Весна [Иван Дмитриевич Василенко] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (43) »
ЧЕТЫРЕ УРОКА
— Мимоходенко Дмитрий! Я пошел к доске. С парты мне видны были стриженые затылки всех мастей и бородатое лицо Льва Савельевича, склоненное над классным журналом. Теперь, когда я стоял у доски, я видел черную волнистую макушку учителя и много мальчишеских рожиц. Конечно, все мальчишки уже приготовились прыскать и хихикать: раз Лев Савельевич вызвал к доске Заморыша — значит, будет потеха. А главное, у каждого пропал страх, что Лев Савельевич может вызвать сегодня и его: потеха с Заморышем раньше звонка никогда не кончалась. — Учи-ил? — по обыкновению нараспев, спросил меня учитель. — Учил, Лев Савельевич, — охотно ответил я. — С любо-овию?.. — Нет, Лев Савельевич. Разве интересно склонять по-церковнославянски «раб»? Мальчишки захихикали. Учитель повернулся ко мне лицом: — И ты мне это так прямо и говоришь? — А как же! Вы же сами приказывали нам говорить всегда правду. От слов «рабоу», «рабямь», «рабе» у меня затылок болит. Учитель долго молчал, потом вздохнул и потянулся за ручкой. — Ну что ж, раз ты сам признаешься, то незачем и время тратить на опрос. Ставлю тебе единицу. Он обмакнул перо в чернила, но ставить отметку в журнале не спешил, видно, ждал, что я скажу. И я сказал так, будто советовался с ним, какую правильнее поставить мне отметку: — Единицы, наверно, мало: все-таки я два часа зубрил. Да вы меня, на всякий случай, спросите, Лев Савельевич. Учитель взял в руку свою длинную бороду, засунул кончик ее в рот. Пожевав бороду, он сказал: — Хорошо, Мимоходенко, я проверю, чего ты достиг за два часа зубрежки без любви к предмету. Но прежде ответь мне на такой вопрос: представь себе, что ты идешь по улице… Да, по улице… Все с любопытством ждали, что сегодня придумал Лев Савельевич, чтобы потешиться надо мной. По голосу учителя я, конечно, догадывался, что вопрос, который он мне задаст, будет каверзный. — Так вот, ты идешь по улице… Представил это себе? — Нет, Лев Савельевич, еще не представил. — Почему? — Да вы же не сказали, по какой: по Петропавловской, по Ярмарочной или по Приморской. — Все равно, по улице вообще. — Как же все равно? На Петропавловской дома большие и магазинов не счесть, зато деревьев почти совеем нету, а на Ярмарочной тополи растут, зато дома маленькие. — Ну хорошо, пусть будет по Петропавловской. Представил? — Теперь представил.— Вот идешь ты и видишь: стоит на тротуаре лоток. Представил? — В каком же это месте — лоток? — Ну, скажем, около музыкального магазина Когеля. — Там, Лев Савельевич, лотки никогда не стоят. Лотки дальше, около магазина Арбузова. — Ладно, пусть около Арбузова, — согласился Лев Савельевич. — И вот ты видишь открытый лоток, а на лотке халву. Мальчишки разводят руками так, будто растягивают резиновую ленточку, тяни, мол, тяни. И я тяну. — А какая халва, Лев Савельевич? Медовая или сахарная? — Допустим, сахарная. Представил? — С орехами или без орехов? — Скажем, с орехами. Представил? Я прикрыл глаза и так стоял до тех пор, пока Лев Савельевич не сказал: — Ну? — Представил, Лев Савельевич. — Хорошо. Вот и ответь мне, Мимоходенко, как ты поступишь: пройдешь мимо лотка или остановишься и поглазеешь? Я вздохнул: — Чего ж глазеть, Лев Савельевич! Денег-то все равно нету. — Значит, пройдешь мимо? — Мимо, Лев Савельевич. — А если б в кармане у тебя медяки звенели? Остановился б? — Тогда б, конечно, остановился. — Ага! Остановился б! — торжествующе вскричал учитель. — Остановился б! Так какой же ты после этого Мимоходенко, если не мимо проходишь, а останавливаешься около каждого лотка с халвой? Довольный своей выдумкой, учитель тоненько, с взвизгиванием, смеется. Смеется и весь класс. Сбитый с толку, я молчу. Вдоволь насмеявшись, учитель сказал: — А теперь просклоняй мне по-церковнославянски слово «раб». Послушаем, что у тебя получается, когда ты зубришь без должной любви к предмету. Я взял мел и точно, как напечатано в церковнославянской грамматике, написал на доске слово «раб» во всех падежах, даже ударение поставил над «е» в форме звательного падежа. Пока я писал, Лев Савельевич жевал бороду и косился на доску. — Так, правильно. Рабé. Именно рабé. Что ж, Мимоходенко, поставлю тебе тройку с минусом. Поставил бы тебе пять, но две единицы высчитываю из оценки за нелюбовь к предмету, а минус ставлю в назидание, дабы ты впредь с должным чувством относился к языку, на котором совершали богослужение еще наши далекие предки. — Адам и Ева, — вставил верзила Степка Лягушкин, желая показать свои знания. — Адам и Ева, — машинально повторил Лев Савельевич, но тут же спохватился и назвал Степку дураком. Вписав в журнал тройку с длинным и
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (43) »
Последние комментарии
9 часов 20 минут назад
17 часов 19 минут назад
1 день 8 часов назад
1 день 11 часов назад
1 день 12 часов назад
1 день 12 часов назад