Господи)))
Вы когда воруете чужие книги с АТ: https://author.today/work/234524, вы хотя бы жанр указывайте правильный и прологи не удаляйте.
(Заходите к автору оригинала в профиль, раз понравилось!)
Какое же это фентези, или это эпоха возрождения в постапокалиптическом мире? -)
(Спасибо неизвестному за пиар, советую ознакомиться с автором оригинала по ссылке)
Ещё раз спасибо за бесплатный пиар! Жаль вы не всё произведение публикуете х)
Все четыре книги за пару дней "ушли". Но, строго любителям ЛитАниме (кароч, любителям фанфиков В0) ). Не подкачал, Антон Романович, с "чувством, толком, расстановкой" сделал. Осталось только проду ждать, да...
Стиль написания хороший, но бардак у автора в голове на нечитаемо, когда он начинает сочинять за политику. Трояк ставлю, но читать дальше не буду. С чего Ленину, социалистам, эссерам любить монархию и терпеть черносотенцев,убивавших их и устраивающие погромы? Не надо путать с ворьём сейчас с декорациями государства и парламента, где мошенники на доверии изображают партии. Для ликбеза: Партии были придуманы ещё в древнем Риме для
подробнее ...
уничтожения демократии и захвата власти. Ну например очень трудно обмануть и подкупить 1000 независимых депутатов и заткнуть им право выступить перед парламентом и народом. Взяточники предлагают депутатам создать объедение под разным предлогом и открыто платить взятки депутатам в обмен на распоряжение их голосами лидером объедения, так и создались партии. Как развалить партию, не желающую продаваться и созданная специально под захват власти конкретным лидером партии? Для популярности партия набирает много разных людей и спонсоров. Как говорят украинцы, один украинец в лесу -партизан, два -партизанский отряд, три -партизанский отряд с предателем. Где делят деньги и власть всегда есть недовольные. "спонсоры" не довольные работой лидера партии, на ходят конкурента в партии и деньгами создают другой полюс силы и партию разрывает или идёт смена лидера. Всё просто, монархисты, монополисты и прочие узурпаторы власти ещё в древнем Риме придумали как из Республики сделать свою империю. Лохам хлеба и зрелищ, и врага для страха. Мошенникам на доверии плата за обман лохов. Вместо 1000 независимых депутатов узурпаторы власти договариваются с 2-5 лидерами крупнейших объединений депутатов. То есть рушится надёжность системы на два порядка. С точки зрения науки АСУ (автоматические системы управления) для контроля любого процесса должна быть обратная связь выхода с входом. То есть у каждого депутата должны быть конкретные избиратели, могущие отозвать свои именные голоса. Не именные бюллетени, не позволяют обманутому избирателю предъявить мошеннику претензии за обман. В нашей стране, как и во многих странах по сути нет рабочей демократической системы управления страной и нет вооруженной силы у народа для контроля власть держащих. По сути, у нас не больше прав, чем у крепостных и защитить себя мы не можем. Есть только воровской лохотрон "Честные выборы" и частные ЧВК бандитов типа "Царские волки", которые ненавидят реальных республиканцев и режут их в тихую по чёрному. А где их лучше резать, разумеется ДНР и ЛНР. Я думаю конфликт на Украине, как и прочие конфликты с 1991 года на всей территории бывшей СССР спланированы хозяевами МВФ, их международными институтами о России с цифровыми моделями нашей экономики и колониальной администрацией в кремле, за наши ресурсы и капиталы. Колониальная система МВФ в России, введённая Гайдаром в 1991 году вместо программы "500 дней" проста и функционально напоминает ведро с двумя большими дырками: Первая дыра - это запрет делать рубль средством накопления капитала и постоянным эквивалентом товара и снижать инфляцию в среднем менее 15% от ВВП в год для тотального вывоза капитала (перевод в фантики МВФ), постоянного грабежа всех рублевых средств граждан банками через валютные операции, скупка всего в России за фантики МВФ. Один только вывоз ресурсов за фантики без учёта вывоза капитала и взносов стабфонд МВФ при Путине с 2012 года превышает весь импорт в Россию на 199 млрд. дол. - то есть просто даром, при этом объём вывоза ресурсов бьёт новые рекорды. Весь залотой запас США тогда оценивался в 320 млрд. долларов. После моей критики на форум президента. С 2013 года Росстат стал скрывать реальные показатели Дефлятора ВВП, указывавший до этого реальную инфляцию в России. Для того, что бы быть реальным гражданином любой Республики, не надо иметь доброго хозяина, а надо иметь в шкафу комплект обмундирования и оружия сил местной самообороны граждан, и тогда любой чиновник подумает дважды, а стоит ли нарушать ваши законные права, а не как у нас - обобрать вас до нитки. Вторая дыра: Колониальная налоговая система, не дающая исполнять главную экономический задачу государства по предостовлению конкурентных преимуществ расширению и ввозу промышленности над импортом товаров. Например Китай поставил высокие заградительные налоги в виде НДС и т.д. на ввоз импорта, но может полностью освободить от налогов местное совместное предприятие частично или полностью, если прибыль вкладывается в расширение производства. Причем предприятия там делятся на 3 типа: государственные, общественные и частные. Самые низкие налоги у совместных государственных предприятий (гос более 50%). В Китай не выгодно вести товар, туда ввозят производства с соответствующими технологиями практически бесплатно. Посетив консульство Китая в 1992 году, я с удивлением узнал, что мониторы разных ведущих брендов Японии, Корей, Европы и США производят на одном заводе. И это Китаю досталось практически бесплатно, только благодаря налоговой системе. Наше правительство может неплохо жить при полном развале нашей экономики, торгуя только ресурсами. У колоний налогами облагают в первую очередь ресурсы, делая затраты максимальными, а фонд Заработной Платы минимальным, по этому наши предприятия не выдерживают конкуренции с теми странами, где налоги на ресурсы нет и даже датируются государством. Соответственно в этих странах в стоимости маленький расход на затраты и больший уровень на ЗП. При конкуренции гос система ещё будет получать прибыль, а наше колониальное уйдёт в минус- разорится. Гос и колониальной налоговой системы противоположные функции. Государство обеспечивает высокий уровень жизни своим гражданам. Колония имеет задачи увеличить вывоз ресурсов и снизить уровень потребления колонии в том числе и снижение численности населения до уровня необходимого для получения и вывоза ресурсов. То есть нас за наши добытые ресурсы физически уничтожают уже 33 года, скрывая убыль завозом жён с детьми (получением второго гражданства) таджиков и прочих не словянских соседних наций, ну и одновременно финансирую ультронационалистов для будущей гражданской войны между коренными и приезжими. Славянам получить гражданство у нас на порядок сложней. Это видят все, кто умеет пользоваться своими мозгами. Путину осталось повысить НДС до 28%, что бы получить 1992 год Гайдара. Гайдар, хоть и был мошенником, но всё же хоть на короткое время ввел квоты на вывоз нефтепродуктов, что сразу повысило их цену в 3 раза и только отмена квот спасла от дальнейшего повышения. Что бы повысить доходы от импорта нефти достаточно ввести квоты на вывоз, что бы вывоз ресурсов не превышал импорт товаров в Россию. Это тоже сломает колониальную систему. Если кто изучал АСУ, знает, что не стабильная система либо затухает, либо идёт в разнос. Поддерживать колониальную не стабильную систему 33 года в рабочем состоянии на порядок трудней, чем поддерживать стабильную. Её хозяева тратят кучу средств на постоянный контроль и стабилизацию от разрушения, да ещё требуется содержать целую армию охраны воров от бунта обворованных жителей колонии.
Оценку не ставлю. Обе книги я не смог читать более 20 минут каждую. Автор балдеет от официальной манерной речи царской дворни и видимо в этом смысл данных трудов. Да и там ГГ перерождается сам в себя для спасения своего поражения в Русско-Японскую. Согласитесь такой выбор ГГ для приключенческой фантастики уже скучноватый. Где я и где душонка царского дворового. Мне проще хлев у своей скотины вычистить, чем служить доверенным лицом царя
подробнее ...
по выносу его ночного горшка с пафосом и помпой. Потому как скотина своя. А их высокопарный флуд идёт только между дворни, других они уже за людей не считают. И им насрать как монарха зовут, лишь бы власть над нами получить. Стал с не той ноги, съездил по роже или послал в околоток выпороть и чувствуешь себя царьком, жизнь удалась? Мы из за войнами Сибирь с Дальним Востоком заселить не можем, экономически остаёмся колонией, а имперских феодальных амбиций у любого выше крыши. Всё кудато мечтают наши ресурсы сплавлять на сторону из общего кармана. Сами то почему освоить не можем? Я лично не понимаю стратегическую цель Русскоя-Японской войны. Зачем было встревать между Японией и Китаем? Это же их кротчайший торговый путь. Уж если охота было избежать поражение в историческом плане, то не связывались бы с постройкой Порт-Артура. Не потеряли бы пол Сахалина. Помогли бы аборигенам за их деньги построить ЖД, что бы и самим попользоваться, да и часть товаров пустить по ЖД через Россию.
Переписанная Википедия в области оружия, изредка перемежающаяся рассказами о том, как ГГ в одиночку, а потом вдвоем :) громил немецкие дивизии, попутно дирижируя случайно оказавшимися в кустах симфоническими оркестрами.
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
Нагая нимфа выпорхнула из парной душевой, ну не совсем нимфа, тяжеловата бёдрами и грудью, весом и статью не обижена, зато нагая — однозначно: тут уж против правды не попрёшь, Ксенией её зовут, обтёрла себя мохнатым полотенцем насухо, отбросила в сторонку, причёску феном — фу-у-ух! — взбила там, пригладила здесь. Переступила босыми крупными ногами, встала к зеркалу, улыбнулась, воздушный поцелуй себе подарила, огладила лицо и поехала преображаться: бутылочки-тюбики-спонжи, праймер-лосьон, растушёвка тонального мусса.
Рожицы уморительные корчит, а вот тут ещё веко оттянуть, щёчку, щёчку не забыть, подбородочек обязательно… Консилер, бронзатор на скулы, лоб и кончик носа, пудра, по издужью бровей — толстый карандаш и фиксирующий гель, подводки с драматичной стрелкой, тени, тенечки мои светло-серые (с более тёмными коричневыми по внешнему краю), потом тушь, контурирование губочек и окраска помадой в тёплый бордовый цвет. Ух, сама я красоте своей не рада!…. да шучу, рада-рада, конечно.
Так приплясывала нагишом, наводила макияж, душилась дева Ксения, бросая из пульверизатора невидимые иглы на заушные впадинки, кропила уютную ямку в межбюстье, орошала изнанку породистых запястий. Пшикнуть себе в подколенные сгибы — это уж непременно, чтоб подол юбки, колготы, отвороты сапожек весь день исподтишка вбирали в себя, питались этим волшебным запахом.
Шипящие иголки в пульверизаторе-флакончике благоухают сегодня коньячным ирисом и терпким колдовским ядом, мимолётной грозой и «до мажором» третьей оркестровой флейты — где-то на периферии, прозрачным намёком. Последний, завершающий прыск — будто бы ниже пояса, но тут же и в сторону, возле дамского сокровенного, на грани интимного, под живот, скользом, чтобы лишь обозначилось облачком коварного дурмана и сопровождало незаметно на расстоянии.
Заковывалась Ксения в ожерелье бюстгальтера — разбрасывала на руках взрывное чёрное кружево с оборкой атласа на подкладке. Втискивала в витое переплетение застёжек и поддержек свои главные символы материнства и женственности: огрузал бюстгальтер, надувался важно, гордый своим наполнением, разглаживался, принимая в себя хлебные, горячие тяжести грудей. Привычно, с лёгким изломом, заводила дама сдобные локти в перекрестья атласных вервей, глядела, чтобы не дали нигде некрасивой слабины. Верви сливочные плечи обсекли крепко, подмышечные кусовища подобрались в тугих вырезках, набухли, опругли.
Женщина, натягивающая удила и поводья лифа, закладывающая замки бюстгальтера на спине — что может быть беспомощнее и прелестнее? Отдувая с лица непослушные волосы, подавалась Ксения у зеркала грудью, гнула стан, выпячивала на весь мир кружевное изобилие, мило и чуть неудобно заламывала назад полные руки, будто сама себя сзади бретелями связать норовила. Искала ощупью нужную застёжку на середине спины, найдя искомое, прилаживала крючок на крючок. Приладила, качнула богатым телом, большими пальцами под всеми лямками и перехватками скользнула: не извернулась ли где тесёмка? не смешались ли две в одну? иначе под одеждой выступать будет, а изнутри примется плоть натирать и беспокоить, неудобство чинить.
Довольна осталась, повернулась так и эдак. Груди в бюстгальтере ожили, округлились на атласной подушке, смотрят из чашек словно два солнца из-за пенистого горизонта. Туг и крепок иссиня-вороной бюстгальтер, чашки — словно наручники стальные, вклеились в тело, постоянство женского силуэта сохраняя. Капли сосков плотно притёрлись каждый в своём атласном уголке, поначалу от беспокойства и трения после душа шевельнулись было, сонно прянули, обозначились сквозь ткань… После улеглись, успокоились — не трогает больше никто.
Надевала Ксения трусики. С вечера было решено — какие сегодня будут, продумала стиль, фасон, настроение. Вынуты из ящичка трусики с чёрной каймой, с кисеёй паутины посередине, в развёрнутом виде на игрушечную лодочку похожие. Кондиционером пахнущие, чистотой, скошенным клевером. К вечеру от долгого соприкосновения с телом сменится строгий запах белья на сладость распаренных берёзовых листьев, потянет от него раскипячённым духом, будто от печного пода, пряным послевкусием, острой женской смолой. Смелой формы трусики — спереди лепестком гвоздичным заостряются, сзади раскидываются чуть шире, дрожат косынкой пружинного чёрного шёлка, с краями-бритвами. Долженствуют трусики охватывать разделённые природою половины-ягодицы, чтобы вместе тем половинам весь день в упряжке пребывать, дружить, боками тереться, переваливаться, друг за дружку хотеть спрятаться, чтоб не на воле им вхолостую болтаться и не безобразничать.
***
Втягивает Ксюша себя в трусики-лодочку, перебирает ножками, то отступит, то коленки сведёт, то чуть пятки расставит, разгибает тулово своё ладное, чертит в воздухе окружности бёдрами: туговато идут трусики в самом широком месте фигуры, почти скоблить ими надо.
Зато на чресла потом садятся в самый раз, намертво, как тут и сшиты были — кисейный лепесток прилегает под лобковую косточку, мелким ситечком бархатно вбирает в себя трепетное паховое содержимое: лежи смирно, влажное-хитрое, и слёзки клейкие понапрасну не лей, обратно долго не выпущу. Берёт тонкая полоска в оправу женское достоинство, подхватывает снизу и обочь, ловкими каёмками его местонахождение ограничивая, уплотняет, в литую горсть собирает, будто боится, что разбежится, вытечет яблочная тайная плоть. Улеглись между ног прозрачные трусики — словно клочок тумана меж двумя утёсами прилепился.
Приседает дама грациозно, ножки на ковре чуть разъединив, бёдра прочны как бойцовые скалы, шаловливо отводит ягодицы назад — ладно ли село? доводит действо до конца, щёлкнув и симметрично расположив бритвенные резинки на себе сзади — чтоб, упаси Боже, ни единой морщины на гладкой материи.
Трусики с каёмочкой становятся ровны и напряжены как яхтенный парус, будто перепонка барабанная, мухе крылышком не зацепиться, а резкие плавочные кромки наискосок рассекают, разнимают женский зад на аппетитные сытные доли. Чёрным шёлком две подружки-ягодицы пополам облиты, с тем похож спелый зад в тугих трусиках на благородную, жаркую голландскую печь, с угла на угол облицованную блескучими шелковистыми изразцами.
Черёд колготок настаёт, ибо колготки тоже прекрасны и необходимы женщине порядочной, как турецкий кофе поутру. Тщательно выбирала, выискивала в ящичке самые-рассамые, так добрая хозяйка вдумчиво ищет на базаре у зеленщицы тот свежий и крепкий пучок петрушки, что на неё посмотрит. Любовно вынимала из укладки одно капроновое чудо за другим, прикидывала, которое достойно облечь сегодня её дамскую нижнюю часть, соответствовать гамме прочего наряда, хранить и оберегать оную часть в течение дня от холода уличного, от ветра подъюбочного да пыли дорожной, услащать мужские взгляды игривым светом, пением нежным бархатистым, сиянием лаковым.
***
Выбирала колготки из стратегического гардеробного запаса на глаз, на звук, на ощупь, разве что на зубок свой изысканный не пробовала. Телесные — нет. Рафинадно-лакричные — подумала секунду, но нет. Сероватые, розоватые, бежевые — тоже мимо. Тянула между пальцев, растряхивала перед собой тонкие чёрные сосульки, смешно сжамканные, не отмякшие ещё после долгого лежания в шкафу. Решила: сегодня будут чёрненькие, а и славно к короткой юбочке с сапогами пойдёт!
Закручивала женщина-нимфа колготочную плеть в тягучий обод, поджимая как купальщица чисто вымытые пальчики педикюрные, продевала в упругую тесноту большие сильные ноги. Вздымала колготки руками вдоль икры, греческой амфоре подобной, отжимала и выправляла гармошку, в шуршащую скобку прежде собранный капрон, отпуская на волю лишь столько капроновой сказки, сколько опытным взором отмерено. Следом за руками её умелыми превращалась ножка белизны матовой с робким пушком в укатанную зеркальную гладь аспидного оттенка.
Растекалась по телу эластичная нежность, туго раскатывалась по всем ложбинкам, опечатывая бёдра невиданным блеском, по-хозяйски стягивала припухлости, косточки, мышцы, прослойки сальца, округляющие в ноге нужные места, сглаживала и смягчала царственный рисунок бёдер. И тянули, тянули её женские руки, эту капроновую звёздную песню, до бесконечности, пока не упёрлась сшивка колготок в то сокрытое, женственное, тёплое, которое никто видеть и трогать не вправе, кроме врача да любимого мужчины, коли таковой имеется.
Потом колготки на вторую ногу — точно так же, да следить, чтоб не повредить ногтем острым целостность покрова, ибо нет зрелища более жалкого и надломленного, чем дама с некрасивою затяжкой на коленке, выпуклой как блюдце. Высокая материя неряшества не терпит, а виною всякой женской аварии — усилия чрезмерные при надевании, небрежие при носке или изъян какой на ногтях неистребимый.
Щелчками да поглаживанием заключила вторую ножку — от пятки до ляжки — в ночную чернь, на изгибах колен просвечивающую, словно сбрызнутую алмазной мукой. Упёрлись колготки в естественную преграду в замечательном месте, тупичке, малопоэтично и кособоко величаемом отчего-то «промежностью», уже обхваченную кисейным ситечком трусов. Здесь, передохнув, дамские пальцы удвоенную сноровку и терпение прилагали, со скрипом погружали, вертели и вкручивали дамское седалище навстречу легчайшей капроновой струне.
С каждой потяжкой вбирала в себя капроновая звёздная ночь дольки женской плоти, принимая незабвенную их форму, окрашивая белую кожу в хладно мерцающий вулканический камень. Комариным свистом пел капрон, пока хозяйка дотянула и расположила край колготок до точки на талии — а именно до пупка, и тут же островком обозначился, подхватился расслабленный было животик. Поясок колготочный в порядок привела, присела, подняла колено, другое, потом ладонями от колен к пахам ширкнула — вжжжж! — сзади тоже обвела, обернулась убедиться, что цвет и растяжка колготок по всей ноге однородна, никаких чтоб наплывов, реди или густоты на лаковом капроновом поле. Снова провела ладошками — вжжжж! — рассыпалась от колготок хрусткая ломкая музыка, почти недоступная грубому человеческому уху.
***
Заступила Ксения чёрной стремительной ножкой в юбку, виртуозно её на носочке подбросила — а вот уже и вторая ножка там. Едет юбка вверх по бёдрам, сопротивляется малость, но едет, женщина помогает её продвижению, сотворяет соблазнительные пируэты, словно танец живота исполняет перед шахом, вкручивает себя в юбку по одной только ей ведомой траектории.
Кстати, вполне себе простая красная юбка, не миллионы стоит, и не с подиума парижского, хлопчатобумажная, но с радужным отливом, наверное, полиэфир туда примешан, или как его там? фасон — «стакашек», бесхитростный вроде, прямой, длиною до колен не доходит, выше на треть бедра, с претензией на «мини», значит, зато когда надет он — только взгляните на это чудо! Красная материя чуть тесна, и обрисовывает эта «чуть» дамские бёдра до гулкого звона, укорачивает женский шаг, вынуждает держать осанку, высоко задрать ногу не даст — не забалуешь, стало быть, в гостях и автобусе, в такси ли, будешь сидеть тихо и аккуратно, но так, что все присутствующие глаза на твоей юбке и коленках оставят.
В талии тоже буксует юбка-стакашек, внахлёст клапан не сходится, ай, наверно, любит красавица грешным делом чаю с пряником до обеда перехватить. Но невелика беда, у нас же колготки вперёд дорогу разведали, скатертью устлали, умаслили все поверхности, создали, как говорится, предпосылки, не абы как, и животик нежный уже предварительно в кучку упругую подобрали и все милые излишки в талии — тоже. Потому Ксюша делает выдох, показывает зеркалу язык — ап! — и пуговка на животе попала в петельку.
Вдыхает прелестница освобождённо, но не до конца — теперь поостеречься надо, иначе вредная пуговка отлетит, — а по левому бедру у неё бегут ещё три пуговки, они украшения ради, декор, и вдоль за ними ловкий разрез, клином обнажающий сверх колена кругло-капроновый ляжечный ломоть — вкуснейшее сахаристо хрустящее тело.
Гуляет Ксеня-Ксенюшка по комнате в чёрном лифе и красной юбке, налюбоваться на себя не может, и капроновая симфония доносится из-под подола — колготки ворчливо трутся внутри ляжек, и пропитываются запахом духов и кожных ароматов, привыкая к сегодняшней нелёгкой службе: держать во что бы то ни стало, держать в узде все эти мякоти, прелести, упругости, сочности, хранить их как зеницу ока, спасать владелицу от ветра, холода, дождя. Не раскисать и не пускать гадких шпионских «стрелок», пусть хоть тигр зубами вцепится! А по-над юбкой оборочкой выступил вытесненный дамский запас — те самые внепланово съеденные пряники — ну так и что? на то она и женщина, а не постный сухарь, хорошему человеку жирок не помеха, это, если хотите, никакой даже не жир, а ступенька в рай.
Да ведь мы и спрячем её, эту ступеньку дамской сладости, раз такие вы настырные… вот спрячем и всё, где у нас блузочка была? отличная чёрно-алая блузочка, и лиф чёрный сквозь неё не высветится. В талии слегка свободна, зато бюст подчёркнут плотно, спинка тоже, рукав на три четверти, ворот открытый, здесь нам таить нечего, цепочку выпустим и пусть лежит себе меж двух полушарий-солнышек, закованных в кружевные наручники бюстгальтера. Через голову — вжик её, блузочку, и между лопаток на коротенькую молнию, одёрнули, поправили низ по линии юбки, даже если чуть перекосится — не страшно, это крой такой, всё крой виноват будет… готово дело.
Идёт Ксения по ковру, нагибается в приседе к цветной коробке с сапогами, почти на корточки приходится опуститься, коленки при этом целомудренно в сторону отведены, одна закушена ниже другой — даже если напротив сейчас с биноклем сидеть, ни грамма компромата ты не увидишь, кроме лупоглазо округлившихся колен, могучих как таранные машины.
Плотно, неразъёмно остаются сдвинуты певучие крепкие бёдра, надёжно укрывают они кисейно-сладкий сгусток тьмы промеж себя, всё проверено, мало ли, приходится порой на работе бумажонку или шпильку с пола подобрать. Не доглядишь, конфузно будет, а если ляжки потеснее сжимать — всё хорошо, а то, что разрез с пуговками сбоку шире распахнулся, да сзади трусики резинками сквозь юбку выпукло узоры чертят? это пустяки, смотрите на них ради Бога, кому невтерпёж, они, трусики, от этого не лопнут.
Уселась на тахту, развернула сапожки с ласковой изнанкой, дробным каблучком-рюмочкой, сапоги-гольфы моделька прозывается, в обхват почти под самое колено, в утяжку будут, со скрипотцой и напругой… это ли не шик? знаете, чересчур свободная обувка расслабляет женщину, когда не чувствуешь её совсем, будто кухарка в угги хлопаешь, чем ты выразишь свою индивидуальность и женский вкус? Девочки, я не могу, заберите эти растоптыши-угги к себе в конюшню и никогда больше мне не показывайте. Икра с лодыжкой у женщины об-тя-ну-ты должны быть, чтоб как вторая кожа, чтоб на взъёме солнце горело, каблук чечётку выбивал, искры из мостовой, вот тогда это обувь для приличной дамы.
И подкидывает Ксения в небо чёрную капроновую ножку, вот теперь-то в зеркале кое-что явственно видно, потому что юбочку поддёрнуть пришлось, и навыкат поблёскивает полусферами ляжечная плоть с плоским шовчиком трусов посередине — снаряжает ножку в тугую скорлупу гольфика на каблуке, молния сперва идёт неохотно, но уминается скользкая икорка, колготками будто салом смазанная, напускает на себя кожаный макинтош сапога. Поставила на пол, притопнула, звон пошёл, и теперь точно так же вторую ножку сапогом облепила от лодыжки до коленки, будто в кожаный плащик голень спрятала — под подушечками пальцев сапожок шкворчит как битое стекло, славно, гладко, сексуально!
— Скажи, Витюш, я хорошенькая, правда?
***
Да! совсем забыли, ведь всё это время в комнате Виктор сидит, родной муж, и смотрит как Ксения туалет наводит, колготками и трусами себя мучает, обтягивается, застёгивается, приобретает, так сказать, упаковку. Сам Виктор гол как сокол, то есть совсем без одежды, голёшенек сидит, к креслу верёвками накрепко привязан, с кляпом во рту — это супруга постаралась. А когда мужчина гол, по нему сразу видно, что считает он свою нимфу-Ксению истинной королевой красоты и хочет её до безумия, только верёвки не дают.
Поднимает Ксения красную юбку-стакашек, влезает в кресло к разогретому зрелищем мужу прямо в сапогах, и начинает с ним заигрывать, волосами тереться о голое мужское тело, каблуки ему на плечи ставить, голову с кляпом своим подолом в шутку накрывать, кормить обоняние пленника женскими запахами, трогать Виктора везде ноготками, пальчиками, бордовыми губами, языком, носом, ресницами, коленками. Обдаёт пленного супруга коньячным ирисом и терпким колдовским ядом, мимолётной грозой и «до мажором» третьей оркестровой флейты.
Поднимает блузочку чёрно-алую, там в ажурной вязи атласные соски, сосками и колготками Ксения ко всем частям мужа прикасается… стоны, мычание. И судя по Виктору, нет пытки сладостней и страшнее, кресло под ним мокнет, липкие капли мажут жене капрон, счастливо и умоляюще он делает знаки, чтобы сжалилась Ксения, преподнесла ему себя.
И Ксения почти уже согласна, да вдруг слезает с мужа, не доведя забаву до конца, и подтаскивает напротив его кресла второй стул, нахально задрала красный подол и садится напротив, своими звёздными капроновыми коленками точно в коленки мужа упирается, и нежно это прикосновение, и жарко. Загадочно усмехается полная черноволосая Ксения на стуле перед мужем, молчит, глазки ему накрашенные строит, взбудоражено бёдрами двигает, колготки между ног свиристят как леденцовый целлофан. Ой, как-то неправильно она сидит, нельзя так сидеть замужней женщине. Вы только взгляните: красная кофточка совсем сползла с груди, ноги раздвинуты широко и бессовестно, растопырились коленки, круглые как два циферблата.
Женские ляжки трепещут матёрыми волчицами, развёрнуты в разные стороны, залиты колготками — чёрным сверкающим нейлоном — будто морозной звёздной ночью. Нельзя так сидеть, там же трусики видны, ситечко из паутины-кисеи, облегающие влажное и нежное женское, которое никому кроме избранных трогать и видеть не следует. Шевеля плечиками, пуговки на кофточке Ксюша себе пообрывала, бюст ослепительно-высокий, ах этот бюст! Выпирает из кружевных обводов наручников-чашечек, трещит лиф современный, жёсткий, шёлковый, не может справиться с мощью вылезающей груди, а у Виктора глаза на лоб лезут, весь организм как пружина взведён.
***
— Представляешь, Витюша, если бы захватили нас в плен? — шёпотом ласковым говорит жена Ксения. — И вот так связали, усадили бы нас лицом к лицу, тебя голеньким, меня в колготочках, и сделать нам ничего нельзя, только смотреть?… китайская пытка: и хочется до ужаса, и нельзя.
— У-у-у! — говорит бедный Виктор. Ему и представлять ничего не надо, сам всё чувствует. Битый час супруга перед ним красилась, мылась, наряжалась, целый спектакль в трёх действиях, а он её и пальцем задеть не смог…
Глядя на мужа в упор, наматывает на себя развратная и соблазнительная Ксения всякие женские ремни и пояса: крутит себе к стулу ноги, тело, шею, и продевает куда-то, и узелки завязывает. В истоме и одурении Виктору хочется закрыть глаза и отвернуться, но не может, сильнее всего ему хочется коварной женой любоваться. И теперь Ксения, облечённая в колготки волшебные, развалилась перед ним тоже связанной, расклячив ноги, груди развесив, и положения своего нескромного на стуле не меняет, хотя и надо бы.
На шее у Ксении закреплён ремень, словно ошейник, обвивает выю, пряжкой смыкается на затылке. Руки Ксюши — полные, сдобные, завёрнуты за спину и обманчиво связаны там в кистях вторым таким же полиэтиленовым ремнём, а от ошейника до ремня держит связанные руки подвешенными короткий чёрный поводок, чтобы женщина, себя заточившая в неволю, сидела на стуле тихо, а иначе не ровен час дёрнет завёрнутыми руками и задушится.
Лодыжки у Ксении в припадке самоистязания также пристёгнуты ремнями, каждая к своей ножке стула, потому и сидит обтянутая Ксюша пред мужем в непристойном образе, сдвинуть колени не может. Икры её плавные и жирные как скрипичные ключи на нотном стане, облитые колготками, жёстко расплющены обмоткой из ремней и ходу не имеют ни назад, ни вперёд, прижата женщина в чёрных колготках к спинке стула — поводок меж руками и шеей пропущен сзади сквозь ажурную резьбу, связанные руки крепко придавлены к ней, а вниз от них уходит ещё один хитрый ремень. Ремешок этот многократно вокруг запястий обкручен, скользит вниз по спине и уходит Ксюше — стыдно сказать — в самые что ни на есть недра.
Между двух богатых и обильных ягодиц он ныряет, и задёрнут там до скрежета зубовного. Потому и дышит Ксюша с хрипом и болью, и очень боится неаккуратным движением себе ещё большую боль причинить. И Виктор смотрит на ремень, выходящий у супруги из-под живота, и вертится в кресле, жаждет сам на его месте оказаться, слушает визг капрона о свои коленки и шорох звёздных стекольных ляжек.
Мучительную подпругу Ксюша себе в женский пах поместила, прикинулась прочно связанной, скользит по сиденью, трясёт ледокольным бюстом, колобродит, связанными ногами сучит, вот-вот рассечёт ей верхний ремень горло, средний — руки, а нижний — всю дамскую секретную наличность, ту, что одному врачу да любимому касаться положено. Местечко важное в паху на фоне остального тела невелико, но чувствительно очень. Давит и жжёт его ремень, пилит женщину пополам, как еловую колоду, обильно текут от этого из Ксюши телесные испарения, нытьё во всех нервах и голод половой её донимают.
Колготки чёрные свежие надела, а теперь уж их только в стирку: пропахли они дамским здоровым потом и жидкостью, стянулись на бёдрах туже прежнего, чуть не до синяков. А ремень подлый между ног тоже словно меньше и ужее становится, под ним кроме колготок ещё трусики, почти прозрачные, с чёрной каймой по краям и паутинками-сеткой в середине, там яблочно-тайная плоть сыреет в клочке тумана, в перепонке натянутой барабанной.
От ремня сетки защиты не дают, чувствует женщина, что сверлит её узел междуножный до самых секретных уголков, всхлипывает, удовлетворить себя будто бы не может, только пальчиками ног в лакированных сапожках водит да подёргивает шеей в грубом ошейнике, как только сильнее в трусах резать начинает.
И сидят они нос к носу: голый связанный, растёкшийся муж и связанная супруга в задранной, спущенной, прекрасной одежде, и щурится Ксения ведьмою, глядя на Витеньку, очень по вкусу ей эта семейная игра.
Помилуйте, а для чего она сегодня одевалась, красилась, эта дурочка ненормальная? для мужа, что ли? не в театр, не на работу, не в кино? для благоверного своего из кожи вон лезла? Представьте себе, да. И ничего трудного для себя Ксения тут не видит, не подвиг это даже, не великое одолжение, а просто… любовное баловство на досуге. А у вас иначе как-то, дорогие мои? Ну не знаю, извините, дело ваше, только почему бы всем мужьям-жёнам так не поступать? нам вот с Витенькой нравится.
А после энного времени решает Ксения, что помучила Витю достаточно, снимает с себя путы и ремни, над бледным мокрым мужем нагибается, извлекает из него кляп: может, это её перчатки в рот мужу забиты были, а может, чулки с лайкрой или ещё что-то интимное, непонятно: всё склеилось от слюны и похоти в плотный ком.
— Я люблю тебя, Ксюша! — криком шепчет Виктор. — Хватит! Хватит! Боже мой, безумная моя девочка! Сделай уже что-нибудь… или убей меня! сил моих больше нет, сердце моё, краса моя, пятнадцать лет мы женаты, а хочу тебя всё больше, выдумщица моя несносная, будто вчера познакомились!
Вытирает Ксения мужу рот, целует его, и нет в её движениях больше издевательства притворного, есть одна лишь любовь и желание.
— Зачем я буду убивать тебя, Витюша? ты же муж мой, родной. Всё это для тебя сегодня и навсегда, всё твоё. Коли уродил меня Боженька женщиной, так и буду я ею, а не бледной молью! Если трусики — то целые и красивые, если колготки — то чтоб задница звенела и в паху искры высекало. Если юбка — то чтоб швы трещали и все мужики моему супругу завидовали! Владей мной, милый.
Опускает Ксюша руки и берёт наконец-то Виктора, жадно и крикливо берёт его в себя…
***
…Виктор Палыч поставил многоточие, пробежал последний абзац текста, устало потёр веки. Он был возбуждён, чувствовал прилив вдохновения, и сна ни в одном глазу, хотя дело к полночи.
Сзади прошаркала к постели тридцатидевятилетняя супруга Ксения, завозилась, бросая на пуфик махровые носки, «разнорабочее семейно-бытовое» трико с тянущимися по полу нитками.
— Долго думаешь полуношничать, отец? Спать давай, мне завтра в семь.
— Сан-Саныч акты сверки просил откорректировать, — сказал Виктор Палыч. — Почти закончил.
Ксения никогда не читала, что её муж пишет вечерами, было это ей не по силам и уму. Всякое письменное слово помимо работы считала она за «дичь». Ходить по дому в колготках, лифе, косметике и сапогах Ксения тоже сроду не ходила, считала эти придури «дичью» вдвойне, шалишь!
А зачем связывать друг дружке руки-то, чулки в рот совать, стегать по ляжкам? ох и чушь, разве можно и нужно так делать, люди добрые? связывать себя или супруга — сие вернейший признак инфантильности и слабоумия. Бери как дали и нечего мудрить!
— Лампа мне мешает. Гасил бы.
Не став спорить, Виктор Палыч закрыл файл с текстом, погасил компьютер и лёг. Выключил настольную лампу. Стало тихо.
Жена по обыкновению отвернулась носом к стене, почесалась. Потом не оборачиваясь пихнулась в мужа под одеялом неухоженным сизым задом.
— Буш меня, отец? на сон грядущий? — сладко зевнула в стену.
Виктор Палыч промолчал в темноте. Он разжёвывал таблетку и чувствовал боль в мошонке от проходящего возбуждения.
— Буш меня — дак пристраивайся сзаду, што ли? — сказала Ксения без особой настойчивости. — Только недолго, но?
Её тело в драной пижаме, пропахшей меновазином, было скучно и отталкивающе.
Виктор Палыч притворился, что спит. Ночью ему снилась другая Ксения, которой он никогда не видел.
Последние комментарии
5 часов 51 минут назад
12 часов 13 минут назад
12 часов 21 минут назад
12 часов 49 минут назад
12 часов 53 минут назад
12 часов 54 минут назад