Полынь [Леонид Георгиевич Корнюшин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (201) »
Корнюшин Леонид Георгиевич Повести и рассказы
ПОВЕСТИ
Солдаты ехали с войны
I
Военный эшелон медленно, подолгу простаивая на станциях, подвигался с запада на восток — все дальше в глубь России. Другие эшелоны шли в обратном направлении — туда, где лежала, дымилась и пахла горелым железом и кровью почти поверженная Германия. В вагонах эшелона, который двигался на восток, то есть домой, люди не отрываясь смотрели в маленькие окна на бегущую навстречу землю. А там, за окнами, всюду, куда проникал их взор, — было страшное, горькое разорение. Деревни — где одна, где две уцелевшие хаты — со своими черными, нагими печными трубами проплывали во мгле весенних туманов, чернели на косогорах. Иногда рядом с голой печной трубой какой-нибудь веселый — человек, скинув шинель, махал топором, мелькали худые лица детей, надрывающиеся в возах кони, и все это, соединенное в одну картину, представляло собой горькое и незабываемое зрелище. Вешней ростепелью пах летящий навстречу мартовский ветер. В дремавших холодных пустынных полях просыпалась жизнь нового дня. За ночь в теплушке сильно похолодало, по полу гулял сквозняк. Не открывая глаз, Иван рукой дотянулся до железной печурки — лед. Вагон не дергало, не качало, эшелон стоял. По другую сторону печурки, расчесывая светлые длинные волосы обломком гребешка, сидела девушка в пальтушке, в чиненых сапогах и с голодными глазами. Влезла она, наверно, ночью, когда Иван спал, вчера он ее не видел. Других людей не было в вагоне, на полу осталась одна подсолнечная шелуха. Иван закурил, разогнал дым рукой и спросил: — Мы в России? — В Белоруссии пока что, — сказала девушка, посмотрев на него со страхом. — В Белоруссии? — обрадовался он. — Елки-палки, значит, скоро дома! И впрямь: Россия была тут, рядышком, вон за теми березовыми перелесками в белых шубах, за сугробами и голыми снежными полями. — Эх, стрельнуть бы! — произнес Иван и спросил: — Ты, наверно, замерзла? — Дров бы надо, — сказала она несмело и печально. Он с громом отодвинул дверь, вдохнул в себя ветер, засмеялся, крикнул что-то и прыгнул в белую муть.II
От поленницы свежих еловых дров, притулившейся к подветренной стене старого дома, остро пахнуло смолой. Что-то дорогое, из детства, напомнило Ивану: то ли запах русского леса, то ли благостную зимнюю тишь, в которой слышен едва внятный шорох низового ветра. Иван стал загребать охапку дров и вдруг выронил их, пораженный, сказал: — Просто невероятно! В дырявом ватнике, посинелый от холода, у его ног шевелился куценький комочек. «Ребенок?! Откуда? Не понимаю…» — Иван оглянулся. Рядом худой солдат тоже смотрел изумленно. — Это бывает, — сказал он, — такое я видел. И спеленали как следует, должно быть, рассчитывая, что в добрые руки он попадет не скоро, и даже соска — голубая резиночка — болталась на нитке. Мигнув синеватыми глазенками, ребенок пошевелился как мог и задергался так, как это бывает, когда дите резвится около матери. — Самый настоящий, — пробормотал Иван. Худой солдат, махая руками, побежал к вагону, как бы говоря: «Ты как хочешь, а я знаю, чем пахнет эта история». Он оглянулся, поправил шапку и прыгнул в вагон; впереди, в сосняке, шипел паровоз, пробуя стронуть эшелон. Иван несмело приблизился к ребенку, нагнулся, взял сверток в руки, держа перед собой, как заряженное ружье, и неуверенно пошел. Ребенок продолжал громко плакать. Иван на ходу прыгнул в вагон и выглянул наружу. Тесовый барак и кладка дров, кружась, утекали назад, перепадал тихий снежок, мережили с боков, простираясь до самого горизонта, подернутые тушью сумерек леса.III
Девушка поднялась со скамьи, изумленно расширила глаза. Иван шагнул к ней. — Дар природы. Девушка продолжала стоять молча. — Какая-то сволочь подкинула. Вот, — он протянул ей ребенка. — Подержи-ка. — Где ты его взял? — Я говорю: одарили. Она взяла и тоже стала держать в вытянутых руках, а Иван думал, как быть дальше и куда деть найденного ребенка. Долгое время они ехали молча. Колеса под полом туго и радостно толкли рельсы. Покачивало. — Положи на скамью, — приказал наконец Иван, — не стоять же так! Но на скамье ребенок начал громко, жалобно плакать. Обозленный и растерянный, Иван произнес: — Ну дает! — И спросил озабоченно: — Твое мнение? — Сдай куда следует на первой же станции. — Сдам, конечно! Вагон уже налился темнотой, и ребенок постепенно умолк. Его убаюкивали сумрак и покачивание. — Чем же его кормить? — тихо спросила девушка. — Мы и сами-то не емши. — Она вдруг смущенно и стеснительно рассмеялась. — Ты чего? — спросил Иван. — Течет же! Глянь… — Вполне понятно. И ты текла. Распутай- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (201) »
Последние комментарии
54 минут 31 секунд назад
56 минут 54 секунд назад
1 час 54 минут назад
2 часов 17 минут назад
20 часов 16 минут назад
20 часов 17 минут назад