертям собачьим!»

«Ты всерьез считаешь, что я?..»

«Нет, блять! Свали из меня, идиот!!!»

Их мысленный диалог сопровождался тяжелым дыханием, казалось, даже воздух в камине был прохладнее, чем атмосфера между ними. Злость, ненависть, удивление, интерес, даже в какой-то степени желание — эти двое сами не знали, чего им хочется больше — разорвать противника на мелкие кусочки или спрятаться друг в друге, найти укромный уголок в закутке чужой души и все-таки обрести бесценное успокоение?

— Свали из меня?! Мерлин, мне так еще ни одна девушка не говорила! — Малфой захохотал в голос. — Это действительно обидно, знаешь ли!

Отпустило. Ее разом отпустило раздражение, готовое обрушиться на собеседкика градом безвредных, но неприятных заклятий. Она засмеялась вместе с ним. Невероятно!

Малфой подошел к огромному резному шкафу, притаившемуся в темном углу комнаты, и что-то из него достал. Это был маленький шелковый мешочек, перевязанный лентой изумрудного цвета. Драко прошептал заклинание, и узел, сдерживающий ткань, развязался. Ровное сияние пробилось изнутри, озаряя четко очерченное лицо Малфоя мягким светом.

— Я не всегда могу контролировать себя, поэтому, если ты так страдаешь от моего присутствия В ТЕБЕ, возьми это, — на ладони Малфоя лежало тонкое золотое кольцо, украшенное причудливым орнаментом. Именно оно было окружено светлым ореолом.

— Зачем? Ты меня замуж зовешь, что ли? — глупо спросила Гермиона. «О да, пять очков Гриффиндору за тонкое чувство юмора!»

Малфой скривился.

— Не обольщайся. Оно заговорено таким образом, чтобы тот, кто его носит, был неподвластен психометрической магии. Иными словами, пока оно будет на твоем пальце, я не смогу проникнуть в твое сознание никаким образом. Ты же этого хотела?

— Почему я должна тебе верить? Может, с его помощью ты наоборот подчинишь меня себе? — резонно заметила Гермиона. Доверять Малфою опасно. Брать что-то из его рук — вдвойне.

— Если бы я хотел, ты бы уже ходила под Империусом и ласково звала меня пончиком! — вспылил Малфой. — Ну так что? Ты же не хотела, чтобы я знал твои маленькие пошлые секретики, а, Грейнджер?

Гермиона молча взяла с его руки кольцо. Странно тяжелое. Большое в диаметре. Она раздумывала, на какой палец надеть его, боясь, что в случае потери Малфой превратит ее в лягушку. Или крысу — одно другого не лучше. Хотя, она же Гермиона Грейнджер, и не ей бояться недоучки Малфоя!

Она решительно просунула в кольцо большой палец правой руки и с тревогой заметила, как, внешне огромное, оно жадно прижалось к коже, неприятно затягиваясь. Свечение, излучаемое до жжения холодным металлом, погасло, и Гермиона смогла рассмотреть орнамент, покрывающий золотой ободок. Руны? Определенно, только вот значения их она не знала. Это напрягало не меньше, чем внезапная щедрость Малфоя, раздаривающего кольца гриффиндорским грязнокровкам.

— Как только мы найдем того, кто заварил всю эту дерьмовую кашу, вернешь, — приказал Малфой. Он пристально смотрел на ее руки, словно оценивая.

— Не переживай, старина Драко. Не имею желания носить твои вещи дольше, чем необходимо, — прохладно, в тон ему, ответила Гермиона. — Но и терпеть тебя в своем сознании тоже не хочу.

Малфой внимательно оглядел ее с ног до головы, задержавшись взглядом на тонких, по-девичьи розовых губах и слегка разрумянившихся щеках.

— Ты всерьез считаешь, что, если я сойду с ума и возжелаю оказаться В ТЕБЕ, мне что-то помешает?

Гермиона от возмущения покраснела еще больше. Весь ее вид говорил, что Малфою просто повезло, что он не может теперь узнать все, о чем она думает.

— Ладно, ладно, — Драко остался искренне доволен произведенным эффектом, но вместо привычного злорадства примиряюще поднял ладонь: — Ты не хочешь обсудить наши дальнейшие действия за чашкой кофе?

— Не горю желанием, — холодно ответила Гермиона, параллельно вспоминая все известные ей способы самоорганизации и успокоения. Кроме подсчета мифических овец ничего в голову не приходило. Или это для того, чтобы уснуть? О, да, уснуть — и хотя бы несколько часов не видеть самодовольную рожу этого ублюдка — что может быть прекраснее?

— Грейнджер, ради Мерлина, не надо только истерить и обижаться, — ирония в голосе Малфоя выводила из себя, — это непрофессионально!

— Если ты считаешь, что можешь вызывать у меня хоть какие-то эмоции, то ошибаешься, — ядовито прошипела Гермиона, — ты мерзкий, отвратительный, жалкий…

— Да, да, я в курсе своей уникальности и неповторимости, — обыденным голосом заключил Драко, не забывая при этом довольно ухмыльнуться, — я помню, что ты на самом деле обо мне думаешь. Так что насчет кофе?

Гермиона сама не понимала, как могла согласиться на эту авантюру. Не только на совместную работу с Малфоем, который, кажется, только и искал удобного случая, чтобы уколоть ее своими низкопробными шуточками, но и на вполне милую беседу в кофейне мадам Паддифут. Насколько ее умиротворяла ранее здешняя обстановка, настолько же сейчас и нервировала — все, начиная от рюшечек на шторках и заканчивая ароматом свежеиспеченных булочек, казалось напыщенным и тошнотворным. Беспричинная злость на улыбчивую хозяйку заведения, на весело гомонящих посетителей, на сидящего напротив Малфоя разгоралась изнутри, не позволяя думать ни о чем другом, кроме как о собственном раздражении.

Драко что-то говорил, но Гермиона не слышала его — только крепче сжимала горячую фарфоровую чашечку, наполненную дымящимся кофе.

Все казалось ей противоестественным. Саркастические усмешки собеседника, неискренняя улыбка совсем юной официантки, призывно переливающаяся цветными буквами реклама… Несмотря на то, рука уже горела от слишком сильного соприкосновения с чашкой, Гермиона лишь упорнее прижимала пальцы к обжигающему сосуду.

Раздался тихий хлопок, и кипяток пролился на ладонь. Нежная кожа мгновенно покрылась краснотой.

Проходящая мимо официантка перестала заинтересованно строить Малфою глазки и кинулась к Гермионе, причитая. Посетители с любопытством оглядывались. Даже сам Драко рывком склонился над ней.

Но Гермиона ничего не замечала. Она с ужасом наблюдала, как ожог отчего-то распространяется по руке выше, быстро покрываясь уродливыми волдырями, лопающимися и кровоточащими. Невыносимая боль спазмами прошла по всему телу, словно не кофе, а по меньшей мере жидкий огонь охватил всю ее.

В глубине души проскочила мысль, что так быть не должно. Это странно, противоестественно. Но довести свои размышления до логического конца Гермиона не смогла: только что перед ней было сосредоточенное лицо Малфоя, а в следующую секунду — темнота. И только хлопок аппарации отозвался в сознании пульсирующей болью.

====== 6 глава ======

Комментарий к 6 глава Эта глава – маленький подарок самой себе ко дню рождения) и пусть я только начинающий и далеко не самый известный и титулованный автор, но каждый “плюс”, каждый отзыв для меня действительно бесценен – ибо это мой стимул писать дальше) думаю, эта история достойна интригующего продолжения и (еще не решила какого – интересного, трагического, счастливого, неожиданного – нужное подчеркнуть))) финала…

Она шла в плотной темноте, словно с завязанными глазами. Единственным проводником в этой липкой черни была шершавая, покрытая капельками росы стена. Гермиона опиралась на нее левой рукой, стараясь не думать, что происходит с правой, — ладонь дергало, и вся она покрылась сухой царапающейся коркой. «Интересно, я вообще жива? Может, это какой-нибудь потусторонний мир?» — мысль была усталой, но четкой. Гермиона одернула себя — в случае смерти она вряд ли чувствовала бы боль и движения легкого ветра, упорно обдувавшего лицо, так что необходимо найти выход из этого странного, лишенного света туннеля.

Неожиданно она уперлась в глухую стену, пахнущую плесенью. Гермиона инстинктивно принялась шарить по ней здоровой рукой, понимая, что поверхности значительно отличаются — на смену влажному камню пришло напитавшееся водой разбухшее дерево. «Дверь?» — не успела подумать Гермиона, как ее оттолкнула неведомая сила, и сознание наполнилось ослепляющим красным сиянием. Тишину прорезал душераздирающий скрип ржавых петель, и слабоосязаемый сквозняк превратился в сильнейший ветер, взметнувший вверх волосы. Глаза щипало от резкого света и непонятно откуда взявшегося песка, но Гермиона заставила себя сфокусировать взгляд.

В потоке предзакатных лучей солнца спиной к ней стояла девушка, напевая что-то приятным грудным голосом. Гермиона могла заметить плавные изгибы ее потрясающей фигуры, длинные красивые ноги и ниспадающие смоляной волной волосы. Сначала показалось, что незнакомка обнажена, но, приглядевшись, Гермона поняла, что ее тело скрыто полупрозрачной короткой туникой.

— Кто вы?

Девушка вздрогнула и замерла. Несколько секунд, показавшихся Гермионе вечностью, она продолжала смотреть в окно, прежде чем повернуться и откинуть с лица черные пряди. И лучше бы она этого не делала. Все ее лицо, наверняка бывшее когда-то невероятно красивым, покрывали безобразные рубцы и ожоги. Синие глаза недобро смотрели из узких щелей, обрамленных оплавленной кожей век. Изуродованные губы скривились в презрительной усмешке, обнажая черные, словно обугленные зубы.

Гермиона отпрянула, в ужасе зажав рот рукой. Она пыталась сдержать себя, но животный страх вырвался наружу пронизывающим криком.

— Жутко, правда? — с издевкой спросила девушка. — Смотри.

Она сделала шаг ближе и высоко подняла подол. То, что издалека казалось привлекательным телом, ничем не отличалось от лица — когда-то канонически красивое, теперь оно было сплошным нарывом. Некоторые раны обросли багровой коркой и сочились гноем и кровью. Шрамы отвратительно бугрились страшными кратерами. Высокая полная грудь, плоский живот, округлые бедра — черт, незнакомка притягивала взгляд, но отнюдь не прелестью своего тела, а его безобразием. Она вся была похожа на опаленный кусок мяса, на который кто-то ради злой шутки нацепил шикарный парик.

Крик Гермионы слился с криком обожженной женщины, когда последняя свирепо бросилась на нее, раскинув руки в угрожающих объятиях…

— Нет!!! — заорала Гермиона и дернулась всем телом…

Свет уличных фонарей проникал сквозь неплотно задернутые шторы, окрашивая комнату в оранжевые полосы. Приоткрытое окно впускало ветер, шелестящий бумагами на столе. Воздух был наполнен ароматом осенней листвы, дождя и чего-то неуловимо знакомого. Гермиона очнулась в собственной постели и долгопыталась прийти в себя, осознавая, что это лишь очередной дурной сон, настолько явный, что в голове раненой птицей до сих пор бился крик обезображенной незнакомки. Сердце выпрыгивало из грудной клетки, глухо ударяясь о ребра. Однако преждевременное успокоение сменилось вкрадчивым сковывающим ужасом — рядом с ней кто-то спал, нарушая тишину мерным сонным дыханием. Гермиона медленно повернула голову и зажмурилась — черт возьми, херово наваждение?

Белые волосы беспорядочно разметались на соседней подушке, руки расслаблены, безмятежное лицо, подрагивающие веки. Малфой умиротворенно спал, по-детски обняв подушку. Гермиона нахмурилась — либо кошмары продолжаются, либо принимают пикантный поворот. Но, по крайней мере, тот не выглядел так, будто только что вернулся из адского пламени.

Гермиона хотела толкнуть его, чтобы разбудить, но осеклась, увидев свою правую руку. Она была почти до локтя заботливо обернута бинтом, пропитанным пряно пахнущим золотистым раствором. «Олибанум!» — аромат и свойства заживляющее смолы были знакомы Гермионе еще со школьной скамьи. В памяти вспыхнуло воспоминание: они в «Трех метлах», нестерпимая боль, хлопок аппарации… Значит, Драко перенес ее домой и даже умело обработал внезапно покрывшуюся волдырями ладонь, после чего просто уснул рядом!

Гермиона приподнялась на постели. Осознание того, что он также заботливо переодел ее в пижаму, заставило густо покраснеть. Странно, она вообще ничего не помнила, настолько силен был болевой шок. Мысли лихорадочно взрывались, сталкиваясь друг с другом, и она решительно потрясла Малфоя за плечо.

— М-м-м… — протестующий стон.

— Малфой!

Он резко открыл глаза и уставился на нее — в темноте будто вспыхнули два стальных огонька.

— Очнулась?

— Почему ты здесь? — отчего-то очень тихо спросила Гермиона. Она опустилась на подушку, поплотнее укуталась в одеяло и свернулась калачиком.

— Потому что у тебя в квартире даже дивана нет, а кресло слишком неудобное, — ворчливо заметил Малфой, усмехаясь. — Но можешь успокоиться — твое безвольное тельце не подвергалось…

— Я не о том! Почему ты не оставил меня одну? — «Хотя даже мать покинул в ее сумасшествии!»

Он выдохнул, повернулся на спину и закинул руки за голову.

— Потому что у тебя нет домовых эльфов, Грейнджер.

Они замолчали. Где-то внизу, под окном, прошла компания хохочущих магов — судя по пьяным возгласам, возвращающихся с ночной попойки. На кухне звонко капала вода — какого черта, это же волшебная водопроводная система?! Тиканье часов. Размеренное дыхание — словно он снова уснул.

— Болит? — «Не уснул».

— Немного. Спасибо за…

— Не за что.

И снова безмолвие. Теперь уже Гермиона начала проваливаться в душный сон, словно в дьявольские силки. Забытье уже почти охватило ее клейкими щупальцами, когда до нее донесся далекий, словно сквозь вату, голос:

— Я видел ее давно. Два года назад.

Гермиона не открывала глаз, но понимала — Драко знает, что она его слышит, и говорит о своей матери. Возможно, утром он пожалеет о своей откровенности и даже снова возненавидит ее — но сейчас Гермиона единственная, кому он действительно хочет рассказать, просто потому, что невыносимо и дальше копить в себе эти раздирающие изнутри воспоминания. Они грызут его, прорывая острыми клыками кровавые туннели в сердце, выедая подчистую внутренности, заставляя желудок сжиматься от страха, обиды, боли и разочарования. Разочарования в себе самом, неспособном принять теперь ту, что двадцать лет назад подарила ему жизнь.

— Она нашла отца с пулей в виске и с тех пор не произнесла ни слова. Я слышал ее голос, только когда она пела, глядя в зеркало. Это могло продолжаться часами, пока она не засыпала, склонившись над туалетным столиком.

Слишком, слишком мучительно. Обескровленное, покрытое сеткой морщин лицо. Безжизненный потухший взгляд. Дрожащие, словно в судороге, губы. Казалось, что старуха с косой, не разбираясь, прихватила с собой душу не только Люциуса, но и Нарциссы, по неосторожности оставив ей способность двигаться и дышать.

— Я… я не смог так долго. Она рисовала его постоянно, словно боясь забыть. Но его не забудешь. Знаешь, Грейнджер, мой отец единственный, кого я действительно боялся. Даже… даже Волан-де-Морт, этот конченый психопат, мог только лишь убить, а отец… он мог уничтожить взглядом, сожрать твою гордость с хрустом, растоптать. Он давал мне все — а я брал, не зная, что за это придется расплатиться собственным самоуважением и достоинством. Я верил ему до последнего, пока… пока мне не пришлось посмотреть в глаза Дамблдору и попытаться… а я не смог, я снова не смог, хотя думал, что после этого мне не жить.

Он надолго замолчал, тяжело втягивая носом воздух.

— А мне и так не жить, Грейнджер. Я, блять, больше и не живу. Мне некого бояться и некого любить. Отец в могиле, а то, что осталось от матери, — оболочка, не более, она умерла вместе с ним, в ту же минуту. Она любила меня. Она пожертвовала всем, а я оставил ее с домовиками, не в силах смотреть на ее бледный призрак…

Гермиона посмотрела на его четкий профиль, очерченный в луче фонаря. Ей не было жаль Малфоя, но не потому, что он не достоин жалости — здесь она не требуется. Жалость — плохое, неправильное чувство, попахивающее самолюбованием и снисходительностью. Просто теперь Гермиона запоздало понимала, что перед ней все тот же ребенок, только вот начать с чистого листа он решил не потому, что захотел, — пришлось.

Гермиона заметила, что Малфой слегка дрожит, и накрыла его руку здоровой ладонью. Ледяные пальцы, не ожидавшие прикосновения, непроизвольно сжались.

Она молча придвинулась ближе и укрыла его одеялом, согретым теплом ее тела. Уткнулась носом в шею Драко, привыкая к его запаху, пьянящему, свежему, проникающему в самую подкорку головного мозга. Она чувствовала, как в миллиметрах от ее губ бьется его кровь, горячая и алая, настолько густая, что ее удары трепетали упруго и ощутимо.

— Ты бы хотел увидеть ее снова? — шепотом, словно боясь спугнуть, спросила Гермиона.

Он не ответил, только лишь тихо повернулся и крепко сжал ее ладонь.

— Забудь каждое мое гребаное слово, Грейнджер, — первое, что Малфой произнес сразу после пробуждения. Конечно, кто бы сомневался. Люди часто используют неожиданно подвернувшихся собеседников вместо носовых платков, а потом ненавидят их, словно прилипчивый мусор. Это так естественно: проще злиться на кого-то за свою несдержанность, вместо того чтобы признать — именно мне нужна была эта чертова поддержка, именно я желал прижаться к твоей коже, именно я сжимал во сне твои пальцы. Это сродни случайному сексу — я хотел, но ты сама виновата.

Они лежали, тупо уставившись в потолок и думая каждый о своем, отодвинувшись по разные стороны кровати. Гермиона понимала, что за малфоевскую откровенность расплачиваться придется ей — ибо она и сама проявила непростительную слабость, прижимаясь к нему во сне не только телом, но и душой. Он необъяснимо притягивал ее настолько, насколько отталкивал в школьные годы. Отрывками проносились воспоминания — с каким наслаждением и удовлетворением она припечатала его ухмыляющееся лицо кулаком на третьем курсе. С каким презрением он и его мамаша смотрели на нее в ателье мадам Малкин на шестом. Как…

— Грейнджер, дай мне полотенце! — требовательно, словно так и нужно, рыкнул Малфой, поднимаясь с кровати и сбрасывая одеяло.

— Тебя не учили, что нужно говорить «пожалуйста»? — фыркнула Гермиона.

«Нашелся тут командир! Держи карман шире!»

— Тебя не учили, что нужно быть доброжелательнее к своим гостям?

— С каких это пор… — странно было думать, что это их, черт возьми, — ИХ звучит вообще как-то неправильно! — первое утро вместе.

— С таких. Не ори потом, что я залил тебе водой кафель!

Гермиона улыбаясь смотрела, как он прошлепал босыми ногами в ванную. Весь его вид, такой домашний и такой непривычный, совершенно не вписывался ни в интерьер ее квартиры, ни в ее жизнь. Растрепанные волосы, мятая рубашка — этакая грациозная небрежность, с налетом аристократизма, вышколенным годами. «Я-то думала, он прямо с утра весь такой безупречный Малфой!» — раздраженно подумала Гермиона, снимая повязку с руки. Кожа была абсолютно чистой, словно не было вчера ни испепеляющей боли, ни ужасающих волдырей. Конечно, свойства заживляющей смолы олибанума сложно переоценить, но такого эффекта нельзя достичь за одно применение. «Только этого мне и не хватало!» Конечно, внезапное жжение и ожоги ни в коем случае не объяснялись какими-либо разумными причинами — и их появление тревожило Гермиону намного сильнее, чем полусонный Малфой и его нахождение в ее квартире.

— Как твоя рука? — да, у него определенно входило в привычку обозначать свои внезапные появления вопросами в ее затылок.

Гермиона молча отвела ладонь назад, чтобы он мог увидеть ее.

— Есть предположения, что это?

— Нет. Только мне бы не хотелось еще раз испытать эти «потрясающие» ощущения, — поежилась она. — Или увидеть их еще раз на себе. Или на ком-то.

Малфой едва заметно вздрогнул, а Гермиона вспомнила свой неприятный сон — незнакомка, словно вылезшая из котла с кипятком… не самое приятное зрелище. Интересно, может ли все это быть связано?

— Но все равно, спасибо тебе. И да, — Гермиона вскинула подбородок, — я не запомнила ни одного твоего гребаного слова.

Она так и сидела, не оборачиваясь к нему, и буквально каждым позвонком чувствовала колкий взгляд, шарящий по ее спине. Затем услышала, как скрипнул матрас — Малфой тяжело опустился позади.

— Это моя херова удача — показывать свои слабые стороны тем, кому в других обстоятельствах руки бы и не протянул. Потому что они — другие. Не такие, как я. Это действительно херова удача, Грейнджер, — горько произнес он. — А знаешь почему?

Гермиона не шелохнулась — она уже не боялась его болезненных откровений, но так, при свете яркого утреннего солнца, когда она в пижаме, а он на всю комнату пахнет ЕЕ мылом, — это было противоестественно.

— Почему?

— Потому что первый человек, которому я доверился, давным-давно, еще в школе — черт, о чем я говорю, ну какой человек — призрак! — проявил ко мне больше участия, чем до этого кто бы то ни было.

— Призрак? — переспросила Гермиона.

— Плакса Миртл, на шестом курсе. Нелегкие были времена, знаешь ли.

— Нелегкие, Малфой. И поверь, я действительно знаю, — тихо отозвалась Гермиона.

— Мне казалось, что на меня возложена миссия, которую провалить я права не имею. Потому что это грозило смертью мне и моей семье — и, что самое интересное, мы и так все сдохли: кто-то физически, кто-то душевно.

Гермиона медленно повернулась к нему лицом. Малфой, не мигая, смотрел в стену, механически прокручивая фамильный перстень на тонком пальце. Волосы у него были мокрые, рубашка прилипла к телу — он даже не потрудился применить высушивающее заклинание.

— Душа живет ровно столько, сколько того хочет сам человек, — твердо сказала Гермиона, подавляя желание снова, как ночью, взять его за руку. — Ровно столько, пока человек может любить. Ты… ты любил кого-нибудь?

— Не знаю. Мать, наверное. Да. И отца. В детстве. Когда он был для меня чертовым недостижимым идеалом.

— Признайся честно, Нарциссу ты по-прежнему…

— Наверное. Только толку-то от этого? Она похоронила себя вместе с НИМ.

— Ты не дал ей возможности возродиться рядом С ТОБОЙ. Но у вас обоих есть еще шанс, старина Драко.

Гермиона поднялась и направилась в сторону кухни, ничуть не стесняясь того, что практически раздета, — какая уже разница, не он ли ночью переодевал ее, укладывая спать, словно беспомощного ребенка? Куда больше, чем нагота тела, ее смущала нагота пресловутой души — с каждым днем Малфой терял ореол надменности и порочности, из ледяного кокона показывалось одинокое, остро страдающее и намного более человечное существо, нежели его заносчивый предшественник. Она понимала, что эти метаморфозы приводят к удивительным последствиям, — сама того не желая, Гермиона не только находила в нем родственные черты, но и неосознанно стремилась дополнить их, погрузиться в эту затягивающую бездну противоречивых чувств и эмоций.

— Грейнджер! — резко позвал он, хватая ее за руку. От неожиданности она дернулась и становилась как вкопанная, а он молниеносно вскочил на ноги и обхватил ее за шею. Жест был угрожающим, но силы в нем не чувствовалось, скорее осторожность и едва уловимый трепет. Малфой напряженно всматривался в ее лицо, не теряя спасительной надежды увидеть хотя бы тень сопротивления или отторжения — но вместо этого Гермиона положила свои ладони поверх его, не теряя решимости и лихорадочного блеска в глазах. Ее кожа была теплая и все еще пряно и головокружительно пахла лечебной смолой — такое чувство, словно этот аромат теперь навечно принадлежал только ей, вытесняя из мозга все остальные запахи.

Малфой рывком притянул Гермиону к себе и буквально впился в ее губы — требовательно, настойчиво, вгрызаясь в них до солоноватого привкуса на языке, податливо отвечающем на поцелуй. Судорожно сжимая ее шею, словно желая оставить синяки, он первый шагнул в эту яростную пропасть, имени которой сам не знал. Страсть, желание — называй, как нравится, а хотеть он ее начал еще лежа в пыли под кроватью Эверли Беннет — такую возмущенную, бесноватую, неожиданную, такую, какой и представить себе не мог. Он не удивлялся своим желаниям, в конце концов, если отбросить некоторые… м-м-м… предрассудки, они всего лишь мужчина и женщина, и это нормально — хотеть полуголое, призывно изгибающееся, доверчивое тело. Ненормально хотеть всезнайку Грейнджер, с ее этими гриффиндорскими принципами, растрепанными волосами и тягой совать нос не в свои дела. Хотя какое это уже имело значение — Гермиона и так уже знала о нем слишком много, бесцеремонно вторгаясь в его самые сокровенные переживания. Так что теперь, за неимением цели постигать ее внутренние терзания, можно один раз уступить самому себе и овладеть ею физически. Тем более что Грейнджер уже путалась в пуговицах его влажной рубашки, а он слепо блуждал ладонями по ее плечам, груди и животу, беззастенчиво вонзал ногти в упругие гладкие ягодицы и наслаждался сдавленным дыханием девушки, ранее недоступной даже в самых бредовых фантазиях.

Он впивался в нее, словно голодный до исступления вампир, оставляя иссиня-красные следы, и в то же время знал, что на его спине уже багровеют полосы царапин, начерченных ею. Это было самое необычное ощущение — чувствовать, как оба готовы ворваться друг в друга, но медлят — и в этой медлительности и заключается ценность происходящего.

— Блять! — глухо прорычал Малфой, понимая, что ее пальцы молниеносно справились с пряжкой ремня и скользнули туда, где скопилось неконтролируемое напряжение всей его мужской сущности. — Грейнджер!

Она захохотала неповторимым заливистым смехом, какого он ни разу от нее не слышал. В эту секунду, что бы ни случилось дальше, она смеялась для него, из-за него — будто и не Гермиона вовсе, а незнакомая прежде, соблазнительная каждым своим движением женщина. Этот смех отрезвлял.

Драко отпустил ее и немного отстранился, все еще глядя прямо в карие, почти черные глаза. Интуитивно нашел ее ладони, крепко сжал их, развел руки в стороны.

— Может быть, я и не умею любить, но ты — умеешь. Я не хочу лишать тебя этого, — все еще справляясь с наваждением и почти болезненной пульсацией внизу живота, шепотом произнес Малфой. Они оба тяжело дышали, стремительно заливаясь краской и отступая, но не разъединяясь. Ни один не знал, что и думать — временное ли это затишье или окончательная капитуляция.

Нетерпеливый стук в окно. Гермиона вздрогнула.

— Сова! — она была рада любой возможности нарушить неловкую плотную тишину. Она торопливо поправила почти сорванную с себя футболку и, не глядя на Малфоя, бросилась открывать створку. В комнату ворвался прохладный, наполненный осенней густотой воздух, из-за чего мурашки заставили Драко конвульсивно содрогнуться.

— Это от МакГонагалл, — сообщила Гермиона, едва сорвав сургучную печать и пробежавшись по пергаменту глазами. — Эверли Беннет и Джеффри Диксон пришли в себя.

====== 7 глава ======

Эверли Беннет напоминала маленького, взъерошенного, но удивительно милого воробья. Пепельные, отливающие светлым золотом волосы. Серые, слегка выпуклые, внимательные глаза. Худое лицо с заостренными чертами. Эву нельзя было назвать красавицей, но ничего неприятного в ее внешности не было. Обычная, ничем особо не примечательная. Однако кое-что в ней привлекало внимание — яркие, пухлые губы, складывающиеся в по-детски очаровательную наивную улыбку. В разговоре девушка застенчиво отводила глаза и прижимала сжатые кулачки к груди, и в этих жестах не чувствовалось ни капли жеманности и притворства. Эва действительно была готова поделиться с каждым своим очарованием и непосредственностью, при этом словно излучая непостижимое умиротворение и доброжелательность.

Гермиона сидела напротив Эверли Беннет и наблюдала за тем, как она оживленно жестикулирует, рассказывая о мадам Помфри и волшебных методах ее лечения. Девушка сидела на краю больничной кровати и, болтая худыми ногами в домашних магловских тапочках, восторгалась магией и Хогвартсом. Словно первокурсница, только что прибывшая на свой первый ужин в Большой Зал.

На что надеялась Гермиона Грейнджер, стремительно собираясь на встречу с пришедшей в себя ученицей? Она и сама не знала. Судорожно вырвавшись из объятий Малфоя, она как можно быстрее схватила первую попавшуюся под руку одежду и скрылась в ванной комнате. Механически стянув с себя пижаму и встав под струи ледяного душа, колко въедающегося в разгоряченную кожу, Гермиона приводила в порядок бунтующие мысли. «Идиотка! Идиот! Идиоты!» — она проклинала себя и Малфоя, искренне надеясь стереть с себя мочалкой его запах и прикосновения. Как, ну как можно было поддаться сиюминутному искушению и так подставить саму себя в своих же собственных глазах?

«Идиотка!» — шептала Гермиона, натягивая джинсы на влажные после душа ноги.

«Идиот!» — вторила она, яростно выдирая волосы с корнем, пытаясь расчесаться.

«Идиоты!» — напоследок выдохнула, выходя в коридор и заглядывая в комнату. Малфоя уже не было, только высыхали его еще утренние мокрые следы на полу. В воздухе едва ощутимо пахло его парфюмом и ее мылом, а иначе Грейнджер бы и сама поверила, что случившееся между ними ей привиделось или приснилось. Очень удобная позиция — не верить своей собственной памяти. Даже если болезненные следы поцелуев на твоей шее саднят, а в животе подрагивает при мысли о том, что могло бы быть, но «ах да, мне же почудилось!»…

— Мисс Беннет! — из-за ширмы появилась единоличная хозяйка лазарета мадам Помфри, неся на вытянутых руках поднос с очередной порцией восстановительного зелья. — Мисс Грейнджер уже устала от ваших рассказов о моих способах лечения! На сегодня, думаю, достаточно.

Гермиона поднялась со стула и с улыбкой посмотрела на разочарованную студентку. Озорной огонек в ее глазах поутих, и она снова непроизвольно робко отвела глаза.

— До свидания, мисс Грейнджер, — с сожалением произнесла Эва, тихо вздыхая.

— Гермиона, можешь звать меня просто Гермиона. До свидания, Эверли! — Грейнджер ни в коем случае не было жаль времени, проведенного с улыбчивой девушкой в оживленном, но абсолютно бесполезном разговоре. Девочка не помнила ровным счетом ничего — даже своего имени, которое ей сказали здесь же, в школьном госпитале. Гермиона стала ее первым посетителем после строгой МакГонагалл, и Эва, видимо, надеялась что-то узнать о себе из уст Грейнджер. Их беседа была непринужденной, но помочь они друг другу ничем не могли. Разве что отвлечься от невеселых мыслей.

Гермиона удобно устроилась на огромном подоконнике недалеко от больничного крыла и, прислонившись головой к холодной каменной стене, задумчиво откинула голову.

Небо, непривычно светлое для осени в Шотландии, успокаивало. Сквозь частые полупрозрачные облака неуверенно проглядывали лучи солнца, ни капельки не согревающие, но в то же время радующие своими золотистыми бликами. Студенты, воодушевленные отличной погодой, с шумом и веселым смехом бродили по территории школы. Странно было думать, что еще несколько лет назад Хогвартс был разгромлен, над его выщербленными стенами не умолкал плач и пронзительные крики скорбящих, а выжившие в изнурительной битве обреченно смотрели в теперь уже возможное для них будущее. Осколки разрушенных жизней небрежно склеены этими годами и продолжают существование как единое целое, однажды сломанное, но все еще дышащее и чувствующее.

Глядя на беззаботных учеников, не видевших или запамятовавших ужасы войны с Волан-де-Мортом, Гермиона размышляла над тем, что же ей делать дальше. Рано или поздно подзабывшее про нее руководство спросит отчет о произошедшем с Эверли Беннет и Джеффри Диксоном. Конечно, главный редактор «Пророка» еще не в курсе, что ребята нашлись, но газете, признаться честно, не впервой дезинформировать своих читателей. Так или иначе, стоило бы уже взяться за перо и сочинить хотя бы коротенькую заметку, так, для успокоения совести и начальства.

Почему Гермиона Грейнджер, умнейшая и талантливейшая ученица своего времени, стала журналистом в газете, которая не раз обманывала и шла на поводу у завравшегося Министерства? Она и сама не знала. Любимые книги не давали ответа на этот вопрос. Гермиона, признаться откровенно, и сама не знала, что теперь делать со своим туманным будущим и надколотым прошлым, поэтому просто-напросто ухватилась за первую попавшуюся возможность. Она вспомнила свои первые журналистские тексты — статьи о восстановлении павшего Министерства, отчеты о поимке оставшихся Пожирателей, несколько репортажей из Хогвартса, рассказывающих о продвижении дел по отстройке школы… Казалось бы, важные темы, но ни одна не зацепила Гермиону настолько, насколько когда-то ей была важна, например, защита прав домовиков. В сознании будто что-то треснуло, надломилось — она все так же безудержно поглощала книгу за книгой, запоминала самые сложные заклинания, писала довольно талантливые тексты для газеты, но… не погружалась в это полностью, без остатка. Мысли всегда оставались настороже, скептическим знаком вопроса отражаясь в зеркале, откуда на нее смотрели болезненно покрасневшие глаза и осунувшееся худое лицо, обрамленное пушистыми, непослушными локонами. Слишком раннее душевное взросление обернулось ей боком — рано, трагически рано интерес к жизни покидал Гермиону, оставляя вместо себя холодное безразличие и ненавистное отчуждение. Она прекрасно это осознавала, но делать ничего не собиралась — ее вполне устраивала пустота внутри, не позволяющая привязываться к чему-либо.

«Я не умею любить, но ты — умеешь», — эти слова эхом отдавались в голове, гулом заполняя все мысли. Гермиона раз за разом задавала себе вопрос — а умеет ли? Умеет ли она, бывшая заучка Грейнджер, любить? Она, конечно, любила родителей. Безусловно, это любовь, не требующая доказательств или других объяснений, это как врожденный рефлекс. Но испытывала ли она подобные чувства к кому-то, кроме отца и матери? Год-полтора назад она бы с уверенностью ответила — конечно, ведь в ее жизни был любимый мужчина, Рон Уизли. Она пыталась отдать ему всю себя, помогая и оберегая его, но эти отношения точно так же оказались пресловутым врожденным рефлексом, только любви не родственной, а дружеской. Сейчас она практически ничего о нем не знала, и ее не слишком это волновало — хотя, наверное, это неправильно. От прежней Гермионы теперь осталась одна любовь — книги, безраздельно властвующие ее интересами, проглатываемые залпом, но мучительно редко оставляющие желаемое послевкусие удовлетворения от прочитанного.

Сейчас же, зайдя в тупик со своим и так вялотекущим расследованием, Гермиона вовсе не знала, как вылезти из этого болота, в которое сама же себя и затянула. Беспамятство Эверли, надежды МакГонагалл и странные, невозможные отношения с Малфоем окончательно вывели ее из хрупкого равновесия, и без того панически неустойчивого. Хотелось свернуться калачиком, прижаться щекой к подушке и тихо уснуть — и проснуться в мире, где никогда не было таинственных исчезновений и заносчивых Малфоев. Впрочем, такой мир действительно существовал, и в нем были люди, способные хоть ненадолго, но все же вернуть Гермиону из клейких дурманящих объятий меланхолии.

Резко спрыгнув с подоконника, она поправила на плече привычно увесистую сумку и направилась к выходу из замка — ведь только покинув его можно наконец-то трансгрессировать в мир, где нет места магии, Хогвартсу и его проблемам.

Кофе был горький и водянистый, отвратительно пахнущий жженой свеклой, но Малфой, морщась, упорно делал глоток за глотком. В голове он неустанно корил себя за странный порыв, заставивший его купить пачку этого отвратительного напитка в дешевом магловском супермаркете. Словно ничего интереснее в нем не нашлось — лучше бы он задержался рядом с полками, набитыми алкоголем. Настроение бы тогда уж точно было бы на пару градусов выше, тем более что симпатичная молоденькая кассирша абсолютно не двусмысленно строила ему глазки. Только вот в мыслях немым укором поселилось одно-единственное лицо с по-детски пухлыми губами и задумчиво прищуренными карими глазами.

«Облажался ты, старина Драко, пиздец как облажался!»

И дело даже не в невинных поцелуях с Грейнджер — а в том, что могло бы последовать за ними. Но не последовало. Потому что обнимая ее стройное, теплое, призывно-манящее тело, он наконец-то осознал, чего ему больше всего не хватало. Души. Именно ее он не чувствовал в себе последние несколько лет, ощущая себя мешком костей и мышц, слепо исполняющим приказы уставшего мозга. На смену задыхающимся бессонным ночам приходили серые, ничем не примечательные дни. Иногда в эту унылую череду минут заглядывали приятные подвыпившие девушки, с которыми Малфой успешно знакомился в барах, но с рассветными лучами их имена выветривались из головы, не успев оставить на память ровным счетом ничего.

Однако с появлением в его монотонных буднях Гермионы Грейнджер, этой надоедливой всезнайки, привычное течение жизни изменилось. Словно необузданный, незнакомый вихрь эмоций ворвался в привычно распланированный график и смел все на своем пути. Она умела слушать, думать и, самое главное, сострадать. Не жалеть, не притворяться заинтересованной, а действительно вселять надежду одним только теплым взглядом. Грейнджер раздражала его с их первой встречи, но именно ей Малфой с облегчением вывернул свою прогнившую душу наизнанку, а она даже не подумала оттолкнуть его…

Малфой без сожаления вылил остатки мерзкого кофе в раковину и вернул кружку туда, где ее взял, — на подоконник. Привычно, в сотый раз, осмотрелся.

Опрятная, чистенькая кухня, на которой вряд ли когда-нибудь готовили, — плита, покрытая ровным слоем пыли; пара новых, нетронутых разделочных досок; идеально блестящая небольшая пустая кастрюлька. Маленький стол с яркой скатертью, два стула, накрытых тонкими мягкими подушечками. Легкие цветастые шторки на окнах. Несколько книг на подоконнике, соседствующих с двумя немытыми кружками, одну из которых он только что туда поставил. Эти кружки вносили диссонанс в антураж аккуратной кухоньки, но в то же время удивительно гармонировали с ее хозяйкой — педантичной занудой, любящей порядок в своих мыслях, но при этом умудряющейся заблудиться в бардаке собственного шкафа.

Малфой прошел в комнату и присел на край разобранной кровати. Взглянул на часы — время неуклонно подбиралось к вечеру.

— Кретин, — вздохнул Драко. По-другому он не мог себя назвать, ибо только патологический придурок, отказавшись от секса с девушкой, вернется в ее квартиру и будет ждать возвращения хозяйки. Хрен знает для чего и зачем, просто потому что привык к ее присутствию. Да и, признаться честно, Малфою было скучно. Калейдоскоп событий замер, рутинно растягиваясь, а Гермиона вносила хоть какое-то оживление. Конечно, можно было бы связаться с друзьями, но их-то как раз у Драко и не осталось. Темная история и воля случая, но вспоминать об этом он не хотел. Только механически констатировал сам для себя — его круг общения невероятно сузился.

Драко четко осознавал — то, что он вдруг начал испытывать к Грейнджер, определенно не любовь и даже не привязанность. Обычное плотское притяжение, пропитанное ощущением острого одиночества. В то же время он чувствовал, что этот коктейль идиотских чувств сближает их, потому что и сама Гермиона не слишком-то счастлива в своем тоскливом уединении. Наверное, поэтому, неизвестно зачем купив банку этого дурацкого сублимата с гордым названием «кофе», Малфой трансгрессировал обратно в ее квартиру.

Сейчас его не волновали ни очнувшиеся Эверли Беннет и Джеффри Диксон, ни чаяния директора МакГонагалл, ни, собственно говоря, все, что связано с Хогвартсом и его обитателями. Даже исчезни они все в синем пламени, он бы не захотел покинуть эту неряшливую комнату с книгами, разбросанными буквально на каждом свободном месте. Малфой ждал, когда вернется Грейнджер и он снова сможет доставать ее своими выходками, с восторгом наблюдая, как она задорно злится и психует, швыряясь заклинаниями.

Драко подошел к окну, разглядывая по-осеннему оголяющиеся кроны деревьев. По тротуарам суетливо сновали маги и волшебницы, некоторые улыбались, разговаривая друг с другом, другие хмуро смотрели только себе под ноги. Торговцы утомленно закрывали свои лавки, а заговоренная вывеска ближайшего бара «Нокс» только недавно начала приглашающе мигать разноцветными огоньками. Закатные лучи багрянцем озаряли все вокруг в красные тона, заставляя Малфоя невольно сощуриться. Воздух, ветреными волнами врывающийся в комнату, пах дождем и прелой листвой. Первые тяжелые капли с шумом разбились о стекло.

Как бы там ни было, Грейнджер пора бы уже вернуться. Драко точно знал, что исполнительная Грейнджер, скорее всего, направилась в школу, чтобы побеседовать с очнувшимися учениками. Но о чем можно говорить практически целый день? Разве что она вознамерилась заново обучить их магии, заодно сразу же подготовив студентов к сдаче СОВ и ЖАБА, с нее станется. Подумав об этом, Малфой усмехнулся, пробормотал одному ему известное заклинание и медленно закрыл глаза…

Шумно, многолюдно, все куда-то спешат. Рев проезжающего поезда, дребезжащий голос в хриплых громкоговорителях, звук захлопывающихся турникетов. Метро. Гермиона стоит недалеко от края платформы и радушно улыбается некоему молодому человеку, лица которого Малфой в своем видении разглядеть не мог. Он видел только его спину в темной поношенной куртке и затылок, обтянутый дурацкой черной шапкой, из-под которой небрежно выбились несколько светлых, почти как у самого Драко, прядей. Парень и девушка мило смеялись в разговоре, иногда поближе наклоняясь к лицу собеседника, так как голосящее на все лады помещение не позволяло четко услышать друг друга. Драко недовольно отметил для себя, что ему не нравится происходящее. Не то чтобы ревность, а скорее неприятное удивление колко его затронуло. Он не привык, чтобы женщина, даже от которой он сам отказался, тут же бежала на свидание с другим. Захотелось схватить Гермиону за волосы и силком притащить в квартиру. «Сука».

Несколько минут он наблюдал за ними, пока позволяло произнесенное таинственное заклинание. Вскоре блондин, увидев один из приближающихся составов, неловко клюнул Грейнджер неуклюжим поцелуем в щеку и поспешил войти в вагон, подгоняемый людским торопящимся потоком. Та еще пару мгновений смотрела ему вслед, после чего поспешила в другую сторону. Драко точно знал зачем — она искала укромное место, чтобы аппарировать. Теперь оставалось только ждать, когда она вернется домой и увидит его здесь.

Малфой довольно ухмыльнулся — он предвкушал грандиозный скандал и кучу возмущений по этому поводу, что только радовало его. Подпитываясь чужим гневом, он самому себе казался чуточку живее — настолько, насколько позволяла его чахлая, полумертвая душа, которую Гермиона удивительным образом умела разбудить.

Комментарий к 7 глава Все, что могу сказать по поводу этой главы, – наконец-то)) наконец-то я заставил свою ленивую задницу взяться за ум и написать продолжение))) главные герои в моей голове меня уже замучили, ибо мысленно я уже дописала фанф и сижу довольная))))

Простите засранку, что так долго))) жду ваших мнений))*

====== 8 глава ======

Комментарий к 8 глава Конечно, новогодние праздники не позволили выложить главу быстрее, но честно старалась))) очередная часть моего опуса на ваш строгий суд))) с прошедшими всех)))

Дождь начался внезапно, холодным потоком обрушившись на редких прохожих, полуобнаженные деревья и все еще зеленые газоны, усыпанные павшей листвой. Почти зашедшее багряное солнце мгновенно спряталось за тяжелыми свинцовыми тучами, отчего оживленный Косой переулок мигом потускнел и практически обезлюдел.

Гермиона вышла из маленького опрятного магазинчика «Веселей, чародей!», провожаемая громкими восхищениями и комплиментами толстенького лысеющего хозяина лавки, только что удачно продавшего ей огромную бутыль отличного огневиски. Не то чтобы Гермиона собиралась заливать свое сумбурное настроение алкоголем, просто последние несколько ночей изводили ее кошмарами, а на нетрезвую голову она искренне надеялась выспаться. Глупые чаяния, но именно этим она объяснила себе внезапный порыв посетить пропахшее хмельным ароматом заведение.

Ледяные капли осеннего ливня мигом промочили волосы и одежду насквозь, струйками стекая по лицу и плащу, но Гермиона и не подумала трансгрессировать к двери своей квартиры. Она смело шагала по пузыристым лужам, как ребенок, размахивая сумкой с запрятанной в ее недрах бутылкой крепкого напитка. Пара пожилых магов, укрытых огромным заговоренным зонтом, парящим над ними, неодобрительно покосились на Гермиону, но она только улыбнулась им и своим мыслям: «Ну, все, подруга, ты совсем приехала… конечная станция. Утром едва ли не прыгаешь к Малфою в койку, а вечером говоришь “Привет!” алкоголизму. Продолжай в том же боевом духе, Грейнджер».

Квартира встретила ее запахом кофе и горящим светом на кухне. Сердце хозяйки забилось быстрее. Непрошеные гости совсем не радовали.

— Явилась?

Драко стоял, прислонившись к дверному косяку, и внимательно оглядывал Гермиону с ног до головы. С утра он успел переодеться, и теперь вместо мятых рубашки и брюк на нем красовались простая темная футболка и джинсы. Прям домашний уют и семейная идиллия.

— Что ты здесь делаешь? — прищурилась Гермиона, почти нежно ставя сумку с огневиски на пол. Она медленно, роняя на пол звонкие капли, сняла плащ и стянула ботинки. Пальцам ног мгновенно стало холодно — носки, так же как и вся остальная ее одежда, промокли насквозь.

— Кофе тебе принес, — в руках Малфоя оказалась банка с коричневыми гранулами. — Будешь?

— Ты идиот.

Они больше не кричали друг на друга, хотя напряжение в воздухе было настолько ощутимым, что казалось, чиркни спичкой — вспыхнет беспощадное пламя, пожирающее все на своем пути. Злость Гермионы и испытывающая холодность Драко стелющимися огненными змейками стекали по старым обоям на холодный пол, ртутью убегая вслед за ними в комнату.

— Что ты здесь делаешь? — повторила Гермиона. — Хотя зачем я спрашиваю. Нужно было просто сменить запирающее заклинание.

Малфой усмехнулся.

— Думаешь, я бы не открыл твою вшивую дверь? При желании и некоторых физических возможностях ее можно тупо выбить ногой.

Гермиона, не обращая на гостя внимания, стягивала с себя влажную одежду, стараясь не выдать лихорадочным румянцем своего смущения — Малфой, нисколько не стесняясь, пялился на нее своими серыми, ничего не выражающими глазами.

— Отвернись.

— Нет. Ты, кстати, могла применить высушивающие заклинание, — Малфой вытащил из заднего кармана джинсов свою палочку и взмахнул ею. — Тергео!

Одежда Гермионы стала сухой, как будто ее заботливо высушили на горячей батарее.

— Спасибо, можешь идти, — Гермиона скрылась за дверцей шкафа, выискивая в ворохе одежды домашние брюки и футболку, но вскоре ей это надоело. — Акцио домашняя одежда!

— Надо же, кое-кто вспомнил, что магия существует! — саркастически протянул Малфой. — Делаешь успехи.

— Если так за это переживаешь, могу сделать так, что и духу здесь твоего не останется, тупоголовый придурок. И мне даже магия не понадобится, — Гермиона зло посмотрела на него, мечтая, чтобы Малфой испарился вместе со своей мерзкой иронией и чертовым обаянием.

— Мне скучно, Грейнджер, — вдруг признался Малфой. Не спрашивая, он нагло уселся на ее кровать и с удовольствием откинулся на подушку. Ему определенно нравились ее злость и негодование. «Прекрасно, мать твою, прекрасно!»

— Что, прости? Я тебе не цирк с клоунами, чтобы веселить ваше царское высочество!

— Мне не нужен цирк. Поверь, если бы я хотел цирка и веселья, нашел бы его в более приятном и гостеприимном месте.

— Тогда какого хрена ты заявился сюда? Вообще-то, это МОЯ квартира, и я не помню, чтобы приглашала тебя.

— Мне не нужно твое приглашение, чтобы прийти туда, куда мне хочется.

Действительно. Он открывает двери без стука и, не разуваясь, бодро вышагивает по дорогому паркету или старому вытертому линолеуму, в зависимости от того, куда его заведут обстоятельства. Как бы там ни было, это не тот человек, который будет просить разрешения войти и ждать на пороге. Гермионе стоило признать — она терпеть его не могла, но одновременно с этим в эту минуту не хотела его выгонять.

— Где ты была? — по-хозяйски требовательно протянул Малфой, испытывающее наблюдая, как Гермиона поправляет перед зеркалом волосы и стягивает их в хвост.

— Тебе-то какая разница? — раздраженно буркнула Гермиона. — Ты мне не папочка, и тем более не муж, чтобы так рьяно интересоваться моей личной жизнью!

— Не спорю. Но интересуюсь.

— Гуляла.

— Где?

Гермиона не ответила, только возмущенно протопала обратно в прихожую. Ее шаги гулко бухали по полу, напоминая не то барабанную дробь, не то пулеметную очередь. Каждым своим движением она старалась показать Драко, насколько его вопросы неуместны. И даже в некотором смысле смешны.

— Скажи честно, Малфой, — раздался голос Гермионы из прихожей, — ты собираешься проваливать отсюда или так и будешь мозолить мне глаза своей мерзкой физиономией?

— Ты же знаешь, Грейнджер, — в тон ей засмеялся тот, — ты меня настолько бесишь, что не упущу возможности достать тебя. Понимаешь, к чему я клоню?

— Понимаю. Ты не уйдешь. Как вчера не ушел, верно?

Гермиона стояла на пороге, умилительно трогательная в потасканной домашней одежде и пушистых вязаных носках. Непослушные волосы, уже успевшие выбиться из резинки, кудрявым ореолом обрамляли ее лицо. Теплые, орехового оттенка глаза смотрели на него обезоруживающе, но, в то же время, с некой опаской, словно она ожидала от него очередной пакости в духе школьных времен. Несмотря ни на что, Малфой оставался для нее все тем же засранцем, ежеминутно отравляющим существование. Обаятельным, отвратительно привлекательным засранцем, который сейчас с удивлением смотрел на огромную бутыль огневиски в руках Гермионы Грейнджер. Что же, он очень плохо ее знает.

— Правда или желание? — Гермиона щелкнула пальцами, и из кухни, позвякивая, в комнату вплыли две кружки. Обычные, ничем не примечательные керамические магловские кружки из простого лондонского супермаркета.

— Сыграем? — она ловко схватила свободной рукой одну из них и протянула Малфою.

 — Что? — он нахмурился. — У тебя крыша поехала, Грейнджер?

— Ты снова и снова появляешься в моей квартире, в моей жизни. Ты ведешь себя словно так и должно быть. Что такого, если я предложу тебе выпить и при этом… м-м-м… поиграть? Раз уж я не могу избавиться от твоего присутствия, то хотя бы с пользой проведу время.

— С пользой?

— Узнаю тебя поближе.

Гермиона и сама не знала, откуда в ней взялась эта уверенность и некоторая развязность. Все наигранные запреты, которые она себе придумала и почти неукоснительно соблюдала в течение двадцати одного года, медленно, но верно таяли. Она знала, что этот слизеринский хорек читает чужие мысли, словно открытую книгу. Она знала, что его мать сошла с ума, а он за два года не удосужился ее навестить. Она знала, что целуется он уверенно и в то же время всепоглощающе нежно. Она знала, что он последний, кому стоило бы доверять, но ничего с собой поделать не могла — длительное, мучительное одиночество решило все без ее участия. Теперь даже его сомнительная компания была ей приятна и… необходима. Конечная станция.

Золотистый, переливающийся напиток тонкой горячей струйкой наполнил сначала его, потом ее кружку. Терпкий аромат огневискинаполнил воздух, опьяняя своими крепкими алкогольными нотками. Все было готово к сумбурной, абсолютно неожиданной и определенно непредсказуемой пьянке. Тряхнув головой, словно прогоняя наваждение, Малфой, аккуратно взяв Гермиону за подбородок, приблизил ее лицо к своему. Он не собирался ничего спрашивать, только требовательно смотрел в ее карие, искрящиеся заводным весельем глаза.

— Правда или желание? — снова только и спросила Грейнджер. Он сильнее сжал пальцы на ее коже.

— Правда, Грейнджер. Только правда.

Боль, словно жужжание назойливой мухи, пульсировала в голове, то затихая, то усиливаясь. Малфой крепко сжал переносицу, чтобы хоть как-то сосредоточиться на чем-то, кроме звона в ушах. Потер виски. В пятый раз взъерошил почему-то влажные волосы. И только поняв всю бесполезность этих манипуляций, открыл глаза. Гермиона спала рядом, практически с головой укутавшись в одеяло, почти незаметная под ним и копной своих буйных кудряшек. Малфой тихо дотронулся до худого острого плеча и, немного подумав, убрал прядь волос с ее лица. Бледного, осунувшегося, с четко залегшими тенями под глазами. Она что-то нечленораздельно пробормотала и попыталась плотнее завернуться в спасительное одеяло, но вместо этого неуклюже скинула его на Малфоя. Из одежды на ней были только крохотные кружевные красные трусики, резко контрастирующие с цветом кожи. Маленькую аккуратную грудь даже во сне Грейнджер инстинктивно прикрывала рукой, но через неловко раскинутые ладони можно было увидеть темные ареолы сосков. От холода Гермиона подобрала ноги и свернулась калачиком.

Драко поморщился — события прошедшей ночи никак не хотели выстраиваться в необходимой последовательности, да и половину случившегося он, откровенно говоря, не помнил вообще. И обнаженная Гермиона Грейнджер в происходящее вообще никак не вписывалась, хотя ее нагота притягивала к себе все его болезненное и воспаленное внимание. В попытке отвлечься он оглянулся вокруг, понимая, что место, в котором они казались, ему не знакомо.

Облупившаяся краска на потолке и обои, местами вздувшиеся пузырями. Ледяной осенний воздух, пахнущий дождем и выхлопными газами, врывался в неопрятную комнату через плохо закрытую форточку, похлопывающую створкой. Скинув с себя дешевое комковатое одеяло, Драко, не обращая внимания на головную боль, тошноту и холод, приблизился к окну. Под ним, внизу, расстилалась широкая многополосная дорога, переполненная сигналящими на все лады машинами. Голые кроны деревьев не скрывали тротуаров, по которым спешил густой поток прохожих, таких же шумных, как и автомобили. Начинался мелкий, противно моросящий дождь, поэтому все чаще в толпе мелькали разноцветные зонтики. «Что за… только маглов мне и не хватало!» — раздраженно подумал Малфой, вглядываясь в свое отражение на стекле. Даже так он смог разглядеть огромный лиловый синяк, багровеющий на левой скуле. Отлично. Просто отлично. Осталось разобраться, что это за Богом забытое отвратительное местечко.

На старом обшарпанном столе, рядом с не очень чистыми стаканами и графином, наполненным подозрительно мутной водой, обнаружилась его одежда. Кое-как, постанывая от головной боли и борясь с редкими приступами тошноты, Малфой натянул на себя джинсы и мятую футболку. От них странно пахло алкоголем и женским парфюмом, словно кто-то специально вылил стакан огневиски вперемешку с флаконом туалетной воды на ткань. Из-за резкого запаха к горлу подкатил очередной комок, и Драко, панически оглянувшись, кинулся к первой попавшейся двери.

Ему повезло, и за ней оказался душ. Сдерживая рвотные позывы, Малфой судорожно откручивал скрипучий барашек, подающий холодную воду. В эту минуту он не походил на того надменного и холеного аристократа, каким старался казаться всегда. Засунув голову прямо под низвергающий ледяные струи кран, обычный двадцатилетний парень сражался с похмельем и пытался вспомнить все, что происходило с ним в последние двенадцать часов.

— Малфой! — пронзительный, почти истерический вопль за его спиной заставил Драко резко дернуться, вскидывая голову. Холодная вода мигом затекла ему за шиворот, а затылок онемел от боли — Малфой со всей дури приложился им о чугунный кран.

— Блять! Сука!

— Мать твою, ну чего опять? — растерянная, со следами сна на помятом лице, в дверях появилась рассерженная Гермиона, на ходу пытаясь обернуться простынью. Увидев мокрого с ног до головы Малфоя, сыплющего проклятиями, она поморщилась и засмеялась. — Пять баллов, старина Драко! А теперь, может быть, объяснишь мне, что мы здесь делаем?

Малфой зло посмотрел на нее. Теперь голова просто раскалывалась, словно мозг внутри решил провернуться по собственной оси, если она у него, конечно, есть.

— Я думал, ты расскажешь. В конце концов, это была твоя идиотская идея с играми и пьянками.

Гермиона задумалась, разглядывая свои посиневшие от холода ступни. Из окон нещадно дуло, и она поджала пальцы на ногах.

— Я помню только начало…м-м-м… вечера… — честно призналась она. — Первые три вопроса, и только одно желание.

— Какое? — напрягся Малфой.

— Тебе пожелалось напиться в магловском баре…

— Теперь хотя бы понятно, что мы здесь делаем. Видимо, одним только баром не ограничилось.

Гермиона покраснела.

— Если и не ограничилось, то я этого не помню, хоть убей.

— Интересное предложение, и, скорее всего, я им обязательно воспользуюсь… Но, к сожалению…

— Только не говори, что мы… — Гермиона зажала рот рукой, покрепче прижимая к груди простынь. Ее медленно, но верно начинало мутить. К похмельному синдрому примешивалось тяжелое чувство жгучего стыда, заливающего щеки краской и звенящего в тяжелой голове одним только словом.

«Блять!»

— Именно, Грейнджер, — устало кивнул Малфой, с удовлетворением замечая, что ее глаза расширяются от ужаса. — И ночью ты не собиралась лить слезы по этому поводу…

Он лукавил. Сам он ровным счетом ничего не помнил, точно так же, как и Гермиона, но не смог лишний раз упустить шанс поиздеваться над ней, тем более что его блеф вполне мог оказаться правдой.

— Впрочем, если честно, — потирая ушибленный затылок, продолжил Драко, — я бы не отказался восстановить все события сегодняшней ночи. Признаться, я редко страдаю алкогольной амнезией, но ты напоила меня каким-то напрочь выносящим пойлом…

— Что-то ты не слишком сопротивлялся, Малфой! — огрызнулась Грейнджер, щеки которой все еще горели от смущения. — Я тебе ничего насильно в глотку не вливала!

— Откуда мне знать, дорогая моя… м-м-м… любовница? — Драко хрипло засмеялся, присаживаясь на неубранную постель с застиранным бельем. — По крайней мере, кое-что освежить в памяти мы можем.

— Отвали, идиот. Я только рада, что ничего не помню. Надеюсь, теперь, когда ты своего добился, я тебя буду видеть гораздо реже. Например, никогда.

Гермиона расхаживала по комнате, пытаясь найти хоть что-то из своей одежды. Она совершенно не помнила, во что была одета, но возможность того, что квартиру покинула в простыне, была минимальной. Наконец, через несколько минут пристальных поисков под кроватью обнаружилось крохотное платье, которое, впрочем, ей знакомо не было. Тонкий, почти невесомый блестящий кусочек ткани, едва прикрывающий ягодицы. Такого в своем гардеробе она явно не держала, но ничего другого в комнате просто-напросто не было.

— А ты та еще штучка, я смотрю. Пьешь до потери памяти, наряжаешься как шлюха, да еще и спишь со своими школьными врагами. И как я тебя в Хогвартсе-то не разглядел… — саркастически заметил Малфой, бессовестно разглядывая ее стройную фигуру, облаченную в весьма и весьма откровенный наряд.

— Идиот. Меня от тебя…

— Да-да-да, я в курсе, тебя от меня тошнит. Но, как бы там ни было, для начала не мешало бы выяснить, куда нас занесло благодаря твоей дурацкой идее.

Гермиона еще раз внимательно оглянулась, на этот раз надеясь найти свою обувь. Ноги от хождения босиком заледенели, а куцая одежонка («Фу, мерзость, попаду домой — сожгу ее к чертовой матери!») никак не могла согреть несчастную девушку. Она ощущала себя именно несчастной, растерянной и опустошенной. Словно человек, которому на голову спросонья вылили ведро холодной воды. С лягушками. Да, точно, с гадкими холодными лягушками. Омерзительно.

— Моей идее?! — немедленно вскинулась Грейнджер. — Моей идеей было прийти домой, в одиночку напиться, порыдать над своей бессердечной судьбой, постоянно подсовывающей мне твою противную рожу, и мирно выспаться в своей постели. Это был действительно неплохой план, если бы ты, Малфой, не вмешался!

Ее голос, изначально пропитанный ненавистью и иронией, сорвался на крик и охрип. Гермиону знобило, едва заметная дрожь пробегала по спине, заставляя ее плечи содрогаться. Со злостью выдернув из-под Малфоя одеяло, Грейнджер укуталась в него и, поудобнее устроившись на продавленной скрипучей кровати, нахохлилась, словно обиженный воробей. Правда, надолго ее не хватило, так как уже через минуту она заметила на полу кусок ярко-красного картона. Подняв его, она на автомате пробежала глазами по напечатанным буквам. «Не беспокоить!» — гласила надпись на потертой табличке с характерным крючком-вешалкой.

— Зашибись. Переспать с придурком Малфоем в затрапезном дешевом магловском мотеле — всю жизнь мечтала, — зло прошипела она, безуспешно пытаясь решить, на кого злится больше, на себя или на Малфоя. По всем ее расчетам выходило, что больше все-таки на него. В конце концов, не заявись он без приглашения к ней в квартиру, все было бы так, как она сама себе представляла. Идеально.

Отвлекшись на свои невеселые мысли, Гермиона не заметила, как Малфой направился к двери с нарисованной на ней картинкой с писающим мальчиком. «Да уж, лучшего для этого захудалого местечка и придумать нельзя». Открыв дверь, Драко не спешил войти в санузел — он застыл на пороге, внимательно разглядывая что-то на полу. Настолько внимательно, что даже присел на корточки и, потирая переносицу, смачно выругался.

— Нам пиздец, Грейнджер. Утри сопли и иди сюда…

— Ага, уже бе…

— Лучше действительно беги, желательно, куда подальше отсюда! — с этими словами он поднялся, резко схватил ее за запястье и подтащил к туалетной комнате. От увиденного Гермиона крепко зажала рот рукой, чтобы не закричать. В ушах шумело, к горлу подкатил тугой комок, а ладони и спина мгновенно покрылись липким потом.

На грязном полу, рядом с переполненной воняющей пепельницей, нелепо раскинув вывернутые руки, лицом вниз лежал человек. Из-под его головы растеклось и застыло огромное темное пятно, и запах крови пугающе щекотал ноздри. Ее потеки были повсюду — на стенах, на ободке загаженного унитаза и даже на переполненном смердящем мусорном ведре. Даже на потолке багровели несколько капель. Естественно, незнакомец был окончательно и бесповоротно мертв.

====== 9 глава ======

Комментарий к 9 глава Спасибо большое тем, кто читает мой фанф, и особенное вселенское спасибо и дополнительные плюсы к карме тем, кто не жалеет времени на отзыв))) это действительно приятно – получать критику и мнения)) благодаря им вдохновение не загибается на полпути и жадный до ваших отзывов автор (ну вот и призналась честно, кто я на самом деле))) не чахнет над очередной главушкой)))

Гермиона всхлипнула и еще крепче зажала рот рукой, сдерживая истошный вопль, панически вырывающийся наружу. Ее темные, почти почерневшие глаза, наполнились истерическим ужасом, а ноги мгновенно стали ватными. Гермиона тяжело опустилась на пол.

— Кто это? — со слезами в голосе прошептала она. В этот момент ей показалось, что мир, волшебный, магловский — неважно, перестал существовать и сузился до размера трех человек: окровавленного незнакомца, самой Гермионы Грейнджер и Драко Малфоя, все еще крепко сжимающего ее запястье.

— Какая разница, — он, словно очнувшись, выпустил ее руку, — нам просто нужно валить отсюда, и как можно дальше. Где наши палочки?

Только сейчас Гермиона поняла, чего ей не хватает — волшебной палочки. Ее гладких, идеально отполированных округлых граней дерева, ее волшебства, способного за одну секунду вернуть в привычный, гостеприимный магический мир, где нет этого неуютного места, скомканных серых простыней на неопрятной постели и трупа, уткнувшегося разбитым лицом в грязную плитку туалетного пола. Гермиона беспомощно оглянулась, словно надеясь, что ее волшебная палочка совсем рядом, просто она осталась незамеченной ранее.

Малфой нервно вышагивал по комнате, разнося все на своем пути — он уже вывернул кровать, внимательно оглядел каждый закоулок и даже исследовал душевую и туалет, осторожно обходя тело со всех сторон. Все это время Гермиона молча наблюдала за ним, понимая, что от холода и страха вполне отчетливо стучит зубами. На мертвеца она старалась не смотреть — даже когда случайно остановилась взглядом на его ботинке, в животе предательски заворочался тошнотворный ком.

— Грейнджер, не рассиживайся! — вдруг зло прошипел Малфой, выглядывая из-за двери, за которой скрывался покойник. — Давай, поднимайся и ищи, тоже ищи. Палочки, куртки, хотя бы обувь. Ты уже задубела на этом полу, дура!

Он подошел к ней и попытался поставить на ноги. Однако они не желали слушаться хозяйку, ее колени дрожали, а глаза наполнились слезами.

— Малфой, это мы его… убили? — она наконец-то решилась произнести это. Те нескончаемые несколько минут, прошедшие с момента обнаружения неприятного кровавого сюрприза, эти жуткие слова колокольным похоронным звоном звучали в ее голове.

— Не знаю, Грейнджер, откуда мне знать? — с раздражением бросил Малфой, оставив попытки ее поднять. Он просто подхватил ее на руки и перенес на кровать, замечая, что лихорадочная крупная дрожь все сильнее одолевает бывшую однокурсницу. Не в силах сопротивляться ни Драко, ни душившим ее эмоциям, Гермиона разрыдалась. Взахлеб, громко шмыгая и размазывая по щекам соленые едкие капли.

Драко с удивлением посмотрел на нее. Он привык видеть Гермиону храброй, воинственной или, на крайний случай, раздраженной, он знал, насколько она может быть нежной, доброй и внимательной, но вот вид абсолютно растерянной, испуганной и плачущей Гермионы Грейнджер привел его в замешательство. От неожиданности парень присел рядом и приобнял ее за плечи.

— Успокойся, Грейнджер. Что бы ни случилось сегодня ночью, мы найдем эти чертовы палочки и в ту же минуту вернемся в магический мир, в Хогвартс, куда угодно — и там останется только забыть, что мы видели, — тихо пробормотал Драко, уткнувшись в ее пушистые, пахнущие тем же парфюмом, что и его одежда, волосы.

Гермиона словно его не слышала. Она смотрела в одну точку, сглатывая непрошеные слезы. «Я убийца, убийца, убийца!»

— Нам ничего не будет, даже если мы виновны в… — Малфой запнулся, — в этом. Нужно только скорее убираться отсюда, чтобы магловская полиция нас не нашла. Нас не существует в этом мире, пойми ты! Если мы успеем, то…

— Считай, что ничего не было? — грустно прошептала Гермиона.

— Ну… да.

Она подняла голову и неожиданно злобно сверкнула глазами. В них застыла пугающая решительность вперемешку с разочарованием. Так смотрят на чужую жвачку, намертво прилипшую к подошве дорогих праздничных туфель.

— Да что же ты за человек-то такой, Драко Малфой? — срывающимся голосом почти закричала Гермиона, отшатнувшись от него. — Беспринципный, бессердечный, бессовестный… а если ты теперь убийца, то всё равно сможешь продолжать спокойно жить, дышать и трахать пьяных подружек? Прости, но это выше моего понимания!!! Я хочу знать все, что здесь произошло!

— Ты думаешь, я не хочу? — Малфой вскочил на ноги. — Но все, что мы сейчас можем сделать — свалить отсюда, потому что если прямо сейчас об этом узнает хоть кто-то — мы без палочек окажемся в каталажке, и никто, понимаешь, никто — нам не поможет!!!

Он присел перед ней на корточки и, подняв руки, крепко вцепился своими тонкими, но словно стальными, пальцами в девичьи плечи. Гермиона поморщилась — любое его прикосновение было ей неприятно, но вырваться из них не представлялось возможным.

— Убери. От меня. Руки, — четко, с расстановкой произнесла она, даже не пытаясь пошевелиться — знала, что бесполезно.

— Нет, — он легонько потряс ее. — Сейчас ты успокоишься и посидишь тихонько, без воплей, поняла? От твоих истерик и нотаций ничего не изменится, труп не оживет, а нам может быть только хуже.

Его голос, казалось, был абсолютно спокоен, только где-то в глубине дрожал высокими нотками. Гермиона лишь ненавидяще уставилась на него. «Это ты во всем виноват, Драко Малфой».

— После того, как палочки найдутся, мы трансгрессируем в твою квартиру и вместе попытаемся восстановить в памяти все, что с нами произошло, — с этими словами он поднялся на ноги, отпустил ее и снова принялся за поиски. Сосредоточенный, внимательный, внешне практически безмятежный — только в слишком порывистых движениях было заметно волнение. Гермиона не могла отвести от него глаз — ненавистный, отвратительный ей Малфой словно заворожил. Только когда тот снова скрылся в санузле, она закрыла глаза и погрузилась в свои мысли.

«Не может быть».

Это сон, определенно только сон. Она проснется одна, в своей кровати, одетая в любимую фланелевую пижаму с сердечками… черт, последнее все-таки лишнее. Самое главное — никакого Драко Малфоя. Его тихого низкого голоса. Его серых, лениво прищуренных глаз. Его сарказма, шуточек и необдуманных поступков. Его полярных приступов импульсивности и хладнокровия. Главное, чтоб в ее жизни больше не было его.

«Ты сама-то этого хочешь?» Конечно, в этом Гермиона, казалось, была уверена. Она раздувала в себе эту уверенность, искусственно думая о ненависти и неприятии Малфоя, как человека и мужчины. Только внутри что-то сжималось, когда она представляла одинокое безоблачное пробуждение в своей пустой квартире, потому что тогда страхи и ночные кошмары станут той самой реальностью, от которой она так упорно пыталась убежать…

— Твою ж мать… — протяжный испуганный крик безжалостно вернул обратно в холодный и неопрятный гостиничный номер. Она на автомате попыталась броситься к Малфою, но он как ошпаренный выскочил из туалета и захлопнул за собой дверь. — Грейнджер, сиди на месте. И отвернись.

Гермиона отчего-то беспрекословно подчинилась. Что-то в его безумном, страшном взгляде заставило ее молча опуститься на подушку и, свернувшись калачиком, спрятать лицо в ладони.

Убедившись, что Гермиона ничего не видит, Драко стянул с себя футболку и достал из заднего кармана джинсов две волшебные палочки. Он брезгливо морщился, держа их в вытянутой руке и одновременно вытирая гладкое блестящее дерево от темных багряных сгустков чего-то липкого и тошнотворного своей же одеждой. Драко выворачивало наизнанку, но он сдерживался, стараясь не думать о том, ГДЕ он нашел эти чертовы палочки… В кармане брюк покойного, запачкавшего их своей зловонной железистой кровью. Драко практически уже ненавидел этого мертвого и неизвестного ему человека — за то, что глядя на его неестественно вывернутое тело, ощущал отчетливые приступы страха и странного, неведомого доселе чувства, сосущего под ложечкой…

В попытке избавиться от параноидальной паники Малфой приблизился к Гермионе и лег с ней рядом. Она не шелохнулась, только ощутимо напрягалась, всем своим существом пытаясь показать свою к нему неприязнь. Стараясь не замечать этого, Драко обнял ее и вложил в раскрытую ладонь волшебную палочку.

Гермиона вздрогнула и немного отодвинулась. «Лишь бы не чувствовать, не чувствовать его рядом с собой!»

Но, вопреки своим желаниям, сквозь тонкую ткань вульгарного платья она всей спиной ощущала тепло его тела, проникающее в самое ее существо и дарящее странное, почти невозможное успокоение. Гермиона думала о том, насколько тяжелы и в то же время бережны руки, лежащие на ее талии. Как прерывисто его дыхание, когда он, зарывшись в ее волосы, просто молчит. «Ты сумасшедшая, Грейнджер, — все, что могла она сказать самой себе, понимая, что позволяет Малфою обхватить ее уже двумя руками и прильнуть к ней еще сильнее. — Сумасшедшая…»

В эту же секунду Гермиона словно со стороны услышала хлопок трансгрессии и крепко зажмурила глаза…

Еще никогда Драко Малфой не был так рад видеть эти цветастые обои в жизнерадостный горошек. Он готов был едва ли не прыгать от радости, как маленький мальчик, получивший в подарок свою первую метлу, когда они с Гермионой переместились в ее квартиру, приземлившись точно на мягкий матрас кровати, как он и задумывал. Грейнджер, все еще испуганная и насупленная, но от этого нисколько не растерявшая боевого гневного пыла, сразу же демонстративно скрылась в душе, напоследок бросив через плечо: «Надеюсь, когда я вернусь, твоей тощей задницы здесь уже не будет!»

— Ничего она у меня не тощая! — теперь уже Драко попытался обидеться, но облегчение, сравнимое по силе разве что с эйфорией, радостно распирало его изнутри. И мелкие обиды Грейнджер нисколько не умаляли его полуистерического счастья.

Подойдя к зеркалу, он взглянул в свои собственные усталые глаза и усмехнулся. Серые и практически безжизненные, словно застывшие в немом укоре своему хозяину. Удивительно, как его взгляд все еще не растерял своей надменности и чувства собственного превосходства, ведь с каждым днем Малфой все с большей отчетливостью ощущал, что теряет что-то очень важное, будто бы частичку самого себя. Слишком ранняя сеточка тонких морщинок, разбегающаяся от уголков глаз к вискам. Острые, четко выпирающие скулы. Когда-то, еще в школе, кто-то из девчонок льстиво заметил, что это сексуально. Помнится, тогда еще Драко раздувался от самодовольства и стригся покороче, чтобы эта угловатость лица была еще более заметна. Напыщенный, обожающий подхалимаж индюк – все, что он мог сказать о том, кем он являлся ранее. Какая разница, насколько идеально уложена твоя прическа, если вместо сердца у тебя — зияющая стылая пустота, уже давно переварившая и выплюнувшая твою душу? Жаль, что осознание настолько элементарных, но, в то же время, спрятанных под толщей слез, страданий и потерь вещей приходит настолько поздно.

Грейнджер права. Абсолютно и, к сожалению, безапелляционно права – он, Драко Люциус Малфой — всего лишь бессердечная оболочка с весьма сомнительным прошлым и практически разрушенным будущим. Еще пару лет — и можно начинать спиваться, бегать по дамам с неблагополучной репутацией, чтобы в результате сдохнуть от позорной болезни где-нибудь в магловском хосписе. Вполне реальная перспектива для некогда уверенного в себе аристократа, одного из самых завидных женихов магической Британии.

— Ты все еще здесь? — тихий, бесцветный голос за спиной заставил его вздрогнуть и обернуться. Грейнджер стояла позади, обернутая в одно лишь полотенце, нисколько его не стесняясь. Видимо, барьер скромности и смущения между ними рухнул, оставив вместо себя шаткую и колеблющуюся границу угасающей неприязни и чего-то непонятного, возбуждающего и волнующего, разрывающего внутренности и сознание на полярные болезненные противоположности. Гермиона больше всего хотела никогда не встречаться с Драко Малфоем в кабинете директрисы МакГонагалл, чтобы последней их встречей стали драматические события посреди разрушенного двора в Хогвартсе. Однако в глубине души, боясь признаться самой себе, Гермиона остро чувствовала ехидного червячка сомнения — ведь именно благодаря этой, казалось бы, не самой приятной случайности жизнь повернулась к ней совсем другой стороной.

— Здесь, — теперь уже Грейнджер непроизвольно дернулась, вырванная его спокойным, едва ли не умиротворяющим, тоном из задумчивости. — И как бы тебе ни хотелось, как бы ты ни злилась и ни ненавидела меня, никуда я не уйду. Потому что тогда никто не будет бесить меня своими истериками и ворчанием.

Он обезоруживающе улыбнулся, замечая, что его настроение за последние десять минут изменилось третий раз. Хаотичное, беспрерывное и бесконтрольное смешение красок и чувств – то, чего ему так не хватало.

— А потом что? Поженимся, нарожаем кучу белобрысых детишек и умрем в глубокой старости? — скептически поинтересовалась Грейнджер, делая к нему один шаг. «А если он — или ты — убийца?»

— Ну, у меня немного другие планы, так что руку и, тем более, сердце, предложить тебе не могу, — он находился уже на расстоянии вытянутой руки от нее. Еще немного — и запах ее мыла, ее теплой после горячего душа кожи и чего-то необъяснимо женственного навечно поселится у него в легких. Или где оно там…

— У тебя его все равно нет.

— Точно. А значит, жалеть твои чувства я точно не буду.

— У меня их все равно нет, — «Ничего-то у нас и нет. Только чей-то труп, но и тот остался в другой реальности». — Значит, можно на несколько часов стать такой же равнодушной тварью, как и ты.

— Верно, — Малфой осторожно, словно боясь, что она сейчас ударит его по пальцам, развязал узел полотенца на груди Гермионы, и она, не сопротивляясь, отдала его, оставшись совершенно обнаженной. «Какая разница, чего уж он там не видел».

— Ты понимаешь, что это ТВОЯ очередная безумная идея? — хмыкнул Малфой, беспрепятственно разглядывая ее покрывшееся мурашками холода тело. Впервые он видел ее такой… доступной и… совершенной?

— Я уже начинаю сомневаться в ее правильности… — нахмурилась Гермиона. «Идиотка. Нелогичная, беспринципная идиотка».

— Не сомневайся. Может быть, игра стоит свеч?

— Может быть, — «Гори оно все синим пламенем…»

====== 10 глава ======

Малфой спал рядом, словно ребенок, укутавшись по самые уши в одеяло и обхватив руками скомканную подушку. Спокойное лицо, едва вздрагивающие ресницы. Длинный острый нос, который он смешно морщит во сне, непонятно почему. Ладони, беспричинно сжимающиеся в кулаки…

Гермиона сидела на кровати, обхватив руками колени, и, как маленькая девочка, разглядывала Драко, очертания фигуры которого смутно белели в окружающем ночном сумраке. Она порывалась поправить прядь светлых волос, неаккуратно упавшую на лоб, но каждый раз одергивала себя — ее пугали собственные проявления нежности, ненужные и постыдные. Гермиона до конца не верила в то, что происходило с ней в последние несколько недель, — и Малфой, ворочающийся с бока на бок и шумно вздыхающий во сне, явно выходил за рамки ее обычной скучной повседневности.

«Ты понимаешь, что это ТВОЯ очередная безумная идея?» — ее банное полотенце беспрепятственно падает на пол, небрежно отброшенное Малфоем. Он не просто пожирает ее глазами — он поглощает взглядом каждый сантиметр ее кожи, шумно вдыхая воздух, буквально пропитанный напряжением. Словно боясь прикоснуться к ней, не приближается ближе чем на дюйм — и от этого Грейнджер кажется, что она сама готова прижаться к нему, алчно впиться в мягкие горячие губы и никогда не разрывать этих неловких непростительных объятий.

«Не сомневайся. Может быть, игра стоит свеч?..»

Драко нежно, словно дорогую хрустальную статуэтку, подхватывает Гермиону на руки и позволяет ей обвить свою шею руками. Она словно видит их со стороны — насколько маленькой и хрупкой кажется ее фигура в его крепких жилистых руках. Тонкие запястья, худые ноги, острые коленки — Гермиона сама себе кажется нескладной и несуразной, но, в то же время, удивительно гармоничной на фоне повзрослевшего и возмужавшего Малфоя.

В несколько шагов пересекши комнату, они оказываются в ванной — ее привычной ванной с потемневшим от времени кафелем и запотевшими от обжигающего пара зеркалами. Только теперь обыденное вдруг стало необычно новым — Драко шепнул несколько неизвестных ей заклинаний, и ванна почти до краев наполнилась теплой водой, увенчанной пушистыми шапками душистой пены. Драко аккуратно помог Гермионе опуститься прямо в белоснежные пенные объятие, пахнущие мылом, и она молча, в абсолютной сюрреалистической тишине наблюдала, как он медленно стягивает с себя одежду, открывая покрытое странными кровоподтеками и синяками тело. Стараясь не замечать все еще чернеющую на его предплечье метку, Гермиона, как загипнотизированная, бредила этими ледяными серыми глазами, прожигающими насквозь и оставляющими болезненные раны где-то в районе души.

Хотя, где она, эта душа, Гермиона теперь и знать не знала. Потому что все, что она сейчас ощущала, — скользкую горячую кожу под своими мокрыми пальцами. Жаркие губы, оставляющие дорожку лопнувших капилляров на ее груди и шее. Крепкие сильные ладони, бережно сжимающие ее талию. Руки, приподнимающие ее несопротивляющееся тело и усаживающие на него. Малфоя, чувствующего ее осторожные неравномерные движения. Их невозможный, запретный и возбуждающий симбиоз, не замечающий ни выливающейся на пол через край ванны воды, ни собственного шепота, ни сплетенных в странном пульсирующем танце пальцев…

Не пытаясь сдерживаться, Грейнджер больно впилась в его плечи ногтями, с плотоядным удовлетворением замечая мгновенно проступившие багровые отметины. В ответ Малфой только сильнее сжал ее бедра, заставляя обхватить себя коленями еще крепче.

Его хриплое сбивчивое дыхание смешивалось с паром от горячей воды, ароматом пены и ее прерывистыми судорожными вздохами, колко вырывающимися через саднящее горло. Чем глубже и ритмичнее становились движения Гермионы, тем чаще и резче дышали они оба — словно вдыхая друг друга, вплетаясь кусочками раздробленных, разобранных на запчасти пресловутых душ, пожирающих изнутри самое себя…

«Гори оно все синим пламенем…»

Картинка меняется, рябит, словно кадры зажеванной кинопленки… Оставляя на полу мокрые мыльные следы, поскальзываясь и едва не падая, Драко и Гермиона, как глупые расшалившиеся подростки, не боящиеся возвращения родителей, зарываются в простыни. Гермиона громко, нисколько не стесняясь самой себя, смеется — и это вызывает в Драко захлестывающую волну желания, улыбку, искреннюю улыбку, столь редкую гостью на обычно хмуром, надменном лице…

— Вот уж никогда бы не подумала… — задыхаясь, Гермиона целует Малфоя в распухшие солоноватые губы. Это кажется ей естественным, как будто она уже миллион раз так делала. Глупый, абсолютно ненужный порыв — но сколько удивленного веселья отразилось на его лице.

— Что я настолько хорош? — как герой неудачной романтичной комедии, Драко нарочито небрежно сдул с лица челку и провел теплой ладонью по ее щеке.

— Что в тебе есть что-то светлое…

— Переспать с девушкой — это что-то светлое? — Малфой озадаченно уставился на нее. — О, тогда можешь звать меня ваша светлость, я не обижусь.

— Нет, я не об этом, — серьезно ответила Гермиона. — Я о том, что с тобой можно быть самой собой. Не продумывать линию поведения, не пытаться чему-то или кому-то соответствовать, не думать вообще ни о чем. Если бы мне кто-нибудь несколько лет назад сказал, что я буду целовать Драко Малфоя, а он в ответ улыбаться…

— Ты бы посчитала этого человека сумасшедшим, Грейнджер.

— Именно. Я и сейчас не до конца верю в происходящее. Как будто нет ничего, что было еще вчера, — ни исчезнувших учеников, ни ночных кошмаров, ни трупа… Ничего. Мне с тобой спокойно, и это поразительно.

Она снова напоминала заучку Грейнджер — былая рассудительность, желание разобраться в своих чувствах, разложить все по полочкам — словно истинная Гермиона медленно, нервно озираясь по сторонам, выглядывала из пепла своей полуразрушенной жизни.

— Не привыкай, — самодовольно хмыкнул Драко. Кто-кто, а он прочно сохранил в себе некоторые прежние черты, сорняком настойчиво пробивающиеся через бетонное безразличие и ростки человечности. Гермиона почувствовала, как по спине тонким ручейком прошелестели мурашки, — это не совсем то, что она ожидала услышать, хотя ждать заверений в его теплых чувствах было бы как минимум бесполезно. Впрочем, теплых чувств у нее и самой не было — может быть, некая зарождающаяся привязанность, которую истреблять нужно было в зародыше. Безжалостно и окончательно.

Она зажмурилась и на одном дыхании выпалила то, что сказать, наверное, стоило гораздо раньше. Сразу после их первого поцелуя. Нет. Сразу, как только Эверли Беннет и Джеффри Диксон нашлись. Или…

— Даже и не собиралась. Более того — я хочу, чтобы эта ночь стала последней нашей встречей.

Малфой непонимающе нахмурился. Непривычно ощущать себя… брошенным? Ха, чтобы расстаться, или как там это правильно называется, нужно хоть на минуту стать единым целым. А его с Грейнджер ничего не связывало. Ни на мгновение. Ну уж нет.

— И что дальше? — скептически поинтересовался Драко, стараясь не выдать своего… разочарования? Досады? Мерлин, слишком много противоречивых чувств вызвала эта ее привычная для него — из его уст — фраза. — Как тогда будешь успокаиваться?

— Не знаю, — Гермиона отвернулась от пронзительно штормовых серых глаз, поудобнее устроилась на его плече и опустила тяжелые веки. Не потому что хотела спать — просто чтобы спрятаться от этого пронизывающего свинцового взгляда. — Уволюсь из «Пророка». Скажу МакГонагалл, что не справилась с заданием, и искренне пожелаю ей найти виновников случившегося, но уже без меня. Поеду к родителям на пару недель. Сниму новую квартиру. Хотя нет. Возьму все свои сбережения и уеду. В Испанию. Или в Голландию. Люблю тюльпаны.

Какие, к черту, тюльпаны? Гермиона знала, что несет бессмыслицу, но мало об этом беспокоилась. Потому что нет ничего более бредового, чем вести такой разговор. Вынырнув из объятий Малфоя, целуя его раскрасневшиеся щеки и… отказываясь от него, всеми силами выталкивая откуда-то изнутри себя, пока он не поселился там напрочь, навсегда. Пока он не построил где-то в глубине ее живого теплого сердца еще один пустой и неприветливый Малфой-мэнор, наполненный стонами боли и ненависти.

В то же время она верила, что действительно поступит так, как только что сказала. Наберется смелости и просто начнет новую жизнь. С убранными шкафами, миллионом книг на полках, менторскими наставлениями окружающим и превосходством во всем, что касается ума и знаний. Она снова станет такой же, как раньше — такой, какой быть удобнее всего, а не этой потерянной оболочкой, только лишь тезкой Гермионы Джин Грейнджер…

Точно! Она отправится в путешествие по магической Европе, наберется знаний и интересного опыта, вернется в Хогвартс и станет преподавателем. Гермиона уже представляла аудиторию, наполненную детьми, и то, как они заинтересованно ловят каждое ее слово. Так же, как и она в свое время. Только все поголовно. Профессор Грейнджер задает вопрос, и… лес рук, дрожащих от нетерпения. Несколько дюжин юных копий Гермионы Грейнджер в детстве… Идеально.

— Ну и ерунду же ты плетешь… — насмешливый голос Малфоя, все еще крепко ее обнимающего, вернул с небес на землю. — Ехать в Голландию за тюльпанами, когда там есть гораздо более интересные вещи…

— При чем тут тюльпаны? Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — Гермиона, безжалостно вырванная из собственных фантазий, негодующе фыркнула.

— Я понимаю, о чем ты, но не понимаю, зачем тебе это.

— Ну как зачем… это долго объяснять, но сейчас я наконец-то поняла, что все произошедшее после победы Гарри над Волан-Де-Мортом, — Гермиона запнулась, — произошедшее лично со мной, — было ошибкой. Я потеряла несколько лет жизни, ища себя, пытаясь придумать оправдания, почему я оказалась никому не нужна, и поняла одно — просто никто не нужен мне. Для того, чтобы быть полноценным человеком, а не разбитой на кусочки куклой, мне не нужны друзья, мужчины или еще кто-то. Нужно просто стать самой собой.

Драко не нашелся, что ответить. Тема друзей и вообще человеческой близости была для него запретной… если думать еще и об этом, то можно сойти с ума от собственной никчемности и ненужности. Потому что если Драко Малфоя не станет, никто не отправится на его поиски.

Он молча уткнулся в ее влажные спутанные волосы и задумался. Говорить больше ни о чем не хотелось.

— А ты что будешь дальше делать? — вопрос, застающий врасплох. «Действительно, что?»

— Не знаю, — глубокая морщинка еще четче обозначилась на высоком бледном лбу. — Наверное, вернусь в мэнор. Кое в чем ты оказалась права. Надо было навестить мать давным-давно.

Часы отстукивали секунды, растягивая их, звонко отсчитывая каждый вдох Драко и Гермионы. Каждый думал о своем, перебирая в памяти последние дни, недели. Гермиона слышала, как его дыхание становилось все ровнее и спокойнее. Чувствовала, как Малфой тяжело склонил к ней голову и как его рука все слабее обнимала ее. Не нужно было ни о чем беседовать — все и так было понятно. Чтобы начать двигаться дальше, не тонуть в болоте собственной беспомощности и растерянности, нужен всего лишь один толчок. Драко Малфой стал для нее этим толчком, и сейчас Гермиона рассматривала его лицо во сне, пристально и внимательно, будто хотела запомнить.

Она бесшумно и безошибочно нашла рукой волшебную палочку и направила ее на свой шкаф. Несколько беззвучных заклинаний, и одежда сама разместилась в наспех наколдованном чемодане, укладываясь ровными стопками. Гермиона осторожно, стараясь не шуметь, методично обходила комнаты. К остальным вещам присоединились книги, любимая кружка, немногочисленные украшения… Старенькая квартира в Косом переулке так и не стала для нее родной, поэтому и уходить из нее не было трудно. Только…

— Спасибо за все, старина Драко, — полностью одетая и готовая к аппарации, Гермиона тихо склонилась над спящим Драко и невесомо прикоснулась к его лицу губами. — И, надеюсь, на этот раз прощай.

====== 11 глава ======

Комментарий к 11 глава Тяжелая, но очень важная для всего повествования глава. Спасибо всем, кто читает мое детище, оставляет комментарии и оценки, автору это безумно нужно и важно.

Обычно дорога до Уилтшира занимала у Малфоя от силы несколько секунд — каминная сеть и аппарация всегда были в его распоряжении. Стоило только плотнее укутаться в дорожную мантию, произнести несколько слов, и в следующее мгновение увидеть стены родного дома. Однако сегодня Драко решил добраться до Малфой Мэнора более прозаичным способом — на поезде, потому что ни летучий порох, ни трансгрессия не дадут ему самого главного — времени. Времени морально подготовиться к встрече с матерью. Времени обдумать внезапное исчезновение Гермионы, которое, признаться, немало его затронуло.

Драко еще не решил для себя, что именно он почувствовал, когда проснулся в гордом одиночестве, в окружении смятых простыней и холодных подушек. Обиду. Разочарование. Тоску. Холодное, неприятно поджимающее в груди волнение. Черт, лучше бы на месте всех этих отвратительных розово-сопливых чувств были ненависть и гнев, привычные и удобные.

Малфой, натянув на себя только джинсы, тихо прошел по всем комнатам, с кривой усмешкой отметив про себя непривычное запустение… Нигде не осталось раскрытых на середине книг, скомканных кофточек и других привычных для этой квартиры вещей. Отворив грустно скрипнувшую дверцу шкафа, он увидел только комок блестящей красной ткани, при ближайшем рассмотрении оказавшийся платьем, которое Грейнджер нашла в магловском мотеле. Перебирая в пальцах прохладный материал, Драко прислушивался к звенящей тишине, нарушаемой только тиканьем часов, словно надеясь, что Гермиона все еще здесь. Не успела выйти из ванной, уснула на пороге, спряталась за шторой — да что угодно, только не собрала свое немногочисленное барахлишко и скрылась в неизвестном направлении. Серьезно. Неприятно ощущать себя брошенным, тем более что прошедшая ночь, если честно, ему понравилась. Он не ожидал, что Гермиона окажется настолько чувственной, и нежной, и, что греха таить, притягательной. Даже застенчивая улыбка и та дополняла ее идеально. Черт. Не думай об этом, старина Драко. Теперь уже ни к чему.

Колеса поезда равномерно отстукивали секунды, сонно покачивая вагон. Драко бездумно рассматривал сидящего напротив пожилого мужчину, засыпающего под размеренный шум и голоса попутчиков. Его блестящая лысина, окруженная редким пушком седых волос, то и дело склонялась на широкую грудь, прикрытую двубортным твидовым пиджаком. Драко это забавляло — он представлял, что когда-нибудь, дожив до преклонных лет, тоже будет засыпать в поездах, свистяще похрапывать и грузно вздрагивать на поворотах. Осталось только дожить до этих самых преклонных лет, а это иногда кажется проблематичным. Например, сейчас, когда душевное равновесие было более-менее восстановлено, о себе напомнили синяки и ссадины, неведомо как поселившиеся на его теле и лице после алкогольных прогулок по магловскому миру.

Люди сновали по вагону, словно суетливые муравьи, выходя на станциях и затаскивая по лестницам необъятные баулы. Что ж, одним из несомненных плюсов Хогвартс-экспресса в свое время была отдельная от пассажиров доставка чемоданов. Впрочем, проблемыплацкартного вагона можно было решить, просто взяв билет на купе, но Драко и этого делать не стал — суматоха и гул голосов отвлекали его, заставляя забыть о Грейнджер. Он подумал о матери — будет ли она рада видеть его? Все ли действительно так, как передавали домовики, или, может, она и не вспомнит своего сына? Мало ли как прогрессирует ее легкое сумасшествие. Может, она мысленно уже похоронила себя рядом с Люциусом, упокой Господь его душу.

Что делать в случае окончательного помутнения рассудка Нарциссы, Драко не знал. Так же оставить на попечении домовых эльфов? Нанять сиделку? Остаться в мэноре? Последнее — наименее привлекательный вариант. Малфой с отвращением вспоминал отчий дом после всего, что случилось на последних курсах обучения в Хогвартсе. Заходя в обеденный зал, он отчетливо слышал в памяти вкрадчивый шелест голоса Темного Лорда, крики несчастных, изуродованных им, и подобострастный шепот Пожирателей смерти. Однако не только это с некоторых пор стало самым тяжелым и мерзким воспоминанием, связанным с некогда горячо любимым фамильным особняком.

Беллатриса Лестрейндж, высокая тощая женщина, с лицом больше похожим на обтянутый кожей череп, дрожа от снедающего ее кровожадного нетерпения, вцепилась костлявыми пальцами в волосы худенькой шатенки, поскуливающей от боли. Звериный азарт в глазах тети Беллы смешивается с предвкушением круциатуса, неизбежного для ее жертвы — Гермионы Грейнджер. Пожирательница только довольно скалится, с упоением вслушиваясь в безумные, пронзительные крики девушки, подверженной мучительному заклятию…

Слишком поздно Драко понял, что быть приспешником Волан-Де-Морта не так уж престижно и многообещающе, как казалось ранее. Он уже не желал смерти ни Поттеру, ни его друзьям. Хотелось убежать, как можно дальше, куда-нибудь за океан, и никогда не видеть змееподобное лицо и горящие багрянцем ненависти глаза Темного Лорда. Малфою было практически жаль бьющуюся в агонии однокурсницу, но он прятал расширившиеся от ужаса глаза, лишь бы Беллатриса не заметила этого животного страха. И только Черная Метка чудовищным жжением напоминала — никаких сантиментов, юноша. Ты — один из нас, ты — будущий убийца. Приготовься, Драко Малфой.

«Еще немного, потерпи, мой мальчик, и ты сможешь испытать ни с чем не сравнимое удовольствие от убийства этих никчемных мерзкокровых ублюдков!» — плотоядно ухмылялась Беллатриса в перерывах между его первыми уроками окклюменции, коей она в совершенстве владела. Что ж, сумасшедшая фанатичка Темного Лорда была бы очень недовольна, узнай, что ее драгоценный племянник сочувствует грязнокровке. Более того, спит с ней.

За размышлениями Драко не заметил, как пришла пора покинуть поезд. Спрыгнув с вагонной лестницы, он вдохнул холодный воздух, наполненный чадными запахами вокзальной станции, и поспешил найти тихий уголок, чтобы спрятаться ото всех и все-таки трансгрессировать. Идти пешком или, тем более, путешествовать в пропахшем табаком такси он не желал, зато хотел сделать Нарциссе сюрприз. «Хорош подарочек — сын, два года не навещавший больную матушку».

Несколько мгновений, и перед глазами вместо гомонящей толпы, не замечающей исчезнувшего прямо в воздухе парня, оказались величественные ворота, увенчанные искусно выкованными орнаментами. Сразу за ними простирался огромный парк, безукоризненно ухоженный и зловещий в своей гротескной красоте. Вдалеке виднелись остроконечные каменные башни родового особняка, шпилями стремящиеся в туманное небо.

Драко вздохнул, шепнул заклинание и толкнул тихонько скрипнувшие ворота. Ну, здравствуй, Малфой Мэнор. Давно не виделись.

— Хозяин! — громкий вскрик Хуки, домашнего эльфа, мирно протирающего пыль на портрете Брутуса Малфоя, заставил Драко поморщиться. От неожиданности домовик шумно уронил стоящие рядом рыцарские доспехи и рассыпался в извинениях.

Жестом приказав Хуки замолчать, Драко заметил, что, привлеченные грохотом, к ним стали стекаться прислужники поместья. Вскоре дюжина лысых ушастых голов окружила своего «молодого господина», не смея расспрашивать о его отсутствии, но при этом неустанно здоровающихся.

— Хозяйка у себя? — только и спросил Драко, протискиваясь сквозь толпу эльфов. Его мало интересовали проблемы домовиков, наперебой рассказывающих последние новости. Получив утвердительный ответ о местонахождении матери, Драко устремился вглубь особняка, не обращая внимания на многочисленные вопросы о его желании отобедать, отдохнуть и переодеться.

Практически сбежав от надоедливых прислужников, Малфой перевел дух, остановившись у красивой резной двери, за которой находились покои Нарциссы. Слизеринец чувствовал, как тягучая кровь пульсирует по венам, а в животе ворочается беспокойный ком, напоминающий нервную тошноту. Драко боялся того, что сейчас увидит. Боялся, что мать его не узнает. Или что будет упрекать в отсутствии. Или просто промолчит, отвернувшись к окну. Набрав полные легкие воздуха, как перед прыжком в ледяную воду, он осторожно постучал и почти сразу услышал тихое:

— Войдите.

Сердце пропустило удар. Один. Два. Три.

Драко толкнул дверь, и она бесшумно отворилась, залив все вокруг серым осенним светом, проникающим сквозь не зашторенные окна.

Нарцисса спиной к нему сидела на краешке огромной кровати, спрятанной под тяжелым изумрудным балдахином. На матери, как всегда идеально причесанной заботливыми домовиками, было простое шелковое платье, не скрывающее худые острые плечи и тонкие, почти прозрачные руки. Леди Малфой сжимала в изящных пальцах какой-то листок, который при появлении сына быстро спрятала в комод, стоящий рядом.

— Мам… — Драко словно со стороны услышал свой хриплый взволнованный голос. В глазах защипало, и он зажмурился, сдерживаясь. Непривычное чувство подступающих слез будто окатило его холодной водой.

Нарцисса медленно обернулась, не веря самой себе. Ее голубые, немного выцветшие глаза расширились от удивления, смешанного с искристой радостью. Слабая, но безумно нежная улыбка озарила изможденное лицо, тщательно подкрашенное косметикой.

— Драко! — неловко подбирая длинную юбку, женщина попыталась встать, но от волнения не смогла совладать с подгибающимися ногами. — Это правда ты?

— А у тебя есть еще один сын? — глупо пошутил он, глядя, как мать на секунду изумленно застыла, не в силах ничего сказать. — Мам…

Только сейчас Малфой огляделся, не узнавая комнату матери. Повсюду лежали листы ослепительно белого пергамента, на которых были нарисованы лица самого Драко и Люциуса. Потрясающе похожие, переданные детально. Каждая морщинка, каждый волосок, ироничный изгиб губ и надменно прищуренные глаза — Драко с благоговейным ужасом вглядывался на почти фотографические зарисовки лиц отца, ухмыляющихся с десятков портретов. На себя Драко старался не смотреть — собственные изображения казались ему еще более пугающими, словно снятыми с могильной плиты.

— Драко, я так скучала… — тихий изможденный голос матери ударил, будто оплеухой, хотя в нем не было ни капли упрека или разочарования. Только бесконечная нежность и тщательно скрываемая грусть. — Я так скучала…

— Я тоже скучал, — Малфой сел рядом с матерью и обнял за плечи, острыми углами пробивающимися через прохладную ткань платья. — Не знал, что ты умеешь рисовать.

— Я и сама не знала, — отчего-то виновато улыбнулась Нарцисса, стряхивая невидимые пылинки с подола. — Когда я рисую, мне намного легче, будто вы с отцом в эту минуту рядом со мной. Почему ты так долго не приезжал?

Драко встретил вопрос, широко распахнув серые глаза, нервно перебирая в голове возможные ответы.

Был занят. Шлялся по Туманному Альбиону и не только. Зато теперь читаю чужие мысли, как открытую книгу. Не спрашивай, где я этому научился.

Был занят. Периодически спускал сотни галлеонов в злачных местах. Подчас очень непрезентабельных злачных местах. Не спрашивай, что я там делал.

Был занят. Иногда попадал в переделки, достойные только шпаны из какого-нибудь гетто. Били меня куда только можно. И куда нельзя тоже. Не спрашивай за что.

Был занят. Предавал людей, которые относились ко мне лучше, чем я того заслуживал. Не спрашивай кого…

Отлично. Просто отлично. Мама будет довольна.

— Прости, мам, — единственный подходящий ответ, который смог вымолвить он. — Давай лучше о тебе.

Нарцисса понимающе посмотрела на сына, не удержалась и поправила светлую челку, упавшую ему на лоб и спрятавшую глаза. Женщина прекрасно видела, что его лицо покрыто ссадинами и кровоподтеками, не до конца залеченными заклинаниями. Но расспрашивать ничего не собиралась — все равно ее взрослый ребенок ничего не расскажет.

— Что обо мне… Теперь ты здесь, и мне намного лучше.

Облегчение. Чертово облегчение — вот что сквозило в ее негромком, почти бесцветном голосе. «Ты не дал ей возродиться рядом с тобой», — абсолютно верные, режущие по живому слова острым металлическим дротиком попали в цель. Слишком сострадательная Грейнджер была права. Драко ощутил почти болезненный стыд и разочарование. Разочарование в самом себе.

Он знал, что нужно было приехать раньше. Или вообще не покидать Малфой мэнор. Нарциссе будет еще больнее, когда он снова уедет, а это обязательно случится. Потому что зловещий шепот родового поместья могильным холодом пробирал до костей, сбегая леденящими мурашками вдоль по позвоночнику, колючим зверьком бился о ребра, как о прутья клетки. Фамильный особняк с первых минут его пребывания здесь растворял в себе, затягивал в воронку, с хрустом перемалывая остатки воспоминаний, словно жерновами.

Пряча глаза, Малфой снова принялся разглядывать комнату, каждый раз ощущая легкую тошноту при виде изображений отца. На некоторых рисунках он был еще совсем молод, без единой морщинки на высоком гладком лбу, но все с тем же надменным взглядом. На других — таким, каким Драко его запомнил со времен битвы за Хогвартс, — неухоженным, со спутанными длинными волосами, со щетиной, покрывшей обрюзгшее лицо. Эти картины пугали больше всего, прожигали насквозь недовольным озлобленным взглядом, но отчего-то были дороги самой Нарциссе — именно они были помещены в тяжелые позолоченные рамки, несмотря на то, что были нарисованы не на холсте, а на обыкновенном пергаменте.

— Хозяин, — голос домовика за спиной выдернул Драко из размышлений, заставив его резко обернуться, — ужин подан. Прошу к столу.

Видимо, с его появлением эльфы безоговорочно приняли главенство молодого господина, решив обсуждать любые вопросы с ним. В конце концов, теперь от Нарциссы толку было немного — она всегда лишь неопределенно махала рукой, отсутствующим выражением лица давая понять — ей глубоко наплевать, что сегодня будет на ужин, в каком состоянии ее прежде горячо любимый сад и какое количество пыли прячется по углам Малфой мэнора. Она послушно ковырялась в тарелке с очередным кулинарным изыском, равнодушно оглядывала идеально остриженные цветники и уходила, шелестя подолом длинного платья по зеркально чистому полу.

Хозяйка ни разу не посетила спальню и кабинет покойного мужа, обходила стороной комнату единственного сына и лишь изредка обегала пустыми глазами страницы какой-нибудь книги, спрятавшись в глубоком кресле в библиотеке, наполненной бесчисленным количеством фолиантов. От прежней леди Малфой не осталось практически ничего — некогда энергичная, влиятельная и уверенная в себе женщина жила в карандашных и акварельных набросках, поглотивших ее без остатка.

— Отец оставил своему дражайшему отпрыску неплохую коллекцию алкоголя, — вслух самому себе произнес Драко, ставя на низкий столик полупустой стакан с бифитером — джином, прячущем в себе пряные ароматы и нотки лимона. Молодой хозяин поместья прекрасно знал, где его папочка прячет свои драгоценные напитки — дорогой виски Люциус любил не меньше, чем ценные облигации, — в тщательно запечатанном заклинаниями сейфе. Бар же Малфоя-старшего запирался обычным серебряным висячим замком, настолько огромным, что, уронив ключ от него, неуклюжий Хуки однажды отбил себе пальцы ног.

После ужина Драко, уложив непривычно оживленную, но все еще слабую Нарциссу в постель, направился прямиком в кабинет отца. Твердо вышагивая по каменным плитам, он думал только об одном — не разворачивайся, не мечтай о том, чтобы убежать подальше отсюда, иди вперед. Нужно перебороть себя и все-таки сделать это — открыть чертову дверь, запертую вот уже больше двух лет…

Драко прекрасно помнил утро, когда проснулся от пронзительного вопля матери. Никто бы никогда и не смог подумать, что эта холодная сдержанная женщина умеет так кричать. В коридоре уже слышался топот многочисленной прислуги, спешащей на помощь хозяйке. А леденящий душу визг, переходящий уже в хрипы, не унимался…

Подталкиваемый встревоженными воскликами и голосами домовиков, Драко, путаясь в пижамных брюках, даже не подумав переодеться, бросился туда, откуда, как ему казалось, раздавался шум…

Нарцисса, окруженная несколькими эльфийками, беспомощно сидела у дверного косяка, уткнувшись лицом в ладони. Прическа ее растрепалась, платье некрасиво топорщилось, лицо распухло. В женщине, скорчившейся прямо на холодном полу, невозможно было узнать всегда безукоризненно следящую за собой и малоэмоциональную аристократку. Она исступленно билась затылком о стену, уже шепотом продолжая что-то говорить, перемежая слова со всхлипами. Увидев сына, леди Малфой замолчала — и больше не проронила ни слова. Драко еще никогда не видел в глазах человека, тем более своего, родного человека, такого звериного страха, растерянной беспомощности, настолько безысходных слез, что впору было завыть самому.

— Что случилось? — распихивая столпившихся домовиков, Малфой-младший кинулся к матери.

Хотя бы дотронуться до нее он не успел — краем глаза увидел отца и уставился на него, не дыша. Мысли остановились, погрузившись в звенящую тишину. Звуки доносились до Драко словно сквозь плотную пелену, но он не замечал их. Будто в мире их осталось только трое — растерянный испуганный сын, бьющаяся в агонии мать и мертвый отец.

Люциус сидел в своем любимом антикварном кресле, грузно свесив голову на грудь. Аккуратно уложенные белоснежные волосы, собранные в хвост черным бантом, были насквозь пропитаны чем-то липким и тошнотворным. Лица практически не было — вместо него осталась застывшая маска, покрытая кровавыми каплями и потеками. Всегда бледная кожа ухоженных рук, виднеющихся из-под парадной мантии, странно почернела. В ослабших пальцах чудом держался магловский пистолет — Мерлин его знает какой, Драко ни черта не понимал в оружии обычных людей.

Эльфы что-то говорили, Нарцисса беззвучно тряслась рядом, вцепившись уже до мяса обломанными ногтями в ногу сына, а он не мог оторваться от ужасающего зрелища, завлекающего своей болезненной прозаичностью.

В душе на одно мгновение вспыхнуло странное удовлетворение — вот видишь, Люциус, не такой уж ты идеальный, есть в тебе слабость и трусость. Хотя, чтобы пустить пулю себе в голову, достаточно одной слабости, трусость проявляется в боязни жить дальше, нести ответственность и отвечать за свои поступки.

Санкции и гонения в отношении бывших Пожирателей только набирали обороты, новый министр Кингсли Бруствер свирепствовал, выискивая затаившихся приспешников Темного Лорда и надежно упекая их в Азкабан. В отношении Малфоев Министерство вело себя неоднозначно — Нарцисса и Драко не подвергались репрессиям и допросам, зато на главе семьи власти отыгрались по полной. Нет, его не взяли под стражу, не таскали по судам и не отобрали состояние. Просто при каждой удобной возможности даже самая мелкая министерская шавка указывала место некогда влиятельному аристократу, тыкая корявыми пальцами в самый дальний угол. От былого величия не осталось и следа; если говорить о положении в обществе, то Люциус Малфой оказался примерно на уровне десятого помощника младшего клерка, отвечающего за наличие туалетной бумаги в общественных уборных. Гордый, надменный, не привыкший кланяться аристократ сломался за несколько месяцев непрерывных унижений, даже не подумав о том, что будет дальше с его женой и юным сыном.

С этого дня Нарцисса и Драко остались одни, и буквально через пару недель о них все забыли. Выкинув несколько наспех начирканных писем с соболезнованиями от «друзей семьи», имен которых он и не прочитал, Малфой-младший решил начать новую жизнь для себя и матери.

С чего начать, он не знал, поэтому однажды ночью, поручив домовикам следить за помешавшейся матерью, с небольшим чемоданом отправился к человеку, который честно и искренне поддерживал его в последнее, очень нелегкое, время. Драко прекрасно знал заклинания, оберегающие чужой дом, часто бывал здесь, поэтому, несмотря на позднее время, его быстро проводили в комнату к молодой хозяйке.

— Драко? — невысокая фигуристая брюнетка, не потрудившись запахнуть дорогой шелковый халатик на аппетитной груди, прикрытой лишь тонкой сорочкой, смотрела на него удивленно и в то же время встревоженно. — Что-то случилось? Нарцисса?

— Нет, Пэнс. С ней все в порядке.

Та облегченно вздохнула и присела на край разобранной кровати. Она не понимала, что привело его к ней в такой час, благо родители уже мирно спали. Конечно, никто бы не стал вменять ей, достаточно взрослой девочке, появление ночного гостя, но лишних расспросов было бы не избежать. А так их можно отложить до утра, и тогда уж миссис Паркинсон вытрясет из дочери все подробности малфоевского визита.

— А что тогда? — нисколько не стесняясь своего полуобнаженного тела, Пэнси закинула ногу на ногу и уставилась сонными зелеными глазами на парня.

Что произошло дальше, Малфой не понимал. Видя Пэнс каждый день в школе, проводя с ней и ее семьей летние или рождественские каникулы, приходя в дом подруги, он никогда не воспринимал ее как девушку. Он мог часами лежать у нее на коленях, лениво прислушиваясь к ее высокому голосу и даже не думать о том, что под дорогим кашемировым свитером скрывается теплое упругое женское тело, которое можно обнимать, целовать и при желании вытворять с ним чертовски приятные вещи. Однако сегодня, когда тяжесть отцовской смерти и материнского сумасшествия окончательно раздавила его, Драко увидел в ней не только все эти сестринские порывы и постоянные утешения в стиле «ты-сильный-ты-справишься-нужно-только-время»…

А время, казалось, почти физически долго отстукивало свой бег, и если бы не заклинание оглушения, они бы уже давно переполошили весь дом. Пэнси стала его второй женщиной. Имя первой он уже и не помнил, а может быть, и вообще не знал — тогда мать устраивала очередной прием, и слегка перебравший с непривычки Драко проснулся рядом с дочкой одной из многочисленных подруг Нарциссы. Девчонка оказалась на редкость несимпатичной, поэтому, мгновенно протрезвев, Драко постарался как можно скорее скрыться куда подальше — то есть, собственно, к Паркинсон, самозабвенно опохмеляющейся у себя дома. Несмотря на знатное чистокровное происхождение, на пятом-шестом курсе Пэнси, в отличие от Драко, любила выпить, регулярно присваивая содержимое мини-бара своей почтенной матушки.

Проснувшись на этот раз с Пэнси, Малфой поступил точно так же. Видимо, девушка испытывала к нему некие теплые чувства, потому что проснулся он оттого, что она осторожно обняла Драко, положив на него ладонь, и нежно поглаживала теплыми пальчиками его спину. Тайком приоткрыв глаза, Драко увидел на лице подруги улыбку — немного грустную, но вместе с тем бесконечно счастливую.

Пэнси стала еще одним человеком, который относился к нему с той теплотой, которой он не заслуживал. Он знал, что гордая Пэнси никогда не простит ему этого безмолвного ухода, потому что, какую бы поддержку она ни оказывала, как бы она его ни жалела и ни любила, отдавать себя тому, кто ее не оценит и просто молча исчезнет, Паркинсон не будет. Злопамятность у нее в крови, так же, как и у самого Драко…

Стакан с бифитером уже давно опустел. Малфой, погрузившись в воспоминания, лениво листал Книгу Рода — древний фолиант, содержащий в себе сведения обо всех представителях его семьи, начиная с глубокого Средневековья. Странно, но он никогда не интересовался столь ценным изданием, хотя ветхие страницы были буквально исписаны кровью его предков. Имя каждого, кто рождался в аристократическом роду Малфоев, мгновенно занимало положенную строчку, начертанную будущим почерком своего носителя, и отнюдь не чернилами — магия, родственная Черному перу Амбридж. Написанное невозможно было зачеркнуть, выжечь или уничтожить другим способом — вырванные страницы мгновенно восстанавливались, а у вандала, столь неуважительно обошедшегося с реликвией, на руках уродливыми шрамами проступал испорченный текст.

Драко, практически не вчитываясь в разнокалиберные буквы, уже добрался до пока что последней страницы, когда заметил, что перед ним в тексте стоит совсем не Люциус Абракас Малфой. Стараясь отогнать наваждение, он потряс головой — может быть, это джин так повлиял на него? Но нет. Прямо над его именем в книге совершенно нехарактерным для Малфоев подчерком, неровным и неаккуратным, было выведено: «Стеллас Сигнус Малфой, 5 июня 1980».

====== 12 глава ======

Миссис Грейнджер не очень нравилось, когда ее дочь являлась в их дом не совсем обычным способом — трансгрессией. Женщина неизменно пугалась, хваталась за сердце и отчитывала Гермиону, шутливо попрекая безалаберным отношением к материнскому здоровью, поэтому девушка честно старалась не пугать матушку своими внезапными появлениями и всегда носила с собой ключи от дома на тихой окраине Лондона, уютно спрятанного в тени огромных раскидистых деревьев.

Вот и сейчас, вслушиваясь в шуршание гравия под ногами, Гермиона представляла, как обрадуются родители, узнав, что их «малышка», как называл ее отец, вернулась. Небо на востоке занялось тяжелыми серыми облаками, и рассветные лучи солнца никак не могли пробить эту дождливую броню. Легкий осенний морозец пробирался под высокий ворот куртки, и Гермиона удовлетворенно отметила про себя, что окончательно продрогла — холод помогал ей не думать ни о чем, кроме оттянувшей плечо огромной сумки с вещами и нескольких метров садовой дорожки, оставшихся до входа в отчий дом.

Окна кухни, украшенные кокетливыми шторками с оборочками, приветливо зазывали своим электрическим светом — мама уже проснулась, и даже наверняка успела разлить кофе по чашкам. Папа, скорее всего, рядом с ней — негромко ругаясь, вытаскивает из тостера обжигающие гренки. Это был их утренний ритуал, семейный обычай — совместный завтрак. Что ж, они будут только рады дочери, это все равно что вернуться в то беззаботное время, когда маленькая Гермиона возвращалась из Хогвартса на каникулы.

С той лишь разницей, что сейчас она совершенно не знала, куда после этих «каникул» возвращаться.

Проворачивая ключ в замке, Гермиона уже слышала торопливые шаги матери. Через несколько секунд она увидела ее лицо — встревоженное, озабоченное.

— Гермиона?! — мама удивленно ахнула, заключая дочь в объятия, пахнущие свежими тостами и кофе. — Как… что ты здесь делаешь? Да еще и в такую рань… Что случилось?

Вопросы сыпались один за другим, но Гермиона не спешила отвечать — она наслаждалась этим теплым, родным, бесконечно трепетным ощущением, посещавшим ее каждый раз, когда она оказывалась дома.

— Ничего не случилось, мам, — она мягко отстранилась и ободряюще улыбнулась, видя, что морщинка на лбу матери стала глубже, — правда. Мне просто пришлось съехать с моей квартиры, и пока не найду новую, поживу у вас. Вы не против?

Гермиона лукавила. Еще ночью, так и не сумев уснуть, она твердо решила, что намеченный ей же план — уволиться и путешествовать — будет осуществлен.

Гори оно все синим пламенем.

Голландия с тюльпанами, Россия с медведями и балалайками, Италия с пиццей и болоньезе… Гермионе было все равно, в какую страну ее занесет и каким способом, самолетом или трансгрессией. Лишь бы подальше от опостылевшего магического Лондона, от вечно попадающего в неприятности Хогвартса, от лгущего, как всегда, «Пророка»… От всего, что прочно пускало корни в ее запутавшейся и задыхающейся душе, стремящейся всеми своими мыслями к человеку, который, наверное, еще обнимает во сне ее подушку.

Папа уже шумел посудой, доставая еще одну кружку для Гермионы, и укладывал новую порцию хлеба в тостер. Он, в отличие от матери, сдерживал рвущиеся наружу вопросы, понимающе предоставляя дочери возможность самой рассказывать то, что она посчитает нужным.

— Я увольняюсь из газеты, — тем временем объявила Гермиона, осторожно пробуя горячий напиток, — хочу заняться чем-нибудь… другим.

— Например? — мама задумчиво жевала свой тост, внимательно разглядывая ее.

Ее девочка похудела еще больше, лицо осунулось, синяки под глазами… Волосы собраны в какой-то нелепый пучок. Худые руки, неаккуратно обломанные ногти. Едва заметные отметины на шее полоской спускаются вниз под вырез свитера. Женщина смущенно нахмурилась — материнское, да и просто женское, чутье подсказывало, что неспроста ее дочь появляется с чемоданами на пороге родного дома, да еще и в шесть тридцать утра. Конечно, она уже взрослая девочка, вполне может иметь свою личную жизнь, в конце концов, один раз уже чуть под венец не пошла, но кто же не хочет оградить своего ребенка от необдуманных решений и горьких ошибок?

Проблема в том, что и подсказать здесь она ничего не сможет — слишком уж отдалились они друг от друга, слишком в разных мирах живут. Миссис Грейнджер знала, что Гермиона одна из умнейших волшебниц своего времени, и, нисколько не таясь, гордилась этим. Она до сих пор не понимала, как у них, абсолютно обычных людей, родился такой особенный ребенок. Поначалу это казалось сном, какой-то нелепой шуткой. А сейчас ее дочь, боровшаяся с сильнейшим злым колдуном, прошедшая чудовищную войну и пережившая предательство некогда любимого человека, друга, сидит напротив, неловко скрывая синяки от мужских поцелуев и совершенно обыденно намазывая тост джемом.

— Например? — эхом отозвалась Гермиона, не подозревая о мыслях матери. — Хочу куда-нибудь поехать. Отдохнуть. Потом же, скорее всего, займусь научной деятельностью, не зря же я столько лет провела в обнимку с учебниками.

Мистер Грейнджер довольно хмыкнул:

— Это точно, мы будем удивлены, если ты не сделаешь какое-нибудь важное открытие у себя… там.

— А может, здесь? — задумчиво перебила его жена. — Милая, ты не думала, что можно попробовать пожить здесь, с нами?

Гермиона непонимающе уставилась на мать. Ее предложение прозвучало настолько неожиданно, что граничило с безумием. Нет, в глубине души Гермиона догадывалась, что родители втайне мечтают, что она вернется к ним и заживет жизнью обычного человека. Она знала такие примеры, но они всегда казались ей какими-то дикими, тождественными безрассудности. Как можно отказаться от магии, от чуда, живущего в тебе, окружающего тебя?

— Мам, — наконец предупреждающе протянула Гермиона, — нет. И вообще, если можно, я пойду к себе. Вы и так из-за меня скоро на работу опоздаете.

Не дожидаясь ответа, она выскользнула из-за стола и слишком быстро, почти бегом, направилась в свою комнату. Только закрыв за собой дверь, словно прячась от всего остального мира, она обессиленно спустилась прямо на пол и обхватила колени руками — кажется, кому-то предстоит слишком много думать. Или приложить все усилия, чтобы не думать вообще.

Едва из прихожей прозвучало мамино «До вечера, милая!» и стихли звуки отъехавшего от дома автомобиля, Гермиона с еще большей отчетливостью ощутила приступ непонятной тоски, сдавившей легкие.

Даже не мечтая уснуть, она обессиленно упала на кровать и уставилась в потолок.

Сон… в последнее время сон стал для нее пыткой, превратившись в череду душных липких минут, редких провалов в кошмарное забытье и бесцельных метаний по подушке в попытке устроиться хоть сколько-нибудь удобнее. Единственная ночь, когда ей все же удалось немного поспать, всплывала в памяти пряным запаха олибанума и жгучей болью в неожиданно «оплавившейся» руке.

Впрочем, теперь она могла размышлять об этом, да и о многом другом, бесконечно — может быть, как минимум этот день не превратится в вереницу событий, накрывающих с головой и не дающих возможности отдышаться. Несомненно, больше всего за последнее время ее волновало, что же произошло той ночью, когда они с Малфоем напились. Кем был мертвый мужчина в туалете? Как они оказались в затрапезном, да еще и магловском, отеле?

Конечно, существовали определенные заклинания, способные вытащить все эти воспоминания из ее сознания, действующие по принципу Омута памяти. Но так как все эти события — своеобразное черное пятно ее прошлого, то и магия здесь понадобится более тонкая, искусная. Самой лезть в свою голову в этом случае опасно — если что-то пойдет не так, то некому будет ей помочь, и тогда можно остаться без воспоминаний вообще. Не самая радужная перспектива.

Гермиона принялась раздраженно вышагивать по комнате, борясь с искушением попытаться все же самостоятельно применить прекрасно известные ей заклятия. Она уже несколько раз, глядя на себя в зеркало, решительно вскидывала волшебную палочку, но после все же бессильно опускала руку. Разум твердил ей об осторожности, и на этот раз Грейнджер предпочла его послушаться. Впервые за сколько времени?

Не соглашайся на сотрудничество с Малфоем. Не сближайся с ним. Не доверяй. Не напивайся с ним. Не спи с Малфоем, в конце концов. А раз уж умудрилась вляпаться во все эти неприятности, то не ной. И опять же… не думай о Малфое.

— Да как же о нем не думать-то?! — Гермиона, обозленная на саму себя, сильно пнула стоящий рядом чемодан, из которого неаккуратно выпали ее вещи. Не обращая внимания на боль в отбитых пальцах, Гермиона растерянно подняла раскрывшуюся на середине книгу и машинально пробежала взглядом по строчкам, но ни слова из прочитанного не запомнила. Перед глазами стояло до дрожи в коленках знакомое лицо с навечно приклеенной к нему ехидной ухмылкой, с ранними морщинками, разбегающимися от уголков серых глаз. Гермиона громко захлопнула книгу и выругалась.

Она. Снова. Думает. О. Малфое.

Черт.

Ей определенно нужен свежий воздух, несмотря на то, что за окном уже начал накрапывать мелкий противный дождь. Кажется, теплая погода окончательно уступила привычной сырости, но Гермионе было абсолютно все равно — даже не переодевшись, она быстро сбежала по лестнице, схватила куртку и, на ходу накидывая ее, выбежала на улицу. Подставила лицо под холодные колючие капли и улыбнулась — никакой меланхолии, Грейнджер. Дождь смоет все.

Иногда толпа может успокоить. Людской поток обтекает тебя, укачивая, словно на волнах. Никому ни до кого нет дела, лишь иногда кто-то заденет тебя плечом, бросив короткое: «Извините». Но даже это не отрывает тебя от самого главного — того, что называют «самокопанием». Бесцельно, бессердечно, но так упоительно — ковыряться в собственных размышлениях, обгладывая, как косточку, каждое сомнение, каждую мысль.

Гермиона почти потерялась среди этих шумных, спрятанных под разноцветными зонтиками людей. Она уже основательно промокла, волосы напитались влагой и невозможно пушились, а куртка местами покрылась темными мокрыми разводами. Гермиона даже не пыталась как-то спрятаться от дождя, наоборот, бесстрашно вышагивала по пузырящимся лужам, совсем как два дня назад — не хватало только сумки, в которой бы плескалась пузатая бутыль огневиски.

Коря себя за непоследовательность, Гермиона снова и снова мысленно возвращалась к Драко.

Интересно, как отреагировал, не обнаружив ее утром.

Что он делает сейчас.

Что будет делать потом.

Гермиона отгоняла от себя мысль, что он стал ей важен настолько, что ей было тяжело его отпускать. Ни с одним мужчиной, даже с Роном, она этого не чувствовала. Так, сожаление, может быть, легкая грусть. Но не тревогу, сосущую под ложечкой. Не постоянное желание, чтобы он, Малфой, вынырнул откуда-то, хоть из небытия, и схватил ее за руку, в своей привычной манере, пугая ее до чертиков. Не то дурацкое, наивное ощущение, что чего-то не хватает.

Будь Гермиона романтичнее, она, скорее всего, назвала бы это влюбленностью. Только вот прагматичное мышление вопило изо всех сил — какая, твою мать, влюбленность, Грейнджер? К человеку, который пойдет по головам, если потребуется? К тому, кто хладнокровно переступил через мертвое тело и после этого смог спокойно спать?

Гермиона покраснела. И не только спокойно спать.

Так может быть, она сама немногим отличается от Малфоя? Эта догадка вспышкой взорвалась в ее лихорадочно перебирающем мысли мозге, заставив остановиться посреди улицы. Кто-то почти сразу натолкнулся на нее, но Гермионе было абсолютно все равно.

Она машинально покрутила на пальце кольцо, покрытое неизвестными ей рунами. Несмотря на то, что руки уже совсем замерзли, оно оставалось теплым. Девушка жалела, что украшение, призванное защитить от проникновения в ее же сознание, не дает возможности хоть на минуту прочесть мысли своего истинного владельца. Которому она забыла вернуть кольцо.

«Зачем оно мне теперь?» — зло подумала Гермиона, пытаясь снять его. Кольцо не поддавалось, только свободно прокручивалось на пальце. Чертовщина какая-то! Все это время Гермиона иногда даже побаивалась его потерять, но его и снять-то невозможно! Что за…

— Эй, привет! — Гермиона мгновенно забыла о кольце, сдавленно ахнув, когда кто-то схватил ее за рукав.

Постоянное желание, чтобы он, Малфой, вынырнул откуда-то, хоть из небытия, и схватил ее за руку, в своей привычной манере, пугая ее до чертиков…

Да ладно… Не может быть.

Старая куртка, поношенные кроссовки, светлые взъерошенные волосы. И самая добродушная улыбка, которую Гермиона когда-либо видела на этом красивом лице…

Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это вовсе не Драко Малфой, а его знакомая ей копия. Деймон Донован, радостно размахивая руками, приветствовал ее, увлекая куда-то прочь от толпы.

— У тебя что-то случилось? — встревоженно спросил Деймон, когда они наконец остановились в тихом закутке недалеко от оживленной улицы. — Ты сама на себя не похожа!

Гермиона, не зная, что ответить, пристально вглядывалась в него — они виделись буквально пару дней назад, случайно столкнувшись у метро. Деймон явно куда-то спешил, но с радостью поболтал с Гермионой, пропустив несколько своих поездов. Разговор вышел сумбурный, они постоянно смеялись из-за того, что многие фразы тонули в грохоте проходящих составов, и парень даже чмокнул «Герберту Гилмор» на прощание в щеку. Но не это сейчас волновало Гермиону — они виделись до этого всего два раза, но в обоих случаях после этих встреч в ее жизни объявлялся Малфой, словно следил за ней, не давая усомниться в том, что Деймон и Драко совершенно разные люди.

— Да нет, просто проблемы на работе, — натянуто улыбнулась Гермиона, в миллионный раз стараясь не видеть в этом удивительно доброжелательном парне его нахального «близнеца», — но я действительно рада тебя видеть!

Она не соврала. Несмотря на то, что сама решила приложить все усилия, чтобы никогда не видеть Драко Малфоя, меняющего на глазах ее жизнь, встреча с Деймоном ее обрадовала. Может быть, получится не думать о Малфое каждую гребаную минуту.

— Может быть, — Деймон смущенно улыбнулся, — прогуляемся до ближайшего кафе? Ну, знаешь, поздний завтрак и все такое.

Гермиона почувствовала себя немного виноватой — она не очень хотела видеть кого-либо, но в то же время разрывалась между желанием остаться в одиночестве и боязнью обидеть своим отказом этого добродушного парня. Несколько предыдущих встреч вышли сумбурными, ничего не значащими, но на уровне интуиции Гермиона чувствовала его симпатию. Она была заметна в неловких, будто случайных, прикосновениях, в его внимательном взгляде, в теплых интонациях голоса. Грейнджер еще не определилась для себя, действительно ли Деймон столь умилительно робкий или только пытается произвести такое впечатление. Ей было трудно перестать смотреть на него через призму сравнения с Драко, потому что теперь, зная последнего с другой стороны, она ощущала нехватку его присутствия.

Что ж, это пройдет.

— Я немного не в форме, — Гермиона виновато развела руками, но, уловив промелькнувшее в глазах Деймона разочарование, быстро продолжила, — но если тебя не смущает внешний вид твоей спутницы…

— Ну и глупости же тебе в голову приходят, — усмехнулся Деймон, протягивая ей руку, — ты отлично выглядишь. Может быть, чуть уставшей.

Гермиона, растянув губы в ответ на этот неуклюжий комплимент, приняла приглашение, легко коснувшись его ладони. Немного грубой ладони со следами застарелых мозолей, с полосками свежих царапин на, казалось бы, знакомых аристократических длинных пальцах.

Гермионе хватило около получаса, чтобы понять — не важно, в чем причина зеркальной похожести Драко Малфоя и Деймона Донована. Было в них одно немаловажное сходство, одновременно являющееся и отличием. Несмотря на такое разное детство, оба вынесли немало потерь и страданий, хотя и воспринимали их по-разному.

Драко с болью и в то же время с непозволительным облегчением воспринимал смерть Люциуса. Деймон своего отца и вовсе не знал.

Драко, упиваясь собственными страданиями, покинул Нарциссу на долгие два года, оставив ее только лишь с домовиками. Донован отдал бы, наверное, все, чтобы узнать имя своей матери, увидеть ее хотя бы на фотографии.

Один из них с детства имел все — семью, деньги, власть, магию, в конце концов, но в то же время так и не научился любить по-настоящему, заботиться о ком-то. Второй же с малых лет видел только таких же брошенных, никому не нужных детей, вместо опоры чувствуя в ладонях лишь дешевую ткань подкладки в пустом кармане, — и сохранил удивительную способность верить, ждать неведомого чуда, которое вот-вот постучит в его дверь. В этих людях столкнулись два мира Гермионы Грейнджер — волшебный и магловский, со всеми своими страхами, сожалениями и горестями…

— Кстати, — оживленный голос Деймона, до этого рассказывающего какой-то смешной случай из жизни, вдруг потускнел, — можно один вопрос?

— Конечно, — легко отозвалась Гермиона, обхватив руками кружку с теплым облепиховым чаем. Она не притронулась к давно принесенному чизкейку, зато согревающий ароматный напиток заказала уже второй раз.

Деймон взъерошил и без того торчащие светлые волосы и торопливо проговорил:

— С кем ты перепутала меня в нашу первую встречу? Только честно.

Он выпалил это на одном дыхании, быстро, словно боясь осечься. Было заметно, что готовился он к этому вопросу долго, будто сомневаясь, что она захочет ответить. Впрочем, Гермиона действительно не очень горела желанием рассказывать Деймону о его двойнике, но и скрывать правду было бы глупо. На его месте она бы тоже проявила подобное любопытство.

— М-м-м… Ну как тебе сказать… — Гермиона зачем-то выловила зубочисткой ягоду облепихи из чая и принялась задумчиво ее разглядывать, — мы с ним учились на одном курсе, только на разных факультетах. И назвать нас друзьями было сложно. Знаешь, это как ненависть, только по привычке, хотя оскорблял он меня с садистским удовольствием.

— И вы так никогда и не помирились? Ну, иногда с возрастом люди меняются, умнеют, — пожал плечами Деймон, — не очень хочется, чтоб человек, на которого я похож, оказался тем еще ублюдком.

— Как тебе сказать, — Гермионе показалось, что вся кровь прильнула к лицу, заставив онеметь от холода даже ноги, — позже, когда мы узнали друг друга поближе… Да и вообще после кучи всяких событий, в большинстве своем печальных… мы смогли какое-то время нормально общаться.

«А потом Гермиона Грейнджер, прости, для тебя Герберта Гилмор, героически сбежала, оставив Драко Малфоя наедине со своей подушкой и пустой квартирой», — зло мысленно закончила она, не забыв в очередной раз напомнить себе о своей дурацкой непоследовательности.

— А сейчас?

— Ты собирался задать один вопрос, — шутливо строго оборвала его Гермиона, понимая, что разговор окончательно принял нежелательный оборот, — а это уже третий.

— Прости, — мгновенно смутился Деймон, видимо, не заметив добродушной иронии в ее голосе, — просто… ты не первая, от кого я услышал это имя. Малфой.

Гермиона насторожилась. Она и сама не понимала, что мешает ей рассказать Деймону о бывшем однокурснике. Может быть, то, что это повлечет за собой очередные расспросы, а обо всем она рассказать не могла. Рядом с Донованом ей и так постоянно приходилось мысленно представлять Хогвартс этаким закрытым пансионом, где воспитывают исключительно благородных девиц и галантных мальчиков. Которые умеют летать на метлах, варить настоящие зелья и тушить свет взмахом волшебной палочки… Кстати о ней — Гермиона засунула руку в карман, нащупала теплое полированное дерево и ощутила толику спокойствия. Хотя бы на минуту.

— Этослучилось давно, несколько месяцев назад, — тем временем продолжал Деймон, — к нам в кофейню заглянула девушка… сразу было понятно, что это случайность — едва успев войти, она так скривилась, будто тараканов увидела. А потом заметила меня…

— И?

— Выбежала за дверь как ошпаренная, несмотря на проливной дождь на улице. Я тогда не придал этому значения, но потом появилась ты и снова назвала эту фамилию. А она, знаешь ли, не Джонсон или какой-нибудь Стивенсон… Запомнилась.

Он внимательно смотрел на Гермиону, ожидая ее реакции. Вместо ответа Грейнджер методично тыкала в облепиху зубочисткой, для удобства вытаскивая ягоды на блюдце с десертом.

— Как выглядела эта девушка? — наконец, заговорила она, когда от ягод осталась только размазанная по тарелке кашица.

— Симпатичная брюнетка, примерно моя ровесница. Очень ухоженная, такая, вся из себя. Сразу видно, заносчивая стерва, это сразу чувствуется. Она на меня, да и на всех, как на дерьмо смотрела. Хотя на меня еще и как-то… с испугом, что ли.

Гермиона зацепилась за неуклюжее описание, догадываясь, о ком речь. Паркинсон? Вполне может быть, только с чего бы ей пугаться старого приятеля. Впрочем, вспомнив свое удивление при виде Деймона, Гермиона только вздохнула — даже если это Пэнси, вряд ли у нее было время разглядеть парня внимательнее. А Малфой с подносом — это обескуражит кого угодно.

— Ты не пробовал как-то разузнать, кто это — Малфой? — осторожно спросила Гермиона, чувствуя, как сердце громким стуком подбирается к глотке. Она и сама не понимала, чего страшится. Вряд ли в каком-нибудь «Таймсе» напишут о волшебнике по имени Драко Малфой.

— Честно говоря, нет, — пожал плечами Деймон, — я давно уже не пытаюсь копаться в таких вещах. Мне словно что-то мешает, может быть, страх, а может, еще что-то. Поэтому я посчитал огромной удачей встретить тебя еще раз, Герберта Гилмор.

Что-то неприятно кольнуло самолюбие Грейнджер — может быть, то, что он видит в ней лишь объект, владеющей определенной информацией? Гермиона отогнала эту назойливую мысль. Вздор, видимо, не слишком-то его интересует, кто и кого там с кем перепутал. Увидел ее — и спросил, а мог бы и без нее попытаться что-то узнать. Существуют же какие-нибудь магловские справочные службы, которые ищут людей.

«Мне словно что-то мешает». Ну да, плохому танцору… Гермиона вдруг почувствовала прилив непонятного раздражения, хотя никаких предпосылок к этому не было. Остро захотелось оказаться дома, в гордом одиночестве, в компании лишь очередной кружки чего-то горячего. Может быть, даже горячительного. Она устала от чужих проблем, свои-то разгребать не хочется.

— Знаешь, все, что я могу тебе сказать, — протянула Гермиона, борясь с приступом внезапной злости, охватившей ее, — не бери в голову. Мало ли кто на кого похож, тем более статистика вообще говорит, что в мире есть как минимум несколько копий каждого из нас.

Деймон устало вздохнул.

— Наверное, ты права… Извини, что…

— Не извиняйся, — Гермиона поднялась со стула, со скрытым злорадством окидывая взглядом бардак, разведенный ею на столе, — просто не бери в голову. Внешне ты можешь быть похож на кого угодно, главное, что внутри вы абсолютно разные. И… спасибо за эти несколько часов, но мне пора. Правда.

Деймон только кивнул.

— Тебя проводить?

— Не стоит.

Гермиона еще крепче сжала палочку в кармане, жалея, что нельзя трансгрессировать прямо отсюда. Она чувствовала обиду растерянного Деймона, но ничего не могла с собой поделать. Ей не хотелось объяснять, кто такой Малфой, не хотелось думать об этом, в очередной раз, снова. Потому что сейчас она не могла сказать, кто Драко на самом деле. Она просто сама не знала. И зачем он вообще снова нарисовался в ее жизни, тоже не знала. И зачем она сама от него сбежала. И зачем…

Какая, нахер, разница, что и зачем.

Гермиона скомканно попрощалась и уже развернулась, чтобы поскорее уйти, как ее настиг тихий, отвратительно неожиданный вопрос:

— А ему ты рассказывала, что есть человек… его копия?

Гермиона остановилась как вкопанная.

— Нет, — она даже не обернулась, — как-то не пришлось. Извини.

Она отчетливо слышала звук своих шагов, точно ее ноги были обуты не в мягкие кроссовки, а в туфли на тонкой шпильке. Словно молоток стучит по шляпкам беззащитных гвоздей, мягко входящих в податливое дерево. Гермиона только что совершенно необоснованно обидела ни в чем не повинного человека, грубо оборвав разговор своим уходом.

Твою мать, что же это с ней происходит? Какая идиотская сила толкает ее на эти дурацкие поступки, дурацкие уходы, дурацкие слова?

Желание просто лечь и уснуть, желательно безо всяких кошмаров и сновидений, с новой силой навалилось на нее, тяжелым грузом сдавив грудь. Гермиона почти физически задыхалась, ощущая ледяной, но отчего-то обжигающий ветер на своем лице. Воздух плавленым свинцом затекал в ноздри, причиняя странную, горячую боль.

Гермиона побежала, не в силах терпеть острое жжение, проникающее вместе в порывами морозного ветра под распахнутую куртку, под самую кожу, в легкие, в желудок, в сердце. Побежала, не глядя куда, не видя изумленных лиц прохожих. Ей казалось, что от саднящих в горле резких выдохов она сейчас просто-напросто выблюет внутренности вместе отвратительно сладким облепиховым чаем.

Бегом, бегом, не смей останавливаться, иначе будет еще больнее, еще холоднее.

Грейнджер ни на секунду не задумалась о причинах такой резкой смены сначала своего настроения, а потом и самочувствия. Голова раскалывалась, пульсирующей болью вытесняя все остальные мысли.

Бежать, только бежать.

Гермиона споткнулась, едва устояв на ногах. Кажется, ее подловил кто-то, но она, не извиняясь, из последних сил ринулась дальше, словно от этого зависела ее жизнь. Ладони горели огнем, но Гермиона уже практически не чувствовала этого, не замечала, что пальцы посинели от холода. Ей казалось, что каждый сантиметр ее кожи лопается трещинами, будто ножами режут…

Господи, лишь бы выдержать это мучение…

Что вообще происходит?!

Резкое столкновение в бок заставило Гермиону громко закричать, вырвав из ее глотки давно сдерживаемый вопль. Боль, и до этого практически невыносимая, превратилась в испепеляющий поток острых игл, впивающихся, кажется, в каждую клеточку тела. Не удержавшись, Гермиона, как ей мерещилось, уже почти упала, но, вдруг наоборот, почувствовала, что ее отчего-то подбрасывает в воздух.

Сильный удар. Черт, голова…

Волосы, как всегда, некстати растрепавшись, колюче лезут в распахнутый в немом крике рот, заставляя почти задохнуться.

Лицо усыпает осколками.

На самом деле осколками. Потому что в ушах звучит запоздалый звук разбивающегося стекла. Наверное, стекла.

Какая разница.

Гермиона закрывает глаза, краем сознания понимая, что и так до этого ничего не видела. Только чувствовала. Животный страх и чудовищную боль.

А теперь темнота. В темноте хорошо.

Кажется, вот он, долгожданный сон. Без кошмаров и сновидений.

====== 13 глава ======

Запах многовековой библиотеки и старых фолиантов настолько прочно въелся в его сознание, что даже сочный ростбиф, приготовленный старательными домовиками, казалось, пах книжной пылью. Думая об этом, Драко лениво ковырял вилкой идеально поджаренное мясо, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за матерью.

За эти несколько дней, прошедших после его возвращения, Нарцисса словно проснулась, взгляд приобрел былую живость, даже на щеках появился легкий румянец. Казалось, что не было этих долгих месяцев болезненного, испуганного молчания. Едва леди Малфой увидела сына на пороге своей спальни, как ее существование снова наполнилось хоть каким-то смыслом, зазвучало ее собственным живым голосом, вытеснившим мертвенный шелест былых воспоминаний.

Однако теперь, когда Нарцисса перестала напоминать молчаливое привидение и даже иногда робко, будто с непривычки, улыбаясь, заводила тихие беседы, Драко не мог выкинуть из головы мысль, что все это — кусок тщательно подготовленного обмана, вынужденного спектакля длиной в его собственную жизнь. Он злился, в бессильном гневе позволяя себе лишний стакан огневиски, но это никак не могло ему помочь…

Стеллас Сигнус Малфой, 5 июня 1980.

Не нужно было обладать сверхъестественным умом, чтобы понять — Драко не единственный ребенок аристократической четы Малфоев. Более того, судя по дате рождения, неведомый Стеллас — не просто его родственник, а брат-близнец. Причем преспокойно здравствующий и по сей день, ибо в противном случае дата его смерти была бы указана. Стало трудно дышать, едва эта очевидная мысль достучалась до его мозга, затуманенного бифитером. В легких не осталось ни капли воздуха, а жар сковал тело до самых кончиков пальцев.

Драко перерыл всю библиотеку, в нервном возбуждении листая родовые книги, фамильные летописи и личные записи Люциуса Малфоя, но это ни на секунду не помогло. Помимо Книги Рода, нигде больше не упоминалось о таинственном Стелласе.

В отчаянии Драко даже обратился к портретам предков, надменно взирающих на него со стен Мэнора, но ни один из них не соизволил проронить хотя бы слово. Только Люциус, за столько короткое время вполне удобно обжившийся на своем холсте, смотрел на сына сочувствующе и немного грустно. Как никогда при жизни, и это было еще страшней, чем тайны, унесенные отцом в могилу. Младший сын Малфоев поежился от этого непривычно теплого отцовского взгляда.

Младший сын… Драко еще не осознал до конца, каково это — из единственного ребенка превратиться в младшего сына, и теперь, перерыв тонну ненужной информации в библиотеке Малфоев, наконец-то решился на разговор с матерью.

Но что сказать? Слова категорически не желали приходить на ум, растерянными пчелами роясь в мыслях, голодными псами выгрызая остатки самоконтроля. Можно было, конечно, прочесть ее мысли — но лезть в голову собственной матери казалось ему подлым и постыдным, словно подглядывать за чем-то до крайности непристойным.

Драко вспомнил портреты, нарисованные матерью, и от этого сердце защемило еще сильней. Только ли он, Драко, на них нарисован?

Стеллас Малфой. Это имя прочно поселилось в голове, тяжелым грузом давя на все его существо, заставляя давно истлевшую душу возрождаться, давать ростки, пробивающиеся через толстый слой равнодушия и цинизма.

— Драко, что-то случилось?

Тихий вопрос матери застал врасплох. Он поднял растерянный взгляд от тарелки, на которой покоились останки растерзанного на волокна ростбифа.

— Нет, — бесцветным голосом отозвался Драко, натянуто улыбнувшись, — все в порядке, мам.

Трус.

Спокойствие, Малфой. Не теряй голову. Она тебе пригодится.

Нарцисса, склонив голову набок, прошептала:

— Я тоже очень по нему скучаю…

У Малфоя перехватило дыхание, и он на мгновение обрадовался, что не проглотил ни кусочка, — волнение тошнотой подкатило к горлу, заставляя забыть о том, что их окружают любопытные домовики. Очередной растерзанный кусок ростбифа упал с вилки прямо на пол, запачкав светлые брюки безобразным пятном соуса. Драко с досадой буркнул очищающее заклинание.

— Откуда ты… — ошеломленно прошипел он, начиная подозревать мать в безупречном владении легилименцией. Настолько безупречном, что Малфой почувствовал облегчение оттого, что не придется начинать разговор первым.

Только когда Нарцисса заговорила вновь, Драко ощутил нотки беспокойства. «Тоже по нему скучаю». На минутку, сам он не может ни по кому скучать по той простой причине, что узнал о существовании брата всего пару дней назад и как-то не успел воспылать всепоглощающими родственными чувствами. Более того, само слово «скучать» Драко в последнее время относил больше к бесцельному времяпровождению, чем к эмоции.

— Ты постоянно находишься в его кабинете… — Нарцисса поежилась, как от внезапного ветра, — а я так и не смогла даже зайти туда.

Все встало на свои места.

Не стоило обольщаться: если мать за два десятка лет не удосужилась упомянуть о небольшой детали семейной истории по имени Стеллас, то внезапных откровений ждать не приходится.

— Люциус… — худенькие плечи женщины поникли, взгляд снова потух. — Драко, я не могла никому рассказать об этом, два года я не могла никому ничего сказать. Мне страшно, очень страшно снова остаться здесь одной, здесь холодно без него. Без тебя, без вас…

Отбросив приборы, Драко перегнулся через стол и взял мать за руки. Ее ледяные ладони подрагивали, но она нашла в себе силы слегка сжать его пальцы. Но Драко знал, что не стоит обманывать ожидания Нарциссы. Она очень сильно любила своего мужа, но, скорее всего, была единственной, кто так горячо был привязан к Люциусу Малфою.

В их семье и так оказалось слишком много тайн, постыдных или же горьких, но все эти недосказанности и ложь привели к тому, что Драко больше не хотел врать. Разговор обещал быть тяжелым и долгим, и совершенно не о том, о чем он думал уже несколько дней. Малфой понимал, что звенящая тишина Мэнора раздавила его мать, превратила в худую куклу со стеклянными глазами, но, кажется, сегодня они смогут выговориться.

Оба.

И каждый о своем.

О своем муже. О своем отце. И пусть ни слова он не сможет сказать о… брате.

— Мам, я ненавижу боггартов, — Драко набрал в легкие побольше воздуха, поняв, что Нарцисса непонимающе захлебнулась подступающей истерикой, — потому что мой боггарт — мой отец.

Гермионе было больно улыбаться или, тем более, смеяться, поэтому она только потешно морщилась, глядя на несколько сумок, доверху набитых контейнерами с едой. В больничной палате уже и без того прочно пахло луковым супом и свежими булочками, но сидящая напротив Джинни вот уже третий день подряд приносила необъятные баулы с домашними кулинарными изысками Молли Уизли.

— Ты же знаешь маму, — хихикала Джинни, — она спать спокойно не сможет, если не накормит пол-Хогвартса. И ты попадаешь в эту счастливую половину, подруга.

Гермиона знала. Конечно, она знала, что сердобольная Молли, считающая Гермиону своей второй дочерью, безумно переживала, узнав, что девушка так неудачно попала в больницу. Несмотря ни на что, несмотря на их расставание с Роном, Молли не изменила своего к ней отношения — и Гермиона была благодарна ей.

— Джин, если я все это съем, то к концу недели вам придется меня вытаскивать отсюда на грузовой метле, — пошутила она, ощущая, как в груди разливается тепло.

И это тепло — не результат лечебных зелий и микстур, которыми врачи педантично опаивали ее два раза в день. Это была самая обычная радость оттого, что ее друзья, ее настоящие друзья, были рядом в тяжелое и болезненное для нее время.

Последнее, что она помнила до того, как очнуться от безжалостного галогенового света больничных ламп, — резкий удар, от которого перед глазами заплясали разноцветные круги. Вокруг суетливо сновали магловские доктора, но слов их было не разобрать — мешал настойчивый звон в ушах, перекрывающий все звуки. Единственным, что Гермиона уловила, стала короткая фраза санитарки, что ее сбила машина. Черт, как же прозаично — Гермиону Грейнджер, умнейшую ведьму своего времени, Героиню войны, сбила магловская машина.

А потом появился Гарри, Мерлин знает каким образом узнавший о случившемся, и всеми правдами и неправдами добился того, чтобы забрать подругу из обычного госпиталя. Гермиона готова была поверить, что Гарри наложил на медиков Империус, если бы не было так сложно заподозрить законопослушного мистера Поттера в использовании непростительных заклинаний.

Так или иначе, она оказалась в больнице Святого Мунго, и теперь уже не в качестве посетителя, а пациента. К счастью, сильно она не пострадала, лишь трещина ребра и множественные ушибы.

И лицо. В зеркало Гермиона до сих пор боялась смотреть, потому что каждое движение мимики отдавалось тупой болью. На ее вопрос, настолько ли все плохо, Джинни виновато поджала губы и принялась заверять, что «та очень вонючая мазь просто волшебная и, несомненно, действенная». Гермиона на это лишь усмехнулась, прикидывая, сколько еще процедур с действительно дурно пахнущим концентратом из желчи книззла придется выдержать.

Но, несмотря ни на что, Гермиона не унывала и изо всех сил старалась не выдать своей тревоги и напряжения. И ей это удавалось. Ровно до того момента, пока маленький болтливый ураган по имени Джинни Поттер не исчезал из поля зрения, забирая с собой напускную бодрость и веселость Гермионы Грейнджер. Стоило только подруге, триста раз попрощавшись и вытребовав обещание поправляться скорей, скрыться за дверью, как на Гермиону нападала апатия. Давящая, удушающая. В палате будто бы тускнел свет, и даже множество ламп не помогали избавиться от ощущения некой клаустрофобии.

Едва Гермиона оставалась одна, со всех сторон к ней сползались ее собственные страхи, пугливые мысли, глупые переживания и размышления. В светлой комнате словно сгущались тучи, превращая ее в каземат, из темных углов которого на Грейнджер смотрели самые потаенные ее кошмары, которые не хотели отпускать девушку не только во сне, но и наяву.

А во сне она бежала куда-то, не разбирая дороги, не видя ничего вокруг в сгущающейся плотной тьме. Нечто неосязаемое колючими ветками хлестало ее по щекам, заставляя захлебываться собственным сбивчивым дыханием, кашлять, словно в попытке выплюнуть огнем горящие внутренности.

Но куда бы она ни стремилась, пункт назначения оказывался неизменным — и, не в силах проснуться, Гермиона слепо шарила ладонями по сырому шершавому дереву, тщетно надеясь найти ржавую дверную ручку. Так или иначе, когда дверь все-таки распахивалась, девушка вновь и вновь закрывала лицо ладонями — в глаза бил настолько безжалостно яркий свет, что казалось, он выжигал все на своем пути и только ее маленькое худое тело мешало ему оставить вокруг пустое серое пепелище.

И смех. Громкий женский смех вперемешку со всхлипами эхом бил по ушам, заставляя зажмуриться еще сильней. Гермиона уже не знала, что причиняет ей большую боль — режущий скальпелем свет или вгрызающийся в мозг истеричный хохот. И только когда от безысходности Грейнджер переставала сдерживать рвущиеся слезы, кошмар дарил ей свободу. Девушка распахивала глаза, и единственным звуком, пульсирующим в голове, оставался стук сердца. Она молча, боясь вздохнуть, следила за отблесками света на больничном потолке, сжимала в ладонях скомканные простыни, будто пробуя на прочность застиранную жесткую ткань. Гермиона почти физически больно ощущала, как ей не хватает надежных и сильных рук, заботливо обнимающих её плечи, не хватает знакомого свежего запаха парфюма, прочно въевшегося в подушку. В ее подушку, забытую на оставленной впопыхах квартире… И лишь когда соленые дорожки на ее щеках начинали высыхать, решалась пошевелиться, откидывая со лба мокрые волосы. В эту минуту липкий, словно паутина, сон отпускал ее, разрешая отрывисто вдыхать холодный спасительный воздух. Но страх еще долго сжимал сердце Гермионы Грейнджер своими тонкими паучьими лапками, не желая расставаться со своей добычей.

Нарцисса осторожно запустила тонкие пальцы в волосы спящего сына, нежно перебирая светлые шелковистые пряди. Драко спал, свернувшись прямо на маленьком диванчике в библиотеке, поджав под себя длинные ноги. Она уже и не помнила, когда последний раз видела сына спящим, пусть и не в своей постели, а вот так — неудобно скорчившегося на крохотной оттоманке, забывшего даже разуться. Ослабленный галстук сбился набок, светлая рубашка расстегнулась, обнажая грудь, покрытую тонкими розовыми рубцами. Нарцисса вздохнула — бесполезно было спрашивать взрослого сына о том, о чем он не желал рассказывать.

Леди Малфой готова была часами сидеть так, ласково гладя волосы своего рано повзрослевшего ребенка. Несмотря на то, что он был так похож на своего отца — те же надменные серые глаза, светлые, до прозрачности, волосы, упрямая линия губ, — в чем-то, Нарцисса надеялась, он был совсем такой же, как и она сама. Женщина верила, что он умеет любить, хоть немного, но умеет. Защищать то, что ему дорого. Бороться за то, чего он хочет. Хранить то, что ему важно. И тогда, возможно, она сумеет убедить себя, что эти шрамы — просто результат того, что в нем есть частички живой души, способной броситься в омут с головой ради того, что действительно значимо.

Драко вздохнул во сне, даже не пытаясь пошевелиться. Нарцисса чувствовала его напряжение, словно он дышал им. Ее маленький Драко. Только он, и только ее.

Непрошенные воспоминания нахлынули, заставляя слезы горячими каплями выступить на глазах. Память услужливо подсунула картинки, словно черно-белое кино, возвращая леди Малфой на два десятка лет назад.

…Нарцисса изможденно устроилась на подушках, глядя, как семейный доктор, мистер Олтон, бережно передает в руки молодого Люциуса Малфоя сверток с младенцем, уютно сопящим своим крохотным носиком. Новоявленный отец с гордостью всматривается в лицо малютки, не в силах вымолвить и слова. Вокруг деловито снуют озабоченные домовики, не смея раздавать советы, но очень умело справляющиеся с подготовкой всего необходимого. На груди самой Нарциссы пускает пузыри второй мальчик — только что их семья, семья Малфоев, пополнилась на двух маленьких человечков. Сегодня, пятого июня, Нарцисса произвела на свет двух здоровых крепких мальчишек, и ничто, казалось бы, не могло омрачить ее горделивой радости. Ничто, кроме…

— Нарци…

Едва эльфы скрылись за дверями спальни, лицо Люциуса посерьезнело. Он жестом попросил доктора Олтона удалиться, оставив их наедине. Молчаливый старик понимающе кивнул и, подхватив свой чемоданчик, трансгрессировал. Действие напоминало замедленную съемку, и ее напряжение током ударило по молодой матери.

— Нарци, я не могу его отдать, — шепотом произнес Люциус, нежно прижимая к себе головку сына. Старшего сына.

Женщина похолодела, чувствуя, как страх и что-то еще, необъяснимое, сжало ее душу цепкими пальцами — что-то, не позволяющее дышать, заставляющее волосы на голове шевелиться. Младенец в ее руках, словно ощущая ужас матери, беспокойно завозился в кружевных пеленках.

— Может быть, он позволит… — почти беззвучно проговорила она, поглаживая малыша, чтобы он успокоился. Но он только недовольно закряхтел, приоткрыв маленький ротик, собираясь закричать.

Люциус горько опустил голову, так, что светлые растрепанные пряди почти скрыли его лицо.

— Ты же знаешь, что нет. Но у нас есть несколько лет, чтобы придумать хоть что-то.

Придумать хоть что-то…

Не было и дня, чтобы Нарцисса Малфой не вспоминала о том, что у нее есть еще один сын. Всю свою любовь, которой бы хватило и на десяток детей, она подарила единственному, кто у нее остался. Но, в то же время, она молила всех богов, которые только ей представлялись, чтобы ее старший, имени которого она теперь даже не знала, прожил счастливую жизнь, не виня своих родителей, не сумевших уберечь его хрупкого мира. Его настоящего мира.

Также она всегда знала, что Люциус, ее любимый, но такой слабый Люциус, так и не смог пережить потерю старшего сына. Именно это превратило его, как сказал сегодня Драко, в боггарта. В боггарта Драко Малфоя. Нарцисса осознавала, что он, в детстве боготворивший отца, позже практически возненавидел его. За разрушенное детство. За годы страха, контроля, постоянных упреков. За все ту же Черную метку, в шестнадцать лет изуродовавшую его предплечье. За погибших друзей. За нее, Нарциссу, за ее разбитое сердце. И пусть Драко не знал истинной причины материнской боли, он так же, как и в самом крохотном своем детстве, чувствовал все, что ее тревожило.

Дни складывались в месяцы, месяцы — в годы. Позади — змееподобный Лорд, Черные метки, оставшиеся уродливыми напоминаниями, кровавая война, репрессии. Люциус гнил в могиле, бросив ее одну, наедине с тяжелым бременем. Даже Драко, не сумевший ничем ей помочь, на какое-то время похоронил ее рядом со своим отцом. Мудрая леди Малфой не обижалась — ей казалось, что Мерлин дал ей крохотный шанс на спасение, спасение в самой себе. И именно тогда, в одну из одиноких молчаливых ночей, Нарцисса поняла, что ее главное, единственное желание — любым способом найти и вернуть сына, много лет назад названного мертвым для всех, кроме нее и Люциуса.

Комментарий к 13 глава Как всегда прошу прощения за столь долгое ожидание новой главы. Не буду оправдываться, просто скажу спасибо всем, кто ждал ее. Спасибо огромное тем, кто читает, комментирует, исправляет ошибки. Это очень важно для меня.

Очень хочется радовать читателей чаще. Буду стараться*****

====== 14 глава ======

Комментарий к 14 глава Неожиданное вдохновение и удачное стечение обстоятельств помогли этой главе “родиться” раньше) Queen N – для тебя (можно на ты?)), и всем, кто читает мой фанфик) спасибо вам)

— Правда или желание? — Гермиона лихо разлила огневиски по кружками, магией направляя одну из них в сторону Малфоя. Тот с кривой ухмылкой переводил взгляд с кружки на нее и обратно.

— Правда, Грейнджер, только правда, — хрипло хмыкнул Драко, принимая правила игры и заливая в себя обжигающий напиток.

— У тебя было счастливое детство? — Неожиданно для самой себя выпалила Гермиона, растерявшись от его столь быстрого соглашения.

Малфой напрягся.

— Черт, у тебя было столько шикарных вариантов спросить меня о чем-нибудь действительно интересном, а ты хочешь услышать о моих, пардон, обделанных пеленках?! — Он в недоумении грохнул кружку на тумбочку. — Ну, слушай, если так любопытно…

Гермиона с интересом всматривалась в эти непроницаемые серые глаза, следила за движениями тонких губ, за тем, как он спокойно сложил на коленях сцепленные в замок тонкие пальцы. Она, наверно, еще долго так на него смотрела, замирая и прислушиваясь к ускоряющему свой стук собственному сердцу, если бы не поняла одной простой истины — она не услышала ни слова из его рассказа, замерев взглядом на бледном красивом лице Малфоя. Тот, по-видимому, тоже это понял и состроил шутливо-обиженное выражение.

— Зачем спрашивать, если не слушаешь? — Он жестом заставил огневиски снова разлиться по кружкам. — Тем более теперь твоя очередь. Правда или желание?

— Правда, конечно, — наигранно опасливо протянула Грейнджер, салютуя своим напитком, — а то кто тебя с твоими желаниями знает.

— Я свои желания хорошо знаю, — рассмеялся Драко, делая здоровенный глоток. Алкоголь определенно неслабо ударил ему в голову.

— Например?

— Кажется, моя очередь задавать вопросы! Беспардонность всегда была отличительным свойством гриффиндорцев.

— Сказала бы я, что отличает слизеринцев, — вспыхнула Гермиона.

— И что же?

— Наглость, самоуверенность, высокомерие…

— Ты хотела сказать — красота и обаяние? — Драко засмеялся, мечтательно обнимая подушку и умиленно прижимаясь к ней щекой. Огневиски делал из него совершенно другого человека.

— Нет, я сказала то, что хотела сказать, — отрезала Гермиона, понимая, что они осушили уже вторую порцию.

Малфой снова засмеялся, отставляя кружку. С него давно уже слетели остатки холодности и тщеславной спеси, и сейчас он был похож на самого обычного парня, слегка пьяного и чертовски обаятельного. Гермиона даже не заметила, как вновь засмотрелась на его хитрую улыбку. Драко это заметил и, лукаво усмехнувшись, обхватил ее лицо ладонями.

— Женщина, вы пьяны! — серьезно произнес он, понимая, что тонет в карем омуте ее невозможно глубоких глаз.

Гермиона действительно была пьяна. Она не так часто пила, чтобы стойко сопротивляться силе алкоголя, тем более столь крепкого. Он придавал ей некой уверенности, заставлял забыть о страхах, сомнениях и глупых комплексах — чем обычно пугал ее, заставляя на всех вечеринках и праздниках ограничиваться лишь соком, максимум легким вином. Сейчас же, постепенно понимая смысл фразы «море по колено», Грейнджер и не думала останавливаться — один неловкий взмах палочки, и дурацкие кружки снова наполнились янтарным крепким напитком.

Он был слишком близко, чтобы сохранять невозмутимость. И пах он слишком вкусно — собой, свежестью, дорогим одеколоном, виски, кофе, — чтобы удержаться. Гермиона невесомо, практически не осознавая своих действий, не пытаясь даже думать о них, коснулась щеки Малфоя тыльной стороной ладони. Этот жест, такой уютный и интимный, заставил его вздрогнуть, но своих рук с ее лица он не убрал, привлекая ее ближе.

— Ты, кажется, что-то говорила о моих желаниях? — прошептал Драко, честно стараясь сдержать себя и не начать раздевать ее прямо сейчас.

Слишком рано.

— Сейчас все равно твоя очередь, Малфой. Вопрос ты задать не успел…

— Да-да, гриффиндорская беспардонность…

— Поэтому пусть будет желание, — Гермиона отстранилась ровно настолько, чтобы ощущать запах его парфюма, но не растворяться в этих странных головокружительных объятиях.

Эту улыбку никто и никогда не смог бы повторить. Ухмыльнувшись уголками губ, не отрывая взгляда от ее лица, Драко обнял девушку, столь нежно, но требовательно, заставляя ее опуститься на кровать и оказаться под ним. Гермиона, взъерошив и без того уже растрепанные светлые волосы, загадочно улыбнулась, положив руки ему на плечи. Это было странно, словно со стороны кто-то показывал кино, где она — в главной роли.

Ее ладони были уже под его футболкой, и чуткие пальцы безошибочно угадывали тонкие шрамы на широкой, удивительно широкой для стройного Малфоя спине. Гермиона мельком подумала, что в Хогвартсе он казался ей тощим белобрысым хорьком, но сейчас она не была против… Против чего она была или не была, он не дал ей додумать, требовательно целуя ее горячими сухими губами. Все, что она сейчас чувствовала, — тяжелое, давящее весом его тела возбуждение, заставляющее дышать громче, говорить какие-то глупости и отвечать иступленными поцелуями, оставляющими соленый привкус на языке.

— Так правда или желание, Грейнджер? — Голос, в электрической тишине кажущийся едва ли не раскатами грома, пробивался как сквозь вату.

— Ты, кажется, знаешь ответ, Малфой, — прошептала Гермиона, понимая, что тело предательски выдавало ее, отвечая на все его умелые прикосновения. — Говори уже свое желание…

— Я ни за какие коврижки не надену ЭТО! — Гермиона с ужасом ткнула пальцем в манекен, наряженный в красное короткое платье из тонкой переливающейся ткани. — Даже не думай!

Малфой, не слушая ее гневных протестов, кивнул флегматичной девушке-продавцу и нетвердой походкой направился к кассе. Гермиона неловко засеменила за ним, не забывая громко возмущаться. Со стороны они походили на пару эксцентричных и не совсем трезвых молодоженов, забредших в торговый центр. На самом деле их поход по магазинам стал частью самого абсурдного желания Драко Малфоя, на которое он только был способен.

Гермиона, без сожаления расставшаяся со своими сомнениями, легкомысленно поддалась его страстным поцелуям, даже в алкогольном тумане помня о противозачаточном зелье, запрятанном в недрах ее аптечки, когда Малфой, недвусмысленно ласкающий ее шею губами, вдруг прошептал:

— Грейнджер, мы идем в бар!

— Что?!

Гермиона, раскрасневшаяся и растерянная, приподнявшись на локтях, уставилась на него как на умалишенного. Не обращая внимания на ее недоумение, он невозмутимо поднялся на ноги и попытался пригладить растрепанные волосы.

— У меня же есть желание, забыла? И нам надо его исполнить, — Драко по-детски хихикнул, — ты обещала!

Гермиона проглотила гневную отповедь о том, что она не те желания имела в виду, понимая, что не только он, но и она выдала себя с головой. Да, она хотела его как малолетняя идиотка, польстившаяся на смазливую физиономию и обаятельную улыбку, и это сделало ее уязвимой. Настолько уязвимой, что низ живота сводило от горячего желания, а колени дрожали отнюдь не из-за огневиски…

— Дурак, — зло констатировала она, чувствуя, как щеки становятся пунцовыми, — никуда я не пойду!

— Пойдешь, — Малфой распахнул дверцы ее шкафа, придирчиво оглядывая вещи. На пол бесцеремонно полетели ее джинсы и футболки, вызывающие только его недовольное мычание и едкие комментарии.

— Черт, Грейнджер, у тебя что, ни одной приличной тряпки нет? — Закончив наконец вытряхивать с полок ее одежду, Драко недовольно упер руки в бока.

— Я так пойду, и плевать мне, что ты на это скажешь, — злорадно прошипела Гермиона, заталкивая вещи обратно в шкаф.

Они бы, наверное, еще долго спорили, но Малфой нагло схватил ее за руку и, не давая опомниться, трансгрессировал. Это дало Гермионе повод отчитать его еще раз, еще более гневно и ожесточенно.

За всеми этими перипетиями она и не заметила, как они оказались в дорогом магловском бутике, цены в котором навевали мысли об опечатках на этикетках. Ну не может одно платье стоить как трехмесячная зарплата среднестатистического клерка! Однако Малфоя это ни капельки не смутило, и, получая красиво упакованное «платье для шлюхи», как его назвала Гермиона, он только довольно улыбался.

— Мне от тебя ничего не надо, извращенец! — Грейнджер тем временем продолжала бушевать, понимая, что этот самодовольный болван не отступится. — Я не собираюсь…

Малфой вдруг остановился, из-за чего Гермиона налетела на него, едва не упав.

— Слушай, Грейнджер, это была твоя идея? — резко спросил он, не оборачиваясь и размахивая пакетом.

Гермиона обиженно вздохнула.

— Да, — она со страданием на лице взглянула на Драко, избрав другую тактику. Если на него не действовали ее недовольные проповеди, может быть, получится сыграть на жалости?

Не на того напала.

— Ну вот теперь нечего выделываться, — Малфой сунул ей в руки пакет с платьем и уверенным шагом подвыпившего кавалера направился в ближайший обувной магазин.

Гермиона смотрела на свое отражение в зеркале со смесью восхищения и недоверия. Она никогда, даже в самых смелых своих мыслях, и не представила бы себя такой… нарочито сексуальной, с некоторой вульгарностью во всем, от откровенного платья и высокой идеальной прически до туфель на головокружительной шпильке. И в то же время каждая из этих деталей была подобрана со вкусом, словно созданная именно для нее.

Короткое платье, обтягивая аккуратно округлые бедра, открывало стройные ноги, из-за каблуков кажущиеся едва ли не модельными. Волосы, уложенные и собранные на затылке в высокий хвост обрамляли лицо кокетливыми выпущенными из прически завитками. Малфой предусмотрел все — даже кроваво-красную помаду, делающую ее лицо потрясающе свежим, несмотря на бессонную ночь, препирательства с парикмахером, уже завершающим свою смену, и еще одну бутылку виски, теперь уже обычного, магловского.

— Готова? — Малфой по своей старой привычке появляться из ниоткуда бесшумно вышел из примерочной, уже переодевшийся в безукоризненно отглаженную белоснежную рубашку и темные брюки.

Гермиона кивнула. Она чувствовала себя неловко, словно вырезанной из картона куклой, но приходилось подстраиваться. Хотя бы потому, что изначально идея играть с Малфоем принадлежала ей.

— Тогда вперед.

Хлопок трансгрессии — и полусонный консультант в мужском магазине не найдет своих странных клиентов в примерочной, тихо порадовавшись, что свои покупки они оплатили заранее.

— Грейнджер, кажется, нам уже хватит! — Голос Малфоя, такой же нетвердый, как и его пьяная походка, едва был слышен из-за громкой музыки, наполнявшей шумный многолюдный бар.

Гермиона понимала, что он прав, но упрямо подозвала официанта, заказывая очередную порцию текилы. Драко протестующе вздохнул.

— Сам виноват, — мстительно захохотала она, морщась от лимона, — я тебя сюда не тащила!

Малфой хотел что-то ответить, когда к ним подошел высокий мужчина средних лет и жестом пригласил Гермиону на танец. Что-то в его облике Драко показалось странным — молчаливость, пустой взгляд, заторможенные движения? Он решительно отодвинул руку незнакомца.

— Извини, друг, не сегодня.

Гермиона удивленно подняла брови, не замечая, как мужчина что-то незаметно взял из кармана малфоевского пиджака.

— С чего бы это, Малфой?

Она протянула ладонь натянуто улыбающемуся мужчине, который так и не произнес ни слова, и немного неуклюже спрыгнула с высокого стула.

— Никуда ты с ним не пойдешь! — Драко зло буравил ее взглядом, не понимая, что только что совершил свою главную ошибку — попытался управлять пьяной женщиной, и в трезвом состоянии своевольной и гордой.

Гермиона упрямо вздернула подбородок, отгоняя мысли, что этот странный парень и ей самой не очень импонирует. Было в его отсутствующем выражении лица что-то жуткое, но желание насолить Малфою победило.

— Грейнджер!

— Не ори, — Гермиона уже не совсем ровно вышагивала за мужчиной, стараясь не упасть на своих высоченных каблуках, — это всего лишь танец, папочка!

Последнее, что запомнила Гермиона, едва выйдя на свежий воздух, — тяжелый удар по голове и совершенно безэмоциональные пустые глаза ее спутника, вслед за которым она покинула бар. Нет, не для каких-то грязных целей, просто ей вдруг стало очень трудно дышать, легкие словно жгло огнем, и мужчина, наверное, заметив состояние девушки, твердо взял ее под руку, выводя из душного зала.

Ненависть к ненормальному незнакомцу, утащившему Гермиону из бара, выводила Малфоя из себя, заставляя нервно сжимать и разжимать кулаки. Он прекрасно знал, на что способны — и не способны — пьяные девушки и что бывает, если уходишь с подозрительными личностями. Мысленно Драко уже представлял самые отвратительные картины, в одной половине из которых Грейнджер добровольно раздвигала ноги перед этим обдолбанным ублюдком, а в другой — он издевался над ее бездыханным телом, как позволяла только богатая фантазия бывалого слизеринца.

Толпа давила со всех сторон, не давая продвигаться к выходу так быстро, как хотелось бы. Кровь пульсировала в голове, гудящей от выпитого, тошнота подступала к горлу, но Драко удивительно упорно держался. Наконец он толкнул тяжелую дверь, выводящую на грязный задний двор заведения…

— Вот блять!

Худшие опасения подтверждались.

Гермиона, тряпичной куклой повиснув на руках незнакомца, не подавала признаков жизни. А он, словно не понимая, что происходит, не мигая, всматривался в ее лицо.

Злость придавала Малфою сил, и, несмотря на нарастающую боль в голове, он за доли секунд преодолел разделяющее их расстояние и замахнулся, с удовольствием впечатывая кулак в лицо мужчины. Понимая, что тот просто-напросто сейчас уронит Гермиону, Драко подхватил ее и, не разбираясь, осторожно посадил у стены. Она что-то нечленораздельно пробормотала.

Избивать человека оказалось неожиданно… приятно. Никогда раньше, сколько бы ни приходилось участвовать в драках, ему не было так упоительно радостно вминать обмякшее тело в заплеванный асфальт. Малфоя не смущали ни безжизненный вид противника, ни уже залитые кровью глаза незнакомца, ни то, что тот так и не попытался хоть как-нибудь ответить. Драко методично бил в одно и то же место, не замечая, как лицо мужчины уже превратилось в красное месиво…

Тошнота, спасительная для странного, уже, наверное, полумертвого парня, пришла внезапно, будто специально пытаясь подавить ярость и ненависть Малфоя. Запоздалое осознание боли в занемевшей от резких движений руке и запах крови ударили в голову. Оглянувшись на Гермиону, Драко упал, словно не понимая, что происходит.

Дверь бара скрипнула и открылась, выпуская наружу шум и гомон, горячий алкогольный дух и тяжелый грохот музыки. Не осознавая до конца, что он делает, Малфой из последних сил поднялся на колени, подхватил все еще недвижимую девушку и, сам не зная зачем, сжал руку избитого незнакомца, прежде чем, смутно припомнив мотель, в котором однажды проснулся после очередной жестокой попойки, трансгрессировать…

— Инвизио!

Высокая девушка, откинув назад пряди темных волос, взмахнула волшебной палочкой. Зеркало, до этого отображающее на своей поверхности захламленный задний двор магловского бара, покрылось рябью и почернело. Проведя рукой, покрытой жуткими шрамами, по его поверхности, волшебница усмехнулась. Ей было совершенно не жаль несчастного магла, к которому она, нисколько не дрогнув, парой часов раньше применила Империус. Сожалела она только о том, что он не закончил доверенное ему дело… Ну что ж, Малфой сам виноват. Так даже интереснее.

Зеркало снова зарябило, но так и не показало больше ничего. Брюнетка прикрыла глаза.

Ни одно зеркало, к которому она приближалась, не отражало ничего, кроме ее лица. К нему она привыкла, уже не представляя его без кровоточащих рубцов,покрытых сухой черной коркой. Видеть это было больно и до замирания сердца страшно, тем более что ярко-синие глаза горели на этом изуродованном лице все так же ярко, будто их не обрамляли вывернутые ожогами веки с опаленными ресницами.

Девушка плотнее укуталась в лиловую мантию, словно надеясь скрыть отмеченные такими же шрамами руки. Шелест ткани в полумраке комнаты напомнил шорох крыльев большой птицы. На обожжённом, словно кусок сырого мяса над костром, лице, отразилась кривая полуулыбка, а сухие потрескавшиеся губы прошептали:

— Ну что, поиграем, Драко Малфой?

====== 15 глава ======

— Да, миссис Янг, я поняла, — Гермиона нетерпеливо поморщилась, будто надеясь, что выражение ее лица отпугнет целительницу и она оставит свою пациентку в покое, — торжественно клянусь ежедневно пить все прописанные снадобья!

Миссис Янг, полная женщина неопределенного возраста, неодобрительно качнула головой и посторонилась, пропуская Гермиону к выходу, где за огромными прозрачными дверьми маячили Джинни и Гарри. Стоило ей только переступить порог больницы Святого Мунго, как Поттер принялся забирать у нее единственную сумку с вещами, а его жена подавила в себе желание подхватить подругу под локоть.

— Эй, ребят, я в порядке! — смущенно улыбнулась Гермиона, видя, как друзья стараются быть с ней еще более обходительными, чем обычно. — Вы как будто тяжелого инвалида из госпиталя забираете, ей-богу!

Джинни фыркнула, стараясь придать голосу как можно более беззаботный тон:

— Просто мы волнуемся за тебя.

— Спасибо, но я правда в порядке!

Гарри не прислушивался к их разговору, методично прокладывая их компании путь, пока все трое не вышли на многолюдную магловскую площадь. Погода была удивительно теплой, Гермиона даже пожалела, что накинула на плечи куртку. С другой стороны, стоило ей выйти на улицу без нее, как Джин принялась бы квохтать над ней, словно рассерженная наседка. Кажется, с материнством в ней проснулись черты Молли Уизли, хотя Гарри иногда посмеивался — уж лучше бы ей от матери передалась любовь к кулинарии.

— И что мы здесь делаем? — Гермиона удивленно огляделась.

— Едем домой, — пожала плечами Джинни.

— Домой?

Гермиона замедлила шаг. Ей вовсе не хотелось возвращаться в родительский дом, тем более в таком виде — несмотря на все усилия медиков, шрамы от осколков на лице зажили еще не до конца, да и объясняться с мамой насчет очередного «очень срочного отъезда» желания не было. По сути, ей было некуда идти. Новой квартиры она не сняла, к родителям возвращаться не хотела. Конечно, узнай об этом, Гарри и Джинни немедленно пригласили бы ее к себе, или того хуже, в Нору, где незабвенная Молли закормила бы ее до ожирения…

— Ну да, к нам домой, Гермиона, — словно маленькой девочке ответила Джинни.

— Нет, нет, Джин, — Гермиона замахала руками, представляя, как гиперзаботливая подруга будет одной рукой кормить Джеймса, а другой — ее. Ирония, конечно, но семейству Поттеров и без нее проблем хватит. — Мне нужно в… Хогвартс.

Последнее слово вырвалось неожиданно, даже сама Грейнджер не знала, почему вдруг вспомнила школу. Хогвартс всегда был для нее чем-то необходимым, незыблемым, местом, где, казалось, всегда ждут и всегда помогут. Строгая, но такая всепонимающая МакГонагалл, добродушный Хагрид, ворчливая, но почти родная миссис Пинс. Будто эти люди могли понять ее лучше, чем Гарри и Джинни.

— Зачем? — Джинни озадаченно нахмурилась. — Гермиона, тебя полчаса назад выписали из…

— Да-да, я в курсе. Но я не собираюсь предаваться работе, правда!

Гермиона уже пожалела, что заговорила о школе, на ходу придумывая, что ответить подруге.

— Я хочу… сказать МакГонагалл, что уволилась из газеты…

— Ты уволилась из газеты?!

— Да, поэтому мне нужно сказать МакГонагалл, что больше мы не сможем заниматься расследованием…

— Мы?! С кем это? — Джинни, совершенно забыв, что куда-то направлялась, остановилась, не обратив внимания, что Гарри ушел далеко вперед, погруженный в свои мысли.

Гермиона прикусила губу. Черт, за все время, проведенное в больнице, она так и не рассказала друзьям о последних событиях в своей жизни. Не то чтобы она собиралась поведать им абсолютно обо всем…

— Мы… с Малфоем, — Грейнджер выдавила из себя его фамилию, отводя глаза, чтобы не видеть, как Джинни удивленно приоткрыла рот и смотрит на нее как на невиданное доселе явление.

— Прости, с кем? И ты молчала?! Он обидел тебя? Из-за него ты уволилась? Съехала с квартиры? Он доставал тебя? Гермиона, ответь!

Вопросы сыпались, словно из дырявого мешка, заставляя проходящих мимо маглов нервно оглядываться на рыжеволосую девушку, столь ожесточенно жестикулирующую и разгоряченную. Даже давно опередивший их Гарри, наконец, услышал восклицания жены и поспешил вернуться обратно к своим спутницам, и теперь Гермиона стояла перед четой Поттеров словно захваченный партизан на допросе.

Джинни грозно выпытывала все подробности, снова становясь похожей на свою маму. Гарри сурово сдвинул брови, как в былые времена, когда не мог решить очередную загадку, связанную с Темным Лордом. Гермиона беззащитно хлопала ресницами, надеясь, что ее наивное выражение лица разжалобит обиженных друзей.

— Давайте я вам все обязательно расскажу позже, — Грейнджер все-таки прервала бесконечный поток вопросов, понимая, что это вряд ли сработает.

— Конечно, расскажешь, но прямо сейчас! — Не унималась Джинни, подталкивая мужа, но он лишь задумчиво посмотрел на подругу.

— Милая, я думаю, Гермиона сама может решать, что говорить и когда. На все есть свои причины, — мягко проговорил Гарри, видя благодарность на лице Грейнджер.

Конечно, он и сам замечал, что с ней что-то не так. Они не так много общались в последнее время, но Гарри все же знал о ней чуточку больше, чем Джинни. Именно в таком состоянии была его всегда собранная подруга, когда во время поиска крестражей их покинул Рон. Рассеянной, грустной, немного раздраженной… С дурацкой тоской в глазах, нисколько не тающей от натянутой улыбки. Сказать по правде, Гарри просто ждал, когда Гермиона проболтается сама… Не думал он только, что причиной ее хандры станет слизеринский ублюдок Драко Малфой.

Гарри сжал и разжал кулаки. Разумеется, он кое-что слышал о школьном враге. Молва приписывала ему таинственные психометрические умения, загадочным ореолом окутывающие его существование, невиданную силу и вообще едва ли не суперспособности. Бред, конечно. Белобрысый хорек вряд ли поумнел со времен Хогвартса, единственная его действительно развитая способность — филигранно обманывать людей, выходить чистеньким из любого дерьма и заставлять людей себя ненавидеть. Это он умеет лучше, чем кто-либо другой, да.

Джинни непонимающе уставилась на супруга.

— Гарри!

— Я думаю, нужно помочь Гермионе добраться до Хогвартса, — твердо закончил Поттер, беря жену под руку и подставляя Грейнджер локоть, — нет ничего такого, чего она не может рассказать нам, когда будет готова.

Профессор МакГонагалл, несмотря на всю свою строгость и сдержанность, всегда тепло принимала бывших учеников. Особенно тех, с кем воевала бок о бок. Эта мудрая женщина, несмотря на почтенный возраст, удивительно бодрая и энергичная, встречала их с радушием родного дома, готовая выслушать и помочь, если это потребуется.

Поэтому, когда несколько месяцев назад Гермиона Грейнджер, некогда лучшая ученица, вызвалась помочь в почти безнадежном расследовании исчезновения учеников, Минерва МакГонагалл с радостью приняла ее предложение. Конечно, ее немного удивляло, как с такими возможностями, умом, способностями, репутацией, в конце концов, Гермиона стала простой журналисткой в давным-давно пожелтевшем «Пророке». Но вопросов она не задавала, тем более что статьи ее читала с интересом, искренне надеясь, что правды в них больше, чем в опусах Риты Скитер.

А потом появился он. Драко Малфой. Нельзя сказать, чтобы его внезапное посещение стало для Минервы радостным сюрпризом. Скорее, наоборот. Холодный мужчина с расчетливым взглядом больше походил на своего отца, чем на себя в школьные годы. Кутаясь в дорогую дизайнерскую мантию, Драко поведал ей о смерти Люциуса, сумасшествии Нарциссы и своем плане по возвращению былого уважения к своей семье, от которой остались жалкие осколки. Помнится, тогда профессор МакГонагалл скептически посмотрела на самоуверенного слизеринца, так и не вернувшегося учиться на седьмой курс. Ее взгляд машинально упал на его левую руку, предплечье которой уродовала темная татуировка со змеей. Малфой презрительно, но вместе с тем, удрученно, усмехнулся.

— Вы все еще считаете, что это делало меня счастливым? — глухо спросил он, потирая Метку.

Минерва часто заморгала, вздрогнув от его тихого голоса.

— Я даже не хочу знать, какие чувства вы испытывали, получив… это.

— Все, что я прошу, — помочь мне и моей матери снова стать людьми, от которых не отплевывается приличное общество, — глядя серыми, как грозовое небо, глазами прямо в лицо директрисе, — тем более что действительно могу помочь. Не буду лгать, мне не особо интересна судьба учеников, тем более что их скорее всего и в живых-то нет. Они просто мой шанс вернуться к нормальной жизни.

Минерва МакГонагалл тяжело переваривала услышанное. Контраст между Гермионой, искренне и бескорыстно переживающей за пропавших ребят, и Малфоем, столь безразличным к их жизням, заставил ее тело похолодеть до кончиков пальцев.

— Вы сейчас думаете о том, что я законченный ублюдок, а Грейнджер святая, — ухмыльнулся Драко, рассматривая свои длинные ухоженные пальцы, — и это наверняка так и есть. Одно «но» — ваша дражайшая героиня войны не залезет ни в чью голову, не прочтет ничьи мысли, просто потому, что для нее это подло. А для меня нет…

Воспоминания роились в голове директрисы, когда она услышала скрип каменной горгульи — в кабинет кто-то поднимался. И только нескольких посетителей страж соглашался пропустить без предупреждения, переданного с домовиком.

— Мисс Грейнджер? — удивленно пробормотала Минерва, мельком вспомнив поговорку про черта.

Гермиона смущенно топталась на пороге, ничуть не напоминая боевую девчонку, пару месяцев назад ухватившуюся за расследование с горящими глазами. Волосы, собранные в нелепый пушистый пучок. Потрепанная магловская одежда. Поникшие плечи. Пустой, удивительно пустой взгляд. Словно и не ее.

— Что с вами?! — Забыв о боли в ногах, посещавшей ее каждый усталый вечер, МакГонагалл стремительно поднялась из кресла. — Что с тобой, Гермиона?

Гермиона потерянно улыбнулась, словно не совсем понимая, что она вообще здесь делает, но быстро взяла себя в руки.

— Здравствуйте! Профессор… простите, директор, я хотела узнать, как Эверли и Джеффри… ну…

— Для начала скажи мне, что с твоим лицом? Что с тобой? — требовательно спросила МакГонагалл, усаживая Гермиону напротив себя.

— Со мной уже все в порядке, меня сбила машина, — отмахнулась Грейнджер, надеясь, что директриса не станет допытываться. Словно попадания под машину были для нее обычным делом.

— Машина?

— Ну, такой транспорт, вроде «Фордика» мистера Уизли, на котором… — принялась объяснять Гермиона, активно размахивая руками, словно обрисовывая «Фордик» мистера Уизли».

— Я знаю, что такое машина, мисс Грейнджер, — раздраженно бросила МакГонагалл, взмахом волшебной палочки призывая к себе поднос, на котором стояли кофейник и чашки, — мне больше интересно, как все произошло.

— Ну… я задумалась, когда переходила дорогу, и вот, — Гермиона развела руками, — Гарри и Джинни помогли мне оказаться в Мунго, и теперь все хорошо.

— Ну, конечно, — взгляд директора потеплел, — куда же без Поттера!

Гермиона порадовалась, что появилась возможность оттянуть момент признания в том, что на самом деле она просто уволилась из газеты, идти особо некуда и… а что и, девушка не знала. МакГонагалл не могла решить все ее проблемы по щелчку пальцев, более того, одну из этих проблем она сама ей и навязала. В памяти всплыл тихий хриплый голос, шепчущий ее имя, и запах горячей мыльной пены, окутавшей ее и его тела. Теплые сильные руки, безжизненная Метка, серые, пронизывающие насквозь, раздевающие догола глаза…

— Мисс Грейнджер, — Минерва сухо прокашлялась, — вы не выходили на связь больше двух недель. Вы отправили письмо в редакцию, что увольняетесь, и все документы по делу Беннет и Диксона приняла Джуди Пикс. Она уже приходила, на редкость бестолковая девица.

Гермиона понимающе хмыкнула. Глупо, слишком глупо было думать, что Минерва МакГонагалл ничего не знала.

— Я не спрашиваю, что произошло, Гермиона, — продолжила директриса, вертя в руках фарфоровую кофейную чашечку, — я не спрашиваю, куда вы пропали, почему уволились и почему пришли ко мне сейчас. Потому что вы не одна возвращаетесь в этот кабинет, когда это необходимо.

Минерва достала из ящика конверт и положила его перед Гермионой. Она хотела было взять его, когда услышала за спиной писклявый голос домовика:

— К вам посетитель, директор МакГонагалл.

Женщина кивнула, улыбнувшись уголками губ, и задумчиво посмотрела на Гермиону..

— Мне уже кажется, что ничего не случайно, мисс Грейнджер.

Гермиона обернулась, столкнувшись с насмешливым взглядом серых глаз.

Сердце пропустило удар, глухо ухнув в пустоту, как на американских горках. Гермиона некстати вспомнила аттракционы в Диснейленде, на которые ее водили родители в детстве. Сейчас она была готова вспоминать все, что угодно, лишь бы не тонуть в этом штормовом омуте, не цепляться взглядом за тонкую паутинку ранних морщинок, не думать о том, чтобы закричать и никогда не видеть его. Как Гермиона и хотела. Потому что когда он появляется в ее жизни, происходит непередаваемая…

— Здравствуйте, директор. Привет, Грейнджер. Давно не виделись.

И, не спрашивая разрешения, Драко Малфой совершенно не аристократично плюхнулся в кресло рядом с Гермионой, с наигранной заинтересованностью глядя на директрису МакГонагалл.

— Грейнджер, и долго ты собираешься от меня бегать?

Как Гермиона ни пыталась выскользнуть из кабинета директрисы первой и раствориться в толпе студентов, следом за ней сразу же вышел и Малфой. Нагнав, он схватил ее за руку, заставляя замедлить шаг.

— Я от тебя не бегаю! Больно надо! — возмутилась Гермиона, даже не пытаясь вырвать свое запястье из его пальцев — знала, что бесполезно.

— Да что ты говоришь, — иронично протянул Малфой, оглядывая ее с ног до головы, — и, кстати, выглядишь хреново, что с тобой? С лицом что?

— Не твое дело!

— И все же?

— Порезалась, — хмуро буркнула Гермиона, отводя глаза. Она чувствовала себя до одури неуютно и глупо, даже не пытаясь унять бешено колотящееся сердце. — Машина сбила.

«Дура!»

— Похоже, как если бы ты под Хогвартс-экспресс попала, — продолжал ерничать Малфой, постепенно перебираясь пальцами с запястья к ладони, — так торопилась унести свое бренное тельце подальше из моей уютной теплой постельки?

— Ты что-то путаешь, Малфой, постель-то была моя. Ты ее нагло оккупировал!

— Не заметил, чтобы ты была против! — флегматично протянул Драко, подходя все ближе. Гермиона старалась не дышать глубоко, чтобы не вдохнуть случайно его запах, становящийся уже почти… родным?!

— Как будто ты спрашивал! — Она отступила на шаг.

— А зачем было спрашивать, если ты вполне однозначно позволила мне…

— Заткнись!

— Позволила мне отыметь тебя прямо в твоей гребаной ванне, после чего…

— Заткнись, заткнись, заткнись!!! — Гермиона уже орала, не думая о том, что на них смотрит добрая половина людного коридора.

— То есть про то, как ты извивалась на мне, напоминать не надо?

Этот голос, осипший, знакомый, шепчущий горячим дыханием прямо ей в ухо, пробирал до костей. Гермиона, понимая, что ярость уже стучит в висках крохотными молоточками, сжала кулаки, чувствуя, как в них оказались его пальцы, холодные и сухие. Злость переполняла ее, липким кипятком грозясь выплеснуться наружу, и она бессильно сжала их, словно надеясь сломать. Не помогло, в сотый раз не помогло.

Куда бы она ни бежала, где бы ни пряталась, он почему-то оказывался рядом с ней. Говорил отвратительные вещи, выводил из себя, заставлял ненавидеть его. Хотеть. Хотеть прямо как сейчас, потому что только с ним, черт возьми, под ним, она могла чувствовать себя в безопасности, несмотря на все то невероятное дерьмо, в которое они вляпывались из-за него. В безопасности, от которой она отвыкла, которая стала каким-то идиотским наркотиком, эфемерным, невозможным. Шестым чувством Гермиона ощущала, что Малфой, призрачный и нестабильный гарант спокойствия, виноват во всем, начиная от ее бессонницы и заканчивая попаданием под машину.

— Не надо мне ни о чем напоминать, — прошипела Гермиона, даже не пытаясь убрать его руку со своей талии. Холодные пальцы, забравшись под ее рубашку, пробирались все выше, прижимали ее хрупкое тело к его крепкой груди все крепче. — Как только ты появляешься на горизонте, моя жизнь превращается в одну огромную непролазную задницу, Малфой!

— Вряд ли поэтому. Хотя ты права, напоминать не надо, — поморщился Малфой, — потому что ты и так все хорошо помнишь, Грейнджер?

Его лицо было совсем близко. Стальные глаза смотрели насмешливо, даже без доли привычной надменности и самодовольства. Просто взгляд мужчины, который искренне хочет раздеть женщину прямо здесь и сейчас. Терпкий запах парфюма, кофе и сигарет. Сигарет?.. С каких пор?...

Додумать Гермиона не успела. Толкнув дверь ближайшего кабинета, к счастью пустого, Малфой запер его заклинанием и, не давая опомниться, вцепился жарким, грубым поцелуем ей в губы. Его руки привычно, резко расстегивали пуговицы на ее рубашке, в то время как сама Гермиона, отбросив мысли, стягивала с него футболку, не прерывая объятий ни на секунду. Словно боясь выпустить его лицо из своих ладоней, боясь потерять его распухшие от поцелуев губы.

На полу оказалась вся их одежда, став своеобразным покрывалом для разгоряченных, не сопротивляющихся своим запретным желаниям любовников. Позже Гермиона и сама бы не ответила, что заставило ее, принципиальную, гордую, умную, в конце концов, девушку, вновь оказаться под этим беспринципным, наглым, самовлюбленным… нужным, необходимым, практически, блять, родным засранцем…

— Дра… Драко! — вскрикнула Гермиона, чувствуя, что он двигается в ней все резче, все сильней, заставляя ее изгибаться, царапаться, прижиматься к нему все яростней, словно в надежде никогда не отпускать.

Так, наверно, и должно было быть. Потому что даже когда для них обоих все закончилось, заставив тела одновременно содрогнуться, хрипло дыша, Гермиона не хотела разъединять рук, чтобы не упустить кроткого, едва ощутимого чувства счастья.

— Надеюсь, на этот раз ты не убежишь от меня, Грейнджер? — шутливо грозно спрашивал Малфой, путаясь в штанинах джинсов и смешно покачиваясь на одной ноге. Гермиона смотрела на него, изо всех сил стараясь не засмеяться, понимая, что и сама выглядит не менее комично, в третий раз неправильно застегивая пуговицы на рубашке.

— Да от тебя вообще сложно скрыться, знаешь ли, — Гермиона, наконец, справилась с пуговицами, придирчиво глядя на свое отражение в зеркальной дверце шкафа, в котором наверняка хранились какие-нибудь волшебные приборы. Или что-то вроде того.

— Кстати, ты ведь так и не сказал МакГонагалл, зачем приехал в Хогвартс, — продолжила она, удовлетворившись своим внешним видом. — И, раз уж так совпало, что я тоже здесь, то мне интересно услышать твою очередную восхитительную историю.

Драко, уже одетый, немного помятый, но все равно удивительно свежий и бодрый, нахмурился, мигом теряя блеск в глазах и былую живость.

— Черт, Грейнджер, вот умеешь ты настроение испортить! — с досадой проворчал он, надеясь увильнуть от ответа, чем еще больше распалил ее любопытство.

— И все же я слушаю, — в аудитории, залитой глубоко вечерним красным солнцем, ее глаза, теплые, темные, затягивающие, походили на два уголька, дотлевающих в полумраке. От этих глаз не хотелось отрываться, только смотреть в них, тонуть, раз за разом раз прокручивая в голове ее севший голос, нашептывающий его имя.

— Малфой?

Драко вздрогнул. В тысячный, наверное, раз.

— Назови меня по имени, Грейнджер, — тихо попросил он, оказываясь совсем рядом, нежно запуская пальцы в ее волосы, заставляя встать на цыпочки, приподняться к нему, совсем близко, всматриваться в его лицо.

— Зачем?

— Просто назови, пожалуйста.

«Пожалуйста». Первый раз за херову тучу лет, черт побери. И первый раз для нее.

— Драко, — послушно произнесла Гермиона, завороженная теплом его ладоней, его глухим хриплым голосом.

— Спасибо, — Малфой опустил голову, прижав Гермиону к себе. Трогательно и… искренне?

— Спасибо, — повторил он и продолжил: — потому что так я понимаю, что ты говоришь именно со мной.

— В смысле? — Гермиона нахмурилась.

— Мне не хватало этого в Мэноре.

— Ты все-таки там был? — обрадованно воскликнула Грейнджер, робко опуская руки ему на плечи. — Как Нарцисса?

— Уже лучше, — бесцветно отозвался Малфой, шумно дыша, словно надеялся вдохнуть ее запах до самой последней капли, — но все еще рисует… нас.

— Нас?

— Отца. Меня. Моего потерянного брата. Нас, — отвратительно горько, непривычно для самого себя и для Грейнджер пояснил он, целуя ее, словно стараясь отвлечься, забыть то, что только что облек в слова.

Гермиона замерла, чувствуя, как странное, холодное ощущение пробирается под одежду вместе с прикосновениями Малфоя, сопутствуя его требовательным умелым губам, рукам.

В голове будто что-то щелкнуло, расставляя сумбурные мысли по полочкам. Пробуждая в душе щемящие чувства жалости, болезненной нежности, боязни, запоздалого сочувствия, чего-то еще, непонятного, почти осязаемого.

Стало страшно. Иллюзорное чувство безопасности рассеялось.

Кажется, ей, к сожалению, было что сказать.

====== 16 глава ======

— Когда ты собиралась мне об этом рассказать? — запыхавшись от быстрой ходьбы, прошипел Малфой. Одной рукой он расталкивал густой поток встречных прохожих, а другой крепко вцепился в пальцы Гермионы. Она ощущала себя собачкой на поводке, которую недовольный хозяин тащит за собой на прогулке.

— Я вообще не собиралась ничего тебе об этом рассказывать, — на автомате огрызнулась она, прекрасно понимая, что ее резкий тон ничуть не отпугнет раздраженного Малфоя.

В памяти всплыли события часовой давности.

Едва тусклые тихие слова о его семье растворились в воздухе, Гермиона поежилась как от внезапного морозного ветра. Слишком остро прозвучали они, и слишком для нее значительно. Малфой обнимал ее озябшее от некоего страха тело, а сама Гермиона видела перед глазами два абсолютно одинаковых лица, так не похожих друг на друга.

— Я, наверное, раньше должна была тебе сказать, — она зажмурилась, отстраняясь, — но твой брат живет в мире маглов.

Гермиона привыкла к его эмоциям, они в некотором роде стали ей близки. Более того, она принимала их, принимала самого Малфоя с этими его всплесками раздражения, внезапными приливами непонятной веселости или грусти. Но то, что происходило с ним сейчас… это была даже не ярость или злость, не было даже удивления. Скорее, недоверие и обида. Недоверие и обида маленького ребенка, от которого скрывали нечто очень важное и значительное, то, что он узнал случайно и не от того, кого нужно.

— Ты шутишь, — четко выговорил Драко, больно сжимая ее плечи и даже не замечая этого.

— Нет, — так же тихо ответила Грейнджер, — его зовут Деймон Донован, и он работает официантом в кофейне.

Малфой потряс головой, словно надеясь проснуться. Не помогло. Обида в глазах медленно сменялась гневом. И только сильные пальцы все крепче смыкались, оставляя на нежной коже синяки.

Желая выпутаться из этих неприятных объятий, Гермиона дернулась и, сдерживая непонятно откуда взявшиеся истеричные слезы, сбивчиво заговорила. Обо всем, что знала; с того самого момента, как впервые увидела теплые серые глаза, спрятанные за неаккуратно подстриженной челкой. С того дня, когда она действительно не поверила своим глазам. И заканчивая той минутой, когда она почти сбежала от Гарри и Джинни, попутно убеждая их, что только в Хогвартсе она будет в безопасности.

В безопасности, как же. Хреновая какая-то безопасность.

Она, наверное, не смогла бы точно сказать, как они оказались в магловском Лондоне так быстро. Скорее всего, Драко просто тащил ее за собой как обмякшую плюшевую игрушку.

Голова болела нестерпимо. Лицо словно жгло огнем. И думать она могла сейчас только об этом.

— Это здесь?

Гермиона подняла глаза, неясно видя перед собой двери уютной кофейни. На улице почти стемнело, и теперь ее окна призывно мелькали разноцветными гирляндами. Мелькнула смутная мысль, что скоро Рождество.

— Да.

Они вошли в теплое помещение, напрочь пропитанное ароматами кофе и шоколада. Умопомрачительно пахло свежей выпечкой, но Гермионе казалось, что пряный запах огнем выжигает ее внутренности. Это было похоже на состояние, в котором она оказалась под колесами машины.

Она видела, как Драко о чем-то разговаривает с толстым неповоротливым управляющим. Мэттом, кажется. Малфой говорил тихо, пристально глядя в глаза собеседнику, и тот, словно завороженный, следил за движениями губ Драко.

Гермиона облокотилась на стену, в тщетной попытке унять слишком быстрое сердцебиение. Ей казалось, что она видит образами, расплывчатыми фигурами, которые никак не хотят выстраиваться в четкую картинку.

Снова хотелось спать. До тошноты хотелось. Гермиона моргнула, но плывущее изображение никуда не исчезло.

— Идем, — Малфой смотрел куда-то в сторону, будто разговаривая не с ней, — его здесь нет.

Смысл слов доходил медленно, отдельными звуками пробиваясь как сквозь вату. Каждый шрамик на лице словно прижигали заново. Слишком больно, чтобы терпеть.

Гермиона видела, как изменилось выражение его лица, но сказать ничего не могла. Опять хотелось спрятаться куда-нибудь, но сил не было. И, скорее всего, это хорошо. Как показывал опыт, ее нелепые попытки сбежать не заканчивались ничем хорошим. Она все равно оказывалась рядом с ним.

Силуэты все так же плыли перед глазами, но Гермиона видела, как Малфой присел на корточки и внимательно смотрел ей в лицо. Она плохо различала его очертания, но чувствовала, как Драко хмурится и, кажется, что-то спрашивает. Но ей не хватало сил сказать хоть слово.

А Малфой боролся с желанием бросить все, махнуть рукой и немедленно начать поиски потерянного, так и не обретенного брата. Их отделяло несколько шагов, призрачных ступенек, но никто не мог сказать, где Деймон. На работе он не появлялся уже несколько дней, и крайне раздраженный толстяк-управляющий не знал, где искать своего работника.

Парочка простеньких заклинаний античной магии, и противный Мэтт, пережевывая звуки мясистыми жирными губами, как сомнамбула повторял одно только «Не имею понятия». Не врал. Противиться древнему волшебству, которым так удачно владел Малфой-младший, этот отвратительный субъект в засаленной рубашке не смог бы. Все, что Мэтт смог выдать полезного, — адрес Деймона Донована. Драко не слишком хорошо знал магловский Лондон, но даже он имел представление об этом не самом благополучном районе. Да уж, не в самое приятное местечко занесло его братца.

Всегда хладнокровный, продуманный до мозга костей Драко Малфой готов был броситься в омут с головой, выискивая своего двойника хоть в адском пекле, хоть в ледниках Антарктиды. Адреналин подгонял его, заставляя нервно отстукивать ногой и хрустеть пальцами. Драко нащупал в кармане пачку сигарет, которые с некоторых пор стали его постоянными спутницами. Как оказалось, вкус дорогого табака идеально сочетается с крепостью ирландского виски. Драко готов был закурить прямо здесь, в душной кофейне, пропахшей корицей и дешевым шоколадом, когда, наконец, вспомнил про Гермиону.

Она скорчилась у стены, прикрывая голову руками, и немногочисленные посетители косо поглядывали на нее. Со стороны Грейнджер походила на измученную наркоманку, которой явно не хватало очередной дозы. Глаза лихорадочно блестели, на лбу выступили капельки пота, волосы растрепались и больше обычного напоминали воронье гнездо. Малфой ощутил нечто сравнимое с жалостью, дикое для него чувство, до этого практически неизведанное и оттого пугающее до чёртиков. Гермиона выглядела настолько беззащитной, насколько и измученной. И почему-то Драко стало казаться, что виноват в этом он сам.

Малфой опустился к ней и сжал лихорадочно горящие сухие ладони. Гермиона практически не отреагировала, лишь слабо дернувшись в ответ. Наверное, именно в этот момент равнодушный и циничный Драко Малфой понял, что готов понести хоть каплю ответственности за кого-то кроме себя. За эту хрупкую девчонку, съежившуюся на не самом чистом полу. За храбрую гриффиндорку, столь ненавистную ему и все же столь желанную, что хотелось вцепиться в ее бледные губы и не отпускать, пока кровь не выступит. За Гермиону Грейнджер, самую большую занозу в заднице и самую нужную ему сейчас женщину.

Она доверчиво уткнулась носом ему в шею, обвивая ее руками. Влажные волосы, растрепавшиеся из нелепого пучка, коснулись его лица. Странное ощущение, словно так и должно быть.

Щелчок пальцами, чтобы отвлечь маглов от них. На кухне что-то громко взорвалось, жаром открыв хлипкую дверь кухни; посетители, синхронно вскрикнув, кинулись кто к выходу, кто под стол. Идеально, чтобы незаметно исчезнуть.

Ему стало казаться, что трансгрессировать с практически бесчувственной Грейнджер входит в разряд его вредных привычек. Не сказать, что ему это нравилось, но выбирать не приходилось.

Прежде чем его ослепило вспышкой трансгрессии, Малфой заметил ее легкую, почти блаженную улыбку. Выражение лица человека, которому стало легче после сильной боли. Но Драко не успел об этом задуматься, так как картинка изменилась и вместо разрисованных кофейными чашками стен перед ним возникли величественные серые ворота с выкованным на них фамильным гербом.

Для Гермионы запахи были своеобразным хроноворотом, тем, что возвращало ее в давно прожитые моменты. Она ощущала их до мельчайших ноток, будь то тяжелые землистые запахи теплиц мадам Спраут, пыльные залежи библиотеки или аромат чая с бергамотом, который так любит ее отец. Каждого человека она узнавала по запаху, так же, как и места, где ей случалось бывать. Но сейчас, когда желания открывать глаза не было, она пребывала в некоем дежа вю. Немного пахло сыростью, травами, чистым постельным бельем и виски. Непривычная смесь, но судя по знакомому размеренному дыханию рядом, бояться ей нечего.

Странный приступ истеричного жара отступил, словно его и не было. Тело наполняла легкость, как если бы она проспала не менее десяти часов. Гермиона осторожно протянула руку и, нащупав мягкую ткань малфоевской футболки, уснула.

— Ты притащил меня в Малфой Мэнор?! — Гермиона в ужасе подобралась на кровати, прижимая к себе изумрудно-зеленое шелковое одеяло. Драко непонимающе уставился на нее.

— А что тебя так пугает, Грейнджер? — холодно осведомился он, принимая привычный высокомерный вид. — Смею тебя заверить, здесь никто не собирается издеваться над твоей немощной тушкой.

Гермиона смутилась.

— Дело не в этом, — она потерла шею, где за ухом навсегда остался небольшой шрам от ножа Беллатрисы Лестрейнж, — просто это твой дом, и я не слишком-то комфортно здесь себя чувствую, знаешь ли.

— Расслабься, — устало посоветовал Малфой, с удовольствием потягиваясь на подушке, — можешь считать, что я пригласил тебя в гости, вот и все.

— А Нарцисса? — Гермиона строго посмотрела на него.

— А что Нарцисса? Я уже достаточно взрослый мальчик, чтобы приглашать в дом девочек, — отмахнулся Драко и решительно взял ее за руки, — слушай, Грейнджер. Идти тебе сейчас некуда. Хогвартс не ночлежка для бездомных, а к родителям, я думаю, пойти ты не горишь желанием. Можно, конечно, сбагрить тебя в общежитие Уизли, но я слышал, что твой бывший женишок вернулся к мамочке на каникулы, поэтому это тоже не самый лучший вариант.

— Почему же? — подозрительно сощурилась Гермиона, прикидывая, почему Гарри и Джинни ничего ей не сказали. Собственный ответ на этот вопрос ей не понравился.

— Мне слишком нравится спать с тобой, чтобы так просто отдать тебя в лапы этого рыжего недоразумения.

Гермиона фыркнула. Таких признаний она от Драко Малфоя не ожидала.

— Это все причины?

— Нет, — неожиданно посерьезнел он, — есть еще две. Первое. Твои периодические приступы сумасшествия ненормальны. Не хочу нагнетать, но похоже на проклятие. И я больше чем уверен, что ты захочешь их изучить. Мне самому интересно, поэтому библиотека Малфоев в твоем распоряжении. И второе. Возможно, ты свежим взглядом сможешь параллельно найти что-то о… нем.

На последних словах Драко запнулся. Он и сам не знал, как говорить о Деймоне. Называть его этим именем он не мог. Может быть, это остатки маглоненавистнического воспитания, может, еще что-то. Но так или иначе он терялся, если нужно было произнести имя старшего брата.

Старшего брата. Само осознание факта, что в мире где-то есть еще один Малфой, его копия, заставляло Драко нервно вздрогнуть. Не то чтобы он боялся встретиться с ним. Наоборот, встреча со Стелласом — или Деймоном, как бы его ни звали — была самым его горячим желанием. Когда-то он так же яро хотел иметь настоящих друзей, блестяще играть в квиддич и получить высшемагическое юридическое образование. Ни с одним пунктом не срослось. Поэтому Драко надеялся, что в качестве компенсации знакомство с братом все же состоится.

— Ты всерьез считаешь, что меня прокляли? — скептически поинтересовалась Гермиона, отвлекая его от невеселых мыслей.

— Вполне может быть. Или ты и раньше периодически впадала в истерики, страдала от неожиданных ожогов и жара по всему телу?

— Нет, конечно. Просто кому было нужно меня проклинать?

— Не знаю, Грейнджер, не знаю, — Малфой принялся задумчиво накручивать ее локон на палец, — но херня это не здоровая, точно тебе говорю.

— Фу, ты говоришь как… — Гермиона смешно поморщилась.

— Как твой бывший дружок? — в тон ей ответил Малфой, не отпуская ее волосы. Будто эти сухие безжизненные пряди могли ему нравиться, ей-богу.

— Нет. Как… — Гермиона задумалась, подбирая нужные слова, но он не дал ей ответить, легко целуя. Она удивленно подняла на него глаза, но увидела лишь хитрую ухмылку. Еще никогда он не позволял себе таких внезапных нежностей. Ведь ему просто нравилось спать с ней.

Их отношения напоминали скачки кардиограммы. От лютой ненависти к трогательной нежности, от неистового возбуждения к полнейшей апатии, от истерических криков до горячего шепота.

Убежать, спрятаться, забыть, как страшный сон. Забыть, как тот отвратительный труп в грязном туалете дешевого мотеля.

Она уже становится такой же циничной и хладнокровной, как он.

Не отпускать, прижаться всем телом, целовать до боли в губах, позволять делать с собой все, что ему хочется. Все что ей хочется. Все, что заставляет стонать от удовольствия и извиваться под ним. Или на нем.

Он начинает понимать каждое ее движение, каждый вздох, каждый сантиметр ее тела.

Кажется, это называется чертовой химией. И, кажется, это нравится им обоим.

Гермиона очень боялась встречи с Нарциссой Малфой. Эта холодная, надменная женщина пугала ее своей ледяной красотой, пристальным взглядом презрительных глаз и повелительными нотками в голосе. Именно такой запомнила ее Гермиона Грейнджер, будучи школьницей. Школьницей, которой пришлось давать отпор одному из самых могущественных темных волшебников. Школьницей, орущей от боли от Круцио, направленного на нее сестрой Нарциссы.

Но эти несколько лет изменили не только саму Гермиону, но и леди Малфой. Девушка никогда не считала ее ни плохой, ни хорошей, лишь автоматически причисляя ее к вражеской стороне. По-человечески она все-таки ее понимала и в чем-то даже оправдывала. И сегодня, глядя на эту излишне худую женщину, о былой стати которой напоминали только аристократично прямая осанка и идеально уложенные, уже с проседью волосы, Гермиона все еще внутренне вздрагивала, услышав ее голос.

Нарцисса не удивилась ее появлению на завтраке. Она лишь тепло кивнула и предложила ей стул напротив себя.

— Доброе утро, мисс Грейнджер, — прошелестела она, мало напоминая саму себя такой, какой ее помнила Гермиона. И эти метаморфозы Нарциссы Малфой пугали больше, чем если бы она осталась прежней.

— Здравствуйте, — скованно поздоровалась в ответ Гермиона, с ужасом глядя на количество столовых приборов. Одних только вилок она насчитала больше семи. Гермиона чувствовала, как по спине пополз холодок, а уши, наоборот, загорелись.

Нарцисса заметила ее смущение и примирительно произнесла:

— Не переживайте насчет этого, я и сама уже забыла, для чего половина из этих вилок, но нашего Хуки не переделаешь, он каждый раз выкладывает весь арсенал.

— О, я… — Гермиона покраснела еще больше, незаметно одергивая рукава рубашки. Мерлин, до чего же неуютно она себя сейчас чувствовала!

— Гермиона, — прервала ее Нарцисса, — можно я буду тебя так называть? Я не знаю, какие отношения вас связывают с моим сыном, скажу одно — он всегда трепетно относился к этому дому и не привел бы сюда кого попало. И если ты действительно настолько важна для него, что оказалась здесь, то и я приму тебя. Драко рядом, и это все, что мне нужно.

Гермиона молчала, не зная, что сказать, поэтому просто кивнула.

— Спасибо. Откровенно говоря, я и сама не знаю, какие отношения нас с ним связывают, но, уверяю вас, я не буду вам мешать, — тихо ответила она, собравшись с мыслями.

— Знаешь, даже если ты как-нибудь заглянешь ко мне и мы выпьем по чашке кофе, я против не буду. Я соскучилась по людям. К тому же, насколько мне известно, ты очень умная девушка, так что о чем поговорить, думаю, найдется.

Со стороны двери послышались тихие шаги, утопающие в ворсе дорогого ковра.

— Дамы, у вас слишком уж теплая компания собралась, прямо знакомство с родителями, — насмешливый голос Драко Малфоя раздался в тот момент, когда Хуки осторожно вносил в столовую поднос с изящным чайным сервизом, — если можно, я к вам присоединюсь.

— Конечно, милый, — Нарцисса улыбнулась на несколько градусов теплей, ласково глядя на сына, — мы с Гермионой как раз договорились познакомиться чуть ближе.

— Отлично, — с напускной бодростью отозвался Драко, уже намазывая тост джемом, — Грейнджер, передай, пожалуйста, сахарницу.

Гермиона фыркнула, а Нарцисса посмотрела на него с упреком:

— Драко!

— Мам, прекрати. Мы привыкли называть друг друга по фамилии.

Леди Малфой сурово поджала губы, но промолчала. Теперь, когда дни ее молчания и полусумасшедшего одиночества были позади, женщина больше всего боялась снова остаться одна. И главенство сына в этом мрачном, но таком родном поместье она приняла безоговорочно.

Когда вечером Хуки доложил, что молодой хозяин вернулся не один, а в компании молодой особы, Нарцисса насторожилась. Драко действительно серьезно относился к своей семье, к ней, чтобы просто так привести в дом женщину. Конечно, леди Малфой не питала иллюзий насчет невинности своего сына, тем более в его возрасте. Если говорить честно, она отбросила эти сомнения, когда Драко еще учился в Хогвартсе. Времена были темные, тяжелые, но взросление юного Малфоя никто не отменял. Он был слишком похож на отца, чтобы не привлекать девушек.

Больше Нарциссу удивило, кто стал избранницей ее сына.

Гермиона Грейнджер. Героиня войны, человек, которого Драко ненавидел. Девушка, храбро сражавшаяся против него. Умная, своеобразная, слишком честная, чтобы принять ее циничного сына. Подруга Гарри Поттера. Маглорожденная. Конечно, ныне последний довод не имеет особого значения, но все же. В конце концов, Гермиона Грейнджер не была красавицей в классическом понимании этого слова. Особенно сейчас.

Нарцисса видела перед собой болезненно худую, осунувшуюся девушку, уставшую и измученную. Одета она была просто, в потрепанную рубашку и растянутые джинсы. Не было в ней ни особого шарма, ни нарочитого обаяния. Что Драко нашел в ней? Мерлин его знает. Только Нарциссе казалось, что он смотрит на Грейнджер чересчур задумчиво, чтобы она стала простоочередной пассией. И, как ни странно, леди Малфой это устраивало.

Гермиона слишком хорошо разбиралась в библиотеках, чтобы равнодушно пройти мимо книгохранилища Малфой Мэнора. Огромное помещение от пола и до потолка забитое фолиантами заставило ее минуты две восхищенно стоять посреди всего этого великолепия с открытым ртом.

— Я смотрю, кто-то впечатлен, — довольно протянул Малфой, наслаждаясь произведенным эффектом.

Гермиона смутилась. В который раз за этот день.

— И как ты мне предлагаешь искать здесь что-то про это, как ты говоришь, проклятие? — уязвленно вскинулась она.

Лучшая защита, как известно, нападение.

Драко примиряюще поднял руки.

— Я тебе все покажу, успокойся. Мерлин, Грейнджер, я понимаю, почему вы с Уизли разошлись, — у тебя же отвратительный характер!

— С твоим характером вообще еще никто не сходился, насколько мне известно, — огрызнулась Гермиона, направляясь к стеллажу, латунная табличка на котором гласила: «Optimi consiliarii mortui». Гермиона провела пальцем по гравировке, рассматривая корешки абсолютно безобидных на вид книг. Вот только переплеты их удивительно напоминали человеческую кожу.

— Лучшие советники — мертвые? В этом действительно что-то есть.

— Под обложкой заточены души их авторов, — пояснил Драко, беря ее за руку и уводя от этих полок, — сама понимаешь, не самые светлые и добрые артефакты. К ним советую прибегать только в крайних случаях.

— И они вот так просто стоят у всех на виду?! — ужаснулась Гермиона.

— Ну, как сказать — на виду. Ты едва ли не первый посетитель этой библиотеки, не являющийся членом нашей семьи. Вообще, здесь много всего опасного и того, к чему лучше не прикасаться, но ты достаточно умная девочка, чтобы не схватить в руки «Самых кровожадных тварей» Гуго Беспалого, верно?

Гермиона кивнула. В крови поднималось волнующее чувство восторга, с которым она всегда смотрела на книги. Тем более настолько редкие, что, возможно, кроме этой комнаты их больше нигде и нет.

Прошло, наверное, более нескольких часов, когда Гермиона, наконец, отложила огромный том «Древнейших необратимых проклятий». Несмотря на явную черномагическую направленность, это творение Черчи Борджиа представляло собой весьма интересное описание не только самых душераздирающих анафем, но и захватывающих историй о том, кто и при каких условиях им подвергался. Правда, Гермионе это никак не помогло — проклятий с ее симптомами она так и не вычитала.

Тяжелые напольные часы пробили семь часов вечера. Гермиона оглянулась. В огромных кованых канделябрах давным-давно зажглись свечи, и теперь отблески пламени создавали зловещие прыгающие тени. За высокими окнами, спрятанными за тяжелыми изумрудно-черными портьерами, проснулся заунывный сквозняк, с размаху врывающийся в стекла. Гермиона отогнула край ткани и увидела, как мелкие снежные хлопья быстро кружатся в воздухе, подгоняемые порывами ветра. В темном небе этот снежный вихрь казался едва ли не метелью.

Гермиона поежилась и поднялась на ноги, разминая затекшие мышцы. Странно, что Малфоя до сих пор нет. Ей казалось, что он должен был давно прийти за ней.

Осторожно проходя лабиринт стеллажей, Гермиона скорее хотела найти выход. По пути ей попадались несколько пуфиков и диванчиков, накрытых красивыми пледами. Кажется, у каждого жителя Малфой Мэнора было свое излюбленное место в этой библиотеке. По крайней мере, то огромное удобное кожаное кресло, в котором она провела последние несколько часов, как ей казалось, принадлежало самому Драко. Гермиона так и видела, как еще маленький Малфой, уютно свернувшись в нем, читает «Сказки Бидля». Или что там читают будущие выпускники Слизерина.

Наконец, резная дубовая дверь, подбитая причудливым выкованным орнаментом, была найдена. Гермиона вздохнула с некоторым облегчением — с наступлением темноты библиотека наполнилась странными скрипами, прячущимися по углам тенями и, казалось, шорохами страниц. Будто бы умершие хозяева вернулись домой, чтобы провести уютный вечер в компании любимых фолиантов. Или заточенные души покинули свое пристанище, желая развеяться.

Или люди, искалеченные и замученные в этом темном и пугающем замке, оставившие здесь свои последние мгновения, пришли посмотреть на героиню войны, которая так и не смогла их спасти.

Погруженная в свои мысли, мурашками гуляющие по всему телу, заставляющие волосы на голове шевелиться, Гермиона не сразу заметила белеющее пятно на полу, поэтому, когда наступила на него, ощущение чего-то инородного под ногой испугало ее еще сильней.

— Мерлин! — выдохнула она, наклонившись.

Она внимательно разглядывала сложенный во много раз белоснежный пергамент, исписанный красивым витиеватым почерком. Источник света остался далеко позади, поэтому различить буквы было очень сложно.

Гермиона сделала еще один шаг, и дверь библиотеки закрылась. Гермиона вздрогнула, но все же не смогла оторвать глаз от пергамента. Смысл написанного расплывался, с трудом складываясь в строчки, но, дочитывая последние слова, Гермиона ощутила холодную дрожь в коленях. Детальки пазла, и до этого разрозненные, совершенно перепутались.

Странное заклинание или пророчество, написанное ровными изящными буквами. Четыре строчки, пугающие и непонятные.

Потерянный в суровой толще лет,

Не найденный родителем своим,

Возьмет по праву, что ему принадлежит,

Коль предаст душу в жертву его мать.

Гермиона оглянулась, не совсем понимая, куда ей сейчас идти в огромном неприветливом Мэноре. Но, кажется, ей нужно срочно найти Драко Малфоя.

====== 17 глава ======

Комментарий к 17 глава Спасибо всем, кто читает, “плюсует” и комментирует мои работы! Безумно благодарна вам, мои вдохновители!

С Новым годом и православным Рождеством вас, милые!

п.с. Прошу простить за возможные ошибки, спасибо всем, кто помогает в публичной бете! Надеюсь, возможные опечатки и неточности не испортят вашего впечатления от работы)))

Гермиона до последнего не хотела признаваться самой себе, что напрочь заблудилась в неприветливых коридорах Малфой Мэнора. Раз за разом проходя запутанные галереи, увешанные потемневшими от времени портретами, она корила себя за то, что не дождалась Драко в библиотеке. Абсолютно идентичные серые стены топорщились коваными дверными ручками-близнецами, и даже мраморные плиты пола, казалось, были истерты временем совершенно одинаково.

Более того, старинный замок будто дышал и мог мыслить, издавая утробное подвальное ворчание или, наоборот, протяжно стеная сквозняком на все лады.

Не было в Мэноре величественного лоска, который ожидала увидеть Гермиона, он походил скорее на стареющего ловеласа, стыдливо прикрывающего потертости на старом камзоле. Хотя, возможно, она просто забрела в старую, неиспользуемую часть замка, которую, впрочем, усердно убирали вездесущие домовики. Кстати о них. Гермиона уже была готова поступиться собственными убеждениями и призвать на помощь домового эльфа, когда одна из безликих дверей открылась, и из-за нее показалась Нарцисса.

— Миссис Малфой! — С облегчением выдохнула Гермиона, не забывая спрятать смятый листок белоснежного пергамента поглубже в карман толстовки.

Женщина, совершенно не ожидая встретить кого-то, вздрогнула и затравленно оглянулась. Но, увидев ее, поспешно попыталась придать лицу приветливое выражение.

— Гермиона! Что вы здесь делаете? — Ее голос был излишне напряжен, а руки подрагивали. Женщина и не заметила, как снова перешла на «вы».

Гермиона смутилась.

— Малфой… Драко разрешил мне воспользоваться библиотекой, а на обратном пути я заплутала… не дождалась его, — пояснила она, но, заметив нервное состояние хозяйки замка, встревожилась. — Что-то случилось?

— Нет-нет, — Нарцисса плотно закрыла дверь и уже спокойнее продолжила: — под вечер у меня часто болит голова, и сегодня, к сожалению, именно такой день. Ни одно зелье мне не помогает, остается только спрятаться в комнате и ждать утра.

— Может, вам нужна какая-либо помощь?

— Нет, милая, — леди Малфой мягко улыбнулась, но Гермиона все равно почувствовала странное сосущее ощущение под ложечкой. Она в Малфой Мэноре, ведет светскую беседу с матерью своего злейшего врага, с которым теперь периодически спит. Хозяин Мэнора гниет в могиле, и никто больше не зовет ее грязнокровкой.

Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но, кажется, так наступает светлое будущее.

Только внутренний голос не советует расслабляться.

— Гермиона, помните, я говорила о чашечке кофе? Не думаю, что стоит пить его на ночь, поэтому предлагаю травяной успокаивающий чай.

— Спасибо, миссис Малфой, — тревожный колокольчик все громче звенел, словно предупреждая о неведомой опасности, но Гермиона уверенно последовала за Нарциссой. — Вы не знаете, где Драко?

— Честно говоря, я думала, вы вместе, — усмехнулась женщина, — но в этом он весь. Никогда не знаешь, чего от него ожидать. Вполне возможно, он сейчас на другой стороне земного шара. Или в своей комнате. Надеюсь, второе вероятнее.

Гермиона заметила, что мимикой Драко похож на свою мать. Она так же щурилась уголками глаз, отчего по вискам разбегалась тонкая паутинка морщинок. Тонкие губы складывались в одинаковую улыбку. И Гермионе это нравилось больше, чем брезгливое выражение, доставшееся наследнику древнего рода от отца.

Нарцисса провела ее на кухню, где шустрые эльфы, после негромкого приказа хозяйки, мгновенно принесли поднос с горячим травяным чаем. Гермиона вдохнула запах валерианы, лаванды, мелиссы и чего-то неуловимо знакомого, названия чего она не могла сейчас вспомнить.

— Гермиона, скажите, — миссис Малфой едва пригубила обжигающий напиток и изящным движением отставила чашку, — как вообще получилось, что вы здесь? Буду откровенна. Я очень удивлена, хотя прошли те времена, когда я могла быть против.

— Драко считает, что на мне лежит какое-то проклятие, и просто хочет помочь мне избавиться от него, — осторожно ответила Гермиона. Чай приятно согревал изнутри, словно наполняя теплотой внутренности.

— Я не об этом, — мягко перебила ее Нарцисса, — вас никогда нельзя было назвать друзьями, если это вообще можно так… м-м-м… охарактеризовать. И в то же время, он не привел бы в Мэнор кого попало. Так что же между вами?

Гермиона не чувствовала с ее стороны ни любопытства, ни участия. Даже на простую попытку заполнить молчание расспросы Нарциссы не походили. Кажется, ей действительно было интересно, что же могло привести Драко и Гермиону в одну постель. Впрочем, этим вопросом Гермиона и сама задавалась уже тысячу раз.

— Я не знаю, миссис Малфой, — наконец, честно призналась Гермиона, — вы правильно сказали, мы не друзья, и никогда ими не были. С одной стороны, даже лестно понимать, что грязнокровка Грейнджер удостоилась посещения Малфой Мэнора, с другой — я не могу назвать наши отношения ни дружескими, ни любовными.

— Страсть?

— Возможно, — согласилась Гермиона, удивляясь своей откровенности, — признаюсь, мне непривычно обсуждать подобное, тем более с… вами, но и я не смогу сказать большего. Просто мы слишком часто оказываемся рядом, вот и все. Скорее всего, однажды это закончится, и вы больше никогда меня не увидите.

Гермиона почувствовала, как краснеет лицо и горят уши. Это не было похоже на очередной приступ, скорее, просто чай начал действовать, согревая окончательно. Да и говорить о Малфое, тем более с Нарциссой, казалось ей совсем уж противоестественным, особенно когда все тело обволокло приятной расслабленностью.

Но от ее же последних слов сердце ухнуло куда-то вниз, сбиваясь с успокоившегося было ритма. Что-то в ней категорически не желало допускать мысль о том, что наступит день, когда она перестанет видеться с Драко.

Слышать его голос.

Вдыхать свежий запах его парфюма.

Засыпать на его плече, не вслушиваясь в низкий размеренный голос.

Кричать на него, искренне желая придушить собственными руками.

В глубине души Гермиона настолько привыкла к этому, что ни за что не пожелала бы отпускать его, и, только произнеся свои мысли вслух, поняла это.

Но думать об этом не хотелось. В голове все смешалось, спуталось в единый ком, будто змеи свились вокруг нее в плотный клубок и не желали выпускать из своих склизких объятий. Сон укрывал ее душным одеялом, а уютная тяжесть в теле сменилась липким жаром, скользящим мурашками по спине. Голос леди Малфой звучал где-то далеко, эхом отдаваясь в сознании отдельными словами. Надеясь спастись от нахлынувшей сонливости, Гермиона залпом допила остатки своего чая.

— То есть чувств между вами нет? — Нарцисса пристально смотрела в глаза Гермионе, обводя тонким красивым пальцев край фарфоровой чашки. Нетронутый напиток в ней подернулся легкой рябью от этого движения.

Гермиона только кивнула, соглашаясь. Царство Морфея окончательно поглощало ее, и даже тревожное ощущение не помогало взбодриться.

Миссис Малфой, не отрываясь, смотрела Гермионе в лицо.

Непроницаемо.

С долей вежливого интереса, не более.

Грейнджер запоздало сообразила, что ромашка и мелисса не дают столь расслабляющего эффекта. Слишком уж сильно ее клонило в сон.

Чересчур успокаивающий чай.

И, прежде чем окончательно поддаться удушающей дремоте, Гермиона рассеянно взглянула в спокойное, выжидающее лицо матери Драко.

Грейнджер так и не вспомнила, чем же еще, кроме знакомых трав, пах усыпляющий напиток Нарциссы.

Оставив Гермиону наедине с ее любимыми книгами, Драко быстрым шагом направился к выходу из замка, где его уже поджидал домовик с теплым пальто в руках.

— Хозяин покидает Малфой Мэнор? — осторожно спросил эльф, на всякий случай приготовившись выслушать гневный ответ.

Но вместо раздражения в голосе Малфоя слышалась огромная усталость:

— Да, Хуки, — Драко накинул пальто на плечи и строго приказал: — Не говори хозяйке и мисс Грейнджер, что меня нет. Если они спросят — я где-то в замке.

Хуки послушно кивнул и растворился в воздухе.

Погода на улице испортилась окончательно — моросил мелкий ледяной дождь, из-за чего окрестности поместья, казалось, были укутаны молочной дымкой. Ветер задувал за ворот пальто, заставляя прибавить шаг. Малфой поймал себя на мысли, что если бы он родился и вырос не здесь, то это место пугало бы даже его. Слишком уж неприветливым и холодным казался Малфой Мэнор.

За Гермиону Драко был спокоен. Ей нельзя было отказать в уме и осторожности, да и никто в этих стенах не пожелает ей зла. Уйти без его ведома она не смогла бы. В любом случае, присутствие девушки в замке для него было более предпочтительным, чем если бы она шаталась по Лондону, выискивая приключения на свою многострадальную задницу.

Драко не мог однозначно оценить свое отношение к Гермионе. С одной стороны, он не соврал, когда сказал, что ему просто нравится спать с ней. С другой же… с другой, он не согласился бы отдать ее ни рыжему тупице, ни кому-то еще. По крайней мере, сейчас.

Иногда она раздражала его до нервного тика своей непокорностью и своенравием, но ее размеренное дыхание во сне, перемежающееся с шумным ворочаньем в одеяле, успокаивало. Это были самые странные отношения, которые только могли быть, и Драко готов был поспорить, что скоро они закончатся.

Едва покинув поместье, Драко аппарировал, представив место, где ему нужно было оказаться. Однажды он бывал здесь пару лет назад. Пьяный, замерзший и с острым желанием выместить на кого-нибудь свою злость, что он и сделал, подравшись с толстым вышибалой в каком-то баре. Кажется, это был его первый перелом носа.

Северный Вулидж встретил Малфоя еще более сильным ветром, гуляющим сквозь коридоры разрисованных многоэтажек, неприветливыми лицами редких прохожих и скользкими от наледи тротуарами.

Мерзкая слякотная зима.

Оглянувшись в поисках указателей, Драко увидел симпатичную девушку, невдалеке прислонившуюся к фонарному столбу и внимательно его разглядывающую. Взгляд ее практически не фокусировался, и без того короткая юбка перекосилась, открывая стройные ноги. Нисколько не стесняясь, незнакомка достала сигарету и подкурила, выпустив клуб вонючего дыма.

— Вернулся? — хрипло прошипела она, перебирая фильтр тонкими пальцами, на которых красовался маникюр не первой свежести. — Неплохо выглядишь.

— Мы знакомы? — холодно осведомился Драко, продолжая искать глазами хоть какую-нибудь табличку с указанием адреса.

— Забыл? — Девушка разочарованно затушила сигарету носком тяжелого ботинка. — Мы с тобой как-то перебрали…

— Тогда точно забыл, извини.

Драко махнул рукой и поспешил прочь от девушки, уже не вслушиваясь в ее невнятное бормотание. Он очень надеялся, что подобные экземпляры не были основным «рационом» его неразборчивого братца, ведь если его с кем-то и могли спутать, то только с ним.

Малфой не видел, что стоило ему отвернуться, как блондинка, выпрямившись и подобравшись, крадучись направилась за ним. Взгляд приобрел сосредоточенное выражение, а движения стали более четкими и уверенными.

Бетонные коридоры между многоэтажными домами создавали неопрятную галерею, по углам которой ветер перекатывал одинокие жестяные банки, смятые салфетки и другой мусор. Магловский Лондон разительно отличался от магической части страны, а Северный Вулидж и вовсе чем-то напоминал Лютный переулок.

Только случайно Драко заметил начертанную обшарпанной краской нужную ему цифру «5». Скрипучая дверь подъезда встретила его протяжным стоном, пропуская внутрь. Почти бегом взлетев на третий этаж, Драко остановился перед дверью, обитой облезлым красным дерматином.

Сердце было готово выпрыгнуть из груди, подгоняемое срывающимся дыханием. Возможно, прикрываясь хлипким замком, здесь живет Деймон Донован.

Стеллас Малфой.

Его брат.

Старший брат-близнец.

Драко попытался выровнять дыхание, прокашлялся. Прислушался к бешено колотящемуся сердцу. Подобное волнение посещало его слишком редко, чтобы он мог мгновенно с ним справиться.

Глубокий вдох.

Алохомора. Этого заклинания вполне хватит, чтобы справиться с обычным магловским запором. Дверь, старая и шумная, как и все в этом доме, открылась с неприятным скрипом. Малфой осторожно приоткрыл ее, заглядывая внутрь.

Узкий коридорчик, обклеенный дешевыми обоями. Единственный источник света — небольшое окно, занавешенное некогда ярко-зелеными шторками, — виднелся в комнате сразу за коридором.

Все вокруг кричало о бедности хозяина, хотя в квартирке было очень чисто. Разномастная мебель, затертый линолеум, старые обои.

Драко прошел в крохотную кухню, где было место лишь для самого маленького обеденного столика, и устало опустился на стул. В тишине квартиры раздался только грустный скрип пружин.

Деймона Донована здесь явно не было, причем уже давно. Несмотря на явное стремление к порядку, на столе он оставил кружку с недопитым, уже подернутым пленкой чаем. Хлеб в пакете зацвел, а кастрюля на плите источала не самый приятный аромат.

В квартире стоял запах затхлости, как если бы ее не проветривали много дней. Дотянувшись до выключателя, Драко несколько раз щелкнул им. Свет вспыхнул и погас, на несколько мгновений пыльные углы и вещи, разбросанные в самых подходящих для этого местах: рубашка, накинутая на спинку стула, небрежно сброшенные поношенные кроссовки в прихожей, одиноко висящую на специальном крючке черную шапку, раскрытую пачку сигарет на подоконнике…

Как если бы Деймон никуда не собирался и все еще был здесь.

Страх, давний неприятель Драко Малфоя, сжал желудок ледяной рукой. Парень вытащил сигарету из пачки на подоконнике и, чиркнув найденной тут же зажигалкой, вдохнул в себя колючий горький дым.

В полумраке коридора виднелась еще одна дверь, ранее Малфоем незамеченная. Из-под нее узкой полоской пробивался электрический свет.

Алохомора.

Увиденное заставило Драко задержать дыхание, зажмуриться в надежде, что стоит ему открыть глаза — и все окажется только дурным сном.

Потемневший от времени кафель, надколотая раковина и допотопная чугунная ванна.

Наполненная серой водой, в которой буйным цветом плавали хлопья застарелой мыльной пены.

Полотенце, наспех брошенное на корзину с грязным бельем.

Потрёпанные домашние тапочки, словно ждущие, пока их хозяин закончит банные процедуры.

Сжав ладони в кулаки, Драко подошел ближе к краю ванны. Тошнота подкатывала к горлу, голова пульсировала внезапно проснувшейся болью. Не удержавшись, он склонился вниз, крепко схватившись за холодные бортики ванны и глубоко вдыхая влажный, почти плесневелый воздух. Ему начинало казаться, что вокруг витает зловоние разложения.

— Вот черт, — только и смог произнести Малфой, понимая, что больше ему здесь делать нечего.

====== 18 глава ======

Мэнор встретил его приглушенным светом и бесшумно материализовавшимся Хуки, немедленно принявшим из рук хозяина пропитанное туманом пальто. Молча кивнув домовику, Драко сразу же направился в свою комнату.

Голова болела нестерпимо, и ему самому казалось, что он насквозь пропах тяжелым духом квартиры Деймона Донована. Поднеся ладони к лицу, Малфой брезгливо поморщился – в них прочно въелся запах грязной пены, дешевых сигарет и чего-то приторно сладкого, противного.

Отсчитывая шаги, Драко напряженно размышлял, стараясь отделить запутанные мысли друг от друга. Они копошились в голове, словно надоедливые черви, вызывая все новые приступы невыносимой боли.

Грейнджер в его спальне не было. Это не удивляло, скорее всего, засиделась в библиотеке или, может, уже убеждает местных домовиков бороться за свои права. Это в ее стиле, как же. Поглощенный своими размышлениями, Драко и не заметил, что в комнате нет и намека, что она вообще была здесь: с прикроватной тумбочки исчезли ее часы, в шкафу не висела ее куртка, даже заколка, которую Гермиона обронила еще утром и так и не подняла, исчезла.

Не обращая внимания на колкое ощущение где-то в желудке, Малфой прошел в ванную, где устало стянул с себя узкую рубашку и исподлобья уставился на свое отражение в зеркале.

— Что? — одними губами спросил он, словно надеясь, что человек по ту сторону блестящего стекла ответит.

Зря надеялся, конечно. На него покрасневшими холодными глазами все так же смотрело его собственное лицо.

В комнате послышались тихие шаги и шуршание накрахмаленных простыней.

— Грейнджер?

— Нет, хозяин, простите, — пропищал в ответ голос эльфийки, — Мики меняет белье, хозяин.

— Где мисс Грейнджер? — наконец, решил поинтересоваться Драко, не отрывая взгляда от зеркала. Покрасневшие, налитые кровью глаза смотрели настороженно, выжидающе.

Эльфийка молчала, все так же шелестя хрустящим от свежести бельем.

— Я жду ответа, — зло повторил Драко, тяжелыми шагами меряя расстояние из ванной в спальню.

Домовуха испуганно вытаращила и без того огромные глазищи, уронив грязное белье из тонких узловатых рук. Лиловые зрачки в панике вращались в глазницах, настолько комично быстро, что у Драко закружилась голова.

— Мики не может знать, — заикаясь, кое-как пискнула эльфийка, впопыхах собирая скомканные грязные простыни, — простите, простите, простите, хозяин! Мики накажет себя!

Драко уже протянул руки, чтобы остановить зарвавшегося в порыве самобичевания домовика, но Мики нарочито громко шарахнулась головой о край тумбочки и, причитая, растворилась в воздухе вместе со своей ношей.

Странно. В комнате больше ничего не напоминало о Гермионе. Даже последнее – наволочки, все еще, наверное, пропитанные запахом ее волос, забрала с собой подозрительно запуганная эльфийка.

Словно Грейнджер здесь никогда и не было.

Малфой устало опустился на кровать, невольно задумавшись, а была ли она на самом деле? Бред, конечно была. Он точно помнит ее поразительно глубокие глаза, блестящие в свете настенных ламп его комнаты. Помнит, как она смущалась при встрече с Нарциссой. С каким вожделением смотрела на огромные книжные стеллажи его старинной библиотеки. И если томный блеск глаз и смущение могла разыграть перед ним любая, то истинно детский восторг при виде запыленных фолиантов… нет, только Грейнджер.

Осознание ее отсутствия просачивалось в него медленно, по капле, словно в узкую воронку песочных часов. Вот она рассеянно улыбается ему на прощание, мало что замечая, уже зачитавшись чем-то. Он умело лавирует между стеллажами, покидая библиотеку под шелест перелистываемых ею страниц.

Магловский район Лондона. Северный Вулидж, да.

Неопрятная вульгарная девица.

Дом номер пять. Третий этаж. Алохомора. Скрип двери.

Пустая квартира. Дешевые сигареты и грязная, наполненная смрадной водой ванна.

Черт подери эту Грейнджер. Кажется, он надеялся на то, что она успокоит его своим ворчанием, колкими замечаниями и бесконечно понимающим выражением лица. Она умела успокаивать, как никто другой. И это тоже невозможно сыграть.

Не такой хреновой актрисе, как Грейнджер.

Драко провел рукой по прохладному, аккуратно застеленному покрывалу. Кажется, это какой-то новый виток чертовщины, происходящей с ним. Сначала эта упрямая девчонка проникла в его жизнь, мысли, постель, свила в его голове уютное гнездышко, пропахшее книжной пылью и магловским кофе, а потом просто-напросто исчезла.

А вот это действительно бред.

Потому что он не такой дурак, чтобы позволить ей так легко покинуть Мэнор. И если даже верный Хуки нарушил его приказ, то мудреное заклинание из тридцати восьми строф на древнекритстком языке явно не подвело бы. Если только кто-то из хозяев Мэнора лично открыл бы ворота перед Грейнджер.

Значит, она все еще в замке. Скорее всего, в замке.

Малфоя пружиной подбросило с постели, когда он стремглав бросился в сторону покоев Нарциссы. Совершенно забыв, что даже не потрудился накинуть на себя рубашку или футболку.

— Мам! — не обращая внимания на приличия, не думая, что аристократические манеры не позволяют врываться в комнату собственной матери, не слыша возмущенных портретных перешептываний своих рафинированных предков, он резко толкнул тяжелую дубовую дверь.

Леди Малфой в комнате не было.

Свет в комнате не горел. Уютно потрескивал камин, дождь звонко стучал в стекла. Огромная кровать с балдахином отбрасывала на стены причудливые каминные тени.

Множество пузатых флаконов на туалетном столике. Белоснежные листы пергамента, измазанные отпечатками ладоней матери, испачканных в сепии и акварели.

Со стен угрюмо таращились знакомо написанные лица отца и… его ли, Драко? Казалось, портреты улыбаются. Зловеще, таинственно, понимающе, горько, брезгливо… Десятки нарисованных чувств на десятках нарисованных лиц.

Стараясь не смотреть на портреты, Драко осторожно прошел к окну. На улице бушевал ливень, только раз сверкнула молния через непроглядную чернь.

— Драко?! — голос матери заставил его вздрогнуть, когда она щелкнула пальцами и в тяжелых витых канделябрах зажегся неверный мерцающий свет. — Что ты здесь делаешь?

Нарцисса, высокая, худая, затянутая в светлое корсажное платье, напоминала призрака. Фарфоровая синева благородно очерченного лица только усиливала это сходство.

— Я искал Грей… Гермиону, — Драко пристально смотрел в глаза матери, на удивление, ничего не выражающие. Лишь на миг в них промелькнуло что-то, похожее на сожаление. Или жалость.

— Она ушла, Драко, — тихо, почти шепотом промолвила леди Малфой, беря сына за руку. От женщины пахло травами, лекарствами и чем-то сладким. Странно, в детстве ему казалось, что за матерью тянулся шлейф легкого парфюма, отцовского одеколона и лимона. Нарцисса любила чай с лимоном.

— Она не могла уйти, — жестко ответил Драко, чувствуя, как злость накрывает его.

Волнами, рывками.

Не постепенно, а залпом.

— Драко, она ушла. Она пришла ко мне, вся в слезах, и умоляла отпустить ее.

— Что за бред?!

— Драко! — возмутилась Нарцисса и продолжила: — Я проводила ее до ворот, и она ушла. Куда, почему – не объяснила. Но не могла же я ее насильно удерживать?!

Мать сидела с абсолютно непроницаемым выражением. Хотя, по идее, должна была его успокаивать, гладить по голове и жалеть. Она всегда так делала, когда… да всегда! Когда он уронил в реку свою любимую игрушку, когда погибла его любимая гончая, когда отца посадили в Азкабан… Мерлин, да тысячи раз! А сейчас она сидела с идеально ровной спиной и едва участливой полуулыбкой. Словно и не его мать.

— Ладно, мам, — устало вздохнул Драко, — я понял. Спокойной ночи. Сегодня был паршивый день.

— Я заметила, — Нарцисса окинула взглядом его полураздетую фигуру, — надеюсь, завтра будет лучше.

— Я тоже… мам, — задумчиво протянул Малфой, целуя Нарциссу в макушку и вновь поражаясь острому травяному запаху.

В комнате его ждал ужин на подносе и вечерний выпуск «Пророка», принесенные заботливым Хуки, но Драко чувствовал себя настолько уставшим и запутавшимся, что даже не взглянул на аппетитно поджаренный бифштекс. Запах еды раздражал настолько, что казалось, все его внутренности сейчас вывернет наружу вместе с глухо ухающим сердцем и сжимающимся желудком.

Малфой щелкнул пальцами, мысленно призывая домовика, но, на удивление, Хуки не появился. Никто не появился. И это тоже было странно.

Но думать об этом не хотелось, потому что злость и ненависть, приливами захлестывающие сознание, заставили его громко вышвырнуть поднос за порог комнаты. Пульсация в голове разрывала мозг, больно отстукивая в висках.

Деймон, черт, Стеллас, исчез. Гермиона исчезла. Даже мать ведет себя странно.

Впрочем, находясь в двух шагах от встречи с братом, он умудрился потерять то, что, кажется, стало ему внезапно дорого. Неожиданно, противоестественно, невозможно дорого.

И это не был человек, близкий ему по крови. Скорее, наоборот.

Это была девушка, которую он ненавидел всем сердцем. Которая раздражала его одним своим существованием, голосом, взглядом. Которая теперь отравляла его жизнь своим отсутствием.

Взгляд его бездумно скользил по комнате, когда, наконец, наткнулся на аккуратно сложенную газету. На первой полосе, обрамляя огромную живую фотографию, жирным шрифтом было пропечатано «Новая трагедия в семье Героев Войны».

Драко жадно вцепился в текст, заметив знакомые имена, впервые ощущая холодок в солнечном сплетении от прочтения знакомой фамилии.

«Сегодня днем, около четырех часов пополудни, страшный пожар в Косом переулке унес жизнь трех человек. Три человека получили сильнейшие ожоги, целители Мунго всеми силами борются за их жизни. Известно, что одним из пострадавших стал Рональд Билиус Уизли, вернувшийся в Великобританию, чтобы навестить своих близких.

Девушка, с которой он посетил небезызвестное кафе Мадам Паддифут, погибла в огне. Ее тело еще не опознано, но, опираясь на заявления некоторых очевидцев, можно предположить, что ею является бывшая невеста мистера Уизли — Гермиона Грейнджер.

Многочисленное семейство, а также Гарри Поттер, близкий друг и член семьи Уизли, отказываются комментировать случившееся…»

Малфой зажмурился, прогоняя наваждение.

«…Наши корреспонденты продолжат держать вас в курсе событий, а мы от лица редакции “Ежедневного Пророка” желаем скорейшего выздоровления пострадавшим, в том числе и мистеру Уизли, а также соболезнуем семьям погибших».

«Самая бездарная статья, которую я читал, — отстраненно подумал Драко,— даже Грейнджер писала лучше».

Писала. Лучше.

Смысл прочитанного доходил до него настолько медленно, что тело действовало гораздо решительнее и быстрее головы. Малфой и сам бы не вспомнил, как одевался, впопыхах натягивал пальто и покидал Мэнор. Перед глазами стояла только вспышка трансгрессии и адрес, всплывший в памяти лишь по счастливой случайности.

«Площадь Гриммо, 12».

Комментарий к 18 глава Милые мои, простите, что так редко( надеюсь на ваше понимание… и нашу общую веру в то, что автор-засранка исправится)))) Очень жду Ваших мнений по поводу новой главы)))

====== 19 глава ======

Конечно, он не смог бы попасть в дом номер двенадцать на площади Гриммо. Его словно и не существовало, ни на картах, ни в реальной жизни. Малфой мог сколько угодно ходить мимо плотно утыканных зданий, но ничто не говорило о том, что здесь должно быть еще одно строение. Погода разбушевалась окончательно, и колкий снежный ветер задувал за ворот пальто, пробирая до самых костей, но Драко, прошептав согревающее заклинание, терпеливо вышагивал неподалеку от дома номер одиннадцать, выжидающе поглядывая вокруг. Его мало интересовало то, что на часах было уже далеко за полночь, а вокруг, казалось, не теплилось ни единой души.

Рано или поздно кто-то из Поттеров покинет свое замаскированное гнездо, и тогда он… а что, действительно, он сделает? Конечно, каждый из ненавистной семейки примет его с распростертыми объятьями и ответит на все интересующие вопросы, а потом напоит горячим чаем и проводит к своему дражайшему рыжему братцу-алкоголику. Чтобы Малфой смог вытрясти из него, куда делась Гермиона. Пусть даже для этого придется применить Империус.

Мысль, что Грейнджер могла сбежать по другой причине, кроме как бывший жених, даже не посещала Драко. Зная сердобольную Грейнджер, он даже не сомневался, что она побежала вытирать ему сопли и слушать героические истории, привезенные из жаркой Румынии.

И от этого волны ненависти и злобы поднимались от самого желудка, заставляя кулаки нервно сжиматься. Ненависти, злобы и какого-то животного ужаса, ведь оставалась вероятность, что из-за своей жалостливости Гермиона погибла в огне. Настораживала причина смерти, которую указал «Пророк», — огонь.

— Что ты здесь забыл?

Голос за спиной, знакомый до нервного тика и вместе с тем столь ненавистный, заставил вздрогнуть. Резко развернувшись и убрав с лица промокшую челку, Малфой посмотрел в зеленые глаза, выжидающе и зло разглядывающие его.

— А как же приветствия старых друзей, а, Поттер? Рукопожатия, объятия, слезы счастья?

— Сразу после того, как ты выйдешь из Азкабана, Малфой. Ах, нет, ты ж не выйдешь, потому что если не откупишься — сидеть тебе там до самой…

Драко остановил его, почти примиряюще подняв ладонь.

— Остынь, Поттер, мне не доставляет удовольствия общение с тобой, поэтому давай уже я перейду к сути, ты ответишь на пару вопросов, а потом побежишь к женушке и малолетнему Поттерчику, идет?

— С чего я вообще должен тебе отвечать? — Разрумянившееся от холода лицо Поттера покраснело еще больше.

— С того, что я все равно узнаю все, что мне нужно. По старой дружбе можешь облегчить мне жизнь, я не против. К тому же я просто не хочу лезть в твою героическую голову.

Драко действительно мог бы прочитать его мысли, но делать это сейчас казалось мерзким. Как будто окунуться в ванну с затхлой водой в квартире Деймона Донована. По большому счету, он вообще мог не покидать Мэнор, «подсмотрев» за Гермионой так же, как однажды он уже это сделал в ее квартире.

Одно «но» — не получалось.

Стоило ему только подумать об этом, как сознание словно с разбегу ухало в темный склизкий кокон, наполненный черной, непроглядно темной смолой. Вынырнуть из этого болота хотелось нестерпимо, поэтому даже вести задушевные беседы с Поттером казалось более приятной перспективой.

И сейчас он смотрел на него со смесью неприязни и удивления во взгляде.

— По старой дружбе? — с презрением спросил Гарри.

Драко начинало это раздражать.

— Ладно, Поттер. Оставь прелюдии и выяснение отношений для своей жены, — Малфой снова отбросил тяжелые мокрые волосы с лица, отчего ледяные капли больно обожгли лоб, — где Грейнджер?

Лицо Поттера приняло окончательно изумленное выражение.

— Что? Тебе-то это зачем?

Казалось, Гарри сейчас выронит волшебную палочку. И, судя по тому, как заходили желваки на повзрослевшем, подернутом щетиной лице школьного врага, кинется на Драко с кулаками.

— Просто скажи, это она была с Уизли? Или все же нет? — Малфой смотрел на собеседника холодными стеклянными глазами, будто боясь услышать положительный ответ.

Сердце стучало как в припадке, грозясь выскочить из грудной клетки, разбивая кости к чертовой матери, разрывая сухожилия. Даже непогода, обрызгивающая с ног до головы мелкой колючей наледью, отошла на второй план. Казалось, он бы согласился стоять так, пока не покроется коркой льда, лишь бы услышать «нет».

— Тебе какая разница? Позлорадствовать пришел? — зло выплюнул Поттер, напряженно думая.

Прошло несколько лет после окончания школы, за которые Малфой, кажется, стал меньшим спесивым ублюдком, чем был. Так или иначе, чем объяснить это полуночное явление под его дверью с такими вопросами? Тем более если молва приписывает ему кучу таинственных способностей, умений и тому подобной чуши. Если бы это было правдой, он давно бы прочел его мысли. Хотя за это время Гарри все-таки неплохо продвинулся в окклюменции…

Рон вернулся внезапно, без предупреждения.

Пару дней назад Джинни, заговорщически подмигнув, пообещала, что вечером его ждет сюрприз. Искренне надеясь, что это Молли решила забрать Джеймса на вечерок и теперь можно просто сходить в кафетерий в Косом переулке, посмотреть телевизор, принесенный недавно Артуром Уизли в качестве подарка, и, наконец, спокойно выспаться. Не тут-то было.

За ужином его вместе с Джинни и Джеймсом ждал загоревший и, кажется, вполне оправившийся Рон. Друг усиленно поедал жаркое, весело рассказывал о драконах Чарли и был абсолютно доволен жизнью. С ним в доме стало будто еще ярче, даже Джинни ходила по комнатам, весело напевая себе под нос быструю песенку.

А сегодня… что произошло сегодня, никто до конца точно не знал. Пожар, внезапно охвативший заведение мадам Паддифут унес жизни нескольких человек, двоих оставил калеками, Рон до сих пор находился в магической коме. Приподнятое настроение, царившее в доме Поттеров, исчезло без следа.

С кем друг пришел к мадам Паддифут, Гарри не знал. Опознать в его спутнице Гермиону, якобы узнанную кем-то из очевидцев, было невозможно, настолько обуглилось тело. Гарри сам видел обожженные останки, но были ли они при жизни его подругой, сказать не мог. Визит к родителям Гермионы ничего не дал, они сами не видели дочь уже давно и беспокоились отсутствием новостей. Пугать их заранее никто не стал, ведь волшебная экспертиза состоится только завтра.

А теперь перед ним стоит мокрый и продрогший Драко Малфой, с одним-единственным вопросом.

Ответа, на который Поттер дать не мог, хотя и сам очень надеялся, что те почерневшие неузнаваемые куски мяса, еще утром бывшие здоровой и, наверняка, красивой девушкой, не были Гермионой Грейнджер.

— Если бы я хотел позлорадствовать, Поттер, явно бы не пришел к тебе посреди ночи, — голос Малфоя не был ни горьким, ни взволнованным. Он был холодным и пронзительно напряженным, как если бы дождь умел воспроизводить что-то, кроме шелеста. Голос непрекращающегося ледяного дождя был бы таким же.

— Гермиона… м-м-м… нездорова, — продолжил Драко, — и мне нужно знать, где она.

— И с чего такой интерес?

Малфой зло сжал кулаки. Пока они тут ходили вокруг да около, усталость окончательно навалилась на него. О чем только можно было думать, придя к этому мальчику-который-триста-раз-спас-мир? Что он так просто выдаст, где его подружка (если он и сам знает, конечно)? Неудивительно, если через пять минут кто-то из них не выдержит и завяжется драка.

Драко напоследок взглянул в решительно блестящие глаза бывшего гриффиндорца, такого же растерянного, как и он. Они походили на мокрых, потасканных котят под эти дождем — оба промокшие, с посиневшими от холода, упрямо сжатыми в нитку губами. И пусть все думают, что над Поттером разве что нимба не хватает, а он сам прячет дьявольские рога и хвост — сейчас они, одинаковые, каждый в своем тупике, не понимают, что делают в эту минуту здесь рядом друг с другом. И даже сейчас не могут просто нормально поговорить, потому что оба не знают, где Гермиона.

Осознание этой простой истины — что Гарри и сам не знает, тело ли его подруги лежит сейчас в морге Святого Мунго, — окончательно выбило Драко из колеи. Воинственно расправленные плечи опустились, и он плотнее укутался в мокрое, заледеневшее пальто.

class="book">Единственная разница между ними в это мгновение — Поттер имеет право волноваться за Грейнджер, а он, Малфой, нет. Потому что есть лучшие друзья, а есть такие, как он, — мужчина, о котором этим лучшим друзьям не расскажешь. Точно так же, как и Драко не сможет ответить на вопрос — почему она, столь не похожая на девушек, с которыми он привык иметь дело, неидеальная, взрывная, чересчур умная и совершенно несовершенная, стала настолько важна ему? Настолько, что он готов мокнуть под дождем, выжимая остатки разума из ее героического дружка?

Драко трансгрессировал мгновенно, не произнося не слова, только мысленно представив ворота Мэнора.

Гарри Поттер остался на площади Гриммо мокнуть под дождем, искренне не понимая, зачем к нему приходил Драко Малфой. И почему он так и не ответил на его вопрос.

Бессонная ночь и переохлаждение явно не прошли просто так — утром, после пары часов беспокойной полудремы, Малфой едва нашел в себе силы подняться с постели. Время неумолимо торопилось, и если еще вчера ему нужно было найти одного человека, то теперь его проблемы возросли вдвое.

И еще неизвестно, какую из них нужно было решать быстрее.

Впрочем, он точно знал, где можно было попытаться найти лазейку, чтобы найти не только Гермиону, но и Деймона Донована. Отмахнувшись от Хуки, вещавшего что-то про завтрак и Нарциссу, Драко направился прямиком в библиотеку, ровно туда, где еще вчера Грейнджер с упоением зачитывалась очередной книгой. Она так и лежала рядом с высоким уютным креслом, пестря дотошно вложенными закладками.

«Древнейшие необратимые проклятия». Не совсем то, что ему сейчас нужно.

Сосредоточившись, Малфой перебирал корешки книг, внимательно вычитывая названия.

Проклятия, магические обряды, заклинания, души умерших, зельеварение… усмехнувшись при виде толстенного фолианта под именем «Занимательные яды» (конечно, что же может быть занимательнее и веселее, чем какое-нибудь смертоносное варево!), Драко в задумчивости вернулся к позолоченному тиснению на небольшой неприметной книжке.

«Обряды обретения».

Может сработать. Конечно, бегать по мэнору с воплями «Акцио Грейнджер!» он не собирался. Но вполне возможно, что в книге будет хоть какая-то зацепка…

Высокая темноволосая женщина почти с нежностью смотрела в огромное зеркало в позолоченной раме, в хрустальной поверхности которого отражался Драко Малфой, с остервенением перебирающий пыльное содержимое стеллажей гигантской фамильной библиотеки.

Комната, где находилась незнакомка, тоже чем-то напоминала книгохранилище. Свитки, фолианты, брошюры, журналы и даже, кажется, древнеегипетские папирусы покрывали все видимое пространство. Единственный источник света — узкое, похожее на бойницу, окно было скрыто за видавшей виды тряпкой, когда-то ярко-лилового цвета, а ныне линялой и мыльной. Пол покрывал клокастый слой пыли, сравнимый разве что с огромными порослями мха. В углу, практически единственном свободном от макулатуры месте, прятался старый дубовый письменный стол, испещренный разномастными надписями, возле которого возвышалась уродливая куча старого тряпья.

Проведя изуродованной ладонью по лицу, покрытому следами рубцов и ожогов, женщина довольно улыбалась. Ее некогда пухлые чувственные губы, ныне вывернутые опаленными кусками кожи, изогнулись в хищном оскале.

На тонком пальце блеснуло кольцо — тонкий непримечательный ободок, покрытый вязью причудливых рун. Бережно погладив его слегка теплую поверхность, женщина громко крикнула:

— Джейн!

Груда ветоши зашевелилась, и из нее показалась растрепанная блондинистая голова, принадлежащая молодой девушке. Она ворчливо выругалась и, одергивая дешевую вульгарную одежду, вылезла из своего импровизированного гнезда.

— Слушаю, — несмотря на недавнюю брань, голос девчонки, больше похожей на привокзальную проститутку, чем на женщину, был преисполнен почтения, — слушаю, хозяйка.

— Ведь он, — длинный обожженный палец ткнул в зеркало, в котором Малфой жадно впился глазами в крохотную книжонку, — не нашел, что искал? Тогда, в Лондоне?

— Нет, хозяйка, — блондинка самодовольно ухмыльнулась.

— Прекрасно, — заключила ее собеседница, — значит, мы можем найти его первыми.

Во взоре Джейн зажегся хищный огонек.

— А его грязнокровка?

Опаленное лицо исказила гримаса ярости, смешанная с брезгливостью.

— А вот ее, — «хозяйка» злобно сощурилась, вновь обратившись к зеркалу, — мы найти первыми просто обязаны. Верно, милая?

Джейн покорно кивнула, не забывая подобострастно улыбаться.

— Что вы будете делать, Дана?

— То, что по своей доброте, — делая ударение на последнем слове, издевательски произнесла женщина в ответ, — не сделала раньше…

Изуродованные губы раскрылись, быстро шепча заклинание на непонятном языке. В это же время Дана шесть раз провернула тонкий золотой ободок на пальце. Кольцо вспыхнуло потусторонним светом.

Джейн в страхе отшатнулась, поспешно спрятавшись в своем привычном ворохе хлама.

Зеркальная поверхность помутнела и вновь прояснилась, показав вместо все еще рыщущего в книжной пыли Малфоя другую, еще более интригующую картину.

Комментарий к 19 глава И снова спасибо всем, кто читает и комментирует) кстати, несколько раз мне говорили об отсылке к “Дневникам вампира”. Каюсь, пришлось посмотреть пару серий) И от имени Елена (как изначально планировала назвать Дану) пришлось отказаться))) вот и не верь после этого в совпадения))))

====== 20 глава ======

Если бы Гермионе пришлось описать то, что она сейчас чувствовала, то даже ее богатого словарного запаса не хватило бы. Она не могла открыть глаза, но ощущала на себе чей-то пристальный взгляд. Любое движение было невозможно – тело, окутанное липким теплом, налилось неприятной тяжестью, давившей на грудь так, что каждый вздох давался с трудом. Она понимала, что лежит на чем-то твердом, кожей рук ощущая прохладный гладкий металл.

На удивление, паники или волнения не было, только тупое безразличие. Горячий воздух проникал в легкие, колючей смолой окутывая их, не позволяя думать ни о чем, кроме сосредоточенного дыхания. Ее собственного дыхания, перемежающегося со вдохами и выдохами другого человека, находящегося совсем близко.

Звенящую тишину прервал тихий бесполый шепот. Слов Гермиона разобрать не могла, но все равно внимательно вслушивалась, надеясь узнать голос. Тщетно. Произнеся пару невнятных фраз, говоривший умолк.

Прошло, наверное, не меньше минуты, когда раздались негромкие шаги и шуршание мантии. Этот звук Гермиона ни с чем не спутает. Именно так скользят шелковые мантии, перебирая подолом грубые половицы пола.

Скрипнула дверь, и снова все стихло. Только чужое ровное дыхание где-то рядом.

Гермиона попыталась все-таки пошевелиться, но затекшие конечности и одеревенелая спина слушаться не желали. Мысли смешивались, не позволяя сосредоточиться хоть на чем-то. Душное забытье, слабо похожее на то, что можно назвать сном, охватило ее. Снова.

И сколько она уже находилась в этом странном, пограничном между сном и бредом состоянии, Гермиона сказать не могла. Только чувствовала, как силы и что-то неведомое, горячее, нет, горящее, внутри нее угасают.

Самое жуткое, что это уже не пугало. Не пугали даже тихие шаги, снова наполнившие помещение.

Дану вполне удовлетворяло увиденное. Это было заметно по довольной полуулыбке, расползшейся по изуродованным губам, и злорадному огоньку в глазах. Джейн наблюдала за хозяйкой, едва высунувшись из вороха тряпья, внимательно прищурившись.

— Что там? — тихо спросила она, не видя, что показывает зеркало.

— Там? — Дана задумчиво прикусила изуродованную губу. — То, чего наш друг совершенно не ожидает…

Драко с остервенением крутил старинный магический глобус, на котором витиеватыми буквами были выведены названия стран и городов, как магловских, так и волшебных. Разбросанные вокруг артефакты, серебряные цепочки и книги оказались совершенно бесполезными – ни одно заклинание, ни один обряд не смогли найти Гермиону. Она словно испарилась, заставив Малфоя истерично вчитываться в блеклые буквы. Это означало, что либо она находилась под искусной защитой охранных заклятий, либо именно ее тело покоилось в морге Святого Мунго. Второй вариант заставлял вздрагивать при одной только мысли о сгоревших останках.

Ни одно заклинание обретения не помогло. Ради интереса Драко попытался найти Деймона Донована, но и его присутствие не обозначалось нигде. Эти двое испарились, и довольно странное совпадение настораживало. Успокаивало то, что когда упорно искали Беннет и Диксона, результат был такой же. И они нашлись, живые и почти невредимые.

Не потрудившись убрать за собой разложенные повсюду вещи, Драко покинул библиотеку в призрачной надежде, что ему удастся придумать хоть что-то. Еще что-нибудь, совершенно невозможное и, вместе с тем, блестяще справляющееся со своей задачей.

Дрожащий свет факелов взметнул тени вверх, потоком теплого воздуха обдавая лицо. Малфой оглянулся – позади никого не было, только по стене ползла странная, до этого незамеченная, рябь. Парень нахмурился – он точно помнил, что плотно затворил за собой дверь в библиотеку, остальные комнаты стояли закрытыми много лет — сквозняков из ниоткуда быть просто не могло.

Рябь расходилась все дальше, и, не придумав ничего другого, Малфой тихо скользнул за огромную фигуру рыцаря, на всякий случай приготовив волшебную палочку. Опасаться неведомого в собственном доме было неожиданно и противоестественно, но с тех пор, как Грейнджер исчезла из Мэнора, Драко казалось правильным насторожиться при любом подозрительном шорохе.

Каменная грубая кладка медленно расступалась, меняя форму, и вот в стене показалась еще одна дверь, безлико похожая на остальные. Из-под нее в темный коридор проникала узкая полоска мягкого света. Медленно, как в покадровой съемке, дверь открылась. Малфою понадобилось несколько секунд, чтобы собраться. На эти мгновения он почувствовал себя тем самым трусливым мальчишкой, которым по сути и являлся, что бы там ни приписывала ему молва.

Драко многое видел за несколько лет, прошедших со времени окончания школы. Неуютные вагоны поездов, грязные гостиницы, дорого обставленные бордели, заброшенные квартиры. Ему не раз приходилось посещать захудалые волшебные больницы и навороченные магловские медицинские центры. Иногда наутро он не мог вспомнить название бара, в котором оставил безумное количество денег. Но то, что он видел сейчас, наверняка прочно запомнится. Тем более что на этот раз свои не очень приятные тайны раскрывал его родной, знакомый, казалось бы, до кирпичика Малфой Мэнор.

Высокая стройная фигура, укутанная в мантию, скрывающую лицо, торопливо направилась вглубь коридора, не оглядываясь на скрипнувшую, но так и не закрывшуюся дверь. У Малфоя было мгновение, чтобы решить — преследовать того, кто беспрепятственно путешествует по замку, или проникнуть в тайную комнату. Тайную комнату, как же. Может быть, в ней прячется что-то еще более страшное, чем василиск.

Постаравшись бесшумно покинуть свое убежище, Драко осторожно, держа наготове палочку и прислушиваясь к удаляющимся шагам, приоткрыл дверь шире.

Помещение напоминало лабораторию. Всюду, куда ни посмотри, располагались витиеватые колбы, старинные книги, столы, уставленные стеклянными емкостями. Тихо шуршали пергаменты, перешептывались портреты, густо навешанные на стены. Увидев Драко, незнакомые лица плотно сомкнули губы, стараясь выглядеть неживыми. Только блики света блестели на прописанных маслом поверхностям картин.

Посреди комнаты возвышался огромный пюпитр, кованая тренога которого была украшена резными листьями стального плюща. На пюпитре покоился огромный фолиант с белоснежными страницами, густо исписанными витиеватым почерком. Но Малфой смотрел не на портреты, приборы и книги. Его взгляд был прикован к массивным металлическим столам, похожим на операционные. И на тела, заботливо укрытые накрахмаленными простынями. Не отрывая глаз от увиденного, Драко подошел ближе.

Гермиона, казалось, спала, неестественно вытянувшись на гладком холодном металле. Бледное лицо, обрамленное пушистыми кудрями не выражало ничего — ни умиротворения, ни напряжения. Только подрагивающие веки и едва заметно выступившие слезы указывали на то, что она вообще жива. Даже дыхание, тихое и неровное, невозможно было услышать, не напрягая и без того предельно внимательный слух.

А на соседнем столе… если бы Драко не знал, что есть человек, столь же похожий на него, то, наверное, и не поверил сам себе. Деймон Донован, он же Стеллас Малфой, был его точной копией. Склонившись над братом, Драко рассматривал тонкие черты лица, спутанные вихры белоснежных волос. Словно смотришься в зеркало и не узнаешь себя.

Вот и все. Он искал их обоих и нашел. Все это время они были совсем рядом, казалось бы, такие родные и совершенно чужие ему. Стоило об этом подумать, как Малфой даже не удивился мысли, что Грейнджер уже стала ему ближе, чем кто бы то ни был. Он привык к Гермионе настолько, что искал ее неистово, яростно, как если бы от того, найдется ли она, зависела и его жизнь. А Стеллас… Стеллас до последнего был для Драко чем-то эфемерным, невозможным, призрачным. И сейчас лежал перед ним, абсолютно реальный, настолько, что можно было прикоснуться к нему.

Прикоснуться. Теплая щека, покрытая едва заметной щетиной, была совершенно реальной. Будто он трогал свое собственное лицо.

Растерянно стоя между операционными столами, Драко лихорадочно соображал, что же делать дальше. Все его знания и умения, скопившиеся внутри, мигом превратились в ненужное нагромождение заклинаний. Сейчас для него существовали только эти двое, а он не знал, как им помочь.

Дверь позади него протяжно простонала. Драко оглянулся, угрожающе выставив палочку.

Незнакомец растерянно повернулся в его сторону, все так же скрывая лицо под капюшоном. Высокая фигура словно обмякла, опустив плечи. Малфой сделал шаг навстречу.

— Только пошевелись, — прошипел он, но человек напротив предупреждающе вскинул ладонь, обтянутую замшевой перчаткой.

— Петрификус… — не раздумывая начал Драко, всем телом инстинктивно бросаясь вперед, но незнакомец резко вскинул голову. Легкая шелковая ткань мантии упала с лица.

Окончание заклинания комом застряло в глотке. Драко бессильно опустил палочку, совершенно сбитый с толку.

Слова, готовые вырваться наружу, царапали мигом пересохшее горло:

— Ты?!

====== 21 глава ======

Нарцисса застыла, обессиленно опустила руки, не имея смелости смотреть сыну в глаза. Только жилка на шее часто пульсировала, а дыхание с шумом вырывалось из легких. Миссис Малфой медленно стянула с рук перчатки.

— Что ты тут делаешь, Драко? — устало спросила она, мимолетно окинув взглядом лабораторию.

— Кажется, жду объяснений, — он оперся о металлический стол, крепко сжимая в руках палочку. Оставалась крохотная надежда, что это или дурной сон, или Нарцисса сейчас окажется кем-то другим. Оборотное зелье, заклятие изменения внешности — что угодно. Только не она на самом деле.

Нарцисса обошла сына, осторожно вышагивая между столами, и с усилием приподняла над пюпитром тяжелый фолиант.

— Я не могу тебе рассказать всего, — твердо сказала она, с шумом захлопнув книгу, — могу лишь пообещать, что твой брат скоро займет свое место в нашей семье.

— А она, — Драко провел ладонью по ноге Гермионы, скрытой под тканью, — она-то здесь при чем?

Леди Малфой непонимающе уставилась на Драко.

— То есть ты даже не спросишь?..

— Я уже понял, что вы с отцом два с лишним десятка лет скрывали от меня наличие брата-близнеца, — жестко выплюнул Драко, — только я не совсем понимаю, при чем тут Грейнджер и почему эти двое так надежно тобой упрятаны?

На глазах матери выступили слезы, но она лишь с усилием сжала в ладонях книгу.

— Мам? — требовательно позвал Драко, не выпуская из рук простынь, которой было накрыто тело Гермионы. Отчего-то ему казалось, что только вцепившись в кусок жесткой ткани, он сможет сохранить кусочки оставшегося самообладания.

Хотелось кричать. Громко, иступленно. Схватить Нарциссу за плечи так крепко, чтобы она кричала вместе с ним. Драко понимал, что перед ним его мать, но эта женщина с отрешенным взглядом никак не могла быть той, кто на протяжении всей его жизни радел за единственного сына, помогал ему, зная, что где-то есть еще одна частичка ее собственной души. Малфой боялся представить, через что прошли его родители, по неведомой причине расставшись со Стелласом, но еще большим страхом для него оказалось то, что для его возвращения ему придется оставить Грейнджер здесь вот так – под белой накрахмаленной простыней, с человеком, который скрыл от него ее нахождение в замке. С человеком с лихорадочно блестящими глазами, полными отстраненной решимости.

— Вас было двое, — глухо ответила Нарцисса, нежно проведя по волосам Стелласа, — вас всегда было у меня двое. Если бы ты только знал, как я была счастлива, что у меня будет двое… двое, понимаешь, двое сыновей…

Голос миссис Малфой становился все громче, сбивчивей. Лицо будто постарело на несколько лет за эти минуты, морщины обозначились четче, паутиной разбежались от глаз к вискам. Пальцы нервно теребили край кожаного корешка книги.

— Когда вы появились на свет, мы были счастливы, безумно… не поверишь, твой отец распивал шотландский виски с горла, орал песни и лез целоваться к домовикам. Твой дед чуть не сгорел со стыда, а после и вовсе напился вместе с Люциусом…

А потом на пороге Малфой Мэнора появился он. Тогда еще не похожий на змею, но доводящий Нарциссу своим шелестящим голосом до дрожи в коленках.

Темный Лорд чересчур вежливо приветствовал молодую мать под настороженными взглядами пьяных мужчин семейства Малфой. От былой радости, наполнившей было Мэнор, не осталось и следа.

Люциус с гостем не выходили из кабинета уже несколько часов, и когда новоявленный отец с посеревшим лицом появился на пороге спальни, Нарцисса так и не смогла вздохнуть спокойно.

— Мы должны отдать Стелласа, — коротко оповестил жену Люциус, не глядя на нее, — это приказ Темного Лорда.

От этих слов Нарцисса почувствовала, как все тело охватила слабость. Маленькие комочки, уютно укутанные в кружевные пеленки, почувствовав напряжение матери, недовольно заворочались.

— Что?!

А какая уже разница, что… если нарушить приказ Волан-де-Морта, то не выживет никто из них. Ни дети, ни они сами.

Ненависть, доселе зарождающаяся, вспыхнула ярким пламенем, задевая испепеляющими языками всю любовь к мужу, преданность чистоте крови, все аристократическое воспитание, все, чему ее учили с детства.

Это был первый раз, когда в Малфой Мэноре звучали истерические вопли и бились фарфоровые тарелки восемнадцатого века. Нарцисса не хотела знать, для чего будут использовать ее новорожденного сына, не хотела знать, как важно это для проклятого Лорда, не хотела знать, что будет с ней и с ее семьей в случае неповиновения. Она сотрясалась в рыданиях на руках Люциуса, понимая, что в ее голове уже сложился план, который необходимо было осуществить немедленно.

Волан-де-Морту не нужен ее первенец. Ему нужна была его чистая, неразвитая, первобытная магия. С ее помощью он намеревался достичь своих, абсолютно неважных для нее целей. Значит, нужно было отнять эту чертову магию самой. Так она хотя бы сможет сохранить жизнь Стелласа.

— Что ты сделала? Мам?

Драко слушал ее откровения не веря своим ушам. Подобное просто не могло произойти с его семьей. Хладнокровный сдержанный отец банально испугался, как нашкодивший кот.

Сложный обряд отречения от магических способностей едва не убил новорожденного Стелласа. Ослабленного, едва живого, его попросту вышвырнули в мир маглов, где он рос, не подозревая, что является наследником богатейшего магического рода Англии. И все это придумала его мать.

А Нарцисса словно переживала все это заново. Она не обращалась в своей речи к сыну, словно изливала душу стенам, Мэнору, Стелласу, который наверняка ее не слышал. И Драко не хватало решимости подойти к матери и просто обнять ее.

— Ты не знаешь, что я пережила, — прошептала Нарцисса, склонившись к изголовью Стелласа, — ты не знаешь, как я искала его, когда проклятый Лорд пал. Ты ничего не знаешь, Драко!

Он действительно ничего не знал. За внешним лоском его фамилии надежно прятался более чем двадцатилетний обман, раболепское обожание Темного Лорда, страх перед этим змееподобным чудовищем. Вместо того чтобы хотя бы попытаться противостоять его абсурдным приказам, его отец просто представил своего первенца…

— Мы сказали, что он исчез, — тихо произнесла Нарцисса, но Драко едва ее слышал. — Тебе не понять, каково это — когда даже под Круцио ты не можешь признаться, где прячешь своего ребенка!

— Я не хочу это представлять, мам, — Драко, решившись наконец, протянул ей руку, — я просто хочу знать, зачем тебе она?

— Это я виновата в том, что те дети из школы остались без магии.

Рука Драко застыла в воздухе. Нарцисса с сожалением посмотрела на него.

— Что?!

— Я нашла Стелласа, сынок. Я искала его два десятка лет и, наконец, нашла. Я боялась, что ты никогда не вернешься, и не готова была потерять обоих своих детей!

Все встало на свои места. Это Нарцисса обманом заставила Эверли Беннет прочитать заклинание такой силы, что даже защитная магия Хогвартса не спасла ее и Джеффри Диксона. Леди Малфой была настолько одержима идеей вернуть магию Стелласу, что смогла переместить детей из Хогвартса в Мэнор так, чтобы до правды не докопалась ни одна живая душа.

— Почему ты вернула их?

— Обряд прошел неправильно, — обыденным голосом ответила Нарцисса, словно рассказывая сюжет скучного фильма. — По всем правилам, волшебство нельзя просто так отнять, нужно соблюдать некоторые условия. Это можно сделать только с маглорожденными волшебниками, иначе есть риск нарваться на родовую магию, а это приведет к необратимым последствиям.

— То есть ты специально выбрала жертв, — Драко поежился, будто разговаривал с совершенно чужим человеком, — чтобы отобрать у них?..

— Да. Я должна была вернуть своего сына.

— Это ты забрала Стелласа из его квартиры?

Нарцисса кивнула.

— Это оказалось не так просто, — она ласково посмотрела на старшего сына, — мой мальчик оказался на редкость строптивым.

Ее слова все больше казались бредом. Она с маниакальным упорством не желала признавать всю абсурдность происходящего, лихорадочно выплевывая слова.

Драко напряженно размышлял. Мать с каждой фразой все больше походила на сумасшедшую, с неистовым рвением рассказывая невероятные вещи. Гермиона и Стеллас мирно покоились рядом, и, глядя, как Нарцисса трепетно сжимает вялую ладонь своего первенца, Драко неосознанно нашел под простыней руку Гермионы и крепко обхватил тонкие пальцы.

Постепенно он начинал понимать. Мама не смогла вернуть Стелласу магические способности с помощью маглорожденных Эверли и Джеффри. И это могло значить только одно – он сам, собственноручно, толкнул Грейнджер в пропасть страшного в своей простоте плана Нарциссы.

— Что ты с ней сделала? — грубо прорычал Драко, с ужасом глядя на мать. Она недовольно посмотрела на него.

— Пока что ничего, — будничным тоном ответила Нарцисса. — Твоя грязнокровка на редкость несговорчивая девица.

Драко не узнавал родную для него женщину — всегда ласковая, всепонимающая, неистово любящая своего сына, сейчас она со злостью и раздражением смотрела прямо ему в глаза, искренне не понимая его возражений.

— Ты понимаешь, что так нельзя?! При чем тут она, если вы с отцом когда-то не уберегли…

— Не смей осуждать меня! — вскрикнула Нарцисса, смахивая с лица бессильные злые слезы. — Все, что я делаю, это только ради нашей семьи!

— Все это только ради того, чтобы исправить ошибку, которую вы с отцом совершили! Нельзя просто так калечить чужие жизни, играть с ними.

— Это говоришь мне ты? — ехидно спросила Нарцисса. Точнее, человек, которого он до этого дня боготворил всецело и яростно. И не воспринимал сейчас так же отчаянно, как когда-то саму Грейнджер. — Ты – Малфой, сын своего отца, забыл? Ты должен быть первым, кто согласится помочь мне.

Драко перевел взгляд с матери на лицо Гермионы. Он не знал, слышала ли Грейнджер его сейчас, но точно хотел, чтобы она не лежала такой безжизненной подле них, словно тряпичная кукла. Драко любил свою мать, настолько сильно любил, насколько это было возможно. Корил себя за то, что бросил ее на долгие два года, не уберег от опрометчивых ошибок, не смог поддержать, когда это было нужно. И слепо боялся, что сможет поступить сейчас так же и с Грейнджер.

— Только не за ее счет, — твердо ответил он, спиной закрывая лежащее тело Гермионы, — верни все на свои места, мам.

— Именно это я и хочу сейчас сделать, — упрямо продолжила Нарцисса, — тем более что осталось совсем чуть-чуть. Заклятие почти вступило в силу.

Леди Малфой резко выпрямилась и, глядя на Драко, с размаху кинула в него тяжелый фолиант. Не ожидавший этого, он машинально выставил руки вперед, вспоминая все свои скромные таланты игры в квиддич. Это не снитч, поэтому поймать шуршащую страницами книгу казалось простой задачей. Теплый кожаный переплет неловко лег в ладонь и раскрылся на той странице, на которой привычно открывался ранее.

Потерянный в суровой толще лет,

Не найденный родителем своим,

Возьмет по праву, что ему принадлежит,

Коль предаст душу в жертву его мать.

Нарцисса действительно отдавала себя в жертву. Неважно, какие цели преследовал Темный Лорд, почему отец не мог ему противостоять и зачем ему, Драко, присутствовать сейчас в этом театре абсурда. То, что дается волшебнику при рождении, отнимать нельзя, какая бы благая миссия ни стояла за этим. Длительное ли общение с Грейнджер, изменение взглядов на жизнь — да какая разница, что помогло понять ему, что играть людьми как куклами нельзя. Важно то, что теперь Драко действительно это понимал.

Тела Гермионы и Стелласа окутались мягким зеленым светом. Нарцисса, припав к незамеченному ранее Драко импровизированному алтарю из книг, свистящим шепотом читала неизвестное ему заклинание.

Драко решительно поднял палочку, собираясь остановить мать, но она лишь стала произносить слова быстрее. Свет над фигурами, укутанными простынями, стал ярче, образуя единый кокон, в центре которого растерянно продолжал стоять Малфой. Опомнившись, он хотел броситься к матери, но упругий осязаемый свет не пустил его из своего круга.

— Не трогай ее, мама! — громко, словно надеясь сбить Нарциссу, отвлечь ее, крикнул Драко, понимая, что до конца заклинания осталась пара строк. — Ты не сможешь вернуть так его, потеряешь меня, понимаешь?!

Драко презирал отчаяние в собственном голосе, но справиться с ним не получалось. Он разом позабыл все, чем с напыщенным удовольствием раньше хвалился. Хотя бы потому, что реально против собственной матери пойти не мог. А призрачная надежда, что все решится само собой, таяла с каждой секундой. Колбы звенели и лопались от напряжения, изливая едкие жидкости. Артефакты, в беспорядке разбросанные по столам, падали на пол, разбиваясь. Магия невообразимой силы, изнуряющая, выдавливающая остатки воздуха из легких, светящаяся потусторонним светом, охватила тело Нарциссы, вымученно читающей заклинание. По потухающим глазам женщины было видно, что последние слова заклятия даются ей с огромным трудом.

Драко не мог пошевелиться. Он так и стоял, стиснув в задеревеневшей руке палочку, зажатый в сильнейшем энергетическом коконе.

Оставались считаные секунды, и заклинание должно было завершить свое действие. Но развязка наступила еще быстрее, чем мог ожидать Драко.

Нарцисса бессильно упала на пол, раскинув руки. Свечение, охватившее все вокруг, мгновенно потухло. Напряженные, вытянутые по струнке тела под жесткими простынями расслабленно осели, словно из них выпустили воздух. Наступила звенящая тишина, настолько напряженная и пугающая, что каждый вздох в ней отдавался от стен эхом.

Но Драко не обращал внимания на происходящее вокруг.

Нарцисса лежала на спине, широко раскинув в сторону руки, невидящим взглядом уставившись в потолок.

И только легкая улыбка, парадоксально невозможная на измученном, постаревшем лице, пугала сильнее, чем любая гримаса ненависти или боли.

Комментарий к 21 глава Спасибо всем, кто ждал новые главы) тем, кому интересно мое творчество) тем, кто читает, комментирует) я не могу сказать, что финал уже совсем близко, но некоторые тайны пора раскрывать)

жду Ваших мнений, милые читатели)

спасибо Вам за них)))

====== 22 глава ======

Гермиона устало склонила голову на ладони, внимательно наблюдая за показаниями приборов. Она достаточно разбиралась в магловской медицине, чтобы понимать – давление и сердцебиение в норме, угрозы для жизни нет. Но просто так покинуть палату, в которой уже несколько дней не приходил в себя Деймон Донован, не могла. Ей казалось неправильным оставить его вот так, в одиночестве, в окружении пищащих мониторов и капельниц.

Конечно, воздействие сильнейшей магии на неподготовленного человека оказалось слишком сильным. Нарцисса, свято верившая в правильность своих действий, переоценила собственные силы. Заклинание, лишившее магии Эверли и Джеффри, обернулось против нее самой. В причинах Гермиона еще не разобралась — со смертью леди Малфой появились другие, более важные задачи, но она знала — вернуться к этому еще придется. Пока что главной проблемой оставался Деймон — в сознание он не приходил, хотя видимых причин для этого не было, он просто спал, как под влиянием сильнейших снотворных. Врачи констатировали сильнейшее переутомление и стресс, ссылаясь на умные теории из книжек.

Даже Гермионе пробуждение далось тяжело. Она слышала все, что происходило вокруг, чувствовала, что на протяжении всего разговора с матерью Драко крепко держал ее за руку, но анализировать ситуацию не могла. Сейчас же, когда силы ее полностью восстановились, навалилась такая всепоглощающая усталость, что справиться с ней в одиночку казалось невозможным, а просить помощи у Малфоя было бы слишком бесчеловечно.

Он, наверное, никогда не плакал так искренне. Горячие, обжигающие слезы струились по лицу, но леденеющее тело Нарциссы оставалось недвижимым — только остекленелые глаза смотрели равнодушно и мертво. Драко сжимал ее худые острые плечи, гладил распустившиеся волосы, целовал обескровленные щеки, до конца не веря в ее смерть, нисколько не стесняясь собственного горя. В этот миг он готов был винить кого угодно — себя, брата, Гермиону, отца, — но ничто не могло изменить произошедшего.

Его матери больше нет. Она навечно осталась в написанных ею портретах Люциуса, в штрихах, покрывающих белоснежный пергамент, в этой чертовой лаборатории, где самонадеянно подвела себя к смерти.

Он очень хорошо помнил, как хоронили отца. Скорбная процессия не затянулась — только он и Нарцисса возложили белые лилии на его могилу в семейном склепе. Его высокие стены высоким шпилем уходили в небо, гостеприимно распахивая кованые ворота теперь и для Нарциссы.

Грейнджер была рядом. Отводила глаза, нервно перебирала тонкими пальцами подол простого черного платья, явно чувствуя себя чужой в этом неуютном месте. Драко знал, что она разрывалась между ним и Стелласом, не зная, кому ее помощь нужна больше – одинокому парню, так и не узнавшему своих родителей, или ему, только что похоронившему их. И в глубине души надеялся, что выберет она его.

Гермиона появилась несколько минут назад, в очередной раз вернувшись после посещения больницы. За эти два дня она привыкла к вспышкам галогеновых ламп, мерцающих в приемном покое, так же, как и к неверным бликам свеч, роняющим тяжелые восковые слезы на дорогие ковры в комнате леди Малфой.

— Тебе нужно поспать, — Гермиона осторожно положила руку на плечо Драко.

Он только накрыл ее ладонь своей, ничего не отвечая. Отрицательно покачал головой.

Малфой устал. Устал сидеть вот так, на полу, зарывшись босыми ступнями в высокий ворс ковра. Прислушиваться к звукам, наполняющим комнату — скрип половиц, шорох ветра в шелковых занавесках, мелодичный перезвон хрустальных капель на потушенной люстре. Ему казалось, что стоит только обернуться, как в высоких подушках он увидит лицо Нарциссы, безмятежно спящей и удивительно прекрасной во сне.

За последние сорок восемь часов он узнал о матери то, чего всем сердцем не желал бы знать, но любить ее меньше оказалось невозможным. Душа, и без того надколотая, выжженная, словно пустыня, рассыпалась на кусочки, причиняя почти физическую боль.

— Малфой, так нельзя, — озабоченно пробормотала она, — ты не можешь…

— Не могу.

Кажется, это были его первые слова с тех пор, как на усыпанный цветами гроб упала первая горсть земли. Гермиона хорошо запомнила это мгновение. В склепе удушающе пахло лилиями и розами, любимыми цветами Нарциссы. Глядя, как нежные лепестки погибают под тяжелыми глинистыми комьями, Гермиона невольно подумала о том, что однажды и на их могилах — ее, Драко, Стелласа — точно так же будут увядать молчаливые лилии.

Гермиона видела слабость Драко.

Снова.

И, скорее всего, завтра он будет вновь ненавидеть ее за это.

Поэтому все, что в ее силах было сделать, — осторожно переплести его пальцы со своими. Он не оттолкнул ее руки, только сильнее сжал ладонь.

Совсем как сейчас.

Последняя свеча, недовольно шипя, утопила фитиль в расплавленном воске. Комната, наблюдающая за ними десятками нарисованных глаз, погрузилась во мрак.

— Ты не можешь быть здесь один, в темноте.

— Ты можешь остаться со мной, Гермиона.

Она вздрогнула, услышав свое имя из его уст. Присела рядом, чувствуя, как мягкий ворс приятно щекочет руки.

— Что будет со Стелласом? — Грейнджер держала в себе это вопрос слишком долго, впервые до конца осознав его важность тогда, когда пришлось применить заклинание, благодаря которому магловские врачи послушно погрузили бесчувственного парня на носилки. Не задавая вопросов, попутно рассказывая что-то о «стрессе, нервном перенапряжении и молодеющих инсультах».

— Нет никакого Стелласа, — даже в кромешной тьме Гермиона видела, как Малфой устало закрыл глаза, — есть Деймон Донован. И я с ним не знаком.

— Это жестоко! — ее голос был несколько громче, чем она могла себе позволить. Но позволила.

— Жестоко явиться к нему со словами: «Я твой брат-близнец, а наша мать, двадцать с хером лет назад лишившая тебя магии, позавчера умерла».

Драко впервые сказал это вслух, до этого не желая признаваться даже самому себе в смерти Нарциссы. Но и сейчас, иронично играя фразами, он не сомневался в правильности своих слов.

— И тебя он тоже не знает. Он знает Герберту Гилмор, девушку, некогда учившуюся в элитном пансионе. Ну, или какая там у тебя была легенда. Поэтому единственное, что будет правильным, — никогда более не встречаться с ним. Обливиэйт, Грейнджер.

Заклинание, которое некогда она применила к своим родителям. Страшно, мучительно, рискованно — да, но, наверное, иногда, переступив через кого-то, нужно раздавить и свои сомнения. Тяжело принимать решения, а играть чужой жизнью — еще тяжелей.

Если ты не Малфой, конечно.

— Здравствуйте, вы ко мне? — красивый светловолосый парень только что проснулся и изо всех сил сдерживался, чтобы не зевнуть, стараясь придать себе солидности в глазах миловидной шатенки, заглянувшей к нему в палату.

— Да, мистер Донованн, — девушка напряженно улыбалась, сложив руки за спиной, — как вы себя чувствуете?

— Все отлично, — констатировал пациент, оценивающе оглядывая стройную фигуру в коротком белом халатике, — доктор Стэнфорд сказал, еще пару дней — и можно выписывать!

Озорные глаза, мерцающие холодными смешными льдинками, светлые волосы, неаккуратно спадающие на высокий чистый лоб, длинный прямой нос и тонкие улыбчивые губы. Лицо Деймона Донована, такое знакомое и в то же время чужое, не выражало ничего, кроме вежливого интереса.

— Хорошо, мистер Донован, выздоравливайте, — заученным тоном произнесла девушка и покинула палату, оставив за собой едва заметный шлейф незнакомого ему парфюма.

Деймон растерянно посмотрел ей вслед, пробормотав что-то о странных медсестрах. Ему предстояли долгие пару суток в осточертевшей палате, прежде чем он вернется в свою холостяцкую квартирку и, наконец, сможет насладиться вкусом любимых дешевых сигарет, приготовить себе такую знакомую яичницу с беконом и больше никогда не страдать от проблем со стрессоустойчивостью…

Гермиона надежно спрятала волшебную палочку в сумку, для верности запихнув туда же скомканный халат, прежде незаметно украденный из кабинета мистера Стэнфорда.

Перед глазами стояла яркая вспышка.

Обливиэйт.

====== 23 глава ======

Темнота коридоров Мэнора больше не настораживала Гермиону. Она уже привыкла к прохладным галереям, надменным лицам на портретах и дорого отделанным комнатам. За несколько дней, проведенных здесь, она перестала пугаться внезапных скрипов, постоянных сквозняков и шепота картин. В памяти больше не звучал безумный хохот Беллатрисы Лестрейндж, раболепские голоса Пожирателей и шипение Темного Лорда, которые, казалось, отдавались эхом из каждого угла огромного обеденного зала. Даже тяжелый взгляд Люциуса Малфоя с портрета перестал напоминать о своем ежесекундном присутствии.

Гермиона до конца не понимала, что держит ее здесь, но оставить Драко в одиночестве не могла. Проведя ночь после похорон Нарциссы в ее спальне, заснув прямо на полу, они, кажется, стали друг другу слишком необходимы, чтобы обсуждать происходящее. Смерть леди Малфой, отказ Драко от объяснений с Деймоном Донованом, каждая минута, проведенная вместе, — все это осталось за гранью их коротких разговоров.

Малфой был молчалив, лишь изредка непривычно тепло прикасаясь к Гермионе. Она чувствовала его потребность в ней каждый раз, когда прохладная сухая ладонь сжимала ее пальцы. Каждую ночь, крепко обнимая ее во сне, зарывшись лицом в пышные каштановые волосы, Драко вздрагивал от любого шороха. Чаще всего он и вовсе не спал, уставившись пустыми глазами в потолок. Несмотря на катастрофическую нехватку сна, днем он был сосредоточен и обычно безэмоционален.

Они практически не разговаривали, каждую свободную минуту проводя в библиотеке, изучая документы Нарциссы. Гермионе казалось, что она выучила ее почерк наизусть — каллиграфические строгие буквы, лишенные каких бы то ни было витиеватости и кокетства, стройными рядами скользили по белоснежной бумаге.

— Ей просто не хватило сил на проведение обряда, — наконец, констатировал Драко на исходе недели, проведенной Гермионой в стенах поместья. Она уже не вглядывалась в документы и книги, устало склонив голову ему на плечо, изо всех сил стараясь не уснуть. Сказывались бессонные ночи и нервное напряжение, не желающее покидать ее ни на минуту. В глубине души она так же переживала за Деймона, хотя точно знала, что с ним все будет в порядке. Они начисто лишили его воспоминаний о себе, не оставив даже крохотного шанса на признание. Гермиона знала, что это гложет Драко не меньше, чем ее, но не позволяла себе заговорить о Стелласе.

Деймоне Доноване. Потому что нет никакого Стелласа. Есть Деймон Донован. И они с ним незнакомы.

— Драко, — она редко называла его так, но в последнее время настолько привыкла ко вкусу его имени на своих губах, что делала это, не задумываясь, — ее больше нет. Она просто хотела вернуть то, что было отнято, из благих целей. Она — мать, была готова на все ради своего ребенка. И ты знаешь, что для тебя она также сделала бы то же самое.

Малфой вздохнул, прижавшись щекой к ее макушке.

— Я знаю, — согласился он, — но не понимаю, почему все должно было случиться именно так. Нарцисса не была дурой, она четко осознавала, на что идет, и, судя по всему, все просчитала. Этого просто не могло случиться.

— Но случилось.

— А ты понимаешь, что если бы все пошло иначе, то тебя бы сейчас здесь не было? — кажется, Драко было нелегко решиться на этот вопрос.

— Меня здесь и так быть не должно, и ты прекрасно об этом знаешь, — Гермиона отстранилась и напряглась, словно решаясь сказать ему что-то важное.

Она привыкла к нему. Не жалела, не хотела жалеть, видела его слабым и в то же время чувствовала себя спокойно и на своем месте. Это дикое ощущениестало для нее новым, пугающим — парадокс. Она хотела видеть его каждый день, изучать взглядом каждую черточку лица, слышать его голос — и не могла признаться себе почему. Четко осознавала, что нужна ему, — и он не отталкивает ее именно поэтому. И, кажется, уже не собирается отталкивать.

Малфой остался таким же — эгоистичным, холодным, надменным, ироничным, немного трусливым, расчетливым — и это нравилось ей больше, чем могло быть в принципе. Несмотря на то, что ее друзья, семья, живущие своими жизнями там, в реальном мире, возможно, ждут ее, Гермионе хотелось остаться в этом маленьком мирке, выдуманном, теплом, ежеминутно меняющемся и до сих пор немного трагичном.

— Если ты захочешь уйти, сама знаешь, держать не буду, — сухо ответил Малфой, не глядя на нее и деловито собирая документы на столе в аккуратную стопку.

Чертова Грейнджер.

Нужна ему.

Нужна со всеми ее дурацкими привычками, занудностью и в то же время непредсказуемостью. Сострадательная, принципиальная, гордая, амбициозная… хотя… когда она была такой? В школе? Что осталось от нее прежней? А от него, от него осталось-то хоть что-то?!

Тихие шаги за спиной, и она неловко прижимается к нему. Он чувствует спиной ее стройное, вздрогнувшее от неожиданного прикосновения тело. Хрупкие тонкие пальцы знакомо расстегивают непослушные пуговицы строгой рубашки. Все, что он хотел сказать ей, неважно. Какая разница, останется ли она в его жизни сегодня, завтра или через херову тучу лет, если сейчас он может просто обернуться и, не спрашивая разрешения, торопливо раздеть ее донага?

Важно ли, когда закончится их молчаливое уединение, если педантично сложенные бумаги уже небрежно скинуты на пол, а в ее хриплом прерывистом дыхании уже нет ничего, что могло бы остановить его?

Малфой не просто нуждался в ней. Не просто не хотел отдать ее кому бы то ни было. Именно Гермиона научила его важному правилу — нельзя решать за других. Выход есть всегда, и необязательно топтать чужие жизни, чтобы добиться своего. Именно благодаря Грейнджер Малфой наконец осознал, что любой поступок имеет обратную сторону, у каждого человека есть второе лицо. И то, какое из них ты увидишь, зависит только от тебя. Какую сторону своего двуличия покажешь ты сам.

А сейчас… какая разница, что будет завтра. Сейчас она, ее ритмичные выдохи, извивающееся тело, нежные прикосновения и бессмысленный шепот — то, что он выбрал.

И, кажется, на этот раз, он уверен в своем выборе.

— Что ты планируешь делать дальше?

Всего одна фраза, от которой появляется прохладное ощущение дежавю. Кажется, когда-то давно этот вопрос уже звучал. Они так же лежали в обнимку, уставшие, едва отдышавшиеся. Драко привычным движением откинул влажную челку с лица, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за Гермионой.

Она потянулась, разминая напряженную спину. Заколола непослушные волосы и проницательно взглянула на него. В каждом ее движении ему виделась некая грациозность, не имеющая ничего общего с позированием. Она просто перестала быть для него угловатым неуклюжим подростком, которого она сама в себе видела.

— Не знаю, честно, — призналась она, — нужно решить много вопросов. Жилье, работа. Хочу повидаться с друзьями, родителями. Навестить МакГонагалл.

— В общем-то, ничего не изменилось, — подытожил Малфой, неспеша поднимаясь с пола, устланного мягким пушистым ковром, ставшим им импровизированной постелью. — В Голландию на этот раз не собираешься? К тюльпанам…

Гермиона шутливо нахмурилась.

— Ты стал удивительно разговорчив, — Гермиона потянулась к своей одежде, но он перехватил ее руку.

— Заговариваю тебе зубы, пока ты не собралась в кругосветное путешествие снова, — Драко ловким движением спрятал ее смятую футболку за спиной, — но так как ты в таком виде вряд ли вообще выйдешь отсюда…

— Ты все продумал?

— Конечно, — Малфой довольно улыбнулся. Непривычно было видеть его таким… живым. Он не высказал ни единой эмоции с тех пор, как за ним закрылась тяжелая дверь фамильного склепа, и только сейчас стал походить на себя прежнего. Разве что взгляд его оставался столь же потерянным и настороженным.

Гермиона решила, что настало время сказать ему то, что уже давно хотела. В конце концов, рано или поздно это придется сделать.

— Я хочу тебе кое-что вернуть, — она вложила свою руку в его ладонь, — мне кажется, что теперь тебе хватит совести не лазить в моих мыслях, как у себя дома.

На большом пальце ее правой руки слабо блеснуло кольцо, покрытое витиеватыми рунами. Драко чувствовал теплый металл кожей, но внутри поселился неприятный холодок.

Он совсем забыл об этом кольце и о том, кто его истинный владелец. Руны черными линиями пересекали тонкий ободок, мерцающий в полумраке.

Проклятие Гермионы. Он совсем забыл о нем, так же, как и об этом чертовом кольце, с головой погрузившись в собственные переживания. Внезапно объявившийся брат, пропажа Гермионы, помешательство матери и ее смерть, его решение об отказе от Стелласа… Все это наросло в огромный ком его личных проблем, напрочь вытеснив мысли о другом, не менее важном вопросе. Ответ на который невозможно было найти в книгах библиотеки Мэнора.

Дрожащими пальцами Драко осторожно прокрутил кольцо, пытаясь его снять, но упрямый ободок нагревался в руках и не желал покидать привычное место. Гермиона с изумлением наблюдала, как прежде расслабленный, даже слегка томный парень мгновенно собрался, нашептывая неизвестное ей заклинание. Металл нагрелся настолько, что Гермиона, зажмурившись, вскрикнула.

— Что это значит?!

Не отвечая, Драко поднялся на ноги, протянув ей ее вещи и одновременно быстро надевая брюки.

— Надо снять его, Грейнджер, и чем быстрее, тем лучше, — коротко пояснил он, но она отвлеклась на пульсирующую боль от ожога. Кольцо раскалилось добела, заставив ее стиснуть зубы от боли. Стараясь не обращать внимания на уже немеющую ладонь, Гермиона быстро натянула футболку и джинсы.

— Что за?!.

— Я обязательно объясню тебе все, но попозже, — Драко отвернулся и, схватив первый попавшийся предмет — дорогое, позолоченное пишущее перо Нарциссы, навел на него волшебную палочку и одними губами прочитал заклинание, которое Гермиона не расслышала. В каждом его движении чувствовалась сосредоточенность и хладнокровная решительность, и Гермиона не стала задавать вопросов, всеми известными ей заклинаниями стараясь заглушить боль, настолько уже невыносимую, что, не боясь обжечь и вторую руку, Гермиона схватилась за кольцо, пытаясь самостоятельно стянуть его. Малфой зло и в то же время беспомощно посмотрел на нее.

— Не трогай! — заорал Драко, пытаясь перехватить ладонь Гермионы, но было поздно.

Со стеллажей с грохотом стали падать книги, осыпаясь разорванными страницами и многовековой пылью. Свет, рассеивающийся из высоко поднятых кованых канделябров, погас, и библиотека погрузилась во тьму. Единственным источником некоего потустороннего излучения оставалось кольцо, синим пламенем вспыхнувшее на пальце Гермионы. Она вскрикнула, с удвоившимся ужасом ответив, что боли от раскаленного металла не чувствует. Драко рывком схватил ее за руку и стремительно завел за спину.

— Стой там и не дергайся! — приказал он, прекрасно зная, что Гермиона не послушается. Но, прикрывая ее собой, Драко лелеял надежду, что хотя бы несколько минут он выиграл.

====== 24 глава ======

— Ну, здравствуй, любимый.

Женский голос, в котором звучали нотки иронии, доносился словно из ниоткуда. Невозможно было определить местонахождение говорящей — темный неприветливый коридор, недра библиотеки или в двух шагах от него и Гермионы. Драко крепко сжал руку растерянной донельзя девушки, прикрывая ее собой от неизвестной опасности.

— Ты действительно думал, что сможешь обвести меня вокруг своего аристократического пальца? — тон перешел в издевательский. — Или решил, что мое кольцо может стать для вас… обручальным?

Говорившая показалась Гермионе смутно знакомой. Где-то она определенно слышала этот глубокий грудной голос с саркастическими нотками. В глубине книгохранилища с грохотом упал стеллаж, поднимая в воздух столб книжной пыли. Грейнджер закашлялась, прикрывая лицо рукой, Малфой же, напротив, даже не вздрогнул, лишь напрасно оглянувшись на источник оглушительного звука.

Она появилась из пустоты прямо перед ними. Высокая, стройная, с ниспадающими на идеально округлые плечи волосами смоляного цвета. Точеная фигура, облаченная в изумрудную атласную мантию, нисколько не скрывающую совершенные изгибы тела. Женщина откинула с лица капюшон, украшенный причудливой вышивкой.

Драко напряженно смотрел на нее, и его настороженность Гермиона чувствовала всем своим существом, но как завороженная уставилась на открывшуюся тошнотворную картину, не в силах даже пошевелиться.

Пронзительно-синие глаза, обрамленные опаленными, будто вывернутыми наизнанку веками без ресниц. Глубокие, сочащиеся сукровицей уродливые ожоги на щеках. Губы, покрытые незаживающей лопающейся кровавой коркой. Некогда изящные ладони, похожие ныне скорее на обожженные куски мяса.

Гермиона вспомнила. Именно это жуткое существо — женщина, девушка? — являлась к ней в кошмарах. Ее голос еще долго отдавался эхом в сознании, несмотря на то, что Грейнджер уже давно очнулась от удушливого ночного ужаса. Но Драко, казалось, не удивился, увидев ее.

— Что тебе нужно? — не отрывая взгляда от каждого движения незнакомки, хрипло спросил он.

Женщина захохотала знакомым истерическим смехом. Этот леденящий хохот…

— Мне? — скривившись, выплюнула она. — То, что мне принадлежит. Ну и, конечно, оплата за аренду моего артефакта. Между прочим, сильного парного артефакта.

Женщина подняла ладонь, и в пыльном мраке библиотеки мелькнуло кольцо — близнец того, которое еще недавно причиняло Гермионе невыносимую боль.

— Мисс… м-м-м… Грейнджер, не изволите вернуть? — картинно вежливо поинтересовалась женщина, протянув руку Гермионе, но Драко уверенно оттолкнул ее.

— Дана, — предостерегающе прохрипел он, — не вмешивай ее.

Дана с издевкой ухмыльнулась.

— А то что? Расскажешь ей, как все обстоит на самом деле?

— Не твое дело. Забирай кольцо и исчезни.

— Как у тебя все просто, любимый, — последнее слово неприятно резало слух, с каждым звуком все больше распаляя любопытство Гермионы, — а как же рассказать твоей подстилке о наших искренних чувствах? О том, что это за кольцо? Ах да, ты же боишься показаться последним кретином, допустившим самую дурацкую ошибку, на которую только оказался способен.

Дана облокотилась на стол, брезгливо отдернув руки от его поверхности.

— Как не стыдно, Героиня Войны, а спишь с последним ублюдком, который предал ваше грязнокровое отродье, еще когда…

— Заткнись, — заорал Драко, но, несмотря на клокочущую злость, не двинулся с места, только плотнее прижался к ошеломленной Гермионе.

А она стояла молча, не говоря ни слова. Гермиона знала, что не стоит поддаваться на провокации обозленной непредсказуемой женщины, но ничего не могла поделать с любопытством, смешанным с гадливостью и неприязнью.

— Кто ты?

Свой тихий, но настойчивый вопрос Гермиона слышала словно со стороны, так же отстраненно наблюдая, как взмахом руки Дана не позволяет Драко ответить за нее. Легкое движение — и он, словно тряпичная кукла, тяжело оседает на пол, как если бы кто-то точным движением подсек его под колени.

— А я тебе говорила, что эта замечательная вещица защищает от большинства видов магии, надо было себе оставить, — злорадно прошипела Дана, с удовлетворением наблюдая за его беспомощностью. — Бедняжка Драко Малфой, что, воды в рот набрал? Или неважно себя чувствуешь?

Он молчал, обессиленно и недвижимо растянувшись у ног Гермионы. Та склонилась над ним, но поняла, что ничем не поможет — тело его окуталось синеватым свечением, подверженное не знакомой ей магией. Магией, не знакомой Гермионе Грейнджер. Еще один чертов парадокс…

— Малфой! — Гермиона схватила его за руку, но ее остановил истерический крик Даны:

— Лучше не трогай его! Ты думаешь, сможешь помочь? Может быть, сначала хочешь узнать кое-что интересное?

— Ничего я от тебя знать не хочу! — несмотря на требование Даны, Гермиона не выпустила его ладонь.

— А придется… Выбирай: либо он сдохнет у тебя на глазах прямо сейчас, а следом и ты, либо… — Дана задумчиво прикусила распухшую от ожога губу, отчего по уродливому подбородку потекла капля алой, рубиново горящей крови, — либо он сдохнет чуть позже вместе с тобой, но ты успеешь потешить себя надеждой на ваше героическое спасение. Ну же, храбрая Грейнджер, не разочаровывай меня!

Гермиона сдалась, несмотря на свое раздраженное «Да пошла ты!». Ненавидя себя за свою беспомощность, она с ужасом наблюдала, как с лица Малфоя исчезают краски, — кожа становится бледной и безжизненной, глаза стекленеют. Гермиона вцепилась в запястье, с легким успокоением отмечая слабо дергающийся пульс.

— Давай, начинай, рассказывай! — зло выкрикнула она, не отпуская его руки, но Дана, казалось, нарочно издеваясь, принялась медленно прохаживаться перед ними.

— Жалкая картина, — жеманно протянула она, — доблестная подруга великого Поттера и ее сердечный самодовольный дружок Малфой! Кому скажи, не поверят.

Гермиона лихорадочно соображала, что можно сделать, но так как физически ощущала исходящую от сумасшедшей изувеченной женщины первобытную магию — сильную, необузданную, неизведанную, — ответа на свои размышления найти не могла. Но действительно лелеяла надежду спастись.

— Наш с тобой друг наделал много ошибок, — наконец, напыщенно произнесла Дана, не забывая наблюдать за реакцией Гермионы, — но именно благодаря мне он стал тем, кто он есть.

Когда не стало Люциуса, Драко долго таскался по Великобритании — и магической его части, и магловской, — взращивая в себе желание стать чем-то большим, чем просто сын Пожирателя смерти. Дешевые мотели и вульгарного вида девицы сменялись шикарными ресторанами и изысканно наряженными дамами, но итог дня оставался один — вечерами наследник аристократического рода напивался до полубессознательного состояния, каждому встречному рассказывая о великой миссии возрождения былой славы этого самого аристократического рода. Чаще всего его слова принимали за пьяный бред, но так было ровно до того момента, пока он не встретил ее. Дану.

— Ты, наверное, знаешь, что значит влюбиться как кошка? — доверительным тоном вопрошала женщина, не обращая внимания на отвращение на лице Гермионы. — Знаешь, конечно.

Он забрел к ней случайно, избитый, весь в синяках и крови. Увидев Малфоя впервые, Дана приняла его за такого же, как она сама, — искалеченного, отверженного, измученного. Но за те несколько дней, когда она залечивала его сломанные ребра и вывихнутую челюсть, он стал для нее всем. Потому что не пугался ее обезображенного лица, не морщился при виде изувеченных рук и принимал такой, какая она есть. А была она не просто волшебницей — ученица свихнувшегося колдуна, его преданная последовательница, перенявшая совершенные умения своего учителя — безупречную легилименцию, сверхтонкую интуицию, идеальное владение невербальной магией и потрясающие познания в области зельеварения. Отшельник, живущий на окраине магического Лондона, где любой запрещенный товар можно купить за бесценок или просто украсть, наложив на торговца непростительное, нашел Дану совсем девчонкой. Что было до него — она не помнила. Знала только, что всем обязана ему…

Когда женщина говорила о своем учителе, в тоне вместо привычной иронии чувствовалось благоговение. И эти изменения пугали больше, чем если бы она кричала или хохотала как умалишенная. Это лучше, чем тихий шелест, напоминающий шипение Волан-де-Морта.

Но за свою щедрость учитель запросил слишком высокую цену. Идеально красивая девушка превратилась в обезображенную уродину, обгоревший кусок мяса. Правда, за это она получила еще одну особенность и необычный подарок — древний парный артефакт, аналога которому нет нигде в мире. Подобной античной магией не владел, наверное, сам Дамблдор! Дана умела управлять огнем. Могла сжигать людей изнутри или вызывать стихийный огонь в том месте, в котором пожелает. Могла превратить любого в жалкое подобие себя — кроме того, кто будет носить второе кольцо. При одном условии — второй владелец должен всей душой любить истинную владелицу артефакта.

Однако ее уродство не было окончательным — хитрый колдун устроил все так, что только искренне и взаимно полюбив, Дана сможет стать прежней. Звучит как сюжет тривиальной и скучной сказки, но у искусного волшебника, видимо, было плохо с фантазией.

— Так я и ждала своего прекрасного, черт возьми, принца, — Дана становилась все эмоциональнее, все яростней, — даже когда учителя не стало, я ждала его. И дождалась.

Драко Малфой стал для нее тем самым «принцем». Два года она обучала его всему, что знала сама, не требуя ничего взамен. Два года она верила в его чистую, но невысказанную любовь, каждое утро с надеждой глядя в зеркало. Но видела только свое уродливо раскроенное лицо.

— Он носил меня на руках, — грустно, с каждой секундой меняя настроение своего истерического повествования, поведала Дана, — я была для него всем. Я! Он угадывал мои мысли, и для этого ему не нужно было лезть мне в голову. Он любил меня.

Но всякой сказке, даже самой обычной и банальной, приходит конец. Драко уже умел все — и, может быть, в чем-то больше или чуть меньше, чем сама Дана, — но этого ему стало недостаточно. Он ощутил в себе силу, способную помочь его изувеченной семье. Но сама Дана так и не вернула своей былой красоты.

— Я думала, любовь побеждает все, так ведь? Ничего подобного. В его случае любовью оказалось просто иметь меня так, как ему вздумается, во всех смыслах… И обещать вернуться тогда, когда даже не собирался этого делать.

Но Дана оказалась чуть умнее, чем предполагал наивный Драко Малфой. Она отдала ему кольцо — не для того, чтобы уберечь от самой себя.

Обратная сторона магии — тот, кто носит это кольцо, не взрастив в себе любви к ней, всегда будет в поле зрения Даны. В преисподней или эдеме — но она найдет его. Убить не сможет, но свести с ума, заставить поверить в проклятие, лишить сна и покоя— запросто.

И Драко об этом догадывался. Но думал, что действие распространяется только на тех, кто связан с ней, с Даной, для остальных являясь просто щитом от ментальной магии.

Наивный дурак.

— Играть с вами было даже интересно. Я не собиралась отдавать его тебе — пусть бы тешился, пока мне это не надоест. В конце концов, мужчинам нужно иногда… отвлечься. Но вернуться он должен был ко мне.

Гермиона не понимала и половины из ее рассказа. Это было слишком дико, чтобы оказаться правдой, в которую можно поверить.

За последнее время она встретила слишком много женщин, ослепленных своей идеей, утонувших в своей любви, совершенно сумасшедших.

Нарцисса, слепо верившая, что только вернув сыну магию, она вновь обретет его. Дана, зациклившаяся на своем «спасителе» и выбравшая на его роль Малфоя.

Сама Гермиона, настолько привязавшаяся к нему же, привыкшая, влюбленная, черт возьми, в эти серые потухшие глаза.

С каждым словом Даны жизнь по капле покидала бледное обескровленное лицо, заставляя Гермиону судорожно сжимать холодную ладонь в своих пальцах.

— Когда я поняла, что он слишком увлекся, то натравила на тебя того пьяницу в баре. О, под Империусом его ухаживания были очень убедительны! Как будто без непростительного можно тобой увлечься.

Шутка показалась женщине удачной, заставив ее хищно и самодовольно осклабиться.

— Так это ты убила его?! — Гермиона зло посмотрела на эту полоумную, сожалея, что пока не может запустить в нее заклинанием.

— Конечно, — она расслабленно кивнула, — а когда наш общий друг искал своего братца, моя помощница должна была привести его ко мне. Жаль, он был сильно озабочен поисками, а она слишком тупа, чтобы предпринять более решительные действия! Но не волнуйся, я придумала ей достойное наказание!

— Да мне вообще ее судьба не особо интересна! — огрызнулась Гермиона, замечая, что Дана слишком увлеклась своей властью над ситуацией и сейчас ее речь больше походила на бред запойного пьяницы. Слишком уж лихорадочно блестели ее глаза, а обугленные руки нервно теребили край мантии.

В этом был свой плюс. Гермиона поняла это, когда Драко слегка, едва заметно сжал ее пальцы в своей ладони. Он постепенно приходил в себя, пока, увлеченная своим рассказом, сумасшедшая не замечала, как ослабло действие ее заклятия.

«Потянуть время, только бы потянуть!» — мысль гвоздем засела в голове, не позволяя думать ни о чем другом. Только сейчас Гермиона заметила, что для правильного действия магии Дане необходим зрительный контакт с Малфоем. Стоило ей только прервать его, как к Драко возвращались силы, медленно, но уверенно.

Прервать действие магии можно было только одним способом.

— Как ты смогла пробраться сюда? Поместье ненаносимо, без приглашения не попадешь, — Гермиона задала первый пришедший на ум вопрос.

— Кольцо, — Дана миролюбиво кивнула, словно в разговоре со старой подругой,— наблюдать за вами было увлекательно, а все благодаря ему. Но снять его так просто нельзя, отзывается его пара. Зато благодаря ему не страшны никакие пространственные и ограничительные чары.

Дана определенно расслабилась. Она уверенно чувствовала себя хозяйкой положения, удобно устроившись уже на мягком диванчике. Настолько удобно, что перестала контролировать состояние Малфоя — его ледяные доселе руки медленно теплели, крепко сжимая ладонь Гермионы.

— Надеюсь, ты была довольна увиденным? — Гермиона усмехнулась. — Только вот зачем мне все это знать? Так легко все это рассказываешь.

— Я хочу, чтобы ты знала, какая мразь твой любовничек. Трахался с тобой, несмотря на данное мне обещание. Использовал меня, и тебя он тоже использовал. Как же, великая Грейнджер, победила Сами-Знаете-Кого. Такая добыча. Связь с тобой – это уже пропуск в пуританские маглолюбивые слои волшебного сообщества.

Гермиона почувствовала укол недоверия. Нежелания верить.

Бред сумасшедшей.

— Впрочем, это уже неважно. Вы все равно не выйдете из этой комнаты, — продолжила Дана, задумчиво разглядывая свои руки, — прочувствуешь на себе, каково это – гореть заживо. Твоему дружку понравилось — хоть он и оказался живучим, по сравнению со своей подружкой.

Фраза, брошенная мимолетно, будничным тоном заставила Гермиону вскрикнуть от неожиданности. Кусочки пазла не желали вставать на свои места, хотя казалось, что еще немного – и она сможет понять, чего и, главное, почему хочет эта сумасшедшая, изуродованная заклятием, обозленная женщина.

— Ты подожгла кофейню? Рон… это все ты?!

— О, мне даже не пришлось для этого покидать свое уютное жилище, милая, — отмахнулась Дана, хихикая. — Зато как все совпало? Драко поволновался, даже к Поттеру в гости ходил. Кстати, бедный твой приятель — так нервничал, пока…

Гермиона уже не слушала. Она принимала решение, которое, возможно, будет стоить им жизни.

Или не будет.

В любом случае, взвешивать все за и против просто было некогда. Кольцо снова нагревалось, тянуло — чувствовало парный артефакт на пальце Даны. Малфой, кажется, оставался все так же слаб, бессильно растянувшись у ее ног. Но он все еще крепко сжимал ладонь Гермионы, и требовалось только удачно провернуть ее, чтобы железный ободок соскользнул с ее пальца к нему в руку.

— Ты, кажется, пришла за этим? — звонко крикнула Гермиона, перебивая Дану и делая вид, что широко замахивается. — Лови!

Это был самый глупый трюк, на который она была способна. Но ни магия, ни волшебная палочка не могли быть действенней — Дана окончательно отвлеклась от Малфоя и от своего рассказа, от неожиданности высоко задрав голову, словно надеясь увидеть и поймать высоко подброшенное вверх кольцо. Секундного замешательства Гермионе хватило, чтобы броситься к ней и повалить на пол, в бессильной ярости выкрикнув защитное заклинание:

— Петрификус Тоталус!

Заклятие зацепило Дану на излете, не причинив никакого вреда. Она только отмахнулась от Гермионы, скинув ее с себя.

Гермиона понимала, что это был непродуманный, глупый и нелогичный поступок. Обозлить сумасшедшую — полбеды, теперь нужно…

Додумать Гермиона не успела, так же, как и выкрикнуть новое заклинание. Раздался оглушающий грохот, и стеллажи, с которых ранее осыпались книги, начали падать друг на друга, как домино. Тяжелый канделябр рухнул на пол, разметая вокруг множество хрустальных осколков.

Взмах изувеченной руки — и Дана исчезла, чтобы появиться в другом конце библиотеки. Оттуда был слышен ее дьявольский, полоумный смех.

Зато этого времени хватило Малфою, чтобы окончательно прийти в себя. Гермиона бросилась к нему, понимая, что он уже смог подняться и теперь отчитывает ее, как ребенка, но в столь сильном шуме услышать его было практически невозможно.

Библиотека рушилась на глазах. Безумный хохот, слышимый в разных частях книгохранилища — словно призрак, женщина скользила по комнате, не забывая рушить все на своем пути.

Схватив Гермиону за руку, Драко уверенно потащил ее куда-то — хотя в такой пыли и шуме сложно было понять, в каком направлении. Она доверяла ему в надежде найти выход, но зря — путь им преградил очередной рухнувший стеллаж.

Разрушенная библиотека озарилась ярким пляшущим светом. Пыль смешалась с едким дымом, удушающим и горьким.

Огонь.

Огонь, намного, казалось, ярче, чем адское пламя, с каждым мгновением пожирал все большее пространство — старинные резные шкафы, бархатные портьеры, разорванные и целые книги, высокий ковер на полу, шелковые обои. Треск пламени, созвучно дикому хохоту, эхом отражающемуся от стен, сводил с ума.

Огонь подбирался ближе, пожирая на своем пути все препятствия и подбираясь все ближе к Драко и Гермионе, растерянных, не смеющих сдвинуться с места. Обжигающие искры уже подбирались к их ногам, опаляли одежду и волосы.

Под жуткий аккомпанемент истерического хохота.

Какофония.

Гибель.

— Грейнджер, держи крепко, я сейчас вернусь, — Гермиона с трудом расслышала Драко, с непониманием глядя на дорогое, но уже столь потрепанное перо Нарциссы Малфой.

— Что это?!

— Держи, — настойчиво повторил он, вкладывая перо в ее руку, — мне нужно найти Дану. Нужно остановить…

— Как ты ее найдешь?!

Драко улыбнулся, словно извиняясь. Мимолетно, торопясь, быстро прижал к себе чуть крепче, чем стоило бы.

— Мы связаны, Грейнджер, — Драко, зажмурившись, как перед прыжком в холодную воду, надел артефактное кольцо на палец. — Я не хочу прощаться.

Поцелуй. Горячий, с привкусом соленых слез, невысказанных слов и той самой пресловутой надежды.

Последний?..

Гермиона видела, как он уходил, но ничего не могла сделать. Это была их война — обманутой женщины и мужчины-лжеца.

Сильнейшей колдуньи и недоучки из Хогвартса.

Сумасшедшей проклятой и никому не нужного.

Кроме нее, Гермионы.

Последнее, что она могла, — броситься за ним, в попытке не позволить идти вглубь полыхающего кошмара. Но ее что-то не пустило — Драко, зная, что она не отпустит его, создал искусный барьер, позволяющий видеть и чувствовать все, что за ним, но не переходить невидимую черту. Для этого Драко пришлось обернуться, и Гермиона увидела его словно в первый раз.

Странное чувство.

Те же светлые растрепанные волосы, льдинки свинцовых глаз, тонкие, упрямо сжатые губы. Но сейчас он смотрел на нее так, как никогда ранее, — непередаваемое тепло, надежда, сожаление, грусть. Боль.

Так смотрят, когда боятся, что этот взгляд последний. Изучая, цепляя самую тонкую черточку родного лица. Гермионе казалось, что весь воздух в легких кончился, и все, что остается, – наброситься на невидимую преграду, увидев, как он, прикрывая лицо рукой, ступил в горящее марево.

Обернулся, что-то крича, но сквозь треск и хохот, столбы пыли и едкого дыма невозможно было услышать или прочитать по губам.

Злые, бессильные слезы. Горячие. Жарче полыхающего огня.

Хохот. Дьявольский, визгливый, переходящий в крик.

Гермиона зажмурилась, когда почувствовала, что ее словно затягивает в шипящий круговорот. Попыталась кричать, понимая, что бесполезно.

Тело сдавило, как если бы его протаскивали через узкую воронку песочных часов.

Противный писк в ушах и звенящая тишина следом.

Спасительная прохлада, будто ее резко выдрали из жерла полыхающего книгохранилища.

Не чувствуя опоры, Гермиона рухнула вниз, больно ударившись коленями. Слезы в изъеденных смрадом глазах застилали глаза, но все, что она теперь чувствовала, — холод. Морозный, уличный, проникающий глубоко под тонкую футболку.

Откашливаясь и хватая ртом воздух, Гермиона попыталась протереть лицо от липкой гари, чувствуя каждый невольный ожог от искр на коже. Тело болело, болела каждая клеточка уставшего тела, но она была в безопасности.

Потому что невдалеке виднелся уютный, аккуратно увитый плющом домик, на дверях которого висела до блеска отполированная табличка с номером «12».

Площадь Гриммо, 12.

Комментарий к 24 глава Спасибо всем, кто читает, ждёт))

Надеюсь узнать ваши мнения по поводу новой главы, сюжета) тайны раскрыты, но история ещё не окончена))

====== 25 глава ======

Гермиона задумчиво накручивала идеально завитый локон на палец, совершенно не задумываясь, что портит труд одного из самых высокооплачиваемых стилистов. Рассматривая себя в зеркале, она видела холеную, ухоженную до кончиков ногтей женщину, абсолютно довольную своей комфортной жизнью и не тревожащуюся о завтрашнем дне. Спокойную, уверенную в себе, знающую, чего она хочет от жизни и окружающих. Более того, благополучно получающую желаемое.

Самое неприятное, что Грейнджер знала, что это только внешний лощеный облик. Ни дорогие костюмы, ни модные туфли на умопомрачительных шпильках, ни свита парикмахеров не могли дать ей то, в чем она действительно нуждалась. То, о чем она думала, наверное, едва ли не каждую минуту с тех пор, как в слезах колотила в дверь дома Поттеров.

Тогда, два года назад, Джинни смотрела на нее с ужасом и непередаваемой жалостью, смешанными с болью и неподдельной дружеской нежностью. Не боясь разбудить уснувшего Джеймса, она громко хлопотала над подругой, с усилием затягивая ее в теплый дом, суматошно предлагая чай, кофе, коньяк, плед, сухую одежду, домашний бульон Молли, детскую бутылочку (Мерлин его знает зачем) и домашние тапочки.

А Гермиона не слышала ее. Размазывая по лицу копоть, сажу и горячие слезы, она терла свои заледеневшие от моросящего дождя плечи, судорожно втягивала ртом теплый, пахнущий выпечкой и духами Джинни воздух и не знала, что сказать. Страх и безысходность, пережитые несколько минут назад, комом застревали в глотке, не давая отдышаться, не позволяя вымолвить и слова. Гермиона невидяще смотрела на свои руки, крепко сжимающие еще недавно красивое позолоченное перо – портал, наспех созданный Малфоем в момент учуянной им опасности. Он знал, что делал, отправляя ее к Поттерам – знал, что здесь она будет в безопасности. Сам же предпочел остаться наедине с сумасшедшим чудовищем, сжигающим все на своем пути. По сути, он спас ее.

Боль, сжимающая внутренности ледяными пальцами, опускающаяся вниз живота, ненадолго отпустила – и несвязные, лишь постепенно обретающие очертания предложений, фразы вырывались одна за другой. Не позволяя Джинни задавать вопросов, Гермиона рассказала все, начиная со знакомства с Деймоном Донованом и заканчивая своим появлением на пороге дома на площади Гриммо. Все, что она чувствовала, помимо липкого ужаса и чувства потери чего-то неосязаемого, родного, до дрожи необходимого – это руки Джинни, крепко сжимающие ее вздрагивающее от внутренней дрожи тело. Сама же миссис Поттер с недоверием и сочувствием смотрела на Грейнджер, не до конца понимая, стоит ли верить ее невозможным, но столь настоящим, искренним, дающимся с трудом словам.

А потом были газетные статьи, происки вездесущих любопытных журналистов и безуспешные поиски Министерства. Сгоревший дотла Малфой Мэнор, похоронивший в своих стенах молодого хозяина, – лакомый кусок для писак, возглавляемых Ритой Скитер. Сын приближенного к Темному Лорду, бывший Пожиратель, завидный холостяк, недавно лишившийся матери, исчез в испепеляющем все в своих смертельных объятиях пламени. Тело найдено не было, ровно как не было найдено ничего, что могло бы породить столь сильный пожар. Каких только предположений ни строил «Пророк» и остальные газетенки – от финансовых махинаций молодого богача до мести недоброжелателей давно почившего Люциуса. Гермиона читала каждую строчку, посвященную этому шокирующему, загадочному для остальных событию, долго переваривая каждое слово. О ее причастности к этому никто не знал, и, наверное, только это спасало Грейнджер от долгосрочного пребывания в отделении для умалишенных Святого Мунго.

Она ждала. Каждый день, каждую минуту ждала, что Малфой вернется. Объявится на пороге, саркастически ухмыляясь по поводу ее осунувшегося внешнего вида, старого свитера и проживания в стенах убогой квартирки, уже некогда служившей ей домом. Гермиона вернулась сюда через пару чересчур длинных недель, наполненных тоской и страхом в доме Поттеров, в надежде, что здесь Драко найдет ее быстрее. В конце концов, журналисты и аврорат разобрал останки Мэнора по кирпичику, но тело найдено не было. Как и ничего, что когда-то наполняло серый неприветливый замок теплом, уютом и личностью его хозяев.

Но ожидание ничего не давало – только сердце пропускало удар, стоило кому-то постучать в дверь. Гермиона не знала, как назвать это тоскливое, щемящее в груди чувство, но очень надеялась, что вскоре оно пройдет. Слишком страшно было осознавать, что больше она не посмотрит в серые, наполненные загадочной смесью самодовольства и удивительной нежности глаза. Не прижмется губами к теплой, гладковыбритой щеке, прокручивая в голове одну только мысль – это невозможно. Ей только снится. Драко Малфой не мог сжимать ее в своих объятиях столь нежно и трепетно, раздевая взглядом, покрывая поцелуями каждый сантиметр ее тела…

Ничего этого больше не будет. А раз так, то лучше убедить себя, что ничего этого и не было.

Дни складывались в недели, месяцы, но ничего не изменилось. Пожар списали на поджог заклинанием Адского пламени неизвестным злоумышленником, Драко признали погибшим, домовиков не нашли. Дело списали в архив, так как ни один магический обряд не смог восстановить истинной картины произошедшего. Видимо, Дана действительно обладала исключительной силой, позволившей ей исчезнуть. Хотя Грейнджер надеялась, что сумасшедшая женщина осталась в том же огне. Вместе с Малфоем, как она того и хотела…

Но сегодня не время думать об этом, тревожа старые раны, нервно сжимая пышный подол шикарного белоснежного платья. Сегодня она станет женой одного из самых завидных женихов магловского Лондона.

Глупо звучит, но так оно и было – не желая терзать себя воспоминаниями, Гермиона хотела попробовать «начать жизнь заново», для разнообразия получив образование в мире простецов, выбрав для себя юриспруденцию. В университете она встретила Роберта Гилгана, блестящего адвоката и владельца крупнейшей юридической корпорации, посетившего учебное заведение с курсом лекций. Несмотря на значительную разницу в возрасте, с ним было легко – настолько, что уже через год девушка согласилась стать женой искренне любящего ее, но в то же время совершенно чужого ей человека. Со стороны казалось, что она безмерно счастлива, – но только Джинни, и, возможно, Гарри, знали, как тяжело далось Гермионе это решение. Но их осторожные вопросы разбились об одну только жестокую и окончательную для самой Грейнджер фразу.

— Его не вернешь, — она никогда не называла имени Драко, зная, что ни друг, ни его супруга до сих пор не приняли всей правды, — и я даже не могу сказать, что было между нами. Жизнь не закончилась, а Роберт любит меня и принимает мое право быть самостоятельной. Мне вполне этого достаточно. А его не вернешь.

Сказав это, Гермиона надеялась, что и сама в поверила своим словам. В конце концов, она слишком хорошо помнила, как они вместе с Поттером под мантией-невидимкой, несмотря на оцепление Министерства, бродили по затхлым, пропахшим копотью коридорам Мэнора.

Ничего, кроме голых черных стен. История древнейшего рода была сожжена дотла, вместе с портретами, реликвиями, воспоминаниями. Она не успела изучить замок достаточно, но очень хорошо запомнила расположение комнаты Драко – именно туда, крепко держа друга за руку, она направилась в первую очередь.

Ничего, кроме голых черных стен. Ей казалось, что внутри нее поселилась точно такая же чернота и пустота.

Роберт Гилган не смог заполнить этой пустоты, но его низкий тихий голос позволял не думать об этом. И Гермионе казалось правильным сказать «да», несмотря на то, что ей было абсолютно наплевать, насколько велик бриллиант в обручальном кольце и насколько тяжело будет носить его, зная, что символ замужества не приносит желаемого счастья. Родители приняли ее решение с радостью, и теперь мир Гермионы Грейнджер окончательно разделился на «до» и «после».

До и после Малфоя.

В открытое окно доносились голоса гостей, плач Джеймса и требовательные указания Джинни — несмотря на то, что приходилось обходиться без магии, она оказалась прирожденным организатором, тем более что самой Гермионе было все равно, какого цвета будут салфетки на столе, какая музыка будет сопровождать их первый танец и какие слова нужно будет говорить у алтаря. Единственное, на чем настояла Грейнджер, – свадьба будет проходить в доме ее родителей, достаточно скромно и без особого размаха. В конце концов, некоторые вещи оставались ее будущему мужу совершенно чужды, и посвящать в них Гермиона его не собиралась. Его вполне устраивала некоторая скрытность невесты, которую он списывал на «женские штучки» и «некую изюминку».

Тяжелые напольные часы пробили полдень. В коридоре был слышен баритон ее отца, в очередной раз потерявшего свои очки. Мама высоким срывающимся голосом сообщила, что осталось всего ничего, как его дочь выйдет к гостям, и его очки потерялись совершенно не вовремя. Милая семейная суета, взрывающая мозг Гермионы изнутри головной болью.

За спиной Гермионы тихо скрипнули половицы, сообщая, что за ней уже пришла Джинни. Осталось несколько минут, и она станет миссис Гилган. Прекрасно, о чем еще стоило мечтать.

— Я почти готова, — Гермиона поспешно схватилась за сережку в ухе, притворяясь, что борется с застежкой на украшении, — мне нужна пара минут.

Ее взгляд упал на украшенную лужайку перед домом, во всей красе развернувшуюся перед окном. Среди гомонящих родственников, друзей семьи и деловых партнеров жениха мелькнула огненно-рыжая прическа миссис Поттер. Не оборачиваясь, Гермиона нахмурилась.

— Роберт, видеть невесту до церемонии плохая примета! — на самом деле, ей необходимо было еще хоть несколько мгновений, чтобы убедиться в правильности происходящего. Или не убедиться.

— Никогда бы не подумал, что Гермиона Грейнджер верит в приметы.

Ее руки бессильно опустились, оставив в покое давным-давно застегнутую сережку. Липкий холод мурашками пробежал по спине. Неловко задев что-то на туалетном столике и даже не слыша грохота от упавшего флакона, Гермиона резко обернулась. Звуки, наполнявшие комнату, исчезли, оставив в голове только бешеный стук пульсирующей крови.

Он не был похож на себя в простых дешевых джинсах и потасканной рубашке. Если бы не светлая челка, небрежно падающая на лицо, и самодовольный взгляд пристальных серых глаз, то ничего бы не выдало в этом высоком сухопаром мужчине человека, чьего появления Гермиона не ждала уже давным-давно.

— Ты?!

Резкий выдох, будто воздух полностью выкачали из легких.

— Я.

Одного слова хватило, чтобы ноги стали ватными. Мысли путались, не позволяя пошевелиться. Непрошенные недоверчивые слезы покатились по щекам, оставляя черные полоски дорогой туши, смывая искусно нанесенный макияж.

— Живой?

— Можешь потрогать, — Драко протянул ладонь, — вполне себе тепленький.

— Не смешно.

Фарс. Невозможный фарс. Это нервное. Галлюцинации, не иначе.

— Зачем ты здесь? Сейчас?

Он не ответил, только молча сделал шаг, заключая ее в кольцо крепких, таких знакомых, требовательных рук. Сил вырываться не было.

Да и не хотелось.

class="book">Только оставаться в этих чертовых руках, вдыхать родной свежий запах, гладить худую мускулистую спину с острыми лопатками, выпирающими через шершавую ткань помятой рубашки.

— Ты любишь его? — Малфой, стараясь не думать о ее уложенной прическе, уткнулся лицом в ее волосы. Так привычно и так по-хозяйски. Будто и не было этих долгих, наполненных бесполезным ожиданием неизвестно чего дней.

Гермиона не ответила. Отпрянула.

В конце концов, она оставалась самой собой. Гордой, принципиальной, бесконечно правильной.

— Это все, что ты хочешь знать?

— Да.

— Нет.

Она никогда не видела в его глазах такого безудержного облегчения и спокойствия. И никогда не чувствовала своей собственной внутренней тишины.

— Но я выйду за него замуж, — отводя от себя его руки, продолжила Гермиона, — и ты прекрасно знаешь, почему. Дело не в любви, чувствах деньгах или том, что это правильно. Просто одного твоего появления сейчас недостаточно.

Драко смотрел на нее пристально, изучающе. Задержался взглядом на обескровленных дрожащих губах, провел прохладными пальцами по худым выпирающим ключицам, спускаясь ниже, привлекая за талию.

— Я и не ожидал другого ответа, — почти беззвучно, горячим дыханием прошептал Малфой, прижимаясь сухими губами к ее шее. Не было ни дрожи в коленках, ни ощущения безмерного счастья — просто чувство, что она, Гермиона Грейнджер, находится на своем месте. Сейчас, в это мгновение, едва дыша в тугом корсете, теряя равновесие на высоких каблуках, безбожно сминая тонкий шелк пышной белоснежной юбки.

— Я не буду просить прощения, сочинять нелепые истории о своем исчезновении, говорить, что думал о тебе каждую минуту, что люблю тебя до одури. Хотя это было бы правдой. Но сейчас я не уйду. Я не готов отдать тебя кому бы то ни было, — его руки стали требовательнее, сильнее обнимая ее за талию, — и мне совершенно наплевать, что ты думаешь по этому поводу.

Звуки с улицы просачивались в комнату постепенно, как будто бы им могли мешать тонкие кружевные занавески. Голоса стихали, музыканты играли тихую мелодию, кажется, Джинни говорила, что именно под нее она должна рука об руку с отцом выйти к гостям. Стук каблучков миссис Поттер по паркету недвусмысленно намекал, что ей стоит поторопиться.

Вот только торопиться не хотелось.

Гермиона не верила романтическим фразам о том, как «время замедляет свой ход, все вокруг замирает и только они существовали друг для друга». Бред сумасшедшего. Но сейчас она почти поверила в свое сумасшествие, решительно прижимаясь к губам Малфоя, кусая их, желая оставить кровавые следы на нежной коже. И он отвечает ей, хотя шаги за стеной становятся все ближе…

— Гермиона, ты готова? — Джинни нарочито шумно распахнула дверь, с легким раздражением заглядывая внутрь. — Гермиона?!

Солнечные блики весело играли на стенах, ветер задорно резвился с легкими шторами, раскидав исписанные листы бумаги со стола. В комнате никого не было. Ничего не понимая, Джинни огляделась, подойдя ближе к зеркальному столику, уставленному флаконами и коробочками. Среди них она заметила тонкий золотой ободок, украшенный крупным камнем.

Джинни очень хорошо знала Гермиону. Настолько, что была уверена в том, что есть только одна причина, почему магловский священник еще не произносит канонную фразу «согласны ли вы?..». Причина была невероятна, просто потому, что из мертвых не восстают. Потому что она видела слезы, боль, знала о бессонных ночах, когда Грейнджер в немом бессилии сгрызала губы в кровь, чтобы не кричать от невозможности возвращения человека, который ее даже не любил. Которого не любила она.

Взволнованный Гарри Поттер застал жену с чужим обручальным кольцом в руках и беспричинной улыбкой на губах. Настолько яркой и умиротворенной улыбкой, что хотелось влюбиться в нее заново, несмотря на наличие весело хохочущего сына, вбежавшего в комнату следом за отцом. Хотя, желание влюбиться заново в свою жену – это, наверное, и есть настоящая любовь. Каждый день влюбляться заново.

— Джинни?

Миссис Поттер оглянулась.

— Кажется, свадьбы не будет, Гарри.

====== 26 глава ======

Два года назад

Ему мерещилось, что легкие разрываются на куски, горят изнутри, готовые взорваться безумной пульсацией при каждом вдохе. Драко закашлялся, выплевывая сажу и копоть, которыми, казалось, пропитались все его внутренности. С громкими хрипами он втягивал воздух, с каждой минутой чувствуя, как жгучая боль понемногу ослабевает и свежий травянистый воздух пробивается сквозь запах гари и дыма.

Рядом кто-то тихо скулил, подвывая и протяжно вздыхая. С трудом сфокусировав взгляд, Малфой едва различил в глубоких сумерках скрюченную фигурку домового эльфа, со слезами в огромных глазах вглядывающегося в своего хозяина. Хуки и раньше не отличался опрятностью, все больше следя за чистотой Мэнора, чем за белизной своей импровизированной одежды, но сейчас и вовсе походил на перемазанного сажей дьяволенка.

— Хозяин! — Хуки взвизгнул, припав к холодной мокрой земле.

От столь громкого звука в ушах взорвался новый фонтан боли. Разноцветные мушки в глазах разбежались в разные стороны.

— Где мы? — прохрипел Драко, с трудом приподнимаясь на локтях и оглядываясь.

Темное небо на западе догорало последними лучами пунцового солнца, скудно освещавшего огромную, подернутую сизой дымкой поляну, окруженную силуэтами хмурых вековых деревьев. Где-то совсем рядом тихо плескалась речушка или ручей, перешептываясь стеблями камыша.

Последние алые просветы затерялись в высоких кронах, забирая с собой смутные очертания окружающего их пейзажа. Домовик испуганно вскинул глазищи к почерневшему небу.

— Хуки плохой домовой эльф! — вместо ответа на вопрос взвыл он, принявшись неистово биться головой о камень, столь удачно подвернувшийся ему среди густой влажной травы. — Хуки не спас Малфой Мэнор!

От последних слов и без того озябший Драко вздрогнул.

— Приказываю тебе рассказать все! — рявкнул он, стараясь не обращать внимания на слезы, подло подкатившие к глазам.

Эльф всхлипнул и, шумно высморкавшись прямо в простыню, обмотанную вокруг его туловища, сбивчиво начал.

— Хуки протирал пыль с портрета своего господина Абраксаса, когда учуял запах дыма. Западный коридор ужасно задымило, и Хуки понял, что огонь бушует в библиотеке.

Когда эльф, созвавший всех своих собратьев, кинулся к книгохранилищу, оказалось, что огромная резная дверь уже практически истлела и языки пламени вырвались наружу, пожирая старинные шелковые обои. В жарком огненном реве слышались голоса, сыпались заклинания, но ничего разобрать было невозможно. Самая трусливая эльфийка, Порки, сдавленно пискнула, пытаясь спрятаться за спины других.

Пожар полз все дальше и дальше, и домовики, наделенные собственной эльфийской магией, попытались дружно потушить его, но от воды дьявольский огонь только быстрее пожирал все вокруг.

Хуки единственный распознал голос хозяина в треске пламени, когда из него фурией выскочила страшного вида женщина. Ее одежды обуглились, являя под собой обгоревшее, покрытое язвами, тело. Незнакомка громко и зло захохотала, направив в сторону скопища домовиков обожженную ладонь. Тут же за спинами эльфов рухнула горящая потолочная балка, придавив собой не успевшую исчезнуть Порки.

Портреты, рамки которых уже пожирало неистовое пламя, истошно причитали. Понимая, что спасти их невозможно, домовики врассыпную бросились в сторону комнат, пока не тронутых пожаром, пытаясь магическим образом обезопасить остальную часть дома, не охваченную огнем.

Но Хуки уже увидел очертания молодого хозяина, скорчившегося на полу. Обугленная женщина с хохотом увивалась над его телом, жестами опрокидывая оземь пока что еще стоящие стеллажи с книгами.

Малфой Мэнор погибал, как в эту минуту погибал и Драко Малфой. Портреты утихли — выжженные дотла полотна не имели уже и той толики хозяйской души, которая им причиталась. Огонь, оставляя за собой только почерневшие стены и пепел вместо дорогих антикварных ваз и скульптур, быстро углубился в коридоры, и теперь весь замок напоминал стонущее и рассыпающееся существо, бьющееся в агонии, сломленное и жалкое.

Хуки видел, как женщина припала к телу его хозяина, хватая его за руки, наотмашь хлеща по лицу, словно не могла решить, помочь ли ему встать или разбудить его. Когда же она поняла, что Драко, кажется, уже не сможет подняться, громко закричала, и от ее вопля лопнули раскаленные стекла библиотеки. Пламя вырвалось из окон, жадно вгрызаясь в плющ, оплетающий снаружи стены замка.

Некоторые считают, что домовые эльфы — недалекие создания, пригодные только для чистки картофеля и мытья посуды. Но на самом деле домовики умны настолько, что некоторым людям стоило бы и позавидовать. Так, по крайней мере, считал сам Хуки, преданный Мэнору и Малфоям настолько, насколько может быть преданно живое существо. Домовик всей своей душой чувствовал злое отчаяние, исходившее от обугленной женщины. Она пугала его демоническим смехом и в то же время завораживала уродством своих шрамов. Хуки понимал, что именно она уничтожила его дом и память о предках его хозяев. Домовик вспомнил покрывало из живых цветов, под которым покоилась хозяйка Нарцисса, во все глаза всматриваясь в фигуру Драко на полу, и решил во что бы то ни стало спасти если не хозяина, то хотя бы его тело.

Крикнув громко, насколько позволяли его крошечные задымленные легкие, Хуки сквозь похотливые языки пламени ринулся к Драко. Женщина удивленно вскинулась, инстинктивно отступая назад. Крошечная заминка позволила Хуки направить всю свою магию толчком ей в грудь, отчего она с шумом ударилась о стену, а домовик жестом направил вслед за ней тяжелый кованый стеллаж.

Не слыша хруста костей и последнего сдавленного вскрика изуродованной незнакомки, не различая практически ничего из-за слезящихся глаз, домовик удовлетворенно заметил про себя, что даже волшебники бессильны перед самой банальной и прозаичной смертью. Все, что его волновало теперь, это молодой хозяин.

За стеной что-то рухнуло, и эльф заторопился — перегоревшие стропила начинали рушиться, окончательно обваливаясь и разрушая и без того уже хрупкий почерневший Мэнор. Схватив Драко за руку, Хуки щелкнул пальцами, трансгрессируя на поляну Пазлвуда, мрачного древнего леса, в котором домовику довелось побывать по одному из поручений Люциуса Малфоя.

— Хозяин, я невероятно рад, что вы оказались живы! — горько, но в то же время с гордостью закончил свое повествование домовик, шумно шмыгая носом. Рассказывая, он не забывал собрать из каких-то веток костер и, волшебством высушив их, выжидающе уставился на Драко.

Он совершил непростительную ошибку — отдал Гермионе кольцо, до конца не разобравшись в его истинных свойствах. Что он хотел показать, сделав это? Что только подобный амулет может защитить грязнокровку от его великих и неповторимых сил? Бред. Не ему пытаться что-то доказать ей, ведь еще в Хогвартсе она проявила свое преимущество над его знаниями. Она всегда была на долю секунды впереди и в этом случае нашла бы способ избавиться от его присутствия в своем сознании. Глупый безрассудный поступок привел к тому, что его мать погибла, родовое поместье уничтожено, а сам он, без волшебной палочки, без средств к существованию и какого-либо понимания, что делать дальше, сидит на мокрой траве посреди вечернего леса в компании храброго, но, кажется, полуспятившего домовика. Потеря Мэнора больно отразилась на Хуки — эльф непрестанно вздрагивал, всхлипывал, разговаривал сам с собой и вспоминал всех известных ему Малфоев. Но Драко был ему благодарен — если бы не смелость эльфа, Драко бы уже не было в живых. А мертвецу вообще не о чем волноваться.

Он задумался о Гермионе — попала ли она в то место, куда должен был забросить ее портал? Приняли ли ее Поттеры? Конечно, приняли. Он не знал, расскажет ли она о нем своим друзьям, но, по крайней мере, с ними она в безопасности.

При мыслях о Грейнджер жжение в груди усилилось, голова закружилась. Тошнота подкатила к горлу. Руки словно налились свинцом.

Глубоко внутри зазвучал голос Даны, ее слова, когда она вручала ему кольцо. Как давно это было? Полгода, год назад? «Драко, я люблю тебя. Ведь ты же вернешься?» Конечно, он отвечал ей лживой взаимностью, каждый раз умело скрывая отвращение, когда целовал изуродованные, пахнущие гарью и кровью губы. Она умело отомстила ему — выжидая день за днем, когда же он, наконец, осознает свою опрометчивость. То, что она подарила ему в надежде на искреннюю любовь и спасение, сгубило ее и его. Как Дана и рассчитывала, при любом упоминании или воспоминании о Грейнджер, внутри все сжималось — и отнюдь не от приятных ощущений, а от сосущей пустоты и отчаяния. Он не сможет вернуться за ней, пока в нем жива хоть толика волшебства обожженной женщины.

— Хуки, — Драко поднялся на ноги, стараясь не обращать внимания на слабость в ногах и бешено колотящееся сердце, — сейчас тебе нужно отправиться в Хогвартс. Никому не рассказывай, что случилось. Ни эльфам, ни людям. Живи там, помогай школьным домовикам. Ты понял?

Эльф непонимающе, обиженно посмотрел на хозяина. По морщинистым щекам текли крупные соленые капли.

— Вы прогоняете меня? — дрожащим голосом спросил домовик, теребя край своей грязной накидки.

— Нет, лишь прошу подождать меня в Хогвартсе, в тепле и безопасности, пока я не смогу вернуться за тобой. Это случится не скоро, но обещаю, я не забуду твоей храбрости и преданности. Главное, ни слова никому о том, что случилось со мной и Мэнором.

Эльф с облегчением вздохнул и, сгорбившись, неуклюже поклонился.

 — Как прикажете, сэр.

Очертания домовика давно растворились в холодном влажном воздухе, когда Драко все-таки поджег сложенный Хуки костерок. Стало чуть теплее, но озноб все не прекращался — слишком легкая для глубокой осени, да и к тому же мокрая одежда ничуть не защищала от ветра и набирающего силу ночного морозца, но Малфоя это, откровенно говоря, заботило мало. События последних суток были гораздо страшнее для него, чем какая-нибудь магловская простуда.

О Грейнджер и думать нельзя — каждая мысль о ней отдавалась в легких мучительным спазмом. Первым делом нужно придумать, где жить и на что. Волшебная палочка не проблема — он прекрасно владел невербальной магией.

И второе… самое главное. От магии Даны нужно избавиться, причем подготовиться к этому нужно как можно более тщательно. Нельзя полагаться на свое собственное мнимое всезнайство и могущество.

Это может слишком дорого обойтись.

Год и десять месяцев спустя

Они были похожи как две капли воды. Он видел его каждый день — на работе в кофейне, куда он вернулся сразу после больницы, иногда на улице неподалеку своего дома, но ни разу не решился подойти. Будто останавливало что-то.

Но сегодня он обратился к нему сам. Просто подошел в парке, приветственно протянул руку и полуутвердительно произнес:

— Деймон Донован?

Парень непонимающе кивнул и пожал прохладную сухую ладонь, пытаясь разглядеть хоть что-то знакомое в холодных непроницаемых серых глазах. Но кроме того, что они безумно похожи на его собственные, не заметил ничего.

В памяти дрогнул обрывок воспоминания, но образ миловидной девушки с пышными каштановыми волосами быстро померк. Да и к чему бы он?

— Меня зовут Драко Малфой, — в свою очередь представился незнакомец, — и я хотел бы переговорить с вами.

Странная парочка из двух удивительно схожих мужчин молча двинулась вперед по аллее, с интересом разглядывая друг друга. Оба высокие, худощавые, светловолосые. С той только разницей, что лицо одного теплилось живым улыбчивым взглядом, а второй был хмур и сосредоточен.

— Вы ведь воспитывались в приюте? — наконец, заговорил Драко.

— Да.

— Со скольки лет?

— Сколько себя помню.

Разговор явно не клеился. Драко не знал, что говорить или спрашивать, а Деймон не понимал, почему вообще отвечает на его вопросы.

— Кто вы? — Деймон задал свой первый вопрос.

— Я бы хотел отдать вам кое-что, — вместо ответа Малфой протянул ему небольшой флакон с серебристой жидкостью, — используйте это по назначению.

Донован удивленно переводил глаза с флакончика на Драко.

— Что это?

— Если захотите узнать, кто вы, — просто выпейте это.

В ладони Деймона вместе с сосудом оказался клочок бумаги, на котором красивым прямым почерком был выведен номер телефона.

Драко Малфой кивнул Деймону и ускорил шаг прежде, чем тот успел задать хоть еще один вопрос. Его фигура, облаченная в простую темную рубашку, быстро смешалась с толпой на перекрестке.

Деймон Донован, размеренная жизнь которого вот уже почти два года не прерывалась никакими интересными или необычными событиями, озадаченно тряхнул головой. Ему на минуту показалось, что все произошедшее всего лишь галлюцинация, но крохотный флакон холодил руку, несмотря на то, что был заботливо завернут в импровизированную визитку.

Еще через несколько дней

Дыхание сбилось, гулко отдаваясь в голове лихорадочным сердцебиением. Он плохо знал этот район магловского Лондона, но карта, оставленная им на столе в ворохе книг, брошюр и фолиантов, помочь ему сейчас не могла.

Шикарный белый лимузин, украшенный изысканными белыми цветами, проплыл мимо него, величественно скрывшись за ближайшим углом. Чутье не подвело, кажется, он совсем близко.

Перед глазами стояла газетная статья, обрамляющая черно-белое недвижимое фото, на котором красивая брюнетка с идеальной прической сдержанно улыбалась, скромно прильнув к высокому представительному мужчине. «Минус один завидный жених: Роберт Гилган и Гермиона Грейнджер будут обручены в эту пятницу», — гласил заголовок. Если пропустить весь бред про состояние жениха и очарование невесты, то парочке можно было позавидовать. Если бы не одно «но» — магия, чужеродная и неистовая, но кристально чистая и непорочная, с трудом вырванная из собственного нутра, больше не мешает ему вернуться за ней. Изучив множество трудов, он нашел способ избавиться от волшебства Даны, и теперь оно может даже принести пользу — стоит Деймону Доновану выпить серебристую жидкость из флакона, как все воспоминания вернутся к нему, вместе с природными магическими силами. Все, что останется Драко, — доставить Деймона, то есть Стелласа, в Хогвартс, где он проведет с ним столько времени, сколько нужно. Директор МакГонагалл не против, хоть и попыталась изобразить старческий сердечный приступ от его искреннего рассказа.

Но сейчас главное — бежать. Отсчитывать шаги, оставшиеся до ее дома, увитого плющом и украшенного, наверное, миллионом белых гирлянд и шариков. Музыканты уже настроили инструменты, и теперь по улице льется красивая мелодия.

Господи, хоть бы успеть.

Дезиллюминационные чары, смешаться с толпой, не столкнуться с вездесущей Джинни Поттер, выговаривающей своему сыну за разбитое блюдо на кухне. Мистер и миссис Грейнджер в разговоре обронили фразу «Она наверху, почти готова», и Драко уже преодолел красивые резные ступеньки.

Дверь в ее комнату тоже украшена белоснежными цветами. Как же, сегодня ее день, ее свадьба.

Но стоило только получить возможность хотя бы думать о Гермионе Грейнджер, как уверенность в своих действиях приобрела статус неоспоримости. Сейчас их разделял только кусок окрашенного в кремовый цвет дерева, и все, о чем он мог помыслить, могло стать его реальностью.

Любил ли он ее? Это, наверное, невозможно. Хотел, желал, ждал, скучал, и еще миллион подобных глаголов, но, наверное, не любил. Она была нужна ему настолько, что все слова о любви и тому подобной чуши становились неважны. Неважны с того момента, когда она первый раз видела его слезы, держала за руку, стояла за его спиной у гроба Нарциссы. И если она сейчас прогонит его, то он уйдет. Предварительно схватив ее в охапку и наложив обездвиживающие чары.

Скрип распахнутой двери.

Она бесподобна в этом чертовом белом платье, с высокой прической и удивлением в карих глазах. Смотрит на него как на восьмое чудо света.

В кармане вибрирует магловский мобильный телефон. Только один человек знает этот номер, но он подождет. Драко уверен, что теперь брат-близнец поймет его. По крайней мере, Малфой попытается объяснить ему.

Дыхание сбивается на долю секунды, когда звуки исчезают, и Гермиона оказывается в его объятьях. Пахнет она одуряюще сладко, знакомо. И что-то лепечет о своем блядском замужестве и о том, что не любит Роберта Гилгана.

Только это уже неважно, потому что говорить эти родные, мягкие, теплые губы могут что угодно.

Главное, что они слишком близко от его собственных губ.

Неподалеку слышен стук каблуков и голос Джинни.

На этот раз трансгрессия получилась даже без привычного хлопка.

Или он его даже не слышал, когда понял, что Грейнджер кивнула в ответ на его вопросительный взгляд.

Первый раз в жизни Гермиона Грейнджер сдалась совершенно безропотно. Не заводя занудных рассуждений, не произнося высокопарных слов, не пытаясь проанализировать свое поведение.

Любила ли она его, Драко Малфоя? Спорный вопрос.

Но ответ на него они смогут найти вместе.