Плотная опека [Святослав Юрьевич Рыбас] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Рыбас Святослав Юрьевич ПЛОТНАЯ ОПЕКА
Бакота боится меня. Мы приезжаем в Москву или в какой иной город, и Женя гаснет. Он глядит зоркими глазами бывшего защитника на мое несчастное иссушенное лицо, и в его взгляде я читаю боязнь. Вся команда, основа и даже дубль, изучает в такие минуты тренера, она знает, что сейчас Бакота будет предупредителен и застенчив, как на приеме в обкоме. Дело в том, что у нас в городе командует Бакота, а на выезде — Акульшин. Женя завистлив и боится, что я займу место старшего тренера. Вполне вероятно, этот сезон у меня последний, и я понимаю Женю. Сейчас мы дома. Лето тягуче-южное, акации и клены у моего дома запылились и жухнут. Дождей нет. Дома я редко, все за городом, на Кирше. Там наша база. Но режим у Бакоты — не дай бог, тюрьма. От нас ждут побед, мы измотаны и стали психами. Утром я гоняю мяч, забиваю с правой и с левой. Тимченко надежный вратарь, а я все-таки забиваю. У меня силы немолодые, но играть можно. Бегаю кроссы, поднимаю штангу, плаваю в озере. Врач пока доволен: «мотор» тикает исправно, а это главное. Сегодня утром я проснулся с тяжелой головой, в ней за ночь что-то нарушилось, снилась ерунда. Мой сосед по комнате, Витя Тимченко, уже натягивал тренировочный костюм, а я все валялся. — Подглядываешь? — спросил он. — Доброе утро, Акуля! — Доброе, — проворчал я. Сон не выветривался. Я зажмурился и стал прокручивать его снова. Жутко здоровый, квадратный мужик в костюме в полосочку идет за мной следом по теневой стороне. Я его припоминаю, это знаменитый Кубасов, непроходимый защитник. Откуда-то я знаю, что его тренер поручил меня ему, и тот приклеился ко мне и тащится по улице. Меня изучает. «Ага, — говорю я себе, — боятся Акульшина. Перехитрю тебя, Кубасов». Я забегаю в павильончик «Пиво-воды». — Стакан яблочного. Медленно пенится сок, журчит. Становлюсь боком к входу и пью, потом конфеткой закусываю. Все чин-чинарем, как после стакана сухого. На мокром прилавке — мокрые монеты. Вот они уже сохнут в ладони. Кажется, я сыграл без осечки: Кубасов удовлетворен нарушением режима. Еще я покупаю у толстой, рыхлой продавщицы сигареты и закуриваю сразу. Кубасов вразвалку выходит из павильона. — Что, не видишь? — кричит продавщица. — Не курить? Что вытаращился как баран на новые ворота. — Извините, — улыбаюсь я. — Жарко… Я вообще-то не курю… Я выбираюсь в неподвижное городское лето. В стеклянной двери отражается моя фигура, поджарая, длинная, в легких белых брюках и тенниске. А из кулака пружиной вьется дым. — Товарищ Акульшин, как завтра? Не осрамитесь? — На меня смотрит мужик в золоченых очках и в соломенной шляпе. У газетного киоска затаился Кубасов. А я-то думал, что он ушел. — Что вы! — ору я. — У них дворовая команда. Я на тридцатой минуте забиваю штуку — ахнете! План у нас разработан… Я умолкаю, подмигнув соломенной шляпе, и он понимает: тайна пока, известное дело. — Такси! — кричу я. — Быстрее! Прямо! И наконец я выбрасываю сигарету. Во рту сухо, нехорошо. А я доволен: слежка закончилась. Я поворачиваюсь к шоферу. Что творится! Это же Кубасов! Тьфу ты, господи прости. Он улыбается: — Куда, Акуля? — А-а… Ты… — тяну я. — Ладно, пора обедать. — Коньячку хочешь? — Ладно, давай коньяку. — Ты не думай, Акуля, я ничего. Тренер сказал присмотреть, к тебе привыкнуть. Не злишься? — Завтра мы вам наклепаем. Кубасов вздыхает. У него добродушная физиономия. И мы сидим за столиком, пьем боржоми. Ресторан в нашем провинциальном городке средний. Официантка Вера старается, приятно за нее, Кубас наш гость. Она черненькая, глаза детские, чистые, в них что-то мелькает, когда она на меня смотрит. — Режимишь? — спрашивает Кубасов. — Режимлю, — отвечаю я. — В моем возрасте без строгости — прогорю. — Волевой ты, Акуля. Я тебя уважаю. — И я тебя, — отвечаю я, но я его не уважаю, говорю так из вежливости, неприятных слов не люблю. — Ты давай ешь, такой солянки нет и в столицах, ароматнейшая соляночка. От тарелок пахнет маслинами, лимоном и жирным наваром, нагоняет аппетит. Мы уработали соляночку, оглянуться не успели. — Учишься, Акуля? — спрашивает Кубасов. — В техникуме, в институте, в школе тренеров? — Институт закончил. — Теперь не страшно, когда игру бросишь. У меня-то девять классов. — Не горюй, — говорю я. — Ты еще молодой, все впереди. Тебя же во вторую сборную включили… Мне жалко было этого здоровенного Кубасова. Он раскраснелся и горько хлопает ресницами. — Включили!.. В запасе просидел. Несовременный я защитник. Я разрушитель, а надо создателя. Кто такое навыдумывал? По мячу-то ударить не могут, не то, что по ногам… — Он наклоняется ко мне: — Я так, к слову. Не подумай. Я постараюсь тебя не поломать. — Ты современный защитник, — успокаиваю его. Расхотелось мне обедать. Сказать бы тут ему, кто он такой — костолом, мясник, враг. Я не говорю. Нет, я не боюсь, просто нашла- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
4 часов 24 минут назад
4 часов 26 минут назад
5 часов 24 минут назад
5 часов 46 минут назад
23 часов 46 минут назад
23 часов 46 минут назад