Бурка [Борис Тарбаев] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Б. Тарбаев Бурка
Жил со мной на Севере весёлый друг, никогда не жаловался, не хныкал. Только одним страдал недостатком: не умел писать писем. Два года мы были с ним в разлуке, и за два года хоть бы весточку прислал. Когда я вернулся на Север, то, конечно, первым делом вспомнил о нём. «Скучновато без него будет ходить по тундре», – подумал я и попросил лётчика, который привёз нас на место, сделать в последнем рейсе небольшой крюк – двадцать километров в сторону – за моим другом. Лётчик удивлённо посмотрел на меня, хотел что-то возразить, но я спокойно объяснил, что друг привык летать на самолётах... и потом, до него совсем недалеко – двадцать километров в сторону. Лётчик выслушал меня и согласился. Вечером друг прибыл. – Пассажир чувствовал себя хорошо? – спросил я лётчика. Он улыбнулся. – Кажется, сначала у него немного кружилась голова, но потом всё обошлось. Я заглянул в самолёт и увидел своего друга – он улыбался во всю пасть. «Гав! Гав!» – сказал он мне. Это означало: «Я очень рад!» – Добро пожаловать, Бурка! Пёс выпрыгнул на траву и лизнул мне руку, – не в пример другим собакам, которые при встрече от избытка радости носятся вокруг немыслимым галопом. Мы посмотрели друг другу в глаза и сразу поняли, какие дела сейчас важнее всего: нам следовало идти в лагерь и закусить. В палатке я дал Бурке рыбу, он съел её, как подобает воспитанному псу, всю без остатка и облизнулся. Последнее означало, что одной рыбы ему мало и он желает получить ещё одну. Но у меня была лишь одна рыбина, я сконфузился и предложил ему взамен миску фасолевой похлёбки с мясными консервами. Он деловито понюхал суп и поступил с ним так же, как и с рыбой, – съел весь без остатка. После ужина я показал ему лагерь: спальную палатку, палатку, где мы делали чертежи, и, наконец, кухню. Палатка-кухня понравилась ему больше всего. Он тщательно обнюхал её снаружи, заглянул внутрь и дал мне понять, что ему лучше всего остаться на ночь здесь, возле дверей, на всякий случай... Хорошо, когда имеется верный друг – не скучно, а главное, за продукты спокойно. На следующее утро меня разбудили гуси. За ближайшим холмом было озеро, и тамошние гуси время от времени устраивали соревнование, кто громче крикнет. Голоса у гусей были звонкие – недаром их горластые предки Рим спасли, только порядка у них не было – кричали они все вместе, получалось сплошное: «Га-га-га...» Оказалось, что Бурка проснулся раньше, чем я, и уже ожидал меня у дверей палатки. «Пойдём, – сказал он мне глазами, – я принёс такую штуку, какой ты никогда не видел». Он повёл меня за палатку. Там лежал небольшой тюлень, вернее, не тюлень, а две трети тюленя. Куда девалось остальное, я не знал; может, съел Бурка или кто-нибудь другой... Бурка тихонько взвизгнул и лизнул тушку, предлагая мне сделать то же самое, но я отказался. – Видишь ли, – объяснил я Бурке, – этот тюлень не целый, и я не знаю, кто съел его третью часть, – может быть тот, кто её ел, и зубов никогда не чистит, и потом, все дохлые тюлени – дрянь, плохо пахнут. Бурка отчаянно закрутил хвостом: «Ничего подобного, хороший тюлень!» Мы с ним поспорили: каждый остался при своём мнении. После чего я заткнул себе нос, взял железный крючок и оттащил тюленя подальше от лагеря. – Давай лучше пойдём на охоту, – предложил я Бурке, – что-нибудь повкуснее добудем. В знак согласия Бурка свернул кольцом свой пушистый хвост и побежал в тундру. Там он стал рыскать среди кочек и кустов карликовой берёзки, совал морду в мох и фыркал. «Очень много было куропаток, – то и дело сигналил его хвост, – да вот куда-то все подевались». – Надо найти! – требовал я. «Устал, – обиделся Бурка, – я не молодой. Попробуй столько побегать с утра». И лёг возле меня, высунув язык. Сел и я на кочку. И тут привязался к нам один крикун. Спина у крикуна сизая, брюхо жёлто-белое в пестринах, лапы жёлтые, клюв крючком. Мы его сразу узнали, это был сокол-дербник; прилетел невесть откуда и кружился над нами. «Ки! Ки!..» – кричал.«Гав, – ответил ему Бурка. – Проваливай, а то застрелим». Мы, конечно, крикуна стрелять не стали: пусть кричит на здоровье, если нравится. Отдохнул Бурка и стал по сторонам носом водить. Нос у него чёрный, влажный, всякие запахи ловит – чудесный нос. Наклонил Бурка голову набок и хитро так взглянул на меня. «Простофили мы с тобой! Ведь куропатки-то в ивняке сидят». Стали мы к тому ивняку подкрадываться: Бурка впереди, я сзади. Бурка сделает десять шагов, повернёт голову и говорит глазами: «Сидят, на одном месте сидят – жирные...» Совсем близко подошли мы к ивняку, остановился я и приготовился стрелять. Бурка струной вытянулся, нос и глаза на куропаток нацелил. Легавые собаки, которые медали получают на выставках, стойку на дичь делают. Какой-нибудь сеттер или пойнтер, перед тем как куропатку из куста выпугнуть, поднимает переднюю ногу. Бурка на выставках не был, потом никакой он не
Последние комментарии
30 минут 38 секунд назад
15 часов 31 минут назад
18 часов 5 минут назад
18 часов 34 минут назад
18 часов 40 минут назад
12 часов 56 минут назад