Коснись меня дыханием леса (СИ) [Lacysky] (fb2) читать онлайн

========== - Ночь костров - ==========

Древний лес шептал и пел тихие песни — про былое и грядущее, про вечный круг жизни, про гармонию мира и всего живого.

И меж высоких крепких стволов скользили тонкие фигурки его жриц. Их пальцы касались шершавой коры или земли у корней, а сами они, прикрыв глаза, слушали песнь, впитывая её в себя, как и первые дни весны.

Хранительницы души леса и его тишины.

В коричневатых ритуальных узорах, лёгких одеждах, невесомые, как видения на рассвете. Невидимки, после которых остаётся только след мшистого запаха и терпких трав.

В тот день Эдна, верховная жрица, смешивала воду из реки, капли крови и сбор трав.

Одна из её близкого круга неслышно вошла в небольшой дом, больше похожий на тёплое и уютное дупло.

— Лес предчувствует приход новой жизни.

— Как и каждый год, — кивнула Эдна, не отвлекаясь от своего дела. — Скоро ведь ночь костров.

— И придёт чужак.

— Правда? А я думала, они и так каждый год приходят. Многие ждут Обряд, когда мы впускаем любого странника в лес, а жрицы танцуют в свете костров.

— В этот раз что-то иное звучит в шорохах.

— Хм! Удивительно.

— Я думала, Верховной жрице должно проявлять больше уважения к лесу.

Эдна высыпала последние раскрошенные травы в чёрную миску и стала по очереди зажигать свечи. Она слушала лес долгие годы — сначала как юная послушница жриц, лишь обучаясь, но не понимая его толком.

Лишь восхищенная таинствами, к которым её допустили.

Потом с искренним интересом — после первой ступени посвящения. Каждый год — будто всё новое, не такое, как прежде, и лес наверняка скажет что-то особенное.

Ещё через несколько ступеней — со степенным спокойствием, внимая его голосу и просто принимая всё те же слова, что и каждый год.

Придут чужаки, будет ночь костров, крепче связь земли и неба.

Теперь же, уже несколько лет посвятив себя высшему служению, ей не надо было плутать среди стволов, чтобы узнать истину. Она хранила её внутри себя, бережно, как мать хранит своё дитя, пока носит его в себе.

Она воспринимала лес не как некое божество, что было свойственно хрупким девочкам с оленьими глазами, а как старого друга.

— Поверь мне, он прекрасно осведомлен о моём уважении к нему. Это всё?

— Нет. Лес просит вас вести Ночь костров.

Вот это действительно удивительно! Но Эдна и бровью не повела.

— Оставь меня. Прикрой как следует дверь, и пусть никто не входит, пока я не закончу.

— Двери Верховной жрицы никогда не запираются.

— Что-то много советов на одно утро, не находишь? А ещё слову жрицы покорны все обитатели леса.

— Кроме друидов.

— Кроме друидов. Иди же.

Эдна подумала, что надо запомнить эту девочку — в ней есть упрямство и смелость, раз она возражала даже ей. Но сейчас — стоило узнать, действительно ли лес просит то, что слышали жрицы.

Ночь полнилась кострами, музыкой и ритмичным стуком барабанов.

Обычно недружелюбный и закрытый от всех лес обходили стороной — владения колдуний и странной магии, в нём легко заплутать и не вернуться обратно.

Но все любили ночь костров, и ни один путник не блуждал. Можно подсесть к любому костру, кто-нибудь обязательно нальёт пряного горячего вина, сладкого, с толикой дурманящих трав.

Кто посмелее — прыгал через огромные костры, другие плясали, а можно было и просто стоять в стороне, прислонившись к дереву и наблюдая за праздником.

Монгво так и делал.

В деревне на границе с лесом только и разговоров что про эту ночь. Священники пытались вразумить погрязших в суевериях обывателей, но терпели крах. Даже самые верные из их паствы покидали с приходом сумерек свои дома и тянулись в сторону леса.

Отовсюду доносился смех, шуршали ветви кустов, когда первые пары, разогретые вином и желанием, уединялись подальше от шумного праздника.

Он никогда не бывал в этих краях, и сейчас таинственный лес, чья дурная слава гремела во всех землях, не внушал ни капли ужаса.

Монгво допил вино и ощутил лёгкое головокружение.

Ему казалось, барабаны бьют в унисон с его сердцем, и так и тянет ближе к ним, к всполохам искр и тонким жрицам, чьи лица сегодня разрисованы тёмно-зелёными узорами.

Было нечто завораживающее в том, что творилось вокруг.

— Ты чувствуешь это.

Монгво обернулся, удивленный, что его застали врасплох. Рядом стояла женщина, в одной простой тунике, невысокая, она сначала показалась совсем девочкой, но в то же время в ней ощущалось спокойное достоинство.

— Не уверен, что понимаю.

— Ритм. Дыхание. Удары сердца.

— Просто барабаны стучат.

— О, нет! Это нечто большее. Идём.

Её ладонь была тёплой, когда незнакомка легонько взяла его за запястье и потянула за собой к одному из костров.

Монгво легко мог бы сбросить её руку со своей, остаться в одиночестве в полумраке, но чем ближе они подходили к огню, тем яростнее отзывались барабаны у него внутри.

В той крови, что однажды смешалась с соком чёрного дерева.

Они вступили в круг света и влились в змейку танцующих. Под ногами пружинила земля, мелькали лица, а дым от костра пах чем-то сладковатым и притягательным.

Змейка распалась, и Монгво сам не заметил, как подхватил одну из девушек, которая льнула к нему так, что он ощущал тепло её тела сквозь рубаху, её поцелуй горчил мёдом, она порхала вокруг него, кружа в танце.

Выше вились костры, громче барабаны.

Кто-то мазнул его по щеке кровью и протянул ещё одну чашу вина, и Монгво рухнул на ближайший поваленный ствол, заменяющий скамью у костра.

— Тебя пометили для охоты, — поделился рядом паренек с такой же полосой на лбу.

— Какой охоты?

— О, ты даже не знаешь, что здесь творится?

— Я первый раз в этих землях.

— Скоро объявят охоту на священного оленя. У тебя будет только нож или одна стрела — на выбор.

— Зачем мне убивать оленя?

— Стать первым охотником — и окропить его кровью землю нового круга жизни.

— И чем это поможет?

Парень посмотрел на него, как на умалишенного, и презрительно фыркнул.

Монгво кривил душой. О таком обычае он слышал, но никогда не доводилось участвовать, хотя в его родных землях тоже праздновали эту ночь. А потом летом справляли свадьбы и ждали нового поколения.

Но Монгво не охотник — он колдун.

— А кто сегодня ведёт ночь? — спросил другой.

— Говорят, сама Верховная жрица.

— Большая честь для того, кому повезёт в охоте.

Монгво только слушал, лёжа на спине — земля на удивление не казалась холодной. От жара огней, тепла весенней ночи и вина он чувствовал себя опьяневшим — не как от хмеля, а как бывает, когда вокруг кутерьма и веселье, которое захватывает с головой.

Барабаны били — и Монгво ощутил приятный трепет. Предвкушение.

Говорят, новичкам везёт.

Или — чужакам, чья кровь отравлена много лет назад.

Эдна ждала в круге жриц.

Это не та первая ночь, которую она пережила так давно, будучи ещё совсем девчонкой, не знавшей прикосновения мужчины. Тогда она и боялась, и жаждала этого, обуреваемая сладостным предвкушением и в то же время страхом.

Она плохо помнила ту ночь, как и лицо охотника, только усталость и тяготу внутри.

Тот год оказался тяжёлым — ночь не дала дитя.

И теперь Эдна ощущала затаенную обеспокоенность жриц вокруг, чьи мысли легко читались.

Уже не так молода.

Разве ей пристало?

Почему не я?

Но голос леса непреклонен, а вместе с ним и воля Верховной жрицы.

На её плечах покоились руки жриц, а босые стопы ощущали вибрации земли — бег быстроногих оленей, ритм барабанов и танцев у костров, ловкие и быстрые движения охотников.

Прикрыв глаза, она покачивалась в такт этим звукам, впитывая энергию и отдавая собственное дыхание взамен. Она — Верховная жрица леса, продолжение его корней и ветвей, ночные вздохи птиц и огоньки светлячков.

Охота подходила к концу — и Эдна уже знала, кто первым пустит стрелу.

— Пора, — кивнула она.

Жрицы отпустили её, и каждая даровала своё благословение будь то простенькое заклинание удачи, замшевый браслет или капля крови. Всё вилось вокруг и питало лес, древний обряд, повторяемый год за годом. Одновременно и честь, и обязанность.

Эдна шла к месту пира во славу охотника, и другие уступали ей дорогу, преклоняя колено или просто склонив голову.

— Нынче ты — Великий охотник, — её негромкий голос вплетался в общий ритм. — И я — Великая жрица.

Также, как и много лет назад, она не видела чётко лица, вместо него некое видение маски Охотника.

Только чувствовала тяжесть его рук на своих плечах и лёгкость, когда он подхватил её и понёс в сторону хижины, указанную другими жрицами.

Здесь уже был жарко растоплен очаг — сейчас от него душно, но к утру будет в самый раз.

Эдна распустила завязки туники и скинула её на пол.

Чужак, принявший облик охотника, пах свежей кровью и яростью, которая забрала первую невинную жизнь этого круга. Его ласки были одновременно и требовательными, и нежными, и капельки пота блестели на разгоряченной смуглой коже.

Водя по его телу пальцами, она ощущала под ними загрубевшие шрамы, а внутри — что-то терпкое, отзывающееся лесу в ней самой.

Он очерчивал сложные узоры, покрывающие её кожу, ласкал грудь, рисовал линии от живота и ниже, пока Эдна не потерялась в его прикосновениях и не притянула его требовательно к себе.

Он — Охотник, отнимающий жизнь.

Она — Жрица, что даёт жизнь.

Они двигались в ритм барабанов, в жаре огня и запахе лесных трав. Ничто не было важным, только обряд — древний, как сама земля.

За стенами хижины шелестел лес, и каждый в ту ночь чувствовал его дыхание на коже.

А с рассветом тлели угли, а уставшие и разморенные гости праздника кутались в тёплые меха и погружались в сладостные сны под кронами старых деревьев.

Монгво не может дышать от боли.

Он чувствует каждый болт в теле, который пригвоздил его к шершавому дереву, и каждая такая точка — испепеляющая и медленная пытка. Кажется, внутри полыхает пожар, и от него плавятся сами кости.

А от сладкого дурмана воскурений болит голова и жутко мутит.

Сколько он так провёл времени? Часы, дни? Одна только мутная пелена боли и чьи-то голоса вдалеке.

— Он выдержит.

— Не думаю. Священный огонь не принимает его. Скверна слишком сильна.

— Может, стоит дать ещё времени?

— Снимайте. Я не намерен больше тратить драгоценные снадобья на неугодного богам. Дикий народ, дикие земли.

Монгво не особо понимает, только надеется, что боль закончится. И когда его снимают с алтаря, он хватается за свой же пыточный столб, чтобы не упасть. Не видит лиц — лишь статную фигуру мужчины в тёмно-фиолетовой рясе священника.

— Зря только проделали такой путь. А ведь все признаки были… но он испорчен.

— Что прикажете делать с мальчишкой?

— Поставьте клеймо неугодного — отныне ему запрещена любая работа при Храме. Если он вообще выживет.

Монгво запоминает голос — всё, что у него есть. Он думал, уже всё знает о боли.

Но раскаленное железо вонзается в кожу яростным огнём.

Монгво рвётся из хватки крепких рук. И кричит.

Монгво закричал и вскочил на постели.

Ему давно не снилось детство, почему же именно сейчас? И именно то воспоминание, которое он так хотел бы забыть?

От усталости после диковатой ночи ломило тело, хотелось пить. Накинув штаны с рубашкой, Монгво поднялся и вышел из небольшой хижины, хитро втиснутой между двумя деревьями так, что со стороны и незаметно.

На низком стульчике сидела та самая незнакомка. Её волнистые длинные волосы рассыпались по спине и плечам, а тонкая туника едва доставала до середины бедра.

Вино у костров, дикая пляска, метка кровью, охота, которая разбередила душу, и едва ли не звериная страсть. Всё смешалось.

Голос казался слегка хриплым спросонья и от сухости в горле:

— Доброе утро.

— Доброе утро. Ты кричал.

— Дурные сны.

— Хм. После Обряда не рекомендуют сытную пищу, так что я приготовила бодрящий чай. Можно добавить немного молока. А ручей в той стороне.

Действительно, никакого аппетита не было, так что Монгво последовал указанию тонкой руки и дошёл до ручья. Прохладная прозрачная вода приятно освежала и помогла смахнуть дурман кошмара.

Ещё некоторое время Монгво просто сидел на берегу, вдыхая утренний лесной воздух.

Какой морок на него нашёл вчера? Что за дурные мысли — устроить охоту на оленя?

Всё путалось — где явь, а где видения. Что из того, что он помнит, случилось на самом деле?

Вернувшись, Монгво устроился на пне рядом с жрицей. На её лице блуждала полуулыбка, а во всём облике сквозило умиротворение. Как и ночью, она казалась хрупкой девушкой, только вступившей в зрелый возраст, но взгляд был иным. Мудрым и спокойным.

— Я Эдна, Верховная жрица леса.

— Монгво.

Она протянула ему чашу с отваром и, чуть склонив набок, наблюдала, как он пьёт.

— Я слышала о тебе. Отреченный Монгво — об этом говорит и твоя метка на плече.

— Слухами земля полнится.

— Если знать, как слушать. Что тебя привело в земли к границе древнего леса?

Монгво пожал плечами, не собираясь откровенничать. Что бы ни было прошлой ночью, вряд ли он должен какие-либо объяснения или подробную историю детства.

Но Эдну, казалось, его ответ и не особо волновал.

Обхватив пиалу узкими ладошками со следами ритуальной краски, она пила чай маленькими глотками и явно наслаждалась миром вокруг. Солнце давно взошло, но здесь, под переплетением крон деревьев, в лесной прохладе царил приятный неяркий свет.

— Ты поможешь мне сегодня с кормушками для птиц.

Звучало, как утверждение, а не вопрос, и Монгво нахмурился.

— Не думаю, что задержусь здесь надолго.

— Я тебя и не держу. Лишь прошу помочь с кормушками.

— Звучало, как приказ.

Эдна рассмеялась — и этот звук, негромкий, но приятный, оказался убедительнее прочих слов. В конце концов, у него сейчас не было заказов, только собственная дорожка, а один-два дня задержки не повредят.

Тем более, усталость после Обряда скорее помешает, чем поможет.

Казалось, время здесь текло немного иначе. Те же восходы и закаты, но во всей лесной жизни сквозила неторопливость, будто в распоряжении ещё целая вечность.

Это было похоже на лёгкое забвение, но Монгво не хотел поддаваться такому мороку.

Эдна знакомила его с лесом. С хижинами в ветвях деревьев, куда ловко забирались жрицы, с уходом за ранеными животными, с тем, как лучше врачевать те или иные раны.

— Верховная жрица, на южной границе леса какое-то беспокойство.

— Отправьте разведчиков.

— Звери тревожатся.

— Тогда готовь всё для гадания. Я буду слушать лес.

Для Монгво всё казалось загадочным и чужим, хотя с магией он сталкивался в своей жизни часто, как и с её следами. Но здесь… он мог поклясться, что и сам ощущал, как дышит лес.

К вечеру Эдна исчезла, оставив его в хижине одного и пообещав вскоре вернуться.

Монгво занялся очагом — ночи ещё были холодны, а к утру и вовсе можно было замёрзнуть.

Он не помнил, когда последний раз занимался вот так в чьём-то доме. Вся его жизнь — странствия в никуда. Только однажды он хотел бы найти того священника, чей голос не давал уснуть и напоминал о боли и смерти.

Эдна вернулась ближе к полуночи после того, как укрепляла заклинания морока на границе, где росли раскидистые дубы. У жриц был договор с местными правителями по добыче древесины, и они уже своё получили в последнем цикле.

Монгво мирно спал среди шкур. Тёмно-рыжие волосы растрепались, а на скулах даже в полумраке белели мелкие точки, нанесенные явно в каком-то ритуале. И такие же линии покрывали левое плечо.

Эдна слышала о нём. Монгво из дальних степных земель. Говорили, он владеет знаниями о неведомых травах и ядах, умеет обращаться в животных и вызнавать точки магии.

Но сейчас он ей напоминал сонного филина: расслабленный, в белых узорах, взъерошенный и ещё с диким духом прошлой ночи. Его кожа была горячее обычной, когда Эдна скользнула к нему.

Она не стала его будить — но лишь слушала в тишине мерное биение его сердца.

И не заметила, как сама задремала, чтобы проснуться от крика.

Монгво метался во сне и никак не хотел просыпаться.

— Проснись!

Эдна брызнула ему в лицо холодной водой, а потом положила ладони ему на глаза, отгоняя злые видения из-под тонкой кожи век.

— Вернись из прошлого, — шепнула она, призывая дыхание леса и его покой.

Монгво постепенно затих и больше не просыпался до самого утра.

— Мне пора уезжать.

— Конечно. Разве тебя здесь кто-то держит?

— Думал, я навеки твой пленник.

— Ты пробыл… достаточно. Иначе лес начнёт влиять на тебя. Он не создан для простых смертных.

— Мне понравилось быть твоим охотником.

Эдна улыбнулась и поцеловала его в узор под ключицей, похожий на тонкий месяц.

— Я рада, что ты забрёл в мой лес.

В ночь перед его отъездом она рассыпала костяные руны на старом пне и жгла тяжёлые травы, с которыми приходили мутные видения.

А наутро шепнула Монгво:

— Священник Калмэй. Запомни. Вот кто тебе нужен.

Монгво серьёзно кивнул и, не тратя больше пустых слов, ступил на тропинку. Эдна не грустила о его уходе — это тоже ещё один круг. Только долго провожала взглядом, пока он не исчез за деревьями.

И вскоре узнала, что лес был благосклонен к ним — теперь она даст жизнь.

========== - Сердцевина - ==========

Отец часто твердил, что месть отравляет сердцевину человека.

Монгво однажды спросил:

— Ты хочешь сказать, сердце?

— Нет, маленький охотник. Может, кто-то назовёт это душой. Но я так скажу — она есть в каждом. Без неё не человек, а сухая ломкая ветка. А порой пустоту заполняет гниль.

Его отец был умелым и удачливым охотником, и Монгво, хоть и с интересом учился у отца, вечерами чаще садился рядом со старцами, рядом с которыми дым костра взвивался в причудливые узоры и рассказывал целые истории.

Когда гордый Монгво только-только получил белые линии после первой охоты, в их земли пришли священники со своими обрядами и ритуалами. И армией. Они говорили о суровых богах, о дарах, покаянии и о скверне, что поселилась в душах степного народа — а на самом деле, желали лишь новых земель и верили, что в земле скрыты сокровища.

Страшнее всего было то, что священники забирали детей и прогоняли через благословение священного огня.

И если ветвь племени отдавала ребёнка, священники забирали только его и не трогали других.

Отец Монгво, уже став главой своей ветви, отказался отдать старшего сына.

Священники ушли.

А ранним утром вернулись с армией, чтобы сжечь всё поселение в знак своей власти и силы благословения богов. А Монгво бросили на алтарь вместе ещё с несколькими другими детьми, младше него.

Отец говорил, что душа охотника — это тоже сердцевина. И когда он получает свои первые линии и точки, то древний охотник пробуждается внутри.

Священники же считали, что Монгво уже осквернен, но жаждали доказать, что даже из него можно вытравить зло.

Под жарким солнцем он чувствовал, как вместе с кровью мешается сок чёрного священного дерева, как тот течёт под кожей и жалит изнутри подобно рою пчёл.

Боги не приняли сына Лунного Филина, но, словно в насмешку, одарили колдовством. Раны Монгво затянулись быстро, а сок чёрного дерева питал его, давал выносливость и терпение.

Монгво больше не был охотником. Его сердцевина — колдовство на чёрной крови, дрожь новых источников под ладонями, узоры дыма в фиолетовых кострах от порошков и видения грядущего.

Монгво странствовал, нигде не задерживаясь подолгу, но всё больше обучаясь науке колдовства.

И все годы его преследовал сухой голос священника, который говорил про скверну.

Терпение — первое, чему учат колдунов.

Магии некуда торопиться, даже в быстрых заклинаниях. Поспешишь — и собьёшься. Но терпение не значит безделье. Поэтому свой дорожку к гнилому сердцу священника Монгво выстраивал долго.

Священник Калмэй слыл скрытным и жёстким и уже несколько лет возглавлял Храм. И чем дальше, тем больше притеснял колдунов. Пока его жаркие проповеди про дивный новый мир оседали в душах простого народа, колдуны теряли магические источники один за другим.

По воле богов, конечно.

Те иссушались и редели, а колдуны теряли силу — вместе с ней и жизнь.

Может, священный огонь и мог искоренять скверну, но не помогал, когда на одно из королевств напала чёрная лихорадка, которая косила деревни одну за другой.

Монгво был одним из немногих, кто мог ещё чувствовать источники и подчинять их дикую силу, отдавая взамен капли жизни. Не то, чтобы он дорожил ею, всегда считая себя перышком, которое гонит ветер по дорогам мира, ему не за что было цепляться в этой жизни. Или, может, не хотел — слишком больно было вспоминать о семье, которую однажды потерял.

Только порой мыслями снова и снова возвращался к лесу и ночи костров, которая снилась вместо густых и тёмных кошмаров. Редко, но живыми видениями. Он видел улыбку Эдны, слышал её тихое пение — для кого-то.

Пожалуй, из всех мест, куда тянулась его измотанная странствиями душа, оказался зачарованный лес с его жрицами в коричневатых рисунках ритуальной краски.

И вскоре такой шанс представился.

— Нам нужен этот источник.

— Он в заповедном лесу. Под властью жриц и друидов.

— Я прекрасно это знаю. Кажется, ты там однажды уже был?

Монгво предпочёл не отвечать, а выждать продолжения мысли. За его немногословность и некоторую холодность многие его считали отстраненным и даже равнодушным. Хотя он сам просто не видела смысла тратить лишние слова.

Агнус, королевский колдун, склонился над картой с отметками источников, барабаня в задумчивости пальцами по столу. Сухой, в пропыленных одеждах, он сам недавно вернулся из соседних земель, и никогда не чурался сам работать с источниками.

Они были знакомы уже много лет, но всё-таки пока Монгво метался перелетной птицей между разными землями, Агнус предпочитал держаться на одном месте. И именно он в итоге объединял сейчас всех колдунов.

Границы королевства таяли под огнём богов, а сами священники объявили войну.

Во имя веры. То ли им было мало, то ли за ним стояли иноземные правители, которые хотели покорить чудесный край.

Жрицы стали всё больше закрываться, и пустили бы далеко не каждого к себе.

— Помеченный охотник…. как думаешь, у тебя есть шансы?

— Я не уверен, что жрицы пустят нас к источнику. Но я попробую.

— Напомни им, что даже лес можно уничтожить. Священники хотят объединить земли единой верой, и зачарованный лес — не исключение.

— Я сделаю всё, что в моих силах.

Монгво дождался ночи костров, до которой оставалось не так долго, чтобы вместе с другими гостями войти в лес.

Несколько источников, найденных на северной границе, въелись под кожу ледяным дыханием и прозрачным холодом, который пронзал до костей. Ему до сих пор ночами казалось, что его трясёт от холода, а над ним — толстый слой снега.

Так что хотелось греться у костров. Немного растрепанный, закутанный в тёплый плащ, он верил, что походил сейчас на ночного филина, сына своего отца.

И теперь, сливаясь с отсветами от пламени, среди ритмов барабанов, Монгво с наслаждением прогревался и действительно возвращался к жизни.

К колкому теплу в ладонях, к ощущениям разгоряченной крови.

И отчего-то его манило вглубь леса. Где тише костры и музыка, только шёпот ветра в листьях.

К самой сердцевине.

Монгво ступал тихо, чтобы не спугнуть случайно кого-нибудь и успеть свернуть в сторону. Ему нравилась тишь и сумрак леса, а вскоре мелькнул знакомый домик Эдны.

Он уже сделал шаг вперёд, как она сама выскользнула из дома к маленькому костерку среди круга камней.

И Монгво вдруг ощутил какую-то ребяческую растерянность. Или почувствовал себя неразумным мальчишкой, забравшимся в чужое селение. На миг в душе мелькнуло сомнение, стоило ли тревожить её в такую ночь.

Но он сам не ожидал, что найдёт её так быстро… и не у больших костров.

— Эдна, — позвал он негромко.

— А, великий охотник!

— Прости, что помешал…

— Глупости какие! Садись-ка ближе к огню.

— Сегодня никакого обряда?

— О, нет!

И ему показалось, она усмехнулась. В ней что-то неуловимо изменилось с их последней встречи. Движения перестали быть такими резкими, а сама она слегка мечтательно смотрела вдаль — где за крепкими стволами мелькали огни.

Усевшись у костерка в круге камней, Монгво невольно вспомнил, как в детстве также подсаживался к мудрецам и слушал их длинные разговоры о луне и звёздах, о жизни и смерти.

Эдна села рядом, и их плечи легонько соприкасались.

— Ты нашёл то, что искал?

— Ещё нет. К священнику не так просто подобраться. Но сейчас я помогаю колдунам искать источники и сохранять магию. Священники вещают о новых временах, которые мне не нравятся. В них есть что-то… пустое.

— Хм. У них свои боги. Чего не понимают священники — что мир велик для всех.

— Или просто хотят власти.

Эдна лишь кивнула, а потом достала из поясной сумки тонкую флейту, и хрупкая мелодия взвилась в небо. А когда закончила, Монгво перехватил её тонкие руки и забрал флейту, не сводя с неё пристального взгляда.

Он ощущал спокойствие рядом с ней. Как от встречи со старым другом — когда неважно, сколько вы не виделись, всегда можно продолжить разговор с последней фразы.

Может, потому что оба были отчасти похожи — держались в стороне от других, с грузом в сердце и ощущением дыхания мира и старой магии под рёбрами.

— У моего народа были такие вечера, когда девушки выбирали себе мужчину. И каждый старался превзойти другого. Мать когда-то учила меня…. ну-ка.

Монгво внутри немного робел, но, конечно, вида не подал, правда, и хватило его ненадолго — музыка точно не его, а все уроки давно забыты.

— У тебя получается отвратительно, — хихикнула Эдна, покачивая чашей с вином.

— Куда мне до Великой жрицы!

— Да уж. А у жриц вообще нет мужей. Наш мирок слишком уединенный и закрытый от других, чтобы оставаться здесь надолго. Друиды… весьма своеобразны.

— Слышишь? Барабаны стучат? Но ты сейчас здесь.

— Да. Сама не знаю, почему, но мне даже немного грустно. Или просто при звуке барабанов меня тянет танцевать.

Монгво поднялся и протянул руку Эдне.

— Потанцуй со мной, пока бьют барабаны.

В этот раз — медленно и не спеша, без дикого хмеля охоты.

Монгво с удивлением смотрел на крохотного мальчика, сейчас мирно спящего в колыбельке.

Его сердце билось немного яростнее и с каким-то трепетом. Кто бы мог подумать, что колдун, покоривший не один источник, отвергнутый богами, может вот так теряться при виде крохотных пальчиков.

— Говорят, у вас не бывает детей.

— Не каждый год. И… давно не было, да. К тому же, ты бы и не узнал — мы привыкли воспитывать своих дочерей сами.

— Но не сыновей?

Эдна с грустью вздохнула и отошла от кроватки, в которой мирно спал их сын.

— Жрицы редко рожают сыновей. И обычно их забирают друиды. Но не в этот раз. Видишь ли… даже нас считают не совсем людьми, а миражами. Друиды же… порой идёшь по лесу и не знаешь, — это старый дуб или один из них. А порой они окропляют детской кровью корни деревьев.

Монгво смотрел на Эдну и видел её напряженные плечи, поджатые уголки губ и печаль в глазах. Он легко мог представить, как она отстаивала своё право перед древними хранителями леса, твёрдо и уверенно, не давая самой себе право усомниться.

А ещё он помнил, как отец всегда защищал их от любых напастей, а мама в непогоду рассказывала старые сказки. Даже сейчас, прикрыв глаза, ему казалось, он слышит её спокойный голос, чувствует тепло младшего брата и дыхание сестрёнки на затылке.

Эдна — Верховная жрица, рядом с которой нет никого.

Только хрупкая детская душа.

Монгво понятия не имел, что делать с годовалым малышом, но знал, что не хотел их оставлять одних.

А ещё — кто знает — что передалось тому по наследству крови.

Эдна впервые за этот год спала без тревог.

Сначала её донимала слабость и недуг, так что она злилась на саму себя и продолжала вести дела, как ни в чём не бывало.

А когда она узнала, что будет сын, то начались долгие и заунывные споры с друидами.

Эдна отлично понимала, что мальчику нужен отец, но точно была против друидов в такой роли. И отголоски её тревоги передавались и лесу, а тот насылал тревожные видения, от которых не спалось и малышу.

Так что к этой ночи костров она чувствовала себя вымотанной и уставшей.

Но так не положено Верховной жрице. Не показывать слабость или волнение, если это не связано с лесом и его заботами.

Так что Эдна проснулась с некоторым удивлением — давно не чувствовала себя такой отдохнувшей. Монгво беседовал с молодой жрицей перед домиком, та держала на руках малыша и внимательно слушала.

Было в нём что-то… сдержанно-спокойное.

Ступая босыми ногами по дощатому полу, Эдна вышла на свежий воздух и дождалась, пока они не останутся вдвоём, а малыш — в колыбельке под деревьями.

— Ты ведь пришёл не просто так.

Кажется, на лице Монгво мелькнуло виноватое выражение, но Эдна вовсе не расстроилась — она была наслышана о войне колдунов и священников. А лес хранил много тайн.

— Ты чувствуешь источник в лесу, ведь так?

— Да. Это как…. пульсация в крови. Медленная, но ритмичная.

— Понимаю. Но я не пропущу тебя к нему.

— Эдна…

— Нет, послушай. Здесь всё живое. Думаешь, лес вокруг тебя — всё, за что я в ответе? Лес — это куда большее. Это линии корней под землёй, ветер в кронах, который несётся по всему миру. Мы храним этот лес, потому что он — сердце всех лесов. Их дыхание и кровь. Заденешь не так источник — навредишь всем лесам.

— Не будет колдунов — сюда придут священники.

Эдна с раздражением дёрнула плечами. Для неё они были слишком за лесом. Слишком чужеродные, чтобы понять или признать, что те и правда навредят.

— Но я могу показать тебе то, что не чувствуешь — слабые точки магии.

— И чем они помогут?

— Они ближе к людям, и ими легче овладеть. Но надо знать, как.

— Я должен поговорить с другими.

— Тогда я буду ждать.

Могнво, не мешкая, вернулся в замок с новостями. Агнус только горько усмехнулся:

— Как будто у нас есть выбор! Спасибо, это уже неплохо.

В лес жрицы их лишний раз не допускали — только в окрестности.

Слабые точки магии не сравнить с источниками, но они подпитывали колдунов и их заклинания. Не то, чтобы без них оставались совсем без магии, но точно не могли ничего противопоставить благословению богов или их жатве оскверненных душ.

Монгво сначала пробовал сам — пропускал через себя энергию, усмирял её, порой мешал собственную кровь с землёй вокруг точки, а вместе с ней — и мгновения своей жизни. Эдна учила принимать эту магию, немного необычную, слегка кисловатую и с запахом влажного леса.

Точки отнимали силы, а на освоение каждой порой требовались недели.

Но колдуны наконец смогли противостоять наседавшим на границах священникам и укрепить защитные заклинания вокруг замков и деревень.

Так незаметно пролетело несколько лет — для Монгво, погруженного в шепот леса, его древнюю душу и магию, даже незаметнее, чем для других.

Агнус скупо улыбался при редких встречах и шутил, что скоро Монгво сам станет лесом.

Растрепанным рыжеватым филином с белыми точками и линиями-шрамами.

Это было хорошее время, как потом понял Монгво. Они с Эдной и сыном проводили много времени вместе — или каждый был погружен в свои заботы, чтобы потом у очага вспоминать, как играть на флейте или сушить травы на зиму.

И даже священники умерили свой пыл, так и не преодолев заклинания на границах. Казалось бы, край, в котором ещё хранилась магия и древние обряды, вернулся во времена мира и покоя.

Пока не грянула беда.

Монгво как раз отсыпался после новой освоенной точки, когда его разбудила по-настоящему встревоженная Эдна.

— На границе леса тебя ждёт посланник короля.

— Что-то случилось?

— Я не знаю. Но у меня плохое предчувствие. Не медли.

На Агнуса было страшно смотреть. Посеревший и уставший, он пустым взглядом смотрел в окно и не сразу ответил. На столе крутилась монетка, а сам Монгво внутри с ума сходил от нетерпения и ожидания, но с ответом не торопил.

— Десять колдунов полегли замертво.

— Десять?

— Священники устроили ловушку и заперли в круге без магии.

— Никто не выжил?

Агнус будто и не слышал.

— Они умирали медленно. Я видел тела, Монгво. Их пытали священным огнём, выжигая выдуманную скверну. Может, мы просто не созданы для богов. Может, мы действительно прокляты ими. Но заклинания тают, а с такими потерями…. десятая часть всех нас навеки выжжена.

— Что ты хочешь, Агнус?

— Нам нужен источник леса. Его мощь.

— Эдна предупреждала, что это может быть опасно — как для нас, так и для леса.

— Пора показать жрицам, что их лес тоже в опасности.

Монетка на столе замерла и осталась на ребре, пока Монгво перебирал варианты, не желая признать идею друга. Плохое предчувствие заполняло его сердце и не давало покоя. Ему казалось, мир стал хрупким и тонким, как высушенная бумага.

Только поднеси спичку — и вспыхнет, не оставляя ничего. Только пепел.

— Ты же не тронешь лес.

— Тот, что рядом с нами — нет. Но ты сам говорил — все леса связаны.

— Нет.

— Тогда уговори Эдну пустить к источнику! Иначе у меня не будет другого выхода. Мир, каким мы его знали, исчезнет. Навсегда. Выкаленный священным огнём.

Перед выходом Монгво бросил взгляд на список погибших. Среди них было имя старшего сына Ангуса, недавно вступившего в круг взрослых колдунов.

Эдна долго молчала.

За эти годы казалось, что узоры на её коже потускнели, а живости стало куда меньше.

Но мало кто мог бы спорить с тем, что она — Верховная жрица.

— Нет.

— Агнус в отчаянии. Он готов уничтожить любой лес и сказать, что это священники. Он уже не остановится.

Монгво сейчас ощущал не её мужем или отцом их ребёнка, а просителем и гостем её дома, а она — холодно-отстраненной владычицей земель, где он — просто чужак, однажды ставший на место вечного охотника.

Но его сердцевина — это колдовство и травы, дым и сок чёрного дерева.

— Даже ты не справишься с источником, — с горечью произнесла Эдна. — Пойми, он даст вам всю свою мощь — но потребует и столько же взамен. А если причинишь вред, то и мой лес погибнет.

Монгво понимал, но не мог смириться с её решением. Дикая мысль мелькнула — Агнус прав. Гибли колдуны, деревни обращались в прах — но жрицы замкнулись в своём омуте из корней и мха. Ослепли и закрылись.

Он никогда этого не понимал. Монгво привык к открытому миру, к дорогам, что вьются под ногами, к мирным деревням, в которых не распинают мальчишек в угоду богам. Эдна вряд ли когда-то это видела, только шрамы на его теле, так никогда до конца и не зажившие.

В неторопливом лесном мире Эдны царило тихое спокойствие.

А в мире за стволами и кронами сжимались тиски воли богов.

— Я передам Агнусу твои слова… — холодно произнёс Монгво, поднимаясь с колен, и добавил с лёгкой усмешкой, — Верховная жрица.

Эдна смотрела на него спокойно, но он уже слишком хорошо её знал, чтобы разглядеть, что внутри бушует ураган и боль — наверное, она верила, что сделала всё возможное. Вот только даже этого иногда мало.

Агнус, кажется, воспринял новости спокойнее, чем сам Монгво.

— Значит, есть только точки и несколько источников здесь и здесь, — он ткнул в карту.

— Уже что-то.

— Этого мало! Ладно. Я соберу отряд и отправлюсь к границе, надо выставить защиту.

— Мне остаться?

— Да, поддерживай точки. Мы зависим от них.

Впервые за долгое время Монгво не вернулся в лес и долго ещё лежал без сна, глядя в каменный потолок замка.

Агнус уехал на рассвете, оставив лишь короткое письмо: «береги себя и то, что тебе дорого».

Вестей не было долго.

А потом, одной ночью, Монгво очнулся от крика. Эдна качалась из стороны в сторону, обхватив себя руками и бормотала что-то бессвязное. Застывший взгляд и повторяющиеся движения говорили о лёгком трансе.

В кроватке плакал их сын, растревоженный криками мамы, тянулся к ней и твердил, что ему холодно.

Монгво на мгновение растерялся, но тут же взял себя в руки.

Взял сына на руки и крепко прижал, успокаивая и шепча почти позабытые слова родного языка, похожие на колыбельную. Малыш пригрелся и стал сонно зевать, а вскоре так и задремал у него на плече.

Аккуратно переложив его в кроватку, Монгво вернулся к Эдне, уже затихшей, но ещё в дурмане то ли сна, то ли кошмара.

Её щёки были влажными от слёз, а сама она — бледной и испуганной.

— Они сожгли мой лес.

— Что?

— Я чувствую запах гари. И последние вздохи деревьев. Вижу, как перерезаны горла у юных жриц. Вижу обгоревшие стволы.

— Может, просто кошмар?

Монгво прижал её к себе, успокаивая и прогоняя все страхи, но сердце подсказывало — она права.

Утром пришло известие, когда они оба, так и не уснувшие, в скорбном молчании грядущей беды завтракали на поляне. Молчаливые и печальные жрицы появились сразу отовсюду, и у каждой на лице чернела полоса — траур.

А позже Монгво узнал, что отряд Агнуса не выжил.

Границы пали, и священники вступили в самое сердце колдовских земель и первым делом ворвались в хрупкий беззащитный лес, и даже жрицы не смогли ничего сделать.

Эдна приняла траур молчания и почтения к юным душам, но перед тем сказала:

— Если я и доверю кому-то источник, то только тебе. Но готов ли ты?

— Да. Не сомневайся во мне.

— Тогда дождёмся окончания скорби. И я отведу тебя.

Источник находился в пещере.

И в нём действительно скрывалась неутомимая энергия.

Монгво самого колотило, а ладони покалывало, но к чему промедления? Он поёжился и шагнул вперёд, а узоры, оставшиеся на коже ещё после первого племенного ритуала, засветились и легонько жгли.

Когда-то они должны были защищать маленького охотника от проклятий и злых духов.

Теперь же лишь усиливали ощущения.

Источник находился прямо в центре пещеры, похожий на глубоководное озеро, светящееся изнутри, притягательное, но коварное в своей сути. Нечто тревожное затаилось под его гладью.

Монгво обошёл его по кругу, рассыпая порошок и пробуя коснуться магии.

Озеро дремало.

И тут же зашипело, когда он капнул в него своей крови.

Монгво не успел ничего сделать, когда магия всколыхнулась и захватила его, стараясь выпить изнутри, вобрать в себя всю его энергию. Чужака, посягнувшего на святыню.

Лёгкие жгло, и Монгво рухнул на камни, хватаясь за них и сдирая кожу на ладонях, его мутило, а видения мелькали перед глазами.

Его маленькая сестрёнка соткрытым ртом и застывшим взглядом. Обгоревшее тело отца. Он сам — на алтаре, кричащий от боли. Монгво не хотел переживать этого снова — и всё-таки смотрел, снова и снова.

За священным фиолетовым огнём, который съедает всё вокруг.

За спокойными фигурами в мантиях. Даже сейчас он слышал их монотонные напевы — и от них бросало в дрожь.

Источник высасывал из него все силы и саму жизнь, но Монгво не собирался сдаваться.

Достав дрожащей рукой кинжал, он рассек им руки, позволяя чёрной крови смешиваться с озёрной водой, питая её собственной колдовской силой.

Неугодный богам, но никогда не поклонявшийся им.

Он чувствовал сам лес в этой энергии — древний, старый, с трухлявыми пнями и смертоносными змеями.

С ядовитым соком в чёрных стволах.

Лес всасывал его в себя, злясь на колдуна, в котором чувствовал следы огня.

Но чем больше мешалась кровь и вода, тем больше лес отступал, с неохотой выпуская из капкана пленника. Монгво чувствовал, как в сердце вонзают сосновые иголки, как его кровь становится водой из лесных озёр.

От боли он царапал грудь и тяжело хватал ртом душный воздух, и каждый шрам жёг свежей болью.

Источник вынимал его душу, а казалось — вырезает внутренности.

А потом лес узнал своего охотника и отпустил. Так резко, что Монгво без сил распластался на полу пещеры, едва в силах шевельнуться. Источник успокоился, теперь его магия текла ровно и мерно, как полноводная река, и наверняка каждый колдун сейчас ощутил эту мощь.

Монгво же дополз до выхода, но это было его последнее усилие. Прежде чем он увидел кого-то из встревоженных жриц, ожидавших снаружи, провалился в чёрное беспамятство.

========== - Кости леса - ==========

Монгво не приходил в себя несколько дней, которые провёл в бреду и лихорадке, пока его магия не только восстанавливалась обратно, как вода в колодце, но и привыкала к ощущению источника.

Эдна не отходила от него, постоянно тревожась, победит ли он яд внутри себя. Лес его отпустил, но в то же время даровал частичку себя, а порой она могла обернуться проклятием. К тому же, от истощения наваливались дурные сны и воспоминания.

Чаще всего, он повторял имена родителей и сестры с братом. Реже — тех, кого когда-то знал.

— Мама, что с папой? Он будет жить?

Их сын, Лоарн, которому уже минуло семь лет, походил на Монгво как две капли воды, разве что без узоров на коже. Быстрый и ловкий, он легко покорял тайны леса, разбирался в травах и ягодах и умел выслеживать животных по следами и проверять ловушки.

Эдна всё ждала, когда в нём пробудится колдовство, но он походил просто на тонкого лесного духа, знающего все тайные тропы.

— Конечно. Ему просто нужно отдохнуть. Магия забирает много энергии.

Она крошила травы и настаивала питьё на горьких корешках и кислых ягодах, добавляя к ним частичку волшебства леса. За крепостью колдовских стволов ждали новостей другие колдуны, мерцая по ночам всполохами своих заклинаний.

Другие жрицы с лёгким недоверием отнеслись к их присутствию, а Эдна знала, что те воздвигали свою собственную защиту, черпая силу из других источников, пока лесной всё ещё оставался опасным.

Монгво очнулся на четвёртый день на рассвете, слегка ошарашенный и со спутанными мыслями, но почти сразу попросил пропустить кого-то из старших колдунов. Эдна не возражала и сама провела того тропами леса, ощущая спиной любопытные взгляды других жителей. Колдун с обветренным лицом и старым шрамом на щеке не тратил времени на лишние расспросы.

— Что с источником?

— С ним стоит быть осторожным, — ответил Монгво, удобнее устраиваясь на шкурах, — черпайте магию, но помните, что затрагиваете и лес. Защищайте границы, но не нападайте.

— С такой мощью мы могли бы откинуть священников далеко…

— И что дальше? — усмехнулся Монгво. — Они вернутся, так или иначе. Будут снова сжигать деревни и обращать детей в их веру. Это не та война, которая нам нужна. Храните границы, но не надо лишних жертв.

— А кто дал тебе право, Монгво из степей, так лихо отдавать распоряжения?

Эдна видела его спокойный взгляд, и ей на миг она ощутила, что вместе с ним на мир смотрит сама древняя душа леса из источника, с которым он теперь связан. Вряд ли он сам на что-то претендовал или желал для себя этой роли. Всего лишь странник, впитавший в себя леса, вольные ветры, дороги и узоры.

Монгво долго молчал, и в небольшом домике Верховной жрицы леса пульсировала затаенная сила. Пока колдун со шрамом не стушевался и не закутался плотнее в потёртый плащ, проиграв пару мгновений перед Монгво.

— Я лишь предупреждаю, что с источником стоит вести себя аккуратно, а если взять слишком много — вы навредите лесу и всему живому здесь. В том числе и мне. И разве войны вы хотите?

— Нет. Король благодарен, что наши земли теперь защищены.

— Вот и хорошо. Я вернусь к вам через пару дней.

И когда колдун со шрамом ушёл, Монгво уже крепко спал.

***

Колдуны прислушались к словам Монгво и не брали из источника больше, чем стоило, и за пару лет в их землях установилось то, что можно назвать покоем. Священники то ли удовлетворились тем, что уже получили, то ли копили новые силы, но щиты на границах были не подвластны никаким молитвам.

Монгво всё ещё путешествовал и временами брал с собой сына, считая, что тому полезно повидать мир. Эдна вовсе не была против, а сама предпочитала оставаться в лесу, хотя давно подготовила несколько жриц, чтобы её могли подменить.

— Уверен, они справятся без тебя, — шептал Монгво каждый раз, бережно лаская её под шорох ветра в кронах деревьев. — Поехали с нами.

— Я нужна лесу.

— А он нужен тебе, да?

Кожа Монгво всегда немного пахла дымом и горьковатым следом всех заклинаний, которые он умело творил днём, пока она слушала дыхание леса. Для неё он стал пульсирующим ярким огнём, языком пламени, которое никак не может замереть.

Она сама — безмятежность тумана на ветвях деревьев.

— Я — его жрица. А ты — его охотник.

Казалось, Монгво временами досадовал на её отдаленность от другого мира, но ни разу не попрекнул её в этом, как и повзрослевший Лоарн, которому искренне нравились поездки с отцом.

Пока сама беда не тронула всё, что было им дорого.

***

Лес увядал.

Эдна тревожилась.

Её беспокоили холодные сны со стылым туманом и трясиной, в видениях грядущего она видела выгоревший лес и мёртвые камни, сложенные в священные башни — не колдовские, а для молитв и подношений.

В тот год ночь костров не удалась — олень пал не от стрелы охотника, а от остановившегося сердца, и среди жриц поползли тревожные слухи. Летняя листва жухла на глазах, обращаясь в желтовато-красную пыль в ладонях, а подземные соки не питали, а отравляли корни.

Эдна колдовала.

Собирала круг жриц, и вместе они вплетали свои силы в лес вокруг себя, макали пальцы в густые настои и чертили знаки на коре деревьев. Отдавая все силы, она всё больше приходила в отчаянье.

— Ничего не помогает!

— Может, что-то не так с источником? — хмурился Монгво, сам расстроенный, что ничем не может помочь. — Я проверю.

— Нет. Тут что-то иное. Я не чувствую, что источник отравлен.

— Мы были осторожны.

— Я знаю. Как бы мне ни хотелось, придётся созвать совет жриц и друидов.

— Это опасно?

— Ничего, с чем бы я не справилась.

Монгво лишь коротко кивнул, но в уголках его глаз она видела тревогу, а морщинка на лбу выдавала, что ему не нравится эта затея. Друиды за все эти годы никак себя не показали, скрываясь в своём каком-то мире, но ему было достаточно того, что даже сама верховная жрица их опасалась.

Эдна шагала по лесу, стараясь услышать его, как бывало раньше, но тот то ли оглох в ответ на её зов, то ли не желал откликнуться. И это было страшно. Её дом и крепость, собственный живой и такой разный мир, где всё размеренно и циклично, таял и рассыпался.

Она не помнила своих родителей.

Порой ей казалось, что она так и появилась на свет где-нибудь в гнезде на дереве, созданная из листьев, тонких солнечных лучей и веточек. Хотя иногда в далёких воспоминаниях всплывал зыбкий образ женщины такой же хрупкой, как и сама Эдна. Одна из жриц леса. Даже её имя стёрлось, как и черты лица, голос и ощущения прикосновений.

Отца так и вообще Эдна не знала, воспитанная лесом, старшими жрицами и традициями. Её храм — сплетение ветвей над головой, её дом — мощные шершавые стволы дубов, её дыхание — вздохи ночных птиц.

Некоторые шептали, потому она и стала Верховной жрицей — слишком далёкая от простых людей и забот, погруженная в неизменность циклов и ритуалов, отчасти отстраненная от всего, что за границами.

На её коже были свои узоры — все девять ступеней посвящения. Рыжеватые орнаменты, как рассыпанная по телу осенняя листва. Иногда она думала, а каково это — иметь семью? Помнить родителей и их ласки? И, как умела, старалась всё это дать собственному сыну.

Часто она с удовольствием слушала рассказы Монгво о его племени.

Теперь её дом в опасности, которой нет названия. И она готова на всё.

***

— Лес умирает, Эдна. И в этом твоя вина.

— Неужели, Анук? И в чём же?

— Ты впустила чужаков и позволила прикоснуться к источнику, а его воды смешались с испорченной кровью колдуна. Твой сын шастает по миру, а не учится у нас.

— Это мой сын.

— А не наш, ты хочешь сказать?

— Не твой, Анук.

Друид втянул носом воздух и зло бросил:

— Ты нарушаешь вековые традиции и не чтишь лес.

Эдна была готова к таким обвинениям, но всё-таки слова царапнули изнутри, в то же время придав смелости и злости.

Друиды походили на сами деревья. Их коричневатая кожа отлично сливалась с корой, а наощупь ощущалась едва шершавой. В длинных волосах запутались мох и травы, и в глазах, подёрнутых пеленой, застыли отражения всех минувших лет. Анук был самым молодым, и то старше неё.

Однажды он вступил в ряды охотников, а она проводила обряд как простая жрица.

Все ждали дитя, но лес не был благосклонен.

С тех пор друиды перестали приходить на ночь костров, хотя порой всё ещё заключали союзы с жрицами, но мальчики не рождались. Причин никто не знал.

— Ты знаешь, что бывало раньше. Были времена, когда лесу грозила опасность. Ведь его защита — твой удел, не так ли?

— Не тяни, Анук, ведь ты давно уже всё придумал.

— Мы заберём твоего сына. Лес испорчен силой колдуна, которая течёт и в его жилах.

— Всё верно он говорит, — вступил другой друид с застывшим взглядом, старый, с сучковатыми пальцами и в короне из веток, — мы расщепим его кости, прольем кровь в корни ясеней, его глаза станут глазами птиц, а рёбра — ветвями.

— Его сердце будет вечно биться в подземных пещерах.

— Его кожа впитается в лесной покров.

— Мальчик, который никогда не станет друидом, но спасёт лес.

Эдна сложила руки на коленях, скрывая дрожь. Равнодушие и безразличие в их словах пугало куда больше самих слов. Но она отлично знала, что от своих замыслов друиды не отступают никогда.

— Монгво ни в чём не виноват. Источник в порядке.

— Но лес умирает. Мы — его хранители. А кто ты, Эдна? — подался вперёд Анук. — Жрица или подстилка колдуна, которому плевать на твой дом?

Жрицы поднялись вместе с ней, почувствовал её призыв, пусть среди них и были согласные с друидами. Или просто напуганные умиранием собственного дома.

— Я прошла все девять ступеней посвящения, на моей коже куда больше узоров, чем у других жриц, и Лес — мои владения. Вы не тронете моего сына.

— Или что? Напустишь на нас колдунов?

— Можно пропитать кровью корни дерева, но болезнь леса лечится жизнью. И дарами души. Я выясню, что происходит с лесом.

— У тебя было достаточно времени, — изрёк друид в короне из веток. — Ритуалы не помогали. Изгони колдунов, закрой источник, подари лесу свою плоть и кровь, и он простит тебя. Лес гневается.

Эдна молчала, не находя слов. Всем жрицам не сладить с мужской частью леса, погрязшей в каких-то дымных видениях и снах. И вряд ли все жрицы будут на её стороне, воспитанные, прежде всего, идеей беречь лес.

Но сына она им не отдаст.

Пусть они с Монгво уедут куда подальше, пусть никогда не вернутся, но будут вдали от тех, кто хочет — и может — забрать их жизни. Эдна справится с одиночеством, от которого так отвыкла за долгие годы.

— Есть другой способ, — выступила вперёд одна из жриц, та, что никогда не боялась возражать, — без смерти.

— Какой же? — Анук явно не верил её словам.

— Мальчик — не друид. Но он — сын охотника и жрицы, зачатый в ночь костров. Можно связать его с лесом, смешать их души. Если Монгво привнёс болезнь, то его сын может излечить вместе с магией жриц. Так делали когда-то давно.

— Как любопытно. И весьма болезненно, если я правильно помню.

Он испелял взглядом Эдну, и в его взгляде она видела некоторое торжество.

— Да будет так, — подвёл итог старший друид. — И помни, Эдна, попробуешь скрыть мальчика, мы обратим мощь источника против колдуна. Ведь они тоже отчасти связаны.

Эдна лишь кивнула.

***

— Это безумие!

Монгво в этот раз не сдерживал своей злости.

— Я увезу Лоарна как можно дальше. Можешь оставаться в лесу или поехать с нами.

— Они убьют тебя!

— То, что ты говоришь, — это пытки. Пытки нашего сына. Так же…

— Как и твои в детстве.

Эдна помнила. Она видела его кошмары, чувствовала его боль, знала каждый шрам на теле. Узоры охотника и метки священного фиолетового огня. И в то же время впервые в жизни Эдна так отчаянно боялась, зная, что от её действий зависят две другие жизни.

Она не сомневалась, что друиды применят все свои угрозы. Ради леса.

И неважно, как далеко уедет Монгво с их сыном. Источник с прохладными водами всегда будет в лесу, нужный другим колдунам.

— Другого выхода нет. Мы не знаем причину болезни леса, ничего не помогает. Ни ритуалы, ни вся магия, которую я вкладываю. Я не прошу тебя понять. Но я не знаю другого способа.

— Лоарну будет больно? Как сильно?

— Это болезненный ритуал. Но не такой страшный, как у священников.

— И кто его проведет?

— Я сама.

Взгляд Монгво прожигал насквозь, а за его спиной ощущалась тяжёлая мощь колдовской силы, которая питалась из источника. Эдна ждала, что он сейчас повернётся и уйдёт, а у неё не хватит мудрости и смелости его остановить.

— Тогда мы сделаем это вместе. Я буду следить за источником и чувствовать Лоарна, а ты проведешь ритуал.

— Монгво…

Он подхватил её, когда она бросилась к нему, как маленькая девчонка, и долго гладил по волосам, позволяя сейчас быть слабой.

Потому что Верховная жрица не имеет на это права.

***

Лоарн слушал внимательно, не сводя взгляда с отца.

— Я могу излечить лес?

— Да.

— И для этого надо стать таким, как ты или мама? Стать колдуном?

— А ты этого хочешь?

— Да! Я знаю, что рождён после ночи костров, но все эти годы я не стал ни друидом, ни колдуном. Всего лишь охотником, — расстроенно закончил он.

— Это то, что даёт тебе силу, — серьёзно заметил Монгво. — У каждого она своя. Не всем быть колдунами.

— Но я хочу! Раз я смогу спасти лес!

— Будет больно.

— Я выдержу. Как и ты.

Монгво покачал головой, слишком хорошо зная, что боль порой слишком сильна, но об этом узнаешь только потом, когда кожа покрыта порезами и ожогами, когда пылает до онемения и жжётся снова и снова.

— Мы будем рядом.

Эдна притянула к себе сына и поцеловала в макушку, думая о том, как быстро вырос её мальчик.

***

Ритуал проводили рядом в пещере с источником — так проще было для всех. Монгво следил за ним, пока жрицы готовили всё для обряда, а друиды изваяниями застыли около стен, мерцающих голубоватым свечением. Пахло сырыми грибами и мхом.

Лоарн, с расширенными зрачками, бледный, опоенный зельями, лежал на тёплой шкуре, хотя вряд ли сейчас чувствовал хоть что-то, будь то холод или удушливая жара. Кто-то из жриц шепнул, что вряд ли мальчик осознавал, на что шёл, но голоса тут же уже улеглись под коротким взглядом Монгво. В его племени в одиннадцать лет уже охотились наравне со взрослыми, учась на практике ремеслу. Он сам получил первые узоры в десять. Его сын справится.

Эдна вошла в пещеру последней. В простом коричневом платье, с туго заплетенными волосами, она казалась воплощением леса. Зелёные полосы на лбу и лице, вымазанные соком диких ягод губы, тонкие руки обнажены.

За столько лет магия леса всё равно оставалась некоторой тайной для Монгво. Он мог пользоваться источником, но не самим лесом, так что теперь мог лишь также наблюдать за движениями Верховной жрицы. За тем, как ритуальный нож вспарывал кожу их сына, как разливалось подобно густой смоле тугое заклинание обряда под звук напевов и ритмов жриц.

Лоарн тихо постанывал, а зеленоватое свечение становилось сильнее под кожей, напоминая об обратной стороне леса, подземной, сыроватой, с корневищами грибов из тонких нитей и всполохами пламени по тёмной коре чёрных деревьев.

Громче и резче становилась песня жриц, громче — стоны Лоарна, который заметался на шкурах, но Эдна не обращала внимания, не сбиваясь с ритуала. Источник бурил и пенился, подпитывая рожденного в лесу, и Монгво ощущал тревожное беспокойство, но не вмешивался.

Любой сдвиг магии сейчас мог быть опасен.

Эдна втирала в порезы соки жёстких листьев и вплетала лес.

Жрицы держали круг, чтобы не дать этой мощи выплеснуться наружу.

А в глазах друидов мелькало едва заметное любопытство, чем всё кончится. И будет ли вред лесу.

На теле Лоарна прорастали крохотные древесные побеги, тут же тая в дурмане дыма от заклинаний. Источник шипел и плевался, но держал маленького охотника, впуская того в глубину лесной чащи. Так, что он оттуда мог и не вернуться.

Эдна начертила собственной кровью из уколотого пальца последний рисунок на груди Лоарна и, молча поднявшись, отступила. Нужно было время, чтобы заклинание укрепилось, а с ним — и душа леса. Обряд — это половина дела.

Куда важнее, примут ли Лоарн с лесом друг друга.

Монгво последовал за друидами на свежий воздух, дожидаясь, пока те вознесу хвалы древним силам. А потом окликнул Анука.

— А, колдун. Что ещё ты хочешь? Как ещё ограбить наш лес?

— Я только дам короткий совет, друид. Почаще оборачивайся. На всякий случай.

— Это угроза?

— Пожелание для долгой жизни, и не более.

Анук в раздражении дёрнул плечом, но ничего не ответил, и только последовал удалявшейся уже веренице друидов среди деревьев. Когда же Монгво вернулся в пещеру, жрицы укутывали Лоарна, а Эдна сидела у источника, хмуро глядя на своё отражение. Уставшая и обессиленная, она всё ещё выглядела гордой и величественной.

И только когда Монгво опустился рядом, так близко, что своей спиной загородил их от круга жриц, она посмотрела прямо на него, не скрывая слёз.

— Получилось? — спросил он.

— Да. Он будет долго привыкать, но лес принял его. Я всё ещё не слышу его так хорошо, как раньше, но знаю, что наш сын теперь продолжение леса.

— И что будет если лес не вылечится?

— Не спрашивай меня. Не сейчас.

Монгво кивнул и притянул Эдну к себе.

Они оба не отходили от Лоарна все долгие часы, пока он пребывал то ли в сне, то ли в дурмане, сладковато-травянистом, в блужданиях между двумя лесными сторонами. Его стоны то затихали, то становились сильнее. Он то шептал про дикую охоту, которая никого не щадит, то про огонь, который так жжётся.

А потом он резко пришёл в себя и, вцепившись пальцами в рубашку неспящего Монгво, шепнул, глядя в никуда:

— Лес не увядает. Он уходит. Друиды хотят спрятать его. Лес рвут на части. Он просит о спасении. Пожалуйста… ему больно. Оставьте лес в покое.

И после этих слов Лоарн закричал и рухнул обратно в глухое беспамятство.

========== - Коснись меня - ==========

— Вы спрятали от меня лес! — Эдна не сдерживала своего гнева, едва вступив во владения друидов. — Я не могла его услышать, пока вы забирали его магию.

— Мы стареем, — ответил старший друид, незримый взгляд упёрся куда-то ей за спину. — Даже мы. Сейчас границы скрыты магией колдунов, но новые угрозы придут. Мир уже не тот, каким был.

— И вы хотели убить моего сына?

— Он бы пропитал его и дал силы прорасти глубже в мире, где можно укрыться.

— От чего? От жизни?

— В вечности. Сохранить всю магию, что у нас есть. Сердце леса, наши обряды. Каждый год всё меньше рождается детенышей у жриц. А люди забывают даже ночь костров и простые традиции. Им всё ближе становится вера священников даже в наших землях. Наш срок истекает. Уйдешь ли ты вместе с лесом?

— Вы хотели, чтобы я связала Лоарна с лесом, — с горечью ответила Эдна. — Вы хотели, чтобы он стал его хранителем куда больше, чем даже я сама. Чтобы мы ушли вместе с вами. Потому что как иначе может поступить Верховная жрица?

— Ты могущественна, и твой сын сможет тебя однажды заменить. Друид и охотник, ему самое место среди нас, — хищно улыбнулся Анук. — А не среди колдунов и людей.

— Вот моё слово тебе, Анук, — этому не бывать.

Эдна ушла немедленно, даже не обернувшись, когда её окликнул хор голосов.

***

— Священники и правда забирают магию из источников, — подтвердил один из разведчиков, который вернулся с границ. — Может, у них и есть боги. Или это просто какая-то другая магия. Но границы пока крепкие.

— А что дают нам источники? — задумчиво протянул Монгво.

Сейчас колдуны собрались в замке короля, который восседал во главе стола, но не вмешивался в их разговоры. Его дело — управление государством и армия, но не магия. Но он должен был быть в курсе того, что творится.

Уже подступали зимние холода, и внутри каменного замка было как-то зябко, хотя ещё не так, как бывало суровыми ночами. Монгво уже привык к лесу и уюту небольшого их с Эдной домика, но так и не разлюбил время от времени уходить в мир людей

— Я тебя не пойму, Монгво из степей, — заметил колдун со шрамом.

— Мы всегда привыкли полагаться на источники, так? Мощные и сильные заклинания, на которых просто не хватает сил. Я сам чувствую их пульсацию под землёй, в воде или камнях. Но мы научились за эти годы так многому. Кто из вас не сможет исцелить той магией, что внутри? Или воздвигнуть щиты?

— Источники — лишь средство, — кивнул разведчик. — Я ими почти и не пользовался, пока скрывался от священников.

— Пора перестать быть зависимыми от чего-то или кого-то, — Монгво поднялся и обвёл каждого в зале внимательным взглядом, а потом кивнул королю, — я лишь говорю о магии. Создадим заклинания, проверим, у кого на сколько хватает ресурсов. Мир не стоит на месте.

— Никто не любит перемен, — заворчал колдун со шрамом. — Но я понимаю тебя.

— А ещё можно затаиться! Знаете, чем хороши разведчики? Нас никто не замечает. И одного поймать очень сложно, чем целую армию. Священники приходят напором и огнём. Им легко нас сразить, потому что мы все очевидны.

— По-моему, весьма годная идея. Рассыплемся по миру. Будем всегда рядом, но не заметны. Возможно, не всегда магия нужна людям. Возможно, им достаточно лёгкой веры с подношениями и молитвами.

— Нам надо подумать. Всем вместе, — король поднялся и, выждав пару мгновений, удалился из зала.

Колдуны ещё долго обсуждали эту идею, спорили и строили планы, но Монгво знал в этот миг, что в душе они уже согласны. Они уже думали, как это сделать лучше.

Он только надеялся, что уговорит Эдну поехать с ним, потому что прятки в лесу больше не для него.

***

Эдну он застал перед их домиком, как когда-то утром после ночи костров. Рассыпанные волосы по спине и плечам, лёгкая туника и штаны, чашка с ароматным чаем. Вот только тогда она ему казалась безмятежной, а сейчас — печальной. Явно неспроста.

— Что на этот раз?

— Друиды уводят лес в глубину мира. В застывающую вечность, где нет времени. Они хотят сохранить древнюю магию и живой лес.

— А почему бы им не прогуляться в мире, а? Может, поумнели бы. Пообщались с людьми, увидели, что такое настоящая жизнь.

Монгво сел рядом, не скрывая раздражения. Жриц он всегда воспринимал как хранительниц тайн и жизни, а вот друидов не понимал. Они для него мертвели и старились, даже если внешне оставались молодыми. Может, он слишком много странствовал и теперь не мог усидеть на месте, но чем дальше, тем больше лес превращался для него в клетку.

— Я связана с лесом. Как и Лоарн. Лес разрывает — он ни здесь, ни там. И его хранители уйдут вместе с ним.

— Что за чушь! Эдна, ты этого хочешь? Чего хочешь ты сама?

Она посмотрела на него немного испуганно, словно не понимая, о чём он спрашивает. И долго молчала, наблюдая за солнечным светом сквозь опадающую листву. Лес болел, и Лоарн казался таким же истощенным, а ещё часто мёрз.

Монгво ждал — терпения у него было достаточно.

— Я хочу быть рядом с тобой. И вернуть нормальную жизнь Лоарну.

— А так он тоже запрётся в этой вашей вечности. Неужели ты не видишь, что он другой? В нём слишком много энергии.

— Наверное, впервые в жизни я не знаю, что делать. До этого всё было устоявшимся. Понятным. Цикл за циклом, четыре сезона, круги жизни. Лоарн теперь погибнет, если лес уйдёт.

— А он сам спрашивал об этом у леса? Или вы всё решили за него?

Монгво злила эта зацикленность на «так должно быть», но он понимал, как тяжело принимать перемены. Колдунам его идеи дались проще, а вот жрицы слишком завязаны на том, что вокруг них, на самом лесе.

Раньше, много лет назад, он хотел мести. Узнать имя священника, выследить его, отплатить теми же мучениями. Но прав был его отец — месть разрушает. Порой куда важнее защитить то, что ты обрёл, чем разрушать то, что уже не вернуть. А теперь у него есть Эдна и Лоарн, и он не собирался их отдавать друидам.

Поэтому вечером, когда на пороге дома появился хмурый и мрачный Лоарн, Монгво позвал его за собой на один из холмов, откуда виднелся простор неба. Всю дорогу сын молчал, не забрасывая вопросами или отвлекаясь на мелочи, которые привлекли его внимание.

Монгво заговорил только, когда они уселись на холме.

— Ты хочешь уйти вместе с друидами?

— Нет. Но разве есть выбор?

— Попробуй это узнать. Ты говорил с лесом?

Молчание и короткое пожатие плечами.

— Мне он снится. Каждую ночь. Показывает, как ему больно, как высушивают его друиды. Он сам хочет уйти. И тянет меня за собой.

— Я знаю, — мягко заметил Монгво. — Я знаю твои кошмары. Но не сдавайся. Покажи ему свою боль. Покажи ему мир за деревьями. Всё, что мы видели с тобой. Расскажи свои сказки.

— Это поможет? — вскинулся Лоарн, и его сердце забилось чаще от мелькнувшей надежды.

Монгво не знал, но твёрдо ответил:

— Да.

В ту ночь Лоарн метался во сне и вскрикивал, а потом затихал. Монгво сидел рядом, погрузившись в лёгкую дрёму, готовый в любой момент разбудит сына. Эдна, которая сама не могла уснуть, занималась заготовками и раскидывала гадальные руны, которые давали неясные знаки.

Наутро Лоарн проснулся с ясным взглядом и улыбкой.

— Лес увидел. Он не знал, что мир так велик. И заберёт с собой только тех, кто готов уйти. Но надо торопиться, иначе он скоро растает совсем. То, что начали друиды, уже не остановить.

Эдна наносила на кожу жрицы узор седьмой ступени. Достаточно, чтобы стать верховной жрицей, а другие две не так важны. Возможно, их выдумали даже просто так.

Преемница тоже умела слушать лес, и до неё, как и до Эдны, снова доносились отголоски его души. Обряд проходил на закате перед последней ночью, когда все соберутся на праздник. Слух о нём разнесся по всем ближним деревням, и многие, ведомые то ли ощущением грядущих перемен, то ли общим настроением, тянулись в лес.

К кострам и громкой ритмичной музыке.

Эдна закончила, когда последний луч мазнул по кронам деревьев. В лесу ночь наступает куда быстрее, чем на открытой местности.

— Готово, — она тепло улыбнулась, с лёгкостью отпуская от себя лес.

— И тебе не жаль? Ты не уйдёшь с нами?

— Нет, милая. Я устала. И вечность — это слишком много для меня.

— Я буду скучать.

— Ты просто однажды забудешь всё это. Так и случается. И в этом нет ничего дурного, главное, что ты шагаешь туда, куда зовёт тебя сердце.

Они поднялись одновременно и сплели руки, ощущая теплую пульсацию в ладонях. Эдна прощалась с лесом и слышала, как он касается её напоследок. Ветром в кронах деревьев, запахом мха, прикосновением колючих иголок, собственным хвойным дыханием.

И в один миг ощутила лёгкость. Она открыла глаза и улыбнулась новой Верховной жрице.

Монгво любил танцевать, хотя мало кто об этом догадывался. Но ему нравилась ночь костров, стук барабанов, всполохи огня вокруг и запах дыма. В такие ночи он смеялся больше обычного, двигался в ритме музыки, позволяя ей увести себя.

Их задумка с источниками всё больше удавалась. Колдуны использовали только то, что внутри них и не трогали источники. Магия стала незаметнее, более скрытной, даже пали границы.

Король пригласил Калмэя, старшего священника, к себе в земли, зная, что за его спиной скрыты колдуны. Монгво долго наблюдал за тем, кто однажды мучил его молитвами и огнём, не зная, кем станет тот мальчик. А потом просто исчез из зала, не тратя свои заклинания на обрюзгшего старика, который тяжело опирался на посох.

Король всегда знал, как найти колдунов. А они сами чувствовали друг друга — саму суть магии.

Слегка запыхавшись, Монгво уселся у костра, ощущая его жар у себя на лице.

Лоарн мелькал то там, то здесь, как и слышался его звонкий смех. Он уже предвкушал новое путешествие и забывал, как заходился в кошмарах про подземный лес.

Монгво заметил мелькнувшую среди деревьев фигурку Эдны и, поколебавшись, всё-таки тихо пошёл за ней следом. Ночной лес завораживал, казалось, он полон скрытых тайн и жителей с тонкими крылышками или огромными глазами. Шум от костров затихал, когда Монгво удалялся сквозь заросли за лёгкими шагами жрицы.

Эдна замерла у старой ели, касаясь ладонями коры и прижавшись щекой.

Она напоследок слушала лес, и Монгво осторожно шагнул назад, ощутив, как нарушает таинство.

Впрочем, у него оставалось ещё одно дело в эту ночь.

Праздник продолжался до утра, а с рассветом лес затих.

Жрицы и друиды уходили по туманным тропам, и лес, тот живой лес, полный магии, заступался за их шагами. Эдна чувствовала, как всё вокруг становится тише и тоньше, как бледнеет орнамент на коже, а прощальная песня затихает. Ей было одновременно и грустно, и легко, а от неизвестности кружилась голова.

Или просто от вина.

Заспанный растрепанный Монгво подошел со спины и крепко прижал к себе.

— Удивительная вещь, — негромко произнесла Эдна, — но не все друиды сегодня ушли.

— Да?

— Анука нашли мёртвым на краю болота. Кажется, он умудрился утонуть.

— Удивительно! Наверняка не знал толк в выпивке. Что сказали друиды?

— Им нет дела. Для них он оказался слишком подвижным.

— А что ты думаешь ты?

Эдна повернулась к нему и крепко поцеловала.

— Что теперь я хочу увидеть весь мир, о котором знаю так мало.

— Тогда стоит начать собирать вещи.

Лес шелестел вокруг своих жриц и охотника, связанных огнём и кровью.