Взрывоопасные сестрички [Джейн Хеллер] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Джейн Хеллер Взрывоопасные сестрички

Часть I

Глава 1

– Будь сестрица мне не сестрой, а мужем, я бы развелась с ней.

– У тебя нет мужа, Дебора, – напомнила мне мама. – Тебе сорок три, и ты все еще не замужем.

Я почти физически ощущаю, как ее разочарование сочится по телефонным проводам.

– Я имею в виду наши с Шэрон отношения, мам, – поясняю я. – Если у тебя несовместимость с супругом, с ним можно развестись, но если у тебя несовместимость с сестрой, ты связана с ней пожизненно. По-моему, это Несправедливо.

– Что именно, милая?

Моя мама вовсе не старая маразматичка, но она категорически не желает ничего понимать, когда речь заходит о двух ее дочерях и их вечных сварах. Она говорит о своих «девочках» так, будто мы с Шэрон живем как шерочка с машерочкой, и не берет в толк, что у нас с сестрой нет ничего общего, кроме родителей. Мама полностью игнорирует наши дрязги, ссоры, ябеды и взаимные выпады. И делает вид, словно не замечает, что мы с Шэрон месяцами, даже годами практически не общаемся друг с другом.

– Не важно. Я имею в виду развод с Шэрон. В данный момент развод с ней был бы не бог весть каким событием. Все уже и так развелись с ней.

Ну, не совсем все. По правде говоря, с моей сестрицей развелись трое мужчин. Муж номер один был летчиком «ТВА». Во время длительной стоянки в Париже влюбился в служащую аэропорта и больше домой не вернулся. Муж номер два оказался многоженцем, зарегистрировал брак с четырьмя женщинами в четырех штатах и в настоящий момент отбывал длительный тюремный срок. Муж номер три, лихой парень, решил, что больше не хочет быть парнем, и на свой сорок четвертый день рождения заявил о намерении сделать операцию по перемене пола. Ну так позвольте спросить: стоит ли удивляться, что Норман, восемнадцатилетний сын Шэрон от многоженца, предпочел военное училище университету Сиракьюса и стал единственным кадетом-евреем за всю историю этого заведения?

Не то чтобы мой собственный список достижений менее впечатлял. Может, Шэрон и любительница скоропалительных замужеств, готовая идти под венец с каждым, кто попросит, но я тоже связывалась не с самыми подходящими типами. Вроде того биржевого маклера, который последние полгода нашей связи кувыркался с моей лучшей подругой на ее водном матрасе. Или компьютерщик-программист, купивший мне бриллиантовое кольцо от Картье, оказавшееся на поверку дешевкой с цирконием, приобретенной у уличного торговца. Или коммивояжер, выкрикивавший имена других женщин всякий раз, как мы занимались сексом. При этом он, видимо, надеялся убедить меня, будто это из-за того, что он страдает синдромом Туретта. Как я уже сказала, мои мозги не слишком хорошо работают, когда речь заходит о мужчинах, но я, по крайней мере не выходила замуж за этих ничтожеств.

– Возвращаясь к юбилею, – произнесла моя мать, отрывая меня от воспоминаний. – Ты ведь прилетишь на него, дорогая, правда? Мне не каждый день исполняется семьдесят пять.

Причиной ее междугородного звонка этим воскресным январским днем было желание проинформировать меня, что Шэрон, дражайшая моя сестрица, устраивает в следующем месяце для мамы праздничный ленч по случаю ее юбилея и от меня ждут, чтобы я бросила все и примчалась туда. И не имеет ровным счетом никакого значения, что я живу в тысяче миль от них, на Манхэттене. И наплевать, что у меня весьма ответственная работа сценариста в широко известном телевизионном сериале «Отныне и впредь». И совершенно не важно, что у меня намечается роман с одним из ведущих актеров сериала, и меньше всего мне нужно в самый ответственный момент наших с ним отношений уезжать из города. (Да, в прошлом мне не везло в любви, но надежда умирает последней.) Судя по всему, Шэрон решила – не посоветовавшись со мной, естественно, – что празднование будет во Флориде, где живут они с мамой.

– Пожалуйста, Дебора! Мне очень хотелось бы, чтобы обе мои девочки были тут, – настаивала маменька.

– Да ведь твои девочки не разговаривают друг с другом добрых два года, с тех пор как поцапались из-за Лестера.

– Кого?

– Лестера. Третьего мужа Шэрон. Того самого, что выглядел в ее белье лучше, чем она сама.

– Ах, этого…

– Да. Когда она порвала с Лестером, я лишь заметила, – поскольку мне не все равно, – что ей не следует стремительно выскакивать замуж, ибо очень важно сначала узнать мужчину получше. И что она мне ответила? «Тебе просто завидно, Дебора, потому что ты сможешь привести мужчину к алтарю, только если заплатишь ему». Я в ответ брякнула что-то не менее глупое, и она швырнула телефонную трубку. Вообще-то отчасти это облегчение – не разговаривать с ней два года. Как ремиссия во время болезни.

– Чушь! Вы с Шэрон сестры, а сестры должны общаться друг с другом. На дне рождения их матери, в частности.

– Если я приеду, то мы непременно пообщаемся, только это будет обычная история. «Привет, Шэрон, отлично выглядишь», – скажу я. А она ответит: «Ты тоже, Дебора, хотя мне казалось, что накладные плечи отошли в прошлое вместе с Джордан Кроуфорд». И тогда мне придется нанести ответный удар: «Да, но, к счастью для тебя, Шэрон, бюстгальтеры, увеличивающие грудь, снова в моде». Это будет ужасно, мам. Уж поверь.

– А ты поверь, что приятно удивишься, если приедешь. Думаю, Шэрон обрадуется, если ты приедешь.

– Ой, мам, – вздохнула я, желая, чтобы она меня все-таки услышала. – Шэрон была бы рада, если бы я оказалась в Могадишо.

– Дебора!

– Я лишь пытаюсь сказать, что она любит меня на расстоянии, и это чувство взаимное.

И это грустно, на самом-то деле. Шэрон старше меня на два года, практически ровесница. Нам бы следовало быть лучшими подружками, самыми близкими и неразлучными, но по какой-то причине она меня ненавидит. Всегда ненавидела, и я не знаю, чем вызывала такое к себе отношение. Да, Шэрон первенец, а первенцы часто ненавидят маленьких пискунов, с которыми вынуждены делиться игрушками, друзьями, родителями. Как и многим старшим детям Шэрон говорили, что она не может пойти в кино, или в «Макдоналдс», или на школьный пикник без своей младшей сестренки, которая непременно начинала капризничать и портила весь кайф. Но в детстве я обожала Шэрон и любила таскаться за ней везде и всюду. Я поклонялась сестре, восхищалась ею, пыталась подражать ее манере говорить, походке, одежде. Благодарная Шэрон за то, что она присматривает за мной, я чувствовала себя обузой для нее, о чем не раз ей и сообщала. Почему же все это не считается? Почему Шэрон принесла свою нелюбовь ко мне и во взрослую жизнь? Зачем ей нужно постоянно поддевать, унижать меня и вообще цепляться ко мне всякий раз, как мы видимся? Более того, ну почему я все время реагирую на выпады Шэрон, позволяя ей нажимать на нужные кнопки, как изволят нынче выражаться? Почему я всегда отвечаю на колкость сестры колкостью, а потом отступаю под натиском ее кипящей ярости? Не пора ли положить этому конец?

– Где Шэрон устраивает ленч? – спросила я маму, понимая, что, скорее всего, уступлю и приеду на торжество, несмотря на все мои возражения.

– У нее дома. Она настояла на этом. Настаивать на своем для моей сестрицы так же естественно, как дышать.

– Значит, она взялась организовать празднование твоего дня рождения, как берет на себя все.

– Ну ведь Шэрон профессиональный организатор приемов, Дебора.

В этом я с мамой спорить не могла. Шэрон занимается организацией свадеб, («Свадебный архитектор» – так написано на ее визитной карточке.)

Для тех, кто может позволить себе воспользоваться ее услугами, она через компьютер целиком и полностью координирует подготовку к свадебной церемонии: набирает флористов, поставщиков, фотографов и так далее. Шэрон даже снабжает жениха и невесту сведениями о гостях и рассаживает их так, чтобы избежать малейших дрязг – фирменного знака наших с ней взаимоотношений. Хотя клиенты у Шэрон были со всего восточного побережья Флориды, львиная доля ее бизнеса находилась в Бока-Ратон, коротко Бока; это своего рода пуп вселенной с пальмами. Шэрон пользуется в Бока огромным успехом, и не только потому, что живет там (в поселке за забором, с полями для гольфа, где огромные дома стоят друг над другом – я называю их «Макжилища», по ассоциации с «Макдоналдсом»). Дело в том, что организованные ею свадьбы – показушные, помпезные, многолюдные – были очень «бокавские». В Бока, где даже горничные носят «Ролексы», свадьбу тебе организовывает Шэрон Пельц либо свадьбы не будет вообще.

– Ты можешь прилететь на уик-энд и остановиться у меня, – предложила мама. – В Нью-Йорке ведь сейчас холод собачий, да?

– Да. – Я покосилась на свою поношенную фланелевую ночнушку и шерстяные носки на ногах. Хотя в квартире очень тепло – это то самое жуткое тепло, которое сушит кожу, не говоря уж о том, что от него образуется перхоть, – я никак не могла согреться. Пожалуй, поездка во Флориду не такая уж плохая идея. – Ты права, мам. Семьдесят пять лет – это действительно не обычный день рождения, и я ни за что не пропущу праздник. Как только закончим разговор, сразу же закажу билет на самолет.

«Ладно, – подумала я. – Теперь мне придется денек вытерпеть Шэрон. Но я уже большая девочка. Переживу».

Я просветлела, поняв, что увижу мамочку и понежусь в ее доме, в местечке Сьюел-Пойнт, на роскошном тропическом полуострове, связанном грунтовой дорогой с городом Стюарт и примерно в часе пути к северу от Палм-Бич.

Мама и папа купили этот стоящий на берегу реки Святой Люсии трехэтажный деревянный дом в сельском стиле как зимнее убежище для семьи, еще когда мы с Шэрон учились в колледже. Мой отец, врач из Уэстпорта, штат Коннектикут, мечтал после выхода на пенсию постоянно жить во Флориде, но умер от рака, не дотянув до шестидесяти одного года, так и не осуществив спою мечту. Через год после его похорон, ровно день в день, мама осуществила ее за него. Она продала наш дом в Уэстпорте, упаковала вещички и вместе со всем барахлом перебралась в Сьюел-Пойнт. И очень быстро обзавелась друзьями в этом тихом узком мирке, работала добровольцем в Совете старейшин, Историческом обществе и прочих общественных организациях, а иногда бралась и за более серьезную общественную работу, например выступая в роли мирового судьи на слушаниях по мелким делам. Ее задачей было убедить людей, предъявлявших друг другу претензии, разрешить их споры, не доводя дело до суда.

Мне казалось довольно забавным, что она несколько дней в месяц уговаривает истцов и ответчиков прийти к соглашению и при этом совершенно не способна убедить собственных детей согласиться друг с другом хоть в чем-то. Мы даже не могли сойтись на том, что лучше – Стюарт или Бока. Я считала Стюарт очень милым спокойным местечком, с размеренной жизнью, а Шэрон находила его смертельно скучной дырой, провинциальной, начисто лишенной культурной жизни. (И это говорила моя сестрица, полагавшая, что «культура» – это смотреть на женихов с невестами в Макареис.) В результате Шэрон после колледжа осела в Бока, что меня весьма устраивало: когда бы я ни приезжала к маме, меня очень согревала мысль, что нас с сестрицей разделяют полтора часа пути.

* * *
Распрощавшись с мамой, я заказала билеты и помчалась в душ. Филипп Уайли, тот самый актер, о котором я упоминала ранее, должен был заехать за мной в семь, и хотя до его приезда оставался еще час, мне хотелось приготовиться не спеша.

Понимаете, за все шесть лет моей работы с сериалом «Отныне и впредь» я ни разу не имела свидания с кем-нибудь из занятых в нем актеров, даже малюсенькой интрижки. Поэтому меня пьянила новизна ситуации, пьянила мысль, что Филипп Уайли, работавший – снимавшийся в любовных сценах – с самыми красивыми женщинами в мире, заинтересовался мной.

Не то чтобы я крокодил какой-то. Конечно, меня ни за что не примешь за одно из сногсшибательных созданий, появляющихся в «мыльных операх», но мамуля считает мою мордашку «милой». Я понимаю это так: не красавица, но и не простушка, а обаятельная, возможно, потому, что очень улыбчивая в отличие от моей сестрицы, от которой улыбки не дождешься. (Во всяком случае, я.) Но главное мое украшение – волосы. Хоть я и не ношу стильных стрижек – просто распущенные волосы до плеч с правым пробором: они у меня густые, блестящие, великолепного бронзового цвета и независимо от степени влажности никогда не липнут к черепу. Что же касается фигуры, то она примерно такая, какая и должна быть у сорокатрехлетней женщины, занятой сидячей работой и обожающей свинину по-китайски. Иными словами, я по-прежнему удостаиваюсь одобрительного свиста строительных рабочих, но вполне могу без особого ущерба сбросить несколько фунтов.

Когда почти ровно в семь зазвонил дверной звонок, я птицей полетела к двери.

– Эй, да ты классно выглядишь! – воскликнул Филипп, как только я открыла дверь.

Высокий, лет сорока, светловолосый, экс – модель, Филипп вырос в Лондоне и говорил с ярко выраженным британским акцентом. В нашем сериале он играл роль Холдена Холси, давно пропавшего брата Дженни Холси Слейтер Петере Дайер Рузецки, женщины, сменившей больше мужей, чем моя сестрица.

– Благодарю за комплимент. Заходи, пожалуйста, – сказала я.

– С удовольствием. – Внезапно Филипп обхватил меня за плечи и поцеловал.

«Ух ты, этот парень времени зря не теряет», – подумала я за те несколько секунд, пока длился поцелуй. Несколько очень приятных секунд.

– Значит, вот где ты живешь, Дебора. – Он оторвался наконец, чтобы перевести дыхание. Филипп оглядел, мою гостиную, прямоугольное помещение, обставленное мной по каталогу «Поттери барн». Совершенно точно не Букингемский дворец.

– Да, это мой дом. Давай я повешу твою куртку, – сказала я и предложила ему что-нибудь выпить.

– Скотч будет в самый раз. С капелькой содовой и лимоном, если есть. Филипп снял куртку и протянул мне, сверкнув улыбкой Холдена Холси и продемонстрировав идеальные белоснежные зубы. Я чуть не поинтересовалась, не отбеленные и не искусственные ли они у него, но и так знала ответ. У каждого актера в сериале какие-нибудь части тела так или иначе были усовершенствованы.

Сделав ему скотч, плеснув себе вина, водрузив оба бокала на поднос вместе с коктельными салфетками и мисочкой соленых орешков, я поспешила в гостиную.

Филиппа там не оказалось.

– Филипп! – Уж не передумал ли он насчет свидания? – Ты где?

Ответа не последовало. Поставив поднос на кофейный столик, я отправилась на поиски и, в конце концов нашла его в гостевой спальне – по совместительству рабочем кабинете. Филипп стоял у стола, уткнувшись носом в папку с надписью «Отныне и впредь № 12,136».

– Филипп! – Он дернулся. Я в упор посмотрела на него. – Что ты делаешь?

Оторвавшись от папки, Филипп беспомощно улыбнулся, как мальчишка, застуканный за воровством сластей из коробки.

– Я случайно натолкнулся на папку, – заявил он, хлопая длиннющими ресницами. – Надеюсь, ты не сердишься, Дебора?

– Актерам не полагается читать поэпизодники, – заметила я. «Поэпизодник» – это подробное описание каждого эпизода сцена за сценой. – Вуди очень щепетилен в этом вопросе.

Вуди Дейвенпорт, главный сценарист «Отныне и впредь» и мой босс, отвечал за создание основополагающих «узлов» сериала, долгосрочных сюжетов с развитием характеров персонажей, интриги их развязок.

– Ты хотел узнать, что будет дальше с Холденом? Ты ведь затем и полез в поэпизодник?

– Меня интересовало, какие планы связывает Вуди с этим персонажем, – признался Филипп.

– Он на стенку полезет, если я расскажу ему. Он и, правда очень щепетилен в этом отношении.

В нашем бизнесе это аксиома: только позволь актерам узнать о будущем их персонажей, и не успеешь оглянуться, как они потребуют изменить сценарий, начнут названивать своим агентам, ныть, скулить и съемки сериала превратятся в арену сражающихся эго.

– Ну так не говори ему. Этого больше не повторится, зачем же вызывать у него приступ гипертонии?

Я не знала, что делать. Терять работу мне вовсе не хотелось, но и Филиппа тоже.

– Знаешь, я никогда раньше не видел поэпизодника, – усмехнулся Филипп. – И представления не имел, какая трудная у тебя работа. Все эти десятки страниц, которые ты должна выдавать каждую неделю, тщательно расписанные сцены, драматические моменты, связывать серии. Ты молодец, Дебора. Ты очень талантлива.

– А! М-м-м… Ты так считаешь?

– Да. Я-то уж точно не смог бы написать поэпизодник. Для этого, нужны определенные навыки, а я ими не обладаю. Ты же, напротив, обладаешь. И с избытком.

Я невольно смягчилась.

– Приятно слышать похвалу. Спасибо, Филипп.

Почуяв, что ему удалось смягчить мой гнев и его лесть возымела действие, он обнял меня.

– Я серьезно насчет того, что сунул нос куда не надо. Этого больше не повторится, Дебора. Прости меня.

Филипп поцеловал меня, на сей раз куда крепче. И я простила его. А кто бы не простил?

Мы вернулись в гостиную рука об руку, прикончили выпивку и отправились ужинать. В ресторане Филипп был ко мне очень внимателен – почти подобострастен, – даже когда раздавал автографы. Он держал мою руку, затем поднес ее к губам и начал покрывать поцелуями – ладонь, пальцы, запястье и так далее. К тому времени, когда подали десерт и кофе, я уже напрочь позабыла об инциденте с поэпизодниками.

Едва мы вернулись домой, как Филипп обрушился па меня, бормоча ласковые слова и осыпая поцелуями. Однако я быстро положила этому конец, сказав, что мне завтра рано вставать, поскольку надо успеть на проводимое Вуди каждый понедельник совещание – длящиеся целый день утомительную процедуру, проходившую в экстравагантной квартире Вуди на Парк-авеню, и где присутствие сценаристов-поэпизодников обязательно.

– Когда я снова тебя увижу? – спросил Филипп, стоя в дверях. – В следующие выходные? В пятницу вечером? Чем скорее, тем лучше.

– В пятницу вечером было бы здорово, – ответила я, уступив его настойчивости и своему желанию.

Мы поцеловались на прощание, и он ушел.

Некоторое время я стояла, прислонившись к дверям и закрыв глаза. Сердце бешено колотилось, я мысленно снова возвращалась к каждому жесту Филиппа, каждому его слову. И мне казалось, что я наконец-то подцепила стоящего парня. С чем сама себя и поздравила.

Глава 2

Вуди Дейвенпорт был легендой дневных телевизионных программ, колоссом, чье фантастическое чувство драмы совершенно очевидно проявлялось не только в его работе, но и во внешности. Ростом шесть футов шесть дюймов, он буквально возвышался над нами, как башня; иссиня-черная шевелюра, взбитая в огромный кок, добавляла ему еще пару-тройку дюймов. Вуди носил кричащие галстуки, выпивал уйму алкоголя и укладывал в койку баб всех возрастов. Персона в индустрии персонажей, Вуди, что самое главное, был из тех, кто всегда выживает. За семнадцать лет съемок сериала «Отныне и впредь» пришло и ушло огромное количество исполнительных продюсеров, а Вуди оставался. Никто уже и представить себе не мог этот сериал без него. Во всяком случае, я точно не могла, как и еще четыре сценариста, собравшихся в гостиной Вуди – огромном, отделанном в древнегреческом стиле помещении с высоченными потолками. (Меня забавляла его тяга к колоннам, аркам и лепнине, постольку вырос он па ферме Канзаса, а вовсе не в Парфеноне.)

Совещание протекало как обычно, стандартная понедельничная рутина, вплоть до ленча. Хелен Минсер, ядовитая тетка лет пятидесяти с чем-то, присоединившаяся к нашей команде после работы в сериалах «Храбрец и Красотка», «Молодые и дерзкие» и «Главный госпиталь», подошла ко мне в буфете и сказала, что слышала, будто я встречаюсь с Филиппом. Поскольку Хелен – невероятная сплетница, я ничуть не удивилась, что ей известно о нас с Филиппом. Однако меня буквально сразило наповал то, что последовало за этим.

– Держись подальше от этого малого, – предупредила Хелен. – Он клеится к сценаристам, чтобы проникнуть в их кабинет и просмотреть позпизодники. Филипп считает, что если ознакомится с ними заранее, то ему удастся лучше контролировать развитие своего персонажа и захапать больше экранного времени.

У меня вспыхнули щеки. Мне туг же вспомнился вчерашний вечер, когда я застукала Филиппа в моем кабинете за чтением поэпизодников.

– Я слышала об этом от трех сценаристов «Главного госпиталя», – подлила Хелен масла в огонь. – Твой бойфренд провернул такую штуку с ними всеми.

Я была сражена, но не желала верить Хелен. Во всяком случае, сразу.

– Если Филипп «клеится к сценаристам», как ты изволишь выражаться, то почему он не клеился к Нэнси, Кики или Фэйт? – осведомилась я, имея в виду трех других сценаристов-эпизодников.

– Потому что Нэнси замужем, Кики – девушка Вуди, а Фэйт – лесбиянка.

– Фэйт лесбиянка?!

– Боже! Да ты и впрямь в облаках витаешь! Похоже на то.

– А ты сама, Хелен? Почему Филипп не взял в оборот тебя, чтобы добраться до твоих поэпизодников?

– Он знает, что мне о нем все известно, и не посмеет попытаться провернуть это дерьмо со мной.

– Но пытается со мной, ты это хочешь сказать?

– Ведь он тебя охмуряет, – пожала плечами Хелен.

Подложенная Хелен бомба выбила меня из колеи, я никак не могла решить, кому верить: ей или Филиппу. Но, сидя на следующий день за компьютером и тщетно силясь выполнить недельную норму, я поняла: мне необходимо встряхнуться и выяснить, что же такое Филипп Уайли на самом деле – ценный приз или сволочь.

И у меня родился план. Когда Филипп позвонил, чтобы договориться о свидании на пятницу, я предложила поужинать у меня дома. Я собиралась написать липовый сценарий, в котором его персонаж Холден Холей вылетает из сериала, и оставить в папке на столе, чтобы Филипп непременно увидел его, если вдруг забредет в мой кабинет, пока я буду занята готовкой.

Так или иначе, но я получу ответ на интересующий меня вопрос, поклялась я себе.

Увы, ответ оказался совсем не тот, какого мне хотелось. В пятницу вечером я заправляла маслом винегрет, пока Филипп предположительно ждал в гостиной. Внезапно он ворвался на кухню, размахивая липовым сценарием. Его красивая мордашка исказилась от ярости.

– Вуди выбросил меня из шоу! – заорал он. – Он таки выкинул меня! Но это ему так просто с рук не сойдет, слышишь?! Слышишь?!

– Да тебя во всем доме слышат, Филипп.

Значит, он попался на крючок, подумала я, похолодев. Этот мужик и вправду просочился в мой кабинет, не успела я отвернуться, и прочел сценарий, скотина эдакая.

Пока Филипп рвал и метал, поминая свой контракт, своего агента и поклонников, я осознала, что разочарована, но не сломлена. Возможно, потому что Хелен подготовила меня к такому исходу. Или из-за того, что у меня с Филиппом было лишь одно настоящее свидание, и я не вложила много сил и времени в наши отношения. Или потому что мои романы с удручающим постоянством кончаются плохо – значит, в этом нет ничего нового. Однако я терпеть не могу, когда из меня делают дуру.

– Тебя вовсе не выкинули из сериала, Филипп, – сообщила я, спуская, винегрет в мусорное ведро вместе с приготовленным мной тушеным мясом. – Сценарий, что ты прочел, – липовый. Я специально оставила его на столе, дабы выяснить, действительно ли ты такая крыса, как утверждает Хелен Минсер. Если бы ты прочел настоящий сценарий, тот, который я отдала нынче утром, то знал бы, что тебя ожидает лакомый кусочек. Холден станет героем, а ты, Филипп, – звездой.

– Звездой? – вытаращился он на меня.

– Яркой звездой.

– Яркой звездой. – Его глаза расширились, и на лицо вернулась обаятельная ухмылка Холдена Холси. А потом Филипп рассмеялся. Ха-ха-ха-ха-ха. Словно его гнусное поведение в отношении меня – всего лишь шуточка этакая. И тут я поняла, что из всех мерзавцев, попадавшихся мне на жизненном пути на протяжении многих лет, Филипп Уайли – самый омерзительный.

Вытолкнув его за дверь, я заперла замок.

Я уже было вознамерилась бежать в гостиную, чтобы рухнуть на софу и от души нарыдаться, как вдруг зазвонил телефон. Звонила Хелен.

– Ты была права насчет Филиппа, если ты за этим звонишь, – сообщила я ей.

– Вовсе не за этим. Вуди уволили. Телеканал сообщит об этом завтра.

Я обалдела. Вуди выперли? Самого Вуди Дейвенпорта? После почти двадцати лет работы в «Отныне и впредь»? Да как же сериал без него выживет? Как я без него выживу? Почему телеканал решил от него избавиться?

Хелен растолковала: его выгнали потому, что наш рейтинг падает. И потому что Вуди пятьдесят семь лет.

– Они набирают команду главных сценаристов взамен Вуди, им всем около тридцати, – сказала Хелен. – Их цель – привлечь молодежную аудиторию.

– О, просто класс! Теперь нам придется писать для подростков.

– Если мы еще в игре.

– Ты ведь не думаешь?..

– Ты отлично знаешь, как бывает, когда случается перетряска. Никто из сотрудников не застрахован от увольнения. Я уже закинула удочку одному приятелю – продюсеру, работающему в «Ином мире». Если хочешь, Дебора, я и за тебя замолвлю словечко.

Я поблагодарила Хелен, но в данный момент мысль о создании сценариев для «мыльной оперы» вызывала у меня отвращение.


Новыми главными сценаристами оказались три женщины. Они не только никогда не работали над дневными телепрограммами, но и отродясь их не видели. Одна заявилась в наше шоу прямиком из редакционного отдела «Романы Арлекина». Другая была продюсером и режиссером одной серии «Береговой охраны». А третья писала сценарий тех рекламных телевизионных роликов, где мужчина и женщина влюбляются друг в друга, обнаружив, что обожают одну и туже марку кофе. Нет, и о чем все же думает дирекция канала, хотелось бы мне знать?

Не то, что я плохой солдат. Я аккуратно приходила на еженедельные совещания к новым боссам; никогда не упоминала Вуди, если только они сами первыми не вспоминали о нем; никогда не выказывала неодобрения но поводу того, что у них нет опыта; и даже не закатывала глаза, когда одна из них (гений рекламы) предложила нам составить мониторинговые группы, дабы выяснить, интересует ли наше шоу молодежь. Я честно играла по правилам, отдавала сценарии, относила чеки в банк. Я сохраняла полное спокойствие в кипящем вокруг меня океане страстей, интриг, ударов в спину и доносов. Я и глазом не моргнула, когда Хелен проинформировала меня, что экс – редактриса «Арлекина» встречается с Филиппом.

Я была счастлива, что у меня есть работа – хорошо оплачиваемая работа, кстати говоря, – но при этом чувствовала себя совершенно несчастной. Я тосковала по минувшим дням, когда меня окрыляла мысль о том, что работаю с актерами и актрисами. Тогда я любила работу, меня радовало, что написанные мной серии смотрят миллионы телезрителей, мне даже нравились жесткие сроки, устанавливаемые на совещаниях. И не имело ровно никакого значения, что я пишу не для «Театра мастеров», что у моих персонажей регулярно возникает амнезия, что они восстают из мертвых и сбегают с какими-то таинственными монархами неких крошечных иностранных государств. Я балдела от мелодрамы, составляющей суть «мыльных опер», от умопомрачительных интриг, душераздирающих любовных сцен. Но времена меняются. Я уже не наивная инженю с широко распахнутыми глазами, пораженная тем, что мне некогда казалось блеском шоу-бизнеса. Я устала, выдохлась, и мне все надоело. Я – сценарист-эпи-зодник, чей эпизод подходит к концу.

Разумеется, доконала меня в конечном счете вовсе не работа или тоска по Вуди, и даже не то, что роман с Филиппом не состоялся. Доконала кража со взломом.

Это случилось в первый понедельник февраля, на той неделе, когда мне предстояло лететь во Флориду на день рождения матери. Придя домой примерно в восемь вечера после окончания рутинного совещания сценаристов, я вставила ключ в замок собственной двери и обнаружила, что дверь уже открыта. Подумав, что попросту забыла запереть ее, я вошла в квартиру, ожидая найти все в том же виде, как утром. Я ошиблась.

Думается мне, до этого момента я была весьма наивна в вопросах преступности. Да, я прожила на Манхэттене уже лет двадцать и отлично знала, что в Большом Яблоке есть положенная толика Гнилых Яблок. Но я никогда не становилась жертвой преступления, у меня никогда не вырывали сумочку, поэтому и пребывала в святой уверенности, что плохие вещи случаются с другими людьми.

И тут, войдя в собственную квартиру, я вижу, что все в ней перевернуто вверх дном. Посуда побита. Компьютер исчез. Телевизор исчез. А также испарились мои драгоценности, включая золотые запонки моего отца, значившие для меня куда больше, чем все остальное. Пропало и мое ощущение безопасности.

– Смахивает на работу психа, – изрек полицейский, заслуженный ветеран, судя по морщинистой физиономии и выражению обреченности. – Кто-то из жильцов дома. Один из портье, быть может.

– Мне следует поговорить об этом с комендантом? – поинтересовалась я.

– Хотите совет? – ответил коп. – Переезжайте. Раз эти типы выяснили, что ваша квартира легкодоступна, они подождут, пока вы замените все исчезнувшее, а потом вломятся и снова вас обчистят.

– Не обчистят, если вы их поймаете. – Полицейский пожал плечами. – Значит, есть шанс, что вы не найдете их?

– Как я уже сказал, на вашем месте я бы переехал.

Остаток недели прошел как в тумане. Пришлось привести в порядок то, что осталось от моей квартиры, сменить замки, несколько раз позвонить в страховую компанию и попросить побыстрее выплатить страховку. Пришлось смотаться в контору и позаимствовать один из компьютеров. При этом я часами сидела над сценариями, чтобы все закончить к пятнице. Я также собирала вещи, поскольку мой рейс на Флориду вылетал из Ла-Гуардиа в пять часов вечера пятницы.

Впрочем, я со всем справилась, и в семь тридцать вечера пятницы самолет приземлился в международном аэропорту Палм-Бич, где меня встречала мама.

– Ау! Я здесь, Дебора! – окликнула она, заметив меня на выходе из терминала. Мама помахала сумочкой, чтобы привлечь мое внимание, и нечаянно стукнула по голове контролера.

Я помахала в ответ, стараясь никого не задеть, и неожиданно для себя самой вдруг кинулась маме в объятия, как получивший ссадину шестилетний ребенок.

– Дебора, – ласково пробормотала мама, гладя меня по спине. – Девочка моя маленькая.

Но маленькой была она, как с изумлением обнаружила я. За последние несколько лет мама заметно усохла, но в этот раз она показалась мне особенно хрупкой, почти прозрачной. Но при всем том Ленора Пельц осталась привлекательной женщиной и выглядит куда моложе своих семидесяти пяти, подумала я. У мамы стройная фигура, волнистые серебристые волосы и бездна обаяния, из-за которого люди тянутся к ней. Но сражали всех наповал ее глаза. «Голубой от Тиффани», – как назвала их моя сестрица-барахольщица. На эти потрясающие, огромные глаза люди сразу обращали внимание при знакомстве с мамой. Плохо одно – ни я, ни Шэрон не унаследовали их.

– Я так рада, что приехала на твой день рождения, мам, – сказала я, все еще цепляясь за нее. – Мне и впрямь до зарезу нужно передохнуть.

– Работа тебя доконала, солнышко? – Мама погладила меня по щеке так, как способна погладить только мать.

– Помимо всего прочего, – буркнула я. – Я все объясню дома, ладно?.

Она пристально посмотрела на меня:

– Это не связано с Шэрон? Пожалуйста, скажи, что нет.

– Нет, ма. Это не имеет никакого отношения к Шэрон.

Мама с облегчением вздохнула:

– Ну, тогда вдвоем мы сообразим, что с этим делать, как поступали всегда, когда ты была ребенком.

Я улыбнулась. Моя мама – посредник. Мама – устранитель всех проблем. Золотая мама. Ну как такая милая, уравновешенная женщина могла породить столь вздорных отпрысков? И тут я напомнила себе, что родителей у меня двое.

От аэропорта мы направились на север по шоссе, минуя повороты на Ривьера-Бич, Палм-Бич-Гарденс, Юпитер и Хоб-Саунд, и добрались до Стюарта. Вся поездка заняла чуть больше часа. Мы доехали бы быстрее, но маме пришлось завернуть на заправку. Ей всегда нужна заправка. Ее «Олдсмобиль-Дельта 88», размером с морской лайнер, сжирает за десять миль галлон бензина. А вторая проблема с этой машиной та, что маменьку едва видно из-за руля, если она не подкладывает себе под зад телефонный справочник. Я долго недоумевала, почему мама не сменит эту колымагу на более современную машину размером поменьше, но потом сообразила, что большинство ее сверстников во Флориде тоже ездят на здоровенных старых рыдванах. Вероятно, это свойственно всему их поколению.

Около половины десятого мы наконец миновали мост Эванс-Крери над рекой Святой Люсии и оказались на полуострове Сьюел-Пойнт.

Мама за эти годы обновила дом – перекрасила степы, положила новый ковер, обзавелась современной кухонной техникой – но он по-прежнему оставался загородным домом образца 1970-х, каким я его помнила. Обожаемое моим отцом убежище в тропиках. Здание, расположенное среди похожих на джунгли зарослей и возведенное на сваях, возвышалось над рекой Святой Люсии и над особняками, стоящими на бульваре Святой Люсии в Стюарте.

Чтобы попасть в дом, нужно подняться по двум лестничным пролетам и еще по одной лестнице внутри. Поднимаясь, я размышляла, долго ли еще мама сможет карабкаться по этим ступенькам. Нет, в свои семьдесят пять она вовсе не стала инвалидом, но я знала, что придет день, когда подъем по этим многочисленным ступенькам будет для нее серьезным испытанием, если и не вовсе невозможным делом.

Бросив вещи в одной из двух гостевых спален, я направилась к маме на кухню. С аппетитом уплетая заранее запеченного ею цыпленка, я поведала ей о своих несчастьях.

– Может, пора уехать из города, – сказала она, когда я закончила печальную сагу.

– Именно это посоветовал мне и тот коп. Но куда же деваться?

– Почему бы не сюда? Мы здесь вполне разместимся. Ты всегда любила этот дом.

– Да, но в сорок три года как-то неприлично свалиться на голову матери.

– А потом подыщешь себе собственное жилье где-нибудь поблизости, обустроишься там, встретишь хорошего мужчину.

– Не хочу никого обидеть, мам, но все мужчины в окрестностях – твоих лет.

– Да, а женщины, которые их интересуют, – твоих.

– В данный момент мужчины – не самое главное, – рассмеялась я. – Я переосмысливаю весь свой образ жизни. Мне хочется поменьше стрессов, побольше самодостаточности.

– Повторяю, солнышко, переезжай в Стюарт. И забудь мой выпад насчет стариков. Ты удивишься, сколько тут теперь живет молодых.

– Вообще-то ничуть не удивлюсь. Читала я статьи о людях моего возраста, сбегающих из больших городов в маленькие местечки типа Стюарта. Они бросают высокие посты, чтобы стать там шеф-поварами, управлять пансионатами и учиться рисовать.

– Ты ведь тоже рисовала, когда училась в колледже, солнышко. Автопортреты, верно?

– Нет. Это Шэрон писала автопортреты, хотя все они куда больше смахивали на Натали Вуд, чем на нее. (Причем единственная общая черта у Шэрон с Натали Вуд – это страсть к Роберту Вагнеру.) Я же рисовала вазы с фруктами, вазы с цветами и все такое прочее.

– Ну, так ты вполне можешь снова этим заняться, верно? Найди работу и рисуй в свободное время.

– Возможно. Но какую работу я тут найду? Стюарт не то, что большой индустриальный центр.

– Нет, но я только что вспомнила, что Мелинда Карр, директор Исторического общества, на днях упомянула за ленчем, что у нее есть вакансии. Помнишь, я когда-то подвизалась там на добровольных началах? Когда работала в музее Эллиота на Хатчинсон-Айленде.

Я кивнула. Хатчинсон-Айленд – остров барьерного рифа, известный своими пляжами. Связанный с Сьюел-Пойнтом мостом через реку, он представляет собой местный аналог Майами-Бич. Построенные там стена к стене кондоминиумы возвышаются над Атлантическим океаном, а в зимние месяцы численность населения, составляющая пять тысяч человек, увеличивается вдвое. Учась в колледже, я провела там много праздничных каникул, шляясь по берегу, собирая ракушки и размышляя, кем я стану, когда вырасту. Мне и в голову не приходило, что буду размышлять об этом же в сорок три года.

– Так или иначе, – продолжила мама, – Мелинда сказала, что им нужен смотритель.

– Всем нужен.

– Это она так называет должность, Дебора. Смотритель. Вроде смотрителя маяка. По-моему, она имеет в виду управляющего.

– А Мелинда сказала, куда конкретно нужен управляющий?

– Да. В Убежище на бульваре Макартура.

Я вздрогнула. Убежище Гилберта, как оно официально называется, это зеленое деревянное строение, сооруженное на скалистой части Хатчинсон-Айленда более ста лет назад как приют для потерпевших крушение моряков. Восстановленное на средства округа и занесенное в национальный реестр исторических памятников, оно теперь открыто для публики как музей. Очаровательное, пропитанное старым морским духом здание, откуда открывается потрясающий вид на океан.

– Значит, Историческому обществу нужен человек, чтобы управлять Убежищем? – уточнила я.

Мама покачала головой:

– Нет, лишь для того, чтобы жить в расположенном рядом домике смотрителя. Скорее всего, этот человек должен присматривать за тем, как бы Убежище не обвалилось. Внутри коттеджа я никогда не была, но, по словам Мелинды, там есть спальня, гостиная, кухня, кабинет и – самое лучшее – выходящая прямо на океан лоджия. Конечно, таких денег, как ты получаешь за свои «мыльные оперы», тебе и близко не видать, но что-то все же получать будешь, да еще и жить прямо у воды, к тому же даром. Ты сможешь рисовать, читать и решать, чему посвятить остаток жизни. По-моему, неплохой временный вариант.

– Безусловно. – Идея провести полгода или даже год у океана в одиночестве, когда не надо давать на лапу вороватым портье, писать еженедельные сценарии и обхаживать самовлюбленных актеров, почти привела меня в восторг. – Но в этом наверняка есть какой-то подвох. Уж слишком привлекательно звучит, чтобы быть правдой.

– Ну, тебе может не хватить квалификации.

– По-твоему, у меня слишком высокая квалификация, да? – рассмеялась я.

– Нет. Возможно, им нужен человек, имеющий опыт в ремонте зданий. Кто-то, кто умеет заниматься починкой.

– Я умею заниматься ремонтом. Я просто набираю номер телефона и вызываю кого-нибудь, кто это делает. Я постоянно занимаюсь этим в своей квартире. У меня отличные отношения с комендантом.

Ленора Пельц улыбнулась.

– Подумай над этим в выходные. Если ты действительно намерена уехать из города, то я созвонюсь с Мелиндой и постараюсь устроить тебе встречу с ней. Ну а сейчас уже поздно, а мне завтра предстоит великий день. Ленч назначен на полдень. Шэрон хочет, чтобы мы были в Бока к одиннадцати.

– Зачем? Чтобы иметь лишний часок поизводить меня?

– Дебора!

Я обняла маму.

– Иди спать. На кухне я приберу. Мама кивнула.

– Завтрашний день будет куда лучше, чем ты думаешь. У меня такое чувство, что вы с сестрой наконец зароете топор войны.

«Ага. В самое ближайшее время», – подумала я, целуя маму на сон грядущий.

Глава 3

Приехав с мамой в Брокен-Саунд, где жила Шэрон, мы добрались по лабиринту улочек до выложенной кирпичом подъездной аллеи к ее дому. Там нас встретил мужчина в двубортном пиджаке, с зачесанными назад темными волосами и густыми усами. Когда он помогал нам выйти из машины, за поясом у него сверкнул револьвер. У меня есть довольно пугающие родственники, но этот малый был не из их числа.

– Кто это? – шепотом спросила я маму. – Смахивает на гангстера.

– Так и должно быть, – шепнула она в ответ. – В соответствии со сценарием, подготовленным Шэрон для моего юбилея.

– Сценарием?

– Да, дорогая. Ну, знаешь, как она разрабатывает сценарии свадеб? Поскольку я родилась в 1924-м, Шэрон решила организовать для меня прием в стиле Ревущих Двадцатых. Этот человек – помощник распорядителя автостоянки.

Слабо улыбнувшись, я повела маму к центральному входу.

Она позвонила. Через несколько секунд нам открыла дверь молодая вертихвостка – рыжеволосая девица в черном атласном платье и боа из перьев. Нет, она тоже не была членом семьи.

– Полагаю, вы миссис Пельц, – проговорила она, пожимая маме руку. – Я Паула, помощница Шэрон. Я так много о вас слышала!

– Надеюсь, только хорошее, – отозвалась мама и представила меня: – А это Дебора, моя вторая дочь.

Мне Паула руку не пожала.

– О вас я тоже много слышала, – сообщила она.

Паула провела нас во дворец с мраморными полами, высоченными потолками и крашеными стенами. Ради столь выдающегося случая интерьер был украшен мелкими штришками двадцатых годов – звучала музыка тех лет, стояли модели старых машин, лежали журнальные статьи о Дугласе Фэрбенксе и Мэри Пикфорд. Но самое трогательное состояло в том, что Шэрон увеличила десяток старых маминых детских фотографий, поместила в рамки и развесила в гостиной, где также повесила здоровенный транспарант с 28 надписью:

С СЕМИДЕСЯТИПЯТИЛЕТИЕМ, ЛЕНОРА! И ЖИВИ ЕЩЕ СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ!

Моя сестрица – ну просто вылитая Эмили Дикинсон.

Мама казалась искренне тронутой всей этой проделанной ради нее работой.

Даже не верится, что Шэрон потратила на это столько сил, – восхищенно проговорила она, качая головой. – Она просто превзошла самое себя, верно, Дебора?

– О да, – изрекла я, внезапно растерявшись. Ведь единственное, что сделала я на мамин семидесятипятилетний юбилей, – это соизволила приехать. Конечно, подарок я привезла – кашемировый свитер из «Сакса», – но я вдруг ощутила себя ничтожеством по сравнению с вы знаете с кем. Не в том дело, что я не помогла в организации мероприятия – Шэрон даже не соизволила позвонить мне и пригласить, не говоря уж о том, чтобы привлечь к участию. Просто мне и в голову не пришло, будто мама нуждается в том, чтобы ее юбилей отмечали с таким размахом, или хочет этого. Она всегда с удовольствием отмечала свой день рождения в тихой спокойной обстановке, без шума и звона, особенно после смерти отца. И, тем не менее, вот она стоит, явно потрясенная усилиями, приложенными Шэрон, ее изобретательностью и экстравагантностью, и от этого мне захотелось обернуть вокруг собственной шеи боа Паулы и удавиться.

– Если бы только ты жила еще семьдесят пять лет, – сказала я маме. – Или вечность.

Для меня было очень важно, чтобы она знала: я люблю ее, хоть и не вывешиваю транспарантов. И не только затем, чтобы посоперничать с Шэрон. Я действительно думаю, что она чудесная мама. Не считая ее неспособности увидеть взаимную антипатию своих дочерей, поджатой верхней губы, когда речь заходит о ее проблемах, и категорического нежелания признавать, что у нее вообще есть проблемы, Ленора Пельц – та самая мама, которой можно гордиться. Она преданная, справедливая, надежная, при этом совсем не властная. Она готова дать совет, но никогда не нудит. Ну, большей частью. Мама даже периодически рассказывает анекдоты, хотя в последние годы иногда забывает самый смак анекдота. Во времена моего детства отец былцарь и бог (невозможно не обожествлять добряка терапевта, ходящего по вызовам на дом), но именно мама неизменно находилась рядом. Она заботилась о том, чтобы мы были сыты и одеты, помогала делать домашнее задание и смягчала наказания. Классическая жена образца 50-х, мама не была, однако, Джун Кливер, предоставлявшей опекуну принимать важные решения. Пока папа спасал добрых граждан Уэстпорта от недомоганий различной степени сложности, она, засучив рукава, растила двоих детей.

И то, что ее дети до сих пор вели себя как дети, вовсе не вина мамы. Как я уже упоминала, у нас имелся и отец.

Я как раз размышляла о том, какой вклад он внес в наши с Шэрон отношения, когда на всех парах в комнату влетела сестрица. Запыхавшаяся, взъерошенная, озабоченная своими обязанностями хозяйки, она засыпала распоряжениями Паулу, вертихвостку-помощницу.

Значит, теперь она у нас блондинка, развеселилась я, увидев, что ее некогда каштановые волосы длиной до шеи приобрели довольно кричащий красновато-золотистый цвет.

В остальном Шэрон выглядела так же, как и 30 в прошлый раз: крошечная, как наша мама, красивая – в выверенной манере, во многом благодаря изрядному слою косметики. И напряженная, буквально звенящая, словно ей предстоит решить слишком много проблем даже для такого электровеника, как она. У моей сестрицы вот еще какая незадача: она очень способная и при этом такая унылая. Суперженщина и супержертва одновременно.

– Ты приехала, ма! – Шэрон обняла маму и защебетала об оформлении приема, делая вид, будто меня тут и нет. Я кашлянула. Шэрон повернулась ко мне, ибо не имела возможности и дальше меня игнорировать, не показавшись при этом слишком грубой. – Ой, а вот и Дебора. Столько времени прошло, что я едва узнала тебя.

Чуть поколебавшись, она шагнула ко мне и чмокнула воздух у моей щеки с пылкостью рептилии.

– Рада видеть тебя, Шэрон. – Я твердо вознамерилась хотя бы начать с позитивной ноты, отлично зная, с какой скоростью положение может ухудшиться. – Чудесное платье.

Шэрон не напялила на себя шмотки а-ля Ревущие Двадцатые. Судя по всему, в маскарадные наряды облачили только обслугу. На ней было бирюзовое льняное платье, украшенное крупными золотыми пуговицами почтит такого же цвета, как ее нынешняя золотистая шевелюра. Очень в стиле Бока.

Шэрон поблагодарила и оглядела мой наряд – свободного покроя хлопковое платье с цветочным узором. Я собралась с духом.

– У тебя тоже миленькое платье, – изрекла она. – У меня есть точно такая же старая скатерка.

«Ну, понеслось, – подумала я. – Всем пристегнуть ремни».

– Как поживает Норман? – Я имела в виду ее сына, первокурсника военного училища. – Нравится ему на новом месте?

– В меру. Норман рассказал мне, что получил от тебя письмо. Он очень удивился.

– Удивился? А почему, собственно? Он ведь как-никак мой племянник.

– Да, но после того, как ты пропустила его выпускной…

– Я тогда болела, Шэрон. У меня была очень высокая температура. Норман отлично знает, что я непременно пришла бы к нему на выпускной, если бы могла.

– Норман знает одно – его тетя очень занята в Нью-Йорке написанием, – Шэрон хмыкнула, – «мыльных опер».

– У тебя проблемы с моим шоу, Шэрон? Дело именно в этом, да?

– Боже, конечно, нет! Я и не видела его отродясь. У меня нет времени смотреть подобное барахло.

– Только не говори, что я не пыталась, ладно? – Повернувшись к маме, я вылетела на патио и плюхнулась возле бассейна, кипя и булькая. Пару минут спустя мама присоединилась ко мне. Я тут же извинилась за себя и Шэрон. – Я порчу тебе праздник, потому что не могу поладить с сестрой.

– Ты вовсе не портишь мне праздник. Я чудесно проведу время, несмотря на тебя и Шэрон. Она только что сводила меня на кухню показать яства. Боже ты мой! Какое разнообразие!

Я вытаращилась на нее. Неужели и впрямь ссора дочерей задевает маму не столь глубоко, как я думала? Или она ведет себя как обычно, когда речь заходит о наших с Шэрон отношениях – не выказывает эмоций, прячет боль и разочарование и надевает налицо улыбающуюся маску, хотя внутри все кипит?

– И ты тоже отлично проведешь время, – добавила мама.

– Да ладно тебе, мам. Ты же сама все видела. Моя первая беседа с Шэрон за последние два года, и на это было любо-дорого посмотреть, а?

– Да, но теперь все кончилось, – жизнерадостно проворковала она. – Лед тронулся, девочки. И отныне все будет просто отлично.


В полдень начали прибывать гости – человек сорок, в основном родственники. Как и я, они прилетели во Флориду специально на торжество. В отличие от меня они провели здесь целую неделю, устроив себе отпуск, и на следующее утро собирались отбыть в Орландо, чтобы посетить Диснейленд.

Тут были три брата моей матери: дядя Билл, дядя Боб и дядя Берни (убийцы Б, как они себя называли) вместе с женами: тетей Глорией, тетей Джин и тетей Гарриет, со своими детьми, с детьми детей, а также с парой нянь. Приехали и представители семьи моего отца, и среди них его брат, дядя Стэнли с женой, тетей Лидией, его разведенная сестра тетя Ширли с незамужней дочерью Джилл.

В течение первого часа празднества я общалась.

Дядя Стэнли травил мне байки о моем отце, те же, что рассказывал при каждой встрече: об их дворовой бейсбольной команде, об их первой машине и о том дне, когда отец увидел мою маму и тут же решил жениться на ней. Я, как всегда, внимательно слушала, потому что истории очень милые, а дядя Стэнли отличный рассказчик. К тому же я скучаю о папе, мне приятно говорить о нем.

Потом у меня была традиционная странная беседа с двоюродным братом Кейтом, пятидесятилетним сыном дяди Боба и тети Джин. Кейт – коммивояжер, живет холостяком в Филадельфии. Он жутко гордится тем, что некогда участвовал в игре «Своя игра» и наверняка обыграл бы двух своих конкурентов, если бы не вопрос о Янцзы. Кейт – великий пустозвон и к тому же великий зануда. Он вечно пытается ошеломить тебя своими познаниями во всякой ерунде и никогда не поинтересуется, как ты живешь, не поведает о своем житье-бытье. Его манера вести себя всегда казалась мне напускной, и я предполагала, что на самом деле он работает то ли на ЦРУ, то ли на ФБР или КГБ, но скрывает это от родных.

Марси, младшая сестра Кейта, – полная ему противоположность, особа великомудрая, всю жизнь посвятившая психотерапии, интересуется исключительно проблемами личности, в основном своей собственной. Она органически не способна просто поболтать, о чем я вспомнила, как только она заговорила со мной. Банальный вопрос: «Как поживаешь, Марси?» – удостоился развернутого и пространного ответа, включавшего подробный отчет о неправильном питании, членовредительстве и сексуальных контактах с мастерами, ремонтирующими телевизионный кабель.

Едва я удрала от Марси, как меня зажала в угол жена дяди Билла, тетя Глория, горячая поклонница моего сериала. Всякий раз, как мы с ней встречаемся, она пристает ко мне с вопросами и обожает узнавать закулисные подробности, чтобы потом поделиться сведениями с подружками у себя дома, в Иарсиппани.

– Ты должна рассказать мне о Холдене Холси, – начала канючить она, имея в виду персонаж, которого играет мой старый кореш Филипп. – Актер совершенно великолепен, Дебора. Красавчик, просто загляденье.

– Но не в жизни, – сообщила я. – У него шрамы от угрей.

– Пра-авда? Их совсем не видно. По телевизору он выглядит как ангел.

– Это все грим, – сказала я. – А вблизи он выглядит прямо-таки гротескно. Уж поверь.

Предоставив тете Глории охать и ахать над полученными сведениями, я побеседовала с тетей Гарриет, женой дяди Берни. Она отвела меня в сторонку, чтобы высказать неодобрение по поводу моей двоюродной сестры Джилл, дочки тети Ширли. Джилл моего возраста, но не моего веса. Тогда как у меня имеется небольшой лишний багаж на талии и заднице, у Джилл воистину монументальные бедра, кажущиеся еще более внушительными в облегающей и откровенной одежде.

– У девочки такая короткая юбка, что ей следует надевать сетку для волос, – прошептала тетя Гарриет, глядя на Джилл, закинувшую ногу за ногу. – Мужчинам подобная реклама не нравится. Поэтому она никак не найдет себе мужа, если хочешь знать мое мнение.

– Тогда какое же оправдание у меня? – пошутила я, указывая на мое свободное платье по щиколотки длиной, почти такое же невинное, как облачение монашки.

– Ничего проще, – пожала плечами тетя Гарриет. – Ты так и не нашла мужа из-за твоей сестры.

– Думаете, боюсь, что она спугнет его? – рассмеялась я и подумала, что тете Гарриет знакома стервозность моей сестрицы.

– Нет, – возразила она, – ты боишься отпугнуть ее.

– Не совсем понимаю, о чем ты…

– Дебора, ты хорошая девочка, поэтому я буду откровенна. – Тетя Гарриет – весьма прямолинейная особа. Я отродясь не слышала, чтобы она хоть с кем-то говорила намеками. – У Шэрон мужья были мерзавцами. Все трое, так?

– Так.

– Представь, что она почувствует, если ты притащишь мужа, который окажется не мерзавцем, а хорошим, любящим тебя человеком. В этом-то и проблема, не так ли?

– Ну, я…

– Уверяю тебя, детка. Именно поэтому ты не замужем. Потому что не хочешь затмить Шэрон. У меня была такая же история с моей старшей сестрой, мир ее праху.

– Да ну?

– О да! Когда Лотти получала в школе четверку, я старалась непременно получить трояк или хуже. И довольно долго позволяла всем думать, что я глупее ее, но я всего лишь прятала мой свет под абажуром. Чтобы не затмить ее. Поразмысли над моими словами, ладно?

– Ладно. Спасибо, тетя Гарриет.

Тетка обняла меня, потом перенесла внимание на Джилл.

– Какая жалость, – поцокала она языком. – У девочки красивое личико. Ей нужно избавиться от лишнего веса и начать нормально одеваться.

– Может, она тоже прячет свой свет под абажуром, – предположила я, – хотя Джилл – единственный ребенок. Ей некого затмевать.

– Так-то оно так, но у нее есть мать. – Тетя Гарриет указала на тетю Ширли, худенькую и очаровательную, со вкусом одетую. Полную противоположность дочери. – Иногда это еще хуже.

В час тридцать Шэрон, от которой я сейчас весьма успешно держалась подальше, объявила, что ленч подан. Я направилась в обеденный зал, где обнаружила маменьку, любующуюся великолепными блюдами, не только красиво расставленными Шэрон, но собственноручно ею приготовленными. Да, моя сестричка расстаралась вовсю. Ничего не скажешь.

– Дебора, это ты, милая. – Мама жестом подозвала меня к себе.

Мы с ней начали изучать яства. Мама охала и ахала над изобилием пищи (а я тем временем предавалась размышлениям о голодающем народе Китая), потом охала и ахала над богато украшенным именинным шоколадным тортом, принесенным Шэрон и Паулой с кухни. Торт водрузили на стол, и все присутствующие хором спели «С днем рождения тебя».

– Ладно, мам, – сказала Шэрон, – пора задувать свечки. Все семьдесят пять.

Мама кокетливо заявила, будто ей не верится, что уже доросла для семидесяти пяти свечек, и попросила «своих девочек» помочь ей задуть их. Я покосилась на Шэрон и поняла: ей совсем не по душе выступать в паре с младшей сестрой, настолько занятой созданием «мыльных опер», что ей не до выпускного вечера племянника. Однако она выдавила улыбку, и мы втроем дружно дунули. Отлично получилось.

Празднование продлилось еще пару часов. В половине пятого мы с мамой стояли на улице, перед «Макжилищем» Шэрон, ожидая, пока гангстерообразный служитель подгонит нашу машину. Шэрон тоже стояла рядом, проверяя мамины сумки, дабы удостовериться, не забыла ли она какой-нибудь из подарков. Я наблюдала за имитирующей бурную деятельность сестрицей, готовой заниматься чем угодно, лишь бы не общаться со мной.

– Шэрон, – сказала я, наконец потеряв терпение. – Праздник очень удался. Подумать только – ты сама все это сделала!

Она гневно уставилась на меня:

– А разве у меня был выбор? Ты ведь так занята своей жизнью там, в Нью-Йорке, что на твою помощь рассчитывать не приходится.

Я вздохнула:

– Да я и знать не знала о готовящемся празднике, пока мама мне не сообщила.

Мы обе посмотрели на маму, жизнерадостно болтавшую с помощницей Шэрон и не обращавшую на нас никакого внимания.

– И что произошло, когда она тебе сказала? – вопросила сестрица. – Ты взяла телефон и позвонила мне? Предложила помощь?

– Да как я могла тебе позвонить?! – возмутилась я. – Ты же со мной не разговаривала!

– Я с тобой не разговаривала? Это ты не разговаривала со мной! Два года назад ты позволила себе отпустить унизительное для меня замечание, а потом швырнула трубку, когда я позвонила тебе!

– Нет, Шэрон. Все было совсем не так. Это ты отпустила унизительное для меня замечание, и это ты швырнула трубку. Я отлично все помню. Каждое слово. С тех пор я неоднократно прокручивала у себя в голове ту сцену.

– Каждое слово? Бог мой, Дебора, похоже, тебе заняться больше нечем!

– Мне нечем замяться?! – вспыхнула я. – Я не из тех, кто и пятнадцати минут прожить не может, чтобы не выскочить замуж!

– Нет. Ты из тех, кто пятнадцать лет не может выйти замуж!

– Вот оно! Та самая унизительная реплика, которую ты произнесла два года назад. Не подыскать ли тебе новый объект, Шэрон?

Раздувая ноздри, сестра вскинула высветленную голову. Она набрала побольше воздуха, явно готовясь изречь Крупное Оскорбление, Сногсшибательную Гадость, Великий Финал. Я не испытывала ни малейшего желания выслушивать это.

– Тайм-аут, – проговорила я, прежде чем она успела вымолвить хоть слово. – Может, праздник уже и закончился, но сегодня все еще мамин день рождения. Давай хотя бы попытаемся помириться. Ради нее. Не важно, кто из нас был прав, кто виноват два года назад. Правда не важно. Ведь мы уже взрослые, и, что бы ни произошло прежде, нам нужно идти вперед, забыть прошлое. Как, по-твоему, Шэрон?

И в этот момент я заметила, как на дорожку выруливает мамина «Дельта 88». Я выжидающе смотрела на сестру, надеясь, что она ухватится за протянутую мной оливковую ветвь. Пусть мама увидит, что между нами все хорошо. Но сестрица, фыркнув, отвернулась.

Пожав плечами, я направилась к машине и дожидалась там, пока мама попрощается с Шэрон, а когда мама подошла, предложила отвезти ее в Стюарт. Но мама заявила, что не устала и сама хочет сесть за руль. Мы уселись в машину.

Пока мама устраивалась поудобнее на телефонном справочнике, я высунулась в окно и помахала Шэрон, еще раз поблагодарив ее за организацию празднования. В ответ она одними губами проговорила: «Да пошла ты…».

– Мам, можно у тебя кое-что спросить? – поинтересовалась я, когда мама сняла машину с ручника и поставила ногу на педаль газа.

– Конечно, дорогая.

– Шэрон в младенчестве не мучилась коликами?

Глава 4

Едва мы добрались до дома, как мама удалилась к себе в спальню подремать. Когда через час я на цыпочках зашла к ней, она по-прежнему спала без задних ног, что и продлилось до самого утра.

– Не знаю, что на меня нашло, – сказала она, когда я спустилась к завтраку. – Я не для того уговорила тебя провести со мной уик-энд, чтобы ты скучала в одиночестве.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила я. Мама никогда не была любительницей сиесты, особенно двенадцатичасовой продолжительности.

– Все нормально, – отмахнулась она. – Должно быть, просто переволновалась на празднике. Меня огорчает одно: что я не составила тебе компании прошлым вечером. Оставила тебя одну.

– Я привыкла к этому. Увидев, что ты крепко спишь, я пошла на причал, почитала книжку, посмотрела на воду, послушала, как дует ветерок. Это первый такой спокойный вечер за многие годы.

– Ты очень напоминаешь твоего отца, – рассмеялась мама. – Помнишь, он называл это место своей Шангри-Ла?

– Помню. – Я представила себе, как папа устроился в гамаке, натянутом между двумя пальмами у реки, и сообщил: «Это – моя Шангри-Ла». Дома, в Коннектикуте, он был очень важным доктором Генри Пельцем, вечно работал допоздна, вечно вскакивал посреди ночи, чтобы отправиться спасать очередного пациента, и вечно спешил. Увлеченный своим делом врач, обожаемый больными и немощными, но почти не бывающий дома. Однако во Флориде он превращался в ленивого папочку, плавающего в океане, срывал бананы, манго и авокадо с растущих на участке деревьев, рыбачил с соседом и похрапывал в гамаке. В Сьюел-Пойнте его жизненный ритм резко снижался, и он спокойно неспешно ползал. В Сьюел-Пойнте у нас с Шэрон наконец-то появлялась возможность удостоиться его внимания. – Тебе хотелось бы, чтобы я перебралась сюда, мам? – спросила я, размышляя, не одиноко ли ей тут без папы, хотя мама редко выказывала свои истинные чувства.

– Вопрос в том, сделает ли переезд сюда счастливой тебя.

– Честно говоря, не знаю. В Нью-Йорке я постоянно в стрессе. Но что, если мои проблемы не связаны с географией? Шэрон вон живет здесь, но счастливой не кажется.

– Конечно, она счастлива, дорогая.

– Откуда ты знаешь?

– Дебора! Отлично видно, что тут Шэрон живет полной жизнью. У нее любящий сын, куча друзей, чудесный дом, успешный бизнес. Она такая деловая и целеустремленная.

Деловая. Целеустремленная. То есть полная противоположность мне, так это надо понимать? Меня нельзя назвать неудачницей ни по каким стандартам. У меня сложилась неплохая карьера в ярком мире телевидения, мой доход измеряется шестизначной цифрой. И все же если я такая целеустремленная, то почему же никуда так и не пришла? Я почти десять лет проработала в сериале «Отныне и впредь»: первые четыре года – в производственном отделе, последние шесть – как сценарист. Но тогда почему, с моим богатым опытом, моя кандидатура даже не рассматривалась как замена Вуди, когда студия решила выгнать его? Почему все сочли, что Дебора Пельц хороша там, где она есть? Почему у меня появилось ощущение, что моя звезда уже не в зените, моя жизнь остановилась и моя стрела не нацелена вверх?

«Может, я прячу свой свет под абажуром не только в личном, но и в профессиональном плане», – подумала я, припомнив разговор с тетей Гарриет. А что, если я и впрямь боюсь затмить Шэрон? Не пора ли снять абажур?

– Если хочешь, дорогая, я попытаюсь сегодня же дозвониться Мелинде Карр домой и поговорить насчет работы в Историческом обществе, – предложила мама. – Если ты потолкуешь с ней, не откладывая в долгий ящик, это станет неплохим заделом, если тебе вдруг захочется где-нибудь тут обосноваться.

– Почему бы и нет? Хорошо, если ты позвонишь ей, мам.

Мама потрепала меня по плечу.

– Ешь свой завтрак, а я пойду поищу в спальне номер Мелинды. Все получится, вот увидишь.

– Нет, ты все же самая большая оптимистка из всех, кого я знаю. – Я улыбнулась. – Неужели тебя никогда ничто не огорчает?

Мама видимо, собралась ответить, но вдруг, словно невидимая рука закрыла ей рот. – Мам? Ты хотела что-то сказать?

– Лишь то, что нельзя терять ни минуты. – И она поспешно удалилась.

Мелинда Карр и ее муж жили в умело отреставрированном особняке вековой давности, расположенном на правом берегу реки Святой Люсии. Местечко было очаровательным, в этаком «бабушкином» духе, навевало мысли о кружевах и кринолинах, как многие исторические дома и пансионы. Сама же Мелинда оказалась чопорной и напрочь лишенной чувства юмора, как скрипящие полы ее дома. По моим прикидкам, она приближалась к концу шестого десятка. Высокая худощавая брюнетка с прекрасной осанкой и таким лексиконом, с каким я отродясь не сталкивалась. Когда Мелинда открыла мне дверь, прямая как жердь, с гордо поднятой головой, то, углядев садовый инвентарь, забытый ее мужем на ступеньках, сказала извиняющимся тоном:

– Он очень торопился покончить со своими обязанностями, чтобы побыстрее сбросить иго домашних забот и удалиться на поле для гольфа. Прошу прощения за мусор.

– Никаких проблем, – ответила я, подумав, что Мелинда, пожалуй, непобедима в скрэббле.

Мы уселись друг напротив друга на белой софе в солярии, потягивая чай и беседуя о работе в Историческом обществе.

– Ваша мама сообщила, что вы подумываете перебраться в окрестности Стюарта и в связи с этим подыскиваете работу, если все же переедете сюда, – сказала Мелинда. – Вы знаете Убежище?

– Да, конечно. Отец частенько водил меня туда посмотреть на живущих там в аквариуме черепах. Потом мы отправлялись поплавать на Риф-Бич, где я наблюдала за серфингистами.

– Как мило, – снисходительно отозвалась Мелинда. Возможно, по ее мнению, серфингисты – тоже мусор. Или это черепахи? – На самом деле меня интересует, имеете ли вы представление об историческом значении этого здания, смысле его существования, если угодно.

– Насколько мне известно, это старейшее здание в округе Мартин, – неуверенно произнесла я,– и его построили специально для потерпевших крушение моряков, где они могли бы укрыться от непогоды.

– Да. После каждого шторма смотритель ходил по берегу в поисках уцелевших.

– Вы хотите, чтобы я именно этим занималась? Искала выживших после шторма?

Может, у меня и впрямь недостаточная квалификация для этой работы. Сдать экзамен на «юного спасателя» в детском лагере мне, помнится, не удалось.

– Нет. Сейчас под словом «смотритель» мы подразумеваем менеджера. Музеем занимается Джоди Кэллахан; Бетти Ньюком набирает и обучает добровольцев; Линда Рубин управляет сувенирной лавкой, а Дорин Кифер уговаривает жителей Таллахасси вносить пожертвования. От вас требуется, чтобы вы жили в примыкающем к Убежищу коттедже, приглядывали за порядком и взяли на себя переговоры с административно-хозяйственным департаментом округа, если будет возникнет нужда. Это необременительная, спокойная работа. Если вы относитесь к тем людям, кто способен проводить большую часть времени в одиночестве.

– Я не имею ничего против одиночества, – сообщила я, только недавно заявив то же самое маме.

– Кажется, вы свободны?

– Да.

– И никакого поклонника на горизонте?

– Никакого.

– Обиженного бывшего мужа, который мог бы приехать сюда и создать неловкую ситуацию?

– Нет, – рассмеялась я. – А почему вы об этом спрашиваете?

– Потому что у Исторического общества безупречная репутация. Если смотритель Убежища привлечет нежелательное внимание к зданию или к нашей организации, это будет неприятно для всех.

– Не волнуйтесь. Я веду очень спокойную жизнь.

– Превосходно. По словам вашей матери, в Нью-Йорке вы работали писцом.

– Кем-кем?

– Сочинителем.

– Яне…

– Писателем.

– А! Да. Я – сценарист сериала «Отныне и впредь». Это дневной сериал. «Мыльная опера».

У Мелинды отвисла челюсть.

«Что ж, похоже, с работой облом», – подумала я, сочтя, что Мелинда заклеймила меня, как человека, который навлечет на Историческое общество стыд и позор, поскольку я автор омерзительных сюжетов низкопробной телепрограммы. У меня возникло искушение сообщить этой Мисс Жеманность, что «Отныне и впредь» получил несколько премий «Эмми» и у нас много горячих поклонников. Но прежде чем я успела открыть рот, она воскликнула:

– Ваша мать не упоминала, что вы пишете конкретно для этого шоу! Видите ли, я смотрю его с двадцати лет, и у меня каждая серия записана на видео.

Я с облегчением вздохнула:

– Приятно встретить верного зрителя.

Мелинда кивнула и начала выкачивать из меня сведения об актерах, участвующих в сериале. Когда она добралась до Филиппа, я прервала поток вопросов.

– Насчет работы смотрителя. Меня она весьма интересует. Проблема в том, что я пока не знаю, когда мне удастся перебраться во Флориду. Вернувшись в Нью-Йорк, я могу и струсить. У вас есть крайний срок для этой вакансии?

– Нынешний смотритель уезжает в конце недели, и нам хотелось бы, чтобы новый обосновался в коттедже к началу марта, хотя подходящего кандидата мы готовы подождать и подольше. – Помолчав, она продолжила: – Позвольте мне говорить прямо, Дебора. Вы именно та самая, зрелая и ответственная особа, которую мы ищем. Уверена, если вы примете эту должность, Убежище будет в надежных руках. Нам не придется опасаться никаких вакханалий, если вы там поселитесь.

– Нет, Мелинда, диких оргий я там устраивать не буду. В любом случае я свяжусь с вами в ближайшие недели и сообщу, собираюсь ли переехать на юг. Подходит?

– Вполне.

Поднявшись с софы, мы направились к выходу.

– Весьма признательна, что вы встретились со мной так быстро, – сказала я, пока мы пожимали друг другу руки.

– Благодарю вас за то, что пришли. И за телевизионные сплетни. Признаться, другие соискатели не доставили мне такого дивертисмента.

– Дивертисмента?

– Да. Вы знаете. Развлечения.

– Вы хотите сказать, что вам было весело, да?

– Бесспорно.


Я привела мамину «Дельту 88» домой и нашла маму в саду – она занималась прополкой. Мама надела темные очки, широкополую шляпу и свободную одежду, защищавшую от полуденного солнца, но лицо у нее покраснело и взмокло от пота. Она слегка запыхалась.

– Расскажи, как все прошло с Мелиндой, – сразу потребовала она, вытирая лоб. – Я хочу знать все до мельчайших подробностей.

– Я расскажу тебе все слово в слово, но после ленча и когда искупаемся. Сделаю нам сандвичи, потом загрузим вентилятор, пляжные стулья и зонтик в машину и отправимся на Риф-Бич. А попутно предлагаю проехать мимо Убежища. Хочу взглянуть на коттедж смотрителя. Что скажешь?

– Ой, Дебора! – расцвела мама. – Это означает, что Мелинда предложила тебе работу?

– Конечно.

Коттедж смотрителя, как я заметила, высунувшись из окна машины, оказался маленьким белым кукольным домиком, стоящим на скалистом клочке земли над Атлантикой. Он явно знавал лучшие деньки и вряд ли был тем местом, которое стоило выбирать как укрытие от урагана, но при этом воплощал представление о романтическом убежище: лубочное, очаровательное пляжное бунгало, обещающее мир, спокойствие и уединение, настоящий приют для замученной стрессами городской девочки.

– Если снова решишь заняться живописью, дорогая, то я и не представляю себе более подходящего места, – сказала мама.

– Я тоже. – Мне вспомнилось, каким красивым был берег в мои школьные дни, когда туристы уходили и, место становилось пустынным. Даже в штормовую ночь – особенно в штормовую ночь – море казалось волшебным.

– Но жить здесь несколько одиноко, – заметила мама.

– Одиноко? Не-а. Я буду счастливым отшельником, как Гленн Форд в фильме «Украденная жизнь». Он там играет смотрителя маяка, помнишь?

– Не уверена, что видела этот фильм.

– Конечно, видела, ма. Бетт Дэвис играет там близняшек, одна из которых лапочка, а другая – стерва.

– Дебора, это, часом, не способ подвести к очередной беседе о ваших отношениях с Шэрон?

– Нет, – засмеялась я. – Это и вправду фильм. Обе сестры влюблены в Глеина Форда.

– Понятно. Любовный треугольник. И он в конце выбрал одну из них?

– Нет, в этом фильме все не так просто, – покачала я головой. – Там произошло убийство, и дело приняло совсем другой оборот.

– Настоящая жизнь не такая насыщенная, как в фильмах с Бетт Дэвис, верно?

– Как правило, – ответила я, не подозревая, что моя скоро станет весьма насыщенной.

* * *
Проведя несколько часов на берегу, мы вернулись домой, чтобы я успела собраться. В четыре я спустилась вниз с чемоданом и сказала маме, что возьму такси до аэропорта. Мне не хотелось использовать в качестве шофера ее, как бывало обычно. К моему удивлению, возражений не последовало.

– Должно быть, наша экскурсия утомила меня больше, чем я предполагала, – сказала мама. – Иначе с удовольствием провела бы еще несколько часов с моей девочкой прежде, чем она снова улетит.

У меня сдавило гордо. Было в ее тоне что-то трогательное и уязвимое.

– Я вернусь, – заверила я маму. – Ты же знаешь, ма.

Когда такси прибыло, мы попрощались, обливаясь слезами. Я пообещала позвонить, как только самолет приземлится в Ла-Гуардиа, и сообщить, что долетела благополучно – это в нашей семье ритуал. А потом я отбыла в страну понедельничных совещаний.

Глава 5

Если Вуди проводил понедельничные совещания в своей квартире, то «Жуткая троица», как прозвала Хелен наших новых главных редакторов, собирала сотрудников в апартаментах известного своей дороговизной отеля «Времена года» на Восточной 57-й улице. Такая демонстративная трата бюджетных денег бесила нас.

Тот день, когда проходило это знаменательное совещание, совпал с днем «Возьми дочку на работу». Это означает, что работающие мамочки дают нянькам несколько часов отдыха и действительно приводят дочек к себе на работу, чтобы повысить самоуважение.

Флаг им в руки.

Никто из нас, сценаристов, своих детишек на совещание не приволок. Одни, как я, таковых не имели, другие, как большинство разумных взрослых, понимали, что когда детки вертятся под ногами, ни о какой работе и речи идти не может.

«Жуткая троица» же, напротив, привела своих дочурок на совещание, и некоторые из этих дочурок оказались сущим кошмаром. Они привезли своих херувимчиков в колясках, вынули оттуда и отпустили на свободу – на последующие восемь часов. Поверьте мне, это был настоящий ад.

– Интересно, как Филипп управляется вот с этой? – Хелен указала на дочку бывшей редакторши «Арлекина», мамаши-одиночки, с которой встречался Филипп. Чадо расписывало стенки. Красным карандашом.

– Ты же знаешь Филиппа, – пожала я плечами. – Ради своей карьеры он вынесет все, что угодно, включая эту мелкую мисс Пикассо.

В тот день мне действовали на нервы не столько детишки и даже не сплетни Хелен, а ощущение тотальной отстраненности от работы. Начальство наняло «Жуткую троицу», желая, чтобы мы расстались с аудиторией, которую взращивали годами, ради молодого и продвинутого поколения. Но именно из-за этого я чувствовала себя немолодой и отсталой. Например, что я знаю о группе «Рехнутый панк»? А вот мои боссы знали.

– Это наша любимая рок-группа, – пояснила мне одна из них, пока ее дочурка откручивала голову кукле Барби. – Но нам нравятся также и «Ржавый корень» и «Ноготь в девять дюймов».

Рехнутый панк. Ржавый корень. Ноготь в девять дюймов. Ну и скажите мне: как я могла принимать участие в подобной беседе? Признавшись в вечной привязанности к Джеймсу Тайлеру? От моих боссов я была так же далека, как от тех самых подростков, которых мы пытались увлечь нашим сериалом.

«Переезжай во Флориду, – сказала я себе, пока «Жуткая троица» болтала о какой-то альтернативной рок-группе под названием «Бешеные боксеры». – Там в окружении местных стариков, ты почувствуешь себя молодой. И когда они заведут спор о Хулио Иглесиасе, ты, по крайней мере, поймешь, о ком идет речь».

Поскольку я так и не озаботилась тем, чтобы заменить украденный у меня компьютер, то всю неделю моталась в контору и там писала сценарии. В субботу у меня, наконец появилась минутка передышки, я вознамерилась пойти и купить новые компьютер, телевизор, видак и прочие погремушки взамен украденных, но что-то остановило меня. И вовсе не слова копа о том, что, как только я заменю всю эту технику, меня снова обчистят. Нет, остановило меня ощущение, что я недолго пробуду в городе, так чего зря напрягаться? И это означало, что я точно собираю манатки и уезжаю, В ту субботу я поняла: решение принято. Я отбываю на юг. Сроки найма квартиры подошли к концу, мой контракт со студией тоже скоро заканчивается. Никто и ничто меня в Нью-Йорке не держит. Я свободна. Время самое подходящее. Лишь обстоятельства оказались не те, как выяснилось впоследствии.


Ночью я спала как убитая, буквально как сурок, когда зазвонил телефон. Я не сразу очухалась, а очухавшись, включила свет и взглянула на будильник: три часа ночи.

Интересно, у кого это хватило наглости звонить мне в такое несусветное время?

– Это Шэрон, – произнесла моя сестра.

Я аж подпрыгнула:

– Что стряслось?

Наверняка что-то произошло, раз уж она сподобилась мне позвонить.

– У мамы инфаркт.

– Что?! – У меня оборвалось сердце.

– У нее инфаркт, но сейчас состояние стабильное. – Шэрон хлюпала носом. Ей понадобилось время, чтобы успокоиться. – Я только что разговаривала с кардиологом. Мы перевели маму в отделение интенсивной терапии примерно полчаса назад.

– Ты сейчас в больнице?

– Мама позвонила мне, как только ее доставили в реанимацию. Я прыгнула в машину и понеслась сюда как сумасшедшая.

Я молча кивала, тупо сидя на слабо освещенной постели и с трудом понимая, что говорит Шэрон. Отец всегда был моим героем, но мама – моей опорой, надежной скалой. И вот, впервые в жизни, мне пришлось осознать, что она тоже смертна.

Шэрон рассказала, что у мамы вот уже несколько месяцев были боли в груди, но она никому не говорила об этом. Нынче ночью мама смотрела телевизор, лежа в постели, когда ей стало действительно очень плохо. Поскольку через двадцать минут ей не полегчало, она позвонила в службу спасения.

– Едва ее привезли в клинику, врачи немедленно вызвали по пейджеру кардиолога, – продолжила Шэрон, – некоего доктора Джеффри Гиршона. Он практикует в Стюарте и живет в Сьюел-Пойнте, буквально рядом с мамой.

– А он хороший врач? – заливаясь слезами, спросила я.

– Хороший? Да ему равных нет! Он спас маме жизнь. Глянув на ее кардиограмму, Гиршон тут же начал вливать ей препарат, рассасывающий тромбы, и через час она уже спрашивала, когда ей можно ехать домой. Конечно, мама еще далеко не в порядке. Доктор Гиршон говорит, что за ней нужно тщательно наблюдать. Он продержит ее в больнице как минимум дней пять-шесть.

Тут я разревелась вовсю, вытирая слезы рукавом ночной рубашки.

– Инфаркт, – рыдала я. – Поверить не могу! Она казалась вполне здоровой в прошлые выходные.

– Ну, ты же знаешь маму. Она далеко не нытик.

– И все же ей следовало…

– Слушай, Дебора, – оборвала меня Шэрон, – мне нужно бежать в отделение, чтобы выяснить, как идут дела. Ложись-ка ты спать. Все равно из своего Нью-Йорка ничем не поможешь.

Я взбеленилась от этой реплики, но усилием воли заставила себя держаться в цивилизованных рамках.

– Доктор Гиршон сейчас с мамой?

– Да, он будет следить за ней всю ночь. Естественно, я тоже останусь.

– Конечно, но ты, должно быть, совершенно вымоталась из-за нервотрепки и ожидания.

– Я вымоталась, но ведь кто-то из членов семьи должен быть здесь с мамой. Ее вторая дочь слишком занята в Нью-Йорке, чтобы…

– Засунь свои слова себе в задницу! – взорвалась я. Хватит миндальничать. – Скажи маме, что я люблю ее, завтра же прыгаю в первый самолет и поступаю на работу в Историческое общество.

– Работу? Какую работу?

– Не твое собачье дело! Передай маме мои слова, уж с этим-то ты справишься, Шэрон? Справишься?

– Я вечно со всем справляюсь, Дебора, – вздохнула она. – Ничего нового.

* * *
Воскресным утром я позвонила одной из трех моих начальниц (не той, что встречается с Филиппом; не дай Бог, он подошел бы к телефону!) и проинформировала ее, что не возобновлю контракт со студией, поскольку переезжаю во Флориду. Потом позвонила в Армию Спасения и договорилась с ними, что они заберут мою покалеченную мебель и все, не влезающее в два чемодана и дорожную сумку, которые я брала с собой. Также я звякнула коменданту и попросила пересылать мою почту на мамин адрес, пока у меня не появится постоянный.

– Вы жутко надоедали мне, постоянно вызывая меня чинить всякую всячину, но я буду скучать о вас, – сказал он.

– Вы, как сущий зануда, вечно твердили, будто нужно что-то чинить, но я тоже буду скучать о вас, – ответила я.

Успев заказать последний билет на дневной рейс из Ла-Гуардиа, я выскочила из дома.

Прибыв в половине четвертого в международный аэропорт Палм-Бич, я получила багаж, прыгнула в такси и дала шоферу мамин адрес. У меня был ключ от дома, специально заказанный для меня мамой в прошлые выходные (неужели она предвидела, что он мне понадобится?), поэтому, добравшись до дома, я взлетела по ступенькам в гостевую спальню, скинула теплую одежду и швырнула на пол рядом с багажом. Сбегая вниз по ступенькам, я заметила, что вторая гостевая комната тоже занята. Это было очевидно. Три сумки от Луи Вюиттона стояли идеально ровной линией в углу комнаты. На столике лежали расческа, щетка для волос и косметичка. На кровати висела розовая ночная рубашка с пеньюаром, под кроватью стояла пара атласных золотых шлепанцев.

«Класс! Мы с Шэрон будем соседками, – подумала я, живо представив, как мы с ней вместе на кухне готовим завтрак. – Я отвешу ей комплимент по поводу ее сваренных всмятку яиц, а она сообщит мне, что мои котлеты смахивают на жертву дорожной аварии».

Быстренько напомнив себе, что в данный момент сестрица – не основная из моих забот, я прямиком направилась к гаражу, где стояла «Дельта 88». Ключи мама всегда оставляла в замке зажигания. Раскочегарив старый рыдван, я понеслась из Сьюел-Пойнта. Переехав через мост на Ист-Оущен-бульвар, я вдруг с ужасом осознала, что лишь несколько часов назад этой же дорогой «скорая» везла маму в больницу.

«Пусть с ней все будет хорошо, – взмолилась я. – Пожалуйста, пусть доктор Гиршон окажется именно таким, как говорит Шэрон».


Мемориальный госпиталь Мартина занимал в округе второе место по обеспечению занятости населения. Он был общественным, недоходным учреждением, где царила профессиональная, хотя и замкнутая атмосфера. Как в большинстве больниц маленьких городков, сотрудники и пациенты обычно знали друг друга, жили по соседству, играли в гольф или ездили вместе на рыбалку. В отличие от многих госпиталей маленьких городков он располагался на берегу реки Святой Люсии, предоставляя своим пациентам возможность любоваться великолепным пейзажем.

Конечно, мама, как пациентка отделения интенсивной терапии (ОИТ), к таковым не относилась. Окно ее крошечного бокса выходило на скалы. И все же ей повезло, что она вообще получила место. Февраль во Флориде – пик сезона не только для отелей и ресторанов, но и для больниц.

Одна из медсестер ОИТ, Вики, проводила меня по коридору мимо полудюжины «палат», открытых со стороны сестринского поста, но разделенных между собой перегородками. Поскольку здесь лежали пациенты в тяжелом состоянии, я думала, что в отделении царит суета, но, кроме тихого бухтения телевизоров, писка медицинского оборудования и говора посетителей, ничто не нарушало тишину и покой.

– А вот и наша миссис Пельц, – улыбнулась Вики, когда мы дошли до палаты в конце коридора.

Сначала мама не услышала нас. Судя по всему, она дремала. Справа от кровати на стуле сидела Шэрон, листая номер «Современной невесты». Подняв на меня взгляд, она изобразила улыбку – одну из вымученных гримас, предназначенных для того, чтобы человек ощутил себя, скажем, швалью. Проигнорировав сестрицу, я посмотрела на маму. К ее телу были прикреплены с полдесятка датчиков, а сама она была бледна до прозрачности.

Я заранее готовила себя к этому моменту. В течение двух с половиной часов лёта до Флориды я убеждала себя: «Держись, когда увидишь ее. Не говори ничего, что может ее расстроить. Будь веселой и жизнерадостной». Но когда я увидела бедную мамочку на больничной койке, все мои благие намерения рассыпались в прах.

– Мамочка! – пролепетала я, всплеснув руками и бросаясь к ней. По щекам моим потекли слезы. – Ой, мамочка!

Мои причитания разбудили ее.

– Дебора! – Мама погладила меня по голове, когда я поцеловала ее в щеку. – Тебе не стоило приезжать, дорогая. Это ведь наверняка было для тебя непросто.

– Я не могла иначе, мама. Как ты себя чувствуешь? Болей в груди больше не было?

– Нет, – ответила мама, словно не веря в такое везение. – Доктор Гиршон хорошо позаботился обо мне. Я слышала, у него отличная репутация.

– Шэрон сказала мне. Я очень хотела бы познакомиться с ним.

– Он должен заглянуть сюда, – процедила Шэрон, явно начиная закипать. – В течение часа, полагаю.

– Я дождусь его, – сказала я, желая пожать руку человеку, спасшему маме жизнь.

Усевшись на стул по другую сторону маминой кровати, я начала расспрашивать ее о том, как она себя чувствует, какие лекарства принимает, какую диету ей прописали, какие анализы предстоят в течение последующих дней и не страшно ли ей.

– Немножко, – призналась она. – Даже если я переживу этот инфаркт, есть вероятность, что случится еще один. У дяди Берни было три инфаркта, помнишь? В нашей семье у многих проблемы с сердцем. У меня такое ощущение, будто я обречена.

– С тобой все будет хорошо, – заверила я маму, ошеломленная ее пессимистическим настроением. Ленора Пельц никогда не жаловалась, никогда не сдавалась и никогда не теряла надежды. Она никогда не позволяла жизненным тяготам согнуть ее, даже после смерти папы. И вот теперь мама вдруг как-то потухла, словно инфаркт высосал из нее жизненные силы. – Жаль только, что ты ничего не сказала мне о болях в груди в прошлые выходные, когда я была здесь. Быть может, я чем-то помогла бы тебе.

– Например? – с вызовом осведомилась Шэрон.

– Например, отвезла бы маму к врачу, – отрезала я. – Помогла бы ей.

– Помогла бы? – фыркнула сестрица. – Как сейчас, когда с завыванием влетела к ней в палату?

– Я не завывала, а не скрывала эмоций.

– Ты закатила истерику, – констатировала Шэрон.

– Я человечна. Ты знаешь, что означает быть человечным? Иметь чувства?

– О, у меня полно чувств! Ты просто не хочешь знать, какого рода.

– Не утруждайся. Последнее, что я…

– Заткнитесь сейчас же! Обе! – Мы с Шэрон застыли. – Мне надоела ваша глупость! Надоела!

Мы повернулись к маме, желая успокоить ее, убедиться, что с ней все в порядке, извиниться, но не успели и рта раскрыть, как Вики, медсестра, влетела в палату.

– Вон отсюда! Вон! Вон! – Она вытолкала нас в коридор. – Вы нервируете пациентку, и я не потерплю этого! Пойдите поостыньте в зале для посетителей, а я приду за вами, когда вашей маме станет лучше.

Мы неохотно оставили маму в надежных руках Вики и молча направились в битком набитый зал для посетителей. Остановившись в дверном проеме, мы углядели два свободных стула, но не рядом.

– Садитесь сюда, – произнес мужчина, расположившийся рядом с одним из свободных мест.

Полагая, что оказывает нам услугу, он начал подниматься, чтобы мы с Шэрон могли сидеть вместе.

– Нет, не надо! – хором воскликнули мы, желая быть как можно дальше друг от друга.

Пожав плечами, мужчина сел. Шэрон опустилась на стул рядом с ним. Я примостилась в другом конце зала, рядом с женщиной, чей муж получил удар ножом в живот во время ссоры с любовницей.

– Должно быть, вы очень любите мужа, раз так за него переживаете, – сказала я ей. – Большинство женщин не склонны прощать такие выходки.

– А что тут прощать? Он ведь не с моей сестрой спал. А эту девицу я знать не знаю.

Я кивнула, размышляя о том, не достигли ли мы в нашем округе нового уровня толерантности. Моя собеседница явно считала, что для женатого мужчины в порядке вещей иметь любовницу, если она не егосвояченица.

Усмехнувшись, я попыталась представить себе, что чувствовала бы, если бы мой муж спал со свояченицей, то есть с Шэрон. И мне стало не до смеха.

Примерно через пятнадцать минут после того, как Вики удалила нас из палаты, она появилась в зале и жестом пригласила вернуться.

– Кровяное давление вашей мамы подскочило до небес, – сообщила Вики. – Теперь она в порядке, но это продлится недолго, если вы опять что-нибудь не выкинете. Ваши склоки очень расстраивают ее.

– Но мама никогда нам этого не говорила, – возразила Шэрон.

– Она всегда делала вид, что мы Близнецы Бобси, – добавила я.

– Ваша мама была на грани смерти, – сказала Вики. – А такие ситуации очень меняют человека. Возможно, теперь ее не так беспокоит благополучие окружающих, как ее собственное. На вашем месте я подготовилась бы к хорошей выволочке.

Мы с Шэрон поблагодарили Вики за прямоту и, пристыженные, поспешили к маме в палату. Мы расселись по обе стороны ее кровати.

– Мы повели себя на редкость бесчувственно, мама, – сказала Шэрон.

– Прости, что начали ссориться при тебе, – добавила я.

– Ладно, – ответила мама. – Тогда сидите, заткните клювы и послушайте меня для разнообразия. – Упс.

Новая Ленора Пельц была не склонна разводить церемонии. – Я хочу, чтобы мои девочки все между собой утрясли раз и навсегда, – заявила она. – Если вы не сделаете этого, то у меня будет второй инфаркт и я умру и унесу в могилу воспоминания о том, как вы осыпаете друг друга оскорблениями. Вы этого для меня хотите? Этого?

– Конечно, нет, – хором ответили мы с Шэрон.

– Отлично. Тогда забудьте о ваших разногласиях и ведите себя как сестры. Ради меня. Ради моего здоровья.

Ради ее здоровья. Ну что ж. Выбора нет.

Я встала, обошла кровать и протянула Шэрон руку:

– Перемирие?

Поднявшись, Шэрон несколько мгновений пялилась на мою руку. Рука уже начала затекать от напряжения, когда сестрица наконец соизволила взять ее.

– Перемирие, – подтвердила она и нехотя потрясла ее.

– Как же вы меня достали! – рявкнула мама. – Я говорю о том, чтобы вы от души обнялись и поцеловались, а не о деловом рукопожатии! Хотите, чтобы я жила, или нет?!

На сей раз мы с Шэрон исполнили ее требование. Быстренько чмокнув друг друга в щечку, мы обнялись и потрепали друг друга по спине. Мама просияла. Картина была достойна запечатления.

И тут как по заказу раздались аплодисменты.

Мы все посмотрели на сестринский пост, откуда раздались аплодисменты. Там стоял, прислонившись к стойке и громко хлопая в ладоши, широко улыбающийся высокий темноволосый бородатый мужчина в белом врачебном халате. Его добродушное лицо очень напомнило мне папу.

– Доктор Гиршон! – воскликнула Шэрон, быстро отстранившись от меня, чтобы поправить прическу.

Доктор Гиршон, с удивлением отметила я, оказался весьма привлекательным. Поэтому я тоже начала поправлять прическу.

Глава 6

Джеффри Гиршон не был красавцем в истинном смысле слова, и уж точно не таким красавчиком, как Филипп. Ростом выше шести футов, как и Филипп, он обаятельно улыбался, но черты лица его были не вполне гармоничны: слишком большой нос, тонковатые губы, печальные глаза. Однако этот доктор, которому, по моим прикидкам, было лет пятьдесят пять, показался мне весьма привлекательным. Быть может, из-за темной волнистой бородки с вкраплениями седины, широченных плеч и груди, глубокого низкого смеха. Все это придавало ему жизнерадостный добродушный вид. У меня возникло ощущение, словно я знаю его много лет, словно он тот человек, на кого я могу положиться, кому могу доверять. А то, что он не был загорелым, добавляло ему привлекательности. Я-то предполагала, что здешние кардиологи проводят куда больше времени, гоняя мячи для гольфа, чем исцеляя от инфарктов миокарда.

– Как мило, – произнес Гиршон, входя в бокс. На его шее болтался стетоскоп, а из-под халата виднелись галстук и рубашка. – Больничная палата, в которой все улыбаются.

– Это потому, что мои девочки со мной, – гордо сообщила мама.

– Вот это мне нравится, – заявил доктор Гиршон. – Люблю, когда родственники приходят все вместе, чтобы ускорить выздоровление пациента. Это очень важно, по-моему. Доктора пичкают лекарствами, проводят хирургические операции, но лишь поддержка родных и близких ускоряет процесс выздоровления.

«О, так, значит, ты – сторонник комплексного подхода», – подумала я, тронутая тем, что в таком крошечном городке, как Стюарт, живет доктор со столь передовыми взглядами, ученый муж, не чуждый духовности, чуткости и теплоты.

– Кстати, о родных и близких. Вы уже знакомы с моей старшей дочерью, Шэрон? – Мама указала на мою сестрицу.

– Старшей? – Шэрон хмыкнула, но это явно уязвило ее. – После твоих слов я чувствую себя древней, мам.

– А это моя младшая дочь, Дебора, – продолжила мама.

– Очень приятно. – Доктор Гиршон пожал мне руку. Рукопожатие у него теплое и твердое, отметила я, а его печальные, как у плюшевой собаки, глаза – располагающего бархатистого карего цвета.

– Мне тоже, – ответила я. – Как мне сказали, прошлой ночью вы проявили себя героически. Я вам очень-очень признательна.

– Мне пришлось рассказать Деборе все подробно по телефону, – объяснила Шэрон доктору. Я ожидала, что она продолжит фразу словами: «потому что она живет в Нью-Йорке, где пишет «мыльные оперы», но сестрица, взглянув на мамин сердечный монитор, лишь сообщила: – Мы с сестрой очень близки и все-все друг другу рассказываем.

– Так и должно быть, – кивнул доктор Гиршон. – Я знал много братьев и сестер, чьи отношения испортились из-за мелких недоразумений. Они цепляются за эти обиды, никак не желают через них перешагнуть и вдруг обнаруживают, что перестали друг с другом разговаривать. Даже трудно представить себе такую близорукость, верно?

Мы с Шэрон закивали, показывая, что это действительно трудно вообразить.

Улыбнувшись, доктор Гиршон приблизился к кровати:

– Ну, как мы себя сегодня чувствуем, миссис Пельц? Болей нет? Дыхание не затруднено? В груди не тянет?

– Нет, ничего похожего на прошлую ночь, – ответила мама. – Думаю, я просто нервничаю, боюсь повторного инфаркта. Понимаете, я вдруг ощутила себя такой хрупкой.

– Это абсолютно нормально. – Доктор Гиршон погладил маму по руке, а потом начал рассказывать о постинфарктном физиологическом шоке, который она, скорее всего, испытывает, и подходящей для нее группе реабилитации, и о том, что он, доктор Гиршон, всегда к ее услугам. А потом попросил нас с Шэрон выйти, пока он будет осматривать маму.

– Доктор Гиршон, по-моему, внимательный, – заметила я, когда мы с сестрой уселись рядом в зале для посетителей.

– Очень внимательный. Видела бы ты, как он всю ночь наблюдал за мамой. Он компетентный и добрый. Он, совершенно очевидно, был главным, но даже не пытался ни на кого давить своим авторитетом. И этим очень напомнил мне папу.

– У меня тоже возникло это же ощущение, как только я его увидела, – призналась я. – Папа, только с бородкой.

У Шэрон был задумчивый вид.

– Я не заметила обручального кольца, а ты?

Я озадаченно покачала головой.

– Ты неисправима, Шэрон. Мама лежит на больничной койке, а все, о чем ты способна думать, – это замужество. Похоже, ты рефлекторно сразу смотришь, есть ли у мужчины обручальное кольцо или нет.

– Ой, избавь меня для разнообразия от лекций насчет замужества. Я беспокоюсь о маме ничуть не меньше, чем ты. Это ведь я проторчала тут всю ночь напролет, не забыла? Но я пока что не в коме. Когда привлекательный мужчина – да еще и доктор-еврей в придачу – появляется в моей жизни, я не оставляю это без внимания. Только не говори мне, что сама не посмотрела, есть ли у него обручальное кольцо, Дебора.

– Я не смотрела.

– Ну конечно!

– Не смотрела. Честно.

– Но ты тоже считаешь его привлекательным. Ты зарделась, как только он вошел в мамину палату. И стала еще пунцовей, когда он пожал тебе руку.

– Да ну?

– Как свекла.

Как свекла? Ну, у меня и впрямь участился пульс, когда я познакомилась с Джеффри Гиршоном, но думаю, меня выбило из колеи случившееся с мамой, и я плохо владела своими эмоциями. Обрадовавшись без памяти, что мама жива, я была готова кинуться на шею человеку, спасшему ей жизнь.

– Давай сменим тему, – поспешно предложила я. – Мы ведь пообещали маме больше не ссориться.

– Ты права, – согласилась Шэрон. – Поговорим о чем-нибудь другом.

О чем-нибудь другом. Повисло неловкое молчание. Мы так много лет собачились, что теперь понятия не имели, как беседовать друг с другом, не лаясь при этом.

Наконец я спросила Шэрон, как идет ее бизнес по организации свадеб.

– Отлично. У нас все лето забито.

Я поинтересовалась, нравится ли ей по-прежнему жить в Бока.

– Конечно, это мой дом.

Я спросила, читала ли она в последнее время какие-нибудь хорошие книги.

– Нет. У меня нет на это времени.

Ответы Шэрон не отличались многословием, но она хотя бы не осыпала меня ругательствами. И только когда я осведомилась, как дела у Нормана в военном училище, она выдавила несколько фраз.

Мне следовало бы помнить, что сын – ключ к сердцу Шэрон, единственный способ разговорить ее. Несмотря на все свои невротические глупости – комплекс мученицы, стремление к совершенству, импульсивность, потрясающее неумение разбираться в мужчинах, – она удивительно хорошая и преданная мать-одиночка, проявляющая к сыну огромную привязанность, которой отродясь не питала ко мне. Как только Шэрон заговаривала о Нормане, лицо ее смягчалось, утрачивая свойственное ему выражение напряженной обреченности.

Так было и на этот раз. Обычное для Шэрон напряжение исчезло, когда она со смехом начала рассказывать мне, что первокурсников в училище называют херами, а их жуткую стрижку – обрезанием. Да, она очень скучает по Норману, пусть даже остриженному наголо. Такой сын, как он, сторицей компенсирует тот ад, через который ей пришлось пройти с его полигамным папашей.

Она так отличалась от обычной Шэрон, когда говорила о своем ребенке, была такой славной, что казалась сестрой, с которой я запросто могла бы общаться. Сидя в зале для посетителей, я на несколько мгновений забыла, что большую часть жизни мы с ней провели в состоянии войны. Несколько мгновений я действительно любила мою сестру.

Однако в конечном счете она снова вернулась к доктору Гиршону.

– Знаешь, даже если бы он был холост и доступен, я: бы не стала испытывать на нем мои чары. Если ты хочешь его.

– Шэрон, – ответила я, стараясь говорить спокойно и доброжелательно, – сейчас и вправду несколько преждевременно…

– Признай это, Дебора. Все равно этот вопрос возникнет рано или поздно. Как ты уже сказала, мы обещали маме больше не ссориться из-за чего бы то ни было или кого бы то ни было. Поэтому я пытаюсь сказать одно: если выяснится, что доктор Гиршон не женат, не гей и все такое прочее, и если он заинтересуется нами так, как мы заинтересовались им, я отойду в сторону и позволю тебе заполучить его. Ради сохранения мира.

– Позволишь мне?! – рассмеялась я.

– Да. Я – твоя старшая сестра. И я должна решать, отойти мне в сторону и оставить его тебе или нет.

Я опять покачала головой.

– Это очень щедро с твоей стороны, Шэрон, но, поскольку ты явно одержима им, думаю, тебе и забирать его.

– Одержима? Да это ты чуть в лужицу не растеклась, когда он вошел в мамину палату! Нет, Дебора, забирай ты его.

Боже! Теперь мы грыземся по поводу того, как избежать грызни!

– Почему бы нам не пустить все на самотек? – предложила я. – Уверена, в последующие несколько недель мы будем частенько видеть доктора Гиршона, ведь придется возить маму к нему на анализы, когда ее выпишут, и консультироваться с ним, если возникнут какие-то проблемы. Может, познакомившись с доктором поближе, мы обе решим, что он – вовсе не то, что нам нужно.

– Что значит «мы будем частенько видеть его в ближайшие несколько недель»? – изумилась Шэрон. – Это я буду его частенько видеть. Ты же вернешься в Нью-Йорк, как только маме станет лучше, к своей «мыльной опере».

– Ошибочка. Я остаюсь во Флориде. Я уволилась с телевидения и буду работать в Стюарте, в Историческом обществе. Так что это я буду видеть доктора Гиршона. Он станет моим соседом.

Закончив осматривать маму, доктор Гиршон вышел в зал для посетителей, чтобы просветить нас насчет ее состояния.

– Состояние вашей матери довольно неплохое, учитывая то, через что ей пришлось пройти, – начал он, поглаживая бородку. – Препараты как будто рассосали тромб, вызвавший инфаркт. Завтра утром мы сделаем ей ангиограмму, чтобы выяснить, какой из сердечных сосудов закупорен или сужен. Если все идет хорошо, она проведет еще пару дней в отделении интенсивной терапии, а потом мы переведем ее в телеметрию.

– А это что? – поинтересовалась я.

– Телеметрия? Это на шестом этаже, – ответил доктор Гиршон. – Там есть маленькая комнатушка – мы называем ее «Сердечный централ», – где техники сидят за компьютерами, постоянно следящими за сердечной деятельностью каждого пациента на этаже, даже когда они гуляют, их везут на рентген или они сидят в холле. Считайте их авиадиспетчерами, наблюдающими за движением самолетов в воздухе. – Он хохотнул. – Ваша мать может быть полностью на амбулаторном лечении, и все равно техники будут следить за сигналами, полученными с прикрепленных к ней электродов, как будто она лежит в больнице.

– Сколько времени ей придется провести здесь? – спросила Шэрон.

– Два или три дня, – ответил он. – Мы начнем проводить ей реабилитационную терапию: упражнения, диета, новые лекарства. На пятый день проведем тест па стресс. Если не будет боли или затрудненного дыхания, мы выпишем ее домой.

– Вот так просто! – Я пришла в восторг от того, как быстро нынче лечат смертельно опасное заболевание.

– Если вкратце, то это довольно обычное дело, – согласился он. – Артерия – нечто вроде трубы, и убрать то, что затыкает эту трубу, – все равно, что прочистить вашу раковину. Проблема в том, что люди с закупоркой артерии склонны к рецидивам. Я уже объяснил это вашей матери.

– И как она к этому отнеслась? – поинтересовалась я. – Мама не привыкла болеть. Она всегда отличалась независимостью.

– И снова обретет свою независимость, – заверил нас доктор Гиршон. – Но вначале она обязательно будет испытывать депрессию. Ей придется осознать, что она тоже смертна. Вероятнее всего, она будет злиться. Обычный «Ну почему я?» синдром. И задаваться вопросом, почему она обречена на фамильные болячки. Она может даже винить себя за то, что годами скрывала свои эмоции. И конечно, ей придется учиться жить свободно, без дамоклова меча над головой. Но я всегда буду рядом. Мы все трое будем рядом, верно?

Доктор Гиршон положил левую руку мне на плечо, а правую – на плечо Шэрон, как тренер своим ведущим игрокам, чтобы поддержать их.

– Будем, – ответили мы с Шэрон доктору, продолжавшему говорить, поучать и теребить нас, напоминая, что мы – команда, и все вместе поможем восстановить здоровье Леноре Пельц.

«Бог ты мой, да этот мужик совсем не похож ни на одного из врачей, с которыми мне доводилось сталкиваться», – подумала я. Никакой грубой фамильярности. Никакой властности Хозяина Замка. Никаких попыток скрыться от семьи пациента. О таком докторе можно только мечтать, пожалуй, он способен расположить к себе и как мужчина.

«Прекрати это! – обругала я себя. – Ты не сделаешь ничего, что нарушит перемирие с Шэрон, независимо от того, приятно ли тебе ощущать руку Джеффри Гиршона на своем плече».

– А теперь возвращайтесь к вашей матери, – порекомендовал он нам. – Я же иду домой, но непременно загляну к ней утром.

– А если ночью ей станет хуже? – спросила я.

– Не волнуйтесь. Тогда меня вызовут.

– Дайте нам номер вашего телефона, чтобы мы могли связаться с вами напрямую, – твердо заявила Шэрон. – Хотя нам неловко тревожить вашу жену и детей.

Доктор Гиршон, улыбнувшись, покачал головой:

– Жены нет, детей тоже. Есть всего лишь огромный дом в Сьюел-Пойнте, который я оставил себе после развода. Моя жена перебралась в Аспен.

Я старательно избегала взгляда Шэрон.

– И все же лучше, чтобы меня вызвали из госпиталя, – продолжил он. – Кроме того, я не думаю, что у вашей матери ночью возникнут серьезные проблемы. Что же касается вас, – кивнул он нам с Шэрон, – вам я предписываю хороший сон. Вам обеим выпали не самые легкие двадцать четыре часа. Слава Богу, что вы есть друг у друга.

– Да, – ответила я, потрепав старшую сестренку по спине.

– Это точно, – отозвалась она, ткнув меня локтем под ребра.

– Ваша мама – счастливая женщина, у нее такие любящие дочери. Любящие и очень симпатичные, смею заметить.

Глава 7

Мы с Шэрон провели с мамой еще часок. В какой-то момент зашла Вики, медсестра, вытурившая нас из маминой палаты за плохое поведение, сообщив, что ее дежурство закончено и она идет домой, а на ее место заступает ночная сестра. Мы поблагодарили Вики за заботу о нашей маме и сказали, что будем рады видеть ее, посвежевшую и отдохнувшую, в понедельник утром.

Вскоре после этого мы решили, что пора дать маме отдохнуть. Поцеловав ее на ночь, мы покинули больницу. Мы обе совершенно выдохлись, поэтому перед тем, как направиться домой, зашли в «Праунброкер», популярную в Сьюел-Пойнте забегаловку.

Ресторан был забит битком – типичная ситуация во Флориде в феврале, – но мы получили место за двадцать минут, а еще через двадцать принесли наш заказ. Слишком усталые, чтобы беседовать, мы молча ели, лишь изредка перекидываясь словами насчет моего переезда в Стюарт. Я рассказала Шэрон о предложенной мне Мелиндой Карр работе. То, что я бросила карьеру на телевидении ради «какой-то развалюхи на берегу», как изволила она обозвать Убежище, привело сестру в изумление. Я объяснила, что мне необходимо сменить обстановку, работа смотрителя упала мне в руки, и я рада обосноваться в Стюарте, поскольку теперь буду поближе к маме, если она вдруг снова приболеет. Естественно, фраза о том, чтобы находиться поближе к маме, вызвала небольшую свару. Шэрон тут же заявила, что это она всегда заботилась о маме, тогда как я вечно заботилась только о себе и вообще не умею заботиться о ком бы то ни было. Что в переводе означало: я представляю собой угрозу, приехав сюда и узурпируя принадлежащую ей постоянную роль Хорошей Дочери.

«Да она в ужасе», – сообразила я, слушая ее сольное выступление. Я-то думала, Шэрон обрадуется, что разделит груз заботы о маме со мной. Шэрон же перепугалась до полусмерти, что после многих лет, когда мама принадлежала только ей, теперь придется уступить маму мне.

Бог ты мой, подумала я, да ведь это рецидив соперничества за папу. Снова.

Около девяти мы расплатились, встали из-за стола и направились к выходу мимо симпатичного ресторанного бара. Шэрон вдруг дернула меня.

– Что такое? – спросила я.

– Посмотри-ка, – указала она на сидевшую в углу бара парочку. Мужчина и женщина о чем-то горячо спорили. Мужчина активно жестикулировал, а женщина промокала глаза салфеткой, причем ни один из них не притрагивался к стоящим перед ними бокалам с шампанским.

– Не могу разглядеть… – прищурилась я.

– Это доктор Гиршон, – прошептала Шэрон.

И точно, это был мамин кардиолог, только без белого халата. И с ним сидела Вики, медсестра, в довольно вызывающем красном платье.

– А нам он сказал, что идет домой, – заметила Шэрон, пока мы стояли в дверях и наблюдали за парочкой.

– Похоже, они с Флоренс Найтингейл встречаются, – отозвалась я.

– Это ненадолго. Конечно, я не умею читать по губам, но судя по всему, он сообщил ей, что между ними все кончено.

– Вики выглядит очень расстроенной, – согласилась я. Как раз в этот момент Вики швырнула мокрую салфетку доктору Гиршону в физиономию. Салфетка на мгновение повисла у него на бороде, потом спланировала на пол. – Пошли, Шэрон, оставим их. Рвать с кем-то, отношения и так довольно трудно, зрители совершенно ни к чему.

Я повернулась, но сестра не двинулась с места.

– Тебе не кажется, что нам нужно поздороваться? Дав доктору Гиршону знать, что мы за него болеем, окажем ему тем самым моральную поддержку.

– Мы вполне можем сделать это завтра в больнице, – возразила я.

– Пожалуй.

Кинув последний взгляд на парочку у бара, Шэрон позволила мне увести ее из ресторана.

Когда на следующее утро мы встретились с доктором Гиршоном, он выглядел таким же жизнерадостным, как вчера.

Вики выглядела ужасно.

Маме стало гораздо лучше физически, судя по показателям приборов. Эмоционально, однако, она сильно сдала, совершенно убежденная, что малейший мускульный спазм, колики, слабое недомогание свидетельствовали о втором инфаркте.

Доктор Гиршон проявил редкую терпимость и понимание. Усевшись на край кровати, он гладил маму по руке, ласково заверяя ее, что она правильно поступает, вызывая сестру при ощущении дискомфорта – любого дискомфорта. Он был с ней добр и нежен; это тронуло меня до глубины души и навело на мысль, что Гиршон вовсе не бессердечная скотина, грубо порвавшая с Вики в «Праунброкере», а истинный джентльмен, благородно положивший конец связи, не имевшей будущего.

«Ух ты, а ведь теперь он и впрямь свободен», – подумала я, наблюдая, как доктор старается приободрить маму. Теперь он наверняка будет искать новую подружку.

Словно угадав мои мысли, доктор Гиршон подмигнул мне.

Сделанная маме ангиограмма показала, что у нее был микроинфаркт, следовательно, ни в каких дополнительных процедурах нужды нет. Во вторник днем ее перевели в телеметрическое отделение больницы, где она провела три дня в одноместной палате, любуясь рекой Святой Люсии и уминая печеную треску, пока та не полезла у нее из ушей. Доктор Гиршон навещал маму ежедневно: утром и вечером. И совсем не случайно мы с сестрицей всякий раз тоже там присутствовали.

Во вторник вечером, осмотрев маму, доктор сообщил, что намерен сделать небольшой перерыв в обходе и перекусить в больничном кафетерии. И спросил нас с Шэрон, не хотим ли мы составить ему компанию. Ах, какая неожиданность – мы согласились! В процессе поглощения сандвича с тунцом и ледяного чая доктор Гиршон поведал нам душещипательную историю о том, как решил стать кардиологом. А закончив повествование, предложил нам с Шэрон звать его Джеффри.

В среду утром он объявил, что мы можем забирать маму домой. Пока она собирала вещи, Гиршон выписал ей рецепты – на тенормин, липидор и нитроглицерин, – а также проинструктировал нас, что ей нужно ежедневно принимать по таблетке детского аспирина и витамин Е в капсулах.

– Аспирин вы можете купить где угодно, но вот витамины – только у меня в кабинете, – пояснил он. – Они изготовлены для меня по специальной формуле под брэндом «Хартли Гиршон».

– «Хартли Гиршон»? – повторила я.

– Название дурацкое, согласен, – усмехнулся он. – Но сами витамины весьма неплохие – это моя попытка выступить в роли врача-бизнесмена. Я создал с партнером небольшую компанию после того, как пациенты засыпали меня жалобами на то, что им приходится покупать кучу всяких витаминов в аптеках. Я хотел обеспечить их чистым витамином Е, без синтетических наполнителей и прочей ерунды.

– Очень мудро с вашей стороны, Джеффри, – восхитилась Шэрон. – Но почему именно витамин Е, а не какой-нибудь другой?

– Витамин Е – активный антиокислитель, то есть он предупреждает образование тромбов и способствует их рассасыванию, снижает артериальное давление и поддерживает сердечнососудистую систему в целом. А также замедляет старение, хотя вам, дамы, не стоит беспокоиться об этом.

Доктор Гиршон нацарапал на рецепте что-то еще.

– Это напомнило мне кое-что: думаю, давно пора вам обеим обзавестись моим домашним номером телефона. Звоните в любое время, если возникнет необходимость.

– Но, по вашим словам, вы предпочитаете, чтобы вас официально вызывали из больницы, – напомнила я.

– Я передумал, – улыбнулся он. Доктор протянул бумажку. Мы с Шэрон бросились за ней, но сестра опередила меня, сложила рецепт в крошечный квадратик и спрятала в сумочку.

Возвращение мамы домой создало новые проблемы. Мы с Шэрон полагали, что, оказавшись дома, в родной обстановке, она передохнет пару дней и снова станет прежней, независимой, не терпящей опеки мамой и даже снова вернется к работе мирового судьи. Но мама, безропотно принимая лекарства, придерживаясь обезжиренной диеты без холестерина и соли, предписанной доктором Гиршоном, послушно вышагивая по купленной нами для нее беговой дорожке, прежней не стала. Она превратилась в испуганное дитя, семидесятипятилетнюю бабульку, и вела себя так, словно ей вынесли смертный приговор, а не выдали отличный сертификат здоровья.

– Не позвонить ли доктору Гиршону? – предложила Шэрон в первые выходные, когда мама пожаловалась на боль в груди.

Так мы и сделали. Точнее, сделала Шэрон. Она набрала его домашний номер и, когда он взял трубку, обрисовала ему ситуацию. Доктор ответил, что, скорее всего, волноваться не о чем, но ей следует привести маму в реанимацию и он там встретит их. Я бы тоже поехала с ними, но у меня уже были определенные планы: я условилась встретиться с Мелиндой и обсудить сроки переезда в коттедж смотрителя. Кроме того, мы с Шэрон договорились, что будем возить маму в больницу, к врачу и в бакалею по очереди. А вернувшись в Бока, Шэрон будет приезжать в Стюарт дважды в неделю (в выходные она устраивала свадьбы). Я буду помогать маме в отсутствие Шэрон. Взвесив все, мы разумно разделили обязанности по уходу за мамой. Или мы делили что-то еще? Или кого-то?

Воскресная экскурсия в реанимационное отделение прошла, слава Богу, без происшествий, во всяком случае, в отношении маминой сердечной деятельности. Что же до сердечных дел моей сестрицы, то это другая история.

– Он пригласил меня! – сообщила Шэрон, когда мама ушла подремать.

– Кто? – с невинным видом поинтересовалась я.

– Да Джеффри, конечно! Я сидела в зале ожидания больницы, когда он пришел, уселся рядом и объяснил, что мама сейчас проходит следующую фазу, психологическую. Кстати, выглядел он чудесно. Никакого врачебного халата, брюки хаки и ярко-зеленая рубашка-поло. Эдакий небрежный выходной наряд, знаешь?

Я кивнула, почувствовав весьма специфические ощущения в животе.

– Короче, – прочирикала Шэрон, – Джеффри сказал, что у него есть два билета на оперу в драматический театр Стюарта, и спросил, не хочу ли я составить ему компанию.

– И что ты ответила? – Я изо всех сил старалась выглядеть любопытной, а не алчущей.

– Сказала, что не могу, – с сожалением вздохнула Шэрон. – Во-первых, спектакль состоится вечером в следующую субботу, а у меня в семь тридцать свадьба в Делрей-Бич. Во-вторых, ты не забыла: я отхожу в сторону и предоставляю Джеффри тебе?

– Шэрон, ты говоришь так, будто он тебе проходу не дает. Я вовсе не желаю стоять на пути…

– Я делаю это ради мамы, – оборвала она меня, – чтобы не расстраивать ее. Если между ее «девочками» не вклинится мужчина, будет меньше поводов для ссор, верно?

Я уставилась на сестру. На сей раз она действительно проявила благородство. Интересно, удалось бы мне повести себя так благородно, если бы я имела счастье получить приглашение от Джеффри Гиршона?

В понедельник днем, через пару часов после того, как Шэрон собрала свои чемоданы от Луи Вюиттона и отбыла в Бока, мама снова решила, что у нее второй инфаркт. Я не знала, что предпринять. С одной стороны, мне не хотелось надоедать доктору, поскольку он осматривал маму вчера, но при этом я опасалась совершить ошибку, которая повредила бы ее здоровью. И я позвонила доктору в кабинет. Секретарь попросила меня подождать. Ожидание показалось мне вечностью. Наконец взяла трубку дама, представившаяся как медсестра доктора Гиршона, спросила, в чем дело, и велела привести маму к ним. Мы с мамой загрузились в «Дельту 88» и отправились к врачу. Я поняла, что мама изменилась, когда она позволила мне сесть за руль.

Кабинет доктора Гиршона располагайся на Оцеола-стрит, уютной милой зеленой улице в нижней части Стюарта, неподалеку от госпиталя. К сожалению, сам кабинет не был ни уютным, ни милым, а огромным и безликим, потому что доктор Гиршон, как большинство врачей, пытающихся выжить в век глобализации, не имел отдельной практики. Он входил в группу из шестидесяти докторов различных специальностей – урологов, дерматологов, гастроэнтерологов, и так далее. Когда мы вошли, мне показалось, что мы попали на Склад Ипохондриков.

Пока доктор Гиршон осматривал маму, я болтала с его медсестрой, той самой, с которой говорила по телефону. Джоан, дама лет пятидесяти, с волосами мышиного цвета, зачесанными назад, и довольно солидным седалищем, поведала мне, что работает с доктором уже десять лет.

– Значит, вы знали его жену, – закинула я удочку в процессе беседы, догадавшись, что медсестра любит посплетничать. – Его бывшую жену, я имею в виду.

– Франсину? – Она закатила глаза. – Я отлично знала ее. Бедняжка. Она наркоманка.

– Ой! Мне очень жаль! И к чему же она пристрастилась?

– К обуви.

– Прошу прощения?

– Она покупает обувь. Очень дорогую обувь. Ничего не может с собой поделать. И с сумочками у нее тоже проблема. Думаю, можно сказать, она пристрастилась к аксессуарам. Едва не разорила доктора.

– Как это грустно!

– Грустно то, что она продолжает доставать его с деньгами, хотя он и отдал ей все. Конечно, кроме «порше», «Гаттераса» и дома здесь, в городе.

Спортивный автомобиль, яхта и дом стоимостью в миллион долларов на реке. Совершенно очевидно, что доктор Гиршон не бедствует.

– Ладно, пожалуй, пора заняться делом, не то доктор мне голову оторвет, – сказала Джоан. – Характерец у него не сахар.

– Вы проработали с ним десять лет. Получается, не такой уж у него и скверный характер.

– Скверный. Но в этой работе есть преимущества. Я хотела поинтересоваться, какие именно, когда в приемную вошел сам доктор. Джоан быстро вернулась за свой стол.

– Наша пациентка сейчас выйдет, – проинформировал меня доктор. – Она одевается.

– Я очень признательна вам за то, что вы приняли нас сегодня. – Мои щеки залились краской, как в тот раз, когда я впервые увидела его. Возможно, он так на меня действовал из-за сходства с моим отцом.

Или то, что мы вверили ему жизнь нашей матери, окружало его неким божественным ореолом в моих глазах. А может, я так реагировала, поскольку Шэрон первой сочла его привлекательным, а в результате я, по привычке, сочла его трофеем. Или все дело в том, что у меня не было любовника после Филиппа, который вообще не в счет. И я просто соскучилась по мужскому обществу, и мне хотелось иметь любимого человека.

Но, по какой бы причине моя физиономия ни принимала пунцовый оттенок, не стану отрицать, что в обществе Джеффри я чувствовала себя живой.

Так что я внимательнейшим образом слушала, как он оценивает состояние здоровья моей матери.

– Как я и подозревал, это не физическая проблема, – сказал Джеффри. – Это психическое и моральное состояние.

Я поинтересовалась, как отвлечь ее от мрачных мыслей.

– Было бы неплохо, если бы вы некоторое время пожили здесь, Дебора. Я знаю, Шэрон живет в Бока, но считаю, что вашей матери необходим кто-то, кто был бы рядом. Кто-то, с кем можно поговорить, заняться делами.

Улыбнувшись, я сообщила ему, что неопределенное время буду жить в Стюарте, а через пару недель перееду в коттедж смотрителя при Убежище.

– Фантастика! – с энтузиазмом воскликнул Джеффри. – Я очень рад. – Помолчав, он продолжил с таким видом, словно его только что осенило: – Дебора, у меня есть два билета на спектакль в драматическом театре на субботу. Не составите ли мне компанию? Если вы не заняты.

Занята? Ха-ха!..

Мне жутко хотелось пойти с Джеффри в театр. И не важно, что он первым делом пригласил Шэрон. Не имело значения и то, что он не упомянул о том, как сначала предложил то же самое Шэрон. Не имело значения даже то, что я терпеть не могу оперу. Но я, конечно, отклонила приглашение. Если уж моя сестрица ради мамы устояла перед ним, то и я, черт возьми, устою.

Глава 8

Вечером в понедельник я позвонила Шэрон и проинформировала ее об экстренном визите к доктору Гиршону (утаив от нее, что он пригласил меня в театр). Я сказала сестре, что меня тревожит психическое состояние мамы, и, на мой взгляд, нам необходимо выработать более тщательный план по уходу за ней – до тех пор, пока она не придет в норму. Шэрон согласилась. Поэтому мы уговорили Роуз, приходящую по вторникам домработницу, являться и по пятницам. Шэрон обещала приезжать на среду и четверг, так что мне остаются суббота, воскресенье и понедельник.

Новый план сработал. К концу недели мама стала гораздо спокойнее, потому что рядом с ней постоянно кто-то находился. Она лучше ела и спала, начала ездить к друзьям и даже опять занялась садом. Роуз тоже была весьма счастлива, получая плату за дополнительный день работы. А Шэрон довольна, что может спокойно заниматься своей работой, не переживая за маму. Единственной проблемой оставалась я. Я скучала по Нью-Йорку. Скучала по нашему сериалу. И чувствовала себя жутко одинокой.

Мне было так одиноко, что я даже позвонила Вуди. Его «слуга» сообщил, что Вуди снял виллу в Тоскане и не вернется на Манхэттен еще как минимум месяц.

Мне было так одиноко, что я позвонила Хелен. Та сказала, что Филипп переехал к бывшей редактрисе «Арлекина» и они поговаривают об усыновлении ребенка из Румынии.

– Но я уехала всего пару недель назад! Как же все это так быстро произошло?

– Филипп ведь торопыга? – усмехнулась Хелен, а потом обрушила на меня куда больше грязных сплетен, чем мне хотелось услышать.

Мне было так одиноко, что я позвонила аж коменданту моего бывшего дома, желая узнать, пересылает ли он, как обещал, мою почту, поскольку пока я ничего не получила.

– Все такая же настырная! – рыкнул он, как всегда, хамски. – Может, тебе никто не пишет. Об этом ты не подумала?

Мне было так одиноко, что вечером следующего понедельника, когда мама пожаловалась на то, что у нее немеет рука, я позвонила доктору Гиршону. Домой. Чтобы убедиться, нет ли у нее второго инфаркта.

– Я помню, что боль иногда отдается в левую руку, – сказала я, не уточняя, какая именно боль – Мне не хотелось бы рисковать.

Доктор ответил, что, поскольку мы соседи, он сейчас приедет.

Я чувствовала себя хитроумной героиней старого фильма – истеричной дамочкой, изображающей меланхолию, чтобы привлечь внимание интересующего ее мужика, разница состояла лишь в том, что меланхоличкой я выставила собственную мать. Но результата я добилась: Джеффри Гиршон ехал сюда, а Шэрон находилась в полутора часах езды отсюда.

Ожидая его появления, я размышляла, как он воспримет наш дом, папин Шангри-Ла. Посравнению с домом Джеффри, мимо которого я неоднократно проходила, надеясь застать доктора стригущим лужайку или что-нибудь в этом роде, наш совсем простенький. Доктор жил в лучшем квартале Сьюел-Пойнта, на южной оконечности полуострова, в двухэтажном особняке персикового цвета, с металлической крышей, верандами и балконами, огромными окнами с цветами и, как я разглядела за деревьями, с бассейном, джакузи и причалом. Неплохо для мужчины, которого, но словам его медсестры, практически «разорила» бывшая жена.

– Классное местечко, – заявил Джеффри, едва я открыла ему дверь. – Своего рода личный Шангри-Ла.

Я вытаращилась на него.

– Что-то не так? – спросил он.

– Нет-нет, все в порядке.

«Мы с этим мужчиной просто созданы друг для друга, – подумала я. – И к черту Шэрон!»

Я провела его наверх, в мамину спальню. Он куда больше с ней разговаривал, чем осматривал, расспрашивал, что болит, не затруднено ли дыхание и принимает ли она прописанные им лекарства. Через несколько минут Джеффри вынес вердикт, что рука у мамы болит из-за мышечного спазма, а вовсе не из-за сердца, но мы все равно правильно сделали, позвав его на всякий случай.

Когда мы с ним остались наедине, он похвалил меня за заботу о маме и внимание к ней.

– Вы потрясающая женщина, Дебора, – изрек он. – И Шэрон тоже. Как я выяснил в процессе длительных бесед с ней по телефону на прошлой неделе. – «Длительные телефонные беседы? Забавно, но она мне ни словом об этом не обмолвилась». – Я знаю, что пациенты часто западают на своих докторов, но со мной произошло обратное: я запал на дочерей моей пациентки.

«Елки-палки, да он запал на нас обеих», – подумала я и слегка напряглась.

– Еше рано, – заметил Джеффри, посмотрев на часы, а потом на пейджер. – Не хотите сходить в кино? Или поужинать? Я обожаю еду в «Флаглер-гриль». Могу узнать, есть ли у них свободные столики. А не откажетесь ли вы поехать ко мне? – ухмыльнулся он. – Мы бы посидели, расслабились, выпили и обсудили мою дурацкую влюбленность.

Джеффри стоял совсем рядом со мной, буквально впритык, возвышаясь как башня. Его бородка щекотала мою макушку.

«Ой, поехать с ним! – подумала я. Когда еще подвернется такая возможность? Симпатичный мужчина. Доктор, спасший жизнь маме. Доктор, назвавший папин дом Шангри-Ла».

Нет! Сделка есть сделка. Мыс Шэрон договорились не ходить на свидания с доктором Джеффри Гиршоном. Нужно держать слово. И не поддаваться его комплиментам. Нельзя рисковать маминым здоровьем, провоцируя ссору с сестрой.

– Мне очень бы хотелось, Джеффри, но завтра я должна рано встать, поскольку переезжаю на Хатчинсон-Айленд, чтобы приступить к работе, о которой рассказы вала вам.

– Да, помню. В Историческом обществе, – кивнул он. – Это довольно романтично – жить в коттедже на берегу. Дайте знать, когда соскучитесь по обществу.

«Да я уже соскучилась! – хотелось заорать мне. – Увези меня!» Но я лишь поблагодарила доктора за визит и проводила взглядом его удаляющийся «порше».

Во вторник утром, как только пришла Роуз, я забросила свое барахло в «понтиак» 82-го года, купленный в магазине подержанных автомобилей. Колымага отъездила больше ста тысяч миль и находилась, прямо скажем, в далеко не выставочном состоянии, но стоила дешево – удивительно дешево, – и я подумала, что она вполне сойдет для езды по Стюарту.

Поцеловав на прощание маму, я напомнила ей, что буду за мостом, если вдруг понадоблюсь, и отбыла. Как бы сильно я ни любила ее, мне хотелось снова жить самостоятельно.

Мы с «понтиаком» ползли по грунтовой дороге к Хатчинсон-Айленду. День стоял чудесный: ясное голубое небо, легкий ветерок, температура около двадцати градусов. Свернув направо возле «Индиан-Ривер», единственного в округе крупного отеля с полем для гольфа, и поехав по бульвару Макартура по направлению к Убежищу, я снова ощутила себя ребенком – ученицей колледжа на весенних каникулах, мчащейся во весь опор на побережье, когда радио орет во всю мощь, ветер развевает волосы и все такое. Недоставало одного – доски для серфинга.

У ворот меня поджидала Мелинда Карр. Она впустила меня на территорию, поскольку было еще рано, и ни само Убежище, ни примыкающая к ней сувенирная лавка не работали.

– Я счастлива, что вы согласились на эту работу, – сообщила она, предварительно поинтересовавшись здоровьем мамы. – Просто в экстазе.

– Я тоже в экстазе, – ответила я, когда мы шли к крошечному белому коттеджу, который станет отныне моим новым домом. Посматривая на берег, я чувствовала, как моя физиономия расплывается в широченной улыбке. Мягкий нежно-кремовый песок казался естественным продолжением корявого лабиринта пещеристых скал, а океан был насыщенного синего цвета. Ну и конечно, тут витал тот самый знаменитый аромат – солоноватый морской запах, отлично прочищающий не только нос, но и мозги. Даже не верится. Историческое общество будет мне еще и приплачивать за то, что каждое утро я буду просыпаться здесь, думала я, внезапно перестав скучать по Нью-Йорку.

Когда мы добрались до коттеджа, Мелинда чуть помедлила, прежде чем открыть дверь.

– Должна предупредить вас, Дебора. Это отнюдь не «Мара-Лаго». – Она имела в виду огромный особняк – частный клуб Дональда Трампа в Палм-Бич. – Более того, предыдущий смотритель не слишком заботился о мебели. Боюсь, стол тут колченогий.

– Ничего страшного, – ответила я Мелинде, ощущая себя невестой, которой не терпится, чтобы ее внесли на руках через порог. – Давайте наконец войдем.

Мелинда открыла дверь.

Мы вошли на кухню, почти такой же величины, как и моя в Нью-Йорке, с похожей миниатюрной обстановкой, и проследовали в гостиную, где стояли довольно продавленная софа, кофейный столик из плавника и пара пуфов. Все это дополнял застеленный от стенки до стенки палас довольно паршивого цвета. Такой оттенок я называю «детской неожиданностью». Три окна за софой выходили на океан. И это более всего притягивало в гостиной. В маленькой спальне окна выходили на запад, на пролив, и я уже предвкушала, что увижу здесь не менее красивые закаты, чем восходы в гостиной. В коттедже были ванная комната, кабинет-склад и лоджия, проходящая по фасаду коттеджа, откуда открывался чудесный вид на океан, берег и пролив. Я сразу поняла, что большую часть времени мне предстоит проводить тут, читая, размышляя о будущем и предаваясь мечтам о мамином кардиологе.

– Как мы уже говорили, – сказала Мелинда, когда мы завершили обход, – вы будете нашим смотрителем, кастеляном, иными словами. Если возникнут проблемы с каким-либо из строений на территории, звоните Рэю Скалли, инспектору департамента Охраны зданий округа Мартин. А счета по завершении работ пусть он присылает мне. – Она протянула мне его визитку. – Если появятся проблемы с нарушителями, тогда, естественно, звоните 911.

– Нарушителями?

– Да. Злоумышленниками.

– Я знаю значение этого слова, Мелинда. Просто удивилась, что сюда может кто-то вломиться. Как вы справедливо заметили, это отнюдь не «Мара-Лаго».

– Ой, да я имею в виду вовсе не ваш маленький коттедж! Я говорю об остальных зданиях. Ключи от ворот есть у многих – уборщиц, добровольцев и так далее, и периодически кто-нибудь из них решает воспользоваться ими ночью. Шутки-ради, полагаю. Еще сюда изредка забредают пьяные, которым вдруг приходит в голову перелезть через забор и заглянуть внутрь зданий. Или бесящиеся от избытка гормонов подростки, желающие заняться сексом непременно в обзорной башне. Но бояться нечего, поверьте мне.

Мелинде я верила, но только что приехала из Нью-Йорка, где мою квартиру взломали и превратили в помойку. Я-то полагала, что сменила убийства и погромы на тишину и спокойствие.

– А теперь, если у вас нет вопросов, я уйду и предоставлю вам обустраиваться. – Протянув мне ключи от ворот и строений, Мелинда направилась к выходу из коттеджа. – Скоро прибудут добровольцы. Уверена, вы сочтете их весьма полезными и симпатичными.

Мы обменялись рукопожатием.

– Мне повезло, что подвернулась этаработа, – сказала я. – И очень вовремя.

– И мне тоже, – ответила она. – Как я уже говорила во время нашей предыдущей встречи, Историческое общество искало кого-то вроде вас, человека зрелого и ответственного.

– Очень постараюсь соответствовать высоким стандартам общества, – ответила я, ощущая себя так, словно только что вступила в ряды морской пехоты.

Разобрав барахло, я приступила к более внимательному исследованию коттеджа. Он нуждался в генеральной уборке и кое-где покраске, но мама снабдила меня бумажными полотенцами и необходимой бытовой химией, так что я была во всеоружии. Самое главное, мне нравился этот домик на берегу. Я почувствовала себя в нем как дома, едва ступив на порог.

«Так, – подумала я, – если газовая плита работает нормально, вода в туалете спускается, а окно в спальне открывается, я буду самой счастливой крошкой».

Достав врученную мне Мелиндой визитку, я набрала номер Рэя Скалли, инспектора департамента охраны зданий округа. Я надеялась, что он не такой хам, как комендант в Нью-Йорке.

Ответил мне автоответчик.

– Добрый день, – заговорила я. – Меня зовут Дебора Пельц, я – новый смотритель Убежища. Только что перебралась в Стюарт с Манхэттена. Мелинда Карр из Исторического общества порекомендовала мне связаться с мистером Скалли, если с каким-нибудь из местных зданий возникнут проблемы. Пожалуйста, перезвоните мне.

Я оставила свой номер телефона, даже повторила его дважды.

Дожидаясь звонка, я оттерла кухню, смахнула пыль, пропылесосила ковер, застелила кровать, съела собранный для меня мамой ленч и уселась на лоджии, глядя на океан. Рэй Скалли не счел необходимым срочно перезвонить мне. Вообще-то он не перезвонил вовсе. Скалли явился ко мне сам.

– Рэй Скалли. Как поживаете? – Он прошел мимо меня в коттедж. – Я был тут неподалеку, в музее Эллиота, когда проверил, кто мне звонил. Мне передали, что звонили вы. Что стряслось?

– Рада познакомиться с вами, – сухо сказала я. Ну, он, конечно, не был таким хамом, как комендант в Нью-Йорке, но мистером Очарование его тоже не назовешь. – Я Дебора Пельц.

– Ага. Из Нью-Йорка. Я понял это из вашего сообщения.

Скалли говорил с южным акцентом в отличие от коменданта, серба по происхождению. А еще он был моложе «Ивана Грозного», как я обычно величала коменданта. Я решила, что ему около сорока. Волосы рыжевато-каштановые, почти как у меня, прямые, довольно длинные, касались воротника светло-голубой рубашки на пуговицах, заправленной в изрядно потертые джинсы. Среднего роста и среднего телосложения, он отлично выглядел, если ваш идеал мужчины – ковбой «Мальборо». Нет, ковбойской шляпы Скалли не носил, но имел эдакий ковбойский вид: типичный обветренный ковбой-одиночка, да еще и со шрамом на подбородке под нижней губой.

– Я предложила бы вам выпить чего-нибудь прохладительного, но переехала сюда лишь несколько часов назад и до магазина еще не добралась.

– Сойдет и вода из-под крана, – ответил он. – Мы тут не боимся ее пить.

«А, все ясно, – подумала я. – Он ненавидит ньюйоркцев. Должно быть, абориген, отродясь не покидавший округа Мартин».

Я принесла ему стакан воды. Он поблагодарил меня.

– Ну а теперь покажите мне, что тут надо чинить, Диана, – сказал Скалли.

– Дебора, – поправила я. – А проблемы тут, в коттедже. Для начала, плита. Когда включаешь газ, ничего не получается. Вода в туалете течет непрерывно, если не подергаешь ручку. И окно в спальне не открывается. Оно присохло или что-то в этом роде.

Рэй Скалли вытаращился на меня так, будто у меня две головы:

– И вы из-за этого вызвали меня, Диана?

– Меня зовут Дебора. – Я начала злиться. – Должно быть, вы плохо запоминаете имена.

– Нет. Имена я запоминаю отлично. Только ваше не могу запомнить.

– Польщена. Насчет туалета…:

– Вызовите слесаря.

– А плита?

– Позвоните в газовую компанию.

– А с окном как быть? Или даже не стоит спрашивать?

По сравнению с этим малым мой бывший комендант казался душкой.

– Слушайте, Дебора…

– Ну вот, это не так уж трудно, верно?

Он исхитрился выдавить улыбку. Мне страшно захотелось открыть шампанское. Об его голову.

– Дебора, – повторил Рэй, – это ваш первый рабочий день, поэтому вы пока не очень владеете ситуацией. Я слежу за всеми принадлежащими округу строениями, включая Убежище. Ему больше ста лет, и оно время от времени требует капитального ремонта. Давая вам мой телефон, Мелинда Карр вовсе не предполагала, что вы будете звонить мне насчет туалета в вашем коттедже. Подразумевалось, что вы позвоните мне, если образуется дыра в крыше музея, или на какой-нибудь колонне появится гниль, или шторм повредит фасад. Я не разнорабочий, жующий табак и обдирающий своих клиентов. Я не только умею есть ножом и вилкой, но даже периодически принимаю душ. Более того, у меня степень по градостроительству, полученная в университете Флориды; специализация – сохранение исторических зданий, а также нормировка, застройка и деловое право. Иными слонами, так уж и быть, я посмотрю вашу плиту, туалет и окно, раз уж пришел сюда, но в следующий раз не поленитесь, вызовите кого-нибудь из «Желтых страниц», а?

Ишь ты! Да он еще и самолюбив, надо же! И обидчив к тому же.

Я мысленно повторила тираду Рэя, пытаясь сообразить, чем так вывела его из себя, а потом расхохоталась. Когда он поинтересовался, что меня развеселило, я охотно сообщила ему:

– Я писала сценарии для телевизионной «мыльной оперы». И ваша небольшая нотация напомнила мне сцену, написанную мной пару лет назад, где дама просит мужчину заменить на ее машине колесо. Он рекомендует ей самой заменить это чертово колесо. Он говорит: «Я что, похож на автомеханика?» Не улавливаете сходства?

– С трудом. А что происходит в следующей сцене? Парень сменил леди колесо и оказался у нее в койке? Так, по-моему, обычно развиваются события в подобного рода шоу, нет?

– Да, но не в этот раз. Парень сменил ей колесо, а потом пристрелил.

– За каким чертом он это сделал?

– С актрисой не возобновили контракт. Так что нам пришлось убрать ее из шоу.

Рэй заржал:

– Похожему вас в Нью-Йорке была та еще работенка! Что заставило вас бросить ее и променять на должность смотрителя в крошечном Стюарте?

– У меня мама тут живет. Она перенесла инфаркт и теперь выздоравливает. Мне хотелось быть поближе к ней.

Я не сочла нужным сообщить о второй причине, вынудившей меня покинуть Нью-Йорк, – разгаре кризиса среднего возраста.

– Мне жаль вашу маму. И за нотацию тоже извините. Я не имел права так обрушиваться на вас. Откуда вам знать, кто тут чем занимается.

– Или кто ищет повод для драки?

Он снова засмеялся:

– А вам палец в рот не клади, верно?

– Стараюсь.

– Я оценил. – Он пожал мне руку. – Рэй Скалли. Рад знакомству, Дебора. Давайте начнем сначала, ладно?

– Ладно.

«Может, он вовсе не хам, – подумала я. – Может, просто застенчив».

– Вы сказали, вашей маме лучше? – спросил он.

– Гораздо лучше, спасибо.

– И кто ведет ее в мемориальном госпитале Мартина?

– Джеффри Гиршон. – Я старалась не покраснеть.

– Этого я и боялся. Но Гиршон сейчас тут в моде.

– Вы знакомы с Джеффри? – закинула я удочку, подумав, что вряд ли эти двое вращаются в одних и тех же кругах.

– Да уж, знаю его, – ответил Рэй. – Слишком хорошо. – Он внезапно переменился в лице, словно само упоминание о Джеффри задевало какой-то болезненыый нерв. – Я понимаю, что сую нос не в свое дело, но мой вам совет: держите вашу маму подальше от этого сукина сына.

– Сукина сына? – Меня ошарашила его реакция. – Вам не кажется, что это слишком сильно сказано? Понятия не имею, почему вы так относитесь к доктору Гиршону, но он спас моей маме жизнь. Он хороший врач. И хороший друг.

Рэй кивнул:

– Забудьте о том, что я сказал. – Он поставил стакан, в котором я принесла ему воды, на кухонный стол. – А теперь покажите мне, что тут у вас надо починить.

– Ой, в этом нет необходимости, Рэй! Я вызову кого следует.

– Я с удовольствием помогу. А потом поеду.

Я показала ему все, что нуждалось в починке, и Рэй все починил. А потом уехал.

Глава 9

Позже, уже после обеда, я поехала в магазин и накупила всякой всячины. Закинув покупки в багажник «понтиака», я уселась в машину и повернула ключ зажигания. Увы и ах, мотор заводиться не пожелал даже после нескольких попыток. Я сообразила, что, должно быть, сдох аккумулятор. И вот я сижу как дура, пытаясь понять, что же мне делать дальше, и вдруг вижу заезжающий на стоянку «порше» Джеффри Гиршона. Выскочив из машины, я замахала ему рукой.

– Что стряслось, Дебора? – Он вылез из «порше» в белом халате. Похоже, устроил себе перерыв.

– Ничего страшного, – ответила я. – Машина барахлит. Не дадите ли мне «прикурить»?

– С удовольствием, – сверкнул он мальчишеской улыбкой.

– Спасибо. Похоже, вы становитесь моим персональным рыцарем в сверкающих доспехах. Теперь вот спасаете мою машину, хотя я и сомневаюсь, что ее стоит спасать. И недели не прошло, как я купила ее, а она уже трижды побывала в мастерской.

– Боюсь, вы купили барахло.

– Или что у меня развилась новая форма того самого психического расстройства.

– Это которого?

– Того, когда женщина сознательно провоцирует заболевания своего ребенка, чтобы продолжать возить его в больницу.

– Вы имеете в виду склонность придумывать неправдоподобные истории?

– Ага. Думаю, я подцепила эту склонность благодаря «понтиаку».

– Давайте попробуем заставить этот «понтиак» фырчать, – рассмеялся Джеффри.

Пока мы дожидались, когда зарядится мой аккумулятор, Джеффри поинтересовался, как дела у мамы, нравятся ли мне мои новые пенаты на Хатчинсон-Айленде и не хочу ли я поужинать с ним сегодня.

– До половины девятого у меня осмотр пациентов в клинике, но потом я целиком ваш.

«Целиком мой», – алчно подумала я, но тут же вспомнила обещание.

– Я не могу пойти, – нехотя ответила я. – Сегодня мой первый рабочий день. Наверное, мне нужно находиться поблизости от коттеджа.

– Не понимаю вас, Дебора. У меня сложилось четкое впечатление, что я нравлюсь вам, но всякий раз, как я пытаюсь куда-нибудь пригласить вас, вы мне даете от ворот поворот.

– Вы мне действительно нравитесь, Джеффри. Даже очень. Но дело в том… – Я осеклась. Ну как мне объяснить ему наш «пакт о ненападении» с Шэрон, рассказать о хрупком перемирии между нами после многих лет яростного сестринского соперничества, поведать, как жаждет она заполучить очередного мужа? Или как растолковать Джеффри, что стоит мне пойти с ним хотя бы раз, и я тут же вызову очередной всплеск ярости у Шэрон, а это сильно огорчит маму. Как объяснить, что я слабая, уязвимая и одинокая и мне приходится собирать в кулак всю мою волю, чтобы сказать ему «нет»? Ну как?

– А, картина, кажется, проясняется. – Джеффри пристально изучал меня. – Это из-за вашей сестры, да? Вы отказываетесь пойти со мной куда бы то ни было, потому что я проявил интерес и к ней. Вы боитесь, что я заигрываю с вами обеими.

– Вообще-то вы ведь сами сказали, что запали на нас обеих, и действительно сначала пригласили в оперу Шэрон, а меня уже потом, поэтому я…

– Позвольте прервать вас. – Он прижал палец к моим губам. – Я хочу сознаться здесь и сейчас, что Шэрон мне очень нравится, но она не вы, Дебора. Это с вами я хочу встречаться. Это вас я хочу узнать поближе. Я ляпнул глупость насчет того, что запал на вас обеих, подумав, что вы обе нуждаетесь в поддержке из-за болезни нашей матери. Что же касается оперы, первой я пригласил Шэрон, поскольку она показалась мне более… – Джеффри умолк, словно подбирая слова.

– Более что?

– Более увлеченной. Точнее, более покладистой. – Он подмигнул. – Вы же, с другой стороны, посылали мне сложные сигналы.

«И поэтому я нравлюсь ему больше, чем Шэрон, – хмыкнула я. – Пиррова победа».

– Я вовсе не пытаюсь запутать вас, Джеффри. Но по причинам, в которые не могу вдаваться, я вынуждена отклонить ваше сегодняшнее приглашение.

– А как насчет завтра? Погода, судя по всему, будет такая же, как сегодня, и я вернусь домой раньше, примерно около семи. Мы могли бы покататься на яхте под луной. Что скажете?

Боже, как же трудно устоять!

– Мне очень жаль, но завтра вечером я тоже не смогу.

– Ничего не понимаю, – пожал плечами Джеффри. – Но если вдруг передумаем, я буду дома. Просто приезжайте.

Я снова поблагодарила его скрылась в недрах «понтиака».

Когда я вернулась в коттедж, добровольцы уже закрывали Убежище и сувенирную лавку. Один из них, пожилой мужчина по имени Фред Зимски, предложил мне помочь донести покупки до кухни. Сначала я отказалась от его помощи – Фред казался хрупким и субтильным, и я побоялась, что тяжелые пакеты угробят его. Однако он расхорохорился и заверил меня, что задача вполне ему по плечу.

Фред положил пакеты на кухне и начал рассказывать, как стал работать добровольцем в музее.

– У моей любимой супруги Элли началась болезнь Альцгеймера, и мне пришлось поместить ее в пансионат, – поведал он. – А без нее я совершенно растерялся. Превратился в развалину. И мои соседки в кондоминиуме решили, что мне нужно отвлечься, поскольку я изо дня в день сидел в этом пансионате с женой, которая меня даже не узнавала. Одна из них обзвонила знакомых и выяснила, что тут нужны добровольцы. Ну, историю я всегда любил, особенно морскую, к тому же разве плохо работать рядом с океаном, верно? Так я стал добровольцем, работал по три часа ежедневно, а потом и сам не заметил, как совершенно оклемался. Моя Элли скончалась в прошлом году, и я о ней, конечно, очень скучаю, но это место вернуло меня к жизни. Мне нравится водить экскурсии и рассказывать туристам истории о потерпевших кораблекрушение и прочем. Общение с ними подстегивает меня, напоминает, как важно не замыкаться в себе и не терять контакта с людьми. Теперь я два раза в неделю хожу в спортзал, смотрю новые фильмы. Состою в читательской группе в библиотеке. Мне восемьдесят четыре, а я снова юнец.

– Ничуть не сомневаюсь, – ответила я, заражаясь его энергией. – Остается надеяться, что Убежище окажет и на меня столь же живительное воздействие.

– Так и будет, если вы дадите ему такую возможность.

Он собрался уйти.

– Фред?

– Да?

– Вы с кем-нибудь встречаетесь? Я имею в виду с женщиной?

– Уж не подбиваете ли вы под меня клинья, а, Дебби? – рассмеялся он.

– Нет. Но у меня есть мама с самыми потрясающими на свете голубыми глазами. Хотите с ней познакомится?

– Конечно. Давайте ее телефон. У меня как раз нет подружки.

Когда Фред ушел, я позвонила маме, желая убедиться, что она готова переночевать одна впервые после выписки. Мама сказала, что все нормально. Тогда я сообщила, что ей может позвонить мужчина по имени Фред Зимски.

– Зачем?

– Свидание вслепую, – ответила я. – Я подумала, что совсем неплохо, если хоть у одной из нас будет светская жизнь.

Первая ночь в коттедже прошла волшебно. Никаких пьяниц. Никаких озабоченных подростков. Никаких ночных нарушителей. Лишь шум волн, бьющихся о скалы, плеск резвящихся в воде рыб и огромное безоблачное небо, усеянное звездами. Пейзаж был столь красив, а ночь такой теплой, что выволокла на лоджию шезлонг, завернулась в прихваченный с кровати плед и уснула там.

В среду на двухдневное дежурство в Стюарт прибыла Шэрон. Примерно в половине третьего она заехала в коттедж, намереваясь посмотреть, «во что ты вляпалась», как сообщила мне сестра. Обойдя дом, Шэрон признала: вид отсюда божественный, но тут же добавила, что, находись коттедж в Бока, его бы снесли бульдозером уже много лет назад.

– Ага, чтобы освободить место для очередных «Макжилищ», – пробормотала я себе под нос.

– Нынче утром я виделась с Джеффри, – проинформировала меня Шэрон», когда мы расположились на лоджии. – Я заскочила в его кабинет, чтобы оставить ему благодарственное письмо. Хотела выразить признательность за все, что он сделал для мамы.

– Благодарственное письмо, – сухо повторила я……

Очень в стиле Эмили Пост.

– Вообще-то это благодарственные стихи. Лимерик «Жил-был доктор по имени Джефф…»

– Гениально, – оборвала я Шэрон.

– Джеффри тоже так подумал. Он сказал, что еще никто не писал ему лимерики. Можешь себе представить?

– Легко.

– В общем, мы разговорились и говорили, говорили, говорили… Мне жутко не хочется признаваться в этом, зная твои чувства к нему, но, по-моему, это я интересую его, Дебора.

Я не ответила. Вполне естественно после того, что Джеффри наговорил мне только вчера.

– Например, – продолжала Шэрон, – я упомянула, что у меня есть сын, и он тут же пожелал узнать побольше о Нормане, хотя его ждали пациенты. Я спросила себя: получится из этого мужчины отличный отец для моего ребенка? И вынуждена сказать, Дебора, что мне все труднее и труднее, придерживаясь нашей договоренности, не отправиться к нему домой и не предоставить природе взять свое.

А то я этого не знаю.

Позвонила мама и спросила, не хочу ли я сегодня составить им с Шэрон компанию за ужином. Но я отбрыкалась, заявив, что еще не устроилась толком в коттедже и не все вещи распаковала. Над проливом разгорался великолепнейший закат – небо окрасилось оттенками желтого, розового и золотого, – и мне просто хотелось сидеть на моей лоджии, потягивая вино, и смотреть на него. К тому же я даже помыслить не могла о том, чтобы провести весь вечер с Шэрон, прикидываясь ради мамы, будто мы с ней подружки не разлей вода. Я точно знала: рано или поздно речь пойдет о Джеффри – Шэрон наверняка поднимет эту тему – и мне придется изображать равнодушие, словно он не заявил мне открытым текстом, что его интересую я, и не показывать виду, что мне поперек горла стоит мирный договор с моей сестрицей.

Поэтому я сидела на лоджии, потягивая вино, а когда выпила, налила себе еще. И еще. Я сидела, наливаясь вином и глядя на воду. Сидела, наблюдая, как солнце уходит за горизонт и на небосклон выплывает луна. Сидела, размышляя о Джеффри и его яхте, о круизе, который он предлагал мне совершить вместе с ним.

Внезапно мне на память пришли слова тети Гарриет, сказанные ею на дне рождения мамы: будто я прячу мой свет под абажуром, чтобы не затмить Шэрон. Что я боюсь заполучить Подходящего Мужчину из опасения обидеть мою Несчастную Сестричку, И тут во мне что-то щелкнуло. Я виню тетю Гарриет за то, что произошло той ночью, не больше, чем выхлестанное мной тогда вино. Помню одно: вот я сижу на лоджии в романтической обстановке, размышляя о том, что Джеффри находится за мостом, а в следующее мгновение уже несусь в спальню, переодеваюсь, крашусь, спрыскиваюсь духами и полощу рот освежителем дыхания. Через миг меня уже вынесло из дома.

Девушка должна делать то, что хочет, думала я, прыгая в «понтиак» и молясь, чтобы машина завелась. С какой стати мне отказывать себе в маленьком удовольствии, в маленькой радости в этот непростой в моей жизни период? Кому от этого будет плохо? Шэрон ничего не узнает, значит, и мама ничего не узнает. Никто ничего не узнает, потому что это будет только раз. Всего одна ночь, проведенная вместе двумя взрослыми людьми по взаимному согласию. Одна ночь. Что тут плохого"?

Дрожащими руками я вела машину по бульвару Макартура до моста, связывающего Хатчинсон-Айленд со Сьюел-Пойнтом. Возле фонарного столба я свернула налево, на Саус-роуд, и поехала по ней, вместо того чтобы пересечь ее и выехать на Ривер-роуд, где жила мама. (Не дай Бог, она или Шэрон выглянут в окно и увидят мою машину.)

Я мчалась почти до самого дома Джеффри и лишь на подъезде к нему притормозила. Мои руки так взмокли, что скользили по рулю. До меня вдруг дошло, что после того, как я отклонила его приглашение, он мог позвать кого-нибудь другого. Вполне возможно, он сейчас не один.

Я остановилась около дома Джеффри, высунулась в окно машины и пристально оглядела окрестности. Хотя луна светила вовсю, на улице было темно, но я все же разглядела, что на подъездной аллее никакой другой машины нет. Сочтя, что путь свободен, я вылезла из машины и двинулась дальше.

С облегчением заметив, что дом Джеффри не освещен снаружи, я сделала вывод: он никого не ждет. Но в темноте было трудно разглядеть дорогу, и оставалось лишь надеяться, что я доберусь до его дверей, не врезавшись в какую-нибудь пальму.

Может, его и дома-то нет, размышляла я, подбираясь ближе к дому. Я вся дрожала от предвкушения. И чувства вины. Да, теперь я чувствовала себя виноватой, очень виноватой из-за того, что нарушаю наше с Шэрон соглашение.

«Тебе должно быть стыдно за себя, – сказала я себе. – Скверная девчонка».

И тут неподалеку от двери я что-то услышала. Какой-то шорох среди деревьев.

Я вздрогнула, все еще не оправившись от страха после взлома моей квартиры. Через несколько секунд сообразила, что это, скорее всего, енот или опоссум, а может, еще какая-нибудь из ночных тварюшек, которые отравляют существование обитателям Сьюел-Пойнта, перерывая их лужайки и гадя в бассейны.

Я подошла ближе к двери и уже протянула руку к медному кольцу, чтобы постучать, как шорох стал громче.

На сей раз я не удержалась и ахнула, наконец разглядев, что тварюшка среди деревьев вовсе не енот, а Шэрон.

– Какого черта ты тут делаешь? – прошипела она, вылезая из зарослей и стряхивая со своего жутко тесного свитера прилипшую пальмовую труху. Судя по глубине выреза, Шэрон оделась вовсе не для того, чтобы стричь деревья.

– Какого черта я тут делаю? – переспросила я, пытаясь – безуспешно – не повышать голоса. – Это ты крадешься аки тать в ночи.

– Вовсе не крадусь. Я иду, – огрызнулась она. – Да-да. Я прогуливалась после ужина в окрестностях и случайно оказалась возле дома Джеффри. Услышав звук машины, я подумала, что к нему приехали гости. Ну и – хм – убралась с дороги.

– Ты спряталась! – укоризненным тоном заявила я. – Увидев, кто это, ты спряталась, поскольку знала, что нарушаешь нашу договоренность.

– Я нарушаю соглашение? – Шэрон яростно сверкнула глазами. – А сама-то? Сказала маме, что не можешь прийти на ужин, потому что тебе нужно та-ак много вещей распаковать. Распаковать, как же! Ты пила. Oт тебя разит, как из бочки.

Ну и толку от этого освежителя дыхания?

– Слушай, Шэрон, пора тебе узнать правду. Я приехала сюда, потому что Джеффри позвал меня. Он пригласил меня на свою яхту. На круиз под луной. Мне не приятно говорить тебе это, но интересую его я. Шэрон рассмеялась. Точнее, раскаркалась.

– Мне неприятно говорить это, сестренка, но сегодня днем Джеффри сообщил мне, что он хочет меня. Он сказал, что любезен с тобой из-за мамы. И потому, что ты показалась ему такой…

– Какой?

– Более увлеченной. Нет. По-моему, он сказал покладистой, вот.

Я обалдела. Исключено! То, что говорит Шэрон, просто не может быть правдой. Джеффри наверняка не стал бы скармливать нам обеим одинаковое дерьмо. Или стал бы?

– Ты годами третировала меня, – заявила я. Мы стояли нос к носу у дверей. – Ты сделаешь что угодно, скажешь что угодно, лишь бы досадить мне.

– А как насчет того, как ты третировала меня? Ты единственная из всей семьи не приехала на выпускной к Норману, не забывай об этом.

– В тот день я лежала с простудой, – заорала я. Мы уже обе орали. – С температурой тридцать девять!

– Да ну? – фыркнула Шэрон. – Когда ты в прошлый раз прикрывалась этой самой температурой, то называла цифру тридцать восемь!

– Не важно. Суть в том, что ты вечно критикуешь меня, вечно на меня наезжаешь. Что бы ни делала, я всегда получаю от тебя ушат помоев! Если бы не история с выпускным вечером Нормана, ты все равно нашла бы, к чему придраться: к моей работе, моему образу жизни. И эта твоя ненормальная уверенность, что ты куда лучшая дочь, чем я.

– Ну вот, теперь я уже ненормальная. Как мило! Ежу понятно, что это ты вечно на меня наезжаешь. Ты хоть слышала себя, когда высказывалась по поводу моих бывших мужей? Ну, случилась у меня пара неудачных браков. И что?

– Не пара. А три.

– Какая разница? Только ты всегда наезжаешь на меня из-за этого. А теперь – из-за Джеффри. Милого, славного Джеффри. Тебе интересно, выйду ли я за него замуж, да?

– Нет, Шэрон. Мне интересно, по-прежнему ли ты ревнуешь меня к папе.

– К папе? А он-то тут при чем?

– Однажды ты заявила мне, что он для тебя умер в тот день, когда я родилась. Не припоминаешь, Шэрон?

– Нет.

– Однако ты это заявила. Сказала, что в тот самый миг, как я появилась на свет, он перестал обращать на тебя внимание. И ты до сих пор злишься на меня за это. Так вот: во-первых, не моя вина, что я родилась. Во-вторых, не моя вина, что папа уделял мне внимание. И в-третьих, чем старше я становилась, тем реже он бывал дома, а в конце концов перестал обращать внимание и на меня.

Шэрон, помолчав, покачала головой:

– Что помню я, так это команду поддержки.

– Команда поддержки? Какая связь между папой и командой поддержки?

– Я помню, как в старших классах пыталась попасть в команду, но меня так и не взяли. А также помню, как попыталась ты, и тебя тут же приняли. И будто мало мне было этой оплеухи, ты еще постоянно шлялась по дому, отрабатывая обратные флипы, колесо и прочие фигуры, не говоря уж об этом дурацком слогане: «Раз-раз-раз! Нет сестричек круче нас!» Боже, меня воротило от этого!

– И ты до сих пор не можешь мне этого забыть?

– Не знаю я! Не знаю! Я слишком замерзла для психодрамы. Шэрон, дрожа, обхватила себя руками.

– Конечно, ты замерзла, – сказала я. – Твой куцый свитерок мало что прикрывает.

– Джеффри это безразлично. – Сестра захлопала ресницами.

– Шэрон, Джеффри действительно пригласил меня сегодня. Он сказал, что хочет познакомиться со мной поближе.

– Мне он сказал то же самое. Иначе меня бы тут не было.

– Значит, он был нечестен с нами обеими, – заявила я, сообразив, что нас кинули. А Джеффри казался таким милым и не таким, как все…

– Нечестен? Джеффри?

– Думаю, мы ошиблись в нем, Шэрон. Полагаю, нам следует войти в дом и поговорить с ним.

– Спросить его прямо в лоб, не играет ли он с нашими чувствами?

– Ага. Или ты боишься узнать правду?

– Если ты готова, то и я тоже. – Шэрон раздула ноздри и потянулась к медному молотку.

Она постучала. Мы немного подождали. Никакого ответа.

– Дай мне попробовать, – предложила я, легонько оттолкнув Шэрон, и еще раз постучала в дверь. Мы еще подождали. И снова никакого ответа.

– Ты недостаточно громко стучишь. – Шэрон отодвинула меня в сторону и трижды постучала.

Когда молоток ударил в дверь третий раз, под его натиском – и нашим весом – дверь распахнулась и мы, не успев среагировать на это, влетели в дом.

– Должно быть, Джеффри уехал и забыл запереть дверь, – предположила я, пока мы осторожно оглядывали холл, оказавшийся не таким большим, как у Шэрон, но, тем не менее, весьма впечатляющим.

– Вряд ли. Он сказал мне, что сегодня вечером будет дома. Может, смотрит телевизор или слушает музыку и просто нас не слышит. – И Шэрон громко позвала. – Джеффри! Это Шэрон Пельц!

– И Дебора Пельц! – добавила я на тот случай, если он ждет именно меня. В ответ тишина, не считая едва слышного прерывистого писка. – Это, наверное, автоответчик, – сказала я. – Возможно, ему звонят.

Решив, что Джеффри и правда нет дома, мы зажгли свет и пошли на звук по первому этажу через гостиную, мимо обеденного зала в семейную комнату. Мы оказались возле дверного проема помещения, похожего на кабинет или личное гнездышко, откуда доносились сигналы, и тут я что-то углядела.

– Шэрон, – дернула я сестру за рукав, – что там на полу? Рядом со столом?

Она включила свет – и заорала.

Я бы тоже заорала, но не смогла выдавить ни звука.

– Дебора! Его застрелили! – вопила Шэрон, указывая на лежащее на коврике тело. Тело Джеффри Гиршона, доктора медицины.

Он лежал в луже крови лицом вверх, с пулевым отверстием в груди, в сердце – вот ведь ирония судьбы! – но никакого оружия мы не заметили. Мы увидели только его мертвенную бледность – даже бородка словно обесцветилась, – и Джеффри был недвижим.

Оправившись от шока, страха и тошноты, мы с Шэрон кинулись к нему и упали подле него на колени. Мы обе имели весьма смутные представления об искусственном дыхании, но сделали, что могли. Шэрон дышала Джеффри в рот, а я жала ему на грудь. Я написала множество подобных сцен для «Отныне и впредь», но и не помышляла о том, что однажды мне самой придется этим заниматься.

Поскольку наши попытки оживить Джеффри не увенчались успехом, я взяла трубку стоявшего на столе телефона и набрала 911, но, как выяснилось, в этом не было необходимости. Чудесным образом полиция уже прибыла.

– Ой, слава Богу! Я только что набрала ваш номер. – Я вздохнула с облегчением, увидев одного из доблестных представителей местной полиции.

– Стоять! – рявкнул он, направив на нас с Шэрон пистолет. – Положить телефон! Руки вверх! Не двигаться!

Я послушно подняла руки вверх. Шэрон подбоченилась и насупилась.

– А чего это вы на нас орете? – набросилась она на полицейского. – Мы пытались помочь этому бедолаге.

– Стоять, я сказал!

– А я и стою, – пробормотала Шэрон, стуча зубами. – Кому-то нужно выключить тут кондиционер.

Копа это не развеселило. Он по-прежнему держал нас на мушке, даже когда в кабинет вошел второй полицейский с оружием на изготовку.

Я чувствовала себя рецидивисткой, пока не вспомнила: единственное мое преступление состоит в том, что я запала на мужика, который, похоже, хотел изменить мне с моей сестрой.

– Проверь ему пульс, – велел первый коп второму, имея в виду Джеффри.

Второй коп сунул пушку в кобуру и присел на колено возле тела.

– Забудь о «скорой», – бросил он, не обнаружив пульса. – Этот парень созрел для труповоза.

С этого момента события стремительно покатились под уклон. Первый коп вызвал по рации еще полицейских – как мне показалось, чуть ли не сотню. И не успела я ничего толком сообразить, как тут оказались помощники шерифа из офиса округа Мартин, пара детективов, начальник полиции Сьюел-Пойнта, медэксперт округа, труповоз и маленькая тележка экспертов-криминалистов. А еще здесь толклись представители местной прессы, перехватившие переговоры полиции, соседи, куча соседей, кое-кто из них в пижамах. В какой-то момент этого кошмара копам велели вывести нас с Шэрон и посадить в полицейскую машину. Когда Шэрон начала сопротивляться, жалуясь, что у нее жутко болит голова, и вознамерилась отправиться домой к маме, полицейский начальник сказал:

– В браслеты ее.

Шэрон эта идея тоже не пришлась по вкусу.

– Наручники?! – возмутилась она. – Да вы хоть понимаете, что можете поцарапать мой бриллиантовый браслет?!

Шэрон потрясла правым запястьем.

Коп защелкнул на ней наручники. На мне тоже.

– Надеюсь, вы не думаете, что это мы застрелили доктора Гиршона! – воскликнула я.

– Если его застрелили не вы, то что вы тут делаете, залитые кровью и в таком тарараме? – поинтересовался коп, заковавший нас.

– В тарараме? – переспросила я.

– Ага, – подтвердил он. – Один из соседей сообщил о шуме: две женщины ссорятся возле дома доктора. И вон те полицейские приехали проверить, что тут происходит. Увидев, что входная дверь открыта, они решили, что имеет место взлом, а не убийство.

Убийство, подумала я, и до меня постепенно дошло: убийство! Джеффри Гиршона убили. Кардиолога Джеффри. Обаяшку Джеффри. Джеффри, лживого льстивого сукина сына.

Да, я была обижена и рассержена, что он оказался такой крысой, но вовсе не желала ему смерти! И уж точно не хотела, чтобы меня застукали возле его трупа!

– Ух и разъярится же Мелинда, когда услышит об этом, – тихо хмыкнула я, припомнив ее спич насчет Исторического общества и безупречной репутации, требуемой от его служащих.

Конечно, волновалась я главным образом о маме, а не о работе. Я надеялась, что до нее вся эта история не дойдет. А если дойдет, то не раньше, чем мы с Шэрон первыми расскажем ей обо всем.

– Уводите их отсюда, и мы огородим место преступления, – приказал старший коп тому, кто тащил нас к входной двери. – Пусть посидят в машине, пока мы не отвезем их в участок для допроса.

Для допроса! По убийству Джеффри Гиршона! Мы с Шэрон переглянулись – сначала беспомощно, а потом осторожно. До нас вдруг дошло: независимо от наших сложных отношений и от того, что происходило между нами в прошлом, мы больше не можем позволить себе враждовать друг с другом. Теперь мы превратились во взаимное алиби.

Часть II

Глава 10

Пока мы с Шэрон сидели в полицейской машине – как нам показалось, целую вечность, – наш дружелюбный коп стоял возле нее, не сводя с рас глаз, и без нашего ведома записывал каждое Слово.

– Поверить не могу, – сказала я сестре. – Это катастрофа.

– Мы теперь никогда не узнаем, кого из нас хотел Джеффри, – уныло кивнула она.

Я изумленно вытаращилась на нее. Да, совершенно определенно, Шэрон в шоке. Я схватила бы ее за плечи и встряхнула как следует, но наручники не позволяли сделать это.

– Он не хотел ни одну из нас, – заметила я. – Этот малый был лжецом, Шэрон. Он и в мыслях не держал того, что нам наговорил.

– Да, лжецом, – согласилась она. – Я забыла. Это из-за чертовой головной боли. Предменструальная головная боль. Самая паршивая из всех, верно? Особенно в сочетании с вздутием живота.

Боже!

– Слушай, Шэрон, смешно спрашивать, но все же, сколько ты проторчала в кустах пока не увидела, как я направляюсь к дому Джеффри?

– Пару минут. – Она пожала плечами. – Откуда я знаю?

– А ты больше никого не видела? Никто не входил в дом или не выходил?

– Нет.

– А слышала что-нибудь?

– Нет.

– А в дом без меня не заходила?

– Нет.

– Значит, ты понятия не имела, что Джеффри…

– Нет.

– Ладно, ладно. Я просто так спросила.

– Ничего подобного! Ты думаешь, что это я убила Джеффри до твоего появления. Признайся!

– Шэрон, я лишь пытаюсь разобраться. Только и всего.

– Ну так разберись вот с этим: я поужинала с мамой в половине восьмого. В половине девятого она ушла к себе смотреть телевизор. Я переоделась и вышла из дома примерно в девять. Остальное тебе известно. Я не убивала Джеффри. Более того, я поверить не могу, что родная сестра подозревает меня в убийстве!

– Не ори, – шикнула я, кивком указав на сторожившего нас копа. – Я вовсе не подозреваю тебя в убийстве Джеффри. Честное слово.

– Премного благодарна! А теперь поведай мне твою историю.

– Мою историю?

– Да. Ты появилась на подъездной аллее дома Джеффри минут в пятнадцать десятого, так?

– Наверное.

– Это твой первый приезд сюда нынче вечером?

– К чему это ты клонишь?

– Ну, может, ты уже приезжала до того. Чтобы выяснить у Джеффри, как он к тебе относится. Может, он дал тебе от ворот поворот, ты взбесилась и пристрелила его. Потом выскочила из дома, но вспомнила, что забыла пушку рядом с телом. И вернулась за ней. И тут увидела меня. А не ты ли убила его, Дебора? Как тебе такой вариант?

Я покачала головой. Оказывается, все куда хуже, чем казалось.

– Я похожа на человека, способного запросто кого-нибудь пристрелить? У меня и пистолета-то нет. И я понятия не имею, как он работает.

Шэрон немного поразмыслила над моими словами.

– Я верю тебе, – сообщила она наконец. – Тот, кто стреляет в людей, никогда не скажет о пистолете «работает». Звучит как-то дилетантски.

– Вот спасибо! Слушай, Шэрон. У нас с тобой не все гладко, но давай хотя бы придем к соглашению, что ни ты, ни я Джеффри не убивали.

– Согласна.

Я с облегчением вздохнула.

– И давай считать, что лучший способ выпутаться из этого дерьма – говорить правду.

– Нет. Лучший способ выбраться из этого дерьма – нанять адвоката. Мама работает в судебной системе. Наверняка у нее есть знакомые адвокаты.

– Известные ей адвокаты занимаются мелкими делами, Шэрон. Их клиенты – служащие химчисток, которым предъявили иск за испорченную вещь. Они не защищают обвиняемых в убийстве.

– Значит, найдем того, кто защищает. В этом занюханном городишке таковых может и не быть, но в Бока их точно полно.

Не успела я ответить, как коп открыл машину со стороны водителя, уселся за руль и сообщил, что сейчас отвезет нас в офис шерифа округа Мартин, где нас допросят по поводу убийства.

– Но уже поздно, и я плохо себя чувствую, – заныла Шэрон. – Нельзя ли сделать это завтра?

Хмыкнув, коп завел двигатель, и мы поехали.

В Сьюел-Пойнте отродясь не случалось убийств. «Преступления» в маленьком мамином эксклюзивном поселении, не считая изредка приключавшихся краж, заключались в превышении скорости в тридцать пять миль в час, выгуле собаки без поводка и стрижке газона раньше восьми утра. В результате возникла небольшая неразбериха по поводу того, какому из местных полицейских подразделений вести расследование. Технически дело курировал начальник полиции Сьюел-Пойнта, но опыт в расследованиях убийств имели только сотрудники офиса шерифа округа Мартин, поэтому им и доверили дело. Таким образом, мы переехали через мост в Стюарт на Монтерей-роуд, где в офисе шерифа нас ждал детектив для допроса.

– Игра началась, – сообщила я Шэрон после того, как она попросила снять с нее наручники: ей хотелось помассировать ноющие виски. (Наручники сняли.)

Пока один из колов «катал» нам пальчики, второй быстренько проверил наши данные на предмет «прежних».

– Зачем им нужны мои бывшие мужья? – шепнула Шэрон.

– Под «прежними» они имеют в виду вовсе не это, – добродушно разъяснила я.

Также мы прошли что-то под названием «пороховая экспертиза» на предмет наличия остатков пороховых газов у нас на руках.

А потом нам зачитали ту самую пресловутую «миранду», чем ввергли Шэрон в ступор.

– Я буду говорить только в присутствии моего адвоката, – заявила она.

– Так вызовите вашего адвоката, – ответил детектив по имени Фрэнк Гилби, невысокий кряжистый мужчина с густой шевелюрой морковного цвета.

– У меня его нет, – сказала Шэрон. – Пока.

– Шэрон, – вмешалась я, – мы ни в чем не виноваты, нам нечего скрывать. Мы должны сотрудничать с полицией, чтобы убийцу Джеффри нашли, кем бы он ни был. Нам ведь совсем не нужно, чтобы по Сьюел-Пойнту бегал какой-то псих, верно? Ведь здесь живет мама, причем одна.

– Ладно, я буду говорить. А потом найму адвоката. Если такой вариант всех устраивает.

– Прекрасно, – согласился детектив Гилби. – Ну а теперь, кто из вас начнет первой?

– Я. – Мне хотелось поскорее со всем этим разделаться.

Меня отвели в комнату для допросов и велели сесть напротив детектива. Главный полицейский босс Сьюел-Пойнта, шеф Эйвери Армстронг, тоже находился здесь, поскольку убийство произошло на его территории. Но вопросы задавал Гилби, прогнав весь набор от «Как давно вы знакомы с Джеффри Гиршоном?» до «Из-за чего вы с сестрой ссорились возле его двери?»

Ответить на последний вопрос было сложновато. Ну как объяснить детективу историю с выпускным вечером Нормана? Или насчет папы? Или команды поддержки?

Я не могла, но все же попыталась. Изложением наших с Шэрон сложных отношений я, должно быть, утомила бедолагу детектива до смерти, потому что он сидел и кивал, как болванчик. Шеф Армстронг тоже.

– Эй, ребята, – закинула я пробный камень, как только закончила повествование о высокой температуре, помешавшей мне приехать на выпускной вечер племянника, – вы собираетесь арестовать нас с сестрой или нет?

– Повторите? – Детектив Гилби открыл глаза.

Я повторила вопрос.

– Пока не знаю, – ответил он. – Посидите пока в коридоре, а я побеседую с вашей сестрой. Мне надо послушать, что она расскажет обо всем этом.

Теперь пришел черед Шэрон обосноваться в комнате для допросов, и она проторчала там даже дольше, чем я. По моим предположениям это произошло оттого, что она куда злопамятнее меня.

В конечном счете мы снова оказались вместе, и нас известили, что арест нам не грозит. Пока.

– Пока что я вас, дамочки, отпускаю, – сообщил детектив Гилби. – Результат экспертизы на порох придет через пару дней, и тогда мы узнаем, пристрелила ли доктора одна из вас. До сих пор за вами не числится ни арестов, ни задержаний. И вы не кажетесь мне угрозой для общества. Разве что друг для друга. – Он посмотрел на шефа Армстронга. – Штука в том, что нам еще многое неизвестно. Например, время смерти доктора Гиршона и где в этот момент находились вы обе. Или почему на двери нет следов взлома. И что вы почувствовали, обнаружив, что он крутит с вами обеими. И не разъярило ли это вас так, что вы наняли кого-нибудь шлепнуть его.

– Нанять?! – Шэрон пришла в бешенство от такого предположения.

– Да бросьте вы, детектив! – воскликнула я. – Мы с Джеффри Гиршоном были едва знакомы.

– Тогда почему ваша сестра призналась, причем это записано, что рассчитывала выйти за него замуж? – тут же наехал на меня он.

– Потому что нет на свете мужика, за которого моя сестрица не рассчитывала бы выйти замуж! – огрызнулась я, совершено выдохшись.

Похоже, Шэрон тоже выдохлась, ибо только посмотрела на меня убийственным взглядом.

Детектив Гилби договорился, чтобы нас развезли по домам: Шэрон к маме, а меня в коттедж. Он пообещал, что «понтиак» тоже доставят, как только эксперты проверят его на наличие следов крови, волос, волокон и прочих штучек.

– Может, они заодно и аккумулятор поменяют, – вздохнула я. И тут вспомнила, как Джеффри давал мне «прикурить». В последний раз, когда я видела его. В последний раз, когда я видела его живым.

Мы решили, что коп довезет нас обеих до мамы; тогда мы вместе сообщим ей о смерти Джеффри и о нашем участии в этой истории.

Зайдя в дом, мы собрались с духом, полагая, что мама вне себя из-за долгого отсутствия Шэрон. Но она мирно спала у телевизора и даже не знвлачто сестрица уходила из дома.

Мы разбудили ее.

– Ой, а вот и мои девочки! – Мама протерла глаза, еще толком не проснувшись. – И что вы тут обе делаете? Шэрон, этот свитер тебе несколько тесноват, дорогая, он коротковат.

– Мам, нам нужно тебе кое-что рассказать, – начала я, помогая ей усесться в кровати.

– Да. Это насчет доктора Гиршона, – добавила Шэрон. – Он…

Она замолчала и взглянула на меня. Я посмотрела на нее. Она – старшая, ей и бросать гранату.

– Он мертв, – бухнула наконец Шэрон.

Мама ахнула.

– Мертв? Но как? Почему? С ним произошел несчастный случай?

Я взяла маму за руку и легонько сжала, прикидывая, где лежит нитроглицерин, если у нее вдруг станет плохо с сердцем.

– Его убили, мам, – пояснила Шэрон. – В его собственном доме.

– Нет! Это невозможно! Только не в Сьюел-Пойнте! Здесь никого не убивают!

– Это правда, – продолжила Шэрон. – Его нашли в кабинете. Ну, если быть точной, это мы нашли его в кабинете.

– Кто это – «мы»?

– Дебора и я. Его застрелили, мам. – Помолчав, Шэрон выложила все, не упустив ни одной детали, включая историю с командой поддержки.

Мама снова ахнула, на сей раз громче. Я спросила, не дать ли ей воды, таблеток или чего-то еще. Мамаотмахнулась.

– Уверена, тут есть другой кардиолог, – попыталась я успокоить ее. – Мы спросили в госпитале. А может, один из работавших с Джеффри терапевтов кого-нибудь порекомендует. Мы найдем тебе другого врача, мам, не волнуйся.

– Ради Бога, Дебора, я беспокоюсь вовсе не за себя, – оборвала меня мама. – Я беспокоюсь за моих девочек.

– Потому что нас подозревают в убийстве? – уточнила Шэрон.

– Нет, потому что у вас мозги набекрень! – раздраженно рявкнула мама. – Никак не пойму, почему вы не можете вести себя как следует!

Мы с Шэрон уставились в пол, поскольку никак не могли привыкнуть к новой манере мамы выкладывать все, что у нее на уме.

– Полицейские сказали, что они намерены делать дальше? – спросила она.

– Нам с Шэрон предстоит завтра снова явиться в офис шерифа для вторичного допроса, – ответила я.

– Потеря времени, – заявила Шэрон. – Им следовало бы прочесывать улицы в поисках настоящего убийцы. К тому же мне нужно завтра вечером возвращаться в Бока. У меня там бизнес, знаете ли.

– Надеюсь, что у тебя все еще есть твой бизнес, – съязвила мама. – Первое в истории Сьюел-Пойнта убийство наверняка появится на заголовках всех газет юга Флориды. И такого рода известность может отпугнуть твоих невест с женихами.

– Вряд ли. Как только я окажусь дома, то сразу же найму адвоката – специалиста по уголовному праву. Кого-то, кто сумеет защитить меня, дать совет и восстановить мое честное имя.

– А ты, Дебора?

– Я не большая поклонница адвокатов.

– Это-то ладно, а как с твоей работой? Думаешь, Мелинда позволит тебе остаться в коттедже? Историческое общество не отличается широтой взглядов.

– Знаю, но я собираюсь сделать Мелинде предложение, от которого она не сможет отказаться, – сообщила я, поскольку меня осенила одна мысль. – А потом я намереваюсь найти того, кто убил доктора Гиршона.

– Ты?! – фыркнула Шэрон.

– Именно. – Я не зря последние десять лет проработала в «мыльной опере». И запросто набросаю пару-тройку сценариев, какие полицейским и в голову не придут.

Глава 11

В четверг на первых полосах газет «Стюарт ньюс» и «Палм-Бич пост», получаемых большей частью обитателей Стюарта и окрестностей, появились огромные статьи об убийстве Джеффри; публиковались так же его фотографии во врачебном халате и со стетоскопом на шее. Полукриминальные репортажи, полунекрологи, эти статьи излагали основные детали: Джеффри был найден мертвым в собственном доме в Сьюел-Пойнте; судя по всему, его застрелили. Результатов вскрытия и прочих экспертиз еще нет; полиция обнаружила тело после звонка одного из соседей, жаловавшегося на шум. Женщины, застигнутые на месте преступления, Дебора Пельц с Хатчинсон-Айленд и Шэрон Пельц из Бока-Ратон, – дочери Леноры Пельц и покойного доктора Генри Пельца из Сьюел-Пойнта.

Очень мило с их стороны вовлечь в это моих родителей, – подумала я. Странно, что не догадались упомянуть тетю Гарриет, кузину Джилл и прочих членов семьи.

Обе статьи излагали биографию Джеффри и рассказывали о его карьере, о том, что он был местной знаменитостью. Говорилось, что его смерть – огромная утрата для общества. Сообщалось, где и когда Джеффри родился и вырос, где окончил колледж и где учился медицине, когда переехал во Флориду и открыл собственную практику, когда женился и когда развелся с женой, в девичестве Франсиной Финк, в настоящее время проживающей в Аспене, штат Колорадо. (О пристрастии Франсины к обуви и сумочкам не упоминалось.)

Также сообщалось о благотворительной деятельности Джеффри, о годах службы на благо жителей округа Мартин, о его любви к плаванию на яхте и рыбной ловле, о его доброжелательности и открытости.

«Смерть доктора Гиршона – это трагическая утрата, – цитировались в статьях слова главного врача мемориального госпиталя. – Он был высококвалифицированным доктором, заботливым и чутким человеком, хорошим другом. Нам будет его не хватать».

«Только не мне», – хмыкнула я про себя, сидя в офисе шерифа в половине двенадцатого утра, читая и перечитывая статьи и дожидаясь своей очереди отправляться на допрос. Поскольку я оказалась «безлошадной», Шэрон заехала за мной и привезла на нашу вторую и, как я надеялась, последнюю встречу с детективом Гилби и компанией.

На сей раз вокруг офиса роились журналисты, и нам пришлось прорываться сквозь строй, опустив головы и бормоча «без комментариев». Местный вариант кошмара с «папарацци».

Вторым отличием сегодняшнего допроса от предыдущего было то, что Шэрон пригласила своего адвоката.

– Я наняла адвоката, – сообщила она мне еще по дороге.

– Как ты ухитрилась так быстро провернуть это?

– Фантастика, да? По правде говоря, это не я его нашла, а он нашел меня.

– О чем ты, Шэрон?

– Он отловил меня у мамы рано утром и предложил свои услуги. Он адвокат по уголовным делам в Бока и прочитал об этом деле в «Пост».

– То есть он просто-напросто позвонил тебе? Как какой-то коммивояжер? Да как ты можешь доверять ему? Ты же его совершенно не знаешь!

– Нет, знаю, и это здорово! – с энтузиазмом продолжила Шэрон, – Он – брат женщины, которая несколько лет назад нанимала меня для организации свадьбы ее дочери. Он был на той свадьбе. Я помню его. И он, кстати говоря, совершенно потрясный. И холостой.

Я даже не стала это комментировать. Да и у кого бы хватило сил?

– А имя у этого типа есть? – поинтересовалась я.

– Барри Шиллер. По словам его сестры, он дважды разведен, но лишь из-за того, что очень увлечен своей работой. Не все женщины умеют вести себя с мужчинами такого типа.


Барри Шиллер нарисовался в офисе шерифа в десять часов, как раз вовремя, чтобы сопроводить Шэрон в комнату для допросов. Он являл собой нечто: в костюме от Армани, загорелый, с огромным количеством мусса на блестящих каштановых волосах и кучей перстней на ухоженных пальцах. А уж одеколона Барри вылил на себя столько, что хватило бы замариновать баранью ногу. Может, он и воплощает представление Шэрон о «потрясном» мужчине, но не мое, слава Богу. Не хватало нам не поделить еще одного мужчину!

Когда Шэрон и адвокат выплыли из комнаты для допросов, Барри осведомился, не желаю ли я, чтобы он представлял и мои интересы тоже, поскольку он на такого рода делах собаку съел. Я ответила, что весьма признательна за предложение, но справлюсь сама.

– Ваш черед, – сказал Барри со слащавой улыбкой. – Я буду поблизости на тот случай, если вы вдруг передумаете. – И обратился к Шэрон: – Почему бы нам с вами не сходить на ленч, пока будут допрашивать вашу сестру? Наверняка в Стюарте есть хотя бы парочка приличных ресторанов?

Барри рассмеялся, потому что был из Бока, а обитатели Бока считают жителей Стюарта провинциалами, неспособными отличить хороший ресторан от паршивой забегаловки.

– Отвези его в «Веселый моряк», – предложила я Шэрон. – Они открыты на ленч, и удобствау них внутри, на тот случай если ему вдруг понадобится отлить.

Она испепелила меня взглядом.

– Привезти тебе что-нибудь, Дебора? Ты ведь очень раздражительна, когда голодна.

Раздражительна. Моя сестрица скажет так скажет!

– Нет, спасибо. Приятного вам обоим аппетита. И они отбыли.

Допрашивал меня второй раз детектив Гилби, в основном повторял все те же вопросы. «Нет, у меня не было любовной связи с Джеффри Гиршоном. Нет, я не держала на него зуб. Нет, я не убивала его. Бла-бла-бла».

Потом меня подвергли быстрой проверке на детекторе лжи, только называлось это КГ АС, то есть компьютерный голосовой анализ на стресс. Тебе задают вопросы и определяют уровень стресса во время ответа. Я старалась сохранять хладнокровие во время допроса, но это было также трудно, как не моргать. Чем больше думаешь об этом, тем труднее становится.

В конце концов мне разрешили идти домой.

– Вам отлично известно, что мы с сестрой не убивали доктора Гиршона, – заявила я детективу Гилби, пока мы дожидались возвращения Шэрон с ее адвокатом.

– Может, убивали, а может, и нет, – пожал он плечами. – Одно ясно: кто-то грохнул его. Пулей двадцать второго калибра.

– Джеффри убили одним выстрелом?

– Похоже на то. А что?

– Значит, это сделал отличный стрелок, что вычеркивает нас с Шэрон из списка. Мы и оружия-то не имеем.

– Это вы так говорите. Но мы проведем обыску вас, в доме вашей сестры и вашей матери.

– Моей матери?

– Конечно. Вы могли припрятать пушку там. И к сыну вашей сестры мы тоже заглянем.

– Норману?

– Ага. Шэрон сказала, что он учится в военном училище. И наверняка разбирается в оружии.

– Да, только вот училище находится в Южной Каролине. Во время убийства Джеффри Нормана и близко не было.

– Значит, ему не о чем волноваться. Это всего лишь стандартная процедура расследования, мисс Пельц. Мы допросили вас и вашу сестру, а теперь побеседуем с вашей матерью, соседями доктора Гиршона, его сослуживцами и деловыми партнерами, друзьями. Со всеми.

– Я охотно помогу вам, – от всей души предложила я. – То есть с соседями Джеффри, его деловыми партнерами и друзьями. Я не очень-то загружена на работе и вполне могу кое-что поразнюхать в окрестностях.

Он захохотал так, словно я последняя бестолочь. Бестолковая убийца.

– Вот что я вам скажу: если вам придет на ум хоть что-то, способное пролить свет на это дело, позвоните мне.

И Гилби снова расхохотался.


После «очень удачного» ленча с Барри Шиллером Шэрон наконец забрала меня из офиса шерифа.

– Он действительно отлично знает судебную систему, – сообщила она мне по дороге в коттедж. – Я так благодарна ему, что он согласился взяться за мое дело.

– Но ведь тебе не пришлось его умолять, Шэрон. Это он связался с тобой. Тебя это не настораживает.

– Нет. Я нахожу это обнадеживающим. Теперь мне для разнообразия есть на кого положиться. Ты слышала, что полиция намерена допросить моего Нормана? Прошлую ночь мальчик провел в училище, Богты мой! Он не приезжал сюда на каникулы – или это называется увольнением? – вот уже несколько недель.

– Уверена, это лишь формальность. Тебе не нужен Барри Шиллер, чтобы защищать Нормана. Мальчик вполне способен сам о себе позаботиться.

– Пусть так, но я все равно рада, что Барри на нашей стороне. Я сказала тебе, что он живет в «Заповеднике», одном из самых дорогих кондоминиумов Бока, и что мы с ним ужинаем завтра вечером?

– И когда свадьба? – саркастически осведомилась я.

– К твоему сведению, Барри интересует меня только из-за его богатого адвокатского опыта. Конечно, добыча он стоящая. Бывают куда хуже.

В последнем я сомневалась, но все же прикусила язык.


Вернувшись в коттедж, я сразу позвонила Мелинде. И ничуть не удивилась, что она весьма обеспокоена широкой оглаской моей причастности к убийству одного из самых достойных обитателей Стюарта. «Уязвлена» – вот как она выразилась.

– Вы мне очень нравитесь, Дебора. И ваша мама тоже. Но при данных обстоятельствах я не знаю, удастся ли мне оставить вас в ведомости Исторического общества.

– А как насчет «невиновна, пока не доказано обратное»? Я не имею никакого отношения к смерти Джеффри Гиршона. И моя сестра тоже.

– И все же есть в этом что-то непристойное, недостойное, низкое.

– А как насчет безвкусицы? – добавила я.

– Да-да. Вот видите, вы понимаете мои чувства.

– Понимаю, но сделка есть сделка, Мелинда. Я только что перебралась в коттедж, мне здесь нравится. И я остаюсь.

– Не останетесь, если я велю вам освободить помещение.

– Вы не сделаете этого.

– О? И почему же?

– Помните нашу первую встречу? Когда я приходила на интервью насчет работы?

– Конечно.

– Помните, когда я сообщила, что пишу для «Отныне и впредь», вы выложили мне, что смотрите сериал с двадцати лет и не пропустили ни одной серии?

– Выложила? Не уверена, что я… Хорошо. Да. Помню.

– Ну так вот: если вы оставите меня на этой работе, в Убежище, я устрою для вас посещение съемочной площадки. Вы посмотрите, как идут съемки, познакомитесь с актерами.

Мелинда молчала, но дыхание ее заметно участилось.

– У меня такое чувство, будто меня шантажируют, – сказала она наконец.

– И, тем не менее, мне достаточно позвонить, и вы окажетесь за кулисами вашей любимой «мыльной оперы».

– То есть я смогу пообщаться с Холдепом Холси, в частности? Точнее, с тем британским актером, который играет Холдена Холси?

– Именно об этом я и толкую. Мелинда вздохнула:

– А если члены попечительского совета Исторического общества выступят против того, чтобы вы оставались на этой работе?

– Вы ведь босс, Мелинда, Я верю в ваш дар убеждения.

Следующим неотложным делом был звонок маме. Я хотела узнать, как она отнеслась к тому, что ее имя треплют в газетах.

– Как там, соседи еще не пикетируют твой дом? – полушутя спросила я.

– Нет, дорогая. Мои друзья оказывают мне большую поддержку.

– Приятно слышать. Ты нормально себя чувствуешь? Никаких болей в груди?

– Никаких. По правде говоря, все эти события взбодрили меня. Естественно, я огорчена тем, что произошло с доктором Гиршоном. Меня злит, что полиция обвиняет моих девочек в преступлении. Но как ни странно, из-за этого убийства я позабыла о собственных проблемах и перестала пугаться, когда что-то побаливает.

– Это здорово, мам! Возможно, ты даже вскоре снова вернешься к работе мирового судьи.

– У меня не будет времени.

– Это почему же? – удивилась я.

– Потому что я буду помогать тебе оказывать помощь полиции в расследовании убийства, – преспокойно заявила она. – Я уже давненько живу в этом городе и знаю многих болтунов. В прошлом я не обращала внимания на их сплетни, но, видно, пора начать прислушиваться.

Болтуны. Сплетники. Я вдруг вспомнила Хелен. Ну и где же она находилась, когда мне действительно понадобился трепач?

– Я стремлюсь защитить тебя, мам. Думаю, тебе лучше держаться подальше от этого бедлама.

– Ты не слушаешь меня, Дебора. Этот «бедлам» отвлек меня от моего инфаркта. Я больше не чувствую себя инвалидом-сердечником.

Поговорив с мамой, я села и составила список возможных подозреваемых в убийстве Джеффри.

Первой шла Вики, медсестра из отделения интенсивной терапии, ссорившаяся с Джеффри в баре «Праунброкера». Она отлично заботилась о маме и за те два дня, что мы общались в госпитале, показалась мне милой и разумной девушкой. Мне претила мысль, что Вики способна на убийство. Но она все же швырнула салфетку Джеффри в физиономию, что, по-моему, указывает на недостаток выдержки. Так что я написала ее имя, поклявшись выяснить побольше о ее отношениях с покойным.

Затем шла Джоан, кабинетная сестра Джеффри. Это она сообщила мне, что проработала с ним десять лет кряду. Она же заявила, что у доктора взрывной характер. В это мне было трудновато поверить, поскольку Джеффри всегда казался милым и ласковым. Но еще больше озадачил меня ответ Джоан, когда я усомнилась в ее словах. Характер у него был отвратительный, «но у этой работы есть другие преимущества», сообщила она. Какие же? – размышляла я теперь. Деньги? Джеффри платил ей больше, чем обычно платят доктора работающим у них медсестрам? Платил так много, что Джоан мирилась с его частыми и, возможно, сильными приступами ярости? Или она имела в виду что-то другое? Компенсацию романтического или сексуального плана? Джоан не слишком привлекательна и вряд ли может сойти за роковую женщину, с ее-то пухленькой фигурой рожавшей женщины и несколькими подбородками. Но откуда мне знать, на что падки мужчины? А что, если они с Джеффри были любовниками либо до, либо после его женитьбы? Или когда он был еще женат…

Кстати, о женитьбе. Я быстро добавила в список Франсину Финк-Гиршон. По словам Джоан, бывшая жена Джеффри, помешанная на обуви и сумочках, вроде бы «разорила» его своими покупками и продолжала тянуть из него деньги. Злило ли Франсину, что Джеффри по-прежнему живет припеваючи в Сьюел-Пойнте, тогда как она «прозябает» в каком-то кондоминиуме Аспена, бедолага? Злилась ли она на Джеффри за то, что он не желал увеличить ей алименты? Злилась ли так, чтобы сесть в самолет до Флориды и пристрелить его? Вполне возможно, что у нее все еще есть ключ от дома, чем и объясняется отсутствие следов взлома. Но если его убила Франсина, то теперь ей уже не вытянуть из него деньги. Конечно, если она не обнаружила, что он забыл изменить завещание и она по-прежнему остается его единственной наследницей.

Я отложила ручку и попыталась подобрать еще подозреваемых, заставляя себя мыслить творчески, как при написании очередной порции еженедельных поэпизодников для сериала. «А что будет, если они поступят вот так? Или эдак?» Задавалась вопросом я и о действиях персонажей «мыльной оперы».

«Думай, Дебора, – подстегнула я себя, представив сцену в кабинете Джеффри, его неподвижное, обмякшее, безжизненное тело. – Сообрази, кто бы мог это сотворить. Кто?»

Может, один из шестидесяти докторов – коллег Джеффри по практике, прикинулая, записав эту мысль в блокнот. Вдруг кто-то из них имел на него зуб – профессиональная зависть или что-то в этом роде.

Или убийца – недовольный пациент. Кто-то, кому Джеффри вместо язвы диагностировал ангину.

Нет, врачом Джеффри был отличным. И моя мама – тому доказательство.

Я еще поразмыслила над этим вариантом, пытаясь вспомнить, попадался ли мне в городе хоть один человек, не входивший в Фан-клуб доктора Гиршона, кто отозвался бы о нем негативно, хотя бы вскользь.

И тут меня осенило: Рэй Скалли, глава департамента охраны зданий округа Мартин, мистер Я-Не-Разно-рабочий.

Мы с Рэем стояли на кухне, речь зашла об инфаркте моей мамы, и Рэй спросил, кто ее лечащий врач. Я ответила, что маму лечит доктор Джеффри Гиршон. Рэй обозвал его сукиным сыном, предупредил, чтобы я держала маму подальше от него, но не объяснил почему.

Способен ли Рэй Скалли убить? Неужели он питал такую неприязнь к Джеффри, что покончил с ним? Мог Рэй прийти к Джеффри Гиршону в среду вечером, до нашего с Шэрон появления, открыть дверь с помощью одного из своих инструментов и всадить единственную пулю в сердце доктора?

Вполне, решила я и внесла Рэя в список подозреваемых – на первую строку. Я дописывала букву «и» в фамилии «Скалли» и мечтала снова увидеть Рэя, чтобы расспросить его о взаимоотношениях с Джеффри, когда услышала на улице шаги. Я застыла, испугавшись, что неожиданный визитер – либо репортер, вынюхивающий сенсацию, либо коп с ордером на обыск. И тут в дверь постучали.

– Эй, Дебора! Вы дома? – раздался мужской голос.

– Кто там? – взвизгнула я, не узнавая свой голос.

– Рэй Скалли. Местный вариант Боба Вильи.

«Будь осторожна в своих желаниях», – подумала я, схватив блокнот и спрятав его в ящик кухонного стола.

– Сейчас. – Я поспешила к двери, чтобы впустить Рэя в дом.

Глава 12

– Рэй! Какой приятный сюрприз! – воскликнула я, стараясь говорить беспечно. – Я как раз о вас думала.

– Почему? Снова туалет забастовал? – вопросил он, проходя мимо меня и направляясь на кухню.

– Нет, с туалетом все в порядке. Я думала о вас в совсем другой связи.

– Да? – удивился он. – И какой же?

– Всего лишь в связи с Убежищем, – солгала я. – Лучше скажите, зачем вы пришли?

– Справедливо, раз уж я ввалился без предварительного звонка. По правде говоря, я пришел по двум причинам. Первая: я слышал о смерти Гиршона и вспомнил, что вы с ним друзья. Хотел выразить вам соболезнования.

– Соболезнования? – скептически хмыкнула я.

– Совершенно верно.

– Вы видели меня только один раз, Рэй, и наша встреча продлилась минут двадцать. Более того, вы предупредили меня, чтобы я держала маму подальше от Джеффри, и даже назвали его сукиным сыном. Так что назовите сразу вторую причину, ладно?

– Вторая причина такова, – улыбнулся он. – В сегодняшних газетах пишут, что вы с сестрой находились в доме Гиршона, когда копы обнаружили тело. Должно быть, они дали вам прикурить вчера ночью в офисе шерифа. И я подумал, что стоит зайти узнать, как вы.

Тут я растерялась. Либо Рэй – славный малый, искренне желающий стать моим другом, либо он убил Джеффри и пришел, чтобы выудить у меня информацию.

«Единственный способ разобраться с этим – выудить информацию у него», – решила я.

– Давайте устроимся на лоджии и поболтаем, – предложила я. – Конечно, если вы не заняты спасением здания округа от гнили.

На лоджии стояла тяжелая настольная лампа. И я подумала, что если Рэй – убийца и внезапно нападет на меня, я тресну его этой лампой по башке.

– Я не занят, – ответил он. – Сейчас половина шестого. На сегодня я все закончил.

Класс! Полно времени, чтобы выжать из него признание. Кому нужен этот скользкий Барри Шиллер, когда я вот-вот сниму нас с Шэрон с крючка?

– Хотите поговорить о том, что случилось в доме Гиршона? – спросил Рэй, как только мы расположились на лоджии. – Понимаю, это весьма непростая тема, а мы с вами едва знакомы, но вы в городе совсем недавно, а я – хороший слушатель, так что можете использовать меня вместо жилетки, если угодно.

– Это очень мудро, то есть мило, с вашей стороны, Рэй. – Я заподозрила, что высказывание насчет жилетки скорее всего хитрость: хочет вызнать у меня, как продвигается полицейское расследование. – Но признаться, я предпочла бы поговорить о вас. Это отвлечет меня от моральной травмы. – Я прижала руку ко лбу. Ради пущей театральности.

– Эй, я все понимаю. И что вы желали бы узнать о простом деревенском парне?

– Как насчет биографии? Вкратце? В стиле «заметки о жизни Рэя Скалли»?

– Ну, живу я на Семинола-стрит, в доме, построенном в 1925 году и полностью отреставрированном вашим покорным слугой.

– Впечатляет. Вы родились и выросли здесь?

– Угу. Я настоящий абориген. Таких лишь горстка осталась, хотите – верьте, хотите – нет. Конечно, мы тут растворились среди «снегирей», но нас можно распознать, если приглядеться повнимательней.

– Ваши родители тоже родились здесь?

– Во Флориде, но не в Стюарте. Они приехали сюда после свадьбы, когда отец открыл свою первую лавку чуть к северу отсюда, в порту Святой Люсии.

– Первую лавку?

– Ага. Он владел сетью скобяных лавок на юге Флориды. И заработал кучу денег. К счастью, отец был умным инвестором и сохранил деньги, даже когда некий национальный поставщик скобяных изделий – вы знаете, о ком речь, – вытеснил его и большую часть семейных лавочек из бизнеса.

– Значит, ваш отец на пенсии?

– Нет, он умер. Мои родители умерли.

– Мне очень жаль.

– Спасибо. Однако в этом мире я не одинок. Мой старший брат живет в Палм-Бич-Гарденс, на Балоленайлз, в квартале для звезд с полями для гольфа. Его зовут Даг. Впрочем, он предпочитает, чтобы его называли Дуглас.

Я улыбнулась, уловив знакомые интонации. Уж братскую ревность я способна распознать где угодно.

– И чем Даг занимается?

– Он – тот самый Дуглас, который «Мужская одежда от Дугласа». Владеет шестью магазинами, от Майами до Юпитера.

– Похоже, он пошел по отцовским стопам, крупный бизнесмен. А как вас угораздило стать экспертом по историческим зданиям?

– То есть как я стал паршивой овцой в семействе?

– Вы так себя воспринимаете?

– Только в том смысле, что в отличие от братца я вкалываю на округ, не зарабатываю кучу денег и не играю в гольф.

– Никакого гольфа? – Я изобразила ужас.

– Не-а. Я. фанатик «Аллигаторов».

– Прошу прощения?

– «Аллигаторов». Футбольной команды моей альма-матер, университета Флориды.

– А, ясно. Вы говорили, что учились там.

– И с тех пор прикипел к «Аллигаторам». Университетский футбол неким образом входит в вашу плоть и кровь, ну, по крайней мере в моем случае.

Я кивнула, переваривая услышанное. Конечно, биография Рэя – штука интересная, но мне необходимо поскорее добраться до настоящего: до причины его ненависти к Джеффри и местонахождения в ночь убийства. Вопрос в том, как к этому подобраться?

– По-моему, Джеффри Гиршон тоже был болельщиком «Аллигаторов», – сымпровизировала я. – Вы благодаря этому познакомились? Сидели рядом в местном спортивном баре как-то вечером и орали «Даешь, «Аллигаторы!».

Лицо Рэя потемнело.

– Я познакомился с Джеффри Гиршоном в реанимационной палате мемориального госпиталя Мартина.

– Правда? У вас проблемы с сердцем?

– Не у меня. У моей жены.

Его жены. Значит, существует миссис Скалли. Проводи этот допрос Шэрон, уж эту деталь она бы выяснила в первую очередь.

– Послушайте, – сказал Рэй, – этот малый помог вашей маме, и вы с вашей сестрой дружили с ним, поэтому вы вряд ли хотите услышать, почему я…

– Нет, – прервала его я. – Хочу.

– Уверены?

– Вполне.

Он прокашлялся.

– Мы с женой пытались завести детей с самой свадьбы. – Рэй заговорил медленнее. – Шесть лет назад она наконец забеременела.

Он вдруг замолчал.

– В чем дело?

Рэй поднялся со стула.

– Глупость это, Дебора. Мне не следует вам все это выкладывать. У вас и так полно проблем. И дело не только в этом. Мы с вами действительно почти незнакомы.

– Да, но надо же с чего-то начинать, верно? Я – смотритель Убежища, вы – инспектор. Нам придется постоянно сотрудничать. Почему бы нам немного не пооткровенничать друг с другом?

– Что-то от вас откровенностей я пока не слышал.

– Потому что мы начали с вас. Потом придет мой черед. А теперь рассказывайте дальше. Ваша жена забеременела. И что произошло потом?

Рэй снова уселся.

– Беременность протекала нормально. Мы готовились к новой жизни, уже с малышом. У нее начались схватки. Как мы и планировали, я отвез ее в госпиталь. Пришел акушер. И все шло хорошо, вполне нормально. А потом внезапно, совершенно неожиданно, у нее случился инфаркт. Бах! У совершенно здоровой – как мы думали – молодой тридцатишестилетней женщины. Дежурным кардиологом в ту ночь был ваш приятель Гиршон. Вот откуда я его знаю и почему презираю. Если вкратце, то он не смог спасти мою жену, это усложнило появление на свет моего ребенка и в результате умерли оба. И моя жена, и мой ребенок.

Я потеряла дар речи. Сидящий напротив меня мужчина в одночасье лишился и жены, и ребенка. Должно быть, весь его мир рухнул. А у кого бы не рухнул? Но виноват ли Джеффри в смерти его близких? Могли Рэй убить Джеффри из мести? Если это так, то почему он выжидал шесть лет?

– В госпитале провели тщательное расследование, – продолжил он. – Они там классные специалисты. Никаких попыток спрятать концы. Никаких уверток. Оказалось, что у Бет – так звали мою жену – был врожденный порок сердца, который прежде не определили. И роды спровоцировали инфаркт. С Гиршона сняли все обвинения в небрежности.

– Тогда откуда такая злость и неприязнь к нему? – спросила я. – Когда в прошлый раз речь зашла о нем, вы…

– А вы бы не злились на него, не испытывали бы неприязни? – оборвал меня Рэй. – Я не дурак. И отлично понимаю – умом, во всяком случае, – что скорее всего Гиршон ничего не мог сделать, не мог спасти мою жену и ребенка. Но это он там был. И именно он сказал: «Ваша жена не выкарабкалась». Это он там был. Откуда мне знать, может, какой-то другой кардиолог нашел бы способ исправить положение? Откуда мне знать, что, распорядись судьба иначе и не дежурь в ту ночь Гиршон, все повернулось бы по-другому?

– Вы этого не знаете, – мягко заметила я, глядя на пролив. Солнце уже начало спускаться в воду. – Откуда вам знать?

И как, скажите мне, продолжать мое маленькое следствие после этой трагической истории? Я прикинула, не жестоко ли при сложившейся ситуации поинтересоваться у Рэя насчет его алиби.

Но все же мне совсем не улыбалось отправляться в тюрьму за преступление, которого я не совершала.

Я уже собралась спросить Рэя о ночи убийства, как вдруг он сам обрушил на меня поток сведений:

– Должно быть, трудно поверить тому, что я вам рассказал, но, когда прошлой ночью в «Черный Марлин» пришел коп и сообщил всем присутствующим в баре, что Гиршона убили, мне стало жаль его. Жаль! Словно с его смертью мне стало некого винить, не осталось повода цепляться за прошлое. Я вдруг ощутил, себя совершенно опустошенным, будто из меня весь воздух выпустили. Возможно, именно поэтому я здесь, Дебора. Мне нужно было поговорить с кем-то, кто знал этого малого.

– Ну конечно, – ласково проговорила я. – И я рада, что вы выбрали для этого меня. Не возражаете, если я вернусь чуть назад? «Черный Марлин» – это ресторан в нижней части Стюарта, да?

– Да. Рядом с «Эшли», на Оцеола-стрит.

– И вы говорите, что были там прошлой ночью?

– А почему бы и нет? У меня было свидание. И я решил отвести ее туда. А что вам не нравится?

Значит, Рэй снова ходит на свидания. Что в этом такого, через шесть-то лет?

– Мне просто любопытно, – сказала я. – Никогда не была в «Черном Марлине». Значит, вы с вашей дамой там ужинали?

– Ага. Жареный люциан. Жареная картошка. Какое-то фруктовое месиво, от которого я не в восторге. Ну а теперь скажите, почему вдруг вас так заинтересовал мой ужин в «Черном Марлине», когда я буквально только что я вывернул душу, рассказывая о жене и ребенке?

Рэй серьезно разозлился на меня. Я покосилась на лампу. На всякий случай.

– Простите, я проявила бестактность. Спишите это на недостаток сна.

Должно быть, мои слова прозвучали не очень убедительно, поскольку Рэй сердито взглянул на меня. Губы его сжались в узкую полоску. А потом он мне выдал:

– По-моему, я понял.

– Поняли что?

– Почему вас так заинтересовал я сам и мой ужин.

Вы размышляли, не я ли убил Гиршона из-за того, что наговорил о нем в прошлый раз. Вы хотите знать, есть ли у меня алиби.

Я пожала плечами. Ну, коль уж поймали…

– Это приходило мне в голову. Так застрелите меня. – Я прикусила язык, сразу пожалев о последних словах.

– Ладно. К вашему сведению, у меня есть алиби – гневно бросил он. – С семи часов примерно до половины двенадцатого я был с Уиллоу[1] Дженсон.

– Вы и в самом деле встречаетесь с женщиной по имени Уиллоу? – спросила я.

– Она говорит, это детское прозвище. Потому что она всегда была тонкой и гибкой. l Как мило с ее стороны, подумала я, мысленно поморщившись.

– Послушайте, Рэй. Полиция думает, что я замешана в убийстве Джеффри. И я кровно заинтересована в том, чтобы найти настоящего убийцу, поэтому простите меня за излишнюю подозрительность к окружающим. Особенно к человеку, негативно отзывавшемуся о Джеффри. Приношу свои извинения, Рэй.

Его взгляд постепенно смягчился.

– Извинения приняты.

– Благодарю вас. – Я мысленно вычеркнула Рэя Скалли из списка подозреваемых. Пока. То есть, в принципе, он мог прикончить Джеффри до того, как отправился с Уиллоу на ужин. – Так как вам нравится нынешняя погода?

– Погода просто класс, – улыбнулся он. – А теперь, кажется, настал мой черед задать вам парочку вопросов. Что вы с вашей сестрой делали в доме Гиршона прошлой ночью?

Вздохнув, я выложила Рэю всю историю.

– Я никоим образом не была в него влюблена, – сказала я в заключение. – Думаю, меня потянуло к нему, поскольку я боялась потерять маму, а Гиршон был уверен в хорошем прогнозе. К тому же он несколько напоминает мне папу, который тоже был доктором. И моей сестре Гиршон нравился, и это подлило масла в огонь, так как мы вечно соперничали. Ну и еще мне было одиноко.

– Не сомневаюсь. В другой город всегда тяжело переезжать. Эта часть мира по сравнению с Нью-Йорком вообще должна казаться другой планетой.

Я рассмеялась над попыткой южанина произнести «Нью-Йорк» с нью-йоркским акцентом.

– Здесь и впрямь все другое, но я созрела для перемен, – сообщила я. – А вот к чему я не готова, так это к убийству. Больше всего меня тревожит то, что мы с сестрой скорее всего появились там лишь па пару часов позже убийцы. Это в лучшем случае.

– Почему вы так решили?

– Я, конечно, не эксперт-криминалист, но, работая сценаристом в сериале «Отныне и впредь», я написала достаточно сцен с трупами, чтобы усвоить кое-что насчет бледности кожи, трупного окоченения и всего прочего. Прошлой ночью я стояла на коленях возле трупа Джеффри и готова заверить вас, что кровищи там было море, но никакой бледности кожи или окоченения. Нет, Джеффри был мертвее мертвого, но недолго. Кто-то пристрелил его и ушел, а потом на сцене появились мы с Шэрон. Слишком поглощенные грызней возле двери Джеффри, мы не замечали ничего вокруг.

– Вы упоминали о соперничестве. Не ладите с сестрой?

– Это мягко сказано. А тут еще на ее горизонте возник лощеный адвокат. Одному Богу известно, что он ей насоветует.

– А вы не наняли адвоката?

Я покачала головой:

– Я не виновата. Адвокат мне не нужен. К тому же я намерена сама прищучить убийцу.

Я ожидала, не скажет ли Рэй, что я спятила, но он не сказал.

– Полагаю, это не очень сложно, – заметил Рэй. – Сьюел-Пойнт – что-то вроде Пейтон-Плейса. Все всё обо всех знают, и никто не стесняется делиться своими сведениями. Даже те, кто не живет в Сьюел-Пойнте, сплетничают о том, что здесь происходит. Так что вы вполне можете «сами прищучить убийцу».

– Спасибо за вотум доверия.

– Не за что. Проголодались?

– Что?

– Есть хотите, спрашиваю? Уже время ужина.

– Ой. Вообще-то да.

Рэй кивнул:

– Значит, пойдем в «Черный Марлин». Поскольку вас так интересовало это место.

– Извините меня за все это, – улыбнулась я. Мне хотелось с ним помириться. – И мне очень жаль вашу жену и малыша, Рэй. Надеюсь, вы верите.

Рэй кивнул и сказал:

– Пошли подкрепимся. – Он помог мне подняться.

– Свидания с Уиллоу сегодня вечером не предвидится? – осведомилась я.

– Не-а, – ответил он, но развивать тему не стал.

Глава 13

Я несколько погорячилась, согласившись пойти поужинать в ресторан, то есть появиться на публике. Нет, в газетах наши с Шэрон фото не публиковали, но, по моим ощущениям, с тем же успехом могли это сделать. Сам факт, что мое имя появилось в прессе в связи с убийством известного в этих местах доктора, вызывал у меня ощущение уязвимости; мне казалось, будто все пялятся и указывают на меня, думая: «Вот она, убийца! Она убила его! Линчевать ее!»

Поэтому, прежде чем войти в «Черный Марлин», я зачесала волосы вперед так, что они почти закрыли мне лицо.

– Чем это вы занимаетесь? – спросил Рэй, пока мы стояли на улице.

– Ничем.

– Вы пытаетесь спрятаться за волосами, – настаивал он. – Либо так, либо нынче в Нью-Йорке модно выглядеть как невеста Франкенштейна.

– Ладно-ладно. Я пыталась спрятаться. Меня охватила паника при мысли, что все в ресторане начнут судачить обо мне.

– Если вы не приведете волосы в порядок, они и впрямь будут судачить. Важно лишь то, что вы ни в чем не виноваты, Дебора. Какое вам дело, что скажет о вас кучка чужаков?

Я поправила прическу, благодарная Рэю за выволочку.

– Вообще-то это о вас они скорее всего начнут судачить. Два вечера подряд в «Черном Марлине», и каждый раз с разными женщинами. Только представьте!

– Да уж. Я такой. Известный бабник, – удрученно отозвался Рэй.

– Вам понравилось свидание с Уиллоу прошлым вечером?

– Не очень. Его устроил мой коллега. Он постоянно этим занимается, правда, обычно с куда лучшими результатами.

– Значит, вы часто встречаетесь с женщинами. Я почему-то думала, что со светской жизнью здесь туго, поскольку большинство местных жителей либо давно женаты, либо в возрасте моей мамы.

– Действительно, туго, но я мужчина. Мы тут нарасхват. Особенно если носим тугие джинсы и рабочий пояс плотника.

– Это правда? – лукаво спросила я.

– Конечно. Думаю, это как-то связано с молотком, рулеткой и кошелем с гвоздями, которые мы носим с собой. Очень мужественно.

Я рассмеялась, отлично понимая, что он вешает мне лапшу на уши.

– Ну что ж, значит, благодаря вам я здесь не соскучусь. Правда, себя я на свиданиях слабо представляю, пока на мне висит убийство Джеффри.

– На вашем месте я бы не был так уверен в этом. Может, мой приятель вас тоже внесет в свой список свиданий.

– Ага, и мы устроим двойное свидание.

Я улыбнулась, подумав, что Рэй правильно сделал, вытащив меня на ужин. Он молодец, раз возится с едва знакомым человеком – если, конечно, его помыслы чисты.

* * *
«Черный Марлин» оказался уютным местечком, оформленным в морском стиле, с отличным баром и вполне приличным выбором закусок. Здесь царил полумрак. К моему глубочайшему облегчению, никто на меня не пялился, не указывал пальцем и не осыпал обвинениями, когда мы уселись у стойки. Рэя же, напротив, некоторые из посетителей узнали, включая Кимми, официантку, чмокнувшую его в щеку, а затем протянувшую нам меню.

– Похоже, вы тут постоянный клиент, – заметила я.

– Я частенько захожу сюда после работы, – ответил он. – У них над баром висит телевизор, как вы заметили, так что, когда показывают спортивные программы и играют «Аллигаторы»

– То вы здесь, – закончила я.

– А как же!

Заказав налитки и ужин, мы продолжили разговор. Рэй расспрашивал меня о работе на телевидении, я интересовалась его работой. Мы также затронули тему взаимоотношений Рэя с отцом и братом, и моих – с мамой и сестрой. Я вдруг поняла, что для меня в новинку так вот сидеть и разговаривать с едва знакомым мужчиной, на которого не «запала» и с которым не собираюсь заниматься сексом. Рэй не отшатнулся от меня в ужасе из-за того, что предыдущую ночь я провела в полицейском участке, и это свидетельствовало в его пользу.

Время от времени тема убийства нет-нет да всплывала. Как я уже упоминала, в Сьюел-Пойнте до этого отродясь никаких убийств не случалось, поэтому о Джеффри судачил весь город. Например, люди, сидевшие за стойкой рядом со мной, только об этом и говорили. «Возможно, это сделал наркоман. Или оскорбленная женщина. Может, то. Может, сё».

– Думаю, мне пора домой, – сказала я, когда Рэй предложил заказать еще по чашечке кофе. – Я почти не спала и мечтаю заползти в кровать и уснуть под баюкающий шелест океана.

– Неплохой план. – Рэй знаком попросил Кимми принести счет, тут же положенный перед ним. Рэй взглянул в него и протянул мне. – Наверное мы оплатим его пополам. Ваша половина – двадцать пять долларов.

– О, конечно. – Я полезла в сумочку, радуясь, что Рэй тоже не считает совместно проведенный вечер свиданием.

Он отвез меня в коттедж. Там мы несколько минут постояли у дверей, беседуя и наслаждаясь видом.

– Что вы намерены делать дальше? – спросил Рэй, имея в виду мое расследование.

– Собираюсь потолковать с одной медсестрой в госпитале.

– Это с которой? Может, я с ней знаком.

– Ее зовут Вики, она работает в отделении интенсивной терапии.

– Не знаю такой. Извините.

– Ну а Джеффри знал. На днях он поссорился с ней и вот теперь мертв.

– А полиции вы об этом рассказали?

– Пыталась, только детектива Гилби не больно интересовали мои теории. Но я не намерена сдаваться. К тому же он предложил мне в любой момент заглянуть к нему, если я что-то выясню. Именно так я и хочу поступить.

– Молодчина! – Рэй потрепал меня по плечу.

– Полагаю, вам завтра рано вставать. – Мне вдруг стало как-то неловко. Я поняла, что не знаю, как прощаться с этим человеком. Он не поклонник, не коллега по работе, а просто любезен со мной. К тому же вполне может оказаться убийцей.

– Это вам надо поспать. И мне следует предоставить вам такую возможность.

– Да, мне надо поспать.

– Хорошо. Тогда спокойной ночи.

– Спокойно ночи, Рэй. Я чудесно провела вечер.

– Я тоже. Надо будет как-нибудь повторить. Только свистните.

– Непременно.

– Буду ждать.

Боже, на это следовало посмотреть! Мы стояли в нескольких дюймах друг от друга, держа руки по швам, как парочка благовоспитанных придурков, и обмениваясь банальными фразами.

«Ну почему это всегда так неловко?» – спросила я себя. Проведя вечер с моей подругой Хелен, мы всегда на прощание чмокали друг друга в щечку, и дело с концом. А сейчас, с Рэем, меня вдруг охватил паралич.

Он ничем не отличается от Хелен, наконец решила я. Наклонившись, я чмокнула его в щеку и вошла в дом.


На следующее утро, едва я успела завершить ежедневный обход Убежища и сувенирной лавки на предмет обнаружения неполадок (осуществляемая дважды в день рутина входила в круг обязанностей смотрителя), как появился детектив Гилби сотоварищи и ордером на обыск. Они перерыли мои вещи в поисках орудия убийства, но единственной их находкой оказался деревянный молоток.

– А это вам зачем? – подозрительно спросил Гилби.

Я напомнила ему, что недавно приехала из Нью-Йорка, где иногда делала пробежку в Центральном парке. И растолковала, что если бегаешь там, то непременно берешь с собой либо деревянный молоток, либо питбуля. Я предпочитала молоток.

Не обнаружив искомого пистолета, копы отправились к маме. Я опасалась, что вызванный их визитом стресс спровоцирует у нее сердечный приступ, она схватится за сердце и рухнет на землю. Все это произойдет по моей вине. Моей и Шэрон. Но мама вполне жизнерадостно чирикала, пересказывая мне в лицах визит полицейских.

– Я заявила им, что они занимаются ерундой, обвиняя моих девочек в каком бы то ни было правонарушении, – сообщила она. – А потом предложила им кофе и крекеры с низким содержанием холестерина.

Шэрон не пришла в восторг, когда обыскивали ее «Макжилище» в Бока. Едва копы нарисовались в дверях, она тут же вызвала Барри Шиллера, и тот немедленно примчался, чтобы проследить за действиями полиции.

– Он полностью занят моей защитой? – сказала Шэрон. – Я могу обращаться к нему в любое время дня и ночи.

Не удержавшись, я поинтересовалась: доступна ли она для него в любое время дня и ночи? Шэрон швырнула трубку.

Мелинда позвонила почти сразу после ухода копов из коттеджа.

– Историческое общество приняло решение? – спросила я.

– Да. Вы остаетесь смотрителем. После довольно жаркой дискуссии попечительский совет принял решение, что никто не может быть признан виновным, пока вина не доказана.

– Рада за них. Ну а вы как, готовы лететь в Нью-Йорк на съемки сериала?

– Чем скорее, тем лучше! – Ее обычная чопорность сменилась безудержным энтузиазмом.

– Тода я созвонюсь с моей подругой Хелен и все устрою.

Я приняла душ, переоделась и, поскольку полиция конфисковала мой «понтиак», вызвала такси. Выходя из коттеджа, я налетела на Фреда Зимски, восьмидесятилетнего добровольца. Я ожидала, что он проигнорирует меня, учитывая ситуацию, но дедок подскочил ко мне и крепко обнял.

– Если этого доктора пристукнул такой милый человек, как вы, Дебби, значит, он того заслуживал. – Фред погладил меня по спине.

– Спасибо, Фред, но я никого не убивала, – ответила я, чувствуя, что он не имеет в виду ничего плохого. – Доктор Гиршон был уже мертв, когда мы с сестрой пришли к нему домой.

– Я сказал, что он того заслуживал, – повторил Фред.

– Почему?

– Так говорят. Доходили до меня кое-какие слухи. Приехало такси. Я уже торопилась.

– Вам известно что-то о докторе Гиршоне, Фред? Что-то, связанное с этим делом? Он кивнул.

– Вы мне расскажете? –Мне страстно хотелось ускорить беседу.

– Ладно, – согласился Фред. – Но это нечто ужасное. Возможно, самое плохое, что можно сказать о человеке.

– Да?

Он придвинулся поближе ко мне.

– Доктор почти никогда не навещал свою мать.

– Это и впрямь ужасно, – согласилась я. Хотя это вовсе не то «ужасное», что я надеялась услышать. – Вообще-то я даже и не знала, что у доктора Гиршона здесь живет мать.

– Его мать – Минни Гиршон. Перед смертью она жила в том же пансионате, что и моя жена.

– Значит, вы там познакомились с доктором Гиршоном? В пансионате для престарелых?

– Нет. В том-то и дело. Я ни разу его там не видел, потому что он там не появлялся. Если хотите знать мое мнение, то сын, ни разу не навестивший несчастную больную мать, – мерзавец.

Образ Джеффри как невнимательного, забросившего мать сына совершенно не совпадает с тем образом, что сложился у большинства знавших его людей, подумала я. Образом душевного заботливого целителя, щедрого филантропа и рубахи-парня.

Конечно, я-то знала, по тому, как Джеффри Гиршон поступил со мной и Шэрон, что он вовсе не был душевным человеком. Судя по тому, как он пытался стравить нас с сестрой, ему было глубоко плевать на чувства других людей. Вопрос лишь вот в чем: насколько наплевать и на чьи чувства?

Я не позвонила предварительно в госпиталь, чтобы выяснить, работает ли сегодня Вики. Я боялась спугнуть ее, опасалась, что она откажется со мной разговаривать. Поэтому я рискнула, доехала на такси до больницы и направилась в отделение интенсивной терапии.

– Чем могу помочь? – едва завидев меня, спросила старшая медсестра.

– Привет! Не скажете, работает ли сегодня Вики? – Я пожалела, что не знаю фамилии Вики, вдруг тут две Вики? – Она недавно ухаживала за моей матерью, и я хотела поблагодарить ее.

К счастью, старшая медсестра была так занята, что не только не узнала меня, но и не стала приставать ко мне с вопросами о маме, ее самочувствии и о том, почему мы с сестрой оказались в доме доктора Гиршона, когда он склеил ласты. Она лишь сказала:

– Вики вон там, – и указала на одну из палат. – С только что доставленным пациентом.

– Отлично. Подожду возле палаты. – Я на цыпочках прокралась по коридору.

Вскоре из палаты появилась Вики. При виде меня ее глаза расширились, и она попятилась.

– Подождите! Пожалуйста! – шепотом попросила я. – Я не убивала Джеффри. Честно.

– Что вы тут делаете? – Судя по всему, мое заявление о невиновности ничуть не убедило Вики.

– Не найдется ли у вас пары минут поговорить со мной? Я знаю, вы были знакомы с Джеффри…

– Конечно, я была знакома с доктором Гиршоном! – с вызовом ответила она. – Мы вместе работали.

– Вы знали Джеффри, – твердо повторила я. – Мы с сестрой однажды вечером видели вас с ним в «Праунброкере», вы ссорились. Поскольку я кровно заинтересована выяснить, что привело его к смерти, мне бы хотелось узнать подробнее о ваших отношениях. Или вы предпочитаете отвечать на вопросы кого-нибудь из офиса шерифа?

Вики побледнела. При ближайшем рассмотрении она оказалась очень миленькой. Лет тридцати, земляничная блондинка с зелеными глазами, чуть полноватая, но при этом прекрасно сложена. Несложно представить, что Вики пробудила интерес Джеффри. Или любого другого мужчины.

– У меня скоро перерыв, – наконец сказала она. – Давайте встретимся через пять минут в зале для посетителей.

– Я надеялась, мы друг друга поймем, – ответила я тоном громилы, старающегося выглядеть симпатягой.

По словам Вики, фамилия которой оказалась Уолтерс, у них с Джеффри была, как она выразилась, короткая связь.

– Насколько короткая?

– Три месяца.

– А сотрудники госпиталя знали об этом?

– Наверное, хотя мы не афишировали наши отношения.

– Почему?

– Идея Джеффри. – Вики пожала плечами. – Я убеждала его, что мы оба – взрослые одинокие люди, и в наших отношениях нет ничего недостойного. Но он почел за лучшее, чтобы нас не видели на публике, поскольку мы вместе работаем. Джеффри говорил: «Нам нужно время, чтобы выяснить, насколько это серьезно. И если наши отношения окажутся серьезными, то прокричим об этом с крыши».

– Кстати, о криках. Раз уж Джеффри так хотел сохранить ваши отношения в тайне, то что вы делали в «Праунброкере», где орали друг на друга почти на виду у всего города?

Глаза Вики наполнились слезами.

– Это был мой день рождения. Я попросила Джеффри пойти куда-нибудь поужинать. Один разок. Мне надоело прятаться по углам. Вы ведь меня понимаете, да?

– Конечно.

– Ну, он согласился отвести меня куда-нибудь, но это не привело его в восторг. Мы пошли в «Праунброкер», потому что это возле дома Джеффри. За ужином он со мной практически не разговаривал. Когда я предложила выпить по бокалу шампанского в баре, он согласился, но тоже неохотно. Потом Джеффри сказал гадость, я ответила тем же, но не сдержалась и начала на него орать. Я сказала: «Сегодня – день моего рождения, а ты ведешь себя так, будто я невидимка!» И спросила, может, ему стыдно появляться на публике со мной после тех светских львиц, с которыми он привык встречаться.

– Светскими львицами?

– Ну, местный вариант светских львиц. После развода Джеффри встречался со многими из них.

Я сделала мысленную пометку: выяснить насчет Джеффри и светских львиц.

– Вы – дипломированная медсестра, Вики, работаете в очень известной больнице. Вы – красивая умная женщина. Почему кому-то может быть стыдно появляться с вами на публике?

– Не знаю, но Джеффри своим поведением вынудил меня ощутить это. Он хотел одного – трахаться. Будто я была его шлюхой, тогда как мечтала стать его женой.

– Вы хотели стать его женой? – Интересно, Вики так же, как и Шэрон, теряет рассудок, когда речь заходит о коллекционировании мужей? Еще одной коллекционерки мне и не хватало!

– Хотела, – беспомощно пролепетала она. – Какая же я была дура! Я не интересовала Джеффри. Он использовал меня. Для сексуального удовлетворения. Так он мне тогда в «Праунброкере» и заявил. И меня это расстроило, как вы видели.

– Никому не нравится, когда его водят за нос, – ответила я, пытаясь выразить сочувствие. – Но, Вики, сильно ли вы огорчились? Ну, короче, я спрошу прямо: Джеффри давал вам ключи от дома?

– Да, но какое это имеет отношение…

– Тогда я должна задать вам еще один вопрос, – прервала я ее. Мое нетерпение росло. – Где вы были в ту ночь, когда убили Джеффри?

Она опустила взгляд.

– Вики? Скажите мне.

– Не могу.

– Вики! Ну конечно, можете!

Она покачала головой.

– Вы можете, Вики. Не бойтесь. Давай, подруга. Если сознаетесь, полиция проявит понимание. Вообще – то готова поспорить, что они не будут настаивать на смертной казни.

– Смертной казни? О чем это вы?

– О том, что у вас нет алиби, на ту ночь, когда был убит Джеффри.

– Но у меня есть алиби.

– Отлично. И какое же?

Вики вздохнула:

– Я была с Питером Элкином.

– С кем?

– С доктором Элкином, одним из терапевтов Джеффри. Мыс ним провели всю ночь у него дома. Он недавно расстался с женой.

Я кивнула. Значит, Вики пошла по рукам.

– А почему вы сразу не сказали мне об этом?

– Потому что люди по-прежнему придерживаются этой дурацкой, оскорбительной точки зрения, что медсестры спят со всеми подряд. И мне совсем не хочется подпадать под этот стереотип.

Глава 14

Как только такси доставило меня в коттедж, я немедленно позвонила детективу Гилби.

– У меня есть для вас кое-что по делу Джеффри Гиршона.

– Вы готовы сознаться? – сухо осведомился он.

– Конечно, нет!

– А ваша сестра?

– Детектив, вы просили позвонить вам, если я что-нибудь выясню. Хотите послушать?

– Я превратился в слух.

– Некая медсестра, Вики Уолтерс, работает в отделении интенсивной терапии в госпитале Мартина. У нее была любовная связь с доктором Гиршоном в течение трех месяцев незадолго до его смерти. Тайная связь, кстати. – Я пересказала Гилби, как объясняла Вики, почему они не появлялись на публике, затем поведала о ссоре в «Праунброкере», передала мой разговор с Вики, ее признание в том, что у нее есть ключи от дома Джеффри, сообщила о ее алиби. – Доктор обманул Вики. Она обозлилась на него. И вполне могла убить Гиршона.

– Вы же сказали, что она была с другим парнем в ночь убийства, – заметил Гилби. – Неким доктором Питером Элкином.

– Да, но это с ее слов. Откуда мне знать, правда ли это? На вашем месте я бы проверила, детектив. Пропустите Вики через ваш детектор. Поговорите с доктором Элкином, выясните, подтвердит ли он ее слова. Может, это он совершил убийство с помощью Вики. Может, они с Гиршоном соперничали в профессиональном или личном плане. Может, он хотел устранить соперника.

– У вас богатое воображение, мисс Пельц.

– Если это мои фантазии, то почему вы делаете заметки, детектив? Вы ведь все сейчас записываете?

Он подтвердил мое предположение.

– Да, чуть не забыла. Вам не мешает проверить алиби еще одного человека, хотя, по-моему, он чист как младенец.

– Судя по вашему богатому опыту, думаю, вы правы. Я проигнорировала его сарказм.

– Это Рэй Скалли – глава департамента охраны зданий округа. Питает сильную неприязнь к доктору Гиршону. Но он славный парень, вряд ли способен на убийство. По его словам, в ночь убийства был с женщиной, некоей Уиллоу Дженсон. Я не стала бы называть вам эти два имени, делаю это лишь для того, чтобы расставить все точки над i.

– Рэй Скалли не входит в число подозреваемых.

– Я тоже не считаю его подозреваемым, но откуда вы…

– Уиллоу Дженсон – моя племянница.

– Племянница?

– Дочка моей сестры. А теперь, если вы закончили, мисс Пельц, я хочу вам кое-что сообщить.

– Пожалуйста.

– Час назад пришли результаты экспертизы на порох. Они отрицательные.

– Вот видите! Я же говорила, что мы с Шэрон невиновны!

– Возможно. Но есть и другой вариант: вы вымыли руки до того, как мы подвергли вас экспертизе. Избавились от следов пороха с помощью воды и мыла.

– Да бросьте, детектив! Не думаете же, вы на самом деле, что одна из нас пристрелила доктора Гиршона, а затем отправилась бродить по дому в поисках ванной!

– Ладно. Вы могли быть в перчатках, когда стреляли.

– А вы нашли перчатки со следами пороха, обыскивая; наши дома? Вообще какие-нибудь перчатки? Я, например, забыла свои в Нью-Йорке.

– Ладно-ладно.

– А теперь задам важный вопрос, детектив. Когда я получу мой старый «понтиак»? Такси в этих краях стоят бешеных денег.

– Скорее всего в понедельник.

– Значит, все выходные мне придется обходиться без машины?

– Переживете. Представьте себе, что вы подросток и вам приходится просить машину у мамочки.

– Неплохая мысль, – согласилась я, сообразив, что и впрямь могу взять «Дельту 88».

Маме очень понравилась мысль предоставить мне «дельту» – особенно когда я сказала, что она мне нужна для расследования, – и она предложила сама отвезти меня туда, куда нужно.

– Мам, должно быть, ты чувствуешь себя хорошо! – воскликнула я, вспомнив, как она любит сидеть за рулем своей таратайки, взгромоздившись на телефонный справочник.

– Не совсем, но все к тому идет, – улыбнулась мама.

По пути в офис Джеффри, где я намеревалась пообщаться с Джоан, его кабинетной сестрой, я объяснила маме цель этого визита: мне надо выпытать у Джоан, что она имела в виду, сказав, будто у ее работы «есть другие преимущества».

– По-моему, эта женщина что-то скрывает, – заметила я.

– Например, дорогая?

– Не знаю. Но если повезет, выясним.

Как я и ожидала, Джоан не обрадовалась моему появлению. Не обрадовались и копы, занятые в рамках расследования просмотром досье доктора и допросом его коллег.

– Вы, должно быть, спятили, если появились здесь в такой момент! – прошипела Джоан, когда мы с мамой подошли к ее столу. – Тут полно полицейских!

– Я не убивала доктора, Джоан, – сообщила я. – И имею полное право появиться где хочу.

– Ну так пойдите в другое место! – отрезала она.

– Будьте любезны, не разговаривайте с моей дочерью подобным тоном! – заявила мама. – Дебора пришла сюда по моей просьбе. У меня закончились прописанные доктором Гиршоном витамины, и Дебора согласилась привезти меня сюда, чтобы я купила их.

Я посмотрела на маму с уважением. Она прекрасно изображала светскую даму.

– Хорошо. – Джоан направилась к шкафу, вынула оттуда пузырек и протянула маме. – Мы принимаем и чеки, и наличные. Как вы будете платить, миссис Пельц?

– Я выпишу чек, – благосклонно ответила мама.

Пока они занимались своими делами, я быстро пробежала в уме несколько сценариев. Все они были разработаны для того, чтобы снова завоевать доверие Джоан. В конце концов я предпочла выразить соболезнование.

– Мне хотелось бы сказать, как я сожалею о том, что случилось с доктором, – начала я. – Как сожалеем мы с мамой. А ваше горе трудно даже себе представить, поскольку вы работали с ним бок о бок целых десять лет.

У Джоан задрожала нижняя губа.

– Я не собиралась приходить в кабинет, – сказала она. – Но здесь столько бумажной работы! У доктора Гиршона была очень большая практика.

– Разумеется. Моя мама – живой пример того, как высока была квалификация доктора Гиршона.

Джоан, взглянув на маму, кивнула. Она явно смягчилась.

– Наверное, вы испытали шок, узнав, что он убит, – продолжила я.

– Слово «шок» слишком слабо выражает мое состояние. Когда изо дня в день, год за годом работаешь с кем-то бок о бок, а потом – бах! – и человека нет, такое ощущение, что мир рухнул. Я все никак не могу поверить, что он умер.

Я погладила Джоан по руке.

– Удовлетворите мое любопытство: вы не знаете, были ли у доктора Гиршона враги? Или недовольные пациенты? Адвокаты, занимающиеся делами о врачебных ошибках?

– Нет, у доктора Гиршона врагов не было.

– Несмотря на его скверный характер? – Я напомнила Джоан ее же слова.

– Он имел куда больше положительных качеств, чем отрицательных. Достаточно упомянуть о том, как по-джентльменски он относился к постоянным наскокам бывшей жены.

– Франсины?

– Да. Сколько бы денег он ей ни давал, все было мало.

– Не хватало для покупки обуви и сумочек?

– Эта женщина – сущая пиявка. Доктору никак не удавалось отделаться от нее.

Вполне возможно. Но не избавилась ли она от него?

– Вы, случайно, не знаете, у Франсины есть ключи от дома доктора? – спросила я.

– Думаю, есть, потому что он так и не поменял замки после ее отъезда. Доктор потрясающе неорганизован в личной жизни.

Я кивнула, размышляя о том, изменил ли Гиршон завещание. Но больше всего меня занимала мысль, почему Джоан всякий раз в разговоре со мной упоминает Франсину. Почему обливает грязью бывшую жену Джеффри, беседуя с посторонним человеком? Может, она видела во Франсине угрозу? Ревновала бывшую миссис Гиршон и к деньгам своего босса, и к его бывшей любви?

– Ну что ж, Джоан, мы уже и так отняли у вас много времени. – Я взяла маму под руку. – Хотя еще одно не дает мне покоя.

– И что же?

– В прошлый раз я спросила вас, почему вы оставались с доктором целых десять лет, а вы ответили, что у этой работы есть другие преимущества. Что вы имели в виду?

Джоан подобралась:

– Хоть это и не ваше дело, но я скажу: мне очень хорошо платили, куда больше, чем обычной кабинетной сестре. А еще мне доверяли такие ответственные дела, какие редко поручают кабинетным сестрам. Доктор доверял мне безоговорочно, позволял устраивать его личные дела, а не только помогать по работе, он обращался со мной как с членом семьи. Наши отношения можно охарактеризовать как…

– Да?

– … особое партнерство.

Я кивнула, заинтригованная ее словами. Это побудило меня задать еще один вопрос:

– Мы очень вам сочувствуем, Джоан. Должно быть, смерть Джеффри подействовала на вас так же, как убийство Кеннеди. Полагаю, для вас это одно из тех событий, когда ты точно помнишь, где и в какой момент тебя застало это известие.

– Так и есть.

– А где вы об этом услышали?

– О Кеннеди или докторе Гиршоне?

– Докторе Гиршоне.

– Я была дома.

– Одна?

– Нет. С моим бесценным Шелдоном.

– Вашим ребенком?

– Моим котом.

– О! А как вы узнали об убийстве?

– В одиннадцатичасовых новостях. Я чуть в обморок не упала, когда они показали эту мерзкую фотографию доктора. У меня дома столько чудесных снимков, а они взяли эту!

Боже, Джоан предана своему боссу, как собака! Она, совершенно очевидно, души не чает в этом человеке. Но что именно привязало ее к Джеффри на целое десятилетие: его харизма или внушительная сумма, которую он ей платил?

Когда мы с мамой покинули кабинет, я подозревала Джоан ничуть не меньше, чем до нашего визита. Может, и больше.

* * *
Из маминого дома я позвонила детективу Гилби.

– У меня есть для вас еще одна ниточка. Даже две.

– Мы вполне успешно ведем расследование, мисс Пельц.

– Не сомневаюсь, но я сегодня побеседовала с кабинетной сестрой доктора Гиршона, Джоан… Джоан… Не знаю ее фамилии.

– Шелдон.

– Нет, так зовут ее кота.

– А также это имя ее покойного мужа.

– Его звали Шелдон Шелдон?

– Нет, – нетерпеливо пояснил Гилби. – Его звали Сэмюэль Шелдон. А фамилия Джоан Шелдон. Как видите, мы с ней уже беседовали.

– Конечно, беседовали. Не хочу никого обидеть, детектив, но вам известно, что у нее нет алиби на ту ночь, когда убили доктора Гиршона? Она была дома одна, с Шелдоном.

– Мы не спрашивали Джоан о том, чем она занималась в ночь убийства, потому что она не входит в число подозреваемых, мисс Пельц. У нее нет мотива. Джоан исключительно предана доктору. Она проработала с ним десять лет.

– Да, но поведана ли она вам, что он ей очень хорошо платил? Куда больше, чем обычной кабинетной сестре?

– Нет, не поведала.

– Ну а мне она не постеснялась рассказать об этом. Джоан охарактеризовала их взаимоотношения как «особое партнерство». Я несколько выхожу за рамки, детектив, но, по-моему, у них были сексуальные отношения.

– Мисс Пельц, – рассмеялся он, – сексуальные отношения бывают только у персонажей той «мыльной оперы», сценарий которой вы писали. А в обычной жизни такого не случается.

– Должно быть, вы женаты, – предположила я.

– Верно.

– Скажем так: у них были сексуальные отношения – для ясности. Возможно, Джоан разъярилась на доктора Гиршона за то, что он променял ее на Вики, и убила его в приступе ревности. Или еще один вариант: деньги, которые он платил ей, – черный нал. Не исключено, что она была его сообщницей в какой-то теневой деятельности. Вам не приходило в голову, детектив, что они замешаны в каком-нибудь жульничестве в области бесплатной медицины?

– Нет, такая мысль мне в голову не пришла. Но наша контора очень дотошная. И если там есть какое-нибудь жульничество, то мы его обнаружим: со временем. Такие вещи требуют времени.

– Понимаю.

– Весьма признателен. Кажется, вы сказали, что у вас есть две ниточки. Выкладывайте вторую.

– По словам Джоан, бывшая жена доктора Гиршона постоянно тянула из него деньги.

– А для чего еще нужны бывшие жены?

– Я серьезно, детектив. Она постоянно требовала у него денег. Независимо от того, сколько Гиршон ей давал, она считала, что этого мало.

– Мы уже разговаривали с бывшей женой доктора, мисс Пельц. И нам известно, что между ними существовали разногласия.

– Но вы спросили у Франсины, есть у нее ключи от дома бывшего мужа? Потому что – пока это только гипотеза – она вполне могла так разозлиться на него, что пришла к нему домой и застрелила.

– В ночь убийства Франсина была в Аспене, мисс Пельц. Мы это проверили.

– Она могла дать ключи наемнику. Это вы тоже проверили?

Ответа не последовало.

– И вот что еще: вы разговаривали с поверенным доктора Гиршона?

– Поверенным?

– Ну да. С тем, кто занимался его финансовыми делами. Может, вам стоит спросить его или ее, не забыл ли доктор Гиршон изменить завещание после развода, так же как забыл поменять замки в дверях. Если выяснится, что Франсина по-прежнему остается единственной наследницей, это наверняка придаст расследованию иной характер.

– Мисс Пельц, не возражаете, если я вас кое о чем спрошу?

– Нет.

– Почему вы втянулись в это расследование?

– Это вы втянули меня, детектив Гилби, в ту самую минуту, как зачитали мне пресловутые «Права Миранды».

– Но, как правило, подозреваемые в убийстве прилагают все усилия, чтобы избегать бесед с полицией. А вы, напротив, как будто занесли мой номер в список быстрого набора.

– Вы хотите сказать, что полученные от меня сведения бесполезны? Что у Вики Уолтерс была тайная связь с доктором, у Джоан Шелдон «особое партнерство» с ним, а Франсина Гиршон жаждет денег и вполне может унаследовать кругленькую сумму? Вы и впрямь хотите, чтобы я отвалила? – Молчание. – Детектив?

– Звоните мне, как только что-то узнаете, мисс Пельц.

Улыбнувшись, я пожелала ему приятного вечера.

Глава 15

В пятницу мама попросила меня остаться на ужин. Мы ели куриные грудки без кожи, вареную картошку с сырной подливкой без соли, без холестерина и обезжиренной, и салат с соусом «ранч», сделанный из йогурта, а не из сметаны. К концу ужина мне до смерти хотелось слопать яичный желток.

За ужином мы обменивались предположениями о том, кто убил известно кого.

– Вики сказала, что Джеффри после развода встречался с «кучей светских львиц», – сообщила я. – Какого рода «светские львицы» есть в Стюарте?

– Ну, это не знойные вдовицы, как в Палм-Бич, – объяснила мама. – В основном это молодые красивые девушки из старых богатых семейств Стюарта. Они играют в гольф или теннис, работают в подготовительных комитетах всяких благотворительных балов и разъезжают на дорогих машинах. Иные из них выглядят так, будто сошли со страниц каталога «Талбот»

– Понятно. Интересно, не могла ли одна из них прикончить Джеффри? В отместку за что-нибудь.

– Поскольку доктор Гиршон так обошелся с моими дочками, он мог вызвать отрицательные эмоции у многих женщин.

– Наверняка, но проблема в том, у кого именно из этих женщин он вызвал отрицательные эмоции и как мне этих женщин найти?

– Это очень просто, дорогая, – усмехнулась мама. – Я звякну Селесте Толливер. Она ведет светскую хронику в «Стюарт ньюс» многие годы и знает, кто куда и с кем ходит. Если доктор Гиршон был таким филантропом, как о нем говорят, он наверняка посещал все более или менее значительные благотворительные городские мероприятия. И, безусловно, каждый раз приходил с дамой. Голову даю на отсечение, что Селеста не только назовет нам имена этих дам, но и покажет фотографии.

Я улыбнулась, радуясь новой стороне маминого характера. Она всегда обладала талантом решать всевозможные проблемы, но раскрывать преступления – это что-то необычное.

– А откуда ты знаешь Селесту, мам? Я не помню, чтобы ты активно посещала благотворительные сборища.

– Это маленький городок, Дебора. Если живешь здесь долго, то, в конце концов, сталкиваешься со всеми.

Мы договорились, что в понедельник мама попытается отловить Селесту Толливер в издательстве. Я уже собралась попрощаться и вернуться к себе в коттедж, но тут зазвонил телефон.

– Я возьму, – сказала я, стремясь избавить маму обобщения с назойливым репортером или с назойливым коммивояжером. – Алло?

– Ой, это ты, Дебора, – раздался разочарованный голос Шэрон. – Разве ты не должна приглядывать на Хатчинсон-Айленд за допотопными зданиями?

– Я смотритель, а не охранник, Шэрон. И вправе покидать свой пост.

– Ладно. Как мама?

– Вроде нормально. Мы только что прикидывали наши дальнейшие действия в расследовании. Сегодня днем мама отвезла меня в кабинет Джеффри, где я поговорила с его медсестрой. А теперь собирается условиться о встрече с дамой, работающей в «Стюарт ньюс».

– Поверить не могу, что ты втянула маму в свою бредовую затею, Дебора. Уж не забыла ли ты, что она была серьезно больна?

– Ничего я не забыла. Мама сама попросила меня втянуть ее. Она сказала, что это отвлекает ее от собственных болячек, и мама чувствует себя полезной.

– Ну а я возражаю против того, чтобы она болталась по окрестностям, как какой-то частный детектив-любитель. Меня беспокоит, что стресс может привести к очередному инфаркту.

– Нет, Шэрон, ты недовольна, что тебя здесь нет, поскольку привыкла всем руководить.

– Неправда.

– Правда.

– Нет. Кстати, твое «расследование» – глупейшая затея, по словам Барри. Он убежден, что наилучшая тактика для нас обеих – вообще перестать разговаривать об этом деле. Барри говорит, что нужно дать пыли улечься, дыму рассеяться. Пусть все идет своим чередом.

– Он выставляет тебе оплату за час?

– Очень смешно. Главное, Барри рекомендует нам залечь на дно. А насчет оплаты мы с ним еще не говорили. Он сказал мне, позвонив в первый раз, что хочет просто помочь, вытащить из запутанной паутины правовой системы.

Я приложила максимум усилий, чтобы не съязвить.

– И где же Барри сегодня? По-моему, вы собирались вместе поужинать.

– Так и есть. Я звоню, из таксофона в «Ля Вье Мэзон», мы ждем смены блюд. – Я чуть не заржала, представив себе эту картину. – Он рассказывает мне потрясающие истории из своей жизни. Например, Барри сам из Нью-Джерси, но степень бакалавра получил в университете Майами – выпуск шестьдесят третьего года – и ему там так понравилось, что и юридическую школу он окончил там же. И с тех пор живет на юге Флориды.

– Бог ты мой, какое сногсшибательное приключение. Вполне понимаю, почему ты в восторге.

– Да что с тобой, Дебора? Впервые увидев Барри, ты начала постоянно язвить на его счет.

– Ты права. Прости. – Я вспомнила, что именно мое язвительное замечание насчет Лестера, последнего из бывших мужей Шэрон, стало причиной нашего с ней двухлетнего разрыва. И все же что-то в этом Барри Шиллере вызывало у меня острое желание вымыться.

– Слушай, мама тут? Я хочу сказать ей, что полицейские расспрашивали Нормана и убедились: в ночь убийства он находился в училище. Я рада, что они ни в чем его не подозревают, но меня бесит, как они посмели приставать к нему с этой глупостью.

– Понимаю тебя. Передай Норману, что я люблю его.

– Попытаюсь, но это может прозвучать несколько фальшиво.

Я прикусила язык.

– Сейчас позову маму.

Положив трубку рядом с аппаратом, я сообщила маме, что на проводе ее вторая дочь, мисс Конгениальность. Потом чмокнула на прощание в щеку и ушла домой.


Субботний день выдался пасмурным, небо затянули дождевые облака, но это не помешало десяткам туристов посетить Убежище и побродить по окрестностям.

Я встретила пришедшего на работу Фреда Зимски, и он познакомил меня с двумя другими добровольцами. Они сообщили, что читали обо мне в газетах. Их ужаснуло, что такого славного доктора убили в его собственном доме.

– Не был он славным доктором, – заявил им Фред. – Он даже не навещал свою мать в доме престарелых.

Чтобы не выслушивать их дебаты, я удалилась в коттедж, где читала, смотрела телевизор и размышляла о своем будущем – в основном профессиональном. Я не сомневалась, что в конце концов детектив Гилби отвяжется от нас с Шэрон и со временем поймает настоящего убийцу. Поэтому я старалась представить, чем займусь после того, как убийство раскроют. Поскольку мне уже случалось зарабатывать на жизнь писательством, я решила снова начать писать: роман, к примеру, или что-то для какой-нибудь колонки в одной из местных газет. Или рекламные проспекты для гольф-клубов. Однако ни одна из этих идей не пришлась по вкусу. Я вышла на лоджию и стала смотреть на океан. Непродуктивное, но очень приятное занятие.

Океан избороздили белые барашки, подгоняемые довольно сильным юго-восточным ветром. Даже не метеоролог сообразил бы, что надвигается гроза, причем сильная. И первая, которую я встречу в этом коттедже. Я мысленно возблагодарила Бога, что в мои служебные обязанности не входит спасение потерпевших кораблекрушение моряков.

Вернувшись на кухню, я провела инвентаризацию продуктов на тот случай, если вырубится электричество. У меня был хлеб, тунец, заправки для салата и две бутылки кьянти. Настоящий Клондайк. Часов в семь, когда полило как из ведра и загремели первые раскаты грома, раздался стук в дверь. Страдая легкой паранойей после убийства, я предпочла не реагировать. И тут узнала голос Рэя Скалли.

– Эй, Дебора! – орал он. – Я вижу, что свет горит, значит, вы дома!

Я открыла дверь.

– Что вы тут делаете под дождем? Да вы промокли до нитки! – Я пригласила его в дом.

Рэй встряхнулся, как пес после мытья.

– Я возвращался с Дженсон-Бич и решил заскочить, проверить, как вы тут. Я знаю, сейчас субботний вечер, но, коль уж вы сказали мне, что не ходите по свиданиям, я решил, что вы дома одна.

– Очень мило с вашей стороны, Рэй. Я рада вашему обществу, хотя вы явно питаете отвращение к телефонам.

– Я всегда являюсь без предварительного звонка? – рассмеялся он. – Прошу прощения. Должно быть, это еще с детства. Когда я рос, мой старший братец вечно висел на проводе. Наверное, в какой-то момент я решил, что проживу и без телефона.

– Родственные отношения иногда весьма забавны. Не хотите ли чего-нибудь выпить? Могу предложить на выбор кьянти или воду.

– Вообще-то я пивная душа, но так и быть, готов помучиться с кьянти.

Я налила нам по бокалу, и мы пошли в гостиную.

– Вижу, вы включили прожекторы, поэтому с этой софы можно отлично любоваться грозой. – Рэй похлопал по подушке рядом с собой: – Присаживайтесь.

Я села. Мы потягивали вино и вели неспешную беседу. Я поведала ему о моих встречах, связанных с делом Джеффри, и под конец изобразила в лицах – как мне казалось, великолепно – детектива Гилби, Вики Уолтерс, Джоан Шелдон, Барри Шиллера и мою сестрицу. Рэй хохотал, я тоже рассмеялась, а потом мы решили забыть о Джеффри и больше не упоминать ни о нем, ни о расследовании. (Я также мысленно поклялась себе не подозревать Рэя в преступлении и быть благодарной ему за общество.)

Мы смотрели в окно на дождь, качающиеся под ветром пальмы и наслаждались дарованными нам природой пиротехническими красотами. Я уже забыла, как впечатляют грозы на побережье, особенно ночные, и радовалась тому, что не только заполучила место в первом ряду, но и сижу при этом в сухом тепле и уюте.

К тому же мне доставляло удовольствие разделить с кем-то свои ощущения. Я так привыкла все переживать одна, так привыкла к одиночеству, что присутствие Рэя, его низкий голос – он говорил, что в последние годы погода во Флориде стала более непредсказуемой, и о том, какой урон наносят вода, соль и ветер таким деревянным строениям, как Убежище – успокаивали меня.

Нет, Рэй не наводил на меня сон, как стакан теплого молока, – уж скучным он точно не был. Рэй подшучивал надо мной, а я – над ним, и периодически мы с ним пикировались, как заядлые спорщики. Но при этом мы легко и просто общались, беседа текла естественно… Я вдруг поняла особую прелесть того, когда тебе есть с кем любоваться грозой, когда с тобой человек, способный запросто явиться к тебе домой без приглашения, лишь потому, что ему этого захотелось.

– Рэй, мы ведь еще не ужинали, – в восемь часов заметила я.

– А что ты можешь предложить?

– Тунца с латуком, помидорами и майонезом.

– Сойдет без латука и помидоров.

– Ты не ешь овощи? – Я вспомнила, как он воротил нос от цуккини, поданных ему в «Черном Марлине»

– Нет. Если не считать за овощи кетчуп. Это я ем. Мы уплетали сандвичи и пили вино, выжидая, когда кончится дождь.

– Расскажи о твоей жене, – попросила я, когда Рэй перестал говорить о своей семье. – Конечно, если эти воспоминания не слишком болезненны для тебя.

– Больно вспоминать о смерти Бет, вот вспоминать о ее жизни – удовольствие.

Я кивнула.

– Она работала?

– Преподавала английский язык в старших классах. Бет любила детей и книги, так что эта работа была создана для нее.

– А как вы познакомились?

– Благодаря моему братцу, – улыбнулся Рэй. – Я примерял штаны в магазине Дага в Палм-Бич-Гарденс, а Бет выбирала галстук в подарок своему отцу. Она показалась мне красоткой, и я хотел заговорить с ней, но ты же меня знаешь. При первой встрече никто не примет меня за самого милого на свете парня.

Я рассмеялась, припомнив нашу первую встречу.

– Ты из тех, к кому привыкаешь постепенно, – лукаво заметила я. – Бет ты тоже прочитал такую же нотацию, как и мне?

– Не совсем. Ей я прочитал нотацию насчет галстуков. Сообщил, что мужчины терпеть не могут эти удавки, и растолковал, почему не стоит покупать галстук ее отцу. Тогда Бет спросила, что, по моему мнению, ей следует купить ему. Я сказал: «Расскажите мне о вашем отце». И она рассказала. За ужином в баре «Риф капитана Чарли», в Джуно-Бич. Шесть месяцев спустя мы поженились.

– Очень романтично.

– А это и было романтично. И оставалось романтичным. Конечно, ссоры у нас случались, но никогда не затягивались. Нам было хорошо друг с другом. И мы не хотели тратить время на ссоры, будто чувствовали, что нам недолго быть вместе.

– Мне очень жаль, Рэй. Я даже не представляю себе, что означает иметь такие отношения, как у вас с Бет, а потом все утратить. Но ты это пережил, что лишний раз доказывает, насколько человек жизнестоек.

– Понятия не имею, насколько я жизнестоек. Я просто продолжаю жить дальше. А какой у меня выбор?

Рэй просидел у меня до половины одиннадцатого. Дождь наконец стих. Я провожала его до машины, когда мы услышали голоса. Они доносились из обзорной башни, находившейся между Убежищем и сувенирной лавкой.

– По-моему, у тебя тут посторонние, – сказал Рэй.

– Мелинда Карр предупреждала меня об этом. А также сообщила, что одна из моих обязанностей – выдворять их отсюда.

– Ну так пошли.

Мы направились к башне.

– Эй, вы там! – гаркнул Рэй. – Спускайтесь-ка оттуда, не то мы вызовем полицию!

– Да не надрывайся, дядя, – раздался в ответ юношеский басок. – Мы уходим.

Через пару минут парочка подростков, парень и девушка, скатились вниз по ступенькам, вылетели за ворота, прыгнули в машину и умчались.

– Пожалуй, пойду гляну, не попортили ли они чего. – Рэй сходил к машине, взял фонарик и поднялся в башню. Вернулся он с чем-то в руках.

– Она забыла свои трусики. – Рэй швырнул их в мусорный бак на стоянке. – Эх, хорошо быть молодым!

– Спокойной ночи, старый пень, – засмеялась я. – Спасибо, что зашел.

Я чмокнула его в щеку – на сей раз без мучительных колебаний.

– Пока. И постарайся ни во что не влипать! Я обещала попытаться.

Глава 16

В понедельник днем, ровно в половине третьего, за мной заехала мама на своей «Дельте 88», и мы поехали в редакцию «Стюарт ньюс».

– У нас назначена встреча с Селестой Толливер, – сообщила мама секретарше, сидевшей за стойкой в холле модернового белого офисного здания.

– Назовите, пожалуйста, ваши фамилии, – попросила секретарша.

– Миссис Ленора Пельц с дочерью Деборой. Нам предложили присесть и подождать, когда «мисс Толливер» придет за нами, что та и сделала минут через десять.

– Ленора! – воскликнула редактор светской хроники, спускаясь по ступенькам и направляясь к нам. – Давненько не виделись.

Они с мамой обменялись светскими поцелуями. Мое первое впечатление о шестидесятилетней Селесте: такой розовой дамы я отродясь не видела. Розовое платье, розовые щечки, розовая губная помада, розоватый оттенок сильно завитых седых волос. Второе впечатление: несмотря на всю эту розовость и внешнюю слащавую невинность, Селеста ничуть не была слащавой, и уж тем более невинной. Когда мама представила нас друг другу, Селеста, от которой за версту разило духами, одарила меня таким взглядом, будто я какая-то запаршивевшая бродяжка, и сказала:

– Как я понимаю, вы – та, кто обнаружил тело. Вы и ваша сестра – организатор свадеб из Бока.

– Да, мисс Толливер, – ответила я. И третье, совершенно определенное впечатление: она именно мисс Толливер. – Но все далеко не так просто, и мама предположила, что вы благодаря вашему положению в обществе и знакомству с большинством наиболее известных местных жителей способны помочь восполнить кое-какие пробелы.

– Безусловно. – Она выгнула брови. Я поняла: Селесте польстило, что мы возлагаем на нее такие надежды. Она из тех, кого постоянно обволакивают лестью, и совершенно явно этим наслаждается. – Но вы, конечно, догадываетесь, что я не криминальный репортер.

– Разумеется, но, позволив задать вам несколько вопросов, вы, надеюсь, поможете привлечь убийцу к суду, – сказала я. – Это вдохновило бы ваших читателей.

– Если бы вы давно жили в Стюарте, Дебора, то знали бы, что мои читатели и так мне весьма преданны, – ответила она. – Впрочем, признаюсь, за все те годы, что я освещаю светскую жизнь в округе Мартин, никому и в голову не приходило воспользоваться моим огромным опытом для расследования убийства. Откровенно говоря, эта идея мне по душе.

Я подмигнула маме, когда Селеста повела нас в конференц-зал на втором этаже. За ней тянулся шлейф аромата духов.

Когда мы сели, я объяснила, почему мы – а не полиция – роемся в личной жизни Джеффри, и не раз заверила ее, что ни Шэрон, ни я не имеем никакого отношения к убийству.

– Нам хотелось бы услышать от вас, в каких общественных мероприятиях принимал участие доктор Гиршон за последний год, и каких дам он сопровождал на каждом из них.

– Каких дам! – Селеста закатила глаза. – Их было так много! Джеффри Гиршон играл по-крупному, как говорится.

– Не назовете ли нам их имена?

– Пожалуй, назову, но не на память. Для точности мне нужно просмотреть мои записи. Если вы подождете, я принесу те, что представляют наибольший интерес.

Ее не было минут двадцать. Я уже пожалела, что не взяла с собой колоду карт или, на худой конец, какой-нибудь журнал.

Вернувшись с несколькими коробками и досье в руках, Селеста водрузила их на стол.

– Итак, – сказала она, – наш светский сезон начинается в октябре с Джунканоо.

– Джун-Каноэ? – переспросила я, подумав, уж не спонсированное ли это местным дилером «кадиллака» суаре.

Селеста чуть в обморок не грохнулась от моего невежества.

– Джунканоо означает «Багамский фестиваль». Устраивается для сбора средств в пользу «Гибискуса».

– Центр «Гибискус» – это приют для детей, подвергшихся насилию, дорогая, – пояснила мама, прежде чем я успела совершить очередной недопустимый промах.

– Весьма достойная цель, – заметила Селеста. – Прием проходит ежегодно в клубе «Маринер сэндз», всегда в тропическом стиле, и пользуется огромной поддержкой. Уверена, Джеффри Гиршон наверняка там был. – Она полистала досье, перечитывая написанные ею на эту тему статьи. – Да, вот он! – восторженно воскликнула Селеста. – Так, а теперь посмотрим, есть ли у меня его фотография. Возможно, в газете ее и не публиковали, но я храню все сделанные мной снимки, даже те, что не пригодились. – Она порылась в одной из коробок. – Ха, так я и думала!

Селеста вытащила фотографию и гордо протянула нам.

– Это Джеффри, – сказала я, взглянув на снимок. В праздничной гавайке, ничуть не похожей на его белый медицинский халат, он сиял той же теплой открытой улыбкой, покорившей нас с Шэрон. И для его улыбки была достойная причина. Точнее, две. В одной руке он держал высокий бокал с коктейлем, а другой обнимал высокую стройную блондинку. – А кто эта крошка?

– Да это же Диди Хорнсби! – Селеста побарабанила пальцем по столу. – А я и забыла, что она встречалась с доктором.

– Она – дочь Теда и Одры Хорнсби? – спросила мама.

– Старшая, – ответила Селеста. – Разведена. Двое детей. Живет в Снаг-Харбор.

– И она некоторое время встречалась с Джеффри? – уточнила я.

– Да, как я сейчас припоминаю. Хотя ходили слухи, что это был лишь летний флирт.

– Летний флирт, продлившийся до глубокой осени, судя по всему, – хмыкнула я. – А в зимний он, часом, не перешел? Вплоть до дня убийства?

– Сомневаюсь, – покачала головой Селеста. – На Балу Хризантем в начале ноября они уже не были вместе. Это я помню точно.

– Бал Хризантем – это прием в вечерних туалетах, проводится ежегодно в частном доме в пользу госпиталя, дорогая, – объяснила мне мама.

– Совершенно верно. Прошлогодний проходил у Джеффри Гиршона дома в Сьюел-Пойнте. Если не ошибаюсь, его дамой в тот вечер была Сьюзи Кэндалл. – Селеста полезла в другое досье. – Да. Вот они. Красивая пара, согласны?

Она положила газетную статью на стол, чтобы мы могли посмотреть. Джеффри Гиршон был в смокинге. Его рука обвивала талию женщины в узком синем платье, с густо наложенными на веки тенями и высоко взбитыми, в стиле Иваны Трамп, темными волосами.

– А что можно сказать о Сьюзи Кэндалл? Кроме того, что она очень нуждается в современном макияже.

– Из старинной семьи. Огромные старые деньги. Железные дороги, – поведала Селеста.

– Разведена?

– Дважды. Они с доктором на том вечере жутко флиртовали друг с другом, но, если память мне не изменяет, этот роман закончился даже быстрее, чем с Диди.

– Не знаете почему?

– Нет. Может, ответ есть в моих досье. – Селесте явно нравилась эта игра. – Да, вот тут упоминается Джеффри Гиршон вместе с Люсиндой Оруэлл, в заметке о фестивале «Речные деньки».

– Мы пытаемся спасти реку Святой Люсии от загрязнения, – снова объяснила мне мама. – В нижней части Стюарта ежегодно устраивается уличная ярмарка в конце ноября, чтобы привлечь внимание к этой проблеме.

– Это очень благородно, мам, – ответила я. – Но вот что бросается в глаза: Джеффри Гиршон просто вездесущ, как Форрест Гамп. Невольно возникает вопрос, как у него оставалось время для занятий медициной.

– Посмотрите! – прервала нас Селеста. – У меня тут неплохая фотография доктора на «Речных деньках». Он стоит рядом с Люсиндой, которая, как вы можете заметить, один из ярчайших цветков Стюарта.

Подавив смешок, я взглянула на снимок. Люсинда Оруэлл и впрямь была сногсшибательна. Длинные светлые волосы, зеленые глаза, огромная грудь.

– Думаю, она и есть ответ на вопрос, почему роман с Сьюзи Кэндалл завершился, – ехидно промолвила Селеста. – Хотя сама я не понимаю, что все эти женщины нашли в Джеффри Гиршоне. Он выглядел таким нуворишем.

– В отличие от старых денег, вы имеете в виду, – уточнила я.

– Совершенно верно, – кивнула Селеста.

– Я и не подозревала, что здесь столько молодых одиноких женщин, – пробормотала я. – Мне казалось, что соперничество есть только в Нью-Йорке!

Селеста не ответила, снова зарывшись в свои досье.

– А как вам это! – ликующе воскликнула она, извлекая на свет божий две заметки. – В декабре доктор Гиршон сопровождает Люсинду на бал Красного Креста в Уиллоуби, но на прошлой неделе приводит на Бал Сердец в Сэлфише Роберту Росс!

– На прошлой неделе? – изумилась я. В это же время он трахал Вики и обхаживал нас с Шэрон.

– Ну да. У меня есть доказательство. – Селеста сунула мне обе заметки. – Подумать только, аведь на свидетельстве о разводе Роберты еще чернила высохнуть не успели!

Диди. Сьюзи. Люсинда. Роберта. Я ошалела от обилия женщин в жизни Джеффри и не понимала, как он крутил с ними всеми в таком маленьком городке. Не догадывалась, как кардиолог, человек, которому люди доверяли свою жизнь, мог позволить себе иметь репутацию бабника.

– Весьма забавно, что последним выходом в свет доктора был Бал Сердец, – заметила Селеста. – Примите в расчет его профессию.

– Да, – согласилась я. – Однако вернемся к Роберте. Вы упомянули, что она пошла на прием с Джеффри сразу после развода. А с кем она развелась? С кем-то богатым? С кем-то из нуворишей? Со старым капиталом? Просто со средствами?

– Интересно, что вы об этом спрашиваете, – отозвалась Селеста. – Бывший муж Роберты работал вместе с Джеффри. Терапевт по имени Питер Элкин. Вы должны его знать, Ленора. Он тоже живет в Сьюел-Пойнте.

Услышав это, я застыла. Доктор Элкин – тот самый, с кем Вики, по ее словам, была в ночь убийства.

– А, вы недоумеваете по поводу фамилии Роберты, – неверно истолковала мое изумление Селеста. – Дело в том, что она – процветающий риэлтор. И всегда называлась своей девичьей фамилией, Росс, даже когда была замужем за доктором Элкином.

«Боже, – подумала я, – Рэй был прав. Сьюел-Пойнт и впрямь Пейтон-Плейс. Как говорится, найдите десять отличий».

– Что ж, мисс Толливер, вы предоставили нам достаточно пищи для размышления, – сказала я. – Полагаю, все четыре названные вами дамы есть в телефонном справочнике, если я вдруг решу задать им кое-какие вопросы?

Роберта Росс, в частности.

– Я дам вам их номера, – предложила Селеста, – но буду категорически отрицать это, если меня вдруг спросят.

– Понятно.

– Впрочем, сомневаюсь, что они согласятся с вами разговаривать, – добавила она. – Ведь вас подозревают в убийстве небезразличного для них человека.

– Если Джеффри действительно был им небезразличен, они непременно пожелают приложить руку к тому, чтобы его убийцу поймали, – возразила я. – Мне кажется, что в промежутке между благотворительными балами они буквально выжмут меня.

Мы с мамой поблагодарили Селесту за помощь и покинули здание.


Примерно через час после возвращения в коттедж мне позвонил детектив Гилби.

– Мы готовы вернуть вам машину. Она чистая.

– Спасибо вам, детектив, но право же, не стоило ее мыть!

– Да нет, «чистая» в том смысле, что в ней не нашли никаких улик. Ни крови, ни оружия, ничего. Хотя мы обнаружили пару волосков, совпадающих с волосами покойника – из его бороды. Они были на полу, под рулем. У вас нет никаких соображений по поводу того, как они туда попали, мисс Пельц?

– Есть. За день до смерти доктор Гиршон помог мне зарядить аккумулятор моего «понтиака» на стоянке возле магазина. Открыв капот моей машины и подключив «прикуриватель», он залез в нее со стороны водителя и завел. Думаю, именно тогда Гиршон и оставил там несколько волосков из своей бороды.

– Он сидел в вашей машине только один раз?

– У него же был «порше», детектив! При других обстоятельствах Гиршон не полез бы в мой «поитиак» даже под угрозой смерти! – Я тут же пожалела об этих словах, но было поздно. – А что с другими результатами экспертиз? – быстро спросила я. – У вас появились новые сведения о месте преступления?

– Даже если у нас они и появились, – засмеялся Гилби, – то мы ими не делимся.

– А почему нет? Я ведь делюсь с вами сведениями.

– Верно.

Я чувствовала, что хотя детектив Гилби – жесткий профессионал и не может просто так исключить меня из списка подозреваемых, он начал постепенно относиться ко мне терпимо, почти, дружелюбно.

– Ладно, – сказал Гилби. – Аутопсия показала отсутствие в крови доктора следов алкоголя или наркотиков. А содержимое желудка свидетельствуете том, что он ужинал незадолго перед тем, как его убили. Съел он пасту с каким-то томатным соусом, зеленый салат и…

– Эти подробности лучше опустить. – У меня скрутило желудок. – А кусочков кожи под ногтями не нашли? Разве вы обычно это не проверяете? Чтобы определить, была ли борьба?

– Ничего мы не нашли. Но мы и без того точно знали, что никакой борьбы не было. Все на месте преступления указывает на то, что убийца – кто-то из знакомых Гиршона. Ведь входная дверь была открыта, когда вы с сестрой заявились туда.

– Значит, по-вашему, убийца имел ключи от дома.

– Либо так, либо доктор сам впустил его. К тому же сделанные на месте преступления фотографии показывают, что в доме ничего не тронуто и все стоит на месте, даже в кабинете, где доктора пристрелили. Тот, кто шлепнул доктора, вероятно, сидел в этой комнате, тихо и мирно беседуя с Гиршоном, потом неожиданно выхватил пистолет, выпустил в него пулю двадцать второго калибра и покинул дом тем же путем, каким пришел. Через дверь.

– А отпечатки пальцев, детектив? Нашли что-нибудь?

– Ага. Ваши и вашей сестры.

– Черт! А еще чьи-нибудь?

– Слушайте, мисс Пельц, и вам, и мне отлично известно, что я не имею права обсуждать с вами детали этого дела. Давайте порешим на том, что расследование успешно продвигается, и вы с сестрой в данный момент не являетесь нашей основной целью.

– Приятно слышать. Но у меня есть еще вопрос. Как по-вашему, это важно, что Джеффри убили именно в его кабинете?

– Вы опять за свое?

– Вам не кажется, что в этом таится подсказка? Ведь его убили именно в кабинете, а не в спальне, ванной или на яхте. Нет, я не слишком пристально рассматривала это помещение, но, на мой взгляд, это его домашний рабочий кабинет. Мне просто пришло в голову, что если это преступление на почве страсти, то кабинет – несколько странная декорация для этого.

– Декорация, – хохотнул Гилби. – Я понимаю, что вы прибыли к нам из гламурного мира шоу-бизнеса, мисс Пельц, но мы тут не на сцене. Мы имеем дело с настоящим убийством.

– Я это запомню. – Я изобразила смущение. – Я вскоре с вами свяжусь. – Ничуть не сомневаюсь.

Глава 17

В понедельник вечером я обзвонила Диди Хорнсби, Сьюзи Кэндалл, Люсинде Оруэлл и Роберте Росс. Я не выдавала себя за исследователя рынка и не заявила, что представляю телефонную или медицинскую компанию. Я прямо сообщила им, кто я такая и почему хочу поговорить с ними, прибегнув к аргументу, что мама – давняя обитательница Сьюел-Пойнта (и активно участвует в тех же благотворительных организациях, что и они), желая доказать, что я не посторонняя нахалка.

К моему изумлению, все они – даже Роберта, агент по недвижимости и бывшая миссис Элкин – заявили, что найдут время для встречи со мной. Я поняла, что местные обитатели не слишком стесняются обсуждать интимные подробности своей жизни даже с посторонним человеком. Я решила, что это объясняется популярностью откровенных ток-шоу на телевидении и дружелюбной, открытой атмосферой, свойственной маленьким городкам. Конечно, не исключено, что это также вызвано желанием всех и каждого внести свою лепту в расследование дела об убийстве.

На следующее утро мама отвезла меня в офис шерифа, чтобы я забрала свой «понтиак». Машина выглядела так же жалко, как прежде, но пахла еще хуже из-за химикатов, которыми ее обработали копы в надежде выудить волосинки из бороды и прочие следы пребывания в ней Джеффри.

– Не хочешь, чтобы я пошла с тобой, дорогая? – спросила мама, когда я отправилась на рандеву с «сиренами Стюарта», как я их прозвала.

– Нет. Для тебя у меня есть другое задание.

– О? – Ее синие глаза прищурились.

– Теперь, после смерти Джеффри, тебе нужен другой врач, кто-то вроде Питера Элкина, к примеру.

– Понятно, – улыбнулась она. – Ты возлагаешь на меня провести проверку.

– Именно. А пока будешь там, вверни пару вопросиков, которые я напишу тебе заранее.

– Это очень умно, Дебора, но доктор Элкин – терапевт, а не кардиолог. Он занимается больными с другими медицинскими проблемами.

– И что с того? Разве у тебя живот не болел? Или это был артрит?

– Скажи, какие у меня должны быть симптомы, и они у меня появятся, – рассмеялась она.

В десять часов я нанесла первый визит – к Диди Хорнсби, обитавшей в живописном уголке Стюарта, известном как Снаг-Харбор. В расположенном вдоль реки Святой Люсии, через мост от Сьюел-Пойнта, Снаг-Харборе были милые домики, пристань и теннисный корт для жителей этого района. Дом Диди, кирпичное здание в стиле, более типичном для северных регионов, просто кричал «дети». На подъездной аллее валялись пляжные мячи, летающие тарелочки и велосипеды, а на лужайке перед домом – игрушки самых разных расцветок и форм. Я осторожно вылезла из машины, чтобы не поскользнуться и не напороться на что-нибудь острое.

Когда я позвонила в дверь, меня приветствовал громкий лай нескольких крупных псов. Я предусмотрительно ретировалась в машину.

– Дебора? – спросила светловолосая женщина, приоткрыв дверь.

– Диди?

– Это я. Заходите. – В этот момент четыре здоровенных датских дога попытались налететь на меня. – Инга! Пайпи! Соня! Ева! На место!

Диди выкрикнула это самое «на место!» несколько раз, прежде чем собаки оставили меня в покое.

– Они нервничают при виде чужаков, – смущенно объяснила Диди. – Пойдемте в семейную комнату.

Следуя за Диди, я рассматривала ее сзади. На ней были черно-пурпурный топ и шорты в тон из спандекса – облачение, обычно встречающееся в спортивных залах и клубах здоровья. (Диди сказала, что недавно пришла оттуда.) Она была в отличной форме.

Блондинка, слегка загорелая, с развитой мускулатурой, Диди выглядела как человек, много времени проводящий на улице – как Мерил Стрип в том фильме, где она битых два часа сплавляется на лодке по реке. Да, поняла я, Диди Хорнсби из тех женщин, которые охотно встречались бы с Джеффри.

– Хотите «Эвиана»? – спросила она, остановившись у бара.

– Нет, спасибо.

Диди наполнила стакан, макнула туда пальцы и побрызгала водой себе на лицо.

– Важно сохранять кожу влажной, – пояснила она, продолжая брызгать. – Люди забывают об этом, потому что во Флориде и так высокая влажность:

Покосившись на мою кожу, она брызнула водой на меня.

– Вот так. И как вам?

– Мокро. – Я сморгнула воду с ресниц.

Мы расположились на софе, с которой Диди скинула детские игрушки.

– Спасибо, что нашли для меня время, – начала я.

– Никаких проблем. Дети сейчас с няней, у меня встреча за ленчем в половине первого, но остаток утра свободен. Кроме сеанса массажа в одиннадцать.

– Отлично. Я хочу поговорить с вами о Джеффри Гиршоне. Мы с сестрой познакомились с ним, когда у нашей матери случился инфаркт, а потом, пока она лежала в больнице и проходила дальнейшее лечение, подружились с Джеффри. А вскоре его убили, и это мы нашли тело Гиршона, что нанесло нам сильную моральную травму, как вы понимаете. С этого момента мне страстно захотелось узнать о нем побольше, выяснить, кто так сильно ненавидел его, чтобы убить. Доктор Гиршон спас жизнь моей любимой мамы! И самое меньшее, что я могу для него сделать, – это выяснить, кто лишил его жизни. – Признаться, все это я выдала, прижимая руки к груди, и, боюсь, сделала вид, что плачу.

На Диди мой маленький спектакль как будто произвел впечатление.

– Быть может, принести вам травяного настоя, Дебора?

Я покачала головой, опасаясь, что она брызнет мне в физиономию горячей жидкостью.

– Со мной будет все в порядке, если вы расскажете мне о Джеффри. Как вы к нему относились, не знаете ли кого-то, кто злился на него?

– Кто злился на Джеффри? Да он был классным парнем, просто душкой! Вот что самое странное. Мы встречались с ним полгода, и это было нечто!

– Если это было нечто, почему вы расстались?

– Потому что это перестало быть нечто.

– Да, но почему, Диди? – спросила я, сообразив, что она не склонна вдаваться в подробности.

– Просто перестало, – пожала она плечами. – Нам было весело, а потом все. И мы расстались.

– Вы хотите сказать, что искра угасла?

– Ну да, вроде того. Знаете, как бывает, когда ты видеть уже не можешь креветок. А едва сезон заканчивается, сразу начинаешь думать: неужели я больше не отведаю этой вкуснятины? Вот так произошло и у нас с Джеффри. Мы просто объелись друг другом.

– Значит, вы расстались по обоюдному согласию.

– Безусловно. Но мы оставались друзьями. Это я предложила ему пригласить Сьюзи Кэндалл на прошлогодний Бал Хризантем.

– Вот как… А вы с кем пошли?

– С бывшим мужем Сьюзи, Чипом.

Я вздохнула, попытавшись представить себе такой расклад в Нью-Йорке.

– А это никого из вас не смутило?

– Вовсе нет. Чип – первый бывший муж Сьюзи. Вот если бы я появилась там с Харли, ее вторым бывшим, это было бы совсем другое дело. От этого разрыва она еще не оклемалась.

У меня глаза полезли на лоб.

– Значит, после разрыва вы сохранили с Джеффри хорошие отношения.

– О да! Я же сказала вам, он был классным парнем!

– Но оставаться с ним было все равно, что объесться креветок.

– Точно.

Я задала еще несколько вопросов, но это была пустая трата времени. Диди Хорнсби ничегошеньки не знала. То есть вообще ничего. К тому же у нее в доме воняло догами, и мне просто необходим был свежий воздух. Я поблагодарила ее за беседу и откланялась.

Следующим номером программы было возвращение в Сьюел-Пойнт для визита к Сьюзи Кэндалл, жившей в огромном фисташкового цвета доме за воротами, в относительно новом районе под названием Касл-Хилл. Неплохо для «старого» железнодорожного капитала Сьюзи.

Прежде чем меня допустили в дом, пришлось звонить в домофон у ворот.

– Да? – ответил женский голос.

– Это Дебора Пельц.

Ворота растворились, и мы с «понтиаком» въехали на территорию.

У дверей меня поджидала сама Сьюзи, видение в сарафане цвета зеленого лайма. Не такая накачанная, как Диди, она не походила и на девушку с обложки модного журнала, но казалась красивой (несмотря на излишнее количество теней на веках), а взбитую прическу с фотографии на Балу Хризантем сменил более легкомысленный конский хвост (он шел ей гораздо больше).

Мы обменялись рукопожатием, и Сьюзи пригласила меня в дом. Мы расположились в гостиной, декорированной в стиле африканского сафари. Для полноты ощущения со стены над камином на нас пялились чучела животных. Меня сразу заинтересовало, не увлекается ли Сьюзи охотой и нет ли у нее ружья. О чем я и спросила. Сьюзи ответила, что охотой увлекается ее бывший муж (Харли, не Чип), а она сама до смерти боится оружия.

Обсуждение оружия и убийства живых существ плавно перешло в разговор о Джеффри. Я выдала ей ту же слезливую историю, что и Диди, но Сьюзи была далеко не столь равнодушна к тому, как завершился ее собственный роман с Джеффри.

– У него даже не хватило мужества сказать мне, что он встречается с другой женщиной! – кисло поведала она. – Он просто перестал звонить. Я чувствовала себя брошенной, как и после ухода Харли. У меня сейчас такой период, когда полностью отсутствует самоуважение. – Я попыталась уклониться от этой темы, но Сьюзи продолжила: – Знаю, самооценка не должна зависеть от того, есть или нет мужчины, нужно любить себя самое, духовно расти, выяснить наконец, чего я хочу достичь в этой жизни, и идти к намеченной цели. Но вопрос вот в чем: а чего же хочет Сьюзи Кэндалл от жизни? Кто такая Сьюзи Кэндалл? Сьюзи Кэндалл не делает карьеру. У Сьюзи Кэндалл нет детей. Все, что есть у Сьюзи Кэндалл, – огромный трастовый фонд.

«Хорошо бы мне так жить, а она хнычет насчет золотых гор, унаследованных ею от предков», – подумала я.

Когда в ее хныканье наметился перерыв, я успела вставить слово:

– Возвращаясь к Джеффри Гиршону, скажите, долго ли продолжалась ваша связь?

– Три месяца. Три месяца сюси-пуси, а потом вдруг ничего. Словно меня и не было никогда. Я звонила ему домой и натыкалась на автоответчик. Я звонила ему в кабинет, и эта ведьма, его медсестра…

– Джоан.

– Джоан всякий раз отвечала, что у него пациент. Мне никак не удавалось ему дозвониться. Он скрывался от меня, а я не знала почему. А потом, однажды в воскресенье, я открыла «Стюарт ньюс» и в колонке Селесты Толливер вдруг увидела Джеффри под ручку с Люсиндой Оруэлл на фестивале «Речные деньки»!

– Должно быть, вы пришли в бешенство, – предположила я, размышляя, использовала ли я прежде это выражение, а если нет, то почему использую сейчас.

– Мне было больно, я чувствовала себя униженной и не выходила из дома целых две недели.

– Две недели?! Бог ты мой, либо у вас на территории растет уйма фруктовых деревьев, либо вам на дом привозили пиццу.

– У меня чудесная повариха. И закупками тоже она занимается.

– Везет вам. А потом вы еще виделись с Джеффри или разговаривали о том, что между вами произошло?

– Я видела его на Бале Сердец, но не разговаривала с ним. Он был слишком занят.

– С Робертой Росс?

– Да. – Сьюзи посмотрела на меня. – Для новичка в этом городе вы отлично знакомы с последними новостями здешней светской жизни, Дебора.

– Моя мама вырезает все заметки Селесты Толливер, – объяснила я. – Ну, как некоторые люди вырезают купоны. Я их как-то прочла. В один присест.

– Потому что вам очень нравился Джеффри.

– Да, и потому, что моя мама не выписывает «Пипл».

– Ну у нас с ним, возможно, все было не так уж гладко, но я развалилась на части, услышав, что его убили.

– А вы не знаете, кто мог злиться на него? Кроме вас, конечно.

– Вы спрашиваете, не знаю ли я, кто его убил?

– Да.

– А как насчет Люсинды Оруэлл? Джеффри бросил ее ради Роберты. Может, она отнеслась к этому не так легко, как я.

– Вы знакомы с Люсиндой, Сьюзи? Поддерживаете с ней светские отношения?

– Конечно, я знаю ее. Люсинда – вторая бывшая жена моего первого мужа.

После разговора со Сьюзи у меня слегка заклинило мозги, поэтому перед следующей встречей я купила сандвич с диетической колой и жадно съела его, сидя в машине.

Подкрепившись, я направилась по Саус-роуд Сьюел-Пойнта в другой эксклюзивный район, именуемый «Архипелагом». Построенный лет двадцать назад на соединенной островной цепи, он состоял из трех узеньких улочек. Дома выходили либо на пролив, либо на чудесную лагуну. Отделенный от остальной части Сьюел-Пойнта двумя небольшими мостами, «Архипелаг» имел мистическую ауру, как и его обитатели. Некоторые из них были слегка эксцентричны, или им нравилось считать себя такими.

Дом Люсинды Оруэлл находился на Симара-стрит. По стандартам Бока довольно скромный, он напоминал полинезийские хижины, которые можно увидеть на Таити, Бора-Бора или, на худой конец, в старом телевизионном сериале «Приключения в Раю».

К дому вели каменные ступени, а вместо звонка висело ботало. Я дернула за язычок.

Люсинда тут же отозвалась. И через пару мгновений я увидела великолепное создание с волнистыми волосами до плеч, изумрудными глазами и высокой стройной фигурой. На ней были небрежно обрезанные джинсы и футболка (без лифчика). Обувь отсутствовала. Никакой косметики. Даже блеска для губ.

– Добро пожаловать, – сказала Люсинда. – Извините, но у меня мокрые руки.

Она продемонстрировала ладони, заляпанные масляной краской.

– Вы художница? – спросила я, когда она нырнула в ванную вымыть руки.

– Да, – отозвалась она. – Могу показать если хотите.

Люсинда отвела меня наверх в студию, огромное помещение со стеклянной крышей, занимавшее весь второй этаж.

– Большая часть моих работ находится в галерее «Профиль» в Харбор-Бей-Плаза, но кое-что есть и здесь. Багамские зарисовки в основном.

Я не искусствовед, но работы Люсинды, яркие и насыщенные атмосферой, мне понравились.

– Видимо, вы частенько ездите на Багамы. За вдохновением, – заметила я.

Она кивнула:

– Мы с Джеффри туда несколько раз мотались. Вы ведь приехали, чтобы расспросить о нем, верно?

– Да. – Я выдала ей тот же душещипательный сюжет, что и остальным.

– Мы с ним встречались три или четыре месяца, не помню точно. Джеффри любил плавать на своей яхте на Багамы, когда у него были длинные выходные, если он не дежурил, а я с удовольствием пользовалась случаем.

– Почему вы расстались? Сьюзи Кэндалл предположила, что из-за Роберты Росс.

– Сьюзи Кэндалл, как всегда, промахнулась, – рассмеялась Люсинда. – Мы с Джеффри расстались из-за Гвен Лэдд.

– Кого? – «Селеста такого имени не называла, – подумала я. – Она ясно дала нам с мамой понять, что после Люсинды Джеффри сразу переключился на Роберту».

– Вы не знаете Гвен? – удивилась Люсинда.

– Нет. А должна?

– Да, если интересуетесь местной богемой. У нее выставка в Нортоне, на Палм-Бич. Она делает скульптуры из стекла.

Люсинда подошла к столу и осторожно подняла вещицу из коричневого стекла. Мне показалось, что она имеет форму гриба.

– Это работа Гвен Лэдд? – спросила я.

Люсинда кивнула.

– Поразительная, верно?

– Я теперь буду совсем иначе смотреть на грибы, – заметила я. – Но вы молодчина, Люсинда. Вы не просто купили произведение своей соперницы, но и поставили его на самое видное место.

– Мы с Гвен вовсе не соперницы. У нее свое искусство, у меня – свое.

– Нет, я имею в виду соперничество из-за Джеффри. Вы ведь сами сказали, что расстались с ним из-за Гвен.

Люсинда снова рассмеялась.

– Мы с Джеффри расстались, потому что я бросила его ради Гвен.

– Прошу прощения?

– Мы с Гвен – пара.

– Вот как. – Я не сразу собралась с мыслями. – А Джеффри прошляпил – виновата, – пришел в ярость из-за того, что вы бросили его ради женщины?

– Вроде бы нет. Он начал встречаться с Робертой примерно через неделю после того, как мы с Гвен съехались. Как-то вечером я столкнулась с ними на приеме в Культурном центре, и они казались вполне совместимой парой.

«Интересно, – размышляла я. – Селеста Толливер гордится тем, что все про всех знает, но, быть может, ее осведомленность касается лишь гетеросексуальных пар?»

– Ну что ж, я задам вам последний вопрос и избавлю вас от своего присутствия, Люсинда. Вам не приходит в голову, кто бы мог желать смерти Джеффри?

– Кто угодно, – пожала она плечами. – Любой. Он был не слишком хорошим человеком.

– Тогда почему же вы с ним встречались?

– А вы никогда не ошибались в мужчинах?

– Люсинда, милая, – вздохнула я. – Будь это так, меня бы здесь не было.

Роберта Росс жила в таунхаусе с четырьмя спальнями в Сэйлфиш-Пойнте, в очень дорогом, тщательно охраняемом и огороженном поселке в самой южной оконечности Хатчинсон-Айленд. «Сэйлфиш», запутанный лабиринт кондоминиумов, таунхаусов и поистине гигантских домов, с клубом и рестораном на берегу, теннисными кортами, причалом и знаменитыми полями для гольфа, служил приютом для управленцев высшего звена, дельцов с Уолл-стрит и прочих нуворишей. Большинство из них мотались туда-сюда на своих собственных маленьких «гольфстримах».

Таунхаус Роберты, строение в средиземноморском стиле, с кирпичным двориком, камином и бассейном, был, как она заявила, впуская меня, временным жильем.

– Я арендую его, пока не подыщу то, что захочется купить, – пояснила Роберта, сногсшибательная брюнетка в деловом костюме канареечно-желтого цвета. – Рынок недвижимости настолько активен, что в данный момент не так много свободного жилья. Кстати, мне нужно через полчаса показывать клиентам дом. Наш разговор затянется?

– Нет. Я сразу перейду к делу. Я хочу поговорить с вами о Джеффри Гиршоне. – Я выдала свой традиционный сюжет. – Поскольку вы встречались с Джеффри незадолго до убийства, я подумала, нет ли у вас каких-нибудь соображений насчет того, кто мог его убить.

– По правде говоря, я не очень хорошо знала Джеффри. Нет, не так. Я знала его много лет, потому что они с моим мужем работали в одном объединении. Но сблизились мы лишь после того, как я рассталась с Питером. Едва Джеффри прослышал, что я ушла от Питера, как тут же мне позвонил.

– Не очень-то деликатно со стороны Джеффри по отношению к вашему мужу. Они ведь были коллегами.

– Да, но никогда не ладили. Питер всегда завидовал успеху Джеффри. Чем бы ни обладал Джеффри, Питер тут же хотел того же. Деньги, машину, яхту, женщин. Питер поразительно незрелый в этом смысле.

– Вы ушли от него из-за его незрелости?

– Я ушла от Питера, потому что застукала его в постели с медсестрой. Из отделения интенсивной терапии госпиталя, кто бы мог подумать! Я вошла в спальню, а там она интенсивно за ним ухаживает!

«Вики Уолтере», – сообразила я. Питер хотел все, чем обладал Джеффри. И получал, судя по всему.

– Вероятно, это был шок. Кошмар каждой женщины.

– Да уж, ничего хорошего. Думаю, именно поэтому я и связалась с Джеффри. В отместку. Я знала, что Питер взбесится из-за этого. Ну и, разумеется, основная причина того, что Джеффри предложил мне встречаться, – это желание досадить Питеру.

– Значит, вы с Джеффри встречались недолго?

– Да. Мы вместе сходили на Бал Сердец. Он пару раз сводил меня поужинать. Одну ночь мы провели на его яхте. И это почти все. Мы с ним не были влюбленной парой века. Вообще-то я не знаю, чему Питер так завидовал. Довольно паршивый мужчина при ближайшем рассмотрении.

– Роберта, позвольте задать вам довольно деликатный вопрос.

– Валяйте.

– Поскольку вы знали о враждебности между ними, вам не приходило в голову, что Питер убил Джеффри? Да, мне известно, что Питер был с Вики в ночь убийства. Об этом мне сказала сама Вики. Но она – надежная медсестра днем и развязная шлюха ночью, и я не была уверена, что ей можно верить.

– Очень сомневаюсь, – хмыкнула Роберта. – Питер совсем не жестокий. За одиннадцать лет брака я не могла его заставить прибить и жука.

– А никаких других идей у вас нет?

Она покачала головой.

– Ненавижу торопиться, но мне и впрямь нужно идти показывать дом.

– Понимаю.

– Хотя мне тоже хотелось бы кое-что у вас спросить, Дебора.

– Пожалуйста.

– Вы сказали по телефону, что ваша мать живет в Сьюел-Пойнте на Саус-Ривер-роуд. Это, часом, не трехэтажный серо-голубой дом на сваях?

– Он самый.

– Она не хочет продать его?

– Продать? Конечно, нет. Мама обожает этот дом.

Роберта протянула мне визитку.

– Если ваша мать вдруг передумает, позаботьтесь, чтобы она позвонила мне, хорошо?

– Вы хотите купить этот дом?

– Нет, хочу внести его в свой список. Я же сказала: сейчас мало свободного жилья, особенно когда дело касается домов на побережье в Сьюел-Пойнте.

– Мамин дом не продается. Но есть другой, поблизости от него, которым я на вашем месте занялась бы.

– Правда? И чей же?

– Джеффри. Может, у вас с ним и не был роман века, Роберта, но вы его последняя подружка, насколько нам известно. Поэтому если какой-то риэлтор в городе и заслуживает того, чтобы внести этот дом в свой список, так это вы.

Глава 18

Вернувшись во вторник вечером к себе в коттедж, я обнаружила на автоответчике два сообщения. Одно от матери, извещавшей, что у нее назначена встреча с Питером Элкином на завтра.

– Я прикинулась, что это срочно, – усмехнулась она. – Но, по-моему, мне главным образом помогло то, что я была пациенткой доктора Гиршона и у них есть моя карточка. Медсестра пообещала спросить доктора Элкина, примет ли он меня, и через пятнадцать минут перезвонила, сказав, что доктор назначил мне прийти в половине третьего. Задание выполнено, дорогая!

Питер хотел все то, чем обладал Джеффри, подумала я, припоминая слова Роберты о бывшем муже. Интересно, а на пациентов их соперничество тоже распространялось?

Второе сообщение поступило от Рэя, что меня несказанно удивило, поскольку я знала его нелюбовь к телефону.

– Не поужинать ли нам вместе сегодня вечером? У меня дома. В прошлый раз ты приготовила сандвичи с тунцом. Теперь мой черед. Адрес Семинола-стрит, тридцать девять. В семь часов. Дай мне знать.

Перематывая пленку, я улыбалась до ушей. Рэй Скалли явно начинал мне нравиться.


Дом Рэя, двухэтажное побеленное бунгало, тщательно и любовно отреставрированное им в свободное время, был куплен два года назад, после смерти Бет. Рэй решил, что ему нужно сменить обстановку, а ремонт отвлечет его от мрачных мыслей.

Этот домик, расположенный в сотне футов от реки Святой Люсии на узенькой, усаженной пальмами улочке, между деловыми зданиями города и позади них, представлял собой жемчужину старой Флориды. Симпатичное строение с желтыми сосновыми полами, грубыми деревянными потолками, красивой облицовкой и камином из настоящего ракушечника. Небольшую пристройку на прилегающей территории Рэй использовал под мастерскую и отдельный гараж.

– Классный дом! – воскликнула я, когда мы завершили обход владений. Мы стояли на кухне, оказавшейся немногим больше моей, но битком набитой новеньким кухонным оборудованием и сделанной на заказ мебелью из вишневого дерева. Весь дом сверкал и сиял полировкой, демонстрируя отличные навыки Рэя в работе по дереву. Увидев это великолепие, я заподозрила, что у него закончился фронт ремонтных работ и ему нечем было заполнить одинокие часы.

– Спасибо. Я рад, что хорошо получилось. – Рэй подал мне бокал белого вина и достал себе из холодильника банку «Хайнекена». – Мне нравится жить в нижней части города. Конечно, это не Нью-Йорк, но здесь всегда что-то происходит, всегда какая-то суета, будь то проходящий поезд, спектакль в театре или посещение людьми ресторанов. Здесь никогда не чувствуешь себя одиноким.

– В отличие от моего коттеджа, расположенного бог знает где?

– Ты не так меня поняла. Я люблю побережье. Но иногда хочется оказаться в гуще цивилизации. Во всяком случае, так утверждают друзья, желающие мне добра.

Рэй улыбался, но его тоска по умершей жене и ребенку ощущалась даже сейчас, спустя шесть лет.

– Расскажи-ка мне о сандвичах с тунцом, которые ты грозился нынче приготовить, – попросила я, желая поднять ему настроение. – Ты у нас сегодня поклонник «Человека-паука» или «Звездного пути»?

– Ой, черт! Забыл разжечь огонь! – Рэй вылетел из кухни и вернулся через несколько минут с черными от угольной пыли руками. – Если бы ты мне не напомнила, мы бы с голоду померли.

– Ты что-то жаришь на жаровне?

– Ага. Свежего тунца. Купил с утра, надеясь, что ты все же придешь. Мы будем есть его с пастой, чесночным хлебом и брокколи специально для тебя, раз ты так любишь овощи. Как тебе?

– Ты обещал сандвичи с тунцом, а теперь выясняется, что затеял целую кутерьму.

– Какую кутерьму? Ты мой новый друг. И я готовлю для тебя ужин. Так что садись и считай счастливые звезды.

Рассмеявшись, я направилась с бокалом вина в гостиную, миленькое местечко с панорамным окном, выходящим на реку. Рэй обставил ее белыми набивными креслами, лампами, переделанными из керосиновых фонарей, и прямоугольным полированным столом из тика, сделанным, как я предположила, самим Рэем. Интересно, не перевез ли он все это из того дома, где жил вместе с Бет? Я обратила внимание на отсутствие ее фотографий. Ни свадебных фотографий, ни таких, где они вдвоем греются на солнышке. Ничего. Никаких следов существования Бет. Лишь снимки родителей Рэя и его брата, на что указывало фамильное сходство, сувениры с игр «Аллигаторов» и пачка журналов под названием «Добыча аллигатора». Ничего, что говорило бы: «Бет». Впрочем, я не знала, не хранит ли память о ней вышитая подушечка на одном из кресел, не намекают ли на нее книги по искусству на кофейном столике. А может, Рэй довольствуется тем, что хранит память о покойной жене в душе. Я не пережила такой трагедии, как он, и не представляла, как ему удается горевать и справляться с трудностями.

Через несколько минут Рэй присоединился ко мне, пристроившись на ручке моего кресла. Он поинтересовался, как продвигается расследование. Я рассказала ему о встречах с «сиренами Стюарта».

– Утром я столкнулся с Фрэнком Гилби, – сообщил Рэй, когда я закончила повествование о моих приключениях. – Он никак не сообразит, что ему следует о тебе думать.

– Мне наплевать, что Гилби думает обо мне, пока он не пытается засунуть меня в каталажку.

– Он хороший человек, Дебора. Как и Эйвери Армстронг, начальник полиции Сьюел-Пойнта. Им несладко приходится с этим делом. Все вокруг вопят и требуют арестовать виновного. Боятся, что из-за шумихи упадет стоимость их собственности, полагаю. Но Фрэнк и Эйвери с этим не торопятся. Не хотят допустить ошибки или спешить с выводами. Не завидую им, поверь мне.

– А детектив Гилби не сказал, воспользовался ли он полученными от меня сведениями?

– Он сказал, что считает твои сведения интересными, – улыбнулся Рэй. – Угу. Иными словами, шла бы я лесом.

– Нет. Иными словами, он рад, что ты этим занялась.

– Да ну?

– Так он думает.

Приятно слышать, что мои визиты в чужие дома с нахальными вопросами не пропали втуне.

В восемь часов Рэй возвестил, что ужин подан, и жестом пригласил меня проследовать за ним в маленькую, но уютную столовую. Он подал стейки из тунца прямо с гриля, я разложила по тарелкам пасту и чесночный хлеб. Себе я положила еще и брокколи.

– А ты неплохой кулинар, – заметила я, отведав рыбы.

– Самоучка. В нашей семье обычно готовила Бет. А после ее смерти я решил, что мне давно пора стать большим мальчиком, и научился есть самостоятельно.

– Потрясающе! Просто объедение.

– Даже брокколи? – поморщился он.

– Особенно брокколи. – Мне польстило, что Рэй приготовил блюдо, которое не любит сам, специально для меня.

Мы ели и разговаривали, причем вовсе не о Джеффри и полиции, а о работе Рэя, о его сотрудниках, об Историческом обществе и проводимой им политике, о ведущихся в Стюарте яростных дебатах между сторонниками развития города и теми, кто хочет остановить «прогресс».

Когда мы убрали со стола и вымыли посуду, Рэй спросил, не желаю ли я развлечься.

– Смотря как. Не уточнишь ли?

– Без проблем. – Он взял меня за руку и повел к гаражу, тоже старой постройке, отремонтированной им.

Распахнув двери, Рэй ухмыльнулся:

– Настоящий красавец, а?

Я проследила за его влюбленным взглядом: справа в гараже стоял мотоцикл.

– Кто бы мог подумать: Рэй Скалли – байкер!

– Нет, Рэй Скалли – коллекционер! – уточнил он. – Иди глянь.

Он потащил меня к объекту своего обожания.

– Это «индеец» 1948 года. «Вождь», лучшая модель серии.

– Как? Не «харлей»?

– Не-а. Нынче у каждого яппи есть «харлей». А «индеец» – классика. Их очень трудно найти. Компания начала выпускать их в двадцатых годах и перестала в пятидесятых. Я возился с этой крошкой долго-долго, особенно с движком. Он объемом в семьдесят пять кубических дюймов, и на его восстановление ушла вечность. Естественно, «индеец» куда надежнее «харлея».

– Естественно. – Меня захватил энтузиазм Рэя.

– Сам «индеец» весит около четырехсот пятидесяти фунтов, это значит, что он действительно очень мощный, но относительно легкий для такого большого мотоцикла. С должной скромностью вынужден сказать, что, по-моему, это самая красивая машина на дороге.

– Она сверкает, согласна. Отродясь не видела столько хрома. А уж крылья! – присвистнула я.

– Называются окаймляющие крылья, и это отличительная черта «индейца», металл окаймляет колеса почти донизу.

– Потрясно!

– Ага. А какая кожа! Потрогай.

Я погладила черную кожу седла. Мягкая и нежная, как бархат.

– Кажется удобной, – признала я.

– Отлично. Давай прокатимся.

Я судорожно сглотнула, когда Рэй взял два шлема.

Мое отношение к мотоциклам исчерпывалось двумя фразами: «Ух, какие они клевые» и «Ой, какие они опасные». Я отродясь не ездила на них, предоставляя это занятие придурочным соплякам с татуировками и кольцами в носу.

– Да ты, никак, в ужасе! – рассмеялся Рэй.

– Приятно, что ты заметил.

– Все будет нормально, обещаю.

Он протянул мне шлем и помог застегнуть, а потом надел свой. Оседлав мотоцикл, он вывел его из гаража.

– Твой черед. – Он похлопал по седлу позади себя и велел мне сесть. Я уселась. Мягко говоря, неуверенно. – Да ладно тебе, Дебора. Я не кусаюсь. – Рэй придвинул меня поближе. – Держись за меня покрепче, и мы поедем.

Я выполнила инструкции, обвив руками талию Рэя, прижав ноги к его бедрам, ощутив его теплое крепкое тело и подавляя желание оказаться в его объятиях.

Рэй завел движок. Седло со страшной силой завибрировало. Я подумала, что от такой тряски зубы посыплются.

– Держись, – повторил он. Голос его взлетел, как у мальчишки, занятого любимой игрушкой.

Мы выехали по подъездной аллее на Семинола-стрит, потом понеслись по Оцеола-стрит, вдоль Риверсайд-драйв мимо живописных домов у реки Святой Люсии. Я отчаянно цеплялась за Рэя, и он сказал, что я своими ногтями проковыряю дырки в его боках.

– Если чуток расслабишься, получишь удовольствие! – прокричал Рэй. – Я не повезу тебя на шоссе и прокачу по тихим улочкам. Медленно. Так что не дергайся.

– Премного благодарна! – прокричала я в ответ и чуть ослабила хватку.

Вечер был ясным, небосклон усеян звездами, дул слабый ветерок. Великолепная ночь для гонок по окрестностям. И по мере того как я осваивалась с мыслью, что сижу в седле мотоцикла, а не садового велосипеда, мне начинало это нравиться. Я испытывала подлинное чувство свободы, мчась вот так по улицам, когда ветер в лицо, а мое тело плотно прижалось к телу Рэя. Это, признаюсь, мне нравилось больше всего: физический контакт, возможность обнимать Рэя, не испытывая при этом неловкости.

– Ю-хи-и! – заорал он, когда мы обогнали «ягуар», предоставив его водителю глотать пыль из-под наших колес. Роскошная машина не шла ни в какое сравнение с «индейцем».

– Да ты просто юный хулиган, – засмеялась я.

– Что? – крикнул он.

– Ничего!

Искренняя детская радость Рэя, откровенное удовольствие, которое он испытывал рассекая пространство на классическом мотоцикле восстановленном им, оказались заразительными. Меня охватили лихорадка, радость, ощущение свободы. Увлеченная, я почти забыла, что где-то тут бродит на свободе убийца – прямо тут, в городе, у воды. Около десяти мы с Рэем вернулись к нему домой.

– Ну как? – спросил он, помогая мне слезть с мотоцикла. – Понравилось? Не понравилось?

– Понравилось, хотя нужно время, чтобы сердце успокоилось.

Вспомнив, что Рэю рано утром надо идти на работу, я сказала:

– Отличный был вечер. – Он проводил меня к машине. – Спасибо за приглашение, Рэй.

– Это постоянное приглашение. – На сей раз, он поцеловал меня в щеку. – Увидимся на неделе?

– Конечно.


По дороге домой я осознала, что наши встречи с Рэем становятся постоянными. Между нами возникла своего рода дружба, основанная, судя по всему, на том простом факте, что мы нравились друг другу. У нас мало общего в плане прошлого и истоков и довольно разные характеры. Но он подтаскивал меня поближе к себе, я это чувствовала. И не сопротивлялась. Это я тоже сознавала.

Мое прекрасное благостное настроение улетучилось в ту же секунду, как я открыла ворота и вошла. На дорожке, ведущей к Убежищу, валялось не меньше десятка пивных бутылок, частично разбитых вдребезги, а окна здания были залиты пеной для бритья. В музей, слава Богу, не вламывались, никакого ущерба не нанесли ни сувенирной лавке, ни моему коттеджу, но, судя по всему, банда пьяных хулиганствующих подростков не придумала ничего умней, чем перебраться через запертые ворота и загадить общественную собственность.

Мелинда предупреждала меня о хулиганах, пьяных и сексуально озабоченных подростках, способных периодически что-нибудь эдакое учинять, как и случилось несколько дней назад, наверху обзорной башни, поэтому весь этот групповой кавардак вызвал у меня не больше раздражения, чем предыдущий. Однако, поскольку моя работа заключалась в том, чтобы сообщать об актах вандализма, я набрала 911 и стала ждать полицию.

Так как Хатчинсон-Айленд находится за пределами городской границы Стюарта, прибыла парочка моих друзей из офиса шерифа округа Мартин. Они явились минут через пять, увидели, что их вызвала пресловутая Дебора Пельц, и отпустили пару замечаний на тему «А, опять вы!». Будто я только тем и занимаюсь, что вызываю полицию. Но их визит оказался, к счастью, кратким. Они проверили «ущерб», задали мне пару вопросов и составили рапорт. А потом собрались отбыть.

– Минуточку, – остановила их я. – А как быть с этими бутылками и пеной для бритья? Кто-то должен это убрать.

– Вы ведь здешний смотритель? – произнес один из копов.

– Да.

– Вот и займитесь этим!

Засим они уехали.

Я вполне могла собрать пивные бутылки и выкинуть их в мусорный бак, а также стереть пену со стекол, но было уже поздно, я устала и мне хотелось одного – упасть в постель. Но коп прав: я здешний смотритель и, раз уж Мелинда позволила мне тут находиться, свою работу я выполнять должна.

Я бы оставила все до утра, но побоялась проспать. В таком случае добровольцы, (или, хуже того, Мелинда!) увидят этот бардак. Поэтому я принялась за работу. Вооружившись выданным мне Рэем мощным фонариком, большим мусорным мешком, рулоном бумажных полотенец и ведром воды, я вышла во двор и занялась уборкой. Я начала с северной части дома и продвигалась на юг. Я уже собралась вымыть последнее окно, ближайшее к моему коттеджу, как вдруг заметила, что специалист по пенному граффити не просто так разбрызгивал пенистую массу. На самом деле он что-то написал. Широкими смазанными буквами. Это нечто при ближайшем рассмотрении оказалось угрозой в мой адрес: «Эй, «мыльная» королева! Не суйся, куда не просят, или это будет не последнее твое бритье!»

Ахнув, я отшатнулась. Сердце учащенно забилось. Совершенно очевидно: писавший отлично знает, что я работала в «мыльной опере». И столь же очевидно: ему известно, что я рыскаю по всему городу, задавая вопросы о Джеффри. И нет никаких сомнений: этот умник осведомлен о том, что я обитаю в коттедже. Вполне вероятно, он даже знает, что я живу одна.

Я прикинула, не позвонить ли снова по номеру 911.

А вдруг за всем этим стоит кто-то из полиции? Например, от копа, знакомого с делом Джеффри, не утаилось, что я беседую с людьми и подкидываю информацию детективу Гилби? А вдруг кто-то считает меня конкурентом, кто-то желающий стать героем и самостоятельно раскрыть убийство?

Схватив ведро, я выплеснула воду на окно и смыла пену. Поскольку с первого захода она вся не смылась, остатки я стерла бумажными полотенцами.

Вернувшись в коттедж, я все-таки позвонила Рэю. Похоже, я разбудила его. Извинившись, я поведала ему о случившемся.

– Нет. Вряд ли за этим стоит коп, – сказал он, предварительно спросив, как я себя чувствую. – Скорее всего, это развлекалась кучка сопляков.

– Кучка сопляков, осведомленная о роде моих занятий? А как быть с тем, чтобы я не совалась, куда не просят?

– Ну, может, они прочли о твоей работе на телевидении в той газетной статье, – предположил Рэй. – Или их родители обсуждали твою персону за ужином. Или услышали о тебе от одной из тех дам, с которыми ты сегодня разговаривала. Все возможно. Это ведь…

– …маленький городок. Знаю, – оборвала я его, подумав, что этот городишко становится с каждойминутой все меньше и меньше. – Это действительно может быть обычной хулиганской выходкой, но у меня острое ощущение, что это предупреждение, Рэй. И я начинаю предполагать, что мой интерес к делу Джеффри заставляет убийцу нервничать.

– Господи, Дебора, мне как-то спокойнее от мысли, что это детишки нахулиганили. Что ты собираешься теперь делать?

– То же, что и раньше. Буду задавать вопросы, искать ниточки и сообщать о них Гилби. Чем раньше убийцу поймают, тем скорее я вернусь к своим делам.

– Иными словами, на предупреждение ты наплюешь, если это, конечно, предупреждение.

– Не совсем. Я просто не позволю запугать меня. Сильно.

Рэй засмеялся:

– Хочешь, я приеду? Буду спать на твоей кушетке. Спою тебе колыбельную.

– Как мило. Да нет, не стоит. Мне просто нужно было с кем-то поговорить. С мамой нельзя, не хочу ее расстраивать. С сестрой тем более – она расстроит меня. Так что остаешься только ты, Рэй. Уж прости.

– За что? Я рад, что ты позвонила. Для этого и существуют друзья.

Глава 19

На следующее утро я набросала маме список вопросов к доктору Питеру Элкину. Туда вошли самые разные вопросы, от вполне невинного (Как жалко доктора Гиршона, правда?) через пробные (Вы ведь были с ним не только коллегами, но и друзьями?) до откровенно нахальных (А где вы находились в ночь убийства?).

Я знала, на последнем мама наверняка споткнется, поэтому пометила его астериском и сделала сноску: «Спроси это как бы походя, небрежным тоном, предварительно сообщив ему, где ты сама находилась в ночь убийства. Пусть это выглядит так, будто ты просто хочешь поговорить о Джеффри. Если ты поделишься с Элкином воспоминаниями о нем, быть может, он поделится своими».

Я включила в список еще несколько вопросов, чтобы выяснить отдельные детали личной жизни Элкина. Например: «Обе мои дочери одиноки, а вы?» или «Ой, вы разведены? Ну, если у вас нет никого на примете, я с удовольствием познакомлю вас с моими девочками». Цель этого – заставить Элкина признать, что он встречается с Вики, или сделать вид, будто не встречается.

Конечно, я предупредила маму, что терапевт может не пожелать обсуждать с ней ничего, кроме ее температуры и давления, поскольку ее «девочек» подозревают в убийстве. Но предположила, что, вполне возможно, этот факт, напротив, сработает в нашу пользу; если Элкин поверит, что полиция собирается повесить убийство на нас с Шэрон, он утратит осторожность.

– Постараюсь, – пообещала мама, когда я везла ее к врачу. – Я придумала себе такое количество болячек, что проведу в смотровом кабинете не менее получаса.

Пока доктор Элкин и впрямь занялся осмотром мамы, а одна из сестер случайно оставила открытой дверь между приемной и кабинетами врачей, я на цыпочках прокралась по коридору в кабинет Джеффри. Просочившись туда, я быстро заперла дверь изнутри, молясь, чтобы никто не начал искать меня. (Этого демарша я не планировала, но, когда подвернулась возможность, никак не могла ее упустить и остаться сиднем сидеть в приемной, барабаня пальцами по номеру журнала шестимесячной давности.)

К счастью, никто меня не искал, даже Джоан Шелдон, стародавний цербер Джеффри (как я выяснила позже, в этот день она взяла выходной). Вздохнув поглубже, я начала обшаривать кабинет в поисках чего-нибудь важного.

Обстановка в кабинете оказалась довольно скудной: большой обитый кожей стол с кожаным вращающимся креслом, два жестких стула для посетителей, пара стеллажей и полочка, на которой Джеффри выставил фотографии себя, любимого: он на яхте, он в «порше», он в белом халате и хирургических перчатках.

На стене висели стандартные кардиологические плакаты: большая диаграмма сердца и сердечных артерий, а также цветной постер «Диета для здорового сердца», на котором овощам, фруктам и зелени пытались придать такой же аппетитный вид, как стейку, сыру и муссу из белого шоколада. А еще висела карта – а может, морская лоция – Багамских островов. Любимого убежища Джеффри, судя по всему.

Стену украшали и многочисленные дипломы. Диплом колледжа. Диплом медицинской школы. Дипломы по специальностям. Известно каким. Я внимательно изучила все официальные бумаги Джеффри, пытаясь вообразить его юношей, представить, что он творил в жизни, если закончил с пулей в сердце.

Я рассматривала его диплом университета Майами, выпуск шестьдесят третьего, когда услышала, как кто-то дергает дверную ручку.

Я застыла.

– Кажется, заперто, – произнес женский голос. – Должно быть, Жанна д'Арк закрыла.

– Вот ведь стерва, – ответила вторая женщина. – Впрочем, есть и приятная новость: раз Гиршона больше нет, может, она уйдет в другое место.

– Хорошо бы.

– А сейчас-то что нам делать? Нужные нам досье лежат там.

– Завтра она явится. Тогда и возьмем.

И обе дамы – надо полагать, медсестры – оставили дверь в покое и удалились.

«Бог ты мой, чуть не влипла, – подумала я. – Может, это не такая уж и ценная идея, особенно если меня тут застукают и вызовут полицию».

Я прижала ухо к двери, желая убедиться, что сестры – или кто-либо другой – не крутятся поблизости. Удостоверившись, что путь чист, я отперла дверь, пулей проскочила по коридору и небрежной походкой вернулась в приемную, будто всего лишь отлучалась в туалет.

«Черт!» – мысленно выругалась я, хватая древний журнал. Оказаться одной в кабинете Джеффри и ничегошеньки не найти! Нет, конечно, будь у меня время покопаться в его картотеке…

«Ладно, мне не в чем винить себя», – решила я и пролистала «Редбук», «Макколл» и «Леди хоум джорнал» и изучила рецепт мясного рулета в «Лучшие дома и сады», когда появилась мама.

– Все путем, – подмигнула она, помахивая рецептом. – Пошли, дорогая.

По словам мамы, Питер Элкин оказался очень дотошным. Он прослушал ей сердце, прощупал живот, постучал по коленкам дурацким молоточком. Все время, пока он осматривал маму, она пытала его, двигаясь по выданному ей списку с искусством опытного следователя.

– Что он сказал, когда ты спросила его, где он был в ночь убийства? – спросила я.

– Сначала ничего не ответил, поэтому мне пришлось прибегнуть к женским трюкам.

– То есть?

– Воспользоваться моим женским шармом. Хоть мне и семьдесят пять, но он у меня еще есть, Дебора.

– Конечно, мамочка, – улыбнулась я. – Мне просто интересно, как ты им воспользовалась, чтобы разговорить доктора Элкина.

– Я сказала ему, что он слишком молод и красив, и ему не стоит связывать себя обязательствами так скоро после развода.

– Погоди-ка. Неужели ты вынудила его рассказать о разводе.

– Ну да, пока он щупал мои лимфатические узлы.

– И вытянула из него признание, что он спит с Вики?

– Отчасти.

– Точнее, мам. Это может оказаться жизненно важным.

– Он признался, что встречается с медсестрой из больницы. Только с ней. Я сделала вывод, что он имеет в виду Вики.

– Разумный вывод. Ладно, а потом?

– И вот тут-то и пригодился женский шарм.

– Слушаю внимательно.

– Я потеребила его стетоскоп и довольно кокетливо заявила: «Ой, да вы слишком молоды и красивы, чтобы связывать себя так скоро после развода, доктор Элкин». «Вы так считаете?» – спросил он. «Безусловно! – ответила я. – Вы теперь у нас один из самых завидных холостяков, и я готова побиться об заклад, что в ночь смерти бедного доктора Гиршона вы не слонялись в тоске по городу, а сидели дома с этой вашей медсестрой». И осуждающе поцокала языком.

– И как Элкин на это отреагировал?

– Сказал, что я права. Он и впрямь был с ней дома в ту ночь, когда убили доктора Гиршона. Ты ведь это хотела выяснить, дорогая? Подтвердит ли Элкин алиби Вики?

Я кивнула. Похоже, моя маменька – мировой судья запросто могла быть моей маменькой – Мата Хари.


Позже, в тот же день, в город прибыла Шэрон, но не одна. Она приволокла с собой Барри Шиллера. Точнее, он приволок ее в своем золотистом «корнише». У него вроде бы был клиент в Веро-Бич, в часе езды на север от Стюарта. Барри собирался поужинать с мамой, Шэрон и со мной, после ужина поехать в Веро-Бич, в четверг переговорить со своим клиентом, а на обратном пути в Бока заскочить в Стюарт, чтобы отвезти мою сестрицу домой. Какая лапочка.

– Я сегодня занята, – ответила я маме, когда она поведала мне об этом.

– Дебора!

– Занята. Буду сидеть в гостиной, смотреть на пляж и считать песчинки.

– Глупости! Ты стараешься избегать Шэрон. И это после того, как вы пообещали мне не ссориться.

– Без комментариев.

– Хочу заметить, что сегодня мой первый выход в ресторан после инфаркта. По-моему, это вполне достойный повод, чтобы ты освободила вечерок, дорогая?

Я вздохнула:

– Ну и куда этот Барристер и Бока ведет нас?

– Я предложила «Гайтано». Это симпатичное тихое заведение рядом с супермаркетом. Ты можешь либо подъехать к моему дому, и мы отправимся туда все вместе, либо поезжай сразу в ресторан и встретимся там.

– Поеду сразу в ресторан, спасибо. И когда назначена вечеринка?

– Столик заказан на половину восьмого. На фамилию Шиллер.

– Полагаю, он весь вечер будет сыпать за едой разными юридическими советами, чтобы оплатить ресторанный счет, а потом выставить счет Шэрон за потраченное на нее время.

– Давай дадим ему шанс, Дебора. Твоя сестра говорит, что Барри очень внимателен к ней.

– За три сотни баксов в час даже я была бы к ней внимательна.

– Дебора!

– До скорого, мам.

Когда я приехала в ресторан, вся троица уже сидела за столом. При моем появлении Барри поднялся. На нем был очередной «с иголочки» костюм от Армани, каштановые волосы лоснились от новейшего «стильного продукта», загорелая, ухоженная кожа пахла одеколоном с тяжелым мускусным запахом. Шэрон выглядела «измученной», как всегда, но в этот вечер она сияла, словно новобрачная. Естественно, я бы тоже сияла, проведя весь день в салоне красоты, где мне обработали лицо, сделали маникюр, педикюр и почистили перышки. Но поскольку я провела день несколько иначе, то и выглядела как обычно. Мама была в восторге уже от одного того, что жива. Первый раз выйдя в свет, как она мне напомнила, мама наслаждалась уделяемым ей вниманием. У столика останавливались друзья мамы, с которыми она давно не виделась, интересовались ее самочувствием (а заодно, как я подозревала, глазели на дочерей, оказавшихся в доме Джеффри в ночь убийства). Мама так хорошо проводила время, что почти не заметила, как Барри, извинившись, ушел покурить свою здоровенную толстую сигару, а мы с Шэрон едва не поссорились из-за разницы между тартинками и тарталетками. Беседа в основном крутилась вокруг достижений Барри на поле для гольфа, его огорчения из-за того, что он не может найти толкового механика, разбирающегося в «роллс-ройсах», решения Барри продать дом в Хэмптоне после «фантастических» летних периодов, проведенных там, и знакомства Барри с известными всей стране адвокатами из тех, которые регулярно мелькают в «Геральд».

Хотя нельзя сказать, что мы с Шэрон не вставили пару-тройку слов.

– Через две недели я организую свадьбу Траубманам, – не без самодовольства сообщила Шэрон.

– А кто это, Траубманы? – спросила я. Сестрица вытаращилась на меня как на идиотку.

– Они владеют половиной Бока.

– Да? А кто владеет второй половиной?

– Теперь видишь, с чем мне приходится иметь дело? – обернулась она к Барри.

Он погладил ее по руке. На его перстень с бриллиантами и розовыми сапфирами стоило посмотреть.

Шэрон продолжила рассказ, подробно изложив, какие блюда она заказала на эту свадьбу, какие цветы, музыку и все прочее. (В прочее входила также задача усадить мать невесты и мать жениха на разных концах стола, поскольку обе пожелали прийти в туалетах от Веры Вонг.)

Она заливалась соловьем насчет поэмы, написанной ею для жениха и невесты, которую они прочтут друг другу как часть брачных обетов. Тут я решила, что с меня хватит.

– Пойду попудрю нос, – сказала я.

– Вообще-то мне тоже не помешает. – Шэрон одарила меня нехорошим взглядом.

Мы направились в дамскую комнату. Я подготовилась к драке.

– Ты проявляешь неуважение к Барри, – обрушилась на меня сестра у двери дамской комнаты. – Весь вечер наблюдаю, как ты его игнорируешь, и я этого не потерплю! Он мне очень дорог, Дебора.

– Я тебя умоляю! Ты едва с ним знакома.

– И что? Мы быстро стали очень близки. Это судьба.

– Это фигня. Ты не знаешь его. Тебе о нем ничегошеньки не известно.

– Неправда!

– Ладно, ты знаешь, где Барри вырос, где учился, но что тебе известно о нем самом? Его характере? Зачем влипать в очередное дерьмо, Шэрон?

– Я влюбилась в него, – с вызовом бросила она. – Если наши отношения будут и дальше развиваться с такой скоростью, возможно, я выйду за него замуж.

– Замуж? Шэрон, да он змея подколодная! Что с тобой такое? Понимаю, ты все еще страдаешь оттого, что, как тебе кажется, папа тобой пренебрегал, а твоей обычной спонтанной реакцией на это всегда было поспешное замужество с первым попавшимся мужчиной, который не пренебрегает тобой. Но Барри Шиллер? Даже ты заслуживаешь лучшего!

– Вот и приехали. Критикуешь меня и мой выбор мужчин. Кто бы говорил!

– Признаю, я тоже допускала ошибки, но пытаюсь измениться, Шэрон. Катастрофа с Джеффри была своего рода предупреждением. Я понимаю, как важно выдержать паузу, убедиться, что этот человек мне подходит, что у него есть совесть и принципы, черт побери!

– Ну, так пока ты выжидаешь, я буду получать удовольствие. С Барри.

И Шэрон влетела в дамскую комнату. Я решила, что, пожалуй, обойдусь без напудренного носика. Я шла к нашему столику, когда Барри, только что вернувшийся, с очередного перекура, скользнул ко мне.

– Дебора, можно вас на минутку?

– В чем дело?

Он кашлянул, дыхнув на меня табаком.

– Мне хотелось бы дать вам бесплатный юридический совет.

– Бесплатный юридический совет? Это просто оксюморон какой-то.

– Очень смешно. Надо будет запомнить.

– На здоровье. Слушайте, Барри, вы – адвокат Шэрон. Мне же юридический совет не нужен. Ни бесплатный, ни платный. Я вполне справляюсь сама.

– Неверный шаг.

– Вы за этим отозвали меня в сторонку? Чтобы убедить нанять вас, если полиция арестует меня?

– Нет. Я отозвал вас в сторонку, поскольку считаю, что вам пора перестать беседовать с людьми об этом деле.

Я уставилась на него. Барри потер пальцем массивную золотую запонку.

– Перестать беседовать с людьми? С какими людьми?

– Жителями Стюарта. Шэрон говорит, что вы задаете в городе множество вопросов. Это может выйти вам боком, Дебора. Мне случалось такое видеть. На вашем месте я держал бы рот на замке. Пусть полиция делает свою работу.

– Это и есть ваш бесплатный совет?

– Да. И вам лучше последовать ему. Я улыбнулась. Какая же он гнусь!

– Ценю вашу заботу, – бесстрастно ответила я. – Итак, что у нас с десертом?

Барри пожал плечами, словно решил, что я полная дура, раз не прислушалась к его словам.

– После вас, – вежливо поклонился он.

Барри проследовал за мной к столику. И только когда он помог мне сесть, я вдруг вспомнила кое-что, недавно сообщенное мне Шэрон: Барри получил степень бакалавра в университете Майами, выпуск 63-го года, в тот самый год, когда Джеффри получил степень бакалавра там же.

Я пристально посмотрела на усевшегося напротив меня Барри.

– Вы знали Джеффри Гиршона? – спросила я.

– Знал? Что вы имеете в виду?

– Это очень простой вопрос, Барри. Вы знали Джеффри? Дружили с ним? Входили в одно студенческое братство? Были приятелями?

– К чему вы клоните? Знай я этого парня, я сообщил бы об этом вашей сестре до того, как она стала моей клиенткой.

– Но вы с Джеффри учились одновременно в одном колледже. Выпуск 63-го года.

– Неужели? Это большой колледж. Гиршон, возможно, там и учился, но если так, то для меня это новость.

– И все же, если вы оба там учились, это довольно странное совпадение, не так ли, Барри?

Он собрался ответить – во всяком случае, я думаю, что собрался, но тут вернулась Шэрон со свежей помадой на губах и причесанными сияющими золотистыми волосами.

– Что я пропустила? – осведомилась она, заглядывая ему в глаза.

– Твоя сестра интересуется десертом.

– Моя сестра всегда интересуется десертом, – улыбнулась Шэрон. – Судя по ее талии.

Глава 20

В четверг утром мне позвонил детектив Гилби.

– Я все еще не виновата, – сказала я.

– Я не поэтому звоню, – ответил он. – Я насчет акта вандализма, о котором вы сообщили во вторник вечером. Как я понял, особого ущерба Убежищу не нанесли, просто сильно намусорили. Это так?

Я не знала, стоит ли сообщать Гибли о надписи, сделанной пеной для бритья. Барри Шиллер настоятельно рекомендовал мне ни с кем ни о чем не разговаривать, но зачем мне слушать этого слизняка?

– Вообще-то было еще кое-что, о чем я не сказала полицейским. Человек, ответственный за пивные бутылки и пену для бритья, оставил мне угрожающую надпись на одном из окон. – Я дала детективу полный отчет. – Возможно, этот подросток поразвлекся за мой счет. Или это убийца пытается запугать меня.

– Азачем убийце пытаться запугать вас, мисс Пельц?

– Понятия не имею. Я действительно разнюхиваю все по окрестностям, как вам отлично известно. И кстати, спешу сообщить, могу почти точно подтвердить, что Питер Элкин, терапевт из медицинского центра доктора Гиршона, провел ночь убийства с Вики Уолтерс, бывшей подружкой доктора Гиршона. К вопросу о небрежных заместителях.

– Вы спросили об этом доктора Элкина?

– Нет. Моя мать спросила. Надеюсь, ее окно никто пеной для бритья не обольет.

– Хочу надеяться. Больше ничего мне не расскажете, мисс Пельц? Что-то подсказывает мне, что вы еще не закончили.

Я улыбнулась, припомнив слова Рэя о том, что Фрэнк Гилби рад моей помощи, поэтому не стоит обращать внимания на его грубоватые манеры.

– Так, давайте прикинем. Да, я побеседовала кое с кем из женщин, с которыми доктор Гиршон встречался до своей гибели. Одна из них, Сьюзи Кэндалл, по-прежнему переживает из-за того, что он ее бросил. Она была крайне удручена, узнав, что он встречается с другой, и не выходила из дома целых две недели. По-моему, это несколько чересчур, а как по-вашему, детектив?

– Как, вы сказали, ее зовут?

– Сьюзи Кэндалл. Из железнодорожных Кэндаллов. Она живет в Сьюел-Пойнте, на Касл-Хилл. Я расспросила ее о разрыве с доктором Гиршоном, но так и не решилась узнать, есть ли у Сьюзи алиби на ту пресловутую ночь. Извините.

– Как? Быть того не может! Вы не поинтересовались у нее насчет алиби? – Детектив источал сарказм. – К счастью, офис шерифа сам с этим разобрался.

– К счастью. Ах да! Сьюзи, однако, сообщила мне, что боится пистолетов. Значит, она едва ли стреляла в доктора Гиршона. С другой стороны, возможно, Сьюзи вовсе не боялась пистолетов до того момента, пока не нажала курок смертоносного оружия и не поняла, во что вляпалась. А ваше мнение?

– Откуда у меня время, чтобы составить мнение? Я слишком поглощен, выслушивая ваше, чтобы составить свое, мисс Пельц.

– Мисс Пельц, мисс Пельц… Вам не кажется, что давно уже пора называть меня Деборой? – Молчание. – Детектив?

– Я предпочитаю «мисс Пельц».

– Как угодно. Но вы не станете возражать, если я буду звать вас Фрэнком?

– Зовите как хотите. Все равно ведь станете.

– Спасибо. Удачи, Фрэнк.

– И вам того же, мисс Пельц.

Остаток дня прошел без особых происшествий, не считая короткой стычки с Шэрон, когда я позвонила маме домой до отъезда сестры в Бока. Я еще раз настоятельно порекомендовала Шэрон не ввязываться в роман с Барри, а она еще раз сообщила мне, что я завистливая ядовитая стерва.

Позже в тот же день я направилась в музей, где Фред Зимски собирал манатки, намереваясь пойти домой. Мы с ним поболтали о том о сем, и я спросила, есть ли у него дети и как они ладят между собой.

– У меня четыре дочки, – сообщил он. – И все красавицы.

– Да, но как они ладят? – повторила я, горя желанием узнать, не являемся ли мы с Шэрон ошибкой природы или это обычные отношения всех сестер.

– Они отлично ладят, – сказал Фред. – Только не между собой.

– Значит, они постоянно ссорятся?

– Не знаю я, как описать то, что они делают. То они без конца болтают Друг с другом по телефону, торчат друг у друга дома и присматривают за детишками друг дружки. А потом бах! Одна из них ни с того ни с сего приходит в бешенство от какого-то поступка другой, и начинается третья мировая война. Две из них перестают разговаривать с двумя другими, или три объединяются против одной. Это тема с вариациями: А потом, также внезапно, военные действия прекращаются и все снова пасутся друг у друга дома. Кто поймет, что происходит между сестрами?

– Знаете, что я думаю? Сестра – это вечный повод для извинений.

Фред обнял меня.

– Ты славная девочка, Дебора. Я хочу пригласить твою маму на свидание.

Я одобрительно кивнула, хотя до меня вдруг дошло, что если Фред с мамой познакомятся, понравятся друг другу и поженятся, то у меня будет пять сестер вместо одной. Ужасающая мысль!

В пятницу ко мне заскочил Рэй, но я в это время была у мамы. Он оставил под дверью записку, в которой спрашивал, не хочу ли я сходить на танцы в субботу вечером в «Кончи Джо». «Там хороший рэгги, вкусная еда и приятная атмосфера, и я мог бы встретиться там с тобой в половине восьмого. Согласна?» Я оставила на его автоответчике сообщение, что согласна.


«Кончи Джо» – здоровенный, грубо сделанный кабак на воде. Такими славятся города южного побережья. Полубар, полуресторан, полусцена (флоридский вариант магазинов Новой Англии по продаже живых лангустов). Расположенный между двумя торгующими рыболовными снастями лавочками на Индиан-Ривер-драйв в Дженсон-Бич, городке к северу от Стюарта, «Кончи Джо» относится к заведениям того рода, куда везут иногородних гостей, чтобы показать им «настоящую Флориду». Иными словами, если войти туда и присмотреться к посетителям, то увидишь куда больше туристов, чем местных. Далеко за примером ходить не надо: за все годы, что я торчала в Стюарте, там я ни разу не была.

Когда я подъехала, Рэй уже поджидал меня у дверей.

– Господи, да тут битком набито! – воскликнула я, трижды объехав парковку, прежде чем мне удалось найти местечко.

– Субботний вечер, разгар сезона, – ответил Рэй, повысив голос, чтобы перекрыть шум. – Сказали, что придется подождать минут тридцать – сорок. Так что пока выпьем что-нибудь в баре, нас позовут, когда будет готов столик. Не возражаешь?

– Нет проблем.

«Он классно выглядит, – подумала я. – Очень сексуально». Рэй слегка порезался, когда брился, и, как ни странно, крошечный порез на его обычно гладкой, слегка загорелой коже придавал ему особый шарм. Некий намек на подростка, таящегося за внешностью настоящего мачо.

Я проследовала за ним мимо хостессы, встречающей посетителей, полок, заваленных футболками с логотипом «Кончи Джо», свитерами «Кончи Джо» и рыбацкими шляпами «Кончи Джо», в темный шумный бар, где стоял широкоэкранный телевизор, свисали буйки, а стену украшал гигантский марлин.

– Что будете заказывать? – спросила официантка, протирая маленький круглый столик, вытребованный Рэем. Единственный свободный столик в заведении.

– Мне холодную «Маргариту», – сказал Рэй. – «Куэрво голд», много сока лайма и соль по краю.

– Кажется, ты называл себя пивным пузом, – улыбнулась я.

– Ага, но будучи в Риме… Это место требует, чтобы на грудь принять что-нибудь покрепче старого доброго пивка.

– Ты прав.

Я начала изучать меню предлагаемых напитков. Тут были алкогольные смеси под названиями типа «Ловец игуан», «Гумбэйский смэш», «Высотомер» и «Дайкири а-ля Хемингуэй». (Последний описывали как «сделанный по рецепту самого Папы Хема; такой подавали в баре «Флоридита» в Гаване.)

– Вы что-то выбрали? – нетерпеливо осведомилась официантка.

– «Маргариту», – ответила я.

– Вот молодец, – усмехнулся Рэй. – От этого у тебя волосы на груди вырастут.

– Всегда об этом мечтала.

– Как насчет закусок, пока суд да дело? – поинтересовался он, уставившись в меню. – Тут есть гигантские креветки, рубленые моллюски, нарезка из аллигатора…

– Нарезка из аллигатора?!

– Только не говори мне, что никогда не ела аллигатора, Дебора! При таком количестве супер-пупер-ресторанов в Нью-Йорке?

– В «супер-пупер-ресторанах Нью-Йорка» подают лосятину, оленину, кабанятину, но никаких аллигаторов. В Нью-Йорке народ носит обувь из аллигатора, сумки и ремни, однако никакой нарезки.

– Тем хуже для них. Аллигаторы очень вкусные.

– Прошу тебя! Сейчас ты скажешь, что по вкусу он напоминает курятину!

Рэй засмеялся.

– Признаться, я и сам никогда не ел его. Я собирался заказать креветочный коктейль.

– Закажи два.

От «Маргариты» у меня приятно зашумело в голове, поэтому креветки показались мне очень вкусными, а соус к ним весьма пикантным. Благодаря этому я не обратила внимания на сигаретный дым, обволакивающий меня, и на то, что официантка натыкалась на спинку моего стула всякий раз, как проходила мимо.

– И вот они, мы. Сидим субботним вечером, парочка одиноких бродяг, которым не к кому идти на свидание.

– Я мог бы сегодня пойти на свидание, – возразил Рэй. – Мой коллега по работе хотел познакомить меня с некоей Лорел.

– Лорел – это, безусловно, прогресс после Уиллоу, – заметила я. – Но что это с твоим приятелем? Имена всех женщин, которых он тебе выбирает, соответствуют названиям деревьев.[2] Надо полагать, следующую будут звать Ильм.

– Уже было. Сокращенное от Ильмиры.

– Шутишь!

– Шучу.

Я через стол потрепала его густые золотисто-каштановые волосы.

– Так почему же ты не пошел сегодня с этой самой Лорел?

– Подумал, что с тобой будет куда веселее. Не надо напрягаться, незачем размышлять на тему «Нравлюсь ли я ей?», и все такое.

– Иными словами, тебя не интересует, нравишься ли ты мне?

– Не-а. Если бы я тебе не нравился, ты со мной никуда не пошла бы.

– Если только не скучала бы по обществу.

– Если бы ты скучала по обществу, то не поселилась бы в этом коттедже на отшибе, где ни одного жилого дома нет поблизости.

– Выстрел принят. Кстати, я чувствую себя с тобой также. Никаких размышлений на тему «Нравлюсь ли я ему?». И так понятно, что ты по мне с ума сходишь.

– Должно быть, ты классно сочиняла «мыльные оперы», – рассмеялся Рэй. – Почти во все вносишь театральность.

– Полагаю, это у меня в крови. Я лишь несколько недель назад ушла из шоу и уже скучаю по нему. Не по закулисным играм и не по тем людям, что теперь там правят бал. Мне не хватает Вуди Дейвенпорта, бывшего главного сценариста, и Хелен Минсер, одной из прочих сценаристов, а больше всего я скучаю по самой работе. Как-то мне непривычно не выдавать по серии в неделю.

– Оп-па! В этих словах мне слышится легкая тоска. Но предупреждаю: ты не можешь туда вернуться. После того как я вложил в тебя кучу времени и денег.

– Каких еще денег? – возмутилась я. – Мы оплатили поровну счет в тот единственный вечер, когда ходили ужинать.

– Ага, но я посчитал и сегодняшний ужин. Плачу я, или в записке этого не сказано?

– Не сказано, но это и не важно, Рэй. Я вполне могу заплатить за себя.

Рэй покачал головой.

– Сегодня мой день рождения, и платить за все буду я, если захочу.

Он пропел куплет из старой песни Лесли Гора.

– День рождения? – изумленно повторила я. – Сегодня?

– Сорок пять, – кивнул он. – Круглая дата.

– И ты хотел отметить его со мной?

Рэй прожил в Стюарте большую часть жизни. У него тут уйма друзей, куча корешей, с которыми он мог отпраздновать. Так какого черта я тут делаю?

Уже не в первый раз меня насторожил интерес Рэя ко мне. Но тут я напомнила себе, что все старые друзья знали его, когда он был еще женат на Бет, воспринимали его вкупе с Бет, как половину пары. Может, Рэю удобно со мной именно потому, что я в городе новенькая; потому что не была свидетелем его трагедии; потому что, глядя на него, не воспринимала Рэя как страдающего мужчину.

– Ваш столик готов, мистер Скалли, – сообщила официантка, вручая Рэю счет за выпивку и закуски.

– Продолжение следует, – подмигнул мне Рэй и оплатил счет.

Мы расположились за столиком в «музыкальном зале», то есть там, где постоянная музыкальная группа «Ливень» с Ямайки развлекала публику.

Вскоре после того, как мы сели, Рэй обратил мое внимание на то, что столик покачивается.

– Слава Богу! – с облегчением вздохнула я. – А я уж было подумала, что это действие «Маргариты».

– Нет, это столик или пол. Или и то и другое. Когда идешь в «Кончи Джо», то принимаешь как данность, что нужно приносить с собой картонку спичек.

Рэй достал из кармана брюк картонку спичек, наклонился и подсунул под ножку столика, затем качнул его, желая убедиться, что решил проблему. И в самом деле решил.

– Готово. – Он снова сел. – В плотницком деле картонка спичек – известная прокладка.

– Прокладка, – повторила я. – Когда в следующий раз приду сюда, прихвачу одну с собой.

Мы заказали сандвичи с морским окунем, пива Рэю и белого вина мне. Пока мы ждали, когда нам принесут заказ, группа заиграла мелодию Боба Марли.

– Ты как? – кивнул Рэй на небольшой танцпол.

– Это твой день рождения. Хочешь танцевать? Будем танцевать.

Рэй вывел меня на площадку, где к нам быстро присоединились еще несколько пар, в основном сверстницы моей мамы. В ритме рэгги можно танцевать по-всякому, как правило, не обязательно с партнером, но Рэй имел другие соображения на этот счет. Он обнял меня и начал двигаться вправо-влево, вперед-назад, словно мы танцевали странную комбинацию: вальс-танго-фокстрот. Я понятия не имела, что Рэй пытается изобразить и какие надо делать па, но старалась как могла, ухитрившись наступить ему на ногу не больше трех-четырех раз.

Он держал меня, а я вспомнила свои ощущения, когда сидела за его спиной на мотоцикле и наши тела прижимались одно к другому в кожаном седле. Но сейчас ощущение объятий Рэя, кокон его рук, синхронное движение ног под ритмичные звуки музыки были еще приятнее.

Во время танца, когда Рэй склонился ко мне поближе, у меня сердце замерло при мысли, что он хотел поцеловать меня. Поцеловать в губы.

«Погоди! – хотела заорать я. – Мы просто друзья! Не порть этого!»

Но не пришлось. Рэй действительно наклонился, но лишь для того, чтобы прокричать мне кое-что на ухо. Музыка так грохотала, что иначе я не расслышала бы его.

– Ну как тебе наши друзья с дредами по сравнению с группами в клубах Нью-Йорка? – спросил он с сардонической улыбкой.

– В Нью-Йорке я редко посещала клубы. Я много времени проводила у телевизора, за работой.

Он кивнул и закружил меня по площадке, закружил, закружил, закружил. Мне было легко, весело и радостно. Пляшущая дурочка.

– Я давно хотела тебя спросить, – проговорила я. – Откуда у тебя этот шрам?

Высвободив руку, я провела указательным пальцем по шраму примерно в дюйм длиной под нижней губой Рэя.

– У меня тут была татуировка, – подначил он меня. – Я думал, коль уж такая штука помогала Харрисону Форду подцеплять девчонок, то поможет и мне.

– Ха-ха. Нет, правда, откуда он у тебя?

– Двинул себя по подбородку ключом два на четыре.

– Специально?

– Да нет же, глупая! Случайно. Когда ремонтировал дом. Но с тем же успехом это могло случиться и на работе. Профессиональный риск.

– По-моему, он придает тебе мужественности.

– Да ну?

– Да. Мужественности и бывалости.

Рэю, похоже, мои слова польстили. Его рука на моей талии напряглась, и он привлек меня поближе. И тут я сообразила, что все еще поглаживаю его лицо, водя кондаком пальца по шраму. Смутившись, я быстро отдернула руку.

– А как насчет десерта? – спросила я, надеясь, что он не заметил моего смущения. И тут же рассмеялась, вспомнив, как произнесла эти же слова Барри несколько дней назад. «Моя сестра всегда интересуется десертом, – съязвила тогда Шэрон. – Судя по ее талии». – Может, хочешь праздничный торт? – предложила я. И черт с ней, с талией. – Попросим вставить в него свечки, а группа сыграет «С днем рождения» в стиле рэгги.

– Премного благодарен, но я никогда не любил сидеть дурак дураком, слушая, как куча незнакомцев распевает «С днем рождения». Уж лучше еще потанцуем.

Так мы и сделали.

Мы покинули ресторан в половине двенадцатого.

– Хочешь, чтобы я поехал за тобой до дома на случай, если вандалы, разбрасывающие пивные бутылки и разливающие пену для бритья, снова заявятся? – спросил Рэй на парковке, освещенной огнями небоскребов Хатчинсон-Айленд с той стороны моста.

– Нет, со мной все будет в порядке, – заверила я его.

– Но ты позвонишь мне, если в коттедже возникнут какие-нибудь проблемы?

Я улыбнулась:

– Например, проблемы с туалетом, кондиционером или что-то в этом роде?

– Надо полагать, я никогда не смогу загладить свою ошибку в тот день?

– Не-а.

– Итак, я повторяю: ты позвонишь мне, если я тебе понадоблюсь? Договорились?

– Да позвоню, позвоню! – рассмеялась я.

– Вот и славно. Спасибо, что согласилась провести со мной мой день рождения. Не каждый захочет наблюдать, как ты делаешь следующий шаг к дряхлости.

– Спасибо, что пригласил.

И тут Рэй сгреб меня в медвежьи объятия. Мы несколько мгновений простояли в обнимку, покачиваясь под заключительную мелодию.

Глава 21

Я проснулась великолепным солнечным воскресным утром, когда рассвет окрасил океан в красные, желтые и розовые тона. Я позавтракала на лоджии и провела несколько часов, попивая кофе, читая и наблюдая за чайками. В одиннадцать зазвонил телефон. Я, пребывая в растительном состоянии, поразмыслила, отвечать или нет, но все же взяла трубку, приняв во внимание мамин инфаркт.

– Эй, рэгги леди, – раздался голос Рэя.

– И тебе того же. – Я жутко обрадовалась его звонку.

– Вечером я ужинаю с братом в «Джетти», но днем собираюсь на пляж.

– Сегодня отличный пляжный день.

– Ну а поскольку у тебя пляж буквально на заднем дворе, я надеялся пригласить себя туда, чтобы мы вместе посидели на пляже.

– Отличная мысль. И когда ты хочешь «посидеть на пляже»?

– В час, час тридцать. Я прихвачу пару сандвичей из «Пантри». С индейкой подойдет?

– Конечно, но я вполне могу приготовить нам ленч, Рэй.

– Не-а. С тебя пляж, с меня ленч. До скорого.

Он повесил трубку, а я помчалась в коттедж, прыгнула в душ и прошерстила гардероб в поисках купальника, в котором я не выглядела бы как выброшенная на берег китиха. Вообще-то после переезда из Нью-Йорка я сбросила несколько фунтов, и это отразилось на моей фигуре. Былинкой я не стала, но и китихой меня тоже не назовешь.

За час до приезда Рэя я вспомнила, что вчера был день его рождения. Решив купить ему подарок, я юркнула в «понтиак» и помчалась в «Гейт», магазин в Сьюел-Пойнте, где продавали домашнюю утварь и подарки.

С облегчением обнаружив, что магазин в воскресенье открыт, я начала прочесывать его в поисках подходящего подарка для Рэя. Мы были знакомы относительно мало, поэтому мне не хотелось тратить бешеную сумму. К тому же мы друзья, а не любовники, так что ничего ультра романтичного мне тоже не хотелось. Я искала подарок одновременно полезный и эксцентричный, милый, но не слащавый, стильный, но классический – как мотоцикл Рэя, дом Рэя и сам Рэй.

Углядев маленький бронзовый флюгер, я поняла: это то, что надо. Старинная вещичка, во всяком случае, выглядела она как старинная: бронза приглушенного насыщенного оттенка в отличие от сияния золота; лучи, указывающие на север, юг, запад и восток, слегка искривлены и покорежены, стрелка в виде крошечного парусника. Я легко представила себе, как Рэй ставит его в гостиной на одну из книжных полок.

«Да, это ему наверняка понравится», – подумала я, расплачиваясь с продавщицей. Она упаковала подарок, а я написала «С сорокапятилетием!» на поздравительной открытке и, завершив процесс купли-продажи, понеслась в коттедж.

Рэй приехал в час тридцать со своими подношениями: сандвичами с индейкой, парой пачек чипсов, упаковкой пепси и двумя большими пляжными полотенцами.

– Ух ты, ух ты! – воскликнул он, войдя в комнату и увидев меня в купальнике – цельном, черном и скрывавшем множество изъянов.

– Ты тоже неплохо выглядишь, – заметила я.

Он был в голубых боксерках и без рубашки. Признаюсь: я никогда не питала слабости к мужчинам с волосатой грудью, но на Рэя это не распространялось. Да, его тело волосы покрывали так густо, что больше походили на шерсть, но широкие плечи, плоский живот и мускулистые руки представляли весьма привлекательное зрелище, и, посмотрев на него, я подумала: этот мужчина восхитителен. Поэтому я задала вопрос, вертевшийся у меня на языке с того момента, как он рассказал мне о Бет:

– Почему ты больше не женился, Рэй?

Он изумился:

– А это еще что за новости?

– Не знаю. Мне просто интересно. После смерти Бет прошло шесть лет. Это довольно долгий срок для одиночества.

– Кто бы говорил. Ты-то вообще никогда не была замужем. Ни разу.

– Ты говоришь, как моя сестрица.

– Это я не в порядке критики.

– А прозвучало именно так. Нет, замужем я не была, но я думала о тебе, о том, что у тебя был счастливый брак, но ты не женился вторично. Я где-то читала, что мужчины, прожившие в счастливом браке, как правило, довольно быстро женятся снова после смерти супруги. А ты остался одиноким. Ты даже не ходишь на свидания, не считая тех, что устраивает для тебя твой приятель. Почему, Рэй? Ты боишься снова полюбить? Боишься, что если снова полюбишь какую-нибудь женщину, то потеряешь и ее?

Рэй почесал затылок.

– Клянусь, я ехал сюда, чтобы пойти на пляж, а не на сеанс психоанализа. Если не возражаешь, я предпочел бы выбраться на берег, пока не пошел дождик.

– Дождя не намечается, Рэй. Это самый солнечный день с моего переезда сюда.

– Отлично. Так давай насладимся им, вместо того чтобы торчать здесь, анализируя мою личную жизнь.

– Ты сердишься.

– Отчасти.

– Значит, это наша первая ссора.

– Я не хочу с тобой ссориться, Дебора. Ты мой друг.

– Неужели? – Меня удивило: Рэй только что был со мной накоротке, а в следующее мгновение отдалился. Он защищает свои чувства, или ему есть что скрывать?

– Ты же знаешь, что да. Извини, что оборвал тебя.

– Ты устыдишься еще больше, когда откроешь вот это. – Я протянула ему упакованный в красочную бумагу подарок.

– Что это? – Он поднес коробочку к уху и потряс.

– Есть только один способ выяснить.

Рэй прочел открытку, разорвал обертку и открыл коробочку. Когда он извлек флюгер, глаза его расширились.

– Какая красота! Сказочная вещица, Дебора. Но тебе не следовало покупать мне подарок на день рождения.

– Мне так захотелось. Нравится? Или ты так же скрытен, принимая подарки, как в тех случаях, когда тебя просят раскрыть душу? – Он не ответил. – Рэй?

– Мне очень нравится флюгер, – проговорил он наконец. – Вот, я только что раскрыл душу.

Я вздохнула.

– Это мужские штучки – затыкать людям рот?

– Не знаю. А это женские штучки – ворчать?

– Почему бы нам не пойти на пляж?

– Отличная идея.

Весь остаток дня я очень старалась вести лишь легкие беседы. Мы немного разговаривали. Ели ленч, грелись на солнышке и наблюдали за гуляющей по пляжу публикой. Пока Рэй плавал в океане, я перебирала песок в поисках ракушек. В четыре часа он взял полотенце и флюгер, сказав, что ему пора домой: нужно принять душ и переодеться к ужину с братом.

– Подарок классный, – сообщил Рэй, садясь в машину.

– И куда ты его поставишь?

– Думаю, на книжную полку в гостиной.

– Я тоже именно там его представляла.

– Спасибо еще раз. – Быстро обняв меня, Рэй отбыл.

Я чувствовала, что происшедшее между нами ранее по-прежнему огорчает его. И надеялась, что ошибаюсь. Мне очень не хотелось, чтобы что-то – особенно сделанное или сказанное мной – испортило наши отношения.

После отъезда Рэя я привела себя в порядок и собиралась уже ехать к маме, как позвонила Хелен.

– Как погода в Нью-Йорке? – спросила я, прочитав в газете, что на Нью-Йорк обрушилась третья за зиму сильнейшая метель.

– Гнилая, – ответила Хелен. – Полагаю, у вас она сказочная.

– Вряд ли тебе хочется это знать.

– Ладно, я звоню сказать, что связалась с этой твоей теткой – боссом из Исторического общества, Мелиндой Карр.

– Очень признательна тебе, Хелен. И когда она отправится на съемки?

– Через пару недель. Кстати, она всегда говорит так, будто только что оторвалась от словаря?

– Да, она малость чопорна, но ты уж о ней позаботься.

– Конечно.

Я спросила, как дела в шоу, и Хелен, как обычно, выдала мне ворох сплетен. Меня заинтересовало лишь то, что Филипп и экс-«Арлекин» расстались, и расстались скверно, и теперь Филипп – через своего агента, – по слухам, заигрывает с сериалом «Дни нашей жизни».

– Хелен, прежде чем отпустить тебя, я хочу поговорить с тобой насчет того убийства. Помнишь, я рассказывала о нем?

– Да. Что, полиция все еще достает тебя?

– Нет, дело не в этом. Я жалею о том, что никак не могу вычислить, кто прикончил Джеффри. Я одержима тем, чтобы решить эту задачку. И для этого мне нужна ты.

– Я? Зачем?

– Ты уже давно пишешь для «мыльных опер». Дольше, чем я.

– Слишком давно.

– И за эти годы ты написала сотни сценариев с убийствами и их расследованием, в частности с убийствами мужчин.

– И что?

– Так у какого персонажа обычно есть мотив для убийства? Иными словами, кто чаще всего оказывается убийцей?

– Ничего не знаю насчет «чаще всего», потому что отродясь не проводила расследований. Уж слишком много для этого было убийств.

– Ладно, тогда выдай мне навскидку несколько персонажей, оказавшихся в конечном счете убийцами.

– Ну, обманутая женщина.

– Черт! Джеффри надул чуть ли не каждую женщину в этом городишке!

– Еще плохой сын или дочь.

– Не годится. У Джеффри не было детей.

– Тогда плохой инопланетянин.

– Хелен!

– Только не говори мне, что ты забыла этот сценарий, Дебора! Наш рейтинг тогда взлетел до небес!

– Я серьезно. Мне нужен реалистичный сценарий.

Она задумалась на пару минут.

– Ну, тогда плохой партнер по бизнесу.

– Плохой партнер по бизнесу, – повторила я.

– Ага. Помнишь, пару-тройку лет назад мы писали сценарий, где Джордж Летем, мистер Социальный Работник, втайне занимался всякими темными делишками – наркотики, проституция и все такое. Он собирался надуть Билли Олсона, панка, совместно с которым проворачивал эти дела, но Билли грохнул его, вдарился в бега и его ловили до второго пришествия. Конечно, хотя Джордж технически был мертв, нам пришлось через месяц восстановить его в сериале – в виде призрака, – чтобы он являлся Билли в тюрьме и соблазнил его жену.

– Припоминаю.

– Это поможет тебе в расследовании?

– Кто знает? Я не очень интересовалась деловым аспектом жизни Джеффри, провела только краткую беседу с его кабинетной сестрой и докторами, занимающимися вместе с нимпрактикой.

– Пожалуй, стоит в этом покопаться.

– Значит, плохой партнер по бизнесу?

– Да.

– Как-то у меня это не вписывается в дело.

– Почему? Ты же сказала, что этот малый – бабник?

– Да, но с профессиональной точки зрения у него кристально чистая репутация.

– Дебора, впервые рассказав мне об этом докторе, ты не утаила, что он обманывает тебя с твоей сестрой. Если он обманщик в личной жизни, то с тем же успехом может оказаться обманщиком и в профессиональной. Так?

– Так. Только вот Стюарт – крошечный городок. Если Джеффри был замешан в каком-то нелегальном бизнесе и обманывал своего партнера по темным делишкам, то здесь об этом знали бы все. Даже я услышала бы об этом.

– А может, ты и слышала, но не обратила внимания.

– Хелен, иногда я бываю рассеянной, но не дура.

– А кто это утверждает? Слушай, ты носишь очки?

– Да. Для чтения. Но какое это имеет отношение…

– А ты никогда не приходила в бешенство, пытаясь найти их? Когда ты уверена, что посеяла где-то очки, и начинаешь обшаривать шкафы, сумочки, карманы, и никак не можешь найти их? А потом вдруг обнаруживаешь, что они у тебя на носу, как и положено? Понимаешь, о чем я, Дебора?

– Ты говоришь, что ключ к разгадке находится у меня под носом?

– Не исключено.


Мы с мамой отправились ужинать в «Флаглер-гриль», в нижнюю часть Стюарта, в ресторан, упомянутый Джеффри, когда он впервые назначил мне свидание. «Флаглер» – одно из самых популярных городских заведений, где отлично готовят и где спокойная изысканная обстановка. Я обрадовалась, что мама предложила пойти именно туда.

– Ты и впрямь стала самой собой, – заметила я, когда мы сели. Мама выглядела чудесно в голубой шелковой блузке, которая очень шла к ее глазам.

– Куда лучше, чем прежде, – ответила она. – Я сказала Роуз, что ей уже не нужно приходить два раза в неделю, просила Шэрон не приезжать каждую среду, а теперь прошу и тебя не нянчиться со мной по выходным, дорогая. Я вполне очухалась.

– Но мне приятно проводить с тобой выходные, мам.

– Уверена, с куда большим удовольствием ты проводила бы их с тем молодым человеком, с которым встречалась прошлым вечером. Тем, что работает на округ.

– Мы с Рэем просто друзья. У нас с ним не любовные свидания.

– А! Кстати, о любовных свиданиях. Тот джентльмен, доброволец из Убежища, сегодня утром позвонил мне.

– Фред?

Мама застенчиво кивнула.

– Он сказал, что ты славная девочка, а у славных девочек, как правило, славные мамы. И пригласил меня в кино на следующей неделе.

– Мам! Это же классно!

– Посмотрим. – Она пожала плечами. – За все эти годы я не встречалась с мужчинами. Я любила твоего отца. Но после инфаркта остается одно из двух: либо заползти в нору и дожидаться смерти, или жить полной жизнью. Поэтому я сказала Фреду, что приду к нему на свидание. Это в моем-то возрасте, представляешь?

– А что тебе терять? – ответила я, подумав, что это мне грозят потери, если у них все склеится. Мысль о четырех дочерях Фреда портила мне аппетит.

Мама с удовольствием ела печеного лосося без соуса, а я, отбросив вздорные опасения, принялась за баранью ногу. Мы уже съели половину ужина, когда мама спохватилась, что забыла принять пилюли.

Она достала сумочку с лекарствами и извлекла оттуда Детский аспирин, бетаблокатор, пилюли для снижения холестерина и капсулы витамина Е «Хартли Гиршон».

И проглотила таблетки, запив водой.

– Вот так. А теперь доем этого изумительного лосося. А как тебе баранина, дорогая?

Я не ответила.

– Я спросила тебя насчет баранины, Дебора, – повторила мама. – Она нежная?

Я опять не ответила. Не могла. Меня слишком поглощало проигрывание разговора с Хелен, слишком увлекала мысль, что убийство Джеффри связано с его работой, с его дополнительным доходом, его витаминным бизнесом.

Я мысленно ругала себя. Ну как я проявила такую узколобость, пытаясь разобраться с этим убийством? Как позволила себе отвлечься на эскапады Джеффри с женщинами? Как проморгала другой аспект его жизни – созданную им компанию по производству и продаже этих «сделанных по особой формуле»? Как забыла слова Джеффри о том, что эти таблетки – его вклад в мире докторов-предпринимателей и – тут я почувствовала себя полной дурой – что у него есть деловой партнер? Поэтому весьма вероятно, что Джеффри рассорился с этим партнером – из-за бизнеса, производимого продукта, денег – и этот партнер (или, как говорит Хелен, «плохой партнер по бизнесу») кокнул Джеффри.

– Дебора, в чем дело? – забеспокоилась мама. – Ты в порядке?

– Все хорошо, мам. Мне казалось, что я потеряла очки, но они у меня на носу.

Она уставилась на меня.

– Но на тебе нет очков, дорогая.

– Пожалуй, я все тебе объясню.

И я выложила маме мою последнюю теорию.

Глава 22

Всю следующую неделю я обдумывала свои подозрения по поводу того, что витаминный бизнес Джеффри – ключ к убийству, и выражение «следуй за деньгами» непрерывно вертелось у меня в голове. Я была в бешенстве оттого, что по целому ряду причин не могу немедленно заняться этим и что-либо предпринять. Во-первых, мой «понтиак» опять находился в ремонте. На сей раз накрылся насос, так что своих колес я лишилась. Во-вторых, мама со своей «Дельтой 88» отправилась к Шэрон в Бока, где намеревалась погостить пару дней, так что и ее колеса мне тоже были недоступны. А в-третьих, несколько досок деревянного причала позади Убежища сгнили и нуждались в замене, и Мелинда требовала, чтобы я присутствовала во время ремонтных работ.

Конечно, контролировал ремонт Рэй, так что я не очень возражала. Пока его команда три дня занималась работой, мы с ним вместе ели ленч в коттедже и болтали о всякой всячине. Рэй оказался отличным компаньоном, но не вызывало сомнений, что между нами возникла некая дистанция, установленная им.

Может, он все еще злится на меня за то, что я спросила, почему он больше не женился? Но что плохого я сделала? Правда, мы с ним знакомы от силы месяц, но Рэй казался мне ближе, чем все оставленные мной в Нью-Йорке мужчины. Он стал моим первым другом в Стюарте именно тогда, когда я отчаянно нуждалась в друге. Я делилась с ним такими подробностями моей жизни, о которых никогда никому не рассказывала, включая сложные взаимоотношения с Шэрон. Так почему же мне нельзя задать один-единственный неловкий вопрос о его жизни?

Нет, это маленькое охлаждение между нами пройдет, решила я. Рэй просто поглощен работой.

Вечером в среду, когда по возвращении мамы из Бока мы с ней отправились поужинать в «Черный Марлин», выяснилось, что меньше всего Рэя занимала работа. Мы ужинали, когда в ресторан вошел Рэй с симпатичной – и очень моложавой на вид женщиной. Они минут десять подождали у бара, а потом хозяйка заведения посадила их в кабинку напротив нашей.

Рэй сначала не заметил нас, но, увидев, вскочил и подошел к нам. В джинсах и светло-голубой джинсовой рубашке, свежевыбритый, аккуратно причесанный.

– Рад познакомиться с вами, миссис Пельц, – сказал он, когда я представила его маме.

– Я тоже рада, дорогой. – Мама пожала ему руку. – Как я понимаю, вы были очень добры к Деборе.

– Добр? Да он святой, – заявила я. – Бойскаут.

В моем тоне сквозила стервозность. По какой-то непонятной причине я с изумительной точностью копировала свою сестрицу.

– Ну и кто сегодня счастливая леди, Рэй? – Я указала на его даму.

– Это Холли. – Он помахал ей рукой. Она помахала в ответ. Ручка у нее была маленькой, как я заметила. Детская ручка.

– Холли,[3] – повторила я. – У тебя опять свидание с очередным деревом.

– Ну да, – рассмеялся он. – Я только сейчас сообразил, после твоих слов. Ты как, Дебора?

Рэй тронул меня за руку.

– Отлично. И мама отлично. У нас обеих все отлично. Но мы не хотим задерживать. Не заставляй Холли нервничать. Ты же знаешь, как реагируют детишки на недостаток внимания.

Мама бросила на меня неодобрительный взгляд. Рэя же мои слова позабавили.

– Вообще-то я к этому готов – прихватил с собой цветные карандаши и краску на тот случай, если крошка Холли заскучает. Приятного вам вечера, миссис Пельц. И тебе, Дебора.

Когда Рэй оказался за пределами слышимости, мама, подавшись ко мне через столик, спросила, почему я так неучтива с человеком, который так мил со мной.

– Я скверная.

– Ничего подобного, – возразила мама.

– Ладно. Тогда ты объясни.

– Возможно, ты злишься на Рэя за то, что он сегодня встречается с другой женщиной, – улыбнулась мама. – Иными словами, ты ревнуешь.

– Нет, мам, ты не понимаешь. Мы с Рэем просто…

– Друзья. Ты уже говорила.

– Именно. Впрочем, я не слишком огорчусь, если они с Холли решат больше не встречаться.

– Почему-то это замечание не кажется адекватным, когда говорят о друге, Дебора. Друзья обычно желают друг другу счастья.

– Верно, но друзья также хотят друг для друга самого лучшего. По-моему, Холли – не лучший вариант для Рэя.

– А ты хорошо знаешь Холли?

– Нет.

– Тогда с чего ты взяла, что она не подходит Рэю?

– Женская интуиция. – Я пожала плечами. – А еще она не выглядит взрослой, и в большинстве штатов ей не дали бы водительские права.

Мама покачала головой:

– Ты ревнуешь, дорогая. Либо переступи через это, либо предприми что-нибудь.

Предприми что-нибудь. Легко сказать. Можно подумать, Рэй не только дружит со мной, но имеет какие-то другие намерения. Или у меня нет более серьезных проблем, требующих внимания.


В четверг утром, забрав из ремонта «понтиак» и попутно выяснив, что радиатор, ремень вентилятора и рулевые подшипники, по профессиональному мнению механика, «скоро накроются», я села и начала обдумывать следующий шаг в моем расследовании убийства Джеффри – в моей не такой уж достойной одержимости, как я начала понимать.

Следуя теории Хелен «Плохого Партнера по Бизнесу», я снова мысленно восстановила беседу с Джоан и вспомнила, что именно она продавала и выдавала витамины по выписанным Джеффри рецептам. И именно Джоан получала наличные и чеки от покупателей и, предположительно, относила выручку в банк. Джоан называла свои отношения с доктором «особым партнерством». Но она ли на самом деле тот партнер, о котором упомянул Джеффри, рассказывая нам с Шэрон о своем витаминном бизнесе? Какова доля Джоан в прибыли компании, представляющая для нее «другие преимущества»? Она ли тот самый «плохой деловой партнер», застреливший Джеффри Гиршона?

Не спросишь – не узнаешь, решила я и взялась за телефон.

Я позвонила Джоан в кабинет, предположив, что она по-прежнему держит там оборону.

– Не согласитесь ли вы встретиться со мной сегодня вечером после работы? – Я сразу пошла напролом. – В каком-нибудь тихом месте, где нас никто не потревожит.

– С чего это вдруг? – довольно воинственно ответила она. – Вы с сестрой замешаны в убийстве доктора Гиршона. Уж не думаете ли вы, что я соглашусь встретиться с вами наедине, ставя под угрозу мою жизнь?

– Так вы ничего не знаете? Полиция полностью сняла с нас подозрения. Ну, по крайней мере, почти.

– Нет, не слышала. А они уже выяснили, кто убил доктора?

– Пока нет, и это одна из причин, по которой мне хотелось бы побеседовать с вами, Джоан. Я надеялась, что у нас появятся какие-нибудь идеи, раз уж у полиции, судя по всему, нет ни одной.

– Нет. О докторе Гиршоне я никому ничего не рассказываю.

– Но ведь рассказали же! – Я напомнила Джоан кое-какие сплетни, сообщенные ею, когда я заходила в кабинет.

– А теперь я о нем больше не рассказываю, – твердо заявила она.

– Но почему? Вам кто-то приказал не обсуждать это дело? – спросила я, припомнив написанное пеной для бритья предупреждение.

– Я отказываюсь обсуждать это.

Значит, нужно искать другой подход. Поскольку мне не удается пробудить в ней жажду справедливости, попытаюсь использовать ее жажду финансовой независимости.

– Джоан, на самом деле я хочу поговорить с вами о «Хартли Гиршон».

Повисло молчание.

– Вы меня слушаете?

– Да.

– Я сказала, что хочу поговорить о компании по производству витаминов.

– О чем именно?

– Как она начиналась, успешно ли развивалась, как шли дела и прочее. Оставив работу в Нью-Йорке, я размышляю, чем бы мне заняться тут, в Стюарте. И я подумываю основать свою собственную витаминную компанию совместно с одним из местных врачей. Мы могли бы нанять вас в качестве консультанта, вести проект. Вы не имеете ничего против дополнительного заработка? Ведь бедного доктора Гиршона больше нет.

Опять молчание.

– Джоан?

– Я не желаю разговаривать. Она повесила трубку.

«Фокус не удался», – подумала я, листая телефонный справочник в надежде обнаружить ее домашний адрес и телефон.

Ага, есть! Я улыбнулась, найдя нужные сведения.

Дж. Шелдон. Единственная Дж. Шелдон в справочнике.

Я записала адрес. По случайному совпадению, Джоан владела домом неподалеку от Рэя, на Валор-пойнт, тупиковой улочке, начинавшейся от Ривер-драйв рядом с больницей. Одна из тех улочек, по которым мы с ним катались на мотоцикле.

Я решила нанести визит медсестре Шелдон нынче же днем, чуть позже. И чтобы не оказаться наедине с убийцей, попрошу Рэя составить мне компанию.

– А я решил, что ты злишься на меня, – сообщил Рэй, когда я позвонила ему на работу и попросила его сопутствовать мне сегодня вечером в семь.

– Я думала, это ты на меня злишься с тех самых посиделок на пляже в прошлое воскресенье.

– Если и злился, то уже не злюсь. Теперь насчет визита домой к медсестре Гиршона. А тебе не приходило в голову, что твоя засада поставит ее на уши и она вызовет копов?

– Если это Джоан убила Джеффри, копов она не вызовет.

– Если это она убила его, то может убить и нас.

– Потому-то я и зову тебя с собой на эту вылазку. Безопасность в численности, так?

– Не всегда.

– Слушай, ты же мой друг. Идешь со мной или нет?

– Это кое от чего зависит.

– От чего?

– Извинишься ли ты за выпад в адрес Холли.

– Холли? Та детка, с которой ты был прошлым вечером?

– Ей тридцать девять лет, Дебора. Так что на малолетку она не тянет. Холли просто следит за собой, только и всего.

– Да ну? Купается в формальдегиде или что-то в этом роде?

– У тебя клыки выглядывают.

– Прости. Буду вести себя прилично.

– Будешь, если хочешь, чтобы я сегодня пошел с тобой к медсестре.

– Ладно. Только один вопрос, потому что иначе я сдохну от любопытства. Ты собираешься снова встречаться с Холли?

– Еще не решил.

– Думаю, ты должен снова с ней встретиться. Я хочу, чтобы ты нашел кого-нибудь, Рэй. Хочу, чтобы ты влюбился и был счастлив. – Жаль, что маменька не слышит меня. Она гордилась бы мной.

– Холли очень обрадуется, узнав, что получила твое благословение, – насмешливо проговорил он. – А теперь я могу вернуться к работе?


Дом Джоан представлял собой ранчо 70-х годов, то есть с архитектурной точки зрения был абсолютно не интересен. Но он стоял на воде, и казалось, что в последние годы его достраивали. Участок к нему прилагался немалый. Я надеялась подкрасться незаметно. В таком случае, когда мы с Рэем позвоним в дверь, Джоан не успеет выглянуть в окно и сделать вид, что ее нет дома. Но из-за глушителя моего «понтиака», о котором механик даже не упомянул, ибо тот явно нуждался в замене, мы въехали на подъездную аллею к дому Джоан с грохотом мусоровоза.

И все же к дверям мы подкрались на цыпочках. Я позвонила.

Мы подождали несколько секунд, затем послышались шаги Джоан.

– Кто там? – громко спросила она.

Мы с Рэем не ответили.

– Есть там кто-нибудь?

Как я и надеялась, Джоан не удержалась, приоткрыла дверь и высунула голову. В этот момент Рэй надавил на дверь и открыл ее, что позволило нам проникнуть в дом.

В холле мы остановились. Джоан испепелила меня взглядом.

– Я же сказала, что не стану разговаривать!

Было пятнадцать минут восьмого, но она уже облачилась в ночную рубашку, и вместо обычного тугого пучка волосы свободно падали на плечи. Джоан была в тапочках той модели, что походила на плюшевые игрушки. Тапочки Джоан были в виде котов, сильно смахивающих на ее живого кота, Шелдона, симпатичного серого пушистика в черную полоску.

– Уделите нам несколько минут! – взмолилась я. – Я действительно собираюсь открыть специализированный витаминный бизнес и буду очень признательна вам за помощь.

– А он тут что делает? – кивнула она на Рэя.

«Неужели она знает его?» – подумала я. Вспомнила ли Джоан, что Рэй – муж бывшей пациентки Джеффри, у которой случился инфаркт во время родов? Что ж, выяснить это можно только одним способом.

– Это мой бухгалтер, – невозмутимо сообщила я.

Рэй отреагировал идеально.

– Боб Кляйнфельд, – представился он, пожимая Джоан руку. – Работаю финансовым советником в Вест-Палм-Бич. Дебора попросила проконсультировать ее насчет налогообложения.

Джоан вздохнула:

– Я мало что понимаю в налогообложении, но пять минут вам уделю. И все.

– Мы очень вам признательны, – заверила я ее.

Джоан включила свет и провела нас в свой кабинет – комнату, набитую всяким хламом, не говоря уж о кошачьем туалете. Вонь стояла такая, что я попыталась говорить не дыша. Вполне объяснимая реакция в таких обстоятельствах, но совершений невыполнимая.

– Так что вы хотите узнать о витаминах? – спросила Джоан, когда мы все трое сели. – Я не имею представления о расходах и доходах компании. Я просто продавала таблетки пациентам, желающим приобрести их.

– Да, но вы ведь дипломированная медсестра? – заметила я.

– Верно.

– Значит, вы можете рассказать нам о пользе витаминов, объяснить, почему доктор с таким энтузиазмом рекомендовал их, – продолжила я.

– Главное преимущество витаминов «Хартли Гиршон» – то, что это растворимые в воде сухие капсулы, в отличие от большой части витаминов, продаваемых в виде гелиевых капсул на масляной основе, – объяснила Джоан.

– А почему именно сухие капсулы? – поинтересовался Рэй.

– Потому что доктор Гиршон хотел самого лучшего для своих пациентов, ибо многие из них пожилые люди, не переносящие масла.

– Поэтому его витамины настолько дороже тех, что продают в аптеках? – спросил Рэй. – Потому что они в сухих капсулах?

Он говорил насчет цены не наугад. Я предварительно просветила его. Похоже, очень даже неплохо просветила.

– Да, хотя во многих аптеках нет запасов витамина Е в виде порошка, – сказала Джоан. – Обычно его продают в магазинах здоровой пищи.

Рэй начал расспрашивать Джоан об ингредиентах, входящих в капсулы витамина Е «Хартли Гиршон». Она начала рассказывать о токоферолах и прочем, назвав целый ряд причин, по которым людям следует принимать эти самые витамины каждый божий день. (Вкратце: этот витамин остается в организме очень недолго, ибо выходит с экскрементами. Весьма захватывающе.)

Я шарила глазами по сторонам, пока Рэй выуживал из Джоан эти якобы технические сведения. Поэтому ничто не мешало мне оглядеть помещение, надеясь вопреки всему обнаружить хоть что-нибудь, привязывающее Джоан к убийству Джеффри.

Помимо вышеупомянутых кошачьих какашек, здесь громоздилась уйма безделушек и фотографий в дешевых пластмассовых рамках. Я украдкой взглянула на снимки, стоящие на круглом, покрытом скатертью столе рядом со мной.

Там были фотографии мужчины, вероятно, Сэмюэля, покойного любимого мужа Джоан, и фотографии их двоих детей – еще одно мое предположение, основанное на сходстве лиц.

Еще стояли снимки Шелдона, любимого кота, свернувшегося на коленях Джоан, на кровати Джоан, в одном из плюшевых кото-тапочек.

Фотографии Джеффри за все десять лет, которые Джоан проработала с ним в качестве кабинетной сестры; он был с бородой и без бороды.

И позади всех была одна фотография – чуть не в фокусе – Джоан, Джеффри и мужчины, которого я не узнала, хотя он кого-то мне напоминал.

Мне до смерти хотелось схватить фото и рассмотреть этого мужчину. Но я лишь прищурилась, напрягая зрение.

Я разглядела одно: фотография довольно старая, сделана несколько лет назад, когда Джоан была моложе и стройнее, а Джеффри не только без бороды, но и без седины на висках. Еще я заметила, что неизвестный мужчина старше Джоан и Джеффри; седой с темными мешками под глазами и морщинистой кожей. Наконец я увидела, что все трое стояли, взявшись под руки, – Джоан посередине, – на белом песчаном пляже, на фоне пальм и прозрачной бирюзовой воды за ними.

«Где же сделан этот снимок?» – размышляла я, поскольку воды Флориды никогда не имели такой насыщенной голубизны, да и пляжей с таким белым мелким песком здесь нет. Кто же этот третий? Один из врачей медицинского центра Джеффри? Не встречалась ли я с ним в офисе на Оцеола-стрит? Судя по фотографии, казалось, что он очень близок с Джеффри и Джоан. Может, он и есть тайный партнер «Хартли Гиршон»?

«Нет, – решила я. – Доктор никогда не станет партнером в бизнесе, основанном другим врачом. Это с их-то безмерным эго!»

Если бы мне удалось отвлечь внимание Джоан, я быстро схватила бы фотографию и рассмотрела этого человека как следует.

И тут я вдруг почувствовала, как что-то трется о мои ноги.

В первый момент я изумилась, но потом сообразила, что это всего лишь кот, Шелдон. Наклонившись, я погладила его. И тут меня осенило.

– Шелдон, какая ты лапочка! – воскликнула я. Я отнюдь не кошатница, у меня от кошек слезятся глаза. Однако я продолжала гладить кота, бормоча ласковые слова. При этом я ткнула Рэя, намекая, чтобы он продолжал занимать Джоан разговором о витаминах. – Иди сюда, киса. Иди к Деборе, Шелдон.

Я взяла кота на руки, пару раз чмокнула и потискала, а потом, воспользовавшись тем, что Джоан не смотрит на меня, посадила на стол, где он сразу начал сшибать все фотографии.

– Ой! Прошу прощения! Шэлдон такой юркий, что выскользнул у меня из рук, – начала извиняться я, когда Джоан вскочила, чтобы схватить кота во избежание дальнейших разрушений. – Позвольте, я все поставлю на место. Ты тоже помоги, Рэй. То есть Боб.

– Нет, я сама, – возразила Джоан.

– Но это моя вина, – сказала я, пока мы с Рэем расставляли пластмассовые рамки по местам.

Я попыталась улучить момент, чтобы рассмотреть фотографии Джоан, Джеффри и таинственного мужчины, прежде чем поставить фото на место. Кто же он? Я судорожно копалась в памяти. Не сомневаюсь, что знакома с ним.

Прежде чем я успела сообразить, откуда я знаю его, Джоан выхватила у меня фотографию и бросила на свой стул.

– Я рассказала вам о витаминах, – неприязненно проговорила она. – Мне нечего добавить. Уходите, пожалуйста.

– Конечно, Джоан, но нельзя ли узнать, кто…

– Вон! – рявкнула она. – Сейчас же!

Схватив Шелдона, Джоан выскочила из комнаты, вынуждая нас проследовать за ней. Уже в дверях я решила идти напролом.

– Только скажите, это вы – партнер Джеффри в «Хартли Гиршон»?

– Не городите ерунды, – отрубила она. – Я была медсестрой доктора Гиршона!

– А мужчина на снимке? Это он – вторая половина «Хартли Гиршон»?

Джоан сделала вид, будто не понимает, о каком шедевре ее фотовыставки идет речь.

– Вы с доктором Гиршоном сфотографировались с этим человеком на пляже, – не отступала я. – На нем только вы трое. На Карибах, возможно. Поскольку вы кажетесь друзьями, я подумала, что этот мужчина может быть…

– Хватит! – бросила Джоан и выставила меня из дома. Рэя-Боба тоже.

Глава 23

Выставленные из дома Джоан, мы с Рэем съели пиццу в итальянском заведении рядом с «Флаглер-гриль». Рэй сообщил, что в выходные уезжает на мотоцикле в Дайтон-Бич, чтобы участвовать в ежегодном мартовском ритуале, известном как «Неделя байка». Я сказала, что буду о нем скучать. Рэй велел мне не вмешиваться в дела Джоан или кого-то другого, пока он не вернется, чтобы снова изображать моего бухгалтера.

В пятницу мама попросила поехать с ней в магазин: она хотела купить новый наряд для свидания с Фредом.

– Сегодня вечером он ведет меня в кино и на ужин, – сообщила мама. – Должно быть, он весьма утонченный.

– Фред? Он милый, но утонченный ли, не знаю.

– Когда мужчина его возраста приглашает тебя в кино и на ужин, а не на ужин и в кино, – это утонченно. Это означает, что его не беспокоит, опоздает ли он на последний автобус.

Прошерстив бесконечные ряды женской одежды, мы оказались в «Дилларде», где мама углядела с десяток нарядов, которые пожелала примерить. Оставив ее на попечение умелой молоденькой продавщицы, я кинулась в обувной отдел, надеясь подыскать себе сандалии. Мчась к столу с табличкой «распродажа», я налетела на женщину.

– Вы не ушиблись, миссис Гиршон? – встревожился продавец, следовавший за ней. Она едва тащила пакеты с покупками.

Миссис Гиршон? Как вы понимаете, услышав это имя, я мгновенно сделала стойку.

– Все в порядке, – довольно грубо ответила она, испепелив меня взглядом.

– Прошу прощения, – сказала я, стараясь сохранять спокойствие.

– Ладно, ладно! Не беспокойтесь. – Повернувшись к продавцу, она ткнула пальцем в пару бежевых лодочек от «Бруно Магли». – Есть у вас такие шестого размера, полнота два «А»?

– Сейчас посмотрю, миссис Гиршон, – поспешно ответил он. – Могу вам чем-то помочь, мэм? – спросил он меня.

– Да. Мне то же, что этой даме, – быстро ответила я. Я не носила шестого размера лет с шести.

Он странно на меня взглянул и исчез в задней комнате.

– Красивые лодочки, – заметила я, следуя за миссис Гиршон вокруг стола.

– Все они красивые. – Тоскливо вздохнув, она уселась.

Я опустилась рядом.

Она, оказалась миниатюрной, примерно такого же роста и веса, как Шэрон, с ультракороткой стрижкой «унисекс», нынче модной удам. Волосы темные, глаза тоже. Огромные карие глаза с несколько печальным затравленным взглядом. Глаза наркоманки.

– Простите мою неучтивость, но вы не Франсина Финк Гиршон, бывшая жена покойного доктора Джеффри Гиршона?

– И что с того? – небрежно бросила она, но с явным удивлением, будто не ожидала, что ее узнают, поскольку уехала из Стюарта несколько лет назад. – А мы с вами знакомы?

– Да, – соврала я. – Я Кэти Майер. Жила на той же улице, что и вы в Сьюел-Пойнте. Мы с вами часто ходили вместе по магазинам, когда вы были замужем за доктором. Примите мои соболезнования.

Франсина уставилась на меня.

– Я не помню вас.

– О, да ничего страшного. – Я пожала плечами. – Я бы скорее всего тоже себя не вспомнила. После вашего отъезда из города я сильно изменилась. Время обошлось со мной немилосердно. У меня тоже были супружеские проблемы, если вы понимаете, о чем я.

– Давайте угадаю. Вас бросил муж.

– Ради двадцатилетки.

– Боже! Надеюсь, вы выдоили его до последнего цента?

– А вы именно так и поступили, Франсина? Выдоили вашего бывшего? Она улыбнулась:

– Скажем так: он больше не утаивает от меня-то, что мне принадлежит.

– Неужели? – «Уж не Франсина ли – партнер Джеффри по бизнесу? – подумала я, недоумевая, как могла сбросить ее со счетов. – Может, ей до смерти надоело цыганить у Джеффри свою долю прибыли? Или Франсиса наняла киллера, грохнувшего Джеффри, пока она залегла на дно в Аспене. Возможно, она вернулась в Стюарт, чтобы забрать свое, а попутно зашла в «Диллард» за парой-другой туфель». – Как вам удалось решить финансовую проблему, Франсина? Мне бы не помешали несколько подсказок.

Она снова пристально посмотрела на меня:

– И все же я не припоминаю вас, Кэрол.

– Кэти.

– Вы – одна из соседок?

– Да. Мои дети любили заходить к вам, особенно на Хэллоуин. Говорили, что вы угощали их самыми вкусными конфетами.

– Ваш и дети ненормальные. Мыс Джеффри всегда проводили Хэллоуин на Багамах. На нашей яхте. Теперь моей яхте. Кстати, теперь и дом мой. Теперь все, что принадлежало Джеффри, мое.

Я едва не лишилась дара речи.

– Он завещал вам все свое имущество? Хоть вы и в разводе?

Франсиса подалась ко мне:

– Слушай, тупица. Сделай себе одолжение. Будь поласковее с адвокатом твоего бывшего. Переспи с ним, если надо. Сделай все, чтобы он не изменил ни единого слова в завещании супружника, независимо от пожеланий оного супружника. Штука в том, что мужчинам на самом деле наплевать на завещание, если только они не собираются жениться снова. Они слишком заняты траханьем. И поэтому напрочь забывают о каком-то там клочке бумаги. А потом они умирают – и ты становишься богатой. Конечно, мне повезло. Не пришлось долго ждать.

– Вот уж действительно повезло. – Меня поразила бессердечность Франсины. Мне не терпелось пообщаться с детективом Гилби.

– Вот и я, дамы! – К нам почти бегом приближался продавец с двумя коробками в руках.

– У вас есть шестой размер, полноты два «А»? – пришла в восторг Франсина.

– У меня есть две пары шестого размера полноты два «А»! – сияя, сообщил продавец.

Франсина схватила свою пару и тут же примерила.

– О-о! – застонала она от удовольствия. – Будто по мне скроено и сшито! Беру!

– Знаешь что, – сказала я, – возьми и мою пару. С этими словами я смылась.

Прежде чем встретиться с мамой в отделе женской одежды, я нашла таксофон и позвонила Гилби. Его не оказалось на месте, и я оставила ему сообщение.

Позже, уже вечером, пока мама развлекалась в городе с Фредом, я сидела в одиночестве в коттедже, безуспешно пытаясь идентифицировать мужчину с фотографии. Даже если Франсина унаследовала все имущество Джеффри, даже если она наняла киллера, чтобы ускорить процесс наследования, по-прежнему оставался открытым вопрос о тайном деловом партнере Джеффри, и меня не покидало ощущение, что пляжный приятель Джоан – тот, кто мне нужен. С ним наверняка что-то нечисто, иначе она не отреагировала бы так, не стала бы вырывать у меня фото, делать вид, будто не понимает, о чем я говорю, когда я поинтересовалась, кто это и так резко выставлять нас с Рэем за дверь.

Но как же обстоят дела на самом деле? Мне никак не удавалось вычислить что-нибудь путное.

В субботу утром позвонила мама, чтобы рассказать, как прошло свидание.

– Было очень мило, – сообщила она.

– Мило? И все?

– Ну, больше, чем мило, но я не хочу сглазить, распространяясь об этом.

– Ага, значит, Фред тебе понравился, а ты понравилась Фреду.

Она вздохнула:

– Он сказал, что у меня глаза цвета формы «Флоридских Марлинов».

– Очень романтично, но форма «Марлинов» сизая, – уточнила я.

– Дебора, он имел в виду синий, и ты это отлично знаешь.

– Конечно, именно это Фред и имел в виду. Я рада, что свидание прошло хорошо, мам. И когда вы с Фредом снова увидитесь?

Она понизила голос:

– Я вижу его и сейчас, дорогая. Он сидит на балконе, читает газету, пьет апельсиновый сок и маалокс. Фред оставался тут на ночь.

– Мама! – Я была в шоке.

– Кажется, я знаю, о чем ты подумала, – ничуть не смущаясь, проговорила она. – Что я веду себя как Шэрон, завязывая отношения с едва знакомым мужчиной. Но Шэрон славится своей патологической импульсивностью во всем, что касается мужчин. Я же жила одна, всегда игнорируя свою нужду в компаньоне. Это огромная разница.

– Верно, – согласилась я, все еще ошарашенная новоприобретенной маминой прямотой и прямолинейностью.

– Инфаркт и впрямь меняет человека, – продолжила мама. – Вынуждает осознать, что лучше тебе хватать день, иначе он хватит тебя.

– Я понимаю это, мам, но… Бог ты мой, я представления не имею, как спрашивать об этом у собственной матери!

– Смелее, дорогая. Спрашивай.

– Говорят, люди, перенесшие инфаркт, боятся заниматься сексом, опасаются, как бы это не спровоцировало второй инфаркт.

– Да, но кто говорит о сексе? Я лишь сказала, что Фред остался тут на ночь.

– О! Я не так поняла. – Боже, как мне полегчало! Ничего не имею против Фреда, но трудно представить себе родителей, занимающимися сексом. При этом неважно, сколько лет тебе самой.

– Теперь, дорогая, насчет второй причины моего звонка. Фред требует, чтобы ты сегодня поужинала с нами. Он хочет, чтобы мы пошли в «Мэйпл-стрит». Я же сказала, что Фред утонченный.

– Может, ты и права.

Еда в «Мэйпл-стрит» считается ничуть не хуже, чем в лучших ресторанах юга Флориды. Он находится в очаровательном историческом доме на Дженсон-Бич. Я неоднократно бывала там по особым случаям и пришла в восторг, что меня снова пригласили туда.

– Но я сомневаюсь, что мы туда попадем. Субботний вечер, разгар сезона… Там, как правило, все места заняты на неделю вперед.

– Фред говорит, что мы без труда получим там столик. Один из его внуков работает в «Мэйпл-стрит» официантом. Сын его старшей дочери.

Очередной фокус маленького городка.

Когда в субботу вечером я вернулась домой из ресторана с набитым тремя обильными и калорийными блюдами животом, меня встречал детектив Гилби. Он стоял у входа на территорию музея вместе с другими полицейскими, и все они выглядели на редкость мрачно.

– Полагаю, вы пришли сюда не за тем, чтобы извиниться, – сказала я, отпирая ворота. – Вы ведь так и не ответили на мой вчерашний звонок.

– Давайте войдем, – проговорил Гилби. Это звучало как приказ, а не предложение. Он был явно не настроен шутить.

Детектив вошел за мной в коттедж, другие остались снаружи. Растворяя себе таблетку алька-зельцера, я спросила, не хочет ли он что-нибудь выпить. Он отказался. Мы прошли в гостиную.

– Где вы были сегодня вечером, мисс Пельц? – осведомился Гилби.

– А что?

– Пожалуйста, отвечайте на вопрос. – Он говорил ровным занудным тоном – таким же, каким допрашивал меня в ту ночь, когда убили Джеффри. Не очень хороший признак.

– Я была с мамой и Фредом Зимски, работающим здесь, в Убежище, добровольцем. Мы ужинали в «Мэйпл-стрит».

Гилби, кивнув, сделал запись в маленьком блокноте.

– А ваша сестра? Что она делает сегодня вечером?

– Я не всегда знаю ее планы, но мне известно, что сегодня она организует свадьбу для семьи Траубман.

– Кого?

– Траубманы. Они владеют половиной Бока, – пояснила я, копируя Шэрон.

Гилби снова сделал запись в блокноте.

– Это смахивает на официальный допрос, – заметила я. – Словно мы вернулись к тому, с чего начали, Фрэнк. Не соизволите ли объяснить, зачем все это? Скажите, почему нам с Шэрон нужно алиби на эту конкретную ночь, ведь Джеффри убили больше двух недель назад?

– Его действительно убили больше двух недель на зад, но медсестру Гиршона убили меньше двух часов назад.

– Что?!

– Вы меня слышали.

– Вы хотите сказать, что Джоан.

– Точно.

У меня пересохло во рту и скрутило живот. Я опустилась на пуф.

– Как? – едва вымолвила я, пытаясь осознать новость. – Что СЛУЧИЛОСЬ?

– Результаты вскрытия будут дня через два, но, если позволите мне сделать предположение, я скажу, что миссис Шелдон получила пулю двадцать второго калибра.

– Где?

– В грудь.

– Нет. Где она находилась, когда ее застрелили?

– В своем кабинете, дома на Валор-пойнт. Один из соседей сообщил, что слышал звук выстрела. Приехав туда, мы не обнаружили ни следов взлома, ни следов борьбы. Тот же сценарий, что и в предыдущем убийстве.

Обхватив голову, я размышляла, как это меня угораздило вляпаться в такую «мыльную оперу».

– Есть идеи, кто мог это сделать? Раз уж нас с сестрой вы из списка вычеркнули.

– Прощу прощения. Но я обязан был спросить. Из-за дела Гиршона.

– Это-то понятно. Да сядьте вы, Фрэнк. Вы едва на ногах держитесь.

Он сел на пуф рядом со мной и хрустнул костяшками пальцев.

– Нет, я понятия не имею, кто это сделал. Все, что у меня есть, это куча тупиковых версий.

Я кивнула, вполне представляя, насколько он зол.

– А у вас нет никаких идей, кто бы это мог быть, мисс Пельц? Обычно вы просто фонтанируете идеями.

– Вообще-то мне есть в чем признаться, – покорно отозвалась я.

– Так признавайтесь.

– Я была в доме Джоан Шелдон. В ее кабинете. Но только в четверг вечером не сегодня. И со мной был Рэй Скалли.

Гилби вытаращился на меня, качая головой.

– Какого черта вы двое делали у нее дома?

Я объяснила мою теорию – точнее, теорию Хелен Минсер – насчет плохого делового партнера. Что компания Джеффри по продаже витаминов может иметь отношение к убийству и мы с Рэем ходили к Джоан домой, надеясь растрясти ее насчет этого бизнеса.

– Кстати, она не пожелала говорить о «Хартли Гиршон», а рассказывала лишь о пользе витаминов. Джоан отрицала, что она партнер Джеффри, но по-моему, ей все досконально известно об этом деле, включая и то, кто второй партнер.

Я начала описывать фотографию мужчины, показавшегося мне знакомым.

– И где была эта фотография? – заинтересовался Гилби.

– На застеленном скатертью столе в кабинете Джоан, ближе к стенке, среди всех прочих.

Он поскреб затылок.

– Странно. Когда мы прибыли на место преступления, там не было никаких фотографий. Ни одной.

– Никаких фотографий? Да у этой женщины их миллион!

– К нашему приезду они исчезли.

– Это доказывает, что мужчина, сфотографированный с Джоан и доктором Гиршоном, – тот, кого мне не следовало увидеть! Наверное, Джоан спрятала этот снимок, как и все остальные, едва мы с Рэем покинули дом.

– Или их забрал убийца, чтобы не обнаружили его связь е доктором Гиршоном и миссис Шелдон.

– Но зачем ему забирать и другие?

– Наверное, он спешил, мисс Пельц. К чему перебирать кучу снимков, если можно сгрести их все в мешок и смыться?

– Верно.

– Если убийца и человек на фото: одно и то же лицо, то он запаниковал, опасаясь, что миссис Шелдон сдаст его.

– Иными словами, он убил ее за то, что она слишком много знала?

– И потому, что слишком много болтала. Вы же сами сказали, что Джоан болтлива.

– Да, но кто в этом городе не болтлив? Я еще не встречала такого количества людей, жаждущих выложить свою подноготную!

– Ну, миссис Шелдон больше сплетничать не придется.

– Бедная женщина! Она была не самым лучшим человеком на свете, но смерти не заслуживала. Ее детям сообщили? По-моему, у нее их несколько.

– Двое. Мы известили их примерно час назад. Они восприняли это довольно болезненно.

– Кто бы сомневался. Наверное, ее кот тоже не в себе. Джоан была очень к нему привязана.

– Именно не в себе. Никого из нас не подпускал. Пришлось троим нашим парням за ним гоняться, чтобы увести с собой.

– Увести Шелдона с собой? Но зачем?

– Улики. У котишки все лапы, в крови. Большая часть наверняка принадлежит убитой, но может оказаться и немного крови убийцы.

– Если кот его поцарапал или покусал?

– Точно. Даже самая ласковая зверушка пугается выстрела, не говоря о виде падающего на пол убитого хозяина. Если кот вцепился в этого малого, то на его когтях остались следы крови и кожи убийцы. Это было бы для нас весьма кстати.

– Будем надеяться.

– Вернемся к мужчине на фото. Если он и есть партнер доктора по витаминному бизнесу, то его, вероятно, несложно вычислить. У компании есть юридический адрес, а там наверняка имеются финансовые документы и все такое. – Детектив поднялся с пуфа. Он выглядел чуть бодрее, чем раньше. – Мы найдем этого парня, мисс Пельц.

– Знаю, что найдете, Фрэнк.

– Мы обязаны, – добавил он. – Не то меня выкинут с работы.

– Пока вы не ушли, – сказала я. – Есть еще кое-что.

– Что же?

– Франсина, бывшая жена Джеффри. Она в городе. Вчера покупала туфли в «Дилларде». Потому-то я вам и звонила.

– Я занятой человек, мисс Пельц. Вам не обязательно ставить меня в известность о походах всех и каждого по магазинам.

– Она сообщила мне, что унаследовала все имущество Джеффри. Похоже, он действительно забыл изменить после развода завещание, как я и предположила пару недель назад. Помните?

Гилби кивнул, снова хрустнув пальцами.

– Не стоит ли допросить ее еще раз? – спросила я. – На всякий случай. Ведь там, где деньги, там и мотив, верно, Фрэнк?


Когда Рэй вернулся из своей мотоциклетной одиссеи и позвонил, я поведала ему о Джоан. Он был потрясен не меньше, чем я. Или сделал вид, что потрясен. Позже, когда я спросила, как прошла поездка, он ничего вразумительного не ответил, предоставив мне размышлять на тему: а действительно ли он ездил в Дайтон?

Конечно, ездил, посмеялась я над собой, а заодно и над тем печальным фактом, что стала, подозревать всех и каждого. Рэй – честный и хороший человек, Бог ты мой! Рэй всегда рядом, когда нужен. Рэй мой друг.

И все же интересно, что он был вне города в те самые выходные, когда убили Джоан. Интересно, что он побывал у нее в доме за две ночи до ее убийства. Интересно, что Рэй ненавидел Джеффри и, быть может, экстраполировал отношение к нему и на его медсестру.

Кстати, о ненависти. Я презирала себя за одну лишь только мысль, что Рэй способен причинить кому-то зло. Но, учитывая странные совпадения, не могла рисковать. И решила некоторое время держаться на расстоянии от Рэя. Пока картина не прояснится.

Глава 24

Прошло несколько дней, прежде чем я снова связалась с детективом Гилби. Я отлично понимала, под каким прессингом он находится, и к тому же помнила, что результаты экспертизы будут получены не сразу, поэтому не запрашивала у него бюллетени.

Но, чувствуя, что больше не могу оставаться в неведении, позвонила ему на работу.

– Есть новости? – спросила я.

– Да, но их не назовешь хорошими. Во-первых, нам не удается отыскать Франсину Гиршон.

– Черт! Наверное, она захапала свое наследство и помчалась на Беверли-Хиллз.

Я представила, как Франсиса курсирует по обувным магазинам Родео-драйв.

– Не исключено. Проблема номер два: «Хартли Гиршон» не существует.

– То есть как это? Конечно, существует!

– Согласно этикетке на пузырьках, продукция произведена менее чем в часе езды отсюда, в Ривьера-Бич. Мы съездили по указанному адресу, и при ближайшем рассмотрении это оказалось вовсе не фармацевтическое производство, а прачечная-автомат.

– Шутите!

– Если бы. Это еще не все. Мы обыскали кабинет доктора Гиршона в офисе, его домашний кабинет, кабинеты Джоан, домашний и рабочий, и не нашли ни единой бумажки, касающейся компании по производству витаминов. Ни бухгалтерских книг, ни финансовых отчетов, ни налоговых деклараций – ничегошеньки.

– Поверить не могу!

– Уж поверьте. И это тоже еще не все. Мы проверили налоговые платежи Гиршона. И угадайте, что выяснили? Никаких налогов от компании под названием «Хартли Гиршон» не поступало. Нет ни малейшего намека на то, что «Хартли Гиршон» вообще когда-либо существовала.

– Значит, он обманывал государство, – изумилась я. – Каждое пенни, полученное с продажи этих пилюль, Джеффри клал себе в карман.

– Похоже, так.

– И Джоан замешана в этом по уши.

– Скорее всего.

– И это приводит нас к партнеру. В этом направлении есть что-нибудь новое?

– Не-а. В данный момент мы пытаемся выяснить, где же на самом деле производили эти витамины и куда шли наличные и чеки, полученные с продаж. По моим прикидкам, мы имеем дело с деньгами, поступающими на счет в оффшорном банке, скажем, на Кайманах или Багамах.

– Багамах! – радостно воскликнула я. – Джеффри на длинные выходные частенько отправлялся туда на своей яхте. Унего даже на стене кабинета висит морская карта этих островов. К тому же Франсина сказала мне, что в лучшие времена они частенько отправлялись туда вместе.

– Это может оказаться ниточкой. Буду на связи, мисс Пельц.

– Удачи, Фрэнк. Надеюсь на вас.


На следующей неделе приехал на весенние каникулы мой племянник Норман. С его прибытием в нашем маленьком семействе воцарилась суета, поскольку мы не видели его с Рождества. В среду днем Шэрон привезла Нормана в Стюарт, чтобы он провел два-три дня с бабушкой. Они прибыли на «роллс-ройсе» Барри Шиллера – по словам мамы, с шофером, который объяснил, что Барри рад был бы сам привести Шэрон с сыном, но очень занят, поэтому настоял, чтобы они воспользовались его машиной с шофером. Футы-нуты!

В первый вечер приезда Нормана мне позволили присоединиться ко всем у мамы за ужином.

– Норман! – Я обняла племянника. – Отлично выглядишь!

Ну, «отлично», быть может, несколько сильно сказано, но он и впрямь выглядел лучше, чем на Рождество. Невысокий и худенький, как его мать (я подозревала: одной из причин, побудивших Нормана пойти в военное училище, было стремление доказать, что он настоящий мужчина, несмотря на субтильную внешность), в декабре он казался и вовсе тощим. Но сейчас Норман слегка окреп и смотрелся несколько увереннее. Даже его стрижка – «обрезание» – не была такой жалкой.

– Как дела, Гладенький? – пошутила я, проведя пальцем по его ежику.

– Нормально, тетя Дебора. Да, не верится, что ты живешь в коттедже на берегу. Клёво!

– Для человека твоих лет это, может, и клёво, Норман, – вмешалась Шэрон. – Но для женщины в возрасте твоей тетки это странно.

– Если выберешь завтра время, позаимствуй у бабушки машину и приезжай, – сказала я, проигнорировав слова сестрицы. – Прогуляемся по пляжу, позагораем.

– Классно! – одобрил мой план племянник.

За ужином Норман травил нам байки о жизни в училище. Я спросила, действительно ли кадеты-мужчины так издеваются над кадетами-девушками, как об этом пишут в прессе.

– Не больше, чем друг над другом. – Норман задрал рубашку и гордо продемонстрировал свои боевые шрамы.

После ужина он ушел в кабинет посмотреть старый фильм с Джоном Уэйном, а мама отправилась на кухню мыть посуду. И мы с Шэрон остались наедине, а это, как всегда, вызывало сложности.

– Ты наверняка рада, что Норман дома, – проговорила я.

– В экстазе. Особенно я рада тому, что он так быстро поладил с Барри.

– Ты и впрямь полагаешь, что это мудро? Норман и так видел множество твоих мужчин.

– Я не шлюха, Дебора! – насупилась Шэрон. – «Мои мужчины», как ты изволила выразиться, это не клиенты, а мужья.

– Именно. Меньше всего Норману нужна очередная эмоциональная привязанность к мужчине, который в конечном счете неизбежно уйдет.

– Уйдет? С чего ты взяла, что Барри уйдет? Мы с ним становимся с каждым днем все ближе. Посмотри, как он заботится о нас! Отправил сюда на своей машине с шофером! Даже когда Барри встречается с клиентами, то всегда заботится обо мне.

– А кто его клиенты? – спросила я. – Кроме тебя, естественно.

– Он не имеет права обсуждать это со мной. Отношения между клиентом и адвокатом – тайна.

– Значит, ты не знаешь, чьи еще интересы он представляет?

– Не знаю. Но мне известно, что Барри весьма компетентен, поскольку живет как король. И кстати, обращается со мной как с королевой. Ты можешь сказать такое о плотнике, с которым встречаешься?

– Он вовсе не плотник, – возразила я, сожалея, что мама рассказала ей о Рэе. – И у нас с ним не роман. Мы просто друзья.

– Не важно. Я имею в виду, что Барри не только богатый человек, но и щедрый. Я думаю, он Тот Самый.

– Четвертый, ты хочешь сказать.

– Очень смешно, Дебора.

– Шэрон, – вздохнула я. – Брось ты это дело. Барри – слизняк.

– Тебе бы такого слизняка!

– Мне и так неплохо, спасибо.

– С плотником. Как вы развлекаетесь? Смотрите «Добрый старый дом»?

В этот момент вошла мама.

– Готова поклясться, что вы только что грызлись. А ведь вы обещали больше не делать этого – из любви ко мне и ради моего здоровья – значит, я ошиблась. Не так ли, девочки?

Мы с Шэрон улыбнулись и ответили:

– Да, мама.

В среду днем Норман на «Дельте 88» приехал ко мне в гости. Я накормила его ленчем, провела по Убежищу, купила ему фирменную футболку и познакомила с Фредом Зимски, и тот привлек Нормана к себе, сказав:

– Твоя бабушка – это что-то, парень!

Позже, когда мы с Норманом гуляли по пляжу, ища ракушки, он вдруг спросил, не могу ли я сделать ему одолжение.

– Конечно. Говори.

– Присмотри за мамой, ладно?

– Почему? Она вот-вот свалится с небес на своей метле?

– Да нет, дело не в этом. Позаботься о ней вместо меня, хорошо? Тетя Дебора, я знаю, вы с ней не всегда ладите и она бывает занозой в заднице, это уж точно, но она моя мама, и я люблю ее. А поскольку я завтра возвращаюсь в училище, то не смогу…

– Норман, – оборвала я его, поняв, что он не шутит, – притормози. Расскажи-ка мне, что тебя тревожит.

Он пожал плечами.

– Норман!

– Ладно. Это тот малый, с которым она встречается.

– Барри Шиллер?

Он кивнул:

– Мой отец был мерзавцем, и мне придется с этим жить. Но мне совсем не хочется, придя домой, обнаружить там очередного мерзавца.

– С чего ты взял, что Барри мерзавец?

– Я не доверяю ему.

– Для этого должна быть причина, Норман. Говори конкретно.

– Он все время висит на телефоне, болтая о всякой ерунде. А когда обращает внимание на маму, то лишь для того, чтобы расспросить об убийстве, в котором вы с ней оказались замешаны, на тот случай, если ему придется ее защищать: не припомнила ли она чего-нибудь нового о той ночи, когда убили доктора, и все такое. Он… слишком уж корчит из себя адвоката.

– Твоя мать сказала, что он очень увлечен своим делом и это разрушило его брак. Но это лишь означает, что Барри самовлюбленный и односторонний человек, а вовсе не мерзавец.

– Ладно. А как тебе вот это: он сделал пластическую операцию!

Я рассмеялась.

– Пластическая операция – не преступление, Норман! Ты поймешь это, дожив до моих лет.

– Возможно, но никто из мужчин в училище ни за что не стал бы ее делать.

– Да, вряд ли.

– Ну а этот клоун отсосал себе жир с рожи и сделал… погоди, как это… химическую подтяжку, вот!

– Химический пилинг?

– Точно! Ах да! А еще он красит волосы! Как баба.

– У него вроде бы каштановые волосы. А какого цвета они были раньше?

– Седые. Как у бабули.

– Откуда ты все это знаешь, Норман? Люди, как правило, не слишком распространяются о таких вещах.

– От мамы. Увидев Барри на какой-то свадьбе несколько лет назад, она подумала, что он гораздо старше. Наверное, она упомянула ему об этом, потому что он назвал ей имя своего хирурга. А волосы он красит сам. По греческому рецепту.

– При его работе внешность имеет большое значение.

– Ну, так ему придется на некоторое время забыть о ней. У него не рожа, а черт знает что.

– Почему? Он сделал очередной химический пилинг?

– Нет, подрался с бугенвиллеей в своем саду. Во всяком случае, он так заявил. А спроси меня, тетя Дебора, так в него вцепилась когтями разъяренная женщина. – Норман покачал головой. – Этот малый заработал кучу очков, сперва изображая, что заинтересован мамой, а потом являясь в таком виде, будто с кошкой подрался.

– С кошкой подрался…

– Ага.

– Потому что у Барри все лицо расцарапано?

– Ага.

– И он говорит, что поцарапался о колючки бугенвиллеи?

– Ага. Сомнительно как-то, верно?

– Сомнительно.

Сердце у меня колотилось с такой силой, что я боялась потерять сознание. Но сознания не потеряла. Выдержала. Пришлось. Мне не хотелось пугать моего бедного славного племянника. Ему и так досталось за его короткую жизнь. И вот теперь, похоже, Норман столкнется с очередной серьезной проблемой. Очень серьезной. Потому что до меня наконец дошло, что его мамаша в лице Барри Шиллера подцепила вовсе не очередное ничтожество. На сей раз она нарвалась на хладнокровного убийцу.

– Тетя Дебора? Ты в порядке?

«Нет! – хотелось заорать мне. – Нет!»

Мне бы раньше сообразить, корила я себя. Мысли неслись галопом, дыхание вырывалось короткими толчками.

Ну почему я не прислушалась к своей интуиции? Ведь даже узнав, что Барри учился с Джеффри в одном колледже, даже прямо спросив его об этом, я не отнеслась к этому с должной серьезностью. До сих пор не заподозрила, что Барри влез в жизнь Шэрон лишь для того, чтобы на шаг опережать полицейское расследование. Но сейчас все казалось таким очевидным и ясным, как будто все части головоломки стали на место. Барри и есть партнер «Хартли Гиршон». Барри и есть тот самый седовласый мужчина с фотографии в доме Джоан. В Барри вцепился кот Джоан, а вовсе не бугенвиллея и не женщина. Барри застрелил Джеффри и Джоан в их собственных домах. Я знала это так же точно, как свое имя. Не знала я только одного – почему?

– Тетя Дебора?

– Все хорошо, Норман. Должно быть, слегка перегрелась на солнце.

Он ласково, но твердо взял меня под руку.

– Вот так. Обопрись на меня, – сказал Норман очень по-взрослому и заботливо. Пока мы шли по песку к коттеджу, я думала, глядя на него с любовью и гордостью, что он уже не «малыш Норман».

– Мне правда хотелось присутствовать на твоем выпуске, – с сожалением сказала я. – Надеюсь, ты веришь в это?

– Конечно. У тебя ведь тогда была температура. Ты сильно заболела и не могла приехать.

– Твоя мать так и не простила мне этого. Впрочем, она многое не может мне простить.

– Ей периодически нужно кого-то шпынять. Такая вот моя мама. Неизвестно почему.

– Не имеет значения почему. Больше не имеет. Когда мы добрели до коттеджа, Норман взглянул на часы и сказал, что ему пора.

– Не забудешь наш разговор? Присмотришь за мамой, пока я в училище?

Я крепко обняла Нормана.

– Я люблю твою маму. И присмотрю за ней. Даю слово.

«Но она никак не облегчит мне эту задачу», – подумала я, выпуская Нормана из объятий. Только не наша Шэрон.

Глава 25

Не успела за Норманом закрыться дверь, как я кинулась звонить детективу Гилби, молясь, чтобы он оказался на месте. Гилби был на месте. Спокойно, насколько могла в данных обстоятельствах, я рассказала ему все о Барри. Гилби отнесся к моим словам весьма скептически.

– Полагаете, он и есть тот малый, которого вы видели на фото у миссис Шелдон? Только до операции.

– Я не полагаю. Я знаю.

– Ага. Только вот фото это мы не обнаружили, поэтому нам не удастся доказать, что он и есть тот малый.

– А царапины у него на физиономии? Разве нельзя провести экспертизу и сравнить результаты с тем, что нашли у кота на когтях?

– У меня нет образцов тканей мистера Шиллера. Я не могу подтвердить, что на когтях кота имеется его кровь или кожа, если у меня нет образца его крови или кожи.

– А отпечатки пальцев на местах преступления?

– Если на мистера Шиллера нет полицейского досье, то их мне тоже не с чем сравнить.

– А то, что Барри и Джеффри учились в одном колледже, а потом Джеффри убили, а затем – о чудо! – Барри стал адвокатом моей сестры, а Джоан убили таким же способом, как Джеффри, – все это не наводит ни на какие мысли?

– Нет ничего, что я могу ему инкриминировать, мисс Пельц. Какой у него мотив, к примеру? Даже если Барри знаком с доктором Гиршоном и миссис Шелдон, зачем ему убивать их?

– Из-за витаминного бизнеса. Я совершенно уверена: Барри и Джеффри – компаньоны в этом бизнесе, а мы уже установили, что эта компания выглядит весьма сомнительной. Значит, вам нужен мотив? Может, Джеффри обманывал Барри с дележом прибыли, а Джоан приняла сторону Джеффри? Может, Джеффри испугался, что финансовая инспекция накроет их, и захотел выйти из дела, а Барри возражал? Может, Джеффри и Джоан имели компромат на Барри и шантажировали его? Да я навскидку выдам тысячу «может»!

– Я не вправе арестовать человека на основании предположений.

– Да ну? Вы собирались арестовать нас с Шэрон, имея куда меньше оснований.

– Но ведь не арестовал же, мисс Пельц. Прошу не забывать этого.

– Вы правы, Фрэнк. Извините. Я просто…

– Беспокоитесь о вашей сестре.

– Да. Вас это удивляет, поскольку в протоколе записано, что мы грыземся как собаки?

– У моей жены есть сестра, мисс Пельц, и они с ней грызутся как собаки. Но стоит мне отпустить хоть самое невинное замечание в адрес моей свояченицы, как жена устраивает мне бойкот.

– Значит, вы понимаете.

– Понимаю. Я вот что сделаю: попрошу кого-нибудь покопаться в прошлом мистера Шиллера, нанесу ему визит, посмотрю, что ему известно. Если нам повезет, мы установим реальную связь между ним, доктором Гиршоном и миссис Шелдон.

– Это было бы здорово. Тогда мы вплотную займемся Барри и вычеркнем остальных подозреваемых.

– Остальных подозреваемых?

– Ну да. Франсину Гиршон.

– Но вы сказали «подозреваемых». Множественное число. Кого еще вы имеете в виду, мисс Пельц? Мы уже вычеркнули мисс Уолтерс, доктора Элкина, мисс Хорнсби, мисс Кэндалл, мисс Оруэлл и мисс Росс.

– Я имею в виду… – Нет, я не могла назвать Рэя. Не было оснований. Барри убил Джеффри и Джоан, я уверена, и Гилби скоро найдет тому доказательства.

– Вы собирались что-то сказать, мисс Пельц?

– Нет, Фрэнк. Я просто подумала, что мы бы сильно продвинулись, если бы нашли больше сведений о «Хартли Гиршон». Ведь единственное, что у нас есть на данный момент, – это дурацкие витамины.

– Так, секундочку. Доктор Гиршон наверняка продал вашей матери таблетки, раз уж она была его пациенткой.

– Верно.

– В зависимости от того, каким образом она за них заплатила, у нее мог сохраниться погашенный чек – с названием банка, куда перечислены деньги. Это дало бы нам ниточку.

Я просияла.

– Скоро перезвоню, Фрэнк!

Я позвонила маме. Никто не ответил. Тогда я поехала к ней домой. Дома тоже никого не застала. Машины Шэрон не было, и я предположила, что они с Норманом уже отбыли в Бока. Я запаниковала, представив, что она проведет ночь с Барри, как только завтра днем Норман улетит в Северную Каролину. Если мне не удастся вправить ей мозги, моя чертова сестрица бросится в объятия убийцы, совершенно беспомощная и ничего не знающая. А кроме меня, помочь ей некому. Вот уж действительно выверт судьбы!

– Где же, черт побери, маменька? – пробормотала я себе под нос, нервно вышагивая возле дверей ее дома.

Наверное, с Фредом, решила я и подумала, что в семьдесят пять лет трудно начинать новую жизнь.

Я уже собралась вернуться домой, но тут мама въехала на подъездную аллею. Когда мама вылезла из машины, я увидела, что она в шлепках, розовом леотарде и леггинсах.

– Мама! Где ты была? – Я вошла вслед за ней в дом.

– В спортзале. Занималась. Тебе тоже не помешало бы провести там некоторое время, дорогая. У тебя усталый вид. Подумай, не заняться ли йогой.

– Хорошо. Но сначала я хочу поговорить с тобой о витаминах «Хартли Гиршон».

Я рассказала ей, что Гилби выяснил о компании, и попросила поискать чек, которым она оплатила пилюли. (О Барри я не упомянула.) Минут через десять мама нашла чек.

Поблагодарив ее, я понеслась в офис шерифа, где вручила чек Гилби. Тот, рассмотрев его, расплылся в улыбке.

– Ну что? – взвилась я. – Скажите же?

– Присядьте, мисс Пельц, – предложил он и исчез в коридоре. Я беспокойно ждала. И ждала. И ждала. Вернувшись, Гилби по-прежнему улыбался.

– Ладно, выкладывайте! – потребовала я.

Он сообщил, что мамин чек оприходован Багамским банком в Нассо и деньги положены на счет «Блю Уотер корпорейшн»… той самой корпорации, что владела прачечной-автоматом в Ривьера-Бич, где якобы производили пресловутые капсулы витамина Е Джеффри… той самой корпорации, которая была владельцем дома Барри в Бока.

– Есть! – аж подпрыгнула я. – Вот она, связь! Он это сделал, Фрэнк! Барри Шиллер и в самом деле убийца! Теперь вы можете его арестовать, правда?

– Арестовать его я пока не могу, но у меня есть к нему масса вопросов.

– Отлично! А когда вы его допросите?

– Как только вы перестанете допрашивать меня, мисс Пельц.

Я прыгнула в «понтиак» и помчалась к дому Рэя, кипя от эмоций. Меня приводило в ужас, что Шэрон связалась с убийцей, но при этом я испытывала глубокое облегчение, поскольку я не связалась. Рэй невиновен, и я совершенно напрасно подозревала его.

Когда я остановилась у дома Рэя, он стоял у почтового ящика, листая свежий номер «Добычи аллигатора».

– Привет! – Увидев меня, он просиял. – Ты где пряталась? Я пару раз заскакивал к тебе в коттедж, но не застал. Ты что, избегала меня?

Выскочив из «понтиака», я ринулась ему в объятия и выбила газету у него из рук.

– Пожалуйста, скажи, что ты не занят!

Я вовсе не собиралась сознаваться, что действительно избегала его, и объяснять причину. Мне было слишком стыдно.

Рэй засмеялся, озадаченный и довольный проявлением моей привязанности.

– Я не занят.

– Ты не собираешься кататься на своем мотоцикле?

– Не-а.

– Или идти на свидание?

– Никаких свиданий сегодня.

– Вот и хорошо. Мне нужно поговорить с тобой, моим лучшим другом.

Рэй взял меня за руку и повел в дом.

Едва мы вошли в коридор, как я разрыдалась, уткнувшись ему в плечо. Я вдруг иссякла, силы мне изменили, словно все неприятности последних месяцев все же достали меня. Словно проблемы в «Отныне и впредь», взлом квартиры, мамин инфаркт, переезд во Флориду, стычки с Шэрон, участие в расследовании, сомнения в Рэе и последние открытия насчет Барри сплавились в один гигантский груз, слишком тяжкий, неподъемный для меня.

– О Рэй! – воскликнула я, осознав, что залила своими дурацкими слезами его красивую рубашку в бело-синюю полоску. – Тебе это совсем не нужно!

– Откуда ты знаешь, что мне нужно? – мягко проговорил он, поглаживая меня по волосам. – Давай-ка присядем, и ты мне все расскажешь.

Кивнув, я переместила себя, любимую, и мои слезы в гостиную.

– Я пока не хочу, чтобы мама знала об этом. – Я рассказала Рэю о Барри и закончила тем, что Гилби отказался арестовать его, пока не получит более веских доказательств. – То же относится и к Норману. Мама заболеет от тревоги, а Норман будет разрываться на части, потому что ему нужно вернуться в училище. К тому же в первую очередь необходимо сообщить обо всем Шэрон. Ее я должна предупредить. К несчастью, предупредив сестру, я спровоцирую очередную войну между нами.

– Ну почему же войну? – возразил Рэй. – Дождись завтрашнего отъезда Нормана, а потом позвони сестре и скажи, чтобы она держалась подальше от этого малого.

– Она ни за что на это не купится. Как обычно, обвинит меня в том, что я не одобряю ее выбор мужчин, сочтет мои слова выпадом против нее, очередной попыткой ее унизить. И заявит, что я пытаюсь обгадить Барри не потому, что он того заслуживает, а из зависти. Господи, да я заранее знаю весь сценарий!

– Теперь припоминаю. Вы с ней уже проходили это.

– Да. Когда мы в последний раз сцепились, обсуждая эту тему, то не разговаривали потом друг с другом битых два года!

– И все же тебе придется позвонить ей.

– Завтра после обеда. После отъезда Нормана.

– Тебе поможет, если я посижу рядом, когда ты будешь ей звонить? Для моральной поддержки?

– Мне бы очень хотелось этого, Рэй! А поможет это или нет, поживем – увидим.


На следующий день, в половине шестого, мы с Рэем уселись на пуфы в моей гостиной, собираясь звонить.

– Вперед, на баррикады! – воскликнул он, когда я набрала номер Шэрон, держа аппарат на коленях.

Я одними губами проговорила «спасибо» и начала ждать. Один гудок, второй. На третьем взяла трубку помощница Шэрон, изображавшая на мамином юбилее вертихвостку времен Ревущих 20-х.

– Организация свадеб Шэрон Пельц, – пропела она.

– Привет, Паула! Это Дебора, сестра Шэрон. Она на месте?

– А, Дебора! Сейчас посмотрю.

– Меня просили подождать, – сообщила я Рэю. – Помощница пошла спросить у Шэрон подойдет ли та к телефону. Шэрон завопит, заверещит и раскричится, что лучше съест засохший свадебный торт, чем станет разговаривать со мной, но, в конце концов, возьмет трубку, поскольку мой звонок может быть связан только с мамой.

– Ты хорошо ее знаешь, – заметил Рэй.

– Боюсь, что да.

– Шэрон подойдет через секундочку, – снова пропела Паула.

Я поблагодарила ее, показав Рэю большой палец.

А потом целую вечность дожидалась, пока дорогуша Шэрон держала младшую сестренку в подвешенном состоянии.

Наконец она приветствовала меня словами:

– В чем дело, Дебора? Я вся в мыле. Готовлю свадьбу Глассерштайнов и предварительный ужин, которые состоятся через две недели.

Я не спросила, кто такие Глассерштайны.

– Мне нужно обсудить с тобой кое-что очень важное, Шэрон.

– Это не насчет мамы?

– Нет. Насчет Барри Шиллера.

Она фыркнула:

– До тебя наконец дошло, какой он роскошный улов, и ты хочешь поинтересоваться, нет ли у него брата?

– Не совсем так. Шэрон, возможно, это приведет тебя в шок, но у меня есть все основания полагать, что Барри убил Джеффри и его медсестру, Джоан Шелдон.

– Что, прости?

– Ты слышала. Мне очень жаль, что именно я должна…

– Погоди. Погоди-погоди! Ты что, совсем из ума выжила, Дебора? По словам мамы, после приезда во Флориду у тебя случился нервный срыв, но ведь сейчас ты наверняка принимаешь лекарства? Прозак? Золофт? Сент-Джон Уорт?

– Барри был партнером Джеффри в этой их витаминной компании, – продолжила я. – Он ведь тебе об этом не сказал, верно?

– Конечно, нет! Потому что это неправда.

– Правда.

– Докажи.

– Не могу.

– Вот видишь!

– Не могу, потому что всю прибыль «Хартли Гиршон» они с Джеффри клали на счет в банке на Багамах. Государство не может заполучить эти деньги. Об этом он тебе, полагаю, тоже не сказал.

Шэрон вздохнула, показывая, как ей все это надоело.

– Мне очень жаль портить тебе игру в полицейских и воров, в которую ты втянулась, Дебора, но если у Барри и есть счет на Багамах, то скорее всего потому, что у него дом в Нассо. В Лифорд-Ки.

– Где-где?

– Лифорд-Ки. Это частный клуб. Эксклюзивный. У Шона Коннери там есть дом.

– У меня нет слов.

– И правильно. В Лифорде живут кинозвезды, капитаны индустрии, члены многих королевских фамилий. Гнездо богатых и могущественных. У Барри там собственность еще с семидесятых.

– Значит, он прячет деньги на Багамах уже более двадцати лет, а затем отмывает их через прачечные-автоматы, витаминные бизнесы и бог знает что еще. Вероятно, это он дал начальный капитал для «Хартли Гиршон» и предложил план, как утаить доходы компании. Иначе, зачем бы Джеффри понадобился партер? Он ведь был врачом. Запросто мог и сам продавать витамины своим пациентам. Но ему нужен был компаньон, кто-то знающий всю подноготную работы с оффшорными банками.

– Да что ты такое несешь?! – воскликнула Шэрон.

– Должно быть, они поддерживали связь после колледжа, – продолжила я. – Или снова встретились несколько лет назад, во время одного из морских путешествий Джеффри на Багамы, и разработали за парой «Гумбэйских смэшей» эту самую витаминную схему.

– Хватит! Я больше не намерена слушать эту чушь! – бросила Шэрон. – Я не позволю тебе оскорблять Барри, выдумывать, будто он сделал что-то плохое, и пытаться встать между мной и супружеским счастьем!

– Супружеским счастьем? Шэрон, ты не можешь выйти за Барри! Он убийца, а кроме того, уклоняется от уплаты налогов. Барри надолго отправится в тюрьму. И было бы неплохо, чтобы до этого он тебя не угрохал.

Шэрон расхохоталась.

– Он богатый адвокат, холости влюблен в меня. Для тебя это невыносимо, да, Дебора?

– Шэрон, слушай меня внимательно. Речь идет не о папе. Не о команде поддержки. Не о сестринской ревности. Ты это понимаешь?

– Я понимаю одно: ты хочешь помешать моему счастью.

– Нет, я хочу спасти тебе жизнь! Отец Нормана был преступником. Барри Шиллер тоже преступник. Тут есть закономерность. Ты – умная женщина, но пускаешься в глупейшие эскапады.

– А ты плохо одеваешься, слишком много весишь и никак не можешь подцепить мужчину!

– Вовсе нет.

– Да.

– Нет.

– Да.

Блямс!

Я беспомощно посмотрела на Рэя.

– Она швырнула трубку…

– Я подумал, что все к тому идет, – кивнул он.

– Я опять позволила ей достать меня, Рэй. А ведь дала себе слово, что не допущу этого.

– Что сказано, то сказано. А теперь встряхнись и попытайся еще раз. Думаю, стоит дать Шэрон время успокоиться, а завтра мы съездим в Бока и поговорим с ней.

– Мы?

– Угу. Я по субботам не работаю.

– Знаю, но ты уверен…

– Абсолютно.

Я поблагодарила его. А потом, внезапно перепугавшись, спросила:

– А вдруг Барри с ней что-нибудь сотворит, Рэй? Вдруг он взбесится, узнав, что полиция копает под него, и обвинит сестру в том, что это она их навела? Вдруг он не только хитроват, но и псих в придачу?

– Мы не можем заставить Шэрон держаться от него подальше.

– Не можем?

– Ну, разве что похитим ее.

Я с облегчением улыбнулась:

– Значит, именно так и сделаем.

Часть III

Глава 26

Мы планировали приехать в Бока в полдень, но в то субботнее утро боги явно не покровительствовали нам.

Мой «понтиак» не завелся. Я позвонила Рэю, он приехал на своей «хонде», заглянул под капот «понтиака» и выяснил, что сдох генератор.

– Можешь починить? – спросила я.

– Нет, тут нужен хороший механик.

– У меня есть хороший механик. Мне нужна хорошая машина.

Мы решили ехать на «хонде», но выяснилось, что она тоже не заводится.

– У меня сроду с ней проблем не было, – пробормотал Рэй, не сумев определить, что же стряслось.

– Ну так теперь есть! – Я все сильнее психовала.

Рэй предложил позвонить маме и спросить, нельзя ли взять ее «Дельту 88», но я эту идею отвергла.

– Не хочу, чтобы она знала о нашей затее. Если уж наши с сестрицей ссоры вредны для ее сердца, то представь, какое впечатление произведет на маму похищение Шэрон.

– Есть другой вариант, – сказал Рэй. – Можно поехать на «индейце».

– На твоем мотоцикле?

– Это транспортное средство, Дебора. И в прошлые выходные я легко добрался на нем до Дайтона-Бич. Уверен, и до Бока он сегодня доедет.

– Он-то доедет, а выдержу ли я? Сомневаюсь, что готова к полуторачасовой поездке на нем, хоть он и красивый. Кататься на «индейце» по окрестностям – это одно, а мчаться по шоссе, объезжая тракторы да трейлеры, – совсем другое.

– Все с тобой будет нормально. Безопасность гарантирована.

– Ладно. Но как тогда быть с Шэрон? Куда мы посадим ее, когда похитим? На руль?

– Никаких проблем. У меня есть мотоциклетная коляска. Посадим ее туда. Поедет со всеми удобствами.

– Нет, не годится. Что-что, но Шэрон точно не байкерша. Да на нее даже под угрозой смерти шлем не напялишь: прическу помнет, видишь ли.

Рэй обнял меня за плечи.

– Мне неприятно это говорить, но если мы не поспешим в Бока, Шэрон может умереть. Точка.

Рэй был прав.

Мы бросили наши машины у моего дома, вызвали такси и заехали к Рэю за мотоциклом. Напяливая кожаную куртку и шлем, выданные мне Рэем, я лишь усилием воли заставила себя не завыть, не завопить и не смыться. У меня есть миссия: спасти сестру. И если ради этого мне придется рисковать жизнью в седле мотоцикла, то так тому и быть.

Мы прибыли к шикарному району обитания Шэрон в три часа. Признаться, мы навели приличный шухер, протарахтев на мотоцикле по усаженной пальмами Брокен-Саунд, эдакие Мистер и Миссис Гонщики.

Едва увидев нас, здоровенный вооруженный охранник в форме вылез из своей будки у ворот (размером мало уступающей моему дому) и спросил, не заблудились ли мы.

– Нет! – проорала я, чтобы он расслышал меня за ревом мотоцикла. – Мы приехали к Шэрон Пельц.

– Мисс Пельц ждет вас? – Охранник с подозрением посмотрел на нас.

– Нет, но я ее сестра. Дебора Пельц.

Я залезла в задний карман джинсов и достала из портмоне водительское удостоверение. Оно подтверждало, что это я.

Охранник внимательно изучил его и вернул мне.

– Я позвоню ей, но, кажется, я видел, как она уезжала примерно часа три назад.

– Только не это! – охнула я, вцепившись в руку Рэя. Оставалось надеяться, что охранник спутал Шэрон с какой-нибудь другой местной блондинкой, а она все еще дома, и ей ничто не угрожает. Барри ей не угрожает.

Мы с Рэем ждали, пока охранник, вернувшись в будку, набирал номер Шэрон. Через несколько мгновений он вышел, качая головой:

– Никого нет. Она уехала, как я вам и говорил.

– Значит, она уехала часа три назад? – уточнила я.

– Ага. Может, четыре.

– Одна?

– С шофером. На черном «линкольне». Наподобие тех официальных аэропортовых лимузинов.

– Аэропортовый лимузин? – воскликнули мы с Рэем.

К этому времени за нами выстроилась небольшая очередь машин.

– Мне нужно работать, – сказал охранник. – Можете попытаться позже, но сейчас я вынужден попросить вас уехать.

– Ну, что будем делать? – спросила я Рэя.

– То, что посоветовал этот парень. Заедем еще раз, позже.

Мы поколесили по Бока, остановились выпить ледяного чая и позвонили Шэрон из таксофона, чтобы удостовериться, действительно ли ее нет. Увы, охранник не соврал.

В половине шестого мы снова подъехали к воротам. Охранник поклялся, что Шэрон не возвращалась, но тем не менее на всякий случай позвонил ей еще раз. Никакого ответа.

– Она может быть у Барри, – сказала я Рэю.

– Тогда зачем понадобился аэропортовый лимузин? – возразил он.

– Возможно, Шэрон отправилась в деловую поездку, – предположила я. – Может, кто-то нанял ее организовать свадьбу в другом штате, и она поехала на рекогносцировку.

– А Шэрон предупредила бы мать, если бы собиралась уехать надолго?

– Скорее всего да.

– Так звони матери. Мы поехали к таксофону.

– Мам, – сказала я, когда она взяла трубку, – Хочу спросить: Шэрон никуда не собиралась поехать?

– Собиралась, – усмехнулась мама. – Но она взяла с меня слово, что я буду молчать.

– Почему?

– Мой рот на замке.

– Ну так сними его, мам. Мне необходимо связаться с ней как можно быстрее.

– Дебора, дорогая, я так рада, что вы с сестрой наконец сблизились! Ты ведь знаешь, как сильно я этого хотела. Раз тебе так нужно поговорить с Шэрон, я уверена, она не рассердится, если я скажу тебе, как ее найти.

– Мне необходимо поговорить с ней.

– Ну что ж! – Мама снова засмеялась. – Она улетела в Нассо с этим славным Барри Шиллером.

Я ухватилась за Рэя, чтобы не упасть.

– О нет!

– О да, дорогая! Похоже, у него милый домик в Лифорд-Ки, и он предложил Шэрон провести там несколько дней.

– Но у нее же через две недели какая-то сногсшибательная свадьба, – припомнила я. – Значит, эта поездка совершенно неожиданная?

– Нуда, и это самое интересное. По мнению Шэрон, Барри везет ее на острова, чтобы сделать предложение.

– Предложение?

– Руки и сердца, дорогая. Я знаю, о чем ты подумала: что Шэрон снова витает в облаках. Но на сей раз мужчина, на которого она положила глаз, вроде бы тоже положил глаз на нее. Вот уж поистине молниеносный натиск. Представь, наша Шэрон встретила такого же импульсивного человека, как она сама.

– Представляю. – Я представляла одно: Барри уволок сестрицу на Багамы в свое романтическое убежище вовсе не потому, что по уши влюбился в Шэрон и хочет предложить ей выйти за него замуж. Почувствовав, как вокруг него сжимается полицейское кольцо, он решил покинуть страну – удариться в бега, говоря полицейским языком, – и взял с собой Шэрон для гарантии… и как заложницу.

– Очень надеюсь, что эти маленькие каникулы пройдут у нее гладко, – сказала мама.

– Мам, нет ли у тебя телефона Барри в Лифорд-Ки?

– Нет, Шэрон мне его не давала. Тебе так срочно нужно поговорить с ней?

– Очень срочно.

– Возможно, если ты позвонишь ему в офис, то секретарь…

– Вообще-то не стоит, пожалуй, беспокоить влюбленных голубков, – прервала я маму, опасаясь, как бы Барри не догадался, что я повисла у него на хвосте.

– Какая ты заботливая, дорогая. Я счастлива, что вы с сестрой уладили ваши разногласия. И очень горжусь моими девочками!

Сообщив ей, что мы тоже гордимся ею, я повесила трубку и посмотрела на Рэя.

– Ты можешь взять на работе пару отгулов?

– Зачем?

– Я приглашаю тебя полететь вместе со мной в Нассо.

– Чего ради? Мы ворвемся в дом Барри и спасем Шэрон? Ты сказала, что Лифорд-Ки – частный клуб. Нам и на милю к этому месту не позволят приблизиться.

– Мы не станем врываться к нему в дом и спасать Шэрон. Мы проскользнем в его дом и спасем ее. А как это сделать – сообразим на месте.

Рэй покачал головой:

– Вломиться в дом медсестры здесь, в Стюарте, – это одно. А вот проделать весь путь до Нассо, чтобы нас вышибли из частного клуба, – совсем другое.

– Весь путь до Нассо? Насколько я понимаю, жители юга Флориды мотаются на Багамы, как жители Нью-Йорка в Хэмптон. Невелико дело. Джеффри постоянно отправлялся туда на яхте на длинные выходные.

Рэй промолчал.

– Да ладно тебе! Уверена, в это время года в Нассо красотища! Тебе полезно сменить обстановку.

– Да, но почему бы не предоставить Гилби слетать туда и арестовать Шиллера? А когда его отправят за решетку, поедем мы и привезем Шэрон домой.

– Гилби не готов арестовать Барри. Он все еще собирает против него улики. В том-то и проблема. – Я уже сердилась. Либо Рэй в игре, либо нет. – Если не хочешь лететь, так и скажи.

Он погладил меня по щеке.

– Не хочу я ехать, разве не понимаешь?

– Не совсем.

– Ты настолько в это вжилась, как в очередной эпизод твоей «мыльной оперы», поэтому не видишь реальной опасности. Барри Шиллер – плохой парень, Дебора. Богатый и могущественный плохой парень. Связавшись с ним, ты рискуешь оказаться следующей, кто словит пулю в грудь. Как-то я не расположен допустить это.

Я улыбнулась, радуясь ощущению пальцев Рэя на щеке, его заботе о моем благополучии, обо мне.

– Тогда поехали со мной, – повторила я. – Если будешь рядом, ничего не случится. Ты ведь мой друг, мой приятель, мой кореш.

– Я гораздо больше, и ты это знаешь.

– Знаю?

– А если нет, то, возможно, вот это убедит тебя.

Рэй наклонился и поцеловал меня в губы – внезапным и коротким поцелуем, но это определенно изменило наши отношения.

Сначала поцелуй так изумил меня, что я не почувствовала ничего, кроме веселья.

– Как-то слабовато, все равно что целоваться с братом. – Я провела пальцем по губам, словно желая убедиться, что поцелуй действительно был.

– У тебя нет брата, – хмыкнул Рэй. – Пожалуй, мне стоит попробовать еще разок.

Он поцеловал меня снова, куда горячее, и сжал в объятиях. Этот второй поцелуй все решил. Когда Рэй оторвался от меня, ни о каких братских чувствах и речи не шло. Меня так к нему потянуло, поцелуй так завел меня, что казалось, во мне что-то плавится внутри.

– Ну, как теперь? По-прежнему слабовато? – глухим голосом спросил Рэй.

– Нет. Совсем не слабо.

Теперь активность проявила я. Взяв лицо Рэя в ладони, я прижалась к нему губами, всем телом и, словно распробовав, никак не могла им насытиться.

– Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось, – снова заговорил Рэй, пока мы обнимались средь бела дня, не обращая ни малейшего внимания на движение по Ямато-роуд, самой загруженной артерии Бока.

– Ты не потеряешь меня, Рэй, – выдохнула я, осыпая его губы мелкими поцелуями. – Не потеряешь.

Он возражал, говоря что-то о Бет, но я заставила его замолчать очередным поцелуем. Разгорячившись или осмелев, Рэй начал шарить руками по моему телу, все ниже и ниже, по груди, по животу, по…

– Рэй! – Я заставила себя оторваться от него, как только его рука коснулась лобка. – Мы ведем себя хуже озабоченных подростков в смотровой башне. Давай займемся этим хотя бы в машине!

– У нас нет машины, – простонал он, кивком указав на «индейца».

Я расхохоталась, представив, как мы устраиваем оргию в седле мотоцикла.

– Не будь движение таким интенсивным, я домчал бы нас до Стюарта за час, – тяжело дыша, пробормотал Рэй, лапая меня так, будто его тянуло ко мне магнитом.

– И что тогда? – Я прикрыла глаза, поскольку не могла сосредоточиться ни на чем, кроме его прикосновений.

– Мы займемся чем-нибудь посущественнее, чем это. – Рэй снова поцеловал меня, и в этом поцелуе, как и во всех других, безошибочно чувствовалась мужская страсть.

– А как быть с Шэрон, Барри и Нассо? – спросила я, отстраняясь от него. – Я не шучу насчет полета в Нассо, Рэй. Я боюсь за сестру: она понятия не имеет, во что на сей раз вляпалась. Я не могу бездействовать. Раз и навсегда я должна доказать Шэрон, что беспокоюсь о ней и всегда беспокоилась, и ни за что и никогда ничего у нее не отниму. Мы с Шэрон не сможем мирно уживаться, если я не сделаю какой-нибудь широкий жест.

– Просочиться в Лифорд-Ки и вытащить ее оттуда – весьма широкий жест, никаких сомнений, – кивнул Рэй.

– Значит, ты со мной?

– Вот что я тебе скажу. – Он взял меня за руку и подвел к мотоциклу. – Вернувшись в Стюарт, поговорим о Нассо, разработаем план игры.

Я обвила его руками.

– Спасибо, Рэй! Ты не пожалеешь! Клянусь!

– Но первое, чем мы займемся, вернувшись домой, – это закончим другое маленькое дельце, которое начали. Договорились?

Рэй прижал меня к себе. Он был, как говорится, в «полной боевой готовности». Я улыбнулась:

– Ты выдвигаешь тяжелые условия, малыш!

Глава 27

Мы домчались до Стюарта в рекордный срок, отчасти пришпоренные эйфорией, которую часто порождает новая любовь. Мы влетели на подъездную аллею к дому Рэя, стремясь поскорее спрыгнуть с мотоцикла, сорвать друг с друга одежду и предаться страсти. Однако тут возникла небольшая проблемка.

– Холли! – воскликнул Рэй, увидев, что она сидит, закинув ногу за ногу, на ступеньках крыльца. Холли выглядела еще моложе – и тоньше, – чем в ту ночь, когда я видела ее с ним в «Черном Марлине», и была во всем белом. Эдакая девственница-весталка. – Что ты тут делаешь?

– Жду тебя. – Она взглянула на часики. – Уже восемь. А ты пригласил меня к половине восьмого.

Рэй казался ошарашенным.

– Боги, Холли! Я ведь обещал покормить тебя ужином, верно?

– Печеным тунцом, – напомнила она. – С пастой и чесночным хлебом.

«То же самое Рэй приготовил мне, – подумала я, – минус брокколи. Какое совпадение!»

Совпадение, как же! Такой оборот событий вывел меня из себя. Я пришла в ярость. У меня дым повалил из ушей. Моя злость за секунду взлетела от нулевой отметки до десятой. Вот она я, заведенная в сексуальном смысле, предвкушающая мой первый интимный вечер с мужчиной, который мне действительно нравится, первый за целую вечность интимный вечер с мужчиной, вообще-то говоря. И что же? Рэй уже имел планы на этот вечер – поужинать у себя дома с одной из его чертовых женщин-деревьев!

Не важно, что я сама поощряла его снова встретиться с Холли, поощряла влюбиться и обрести счастье. Это было тогда – до того как я поняла, что та женщина, в которую я побуждала его влюбиться и обрести с ней счастье, – это я сама.

– Мне правда очень жаль, – говорил между тем Рэй Холли. – Кое-что произошло, и я совсем забыл о нашем свидании.

– Кое-что? – Я испепелила его взглядом. – Нет, ну до чего лестно!

Я решительно направилась к Холли и пожала ей руку, не желая показаться грубой. Этот бардак произошел не по ее вине. Это Рэй заставил меня поверить, что вовсе не жаждет видеть Холли снова. Это Рэй позволил мне думать, что он не особо стремится бегать по свиданкам. Это Рэй на моих глазах мутировал в очередного Джеффри Гиршона.

– Дебора Пельц, – представилась я Холли. – Мы с вами встречались в «Черном Марлине». Как поживаете?

– Есть хочу, – ответила она. – Аж в желудке бурчит. Я сегодня пропустила ленч.

Может, Холли и обладала приятной моложавой внешностью, но голосок у нее оказался не приведи Боже. Наподобие поросячьего визга.

– Слышал? Она хочет есть, Рэй. Так что отправляйся-ка на кухню и покорми ее.

– Но я… мы… она… – заикался он.

– Да, дар речи ты потерял, – заметила я, направляясь по подъездной аллее к улице. Я прикинула, что придется пройти пару кварталов и вызвать такси.

– Погоди! Куда ты, Дебора? – кинулся за мной Рэй, совершенно растерянный. Словно я должна была внести за него залог.

– Домой, – не останавливаясь, сообщила я. Принять холодный душ.

– Подожди хотя бы, пока я все утрясу! – умоляюще проговорил Рэй.

– А что тут утрясать? Трое – это уже толпа.

Рэй собрался что-то ответить, но тут меня окликнула Холли:

– Приятно было познакомиться, Деб! Удачного вечера!

– И тебе того же, Хол! Веди себя как следует!

– Нам нужно поговорить о Нассо, – сказал Рэй, следуя за мной по пятам на Семинола-стрит. – Я лечу туда с тобой, не забудь.

– Иди жарь тунца! – отрезала я. – Я полечу туда сама.

Я добралась до своего коттеджа совершенно взвинченная, поэтому не знала, что предпринять в первую очередь: поужинать? Заказать билет на самолет? Зарезервировать номер в отеле? Пробить в стенке дыру? Помимо всего прочего, я ничего не знала о Нассо, отродясь не была на Багамах и находилась не в том настроении, чтобы мчаться в ближайшую книжную лавку за путеводителем.

Была и еще одна закавыка – моя работа. Историческое общество платило мне зарплату зато, чтобы я присматривала за Убежищем, а не за то, чтобы я моталась на какой-то там остров. Придется сказать Мелинде, что я вынуждена уехать по семейным обстоятельствам. Но если я это сделаю, она немедленно помчится к моей матери выяснять, что это за обстоятельства, и мне придется рассказать маме о Барри, чего я делать вовсе не собиралась.

Ну и конечно, Фрэнка Гилби тоже не приведет в восторг сообщение, что я помчалась за Барри в его дворец на Багамах, желая своими руками вершить правосудие. Но случается такое, что всем не угодишь. (Бывают также времена, когда никому не угодишь, и, похоже, сейчас они и намечались.)

В конце концов я решила все рассказать Фреду Зимски. Я надеялась, что он не только прикроет меня в Убежище, но сохранит мою затею в тайне от мамы, поскольку она ему нравится и он не захочет спровоцировать у нее очередной инфаркт.

«Да, это выход», – думала я, набирая номер телефона Фреда, скрестив пальцы на удачу и молясь, чтобы он не отправился на ночь к маме. К счастью, Фред не отправился. Я все ему выложила, и он обещал скрыть от мамы, куда я намылилась, и вызвался ночевать в моем коттедже все то время, пока меня не будет. Я рассыпалась в благодарностях и сказала, что я перед ним в долгу.

– Просто замолви за меня словечко перед твоей мамой, и мы квиты, – ответил он.

Я заверила его, что непременно так и сделаю, распрощалась и позвонила Хелен.

– Это Дебора, – сказала я, когда она взяла трубку. – Нужна помощь.

– О Господи! Только не говори мне, что тебя арестовали и это тот самый пресловутый один телефонный звонок, который тебе дозволили сделать из тюрьмы.

– Нет, Хелен, я в коттедже. Ты была права насчет убийцы. Оказалось, что это и впрямь плохой деловой партнер.

– Шутишь!

– К сожалению,этот плохой деловой партнер смылся на Багамы с моей сестрицей. Она думает, что он в нее влюблен. А я думаю, что он использует ее.

– Для секса?

– Нет, как заложницу. Наверное, сейчас он уже засунул ей в рот кляп и связал по рукам и ногам.

– Значит, он все-таки использует ее для секса.

– Нет, Хелен. Он взял с собой Шэрон на Багамы как своего рода страховку. Когда за ним придет полиция, он использует ее, сказав: «Если дернетесь, я ее пристрелю», или что-то в этом роде.

– Ой, ну прям как в той сцене в нашем шоу лет десять назад!

– Это в которой?

– Там, где Дирк Кэмпбелл, президент банка, смылся в Сент-Барте, чтобы его не арестовали за убийство Гектора Диаса, его личного тренера, и уволок с собой на остров Кармен сестру Гектора. Помнишь?

– Смутно. И что же случилось с Кармен? Ей удалось вернуться в Штаты живой?

– Кармен? Она оказалась крепким орешком. Она освободилась от наручников, захватила Дирка врасплох на причале у его дома и столкнула в море. Когда его выловили, он все еще держал в руке рюмку из-под мартини. – Хелен вздохнула. – Мы тогда побили рейтинг сериала «Молодые и дерзкие». Вуди был в экстазе. Как ты могла забыть?

– Теперь припоминаю. Слушай, Хелен, я собираюсь полететь в Нассо и вытащить сестру из этой передряги. Ты куда лучше разбираешься в таких вещах, чем я. Не знаешь какие-нибудь отели, где я могла бы остановиться?

– Нет, но если бы и знала, они скорее всего набиты под завязку. Сейчас ведь период весенних отпусков.

– Класс!

– Не вешай нос. Уверена, ты сможешь переночевать в одном из гостевых домиков, которых там навалом. Обычно в них довольно шумно, но для твоей цели вполне сгодится, верно?

Я поблагодарила Хелен и сказала, что сразу по возвращении позвоню ей.

Следующий этап: звонок в авиакомпанию «Багамас-Эйр». Я зарезервировала место на девятичасовой рейс до Нассо из аэропорта Форт-Лодердейл. Естественно, лимузин, который мне пришлось заказывать – спасибо сдохшему «понтиаку», – обошелся куда дороже, чем сам билет, но что еще мне оставалось делать? Добираться на Багамы вплавь?

Последний звонок в тот день был маме. Мне жутко не хотелось ей лгать, но именно так я и поступила. Я сообщила ей, будто мы с Рэем поняли, что влюблены друг в друга (она заверещала от восторга) и я проведу несколько дней у него дома, поскольку без него не могу (мама заверещала опять). Если я вдруг понадоблюсь ей, пусть оставит сообщение на моем автоответчике. Я обязательно перезвоню. (Она воскликнула, как рада, что обе ее девочки наконец-то обрели счастье.) Ага, щас.

Я побросала кое-какие шмотки в чемодан, слопала мороженый йогурт и отправилась в койку. Едва моя голова коснулась подушки, как зазвонил телефон. Я решила дать поработать автоответчику, поставленному на полную громкость, так что я слышала голос Рэя. Он говорил, что хочет все объяснить.

«Что тут объяснять?» – подумала я и вырвала телефонный шнур из розетки. У него было назначено свидание с Холли именно тогда, когда он лапал меня. Мужчины!


Народу на этот рейс было навалом, но свободные места все же остались, как я заметила, сев в самолет. Я совершенно выдохлась и намеревалась подремать, но полет занял всего сорок пять минут. Не успела я оглянуться, как мы взлетели, сели, и вот я уже на месте.

Я стояла у выхода из международного аэропорта Нассо, собираясь взять такси, когда увидела приближающееся ко мне знакомое лицо.

– Прояви ты больше благоразумия, мы сидели бы в самолете рядом, – сказал красный и тяжело дышавший Рэй. – Не говоря уж о том, что оплатили бы пополам лимузин до аэропорта.

– Что ты тут делаешь? – Я изобразила гнев, втайне жутко довольная, что Рэй последовал за мной в другую страну. Очень эффектный жест. Особенно грело душу, что темные круги у Рэя под глазами были побольше моих.

– Я выяснил, каким рейсом ты летишь, и собрал вещички. Сказал же, что полечу с тобой!

Он поцеловал меня.

– Прекрати! – Рэй поцеловал меня снова. – Ты слышал меня! – Я пыталась говорить грозно.

Он поцеловал меня в третий раз. Я подбоченилась, раздраженная и развеселившаяся. – Если ты не в курсе, существует такая вещь, как политкорректность. Иными словами, если женщина говорит «нет» – это значит «нет».

– Отлично. Скажи «нет», и я следующим же рейсом вернусь домой.

– Нет.

– «Нет» в смысле «не возвращайся следующим рейсом домой» или «нет» в смысле «не целуй меня»?

– Отвянь! Делаешь из меня стерву, тогда как в игры играешь у нас ты. Сперва ты мистер Платоник, друг-приятель, парень, боящийся открыть душу, помнишь? Затем сообщаешь мне, что я для тебя куда больше, чем друг, и обрушиваешься на меня, как изголодавшийся по сексу заключенный. А в тот момент, когда я на это покупаюсь, выясняется, что тебя у дверей поджидает другая женщина. Отправляйся назад и играй в свои игры с Холли, а я займусь спасением сестры.

Я направилась прочь, но Рэй схватил меня за ремешок сумки и остановил:

– Не так быстро. Ты сама заставила меня думать, что не хочешь никаких тесных отношений. Ты все время толковала лишь о Гиршоне и о том, какой он двуличный мерзавец. Я решил, что после этого печального опыта ты не хочешь затевать другой роман, и не настаивал. Но когда ты рассказала о своем намерении лететь сюда, я не мог отпустить тебя одну. Я с самого начала знал: ты для меня особенная, но даже не догадывался насколько, пока не понял, что могу тебя потерять. Именно в этот момент все между нами и изменилось, стало просто замечательно. И осталась одна проблема – я забыл отменить ужин с Холли. Это что, преступление?

– Нет, не преступление, хотя Холли и впрямь выглядит недокормышем, так что сытный ужин ей не помешал бы. Ты ее, кстати, покормил?

– Да, покормил. И за ужином объяснил все насчет тебя. Насчет нас с тобой.

– А что же именно насчет нас?

– Что мы – пара.

– Прошу тебя!

– Я серьезно, Дебора. Я хочу, чтобы наши отношения перешли на следующий уровень. Кажется, я тебя люблю.

– Но ты не уверен?

– Я не это хотел сказать. Я просто… Господи, как же с тобой трудно!

– Конечно. Я все это проходила. И я уже отнюдь не та невинная овечка, какой была прежде.

– А я не большой злой волк.

– Нет? Не так давно я размышляла, не ты ли укокошил Джеффри. И Джоан.

Рэй выпустил мою сумку.

– Что ты сказала?

– Был период, когда я размышляла, не твоих ли рук это дело. Убийства.

Его лицо изменилось. Оно выражало злость и недоверие.

– Если ты и впрямь так думала обо мне, то ты и сама та еще штучка!

Рэй в бешенстве зашагал прочь. Теперь уже я схватила ремешок его сумки и заставила вернуться.

– Погоди! – Я очень жалела, что не откусила себе язык. – Постарайся взглянуть на это с моей точки зрения. Я приезжаю в Стюарт, где не знаю никого, кроме мамы. И вдруг с бухты-барахты ты чуть ли не каждый день появляешься в моих дверях, заявляя, что ты мой друг, приглашаешь во всякие места, оказываешь всяческую помощь…

– А это что, из области невозможного? Чтобы мужчина вел себя как человек?

– Нет, но ты ненавидел Джеффри.

– В ту ночь, когда убили Гиршона, я ужинал с племянницей Гилби!

– Да, но я не знала, где тебя носило до того, как ты подцепил Лорел.

– Уиллоу.

– Ага. Но не только это. Откуда мне было знать, действительно ли ты ездил в Дайтона-Бич в тот уик-энд, когда убили Джоан.

– Потому что я сказал тебе это! – Рэй уже орал.

На нас стали оборачиваться.

– Значит, ты признаешь, что не доверяла мне?

– Нет, я признаю, что растерялась. Не успела я приехать в город, как мамин кардиолог, казавшийся исключительно порядочным человеком, обманул мою сестру и меня. Потом его застрелили, а мы с ней стояли возле трупа, где нас и застукала полиция. Чтобы снять с нас подозрения, я начала шарить по окрестностям, надеясь выяснить, кто говорит правду, а кто лжет. Но это оказалось совсем непросто: все болтали о своих прошлых супружествах или неудачных романах, но на самом деле все это был пустой треп. Их болтовня вовсе не говорила мне о том, кто они на самом деле. Главное, что большинство жителей Флориды приехали из других мест, и здесь им ничего не стоит придумать себе биографию. Так как, по-твоему, могла я им доверять или нет?

– Но я-то вовсе не из других мест и сказал тебе, кто я! Показал тебе это! Да как ты вообще могла усомниться в том, что я с ума схожу по тебе! Я… – Рэй осекся. Он был оскорблен в лучших чувствах. Мне захотелось перерезать себе вены.

– Рэй, ясно, что я ошибалась, не доверяя тебе. Ужасно ошибалась. Но это было прежде. Не сейчас.

– Ага, а теперь ты не доверяешь мне, потому что я назначил свидание Холли.

– На ту самую ночь, когда тебе так не терпелось залезть ко мне в трусы!

Рэй раздраженно всплеснул руками.

– И ты все еще злишься из-за этого?

– Отчасти.

Он взглянул на часы.

– Ты предпочитаешь стоять здесь и выяснять отношения или хочешь отправиться в Лифорд-Ки спасать сестру?

– Спасать сестру.

– Хорошо. Тогда двинулись.

– Ладно.

Теперь мне хотелось, чтобы Рэй поцеловал меня. Доказав тем самым, что между нами снова все в порядке, но он не сделал этого. Конечно, я и сама могла поцеловать его, если бы все еще не злилась из-за Холли.

– Я собиралась спросить у шофера, где здесь можно остановиться, – сказала я. – Большие отели скорее всего забиты, но, возможно, ему известны маленькие гостиницы или гостевые дома, где есть свободные места. Как только устроимся, разработаем стратегию проникновения в Лифорд-Ки.

– Я здесь, чтобы служить тебе, – сухо ответил Рэй. – Веди.

Мы поймали такси и сели в него.

– Куда вас доставить? – осведомился молодой водитель с мелодичным багамским акцентом.

– Мы надеялись на вашу помощь, – отозвался Рэй. – Не знаете ли каких-нибудь маленьких гостиниц или гостевых домов, где мы могли бы остановиться на пару дней? Что-нибудь чистенькое, не очень дорогое, неподалеку от Лифорд-Ки?

– Лифорд находится в западной части острова, – сообщил шофер. – Примерно в пятнадцати минутах езды отсюда. Я знаю одно местечко, где вы сможете остановиться, причем совсем рядом с клубом.

– И как оно называется? – поинтересовалась я.

– «Рэгги». Очень чистенькое. И недорогое.

– Полагаете, в этом «Рэгги» есть свободные номера? – уточнила я.

– Уверен. «Рэгги» принадлежит моему дяде. Он хорошо позаботится о вас.

«Маленькие острова похожи на маленькие городки, – подумала я. – И там, и там непременно наткнешься на чьего-нибудь родственника».

«Рэгги Багамиан инн», как официально называлась эта гостиница, изначально была пансионом для эксцентриков – двухэтажное побеленное здание, насквозь провонявшее карри. Наша комната (нам с Рэем пришлось поселиться вместе, поскольку все остальные номера были заняты) находилась наверху и в глубине коридора, между номером, занятым глуховатой английской парой, и тем, что сняла непрерывно ссорящаяся немецкая пара. Если за время пребывания там нам и выпали мгновения тишины и покоя, я не припомню их.

– Располагайтесь. – Рэгги показал нам нашу комнату – крошечное помещение без кондиционера, но с огромной кроватью.

– А ванная есть? – осведомилась я.

Мое настроение упало.

– Да, миледи. Одна для вас, другая – для джентльмена. Обе находятся в коридоре.

– Класс! Будем делить их с нашими соседями, главными участниками Второй мировой войны, – сказала я Рэю, как только Рэгги покинул нас.

– Хочешь поискать что-нибудь другое? – Он открыл окно, чтобы избавиться от запаха карри. Напрасный труд, поскольку сей дивный аромат сочился отовсюду.

– Мы не на отдых приехали. – Я покачала головой. – Мы на задании. Развлекаться нам не положено.

– Даже самую малость? – Ухмыльнулся Рэй.

– Нам нужно сообразить, как вытащить Шэрон. Придумать что-то действительно необычное.

– Нам необходимо преодолеть два основных препятствия. Во-первых, миновать ворота Лифорд-Ки, во-вторых, выяснить, какой дом принадлежит Шиллеру.

В этот момент раздался стук в дверь.

– Обслуживание номеров, – прозвучал мелодичный тоненький голосок.

Рэй открыл дверь.

– Можно выдать вам свежие полотенца? – спросила женщина, явно местная уроженка, представившаяся как Сабрина, жена Рэгги.

– Спасибо. – Я взяла у нее полотенца, столь же мягкие, как наждачная бумага.

– Если хотите поесть, то ресторан рядом, – мило улыбнулась она. – Жареные моллюски там очень вкусные. С большим количеством карри.

И почему я не удивилась?

– Сабрина, позвольте вас кое о чем спросить? Вы что-нибудь знаете о Лифорд-Ки?

– О да, миледи! – усмехнулась она. – Мы с мужем там работали, до того как открыли собственное дело. Кухаркой и дворецким в доме барона и баронессы Пендлтон.

– Правда? Стало быть, вы наверняка знаете там всех?

– Хорошо знаю.

Я взглянула на Рэя. «Стоит ли нам доверять Сабрине? – размышляла я, пытаясь угадать его мнение на этот счет. – Проникнется ли она сочувствием, если мы расскажем ей, с какой целью приехали в Нассо? Поможет ли она нам, подскажет ли что-нибудь? Или, сочтя нас сумасшедшими американскими туристами, вызовет констебля?»

Я решила послушаться интуиции и вспомнить все, чему научилась, годами наблюдая за актерами «мыльной оперы».

Вздохнув, я с воплем рухнула на кровать. Рэй и Сабрина бросились ко мне, спрашивая, все ли в порядке. Я выдала им слезливый речитатив – в том же стиле, который так хорошо сработал тогда с «сиренами Стюарта».

– Чем помочь вам, миледи? – озабоченно нахмурившись, спросила склонившаяся надо мной Сабрина.

– Простите, что разревелась перед вами, Сабрина, – всхлипнула я. – Но я с ума схожу от тревоги за любимую сестру. Ее против воли удерживают в Лифорд-Ки!

– Против воли? – Глаза Сабрины округлились.

– Да, – кивнула я. – Ей грозит страшная опасность.

– Вы связывались с полицией Нассо?

– Нет, потому что тот, кто ее удерживает, – сумасшедший. Не представляю, что он сделает с сестрой, если вмешается полиция. Я предпочла бы разрешить ситуацию тайно.

– А вы уверены, что этот человек живет в Лифорд-Ки?

– Да. Его зовут Барри Шиллер, он адвокат из Флориды.

– По-моему, его дом – третий по счету от клуба, у воды. Моя двоюродная сестра Серена работала у него экономкой.

– Но больше не работает?

– Нет, миледи. Теперь она работает у других. Джентльмен, о котором вы говорите, за последние годы сменил несколько экономок. Его штат прислуги постоянно меняется. Не люблю плохо отзываться о ком-либо из обитателей Лифорда, но люди говорят, что этому мистеру Шиллеру трудно угодить.

– Неужели? – У меня забрезжила мысль. Довольно безумная, но все же мысль. – Сабрина, раз ужу мистера Шиллера так широко открыта дверь для прислуги, бьюсь об заклад, никто не удивится, если нынче днем там появятся два новых слуги.

– Не понимаю, – сказала она.

– Что, если мы с мистером Скалли представимся как его новая экономка и дворецкий, чтобы охрана у ворот пропустила нас? Вы с Рэгги поможете нам в этом? Переоденете в соответствующую униформу? Подвезете туда, чтобы спасти мою несчастную сестру? – Я пару раз всхлипнула, утерла слезы и умоляюще взглянула на нее.

– Конечно, миледи, конечно, – погладила меня по руке Сабрина. – Мы с мужем сделаем для вашей сестры все, что в наших силах. И Серена поможет.

– Вы очень добры. – Я посмотрела на Рэя. Он либо восхищался моим маленьким спектаклем, либо мечтал оказаться в Стюарте. – Правда, Сабрина очень добра, милый?

Глава 28

Несколько позже Рэй как будто простил мне выходку в аэропорту, чему я несказанно обрадовалась. Сама же я, разумеется, не спешила его прощать.

– Как я выгляжу, миледи? – спросил он, стоя у двери в униформе дворецкого, выданной ему взаймы Рэгги.

– Великолепно, если только дворецкие в Лифорд-Ки носят бриджи.

Дело в том, что Рэй высокий, а Рэгги – нет. Поэтому черные брюки, в которые облачился Рэй, заканчивались у него посередине голени.

– А рубашка? – спросил он.

Она тоже сидела не слишком хорошо, но была белой, выглаженной, без пятен и дыр, все пуговицы на месте, так что вполне годилась.

– Чудесно, – ответила я. – А как тебе мой прикид?

– Черт! – присвистнул Рэй. – Да ты просто супер!

– Серьезно. Как, по-твоему, сойдет?

Я надела белую синтетическую форму горничной. Точнее, втиснулась в белую синтетическую форму горничной. Сабрина – маленькая в отличие от меня. Поэтому моя грудь только что не вываливалась.

– Великолепно! – Глаза Рэя лучились. – И прическа привносит милый нюанс.

Сабрина посоветовала собрать мою непокорную гриву в узел. Прислуга в Лифорде, объяснила она, должна выглядеть аккуратной и вымуштрованной. Естественно, ни Рэю, ни мне не удалось влезть в обувь Сабрины и Рэгги, поэтому мы остались в своих шлепанцах, надеясь, что этого никто не заметит.

– И когда кузина Серена отвезет нас в Лифорд? – спросил Рэй.

– Примерно в половине восьмого, – ответила я. – Как только освободится после работы. План таков: она заедет за нами, запихнет нас в багажник машины, направится снова в Лифорд под предлогом, будто что-то там забыла – это байка для охранников, – и высадит нас на территории, по ту сторону ворот.

– Надеюсь, багажнику нее вместительный?

– Мы проведем в нем не больше десяти минут, так что переживем. Серена считает это время самым подходящим, потому что к этому моменту все уже уйдут с пляжа, с полей для гольфа и начнут распивать коктейли. Она говорит, все так налакаются, что и друг друга-то не разглядят, не говоря уж о парочке чужаков.

– Да, но я – новый дворецкий Барри. Разве не я должен подавать коктейли?

– Ты не больше дворецкий Барри, чем я – его экономка. Мы лишь прикинемся ими, если кто-то вдруг спросит. Я вовсе не жажду скрести полы этого поганца. – Я осеклась. Рэй склонил голову набок, на лице его блуждала дурацкая улыбка. – Что такое?

– Иди сюда, – поманил он меня пальцем.

– Зачем?

– Ты потрясно выглядишь в этом платье. Как горничная из порнофильма.

– Никуда я не пойду. Я все еще сердита на тебя.

– Жаль, ведь я по-прежнему схожу по тебе с ума, даже после всего того, что ты наговорила мне в аэропорту. Видишь ли, лапочка, я отлично понимаю, почему ты ко всем отнеслась с подозрением. На твоем месте я, вероятно, тоже так себя повел бы.

– Ты говоришь это лишь для того, чтобы позже заняться со мной сексом.

– А ты займешься позже со мной сексом?

– Нет.

– А ты займешься со мной сексом сейчас?

– Рэй, я готовлюсь к роли, которую мне придется играть вечером. Пытаюсь вжиться в характер.

– У тебя и так характер дай Боже! – рассмеялся он.

– В характер роли. Это театральный термин.

Рэй прошел через комнату (сделав три шага, поскольку она была размером с чулан) и обнял меня. Я не сопротивлялась.

– Ты отлично со всем справишься. Мы оба отлично справимся. – Он ткнулся носом мне в шею. – А если нет, то, по крайней мере, умрем в наших лучших прикидах.

– Теперь я чувствую себя куда лучше, – улыбнулась я. – Спасибо.


В половине восьмого Серена, двоюродная сестра Сабрины, отвезла нас в пресловутый Лифорд-Ки на своем «бьюике», таком же раздолбанном, как мой «понтиак». Вот только он не глох, не дребезжал и не перегревался, и багажник его оказался довольно вместительным. Так что мы с Рэем там устроились, не особо намяв друг другу ребра. Не утверждаю, что это была самая приятная поездка в моей жизни – у меня до сих пор синяки на заднице, – но мы добрались туда, куда надо.

Во время поездки я переваривала полученные от Рэгги и Сабрины сведения об этом эксклюзивном анклаве, где они проработали много лет.

Шикарное местечко, занимающее тысячу сто акров в западной части острова, Лифорд был построен для старого фильма о Джеймсе Бонде «Операция "Удар Грома"». Если верить легенде, исполнителю главной роли Шону Коннери так приглянулось эта место, что он купил здесь дом. Но Коннери – лишь одна из многих мировых знаменитостей, обитавших тут. (Князь Монако Ренье – еще одна.) Здесь нашли приют больше тысячи трехсот представителей бомонда из тридцати двух стран; основной критерий отбора – деньги. Огромные деньги. Сабрина, смеясь, рассказала нам, что супруги, у которых они с Рэгги работали, барон и баронесса, не моргнув глазом выложили 20 миллионов долларов задом в Лифорде, но громко возмущались всякий раз, когда им приходилось платить 14 долларов за клубный сандвич. Сабрина саркастически отозвалась и о том, как одеваются тамошние обитатели: выцветшие и заношенные тряпки на неделе, смокинги и бальные платья в субботние вечера. Я попыталась представить себе Барри Шиллера в чем-то, кроме костюмов от Армани и золотых побрякушек, и меня озадачило, что он вписывается в эту толпу.

Пока я размышляла, «бьюик» Серены резко затормозил и я услышала, как она открывает окно и с кем-то разговаривает.

– Должно быть, мы у ворот, – шепнул Рэй. – Она беседует с охранником.

Я прикрыла глаза, подумав о Шэрон. «Мы идем, – мысленно говорила я. – Мы спасем тебя. Держись!»

Машина рванула вперед. Я сжала руку Рэя.

– Мы на месте.

Машина ехала еще несколько минут, затем Серена остановилась и выключила двигатель. Выйдя из «бьюика», она быстро подошла к багажнику и открыла его.

– Как вы тут?

– Нормально, спасибо. – Моя белая форма насквозь промокла от пота, рубашка и брюки Рэя – тоже.

Серена помогла нам выбраться из багажника и объяснила, что мы находимся напротив главного входа в яхт-клуб, а дом Барри стоит чуть дальше по дороге.

– Вон тот? – указала я на громадное розовое сооружение размером с отель. Это был самый показушный дом во всем квартале. Очень в стиле Барри.

– Да, миледи, – кивнула Серена. – Но мне лучше покинуть вас. Охранники патрулируют каждую улицу. И если они узнают, что я провела сюда посторонних, я лишусь работы.

– Да-да, поезжайте, – ответила я. – Дальше мы сами, Серена.

– А потом? Как вы вернетесь в «Рэгги»? – встревожилась она.

Я озадаченно взглянула на Рэя. Как-то я упустила эту маленькую деталь, думая, что к вечеру мы уже вытащим Шэрон из Лифорда и будем в самолете на пути во Флориду.

– А нет ли способа вернуться сюда за нами в определенное время, Серена? – спросил Рэй, надевший, помимо облачения дворецкого, еще и часы.

Она покачала головой:

– Возникнут подозрения, если я вернусь сюда еще раз, мистер Скалли, но за вами может приехать Рэгги. У него еще сохранились друзья среди охранников.

– Прекрасно, – кивнул Рэй. – Скажите ему, чтобы подобрал нас здесь, напротив яхт-клуба, в десять часов. Если по какой-то причине в десять часов нас тут не будет, пусть вызывает полицию.

– Полицию?! – изумилась я. – Рэй, мы ведь решили, что не…

– А что, если Барри окажется нам не по зубам? – оборвал он меня. – Его не приведет в восторг, что мы прилетели сюда с визитом. Меня успокоило бы, если бы я знал, что полиция уже в пути, если что-то пойдет не так.

– Мистер Скалли прав, миледи, – поддержала его Серена. – Я работала у мистера Шиллера. Когда он зол, то ведет себя совсем не по-джентльменски.

Я кивнула, поняв, что они правы.

– Когда моя сестрица зла, она тоже вовсе не душка.

Едва Серена уехала, мы с Рэем начали обдумывать следующий шаг. Я считала, что нам следует проникнуть в дом Барри, отыскать там Шэрон и уволочь ее оттуда. Рэй же напомнил слова Серены, что в ночь с субботы на воскресенье кухарки в Лифорде отдыхают, а все местные обитатели (предположительно включая хладнокровных убийц) отправляются в буфет морепродуктов яхт-клуба. Он предложил подождать, пока Барри и Шэрон покинут дом: ведь куда проще похитить Шэрон, когда Барри будет лопать багамского лангуста.

Я уже хотела сказать, что предложенная им стратегия более разумна, когда нас чуть не снесла кавалькада миникартов, везущих голодных членов клуба к буфету с морепродуктами.

– Боже, да эти люди после пары коктейлей просто опасны! – воскликнула я, вспомнив еще кое-что из сказанного Сереной: мини-карты – основное местное средство передвижения.

– Осторожно, вон еще один едет. – Рэй оттащил меня в сторону. – И еще.

– Похоже, мы на посадочной полосе, – заметила я. – Почему бы нам не…

– Я сказала: сюда! Вы двое! – окликнула нас женщина, подзывая нас соломенной шляпой. Мы замерли. – Эй, вы! – повторила она, направляясь к нам. С соломенными волосами, седыми у корней, загорелая, с веснушчатой кожей, не тронутой косметикой, и скулами, намекавшими на сходство с Локуст Вэлли или, возможно, Дариен. За исключением жемчужного колье на шее, одета она была как бродяжка. К тому же от нее разило «Тэнкери». – Я миссис Крофт, председательница организационного комитета, а вы, должно быть, те двое, кого прислали помогать обслуживать гостей.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла в яхт-клуб, ничуть не сомневаясь, что мы последуем за ней. Когда миссис Крофт обернулась, желая убедиться, что мы идем следом, и не обнаружила нас, она похлопала в ладоши:

– Пошли-пошли, народ уже прибывает.

Мы с Рэем, переглянувшись, пожали плечами.

– После тебя, – проговорил он, и мы поспешили за миссис Крофт.

– Вот и ладушки, – проговорила она, слегка пошатываясь. – Вижу, вы оба светлокожие. Не местные, верно?

– Нет, миледи, – ответила я. – Мы здесь в рамках программы по культурному обмену между Багамами и Соединенными Штатами.

– А, что-то вроде Корпуса Мира?

– Да, миледи.

– Чудненько, – пропела она, пошатываясь еще сильнее.

Когда мы добрались до буфета, трио, игравшее в стиле «калипсо», исполняло «Матильду», а несколько сотен гостей в мятой одежде поглощали…надцатый по счету коктейль.

– Все мужчины тут походят на Джорджа Плимптона, – шепнула я Рэю.

– Все женщины тоже, – шепнул он в ответ.

– Вот мы и на месте. – Миссис Крофт втолкнула нас за стойку буфета в добрую милю длиной. – Не старайтесь накладывать побольше еды на тарелки, хорошо? Это неэстетично. К тому же креветки в этом году жутко дорогие.

Кивнув, мы приступили к делу. Сначала я беспокоилась, как бы кто-то из гостей не оказался трезвым и не заинтересовался, что делают за стойкой наши лилейно-белые задницы, но, как выяснилось, зря. А другие слуги были слишком заняты: они накладывали на тарелки моллюсков, устриц, крабов и все прочее, поэтому не обращали на нас внимания.

– Эй, лапочка, как тебе нравятся мои красные штаны? – гаркнул пьяный в дым мужчина, которому я положила горошек и рис.

– Сногсшибательные, сэр, – ответила я. – Такого же цвета, как ваши глаза.

Рэй ткнул меня локтем.

– Нигде не видишь Шэрон?

– Пока нет. Барри тоже не вижу.

– Тогда продолжай метать харчи, – посоветовал он. – Время еще детское.

Я продолжила метать харчи, пока не углядела Шэрон и Барри: они сидели за столиком для двоих. Я наблюдала за ними с отчаянно бьющимся сердцем. Барри, пытаясь ради такого случая выглядеть по-морскому, облачился в белые слаксы, кожаные туфли ручной работы и рубашку в красно-синюю полоску с большим золотым якорем. Шэрон… Ну, не так важно, во что она была одета. Главное, сестра жива, на ней не видно синяков и ссадин, нет и посттравматического тика, насколько мне удалось разглядеть без очков.

– Рэй, – позвала я.

Он не ответил. Болтал с Шоном Коннери.

– Рэй! – прошипела я, изумившись, что он в такой момент способен трепаться с кинозвездой.

Поскольку он опять не ответил, я ущипнула его за руку.

– Уй! – вскрикнул Рэй. – Какого черта…

– Вон там, – кивком указала я на Шэрон и Барри, ведь ни сестру, ни Шиллера Рэй ни разу не видел. – Они тут единственные, кто одет слишком изысканно.

Обслужив мистера Коннери с супругой, Рэй устремил взгляд на Шэрон и Барри.

– Хочешь просто подойти к их столику и утащить ее? По принципу «хватай и беги»?

– Нет. Да. Не знаю. – Я бросила в рот креветку, надеясь, что миссис Крофт не видит этого.

– Как пожелаешь, так и будет, Дебора, – сказал Рэй.

– Я еще думаю. Слопай креветку, пока я размышляю. Они просто объедение. – Я протянула одну Рэю, а сама угостилась другой. – О Господи! Смотри, Рэй! Шэрон встает. И идет сюда. Направляется вдоль буфета.

– А Барри почему-то остался на месте. Может, у него аллергия на морепродукты?

– Нет. Скорее всего, Шэрон и для него наполняет тарелку. Она так услужлива с мужчинами.

– Ладно, пошли.

Рэй за руку повел меня вокруг буфетного стола на другую сторону, где Шэрон брала салфетки и набор столовых приборов, тихонько подпевая трио «калипсо».

Рэй подхватил ее под одну руку, я – под другую.

– Если соблаговолите пойти с нами, миледи, мы дадим вам самый лучший десерт, – проговорила я, подражая багамскому акценту и низко наклонив голову.

– В нашей семье десертами увлекается моя сестрица. – Шэрон попыталась высвободиться. – И ее талия тому доказательство.

Я усилила хватку.

– Тогда ваша сестра наверняка получит удовольствие от шоколадных меренг, – проговорила я, припомнив, что, по словам Сабрины, именно этот десерт – шедевр Лифорда – делается по рецепту парижского «Максима». – Мы покажем вам, где их можно отведать.

– Но я еще не поужинала, – возразила Шэрон. Между тем мы уводили ее все дальше и дальше от толпы. Наконец мы укрылись за островком пальм.

– Ужин – не самая главная твоя проблема, сестричка, – сказала я обычным голосом.

– Дебора? – Она вытаращила глаза.

– Да, и не вздумай вопить. В Лифорде никого скандалами не удивишь.

Шэрон продолжала таращиться на меня.

– Почему ты так одета? – спросила она, поняв наконец, что это действительно я. – И кто он такой? – ткнула она пальцем в Рэя.

– Его зовут Рэй Скалли. Это мой друг из Стюарта. Он приехал сюда помочь мне убедить тебя, что человек, который, как ты полагаешь, намерен предложить тебе руку и сердце, на самом деле убийца. Он прикончит тебя в тот же миг, как ты перестанешь быть ему полезной. Как я пыталась тебе втолковать в прошлый раз, Шэрон, Барри уже убил Джеффри и медсестру. Более того, он по уши замешан в отмывании денег.

– Я этому не верю, – гордо вскинула голову Шэрон. – Я этому не верю. Если ты прилетела в Нассо, чтобы погубить мое счастье, значит, ты еще ничтожнее, чем я полагала, Дебора. Совершенно очевидно, ты не остановишься ни перед чем, чтобы…

– Ваша сестра приехала сюда, чтобы спасти вам жизнь, черт подери! – взбеленился Рэй. – Она рискует собой ради вас! На мой взгляд, это предельное проявление любви и самопожертвования! На вашем месте я бы прислушался к ее словам. Обратил внимание на каждый совет Деборы. И коль уж на то пошло, возблагодарил бы всех богов за то, что в этом мире есть кто-то, кому вы небезразличны, и кто не позволит вам подставить лоб под пулю. Вы меня поняли, Шэрон?

Шэрон была так ошарашена, будто ей отвесили оплеуху.

– Рэй всегда читает нотации при первой встрече, – пояснила я, надеясь разрядить ситуацию. У меня и так забот по горло, не хватало разнимать еще этих двоих. – Слышала бы ты, какую нотацию он прочитал мне насчет моей уборной. Но он прав, Шэрон. Я приехала сюда, чтобы спасти тебя от Барри. Я поступила так, потому что люблю тебя, – и по просьбе твоего сына.

– Нормана? – пискнула она. Ее нижняя губа задрожала.

– Да. Он не доверяет Барри, и, судя по тем уликам, что собрал на Барри детектив Гилби, Норман имеет на то все основания. Норман заставил меня пообещать, что я за тобой присмотрю. И я дала ему слово.

И тут сильно накрашенное лицо Шэрон исказилось, слезы потекли ручьем на платьице от Версаче.

– Что я наделала? – захныкала она, рухнув в мои объятия. – Как могла отдать свое сердце убийце?

– Потому что ты очень романтична, – ответила я, сочувственно гладя сестру по спине. – Ты годами легко отдавала свое сердце. Слишком легко.

– Тебе я его не отдавала, – уныло пробормотала Шэрон. – Тебя я ненавидела.

– Я тебя тоже ненавидела. Сильнее, чем могу выразить.

– Не сомневаюсь, что ненавидела, хотя я, наверное, ненавидела тебя куда больше, чем ты меня. Я даже описать не могу, как сильно я тебя ненавидела.

– И не надо, потому что я ненавидела тебя каждой…

– Уймитесь-ка вы, – прервал нас Рэй. – Барри встал из-за стола и направляется вовсе не к буфетной стойке.

Мы с Шэрон обернулись.

– Куда это он…

Я вдруг сообразила, что Барри, должно быть, заметил нас, догадался, что мы прибыли по его душу, и решил смыться.

– Он побежал к причалу. – Шэрон вытерла слезы и расплывшуюся черную тушь. – На свою яхту.

– Я сообщу охране, – сказал Рэй. – Они пошлют за ним полицию.

– Верно, – кивнула я. – Пусть с Барри разбирается полиция. Самое главное – ты теперь в безопасности, Шэрон. Шэрон?

Глаза сестры остекленели, словно до нее наконец все дошло. Качая головой, она стащила с ног босоножки на высоченных шпильках и отшвырнула их.

– На этих хреновых штуках не побегаешь, – пробормотала она.

– Шэрон, – заговорила я, встревоженная ее душевным состоянием. Встревоженная куда больше, чем обычно. – Что ты делаешь?

– Отправляюсь за этим засранцем, – ответила она. – Осточертели мне мужчины, использующие меня. Обещают луну с неба, а оставляют с кукишем! Осточертели!

– Ты не можешь… – Я схватила ее за руку.

– Еще как могу! – Шэрон вырвалась. – Вы, если хотите, сидите здесь и дожидайтесь, пока полиция отловит его, но я не стану! Ни за что! Пока-пока!

Босиком, в облегающем платье, Шэрон помчалась в погоню за Барри.

Вполне очевидно, мы с Рэем никак не могли позволить ей одной гнаться за убийцей. Пока мы сломя голову неслись за ними, я размышляла, как такое возможно: мы приехали в Нассо, чтобы спасти мою сестру, и вот теперь она подвергает нас опасности.

Глава 29

К счастью, причал сиял огнями, как рождественская елка, так что в этом лабиринте было относительно легко ориентироваться. Мы мчались по пятам за Барри, но я невольно отметила, какая бирюзовая здесь вода, даже ночью, и какая прозрачная.

Естественно, гости клуба пришли в замешательство, когда наша троица пронеслась мимо столиков к причалу, сшибая по пути тарелки, бокалы и толкнув парочку баронесс. Когда мы пролетали мимо миссис Крофт, она помахала нам соломенной шляпой, проорала: «Боже, благослови Америку!» – и отключилась.

А потом возникла небольшая заминка с лимбо.[4] Лидер музыкального трио опустил планку и запел припев широко известной песни («Ниже-ниже-ниже!»); выстроилась целая толпа желающих поучаствовать в развлечении, Был только один способ обойти их: опередить. Рэй прошел первым, проскользнув под планкой, как угорь. Я следом за ним проползла на четырех костях, что все сочли жутко смешным. А Шэрон, пожаловавшись на больную спину, убрала перекладину, что все сочли жульничеством.

И все же мы не упустили Барри из виду, хотя он и сильно опережал нас.

– Его яхта вон там! – выдохнула Шэрон, указывая на здоровенный фаллический символ, на коем красовалось название «Голубые воды», что совпадало с названием корпорации, владевшей «Xapтли Гиршон», прачечной в Ривьера-Бич и особняком Барри в Бока.

Мы в отчаянии наблюдали, как Барри мчится вперед и приближается к яхте. Он взобрался на стофутовую посудину, отшвартовался и исчез внутри.

– Если вы твердо намерены схватиться с этим малым, – сказал Рэй моей сестре, – то нам нужно попасть на борт до того, как он отойдет от причала.

– О, я твердо намерена, не сомневайтесь! Но так быстро Барри не отчалит – он отпустил капитана на ночь.

– Да, но ключи у него явно с собой, – заметил Рэй. – Наверное, он собирается сам управлять кораблем.

Мы неслись с неимоверной скоростью и уже выбежали на слип, когда услышали, что Барри запустил двигатели.

– Нет! Он уходит! – заорала я. В крови бушевал адреналин, и я теперь не меньше Шэрон хотела отравить существование этому хорьку.

– Без нас не уйдет. – Рэй ухватился за боковой трап яхты. – Я заберусь первым, потом втащу вас.

– Я не хожу по трапам, – сообщила Шэрон. – У меня на них… это…

– Что «это»? – резко спросила я. Ведь она сама втянула нас в эту глупость.

– Фобия, – пояснила Шэрон. – Я принимаю кое-что, но мои лекарства остались у Барри дома.

– Тогда как ты предлагаешь нам взбираться на этот «Титаник»?! – возопила я.

– Без проблем. – Рэй схватил Шэрон за руки и вздернул ее крошечную тушку на палубу. – Следующая.

Он потянулся за мной. Поскольку моя тушка совсем не такая крошечная, как у сестрицы, то меня Рэю удалось подтянуть лишь с третьего захода.

– И что дальше? – спросила я, почувствовав, что яхта пришла в движение.

– Думаю, мы отправляемся в небольшой круиз, – ответил Рэй.

– И это означает, что мы заперты на одном корабле с убийцей, – констатировала я.

– Ага. А он заперт на борту с нами, – подтвердил Рэй. – Трое против одного. Такой расклад мне нравится.

– А вдруг у него пистолет? – всполошилась Шэрон, внезапно осознав реальность происходящего. – Известно ведь, что он уже стрелял в людей.

– Что толку теперь беспокоиться об этом? – Рэй пожал плечами. – Мы уже плывем.

И точно, сверкающая белая яхта отошла от причала и двигалась к выходу из пролива, в открытое море.

– Даже не верится, что мы в это ввязались, – простонала Шэрон, когда Рэй открыл дверь в салон и жестом пригласил нас войти.

– Вот уж действительно ввязались, – пробормотала я.

Мы вошли в салон. Такого роскошного и пышно декорированного помещения я отродясь не видела. Это был явный перебор, даже для обитателя Бока. Стены, потолок, обстановка, пол – все выдержано в бордовых тонах: скорее бордель, чем яхта, – и золотые украшения в таком количестве, что могли бы соперничать с Монетным двором США. Были тут и другие излишества: дорогие полотна, скульптуры, газовый камин, ну и, конечно, рояль. Рядом находилась большая столовая на десятерых, к ней примыкал камбуз с гранитными крышками разделочных столов, морозильником и буфетной. «Кем бы ни был Барри, но он точно не наследник фамильного состояния», – подумала я.

– Спорим, он наверху, – прошептал Рэй.

Мы потратили слишком много времени, глазея по сторонам, вместо того чтобы выработать нужную стратегию. Мы стояли у подножия покрытой плюшевой ковровой дорожкой спиральной лестницы, похоже, связывающей три внутренних уровня яхты.

– А может, он внизу, – предположила я, указав вниз, на отдельные каюты.

– Нет, Барри наверняка на верхней палубе, если больше некому управлять яхтой, – возразил Рэй.

– Правильная догадка! – раздался мужской голос. Мы вздрогнули. Голос, естественно, принадлежал Барри. – Меня не слишком привлекает общество, но вы вполне можете подняться сюда и располагаться со всеми удобствами.

Мы, как застенчивые детишки, поднялись по лестнице. Добравшись до третьего уровня, мы увидели там поджидавшего нас Барри с бокалом янтарной жидкости в одной руке и короткоствольным маленьким револьвером в другой. Я заметила, что на его лице еще оставались следы царапин – спасибо Шелдону.

– Добро пожаловать в небесный салон, – приветствовал он нас.

Вышеупомянутый «небесный салон» оказался еще одним излишеством. Отсюда открывались невообразимо прекрасные виды. Сидя за дополнительным штурвалом, Барри мог со всеми удобствами управлять яхтой. Он велел нам сесть. Поскольку Барри держал нас на мушке, мы покорно уселись.

– Ну, Шэрон, дорогуша, похоже, твоя сестра решила нанести нам визит? – проговорил он, шаря глазами по моему телу. – У нее нет твоего стиля, но есть за что подержаться.

Рэй сжал кулаки.

– Насмотрись на нее как следует напоследок, приятель, потому что там, куда ты отправишься, женщин нет.

– Да? И где же это, мистер?..

– Скалли. Рэй Скалли. Ты отправишься в тюрьму Шиллер. – Рэй взглянул на часы. – Полиция прибудет в Лифорд с минуты на минуту.

– Как жаль, что мы с ними разминемся, – заметил Барри, ничуть не огорчившись. – Мы идем на Абакос. Эта крошка делает сорок узлов в час, так что мы доберемся туда в мгновение ока.

– Они найдут нас где угодно. – Заявила я, будто ничуть в этом не, сомневалась. – Им известно, что ты сделал. Всем известно, что ты натворил, гнусный…

– Не надо так возмущаться, Дебора, не то сиськи выпадут, – заявил Барри, воплощение светскости. – Мы поболтаем об этом неприятном деле позже. А сейчас мне охота потрепаться о моей яхте. – Он погладил штурвал. – Я прикупил ее пару лет назад. Переделал в Лодердейле. Она, конечно, полностью укомплектована. Даже вертолетная площадка есть.

– Если все это и твое, ты заплатил за это ворованными деньгами, – бросила Шэрон.

– Неправда. Я заработал каждое пенни.

– Еще бы! Ты просто забыл заплатить налоги с этих пенни, – заметила я.

– Ой, да раскройте вы все глаза! – хмыкнул Барри. – Куча людей хранят свои деньги в оффшорных банках.

– Да ну? И своих деловых партнеров они тоже убивают? – ехидно поинтересовалась я.

– Я же сказал, что не желаю об этом говорить. – Барри немного поразмыслил. – Поскольку никого моя яхта не впечатлила, давайте побеседуем о Багамах. Вы где-нибудь видели такую воду, как здесь? Тут самая красивая голубая вода, такая чистая и прозрачная, что отлично видны плавающие вокруг акулы. С этим ведь не поспоришь, а?

– Да ты больной! – воскликнул Рэй. – Убил двоих людей, а ведешь себя так, будто тебе на все наплевать.

– Он, должно быть, полный псих, – шепнула мне Шэрон. – Слава Богу, я с ним не переспала.

– Вот уж действительно удача, – прошептала я в ответ.

– Хотите что-нибудь выпить? – Барри продолжал изображать радушного хозяина.

– Я бы выпила «Перье», – сказала Шэрон.

– Бар вон там. Наливай сама.

Шэрон налила себе немного минералки и вернулась на свое место.

– Ну, так поведай нам, почему ты убил Гиршона и его медсестру? – спросил Рэй. – Ты все равно собираешься убить нас, так хотя бы развлеки нас покамест.

– Ты ведь не отвяжешься? – вздохнул Барри. – С чего мне начать?

– С того момента, как вы с Джеффри решили торговать витаминами, – сказала я. – Предыдущие грязные делишки нас не интересуют.

Барри рассмеялся: – Для тебя, может, и грязные, но твоя сестрица как будто ничего не имела против моего образа жизни! Правда ведь, Шэрон, дорогуша?

– Заткнись! – буркнула она.

– Нет, это ты заткнись! – Он отхлебнул из бокала и рыгнул. Как мило. – Мы с Гиршоном учились в одном колледже, как без особых усилий выяснила Дебора. Мы были знакомы, но дружба никогда не связывала нас, поэтому после выпуска мы не общались. Примерно лет десять назад мы случайно встретились на Абакос, куда сейчас и направляемся. Я периодически мотался туда из Нассо, а Джеффри частенько приходил туда на своей яхте из Стюарта на длинные выходные.

– Значит, вы разработали этот план за парой «Гумбейских смэшей», – сказала я, припомнив мою раннюю гипотезу.

– Вообще-то «Желтых птичек», но ты почти угадала. Гиршон рассказал, что работает кардиологом в Стюарте. Я сообщил, что работаю адвокатом в Бока. Он упомянул, что кое-кто из городских врачей продает своим пациентам витамины собственной формулы. Я посоветовал ему тоже заняться этим. Джеффри сказал, что у него нет денег на изготовление витаминов. Я предложил, чтобы мы стали партнерами на паритетных началах. Сказал, что вложу наличные, будуследить за производством и вести бизнес через мою корпорацию, а Джеффри станет работать на виду, продвигать продукт через свою медицинскую практику и продавать таблетки пациентам. Идея ему понравилась.

– Бьюсь об заклад, больше всего Джеффри понравилось, что вся прибыль пойдет прямиком на банковский счет на Багамах, где фискальной службе до нее не дотянуться, – вставил Рэй.

– Да. Именно эта часть и была ключевой, – кивнул Барри. – Он не хотел связываться с производством, если нельзя сорвать убийственный куш.

– Уж ты-то насчет убийственного все знаешь! – прошипела Шэрон.

– А как Джоан Шелдон оказалась замешана во всем этом? – поинтересовалась я.

– Она была занозой в заднице, – пожал плечами Барри, – буквально присосалась к Гиршону. Но Джоан ему нравилась, он говорил, что она внушает доверие, и предложил дать ей долю. Мне было наплевать, пока она держит рот на замке.

– И что же пошло не так? – спросил Рэй.

– Да ничего. Мы спокойна работали много лет. А потом вдруг ни с того ни с сего Гиршон явился ко мне и попытался принудить меня изменить условия сделки.

– Что же он хотел изменить? – осведомилась я.

– Джеффри решил, что мы должны поделить доли не пополам, а шестьдесят ему, сорок мне, поскольку на таблетках его фамилия и их покупают лишь благодаря ему. Жадный ублюдок. Он угрожал: если я не соглашусь, он сообщит Федеральному фармакологическому комитету, что витамины – фальшивка и за всем этим стою я, а он недавно и случайно обнаружил это. Я никак не мог допустить этого, поэтому убил его. А когда Джоан попыталась на меня наехать, ее я тоже убил.

– Погоди-ка, – перебил его Рэй. – Вернись чуток назад. Гиршон собирался сообщить фармкомитету, что он случайно обнаружил что?

– Ага.

– И что ты имел в виду, сказав, что витамины – фальшивка? – добавила Шэрон. Она, как и мама, поглощала их тоннами.

– Именно то, что сказал. Эти витамины – фальшивка. Витамин Е – это масло обычно он продается в виде прозрачных гелиевых капсул. А мы продавали наш в твердых капсулах, в виде порошка. Готов поспорить, вы не догадываетесь почему.

– Джоан утверждала, будто это из-за того, что некоторые из пациентов Джеффри, пожилые люди, не выносят масел, и он сделал то, что лучше для них, – пояснила я.

– Джоан была превосходной лгуньей. Мы продавали наши витамины в виде порошка, заполняя капсулы песком.

– Песком?! – Вскричали мы все.

– Песком. Витамины – штука дорогая, детки. Кладешь в капсулы песок, раскручиваешь их на полную катушку и получаешь нехилую прибыль. Покупаешь яхту, дом в Лифорде и все, что угодно.

– Ты говоришь, что мы с мамой глотали песок?! – возопила Шэрон.

Ее физиономия приобрела странный оттенок.

– Это безвредно, – отозвался Барри. – Попадает в унитаз вместе со всем прочим.

– Ну ты и свинья! – разъярилась Шэрон и плеснула ему в рожу воду.

«Перье» залило ему глаза, и от неожиданности Барри выронил револьвер.

Пока Барри протирал глаза, Рэй рыбкой нырнул за оружием.

– Упс. Похоже, ты что-то потерял. – Рэй приставил револьвер к виску Барри. – А теперь разверни эту калошу и отвези нас в Лифорд.

– Вот уж вряд ли, приятель! – издевательски засмеялся Барри. – Это моя калоша, и я иду на ней на Абакос.

Рэй вдавил дуло ему в висок посильнее.

– Вряд ли, если я пристрелю тебя.

– Валяй! – заржал Барри. – И тогда вы трое окажетесь на дне прежде, чем успеете чихнуть. Ты ведь не знаешь здешних вод, а, спортсмен?

– А что тут знать? Твоя яхта нашпигована электроникой. Не сомневаюсь, уж я соображу, как нам вернуться обратно.

Барри отодвинулся от штурвала.

– Вот, он весь твой.

– Сиди на месте, – приказал Рэй, покрепче сжав револьвер.

– Не могу. Нужно ногу почесать.

Рэй не успел помешать ему. Барри вскочил со своего сиденья и вцепился в револьвер. Пока они боролись, мы с Щэрон беспомощно глазели на них.

А потом грянул выстрел.

Я затаила дыхание, ожидая, когда один из них поднимется, думая, кто именно поднимется. Поднялся Барри с револьвером в руке, и я кинулась к Рэю.

– Господи! Твоя нога! – вскричала я. – Он прострелил тебе ногу!

– Ничего страшного. – Рэй поморщился от боли. – Я просто на некоторое время выбыл из строя.

Шэрон тоже опустилась на колени подле Рэя.

– Я взяла с собой адвил, но он остался у Барри дома, как и ксенакс, – смущенно проговорила она.

– Женщины! – хмыкнул Барри. – Совершенно бесполезные существа!

– Ты и впрямь скотина! – Меня трясло от ярости. Я готова была наброситься на него с кулаками, наплевав на револьвер, но тут меня почти ослепил свет, бьющий с воды.

– Это что еще за хрень? – изумился Барри, прикрыв глаза рукой.

– Это полиция! – заявил Рэй, усталый, но торжествующий, разглядев приближавшийся к нам моторный катер.

– Должно быть, уже десять часов! – воскликнула я. – И Рэгги, добрая душа, отправил их сюда!

– И это означает, что Дебора, Шэрон и я в безопасности, а ты – уже история, приятель! – Рэй метнул на Барри гневный взгляд.

– Ошибочка. – Барри ткнул револьвер в бок Шэрон. – Ты ведь примчалась в Нассо спасать свою сестру, верно, Дебора?

Чертовски верно! – с вызовом бросила я.

– Тогда делай то, что я скажу, или она схлопочет пулю в свою плоскую, как доска, грудь.

Шэрон нахмурилась. Ей не понравился комментарий по поводу ее груди. Она и так комплексовала из-за этого. К тому же Барри слишком сильно вдавил ей револьвер в ребра. И тут я осознала, что мои самые жуткие опасения оправдались: с появлением полиции Барри слетел с катушек, ему больше нечего терять, и он намерен забрать Шэрон с собой.

– Я хочу, чтобы обе женщины вышли со мной на верхнюю палубу! Сейчас же! – приказал Барри. – Скалли остается здесь! Авось истечет кровью, если повезет.

– Я не оставлю его! – Я вцепилась в руку Рэя.

– Оставишь как миленькая! – Барри вогнал револьвер Шэрон в почку.

– Иди с ним, – сказал Рэй.

Голос его начал слабеть.

– Не хочу я идти! – У меня глаза защипало от слез. – Ты рисковал жизнью ради меня. И я ни за какие коврижки не…

– Иди с ним, Дебора, – прохрипел он. – Пожалуйста.

По мере приближения полицейского катера Барри все больше терял самообладание. Он оторвал меня от Рэя, вздернул на ноги и пригрозил пристрелить Шэрон на месте, если я откажусь выполнять его приказы.

Я застыла, неспособная решить, что мне делать – пойти с сестрой или остаться с Рэем. Помощи соответственно от меня не было ни ей, ни ему. Поняв мое состояние, Рэй кивнул мне, еще раз подтверждая, что с ним все обойдется, с нами всеми тремя все обойдется.

– Иди, – прошептал он.

– Я больше не злюсь на тебя, – сказала я. – За Холли.

– Иди, Дебора.

– Да иду я, иду!

Я в последний раз оглянулась на Рэя когда Барри выпихнул нас с Шэрон из дверей «Небесного салона» на огромную палубу с зоной развлечений на корме яхты.

– Ну и что дальше, мешок дерьма? – вскинулась я на Барри.

Страх сменился яростью.

– Будем стоять тут, где нас отлично видно копам. – Он подтолкнул нас к блестящим медным поручням, возвышавшимся над бурлящей водой. Я подозревала, что страх Шэрон перед трапами – ничто по сравнению с тем ужасом, который она испытывает сейчас.

– Ты! Встань вот сюда! – рявкнул Барри, указав мне место слева от себя. – Ты! Встань с другой стороны! С моей лучшей стороны!

Демонически рассмеявшись, он привлек Шэрои к себе и нацелил револьвер ей в сердце.

– Полиция! – раздался голос по мегафону. – Владелец этой яхты арестован!

– Если вы меня арестуете, одна из этих сучек сдохнет, а второй придется смотреть на это! – проорал Барри в ответ.

– Опустите оружие! – приказал полицейский. – Повторяю: опустите оружие!

– Хрен тебе!

– Повторяю: вы арестованы!

– Повторяю: хрен тебе! Эти женщины – мои заложницы! Вам ясно, что это означает? Если я не получу вертолет с пилотом и пару ящиков с виски, они трупы!

– Вы арестованы, мистер Шиллер! – последовал ответ копа.

«Боже, да это может длиться часами, – подумала я. – Одно из идиотских противостояний. Нужно что-то предпринять. Нам с Шэрон нужно что-то предпринять. Мы должны действовать, должны сами позаботиться о себе. После многих лет отчуждения мы с ней наконец оказались в одной лодке – причем буквально. Если мы не выступим единой командой в нынешней ситуации, то не сможем этого уже никогда. Проблема в том, что нам предпринять как единой команде? Мы отродясь не были единой командой. Мы были врагами. Только врагами мы с сестрой быть и умеем».

Я чувствовала себя совершенно бессильной, пока меня не осенила одна мысль.

«Враги! – подумала я. – Вот оно!»

Я быстро начала набрасывать план, сценарий, эпизод – сцену, которую нам с Шэрон незачем репетировать.

«Да, – решила я. – Именно. Я спровоцирую ее на грандиозную ссору, битву столетия, разборку из разборок. Наша грызня сменится дракой. Ну, не то чтобы совсем уж дракой: пара пощечин, я слегка оттаскаю ее за волосы и прочее в таком духе. И тогда Барри, оказавшись под нашим перекрестным огнем, схлопочет хорошенький толчок или удар, который перебросит его за борт».

Такой план стоило испробовать.

– Шэрон, – начала я, пока Барри перебрехивался с копами. – Эта опасная ситуация возникла по твоей вине. Не будь ты такой дурой, выбирая мужчин, не стремись так отчаянно замуж, не обладай тобой идея захомутать очередного мужа, Рэй не получил бы пулю.

– Ты назвала меня дурой?

– Дура. Причем набитая. Редкостная. Выбирай, что больше нравится.

Я ждала ее реакции. Но Шэрон ничего не сказала. Разговаривай мы по телефону, она швырнула бы трубку.

– Признаю, что меня и впрямь слишком заботило замужество, – ответила наконец Шэрон. – И клянусь, если мы выберемся из этой передряги, я изменюсь. Я так благодарна тебе и твоему другу Рэю, и мне так стыдно, что я подвергла вас опасности. Передать не могу, как я сожалею, Дебора.

Ась?! На фиг мне нужны ее сожаления! Мне нужно, чтобы она взвилась до небес, повела себя, как та стервозная Шэрон, которую я всегда ненавидела!

«Ладно, – сказала я себе. – Успокойся. Просто придумай еще что-нибудь, что сорвет ее с катушек».

– Конечно, мужчины – не единственная твоя проблема, – продолжила я. – Твое самое отвратительное качество – спесь, с которой ты отвергаешь меня и мои достижения. Когда я работала на телевидении, ты постоянно отпускала ядовитые замечания о моем сериале, хотя я гордилась им, выкладывалась на все сто, и наше шоу обогатило жизнь миллионов зрителей… в отличие от твоего бизнеса, который обогащает только тебя одну!

– Ты критикуешь мой бизнес по организации свадеб?

– Да, если это вообще можно назвать бизнесом! – Конечно, я несколько перегибала палку, но мне было необходимо вывести Шэрон из себя. Однако это никак не удавалось.

– Жаль, что я не одобряла твою карьеру, Дебора, – ответила Шэрон. – А мне следовало, как старшей сестре.

– Жаль? Да на черта мне эти твои сожаления! – Очевидно, нужно поднажать на нее еще. – А бедняжка Норман? Посмотри, во что ты превратила его жизнь!

– Бедняжка Норман? – Она раздула ноздри. Похоже, есть еще у старушки порох в пороховницах!

– Да, Шэрон. Тебя никак не назовешь образцовой матерью!

– Что?! – Она пришла в ужас. – Уж не тебе судить об этом!

– А в чем дело? Правда глаза режет? Тебе чертовски хорошо известно, что все твои связи, окончившиеся крахом, плохо сказывались на его эмоциональном состоянии.

– Да как ты смеешь поучать меня, как мне воспитывать моего сына? Ты, синий чулок, одинокая старая дева, неспособная зачать ребенка, разве что обратишься в банк спермы и попросишь впрыснуть тебе семя спринцовкой!

– Да неужто? Так вот, кстати, о птичках, по мне, лучше спринцовка, чем любой из твоих бывших мужей!

И это, наконец, добило ее. Отбросив руку Барри, Шэрон вмазала мне по физиономии.

Я не осталась в долгу и с воплем вмазала по физиономии ей.

Она вмазала мне.

А я вмазала ей.

Она вмазала мне.

И снова я вмазала ей.

Потом мы стали более изобретательны.

Шэрон вцепилась мне в волосы.

– Ты, завистливая, жалкая…

Я пнула ее в голень.

– Ты, вечно хнычущая занудная…

Барри между тем бешено размахивал револьвером, материл нас почем зря и старался убраться с линии огня. Это ему не удалось.

– Ах ты… – Шэрон отскочила, чтобы дать мне в челюсть, но взяла слишком высоко, я уклонилась, и ее кулак со всей силы впечатался Барри в кадык (Шэрон – коротышка, не забывайте), и наш миляга адвокат перелетел за борт.

– О Боже! – вскричала Шэрон, когда мы с ней подлетели к поручням и увидели, как Барри шлепается в воду. – Я убила его!

– Да нет, не убила. Поплавает там чуток, а потом полицейские выудят его.

– Значит, я не совершила никакого преступления?

– Нет. Ты защитила нас, Шэрон. И это должно тебя окрылить. – Я решила отдать лавры ей. Но я-то знала, кто кого спас на самом деле.

Шэрон поправила волосы.

– Да, это окрыляет, ты права. У меня такое чувство, что я убила его, хотя на самом деле не убила. Конечно, Барри заслуживает смерти. Я бы уж точно не расстроилась, если б он сдох!

– Я тоже. Кстати, я вовсе не собиралась оскорблять тебя. Надеюсь, ты не будешь держать на меня зуб?

– Оскорблять? А как насчет пощечин и таскания за волосы?

– Я не хотела причинить тебе зло, и точка. Я понарошку разыграла все это – старалась вывести тебя из равновесия, чтобы ты врезала Барри… – Я осеклась, вдруг совершенно выдохшись. На долгие объяснения не осталось сил. – Главное, я считаю тебя потрясающей деловой женщиной и чудесной матерью.

– Правда?

– Правда.

– Я это ценю, Дебора. Но ты еще назвала меня дурой. Или же это тоже было понарошку?

– Давай поспорим об этом как-нибудь в другой раз, – предложила я.

– А сейчас поздравим друг друга с тем, что вышли целыми и невредимыми из этой передряги. Помашем Барри ручкой, пойдем к Рэю и расскажем ему, что тут произошло.

Мы с Шэрон свесились через перила. Барри взметал кучу брызг, размахивая руками и ногами.

– Ух ты, а он не врал насчет здешней воды! – заметила Шэрон. – Она и впрямь восхитительная.

– Прозрачная как стекло, – согласилась я. – Я вижу плавающих вокруг акул, как он и сказал. Вообще-то они плавают вокруг него.

– Значит, с Барри покончено, – хмыкнула Шэрон.

– С Барри покончено. Передай соус тартар.

Глава 30

Рэя на вертолете доставили в госпиталь принцессы Маргарет в Нассо. Пуля из револьвера Барри нанесла лишь касательное ранение, и никакой операции, к счастью, не понадобилось, все ограничилось несколькими стежками. Но Рэю порекомендовали провести ночь в госпитале, где ему внутривенно закачивали антибиотики, глюкозу и обезболивающие.

– До меня наконец дошло, что вы – тот самый плотник Деборы, – сказала Шэрон, когда мы с ней сидели у постели Рэя.

– Я – плотник Деборы, точно, – ответил Рэй, нежно глядя на меня влюбленными глазами. Шалыми, накачанными снотворным глазами.

– Моя сестрица – счастливица, – заметила Шэрон. – Она и впрямь откопала мужчину, а не дерьмо.

– Нет, это я счастливец, – улыбнулся Рэй и отключился до самого утра.

Однако его крепкий сон не помешал мне разговаривать с ним, открыть ему мое сердце. Вскоре после того, как он уснул, а Шэрон на цыпочках вышла из палаты, оставив нас наедине, я поведала Рэю, как много он для меня значит. Было легко сказать «Я люблю тебя», зная, что он не услышит, не начнет поддразнивать, не сделает и не скажет ничего такого, что заставит меня усомниться в моих чувствах к нему. За наше недолгое знакомство мы с ним прошли через многое, и я, предаваясь мечтам о том, как переберусь жить к нему на Семинбла-стрит и мы с ним счастливо заживем вместе, в то же время отдавала себе отчет в том, что мне следует поступать так, как я поучала Шэрон: очертя голову отдаваться новой любви, может, романтично, чудесно и приятно, но не всегда умно.

Сидя возле постели Рэя и размышляя о будущем, я уснула. Шэрон разбудила меня, ласково коснувшись плеча, и предложила вернуться в «Рэгги». (К этому времени мы уже рассказали ей о Рэгги, Сабрине и Серене и о том, какую роль они сыграли в ее спасении. Поэтому Шэрон не терпелось познакомиться с ними.)

– Рэй хочет, чтобы ты отдохнула, – сказала она, убеждая меня покинуть его палату.

– Откуда ты знаешь? Он начисто в отключке.

– Я видела, как он смотрит на тебя, когда не в отключке. Рэй втрескался по уши, Дебора.

– Ты так думаешь?

Шэрон кивнула.

– Я трижды побывала замужем и еще десяток раз чуть было не вышла. И никто никогда не смотрел на меня так, как смотрит на тебя Рэй. Я ответила на твой вопрос?

Я встала и обняла ее.

– Спасибо за доверие. Я, в общем-то, тоже без ума от Рэя, но никуда не спешу.

– Я тоже, – заверила меня сестра. – Больше никогда.

– А можно мне получить это в письменном виде? – улыбнулась я.


Перед тем как мы покинули госпиталь, полицейский, допросивший нас на борту яхты, сообщил нам последние новости о состоянии Барри. (Он тоже лежал в госпитале, очухиваясь после пары акульих укусов и сбоя сердечной деятельности.) Офицер поведал нам и подробности его ареста.

Выяснилось, что Рэгги, как и обещал, вызвал полицию, поскольку мы с Рэем так и не появились в десять часов у входа в яхт-клуб, но и детектив Гилби тоже связался с местной полицией и попросил выдать ордер на временное задержание Барри.

– Между Соединенными Штатами и Багамами подписано соглашение о выдаче преступников, – объяснил полицейский, официально, но вполне дружелюбно. – Это означает, что ваши следственные органы связываются с нами, если на нашей территории находится или проживает тот, на кого выдан ордер на арест в Штатах, и мы здесь арестуем этого человека. Недель через пять-шесть, после оформления соответствующих бумаг в посольстве и Департаменте по экстрадиции, – и то и другое находится в Вашингтоне, округ Колумбия, – сюда за арестованным прилетает судебный исполнитель и доставляет его в США. В данном случае в Майами. Потом арестованного передают в руки органов правосудия того округа, где было совершено преступление, и там он ждет суда.

– Стало быть, Барри будет некоторое время зализывать раны в вашей тюрьме, – сказала Шэрон. – Ему это наверняка понравится.

– А детектив Гилби не сообщил вам, почему выдан ордер на арест мистера Шиллера? – Я все еще недоумевала, что послужило причиной столь стремительного решения.

– Мне объяснили, что мистера Шиллера разыскивают за убийство двух постоянных резидентов Флориды, врача и медсестры. При этом в банковском депозитном сейфе медсестры найдено письмо, в котором мистер Шиллер обвиняется в двух убийствах.

– Письмо, – повторила я.

– Вероятно, из таких: «Если со мной что-то случится, то виноват в этом… бла-бла-бла…» – предположила Шэрон.

– Наверное, – согласилась я.

– А теперь я с удовольствием провожу вас обеих в вашу гостиницу, – улыбнулся полицейский. – И если я еще что-то могу…

– Можете, – перебила его Шэрон. – Весь мой багаж остался дома у мистера Шиллера, в Лифорд-Ки.

– Я прослежу, чтобы его доставили вам завтра к полудню, – любезно ответил коп.

– К полудню? – опешила Шэрон. – У меня там три чемодана от Луи Вюиттона! Мне нужна моя одежда, не говоря о драгоценностях и, что самое главное, косметике. Я не выхожу на публику не при параде!

– Надень вуаль, – посоветовала я и попросила полицейского увезти нас отсюда.

Около полуночи мы прибыли в «Рэгги Багамиан инн». Рэгги, Сабрина и Серена не спали, дожидаясь нас. Шэрон протянула каждому из них руку, словно она – королева, а они – ее верноподданные, и поблагодарила за участие в спасательной операции.

– Это идея принадлежала вашей сестре, миледи, – ответила Сабрина. – Мы просто помогли.

– Моя сестра весьма изобретательна. Она писала сценарий «мыльной оперы».

Я улыбнулась, услышав, что она гордится моими достижениями, а не ехидничает. «Может, из всякого зла и впрямь произрастает добро», – подумала я.

– Полагаю, вы устали и хотите есть, – заботливо проговорил Рэгги.

– Оголодали вконец, – подтвердила Шэрон.

– Помираем с голоду, – добавила я, с тоской вспоминая пару креветок, проглоченных мной в яхт-клубе.

– Мы принесем вам ужин из соседнего ресторана, – предложила Сабрина. – Они уже закрылись, но мы знаем хозяев. Для вас что-нибудь приготовят.

– Это было бы чудесно, Сабрина, – обрадовалась Шэрон. – Может быть, вы принесете ужин в наши комнаты? Если я вскоре не лягу, то просто упаду.

– О каких комнатах ты толкуешь, Шэрон? – удивилась я. – Тут была лишь одна свободная комната, когда мы с Рэем сюда приехали, и мы с ним собирались ночевать в ней вдвоем. А теперь там переночуем мы с тобой.

– Одна комната? – приуныла Шэрон.

– И одна кровать. – Я повела ее вверх по ступенькам.

– Это здесь? – спросила Шэрон, когда я открыла дверь номера.

– Да. Видишь огромную кровать? Места для нас двоих больше чем нужно.

– Да, но где же ванная? И тут воняет карри. – Она сморщила нос.

– Ванная в коридоре. А запах карри доносится из соседнего ресторана. Слушай, Шэрон, это, конечно, не Лифорд-Ки, но придется примириться с тем, что есть.

– Ты права, – кивнула она. – Я веду себя как принцесса. Мне следует радоваться, что я еще дышу, но спать в дорогом платье от Версаче кажется кощунством.

– Я дам тебе футболку.

Мы уже переоделись, когда раздался стук в дверь. Серена принесла поднос с салфетками, столовыми приборами, бутылкой воды, двумя стаканами и двумя тарелками с ужином, накрытыми фольгой.

– О Серена! Спасибо, что позаботились о нас и принесли сюда ужин, – сказала я. – Уж и не знаю, смогу ли когда-нибудь отблагодарить вас за все, что вы сделали для моей семьи!

– Конечно, миледи. Просто дайте нам очень щедрые чаевые, когда будете уезжать.

Пообещав так и сделать, я закрыла за ней дверь. Мы с Шэрон сели в изножье кровати и за пять минут умяли цыпленка под карри с рисом и горошком.

– Неплохо, – сказала Шэрон. – Или я так устала, что мне уже все равно? – Неплохо. И ты так устала, что тебе уже все равно, – засмеялась я.

Посетив ванную комнату (Шэрон не жаждала прикасаться к общему куску мыла, а тем более пользоваться им, и заявила, что «просто и не знает, что ей делать» без ее не вощеной зубной нитки), мы улеглись в кровать и выключили свет.

Едва мы закрыли глаза, британская пара начала трещать без умолку, немецкая пара – ссориться, а стенки между комнатами оказались такими тонкими, что ни о каком сне не могло быть и речи. Поэтому мы с Шэрон лежали в темноте под одеялами, повернувшись друг к другу спиной и отодвинувшись каждая на свой край кровати.

– Дебора?

– Да.

– Ты когда-нибудь думаешь о папе?

– Конечно. А ты?

– Постоянно. Мне его недостает. Впрочем, мне недоставало его и тогда, когда он был жив.

– Знаю. Папа был чудесным человеком, но несколько далеким от нас.

– С тобой он был менее далеким.

– Это потому, что я из кожи вон лезла, желая рассмешить его. Когда он смеялся, он был здесь, если ты понимаешь, о чем я.

– Да, по над моими шутками он никогда не смеялся. Я как-то спросила его почему, и он ответил, что у нас с тобой разные характеры, у меня более серьезный. Он сказал, что мы обе особенные, но я не сомневалась: тебя он любит больше.

– Шэрон! – Я повернулась на другой бок и уставилась ей в затылок. – Мне точно так же недоставало его внимания, как и тебе.

– Правда?

– Ну конечно! Даже мама хотела, чтобы он более открыто проявлял свои чувства.

– Откуда ты знаешь?

– У нее всегда был такой вид, будто она мечтает о большем, но скорее умрет, чем попросит. Думаю, именно поэтому мама после инфаркта стала держаться раскованнее. Она чуть не умерла. И теперь решила, пока не поздно, ухватить того, кто не стесняется открыто выражать свои чувства.

– Ты намекаешь на Фреда, с которым она встречается?

– Он душка, Шэрон. Не утренний идол, а добрый, милый и доступный человек.

– Вот и хорошо. Мама заслуживает счастья.

– Все мы его заслуживаем.

– Верно. После истории с Барри я поняла, что из-за моих отношений с папой превратилась в отчаявшуюся, ущербную женщину. Но я покончила с этим, Дебора. Я больше не буду гоняться за мужчинами. Я полностью сосредоточусь на моей семье и работе. И моей одежде и волосах.

Я рассмеялась.

Шэрон шикнула на меня.

– Что?

– Послушай!

– Я ничего не слышу.

– Вот именно. Наши соседи наконец заткнулись.

– Аллилуйя! Может, нам все же удастся немного поспать.

Я отодвинулась на свой край кровати и закрыла глаза. Но Шэрон еще не закончила.

– Я правда очень рада за тебя, Дебора. Я имею в виду Рэя.

– Спасибо. Я знаю, ты тоже найдешь себе кого-нибудь, Шэрон. Когда придет время.

– А когда, по-твоему, придет это время?

– Скоро, Шэрон. Скоро. А теперь давай спать.

Она зевнула.

– Спокойной ночи, Дебора.

– Спокойной ночи.

Я коснулась ее худенького бедра и оставила на нем руку.

– Лютя, – пробормотала Шэрон, уткнувшись лицом в подушку.

– Что-что?

– Люблю тебя, – повторила она чуть более внятно.

– И я тебя люблю, – ответила я и погрузилась в сон.

Глава 31

В понедельник к часу дня Шэрон получила свой багаж, Рэгги, Сабрина и Серена – свои чаевые, а Рэй выписался из больницы. Ему рекомендовали неделю не наступать на ногу, пока не снимут швы, но с помощью палочки и двух чрезвычайно внимательных к нему спутниц он без особых проблем вошел в самолет и вышел из него.

Сев к «линкольн» в Форт-Лодердейле, мы направились в Бока, чтобы высадить Шэрон у ее дома. Когда лимузин проезжал ворота, Рэй заметил, что Брокен-Саунд, ее фешенебельный район, напоминает ему Балленайл, такой же фешенебельный район, где обитает его братец.

– Надо вас с Дагом познакомить, – предложил Рэй. – Вы наверняка поладите.

Не успела я заставить его замолчать – разве Шэрон не поклялась обходиться без мужчин хотя бы некоторое время? – она перегнулась через меня, схватила Рэя за руку и, как всегда выставив себя дурой, воскликнула:

– У тебя есть брат?!

– Конечно. Разве Дебора не сказала тебе? – удивился Рэй. – Его зовут Дуглас. Знаешь «Мужскую одежду от Дугласа»? Ты наверняка видела его магазины.

– Видела?! Лестер, мой бывший муж, там обычно одевался. До того как перешел на женскую одежду.

Рэй покосился на меня.

– Лучше не спрашивай, – хмыкнула я.

– Значит, этот Дуглас и есть твой брат?

– Единственный и неповторимый, – подтвердил Рэй. – У вас с ним много общего, как я теперь понимаю.

Я схватилась за голову.

– Например? – спросила Шэрон.

Мы уже подъехали к дому сестры, и водитель ставил на ступеньки ее багаж, но она никуда не торопилась.

– Ну, вы оба живете в фешенебельных районах, – начал Рэй. – У вас обоих свой бизнес. Вы оба разведены, и у вас сыновья-подростки.

– Сын Дугласа одного возраста с Норманом? – Шэрон взбила прическу.

Рэй гордо кивнул:

– Фил – первокурсник в Дьюке. Хорошая школа. А он – хороший парень.

– Ой, как это мило! – чирикнула Шэрон. – А брат похож на тебя, Рэй?

– Нет, на меня, – не выдержала я. – Слушай, Шэрон, мне и правда очень хочется поскорее доставить Рэя в Стюарт. Ему нужно лежать в постели. Ясно?

– Безусловно, – кивнула она, подбирая сумочку и свитер. – Я уже миллион раз поблагодарила вас за то, что вы для меня сделали, но вот вам миллион первый: спасибо вам от всей души. – Чмокнув меня и Рэя, Шэрон вылезла из лимузина. – Пока!

Она послала нам воздушный поцелуй.

– Пока! – откликнулась я. – Удачи со свадьбой Глассерштайнов!

Потом я велела шоферу ехать дальше.

Когда мы наконец-то добрались до дома Рэя, он спал как убитый, положив голову мне на плечо. Я разбудила его, с помощью шофера втащила в дом и попросила подождать, пока я раздену Рэя и уложу в постель.

– Ты не останешься? – спросил Рэй сонным голосом.

– Не могу. Нужно ехать в коттедж, освободить Фреда от дежурства. С его стороны очень мило, что он пожил там в мое отсутствие, но я не хочу злоупотреблять его добротой – или спровоцировать гнев Мелинды. К тому же надеюсь, что он подбросит меня к маме, и я успею ей все рассказать прежде, чем она прочтет в газете.

– Ты уже приняла решение? – поинтересовался Рэй.

– Насчет чего?

– Насчет нас с тобой.

– Ты о том, чтобы мы стали парой? – улыбнулась я.

– Я хочу, чтобы мы стали парой, – кивнул он. – И хочу, чтобы каждый субботний вечер мы куда-нибудь ходили.

– Что-то вроде постоянной договоренности с маникюршей?

– Именно. Остальные дни недели мы можем проводить здесь.

– Рэй, я не перееду к тебе так скоро. Нам не следует спешить. Мы поцеловались-то в первый раз лишь пару дней назад! Я еще видеть не видела ни твоих друзей, ни твоего босса, ни твоего брата!

– Но ты любишь меня.

– С чего ты так в этом уверен, умник?

– Ты сама призналась прошлой ночью в госпитале. Я тебя слышал. Это была та еще речь!

– Рэй Скалли! Ты заставил меня думать, что спишь!

– Извини, но я ведь не тянул из тебя силой это слово на букву «л», верно? Главное, что ты любишь меня, а я люблю тебя, так зачем нам жить порознь?

Я наклонилась и прижалась щекой к его щеке. Рэй не брился несколько дней – уровень вечерней щетины он миновал давным-давно, но это не имело никакого значения.

– Потому что у нас все будет чудесно, независимо оттого, вместе мы живем или порознь. Начнется чудесное узнавание друг друга, чудесный обмен рассказами о нашей прошлой жизни, чудесное создание нашей совместной жизни. И когда-нибудь, если наши чувства не изменятся, я перееду к тебе, мы поженимся и проведем всю оставшуюся жизнь, разъезжая по окрестностям на твоем мотоцикле. Хорошо?

Ответа не последовало. Я подняла голову и посмотрела на Рэя. Глаза его были закрыты, а рот приоткрылся.

– А, все понятно! – рассмеялась я. – Ты снова играешь в ту же игру, чтобы я опять наговорила тебе кучу слово…

Меня прервал – и поразил – его храп.

– До завтра, – прошептала я, целуя Рэя в лоб, и выскользнула из комнаты.

Когда я около половины одиннадцатого устало вошла в коттедж, Фред сидел на моей кровати и раскладывал пасьянс.

– И кто выигрывает? – поинтересовалась я.

– Дебби! Ты вернулась! – Он вскочил и обнял меня. – Как поездка?

– Были кое-какие огрехи, но неосновном мне удалось сделать то, что собиралась. Шэрон в целости и сохранности доставлена в Бока. Рэй заработал царапину, но жив и в Стюарте. А покусанный акулами Барри валяется в госпитале Нассо и скоро переберется в здешнюю тюремную камеру.

– Не очень похоже на каникулы.

– Так и есть, хотя мне пришлось поиграть в лимбо. А как тут у вас дела? Проблем не возникло?

– Только одна: мне было противно лгать твоей матери в твое отсутствие.

– Ну так давайте прямо сейчас и перестанем ей лгать. Если не возражаете, доставьте меня к маме – моя машина сдохла, – я поведаю ей историю чудесных приключений Шэрон и Деборы, и покончим с этим.

– А вдруг она возненавидит меня?

– Нет. Голову даю на отсечение: едва мама оправится от шока и осознает, как вы помогли ее дочкам, она будет вам очень благодарна.

– Твои слова – да Богу в уши. А ты знаешь, что у твоей мамы глаза цвета…

– Формы «Флоридских Марлинов», ага, и вы придумали чудесное сравнение, Фред, но уже поздно, а она ложится спать в одиннадцать, поэтому предлагаю двигаться.


– Дебора! Фред! Что вы здесь делаете в такое позднее время?! – воскликнула мама, довольная, но несколько озадаченная нашим появлением.

– Мы можем войти? – нерешительно спросила я.

– Ну конечно! – Мама провела нас в гостиную и предложила чаю, от которого я отказалась, а Фред – нет. И от предложенных ему макарон без холестерина тоже не отказался.

– Я вернулась в коттедж, – начала я. – А поскольку «понтиак» снова сдох, Фред любезно подвез меня сюда, чтобы я тебя навестила.

– Дебора, дорогая, я же вижу, что ты расстроена. Вы с Рэем поссорились, и ты от него сбежала, да?

– Нет. У нас с Рэем все хорошо, мам. Куда лучше, чем я могла себе представить. Просто дело в том, что я не была у него…

– Замечательно, что обе мои дочки влюбились одновременно! И это мне кое о чем напомнило: от Шэрон ни звука с тех пор, как она улетела с Барри на Багамы. Интересно, пал ли он уже ниц и попросил ли ее руки?

– О, ниц-то он пал, – сообщила я, припомнив, как полицейские раздели его донага и обыскали после того, как выудили из воды. – Но о свадьбе речь не идет.

– Речь не идет? Ты говорила с сестрой?

– Да. – Я вздохнула. Либо сейчас, либо никогда. – У тебя нитроглицерина поблизости нет, мам?

– Почему ты спрашиваешь? Да что же такое происходит, Дебора? Выкладывай немедленно!

И я выложила ей все, кроме нашей с Шэрон драки. Когда я закончила, мама молчала.

– Мам? Ну скажи что-нибудь! Пожалуйста!

– Да, Ленора. Скажи что-нибудь, – поддержал меня Фред, обмахивая ее салфеткой.

– Не могу. Я еще не переварила услышанное. – Мамино лицо покраснело и пошло пятнами. Я понадеялась, что давление у нее не подскочило. – Значит, Шэрон хотела выйти замуж за мужчину, убившего двух людей? – наконец спросила мама, пытаясь осознать услышанное.

– Да. Именно об этом я тебе и толкую.

– И доктор Гиршон, мой кардиолог, выписывал витамины, состоящие из простого песка?

– Да, мам. Но Барри сказал: «Это безвредно. Оказывается в унитазе вместе со всем прочим». Такая вот он душка.

– И никто в этом городе, где все обо всех всё знают, не подозревал, что доктор – жулик?

– Боюсь, он обвел вокруг пальца очень многих, мам. Он и Барри.

Она снова замолчала. Фред спросил, не нужно ли позвонить 911. Мама ответила:

– Пока нет.

– Слушай, мам. Самое главное – плохие парни получили то, что заслужили, а мы с Шэрон живы и здоровы. Более того, пережив такую передрягу, мы с ней стали близки, как никогда. Ведь ты же именно этого всегда хотела, верно? Чтобы мы с ней не грызлись и по-настоящему сблизились? Ну, мы так и сделали.

– И чуть не погибли при этом.

– Да, но, возможно, нам с ней нужно было для этого что-то убедительнее твоих нотаций. Может быть, нам нужно было оказаться на грани смерти, чтобы осознать, как сильно мы привязаны друг к другу. Черт, мам, ты бы гордилась нами, если бы видела нас там, на яхте Барри. Когда дело и впрямь пахнет керосином, мы выступаем единой командой.

Мама вздохнула:

– И между вами больше не будет дурацких разборок?

– Нет! Мы покончили с этими детскими штучками.

– Никаких глупых замечаний насчет ее мужчин или твоей работы и всего прочего, из-за чего вы грызлись?

– Никаких. Мы достигли согласия.

– И лгать мне больше никто не будет? – Она испепелила Фреда взглядом.

– Нет, если только Дебби не разрешит, – ответил он подмигнув мне.

Мама достала из-за отворота халата платок и высморкалась.

– Мам, ты плачешь?

– Да… Я думаю о Дне благодарения.

– Почему? До него еще восемь месяцев!

– Знаю, но это мой любимый праздник. Я представила себе всю семью в сборе. Как все с удовольствием едят индейку, картофельное пюре, луковки в сметане и…

– Я знаю меню, мам. – К этому времени я уже так выдохлась, что сильно сомневалась, удастся ли мне дождаться, пока она доберется до бобов, бисквитов и яблочного пирога с ванильным мороженым. – К чему ты клонишь?

– К тому, что если вы с Шэрон и впрямь помирились, то это будет первый День благодарения на моей памяти, который мои девочки проведут в согласии. Вполне достойная причина, чтобы с нетерпением ждать этого дня.

– Пожалуй. Я тоже его жду не дождусь.

– И я, – вставил Фред. – Вам обеим понравятся мои девочки и их семьи. А если нет, мы постараемся выйти из неловкой ситуации с наименьшими потерями.


Я спала до полудня. И проспала бы и дольше, не разбуди меня шум у двери. Я выглянула в окно и увидела расположившихся вокруг репортеров, фотографов и фургоны телевизионщиков с тарелками антенн на крышах. Похоже, офис шерифа сделал официальное сообщение насчет ареста Барри.

Я на полусогнутых пробралась на кухню, не желая, чтобы представители прессы застукали меня в ночной рубашке, и позвонила Рэю.

– Как нога? – Спросила я.

– Я по тебе соскучился, – последовал ответ. – Когда ты придешь со мной нянчиться? Я уже позвонил в контору и сказал, что беру отгулы до конца недели, поэтому могу спокойно валяться дома, а ты будешь ухаживать за мной.

– Займусь этим с удовольствием. Но сначала нужно решить проблему с этой публикой, осадившей мой дом. Не знаешь, никаких статей о нашей эскападе в сегодняшних газетах не появлялось?

– Первая полоса «Стюарт Ньюс» и «Палм-Бич пост». Сосед принес мне обе газеты. Ты стала знаменитостью.

– Только не это! Опять!

– Ага, только на сей раз ты героиня. И Фрэнк Гилби, и Эйвери Армстронг, которых цитируют в статьях, рассказали о том, как ты помогла раскрыть дело. Гилби сообщил, что это ты навела их на связь между Гиршоном и Шиллером. В «Пост» он называет тебя «храброй женщиной с пытливым умом».

Я рассмеялась:

– Придется поблагодарить его. Поблагодарить всех, кто занимался расследованием. Надеюсь, тебя в статьях тоже упоминают?

– Да. И в обеих исказили мое имя. В одной меня назвали Роем, а в другой переврали фамилию.

– Досадно. А еще что-нибудь смачное в этих статьях есть?

– Полно всякой всячины о Джоан Шелдон. Что она оставила длиннющее письмо в депозитном сейфе банка вместе с подробным изложением всей витаминной аферы, с сообщением о багамских связниках и прочем.

– Бедная Джоан! У нее была такая хорошая профессия. И зачем она так жадничала?

– Кто знает? Кстати, о медсестрах. В «Стюарт Ньюс» много цитируют одну медсестру из мемориального госпиталя Мартина. Имени ее, понятно, не называют, но когда ее спросили, не удивилась ли она, узнав, что Джеффри Гиршон вел двойную жизнь, эта дама ответила: «Не очень. В конце концов, он ведь был кардиологом».

– Надо полагать, у нее были осечки с кардиологами.

– Верно. Так увижу я тебя сегодня или нет?

– Непременно. Только мне нужно отволочь машину в сервис. И твоя тоже тут стоит, не забывай. Может, мне удастся затолкать их на один эвакуатор, рядышком. Это сойдет за близость?

– Сойдет. Но я предпочел бы, чтобы ты была здесь, рядом со мной, на моей кровати.

– Тогда предлагаю такой вариант: если маме не нужна ее «Дельта 88», я позаимствую у нее машину и заскочу к тебе попозже.

– Отлично. Пока ты не повесила трубку, хочу сказать тебе еще кое-кто.

– Что?

– Нога у меня болит как сволочь. В самый сезон мне придется не выходить на работу целую неделю. А поломка машины, в чем бы она ни заключалась, наверняка оттяпает здоровенный кусок от моей зарплаты. Но – и это главное – я очень счастлив и не знаю, что с собой делать.

– Должно быть, это воздействие лекарств, которыми тебя напичкали в госпитале, – пошутила я.

– Я серьезно, Дебора. Я ни с того ни с сего просыпаюсь по утрам с дурацкой улыбкой на роже, и у меня такое ощущение, что после долгой-долгой черной полосы наконец пришло мое время.

Я улыбнулась, совершенно точно зная, о чем говорит Рэй.

Эпилог

На День благодарения мы ожидали двадцать два гостя – огромная толпа по сравнению с нашими обычными праздничными сборищами. Однако Шэрон это ничуть не смутило, поскольку за ее столом преспокойно размещались двадцать шесть человек, а навыки по организации приемов сестра усовершенствовала до блеска благодаря сотням свадеб, организованных ею за многие годы.

В результате подготовленной Шэрон свадьбы Тейтельбаумов она познакомилась с Дагом Скалли, старшим братом Рэя. Это произошло через десять дней после нашего возвращения из Нассо. По чистой случайности Шэрон сопровождала жениха в один из магазинов Дага на Мицнер-парк в Бока: тот искал что-то подходящее для грядущего бракосочетания. Пока жених мерил смокинги, а Шэрон возле стойки рассматривала кушаки, в магазин явился сам Даг. Заметив его сходство с Рэем, Шэрон спросила, не брат ли он Рэя Скалли. Даг подтвердил это, и моя сестра вцепилась в него мертвой хваткой. С тех пор они почти не расстаются.

Сначала мы с Рэем нервничали из-за этого, памятуя о предыдущих неудачах Шэрон. Но проходили недели, и мы успокоились, решив, что они с Дагом достаточно взрослые и, чем бы все это ни обернулось, это их проблемы.

Кроме того, мы с Рэем были так влюблены, так поглощены друг другом, что пренебрегли всем и предоставили нашим родственникам жить своей жизнью. Я по-прежнему обитала в коттедже на Хатчинсон-Айленд, а Рэй – у себя дома в Стюарте, но мы уже начали поговаривать о свадьбе, уверенные в том, что у нас есть совместное будущее. Я не сомневалась, что нашла свою пару.

На профессиональном фронте тоже произошли изменения. Уже не нуждаясь в работе смотрителя, я могла покинуть коттедж в любое угодное мне время. Дело в том, что я вернулась в шоу-бизнес, в мир дневных «мыльных опер».

Разумеется, все привела в движение Хелен.

– Это Вуди, – сообщила она, позвонив мне как-то вечером. – Наш прежний босс только что подписал контракт и стал главным сценаристом «Санта-Моники», новой «мыльной оперы», которую снимают в Лос-Анджелесе. Ходят слухи, что там огромный бюджет. Они начинают в сентябре. Тебе интересно?

Интересно? А как же! Я так и думала, что Вуди снова выплывет. Вопрос лишь когда. Но услышать, что он снова на вершине, главный в новой «мыльной опере», к тому же высокобюджетной, – на такое я не рассчитывала. С другой стороны, Рэй тоже оказался куда лучше, чем я предполагала, и мне не хотелось жертвовать своим счастьем ради очередной премии «Эмми».

– Конечно, мне интересно, и было бы славно снова работать с Вуди, но теперь мой дом во Флориде, Хелен. В Нью-Йорк я не вернусь.

– А кто тебя просит? Скажи Вуди, что ты намерена стать автором сценария, а не поэпизодником. Авторы же сценария живут где угодно. Мы наших отродясь в глаза не видели, помнишь?

– Да, но у меня нет опыта, я не писала сценариев.

– О чем речь! Ты способна писать их даже во сне! И учти: авторы сценария зарабатывают куда больше, чем поэпизодники. Вот тебе номер Вуди к студии, Дебора. Поступай как тебе угодно, но я позвоню ему, как только мы закончим разговор.

Я позвонила Вуди на следующий день. А еще через день у меня была работа. Потом я продала «понтиак» и купила «лексус».

Маме тоже улыбнулась удача. Она так хорошо себя чувствовала, что вернулась к работе мирового судьи и взялась за мелкие дела с новым энтузиазмом. Отношения с Фредом удивляли и радовали ее. Он стал таким преданным компаньоном, что мама пригласила четырех его дочек прилететь из Мичигана к нам на День благодарения вместе с мужьями и детьми.

Даже Норман собирался притащить с собой гостя – приятеля-кадета, чьи родители находились в реабилитационном центре и в связи с процедурами не могли приготовить индейку.

Да, на День благодарения у нас намечалось двадцать два гостя. Мы намеревались обожраться до тошноты, смеяться и смотреть футбол. Я ждала этого события с энтузиазмом.

В ту судьбоносную среду в «Макжилище» Шэрон мы с Рэем прибыли последними. Она поздоровалась с нами в дверях и сообщила, что обожает мое платье. (Это была та же шмотка, которую я надела на маминюбилей в феврале, когда Шэрон сравнила ее со скатеркой.)

Сразу за ней появился Даг, более высокий, худощавый и оживленный, чем его младший брат, столь же говорливый, насколько Рэй молчаливый. Ну, словно Рэй на амфетаминах. Мне Даг очень понравился, хотя оказался немножко провокатором и большой ехидиной – с такими людьми лучше общаться в небольших дозах.

– Все чудесно, Шэрон, – сказала я. Сестра украсила дом изречениями отцов-пилигримов и рогами изобилия.

Поблагодарив меня, она поинтересовалась, как движется работа, а потом поспешила на кухню проверить, все ли готово к празднеству.

Мы с Рэем присоединились к собравшимся в семейном зале, где мама познакомила нас с родственниками Фреда. Его дочери как будто обрадовались нам, но одна из них шепнула мне, что завещание Фреда неоспоримо и ни я, ни моя сестра не получим ни цента, даже если он женится на моей маме, а потом отбросит копыта. Кивнув, я направилась к зятьям Фреда, поглощенным футбольным матчем, который смотрели по большому телевизору Шэрон. К оному знакомству они отнеслись довольно равнодушно. Внуки Фреда резвились на улице в бассейне, а Норман и его приятель были «спасателями».

– Кто играет? – спросила я Рэя. – Твои «Аллигаторы», милый?

– Нет. – Он снисходительно улыбнулся. – Нет, это школьная команда. В День благодарения играют только профи. Это «Дельфины-патриоты».

В этот момент в комнату влетел Даг, схватил дистанционку и начал переключать каналы.

– Эй! – раздраженно воскликнул Рэй. – Мы смотрим игру!

– Мой братец и его футбол! – подмигнул мне Даг.

– Нечего братца поминать, к тому же я не один смотрю футбол. – Рэй взглянул на остальных, но они хранили нейтралитет. – Мы все хотим смотреть игру, Даг!

Даг, проигнорировав Рэя, продолжал щелкать кнопками, в конце концов отыскав канал, транслирующий турнир по гольфу.

Я вдруг почувствовала, что очень голодна, и подумала, скоро ли подадут индейку.

Как только Даг положил дистанционку на кофейный столик, Рэй схватил ее и переключил телевизор на футбол.

Даг фыркнул:

– На тот случай, если ты не в курсе, братец, гольф – самый популярный спорт в стране. Тебе следовало бы взять клюшку и научиться играть. Полезно для твоей карьеры.

У Рэя заходили желваки, а я размышляла только о яствах. Нашпиговала ли Шэрон индейку хлебом или чем-то поинтереснее? Орехами, например? Или полентой?

– Моя карьера и так в порядке, – напряженно отозвался Рэй. – Я занимаюсь именно тем, чем хочу, а не тем, чем мне велел отец.

– Ух ты! – насмешливо фыркнул Даг. – Полагаю, ты собирался отправить меня в нокаут. Ну так прости меня, если я не считаю грехом идти по папиным стопам. Я горжусь тем, что делаю деньги, как и он. Мне не приходится бодрствовать ночами, размышляя, как оплатить счета.

– Мне тоже, – отрезал Рэй. – Потому что я живу по средствам.

«Может, Шэрон в этом году положит в пюре чеснок, – размышляла я. – А может, сделает пюре из сладкого картофеля…»

– Слушай, мальчик Рэй, – резко сказал Даг. – Ты ставишь себя в неловкое положение перед этими милыми людьми.

– Да ну? – саркастически проговорил Рэй. – А, по-моему, все эти милые люди мечтают, чтобы ты отвалил и дал нам спокойно посмотреть матч.

Вообще-то все эти милые люди беседовали между собой, не обращая внимания ни на перебранку, ни на игру. Все, кроме меня. Я знала, что сейчас последует. И боялась этого. После того как я наконец помирилась с Шэрон, после того как мы с ней утрясли наши разногласия и стали любящими сестрами, наши мужчины намеревались вот-вот проявить братское соперничество. Ну не ирония ли это?

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – спросил Даг.

– Если ты снова включишь турнир, уйду я, – ответил Рэй.

Они оба стояли, яростно споря, кто из них уйдет, когда появилась Шэрон.

– Ужин подан! – провозгласила она. И вас тоже с Днем благодарения!

Примечания

1

Игра слов. Willow (англ.) – ива.

(обратно)

2

Игра слов: первую зовут Willow, то есть Ива, вторую – Laurel, то есть лавровое дерево.

(обратно)

3

Holly (англ.) – остролист.

(обратно)

4

Вест-индский народный танец с элементами акробатики.

(обратно)

Оглавление

  • Часть I
  •   Глава 1
  •   Глава 2
  •   Глава 3
  •   Глава 4
  •   Глава 5
  •   Глава 6
  •   Глава 7
  •   Глава 8
  •   Глава 9
  • Часть II
  •   Глава 10
  •   Глава 11
  •   Глава 12
  •   Глава 13
  •   Глава 14
  •   Глава 15
  •   Глава 16
  •   Глава 17
  •   Глава 18
  •   Глава 19
  •   Глава 20
  •   Глава 21
  •   Глава 22
  •   Глава 23
  •   Глава 24
  •   Глава 25
  • Часть III
  •   Глава 26
  •   Глава 27
  •   Глава 28
  •   Глава 29
  •   Глава 30
  •   Глава 31
  • Эпилог
  • *** Примечания ***