Странный доктор [Анатолий Владимирович Софронов] (fb2) читать онлайн

Анатолий Софронов Странный доктор ^{Комедия в трех действиях с песнями}

Действующие лица

Трубачева Мария Петровна.

Голубь Григорий Васильевич.

Шеремет Степан Тимофеевич.

Тысячная Анна Ивановна.

Гаркуша Пелагея Терентьевна.

Карась Павел Федорович.

Карась Елизавета Сидоровна.

Муравейко Михаил Семенович.

Муравейко Галина Акимовна.

Пышный.

Чечик.

Таня.

Девушка

Юноша.

Действие первое

Перед занавесом появляются девушка и юноша с гитарами. Они исполняют песню под собственный аккомпанемент.

(Уходят.)

Открывается занавес. Дом Пелагеи Терентьевны Гаркуши. Чистая комната с белыми занавесками на окнах. Много фотографий на стенах. Буфет. Вышитые полотенца. Расписные тарелки. Кувшины. Стол, покрытый цветной клеенкой. Старый диван. Полочка с книгами. Несколько стульев. Радиоприемник. Играет музыка. Пелагея Терентьевна ставит чашки в буфет. Стук в дверь.

Гаркуша. Кто там?

Голос Тысячной. Это я — Тысячная.

Гаркуша (открывая дверь). Заходи, заходи, Ивановна. С чем пришла?

Тысячная. С чем к тебе, Терентьевна, может явиться директор Дома культуры?

Гаркуша. На лекцию пригласить или на самодеятельность... Лето не больно жаркое... Для развития культуры самое подходящее. Чем же я развитию твоей культуры могу помочь?

Тысячная. Очень даже можешь помочь, Терентьевна.

Гаркуша. Или как «експонат» понадобилась?

Тысячная. «Експонатов» у нас в совхозе и без тебя хватает... Тут дело серьезное. Человек один нужный в командировку к нам приехал. А Дом приезжих? На ремонте стоит... А консультанта хотелось бы получше определить.

Гаркуша. Кто, кто?

Тысячная. Консультант... Специалист по массовой работе...

Гаркуша. А что же ему у меня делать? Я сама кому хочешь консультацию дам. К тебе приехал — ты его к себе на постой и определяй!

Тысячная. Определила бы, да боязно — мужа дома нет...

Гаркуша. Вот и в самый раз.

Тысячная. Мне этот самый раз так отыграется потом, что и подумать страшно. Не знаешь, что ли, моего ревнивца? Приедет с курсов, устроит представление.

Гаркуша. Ревнивых учить нужно по горячему следу... Я своего покойного много раз учила.

Тысячная. Выучила?

Гаркуша. Выучила... Да толку что? Учила, учила, а он все одно помер.

Тысячная. Но мой-то еще не помер... Приходится учитывать положение. Возьми, Терентьевна, постояльца.

Гаркуша. Как же я его возьму, когда у меня докторша живет.

Тысячная. У тебя ж три комнаты. Она — в одной, он — в другой, а ты здесь посередочке.

Гаркуша. Это что ж мне, так бессонно посередочке и лежать?

Тысячная. Да что вы, бабушка? Он же из центра.

Гаркуша. Он Марию Петровну напугает, а она людей лечит. Не то лекарство выпишет, отравит еще кого. Невозможно постояльца пускать, Ивановна, просто даже опасно.

Тысячная. Опасность, между прочим, с другой стороны намечается.

Гаркуша. Откуда же еще?

Тысячная. От самой твоей Марии Петровны.

Гаркуша. Да что ты?! Она же тихая, как рыбка.

Тысячная. Рыбка тоже — плавает-плавает да хвостом всплеснет.

Гаркуша. Не верь наговорам.

Тысячная. Женское население совхоза обижается на докторшу. Мужики наши на прием записываются и сидят у нее по полчасу каждый. Женщинам через них не протолкнуться. Я б вообще холостых женщин в сельские местности на работу не брала. Хотят бабоньки директору совхоза товарищу Шеремету петицию подать.

Гаркуша. Какую еще петицию?

Тысячная. Чтобы выдвинул товарищ Шеремет нашу докторшу куда подальше... В область или в район хотя бы... Теперь от работы без особых доказательств освобождают редко, все больше выдвигают с повышением на другое место.

Гаркуша. Ей же довольны все. Где же другую такую возьмут, работящую, красивую?

Тысячная. Вот именно, что не все. А нам для спокойствия, в крайнем случае, можно и некрасивую взять.

Гаркуша. В таком случае мужики обижаться будут. А возраст у него какой?

Тысячная. Лет на тридцать потянет.

Гаркуша. Не годится в постояльцы. Ей же самой двадцать девятый.

Тысячная. Вот и добре... Ты раскинь мозгами, Терентьевна... А вдруг он ей по душе придется?.. Всем польза будет. Не дело, что она в таком зрелом возрасте одинокая. Или кто у нее имеется тайно?

Гаркуша. Не замечала.

Тысячная. Письма получает?

Гаркуша. Получает, но не густо. Без волнениев письма.

Тысячная. А ты откуда знаешь?

Гаркуша. Бросает письма на подоконник, а я в свободное время почитываю.

Тысячная. Газеты надо читать, бабушка.

Гаркуша. А я и газеты и письма. Мои-то детишки редко пишут, вот я ее письма и почитываю.

Тысячная. А говорят, ты добрая женщина.

Гаркуша. А чего ж мне злой быть?

Тысячная. Если бы добрая была, помогла бы одинокой женщине. И женское население в совхозе успокоила бы.

Гаркуша. А если увезет он ее с собой?

Тысячная. Подберем другой кадр на основе полученного опыта. И у меня культработа перестала бы страдать. А то вместо того чтобы в Дом культуры идти, такую дома культуру наводят, что все лекции по боку идут. Помоги, Пелагея Терентьевна...

Гаркуша. Так надо ж ее спросить.

Тысячная. А чего ее спрашивать? Хата же твоя.

Гаркуша. Хата-то моя, да совесть кроме хаты у меня еще имеется. Я совсем было на тот свет собралась с воспалением легких, а она вернула... Сама ночи не спала. Вот с Марией Петровной договорюсь, тогда и скажу.

Тысячная. Закабалила она тебя своим лечением, бабушка. Скоро она придет?

Гаркуша. Должна бы уже.

Тысячная. Так я появлюсь за ответом в скорости. (Уходит.)

Гаркуша закрывает за ней дверь. Опять стучат.

Гаркуша. Кто там?

Голос Карася. Это я, бабушка, — Карась.

Гаркуша (открывая). Вот только Карася не хватало. С чем пришел?

Карась (входя с кошелкой в руках). С абрикосами, бабушка. Подарочек принес.

Гаркуша. Значит, решил побаловать старую абрикосами?

Карась. Да как сказать, бабушка... Вы тут в данное время вроде не одни живете. Так вот, значит, подарочек Марии Петровне... Ну и вам, конечно, по совместительству.

Гаркуша. А ты б ей прямо там, в полуклинике, и вручил бы.

Карась. Зачем же хрупкой женщине тяжести носить?

Гаркуша. А ей бы кто, может, и сюда принес.

Карась. Вот я и предусмотрел, с доставкой на дом. Абрикосики-то свеженькие, сам с дерева снимал, чтобы не повредить какой.

Гаркуша. Аккуратный ты.

Карась. Положено... Садовод все-таки... У фруктов организм, как у женщин, нежный, с ними надо осторожно обращаться.

Гаркуша. За что ж подношение такое?

Карась. Мария Петровна меня от малярии излечила. Как же не отметить такой факт?

Гаркуша. Памятливая у тебя голова.

Карась. На воздухе много нахожусь, ветром продувает.

Гаркуша. Оно и видно, что продувает... Выдуло из памяти, что малярии у нас почитай уже лет двадцать пять нет. С тех пор как болота высушили.

Карась. Малярия не малярия, а простуда случилась. Так передадите?

Гаркуша. Зачем передавать? Оставь на столе, заметит. Кошелку-то освободить?

Карась. Другим разом зайду. Только передайте Марии Петровне, что от Павла Федоровича Карася.

Гаркуша. Карась-то ты карась, да не там плаваешь.

Карась. Я не плаваю, я элементарную благодарность выражаю.

Гаркуша. Что ж, спасибо тебе, садовод. Передам благодарность твою.

Карась. Спасибо вам, бабушка. За корзинкой я другим разом зайду... Когда Мария Петровна сама дома будет. (Уходит.)

Гаркуша начинает пересыпать абрикосы на блюдо, но передумывает и сыплет их обратно в кошелку. Стук в дверь.

Гаркуша. Кто там?

Голос Елизаветы. Это я, бабушка, — Елизавета Карась.

Гаркуша. Началось движение. Заходи.

Елизавета (входя с узелком в руке). Здравствуйте, Пелагея Терентьевна.

Гаркуша. Здравствуй, Лизавета, здравствуй. С чем пришла?

Елизавета. С вопросиком пришла.

Гаркуша. А много вопросов?

Елизавета. Один, бабушка.

Гаркуша. И стоило из-за одного-то туфельки топтать?

Елизавета. Может, и не стоило, но для проверочки.

Гаркуша (ставя кошелку под стол). Задавай твой вопросик, а то у меня делов по дому много.

Елизавета. Может, мне пригрезилось, а может, и в реальности... Был у тебя сейчас мужик мой?

Гаркуша. Не помню.

Елизавета. Что ж ты, бабушка, совсем память потеряла?

Гаркуша. Болезнь у меня такая, склероз.

Елизавета. Хорошо тебе, докторша квартирует. Все болезни моментально, можно сказать, определяет. Так был у тебя муженек мой — Карась?

Гаркуша. А что ему у меня делать?

Елизавета. Вот и я ж так думаю, что нечего. (Поднимает кошелку.) Как же так — Карася не было, а кошелочка наша с абрикосами у тебя находится?

Гаркуша. А с чего ж ты решила, что твоя это кошелочка? В кооперации кошелок таких цельная полка одна к другой стоит. Уж если что кооперация начнет выпускать, так только на одну колодку. Меченая, что ли, у тебя кошелка?

Елизавета. Не то чтобы меченая, но примета имеется. Возьми, бабушка, блюдо с буфета.

Гаркуша. А зачем тебе блюдо?

Елизавета. А ты высыплешь абрикосики на блюдо и газетку достанешь с исподу. Если эта газетка за шестнадцатое число данного месяца будет, то и окажется, что кошелочка эта моя и абрикосики из нашего сада. (Подает блюдо с буфета.) Сыпь, бабушка, абрикосики.

Гаркуша (высыпая абрикосы в блюдо). И откуда у тебя фантазия такая?

Елизавета. Без фантазии, бабушка, сейчас жизнь ничтожной будет. (Подает газету Гаркуше.) Читать обучена?

Гаркуша. Обучил господь бог.

Елизавета. Господь бог не иначе у вас ликбезом руководил. Какое число, бабушка?

Гаркуша. Пятнадцатое.

Елизавета. Шестнадцатое, бабушка.

Гаркуша. И верно, шестнадцатое... Пятерку с шестеркой спутала.

Елизавета. Цифру можно спутать, а вот муженька своего я ни с кем не спутаю. Так что, бабушка, по всем данным был Карась здесь. Газетка за вчерашнее число. Кошелочка-то новая, вот я ее каждый день новой газеткой и устилаю. А теперь, бабушка, сыпь абрикосики обратно в кошелку, заберу я ее.

Гаркуша. Подарок же... Жадная ты, Лиза.

Елизавета. Не тебе он их принес, а докторше. Не жалко было б тебе, а докторше жалко.

Гаркуша. Лечила она его, внимание проявляла.

Елизавета. Она за то зарплату получает.

Гаркуша. Ну, получает... А это благодарность, подарок.

Елизавета. Порядочные женщины подарки не берут. Порядочные женщины на свою зарплату существуют.

Гаркуша. Это если зарплата порядочная.

Елизавета. Сыпь обратно. Спешу я.

Гаркуша. Ты Карася своего уличать собираешься?

Елизавета. Собираюсь.

Гаркуша. А как же ты его уличишь, если кошелку обратно заберешь?

Елизавета. А я на тебя сошлюсь.

Гаркуша. У меня опять склероз этот может объявиться.

Елизавета. Что же я, должна оставлять кошелку?

Гаркуша. Советую оставить.

Елизавета. С абрикосами?

Гаркуша. Без них тара цены не имеет.

Елизавета. А ты поможешь мне Карася уличить?

Гаркуша. Для этого ты на материальные затраты должна решиться.

Елизавета. Решусь. Предусмотрела. Вот тебе десяток яичек. (Подает узелок.)

Гаркуша. Чтоб за такой пустяк я такого мужика уличила?

Елизавета. Еще десяток принесу.

Гаркуша. Еще два и две курочки-несушки.

Елизавета. Одну несушку.

Гаркуша. Две.

Елизавета. Одну несушку и одного петушка.

Гаркуша. Только чтоб молодой петушок был.

Елизавета. Старых не держим.

Гаркуша. Только учитывай, докторша его от малярии вылечила. А то б до сих пор трясся.

Елизавета. Его не от малярии, а от Марии этой трясет. Только лечить его буду я своими средствами. Птицу-то тебе битую принести или живую?

Гаркуша. Ежели Карась твой будет битый, зачем же мне птицу такую же?

Елизавета уходит.

Гаркуша уносит узелок. В комнату входит Трубачева.

Трубачева. Пелагея Терентьевна, вы дома?

Гаркуша (выходя). А где ж мне быть, голубушка? Устала небось?

Трубачева. Большой прием был... Странная какая-то у вас местность, все мужчины болеют.

Гаркуша. И не говори... Такой хлипкий мужской пол пошел. Только благодаря тебе и держатся на поверхности. Сюда даже добираются. Вот ты вылечила Карася...

Трубачева. Садовода?

Гаркуша. Его, милая, его... А он тебе абрикосики принес... Погляди, какие. Первый сорт.

Трубачева. Но это же... это же... нехорошо... Зачем вы взяли?

Гаркуша. Он же из своего сада, не из казенного. Подарочек. Теперь это образцами продукции величают. Кому поросеночка, кому сазанчика, а тебе абрикосики.

Трубачева. Образцы? Чушь какая!

Гаркуша. А ты не сердись. Люди так устроены: за добро добром отвечают. Ты им, они тебе. Еще хотела тебя спросить... Тут мужчина один приехал из центра.

Трубачева. Ко мне?

Гаркуша. Ко всем. Среди людей работать, среди масс... Консультант, одним словом... Просили ко мне определить на жительство.

Трубачева. А как же я?

Гаркуша. А он на срок... Недели две, а там опять в центр... Не осердишься, если я его в свою комнату поселю, а сама здесь на диванчике...

Трубачева. Собственно, я не могу возражать. Делайте, как вам удобнее.

Гаркуша. Я об твоих удобствах забочусь. Некуда человека определить. Люди вокруг семейные. Спасибо тебе, голубушка, за разрешение.

Стук в дверь.

Заходите.

Входит Тысячная с кошелкой в руках.

Тысячная. Здравствуйте, Мария Петровна.

Трубачева. Здравствуйте, Анна Ивановна.

Тысячная. Я за ответом, бабушка.

Гаркуша. Веди своего постояльца.

Тысячная. Спасибо, бабушка. Выручили. (Трубачевой.) Уж извините нас. Из центра человек... А они, знаете, как? Приезжают, когда могут. Доцент какой-то, человек, по видимости, интеллигентный. Может, и вам будет повеселее?

Трубачева. Обо мне не беспокойтесь.

Тысячная. У меня профессия такая, чтобы обо всех беспокоиться. (Гаркуше.) Тут я кой-что прихватила. (Отдает кошелку.) Ну и бутылочку, конечно. (Трубачевой.) Не возражаете? Массовая работа без этого напитка не обходится. И вы уж примите, пожалуйста, сегодня участие в этой работе. Товарищ Шеремет придет. Находит время приезжего специалиста встретить...

Трубачева. У меня лекция завтра в полеводческой бригаде. Подготовиться надо...

Тысячная. Вот вы с нами и подготовитесь... (Уходит.)

Гаркуша (вынимая продукты и раскладывая все по тарелкам). Неудобство тебе, голубушка... Но, считай, единственный раз. Яишенку, пожалуй, изжарить надо. С сальцем.

Трубачева. У вас как будто все продукты кончились?

Гаркуша. Кончились, а потом появились... Приобрела десяточек, свеженьких... Да и свои курочки снеслись. Гостей хлебом-солью надо встречать.

Трубачева. Тогда я все же приведу себя в порядок.

Гаркуша. Приведи, приведи, красавица... Все ж таки гости будут, в нашей одинокой жизни развлечение.

Трубачева уходит в свою комнату. Гаркуша накрывает на стол. Стук в дверь.

Заходите, заходите.

В комнату входят Шеремет, Тысячная и Голубь с чемоданчиком и портфелем.

Шеремет. Здравствуйте, Пелагея Терентьевна. Как живем?

Гаркуша. Вашими молитвами, товарищ директор.

Шеремет. Значит, хорошо живете. Да и чего вам плохо жить, дом просторный.

Гаркуша. Личная собственность досовхозного периода.

Шеремет. Совхоз молодой, обстроится. Все в порядок придет. (Голубю.) Тут Дом приезжих старый был. Сейчас реконструкцию делаем, гостиница будет. Но пока приходится выкручиваться. Надеюсь, у бабушки, то есть Пелагеи Терентьевны, вам будет неплохо. Доктор тут у нее проживает...

Голубь (кашлянув). Доктор?

Шеремет. Да, женщина одна молодая... Квартиру ожидает... (Гаркуше.) Так где товарищу поселиться?

Гаркуша. Вот здесь ваша комната будет. (Уходит с Голубем.)

Шеремет. Какой-то он малословный консультант, а массовой работой занимается.

Тысячная. Поживет — разговорится... Может, Мария Петровна его подлечит, останется подольше.

Шеремет. Ну, ты свои любовные сюжеты не развивай... Откуда у тебя страсть такая?

Тысячная. Фильмики влияют.

Шеремет. Лекций надо побольше, обсуждений разных, дискуссий...

Тысячная. Этим тоже не пренебрегаем. Две недели назад дискуссию провели «Что такое счастье?»

Шеремет. Выяснили этот вопрос?

Тысячная. В основном, Степан Тимофеевич. Одни говорили, что видят счастье в учебе, другие — в работе...

Шеремет. А ты в чем видишь свое личное счастье?

Тысячная (с вызовом). А я в культурно-просветительной работе.

Шеремет. Хорошая ты женщина, Анна Ивановна, но шельма все-таки. Это же прикладная часть жизни.

Тысячная. А что ж мне еще делать? Муженек в агрономии по уши завяз. А мне уже сорок лет...

Шеремет. Сорок лет — бабий век, сорок пять — баба ягодка опять.

Тысячная. Против данного тезиса не смею возражать.

Шеремет. А Мария Петровна-то дома?

Тысячная. А у вас что, Степан Тимофеевич, тоже простуда?

Шеремет. Ну-ну, ты брось свои намеки.

Тысячная. Я бы бросила, да не знаю, в какую сторону.

Входят Гаркуша и Голубь.

Гаркуша. Григорий Васильевич говорит, комната им нравится.

Тысячная. А перинка как, годится?

Шеремет. Ты, Анна Ивановна, всегда скажешь такое... (Голубю.) Анна Ивановна у нас литературы всякой много читает.

Гаркуша. Может, к столу присядете?

Шеремет. И правильно... Только, по-моему, у нас не все еще здесь?

Гаркуша (открывая дверь). Мария Петровна!

Входит Трубачева.

Шеремет. Принимайте гостей... Познакомьтесь, товарищ Голубь Григорий Васильевич. (Голубю.) А это наш врач, Мария Петровна. Терапевт, между прочим. Очень даже большим уважением в совхозе пользуется, хотя и работает у нас сравнительно недавно.

Все усаживаются за стол. Шеремет между Трубачевой и Тысячной. Голубь хочет сесть рядом с Тысячной, но она незаметно переводит его к Трубачевой.

Гаркуша. Яишенку сразу будете или закусите?

Шеремет. Закусим, Пелагея Терентьевна, и вас просим присесть... (Наливает всем стопки.)

Голубь (закрывая рукой стопку). Извините, я не пью.

Шеремет (оторопев). То есть — как?

Голубь. Как-то не научился.

Тысячная. Мы вас подучим.

Голубь. Не нахожу удовольствия.

Шеремет. А кто ж в этом находит удовольствие? Разве ж только что Анна Ивановна.

Тысячная. Вы скажете, Степан Тимофеевич. (Голубю.) Пусть будет налито, а вы сами распорядитесь.

Шеремет (наливая Голубю). От одной стопки еще никто не умирал.

Гаркуша. Если б у нас пили здесь по одной стопке, кооперация бы прогорела.

Шеремет (поднимая стопку, Голубю). Пьем за вас, наш гость дорогой, за успех вашей работы... Будьте здоровеньки.

Все пьют, Голубь закашлялся.

Э-э, да вы и в самом деле не специалист в этом опасном деле.

Трубачева (Голубю). Запейте водой.

Голубь. Спасибо.

Шеремет (Гаркуше). У вас, Пелагея Терентьевна, будет образцово-показательный постоялец.

Гаркуша. Тихий, значит, хороший.

Тысячная. У нас мужики тоже вроде тихие, а как рассмотришь их, такое отчебучивают, что и в художественной литературе не придумаешь. Только и знают, что на прием к Марии Петровне путешествуют.

Шеремет. Ты брось, Анна, свои фантазии. Все хотят быть здоровыми, лекарств много, вот и лечатся... А может, кому жены надоели, вот и идут.

Трубачева (Шеремету). И вы против меня?

Шеремет. Я за вас... Я за вас, Мария Петровна. Даже просить вас хочу: поработайте с женщинами. Очень даже стали они нервные. У нас ведь кто основной кадр? Мужчина, Кто у нас главная фигура? Механизатор. Жена такого механизатора разнервирует — у него механизмы из строя выходят. А вы бы их при личных встречах поднастроили.

Трубачева (Шеремету). А почему вы женщине отводите такую подсобную роль?

Шеремет. Так женщина же должна вдохновлять мужчину на труд, на подвиг.

Трубачева, А мужчина женщину?

Шеремет. Ну и он, конечно... В отдельных случаях.

Тысячная. Что правда — то правда... За отдельный случай и то спасибо скажешь. (Шеремету.) Я ж вам говорила, почему вижу свое счастье в культурно-просветительной работе.

Трубачева. Женщины не должны зависеть от мужчины. Я лично вижу счастье только в своей профессии.

Шеремет (Голубю). Видите, какие деловые у нас женщины... Не только директор клуба, но и врач.

Голубь. Это, конечно, приятно... Но деловитость не лучшее украшение женщины.

Трубачева. А украшением мужчины являются ум и сила... И при некоторых обстоятельствах еще такт.

Голубь (Трубачевой). Я еще ничего плохого не сделал, а вы уже нападаете на меня.

Шеремет. Женская тактика — нападение лучший вид обороны.

Голубь. Но я-то ни на кого не собираюсь нападать.

Шеремет. Смирный постоялец... Так что вы, Мария Петровна, можете жить спокойно.

Трубачева. А я и так живу спокойно. Я здесь к разным пациентам привыкла.

Шеремет. Вот и добре... (Закуривая, предлагает сигарету Голубю.) Прошу.

Голубь. Я не курю.

Шеремет. А у вас под лопатками не чешется?

Голубь. Не понимаю.

Шеремет. Может, вы ангел? Говорят, когда под лопатками чешется, крылья отрастают. Не пьете, не курите... За женщинами...

Голубь. Не ухаживаю.

Тысячная. Серьезная дискуссия завязалась... Бабушка, гитару можно? Хочу дискуссию остановить!

Шеремет. Вот это правильно, Аннушка.

Гаркуша приносит Тысячной гитару.

Тысячная (подстраивая гитару). Может, и не в тему. (Поет.)

Песню поддерживают Шеремет и Гаркуша. Голубь и Трубачева слушают. На последних строчках в комнате появляется Карась. Первой увидела его Гаркуша. Она поднимается из-за стола.

Шеремет. О, и Карась на песню явился.

Карась. Извините, Степан Тимофеевич... Дело тут у меня было. Здравствуйте, Мария Петровна.

Трубачева. Добрый вечер, Павел Федорович.

Шеремет. Садись к столу. Познакомьтесь — товарищ Голубь. Приехал к нам в совхоз в командировку. Подселили его к Пелагее Терентьевне.

Карась (тревожно). Сюда?

Гаркуша. Именно сюда.

Шеремет (Голубю). Наш садовод... Очень способный товарищ. Выводит первоклассные абрикосы.

Гаркуша (ставя на стол блюдо). Вот, откушайте, из его сада.

Шеремет (Карасю). Так ты, значит, в курсе был? Молодец, Павел. Украсил стол. Давайте за здоровье людей, которые создают изобилие в продуктах первой необходимости. Будь здоров, Паша! Очень хороший человек, только жена у него очень нервная.

Стук в дверь.

Пей, Паша, а то вдруг — она!

Елизавета (входя). Извините, товарищи. Я ж так и думала, что мужика своего здесь застану.

Шеремет. Не ошиблась, Лизавета. Садись к нам.

Елизавета. Я бы и села, но муж мне нужен для личного пользования.

Шеремет (Трубачевой). А что я вам говорил!

Трубачева. Вы не мне говорили.

Елизавета. А я так думаю, что вам. Раз абрикосы вам...

Карась (страшным голосом). Лизавета!

Елизавета. А ты не стращай, я уже пуганая!

Шеремет (поднявшись). Остановись, Лизавета... Познакомься лучше с новым товарищем...

Елизавета. Еще один больной появился.

Голубь закашлялся.

Кашляйте, кашляйте, тут есть кому вылечить.

Голубь (поднявшись). Мне и в самом деле что-то нехорошо.

Елизавета (Карасю). Ну-ка, собирайся, рыбка, домой. (Гаркуше.) И кошелку давай.

Гаркуша (подает кошелку). Тебе не совестно, Лизавета?

Елизавета. Совестно будет, когда мужа уведут. (Карасю.) Быстро, шагай по домашнему адресу.

Карась и Елизавета уходят.

Тысячная. Вот до чего простуда доводит. (Уходит.)

Шеремет (Голубю). Вошли, как говорится, в самую гущу событий! И откуда эти пережитки прошлого берутся? Устраивайтесь здесь, Григорий Васильевич.

Голубь. Может, мне перебраться куда?

Шеремет. А куда ж вам перебираться? Кашляете... А здесь и врач под боком. Вы уж полечите товарища Голубя, Мария Петровна.

Трубачева. Хорошо. Полечу.

Шеремет. С пережитками надо бороться более активно. (Уходит.)

Гаркуша (собирая посуду). Психическая женщина.

Голубь кашляет.

Да вы, никак, и в самом деле больны? (Выходит.)

Трубачева. Сейчас смеряем температуру. (Достает из буфета термометр. Голубю.) Температуру умеете себе мерять?

Голубь. Да. (Сует термометр под пиджак.)

Трубачева. Под рубашку надо.

Голубь перекладывает термометр. Сидит удрученный, изредка покашливая.

Что это с горлом у вас?

Голубь. С детства горло слабое... Мороженое на вокзале попробовал...

Трубачева. Озноб чувствуете?

Голубь. Трясет что-то... А это правда, что вы только на свою профессию надеетесь?

Трубачева. А это правда, что вы на женщин внимания не обращаете?

Голубь. Правда.

Трубачева. Тоже с детства?

Голубь. Несколько позже. (Кашляет. Вынимает термометр, пытается рассмотреть.)

Трубачева (забирая термометр). Слушайте, у вас же тридцать восемь и пять. Покажите горло.

Голубь. Да что же я вас обременяю?

Трубачева. Покажите горло.

Голубь (открывая рот). Пожалуйста.

Трубачева. Ничего не видно... Шире откройте рот.

Голубь. Я же не крокодил.

Трубачева (придавливая ложкой язык Голубю). Скажите «а».

Голубь. А-а-а!

Входит Гаркуша.

Гаркуша. Заболел, сердешный.

Трубачева. Заболел. (Голубю.) Да не вертитесь вы.

Гаркуша (Трубачевой). Ты уж, миленькая, сама здесь все сотвори. Положи его в постельку... Перинка там пуховая. Чай с малинкой сделай. А я уж к своим телятам пойду. С вечера заступаю. Спокойной вам ночи. (Уходит.)

Голубь. А почему вы меня обвиняли в бестактности?

Трубачева. Что бы вы делали сейчас без моей деловитости?

Голубь. Я не вас имел в виду.

Трубачева. А я имела вас в виду. Дайте-ка еще посмотрю горло.

Голубь. Осторожней ложкой на язык наступайте, он мне для работы нужен.

Трубачева. Скажите «а».

Голубь (хрипло тянет). А-а-а!

Трубачева. Поправитесь, тогда мы с вами подробней поговорим.

Занавес

На просцениуме появляются девушка и юноша. Они поют.

Действие второе

Картина первая

Перед занавесом — девушка и юноша. Они поют.

(Уходят.)

Открывается занавес. На сцене врачебный кабинет Трубачевой. Трубачева в белом халате. Здесь же медсестра Таня.

Трубачева. Еще много у нас, Таня?

Таня. Пять человек.

Трубачева. Ой-ой.

Таня. Все к вам идут. Опять больные мужского пола.

Трубачева. У вас район с болезненно-слабыми мужчинами.

Таня. Год назад все были здоровы.

Трубачева. Кто ж у нас там остался?

Таня. Главный повар ресторана Пышный. Третий раз за неделю.

Трубачева. Еще кто?

Таня. Зоотехник Муравейко... С женой...

Трубачева. Еще кто?

Таня. Чечик. Тракторист. Первичный.

Трубачева. Все?

Таня. Еще... Еще Карась...

Трубачева. Но он же излечился?!

Таня. И жена его... Карасиха... Целыми семьями стали ходить.

Трубачева. Проси шеф-повара.

Таня (открывает дверь). Пожалуйста, больной Пышный.

В дверь втискивается Пышный.

Пышный (откашливаясь). Можно?

Трубачева. Садитесь.

Пышный. С удовольствием.

Таня. Мария Петровна, у меня месткомовские дела.

Трубачева. Идите, Таня.

Таня уходит.

Пышный. Очень правильно сестру отпустили. Больной всегда хочет с врачом один на один поговорить.

Трубачева. На что вы сегодня жалуетесь?

Пышный. На общее состояние.

Трубачева. А точнее?

Пышный. На весь организм... Простыл... Спал на улице.

Трубачева. Зачем же на улице?

Пышный. Точнее — во дворе.

Трубачева. Какие ощущения?

Пышный. Роса... Холодная зорька... Одиночество.

Трубачева. Снимите рубашку.

Пышный. Я же в прошлый раз снимал.

Трубачева. Я вас послушаю.

Пышный. Я вам все и так расскажу.

Трубачева. Я должна вас выслушать.

Пышный. Вот я и расскажу все как на духу. Пессимизм охватил.

Трубачева. С какой стороны он вас охватил?

Пышный. Со всех сторон... Дышать трудно.

Трубачева. Я же говорила вам... Дышать трудно от ожирения.

Пышный. Справедливо, я полноват отчасти.

Трубачева. Не отчасти... а во всех частях, у вас ожирение третьей степени.

Пышный. Если и есть, то только первой степени. У нас не может быть третьей степени. У нас все самое лучшее.

Трубачева. Товарищ Пышный, мне нужно вас выслушать, а вы тратите время на пустяки.

Пышный. Какие ж это пустяки? Я ж вам все рассказываю... И даже очень откровенно. Что мне делать?

Трубачева. Худеть. Установить режим питания.

Пышный. У меня отличный режим. Но очень опасное питание. Я читал в журнале, самый короткий срок жизни у поваров.

Трубачева. Это у тех, кто не следит за собой.

Пышный. А когда ж мне за собой следить? Я обязан следить за теми, кто у нас питается. Следишь, следишь целый день... Насмотришься... Только к вечеру домой придешь, сядешь перекусить.

Трубачева. Перекусываете?

Пышный. Самую малость... Салатик... Отбивную... Приправа, конечно, небольшая. Себе-то я уж могу как следует.

Трубачева. Пьете?

Пышный. Согласно занимаемой должности. За рубеж трехсот граммов не перехожу... Берегусь...

Трубачева. Вам не отбивную и триста граммов нужно, а диету.

Пышный. А я и диету соблюдаю... После всего этого кефир... Пол-литра... Почему я пришел к вам на прием? Возьмите руководство надо мной... Систематическое... Я ведь наблюдаю... В ресторан к нам не ходите...

Трубачева. Бывала несколько раз. Честно говоря, невкусно готовите...

Пышный. Так то ж для всех. А для вас я бы персональные блюда делал... Из лучших продуктов... Самых свежих... Ассорти... Компот... Крем-брюле... Я же понимаю, одинокая женщина... Без друга...

Трубачева. У меня друзей много.

Пышный. Много не считается... Считается, когда один имеется. Вы бы моим здоровьем руководили, а я бы вам помогал...

Трубачева. Больше вы ни на что не жалуетесь?

Пышный. Я ж упоминал... На пессимизм... Роса... Холодная зорька... Одиночество...

Трубачева. Вы женаты?

Пышный. А что делать?

Трубачева. Спите дома.

Пышный. Пытался... Пессимизм не проходит.

Трубачева. Постепенно пройдет. Все, товарищ Пышный. Главное — не ужинайте. Только так пессимизм исчезнет.

Входит Таня.

Пышный (поднимается). А как насчет руководства?

Трубачева. Когда будете плохо себя чувствовать, — приходите.

Пышный. Куда?

Трубачева. Сюда.

Пышный. А вы, как проголодаетесь, к нам приходите.

Трубачева. Как проголодаюсь, приду. (Тане.) Следующий.

Пышный со скорбным лицом выходит.

Таня. Муравейко.

Входит Муравейко — худой, высокий человек. Таня уходит.

Трубачева (раздраженно). Садитесь.

Муравейко (стоит). У вас плохое настроение?

Трубачева. На что жалуетесь?

Муравейко. Общее недомогание. Наверно, простудился.

Трубачева. Холодная зорька... Одиночество.

Муравейко. Откуда вы знаете?

Трубачева. Снимите рубашку.

Муравейко. Да что вы?!

Трубачева. Вы пришли к врачу.

Муравейко. Я стесняюсь.

Трубачева. У вас что-нибудь не в порядке?

Муравейко. Да, в семейной жизни. Не спим. Худеем. Возникла настоятельная потребность объяснить эти явления. Вы такая душевная, располагающая женщина...

Трубачева. Послушайте...

Муравейко. Сначала вы меня, а потом я вас. Меня не понимает жена... А я ее...

Трубачева. У вас какая профессия?

Муравейко. Зоотехник. Я ей рассказываю о своей работе... А у нее глаза грустные... И слезы. У нее слезы. Она здесь. Записалась... Я хотел попросить вас повлиять на эту отсталую несознательность моей жены. Любая бы шла рядом с удовольствием, а эта...

Трубачева. Почему же вы так недовольны вашей женой? Есть серьезные причины?

Муравейко. У меня ответственное положение, а у нее иждивенческое сознание. Мною гордятся, а она тянет меня в низину. Не соответствует моя теперешняя жена моему теперешнему развитию.

Трубачева. Да, трудно ей, конечно, дотянуться до вашего уровня. А вы бы с ней как следует поговорили.

Муравейко. Как же с ней говорить об умственном подъеме, когда она такие простые вопросы, как подъем животноводства, не понимает. А мне требуется обмен мнениями с человеком моего уровня.

Трубачева. И какой же ваш уровень?

Муравейко. Не меньше, чем ваш. Я так понимаю, уважаемый доктор... В жизни все должно быть целесообразно, как говорят, кругооборот в природе. Положительные заряды тянутся к положительным.

Трубачева. Долго у вас созревала эта мысль?

Муравейко. В долгие часы моей работы я обдумывал все изгибы этой мысли и остановился на одном. (Шепотом.) Если бы я в свободное от работы время стал ухаживать, то есть захаживать к вам... Знаете... ветеринар у нас сейчас отсутствует, так, может, вы что подскажете для нашей скотины?

Трубачева. По-моему, вы просили помочь вам?

Муравейко. И мне тоже... А может, что и для жены сообразите... Ее положение я разъяснил вам всесторонне.

Трубачева. Да, ей за вами, конечно, не угнаться. Обязательно постараюсь ей помочь. Обязательно. До свидания.

Муравейко. А когда же мне прийти за советом?

Трубачева. Когда вам будет необходимо.

Муравейко. Благодарю за взаимопонимание. (Уходит.)

В кабинете появляются Таня и Чечик.

Таня. Товарищу уступили очередь.

Чечик. На смену надо выходить.

Трубачева. Садитесь.

Чечик молча садится.

Что у вас?

Чечик. Кашель. В груди что-то играет. Лето холодное...

Трубачева. Роса...

Чечик. Какая роса?

Трубачева. Холодные зорьки. Снимите рубашку.

Чечик моментально выполняет распоряжение.

Поднимитесь.

Чечик встает.

Я вас послушаю. (Выслушивает Чечика.) Повернитесь.

Чечик поворачивается.

Не дышите.

Чечик «не дышит».

Горло болит?

Чечик. Нет. Кашель и в груди хрипота играет.

Трубачева. Бюллетень?..

Чечик. Ни в коем разе. Время горячее. Дайте порошки.

Трубачева. Хорошо. Ко мне вопросы есть?

Чечик. Нет.

Трубачева. Женаты?

Чечик. Конечно.

Трубачева. Жена хорошая?

Чечик. Первый класс.

Трубачева. Любите ее?

Чечик. Как же ее не любить? Вы какие-то странные вопросы задаете.

Трубачева. Скажите жене, пусть банки вам поставит.

Чечик. Это мне ни к чему. Я не пьющий...

Трубачева. Лечебные банки, Чечик, лечебные... Хрипы в легких снимают. Выпиши рецепт, Таня. (Уходит.)

Чечик (одеваясь). А чего она меня про жену спрашивала?

Таня. Интересуется социальными условиями больных.

Чечик. Странный доктор... Обидно, простыл... Тут работы! А она вопросики задает?!

Таня (подавая рецепт). В аптеке получите.

Чечик. Вот спасибо... И она всех так спрашивает?

Таня. Выборочно.

Чечик уходит. В кабинет входит Галина Муравейко.

Галина. Можно?

Таня. Пожалуйста. Присядьте.

Галина. Спасибо. (Молчит.) С доктором об всем можно разговаривать?

Таня. Конечно.

Галина. И по женским вопросам?

Таня. Это к другому врачу.

Галина. К тому мне не нужно... Мне про мое состояние нужно поговорить.

Входит Трубачева.

(Приподнимаясь.) Здравствуйте, Мария Петровна.

Трубачева. Здравствуйте. Что у вас?

Галина (смотря на Таню). Общее состояние...

Таня уходит.

На жизнь жалуюсь.

Трубачева. А точнее?

Галина. С мужем что-то стряслось... Вы не заметили?

Трубачева. А что с ним?

Галина. Молчит... Спит, ест... И молчит.

Трубачева. А еще что?

Галина. А больше ничего.

Трубачева. Разговаривает?

Галина. Про свою темочку, в основном, про животноводство...

Трубачева. А вы?

Галина (тяжко вздохнув). А я хочу не про то.

Трубачева. А про что?

Галина. Про чувства.

Трубачева. А вы с ним про чувства говорите?

Галина. Бывало, теперь замолчала.

Трубачева. И давно так?

Галина. Уже с год будет. Есть у него кто-то...

Трубачева. А кто? Вы знаете имя?

Галина. Если б знала... Мечтает про кого-то...

Трубачева. А больше вы ни на что не жалуетесь?

Галина. А на что ж еще... Живем в достатке...

Трубачева. А у вас есть знакомый какой-нибудь?

Галина. Да что вы, доктор!

Трубачева. А надо бы вам...

Галина. Мне не надо.

Трубачева. Его тряхнуть надо, Галина Ивановна... Знаете, когда у мужчин блажь в голову лезет? Все ему не то, все надоело, опостылело все... В это самое время его и надо тряхнуть. Ну, как вам помягче сказать... Чтоб зверем, что ли, стал.

Галина. А что ему звери? Он среди них с утра до ночи кружится.

Трубачева. И все-таки... Сделайте вид, что влюбились в кого-то без памяти... Он к вам с лаской, а вы не принимайте.

Галина. Да как же ласку не принять?

Трубачева. Сделайте вид, что не любите его.

Галина. Так то ж будет неправда.

Трубачева. Вы же не подневольный человек.

Галина. Подневольный... Я не работаю.

Трубачева. Какая у вас профессия?

Галина. Какая у меня профессия? Птичницей была. В инкубаторе цыпляток выводила. А теперь своих двое.

Трубачева. Работали бы — ценил бы больше.

Галина. Так работала... А что успевала... Поесть сготовить наспех... Цыпленка ощипать некогда... Вареники слепить некогда... А заработала что? Стенокардию...

Трубачева. Он вас тогда больше любил?

Галина. Что вы?! Терпел все... А тут сердце заболело... Слегла больная... Лежу и думаю: и что же он без меня делать будет? Неприбранный, неглаженный. В кухне кастрюлями гремит... А вдруг помру — что делать будет? Ведь пропадет. Ей-богу, пропадет... Да как подумаю, зарыдаю в подушку от этаких видений... И его жалко и себя жалко. И ушла.

Трубачева. От него?

Галина. Что вы?! С работы.

Трубачева. Сердце перестало болеть?

Галина. Сердце отошло, а душа болит. Замороженный он стал какой-то...

Трубачева. А вы скажите, что опять идете работать. Обедами не кормите. Брюки не гладьте. Сделайте вид, что вы деловая женщина.

Галина. Так он же с ума сойдет!

Трубачева. Пусть... Попробуйте. Я уверена, он про все с вами снова заговорит. Не только заговорит. Волком завоет. Кстати... У моей хозяйки молодой человек живет. Весьма симпатичный. Из центра. Навестите его. Раз, другой. Вы вроде бы ко мне, но к нему. Попробуйте... Порошками мужа не вылечить. Тут сильная терапия нужна. Решитесь. Это последнее средство.

Галина (испуганно). Последнее?

Трубачева. Самое последнее.

Галина. А что ж, попробую.

Трубачева. Они зазнались, мужчины эти. Их встряхивать время от времени нужно. Вам лекарств никаких не требуется?

Галина. Нет... Нет...

Трубачева. Желаю успеха.

Галина уходит, и сразу же входит Елизавета.

Елизавета. Не ждали меня?

Трубачева. Почему же не ждала? Вы у меня записаны. Садитесь.

Елизавета. Да я уж постою... Я не себя лечить пришла.

Трубачева. А кого же?

Елизавета. Вас.

Трубачева. Вот как? (Закрывает дверь на ключ.) Начинайте.

Елизавета. Вы зачем сюда приехали?

Трубачева. Лечить больных.

Елизавета. Ха! Лечить? Вы что тут с нашими мужиками делаете?

Трубачева. Ровным счетом ничего.

Елизавета. А не ровным счетом? Вы знаете, что я могу такое происшествие устроить, что вам отсюда в момент убираться придется? (Переходя на шепот.) Вам что, в городе женихов не хватало? Любовников? Так вы в сельскую местность переселились?

Трубачева.Угадали. Только за этим я и приехала сюда.

Елизавета. Чистенькая... Костюмчики носите.

Трубачева. Вы тоже в костюмчике. Хороший, между прочим. Вам к лицу.

Елизавета. Вы мое лицо не трогайте.

Трубачева. Зачем его трогать? Оно у вас и так красивое.

Елизавета. Зачем вам мой Карась понадобился?

Трубачева. Вижу, надоел он жене, вот и решила, авось для меня сгодится.

Елизавета. Так я вам его и отдала?!

Трубачева. А я и спрашивать не буду. Валяется Карась, чего не подобрать?

Елизавета. Поперхнетесь косточками, в горле застрянут.

Трубачева. Елизавета Сидоровна, сядьте.

Елизавета. Это зачем же?

Трубачева. Сядьте.

Елизавета (садится). Ну, села...

Трубачева. Вам не стыдно?

Елизавета. Когда у вас мужа забирают, про стыд забудешь.

Трубачева. Кто у вас забирает?

Елизавета. Вы.

Трубачева. Откроюсь вам — он мне не нравится.

Елизавета. То есть как — не нравится?

Трубачева. Совершенно не нравится.

Елизавета. А чем он плох?

Трубачева. Для меня не годится.

Елизавета. Вам не годится, а мне в самый раз.

Трубачева. Таких, как он, на сто человек — девяносто девять насчитать можно.

Елизавета. Ну да? Таких, как он, единицы на белом свете.

Трубачева. Это на чей вкус.

Елизавета. Вот потому вы и незамужем. Перебираете... А между прочим, женщина вы видная, с лица стройная! Почему замуж не выходите?

Трубачева. Я бы могла и не говорить с вами... Но мне жаль вас. Вы женщина красивая. Умная...

Елизавета (заплакав). Да где уж умная...

Трубачева. Умная, я вижу. Вы ж должны делать так, чтоб Карась ваш на коленях перед вами стоял, каждый взгляд ловил... А вы с ним, как жандарм, обращаетесь.

Елизавета. Только этим и держу.

Трубачева. Жандармы сейчас не в моде. Надо заставить, чтобы он уважал вас.

Елизавета. Дождешься его уважения, как же!

Трубачева. А вы сделайте так, чтобы не вы, а он вас ревновал.

Елизавета. К кому, к кому? Тут все мужики наперечет.

Трубачева. Могу подсказать. Приехал товарищ из центра. Вы ж его видели.

Елизавета. Нужен он мне!

Трубачева. А вы сделайте вид, что нужен. Навестите. Принесите что-либо... Ну, абрикосы... Или еще что...

Елизавета. Абрикосы денег стоят.

Трубачева. Муж тоже кое-чего стоит. Придите к Голубю раз, другой... Да так, чтоб Карась ваш узнал об этом.

Елизавета. А пока я буду с товарищем из центра гостевать, вы в это время с Карасем шуры-муры не будете крутить?

Трубачева. Зачем он мне? Он вам нужен, вот вы и верните его. И другим, кстати, поможете.

Елизавета. Кому?

Трубачева. Мне, например...

Елизавета. Миленькая вы женщина. Вот дуреха я...

Трубачева. Только сделайте все так, как я вам говорю.

Елизавета. Я из него тигра сделаю. Леопарда сотворю. Вот спасибо вам, родненькая...

Стучат. Трубачева открывает. Входят Таня и Тысячная.

Тысячная (подозрительно глядя на Елизавету). Лечишься?

Елизавета (смиренно). Лечусь, Анна Ивановна.

Тысячная. Пора, пора тебе лечиться.

Елизавета. Начинаю специальный курс.

Трубачева (Елизавете). Пожалуйста, как договорились. Все процедуры.

Елизавета. Не беспокойтесь, доктор, все процедурочки будут выполнены. (Уходит.)

Тысячная. Что она сегодня, как мышка, тихая?

Трубачева. Хорошая женщина, но больная.

Тысячная. Мария Петровна, Голубь-то когда выздоровеет? Он нам нужен, а болеет. Вы его случайно не передерживаете у себя?

Трубачева. У него воспаление легких было. Сейчас на поправку дело идет.

Тысячная. Навестить его можно?

Трубачева (весело). Хоть сегодня. Хоть сейчас, Анна Ивановна.

Тысячная. Что-то вы сегодня веселые?

Трубачева. Прием был интересный. Очень разнообразные больные.

Тысячная. Не пойму я вас... Одинокая женщина, а веселится.

Трубачева. Одиноким женщинам как раз и надо веселиться. Очень у вас интересные люди. Только с ними, Анна Ивановна, не массовая, а индивидуальная работа нужна. Все, Таня?

Таня. Все, Мария Петровна, на сегодня прием закончен.

Картина вторая

Перед занавесом девушка и юноша. Они поют.

(Уходят.)

Занавес открывается. Комната в доме Гаркуши. За столом сидит Голубь. Он в белой рубашке с галстуком. Напротив — Тысячная. По комнате ходит Шеремет.

Шеремет (несколько торжественно). Главная у нас забота — люди, кадры то есть. И борьба с пережитками.

Голубь (тихо). С какими?

Шеремет. Со всякими. Много соблазнов появилось. К примеру: раньше в кооперации был один ширпотреб. Все были довольны...

Тысячная. Чем довольны, Степан Тимофеевич? Ширпотребом?

Шеремет. Не самим ширпотребом, а тем, что выбрать не из чего было. Хочешь — бери, хочешь — не бери. Теперь запросы появились.

Голубь. Запросы все-таки не пережитки.

Тысячная. Все хотят хорошо одеться, чтобы дома все было. Мебель всякая. Телевизоры, холодильники.

Шеремет. Особенно женщины. А что отсюда происходит? Каждой нужен костюмчик... Декольте всякое... Чулочки... Туфельки модные.

Тысячная. Вкусивши сладкого, не захочешь горького.

Шеремет. Я ж про то и говорю. От запросов, как от пережитков, — конфликты. Жена хочет обновку купить, а у мужа денег ищи-свищи.

Голубь. К сожалению, еще не все купить можно.

Шеремет. Не к сожалению, а к счастью. Если б все можно было купить...

Тысячная. Работали бы лучше... А так деньги остаются, по кубышкам лежат.

Шеремет. Не по кубышкам, а по сберкнижкам. Экономика... Экономика, товарищ Голубь, сейчас на главный рубеж вышла.

Тысячная. Не только экономика, но и культура. Теперь без культуры, особенно у нас на селе, зарез.

Шеремет (Голубю). Почему мы так и ожидали вас. Советов ваших, рекомендаций... Очень важно, чтобы поднять культуру эту самую. На одних танцульках да западных фильмах не выедешь. Духовная пища требуется. Как писал один писатель: не хлебом единым. Люди все больше к культуре тянутся. Поправитесь, увидите. Заговорили мы вас, товарищ Голубь... Пришли проведать, о здоровье справиться, а сами дискуссии всякие ведем. Бабушка смотрит за вами?

Голубь. Да, конечно... Удивительный человек. Очень добрая.

Шеремет. Одна осталась здесь... Тоже конфликт... Детишки в городе закрепились... А она ни в какую. Пенсию имеет, а все равно работает. Зоотехник у нас есть, Муравейко, так она у него на ферме за телятами смотрит. А вам повезло. Врач под боком...

Тысячная. Выражения у вас, Степан Тимофеевич!

Шеремет. А что выражения? Я по существу. Ухаживает Мария Петровна за вами?

Голубь. Да, все время...

Шеремет. А вы за ней?

Голубь. Я вас не понимаю.

Шеремет. Да я шучу, шучу... Лекарства всякие, полоскания имеются?

Голубь. Да, конечно.

Шеремет. И правильно... Человека поласкать надо, он и взбодрится...

Тысячная. Опять вы, Степан Тимофеевич?

Шеремет. Так я про лечение. Мария Петровна — женщина серьезная, и к нашему брату у нее полный иммунитет.

Голубь. Почему?

Шеремет. Корни мне лично неизвестны. Что-то в жизни произошло... Конечно, странно в ее цветущем возрасте, по факт остается фактом. С другой стороны, тут на глазах все, чуть сойдешь с колеи — сразу на зубок попадешь.

Стук в дверь.

Кто бы мог? Впустим посетителя? (Открывает дверь.)

На пороге стоит с узелком Галина Муравейко.

Галина (растерявшись, Шеремету). А-а... Степан Тимофеевич...

Шеремет. Галина! Заходи, заходи... Хозяев нет... Незнакомы?

Голубь. Нет.

Шеремет. Познакомьтесь. (Голубю.) Это Галина Ивановна... Смиренная жена нашего уважаемого зоотехника Муравейко. Он бо-ольшой специалист по части крупного рогатого скота. (Галине.) У тебя к Пелагее Терентьевне дело?

Галина. К ней... К ней...

Шеремет. Вот ты ее и дождись... А чего это ты так вырядилась?

Галина. Что ж я в чужой дом неприбранная пойду?

Тысячная (Шеремету). Еще очко в нашу пользу про ширпотреб.

Шеремет. Ты только и знаешь, что очки подсчитываешь. (Галине.) Мы тебе гостя на руки оставим. Ты его и займешь, пока бабушка не явится. И сама развлечешься... (Тысячной.) Пошли?

Тысячная (Галине). Ты уж тут как следует займи товарища. Он выздоравливающий, у него силенки поднакопились.

Галина. Я, Анна Ивановна, без ваших указаний знаю, что с гостями делать.

Шеремет. Отбрила! Ну молодец, Галина! Выздоравливайте, Григорий Васильевич.

Голубь. Спасибо, что навестили.

Шеремет и Тысячная уходят.

(Галине.) Чем же мне вас занять, Галина Ивановна? Приехал, понимаете, а в дороге воспаление легких подхватил.

Галина. На вид вы бледненький и легкие, наверно, слабые. (Раскрывая узелок, в котором банка.) А я вам тут вишенок принесла, полакомиться.

Голубь. Мне? Да что вы? Зачем? Не надо.

Галина. Как же не надо... Приехали в чужое место, одиноки... Жена небось о вас там беспокоится.

Голубь. Жены у меня нет...

Галина. Совсем, значит, нехорошо. Что о нас подумаете? Нравится тут у нас?

Голубь. Я еще и не видел ничего... Как вам тут живется?

Галина. Хорошо живется.

Голубь. Вы замужем?.. Ах, да... Замужем... Говорили об этом... Муж у вас животновод...

Галина. Зоотехник.

Голубь. Слышал, хороший муж... И вас, вероятно, любит... Еще бы, такую красивую женщину — и не любить?

Галина. А разве я красивая?

Голубь. По-моему, красивая. У вас, по-моему, все красивые. Одеваетесь со вкусом.

Галина. Так это я для вас.

Голубь. Это как же?

Галина. Ну, чтоб вы не подумали...

Голубь. Что не подумал?

Галина. Чего плохого не подумали...

Голубь. А с чего же я должен плохое думать?

Галина. Так, вообще... Что мы замарашки тут...

Голубь. Да что вы, Галина Ивановна. На вас просто удовольствие смотреть.

Галина. Не обманываете?

Голубь. Зачем же я вас буду обманывать? Какой же мне расчет?

Галина. Женщине приятно слушать, когда о ней приятное говорят.

Голубь. А нам приятно говорить об этом. Тем более, когда это правда.

Галина. Когда нам не говорят такое, мы как цветы на грядке, раз-раз — и завяли... Благодарствую вам.

Голубь. За что же?

Галина. За поощрение... (Поднимается. Подходит к зеркалу.)

Голубь с интересом наблюдает за ней.

(Снова возвращается на место.) Можно я к вам буду приходить?

Голубь. Пожалуйста... То есть как это — приходить?

Галина. В гости... Раз в день...

Голубь. Но я скоро начну работать... И ваш муж... Могут быть неприятности.

Галина. Я и хочу, чтобы были неприятности.

Голубь. Но и мне могут быть... эти... неприятности... Ваш муж...

Галина. Вот он пусть и знает...

Голубь (поднявшись). Но... зачем же?

Галина. Чтобы заметил, что я, как вы сказали, красивая.

Голубь. Я, конечно, рад. Но по другому делу сюда приехал... Если уж хотите, то когда здесь кто-нибудь еще... Или вместе с мужем...

Галина. Я могу и с мужем... Но только — чтобы вы говорили мне такие же слова при нем.

Голубь. Но он же может вам... мне... устроить неприятности...

Галина. Пусть.

Голубь. И... и... Зачем же пусть?

Галина. Пусть.

Голубь. И... и... Что же это Пелагеи Терентьевны нет?

Галина. А я к вам пришла.

Голубь. Ко мне?

Галина (отчаянно). К вам!

Голубь (в ужасе). Зачем?!

Галина. Познакомиться.

Голубь. Ну вот мы и познакомились.

Галина. Скажите еще слова обо мне...

Голубь. Но я уже говорил.

Галина. А вы еще... И я пойду. Вы скажите, и я пойду.

Голубь. Вы очень красивая... Умная... Привлекательная... Симпатичная... Очень, очень... И еще раз очень...

Галина. Вот теперь я пойду... Спасибо вам... Спасибо за человеческое отношение. До новых встреч. (Уходит.)

Голубь стоит посреди комнаты в недоумении. Берет банку с вишнями в руки. Рассматривает ее. Вынимает вишню. Сплевывает косточку. Еще вишню, еще... Стук в дверь.

Голубь. Войдите.

Входит Елизавета с кошелкой. Она тоже хорошо одета.

Елизавета. Здравствуйте, Григорий Васильевич.

Голубь. Здрав... Здра... Здравствуйте...

Елизавета. Поправились?

Голубь. Да, как-то лучше.

Елизавета. Очень даже приятно.

Голубь. А бабушки дома нет.

Елизавета. А мне известно, что ее нет.

Голубь. И Марии Петровны нет.

Елизавета. И это известно. Я к вам.

Голубь. Ко... ко... Ко мне?

Елизавета (рассматривая Голубя). А вы красивенький...

Голубь. Да что вы? Зачем же так?

Елизавета. Прошлый раз я вас не очень тут разглядывала. Помните?

Голубь. Помню.

Елизавета. Можно сказать, представление устроила лично для вас.

Голубь. Это как же... Как же для меня?

Елизавета. Чтоб внимание обратили. Обратили?

Голубь. Да, конечно, обратил. Запомнил даже.

Елизавета. Для показу моего характера. Понравился?

Голубь. Кто?

Елизавета. Характер.

Голубь. Очень агрессивный, если правду говорить.

Елизавета. Читала это слово. (Вынимает из кошелки бутылку, вареные яйца, сало, хлеб, абрикосы. Из буфета достает стопки, тарелки, все это расставляет на столе.)

Голубь. А-а... А-а... А что вы делаете?

Елизавета, Готовлю стол... Посидим вдвоем.

Голубь. Во-первых, я не пью... А-а... во-вторых... я... я... еще болен...

Елизавета. Вот и поправитесь. Что ж ты за мужик, если не пьющий?

Голубь. Ну уж, не этим определяется.

Елизавета. Не этим, согласна.

Голубь. Я не то хотел сказать.

Елизавета. Что сказали — то сказали. Обратно не берите. Садитесь, Голубь.

Голубь. Вы знаете, я не люблю такие фамильярности.

Елизавета. Садитесь.

Голубь (садясь). А в чем, собственно, дело?

Елизавета (наливая). Портвейн... Очень пользительное вино для согревания.

Голубь. Но я не замерз.

Елизавета. Сейчас не замерзли, а через пять минут могли и замерзнуть, в ледышку превратиться.

Голубь. Так тепло же...

Елизавета. Вам тепло, а меня лихорадка колотит.

Голубь. Вы по какому вопросу?

Елизавета (поднимая стопку). Возьмите в правую ручку.

Голубь послушно берет стопку.

Ручка-то у вас беленькая... Приятно небось женщине, когда погладите ей...

Голубь. Что вы имеете в виду?

Елизавета. Ну! Положено чокаться.

Чокаются.

А теперь вот так... (Пьет и смотрит на Голубя.) Что ж отстаете? В отстающих негоже товарищам из центра ходить.

Голубь выпивает.

А теперь сальцем, яичком закусите... О, да у вас вишня тут? Зоотехник прислал?

Голубь. Откуда я знаю, кто прислал?

Елизавета. Так я ж вижу... Вишни его кондиция. (Наливает.)

Голубь. Я не могу больше.

Елизавета. Сможете. К нам приехали — должны мочь. Ну? Чокаться положено.

Чокаются. Входит Трубачева.

Трубачева. О, я вижу вы не скучаете, Григорий Васильевич? Здравствуйте, Елизавета Сидоровна.

Голубь (поднявшись). Да... Да... Вот... и пришли...

Елизавета (подмигивая). Лечу, Мария Петровна, пациента вашего.

Трубачева. Спасибо вам, а то скучно Григорию Васильевичу в одиночестве.

Голубь. Мне не скучно.

Трубачева. Теперь, конечно, не скучно. Извините, не буду вам мешать. (Уходит в свою комнату.)

Голубь (поднявшись). Неудобно ведь... Неудобно... Неудобно.

Елизавета. Кому?

Голубь. И вам... И мне...

Елизавета. С хорошим человеком посидеть всегда удобно.

Голубь. Откуда вы знаете, что я хороший?

Елизавета. По глазам угадываю. Очень у вас глаза добрые.

Голубь. Если вы такая наблюдательная, то должны заметить, что сейчас у меня злые глаза.

Елизавета. Вы за светом сидите... (Передвигается ближе к Голубю.)

Тот отодвигается.

Куда же вы?

Голубь. Ну, право же...

Входит с полотенцем Трубачева.

Мария Петровна, прошу вас... Присядьте...

Трубачева. Григорий Васильевич, я очень устала... (Уходит.)

Елизавета. Женщина устала, а вы так бездушно к ней? Все мужчины — изверги. Это уж точно. Это уж все знают. Еще тюкнем? (Тянется за бутылкой.)

Голубь. Что? Что?

Елизавета (наливает). Тюкнем... Тюкнем...

Голубь (поднимаясь). Я больше не могу.

Возвращается Трубачева.

Трубачева. Что же, Григорий Васильевич? У вас гостья, а вы...

Голубь (раздраженно). Что я? Что я?

Трубачева. А вы как-то нелюбезны.

Елизавета. Первая процедурочка всегда во взаимном непонимании происходит.

Трубачева. Да, это бывает... (Направляется в свою комнату.)

Стук в дверь.

Кто бы это?

Елизавета. А вы не открывайте.

Повторный стук.

Голубь. Как же так не открывать? (Идет к двери, открывает ее.)

В комнату входит Карась. Елизавета встает.

Карась (Елизавете). Ты? Ты? Здесь?

Елизавета. По твоим следам, Карасик.

Карась. А я... А я... Ищу тебя...

Голубь. Елизавета Сидоровна на минутку заглянула... И вот осталась... с нами...

Карась. С вами?

Трубачева. С нами.

Голубь (отодвигая стул). Пожалуйста.

Карась. Да уж нет... Спасибочко. (Елизавете.) Пойдем... Я ищу тебя.

Елизавета. Как же ты обратил внимание, что меня дома нет?

Карась. Пришел... Заметил... Пошел искать... А-а... А кошелочка наша тоже здесь?

Елизавета. В кооперацию шла...

Карась. А может, домой пойдешь?

Елизавета. А я не тороплюсь...

Карась. Так уже надо тебе домой.

Елизавета. А что там, дома?

Карась. Дети не кормлены.

Елизавета. А ты покорми.

Карась. А ты?

Елизавета. А я погуляю.

Карась. Нет уж, ты не погуляешь.

Елизавета. Тут же люди посторонние.

Карась. А я чихал на посторонних.

Елизавета. Некультурно, Паша, чихать на посторонних.

Карась. А я чихал на культуру.

Трубачева. Павел Федорович, от вас ли я слышу?

Карась. От меня, Мария Петровна, лично от меня. (Елизавете.) А ну, марш домой!

Елизавета. Все мужчины — изверги... Замечаете, доктор, наше тяжелое положение?

Трубачева. Давно замечаю.

Карась (Трубачевой). А я так считаю, что это весьма некрасиво, когда замужние женщины вот так, с незнакомыми мужчинами сидят и портвейн попивают.

Трубачева. Но Елизавета Сидоровна ко мне пришла в гости.

Карась. А стопочки-то на столе две.

Голубь. Я не пью, вы же знаете.

Карась. Об этом, между прочим, в газетах не написано.

Елизавета. Он у меня газетки каждый день читает... Интересуется международным положением.

Карась. А про внутреннее положение я тебе все дома обрисую. Пошли.

Елизавета. Мария Петровна, подчиняться мне грубому насилию или еще сопротивляться?

Трубачева. Наверно, пора пришла подчиняться. У вас такой хороший, верный и любящий муж, надо его слушаться. Но для меня очень странны ваши подозрения, Павел Федорович.

Карась (Трубачевой). А чего она нарядилась так?

Елизавета. А что ж я, в шкафу наряды буду держать? Пусть другие любуются, если ты не видишь! (Берет кошелку.) Идем, муж. Любящий муж!

Трубачева. Если ищет — значит, любит.

Карась. А что ж... А что ж, еще уведет кто?

Елизавета. Испугался?

Трубачева. Могут и увести... Такие видные, красивые женщины на земле не валяются.

Карась. Я ей поваляюсь! (Голубю.) А вы что? Вы зачем сюда пожаловали? Вам что, городских не хватает?

Голубь (потрясен). Да вы что? Вы понимаете, что говорите? Да это же черт знает что такое?!

Елизавета. Григорий Васильевич, с какими некультурными мужьями мы живем. Спасибо, Мария Петровна, за гостеприимство. (Уходит, за ней Карась.)

Трубачева смеется.

Голубь. А что вы? Что вы смеетесь? Что здесь смешного! Здесь плакать, рыдать нужно!

Трубачева. Ну и рыдайте!

Голубь. Вы думаете, это первая?! Это вторая!

Трубачева. Да ну?!

Голубь. Тут еще была! Еще одна жена!

Трубачева. А муж ее не приходил?

Голубь. А что? И муж должен прийти?!

Трубачева. Они все здесь друг за другом ходят.

Голубь. Что это за совхоз? Что он производит?

Трубачева. Хлеб сеет, скот разводит, садоводство... Это, наверно, директор просил, чтобы вам внимание оказали. Очень заботливый человек у нас товарищ Шеремет. Вообще интересно, вы еще и на улице не показались, а уж к вам очередь стоит? Что же будет, когда вы советы по массово-культурной и просветительной работе давать начнете?

Голубь. А ничего не будет, я уеду.

Трубачева. Так просто подниметесь и уедете?

Голубь. Я могу вам признаться?

Трубачева. Можете, совершенно спокойно.

Голубь. Я бо... боюсь оставаться. Я боюсь женщин. Они коварны, внутренне настроены эксплуататорски. О, они способны на все!

Трубачева. Погодите, они — это еще и я...

Голубь. Но вы же врач.

Трубачева. Но я еще и женщина.

Голубь. Это ваше частное дело... Меня лично это не касается.

Трубачева. Ну и ну, товарищ консультант?! А вам бы хотелось, чтобы женщины оставались такими, как были раньше?

Голубь. Я не знал, какими они были раньше, и не желаю знать, какими они будут впредь.

Трубачева. Между прочим, раньше им, то есть нам, жилось значительно тяжелей.

Голубь. Зато сейчас слишком легко.

Трубачева. И сейчас еще нелегко. Но все же стало значительно легче, чем было. Мы стали самостоятельней. Самостоятельней. И поэтому вам стало трудней.

Голубь. Что это за внесоциальные категории, вообще мужчины, вообще женщины?

Трубачева. Даже странно, что вы, образованный человек, этого не понимаете. Мы сами себя содержим. Если раньше женщина зависела от мужчины, то сейчас эта зависимость все меньше. Вот мужчины и сердятся. Изменит муж, узнает жена, немедленно отомстит.

Голубь. Очень остроумно!

Трубачева. У меня была подруга, она плакала, но мстила своему муженьку.

Голубь. Какая чушь!

Трубачева. Григорий Васильевич, и это вы говорите мне, человеку, который от чистого сердца ухаживал за вами, лечил вас...

Голубь. Извините, вырвалось.

Трубачева. Не просто вырвалось. Не просто... Вы недовольны создавшимся положением. Как известно, мужчины — эгоисты почти от рождения.

Голубь. Я это категорически отметаю!

Трубачева. Спокойно, товарищ Голубь... Девочки моют посуду, стирают... Убирают комнаты.

Голубь. Хорошие девочки.

Трубачева. А что делают хорошие мальчики? «Мама, дай. Мама, подай. Мама, некогда». Чем старше — тем больше. «У меня собрание. Заседание. Пленум. Научная сессия».

Голубь. Какие обобщения!

Трубачева. Мальчик вырос и обращается уже не к маме, а к жене: «Сделай. Подай. Зашей. Подшей. Подгладь брюки. Почисти туфли».

Голубь. Поэтому вы и предпочитаете оставаться в одиночестве?

Трубачева. Может быть...

Голубь. Может быть или поэтому?

Трубачева. Но, кстати, вы ведь тоже одинокий мужчина? Или я ошибаюсь?

Голубь. Не ошибаетесь.

Трубачева. А почему вы одинокий?

Голубь. Могу вам сказать, вы мой врач...

Трубачева. Значит, не женщина...

Голубь. Да... то есть...

Трубачева. Вы уж не смягчайте.

Голубь. Одним словом, я хочу быть откровенен с вами.

Трубачева. Как с врачом...

Голубь. Как с соседкой по временному местожительству... Вас так устраивает?

Трубачева. Устраивает.

Голубь (зловеще). А вы знаете, что у меня было все наоборот?

Трубачева. То есть?

Голубь. Мне попалась одна штучка.

Трубачева. Григорий Васильевич!

Голубь. Именно штучка! Я ее любил, эту штучку... Любил. Но что я слышал: «дай», «подай», «принеси», «достань». Вот еще слово — «достань». Я этот глагол слышать с тех пор не могу. Все сам, сам, сам. Я от запаха приготовленной дома пищи отвык. Все всухомятку. И я навсегда покончил с этим... С таким потребительским отношением ко мне...

Трубачева. И занялись вплотную массово-просветительной работой?

Голубь. И чувствую себя превосходно!

Трубачева смеется.

А вы не смейтесь. Между прочим, у нас с вами общая судьба.

Трубачева. Одиночество вдвоем?

Голубь. Очень точно замечено. За период этой глупой болезни я, конечно, понервничал... Этот Карась...

Трубачева. Этот Карась сам блудня, да только на крючок попался.

Голубь. По одному карасю о всех рыбах не судят. Во всяком случае, вам он не опасен, поскольку вы замуж не собираетесь. Ведь не собираетесь?

Трубачева. По-моему, и вы не собираетесь жениться.

Голубь. Не собираюсь. И это следовало бы отметить.

Трубачева. Каким образом?

Голубь. Стол накрыт. Вино на столе. Тюкнем по маленькой? (Достает из буфета рюмку и тарелку.)

Трубачева. Вы делаете поразительные успехи. (Наливает вино.)

Голубь. Ваш муж не явится?

Трубачева. Не беспокойтесь. Мне и с вами неплохо. За ваше одиночество!

Чокаются.

Голубь. А я за ваше одиночество.

Стук в дверь.

(Вскочив.) Кто это?

Трубачева. Вероятно, муж...

Голубь. Что?

Повторный стук.

Трубачева. Сейчас узнаем. (Идет открывать дверь.)

Голубь. Что же это делается?

Еще стук в дверь.

Умоляю вас, не открывайте!

Трубачева. Я все же рискну. (Открывает.)

Входит Гаркуша.

Гаркуша. А я-то думала, что вы уже спите. Ключ забыла. А у вас тут пир горой. Что ж вы без меня-то? (Голубю.) Поправился, голубчик?

Голубь. Поправился... Поправился... Но, кажется, снова заболею.

Занавес

На просцениуме девушка и юноша. Они поют.

Действие третье

Перед занавесом девушка и юноша. Они поют.

(Уходят.)

Открывается занавес. Накрытый стол. Посреди комнаты чемодан. По комнате беспокойно ходит Трубачева. У стола за ней наблюдает Гаркуша.

Гаркуша. Еще директор сказал, что повар товарищ Пышный принесет пирог, специально сделанный в честь отъезда товарища Голубя.

Трубачева. Зачем?

Гаркуша. Директор сказал, что товарищ Голубь проделал большую работу.

Трубачева. Зачем?

Гаркуша. Дал очень полезные советы по массово-воспитательной работе среди трудящихся нашего совхоза.

Трубачева. Зачем?

Гаркуша. Что с тобой, голубушка?

Трубачева. Зачем пирог?

Гаркуша. Чтобы почтить отъезжающего товарища Голубя.

Трубачева. Разве можно человека почтить пирогом?

Гаркуша. Смотря с какой начинкой пирог, голубушка.

Трубачева. Почему вы меня все время называете голубушкой?

Гаркуша. Я тебя всегда так называла.

Трубачева. Прошу так меня больше не величать.

Гаркуша. Понимаю... Полюбила ты его...

Трубачева. Что за фантазия?

Гаркуша. Я без малого семь десятков отстукала по земле, понимаю в этом тяжелом деле, голубка.

Трубачева. Опять?

Гаркуша. Очень я это слово люблю.

Трубачева. А я не люблю.

Гаркуша. Слово-то, может, и не любишь, а Голубя непременно полюбила! Нервенная ты какая-то, дрожишь вся.

Трубачева. Я не дрожу.

Гаркуша. Дрожишь.

Трубачева. Не дрожу.

Гаркуша. А ты остановись на момент, услышишь.

Трубачева. Что услышу?

Гаркуша. Как дрожишь.

Трубачева останавливается.

Слышишь?

Трубачева. Кажется, дрожу.

Стук в дверь.

Зачем?

Гаркуша. Что, голубушка?

Трубачева. Зачем сюда идут?

Гаркуша (открывая дверь). Проститься идут.

Входит Галина с цветами.

Галина (подавая цветы Трубачевой). Это вам, доктор вы наш сердечный.

Трубачева. Зачем? Зачем?

Галина. За излечение семьи нашей.

Трубачева. Это не мне. Товарища Голубя благодарите.

Галина. А ему мы на дорожку само собой. (Увидев стол.) Провожаете?

Гаркуша. Позже, позже, Галя...

Галина. Я с полным пониманием, Пелагея Терентьевна. (Уходит.)

Гаркуша. Вовремя товарищ Голубь уезжает.

Трубачева. Почему — вовремя?

Гаркуша. В опасное положение себя поставил.

Стук в дверь.

Трубачева. Опять?

Гаркуша. Конвейер.

Входит Елизавета с кошелкой.

Что ты, Елизавета, забыла здесь?

Елизавета (Трубачевой). Благодарствую, Мария Петровна.

Трубачева. Не меня надо благодарить... Товарища Голубя.

Елизавета. Вас, доктор вы наш дорогой. Карась мой излечился на все сто двадцать процентов с хвостиком. А товарищу Голубю мы в дорожку еще кое-что сопроводим. (Гаркуше.) Кошелочку-то, бабушка, опорожняйте.

Гаркуша. Давай, скандалистка. (Освобождает кошелку, возвращает ее Елизавете.)

Елизавета (глядя на стол). Провожаете постояльца?

Гаркуша. Готовимся...

Елизавета. Разрешите Карасям принять участие?

Гаркуша. У директора разрешение спроси.

Елизавета. Товарищ Шеремет моему Карасю любое разрешение даст.

Гаркуша. Вот ты разыщи директора и возьми такое разрешение. Да торопись, а не то поздно будет.

Елизавета. Бегу. (Уходит.)

Трубачева. Пелагея Терентьевна, это что же, они так все время и будут сюда приходить?

Гаркуша. Люди приветливые, вот и ходят.

Трубачева. Это ужасно.

Гаркуша. Товарищ Шеремет с Тысячной предупреждали... Скоро сами будут.

Трубачева. Как же мне быть, Пелагея Терентьевна?

Гаркуша. Выходит, других излечила, а сама заболела... Пострадала, выходит, за общество?

Трубачева. Мне поговорить с ним нужно!

Гаркуша. Месяц под одной крышей прожила и поговорить время не выбрала?

Трубачева. Надо, надо во что бы то ни стало... По профессиональным вопросам. Пелагея Терентьевна, как придет он... Как придет он сюда, вы пойдите туда...

Гаркуша. Куда?

Трубачева. Туда... На воздух... И нас закройте... с той стороны... И никого не пускайте... Я сама позову.

Гаркуша. А если товарищ Шеремет?

Трубачева. Скажите — нет никого!

Гаркуша. А Анну Ивановну?

Трубачева. И Анну Ивановну куда-нибудь...

Гаркуша. Дошла, голубушка.

Трубачева. А может, это хорошо звучит — голубушка?

Гаркуша. Красиво звучит.

Стук в дверь.

Голубь, Голубь прилетел.

Трубачева. Что же вы? Что же вы не открываете? (Бежит открывать дверь.)

Входит Голубь. Останавливается, увидев у двери Трубачеву.

Голубь. Шеремет не приходил?

Трубачева. Не знаю.

Голубь (Гаркуше). Не приходил директор?

Гаркуша. Не было.

Голубь (увидев стол). А это что?

Гаркуша. Приказано. Посошок... Стременная, по-старинному. Отлучусь я, Мария Петровна...

Трубачева. Идите, идите.

Гаркуша. Так что вы сами уж тут...

Трубачева. Сами, сами.

Гаркуша уходит и закрывает дверь.

Голубь (услышав поворот ключа, вздрагивает). Нас, кажется, закрыли?

Трубачева. Да. По моей просьбе.

Голубь. Что-то новое...

Трубачева. У нас всегда все новое.

Голубь. Вы сегодня какая-то особенная. Радуетесь?

Трубачева. Чему?

Голубь. Спокойней жить будете. Кончилась моя командировка. Просто удивительно. Месяц, как один день, пролетел.

Трубачева. Радуетесь?

Голубь. Чему?

Трубачева. Что домой возвращаетесь?

Голубь. Да как вам сказать...

Трубачева. Как думаете, так и скажите. Только честно.

Голубь. Почему же я должен быть нечестен?

Трубачева. Перед расставанием положено говорить правду или...

Голубь. Или?

Трубачева. Или ничего не говорить.

Голубь. Скажу правду. Только правду. Полезная командировка. Увидел много новых явлений. Пришел к выводу, что так называемая массовая работа должна вестись индивидуально, выборочно, так сказать...

Трубачева. Неужели за этим надо было так далеко ездить?

Голубь. Вы сегодня колючая... Нездоровы? Вас лихорадит?

Трубачева. Нет, ничего... Легкий озноб.

Голубь. Может быть, шаль накинете?

Трубачева. Накину.

Голубь. Где она?

Трубачева. В моей комнате.

Голубь. Я еще ни разу не заглядывал к вам.

Трубачева. Загляните.

Голубь. А где она?

Трубачева. Прямо перед вами.

Голубь. Шаль где?

Трубачева. Лежит на кровати.

Голубь уходит и возвращается с шалью, накидывает ее на плечи Трубачевой.

Голубь. Теперь не холодно?

Трубачева. Холодно.

Голубь. Что же мне еще сделать?

Трубачева. Ничего. Продолжайте сообщать свои впечатления о массовой работе.

Голубь. А на чем мы остановились?

Трубачева. На словах «так сказать».

Голубь. А что было выше?

Трубачева. Слово «выборочно».

Голубь. Да, действительно выборочно... Все в жизни выборочно, а сама жизнь невероятно изменилась. Люди стали другими.

Трубачева. Люди остались такими, как были.

Голубь. Да? Вы так считаете?

Трубачева. Я так считаю.

Голубь. Но все же нельзя пользоваться старыми схемами.

Трубачева. В оценке людей вообще не стоит пользоваться схемами — ни старыми, ни новыми.

Голубь. Вы такая умная, Мария Петровна...

Трубачева. Вы только сейчас заметили?

Голубь. Я давно заметил, но стеснялся сказать вам...

Трубачева. Вы очень застенчивый.

Голубь. С детства. Отец часто говорил: «Пропадешь, Гришка, если будешь таким робким».

Трубачева. Ваш отец был прав.

Голубь. Нет, ошибся. Я не пропал.

Трубачева. Вы-то да...

Голубь. Что-что?

Трубачева. Я согласна, вы не пропали.

Голубь. Не пропал... Не пропал... Кажется, я не уверен в этом. Человеку всегда хочется немного тепла...

Трубачева. Что же вы замолчали?

Голубь. Я вас боюсь.

Трубачева. А я вас уже не боюсь.

Голубь. Мне будет вас недоставать.

Трубачева. Ну-ну!

Голубь. Что — ну?

Трубачева. Говорите.

Голубь. Почему вы такая?

Трубачева. А вы?

Голубь. Что я?

Трубачева. Почему вы такой?

Голубь. Я же сказал: я боюсь вас.

Трубачева. Вы же все равно уезжаете. Говорите.

Голубь. Вы осудите.

Трубачева. Говорите.

Голубь. Но я боюсь говорить... Я вам напишу.

Трубачева. А я требую: говорите.

Голубь. Хорошо... Я все скажу... Но я отойду от вас подальше.

Трубачева. Отходите куда хотите, только говорите.

Голубь. Дело в том...

Открывается дверь, с пирогом входит Пышный. На пороге стоит Гаркуша.

Трубачева. В чем дело?

Пышный. Пирог, свеженький... Только испеченный.

Трубачева (Гаркуше). Я же просила!

Гаркуша. А куда ж пирог девать?

Пышный (Голубю). С большим удовольствием самолично изготовлял данное произведение кулинарного искусства, чтоб только вы скорей отбыли из нашей местности.

Голубь. Благодарю вас, но напрасно...

Пышный. И я так считаю, что напрасно, но распоряжение начальства для меня есть высший закон. Куда прикажете поставить?

Гаркуша. На стол ставь.

Пышный (критически оглядев стол). Жалкая самодеятельность. В ресторанчике мы бы устроили сервировочку высшего класса. На уровне московского «Метрополя».

Гаркуша. Все. Свободен, товарищ Пышный.

Пышный. Не вовремя, значит, пирог появился?

Гаркуша. Пирог вовремя, а ты вот — не очень.

Пышный (Гаркуше). Я понял так, что мне пора уходить?

Гаркуша. Подыши воздухом. Освежись.

Пышный (Голубю). Когда отбываете?.

Голубь. Сегодня.

Пышный. Как же мы без вас тут будем? (Уходит.)

Гаркуша. Закрыть?

Трубачева. Закрыть. И никого!

Гаркуша уходит, щелкает ключ.

(Голубю.) Продолжайте...

Голубь. Я не могу так...

Трубачева. Сюда могут явиться в любую... И вы не скажете мне самого главного...

Голубь. А что вы имеете в виду под главным?

Трубачева. То, что вы сами знаете.

Голубь. На чем мы остановились?

Трубачева. Вы остановились на словах «дело в том»...

Голубь. Да, действительно... Дело в том... Но это абсолютно противоречит нашему тосту за одиночество...

Трубачева. Пусть противоречит. Пусть!

Голубь. Я, кажется... полюбил вас.

Трубачева. Кажется или полюбили?

Голубь. Но это все же надо как-то проверить...

Трубачева. Проверяйте!

Голубь. Мне надо уехать, чтобы проверить, люблю я вас или нет. Или вы меня загипнотизировали, затерапевтировали...

Трубачева. Вы не голубь, вы ястреб. Коршун!

Голубь. Что вы за женщина? Кто вы такая?

Трубачева. Врач-терапевт... Доктор. И еще женщина!

Голубь. Женщина, это да. Но доктор вы странный. Хорошо. Я вам сказал. Я открылся. Я вас люблю. Я ловлю каждый взгляд ваш. А вы? Вы? Ну, что же вы молчите? Что же вы молчите?

Трубачева. Теперь я боюсь вас.

Голубь. Меня? Ха-ха... Да я... Я... Я... Я никого в жизни не обидел. Я добрый... Я скрытный, но добрый. А вы, вы... Я хочу знать в конце концов — любите ли вы меня? Любите?

Трубачева. Хорошо... Теперь я вам скажу... Я вам все скажу.

За дверью слышен голос Гаркуши: «Их нет... Скоро будут. Что ж, людям нельзя и по поселку прогуляться? Погуляйте малость и вы». Голоса затихают. Трубачева и Голубь стоят, напряженно прислушиваясь.

Голубь. Неужели я так и уеду, не услышав от вас ничего?

Трубачева. На чем мы остановились?

Голубь. Какая разница, на чем мы остановились? Говорите! Говорите!

Трубачева. Я как пружина.

Голубь. Что? При чем здесь пружина?

Трубачева. Та, которую гнут.

Голубь. Кто вас гнет?

Трубачева. Вы. Да, вы... Полетела к лешему моя теория.

Голубь. Какая еще теория? При чем здесь теория?

Трубачева. Чем больше пружину гнут, тем она резче распрямляется. Я создала себе теорию, что могу жить одна. Жить сама, ни от кого не зависеть, и все отдавать другим.

Голубь. Зачем отдавать другим?

Трубачева. Знаете рассказ про цыгана, который лошадь к голоду приучал... Пять дней не кормил ее... Казалось, совсем приучил, а на шестой она сдохла.

Голубь. При чем здесь лошадь, черт возьми, когда я стою перед вами.

Трубачева. Зачем вы приехали?

Голубь. Сюда же могут каждую минуту прийти!

Трубачева. Нет, лучше я вам напишу.

Голубь. Это нечестно! Я сказал. Вы обязаны.

Трубачева. Обязана... Да, я обязана...

Голубь. Ну?!

Трубачева. Я люблю вас...

Голубь. И я! И я! И я! Ура-а!

Трубачева. Тише... Бабушка подумает, что вы идете в атаку.

Голубь. А я и иду в атаку. (Направляется к Трубачевой.)

Трубачева (отступая). Не подходите.

Голубь. Нет-нет! (Подходит к Трубачевой.)

Трубачева (заслоняется руками). Нет-нет! Не подходите!

Голубь обнимает Трубачеву. Целует. Трубачева теряет сознание.

Голубь. Что? Что с вами? Очнитесь! Да что такое? (Поднимает Трубачеву на руки, относит на диван.) Что с вами! Да что же это такое?! (Бежит к двери. Стучит.) Доктора! Доктора!

Гаркуша открывает дверь.

Гаркуша. Что ты, милый!

Голубь. Доктора! Врача!

Гаркуша. Да вон же она.

Голубь. Ей плохо! Плохо ей! Она потеряла сознание. Что делать? Что делать?

Гаркуша (подходя к Трубачевой). Голубушка, что с тобой?

Гаснет свет.

Да что с тобой?

Трубачева (в темноте). Я ничего не вижу... Я ничего не вижу.

Гаркуша. Замыкание, наверно.

Трубачева. Мне кажется, я куда-то лечу... Лечу, лечу... И так тепло... И ангелы крыльями машут.

Гаркуша. Какие ангелы, это Голубь.

Трубачева. И темное небо... Космос... Звезды горят...

Возникает музыка.

И ты видишь всех наших друзей. Они очень разные люди. Но они все хотят, чтобы мы были счастливы. Ты видишь их?

Голубь. Вижу.

Трубачева. А вы, Пелагея Терентьевна?

Гаркуша. Где ж их увидишь, когда электричество погасло.

Трубачева. Да нет же, вы ошибаетесь! Солнце ярко светит. И все пришли провожать нас в полет!

В темноте закрывается занавес. На просцениуме появляются юноша и девушка. Они поют.

Открывается занавес. На том месте, где был стол, на возвышении, покрытом голубым полотнищем и засыпанном цветами, сидят Трубачева и Голубь. Она — в ярком весеннем платье, он — в светлом костюме. Юноша и девушка повторяют последнюю строфу песни.