Новая пташка для владыки (СИ) [Варя Светлая] (fb2) читать онлайн

Варя Светлая Новая пташка для владыки

1

Музыка лилась из-под ее пальцев и заполняла собой все вокруг. Она проникала в потемневшие от времени стены, в грубо сколоченные скамьи и оседала на лицах сидящих. Но никто не замечал этой магии музыки, кроме Эллин. Она играла на скрипке с такой страстностью, с такой неистовостью, но ее словно никто не слышал.

Девушка обвела взглядом таверну, в которой выступала. Никто не удостоил ее и взглядом. Эллин давно привыкла к этому. Отец как-то сказал ей, что ценителей музыки, хорошей музыки очень мало. Главное, что нужно людям — зрелище.

«Наверное, — подумала девушка, убирая скрипку в футляр, — если бы я играла голой, добилась бы большего успеха».

Но голой играть не хотелось, более того, Эллин перед выступлениями всегда одевалась в мужскую одежду. Широкие штаны, плотный кафтан, шляпа, надвинутая на глаза — вот ее привычный наряд. А все потому, что женщину-менестреля не воспринимали всерьез, сочинительство песен и игра в тавернах считались исключительно мужским ремеслом.

Какая несправедливость! Ведь игра на скрипке — единственное, что могла делать Эллин. Единственное, чему научил ее отец. Девушка вздохнула и с любовью прикоснулась к старой скрипке. Скрипка да знание нот — вот и все, что ей осталось от отца, который три года назад покинул этот мир и отправился к богине Даэрии. Проще говоря, умер. Оставив после себя кучу неоплаченных долгов и восемнадцатилетнюю дочь.

Эллин не любила вспоминать о тех тяжелых временах. Кредиторы отца выставили ее на улицу с собственного дома на следующий день после похорон. Матери у нее никогда не было, и она ничего не помнила о ней. Вообще, у девушки с памятью творилось что-то странное. Она не помнила почти своего детства и того, как росла. Порой она забывалась настолько, что не могла сразу назвать свое имя. Возможно, причиной тому были необычные сны, что часто посещали ее. Сны о других местах. Сны, где она — другой человек. Эллин любила эти сны. Так же, как и музыку. Именно в тех снах она черпала вдохновение. Вот, что держало ее: музыка и сны о волшебных краях.

Чтобы выжить, она начала работать. Первые полгода Эллин то мыла посуду в местной гостинице, то собирала урожай у фермеров, то стирала белье горожан. Выматывала такая работа страшно, а платили жалкие гроши. Ей хватало только на ночлег и еду. В очередную зимнюю ночь, глядя на огрубевшие руки, Эллин решила, что с нее довольно. Она взяла отцовскую скрипку, на последние деньги купила поношенную мужскую одежду и отправилась в дальний путь.

Эллин нигде не задерживалась подолгу. Неделя в одном городе, неделя в другом. За игру в тавернах и гостиницах платили неплохо и бесплатно давали место для ночлега. Так два с половиной года она и странствовала по стране. Не заводила близких знакомств и копила деньги на свою мечту.

А мечтала Эллин по-крупному. Больше всего на свете она хотела попасть в королевскую академию музыки. Туда почти не принимали женщин, но все-таки бывали исключения. На это девушка и надеялась. Представив себя в стенах академии, Эллин мечтательно улыбнулась и закрыла глаза. Пьяные крики вернули ее в реальность. Кто-то опять перебрал лишнего. Девушка нахмурилась и подошла к хозяйке таверны за своей платой.

— Посетителей сегодня мало, — проворчала женщина, протягивая Эллин несколько монет, — потому и плата меньше.

Эллин хотела возмутиться, но прикусила губу. Сама ведь согласилась на такие условия. Много посетителей — больше плата. Все по-честному. Она протянула руку и забрала деньги.

— Какие тонкие руки для парня! — раздался чей-то грубый голос над ее головой.

Не оборачиваясь, Эллин кивнула и направилась к лестнице.

— Эй, скрипач, постой! — вслед крикнул тот же голос, — неплохо играешь. Где так научился?

Эллин остановилась и посмотрела на обладателя голоса. На нее взирал высокий, широкоплечий мужчина. Темно-серые глаза хитро поблескивают, пухлые губы приподняты в улыбке. Он был привлекательным и отталкивающим одновременно. Что-то в нем было не так. Исходила некая опасность, Эллин чувствовала ее кожей. При взгляде на него, ей тут же захотелось убежать сломя голову. Вместо этого девушка произнесла низким голосом, имитируя мужской:

— Спасибо на добром слове, — она вежливо коснулась шляпы и вновь направилась к лестнице.

Мужчина в два прыжка нагнал ее и схватил за локоть.

— Какой голосок у тебя, парень, интересный, — тихо произнес он, пытаясь заглянуть ей в лицо, — сними шляпу, будь другом.

Эллин вздохнула. Вообще-то ее уже много раз уличали в том, что она вовсе не юноша. И всегда это заканчивалось благополучно. Но в этот раз совсем не хотелось показывать, кем она является на самом деле. Особенно такому человеку. Что-то подсказывало, что делать этого не стоит. Она попыталась освободить руку из лапы этого типа и уйти. Мужчина лишь крепче сжал ее. А другой рукой резким движением сорвал с нее шляпу. Длинные каштановые волосы рассыпались по плечам.

— Ба! — воскликнул мужчина, — да ты девушка!

Эллин смерила его гневным взглядом.

— И что с того? — произнесла она обычным голосом, — женщин, что ли, никогда не видел?

Мужчина довольно хохотнул и стал пристально рассматривать ее с ног до головы. Хорошо, что на ней была бесформенная одежда, иначе она бы чувствовала себя не так уверенно.

— Женщин я повидал достаточно, — с самодовольной улыбкой сказал он, — но таких красавиц, как ты, еще поискать.

— Все рассмотрел? — язвительно поинтересовалась Эллин, — а теперь дай мне пройти.

Она снова дернула рукой. Но этот наглец даже не думал отпускать ее. Вместо этого он еще крепче сжал ее за руку и потащил к выходу.

— Что ты делаешь? — вскрикнула она, — а ну отпусти меня немедленно!

Мужчина проигнорировал ее требования и продолжил тянуть к выходу. Эллин пыталась вырваться, кусала его за руку, пару раз пнула ногой. Без толку.

— Что же это такое? — воскликнула она, озираясь по сторонам, — помогите! Помогите кто-нибудь!

Никто в зале даже не шелохнулся. Мужчины продолжали потягивать имбирное пиво, работницы с отрешенным видом протирали столы.

— Не кричи, пташка, — произнес мужчина, подводя ее к двери, — побереги голосок.

Он открыл дверь ногой и выволок девушку на свежий воздух. На улицу опустились сумерки, мимо пробегали редкие прохожие. Никому не было дела до странной пары у таверны. Мужчина обхватил Эллин за талию и затащил за угол здания.

— Надеюсь, ты поёшь так же сладко, как играешь на своей скрипке, — сказал мужчина, — по крайней мере, это тебе пригодится.

— Пригодится для чего?! — задыхаясь от ярости, крикнула Эллин, — отпусти меня, ты, мерзавец!

Она задергалась в его руках и со всей силы ударила его коленом. Мужчина удивленно охнул, но хватку не ослабил. Он вырвал у нее скрипку и швырнул ее на землю. Одной рукой зажал Эллин рот, другой — удерживал ее руки.

— Ишь, какая непокорная попалась, — пробормотал он, — эй, Туссен, выходи! Нужна твоя помощь. Кобылка-то необъезженная!

В кустах неподалеку послышался шорох, а через мгновение к ним уже направлялся какой-то парень. Высокий и жутко худой, с редкой рыжей бородкой, он чем-то напоминал козла.

— Рикар, — проблеял он, — может, не надо было ее брать здесь? Нас могут увидеть.

— Никто нас не увидит, — ответил Рикар, — давай-ка свяжи ее, да покрепче. Она так брыкается, что одному мне не справиться.

Эллин с ужасом наблюдала, как рыжий Туссен туго связывает ее руки и ноги. Рикар все это время крепко держал ее, полностью обездвижив. Когда девушку связали, Рикар опасливо убрал руку с ее рта. Девушка тут же набрала полную грудь воздуха и закричала:

— Помогите! Кто-нибудь, помогите!

— Заткнись! — властно произнес Рикар, — или придется отрезать твой маленький язычок. Ты же не хочешь этого, верно?

Эллин замолчала и поискала глазами скрипку. Она валялась в дорожной пыли неподалеку. Девушка молилась, чтобы инструмент не был поврежден. Эллин перевела дыхание и мысленно досчитала до десяти, чтобы успокоиться.

— Что вам от меня нужно? — произнесла она уже более спокойным тоном, — если вы решили похитить меня ради выкупа, то это глупая затея. У меня нет ни богатых родственников, ни денег, чтобы откупиться. Вы совершили ошибку. Отпустите меня, и я забуду ваши лица и имена.

Туссен и Рикар переглянулись и загоготали.

— У тебя есть кое-что другое, пташка, — весело сказал Рикар, — твоя молодость, твоя красота, твой талант — вкупе это целое сокровище! Ценный товар, на который найдется хороший покупатель. А если еще окажется, что ты умеешь петь…

Эллин с ужасом следила за ним.

— Какой товар? Какой покупатель? — спросила она, — о чем ты говоришь?

— Не волнуйся так, — ответил Рикар, — ты еще будешь благодарить нас. Скоро будешь жить в таком месте, что все девицы королевства позавидуют тебе. Видишь ли, я оказываю услугу одному человеку, помогаю развеять его скуку…Вот я и решил подарить ему нечто такое, что позабавит его.

— И ты решил подарить меня?! — воскликнула Эллин, — а точнее, продать! Но почему именно я?

— Потому что я редко встречал красивых девиц, которые бы умели так хорошо играть. Владыка будет доволен…

Услышав последнее слово, Эллин застыла. Сердце от ужаса сжалось в тугой узел, в висках пульсировало.

— Владыка? — шепотом переспросила она, — какого именно владыку ты имеешь в виду?

— Владыку Западных земель, — ответил Рикар, — вижу, ты о нем наслышана.

— Нет! Нет! — закричала Эллин, — лучше сразу убейте меня!

Рикар и Туссен не ответили. Они заткнули ее рот кляпом, схватили с двух сторон и закинули в карету, которая была неподалеку. Рядом бережно положили скрипку.

Из глаз брызнули слезы. Еще несколько часов назад ее жизнь была почти прекрасна. Она была свободной, она практически накопила нужную сумму для поездки в академию. А теперь…

Теперь ее похитили и везут на продажу, как скотину, самому страшному человеку. Тому, чьим именем пугают детей. Тому, кого боятся все жители королевства. И особенно девицы. Особенно.

2

Тело болело от жуткой тряски в карете. Тугие веревки натерли кожу. Глаза превратились в щелочки от слез. Эллин уже давно перестала плакать и тупо смотрела на свою скрипку в чехле. Поначалу именно при взгляде на любимый инструмент девушка разревелась. Все мечты пошли прахом…Но потом именно скрипка ее успокоила. Привела в чувства. Инструмент молчаливо напомнил ей, что у нее все еще есть цель в жизни.

«Надо только придумать способ, как сбежать, — думала Эллин, — я не позволю просто так распоряжаться кому-то моей судьбой».

Она покосилась на Рикара, который восседал рядом с таким видом, словно они совершали приятную прогулку, а не неслись в карете во весь опор. Туссен был в роли извозчика и погонял лошадей ударами хлыста. Сколько они уже проехали? Где сейчас находятся? Эллин не имела ни малейшего представления. Размышления прервал грубый голос ее похитителя.

— Пташка, наверное, проголодалась?

Она ответила самым ненавидящим взглядом, на какой только была способна.

— Тебе стоит поесть. Владыка не обрадуется, если мы привезем ему тебя истощенной, — продолжил говорить Рикар, — сейчас я уберу кляп. Но если ты закричишь…

Он помедлил и пристально посмотрел на нее, затем перевел взгляд на скрипку и произнес серьезным тоном:

— …То я сломаю твою скрипку.

Эллин невольно содрогнулась. Это не оказалось незамеченным. Рикар хитро улыбнулся, поняв, что попал в самую точку. Своей огромной рукой он поднял скрипку и положил на колени.

— До конца путешествия она побудет у меня. Лучше будь паинькой, пташка. Усекла?

Девушка нехотя кивнула. Похититель убрал кляп и быстро отдернул руку, опасаясь, что девушка вновь начнет кусаться. Затем достал из мешка кусок сыра и мяса и протянул девушке.

— Я не смогу есть со связанными руками, — хмуро произнесла Эллин, — развяжи меня. Я не буду пытаться сбежать.

Рикар оценивающе взглянул на нее, словно раздумывая, верить ли ее словам или нет. Спустя пару минут он достал узкий кинжал и одним движением срезал веревки. Эллин облегченно потерла затекшие руки. На запястьях уже образовались розовые следы пут. Она дотронулась до них и еле слышно застонала. Было больно. Больше всего она волновалась за руки и пальцы. Как музыкант, она должна беречь их.

— Ну же, ешь, — произнес Рикар, протягивая ей пищу, — кстати, как твое имя, пташка?

— Какая тебе разница? — ответила девушка и впилась зубами в жесткое мясо.

— Нам предстоит ехать вместе, — как ни в чем не бывало ответил мужчина, — так что было бы неплохо подружиться.

Девушка чуть не подавилась от такой наглости.

— Подружиться? — возмущенно ответила она, — с тем, кто похитил меня и везет на продажу? Ты в своем уме?

— О, не будь такой букой, — весело сказал Рикар, поигрывая кинжалом, — в конце концов, ты будешь жить в одном из самых красивых мест на земле. Окруженная роскошью и изобилием. Разве ты не слышала, что владыка щедро одаривает своих…

— Своих рабынь, ты хотел сказать? — перебила его Эллин, — нет, но я слышала кое-что другое.

— О, пташка, неужели ты настолько глупа, чтобы верить слухам?

— Нет, но я достаточно умна, чтобы не верить похитителю и преступнику, — ответила девушка.

— Этот спор ни к чему не приведет, — сказал Рикар и небрежно дотронулся до скрипки, — довольно об этом. А теперь назови свое имя. Будет обидно лишиться такого инструмента из-за собственного упрямства.

Руки девушки сжались в кулаки. Она молча смотрела то на драгоценную скрипку, то на кинжал Рикара. Если набросится на него сейчас — тут же погибнет. Придется пока играть по его правилам. «Но только пока, — мысленно пообещала себе девушка, — скоро это изменится».

— Эллин, — хмуро сказала она, — меня зовут Эллин.

— Хорошее имя, — с наглой улыбкой произнес мужчина, — мое Рикар, но ты и сама это знаешь. Вижу, ты уже поела. Теперь выпей-ка это. И не вздумай упрямиться.

Он достал из мешка небольшой флакон с жидкостью и протянул его девушке.

— Что это? — недоверчиво спросила Эллин.

— То, что успокоит твою душу.

Эллин отвернулась и плотно сжала губы.

— Я спокойна. И ничего пить не буду.

— Я сказал: ВЫПЕЙ! — взревел Рикар, — сейчас же.

Эллин покачала головой и сцепила зубы. Ничего пить она не собиралась. Пусть делает, что хочет. Мужчина швырнул скрипку на пол и одной рукой схватил Эллин за подбородок. Больно сдавил пальцами, настолько, что у нее хлынули слезы из глаз. Силой разжал челюсти, запрокинул ее голову и влил жидкость прямо в горло. Эллин подавилась и закашлялась. Жидкость горячей струей проникла в тело. Внезапно язык распух и прилип к небу. Она открыла рот, чтобы вскрикнуть и с ужасом обнаружила, что не может говорить. Вместо слов раздавалось лишь глухое мычание. Она расширила глаза, зрачки быстро двигались.

«Меня опоили», — только и успела подумать девушка и провалилась в темноту.

Она пришла в себя оттого, что ей в лицо плеснули воды. Открыв глаза, Эллин сначала не могла вспомнить, где она и что произошло. Но блеющий голос Туссена тут же вернул ее в реальность.

— Очухалась, наконец? — совсем недобро улыбаясь, сказал он.

Эллин промолчала, в горле стоял ком, и чувствовала она себя ужасно. Ее чем-то опоили и похитили. Везут к самому страшному человеку в королевстве, что еще может быть хуже?

— Какое-то время ты не сможешь говорить, — с озорством произнес Туссен, — ха! Пташка без голоса, ну смешно же!

Козлобородый противно засмеялся.

Эллин с трудом подняла голову и только сейчас поняла, что находится в какой-то комнате. Она лежала на узкой кровати, руки были связаны. Мерзкий Туссен сидел рядом на стуле и продолжал хихикать. Второго похитителя не было.

Если бы не ее ужасное состояние, у Эллин был бы крохотный шанс сбежать. Можно было бы ударить Туссена в пах, например. Но девушка даже пальцем не могла пошевелить. Говорить она тоже не могла. На помощь не позовешь. Оставалось только тупо лежать и прожигать взглядом рыжего Туссена.

Скрипнула дверь, послышались громкие шаги, и перед Эллин возник Рикар. Он улыбался такой улыбкой, словно они с Эллин были лучшие друзья.

— О, пташка пришла в себя, — довольно произнес он и потряс перед ее глазами каким-то свертком, — я принес кое-что. Не можешь же ты предстать перед владыкой в этих лохмотьях.

Услышав про владыку, Эллин испуганно заморгала и попыталась встать. Тщетно. Тело еще не слушалось ее.

Рикар усмехнулся.

— Вижу, тебе не терпится увидеть владыку своими глазами. Не могу препятствовать твоему желанию, — сказал он, — а потому мы отправимся к нему прямо сейчас.

Эллин смогла только выдавить испуганный писк.

— Но сначала мы тебя переоденем, — продолжил Рикар и развернул бумажный сверток.

«Нет! Нет!» — мысленно завопила Эллин. Вслух же она ничего не могла сказать, как и не могла бороться с происходящем. Она была в ярости, она хотела убить проклятущего Рикара, но сил у нее хватило лишь на то, чтобы часто моргать и издавать тихие невнятные звуки.

Похититель вытащил какое-то одеяние из тонкой ткани и склонился над девушкой. Туссен с плотоядным взглядом придвинулся ближе. Рикар прикоснулся к штанам девушки, медленно потянул и остановился.

— Туссен, — сказал он, повернувшись к подельнику, — выйди из комнаты.

— Но я хочу помочь тебе, — ответил рыжий, — и посмотреть!

— Скоро она будет принадлежать владыке. Вряд ли он обрадуется, что кто-то смотрел на нее, понимаешь?

— А как же ты? — недоверчиво спросил Туссен, но все же попятился к двери.

— Я — совсем другое дело, — спокойно ответил Рикар, — ну же, уходи, мы теряем время!

Туссен обиженно шмыгнул носом и вышел, хлопнув дверью. Рикар коротко хохотнул и, не говоря ни слова, потянулся к штанам Эллин. Девушка напряглась и зажмурилась, пытаясь представить, что она находится в другом месте. Никогда прежде ей не доводилось испытывать подобного унижения. Никогда.

Она почувствовала, как с нее медленно стянули брюки. Как же она хотела сейчас врезать этому подонку. Как много она бы отдала за это. Эллин попробовала пошевелить рукой, — бесполезно. Из-под закрытых век потекли слезы бессилия и ярости.

— Мне жаль, — услышала она голос Рикара, — что я должен раздевать тебя, пташка. Но иного выхода у меня нет.

«Есть, — с гневом подумала девушка, — ты можешь просто отпустить меня, мерзкое ты создание!»

Вслух же она смогла только промычать.

Рикар обхватил ее за талию и приподнял с кровати. Легким движением стянул с нее старую рубаху. Эллин осталась почти раздетой, если не считать коротких панталон и тугой ленты, что обтягивала ее грудь.

— Это тоже нужно снять, — неожиданно тихо сказал Рикар и потянулся к ленте. Эллин вздрогнула от отвращения и еще крепче зажмурилась.

Могла ли Эллин представить, что она, дочь виртуозного музыканта, окажется в такой унизительной ситуации? Нет. Но должен же быть выход.

Рикар раздел ее. Кожа девушки покрылась мурашками. Так противно ей еще не было.

Мужчина взял тунику, что принес, и аккуратно надел на девушку. На ноги — золотистые сандалии из мягкой кожи.

— Почти готово, — уже веселым тоном произнес он и прикоснулся к волосам Эллин. Провел по ним пятерней и слегка взъерошил, — вот, так-то лучше. Теперь, пташка, мы можем идти.

Эллин впервые за всю унизительную процедуру открыла глаза.

«Идти? Да он просто издевается надо мной!»

Рикар обвел глазами комнату и откуда-то из угла вытащил скрипку. Свободной рукой он подхватил девушку и перекинул через плечо, как мешок.

— Идем к владыке! — пробасил он и гоготнул, словно сказал нечто веселое.

Всю дорогу до замка Владыки западных земель Эллин почти ничего не соображала. То ли еще действовало то пойло, что влил в нее Рикар, то ли ужас от происходящего настолько повлиял на нее. Но, как бы там ни было, а в себя она пришла, когда оказалась стоящей в огромном зале. С двух сторон ее придерживали Туссен и Рикар. Если бы не они, она бы свалилась на пол и вряд ли бы уже поднялась. Перед глазами плыли круги, а тело покрылось мурашками от холода. Проклятая туника совсем не спасала от вечерней прохлады.

Огромный зал круглой формы был пуст. Стояла тяжелая, почти осязаемая кожей, тишина.

Послышались неторопливые, даже ленивые, шаги. Из глубины зала к ним шел лысый мужчина лет сорока. На нем был красный костюм и кольца в ушах.

Он не произнес ни слова. Но, тем не менее, было ясно, что человек он важный. Он излучал власть и высокомерие. Мужчина приблизился к девушке и с равнодушием оглядел ее с головы до ног.

— Неплохо. Она точно играет на скрипке? — лениво растягивая слова, сказал он.

— Лучшей игры я не слышал, — ответил Рикар.

Мужчина повернулся и сделал кому-то знак рукой. Из глубины зала вышел вооруженный человек. Он приблизился к Рикару и кинул ему небольшой мешок, в котором громко звякнули монеты.

Рикар прикинул мешок на вес.

— Но здесь меньше, чем мы договаривались, — произнес он.

— Мы не на рынке, — с легким презрением сказал мужчина, — приходи через неделю, если Владыка окажется доволен твоим даром, получишь все, что было обещано.

Он хлопнул в ладони, к ним подошли еще двое. Они бесцеремонно взяли девушку под руки и поволокли в глубь дворца.

Эллин с ужасом понимала, что только что произошло, и ничего не могла сделать. Она словно превратилась в немую тряпичную куклу, которую вели, переодевали, передавали друг другу, а она даже слова сказать не могла.

А скоро и вовсе погибнет. Ведь Владыка Западных земель известен на все королевство и за его пределами своими зверствами, что творит над девушками. Ни одна не уходила с его замка живой.

«Смерть будет желанной и сладкой наградой, коль в замок его попадешь», — вот так говорили о нем. Правосудие было не властно над ним. Он — Владыка, он неприкосновенен. Он — Владыка, он сам правосудие.

Он самое страшное чудовище и мучитель женщин. И она попала в его логово. Эллин тихо всхлипнула, и по ее щекам потекли слезы.

Ее приволокли в какую-то комнату. Стоял полумрак, глаза застилали слезы, и Эллин ничего не могла разглядеть. Один из стражников уложил ее на постель и неожиданно бережным жестом накрыл ее одеялом.

Второй прошептал что-то на незнакомом языке и хлопнул в ладоши. Появилась угрюмая женщина с бокалом в руке. Он взял его и протянул к губам Эллин.

— Пей, — сказал он с легким акцентом. Эллин помотала головой.

— Пей! — приказал мужчина, — это исцелит тебя. Пей!

Эллин глубоко вздохнула. Терять ей было уже нечего. Она коснулась бокала губами и сделала несколько глотков. По вкусу было похоже на молодое вино. Эллин выпила еще немного и почувствовала, как закрываются веки.

«Меня опять опоили, — сонно подумала она, — какая же я дура».

Девушка громко зевнула, а через секунду уже спала, как убитая, распластавшись на кровати.

3

Она проснулась, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Девушка нехотя открыла глаза. Над ней склонилась темноволосая женщина и без зазрения совести разглядывала ее. На вид незнакомке было лет сорок, ее густые волосы были подобраны массивным золотым обручем, а голые запястья были украшены узорами.

— Кто вы? — прохрипела Эллин и приподнялась.

Женщина ничего не ответила и громко цокнула языком. Подлетели две девушки в легких платьях. У одной в руке был массивный кувшин, у второй поднос.

Темноволосая женщина вела себя с ними как хозяйка. Она сухо кивнула одной из девушек, произнесла что-то и, больше не взглянув на Эллин, вышла из комнаты.

Девушка с кувшином протерла Эллин лицо влажной тканью. Вторая поставила перед ней поднос с едой.

— Где я нахожусь? — спросила Эллин, не прикасаясь к еде, — и кто была эта женщина?

— Вы в спальне для прислуги, — сказала одна из девиц, — госпожа хотела взглянуть на вас.

Девушка потупила глаза и протянула Эллин сыр с хлебом.

— Кто твоя госпожа?

— Нам запрещено…запрещено судачить, — залепетала девица, — госпожа сама решит, когда одарить вас милостью своего имени.

Эллин хмыкнула. Эта темноволосая женщина сразу показалась непростой. И дело было не только в неприлично дорогом обруче. Во взгляде, в повадках женщины сквозили какая-то загадка и властность.

— Ну а про себя-то ты можешь сказать? — с улыбкой сказала Эллин, — как тебя зовут?

Девушка робко улыбнулась в ответ.

— Надайя, — ответила она и прикоснулась ко второй девушке, которая все это время молча наблюдала за ними, — а это Лирена, она не понимает ваш язык. Мы здесь для того, чтобы ухаживать за вами и помочь вам… — она на короткий миг запнулась и опустила глаза, — помочь вам привыкнуть.

Ее слова ошарашили Эллин. Она ожидала чего угодно: пленения, оков, охрану, жестокое обращение, но уж точно не служанок. Но все-таки этот мерзавец продал ее Владыке, а, значит, ничего хорошего ждать не стоит. И надеяться на сказочный прием и легкую жизнь тем более. В принципе, на жизнь надеться не стоит. Все, кто попадают к Владыке, умирают. Все.

Но ведь всегда можно попытаться не быть как все.

Можно попытаться выжить.

Ее отец всегда говорил, что знание — это сила и ценное оружие. Так что для начала следовало вооружиться фактами. И вытянуть из девушки все, что только возможно.

— Почему вы должны ухаживать за мной? — дружелюбно спросила Эллин и поднялась с постели. В комнате стоял полумрак, и было непонятно, какое сейчас время суток: то ли рассвет, то ли закат.

Надайя склонила голову и произнесла:

— Говорят, вы новый соловей нашего владыки. То есть, станете соловьем.

От упоминания владыки у Эллин затряслись поджилки. Почти с младых лет она слышала о нем только самое страшное. Никто не пугал ее сильнее, чем эта личность. Отец часто говорил, что бояться чего-либо опасно — страхи могут сбываться. Она не верила в это и посмеивалась над этим убеждением, но теперь поняла, что папа был прав. Ее самый нелепый страх стал реальностью.

— Что… что это значит — соловей? — голос Эллин дрожал, и чтобы немного себя успокоить, она принялась медленно расхаживать по темной комнате.

Надайя взглянула на нее с недоумением, словно та произнесла какую-то глупость.

— Соловей поет, — ответила Надайя.

— Для вашего владыки?

— Соловей поет, — с той же интонацией повторила Надайя.

Эллин подошла к ней ближе и заглянула в глаза. Словно надеялась прочитать в них хоть что-то, дарующее надежду, дающее ответ.

— Ваш владыка любит музыку? — вкрадчивым голосом, почти не дыша, произнесла Эллин.

Надайя испуганно дернулась и прошептала что-то на незнакомом языке. Вторая девушка подбежала к ней на цыпочках и что-то произнесла в ответ. Несколько секунд они шепотом о чем-то спорили, а затем подошли к двери, скрытой в полумраке.

— Мы не можем, — пролепетала Надайя, — не должны говорить о… о нем. Прошу, не спрашивайте меня больше. Вы должны идти с нами.

Вид у нее был очень напуганный, словно она увидела ожившую тень. Это только усилило мрачные мысли Эллин.

«Если только один разговор о владыке вызывает у них ужас, — думала она, — то даже подумать страшно, что это за человек. Да и человек ли?»

Люди толковали, что Владыка западных земель — не человек. А полубог. По обычным меркам, жил он точно дольше, чем большинство людей. Эллин услышала о нем еще в раннем детстве от пожилой соседки, а та узнала о нем, когда сама была ребенком. Говорили, что он долго живет за счет чужих жизней. Жизней молодых девиц и их крови. Много что говорили о нем, и все истории были одна страшнее другой.

Эллин никогда не верила слухам. Но только это были не просто слухи. Слишком много жертв было, слишком много девиц пропало без вести в его владениях, слишком многие не вернулись домой.

И теперь она одна из них. Одна из множества, чьи имена утонули в пучине времени.

Только Эллин не собиралась становиться жертвой.

Надайя осторожно коснулась ее руки и кивком указала на дверь.

— Вам нужно идти с нами, — тихо, но настойчиво сказала она, — я должна отвести вас в вашу комнату. И познакомить с остальными.

Эллин обреченно вздохнула и пошла следом за девушками. Пройдя по сумрачному коридору несколько беззвучных шагов, она наконец вспомнила о своем сокровище.

— Где она? — громко сказала Эллин и остановилась, — где моя скрипка?

Надайя не остановилась и даже не взглянула на нее.

— В вашей комнате, — спокойно ответила она, — прошу, поспешим!

Эллин вздохнула с судорожным облегчением. Музыка всегда приносила ей радость, а после смерти отца еще и утешение. Скрипка была ей и другом, и советчиком, и источником вдохновения. И сейчас ей была она нужна как никогда прежде. Просто коснуться пальцами упругих струн… Обрести покой и тишину в мыслях.

Одна только мысль о музыке, податливом смычке и знакомых струнах успокоила Эллин и внесла в сумбурные мысли немного ясности.

Девушка глубоко вздохнула и огляделась по сторонам. Узкий коридор, по которому они следовали, был скрыт в полумраке, пол устилал жемчужно-серый ковер, а из дверных проемов колыхались прозрачные занавески.

Было тихо, темно и безлюдно. Пока они бесшумно ступали, никто не встретился им на пути. Словно это место вымерло, и его населяли призраки. Они шли долго. Эллин даже стало казаться, что она сама умерла от пойла, что дал Рикар, и попала в потусторонний мир. Иного объяснения этому странному месту и ощущению, что время здесь застыло, у нее не было.

Когда эта мысль уже перестала казаться дикой фантазией, впереди забрезжил тусклый желтый свет. Они вышли в круглое помещение, которое тускло освещали толстые свечи. Пол был устлан красным ковром. Кроме него и нескольких кресел, в помещении ничего не было.

Прямо на полу сидели три девушки и о чем-то тихо переговаривались. Одна из них, красивая блондинка, подняла голову и пристально посмотрела на Эллин. А затем что-то прошептала, и вся троица дружно рассмеялась, глядя на Эллин. И хотя она не расслышала, что же было сказано, и о ней ли вообще, но почему-то была уверена, что именно так. И смех этот был вовсе не добрый.

«По крайней мере, они не выглядят замученными», — ободрила себя Эллин и отвернулась.

Надайя покачала головой и жестом указала на овальную дверь, скрытую в полумраке.

— Нам сюда, — произнесла она и скрылась за дверью.

Эллин последовала за ней. Ей и не хотелось оставаться в одном помещении с этими девицами, которые беззастенчиво разглядывали ее, словно приценивались.

Девушка ожидала увидеть очередное полутемное помещение, и на мгновение ее ослепил тот свет, что заливал комнату. Здесь было много, очень много света. Пухлые свечи на полу, лампы на изогнутых подставках, золотистые фонарики у окон. Эллин показалось, что увидела даже пару светлячков — все искрилось от мягкого, теплого света.

— Наконец-то! — воскликнул чей-то звонкий голосок, и к Эллин подбежала светловолосая кудрявая девушка. Все ее хорошенькое лицо было усеяно веснушками, она была ниже Эллин на полголовы и больше была похожа на ребенка, чем на девушку.

Незнакомка схватила Эллин за руки и повернулась к Надайе.

— Надайя, ты можешь идти, остальным я займусь сама. Спасибо и доброй ночи!

Надайя тепло улыбнулась и покинула комнату.

— Ну, — веселым голосом произнесла девушка, — теперь можно и познакомиться. Меня зовут Мелисса, и я просто не могла дождаться твоего прихода, с тех пор как только услышала, что тебя привезут. Сейчас я тебе все покажу, идем, — она, не выпуская руку Эллин, потянула ее в глубь комнаты, — здесь мы иногда собираемся с другими девушками, а вот тут…Ой! Что-то я совсем разболталась. Прости. Давай сначала. Я Мелисса, а тебя как зовут?

Эллин непроизвольно улыбнулась.

— Эллин, — ответила она, мягко высвобождая свою руку, — очень приятно, конечно. Но что тебе известно обо мне? Что это за место? Кто ты и другие девушки, о которых ты говорила?

Мелисса посмотрела на руки Эллин и пожала плечами.

— Я разузнала от Кейла, это охранник казначея, что скоро привезут новую девушку. Да не просто девушку, а соловья. Рикар всем сказал, что привезет соловья. И привез! Я просто не могла дождаться!

Она радостно захлопала в ладоши.

Эллин нахмурилась. Что-то не вязалось в ее рассказе. Рикар, будь он проклят всеми богами, похитил ее всего несколько дней назад, он никак не мог успеть оповестить людей владыки об этом за такой короткий срок.

— А когда ты узнала об этом? Ты знакома с Рикаром? — спросила Эллин.

— Примерно месяц назад, да, это было перед днем растущей луны. Рикар пришел к казначею и рассказал, что нашел нового соловья, — беззаботно ответила Мелисса, — идем, я отвечу на все твои вопросы по дороге. Близится ночь, и мы должны успеть подготовиться.

— Месяц назад? — ошарашено произнесла Эллин, позволяя Мелиссе вести себя, — так значит…Значит, он меня выслеживал?

Мелисса остановилась и посмотрела на нее без тени улыбки.

— Разумеется, — серьезно ответила она, — Рикар охотник. Он многих из нас выслеживал. Это его работа. Находить новых пташек.

— Пташек? — шепотом повторила Эллин, чувствуя, как внутри у нее все холодеет.

— Да, — Мелисса взяла ее запястье и повела дальше, — все мы пташки владыки. Есть воробьи, есть совы, есть ласточки… Ты вот станешь соловьем. Если, конечно, Рикар, не ошибся. Впрочем, он никогда не ошибается.

Мелисса тяжело вздохнула и замолчала. Некоторое время они шли молча. У Эллин были сотни вопросов, но один тревожил больше всего.

Ей потребовалось несколько минут, чтобы осмелиться его произнести вслух.

— Это правда? — шепотом спросила она, глядя на курносый профиль Мелиссы, — правда, что девушки здесь…умирают?

Мелисса крепче сжала ее запястье.

— Правда, — глядя прямо перед собой, ответила она. — Почти все, что говорят о нем, правда.

Эллин резко остановилась. Ее трясло, и она сама не знала, отчего: от страха ли, или от негодования.

— Как ты можешь говорить об этом так спокойно? — звенящим, не своим голосом, сказала она, — словно овца, которую ведут на убой! Так нельзя! Мы же не рабыни, никто не имеет права держать нас здесь, делать из нас каких-то пташек, убивать!

Мелисса резко схватила ее за плечи и встряхнула.

— Тише ты! — прошипела она, — замолчи сейчас же!

Она огляделась по сторонам и понизила голос.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь. Позже поймешь. И мы не рабыни, запомни это, и никогда больше не произноси этого слова ни вслух, ни про себя. Мы пташки. И если кто-то иногда умирает, — Мелисса смотрела на Эллин немигающим взглядом, — значит, такова судьба.

Девушка повернулась и подошла к двери. Казалось, в этом замке тысячи дверей и комнат.

Эллин пошла следом за Мелиссой. А что еще ей оставалось делать?

— Ты так говоришь об этом…спокойно, — тихим голосом сказала Эллин, — неужели ты не боишься?

Мелисса неожиданно улыбнулась.

— Нет, — ответила она, — мы все пташки, и нас так же много, как птиц в лесу. Немного везения, немного сноровки, и можно прожить чуть дольше.

Эллин похолодела от такого оптимизма, который больше походил на обреченную покорность.

— И как долго ты живешь здесь?

— Четыре года, — спокойно ответила Мелисса и распахнула очередную дверь, — но дольше всех здесь живет Айси. Почти десять лет. Ее привезли сюда, когда ей не было и двенадцати. Но пташкой она стала незадолго до того, как я сюда попала. Она ласточка.

— Ласточка? Что это значит, что она делает? — Эллин рассеянно разглядывала место, куда привела ее Мелисса. Это помещение больше напоминало купальню, выложенную мозаикой. В центре высился бассейн с зеленоватой водой. Как и в других комнатах, здесь не было ни души.

— Не все сразу, — ответила Мелисса, — мы должны подготовить тебя.

Она отпустила запястья Эллин, подошла к одной из стен и уверенным движением нажала на одну из плиток мозаики на стене, она заскрипела и медленно отодвинулась, открыв очередной проход. Из него выбегали девушки, одетые более скромно, чем Мелисса. У каждой в руке было по предмету: кувшин, отрез тонкой ткани, шкатулка, какие-то статуэтки, свиток и что-то еще, что Эллин не смогла разглядеть.

Глядя прямо перед собой, стайка девушек влетела в комнату и встали вдоль бортика бассейна. Их движения были точными, выверенными, слаженными, будто у танцоров. Это и восхищало, и пугало Эллин.

Мелисса стояла, уперев по-хозяйски руки в бока. Она крикнула что-то на незнакомом языке, и в комнату вошли еще две темноволосые и очень высокие девушки. Как и Мелисса, они были одеты более роскошно. Волосы обеих были покрыты золотыми украшениями, предплечья увиты тонкими браслетами, и даже на пальцах ног были тонкие колечки. Несомненно, золотые.

Одна из них подошла к Эллин и высокомерно взглянула на нее сверху вниз.

— Так это и есть новый соловей? — тягучим, как патока, и слегка капризным голосом сказала она, — не очень-то она красива.

— Не тебе судить об этом, Шайла! — сердито вскрикнула Мелисса и встала рядом с Эллин, — вряд ли владыке понравится, что ты так отзываешься о соловье. Тебя выбрали не для того, чтобы ты оценивала пташку. Мы должны подготовить ее. Ты должна.

Шайла и бровью не повела, но все же сделала шаг назад и скрестила руки на груди. Весь ее вид выдавал высокомерие вкупе с легким презрением. Эллин не злилась на нее. На своем пути она иногда видела таких девиц. Одаренные ослепительной красотой и часто богатством, они все вели себя так же: слегка высокомерно и пренебрежительно, уверенные, что весь мир обязан им. То ли таков характер выдавался таким красавицам при рождении, то ли сами люди и мир делали их такими. Как бы то ни было, а Эллин не была удивлена такому поведению Шайлы.

Больше ее интересовало, о какой подготовке шла речь. А еще, как сбежать отсюда. И выжить.

Мелисса прикоснулась к плечу Эллин и сделала знак рукой одной из девушек-служанок, что стояли у бассейна. Девушка беззвучно подбежала к ним и склонив голову, встала в ожидании. Поразительно покорная, подумала Эллин.

— Эллин, сейчас мы тебя разденем, — полушепотом произнесла Мелисса, — кое-что тебе может не понравиться. Но для твоего же блага, заклинаю, молчи. И не будь упрямой.

Эллин едва заметно кивнула. Чтобы выжить и сбежать, нужно быть осторожной. Узнать больше. Играть по чужим правилам. До поры до времени.

Мелисса хмуро взглянула на Шайлу. Та приблизилась к Эллин, медленно, будто бы нехотя. Они встали слева и справа от Эллин, произнесли что-то на незнакомом языке, синхронно повернулись к Эллин и одновременно сдернули с нее тонкую тунику, бросив ее на пол. Следом за ней последовали короткие панталоны, которые то ли из милосердия, то ли насмешки ради оставил Рикар.

Обнаженная кожа Эллин покрылась мурашками. Она инстинктивно обхватила себя руками, стараясь прикрыться. Но Шайла резко дернула ее за руки, прошипев еле слышно:

— Не смей.

Мелисса тоже обхватила ее запястье и прижала к себе. Эллин ничего не оставалось, как стоять обнаженной и дрожать от холода и стыда. Она чувствовала на себе жжение чужих взглядов, едких, пристальных, любопытных. И хотя девушки у бассейна смотрели на нее беспристрастно, она чувствовала, как ее изучают.

Шайла и Мелисса, все еще держа Эллин за руки, подвели ее к бортику бассейна. Служанки расступились, слегка склонив головы.

— Зайди в воду, — прошептала Мелисса и едва заметно кивнула влево. Эллин заметила ступени, ведущие прямо в бассейн. Интуитивно она понимала, что этого не стоит делать, каким-то образом она чувствовала, что этим перечеркнет жизнь прошлую, проведет некую черту. Она боялась. Ее затрясло еще сильнее.

Эллин посмотрела по сторонам, будто ища помощи или поддержки, а еще лучше выход из этого места, дверь назад, в ее пусть и неуютный, но такой привычный и безопасный мир.

Но двери никакой не было, как и участия в глазах. Сплошь равнодушие. Эллин посмотрела на зеленоватую мутную воду в бассейне и осталась стоять на месте.

— Если ты не зайдешь в воду, я столкну тебя, — прошептала ей в затылок Шайла, — отволоку за волосы.

Эллин резко развернулась и взглянула в темные, почти черные глаза Шайлы.

— Попробуй, — звонким, как монеты в мешке Рикара, голосом отчеканила Эллин, — и пойдешь за мной следом. На самое дно.

Губы Шайлы дернулись, но она промолчала, внезапно придав лицу смиренное выражение. Эллин почувствовала, как Мелисса мягко, но настойчиво потянула ее за руку.

— Это безопасно, — прошептала она, почти касаясь губами уха Эллин. — Мы все через это проходили, каждая из нас. Просто зайди в воду. Пожалуйста.

— А если я не хочу? — громко произнесла Эллин.

Вместо ответа Мелисса громко охнула, расширив глаза. Через мгновение горячий вихрь обхватил Эллин за плечи, дернул и поднял в воздух. Прежде, чем она успела что-то понять, швырнул ее с высоты в мутную воду бассейна.

Больно ударившись о поверхность воды, Эллин краем сознания подумала о колдовстве. Ей тут же вспомнились слова Мелиссы о владыке.

«Правда. Все, что о нем говорят — правда».

Владыка западных земель. Колдун, убийца и тиран. Чудовище, жестокий полубог.

Эллин ударилась ногой о мраморное дно бассейна и наглоталась воды, которая, на удивление, была теплой. Девушка вынырнула на поверхность. Горло неприятно саднило, а в носу было жжение от воды. Она открыла глаза и увидела, что девушки стоял как ни в чем не бывало.

Видимо, подумалось Эллин, невидимая сила, что швыряет людей в воду, для них норма. Колдовство для них норма. И смерть, судя по всему, тоже. Эллин вспомнила, как спокойно об этом говорила Мелисса, и кожа снова покрылась мурашками, несмотря на теплую воду.

Раздался плеск воды, и через мгновение к Эллин подплыла служанка, за ней еще одна, и еще. Оказавшись рядом с Эллин, они мягко подхватили ее за руки и ноги и приподняли над водой. В этот раз Эллин решила все-таки не сопротивляться. Быть утопленной ей не хотелось.

Шайла хриплым голосом запела. Мелисса тихо подпевала ей. Остальные девушки подхватили слова, и теперь вокруг раздавался нестройный хор. Петь умели не все. Две девушки плавно нажали на плечи Эллин, толкая ее под воду.

— Окунись, смой былую личину, — пели они у самого уха, — в воде оставь все старое, прошлое.

Эллин задержала дыхание, и через секундуоказалась под водой. Вынырнула. Отдышалась.

— Имя и образ оставишь ты в прошлом, — гудели девицы, — растворишь в воде все лишнее. Теперь ты птенец в нашем саду.

И снова ее толкнули под воду. Несколько секунд, чтобы отдышаться, монотонное пение, и снова ныряние под воду. И так раз за разом. Раз за разом. До бесконечности. Эллин уже давно перестала соображать, ее хватало только на то, чтобы успевать задерживать дыхание и судорожно хватать воздух на поверхности.

Она замерзла, устала и давно не чувствовала своего тела. Монотонное пение давно потеряло смысл и теперь ей казалось, что они поют бессмысленную тарабарщину. Перед глазами мельтешило, и она почти забыла, кто она и откуда. Забыла свое имя, имя отца, свой дом, мечту и свой путь. Почти. Но этого почти хватало, чтобы она с поразительным упорством вновь и вновь хватала воздух, цепляясь за жесткие тела служанок, чтобы не захлебнуться. Чтобы выжить.

Это была безобидная, адская пытка.

Когда дыхания перестало хватать, и она несколько раз судорожно прокашлялась, Эллин наконец вытащили из воды. Кто это сделал, она не помнила. То ли служанки, то ли тот же бесплотный вихрь, что кинул ее в бассейн.

Ее положили прямо на холодный мраморный пол. Глаза Эллин прикрыла — они покраснели и непрерывно слезились от воды. Смутно она догадывалась, что в бассейн было что-то добавлено, что обессилило ее. Отуманило разум. Почти.

Краем сознания девушка отметила, что пение, проклятое монотонное пение прекратилось. Воцарилась долгожданная тишина. Тягостная и холодная.

Кто-то положил отрез ткани ей на лицо.

«Укройте мое тело», — подумала она, но сил произнести это вслух у нее не хватило. Она лишь бессвязно прохрипела, стараясь уловить смысл в перешептываниях Шайлы и Мелиссы.

Эллин почувствовала, как к ее телу прикоснулись и начали его рьяно, до боли растирать. Ноги и руки чем-то повязали, влажные волосы туго заплели. Ее натирали чем-то масляным, ароматным. От этого запаха у нее закружилась голова, и она чувствовала, как реальность покидает ее, как сознание скачками то убегает, то возвращается вновь. Теперь она не могла даже говорить, смутно осознавая, что ее куда-то несут.

Она чувствовала, как ее, по-прежнему обнаженную, перемещают по коридорам, анфиладам комнат и залов. Все они были заполнены людьми, Эллин чувствовала на себе десятки взглядов.

Острое, раскаленное жало прикоснулось к ее лодыжке, и она тихо, еле слышно простонала. Над ней склонилось красивое, побледневшее лицо Шайлы, и она что-то шепнула ей на ухо. Что-то очень важное.

«Я должна запомнить это», — вяло подумала Эллин, закрывая веки. В затуманенное сознание врывались разные образы: жесткое лицо мужчины в огне, стаи черных птиц, водопады, шкатулка, обитая бархатом…

К ее ногам вдруг кто-то прикоснулся, Эллин с трудом разлепила глаза и увидела, как над ней склонился пожилой мужчина. Резким и грубым движением он раздвинул ей ноги и запустил холодные пальцы прямо в лоно.

— Девственница, — услышала Эллин, и ее сознание рухнуло в темноту.

4

Весело щебетали птицы, солнце ласково касалось кожи. Стоял знакомый и такой любимый аромат травяной настойки, которую отец выпивал каждое утро. В их старом, крытом соломой домике всегда было уютно и даже в самый дождливый день там было солнечно.

Отец мурлыкал под нос очередную мелодию. Говорил, что они приходит к нему ежечасно и жужжат вокруг как мухи, надоедают до тех пор, пока он их не запишет да не сыграет на скрипке. Не открывая глаз, Эллин сонно улыбнулась. Она дома, и все хорошо. Их ждет скромный, но вкусный завтрак с отцом и новый счастливый день.

«Вставай, моя спящая пташка», — произнес ласково отец над ее головой.

Эллин не понравилось это слово. Отец никогда не называл ее так. Что-то было не так. Внезапно солнце закрыли тучи, стало темно и холодно. Аромат настойки отца растворился в воздухе, его голос смолк. Воцарилась тишина, прерываемая непрестанным щебетом птиц. Он становился все громче, громче…Невыносимо!

Эллин вздрогнула и открыла глаза. Она была не в своей комнате. Да и уже давным-давно нет у нее ни своей комнаты, ни отца. Девушка лежала на узкой кровати на шелковых простынях. Она по-прежнему была обнажена. Бледная кожа покрыта мурашками от холода. Эллин порывисто поднялась, и у нее закружилась голова от слабости. Она попыталась вспомнить, когда ела последний раз и не смогла.

Дрожащей рукой Эллин сдернула с кровати необъятную простынь и обвилась ею как туникой. Стало чуть теплее. По крайней мере, теперь она чувствовала себя комфортнее.

Держась рукой за кровать, девушка встала на ноги и осмотрелась. Комната, в которой она находилась, была небольшой и скупо обставленной. Кровать, растения в кадках на полу, шкаф и огромное, почти во всю стену, окно без стекла. Эллин подошла к окну. За ним простирался дикий заросший сад, где отчаянно щебетали птицы. Они-то и разбудили ее, поняла девушка.

Солнце недавно взошло, и стояла умиротворяющая тишина, что бывает только ранним утром, на восходе солнца. Если забыть на миг, где находишься, то можно насладиться и пением птиц, и розовым солнцем. Но Эллин забыть не могла. Она была разбитой, будто провела в дороге несколько суток без сна, отдыха и пищи. Лодыжка болела, и девушка вспомнила, как ей показалось, что туда ужалило что-то.

Она медленно опустилась на кровать и задрала ногу, чтобы осмотреть зудящую лодыжку. В месте, где болело, черным цветом был начерчен незнакомый ей знак: две волнистые линии и круг с точкой в центре. Ей поставили метку, как какому-то скоту!

Неожиданный гнев придал сил. Эллин подскочила с кровати и подлетела к окну. В нем нет стекла — перемахнуть через него и окажешься в саду. А там только бежать, бежать вперед и когда-нибудь она добежит до стены и…

А дальше что?

Но Эллин отмахнулась от этой мысли. Она должна попробовать, а дальше будь что будет. Она живой человек, не чья-то вещь, не пташка, не клейменный скот. Она — свободный человек!

Оглядевшись, девушка перешагнула через широкий подоконник и оказалась в саду. Вокруг не было ни души, если не считать поющих птиц. Густые заросли диких трав, экзотических цветов, кустарников и деревьев скрывали ее от посторонних глаз. Босая, закутанная в простыню, Эллин засеменила на восток, глядя на равнодушное солнце. На востоке безопасно. На востоке нет владыки и его пташек, и охотников на них.

Она бежала, часто оглядываясь по сторонам. Ей везло — никто не встретился по дороге. Более того, этот сад выглядел запущенным — местом, куда много лет не ступала нога человека. Иногда она останавливалась, садилась на корточки, чтобы перевести дыхание и немного отдохнуть. Девушка смутно осознавала, что голодна, но сейчас ее это мало тревожило. Главное — выбраться отсюда, уйти как можно дальше из этого проклятого места.

Внезапно Эллин резко остановилась и чуть не заревела в голос. Ее скрипка осталась там, в этом ужасном месте! Она там, лежит где-то, затерянная в веренице комнат и дверей. Эллин не могла оставить ее. Но и вернуться тоже. Скрипка ее отца, все, что осталось от него…

Две слезинки скатились по щеке, но Эллин упрямым движением стерла их с лица и пошагала дальше, к солнцу. Если бы отец был жив, он бы понял. И никогда бы не стал равнять свою скрипку и свободу дочери.

И все-таки потеря скрипки напомнила ей другую, более горькую потерю…

Наконец, пройдя не одну сотню шагов, Эллин оказалась на аккуратно выстриженной лужайке. Эта часть сада выглядела ухоженной. Вдоль лужайки вились узкие дорожки, выложенные камнем. Тут и там стояли изящные скамейки с мягкими подушками. Где-то журчала вода. Здесь птицы пели тише и меньше.

Оглядевшись по сторонам, Эллин ступила на тропинку. Ее ступни саднили, изрезанные влажной травой и мелкими камнями. Идти по гладкой поверхности казалось почти блаженством. Пробежав на цыпочках, Эллин подняла голову и едва сдержала возглас радости. Впереди виднелась зеленая, увитая плющом стена. А за ней — свобода!

Оставалось пробежать еще триста шагов.

Она подбежала к могучим деревьям, которые словно для того и росли, чтобы спрятать ее от взоров. Касаясь шершавой коры, едва не падая от усталости, Эллин упорно семенила на восток. Туда, где встало солнце. Туда, где высилась спасительная стена. Шаг, еще один.

— Я бы на твоем месте не стал этого делать, — раздался чей-то голос у нее за спиной.

От неожиданности Эллин вскрикнула и едва не упала. Держась за дерево, она нехотя обернулась. Перед ней стоял молодой мужчина в рабочем костюме, кое-где испачканном землей. Белые волосы были перевязаны шнурком, в руках — большие садовые ножницы. Он был выше Эллин на голову, и с невозмутимым спокойствием взирал на нее сверху вниз.

Девушка инстинктивно закуталась в простыню и посмотрела по сторонам, раздумывая, что же делать дальше. Мужчина не выглядел опасным, скорее любопытным. И если попытаться проявить сноровку, то можно опередить его и успеть добежать до стены. Вскарабкаться и…

— Ты решила сбежать? — прервал ее судорожные размышления мужчина. Эллин хмуро взглянула на него. Может, попробовать вырвать у него инструмент и ударить его по голове?

Мужчина будто прочитал ее мысли и кинул ножницы в сторону, в густую траву.

— Новая пташка? — сочувственно произнес он и сделал шаг к Эллин, — я Ардел, садовник. Не бойся, я не сделаю тебе больно.

Эллин молча попятилась и уперлась спиной в дерево. План побега провалился с треском, и она еле сдерживалась, чтобы не зареветь.

Ардел вздохнул и посмотрел вниз.

— Твои ноги кровоточат, — сказал он, подняв глаза, — как далеко ты собралась?

Угрюмое молчание в ответ. Может, все-таки сделать попытку. Садовник ножницы убрал, так что большого вреда он ей не причинит. Наверное. Эллин глубоко вдохнула, обхватила крепче злосчастную простынь и побежала к стене.

Ардел догнал ее через несколько секунд. Резко схватил за тонкое запястье и остановил. Эллин чудом удержалась на ногах.

— Тебе, видимо, еще не объяснили, — тихим, но жестким голосом сказал он, — что отсюда не сбежать. Это верная смерть.

Эллин подняла голову и натолкнулась на его пристальный взгляд. Глаза темно-синие, холодные. Но не злые.

— Но если я здесь останусь, — хрипло произнесла она, — то тоже умру. Я хотя бы пытаюсь…Пытаюсь сделать что-нибудь.

Ардел отпустил ее руку и отступил назад.

— Здесь ты можешь прожить очень и очень долго, — сказал он, нахмурившись, — ты станешь пташкой, будешь жить в роскоши. Но если попытаешься сбежать, тебя ждет мучительная смерть. Владыка не знает пощады. За этой стеной, — он кивнул в сторону стены, — еще один двор, где отдыхают гости владыки, а за ним высокая стена. Там всюду люди владыки, и если тебя поймают…

Он не закончил предложение и нахмурился еще сильнее.

Эллин глядела на него, размышляя, сказал ли он правду о том, что находится за этой стеной. Скорей всего. Было наивно верить, что к свободе будет такой легкий путь.

Девушка глубоко вздохнула и плавно опустилась на землю. Она закрыла лицо руками, чувствуя, что вот-вот разревется в голос. Все ее силы почти иссякли. Удивительно, что она вообще продержалась так долго.

К ее плечам прикоснулся Ардел и быстрым движением поставил на ноги. Мягко убрал ладони с лица.

— Идем, — сказал он, — если тебя увидят здесь, то накажут. Я помогу тебе вернуться в твою комнату. Нужно сделать это до тех пор, пока никто не проснулся.

Эллин покачала головой. Она не могла, не хотела возвращаться в эту комнату, в этот дворец, что больше похож на тюрьму. Все, чего она хочет — это оказаться в повозке на пыльной дороге, на пути к очередному трактиру. Она уперлась спиной в шершавое дерево, одной рукой по-прежнему удерживая простынь.

— Упрямая какая, — произнес Ардел и отвернулся. Он поднял свои ножницы и медленно пошел в сторону дворца.

Эллин с отчаянием смотрела то на зеленую стену, которая еще несколько минут назад казалась ей спасительной, то на спину садовника и проклятый замок.

У нее нет выхода, нет. Сейчас, по крайней мере. Глубоко вздохнув, Эллин укуталась плотнее в простыню и засеменила к Арделу. Ей вовсе не хотелось, чтобы он провожал ее, но она боялась, что на обратный путь у нее уже не хватит ни сил, ни воли.

Садовник обернулся и с невозмутимым лицом стал ждать, пока к нему приблизится девушка.

— Сюда, — угрюмо сказал он, указав рукой в непроходимые заросли, — здесь нас не заметят.

Эллин покорно последовала за ним. Больше он не сказал ни слова, а ей поддерживать разговор не хотелось вовсе. Изредка она останавливалась, чтобы дать отдых ногам. Они не устали, но очень болели, изрезанные камнями и острой травой.

Наконец, когда, как ей казалось, прошла вечность, они пришли к стене дворца и ее окну. Эллин вопросительно подняла бровь — она не говорила, в какой части замка находилась комната.

— Все новые пташки живут в этой части замка, — ответил на безмолвный вопрос Ардел, — отдыхай, пташка и постарайся больше не сбегать. Не все такие спокойные, как я. Здесь редко помогают.

— Спасибо, — прошептала Эллин.

Садовник ничего не ответил, круто развернулся и ушел обратно, в сторону зеленой стены.

Эллин осталась стоять перед окном, не решаясь перешагнуть через широкий подоконник. И все же стоять больше сил не было. С трудом сдерживая слезы, она вернулась в свою комнату. В темницу.

Девушка постояла несколько секунд и рухнула на жесткую постель. Состояние у нее было такое, словно она провела несколько ночей без сна. Эллин не уснула, но впала в какое-то странное забытье, она будто оцепенела, уставившись в одну точку на потолке. Ей не хватало музыки. Пытаясь забыться, она стала думать о своих снах, что так часто снились ей. Волшебные края, бирюзовый водопад, песни… Эти видения бередили душу, но и успокаивали. А в этом жутком месте хотелось именно этого — немного покоя и забвения.

5

Когда солнце было в зените, в комнату вошла Мелисса. Одетая в белое платье из тонкой ткани, усеянное звездочками, она буквально сверкала. В руках у нее был серебристый поднос.

— Я решила зайти к тебе первой, — вместо приветствия сказала она и поставила поднос на стол в углу, — скоро придут служанки. Как ты?

Эллин повернула голову и равнодушно взглянула на Мелиссу.

— Меня будто терзали псы, — ответила она слабым голосом.

Мелисса взяла с подноса крохотный флакон и села на край кровати.

— Это все из-за бассейна. Это проходила каждая из нас. Я не знаю точно, то ли дело в воде, то ли в магии, но каждая, прежде чем стать пташкой, испытывала это. Вот, выпей, — она открыла флакон и протянул его Эллин, — это лечебная настойка, ее делает придворный лекарь. Тот же, что осматривал тебя.

Девушку посетили смутные воспоминания.

— Проверял, что я…

— Девственница ли ты, — закончила за нее Мелисса, — да, это тоже проходили все пташки. Рутина. Ну же, выпей.

Она ткнула ей под нос флакон. Эллин нехотя повиновалась. Жидкость на вкус оказалась сладкой и пахла душицей и мятой. Туман в голове сразу ушел, а ломота в теле сменилась слабостью. И проснулся голод.

Оживленная настойкой, Эллин приподнялась и села рядом с Мелиссой.

— Как? — произнесла Эллин, схватив Мелиссу за руку, — как ты можешь быть такой радушной и веселой? Живя здесь, в неволе, с этой меткой, как чья-то скотина?

— Легко, — улыбнувшись, ответила Мелисса, — ты привыкнешь. Все привыкают. Многим даже нравится, многие мечтают стать райской птицей…

— Что это значит? — спросила Эллин.

Мелисса ответила не сразу. Она отвела глаза в сторону, рассеянно теребя подол платья.

— Мы все — пташки владыки. Если Рикар прав, то ты станешь соловьем. Соловьи поют. Есть воробьи, они помогают служанкам, воробьев очень много. Есть ласточки, они танцуют. А есть райские птицы…Чаще они проводят время в постели владыки.

Мелисса прикусила губу и внезапно покраснела.

— Я не должна была тебе этого говорить, — сказала она и поднялась с кровати, — ты узнаешь все в свое время. Тебя ждет обучение. Никто не станет пташкой без обучения и подготовки.

Мелисса грациозно подбежала к двери.

— Постой! — вскрикнула Эллин и соскочила с постели, — а если я не пройду это ваше обучение, то что тогда?

Мелисса остановилась в дверях. Ее полудетское лицо было серьезным, большие глаза увлажнились.

— Рикар поедет искать новую пташку, — отрывисто произнесла она, — а ты…ты… Исчезнешь.

Мелисса развернулась на пятках и выбежала из комнаты. Эллин неподвижно стояла посреди комнаты. Она не была удивлена. Чего-то подобного она и ожидала. Теперь, когда подействовала настойка лекаря, к ней вновь вернулась способность соображать, несмотря на слабость и голод. Сейчас Эллин понимала, что ее утренняя затея с побегом была обречена на провал, и ей крупно повезло, что ее обнаружил садовник, а не кто-нибудь похуже.

Вошли две служанки. Пробормотав что-то бессвязное, они взяли Эллин под руки и повели в другую комнату, наполненную паром и ароматом сандала. Это была купальня. Посреди комнаты стояла ванна, наполненная горячей водой, в которой плавали листья мирра.

Эллин позволила раздеть себя и усадить в ванну. Горячая вода подействовала расслабляющее, а разум заработал с новой силой. Пока девушки не щадя натирали ее кожу, Эллин пыталась вспомнить все, что слышала о владыке и этом месте.

Помнила она не так и много. Все истории о нем были похожи: они были кровавые и жуткие, наполненные страданиями и мертвыми девами. Владыка любил убивать, он жил за счет чужих жизней. Ничего о пташках она никогда не слышала. Эллин знала, что все девицы, что попадали к владыке, становились рабынями, его вещами. Это несмотря на то, что в их королевстве рабства не было уже тысячи лет. Но только не для владыки. Для него закон не писан. Может, дело было в его нечеловеческой природе (ни один человек не способен жить так долго), может, в его силе, колдовстве или в богатстве. А, может, во всем сразу.

Но всем было ясно: если ты попадешь к владыке, прощайся с жизнью. И истязать он будет так, что смерть даром небес покажется.

Эллин взглянула на вытатуированную метку на лодыжке. Ее клеймили, она уже стала рабыней. И все же те, кого она видела, не были похожи на напуганных, забитых девиц.

«Или еще не пришел их черед», — с горькой усмешкой подумала Эллин, вспомнив слова Мелиссы, что их так же много, как птиц в лесу. А сколько гибнет птиц в лесу? Никто не знает. Никто и не замечает этого.

От этой мысли у Эллин похолодело внутри. А ведь действительно, ее исчезновения никто не заметит. У нее никого не осталось в этом мире, чтобы ощутить утрату, начать искать, в конце концов, скорбеть.

Поэтому Рикар, этот мерзкий охотник за живыми людьми, выбрал ее? Потому что она совсем одна? Мало ли девушек, что умеют петь да играть. Да, поняла Эллин, именно так.

Служанки помогли ей встать из ванны и насухо вытерли тело хлопковым полотном. Надели жемчужно-серое шелковое платье без рукавов. Длина его была такая, что было видно метку на лодыжке. Ноги обули в закрытые туфли, а влажные волосы собрали на макушке, убрав под металлический обруч.

После всех приготовлений, ее снова повели в другую комнату. Ничего, кроме круглого столика и мягких подушек, в ней не было. На столе ее ждал ужин: суп, хлеб, сыр и фрукты. Служанки усадили Эллин прямо на подушки и оставили ее одну.

Когда Эллин уже доедала десерт, в комнату вплыла темноволосая, красивая экзотичной красотой, женщина.

— Ты неправильно ешь, — мягким, с легким акцентом, голосом произнесла она и села на подушки напротив Эллин. Это была та самая женщина, что разглядывала Эллин, когда ее только-только привели в замок. — Это зимний фрукт, его нужно разрезать на небольшие кусочки и есть вилкой, макая в мед.

Эллин демонстративно взяла зимний фрукт в руку и откусила приличный кусок.

— Здесь нет меда, — произнесла она, прожевав, — и вилки тоже.

— Знаю, — холодно сказала женщина, — но ты должна запомнить на будущее, что я сказала. Ты должна запоминать все, что я говорю, понятно? И не совершать нелепых ошибок. Они могут стать роковыми.

Эллин принялась за второй фрукт.

— Я так понимаю, здесь так принято, — сказала она равнодушным тоном, — запугивать, не давая объяснений.

— Здесь принято рассказывать о правилах и соблюдать их. И за любое нарушение правил ждет суровое наказание. Я не потерплю глупости или легкомысленности. Владыка милосердный — он предпочитает прежде предупредить о правилах. Запомни, это птаха.

— Своеобразные понятия у вас о милосердии, — сказала Эллин и вытерла руки холщовой салфеткой.

Женщина сузила глаза и выставила указательный палец перед лицом Эллин.

— Никто не обсуждает и не осуждает нашего владыку. Это первое правило, — полным гнева голосом сказала она, — запомни это раз и навсегда, если дорожишь жизнью.

Она не напугала Эллин, но все же в этот раз девушка решила промолчать и со смиренным лицом кивнула. Порой лучше притвориться, что играешь по чужим правилам, чтобы после придумать свои.

Женщина будто осталась довольна реакцией Эллин. Она встала с подушек и плавно прошлась по комнате, высоко подняв голову. Осанка и походка у нее были величавыми, горделивыми, словно она была королевских кровей.

— Меня зовут Изора, — важно произнесла она, — я слежу за порядком во дворце и буду твоей наставницей. Не каждая пташка удостаивается такой чести. Но если этот охотник прав, то ты будешь соловьем. А соловей должен быть достоин своего владыки.

Она приблизилась к Эллин и критично осмотрела ее.

— Встань, — приказала она.

Эллин нехотя поднялась и скрестила руки на груди. Изора обошла ее кругом, осматривая с головы до ног пристальным взглядом.

— Что ж, — вынесла она, наконец, вердикт, — неплохо вполне, но еще есть над чем поработать. Во-первых, твои волосы, — она прикоснулась к выбившимся из прически прядям, — им не хватает блеска, огня. Твои руки грубы, ты когда-нибудь умащивала их маслами или кремом?

Эллин усмехнулась. Последние два года она проводила либо в пути, либо переодетая в мужскую одежду. Ей точно было не до масел. Она ухаживала за руками — это ее инструмент — но насколько хватало времени и сил.

Изора заметила усмешку Эллин и цокнула языком.

— Относись с уважением к наставнице, это второе правило, — сказала она и больно дернула Эллин за руку, — и никогда не спорь с ней. Усмешки оставь для других пташек.

Эллин с трудом сдержалась, чтобы не ответить что-нибудь колкое. Два года в странствиях и тавернах закалили ее, и она привыкла всегда давать отпор обидчикам. Но сейчас она чувствовала, что лучше стоит промолчать. Она планировала выжить и сбежать отсюда, а для этого не стоит привлекать к себе внимание. Потому Эллин лишь кивнула с кротким видом.

Изора осталась довольна. Она снова обошла девушку кругом.

— Что ж, комплекция у тебя недостаточно изящная, — сказала она, — соловьи нашего владыки всегда были более хрупкими, маленького роста, но, думаю, это не проблема. А теперь самое главное.

Она подошла к дверному проему и что-то крикнула на все том же незнакомом языке. В комнату вбежали две служанки, одна из них несла скрипку и смычок Эллин. При взгляде на нее у девушки защемило сердце. Служанка робко протянула инструмент девушке. Эллин схватила ее и критично осмотрела, любовно пробежалась пальцами по струнам и погладила гладкий корпус. Отцовская скрипка была цела — это самое главное.

— А теперь сыграй, да хорошенько постарайся. Если ты недостаточно хорошо сыграешь, обучение тут же закончится. Навсегда. Ты исчезнешь, пташка, а твои перья растворятся в ветре, — Изора обнажила зубы и села на мягкие подушки.

Эллин поняла намек. Если сейчас ее игра не понравится Изоре, то она умрет.

Девушка взглянула на наставницу, на служанок, стоящих у дверного проема, и с глубоким вздохом подняла скрипку. Что ж, она играла для публики и похуже. Эллин на секунду задумалась, что именно сыграть. Сначала она хотела сыграть известную народную песенку или сонет, написанный иноземным музыкантом. Но неожиданно ей пришло в голову сыграть собственную мелодию, ту, что она написала под впечатлением старого сна. Эллин закрыла глаза и нежно провела смычком по струнам.

Она уже не была во владениях владыки. Не было ничего и никого вокруг, лишь музыка и упругие струны. Мелодия унесла ее далеко-далеко, в те волшебные края, где царят свобода, счастье и покой. Она представляла себе золотистые холмы, деревья с розовой листвой и журчащий водопад, что так часто снился ей ночами.

Выкрик Изоры вернул ее в реальность. Эллин раскрыла глаза и опустила скрипку. Наставница прогнала служанок, и они снова остались вдвоем в этой тесной комнате.

— Неплохо, — задумчиво произнесла Изора, в ее суровом голосе слышалось едва заметное одобрение, — что это за мелодия? Я никогда не слышала ее.

— Её написала я, — тихо ответила Эллин, и необъяснимая грусть уколола ее сердце.

Изора неопределенно хмыкнула и какое-то время молчала, расхаживая по комнате.

— Свое умение петь продемонстрируешь завтра, когда мы начнем обучение. Прежде тебя надо привести в порядок.

Она снова позвала служанок и дала им какие-то указания на каркающем языке. И величаво вышла из комнаты, оставив после себя едва уловимый аромат сандала.

Вбежали служанки и, смущенно улыбаясь, взяли под руки Эллин. Они пытались взять у нее и скрипки, но девушка сопротивлялась, упрямо вцепившись в инструмент.

Ее снова повели сквозь вереницу комнат, коридоров и залов. Перед глазами мельтешили двери, окна, незнакомые женские лица. Наконец, ее привели в очередную купальную комнату, небольшую, но роскошно отделанную. Ванна, наполненная горячей, обжигающей кожу водой, уже ждала ее. Эллин аккуратно положила скрипку на резную скамейку и, стянув с себя платье-тунику, без лишних слов нырнула в воду.

Следующие несколько часов ее уставшее тело намывали, умащивали его ароматными маслами и мазями. На каштановые волосы нанесли дурно пахнущую смесь, а волосы на теле удалили с помощью мягкого воска. Через какое-то время смесь с волос смыли, и они приобрели яркий вишневый оттенок и блестели как водная гладь.

На нее надели другое, голубое с золотистой каймой, платье, на ноги — простые сандалии. Влажные волосы тяжелой волной ниспадали на спину. На губы нанесли густой бальзам с ароматом малины и подвели к зеркалу. Поначалу Эллин не узнала своего отражения. Волосы по-прежнему были темными, но этот новый цвет изменил ее, сделал ярче, губы казались пухлее, а кожа — светлее.

— Госпожа приказала отвести вас в комнату и оставить там до завтра, — с легким акцентом прощебетала одна из девушек.

По дороге Эллин пыталась расспросить у служанок о владыке, Изоре, но девушки упорно молчали.

Вскоре они пришли к массивной красной двери.

— Сюда, — сказала служанка, указав на дверь, — мы придем за вами завтра.

И, больше не говоря ни слова, они убежали по коридору. Эллин осторожно толкнула дверь. Она ожидала увидеть очередную скупо обставленную комнату, но ошиблась.

Эта комната размерами больше походила на танцевальный зал. На полу — тонкие коврики и подушки, на стенах — гравюры и картины птиц, зеркала и полки. Широкие окна с выходом в сад. И много узких односпальных кроватей. Некоторые из них были застелены, на некоторых лежали какие-то побрякушки, платья. Но кроме нее, в комнате никого не было.

Девушка подошла к окну. Ей никто не запрещал выходить в сад, не так ли? А воздуха ей сейчас особо не хватало. Все еще держа скрипку и смычок в руках, она раскрыла окно и проскользнула в сад. Близился вечер, и стояла приятная прохлада, которая бывает только летним вечером. Этот сад выглядел ухоженным, повсюду росли ровные ряды выстриженных кустарников и цветов. Эллин прошлась немного по каменной дорожке и села на скамью, скрытую под сенью дерева.

Куда бы она ни посмотрела — повсюду была зелень да стены дворца. Он был огромным, будто целое государство уместилось внутри другой страны.

«И как сбежать отсюда? Как сбежать? — думала Эллин, с тоской глядя на небо, — должен же быть какой-то выход».

Ее беспокойные размышления прервал шелест травы, девушка вздрогнула и подскочила с места. С другой стороны сада шал садовник, тот самый, что застал ее сегодня утром.

Глядя на него, Эллин пыталась вспомнить, как его зовут.

«Ардел», — подумала она с каким-то странным облегчением, не отрывая от него глаз. В этот миг мужчина и заметил ее. Он медленно оглядел ее с ног до головы, на мгновение губы озарила хитрая улыбка. Зрачки расширились, а брови приподнялись.

— И снова здравствуй, утренняя пташка, — сказал он уже с серьезным лицом и остановился.

Эллин нахмурилась и поджала губы.

— Я не пташка, — тихо, но твердо сказала она, — а человек, у которого есть имя.

Ардел улыбнулся одними уголками губ и сделал шаг вперед.

— Я бы назвал тебя по имени, — сказал Ардел, — если бы знал его.

Он скрестил руки на груди и выжидающе посмотрел на нее. Эллин на миг растерялась. Она вовсе не собиралась заводить знакомства здесь с кем бы то ни было, особенно с мужчинами. Но, с другой стороны, он не выдал ее сегодня утром, когда застал в саду. А еще его глаза… Эллин казалось, что она видит в них что-то, похожее на участие.

— Эллин, — ответила она, глядя прямо ему в глаза. — Зови лучше меня так.

Ардел улыбнулся и подошел к ней почти вплотную.

— Как скажешь, Эллин, — сказал он и неожиданно прикоснулся к пряди ее волос, — тебе изменили цвет волос… Прежний мне нравился больше.

От его внезапной близости девушка шумно выдохнула и попятилась. Ардел пристально посмотрел ей в глаза и улыбнулся. Сделал шаг назад и скрылся за живой изгородью. Послышался странный треск, и вскоре появился мужчина. Он нес в руке три огромные, переплетенных между собой, магнолии. Сощурив глаза, садовник приблизился к Эллин и воткнул цветы ей в волосы.

Все это время девушка стояла, не шевелясь. Будто завороженная, наблюдала за уверенными движениями Ардела. Его губы тронула легкая улыбка. Он пронзительно смотрел на нее. Выдохнул. И внезапно намотал локон ее волос на палец.

— И не пташка, и не цветок… — задумчиво, словно самому себе сказал он.

Эллин хотела спросить, что он имеет в виду, но он резко отпрянул от нее и быстрым шагом скрылся в чаще сада.

Девушка с удивлением смотрела ему вслед. Удивил не его нахальный жест или внезапный уход, нет. Удивило ее собственная реакция. Она не отпрянула, не вздрогнула и не оттолкнула его, как это бывало с другими мужчинами. Более того, она не хотела этого делать.

— Почему? — прошептала она, все еще глядя в ту сторону, куда ушел садовник. Будто листва и цветы могли дать ответ.

— Разговариваешь сама с собой? — раздался за спиной звонкий голос.

Эллин вздрогнула и обернулась. Перед ней стояла Мелисса с широкой улыбкой, от которой все так и светилось вокруг. Эллин неопределенно пожала плечами.

— Тебя преобразили, — сказала Мелисса и села на скамью, — это со всеми делают. Мне пытались отбелить веснушки, но ничего не вышло.

Эллин улыбнулась и села рядом.

— А мне очень нравятся твои веснушки, — сказала она, — и мой прежний цвет волос тоже нравился. И прежний образ жизни — тоже.

Мелисса звонко рассмеялась, встряхнув мелкими кудряшками.

— Ты привыкнешь, — сказала она, — как и все мы. Здесь может быть не так уж и плохо. Многие жили в нищете до того, как попали сюда. А теперь им не стоит задумываться о пропитании или крыше над головой. У нас есть то, чего нет у многих.

— Но у вас нет свободы, — жестко сказала Эллин.

Лицо Мелиссы стало серьезным.

— Ты думаешь, она есть у тех, кто живет за стенами этого замка? — произнесла она и посмотрела по сторонам, — Нет, на свете мало по-настоящему свободных людей. И тебе лучше не говорить об этом. Это опасно.

— Почему? Меня убьют?

Мелисса несколько секунд молчала, а затем едва заметно кивнула.

— Ты исчезнешь, — прошептала она, — и никто о тебе не вспомнит.

От ее слов у Эллин пробежал мороз по коже. Она схватила Мелиссу за тонкое запястье.

— Это он делает? — прошептала она, — он убивает девушек, как говорят?

Мелисса замерла, широко раскрыв глаза. Несколько долгих мгновений она не шевелилась, а затем перевела взгляд налево.

— Как тебе новая спальня? — нарочито громким и веселым голосом сказала она, убирая с запястья руку Эллин, — уже познакомилась с остальными?

Эллин недоуменно смотрела на Мелиссу, а затем огляделась по сторонам. Вокруг не было ни души. Мелисса испугалась, что их могут подслушивать? Она не стала отрицать, что владыка убивает девушек, думала Эллин, и это пугало больше всего.

— Мне понравилась спальня, — отрывисто ответила Эллин. Мелисса с облегчением выдохнула. — Но я еще никого, кроме тебя, не видела и ни с кем не познакомилась. Ты тоже живешь здесь?

Эллин очень надеялась, что да. Мелисса — единственный человек здесь, что ей нравился. Она словно приносила свет с собой каждый раз, как появлялась в комнате.

— Нет, — прежним веселым голосом сказала Мелисса, — это — обитель соловьев. Я живу в другом крыле замка. Я дружу с несколькими воробьями, они и сказали мне, где тебя можно найти. Скоро вернутся остальные девушки, и ты с ними познакомишься.

— А сколько у владыки соловьев? — спросила Эллин и оглянулась. Ей показалось, что кто-то следит за ней, но вокруг никого не было.

— Это знает лишь сам владыка, — с легким благоговением в голосе сказала Мелисса, — у него всегда много пташек…Очень много.

Она внезапно смолкла и глубоко вздохнула.

Эллин разглядывала ее из-под опущенных ресниц. Мелисса казалась такой хорошенькой, милой, почти как ребенок. И Эллин так и подмывало спросить, а кем же является она, Мелисса, в этом диком, извращенном саду? Ласточкой? Совой? Но что-то удерживало ее от этого, заставляло тактично молчать. Еще не время, поняла Эллин. Вскоре она все узнает.

Она поднялась на ноги и неспешно прошлась вдоль скамейки. Мелисса, глядя на нее, тоже встала и взяла Эллин под руку.

— Расскажи о своей прошлой жизни, — прошептала Мелисса, удивив Эллин своей просьбой, — кем ты была до того, как Рикар нашел тебя. Где жила, чем занималась? Расскажи мне все-все-все, пожалуйста. Пожалуйста!

В ее тонком голосе слышался легкий, едва уловимый надрыв. Но такой, что Эллин крепко сжала ладошку Мелиссы и начала свой недлинный рассказ.

Пока они прогуливались, держась, будто сестры, за руки, Эллин рассказала о своей недолгой жизни. Она рассказала, как жили они с отцом — скромно, но счастливо. Как он каждое утро перебирал струны скрипки, ища, как он говорил, истинный мотив. Как они каждое воскресенье ездили на ярмарку за свежими овощами и козьим сыром. Она рассказала, как готовила отцу пирог, и после славного ужина, когда лучи солнца падали на старый половичок, он играл ей на скрипке. Играл музыку, что написал специально для нее.

«Все его мелодии хранятся в моей голове, — сказала Эллин, — когда пришли кредиторы, они не позволили мне вынести ни одной бумажки».

Рассказала Эллин и про смерть отца. Про то, как она в одночасье лишилась всего: любящего отца, крова и надежды.

Мелисса молча выслушала ее, лишь изредка крепче сжимая руку Эллин. А когда она замолчала, Мелисса начала говорить о себе. Сначала еле слышно, невнятно, а затем все громче и громче, по-прежнему сжимая руку Эллин, как спасительную соломинку в бурной реке.

Мелисса рассказала, что, как и у Эллин, у нее никого не осталось. Родилась она в далекой стране, там, где горы круглый год покрыты снегами, где волки больше местных медведей. Она жила вместе со своей многочисленной семьей в небольшой деревушке у подножия гор. Они занимались разведением коз. Мелисса, самая младшая из шести своих братьев и сестер и самая смешливая, думала, что всегда будет жить в этой деревне, выйдет замуж, заведет семью и будет тоже разводить коз. Однажды она поехала в соседний город на ярмарку — мать впервые отпустила ее одну. Радостная, она продала козий сыр и накупила себе и сестрам бус, тканей и леденцов. А когда вернулась, ее дома уже не было. Ничего не было. Гора, что тысячи лет безмолвствовала, пробудилась. И засыпала своими снегами всю деревню. Погребла всех навеки в белоснежных могилах.

— Через полгода меня нашел Рикар, — охрипшим от слез голосом сказала Мелисса, — я бродяжничала и была вечно голодной и грязной. Не знаю, что он тогда разглядел во мне. Но он отмыл меня, переодел и привез сюда. Я слышала о владыке, но даже не сопротивлялась. Тогда я хотела только две вещи: есть и умереть. Странно, правда?

Эллин кивнула и украдкой вытерла слезы.

— А вместо смерти, — продолжила уже более бодрым голосом Мелисса, — получила эту жизнь. Теперь понимаешь, что не для всех это место наказание и тюрьма? Для кого-то это спасение.

— Ты счастлива здесь? — тихо спросила Эллин и остановилась, глядя Мелиссе в глаза.

Мелисса улыбнулась невинной улыбкой, веснушки вспыхнули на ее лице.

— Почти всегда, — ответила она и посмотрела в сторону замка, — надеюсь, и ты будешь. Другие соловьи вернулись. Нам пора, идем!

Она снова уже привычным жестом взяла Эллин за руку, и они вернулись во дворец, в обитель соловьев.

6

Сад изменился, листья окрасились в пурпурные и золотые цвета. Мелисса объяснила, что сады в замке владыки постоянно меняются, и никто не знает, какие завтра там будут расти деревья и цветы.

Комната действительно была похожа на обитель соловьев. Девицы щебетали на разные голоса, некоторые из них, не обращая внимания на шум, упражнялись в игре на инструментах. Кто на арфе, кто на свирели. Словом, стоял пронзительный шум.

Но стоило Эллин под руку с Мелиссой войти, как тут же стало тихо. Некоторые девушки перешептывались, глядя на обеих, а трое подошли к Эллин.

— Новый соловей? — протянула одна из них явно неодобрительным тоном.

— Да, — звонко сказала Мелисса, — я и Шайла подготавливали ее, а Изора обучает. Так что поаккуратнее.

Сказанные слова произвели сильное впечатление. Все стихли и уставились на Эллин, как на неведомое чудо. Она поняла, что Изора обучает не каждых, но не ожидала такого эффекта.

«Что-то здесь не так, — подумала девушка, изучая ставшие внезапно кроткими лица девушек, — нужно разобраться, в чем дело».

Мелисса подошла к одной из пустующих кроватей у окна и похлопала по матрасу.

— Ты будешь спать здесь, — сказала она с улыбкой Эллин и повернулась к остальным, — вы знаете правила.

И больше не говоря ни слова, она грациозно подбежала к двери. Обернулась, с улыбкой помахала Эллин и вышла, оставив ее в полном недоумении. Эллин не могла понять: ей показалось, что у Мелиссы были приказные нотки в голосе?

«И кто же она? — подумала Эллин, усаживаясь на свою кровать, — что за птица?»

И о каких правилах шла речь?

Вскоре девушки в комнате вернулись к своим делам. Кто-то пел, кто-то играл, кто-то шептался. На Эллин не обращали внимание. Ей никто не грубил, но и знакомиться тоже никто желанием не горел. Впрочем, это было взаимным. Эллин задумчиво перебирала пальцами струнами, все еще сидя на кровати, и думала то о Мелиссе, то об Изоре, то о садовнике, который касался ее волос. И о владыке, что любит музыку, птиц и убийства.

Принесли скромный ужин. Девушки ели прямо на полу, рассевшись на мягких подушках. Быстро расправившись с едой, Эллин почувствовала слабость и почти сразу уснула.

На этот раз сновидения к ней не являлись.

На следующее утро, на рассвете, за ней пришли служанки и вновь повели в ту комнату с мягкими подушками. По пути Эллин с удивлением отметила, что сад за ночь изменился. Листва окрасилась в кроваво-алые цвета, а вместо пруда стояла громадная клетка, в которой сидела заморская птица. Служанки шепотом сказали, что сады часто меняются по прихоти владыки.

Изора уже была на месте, восседая за низким столиком. Она выглядела так, словно проснулась пару часов назад: на лице не было ни следа утренней припухлости или сонливости. Горделивая и прекрасная, она невольно вызывала восхищение.

— Садись, — женщина указала на место рядом с собой после коротких приветствий.

Эллин послушно села и приступила к завтраку. На этот раз она старалась есть медленнее и аккуратнее. Наставница пристально наблюдала за девушкой.

— Уже лучше, — произнесла она, вставая, — но твоя осанка никуда не годится. Ты сутулишься как батрак на полях. Вставай!

Эллин поднялась на ноги, и следующий час Изора учила ее, как правильно держать осанку, как ходить и даже как садиться. Утомленная, раздраженная окриками наставницы, Эллин еле сдерживалась, чтобы не огрызнуться и не убежать прочь. Но что-то сдерживало ее от этого порыва. Возможно, дело было в ощущении, что за ними кто-то пристально наблюдает. И если, она сделает что-то не так, то может пострадать.

Может, это владыка? Кто знает…Всем известно, что владыка владеет искусством колдовства.

После уроков осанки наставница начала учить Эллин манерам и этикету.

— Владыка не любит, когда его пташки невоспитанные, — важно произнесла Изора, — увы, по тебе видно, что ты из низших слоев, с плохой родословной. Чувствуется неотесанность. Но я исправлю это.

На этот раз Эллин не выдержала.

— Я не скаковая лошадь, чтобы иметь родословную! — воскликнула Эллин, остановившись в центре комнаты, — видите неотесанность? Я же вижу только высокомерие и напыщенность! Как вообще смеете учить меня, какой мне быть?

Хлесткая пощечина заставила Эллин замолчать. Скорее разозлившись, чем испугавшись, она изумленно уставилась на Изору, прижав ладонь к пылающей щеке.

— Замолчи! — прошипела Изора, выставив указательный палец и надвигаясь на Эллин, — глупая ослица! Еще слово — и ты превратишься в пыль в землях пустоши. Знаешь, что бывает с непокорными пташками?

Она больно обхватила запястье Эллин рукой и силой потащила ее к стене.

— Аилла Мора! — выкрикнула она.

Внезапно в стене появилась массивная дверь, с ручками в виде женских голов. Не выпуская Эллин, Изора нетерпеливо повернула ручку. Дверь нехотя и со скрипом отворилась.

Наставница втащила Эллин внутрь. Сначала она ничего не увидела — стояла густая темнота. Но через мгновение Изора раздраженно выкрикнула какие-то слова, и вспыхнул тусклый, оранжевый свет.

— Погляди, — прошипела Изора и вытолкнула Эллин перед собой.

Эллин замерла, чувствуя, как внутри все холодеет, а дрожь пробирает все тело. Бесконечно длинный, с высокими потолками, зал был пуст. Но на его стенах, сверху до низу, висели головы, женские головы. Бесчисленное количество. Как охотники украшают своими трофеями стены дома, так и этот зал, по-своему, был жутко украшен. Эллин не поняла даже, настоящие это головы или нет.

Выглядели они так, будто спят — мертвенно-бледные, с закрытыми глазами и безмятежными лицами. Ниже каждой головы были резные таблички с надписями. Что на них написано, Эллин знать не хотела. Она чувствовала, как тошнота подкатывает к ее горлу, и требовалось немало усилий, чтобы не закричать. Каким-то образом она сдержалась.

— Это, — произнесла Изора за ее спиной, — все те, кто нарушил правила. Непокорные, глупые, неряшливые, грубые… Видишь, их тут сотни и сотни! Многие из них были намного красивее тебя, многие были талантливее тебя. У кого-то был ангельский голос, у кого-то дар танцевать, у кого-то дар играть на скрипке. Если ты думаешь, что чем-то лучше них, — Изора повысила голос и обвела рукой зал, — то глубоко ошибаешься. В зал непокорных попадали и за меньшее. Думаешь, ты особенная и можешь позволить себе вольности? Это не так! Ты — как все они. Такая же! Ты просто пташка!

Эллин замотала головой, чувствуя головокружение. Она хотела что-то возразить, но в горле у нее пересохло, и она могла лишь беззвучно открывать рот. Девушка развернулась и побежала в сторону выхода. Но двери там не было. Лишь мраморная стена, увешанная жуткими трофеями владыки.

— Войти сюда легко, — сказала Изора, подойдя к ней, — а выйти — непросто. По своему желанию ты отсюда не выйдешь. Запомни это, глупая пташка.

Наставница прошептала слова-заклинания, и в стене медленно, будто не желая, появилась та же массивная дверь с жуткими ручками.

Когда они оказались в коридоре, Изора кликнула служанок и дала им какие-то приказания на незнакомом языке. Затем повернулась к Эллин.

— Сегодня ты меня утомила, — высокомерно сказала она, поправляя черные волосы, — завтра расскажешь мне все правила для пташек. Запнешься, заикнешься, забудешь хоть одно правило, хоть одно слово — и окажешься в этом зале.

Резко крутанувшись на пятках, Изора вышла в одну из дверей, оставив Эллин с двумя служанками.

— Но я не знаю никаких правил, — прошептала Эллин, глядя на дверь, будто та могла ей дать ответ.

Эллин повернулась к служанкам.

— Что за правила? — спросила она, — вы знаете, что за правила?

Девицы, как по команде, качали головами.

— Мы не понимаем, — произнесла одна из них, потупив взор, — нам велено отвести вас назад. Прошу вас.

Служанка взмахнула рукой, указывая в другую сторону. Эллин нехотя подчинилась.

Шли они молча, девушка несколько раз пыталась расспросить про правила, но тщетно — все ее вопросы игнорировались. Эллин понимала, что Изора не шутила, каким-то внутренним чутьем она чувствовала, что от знания этих проклятых правил зависит ее жизнь. От каких-то правил, будь они прокляты богами! Будь проклята Изора, владыка и этот замок! Будь проклят этот Рикар, подлый мерзавец!

Эллин стиснула зубы, не зная, чего она хочет, то ли разреветься, то ли заорать в полный голос все грязные ругательства, что она слышала в тавернах.

Эллин не заплакала. Не закричала. Стиснув зубы, она молча следовала за служанками. Молча вошла в комнату. Молча села на жесткую постель. Одна из девиц положила рядом с ней скрипку и вышла. Эллин прикоснулась к корпусу скрипки, обвела взглядом комнату и шушукающих девушек.

— Можете рассказать мне о правилах? — отрывисто произнесла Эллин, глядя на других соловьев.

Девушки взглянули на нее. Некоторые прыснули от смеха, некоторые равнодушно отвернулись, некоторые зашептались. И ни одна не удостоила ее ответом.

— Кто-нибудь, — повышая голос, произнесла Эллин, — может рассказать мне правила для пташек?! От этого зависит моя жизнь.

Никакого ответа.

Эллин почувствовала, что вот-вот разревется.

«Им все равно, — подумала девушка, — умру я или нет. Они привыкли к этому. Я никто для них, для всех них».

Она рассеянно погладила скрипку. Руки ее дрожали, а горло стиснуло спазмом от невыплаканных слез. Она думала об отце, его музыке и почти детской наивности. О тех далеких временах, когда она была свободной и счастливой, хотя тогда и не понимала этого.

Музыка — вот, что может успокоить ее и вернуть разуму ясность.

Эллин взяла смычок со скрипкой и вышла в сад. К счастью, там никого не было, не считая птиц. Настоящих птиц. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, Эллин закрыла глаза и начала играть одну из мелодий отца. Пару раз она сбивалась, дрожащие пальцы путали струны, но вскоре музыка, как и всегда, увела ее прочь от этого сада и замка, далеко-далеко, в те края, где всегда царят древняя магия и покой.

Она не знала, сколько прошло времени. Закончив с одной мелодией, Эллин принялась за вторую, третью…Весь мир с его проблемами исчез. Наконец, она успокоилась, и решение пришло как-то само собой. Эллин доиграла и открыла глаза.

Перед ней на скамейке неподвижно сидел Ардел. На земле в свернутом холщовом мешке лежали его инструменты. Мужчина внимательно, без улыбки, смотрел на Эллин. Поймав удивленный взгляд девушки, он поднял руки и медленно похлопал.

— Ты хорошо играешь, Эллин, — сказал он, сделав акцент на ее имени.

Эллин не шевелилась, изумленно глядя на него.

— Как ты здесь оказался? — сказала она, сощурившись, — я совсем не слышала шагов.

Ардел усмехнулся и встал со скамьи.

— Да ты вообще ничего не слышала. Пройди здесь целый полк, ты бы не заметила. — Ардел поднял мешок с земли и подошел к девушке, — я подрезал вон те кусты, когда ты пришла сюда и начала играть.

Эллин проследила взглядом, куда указал Ардел. Там действительно росли аккуратно постриженные кусты в форме зверей.

— Разве тебе можно здесь находиться? — сказала она, — мне почему-то кажется, что мужчинам нельзя бывать там, где живут пташки.

Ардел рассмеялся. Смех на удивление у него был красивым и искренним, а улыбка такой лучезарной, что Эллин, сама того не желая, тоже заулыбалась.

— Пташки повсюду, — все еще улыбаясь, произнес Ардел, — и мужчинам-слугам владыки можно бывать везде. Почти везде. Нам можно смотреть на пташек, слушать их, — он замолчал на несколько мгновений и подошел к Эллин почти вплотную, — только прикасаться нельзя.

От его близости у Эллин перехватило дыхание, и она отпрянула.

— Значит, ты знаешь, где живут остальные пташки? — спросила она, машинально поглаживая скрипку.

Ардел перекинул мешок в другую руку и снова улыбнулся.

— Нет, — сказал он, — это невозможно. Их слишком много.

От этих слов Эллин стало не по себе. Одной больше — одной меньше. Если завтра она не расскажет эти проклятые правила и пополнит собой этот жуткий зал, никто не станет горевать.

— А знаешь ли ты, как мне найти Мелиссу? — шепотом спросила Эллин, — такая маленькая блондинка с веснушками.

Ардел в удивлении приподнял брови.

— Конечно, — сказал он, — Мелисса — птица важная, почти все знают, где она обитает.

«Важная птица? — удивилась про себя Эллин, — о чем он говорит?» Она хотела уж было спросить у него об этом, но внутреннее чутье удержало ее от этого. Эллин взглянула на окна своей комнаты-темницы, на густые заросли сада, за которыми где-то живут свободные люди, и перевела взгляд на Ардела.

— Ты можешь отвести меня к ней? — сказала она.

На этот раз Ардел нахмурился.

— Зачем тебе это нужно? — произнес он с явным неодобрением в голосе.

— Я должна кое-что узнать у нее, — тихо ответила Эллин, — кое-что важное. От этого зависит моя жизнь. Помоги мне…Пожалуйста.

Эллин с мольбой посмотрела на Ардела. Его губы странно дернулись, то ли в усмешке, то ли в отвращении — девушка не поняла.

Несколько секунд мужчина молчал, задумчиво глядя на Эллин. Он будто вел внутренний спор с самим собой. На миг Эллин охватило странное чувство, что сейчас, в этот миг, решается ее судьба.

— Хорошо, — нехотя согласился Ардел, — я проведу тебя. Но ты должна знать, что Мелисса живет в той части замка, где многим бывать запрещено.

Эллин кивнула — терять ей было нечего. Прижав к груди скрипку и смычок, она двинулась следом за Арделом. Он шел впереди, а она чуть поодаль, все время озираясь по сторонам. Они шли молча, Ардел — уверенным шагом, Эллин — глядя то на его широкую спину, то на небо, которое стало для нее символом свободы. Несколько раз им встречались другие девушки, и пташки, и служанки — Эллин теперь могла отличать их по одежде — ни одна не обратила на них внимание. В этом Мелисса была права — пташек много. Как птиц в лесу, оттого, видимо, никого не удивляла Эллин, семенившая следом за садовником. Пару раз она видела и других мужчин, некоторые из них были вооружены.

— Успокойся, — шепнул Ардел, когда разволнованная Эллин споткнулась и уперлась в его спину. — Им нет до нас дела. Все знают, что отсюда сбежать невозможно.

— Но что тогда они охраняют? — прошептала Эллин, проходя с Арделом мимо охранников.

Ардел ухмыльнулся.

— Помимо сада и пташек, здесь есть и другие сокровища, — ответил он, странно посмотрев на Эллин, отчего у нее засосало под ложечкой.

Она отвернулась, и какое-то время они вновь шли молча. Вскоре сад начал редеть, и все чаще встречались изящные беседки, фонтанчики и статуи в виде обнаженных мужчин и женщин. Эллин украдкой разглядывала их. Владыка, конечно, ужасный человек, подумалось ей, но во вкусе ему не откажешь. Все вокруг было полно света и красоты. Как ни крути, а это место было мало похоже на логово монстра.

«И тем оно опаснее», — подумала Эллин, вспомнив ужасный зал с головами.

Они пришли к стене, увитой пурпурным плющом. Ардел отодвинул низкие кусты, и за ними оказалась кованая дверь. Мужчина распахнул ее и указал рукой.

— Там, — сказал он, — ты найдешь Мелиссу.

Он отвернулся и уверенно пошагал в обратную сторону. Остановился и обернулся. На его лице играла легкая улыбка, осветившая жесткие черты.

— Удачи тебе, Эллин, — тихо произнес он, — что бы ты ни задумала.

Не дожидаясь ответа, Ардел развернулся и устремился прочь. Странная тоска охватила Эллин, когда она смотрела на его удаляющуюся фигуру. Несколько мгновений она пыталась понять ее причину, пока ее внезапно не осенило. Ей с ним спокойнее. Намного спокойнее. Будто пока он рядом, ей ничего не грозит.

Шумно выдохнув, Эллин развернулась, шагнула в открытую дверь и обомлела. Эта часть разительно отличалась от той, где бывала она. Здесь тоже был сад, но более просторный и солнечный. Золоченные статуи в виде обнаженных фигур, золоченные скамейки, беседки и даже бортики фонтана. В этом месте все так и сияло от золота, что у Эллин зарябило в глаза. Даже деревья здесь были иные, какие девушка никогда не видела прежде: голые столбы на макушке венчали продолговатые листья. Где-то вдали раздавались звуки арфы и приглушенный женский смех.

Эллин пошла на звук, вскоре перед ней предстали белоснежные и гладкие стены дворца, и девушка в очередной раз изумилась, насколько же этот замок большой. Да и замок ли — скорее, город в городе.

Окна и двери тоже были позолоченными, и отчего-то у Эллин возникла уверенность, что золото настоящее. Ей вспомнились слова Ардела, что Мелисса — важная птица, и теперь ей становилось это ясно. Здесь все кричало о роскоши и богатстве.

«Кто же она такая?» — подумала Эллин, в нерешительности замерев у входной двери. Где-то там может быть Мелисса, но Эллин опасалась зайти внутрь. Кто знает, что ее там ждет, и не приведет ли это к гибели.

Несколько долгих секунд Эллин стояла, раздумывая, войти ли внутрь или подождать, пока появится кто-нибудь. Но случай все решил за нее.

Дверь распахнулась, и прямо навстречу Эллин выбежала стайка девушек. Увидев ее, они все как одна, замолчали и остановились.

— В чем дело? — раздался знакомый капризный голос, а вскоре появилась Шайла, облаченная в алые шелка и золото. Она была ослепительна, и у Эллин отчего-то при виде нее засосало под ложечкой. Она вдруг вспомнила, что Шайла шепнула ей что-то тогда, у бассейна, что-то очень важное. Но как ни силилась, Эллин не могла вспомнить, что именно. Впрочем, сейчас были дела и поважнее.

— А, новая пташка, — с легким презрением произнесла Шайла и скрестила руки на груди, — как занесло тебя в эту часть замка?

— Мне нужна Мелисса, — сказала Эллин, чувствуя на себе пристальные взгляды девушек. Они были не враждебными, скорее, любопытными.

Шайла ухмыльнулась и произнесла что-то на незнакомом языке. И впервые Эллин пожалела, что не интересовалась ранее другими языками — сейчас бы ей это здорово пригодилось. Она приготовилась к тому, что Шайла заупрямится и скажет очередную колкость, но та ее удивила.

— Мелисса! — звонко прокричала Шайла, хлопнула в ладоши и подошла к Эллин почти вплотную.

— Развлекайтесь. — Прошептала она почти у самого уха девушки, и у Эллин снова всплыло воспоминание.

— Погоди! — Воскликнула Эллин, схватив Шайлу за локоть, когда та уже отходила от нее. Шайла удивленно подняла брови и небрежно, будто неприятную букашку, стряхнула с себя руку Эллин.

— Говори, — сказала Шайла, глядя Эллин прямо в глаза.

— Ты мне что-то прошептала тогда, у бассейна, — тихо сказала Эллин, делая к ней шаг, — когда вы…готовили меня. Что ты говорила? Я не помню ни слова.

Глаза Шайлы вспыхнули яростным огнем, и она улыбнулась ослепительно-ледяной улыбкой.

— И что только не привидится у Исток-бассейна, — продолжая улыбаться, произнесла Шайла, — ничего я тебе не говорила, глупая птаха.

— Но…

Изумленный окрик не дал Эллин закончить фразу. К ней спешила Мелисса, Шайла скривила губы и, одарив Эллин презрительным взглядом, направилась в глубь замка, в окружении своей свиты.

— Эллин! — восторженно воскликнула Мелисса. Она была одета в бело-розовые одежды, воздушные, как облако. Ее веснушки раскраснелись, а на теле не было ни единой золотой цепочки или браслета — Мелисса разительно отличалась от остальных девиц. И особенно от Шайлы.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она, увлекая Эллин за собой в замок.

«У меня к тебе тот же вопрос», — подумала Эллин, глядя на богатое убранство замка: ковры, в которые ноги утопают по щиколотку, картины в золотых рамах, мебель, инкрустированная драгоценными камнями, резная мебель, хрустальные вазы с фруктами, слуги…

— Мне нужна твоя помощь, — тихо произнесла Эллин, когда они сели белоснежный диванчик в небольшом алькове, — больше мне не к кому обратиться. Изора требует, чтобы завтра я рассказала правила для пташек, слово в слово, все до единого. А если я не расскажу…Если запнусь, то…

Перед глазами Эллин снова предстал жуткий зал, и она не смогла дальше говорить, хватая ртом воздух. Но Мелисса, кажется, поняла все без слов. Она участливо кивнула и погладила Эллин по плечам.

— Не продолжай, — ласково сказала Мелисса, — я расскажу тебе все правила.

Она встала с дивана и приказала служанке принести фрукты, сыр и цветочное вино. Когда перед ними оказался круглый стол с яствами, Мелисса снова села и протянула Эллин бокал с вином.

— Это вино из цветков мальвы, — тихо сказала она, — оно очень легкое и проясняет мысли. Это то, что тебе сейчас нужно.

Эллин приняла бокал и сделала несколько глотков. По вкусу больше напоминало сок, который ей в детстве делал отец из ягод и апельсинов.

— Правил, — сказала Мелисса после перекуса, — не так уж и много. Изора носится с ними как курица с яйцом, считая их чуть ли не священными.

— Значит, их можно нарушать? — шепотом спросила Эллин.

— Нет, — спокойно ответила Мелисса, и веснушки на ее лице снова вспыхнули алым, — наказание за нарушение — исчезновение. Поэтому запоминай, Эллин, это очень важно. Первое правило пташек: никогда не называть себя рабынями, — Мелисса выразительно подняла брови, — мы не рабыни, не слуги. Мы птицы, просто птицы в саду нашего владыки.

— Но ведь и птицы бывают несвободными, — перебила ее Эллин, — некоторых держат в клетках, подрезают им крылья, а на ночь закрывают покрывалом. Они не могут летать, видеть мир, лишь прутья клетки!

Девушка замолчала, вспомнив трактиры, которые сейчас казались ей прекраснее любого замка, и свою мечту об академии. В горле застыл ком невыплаканных слез.

— Да, — сказала Мелисса, — но мы не в клетках, разве не видишь? Поэтому никогда, никогда не говори, что ты несвободна! Ты свободная пташка в саду своего владыки.

Эллин нехотя кивнула, повторяя про себя ненавистные ей слова.

— Второе правило: пташка должна следовать своему предназначению, — произнесла Мелисса, — если ты воробей — летай, собирай крошки и помогай слугам. Если ласточка — извивайся, танцуй и радуй глаз, если соловей — пой и играй, услаждай нашего владыку и его гостей музыкой…

— А если ты райская птица? — перебила Эллин, пристально глядя на Мелиссу.

— Ты не станешь ею, — прошептала Мелисса, ресницы ее дрогнули, а веснушки так и пылали. — Соловьи поют. А райские птицы — ублажают по-другому. Но иногда наш владыка…

Мелисса запнулась на полуслове и замолчала, опустив голову. Она взяла свой бокал и сделала несколько больших глотков. Когда она подняла голову, веснушки на ее лице приняли обычный, золотистый цвет.

— Иногда, — продолжила она, глядя на Эллин своими детскими глазами, — владыка может попробовать то, что принадлежит ему, если пожелает. Независимо от того, воробей ты или сова.

Эллин поежилась. На ее теле поднялись волоски от ужаса.

— И как часто он этого желает? — расширив глаза, прошептала Эллин.

— Часто.

Мелисса опустила голову, а у Эллин на языке вертелся один вопрос. Но глядя на полудетское лицо Мелиссы, ее порозовевшие щечки, Эллин решила промолчать. Какая разница, «пробовал» владыка Мелиссу или нет, — Эллин может выяснить это у других девушек.

«Но у кого? Со мной же никто больше не разговаривает», — пронеслось у нее в голове, и она вдруг вспомнила про Ардела.

— Пташкам нельзя прикасаться к другим мужчинам, — резко произнесла Мелисса, прервав хаотичные размышления Эллин.

Девушка вздрогнула и подняла глаза. Мелисса пристально смотрела на нее большими печальными глазами.

— Мужчинам не запрещено подходить к нам, — продолжила Мелисса, — им можно смотреть на нас, слушать нас, разговаривать с нами — все, что они пожелают. Но если они позволят себе лишнего: прикосновение, объятие, поцелуй, рукопожатие — это только наша вина. За это ждет жестокое наказание. Очень жестокое. Тому же, кто прикоснулся к пташке, ничего не будет.

— Но если это было против воли девушки?

Мелисса глубоко вздохнула и вытянула вперед тонкие ноги. Замерла на несколько секунд, глядя перед собой.

— Это неважно, — еле слышно произнесла она, — виновата только пташка. Значит, она неверно себя вела или ходила по неверным дорогам, или носила неверные наряды…Это неважно. Поэтому запомни правило: пташки не должны позволять мужчинам прикасаться к ним. Если мужчина прикоснулся к пташке — это ее вина. Только владыка может трогать то, что принадлежит ему.

— Но это же ужасно! — не выдержала Эллин и подскочила с дивана, — здесь нет никакой справедливости! Как можно жить по чьим-то придуманным правилам? Это же ненормально!

Мелисса схватила ее за руку и больно дернула к себе, вернув Эллин на место.

— Тихо! — произнесла она, с тревогой глядя по сторонам, — конечно, здесь нет справедливости. А ты часто встречала ее за пределами этого замка? Жить можно по любым правилам. Главная задача здесь — выжить, понимаешь? Не исчезнуть, не сгинуть. Хочешь смерти — пожалуйста. Поцелуй любого мужчину, называй себя рабыней, не выполняй свои обязанности — и тебя больше не будет. Никогда!

Губы Мелиссы побледнели и задрожали, она замолчала. Внезапно Эллин осенило. Она поняла, почему Мелисса реагирует так эмоционально. Это же так очевидно.

— Кто-то из близких тебе людей уже исчез здесь? — тихо произнесла Эллин, положив руку на плечо Мелиссы, — какая-то подруга?

Мелисса подняла раскрасневшиеся глаза.

— Да, — ответила девушка, — и она тоже была соловьем. Как и ты. В нашем саду с соловьями беда…

От этой интонации Эллин стало не по себе, и она невольно поежилась. Ей ужасно хотелось расспросить Мелиссу об ее подруге, узнать все подробности, но она сдержалась, хоть и с трудом. Сама пережив потерю, она понимала, что это тема болезненная, и Мелисса расскажет сама, если захочет.

Мелисса рассказывать не захотела. Осушив бокал вина, она повернулась к Эллин. На ее лице играла легкая улыбка, но щеки по-прежнему были бледны.

— Следующее правило: пташки должны быть покорны, слушать и подчиняться наставнице. Пташки не прекословят, не задают вопросов. Они покорно делают то, что им говорит наставница. — Бодрым голосом выпалила Мелисса, — пташкам запрещено выходить за пределы замка без позволения. Запрещено ходить грязными, голодными, больными, неухоженными. Если пташка чувствует недомогание, то сообщает это наставнице и идет к лекарю. В особых случаях лекарю можно прикасаться к нам.

Эллин пыталась остановить Мелиссу, чтобы задать пару вопросов. Но Мелиссу будто подменили. Она тараторила без умолку, делая паузы лишь для того, чтобы глотнуть вина. Эллин оставили всякие попытки остановить или замедлить Мелиссу, надеясь на свою тренированную память музыканта.

Правил было много. Нельзя наносить увечья другим пташкам. «Вредишь пташке — вредишь самому владыке», — сказала Мелисса. Нельзя наносить самой себе увечья. Нельзя прекословить владыке, нельзя дерзить, хамить, браниться. Нельзя плохо отзываться о ком-либо из гостей владыки, наставнице, самом владыке, разумеется. Из всех правил следовала простая и ясная истина: владыка — бог и вседержитель, а пташка — его покорная собственность, которую при желании он может взять в свою постель, а может и убить. Тут уж какое настроение будет у владыки. Проклятый безумец, вот он кто, думала Эллин, но вслух, конечно же, не сказала. Это верная смерть.

Прошел час, а, может, и гораздо больше. От усталости у Эллин раскраснелись щеки и немного кружилась голова. Закончив рассказывать правила, или птичий свод, Мелисса начала уже слушать Эллин, проверяя, что она запомнила.

У Эллин была хорошая память. И все же этого было недостаточно, чтобы запомнить все наизусть и по порядку.

— Ты, наверное, сильно разозлила Изору, — со вздохом сказала Мелисса, в очередной раз поправив Эллин, — обычно на это дается неделю, а кому-то и больше. Что ты такого сказала ей?

— Спросила, кто она такая, чтобы учить меня, — усталым голосом сказала Эллин. Она и впрямь чувствовала себя уставшей, будто прошла по дорогам не одну сотню лиг. Эллин зевнула, ее все сильнее и сильнее клонило в сон.

— О, представляю, в какой ярости она была, — задорно хихикнув, произнесла Мелисса. В отличие от Эллин, она выглядела бодрой и свежей, как после хорошего сна. — Но мы не дадим ей шанса отыграться. Хорошо, что ты придумала пойти ко мне. Кстати, как ты меня нашла?

— Мне помог садовник, — зевая, ответила Эллин, — я попросила его о помощи.

— А, теперь понятно. — Небрежно махнув рукой, сказала Мелисса, — садовникам можно ходить почти везде. Он к тебе не прикасался?

Эллин вспомнила, как Ардел дотронулся до ее волос.

— Нет.

Мелисса встала и прошлась вдоль алькова.

— Хорошо, — прошептала она, — это очень хорошо, и теперь ты знаешь, почему.

Она протянула руки Эллин, предлагая ей встать и пойти за ней следом. Девушки молча вернулись в сад, где встретились.

— Близится час подношения, — пробормотала Мелисса, — нам пора расставаться. Я не могу проводить тебя, хотя мне очень хочется.

— Что за час подношения? Еще какое-то правило? — спросила Эллин, чувствуя в душе легкую тревогу.

Мелисса посмотрела по сторонам. Вдали в золоченных беседках хихикали девушки, в фонтане плескалась вода, и чирикали живые птицы.

— Нет, — сказала она, улыбнувшись, — это часть обязанностей. Ты узнаешь обо всем от Изоры. Я не могу рассказать тебе, к тому же, у каждой пташки они свои.

Эллин растерянно смотрела по сторонам. Она чувствовала себя еще хуже, теперь, кроме усталости и сонливости, на нее напала странная тревога, которая усиливалась с каждым мигом. Мысли путались, подбрасывая странные образы. Девушка вновь вспомнила Шайлу и ее свиту, будто та была королевой. Вспомнила и то, как она шептала что-то ей на ухо. Что-то важное…

— Какие обязанности у Шайлы? — неожиданно для самой себя прохрипела Эллин.

— Шайла — райская птица, — прошептала еле слышно Мелисса, — и лучше нам не обсуждать ее предназначение.

У Эллин скрутило живот от боли, и она пошатнулась. Но через миг ей стало легче. Вымученно улыбнувшись, она с тоской посмотрела на Мелиссу, такую хрупкую и невинную.

— И ты тоже? — шепотом произнесла Эллин, — ты тоже райская птица, да?

Мелисса звонко рассмеялась, встряхнув своими кудряшками.

— Разве я похожа на нее? — весело сказала она, — конечно же, нет! Нет!

Вдали раздался звук, похожий на удар гонга. Девушки вздрогнули, и Мелисса прикоснулась к плечу Эллин.

— Мне пора бежать, — с грустью произнесла она, — прости, что не провожаю. Удачи тебе завтра. Я буду за тебя молиться богине Азуйре.

Она ласково пожала руку Эллин и умчалась, развевая воздушной шалью. Эллин несколько секунд смотрела ей вслед. А затем, с трудом поборов слабость и тошноту, медленно двинулась назад, в ту часть замка, где ее ждала неуютная комната, неприветливые соседки, злая наставница и таинственный владыка, который при желании может ее убить, как букашку.

Обратную дорогу Эллин помнила смутно. Ее ужасно мутило и несколько раз скручивало от боли. В голове плясали хаотичные мысли, и она то и дело бормотала правила для пташек — раз за разом.

Как она добралась до комнаты? Как рухнула в постель? Эллин не помнила. Единственная мысль, что мелькнула у нее перед беспамятством, была мысль об испорченном вине.

7

Той ночью ей снова снился странный сон, один из тех, что тревожит душу и оставляет после себя послевкусие незаданного вопроса.

Но этот сон отличался. В нем, помимо привычных образов несуществующих городов и водопадов, был голос. Женский голос. И он требовательно звал Эллин по имени.

— В садах сокрыта тайна, — голос во сне доносился отовсюду, — тайна владыки. Разгадаешь, и получишь ключ. Первое — это дерево…

Эллин кто-то грубо потряс за плечо, и она раздраженно распахнула глаза. Ее пробудили на самом интересном месте! Над ней склонилась служанка Изоры и жестом указала на дверь.

Эллин все еще чувствовала слабость, молча следуя за служанками, Необычный сон не шел из головы. Это не просто сновидение, думала девушка. Вовсе нет. Это подсказка, виденье, образ, навеянный кем-то…Но кем?

Что, если таинственный голос во сне сказал правду? Про ключ и тайну владыки. Может, она найдет ключ к свободе. Что там говорили?

«Первое — это дерево».

Значит, надо искать дерево. Но, боги видят, в этих меняющихся садах деревьев бессчётное количество. На поиски может уйти вечность. К тому же, девушка понятия не имела, какое именно дерево искать. Да и кто знает, может это просто разыгралось измученное воображение.

Размышляя, Эллин и сама не заметила, как оказалась перед учебной комнатой. Ее все еще мутило после вчерашнего вечера. Она пыталась понять, что же с ней случилось накануне. Вино? Но ведь и Мелисса его пила, но при этом выглядела намного лучше Эллин. Не могли же ее в очередной раз опоить? Этого девушка не знала, решив, что сейчас важнее сохранить свою жизнь и рассказать проклятые правила.

Когда она вошла в комнату, Изора была уже на месте, сидя за столом, уставленном яствами. При виде бледной Эллин она удовлетворенно улыбнулась. От вида еды у девушки выделилась слюна — она вдруг поняла, что ужасно голодна. Отвернувшись от соблазнительного сыра, девушка наклонила голову в приветствии, как ее научила Мелисса.

— Вижу, ты узнала кое-какие правила, — произнесла Изора, когда они остались одни. — Что ж, не будем мешкать, приступай! И помни, одно неверное слово, запинка — и твоя голова пополнит зал непокорных.

На Эллин накатила новая волна слабости. Она пошатнулась, но все же удержалась на ногах. В голове не было ясности. А без ясности она никогда не расскажет правила.

Музыка и воображение — вот что сейчас ей поможет.

Закрыв глаза, Эллин унеслась мыслями в свои сны, далекие, загадочные. Представила целительный водопад и древний город. Вдали доносится песня… Слабость и тошнота прошли. Боль отступила, и лишь легкий голод все еще терзал желудок, но девушка не обращала на него внимание.

Она раскрыла глаза. Щеки ее порозовели, а на губах играла легкая полуулыбка.

— Первое правило пташек — не называть себя рабынями, — уверенным голосом начала Эллин, глядя прямо в черные глаза Изоры.

Не шелохнувшись, твердым и громким голосом, Эллин говорила одно правило за другим. Слова всплывали в ее памяти так, будто она читала их по незримой книге. В голове все еще звучала песня из снов, придавая девушке сил. Ей больше не было страшно. Она вдруг почувствовала отвагу и уверенность, что выживет, точно выживет. Ради отца, ради музыки, ради себя и своих снов.

Когда Эллин замолчала, в комнате повисла звенящая тишина. Девушка неотрывно смотрела на Изору. Она ощущала на себе уже ставшие привычными, чьи-то взоры. Точнее, чей-то пристальный взор. Но сейчас ей было важнее выдержать тяжелый взгляд наставницы.

Изора молчала, нахмурив лоб. А затем рассмеялась, откинувшись на подушки, и пару раз хлопнула в ладоши.

— Браво, — все еще смеясь, сказала она, — ты справилась с первым этапом. А теперь присядь и раздели со мной завтрак, пташка. Вижу, ты очень голодна. А после мы перейдем в комнату для обучения. В настоящую комнату. И я расскажу о твоем предназначении.

***

Комната для обучения была просторной и полна света. На полу — белые ковры, стены занимали книжные полки, забитые фолиантами и свитками. Повсюду цветы и декоративные деревья в кадках. Но все внимание Эллин приковал огромный, в человеческий рост, портрет в белоснежной раме. На нем был изображен красивый мужчина с жесткими чертами лица. Черные волосы развивались от незримого ветра, в черных глазах отражались язычки пламени, что окружали мужчину. Он будто выходил из огня, не боясь его, а даже повелевая им.

Он пугал и завораживал одновременно.

— Кто это? — тихо спросила Эллин, уже заранее зная ответ.

Изора подошла к ней и взглянула на картину.

— Наш владыка, разумеется, — ответила женщина. В ее голосе слышалась гордость.

Она медленно отошла от стены, увлекая за собой Эллин. Они присели на белый диван, и наставница продолжила говорить, все еще взирая на портрет мужчины.

— Его портрет недаром висит здесь. Каждая новая пташка должна знать, как выглядит наш владыка. И прежде, чем ты узнаешь о предназначении соловьев, я расскажу тебе о нем.

Ресницы ее дрогнули, а в голосе слышались ласковые нотки. Эллин удивленно посмотрела на Изору. Наставница одарила ее странной улыбкой и продолжила тихим, но уверенным тоном.

— Этот замок принадлежит владыке Западных земель, как ты уже, наверное, знаешь. Его имя — Таэрлин Эверон Крэйин Огненный, сын Даэрла Грозного, потомок старых богов и великих королей. Его род очень древний, древнее многих рас. Не каждый правитель может поспорить с ним в могуществе. Ты должна помнить о той милости, что наградил тебя владыка, поселив в свой сад. Ты должна быть благодарна.

Эллин больших усилий стоило, чтобы не хмыкнуть и промолчать с покорным видом. К счастью, Изора ничего не заметила, с упоением рассказывая о владыке. О его могуществе, силе, благородстве. Ни слова о жестокости или убийствах. Все объяснялось милостью владыка. Даже смерть от его рук — милость.

— Иногда нашему владыке становится скучно, — говорила Изора, любовно глядя на портрет, — и порой он придумывает себе новые забавы, в которых принимают участие его пташки. Ты должна быть готова к этому. Ты должна быть готова ко всему.

Изора повернулась и выразительно посмотрела на Эллин, губы скривились в подобии улыбки.

— Главное предназначение всех пташек — радовать нашего владыку. А как его радовать — знает только он. Это всегда разные вещи. Ты должна быть готова ко всему. Ты — соловей, значит, помимо этого твое предназначение — играть и петь. Владыка любит музыку, если ты достаточно виртуозна, то однажды сыграешь и для него лично.

— Я не буду играть для него постоянно? — перебила ее девушка.

— Нет. В саду владыки много соловьев из самых разных краев. Некоторые из них играют на таких инструментах, что тебе даже не снились. Многие из них ни разу не играли для владыки. Ты будешь играть для его гостей и друзей. Кроме того, ты должна упражняться в музыке не менее пяти часов в день. Порой с другими соловьями вы будете ставить музыкальные пьесы и спектакли. Направлять тебя и других соловьев будет главный музыкант владыки.

— Кто это? — спросила Эллин и поежилась — она снова почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Не выдержав, она подняла голову, осмотрелась по сторонам и натолкнулась на жесткий взгляд нарисованных глаз портрета владыки. Не может же портрет быть живым, подумала девушка. Или может?

Изора с легкой улыбкой наблюдала за Эллин.

— Это человек, который занимается с соловьями, — сказала Изора, — помогает стать им лучше. Он пишет музыку, ставит концерты и следит, чтобы соловьи следовали своему предназначению. А еще он один из главных музыкантов Западных земель. Сегодня ты увидишь его — он придет послушать тебя. Думаю, не стоит напоминать, что его ты должна слушать во всем. Владыка доверяет ему.

Эллин прикусила губу, чтобы не завопить от возмущения. Она не хотела никого слушать, не хотела никому подчиняться! Она свободная, свободная!

«Нет, больше нет», — с грустью возразила самой себе девушка. Теперь она в оковах, игрушка для чьей-то забавы и только.

Больше о владыке и главном музыканте Изора ничего не рассказывала. Следующие несколько часов наставница учила ее этикету, манерам и осанке. Отчего-то именно осанка и походка Эллин раздражали Изору больше всего.

Утомленная от постоянных выкриков и дерганий, Эллин даже не заметила, как в комнате оказался посторонний. Он вошел в тот момент, когда девушка в сотый раз ходила по кругу, держа на голове тяжелую книгу. Уж лучше бы она ее почитала — пользы было бы больше.

— Достаточно! — властно произнесла Изора, — остановись, птаха, и познакомься с Рэмином Валди — нашим главным музыкантом.

Эллин обернулась. Книга с грохотом упала с ее головы. Девушка на миг застыла, не зная, что делать — то ли книгу поднимать, то ли кивнуть головой. Она выбрала второе.

Главный музыкант оказался на удивление молодым. На вид ему было не больше тридцати пяти, коротко остриженные русые волосы были зачесаны назад, а серые глаза смотрели пристально и с легким недоверием.

Он держал руки за спиной, и Эллин это не понравилось. Она сама не знала, почему, но именно из-за спрятанных за спиной ладоней она решила, что он что-то скрывает.

— Изора сказала, ты играешь на скрипке? — без приветствия произнес он.

Эллин кивнула.

— Поёшь?

— Иногда, — нехотя ответила Эллин. Петь перед владыкой и его прихвостнями хотелось меньше всего.

— Спой, — сказал Рэмин и сел в кресло, скрестив руки. Это была не просьба — приказ.

Этим он застал Эллин врасплох. Она не знала, что петь, да и не хотела этого. Раньше она пела для себя и для отца порой.

Эллин растерянно посмотрела по сторонам. На вызывающий страх портрет, на Изору…Наставница многозначительно подняла брови, как бы намекая про зал непокорных.

Эллин закрыла глаза, вспомнила дом и начала петь. Это была старинная песня, ее часто пели люди на праздниках, матери — своим детям, мужчины в поле или в кузне, моряки в море. Песня про деву, что ждала закат, чтобы сорвать огненный цветок и исцелить своего возлюбленного. Он вернулся с битвы и был смертельно ранен. Не сорвала дева цветок, не спасла жениха. Сорвалась на закате с горы, да сама превратилась в огненный цветок. Который больше никто не сумеет найти. Исцеления никому не познать.

Раньше Эллин пела, особо не задумываясь над словами. Это была просто песенка из ее детства. Но сейчас, закрыв глаза, она вдруг прочувствовала каждое слово, и всю печаль девы. Когда она закончила петь, из-под закрытых век текли слезы.

Эллин нехотя распахнула глаза. Изора и Рэмин не мигая смотрели на нее. Оба выглядели потрясенными. Несколько секунд стояла звенящая тишина.

— А этот охотник оказался прав, — хриплым голосом произнесла Изора, — как всегда. Настоящий соловей.

В ее голосе чувствовалась неприкрытая неприязнь, и Эллин стало интересно, чем же Рикар не угодил ей. Хотя она и сама не питала к нему ничего, кроме ненависти.

— Недурно, — вымолвил, наконец, Рэмин, — самобытно. Любопытный выбор песни. Надеюсь, твоя игра не хуже. Сыграй нам. Только никаких простонародных мотивов. Удиви нас!

«Самодовольный павлин», — подумала Эллин, глядя на музыканта. Он вальяжно развалился на кресле, потирая рукой острый подбородок. Он нравился ей все меньше и меньше. В нем было немало спеси и высокомерия. И она даже не знала, кто из них: наставница или музыкант высокомернее и заносчивее.

Она взяла скрипку, которую принесли служанки, и начала играть. Этот спесивец недостоин того, чтобы слушать музыку отца, поэтому Эллин выбрала небольшой этюд, который разучила еще в детстве.

Прослушав, Рэмин поднялся с кресла и кивнул Изоре.

— С завтрашнего дня начнет заниматься вместе с остальными, — с пренебрежением в голосе сказал он, подходя к двери, — играет сносно, но над многим нужно работать.

Он ласково распрощался с Изорой и, не взглянув на Эллин, вышел из комнаты.

— Что ж, — повернувшись к ней, произнесла Изора, — теперь ты соловей.

Эллин стало дурно. Ей показалось, что незримые, но тугие оковы обхватили ее запястья и лодыжки, и тяжелые тучи сомкнулись над головой, чтобы никогда не выпустить наружу. Туда, где льется солнце, и бесконечная дорога ведет вперед, к мечте.

Пожалуй, так оно и было. Замок владыки был полон колдовства — даже когда этого никто не замечал. В этом и была истинная магия.

8

Следующие три месяца пролетели быстро и мучительно одновременно. Закат сменялся рассветом, а завтрак ужином. Сады постоянно менялись и перестраивались, и казалось порой, что сами деревья наблюдают за ней.

Изора перестала с Эллин заниматься — Рикар привез новых пташек из далеких краев, их кожа была эбонитового цвета, и некоторые шептались, что они станут райскими птицами. Большую часть времени Эллин проводила со своей скрипкой, исступлённо играя по много часов. Это единственное, что не давало ей упасть в пучину отчаяния.

Рэмин занимался с соловьями несколько раз в неделю. Они пели, играли и снова пели, до бесконечности.

Мелиссу Эллин видела всего четыре раза — девушка сама приходила к ней, принося сладости или фруктовый лед в жару. Она рассказывала ей о своей деревне и ободряла добрыми словами.

Чаще Эллин видела Ардела, но разговаривали они редко — девушка теперь почти всегда была в окружении других соловьев. Порой ей было трудно смотреть на садовника — он будто напоминал ей о неудавшемся побеге, дне, когда она наивно верила, что сможет сбежать из этого места.

Мужчина вызывал и теплые чувства — он помог, когда ей была нужна помощь и не выдал ее. И хотя между ними не было произнесено почти ни слова, Эллин с Арделом часто обменивались взглядами. Они вели молчаливые беседы глазами. Он приветственно вскидывал брови — она улыбалась. Пронзительно глядел, спрашивая, как дела у нее сегодня, а она движением губ или глаз отвечала.

День сменялся ночью. Существование протекало в тумане. Ощущение, что тучи над головой становятся тяжелее, а незримые оковы — прочнее, никуда не делось, а лишь усиливалось с каждым днем. Ее угнетало и давило это, пока не превратилось в черную точку, что разрасталась и разрасталась. Эллин жила как во сне — сером и ватном. Не принадлежа ни себе, ни своей жизни. Жила бездумно, механически.

До тех пор, пока не исчезла очередная девушка.

Тот день был похож на десятки предыдущих. Позанимавшись в музыкальном зале для соловьев, Эллин вернулась в комнату. Она сразу поняла, что что-то не так. И хотя с виду все выглядело как обычно, в воздухе витала невысказанная тяжесть. Она была мрачнее и тяжелее той тучи, что висела над головой девушки последние три месяца.

Положив футляр со скрипкой на кровать, Эллин окинула взглядом комнату и устало потерла лоб.

— Что случилось? — тихим голосом спросила она.

Внезапно стало тихо — замолкли разговоры, перелистывания страниц, шорох ткани. Казалось, даже птицы утихли в саду, и застыла в фонтане вода. Несколько секунд стояла тишина, а затем ее прервал тихий плач.

— Айрика исчезла, — заикаясь от слез, произнесла Нэла, рыжая арфистка.

Сердце Эллин с громким гулом ухнуло вниз. Айрике было семнадцать, и она божественно пела.

— Замолчи и прекрати реветь! — дернула другая девушка Нэлу за волосы, — Айрика исчезла, как и ее имя. Нам нечего обсуждать и говорить тоже не о чем.

Ее раздраженный тон подействовал как удар хлыста — все девушки тут же продолжили свои занятия, разговоры, смешки. И вновь зашумела в фонтане вода.

Лишь крохотный миг оплакивали Айрику, с горечью подумала Эллин и подошла к Нэле. Она уже не плакала, но все еще хлюпала носом и потирала глаза. Не говоря ни слова, Эллин взяла Нэлу за руку и вывела в сад. Там ей всегда было чуть спокойнее — казалось, что там безопаснее. В саду у фонтана играли, брызгаясь водой, другие соловьи. Они не обращали на девушек никакого внимания. Эллин увела Нэлу в сторону и усадила на узкую скамеечку, а сама села напротив на корточки.

— Айрика была твоей подругой? — ласково спросила Эллин.

Нэла с угрюмым видом кивнула, и ее глаза наполнились слезами. Эллин огляделась — поблизости никого не было, вряд ли их кто-то подслушивал.

— Здесь никого нет, — шепотом произнесла Эллин, беря Нэлу за руку, — никто не услышит нас. Ты можешь рассказать о ней. И тогда она не исчезнет — она всегда будетжить в твоей и моей памяти.

Нэла расплакалась — беззвучно, со скорбью. Она не вытирала слезы, не шевелилась и просто смотрела Эллин в глаза.

— Мы были подругами, — хриплым от слез голосом произнесла девушка, — всегда, сколько себя помню. Она пела, я играла на арфе. Вместе мы выступали перед важными людьми, нас приглашали в самые лучшие дома, чтобы послушать ее пение. Во всем мире у нас никого не было, кроме друг друга. Нам никто не был нужен…

Голос Нэлы сорвался, и она разразилась новыми рыданиями. Эллин ласково поглаживала его по плечам, понимая, что больше сделать она не в силах — только слушать и утешать.

— А потом… — тихо продолжила Нэла, чуть успокоившись, — потом один человек…Захотел Айрику. Ее многие хотели — ты же помнишь, как она поет…Как пела… Она отказала, как всегда и всем.

Нэла грустно улыбнулась, вытирая кулаком слезы.

— Айрика лишь посмеялась над ним, — продолжила с той же улыбкой на лице, — а он разозлился. И ночью его люди схватили нас и передали охотнику, Рикару. Так мы оказались здесь. Поначалу все было хорошо. Мы по-прежнему были вместе, я играла на арфе, Айрика пела. До тех пор, пока владыка ее не заметил…Он стал брать ее в свою постель. С каждым разом она становилась все бледнее, печальнее. Она отдалялась от меня. Стала молчаливой.

Нэла всхлипнула и на несколько секунд замолчала, вцепившись тонкими пальцами в подол платья.

— Я много раз спрашивала, — безжизненным голосом сказала она, — что он с ней делает. Почему она изменилась. Но Айрика не говорила. Но я видела, что она стала несчастной, бледной. Будто из нее постепенно уходила жизнь. Три ночи назад он снова взял ее. И не вернул…Рэмин вычеркнул ее из списка соловьев. А когда я спросила, где она, он сказал, что ее никогда не было! Что она исчезла, как роса в полдень! От нее не осталось даже носового платка!

Нэла разрыдалась в голос, спрятав лицо в тканях платья. У Эллин все похолодело внутри от слов Нэлы и ее слез. До этого дня разумом она понимала, что это неизбежно. Что в этом месте исчезновение (а точнее, смерть) девушек — обыденное дело, и этому никто не удивлялся.

Но за три месяца Айрика первая, кто исчез навеки в лапах владыки, о ком узнала Эллин. А сколько их было на самом деле? Сколько погибает девушек ежедневно в этом проклятом замке?

Эллин поежилась. Этого знать она не хотела.

Больше Нэла ничего не произнесла. Ее плач постепенно затих. И она просто сидела, обняв себя за плечи и глядя вдаль невидящим взглядом. Эллин сидела рядом, поглаживая девушку по спине. Когда стемнело, они вернулись в комнату соловьев. Молча поужинали, Эллин расплела рыжие волосы Нэлы и уложила ее в постель, подоткнув одеяло, будто маленькому ребенку. Впрочем, именно такой сейчас Нэла и выглядела — беззащитной маленькой девочкой, не понимающей, как она здесь очутилась. Эллин было очень жаль ее. А еще ее не покидало ужасное чувство, что вскоре Нэла отправится вслед за своей подругой.

«Недолгой будет разлука», — пронеслась ужасная мысль, и Эллин стало дурно от нее.

Пришла безлунная ночь. Эллин помылась в общей купальне, заплела влажные волосы в косы и легла в свою постель. Сон не шел. Обычно она так уставала, что засыпала, стоило голове коснуться подушки. Но в эту ночь все было иначе. Раз за разом она прокручивала короткий рассказ Нэлы, думая то о неудавшемся побеге, то обо всех сгинувших здесь девушках, то о своем отце и загадочных снах.

Стояла тишина. Остальные соловьи мирно спали, когда Эллин поднялась с кровати и, босая, вышла в сад. В это время птицы уже не пели. Под светом полной луны сад казался мрачным, ветки были похожи на крюки, а живописные статуи будто скорчились в гримасах ужаса.

Но Эллин все равно там было спокойнее, чем во дворце. Бесшумно ступая по холодной дорожке, она бездумно шла вперед, не глядя по сторонам. Ей хотелось просто идти вперед. Казалось, это немного облегчает смутное беспокойство и уносит эту жуткую уверенность, что Нэла скоро сгинет.

Эллин старалась думать об утраченном доме, об отце, пыталась представить мать, которую никогда не видела. И о которой стала задумываться только здесь, в этом месте — отец заменял ей всех. Но теперь она одна, совсем одна…

Девушка не заметила, как оказалась у живой изгороди, которая отгораживала часть сада соловьев от другой части замка. Дальше доступ ей был закрыт. Хотя, ей ничего не стоило обойти кусты и оказаться по ту сторону. Эллин задумалась. В правилах ничего не сказано о том, что именно сюда ей запрещено ходить. Значит, можно попробовать — ведь ее туда так и манило.

Махнув рукой и взглянув на луну — молчаливую свидетельницу, Эллин осторожно раздвинула широкие кусты и медленно перешагнула невидимую черту, отделяющую соловьев от других птах.

В этой части сада было светлее — она освещалась фонариками, которые свисали с веток деревьев. Стрекотали сверчки и шелестела от ветра трава. В саду не было ни души. Эллин сделала несколько шагов и застыла — впереди, у цветов, спиной к ней кто-то стоял. Девушка прикусила губу, думая, что же делать. Бежать? Ее тут же услышат и поднимут шум. Замереть, понадеявшись, что этот некто уйдет, не обернувшись?

Эллин выбрала второе. Но вопреки ее надеждам, таинственная фигура обернулась. Это был Ардел. Эллин издала вздох облегчения. Мужчина удивленно приподнял брови и подошел ближе к девушке. При нем не было инструментов, и одет он был в добротный костюм черного цвета.

— Вижу, тебя так и тянет в запретные места, — вместо приветствия произнес он и неожиданно улыбнулся, — я рад тебя видеть.

Эллин невольно улыбнулась в ответ.

— Мне хотелось немного подышать воздухом и пройтись, — сказала она, тоже сделав к нему пару шагов, — но что ты делаешь здесь в такой час?

Она вдруг поняла, что они разговаривают по-настоящему впервые за долгое время, и почувствовала радость.

— Я закончил работу и собирался идти домой. Но увидел завядший цветок и решил посмотреть, в чем дело, — ответил Ардел.

Эллин испытала странную смесь разочарования и волнения одновременно. Отчего-то она решила, что Ардел, как и другие слуги, живет здесь, в этом замке, спит в одной комнате с другими садовниками и не имеет никакой иной жизни, кроме этого сада и цветов.

Но у него был свой дом, где-то там… Своя комната, своя спальня. Она вдруг покраснела и опустила глаза.

— Что-то случилось? — спросил Ардел с озабоченным видом, — ты кажешься печальной.

От его тона и присутствия стало спокойнее. И хотя она совсем не знала его, но тянулась к нему именно поэтому — с ним она чувствовала себя в безопасности. Эллин не могла объяснить этого, не могла понять. И все же дышать стало будто чуть легче.

— И да, и нет, — сказала она и посмотрела в его глаза, кажущиеся сейчас темными, почти черными. — Одна девушка исчезла. Мы жили в одной спальне…

— Тоже соловей? — угрюмо спросил Ардел.

Эллин поежилась, обхватила себя за плечи и кивнула.

— Ты расстроена из-за этого? — спросил Ардел, пристально глядя ей в глаза.

— Да. Но не только поэтому. В душе я была готова к этому. У этой девушки была близкая подруга, тоже соловей… И меня не покидает чувство, что скоро и ее не станет. Это так ужасно! Эти мысли! Но я ничего не могу с собой поделать.

«И я тоже могу исчезнуть в любой момент», — подумала она, но вслух не произнесла.

Ардел в задумчивости прошелся по небольшой лужайке. Вид у него был мрачный.

— Так было всегда, — задумчиво произнес он, встав позади Эллин, — пташки в здешних садах исчезают так же быстро, как тени в солнечный день.

Эллин стало не по себе от его тона и слов.

— Как ты можешь говорить об этом так спокойно? — воскликнула она, позабыв на миг, где находится, и обернулась. Глаза ее яростно блестели, а щеки раскраснелись. Расстояние между ними было меньше ладони. Ардел с невозмутимым видом смотрел на нее сверху вниз.

— Могу и говорю, — спокойно ответил он, — так заведено в этих краях. К этому давно привыкли, привыкнешь и ты.

Эллин отступила назад.

— Не привыкну! И не стану такой, как вы! Милосердие вам чуждо, — произнесла она с грустью, — всем вам, даже тебе!

Противное разочарование разлилось по ее жилам и проникло в разум. Оно было настолько сильным, что Эллин с трудом сдержала слезы. Она резко отвернулась от Ардела и побежала назад, к изгороди, туда, откуда пришла.

Ардел нагнал ее через мгновение.

— Подожди! — тихим, но не терпящим отказа голосом сказал он и схватил ее за предплечье.

Эллин вздрогнула и посмотрела на его ладонь. Прикосновение было твердым и теплым. И неожиданно приятным.

— Меня нельзя касаться, — прошептала она и стряхнула с себя его руку. Убегать Эллин не стала. Она смотрела прямо в синие глаза Ардела, испытывая смешанные чувства: и неприязнь, и симпатию одновременно. И чувство безопасности, будь оно проклято всеми богами.

— Мне не чуждо милосердие, Эллин, — сказал Ардел и подошел к ней вплотную. — Просто у нас тобой разные взгляды на это. Там, где ты видишь жесткость, я вижу милосердие.

— Если я завтра исчезну, ты тоже посчитаешь это актом милосердия?! — выпалила Эллин, сжав руки в кулаки. Ей отчаянно хотелось оттолкнуть Ардела и пойти прочь. Но она не шевелилась. Некая сила удерживала ее здесь, рядом с ним, настолько близко, что она ощущала на себе его дыхание. И эта сила была не снаружи — внутри.

Ардел нахмурился. Помолчал пару мгновений и неожиданно прикоснулся к выбившейся пряди Эллин.

— Нет. Сколько смотрю на тебя, — тихо сказал он, — и вижу пташку, такую же, как сотни других. Одета, как пташка, разукрашена, как пташка. Щебечешь как сотни других птиц. И все же, есть что-то в тебе, что отличает от них. Не могу понять, что…

Его голос охрип, и он склонил голову к Эллин так, что их лбы соприкоснулись. Его кожа была горячей, впрочем, как и пламя в широких зрачках. От его интонации и этого прикосновения у Эллин перехватило дыхание и свело в низу живота.

— Что-то манит, — хрипло произнес он, обжигая ее своим дыханием. Эллин словно пригвоздили к месту. Завороженная, она стояла, не шелохнувшись. Хотела сдвинуться с места, сбежать — и не могла.

Ардел резко отпрянул от нее и убрал руки за спину. В широких зрачках отражались огни фонарей.

— Здесь всегда что-то или кто-то исчезает, — произнес он таким тоном, будто не прикасался к ней минуту назад, — в этом мире нет ничего вечного. Ты должна смириться с этим, Эллин. Но я бы не хотел, чтобы исчезла ты.

Эллин стояла как вкопанная. Несколько минут они молча смотрели друг на друга. И она сама не знала, что чувствует сейчас: радость, раздражение?

— Мне пора идти, — с досадой в голосе произнес Ардел и подошел к Эллин, — и тебе тоже. Доброй ночи, пташка.

Не дожидаясь ответа, он резко развернулся и пошагал прочь. Эллин смотрела на его удаляющуюся спину, и ее пронзило дежа вю, пахнущее безысходностью. Казалось, уже сотни раз он уходил вот так — в ночь, а она сотни раз смотрела на его широкую спину и ничего не могла поделать.

Ничего.

9

С того момента, как исчезла Айрика, у Эллин появилась новая подруга. Нэла, разумеется. Может, дело было в чувстве благодарности или в одиночестве, но Нэла теперь почти всегда была рядом с Эллин. Они вместе трапезничали, вместе ходили на репетиции, в купальную и на прогулки в сад.

Куда бы ни следовала Эллин — Нэла была рядом.

Прошло еще два месяца, и Эллин пополнила ряд удачливых пташек, что сумели выжить в стенах этого замка полгода. Владыку она так и не видела вживую, только на портретах, и он, как и когда-то в детстве, казался ей мифическим существом, страшилкой, которой так любили запугивать матери непослушных детей.

Многие соловьи из ее комнаты играли для него раз или два. Эллин тоже выступала, но для гостей и советников владыки. Раз-два в неделю она с другими соловьями играла в Серебряном зале веселые песенки и мотивы. Ни разу ее не просили спеть. Музыка оставалась музыкой, и приносила ей прежнее удовольствие. Она была счастлива просто играть. А если закрыть глаза и не видеть довольные и высокомерные лица гостей владыки, то можно даже на краткий миг забыть, что ты в неволе.

Однажды утром, после завтрака, стоя перед зеркалом рядом с тремя соловьями, Эллин вдруг поймала себя на мысли, что эта жизнь стала для нее привычной. Она привыкла к ней, как когда-то привыкла к выступлениям в трактирах в мужской одежде. Девушка наносила на губы малиновый бальзам, чтобы придать блеск — обязательное требование для всех пташек — и поправляла окрашенные в вишневый цвет волосы, когда поняла это.

«Но это лишь внешние изменения, — подумала Эллин, отходя от зеркала, — внутри я все та же девушка в мужской шляпе».

И все же это был самообман. Та девушка стремилась к своей мечте, она твердо шла к ней, веря, что ей хватит сил, чтобы претворить ее в жизнь.

А что теперь? Бездумные выступления, не жизнь, а существование в пределах нескольких комнат и сада. Никаких целей, никаких горизонтов впереди. Да, жизнь пташек была сытой, холеной, но часто короткой.

Эллин теперь часто слышала о том, что пропала та или другая девушка. Об этом шептались в коридорах или в постелях перед сном. Воробьи, совы, ласточки…Ни одна из соловьев больше не исчезала. Ни одну из соловьев владыка больше не брал в свою постель. На какое-то время все вздохнули с облегчением.

Пока однажды Рэмин не пришел в комнату соловьев с объявлением.

— Наш владыка намерен жениться, — торжественно-высокомерным тоном произнес он, встав в центре зала.

Все девушки притихли и замерли, внимательно глядя на главного музыканта. Рэмин, на удивление, выглядел довольным. Его серые глаза так и сияли, и в уголках тонкого рта притаилась улыбка. Он обвел комнату взглядом и, довольный произведенным эффектом, продолжил:

— Невеста со своей свитой вскоре прибудет в Западные края. Все мы должны радушно их встретить и показать, что играем и поем не хуже заморских гостей. Отныне я буду репетировать с вами каждый день, а ваши занятия музыкой увеличатся вдвое. Никакой праздности я не потерплю — каждая из вас должна быть занята делом.

Он постоял еще пару мгновений и, словно вспомнив о чем-то, развернулся и вышел из комнаты, оставив девушек в полном недоумении.

Никто не ожидал, что владыка может жениться. Сложно было представить, что ему близки человеческие заботы. Зачем такому, как он, жениться, думала Эллин. И почему он еще не женат?

Впрочем, это радовало. Может, женившись, он поймет, что сады с пташками ему больше ни к чему и отпустит их всех на волю? Девушка мечтательно вздохнула и, взяв скрипку, отправилась в музыкальный зал. Нэла была уже там. Она, закрыв глаза, играла на арфе печальный мотив. Кроме них, никого не было. Эллин дослушала мелодию и ласково прикоснулась к плечу Нэлы. Та вздрогнула и открыла глаза.

— Владыка женится, — прошептала Эллин и улыбнулась.

Нэла подскочила с табурета. В ее зеленых глазах засветилась сумрачная надежда.

— Женится? Не может быть, — тоже шепотом произнесла Нэла, — как думаешь, он освободит нас после своей свадьбы?

— Нет! — раздался за их спинами звонкий голос.

Девушки оглянулись. В дверях зала стояла Шайла, укутанная в красный шелк и золото. На этот раз она была одна, без своей свиты. Шайла медленно, с гордо поднятой головой, шагнула в комнату и окинула девушек высокомерным взглядом.

— Конечно, он никого не освободит, глупые. — Произнесла она жестким голосом, — еще ни одному его браку сады с пташками не были помехой. Не будут и в этот раз.

Она скривила губы в подобии улыбки. Глаза ее злобно сверкали, от нее так и веяло враждебностью.

— Что ты здесь делаешь? — спросила Эллин, — не похоже, чтобы ты интересовалась музыкой.

Шайла медленно прошлась по залу.

— Не твоего ума дела. Твое дело — пиликать на своей скрипке. Мое же…

В коридоре послышались чьи-то шаги. Шайла замолчала и уставилась на закрытую дверь. Через мгновение она распахнулась, и на пороге показалась Мелисса, раскрасневшаяся и взлохмаченная. Увидев Шайлу, она широко улыбнулась, обнажив мелкие, как у зверька, зубы. Шайла побледнела.

— Мелисса? — вздернув брови, произнесла она, — какой сюрприз!

Мелисса вошла в зал. Она улыбнулась и подмигнула Эллин и подошла к Шайле.

— Я удивлена не меньше, — звонким голосом сказала девушка, — кого-кого, а тебя тут увидеть я не ожидала. Я пришла навестить Эллин. А ты к кому?

Губы Шайлы презрительно скривились, и она скрестила руки. Мелисса по сравнению с ней казалась хрупким ребенком, в своем белом воздушном платье, веснушчатая и кудрявая.

— Здесь нет никого, кого бы я хотела видеть, — ответила Шайла, многозначительно взглянув на Эллин и Нэлу, — как ты помнишь, я, как и все, забочусь о том, чтобы наш владыка…чтобы он был счастлив. Я хочу того же, что и он. А наш владыка хочет, чтобы соловьи в этот раз были на высоте. Но это личное поручение, тебя оно не касается.

Она улыбнулась и отошла от Мелиссы.

— Где Рэмин? — спросила она, подойдя к девушкам. Эллин пожала плечами.

— Кто мы такие, чтобы знать, где главный музыкант, — усмехаясь, сказала Эллин, — еще недавно он был в общей спальне. А где теперь — не знаю.

Шайла закатила глаза и подошла к двери, ведущей в сад. В этом замке почти в каждой комнате, что видела Эллин, был выход в сад.

«Потому что пташки должны резвиться в саду», — сказала ей как-то Изора.

Дверь распахнулась, появился Рэмин. Увидев Шайлу и Мелиссу, он удивленно приподнял бровь и сжал губы.

— Не думал, что райские птицы интересуются музыкой, — с легким презрением произнес он.

Шайла отступила и скрестила руки, вздернув подбородок.

— Райские птицы интересуются всем, что интересно владыке, — сказала она, — а сейчас нашего владыку волнует музыку. У меня есть поручение для тебя…

Она обернулась и обвела девушек высокомерным взглядом.

— Но оно не предназначено для ушей этих птах.

Рэмин нехотя кивнул и указал рукой на дверь. Первой вышла Шайла, мужчина — следом, на его лице было написано презрение вперемешку с брезгливостью. Всем соловьям было очевидно, что главный музыкант не любит пташек, и если соловьев он терпел, то райских птиц, судя по его виду, он на дух не переносил.

Когда за ними закрылась дверь, Мелисса звонко рассмеялась и подбежала к Эллин.

— Видели, какое у него было лицо? — прощебетала она, чмокнув Эллин в щеку, — будто его заставили проглотить червяка! Вот же удивилась эта выскочка Шайла — а то привыкла, что ей все в ножки кланяются.

Эллин улыбнулась. Она была рада Мелиссе, хотя ее и удивил ее визит.

— Вот уж не думала, что райские птицы выполняют поручения владыки, — тихо произнесла Нэла, с интересом разглядывая Мелиссу.

— Шайла одна из тех, кто чаще других бывает в постели владыки, — серьезно сказала Мелисса и села на свободный табурет, — но я пришла не для того, чтобы обсуждать Шайлу. Вы уже слышали новость?

Эллин села напротив нее прямо на пол, обхватив колени руками. Нэла — рядом.

— О том, что владыка скоро женится?

Мелисса кивнула с серьезным лицом.

— И я бы хотела предупредить, что…

Но Эллин прервала ее, осторожно прикоснувшись к запястью. Она наклонила голову почти вплотную к Мелиссе и тихо произнесла:

— Мелисса, когда Рэмин увидел тебя и Шайлу, он сказал, что не ожидал увидеть здесь райских птиц. Птиц, а не птицу… Скажи мне правду. Ты тоже райская птица?

Веснушки Мелиссы вспыхнули и тут же побледнели. Она прикусила губу, а в глазах появились слезы.

— Да, — еле слышно и почти не дыша, сказала она.

— Но зачем ты меня обманула? — прошептала Эллин, — думаешь, я бы стала тебя осуждать?

Мелисса замотала головой и зажмурилась.

— Нет, — тихо сказала она, открыв глаза, — я не обманывала тебя. В тот день, когда ты пришла в наш сад, я еще не была ею… Меня сделали райской птицей не так давно. Я не ожидала этого, никто не ожидал!

— Он уже пробовал тебя? Брал тебя? — резко спросила Нэла, что все это время хмуро наблюдала за Мелиссой.

Та вздрогнула и, опустив глаза, нерешительно кивнула. А затем закатала рукава белого платья и подняла руки: они были усеяны черными синяками от запястий до локтей. С тем же скорбным молчанием Мелисса поднял подол и оголила тонкие ноги. На них тоже зияли жуткие иссиня-черные синяки, от одного вида которых становилось больно.

— Это он сделал? — бледнея, прошептала Эллин.

— Да.

Эллин и Нэла переглянулись.

— Надо бежать, — одними губами произнесла Эллин, глядя в глаза Нэлы.

Мелисса рассмеялась, отчего у Эллин побежали мурашки.

— Отсюда не уйти и не сбежать, — скороговоркой выпалила Мелисса, — можно только исчезнуть.

Она подскочила с табурета и запрыгала по комнате. Девушки недоуменно смотрела на нее. Попрыгав по залу, Мелисса, с уже сияющей улыбкой, подбежала к Эллин.

— Не жалей меня, — улыбаясь, сказала она, — видишь, я жива! Я могу танцевать!

Она звонко рассмеялась и закружилась, размахивая руками, как птица.

— Я ведь пришла к тебе как друг, — задыхаясь, говорила она, не переставая кружиться. — Пришла предупредить, а не видеть жалостливые взгляды.

Она покружилась еще немного и, пошатываясь, медленно подошла к изумленным девушкам.

— Наш владыка в очередной раз женится. Может, хочет наследника, а, может, больше земель. — Улыбаясь, сказала Мелисса, глядя то на Нэлу, то на Эллин, — никто из нас не знает точно. Зато я знаю, что наш владыка перед свадьбой захочет позабавиться.

Она замолчала и многозначительно посмотрела на свои запястья.

— Он захочет попробовать всех, кого еще не было в его постели, — продолжила она, — рыжих арфисток, темноволосых скрипачек… Воробьев, ласточек, сов, соловьев. Запомните: если вести себя как безмолвная пташка, подчиняться, не плакать, не кричать, не молить, то можно вернуться из постели владыки обратно в свою комнату. Будь ручной птицей, — она пронзила Нэлу взглядом, — и ты не исчезнешь.

В музыкальном зале повисла угрюмая тишина. Эллин с удивлением смотрела на Мелиссу, пытаясь понять ее странные перемены в настроении. Она вела себя так, будто за ними наблюдают. А что, если так и есть? Девушка неосознанно подняла голову и посмотрела наверх и по сторонам. Разумеется, она ничего не увидела.

Послышались шаги, через миг открылась дверь, и в зал влетела стайка девушек. Они весело болтали и пересмеиваясь, не обращая на них никакого внимания. Настало время репетиции. Скоро вернется Рэмин. Мелисса тоже поняла это. Она пристально посмотрела на Эллин и сжала ее плечо.

— Мне пора. Теперь я смогу чаще приходить к тебе. Запомни, что я сказала, — прошептала она, — и береги себя.

Эллин кивнула, и они ласково попрощались друг с другом. Мелисса выпорхнула из зала. На ее лице играла легкая улыбка.

10

После изнурительной репетиции Эллин рухнула в постель раньше остальных. И мгновенно уснула, даже щебет соседок не мешал ей. Поначалу она спала без сновидений.

Но потом ее вновь навестил тот старый, еще со времен детства, сон.

Волшебный город, бирюзовый водопад. Безмятежный и привычный. Эллин ступала по древней тропе, как вдруг сон изменился, и в видения вторгся образ владыки с портрета. Насмешливый и огненный. Опасный и надменный. Он ожил и вышел с картины, прожигая Эллин взглядом. Вдруг его образ развеялся, и раздался женский голос, тот самый, что говорил в прошлый раз о тайне.

— Раскрой тайну, дева, — требовал голос, — найди три ключа. Первый — дерево. Пойдешь на третий лунный день. За садом ласточек найдешь тропу, за ней ограда. Свернешь. Там сад лиловым станет вдруг. Ступай уверенно и зри: найдешь ты ключ…

Голос заговорил вдруг на незнакомом языке, постепенно переходя на шепот. И растворился в порыве ветра.

Наутро Эллин проснулась с твердой уверенностью, что этот сон — не плод воображения. И ключ надо найти. А какие еще у нее были варианты сбежать отсюда?

Но на какое-то время о подсказах из снов пришлось забыть. Все готовились к свадьбе владыки. А соловьи непрерывно репетировали.

Мелисса была права: соловьев все чаще уводили в покои владыки. Многие из них не возвращались назад. А те, кто возвращались, были молчаливы и печальны. Комната и сад соловьев стремительно пустели. Стояла мрачная атмосфера. Все напряженно ждали, кого же следующей поведут к владыке. Кто эта несчастная?

Рэмин репетировал с оставшимися птахами пуще прежнего. Видя ситуацию, он решил поставить музыкальную пьесу с ансамблем из пяти девушек и одной солисткой.

«Остальные, возможно, не доживут», — равнодушно бросил он, пожав плечами. И Эллин в очередной раз удивилась всеобщему безразличию и покорности. Но в глубине души она понимала, что и сама становится такой же — вялой, податливой, будто на нее наложили злые чары или опоили сонным вином. Но она сопротивлялась, сопротивлялась изо всех сил этой апатии и безволию.

Чаще получалось, иногда — нет.

Эллин непрестанно думала о побеге. И снах, которые, возможно, помогут ей обрести свободу. Мечтала, как она, Нэла и Мелисса сбегут из этого проклятого места и будут свободны и счастливы.

В один из таких сумрачных дней, после изнуряющей репетиции, она встретила Ардела. Естественно, в саду. Он пришел подрезать кусты, когда она ходила взад-вперед по тропе, бесплодно размышляя о побеге.

Несколько девушек купались в бассейне, не стесняясь садовника. Ардел даже не взглянул в их сторону и подошел к Эллин, вытирая руки о фартук.

— Ты здесь, — сказал он вместо приветствия, и в его глазах сверкнули искры. Выражение его лица оставалось каменным, но от тона его голоса Эллин стало теплее. В этих двух словах она услышала и приветствие, и радость встречи, и скрытую печаль.

Она тоже была рада его видеть.

— Да, — кротко ответила она, внимательно разглядывая его лицо, тонкие морщинки в уголках глаз, линию губ, густые брови.

Между ними легко могло поместиться два человека, но Эллин все равно чувствовала на себе его дыхание.

— Я тебя давно не видела, — сказала Эллин и покраснела, сама толком не зная, почему.

— Зато я тебя видел, — ответил Ардел, — издалека. У тебя появилась подруга?

Эллин кивнула. Отчего-то захотелось рассказать ему все-все, что произошло с ней за последние дни. Поделиться сомнениями насчет Мелиссы (порой Эллин думала, что она обезумела после ночи с владыкой), поведать о своих страхах и надеждах вырваться из этого плена.

Но нет. Надо быть осторожной.

Поэтому девушка рассказала только о Нэле, о том, что теперь они почти неразлучны, и Эллин словно чувствует некую ответственность за арфистку.

— Ты добра, — выслушав, произнес Ардел и сел на скамью, бросив инструменты на землю, — сядь со мной, расскажи о себе. Я могу немного отдохнуть.

Эллин посмотрела по сторонам. Тут и там бродили соловьи и воробьи. Несколько девушек плескались в бассейне, некоторые из них с ленивым любопытством поглядывали на Эллин и Ардела.

— Не бойся, — мягко произнес он, наблюдая за Эллин, — это не запрещено пташкам. Я не прикоснусь к тебе.

«А жаль…» — пронеслось у нее в голове, и Эллин поразилась этой мысли.

Она помолчала с мгновение, взглянула в глаза Ардела, и ей вдруг показалось, что она знает его очень давно. Знала… Еще к ней пришла мысль, что ему можно доверять. Ему точно можно.

Она задержала дыхание и на выдохе, по-прежнему глядя в его потемневшие глаза, начала свой рассказ. Эллин рассказала о своей недолгой жизни, о том, что никогда не видела свою мать и не знает, что с ней. Рассказала о своем талантливом, но не приспособленном к жизни отце. О своей любви к музыке, об ужасном похищении, когда никто ей не помог. И о своей мечте.

— Музыкальная академия? — с удивлением переспросил Ардел, внимательно выслушав ее, — разве женщин принимают туда?

— Вообще нет, — нахмурившись, произнесла Эллин, — но несколько раз они делали исключение. Я надеялась, что сделают и для меня.

— Почему ты так хотела туда? — со странным выражением лица спросил Ардел.

— Хочу. До сих пор хочу, — твердо сказала Эллин. — Потому что всегда нужно стремиться дальше, ввысь. Чем выше цель, тем интереснее путь.

В глазах Ардела вспыхнули огоньки, и он улыбнулся.

— Этому тебя научил отец? — спросил он тихим голосом.

— Нет. Я сама себя научила этому. — Эллин взглянула на Ардела и не сдержала улыбки.

Сидя рядом с ним, она на время позабыла, где находится. И словно попала в те времена, когда была свободной и наивно верила в то, что ее мечты сбудутся. Ей будто стало легче дышать.

— Ну, теперь твоя очередь, — весело сказала она, — расскажи и ты о себе.

Издали послышались чьи-то возбужденные голоса, на которые Эллин не обратила внимание. Ардел повернул голову, посмотрел вперед и нахмурился.

— Боюсь, сегодня не получится, — с угрюмым видом произнес он.

Эллин проследила за его взглядом. Прямо к ним направлялся быстрым шагом Рэмин. Вид у него был решительный и даже пугающий. Он подошел к ним и, не глядя на Ардела, произнес:

— Завтра ты с другими соловьями выступишь перед владыкой. Я даю тебе ровно пять минут и жду в музыкальном зале.

Он презрительно скривил губы и тут же пошагал прочь, игнорируя приветствия других девушек.

Эллин застыла, чувствуя, как от ужаса похолодели ладони. Она ждала этого, готовила себя, что рано или поздно ей придется играть перед владыкой.

Но сейчас, когда он брал в свою постель пташек одну за другой, сейчас, когда девушки исчезали с ужасающей регулярностью, слова Рэмина были равносильны приговору.

И сообщил он это именно сейчас, когда она ненадолго забылась и почувствовала себя свободной. Да, поняла Эллин, рядом с Арделом она вновь ощущала свободу, пусть и призрачную. Наверное, поэтому она к нему и тянулась.

Эллин перевела взгляд на Ардела. Губы ее задрожали. Мужчина нахмурился, а его глаза потемнели.

— Мне пора, — сипло сказала она и медленно встала.

Эллин помедлила, желая сказать еще что-нибудь на прощание. Кто знает, может, больше они не увидятся? Ардел все так же сидел на скамье, не шевелясь, и пристально смотрел на нее печальным и жестоким взглядом одновременно. Эллин открыла рот, но слова застряли в горле. Она замешкалась на несколько секунд, неловко кивнула ему и засеменила быстрыми шагами во дворец.

— Подожди! — голос Ардела прозвучал так громко, что остальные девушки замолкли и с любопытством уставились на него.

Эллин застыла, почувствовав прилив облегчения. Не замечая никого вокруг, Ардел стремительно подошел к девушке.

— Завтра, — тихим, но твердым голосом произнес он, склонившись к ней, — завтра я расскажу тебе о себе. Встретимся на этом же месте, после заката.

Сердце гулко забилось. Эллин тихо выдохнула и кивнула. Ардел отвернулся и подошел к скамье, взял брошенные на землю инструменты и ушел в глубь сада, не оглядываясь.

Эллин окинула взглядом уставившихся на нее соловьев.

— Это не запрещено, — уверенным тоном сказала она и побежала на репетицию.

Она должна выжить и не оказаться в постели владыки. Она понятия не имела как, но сделает это. Сделает все, чтобы прожить еще один вечер и увидеться с Арделом вновь.

11

Этот и следующий день прошел для Эллин в тумане. Она непрерывно репетировала с остальными соловьями, прерываясь только на питье и еду. Девушка была напугана, она и ждала, и опасалась предстоящего вечера. Боялась владыки, но ждала встречи с Арделом. С облегчением выдохнула, узнав, что Нэлы нет в числе выступающих соловьев. Дурное предчувствие еще не покинуло ее окончательно, и Эллин волновалась за подругу.

Для владыки Рэмин выбрал несколько старинных этюдов, которые играли еще при старом короле.

Главный музыкант объяснил, что нужно будет сыграть все композиции, и всё, что потребует владыка. Уйти можно только с позволения владыки. Если он захочет, чтобы играли всю ночь — надо играть. Соловьи не ведают усталости — соловьи поют.

Настал вечер. После горячей ванны Эллин долго натирали ароматными маслами, нанесли на губы вишневый бальзам, а на веки — графитовые тени. Ее, как и других соловьев, одели в полупрозрачное платье, расшитое серебряными нитями, в волосы вплели живые листья и цветы. Взглянув в зеркало, она не узнала себя — с темными тенями Эллин выглядела старше и ярче.

Ее била мелкая дрожь, когда Рэмин вел их по темному коридору. Она не различала дорогу, даже не пытаясь запомнить, куда их ведут. Впрочем, остальные соловьи, выбранные для сегодняшнего вечера, чувствовали себя не лучше. Это было видно по их бледным лицам и застывшим взглядам. Не одна она боялась.

Для кого-то из них этот вечер может оказаться последним. Тут все зависело только от везения. Беда в том, что им уже не повезло.

Пройдя вереницу коридоров залов, они оказались перед громадными, во всю стену, золотыми дверями. Их охраняли вооруженные стражники, одетые в черно-золотую форму. Рэмин что-то тихо произнес им, и один из охранников распахнул дверь.

Эллин глубоко вздохнула и крепче прижала к груди скрипку.

«Это просто выступление, просто выступление», — мысленно приободрила она себя и вошла внутрь, вслед за Рэмином и остальными девушками.

Зал был гигантским, под стать золотым дверям. Пол и потолок — белоснежные. Стены черные, расписанные золотом. Повсюду горели золотые лампы, а сверху свисала огромная золотая люстра, и тысячи свечей горели в ней. Везде — мягкие подушки и диванчики, на них извивались обнаженные девушки. На их телах не было ничего, кроме цепочек на шее и талии. У кого серебряные, у кого золотые. Мимо девушек с безразличным видом прогуливались мужчины и женщины, по виду аристократы. Туда-сюда сновали слуги с подносами. И никому не было дела до голых пташек на диванах.

«Они — часть обстановки, — с холодным ужасом подумала Эллин, — как мебель или эта люстра».

В центре, напротив дверей, высилось черно-красное кресло, больше похожее на трон. Как и все вокруг, оно было гигантских размеров. Рядом с двух сторон стояли кресла поменьше, по-видимому, для кого-то из приближенных. Кресло пустовало. Владыки еще нет, поняла Эллин и выдохнула с облегчением.

Рэмин подвел их к левому углу и взмахнул рукой.

— Начинайте играть, — скомандовал он и встал поодаль от них.

Девушки заняли свои места и принялись играть. Одну композицию, вторую, третью. Музыка увлекла Эллин в далекие волшебные края, что всегда дарили покой и надежду. Закрыв глаза, она погружалась все глубже и глубже в спасительный мир мелодии.

Она не сразу поняла, что владыка уже здесь. Краем уха девушка слышала гул голосов и приветственные выкрики, чувствовала суету и волнение, но продолжала с упоением играть.

А потом она раскрыла глаза — нехотя, сквозь силу, будто ее заставили это сделать. Зал был полон. Но люди расступились, встав вдоль стен. Обнаженных девушек стало еще больше, теперь они не только извивались на диванах, но и танцевали то тут, то там.

Эллин медленно пробежалась глазами по девушкам, гостям, слугам, не решаясь взглянуть в центр. Ее на миг охватил первобытный страх, что при взгляде на владыку, она окаменеет и превратится в одну из тех мраморных статуй, что населяют сад.

И все же любопытство оказалось сильнее.

Эллин подняла глаза и посмотрела в центр. На высоком кресле-троне, откинувшись на спинку, вальяжно сидел владыка, подперев подбородок рукой. Одетый в черное с золотом, он и сам казался каким-то темным, мрачным. Пугающим. Волосы и глаза черные, выражение лица жесткое, скучающее. Слева от него сидела Шайла с прямой спиной. Она смотрела прямо перед собой, все с тем же высокомерным видом. Свободной рукой владыка ласкал ее грудь. Заметив это, Эллин вспыхнула и опустила глаза.

Они играли час, два… Гости расхаживали, громко переговариваясь между собой, пили вино и разглядывали танцовщиц. У Эллин затекла шея и болели пальцы.

Казалось, это никогда не кончится.

— Довольно! — послышался громкий низкий голос. Владыка встал с кресла. — Рэмин, ты неплохо научил соловьев. Но их игра меня утомила.

Он замолчал и прошел вперед, к соловьям.

Эллин, как и остальные девушки, перестала играть и уставилась на владыку. Он медленно приближался, с ленивым любопытством разглядывая каждую из них.

«Он выше, чем на картине», — отрешенно подумала Эллин, пристально глядя на владыку. Она не хотела на него смотреть, и все же смотрела — ничего не могла с собой поделать. Так притягивает к себе высота, когда мучительно страшно, и нет сил оторвать взгляд от бездны.

Владыка приближался, и Эллин только сейчас заметила, как тихо стало вокруг. Замолкли разговоры, шепотки, даже танцовщицы замерли.

Он выбирает, поняла вдруг Эллин, выбирает, кого из соловьев возьмет в свою постель сегодня. По ее коже пробежали холодные мурашки, а сердце гулко забилось от ужаса. Владыка и вселял страх, было в нем что-то порочное и смертельное. Пугающее сильнее, чем зал непокорных, сильнее, чем кладбище ночью, сильнее, чем смерть.

Владыка перебегал взглядом с одной девушки на другую. Остановился на арфистке, ухмыльнулся.

— А неплохие у меня соловьи. — с жуткой улыбкой произнес он и повернул голову, — хорошо работаешь, Рикар.

Эллин проследила за его взглядом и увидела Рикара, того самого проклятого Рикара, что похитил ее и привез сюда, в это кошмарное место! Охотник за пташками почувствовал взгляд и посмотрел на нее. Он узнал ее, Эллин поняла это по его выражению лица. Как же она хотела передать взглядом всю ту ненависть, что испытывает к нему, передать всю боль, что он принес ей и другим девушкам! Чтобы этот подлец почувствовал ее в стократ сильнее, чем она.

— Интересная скрипачка, — раздался хищный голос прямо у ее лица.

Эллин вздрогнула и повернула голову. Прямо перед ней стоял владыка и ухмылялся. Он прожигал ее холодным взглядом, от которого хотелось спрятаться, скрыться прочь. Она застыла, не имея сил отвести глаза.

— Интересно, куда ты смотрела, — лениво протянул он, — кто же мог показаться тебе интереснее, чем сам владыка?

Послышались вялые смешки, хотя Эллин не видела ничего смешного. Владыка обернулся.

— А, — произнес он, снова глядя на Эллин, — ты любовалась нашим охотником. Он красив, согласен. Думаю, многие пташки хотели бы оказаться в его объятиях, ведь так?

Он скрестил руки, выжидающе глядя на нее. Стояла тишина, пугающая и мрачная. Эллин молчала.

— Так?! — крикнул он так громко, что все вздрогнули. В его глазах плясали красные огни, и Эллин поняла, что как никогда ранее близка к погибели.

«Надо ответить, — ошалело подумала она, — надо ответить, пока он не разозлился окончательно».

— Нет, — хрипло ответила она, зачарованно глядя на него, как кролик на удава.

Владыка усмехнулся и сощурился.

— Отчего же ты так смотрела на него, птаха? Разве это был не взгляд вожделения?

Снова раздались смешки, и Эллин вспыхнула, но на этот раз не от смущения, а от гнева.

— Нет! Это был взгляд ненависти! Я ненавижу его! Ненавижу, — прошипела она, снова взглянув на Рикара. Тот ухмыльнулся, но какой-то кривой, фальшивой усмешкой.

Повисло пугающее молчание. Несколько мгновений владыка молчал, с суровым видом глядя на Эллин. А затем расхохотался, громовым, раскатистым смехом. Все гости тут же подхватили его смех.

Просмеявшись, владыка подошел к Эллин еще ближе. Она затаила дыхание.

«Сейчас он выберет меня и все закончится», — с ужасом подумала девушка.

Владыка сделал шаг вперед, пристально глядя в глаза Эллин…И резко дернул светловолосую арфистку за руку и протянул к себе.

— Ты выбрана, птаха, — без улыбки сказал он ей, — сегодня я опробую тебя.

Сердце Эллин замерло на миг и, сделав два гулких удара, снова забилось как прежде. Она почти не дышала и не шевелилась, глядя, как владыка тянет за собой покорную девушку.

«На одного соловья стало меньше», — с леденящим душу спокойствием подумала Эллин. Она была уверена, что арфистка этой ночью сгинет, как и сотни до нее. Ей было жаль, очень жаль ее. Она была счастлива, что владыка выбрал не ее.

«Кажется, мое сердце каменеет», — подумала Эллин и вдруг вспомнила про Ардела. Невольная улыбка расцвела на ее бледном лице.

12

Обратный путь она помнила смутно. Эллин мысленно возвращалась то к залу, где стоял проклятый Рикар, то прокручивала в голове, как владыка уводит арфистку, испытывая при этом противное облегчение. Ей было стыдно от этого, но она ничего не могла с собой поделать — казалось, стены и воздух в этом замке влияли на нее, делая более жесткой и черствой.

А, может, дело в колдовстве владыки, думала Эллин, подходя к дверям комнаты соловьев. И хотя в зале владыка вел себя как обычный человек (почти), Эллин чувствовала, что он не человек. Нет. Он иной. Но кто? И как сбежать из этого ужасного места?

В комнате царила пугающая тишина. Остальные девушки заметили, что с музыкального вечера вернулись не все. Молчание было красноречивее многих слов. Скорбь, горечь, облегчение и бессилие — все смешалось и витало в душном воздухе.

Солнце уже давно скрылось за горизонт, и Эллин опасалась, что Ардел не дождался ее. Она перекусила легким ужином, убрала скрипку и, накинув тонкую шаль, вышла в сад. Было прохладно и пахло мятой и дикими травами. В саду бродили девушки и проносились служанки. Эллин оглянулась и уверенно направилась к месту, у которого они условились встретиться.

Ардела не было.

Тугое разочарование сжало плечи. Эллин издала глубокий вздох и опустилась на скамью. Конечно, он ее не дождался, думала она, или вовсе не приходил. Она с тоской смотрела на звездное небо, мыслями уносясь в те времена, когда была свободной.

— Ты пришла, — раздался тихий голос позади.

Эллин вздрогнула и обернулась. Ардел стоял позади нее, серьезный и немного печальный. Он переоделся и теперь мало чем отличался от знатных гостей владыки.

Сердце Эллин гулко забилось.

— Да, — только и ответила она, улыбнувшись.

Ардел оглядел ее с головы до ног таким взглядом, что Эллин покраснела.

— Ты не выглядишь веселой, — произнес он.

Эллин горько усмехнулась.

— Непросто быть веселой в таком месте, — с грустью сказала она, — здесь я в неволе, как и остальные. Стены замка давят на меня, а этот сад…Он красив, но… Последние полгода я вижу только эти кусты, цветы и деревья. А когда думаю, что так будет всегда, то…То…

Эллин судорожно выдохнула, чувствуя, что если произнесет хотьслово, то расплачется. А при Арделе лить слезы не хотелось.

Мужчина молчал, с хмурым видом разглядывая Эллин.

— Идем, — сказал он и указал рукой в глубь сада, — я покажу тебе одно место, которое ты еще не видела. Думаю, тебя развлечет эта прогулка. Отчего-то я хочу поднять тебе настроение.

Последние слова он произнес очень тихо, будто самому себе.

Эллин хватило несколько секунд, чтобы отбросить сомнения и пойти следом за Арделом. Она кинула небрежный взгляд назад — никто не обращал на них внимание. В конце концов, это не запрещено правилами, рассудила она, ступая вслед за мужчиной.

Ей хотелось идти за ним. Она не могла найти точной причины, почему. Но казалось, что это и только это правильно — просто идти, глядя на его широкую спину.

Весь путь они шли молча, пробираясь сквозь заросли и кусты. Иногда им попадались пташки, да слуги, но никого не удивляло, что пташка идет рядом с садовником. Главное — не касаться друг друга.

Вскоре они вышли на небольшую площадку, покрытую старыми плитами. Они были разбиты, и сквозь трещины росла трава. Там же стоял неработающий фонтанчик со статуями двух влюбленных, глядевших в разные стороны. Воды в фонтане не было, а статуи покрылись зеленым мхом. Все вокруг говорило о том, что в этом месте долгие годы никто не бывал. Садовых цветов не было — все заросло бурьяном.

Ардел подошел к поржавевшей скамейке и отодвинул ее, сгреб в сторону сухую листву, под которой оказалась крышка люка с круглой ручкой.

У Эллин участилось дыхание, а в висках застучало от волнения. Может ли этот люк привести ее к свободе? Возможно ли? Она боялась даже пошевелиться и с замиранием сердца смотрела, как Ардел уверенно открывает люк.

Он поднял голову и тепло улыбнулся.

— Идем, тебе понравится, — сказал он и скрылся внизу.

Эллин неуверенно переминалась ноги на ногу.

«Зачем мне это? Зачем? Зачем я пришла сюда?» — думала она, озираясь по сторонам. Какая-то часть сознания опасалась спускаться вниз, в люк. Казалось — сделай она шаг — и случится непоправимое, судьбоносное. Другая же часть жаждала поскорее спуститься.

Ведь она так устала от этого всего. Устала постоянно бояться и раз за разом думать, что было бы, если бы она не стали играть в тот злополучный день в трактире. Если бы Рикар не заметил ее.

Но она здесь. И нужно было искать выход. Кто знает, подумала Эллин, может, этот путь приведет ее к свободе.

Она вздохнула и, отбросив все страхи и сомнения, шагнула вслед за Арделом.

Внутри было темно и сыро, и Эллин не могла понять, как долго они спускаются — сказывались усталость и перенапряжение после музыкального вечера. Но постепенно становилось светлее, а воздух свежее. Наконец, ноги Эллин коснулись твердой поверхности.

— Мы почти пришли, — произнес Ардел.

Эллин обернулась. Они находились в громадной, без конца и края, пещере, стены которой увивал синеватый мох. Впереди брезжил тусклый свет. Девушка взглянула на Ардела, вопросительно подняв брови.

— Идем, скоро ты все поймешь, — сказал он с легкой улыбкой и пошагал к свету.

Эллин засеменила следом. Еще сотня шагов, и они оказались на широком скальном выступе. За ним простиралось сиреневое поле, усеянное цветами. Повсюду летали серебристые бабочки. А над головой — небо с огромной луной. Звезд — миллионы… И тысячи жизней не хватит, чтобы их всех пересчитать.

Эллин восторженно ахнула и опустилась на валун неподалеку.

— Какая красота! — с благодарностью сказала она, повернувшись к Арделу, — но что это за место? Как мы оказались здесь? Это же невозможно.

Мужчина опустился с ней рядом и взглянул на бескрайнее небо. В его темных глазах отражались звезды.

— Это место создал владыка, — тихо произнес он, — много, очень много лет назад. Так давно, что, наверное, уже забыл об этом. Говорят, раньше он любил создавать необычные места. Видишь бабочек? Таких на самом деле не существует. Если прислушаться, то можно услышать, как они своими крыльями играют музыку.

Эллин была поражена. Это место совсем не вязалось с мрачным залом, усеянном женскими головами. Как и не вязалось с владыкой, что она увидела сегодня вечером.

— Но как он мог забыть о таком месте? — воскликнула Эллин, — сколько же ему лет?

Ардел ухмыльнулся и поднял глаза на звезды.

— Какая ты еще наивная птаха, — произнес он, — владыка владеет таким колдовством, что твоим богам и не снилось. Он создал столько мест, что всех, видимо, и не упомнит.

— Но как ты узнал об этом месте? — Эллин недоверчиво прищурилась. Ардел повернулся и посмотрел ей в глаза спокойным, ясным взглядом.

— Нашел, — ответил он, — я же садовник, и могу ходить везде. Оно давно, не один десяток лет, заброшено.

Эллин устремила взор вперед, на сиреневое поле и глубоко вдохнула здешний воздух — сладкий и прохладный. Если не смотреть назад, то можно представить, что она вновь свободна. Свободна, и новые дороги ждут ее и манят.

Ардел понял ее настроение, и они сидели молча, вдыхали воздух и разглядывали звезды. Порой и не нужно никаких слов, думала Эллин, а для таких моментов — особенно. Иногда слова портят всю красоту момента. Эллин чувствовала тепло сидящего рядом Ардела, дыхание ветра на лице, слушала звон бабочек и постепенно расслаблялась. Тонкая морщинка на лбу разгладилась, брови опустились, а на лице заиграла блаженная улыбка.

Давно она уже так не улыбалась. Очень давно.

— Спасибо, — прошептала девушка, все еще глядя на звезды.

— Странно, но, когда я впервые увидел тебя, сразу вспомнил об этом месте, — тихо, будто самому себе, сказал Ардел, — подумал, что тебе оно понравится.

Эллин повернулась и взглянула на него. В его расширенных зрачках отражались звезды, светлые волосы трепал ветер. Сейчас, при свете луны, Ардел казался ей таким знакомым, таким близким, будто она знала его очень много лет. Казалось, ему можно доверять.

— Ты угадал, — прошептала Эллин, — мне здесь нравится. Я чувствую себя здесь спокойной и свободной.

Ардел улыбнулся. Улыбка сгладила жесткие черты лица, и она стал выглядеть моложе.

— Теперь ты можешь приходить сюда и одна, в любое время, когда только пожелаешь. Не думаю, что пташкам это запрещено.

Эллин молчала, внимательно глядя на Ардела. Его лицо, тон его голоса, взгляд и даже едва уловимый запах казались ей очень, до боли знакомыми, и Эллин ломала голову, откуда у нее такие ощущения. Ведь она не видела его раньше. И при первой встрече он не показался ей знакомым. Но сейчас, в этом месте…Возможно, у нее просто разыгралась фантазия, успокоила себя девушка.

— Ты добр ко мне, — медленно произнесла Эллин, глядя на Ардела, — и этим отличаешься от многих в замке. Почему?

Ардел пожал плечами.

— Сам не знаю, — ответил он, — я просто привел тебя в это место, потому что мне показалось это правильным. Это не доброта, Эллин. Порой мы должны делать правильные вещи, даже если не видим смысла и не понимаем причину. А это — правильное место для тебя. Оно твое.

Он придвинулся к ней, расстояние между ними теперь было меньше ладони. Эллин чувствовала тепло его тела, дыхание на своем лице и его запах, терпкий и приятный. На миг ей нестерпимо захотелось прикоснуться к нему. Эллин напугали эти желания. Безумные и смертельно опасные. Она с трудом сдержалась. Здравый смысл победил.

«Это просто благодарность, — говорила она себе, — да влияние звезд».

Эллин встала с валуна и отошла от Ардела. Она подошла почти к краю скалы и взглянула на поле.

— Как долго ты работаешь в этом замке? — спросила она, не оборачиваясь. В конце концов, она пришла потому лишь, что хотела узнать про Ардела и, возможно, найти шанс вырваться на свободу. Только и только поэтому.

«Ложь», — прошептал внутренний голос, но Эллин от него отмахнулась.

— Долго, — сухо ответил Ардел, — достаточно для того, чтобы изучить здесь каждый куст и каждый угол.

— Ты не похож на садовника, — обернувшись, сказала Эллин.

— А ты не очень-то похожа на птаху, — ответил Ардел, — даже в этом откровенном наряде. Но тем не менее, мы те, кто мы есть. Я просто садовник, а ты просто пташка.

От его пронзительного взгляда Эллин покрылась мурашками и покраснела. Но в глубине души ей понравился этот взгляд, и она проклинала себя за это. И злилась на себя, и на Ардела тоже. И все же гнев, гнев за его циничные слова оказался сильнее. И победил.

— Я не птаха, я человек, — прошипела Эллин, — человек! Ты видишь у меня перья, крылья? Если бы я была птахой, уже давно бы улетела отсюда, а не играла для этого чудовища, боясь, что сегодня мой последний день! Хорошо тебе рассуждать — ты ничем не рискуешь. Каждый вечер ты идешь в свой дом, ты делаешь, что хочешь, живешь, как хочешь! Никто не держит тебя взаперти, заставляя выполнять чьи-то абсурдные правила! На твоих глазах не исчезают соседи по комнате. Ты не живешь в страхе. Как ты смеешь? Как ты смеешь говорить мне, что я птаха? Как?

Эллин резко замолчала, чувствуя, что вот-вот расплачется от бессильной злости.

Ардел выслушал ее тираду молча, с каменным лицом. Он медленно поднялся с валуна и вплотную подошел к девушке. Позади нее свистел крутой обрыв.

«Сейчас он просто столкнет меня, — внезапная мысль посетила Эллин, — и спокойно уйдет, позабыв мое имя».

Ардел взял Эллин за руку. Она вздрогнула и взглянула на его широкую ладонь, твердую, шершавую. Надо бы отдернуть руку, но девушка не сделала этого. Мужчина отступил назад, к валуну, потянув за собой Эллин.

— Не хочу, чтобы ты сорвалась вниз, — хрипло произнес он и усадил ее на валун. Эллин удивленно заморгала. Гнев тут же испарился, оставив на губах горечь сказанных слов. Ардел встал напротив нее, скрестив руки на груди. Лицо его было непроницаемым, а глаза казались светлее, черные зрачки превратились в точки.

— Я назвал тебя птахой, — медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес он, — потому что в этом месте, замке, так называют всех девушек, как ты. К этому давно привыкли. К тому, что сады владыки переполнены не только самыми прекрасными растениями, но и самыми разными девушками. Пташками. Все привыкли к тому, что иногда они исчезают, а на их месте вскоре появляются новые. Ты тоже теперь одна из них, нравится тебе или нет.

— Но я не хочу, — Эллин опустила голову и спрятала лицо в ладонях, — не хочу…

Ардел мягко убрал ее руки и прикоснулся к ее подбородку, подняв ее лицо. От его прикосновения Эллин вздрогнула — оно было слишком интимным, слишком нежным.

И оно понравилось ей.

— Посмотри вокруг, Эллин, — тихо сказал Ардел, глядя ей в глаза, — посмотри на это место. Оно твое. Здесь ты не птаха. Здесь ты — это ты.

Эллин обвела взглядом бескрайнее поле, небо и слабо улыбнулась.

— Да, здесь я — просто Эллин, трактирный музыкант и скрипачка, — тихо произнесла она, — а ты кто, Ардел? Расскажи о себе, кто ты здесь?

Мужчина выдохнул и сел рядом с ней на валун.

— Я садовник, ты это знаешь. Сколько себя помню, всегда любил цветы, растения, землю, все, что связано с садом. Я видел в этом какую-то особую красоту и успокоение. Мой отец был непростым человеком, к тому же из знатного рода. Он не одобрял мою любовь к цветам, считал это низким делом, недостойным. В конце концов, мы сильно рассорились из-за этого, и наши пути разошлись.

Ардел замолчал и задумчиво посмотрел вдаль, на сиреневое поле.

— Что было дальше? — прошептала Эллин.

Мужчина медленно повернул голову и посмотрел ей в глаза.

— А дальше был долгий путь, очень долгий. Я странствовал, учился тому, что любил делать, узнавал мир и людей, познавал тайны своего ремесла, вопреки воле отца. Но все-таки однажды мне пришлось вернуться домой и принять наследие отца, пусть мы оба и не хотели этого и были друг на друга злы.

— Но в итоге вы примирились?

Ардел кивнул.

— Да. И я стал тем, кто я есть.

Эллин прикусила губу.

— То есть ты — садовник из знатного рода? Из почтенной семьи? — Девушка невольно хихикнула — настолько абсурдным ей показалось это.

Ардел тоже улыбнулся.

— Да, единственный в своем роде. И все же я больше садовник, чем аристократ.

— Но почему среди тысяч мест ты выбрал именно это? Почему ты работаешь именно в этом ужасном месте? — воскликнула Эллин.

Ардел тяжело вздохнул и взглянул на Эллин. Несколько секунд он молча смотрел на нее, а затем протянул руку и убрал за ухо выбившуюся прядь девушки.

— Потому что у меня есть долг перед владыкой, — нехотя ответил он, — как и у многих жителей Западных земель. Потому я здесь. Мне не всегда нравится это, но в основном я привык, как и все. В конце концов, я работаю в одном из лучших садов мира, я занимаюсь любимым делом.

Эллин подумала о своих странствиях по трактирам и вздохнула. Только сейчас она понимала, какой счастливой, несмотря на лишения, была. Она подняла голову и посмотрела на звездное небо.

— Жаль, что нельзя здесь остаться. Жаль, что здесь нет дороги, по которой можно уйти, — прошептала она и посмотрела на Ардела, — расскажи, что ты видишь, когда выходишь за пределы замка? Куда идешь, что делаешь? Я хочу увидеть мир за пределами замка хотя бы твоими глазами.

Мужчина скупо улыбнулся и сел рядом с Эллин.

— Когда я выхожу за стены замка, — хриплым голосом произнес он, — то вижу две крепости, черную и красную. В одной из них живут лучшие воины Западных земель, в другой — лучшие чародеи. Они охраняют это место лучше, чем некоторых королей. Я спускаюсь вниз по ступеням и оказываюсь на Солнечной площади, прохожу мимо лавок торговцев…

Эллин закрыла глаза и улыбалась, представляя все, что описывал Ардел.

— Чем они торгуют? — спросила она, не открывая глаз.

— Всем подряд. На Солнечной площади можно найти все, что пожелаешь, — ответил Ардел, — но я обычно ничего не покупаю, этим занимается моя домоправительница. Я прохожу площадь, аллею Забытых богов, здание театра и сворачиваю налево. Передо мной перекресток, прямо по дороге — мой дом, направо — улица развлечений.

— Куда ты направляешься? — тихо спросила Эллин.

— Зависит от настроения, — сказал Ардел.

Повисла пауза. Эллин пыталась представить дом Ардела. Как он выглядит, сколько в нем комнат, кто в нем живет. Затем — представила его в одном из домов утех, что бывают на каждой улице развлечений. Ей стало неловко, и она сама не знала, отчего сильнее.

— Хотел бы я провести тебя этой дорогой по-настоящему, — тихо произнес мужчина.

Эллин раскрыла глаза и вздрогнула. Ардел стоял напротив нее и внимательно разглядывал ее так, будто видел впервые. Взгляд его потемневших глаз выражал удивление, интерес, печаль…И что-то еще, сокрытое в глубине зрачков. Он склонился к ней — близко, опасно близко! По коже девушки побежали мурашки, а сердце ухнуло вниз, к животу.

Что с ней? Что с ней? Эллин пугали эти ощущения, но она и жаждала их. Она громко выдохнула и поднялась с валуна. С огромным трудом отвела взгляд от Ардела и посмотрела на неподвижное звездное небо. Сколько времени они здесь провели? Десять минут? Час? Ее могут хватиться, и все это плохо кончится для нее, не для него. Ардел ничем не рискует, ничем!

— Мне пора возвращаться, — произнесла Эллин. Он нахмурился и кивнул, сжав губы.

Они возвращались молча, и чем больше они отдалялись от сиреневого поля, тем угрюмее становилось молчание. Чем ближе становился сад владыки — тем сильнее отдалялись они друг от друга. Поднявшись наверх, они остановились у старого фонтана со статуей. Расстояние между ними сейчас было больше метра, и казалось, что они и не знакомы вовсе.

Между ними стояла незримая черта, отделявшая их друг от друга. Здесь Ардел не станет рассказывать ей, то видит за стенами замка, а Эллин никогда не будет слушать.

И все же…

Все же, несмотря на это, между ними была не только граница, но и тонкая нить. Их объединял общий секрет — тайное место и время, что они там провели.

Эллин с благодарностью кивнула Арделу и, подхватив подол воздушного платья, побежала в сторону сада соловьев. Давно стемнело, и ей редко встречались пташки или слуги. Но она ощущала на себе незримый острый взгляд, пронзительный до боли. Эллин огляделась. Вокруг не было ни души. Возможно, это сам владыка смотрел на нее через стены замка. Возможно, он уже знает, что к ней прикасался другой мужчина, и теперь ее ждет наказание. Возможно.

***

Она уснула моментально. Но глубокой ночью ее разбудил тот же женский голос, что снился не так давно.

«Третий лунный день наступил! Пора, дева, пора! — требовал он, — найди первый ключ!»

Девушка подскочила с кровати. Не думая, движимая каким-то смутным рвением, она встала. Накинула платье шаль и выбежала в сад. Стояла тихая ночь, все спали. В ее голове отчетливо всплыли слова из прошлого сна.

«Пойдешь на третий лунный день. За садом ласточек найдешь тропу, за ней ограда. Свернешь. Там сад лиловым станет вдруг. Ступай уверенно и зри: найдешь ты ключ».

Ее пронзила дрожь, и Эллин побежала, ведомая внезапным внутренним чутьем. Она пересекла сад, вышла за ограду. Прошла путь, следуя подсказкам из сна.

Вскоре сад изменил окрас в лиловый цвет, как и предсказал голос. Листья покачивалась, хотя стояла безветренная ночь. Стоило Эллин ступить на вымощенную черным камнем тропу, как листья злобно заколыхались. Многие оборвались с веток и налетели прямо на девушку, ее лицо, шею и руки.

Эллин поняла, что она на правильном пути.

Девушка раздраженно смахнула с себя листья и уверенно пошагала по тропе. Она ныла под ее ногами. Так, словно ее угнетала тупая, ноющая боль. Словно тропа была живой и угнетенной. Да, эта часть сада отличалась от остальных. Здесь все дышало колдовством, темным и древним. И эти лиловые ворчливые листья, и этот жалобный вой камней, и даже небо — все было будто некогда живым, а ныне заключенным в саду. И в предметах.

Впереди замаячил холодный тусклый свет. Эллин вдруг почувствовала сильное притяжение, словно невидимая нить тянула ее к источнику света. Настолько сильно, что сопротивляться было невозможно. Невыносимо. И она побежала.

Лиловые листья хлестали, камень под ногами ревел, и чем ближе к свету была Эллин, тем тревожнее становился сад. Да, это была запретная территория. Никому здесь бывать нельзя.

Эллин добежала и увидев, что же ее так тянуло, резко остановилась и тут же упала на колени. Она оказалась на небольшом участке выжженной земли. В центре его возвышалось широкое, старое дерево, словно состоящее из тысячи переплетенных между собой ветвей. Его листья, на удивление тонкие и мелкие, светились бледным лунным светом.

И дерево дышало. Ровным мерным дыханием, какое бывает у спящего.

«Вот оно. Вот, что мне нужно», — с твердой ясностью подумала Эллин и прикоснулась к шершавой коре. Дерево шумно вздохнуло. Девушка ласково провела пальцами по нему, и оно издало еще один вздох, полный какого-то болезненного облегчения.

— Дерево я нашла, — прошептала Эллин, глядя на небо, — но что же дальше? Где же ключ?

Внезапно раздался протяжный вой, лунные листья разом оборвались и осыпались на Эллин. А по шершавой коре дерева потекли серебристые капли. Через миг они превратились в неиссякаемый поток. Листья под ногами почернели и исчезли. Девушка протянула руку и дотронулась до жидкости, что стекала по коре. Неосознанно попробовала на вкус.

Соленый.

Это слезы, поняла девушка. Слезы! Дерево плачет! Но по кому? Почему? Чьи это слезы?

— Почему ты плачешь, — ласково прошептала Эллин, касаясь коры, — чьи это слезы? Какой-то загубленной здесь девушки, так?

Ничего. Дерево все истекает серебристыми слезами. Эллин уселась на землю и оперлась о ствол. Призадумалась. Голос во сне сказал, что в садах скрыта тайна владыки. Значит, это дерево связано с ним. Но не может же быть…

— Это как-то связано с владыкой запада? — произнесла она уже вслух, — неужто это его слезы?

Что-то изменилось. Послышалось какое-то шуршание, на ветвях дерева стали набухать почки. Слезы еще текли по коре, но поток будто стал реже.

Девушка пораженно поднялась на ноги. Возможно ли? Слезы владыки? Разве чудовища плачут? Разве таким, как он, знакомы человеческие эмоции, боль, горечь, чувство утраты? Нет! Если бы ему были ведомы сочувствие, понимание, доброта… То он бы…

Эллин вдруг осенило.

— Здесь его слезы, — быстро зашептала она, касаясь дерева рукой, — здесь заключены его эмоции… Какие-то печальные. Может быть, скорбь и боль?

Внезапно стало тихо, очень тихо. Из почек появились новые листки. Слезы течь перестали. Кора зашевелилась, в ней появилось маленькое дупло, оно стало расширяться, все больше и больше. До тех пор, пока не увеличилось во всю ширину дерева. Внутри дупла что-то сверкало.

Девушка уверенно засунула туда руку. Нащупала что-то холодное и твердое и вытащила. Это была старинная печать в форме ромба. Шириной с ладонь. На ней были те символы, что и на лодыжке Эллин: волнистые линии и точка. А по периметру рассыпались крохотные, еле различимые надписи. Некоторые из них были сделаны на других, неизвестных ей языках. Надпись же на родном языке была почти стерта и трудно различима. Эллин удалось прочесть лишь несколько слов.

«…Тот, кто…Силой проклятья запечатаны… Боль…Слезы…Утратой»

Девушка перечитала вслух. Внезапная догадка осенила ее.

— Он проклят, — прошептала Эллин, — владыка проклят. Но почему и кем?

Никакого ответа. Дерево, теперь с сухой корой и новыми листьями, молчаливо качало ветвями. Безлунная ночь мрачно на нее взирала.

Эллин вздохнула и спрятала печать в потайном кармане. Нужно было возвращаться в замок, пока ее не хватились. А что за проклятие — она выяснит позже.

В комнате она спрятала печать и уснула. На этот раз ей снились только приятные сны. И в каждом из них был Ардел и его синие глаза.

13

С того вечера Эллин постоянно думала об Арделе — сама того не желая, против воли. Она вспоминала о нем утром, проснувшись, и пыталась представить, чем он сейчас занимается. Она думала о нем во время репетиций, размышляя, любит ли он музыку. Она думала о нем, гуляя с другими девушками в саду, тайно ища его глазами повсюду. Иногда он снился ей. Ардел поселился в ее мыслях, и это пугало, терзало девушку. Она пыталась отстраниться, думать о чем-то другом, часами играла на скрипке — тщетно.

И без того плохой аппетит и вовсе пропал, а с каждым днем желание увидеть его — просто увидеть — становилось все сильнее и истязало ее. Нэла заметила ее настроение и списала его на то, что еще два соловья, как и девушка с того вечера, когда они играли для владыки, исчезли. Но нет. Эллин было стыдно признаться в этом — но нет.

Когда ей было пятнадцать, Эллин влюбилась в фермерского сына. Это длилось недолго — пару месяцев. Мальчишка взаимностью не ответил и, пострадав неделю или две, Эллин забыла о нем. То, что сейчас она испытывала, чем-то напомнило ей ту далекую влюбленность. Но теперь это было тяжелое, саднящее чувство. Да и влюбленность ли это?

Больше похоже на жажду или лихорадку.

С того самого вечера прошло уже две недели. С тех пор она ни разу не видела Ардела. Соловьев в их комнате становилось все меньше. Поговаривали, что Рикар работает почти без сна — привозит новых девиц.

Владыка всегда был жесток, но перед собственной свадьбой будто обезумел — каждую ночь в его постели бывали по несколько птах. Назад в свои комнаты возвращались единицы. И те, кто возвращались, уже не были прежними. Взгляд был потухшим, лицо бледным, а руки и ноги — в черных синяках с красными кровоподтеками. Черный и красный — цвета Владыки.

Эллин по-прежнему занималась музыкой, Рэмин заставлял их репетировать по восемь-десять часов, не давая отдыха. Добавилось и еще кое-что в их унылый распорядок дня. Теперь каждое утро, после завтрака и омовения, их проверял дворцовый лекарь. Он усаживал девушек на высокий плетеный стул, бесцеремонно задирал их юбки и холодными пальцами проверял лоно.

Всех девственниц он заносил в отдельный список. Имя Эллин стояло там же, под десятым номером. Утром их заставляли пить противный на вкус отвар, чтобы ни одна не забеременела от владыки. Как будто это было возможно, с горечью думала Эллин, — большинство девушек исчезают после первой же ночи с ним.

После ужина она выходила на прогулку в сад с Нэлой. В последнее время они обсуждали только одно: возможность сбежать. Обе понимали, что если владыка и дальше будет так развлекаться, то им недолго осталось. Эллин рассказала подруге о снах и своей находке в дереве. Но обсуждать это они старались шепотом, без посторонних глаз. Как бы то ни было, а пока найденная печать не помогала, а лишь прибавляла загадок.

— Если мы найдем и переоденемся в одежду служанок? — прошептала Эллин в одну из таких прогулок.

— Не получится, — ответила Нэла, озираясь по сторонам, — владыка знает всех пташек.

Эллин изумленно покачала головой.

— Невозможно! Когда мы играли для него, он глядел на нас так, будто видел впервые, и вроде что-то говорил об этом.

Девушки подошли к фонтану и сели на бортик — в этом месте сейчас было безлюдно.

— Он так играл, — прошептала Нэла, — на самом деле он знает абсолютно всех. И тебя, и меня.

Эллин невольно содрогнулась и подняла голову, глядя на лиловое небо. Мог ли он следить сейчас за ними, слушать их разговор? Каким безумцем надо быть, чтобы делать это?

— Зачем? — с горечью прошептала Эллин, повернувшись к подруге, — зачем ему это? Для чего он делает все эти ужасные вещи? Должна же быть причина.

Нэла горько усмехнулась и хмуро взглянула на Эллин.

— Может, из-за проклятия? — еле слышно произнесла она, — ты же сама говорила, что он проклят.

— Это только догадки, — Эллин вздохнула, — может, проклят не он, а все мы — все птахи.

Нэла тяжело вздохнула и опустила голову. Она вспомнила об Айрике, поняла Эллин и ласково погладила ее по спине.

Она заметила Мелиссу, прятавшуюся за розовыми кустами. Увидев Эллин, Мелисса широко улыбнулась и подбежала к девушкам. Она, как обычно, была одета в белое облако тканей. Этим она отличалась от других райских пташек, разодетых и увешанных золотом. В руках она держала серебристую шаль.

— Я принесла тебе подарок, — прощебетала Мелисса и протянула шаль, — вот. Я выменяла ее на свой браслет. Мне сказали, что ее расшивали мастерицы с Востока, и она способна разгонять печаль.

Эллин благодарно улыбнулась и взяла сверток из рук Мелиссы. Заметив на ее запястьях черные синяки, она нахмурилась и подняла глаза.

— Ты снова была с ним, — произнесла она с жалостью в голосе.

— Да… — нижняя губа Мелиссы задрожала, — но я жива.

— Это потому, что ты райская птица? — с внезапным раздражением сказала Нэла и повернулась к Мелиссе, — другие умирают, как мухи, а ты все жива. Почему?

Нэла подскочила к Мелиссе и схватила ее за руку, внимательно разглядывая ее синяки. Она была выше девушки, и казалась намного сильнее напуганной и дрожавшей Мелиссы.

— Эти синяки — ничто по сравнению с жизнью, — прошипела Нэла, — так в чем же твой секрет? В том, что ты райская пташка? Поэтому ты еще жива? Ты хорошо его ублажаешь? Может, в этом весь секрет, а?! Быть просто шлюхой! Ведь вы ничем не отличаетесь от шлюх, ничем! Пока он убивает других, вы ходите перед ним голыми и меняетесь тряпками! — Нэла с яростью вырвала шаль из рук Эллин и швырнула ее в лицо Мелиссы, — шлюха!

— Прекрати!

Эллин встала между девушками. Мелисса дрожала, как осиновый листок, а по бледным щекам текли слезы. Она прижимала к груди шаль. Несколько бусин с нее оторвались и лежали на земле, у ее босых ног.

— Она не шлюха, — со злостью сказала Эллин, повернувшись к Нэле, — и она не виновата, что владыка выбрал ее. Посмотри на нее, она же совсем еще невинное дитя! Как ты можешь быть к ней такой жестокой?

Нэла с отвращением посмотрела на Мелиссу и криво усмехнулась.

— Так пусть это дитя расскажет, что делает владыка с ней и остальными. Почему она еще жива, что она делает для этого? Мы должны быть готовы, когда в следующий раз он выберет одну из нас.

Эллин молча согласилась. Они много раз обсуждали это, пытались понять, почему одних он убивал, а другим сохранял жизнь. Они хотели знать все, чтобы выжить.

Она кивнула и ласково поправила белокурые пряди Мелиссы.

— Я…Я не могу рассказывать, что происходит в спальне владыки, — просипела Мелисса и шмыгнула носом, — меня накажут…Накажут за это. Я ничего не делаю специально. Просто терплю. Терплю и иногда плачу, если очень больно. Мне кажется, что наш владыка…Что он любит покорных.

Она всхлипнула и замолчала. Девушки переглянулись.

— Ты молчишь или разговариваешь с ним? — требовательно произнесла Нэла.

— Молчу, — тихо ответила Мелисса, опустив голову, — всегда молчу. Я…У меня нет никакого секрета, мне просто везет, вот и все! Я не шлюха…

Она подняла голову и посмотрела на них широкими глазами. По щекам текли слезы, а губы дрожали. У Эллин чуть не разорвалось сердце.

— Конечно же, нет, — мягко сказала она и обняла Мелиссу, такую тонкую и хрупкую, — ты ни в чем не виновата, ни в чем.

Несколько минут она обнимала Мелиссу, приговаривая слова утешения и ободрения. Нэла наблюдала за ними молча, все с той же кривой ухмылкой.

Когда Мелисса успокоилась и перестала всхлипывать, Эллин мягко отстранилась и попыталась взять у нее из рук шаль.

— Спасибо за подарок, — тихо произнесла она, не обращая внимание на усмешки Нэлы, — очень красивая шаль.

— Уже нет, — сказала Мелисса и вырвала у Эллин шаль, — нужно пришить бусинки. Я ее поправлю и принесу. Я пришла не только для того, чтобы подарить шаль. Я слышала, что скоро вы снова будете выступать перед владыкой, и он снова возьмет одну из вас. Будь осторожна, Эллин. Помни, что лучше не смотреть ему в глаза и все время молчать.

Она пристально посмотрела на Нэлу, слабо улыбнулась Эллин и, не прощаясь, убежала, крепко сжимая в руке шаль.

— Зачем ты с ней так? — повернулась Эллин к Нэле, — она такая же, как мы с тобой.

Нэла закатила глаза и смахнула огненную прядь.

— Не такая же, — жестко сказала Нэла, — совсем не такая. Я не доверяю ей. Не верю ни одному ее слову. От нее смердит ложью. И как ты этого не чувствуешь?

Эллин пожала плечами.

— Мелисса была добра ко мне, — сказала она, — к тому же, что может сделать нам птаха? Сказать колкость, да и только. Ты преувеличиваешь, Нэла. Она просто невинное дитя…

— Которое по ночам ублажает владыку, — перебила ее Нэла, — не такая уж и невинная, да?

Эллин махнула рукой, спорить с Нэлой — занятие бессмысленное, она была до одури упряма, и последнее слово всегда должно было остаться за ней. Если уж у Нэлы появлялось мнение на что-либо, то оно уже не менялось. Никогда.

Стемнело, и девушки вернулись в спальню. Там их и встретила новость, что на следующий день соловьи будут играть для владыки. Все-таки Мелисса не обманула, с удовлетворением подумала Эллин, и Нэла ошибается. Во всем ошибается.

***

Как и последние две недели, Эллин плохо спала. Ей снился то Ардел, то отец, то черно-красный зал, заполненный разбитыми скрипками. То она снова попадала во сне в те неведомые края, которые снились детства. В тех снах она всегда была другой, кем-то еще, не только Эллин.

Она проснулась до рассвета, измученная и печальная. Тихо выскользнула из постели, умылась ледяной водой и, подхватив скрипку, вышла из комнаты.

Ей нужно было развеять дурной сон, дурные мысли.

«И эту дурную жизнь», — подумала Эллин, шагая по сумрачному саду. Стояла тишина, никого не было в столь ранний час. Девушка постоянно смотрела по сторонам. Она не опасалась, что ее кто-то увидит, нет. Она надеялась увидеть Ардела. Вдруг, думала она, он уже работает и подстригает кусты.

Ардела она так и не увидела, испытав одновременно и облегчение, и разочарование. Желание увидеть его было мучительным. И чем сильнее она отталкивала его, тем сильнее оно становилось.

Эллин подошла к двери в музыкальный зал и толкнула ее. Стоял полумрак, и первые секунды она ничего не увидела. Но вдруг в правом углу Эллин заметила какое-то движение. Девушка прищурилась и медленно пошла в ту сторону. В полумраке зала друг от друга отпрянули две фигуры. Глаза Эллин привыкли, и она разглядела их. Увидела их.

Это были Шайла и Рэмин. Застигнутые врасплох, они даже не пытались убежать и неподвижно наблюдали, как приближается Эллин. Она подошла к ним и внимательно посмотрела на Шайлу. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что происходило в этом зале за миг, до того, как вошла Эллин.

Растрепанная, полураздетая, Шайла стояла все с тем же высокомерным видом, гордо вздернув подбородок. И все же в глазах затаился страх, и Эллин видела его, как бы Шайла не пыталась это скрыть. Рэмин спешно поправлял штаны, которые, разумеется, пару минут назад были спущены.

Все трое молчали. Каждый понимал, что от Эллин зависят их жизни. Хотя Рэмину за жизнь можно было не волноваться. Возможно, он бы лишился должности. И то вряд ли.

Эллин удивленно посмотрела наверх. Она была уверена, что владыка незримо следит за каждым их шагом и видит, когда пташка нарушает правила. Но она ведь и сама их нарушала — когда позволила Арделу касаться себя — ведь так?

Сколько же на самом деле таких неверных птах?

— Разве вы не боитесь? — прошептала Эллин, — что он увидит вас? Узнает о вас?

Ее слова подействовали как удар хлыста и вывели пару из оцепенения. Рэмин шагнул к Эллин.

— Прошу, не выдавай ее, — он взглянул на окаменевшую Шайлу, — умоляю, не выдавай. Это было впервые, впервые здесь… Ты же знаешь, что будет с ней, если станет известно…

Эллин знала и оттого Рэмин стал ей еще более противен. Шайла ей тоже не особо нравилась. Но она заслуживала жизни, как и любая из пташек.

— Знаю, — сказала Эллин, — знал и ты, когда спускал свои штаны. И тебя не волновало, что за этим последует. Сейчас ты печешься только о себе, а не о ней. Заботила бы тебя ее судьба — ты бы к ней не прикоснулся.

Сказав это, Эллин вздрогнула, вновь вспомнив Ардела, и замолчала.

— Это не его вина, а моя, — произнесла Шайла и подошла к Рэмину. Ласково коснулась его плеча и с грустной улыбкой провела рукой по его щеке.

Эллин с изумлением смотрела на них. Глядя на Рэмина, касаясь к нему, Шайла преобразилась. Глаза засияли мягким светом и нежностью.

«Она любит его», — поняла Эллин и невольно содрогнулась. Их участь была печальной. У их сказки никогда не будет счастливого конца.

Она встретилась взглядом с Шайлой, и обе поняли друг друга без слов.

— Я сейчас выйду в сад, — тихо произнесла Эллин, пристально глядя Шайле в глаза, — вернусь в свою комнату и лягу спать. А проснувшись, удивлюсь, какие чудные сны мне приснились.

Шайла грустно улыбнулась, и Эллин ответила ей тем же. Она повернулась и пошла к выходу. Ей безумно хотелось узнать, как давно Шайла любит Рэмина, как это случилось и с чего началось. Но это не ее дело, не ее тайна. Пусть этот секрет разделят только эти двое. Подойдя к двери, Эллин внезапно кое-что вспомнила и обернулась.

Рэмин и Шайла стояли вплотную друг к другу и о чем-то тихо переговаривались.

— Шайла! — позвала Эллин и та обернулась, — что ты тогда прошептала мне на ухо? В самый первый день, у бассейна?

Шайла подбежала к Эллин и наклонилась к ее уху — почти как в тот самый день.

— Будь осторожна, — прошептала она, обдавая Эллин горячим дыханием, — владыка очень любит игры.

Эллин удивленно подняла глаза и посмотрела на Шайлу.

— Что это значит? — прошептала она.

— Только то, что я и сказала, — ответила Шайла и подошла к Рэмину.

Эллин пожала плечами и вышла в сад. Она вернулась в комнату, как и обещала, и легла в постель, хотя сон совсем не шел. Она ворочалась, думая то о Шайле, то о Мелиссе, Нэле и многих других пташках, чьих имен она не знала. Обо всех, кого похитили и сделали узницами и лишили надежды на счастье и будущее. У Шайлы и Рэмина нет будущего.

«Как и у меня», — пронеслась в голове холодная мысль, но Эллин отшвырнула ее, пообещав себе выбраться из этого места. Чего бы это ни стоило.

14

Очередной сон пришел в грозу. На этот раз не было ни города, ни водопада, ни, к счастью, образа владыки. Лишь черная пустыня. И тот же голос властно вещал:

— Раскрой тайну, дева. Найди три ключа. Второй найдешь за старой статуей. Там, где никогда не бывают воробьи. То место охраняют — осторожно. Зри! И ключ найдешь.

Эллин проснулась с твердой решимостью найти второй ключ. Главное — пережить этот день и вечер.

***

Этим вечером они снова выступали перед владыкой. На этот раз их нарядили в настолько прозрачные платья, что у Эллин горели щеки от стыда. В этот раз гостей не было. В огромном зале извивались в танце обнаженные ласточки, три девушки разминали ступни и плечи владыки, пока он, одетый в черное и красное, потягивал вино из кубка.

Вид у него был ленивый и скучающий, и он казался бы обычным человеком, если бы не пламя в его глазах. Поговаривали, что этим пламенем он легко мог испепелить целый город — настолько велико его могущество. Владыка Таэрлин Огненный не был человеком, в этом Эллин не сомневалась, глядя на него украдкой. Кем же он был? Зачем ему все это?

Сегодня их выступало четверо. Каждая из соловьев знала, что кого-то из них владыка выберет. И, возможно, это последний вечер. Оттого они играли неистовее и эмоциональнее, чем когда-либо, словно отдавая инструментам свои страхи и печали.

Таэрлин разглядывал девушек из-под опущенных ресниц. Взгляд его жег кожу, а татуировка на лодыжке зудела. Горло сжимало одновременно от ужаса и восторга. Владыка имел власть над ними. Дело было то ли в его колдовстве, то ли в пламени в его глазах. Он знал это и ему это нравилось — Эллин видела по его лицу.

Наконец, пресытившись, он хлопнул в ладони, и девушки перестали играть. Таэрлин поднялся с кресла, прикоснулся к соску одной из девиц и крутанул его, отчего девушка вскрикнула. Мужчина усмехнулся и направился к ансамблю. Рэмин стоял позади, как и всегда.

— Сегодня они играли лучше, — с хищной улыбкой произнес владыка музыканту, — хорошая работа.

Он приблизился к девушкам.

— Так, что тут у нас, — лениво улыбаясь, произнес он, разглядывая каждую, как товар на рынке, — две скрипки, мандолина и свирель. Арфа у меня уже была, свирель — тоже. Без своего инструмента та пташка оказалась совсем скучной…

Он замолчал и остановился напротив Эллин. Она опустила голову, не глядя на него, и чувствовала, как бьется сердце и пульсирует вена на шее.

— Хм… — задумчиво произнес владыка, — а вот скрипки у меня давно не было.

Он переводил взгляд с Эллин на другую скрипачку, высокую блондинку.

— Темная или светлая? — сказал он таким тоном, что от ужаса у Эллин поползли мурашки. — Или взять обеих…

— Возьми меня, владыка, — раздался внезапно тонкий голос, — меня одну.

От неожиданности Эллин ахнула и повернула голову. Девушка, что играла на свирели, вышла вперед и смотрела прямо на владыку.

Несколько секунд мужчина молчал, а затем рассмеялся.

— Не люблю непокорных и выскочек, — сурово произнес он, оглядывая ее с головы до ног, — но ты меня удивила. Я возьму тебя, свирель…Но и скрипку тоже.

Он стремительно подошел к Эллин и взглянул ей в глаза. В пламени его зрачков сверкнуло что-то неуловимое, болезненное, отчего у девушки сжалось сердце. Несколько долгих мгновений он пристально смотрел на нее, обжигая. Лодыжка зудела так, что хотелось расчесать ее до крови. Но Эллин не шевелилась.

Страх вдруг покинул ее, и на секунду, на проклятую секунду — боги видят — ей вдруг захотелось, чтобы он взял ее. Чтобы выбрал ее. От осознания этой безумной мысли, Эллин вздрогнула. Владыка, ухмыльнулся, словно прочитал ее мысли. И с той же злой ухмылкой поднял руку и, все еще глядя на Эллин, схватил вторую скрипачку за локоть и притянул к себе.

— Все-таки светлая, — широко улыбнувшись, произнес он и пошел прочь из зала.

Две девушки, свирель и скрипка, покорно шли следом. Одна с нетерпением, вторая — понурив голову.

Больше Эллин их никогда не видела.

15

Эллин с Нэлой купались в бассейне и глядели на мерцающие цветы.

— Так что со вторым ключом? — прошептала Нэла, оглядевшись, — еще не пробовала искать его?

Эллин покачала головой.

— Не знаю, с чего начать. Старых статуй тут много, к тому же сады каждый день меняются — могут годы уйти на поиски. Еще она сказала мне во сне, что там не ходят воробьи. Или не бывают там. Вроде того.

Нэла нахмурила лоб.

— Где не ходят воробьи, — задумчиво сказала она, — значит там никогда не убирают. Хм…А, может, спросим у самих воробьев?

— Так они и скажут! — Эллин раздраженно шлепнула по воде. — Может, Мелисса знает.

Нэла нахмурилась и сжала запястье подруги.

— Не спрашивай у нее. Прошу. Она мне не нравится.

Эллин улыбнулась.

— Ты слишком предвзята к ней. Мелисса милая. Она — как невинное дитя. И она только помогала мне здесь. Может, она знает.

Нэла выругалась.

— Слушай, Эллин. Ради меня, не спрашивай у нее. Я уже потеряла здесь друга, не хочу потерять и тебя. Давай попробуем сами выяснить, хорошо?

Эллин нехотя согласилась. Хотя она была уверена, что Мелисса могла помочь, все же Нэлу огорчать не хотелось. Она была в чем-то права: нужно попытаться выяснить самой. И расспросить воробьев.

После бассейна и репетиций, подруги выдвинулись на поиски воробьев. Было решено идти в крыло воробьев. Беда была в том, что они понятия не имели, где оно находится. Поплутав еще по садам, они наконец-то поймали маленькую девушку-воробья, по возрасту еще ребенка. На вид ей было не больше тринадцати.

— Постой! — Нэла схватила ее за локоток, — ты не могла бы нам помочь?

Та неуверенно кивнула.

— Скажи, где вы никогда не убираете?

— Мы всегда и везде убираем, — бесцветным голосом сказала девочка, — везде летаем и крохи собираем.

Девушки переглянулись.

— А есть ли места, где вы не бываете? — мягко спросила Эллин.

Девочка покачала головой.

— А, может, есть какие-нибудь запретные места? — предположила Нэла, — куда вам нельзя ходить?

Девочка нахмурилась и засопела.

— Вообще-то воробьи везде летают, убирают, — заученно сказала она, — но есть места, запретные для всех птах. И для воробьев тоже. Золотые и алые залы, и аллея.

— Какая еще аллея? — Эллин впервые слышала о ней.

— Облачная аллея. Не та, что в центральном крыле, а старая. Там никто не бывает. Говорят, владыка ее не любит, но почему-то не перестраивает и не уничтожает. Там нельзя бывать пташкам. Многие ее видели только издали, она страшная. Находится сразу за лесом грёз.

Девушки переглянулись и душевно поблагодарили девчушку, пожелав ей прожить до самой старости.

Обе знали про лес грёз только понаслышке. Другие соловьи шептались, что лес грёз — колдовское место, как и все здесь. Окруженный низкой изгородью, со стороны он кажется миниатюрным, с карликовыми деревьями и кустами. Но войдешь внутрь — и окажешься в непролазном лесу. И что тебе в нем привидится — одним богам известно. Его, как и все здесь, создал владыка, забавы ради.

Уже лежа в кроватях, подруги шепотом совещались. За вторым ключом идти надо. Но мимо леса грез не пройти. Это опасно. Еще опаснее ступать на запретную территорию. Но Эллин была полна решимости.

— Это наш шанс, — шептала она. Когда Нэла вызвалась пойти с ней, Эллин наотрез отказалась, — этот путь я должна пройти одна. Я чувствую это. Голос дал мне понять.

Пошептавшись еще немного, они, наконец, забылись сном.

***

На поиски второго ключа Эллин смогла отправиться только через несколько дней. Был праздник красного солнца, и соловьи ублажали гостей владыки музыкой. Это были бесконечные репетиции и выступления. Девушки спали по несколько часов, а придворный лекарь давал бодрящее снадобье, чтобы они не валились от усталости.

Иногда, пробегая от сада до зала для гостей, Эллин встречала Ардела. При виде него у нее начинало чаще биться сердце. Обычно он приветствовал ее легким кивков и всегда провожал долгим, откровенным взглядом. От которого у нее начинали дрожать ладони.

Наконец, празднования кончились. Сады несколько раз изменили вид, и теперь их украшали смолистые ели и черные хризантемы. Бассейн исчез, а на его месте возвышались хрустальные колонны. Соловьям дали немного отдыха, и девушки прогуливались по садам.

Эллин решила, что самое время найти ключ. И хотя Нэла еще несколько раз порывалась составить ей компанию, девушка наотрез отказалась и отправилась одна.

У леса грёз была особенность. Он, в отличие от других мест в замке владыки, никогда не менялся и всегда был в одном месте. Возможно, потому, что он сам по себе был пугающим, не каждая отважится войти туда. Эллин же шла добровольно. Одна из ласточек подробно рассказала, как найти его.

Девушка миновала один сад, другой, встретила нескольких девушек, поймала пару нахальных взглядов охранников и очутилась перед изгородью. За ней ровными рядками росли карликовые деревья и кусты. У девушки участилось дыхание, и выступили капельки пота на лбу.

Это он. Лес грёз. Она поняла это по темной, мрачной энергетике, что исходила от него. Так похожа на своего создателя, владыку.

Девушка обернулась. Еще можно было повернуть назад, побежать в зал для соловьев и больше никогда не появляться здесь. И какая-то ее, очевидно, здравомыслящая часть, очень хотела именно этого. Уйти и никогда сюда не возвращаться. Другая же, более первобытная, инстинктивная, требовала сейчас же войти в лес грёз. И узреть, что бы там ни было.

Порой лучше доверять инстинктам, чем разуму. И Эллин вошла в лес.

Карликовые деревья и кусты превратились в реликтовые исполины. Свет погас в сумрачной зелени. Впереди маячила узкая тропа. Она и ведет к Облачной аллее, поняла Эллин и устремилась вперед.

Поначалу все было спокойно и тихо: ни шороха веток, ни пения птиц. Лес будто дремал. Приободрившись, девушка шла, иногда бежала по тропе, не глядя по сторонам. Подул ветер, взбил взмокшие от пота завитки волос на шее. Эллин благодарно выдохнула и чуть замедлила шаг. Ветер был так приятен и ласков.

— Пташшшшка, — прошипел кто-то позади нее, обдав шею прохладным дыханием.

От неожиданности она споткнулась и обернулась. Прямо перед ней возвышался владыка. Но не настоящий. Дымчатый образ мужчины насмешливо глядел на нее. В его полупрозрачных глазах мерцали огни, так похожие на болотные, что заводят путников прямо в трясину. Завораживающие, опасные. Эллин замерла, не имея сил оторваться от взгляда владыки. Затаила дыхание. Кто перед ней? Настоящий владыка, придавший себе образ призрака? Видение, что выдал лес грёз?

С неимоверным усилием Эллин оторвала взгляд от мужчины и медленно попятилась. Шаг назад. И еще.

— Ш-ш-ш…Не уйдешшшшь… — он резко взлетел и с порывом ветра подхватил ее и понес куда-то в чащу леса, все дальше от тропы.

Эллин хотела отбиваться, кричать, но не могла. Она оцепенела, и с каким-то ужасом, перемешанным со странным удовольствием, смотрела на призрачные, но такие твердые руки владыки.

Лес темнел. Владыка принес ее к черной ротонде, увитой мерцающим алым плющом. Бросил к колонне. Невидимая сила смягчила падение, хотя Эллин уже попрощалась с жизнью. Владыка, по-прежнему дымчатый и огромный, склонился над девушкой. Цвет его костюма сменился на красный. Не дыша и все еще находясь под властью его колдовства, Эллин зачарованно глядела на мужчину. На то, как он приближается, склоняет свое лицо, улыбается хищным оскалом, касается ее шеи пальцем…

Проводит им по бьющейся артерии, ведет ниже, медленно, любовно. На миг останавливается на ложбинке, склоняет голову и проводит по тонкой коже языком. Эллин покрылась мурашками и невольно выгнулась. Между ног зародилось томление. Захотелось раздвинуть их шире и…

«Что он со мной делает?!»

Она вдруг вспомнила свой сон, и скрипку, и отца, и почему-то Ардела. Колдовское оцепенение спало, и Эллин яростно оттолкнула от себя призрачный силуэт.

Владыка будто оторопел. А затем поднял голову и громогласно, на весь лес, расхохотался. Через миг он раздвоился. Теперь два дымчатых силуэта приближались к девушке. Она же, схватившись за спасительную мысль об отце, поднялась. Попыталась выйти из ротонды.

Один силуэт подошел с одной стороны, второй — с другой. Один грубо схватил за предплечье и рывком оголил Эллин грудь. Второй ласково и что-то шепча, провел по соскам языком. Один крепко держал ее, яростно кусая за шею. Второй с нежностью опустил ее платье по пояс и ласкал грудь языком, а живот — горячими пальцами. Один причинял боль. Второй — вызывал наслаждение.

Мысли затуманились, вся она превратилась в ощущения и образы, красные и горячие. Ее шея и спина болели от укусов. Ее соски напряглись, а тело жаждало еще и еще. Больше ласки, больше прикосновений. Ноги раздвинулись, спина выгнулась, а из горла раздавались легкие стоны. Она хотела еще больше наслаждений. Еще больше боли.

Тот, что кусал, сорвал платье. Тот, что ласкал, опустился ниже, к ее бедрам. Эллин уже была готова лечь прямо на мраморный пол ротонды и отдаться этим дымчатым силуэтам. И вобрать в себя эти болезненные и приятные ощущение. Перед глазами плясали золотые и алые огни. Она смутно осознавала, что ее положили на холодный мрамор. Ноги широко раздвинулись…

Где-то далеко прокричала ревностно ворона. Карр! Кааар!

Это было как удар пощечины. Крик вороны привел ее в чувства. Возбуждение и желание пропали. Тело замерзло от наготы и прохлады. Пришло смутное воспоминание о снах. И ключе, который обещали во сне. Призрачный силуэт владыки склонился над ней. Эллин истошно, с ненавистью закричала и оттолкнула его от себя. Одним рывком поднялась с пола и подхватила изорванное платье.

— Никогда не смей прикасаться ко мне! Никогда! Никогда! — завопила она не своим голосом.

Стая ворон где-то совсем рядом взвилась в небо, насмешливо каркая. Эллин проводила их долгим взглядом. Они вдруг вызвали в душе смутную тревогу и печаль. Кончики пальцев задрожали от внезапной злости и горечи. Девушка перевела взгляд на ротонду. И с удивлением обнаружила, что теперь одна.

Дымчатые силуэты владыки исчезли. А прямо за ротондой появилась тропа. Всхлипнув от стыда, Эллин натянула на себя платье и, рукой прикрывая грудь, ступила на тропу. Темный лес с тревогой наблюдал за ней.

Что это было, думала Эллин, иллюзии? Грёзы? Сам владыка? Нет, вряд ли бы настоящий владыка позволил какой-то пташке на него кричать. Вряд ли бы настоящий владыка просто так ее отпустил. Воспоминания о его мучительно-приятных прикосновениях взволновали Эллин. Кожа тут же покрылась мурашками.

Встряхнув головой, девушка побежала вперед, по тропе. Остаток пути она прошла без происшествий.

***

Облачная аллея оказалась старым, разбитым временем и ветрами местом. Дорожки заросли травой, почерневшие статуи были настолько древними, что было невозможно понять, кого или что они изображали. Облаков здесь не было, вместо них — чернильные тучи, в которых угадывались хмурые женские лица.

Здесь было очень тихо. Это была не та, затаившаяся, дремлющая тишина леса грёз. Нет, здесь царило мертвое безмолвие. Куда ни глянь — кругом статуи, статуи…И все старые, так за какой из них спрятан ключ?

Девушка устало выдохнула и опустилась на землю. Не один час уйдет на поиски. Она прикрыла глаза рукой и мысленно вызвала образ последнего сна. И взмолилась к тому женскому голосу.

— Помоги, пожалуйста, помоги мне, — быстро зашептала она, не открывая глаз.

Какое-то время ничего не происходило, и Эллин неподвижно сидела на земле, не открывая глаз. Послышался звон. Девушка открыла веки. Вдали, за разбитой статуей, мерцал синий огонек. Вот оно! Эллин подскочила на ноги и побежала.

До статуи и огонька оставалось пару шагов, когда появились они. Огромные вороны. Они появились прямо из воздуха, и суматошно каркая, набросились на девушку. Клевали, щипали за одежду, волосы, некоторые пытались выклевать ей глаза. Птицы делали это яростно, с ненавистью.

На пару секунд девушка оцепенела, закрыв лицо руками. Ей показалось, что она сгинет здесь, и проклятые птицы заклюют ее до смерти.

«Меня — погребут какие-то вороны?» — ворвалась в сознание мысль.

Эллин закричала не своим голосом, отпрыгнула на шаг и стала отбиваться от птиц. Одна из ворон, самая наглая и толстая, летала прямо у лица девушки. Так и норовила клюнуть в глаз. Эллин уставилась в мерцающие глаза птицы, и ее снова пронзило острое чувство дежа вю.

Птица открыла клюв и обвиняюще каркнула. Внутри девушки что-то натянулось и порвалось. Она схватила птицу прямо за клюв. И в эту же секунду ворона окаменела, а остальные рассыпались в прах.

Девушка повертела каменную ворону в руке, провела по крыльям рукой, и они исчезли. А фигурка вороны превратилась в статуэтку. Женскую и нагую. С искусно вырезанным лицом, черными волосами, круглыми сосками. Мерцающий огонек, как и хмурые тучи, исчез.

Держать ее в руках было отчего-то неприятно, и до одури хотелось швырнуть эту статуэтку об землю, так, чтобы она разбилась на мелкие осколки. В бесконтрольном порыве Эллин подняла руку… Но в последний момент остановилась. Разве для этого она преодолела весь этот путь? Чтобы разбить только что найденный ключ?

Нет. Она возьмет статуэтку с собой, завернет в ткань, чтобы лишний раз не видеть и будет хранить до тех пор, пока она ей не понадобится. Для чего? Девушка не знала. Но чувствовала, что все это не случайно.

Пора возвращаться. Снова идти через лес грёз. Эллин вздохнула и с угрюмым видом отправилась назад.

На этот раз лес грёз был полон синих цветов и светящихся грибов, тропа превратилась в ручеек, вдоль него и шла Эллин, выставив статуэтку прямо перед собой. Но удивительное дело — больше ей не пригрезился владыка. И остаток пути она прошла легко и спокойно, словно вокруг был самый обычный лес.

Словно кто-то ей благоволил.

16

Близился день, когда приедет невеста владыки. Только безумная согласится на брак с этим чудовищем, думала Эллин. В замке стоял ажиотаж, все готовились к приезду гостей и важному событию. Пташки исчезали каждый день. Рикар привозил все новых и новых.

Однажды, когда она сидела в купальне и расчесывала влажные после мытья волосы, к ней ворвалась Нэла.

— Тебя ищет мужчина, — хмурясь, произнесла она, — в одежде садовника, хотя на садовника не похож.

У Эллин часто забилось сердце, она непроизвольно улыбнулась и отложила щетку для волос в сторону.

— Это Ардел, — сказала она, — и он действительно садовник.

Нэла скрестила руки на груди и сдула выбившуюся прядь.

— Подозрительный тип, — сказала она, взяла в руки щетку и начала расчесывать волосы Эллин, — появился ниоткуда и прямиком направился ко мне, будто мы знакомы. Позови, говорит, Эллин. Будто знал, что мы подруги. Не вызывает он у меня доверия.

Эллин рассмеялась и повернулась к подруге.

— У тебя никто не вызывает доверия и все подозрительные, — улыбаясь, произнесла девушка и подошла к двери. Ей не терпелось увидеть Ардела.

— Но что поделать, если ты водишься с подозрительными людьми: то с этой чокнутой Мелиссой, теперь еще и этот…

— А еще я вожусь с тобой, — весело сказала Эллин и послала воздушный поцелуй. — Я расскажу тебе о нем, когда вернусь.

Эллин выпорхнула в открытую дверь. Сердце часто билось, пока она стремительно пересекала комнаты и коридоры. Она так часто думала о нем, так часто желала случайной встречи, что сейчас с трудом сдерживала себя, чтобы не перейти на бег.

Она не знала этого мужчину, совсем не знала. Хотя ей казалось иначе.

Ее тянуло к нему, тянуло так, что видят боги, порой она пугалась этого сильнее, чем ночи с владыки, сильнее, чем зала непокорных.

Ардел ждал ее в саду, на той самой скамье, где они сидели в прошлый раз. Соловьи и служанки порхали по саду, некоторые из них с ленивым любопытством смотрели на мужчину, но особо он никого не удивлял. Сюда часто захаживали мужчины: стражники, повара, придворные, чтобы поглазеть иди перекинуться с девушками парой слов.

Увидев Ардела, Эллин перевела дыхание и сбавила шаг. Не хотела, чтобы он видел, как она спешила к нему и как рада встрече.

Ардел повернул голову и увидел девушку.

— Здравствуй. — Тихо произнес он и встал на ноги.

Простое слово, приветствие, но его хватило, чтобы дикая радость вперемешку с волнением накрыли Эллин. Она кивнула, смутно понимая, что пропала, пропала…

— Ты не хочешь прогуляться?

Эллин снова кивнула, и они молча отправились в путь. Девушка прекрасно знала, куда они идут — в тайное место. Она много раз порывалась пойти туда одна, но ее все время что-то останавливало, да и Рэмин почти не давал им передышки.

В этот раз над сиреневым полем светило розовое солнце, окрашивая все вокруг в коралловый цвет. Эллин села на валун, Ардел сел рядом.

— Я слышал, что происходит в замке, — сказал он, повернувшись к Эллин. От его откровенного взгляда у нее перехватило дыхание, а в низу живота затрепетало.

— То же, что и всегда, — спокойно ответила Эллин, — пташки исчезают, а вместо них приходят новые.

Мужчина нахмурился.

— Сейчас все иначе. — Произнес он и прикоснулся к волосам Эллин. Она не оттолкнула его, с замиранием сердца глядя ему в глаза.

— Почему? — прошептала она.

Что с ней творится? Почему она так реагирует на него?

— Потому что в этот раз мне не все равно, — ответил Ардел и намотал прядь ее волос на палец. Задумчиво поиграл с ее волосами, опустил руку и нежно, едва касаясь, провел по коже пальцами. Волоски стали дыбом, а во рту пересохло.

Нужно прекратить это, запретить ему прикасаться, думала Эллин. Но какой в этом толк, если ей это нравилось, она жаждала этого и впитывала в себя его прикосновения, как сухая земля влагу.

— Я не хочу, чтобы ты исчезла, — твердо сказал Ардел, убирая руки, — хочу, чтобы ты играла на своей скрипке, жила…

От каждого его слова в груди Эллин вспыхивали огоньки, согревали и дарили надежду.

— Но…

Ардел шумно выдохнул и прикоснулся двумя пальцами ее подбородка. Резким, не терпящим отказа, движением притянул ее к себе. От его широких зрачков, его горячей близости, у Эллин сбилось дыхание, в низу живота все пылало.

Сама не понимая, что делает, Эллин обхватила его шею руками. И Ардел поцеловал ее. Горячим, неистовым поцелуем. Он требовал, а она давала, все крепче прижимаясь к нему. Все эти дни без сна и аппетита, постоянные мысли о нем и желание встречи вылились в этот миг. В безумный поцелуй, который лишь еще больше распалял.

Они не могли оторваться друг от друга. Его руки блуждали по ее спине и бедрам, ее пальцы ласкали его шею и плечи. Все казалось правильным в этот миг. И знакомым.

Она отстранилась первая. Первые секунды без его прикосновений и поцелуя показались мучительными. Она сжала ноги, чувствуя между ними такое томление, что становилось больно.

Ардел по-мальчишески взъерошил волосы и улыбнулся. Эллин улыбнулась в ответ. Он нежно взял ее руку и принялся водить большим пальцем по тыльной стороне ладони.

— От тебя сложно оторваться, — хрипло произнес он, глядя ей в глаза. — Еще сложнее делить с кем-то еще.

Улыбка на его лице моментально погасла, а выражение лица стало жестким. Он крепче сжал ее ладонь.

— Я знаю, что владыка пробует соловьев одну за другой, — хмурясь, произнес он, — и недалек тот день, когда он возьмет и тебя… — Ардел замолчал и отвернулся на миг, — я не хочу, чтобы это произошло. Скажи, Эллин, ты еще хочешь уйти из этого замка?

— Как никогда ранее! — с жаром ответила Эллин.

Ардел притянул ее к себе и прикоснулся губами к ее шее.

— Я вытащу тебя отсюда, — прошептал он, — всего несколько дней, Эллин. Надо подождать несколько дней…

Сердце билось так громко, что казалось, отдавало эхом вдалеке. Она крепко прижалась к Арделу, чувствуя жар его тела.

— А что потом? — прошептала она, закрыв глаза и позабыв обо всем на свете.

— Мы сбежим. — Ответил он, — ты отправишься куда пожелаешь, и я пойду с тобой, если захочешь.

«Конечно, захочу!» — мысленно возликовала Эллин, но вслух лишь глубоко вздохнула и крепче прижалась к Арделу.

В тайном месте они провели несколько часов. Большую часть времени они целовались, жадно трогая друг друга. В остальные моменты смотрели на розовое небо, и Ардел рассказывал о себе.

Держась за руки, они обменивались воспоминаниями из детства и тихо пересмеивались, глядя на радужное небо и звенящих бабочек.

В тот день Эллин была счастлива. По-настоящему счастлива впервые за долгое, очень долгое время.

17

В свою комнату Эллин вернулась с сияющей улыбкой — просто не могла ее сдержать. При мысли об Арделе в груди у нее замирало, и хотелось кричать от восторга и переполнявших эмоций.

Она была влюблена — и этим сказано все. Когда она влюбилась? В тот день, когда впервые встретила его в саду, или когда он показал ей тайное место? Она не знала. С ним Эллин чувствовала себя спокойно и в безопасности. С ним ей казалось, что возможно все. Казалось, что они так давно знакомы, так давно влюблены…

И лишь Нэла не разделяла ее восторгов. Подруга все поняла без слов — стоило ей только взглянуть на Эллин. Хмурым взглядом она провожала подругу, пока та проплывала в купальную.

Эллин смотрела на свое отражение в зеркале, на припухшие от поцелуев губы, на блестящие глаза и широкие, как блюдца, зрачки, и не узнавала себя. Она будто светилась изнутри. Где-то вдали раздавался приглушенный голос разума, но девушка едва могла различить его шепот.

— Ты совсем спятила? — раздался за спиной резкий голос Нэлы. Она стояла позади Эллин, прожигая взглядом ее отражение в зеркале.

Эллин обернулась с сияющей улыбкой.

— Можно сказать и так, — тихо ответила она.

Нэла подлетела к ней и схватила за руку.

— Он прикасался к тебе? — прошипела она в самое ухо, — прикасался.

Эллин ничего не ответила, пристально глядя в глаза подруге. Улыбка сползла с ее лица. Нэла закатила глаза и тихо выругалась. Она огляделась, проверяя нет ли кого поблизости.

— Ты понимаешь, насколько это опасно? — она шептала, но ее шепот раздавался эхом в мраморных стенах, — что с тобой происходит? Я не узнаю тебя.

Эллин так хотелось поделиться с Нэлой своим счастьем, рассказать ей все, но она понимала, что их могут подслушивать.

— Все хорошо, — взяв Нэлу за руки, сказала Эллин, — все будет хорошо. Не волнуйся за меня.

«Скоро я выберусь отсюда вместе с Арделом», — подумала она, глядя в зеленые глаза подруги. И только в эту секунду она поняла, что Нэла-то останется здесь, в этом проклятом месте.

Значит, Нэла пойдет с ними, успокоила себя Эллин, втроем они выберутся из замка. В этом она не сомневалась. В ее сердце поселилась твердая вера в счастливый финал и в Ардела.

В купальную вошли другие соловьи, и девушки замолчали. Обрадовавшись этому, Эллин вернулась в общую спальню. С одной стороны, ей хотелось рассказать Нэле все-все, не утаивая не единой мелочи. А с другой — она хотела хранить эти чувства, эмоции в себе, раз за разом смакуя пережитые мгновения.

Она никогда не испытывала ничего подобного. Ей было легко, и — видят боги — она даже была рада тому, что Рикар похитил ее и привез в этот замок.

Все будет хорошо. Все точно будет хорошо.

Следующие два дня она провела как бабочка, порхая и смеясь. Вокруг царили тревога и страх — девушки стремительно исчезали, но Эллин будто не видела этого, думая только об Арделе, касаясь своих губ, вспоминая, как он целовал их. Нэла лишь недовольно качала головой, с каждым днем становясь все мрачнее.

Все было в светлых тонах до полудня третьего дня. Эллин и Нэла были в музыкальном зале, где только что провели беззвучный спор, когда туда ворвался Рэмин. Он избегал Эллин после того, как она застала его с Шайлой. Но в этот раз он шел прямо к ней. При виде его бледного лица, у Эллин все опустилось.

«Что-то случилось с Шайлой, — подумала она, — их раскрыли».

Рэмин подошел к девушкам и пару мгновений просто молчал, с суровым лицом разглядывая их.

— Владыка желает, чтобы ты играла для него сегодня, — сухим голосом произнес Рэмин, пристально глядя Эллин в глаза, — только ты одна…

Футляр с грохотом выпал из ослабевших рук. Губы Эллин задрожали.

— Что…что это значит? — просипела она, — он потом…Потом захочет взять меня? Опробовать меня?

Последние слова она произнесла с отвращением, ее замутило, а перед внутренним взором маячило лицо Ардела.

Ничего не будет хорошо, ничего…

— Ты знаешь, — медленно ответил Рэмин, — после выступления он всегда забирает соловья в свою постель. А сегодня будешь только ты. Мне очень жаль.

Он посмотрел на побледневших девушек и порылся в кармане брюк, доставая маленький флакон.

— Вот, — сказал Рэмин, протягивая его Эллин, — это передала Шайла…В благодарность. Выпей это перед выступлением, этот отвар вызывает слабость и болезнь. Ты потеряешь сознание и будешь без сил несколько дней.

— Но как ей это поможет? — воскликнула Нэла, выступив вперед, — что толку от этой водицы?

Рэмин опустил глаза.

— Владыка любит, чтобы пташка была в сознании, пока он…Пока он пробует ее.

У Эллин затряслись поджилки, все это время она слушала Рэмина будто в отдалении, до конца не веря в происходящее. Все ведь было хорошо, выход был так близок.

— Но что будет, когда отвар перестанет действовать, и она придет в себя? — спросила Нэла, глядя на Рэмина исподлобья, — не сегодня, так через пару дней он все равно возьмет ее!

— Это даст ей время, — сухо произнес Рэмин, — завтра приезжает невеста владыки, и в следующие дни ему будет не до развлечений.

Эллин кивнула и убрала флакон в карман платья.

— Спасибо, — хрипло сказала она, — спасибо вам.

Ослабевшей рукой она подняла футляр и неровной походкой отправилась в сад. Увидеть бы Ардела, чтобы набраться сил и храбрости. Чтобы снова поверить, что все будет хорошо.

Нэла не стала ее догонять, и Эллин медленно шла по извилистым тропам сада. Она и сама не заметила, как оказалась у заросшего фонтана и старой статуи.

Да, поняла девушка, это то, что ей нужно. Просто побыть в тайном месте и успокоить мысли. Она открыла крышку люка и спустилась вниз. На валуне, где они сидели с Арделом, сейчас никого не было. Летали лишь бабочки, звеня крыльями, да птицы вдалеке.

Эллин прижала к груди скрипку и вперилась взглядом вдаль. Она вспоминала отца и их старенький дом, его музыку и неизменную, грустную улыбку. Ему бы понравился Ардел, думала она. И они все могли бы просто и счастливо жить в их доме.

Но отца больше не было и дома тоже. Но Ардел есть, и она, Эллин, тоже есть. А, значит, еще не все потеряно. Стоит ли сдаваться и опускать руки только оттого, что владыка решил взять ее сегодня? Она выберется, непременно выберется.

Эллин положила руку в карман, чтобы убедиться, что флакон на месте. Она выпьет этот отвар, и все пройдет успешно.

Позади послышались шаги. Эллин вздрогнула и обернулась. Невольная улыбка расцвела на ее лице. Ардел стоял в двух шагах от нее и тоже улыбался.

— Как ты узнал, что я здесь? — произнесла Эллин и подбежала к нему. Ардел крепко прижал ее к груди, вдыхая аромат ее волос.

— Почувствовал, — хрипло ответил он, крепче прижимая к себе девушку.

В его объятиях Эллин почувствовала себя спокойнее и увереннее. С ним ничего не страшно. Ардел прикоснулся губами к ее лбу.

— У меня есть новости, — тихо сказал он. Эллин подняла голову и посмотрела ему в глаза, — завтра приезжает невеста владыки. И мы сможем сбежать завтрашней ночью.

У Эллин все упало.

— Не получится, — грустно произнесла она, — сегодня я буду играть для него…

У нее не поворачивался язык, чтобы закончить предложение. Но Ардел понял все без слов. Он нахмурился и серьезно посмотрел на девушку.

— Я убью его! — сквозь зубы произнес он и сжал кулаки. — Надо бежать сегодня, сейчас! Ты не должна идти к нему и играть для него!

Эллин подошла к нему и положила ладонь ему на грудь.

— Если мы решим бежать сегодня, — мягко сказала она, — то нас тут же схватят. Нет, мы сделаем это, как ты и решил, после приезда невесты. У меня есть кое-что, — Эллин показала ему флакон, — это поможет продержаться еще один день…Но завтра, возможно, я не смогу идти самостоятельно…

Ардел нахмурился и взял руку Эллин в свою.

— Твоей рыжей подруге можно доверять?

Эллин кивнула и прижалась к нему, вдыхая терпкий и такой знакомый аромат его тела.

— Она сможет довести тебя до старого фонтана завтра в полночь?

— Да, — ответила Эллин, — и она пойдет с нами. Я не могу бросить ее здесь, в этом жутком месте.

Ардел улыбнулся и провел пальцем по нижней губе девушки.

— Иного я от тебя и не ожидал, — нежно произнес он, — конечно, она уйдет с нами. Завтра в полночь, после того как стражники зажгут огни на башнях, вы выйдете в сад и придете сюда. В замке будет ажиотаж и полно гостей, никто не обратит внимание на вас. Я буду ждать у старой статуи. Буду ждать всю ночь.

Эллин кивнула, глядя в его потемневшие глаза. Ардел склонился и, издав рык, поцеловал, крепко сжимая в объятиях. Время остановилось, и теперь для Эллин существовал лишь Ардел, его губы и влажный язык, да крепкие руки, что изучали ее тело. Она отвечала на каждое прикосновение сдавленным стоном и крепче сжимала ноги, чувствуя между ними пламя. И лишь он мог его потушить.

— Ардел, — прохрипела Эллин, не открывая глаз, — сегодня может все пойти не так… Сегодня он может взять меня, несмотря ни на что… Я хочу, хочу… Чтобы это был ты. Чтобы впервые это было с тобой.

Она отстранилась от него и взглянула в его глаза, в которых сейчас бушевало пламя. Эллин уверенно взяла его руку и положила на свое лоно, в пульсирующий очаг, который жаждал прикосновения.

— Возьми меня, Ардел, — прошептала она, глядя в его глаза.

Ардел с хрипом сгреб ее в объятия. Рывком опустил лиф платья и начал ласкать языком и пальцами маленькие соски. Горячая волна возбуждения пробежала по девушке. Она запрокинула голову и застонала, схватив мужчину за волосы.

Он подхватил ее на руки и посадил на валун. Уверенным жестом задрал ее юбку и провел пальцами по внутренней стороне бедер, надавил на пульсирующий бугорок.

— Еще, — прохрипела Эллин, ложась на валун спиной.

Ардел начал ласкать пальцем ее клитор то нежно, то настойчиво, до тех пор, пока она не начала молить о пощаде. Нетерпеливым жестом она сняла с него рубаху и, облокотившись, смотрела, как он снимает брюки.

Обнаженный, он казался еще прекраснее и сильнее. Ардел склонился над ней и нежно поцеловал.

— Может быть больно, — прошептал он ей в ухо, отчего у нее пробежали мурашки. Она выгнулась дугой и раздвинула ноги.

— Ну и пусть, — не осознавая реальности, сказала она. — Возьми меня, Ардел.

Мужчина обхватил рукой ее бедра и медленно вошел в нее. Острая боль вперемешку с наслаждением пронзили ее. Эллин вскрикнула, обвивая талию мужчину ногами. Он двигался все быстрее, перестав быть осторожным. Пульсация между ног нарастала. Боль, наслаждение, сладость — все перемешалось и искрило. Эллин забыла обо всем, забыла свое имя, кто она и откуда. Казалось верным только это — двигаться в такт этому мужчине на этом валуне.

Она смутно осознавала, что кричит. Сначала от боли, потом от наслаждения. Ей было мучительно приятно и сладостно больно. Точка между ног нарастала, становясь горячей, красной. И вспыхнула, озарив все ее тело алым пламенем. Даря долгожданное облегчение. Ардел застонал и выкрикнул незнакомые слова. И, тяжело дыша, опустился рядом с Эллин и поцеловал ее ключицу.

Она положила голову на его грудь и закрыла глаза. Звенели бабочки и пели птицы вдалеке. Близился вечер, но теперь Эллин было не страшно.

18

Они с трудом оторвались друг от друга. С трудом прекратили поцелуи и прикосновения. Близился вечер, и им пора была возвращаться в замок. Ей в сад, ему — домой.

Еще раз тщательно обсудив завтрашний побег, они расстались у входа в тайное место. Эллин возвращалась в общую спальню, не чувствуя земли. Ее губы распухли от поцелуев, а волосы растрепались от прикосновений Ардела.

«Все получится, — мысленно повторяла она себе, — все получится, и мы будем вместе».

Страх и тревога исчезли. Осталась твердая уверенность, что все будет хорошо. Будущее казалось таким светлым и радужным. Она стала женщиной, и чувствовала себя так, будто весь мир сделал ей огромный и бесценный дар. Любовь, взаимную любовь.

В общей спальне ее уже ждали служанки и Рэмин. Нэла, едва взглянув на нее, нахмурилась и прикусила губу — будто все поняла без слов и, конечно же, была не рада этому.

— Через два часа ты будешь играть для владыки, — сурово произнес Рэмин, — что ты будешь играть, знает только он. Служанки подготовят тебя, и во имя богов, сыграй сегодня так, как никогда не играла ранее! И вот еще что…

Он наклонился и взял со стола футляр, украшенный изумрудами.

— Сегодня ты будешь играть на этой скрипке, не на своей. — Сказал он и вышел из комнаты, такой же высокомерный и отчужденный, как всегда.

Эллин открыла футляр и взглянула на скрипку. Это был прекрасный инструмент, о каком она и не смела мечтать. Корпус был украшен драгоценными камнями, а струны — позолоченными.

Тогда-то, проведя пальцами по струнам, она впервые испытала легкую тревогу. Дурное предчувствие. На миг все вокруг ей стало казаться дурным предзнаменованием: и крики птиц в саду, и последний блеск заката, и кроваво-красный рубин на скрипке.

Она повернулась к Нэле и крепко обняла ее.

— Завтра, — зашептала Эллин ей в ухо, — после того, как зажгутся огни, мы сбежим. Ты, я и Ардел. Мы встретимся в тайном месте, и он выведет нас отсюда. Выведет навсегда. Ты же поможешь мне завтра? Боюсь, сама я идти не смогу…

Нэла отодвинулась и посмотрела в широкие глаза Эллин.

— Конечно, — с грустной улыбкой ответила Нэла, — я помогу тебе и завтра, и всегда.

Больше они ничего не смогли сказать друг другу — служанки суетливо взяли Эллин за руку и повели в купальню. Там они молча вымыли ее тело, старательно делая вид, что не замечают кровь между ног. Эллин натерли ароматными маслами, волосы завили и распустили по плечам. Глаза подвели, а на губы капнули малиновый бальзам. На тело надели черно-красное платье, обтягивающее и тонкое, расшитое узорами-знаками владыки.

Взглянув на себя в зеркало, Эллин вдруг испугалась. Она ничем не отличалась от райских птиц сейчас — не хватало только цепочек и браслетов.

Ей предложили поесть, но она отказалась — аппетит пропал начисто.

На замок опустился звездный вечер. Пришла пора идти к владыке. Эллин не попрощалась с Нэлой, и не сказала никому ни слова. Она одарила других девушек улыбкой, взяла футляр и вышла из спальни вслед за прислужницами.

По дороге она незаметно вытащила из лифа флакончик от Шайлы и залпом выпила его. Оставалось молиться, чтобы отвар подействовал. Чтобы владыка не взял ее сегодня. Чтобы все было хорошо.

Сегодня владыка был в другом зале. Эллин привели к широким дверям из черного стекла, расписанного знаками владыки Таэрлина Эверона… Двери эти никем не охранялись, и вокруг не было ни души. У Эллин вновь возникло дурное предчувствие, но на этот раз более осязаемое.

Служанки оставили ее перед закрытыми дверями и убежали. Эллин осталась одна в бесконечном коридоре перед черными дверями. Что ждет ее за ними? Сердце гулко билось, а дыхание сперло. Она вдруг вспомнила своего отца и их старенький дом.

«Надо быть смелой», — сказала она самой себе и решительно толкнула двери.

В зале овальной формы стоял полумрак. Лампы на черных стенах отбрасывали красный свет. Блестящий пол был расписан красно-белыми узорами. Вдоль стен стояли люди — придворные владыки, слуги, пташки. Их было меньше, чем в прошлый раз и выглядели они более раскрепощенными.

Сам же владыка сидел на огромном кресле-троне, на котором с легкостью могли поместиться трое. Одетый в черное и красное, он поигрывал старинной монетой, перебрасывая ее с пальца на палец. По правую руку от него сидела Шайла, прямая и гордая. Увидев Эллин, она сжала губы и покачала головой. Шайла подходила к цветам владыки — черные волосы, красное платье…

Но кое-кого Эллин не ожидала увидеть. Мелисса, босая, в воздушном белом платье, так непохожая на Шайлу, сидела у ног владыки, кроткая, невинная, и грустно улыбалась, глядя на Эллин.

Таэрлин небрежно взглянул на Эллин и махнул рукой.

— Сыграй что-нибудь, — произнес он, сжимая грудь Шайлы, — что-нибудь печальное.

Все люди в зале воззрились на нее. Переведя дыхание, Эллин ловким движением вытащила скрипку и задумалась на миг. Пальцы сами начали играть, еще до того, как она решила. Любимая мелодия отца, которую он написал к ее пятнадцатому дню рождения.

Она была печальной, потому что была полна тоски по ушедшей матери. И прекрасной, потому что полна любви.

Играя, Эллин закрыла глаза и думала об отце и Арделе. На краткий миг она позабыла, где находится. Резкий хлопок заставил ее вздрогнуть и открыть глаза. Таэрлин взмахнул рукой, приказывая ей остановиться.

— Ты хорошо играешь, пташка, — с пренебрежением в голосе сказал он, — да вот только ведешь себя дурно…

Внутри Эллин что-то перевернулось. Дурное предчувствие усилилось в сотни раз, било по венам. Она неподвижно стояла, все еще держа скрипку у плеча. Шайла открыла рот, словно пытаясь ей-то что сказать. Мелисса с детским любопытством смотрела на нее, по-прежнему сидя на полу.

— Кажется, наша пташка не до конца понимает, кто такой владыка, — холодно произнес Таэрлин и кивнул кому-то в зале.

Внезапная тьма упала на зал, густая и вязкая. Настолько, что Эллин не видела ничего дальше своего носа. В воздухе вспыхивали алые полосы и раздалось легкое шипение. Послышался звон.

— Преклони колени перед Таэрлином Эвероном Крэйином Огненным, потомком Великих королей, владыкой Западных земель, именуемый также Двуликий! — Раздался мужской голос прямо за ее спиной.

Что-то в длинном имени владыки напрягло Эллин, но она не могла понять, что именно.

Тьма рассеялась. Владыка все так же восседал на кресле, Шайла, прямая, как жердь, сидела неподвижно рядом. Но что-то изменилось, что-то витало в воздухе.

Эллин подняла голову и посмотрела прямо в огненные глаза владыке. Или что-то заставило её сделать это. И в этот миг, глядя ей в глаза и улыбаясь хищной улыбкой, он медленно поднял руку. Повернул ладонь к себе и провел ею по лицу. Его облик стал меняться. Черные волосы посветлели, темные глаза превратились в синие, линия губ стала иной.

Глядя на него, Эллин хотелось закричать. Но она не могла кричать — она окаменела. Теперь в кресле владыки перед ней сидел не Таэрлин, а Ардел. Её Ардел! И хищно улыбался. Они молча смотрели друг на друга. Стояла звенящая и мертвая тишина. Казалось, это длилось вечность.

Истошный, безумный смех раскатился по залу. Мелисса, что все это время кротко сидела на полу, хохотала и прыгала по залу, размахивая платьем.

— Как мы ее разыграли! — вопила она сквозь смех, — а! Как разыграли бедную пташку! Как легко она поверила в садовника! А-а-а-ха!

Она несколько раз крутанулась на месте, подбежала к владыке и поцеловала его руку, глядя на него с обожанием.

— Мой владыка доволен? — с придыханием спросила она, посасывая его палец, — доволен игрой, что затеяла его Мелисса?

Эллин казалось, что она забыла, как дышать. Она не моргала, до боли сжав пальцами проклятую скрипку и смотрела на то, как Мелисса ласкает владыку. Как Мелисса ласкает Ардела. Её Ардела. Вот только Ардела нет и никогда не было…Она перевела взгляд на Шайлу и вспомнила ее слова.

«Владыка любит игры». И это все было его игрой, ужасной, извращенной игрой.

Ей бы закричать или заплакать. Но какая-то часть ее души еще не верила в происходящее, не хотела верить. А какая-то часть окаменела, стала твердой, неподвижной. Острой.

Мелисса скакала по залу и хохотала. Шайла сидела бледная, с сочувствием глядя на Эллин. Владыка с дьявольской усмешкой наблюдал за происходящим.

— Преклони колени перед своим владыкой! — прошипела Мелисса, подбегая к ней.

Эллин стояла неподвижно, исподлобья глядя на Ардела-Таэрлина.

— Давай же, преклони колени и расскажи ему о своей любви, — захихикала Мелисса за ее спиной, — расскажи-расскажи! Расскажи, как любишь нашего владыку! Преклони колени и расскажи! И, может, он простит, что ты нарушила все правила. Преклони! Преклони! Расскажи! Не то погибнешь, сгинешь! Преклони!

Она дергала Эллин за волосы и непрерывно говорила, как безумная. Она и есть безумная, поняла вдруг Эллин. В душе у нее что-то щелкнуло. Она оттолкнула от себя Мелиссу и подняла голову. Взглянула в синие глаза владыки, в которых сейчас плясали язычки пламени. На его лице застыла хищная маска.

— Ненавижу, — процедила сквозь Эллин и набрала в грудь воздуха, — НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!

Она подняла руку и с размаху бросила скрипку в его сторону. Скрипка не долетела до него, разбившись в трех шагах от трона. Раздалось всеобщее восклицание. Эллин с облегчением выдохнула, круто развернулась и медленно пошла к дверям.

В висках стучало, зато сердце, кажется, вообще перестало биться. В зале стоял гул голосов, но Эллин не разбирала, да и не хотела разбирать, что они говорят. Она упрямо шла к выходу. Хоть к какому выходу, лишь бы подальше отсюда, подальше от этих людей. Подальше от него…

У двери ноги ее подкосились, и она едва не упала. Держась за ручку, она с трудом открыла дверь. В глазах потемнело, а в горле пересохло.

«Отвар подействовал», — с внезапной радостью подумала Эллин и провалилась в беспамятство.

19

Ей снился сон. Их старый дом, залитый солнцем, круглый стол с выцветшей скатертью. Веселый отец рассказывает что-то Арделу, что сидит рядом с ней, и они все смеются. Ардел поворачивается к ней, чтобы поцеловать, и неожиданно его лицо меняется, глаза и волосы темнеют, ласковая улыбка превращается в хищный оскал. Эллин закричала и проснулась.

И лучше бы она не просыпалась. Реальность навалилась на нее вместе с воспоминаниями о недавнем вечере. Поначалу Эллин не могла понять, где она. Вокруг было темно, и она не чувствовала своего тела.

Отвар еще действует, поняла она и попыталась пошевелить пальцами. Не сразу — через секунды — девушка поняла, что лежит на жесткой постели. Запястья и лодыжки обвивали тонкие ленты. Как бы Эллин не дергала ногами и руками — выбраться из них не удавалось. Да и сил почти не было.

Где она? Перед ее закрытыми глазами всплыло лицо Ардела и тут же превратилось в лицо Таэрлина. Она вспомнила вдруг, как он ее целовал накануне, как обещал забрать из этого ужасного места, как рассказывал о себе, гладя ее волосы.

Ложь, все было ложью.

Если бы у нее были силы, она бы закричала. Как же ей хотелось заорать, исторгнуть из себя эту грязь, эту боль и разочарование. Но Эллин могла лишь беззвучно плакать. Владыка любит игры — и Шайла предупреждала ее, сразу же, с первого дня.

А она — глупая, глупая девчонка — забыла об этом! Не восприняла всерьез. Владыка любит игры. Он любит играть своими пташками, их чувствами. Он не только убивает их, подумала Эллин, он иссушает их души. Внушает им любовь и топчет ее.

Топчет…

Эллин до крови прикусила губу. Главное, не вспоминать, не думать об Арделе. Он не настоящий. Не настоящий. Все его слова, прикосновения, обещания — ненастоящие. Он — фальшивка, мутная рябь в темном болоте.

А она влюбилась в него…

Эллин застонала — это все, на что у нее хватило сил. Что теперь с ней будет? Сейчас ей было все равно. Она пыталась приглушить эту боль, успокоить себя, и забыть. Забыть навсегда…

Вспыхнул алый огонек, на миг ослепив Эллин. Через секунду глаза ее привыкли, и она осмотрелась. Здесь не было ни окон, ни дверей. Стены и потолок серого цвета, сверху свисали лохмотья, похожие на обрывки ткани. Алый огонек, что освещал комнату, неподвижно висел в воздухе, напротив девушки.

Раздался невнятный шепот, хотя в комнате, кроме Эллин, никого не было. Шепот усилился, множился, и теперь сотни безликих голосов заполнили пространство.

Шар света увеличился, изменил цвет на оранжевый, желтый, становясь все светлее. Раздался хлопок — стало тихо и светло. А на месте шара стоял Таэрлин, в черном костюме и красных перчатках. Он бесстрастно смотрел на Эллин, словно она была еще одной бездушной вещью, картиной, что кто-то повесил на стену.

Она была рада, что он предстал перед ней не в образе Ардела — так было проще. Главное сейчас— не думать о том, что упущено. О том, на что она надеялась.

Эллин вскинула подбородок и бесстрашно посмотрела ему в глаза. Если это чудовище надеется, что она будет дрожать от страха и боли, то он очень заблуждается. Никогда она не покажет ему слез, никогда! Никогда он не увидит от нее ничего, кроме ненависти и отвращения.

Неожиданно он рассмеялся — тихо, как шелестящие листья, и подошел к девушке. Снял перчатку и положил руку на ее грудь, в область солнечного сплетения.

— Я вижу, как все пылает у тебя внутри, пташка, — произнес он, убрав руку, — сначала там была искра интереса, потом огонек влюбленности. Хорошо, но недостаточно, недостаточно…

Он медленно прошелся по комнате, взмахнул рукой — появилось кресло, в которое он с удовольствием сел.

— Теперь там, — он указал пальцем на ее грудь, — пламя ненависти. Это хорошо! Говорят, любовь питает душу. Так говорят глупцы и женщины. Нет! Ненависть — вот вечный источник силы и энергии. Вот, что зажигает и двигает вперед — лютая ненависть. Горячая, черная и красная. Ты чувствуешь, как она бурлит в тебе? Как разливается по жилам и отравляет кровь? О, да, ты чувствуешь это.

В его глазах вспыхнули алые огни, и он хищно облизнулся, как лев перед прыжком на антилопу.

«Он питается душами», — вспомнила вдруг девушка старые байки про владыку. Он сейчас иссушит ее душу? Или уже сделал это, так подло обманув ее.

Таэрлин встал с кресла и медленно, оглядывая ее с головы до ног, подошел к Эллин. Снял вторую перчатку и прикоснулся к ее лодыжкам. Огненная боль полоснула кожу, и девушка закусила губу. Она не будет кричать — не доставит ему такого удовольствия.

Мужчина ухмыльнулся и нарочито медленно потянул ткань ее платья вверх, обнажая колени, бедра. Она вдруг вспомнила Ардела, и волоски на коже встали дыбом. Но перед ней был не Ардел, а другой человек. Ардела нет и никогда не было, мысленно напомнила себе Эллин и сомкнула колени.

Таэрлин сжал ее плечи — как и лодыжки, они вспыхнули и покраснели от боли. Эллин молчала, пытаясь понять его игру. Что ему нужно? Зачем он играет с ней сейчас? Для чего?

Она прикрыла глаза, чтобы утихомирить боль — физическую и душевную — и пыталась представить отчий дом. Каким-то шестым чувством она уловила, что владыке нужна ее боль и ненависть, и не хотела давать ему это. Как можно ненавидеть, не показывая этого?

Нужно просто усмирить ярость. Просто усмирить. Думать о доме, папе и музыке. О своих волшебных снах. Быть далеко, очень далеко отсюда.

— Эллин, милая, — раздался над ухом до боли знакомый голос. Голос Ардела. Девушка вздрогнула и открыла глаза. Прямо над ней склонился Ардел, светлые пряди его волос касались ее лба, а синие глаза смотрели внимательно и ласково.

На миг она и забыла, где она и кто перед ней, и непроизвольно улыбнулась. Она посмотрела на его лицо, ее взгляд упал на его одежду. Черный костюм, красные перчатки на полу.

«Он ненастоящий, — судорожно подумала Эллин, силясь отвести от него взгляд, — ненастоящий. Это лишь владыка, чудовище и убийца».

— Эллин, — мягко повторил Ардел-Таэрлин и провел пальцем по ее щеке, — я скучал по тебе.

Эллин судорожно выдохнула. Это было невыносимо, невыносимо…

Мужчина склонился ниже, почти соприкасаясь к ней губам. В его глазах плескалось пламя. Она почувствовала тепло его тела, его запах, вспомнив, каким бесстыдствам они предавались на том валуне.

«Это был владыка, дура. Он взял тебя».

Она вздрогнула и словно пробудилась. Ярость горячей точкой жгла грудь, нарастая и нарастая.

— Убирайся, — выдохнула Эллин ему в лицо и подалась вперед, — УБИРАЙСЯ!

Ее захлестнула волна злости, отчаяния, ярости, что она позабыла на миг свое имя. Эллин подалась вперед, желая ударить мужчину по груди, исколотить его, исхлестать.

Владыка приподнялся.

— Убирайся! — завопила она и вдруг поняла, что ее руки и ноги больше не связаны. Эллин подскочила с кровати и набросилась на мужчину, колотя его по груди, плечам, рукам. — Не хочу тебя видеть! Не хочу слышать! Убирайся сейчас же! К своим пташкам, к невесте, слышишь! Я ненавижу тебя!

Мужчина на миг оторопел, неподвижно принимая удары Эллин. Его образ мерцал и двоился, как отражение в воде, становясь то Таэрлином, то Арделом. Но затем волосы и глаза потемнели, и теперь Эллин била по груди Таэрлина, владыку Запада, и непрестанно говорила один и те же слова.

Его губы дернулись, и воздушная волна подхватила Эллин и прижала к стене. Руки и ноги держали невидимые кулаки так крепко, что мгновенно появились синяки, хотя боли она не чувствовала.

Таэрлин в одну секунду оказался рядом с ней.

— Кто ты такая? — прошипел он, прожигая ее взглядом, — как ты выбралась из моих пут?

Только сейчас Эллин поняла, что ленты, что до этого связывали ее руки и ноги, исчезли, растворились в воздухе. Но сейчас это было неважно.

Она глубоко дышала, глядя прямо в пламенные глаза мужчины. Ей было страшно — немного — и еще какое-то новое чувство плескалось где-то в глубине. Оно-то и придавало ей сил.

Владыка подошел к ней вплотную. В черных глазах сверкает огонь, зубы обнажены в улыбке-оскале. Он поднял руку и намотал ее волосы на кулак. Наклонил голову, прикасаясь к ней горячим лбом. Он жег ей кожу прикосновением — будто вместо крови по его венам тек огонь.

Эллин вздохнула, почувствовав вдруг, против своей воли, томление между ног. Почти как раздражение. Мужчина, глядя на нее, ухмыльнулся. И Эллин поняла, что он почувствовал это. Он знает, что она слегка возбуждена. О, боги! Она и не знала, кого сейчас ненавидела больше: себя или его.

Владыка размотал ее волосы и обхватил ее грудь, больно сжав сосок.

Ардел так не делал, пронеслось у нее в голове. Он был нежным.

Рука Таэрлина скользнула ниже, к животу. По коже бегали мурашки, а Эллин проклинала колдовство, которым он приковал ее к стене. Томление между ног становилось сильнее, острее. Она попыталась сжать колени, но тщетно — воздушные кулаки плотно держали ее тело.

Резким движением владыка задрал подол ее платья и прикоснулся к бедру, властно и требовательно. И не отрывая от нее глаз, положил ладонь на ее лоно и сжал. Провел пальцами по клитору, а затем засунул их внутрь. Эллин издала хриплый стон. Он снова сжал ее лоно, до боли, но от этого ее томление стало еще сильнее, невыносимее. Теперь ей хотелось раздвинуть колени шире, а не сжимать их.

Но через миг она вспомнила, кто перед ней, и кто она.

— Я не твоя пташка! — произнесла она, — и твои игры меня не волнуют!

Конечно, она лгала сейчас. Его прикосновения волновали, будь он проклят.

— А кто сказал, что это игра? — прошипел Таэрлин ей в ухо и провел пальцем по ее клитору. Сначала медленно, затем быстрее и быстрее. Эллин ненавидела его. Ненавидела, как никогда ранее. Но тело откликалось на его ласки, так, словно это были пальцы Ардела, того Ардела, в которого она была влюблена. Каждое прикосновение владыки казалось ей знакомым и желанным.

Она пыталась сжать колени, оттолкнуть его — тщетно. Она была крепко прикована, а мужчина был настойчив. В его глазах плясали красные огни, а на губах играла самодовольная улыбка. Он видел, что ее телу нравится, что он делает. Одной рукой Таэрлин ласкал ее сосок, второй — клитор, внимательно глядя на Эллин.

В ее горле пересохло, в низу живота полыхал такой пожар, что она еле сдерживала себя, чтобы не закричать. Она жаждала, до смерти жаждала прикосновений. Сильнее, крепче, горячее. Темп все нарастал, наслаждение нарастало. Невыносимо!

Казалось, еще миг. Еще немного, и она достигнет пика…

Эллин прикрыла глаза, невольно отдавшись во власть этих ощущений. Таэрлин ласкал все быстрее и настойчивее…

Но вдруг он резко остановился и убрал руки. Эллин едва не вскрикнула от разочарования и открыла глаза. Таэрлин с усмешкой смотрел на нее.

— Как томительно не получить желаемое, когда оно было так близко, не так ли? — произнес он с довольной улыбкой, — порой наслаждение тоже может быть пыткой.

Он отошел от нее на пару шагов, нагло разглядывая с головы до ног, раскрасневшуюся и полуобнаженную.

— Скоро ты будешь сама просить меня, чтобы я взял тебя, — жестко произнес он.

Эллин дрогнула и покраснела — на этот раз от гнева.

— Ни за что! — вскрикнула она.

Таэрлин тихо рассмеялся.

— Однажды ты уже попросила, — сказал он и взмахнул рукой. В воздухе появился алый огонек.

Эллин яростно замотала головой.

— Нет! Это был не ты! Не ты!

Ехидно улыбаясь, Таэрлин провел ладонью по лицу, и оно изменило черты. Владыка превратился в Ардела.

— Неужели? — сказал он, — Меня зовут Двуликим, пташка. И это всегда был я. Я всегда был рядом и видел тебя. Я знаю все о тебе, птаха, все!

Лицо его внезапно стало серьезным, будто он вспомнил нечто важное. Несколько секунд он странно смотрел на Эллин, а затем раздался хлопок, и владыка исчез.

Эллин осталась прикована к стене, обессиленная от желания. Она тихо застонала, пытаясь унять огонь между ног. Разгоряченная, полураздетая, она умирала от стыда, ненависти и дикого возбуждения.

Как же она ненавидела владыку! И как ж она сейчас хотела, чтобы он завершил начатое до конца. Наконец, невидимые путы исчезли, и Эллин рухнула на пол. Горячее желание по-прежнему жгло ее лоно, и она умирала от возбуждения. Всхлипнув, Эллин прикоснулась к клитору, туда, где ее ласкал Таэрлин. Не отдавая себе отчета, она начала ласкать себя, повторяя движения владыки. Все быстрее, неистовее. До тех пор, пока точка наслаждения не разрослась и не накрыла ее с головой. Эллин громко вскрикнула — и долгожданное облегчение накрыло ее и подарило блаженство.

Она так и осталась лежать на полу, разгоряченная, от удовольствия и стыда.

Она выкрикнула его имя. И ненавидела его за это. За то, что он сделал ее такой.

20

Он приходил к ней семь дней. А, может, это были ночи — Эллин не знала наверняка, так как окон, как и часов, в этой жуткой комнате не было. Кто-то, закутанный с головы до ног в серое покрывало, приносил ей два раза в день еду. Рядом с жесткой кроватью появилась дверь, которая вела в узкую купальню. Там, как и в комнате, не было ни окон, ни дверей.

Не было выхода.

В купальне ее мыл тот же человек, что приносил еду. Мыл, до красноты натирая ее кожу ветошью. Здесь с Эллин не церемонились.

Во второй свой визит владыка испепелил всю ее одежду, оставив на теле ожоги. Они затянулись через несколько минут. Но боль оставалась еще несколько дней.

День или два — она потеряла счет времени — Эллин была полностью обнаженной. Но затем ей принесли новое платье, черное, сплошь расшитое символами владыки. Иногда он, конечно, срывал его, доводя Эллин до исступления.

Иногда он ничего не делал. Создавал магией кресло, садился в него, подпирал подбородок рукой и смотрел на нее. Словно она была увлекательной книгой или завораживающей картиной.

Сначала ее вводило это в оцепенение, и Эллин зачарованно сидела прямо, не шелохнувшись, глядя в огненные глаза владыки. Его взгляд всегда был разным. То полным любопытства, то страсти, то горькой ненависти. В очередной раз она не выдержала.

— Что тебе нужно? — закричала Эллин, подскочив с кровати. — Зачем ты смотришь на меня?

Владыка ничего не ответил и зло усмехнулся. Девушку разозлило это, и она, движимая невесть откуда взявшимся гневом, подбежала к нему и занесла руку. Он легко перехватил ее запястье и притянул к себе.

— Безрассудная, мелкая пташка, — прошептал он ей на ухо, и его тон вдруг изменился, — Эллин. Моя горячая, прыткая Эллин. Помнишь, как ты отдавалась мне? Помнишь, как шептала: «Еще»? Помнишь, как ловила мой взгляд, как рассказывала о своих мечтах?

У нее задрожали руки, сердце ухнуло куда-то вниз, к животу, и она отчаянно замотала головой.

— Это был не ты, — прошептала она, не в силах говорить громче, — не ты. Это все ложь, обман, ты весь — состоишь из обмана и горечи. Весь.

Он вдруг тихо рассмеялся и лизнул ее шею.

— Ошибаешься, — только и ответил он и провел по ее шее пальцем.

Эллин почувствовала, как глубоко внутри шевельнулась энергия, тихая сила, которую доселе она не ощущала. Владыка, пробормотав что-то на незнакомом языке, чуть отстранился и взглянул ей в глаза.

— Хм, — сказал он и поцеловал ее.

На удивление, поцелуй был скромным, даже робким, словно он только-только решился попробовать ее губы на вкус. Эллин оторопела от неожиданности и не шевелилась. Ей отчаянно захотелось ответить на поцелуй, обвить его шею руками и будь что будет!

Но он — владыка. Он обманщик, самый жестокий на свете.

И тут Эллин почувствовала, как эта энергия, что внезапно проснулась, мягко утекает прямо через поцелуй, к владыке. Девушка нахмурилась и с трудом отстранилась. Первые секунды мужчина непонимающе смотрел на нее. Но вскоре его образ стал привычным — насмешливо-жестоким.

Он схватил ее запястье — больно, что на коже тут же вспыхнули синяки. Снова посмотрел ей в глаза, и его взгляд полоснул такой ненавистью, что Эллин застыла, не понимая, чем она могла ее вызвать. Ведь она просто птаха, одна из многих, да, нарушившая правила, влюбившаяся в фальшивого садовника, но разве это причина для такой лютой ненависти, что она только что увидела в его глазах?

Или он безумен? Безумен в своей силе, своей похоти и вседозволенности?

Но в его глазах Эллин читала лишь ненависть и холодный ум, но никак не безумие.

«Что ж, это взаимно», — с горечью подумала Эллин. Владыка ухмыльнулся, будто услышав ее мысли и отпустил запястье.

— Ты моя, птаха, — сказал он, поднимаясь с кресла, — и расплатишься за все.

С тихим хлопком исчезло кресло, а через миг — и сам владыка, оставив после себя едкий красный дым, который еще долго витал в воздухе.

***

Иногда он являлся к ней в образе Ардела, в рабочей одежде садовника. Это было мучительней всего, мучительней любой физической боли. Он касался ее, шептал на ухо, как счастливы они будут, когда убегут, говорил ласковые слова…

А потом жестко смеялся.

Он сжимал ее лодыжки и запястья, оставляя на коже иссиня-черные следы, и приникал губами к жилке, что билась у нее на шее. Эллин чувствовала, как он пьет ее. Ее эмоции, чувства, страхи. Словно именно это и было его главной пищей, любимым деликатесом.

Владыке нравилось вызывать в ней то злость, то грусть, то страх. Он с наслаждением пил ее жизненные силы, и к концу каждого проклятого дня Эллин слабела так, что, казалось, на утро она уже не проснется.

Каждый раз ей казалось, что он высосал все соки, осушил ее до конца. Но каждое утро она вновь просыпалась, полная ненависти к нему и жажды жизни.

Трудней всего было не думать о времени, проведенном в тайном месте. Когда она бесстыже отдавалась ему на валуне, влюбленная и безрассудная.

И где-то в глубине своей души Эллин знала, что чувства к Арделу, к человеку, с которым она проводила время в тайном месте, еще живы. Что где-то в глубине души она еще влюблена в него. В фальшивый образ, что создал владыка.

Как же она злилась на себя за глупость. А его ненавидела.

В этой серой комнате ей чаще снились те волшебные сны. В них она была другой. У нее была другая внешность, имя, жизнь, но именно в этих снах она как никогда ранее чувствовала себя собой. Настоящей. В этих снах был и владыка. Он тоже был другим. Более человечным, больше похожим на Ардела. В этих снах была скрыта тайна, Эллин чувствовала это, но она каждый раз ускользала от нее.

Много часов Эллин думала об этих снах, пытаясь вспомнить, уловить, что же она позабыла. Внутренний голос твердил, что забыла она нечто важное, что-то такое, что навсегда освободит ее.

А, может, эти сны были частью колдовства владыки. Но в глубине души Эллин знала, что это не так. После этих снов она чувствовала себя сильнее. Словно кто-то придавал ей сил.

Легче всего было, когда снился Ардел. Тот нежный Ардел, что смотрел с ней на звезды и рассказывал о себе. Обычно во снах он лежал рядом и гладил ее волосы, нежно касался лица, губ. Иногда он бессвязно шептал ей о любви, о том, как сильно тоскует. Эллин улыбалась, сжимая его руку, и говорила, что они будут вместе. Так она и просыпалась: стискивая простынь, словно это ладонь Ардела. Иногда ей даже казалась, что постель еще хранит тепло его тела. Но это был сон, всего лишь сон. Очередная жесткая иллюзия, которые так любил владыка.

Однажды она поняла, что это не сон. В одну из ночей Таэрлин не пришел, как обычно. Впрочем, серый человек в покрывале тоже не появлялся. Выпив воды, Эллин забылась каким-то тревожным, сумрачным сном. Ее то донимали видения о далеких краях и чудесных водопадах, то меняющиеся образы владыки. Эллин металась по постели, она угодила в один из вязких кошмаров, из которых никак не могла выйти.

Теплое прикосновение к плечу успокоило ее. Она проснулась, но не открывала глаз. И чувствовала: он лежит рядом. Чувствовала на себе его взгляд, его обжигающее дыхание, его такую болезненную близость. На этот раз он не пил, не истязал.

Нет. Он просто мягко проводил по ее лицу пальцем и что-то тихо говорил на незнакомом, явно древнем, языке. Поправил ее волосы, прикоснулся к шее, груди. Глубоко вздохнул и положил голову рядом с ней. И, судя по дыханию, заснул.

Эллин не сразу решилась открыть глаза, а когда открыла, то увидела, что владыка, сбросив с себя красные перчатки, спит рядом с ней. Просто спит, требовательно прижимая ее к себе. Она хотела выбраться из его хватки, но не могла. Несколько секунд она смотрела на его черные ресницы. Такие знакомые, до боли…Он вдруг дернулся во сне и прошептал ее имя. Крепко стиснул и, не открывая глаз, прикоснулся губами к ее шее. Эллин почувствовала, как в нее тонкой струйкой втекает энергия, живительная и теплая.

Веки девушки потяжелели, она тихо опустила голову и тоже заснула.

И впервые за очень-очень долгое время она прекрасно спала.

На следующий день кое-что изменилось. Проснувшись, Эллин увидела, что стены в ее камере изменили цвет. Из грязно-серого они превратились в синий, а лохмотья, что свисали с потолка, исчезли. Вместо них качались светильники на тонких цепях. Комната была та же — Эллин чувствовала это — но все вокруг стало иным.

Не таким жутким.

Девушка с тихим стоном поднялась с постели. На круглом столе, которого еще вчера не было, стоял поднос с едой. Она выпила воды и зашла в купальную. Там тоже все стало иным, светлым. Ванная была уже наполнена. Девушка сняла платье и погрузилась в горячую воду. Закрыла глаза, выдохнула. И впервые за долгое время почувствовала спокойствие.

Она лежала с закрытыми глазами до тех пор, пока не остыла вода. Когда Эллин открыла их, то увидела в проеме Таэрлина.

Он стоял, облокотившись плечом о стену и наблюдал за ней. Девушка вспыхнула и потянулась рукой за платьем, чтобы прикрыться.

— Нет, — сказал владыка, — не вставай. Мне нравится, как ты выглядишь сейчас.

В его глазах промелькнуло что-то такое, отчего у Эллин пробежали мурашки. В этот миг его слегка отрешенный взгляд, легкая улыбка показались до боли знакомыми. Она уже видела этот взгляд, когда-то давным-давно. Это мимолетное ощущение вызвало внезапную боль и горечь.

И это не было связано с его издевательствами.

Это что-то…

Мужчина прервал поток ее мыслей, рывком оказавшись около нее. Он сел на край ванны и потрогал воду. Пошевелил пальцами, и она тут же стала горячей.

— Скоро, пташка, — произнес он, глядя на Эллин прожигающим взглядом, — в Западных землях начнутся праздники. Владыка женится.

Сердце пропустило удар, и Эллин понятия не имела, почему ее это так взволновало. Может, он перестанет над ней издеваться? Отпустит или выпьет ее душу до капли, убьет?

— Сочувствую его будущей жене, — процедила Эллин сквозь зубы и попыталась встать. Таэрлин взял ее за плечо и силой вернул на место. Пробежался взглядом по ее телу и прикоснулся к груди. У Эллин перехватило дыхание. Кожу жгло от его прикосновений, и хотелось еще.

— Твой язык следовало бы отрезать за дерзость, — произнес он, сжав ее сосок. Эллин вскрикнула, и он довольно улыбнулся. — Но тебе еще предстоит спеть на моей свадьбе.

— НЕТ!

Собственный крик потряс Эллин до глубины души. Она почувствовала вдруг в себе столько силы, что с легкостью выпрыгнула из ванны, оттолкнув от себя владыку. Подхватив платье, Эллин выбежала в комнату и заметалась по ней, как зверь в клетке, в поисках выхода.

Выхода не было.

Она натянула на себя платье. Спина намокла от тяжести мокрых волос. Эллин хотелось кричать и плакать, и колотить стены, и она не знала, почему. Почему его слова вызвали такие реакцию?

«Почему он просто не убьет меня?»

Владыка вышел из купальни, с его темных волос стекала вода. Он пристально смотрел на Эллин, в глазах бушевало пламя.

Эллин взглянула на него и застыла. Она будто смотрела на него впервые. И как раньше она не замечала так много сходства между этим образом и образом Ардела? Сейчас, глядя в его глаза, она с ясностью поняла, что они вовсе не черные, как ей казалось, а темно-синие. Синие, как были той ночью, когда Ардел (владыка) показал ей тайное место. В темных волосах блестели светлые пряди, а черты лица…

Это один человек. Двуликий.

«Двуликий», — раздался тихий шепот в голове, и Эллин вздрогнула. Она должна подумать об этом, запомнить это ощущение — это очень, очень важно.

Да, он не создавал новый образ, он не носил маску. Он и был и Арделом, и Таэрлином, и в его лице Эллин сейчас видела черты и того, и другого.

А это значит…

«Он не врал?» — с дрожью подумала Эллин.

— Почему ты отвел меня в тайное место? Зачем показал его мне? — прошептала Эллин. Таэрлин изменился в лице. На мгновение он стал обычным человеком. Уязвимым.

Но лишь на мгновение.

— А ты хотела, чтобы я взял тебя посреди сада? — жестко ответил он и на миг отвел взгляд. Эллин вспыхнула. Нет, нет смысла искать в нем Ардела и его черты. Это все ложь, ложь, от начала и до конца!

Она отвернулась и уставилась на стену, молясь, чтобы в ней появилась дверь, и она смогла бы убежать отсюда.

Он не мучил ее физически, нет. Но убивал морально.

— Ты будешь петь на моей свадьбе, — произнес владыка за ее спиной, почти касаясь губами ее макушки.

Эллин обернулась и выдохнула. Теперь он снова был в образе Ардела и с грустной нежностью смотрел на нее. Мужчина поднял руку и провел по щеке Эллин, коснулся нижней губы.

Его зрачки расширились, а дыхание сбилось. Кожу Эллин покалывало от его прикосновений, и глядя ему в глаза, она вновь забывала, кто перед ней.

Таэрлин подошел к ней вплотную настолько, что она почувствовала его член, упершийся ей в низ живота. Горячая волна нахлынула на нее, и острое томление пробудилось между ног. Ей вдруг захотелось забыть обо всем, что произошло и отдаться ему, все еще думая, что он просто садовник, влюбленный в нее.

Владыка склонил голову и прикоснулся губами к ее шее, скользнул ниже к ложбинке. Эллин непроизвольно выгнулась, поддаваясь его ласкам. Его руки нежно и требовательно ласкали ее тело, грудь, живот, бедра.

«Нет! Нет!» — закричал ее разум.

Эллин распахнула глаза и оттолкнула мужчину. Ее била мелкая дрожь. Она была так возбуждена, что не могла спокойно стоять на месте.

— Нет! Не прикасайся ко мне! — взвизгнула она, чувствуя и возбуждение, и злость одновременно.

Несколько секунд Таэрлин хмуро смотрел на нее. А затем ухмыльнулся, подскочил к Эллин и поцеловал. Он яростно набросился на ее губы, терзая их и покусывая. Его руки крепко прижимали к себе Эллин, и она слышала, как громко бьется его сердце.

Она сопротивлялась как могла.

И все же ответила на поцелуй. Влюбленность, будь она проклята, взяла верх. Вскоре все мысли и сомнения отступили. Все казалось правильным. Правильно было целоваться с ним, запуская пальцы в волосы. Правильно было отвечать на его ласки тихим стоном и льнуть к нему.

Ведь так уже было когда-то…

Последняя мысль привела Эллин в чувство. Дрожащими руками она уперлась в грудь Таэрлина и оттолкнула его. Он тяжело дышал и склонил голову, касаясь ее лба. Рукой гладил ее по щеке.

— Эллин, — сдавленно произнес он, и она вздрогнула — он впервые за время заточения назвал ее по имени, — я могу взять тебя силой… Но я хочу, чтобы ты попросила меня. Ну же, попроси меня, милая.

Он говорил тихим и ласковым тоном, как тогда, в их тайном месте. Ее охватила дрожь, а горло сжало от невыплаканных слез. Ей хотелось, очень хотелось сказать «да» и отдаться ему. Хотелось снова дать ему себя обмануть. Но что потом? Ей будет еще больнее, и она возненавидит не только его, но и себя за слабость.

— Нет, — хрипло ответила Эллин, отталкивая его. — Никогда! Ты противен мне!

«Ну вот, теперь и я лгу, — подумала она, — все вокруг погрязло во лжи».

Владыка отошел от нее с каменным лицом и скрестил руки.

— И все-таки стоит отрезать твой язык, — холодно сказал он, — сразу после того, как ты сыграешь на моей свадьбе. Откажешься — и за это поплатится та рыжая арфистка. Нэла.

Эллин задохнулась. Он резко взмахнул руками и растворился в воздухе.

— Ненавижу тебя! — закричала Эллин пустым стенам и опустилась на колени. Она не хотела играть на его свадьбе! Это было так…так мучительно.

Она опустила голову на руки и закрыла глаза, сдерживая слезы. Она не будет плакать, не будет! Сделав несколько глубоких вздохов, Эллин успокоилась. И только в этот миг поняла, что в этот визит он ней пил ее душу. Она не чувствовала слабость, наоборот — к ней пришел прилив энергии и силы.

Что это значит?

Эллин поднялась на ноги и ахнула. В стене напротив появилась дверь. Она была распахнута и вела в сад. Разумеется.

21

Несколько мгновений Эллин смотрела на распахнутую дверь. Резко выдохнула и выбежала наружу, в сады. Листья на деревьях и кустах пожелтели, цветы осыпались. Все выглядело так, словно наступила осень. Вот только в садах владыки всегда вечное лето. Но сейчас…

Что-то изменилось, девушка чувствовала это. И дело было не только в саду. В самом воздухе витало что-то иное. Может, дело в предстоящей свадьбе владыки? При мысли об этом, Эллин почувствовала тонкий укол в груди.

«Разве мне не плевать? — говорила она себе, — конечно, плевать!»

Она сделала несколько шагов, повернула налево и замерла. Впереди была та часть сада, в которой она так часто гуляла с Нэлой и с Арделом.

«С владыкой, — напомнила себе Эллин, — все это время это был владыка и жестко обманывал меня».

Эллин обернулась. Двери, из которой она вышла, не было. Как не было и стены. Теперь там росли кустарники и увядшие цветы. Где же держал ее владыка эти дни? В очередном иллюзорном месте?

Эллин медленно шла по знакомой местности. Было прохладно, и девушек в саду не было, но Эллин слышала их приглушенные голоса и смех, что доносились из спальни соловьев. От мысли, что ей снова придется жить там, хотелось кричать. Но вместо этого она просто шла вперед.

Вперед, шаг за шагом. Не думать о том, что ждет впереди. Не думать о том, что осталось позади. Просто идти.

В проеме показалась знакомая рыжеволосая голова. Увидев Нэлу, Эллин радостно вскрикнула. Нэла повернулась и радостно завопила при виде подруги. Она подлетела к ней и стиснула в объятиях.

— Я думала, — улыбаясь, сказала она, — что тебя уже нет! Что ты сгинула как Айрика, как все они! Но ты здесь, здесь! Это же ты? Ты настоящая?

Нэла отошла на шаг назад, внимательно разглядывая Эллин. Нахмурилась, заметив синяки на запястьях.

— Это я, — грустно улыбнувшись, произнесла Эллин, — настоящая. И я так скучала по тебе. Только тебя я и рада видеть.

Девушки снова обнялись и стояли так какое-то время, молча.

— Владыка и Ардел, — прошептала Эллин, — один и тот же человек… Он обманывал меня. Это была такая игра.

Эллин замолчала. Большего она пока вслух сказать не могла — ее тут же начинали душить слезы.

— Я знаю, — тихо ответила Нэла, — почти все знают. Спасибо этой дряни Мелиссе. Она хохотала как сумасшедшая несколько дней и всем рассказывала, как же она угодила владыке. Чокнутая! Я думала, что после того, как ты крикнула ему, что ненавидишь, он убьет тебя.

Эллин мягко отстранилась.

— Не убил, — тихо сказала она, глядя в сторону, — но причинял боль. Он мучал меня все эти десять дней. Но мне еще повезло, правда?

Она взглянула на подругу и слабо улыбнулась. В глазах стояли слезы. Нэла выглядела пораженной.

— Не десять дней… — задумчиво произнесла она.

— Что?

— Тебя не было не десять дней, Эллин, — сказала Нэла, — а гораздо дольше. Если быть точнее, то… — Нэла нахмурила лоб и на миг задумалась, — то почти шесть месяцев. Тебя не было полгода! Никто и не думал, что ты вернешься.

Эллин нахмурилась и взглянула на Нэлу, пытаясь понять, не разыгрывает ли она ее. Судя по ее виду, не разыгрывала.

— Этого не может быть, — просипела Эллин, — шесть месяцев! Я бы заметила. Да и к тому же он сам говорил своей свадьбе. Он бы не стал ждать полгода, чтобы жениться. Да и невеста его.

Нэла поджала губы и посмотрела по сторонам, не подслушивают ли их.

— Эллин, свадьбы не было. Приехала невеста, но, видимо, чем-то ему не угодила. И он свадьбу отменил. И теперь женится на другой. Говорят, что она из очень богатого и плодовитого рода, а он хочет наследников.

— Наследников… — рассеянно повторила Эллин и огляделась. Сад, не считая осенних красок, не изменился. Все было прежним. Она снова в заключении в саду, все та же пташка, просто пташка. А он…

Силы вдруг покинули ее, и девушка опустилась на землю.

— Он хочет наследников?! — закричала Эллин, чувствуя, что вот-вот хлынут слезы, — как же я его ненавижу! Ненавижу….

Нэла опустилась рядом и молча обняла за плечи подругу. В ее молчаливой поддержке было гораздо больше тепла, чем в сотне словах. Именно это и было нужно сейчас Эллин — почувствовать, что она не одна, что у нее есть поддержка.

— Где моя скрипка? — сказала она, поднявшись на ноги.

У Нэлы забегали глаза, и она ответила не сразу.

— Ее нет, — на одном дыхании сказала она, грустно глядя ей в глаза, — ее унесли в тот же вечер, когда ты пропала. И это не все…

Эллин сжала кулаки.

— Что еще?

— Твои вещи исчезли. Это случилось прямо на моих глазах. Твоя одежда, ноты, масла — все растворилось в воздухе! Тогда-то я и решила, что тебя больше нет, — она прикусила губу, — на твоей кровати сейчас спит другая девушка. Мы все думали, что ты исчезла…

— Значит, он завершит начатое после свадьбы, — безжалостным голосом сказала Эллин, — поэтому и нет больше ничего, что принадлежало мне. Я спою на его свадьбе. А потом исчезну. По-настоящему.

Она посмотрела на Нэлу. В ее глазах сверкала ярость.

Теперь Эллин не боялась и думала лишь о том, что должна выбраться отсюда. Должна найти выход. Они должны. Она выберется отсюда, из этого проклятого места. А он пусть и дальше живет один, во тьме и мраке своего проклятия.

***

Появление Эллин вызвало ажиотаж. Ее засыпали вопросами, что делал с ней владыка, почему отпустил назад в сад, как она осталась жива. Эллин все вопросы игнорировала. Она хотела найти Шайлу. Интуиция подсказывала, что она сможет помочь ей.

Вместе с Нэлой они выбрались из спальни и побежали в сад райских птиц. Как и в прошлый раз, там все дышало роскошью и негой.

Эллин медленно подошла к двери и вошла внутрь, Нэла шла следом. Шайлы не было. Зато вместо нее на полу сидела Мелисса, как всегда, босая и одетая в белое платье. Она подняла голову и покраснела, увидев Эллин.

— Что ты здесь делаешь? — завизжала она, — ты должна умереть! Умереть! Почему? Почему мой владыка отпустил тебя!?

Она завизжала и схватилась за волосы.

— Сумасшедшая, — с презрением сказала Эллин и прошла дальше, в глубь коридора. У нее чесались руки, чтобы дать Мелиссе хорошую пощечину. Но сейчас были дела поважнее.

Нэла шла за ней следом, грязно ругаясь. И все-таки подруга оказалась права насчет Мелиссы, подумала Эллин, и она просто шлюха, лживая шлюха.

В следующей комнате, с красными стенами, они и нашли Шайлу. Она сидела перед круглым зеркалом и примеряла золотые серьги. Увидев Эллин, она побледнела.

— Здравствуй, Шайла, — сказала Эллин, глядя на ее отражение.

— Рада, что ты жива, — кивнув, сказала Шайла, — что ты здесь делаешь?

Эллин закрыла дверь и села на мягкий диван. Нэла села рядом и скрестила руки, хмуро глядя на Шайлу.

— У тебя передо мной должок, — спокойно произнесла Эллин, — я пришла за оплатой.

Шайла резко развернулась. Глаза гневно блестели, а губы скривились. Но бледность и дрожащие руки выдавали ее страх.

— Что ты хочешь? — холодно произнесла Шайла.

«И почему она еще жива? — подумала Эллин, — он же все видит».

Эллин откинулась на спинку дивана и взяла из вазы персик. Она впилась в него зубами, по подбородку потек сладкий сок. Страх покинул ее, и теперь ее вела твердая решимость.

— Расскажи мне о нем, — с жесткой улыбкой сказала Эллин, — расскажи все, что знаешь о нем. Все слухи, домыслы, не утаивай ничего. Я хочу знать все.

Врага легче поразить, если знаешь его слабые места.

Шайла побледнела еще сильнее.

— Я не могу, — прошептала она, — ты же знаешь, что это запрещено.

— Да брось, — махнув рукой, насмешливо сказала Эллин, — подумаешь, нарушишь еще одно правило. Он ничего не узнает. Сейчас ему не до этого, не так ли? Свадьба, наверное, доставляет много хлопот.

— Ты же не уйдешь, пока не получишь свое? — нахмурилась Шайла. Эллин кивнула.

Шайла глубоко вздохнула и отошла от зеркала. Она села рядом с девушками и начала говорить, понизив голос до еле различимого шепота.

— Многих из нас в детстве пугали рассказами о владыке Западных земель. Что он похищает женские жизни, что питается их душами, что если девушка попала в его замок, то никогда уже не выйдет оттуда. Меня тоже в детстве пугали этими байками. Могла ли я подумать, что окажусь здесь? Нет! Меня ждало прекрасное будущее…

Шайла замолчала и глубоко выдохнула. Она крепко сцепила руки и продолжила говорить, глядя прямо перед собой:

— Удивительно, но многие слухи о нем правдивы. Он питается душами. И он точно полубог, а не простой колдун. Ни один колдун не живет так долго, как владыка. Я знаю, что он принадлежит к древнему роду, его предки умели создавать целые миры, в их крови была огромная сила. Он и сейчас могущественен, но новые миры ему точно не подвластны.

Шайла горько усмехнулась.

— Говорят, — шепнула она, блеснув глазами, — что потому он и держит всех нас. Хочет вернуть былую силу. Только как ему в этом помогают пташки, я не знаю. Я думаю, что он живет так долго за счет поглощенных душ.

— Почему он не убивает райских птиц? — с раздражением перебила ее Нэла, — чем вы лучше всех остальных?

Шайла повернулась в ее сторону и окинула презрительным взглядом.

— Убивает? — с сарказмом повторила она, — о, вряд ли это можно назвать убийством. Он не убивает, глупышка. Он причиняет боль, иссушает душу, порой дотла. Настолько, что птахи просто исчезают, превращаются в пыль. Они перестают существовать, но не умирают. Их словно никогда и не было.

— Это хуже, чем смерть, — прошептала Эллин и посмотрела на Шайлу, — ты не ответила на вопрос Нэлы. Почему другие пташки исчезают, вы же живете в роскоши, как ни в чем не бывало. Ты, Мелисса.

Услышав это имя, Шайла скривилась и передернула плечами.

— Ты ошибаешься, райские птицы тоже исчезают. Мы здесь для того, чтобы ублажать его в постели и дарить ему блаженство. Все, что он пожелает. А он одаривает нас украшениями, нарядами, приглашает для нас актеров. Те, кто могут развлечь владыку, живут дольше и лучше, — она широко улыбнулась, — Мелисса долгое время была его любимицей…

— Да она же безумная! — воскликнула Нэла.

— И очень опасная, — с жесткой улыбкой произнесла Шайла, — она сразу стала выделяться среди прочих, когда попала сюда. То корчила из себя невинное дитя, то роковую соблазнительницу. А сколько козней она устроила — не сосчитать. Мелисса всегда придумывает новые забавы для владыки. И часто бывает в его постели. Ей нравится, когда он делает ей больно. После ночи с ним она целует синяки на руках.

Эллин передернуло.

— Почему его зовут Двуликим? — спросила она, втайне надеясь сменить тему для разговора.

— Не знаю, — Шайла пожала плечами и взбила волосы, — наверное, потому что он двуликий. Хотя мы всегда его видим в одном обличье. Как на портрете в учебной комнате. Ты напрасно пришла сюда, Эллин, я знаю не больше твоего. Знаю, что его колдовство повсюду, и он может слушать нас прямо сейчас. Знаю, что ему нравятся боль и эмоции, для него это как… как деликатесы. Каждый раз с новым вкусом. Мы все обречены здесь. У нас нет выхода. Ни у кого из нас… Сегодня или через десять лет он поглотит наши души. Это вопрос времени.

— Нет! — воскликнула Эллин и поднялась на ноги, — это мы еще посмотрим. Ты ошибаешься, Шайла. Он человек. Иначе зачем ему нужен наследник? И почему сейчас, раз он так долго справлялся без этого?

— Тебе лучше спросить об этом у него лично, — улыбнувшись колючей улыбкой, ответила Шайла и подошла к зеркалу, — мне пора собираться. Сегодня он возьмет одну из нас, я должна быть готова.

Эллин почувствовала острый укол ревности. Она подошла к Шайле и посмотрела ей в глаза.

— Есть еще что-то, — тихо сказала Эллин, — я знаю это. Ты чего-то недоговариваешь. Скажи все, что знаешь. Пожалуйста.

Шайла моргнула и прикусила губу.

— Не могу, — прошептала она и покачала головой, — извини, не могу. Это опасно. Опасней того, что ты увидела в музыкальном зале.

Нэла и Эллин переглянулись.

Больше Шайла не скажет ни слова, они сразу поняли это. Девушки подошли к двери. На пороге Эллин обернулась.

— А есть хоть кто-то, кто может мне рассказать все о нем? — произнесла она.

— Есть, — не оборачиваясь, ответила Шайла, — Изора. Вот только она скорее удавится и убьет тебя, чем скажет тебе хоть слово о владыке.

— Но она уже говорила…

— Да, — бросила Шайла черед плечо, — только то, что можно и нужно знать всем пташкам. А теперь уходите, мне нужно завить волосы.

Девушки вышли из комнаты не прощаясь. К счастью, Мелиссы уже не было, а место, где она сидела, было усеяно лепестками цветов и сухими ветками. Обратный путь они шли молча, и лишь в саду для соловьев Нэла решилась заговорить.

— Как ты узнала, что Шайла рассказала не все?

Эллин пожала плечами и мягко улыбнулась.

— Почувствовала, — тихо ответила она, — уверена, что в слухах и байках о нем скрыт секрет. И он связан с моими снами и находками. Если разгадаю его, то смогу выбраться отсюда. Мы сможем. Потому я должна узнать все. Я больше не могу здесь оставаться. Это…

— Больно? — тихо произнесла Нэла, сжав ее руку.

Эллин запнулась и остановилась, взглянув в глаза подруге.

— Да. То, что он сделал со мной…

— Не идет ни в какое сравнение с другими, — перебила ее Нэла и приподняла бровь, — тебе больно, я знаю. Но ты жива, и ты вернулась! Понимаешь? Никто до тебя не возвращался спустя такое долгое время. Ты не думала, что он выбрал тебя не случайно? Что в этом есть какой-то смысл?

Эллин тяжело вздохнула. О чем она только не думала в последнее время. И об этом тоже, конечно. Иногда ее посещала призрачная надежда, что он не притворялся, когда был с ней в тайном месте. Что Ардел — это его скрытая часть, настоящая. И, возможно…

— Нет! — воскликнула Эллин, — ему нравится играть и причинять боль. Я лишь очередная забава. Сегодня я жива, а завтра он выпьет мою душу до дна, и ничего после меня не останется.

Эллин замолчала. К ним навстречу бежала служанка. Она вся раскраснелась и задыхалась от бега.

— Вас требует к себе госпожа! — выпалила она, отдышавшись, — я должна немедленно отвести вас в ее покои.

Эллин нахмурилась. Ее интуиция пробудилась и била в солнечное сплетение.

— Какая госпожа? — спокойно сказала она.

Служанка смахнула выбившуюся прядь.

— Госпожа Изора, конечно же! Идем же, прошу! Она прогневается, если мы опоздаем.

Эллин и Нэла переглянулись.

— Это не похоже на совпадение, — вздернув бровь, прошептала Нэла.

Эллин кивнула. Подруга была права. Скорей всего, их разговор с Шайлой подслушивали и донесли Изоре. Эллин крепко сжала запястье подруги и, прошептав слова прощания, пошла следом за служанкой. Может, ей повезет, и она узнает еще что-нибудь про Таэрлина.

Эллин вздрогнула, осознав, что впервые в своих мыслях назвала его по имени. О, боги, каким же знакомым и приятным ей показалось это ощущение.

22

Изора ждала ее в одной из роскошных гостиных, стены которой были увешаны картинами и цветами. Она вытянулась на диванчике и ела яблоко, когда вошла Эллин. Одна из служанок массировала ее ступни, вторая обмахивала веером, хотя было совсем не жарко.

— А вот и ты, — низким голосом произнесла Изора и хлопнула в ладоши, — достаточно! Оставьте нас!

Служанки выбежали из гостиной, плотно закрыв двери. У Эллин возникло острое чувство дежа вю и ее внезапно осенило. Только одна женщина может вести себя так в замке владыки.

— Вы его мать! — воскликнула она и смотрела на Изору так, будто видела впервые.

Изора рассмеялась и встала с дивана.

— А ты его пташка, — сказала она, подходя вплотную к Эллин, — но я не кричу об этом. Так-так…Дай-ка я взгляну на тебя, пока этот музыкант не послал за тобой.

Она обошла кругом Эллин, изредка втягивая воздух, словно принюхиваясь. Ее ресницы дрожали, а зрачки сузились. Прошло несколько мгновений. Изора отступила назад и медленно опустилась на диван, не спуская глаз с Эллин. Женщина похлопала по дивану рядом с собой.

— Сядь со мной, — требовательно произнесла она, — нас ждет важный разговор.

В ее взгляде было нечто такое, что заставило Эллин подчиниться. Она безо всяких расспросов села рядом и выжидающе взглянула на нее.

— Ты знаешь, что владыка держал взаперти тебя почти шесть месяцев? — произнесла Изора. Эллин неуверенно кивнула. Ей до сих пор верилось в это с трудом.

Изора прищурилась, пристально глядя на Эллин.

— Но тебе так не кажется, не так ли? — продолжила женщина, — тебе с трудом верится, что прошло так много времени. Мне и самой верится с трудом. Любая другая на твоем месте уже давно бы исчезла. Обычно ему хватает ночи, чтобы сделать свое дело. Но ты до сих пор здесь, и твоя душа на месте, ячую это. Что-то изменилось…

Она выдохнула и прикрыла глаза. Эллин с каким-то странным трепетом наблюдала за ней. Только Изора может дать ей все ответы, все ключи. Только она знает все его секреты.

— Тебе снятся странные сны? — резко спросила Изора, открыв глаза.

— Да.

— Расскажи мне о них, — потребовала женщина.

Эллин нахмурилась и скрестила руки.

— Зачем вы пригласили меня? — спросила она, чувствуя легкое раздражение, — обсудить мои сны? Я ничего не скажу, пока вы не ответите мне. И уж поверьте, теперь залом непокорных меня не напугать. Я вообще теперь ничего не боюсь.

«Только за жизнь Нэлы», — подумала Эллин.

Изора хрипло рассмеялась, сощурив глаза.

— Да, — сказала она, продолжая хищно, почти как ее сын, улыбаться, — характер твой не сломили. Что ж, это справедливое требование. Я скажу, для чего ты здесь. Я хочу тебе помочь.

Сердце в груди Эллин дрогнуло. Могло ли быть так, что Изора с помощью колдовства подслушала ее разговор с Шайлой и решила использовать? Вполне. Это не было совпадением. Эллин не верила Изоре. Еще бы! Как можно верить матери этого лживого чудовища?

— Я вам не верю, — холодно произнесла Эллин, — с чего бы вам помогать мне, безродной пташке? Признайтесь, ваш сынок затеял очередную игру, а вы ему подыгрываете. Боги, какое это, наверное, жалкое существование — потакать прихотям своего безумного сына.

Улыбка сползла с лица Изоры, и она побледнела.

— Одно мое слово — и ты растворишься в грязи сточных канав, — прошипела она, — следи за языком, птаха. Я протягиваю тебе руку помощи, а ты ее кусаешь, как бешеная собака.

Эллин дернулась и нахмурила брови.

— Почему я должна верить вам?

Изора откинулась на спинку дивана и хищно улыбнулась. Ее улыбка напомнила Эллин улыбку владыки, и у нее ёкнуло сердце.

— Потому что у тебя нет выбора, — высокомерно произнесла Изора, — к тому же я редко помогаю просто так.

— И что же вы потребуете взамен?

— Небольшую услугу. Я помогу тебе выбраться отсюда, а ты сделаешь кое-что, и поклянешься на священном огне, что выполнишь свое обещание.

Эллин недоверчиво смотрела на Изору. В ее сознание бились две яркие мысли. Первая: Изора не врет, Эллин чувствовала это. Вторая: она что-то недоговаривает, в чем-то подвох. Судьбоносный подвох.

— И какое же обещание я должна дать? — спросила Эллин, глядя в черные глаза Изоры.

Изора потянулась за бокалом и отпила вина.

— Что ты никогда не вернешься сюда, — с самым серьезным видом произнесла она.

Несколько мгновений Эллин смотрела на Изору, пытаясь понять, шутит она или говорит всерьез. А затем откинулась на спинку дивана и расхохоталась.

— В чем же подвох? Да я с радостью дам такое обещание хоть на священном огне, хоть на алтаре покинутых богов! — воскликнула Эллин, утирая слезы смеха, — я ненавижу это место! Ничего и никогда я ненавидела так сильно. И мне точно не захочется сюда возвращаться.

Изора усмехнулась и налила вина во второй бокал. Смахнув черные локоны со лба, она протянула его Эллин.

— В таком случае, мы сможем договориться, — произнесла Изора. — Ты уйдешь через три дня после свадьбы владыки, к тому времени я все подготовлю и открою тебе путь. Ты возьмешь с собой одну вещь и уничтожишь ее в месте, что я укажу. Если обманешь и не сделаешь этого — я сразу пойму. И, поверь, лучше тебе не обманывать меня. Я сделаю так, что все твои страхи возродятся и поглотят тебя.

Эллин перестала улыбаться и пристально смотрела на Изору. Ей не нравилось ее предложение. Не нравилось все, к чему это могло привести. Она совсем не хотела заключать с ней союз. Но если она откажется, то что потом?

Жить здесь, в этом замке, каждый день страдая? Вспоминая мгновения счастья и понимать, что все было ложью и надежды нет?

Нет. Этого Эллин допустить не могла. Она хотела жить, хотела идти вперед. И хотела, чтобы ее мечты вновь возродились.

— Почему именно я? — спросила Эллин и отпила терпкое вино.

Изора поболтала вино в бокале.

— Потому что ты сильна, — спокойно ответила она, — я почуяла в тебе сразу силу. Но ты и сама это знаешь в глубине души. Шесть месяцев ты была в заточении, в мире между миров, и до сих пор сохранила разум и душу.

От этих слов Эллин стало больно. Он держал ее в мире между мирами? Каждый день, месяц за месяцем терзая, пока она не умрет? И удивлялся, наверное, что она еще жива.

«Чудовище, — подумала Эллин, — как я могла подумать, что в нем есть что-то хорошее?»

— И что же я должна уничтожить? — спросила Эллин и поставила бокал на стол. Пить больше не хотелось.

— Шкатулку, — спокойно ответила Изора, — очень-очень старую шкатулку. Ты просто подойдешь к синему огню и уничтожишь ее в нем. Больше от тебя ничего не требуется. Что внутри — тебя не касается. Заглянешь внутрь — ослепнешь. И это не угроза. Ты действительно ослепнешь.

У Эллин гулко билось сердце, а ладони покалывало. Интуиция кричала, что это опасная затея, и нужно отказаться.

— А почему бы вам самой не сделать это? — недоверчиво произнесла Эллин, — зачем просить об этом меня, какую-то птаху? Кажется, у вас для этого сил тоже достаточно.

Изора усмехнулась.

— Я бы давно это сделала, если бы смогла, — хрипло сказала Изора, — но путь к священному синему огню закрыт для меня. Я не могу пройти к нему.

— Почему?

Выражение лица Изоры стало суровым. Несколько секунд она пристально смотрела на Эллин холодным взглядом.

— Это тебя не касается, — отрезала она. — Путь к синему огню тебе покажет охотник, Рикар. Уничтожив шкатулку, ты сможешь уйти. Никто не отправится за тобой в погоню, никто не станет искать. Но прежде ты должна дать клятву, что не вернешься сюда.

Эллин молчала. Она хотела отказаться и согласиться одновременно. Она не верила Изоре, она не просто чувствовала — знала, что здесь есть подвох. Но и находиться в замке, жить с владыкой под одной крышей больше Эллин не могла. И эти сны ее донимали. Она надеялась, что на свободе они оставят ее в покое.

Так что же выбрать?

Молчание затягивалось.

— Я не могу уйти одна, — медленно ответила Эллин, пристально глядя Изоре в глаза, — я сделаю все, что вы хотите, и дам клятву. Но при условии, что заберу с собой одного человека.

Изора тихо рассмеялась.

— У тебя еще хватает наглости торговаться, — сказала она, — да любая бы на твоем месте целовала мне ноги за такую возможность!

— Но я не любая, — жестко ответила Эллин и скрестила руки.

Изора склонила голову и окинула Эллин оценивающим взглядом.

— И кого же ты хочешь забрать с собой? — произнесла Изора, ухмыляясь.

«Так я и сказала тебе про Нэлу», — со злорадством подумала Эллин.

— Разве это имеет значение? — невинно улыбаясь, сказала она, — человеком больше — человеком меньше. В этом замке всегда кто-то пропадает, так зачем утомлять вас подробностями?

Изора изучающе смотрела на Эллин. В ее глазах промелькнуло что-то, похожее на уважение. Эллин выдержала ее взгляд.

— Хорошо, — вымолвила, наконец, Изора, — по рукам. После свадьбы владыки охотник найдет тебя и введет в курс дела. И запомни, прежде чем ты уйдешь, ты поклянешься…

— Что никогда не вернусь сюда, — весело перебила ее Эллин, — да-да, я помню об этом! Есть еще кое-что…

— И что же? — Изора подняла бровь.

— Расскажите о сыне. Кто он и почему делает это с девушками?

Глаза Изоры гневно блеснули.

— Полагаю, — медленно произнесла Изора, — Шайла рассказала тебе достаточно. Не испытывай мое терпение.

Эллин открыла рот и тут же закрыла. Она же догадывалась, что их подслушивают.

Обе поднялись с дивана. Аудиенция подошла к концу. Изора хлопнула в ладоши, и в гостиной появились служанки. Они поклонились, и одна из них вывела Эллин из комнаты.

Эллин шла с легким сердцем. Скоро она будет на свободе. Осталось самое сложное — пережить свадьбу владыки.

В комнате для соловьев ее ждал Рэмин. Он похудел и оттого казался еще выше и высокомернее. Нэла стояла позади него и отчаянно посылала Эллин какие-то знаки. Мужчина молча кивнул Эллин и протянул ее простой, без изысков, футляр.

— Внутри скрипка, — сухо сказал он, — на свадьбе владыки ты сыграешь одну мелодию и после споешь одну песню. Это приказ.

— Какую мелодию и песню? — спросила Эллин, — и когда репетиция?

Рэмин на миг замялся и посмотрел по сторонам, будто ища поддержки.

— Не знаю, — ответил он, — никаких репетиций не будет.

Ее посетило дурное предчувствие. Она посмотрела на Нэлу. В глазах подруги стояли слезы.

— Что это значит? — холодно произнесла Эллин.

Рэмин вздохнул, подошел к двери и распахнул ее.

— Это значит, что ты больше не соловей, — сказал он, — репетировать и заниматься в музыкальном зале могут только соловьи. Мне лишь велено передать тебе скрипку.

Эллин почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она крепко сжала футляр, смутно осознавая, что все в комнате внимают каждому ее слову.

— И кто же я? — отрывисто сказала она.

Рэмин шумно выдохнул и с сочувствием посмотрел на нее.

— Райская птица, — сказал он, — прими мои поздравления, птаха.

Сердце сделало два громких удара и замерло. В горле застыл ком. И на проклятую долю секунды Эллин почувствовала радость. Но лишь на долю секунду. За открытой дверью стояли прислужницы. Они бесшумно вбежали в комнату и окружили Эллин. В руках одной было платье алого цвета и цепочки, десятки золотых цепей…

Эллин оторопела и будто со стороны наблюдала за тем, как они кружат вокруг нее и срывают старую одежду. Она не испытывала стеснения оттого, что ее переодевают на глазах у всех. Девушка молча переводила взгляд с Нэлы на Рэмина, который все еще стоял в проеме.

— Он велел передать, — тихо, почти шепотом, сказал Рэмин, — что если ты откажешься играть или сделаешь это плохо, то пострадают те, кто дорог тебе… — мужчина сглотнул, — а также те, чьи секреты ты хранишь.

Глаза Эллин расширились. Она с ужасом посмотрела на Рэмина. Значит ли это, что владыка знает о связи Рэмина и Шайлы? Она вопросительно подняла бровь. Музыкант медленно кивнул, отвечая на невысказанный вопрос. Несколько мгновений он молчал. Выдохнул и вышел из комнаты.

Эллин вдруг почувствовала, как за ней закрылись створки невидимой клетки. Она в западне, они все в западне. И все они расплатятся за нарушенные правила, что придумал Таэрлин. И она, и Шайла, и Рэмин.

А для него это станет очередным развлечением, безумной игрой в его долгой и проклятой жизни.

23

Она смутно понимала, что ее ведут в крыло для райских птиц. Столько всего произошло за короткий срок, что голова шла кругом. Эллин не дали перемолвиться с Нэлой и парой слов. И она лишь надеялась, что им удастся увидеться до свадьбы владыки. Если все пойдет хорошо, то скоро они будут на свободе. И она забудет все, что было, как страшный сон.

Прислужницы ввели ее в уже знакомое крыло для райских птиц. В общей гостиной никого не было. В коридоре она столкнулась с Мелиссой.

— Что ты здесь делаешь? — взвизгнула она, не замечая служанок, — и почему ты одета в его цвета?

Веснушки, которые когда-то Эллин казались милыми, побагровели. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не дать ей пощечину или того похуже.

— Потому что она теперь райская птица, — раздался звонкий голос Шайлы позади. Эллин обернулась и неосознанно улыбнулась ей. Она была рада видеть Шайлу. Та была высокомерной стервой, но по крайней мере, не скрывала этого и не притворялась другой.

Мелисса заметалась по коридору с безумным видом. А затем резко остановилась, вновь приняв вид невинной девушки.

— Этого не может быть, — прошептала она, глядя на Эллин чистым и невинным взглядом, — невозможно! Мой владыка должен был наказать тебя, стереть… А не сделать новой райской птицей. Тебя не должно быть здесь.

В душе Эллин нарастало раздражение. Она словно наяву представила, как Таэрлин ласкает Мелиссу, и ее накрывал алый, как ее новое платье, гнев.

— О, бедное дитя, — елейным голосом произнесла Эллин и улыбнулась, — ты ревнуешь? Думала, он убьет меня? — она подошла ближе к Мелиссе, глядя ей в глаза, — но вместо этого он проводил со мной почти каждую ночь. Сказать тебе, что он делал со мной? Какие слова говорил? Он давно позабыл тебя, глупая.

Мелисса покраснела, из глаз хлынули слезы.

— Замолчи! — завопила она, — замолчи! Замолчи! Замолчи! Я ненавижу тебя! Я знала, что тебя надо было убить еще тогда, удавить этой шалью!

— Ненависть, — с холодной улыбкой произнесла Эллин, — какое сильное чувство… А вот мне на тебя наплевать. Ты пустое место.

Эллин улыбнулась шире и прошла мимо Мелиссы, толкнув ее плечом. Шайла одобрительно хмыкнула. Мелисса продолжала что-то кричать, но Эллин не слушала ее, следуя дальше за прислужницами. Она испытывала странное удовлетворение от того, что сказала Мелиссе. И ей действительно не было ее жаль.

«Я изменилась здесь», — сказала она самой себе и поняла, что ей это безразлично.

***

В садах владыки сотни птиц. Но лишь райские живут лучше всех. Эллин поняла это сразу. Для них была огромная общая гостиная, заставленная цветами, фруктами, настольными играми. У каждой была своя комната, или одна на двоих, но уж точно не общая спальня на всех. Здесь же была купальная с бассейном, где каждый день менялся интерьер, библиотека, танцевальный зал.

Комната Эллин была роскошной. По-другому эту обстановку, с густым ковром, массивной мебелью и цветами, она назвать не могла. Ее вещи, что некогда исчезли, были здесь, в новой комнате. И даже найденные ею ключи из подсказок из снов тоже были тут, аккуратно сложенные в мешочек. Не доставало только отцовской скрипки. Ее так и не вернули.

Эллин уже провела здесь полдня. За это время к ней приходила лишь прислужница с едой. Она-то и рассказала ей про библиотеку и бассейн. Эллин ходила по комнате, пытаясь понять, почему он сделал это?

Почему она здесь, а не в зале непокорных? Почему не обратилась в прах? Что он затеял на этот раз? Может, хочет наиграться и сделать еще больнее, прежде чем иссушит ее душу до конца?

У нее были десятки вопросов. И лишь один человек мог ответить на них. Но она не хотела его видеть. И в то же время страстно желала этого. Он терзал, мучал ее. Она ненавидела за то, что он сделал с ней. И тем не менее, у нее замирало сердце при виде него, а от его взгляда охватывала дрожь.

«Нужно сбежать, пока я окончательно не пропала, — говорила она себе, — подальше от него, от того, как он на меня влияет».

Никогда ранее она не думала, что можно одновременно ненавидеть человека и тянуться к нему. Проклинать его и тут же думать о его губах…

Возможно, в этом и заключалась его главная забава. Может, ее чувства к нему — тоже иллюзия?

Чтобы перестать о нем думать, Эллин начала играть. Напрасно она надеялась — в футляре была незнакомая ей скрипка. От мысли, что отцовская скрипка пропала навсегда, хотелось плакать.

Через час, а, может, больше, в дверь постучали. Эллин нехотя открыла. За ней оказалась высокая, почти одного роста с Эллин, блондинка. Она смерила Эллин взглядом и произнесла:

— Теперь ты райская птица. Обычно всех новеньких мы обучаем манерам и искусству любви, вводим в наш распорядок. Но тебя запрещено обучать. С тобой никто не заговорит и не ответит на твой вопрос. Тебе можно ходить везде в этом крыле в саду. Несколько раз в день к тебе будет приходить прислужница, чтобы одеть, помыть и заплести волосы. Если наш владыка захочет взять тебя, ты узнаешь об этом. Таков приказ владыки. Как только я покину эту комнату, для тебя я стану нема. У тебя есть вопросы?

«Почему я здесь?»

— Нет.

Блондинка кивнула и вышла из комнаты. Сразу же за ней вошла прислужница. Она помыла Эллин волосы, обтерла ее тело розовой водой и надела на нее красное платье. На запястья и лодыжки — тонкие цепочки.

«Теперь я совсем не отличаюсь от них», — с досадой подумала Эллин, разглядывая себя в зеркало. Она с силой сорвала с себя цепочки. Стянула платье и извлекла из волос заколки. С раздражением открыла гардероб. Большинство вещей были красного цвета. И лишь пара — черного. Эллин натянула на себя первое попавшееся платье из черного бархата с глухим воротом. Волосы заплела в тугую косу.

Сейчас она больше была похожа на себя. Эллин улыбнулась своему отражению и замерла. Воздух за ней покрылся рябью, а через миг позади нее появился Таэрлин. Эллин не обернулась и не вздрогнула. Не шевелясь, она смотрела на его отражение в зеркале.

Как и Эллин, Таэрлин был одет в черное, на шее висел серебристый медальон с его знаком — волнистой линией и точкой. Он тоже смотрел на ее отражение, уголки его рта были приподняты то ли в улыбке, то ли в усмешке.

Воздух между ними вибрировал. Эллин кожей чувствовала напряжение. Она хотела, чтобы он исчез. И чтобы остался — тоже.

— Черный, — произнес он и провел рукой по ее платью, — я знал, что ты выберешь этот цвет. Я многое понял о тебе за эти дни, пташка. Я узнал тебя.

Эллин вздрогнула и резко развернулась.

— Ты не знаешь меня! — воскликнула она, — ничего не знаешь!

Таэрлин рассмеялся. Он схватил ее запястье. На тонкой коже вспыхнули огненные знаки, оставив ожоги. Эллин вскрикнула, и они тут же исчезли. Мужчина притянул ее к себе и прорычал какое-то заклинание. Все вокруг заискрило. Миг — и они оказались в другом месте.

Эллин пораженно смотрела по сторонам. Вокруг простиралась равнина, а вдали виднелись древние дома и замки. Руины. Воздух пах апельсином и ромашками, хотя здесь не было ни того, ни другого. У девушки защемило сердце, и она сама не знала, отчего.

«Зачем он принес меня сюда?» — думала она. Эллин чувствовала, что это место — реальное, не иллюзия.

Таэрлин обхватил ее сзади и крепко прижал к себе. Прикоснулся губами к ее спине. Кожу обожгло от прикосновения. Эллин едва слышно застонала. Она чувствовала, как одним касанием он отнимает у нее силы. Но и возбуждение нарастало. Она чувствовала его сильные руки, его напрягшийся член, его горячие губы, и ей хотелось большего. Она слабела. Ее голова кружилась от слабости. А тело трепетало от близости Таэрлина.

Прямо сейчас он высасывал ее душу, а она дрожала от возбуждения, готовая отдаться ему прямо здесь, на голой земле. Кажется, теперь она понимала, как исчезали все девушки. Они таяли в его руках. Изнывали от желания, пока он пил их.

«Но я не они!» — с внезапной яростью подумала она. В этот миг Таэрлин с силой оттолкнул ее от себя. Так, словно это она к нему прижималась и пила его душу.

Эллин пошатнулась, но устояла на ногах. Она побледнела, и голова все еще кружилась от слабости. Но силы быстро возвращались к ней. Аромат апельсина дал ясности мыслям. Она оглянулась, посмотрела на руины древних городов. Эта местность казалась до боли знакомой. Внезапно гнев, как и возбуждение, исчез.

Осталось умиротворяющее спокойствие.

Так было, когда он притворялся садовником, промелькнуло у нее в голове. Д посмотрела на Таэрлина. В широких зрачках плясали огни, он тяжело дышал и казался немного растерянным. Так выглядит человек, которого внезапно разбудили после долгого сна.

Сейчас она не испытывала ненависти к нему. И страха тоже.

— Зачем ты это делаешь? — тихо произнесла она, глядя ему в глаза. — У тебя есть все. Весь мир у твоих ног. Многие девушки были бы твоими добровольно, без всего этого.

Таэрлин молчал и пристально смотрел на нее. Его взгляд пронизывал насквозь, и в глазах читалось что-то похожее на узнавание. Он обхватил ее запястье. На коже появились синяки и тут же исчезли.

— Потому что я — владыка Западных земель, Таэрлин Эверонн Огненный, — жестко произнес он, — и такова моя сущность. Я беру то, что принадлежит мне. А если не принадлежит, то делаю своим.

Он протянул руку и провел пальцем по подбородку Эллин, нежно коснулся нижней губы. Ее снова охватила дрожь.

— Но зачем ты поглощаешь души? — прошептала она. Таэрлин стоял так близко, что их губы почти касались. Он неотрывно смотрел ей в глаза и медленно наклонил голову к ее уху. Прикусил мочку и провел языком. Эллин с трудом подавила стон.

— Хочешь узнать мой секрет, — прошептал он ей на ухо, обдав горячим дыханием, — да, маленькая пронырливая пташка? Надеешься, что разгадаешь его и спасешься?

У Эллин все оборвалось внутри. Она отпрянула от владыки и попятилась.

— Да вот только никакого секрета нет! — жестко произнес он. В его глазах бушевало пламя, и воздух стал горячим.

В груди Эллин что-то екнуло, и разорвалось. Ей вдруг стало так больно, словно она только что утратила нечто важное. Как когда-то давно. Она подлетела к Таэрлину и заколотила по его груди.

— Так давай же! Чего ты ждешь? Для чего все это?! — закричала она, — давай же! Закончи начатое! Пей ее, пей мою душу конца! Ты, мерзкое чудовище!

Владыка схватил ее запястья и притянул к себе, обездвижив.

— Не могу… — прошептал он, касаясь губам ее лба, — не могу, Эллин.

Эллин сразу обмякла в его руках, чувствуя, что ее сердце сейчас разорвется от таких странных и непривычных эмоций.

— Тогда отпусти меня, — она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

Таэрлин выпустил Эллин из объятий и помотал головой.

— Нет. Теперь ты моя, пташка.

Он посмотрел вдаль, на развалины, и беззвучно произнес слова заклятия. Раздался мерный гул, а через мгновение равнина преобразилась. Слева выросла скала, с которой с грохотом стекал бирюзовый водопад. Теперь вокруг буйно росла зелень, а руины превратились в замки и статуи. В небе вспыхивали разноцветные огни, а запах апельсина стал ярче.

Никого, кроме них двоих, здесь не было. И Эллин в очередной раз поразилась, как такой жестокий человек может создавать такие прекрасные места. Она с изумлением смотрела на эту красоту. Это место казалось ей до боли знакомым. И эти белые дороги вдоль цветов, и золоченные статуи.

Не отдавая себе отчета, Эллин пошла вперед, к одинокой статуе у круглого фонтана. Она изображала крылатую женщину, которая что-то держала в руке.

— Серебристая лилия, — прошептала Эллин и остановилась у статуи. — У нее в руке серебристая лилия — знак женской мудрости.

Эллин уверенным жестом опустила руку по локоть в фонтан и нажала кнопку, скрытую на боковой панели. Раздался щелчок, и из воды появились серебряные лилии, а цветок в руке статуи медленно закрутился.

Незнакомо-знакомое чувство посетило ее. Чувство легкости и бесконечности. Эллин тихо засмеялась и села на бортик фонтана. Нежно провела пальцами по металлическим лепесткам и замурлыкала легкий мотив. Когда-то она уже пела эту песню, и в руках у нее были серебристые лилии. Живые и ароматные. Продолжая напевать, Эллин развернулась. И застыла.

Таэрлин неподвижно стоял в нескольких шагах, напряженный и мрачный. Его темные глаза стали синими, а в волосах заиграли светлые пряди. Он молчал. Но от его взгляда у Эллин сперло дыхание и пробежала приятная дрожь. Владыка смотрел на нее как на самое желанное сокровище в мире. Так путник в пустыне смотрит на оазис.

Воздух между ними искрился и вибрировал. Кожу покалывало от его взгляда. И этого было мало.

Секунда. Таэрлин выдохнул и подбежал к Эллин. Приподнял за талию и поцеловал. Неожиданно для самой себя она ответила на его поцелуй. Эллин обвила руками его шею и с трепетом ласкала его язык и губы.

Разум молчал. И мыслей не было. Лишь ощущение, что так было когда-то и будет вновь. Только так.

Таэрлин ласково касался ее талии, бедер. Поцеловал губы и ложбинку. Эллин запрокинула голову, перебирая пальцами его волосы. Кожу, где он касался, покалывало. Томление между ног возрастало, и как никогда ранее, она захотела его. Этого мужчину. Захотела слиться с ним, здесь и сейчас.

Эллин прикоснулась к его груди и начала нетерпеливо расстегивать камзол. Таэрлин оторвался от нее и посмотрел ей в глаза. В его взгляде читалась нежность и такая страсть, что Эллин затрепетала. Перед ней был не владыка. Перед ней был мужчина, которого она желала, и который желал ее.

И это казалось правильным.

Эллин улыбнулась и пробежала пальцами по твердым мускулам. Прильнула губами к его животу. Таэрлин издал рычащий звук и одним движением сорвал с нее платье. Поцеловал груди, покусывая соски. Эллин застонала. В ее жилах тек огонь, распаляя ее желание. Таэрлин подхватил ее на руки и опустил прямо на траву у фонтана, которая тут же превратилась в мягкую перину.

Лаская ее грудь руками, он целовал ее живот, бедра. Опустился ниже и начал ласкать языком клитор. Эллин громко охнула и шире раздвинула ноги. Под закрытыми веками плясали искры, и горяче-сладкая дрожь охватило ее лоно. Ей хотелось еще и еще. Сильнее, больше, горячее.

Она бессвязно шептала что-то, умоляя его не останавливаться. Таэрлин резко оторвался от нее. Провел рукой по животу и резко вошел в нее. Эллин обхватила его талию ногами и начала двигаться ему в такт. Сильнее, глубже. Они стонали и смотрели друг на друга. Ей хотелось видеть его лицо. Хотелось видеть его широкие зрачки, массивную грудь с каплями пота. Это распаляло еще больше.

Он резко наклонился и поцеловал ее. Перевернул Эллин на живот и задвигался еще быстрее. От удовольствия она забыла свое имя. И шептала лишь, как ей хорошо. Хорошо с ним…

Блаженство волнами накрывало ее одно за другим. До дрожи, до безумного экстаза. Увеличив темп, Таэрлин громко застонал. Эллин вторила ему. Волна наслаждения унесла их далеко-далеко.

Казалось, целые миры родились и погибли, пока они занимались любовью.

Эллин уснула на его плече, водя пальцем по груди, под шум водопада…

…А проснулась в новой спальне, в крыле для райских птиц. Пробуждение было горьким. Так бывает наутро после волшебного сна. Смесь из стыда и томления накрыла ее. От одного только воспоминания Эллин задрожала и покрылась мурашками. Губы и тело еще хранили его прикосновения и поцелуи. И как же приятно было это ощущение.

И мучительно стыдно. За то, что позволила этому случиться.

Эллин поднялась с кровати и подошла к зеркалу. Что-то происходило с ней. Откуда она узнала про серебристые лилии, про скрытую кнопку в фонтане? Откуда эти ощущения, словно она пытается вспомнить нечто важное? Была ли это просто иллюзия или нечто иное?

«Ты не думала, что он выбрал тебя неслучайно?» — всплыли вдруг в голове слова Нэлы. Эллин взяла щетку для волос и принялась медленно расчесывать длинные волосы.

Теперь и она понимала, что здесь не было ничего случайного. В мире владыки нет совпадений. Во всем, что происходило с ней, была скрыта какая-то тайна. Эллин чувствовала это.

Скоро она покинет это место, и это все станет неважным. Эллин тихо застонала и отошла от зеркала. Она хотела уйти отсюда. Оказаться как можно дальше от него. Навсегда.

Но и остаться тоже. В ней бились тяга к владыке и ненависть. Эти два чувства, как борцы, перетягивали канат в разные стороны. Она уже сама запуталась, что чувствует. Ненависть, страх, желание, нежность?

Он чудовище. Но почему он так ласков был?

«Это просто игра, — с горькой усмешкой напомнила себе Эллин, — и эту битву он выиграл. А сейчас он развлекается с другой. И готовится к предстоящей свадьбе».

Эллин с раздражением швырнула щетку в другой конец комнаты и пошла в купальню.

Нужно смыть с себя его поцелуи и прикосновения. Нужно забыть, что произошло и простить себя за слабость. Нужно выбираться отсюда. Уйти далеко-далеко. Чем дальше от владыки, тем лучше.

Нужно просто оставить его навсегда.

24

До свадьбы владыки оставался один день. Гости со всего мира съехались посмотреть на это событие. Для них постоянно разыгрывались представления и устраивались пиры. В день свадьбы для жителей города и его гостей будет устроен грандиозный праздник. Даже пташкам будет разрешено побывать на нем.

Об этом, не переставая, шушукались все девушки. Кто-то говорил, что в честь своей свадьбы владыка сделает подарок каждому слуге, каждой пташке. И даже позволит им потанцевать на балу. Все пребывали в радостном предвкушении.

Все, кроме Эллин.

Эта всеобщая суета и волнение раздражали ее. Она пыталась заглушить раздражение музыкой и книгами с библиотеки. Не помогало. Она так и не придумала, что же будет играть и петь на свадьбе. И единственное, чего ей хотелось — это чтобы все это поскорее закончилось.

С прошлой встречи она больше не видела его — слава богам. И была предоставлена самой себе. Как и было обещано, ее все избегали, никто не разговаривал с ней, словно она прокаженная.

Но в замке был единственный человек, которому было все равно на запрет. Нэла. Она приходила к Эллин, и они часто сидели в библиотеке. К счастью, там редко бывали посторонние.

Подруга видела настроение Эллин. Хмурилась, злобно сверкая глазами, но ничего не говорила. Шепотом Эллин рассказала ей о сделке с Изорой и о том, что скоро, если повезет, они окажутся на свободе.

О том, что произошло между ней и Таэрлином, Эллин умолчала. Она старалась не вспоминать об этом, ей хотелось думать, что это просто был сон. Очередная иллюзия.

В тот вечер, когда в воздухе кружили осенние листья, они сидели в библиотеке в темной нише.

— Тебе больше не снились те сны? — сказала Нэла и откусила большой кусок яблока, про секрет владыки и ключи?

— Нет, — Эллин покачала головой, — знаешь, самое странное, что те предметы, что я нашла, снова со мной. Не исчезли, как скрипка. Лежат себе в мешочке, в моей комнате.

Нэла медленно дожевала яблоко и наклонилась ближе к Эллин.

— Думаешь, он знает о них? — прошептала она, — о том, что ты их нашла? Может, он сам этого хотел, раз не уничтожил их? Ты же помнишь, ничто не происходит в замке владыки…

— Без его ведома, — заученно закончила Эллин, — я уже и сама не знаю! Я запуталась. Может, это очередная игра? Или он на самом деле проклят?

— Проклят, — шепотом повторила Нэла. Ее зеленые глаза так и сверкали, — и в чем же проклятие? Может, его прокляла одна из пташек?

Эллин нахмурилась и задумчиво покрутила в руках книгу.

— Или пташки и являются его проклятием, — медленно произнесла она и посмотрела на подругу.

Нэла перестала улыбаться и наклонилась ближе к Эллин.

— Думаешь, это правда? — еле слышно прошептала она

Эллин прикусила губу.

— Если это так, то, надеюсь, оно приносит ему много страданий. — Жестко произнесла она, — надеюсь, проклятие мучает и терзает его.

Перед ее мысленным взором всплыло его лицо в их последнюю встречу. Словно наяву, она почувствовала вкус его поцелуев и разозлилась. На него и саму себя.

«Нужно помнить, кто он такой, — напомнила она себе, — и что он сделал».

— Эллин, — тихо сказала Нэла, — почему ты грустная эти дни? Ты ведь уже не злишься на него, как раньше. Это из-за свадьбы?

Эллин вздрогнула и посмотрела на подругу. Она и сама не понимала своих чувств и отчего ей так тошно. Она ненавидела Таэрлина — он просто игрался с ней. И все же она так слаба перед ним. Иногда она словно забывала, кто они и где, и главным становилось лишь желание близости. И кое-что еще…

— Нет, — ответила Эллин, — мне наплевать на него. Я думаю лишь о том, какую песню спеть, чтобы он остался доволен, и никто не пострадал.

Нэла хмыкнула, внимательно глядя на подругу. Несколько секунд они молчали, а после, не сговариваясь, сменили тему. Нэла рассказала ей все слухи, они посмеялись над вычурными нарядами райских птиц, а на закате разошлись по своим комнатам.

Оставалась ночь до его свадьбы.

«Зачем ему наследники? — думала против воли Эллин, ворочаясь в постели, — зачем я должна играть на его свадьбе? Боги, зачем?»

Она не хотела этого. Почему нельзя сразу уйти, не видя этого? Почему она должна быть в центре этого праздника?

Это же не праздник вовсе.

«А сплошное наказание», — подумала Эллин и провалилась в тревожный сон.

Ей снился бирюзовый водопад и город, что вскоре превратится в руины. Ей снились те далекие времена, когда со скалы падала не обычная вода, а волшебная. Она давала сил, магических и душевных каждому, кто искупается в ней.

Она любила бывать там, плескаться в бирюзовой воде и восславлять Азуйру — богиню женской мудрости и силы. Недаром — ведь она была жрицей в храме богини. Тысячи серебристых лилий приносили те, кто хотел прикоснуться к ее силе…

Эллин проснулась на рассвете. На губах все еще оставался вкус бирюзовый воды с водопада. Она растерянно посмотрела по сторонам, первые секунды не понимая, где находится.

В замке владыки. Она пташка. А у него сегодня свадьба. Он проклятое чудовище в человеческом обличье. А она…

«Что это за сны?» — подумала Эллин и подошла к зеркалу. Сон был настолько реалистичный, словно она угодила в другой мир. И Эллин не была собой. Точнее, она была собой, даже больше, чем когда-либо. Не просто собой, но и кем-то еще. Словно от нее была сокрыта другая ее сторона, которая во сне вышла на свет и показала себя.

Очередная иллюзия? Эллин поморщилась. Вряд ли. Просто сон.

— Нет, не просто, — сказала своему отражению Эллин и начала расчесывать волосы. Сегодня важный день. Ей предстоит сыграть и спеть. От этого многое зависело, а она даже не выбрала песню!

Нужно лишь пережить этот день, говорила себе девушка. Всего день. И потом все изменится. Он женится, а она через три дня уйдет отсюда. И больше никаких мучений, снов и покорности. Только свобода.

Главное, говорила себе Эллин, не думать о нем. Не думать о том, что между ними было. Это просто игра, жестокая забава и только. Между ними не было ничего особенного и настоящего.

Как же тошно становилось от этой мысли.

Она встряхнула головой и скинула с себя сорочку. Вскоре пришла прислужница и помогла ей искупаться и уложить волосы. Девушка позавтракала, надела синее, с глухим воротом платье и вышла в сад.

Праздник начнется через час, и все пташки должны быть в саду — об этом было сказано еще накануне. Эллин незаметно проскользнула мимо стайки девушек и нашла укромный уголок за ветвистым деревом. Она села на покрытый мхом камень и начала наблюдать. Приобщаться к всеобщему веселью ей не хотелось.

Все девушки были радостны и веселы. Они смеялись и возбужденно обсуждали, какими же дарами их наградит владыка. Лишь одна райская птица была угрюма и не скрывала этого. Мелисса. Босая, в длинном белом платье, она ходила взад-вперед и шмыгала покрасневшим носом. На миг Эллин испытала злорадство. Маленькая лгунья заслужила немного страданий.

— Прячешься от посторонних глаз? — раздался голос за спиной. У Эллин волоски на теле встали дыбом. Ей показалось на миг, что она оказалась в далеком прошлом. Когда еще верила и была влюблена. Глупая.

«Не оборачивайся, — говорила она себе мысленно, — только не оборачивайся, это просто иллюзия, обман».

— Ты не хочешь со мной поздороваться? — повторил он и мягко коснулся ее волос.

Эллин судорожно выдохнула и медленно повернулась. Владыка в образе Ардела стоял перед ней. Он был одет так же, как и в первый день их знакомства. Синие глаза смотрели с озабоченностью и интересом. Но в этот раз в его светлых волосах были темные пряди, а в синеве глаз — огненные крапинки.

И все же на миг ей захотелось позабыть, что это владыка. И, как раньше, сесть с ним на скамейку и разговаривать обо всем на свете, чувствуя легкость и единение.

Но он владыка, безумный и жестокий человек.

И она безумна, раз тянется к нему.

«Но, может, — подумала она, — подыграть ему. В последний раз».

— Здравствуй, — вымолвила, наконец, Эллин. Мелкая дрожь охватила руки, и она спрятала их за спину. — Что ты здесь делаешь?

Ардел слегка улыбнулся, глядя на Эллин ласково и внимательно. От его взгляда перехватило дыхание. Никто до него не смотрел на нее так. Она словно купалась в его страсти, интересе и желании, скрытых в черных зрачках.

— Привожу сад в порядок, — ответил он, — я же уже говорил тебе: я просто садовник, а ты просто птаха.

Его слова полоснули, словно бритва. Эллин обняла себя за плечи.

— Почему ты не готовишься к празднику? — выдавила она из себя. Ей хотелось скрыться от него, но она стояла как вкопанная, желая одновременно, чтобы он ушел и остался подольше.

Она так скучала по их разговорам.

— Это просто свадебный союз, — сказал он, — не самый лучший повод для праздника. А почему ты не с остальными птахами? Почему не радуешься с ними?

— Потому что это просто свадебный союз, — парировала Эллин, — владыка женится, и теперь у него появится новая игрушка.

Ардел взял ее локон и задумчиво накрутил на палец.

— Знаешь, — медленно произнес он, — тогда, в саду, когда я впервые увидел тебя, закутанную в простыню и босую, я на мгновение хотел тебя отпустить. Позволить тебе сбежать. Если бы ты дошла до стены и перелезла через нее, то оказалась бы на свободе. Я бы сделал так. Но ты вернулась, — он улыбнулся жесткой улыбкой, той самой, от которой стыла кровь, — ты вернулась ко мне. И сама добровольно пошла в комнату для соловьев. Ты сама согласилась на эту игру.

У Эллин все внутри похолодело. Настолько, что она даже не чувствовала привычной злости. Лишь всепоглощающую боль и печаль. Он играл ею, всегда играл. И сейчас играет.

— Почему? — прошептала Эллин, сдерживая слезы, — почему именно я? Или ты со всеми так играешь? Притворяешься садовником, внушаешь доверие?

Он тихо рассмеялся. В его образе все больше появлялись черты Таэрлина. Волосы посерели, а глаза потемнели.

— Это слишком скучно, — жестко ответил он, — для каждой своя игра. Каждая птаха получает то, чего хочет. А потом теряет это. Ты получила садовника, Шайла — идиота-музыканта. Но все кончится, пташка. Все. И останется лишь горечь и ненависть. Так было и так будет всегда.

Эллин уставилась на него сухими глазами. В висках пульсировала кровь. Ее чувства к нему метались от влюбленности до ненависти так стремительно, что она чувствовала жар. Сейчас в ней плескалась холодная ярость.

Да, ей больно. Но сейчас она была благодарна за эту боль — она напомнила ей о цели и старой мечте. И придала сил.

Ей не было так больно, когда он обжигал ее запястья и хлестал по бедрам. Сейчас намного больнее. Хуже физического насилия только моральное. И этим искусством он владел в совершенстве.

— Нет. Всегда так будет только у тебя, — сухо сказала Эллин, — горечь и ненависть — лишь твой удел, и ты заслужил его сполна.

Владыка изменился в лице. Прищурился, а губы искривились в усмешке. Он открыл рот, будто желая что-то сказать, но вдруг рассмеялся и растворился в воздухе. А Эллин так и осталась стоять, держа себя за горло и сдерживаясь, чтобы не зарыдать.

За что ей все это? За что?

25

Она долго просидела там, за ветвистым деревом. Повсюду звучала музыка и слышался женский смех. Праздник начался, и гости владыки и его невесты заполонили осенний сад. Таэрлин не изменил пейзаж — повсюду летали желтые листья, а в воздухе парили воздушные фонарики и мерцали гирлянды. Слуги разносили напитки и угощения, акробаты и ласточки делали сальто и танцевали.

Эллин сидела почти неподвижно. Она бы и хотела смеяться, как остальные, потягивать цветочное вино, да не могла. Сердце сжал тугой кулак.

«Надо думать о будущем, — повторяла мысленно она, — о том, что ждет впереди».

Стемнело — владыка создал искусственные сумерки. И немудрено, подумалось Эллин, он питает слабость к темноте и ночи, всегда питал.

Пришла пора сменить костюм и готовиться к выступлению. Свадебный обряд будет после заката. Таэрлин и его невеста обменяются словами и талисманами. Он поцелует ее и провозгласит своей… Эллин сжала кулаки и побежала в свою комнату.

Поскорее бы этот ужасный вечер закончился. Поскорее бы убраться отсюда навсегда!

Забежав в свою спальню, Эллин остолбенела. Мебель была перевернута, ковры, книги и вся одежда порезаны в клочья. А на полу, скрестив ноги, сидела Мелисса. Накрашенные красным губы на бледном лице казались ярким, жутким пятном. Она и впрямь выглядела жутко: взлохмаченная, босая, с горящими глазами.

— Ты должна была исчезнуть, — прошипела она, глядя на Эллин исподлобья, — здесь тебе не место! Не место!

Мелисса подскочила и заметалась по комнате. В ее дрожащей руке был зажат кинжал. Эллин медленно попятилась.

— Ты украла его! — взвизгнула она и бросила на пол бокал со стола, — украла у меня! С того ужасного вечера он ни разу не брал меня! Я знаю, что он был с тобой!

Она упала на колени и взвыла, задрав голову. Кинжал все еще был зажат в ее руке. Эллин сделала еще пару шагов назад. Ей нужно было выбираться, пока безумная Мелисса не набросилась на нее.

Мелисса, словно услышав ее мысли, поднялась на ноги и подскочила к Эллин. Она вытянула руку и покрутила кинжалом перед ее лицом.

— Я подумала, — сказала она, жутко улыбнувшись, — что, если испорчу твое лицо, он перестанет брать тебя. И вспомнит, что любит меня, только меня, свою маленькую пташку Мелиссу.

Эллин передернуло, и в душе что-то щелкнуло. Гнев смешался с неизвестно откуда взявшейся ревностью. Она хотела сказать Мелиссе пару колкостей, но вовремя остановилась. Меньше всего ей хотелось пострадать от рук сумасшедшей.

Эллин сделала шаг назад. Мелисса завопила и бросилась на нее, повалив на пол. Несколько секунд они барахтались. Эллин пыталась выбраться, но Мелисса мертвой хваткой вцепилась в нее. Кинжал она поднесла к пульсирующей жилке на шее. В глазах блестело яростное безумие.

— Он мой! — брызгала слюной Мелисса, — я ошиблась, выбрав тебя для его забавы, но я исправлюсь. Я все исправлю.

Мелисса наклонилась ниже. Эллин почувствовала холод металла на своей коже.

— Прекрати это, — раздался сверху холодный голос. Услышав его, Мелисса задрожала и бросилась вперед.

— Мой владыка, — зашептала она, — о, мой владыка!

Эллин поднялась на ноги. Таэрлин стоял неподвижно, как скала, а Мелисса вилась вокруг него, лаская пальцами его шею и плечи. Но он словно не замечал этого и пристально смотрел на Эллин.

— Она поранила тебя? — сухо спросил он и жестом отстранил Мелиссу. Эллин было противно смотреть, как она ластится к нему. И все же сердце забилось чаще при виде Таэрлина.

Эллин ничего не ответила, продолжая смотреть на владыку. Смутное чувство узнавания коснулось ее души, и она боялась даже дышать, чтобы не спугнуть его.

Она знает его…Очень давно знает.

Но откуда?

Вопль Мелиссы прервал тишину. Она закричала ибросилась на Эллин, выставив перед собой кинжал. Все произошло слишком быстро. Секунда — и невидимая волна подняла Мелиссу в воздух, связав по рукам и ногам. Кинжал упал к ногам Таэрлина. Он небрежно поднял и посмотрел на него.

— Ты нарушила правила. Никто не может навредить тому, что принадлежит мне. Эта птаха моя. Ты меня разочаровала, — обманчиво спокойным голосом сказал он, глядя на Мелиссу, — и будешь наказана.

Он щелкнул двумя пальцами, и Мелисса растворилась в воздухе. В комнате повисла густая тишина. Эллин и Таэрлин молча смотрели друг на друга. Вспомнив вдруг, как он целовал ее, Эллин вспыхнула и отвела взгляд.

— Ты выбрала песню? — отрывисто произнес владыка.

Привычное раздражение разлилось по венам. Эллин подняла голову и посмотрела ему в глаза. Крохотные огоньки плясали в его зрачках. Обычный вопрос, но почему ей кажется, что он издевается над ней? Эллин скрестила руки.

— Владыка узнает об этом в свое время, — ответила она, — полагаю, ваши гости и невеста уже потеряли вас.

Эллин многозначительно посмотрела на дверь. Таэрлин усмехнулся и оказался прямо перед ней. Двумя пальцами он обхватил ее подбородок и заглянул в глаза. От пронзительного взгляда ее охватила дрожь.

— Вода и пламя, — задумчиво произнес он, обжигая своим дыханием, — ты горячая и прохладная одновременно.

Он медленно наклонился к ней, их губы почти соприкасались. Эллин глубоко вздохнула и с силой оттолкнула его от себя. Она не позволит ему больше с собой играть! Она не хочет больше испытывать эту горечь. Особенно сейчас, когда он вот-вот женится.

Таэрлин изменился в лице. Взгляд потемнел и стал жестким, губы презрительно скривились. Несколько мгновений он молча изучал девушку, словно раздумывая, что же с ней сделать. Резко щелкнул пальцами и исчез, оставив после себя терпкий запах.

Эллин рухнула на кровать. Силы оставили ее. Она зарылась лицом в растерзанную подушку и закричала. Будь проклят тот день, когда она увидела его. Будь прокляты эти чувства. Ведь она хотела, страстно хотела, чтобы он поцеловал ее. Чтобы он остался рядом.

И как же мучительно было его оттолкнуть. Но еще мучительнее чувствовать это. Владыка уже давно не пил ее душу. Но она сама сгорала, ныла.

Наверное, в этом и было ее главное мучение и наказание. Наверное, это и была его главная игра.

26

Говорили потом, что свадебный обряд владыки Западных земель был очень волнующим. Невеста, принцесса из далекой восточной страны, одетая в платье из звезд и цветов, поразила всех своей красотой. Какие слова они говорили друг другу и какими талисманами обменялись — осталось тайной. Такова традиция.

Как только владыка назвал невесту своей, сотни колоколов заиграли по всему городу. Начался пир. Праздновали все: от крестьян до королей. И даже пташки, вечные пленницы, радостно бегали по замку и болтали с гостями. Сегодня им было разрешено быть на балу и даже танцевать с другими. Небывалая милость!

Эллин была там же. Одетая все в то же синее платье, с заплетенными в косу волосами, она сильно отличалась от остальных. На бледных щеках не было румянца, на губах не блестел малиновый бальзам. Лишь глаза решительно сверкали.

Она держала в руках скрипку и выискивала глазами Нэлу и Рэмина. Ни одного из них она еще не видела. Рэмин должен отвести ее в зал, где сидит владыка с невестой, чтобы она сыграла для них. А по Нэле она просто соскучилась.

Нэлы нигде не было, и Эллин начинала волноваться. У кого бы она не спрашивала, никто не знал и не видел ее. Она ходила из зала в зал, из сада в сад — тщетно. Близилась полночь. Эллин вернулась в большой зал, где уже вовсю танцевали пары. Рэмин уже бежал ей навстречу.

— Я тебя повсюду ищу, — прошипел он, — мы же договаривались, что ты будешь ждать меня здесь. Идем, ласточки уже станцевали. Владыка ждет тебя.

Эллин охватила мелкая дрожь. Она не хочет идти туда. Она не хочет видеть его! И его невесту…

Они прошли несколько больших залов, коридоров и оказались перед огромными дверями из цветного стекла. Оттуда доносилась приглушенная музыка. Сердце Эллин гулко билось, а ладони взмокли.

Рэмин распахнул дверь и пропустил Эллин вперед. Они оказались в большом зале, который освещали тысячи свечей и ламп. У стен — стол с яствами, повсюду сновали акробаты, слуги, танцовщицы, богатые гости. В углу играл ансамбль. Не соловьи — мужчины.

Наконец, Эллин решилась посмотреть вперед. Там, прямо напротив нее, на красно-черном троне сидел Таэрлин в черном костюме с красной оторочкой. А рядом с ним, гордо подняв подбородок, восседала золотоволосая красавица с тонкой тиарой на голове. От ее красоты захватывало дух. Слева, с хитрой улыбкой, сидела Изора и разговаривала с каким-то мужчиной.

Эллин неуверенно шагнула вперед. Ей нужно просто сыграть. Хорошо сыграть, и она сможет уйти отсюда. Подальше от этого замка.

Словно услышав ее мысли, Таэрлин повернулся и посмотрел прямо ей в глаза. Он сделал жест рукой, и стало тихо, очень тихо.

Рэмин шепнул, чтобы она вышла вперед. Эллин медленно пошла, не отрывая взгляда от Таэрлина.

— Это одна из моих пташек, — небрежно сказал своей невесте владыка, — пришла поздравить нас. Она хорошо играет.

Невеста скривила нос и смерила Эллин презрительным взглядом.

— Я думала, твои пташки более изящные, — сказала она, — не очень-то и хочется слушать, как она играет. Знаешь, музыка меня порядком утомила.

Таэрлин улыбнулся и небрежно махнул рукой.

— Раз моя невеста желает, — сказал он, — значит, эта птаха играть не будет.

Эллин вздохнула с облегчением, готовая сорваться с места, чтобы уйти.

— … Но, — продолжил Таэрлин, — она споет. Мой охотник говорил, что она хорошо поет.

Блондинка обиженно надула губы.

— Твой охотник может ошибаться, — протянула она.

— Вот именно, — произнес он, — поэтому мы поступим так: если охотник был прав, и птаха хорошо поёт, мы отпустим ее на бал. А если он ошибался, и споет она плохо, то она исчезнет.

Изора, которая все это время делала вид, что не следит за разговором, изменилась в лице и повернулась к сыну.

— Что это значит, сын мой? — с улыбкой произнесла она. Но в глазах стояла тревога.

— Это значит, — громко произнес он, — что если эта птаха плохо споет, то тут же исчезнет. Превратится в пыль.

Раздались аплодисменты и восторженные возгласы. Казалось, всем понравилась жестокая затея владыки. Он же, жестко улыбаясь, перевел пылающий взгляд на Эллин.

— Ненавижу тебя, — одними губами произнесла она. Никто, кроме него, не видел и не слышал этого. Улыбка Таэрлина стала еще шире. Он взмахнул рукой, приказывая всем замолчать.

Эллин сделала шаг вперед. Посмотрела на Рэмина, Изору и закрыла глаза.

Сотни глаз она ощущала на себе. В голове было пусто. Не единой песни или мотива. Сначала она хотела, как обычно, представить себе отцовский дом и спеть одну из его песен. Но внезапно ей вспомнился недавний сон. В котором она была жрицей богини Айзуры.

Эллин погрузилась в этот сон с головой. Постепенно все исчезло, и мысленно она оказалась у волшебного фонтана. Позади был ее храм, где она со своими сестрами распевала песни.

Песни о любви, утрате и огне.

Если прислушаться, то можно вспомнить слова. Мотив такой нежный, печальный. Знакомый, хоть и забытый.

На мгновения Эллин словно улетела далеко и перестала быть собой. Теперь она — прекрасная жрица. И песня сама рвалась из ее уст.

Не открывая глаз, Эллин тихо запела. О воде и огне, о страсти и утрате. О магии любви. Постепенно ее голос стал громче и увереннее. И с каждым куплетом к ней приходили новые видения и образы.

Это была ее песня. Всегда. Она вызывала радость и печаль одновременно. Из-под закрытых век текли слезы, будто она снова утратила, как в песне, счастье и мир.

Эллин спела последний куплет и резко замолчала. Нехотя открыла глаза. В зале стояла тишина. Все смотрели только на нее, и ни разу Эллин не видела столько восхищения в глазах слушателей. Девушка медленно перевела взгляд на владыку.

Он подался вперед, крепко вцепившись в подлокотники. На нем не было лица. В темно-синих глазах затаились горечь и боль. Не отрываясь, он пронзал Эллин взглядом, и ей казалось, что кроме них, сейчас вокруг никого нет. Они будто вели беззвучный разговор.

— Что ж, — раздался резкий голос Изоры, — владыка, мы все ждем твоего слова. Что ты скажешь, хорошо ли было пение?

Эллин вздрогнула, а взгляд Таэрлина вновь стал непроницаемым и жестким.

— Хорошо, — отрывисто произнес он, и Эллин на миг показалось, что в его голосе звучит боль, — охотник был прав. Птаха поет прекрасно. А теперь иди, повеселись на балу в честь моей свадьбы.

Он повернулся к своей невесте и коснулся губами ее губ. Эллин резко развернулась и выбежала из зала. Ее сердце бешено стучало, и в душе все смешалось.

— Эллин, — раздался тихий голос за ее спиной.

Обернувшись, она увидела Рикара, охотника. Того самого, что похитил ее и продал владыке. Меньше всего она хотела видеть сейчас его. Не говоря ему ни слова, она повернулась и побежала дальше, надеясь как можно скорее оказаться в своей комнате.

Рикар догнал ее и ухватил за локоть.

— Изора просила передать, чтобы ты оставалась на празднике. Не нужно злить владыку.

Эллин остановилась и смерила Рикара холодным взглядом.

— А, может быть, я именно этого и добиваюсь, — спокойно ответила она, — может, я и хочу, чтобы он разозлился.

Она пошагала было дальше.

— Если он разозлится, то может снова запереть тебя, — крикнул Рикар ей вслед, — и тогда ты никогда не освободишься. Ты можешь злиться на меня сколько угодно за то, что я привез тебя сюда. Но я хочу помочь тебе и вывести отсюда. И для твоего же блага лучше вернуться в большой зал.

Эллин остановилась и скрестила руки. Она не верила Рикару, не верила, что он хочет ей помочь. Этого человека интересует только нажива. И все же интересно, почему Изора для сопровождения Эллин выбрала именно его?

— Хорошо, — процедила она сквозь зубы, — я иду на бал. А ты оставь меня в покое.

— Как скажешь, — неизвестно чему радуясь, произнес Рикар, — через три дня я найду тебя в саду. Жди сигнала.

Он подмигнул и пошел в другую сторону, что-то насвистывая себе под нос.

Эллин с обреченным видом отправилась на бал. Сейчас ей больше хотелось побыть в одиночестве и подумать о странных видениях, которые очень походили на воспоминания, и о песне, что она спела. Она ее так затронула, будто была тесно с ней связана.

И Таэрлина тоже затронула. Эллин увидела это за насмешкой в его глазах.

Большой зал ломился от людей. Здесь были все: и пташки, и слуги, и городские жители, и высокородные гости владыки. Все пестрело от ярких и откровенных нарядов. Люди пили, танцевали, смеялись. Задорно играла музыка, мужчины приглашали дам. Танцевали и многие пташки — неслыханное дело в замке владыки.

Эллин танцевать не хотела. Она наделась, что ее скромный наряд, тугие косы и бледные щеки отпугнут кавалеров. Крепко прижимая футляр со скрипкой, она прислонилась к стене, выглядывая Нэлу. Она увидела подругу в другом конце зала и с облечением выдохнула. Нэла самозабвенно танцевала с одним из знатных гостей и смеялась, задрав голову. Ни разу Эллин не видела ее такой счастливой.

— Потанцуем? — раздался голос у самого уха.

— Я не танцу… — Эллин подняла голову, и слова застыли в горле. Перед ней стоял владыка, темные глаза стали синими, а в черных волосах сверкали белые пряди. Сейчас в нем словно слились два образа: Таэрлин и Ардел, темное и светлое. Он серьезным взглядом смотрел на нее, а в широких зрачках не было привычных огней. Лишь блеск.

— Я думала, владыка должен танцевать только со своей невестой, — просипела Эллин, почувствовав внезапную слабость.

Почему она так рада видеть его? И почему это так мучительно и приятно одновременно?

— Владыка всегда делает то, что пожелает, — ответил он, — а сейчас я желаю танцевать с тобой. Окажешь мне такую честь?

Он протянул руку и выжидающее посмотрел на нее. Боковым зрением Эллин видела, что все в зале наблюдают за ними, и даже музыка будто стала тише.

«Я не должна делать этого», — сказала мысленно себе она.

И медленно вложила свою ладонь в его, поставив футляр у стены. Владыка хищно улыбнулся, и в его глазах блеснули хитрые огоньки. Заиграла музыка, громкая и быстрая. Таэрлин обхватил Эллин за талию и закружил в танце.

Внезапно весь мир перестал существовать. Чувство узнавания, такое острое, болезненное, усиливалось с каждой секундой.

«Я его знаю, знаю!» — кричала каждая клеточка ее тела. Эллин уверенно отвечала на его движения, они танцевали так, словно делали это много-много раз. Ушли на задний план мучительные мысли, сомнения, обиды. Забылись имена и время.

Были лишь они и этот танец. Эллин поняла вдруг, что улыбается. Таэрлин крепче прижал ее к себе, и она ощутила такую тоску и радость одновременно. Подобное чувствует человек, обнимая друга после долгой разлуки.

Ей хотелось уткнуться носом в его грудь, вдохнуть его запах, ощутить тепло его тела. Услышать сердцебиение.

— Эта песня, — внезапно прошептал на ухо Таэрлин, — она пришла к тебе из снов?

В душе что-то с громким гулом ухнуло. Эллин запнулась и подняла на него глаза.

— Да.

Таэрлин слегка улыбнулся и крепче прижал ее к себе. Сейчас, впервые за очень долгое время, между ними не было никакого противостояния, не было борьбы. Лишь танец, наполненный эмоциями и невысказанными вслух словами.

Но музыка сменилась, начался другой танец. Реальность вторглась между ними, напомнив, что он — жених на своей свадьбе, жестокий владыка, а она — просто птаха. Подневольная, как и все.

Таэрлин под руку провел ее к тому месту, где она стояла. Печальное чувство неизбежности охватило ее. Владыка убрал руку, и Эллин внезапно стало холодно и одиноко. В горле застыл ком, и она боялась поднять глаза.

— Ты меня не поздравила, — произнес Таэрлин, глядя на нее сверху вниз, — ты единственная, кто не сделал этого.

«Боги, почему же так больно?»

— Поздравляю, — охрипшим голосом произнесла Эллин, — пусть ваш союз будет крепким.

Таэрлин молчал, пристально глядя ей в глаза. В его зрачках вспыхнули уже знакомые ей огни.

— Ты рада? — тихо произнес он, и у Эллин возникло чувство, что он спрашивает совсем о другом.

«Нет, я совсем не рада, — подумала она с грустью, — все слишком запуталось».

Вслух она ничего не сказала, лишь кивнув. Где-то позади раздался возглас невесты Таэрлина. Вздрогнув, он резко развернулся и подошел к ней. Поцеловал руку и что-то прошептал на ухо, отчего та звонко рассмеялась.

Вздохнув, Эллин взяла футляр и покинула зал. Больше сил находиться там не было.

27

Эллин вернулась в комнату, которая чудесным образом вновь стала убранной, а мебель и вещи — целыми. Даже бокалы, что разбила Мелисса, стояли на прежних местах.

Отложив футляр и наскоро помывшись, Эллин забылась глубоким и тревожным сном. Ее снова посетил необычный сон.

Женский голос доносился отовсюду и говорил сначала на другом, явно древнем, языке. Эллин парила в сером небе. Внизу и наверху играли всполохи огня. И тот же голос, гневный, властный произнес:

— Раскрой тайну, дочь моя. Найди три ключа. В серебряном зале при свете луны найди третий ключ.

Она сказала что-то еще, но девушка вздрогнула и проснулась. Несколько секунд Эллин пыталась понять, кто она и где находится. В голове отчетливо прозвучали слова из сна. Подскочив, Эллин заглянула под кровать, где спрятала свои сокровища-ключи. Она достала печать и статуэтку, и начала разглядывать их. Владыка проклят. Теперь, очнувшись ото сна, она была уверена в этом. Птица окаменела и превратилась в статуэтку в виде женщины. Печать из плачущего дерева со стертыми словами …

Что значат эти предметы? Как они связаны с проклятием?

Владыка проклят, и так ему и надо, с горечью думала Эллин. Но почему и кем? Нужно найти третий ключ. Возможно, собранные вместе, они дадут ответ. Да, скоро она уйдет отсюда, и ей не должно быть никакого дела до проклятия.

Но это ложь. Ей было это важно. Она хотела разобраться и разгадать тайну владыки.

Эллин повторила шепотом слова из сна: «В серебряном зале, при свете луны».

Искать нужно сегодня, немедленно! И луна — хвала богам — полная.

Интересно, Таэрлин сейчас уже в спальне с невестой? Эллин отбросила эту мысль и оделась. Стихло, гости разошлись. Девушка выскользнула из спальни и побежала по опустевшим коридорам.

Она хорошо знала, где находится серебряный зал — много раз играла там для гостей. Один поворот налево, два направо, выйти в темный двор, миновать туманный пруд, и вот он — очередной коридор, в конце которого серебряная дверь. Она-то и ведет в нужный зал.

Эллин бежала тихо и быстро, щербатая луна лениво следила за ней. А, может, и не только луна. Тут повсюду глаза…Удача ли — никто не встретился на пути, никто не схватил за руку. Или это опять очередная игра, ловушка, что причинит еще больше страданий? Девушка уже не знала наверняка, но отказаться от этой затеи было выше ее сил.

Она подошла к двери и тихо толкнула ее. Серебряный зал был пуст. Из огромных окон лился лунный свет и падал на мраморный пол. Эллин обошла зал. Где искать третий ключ? Как он выглядит? Куда бы ни падал взгляд — картины, кресла, потухшие лампы, цветы — ничто не вызывало отклика. Нет, надо искать не там.

— При свете луны, — задумчиво прошептала Эллин и посмотрела на отсвет луны на полу. Приблизилась и опустилась на колени. Провела рукой по холодному мрамору, и раздался тихий звон. Эллин снова прикоснулась к плитке. Она вдруг приподнялась и перевернулась.

Под ней, в небольшом углублении, лежало серебряное зеркало с резной ручкой.

Девушка взяла его посмотрела на свое отражение. Поверхность вдруг покрылась рябью, и на мгновение в зеркале показалось другое лицо. Светлые волосы, ореховые глаза. Подул ветер, растрепал занавески, изображение в зеркале сменилось. Теперь на Эллин с зеркала глядел Таэрлин. На губах играла жесткая улыбка, в глазах сверкали огни. Он открыл рот и прошипел:

— Ты моя…

Эллин обдало такой бешеной волной желания, что она распласталась на полу, выгнув спину. Зеркальце выпало из пальцев. На нее напал воздушный вихрь, горячий, с терпким запахом Таэрлина… Он где-то рядом, она чувствовала это. Мысли отлетели с новым порывом ветра, и вся она превратилась в распаленное желание…

Да, где же он? Пусть войдет и возьмет ее, скорее, сейчас!

Пальцы девушки зашарили по телу, задирая платье и оголяясь. Она провела руками по бедрам, выше. Раскинула руки…Пальцы вдруг нащупали что-то холодное на полу. Что-то важное…

Зеркало. Третий ключ.

Разум вернулся к ней, девушка порывисто села и обхватила зеркальце рукой. Больше она в него не гляделась. Поднявшись на ноги, Эллин опрометью выбежала из зала и вернулась в свою комнату.

А там ее уже ждал владыка.

***

Он восседал в кресле, убийственный и прекрасный жесткой красотой. Пальцы поглаживали подбородок, второй рукой он сжимал бокал.

Когда Эллин вошла в комнату, владыка даже не изменился в лице. И все так же сидел, плотоядно оглядывая ее румянец и выбившиеся волосы.

— Пташка порхала там, где не следует, — сказал он и поднялся с кресла.

Еще разгоряченная от внезапного желания, Эллин не ожидала увидеть его. И радость — будь она проклята — разлилась по телу. А вместе с ней — новая волна желания. Она хотела его сейчас. Здесь. Немедленно.

«Он обманул меня. Игрался. Он мучитель и убийца», — пришла спасительная мысль, и Эллин молча отступила на шаг, к шкафу.

Владыка приблизился. Прикоснулся к подбородку девушки и взглянул в ее глаза.

— Я чую твою желание, птаха, — прохрипел он, — чую его запах. Давай же, попроси меня, сегодня я буду добр к тебе.

Эллин дернула головой.

— Я не пташка! Лучше иди и будь добр к своей невесте! Мне от тебя ничего не нужно!

Она глубоко дышала, почти поверив в свои же слова. Таэрлин ухмыльнулся.

— Ложь я тоже чую, — спокойно сказал он и прикоснулся к ее руке, что сжимала зеркальце, — что это?

Он нахмурил лоб, но, казалось, зеркало видел впервые. Эллин ничего не ответила, пытаясь отнять руку из его хватки. Не вышло.

— Ты взяла это в моем замке, — медленно протянул он, взглянув ей в глаза. Привычных огней в зрачках не было, а его тон вдруг стал усталым, — но это не мое…

Таэрлин сощурился, а Эллин вдруг захотелось спросить его напрямую о проклятии. Мужчина, будто услышав ее мысли, улыбнулся. Той самой улыбкой, которой одаривал ее, когда притворялся Арделом, когда она уже была влюблена. Ласковой и теплой улыбкой. У Эллин защемило сердце.

— Это просто зеркало, — дрожащим голосом сказала девушка, — может, оно принадлежало какой-то пташке. Какая тебе разница?

Владыка хмыкнул.

— В моем замке простых вещей не бывает. Тем более, зеркал. Ты хочешь эту безделушку? Хорошо. Но отплати за нее…Эллин.

Она вздрогнула, когда он назвал ее по имени.

— Спой мне.

Он сел в кресло и снова взял бокал. Эллин взглянула на него, на зеркальце и закрыла глаза. Песня за ключ к разгадке? Цена невелика.

Она начала было песню, которую разучила еще в детстве. Это была веселая баллада о купце. Но Таэрлин прервал ее.

— Нет, Эллин, спой мне песню из своих снов, — приказал он и откинулся на спинку кресла.

Девушка замерла. Острая грусть пронзила ее. Казалось и правильным, и неправильным петь для него сейчас, ночью, когда он должен быть с другой, но сидит здесь, в ее комнате, и жадно смотрит на нее. Эллин вздохнула и начала петь.

Владыка подался вперед, взгляд затуманился, рука крепко сжала бокал. А Эллин пела, пристально глядя в его огненные глаза, не в силах отвести взгляд. И какая-то странная, легкая дрожь охватывала все ее тело, пока она пела ему.

Оставалось полкуплета, когда мужчина резко поднялся с кресла и подошел к Эллин. Прикоснулся ее подбородку пальцами.

— Эллин, моя пташка… — хрипло произнес он и поцеловал ее. Отчаянным и гневным поцелуем. А она вдруг резко ослабела и вместо того, чтобы отбиваться, ответила на поцелуй. В нем смешалось все: и горечь, и нежность, и гнев, и желание. И что-то еще, неуловимое, невысказанное, тихое-тихое, как шепот луны.

На долгие мгновения Эллин забыла, кто они и где.

А еще ей почудилось, что в нее вливается тонкой струйкой энергия, яркая и горячая. Словно Таэрлин на этот раз не брал, а давал. И давал добровольно.

Он оторвался от нее так же резко, как и подошел. Посмотрел, нахмурившись и, будто вспомнив что-то, покачал головой.

А через мгновение исчез.

28

Три дня пролетели быстро. Праздники, танцы, фейерверки не кончались. А вино лилось рекой за счастье владыки и молодой жены. Эллин больше не видела Таэрлина. Она почти все время проводила в комнате, раз за разом разглядывая найденные предметы. Она чувствовала, что близка к разгадке, и все же ответа так и не находила. Даже собранные вместе — печать, статуэтка, зеркало — так ничего и не дали. И девушка до сих пор не знала, в чем же было проклятие владыки. Ей бы и бросить эту затею, все равно освобождение близко, но она не могла. Мысль о проклятии, тайне владыке жгла ее так же, как воспоминание о поцелуе.

Эллин не могла выкинуть его из головы. Ни владыку с огненными глазами, ни отчаянный поцелуй, ни песню из своих снов, что так его взволновала. Они связаны этой песней. Вот и все, что поняла Эллин за эти мучительные дни. Она жаждала уйти — скорее, чтобы никогда не возвращаться. И так же хотела снова увидеть Таэрлина. Он проклят, проклят…

«Ну и что с того?» — сказала себе девушка и тут же нахмурилась. Нет, врать себе она не собиралась. Для нее важно это, и она постарается разгадать тайну проклятия, даже уйдя из этого места. Решив так, Эллин собрала все предметы в мешочек, прикрепила его к поясу и спрятала за складками пышного платья. Эти ключи — ее, и здесь она их не оставит.

На четвертый день наконец пришла Изора. Она была закутана с ног до головы в черные кружева, а в руке сжимала алую шкатулку.

— Это, — сказала она, показывая шкатулку, — ты должна уничтожить в священном огне. Тебе нельзя открывать ее, интересоваться и спрашивать, что в ней. Бросишь в огонь — и будешь навеки свободна, владыка никогда не найдет тебя. Моя магия и мое слово помогут тебе. Но прежде ты дашь клятву на алтаре.

Изора прошептала заклинание, взяла Эллин за руку, и стены комнаты исчезли. Они оказались у подножия заброшенного храма. На разбитых ступенях, ухмыляясь, стоял Рикар.

— Что это за место? — нахмурившись, произнесла Эллин. Ее охватило дурное предчувствие.

— Это храм старых богов, — спокойно ответила Изора, — их священные алтари до сих пор полны силы. К тому же, здесь мы скрыты от посторонних глаз.

Эллин огляделась. Вокруг все поросло травой, а вдали виднелся еловый лес.

Все трое медленно вошли в храм. Старый зал был усеян листьями и пергаментом, в углах клубилась многолетняя пыль. В центре высился алтарь. С него взирали каменные изваяния старых, давно покинутых богов.

Изора прикоснулась к одному из них, шепча слова заклинания.

— Пусть старые боги услышат нас! Пусть священный алтарь будет свидетелем и не даст соврать.

Она повернулась к Эллин и произнесла:

— Здесь мы скрепляем сделку. Обещаю открыть тебе путь из замка и дать проводника. Ты бросишь шкатулку в синий огонь и будешь свободна. И больше никогда не вернешься в замок владыки, в Западные земли. Никогда.

Эллин посмотрела на нее, на ухмыляющегося Рикара и медленно подошла к алтарю. Положила ладонь на каменную голову покинутого бога и произнесла одно лишь слово:

— Да.

Чувство неизбежности охватило ее, и она явственно ощутила, что назад пути нет. Глаза каменного бога вспыхнули синим огнем и погасли. Эллин почувствовала легкий укол, а из ее пальца упали две капли крови, которые тут же поглотил алтарь. Сделку скрепили.

Изора обменялась взглядами с Рикаром.

— Вы отправляетесь немедленно. Ты знаешь, что делать, — она повернулась к Эллин, — запомни, ты сможешь вернуться за своей подругой сразу, как только уничтожишь шкатулку, не позже. И после этого навсегда покинешь наши края. Возьми ее.

Она бережно, словно это была самая хрупкая вещь на свете, протянула Эллин шкатулку.

— И запомни: если ты откроешь ее, то ослепнешь. А обманешь меня — умрешь. Ступайте!

Изора отвернулась и направилась к выходу.

— Постой! — крикнула Эллин, — а как же моя скрипка?

Изора обернулась и недобро усмехнулась.

— Там, куда ты отправишься, скрипка тебе не понадобится.

Она прошептала слова заклинания и растворилась в воздухе. Эллин и Рикар остались вдвоем. Несколько секунд она с изумлением прижимала к себе шкатулку. В голове пульсировала мысль, что она совершила ошибку. Но как быть, если это ее единственный шанс стать вновь свободной? И оказаться как можно дальше от владыки.

Эта мысль принесла горечь и облегчение одновременно.

«Наверное, я, как и Мелисса, схожу с ума, — подумала Эллин, — раз печалюсь об этом».

— Ну что, птаха, — весело произнес Рикар, — готова к путешествию?

Эллин глубоко вздохнула, глядя на него. Вот уж с кем меньше всего хотелось отправляться в путь. Но иного выбора не было.

Они вышли наружу, и Эллин застыла в изумлении. Пейзаж изменился, и теперь вместо дикой травы и леса открывался совсем другой вид. Сердце Эллин сжалось от тоски и еще свежих воспоминаний. Она стояла на краю скалы, а впереди простиралось сиреневое поле. Они с Рикаром оказались в тайном месте. Там, куда впервые привел ее Ардел. Владыка.

Светило солнце, звенели бабочки. Все было так, как запомнила Эллин, за одним исключением. Прямо посреди поля появилась дорога, к которой вела лестница, что спускалась с края скалы.

— Как мы оказались здесь? — прошептала Эллин, не глядя на Рикара.

Тот усмехнулся.

— Магия, пташка, старая добрая магия.

Он подпрыгнул к лестнице и взялся за перилами одной рукой. Другой сделал знак Эллин, приглашая идти за ним. Она вздохнула и молча пошла следом.

Спуск оказался намного быстрее, чем она ожидала. Вблизи поле было еще прекраснее, а в воздухе витали сладкие, щемящие душу ароматы. Все здесь напоминало ей о моментах счастья, беспечности. О том, как Ардел («Владыка», — напомнила себе Эллин) целовал ее и рассказывал о доме. О том, как он самозабвенно лгал.

— Почему именно ты провожаешь меня? И куда мы идем?

Рикар обернулся с лукавой улыбкой.

— К священному огню, конечно, — ответил он, не сбавляя шага, — ты бросишь в него шкатулку, а я прослежу, чтобы ты не нарушила данное тобой слово.

Он произнес эти слова легко, с улыбкой на лице, но Эллин почувствовала в его голосе угрозу.

— Я думала, ты служишь владыке, а не Изоре, — сказала она, крепче прижав шкатулку к груди и жалея, что нет с собой скрипки.

Рикар нахмурился.

— Я никому не служу, — отрывисто сказал он, — мы партнеры, и нас многое связывает.

— И что же?

Рикар остановился и оценивающе взглянул на Эллин.

— Слишком много вопросов, пташка, — произнес он, — у тебя появился шанс уйти — так радуйся этому и не досаждай вопросами.

Он отвернулся и, насвистывая, пошел вперед. Эллин хмуро смотрела ему вслед. Она чувствовала, что Рикар знает гораздо больше и многое бы мог поведать.

Этот охотник не так прост.

Она с легкой печалью обернулась, словно надеясь, что увидит Ардела в белой рубашке там, на скале. Или Таэрлина в черном дублете. Владыку, двуликого. Проклятого владыку, который завладел ее мыслями.

Но на скале никого не было, лишь валун молчаливо напоминал о том, что Эллин хотела бы забыть. А владыка сейчас со своей молодой женой, напомнила себе Эллин, или мучает очередную пташку, и не стоит думать об этом чудовище.

Она отвернулась и быстро пошла следом за Рикаром. Чем быстрее она выполнит свою часть сделки, тем скорее освободится.

29

Эллин думала, что путь к священному огню будет коротким. Как же она заблуждалась. Они прошли день, а поле, казалось, не кончалось. Глядя по сторонам, Эллин думала, почему путь к огню ведет именно через это самое место? Могло ли это быть совпадением?

«Конечно же, нет», — сказала она себе.

Несколько раз она еще пыталась спрашивать Рикара, но тот молчал или отшучивался.

К вечеру пейзаж сменился. Перекусив припасами, что взял с собой Рикар, они легли спать. Прямо на траве, постелив под себя плащи.

Эллин быстро провалилась в сон.

На этот раз ей снился храм Азуйры. Жрицы готовили цветы к обряду. Они перебирали лепестки и напевали песню богини. Через три вечера соберутся люди, чтобы восславить женскую мудрость и принести дары в храм. Если богиня смилуется, то одарит людей магией. Жрицы тоже порой одаривали силой, если того желали — в этом был их дар.

Придет и тот, о ком шептались юные жрицы. Тот, кому не нужен дар Азуйры — говорили, будто он сам потомок богов. Он умеет менять жизни и лица и строить новые миры.

Придет двуликий…

Эллин проснулась на рассвете. Охотник уже не спал, с интересом глядя на нее.

— Дурной сон, птаха? — спросил он, сощурившись. Эллин поежилась и ничего не ответила. Это сновидение больше было похоже на воспоминание, чем на простой сон. Этот забытый храм, старые боги, двуликий…

Лицо владыки встало перед ее глазами. Он снился ей, и за секунду до своего пробуждения она видела его лицо. Он был таким же, да иным. Словно чуть светлее.

«Я знаю его», — пронзила ее твердая мысль, и Эллин замерла. Теперь дежа вю не исчезло, а стало сильнее и ярче. Эллин поднялась на ноги, взяла шкатулку, проверила мешочек на поясе и, не глядя на Рикара, быстро пошла вперед по дороге.

Это был не просто сон, думала она, глядя на восходящее солнце. Ей с детства снились такие сны. Раньше она считала их просто фантазиями. Но это не так, совсем не так.

Рикар догнал ее за полминуты.

— Какая ты шустрая, птаха, — сказал он весело, — даже не позавтракала.

— У нас нет на это времени, — сказала Эллин, — мы должны выйти из этого поля. Пока мы здесь — владыка видит нас.

Рикар на миг изменился в лице.

— Нет, — серьезным голосом сказал охотник, — не видит. Он уже много лет не бывал здесь. И, скорей всего, забыл об этом месте.

Сердце полоснуло болью, и Эллин криво усмехнулась, но ничего не сказала.

— Для чего он создал это место? — тихо спросила она спустя время.

Рикар шумно выдохнул.

— Говорят, это был подарок, — сказал он.

— Для кого?

Охотник нахмурился и задумчиво посмотрел вдаль.

— Кто знает, — нехотя ответил он, — может, для очередной невесты.

Сердце сжалось и на миг ей нечего было сказать. Почему так неприятно слышать это? Почему кажется, что это касается ее лично?

— Не думала, что он делает такие подарки невестам, — равнодушно бросила Эллин, не глядя на Рикара.

Тот усмехнулся и бросил на Эллин любопытный взгляд.

— Все верно, птаха, — протянул он, — не делает. Но была у него невеста когда-то, для которой делал…Свадьба, правда, так и не состоялась. А-а-а, это было очень давно! Никто уж и не вспомнит, что же случилось на самом деле.

Эллин открыла рот, чтобы задать еще несколько вопросов, но передумала. Интуиция подсказывала, что Рикар ничего не скажет ей или просто соврет. К тому же, в глубине души она не хотела знать всей правды. Казалось, это причинит боль.

В конце концов, нужно просто бросить шкатулку в огонь. И не думать о Таэрлине и его прошлом. Мелькнувшую мысль о его проклятии она настойчиво прогнала. Да, с одной стороны она умирала от желания раскрыть эту тайну, с другой же — не хотела ничего знать и поскорее обо всем забыть. Ее настроения постоянно менялись, колеблясь между нежностью и ненавистью.

Эллин выдохнула, задвинула мысли и эмоции глубоко в подсознание и сосредоточилась на дороге. Так было проще.

Наконец, они вышли в другое место. Все вокруг было каменным: и дорога, и полуразрушенные изваяния, даже вместо цветов повсюду были камни. Впереди текла узкая река, а за ней виднелся еловый лес. Туда-то ей и нужно, почувствовала Эллин и повернулась к Рикару.

— Если это место — иллюзия, которую создал владыка, то почему мы идем именно этой дорогой?

— Оно настоящее, хотя его и создала фантазия владыки, — ответил Рикар и сел на круглый камень, — и ведет к настоящему месту. Это не иллюзия. Сейчас мы на территории старых богов, здесь по-прежнему действуют их законы, так что будь осторожна.

Эллин огляделась. Пейзаж вокруг казался мирным и спокойным, и все же она почувствовала на себе чей-то незримый взгляд.

Шкатулка в руках стала горячей, и на миг нестерпимо захотелось открыть ее. Девушка с трудом преодолела это желание и подошла к берегу реки. Моста не было. Придется переходить вброд.

— Почему мы остановились? Надо идти дальше, — сказала Эллин, чувствуя неясную тревогу. Что-то было не так.

Рикар указал на горизонт.

— Солнце вот-вот сядет, переходить реку в темноте очень опасно, — сказал он и бросил заплечный мешок на землю, — я хочу еще немного пожить и вкусить все прелести жизни.

Он подмигнул и плотоядно улыбнулся. Противный холодок пробежал по ее коже. Она с изумлением посмотрела на небо, не веря своим глазам.

— Мы же прошли всего несколько часов, — воскликнула она, — как такое возможно?

Рикар разжег костер и глотнул вина из фляги.

— Это обитель старых богов, птаха, — сказал он и громко рыгнул. Эллин передернуло от отвращения, — так что законы нашего времени здесь не работают. Присядь, выпей вина.

Он похлопал по камню рядом с собой. Эллин осталась стоять. Ей не нравилось это место, и совсем не хотелось оставаться здесь на ночь. В воздухе витало что-то плотоядное, опасное…

Она поежилась и снова посмотрела на реку. Может, все же перейти, оставив охотника здесь? Но без проводника она даже не знает, куда идти и запросто заблудится. Не говоря уже о большем.

Девушка неохотно села рядом, но от вина отказалась. Стемнело стремительно, словно кто-то в одночасье задул все свечи. На плечи опустилась прохлада. Тьма была густой и черной, и даже свет от костра не мог ее развеять. Они перекусили, и Рикар расстелил свои плащи ближе к огню. Он уже лег и вроде уснул, Эллин же не спалось.

Тревога усилилась и не давала покоя. Казалось, с неба на нее смотрят сотни злобных глаз и ждут, когда же она уснет.

Но Эллин не спала. Она рассеянно поглаживала бархатную крышку шкатулки и глядела в огонь. Мысли раз за разом возвращались к владыке и ее снам. Почему он снится ей? И почему она так тоскует по нему, несмотря на ярую ненависть?

Да и ненависть ли это?

Она закрыла глаза и повернулась на спину. На небе не одной звезды. Краем уха она услышала, как участилось дыхание Рикара. Но это уже было неважно — Эллин погрузилась в вязкий, без сновидений, сон.

Кто-то шарил по ее телу. Нетерпеливо откинул в сторону плащ, задрал юбку и припустил лиф. Холодный воздух кусал оголенную кожу. Чьи-то пальцы грубо трогали шею, грудь и соски. Эллин не могла пошевелиться и открыть глаза — сон опутал ее плотным сетями.

«Это просто сон», — успокоил ее чей-то безликий голос, и она расслабилась и забылась.

Шершавые ладони коснулись ее коленей и грубо раздвинули ноги.

«НЕТ!» — мысленно закричала она, пытаясь вырваться из плена сна, открыть глаза и смахнуть с себя эти руки.

«Это не сон, — вяло подумала Эллин и ухватилась за эту мысль, — да, это не сон, и нужно проснуться. Я должна проснуться».

Она вдруг вспомнила о богине Азуйре и взмолилась ей. Попросила сил и бодрости. Прошла секунда, вторая, и ужасный паралич исчез. Эллин с трудом разлепила глаза. Рикар с безумным видом навис над ней. Его штаны были спущены до колен, и он собирался войти в нее.

Вскрикнув, Эллин оттолкнула его и подскочила. Отпрянула назад, быстро кутаясь в плащ. Ее била мелкая дрожь. Рикар надвигался на нее. Штаны по-прежнему были спущены, вид у него был пугающий и безумный. Эллин отступала назад, пока ее ноги не оказались в холодной воде.

Вокруг стояла тьма — и она с удовольствием наблюдала за ними — Эллин кожей чувствовала на себе незримые взгляды.

— Цып-цып-цып, — прохрипел Рикар, обнажая зубы, — иди сюда, птаха. Ну же, раздвинь свои ноги, как ты делала это перед владыкой. Давай, иди сюда.

Эллин передернуло. А что, если это все — лишь очередная жестокая забава владыки, и он сейчас наблюдает за этим со своей неизменной усмешкой?

Она сделала еще шаг назад, и теперь уже была по колено в воде. Что-то склизкое коснулось ее лодыжек, и Эллин вскрикнула. Рикар улыбнулся еще шире и в два прыжка оказался рядом с девушкой. Он схватил ее за волосы и больно дернул, потащив на берег. Эллин отбивалась и пинала его. Но проклятому охотнику было все равно. Он тихо посмеивался, волоча ее по земле.

Эллин дрожала от ярости. Она перевернулась и каким-то чудом вырвалась из хватки. Подскочила к костру и вытащила из него горящую головешку.

— Не подходи ко мне! — завопила она, выставив руку вперед, — или я обожгу тебя!

Она быстро осмотрелась. Бежать было некуда — повсюду непроглядная тьма, а в воде водились странные создания. Надо дотянуть до утра. Вот только когда это утро настанет?

Неожиданно Рикар рассмеялся, громким и безумным смехом. И так же резко замолк.

— Или ты сейчас же ляжешь и раздвинешь свои ноги, — холодно произнес он, сделав шаг к ней, — или я придушу тебя.

Он подпрыгнул к ней и схватил ее запястье. Легким движением вырвал головешку и бросил ее в сторону. Второй рукой намотал ее растрепанные волосы на кулак и притянул к себе. Эллин со всей мочи пнула его. Он вскрикнул и отшвырнул ее на землю. Эллин упала. Боль пульсировала в спине и висках.

— Раздвигай свои ноги, мразь! — завопил охотник, брызжа слюной. Никогда Эллин не видела столько ненависти в глазах. Застонав от боли, она отползла назад. Рикар бросился на нее и сжал ее запястья. Коленом надавил ей на бедро.

Она была в ловушке.

«Боги, за что мне все это?» — подумала она, на миг зажмурившись.

Внезапно поднялся вихрь и отшвырнул Рикара в сторону.

— Убери прочь от нее руки!

Стало светло. Эллин подняла голову. Рикар распростерся на серых камнях, а над ним навис Таэрлин и наносил ему удары, методично, один за другим. Девушка поднялась на ноги, ее затрясло, и она не знала, отчего именно: то ли от осознания того, что охотник чуть не изнасиловал ее, то ли от внезапного появления владыки.

На трясущихся ногах она подошла к Таэрлину и осторожно коснулась его спины.

— Прекрати, — произнесла она хриплым голосом, — ты убьешь его.

Владыка обернулся и посмотрел на нее. В черных глазах бушевало пламя, какого она еще не видела. Хотя, нет, видела. Когда-то очень давно, в те времена, когда она носила другое имя. От этой мысли Эллин вздрогнула.

Таэрлин поднял руку и провел ею по щеке Эллин. Его прикосновение обожгло кожу.

— Он сделал тебе больно? — неожиданно тихим голосом произнес он.

Эллин кивнула, мечтая лишь о том, чтобы он не отнимал руку. Рикар прохрипел что-то, и владыка снова обрушил на него безжалостные удары.

— Пожалуйста, — дрожащим голосом повторила девушка, — хватит.

— Он не умрет, — процедил Таэрлин и снова ударил охотника, — хотя я бы очень хотел этого.

Раздался тихий и противный смех. А через миг Рикар, пошатываясь, поднялся на ноги и захохотал во все горло. Кровоточащие раны затягивались, а свежие синяки исчезали прямо на глазах. Эллин с изумлением смотрела на него.

— Твой владыка прав, птаха, — сказал Рикар, — я не умру. Я…

Резкий удар в челюсть заткнул его и отбросил назад. Таэрлин подскочил к нему и схватил за шиворот.

— Ты нашел ее, да?! — прокричал Таэрлин и ударил снова, — нашел! И привел сюда, в это проклятое место намеренно!

Еще один удар. Голова Рикара откинулась назад, на лице появился новый синяк.

— Ты понял, что это она! — разъяренный голос Таэрлина раздавался повсюду, — ты знал, что это за место! И привел сюда ее! Какое же ты ничтожество!

Рикар вновь засмеялся ужасным смехом. Эллин не шевелилась, переводя взгляд с Таэрлина на охотника.

— Конечно же, я узнал ее, — Рикар отшатнулся и сплюнул кровью, — сразу же узнал, с первого взгляда. В отличие от тебя.

Он снова рассмеялся. Таэрлин ударил его по лицу.

— Ты можешь бить меня вечно, —сплевывая кровью, прохрипел Рикар, — но мы оба знаем, что это бесполезно. Мы связаны, забыл? И все из-за нее. — Он повернулся к Эллин и ткнул в нее грязным пальцем, — так почему бы ей не отплатить за это? Я тоже хотел бы вкусить ее сил напоследок, тем более здесь сами боги благоволят этому.

Он улыбнулся окровавленной улыбкой и подмигнул Эллин. Таэрлин взревел и обрушил на него град ударов. Бил до тех пор, пока Рикар не упал на землю.

Все это время Эллин не шевелилась, изумленно глядя то на владыку, то на охотника. В ее голове всплывали разные образы, то смутные, то отчетливые. Некоторые напоминали ее сны, некоторые она видела впервые.

Это воспоминания, поняла она. Воспоминания, которых быть не должно. И все же они были.

— Что это за место? — тихо спросила она, обняв себя за плечи.

Таэрлин обернулся и поморщился.

— Проклятый алтарь богини вожделения, — отрывисто ответил он, — ее духи обитают в этих камнях и просыпаются ночью. Они питаются похотью и вызывают желание у всех, кто заснет здесь. Он знал об этом.

Лицо владыки скривилось от ярости и отвращения.

Эллин перевела взгляд на Рикара. Синяки исчезли, и теперь он выглядел так, будто просто уснул.

— Но я не испытывала никакого вожделения, — прошептала Эллин.

Лицо Таэрлина смягчилось, и в нем стали проглядывать черты Ардела.

— Конечно, — со странной улыбкой произнес он и ласково провел по ее щеке. На миг Эллин захотелось прижаться к нему, позабыв обо всем.

Но реальность быстро напомнила о себе. Девушка медленно попятилась и поискала взглядом шкатулку. Она лежали неподалеку от погаснувшего костра, там, где уснула Эллин. Девушка подняла шкатулку и крепко прижала к груди.

Таэрлин посмотрел на шкатулку и усмехнулся. В его усмешке проскользнула горечь, или ей только показалось?

Послышался шорох. Рикар закряхтел и поднялся на ноги. Он выглядел так, словно долго спал. На лице не было ни малейшего следа побоев. Синяки и ссадины исчезли. Охотник потер подбородок и криво улыбнулся.

— Что мне всегда нравилось в этом проклятии, — весело произнес он, — так это моя неуязвимость. Тебя всегда это раздражало, — его взгляд был обращен к владыке.

Таэрлин прошептал что-то на незнакомом языке, но по интонации было ясно, что это ругательство.

— Все меняется, — с холодной улыбкой сказал владыка, — разве не видишь? — он снова ударил охотника, почти небрежно. Рикар с недоумением прикоснулся к окровавленной губе. Теперь рана не затягивалась.

Таэрлин взмахнул рукой. Рикара поднял воздушный поток, крутанул и поднял высоко в небо. Охотник что-то закричал, но внезапный ветер заглушил его. Незримая сила дернула его и стремительно понесла назад, к скале. К замку владыки. Секунда — и он исчез.

Таэрлин и Эллин остались наедине.

Несколько мгновений они молчали. Наступил рассвет, серый и мрачный. Эллин сжимала в руках шкатулку — ее путь к свободе — да только был ли он сейчас у нее, этот путь? Таэрлин стоял в двух шагах от нее, напряженный и неподвижный. Только сейчас она заметила, что в уголках его рта пролегли морщинки, а в глазах прячется усталость.

«Как хорошо, что он здесь, — думала она, — как плохо, что он здесь».

— Как ты здесь оказался? — на выдохе произнесла Эллин.

— Пришел, — просто ответил Таэрлин, прожигая Эллин взглядом. От огня в его зрачках сводило низ живота, а по коже бегали мурашки.

— Но почему ты пришел? — с необъяснимой горечью прошептала Эллин, глядя на него исподлобья, — почему? Это твоя очередная игра? Ты притворяешься, причиняешь боль, истязаешь, потом вдруг меняешься, становишься…другим. И так по кругу. Почему? — она подняла голову, почувствовав вдруг прилив сил и гнева, — ты женился! А теперь пришел вдруг спасать меня, как герой! Только ты не герой…

Таэрлин оказался рядом с ней. Он обхватил ее локоть и притянул к себе.

— Не герой, это так, — произнес он, обдав ее горячим дыханием, — и никогда не был им. Я никогда не был хорошим человеком. Никогда! Ты забыла, кто я. Двуликий. Я пришел, потому что услышал тебя. Потому что не мог не прийти. Потому что ты — моя. Потому что никто не может прикасаться к тебе…

— Даже, если я захочу? — перебила его Эллин.

Таэрлин посмотрел ей в глаза и притянул к себе.

— Но ты не хотела.

Эллин ничего не ответила. Она закусила губу, делая вялые попытки вырваться из его объятий. Какая-то часть ее хотела прижаться к нему, вдыхать его запах, слушать его дыхание, касаться кожи. Но другая половина кричала, что он — предатель.

«Предатель?» — мысленно повторили Эллин и посмотрела на Таэрлина. Сейчас в нем сливались два образа, проявлялись то черты Ардела, то Таэрлина. Ей и раньше его лицо казалось знакомым, как и взгляд, и многие жесты. Она думала, что это просто обман разума, или так проявляла себя влюбленность, когда Эллин еще верила, что он — просто садовник.

Но сейчас, глядя на его жесткие черты лица, она вдруг с ясностью поняла, что знает его. Знала. Очень-очень давно. Знала еще в те далекие времена, когда он был другим. И она была другой. Это ощущение было настолько сильным, что казалось — протяни руку и ухватишь. Миг — и она бы даже назвала имя, что носила когда-то.

Но он предал ее. Когда-то давно. Она не помнит, почему и как. Но эти ощущения предательства горьким вкусом осели на губах и в сердце.

Эллин отстранилась от владыки и отошла назад, глядя на него исподлобья.

— Это не иллюзия, — задумчиво произнесла она, глядя ему в глаза, — эти сны, ощущения и воспоминания — не иллюзия, как я думала раньше. Это воспоминания. Я слышала в детстве, что люди иногда перерождаются в новых телах, с новой жизнью. Но они ничего не помнят. Я думала, это все сказки. — Она на миг прикусила губу, — но сейчас я так не думаю… Я начинаю вспоминать.

Таэрлин замер и внимательно слушал ее, сощурив глаза. Эллин прикрыла веки, прижав шкатулку к груди. Вспыхивали образы, мимолетные, неуловимые, как тени на воде.

— Я была другой, — сказала она, открыв глаза, — но ты… Ты был тем же. Владыкой. Ты… Ты!..

«Предал меня», хотела крикнуть она, но слова застряли в горле, и Эллин резко замолчала. Боль от предательства, горячая и острая, накрыла с головой. Она была такой сильной, будто это случилось вчера. Но что случилось? Этого Эллин не помнила. Но сейчас она доверяла своим чувствам, больше, чем когда-либо.

Он предал ее тогда. Он обманул ее сейчас.

И женился.

А ведь она была влюблена…

Горячая смесь из ненависти, нежности, обиды и горечи накрыла ее. Как же больно! Будь проклят тот день, когда Рикар похитил ее, будь проклят тот день, когда она впервые увидела владыку в саду.

Таэрлин молча подошел к ней и прикоснулся к руке.

— Что еще ты вспомнила? — отрывисто произнес он. Огни в его глазах погасли, и в широких зрачках отражалось напряженное лицо Эллин. Он нахмурил лоб, словно сам силился вспомнить нечто важное.

— Когда ты притворялся садовником, ты говорил, что владыка не помнит места, что создавал, — тихо произнесла Эллин, — я потом часто думала об этих словах, думала, это очередная ложь. — Она сощурилась и откинула с лица прядь, — но ты не лгал… Ты тоже не помнишь, как и я. Ты многое забыл.

— Но я помню твое имя. — Резко сказал Таэрлин, в зрачках вспыхнули искры. В груди Эллин что-то ухнуло и перевернулось.

Она шумно выдохнула.

— Мое имя — Эллин, — произнесла она, пытаясь придать своему голосу уверенность. Она отдернула руку и отвернулась. У нее возникло желание убежать от него немедленно. Неважно, куда, лишь бы подальше. Подальше от мучительной правды и того, что он может сказать.

— Авилина, — раздался тихий голос за спиной. — Так тебя звали в другой жизни.

Эллин застыла. Волоски на теле встали дыбом, а в голове поднялся гул. Все ее естество откликнулось на это имя. Она испытала одновременно и радость, и печаль. Да. Так ее звали, и она гордо носила свое имя. И все же больше вспомнить она не могла. Да и не хотела.

Эллин обернулась.

— Но сейчас меня зовут Эллин, — твердо произнесла она. — Сейчас у меня другая жизнь. И в ней нет места для тебя, твоего сада, твоих игр. Мне все равно, что связывает тебя и Рикара, я не хочу знать, как я с этим связана. Я не хочу ничего вспоминать. Не хочу! И назад, в твой замок, тоже. Ты можешь убить меня, можешь испепелить, но я не вернусь назад! Не вернусь!

Голос Эллин задрожал, и она замолчала, боясь, что вот-вот расплачется. Она лгала сейчас. Ей хотелось вспомнить, хотелось узнать, кем она была и как связана с владыкой и охотником. Но перед глазами стояла его свадьба, его красивая невеста, его бесчисленные полуобнаженные пташки, безумная Мелисса, что хохотала, когда Эллин узнала об обмане, его влюбленные глаза при свете луны, его поцелуи, лживые… Слишком много всего, слишком! Она больше не хотела ничего. Ей было слишком больно.

Уйти подальше, забыть о нем навсегда — вот и все, чего она желала.

Таэрлин изменился в лице. Он устало опустился на валун и посмотрел по сторонам. Солнце поднялось выше, такое же серое, как вода в реке.

— Я знаю, что не вернешься, — произнес, наконец, он. — Неужели ты думаешь, я не знал, о чем вы договорились с Изорой? Если бы я хотел, ты бы не смогла выйти из замка, не смогла бы уйти дальше своей комнаты. Ты забыла — я всегда знаю, что творится в моих владениях.

Горло сжало в тугой комок. Эллин стиснула руки в кулаки. Ей нужно помнить, что он обманул ее, играл ее чувствами, развлекался с ней, как с сотнями другими, что были до нее и будут после.

— Изора отправила с тобой не того человека, — хрипло произнес Таэрлин, — он мог причинить тебе вред и…

— Разве не этого ты хотел? — перебила его Эллин, — чтобы я страдала?

Таэрлин криво усмехнулся и медленно подошел к ней.

— Да. — Жестко ответил он и прикоснулся к ее волосам, — Хотел. И до сих пор порой хочу.

Его зрачки расширились, и в них вспыхнули алые огни, безжалостные и яркие. Эллин уже видела этот взгляд, он был и пугающим, и завораживающим, но сейчас она его не боялась. Она вообще никогда его не боялась.

Когда-то давно этот взгляд возбуждал ее.

Эллин тряхнула головой, чтобы отогнать прочь воспоминания. Неважно, что было. Сейчас у нее другая жизнь, другое имя, и она ничего не хочет знать.

— Взаимно, — холодно произнесла Эллин.

Таэрлин усмехнулся и убрал руку с ее лица. Внезапно стало холодно и одиноко.

— Что ж, — медленно, будто нехотя, сказал владыка, — проклятый охотник отослан, ты можешь уходить, — он кивнул на шкатулку и продолжил хриплым голосом, — но уничтожать шкатулку тебе нельзя. Ты погибнешь, как только бросишь ее в огонь. Изора знала это.

Что-то в его голосе заставило Эллин вздрогнуть. В глубине души все заныло от тоски и горечи.

— Что в ней? — спросила она, стараясь скрыть печаль в голосе.

Таэрлин пожал плечами и покачал головой. Он щелкнул пальцами, и шкатулка, что Эллин стиснула в руках, исчезла.

— Я вернул ее на место, — сказал Таэрлин, — в покои Изоры. Пусть там и остается. Об остальном я позабочусь, больше ты Изоре ничего не должна.

Он перевел взгляд на реку и сделал едва уловимое движение головой. Над рекой тут же появился мост, прозрачный, будто сделанный из стекла.

— Вброд ты ее никогда не перейдешь, Рикар знал об этом, — сказал Таэрлин, повернувшись к Эллин, — на другом береге увидишь тропу. Иди по ней и придешь к священному огню. Сразу за ним — дорога. Она и выведет тебя в город.

Лодыжку обожгло. Девушка посмотрела на нее и обомлела. Татуировка со знаком владыки исчезла. Эллин изумленно перевела на него взгляд. Сейчас он смотрел на нее так, как смотрел в тайном месте: тепло и ласково.

— Ты…отпускаешь меня? — просипела Эллин.

Таэрлин сжал губы.

— Давно пора, — произнес он, глядя ей прямо в глаза, — тебя отпустить. Иди, Эллин.

Она замерла.

«И это все? — думала она, — так просто? Почему я не чувствую радости?»

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Эллин хотелось его обнять. Как глупо! Он так долго мучал ее! И все же…На губах был горький привкус расставания.

Эллин с трудом оторвала от него взгляд и пошла к мосту, прямо и уверенно.

— Эллин!

Она обернулась. Гораздо быстрее, чем следовало. И почувствовала гораздо большую радость, чем надо.

Таэрлин стоял в трех шагах от нее, мрачный, и сурово смотрел на нее.

— Ты кое-что забыла, — он щелкнул пальцами, и в его руках возникла скрипка. Ее старая, отцовская скрипка. Таэрлин протянул ее Эллин. Несколько секунд Эллин стояла в нерешительности, а затем схватила скрипку и побежала к мосту. Вперед, не оглядываясь! Потому что если она оглянется, если посмотрит на него еще миг, то потеряет голову.

Хотя, кого она обманывает? Уже потеряла. Главное сейчас — сохранить свободу. И гордость. А поплачет она потом.

30

Эллин бессмысленно шла вперед, отгоняя мрачные обрывки мыслей. Шкатулки теперь не было — он забрал ее. Врал ли он, говоря, что Эллин умерла бы, уничтожив ее? Что-то подсказывало, что нет, не врал. Значит, Изора знала, что девушка умрет и желала ей смерти. Почему? Что в шкатулке? Как теперь быть? И как освободить Нэлу?

Владыка отпустил ее. Раз за разом она повторяла эти слова. Отпустил.

Она не могла не думать о нем. Она проклинала его, проклинала охотника, проклинала саму себя. Нужно просто идти вперед, думала она, и совсем неважно, что было раньше, когда она носила другое имя. Она не хотела вспоминать, не хотела чувствовать.

«Нужно помнить, что он со мной сделал, — говорила себе Эллин, глядя прямо перед собой, — что он сделал со всеми нами. Он чудовище!»

А она была в него влюблена. И ненавидела одновременно. Раньше она думала, что такое невозможно. Но теперь все смешалось и запуталось.

Впереди виднелся еловый лес, к нему вела узкая тропа. Про нее и говорил Таэрлин. Осталось совсем немного. Эллин глубоко вздохнула и пошагала дальше.

Путь оказался длиннее. Вскоре запах сменился, запахло сосновыми шишками и палой листвой. Впереди что-то мерцало.

Священный огонь, несмотря, на свое название, был совсем маленьким. Он трепыхался на каменном постаменте, и даже легкий порыв ветра мог его затушить. Эллин в нерешительности остановилась и перевела взгляд на мешочек. В нем лежали найденные ею ключи. Печать, статуэтка, зеркальце. Связанные с владыкой и с каким-то проклятием.

Взяв их с собой, Эллин думала, что сможет как-то разгадать тайну, секрет владыки. Но теперь вдруг поняла, что нет. Не хочет. Она слишком устала, и, откровенно говоря, боялась. Хотя сама толком и не знала, чего. Ее вдруг посетила простая идея. Она раскрыла мешочек и вытащила предметы.

Печать. Статуэтка. Зеркальце.

«Я уничтожу их, — подумала Эллин, — уничтожу и дело с концом. И гори оно все огнем».

Да, уничтожит, а потом ступит на эту дорогу и уйдет в город. Навсегда.

Она занесла предметы над мерцающим огнем и на миг застыла, засомневавшись. Может, все же попытаться узнать? В голове проносились воспоминания последних лет. Отец, таверны, похищение, ласковая улыбка Ардела… И зал непокорных.

Эллин резко вскинула голову. Нет! Она не хочет раскрывать тайны владыки и этих предметов, она ничего не хочет знать! Лишь свободы, свободы и забвения она желает.

Девушка подняла руку и швырнула предметы в огонь. Пламя затрещало, синий цвет огня сменился на красный. Стало жарко. Но предметы не горели. Вдруг раздался женский смех. Он доносился отовсюду. Эллин испуганно огляделась. Никого поблизости не было.

— Ты думала, что это будет так легко? — раздался властный женский голос сверху, тот самый, из снов, — если желаешь освободиться, то пройди мое испытание до конца, жрица. И верни свои воспоминания.

Перед Эллин возникла стеклянная дверь. На ней мерцали символы — такие же, что были некогда вытатуированы на ее лодыжке.

Эллин почувствовала, что так и должно быть. Она должна была появиться здесь и войти в эту дверь. Если хочет стать по-настоящему свободной. Девушка посмотрела по сторонам, глубоко вздохнула и решительно открыла дверь. Она сама не заметила, как предметы, брошенные в огонь, снова оказались в мешке в ее руках.

***

Вокруг стояла кромешная и вязкая тьма. Вспыхнула искорка света и погасла. Раздался женский голос:

— Возьми ключи, — властно потребовал он, — я посылала тебе знаки в сновидениях не для того, чтобы ты их так бездарно сожгла. Возьми и посмотри. Они — вся суть. Ответы в них. Узри же, жрица. Зри!

Рядом с Эллин появились три свечи, они почти не отбрасывали свет, но их свечения хватало, чтобы разглядеть в темноте очертания мешка.

Дрожащими от волнения руками Эллин распахнула мешок и вывалила предметы на пол. Печать. Статуэтка. Зеркальце. Они связаны с проклятием. Владыка проклят. За что? Что стало причиной? И кто это сделал?

— Взгляни, — ласково сказал голос, — на первый ключ.

Эллин коснулась печати и провела по ней пальцем. Крохотные символы и письмена вспыхнули синим огнем.

— Эту печать я нашла в плачущем дереве, — тихо сказала Эллин, — это были его слезы, его боль и скорбь. Кто-то запечатал эти эмоции в дереве?

— Да…

Эллин глубоко вздохнула.

— Но кто? Неужели он сам?

Не успела она произнести это, как печать вспыхнула ярким светом. Да, поняла девушка, владыка сам запечатал и боль, и скорбь глубоко в коре древа, чтобы забыть. Чтобы не чувствовать. Но почему? Отчего он скорбел? Ведь он предатель, лжец! Он может только предаваться разврату, диким, извращенным играм, не чувствовать, не скорбеть!

И все же, в глубине души у нее сидела мысль, что может. Мог. Владыка был полубогом. Но только наполовину. А на вторую половину — человеком. Человеком, который чувствует и живет.

Эллин коснулось неясная, смутная догадка, которая тут же улетучилась. Девушка взяла второй ключ — статуэтку в виде женщины. Она вызывала у нее легкое чувство отвращения, и ей стоило больших трудов, чтобы не швырнуть и не разбить ее наземь.

— Вот причина, — прошептала Эллин, разглядывая статуэтку, — причина проклятия. Женщина. Она стала тому виной.

— Да…

Эллин охватила тревога, такая сильная, что она не могла усидеть на месте и принялась нарезать круги. Девушка чувствовала — она в шаге от разгадки, в шаге от истины, и она страшила ее. Пугала, била в солнечное сплетение.

— Продолжай, — приказал женский голос.

Эллин, сжимая статуэтку, села на пол.

— Но прокляла его не она, — пробормотала она, глядя на каменную женщину, — но кто же? Кто?

— Возьми же третий ключ и зри, — прошелестел голос у самого уха.

Эллин вздрогнула и нехотя достала зеркало. Покрутила в руках, погладила темную оправу и медленно, через силу, взглянула на отражение. И понимание, острое и ясное, коснулось ее.

— Это я, — сказала Эллин, глядя на свое меняющееся отражение, — это я его прокляла.

Раздался очаровательный, довольный смех, и повсюду вспыхнули яркие огни.

— Да, именно так! А теперь вспоминай, вспоминай, Эллин!

Девушка огляделась. Она была в зеркальной галерее. В бесконечном пространстве на нее отовсюду смотрели ее отражения. Эллин стояла уже несколько минут, не решаясь сделать первый шаг. Куда идти? Что делать?

В одном из зеркал вдруг что-то мелькнуло. Эллин подбежала к нему и вгляделась в мутную поверхность. Поначалу ничего не происходило, из зеркала на нее смотрело собственное отражение: растерянное и напряженное. Через миг в зрачках вспыхнули искры, и зеркало покрылось рябью. Эллин протянула руку и коснулась зеркальной поверхности. Вспыхнул яркий свет, и девушку затянуло в другое место.

Она стала прозрачной и невесомой как призрак. Зеркальная галерея исчезла, теперь повсюду были сады, колонны и дома. Эллин оказалась в городе, в котором никогда не была, но который хорошо знала.

Теперь она, против воли, начала вспоминать…

Это был город жриц богини Азуйры — богини женской мудрости и силы. Именно жрицы были главными в этом городе, они им управляли, и управляли весьма умело. Горожане ни в чем не нуждались и были довольны своей жизнью.

Там, в этом городе, при храме, жила когда-то и она. Тогда она носила имя Авилина и была одной из самых сильных и влиятельных жриц Азуйры. Люди со всего мира приходили к ней на поклон и приносили дары. Она выбирала себе самых лучших, самых сильных мужчин и некоторых даже одаривала своей силой. Так было заведено испокон веков — жрицы Азуйры подчинялись лишь своей богине и ее законам. Они не могли иметь мужа, семью, детей, но имели право брать в свою постель любого мужчину. Жрицы верили, что без наслаждения невозможно познать всю мудрость и силу.

Эллин в виде призрака смотрела по сторонам и с грустью узнавала места. Вон по этой дороге она ходила к целительному водопаду. А в этих садах росли целительные травы и ядовитый плющ. А по той дороге приехал он…

Раздался оглушающий звон. Вспыхнул яркий свет, и Эллин снова очутилась в галерее. Зеркала, напротив которого она стояла, теперь не было. На полу лежали мелкие осколки.

— Одно воспоминание ты вернула, — раздался тот же голос сверху, — но помнишь ли ты, что было дальше?

Эллин посмотрела наверх и нахмурила лоб. Она вспомнила свое прошлое имя, свою любовь к богине, свою гордость и силу, но и все. Сколько она ни силилась, больше вспомнить не могла. Да и не хотела. Интуиция говорила, что воспоминания принесут лишь горечь и боль.

— Нет, — хрипло ответила Эллин, — я не помню и не хочу вспоминать. Я просто хочу уйти!

Раздался тихий смех.

— Верни свои воспоминания, — вкрадчиво произнес голос, — и может быть, я позволю тебе уйти.

Девушка огляделась. Зеркала, зеркала, повсюду!

К какому идти? А что, если нужно подойти к каждому зеркалу, чтобы вернуть воспоминания? Эллин застонала. Это невозможно — их здесь не счесть. На это уйдет вечность.

Вместо того, чтобы побежать к другому зеркалу, Эллин села на пол и опустила голову. В руке по-прежнему была скрипка, девушка машинально поглаживала гладкий корпус.

Теперь она не сомневалась, что все, что сейчас происходит, связано с Таэрлином. И эти ощущения дежа вю, ощущения, что она знает его, не случайны. Знала, когда была жрицей. Очень хорошо знала. От одной только мысли об этом стало мучительно больно. И все же пора освободиться.

— Я хочу вспомнить о нем, — твердо сказала Эллин и встала. — Хочу вспомнить Таэрлина, владыку.

Тишина в ответ. Никто ей не ответит и не поможет. Эллин зажмурилась и закружилась. Распахнула глаза и подошла к первому зеркалу, что оказалось напротив. Долго вглядывалась в свое отражение. Ничего не происходило. Она подбежала ко второму зеркалу, к третьему… Ничего!

Эллин обошла десятки зеркал, но вспышек света и воспоминаний больше не было. Уставшая от бега, она села на пол и закрыла глаза. Перед ее мысленным взором появилось лицо Таэрлина, когда она впервые увидела его. Она явственно видела его ухмылку, блеск черных глаз.

— Только они вовсе не черные, — прошептала Эллин и открыла глаза, — а синие, и всегда были синими. И в глубине души я всегда знала это. Знала, что он обманет меня. Знала, что он притворяется Арделом. Знала и желала этого.

Разве могла она влюбиться в него так быстро? Так быстро отдаться? Нет, думала Эллин, конечно же, нет. Она уже чувствовала это, она носила это чувство в своей душе с прошлой жизни. Когда она впервые встретила его в саду, то уже была влюблена.

— Но что же произошло? — прошептала Эллин, глядя прямо перед собой. — Что случилось?

В зеркале напротив появилась уже знакомая рябь. Эллин рывком подбежала к нему и коснулась поверхности. Ее вновь засосало в прошлое.

В их храме ждали владыку Запада, Таэрлина Эверонна Огненного, полубога. Раз в пять лет он объезжал города, святилища и храмы — такова была его древняя обязанность. Иногда он черпал мудрость, дарил свою силу или брал чужую. И собирал дань — ее платили, как потомку богов. Так было заведено издревле.

Но в городе, куда он прибыл, сразу все пошло не так. Любитель красивых женщин и не отказывающий себе в удовольствиях, владыка вовсю предавался разврату. Город Азуйры был полон юных и красивых девушек, многие из них были послушницами при храме, многие только хотели ими стать. Владыка вовсю развлекался, устраивал оргии и ни в чем себе не отказывал.

До тех пор, пока не пришел, наконец, в храм Азуйры.

Он явился на обряд песнопений, когда жрицы возносили хвалу своей богине в песне. Там-то он и увидел впервые Авилину. Никого и ничего ранее в своей жизни он не хотел так сильно, как захотел ее.

С длинными, до колен, распущенными волосами медового цвета, с яркими ореховыми глазами, хрупкая, невысокого роста, она затмевала всех вокруг. Она солировала, и ее голос, чистый и пронзительный, эхом звучал в стенах храма, и в тот миг владыка не видел ничего и никого вокруг, кроме нее.

Все буквально исчезло, кроме жрицы и ее голоса.

Почувствовав на себе взгляд, она посмотрела на него. Ее щеки покрылись румянцем. Глаза вспыхнули, и весь остаток песнопений они смотрели друг на друга неотрывно.

Это не любовь с первого взгляда. Нет, но что-то более глубокое, древнее и дикое. Первобытное. Как самые первые, жестокие боги.

Жрица сразу поняла, кто это. Она знала, что владыка приехал в их город и развлекается с девицами, она знала о его славе. И даже подумать не могла, что он ее увлечет, тут же, с одного взгляда.

Но и она кое-чего да стоила. Она была жрицей, а это уже высокая честь. У нее были силы, красота, ум и чувство собственного достоинства. Она никогда не была простой.

Но сейчас смотрела на него и ощущала себя девчонкой, незрелой и глупой. У нее были мужчины и связи, но никогда никого ранее в своей жизни она не хотела так сильно, как хотела его.

И снова вспышка, и Эллин, с криком вновь оказалась в галерее. Ее щеки пылали, и била мелкая дрожь — она все еще была под действием воспоминаний. Она вспомнила их первую встречу тогда, в храме. Вспомнила, каким взглядом он смотрел на нее. Вспомнила, как она пела во славу своей богини, а сама думала только о нем и видела только его.

Они оба были горды и тщеславны, вспомнила Эллин. Тогда, в храме, она впервые увидела равного себе. Могущественного, влиятельного, потомка богов… Эта встреча была предопределена свыше, Азуйра тому свидетель.

Думая об этом, Эллин вдруг поняла, что плачет. Ее чувства смешались, и она теперь не могла разобрать, где чувства настоящие, а где из прошлой и далекой жизни.

Ей было горько.

— Я не хочу больше вспоминать, — прошептала она, глядя на зеркальный потолок, — пожалуйста…Отпусти меня.

Тишина в ответ. Лишь слышно собственное дыхание. Эллин глубоко вздохнула. Она должна вспомнить — у нее нет выбора.

Она подошла к одному из зеркал и закрыла глаза. Сосредоточилась на последнем виденье — своей первой встрече с владыкой в храме, и прикоснулась к зеркалу. Несколько долгих мгновений — и она вдруг услышала тихий голос Таэрлина.

Эллин раскрыла глаза и ахнула. Она снова оказалась в прошлом, призраком. Перед ней был фонтан со статуей, тот самый, который она видела уже в этой жизни.

На бортике фонтана сидели Авилина и владыка. Он держал ее за руку и что-то шептал на ухо, и она тихо смеялась и водила пальцем по воде.

Вдалеке звучала музыка и журчал водопад, и жрица, откинув золотую прядь, подняла глаза и запела, глядя на Таэрлина. Она пела нежно и мягко, и было ясно, что песня эта только для него одного. Она пела, а он гладил ее по щеке, непривычным для него ласковым жестом.

Именно в ту минуту, у этого фонтана, жрица и поняла, что влюблена в него. И влюблена так, как никогда ранее. Все в нем: и его жесткость, и затаенная нежность, его сила, и улыбка, его гордость, и скрытая доброта — все это любила она в нем, и готова была отдать ему всё.

Видение стало терять четкость и постепенно растворилось в воздухе. Эллин снова стояла в зеркальной галерее. Не успела она отдышаться, как новый водоворот закрутил ее и выбросил в прошлое.

Теперь она была в полутемном помещении. С потолка лился солнечный свет, пахло маслами. Где-то вдалеке пели юные жрицы. А в углу, прямо у священного алтаря, задрав высоко платье, стояла Авилина. Ее прижимал к себе Таэрлин и жадно целовал ее губы, шею, грудь. Его руки шарили по ее телу, а она хрипло стонала, требуя продолжать.

Жар желания охватил обоих.

— Возьми меня, — хрипло произнесла она, — возьми прямо здесь и сейчас.

Таэрлин с рыком сорвал с нее платье и снял штаны. Она стянула с него рубашку и легла на каменный алтарь. Таэрлин провел рукой по ее обнаженному животу, бедрам, прикоснулся к клитору. Горячая волна накрыла ее, Авилина всхлипнула. Таэрлин раздвинул ее ноги и рывком вошел в нее. Резкая боль и острое наслаждение пронзили ее…

… Эллин упала на зеркальный пол. Она все еще была возбуждена от последнего воспоминания. Как же она любила его! И верила, что он любит ее. Как безрассудно она отдавалась ему в храме своей богини, как дарила ему свою силу!

Только ему и дарила.

— А он предал меня, — прошептала Эллин и посмотрела наверх, — я любила его, а он предал меня!

Ее крик разнесся по галерее и отразился в зеркалах.

Она вспомнила, все вспомнила, и лучше бы не вспоминала. Ее душили рыдания, в душе смешались любовь старая и новая, старая горечь предательства и новое чувство обиды. И ненависть. О да, богиня Азуйра, она возненавидела его еще тогда…

Но и любить не переставала. Увы.

31

Авилина была самой сильной, самой прекрасной и самой гордой жрицей. И, пожалуй, боги посмеялись над ее гордостью и послали встречу с Таэрлином. С ним она познала настоящую страсть, желание, любовь и нежность.

Они быстро сблизились, и после первой встречи в храме почти не расставались. Владыка забросил всех своих любовниц и проводил время только с ней. Те, кто был к нему приближен, не узнавали его. Среди таких был и Рикар Брин. Он происходил из знатного рода, а его родичи всегда были вассалами владыки.

Тогда, в прошлой жизни, они были хорошими приятелями. Почти друзьями. Рикар с удовольствием принимал участие во всех оргиях владыки и сопровождал его всюду. Но, несмотря на богатство, связи и дружбу с самим владыкой, этого ему было мало. Рикар, обычный человек, хотел силы. И слышал, что жрицы Азуйры могут ее подарить. Особенно многое он слышал про Авилину. Именно от нее он и хотел получить силу. Связь владыки с Авилиной поразила его. Рикар надеялся, что это увлечение быстро пройдет. Но оно становилось сильнее.

И однажды Таэрлин предложил Авилине стать его женой. Разве могла она отказать, когда любила его больше всего на свете?

Любила так, что ради него отказалась от дела всей жизни — служения своей богине. Выйдя замуж, она бы не могла более быть жрицей. Но и без него она не могла. Ради любви Авилина отказалась от всего, что ей было так дорого. От всего.

День свадьбы был назначен. Таэрлин собрал дань, поделился силой с храмами и вместе с Авилиной и своей свитой отправился на Запад, домой. Всю дорогу Рикар, как верный друг и слуга, был рядом. Он веселил Авилину своими историями и всегда был рядом, если была нужна помощь. Вскоре он стал и ее другом.

Впервые увидев замок владыки, Авилина была поражена. Умея управлять пространством, Таэрлин часто перестраивал его. Там то цвели сады, то вдруг выпадал снег, появлялись и исчезали новые комнаты и целые башни.

Там она познакомилась с его матерью, Изорой. Женщина не была рада невесте своего сына — у нее были на него другие, амбициозные планы. Но Таэрлину было наплевать. Он, и только он был главным в своем замке.

Свадьба должна была быть в день серебряной луны, через четыре месяца. Чтобы соблюсти приличия и угодить его матери, они жили в разных крылах замка, но все равно встречались украдкой. Ради таких встреч Таэрлин и создавал новые места. Сиреневое поле со скалами, побережье моря, цветочные луга — все только для нее одной. Для любимой Авилины.

Она начала тосковать по храму, по своим сестрам-жрицам, юным послушницам и горожанам, что приходили к ней за советом и милостью. С каждым днем она становилась печальнее. Нет, она любила, страстно любила Таэрлина. Но и себя не переставала любить.

Таэрлин пообещал построить в городе храм Азуйры, для Авилины. И ее это успокоило. Близился день свадьбы. Авилина повеселела и предвкушала счастливую жизнь с владыкой.

Однажды Рикар зашел в ее покои и сказал, что ее ждет сюрприз, что приготовил для нее владыка. Она радостно пошла следом за Рикаром. Он провел ее через сады, и они оказались перед невзрачной синей дверью. Хитро улыбаясь, Рикар осторожно отворил ее и, приложив палец к губам, тихо вошел внутрь. Авилина, сдерживая смех, прошла следом. Рикар указал ей пальцем на плотные занавески. Оттуда доносились странные звуки.

Авилина раздвинула их. Улыбка застыла на ее лице. А сама она окаменела. Прямо перед ней, развалившись на бархатных подушках, лежал обнаженный Таэрлин и поглаживал по спине голую девицу, которая со стонами прыгала на нем. Рядом лежали еще две обнаженные девицы и ласкали его.

Он лениво повернул голову и мутным от возбуждения взором посмотрел на Авилину. Хищная улыбка все еще играла на его лице. В эту самую секунда голая девица наклонилась и поцеловала его в губы, а в комнату ворвался Рикар.

Авилину затрясло. Рикар заботливо обхватил ее и, прижимая к себе, повел к двери.

— Я хотел, чтобы ты увидела, — тихо заговорил Рикар, не отпуская Авилину, — какой он на самом деле, до того, как ты совершишь ошибку. Он не достоин тебя, Авилина, моя жрица. А я всегда буду верен тебе. Всегда буду рядом и любить тебя, только…

Авилина с силой оттолкнула его от себя. Ее руки дрожали.

— Сюрприз?! — прокричала она не своим голосом, — такой вы приготовили для меня сюрприз?

— Нет, я лишь хотел, чтобы ты…

Авилина махнула рукой. В ее глазах блестела ярость. Ярость сильнейшей жрицы. Она раздвинула занавески и вошла обратно. Голая девица, с ее худыми лопатками и черными волосами, напомнила ей ворону, дикую и грязную.

— Симпатичные птахи, — процедила она и воздела руки вверх, — богиня Азуйра, призываю! Дай силы мне!

Она опустила руки и метнула дикий взгляд на девушек.

— Грязные, грязные птахи, — прошипела она с ненавистью, — убирайтесь отсюда!

Взмах рукой — и все девицы превратились в ворон, и истошно крича, вылетели в окно. Владыка проводил их ленивым взглядом и оперся на подушки, Рикар стоял позади и тяжело дышал.

Внутри Авилины клокотала ярость.

— Я отказалась ради тебя от всего, — голос звенел и пугал ее саму, — от своего храма, от своих сестер, от своей жизни. А ты! Ты…

Голос ее дрогнул, и она зажмурилась. Ее такая сильная любовь вдруг превратилась в черную ненависть. А в жилах текла ярость, а не кровь. Она и придала вдруг невиданные силы.

— Авилина, — тихо произнес Таэрлин, глядя ей прямо в глаза.

— Замолчи! — закричала Авилина, — не хочу тебя слышать! Не хочу знать! Будь проклят тот день, когда ты явился в наш храм! — ее голос вибрировал, стал ниже и громче, — будь ты проклят! Да, Таэрлин Эверонн Огненный, будь ты навеки проклят! Я проклинаю тебя! Проклинаю! — на ее глазах выступили слезы, — именем моей богини Азуйры, проклинаю!

Рикар тронул ее за плечо, желая успокоить.

— Давай уйдем отсюда, — сказал он, пытаясь притянуть ее к себе. Авилина резко развернулась и дернула рукой.

— А ты! — сказала она, сузив глаза, — зачем ты привел меня сюда? Затем, чтобы потом утешить?! Чтобы вкусить моей силы?! Мужчины, — сплюнула она с ненавистью, — будь ты тоже проклят, Рикар Брин! Будьте вы оба прокляты!

Она на миг замолчала, вдруг что-то поняв.

«Ему была нужна только моя сила, — подумала она, — не я, не я».

Внутри что-то натянулось и резко оборвалось. Перед глазами плыло от обиды и ярости.

— Будь проклят тот день, когда ты пришел в мой храм, — тихо, почти шепотом, говорила она, — будь проклята твоя ненасытность, Таэрлин, и твоя жадность, Рикар. Вы моей силы хотели? Так теперь вам и вашей будет не хватать, — она взглянула на владыку, — будешь ты искать по всему миру ее, а не найдешь. Будешь искать утешение в женщинах — не найдешь. Не обрести ни счастья, ни покоя вам. — Она замолчала на миг и смахнула слезу, — о, богиня Азуйра! Пусть моя боль перейдет к ним и терзает навек!

Внезапно птица впорхнула в окно и села на подоконник, с любопытством глядя на них. Посмотрев на нее, Авилина вспомнила, как превратила голых девушек в ворон и горько усмехнулась.

— Пусть они, — хрипло произнесла она, — пусть все твои пташки — все твои женщины тоже страдают. Пусть моя боль станет их болью! Никто не полюбит тебя больше.

Вдали прогремела гроза, и ярко вспыхнула молния. Силы вдруг оставили ее. Она развернулась, прошла пару шагов и упала.

32

Эллин сидела на зеркальном полу. Вокруг лежали мелкие осколки, некоторые врезались в ее кожу. Но Эллин не чувствовала боли, в ее глазах стояли слезы, и она глядела прямо перед собой. Рядом валялись статуэтка, зеркальце и печать.

А в руках была сжата шкатулка, та самая, которая каким-то чудесным образом снова оказалась у Эллин. Девушка машинально погладила бархатную крышку.

— За что ты наказываешь меня, богиня? — прошептала она, глядя перед собой, — зачем я все это вспомнила? Зачем я здесь?

Сверху полился мягкий свет и раздался тот же властный женский голос:

— А ты не догадываешься?

Эллин убрала шкатулку на пол, обхватила себя за плечи и притянула колени к груди.

— Да… — тихо произнесла она, — да… Я не должна была, не должна…

Зеркала зазвенели.

— Я даровала тебе свою силу, — произнес голос, — одарила своей милостью! А ты использовала ее во вред! Ты растратила ее всю на проклятье!

Голос вдруг рассмеялся. Смех оказался на удивление мягким и приятным.

— Ты прокляла этих глупцов, ты сумела проклясть самого владыку. Но вместе с ними ты прокляла саму себя.

Эллин нахмурилась и кивнула.

— Почему я больше ничего не помню? Мои воспоминания прерываются на этом дне. Кажется, я потеряла сознание. Но что было потом? Я вернулась в храм?

И снова тихий смех.

— Нет, Эллин-Авилина, не вернулась. Ты ничего не помнишь, потому что умерла, а не потеряла сознание. Твоя ненависть пробудила в тебе большие силы, а сила твоего проклятия забрала их все, иссушила тебя. Твое тело не выдержало этого. Твое сердце остановилось в тот миг, когда ты подошла к двери. Ох, и знатное вышло в тот день представление!

— Но он предал меня! О, богиня! Разве не видела ты, какую боль я испытала! Я отдала все, все! А он наплевал на это! Изменил и предал!

Ее крик эхом разнесся по галерее, а горечь от измены была так свежа, словно это было вчера.

— Так ли это? — с тихим смехом ответил голос, — можно ли верить только своим глазам, жрица? Разве эту науку постигали в моих храмах? Разве это делала ты и твои сестры?

— Я…я не понимаю, — тихо сказала Эллин и опустилась на пол.

— Понимаешь, — ответила богиня, — загляни в свое душу и увидишь. Увидишь, что владыка был одурманен, закутан чарами и колдовством человека, которому больше всего доверял. Человеком, что даровал ему жизнь.

— Изора… — прошептала Эллин, устало прикрыв глаза, — это сделала Изора? Но почему, почему?

— Порой материнская ревность не знает границ, — ответила богиня, — она хотела прогнать тебя. Хотела, чтобы ее сын и дальше тешился с девами и был свободен.

— Но все обернулось проклятием и сотнями жертв, — грустно сказала Эллин, — и в этом моя вина.

— Да. Твоя, — сурово сказала богиня, — ты растратила весь мой дар попусту. Ты была моей жрицей. И прежде, чем вершить суд, должна была разобраться. Выслушать. И подумать. Так учили в моем погребенном храме.

Эллин склонила голову.

— Он превратился в чудовище… — прошептала Эллин.

— Да. Дурман, что наслала мать, стер из его памяти многое. Он помнит лишь, что ты его прокляла, обрушила на него свою яростную силу. Но за что — этого он не знает. Владыка не понимает, за что ты обрекла его на страдания. Твое проклятие коснулось и тебя — никому он не желал столько мучений, как тебе. Сам не ведая того, столетия он искал тебя. Проклятие изменило его и изменилось само. Вскоре ему стало мало прежних развлечений, сила его таяла, и он стал брать ее у женщин, со временем став называть своих наложниц птахами. Он и забыл, что именно ты так впервые их назвала. И чем меньше удовольствия он получал, тем больше брал. Он и сам забыл, чего искал в женщинах: силы, удовольствия, страданий или любви. Но ни одна его не полюбила, как ты и сказала.

— А как же Мелисса?

И снова тихий смех.

— Безумное поклонение не может быть любовью, — раздался насмешливый голос, — тебе ли этого не знать? Нет. По нему сходили с ума. Но по-настоящему не любил никто. Это лишь ожесточало его и причиняло новые страдания.

Эллин содрогнулась.

— А что же Рикар?

Огоньки в зеркалах стали ярче и больше, и где-то впереди замаячила дверь.

— Проклятие связало их, — ответила богиня, — Рикар превратился в охотника, жадного до чужой силы. Он стал искать девушек для владыки и, конечно же, тебя. Они знали, что рано или поздно ты вновь появишься в другом обличье.

В зеркальной галерее стало совсем светло.

— Но откуда им это было известно? — спросила Эллин, поднявшись на ноги.

— От меня, — гневно произнес голос, — ты была моей жрицей, одной из лучших, и так бездарно распорядилась моим даром! Неужто ты думаешь, что я бы позволила тебе жить в счастливом неведенье? Нет, Эллин-Авилина! Эти мужчины были виноваты, но и на тебе лежит вина.

— Да, — тихо произнесла Эллин.

Ее взгляд упал на шкатулку, которую она бросила на полу.

— Что в шкатулке? — спросила она, поднимая шкатулку.

Девушка провела по крышке рукой. На месте замка была эмблема со знаком владыки, точь-в-точь, как на печати, что она нашла в плачущем дереве. Девушка подняла печать и приложила ее к эмблеме. Шкатулка с тихим звоном раскрылась. На обитом бархатом дне лежали два кольца. Большое — черное, с алыми вкраплениями, и маленькое — светлое с голубыми прожилками. Их обручальные кольца, с той далекой, прошлой жизни. Эллин судорожно выдохнула.

— Эти кольца хранят все его воспоминания, — произнесла богиня, — о вашей первой и последнейвстрече. Воспоминание о любви и воспоминание о ее смерти. В них запечатана большая сила и яркие эмоции. В ней запечатана вся сила проклятия.

— Изора хотела, чтобы я уничтожила ее. Уничтожила воспоминания. Таэрлин сказал, что я умру, если сделаю ее.

В зеркалах замерцали синие и желтые огни.

— Да, — смеясь, сказала богиня, — умрешь. Наслав проклятие, ты отдала всю силу и умерла. Не меньшая сила нужна, чтобы его снять. Жизнь за жизнь, Эллин, круг должен замкнуться. Уничтожишь шкатулку, все воспоминания — и проклятие падет. Но ты умрешь — такова цена. Или можешь оставить все как есть и вернуть шкатулку владыке. Открыть и показать, за что именно ты его прокляла. Открыть глаза на правду и на его мать. Он имеет право знать, кстати. Ты так не считаешь, жрица? Проклятие меняется, Авилина-Эллин. И владыка знает это. Оно истощает его, истощает охотника. Владыке надо все больше и больше брать, а сил все меньше. Близок тот час, когда они закончатся вовсе.

— И что же тогда? — прошептала девушка. В груди что-то замерло, и стало трудно дышать.

— Ты знаешь это. Владыка становится смертным. Он умрет.

Это оглушило Эллин, и она часто заморгала. Неведомая сила обрушила ее на пол. В оцепенении Эллин молчала.

— Умрет… — почти беззвучно повторила она.

— Да. — Раздался из всех зеркал голос, — но ведь этого ты и хотела, жрица. Владыка умрет. Мучения всех девушек закончатся. Кончится все.

Эллин с трудом поднялась на ноги. Сгребла предметы и кинула их в мешочек. Захлопнула шкатулку и стиснула ее. Руки дрожали.

— Так что мне делать? — крикнула она, озираясь.

— Тебе решать…

Голос богини эхом прокатился по галерее и потонул в пучине зеркал. Мерцающие огни погасли, все погрузилось в серый сумрак. Дверь, которая казалась так далека, появилась прямо перед девушкой — только руку протяни. Эллин толкнула ее и оказалась на прежнем месте. Неподалеку спал еловый лес, а перед ней плясал священный огонь на алтаре.

33

Эллин опустилась на землю. Она думала о Таэрлине, мысленно перебирая все то, что вспомнила, все то, что было между ними в этой жизни.

Он желал ей мучений, так сказала богиня, и все же отпустил. Он знал, что она сможет разрушить проклятие, и все же отнял шкатулку. Чтобы Эллин не умерла.

Владыка никогда не был хорошим человеком, но и чудовищем тоже. И все же именно ее проклятие сделало Таэрлина таким. И все же он не так жесток.

Теперь ей стала понятна и ее сильная ненависть, и его желание причинить ей боль. Пожалуй, это было взаимным.

Но откуда тогда взялась эта нежность, с которой он иногда ее целовал, гладил ее волосы, шептал ее имя?

Эллин взглянула на шкатулку. В ней таятся все воспоминания. В ней скрыта правда. Правда об измене, пусть и насланной чарами матери.

Если она уничтожит ее, то умрет. Снова.

«Что он почувствовал тогда? — подумала Эллин, — когда увидел, что я умерла? Было ли ему горько?»

Ее взгляд упал на мешочек с найденными предметами, и она вспомнила про плачущее древо. Да, поняла Эллин, владыке было горько. Очень горько. Потому он и запечатал свою боль, свои слезы в коре, оставив себе лишь жестокость и гнев. Это были слезы и скорбь по ней, прошлой. По женщине, которую он любил, и которая его ужасно прокляла, умерев.

Он ненавидел ее за это. И знал, что она сможет уничтожить проклятие и умереть. И все же отнял шкатулку, зная, что скоро сгинет сам. От мысли, что Таэрлина не станет, у Эллин все застыло внутри, словно по жилам растеклась морозная вода. Да, он умрет, думала она, и все кончится. Те, кто остались в его садах, станут свободными. Но что же с теми девушками, что уже исчезли? Ведь в этом есть и ее вина.

Что выбрать: смерть его или свою? Он натворил ужасных дел, но причиной стала она. Вина лежит на обоих. И на Изоре, подсказал ей внутренний голос.

Эллин закусила губу, чтобы не расплакаться. Да, богиня Азуйра права: прежде она должны была разобраться, выяснить, где истина, а не проклинать, так сурово и жестоко. Каждый должен заплатить свою цену. И Эллин заплатит свою.

Все равно она всегда чувствовала себя в этой жизни потерянной, чужой.

Девушка смахнула слезы и поднялась на ноги. Подошла к священному огню и подняла глаза в небо:

— Моя богиня, — произнесла она, — прости меня и поверни мое проклятие вспять! Я принимаю свою участь и прощаю.

Она опустила глаза и бросила шкатулку и мешок в огонь.

— Пусть горят воспоминания, пусть все горит! Пусть они все станут свободными!

Огонек превратился в бушующее синее пламя и с ревом стал пожирать шкатулку и ключи. Где-то позади раздался звон сотен разбитых зеркал, ударила гроза и вспыхнули молнии. Закричали десятки, сотни птиц, зашелестели огромными крыльями. Эллин слабела. Она вдруг захотела спеть свою жреческую песню, в последний раз. Опустившись на колени, девушка запела первые слова. Шкатулка тлела в прожорливом огне. Птицы кружили вокруг Эллин, словно подпевая. Очередная молния окрасила небо и ударила прямо в девушку. И весь ее мир разорвался на осколки и погрузился во тьму и прохладу.

***

Владыка Запада всегда пугал обычных, смертных людей. Они ненавидели его, боялись, восхищались. Потомок старых богов, всесильный, двуликий — он знал себе цену. И кто бы мог подумать, что его проклянет женщина. Жрица. Та, ради которой он остепенился, та, кому он подарил свою любовь, силу и преданность. Прокляла! Обрекла на вечные страдания, муки и горечь.

И умерла! О, как же он горевал! И как же неистово ненавидел, любя.

Проклятие изменило его. Он стал то ли чудовищем, то ли злодеем, то ли мучеником, что мучает других. Все менялось, и его конец был близок — он знал это. Оттого, видимо, забавы его становились жестче и острее. Оттого, видимо, он решил жениться.

И какова же ирония — насмешники-боги — в его саду появилась новая пташка. Та самая. Долгожданная. Та, чье рождение он ждал с яростью и тайным трепетом. Она изменилась, стала слабее и ничего не помнила. Он хотел всласть напиться ее болью, страданиями, ненавистью, перед тем, как покончит с ней.

Хотел, да не смог.

Он устал. А ненависть, что веками питала его, стала сжигать, пожирать изнутри. И вдруг Таэрлин понял, что уже не хочет знать, за что и почему она его прокляла. Не хочет отмщения и ее боли. Не хочет ничего, кроме покоя, которого столетия как не было в его жизни.

Пусть же она будет свободной, в этой своей новой жизни, со своей этой скрипкой и тягой к музыке. Он проклят — навеки — да будет так! Конец пришел, и пора правильно распорядиться своей жизнью. Он сделал много зла. А человеческая его часть скорбела. Но довольно. Довольно. Пусть она живет. Пусть живут все. Потому он и отнял шкатулку у Эллин и спрятал в своем замке.

Оставалось немного. Свою жену он уже отослал, заплатив большую сумму отступных. Пташкам тоже сообщили о внезапной свободе. Многие рыдают, а Мелисса, которую он вернул из мира меж миров, не один час рвалась к нему, визжа на всю округу.

Владыка уже распорядился, чтобы им выдали что-то вроде приданого. Вскоре их развезут по домам. А что же касается его — то он останется просто ждать. Ждать и созерцать увядающие сады.

В комнату ворвалась его мать.

— Сын мой! — воскликнула она, подбегая, — я не понимаю! Почему ты их всех отпустил? Почему расстроил брак? Проклятие еще не пало, она не уничтожила шкатулку!

— И не уничтожит, — спокойно ответил он, стряхивая с себя ее руки.

— Я не понимаю, — процедила Изора.

— Я отпустил ее, — ответил Таэрлин и подошел к окну, — как и всех. А шкатулка сейчас там, где и должна быть — в моем замке.

Изора завопила. Вцепилась в Таэрлина и начала хлестать его по щекам.

— Нет! Нет! Ты не смеешь, не смеешь! Ты должен жить! Жить! Ты мой сын! — ее крики потонули в рыданиях.

Владыка бережно обхватил ее и стал поглаживать по голове. Рыдания стали затихать, и вскоре Изора успокоилась.

— Только мне решать, — сказал владыка, — и я решил так.

Вдали ударила молния, и внезапно все небо заполонило алыми тучами. Послышался звон разбитого стекла, и сотни птиц забили крыльями. Владыка нахмурился и подошел к окну. Пошел дождь. Мужчина услышал тихое пение, знакомое и далекое, как привет из прошлой жизни. Грустная улыбка появилась на его лице. Прогремела гроза, и ударила молния — прямо в грудь мужчины. Его тело рухнуло, а на лице застыла вечная, мертвая улыбка. Его сады увяли, и весь его мир, все его миры угасли в серой тьме.

***

Здесь заканчивается одна из историй. Старая история о жестоком мужчине и наивной девушке. История о ненависти и странной любви. Должен ли быть счастливый финал? Возможен ли он у тех, кто питал в себе столько ненависти, столько яда и обид? Для тех, кто любовь заменял страстью, а нежность — играми? Возможен ли счастливый финал для тех, кто проклинал не раз и не два, а много-много раз в своих мыслях ежедневно? Для тех, кто почти не задумывался о других, а думал только о себе?

Богиня Азуйра считала, что нет. Не возможен. Но для тех, кто все же отдался любви, кто выбрал другого — не себя — для тех все только начинается.

Окинем же мир глазами богини. Она смотрит сверху, из овального окна. И пусть Азуйру в мире людей называют старой богиней, погребенной богиней, все ж она — живее всех живых. Понятия нужны людям, не богам.

Итак, богиня смотрит в окно на мир. Приближает и окидывает взглядом всю панораму, видя одновременно десятки разных мест и событий.

Вот покои владыки, его бездыханное, обугленное тело распростерлось на полу, на лице, как мы помним, застыла улыбка. Рядом лежит с протяжным, полузвериным воем его мать. Она почти обезумела, еще час-другой — и ясное сознание навеки покинет ее, превратив в городскую сумасшедшую. Не высока ли цена для той, что придумала и создала зал непокорных? Нет, вполне разумна — так решает богиня.

Сады владыки завяли, кусты почернели, с деревьев облетела листва, и стволы обратились в прах. Статуи рассыпались, а стены исчезли. Пташки стали снова простыми девушками — рады они тому или нет — и многие не знали, что теперь делать со внезапно появившейся свободой.

Мелисса украла в суматохе кольцо и пару украшений и сбежала. Ей еще будет везти какое-то время — она под покровительством бога азарта и лжи. Но и ее настигнет жестокая расплата, но это уже не Азуйры заботы.

Шайла, скинув с себя ненавистные алые наряды, укуталась в плотный плащ Рэмина. Он держит ее под руку и, не веря своему счастью, ведет в город, в свой дом. Еще вчера они ждали казни от владыки, а сегодня свободны. У них все будет хорошо, хотя ссоры и ревность надолго поселятся в их доме.

Нэла, оплакав подругу, ушла в город. Там она проживет какое-то время. Поработает в таверне, скопит денег и уедет в столицу на север, где откроет свою. Она проживет долгую жизнь. Но богиню она почти не волновала.

Проследим за взглядом богини. Она смотрит куда-то за реку и усмехается. Там, на проклятом алтаре богини вожделения лежит Рикар, охотник. Его глаза закрыты в ожидании экстаза, и десятки незримых рук ласкают его, почти доводя, и все же не даря удовлетворения. Скоро его возбуждение и истома превратятся в пытку, а ласкающие руки — в жестокие орудия. Он умрет в безумии, крича и умоляя отпустить или же подарить наслаждение. Не получит. Не высока ли цена для насильника? Нет, вполне разумна — так решает богиня.

А за рекой, в еловом лесу, стоит алтарь. Извечно в нем горел священный огонь, но теперь погас, исполнив предначертанное. Он поглотил шкатулку, ключи проклятия, поглотил воспоминания и чужие жизни. И погас. Так и должно быть. Рядом лежало тело девушки. То ли по имени Эллин, то ли по имени Авилина. То ли жрица, то ли скрипачка. На ее лице застыла безмятежность. Все закончилось. Не высока ли цена для той, что прокляла других людей? Нет, вполне разумна — так решила богиня.

— Довольна? — произнесла за ее спиной сестра.

Азуйра обернулась и улыбнулась.

— Не вполне. Ты знаешь, что мне нужно.

— Знаю, — сказала ее черно-белая сестра, — переиграем?

— Да.

Сестра Азуйры, Безымянная богиня Жизни-Смерти-Жизни, щелкнула пальцами, и весь мир осветила ярко-белая вспышка. Богини переглянулись и заговорщически рассмеялись.

34

Она проснулась на рассвете. Из раскрытого настежь окна задувал осенний ветер. Сознание было еще мутным после снов. Сны… Вспомнив кое-что, она резко подскочила и подбежала к зеркалу. Из отражения на нее смотрела высокая брюнетка в тонкой сорочке.

Сны… Да не просто сны, а кое-что большее…

Девушка окинула взглядом спальню. В углу комнаты стояла отцовская скрипка в новом футляре. У нее была еще одна, учебная скрипка, но эта была самой дорогой и любимой. На письменном столе лежали ноты, исписанные листки бумаги и хаотичные рисунки. В кресле — небрежно брошенная форма музыкальной академии. На тумбе — ваза с зимними яблоками и стакан молока.

Все предметы в комнате, все мелочи, запахи собрались в единую картинку, нарисовав в голове девушки реальность. Ее реальность. Она выпила молоко и вытерла рот рукавом. Сон, такой живой и требовательный, развеялся, и теперь девушка окончательно проснулась и легко могла сказать, кто она.

Эллин. Ее зовут Эллин. Всю свою жизнь она прожила с отцом-музыкантом, а после его смерти легко поступила в музыкальную академию. Здесь она учится уже третий год и делает большие успехи. Она играет на скрипке, солирует в хоре, а по вечерам сочиняет песни. Раз или два в месяц она с подругами ходит на прогулки в столицу.

Ее жизнь по большому счету была легкой и простой. Безыскусной, как это молоко в стакане. А потом пришли эти сны. Такие реальные, такие живые, что после пробуждения она не сразу могла вспомнить свое имя. То ей снилось, что она жрица в храме богини. То снилось, что ее продали в какие-то сады…

И мужчина. Почти во всех ее снах был мужчина. Один с двумя лицами. Красивый, сильный, жесткий и нежный одновременно. Она часто просыпалась в слезах, когда видела его. А душу наполняла тоска и нежность. Порой Эллин даже называла его по имени во сне, но наутро не могла его вспомнить.

Обычно сны развеивались к обеду, а после полудня ощущения от них таяли, как дым.

Девушка умылась и переоделась. Сегодня — важный день. В академии состоится отчетный концерт. А так как это главная музыкальная академия королевства, то и концерт будет масштабным. Выступать будут не только певцы, но и маги-иллюзионисты из академии чар. Среди приглашенных гостей и зрителей будет много важных и богатых гостей. Это — отличный шанс найти работу и устроить свое будущее.

Эллин, как и все, волновалась. А очередной сон про двуликого мужчину и вовсе выбил из колеи.

К ней в комнату вломились подруги. Смеясь и шутя, они потянули Эллин за собой. Сначала — на завтрак и генеральную репетицию перед концертом. А после — на прогулку в город.

Вскоре она забыла про сны и думала только о предстоящем выступлении.

***

Никогда Эллин не видела столько карет и паланкинов. Город заполонили гости, которые приехали специально для того, чтобы посмотреть концерт в академии. Рыночная площадь пестрила экзотическими нарядами, повсюду раздавался смех, веселые выкрики торговцев и пение кочующих артистов.

Одну из лавок облепили люди. Эллин и ее подруг разобрало любопытство, и они тоже подошли поглазеть. Там была выставлена огромная золоченая клетка, в которой томился сумрачный соловей. Люди в восхищении перешептывались, а торговец нараспев рассказывал о своем диковинном товаре.

Сумрачный соловей — редкая птица, поймать и пленить его — настоящая удача. Говорят, его пение самое прекрасное в мире, и оно может исцелить любые душевные травмы. Эллин хорошо знала это и даже слышала как-то его пение ночью, спустя пару дней после смерти отца. Сумрачные соловьи водились в лесах, где она выросла.

Все были возбуждены и громко шептались о неслыханной стоимости птицы. И лишь Эллин стало грустно, а сердце сжала тоска при виде несчастной птицы.

Она долго глядела на соловья и вдруг почувствовала на себе пронзительный взгляд. Повернувшись, девушка натолкнулась на серьезные темно-синие глаза. Сердце пропустило два удара, а время будто застыло. Перед ней стоял мужчина из ее снов и с интересом взирал на нее.

На нем был дорогой светлый костюм, а все повадки выдавали аристократа. Рядом топтался слуга.

— Почему вы грустите? — неожиданно спросил Эллин мужчина, — вам кажется печальным, что птица в клетке?

Эллин часто заморгала, желая прогнать оцепенение, и улыбнулась.

— Да, — тихо сказала она, — мне жаль соловья.

Мужчина подошел к ней ближе и наклонил голову, внимательно изучая.

— Разве у птицы не чудесная жизнь? Золоченая клетка, благодарные слушатели, вечное восхищение и прекрасный корм. — Сказал он и улыбнулся, — соловью теперь можно не заботиться о пропитании и не скрываться от опасностей жизни в диком лесу.

Эллин покачала головой.

— Вы не понимаете, — сказала она с грустью и снова посмотрела на птицу, — у соловья нет свободы. И он совсем один, разве не видите?

Мужчина усмехнулся и повернулся к торговцу.

— Сколько ты просишь за эту птицу?

— Тысячу золотых, мой господин, и клянусь Азуйрой, это не цена для такой птицы, это подарок судьбы!

— Подарок судьбы, говоришь? — покосившись на Эллин, сказал мужчина, — ну хорошо. Филан, заплати за птицу.

Через пару мгновений слуга кинул торговцу звонкий мешок, а тот протянул клетку мужчине.

Он же повернулся и дал клетку Эллин. Взгляд его был серьезным, а в темных глазах вспыхнули и погасли огни.

— Теперь это твоя птица, — хрипло сказал он, — ты можешь делать с ней все, что хочешь. Теперь она не одна, у нее есть ты.

И не дав Эллин опомниться, он резко развернулся, а вскоре растворился в толпе вместе со своим слугой.

Подруги, что все это время пораженно молчали, окружили девушку и восторженно защебетали и мечтательно вздыхали.

Всю дорогу до академии Эллин молчала и поглядывала на соловья. В голове все смешалось, и она вдруг поняла, что теперь не может вспомнить свои сны, ни одного. Осталось лишь легкое ощущение, что этот мужчина снился ей. Но скоро — в этом Эллин была почему-то уверена — она забудет и это.

Но кто же он? И почему сделал такой щедрый дар?

Она наклонилась и погладила по яркому оперению птицу. Эллин освободит соловья. Отвезет в родные леса и отпустит на волю. Так и должно быть.

***

Настал вечер. Гости все прибывали и прибывали, словно это был королевский прием, а не концерт в академии.

Эллин поправила платье из зеленого шелка, провела по идеально уложенной прическе и отошла от окна. Ее инструмент был уже в главном зале, за кулисами. У Эллин будет два номера: сначала она под ожившие иллюзии, что сотворят студенты-маги, сыграет на скрипке в паре с подругой. А после — споет. Одна, и это огромная удача, что преподаватель выбрал именно ее.

Девушка сбежала по лестнице и оказалась за кулисами. В воздухе парило всеобщее волнение и восторг. Гости уже рассаживались по своим местам, а оркестр выпускников лениво играл спокойную мелодию.

Наступила тишина. Фанфары — и в зал вышел директор академии, чтобы поприветствовать гостей. Концерт начался.

Студены из обеих академий работали слаженно, хотя и волновались. Номера быстро менялись, и время от времени зал взрывался овациями.

Все шло отлично.

Директор объявил их номер. Эллин вышла из-за кулис с подругой, поклонилась и взяла в руки скрипку. Закрыла глаза и начала играть тщательно отрепетированную мелодию. Зал молчал. Сыграв, девушка открыла глаза, убрала скрипку и по знаку директора начала петь.

Эллин всегда хорошо пела. Почти как сумрачный соловей, подумалось вдруг ей, и на миг ее охватило смутное волнение. Когда Эллин закончила, зал взорвался, и девушку забросали цветами. Она раскланялась и вдруг поймала на себе уже знакомый взгляд. Незнакомец, что подарил ей птицу, сидел в первом ряду и смотрел на нее так, словно искал всю свою жизнь. Словно она — простая скрипачка из провинции — была чем-то чудесным и прекрасным.

Он не аплодировал. И просто смотрел с теплой улыбкой.

Эллин выбежала за кулисы. Цветы не помещались в ее руках, а студенты поздравляли с успехом. Неожиданно выбежал директор и схватил Эллин за руку.

— Идем, за мной, — задыхаясь, сказал он, — я тебя представлю важному гостю.

— Кому же? — Эллин успела только передать цветы подруге, как ее уже вытащили в другой зал.

— Владыке Запада, — важно произнес директор, — он маг и полубог, а еще слывет покровителем искусств. Ему очень понравилось твое пение.

Они вышли в пустой учебный зал, украшенный розами. Там уже ожидал мужчина. Увидев Эллин, он улыбнулся и протянул ей руку.

— Меня зовут Таэрлин, — мягко сказал он, поглаживая пальцем ее ладонь, — ты уже решила, что будешь делать с птицей?

Эллин улыбнулась, в груди растеклось мягкое тепло, а каждую клеточку пронзило ощущение, что все правильно, все встало на свои места.

Воспоминания о снах давно развеялись, и теперь девушка была уверена, что все только начинается.

Они не заметили, как директор вышел, оставив их наедине. Не заметили они, как закончился концерт и разошлись гости. Они разговаривали и разговаривали, иногда о серьезном, иногда — смеясь. Эллин было легко с ним, и, если бы сейчас ей сказали, что его лицо преследовало ее во снах, она бы искренне удивилась.

Она, как и он, все забыла. И впереди у них было только настоящее, чистое, как белый лист.

Конец.

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34