Железная коляска [Стэн Ривертон] (fb2) читать онлайн

Стэн Ривертон Железная коляска

Глава первая ТРОЕ БЕГУЩИХ ЛЮДЕЙ

Было около одиннадцати утра. Многие отдыхающие, закончив завтрак, вышли на воздух и расположились в зелени перед верандой отеля-пансиона.

После нескольких холодных дней наконец-то пришло лето, такое знойное, что воздух застыл в неподвижности. Ночью шел дождь, он утих лишь около семи утра. Взошло солнце, которое раскалилось еще до полудня, высушивая траву и землю. Над лужами поднимался зыбкий пар, жара превратила дороги в твердые и белые.

Отдыхающие жарились на солнце. Наконец пришло настоящее лето с льющимся с неба потоком зноя. Люди располагались прямо на лугу, вытягивались в высокой траве, щурили глаза, всматриваясь в дрожащий воздух, и слушали шум моря. Слушали шорох летнего бриза. Ветер прилетал с моря, проносился над вершинами утесов и скал, пробирался сквозь еловый лес, который отбирал у него много сил, и в конце концов колыхался над лугами, легко поглаживая траву, щекотавшую лица отдыхающих.

С моего места в траве были видны белая муслиновая блузка, золотистая шея женщины и волосы, мягкие и волнистые. Но стоило мне чуть повернуть голову, и мой взгляд падал на шторы отеля-пансиона. Там на огненно-красных полосах ткани лучи солнца играючи рождали образы необычайной красоты.

В траве рядом со мной лежали несколько человек. Казалось, все они спят, на самом деле никто из них не спал. Женщина в белом, расположившаяся слева от меня, поддерживала ладонями подбородок над романом, лежавшим перед ней. Она смотрела только в книгу. Однако ни разу я не слышал, чтобы она перевернула страницу. Царила тишина.

Все наслаждались совершенной праздностью, чувствуя, как медленно уходят все желания и энергия. Так можно лежать годами, никто бы даже не шевельнул пальцем, не поднял бы голову, не перевернул бы листа книги. Так, кажется, кто-то шевельнул головой и о чем-то подумал? Ну, нет. Блаженное состояние овладело и нашими мыслями, и, хотя мысли ничего не чувствуют, успокаиваться они умеют. Наши уши настроены на шум моря, вслушиваться не надо, звук сам собой приплывал со стороны. Прислушивались только редкими минутами. Порой это было жужжание шмеля, порой – стук захлопнутой калитки.

На стене пансионата, на самой ее середине, висела клетка с попугайчиком. Должно быть, птичке было жарко под ее оперением. Казалось, она хотела размять свои косточки, клювом хватала железные прутья клетки и качалась. Потом снова раздался стук закрываемой калитки, на этот раз такой сильный, что даже зазвенели петли. Через минуту кто-то рядом со мной сказал:

– Вы только посмотрите!

Что там случилось, на что стоило посмотреть? Кому хотелось поднять голову? Впрочем, по дороге раздались торопливые шаги. Казалось, мужские и женские. Слышались топот мужских туфель и хлопанье юбки. Я резко поднялся. Ослепительные потоки солнца не давали смотреть, его лучи искрились и застывали в воздухе.

– Посмотрите, вон там… – сказала мне находившаяся рядом женщина в белом. Она указала пальцем в сторону. Сквозь белые цветы яблони можно было видеть происходящее на дороге.

По дороге бежали трос людей. Впереди мчался маленький ловкий босоногий мальчик. За ним спешил мужчина среднего возраста, местный житель. На нем была голубая рубашка, в руке он держал маленькую, местами вытертую уже соломенную шляпу. Последней бежала дама, принадлежавшая к племени дачников. Она отстала на большое расстояние, так как ей мешало белое платье. Она пыталась приподнять подол, но это ей не удавалось. Она продолжала бежать дальше, и подол платья трепетал, как белый флаг.

– Может, за ними гонится бык? – предположила дама рядом со мной.

Однако это было неправдоподобно, ведь люди бежали туда, где калитка была закрыта.

Распарившиеся отдыхающие все до единого зашевелились, некоторые даже встали и наблюдали, прикрыв глаза рукой от солнца.

Бегущие направлялись прямо к нам.

Территорию пансиона отделял от дороги низкий забор. В заборе был лаз, надо было только отодвинуть в сторону жердь. Мужчина и мальчик одновременно добежали до деревянной перекладины, и тут произошла смешная история. Оба очень торопились, и оба не смогли справиться с обычной деревянной жердью. Они так и сяк дергали ее, очевидно, не зная, перелезть ли через нее, повернуть ее вниз, пролезть под нею или отодвинувшись в сторону. Вся эта задержка привела к тому, что дама в белом платье догнала их и остановилась рядом. Из всей троицы мальчик оказался самым смышленым, он перелез через забор немного дальше, упал на колени, поднялся и побежал к нам. Когда мужчина остался один, держа жердь в руке, он быстро передвинул ее в сторону. И вот трое людей остановились перед нами почти одновременно. Судя по их жестикуляции, произошло нечто необычайное. Все придвинулись ближе, чтобы услышать рассказ. Местный мальчик что-то непонятно бормотал, вытаращив от страха глаза, он не находил нужных слов. Женщина прижимала руки к груди и не могла отдышаться. Быстрее всех, как и чуть раньше у забора, пришел в себя мальчик.

Мельник первый и рассказал обо всем.

* * *

Была ранняя пора лета, поэтому сюда, в пансион, съехались всего шесть или семь отдыхающих. Среди семерых были три женщины. Они работали в конторе одной из больших фирм Христиании,^[1] персонал которой отправляли в отпуск партиями начиная с мая с до конца сентября. Собственно, сезон отдыха еще не начался, но дамы должны были взять отпуск, так как подошла их очередь. Кроме того, были четверо мужчин: старый банковский кассир, молодой студент, лесничий и пишущий эти строки.

Пока что с погодой не очень везло. Дни были ветреные и пасмурные, вечера холодные. И вдруг за несколько дней ворвалось лето, пришло тепло, и жара полилась с неба. Поэтому были понятны радость и удовольствие курортников в то утро, их блаженное состояние, которое нарушилось появлением троих бегущих людей.

Маленький поселок, в котором они сейчас находились, привлекал многих курортников, особенно в июле и августе. От моря поселок отделял только молодой еловый лесок: всего несколько минут ходьбы, и вы оказывались прямо над морем, где в темные вечера маяк сверкал, будто Полярная звезда на небе. Это был огромный, довольно дикий остров с плоским ландшафтом. Земли, подходящей для возделывания, было очень мало, во всяком случае, поблизости от пансиона. Зато на протяжении многих миль тянулось плоскогорье, испещренное россыпями скал. Тут и там поблескивала гладкая поверхность маленьких озер, извивались ручейки, залегали многочисленные болота, поросшие кустарником и карликовыми деревьями. В глубине этого плоскогорья, как бы посередине ковра из зеленых полей и урожайных садов, расположилась усадьба Гарнесов. Из пансиона-отеля, из его верхних окон, окон мансарды днем она была едва видна. Зато вечером был виден свет в окнах дома. Все прибывшие в пансион настойчиво выражали желание снять верхние комнаты, чтобы вдосталь наслаждаться прекрасным видом на плоскогорье.

Жильцов усадьбы Гарнесов знали уже все. В поместье жили брат и сестра – Карстен и Хильда Гарнес.

Через плато вела старая дорога, делая множество поворотов и зигзагов, мимо нагромождений скал, огибая озера, пересекая ручьи и карликовые леса горных сосен. По этой очаровательной дороге за полчаса можно было добраться от пансиона до усадьбы. Прогулка оказывалась удачной, особенно когда курортники могли поздороваться с молодой красивой Хильдой или побеседовать с Карстеном Гарнесом.

Вечером, когда случилось то, о чем я хочу рассказать, я собрался на прогулку по плоскогорью. Вышел из пансиона чуть позже половины десятого – сразу после ужина. Я пошел один, шел достаточно быстро, вечерний ветер обдавал холодом и влагой. Стрелки часов показали пару минут одиннадцатого, когда я достиг построек усадьбы Гарнесов и подумал, что было бы приятно поболтать, сыграть в карты или партию в шахматы с Карстеном Гарнесом. Владелец усадьбы в эту пору обычно находился в своем кабинете и блаженствовал там в праздности до полуночи. Непроизвольно возникла мысль, что я буду желанным гостем, ибо Карстен был общительным человеком да и знакомы мы были уже довольно хорошо.

Здесь я должен, однако, отметить, что у меня была также другая подспудная мысль: если Хильда еще не легла спать, смогу ли я переброситься с нею несколькими словами?

Как уже говорилось, Хильда была очень красивая девушка, а тут, на безлюдье, мне не хватало общества дам. Три нервнобольные служащие, отдыхавшие в пансионе, были просто невыносимы со своей болтовней о том, что они или располнели или обгорели на солнце. А чего стоили их постоянные разговоры о том, что следует собрать экспедицию за водяными лилиями!

Я прошел через калитку в ограде и оказался на дворе. Э собачьей будке лежал черный Гектор и рычал. Увидев, что я не боюсь, он вылез медленно из будки, гремя цепью, которая тащилась за ним. Остановившись в ожидании, он ворчал. Меня это удивило, так как Гектор со мной был всегда мягким зверем.

Я уже двинулся в сторону парадной двери, когда из нее вышел управляющий, шагнул мне навстречу и остановил меня.

– Извините, господин, – сказал он. – Но сейчас вы не можете видеть моего хозяина.

Я остановился и вопросительно посмотрел на управляющего.

– Что случилось с вами? – спросил я. – Уж не заболели ли вы?

Управляющий был бледным, это было видно, несмотря на темноту. Он встал на крыльце и оперся плечом о косяк двери. Могло показаться, будто мужчина так ослаб, что того и гляди упадет. В то же время его поза могла объясняться тем, что он ни за что не хотел меня пропустить, потому и закрыл передо мной дверь.

– Нет, я не болен, – ответил управляющий. – В таком случае, возможно, болен хозяин?

– Нет.

– У него кто-нибудь есть?

– Нет, никого. Дома только он и его сестра.

Не понимая, что бы это означало, я продолжал расспрашивать.

– Какие-нибудь неприятности?

– Ничего подобного, – ответил управляющий. – Но господин Гарнес сегодня не может вас принять.

Я еще раз внимательно присмотрелся к нему, стараясь убедиться, действительно ли он так сильно бледен. Помню, именно в этот момент подумал: «Почему он не спросит меня, передать ли от меня хозяину привет, или о другом – нет ли у меня к Гарнесу какого-нибудь дела?»

– Как получилось, что вы вышли мне навстречу? – спросил я через некоторое время.

– Фрёкен увидела, как вы вошли в калитку.

– Фрёкен Хильда?

– Да. Она попросила меня, чтобы я не впускал вас сюда. Я нахожусь здесь по ее поручению.

Управляющий повернулся и скрылся за дверью. Он не сказал на прощание «Доброй ночи», не кивнул даже головой. Просто вошел в дом, и все. Я остался один посредине двора. Собака рычала все более грозно. Я знал, что через лаз в ограде ведет напрямик тропинка. Я ходил по ней много раз и сегодня также решил ею воспользоваться. Но через минуту у меня появилось ощущение приближения чего-то недоброго. Возникшее в глубине сознания смутное подозрение все более крепло. Я остановился под кронами деревьев, растущих у ограды, и прислушался, одновременно наблюдая за домом.

Я убедился, что гостей у хозяина не было, свет горел только в его кабинете и в соседней комнате. Свет в кабинете появлялся несколько раз и несколько раз исчезал. Один раз свет поочередно возникал во всех окнах, выходящих во двор, кто-то с лампой в руке обходил все комнаты подряд, видимо, это был Карстен Гарнес собственной персоной, потому что его кабинет в это время погрузился в темноту. Какая-то странная суматоха происходила в просторном здании. Я напряженно прислушался, и мне показалось, что голоса, которые долетали изнутри дома, были повышенными и даже раздраженными.

Я сказал себе, что должен идти, но в это время отворилась боковая дверь главного дома. Я знал, что дверь ведет в комнаты девушки, три личные маленькие комнаты Хильды.

В проеме двери показался мужчина в зеленом охотничьем костюме. Под мышкой он держал ружье стволом вниз. Он задержался на верхней ступеньке крыльца. Вслед за ним на крыльцо вышла женщина. Это была Хильда. Она подала мужчине руку, улыбнулась и что-то сказала ему. Потом он пошел от дома, оглянулся еще раз и помахал рукой. Хильда также помахала ему. Я быстро отошел от места, на котором стоял. Я знал этого мужчину в охотничьем костюме. Это был симпатичный молодой человек, который жил вместе с нами в пансионе. Он был лесничим, звали его Блинд.

Я сам не мог бы сказать, почему меня заинтересовало происходящее, но тут же укрылся за стволом толстого дерева. Мне не хотелось, чтобы Блинд меня заметил и подумал, что я за ним слежу. Хильда вернулась в дом. Она вообще не таилась, не скрывала, что провожала из своего дома мужчину, и разговаривала с ним достаточно громко. Я, находясь у ограды на значительном расстоянии, слышал ее голос, правда, слов разобрать не смог. Она хлопнула дверью, со скрипом повернула ключ в замке.

Мужчина остановился в десятке шагов от меня. Закурил трубку. Пламя спички осветило его лицо. У. него была рыжая борода, черты лица резкие, выразительные. Он бросил спичку на землю и затоптал ее. Потом, как бы принюхиваясь, он повернул лицо в сторону, откуда дул ветер. Для него, человека, жизнь которого тесно связана с лесом, с природой, это было привычным. Он хотел узнать, какая будет завтра погода. Прежде чем двинуться в дальнейший путь, он надвинул шляпу пониже на глаза. Направился в сторону плато. Эта дорога вела к отелю. Подождав несколько минут, чтобы он достаточно удалился, я пошел тем же путем. Мне совершенно не хотелось, чтобы у него возникло подозрение, что за ним следят.

Когда я вышел на плато, мужчина уже исчез за ближайшим болотом. Шагов не было слышно. Не доносилось никаких звуков и со стороны усадьбу Гарнесов. Налетел порывистый ветер, а через минуту все вокруг меня стихло. Необыкновенное настроение появляется на плато в летнюю ночь. Кажется, будто плато раскинулось в бесконечности, будто оно тянется до горизонта и продолжается до самого неба. Не знаешь, где начинается небо и где кончается возвышенность. Вокруг нагромождение валунов, скалистые холмы, тут и там деревья, которые в полумраке принимают удивительные, загадочные очертания. Когда я оказался на участке дороги, где плато отвесно обрывается к морю, я почувствовал холодное дуновение и поднял воротник пиджака. Я остановился и смотрел па море. От моря всегда приходит холод ночи. Слышались звук набегающих волн и их ритмичные удары о берег. На дюнах, созданных летучим песком, там и сям торчали изодранные ветром приморские сосны. У них были плоские кроны, склоненные к земле, они напоминали потрепанные веера.

Я слышал о том, что окрестность тут была неспокойной. Говорили, что под покровом ночи сюда, к шхерам, пристают лодки бродяг. Такая лодка однажды приплыла под всеми парусами. Паруса были истрепанными и грязными. Из лодки выглядывали шесты, торчали весла. Вообще это напоминало нашествие саранчи. Бродяги сходили на сушу и появлялись там, где жили или путешествовали одинокие люди. Лично я их не боялся и вспоминал о них, лишь когда брел по обширным открытым просторам. В руке у меня всегда была толстая трость, которая заканчивалась набалдашником из слоновой кости…

Я шел по плато быстрым шагом, углубляясь в темноту. Вблизи пансиона дорога проходила через небольшой ельник. Здесь было довольно темно. Посредине ельника я остановился, пораженный странным звуком, долетевшим до моих ушей. Что это могло быть? Звук несся откуда-то издалека, с ритмичными перерывами. Звучало это как бренчанье кандалов, как лязг цепей. Я направился дальше, и вдруг, минут через пять, мой взгляд упал на движущийся предмет. Он двигался в мою сторону в темноте. Подумав, что это может быть человек, я покрепче сжал трость и сделал большой круг… Это существо оказалось мужчиной. Он остановился. Мужчина был низкого роста, па его голове была шляпа с широкими полями. Я прикинул, что если пойду вперед, мужчина окажется у меня за спиной. Остановился, решая, что предпринять. Пока я неподвижно стоял на месте, мужчина стал медленно приближаться. И тут мне захотелось расхохотаться. Посетовал, что так удлинил свой путь, сделав большой круг. Я взял трость под мышку. Мужчина оказался вовсе не каким-то незнакомцем. Это был местный житель. В ту минуту я не мог вспомнить его имени, но я хорошо знал, что это добродушный рыбак, с которым мы уже не раз встречались.

– Уже так поздно, а вы гуляете? – спросил я его. Вместо ответа па мой вполне тривиальный вопрос, мужчина посмотрел на небо и прислушался.

– Вы слышали это? – в свою очередь, спросил он.

– Что? Что я должен слышать?

– Тихо… – прошептал мужчина и снова прислушался. Снова возник тот же звук, он долетел откуда-то издалека, издалека… звук звякающих цепей.

– Что это? – спросил я.

– Железная коляска, – серьезным тоном ответил мужчина. – Давно ее уже не было слышно.

Железная коляска!.. У меня мелькнула мысль, что я уже слышал о ней раньше. Удивительная история, которой я не придал значения. Не мог вспомнить, в чем именно она заключалась, но сейчас под влиянием ночи и темноты мне показалось, что это было что-то ужасное.

Захотелось сразу схватить мужчину за руку и вместе с ним немедленно оставить это место.

– Железная коляска? – повторил я. – Как давно вы ее не слышали?

– Четыре года. С той ночи, когда умер старый Гарнес.

– Кому принадлежит железная коляска?

– Э… Кому принадлежит?.. – неопределенно ответил рыбак и покачал головой.

Я не стал спрашивать его больше ни о чем, потому что мы как раз вышли из ельника и неприятные ощущения, навеянные пустынным местом, развеялись при виде полосатых красных штор отеля. Не слышно было уже звуков железной коляски, от плато нас теперь отделял лес, который поглощал все звуки.

Я прошел в свою комнату, расположенную наверху, и отворил оба окна. Я сразу же различил вдали матовый свет. Значит, в усадьбе Гарнесов еще не заснули. Внезапно во мне проснулось любопытство, захотелось узнать, когда погаснет этот свет. Я устроился у окна, но через минуту ожидания наскучило, и я принялся ходить по комнате взад-вперед, выкурил несколько папирос, потом снова подошел к Окну, думая, что уж теперь свет в усадьбе Гарнесов погас. Но не тут-то было. Свет по-прежнему горел. Тянулось время. Неожиданно я ощутил, что ночь за окном стала теплой и влажной. Я вытянул руку в открытое окно, на нее упало несколько теплых капель дождя. Ветер прекратился, с неба падал теплый дождь, спеша достичь земли. Я прислушивался и смотрел. И тут снова до меня долетело… отдаленное позвякивание железа, но звук был еще более удален, чем прежде. Порой звук вообще исчезал, потом донеслось одиночное слабое бренчанье, и вскоре через минуту или две послышался лязг.

Железная коляска!.. Я закрыл окно. В окрестностях уже светало, где-то в горах уже начался день. На деревья начала оседать роса. Под моим последним взглядом, брошенным на плато, рассвет распространялся все дальше. Я опустил на окнах шторы.

* * *

Наступила настоящая, без капли влаги летняя жара, от которой даже не шевельнется воздух. Пять курортников расположились утром на траве, принимая солнечные ванны, плескаясь в солнечных лучах.

Тогда, собственно, и прибежали трое: мальчик, рыбак и дама в белом платье.

Вся тройка хотела нам что-то немедленно рассказать, но мальчик оказался самым быстрым и первым закричал:

– Мы нашли на дороге убитого мужчину!..

Глава вторая УБИТЫЙ

– Мы нашли на дороге убитого мужчину!.. – закричал мальчик. Его глаза сверкали, как в лихорадке, все тело дрожало.

– Я тоже его видел, – пробормотал старый рыбак. – Но увидел его первый я! – снова закричал мальчик.

Потом повисло молчание, которое длилось много секунд. Ужасное сообщение поразило нас, повергло как бы в состояние паралича. Я видел, что люди, стоявшие вокруг меня, с трудом верят в услышанное. Это было так бессмысленно, возмутительно, возможно, особенно оттого, что произошедшее так не соответствовало спокойной деревенской летней идиллии. Над лугами веял ласковый ветерок, воздух был наполнен щебетом птиц, с моря доносился сильный пронзительный рокот моторной лодки. В пансионе открылась настежь стеклянная дверь и послышался голос хозяйки, отчитывающей девушек.

– Боже мой! – неожиданно воскликнул банковский служащий. – Идем туда!

Мы, мужчины, поспешили к тому месту на дороге, где нашли убитого, полубегом-полушагом, глядя прямо перед собой. Зато женщины немного отстали и некоторое время следовали за нами на расстоянии. Мальчик бежал, как маленькая быстрая собачка, то перед нами, указывая путь, то сзади, чуть не наступая нам на пятки.

Мы прошли через лес. Дорога сюда заняла всего минут пять. Нам встречались люди, которых мы забирали с собой. Потом мы выбрались на широкое пустынное плато. Под знойным солнцем плато напоминало раскаленную пустыню. Мы направились по дороге, которая тянулась по опушке леса. На бегу мы разговаривали с мальчиком.

– Ты знаешь точно? – спрашивали его. – Ты хорошо рассмотрел?

– Да, истинная правда, – клялся мальчик. – Я должен был выгнать скот на пастбище и там увидел его.

– А как ты его нашел? Наткнулся на него?

– Нет. Большой бык остановился у того места и начал что-то высматривать в траве. Я закричал на быка, но он не обратил внимания. Я подошел, чтобы посмотреть, что там. И тогда увидел лежащего мужчину. Он лежал вниз лицом.

– А что было дальше?

– Я так испугался, что побежал изо всех сил. В лесу встретил мужчину с жестяным бидоном в руке. Когда я ему все рассказал, мы повернули и побежали на это место.

– Да, мы сразу сказали… – прервал его человек, который бежал рядом, – сразу сказали, что мальчик нашел убитого.

– Почему вы так решили – что он убит?

– Голова… – пробормотал мужчина. – Голова была повреждена… но мы через минуту уже будем там.

Через минуту мы оказались на месте.

В маленькой низинке на опушке леса лежал мужчина. Было это на самом краю опушки, и на лежавшего падала тень деревьев. Первым подошел к нему студент, который вскоре собирался стать ассистентом медицины.

– Это же лесничий Блинд! – закричал он.

И тут его узнали все, женщины тоже, они подбежали к месту происшествия чуть позже. Да, да, умерший был тем самым лесничим, которого я видел накануне вечером, когда тот покидал комнаты Хильды. Он был одет в тот же самый зеленый мундир лесничего, и ружье было при нем.

Все говорило о том, что смерть, видимо, наступила внезапно, так как он лежал ничком, уткнувшись лицом в мягкий торф. Он упал на ствол ружья, из-под тела виднелся только приклад.

Студент попросил, чтобы кто-нибудь дал платок. Одна из женщин протянула ему его, а он осторожно приложил его к ране.

– Никто не должен прикасаться к телу, – предупредил он, выпрямляясь.

Одна из женщин заплакала. Сцена, возникшая перед нами, вызвала мрачное настроение, пришли мысли о тихих похоронах в жалкой местной Церкви в жаркий летний день. Воздух был изумительно ясным и прозрачным, снежно-белый платок на голове убитого шевелился от легкого ветерка. Коровы, пасшиеся на плато, поблескивали боками в лучах солнца, посматривали на нас большими глупыми глазами.

Совершенно уверен, что никто из собравшихся в этот момент не думал о том, как произошло убийство. Никому также в голову не приходило, кто мог быть убийцей. Все были поглощены тем, что видели прямо перед собой, тем, что уже случилось. Другим мыслям не оставалось места, впечатления еще не получили нужную почву, а мнение о том, что на самом деле произошло, еще не сложилось. До тех пор, пока то, что еще кажется невероятным, не дойдет до сознания и будет запечатлено там как доказанный факт, пока в результате не появится вопрос: «Как это произошло?»

Студент-медик рассуждал более сметливо, чем другие, может, в результате развившегося инстинкта, поэтому он сразу, как только мальчик сообщил: «О, тут лежит шляпа!» – повернулся к нему, а когда тот хотел поднять шляпу, схватил его за плечо.

– Не трогай шляпу! – воскликнул он. Шляпа осталась лежать на том же месте.

Это была зеленая фетровая шляпа, такие носят охотники. С левой стороны шляпы была большая пуговица, а вокруг тульи бежала пышная лента. Шляпа принадлежала мертвому лесничему.

Через минуту медик продемонстрировал па деле, что знаком с предметом.

– Тут произошло явное преступление, – заявил он. – Наш общий друг, лесничий Блинд, был убит при неизвестных обстоятельствах. Смерть наступила почти сразу, это по моей оценке, и наступила в результате удара, нанесенного тупым предметом в среднюю часть головы.

Слова «тупым предметом», от которых веяло тюрьмой и полицией, бросило дам в дрожь. Они начали потихоньку отходить от места происшествия, удаляясь все дальше и дальше, и в конце концов у трупа остались только мужчины. Студент-медик продолжал усердствовать.

– Там лежит его шляпа, – продолжал он. – Она упала с его головы, несомненно, в тот момент, когда он получил удар. До прибытия детектива все лучше оставить в том же положении.

– Детектива? – спросил я. – Вы ждете детектива?

– Конечно, – ответил студент-медик. – Мы должны телеграфировать детективу. У меня есть в Христиании изумительный человек.

– Прежде чем он появится тут, пройдет много-много часов, – заметил я. – А оставлять убитого тут не годится.

Такой поворот дела слегка озадачил медика.

– Думаю, мы не можем его тут оставить, – наконец сказал он. – Если детектив не прибудет до полуночи, убитого надо будет взять в пансион.

Поскольку многие из пас немало разъезжали, нашлись расписания движения поездов и пароходов. Вытащив свои таблицы, мы уселись на траве и принялись за их изучение. Студент-медик устроился рядом со мной и деловито склонился над моим расписанием.

– Сейчас двенадцать часов, – сказал я. – Вы уверены, что полицейский, которого вы хотите вызвать из Христиании, прибудет сюда?

– Уверен полностью. У меня есть его адрес.

– Очень хорошо. В таком случае давайте пошлем телеграмму. Телеграмма не дойдет до него раньше, чем за два часа. А это значит, что он не успеет на скорый поезд, который выходит из Христиании через полчаса. Мы должны рассчитывать па то, что он сможет поехать обычным пассажирским поездом, который отправляется в 17.13.

– Может, он возьмет специальный поезд.

– Этого он не сделает. Не следует забывать, что в нашем случае речь идет не о том, чтобы предотвратить преступление, а о том, чтобы разгадать загадку уже свершившегося. Нам придется считаться с тем, что будем ждать поезда в 17.13. Надо еще учесть, что он не может выехать сломя голову. Из Христиании до ближайшего к нам города на поезде пять часов езды. Ни в коем случае он не успеет на вечернее судно, идущее к нам последним рейсом.

– Наверное, он наймет моторную лодку.

– Пусть так… Но моторная лодка пройдет этот путь за четыре часа. Раньше двух ночи детектив к нам не доберется.

Студент-медик отрицательно покачал головой.

– Вы не знаете детектива, о котором идет речь, – сказал он.

– Мы обязательно должны считаться с действительностью, – возразил я. – Раз по нашим расчетам полицейский прибудет сюда не раньше двух ночи, значит, надо отнести убитого домой.

– Ну, пусть так, – согласился студент. – Надо так и сделать. А может, забрать его в пансион?

Я хотел ответить ему, но меня удержал от этого человек, которого окружила наша группа.

Это был представитель местной полицейской власти, ленсман.

Слух о страшной находке быстро распространился по округе. Из пансиона позвонили по телефону ленсману, и тот уже через несколько минут приехал сюда на велосипеде.

Полицейский был глубоко встревожен этим необычным происшествием, это было видно по его бледному лицу и дрожащим рукам. Он также сразу узнал мужчину в зеленом костюме лесничего.

– Бедный парень, – пробормотал он. – Как это, черт побери, могло случиться?

– Мы обнаружили его убитым, – сказал медик. – Разве вы не видите?

Ленсман наклонился над трупом.

– Очевидно, очевидно.

– Мы пришли к выводу, что убитого надо перенести под крышу, – продолжал студент медицины. – Детектив не прибудет сюда раньше, чем завтра утром.

Он стал убеждать ленсмана, что расследованием убийства должен заняться полицейский из столицы, который является высококвалифицированным специалистом. Ленсман согласился. Он даже поблагодарил медика за то, что ему пришла в голову мысль вызвать из Христиании детектива, который прибудет на место убийства. Создавалось впечатление, что ленсман доволен, ведь с него снимается ответственность хотя бы за часть дела. Но как перенести убитого?

Разговор снова коснулся пансиона. Ленсман был убежден, что умершего надо перенести туда, где он обитал при жизни. На это я резонно заметил, что это очень отрицательно подействует на гостей, отдыхающих в пансионе, во всяком случае, на женщин. Надо найти другое место.

Тогда ленсман вспомнил, что в нескольких минутах ходьбы отсюда находится незапертая небольшая хижина, принадлежащая песочнику.^[2] Тут же мы решили перенести тело погибшего туда.

Помощников было достаточно. Прежде всего сколотили носилки, на них осторожно положили убитого лесничего. Ружье положили рядом с ним.

Лицо погибшего не было искажено предсмертной гримасой. Оно было только испачкано землей и скованно.

Медик тронул меня за плечо.

– Посмотрите, прошу вас, на него, – сказал он негромко.

– А что случилось?

– Посмотрите, прошу вас, на его лицо. Он улыбается.

– А мне кажется, на лице вообще нет никакого выражения, – возразил я.

Студент-медик долго всматривался в лицо умершего.

– Улыбается, – пробормотал он. – Ироническая улыбка появилась на его лице перед тем, как убийца напал из него.

Медик предложил закрыть лицо лесничего охотничьей шляпой. Мы так и сделали. Потом четверо мужчин понесли тело погибшего к хижине над карьером, где добывался песок. Старая серая стена вдалеке выделялась среди рыжих зарослей вереска. Ленсман шел рядом с носилками. Я держался в стороне, так как всегда испытывал неприятное чувство при виде умерших или похорон.

Но куда делся студент?

Я обернулся. Ну да… Он на четвереньках, как собака, кружил вокруг места преступления.

Я усмехнулся. Что тут скажешь? Он был еще очень молод, ему было едва девятнадцать-двадцать лет. Скорее всего в детстве его пичкали всяческими книгами о разбойниках, а сейчас он решил сыграть роль детектива. Искал следы… будто с детских лет овладел методом раскрытия преступлений.

Я сложил руки рожком и закричал ему.

– Эй, алло, вы слишите? – разнесся мой голос по плато. – Не составить ли вам компанию?

Студент медленно поднялся, стряхнул землю с коленей и ленивыми шагами подошел ко мне.

– Странное дело, но, должно быть, его убили совсем недавно, – сказал он.

Значит, пришло время раздумий. Наблюдая за собравшимися, я понял, что уже не выдерживает никто. В результате этих раздумий появился первый вопрос: «Когда это произошло?» Следующий вопрос, наверное, будет таким: «Как это произошло?»

– Спросим в пансионе, когда он вышел, – заметил я. – Во время завтрака его не было видно.

Мы подошли к женщинам, которые стояли кружком и тряслись, как говорится, от страха. Задали им несколько вопросов, выяснилось, что ни одна из них не видела лесничего. Лесничий имел привычку вставать очень рано, намного раньше, чем остальные обитатели пансиона.

Через полчаса мы все собрались идти на веранду отеля-пансиона. Остановились на повороте дороги, поджидая студента-медика. Проехал ленсман на велосипеде. Кто-то пробежал. Теперь уже вся округа знала, что произошло, слух о преступлении дошел до усадеб. Мы видели, как крестьяне прерывали работу в поле, некоторые торопливо возвращались к себе домой, с лопатами и граблями на плече. Неподалеку щелкнула задвижка калитки. Это студент прибежал с телеграфа, он помахал нам шапочкой, красная подкладка которой вспыхнула на солнце.

– Я говорил с ним по телефону! – победоносно закричал он издалека.

Парень был этим чрезвычайно доволен и потому необычайно разгорячен. – Разговаривал с ним по телефону, – повторил он, когда мы поднялись на веранду. – С ним лично.

Студент-медик не называл имени полицейского, но все знали, кого он имеет в виду.

– Приедет? – посыпались на него вопросы.

– Да, приедет. И так быстро, как только возможно. Но точно не сообщил когда. Только бы нам не попасть впросак, – тут же поспешил он заметить. – Кто знает, убийство ли это было на самом деле?

– А что другое могло быть?

– А вдруг несчастный случай?

– Это невозможно, – заметил кто-то. – Тут нечего думать.

Потом мы долго обсуждали происшествие, обсуждали с разных сторон.

– Но кто, черт побери, его убил? – неожиданно спросила одна из дам.

Действительно, кто? У лесничего не было в округе врагов, во всяком случае, об этом не было ничего известно. Он был человеком очень спокойным, замкнутым. Сторонился проживающих в отеле-пансионе, в обществе редко когда подавал голос, в одиночку совершал длительные прогулки.

– Вы его знали раньше? – обратился ко мне студент. – Может, вам что-нибудь придет в голову, связанное с этим?

– Знал, но весьма поверхностно, – ответил я. – Может, за все время встречал его два-три раза. Фактически не было никакого общения.

Могло ли быть это нападением с целью грабежа? Скорее всего нет. У покойного лесничего медик и я заметили перстень с бриллиантом и цепочку от золотых часов.

На веранду вышла хозяйка и сообщила, что постель лесничего была не разобрана. Значит, ночью его в пансионе не было. Отсюда возникала возможность, что его убили накануне вечером.

Студент-медик сразу же принял это к сведению.

– Я должен был определить это по следам, – пробормотал он. – Ведь ночью шел дождь… Когда дождь начался?

Большинство считали, что дождь начался около полуночи. Медик посмотрел также на меня.

– Кажется, вы что-то вспоминаете? – спросил он меня.

– Да, – ответил я. – Дождь начался в первом часу.

– Откуда вы знаете?

– Я еще не заснул. И видел, как падали первые теплые капли. Вместе с тем, дамы и господа, хочу сообщить, что между одиннадцатью и половиной двенадцатого я шел через плато.

– Вы что-нибудь слышали?

– Где-то очень далеко слышал тарахтенье коляски. И все.

– Вы возвращались из усадьбы Гарнесов?

– Да. Возвращался из усадьбы… А кто видел лесничего последним? – неожиданно спросил я.

Отвечали мне по-разному.

Кто-то видел его в последний раз за ужином. Хозяйка отеля-пансиона сообщила, что обратила на него внимание, когда он через час направился к себе в комнату. Одна из дам видела, как он в костюме лесничего с ружьем па плече в половине десятого собрался выходить из отеля. Он вежливо поклонился даме, потом сказал несколько слов о том, что скоро пойдет дождь. Лесничий показал на небо: «Вы только взгляните. Все небо покрывается тучами! Ветер гонит дождевые тучи!»

– А вы? – обратился ко мне студент-медик. – Может, вы видели его еще позже?

– Лесничего Блинда я видел в последний раз в половине одиннадцатого, – ответил я.

Я рассказал, что произошло минувшим вечером. Изложил, как случайно видел Блинда, покидавшего дом усадьбы Гарнесов и затем скрывшегося где-то на плато. Все это я передал с большой осторожностью, ни словом не обмолвившись, что покойный выходил из комнат фрёкен Хильды. Когда я закончил рассказ, мои слушатели долго сидели молча, с задумчивым видом. Дамы несмело переглядывались.

– Странно, что вас не впустили в дом, – заметил студент-медик. – Как-никак молодой Гарнес – человек очень общительный.

– У меня создалось впечатление, что в доме происходило что-то необычное, – сказал я. – Управляющий выглядел смущенным, а его голос, когда он запретил мне входить в дом, был очень решительным. Знаете, полное несоответствие… Мне показалось, что в это время я был весьма нежелательным гостем. Кстати, мне показалось, что дело тут даже не в моей особе.

– Вы считаете, что в усадьбе что-то происходило?

– Да, считаю.

– Но вы не заметили ничего чрезвычайного?

– Нет, не заметил. И не слышал. Но в связи с тем, что свет появлялся в различных комнатах, в каком-то, так сказать, беспорядке, я сделал вывод, что в доме неладно.

Тотчас студент-медик предположил, что смерть лесничего могла иметь связь с тем странным беспокойством, которое наблюдалось в этой обычно совершенно спокойной усадьбе.

– Как вчера вечером Блинд выглядел? Был ли он взволнован?

– Вроде бы нет, – ответил я. – Он, как обычно, был спокойным, на лице никакого волнения. Он остановился в десятке шагов от меня у большой груши, закурил трубку, пламя спички осветило лицо, и мне было хорошо видно его выражение. Нет, он был совершенно спокоен…

Весь полдень разговор кружился вокруг этой темы. Загадочное преступление вызывало у собравшихся такое возбуждение, что вновь и вновь задавались те же самые вопросы, а воображение рисовало все новые картины. Скорее всего в головах возникали самые неправдоподобные предположения. Дамами овладела такая ужасная нервозность, что они не могли нормально есть, пренебрегали изысканными блюдами, отставляли наполовину недопитые стаканы с молоком. До такой степени напугал их разговор об убийстве.

Что искал лесничий в такую позднюю пору в усадьбе Гарнесов?

В глазах дам появился таинственный блеск, сдержанные улыбки как бы давали понять, что они знают нечто такое… и воображение мчалось вперед на полных парах. Лесничего много раз видели с фрёкен Хильдой. Один Бог, знает, зачем Блинд столько времени сидел над морем, если не для того, чтобы встретить фрёкен Хильду – а ведь его ждали леса, в которых он привык бродить. Я намеренно не называл имени фрёкен Хильды, так как знал склонность дам к спекуляции на известную тему. Поэтому и не сообщил о том, как Блинд вышел из ее личных комнат в половине одиннадцатого вечера.

Дамы зря надеялись, что я расскажу что-нибудь о любовном романе. Но все же они убеждали в этом студента-медика. И когда вечером разнесся слух, что по дороге проедет фрёкен Хильда, на веранде забурлило от дам и господ, которые толпились, стремясь увидеть героиню дня.

Фрёкен Хильда проезжала в четырехколесной коляске. В коляске она была одна и ехала быстро. Вожжи она держала натянутыми и все время смотрела прямо перед собой. На голове у нее была надета белая шапочка из фланели, которая была прикреплена к густым бронзовым волосам длинной булавкой. Эта булавка с позолоченной головкой бросалась в глаза. Привлекало внимание и лицо самой фрёкен Хильды. Она была бледнее обычного, лицо было так напряжено, что казалось, она вот-вот заплачет. Она очень спешила, коляска свернула вправо и исчезла в клубах пыли.

– Поехала к ленсману, – сказал кто-то. – Там живет ленсман.

Пять минут спустя Хильда снова проехала в коляске по дороге, но уже в противоположном направлении. На этот раз она была не одна, в коляске сидел ленсман. В руке Хильда держала кнут. Лошадь обливалась потом.

Дамы были убеждены, что Хильда хотела увидеть убитого. Всем было известно, что никто не мог проникнуть в дом песочника без ленсмана. Для этого она и поехала за ним. Вернулась она очень быстро, оторвала ленсмана от работы в конторе. Он должен был поехать в любом случае. Как Хильда погоняла лошадь! Коляска уже давно исчезла в гуще деревьев, а мы все еще слышали тарахтенье колес на дороге.

Вслушиваясь в этот стук колес, который медленно затихал, пока наконец совершенно не затерялся в лесу, я припомнил мелкое происшествие минувшей ночи – мое свидание с рыбаком. Припомнилось это, потому что и он возвращался с плато и так же, как я, стоял и слушал звук далекого стука колес. Да, да… О чем же он говорил? А! Железная коляска!.. Передо мной снова возникла фигура рыбака, он стоял рядом в темноте, маленький, настороженный. На мой вопрос, кто является владельцем железной коляски, он ответил: «Да, да, кому она принадлежит?..»

Под вечер к отелю-пансиону пришло много местных жителей. Они хотели что-нибудь узнать о несчастном случае. Разговаривали вполголоса, осторожно, будто были на похоронах, расспрашивали прислугу и хозяйку, некоторые набирались смелости и вступали в беседу с гостями, начиная с погоды и видов на урожай. Все они побывали в хижине песочника и на месте убийства. Деревенский лавочник сообщил, что фрёкен Хильда была в хижине, быстро осмотрела труп и вышла быстро из нее. Она не плакала, но по совершенно застывшему лицу разлилась смертельная бледность. Было удивительно, что никто из деревенских жителей не говорил ничего конкретного о причине убийства или о том, кто мог быть убийцей. Однако по их случайным фразам и жестам можно было понять, что по этому поводу у них имеется свое мнение. Говорили о плато. Странное это было плато. Там происходило много разных вещей. Имела свои тайны и старая усадьба, деревенские жители что-то знали о них, но говорили об этом неохотно.

Наступил жаркий тихий вечер. Мы сидели на веранде и вели разговор на ту же самую актуальную тему. По мере того как опускались сумерки, дам все больше охватывал озноб. Да и мужчинам было не по себе. Нас все время не покидало ощущение ужаса и какой-то неопределенности. Далеко на плоскогорье собиралась гроза, а мы, курортники, сидели тут спокойно и тихо, наслаждаясь летним вечерним теплом. Какой контраст! Мы прислушивались к плеску весел, доносившемуся с моря, к звукам шагов, долетавшим от дороги. Воздух был заполнен щебетом птиц и папиросным дымом, светло-синим, поднимающимся прямо вверх. Когда нам начали сильно докучать комары, мы перешли в гостиную. Дамы были уже сонными, но не хотели укладываться спать. Они боялись одиночества.

Внезапно я услышал, как кто-то произнес мое имя. Голос доносился с веранды. Не припомнил, чтобы слышал этот голос прежде.

– Вас кто-то зовет, – сказал студент-медик.

– Да, я слышу.

Я, пересиливая себя, поднялся, пошел в сторону веранды и открыл двустворчатую дверь. На веранде не было ни души, только стояли плетеные кресла и стол. На столе стояло несколько пустых бутылок из-под содовой воды и несколько стаканов. Я остановился удивленный, но через минуту услышал новый возглас. И тут я увидел у входа на веранду желтую соломенную шляпу. Сделал несколько шагов в том направлении, соломенная шляпа исчезла и появилась седая голова. Меня приветствовал рыбак, с которым мы встретились вчера вечером.

Я наклонился над перилами и неожиданно для себя с благодушием произнес целую многословную тираду.

– Ах, это вы! – воскликнул я. – Как приятно видеть вас снова. Ведь мы разговаривали с вами вчера вечером?

– Сегодня работал целый день, – сказал рыбак. – Иначе пришел бы гораздо раньше.

– А что вы хотите от меня?

Рыбак посмотрел на меня прищуренными глазами.

– Разве не странно, что все это случилось? – спросил он.

– Вы имеете в виду убийство?

– Да. Я слышал, что вчера вечером убиличеловека.

– Так оно и есть.

– Около одиннадцати?

– Трудно сказать точно. Его видели в последний раз живым в половине одиннадцатого. Я видел его лично.

– Разве это не странно?.. Разве это не странно?.. – пробормотал рыбак. – Ведь вы тоже слышали? – спросил он.

– Что?

– Железную коляску… Мы стояли вместе и оба прислушивались. Издалека доносился стук железной коляски.

В голосе у него чувствовалась удивительная дрожь.

– Вы шли через плато?

– Да, – ответил он. – В одиннадцать я шел мимо хижины песочника.

– Вы слышали что-нибудь?

– Я слышал только железную коляску.

– И ни одного крика?

– Нет.

– Подождите меня, – сказал я. – Сейчас вернусь.

Я пошел за своей шляпой и обязательной прогулочной тростью с набалдашником из слоновой кости.

Потом я вышел на дорогу и помахал рукой, подзывая рыбака.

– Давайте пройдемся, – предложил я. – Расскажите мне, прошу вас, о железной коляске. Это, наверно, какая-то старая басня?

– Старая басня? – пробормотал рыбак, не понимая, что я имею в виду. Он кивнул головой. – Присядем где-нибудь. На ходу трудно разговаривать. И вы… уж очень быстро идете… А я устал… Целый день работал.

Рыбак указал пальцем на валун, лежащий вблизи от опушки леса. Валун выдавался среди буйной травы перевернутой большой чашей. Мы побрели по влажному от вечернего тумана лугу.

– Уже поздно, – сказал я, когда мы устроились на валуне. Зная привычки деревенских жителей, их медлительность, я хотел поторопить рыбака.

– Да… В эту пору вчера уже все произошло, – протянул рыбак.

– В каком месте вы услышали железную коляску?

– А вот сразу… как вышел из леса, в том месте. Я хорошо знал уже это звяканье, его ни с чем не спутаешь. Я же его слышал несколько раз в жизни.

– Когда?

– Четыре года назад. Было это в ту самую ночь, когда умер старый Гарнес.

– Его тоже убили?

– Нет. Он утонул. Море вынесло на берег его шляпу, там, где песчаный пляж. А через несколько дней нашли его лодку. Она плавала перевернутая, волны ударяли ее о скалу.

– А тело?

– Его нигде не нашли.

– Сколько лет ему было?

– За шестьдесят. Никто не мог понять, с чего это вдруг старому человеку пришло в голову отправиться в море на маленькой утлой лодке.

– Это была странная мысль.

– Да, да, очень странная. Мы говорили об этом немного среди своих. Это было подозрительно.

– Самоубийство?

Рыбак уклонился от ответа.

– Каждый отвечает за свои поступки, – наконец сказал он.

– Но вы в ту ночь слышали железную коляску?

– Да, да… Так же отчетливо, как прошедшей ночью. Я вам расскажу… Старая усадьба Гарнеса… у нее есть удивительные тайны.

Рыбак начал свой долгий рассказ о таинственных событиях, которые связаны с усадьбой. Люди рассказывали, что предшествующий владелец поместья убился насмерть, разъезжая в железной коляске. Был он чудаком, много путешествовал по свету и не пользовался хорошей репутацией. Промотал отцовское имение, стараясь осуществить какие-то идиотские идеи. У него была большая слабость к лошадям и необычным экипажам. Однажды он решил сделать коляску целиком из железа. У коляски было два колеса, на передке был установлен большой щит, как на израильских боевых колесницах, которые он видел в иллюстрированной Библии. Однажды на плато он в этой коляске разбился насмерть. В более позднее время, когда происходило что-то недоброе у Гарнесов или кто-то умирал, всегда на плато слышался лязг железной коляски. Причем коляску никто не видел, и она нигде не оставляла никаких следов. Некоторые жители считали, что железная коляска до поры до времени спрятана в каком-то укрытии. Эта постройка закрывается на ключ, она находится в глубоком овраге. В последний раз слышали лязг железной коляски четыре года назад, когда умер старый Гарнес. Об этом человеке ходило много всяких слухов, у него будто бы были расстроены денежные дела. Все вокруг видели, что хозяйство гибнет, превращается в руины. Энергичному сыну, однако, удалось удержать усадьбу на поверхности и даже заплатить большинство долгов отца… Обо всем этом мне рассказал рыбак, осторожно, подбирая слова, будто боялся, что я не поверю ему.

– Есть несколько людей, которые слышали ночью тарахтенье железной коляски, – сообщил под конец рыбак. – Я хочу вас спросить… вы можете об этом рассказать другим?

– Почему бы и нет? Рыбак долго сидел молча.

– Мне не верят, – наконец сказал он. – Был я у священника, рассказал ему об этих удивительных происшествиях на море и на суше. Говорил также с директором школы. Но они только смеялись надо мной, мол, у меня слишком буйная фантазия. Но сейчас я подумал, что я не ошибаюсь, ведь есть рядом человек из столицы, человек ученый. Ведь вы слышали громыханье этой железной коляски? А?

Меня еще раз поразила настойчивость рыбака. Уверенность, что я без колебаний стану на его сторону.

– Я слышал этой ночью тарахтенье какой-то повозки на плато, – произнес я. – Но не убежден, что это была коляска-призрак.

– Это не может быть другой коляской, – возразил рыбак с досадой. – Вспомните, ведь вы ночью слышали этот звук, такой тяжелой коляски, и она обязательно должна была оставить следы. Если, конечно, настоящая… А где они?.. Вы сами посмотрите – на дороге нет никакой колеи.

Мне не хотелось вникать в это дело. Я сказал рыбаку, что завтра приедет человек, к которому можно будет обратиться.

– Как вас зовут? – спросил я.

– Ян Янсен, – ответил рыбак.

– Ладно, Ян Янсен… Завтра утром почтовым пароходом из Христиании приедет полицейский. Поговорите с ним. Он, вероятно, выслушает вас с интересом.

Я закурил сигару, чтобы дымом отогнать комаров. Рыбак сидел молча и удрученно смотрел прямо перед собой.

– Будет ветер, – пробормотал он.

– Ветер! – пренебрежительно отмахнулся я. – Смотрите, повсюду спокойствие. Даже дым от сигары медленно поднимается прямо над нами голубыми кольцами.

Рыбак показал рукой па море, скрытое лесом, и сказал:

– Ветер. Ветер с юга. Когда море так поет в шхерах, жди ветра.

Я прислушался. Действительно, мне показалось, будто внизу раздаются шум, шорохи, которые человек не всегда расслышит, такие они слабые. Но вокруг нас было тихо и светло, все как бы дремало. Цвета уже не различались, на фоне неба деревья казались испепеленными скелетами. Внезапно рыбак повернул голову и подскочил как ужаленный. Он прислушался. Прислушивался так напряженно, что наполовину открыл рот.

– Что вы слушаете? – спросил я.

– Кажется, я слышу…

Он снова долго прислушивался. Потом сел на камень и спокойно сказал:

– Нет, ничего не слышно…

Рыбак оказался прав. Среди ночи начал подниматься ветер. В половине второго я вернулся к себе в комнату, окна шумно дребезжали, того и гляди сорвутся запоры. Порыв ветра вырвал из моей руки дверь и с грохотом захлопнул ее. Не зажигая лампу, я минуту стоял у окна, открыв его, и смотрел на плато, на усадьбу Гарнесов. Там не светилось ни огонька.

Новый порыв ветра налетел прямо на меня. Ветер с моря нес с собой влагу и вкус соли. На своем пути он цеплялся за верхушки деревьев, колыхал мощные кроны, и этот сильный шум наполнял весь лес. Казалось, прямо на меня через золотое хлебное поле катится громадная шумящая волна. Я безуспешно пытался удержать трепещущие на ветру полы моего пиджака, застегнуть его, потому что внезапно почувствовал леденящий холод. Зной, целый день висевший над нами, как горячее пуховое одеяло, был наконец разорван ветром в клочья.

Я уже хотел закрыть окно, когда вдруг замер в неподвижности. Издалека донесся звук, похожий на скрежет металла. Звук летел впереди волны ветра, он усиливался и ослабевал вместе с порывами ветра. Звук доносился с плоскогорья.

Снова грохотала железная коляска…

Глава третья СТАРАЯ УСАДЬБА

На следующий день я проснулся почти в полдень от ощущения, что нахожусь в своей комнате не один. Я повернулся в постели и огляделся. На столе лежала черная коробка, которая не принадлежала мне и которую я никогда раньше не видел. Это был фотографический аппарат. В кресле рядом со столом сидел мужчина среднего возраста.

Я сел на постели, ничего не понимая, подумал, что продолжаю спать.

– Прошу лежать… прошу спокойно лежать… Я не хотел вам помешать… – раздался спокойный вежливый голос.

А, подумал я, это должен быть он, полицейский.

– Как вы проникли в мою комнату?

– Обычным способом – через дверь, – раздался тот же спокойный голос.

– Вы, наверное, вошли очень тихо, так как я сплю чутко.

– Да, – ответил мужчина. – Я знал, что вы спите, и потому пробирался осторожно. Избегал шума.

Я наполовину свесился с постели, с любопытством посмотрел на мужчину.

– Почему вы не хотели шуметь?

– Не хотел разбудить вас.

Незнакомый мужчина усмехнулся. Усмешка его была одновременно и доброжелательной, и ироничной. С моей позиции в постели было удобно за ним наблюдать. Я прикидывал, в каком он возрасте, потом решил, что ему лет тридцать пять или сорок. Он был среднего роста, плечистый. Голова казалась маленькой по сравнению с мощной шеей. У него была лысина и борода с проседью, он носил очки в черной оправе. Живые глаза постоянно меняли выражение. Когда он щурился, за стеклами очков они превращались в две черные черточки и придавали лицу ироническое выражение, выражение недоверия; когда, наоборот, смотрел на меня открыто и внимательно, его глаза становились неестественно большими и просто колючими. Мужчина не вызывал симпатии.

– Кто вы? – спросил я.

– Наверно, вы уже догадались, – ответил незнакомец. – Меня зовут Асбьёрн Краг.

– Полицейский?

– Детектив, – поправил он, – Определение «полицейский» подразумевает работу в государственном аппарате. Когда-то давно я действительно находился на государственной службе. Сейчас я стал сам себе господином, называю себя частным следователем. Должен отметить, вы совершенно правы, когда утверждаете, что спите очень чутко.

– Почему?

– Мне стоило только посмотреть на вас, и вы сразу открыли глаза.

– У вас опыт будить спящих, посмотрев на них?

– Это очень просто. Если бы знал, что вы спите так чутко, я бы не смотрел на вас так пристально.

– А зачем вам было смотреть на меня?

– Наблюдение за спящими людьми всегда вызывало у меня большой интерес. Интересно и слушать их. Некоторые люди говорят во сне. Как и вы.

– Чего вы от меня хотите?

– Я хочу поговорить с вами об убийстве. Мне сказали, что вы видели покойного при его жизни самым последним.

– Да. Я видел его накануне вечером, в половине одиннадцатого.

– А убит он был точно в одиннадцать.

На моем лице в этот момент должно было отразиться удивление, вызванное совершенной уверенностью детектива.

– Не так трудно сделать соответствующий вывод, – пояснил он. – От усадьбы до места убийства всего полчаса ходьбы.

– Неизвестно, шел ли он по дороге, – возразил я.

– Вы помните о дожде, – сказал детектив. – Следы точно свидетельствуют, что несчастный упал на землю перед дождем.

В этот момент я не нашелся, что сказать. Асбьёрн Краг поднялся.

– Пока вы будете собираться, я прогуляюсь во дворе, – сказал он. – Мне редко приходится бывать на воздухе, поэтому надо использовать те несколько часов, которые появились. Воздух чудесный…

– Вы собираетесь так быстро уехать обратно?

– Возможно. Но один я не уеду.

– Кто же будет вас сопровождать? Детектив прищурил глаза.

– Это же так просто… Убийца.

Из комнаты рядом доносились голоса. Краг прислушался.

– Говорят об убитом, – сказал он. – Все говорят о нем.

Потом он кивнул мне и вышел из комнаты. Фотографический аппарат он взял с собой.

Я лежал в постели и медлил вставать. Не было никакого желания подниматься. Наконец выскользнул из-под одеяла и надел легкий летний костюм. Когда открыл окно, убедился, что на дворе снова жара, неподвижная и тягучая. Небо висело низко над горизонтом, будто придавливая собой воздух, который загустел от жары. Не шевелились даже листья, вчерашний вечерний ветер давно уже умчался дальше.

Постоял минуту, прислушиваясь к голосам в соседней комнате. Адски шумят, подумал я. Сунул сигарету в рот, вышел. В гостиной обратился к хозяйке с просьбой дать мне другую комнату. Сказал, что наверху слишком громко разговаривают в соседней с моей комнате. Хозяйка обещала уладить дело; Потом я вышел к детективу. Тотчас же заметил его и остановился в тени больших деревьев.

– Прошу не шевелиться! – крикнул он мне. – Получится красивый профиль.

Раздался щелчок фотографического аппарата, после чего детектив, улыбаясь, подошел ко мне.

– Любительская фотография – мое маленькое увлечение, – сказал он. – А так как оно всегда перерастает в большую страсть, становлюсь опасным для окружающих. Вы получились на фоне коричневых скал, надеюсь, извините меня. Вы уже позавтракали?

Вопрос прозвучал совершенно неожиданно.

– Нет, – ответил я. – Поскольку вы так спешили поговорить со мной, не хотел вас задерживать.

– Так я и думал, так я и думал, – пробормотал детектив себе под нос и дружески взял меня под руку. – Прошу меня извинить, мы все сейчас организуем.

Он затащил меня в одну из гостиных отеля. Тут стоял стол, накрытый для двух человек. На столе стояли редиска и яйца, мягкий белый хлеб, омары, холодная рыба, много закусок, просто великолепных для жаркого летнего дня, салфетки с бело-голубым оттенком. Меня это привело в хорошее настроение, и я поблагодарил детектива за то, что он так позаботился обо всем.

– За таким столом нам будет лучше беседовать, – сказал детектив. – У меня волчий аппетит. Сегодня уже успел набегаться.

– Так вы только сейчас приехали?

– В половине шестого моторной лодкой. Уже успел встретиться с пастором.

– Зачем вам понадобился пастор?

– Мне хотелось задать ему один-единственный вопрос. Телефона нет, поэтому пришлось посетить его лично. Мне хотелось узнать, ездил ли кто-нибудь на его лошади вчерашней ночью.

Я удивленно посмотрел на детектива.

– В таком случае вы, наверное, успели также повидаться и с Яном Янсеном?

– Да. Вы верите в существование железной коляски? Я слегка задумался.

– Вы ставите очень странные вопросы, – наконец ответил я. – Думаю, вы сами хорошо представляете, что такой рассудительный человек, как я, не может верить в старые фантастические сказки!

– Но вы слышали тарахтенье коляски?

– Да.

– Очень далеко?

– Да, очень-очень далеко. И однако было совершенно отчетливо слышно: это грохот коляски на плато.

– Как бы вы охарактеризовали этот звук? Напоминает он позвякиванье наручников?

– Да. Во всяком случае, металлическое лязганье было слышно отчетливо.

– Очень любопытно, – пробормотал детектив. – Будьте добры, расскажите мне все, что вы пережили в течение вчерашнего вечера. С той минуты, как вы увидели во дворе усадьбы Гарнесов лесничего, и до момента, когда легли спать… Как можно подробней.

Я рассказал обо всем, что знал. Когда дошел до момента обнаружения трупа, не забыл даже о том, чтобы сказать, кто тогда собрался на опушке и как старался медик, превратившись на время в детектива.

– Подумать только, – закончил я, – он даже искал следы и измерял расстояние до ближайшего дерева.

Но все это детективу, оказалось, было не интересно.

– Так, так… – поддакивал он, как бы занятый одновременно своими мыслями. – Да… И что же дальше?

Его внимание привлекло упоминание о шляпе.

– Шляпа лежала на определенном расстоянии от тела? – спросил он.

– Да.

– А как далеко?

– Точно сказать не могу. Кажется, метрах в двух. Асбьёрн Краг долго сидел в задумчивости.

– Удивительное дело, – вздохнув, пробормотал он. – Вы хорошо рассказали о том, что произошло вечером, – затем сказал он. – Но я хочу спросить вас еще кое о каких подробностях.

Детектив прикрыл глаза, и снова на его лице появилось выражение сарказма, сомнения.

– Когда вы легли спать? – спросил он.

– В два часа, – ответил я.

– В таком случае я уже знаю, о чем вы должны мне рассказать. Могу предположить, что вы и ночью слышали тарахтенье железной коляски.

Я ничего не ответил, так как он в самом деле попал в десятку.

В это время на дороге остановилась коляска. Детектив посмотрел в окно.

– Это ленсман, – сказал детектив. – Он приехал, что< бы забрать меня с собой. Вы должны поддержать нашу компанию.

– Зачем? Куда вы едете?

– В усадьбу. Я еще там не был. У вас нет желания ехать с нами?

Асбьёрн Краг замолчал.

– Прошу понять меня правильно, – произнес я. – Я еще не пришел в себя после вчерашних происшествий. Совершенно не хочется новых сильных переживаний.

– Что там может быть такого тревожного? – спросил детектив. – Мне хочется поговорить с владельцем усадьбы Гарнесом, хочется услышать от него о последнем визите покойного. Сделайте мне услугу, составьте компанию.

– Меня лично это дело не интересует так сильно. Вам лучше взять с собой студента-медика.

На это детектив решительно взял меня под руку.

– Нет, поехать с нами нужно вам, – настаивал он. – Вы ничего не потеряете.

Ленсман относился к нашему гостю, проводившему «исследование», с подчеркнутой вежливостью, он даже вычистил щеткой сиденье коляски, хотя на нем не было и пылинки. Когда мы проезжали перед отелем, на веранду высыпало довольно много гостей. Они смотрели на нас с громадным любопытством. К нам выбежал медик, одетый в белый спортивный костюм, он был взволнован, хотел, чтобы мы забрали его с собой, но его желание не исполнилось, – мы уехали без него. Студент стоял разочарованный, приложив руку козырьком к глазам, и провожал нас взглядом. Я насмешливо помахал ему рукой. Он производил на меня не очень приятное впечатление. Он считал, что красив, у него были слишком ухоженные усы, а под усами постоянно змеилась, как приклеенная, улыбка.

Когда мы достигли хижины песочника, ленсман остановил лошадь – его попросил об этом Асбьёрн Краг. Краг несколько минут манипулировал своим фотографическим аппаратом, после чего попросил ленсмана открыть хижину.

– Что вы тут ищете? – спросил я детектива. – Разве вы еще не видели убитого?

– Видел, – ответил он. – Но тогда было еще не достаточно светло.

– Не достаточно светло?

– Конечно. Для фотографирования. Понимаете?

– В таком случае вы должны знать, – сказал я, – что я не стремлюсь к новым сильным ощущениям. Да вы и утверждали, что их не будет.

Тем временем ленсман отодвинул засов на двери. Мы находились с Асбьёрном Крагом у коляски вдвоем. На его лице снова появилось отвратительное выражение жестокой подозрительности.

– Вы боитесь смотреть на лесничего? – спросил он быстро. – Вы можете, впрочем, остаться тут, снаружи. Я не принуждаю вас входить в хижину.

Не отвечая, я направился к постройке. Асбьёрн Краг последовал за мной, продолжая на ходу щелкать своим фотографическим аппаратом.

Маленькая хижина песочника была похожа на те будки, что ставятся на дорогах или железнодорожных переездах, в пустынных местах. Хижину в свое время соорудили как хранилище для лопаты, кирки и других инструментов, необходимых для добычи песка. И сейчас у стен стояло несколько различных инструментов, облепленных затвердевшими землей и глиной.

В хижине была только одна комната.

Детектив распахнул окна, помещение наполнил свежий воздух с плато. Посредине комнаты стоял широкий стол из неструганых досок. На этом столе лежал умерший.

Я подошел к столу и посмотрел на его лицо. Припомнил, как студент-медик рассуждал предыдущим днем, и молчаливо должен был признать его правоту. Умерший как бы улыбался, и улыбка была немного насмешливая, в ней чувствовался триумф.

Я вздрогнул, услышав щелчок фотоаппарата, а когда обернулся, заметил, что детектив окинул меня внимательным взглядом.

– Я думал, что вы хотите сфотографировать умершего. – Сказал я.

– Так оно и есть, – ответил детектив. – Но я хотел также запечатлеть и ваше лицо. У вас было такое непередаваемое выражение лица, в нем были сразу и удивление, и страх. Не мог удержаться, чтобы не зафиксировать его на фотографической пластинке.

Детектив передвинул умершего так, чтобы свет падал на его лицо. Сейчас лесничий выглядел как живой, у него, казалось, даже сохранялся румянец на щеках. Выделялся острый профиль, высокий лоб. Волосы были густые, бронзовые, зачесанные на правую сторону. У бороды был рыжий оттенок.

– Может, поправить ему галстук? – спросил я детектива. – Галстук во время падения тела передвинулся так, что узел оказался где-то возле уха, а пристяжной воротничок в двух местах сломался.

– Нет, – ответил раздраженно детектив. – Пусть; будет как есть.

Создавалось впечатление, что детектив никогда не закончит фотографировать убитого. Воздух в комнате становился все плотнее, мне становилось плохо, но не хотелось, чтобы Краг заметил мою слабость. Наконец он закончил съемки. В ту минуту, когда он складывал фотографический аппарат, я был близок к обмороку, Асбьёрн Краг открыл дверь. Помещение сразу стало продуваться ветерком. Мне сделалось лучше. Я заметил, что ленсман сильно побледнел. Он впервые имел дело с расследованием убийства. Зато Асбьёрн Краг был, как обычно, спокоен и невозмутим. Он на ходу вкладывал в фотоаппарат новую пластинку. Видимо, покойник, лежавший на столе, был для него самым интересным объектом для фотографирования.

– Двинемся дальше? – спросил я.

– Еще нет, – ответил Краг. – Хочется взглянуть на шляпу.

Он взял шляпу умершего, сунул пальцы внутрь, повернул ее, пригладил, будто исследовал, будто стоял в магазине готового мужского платья и выбирал, чем бы прикрыть голову.

– Помните ли вы, – спросил он меня, – как покойник носил шляпу, когда видели его в последний раз?

– Как обычно, – ответил я. – Как обычно носят зеленую шляпу лесничего.

Детектив, по-видимому, вообще не замечал моего недовольства тем, что я нахожусь в помещении с мертвецом.

– Хотя вы сами себя и не видите… – бормотал он, устраивая шляпу лесничего на моей голове.

– Эге, вот в такой манере, – продолжал он свой монолог и поправил шляпу. – О, вот так, очевидно, и было… Это чрезвычайно интересно. Вы себя плохо чувствуете?

– У меня нервы не стальные, – ответил я. – Посмотрите на ленсмана. С ним тоже нехорошо.

– Ничего подобного, все наоборот, – поспешил заметить ленсман. – Только воздух в помещении немного… немного душный и плотный.

– Да, да… Но мы сейчас уже заканчиваем. Прошу извинения за задержку.

Детектив положил руку мне на плечо и прищурил глаза, которые за стеклами пенсне выглядели, как две черные точки.

– Вы правы, – сказал он. – У вас не стальные нервы. Потом Краг положил зеленую охотничью шляпу на грудь умершего. И мы все трое вышли из хижины песочника. Ленсман задвинул засов на двери.

Чувство освобождения овладело мной, когда я вдохнул свежий воздух плоскогорья, лежавшего под высоким голубым небом. Во время нашего отсутствия лошадь, пощипывая траву, с каждым шагом удалялась от дороги, и в конце концов коляска оказалась в канаве. Потребовалась сила троих мужчин, чтобы вытянуть коляску на дорогу. Мы двинулись в сторону усадьбы Гарнесов. Было два часа пополудни.

Детектив не скрывал восхищения красивыми пейзажами, так по крайней мере представлялось со стороны. Он сделал жест рукой в сторону леса и озер, как бы очерчивая вокруг них раму.

– Ах, какой сюжет для художника! – воскликнул он.

Странно, он думал о таких делах сейчас, когда его голова должна была быть заполнена необычной и скверной загадкой, которую ему следовало разгадать.

Мы приближались к Гарнесам. Работа на полях была в полном разгаре. Когда мы проезжали мимо, люди выпрямлялись и смотрели на нас, прищурив глаза. Асбьёрн Краг начал восторгаться лиственной аллеей, ведущей к усадьбе. Там, где кончался благоухающий тоннель, появилось белое здание. Когда мы въехали во двор, нас поразила гамма цветов, фиолетовые кисти сирени выглядывали между белыми как снег столбами забора.

В главном здании все двери и окна были раскрыты, ветер свободно разгуливал по дому, дул в шторы и пытался унести их с собой. В воздухе стоял запах лугов, зерновых и клевера. Под необъятным ясным небом установился чудесный летний день.

Ленсман остановил лошадь так резко, что из-под копыт вылетел мелкий гравий. Не слезая с коляски, мы всматривались во входные двери, ожидая, что кто-нибудь в них появится. Через некоторое время на крыльцо вышел человек в белом летнем пиджаке. Это был управляющий. Я кивнул ему головой и соскочил из коляски.

– Дома ли хозяева? – спросил я.

– Да.

Управляющий не двигался с места. Он держал руки в карманах брюк и с любопытством смотрел на нас.

– Нам надо поговорить с самим Гарнесом, – сказал я и сделал несколько шагов вперед.

– Войдите, – пригласил управляющий, однако не сдвинулся с места на крыльце.

Сейчас я мог присмотреться к нему повнимательней. Это был тот самый человек, который вчера вечером не пустил меня в дом. Он по-прежнему был бледен, сохранилось то же странное выражение в глазах. Он щурил глаза, что подтверждало мысль о бессонных ночах. Желтоватая кожа, удлиненный нос еще более подчеркивали и без того скверный вид управляющего. Так обычно выглядят бодрые, крепкие люди, которых внезапно поразило большое горе или какое-либо другое ужасное потрясение.

Наконец управляющий очнулся и сдвинулся с места, предложив пройти в одну из комнат. Детектив водрузил свой черный кофр с фотографическим аппаратом на стол и потом без стеснения стал разглядывать управляющего. Рассматривал долго. Управляющий был удивлен таким любопытством.

– Кто вы такой?

– Я из Христиании, – поспешил ответить Краг. – Детектив. А вы тут управляющий, не так ли?

И он снова пристально посмотрел на него.

– Да.

Управляющий отвернулся, пробормотав что-то себе под нос, что должно было утвердить его в его правах исполнителя воли владельцев. Он был явно сбит с толку, так как, когда дошел до двери, обернулся еще раз, но, встретив взгляд Асбьёрна Крага, быстро исчез за ней.

На губах детектива появилась довольная усмешка. Детектив занял место у окна, спиной к нему. Краг чуть прикрыл глаза, сосредоточив взгляд на соломенной шляпе, которую держал на коленях. Он сидел без движения. Ленсман стоял у окна, наблюдая за лошадью. Откуда-то из дома донесся резкий голос женщины, а со стороны дороги долетел звук велосипедного звонка. К нам никто не выходил.

– Вы обратили внимание на управляющего? – спросил я детектива.

– Да? – ответил он вопросительным тоном, будто хотел спросить: а что вы имеете в виду?

– Вы обратили внимание на его лицо? У меня впечатление, что он совершенно подавлен.

– Даже так?

– Вы должны с ним поговорить. – Вот как!.. А зачем?

– Возможно, он что-то знает.

– А что он мог бы знать?

Вопрос смутил меня. Мне не хотелось разговаривать дальше.

Наконец в соседнем помещении раздались шаги, которые мы ожидали десяток минут, дверь открылась и вошел мужчина.

Это был Гарнес собственной персоной, рослый мужчина лет сорока. Он дружески кивнул мне головой, пожал мне руку, а после представления ему Асбьёрна Крага сердечно поприветствовал нас всех. Потом он обратился к детективу.

– Вы, кажется, приехали сюда в связи с убийством? – спросил он.

Асбьёрн Краг подтвердил это. Гарнес кивнул с уважением головой.

– Да, да, – сказал он, как бы обращаясь к самому себе. – Странно, что этот человек уже не живет.

Его волнение в этот момент было таким сильным, что я даже вздрогнул. Прежде всего у меня в голове мелькнула мысль: что подумает по этому поводу Асбьёрн Краг? Он приехал сюда, чтобы расследовать загадочное убийство. Люди, которых он встречал до этих пор, относились к происшедшему событию с испугом, возмущением, они были потрясены. Сейчас, прибыв в усадьбу, он хотел выяснить, что делал несчастный Блинд в последние часы своей жизни. И вот встреча с управляющим имением, который весьма странно выглядит, выглядит чрезвычайно смущенным. Зато владелец усадьбы в таком состоянии, что нет сомнений: его коснулось большое несчастье, случилась неожиданная потеря. Я никогда не видел человека, столь угнетенного и глубоко несчастного, как Гарнес. Возникало подозрение, что эти два человека из усадьбы, ее владелец и управляющий, знали о преступлении многое.

Асбьёрн Краг смотрел на Гарнеса и недоумевал. Сначала Гарнес ходил беспокойно по комнате взад-вперед перед детективом, стараясь овладеть собой, потом остановился как вкопанный, посредине помещения и стоял так неподвижно, что даже кончики пальцев не дрогнули и застыли веки. Я знал такое состояние, когда крайнее раздражение и большая нервозность переходили в абсолютное спокойствие, тогда как нервное напряжение внутри готово было привести к взрыву.

– Лесничий Блинд выходил отсюда в одиннадцать часов вчерашним вечером, – начал детектив. – В отеле-пансионе его видели в девять часов. Есть повод предполагать, что он пробыл в вашей усадьбе полтора часа. Правда ли это?

– Да. Это правда.

– Что он у вас делал?

– Он пришел по важному делу. – Очень важному?

– Да. Он просил руки моей сестры.

После этого ответа наступила тревожная тишина, которая длилась несколько секунд. Потом Асбьёрн Краг спросил:

– Выходя от вас, Блинд был счастлив или разочарован?

– Думаю, он был очень счастлив, – ответил Гарнес. – Он очень любил мою сестру, а она обещала ему выйти за него замуж.

Не ожидая того, как детектив поведет дальше беседу, я вмешался.

– Он ничего не говорил о том, что у него есть враги? – спросил я.

– Секунду… Кажется, я кое о чем вспоминаю… Асбьёрн Краг пытливо посмотрел па меня краем глаза и тут же поставил следующий вопрос:

– Значит, что-то было? Он упоминал какие-нибудь имена?

– Нет, этого не произошло. Он был такой радостный и довольный, что мысль о врагах лишь совсем немного снизила его хорошее настроение. Помню, перед самым уходом он воскликнул: «Ох, сколько будет завистников у меня! Сколько у меня появилось теперь врагов!»

– Вы благословили будущий брак? – спросил Краг.

– Конечно, – ответил Гарнес.

– Почему конечно?

– Сестра этого хотела. Мне никогда бы не пришло в голову пойти против ее желании.

– В таком случае мне хочется задать вам несколько непосредственно связанных с этим вопросов, – продолжал Асбьёрн Краг. – Одобряли ли вы их связь?

– Нет, – ответил Гарнес, помедлив.

– Почему нет?

– Видите ли, я не любил лесничего. Он мне не нравился. Сначала мне казалось, что он самонадеян и нагл, по мере того как я его узнавал, это впечатление усиливалось. Даже сейчас, когда он получил согласие моей сестры, он мне остался противен. Его распирало ликование.

Асбьёрн Краг неожиданно оживился.

– Что вы имели в виду, употребляя слово «ликование»? – спросил он.

– Ну, как сказать… Просто слово появилось и…

– Это слово имеет разные значения. Оно могло означать: человек счастлив, что соединяет свою жизнь с жизнью Вашей сестры. Но может быть и другое – эгоистическое чувство, что именно он станет мужем вашей сестры, что именно он получил это счастье. Ну и как?

– Я имел в виду ликование эгоиста. В нем было что-то эгоистичное.

– Когда вам стало известно о несчастье, вы были поражены?

– Это слишком мягкое слово, – ответил Гарнес. – Я был потрясен.

– А ваша сестра?

– Она проплакала целый день. Сейчас она отправилась отдыхать, чувствует себя больной, в полной депрессии. – Хотелось бы с нею поговорить. Гарнес сразу забеспокоился, даже начал заикаться.

– Эт-того нельзя с-сделать… – сказал он. – Она в постели.

Асбьёрн Краг ничего не сказал. Внезапно он начал интересоваться меблировкой комнаты. Потолок здесь был достаточно низким, как в большинстве старых усадеб, мебель старая, кресла покрыты полосатой светлой обивкой.

– Просто обожаю посещать старые поместья, – заметил детектив, поднимаясь. – Мы можем осмотреть остальные комнаты, господин Гарнес?

– Конечно, – ответил Гарнес. – Но вы приехали не совсем вовремя, в разгар полевых работ, и у меня нет возможности уделить вам должное внимание.

– Это ничего.

Детектив выглянул из окна. Удовлетворенно кивнул. На дворе стоял управляющий и держал за узду лошадь, хотя это было совершенно необязательно. Управляющий держал лошадь, которая стригла ушами и отмахивалась хвостом от мух. Я был почти уверен, что управляющий поджидает возвращения детектива.

Гарнес провел нас по старым помещениям. Асбьёрн Краг осматривал все с живым интересом, спрашивал о том о сем, надоедал вопросами, хотел знать, сколько лет назад была сделана мебель и кто изображен на семейных портретах. Над письменным столом Гарнеса висела фотография, сделанная на бромосеребряной бумаге. На ней был запечатлен старый мужчина с козлиной бородкой, проницательными глазами и крючковатым носом.

– Кто это? – спросил Краг.

– Мой отец, – сухо ответил Гарнес.

Я начал делать детективу знаки, чтобы он не спрашивал обо всем подряд, особенно не вспоминал рассказ рыбака о трагической гибели старика. Но детектив или не видел моих знаков, или не хотел их замечать.

– Его уже нет в живых? – спросил Краг.

– Да, – ответил Гарнес и резко отворил дверь в другую комнату.

– Как он умер?

– Умер насильственной смертью, – пробормотал Гарнес.

– Ах, так… Насильственная смерть?.. Гм…

Детектив стоял перед фотографией и изучал ее, но когда Гарнес стал лихорадочно говорить о других делах, должен был оторваться от снимка.

Гарнес показал нам также комнаты сестры. – Но ведь она… – удивленно начал Краг. – Что она, извините?

– Вы сказали, что она лежит в постели.

– Да, так оно и есть. Но она лежит в другой комнате. – Гарнес оглядел залитую солнцем спальню сестры и добавил – Она отдыхает в комнате, где сейчас тень.

– Ах так…

Мы пошли дальше и оказались в библиотеке Гарнеса. Он был большим любителем книг. В библиотеке стоял полумрак, так как единственное окно было закрыто плотной шторой.

– Вот и все, – сказал Гарнес. – Все вам показал.

– А куда ведет эта дверь? – спросил Асбьёрн Краг, показывая на двухстворчатую дверь.

Гарнес заслонил собой дверь, как бы охраняя ее.

– Там спит моя сестра, – сказал он.

Я помимо воли вздрогнул. В голосе этого мужчины снова появились нотки безнадежности и отрешенности. Я вспомнил фигуру управляющего, когда он в тот трагический вечер преградил мне доступ в дом.

Не знаю, заметил ли Асбьёрн Краг перемену в настроении нашего хозяина. Похоже, это не производило на него никакого впечатления. Мысли его снова сделали поворот в сторону убийства, потому что, когда мы медленными шагами покидали библиотеку, возвращаясь той же самой дорогой, он спросил:

– Как вы считаете, кто мог быть убийцей? Гарнес остановился и оперся рукой о спинку кресла.

– Этого я не представляю, – ответил он.

– А что думает сестра?

– Для нее это тоже загадка.

– А вы не слышали никаких разговоров, которые могли бы иметь значение для следствия?

– Нет. Ничего. Все слухи, связанные с убийством, могут только затемнить истину и усложнить раскрытие тайны.

– Видимо, вы правы, – согласился Краг.

Мы собирались попрощаться с Гарнесом, когда детектив опять проявил любопытство.

– Но ведь есть еще железная коляска? – спросил он.

– Коляска? – переспросил Гарнес, ничего не понимая.

– Ах, вы не знаете, – сделал вывод Асбьёрн Краг. – В ту ночь, когда произошло убийство, слышали тарахтенье железной коляски.

Владелец усадьбы усмехнулся. Это была странная, вымученная усмешка.

– Это старая побасенка, – сказал он. – В воображении людей снова появилась эта старая побасенка. А что вы слышали о железной коляске?

– Я не верю в духов, – ответил Асбьёрн Краг. – Однако на плоскогорье слышался грохот железной коляски. Это совершенно точно.

– Ну и что?

– А то, что нам приходится иметь дело с коляской, но не призрачной коляской, а с действительно существующей. В пределах мили лошадей имеете вы, пастор и ленсман. Лошадь пастора не запрягали. Ленсмана тоже.

– И моих тоже нет, – поспешно сказал Гарнес.

В это время через открытое окно в комнату посмотрел управляющий, помогавший лошади ленсмана отмахиваться от настырных мух. Гарнес неожиданно занервничал, приложил руку ко лбу.

– У вас впереди долгая дорога, – сказал он (хотя нам предстоял вовсе не длинный путь), – хорошо было бы дать лошади немного овса.

Ленсман, смущенный этим, слегка запротестовал. Сказал, что этого не нужно, но Гарнес все же выбежал во двор. Мы двинулись следом за ним.

И сразу стало ясно, что предложение дать лошади овса оказалось всего лишь предлогом. Предлогом Бог знает для чего, но именно им. Это было ясно как на ладони. Гарнес поспешно подошел к управляющему и шепнул ему несколько слов, поглаживая при этом морду лошади. Довольная лошадь вытянула шею и показала белые зубы. Эту сцену наблюдали одинаково отчетливо ленсман и я. Только Асбьёрн Краг был заинтересован чем-то другим. Усмехаясь, он присматривался к маленькой черно-белой собаке, ворчавшей на нас. Глаза собаки угрожающе смотрели на нас, были Круглыми и черными, как выходные отверстия ружья.

Мы сели в коляску. Асбьёрн Краг помахал на прощанье Гарнесу рукой.

– До свидания! – сказал он. – Надеюсь, встретимся. Буду жить в отеле.

При этих словах он посмотрел на управляющего, который стоял с опущенными глазами.

– Не понимаю, почему вы не расспросили управляющего, – сказал я, когда мы ехали по аллее.

– О чем?

– Конечно, о том, какая лошадь из усадьбы Гарнеса была в ту ночь в дороге. А?

– Мне это показалось совершенно ненужным, – ответил детектив.

Мы выехали на открытое плато. Асбьёрн Краг надвинул на глаза соломенную шляпу, заслоняясь от солнца, которое жгло безжалостно. На его коленях покачивался кофр с фотографическим аппаратом. Долго длилось молчание. Но у меня было ощущение, что мысли детектива интенсивно роятся под его соломенной шляпой.

– Как он умер? – спросил детектив.

– Кто?

– Старик, отец владельца усадьбы.

– Утонул.

– Значит, он не был убит? – спросил Асбьёрн Краг.

– Нет, – ответил я.

Глава четвертая УПРАВЛЯЮЩИЙ

В течение нескольких дней не произошло ничего достойного внимания. Трагическое происшествие не оставило курортников равнодушными. Несколько отдыхающих покинули отель-пансион.

Да я и сам хотел уехать, но Асбьёрн Краг усиленно просил меня остаться. Он утверждал, что я окажу ему неоценимую помощь. Студент-медик, который в глубине души преклонялся перед участниками следствия, во всяком случае, он зеленел от зависти, потому что Асбьёрн Краг о нем не хотел и слышать, тот мог помочь. Но каким образом я мог оказать содействие детективу, я не понимал. До сих пор по крайней мере никакой помощи он от меня не получил. Как раз наоборот. Время от времени я критиковал его метод расследования. Его метод порой мне казался очень странным и вовсе не подходящим для энергичного детектива. Дни у Крага проходили в бездеятельности, он долго спал, чуть ли не до полудня, систематически завтракал, обедал и ужинал, купался и ходил на прогулки. Короче говоря, вел себя совсем как джентльмен на каникулах. Если кто-нибудь его расспрашивал о ходе следствия, он не отвечал вообще или саркастически смотрел на спрашивающего, прищурив глаза. А если что и говорил в ответ, так только передавал версии на тему о поводах для убийства, причем часто ограничивался тем, что слышал от самих курортников, местных жителей или полицейских. К ним он прислушивался терпеливо, а когда рассказчик доходил до выводов, утверждая, что случилось это, по его мнению, так, мол, и так, Асбьёрн Краг многозначительно произносил:

– Эге…

Или же говорил:

– Да, да… гм… эге…

Когда его спрашивали прямо: «А каково ваше мнение?»– он делал вид, что захвачен вопросом врасплох.

– Знаете… у меня совсем не было времени, чтобы выработать собственное мнение.

Бог знает, чем он, собственно, занимался. На основании того, что я видел сам, могу заявить: он не проводил самого простого расследования. Если он порой во время прогулки встречал владельца поместья Гарнеса, он разговаривал с ним о видах на урожай.

В один прекрасный день настроение курортников, немного успокоившихся, снова омрачилось: приехала семья убитого. Они прибыли, чтобы организовать перевоз тела домой. Но черные вуали, белые платки и черные перчатки быстро исчезли. Краг даже не позаботился, чтобы познакомиться с семьей, а потом все пошло, как и раньше.

Тем временем ленсман и местные полицейские работали независимо от детектива. Ленсман ездил на велосипеде и в коляске, действовал с ужасной поспешностью, но не приблизился к разгадке тайны ни на миллиметр. Не исключалась мысль о нападении с целью грабежа, потому что выяснилось, что лесничий в те дни получил крупную сумму денег, несколько сотен крон. При нем был также зеленый бумажник из крокодиловой кожи. Однако не нашли ни бумажника, ни денег. К тому же против нападения грабителей свидетельствовало то, что золотые часы и перстень Блинда остались на нем. Несмотря на это, было послано указание следить за цыганами, которые действительно в это время находились где-то в округе.

Беспечность и спокойствие Асбьёрна Крага несколько улучшили настроение у курортников, постепенно исчезали нервозность и возбуждение. Летние дни снова побежали своей чередой. Мрачный шепот, приглушенные таинственные беседы сменились снова радостным смехом и разговорами гуляющих. Со стороны моря снова доносился неравномерный плеск воды, зазывая курортников купаться.

Хочется еще раз напомнить, что в то самое утро, когда Асбьёрн Краг появился, я попросил, чтобы мне поменяли комнату. Случай открыл мне, что слышимость в отеле такая же, как на телефонной линии, и то обстоятельство, что нельзя разговаривать в комнате, чтобы не было слышно в соседних – слева и справа, – окончательно вывело меня из себя. В то время в отеле не оказалось свободных номеров. Хозяйка все же нашла для меня квартиру, находящуюся в паре минут ходьбы от отеля, на узком мысе, который назывался Мысом Фоки. Там, в маленьком домике, я и поселился совершенно один. Столоваться же по-прежнему продолжал в отеле-пансионе.

В первый день после переезда мы встретились с детективом.

– Вы не боитесь жить в полном одиночестве? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – А чего я должен бояться?

– Сейчас ночи еще светлые, – заметил Асбьёрн Краг, посмотрев на небо. – Но потом наступят темные.

– Не понимаю вас.

– Разве это прискорбное происшествие не отразилось на ваших нервах?

– Нет.

– Это прекрасно. Значит, вы – человек, который может быть мне полезен. Надеюсь, вы останетесь еще на несколько дней?

– Пару дней еще охотно проведу здесь, – ответил я. – Скажите, чем я смогу вам служить? Для меня, думаю, это не будет затруднительным.

– Ага.

– Тем более,что я не вижу, чтобы вы вообще что-нибудь делали.

Асбьёрн Краг рассмеялся и сообщил мне о том, что меня сразу удивило, а позже вспомнилось по какому-то случаю.

– Но вы все же должны признать, что время придет.

– Может, и так. Но чем вы занимаетесь целыми днями?

– Пишу письма, – ответил детектив. – Озадачил нескольких агентов в Христиании хлопотливыми письменными заданиями, должен получить от них сведения. Ну и жду… кое-чего, что произойдет.

– Ждете, что произойдет?

– Да.

Я собирался вернуться в мой домик на мысу. Асбьёрн Краг решил проводить меня. Детектив проявлял необычный интерес к этому домику. Он говорил, что домик напоминает маяк, тем более что стоит на окончании мыса.

Когда мы приблизились к домику, я показал на мое жилище рукой.

– Теперь вы видите, как живет холостяк?

– Вижу только, что живете один.

– Отсюда до ближайшего жилого строения несколько минут ходьбы.

– Да, так оно и есть. Согласен.

Детектив кивнул головой и пошел дальше. Попрощался со мной у самой стены домика. Когда он уходил, я спросил его о цыганах:

– Что о них слышно?

– Выяснилось, что лесничий Блинд не встречался на дороге с цыганами, а значит, ни с кем из них и не здоровался, – ответил он.

Я удивленно взглянул на него.

– Не здоровался?

– Ну да, – продолжал детектив, на этот раз действительно заинтриговав меня. – Лесничий Блинд получил смертельный удар в тот момент, когда здоровался с кем-то.

– На основании чего вы это утверждаете?

– Следы на месте происшествия. Вы припоминаете шляпу? Она лежала на расстоянии пары шагов от трупа. Шляпа оказалась совершенно неповрежденной, однако Блинд получил смертельный удар в висок. Если бы шляпа в это время находилась на голове, на ней бы остались какие-нибудь следы зверского нападения. Это доказывает, что он как раз с кем-то здоровался и снял шляпу.

– С кем же он здоровался?

– С убийцей, – ответил Асбьёрн Краг. – И как раз в этот момент убийца ударил его.

– Это поразительно, то, что вы рассказываете, – подумав, сказал я. – Вполне возможно, что вы правы.

– Я прав. Другими словами: убийца был знаком с лесничим. И был одним из тех врагов, о которых Блинд упоминал у Гарнеса, когда расставался с ним в тот вечер.

Из болтовни Асбьёрна Крага я впервые сделал вывод, что он логически думает о трагедии. И поэтому воспользовался случаем, чтобы незаметно расспросить его. То, что он стал более разговорчивым, надо было использовать. Я спросил его, имеются ли другие следы, указывающие, кем был убийца, к какому классу общества принадлежал.

Но детектив был не так прост, он не захотел больше ничего отвечать по этому поводу, а снова повернул разговор на расположение моего домика.

– До свидания, – попрощался я.

– До свидания, – сказал детектив. – Возвращаюсь в свой номер, чтобы ждать.

– Ждать чего?

Асбьёрн Краг, не отвечая, посмотрел на меня довольно странно.

– Вы верите в силу взгляда? – спросил он.

– Вы имеете в виду гипноз?

– Можно назвать это и гипнозом. Я имею в виду притягательную силу взгляда, возможность заставить прийти определенного человека, посмотреть на него. Я как раз и жду такого человека.

Он не захотел больше ничего объяснять и медленно удалился. Я стоял на месте и провожал его взглядом. Меня удивляло его хобби. Вот он вдруг застыл на месте с фотографическим аппаратом в руках. Что он хотел сейчас снимать? Спокойное море? Лучи солнца играли на блестящих скалах у воды. А может, у него возник какой-то сюжет? Там и сям лежали кучки морской травы, которую вынесла на берег волна, из воды поодиночке выступали маленькие шхеры и блестели на солнце. А через минуту мягкая волна поглощала все это своими громадными губами. Краг щелкнул фотоаппаратом, выпрямился и пошел дальше. Странный человек…

Около восьми я отправился в отель на ужин. И по пути встретил Асбьёрна Крага.

– У меня для вас есть кое-что, – сказал он. – Тот человек пришел.

– Кто пришел? О ком вы говорите? Асбьёрн Краг взял меня под руку.

– Разве вы не помните, что совсем недавно мы говорили о силе взгляда? – спросил он дружеским тоном, – Я призывал этого человека своим взглядом и был уверен, что он придет. Я ждал его два дня. Это мужчина, которого вы тоже знаете. Сейчас он сидит в моем номере.

В самом деле я припомнил прощание детектива с Гарнесом, когда он сказал владельцу усадьбы, глядя при этом на управляющего: «Увидимся, живу я в отеле».

– Это, видимо, управляющий, – сказал я.

– Вы сделали правильный вывод, – подтвердил детектив. – Мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали при нашей беседе. Я специально вышел, чтобы вас встретить.

Это сообщение взволновало меня.

– Знаете, все-таки есть какая-то связь между усадьбой Гарнеса и убийством, – сказал я. – Боже мой, как подумаю, что вы недавно говорили о шляпе погибшего…

– Он снял, здороваясь, шляпу и в этот момент получил сокрушительный удар.

– Да. И вы помните, что Гарнес сам сказал, что был категорически против брака между Блином и своей сестрой. Может, Гарнес ненавидел Блинда? Он же признался, что Лесничий производил неприятное впечатление эгоиста.

– Ликующего эгоиста, – поправил меня детектив.

– Согласен. Но самое важное в том, что Блинд знал убийцу. Я весь в нетерпении, ожидая, что расскажет управляющий.

Асбьёрн Краг смотрел на меня прищуренными глазами, в которых таилась ирония.

– Сейчас вы в возбужденном состоянии, – сказал он, будто желая меня успокоить. – Вы слишком забегаете вперед, дорогой друг.

– Стараюсь только использовать случай, – ответил я.

– Что же, послушаем ваши выводы.

– Гарнес был против брака.

– Да. Но выразил согласие, так как сестра очень хотела выйти замуж.

– В любом случае Гарнес был против него. Он не любил Блинда. Если уж собрать все имеющиеся сведения вместе, можно сказать, что он даже ненавидел лесничего.

– Если вы в таком же виде продолжите свои размышления, то я хотел бы узнать, считаете ли вы, что Гарнес и был убийцей? – спросил Краг.

Этот вопрос в лоб встревожил меня.

– Мне не хотелось бы высказывать такого ужасного подозрения, – ответил я. – Вы просили, чтобы я представил свой ход рассуждений и выводы. Что я и сделал. С вашей стороны большое преувеличение считать, что у меня подозрения против Гарнеса. Наконец, я полагаю, что у вас самого уже сложилось определенное мнение. Лично я думаю, что Гарнес невиновен. Однако если мы соберем все, что может свидетельствовать против него, то можно будет скорее освободить его от этого страшного подозрения. Гарнес – мой друг.

Детектив продолжал держать меня под руку. Сейчас он замедлил шаги, будто специально для того, чтобы мы не слишком быстро дошли до отеля. Внезапно мне пришло в голову, что Краг охотно познакомился с моим мнением и слишком явным было то, что он вновь упомянул Гарнеса в непосредственной связи с преступлением.

– Мы не можем опираться исключительно на улики, – говорил Краг. – Мы должны также рассматривать дело с точки зрения здравого смысла. Вы можете, например, представить, чтобы Гарнес сделал такое?

Я подумал минуту.

– С трудом, – ответил затем я.

– Но войдите в его положение, – продолжал детектив. – Если у вас есть сестра, которая особенно вам дорога…

– И я ее уважаю…

– Очень. И она сообщает вам, что хочет выйти замуж за человека, которого вы ненавидите.

– То, что я его ненавижу, вытекает из того, что знаю, – он подлый человек.

– Наверное. Вы пытаетесь убедить влюбленную сестру, чтобы она порвала эту связь, но ненавидимый вами мужчина очень красив, и она ослеплена своим чувством. Вы ясно представляете, что замужество будет неудачным и ваша сестра будет несчастлива. Одновременно вы видите, что убеждать ее совершенно безнадежно. Сестра дает слово этому мужчине. А потом наступает момент, когда влюбленный обнаруживает свою сущность как «ликующего эгоиста». Именно такое выражение мимоходом вырвалось у Гарнеса. Мне кажется, Блинд знал отношение брата к нему и специально продемонстрировал ему свой эгоистический триумф, когда получил согласие сестры на брак. Почувствуйте себя так, как почувствовал себя Гарнес. Можете ли вы себе представить, что в минуту возбуждения, вызванного его триумфом, его издевательским смехом, зная, что любимая сестра будет скоро в объятиях этого подлого человека, можете ли представить, что способны убить его?

Асбьёрн Краг говорил убежденно, и чувствовалось, что слова эти каким-то удивительным образом адресованы мне.

– Быть может… – ответил я неуверенно. – Быть может, да… Но никогда, конечно, не сделал бы этого обдуманно.

– Разумеется, нет. Вы сделали бы это в состоянии аффекта, в минуту раздражения, под влиянием непреодолимого гнева или горькой отрешенности. По-видимому, если бы вы встретили его на пустой дороге, приветствовавшего вас и смеющегося саркастически и торжествующе, как бы говорящего: «О, смотри, дорогой друг, твоя сестра теперь в моей власти, она теперь моя… ну что мне до твоей ненависти?» Что? Думаю, в такой момент вы бы могли его зарубить. Нет, вы вовсе не захотите его убить, но вас охватит неодолимая сила… О чем вы сейчас думаете? Ну да, конечно… Вы не любите таких разговоров.

Я вытер пот со лба. У меня было такое ощущение, что мои губы заледенели.

– Подумал о погибшем, – произнес я, заикаясь. – Вы помните его лицо? На нем было злобное ликование, как вы его определили. И я подумал также о замешательстве моего друга Гарнеса, он был бледным, дрожал, выглядел так, будто не спал перед этим много дней. Ну и этот управляющий… Он пришел к вам, да? Что он хочет сообщить вам?

– Мы сейчас послушаем, – ответил детектив.

Мы направились к номеру Асбьёрна Крага. Когда мы вошли, управляющий резко встал и несколько смущенно поздоровался с нами. На нем была выходная одежда, вместе с тем в нем не произошло никаких перемен. То же выражение подавленности, тот же беспокойный, бегающий взгляд.

– Моего друга вы знаете, – сказал ему детектив. – Он помогает мне в проведении следствия. Он также хотел бы послушать, что вы расскажете.

– Да…

Управляющий произнес это единственное слово с необычайной серьезностью. Собственно, он не знал, с чего начать. Он стоял беспокойный, но как бы смирившийся с судьбой.

– Да, у меня есть что рассказать, – наконец сказал он. – Но мне трудно начать и изложить все по порядку, Вы не могли бы задавать вместо этого вопросы?

– Вы хотите рассказать поподробней об убийстве?

– Нет, – ответил управляющий и со страхом посмотрел в сторону. – Об убийстве я ничего не знаю… Не знаю ничего. Я хочу рассказать о том, что я знаю сам.

– О чем-то другом не хотелось бы слушать, – заметил детектив.

Управляющий кивнул головой в мою сторону.

– Вы помните тот вечер, когда я не хотел впустить вас в дом?

– Да, – ответил я. – По-моему, вы вели себя довольно грубо.

– Грубо… да. Возможно, так и есть. В тот вечер как раз и началось…

– Что началось?

– Все те таинственные события в усадьбе. Очень печально, что это произошло после нескольких лет спокойной жизни. Могу вам сказать, что молодой Гарнес работает и руководит хозяйством намного лучше, чем старый, и гораздо менее вспыльчив, чем был тот.

Асбьёрн Краг прервал его.

– Вы имеете в виду умершего отца Гарнеса? – спросил он.

– Да.

Таким образом детектив еще раз вернулся к давно забытому случаю смерти.

– Есть ли полная уверенность в том, что он утонул? – спросил Краг.

– Да, – сказал управляющий. – Утонул. В шхерах дрейфовала его перевернутая лодка… А началось все с того вечера, как я уже сказал… Какой-то мужчина пришел к Гарнесам с письмом. Когда Гарнес прочитал его, он как безумный заметался по комнате и стал звать фрёкен.

– Вы знаете, от кого было письмо?

– Нет, этого не знаю. Письмо я видел в кабинете Гарнеса. Оно было в желтом конверте.

– Вы видели почерк, его особенности?

– Нет. Но когда Гарнес прочитал адрес на конверте, он сразу стал каким-то странным.

– Он ничего не сказал?

– Он сказал: «Боже милостивый! Ничего подобного никогда не встречал!» Так он сказал… Потом он достал из конверта письмо и стал читать. Когда прочитал несколько первых строчек, мне показалось, что он потеряет сознание. Он ужасно побледнел… да, да, он сидел в кресле и был бледным, как труп. Никогда с ним ничего похожего не было.

– Он сказал вам, что его встревожило?

– Да. Когда пришел в себя. Но сначала предупредил меня. «Я не могу оставаться здесь больше ни минуты, не могу, черт побери!» Он как вихрь промчался через комнату и кричал на фрёкен.

– Она была дома?

– Да.

– Что он ей говорил?

– Этого не знаю. Я ушел к себе. Потом слышал от прислуги, что фрёкен кричала, пыталась успокоить Гарнеса. Они оба долго разговаривали между собой в библиотеке, закрыв двери и окна. Потом позвали меня. «Послушайте, дорогой управляющий, – сказал Гарнес. – Мы только что получили неожиданное письмо, очень скверное, но одновременно и радостное. Во всяком случае, чтение этого письма меня очень взбудоражило. Я хочу вас попросить, чтобы вы забыли о моем поведении и никому о нем не говорили. Это сугубо личное дело. Не о чем тут говорить». Я не очень в это верил, потому что хозяин был очень бледным.

– В котором часу это произошло?

– В девять вечера.

– А потом пришел лесничий Блинд?

– Да. Через полчаса. Когда пришел лесничий, Гарнес сначала не хотел его впускать, но барышня его впустила. Они долго разговаривали втроем. В конце этой беседы к дому подошли вы. – Управляющий кивнул в мою сторону. – Барышня увидела вас из окна, прибежала ко мне и попросила, чтобы я вас не впускал. Подошел также Гарнес и кричал так, будто сошел с ума: «Я должен быть один! Разве вы не видите, что я болен?» Поэтому я должен был поступить так грубо, когда вы подошли.

– Вы слышали что-нибудь из того, о чем они говорили? – спросил детектив.

– Нет. Только раз услышал, как фрёкен упрекнула Гарнеса. Она сказала: «Ты должен успокоиться, а вместо этого впадаешь в отчаяние».

– А что ответил он?

– Сказал: «Конечно, надо успокоиться, Хильда, но все это слишком мучительно. Каким образом нам сохранить тайну?» Но я слышал также, что он говорил еще что-то другое.

Детектив больше ни о чем не спрашивал. Он понимал, что рассказ управляющего подошел к очень важному месту.

– Говорил еще и о другом, – повторил управляющий вполголоса, почти шепотом. – Я проходил как раз через комнату и невольно услышал. Гарнес сказал: «Но смерть к нему уже приблизилась».

Детектив выслушал это с каменным лицом.

– Кому он это говорил? – спросил он.

– Барышне.

– А почему не лесничему, который также присутствовал?

– Блинда в этот момент с ними не было. Он ждал в покоях фрёкен. Барышня была в кабинете одна с Гарнесом.

– Известно ли вам, кого имел в виду Гарнес?

– Откуда же!

Управляющий, напуганный, вновь отвел взгляд в сторону.

– У вас, наверное, уже есть свое мнение, – сказал он. – Как раз в тот вечер на плато произошло страшное. Лесничий Блинд ушел из усадьбы в одиннадцать часов.

Асбьёрн Краг долго молчал. А потом своим вопросом повернул все к самой сути дела.

– Какое отношение Гарнес может иметь к убийству? Ведь он оставался дома.

Управляющий не ответил. Он сидел с опущенной головой и вертел свою шляпу.

– У меня не было желания приходить к вам, – через минуту сказал он. – Но я услышал, что… Но от других я слышал, что вы ходите вокруг и спрашиваете о лошадях… или коляске.

– Да. Мне надо узнать, ездил ли кто-нибудь из местных жителей на повозке в ту ночь.

Управляющий поднял голову.

– Мне кажется, не ездил никто. – И тут же повторил: – Нет… Ни ленсман, ни пастор.

– А Гарнес?

– Он тоже не ездил. Наступила долгая пауза.

– Что Гарнес сказал вам в тот день, когда мы приезжали в усадьбу? – спросил детектив.

– Вы можете себе это легко представить, – ответил управляющий. – Гарнес просил меня, чтобы я держал язык за зубами. То же самое он мне говорил каждый день, с тех пор как пришло письмо.

– В связи с чем вы должны держать язык за зубами? На этот раз управляющий с большим трудом выдавил:

– Но… Гарнес в ту ночь, когда произошло убийство, выезжал на лошади.

Я ожидал, что Асбьёрн Краг подскочит на стуле от этого знаменательного ответа. Но он продолжал сидеть совершенно спокойно, будто вообще ничего не произошло. Его спокойствие раздражало меня, мне казалось, что со мной происходит что-то страшное. Хотелось вскочить, выбежать на двор и мчаться через луга, охлаждая лицо летним ветром. Конечно, я остался сидеть на месте, сидеть неподвижно, как парализованный, с напряженными до предела нервами. У меня было желание тоже что-то рассказать, о чем-то спросить, но я не решался открыть рот и услышать свой собственный голос. Может, я не смогу сказать ни слова? Болезненно сжималось горло. А этот агентишко сидел, усмехаясь, с полузакрытыми глазами, неподвижный, как скала. В этот момент он был мне отвратителен, и я понимал, почему я ненавидел его: потому что не мог отгадать ни одной его мысли. О чем он думал? Что сейчас прикидывал? А эта его речь, раздражающе обычная, равнодушная, как будто это все его не касалось.

– Значит, Гарнес выезжал из усадьбы в ту ночь… Нет, нет.

– Выезжал, – повторил управляющий. – И никто, кроме меня, в усадьбе об этом не знал. Как только лесничий ушел, Гарнес тихо попросил меня запрячь лошадь. Он хотел выехать. Это было странно. Почему он собрался выехать так поздно ночью? И никто об этом не должен был знать. Почему? Потихоньку вывел лошадь за ограду. Там стояла старая коляска, в нее я запряг лошадь.

– Почему вы взяли именно эту коляску?

– Другую взять было нельзя, тогда стало бы известно слугам и тайна не сохранилась. О том, что хозяин выезжал.

– Он выехал один?

– Один. Я предложил ему поехать с ним. Но он возразил. Сказал, чтобы я ложился спать, а не ждал его возвращения. Гарнес поехал через плоскогорье. Я проводил его взглядом, следил, пока коляска не скроется в темноте. Потом лег спать.

– Заснули?

– Нет, гаснуть не мог. Всю ночь так и не смог сомкнуть глаз, думал о том, что видел и слышал. Понимал, что должно случиться что-то из ряда вон выходящее. Хозяин выглядел ужасно, когда выезжал, был как пьяный. А не пил, знаю точно.

– Вы слышали, когда он вернулся?

– Да. Глухое тарахтенье и шум из конюшни, куда поставили лошадь.

– Как выглядит коляска, на которой он ездил?

– Старая разболтанная двуколка.

– Железная коляска? – спросил детектив. Управляющий усмехнулся.

– Понимаю, что вы имеете в виду, – ответил он. – И я слышал старую сказку, но я не верю в призраков. Может, старая двуколка немного бренчит, но издали ее не отличить от других колясок.

– Значит, мы слышали не ту коляску, – быстро вмешался я.

– О, да, – заметил с усмешкой управляющий, – наверно, другую.

Мы помолчали.

– А может, вы слышали или видели, происходило ли что-нибудь необычное в усадьбе в ту ночь? – наконец спросил детектив.

– О том и речь. Какая-то напряженная таинственность охватила усадьбу. Мне кажется, в любую пору дня и ночи, круглые сутки происходят какие-то необычные вещи. Гарнес и фрёкен вообще изменились, стали совершенно другими, чем были прежде.

– А что вы подумали, когда услышали об убийстве?

– Ничего, – пробормотал управляющий. – Но когда узнал, что вы ходите вокруг и расспрашиваете о коляске, у меня возникло сомнение, и оно не давало мне покоя.

– Я дольше не мог сдерживаться, скрывать то, что знал.

– Я рад, что вы пришли, – сказал детектив.

– Когда вы уезжали из усадьбы и разговаривали с Гарнесом, вы так посмотрели на меня, – сказал управляющий. – Я и подумал… Надо прийти.

Управляющий встал.

– Я не хочу никому делать плохо, – продолжал он. – Я предупредил хозяина, что собираюсь вас посетить.

– Он не пытался вам препятствовать в этом?

– Да. Но когда понял, что все равно не остановит, сказал, мол, все это является только его личным делом.

Асбьёрн Краг задумался.

– Возвращайтесь в усадьбу, – затем сказал он. – Хорошо.

– И прошу передать от меня Гарнесу привет и узнать, когда я его могу посетить, чтобы кое-что выяснить.

– Кое-что выяснить? – воскликнул я вскочив. Асбьёрн Краг поднял руку, останавливая меня этим жестом, а сам продолжал говорить управляющему:

– И можете передать ему, что я не собираюсь раскрывать его личные тайны.

Через минуту управляющий ушел, а мы с Асбьёрном Крагом остались вдвоем.

– Что вы думаете об этом? – спросил детектив.

– Мне кажется, Гарнес в ловушке, – ответил я. – Это ужасное несчастье. Бедный мой друг!

Но, видимо, Асбьёрн Краг был своими мыслями где-то далеко.

– Значит, в ловушке… – отсутствующим тоном сказал он. – Ах, да!.. Вы так считаете?

Краг становился все менее разговорчивым. Поняв, что ему надо остаться одному и подумать, я попрощался.

На ужин я пришел поздно, и, когда закончил есть, было уже одиннадцать часов. Проходя мимо окна детектива, я слышал, как он меряет комнату шагами, взад-вперед. Мне не хотелось ему мешать, и я направился по дороге к своему домику.

Надвигалась гроза. Небо было еще ясным, воздух мягким, но где-то на горизонте собирался дождь, оттуда веяло холодом. Потом небо затянуло тучами, и я сразу стал мерзнуть. Внезапно, будто кто-то резко дунул на блестящую металлическую поверхность моря, и волны покатились, вздымаясь, серые, как свинец. Только что море было совершенно спокойным и гладким, теперь на горизонте обозначилась черная морщина, предвестница бури и дождя.

Я быстро шел вдоль берега, торопясь поскорей оказаться в моем домике. Сейчас мне в глаза бросилась его одинокость. Я не ощущал этого раньше, а теперь вдруг захотелось оказаться в другом жилье. Едва я переступил порог, дождь застучал по стеклу.

Неудивительно, что не могло быть и речи о том, чтобы заснуть после всего слышанного и пережитого сегодня. Я запер дверь на ключ, задвинул шторы на окнах и зажег единственную лампу. Потом попытался немного почитать. Но ничего не получалось… Я перечитывал абзацы снова и снова, не понимая смысла прочитанного. Я никак не мог собраться с мыслями. В конце концов я отложил книгу, закрыл глаза и вполголоса повторил последние слова Асбьёрна Крага:

– Значит, в ловушке… Ах, да!.. Вы так считаете?

Меня медленно окутывала сонливость, я задремал, подсознательно отмечая, что дождь идет на убыль и наконец затихает совсем. Еще бы минуту, и я бы крепко заснул. Но внезапно услышал сильный стук в дверь и очнулся.

В первую минуту я подумал, что хорошо сделал, закрыв дверь на ключ. Стук раздался снова.

– Кто там? – крикнул я.

Ответа не последовало. Сердце билось так сильно, что, казалось, были слышны его удары. Это было явной нелепостью так испугаться. А может, все это потому, что меня неожиданно вырвали из дремоты?

Через минуту снова раздался стук, стук твердой, костистой рукой. Трудно описать то неприятное чувство, возникшее от мысли, что там, в темноте за дверью, кто-то стоит. Кто, черт побери, это мог быть?

– Кто там?

– Откройте! – послышался знакомый голос.

Это был детектив. Я повернул ключ и настежь распахнул дверь. Асбьёрн Краг стоял в темноте и иронично приветствовал меня, опустив шляпу почти до самой земли, и его лысина светилась во мраке.

– Это вы? – удивился я. – Так поздно?

– Да, уже поздно, – ответил он. – Час ночи. Я, наверное, вас напугал?

– Ну что вы!

– Сознайтесь, сознайтесь. Вы уже спали?

– Нет.

– А почему вы до сих пор не легли?

Я почувствовал, что мне сейчас будет дурно. Рассердился, но не успел ничего сказать, детектив меня опередил:

– Надеюсь, вы меня извините, но у меня очень важное дело.

– Поэтому вы и не отвечали, когда я спросил первый раз?

Асбьёрн Краг рассмеялся спокойным, беззаботным смехом. Поскольку черты его лица размывались в темноте, казалось, что смех долетает из ночи.

– Прошу меня извинить, но я проводил эксперимент, – ответил он. – Я пришел к выводу, что вы боитесь, а потому решил услышать ваш голос еще раз. И убедился: я прав, так может кричать человек, только когда сильно напуган.

– Вы ошибаетесь, – возразил я и прикрыл дверь. – Как видите, я уже прилег отдыхать и кричал скорее для того, чтобы мне не мешали.

Детектив, однако, ничуть не стесняясь, вложил конец прогулочной трости между дверным косяком и дверью.

– Уделите мне внимание, – попросил он. – Ведь вы не откажете, не разочаруете?

– А в чем дело? Что-нибудь случилось?

– Да.

Мне показалось, что Асбьёрн Краг очень серьезен, и подумал, что все же стоит с ним поговорить. Прихватил плащ, а потом постарался незаметно выдвинуть ящик стола, где лежал мой револьвер.

– Ага, – пробормотал детектив. – Вы вооружены…

– Старая привычка, возникшая во время моих путешествий, – сказал я. – В конце концов в наши времена случаются самые неожиданные вещи. Взять дождевой плащ?

Детектив выглянул за дверь и посмотрел на небо.

– Тучи плывут, – сказал он, – но дождя, видимо, уже не будет.

Мы пошли в темноту.

Когда мы отошли от моего домика на метров сто или около этого, Асбьёрн Краг остановился.

– Вы забыли погасить лампу, – сказал он.

Он указал рукой на мой домик, который теперь казался маяком, светившим в летних сумерках.

– Да, так оно и есть. Но это ничего. Даже лучше. Когда я вернусь, мне не нужно будет снова зажигать лампу. Надеюсь, мы не будем гулять слишком долго.

Детектив ничего не сказал, и мы прошли еще шагов сто.

– Вы умышленно забыли погасить лампу? – Не понимаю вас.

Асбьёрн Краг снова разразился коротким смешком.

– Ваш домик обособлен от других, – сказал он. – Он, как говорится, домик-одиночка. А сегодняшняя ночь особенно темна.

Во мне закипала злость. Детектив взял меня по-дружески под руку и принес массу извинений за то, что причинил мне много хлопот.

– Почему вы это сделали? – спросил я нетерпеливо.

– Сейчас вы узнаете, – ответил он. – Иногда я не доверяю собственным рассуждениям. Сегодняшней ночью я кое-что слышал.

– Значит, вы не спали?

– Нет. И не только сегодняшней ночью. Я сплю очень мало, дорогой друг.

– Что вы слышали?

– Слышал железную коляску, – сказал детектив. Сказал так, будто это была самая обычная вещь на свете, без какого бы то ни было пафоса, как если бы сообщил о том, что слушал музыкальную пьесу или пение птицы. Мы поднимались вверх. Море плескалось о берег, заглушая звук наших шагов.

– Может, вы мне не верите? – спросил Краг. – Почему вы молчите?

– Я вам верю. А что я могу вам сказать?

Мы открыли калитку в заборе и увидели несколько небольших домов. Нигде не горел свет, все окна были черными. Создавалось впечатление, что все дома пусты, а их обитатели где-то далеко-далеко отсюда. Видно было лишь на несколько шагов вперед, дорога, деревья и дома выступали из мрака по мере того, как мы продвигались. Черные верхушки и ветви деревьев, тянущиеся к небу, будто окружали нас ночным частоколом.

– Куда мы направляемся? – спросил я.

– На плоскогорье, – ответил Асбьёрн Краг.

– Вы верите в существование железной коляски?

– Я слышал ее. Я стоял у открытого окна и услышал, что где-то вдалеке как будто побрякивают цепи. Эти звуки принес порыв ветра. И поэтому я хочу сейчас выбраться на плоскогорье и посмотреть, что там происходит, кто ездит по ночам.

Мы вошли в лес, деревья сомкнулись вокруг нас и закрыли все. Здесь стояла абсолютная тишина, сюда не долетал шум моря. Мы ускорили шаги.

– Как вы считаете, не начнется ли скоро рассвет? – спросил я.

– Через полчаса начнет светать, – ответил Асбьёрн Краг.

Когда мы вышли из леса, казалось, что появились уже первые проблески дня. Мы уже могли различать стоящие вблизи деревья и группы деревьев в глубине плато. Справа от нас гора открыла свой степенный лоб, присматриваясь к беспокойному ночному небу. У подножья горы стояла хижина песочника. Широкая выступающая крыша хижины напоминала веко.

– Посмотрите на эту серую хижину, – сказал детектив. – Она кажется живой, будто смотрит на нас.

И добавил уже совершенно бессмысленное:

– Так, так… Но сейчас труп уже забрали.

Он остановился и прислушался. Я ничего не слышал.

– Проклятые часы, – прошептал Асбьёрн Краг. – Они заглушают все своим тиканьем.

Сейчас, когда он обратил мое внимание на звук часов, я также услышал безостановочное тик-так. Краг стремительным движением выхватил часы из кармана и сжал их в руке. Какой это был интенсивный и приятный звук среди ночной тишины. Впрочем, тишина была относительной… Когда человек не вслушивается в ночной, окружающий его мир, кажется, вокруг стоит могильная и совершенная тишина. Но когда он приложит к этой тишине ухо, сразу появляются различные шумы. Порой это легкое дуновение ветра в кронах деревьев. Прислушаешься сильнее и дольше – шум ветра возрастет. Но не всегда это будет какой-нибудь конкретный звук. Порой сама тишина в ушах играет, шумит и ворчит, вырастает до могучего шторма, который предвещает что-то громадное и таинственное, чего человек не в состоянии охватить разумом. Среди всего этого может появиться конкретный звук, шаги на гравии, голос… и через минуту – снова тишина, будто вообще ничего не было.

– Идем, – сказал Краг.

Я хотел спросить, как долго мы еще будем идти.

Но Асбьёрн крепко схватил меня под руку. Сейчас уже не надо было напрягать органов чувств, потому что ясно и определенно издалека доносился специфический звук металла, как будто колонна невольников тянула за собой цепи, колонна, бредущая за горизонтом. Это была железная коляска.

Звук нарастал и стихал. Порой он был таким громким, что можно было различать, как металлические колеса вращаются на осях, потом звук стал тише, отдалился, раздался уже как будто в миле отсюда, наконец слился с тишиной, чтобы снова ворваться в наши уши и все расти, расти. Мы стояли и прислушивались к железной коляске десять или больше минут.

– Кажется, у коляски шатается колесо, – пробормотал Асбьёрн Краг. – Она ездит по очень большому кругу где-то далеко на плоскогорье.

Я пробовал пронизать взглядом темноту, но мне это не удалось. Шепотом выругался, что так темно.

Спросил, не стоит ли нам броситься бегом на плоскогорье, может, тогда нам удалось бы увидеть эту мистическую коляску.

– Но какое направление выбрать? – спросил Краг. – Мы не можем точно установить, с какой стороны идет звук. Коляска описывает большие дуги. То она на севере, а вскоре после этого уже на западе. Прошу послушать, сейчас она, кажется, приближается…

В самом деле металлический звук приближался к нам, становился выразительнее и громче.

– Железная коляска сейчас где-то поблизости, – через минуту сказал Краг.

– Слышен только стук колес, – прошептал я. – И совершенно не слышно топота конских копыт. Это должна быть какая-то странная коляска.

Время шло, а рассмотреть экипаж было невозможно. Коляска катилась в глубине темноты. Мы инстинктивно отступили назад, поближе к деревьям, так как казалось, что через несколько минут коляска вынырнет из мрака и совершенно раскаленная промелькнет мимо нас.

Асбьёрн Краг вдруг схватил меня за руку.

– Вы слышали? – прошептал он. На его лице появилось необычное напряжение.

– Ничего, кроме звуков железной коляски.

– А мне показалось, что я услышал крик, – пробормотал он. – Но, может, это ошибка.

Перед этим все время железная коляска ехала в нашу сторону, а тут она изменила направление, сделала большую дугу, и сразу же раздался лязг металла.

– Боже правый! – крикнул я. – Коляска мчится в сторону моря!

– Разве по ту сторону леса нет никакой дороги?

– Нет. Никакой дороги, только скалистые холмы и песчаные низины.

Уже не оставалось никакого сомнения. Коляска неслась в сторону моря, лязг шатающихся железных колес становился все слабее, по мере того как экипаж удалялся.

– Коляска рассыплется на кусочки, – сказал я. – Это настоящее безумие.

– Однако лязг мерный, – возразил Асбьёрн Краг и посмотрел на темный изломанный силуэт леса.

Я слышал его слова как бы на большом удалении.

– Скоро коляска достигнет берега, – отметил я, так как хорошо знал окрестности.

Краг вскинул голову. Неожиданно шум прекратился.

– Коляска застряла! – воскликнул я.

– Или разбилась, – сказал Асбьёрн Краг. – Бежим в ту сторону.

Не ожидая моего согласия, он бросился бежать. Я пошел следом, но он бежал очень быстро и настолько опередил меня, что мгновенно исчез в темноте.

Я добрался до опушки леса и сразу побежал по склону вниз. Мрак быстро отступал, так что внизу были видны очертания моря. Оттуда веяло холодом, и меня проняла дрожь. Краг остановился и осмотрел крутой склон. Тут и гам росли сосны. Ветер, дующий с моря, прижимал ветви сосен к самой земле. Склон был полон валунов, принесенных ледником, песчаных наносов, на которых росла хилая трава, напоминающая небритую щетину. Здесь не виднелось ни одной дороги, пешеход едва мог здесь пройти. А коляска? Каким образом коляска вообще могла здесь передвигаться? Она должна была на ходу развалиться. И тем не менее мы слышали звук расшатанных ее колес, размеренно крутящихся, и этот звук уходил все дальше и дальше, пока не исчез. Но куда подевалась коляска? Мы осмотрели весь склон, обшарили глазами плато. Были видны только островки травы, наносные пески, валуны… Коляски и след простыл.

Не отрывая взгляда от земли, Асбьёрн Краг обследовал большой участок склона.

– Нет никаких следов колес, – сказал он мне, возвратившись.

– Нет никаких следов колес, – повторил я, ничего не понимая. – Возможно, коляска не проезжала здесь.

– Но коляска никак не может проехать через густой лес, – взорвался детектив. – Идемте еще раз на плоскогорье.

Когда мы дошли до места, с которого уже не было видно моря, Асбьёрн Краг сказал:

– Мне кажется, в этом месте коляска сделала поворот, это можно утверждать по звуку.

– А не было это еще дальше? – предположил я. Асбьёрн Краг остановился.

– Может быть, – пробормотал он.

Мы прошли несколько шагов вперед. Вдруг я остановился.

– Вы помните? – прошептал я.

Детектив посмотрел на меня и подмигнул почти ехидно.

– Помню, – ответил он. – Что это вы так побледнели?

– С чего бы это?.. Может, правда, ночные переживания подействовали мне на нервы.

Потом я указал рукой на место, где нашли лесничего.

– Это было там, вон у того камня. Убитый лежал лицом к земле.

Асбьёрн Краг наморщил лоб.

– Серый камень… – бормотал он себе под нос, внимательно осматривая все вокруг. – Не понимаю. Не понимаю, откуда тут взялся этот камень.

Я рассмеялся.

– Но камень здесь лежит, правда? Лежит как раз на том месте, где нашли мертвого лесничего.

Асбьёрн Краг подошел к этому месту. Наклонился над серым камнем. И… сделал страшную находку.

Там не было никакого серого камня, там лежал человек, старый мужчина. На затылке у него зияла ужасная рана.

– Мертв, – сказал детектив и перевернул тело, чтобы увидеть его лицо. – Умер меньше четверти часа назад.

Сейчас я не помню, что думал тогда, что чувствовал. Скорее всего не думал вообще. Смотрел на умершего, ничего не понимая… Мистическая нереальная картина меня будто парализовала. Я не мог выговорить и пары слов. Но я помню, что я повел себя совершенно глупо, будто у меня в голове что-то сместилось. Я наклонился и дотронулся рукой до одежды убитого. Одежда была из войлока, в песке… Из столбняка меня вывел Асбьёрн Краг.

– Его убила железная коляска, – сказал он.

– Железная коляска, – прошептал я.

– Да, да, – сказал детектив. – Вы его не знаете?

Я посмотрел на старое, серое лицо. Да, я его встречал. Но где? Мои мысли подсознательно начали свою работу, вытаскивая на поверхность воспоминания…

– Разве вы не помните портрет? – резко спросил детектив. – Портрет на стене в доме Гарнеса? Козья бородка, крючковатый нос, маленькие глазные впадины.

Я в ужасе посмотрел на детектива.

– Да, да, – проговорил я, заикаясь. – Это старый Гарнес. Здесь лежит старый Гарнес. Но, Боже праведный, ведь он утонул четыре года назад!

– Но окончательно умер только сейчас, – заметил Асбьёрн Краг.

Детектив осторожно взял меня под руку.

– Держитесь, – сказал он. – В самом деле нервы у вас вконец расшатаны.

Губы мои стали холодными, я ощутил в затылке странное тепло и шум, признаки приближающегося обморока. Я огляделся вокруг. Окружающий меня пейзаж приобрел прямо на глазах удивительные очертания. Я понял, что это рассвет. Сияние грядущего дня длинными полосами вытянулось над плоскогорьем, достигло леса, позолотило стоявшие впереди сосны. Я посмотрел на убитого и на Асбьёрна Крага, потом взгляд мой направился через плоскогорье. Я ничего не понимал, несколько секунд двигался, как во сне, но одновременно мой мозг работал и впитывал впечатления. В память мою врезалось необычное зрелище восхода солнца, оно отпечаталось там за долю секунды. Небо на востоке перестало быть небом, вместо него была бездна света, ведущая к непостижимо отдаленным мирам. На горизонте мощные тучи стали распадаться, отделяться друг от друга и в своем фантастическом движении напоминали причудливых зверей с огненными гривами, пламенем под крылатыми копытами, какое-то проказливое стадо, которым солнце управляло своими сверкающими лучами. Это была золотая упряжка дня. А затем на горизонт выкатилось с громким стуком само солнце…

…голос Асбьёрна Крага слышался где-то далеко-далеко.

Глава пятая ЛИЦО

Я находился без сознания несколько часов. Очнулся я сам, лежал на телеге и чувствовал себя совершенно разбитым. Послышался чей-то голос, и я увидел знакомое лицо. Это был ленсман.

– Ну, вы пришли в себя, – сказал он, – Лежите спокойно. Сейчас будем на месте.

– Который час? – спросил я.

– Семь, – ответил ленсман. – Семь утра?

– Да, – ответил он.

Ночное происшествие продолжало оставаться для меня загадкой. Но у меня не хватало смелости спросить о нем. Я не знал, не снилось ли мне все это, не был ли я болен.

– Где Асбьёрн Краг?

Ленсман мотнул головой в сторону.

– Там… – сказал он. – На плато.

Значит, я действительно все это пережил. Приподнялся на телеге. Мы ехали уже вдоль моря, где люди суетились около своих лодок, скоро мы достигли моего домика. Чувствовал я себя очень изнуренным, мечтал о постели, о долгом-долгом отдыхе.

Я испытывал отвращение к собственной слабости и поэтому сам слез с телеги. Когда вошел в домик, заметил, что стоявшая на столе лампа по-прежнему горит. Я погасил ее и направился к кровати. Когда я проснулся в четверть первого, в моей комнате сидел Асбьёрн Краг.

Я чувствовал себя совершенно отдохнувшим и хотел встать.

– Прошу вас, полежите еще, – сказал Асбьёрн Краг. – Отдых вам очень нужен.

– Удивительная ночь, – проговорил я. – Не знаю, что мне приснилось, а что было наяву.

Детектив усмехнулся.

– Во всяком случае, мы не наткнулись на железную коляску, – сообщил Асбьёрн Краг. – Хотя тщательно ее искали.

– Да, это было, я помню. И то, что мы не нашли следов колес.

– Коляска не оставила за собой никаких следов.

– Вы, дорогой Краг, хотите убедить меня, что существует коляска-призрак?

– Что вы! Но эта коляска действительно не оставила следов.

– Может, вы разгадали загадку?

– Да.

– И нашли коляску?

– Нет. Но пройдет немного времени, и я ее разыщу. Когда вы снова встанете на ноги, мы отправимся в новую экспедицию и обязательно обнаружим железную коляску.

– Новая экспедиция… – прошептал я и испытующе посмотрел на детектива.

Он снова усмехнулся.

– Знаю ваши мысли, – сказал он. – Вы боитесь спрашивать.

Так было на самом деле. Я боялся спрашивать. У меня все время вставали перед глазами вид плато, убитый мужчина, старый Гарнес, который утонул четыре года назад. Должно быть, это мне снилось, но снилось так отчетливо, будто происходило наяву. В моей голове все еще был запечатлен восход солнца, я был способен видеть каждую подробность, островки травы на открытом пространстве, стволы деревьев, блестящие, будто серебро, в утренних лучах, ну и одежда умершего, войлок, весь в песке…

– Я должен уехать, – сказал я. – Боюсь потрясения.

– Вы оказываетесь вовсе не таким сильным, каким я вас поначалу представлял, – заметил детектив. – Последнее событие произвело на вас огромное впечатление. Если бы я не вынес вас на своих плечах, лежали бы вы на земле неизвестно как долго.

Я сел на постели, убедился, что шум в голове по-прежнему остается.

– Будьте со мной искренни, – умоляющим тоном сказал я. – Расскажите, что произошло этой ночью.

– Вы, наверное, помните это так же хорошо, как и я. Мне не хотелось вдаваться в подробности случившегося.

– Вы разговаривали с молодым Гарнесом? – спросил я.

– Да, – ответил детектив. – Он только что поехал домой.

– Один?

– Один, живой.

Детектив встал из кресла и задумчиво прошелся по комнате.

– Дорогой Краг, – продолжал я, – вы в самом деле утверждаете, что это все было наяву, а не во сне?

Детектив остановился передо мной, долго молча вглядывался в меня.

– Да, – наконец ответил он. – Сегодняшней ночью произошли удивительные события.

– Кажется, мы нашли мертвого мужчину.

– Да.

– Старика. И нашли как раз в том месте, где три недели назад нашли лесничего Блинда.

Асбьёрн Краг кивнул.

– Именно там, где железная коляска повернула в сторону моря.

Детектив снова кивнул.

– И этот старичок… – нерешительно продолжал я, – этот старый человек… Нет, это, дорогой Краг, невозможно… невозможно!

– Этот старый человек, – спокойно сказал Асбьёрн Краг, – был отцом молодого Гарнеса.

– Но ведь он утопился четыре года назад.

– По всему видно, что он не мог утопиться.

– Не мог?..

– Это вполне понятно, – сказал детектив. – Он еще жил до трех часов сегодняшней ночи.

– Перевернутую лодку занесло далеко в шхеры… – возразил я.

– Ну и что же?.. – продолжал детектив, подходя к окну и отодвигая в сторону штору. – И шляпа его плавала рядом. А все капиталы оказались спрятанными…

Он остановился. Я начал понимать, что имел в виду детектив.

– Значит, сцену с гибелью на воде старый Гарнес организовал сам? – спросил я.

– Да.

– А сам просто исчез… И умышленно сделал так, чтобы другие считали его утопленником?

– Да.

– Но зачем? Зачем?

Асбьёрн Краг присел на край моей постели.

– Сейчас я вам объясню, – сказал он. – Старый Гарнес был аферистом, и только смерть могла спасти его от обвинения в злоупотреблении страховкой.

– Откуда вы об этом знаете?

– Я это давно предполагал, а сейчас получил полное подтверждение моих подозрений, еще до того, как увидел старика, еще тогда, когда слушал рассказ молодого Гарнеса. Дорогой друг, вы считали, что я тут веду себя как джентльмен на каникулах, что главным моим занятием являются прогулки, чтение, наслаждение едой и купание. Но в действительности круглые сутки, уделяя короткое время сну, я только изанимался этим ужасным случаем. Да, правда, я ходил на прогулки, но каждый раз у меня была определенная цель, связанная с этим делом. Я хотел присмотреться к чему-нибудь поближе или с кем-нибудь поговорить. Во время приемов пищи я активно участвовал в разговорах и не раз направлял беседу в то русло, которое мне было нужно, А когда вам казалось, что я занят чтением, я на самом деле посвящал много часов размышлениям, сравнению тех или иных фактов, полученных мной лично или от моих агентов.

– Ваших агентов? – спросил я. – Но вы все время здесь один.

– Да. Здесь один. На месте происшествия, в пункте, где произошло убийство, я нахожусь один. Но у меня есть свои агенты в Христиании и кое-где в других местах. Детективу необходима большая информация. Я немало узнал от них о Гарнесе и о лесничем.

– Но лучшую информацию вы получили, видимо, здесь, на месте? – спросил я.

– В том-то и дело, что нет, – живо ответил детектив. – Мне нужно было знать не только, как жил лесничий тут перед самой смертью, но и о его прежней жизни. И об этом надо было просить разузнать моих агентов в Христиании.

– В том числе о его встречах в столице?

– Да, – ответил Асбьёрн Краг. – Мне прислали сведения о его дружеских контактах. И о ваших с ним встречах. Вы не принадлежали к числу его близких друзей, но время от времени встречались, встречались также в тех компаниях, куда приглашали Хильду Гарнес.

– Этого я точно не помню, но вполне возможно. Хильда Гарнес и я вращались в тех же кругах, когда жили в Христиании, что и лесничий, который уже тогда любил Хильду. Поэтому он и старался, видимо, бывать там, где бывала она.

– Вы делаете логичные выводы, – сказал детектив, и ироничная усмешка промелькнула на его лице. – Ну, хорошо, сейчас не время обсуждать дело лесничего, лучше займемся старым Гарнесом.

– Естественно. И что же вы о нем узнали?

– Прежде всего установил, что он застраховал свою жизнь на тридцать тысяч крон. Вы знаете, что его материальное положение четыре года назад, когда он исчез… или, как говорили, утопился, было очень плохим. А ею сын через некоторое время наладил дело. И главной причиной этого были деньги, полученные от страхового агентства, – тридцать тысяч крон. Молодой Гарнес рассказал мне, что его отец оставил после себя два фальшивых векселя. Эти векселя постоянно висели над его головой в качестве угрозы, и именно это заставило его разыграть эту страшную и смелую комедию. Итак, это произошло четыре года назад. Старый Гарнес был заядлым рыбаком, и поэтому никого не удивило, что 24 августа в три часа утра он в одиночку оставил усадьбу, отправившись на рыбную ловлю. Потом в середине дня нашли перевернутую вверх дном лодку, а волна вынесла на берег шляпу. У меня есть основания утверждать, что это было тщательно запланированное бегство. Он забрал с собой наличные деньги, около двух тысяч крон. Несколько дней назад я изучил все рейсы пароходов в то время, и оказалось, что как раз в этот день, 24 августа, в семь утра отсюда в Христианию отправился пароход. Скорее всего из столицы он затем перебрался за границу. И уже там прочитал в газетах заметку о своей смерти.

– Страшное дело, – пробормотал я, потрясенный. – Было ли это на самом деле?

– Да, – ответил детектив. – Вы ошиблись, думая, что это единичный случай. Как раз, наоборот, аферы такого рода хорошо известны международной криминалистике. У меня в моей юридической библиотеке есть интересный пример тому – один англичанин ухитрился умереть четырнадцать раз, прежде чем его схватили живого.

– Мне кажется, – заметил я, – у вас с самого начала возникло подозрение в таком преступлении.

– У меня было вполне обоснованное подозрение, что нечто подобное нельзя исключать, – поправил Асбьёрн Краг. – Но я не был убежден, что столкнусь с такой явной и бесспорной аферой. В тот момент, когда я приехал сюда, у меня уже было немало сведений, гораздо больше, чем вы предполагали. Я знал историю несчастной смерти старого Гарнеса, знал о его фальшивых векселях, о сумме страховки, которая сразу же после смерти была выплачена сыну и которая вызвала к жизни все это дело. Вы должны признать, что, имея великолепный материал, его можно использовать, прибегая к жаргону разведчиков, только тогда, когда есть куча подозрений. Убедившись, что Гарнес исчез из виду в поразительно удобный момент и, видимо, для того, чтобы получить страховку, я припомнил подобную историю, которая произошла в Голландии. Это возбудило у меня подозрение, хотя у меня не было никаких фактов, связывающих убийство лесничего и смерть старого Гарнеса.

Детектив развивал свою тему, а я вслушивался в его слова с возрастающим напряжением. Асбьёрн Краг говорил медленно и кратко. Создавалось впечатление, что он продумал каждую фразу от начала до конца, прежде чем ее высказать. Его изложение напоминало мне досконально аргументированную лекцию специалиста.

– Когда я приехал сюда, – продолжал детектив, – и когда узнал, что вы приходили в усадьбу в ночь убийства лесничего, я продвинулся на шаг вперед. То, что вам воспрепятствовали войти в дом, стало дополнительным штрихом. Я сделал вывод, что внутри дома произошло нечто, чему вы не должны были стать свидетелем.

– А лесничий? – спросил я.

– Лесничий – особый случай. Лесничему вскоре предстояло стать членом семьи, и надо было, конечно, посвятить его в неприятную тайну. Я понимал, что в тот вечер случилось что-то очень важное. И в ту же самую ночь на плоскогорье убили лесничего.

– Любопытно, как вы соединили одно с другим? – спросил я. – Зачем убили бедного лесничего?

– А как бы вы истолковали все произошедшее?

– Может, молодой Гарнес пожалел о том, что все раскрыл, может, лесничий решил повернуть назад и угрожал сообщить об узнанном в полицию. Поэтому он поехал за ним… и его…

– Вы верите в это? – спросил детектив.

Мне показалось, что Асбьёрн Краг снова усмехнулся, как бы иронизируя и подзадоривая меня. Но он тут же стал серьезным.

– С самого начала я знал, что одно не связано с другим, – сказал он. – Я не считаю, что молодой Гарнес был убийцей.

– Кто же в таком случае убил лесничего?

Вместо ответа Асбьёрн Краг задал встречный вопрос:

– А вы не хотите послушать мои выводы дальше?

– Хорошо, пожалуйста, – сказал я и удобнее устроился в постели, заложив руку за голову.

– На основе сведений, которые я получил от местных жителей, я укрепился в своих подозрениях, что в тот вечер в усадьбе произошло что-то чрезвычайное, что-то серьезное и решающее. Прежде чем нанести Гарнесу визит, я разузнал о необычной скрытности владельца усадьбы. Сразу после свидания с управляющим и разговора с молодым землевладельцем у меня не осталось сомнений в том, что здесь кроется какая-то тайна. Однако в моих заключениях история с гибелью отца, который, как было известно, утонул, не выдвинулась еще на первый план. Мысленно я возвращался к этому факту, но как-то все это не сходилось, хотя я все время и делал попытки примерить одно к другому. В игре, в которую я играл, смерть отца становилась важным козырем, или, попросту говоря, эта подробность была важной фигурой в игре, но я не знал, куда эту фигуру поставить, чтобы привести ее к развязке одним ходом. Вы помните, что меня заинтересовал портрет старика, висевший в кабинете Гарнеса? Превосходно. А помните вы двери…

– Двери? – переспросил я. – Что вы имеете в виду?

– Мой дорогой друг, – сказал Асбьёрн Краг, – вроде бы мелкое происшествие с закрытыми дверями было самым важным событием во время нашего визита в усадьбу Гарнеса. Разве вы не обратили внимание на то, что происходило? Когда я внимательно присмотрелся к тому, что делается вокруг меня, я решил, что все встанет на свои места, если будет идти своим путем. Если же, наоборот, не все происходит так, как я предполагал, тогда я буду знать, что есть какой-то конкретный повод для этого, к нему надо присмотреться. Таким способом я не раз поднимал завесу тайны. Вы обратили внимание на то, что фрёкен Хильда отсутствовала во время нашего визита?

– Для этого у нее была причина, – ответил я. – Она была больна и изнурена в связи с тем, что произошло. Брат ее объяснил, что она отдыхает.

– В сущности, это правда. Но чтобы убедиться в этом, я попросил показать мне дом внутри.

– Чтобы убедиться?

– Да. Я подумал, что если фрёкен Хильда лежит в постели, то у нас, очевидно, не будет возможности осмотреть ее комнаты. А это оказалось не так, мы даже заглянули в ее голубую спальню. И там ее не было.

– Она была в другой комнате, – возразил я. – Она была в комнате рядом с библиотекой.

– Да. Была за этой самой дверью. Прошу сейчас вас вспомнить одну вещь. Когда мы остановились в библиотеке, я хотел туда заглянуть. Гарнес сразу же стал на моей дороге. Сама мысль, что я могу войти туда, ужаснула его. В этот момент я убедился, что он что-то скрывает. Вы полагаете, дорогой друг, что кто-то был в этой комнате. Но кто?

– Фрёкен Хильда, – ответил я.

– Это очень правдоподобно. Но с нею был и другой человек. Этим человеком был отец Гарнеса, старик, которого сегодня ночью обнаружили мертвым на плоскогорье.

Я напряженно вслушивался в рассказ детектива. Я уже давно убедился, сначала частично, а потом полностью, что все запомнившееся мной о сегодняшней ночи было не сном, а действительностью. Мне страстно хотелось, чтобы детектив сказал мне об этом. Но вместо того он сухим, равнодушным голосом сообщил: «Старик, которого сегодня ночью обнаружили мертвым на плоскогорье».

Асбьёрн Краг снова усмехнулся.

– Наконец, дорогой друг, вы поняли, что не спали, – сказал он.

– Вы угадали мои мысли, – подтвердил я.

Около минуты Асбьёрн Краг молчал. Его молчание подавляло меня. Я все больше нервничал, я мечтал о том, чтобы детектив ушел, удалился куда-нибудь далеко, чтобы я мог встать, выйти на свежий воздух, пройтись вокруг домика.

Я взглянул на Асбьёрна Крага. Он сидел в кресле между кроватью и окном, его острый профиль, лысина на макушке, полные щеки вырисовывались очень четко в потоках льющегося в комнату света. Почему он ничего не говорит? О чем думает? Внезапно он повернул лицо в мою сторону. Я увидел его неестественно большие за стеклами очков глаза.

– Да, – сказал он. – Я привык читать в ваших мыслях, как в книге.

– Кто его убил? – поспешно спросил я.

– Кого из двоих?

– Отца. Старика, которого мы нашли сегодня ночью.

– Должен ли я объяснять дальше? – спросил Краг.

– Да, – ответил я и обвел взглядом комнату. – Прошу вас, продолжайте.

– Когда мы уезжали из усадьбы Гернесов, я очень хорошо видел комедию, которую разыграли владелец и его управляющий. Я притворился, что ничего не заметил, потому что управляющий был моим человеком. Рано или поздно он должен был прийти ко мне и рассказать все, что произошло. Для меня с самого начала было ясно, что он что-то знал. По его виду было понятно, что у него есть интересная информация. Поэтому я и сказал так, чтобы он слышал: «Живу в отеле». Этого было достаточно. Несколько дней спустя он действительно пришел ко мне и рассказал все. К тому времени я уже добыл некоторые сведения. Выслушав управляющего, я сделал вывод, что Гарнес укрывает своего отца в усадьбе. Именно этим объяснялись его нервозность и странное поведение. Что касается управляющего, то ему казалось, что Гарнес замешан в убийстве лесничего Блинда. Причиной стало то неожиданное стечение обстоятельств, что Гарнес получил письмо от своего отца в тот самый вечер, когда произошло преступление. Лишь только Блинд оставил усадьбу, Гарнес выехал через пустошь, чтобы встретить старика, который в абсолютной тайне прибыл на паровом судне на пристань. Поэтому молодой Гарнес поехал один, причем так, чтобы никто не знал. Скрывал он это неуклюже, должен был доверить все своему управляющему, отсюда следует, что он ничего не чувствовал о приближении ужасной драмы…

Детектив прервал свой рассказ и медленно, почти священнодействуя, достал из кармана портсигар. Выбрал одну сигару, закурил, выдохнул дым густыми белыми клубами. Посидел минуту, держа портсигар в руке.

– Это обычная кожа, но отделанная серебром, – заметил он. – Портсигар, который исчез у Блинда, был из зеленой крокодиловой кожи. Или не так?

– Вовсе не портсигар, – возразил я. – Это был бумажник.

Асбьёрн Краг выпустил большое кольцо дыма и рассмеялся.

– Очевидно, кожа не была оправлена в золото?

– Откуда мне знать… Я ничего об этом не слышал. Детектив повернул ко мне лицо. Он усмехался.

– Хотелось бы встать, – сказал я. – Чувствую себя немного скверно. Надо выйти на свежий воздух.

Асбьёрн Краг поднял руку.

– Никоим образом, – сказал детектив. – Сначала вы должны все выслушать до конца. Осталось немного… А пока можно открыть окно.

– О да, благодарю. Прошу открыть настежь. Насколько можно.

– Дорогой друг, окно открыто настежь, – сказал он. – Оно открыто все время. Ха-ха-ха…

Детектив смеялся, больше не говоря ни слова. У меня не хватало смелости посмотреть на него, я опасался сильного взрыва ярости. Я услышал щелчок закрываемого портсигара, который Асбьёрн Краг тут же положил в карман.

– Я это хорошо понимаю… – пробормотал детектив вполголоса, будто разговаривая сам с собой. – Я понимал тогда, хорошо понимал, что там за дверью скрывается старый Гарнес. Молодой Гарнес волновался совсем не из-за убийства. Когда говорили об убийстве лесничего, он был в нормальном настроении, в обычном состоянии духа. У него были другие заботы, ему даже в голову не пришло, что его могут заподозрить. Вместе с тем тайна, связанная с его отцом, казалась ему ужасной. Катастрофа разразилась внезапно, лишила его возможности здраво рассуждать и заставила поступать безрассудно. Он любой ценой стремился удержать тайну во дворе своей усадьбы. Он был так разгорячен и хаотичен в своих действиях, пытаясь скрыть семейную тайну, что вообще не заметил, что она раскрыта. В результате возбудил подозрения, каждый мог на него показать и заявить: это он убил лесничего. Он выставлял себя в таком виде, будто в самом деле был убийцей. Но такой вывод могли делать только люди не думающие, которые не понимают необходимости прибегать к ассоциациям, сопоставлениям. Мне же хватило одного беглого взгляда, чтобы убедиться: так не может себя вести человек, совершивший убийство на плоскогорье. Даже самый глупый индивидуум не раскрывался бы таким образом шаг за шагом. Нет, Гарнес охранял большую тайну, но она не имела отношения к убийству, у него не было времени о нем подумать. Вчера в связи со всем этим к нему пришел управляющий и заявил: «Иду сейчас к детективу и все ему расскажу. Молчать больше мне не позволяет совесть». Управляющий был убежден, что дело тут в убийстве. А молодой Гарнес не мог даже себе представить, что речь может идти о чем-то другом, а не о тайне старика, воскресшего из мертвых. Именно поэтому он и сказал своему управляющему что-то вроде: «А что детективу от этих дел? Это дело личное!» Я отослал управляющего к его хозяину с приветом от меня и вопросом, – который хозяину показался странным, – когда я смогу нанести ему визит. Мне не хотелось приходить неожиданно, могла произойти новая катастрофа, не стоило рисковать, потому что от Гарнеса в его нервном состоянии можно было ожидать всего. У меня была определенная цель так поступить: мне нужно было, чтобы Гарнес заблаговременно удалил отца из усадьбы. У него не хватило смелости продолжать скрывать отца здесь в ожидании моего визита. Допускаю, что он отправил отца из усадьбы в ту самую ночь. Да, дорогой друг, неосмотрительность стала причиной смерти старого Гарнеса.

– Кто же его убил? – воскликнул я. Детектив внимательно посмотрел на меня.

– Я уже говорил, – ответил он, – что его убила железная коляска, та неизвестная, несчастная коляска, которая повсюду носится, ко не оставляет следов. Я знал, что старик пойдет через плоскогорье, чтобы добраться до морской пристани. Я поджидал его у дороги, решил, что подойду к нему, положу ему руку на плечо и скажу: «Дружище, поговорим немного». Приготовился его ждать и тогда услышал дребезжание железной коляски. Вот и вся история, все, что хотел вам рассказать, – закончил Асбьёрн Краг. – Остальное вы знаете.

– Ничего не понимаю! – воскликнул я. – Я в таком же неведении, как и в самом начале вашего рассказа. Вы сказали, что старого Гарнеса убила железная коляска. Но что такое железная коляска, откуда она берется и кто ею управляет?

– Эти самые вопросы я задавал себе бесчисленное количество раз, – ответил детектив. – Но только сегодняшней ночью появилась возможность разгадки.

– Вы раскрыли тайну железной коляски?

– Да.

Асбьёрн Краг посмотрел на свои часы. – Сейчас половина шестого, – сказал он, – Через час начнется отлив, и мы сможем увидеть железную коляску.

– Отлив? – удивленно спросил я.

– Да, именно отлив, – ответил детектив. – Железная коляска уже не существует. Она утонула.

Асбьёрн Краг говорил совершенно серьезно, было ясно, что он не шутит.

– Когда мы найдем железную коляску, вам станет понятно многое из тех вещей, которые сейчас кажутся невероятно таинственными. Я начинаю верить, что это дело от начала до конца являлось очень простым, но странным образом оно распалось на целый ряд загадочных обстоятельств, которые попутно появлялись и уводили следствие в сторону, при этом не имея с ним ничего общего. Мне показалось, что когда-то нечто подобное уже было в моей практике. Вы не поймете, как трудно расследовать два не связанных друг с другом происшествия, которые накладываются одно на другое. В нашем конкретном деле я имею следующие факты. Прежде всего подозрительную скрытность молодого Гарнеса, что указывает вроде бы на его участие в убийстве лесничего. Дальше – убийство и железная коляска, которая имеет со всем этим связь. Пока я делал выводы, что все эти три дела составляют одно целое, до тех пор все находилось в хаосе, одно смешивалось с другим. Когда же я начал отделять одно от другого, загадка начала распутываться, все события стали вырисовываться отчетливее. Дорогой друг, тут нет единого цельного дела, мы занимаемся сразу тремя. Итак, старый и молодой Гарнесы – одно дело. Железная коляска – это отдельное дело.

– И убийства, – заметил я.

– Убийство, – поправил меня детектив. – Старый Гарнес не был убит. Убит был только лесничий.

– Но разве вы не знаете, кто убил лесничего? – спросил я.

– Знаю, – ответил Асбьёрн Краг. – Уже сегодня я могу на него показать. Но сейчас нам пора идти.

Детектив торопливо оставил мой домик.

– Я посижу снаружи и подожду вас! – воскликнул он, выходя. – Поторопитесь, потому что в шесть начнется отлив.

– Обещаете мне, что я увижу железную коляску? – нахально спросил я.

– Сделаю все, что могу, – ответил детектив.

– Кажется, вы замечаете то, чего не замечают другие. Вы – настоящий волшебник.

– Я только человек, – ответил Асбьёрн Краг. – Но я редко ошибаюсь. Поторопитесь!

Я быстро оделся. Кровь пульсировала во мне, как при лихорадке. Чем это было вызвано? Рассказом детектива? Или это была реакция на то, что я терял сознание? Наверно, одно и другое. Но отчетливо ощущал я только одну вещь: радость от предстоящей прогулки. Непрерывно крутившиеся в моей голове мысли об умершем человеке, об убийстве, о железной коляске вызывали у меня состояние крайней подавленности. В моей комнате пахло камфорой, а за окном соблазняло голубое море.

Наконец я был готов. Асбьёрн Краг сидел на придорожном камне и ждал…

…Однако я не увидел железной коляски и не разгадал загадку, которая окутывала тот приносящий несчастье экипаж. Утешало меня лишь то, что Асбьёрн Краг был разочарован точно так же, как и я.

Детектив привел меня на то место на плато, где прошедшей ночью слышал грохот железной коляски, катящейся к морю. Вокруг стояла тишина, тут и там плавали маленькие лодки, которые чертили длинные линии и ставили точки на поверхности моря.

– Это что – ищут железную коляску? – спросил я. Асбьёрн Краг кивнул.

– В том месте коляска въехала в воду.

Какое-то время детектив руководил поисковыми работами. Но вскоре он потерял терпение, потому что ничего не удавалось обнаружить. А потом поднялась вода, и он вынужден был на сегодняшний день прекратить работы.

– Нехорошо, – сердито бормотал он. – Надо будет послать телеграмму в Христианию.

Асбьёрн Краг написал телеграмму и послал курьера на телеграф.

Потом мы вернулись в отель. Начали медленно опускаться сумерки. Все время после полудня Асбьёрн Краг был необычно разговорчив, сейчас он, напротив, будто берег каждое слово. Кроме того, мы узнали, что тело старого Гарнеса доставили в усадьбу и что его сын собирается назавтра выехать в столицу, чтобы уладить дело со страховкой.

Когда мы оказались на веранде отеля, которая была полна гостей, я шепнул на ухо детективу:

– Вы не хотели бы объявить, кто убийца?

Но Асбьёрн Краг отрицательно покачал головой.

– Еще рано, – оказал он.

Он в самом деле был странным человеком. Порой он взрывался и выливал на окружающих поток слов, а потом вдруг, казалось бы, без всякой причины, замолкал и замыкался в себе. У меня сложилось мнение, что так проявлялась его естественная скрытность и что обычно при этом он преследует какую-то непонятную окружающим цель.

Независимо, правда, от того, говорил ли он или молчал, рот у него складывался в насмешливую гримасу, а взгляд был испытующим, пронизывающим насквозь.

Он привык быстро ставить вопросы, довольно странные, непонятные и вроде бы бессмысленные. Как в тот вечер. Была уже половина одиннадцатого. Мы сидели в кругу сдружившихся гостей и разговаривали. Домой не спешили. Кто-то предложил партию в карты, и я согласился сыграть. Надо было пойти в одну из комнат и принести карты. Открыв дверь, я лицом к лицу столкнулся с Асбьёрном Крагом, которого не видел уже в течение часа. Это было неожиданно, в таком случае человек невольно вздрогнет, когда обнаружит другого человека в помещении, которое считал пустым.

– Я считал, что вы ушли домой, – сказал он.

– Как видите, не ушел, – ответил я. – И посижу еще немного.

Асбьёрн Краг сделал гримасу, в темноте блеснули его крупные белые зубы.

– Видимо, вы не любите своего одинокого домика, – сказал он.

Я не нашелся, что ответить. Просто удивился. Детектив уже не раз подчеркивал – даже с какой-то угрозой, – что мой домик расположен на отшибе.

Асбьёрн Краг ухватил меня за лацкан пиджака.

– Прошу меня выслушать, – сказал он. – Хочу вас спросить. У вас в комнате только одно окно, правда?

– Да. Но оно очень большое. А в связи с чем вы спрашиваете?

– На окне есть штора?

– Да.

– Бывает так, что вы опускаете штору?

Детектив засмеялся.

– Не понимаю этой остроты, – ответил я.

– Я не шучу.

– Ну, уж если вас это интересует, то сообщу, что опускаю штору, когда светит солнце.

– А вечером? – продолжал расспрашивать Асбьёрн Краг. – Когда зажигаете лампу. Что тогда?

– Что тогда? Соседей напротив у меня нет. Перед домиком море. Так что опускаю штору, когда зажигаю лампу, не каждый раз.

Асбьёрн Краг снова ухмыльнулся, показывая белый зубы.

– Если не закрывать окно шторой, – сказал он, – комната становится как бы открытой. Кто-нибудь может стоять снаружи в темноте и заглядывать внутрь.

Детектив ослабил хватку лацкана моего пиджака. Я отступил на шаг.

– Благодарю вас за необычный способ нагнетания на меня страха, – сказал я. – Вы думаете, что я дикарь? Я не боюсь темноты.

– Извините, – чуть поклонился он со смирением в голосе. – Я не хотел вас пугать. Когда я задумываюсь над чем-то, мне кажется, что вообще мы бессознательно ставим бессмысленные вопросы. В конце концов вы могли бы мне оказать услугу.

– Сейчас? Вечером? – спросил недовольно я, глядя на колоду карт, намеренно давая понять ему, что у меня другие планы.

– Я, в сущности, по поводу написания рапорта, – объяснил он. – Я дошел до описания трупа…

Я содрогнулся. В темной комнате, в которой мы были только один на один, будто повеяло каким-то кошмаром.

– Трупа? – еле выговорил я. – Вы пишете о трупах?

– Конечно. Прежде всего надо дать их описание. Не помните, как они выглядели?.. Подумайте…

– Каштановые волосы, – начал я механически Асбьёрн Краг легко хлопнул меня по плечу.

– Дорогой друг, почему вы не спросили, какой труп я имею в виду? – сказал он. – Очевидно, вы правы, я пишу о мертвом лесничем. Но все равно надо уточнять… Не хотите послушать и сказать, что неточно сделано в описании? Так вот… Его каштановые волосы были разделены с левой стороны головы на четкий пробор, уши оттопыривались, были слегка великоваты, лоб – высокий и очень чистый в сравнении с нижней частью лица, огрубевшей от ветра и солнца, Разящая бледность лба являлась следствием того, что он всегда ходил в шляпе, надвинутой глубоко на глаза. Борода была мягкой, как шелк, рыжая, с немного вьющимися волосами. Борода не закрывала губ. Губы красиво очерчены, красные, полнокровные. Глаза – светло-голубые. Одновременно зрачки были очень маленькими, а глазные яблоки большие, белая нить вокруг радужной оболочки создавала как бы полоску, придающую глазам пронизывающее выражение. Растительность на лице заходила глубоко до шеи. Шея толстая и короткая. Когда его нашли, отметили, что твердый воротник погнут в нескольких местах, а зеленый Галстук съехал в сторону левого уха. Вот и все… Так выглядел покойник?

– Да, – ответил я. – Кажется, ваше описание вполне соответствует действительному его виду…

– Благодарю, именно это мне и хотелось знать. Асбьёрн Краг говорил и одновременно как-то странно смотрел прямо перед собой. Во взгляде было что-то колючее, неприятное. Я открыл дверь, теперь свет падал прямо на детектива. Он был бледным и усмехался. Кивал мне головой и усмехался. Ох, эта вечная его ухмылка!

Я быстро прошел в гостиную. Мои друзья ждали меня. Я положил карты на стол.

– Прошу вас, друзья, найти четвертого для партии. Я не играю.

Я потерял интерес к картам. Я сидел и прислушивался к шагам детектива, которые терялись где-то в комнатах… Звучали его слова… «оттопыривались, были слегка великоваты, лоб – высокий и очень чистый… красные губы, которых не закрывала борода… Куда я ни обращал глаза, повсюду видел черты умершего… погнут воротник… зеленый галстук съехал в сторону левого уха… Пытаясь отвлечься от этого навязчивого видения, я то и дело невежливо вмешивался в игру остальных, указывал им на ошибки там, где их совсем не было, громко поддакивал, без повода нахваливал. Это встречали с большим недовольством, бросали на меня неприязненные взгляды. Наконец я направился к себе.

Проходя под окном номера Асбьёрна Крага, я обратил внимание, что у него горит свет, занавеска затянута, но не увидел никакой тени. Видимо, детектив сидел за своим письменным столом и спокойно составлял рапорт о «виде Покойника».

Вечер был пасмурным и туманным, ветер совершенно стих. Но дождь и ветер со вчерашнего вечера принесли с собой холод. Есть что-то необычное в цветении лета. Земля, куда ни глянешь, сгибается от плодов, все созревает, готовится падать с веток, стебли не могут удержать тяжести, воздух заполнен ароматами даров природы. Но в такой момент, наперекор всему, могут прийти холодный день и холодная ночь, и тогда мерзнет картофельная ботва. Это дыхание осени, будто октябрь ледяными пальцами трогает струну. Но продолжается это недолго, всего пару часов, а потом снова возвращается тепло, чтобы завладеть всем.

Вечер был именно таким. В воздухе чувствовалась осень, холод легко касался моих ладоней. Мрак стремился надолго овладеть небом, затянутым тучами, но это ему не совсем удавалось. Золотые поля по сторонам, красные дома и серая пыль дороги, хоть и слабо, передавали свои цвета.

Грусть этого вечера подействовала и на мое настроение. Мной овладела удивительная ностальгия, необъятная тоска по тому, что находилось далеко-далеко, в городе с узкими улицами и множеством людей. Я подумал: «Эта мрачная атмосфера поймала меня своими когтями, надо ехать…»

Я возвращался к моему одинокому домику. Выйдя на участок дороги, проходящий над морем, я посмотрел на часы. Было уже за полночь. Я остановился неподалеку от пристани. Отсюда был виден мой домик на мысу. В темноте он напоминал белый надгробный камень. И вдруг мне не захотелось идти прямо домой, захотелось отдалить этот момент. Нет, я не боялся ничего, но мной овладело какое-то странное предчувствие, что меня там ожидают хлопоты, связанные с зажиганием лампы. Прошелся по пристани. На пристани не было никого, поблизости также не видно было живой души, люди разошлись по своим домам. Да и сами дома создавали впечатление вымерших и опустевших. Так обычно бывает ночью, когда нет света в окнах и люди не суетятся во дворе.

Из воды вертикально вверх тянулся камыш, он был неподвижен. Слышался мягкий шум, отголосок разбивающихся о берег волн. Волны, ударяясь о сваи пристани, издавали звук разбивающегося фарфора. Лодки у пристани были крепко привязаны канатами, они покачивались на волнах и касались друг друга, как пробки в луже. Чуть дальше в море дрейфовала большая открытая лодка, окутанная мраком. Темнота не обладала всемогуществом и не могла поглотить все окружающее. Она накапливалась в щелях и трещинах, в закоулках, под помостом, наполняла леса, но не овладела горами, вершины которых светились, как светлые открытые головы. Не овладела она и точеными гладкими шхерами, разбросанными много дальше, в открытом море, где вода блестела серым свинцом.

Я долго стоял на мостках и смотрел пристально на воду, различая медуз, напоминающих следы крови в море. Ждал, что вот-вот раздастся какой-нибудь человеческий голос. Но люди будто вымерли. Не слышалось ни плеска весел, ни возгласов, ни единого звука. Я покинул пристань и пошел к себе. Шел быстро.

Дорога узкой лентой вилась между морем и отвесной скалистой стеной. Тут никто не мог миновать меня незаметно. Да я и не рассчитывал в конце концов кого-нибудь встретить. Я жил один, а кому бы пришла в голову мысль навестить меня в такую позднюю пору? Я приближался к домику, должен был выйти прямо к двери, окно выходило на противоположную сторону, к морю.

Неожиданно подумал о странной вещи. Видимо, предчувствуя то, что должно было произойти. А что было бы, если бы сейчас в домике сидел какой-нибудь человек и нетерпеливо поджидал меня? В комнате стояла потертая качалка, и я не мог избавиться от мысли, что в этой качалке сейчас кто-то сидит. В своем воображении даже представлял, как этот человек выглядит… белый, как мел, лоб… Когда я войду в комнату, человек будет сидеть в кресле-качалке совершенно неподвижно, его белый лоб будет светиться в темноте, человек будет молчать…

Я пошел быстрее, подгонял себя вперед, чтобы избавиться от зловещего страха, который все усиливался и усиливался и, казалось, вот-вот овладеет мной полностью. Еще не придя в себя, я оказался в комнате. Качающееся кресло было пустым. Я запер за собой дверь.

Когда лихорадочно искал спички, услышал отчетливое тиканье часов, но это было тиканье не моих часов. Ледяной страх мгновенно сковал сердце, я уже собрался броситься к двери, но вспомнил о древоточце, маленьком насекомом, который стучит в старых домах. Значит, это всего только древоточец!.. Я снова начал искать спички. И снова в мои уши вливалось интенсивное тиканье. Оно передвигалось с места на место, вслед за мной, тиканье преследовало меня. В своей болезненной фантазии я представил себе, что какой-то молчащий человек ходит за мной следом, человек, которого я не могу видеть, а лишь слышу, как идут его карманные часы. Наконец я зажег спичку. Снял с лампы стекло. Стекло… было теплым. Стекло от лампы было теплым!..

Я застыл, как парализованный, держа в одной руке стекло, в другой горящую спичку. Спичка горела, пока не обожгла мне пальцы, потом погасла, и вокруг снова воцарилась темнота. Меня захватило одно стремление – любой ценой разогнать мрак, зажечь свет. Не помню в деталях, что происходило дальше, но мне все-таки удалось зажечь лампу, и мой взгляд безотчетно устремился в сторону окна. Это было большое старомодное окно, разделенное на восемь частей. За теми восемью частями была тьма, казалось, окно было черным, как эбеновое дерево. Я резко двинулся к окну, чтобы опустить штору, направился, дрожа от страха…

И вот тогда я увидел лицо, смотрящее прямо на меня… высокий лоб, ярко-красные губы, которые, как открытая рана, выглядывали между усами и бородой, лицо отчетливо вырисовывалось на фоне темноты, черной, как эбеновое дерево. Лицо приближалось. Уже была видна шея, погнутый воротник и перекошенный галстук, с узлом у левого уха. Покойник намеревался войти в комнату…

Глава шестая СОБАКА

Шатаясь, я отошел от окна и повернулся лицом к стене. А через некоторое время я уже стоял на коленях, опершись плечом о край кровати. Голосом, который звучал чуждо и странно, я прокричал несколько раз, задыхаясь от страха: нет! нет! нет! В комнате было светло, но я не смел посмотреть на окно, я чувствовал затылком, что ужасное лицо по-прежнему приближается из темноты. Вот оно проникает через зеленые стеклянные пластинки, влезает через оконное стекло, как труп, который извлекли из морских волн: медленно и безжалостно, молча – и все ближе. Я не решался посмотреть на окно, ни за что на свете, но вдруг повернул голову.

Лицо находилось там по-прежнему, белое и страшное, с высоким лбом, ярко-красными губами ребенка. Я рухнул на постель и закрыл глаза, ощущая затылком холодное дуновение страха, леденящего, как мертвое сияние луны.

…Я очнулся от обморока, который, должно быть, продолжался около часа. В комнату проникал серый свет. По-прежнему не хватало сил взглянуть на окно, однако я знал, что за стеклом уже светлее. У меня было такое чувство, будто я лежал в каюте маленькой лодки, в которой совершал путешествие через мрак, а сейчас вот настает день и становится все светлее.

Я медленно стал различать предметы вокруг меня, видел, как все отчетливее проступают их контуры, а страх отодвигался все дальше и дальше. Когда я увидел симпатичные старые часы, которые уже не ходили целое столетие, маленькую картину, написанную маслом, изображающую знаменитых норвежцев 1905 года, цветочные вазы и белую бумагу на столе, все такое безобидное и нестрашное, вдруг мое поведение показалось мне по крайней мере странным. Я вел себя хуже истеричной бабы. Я посмотрел в окно…

На фоне серого насыщенного влагой неба неподвижно стояли деревья. Я распахнул окно. Штора изогнулась, как парус, хотя ветра почти не было. Воздух был тяжелым, давящим, наполненным морским бризом, вобравшим в себя синеву светлых летних волн. Легкий ветерок нес с собой целый веер чудесных летних ароматов настоящего лета. Он нес эти ароматы с просторных, свежескошенных лугов, с солнечных ложбин, поросших морошкой, из еловых лесов, из которых забрал запахи живицы и прошлогодних шишек. Я уже ясно различал нагромождение скал за дорогой, где среди сухого валежника росли малина и земляника, а под валунами гнездились скользкие гадюки. Под небом, затянутым одеялом из туч, воздух был тяжелым. Но уже первый бриз снимал это одеяло с горизонта, слой облаков на востоке уже пробивали светло-синие солнечные стрелы, в воздухе блестело золотом, будто тысячи молний обрушились вниз, пронизывая его.

Освободившись от оков страха и темноты, я мог теперь спокойно разобраться в том, что произошло. Я ненавидел самого себя за отсутствие смелости и самообладания. Все это были галлюцинации, видения в моем подсознании. Но разве в таких условиях мои нервы могли оставаться в покое! Казалось, я бродил весь в крови.

О сне, конечно, сейчас не могло быть и речи. Хотелось пойти на море, услышать звуки лодок, плывущих к подводным отмелям, где собиралась рыба. Я не мог долго выносить эту абсолютную тишину.

Дверь оказалась незапертой на ключ. Благодарение Богу, что я не знал об этом ночью, это еще больше подстегнуло бы страх.

Я обошел домик вокруг и остановился под окном. Взглядом измерил расстояние от земли до подоконника и сразу сделал вывод, что стоящий у окна мужчина среднего роста достигал лицом как раз того места, которое было видно мне ночью. Странное дело. Под окном был небольшой клочок обработанной земли. На черном торфе росли несколько убогих яблонь, а вдоль дорожки была разбита цветочная клумба, на которой росли жалкие искривленные Цветы, поскольку здесь почти постоянно была тень.

Глянув на цветочную клумбу, я почувствовал, как меня вновь охватывает страх. Посреди клумбы, глубоко отпечатанные в черной земле, виднелись следы ботинок. Я отодвинул ветки яблони, чтобы присмотреться внимательней. Да, здесь недавно кто-то стоял. Я поставил левую ногу рядом с отпечатком ботинка и убедился, что оттиск моего ботинка был на полсантиметра длиннее. Между тем все следы, оставленные раньше, ничем не отличались друг от друга. Все сводилось к тому, что здесь недавно кто-то стоял и заглядывал в окно, несколько часов назад… Сегодня ночью? Я лег на землю и внимательно изучил участок. И напал на новые следы. Обнаружил, в каком месте человек сошел с каменных плит на дороге… вот он шел здесь… дальше ступил там… Потом ступил на маленькую полоску земли, отодвинул в сторону ветви яблони и стал посредине цветочной клумбы. И стоял тут долго, по крайней мере несколько минут, может, полчаса. Я установил это по двум отпечаткам ботинок, которые были глубже, чем остальные. Человек стоял неподвижно… И заглядывал в мою комнату.

Не отдавая себе отчета, для чего я это делаю, я начал затаптывать следы, жестоко разорять цветочную клумбу, рыхлить землю, ломать стебли. Покончив с этим, я вдруг остановился, поразившись собственному ожесточению, потом подошел к стене и заглянул в окно.

Меня сразу охватил озноб. Ожидая что-то увидеть в моей комнате, я вообразил, что там сейчас все полностью изменилось, все стало по-другому, после того как я покинул ее. Я боялся, что меня охватит такой страх, который охватывает человека, глядящего в зеркало и вместо своего лица видящего на зеленоватом дне зеркала совершенно другое существо.

Но комната совершенно не изменилась. Все стояло на своих местах – кресло, стол, за ними кровать, на стене висела та же картина, написанная маслом, – знаменитые норвежцы 1905 года.

Заглянул внутрь сквозь нижнее стекло в окне. Вспомнил, что именно в этом квадрате видел лицо умершего на фоне черного, как эбеновое дерево, ночного мрака. Покойный лесничий Блинд был такого же роста, как я. Все совпадало! Под моим окном сегодня ночью стоял мертвец!

Я быстро отошел от домика.

Но отпечатки ног, которые были материально ощутимы, привели мысли в замешательство и перевернули мои выводы вверх ногами. Нет, в таком случае это не была галлюцинация! Но… Лесничий уже был мертв, он был убит и был похоронен. Как же он в таком случае мог стоять ночью перед моим окном и заглядывать в мою комнату?

Я шел по дороге над морем, тащился тяжелым шагом. Солнце еще не совсем взошло, но уже перебросило с неба на землю мостик. Я чувствовал, что будет жаркий и душный день.

Людей еще не было видно, но с берега уже неслись различные звуки: стук укладываемых на дно лодок досок, хлюпанье вычерпываемой воды. Красные навесы лодок казались мне более красными, чем обычно, так как краска с ночи стала влажной. Море спокойно распростерлось внизу, будто водяная гладь была прикована к скалам и шхерам. Из мрачной тени у берега выскользнула лодка. На веслах сидел старик, он двигался медленно, скрипя уключинами, по всему заливу веером разбежались водные морщинки. Интересно, который час? Четыре? Пять? Наверное, так. Именно в это время оживала жизнь. Выходили в море все лодки. Послышались также голоса бородатых мужчин откуда-то со стороны пристани.

Порой, когда я останавливался над морем и впитывал в себя впечатления начинающегося дня, мои мысли кружились вокруг ночных кошмаров, и у меня возникало подозрение. Оно появилось уже давно, но стало отчетливым только сейчас. Дело становилось все более ясным, определенным и неоспоримым. Я не мог избавиться от этого подозрения. Я прошелся по пристани, дрожа от напряжения. Так вот… Раз эти вещи были, значит, они имели между собой связь! Со всех загадок вдруг упала таинственная завеса. Но одновременно меня снова охватил страх, страх перед подстерегающей большой опасностью.

Я решил пойти в отель, не за тем, чтобы встретиться с отдыхающими, а чтобы выпить кружку пива или чашку бульона, если, конечно, это будет возможно. После обморока я чувствовал себя таким изнуренным, будто после долгой голодовки.

Когда я достиг газона, отделяющего здание отеля-пансиона от дороги, то обратил внимание, что красная штора не была свернута на ночь. Я поднялся по лестнице, ведущей на веранду, оттуда через стеклянную дверь заглянул в столовую.

Большой зал был пуст. Дверь не была заперта на ключ, и я вошел в столовую. Стол был накрыт, на нем были остатки ужина, рассыпаны крошки хлеба, рядом с салфетками стояли наполовину опорожненные стаканы с молоком. Постояльцев отеля так рано здесь не ожидали. В угловой части зала за искусственными пальмами оскалило белые, как снег клавиши, пианино. На карнизах, бегущих вдоль стен, расположилась забавная выставка чашек и стаканов. У двери, ведущей на кухню, стоял небольшой буфет, на нем – фонограф и какая-то желтая машинка для открывания бутылок. Я посмотрел на эту машинку, и в моем нервном состоянии мне показалось, что она ворчит. Обессилев вконец, я рухнул в кресло у окна.

Вдруг я услышал какой-то шорох у пианино и взглянул в ту сторону. По телу пробежала сильная дрожь… Боже святый! На табурете у пианино кто-то сидел. Значит, я был таким отупевшим, что не заметил человека, хотя смотрел на пианино!

Когда я понял, кто этот мужчина, мне стало еще больше не по себе. Это был Асбьёрн Краг, детектив. Он направлялся ко мне, кивал своей лысой головой, усмехался. Я почувствовал в этот момент какой-то странный страх перед ним и страстно захотел, чтобы он не подходил ближе. Худощавое лицо детектива было бледным, а его добрая и мягкая улыбка была мне отвратительна. Он направлялся прямо ко мне.

– Хорошо спали? – спросил он.

В тот момент, когда я посмотрел прямо ему в глаза и ощутил его встречный взгляд на себе, я почувствовал, что мое подозрение подтверждается. В сущности, подозрения уже не существовало, имелась уверенность, ужасная и отчетливая уверенность. Я ответил голосом, спокойным и невозмутимым, насколько был на это способен:

– Да. Благодарю. Спал хорошо.

Детектив сунул руку в карман, где лежали часы, и медленно их вынул. Это были золотые карманные часы с двойной крышкой. Раздался щелчок, и крышка откинулась.

– Пять часов, – сказал Асбьёрн Краг.

– Да. Так я и думал.

– Уже пять, – повторил детектив. – И как бы хорошо вы ни спали, спали вы недолго. Да это видно и по вашимглазам.

– У меня был один неприятный сон, – ответил я. – Нет ничего удивительного, что я изнервничался и устал. Человек, находящийся в постоянном напряжении, впадает в шок.

Детектив с минуту смотрел на меня пытливо и с интересом.

– Думаю, вам нужно переехать назад в отель.

– Почему?

– Все-таки тут люди. Тут у вас знакомые и приятели. Вам не стоит жить в одиночестве.

– Вы в самом деле считаете, что я боюсь?

– У меня создалось впечатление, что пустынное место и одиночество воздействуют на вас.

– Ничуть. Я люблю бывать один. Меня не беспокоит отсутствие живого существа, ни то одиночество, когда я нахожусь там, на мысе. Могу сказать только это.

– Да? В самом деле?

Я не мог больше выносить пытливого, настороженного взгляда детектива. Вышел на веранду. Вскоре за мной вышел и Асбьёрн Краг и встал рядом. Но на этот раз он заговорил совершенно по-иному, по-дружески, будто хотел добиться моей благосклонности. Он, мол, также устал, так как накануне с самого рассвета наслаждался прекрасным днем.

– Сегодня будет жарко, – сказал он и показал пальцем на хлебное поле. Желтая нива поблескивала в лучах восходящего солнца. Она тянулась к самому лесу и прихватывала дальние группы деревьев.

Асбьёрн Краг снова посмотрел на часы.

– Кого вы ждете? – спросил я.

– Людей, которые должны вытянуть из воды железную коляску, – ответил он. – Или вы в самом деле забыли о ней?

– Нет. Надеюсь, наконец будет раскрыта последняя тайна железной коляски.

Внутри отеля раздались шаги, открылась какая-то дверь, снова закрылась. Асбьёрн Краг сказал, что он разбудил хозяйку. Через минуту она внесла дымящийся кофе. Я попробовал что-нибудь съесть, но это оказалось невозможным. Я все время чувствовал на себе пытливый взгляд детектива.

– Вы не привыкли так рано вставать, – сказал он. – У вас совсем нет аппетита.

– Вы правы, я действительно мало спал. Веки болят и стали тяжелыми, как свинец.

– Но вам не следует ложиться спать, – оживился детектив. – Вы должны пойти со мной на море. Ведь будут доставать железную коляску. Обещаю вам интересное зрелище. На этот раз без крови, – добавил он тихим голосом. – По-моему, у нас уже было достаточно крови, а?

Я ничего не ответил.

Асбьёрн Краг рассмеялся тихим смехом.

– А почему вы смеетесь?

– Прошу прощения, – извинился он. – Может, я немного суровый, но такой уж у меня характер, и не могу с этим ничего поделать. Я вижу, что у вас дрожат пальцы, вилка звенит о тарелку. Заметил также, что у вас вздрогнуло лицо, когда мы заговорили о крови. Меня интересует влияние необыкновенных событий на отдельных людей, которые шаг за шагом доходят до полного смятения.

– Я не в таком состоянии.

– Этого я не сказал, но я вижу, что вы очень изнурены.

– А что вы тут видите удивительного?

– Ничего, дорогой друг. Скорее было бы удивительно, если бы все эти события не оказали на вас никакого впечатления. Но послушайте… Это прибыли люди.

На дороге затарахтела повозка. Асбьёрн Краг сложил салфетку, положил ее спокойно рядом с тарелкой, встал и подошел к окну.

– Да, – повторил он. – Это они. Я тоже подошел к окну.

На дороге стояла четырехколка. С нее только что соскочил один мужчина, другой держал вожжи. Должно быть, это были как раз те люди, я раньше их никогда не видел.

Я встал сзади Асбьёрна Крага. Я был выше него ростом и поэтому мог видеть его лысину, поблескивающую на макушке. Кожа в этом месте была белая и нежная, как у младенца. Виднелись пульсирующие голубоватые жилки. Я подумал, что именно в голову был нанесен лесничему смертельный удар. Его череп раскололся, как фарфоровый… Меня проняла дрожь, я не мог оторвать глаз от светящейся лысины и сетки голубых жилок… Внезапно детектив обернулся и взглянул на меня.

– О! Какие глаза! – воскликнул он.

Обойдя его взглядом, я посмотрел на дорогу. С интересом смотрел на лошадь, которая безуспешно пыталась дотянуться мордой до травы, росшей в придорожной канаве. Стоял совершенно неподвижно, не смея шевельнуться, необъяснимый страх охватил меня. Но чего я боялся? Чего-то, о чем не подумал?

– Надо идти, – затем сказал я. – Люди ждут. Молча я шел за ним к повозке и занял место рядом с ним на заднем сиденье. Мы ехали через лес, потом через плато, до самого обрыва к морю.

Внизу, где по предположению Асбьёрна Крага утонула железная коляска, сейчас швартовался пароходик и несколько лодок. На лодках суетились люди с канатами и сетями в руках. Работал подъемный кран, слышался его рокот. Море было спокойное и серое, как свинец. Утренняя мгла затянула наиболее далеко выдвинутые шхеры. Их нельзя было рассмотреть. Все вокруг было бесцветным и серым, как бледный рисунок углем. Мы вышли на берег и побрели через песок и хилые травяные участки. Утренняя роса увлажнила прибрежный песок и как бы покрыла его темной пленкой. Влага оседала также на камнях и на лодках, которые блестели, будто их омыл дождь. Сколько влаги выделяет море ночью!

В свежем утреннем воздухе голоса доносились, как по телефонному проводу. Асбьёрн Краг стоял на берегу и кричал людям, находящимся на палубе пароходика, и хотя корабль стоял достаточно далеко от берега, его слышали и отвечали отчетливо и ясно.

– Вы нашли что-нибудь? – спрашивал детектив.

– Водолаз два раза был на дне, – долетел ответ с пароходика. – Видел странный предмет. Но его трудно будет достать.

– Это коляска? – интересовался Асбьёрн Краг.

– Предмет не похож на коляску, – кричал мужчина на палубе. – Но у предмета есть колеса, и он весь из железа или стали. Водолаз еще никогда ничего подобного не видел.

– Скоро ли вы поднимете коляску из моря?

– Потребуется несколько часов. Эта штуковина очень тяжелая.

Люди в лодках прислушивались к разговору.

– Она лежит на глубине двадцати метров, – добавил кто-то из них. – Трудно понять, как она оказалась там.

Асбьёрн Краг помахал рукой.

– Тащило, наверное, по дну, – сказал он. – Нашли там какого-нибудь пассажира?

После длительного молчания пришел ответ:

– Не нашли. А был в коляске какой-нибудь пассажир?

– Кто знает… – развел руками Асбьёрн Краг. – Надо присмотреться получше.

Детектив сделал несколько шагов по берегу. Работа в лодках была в полном разгаре, рокотал подъемный кран.

Меня очень удивило, какой большой отряд собрался здесь. Действовало по меньшей мере человек двадцать или двадцать пять.

– Откуда вы взяли так много рабочих? – спросил я Асбьёрна Крага. – И пароходик. Откуда вы все это достали?

– Это пароход-база для водолазов, – ответил детектив. – Разве вы этого не заметили? Я вчера послал им телеграмму. А люди эти – с корабля.

Он посмотрел на море и пробурчал:

– Нечего ждать. Раньше чем через несколько часов они ничего не смогут сделать. Пойду на это время в отель.

Я минуту постоял, глядя на море. Лодки разошлись в разные стороны. Подумал, что если уж они обнаружили точно место, где лежит коляска, то почему лодки не собираются там? Так было бы гораздо проще вытащить коляску на сушу.

Я сообщил свои соображения Асбьёрну Крагу, но он не согласился со мной.

– О, вытащить ее нелегко, – сказал он. – Коляска тяжелая и большая.

Вдруг я вспомнил разговор о пассажире.

– Вы хотели узнать, нашли ли в коляске пассажира, – заметил я. – Неужели еще одна жертва?

– Всегда нужно считать, что произошло худшее, – сказал Асбьёрн Краг. – Пойдемте отсюда. Узнать правду? Еще рано.

К счастью, на холме нас ожидала повозка. Я был убежден, что мы в повозке повернем к отелю. Однако Асбьёрн Краг предложил мне прогуляться пешком, и я не имел ничего против этого. Подумал, что быстрый марш приободрит меня. Я чувствовал усталость во всех членах тела. Однако я знал, что не засну, что нервы мои слишком напряжены. Пульс в моих жилах стучал быстрыми толчками, которые, как взрывы, сотрясали мои нервы.

Краг шел вдоль берега, направляясь на юг, я следовал за ним. Выбрал детектив эту дорогу с определенной целью? Через какое-то время я присмотрелся к нему и понял, что он и в самом деле преследует какую-то определенную цель и что эта цель – часть его сложного плана. Кажется, он вообще ничего не предпринимал без конкретного намерения. И при этом он свои намерения искусно прятал, не привлекал к ним внимания, не делал ничего необычного, чтобы вызвать интерес.

– Куда вы меня ведете? – спросил я.

– Мы идем к повороту в сторону отеля. – Ответил детектив. – Я покажу вам дорогу, которую вы никогда раньше не видели. Дорогу через гору.

– Я вообще не знал, что там есть дорога.

– Есть. Достаточно широкая тропа, приятная для прогулок. Для нас это идеальный путь в это чудесное свежее утро.

Асбьёрна Крага не оставляло стремление любоваться природой. Он сказал, что утро было свежим и чудесным, тогда как оно на самом деле было душным, с затянутым облаками горизонтом, низко падающим вниз небом. Море, имеющее цвет динамита, лежало так неподвижно, что даже подводные рифы были отчетливо видны. В такие утра рыба шалеет, рвется на крючок и выскакивает из воды с налитыми кровью глазами. Это погода для самоубийц. Я остановился на скале и с тоской ждал свежего ветра, бриза, который мог бы охладить мое разгоряченное тело. Лизнул палец, поднял его вверх, чтобы установить, откуда ветер дует. Но это ничего не дало, воздух был неподвижен. День обещал быть жарким, трудно выносимым, это было уже ясно.

Детектив тронул меня за руку.

– Сейчас мы в самом высоком месте возвышенности, – сказал он и показал на склон, ведущий к морю.

Я подошел к краю обрыва… и тут же попятился назад. – Кружится голова? – спросил Асбьёрн Краг.

– Может быть. Во всяком случае, не люблю смотреть в пропасть.

Детектив около минуты молчал. Сейчас он что-нибудь выпалит, подумал я, и ждал, что же именно.

– Я часто удивляюсь, – прервал он паузу, – как глупо прячется убийца.

– Убийца?

– Да. Среди убийц самые худшие те, которые совершают преступление инстинктивно, без подготовки. Но и те, которые совершают убийства по заранее разработанному плану, часто прячутся раздражающе неловко. Взять хотя бы человека, который убил лесничего…

– Вы уверены, что лесничий был убит?

– Абсолютно.

– Не пойму, как вы можете это утверждать так решительно. Тела старого Гарнеса и Блинда были обнаружены в одном и том же месте, оба получили рану в голову. Вы же сами сказали, что старый Гарнес умер в результате несчастного случая и что мистическая железная коляска виновата в его смерти. А почему того же самого нельзя сказать о лесничем?

– Я не могу этого сказать, так как знаю – он был убит.

– Это в любом случае будет трудно доказать.

– Очень трудно, – вздохнул Асбьёрн Краг. – Для этого приходится прибегать к необычному способу. Но вы должны признать, что убийца поступил очень глупо.

– Не думаю, что глупость может служить определяющим свойством кого-то, кто убил другого человека.

– Конечно, нет. Я просто хотел охарактеризовать способ, каким совершено преступление. Насколько легче было убрать с нашего белого света другого человека здесь, в этом месте.

– Тут?

– Конечно. Представим, что убийца настолько владел собой, что мог подняться со своей жертвой сюда, на это место горы, спокойно разговаривая, ну, как мы сейчас. В таком случае он мог просто толкнуть его, толкнуть слегка в спину и все, убийство совершено! Кому бы после этого пришла в голову мысль, что это убийство? Тогда бы говорили, что произошел несчастный случай или в крайнем случае самоубийство.

– И что стало бы с тем, кто шел с погибшим?

– Он ушел бы один. Главное, чтобы никто не видел, что убийца и Жертва шли вместе, когда поднимались в гору. Но по этой дороге редко ходят люди. К началу этой дороги вообще можно добраться прямо на лодке.

Детектив громко рассмеялся.

– Ну, как, вы убедились сейчас, как легко быть убийцей, если знаешь местность? – Он похлопал меня по плечу и продолжал – Дорогой друг, вернемся к этим грустным историям. Но такая уж у меня работа, что приходится все время возвращаться мысленно к тем делам. Попробую, правда, сдерживаться при вас. Чувствую, что это действует вам на нервы.

– Говорите со мной о чем хотите, – сказал я голосом, который шел как бы из самой глубины горла. – Значит, вы считаете, что таким способом убийца мог бы достичь своей цели наиболее безопасным для себя образом?

– Ну, нет, дорогой друг! – возразил Асбьёрн Краг чрезвычайно вежливо. – Сейчас, когда вы говорите это, вы снова возвращаетесь к этой же теме, той, которую вы не любите.

Сказав это, он двинулся вперед и шел в нескольких шагах передо мной. Он склонил голову, пиджак его возле шеи сморщился, казалось, детектив смеется.

Когда мы вернулись в отель, Асбьёрн Краг направился прямо в свой номер, чтобы работать. Я походил некоторое время вокруг и поговорил с постояльцами. Все хотели отправиться к морю, чтобы наблюдать за работами по подъему железной коляски. Между курортниками уже распространился слух, что сюда прибыла целая группа ныряльщиков, и о том, что один из ныряльщиков несколько раз спускался на дно и видел экипаж, но не был уверен, что хорошо разобрался, что он собой представляет, на что он похож. Они предлагали мне, чтобы я пошел с ними, но у меня не было никакого желания. Я думал о пассажире, умершем пассажире. Он стоял у меня перед глазами, я видел, как он лежал на дне в железной коляске. Сейчас, может быть, вода медленно тащит его куда-то от берега, ох, как отчетливо видел я его лицо в море. Так, будто он передвигался за зеленым стеклом… Вдруг мне в голову пришла отчаянная мысль… Асбьёрн Краг жил на первом этаже, а окно его комнаты выходило на маленький газон, как и мое. Я знал, что он сидит в своем номере за письменным столом, работает и лицо его обращено к окну.

Я так тихо, как только мог, пробрался под ветками деревьев вперед и остановился под окном Асбьёрна Крага. Сначала на темном фоне комнаты я увидел его светящуюся лысину. Он не писал, но был чем-то занят, чем-то лежащим перед ним на письменном столе. Он не слышал меня. Я медленно и осторожно продвинулся вперед. Собственно, таким вот образом приближалось к моему окну лицо умершего. Когда я оказался на расстоянии руки от окна, детектив услышал хруст сломанных под моими ногами стеблей. Он внезапно поднял голову, и я увидел растерянность на его лице. Я не сказал ни слова, но мое лицо продолжало приближаться к стеклу. Тогда Краг схватил газету и что-то быстро прикрыл ею, то, что, лежало на его столе. Я понял; он что-то скрывает от меня. Это было что-то, чего я никак не должен был видеть, об этом свидетельствовали его быстрые, нервные движения. Этого я не ожидал. Одновременно я упрекнул себя по поводу моего скверного воспитания. В конце концов что я от него хотел?

Он открыл окно.

– Могу ли чем-нибудь вам помочь? – спросил детектив.

– Вы не поедете смотреть, как поднимают железную коляску? – спросил я первое, что пришло мне в голову.

– Пока еще нет. Однако если вы проявляете особенный интерес к тому, что там происходит, охотно составлю вам компанию.

– Нет, особенного интереса нет, – проговорил я. – Благодарю.

Мне хотелось повернуть назад. Я чувствовал себя сконфуженным и смешным. И еще больше разозлился на себя.

– Бедняга, вы совершенно бледны, – заметил Асбьёрн Краг. – Вы так больше и не спали?

– Среди бела дня я не сплю, – ответил я.

Детектив закрыл окно. Однако газету, которой прикрыл что-то на столе, когда я заглянул в окно, он не отодвинул.

Я повернул назад. Пошел быстрым шагом, без определенной цели, глядя прямо перед собой. Солнце уже поднялось высоко в небо. Пыль от моих ног зависала в воздухе.

* * *

…Во время обеда завязалась оживленная беседа о железной коляске. Водолазы ее еще не подняли на поверхность. Было ясно, что им еще работать целый день.

Одна из женщин, знакомая с семьей убитого лесничего, сообщила новость, которая взволновала меня до глубины души. Она получила письмо от сестры убитого. У лесничего был пес по кличке Лорд. С момента похорон своего хозяина он лежал на могиле и выл. Он выл так, будто хотел пробудить его снова к жизни. В конце концов пса пришлось пристрелить.

После обеда я расположился на траве и попытался заснуть, но этому мешал яркий солнечный свет, льющийся с неба. Стоило мне закрыть глаза, и свет прямо жег мне веки. Они были красными и воспаленными. Я смотрел в небо, воздух был, как море алмазов. Встал, направился к своему домику.

Здесь меня поджидала новая неожиданность. Подстегнутый каким-то нервным любопытством, я пошел посмотреть место под окном, не смог от этого удержаться. Утром, перед уходом из дома, я выровнял землю, затоптал следы ботинок. Сейчас эти следы были снова видны, на мягкой земле отчетливо выделялись два следа. Я внимательно присмотрелся к ним. Они были такими же, как раньше, отпечатками подошв убитого. Значит, опять он был здесь во время моего отсутствия и заглядывал в окно.

Я быстро кинулся к входу в домик, чтобы войти в комнату и перестать думать об этом – боялся, что схожу с ума. С чего бы это умерший не умер? Я видел его тело в хижине песочника, состоялись его похороны, застрелили воющего на его могиле пса… А тут ко всему прочему мне послышалось в отдалении завывание пса, необыкновенный жалостный скулеж. Я закрыл окно и опустил штору, в комнате воцарился полумрак. Любой ценой мне хотелось заснуть.

Спал я достаточно долго, но разбудил меня неприятный сон. Мне виделось, что я стою перед зеркалом и всматриваюсь в свое собственное лицо, бледное и изнуренное. Когда мои глаза остановились на галстуке, я увидел, что он изменил цвет. Галстук сначала был голубым, затем стал зеленым, а потом… приобрел цвет крови умершего. Я отметил это с удивлением и любопытством, собственно, без какого-либо страха. Но вдруг галстук начал шевелиться, узел расслабился, и галстук стал медленно передвигаться в сторону, чтобы в конце концов задержаться у левого уха, точно так же, как это было у погибшего. Мои глаза – так мне снилось – были прикованы только к галстуку и ничего другого не видели. Меня вдруг охватил страх: что будет, если я переведу взгляд и увижу все лицо? Отразится ли в зеркале мое бледное, болезненное лицо? Или это будет лицо другого? И тогда в зеркале вдруг появилась фигура, которая медленно передвигалась. Прежде всего я увидел рыжие заросли на лице, потом ярко-красные губы, а затем все лицо, лицо погибшего, с высоким, белым, как мел, лбом, на черном, как эбеновое дерево, фоне. В момент, когда этот кошмар меня разбудил, я услышал крик. Это был мой собственный крик.

Был девятый час вечера, время ужина, но мне не хотелось есть, вообще не хотелось выходить из дома. Мне не хотелось поднимать штору, не хотелось даже зажечь лампу. Машинально я прочитал несколько страниц книги, но совершенно не понимал, что читаю. Слова не доходили до моего сознания, так проливной отвесный дождь не попадает в стекло. Таким образом прошло несколько часов. Вдруг я услышал шаги по гравию у стены домика. Шаги направлялись не к двери, а к окну.

Я резко вскочил и выхватил револьвер. Шаги приостановились. Через минуту я услышал один шаг, затем еще один, идущий приближался. Меня охватило ужасное чувство человека, который сидит внутри дома и не знает, кто ходит снаружи. Оказалось, это такая необычная вещь – слышать шаги вокруг домика. Я жил поблизости пляжа, который посещало много людей. Я вспомнил, как думал об этом, как ненавидел себя за свой страх. Но я был такой впечатлительный и нервный, что даже самый маленький неожиданный шум выводил меня из равновесия.

Некоторое время ничего не было слышно, но вскоре я ощутил, как кто-то водит рукой по стене домика. Было в этом что-то необычное, казалось, какое-то животное трется спиной о стену. Несколько секунд длилась тишина, затем я услышал решительный стук в дверь.

Дверь не была заперта на ключ.

– Входите! – крикнул я голосом, который мне самому показался чужим.

Дверь открылась, и в комнату широким шагом вошел Асбьёрн Краг. Когда он увидел меня с направленным на него револьвером, сразу остановился, захваченный врасплох.

– Ну, это вы уж преувеличиваете, – сказал он. – Нервы у вас пошаливают. Вы что, в самом деле считаете, что кто-то покушается на вашу жизнь?

Я бросил револьвер на стол.

– У вас удивительный способ наносить визиты. – Огрызнулся я. – Почему вы проходили мимо окна?

– Забыл, В каком месте дверь.

Мне показалось, что детектив усмехается. Во всяком случае, были видны его белые зубы, что создавало впечатление ужасной гримасы.

– Вы случайно не ощупывали стену домика?

– Да. Я искал дверь.

Краг уселся рядом со столом и взял мой револьвер. Он взвесил его в руке и посмотрел на барабан.

– Что я вижу?! Патроны во всех ячейках. Прекрасное оружие. Хорошо ли вы стреляете?

– Да. Очень хорошо.

Асбьёрн Краг положил револьвер.

– У вас есть ко мне дело? – спросил я.

– Да, – ответил детектив. – Я хотел поинтересоваться, не хотите ли вы посмотреть железную коляску?

– Ее уже достали из воды?

– Да.

– А пассажир? – спросил я шепотом.

– Пассажира достали тоже. Он мертв.

– Собственно, я собирался сейчас лечь спать, – сказал я.

– Вы что? Боитесь?

– Совершенно нет.

Детектив прищурил глаза и посмотрел на меня. В глазах были одновременно сильное злорадство и радость по поводу чужой неудачи. Это привело меня в ярость.

– Вы каждый раз делаете все, чтобы меня напугать! – закричал я. – И вас нервирует то, что из этого каждый раз ничего не выходит!

– Сейчас я в самом деле не понимаю вас, – сказал Асбьёрн Краг.

– Конечно же, вы намеренно проходили под окном. И для того, чтобы красться вдоль стены, как зверь, у вас были свои соображения.

– Объяснение очень простое. Просто, поскольку вы, дорогой друг, чрезмерно впечатлительны, то вы и видите и слышите везде то, что вызывает у вас страх. Но подумайте, разве не вполне естественно, находясь в темноте, стараться пощупать дверь и убедиться, не заперта ли она.

– В десять вечера не так уж темно.

– О да! В обычный день! А сегодня небо затянуто тучами и висит над самой землей.

Я решился выразить детективу свое недовольство.

– Да, да, вы делали это специально. Вы рыскали вокруг, как зверь, как волк.

Асбьёрн Краг ответил не сразу. Он сидел у стола и развлекался моим орудием защиты.

– О да, такое впечатление могло возникнуть, – наконец пробормотал он серьезно. – Как зверь, как волк, который крадется, вынюхивая поживу.

– Да. Или как собака.

– Вы слышали вечером вой собаки?

Детектив посмотрел на окно, где штора слегка зашевелилась под порывами ветра и образовала щель.

– Вы слышали вечером вой собаки? – повторил он.

– Какой собаки?

– Собаки.

Асбьёрн Краг говорил совершенно спокойно, но в голосе его ощущалась чуть заметная нотка нетерпения, будто он хотел сказать: мой дорогой друг, у меня в голове только один пес. И вы хорошо знаете, о каком псе идет речь.

Я слегка покачивался в кресле, наклонив низко голову, чтобы детектив не видел моего лица.

Я думал о собаке убитого. Доносящийся издалека вой дребезжал в моих ушах. В этом жалобном вое было что-то таинственное и грозное.

– Слышал вой собаки недавно, – наконец ответил я. – Вы это имели в виду?

– Да.

Он сидел и слушал меня. Свет лампы падал на его белое и ясное лицо. Я остановил кресло-качалку и присмотрелся к Крагу. И был доволен тем, что сижу в тени, в то время как он находится на свету. Детектив опирался правым локтем о стол. Я смотрел на его руку. Она была худой и сильно поросла волосами у запястья, пальцы были длинными, костистыми, синеватыми… Но к чему он так прислушивается? Мне показалось, что мои нервы снова дают о себе знать. Его поведение вызывало у меня ощущение, что в комнате есть еще кто-то третий, чужой, невидимый. Тишина… Та самая, которая в то утро так сильно ощущалась на плато. Тишина, в которой невольно утопаешь, потому что слышишь только отголосок общих звуков, мириады голосов и наконец далекое тяжелое тарахтенье, будто из потустороннего мира… Я во что бы то ни стало должен был прервать эту тишину, мне хотелось услышать голос, свой собственный голос.

– К чему вы прислушиваетесь? – спросил я. Асбьёрн Краг поднял руку предостерегающим жестом.

– Т-с-с-с… Мне кажется, что я слышу…

– Что вы слышите?

Он не ответил. Снова внимательно вслушивался. Наконец раздался звук. Жалобный, полный тоски звук. Выла собака.

Я через силу вскочил с качающегося кресла, так резко, что оно затрещало.

– Не выношу этого воя… этого проклятого воя! Вы слышите его, Краг? Собака должна быть где-то недалеко.

Асбьёрн Краг тоже поднялся. Он приблизил свое лицо к моему. Его глаза сверкали.

– Вы знаете этого пса? – спросил он.

– Нет. Здесь в окрестностях несколько жителей держат собак.

– Никогда раньше не слышал такого воя в округе, – сказал Асбьёрн Краг. – Когда шел к вам, по дороге услышал этот вой. Машинально остановился. Попробовал определить, откуда доносится звук, но это оказалось невозможно, источник звука изменял место, никак нельзя было понять.

– Так воет собака, когда кто-то умирает, – прошептал я. – Именно так.

Асбьёрн Краг все слушал.

Потом жалобный полный тоски вой перешел в грозный лай.

Асбьёрн Краг повернул ко мне лицо.

– Это охотничий пес, – сказал он. – Вы разбираетесь в собаках?

– Да. Различаю по голосам. Но тут в округе на расстоянии пары миль, насколько мне известно, нет охотничьих собак.

Охваченный неприятным, зловещим предчувствием, я не заметил в его словах бессмыслицы. Но тут же вздрогнул, когда он сказал:

– Пес убитого также был охотничьим псом.

– Да, – поспешно согласился я. – Но его застрелили.

– Да, это точно. Пса нельзя было увести с могилы хозяина. Он лежал на могиле и выл, будто призывал его вернуться в нашу жизнь. Я представляю, что он так лежал и выл, как этот, которого мы сейчас слышим.

Мы помолчали.

– Давайте установим, дорогой друг, – прервал молчание детектив, – может, только мы двое слышим вой пса?

– Прошу подумать над тем, что я сказал, – повторил он.

Я хотел схватиться за голову, но сдержал свой порыв.

– Кажется, вы, Краг, вызываете духов, – сказал я.

Детектив застегнул пиджак.

– Прошу подумать над тем, что я сказал, – повторил он.

Странно, но именно в эту минуту в комнату перестал долетать вой пса.

– Вы собираетесь оставить меня?

– Да. Пойду посмотрю на железную коляску и погибшего пассажира.

Железная коляска!.. И ее пассажир!.. Они вылетели у меня из головы совершенно, так я был занят собакой. Теперь положение вещей изменилось, и я осознал: нашли железную коляску и мертвого пассажира.

– Пассажир тоже оказался убитым? – спросил я.

– Нет.

– Умер в результате несчастного случая?

– Да. Так же, как старый Гарнес. Из всех погибших убит только один человек – лесничий.

– Вы твердо в этом убеждены?

– Да. Я представляю, та ночь была такой же, как эта, когда па небосводе тучи тянулись своей беспокойной чередой.

– Сегодня вечером у вас трагическое настроение, господин Краг.

Детектив усмехнулся.

– В сущности, я человек очень лиричный. Лирик, понимаете? Ну, как? Идете со мной?

Я задумался.

Что делать? Составить ему компанию или остаться дома? Важно, чтобы он не подумал, что я боюсь.

– Разве что просто так… – сказал я. – Посмотреть на этого человека? Нет желания. Но раз вам хочется, я охотно пойду с вами. Да и надо же в конце концов посмотреть на железную коляску. Вы ее уже видели?

– Да.

– Коляска оказалась для вас сюрпризом?

– Нет. Коляска была как раз такой, какой я ее представлял в последние дни.

– А я? Буду поражен? Как вы думаете?

– Да. Идемте со мной?

– Иду.

Детектив подошел к столу и взял мои револьвер.

– Эти игрушку вы, наверное, хотели взять с собой? – спросил он.

– Зачем?

– Для безопасности. Мне кажется, вы немного боитесь. Мало ли… Ведь можете же вы по дороге встретить собаку.

И тут же на лице детектива, обнажив зубы, появилась насмешливая улыбка.

– Ничего я не боюсь, – резко ответил я. – Пусть револьвер лежит.

Он внимательно осмотрел револьвер.

– Солидное оружие, – сказал он и повернул барабан. – Ого! Патроны…

– Барабан заполнен… А для чего еще другого нужен револьвер?

– Для чего? Для угрозы, – ответил детектив. – Разве не может так случиться, что придется прибегнуть к устрашению?

Я открыл дверь.

– Идемте, – сказал я.

Детектив положил револьвер на стол и вышел вслед за мной. Когда мы отошли от домика на несколько шагов, я услышал его смех. Это был сухой, неприятный хохоток.

– Чему вы смеетесь?

– Лампа, – сказал он. – Вы снова оставили лампу горящей.

– Да. Часто забываю погасить.

– Это второй раз. Но… Если можно, лучше лампу оставлять горящей. Когда вы вернетесь домой, не возникнет хлопот, не надо будет искать спички.

Я хотел сократить дорогу и пройти мимо Отеля, но Асбьёрн Краг удержал меня.

– Не та дорога, – сказал он. – Быстрее – пройти по горе.

Детектив предлагал идти той же самой дорогой, по которой мы шли утром. Я вспомнил неприятный разговор во время этой прогулки, и меня охватил озноб.

Было совершенно темно, и вокруг не видно было ни одной живой души. Мы быстро прошли мимо почти вымерших домов и вышли на горную тропинку.

– Сейчас вы убедитесь сами, – сказал Асбьёрн Краг. – Никто тут нас вместе не видел. И если бы один из нас исчез…

Я непроизвольно сделал движение, и детектив замолчал.

– Вы не любите таких разговоров? – затем спросил он.

– Дело не в этом. Они просто бессмысленны. Детектив взял меня под руку и фамильярным приятельским тоном стал меня убеждать.

– Дорогой друг, – сказал он. – Уплыло уже столько времени с той минуты, когда мы разговаривали о тех делах, что вы должны извинить меня за нехватку такта с моей стороны. У меня к этому особый интерес, хочу вас кое в чем убедить. Мы сейчас дойдем до места, где можно убедиться, что я прав: такое убийство, о котором я говорю, там совершить очень легко. Слегка толкнуть своего спутника… И все. Он падает в пропасть. Ведь все очень просто. Правда? Ну и никто об этом не узнает. А если труп обнаружат, то даже речи не будет об убийстве. Речь может пойти только о несчастном случае…

Я хотел снова его прервать, но это не удалось. Детектив продолжал.

– Ха-ха-ха… Вы, естественно, не смеетесь, но я замечу, что это важная вещь… Ну, например, вы ненавидите кого-нибудь… И пошли с ним на прогулку. Так может быть?

– Мне трудно такое представить, – пробормотал я. Мои мысли были где-то далеко. Они устремлялись к моему спокойному домику. Мне казалось, что это приключение становится уже неприятным.

– Нет, нет, не отрицайте, – не успокаивался Асбьёрн Краг. – Можно привести примеры многообразия человеческих отношений. Не исключено, что я по той или иной причине ненавижу вас… Предположим, что вы узнали обо мне нечто, что могло бы мне ужасно сильно повредить, если бы вы об этом кому-нибудь рассказали. И что? Разве не стали бы вы ненавидеть меня? А я? Разве не почувствовал бы я к вам ненависти, ненависти до такой степени, что захотел бы вашей смерти? В этот момент, вы должны это признать, находясь на такой прогулке, как эта, вполне могла прийти в голову мысль – столкнуть своего ненавистного спутника вниз, в пропасть.

– Вы говорите странные вещи, – возразил я. – Совершенно вас не понимаю.

– А мне кажется, что я объяснил суть дела очень ясно.

– Или слишком туманно, дорогой Асбьёрн Краг, – сказал я. – У меня создается впечатление, что вы преследуете какую-то конкретную цель, раскрывая эти свои убеждения…

Краг снова рассмеялся. Это был все тот же сухой, неприятный хохоток.

– Какая у меня может быть цель? – спросил он.

– Этого я не знаю.

Но на самом деле я знал. Знал очень хорошо. Ощущал весь контекст его действий.

Мы приблизились к пропасти, к тому месту, где действительно было достаточно легко столкнуть человека, от которого хотели бы избавиться. Пропасть находилась по левую сторону дороги, а я уже некоторое время держался справа от Асбьёрна Крага.

– Это здесь, – сказал он и остановился.

Холодный порыв ветра налетел на нас из пропасти и от моря.

– Идем дальше? – спросил я.

Вместо ответа детектив указал рукой на море, где горели несколько фонарей, как глаза кота в темноте.

– Там внизу, – сказал он, – сейчас лежит железная коляска. Ее доставили на берег. А на палубе спасательной лодки, лежит погибший пассажир, обернутый в парус. Разве это не чудовищный вид, с этими фонарями?.. А какая тишина? Ни один звук не достигает нас… А там внизу лежит мертвый…

– Вы его знаете? – спросил я шепотом.

– Нет. Вы, наверное, также. Это вообще чужой человек.

– Это странно.

– Когда вы увидите железную коляску, вы убедитесь, что все очень просто.

– И это он, этот чужак, ездил по ночам на железной коляске?

– Да. Но только в последние дни. Ездил четыре-пять раз через плоскогорье, не больше.

– Загадка. А разве он не ехал по плато в ту ночь, когда… когда умер лесничий?

– Да, ехал. Когда лесничий был убит, он был недалеко. Но вы все поймете, когда увидите железную коляску.

– Вы были там, когда нашли пассажира? – спросил я шепотом.

– Да. Я видел, как его вытягивают из воды. Это было неприятное зрелище. Его лицо необыкновенно разбухло в воде. Оно было похоже… На что же оно было похоже? Вы когда-нибудь видели труп за зеленым стеклом?

Последние слова детектива поразили меня. Сразу перед глазами встало лицо умершего за стеклом… белый лоб… ярко-красные губы… Меня охватил страх, и в долю секунды я пережил снова весь ужас той памятной ночи. И для меня было большим облегчением услышать снова голос Асбьёрна Крага.

– Пойдемте дальше, а? И очень быстро вы все увидите сами.

Но мне сейчас уже не хотелось ничего на свете, тем более спускаться к морю. Зеленые фонари напоминали мне зеленый фосфор в глазницах трупа.

Я повернулся к детективу.

– Нет, я не пойду вниз, – сказал я. – Хочу домой, в мой домик.

Я сделал несколько шагов и вдруг остановился как вкопанный. Откуда-то издалека, из темноты, снова донесся вой собаки. Сначала громкий, удивительно грозный лай, потом долгое рычание, и наконец, грозный протяжный вой.

– Охотничий пес, – раздался голос Асбьёрна Крага. – Вы слышите, что это охотничий пес?

Вой продолжался.

Он несся откуда-то издалека, и такого далека, что казался исходящим из самого сердца темноты, находящегося где-то за горизонтом. Мы прислушались, вой усилился, стал болезненным и тревожным, потом снова грозным. Теперь казалось, что вой охватил все небо по восточной стороне…

Создалось впечатление, будто весь мрак пронизан страхом. Кроме всего, это действовало, как зов, как приказ, Я двинулся с места.

Тогда я снова услышал рядом с собой голос Асбьёрна Крага.

– Стойте! – кричал он. – Не идите за голосом! Но я пошел за голосом.

Отвратительный вой окружил меня со всех сторон такой глубокой тьмой, что это одурманило меня. Я везде чувствовал страх, ужас, даже в воздухе, ветер веял на меня теплым дыханием, и в нем был ужас. Я совершенно бессознательно шел за голосом. Когда я дошел до домов, голос как бы отдалился, скрылся за горизонтом, чтобы через минуту пропасть вообще. Я был один. Асбьёрн Краг оставил меня и пошел в сторону моря, к железной коляске и зеленому трупу. А я пошел еще быстрей, как бы торопясь достигнуть своего домика.

Недалеко от домика, там, где видно открытое море, я увидел на воде незнакомый мне блеск. В этом блеске было что-то призрачное. Вокруг стояла тишина и серый мрак.

Я не подумал, что это первый признак рассвета, который блестел на поверхности воды.

Лампа в домике продолжала гореть. Я был очень возбужден, нервы рвались на части, кололи мое тело тысячами раскаленных иголок.

Я убедился, что штора спущена. Тем самым комната была как бы отделена от всего мира. Некоторое время я бессмысленно копался в бумагах, потом уселся в кресло-качалку. Успокоился я, в сущности, потому, что убедился наконец, что кресло было пустым. Я боялся, что если только отвернусь, в него кто-нибудь сразу же сядет. Мне было необходимо занять это место!

Я довольно долго сидел в кресле, собираясь с мыслями. Глаза мои все время притягивали револьвер, лежащий на столе. Как долго еще продлится это сумасшествие?

И в этот момент я снова услышал во второй раз домового точильщика.

На этот раз я не испугался, хотя он менял место и кружил вокруг меня, как разозленный овод. Будто вокруг меня ходило какое-то невидимое существо, человек, которого я не мог видеть, зато слышал тиканье его карманных часов. О, теперь он остановился там… Вот он медленно переходит вправо… теперь стоит неподвижно у лампы. Показалось, что револьвер вдруг на момент стал матовым, будто кто-то кинул на него тень. Но через минуту холодная сталь снопа блестела, как и прежде. Тиканье домового точильщика отдалилось. Нет, само по себе оно меня не пугало. Наоборот, оно привело меня в себя, потому что я уже знал причину этого звука.

Чего ради Асбьёрн Краг настаивал на том, чтобы взять меня с собой к железной коляске и умершему чужому человеку? Я припомнил его странные речи по дороге, когда он буквально принуждал меня слушать его теорию о том, что должен делать умный убийца. Во всяком случае, он обязательно хотел завести меня в то место, где достаточно было легко толкнуть спутника… сделать незаметное, неожиданное движение, чтобы отправить человека, стоявшего на пути, на тот свет… И почему он пошел своей дорогой, когда я направился на восток, когда меня стал притягивать к себе голос собаки?

За голосом собаки… Мне припомнилось завывание, и меня охватила дрожь. В памяти, будто наяву, возникло эхо ужасного звериного крика… Очевидно, собака должна была находиться в одном из дворов, мимо которых мы проходили, я был в этом уверен, кроме того, я не мог избавиться от мысли об убитом псе лесничего. Он возник у меня перед глазами. У него была длинная шелковистая шерсть и большие удивленные глаза. И тотчас я понял, что вой был для меня призывом и предостережением.

Внезапно я прервал мерное свободное качание кресла, сидел без движения и вслушивался.

Под моим окном раздались какие-то звуки. Треснула сломанная ветка, зашелестели кусты. Это был не ветер. Похоже, будто руками раздвигали листья.

Сразу после этого стукнули в стекло. Один сильный удар. И все. Звук не повторялся. Наверное, это птица, подумал я, птица, которая потянулась к кругу света и ударила клювом в стекло. Но… Через минуту я снова услышал стук в стекло, на этот раз стукнули сильно два раза. Напоминало удары костяшек домино.

Я вскочил и схватил револьвер, почувствовал прохладную рукоятку в ладони. Сейчас я уже не колебался, знал, чего хочу.

Одним быстрым движением я должен поднять штору. Я даже представил, как это будет выглядеть. И сразу, лишь только увижу темное стекло, надо отскочить в сторону. Возбужденная мысль перебирала такие картины: укротитель зверей в зоопарке… он отодвигает засов на клетке и отскакивает в сторону перед большим, таинственным зверем, который приготовился к прыжку. Снова стукнули в стекло, на этот раз решительно и грозно.

Я схватился за шнур шторы и молниеносно дернул его. Штора с шумом побежала вверх.

И тут же отпрянул в глубину комнаты.

В нижнем квадрате окна, черном, как эбеновое дерево, виднелось лицо, ужасное и четкое, прямо передо мной были ярко-красные губы и белый, как мел, лоб.

На этот раз я не закрыл лицо ладонями, я пошел прямо на призрак. Мне помогала смело подойти к окну сильная, хотя и вызванная искусственно ненависть. Я не видел ничего за этим лицом, только чувствовал рукоятку револьвера в ладони, чувствовал, как дикий, неудержимый гнев переполнял меня. Мне хотелось что-то крикнуть, разразиться проклятьями, но изо рта у меня вылетало только нечленораздельное бульканье.

Я поднял револьвер, направив его прямо в лицо, приблизил дуло как можно ближе к стеклу и нажал на спусковой крючок.

Раздался щелчок.

Тихий металлический щелчок будто вбил в мою голову гвоздь…

Я нажал еще раз.

Снова щелчок.

Отвратительное лицо за стеклом оставалось спокойным, не появилось никакой гримасы, ничто в нем не изменилось, веки не закрылись, глаза смотрели так же неподвижно.

Я нажал на спусковой крючок в третий раз.

Тот же самый щелчок, и то же самое ужасное чувство, будто мне в голову вбили металлический гвоздь с широкой шляпкой.

Но на этот раз лицо начало расплываться, ярко-красные губы растрескались, а белый, как мел, лоб стал тускнеть и размываться. Я опустил револьвер. Лицо расплывалось все быстрее, пряталось в темноте и в конце концов скрылось за ее серым плотным занавесом. За окном остался только мрак, а в верхних стеклах окна появился мягкий отблеск бледного незнакомого света.

Я долго стоял неподвижно и всматривался в окно, пораженный тем, что произошло.

Потом осмотрел револьвер, проверил барабан.

Все патроны из револьвера были вынуты.

Глава седьмая ПРОПАСТЬ

На следующий день я встретил Асбьёрна Крага, который нес под мышкой пачку газет. Он показал мне немецкую газету.

– Здесь пишут о железной коляске, – сказал он.

Я просто кивнул. Однако почувствовав, что должен проявить большую заинтересованность этим экипажем, я обратился к детективу.

– А что там пишут о железной коляске? – спросил я.

Асбьёрн Краг спокойно положил газету в карман.

– Тут люди живут совершенно обособленно и ничего не ведают о железной коляске. А тем временем в Берлине обо всем этом можно прочитать в утренней прессе. Вам не кажется это странным?

– Просто невероятно, – ответил я. – Как они разузнали?

– Очевидно, кто-то должен был телеграфировать в берлинские газеты.

– Откуда?

– Из ближайшей отсюда телеграфной конторы. – И кто это мог быть?

– Вы еще не догадались? – спросил Асбьёрн Краг, усмехаясь.

– Нет, – ответил я.

– Это был, конечно, я. Я телеграфировал.

– В таком случае вы должны все знать! – воскликнул я. – В чем же тайна железной коляски?

– Вас в самом деле так это интересует?

– Да.

– Так почему вы не пошли на море, чтобы посмотреть железную коляску? Все постояльцы отеля там уже побывали.

– Не успел, – сказал я. – Написал несколько важных писем.

– Значит, у вас более важные заботы на уме. Что это за дело? Что-то важное?

– Быть может.

– Будет нескромно спросить – что это такое?

– Во-первых, думаю завтра выехать, – ответил я.

Детектив задумался.

– Гм… Уже завтра… – пробормотал он. – Это, пожалуй, немного рано, но… увидим.

– Что вы этим хотите сказать? Разве вы тоже уезжаете?

– Быть может. Если получится, то поедем вместе. Откровенно говоря, мне бы этого очень хотелось. Я ценю общество умного человека, с которым можно поговорить в свободные от работы часы.

Детектив попросил, чтобы я проводил его до пароходной пристани. Он ожидал прибытия корабля.

Меня удивило то, что Асбьёрн Краг никогда не интересовался пароходом, в отличиеот курортников, для которых прибытие корабля всегда было радостным событием. Самое правдоподобное, он кого-то ожидал, возможно, должен был прибыть кто-нибудь из его коллег.

Белый пароход рассекал воду, медленно приближаясь к пристани, на которой было почти пусто. Экспедитор и его люди суетились с ящиками и бочками. На берег вместе с другими пассажирами сошли несколько новых курортников. Были это солидные женщины с детьми и детскими колясками. Оказались также несколько мужчин, один в очках, с бледным лицом, скорее всего от сидения над книгами и городской пыли, за ним сошли двое молодых людей, похожих на спортсменов.

На этих последних я обратил особенное внимание. Создавалось впечатление, будто они очень спешили. Они ни о кем не поздоровались, багажа у них не было, зато у них были велосипеды. Они исчезли в клубах пыли на дороге.

– Ваши знакомые? – спросил Асбьёрн Краг.

– Нет, – ответил я. – Никогда раньше я их не встречал.

– А создалось впечатление, что вы смотрели на этих парней с особенным вниманием.

– Это совершенно непроизвольно…

– Ясно… Прошу извинить за любопытство. Но к числу прочих мелких радостей моей жизни относится и то, что я обращаю внимание на все, даже на совсем незначительные вещи. В этом случае я заметил у вас в глазах блеск, и ВТО позволило мне сделать вывод, что вы знаете этих парней.

– В таком случае мы бы обязательно поздоровались.

– Ну, можно кого-нибудь знать, но не здороваться с ним, снимая с головы шляпу.

– А вы, Асбьёрн Краг, зачем пришли на пристань?

– Я просто хотел увидеть корабль, – сказал детектив. – О, прошу заметить, уже время, корабль отчаливает. Значит, это удовольствие уже миновало.

Недоумение, наверное, отразилось у меня на лице. Асбьёрн Краг явно скрывал свои действительные намерения.

Теперь он хотел взять меня с собой, чтобы посмотреть железную коляску. Я решил составить ему компанию.

– Через гору пойдем? – спросил я.

– Нет, – ответил Асбьёрн Краг. – Нам лучше пойти полевой дорогой. В горах сегодня будет очень жаркое солнце.

Я мог бы заявить, что внизу солнце не менее жаркое, но решил промолчать. У детектива, видимо, была какая-нибудь причина, чтобы не идти горной дорожкой. Шли мы бодрым шагом. Если мы хотели успеть на обед, нам следовало обернуться за полтора часа.

По пути Асбьёрн Краг завел разговор о моем вчерашнем поведении.

– Теперь я понимаю, что вы должны были удалиться с того места, – сказал он. – Очень жаль, что я так сильно втянул вас в эти неприятные события. Вчера я увидел по вашему поведению, что вы действительно боитесь.

– Чего?

– Человека в железной коляске. Вы прямо сбежали от меня. Может, было бы лучше, если бы взяли с собой это.

– Что это? Что вы имели в виду?

– Конечно, револьвер.

Я остановился и посмотрел на него. В глубине души я удивился его наглости. Он делал теперь вид, что забыл обо всей этой истории с воем собаки. Ведь именно Асбьёрн Краг своим рассказом об убитом охотничьем псе нагнал на меня страха. И сейчас делал вид, будто ничего не случилось. Лицо его было спокойным, он как бы во всем шел мне навстречу, сердечно улыбался.

– Надеюсь, я вам докажу, что в этот момент совершенно не боялся, – сказал я.

– Я тоже так думаю. Вообще я вовсе не считаю, что вы по характеру трусливы, просто так на вас подействовала цепь ужасных событий. Вы из-за этого утратили уверенность в себе. Надеюсь, вы хорошо выспались сегодняшней ночью?

– Превосходно.

Минуту мы шли рядом молча.

– Вы не хотите сказать мне, что пишут в этой немецкой газете? – затем спросил я. – Я бы немного подготовился.

– Сейчас вы все, дорогой друг, узнаете. Я люблю эффект, обожаю мелкие сюрпризы. Одно могу вам сказать заранее – железная коляска ничего общего с убийством не имеет.

– С убийством лесничего.

– Да. И вообще не имеет отношения к убийствам. Но вот по стечению обстоятельств произошел несчастный случай, она стала причиной смерти старого человека.

– Допускаю, что вы, Асбьёрн Краг, сейчас уже распутали все?

– Да. Загадка смерти старого Гарнеса уже разгадана. Он был убит железной коляской, когда пересекал плато, намереваясь снова исчезнуть. Это был несчастный случай. Этот же несчастный случай привел к смерти владельца железной коляски.

– А что этот человек делал вечером на плато? Асбьёрн Краг похлопал ладонью по пачке газет.

– Здесь все подробно описано, – сказал он. – Человек с железной коляски – самый важный из всех троих погибших. Немецкая газета пишет, что с его смертью наука понесла большую утрату. Вы, дорогой друг, не читали в последнее время газет?

– Нет, – ответил я. – Во время летнего отдыха я не интересуюсь событиями, происходящими в мире.

– Вообще-то я не знаю, была ли эта информация в норвежских газетах. Сам я постарался, чтобы заметку об этом происшествии поместили в немецкой. Видите ли, дорогой друг, человек из железной коляски был немец.

Мы приблизились к опушке леса, к склону, ведущему с плато вниз к морю.

Мы остановились наверху и посмотрели вниз на берег. Меня поразила толпа людей, собравшихся на пляже. Там белели летние платья женщин, поблескивали желтые соломенные шляпы. Водолазное судно по-прежнему стояло на якоре в заливе, однако на этот раз оно собрало вокруг себя все лодки, как наседка цыплят.

Собравшиеся с любопытством осматривали предмет, который лежал на пляже. Издалека это походило на кучу поломанных металлических жердей и колес.

Подойдя ближе, я решил, что это остов маленького парохода, так как заметил два винта и, как мне показалось, небольшую блестящую палубу.

Я высказал свои предположения Асбьёрну Крагу, но он лишь рассмеялся и попросил, чтобы я подождал, когда подойдем ближе.

Протиснувшись сквозь толпу любопытных, я тут же увидел, что это такое. Это не было ни пароходом, ни железной коляской.

Вообще не было никакого железного остова корабля. То, что я посчитал железными прутьями, оказалось красивыми рычагами из никеля и алюминия.

Это была летательная машина, моноплан. То, что мне казалось палубой парохода, было недвижимыми крыльями машины.

Асбьёрн Краг тронул меня за плечо.

– Теперь вы понимаете? – спросил он.

– Да, – ответил я. – Теперь я все понимаю.

– Той ночью мы слышали летающую машину, это она кружилась так низко, что убила старого Гарнеса. И эту летательную машину вы слышали в ту несчастную ночь, когда произошло убийство. Теперь вы понимаете, что означал тот рокот над нами, то удаляющийся, то приближающийся, – это в темноте работала машина. Теперь вы также понимаете, почему железная коляска не оставляла за собой следов.

Пока Асбьёрн Краг говорил, вокруг него собралась группа любопытных. Ему было совершенно не по вкусу, что он стал объектом всеобщего внимания. Он вытащил меня из толпы.

– Пройдемся немного вдоль берега, – сказал он. – Я изложу вам все.

Курортники поняли, что мы спасаемся бегством, и оставили нас одних.

– Столкновение со старым Гарнесом привело к аварии летающей машины. Легкие чувствительные ее части не были рассчитаны на неожиданный удар, и она сразу потеряла равновесие. Машина с грохотом покатилась вдоль по склону, прямо к морю. Представляю себе, как воздушный пилот пытался восстановить равновесие, но ему это не удалось. Так он и погиб па своем посту, как капитан на капитанском мостике.

– Вот только непонятно, почему он проводил свои эксперименты здесь, в горах, – заметил я.

– Я объясню вам это, – сказал Асбьёрн Краг, вынимая из пачки несколько заграничных газет. – Вот здесь «Ивнинг ньюс» за 24 августа. Видите эту маленькую заметку? Она излагает следующие факты.

«Как сообщают, – начал читать детектив, – известный немецкий авиатор доктор Брамс сделал достойное внимания изобретение в области самолетной техники. Мы пока не знаем, в чем заключается это изобретение, но хорошо информированные круги сообщают, что доктор втайне продолжает свои эксперименты. В связи с тем, что за секретами авиации охотятся, доктор Брамс для своих опытов выбрал безлюдную местность и окружил эксперимент самой высшей секретностью. Так, например, части для его самолета перевозились в больших ящиках с надписью „Пианино „Бакштейн“. Кто-то из хорошо информированных корреспондентов сообщил, что для полетов Доктор Брамс использует ясные летние ночи на севере, как правило, то время, когда люди обычно спят“.

– Эта телеграфная заметка, напечатанная в газете, привлекла мое внимание, – сказал Асбьёрн Краг. – И я сделал определенные выводы. А теперь послушайте текст моей телеграммы.

Детектив вытащил из пачки немецкую газету.

«От нашего внештатного корреспондента получена информация, – читал он, – которая – если, конечно, основана на фактах – повергнет в горе и сожаление широкие круги общественности. Она состоит в следующем: вчера ночью погиб в результате несчастного случая воздушный пилот доктор Брамс, который проводил в безлюдной местности испытательные полеты. Машина была повреждена, потеряла равновесие и упала прямо в море. С целью достать самолет из моря вызван спасательный корабль с отрядом водолазов».

Вот вам и вся загадка, – закончил Асбьёрн Краг. Мне показалось, что все звучит очень странно. Если бы я собственными глазами не видел разбитой машины, ни за что бы не поверил этой информации.

– Если вы задумаетесь хотя бы немного, – вновь заговорил Асбьёрн Краг, – то увидите, как все сложное стало простым. Исчезла таинственная железная коляска. Теперь вы прекрасно знаете, откуда возникал шум, отлично понимаете, почему произошел несчастный случай со старым Гарнесом.

– И с лесничим, – добавил я. Детектив наморщил лоб.

– О нет, только не с лесничим, – возразил он. – Я уже вам говорил, что лесничий был убит.

– Но вам будет трудно доказать это.

– Да. Это будет очень трудно, – пробормотал Асбьёрн Краг серьезным тоном. – Но в конце концов мы сделаем это.

– Это может продлиться очень долго, – заметил я. – Для кого-то другого – да. Для меня – нет.

– Если вы уверены в своих утверждениях, дорогой Асбьёрн Краг, то скажите, сколько еще времени потребуется, чтобы вы назвали этого человека?

Детектив посмотрел вверх, будто хотел сорвать звезду с неба.

– Через двенадцать часов, – сказал он.

– Вы уверены, что это будет именно тот человек, который совершил убийство?

– Абсолютно.

– И вы покажете его мне?

– Да, – ответил детектив, окидывая меня странным взглядом. – Если, конечно, вы очень стремитесь его увидеть.

– А он не умер?

– Нет. Он еще жив.

Возвращались мы той же самой дорогой, какой пришли. Я наседал на Асбьёрна Крага, выспрашивал об убийце, но он избегал прямого ответа.

Я внимательно изучал его лицо, мне казалось, что на нем появились признаки усталости и напряжения. Он стал очень бледным, кожа на висках и затылке совершенно побелела. Наверное, в последнее время усиленно работал, а может, ночами страдал бессонницей.

А как выглядел я? Уже несколько суток я неважно спал. Я чувствовал, что у меня болят глаза, дрожат губы. Нервы были истрепаны до конца. Ох, как мне был необходим долгий отдых. Ну, сейчас этому всему придет конец. Завтра отходит пароход, и я, не заботясь о том, что скажет детектив, покину это ужасное место.

На обратном пути он снова вернулся к странному стечению обстоятельств, когда три равных дела с самого начала переплелись так тесно друг с другом и все выглядело весьма загадочно.

– Если бы мне не удалось разделить дело на отдельные случаи, – сказал он, – я бы по-прежнему блуждал в темноте.

Для меня это явилось поводом опять обратиться к убийству.

– Вы уже давно сказали мне, что могли указать пальцем на преступника, – заметил я. – Если вы уверены в своей правоте на сто процентов, почему вы его до сих пор не арестовали?

– Не хватает доказательств. Но… Еще раз повторю, что это дело занимает в моей работе исключительное место.

Детектив остановился и посмотрел на меня, прищурив глаза.

– Я жду, – сказал он. – Плод вот-вот дозреет.

– А сейчас еще не созрел?

– Скоро дозреет. Через несколько часов. И тогда яблоко упадет мне прямо в руки.

Мы добрались до отеля, который жарился на солнце; солнечные лучи играли на красных шторах.

– Вижу ваш интерес, – сказал детектив. – Но вы ничего не узнаете до наступления вечера.

Я попросил назвать время поточнее.

Асбьёрн Краг остановился, сделал про себя подсчеты.

– Часов в десять, – сказал он.

– Очень хорошо. Я смогу найти вас в отеле?

– Да.

Я хотел уже уйти, но, когда детектив начал смеяться, задержался еще на минуту.

– Вы чрезвычайно мало любопытны, – сказал он.

Я покачал головой, не понимая, что он имеет в виду.

– Я ожидал, – пояснил детектив, – что вы спросите, почему вам надо прийти именно в десять.

– Видимо, у вас для этого свои причины.

– Да. Конечно. У меня одна конкретная причина. В это время, в десять, начинает опускаться темнота.

– Обязательно нужна темнота?

– Обязательно.

Я отошел на несколько шагов. Детектив окликнул меня по имени.

– Послушайте, – сказал он. – Может случиться, что вы не застанете меня в отеле.

– Подождать вас?

– Нет. Тогда вы идите на место, где я буду вас ждать. Конечно, если меня не будет в отеле.

– А куда?

Асбьёрн Краг указал пальцем в сторону моря.

– Вы видите ту большую группу деревьев внизу?

– Вы сможете меня там найти. Но сначала должны зайти в отель-пансион.

– Это там, где начинается горная тропа? – уточнил я.

– Да, – ответил детектив.

Он кивнул на прощанье и удалился широким шагом. Я стоял и смотрел ему вслед. Потом побрел по лугу фиолетового клевера, который отделял отель от дороги. Поднялся на веранду и с шумом открыл стеклянную дверь. Услышал громкие безмятежные голоса из глубины салона.

Знойный день догорал. Я лежал праздно в качающемся кресле в моем домике и чувствовал, как уплывает время. Долгое время скрип кресла был единственным звуком, который я слышал. Потом поднялся ветер, налетел со всех сторон на мой домик, ворвался в комнату через открытое окно. Зной пропитал мои бумаги, и они сделались горячими и твердыми, будто высохли на кафельной печи. Я сидел, повернув лицо к окну, смотрел на море, синева которого заливала раму окна. Зеленая густая листва и синева моря создавали чудесную красочную картину. Время от времени листья шевелились под тяжестью севшего на них жука или стрекозы, время от времени между листьями мелькал белый парус лодки, плывущей по морю. Доносились голоса, щебетанье детей, барахтающихся в песке, играющих с металлической банкой. В воздухе летали блестящие синие мухи и, будто жужжащие пули, садились на стену домика.

В комнате стало невыносимо душно и жарко. Я вышел из дома и растянулся на траве, заложив руки за голову. Я смотрел в небо, пробовал обнять взглядом небесный свод. Подумал: глазам, которые смогли бы разом охватить все это необъятное небо в его непревзойденной красоте, открылась бы вечность. Легкие белые облака проплывали мимо солнечного шара, как кольца дыма от горящей папиросы. У горизонта громоздилась целая армия, трепеща белыми покрывалами. Но вот и трепетание исчезло. Движение на небе замерло, облака повисли совершенно неподвижно, отдыхая в воздухе. А над всем этим распростерлась голубая бесконечность, которая уходила куда-то далеко вверх, куда никогда не воспрянет человеческий дух. Какой же могучий свод над землей! И как все остальное, вся земля, убого, мрачно, несовершенно… На земле все тянется, растет вверх, а на самой вершине горы стоит сосна с ободранным стволом, погрузив свою верхушку в свет.

Я понимал, что это один из последних дней торжества лета. Когда солнечная колесница скатится с горизонта, настанут сумерки. Ночи уже стали холоднее, а в темноте уже затаилась осень со своими длинными холодными щупальцами. Когда чувствуется, что лето уходит, возникает непреодолимое ощущение, что оно никогда не вернется и полная горсть последних дней лета исчерпана… Когда тени достигли моей комнаты, когда листья зашелестели на вечернем ветру и море стало серым, меня внезапно охватила глубокая грусть. В моем сердце что-то задрожало, и мной овладело предчувствие перемен в жизни.

Очень медленно шло время до семи вечера. Потом я закрыл окно, кровавые отливы в стеклах привели меня в удивление. Это отражался закат солнца. Заходящее солнце тянуло вслед за собой к морю целый веер ржавых туч. Этот зловещий цвет осени разливался в воздухе, рассеивался и проникал через окно в мою комнату. Пальцами я коснулся оконного стекла и снова с удивлением увидел, что и пальцы стали кровавого цвета.

Опускались сумерки. Темнота медленно подкрадывалась, занимала углы, густела, захватывала все пространство. Золоченая рамка картины на стене какое-то время мерцала в слабом свете, падающем из окна, а круглый циферблат Часов напоминал распухший глаз, неподвижно взирающий на комнату. В начале десятого исчезли последние отблески дня, в комнате стало совершенно темно, только у окна подрагивала седая мгла, которая становилась все более серой, все больше сгущалась. Последний час я сидел и думал над тем, что делать. Я знал, что ночью произойдет что-то решительное, и отчетливо ощущал, что это мои последние сутки здесь. Во всяком случае, с меня вполне достаточно встрясок и нервных потрясений.

Теперь я уже не боялся. Ничуть. Не боялся лица с ужасными губами и белым, как мел, лбом, как и остального, связанного с ними.

Я собирался заняться деятельностью, которая могла показаться странной, но которая вполне объяснялась последующими событиями.

Я покинул домик в половине десятого. Хотел набросить на себя весенний плащ, но тут же отложил его в сторону. Вместо этого застегнул на все пуговицы пиджак. Плащ сковывал бы мои движения, а мне этого не хотелось.

Перед уходом я заполнил патронами барабан револьвера и положил его в правый карман, чтобы иметь под рукой. Однако, когда я заметил, что карман оттопыривается и может вызвать подозрения, переложил револьвер во внутренний карман. Здесь он никому не бросался в глаза.

Я уже отошел на несколько метров от дома, когда кое-что вспомнил. Я вернулся, чтобы взглянуть на бумаги, лежащие на столе. Они показались мне слишком аккуратно разложенными, слишком большой порядок был на письменном столе. Немного разбросал их, дописал несколько строчек в одной статье, над которой работал в последнее время. Теперь создавалось впечатление, что хозяин внезапно встал из-за письменного стола и оставил комнату.

Наконец, я отправился в дорогу. По пути посмотрел на часы, потому что хотел быть точным. Было 21.40, когда я переступил порог сельской лавки. Там было пять человек. За прилавком стоял владелец лавки, который отмерял какую-то цветную ткань. Его дочь взвешивала сироп в кувшине. Перед прилавком стоял брат торговца, рыбак, он держал руки в карманах брюк, изо рта свисала трубка. Покупателей было всего двое: какая-то старая женщина, которая укладывала в корзинку наполненные бумажные пакеты, и стоящий рядом с нею маленький мальчик, мерзнущий, так как у него не было ничего па ногах. Мальчик держал в одной руке жестяную кружку, а в другой – смятую кредитную книжку.

Я вошел в лавку так стремительно, что все должны были обратить внимание на мое появление. Я поздоровался с братом владельца лавки, которого давно знал. Торопливо в нескольких словах сказал ему, что хочу выбраться на длительную рыбную ловлю под Хвассодден, в миле отсюда. Собираюсь выйти в море через полчаса, потом вздремнуть часок у рыбака на мысу, а в четыре снова отправиться на рыбную ловлю.

– Хорошее дело, – одобрил моя намерения рыбак. – Поплывете один?

– Нет, хочу забрать с собой кого-нибудь из отеля.

– Да, кто-нибудь нужен еще, чтобы грести быстрее.

– Это я учту, – согласился я с улыбкой. – Но и один могу.

Рыбак кивнул головой.

– Да, вы сильный, – сказал он, глядя на мои плечи. – Благодарю Бога, – проговорил я без особого пафоса. Потом я обратился к сельскому лавочнику. Купил у него различные рыболовные снасти, крючки и несколько лесок. Объяснил, что те, что у меня есть, ненадежны. Торговец дал мне добрые советы, сказал, какую нанизывать приманку, где стать на якорь.

В конце разговора я попросил его дать мне свою лодку, на что он сразу же согласился.

– Приду за лодкой через полчаса или около этого, – сказал я. – Может, прихвачу кого-нибудь из отеля, а может, поплыву один. Отправлюсь в любом случае… Уж очень хочется порыбачить.

Уложил покупки и оставил лавку. Ее владелец и его брат пожелали мне хорошего улова. Теперь я направился к отелю.

Во всех окнах горел свет, горел он и в номере Асбьёрна Крага. Это меня разочаровало. Я должен был убедиться, что его здесь не будет. Я считал, что у него есть определенная причина, чтобы встретиться со мной на горной тропке. Если же застану его в отеле, мне придется изменить свои намерения, конечно, в определенном отношении. Мне было все равно, так или иначе, я принял решение и хотел провести его в жизнь.

Внизу, в зале столовой, я встретил нескольких курортников. Спросил у них, не хотел ли кто-нибудь поехать на рыбную ловлю, но никто не высказал желания. А я, со своей стороны, добавил, что надо будет хорошо погрести.

Сообщил время отплытия. Через полчаса. Поплывем на лодке сельского лавочника. Но никто желания не изъявил.

По коридору я прошел к номеру, который занимал Асбьёрн Краг. Ровно в десять я постучал в дверь.

Тишина.

Я постучался снова. Когда понял, что ответа не будет, торопливо вошел в комнату.

Комната была пуста, по на письменном столе стояла зажженная лампа.

Я знал, что Асбьёрн Краг, оставляя номер, обязательно запирает дверь на ключ. Значит, он должен быть где-то поблизости.

Я ждал его у двери несколько минут. Никто, однако, не пришел, нигде не слышались шаги. Меня окружала абсолютная тишина.

Это было странно. Открытая дверь и горящая лампа на столе… Детектив, который был ходячей точностью, знал, я приду в установленное время – ровно в десять. А я к тому же знал, что детектив старается хранить тайны, хотел любой ценой оградить свои бумаги от того, чтобы в них копались. И, возможно, особенно от меня. Но почему в таком случае он не принял меры предосторожности? Я открыл дверь в коридор. Номер Асбьёрна Крага находился в конце коридора. Скорее узнаешь, с какой стороны шаги, и услышишь, если кто-нибудь подошел к двери номера. Я снова закрыл дверь с внутренней стороны и прислушался. Никаких звуков. Я подошел к письменному столу детектива, где лежали бумаги.

На столе, ближе к окну, стояло овальное зеркало в посеребренной рамке. Вокруг зеркала было рассыпано множество разных мелких предметов, между ними лежал тюбик губной помады. Когда я увидел его, я встревожился.

Увидел я кое-что и другое. Рядом с зеркалом, в рамке из осинового дерева, стояла фотография.

Это была фотография умершего лесничего. Блинда. Было не совсем попятно, давно ли ее сделали, видимо, все-таки незадолго до смерти.

Я взял фотографию в руки и долго всматривался в нее. И снова на момент возникло у меня то самое чувство, которое овладело мной при виде лица за зеленым стеклом. Но длилось это ощущение недолго, я снова успокоился. Я понял, что Асбьёрн специально не закрыл дверь номера на ключ. Он хотел, чтобы я вошел в комнату и увидел то, что лежало на столе.

Но меня это вовсе не потрясло так сильно, как он предполагал. Вид фотографии, зеркала и предметов, лежащих рядом, не задел моих нервов, как это было при появлении за стеклом ужасного лица. Во всяком случае, теперь я был уверен, уверен на сто процентов в том, что мое предположение является не фантазией, а реальным фактом.

Я размышлял, что сейчас следует предпринять. Знал, что Асбьёрн Краг ждет меня в эту самую минуту у группы старых деревьев. Вскоре мы встретимся с ним, и я услышу его сдавленный квакающий смех.

Я решил сделать что-нибудь такое, что бы соответствовало моей предшествующей манере поведения. Ведь я действовал по определенному, заранее выработанному плану. Я взял лист чистой белой бумаги и положил его перед собой на стол. У меня возникло желание написать Асбьёрну Крагу несколько слов. На подставке лежало много карандашей и одна-единственная ручка. Чернильницы не было. Ручка была автоматическая. Я писал ею размашисто и удивлялся сам себе, как это просто, буквы быстро выходили из-под моей руки.

«Дорогой господин Краг!

Искал Вас сегодня вечером около одиннадцати (на часах в настоящее время десять минут одиннадцатого), хотел забрать Вас на рыбную ловлю под Хвассодденом. Выплываю в одиннадцать с пристани возле сельской лавки. Если Вы до того времени увидите эту записку и у Вас будет желание поехать, прошу Вас прийти».

Я поставил подпись и отложил осторожно автоматическую ручку на подставку. Потом торопливо просмотрел бумаги детектива. Он писал быстро, много, о самых различных делах, но я не нашел ни слова на тему о смерти лесничего. Не было ни слова также о летательной машине доктора Брамса.

Минуты быстро улетали, мне было уже время идти.

Я прошел в столовую, в которой сидели несколько постояльцев. Напевая веселую песенку и позвякивая рыболовным снаряжением, я делал все, чтобы на меня обратили внимание.

– Значит, никто не хочет составить мне компанию? – спросил я в последний раз.

– Нет, нет! – прозвучали ответы.

Я вышел на дорогу, удивленный своим необычным самообладанием. Вспомнил, что сказал брат сельского торговца о моей силе. Вытянул руку и почувствовал, как крепки мои мускулы. Я знал, что меня ждет.

Шел я медленно. Надеялся, что встречу кого-нибудь курортников или из сельских жителей. Хотелось, чтобы люди увидели меня еще раз. И мне повезло. Я встретил рыбака в соломенной шляпе. Я не видел этого рыбака с той самой поры, когда произошло убийство лесничего. Узнав меня в темноте, он замедлил шаги и нерешительно поздоровался. Было похоже на то, что у него есть желание обменяться со мной несколькими словами.

Я остановился и протянул ему руку. – Что так поздно в пути? – спросил я.

– О, только десять, – ответил он. – Был я в лавке сельской. Говорят, что вы выбираетесь на рыбную ловлю.

Я был доволен, что уже начали говорить о моей поездке за рыбой.

– Я думал, что вы уже уплыли, – продолжал рыбак – Нашли вы товарища?

– Нет. Считал, что со мной поедет детектив, но нигде его не смог найти. Хочу попросить вас: если его встретите, передайте, что выплываю через четверть часа, если он хочет, пусть подходит.

– Хорошо. Конечно, передам.

Рыбак стоял на месте, переминаясь с ноги на ногу. Было явно видно, что у него что-то лежит на сердце.

– Вы видели железную коляску? – наконец спросил он.

– Да, видел, – ответил я, усмехаясь. – И таким образом, дорогой друг, выяснил, что такое тайна коляски. Какая там железная коляска? Это летательная машина.

Но создавалось впечатление, что рыбак слышит это сообщение впервые. И… по-прежнему верит в железную коляску.

– Я ее слышал очень часто, – сказал он. – Слышал еще четыре года назад.

– Но оказалось, что старый Гарнес тогда не умер.

– Нет, нет. Но я слышал тарахтенье коляски.

Он по-прежнему держался своих убеждений и, уходя от меня, был глубоко разочарован тем, что во мне потерял единомышленника.

Лодку обнаружить было нетрудно. Она была привязана у пристани. Рыболовные снасти я положил в ящичек на корме лодки. Когда укладывал, то старался произвести как можно больше шума. Заметил, что свет в окне дома сельского лавочника один раз засветился сильней, а через минуту побледнел. Я знал, что это значило. Торговец открыл окно, чтобы убедиться, кто там копошится и шумит у лодки. Понял, что это я, и закрыл окно.

До этих пор все шло как по маслу. Была четверть одиннадцатого, и торговец слышал, как я отплыл от пристани.

Единственное, что мне сейчас мешало, – это тишина. Хотел, чтобы шум ветра и волн заглушал плеск весел. Зато темнота мне помогала. Отплыл несколько сажен от берега, и дома уже утонули в густом мраке. Тут и там поблескивали желтые яркие точки, которые отражались на поверхности воды длинными полосами. Я поплыл в сторону черной, как смола, тени. Море делилось на черную и серую части. Целые слои имели какой-то непонятный серый оттенок. Я не знал, откуда возникал этот блеск, однако он имел вид пятен цвета серебра с чернью. Я держал лодку подальше от них. Я отлично знал, что на этих более светлых участках моя фигура и лодка отчетливо вырисовываются черными силуэтами.

Выйдя в открытое море, я почувствовал затылком холодное дыхание ветра, дующего с плато, раскинувшегося сзади. Лодка вздымалась на гребнях длинных волн. Я должен был держать курс сильно налево, направляясь к опустившемуся горизонту, чтобы добраться до запланированного мной места лова. Но вместо этого я повернул направо, в сторону скалистой стены берега, и отчетливо чувствовал, как исчезаю в большой густой тени. Вот теперь ни за что на свете мне не хотелось никого встретить. Я знал, что рыбак часто туда плавал. Я греб изо всех сил, чтобы побыстрее и поосторожней добраться до места назначения. С полным напряжением мышц налегал на весла, чувствуя, как дрожат рукоятки, как погружаются в воду лопасти.

Лодка направлялась прямо на какой-то черный столб. Я попробовал затормозить веслами, но лодка, несмотря на это, ударилась в мостки пристани. Глухой шум потряс помост, на котором, как мне показалось, даже гвозди затрещали. Минуту сидел неподвижно в лодке и прислушивался. Но до моих ушей не доходил ни один звук, поблизости не было ни одной живой души.

Я оставил свою лодку недалеко от других, качающихся в темноте тихо, как тени. Мое прибытие несколько нарушило спокойствие воды, тени закачались, волны с хлюпаньем ударили о сваи. Я вышел на помост и набросил веревку так, чтобы можно было ее быстро отцепить снова.

Я огляделся. Вдалеке, на фоне серого, как пепел, неба, вырисовывался черный могучий силуэт дерева. В его тени я должен был встретить человека и узнать от него имя убийцы.

Время, видимо, приближалось к половине одиннадцатого. Значит, через час, а может, через полчаса все будет позади. Я не чувствовал ни малейшего колебания или беспокойства, я был весь во власти неистового желания. Ничто на свете не могло меня остановить. Я помнил, что действовать надо умело, без лихорадочной спешки. Вышел из оцепенения, все мои чувства были напряжены и открыты, направлены на восприятие звуков. Мозг был холодным и ясным.

Я прошел по помосту, он слегка скрипел под ногами. Это меня разозлило, И я постарался идти бесшумно. Сошел на берег и направился дальше через лужайку, поросшую травой. Здесь я остановился и прислушался. До меня не долетал ни один звук.

Но куда же подевалась дорога? Я должен был любой ценой избежать встречи с людьми. Осмотрелся вокруг. Вон там вырисовывался маленький дом, он выступал из темноты, как серая доска, далее было что-то похожее на сплошную серую массу. Это, видимо, какой-то дом, окруженный фруктовыми деревьями. Справа от меня находился узнанный мной домик купальни. Это была старая надстройка с корабля. Ее просто сняли с палубы и опустили на поверхность воды, на которой она удерживалась плавающей пустой бочкой. Теперь, когда я обнаружил кабину, я уже знал, как действовать дальше. Я пользовался ею много раз во время купания, знал, что от нее можно узкой тропкой добраться до валуна, который был всегда освещен солнцем. А оттуда уже было недалеко до дороги и до большой теки…

Я пробирался как можно тише. Меня раздражало все – и маленький зверь, и маленький камешек, заскрипевший под моими ногами. Я ступал легко и осторожно, как волк, крадущийся на своих мягких лапах. Достигнув валуна, я запыхался и дальше двинулся уже на четвереньках. Я не хотел, чтобы мой черный силуэт вырисовывался на фоне горизонта, там, где над открытым морем небо слегка посветлело.

Наконец я добрался до группы валунов, которые подступали вплотную к дорожке. Ухватился за ивовый куст, влажный у корня от росы, и подтянулся наверх. Потом ухватился за ствол дерева и снова за ивовый куст, чтобы уцепиться за валун, который в любой момент мог обрушиться вместе со мной в море. Я прижимался к валуну что есть силы, опираясь коленями о камень. Чувствовал, как сдирается кожа, как колени делаются влажными от крови. Но сейчас мне осталось уже немного, чтобы закончить свое восхождение, добраться до дорожки. Ослабил обхват вокруг валуна, лежал неподвижно. Когда пальцами уцепился за кусты малины, почувствовал облегчение. И через минуту я уже стоял на краю дороги, тут у камня начинался путь. Мне нужно было оказаться за ним. Я крепко обеими руками обхватил его, еще раз рванулся вверх… Мне потребовалось еще одно крепкое усилие, и я оказался на самой дороге.

Вскоре послышались шаги.

Шаги… Сердце мое напоминало дрожащее деревце, на которое обрушился ветер. Никогда раньше я не чувствовал такого сильного, дикого страха. Страх будто отобрал силу у моих мускулов, сделал дряблыми сухожилия. Шаги двигались из темноты, были быстрые, шаги шли по дороге. Передо мной возвышалась мощная скалистая стена, с которой стекала вода, черная пасть мрака, преграждающая доступ любому свету. В тени, отбрасываемой скальной стеной, кто-то уверенно печатал шаги. Я не мог даже разглядеть силуэта идущего. Слышал только, что он приближался, что шел удивительно размеренно, что ботинки крепко ставил на поверхность дороги. В минуту, когда мне показалось, что шаги меня миновали, я подумал, будто идущих двое. Немного выше дорога делала кольцо вокруг горы, и место поворота выделялось на фоне серого неба. Я начал лихорадочно всматриваться в эту точку. Знал, что там пешеходы будут видны.

Действительно, через минуту я увидел две фигуры (их в самом деле было двое!). Сначала я увидел шляпы, потом целиком силуэты. Они не разговаривали между собой, шли размеренным шагом, как два черных солдата. Штанины у них были стянуты у щиколоток. Это были те самые два велосипедиста, которые приехали последним пароходом. Никто не видел их после прибытия целый божий день, никто не замечал их присутствия. Мне показалось очень странным, что они появились именно тут, что они шли в полном молчании, напоминая двух мертвецов. Вскоре они исчезли за скальной стеной, которая еще некоторое время передавала звук их шагов.

Я должен был минуту полежать спокойно, чтобы преодолеть страх. Но вот я успокоился. Два велосипедиста не заметили меня. Переждал еще минуту. Потом быстро поднялся на дорожку и приблизился вплотную к скальной стене, отбрасывающей густой мрак.

Так же удачно мне удалось миновать отрезок дороги, бегущей между домами, на которой я мог встретить кого-нибудь из жителей. Теперь мне оставалось только сделать десяток шагов вниз, к большим деревьям, где меня ждал Асбьёрн Краг. Я шел совершенно тихо, мои шаги не вызывали никакого шума. Мне никогда не приходилось раньше ходить так бесшумно.

Наконец я остановился под деревьями. Но где этот человек? Вокруг меня царила совершенная тишина. И абсолютно ничего не было видно, таким плотным был мрак. Детектив исчез. Ни с близкого расстояния, ни издалека не долетало ни единого звука. Даже деревья не шумели. Громадные кроны как бы застыли и обуглились. Казалось, я нахожусь на кладбище.

Наконец я увидел лицо.

Лицо вынырнуло передо мной внезапно. Это было костистое бледное лицо детектива, с выступающими скулами, с его характерными узкими губами. За стеклами очков блестели глаза. Он вырос как из-под земли. Бог знает, откуда, будто из самого застывшего ядра мрака. Может, шел по моим следам? При мысли об этом у меня по спине забегали мурашки.

Вдруг меня охватило уныние, мне не хотелось говорить ни слова. Я не был уверен в своем голосе. Зато был совершенно спокойным, но, ей-Богу, у меня было впечатление, что кто-то за мной следит, кто-то готовится к прыжку на меня… Это впечатление усиливалось еще больше от того, что детектив молчал целую вечность.

– Я вас долго жду, – наконец сказал он.

– Я искал вас в отеле, – ответил я. – И минутку побыл в вашем номере.

– Идемте.

Детектив сделал несколько шагов по горной тропке. Я шел за ним осторожно, как и перед этим. Он сразу догадался, о чем я думаю.

– Вы можете быть совершенно спокойны, – сказал он. – Вокруг ни живой души.

– Вы уверены?

Да. Я стоял тут долго. Когда мы вышли в густой мрак под скальную стену, детектив остановился.

– В конце концов вам не кажется странным, что мы отправляем торжественное богослужение вокруг тайны? – спросил он, и в его голосе были явно слышны насмешливые нотки.

Вопрос смутил меня. С моей точки зрения, вся эта таинственность была к месту, да, да, даже необходима. Однако у меня и мысли не мелькнуло о том, что Асбьёрн Краг также имеет причину для того, чтобы действовать тихо, тайком от других. Он хотел мне назвать имя убийцы, и за этим не было ничего. Почему не рассказывал мне обо всем? Почему не мог рассказать об этом сразу? В эти минуты? Я только теперь обратил внимание на его странную скрытность сегодня вечером, только теперь у меня возникло подозрение, которое охватило меня холодной дрожью. Знал ли Асбьёрн Краг, чего он хочет? Или этой скрытностью подталкивал меня к действию? Неужели он был таким дьяволом, что загонял меня в ловушку?

Все эти мысли родились в моей голове в одну секунду.

– Преклоняюсь, да, да, преклоняюсь перед вашим изумительным способом продвигаться вперед, – ответил я невнятно на вопрос детектива.

– Но почему вы такой таинственный? Почему крадетесь ночью, как вор?

– Сожалею, что это необходимо, – ответил я. – Сожалею, что надо помнить об осторожности, потому что убийца до сих пор не схвачен.

Детектив рассмеялся. Он отвернулся и хохотал. Хохот звучал издевательски. Казалось, он возникает где-то во мраке.

Потом Асбьёрн Краг взял меня дружески под руку и медленно пошел по тропе. Мы подошли как раз к крутому обрыву. Скала здесь вертикально падала вниз, метров на двести, прямо в море.

– Бедняга, – сказал детектив с сочувствием. – Вы совершенно устали и нервно измотаны. Вам нужен отдых и смена обстановки. И одно и другое вы найдете, когда расследование будет доведено до благополучного конца…

– Вы не могли бы немного поторопиться? – спросил я. Через несколько минут мы остановились на вершине.

Тут и должно было все разыграться. Мы оба посмотрели вниз, в черную бездонную пропасть, которая дышала холодом.

– Так, сейчас вы услышите то, что я хочу вам рассказать, – произнес Асбьёрн Краг. – Но сначала я должен задать вам несколько вопросов. Вы сможете на них ответить?

– Почему бы и нет?

– У меня впечатление, что ваш голос охрип и неуверен, как голос пьяного… Но это, наверное, от волнения и от того ужаса, который вами овладел. Значит, сегодня вечером вы были в моем номере?

– Да.

– Вас не удивило, что дверь была открыта?

– Удивило.

– Могу вам сказать, что я сделал это намеренно.

– Я тоже так понял, потому что раньше вы постоянно запирали дверь на ключ.

Детектив снова засмеялся.

– Восхищаюсь вами, – сказал он. – Хочу отметить, что вы стараетесь поступать осторожно. Кроме того, вы выказываете завидное присутствие духа. Вы можете мне сообщить, какую я преследовал цель, оставляя дверь открытой?

– Нет.

– Тогда скажу я. Хотел, чтобы вы увидели мою комнату.

– Я?

– Гм… Сейчас голос ваш стал снова чужим и хриплым. Вы не видели моего письменного стола?

– Да, видел.

– И что вы там обнаружили?

– Может, хватит рассказывать, что я нашел?

– Ха-ха! Вы не хотите говорить… Вы обнаружили там тюбик губной помады? Не так ли?

– Да.

– А искусственные волосы и бороду?

– Да. Я уже к тому времени был абсолютно уверен в том, что это вы ходили вокруг моего домика и заглядывали в окно в виде призрака убитого лесничего.

– И вы догадались о причине, почему я это делал?

– Вы все время говорите загадками. Я вообще не понимаю вас.

Детектив положил руку на мое плечо.

– Эге! – воскликнул он. – Кажется мне, что я слышу… Мы оба усиленно прислушались.

Из самой глубины бездны, от моря, доносился скрип уключин. Кто-то греб в полной темноте. Звук доносился снизу, как через тоннель. Слышалось позвякивание, одиночные отрывистые слова, которые казались странно чужими и хрупкими… «Лучше при такой погоде, когда…»

Это было все, больше ничего не было слышно. Остальное поглотили мрак и пропасть.

– Глубоко, глубоко внизу, – пробормотал детектив. И через минуту, когда мне уже не удавалось разобрать ни слова, добавил: – Как я уже вам говорил, дорогой друг, над этим скверным делом я работал особенно тщательно. Для меня с самого начала было ясно, что лесничий убит. Убит человеком, доведенным до бешенства. Это не было заранее спланированное убийство. У меня сразу возникла мысль о ревности. Когда я наблюдал усмешку на лице умершего, ликующего даже в минуту смерти, я подумал: «Если он так усмехался, говоря со своим соперником, то здесь и находится объяснение тому, почему он минуту спустя оказался опрокинутым на землю…» Из этого сразу следовало, что в этом деле самое трудное – добыть доказательства. Можно сделать много предположений, но добыть убедительные доказательства будет почти невозможно. Преступление было совершено не нарочно. Случилось это внезапно, и подготовка была чрезмерно короткой. Мне не оставалось ничего другого, как проводить расследование иначе, чем обычно. А сейчас, дорогой друг, я вам приведу маленький пример. Два года назад на Ривьере таинственным образом исчез богатый англичанин. Расследование показало, что дело идет об убийстве на фоне грабежа. Убийцу нигде не могли обнаружить, так как не имели никаких его примет. Что в таком случае делает скромный умный французский детектив, который ведет следствие? Он решил сыграть роль убитого. Он тщательно загримировался, оделся, как убитый, и отправился путешествовать по всем столицам Европы. Он гулял по заполненным людьми улицам и площадям. И в конце концов в Петербурге произошло то, что он предвидел. Какой-то мужчина, увидев его, остановился пораженный. Был это убийца, убежденный в том, что видит призрак своей жертвы. Бледный, как смерть, в ужасе, он попытался скрыться, но уже в следующую минуту был схвачен.

Ну, так вот, дорогой друг, я использовал этот метод, Лишь несколько изменив его. У меня возникло конкретное подозрение. Понял, – так как ясно видел в отличие от других, – что в игру входит только один человек, который убил лесничего. И с тех пор следил за этим человеком. То, что такие побочные дела, как летающая машина, смерть старого Гарнеса, сильно осложнили мою работу, не имело существенного значения.

В связи с тем, что я не имел никаких доказательств, я должен был добиться того, чтобы данное лицо само выдало себя. Тут моим ближайшим помощником стал страх. Надо сказать, что таким образом детектив нигде никогда не действовал. Если я был жестоким, то теперь я прошу за это прощения, но правда заключается в том, что я говорил недавно… Я – подлинный поэт, если говорить о теме страха. Но я испособствовал тому, что он себя выдал… Должен ли я теперь говорить, кто убийца?

Рука детектива тяжело легла на мое плечо. Я почувствовал, как у меня проваливается сердце, как кружится и уносится куда-то тело.

Я услышал свой голос. Это был странный головой звук.

– Нет, не надо, – сказал я.

– Ах, нет! – со смехом воскликнул Асбьёрн Краг. – Убийцей являетесь вы! Считал это с первой минуты, как только услышал, что вы стояли вблизи двери и видели лесничего, своего соперника, выходящего из комнат фрёкен Хильды. Когда вы шли через плато, вы были глубоко несчастны. Вы не думали об убийстве, но несчастье вызвало ярость, вы ударили его по голове, и лесничий умер…

Асбьёрн Краг замолчал.

Его слова пролетали мимо моего сознания. Я видел, что он что-то говорит, по не мог связать разрозненные слова. Его глубокий, торжественный голос звучал в моих ушах траурно, как приглушенный звук тарелок в похоронном марше. Из пропасти доносились удары весел о воду. Сейчас мне отчетливо показалось, что лодка удаляется. Подошло время…

– Если я был жесток по отношению к вам, – продолжал Асбьёрн Краг, – то прошу извинить. Я должен был так поступать, иначе не мог. Начал я с бесед с вами, потом удивлял вас своим поведением. В конце концов сыграл роль призрака погибшего, который приходил к вам по вечерам и заглядывал в окно. Если вы хорошо все припомните, то поймете, что мои взаимоотношения с вами, все мои слова, рассказы, явные и скрытые эксперименты были не чем иным, как соединением, сплетением звеньев, ведущих к Цели. Я знаю, как с каждым днем вы становились все более нервным и раздражительным. Возможно, у вас даже закралось сомнение: что-то не так. Вы помните историю с револьвером? Вы хотели застрелить призрак, точно? Но я вынул патроны из барабана в то время, когда заходил к вам и внимательно осматривал оружие. Тогда вы и утвердились в своих сомнениях? Не так ли? Я увидел это по вашему лицу на следующий день. Ну, и наконец, вы выдали себя…

– Я ничем себя не выдавал, – прошептал я.

– Ну, что вы… Это очевидно. А сейчас советую вам признаться…

– Никогда!

Детектив опередил меня. Он стоял теперь между мной и пропастью. Он играл с судьбой.

– Мы стоим сейчас лицом к лицу, – сказал он. – Неужели вы и дальше будете отрицать вину?

– Я не признаюсь! – закричал я в бешенстве. – У вас нет никаких доказательств, и вы никогда их не найдете!

– Убийца! – процедил Асбьёрн Краг.

Вот тогда и наступил момент. Я решил действовать, как планировал весь вечер.

Я бросился на детектива, обхватил его своими жилистыми сильными руками.

Через минуту во мне заклокотало чувство радости, я видел свое преимущество. В следующую секунду я сброшу его вниз, в пропасть. Единственного человека, который знал все.

Но в этот решающий момент я почувствовал, как меня крепко схватили за руки. Послышался металлический щелчок, и мои руки оказались в тисках.

Потом на мое сознание упала завеса… Я отмечал блики, долетающие сюда от маяка… В этом свете я увидел две фигуры. Это были те черные солдаты, велосипедисты… Я слышал, как Асбьёрн Краг благодарил их за четкие действия и отдавал распоряжения… Немного позже мне показалось, что детектив обращается ко мне. Ну, наконец-то вы выдали себя, сказал он, вы должны были совершить нападение на меня… вы думали лишить меня жизни… Я следил за вами сегодня весь вечер… ваш маневр с отправлением на рыбную ловлю… это было бы для вас алиби, если бы нашли мое изувеченное тело… Но вместо этого, дорогой друг, вы попали как раз в центр моих расчетов. Я запланировал эту вашу попытку устранить меня как доказательство убийства… и стал для этого говорить об этом опасном месте… ну, и это удалось, с блеском, дорогой друг, с шумом, с каким защелкнулись наручники на ваших руках…

Голос детектива постепенно удалялся и наконец совершенно пропал во мраке. Мое сознание погрузилось в безмолвие.

* * *

Когда я сижу и просматриваю свои записки, меня охватывает странное чувство. Первые страницы написаны в лихорадочном состоянии, неровно. Буквы бегут криво, некоторые слова вообще нельзя прочесть. Со временем, однако, почерк выровнялся, успокоился вместе со мной, по мере того как я занимался изложением событий.

В самом деле, сейчас изложение спокойное и легкое. Я – в тюрьме, у меня нет свободы, и ничто меня не должно огорчать.

Настала осень, утром чувствуется холод, пока нагревательная установка не разнесет тепло с этажа на этаж… Мои сны и фантазия кружатся вокруг картин, связанных с осенью. Я представляю себе мир за стенами тюрьмы, деревья, толстые безлистные ветви которых торчат, как обугленные пальцы рук… Небо не черное, не голубое, оно бесцветное и матовое, оно низко висит над землей, от негр веет мрачным холодом, который как бы исходит из чего-то злого и ужасного. Мое ухо уже уловило, что мороз тронул металл колоколов собора и приглушил их звон.

У меня появилась способность сидеть часами и смотреть бессмысленно прямо перед собой. Мне кажется, что я все больше отдаляюсь от людей, как бы плыву в бесконечности, переношусь к иному бытию. Сознание того, сколько лет тюрьмы меня еще ожидает, вызывает все чаще мысли о вечности. Вечность кажется мне светом, чудесным, незнакомым, который светит далеко в безбрежном пустынном море.

Я полюбил свою камеру. Моя камера – моя каюта. В ней я совершаю большое путешествие. Я оставил людей, подсознательно я еще слышу суматоху и гул голосов, как будто монотонно ударяют о берег волны, приносимые приливом и отливом. Звуки становятся, однако, все слабее… И скоро удалятся совсем, превратившись в молчание и тишину, в безбрежные дни.

Примечания

1

Христиания – название г. Осло, столицы Норвегии в 1624–1924 гг.

(обратно)

2

Человек, промышляющий добычей и продажей песка.

(обратно)

Оглавление

Глава первая ТРОЕ БЕГУЩИХ ЛЮДЕЙ

Глава вторая УБИТЫЙ

Глава третья СТАРАЯ УСАДЬБА

Глава четвертая УПРАВЛЯЮЩИЙ

Глава пятая ЛИЦО

Глава шестая СОБАКА

Глава седьмая ПРОПАСТЬ

*** Примечания ***