Банкирша [Александра Алексеевна Матвеева] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (83) »
Александра МАТВЕЕВА БАНКИРША
Часть 1
Девятый день
«Следующая станция…» — объявляет голос ниоткуда мою остановку, и я делаю два шага в сторону двери, скользя ладонью по никелированной палке под потолком вагона. На палке микробы и бактерии — возбудители всех известных болезней от чесотки до СПИДа. Эта мысль приносит мне облегчение. У меня есть шанс неизлечимо заболеть и покончить с существованием, лишенным смысла. В грязном стекле отражается перечеркнутый надписью «Не прислоняться» смутный женский силуэт. Мой силуэт. Мне неприятно смотреть на него, и я отвожу глаза. Прислоняюсь спиной к запрещающей это надписи, обвожу взглядом вагон. Народу не то чтобы много, но почти все места на кожаных диванчиках заняты. Лица пассажиров в свете ламп сероватые и нездоровые, глаза равнодушно смотрят перед собой или уткнулись в какое-нибудь чтиво. Все выглядят обособленными и отгороженными друг от друга. Только две юные особы в коротких ярких нарядах и смелом макияже оживленно разговаривают, сблизив лица, да пожилая женщина что-то внушает черноволосой девочке лет пяти, стоящей коленками на диванчике. В вагоне чисто. Мне, коренной москвичке, приятно сознавать, что наше метро по-прежнему лучшее в мире. Эта мысль на мгновение зацепляется за сознание и вызывает удивление. Удивляет появление положительной эмоции, да и появление эмоции вообще. Сколько же я не ездила в метро? Пожалуй, года три. Тогда оно выглядело ужасно: грязь, наперсточники, торговцы, цыгане — не многим лучше кошмарной нью-йоркской подземки. Три года. Почти столько же я не выходила из дома одна. Страшно подумать, что я на это решилась. На что я рассчитываю? Что он не узнает? Конечно, узнает. Если не знает уже. Ведь меня оставили одну не более чем на полчаса. А может быть, я хочу, чтобы он узнал? Надеюсь, что он начнет кричать и я заплачу от обиды? Наконец заплачу. Я всегда легко плачу, можно сказать, люблю это дело. Но сейчас слез нет. Я не плакала в тот день. И ни разу потом. А ведь должна бы плакать, заливаться. Не могу. Ни одной слезинки. Только сердце щемит и что-то душит, сжимает горло, мешая дышать и говорить. Лица напротив сливаются в одну грязно-белую полосу. Медленно накатывает и отступает головокружение. Я поворачиваюсь лицом к дверям, сжимаю пальцы на поручне, крепко, до боли зажмуриваюсь. Не могу вдохнуть. Не могу. О Господи! Помоги мне! — Выходите? Грубый голос демонстрирует готовность к скандалу. Локоть мне в бок, угол сумки в колено. Спасибо, мадам! Вы помогли мне вдохнуть. — Выхожу. Будь благословенно московское метро! Здесь не размечтаешься, не распереживаешься, живо определят на место, вовлекут в заданный ритм движения. Вперед, вперед, вперед! Вынесли из вагона, пронесли к эскалатору, вынесли на поверхность, оттолкнули с дороги и бросили. Теперь делай что хочешь, ты уже не часть толпы, не принадлежность метро, ты одиночка и сам за себя отвечаешь. Вдоль реки, через парк, все время в горку, к белой ограде, виднеющейся среди деревьев, — почти забытая дорога. Засинели церковные купола — вот я и у цели. Прекрасен храм, прекрасен старый парк, и лица людей прекрасны. Люди неспешно движутся среди деревьев. Какое счастье родиться русской в России! На мгновение забываю обо всем, стою и смотрю вокруг. Кажется, мне стало немного легче. Но слез по-прежнему нет, и камень на душе давит и холодит ее. У крутого церковного крылечка — на паперти — достаю из сумки черную косынку, покрываю голову и медленно поднимаюсь к открытой для всех двери. Я стою под куполами в окружении икон, и горящих свечей, и запаха ладана, смотрю в прекрасные скорбные всезнающие и все понимающие глаза Богородицы и не молюсь. Я не умею молиться. Ни родители-коммунисты, ни пионерско-комсомольское прошлое не научили меня этому. У меня всего две молитвы: «Господи, помоги!» — для самого трудного, страшного часа и «Благодарю, Господи!». — для самого светлого и радостного. Сейчас они не подходят. По соседству идет служба. Слышится голос отца Николая — низкий, рокочущий, величественный. Женщина моих лет и моей комплекции, в темном платье и платке, обнимает меня, и мы целуемся. У женщины чистое моложавое лицо, умный, полный сочувствия ясный взгляд. Мы с матушкой Ларисой выходим из церкви, делаем несколько шагов в глубь парка и садимся на пустующую скамейку. Молчим. Ларисины маленькие натруженные ладошки бесцельно разглаживают юбку на коленях. Не глядя на меня, Лариса негромко говорит: — А ведь она была здесь. — Кто? — выдыхаю я, заранее зная ответ. Ларисе пора возвращаться к своим обязанностям. Мы прощаемся, я бреду по парку к троллейбусной остановке. После разговора с Ларисой мне стало еще тяжелее. Снова и снова донимает саднящее чувство вины и безответный вопрос «почему?». Почему меня не было рядом? Не было рядом в трудные минуты для единственного человека на Земле, который имел все права на меня? Не помню, как ехала в- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (83) »
Последние комментарии
3 минут 51 секунд назад
5 минут 52 секунд назад
12 часов 48 минут назад
15 часов 36 минут назад
2 дней 1 час назад
2 дней 10 часов назад