Ночи Перекопа [Александр Исаевич Воинов] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Александр Исаевич Воинов. Ночи Перекопа
Сиваш!… Гнилое море!… Бездонные топи!… Когда мой дед рассказывает о Перекопе, его лицо молодеет; мысленно он вновь стоит на берегу залива и всматривается вдаль, где в мареве тают очертания Литовского полуострова. Чонгарский мост… Сивашский мост… Армянский базар… Караджанайский мыс… Юшунь… Для деда все эти названия полны затаенного смысла. И когда я смотрю на старую фотографию, на которой он изображен молодым, лет двадцати, в изодранной шинели, опирающимся обеими руками на эфес кавалерийской шашки, я как-то не могу поверить в то, что этот крепыш, веселый парень и есть мой дед. А когда он начинает предаваться воспоминаниям, я невольно перевожу взгляд на фотографию, и тогда мне кажется, что и сам переношусь в ту, давнюю эпоху, — и как бы оживает молодой боец, уверенным движением поправляет саблю и весело кричит: — А ну, Алешка!… Вперед!… Штурмуй Перекоп!… Моему деду уже под восемьдесят. Но он сохранил память, зрение его остро, и ходит он без палочки… И я не знаю — седой ли он, потому что каждый месяц он бреет голову в парикмахерской, и розовая кожа на его голове кажется такой отполированной, что отражаются солнечные блики. И хотя я уже имею взрослых детей, для деда я все еще Алешка, малый. Он участник двух войн — гражданской и Отечественной и ему есть о чем вспомнить и о чем рассказать. Вот я и записал несколько рассказов моего деда Никифора Антоновича Круглова, политрука 15-й стрелковой дивизии, преодолевшей Сиваш в ноябрьские дни давнего двадцатого года.Подумать только, сколько лет прошло! Праздновали мы третью годовщину октября… Да, третью… В двадцатом… И застал нас этот день у Перекопа… Врангель засел в Крыму и думал, что мы его оттуда не выкурим. А за зиму он наберется сил, да как начнет наступать, так до Москвы и докатит… Перекоп врангелевцы укрепили сильно. Над нашими позициями летали их «фарманы», разбрасывали листовки. А там писалось, что белые отошли в Крым по «стратегическим соображениям». Мы-то знали, сколько врангелевцев полегло в Северной Таврии. А сколько их сдалось! На соседнем участке поднял руки целый батальон дроздовской дивизии. А эта дивизия состояла почти из одних офицеров… На фотографии я еще одет молодцом. Посмотрел бы ты на меня, когда мы на берег Сиваша вышли. Левая нога в разодранном лапте, правая в ботинке, — в подошве дыра — во!… А ели мы баланду. Если кто найдет щепотку махорки, так всему взводу праздник. А спи — где хочешь. Хоть на берегу, хоть окоп себе в мерзлой земле выкапывай. В Строгановке, где мы остановились, во всех хатах не продыхнуть. Бойцы спят вповалку. Кричат во сне, от маяты кости ломит. Я прикорнул в сенях крайней хаты, где наша рота расположилась, ждал, когда кого-нибудь вызовут, — всякие дела возникали по ночам: то обоз разгружать, то в карауле кто-нибудь заболевал, на подменку брали. Ну и ночь!… От инея затвердел воротник шинели. Сидел, помню, смотрел в сторону Перекопа, как темное небо полосуют лучи прожекторов. Врангелевцы подступы к Турецкому валу просматривают, а там у них — главные укрепления. Молодой, конечно, я был тогда парень. Как началась революция у нас на Урале, многие мои однолетки в Красную Армию вступили. А когда убили белые Малышева, секретаря Екатеринбургского обкома партии, мы подали заявления в РКП(б) — так тогда называлась партия наша. А потом нас послали на юг России, добивать Врангеля. Сначала держались вместе, а в боях многие погибли, получили тяжелые ранения, эвакуировались в тыл. Так помаленьку оставшиеся и начали примыкать к другим частям. Вдруг, слышу, скрипнула калитка, кто-то приближается к крыльцу, в темноте так и прыгает искорка самокрутки. Взглянул, и под ложечкой засосало. Есть же на свете счастливцы! У калитки маячит Матвей Ерохин, тоже сибиряк, — моя шинелишка против его — бобровая шуба. А сам он так отощал, что под винтовкой сгибается. Но держится, и голос, когда надо, подаст с острасткой. — Стой, кто идет?! — Свой!… Свой!… — отвечает из темноты комиссар полка Кириллов. И направляется прямо к хате. Только начал подниматься по ступеням — р-раз — и об мои ноги зацепился. — Будь ты неладен, — бурчит. — Ты кто? — Я? Круглов!… — Чего ты тут людям ноги ломаешь?… Другого места спать не нашел… Подь сюда, раз уж я тебя встретил… Спустился с крыльца, я за ним. Молча выходим за калитку. — На затянись, — и комиссар тычет мне в пальцы бычок. Какое же это было счастье хоть разок затянуться махрой! Самым, что называется, злоядовитым самосадом. Курнул — и помирать можно!… — Вот что, Круглов, — говорит комиссар, — ты ведь партийный? — Партийный, — говорю. — Хочешь, документ покажу? — Не надо мне твой документ! Я своих людей без документов знаю… Вот что, Круглов!… Иди за мной!… Взвалил я винтовку на плечо и пошел за комиссаром. И тут я только заметил, что он припадает на левую ногу. Вспоминаю, ребята говорили, что его еще
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (5) »
Последние комментарии
17 часов 16 минут назад
17 часов 17 минут назад
17 часов 25 минут назад
17 часов 33 минут назад
18 часов 31 минут назад
18 часов 50 минут назад