Иду на свет [Мария Анатольевна Акулова] (fb2) читать постранично, страница - 2

достучаться. Хотя сейчас чуйка подсказывала — ничто не поможет…

Игнат молчал, Пётр гнал машину прочь от квартиры, в которой спит новый Щетинский…

— А с чего ты решил, что она его мне родила?

Отвечать вопросами — типично для Игната. Он так защищается. И вот этот — глупейший, на самом-то деле — вопрос мог снова заставить Петра взорваться. Но он только закрыл глаза чуть на дольше. Сглотнул, кривясь…

— Я его видел… Он наш. Игнат…

Собирался продолжить. Собирался попросить. К совести возвать. К уму. К сердцу. Только вот Игнат фыркает, будто сильнее вжимает трубку в ухо. Наверное, смотрит в одну точку и зло. Потом же цедит:

— А я не уверен, что он мой, отец. Она под женатого легла. Думаешь, её хоть что-то остановило бы? Сегодня этого признаю — завтра ещё десять принесут. Мне каждого кормить?

— Ты что несешь? Это же ребенок твой…

— Ты так за него переживаешь, как будто твой, а не мой… Хотя подожди… Это ты же у нас по молодняку, да?

— Игнат…

Сына понесло. Что будет дальше — Пётр знал. Обратился, прося затормозить, да только…

— Что, «Игнат»? А, Пётр Юрьевич? Вот что «Игнат»? Это ты от юбки к юбке бегаешь. Это ты одну на другую меняешь. По студенткам выступаешь… Это ты, уж прости, лет через пять себе кого-то помоложе да покрасивее найдешь. Родит она тебе кого-то… Ты и этому «кому-то» имечко ебучее придумаешь. И я вполне допускаю, что Альбину шпарить мог… Не брезгуя…

— Закрой свой рот.

Реакцией на угрозу отца, произнесенную тихо, стал смех. Лучшая защита — это нападение. Игнат знал с детства. С детства же знал, как больнее всего нападать на отца.

— Понятия не имею, в какой момент ты решил, что имеешь право звонить мне, что-то требовать, Петр Юрьевич…

— Я твой отец!!!

Пётр не сдержался.

Рука снова по рулю. Голос — вверх до крика. А Игнату всё равно.

— Когда ты нужен был мне, отец, ты выбрал других. Вот теперь их и учи. У меня есть семья. Я её храню. У меня нет никакого сына. И отца у меня тоже нет. Ушел и не вернулся.

Игнат произнес ядовито. Дальше — скинул.

В машине стало тихо настолько, что прерывистое дыхание и гул сердца водителя были слышны, будто к кашемиру пуловера прикреплена микрофон-петличка.

На языке крутилась толпа слов, которые Петру бы сказать…

Которые он уже миллион раз говорил.

Которые, мать твою, доказывал.

И на которые каждый раз получал одно и то же.

Игнату бросить подобное — как два пальца об асфальт. А ему…

Сердце продолжало разгоняться.

Вместе с ним — машина.

В глазах мужчины щипало. В ушах звенели «сына нет»… А потом — «и отца тоже нет»…

Больно было до невозможности. И не разберешь, это морально или уже физически.

Но главное — непонятно. Где тот момент, когда всё не так пошло. И где та черта, за которой Игнат наконец-то поймет…

А может и правда ошибся? Может и правда виноват?

Почувствовав, что в грудной клетке становится будто тесно, Пётр потянулся рукой к подлокотнику.

Шарил вслепую, пытаясь найти таблетки.

Казалось, что уже почти поймал, но упустил — потому что на экране опять входящий.

От Санты опять…

Он бросает поиски. Тянется, хочет принять.

Ведь именно она — его лучшая таблетка. Она — доказательство того, что и хорошо у него тоже получается…

За несколько сантиметров до экрана он чувствует резкую боль такой силы, что даже скрючивает.

Жмурится, думает о тормозе, тянется ладонью к ребрам…

Санта продолжает звонить, Пётр пытается сделать вдох.

И не может.

Глава 1

Прошло четыре года.

Пальцы Санты скользнули по мокрым волосам, она подняла подбородок, подставляя лицо струям воды. Откровенно горячей. Настолько, что душевая наполнена густым паром. Сам воздух тоже горячий и влажный. Струи ощутимо бьют по щекам, плечам, ключицам, кожа на которых — моментально краснеет. Но будь у Санты возможность сделать напор сильнее, а температуру ещё выше — она ею непременно воспользовалась бы.

Ведь, как оказалось, она любит из всего брать максимум.

Как оказалось, она очень жадная.

И, как оказалось, очень везучая.

На улице — декабрь. Самые длинные ночи и темные утра. На часах — немного за семь. Выбираться из кровати с каждым днём всё сложней, какие витамины ни принимай. Единственная надежда на вот такой душ, иначе… Из этой кровати Санта точно не выбралась бы.

Девушка держала глаза закрытыми, позволяла струям попадать в рот, была частично оглушена звуками бьющих сверху струй, а всё равно услышала, как открылась дверь в смежную с давно не холостятской спальней ванную.

Не обернулась, не испугалась, только улыбнулась, переключая воду на куда более щадящий тропический душ, продолжая водить по волосам, запрокидывая голову выше и чувствуя, как тяжелые черные пряди отлипают от мокрой спины.

По которой почти сразу идет холод, он же щекочет ягодицы, бедра и икры. Потому что открывается уже следующая дверь — стеклянная и запотевшая. В душевой на мгновение