Стройные ножки любимой жены [Бруно Травен] (fb2) читать онлайн

Бруно Травен СТРОЙНЫЕ НОЖКИ ЛЮБИМОЙ ЖЕНЫ

Это произошло в те незабываемые, воистину знаменательные минуты, когда Билл и Мина упивались сладкими радостями первой брачной ночи, они были безмятежны в эту священную ночь, пусть иногда, куда денешься, и беспокойную, и Билл, трепетной рукою лаская стройные ноги Мины, нежно ворковал:

— Эти славные-преславные ножки принадлежат мне, не так ли, мой пупсеночек?

— Разумеется, мой любимый, мой суженый, эти ноги твои целиком и полностью, — счастливая Мина, с восторгом поглаживая его ноги, тут и там слегка их пощипывая, вопрошала: — А вот эти ноги, эти, что я обхватила своими руками, они же теперь мои, не правда ли?

— Э? — воскликнул он чуть ли не обиженно. — Э? А как ты полагаешь, дурочка, кому еще могут принадлежать эти ноги? Ты же прекрасно знаешь, эти ноги отныне и во веки веков твои, в дни светлые и ненастные, радостные и горестные, до самой гробовой доски, когда нас разлучат злодейка смерть и холодный мрак могилы.

Столь интимные ночные излияния с клятвенными уверениями доказывали наперекор сомнениям, у кого бы они ни могли возникнуть, убедительнейше доказывали, что эта пара голубков счастлива в браке.

Но первая брачная ночь, какой бы она ни была сладостной и благостной или же сопряженной, чего уж там, со всякими возможными и невозможными хлопотами, вечно длиться не может, ибо мужчина должен вернуться в конце-то концов во враждебный ему окружающий мир, должен действовать и действовать, он же этому миру принадлежит.

Билл, это следует особо отметить, не относился к достойной категории благородных мужчин, которые враждебный мир штурмуют, чтобы его завоевать, он уважал хорошую компанию, иногда ту, иногда другую, порой приличную, порой не совсем. И он любил играть в карты с друзьями и знакомыми или же с совсем уж посторонними, случайно подвернувшимися под руку людьми. Особенно, подчеркиваем, особенно любил он играть с незнакомыми, с теми, что нечаянно возникали на его пути.

И, как это уже не раз бывало, в один прекрасный день он проигрался до последнего цента. В надежде вернуть проигранное, и даже более того — выиграть, он тщетно высматривал кого-нибудь за карточным столом, кто одолжил бы ему хотя бы полдоллара, чтобы еще раз попытать счастья. И вот тогда он в полном отчаянии предложил в качестве ставки стройные ножки любимой жены.

В таком замечательном обществе, в каких Билл очень любил вращаться, подобную ставку никто не рассматривал как нечто из ряда вон выходящее и ужасающее. За карточным столом всё и вся имеет или, при определенных обстоятельствах, может иметь свою ценность.

Некий джентльмен с извиняющейся миной на лице выложил против ставки Билла пятьдесят долларов наличными.

Было уже послеобеденное время, игра, увы, закончилась не в пользу Билла. А у него за душой ничегошеньки сколько-нибудь ценного уже не оставалось, и он сказал джентльмену:

— Хорошо, мой друг, я полагаю, пришло время платить по счету. Что вы об этом думаете?

— Согласен. Но лучше это сделать сегодня, нежели отложить на завтра. Идемте.

— О’кэй, сэр, домой, домой, в мой милый дом.

Мина как раз выглядывала в окно, когда отворилась садовая калитка; Мина пробормотала про себя: «Благословенна будь моя бессмертная душа, но я надеюсь, он не потащит этого задрипанного типа к столу. Нам самим есть нечего».

— Моя жена — мистер Ручгот. Ты можешь называть его Диком, Мина, или Дикки, это мой самый близкий друг.

Так состоялось знакомство.

Мистер Ручгот во все глаза глядел на прекрасную юную даму, он пялился на нее самым беззастенчивым образом.

Мина взорвалась:

— Зарубите себе на носу, вы, нахальный малый, друг вы Билла или его враг, не смейте таращить на меня свои поросячьи глазки, если хотите остаться в добром здравии. Не забывайте об этом, пока находитесь в моем доме. Понятно?

Мистер Ручгот изобразил на лице новую гримасу, на сей раз более благообразную, и сказал:

— Билл, объясните ей, что произошло и почему я здесь, надо же наше дело завершить благопристойно и ко всеобщему удовлетворению. — И он обратился к Мине: — Не так ли, моя ягодка, все идет замечательно и все великолепно уладится?

— Не называйте меня ягодкой, неотесанный мужлан, — вскипела Мина. — Эй, Билл, что за несусветную комедию вы тут разыграли?

— Мина, куколка, не волнуйся понапрасну. Все будет так, как уже сказал мистер Ручгот, я, естественно, имею в виду Дика, если мы все спокойно обсудим и придем к согласию. — Он подошел к Мине и обнял ее за талию. — Слушай внимательно, Мина, дело в том, что я, как говорится, снова, ну ты же прекрасно понимаешь, что я имею в виду.

— Снова играл? И опять продулся? Подумаешь, новость. — Вывернувшись из его объятий, она спросила: — И сколько же на этот раз, а? Ты же хорошо знаешь, у нас в доме не найдется и двадцати пяти центов.

— Вот видишь, это и есть причина, одна-единственная причина того, что произошло.

— И что же это такое, что произошло? — спросила она тоном, выдававшим, что она ожидает самого худшего. В чем могло состоять это «самое худшее», она не в силах была даже вообразить.

— Любовь моя, это так просто: я проиграл все, что было у меня в карманах, но когда я взял последнюю карту и увидел, какая замечательная игра у меня на руках, и нет ни цента, который можно было бы на эту игру поставить, тогда я в отчаянии сделал ставку на твои ноги…

— Силы небесные, верно ли я все понимаю? Ты поставил на что?

— Я поставил на твои ноги и проиграл их мистеру Ручготу, Дику, разумеется, хочу я сказать.

Незаметно от Ручгота он мигнул ей, и она, прекрасно знавшая этого вертопраха, за которым была замужем, тотчас все поняла.

А Билл, который стоял с нею рядом, погладил ее ноги и, скосив глаза на Ручгота, невинно спросил:

— Милая, чьи это ноги?

— Что за вопрос? Само собой, твои ноги, это известно каждому в нашем забытом Богом захолустье.

— Правильно, мой сладкий, каждый об этом знает, — и он хлопнул по своим собственным ногам: — Любимая, скажи мистеру Ручготу, я, конечно, имею в виду Дика, а это чьи ноги?

— Мои, — подхватила Мина, — они мои с тех самых пор, как я получила их в нашу первую брачную ночь в качестве свадебного подарка. Надеюсь, ты этого не забыл, мерзкий плутишка?

— Я это помню, мой ангелочек. Еще как помню. Да и кто бы это забыл?

— Проклятье! Прекратите эту глупую болтовню, — проскрипел Ручгот. — Уж не думаете ли вы, пройдохи, что таким способом вам удастся от меня ускользнуть? Нет и нет, клянусь. Я объявляю вам войну. Мы встретимся на суде, и там я покажу, что не позволю каким-то там гнусным аферистам измываться над собой, и вам горько придется во всем раскаяться.

Вся троица предстала перед судьей Чаклпином, известном во всем штате под кличкой Мудрый Соломон города Джеммерсвилля. Судья, возвышаясь с важным видом над своим столом в зале заседаний, заявил, что данный случай необычен, он выходит за рамки морали и благочестия, но тут уж ничего не поделаешь. Однако случай этот он как демократически избранный судья считает необходимым принять к рассмотрению и вынести по нему справедливый приговор. Далее он выразил сожаление по поводу того, что в юридических справочниках и кодексах подобные случаи даже не упоминаются и лично ему никогда прежде не доводилось с ними сталкиваться. Несмотря на это, продолжал судья, он решил разобраться во всем по совести и с Божьей помощью вынести справедливое решение, при условии, что причастные к этому делу истец, равно как и ответчик, безоговорочно примут решение суда и не станут обращаться с апелляцией в вышестоящие судебные инстанции.

Каждый с этим согласился, и вся троица была приведена к присяге.

Мистер Ручгот сказал, что ноги жены Билла он выиграл честно.

Билл к этому добавил: мол, он-то и прежде обращал внимание суда на то, что игра в покер с начала и до конца была честной.

Мина еще раз весьма категорично подтвердила: ее супруг — владелец ее ног, она их преподнесла ему как свадебный подарок в первую брачную ночь, как, впрочем, и Билл презентовал ей свои собственные ноги, потому что у молодоженов ничего другого, более ценного, и не было, ну, такого, что они могли бы друг другу вручить в память о дне их свадьбы.

Судья, выслушав эти речи с завидным терпением, которым он, кстати говоря, славился, встал и сказал секретарю:

— Майк, принеси мою плетку.

Секретарь направился в боковую комнатушку, где судья хранил рыболовные снасти, охотничьи припасы и снаряжение для верховой езды. Хранил, чтобы все это было под рукой на случай, если вдруг средь судебных дел выкроится свободное время для отдыха.

Судья, держа коротенькую плетку в скрещенных на груди руках, спокойненько прошелся взад и вперед перед стульями, на которых сидела наша троица в ожидании решения своей участи.

И, прохаживаясь так туда-сюда, он внимательно всматривался в лица этих троих, как будто хотел нежданно-негаданно вычитать на них трудное судейское решение.

Внезапно едва заметным движением руки он сильно ударил Билла плеткой по ногам.

Мина подскочила на своем стуле на добрые полметра и взвыла так громко, что ее, пожалуй, можно было бы услышать в радиусе целой мили:

— Ох, мои ноженьки, мои бедные, бедные ноженьки! Судья, зачем же вы хлестнули по ним так свирепо! Вам же они ничего плохого не сделали!

Пока она так стонала и причитала, ни один мускул не дрогнул на лице Билла, однако он все-таки незаметно ощупал и огладил свои ноги там, где должен был чувствовать особенно острую боль.

А судья Чаклпин вновь поднял свою плетку. На сей раз взгляд его был нацелен на ноги Мины, он давал ей таким образом недвусмысленно понять, что ее ждет.

Однако она, дико на него уставясь, очень громко произнесла:

— Послушайте, судья, мне-то ничего не сделается, если вы хлестнете по моим ногам, но если вы не хотите, чтобы я выцарапала ваши глаза, оставьте в покое ноги моего мужа: я невероятно чувствительна к тому, что над ними вытворяют.

— Успокойся, Мина, у меня и в мыслях нет причинить хоть какой-то вред ногам твоего мужа.

— Так-то лучше, судья, — сказала она спокойно, но с явной угрозой в голосе.

Судья отдал плетку секретарю и занял свое место за столом. И стукнул деревянным молоточком, призывая зал к тишине.

— Я, к моему глубокому удовлетворению, убедился в том, что ответчик, как и свидетельница Мина, говорили чистую правду в отношении того, чьи в данном случае ноги кому принадлежат, и я твердо уверен, что и истец убедился в истинной принадлежности ног, о которых здесь идет речь. Есть какие-либо возражения?

— Никаких, судья, — заявил мистер Ручгот.

— Олл райт. Попрошу истца и ответчика подойти поближе и стать перед моим столом.

Судья покрыл голову шляпой емкостью в пять галлонов, поднялся с места и торжественно спросил:

— Есть у кого-то из вас двоих заявления или замечания? Можете их сделать, прежде чем я объявлю окончательное решение.

Оба отрицательно качнули головой.

— О’кэй. Внимание! Истец в честном поединке за карточным столом выиграл ноги жены ответчика. Ответчик обязан уплатить истцу карточный долг. Истец, вы получаете право на владение ногами Мины.

Мистер Ручгот, потирая руки, бросил на Билла взгляд, полный ненависти, выразив тем самым свое торжество над поверженным врагом. Тут же он обратился к Чаклпину:

— Имею ли я право, судья, делать с выигранными мною ногами все, что мне заблагорассудится?

— Разумеется, ведь они теперь ваши.

Едва судья это произнес, как Билл и Мина смертельно побледнели, а Мина выкрикнула:

— Судья, вы не можете этого допустить!

— Не могу? Вы и глазом не успеете моргнуть, как увидите: еще как могу; это я-то, который вынес приговор, никоим образом не противоречащий правосудию, и не могу?

И, вновь посмотрев на мистера Ручгота, он сказал:

— Поскольку вы получаете только ноги, то не имеете права распоряжаться всем остальным. Надеюсь, истец, вы это усвоили?

— Я вполне удовлетворен вашим решением относительно ног. — Он бросил пылающий дьявольским огнем взгляд на Билла и добавил: — И я его заставлю эти ноги ампутировать и заспиртовать. Никакая, даже самая продувная, бестия не смеет меня столь подло обойти и безнаказанно смыться, оставив с носом. О, какое же это будет наслаждение: вечно созерцать помещенные в стеклянный сосуд заспиртованные ноги! — И он разразился безумным хохотом.

— Само собой, истец, вы теперь можете и посмеяться, но тот факт, что у вас есть законное право взять и унести с собой выигранные вами ноги, никого здесь уже не удивляет.

— Судья! — всхлипнула Мина.

— Помолчи, Мина, или я велю вывести тебя из зала.

Мистер Ручгот поднял руку, чтобы как-то привлечь к себе внимание судьи, но судья как раз в это время смотрел в другую сторону:

— Судья! Я благодарю вас от всего сердца. Судья, вы свершили акт подлинного правосудия. — И, увидев, что Билл засучил рукава, он скомандовал Мине: — Идем, мой несчастный агнец, идем, идем на заклание и не думай об оплате счета хирургу. Я оплачу его, мне доставит громадное удовольствие расплатиться с доктором.

Он указал Биллу на дверь, но тут вмешался судья Чаклпин:

— Минутку, сэр, дело еще не закончено. Я обязан, истец, предупредить вас об одном обстоятельстве: после того как выигранные вами ноги будут, к вашей нескончаемой радости, законсервированы, вы — по закону, естественно, — должны будете содержать ответчика до конца его дней. Почему? Потому что, потеряв ноги жены, он лишится тем самым жизненно важного источника существования. Сможет ли он без них обеспечить себе заработок?

— Пустое, судья. Я, по счастью, в состоянии дать кое-какую жратву этому, побей его Бог, проходимцу, но я не собираюсь его закармливать.

— Да. Я не сомневаюсь в том, что у вас достанет средств обеспечить ему именно скудное существование. — И судья Чаклпин, некоторое время помолчав, заметил как бы между прочим:

— Кроме того, истец, я должен поставить вас в известность: ответчик, азартный игрок, во время или после ампутации ног его жены наверняка сядет за карточный стол и сделает ставку на собственную жизнь. На что же еще? И, как водится, проиграет. И вот тогда я выдвину обвинение в преднамеренном убийстве первой степени. Против кого бы, вы думали? Правильно, против вас. И лично позабочусь о том, чтобы вы, по исполнении всех религиозных церемоний, были хорошенечко повешены.

Высказавшись таким образом, судья Чаклпин ударил по столу деревянным молоточком и крикнул:

— Секретарь, следующий случай!

Перевод с американского (переводчик неизвестен)

Переложение с немецкого — Анат. ПЕТРОВ

Краткий комментарий

В основе этого рассказа Бруно Травена, писателя, как нам известно (см. «Нева», 1996, № 1), склонного ко всяческим мистификациям и преувеличениям, лежит так называемый «бродячий» сюжет. Центральная фигура — мудрый судья. Принимая нестандартное решение по сомнительному делу, он всегда выявляет виновного, ко всеобщей радости жаждущих справедливости свидетелей подобного судопроизводства. Такими мудрецами были и библейский царь Соломон, и великий визирь шаха Акбара хитроумный Бирбал, и популярный на Востоке Ходжа Насреддин, и главный персонаж туркменских народных анекдотов Омирбек, и герои русского фольклора, и — незабвенный Санчо Панса. «Бродячий» этот сюжет маячил, как видим, в Европе и Азии. Судя по мексиканским рассказам Бруно Травена о местных индейцах, сюжет этот укоренился и в Латинской Америке, его мы встретим также в сказках народов Африки, Океании, Австралии и т. д., и т. п.

Большинство легенд о мудром судье окрашено в светлые тона юмора, а юмор, как утверждал самый парадоксальный и самый насмешливый из писателей Дж. Б. Шоу, — это черта богов. Действительно, боги глядят на нас сверху, забавляясь нашей суетливостью, мы же не остаемся в долгу — мы подсмеиваемся над ними, впрочем, и над собою тоже (они же над собою — ни-ни). Поэтому и получается: боги-то мы, а не они, ибо человек, способный над собою подтрунивать, достоин и уважения, и, более того, обожествления. Мы создаем этот мир в соответствии со своим образом мыслей. Мы создаем и наших богов. И наших кумиров.

Юмор Бруно Травена заставляет нас причислить его, по Бернарду Шоу, к сонму богов, земных, незамысловатых и непритязательных. Его творчество пронизано юмором во всех его разновидностях — от легкой иронии до гротеска («Das Totenschiff»). А в данном рассказе на юмор «работают» и имена. Странная фамилия Ручгот расшифровывается как «вонючий козел» (Roochgoat — смесь сдеформированного немецкого «riechen, roch» и английского «goat»), фамилия судьи Чаклпин читается по-английски однозначно: Chucklepin — «шутник», «остряк», даже «хохмач». В «переводе» с «американского» можно себе такое позволить.

Что же касается проигранных в карты прелестных ножек Мины, то и тут вырисовывается сюжет «бродячий», то есть традиционный классический. Вспомним проигранную в карты тамбовскую казначейшу у Лермонтова и шекспировского Шейлока («Венецианский купец»). Бруно Травен, как видим, при всей его необычности тем не менее литературен — в лучшем смысле этого слова, писательство его пребывает и, надо думать, пребудет в русле мировой литературы.

Краткий комментарий — Парфен РАГОЗИН

Оглавление

Краткий комментарий