Театр [Николай Владимирович Коляда] (fb2) читать постранично


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]


Николай Коляда Т Е А Т Р Пьеса в одном действии

Действующие лица

ВЕРА — 40 лет

ЛЕОНИД — 40 лет


Фойе маленького подвального театра.


Фойе маленького провинциального полуподвального или глубокоподвального театра. Ах! Вот о таком я мечтаю! Слышите вы, там, в последнем ряду, о чём я мечтаю? Вам не понять. Вот взять бы в моей хрущёвке вырыть бы поглубже подвал, а потом там фонарей кучу, а потом занавес, артистов, зрителей и играть, играть, играть… Хотя бы даже вот эту пьесу, что пишу. А что? Она на двоих. Затрат мало. Штук тридцать-сорок женских норковых шубок купить и всё. Но шубки не главное, а главное тут — «серсе» — есть такое слово. И чтоб артисты: петелька-крючочек, петелька-крючочек… Знаете, что такое? Это когда я тебе — петельку, а ты мне — крючочек, я тебе — вопрос, а ты мне — ответ. Ну, как в жизни. И вот вам уже — Театр. Петелька-крючочек, петелька-крючочек…

Ну, можно и другие пьесы, не обязательно эту. Да и вообще пьесы — неважно какие, а главное чтоб, главное, понимаете ли, чтоб, понимаете ли… чтоб в антракте и перед спектаклем играл бы маленький оркестрик: скрипочка, или что-то такое нежное бы. Чтоб обязательно, понимаете ли, перед началом бы пиликало бы. (Это я где-то в какой-то другой стране или во сне видел).

Ах!

Нет.

Никто не выроет там подвал глубже. Никто не посадит там зрителей, не повесит фонарей. Так и будут крысы по подвалу бегать, а моя Манюра за ними. Так и будет грязная вода сочиться, зловонить. Так и не будет Театра. У меня.

А вот у них — есть. Счастливые!


В подвале хрущёвки устроен театр. Крохотный вестибюльчик, а уютно. Всё в чёрный цвет покрашено. Все изгибы труб, все кирпичики — в чёрный. В центре дверь двойная в зал, на ней надпись: «Просим соблюдать тишину!», а ниже: «После третьего звонка вход в зрительный зал воспрещён!»

Слева стойка буфета, за стойкой витрина с красивыми бутылками, тарелки с бутербродами, мойка для посуды тут же. Возле стойки стулья высокие такие, иностранно-красивые. Справа — гардероб, на вешалке штук тридцать-сорок пальто и шуб висит. Возле гардероба четыре венских стула, пюпитры, контрабас, барабан, виолончель и скрипка — лежат и стоят на стульях и возле них. Дверь в туалет есть. Выставка даже маленькая, театральная: за стеклом в витрине старинные костюмы, веера, рыцарские доспехи. В отдельной витрине — чучело чайки. Как символ, так сказать. Театра, так сказать. «Театра в хрущёвке», так сказать. Ну, всё как и положено в театре, но только ма-а-аленькое-маленькое, аккуратненькое, симпатичненькое, сделанное, вылизанное, выкрашенное, да к тому же без золота и бархата.

Там, за дверью, идёт спектакль. Вечер. Зима.

А тут, в фойе — своя жизнь идёт. Ну, если хотите — свой Театр.

За стойкой буфета ЛЕОНИД — моет посуду. Он в наглаженных брюках, бабочке, белой рубашке, поверх которой надет тоненький аккуратный шерстяной свитер с открытым горлом.

В гардеробе — ВЕРА. Она в синем халате. Вера ест из банки капусту, смотрит на Леонида, который на свет разглядывает стаканы, их чистоту.

МОЛЧАНИЕ.

Вера надевает шубу, смотрится в зеркало.

ЛЕОНИД. Опять?

ВЕРА. А что?

ЛЕОНИД. Стыдно. Снять!

ВЕРА. Нельзя? У них дома таких шуб «зэ» — завались. Я же не на совсем, а только померять и назад.

ЛЕОНИД. Сапоги ещё надень!

ВЕРА. Правильно. Надену, чтоб в комплекте было. На ней не смотрелось, я сразу «зэ» — заметила. Тоже, припёрлась в театр, жемчуга понавздевала, бриллианты, чтоб показать. В подвале. Шубу в пол. А сама — как Баба Яга в тылу врага. А на мне — во как сидит. У меня такой шубы не будет. Мне никто не купит. Я уже с ярмарки еду, а мне до такой шубы — как до Китая вприсядку. Мне не купит. Где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж как уж накуж. (Вертится у зеркала.)

Леонид пришел в гардероб, снял с Веры шубу, выхватил сапоги.

(Вера молчит, смотрит, как Леонид идёт снова к мойке.) Личико-то попроще, гражданин. Попроще, говорю. Слыхали? Не напрягайтесь. Не в театре. Нечего эдак-то вот драматично.

Леонид ушел к себе. Вера села, ест капусту.

Всё равно там — твоя квартира. (Тычет пальцем в потолок над гардеробом.) А там — моя. (Тычет пальцем в потолок над буфетом.) Это — твоя протечка. Я не буду платить.

ЛЕОНИД. Вчера полезла в витрину.

ВЕРА. Ты же не дал. Я хотела веером пообмахиваться.

ЛЕОНИД. В шубе?

ВЕРА. Я хотела проверить, как они дышали в таком. Грудью дышали, когда их целовали «вэ» — возлюбленные. Ромео её целовал. А она дышала и дышала. И веером — мах-мах-тарарах. (Пауза.) Всё равно достану, проверю. Не сегодня, так в следующий раз. Мне надо успевать. Я с ярмарки. Твоя протечка, сказала, твоя!

ЛЕОНИД. Моя, моя. Заплачу.

ВЕРА. Заплати. У тебя денег много. Всё копит. Или маме лекарство покупает. Ну, покупай, покупай. (Пауза.) С ярмарки я. Вам — не понять. Которые в буфетах им — не ясно. Мойте стаканы, мойте.