Мозаика жизни [Елена Ивановна Вербий] (fb2) читать онлайн

Елена Вербий Мозаика жизни

ИГРА

– Да, поймите, это была игра!– голос Олега сорвался. – Задание: обойти три пункта, взять пакеты. Потом положить их в ячейку камеры хранения и забрать приз. Я не знал, что там.

Его задержали на вокзале, обыскали. Куда-то возили, кому-то показывали, долго писали протоколы. С полуночи третий час допрашивают.

Сидящий за столом напротив него парень потянулся. Устал, видно. Олег тоже устал.

У парня было круглое лицо, темные, высоко подбритые волосы и оттопыренные уши, которые непрестанно двигались. Олег три часа смотрел на эти уши.

– Ясно, – вздохнул парень и спросил, – первоход?

– Что? – не понял Олег.

– Судимый? – уточнил парень.

– Нет,– покачал головой Олег, наблюдая самостоятельную жизнь ушей. – Мне игру на работе подарили,– в сотый раз объяснил он.

– Отличный подарок!– в сотый раз восхитился парень.– Ты пойми, я ж тебе добра хочу. Признаешься, получишь восемь, в отказ пойдёшь – пятнашку. Арифметика простая.

– Сколько?! – потрясённо выдохнул Олег и потёр закованными руками лицо. – За что?

– За наркоту, вестимо,– ухмыльнулся парень.– При тебе нашли три свёртка с редчайшим средством. Голубой лотос называется, эстет ты наш. Порошок в аккурат на 15 лет тянет.

Парень закурил и отошёл к окну.

– Ладно, устал я,– невнятно, из-за зажатой в зубах сигареты, произнёс он, – не хочешь – дело твоё. Ты в обезьяннике подумай, утром поговорим.

– Мне адвокат нужен, – выпрямился Олег.

Уши парня задвигались быстрее.

– Киношек насмотрелся?– глумливо скривился он. – Адвокат – это у следователя. А я опер.

Помолчали.

– Я могу позвонить жене? – спросил Олег.

Парень кивнул на аппарат на столе:

– Звони.

Олег посмотрел на телефон и передумал. Что сказать? Не волнуйся? Бред!

– Тебе пора в камеру, – парень выбросил окурок в окно и направился к выходу. Олег потерянно поплёлся за ним.

Тот распахнул дверь и шутовски поклонился.

–ПОЗДРАВЛЯЕМ!! – грохнуло из коридора.

Олег вздрогнул.

В комнату, хохоча, ввалились коллеги с шампанским и гроздью разноцветных шариков.

– Клёво поиграл?– они хлопали Олега по спине и смеялись, разливая вино по пластиковым бокалам. – Как ощущения?

– Не смешно,– буркнул он.

– Да, ладно! Это же игра! Наручники-то можно уже снять, – весело заметил кто-то.

      Утром Олег уволился.

КОРТИК

– Помочь? – голос отца, казалось, прозвучал около самого уха. Я вздрогнула от неожиданности и покачнулась. От падения спасли отцовские руки, зато с грохотом рассыпалась под ногами шаткая опора из стула, табуретки и нескольких толстых книг.

Отец поставил меня на ноги.

– Поня-атно! – протянул он, рассмотрев, что я сжимаю в руках.

Отцовский кортик был красив, недосягаем и притягателен. Я видела его всего несколько раз, когда отец надевал парадную форму.

И, конечно же, мне никто не позволил дотронуться даже до украшенных золотым тиснением ножен. Что уж говорить о клинке!

«Нельзя! Это же настоящее оружие», ― сказала мама, пряча кортик на верхнюю полку шифоньера.

И я решила, что как только останусь дома одна, достану и вдоволь насмотрюсь.

Не получилось.

И вот стоим мы около раскрытого шкафа. Вокруг валяются части моей развалившейся самодельной стремянки. Я обеими руками прижимаю к груди кортик, знаю, что виновата. Глаза полны слёз, но не плачу. Тут отец улыбнулся и сказал: «Давай наведём порядок и рассмотрим твою добычу».

Мы расставили вещи на места, сели на диван, и отец показал мне, как вынимается клинок – оказалось, на рукояти есть специальная кнопка. Папа рассказывал о холодном оружии, а я слушала, держала в руках его кортик и была счастлива.

Кортик прятать перестали. Исчез орел таинственности и недоступности, окружавший его, а с ними и желание брать оружие тайком – гораздо интереснее рассматривать его с папой.

Повзрослев, я осознала, как мудро поступил мой отец.

Папы давно нет, но его кортик я храню. Он напоминает мне о том, что дети всегда стремятся тайны разгадать, а запреты – нарушить.

ПОЦЕЛУЙ

– Не завести ли мне собаку, ― задумчиво проговорила я, когда мы с внучкой готовили омлет на завтрак.

– Да! Да! ― запрыгала пятилетняя Лиза, хлопая в ладоши. ― Я буду к тебе приходить и играть с ней. Здорово!

– Думаешь? ― я вздохнула. ― Нет, пожалуй, не стану.

– Почему? ― девочка перестала прыгать. ― Щеночек будет таким миленьким, маленьким, пушистым. Я его буду обнимать, гладить.

Лизонька умильно сморщилась и прижала к груди руки, обнимая воображаемого щенка.

– Нет, Лизок, собака ― не игрушка. Щенок не будет целый день на подоконнике сидеть или на диване спать, он живой, любопытный. Ему играть надо, с миром знакомиться. И воспитывать его надо обязательно, как маленького ребёнка, хорошие манеры прививать

Лиза присела на табурет и внимательно слушала, ей всё это было внове. Я села рядом и продолжила:

– А ещё собака, как человек, умеет любить. И ревновать. Вот придёте ко мне в гости вы с Серёжей, начнём мы с вами играть, а собаке это не понравится, возьмёт и покусает вас обоих.

– Почему?― удивилась Лиза.

– Потому что вы пришли в её дом, на её территорию, вторглись в её стаю, где только я и она. Собака же не знает, что вы тоже моя «стая», ― я улыбнулась, ― и не шепнёшь ей, как в мультике: «Мы с тобой одной крови»,― чтобы мгновенно вас подружить. Доверие надо заработать, а это долго. Я не смогу щенку за один раз объяснить, что кусаться нельзя. Пока маленький, он ещё слов не понимает. Придётся его наказать. Получится, что собака меня любит и защищает, а я её за это наказываю. Всем будет больно: вам ― от укусов, собаке ― от наказания, мне ―от того, что больно всем вам. Не хочу, чтобы вам было больно.

У Лизы на глаза навернулись слёзы. Она подалась ко мне, обняла нежными руками. Детский поцелуй невесомо коснулся щеки.

– Я тоже не хочу, чтобы тебе было больно, ―тихо сказала внучка.

УКУЛЕЛЕ

Больше четырёх месяцев британский клипер «Ревенскраг» провёл в плавании.

Он перевозил португальских переселенцев из Старого Света в Гонолулу.

Это были рабочие с сахарных плантаций Мадейры, получавшие за свой труд плату, позволявшую разве что не умереть от голода, поэтому предложение о переезде дало надежду на лучшую жизнь. Работать предстояло так же, но по контракту и за гораздо более высокую оплату.

Говорили, что житьё на этих неведомых Гавайских островах ― сущий рай. Поэтому снимались с места семьями, забирая всё немногое, что нажили, вырывая себя с корнями из родных мест.

Путешествие далось пассажирам нелегко. Сильные течения Атлантики, пережитый шторм, бурлящее, словно кипящий суп, море, так и норовившее швырнуть корабль на рифы около мыса Горн, сделало плавание опасным и страшным. Переполненный трюм, где чуть ли не на головах друг у друга теснилось больше четырёхсот пассажиров: мужчины, женщины, дети, стал последним пристанищем для некоторых несчастных, их тела забрало море.

Одним из немногих развлечений во время плавания была музыка. Доставал кто-нибудь свой машéти, начинал тихонько играть и напевать, и вот уже мелодию подхватывают: чей-то кавакинью добавляет свой голос. Кто-то молится, кто-то рыдает, но светлеют лица, отступает страх неизвестности.

Когда корабль добрался до порта назначения, и толпа новых жителей Гавайских островов выплеснулась на берег, один из прибывших, тот, кто всё долгое плавание ни на минуту не унывал и поддерживал земляков то зажигательной, то грустной мелодией, бросил свой мешок на землю, уселся на него, взял в руки любимый машéти и, хохоча от радости, заиграл, вкладывая в родные с детства напевы всю надежду на лучшее, что цвела в его душе. И растворялось, исчезало напряжение трудного пути.

– Глядите-ка, пальцы, словно блохи прыгают, ―засмеялись грузчики-гавайцы, пританцовывая под весёлую мелодию.

А старый Кейхо, слушая нежный задорный голос диковинного инструмента, думал: «Мы все полюбим тебя, маленькая укулеле. Люди правы, только насекомые тут ни при чём. Слово, которым они называли тебя очень правильное, по-гавайски оно ещё значит «прибывший дар» («uku – дар, lele- прибыть).

ОБЖОРСТВО

Муське было пять недель отроду. Она уже твёрдо стола на своих коротеньких лапках и даже, подражая маме-кошке, охотилась на все движущиеся предметы, пугала окружающих, выгибая спинку и распушив всю шёрстку. Выглядела при этом презабавно.

А сегодня Муська впервые в жизни почуяла неведомый умопомрачительный запах! Благоухало из маминой миски, что-то там лежало вкусное, а что именно, не видно из-за высоких бортиков. Блюдце с молоком осталось незамеченным. Муська упёрлась передними лапками в край тарелки и несколько раз дрыгнула задними. Раза с десятого получилось забраться внутрь. А там! Наваленные друг на друга горкой лежали тушки мойвы. С утробным урчанием Муська набросилась на добычу.

Расправившись с одной рыбкой, Муська принялась за следующую. Она раздирала коготками тушку, вгрызалась, икая, запихивала в себя кусок, заглатывала, не жуя. Вот и с третьей покончено,… с пятой. Пузико котёнка раздулось, лапы разъехались в стороны, хвостик недоеденной рыбки остался торчать из пасти. Глазёнки закрылись, и Муська уснула прямо в миске.

Мама-кошка сидела рядом с миской, как статуэтка, прямо-таки с умилением глядя на обжорство дочки. Потом вздохнула, ухватила Муську за шкирку и отнесла досыпать в коробку. И только после этого сама принялась за еду .