В шесть часов вечера [Александр Гаврилович Туркин] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
А. Г. Туркин В шесть часов вечера
В шесть часов вечера рабочие выходят из фабрик и, прежде чем выйти на улицу, они заходят в будку, где подвергаются самому тщательному и подробному осмотру. В этой крошечной будке, с ее запахом гари и рабочего пота, каждый вечер происходили унизительные и тяжелые сцены. Сторож Иван Данилов, высокий, худой, с длинными седыми усами, подходил к каждому рабочему и медленно, как хирург с ножом, залезал во все внутренности рабочего костюма. Он шарил под рубахой, под зипуном, в лаптях, в шляпах, шарил мучительно-медленно, с каким-то точно наслаждением в душе и с удивительным спокойствием на худом и строгом лице. Двадцать лет подряд сторож Иван Данилов занимается этим ремеслом обшаривания. В огромной заводской семье он стоит как-то особняком. Про него говорят обыкновенно с ненавистью и насмешкой. В течение двадцатилетней его службы у него сожгли два дома, несколько раз его били до полусмерти, два раза он лежал в больнице по полугоду от побоев. С ним избегают говорить, а если говорят, то смотрят на него враждебно и холодно. В глазах заводского начальства Иван Данилов стоит высоко. Его называют «верным человеком», ему дают часто награды, ему на заводской счет построили каменный дом. В больнице его лечили внимательней и кормили лучше, чем других. С ним всегда говорят ласково. — Ну, как дела, Федотыч? — весело спрашивает управитель, проходя через будку. Иван Данилов молча показывает книгу, где записывается «случай». — А-а-а… Опять попался Степан Осипов? Ме-р-р-за-вец. Кусок бакаута[1]… С-с-к-к-отина… Управитель вынимает из кармана карандаш и пишет около «случая»: «Составить протокол». А в шесть часов вечера Иван Данилов опять невозмутимо лазит по пазухам и по армякам. Осмотры почти всегда происходят молча. Рабочие избегают говорить с этим высоким, неумолимым человеком. Но бывает изредка, что кто-нибудь не выдерживает. — Разогни ногу… — говорит отрывисто сторож рабочему Карпу Архипову. Тот протягивает ногу. — Хорошенько разогни… — Ну, чего еще тебе… Ворона старая… — не выдерживает Архипов. — Разогни хорошенько… Архипов нехотя протягивает, и сторож вытаскивает у него из прорехи штанов два новых подпилка. — Это чего у тебя? — А у тебя не видят шары-то? Записывай знай… — Нашел-таки, дьявол… — несется откуда-то шепот. — Ведьма полосатая… — Крючок… — Подожди, голубчик… — Снесут башку-то… Из всех углов будки несутся какие-то свистящие, полные ненависти звуки… Но Иван Данилов точно не слышит и заносит в книгу кражу… Однажды Иван Данилов, пропустив всех рабочих, сидел один в будке и старательно выводил каракули в книге о кражах. Не отрываясь от книги, он взглянул на дверь и увидел тринадцатилетнюю Агашку, которая робко и нерешительно пробиралась к выходу. Обыкновенно, девчонок сторож пропускал почти без осмотра, особенно маленьких, работающих при сортировке или при правке железа. Но на этот раз его удивила нерешительность девчонки, и старый коршун впился глазами в ее фигурку. — Стой! Агашка остановилась и страшно побледнела. А он медленно поднимался со скамьи и, казалось, пронизывал девочку насквозь своим холодным и безжалостным взглядом. Потом он подошел к ней вплотную и пробежал слегка руками по ее бокам. Немного спустя, он усмехнулся и проговорил насмешливо: — Так не украдешь… Выкладывай! Агашка не шевелилась. — Выкладывай, говорят!.. Агашка, дрожа всем телом, полезла за пазуху и вытащила кусок английской стали. — Хм… губа-то не дура… Где бог дал? — Я нашла, дяденька… — Нашла… Хи-хи-хи! Он сел и как-то беззвучно засмеялся. Агашка не шевелилась. — Ну, ступай с богом… Больше тебя не требуется… Агашка стояла и судорожно теребила рукав. — Ступай, миленькая… Хи-хи-хи! Нашла, говоришь? Хи-хи-хи! Да, много на улице стали валяется! Хм… А ты бы подальше спрятала… За пазуху… Хе-хе-хе! — Дяденька… — Чего такое, любезная… — Прости, дяденька… — П-р-ости? Хм… Выдумала… — Прости, дяденька… — Ну, ступай, милая… Не мешай. Он опять взялся за перо. — Дяденька… Он не отвечал. В печке потрескивали дрова, с улицы доносился шум и вой ветра. Вечер был темный и жуткий. — Дядень… — Ты уйдешь или нет? — Уйду. — Ну, и убирайся. Через минуту он поднял голову и посмотрел на Агашку. Она сидела в углу на лавке и судорожно всхлипывала в колени. — Много я видел слез-то, любезная… — У-у… нас… е-е-сть… н-н-ече-во… — донеслось до него. — Хм… есть нечего? Так-с, а где родитель-то у тебя? — В о-стр-о-о-о-ге… — В остроге? Так-с… Дочка-то, значит, по родителю пошла… Хи-хи-хи! — Дяденька! — Ну?.. — У нас восьмеро… мамка не может одна… — Ну, так и воровать? — Прости… ради бога… — Не могу, любезная. У меня, милая моя, служба. А тебе не советую просить. Ты тоже за родителем- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (6) »
Последние комментарии
13 часов 18 минут назад
15 часов 35 минут назад
1 день 6 часов назад
1 день 6 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 15 часов назад