Наваждение страсти [Джэсмин Крейг] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Джэсмин Крейг Наваждение страсти

Глава 1

Англия, Сассекс.

На полпути между Гастингсом и деревушкой Сент-Леонардс.

Май 1826 года.

Они догнали его, когда впереди уже замаячила пристань, и сбросили с измученной лошади на ведущую к морю каменистую дорогу. Падая, он вывихнул руку и услышал, как хрустнули кости пальцев. Но, слава Богу, на его левой руке.

Правой же рукой Александр стиснул маленький кинжал, спрятанный за поясом, и поглубже засунул его в потайные ножны. К счастью, вероятность того, что преследователи попытаются его пристрелить, была невелика. Вряд ли они позволят ему легко отделаться и слишком быстро вкусить радостей рая. А коли так, то, может, ему удастся убить перед смертью хотя бы одного из этих мерзавцев?..

Трое всадников, окруживших Александра, были одеты в неудобные, тесные костюмы для верховой езды, какие носят в Англии. Однако Александр мог побиться об заклад, что перед ним не англичане. До него донеслось лишь несколько отрывистых команд, но и этого вполне хватило, чтобы распознать их язык. Всадники говорили по-турецки, на классическом османском диалекте, на котором принято изъясняться при дворе султана.

Не удостоив Александра ни единым словом, враги поставили его на ноги и принялись хлестать плетками по лицу, давая понять, что дальше его ждут еще более страшные муки. Когда по щекам Александра обильно заструилась кровь, главарь приставил к его груди шпагу. Двое других всадников спешились, сорвали с него куртку и жилет, а затем сняли и сапоги. Ловко разрезав ножами мягкую кожу, негодяи издали победный клич – в каблуках были спрятаны документы. Трясущимися руками мерзавцы развернули тонкие листки, торжествующе смеясь, пробежали глазами текст и на радостях принялись подбрасывать бумаги высоко в воздух.

Вожак довольно усмехнулся и, слегка откинувшись назад в седле, на какую-то долю секунды ослабил бдительность. Именно это мгновение и стало решающим. Острие шпаги, нацеленное на горло Александра, слегка отклонилось в сторону, а железная хватка руки, вцепившейся в его волосы, ослабла. Александр только этого и ждал. Он рванулся, увернулся от лошадиных копыт и выхватил кинжал из ножен.

Кожаная плетка, со свистом рассекая воздух, полоснула Александра по плечам, но он стерпел боль и не выпустил кинжал из рук. Плетка засвистела вновь, но Александр этого уже не услышал. Боль – адская, лютая, обжигающая боль – переполняла его, однако он превозмог ее, приподнялся и… исчез за чахлой живой изгородью. Оказавшись вне досягаемости, Александр упал на живот и притворился, будто лежит без чувств. Он понимал, что смерть совсем близко, и из последних сил старался на самом деле не потерять сознания. Раз уж судьба распорядилась так, что ему предстоит покинуть этот мир, надо хотя бы прихватить с собой одного из своих убийц…

Александр так сосредоточился на борьбе с захлестывавшей его болью, что, даже услышав скрежет железных колес по камням, не сразу обратил внимание на этот звук. И только когда его преследователи разразились громкими ругательствами, он понял, что к ним приближается какой-то экипаж.

Главарь резко осадил свою лошадь и торопливо приказал по-турецки двум другим всадникам:

– Вы доставьте бумаги на корабль, а я позабочусь о предателе.

Подчиненные вскочили на коней и, не оглядываясь, помчались прочь.

«Теперь или никогда», – сказал себе Александр. Стремительно выпрямившись, он метнул в турка кинжал, и в тот же момент враг нажал спусковой крючок.

Колючая, острая боль прожгла плечо Александра. Затем раздались приглушенный крик врага, ржание испуганной лошади и топот копыт. Но все доносилось издалека, словно эти звуки заглушал вой зимнего ветра, дувшего из-за Кавказских хребтов. Александр удивился – ведь до Кавказа было несколько тысяч миль, сейчас он… Да, кстати, где же он все-таки находится? Александр никак не мог сообразить. В памяти осталось только, что он должен передать вексель Хенку Баррету и отвезти морские карты на корабль, который с минуты на минуту войдет в бухту возле Гастингса.

Вексель… Вексель мистера Каннинга… Александр усмехнулся.

«Знали бы эти мерзавцы, как ловко я провел их!» – уже в полузабытьи подумал он.

О, если бы солнце не закатывалось так стремительно, он, конечно, нашел бы в себе силы поскакать туда, где спрятаны секретные документы. Ведь не может же он разлеживать здесь, на дороге, хоть тут и очень удобно… Однако его ждут Хенк и соотечественники… Вот-вот наступит лето, они уже голодают…

Как странно умирать!

Солнце скрылось. Темнота сгущалась и обнимала его ледяными пальцами, так что от ее холодных прикосновений кровь стыла в жилах. Александр содрогнулся. Почему никто не предупредил его, что в раю такая стужа? Но слугам-то, наверное, разрешено разводить огонь в жаровне! Хотя бы в такие холодные дни… И почему он тут один? Где гурии, которые должны вывести его из земных пределов и препроводить в рай?

И тут Александр вспомнил! Красивые девушки не будут ублажать его на небесах. Он отказался от веры отцов и потому не попадет в сад вечных наслаждений. Он отступник, предатель, неверный! Он принял христианство! Увы, у райских врат его теперь не встретят пылкие, любезные гурии. Придется довольствоваться бесстрастным христианским ангелом. Только бы этот ангел не вздумал петь! А то голова и так раскалывается, да и звуки арфы всегда действовали ему на нервы.

Александр не мог бы сказать, сколько времени прошло, прежде чем ангел коснулся крылом его щеки. Но когда это произошло, он вздохнул с облегчением.

«Наконец-то я дождался!» – подумал он и открыл глаза, желая встретить ангела с улыбкой.

В том, что перед ним именно ангел с нежным девичьим лицом, Александр не сомневался, ибо у гурий не бывает золотистых волос и голубых глаз, сияющих, словно Эгейское море в солнечный день. Глаза у гурий карие, а волосы как вороново крыло… Интересно, Господь никогда не ошибается? А что если он по ошибке пошлет христианину гурию, а мусульманину – ангела?

– Том! Скорее принеси одеяло! – громко произнес ангел.

Александр изумился. Он и не подозревал, что ангел будет отдавать распоряжения на варварском английском наречии. По его представлениям, все уважающие себя ангелы должны говорить по-гречески.

– Боже мой! Том! В бедняжку стреляли!

«Похоже, у ангелов плохо работает служба связи», – решил Александр.

Ведь о событии, приведшем его к вратам рая, должен был уже знать целый сонм божественных слуг… Александр попытался привстать, чтобы получше разглядеть ангела. Ангел ласково подложил ему под голову ладонь, погладил по лбу, и от этого прикосновения по истерзанному телу Александра разлилось тепло.

Когда помощники ангела клали Александра на пухлое грозовое облако, ангел стоял рядом, держал его за руку и шепотом успокаивал:

– Не тревожьтесь. Все будет хорошо.

«Какой прелестный голос! – подумал Александр, поглубже зарываясь в темное облако. – Под стать лицу…»

И закрыл глаза.

Глава 2

Увидев, что новая голубая ротонда Шарлотты залита кровью, леди Аделина истошно завопила. Шарлотта кинулась ее успокаивать, стараясь уберечь от обморока, однако опыт подсказывал девушке, что это вряд ли удастся. Три месяца назад, в день двадцатипятилетия Шарлотты, тетя Аделина хлопнулась в обморок просто потому, что ее расстроило упорное нежелание племянницы выходить замуж. В прошлом месяце Аделина лишилась чувств, когда кухарка объявила о своей беременности, а неделю назад обморок был вызван отказом Шарлотты связать себя узами брака с архидиаконом. Поэтому девушка сочла маловероятным, что теперь, обнаружив на дороге полумертвого человека, тетя Аделина упустит удобный случай и не потешит свою чувствительную натуру.

Грум и кучер перепачкались кровью и дорожной пылью не меньше хозяйки, а мужчина, которого они втроем подтащили к карете, был в таком плачевном состоянии, что даже хладнокровная Шарлотта почувствовала приступ дурноты. Однако тетя Аделина каким-то чудом сохранила самообладание, – видимо, любопытство все-таки возобладало над слабыми нервами, – и хотя кровь лилась рекой, она не потеряла сознания. Пользуясь тем, что ее родственница неожиданно проявила стойкость, Шарлотта поспешила забраться в карету и села напротив леди Аделины.

– Том, – сказала она кучеру, – если вы с Гарри затащите этого несчастного в карету, я положу его голову себе на колени. Думаю, так ему будет удобнее.

– Мисс Шарлотта, а куда девать его ноги?

– Действительно, он такой высокий, что не поместится на сиденье. Боюсь, его ноги будут свешиваться на пол.

Тетушка Аделина тревожно выглянула в окошко и поинтересовалась:

– А вы уверены, что все разбойники разбежались?

– Да, хозяйка, – уверенно заявил Том. – Они ускакали полями, я сам видел. Их было двое, и они так нахлестывали лошадей, словно за ними гналась нечистая сила. А потом еще один бандит поехал туда же на гнедой лошади, но он держался в седле гораздо хуже своих приятелей. Похоже, негодяй ранен. – Том мрачно посмотрел на потерявшего сознание незнакомца. – Сдается мне, этот бедолага не из их числа… Господи, он еле дышит, того и гляди, отправится к праотцам. И все-таки… вдруг он тоже разбойник?

Шарлотта спокойно перебила слугу:

– Этого не может быть. Ведь они напали на него. Да и потом, раненый не представляет никакой опасности. Ни для нас, ни для кого другого. Давайте не будем долго рассуждать и заберем его. Том, занесите с Гарри беднягу в экипаж.

Но едва Том и Гарри начали протаскивать покрытое одеялом бесчувственное тело в узкую дверь кареты, тетушка Аделина разразилась серией нервических восклицаний. Том наклонился, чтобы поправить одеяло, и Шарлотта обратила внимание на струйку крови, сочившуюся из пулевой раны на плече незнакомца.

Попытка Тома укрыть раненого одеялом оказалась безуспешной: оно было слишком коротким, чтобы прикрыть и широкую волосатую грудь, перепачканную кровью, и длинные ноги в расшитых льняных подштанниках. Одна из двух неподходящих для девичьего взора частей тела должна была остаться на виду. В конце концов, Шарлотта решила, что молодой человек более нуждается в тепле, чем в соблюдении благопристойности. Она подтянула одеяло к самому подбородку раненого и приказала кучеру как можно быстрее возвращаться к дому. Леди Аделина стыдливо вспыхнула и отвела взор.

Как только экипаж тронулся с места, раненый пошевелился и застонал. Он напрягся из последних сил, но уже через несколько секунд тело его обмякло, и молодой человек снова потерял сознание. К несчастью, последним усилием незнакомец забросил длинную мускулистую ногу на любимую юбку леди Аделины, а затем его босая ступня коснулась ноги Шарлотты и остановилась чуть выше лодыжки. Посмотрев вниз, леди Аделина обнаружила, что лишь шерстяной носок отделяет ее голень от обнаженной мужской плоти. Это оказалось последней каплей, переполнившей ее душу, и без того испытавшую за день немало переживаний. Тетушка взвизгнула и, словно ошпаренная, отдернула ногу. Потом, побледнев, схватилась за сердце и без чувств распростерлась на сиденье.

Шарлотта вздохнула и в который раз задала себе риторический вопрос: неужели у женщин нет более серьезных поводов для переживаний? Она решительно оторвала лоскут от своей нижней юбки и одной рукой прижала его к ране, а другой пошарила вокруг в поисках сумочки. Вынув из сумочки флакон с ароматическими солями, Шарлотта зубами выдернула из него пробку и, стараясь не побеспокоить раненого, поднесла флакон к тетушкиному носу.

Леди Аделина несколько раз глубоко вздохнула, закашлялась и открыла глаза. Она поморгала, с рассеянным видом взмахнула носовым платком и обреченно посмотрела на племянницу.

– Дорогая, – прошептала она, – он все еще здесь? А я-то надеялась, что это лишь дурной сон.

Раненый неожиданно поднял руку и… опустил ее на грудь Шарлотты. Леди Аделина вздрогнула. Шарлотта поспешно протянула ей флакон с ароматическими солями, но тетушка отвела ее руку и с нескрываемым удивлением посмотрела на племянницу.

– Боже милосердный! Шарлотта, он такой… такой мускулистый! И смуглый. Кто его знает, может, он цыган, разбойник или даже… убийца! Почему ты не приказала Гарри посидеть здесь и последить за ним? Детка, ты совсем не думаешь о своей репутации.

– Я не понимаю, как раненый человек может повредить моей репутации.

– Но он же обнажен! – воскликнула леди Аделина. – Дорогая девочка, ты ведь держишь на руках обнаженного мужчину! А его голова?! Неужели ты не замечаешь, что она лежит… э-э-э… самым неделикатным образом?

– Но, тетя, я положила его голову себе на колени, потому что так удобно, ведь я должна прижимать к ране этот кусок ткани. И почему вы говорите, что он обнажен? Разве вы не видите, что молодой человек в подштанниках?

Леди Аделина ярко покраснела.

– Боже, Шарлотта, боюсь, я тебя совсем не понимаю. Как ты можешь без тени смущения произносить столь неприличные слова?

– Не знаю, – серьезно ответила Шарлотта. – Наверное, дело в том, что я была единственной девочкой в семье и росла среди пятерых братьев. Мне уже исполнилось шестнадцать, когда мама решила послать меня в школу. Наверное, это было поздновато, чтобы становиться настоящей леди. К тому времени Гил научил меня ездить верхом, а Адриан – стрелять. С Джоном мы всегда ходили на рыбалку, с Джорджем вели семейные счета, с Эдвардом занимались латынью… У меня совсем не было времени, чтобы приобретать манеры светской дамы.

– Но ты могла хотя бы постараться, – вздохнула леди Аделина. – Какой смысл быть одной из самых красивых девушек графства Кент, если ты не прилагаешь ни малейших усилий для поисков подходящего жениха? Какой вообще смысл делать что-либо, если ты намерена остаться старой девой?

Шарлотта постаралась скрыть раздражение и сдержанно, но твердо ответила:

– Я вовсе не собираюсь оставаться старой девой.

– Тогда почему ты отказала архидиакону? – удивилась леди Аделина так, словно не задавала племяннице этот вопрос по крайней мере раз в день на протяжении недели, минувшей с того момента, когда архидиакон сделал Шарлотте предложение. – Не забывай, что тебе уже несколько лет назад следовало выйти замуж. А у архидиакона приличный доход, к тому же его брат носит баронский титул. Только подумай, милая девочка, что тебя могли бы называть почтенной миссис Квентин Джефрис! Ну, разве не восхитительно?

Шарлотта не стала говорить, что, по ее мнению, архидиакон – напыщенный, самодовольный болван, да к тому же еще и жестокий, хоть и маскирует свою жестокость снисходительной улыбкой. Вместо этого девушка спокойно ответила:

– Тетя, я не люблю его.

Тетушка была так потрясена, что совсем забыла о приличиях и, возмущенно фыркнув, заявила:

– Вот уж не ожидала, что ты понесешь такую чушь! Шарлотта, тебе давно не семнадцать лет, когда девушке еще позволяется тешить себя мечтами о любви. Впрочем, любая девушка вскоре начинает понимать, что эти мечты ничего не стоят. А к двадцати пяти, моя милая, пора понять, что бесплодные мечтания о необыкновенной любви не имеют ничего общего с замужеством. Брак – дело серьезное.

– Порой мне кажется, что у меня нет ни капли так называемого здравого смысла, – сухо ответила Шарлотта. – Видите ли, тетя, в отличие от большинства женщин я не понимаю, почему вступление в брак не имеет отношения к счастью.

Тетушка Аделина недовольно закудахтала:

– Твоя дорогая матушка – замечательная женщина, пожалуй, самая любимая из моих сестер. Но должна тебе сообщить, что ее попытки воспитать из тебя достойную леди окончились плачевно. Знаешь, Шарлотта, если бы тебя, как многих почтенных дам, учили только игре на фортепиано, вышиванию и рисованию акварелей, то я более чем уверена: ты бы уже несколько лет пребывала в счастливом браке. А вместо этого ты упорствуешь в нездоровом заблуждении. Видите ли, дама тоже способна приобрести знания, доступные джентльменам! Господи, даже мне понятна абсурдность подобных идей! Не забывай, Шарлотта, по замыслу Господа мужчины превосходят женщин. Наши головы меньше, и, соответственно, мозгов в них меньше. Поэтому ничего удивительного, что нам недоступна глубина мыслей, присущая мужчинам, но милосердный Господь и не требует от нас этого. Вот почему каждой женщине необходим мужчина, который бы о ней заботился. И поэтому ты должна выйти замуж за архидиакона.

– Потому что у него голова больше моей? Вероятно, это совсем недавно стало считаться основанием для вступления в брак…

– Опять ты за свое! Шарлотта, ну когда ты расстанешься с легкомыслием и начнешь относиться к жизни серьезно?

Кровь из пулевой раны на плече незнакомца пропитала тряпицу и потекла по пальцам Шарлотты. Она тайком от тетушки вытерла руку о край одеяла и попыталась свести вместе края раны.

«Хотелось бы мне знать, – отстраненно подумала девушка, – почему моя добросердечная по натуре тетушка не понимает, что неуместно обсуждать предложение архидиакона, когда из человека, лежащего на моих руках, по каплям вместе с кровью уходит жизнь?»

Однако зачем было огорчать тетушку напоминанием о том, что рядом с ней в карете находится человек, балансирующий на грани между жизнью и смертью? Шарлотта выглянула в окно и решила предложить более нейтральную тему для разговора.

– Мы уже совсем рядом с домом. Слава Богу, дорога сегодня сухая. Быстро мы добрались. Особенно если учесть, что произошло…

– Да, даже не верится, что всего три часа назад мы мирно пили чай в семье твоего брата, – подхватила леди Аделина. – Страшно подумать, как бы рассердился наш дорогой Адриан, узнав, что его сестра держит на руках обнаженного мужчину!

– А я думаю, он бы обрадовался, узнав, что разбойники не задержались и не напали на нас, – отрезала Шарлотта и с облегчением вздохнула, глядя, как карета сворачивает в кованые железные ворота усадьбы Риппонов.

Была только середина мая, но погода стояла необычайно теплая. Кроны дубов ярко зеленели, а при взгляде на желтые ирисы, окаймлявшие дорожки, казалось, будто лето в самом разгаре.

Карета еще не успела остановиться, а Гарри уже соскочил с козел и взбежал по ступенькам к парадной двери. Он дернул за шнурок, привязанный к дверному колокольчику, и громкий трезвон огласил тишину.

Слуги, заслышав тревожный звон у входа, высыпали на крыльцо. Экономка распорядилась принести носилки, и буквально через пару минут раненого забрали с рук Шарлотты, перенесли его в комнатку около кухни, где обычно выхаживали заболевших или поранившихся работников. Дворецкий тактично увел из комнатки, отведенной раненому незнакомцу, леди Аделину, предложив подать чай в ее спальню. Том повел лошадей на конюшню, пообещав послать одного из своих парней за доктором. Незнакомец лежал на кровати. Дыхание его было частым и поверхностным, глаза глубоко ввалились. Однако Шарлотта не собиралась предаваться размышлениям о том, что раненый одной ногой в могиле. Она сбросила ротонду и засучила обшитые кружевами рукава платья. Лучше действовать! Тогда она не будет чувствовать себя беспомощной в ожидании врача. Да и смыв грязь, покрывающую лицо и тело раненого, она наверняка не причинит ему вреда…

– Миссис Стабс, мне нужны вода, мыло и льняные полотенца, – с напускной уверенностью распорядилась Шарлотта.

Экономка недовольно поджала губы:

– Лучше бы вам, мисс, не приводить его в чувство. По крайней мере, пока хирург не сделает свое дело.

– Чтобы привести в чувство этого больного, понадобятся средства посильнее влажной тряпки, – перебила Шарлотта экономку. – Миссис Стабс, так вы принесете воды или нет?

Экономка почувствовала, что хозяйку не переубедить, и приказала служанке согреть кастрюлю воды. Шарлотта же принялась смывать с лица раненого грязь, глубоко въевшуюся в кожу. Она заметила, что мужчина довольно молод, не старше тридцати. Не будь его лицо так разбито, его можно было бы назвать даже красивым.

С помощью миссис Стабс Шарлотта перевернула раненого на бок, и они увидели его окровавленную спину. Экономка охнула, глядя на содранные полосы кожи. Шарлотта, содрогнувшись, отвернулась и несколько секунд машинально отжимала мокрое полотенце.

– Господи, мисс Шарлотта, что с ним сотворили? – Голос экономки заметно дрожал. – Да я никогда в жизни не видела такого кошмара!

– Вероятно, беднягу били плетьми, – ответила Шарлотта. Она вновь повернулась к раненому и стала осторожно вытирать прилипшую к ссадинам грязь. – Я видела однажды подобные раны на лошади, с которой плохо обращался хозяин.

– Этот человек явно нездешний, – решила экономка. – Он такой смуглый! Наверное, чужестранец. А волосы! Обратите внимание, даже через грязь видно, что они черны, как смоль. В нашем графстве ни у кого таких волос нет!

Шарлотту немного развеселили замечания миссис Стабс. Экономка говорила о черных волосах незнакомца так, словно в их черноте было что-то не совсем приличное.

– Мне лицо этого человека незнакомо, – тихо произнесла девушка.

– Понятное дело, он ведь чужестранец, – убежденно заявила экономка и, поморщившись, взяла из рук хозяйки перепачканное кровью полотенце. – Да и разбойники, скорее всего, не из местных. Поверьте моему слову, мисс Шарлотта, так избивать могут только чужеземцы. Или цыгане. Англичане на подобное не способны. Тем более, что в округе уже несколько лет не слыхать о разбойниках.

Шарлотта не собиралась оспаривать логику экономки. В отношении к иностранцам миссис Стабс была полностью солидарна с леди Аделиной. Миссис Стабс не сомневалась, что истинная цивилизация сосредоточена исключительно внутри границ Сассекса, а от иностранцев в любой момент следует ожидать диких и бессмысленных выходок. И экономка, и тетушка Аделина не находили ничего удивительного в том, что посреди дороги можно обнаружить полумертвого иностранца. Их удивило бы только, если бы он каким-то возмутительным образом вдруг превратился в англичанина.

Попытки Шарлотты омыть раненому спину явно причинили ему боль. Он застонал, произнес несколько односложных, неразборчивых слов и заворочался на кровати. Плечо его стало кровоточить еще сильнее. Шарлотта оставила спину бедняги в покое и положила ему на лоб мокрое полотенце. Раненый понемногу успокаивался, когда стук в дверь возвестил о прибытии доктора Макфарлейна.

Доктор, изучавший медицинскую науку в знаменитом Эдинбургском университете, не любил обременять себя пустой болтовней. Как, впрочем, и обычной вежливостью. Отрывисто поздоровавшись, он приказал Шарлотте и экономке крепко держать пострадавшего. Затем уселся на кровать и достал из кожаной сумки узкий стальной хирургический нож. Внимательно осмотрев рану, доктор ввел в нее свой инструмент. Шарлотта пристально наблюдала за действиями хирурга. Потом почувствовала, что колени ее подгибаются, и схватилась за спинку кровати.

Доктор, не глядя на Шарлотту, рявкнул:

– Не вздумайте свалиться в обморок! Держите покрепче, а то я могу повредить ему кость!

Шарлотта, с трудом проглотив слюну, зажмурилась и, чтобы отвлечься, представила себе цветущий сад. Чуть позже она потихоньку открыла глаза, однако старательно отводила взор в сторону от сверкающего узкого лезвия.

От потери крови раненый стал синюшно-бледным. Наконец доктор довольно хмыкнул и показал им извлеченную пулю. После чего быстро промыл рану чистой горячей водой. Миссис Стабс засомневалась в правильности его действий, но осмелилась выразить свои сомнения лишь вполголоса. Доктор же посыпал рану порошком базилика и туго перевязал плечо незнакомца, чтобы ограничить его в движениях. В завершение работы он наложил лубки на сломанные пальцы левой руки и проворчал, что, слава Богу, хоть правая рука осталась целой, поэтому раненый сможет спокойно лежать на правом боку. Под конец Макфарлейн не поскупился на короткий грубоватый комплимент Шарлотте за аккуратную обработку ран и заявил, что, если раненый перенесет неизбежную лихорадку, то у него есть шансы выжить. Если же он выживет, на память об опасном приключении у него останутся лишь небольшие шрамы.

– Вот мазь для спины, – продолжил доктор. – Она не слишком приятно пахнет, зато прекрасно снимает воспаление, – Макфарлейн затянул последний узел в сложной системе повязок. – Запомните, за раненым надо ухаживать денно и нощно. Чтобы раны не раскрылись, пока ни в коем случае не позволяйте ему двигаться.

– Мы будем поочередно сидеть у его постели, – спокойно ответила Шарлотта. – А Гарри и его подручные помогут нам с более тяжелой работой.

– Не слишком утомляйтесь. Я давно вас знаю, Шарлотта Риппон, и должен заметить, что вы ни в чем не проявляете умеренности. – Доктор Макфарлейн нахлобучил шляпу и щелкнул замком кожаной сумки. – Вы замечательная девушка, мисс Риппон, вам следует выйти замуж.

– Надо ли расценивать ваши слова в качестве предложения, доктор? – с задорной улыбкой поинтересовалась Шарлотта.

Макфарлейн стал кирпично-красным.

– У вас такой острый язычок, юная леди, что когда-нибудь он сыграет с вами злую шутку, – пробурчал он, поискал шляпу и, обнаружив ее на собственной голове, опрометью вылетел в коридор, даже не попрощавшись.

Александру казалось, что под его кожей пылает адский огонь. Он разрывал ногтями собственное тело, пытаясь сбросить раскаленные угли, рассыпанные по нему дьяволами, но чудовища появлялись вновь и вновь, хватали его за руки и пригвоздили к дыбе, чтобы вечно продолжать пытку. Огонь пожирал его тело. Александр кричал, умоляя принести воды.

Ангел услышал его отчаянные мольбы. Это был ангел-хранитель, встретивший его у ворот рая. Белое платье и золотистые волосы сияли прохладным светом в красной горячей темноте. Ангел прикоснулся к Александру, и в мгновение ока его лоб стал холодным. Он ощутил аромат цветущих лимонных садов. Ангел поднес к его губам хрустальный кубок, холодная вода заструилась в рот, и боль в горле немного утихла.

Затем ангел встал и направился прочь.

– Не уходи! – закричал Александр, и хотел было задержать ангела, но одно из чудовищ схватило его за руку, не позволяя шевельнуться. Александр позабыл о боли, позабыл обо всем… Он жаждал лишь вернуть дарующего прохладу ангела. Рванувшись изо всех сил, он дотянулся-таки рукой до ангела, коснулся нежной кожи и взмолился, прося небесное создание остаться с ним и облегчить его страдания.

Ангел нежно взял его за руку, но ничего не ответил; казалось, он не понимает отчаянной мольбы Александра о милосердии.

Одно из чудовищ отрывисто произнесло:

– Он совсем плох. Два дня бедняга промаялся, а теперь совсем сдал. Помяните мое слово, это конец.

– Нет, уж лучше мы будем верить в благоприятный исход, – неожиданно резко ответил ангел. – У раненого еще достаточно сил. Наверное, это кризис лихорадки, и мы должны помочь бедняге преодолеть его.

– Как прикажете, мисс.

Райская прохлада вновь коснулась лба Александра, нежные пальчики погладили его по лицу. С пронзительной радостью он понял, что ангел все-таки внял его мольбам. Он укротил страшных чудовищ и остался рядом с ним! Александр прижался губами к трепетной ладони ангела.

– Спасибо, – прошептал Александр, – твоя отвага победила посланцев сатаны.

Александру показалось, что ангел улыбнулся, однако ответа на его слова не последовало, и только тут Александр сообразил, что разговаривает по-гречески. Он вспомнил, что перед ним очень странный ангел, который, похоже, понимает только английскую речь. Александр попытался перевести свои слова, чтобы ангел его понял. Но язык распух и не мог справиться с трудными английскими звуками. – Не нужно разговаривать, – сказал ангел. – Вам надо отдохнуть.

Исполненный благодарности за неожиданное избавление от боли, Александр смежил веки.

Солнце проникло в комнату, отбрасывая причудливые светотени на смятое льняное покрывало. Александр открыл глаза и покосился на окно. Ангел сидел в кресле и читал книгу. Хотя какой же это ангел? Это стройная молодая женщина с вьющимися золотистыми волосами и прелестной белой кожей, на которой играет легкий румянец! Одета она была в шерстяное синее платье, но, даже несмотря на безобразный европейский наряд, стесняющий движения и придающий людям чопорный вид, Александру еще не доводилось видеть столь прекрасной особы.

В любую минуту она может оторваться от книги и заметит, что он очнулся. Что он ей скажет? Надо, чтобы она знала о нем как можно меньше. Так будет лучше и для нее, и для него. По-французски он говорит почти безупречно. Может, следует прикинуться французом? Например, купцом из Парижа… Какое бы имя себе придумать? И что ответить на вопрос, откуда он появился в этих краях?.. Вообще-то Александр отличался большой изобретательностью и был способен в считанные секунды придумать весьма убедительную «легенду», но сейчас он соображал так туго, что даже не мог вспомнить ни одного французского имени.

Наконец женщина действительно подняла голову и заметила, что Александр за ней наблюдает. Она улыбнулась, и эта обворожительная, ослепительная улыбка совершенно его одурманила, вытеснив последние остатки мыслей.

– О, вы очнулись! Это чудесно! – У незнакомки был грудной, мелодичный голос, и в нем сейчас звучала искренняя радость.

Девушка небрежно отложила книгу в сторону и поспешила к Александру. Проходя мимо двери, она позвонила в колокольчик, вызывая служанку.

– Как хорошо, что вы пришли в себя! А то мы уж начали бояться, что вы будете спать вечно. Миссис Стабс, наша экономка, столько раз подогревала для вас куриный бульон и ячменный отвар, что они уже два дня назад чуть было не выкипели. Да, кстати, давайте знакомиться. Я – Шарлотта Риппон. Мы с тетушкой нашли вас в среду примерно в трех милях от Сент-Леонардса – так называется деревушка, что недалеко от нашего дома. А как вас зовут, как нам сообщить вашим родным, что вы целы и невредимы?

Шарлотта… Александр медленно повторил про себя это имя и решил, что оно ей идет. Его мягкое, шелестящее звучание прекрасно гармонировало с ласковой улыбкой девушки. Александр чуть было не назвал в ответ своего имени, но вовремя спохватился. Нет, надо соблюдать осторожность. На то есть множество веских причин! Он осекся и, издав короткое, резкое восклицание, отвернулся от Шарлотты, чтобы избежать ее дружелюбного взгляда. Александру было трудно удержаться от искушения и не ответить на искренность девушки той же монетой, однако в сложившихся обстоятельствах доверие и честность были для него непозволительной роскошью. Стоит только сказать, что он принц Карим Александр, как Шарлотта забросает его вопросами, а ведь он еще не решил, что на них отвечать.

Однако девушку, похоже, не смутило молчание Александра.

– Ничего, через несколько минут вы, надеюсь, обретете дар речи, – сказала она, подкладывая ему под спину подушки.

Потом взяла с тумбочки стакан, прикрытый салфеткой из белого муслина.

– Вас, должно быть, мучает жажда, – улыбнулась Шарлотта, протягивая стакан Александру. – Вот свежий лимонад. Мы приготовили его сегодня утром. Доктор Макфарлейн уверяет, что вас спас именно лимонный сок. К счастью, даже когда вы метались в бреду, нам удавалось попоить вас водой и фруктовым соком.

Александр подумал, что свежий лимонад – это поистине райское блаженство. А в следующий миг понял, что его терзает не только жажда, но и голод. Жуткий, звериный голод… Александр так ослабел, что его рука, протянутая к стакану, дрожала. Ему стоило немалых усилий поднести стакан к губам и проглотить прохладное, подслащенное медом питье. Струйки сока побежали по его подбородку и груди, и Шарлотте пришлось поддержать стакан, чтобы Александр мог допить последние капли восхитительного освежающего напитка. Сделав последний глоток, он откинулся на подушки и тихонько чертыхнулся по-гречески.

Шарлотта взяла стакан и поставила его обратно на тумбочку.

– О Господи, – вздохнула она, строго поглядев на Александра. – Да теперь вас понять ничуть не легче, чем когда вы бредили. Больше того, боюсь, и вы не поняли ни слова из моих речей. И почему мне не пришло в голову раньше, что вы не говорите по-английски?

Александр мог бы в одну секунду опровергнуть предположение Шарлотты, однако его вдруг осенило: он понял, как обезопасить себя и девушку. Надо притвориться, что он не понимает английского! Если он не будет говорить по-английски, то ему не придется объяснять, кто он и чем занимался на безлюдной дороге, ведущей к пустынному берегу.

В тот самый момент, когда Александра посетила сия удачная мысль, в комнату быстро вошла, шурша юбками, миссис Стабс. Она, разумеется, сразу заметила, что Александр очнулся, и на ее довольно суровом лице промелькнула улыбка.

– О, стало быть, наш пациент на пути к выздоровлению! – радостно воскликнула миссис Стабс, подошла к постели и деловито расправила покрывало. – Скажем прямо, молодой человек, вид у вас сейчас бледный, этого даже щетина не в состоянии скрыть. Но перекусить-то вы не откажетесь, правда? Погодите, я принесу вам бульон и немного ячменного отвара. Доктор говорит, вы целую неделю должны есть только жидкую пищу, однако все же рискну сварить вам сегодня яичко. А еще у меня есть студень из говяжьих ножек. Это, конечно, питание для инвалидов, но все равно вкусно.

Александр посмотрел на экономку с улыбкой, но глаза его при этом ничего не выражали.

– Увы, – сказал он по-гречески, – я не говорю по-английски.

Миссис Стабс повернулась к Шарлотте и подозрительно спросила:

– Что он сказал? Это французский язык?

– Нет. Не французский, и не немецкий, – покачала головой Шарлотта. – Видите ли, миссис Стабс, я боюсь, наш пациент не понимает английского. А я не могу понять, на каком языке говорит он. Может, на итальянском? У итальянцев ведь много диалектов…

– Ха! – Подозрительное выражение в глазах экономки сменилось выражением глубокого удовлетворения. Она сложила руки на большом животе и торжествующе продолжила: – Ну что, мисс Шарлотта? Все как я говорила? Я так и знала, что он иностранец. И не какой-нибудь вшивый французишка, а настоящий иностранец, иноверец! Недаром у него такие черные волосы, да и следы от плетки говорят сами за себя. Попомните мои слова, теперь надо по ночам хорошенько запирать все двери, а не то убийцы воротятся и зарежут нас прямо в постелях. Когда эти чужаки входят в раж, им все равно, кого убивать, лишь бы размахивать ножами.

– Но люди, нападавшие на него, не подозревают, что он здесь, миссис Стабс. Откуда им знать? Они ускакали прежде, чем наша карета появилась на повороте. Гарри собственными глазами видел, как эти негодяи умчались.

Экономка поджала губы и уставилась на Александра. Глаза ее потемнели от тревожных предчувствий.

– Иностранцы умеют выведывать тайны, – зловеще изрекла она.

Шарлотта подавила улыбку.

– Может быть, но пока что нашему пациенту надо поесть.

Лицо экономки снова смягчилось.

– Это верно. У бедняжки такой жалкий вид! – Она пристально вгляделась в Александра, словно пытаясь внушить ему свои мысли, а затем сказала, растягивая каждый слог и произнося его вдвое медленней обычного: – Я принесу вам поесть. Принесу еды. Бульон. Суп.

– Это очень мило с вашей стороны, – вежливо ответил по-гречески Александр.

Экономка посмотрела на него со смешанным чувством раздражения и жалости.

– Ничегошеньки он не понимает, – вздохнула она и принялась повторять слова «суп» и «бульон» все громче и громче, так что от ее крика скоро задрожали стены. Миссис Стабс явно считала, что главное – говорить по-английски громко, тогда даже самому безмозглому иностранцу все станет понятно. Александр покосился на Шарлотту и увидел, что она еле удерживается от смеха. Он тоже чуть не прыснул, но сдержался и постарался изобразить на своем лице недоумение.

Наконец экономка отчаялась найти взаимопонимание с чужаком.

– По-моему, с ним бесполезно разговаривать, мисс Шарлотта. Это вам любой подтвердит. Ладно, я принесу ему поесть и скажу, чтобы сюда пришел Том или другой конюх. Негоже вам сидеть без охраны рядом с дикарем, который и по-английски-то не понимает. Мало ли что он может натворить?!

– Не надо отрывать людей от работы на конюшне, – спокойно возразила Шарлотта. – Уверяю вас, миссис Стабс, наш бедный пациент так обессилел, что даже головы поднять не в состоянии. Думаю, он поест и сразу уснет.

– Как скажете, мисс, – экономка направилась к дверям, но на пороге остановилась, чтобы еще раз насладиться своим триумфом. – Видите? Я сразу догадалась, что он иностранец. А вы спорили…

Шарлотта дождалась, пока стихнет шелест юбок удалявшейся экономки, и пододвинула стул к кровати Александра.

– Право, миссис Стабс – прекрасная женщина. Хоть она и ругает иностранцев, но никогда не отвернется от человека, попавшего в беду, – Шарлотта перевела дыхание, и в ее голубых глазах, устремленных на молчащего собеседника, промелькнула досада. – Господи, как же неудобно говорить с человеком, который ничего не понимает! А по-французски вы тоже не говорите? Вы говорите по-французски? – переспросила она. – Вы говорите по-немецки?

Александр и бровью не повел. Шарлотта вздохнула.

– Да, плохо дело. Пожалуй, мне придется обучить вас английскому, а не то я умру от любопытства. Я уже четыре дня ломаю голову, раздумывая, зачем вы ехали к заброшенной пристани, и меня охватывает отчаяние при мысли, что я этого так и не узнаю. По крайней мере, в ближайшие дни.

Александр любезно улыбнулся и сказал по-гречески:

– Вам лучше этого вовсе не знать.

Шарлотта досадливо нахмурила белоснежный лоб и ткнула пальцем себе в грудь.

– Я – Шарлотта Риппон. Шарлотта Риппон, – повторила она. – Шарлотта.

– Ты очень красивая, Шарлотта, – пробормотал Александр.

– Как бы мне хотелось понять вас! – Шарлотта снова указала на себя, а потом осторожно приложила руку к груди Александра. – Я – Шарлотта, а вы кто?

Даже человеку, действительно не говорящему по-английски, ее вопрос был бы ясен, и Александр почувствовал, что он должен ответить. Конечно, разумнее было бы назваться вымышленным именем, но он с изумлением обнаружил, что не может солгать женщине, которая так старалась спасти ему жизнь. Проклиная себя за мягкотелость, он прижал пальчики Шарлотты к своему сердцу.

– Я – Александр, – тихо произнес он и добавил, внезапно охрипнув: – А вы Шарлотта. Шарлотта Риппон.

На щеках девушки заиграл легкий румянец. Александр завороженно смотрел на нее. Несколько мгновений оба не шевелились, затем Шарлотта вскочила и метнулась к двери.

– А вот, мистер Александр, и наша экономка с куриным бульоном! – воскликнула она облегченно, но Александру показалось, что ее оживление – всего лишь прикрытие для совершенно других чувств…

На пороге действительно выросла миссис Стабс.

– Скажите ему, пусть ест помедленней, – предупредила она. – А то после четырехдневного голодания его желудок не выдержит.

– Я сама покормлю нашего пациента, – заявила Шарлотта. – Он так слаб, что даже ложку в руках не удержит.

С помощью экономки девушка усадила Александра на постели, подложив ему под спину еще несколько подушек, и, сев рядом с ним, принялась потихоньку кормить с ложечки. Сперва Александру казалось, что он умрет от голода, не дождавшись следующего глотка. Но, съев несколько ложек бульона, он весь обмяк, и у него уже не осталось сил даже для того, чтобы глотать. Веки набрякли и не поднимались.

– Бедняжка вот-вот уснет, – словно издалека донесся до него голос Шарлотты. – Лучше оставить его сейчас в покое. Попросите Гарри посидеть с ним, пока мы с тетушкой перекусим, а через часик я вернусь и попою его ячменным отваром. Доктор Макфарлейн рекомендовал кормить его понемногу через каждые два часа.

– Вам, мисс Шарлотта, тоже надо вздремнуть, а то вы свалитесь с ног и будете выглядеть не лучше этого чужестранца. В последние два дня вы спали от силы пять часов.

– Вы правы, я немного устала. Пожалуйста, миссис Стабс, помогите мне убрать подушки, чтобы он мог лечь. Пожалуй, я действительно вздремну перед ланчем.

Теплые волны сна накатились на Александра, когда из-под его спины осторожно вынули подушки. Он был слишком утомлен, чтобы разомкнуть веки, однако, почувствовав, как кто-то убирает с его лба прядь волос, даже с закрытыми глазами безошибочно распознал пальцы Шарлотты. Довольно улыбнувшись, Александр погрузился в блаженную истому.

– Приятных сновидений, милая Шарлотта, – прошептал он. – И пусть никто не потревожит твой сон…

Уже засыпая, он все-таки успел поблагодарить Бога за то, что тот сподобил его говорить по-гречески.

Глава 3

В понедельник перед самым рассветом зарядил дождь. Продолжался он почти до заката. Шарлотта, целый день чувствовавшая какую-то безотчетную тревогу, сидела вместе с тетушкой у камина, вязала кружевной чепчик для своей самой маленькой племянницы, и молча слушала, как леди Аделина восхваляет проповедь, которую накануне прочитал архидиакон. Тетя так ей надоела со своими восторгами, что, когда вошедший в гостиную слуга объявил о приходе гостя, девушка облегченно вздохнула.

– Это некий мистер Генри Баррет, – своим бесстрастным, похоронным тоном сказал слуга. – По-моему, он из Америки.

– Из Америки?! – воскликнула леди Аделина. – Боже правый! Ну почему, скажите на милость, нас вдруг стали одолевать иностранцы?

Шарлотту же нисколько не раздосадовало, что неизвестный мистер Баррет решил наведаться в усадьбу Риппонов. С чем бы он ни пожаловал, это наверняка будет интересней, чем вязать чепчики и обсуждать проповедь архидиакона.

– Пожалуйста, проводите мистера Баррета в гостиную, – попросила Шарлотта лакея. – И скажите миссис Стабс, пусть приготовит нам чай.

Через несколько минут незваный гость предстал перед хозяевами дома. При виде его леди Аделина испытала тайное разочарование, ибо выглядел он как совершенно заурядный пожилой английский сквайр. Ни в его внешности, ни в одежде не было никакой экзотики. Светлые волосы, карие глаза, рост средний, ладно сшитые серые брюки, строгий, хорошо скроенный сюртук… Однако акцент выдавал заморское происхождение гостя.

– Леди Аделина, мисс Риппон, простите за вторжение, – промолвил мистер Баррет, аккуратно положив шляпу и перчатки на пол возле кресла, как полагалось по правилам этикета. – Я никогда бы не осмелился свалиться вам, будто снег на голову, но у меня неотложное дело, и мы должны его поскорее обсудить.

Леди Аделина любезно улыбнулась.

– Ничего страшного, сэр. Мы с племянницей всегда рады гостям, тем более в такой дождливый день. Надеюсь, вам нравится в Англии, мистер Баррет?

– О да, очень, миледи! И я весьма признателен вам за то, что вы соблаговолили меня принять, – откликнулся гость, вежливо выжидая, пока лакей внесет в гостиную поднос и поставит его перед леди Аделиной.

Хозяйка взяла в руки тяжелый серебряный чайник. При взгляде на ее хрупкие запястья невозможно былопредположить, что она способна поднять увесистый чайник с такой легкостью и изяществом.

– Вам с молоком и сахаром, мистер Баррет?

– Да, благодарю вас, сударыня, – Гость с поклоном принял из ее рук чашку. От миндального пирожного он отказался. Пока тетя Аделина наливала чай себе и племяннице, мистер Баррет непринужденно болтал о погоде, но Шарлотта видела, что ему не терпится вырваться за рамки пустого светского разговора.

Ей тоже очень хотелось поскорее подвести черту под обсуждением неудобств, причиняемых дождем.

– Вы сказали, у вас имелись особые причины искать встречи с нами, – напомнила Шарлотта гостю, как только он отдал дань вежливости и поговорил про лужи, холодный ветер и грязные дороги.

Мистер Баррет благодарно улыбнулся.

– О да, мисс Риппон! Не буду ходить вокруг да около, милые дамы. Видите ли, я сам из Бостона, это штат Массачусетс. В Англии я уже три месяца, меня привели сюда дела, связанные с дедовской усадьбой. На прошлой неделе мне предстояла встреча в Кенте с одним моим другом, однако, к несчастью, на встречу он не явился и никакой записки, отменяющей наше свидание, не прислал. Как вы понимаете, я очень встревожился и повременил возвращаться в Лондон, надеясь хоть что-то услышать о друге. Все это время я жил в Гастингсе, в гостинице «Белый лебедь», а сегодня утром мне стало известно о том, что вы выхаживаете какого-то молодого человека, на которого напали разбойники. И вполне естественно, мне пришло в голову: не мой ли это друг?

– Ах, я надеюсь, так оно и есть! – вскричала Шарлотта. – Мы попросили доктора Макфарлейна рассказать о нем как можно большему числу людей, думали, вдруг кто-то сможет его опознать?

Мистер Баррет вскинул голову.

– Вы хотите сказать, ваш пациент в таком тяжелом состоянии, что даже не может говорить?

– О нет, говорить-то он говорит, – мрачно откликнулась леди Аделина, – но, увы, не по-английски.

Мистер Баррет выдержал небольшую паузу, неторопливо поднес к губам чашку, отхлебнул глоток чая и осторожно переспросил:

– Ваш подопечный не знает английского?

– Совершенно! – заявила леди Аделина. – И французского с немецким тоже. Ну а мы не можем понять ни слова из того, что он говорит на своем языке.

– Так-так… – задумчиво протянул мистер Баррет. – Выходит, вам неизвестно, что делал ваш пациент в Кенте?

– Да мы понятия не имеем! – подтвердила леди Аделина. – Он четыре дня подряд бредил, и доктор даже сомневался, что бедняга выживет. Но Шарлотта не отходила от него целыми сутками, и в субботу утром жар, наконец, спал. Ну а вчера раненый почти целый день проспал, так что нам не представилось бы возможности расспросить его, даже если бы он мог говорить вообще. Хотите еще чаю, мистер Баррет?

– Нет, благодарю вас, хотя чай превосходен. – Гость поставил чашку на поднос. – Стало быть, милые дамы, имя вашего пациента вам тоже неизвестно?

– Почему же? – возразила Шарлотта. – Это нам все-таки удалось выяснить. Его имя – Александр. – Она задумчиво посмотрела на мистера Баррета. – Вашего друга так зовут, да?

– Александр? – медленно произнес американец. – Вы уверены, мисс Риппон, что раненый назвался мистером Александром?

– Честно говоря, мы ни в чем не можем быть полностью уверены. Тетушка ведь сказала вам, мистер Баррет, наш пациент был совсем плох. Да и английским он не владеет. Поэтому нам приходится лишь догадываться, что он хочет сказать. И, естественно, мы не застрахованы от ошибок.

Вымолвив последние слова, Шарлотта вспомнила, как накануне ей удалось немного пообщаться с раненым. Да, они говорили с мистером Александром на разных языках, это правда. Однако у нее возникло странное ощущение, будто они прекрасно понимают друг друга. Порой даже казалось, что они смеются над шутками, которые понятны только им и никому больше. Хотя, конечно, это чистейший вздор, такого просто не может быть! Разве можно найти общий язык с человеком, который способен произнести по-английски только «суп», «лимонад», «сорочка» и «бритва», да и эти слова коверкает до неузнаваемости?

– Поверьте, мисс Риппон, я понимаю ваши чувства, – вежливо кивнул мистер Баррет. – Скажите, а нельзя ли мне хоть на минутку заглянуть к вашему подопечному? Не волнуйтесь, если он спит, я не потревожу его сон. Мне просто хочется понять, кто он.

– Ну, разумеется, вы должны на него посмотреть, – откликнулась Шарлотта, вставая из-за стола. – Он еще слаб, и перевозить его нельзя, но мы с тетей будем очень рады, если окажется, что у него здесь есть друг.

Они провели гостя по коридору в комнату больного. Возле спящего Александра на этот раз дежурила кухарка. Мистер Баррет молча подошел к кровати и бесстрастно вгляделся в заострившиеся черты мистера Александра. Лицо раненого было бледно, иссиня-черные волосы резко выделялись на фоне белой льняной наволочки.

У Шарлотты промелькнула мысль, что мистер Баррет отличается завидной выдержкой. С того самого момента, как гость вошел в комнату, он не выказал никаких чувств. На его лице застыла лишь маска вежливого сочувствия. А еще Шарлотта подумала, что мистер Баррет не сообщил ни имени, ни национальности своего пропавшего друга. И может быть, это не случайно? Законы светской беседы таковы, что мистеру Баррету не составило труда уклониться от ответов на ее прямые вопросы…

Шарлотта повернулась к американцу. Она не желает больше довольствоваться уклончивыми полунамеками!

– Это тот человек, которого вы искали, сэр?

Девушка говорила вполголоса, однако даже столь тихие звуки потревожили сон мистера Александра. Он перевернулся на спину, веки его дрогнули, глаза приоткрылись… Увидев у своей постели мистера Баррета, мистер Александр посмотрел на него в упор и мгновенно смежил ресницы, так что Шарлотте не удалось разглядеть выражения его глаз. Когда же раненый вновь открыл глаза, он смотрел не на американца, а на Шарлотту, и, как всегда, бормотал что-то совершенно нечленораздельное и непонятное.

– Теперь вы видите, сэр, – сказала Шарлотта мистеру Баррету, – кого мы с тетушкой подобрали на дороге. Вы, наверное, тоже не понимаете его языка?

– Что-что? Нет, конечно! Я не понял ни слова и даже ума не приложу, на каком языке говорит бедный малый. Я вообще ни одним языком, кроме английского, не владею. В Бостоне мне это совершенно ни к чему. Я вполне довольствуюсь родным языком и обществом соотечественников.

Леди Аделина, разделявшая подобные настроения, тепло улыбнулась американскому гостю и хотела что-то сказать, но Шарлотта ее опередила.

– И все же вы мне не ответили, сэр. Это ваш пропавший друг?

Мистер Баррет открыл, было, рот, собираясь что-то сказать, но пациент издал душераздирающий крик, и Шарлотте мгновенно стало не до гостя. «Наверное, открылась рана на плече…» – решила девушка и торопливо расстегнула на груди мистера Александра ночную сорочку, собираясь поменять повязку. Однако следов свежей крови видно не было… Раздумывая, что могло вызвать столь истошный вопль – с тех пор, как раненый очнулся, он еще ни разу так не кричал, – Шарлотта предположила, что мистер Александр кричит от острой, мучительной боли.

Девушка легонько прикоснулась к его лбу. Так и есть, лоб горячий, а по щекам внезапно разлился яркий румянец. Мистер Александр опять вскрикнул и резко умолк, задыхаясь: он явно пытался скрыть свои страдания.

– Бедняжка, – пробормотала леди Аделина, кидаясь к умывальнику. – Я положу ему на лоб холодное полотенце.

– Только бы температура опять не поднялась, – обеспокоенно нахмурилась Шарлотта.

Она повернулась к служанке.

– Пегги, сбегай к Тому. Пусть пошлет кого-нибудь за доктором.

Голова мистера Александра заметалась по подушке, а с губ сорвалось несколько коротких, отрывистых фраз. Потом он успокоился, тело его обмякло, глаза закрылись.

Когда больной умолк, мистер Баррет сказал:

– Увы, я явно попал к вам в неподходящий момент. Вам сейчас не до меня, милые дамы, вы должны посвятить себя уходу за больным. Поэтому позвольте откланяться и поблагодарить вас за гостеприимство. Не будете ли вы так добры позвать экономку, чтобы она проводила меня до дверей?

Шарлотта выпрямилась и в упор посмотрела на американца.

– К чему такая спешка, мистер Баррет? Нашему пациенту нездоровится, но я не думаю, что ему угрожает серьезная опасность… А вы, между прочим, до сих пор не ответили на мой вопрос. Этот человек – ваш пропавший друг?

Мистер Баррет глубоко вздохнул и с явным сожалением произнес:

– Нет. Мне кажется, мы с ним прежде не встречались. Если б это был мой друг, мне бы и в голову не пришло его бросить… О нет… Прошу меня извинить… Я так расстроен, ведь я возлагал на приезд сюда столько надежд… столько упований… – Он достал из кармана носовой платок и громко высморкался. – Увы, что толку терзаться понапрасну? Простите, что я ничем не могу помочь вам и вашему мистеру… ах да, мистеру Александру! Весьма сожалею, мисс Риппон, но это так. Сей молодой человек мне незнаком.

– Какая досада! – огорчилась Шарлотта. – Но вы скажите нам имя вашего друга, мистер Баррет, и опишите, как он выглядит. На всякий случай. Вдруг мы услышим про какого-нибудь другого раненого?

– Да-да, вы совершенно правы! Я непременно должен сообщить вам его имя. Моего друга зовут… э-э-э… мистер Джон О'Мелли. Да-да! Мистер О'Мелли! А особые приметы… Он молод, хорош собой, однако внешне ничуть не похож на вашего пациента. У моего друга… э-э-э… каштановые волосы и синие глаза. Он родом из Ирландии и говорит на ирландском наречии… Как, бишь, оно называется? Ах да! Гаэльское! Он прекрасно владеет гаэльским языком, что, впрочем, неудивительно, поскольку это его родной язык. Вот почему, услышав про раненого чужестранца, я решил, что это мой друг. Конечно, мистер О'Мелли говорит не только по-гаэльски, но и по-английски, иначе я бы не смог с ним объясняться, – мистер Баррет бросил быстрый взгляд на леди Аделину и презрительно усмехнулся. – Ох уж эти иностранные диалекты! Не правда ли, миледи? Так вот… У меня мелькнула догадка, что, получив от разбойников удар по голове, мой друг напрочь позабыл английский и теперь изъясняется только по-гаэльски. Мне доводилось слышать о подобных случаях в медицинской практике. Это называется частичной утратой памяти.

– По-моему, у нашего пациента с памятью все в порядке, – сказала Шарлотта. – Насколько я могу судить, он сохранил полную ясность мыслей.

Мистер Александр вяло повернул голову к мистеру Баррету и внезапно адресовал ему пару быстрых, отрывистых фраз. Как и следовало ожидать, американец непонимающе уставился на него. Мистер Александр разочарованно пожал плечами и отвернулся.

– Ну вот… опять… – с грустью промолвила леди Аделина. – Он, верно, считает, что, если долго твердить одно и то же, мы, в конце концов, его поймем.

– Вероятно, бедняга надеялся, что я понимаю этот язык, – предположил мистер Баррет.

– И, разумеется, ошибся, – сказала Шарлотта.

– Да, – чуть поколебавшись, подтвердил гость. – Как я говорил, мне не даются иностранные языки. Увы, на слух они все кажутся мне одинаковыми. Порой я думаю: насколько приятней стало бы жить на свете, если бы все иностранцы выучили английский!

Из угла, где стояла кровать, донеслось какое-то тихое похрюкивание, но, поглядев в ту сторону, Шарлотта увидела, что глаза мистера Александра закрыты, а рот плотно сжат. Она слегка нахмурилась и осторожно осмотрела его сломанные пальцы. Слава Богу, ни опухоли, ни оттока крови – доктор Макфарлейн сказал, что это самые опасные признаки, – нет… Шарлотта тихонько положила руку Александра на покрывало. Она никак не могла понять, чем были вызваны его странные, горячечные выкрики.

– Надеюсь, доктор не заставит себя долго ждать, – пробормотала Шарлотта. – А то я ума не приложу, что так мучает мистера Александра. Впервые за все это время он издает такие стоны.

Мистер Баррет поспешил ее утешить:

– На вашем месте я бы не тревожился понапрасну, мисс Риппон. Пациент хорошо выглядит. По-моему, он на пути к выздоровлению. Я уверен, что приступы боли скоро пройдут.

Выразив свое мнение, американец учтиво поклонился сперва леди Аделине, затем Шарлотте.

– Не смею вам больше докучать, милые дамы! Пожалуй, я не буду долее задерживаться в Гастингсе, ожидая известий о моем юном друге. Это просто глупо! Завтра утром я спозаранку выезжаю в Лондон. Надеюсь, мой друг О'Мелли пришлет мне туда записочку с объяснением, почему он не смог со мной встретиться.

– Да, мы тоже на это надеемся, – вздохнула леди Аделина. – Но нынче на дорогах столько бандитов-иностранцев, что, боюсь, с вашим другом всякое могло приключиться… Пойдемте в гостиную, мистер Баррет. Мы подождем там, пока подадут ваш экипаж. Я велю сказать конюхам, чтобы они запрягали лошадей, а вы тем временем расскажете мне про Бостон.

– С удовольствием, миледи, – откликнулся мистер Баррет и не преминул сказать комплимент Шарлотте: – Мисс Риппон, вашему пациенту сказочно повезло, что у него такая преданная сиделка. Ах, если бы я мог поведать вам о его прошлом!

– Да, это было бы весьма кстати, – кивнула Шарлотта. – Но философы учат нас не предаваться пустым сожалениям. Надеюсь, вам удастся что-нибудь узнать о вашем пропавшем друге, мистер Баррет. Мы тоже будем расспрашивать соседей, не доходили ли до них слухи о раненом или заблудившемся мистере Джоне О'Мелли.

– Вы несказанно добры, мисс Риппон! Я непременно напишу вам, как только приеду в Лондон. – Мистер Баррет на минутку задержался у постели мистера Александра и легонько погладил его по раненому плечу. – Прощайте, молодой человек! Не знаю уж как вас величать. Надеюсь, вы скоро поправитесь и по достоинству оцените то, с какой преданной заботой вас здесь выхаживали.

Мистер Александр заглянул в карие глаза мистера Баррета и что-то отрывисто буркнул.

Мистер Баррет поджал губы и печально покачал головой.

– Бедный малый! У меня разрывается сердце, когда я вижу, что он вот так бормочет и никто его не понимает, – он снова погладил раненого по плечу. – Берегите себя, мой дорогой. Надеюсь, вы скоро поправитесь.

– До-зви-данья, – вдруг сказал мистер Александр.

Все изумились, а мистер Баррет – особенно.

– Ну и ну! Я вижу, он быстро схватывает новые слова! И, может, слегка окрепнув, будет сносно говорить по-английски…

– До-зви-данья, – повторил раненый. Мистер Баррет добродушно улыбнулся.

– Право слово, можно подумать, бедняге не терпится меня выпроводить, – пошутил он. – Ладно… У меня есть кое-какие дела в Гастингсе, так что и впрямь пора уезжать.

Он галантно поклонился Шарлотте и жестом пригласил леди Аделину первой выйти из комнаты.

Шарлотта глядела ему вслед, задумчиво наморщив лоб. Она не знала, правду ли говорил мистер Баррет насчет своего пропавшего друга О'Мелли и действительно ли его привели в Англию дела, связанные с родовым поместьем. Ясно было одно: мистер Баррет знал больше, чем хотел показать. Частенько проводя скучные вечера в обществе гостей, заглядывавших к ним на чашку чая, Шарлотта научилась распознавать оттенки самых разных чувств, таившихся под покровами светской учтивости. Мистер Баррет отличался железной выдержкой, но в какой-то момент глаза его выдали. Шарлотта пристально наблюдала за ним и заметила, что в конце, когда он прощался с мистером Александром, на какую-то долю мгновения в глазах американца вспыхнули искорки смеха. Но если мистер Баррет что-то скрывает, то, значит, и мистер Александр не так прост, как кажется… Эта мысль почему-то очень обидела Шарлотту.

Она с непривычной суровостью посмотрела на пациента и желчно сказала:

– Похоже, приступ агонии прошел. Доктор Макфарлейн, наверное, удивится, что я за ним послала.

Мистер Александр мило улыбнулся и ухватился двумя пальцами за ворот ночной сорочки.

– Рабашка.

– Не рабашка, а рубашка, – поправила Шарлотта, рассеянно думая о том, что ни у кого нет такого красивого рта и таких ровных, прекрасных зубов, как у мистера Александра.

– Ру-башка, – повторил мистер Александр и, подняв правую руку, сжал пальцы. – Бальцы.

– Не бальцы, а пальцы, – машинально поправила Шарлотта. – Пальцы.

– Пальцы, – послушно произнес он.

– Очень хорошо. Вы делаете большие успехи, мистер Александр.

Он откинулся на подушки и, посмотрев на нее темными, смеющимися глазами, прошептал:

– Шарлотта… Шарлотта… очень хорошо.

Вечером, когда приехал доктор, Александр не издал ни стона, хотя Макфарлейн целых полчаса осматривал его, пытаясь выяснить, в чем дело.

Александр мрачно говорил себе, что придется потерпеть, раз уж он потревожил доброго доктора. А все из-за того, что ему надо было отвлечь Шарлотту, которая слишком пристально наблюдала за Хенком Барретом!

Александр не знал, удалось ли им с Хенком обмануть девушку, однако считал, что в любом случае встреча прошла удачно. Даже если Шарлотта подозревает подвох, она никогда не узнает правды. Прикидываясь, что он стонет от боли, Александр приказал Хенку ждать его в Лондоне. Они сядут на корабль и переправятся в адриатический порт Бриндизи, а оттуда поплывут прямиком на Пелопоннес, в Нафплион, где находится штаб повстанцев, борющихся за свободу Греции.

На свете не было человека, который пользовался бы полным доверием Александра, но Хенк принадлежал к тем немногим, кого он считал надежными людьми. В характере Хенка забавно сочетались крайний практицизм и романтический идеализм. Александр считал, что это вообще присуще американцам. Сколотив капитал на морской торговле, Генри Баррет теперь был готов потратить его на помощь греческому народу, который пытался сбросить иго феодальной зависимости от Оттоманской империи.

Плавая по морям, Хенк подолгу бывал в греческих портах и в совершенстве овладел греческим языком, хоть и уверял леди Аделину, что говорит только по-английски. Со временем Хенк стал одной из ведущих фигур в американском комитете, оказывавшем поддержку борцам за независимость Греции. Однако, Александр все равно подозревал, что его американский друг не совсем понимает сложную природу взаимоотношений греков с турками, которых вот уже четыре столетия связывали узы любви-ненависти. Хенк Баррет не переставал изумляться тому, что мать Александра, по происхождению гречанка, была турецкой рабыней и одновременно считалась христианской принцессой Валахии. Ему казалось непостижимым, что Александр питает глубочайшее уважение к своему отцу-мусульманину и с готовностью подчиняется законам ислама всякий раз, когда судьба приводит его в Стамбул, столицу империи. Прямодушный Хенк был не в состоянии понять мудреную философию Александра, который поддерживал и реформы султана Махмуда II, и борьбу греков за освобождение родины. Зато в некоторых вещах Хенк Баррет разбирался лучше других. К примеру, он понимал, что люди не в силах переживать из-за абстрактных понятий типа «свобода» и «демократия», когда их желудки пусты, а дети умирают от голода. Он понимал, что для Греции, повергнутой за триста лет турецкого владычества в ужасающую нищету, шесть лет беспрерывных грабежей, гражданских войн и разрухи могут оказаться фатальными. Поэтому американец, в характере которого так удобно сочетались практичность и романтическая жажда освобождения народных масс, прекратил печатать листовки, восхваляющие демократию, и намеревался потратить свои солидные капиталы на спасение сотен, а может, и тысяч людей, которых без его помощи ожидала бы голодная смерть.

Генри Баррет и Александр воочию видели страдания греков. Пелопоннесские крестьяне так долго голодали, что слово «голод» в этом краю почти обессмыслилось. Ломтик хлеба, политый оливковым маслом, стал для них почти немыслимой роскошью. Об инжире и винограде остались лишь прекрасные воспоминания, терявшиеся в глубинах прошлого. Революционное правительство было осаждено в крепости Бурджи, и всей его казны хватило бы на закупку недельного запаса хлеба. О том, что надо запасать на зиму зерно, речи уже не шло. А без продовольствия греки не выстоят, их очень скоро ждет бесславная смерть на грязных, размокших от дождя холмах Пелопоннеса.

Обуреваемый бессильной яростью, Александр стиснул кулаки; ему до боли захотелось действовать – в прямом смысле слова до боли, все его тело заныло. Господи, сколько еще он будет прикован к постели? Каково ему ощущать свою беспомощность, зная, что вексель Каннинга спрятан в каменной стене, а мешки с зерном гниют на складах Бриндизи, не приспособленных для хранения продуктов! Он уж не говорит об английских ружьях, спрятанных в трюме корабля Баррета… Ведь эти ружья жизненно необходимы осажденному гарнизону крепости! Проклятие, он не может позволить себе роскошь валяться в постели и попивать ячменный отвар, потихоньку оправляясь от одного-единственного пулевого ранения!

Александр нетерпеливо дернулся в руках доктора, но тут до него донесся слабый запах лимона, и он понял, что в комнату вошла Шарлотта. Почему-то ее появление образумило Александра. Он внял увещеваниям доктора и улегся на подушки.

– Добрый вечер, мисс, – поздоровался с Шарлоттой доктор Макфарлейн, и Александр заметил, что в глазах его промелькнул насмешливый огонек. – Я слышал, к вам гость сегодня пожаловал. Из Америки!

Шарлотта рассмеялась.

– Просто поразительно, с какой скоростью разносятся в наших краях новости! Да, сегодня мы действительно принимали гостя, некоего господина Генри Баррета из Бостона. Я полагаю, мне незачем посвящать вас в подробности нашей беседы – вы и так уже все знаете.

– В общем, да. Мне сказали, что наш пациент мистеру Баррету незнаком, поскольку его пропавший друг – ирландец О'Мелли.

– Вы, как всегда, прекрасно осведомлены, – усмехнулась Шарлотта.

Она повернулась к кровати, и у Александра вдруг почему-то засосало под ложечкой. Однако он подавил чувство тревоги и с напускным равнодушием посмотрел на девушку.

Доктор медленно складывал инструменты в чемоданчик.

– Я слышал, на леди Аделину произвело большое впечатление то, что мистер Баррет вел себя как истинный джентльмен. Говорят, она даже изменила свое мнение об Америке.

Шарлотта рассмеялась.

– Ну, во всяком случае, о Бостоне. Тетушку пленили рассказы нашего гостя.

– А вас? – тихо спросил доктор. – Вас они тоже подкупили, Шарлотта?

Александр пристально наблюдал за девушкой и без труда заметил, что она заколебалась.

– Мистер Баррет был очень любезен, – наконец пробормотала Шарлотта. – Но меня кое-что насторожило.

Доктор устремил на нее пронзительный взгляд.

– Что вы имеете в виду, Шарлотта? Девушка слегка смутилась.

– Может быть, я выдумываю, но… видите ли, доктор, я не уверена, что мистер Баррет сказал нам правду. Он упорно твердил, что говорит только по-английски, и все-таки у меня возникло странное чувство, что он владеет языком, на котором говорит наш пациент. По-моему, он понимал, что говорит мистер Александр.

Доктор покосился на Александра, который попытался прикрыть волнение беспечной вежливой улыбкой. Доктор Макфарлейн нахмурился и, переведя взгляд на Шарлотту, неторопливо закрыл чемоданчик.

– Вы думаете, мистер Баррет лгал, уверяя, что не знает нашего пациента?

– Навряд ли. С какой стати ему было притворяться?

– Шарлотта Риппон, не задавайте глупых вопросов. Вы же умный человек! Мало ли по каким причинам Баррет сделал вид, что не узнал своего друга! Важно лишь, что ничего хорошего это не предвещает. У нашего пациента обворожительная улыбка, но не забывайте, порой и подлецы умеют обворожительно улыбаться.

Александру не нравилось, что разговор принимает такой оборот. Может, отвлечь их, внезапно свалившись с кровати?.. Но, слава Богу, к столь крайней мере прибегнуть не пришлось, ибо на пороге появилась экономка. Александр был ей очень признателен за то, что она уберегла его от падения на дощатый пол, прикрытый лишь тощим ковриком. Он бы наверняка ушиб правое плечо – единственную часть тела, на которой до сих пор не было ни царапины.

– Я принесла иностранцу обед, – провозгласила миссис Стабс, кивая на миску с жидкой кашкой и горячее молоко, от которого шел пар. – Можно его покормить, доктор Макфарлейн?

– Почему бы и нет? Раны постепенно заживают. Признаться, мне непонятно, почему он так кричал сегодня от боли. Вполне может быть, его стоны и вопли следует расценивать как благоприятный симптом. Опыт показывает, что подчас пациенты больше страдают от боли, когда выздоравливают, а не в разгар болезни.

– Вы полагаете, он уже достаточно окреп, чтобы есть твердую пищу? – спросила Шарлотта, ставя Александру на колени поднос и протягивая ему ложку. – По-моему, строгая диета ему надоела.

– Если желудок пациента спокойно переварит кашу и молоко, в следующий раз можете дать ему кусочек хлеба, вареную курицу и белое мясо.

Александр едва не воскликнул, что он способен проглотить целую курицу и даже быка, а при мысли о горбушке хлеба, щедро намазанной маслом, его желудок начинает радостно урчать. Но, к счастью, ему удалось сдержаться и не подать виду, что он понял, о чем идет речь.

Доктор и Шарлотта дождались, пока Александр доел кашу, и вместе вышли из комнаты. Экономка налила ему вторую чашку молока, но оно показалось больному совсем не таким вкусным, как раньше, когда рядом сидела Шарлотта.

Александр был сражен красотой девушки. Правда, Шарлотта была выше и на несколько лет старше женщин, которых он обычно приглашал разделить с ним ложе, да и формы у нее были не такие пышные, как у его случайных подружек, но все равно он счел ее бесподобной красавицей. Кожа Шарлотты напоминала персик, озаренный первыми лучами утреннего солнца, а ясные голубые глаза смотрели безмятежно, еще не ведая, что такое страсть. Александр без труда представил себе, что произойдет с этой красавицей, когда какой-нибудь мужчина пробудит в ней желание. Щеки ее заалеют, словно дикие розы, а губы станут нежными, как фиалки, и потянутся навстречу любимому…

Александр отставил чашку, решительно отгоняя дразнящий образ женщины, которая слишком занимала его мысли. Он не может позволить себе мечтать о Шарлотте Риппон и уж тем более непозволительно пытаться претворить эти мечты в жизнь! Его будущее зыбко, но одно ясно наверняка: в нем нет места для женщины вроде Шарлотты.

Видно, Господь решил покарать Александра за наглое поведение и лишил его в ту ночь сна. Израненная спина ныла, сломанные пальцы тоже; в ране, казалось, полыхал огонь, а мышцы на правой стороне тела как будто завязывали узлом. Гарри, лакей леди Аделины, спал в той же комнате, и Александр из последних сил старался не застонать и не разбудить его, но несколько раз, задремав и перевернувшись в забытьи на спину, все же вскрикивал: соприкосновение исполосованной плетьми кожи с простынями причиняло адскую боль.

К утру Александр вконец обессилел, и ему было уже не до того, что лакей Гарри шепотом совещается о чем-то с экономкой. Усталость даже заглушила чувство голода, и Александр впервые не доел кашу. Миссис Стабс поджала губы, унесла миску на кухню и вернулась с чашкой дымящегося ячменного отвара.

– Выпейте все до дна. Отвар пойдет вам на пользу, и вы избавите мисс Шарлотту от ненужного беспокойства. Бедняжка так за вас переживает! Выпейте – и поспите, а когда проснетесь, будете свежим как огурчик. Да и мисс Шарлотта сможет хоть немного отдохнуть от забот.

Не будь Александр так измучен, он, конечно, внимательней прислушался бы к словам экономки. И, наверное, его бы насторожил непривычно сладкий вкус ячменного отвара, а также то, что в воздухе витает знакомый, чуть приторный запах… Но, желая ублажить миссис Стабс, он залпом выпил отвар и лишь потом, когда его начали захлестывать дурманящие волны, понял, что его опоили. Александр до последнего боролся с беспамятством, но прекрасно понимал, что схватка будет проиграна. Дальнейшие события, приключившиеся в тот день, прошли мимо него, ибо экономка добавила в отвар опиума, который недаром называют проклятием Оттоманской империи.

Глава 4

Во вторник после заката дождь, наконец, прекратился, но сырой северо-восточный ветер по-прежнему разгуливал по округе, так что земля не просыхала, и о прогулке не могло быть и речи.

Шарлотта покорно коротала вечер подле камина. Она вязала чепчик, а тетя Аделина громко рассуждала о том, захочет ли архидиакон прийти к ним на обед в воскресенье после утренней проповеди. Шарлотта в ответ только хмыкала, терпеливо считала петли и молила Бога, чтобы архидиакон обручился, наконец, с какой-нибудь благопристойной мисс.

Экономка принесла чай, но едва поставила поднос перед леди Аделиной, как на пороге гостиной появился дворецкий.

– Госпожа, к вам джентльмен.

– Еще один джентльмен?! – изумилась леди Аделина. – Уму непостижимо! И тоже американец?

– Нет, миледи. Он из Лондона, его зовут сэр Клайв Коллинз. – Дворецкий почтительно кашлянул. – Это весьма респектабельный господин. И совсем молодой.

Леди Аделина взяла визитную карточку и явно заинтересовалась, прочитав, что сэр Клайв – баронет. Вчерашний визит мистера Баррета ее, конечно, порадовал, но разве можно сравнить американца, выходца из бывшей колонии, с настоящим английским баронетом!

– Пожалуйста, пригласи его сюда, Артур, – велела она. – И скажи миссис Стабс, пусть принесет еще одну чашку.

Сэр Клайв Коллинз вошел вслед за дворецким в гостиную и отвесил дамам низкий, учтивый поклон. Хорошо знавшая свою тетушку Шарлотта поняла, что появление знатного гостя моментально вытеснило из ее памяти воспоминания о мистере Баррете.

Сэр Клайв был высоким, розовощеким юношей с густыми светлыми волосами и благопристойными манерами. Серый сюртук безукоризненно облегал его сильные плечи, а галстук был пределом мечтаний для самых заправских щеголей. Шарлотта обратила внимание на безукоризненную белизну воротничка и на то, что сапоги гостя ярко блестят, хотя грязь на дорогах непролазная. Гость словно привез с собой в уютную гостиную сельской усадьбы Риппонов аромат элегантных лондонских салонов.

– Прошу простить меня за вторжение, – проворковал сэр Клайв, снимая лайковые перчатки. – Однако до меня дошли слухи, что две добрые души стали ангелами-хранителями одного незадачливого джентльмена, чье бездыханное тело они нашли на дороге.

– Ах, это правда! – воскликнула леди Аделина. – Прошу вас, сэр Клайв, присаживайтесь! Знаете, вы уже не первый, кто за последние сутки справляется о мистере Александре. Вчера нас посетил еще один джентльмен.

– О мистере Александре? – Сэр Клайв прислонил к креслу трость из эбенового дерева. – Ну, конечно! О мистере Александре… – Он мило улыбнулся леди Аделине. – Как… как удачно, миледи, что я догадался заехать к вам. Похоже, вы с племянницей нашли моего пропавшего приятеля. О, с каким же облегчением вздохнут его друзья!

– Господи, неужели, наконец, нашелся человек, который переведет нам, что говорит мистер Александр?! – обрадовалась леди Аделина.

На благородном челе сэра Клайва было написано недоумение.

– Я не уверен, что понимаю вас, миледи… Тут Шарлотта впервые подала голос:

– Сэр Клайв, вам, вероятно, известно, что мистер Александр не говорит по-английски…

Сэр Клайв слегка кивнул, выражая согласие.

– Да, разумеется. Мой друг с большим трудом изъясняется на нашем языке, мисс Риппон…

– И не только на нашем, – вставила леди Аделина, – но и на французском и немецком. Он все время бормочет что-то невразумительное. Во всяком случае, нам его язык так же непонятен, как китайский или греческий.

Баронет непринужденно рассмеялся.

– Сударыня, вы недалеки от истины. Вероятно, мистер Александр говорит на османском наречии.

– На османском? – воскликнула леди Аделина. – Что-то я о таком никогда не слышала.

– Это турецкий диалект, на котором говорят султан и его приближенные в Оттоманской империи, – объяснил сэр Клайв. – Дело в том, что мистер Александр родом из Валахии, это провинция Оттоманской империи, расположенная к востоку от Венгрии. Мы с ним должны были встретиться на прошлой неделе в Гастингсе и отплыть во Францию. Однако встреча наша не состоялась, и, как вы догадываетесь, я был весьма встревожен.

– Да, но почему уроженец Валахии говорит на османском диалекте? – с искренним интересом спросила Шарлотта.

Сэр Клайв снисходительно улыбнулся.

– Это довольно запутанная история. Видите ли, султан Оттоманской империи по своему усмотрению назначает наместников провинций, и обычно Валахией, в которой живут славяне, правит грек, свободно владеющий турецким языком. А матушка мистера Александра – младшая дочь бывшего наместника Валахии.

– Понятно… – протянула Шарлотта. – Стало быть, вы говорите по-турецки, сэр Клайв? Среди англичан это такая редкость…

– Я говорю довольно плохо, мисс Риппон, однако в состоянии объясниться с моим добрым другом Александром.

Леди Аделина понятия не имела, где находится Оттоманская империя, а о существовании Валахии впервые узнала от сэра Клайва. Она жила по принципу: раз мне о чем-то неведомо, значит, это все ерунда, и на нее не произвело особого впечатления известие, что раненый – не разбойник с большой дороги, а принадлежит к правящему клану некой Валахии. «В такой далекой стране, – рассуждала тетушка, – аристократы, конечно, не блещут изящными манерами английских джентльменов». Для нее это было единственно возможной нормой поведения. Но, будучи все-же по природе женщиной добросердечной, леди Аделина искренне обрадовалась, что у мистера Александра есть друзья и родные. Значит, ему есть куда поехать, когда он поправится!.. Она тепло улыбнулась гостю.

– Мой дорогой сэр Клайв, вы даже не представляете, какое для нас облегчение узнать что-то о бедном мистере Александре! Мы так расстроились вчера, когда выяснилось, что мистер Баррет с ним незнаком!

Сэр Клайв по-прежнему смотрел на нее с улыбкой.

– Насколько я понимаю, мистер Баррет – человек, который тоже интересовался моим другом, не так ли? Увы, к сожалению, я впервые слышу это имя.

– И неудивительно, – поспешила вставить Шарлотта. – Мистера Баррета постигло разочарование, когда он приехал к нам. Выяснилось, что мистер Александр вовсе не его друг. Тот родом из Ирландии, и пока что о его местонахождении ничего не известно.

– Ах, какая жалость! – пробормотал сэр Клайв.

Трудно сказать, почему эти безобидные слова так насторожили Шарлотту. Она внимательно вгляделась в красивое лицо баронета. Странно! Она ни с того ни с сего стала ужасно подозрительной! Вчера заподозрила, что мистер Баррет знает раненого, хотя он уверял ее в обратном. А сегодня – совсем уж неизвестно почему – ей кажется, что сэр Клайв вовсе не близкий друг мистера Александра, каковым пытается себя представить. Если рассуждать логически, то не доверять сэру Клайву просто абсурдно, и она сама не понимает, почему столь решительно пресекла его расспросы насчет мистера Баррета. Такое впечатление, что она пытается защитить американца! С какой стати ей пылко уверять сэра Клайва, что мистер Баррет не представляет для него никакого интереса? Ведь вчера она сама усомнилась в искренности мистера Баррета…

Шарлотта настолько погрузилась в тревожные раздумья, что потеряла нить разговора и вернулась к действительности только когда сэр Клайв и тетушка Аделина поднялись с кресел и направились в комнату больного. Она поспешила за ними, гадая, проснулся ли мистер Александр. После ланча Шарлотта заходила к нему, и тогда он крепко спал.

Снотворное еще не прекратило своего действия. Сэр Клайв внимательно вгляделся в неподвижно лежавшего Александра, а затем перевел взгляд с лица, обрамленного иссиня-черными волосами, на руку с двумя сломанными пальцами, лежавшую поверх покрывала.

– А он не так плох, как можно было бы ожидать, – тихо заметил сэр Клайв.

– Доктор говорит, он быстро поправляется, – откликнулась Шарлотта.

– Это хорошая новость, но давайте не будем его беспокоить, пусть поспит, – предложил сэр Клайв. – Может быть, нам лучше вернуться в гостиную и там обсудить, как перевезти его?

– Перевезти? – недоуменно переспросила Шарлотта.

– Т-с-с, – шикнула на нее тетка, на цыпочках выходя в коридор. – Ты же слышала, что сказал сэр Клайв, Шарлотта. Мы все обсудим в гостиной, не надо будить мистера Александра.

Пока миссис Стабс заваривала свежий чай, сэр Клайв развлекал дам остроумными, но безобидными историями о лондонском светском обществе. Он был в ударе. Леди Аделина блаженствовала, слушая сплетни про новую герцогиню Бланчфорд, но зато Шарлотта еле дождалась, пока в разговоре наступит пауза.

– Итак, вы собираетесь отвезти мистера Александра в Лондон? – спросила она.

Сэр Клайв улыбнулся, однако от этой улыбки Шарлотте стало еще тревожнее.

– Я вижу, вы беспокоитесь за своего пациента, мисс Риппон. Поверьте, ваши волнения напрасны.

– Мистер Александр еще не поправился, сэр Клайв. Его нельзя перевозить!

– Ну, это еще как сказать… Мистер Александр отличается удивительной выносливостью, мисс Риппон, да и я сумею за ним поухаживать. Карета у меня на прекрасных рессорах, подушек и одеял целый ворох. А в Лондоне Александра ждет мой личный доктор. Я не женат, но моя экономка – чудесная женщина, у нее большой опыт ухода за больными.

Шарлотта сама поражалась тому, что планы сэра Клайва вызывают у нее такое яростное сопротивление.

– Конечно, я понимаю, мистер Александр – ваш друг, а мы с тетушкой – самозванки, лишь по случайному стечению обстоятельств оказавшиеся на месте происшествия… – начала она.

– Ну что вы! Какие же вы самозванки? – горячо перебил ее сэр Клайв. – Скорее вас следовало бы назвать посланницами Провидения.

Услышав столь лестный комплимент, леди Аделина вспыхнула от удовольствия, а Шарлотта подавила нетерпеливый вздох.

– Неважно, кем нас считать, сэр Клайв, – самозванками или посланницами Провидения, но мистер Александр – в своем роде наш пациент. И мы обязаны действовать ему во благо. Доктор неоднократно повторял, что мистер Александр еще слишком слаб и его нельзя перевозить, так что, к сожалению, я не могу вам позволить забрать его сегодня в Лондон.

Сэр Клайв поскучнел.

– Моя дорогая мисс Риппон, вам, вероятно, кажется, что Лондон очень далеко, но на самом деле до него около шестидесяти миль. Для человека, привыкшего к путешествиям, это небольшое расстояние.

Шарлотта готова была вскипеть, но все-таки сумела взять себя в руки.

– Немало постранствовав по свету, сэр Клайв, вы, разумеется, понимаете, что в это время года поездка даже на столь небольшое расстояние займет от десяти до пятнадцати часов. Дороги на Сассекс размыло. Поверьте, ваш друг не перенесет тряски. Доктор неоднократно предупреждал, что мистеру Александру необходим полный покой, иначе его раны не зарубцуются. Рана на плече только-только начала затягиваться, тряска в дороге может свести на нет все наши усилия.

– Вы рассуждаете так убедительно, – пробормотал сэр Клайв.

Он вновь заулыбался, и Шарлотта подумала, что очаровательная, мальчишеская улыбка лишь умело маскирует гневное подрагивание его ноздрей.

Сэр Клайв повернулся к леди Аделине.

– А каково ваше мнение? Вы поддерживаете племянницу в ее нежелании отдавать мистера Александра?

– Шарлотта у нас главная сиделка, – безмятежно откликнулась тетушка. – Она воплощенный ангел милосердия, сэр Клайв. И раз ей кажется, что мистера Александра еще нельзя перевозить, вы можете смело положиться на ее суждение.

Безмятежность леди Аделины была в действительности напускной. Ее до глубины души потрясло известие о том, что сэр Клайв Коллинз не женат, и теперь она взволнованно обдумывала перспективы, которые это открывало перед ее племянницей. Давненько в усадьбе Риппонов не было столь завидного жениха! Баронет, живущий в Лондоне, – это же предел мечтаний каждой женщины! И даже на Шарлотту наверняка произвели впечатление его приятная наружность и изысканные манеры.

Леди Аделина давно поклялась, что не позволит своей племяннице остаться старой девой. Но, к несчастью, в округе было слишком мало достойных молодых людей, а Шарлотта почему-то совсем не страдала от того, что время идет, и она отнюдь не становится моложе. Завидев драгоценную добычу, леди Аделина дала себе слово лечь костьми, но не упустить ее. Она уже по опыту знала, что племянница совершенно не блюдет собственные интересы и рассчитывать на нее в данном случае нельзя. Внешне такая томная, женственная и жеманная, леди Аделина при необходимости могла принимать молниеносные решения и развивать кипучую деятельность. Ей очень не хотелось, чтобы сэр Клайв увез мистера Александра в Лондон и навсегда исчез с их горизонта. Нет, пусть пациент пока побудет здесь. Тогда Шарлотта и баронет скоро встретятся вновь…

– Мне безумно жаль, – скорбно скривив рот, произнесла леди Аделина, – но боюсь, я вынуждена согласиться с моей дорогой племянницей и нашим добрым доктором Макфарлейном. Мистер Александр не вынесет переезда, сэр Клайв, однако мы будем польщены, если вы погостите у нас, пока ваш раненый друг не окрепнет и не сможет отправиться с вами в Лондон.

На какую-то долю секунды баронет замялся, но затем любезно ответил:

– Леди Аделина, вы воплощенная доброта, но, увы, неотложные дела требуют моего присутствия в Лондоне, так что мне надо как можно быстрее туда вернуться. Я даже переночевать у вас не смогу.

Леди Аделина, разумеется, и не ожидала, что сэр Клайв примет ее приглашение. Отказ баронета ее нисколько не смутил. Твердо вознамерившись устроить счастье Шарлотты, она не собиралась пасовать при первых же трудностях и заранее приготовилась к следующей атаке.

– Какая жалость, что вы не сможете насладиться отрадным зрелищем, глядя, как выздоравливает ваш друг, сэр Клайв! Но я уверена, что пройдет совсем немного времени и мистер Александр будет способен перенести дорогу. Мы с Шарлоттой собираемся через недельку в Лондон – я хочу погостить у моего старшего племянника Гила, – и нам не составит труда захватить вашего друга с собой.

Сэр Клайв как раз наклонился, чтобы взять шляпу, трость и перчатки, и не заметил, что у Шарлотты от изумления отвисла челюсть, а тетушка бросила на нее повелительный взгляд, приказывая помалкивать.

Сэр Клайв поднялся с кресла.

– Ваша доброта не знает границ, леди Аделина. У вас есть карточка с моим адресом. Я буду с нетерпением ждать вас и моего дорогого друга в Лондоне. – Он чуть поколебался и добавил: – У нас с мистером Александром есть деловые интересы во Франции, и мы должны поехать туда как можно скорее. Смею ли я рассчитывать на то, что вы привезете его в Лондон, как только он будет способен перенести путешествие?

– Если все будет хорошо, сэр, мы с племянницей выедем в Лондон на следующей неделе. И возьмем с собой мистера Александра.

Сэр Клайв негромко произнес, тщательно расправляя перчатки:

– Позвольте мне кое о чем вас предупредить, любезные дамы. На родине моего друга сейчас оченьнеспокойно, и далеко не все в Валахии желают ему добра. Прошу вас, не отдавайте мистера Александра никому, кроме меня.

Шарлотта испытующе поглядела на баронета.

– Насколько я понимаю, мистер Александр занимает какое-то важное положение в валахском государстве, не правда ли?

– Вовсе нет! – торопливо ответил сэр Клайв. – Мой друг еще молод и живет исключительно ради своего удовольствия. Однако его особа привлекает внимание крайне опасных элементов – я имею в виду низшие слои валахского общества, – поскольку мистер Александр происходит из весьма влиятельной семьи.

Леди Аделина содрогнулась.

– Боже мой! Надеюсь, вы не хотите сказать, что негодяи, которые на него напали, могут сюда вернуться?

– О нет, не волнуйтесь, – успокоил ее сэр Клайв. – Разбойники наверняка понимают, что вы надежно запираете на ночь все двери, да и слуги поднимут тревогу, если кто-нибудь попытается проникнуть в комнату мистера Александра. Я хотел лишь вас попросить, чтобы вы никому, кроме меня, не препоручали заботы о нем.

– Мы с тетушкой постараемся уберечь вашего друга от беды, – сказала Шарлотта.

Однако от внимания сэра Клайва и леди Аделины ускользнуло, что Шарлотта не дала обещания, которого от нее ждал гость.

– Благодарю вас, мисс Риппон. А не смогли бы вы уведомить меня заранее, когда соберетесь выехать в Лондон? Чтобы я мог подготовиться к встрече друга.

– Разумеется, сэр Клайв. А что передать от вас мистеру Александру?

– Что я желаю ему скорейшего выздоровления. Если вы, конечно, сумеете донести до него смысл моих слов.

– Но вы же можете написать ему записку. Сэр Клайв не спеша разгладил морщинку на элегантной серой перчатке.

– К сожалению, дорогая мисс Риппон, я не умею писать по-турецки. Вам, наверное, известно, там в ходу арабская письменность, а она совершенно не похожа на нашу. Я знаю только разговорный язык, да и то чуть-чуть.

– Ничего страшного! – весело перебила его леди Аделина. – Мистеру Александру наверняка знакомо ваше имя, так что он все поймет.

– О да, и это его, безусловно, подбодрит, – сэр Клайв одарил дам на прощание обворожительной улыбкой и повернулся к появившемуся на пороге дворецкому. – Насколько я понимаю, карета готова? Я вынужден попрощаться с вами, милые дамы. С нетерпением буду ждать вас в Лондоне. Леди Аделина, мисс Риппон, разрешите откланяться. Большое вам спасибо за все!

Проснувшись, Александр сказал себе, что хотя вообще-то опиум оказывает разрушительное воздействие на организм, на сей раз это зелье, напротив, способствовало выздоровлению. Голова Александра раскалывалась, во рту пересохло, однако иссеченная плеткой спина уже не горела, и даже плечо перестало болеть, а только немного ныло, напоминая о ранении.

Обрадованный внезапным приливом энергии, Александр приподнялся на правом локте и обвел взглядом комнату. Шарлотта, как обычно, сидела с шитьем подле окна; ее волосы золотились в бледных лучах утреннего солнца. Девушка сидела в профиль, и взор Александра невольно задержался на груди, обтянутой лифом серого платья. Талия и бедра Шарлотты были уже, чем у женщин, считавшихся эталоном красоты в родном краю Александра, зато полная грудь выглядела очень соблазнительно – рука так и тянулась дотронуться до нее.

Поглядев на Шарлотту, Александр, как всегда, ощутил невольное стеснение в груди и несколько мгновений ласкал взором изящную линию девичьей щеки, наслаждался прелестным цветом лица. Красота девушки взволновала его, и Александр поспешил отвести взгляд. Усмехнувшись, он подумал, что набирается сил куда быстрее, чем можно было ожидать. Повстречайся он с Шарлоттой Риппон в нормальной, привычной жизни, вряд ли она произвела бы на него столь неотразимое впечатление. В конце концов, переспав с очередной красавицей, он неизменно приходил к выводу, что все женщины одинаковы. К этой англичанке его влечет лишь потому, что сейчас он не в лучшей форме. А может, он был слишком занят в последнее время и пренебрегал телесными утехами. Ведь прошло, по меньшей мере, полтора месяца с тех пор, как он в последний раз нежился в женских объятиях. Неудивительно, что вид этой худой перезрелой англичанки так будоражит его кровь…

Александр сел на постели, с удовлетворением отметив, что движения уже не причиняют ему боли. Шарлотта услышала шелест простыней, поднялась и, отложив шитье, подошла к маленькому столику, стоявшему возле кровати Александра. Она протянула своему подопечному стакан с ячменным отваром и дернула за шнурок звонка, вызывая служанку.

– Вы наверняка проголодались, ведь уже среда, вы проспали больше суток. Вчера к вам приезжал сэр Клайв Коллинз, но вас как раз сморил сон.

Александр залпом выпил отвар. Сэр Клайв Коллинз… Разве он знает такого? Он протянул стакан Шарлотте, а в следующий момент в комнате уже появилась экономка.

– Я принесла чужестранцу завтрак, – заявила она, ставя на колени Александра большой деревянный поднос. – Так… ну-ка посмотрим, что у нас тут есть?

Под салфеткой оказались вареное яйцо, два ломтика хлеба с маслом и чашка горячего чая. Александру, просидевшему столько дней на каше и молоке, этот завтрак показался почти таким же прекрасным, как Шарлотта.

– Зпазибо, – с искренней благодарностью произнес он, обращаясь к миссис Стабс.

– А он, ей-богу, говорит все лучше и лучше! – воскликнула экономка, по-хозяйски оглядывая Александра, который принялся деловито отколупывать скорлупу яйца.

– Да, его запас слов расширяется с каждым днем.

– Ладно, я, пожалуй, пойду, если вам больше ничего не нужно, мисс Шарлотта. А за подносом чуть погодя зайдет Пегги. Леди Аделина хочет, чтобы я до вашего отъезда в Лондон произвела ревизию в кладовке.

Александр откусил большой кусок хлеба и рассеянно поглядел на Шарлотту, которая села возле его кровати на низенький пуфик. С наслаждением пережевывая свежий хлеб с хрустящей корочкой, вкуснее которого он, казалось, ничего не едал, Александр пропустил мимо ушей слова экономки об отъезде в Лондон и уж тем более позабыл о сэре Клайве.

– Вы поняли, что я сказала? – резко спросила Шарлотта. – Вчера к вам приходил ваш друг сэр Клайв Коллинз. Он приехал из Лондона. Все то время, пока он был у нас, вы проспали, но мы с тетушкой пообещали привезти вас к нему в Лондон, как только вы поправитесь.

Александр с непритворным недоумением воззрился на Шарлотту. Черт побери, кто такой сэр Клайв Коллинз?.. Александр напряженно вспоминал, нет ли в министерстве иностранных дел человека с таким именем. Пожалуй, нет… Разве что мелкий чиновник сэр Клайв Боттомли… Но мог ли его прислать сюда мистер Каннинг? Вероятно, мог, ведь это дело жизненно важно не только для Греции, но и для Англии. Да, сэр Клайв вполне годится на роль официального посланника. А с другой стороны, он легко может оказаться шпионом, который попытается расстроить планы министерства иностранных дел и помешать борьбе греков. В Оттоманской империи множество людей, которые готовы лечь костьми, но не отдать ни пяди земли. И денег для того, чтобы нанять любых шпионов, у них хватит.

Александр подавил вздох нетерпения. Его страшно бесило, что он не может как следует расспросить Шарлотту, поскольку надо притворяться, будто он не говорит по-английски. Но в то же время если он хочет оградить свою спасительницу и ее близких от неприятностей, придется ломать комедию, пока к нему окончательно не вернутся силы и он не сможет удрать из усадьбы Риппонов. Хорошо, что ждать осталось недолго – пару дней, не больше.

– Зер Клайв? – медленно переспросил Александр, надеясь услышать от Шарлотты еще какие-нибудь подробности. – Зер Клайв Коллинз, Лондон?

– Да. Сэр Клайв пожелал вам скорого выздоровления и добавил, что будет с нетерпением ждать вашего приезда. Он рассказал нам про вашу семью в Валахии и объяснил, что вы знаете только турецкий язык. Он с радостью оставил бы вам записку, но не умеет писать по-турецки, потому что овладеть арабской письменностью очень трудно.

Услышав это, Александр сразу понял, что сэр Клайв не имеет к министерству никакого отношения. Человек Каннинга наверняка черкнул бы ему пару строк. Да кто же такой этот сэр Клайв?.. Александр мысленно проклинал миссис Стабс и отвар с опиумом, из-за которого он проспал визит баронета. Конечно, экономка хотела как лучше, но все равно… Если б он хоть одним глазком увидел этого сэра Клайва, то все вопросы отпали бы сами собой.

Александру не терпелось покинуть свое ложе. Он прикован к постели, а в мире, между тем, происходит столько важных событий!.. И не успела Шарлотта сообразить, что затевает ее пациент, как он уже поставил подкос на тумбочку и откинул одеяло. Спустив ноги с кровати, Александр с трудом встал, но, продержавшись на ногах с полминуты, пошатнулся. Колени его подкосились, и, чтобы не свалиться на пол, как куль муки, он ухватился за деревянную спинку кровати. Увы, Александр был еще так слаб, что даже не смог лечь обратно на постель. Он лишь обессилено привалился к кровати спиной и весьма изощренно выругался по-гречески.

Шарлотта мигом подскочила к нему и, сердито отчитав Александра за непослушание, попыталась уложить его на кровать. Она напрочь позабыла, что перед ней мужчина, и видела в Александре только немощного больного, которого надо поскорее уложить в постель. Зато Александр особенно обостренно чувствовал близость ее манящего тела. У бедняги дух захватывало, когда шелковистые, ароматные волосы Шарлотты касались его подбородка. То, что она совершенно не воспринимала его как мужчину, еще сильнее распалило гнев Александра. Видит Бог, он не собирается больше играть идиотскую роль беспомощного калеки!

– Нет! – воскликнул Александр, отстраняя руки Шарлотты, и усилием воли заставил себя говорить по-английски с жутким акцентом. – Нет, кровать, Шарлотта! Я ходить!

Шарлотта уставилась на него в полном изумлении. Александр не мог точно определить, чем оно вызвано: то ли его неожиданно гневным тоном, то ли столь быстрыми успехами в английском. Отстранив девушку, Александр глубоко вздохнул и на шаг отступил от кровати. Ноги дрожали, но, слава Богу, не подкашивались, и в несколько шагов он добрался до окна. Привалившись к стене, Александр минутку постоял, отдышался и пошел назад. Он даже себе самому не захотел признаваться в том, каким облегчением было для него рухнуть на матрас, однако покорно разрешил Шарлотте взбить подушки и подоткнуть одеяло.

– Вы молодец, – ласково улыбнулась Шарлотта, – но не нужно усердствовать, мистер Александр. Отдохните немножко, и, может быть, после обеда вам удастся повторить свой подвиг.

Александр дал себе слово дойти вечером до конца коридора, а через два дня и вовсе покинуть усадьбу Риппонов. Он, разумеется, понимал, что столь скорым выздоровлением обязан преданно ухаживавшей за ним Шарлотте, и его не покидала мысль о том, какая горькая ирония заключена во всей этой истории. Наилучшим способом выразить свою благодарность Шарлотте было – оставить девушку в полном неведении относительно его особы и того, что он делал в Гастингсе. Однако сбежать от Риппонов, даже не сказав «спасибо»? Нет, такая мысль невыносима!..

Александр протянул руку и крепко сжал изящные пальчики девушки.

– Спасибо, Шарлотта, – смущенно пробормотал он. – Спасибо за все.

Глаза Шарлотты округлились от удивления (Александру невольно пришло на ум, что он никогда в жизни не видел таких голубых глаз).

– Мистер Александр, – шепотом спросила девушка, – так вы все-таки знаете наш язык? Да?

Он посмотрел на нее долгим взглядом и тихо сказал:

– До свидания, Шарлотта.

После чего, как последний сумасброд, нарушил все правила приличия – поднес к губам ее руку и поцеловал сперва кончики пальцев, а затем жилку, пульсировавшую на хрупком запястье.

Шарлотта замерла и сидела неподвижно, как изваяние, а когда Александр поднял голову, еле слышно выдохнула:

– Вам не следовало этого делать, мистер Александр.

Но тут к Александру, к счастью, вернулись остатки здравого смысла. Он удержался от ответа, закрыл глаза и, решительно уткнувшись лицом в подушку, прикинулся спящим, хотя и не надеялся ввести Шарлотту в заблуждение.

«Может быть, – мелькнула у него смутная мысль, – если я и дальше буду притворяться, что не знаю английского, мне удастся уберечь Шарлотту от опасности? Слишком много знать обо мне для нее гибельно…»

Глава 5

На следующий день Александр без посторонней помощи спустился по лестнице. Он решил отпраздновать свой успех и, позаимствовав одежду из гардероба брата Шарлотты, пришел в гостиную выпить чаю. Дамы были очарованы его манерами. Даже леди Аделина пришла в восторг от милых, немного неуклюжих, но добродушных попыток иностранца выучить всякие полезные английские фразы типа «Вам чай с молоком и с сахаром?» или «Сегодня погода улучшилась, не правда ли?».

Хотя леди Аделина битый час вдалбливала мистеру Александру, как надо произносить эти тщательно подобранные предложения, он все еще не мог произнести их. Но ее это не обескуражило. Что поделаешь, если мистер Александр не способен к языкам? Он не виноват, бедненький. За обедом леди Аделина принялась объяснять Шарлотте, что от иностранца нельзя требовать изощренности ума. И уж тем более от человека, приехавшего из страны, о которой цивилизованные люди даже не слыхали. Для варвара, каковым является мистер Александр, он делает большие успехи, она и этого от него не ожидала. Рассуждая в таком духе, леди Аделина накладывала себе в тарелку горячее пюре из пастернака и не обратила внимания на то, что племянница пробормотала в ответ нечто невразумительное.

После этого чаепития мистер Александр быстро пошел на поправку, и дежурство Шарлотты у постели больного прекратилось. Леди Аделина совершенно справедливо говорила, что репутация племянницы будет безнадежно подмочена, если станет известно, что она заходила в спальню к мужчине, который уже в состоянии встать и пройтись по комнате без посторонней помощи. К счастью, дни были погожие, и Шарлотта, которой вдруг овладело непонятное беспокойство, могла подолгу кататься верхом по обширным владениям Риппонов.

В субботу, через одиннадцать дней после появления мистера Александра в доме Риппонов, доктор Макфарлейн заявил, что пациент достаточно окреп и во вторник утром можно будет выехать в Лондон, только надо ехать не торопясь, делая по пути остановки. Леди Аделина сразу заволновалась, начала собираться в дорогу и перевернула весь дом вверх тормашками. Конюхам было велено придирчиво осмотреть старенькую карету, а экономка получила длиннющий список поручений. Мало того, что одно чтение этого списка заняло у нее целый час, так еще и поручения были бестолковыми и зачастую противоречили друг другу. Однако миссис Стабс возражать не стала, а спокойно отправилась к Шарлотте за более толковыми рекомендациями.

Шарлотта изо всех сил старалась заразиться тетушкиным энтузиазмом и, честно говоря, недоумевала, почему ее не особенно воодушевляет перспектива провести пару недель в обществе любимого брата. По столь же непонятным причинам ее не радовало и то, что мистер Александр уже поправился и может покинуть усадьбу Риппонов. Невозможно было объяснить логически, почему у Шарлотты всякий раз болезненно теснило грудь, стоило ей подумать о том, что мистер Александр вскоре будет в покое и безопасности в холостяцкой квартире сэра Клайва Коллинза, и она его больше никогда не увидит.

Гарри поскакал в Лондон, увозя в седельной сумке два письма: одно, коротенькое, уведомляло сэра Клайва Коллинза о скором прибытии мистера Александра, а во втором, более пространном письме, адресованном брату Шарлотты Гилу, объяснялось, чем вызвана сия неожиданная поездка в столицу. В воскресенье вечером леди Аделина наконец вздохнула с облегчением, сказав себе, что лучше подготовиться к путешествию просто невозможно. Пообедав, она через час уже отправилась почивать, призвав племянницу последовать ее примеру.

Однако Шарлотта слонялась по дому до часу ночи, а в час была вынуждена признать, что, несмотря на искреннее желание уважить тетушку, заснуть ей, вероятно, в ближайшие часы не удастся.

Сколько она ни уговаривала себя лежать спокойно, а, мысленно готовясь к трудностям предстоящего путешествия, тело ее упорно игнорировало призывы разума. Шарлотту так и подмывало вскочить и заметаться по спальне из угла в угол. Хуже того, она с удовольствием оседлала бы свою лошадку и носилась бы галопом по росистым лугам, пока у нее от холода не начало бы покалывать щеки и мышцы не заныли бы от усталости.

Шарлотта тряхнула головой, немного смущенная странным поворотом своих мыслей, а затем встала, накинула синий шерстяной халат и сунула ноги в отороченные мехом шлепанцы, которые Пегги предусмотрительно оставила возле постели. Вздохнув, Шарлотта сняла с кроватной спинки ночной чепец, отороченный кружевом, надела его и завязала ленточки под подбородком. Если она, не дай Бог, разбудит тетю Аделину, та непременно разразится гневными тирадами в адрес непутевых девиц, которым не спится в глухую полночь. Лучше не подливать масла в огонь. Ведь, увидев ее без чепца, тетушка примется долго перечислять ужасные последствия, к которым приводит отсутствие головного убора. Ночная прохлада крайне опасна для слабеньких женских мозгов – их может продуть.

Шарлотта подкралась к двери и настороженно прислушалась. Ни звука. Даже кот на кухне и мыши на чердаке притихли. Не зажигая свечи, она на ощупь спустилась по лестнице, держась за резные дубовые перила. Братец Гил недавно прислал ей из Лондона книги, в том числе и последний роман сэра Вальтера Скотта «Талисман». Шарлотта решила почитать на сон грядущий, надеясь задремать где-нибудь на середине увлекательных приключений.

Спустившись на первый этаж, она пошла было по коридору в сторону библиотеки, но внезапно услышала негромкий стук. Он доносился из комнаты раненого. Подле мистера Александра уже две ночи никто не дежурил. Шарлотта заподозрила, что пациенту плохо, и он нуждается в помощи. Стараясь не шуметь, она поспешила к спальне больного. Ей и в голову не пришло, что вторгаться ночью к мужчине неприлично.

Дверь в комнату мистера Александра оказалась приоткрытой, однако Шарлотта моментально убедилась в том, что бывший больной в помощи не нуждается. Напротив, мистер Александр чувствовал себя превосходно! Он был одет в белую рубашку и темные брюки, позаимствованные из гардероба одного из братьев Шарлотты, и деловито пытался открыть дверь, которая вела на задний двор. Чтобы попасть туда, нужно было всего лишь отодвинуть массивный засов, но сделать это одной рукой мистеру Александру никак не удавалось. Шарлотта догадалась, что за стук она услышала из коридора: вероятно, мистер Александр приподнял железный засов, но не смог его удержать, и тот упал обратно.

Наверное, предусмотрительнее было бы сперва разбудить слуг, но Шарлотта даже не подумала об этом – настолько ее захлестнула горечь обиды.

– Что вы тут делаете? – резко спросила она. – И куда это вы решили удрать, мистер Александр?

Он обернулся. В серебристом лунном свете его лицо казалось жестким и неестественно бледным.

– Господи! Шарлотта, как вы меня напугали! Почему вы не спите? Ведь уже так поздно!

Шарлотта долго не отвечала, пристально глядя ему в глаза, а когда, наконец, заговорила, ее голос был холоден, словно февральский ветер.

– Надо же! Вы вдруг стали поразительно способным учеником, мистер Александр. Тетушка была бы потрясена, узнав о ваших успехах. Не могли бы вы сообщить мне поточнее, насколько вы на самом деле владеете нашим языком?

На скуластом лице мистера Александра выступил легкий румянец.

– Достаточно хорошо, так что ваше возмущение вполне оправданно, – спокойно откликнулся он.

– Так-так… А позволено ли мне будет поинтересоваться, почему вы решили ввести нас с тетушкой в заблуждение и делали вид, будто плохо понимаете, что мы говорим? Мне кажется, мы не заслужили того, чтобы стать объектом вашего своеобразного чувства юмора.

– Вы с леди Аделиной заслуживаете исключительно благодарности, – пробормотал мистер Александр. – И, поверьте, Шарлотта, я благодарю вас от всего сердца.

– И посему прикидывались, будто не понимаете ни слова.

– Шарлотта, ваш гнев вполне оправдан…

– Раз уж вы прекрасно владеете английским, мистер Александр, я хочу довести до вашего сведения, что меня зовут мисс Риппон.

Он скользнул взглядом по ее лицу.

– Мисс Риппон, я прошу извинить меня за обман. В свое оправдание скажу одно: мне казалось, иного выхода нет. Я прекрасно понимаю, что я в неоплатном долгу перед вами и вашей тетушкой. – После минутного колебания мистер Александр извлек из-за пазухи сложенный вдвое листок бумаги. – Эту записку я собирался оставить на кухонном столе, ибо не мог уйти, не поблагодарив вас.

Шарлотта взяла записку, отметив про себя с какой-то странной отрешенностью, что ее рука не дрожит. Впрочем, спокойствие это было чисто внешним – на самом деле Шарлотту душили гнев и горькая обида. Девушка начала было разворачивать листок, но неожиданно ей стало так противно, что она скомкала его и сунула в карман, даже не поинтересовавшись содержанием записки.

– Выражение благодарности мы лучше оставим на потом, – холодно промолвила она, – а сейчас меня больше интересует, как именно вы намеревались покинуть нашу усадьбу. Неужели вы собирались отягчить список своих прегрешений еще и кражей нашей лошади, мистер Александр?

Он вздохнул и пробормотал:

– Я… я не собирался красть вашу лошадь. Но осекся и после паузы добавил:

– В мои планы входило лишь одолжить ее – на время, пока я не доберусь до почтовой станции. Потом я собирался лошадь вернуть, а вернувшись домой, хотел прислать вам из моей конюшни хорошего арабского скакуна.

– Ну конечно! – Шарлотта отвернулась, скрывая слезы, которые так некстати навернулись на глаза. – Надо отдать вам должное, мистер Александр, вы лжете весьма убедительно.

Александр в три шага преодолел расстояние, разделявшее их, и подошел почти вплотную к Шарлотте.

– Пожалуйста, посмотрите на меня, мисс Риппон.

Однако Шарлотта упорно отводила взгляд. Тихий голос Александра звучал искренне:

– Вы не доверяете мне? Но клянусь, я лгал только ради вашей безопасности. Вам и вашей тетушке лучше было не знать, что я понимаю ваш язык.

– Ради нашей безопасности?! – язвительно усмехнулась Шарлотта. – А я думаю, вы беспокоились о себе. Вы грабитель, мистер Александр? Да?

– Нет, – поспешно ответил он и, снова вздохнув, нетерпеливо взъерошил рукой свои темные волосы. – Понимаете… я выполняю миссию, которую мне поручило мое правительство… И меня в этом поддерживает мистер Каннинг, ваш министр иностранных дел. Но, к сожалению, мои действия угрожают интересам некоторых могущественных государств, и есть много людей, которых весьма порадовало бы известие о моей гибели. Поверьте, мисс Риппон, я думаю не только о себе, но и о вас с тетушкой, когда говорю, что чем меньше вы будете знать обо мне и о моей миссии, тем меньшей опасности вы себя подвергнете.

Шарлотта вскинула голову, даже не потрудившись скрыть презрение, сквозившее в ее взгляде.

– Вы жалкий обманщик, мистер Александр! Боже, как вы все убедительно излагаете! Всего миг назад вы были презренным мошенником, и вот теперь вы уже народный герой, рискующий жизнью ради блага своей родины. Расчет на то, что я захлопаю глазами, стану восхищаться вашим благородством и спокойно вернусь в свою комнату. Но, увы, сэр, вы переоценили мою доверчивость. Вы не похожи на благородного патриота, мистер Александр. У вас вид мошенника.

Мрачное лицо мистера Александра внезапно озарилось улыбкой – теплой, нежной улыбкой, от которой у Шарлотты перехватило дыхание. И не успела она опомниться, как он взял ее за подбородок. Глаза мистера Александра смеялись.

– Ах, моя дорогая мисс Риппон! Я и не подозревал, что миссис Стабс удастся так быстро обратить вас в свою веру. Неужели и вы будете осуждать меня только за то, что я иностранец и у меня темные волосы и черные глаза, каких не бывает у коренных англичан?

Избегая встречи с этими темными глазами, Шарлотта подавила в душе предательское желание ответить улыбкой на улыбку.

– Я осуждаю вас за ваше поведение… за то, что вы мне лгали.

– Поверьте, сейчас я говорю чистую правду. Я покидаю ваш дом, потому что не могу больше откладывать выполнение порученной мне миссии. А лгал я вам исключительно ради вашего блага.

На мгновение сердце Шарлотты словно остановилось, а потом забилось часто и неровно. Ей так хотелось поверить ему, поверить, что они действительно чем-то близки друг другу, что это не плод ее воображения. Шарлотта не сразу осознала, что мистер Александр до сих пор держит ее за подбородок и их разделяют всего каких-нибудь шесть дюймов. Сурово нахмурившись, Шарлотта высвободилась из объятий мистера Александра и повернулась к нему спиной. Не встречаясь с ним взглядом, она еще могла собрать остатки разума.

– Кто такой мистер Баррет? – отрывисто спросила Шарлотта.

– Генри вас не обманул, он действительно торговец из Бостона. Очень богатый торговец.

– Вы с ним знакомы?

– Да, – признался мистер Александр. – Мистер Баррет – мой… мой компаньон… мы с ним затеяли одно гуманное дело.

– А почему вы притворились, будто впервые друг друга видите?

– Я отвечу вам то же, что и раньше. Мне казалось, так будет лучше для всех нас.

– Он тоже помогает вам выполнить секретную миссию? Тоже старается на благо Валахии?

Мистер Александр чуть заметно поколебался, но все-же ответил:

– Да, мистер Баррет действует по поручению моего правительства, мистера Каннинга и дружественного комитета в Соединенных Штатах Америки.

– Я и не подозревала, что американцев волнуют события в далекой восточной Европе, – пробормотала Шарлотта, повернувшись к Александру. – Скажите, мистер Александр, а вы действительно родом из Валахии?

– В каком-то смысле, – ответил Александр. – Моя мать – младшая дочь бывшего валахского губернатора. Но сам я достаточно мало бываю в этой провинции. Мой отец верно служит султану Махмуду Второму, и почти всю юность я провел в Стамбуле.

– Вы последователь пророка Мухаммеда, мистер Александр?

– Нет, – медленно промолвил он. – Возмужав, я выбрал религию и обычаи, которых придерживаются мои родственники по материнской линии.

– А что вы скажете насчет сэра Клайва Коллинза? – поинтересовалась Шарлотта. – Он и вправду ваш знакомый?

Мистер Александр нагнулся и взял плащ, лежавший подле камина на стуле экономки.

– Вы же помните, я спал и не видел сэра Клайва Коллинза, – орудуя одной рукой, мистер Александр с трудом набросил плащ себе на плечи и долго возился с металлической застежкой. Ненароком задев раненое плечо, он не смог сдержаться, и лицо его исказилось гримасой боли.

Шарлотта глядела на Александра, который собирался уходить, и не верила своим глазам. Не может же он спокойно выйти во двор и нагло украсть их лошадь?! Он ведь понимает, что стоит ей вскрикнуть – и тут же на помощь прибежит полдюжины слуг.

– Куда вы направляетесь?

Рука мистера Александра, теребившая пряжку, замерла, а губы сурово сжались. Однако голос звучал удивительно мягко.

– На конюшню. Я должен немедленно покинуть ваш дом.

Шарлотта подбежала к двери и загородила ее.

– Вы, может быть, и непорядочный человек, мистер Александр, но я… я честно исполняю обязанности сиделки и не позволю вам погубить ваше здоровье. Вы не совладаете в темноте с чужой лошадью на незнакомой дороге. Да и плечо у вас еще не совсем зажило.

– Сожалею, мисс Риппон, но у меня нет выбора.

Шарлотта прижала ладони к холодной деревянной двери. На мгновение ей показалось, что время замерло. Это было странное ощущение… Она вдруг посмотрела на мистера Александра не как на пациента, а как на мужчину, и совершенно растерялась. Почему она раньше не замечала, что в разлете этих темных бровей сквозит высокомерие? А в резко очерченном подбородке – жестокость и самонадеянность. Правда, рот у мистера Александра не жестокий и самонадеянный, а… Но тут Шарлотта спохватилась и, возмущенная опасным блужданием своих мыслей, запретила себе думать на подобные темы.

– Если вы попытаетесь открыть дверь, мистер Александр, я закричу. Закричу на весь дом!

– Ой, у меня даже поджилки от страха затряслись! – пробормотал он, улыбаясь, и медленно пошел по направлению к ней. – Пожалуй, у меня есть только один выход – сделать так, чтобы в ваших легких не осталось воздуха, и вы не смогли бы выполнить свою ужасную угрозу.

Слова Александра тяжким грузом легли на сердце Шарлотты. Увы, она слишком поздно поняла, как опрометчиво оказалась во власти человека, о котором практически ничего не знала. Он грозно навис над ней, лицо его зловеще белело в лунном свете. Страх комком подступил к горлу Шарлотты. Расширенными от ужаса глазами она смотрела на Александра, но почему-то – непонятно почему – не кричала, хотя у нее еще оставалась такая возможность.

Александр поднял руку. Он уже не улыбался. Замирая от ужаса, Шарлотта заметила, что у него дрожат пальцы. Ей хотелось закрыть глаза, но веки не опускались, словно их вдруг парализовало. Рука Александра медленно потянулась к ней и… осторожно погладила ее по щеке.

– Ах, Боже мой! – прошептал Александр. – Не смотрите на меня так, Шарлотта! Вы неправильно поняли мои глупые слова. Разве я могу причинить вам вред? Неужели вы ни от кого не слышали, что у мужчины есть тысяча способов заставить женщину замолчать, не прибегая к насилию? Милая Шарлотта, я пригрозил утопить ваши крики в море блаженства, а не боли.

«Милая Шарлотта…» Эти слова вызвали странный отклик в душе девушки. Шарлотта была шокирована тем, что ей – вернее, маленькой грешной частичке ее существа – очень интересно узнать, как это мужчины топят женские крики в море блаженства. Любопытно, что она почувствует, если он сейчас сорвет с нее этот дурацкий чепец и запустит пальцы в ее длинные волосы?.. А потом наклонит голову и поцелует ее в лоб… Шарлотта чуть не задохнулась, потрясенная неожиданным ходом своих мыслей. Слава Богу, хоть тети Аделины нет рядом, и она не догадается ни о чем! Бедняжка наверняка упала бы в обморок и целую неделю не приходила бы в сознание.

– Мистер Александр, – с деланной решимостью произнесла Шарлотта, – нам не подобает беседовать в подобном тоне. Я думаю, будет лучше, если вы немедленно вернетесь в постель…

Жесткие складки на лице мистера Александра разгладились, голос опять потеплел и повеселел:

– Перспектива весьма заманчивая, дорогая Шарлотта, но, увы, сегодня я не могу принять ваше предложение. Как я уже сказал, мне нужно ехать.

– Если вы попытаетесь уехать сегодня, клянусь, я перебужу весь дом – не пройдет и двух секунд после того, как вы переступите порог этой комнаты. Проявите благоразумие, мистер Александр. Во вторник мы будем уже на пути к Лондону. Не пройдет и полутора суток. Зачем вам так срочно покидать усадьбу? Зачем рисковать своим здоровьем?

Александр молчал очень долго. Шарлотта даже решила, что он не собирается отвечать.

Но затем ее подопечный все-же нарушил молчание.

– До отъезда в Лондон мне нужно забрать одну вещь, спрятанную неподалеку отсюда. Это жизненно важно. От этого зависит успех моей миссии.

– Но, может, вы скажете, что именно надо забрать, и где это спрятано? Мы пошлем утром грума, он привезет. А если ваш тайник не очень далеко, я и сама могу съездить.

– Нет! – отрезал Александр. – Это слишком опасно.

– Опасно? – изумленно переспросила Шарлотта. – Мистер Александр, я каждое утро проезжаю по пять-шесть миль. В нашей округе мне никто не причинит вреда. Меня здесь все знают.

– Право, вам можно позавидовать, – вздохнул Александр. – Боже, как вы неопытны, как восхитительно наивны! Вашей жизни никогда ничто не угрожало. Вам даже в голову не приходят мысли об измене, предательстве… Вы представить себе не можете, что значит считать каждого незнакомца своим врагом и в каждом знакомом видеть возможного предателя… А что, если за усадьбой следят?

Шарлотта рассмеялась.

– Но за чем им тут наблюдать? За тем, как Пегги тайком бегает на свидание к конюху? Или как моя тетушка дает поручения молочнице? Мистер Александр, у вас разыгралось воображение. Да, конечно, на вас напали грабители, но это не означает, что наша округа кишит ворами и бандитами. Да тут уже лет десять нет разбойников, если не считать тех, от которых пострадали вы!

Александр посмотрел на нее как-то странно.

– На меня напали не разбойники, – наконец сказал он. – Это наемные убийцы. Их подослали враги моей страны.

Шарлотта ахнула.

– Почему вы так уверены?

– Я слышал их разговор, – лаконично ответил он.

– Что вам нужно забрать перед отъездом в Лондон? – понизив голос, спросила Шарлотта.

– Пакет с документами. Заметив погоню, я сразу понял, что ускользнуть мне не удастся. Мой конь был на последнем издыхании, а преследователи пришпоривали свежих лошадей. Но бумаги ни в коем случае не должны были попасть в чужие руки, поэтому я съехал с дороги и примерно полмили скакал по полям, ища, где бы спрятать документы.

– И нашли, да? Александр кивнул.

– Да, примерно в полутора милях к северо-западу от того места, где меня обнаружили вы с тетушкой. Но я не уверен, что смогу отыскать тайник. Я мчался как угорелый и не запомнил примет. Может быть, мне придется потратить несколько часов, прежде чем я найду нужное место.

– Давайте договоримся, мистер Александр: если вы сейчас вернетесь к себе в комнату, то я завтра запрягу в коляску пони и отвезу вас, куда вы скажете. Я знаю здешние окрестности как свои пять пальцев. Позвольте мне помочь вам, и ваши поиски быстрее увенчаются успехом.

– Но почему вы хотите мне помочь? – резко спросил он. – Откуда вы знаете, правду я говорю или нет?

Шарлотта замялась. Хоть Александр и назвал ее наивной, она прекрасно понимала, что он не сказал ей всей правды. Шарлотта пристально всмотрелась в его лицо, ища ободрения, но в душе сомневаясь, что это возможно. Его бездонные черные глаза, не мигая, выдержали взгляд Шарлотты. Внезапно она услышала какие-то тяжелые, глухие удары и не сразу поняла, что это бьется ее сердце. Шарлотта с трудом перевела дыхание.

– Я думаю, вы сказали мне правду… хоть, может быть, и не всю, – пролепетала она. – По-вашему, я круглая дура, мистер Александр? Да?

Они долго смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Затем Александр резко повернулся и пошел по направлению к своей комнате. Однако на пороге замер и еле слышно произнес:

– Нет, вы совсем не дура. Спокойной ночи, Шарлотта!

Глава 6

Задолго до того, как первые лучи солнца выглянули из-за горизонта, Шарлотте удалось убедить себя в том, что совершенно излишне посвящать тетю Аделину в подробности ночного происшествия.

Привыкшая с предельной честностью анализировать свои поступки, девушка старательно избегала вспоминать, как она почувствовала себя загнанной в ловушку и чуть было не очутилась в объятиях мистера Александра. «Это слишком банальная история, чтобы кому-нибудь о ней рассказывать», – решила Шарлотта. В общем-то, мистер Александр подтвердил сведения, сообщенные сэром Клайвом Коллинзом. Зачем в таком случае отягощать тетушку известием о том, что их пациент говорит по-английски почти так же свободно, как и все остальные в усадьбе Риппонов? В конце концов, во вторник, ни свет, ни заря, они отправятся в Лондон, и через неполных двое суток мистер Александр навсегда уйдет из их жизни. Поэтому, незачем попусту будоражить близких, сообщая факты, которые, по сути, им всем, в том числе и дорогой тетушке Аделине, совершенно неинтересны.

Придя к столь удобному умозаключению, Шарлотта успокоила свою совесть, и теперь для нее оставалось невыясненным лишь одно обстоятельство: как помочь мистеру Александру найти документы и при этом избежать объяснения с тетушкой? Шарлотта долго ломала голову, не зная, что предпринять, но потом судьба сжалилась над ней и прислала на выручку жену некоего сквайра.

Миссис Губертсон, добродушная пышечка, пользовалась в округе большим уважением. Отчасти из-за крепости своего финансового положения, но главное, благодаря тому, что ей удалось выдать замуж трех своих дочерей практически со школьной скамьи.

Однако, продемонстрировав себя идеальной супругой и примерной матерью, миссис Губертсон не зазналась и по-прежнему держалась просто и приветливо. Она ворвалась в гостиную, с трудом скрывая волнение и потрясая над головой только что полученным модным парижским журналом.

– Вы только посмотрите, что мне прислала моя Джейн! – воскликнула миссис Губертсон, размещая свои пышные телеса на диванных подушках. – Милочки, мы должны поверить ей на слово! Век муслина подошел к концу! Джейн клятвенно уверяет, что теперь платья шьют исключительно из шелка!

Леди Аделина выразила вполне понятное удивление и склонилась вместе с миссис Губертсон над картинками мод. Толком не слушая друг друга, дамы принялись обсуждать жизненно важный вопрос: переймут ли английские леди скандальную французскую моду, наденут ли прозрачные юбки, открывающие лодыжки на целых полдюйма?

Шарлотта, никогда не разделявшая тетиного энтузиазма по поводу одежды, на сей раз, тем не менее, обрадовалась появлению миссис Губертсон. С деланным восторгом слушая тетушку, которая уверенно предрекала, что талия на вечерних платьях будет все больше занижаться, Шарлотта лихорадочно прикидывала в уме, сколько времени следует отвести на соблюдение светских приличий, после чего они с мистером Александром смогут удрать из дому и отправиться на поиски документов. Взвесив все обстоятельства, девушка решила, что пятнадцати минут милой болтовни с гостьей вполне хватит.

И в тот же самый момент миссис Губертсон издала восхищенный стон.

– О, Боже мой! Вы только взгляните на эти прелестные атласные рукава! Какие они пышные! Шарлотта, милая, скажи: ну разве это не прелесть?

Увидев огромные, пышные рукава, Шарлотта вмиг позабыла о необходимости быть тактичной.

– Да вы представьте себе, как жарко в таком платье летом! И как неудобно! Ведь эти рукава придется подбивать перьями, иначе они будут провисать, потеряют свою пышность.

– Но при чем тут это? – с искренним недоумением протянула тетя Аделина. – При чем тут удобство? Мы же говорим о моде!

Миссис Губертсон считала прегрешением против природы тот факт, что Шарлотта, обладая и красотой, и прекрасным приданым, в двадцать пять лет все еще не вышла замуж. Поэтому гостья постаралась придать своему доброму лицу как можно более суровое выражение.

– Шарлотта, дорогая, я знаю тебя с младенчества и скажу откровенно, по-дружески: тебе не суждено выйти замуж, если ты не научишься подавлять свои эксцентрические порывы. Тетя совершенно права, моя дорогая. При чем тут удобство, когда речь идет о моде? Как говорится, если хочешь быть красивой, надо терпеть. Иначе мы не сможем услаждать взор джентльменов.

У Шарлотты хватило ума промолчать, хотя ее так и подмывало заявить, что, ежели шансы на замужество зависят от необходимости подшивать под рукава подушки, она предпочитает остаться старой девой.

– Вы совершенно правы, – покорно вздохнула Шарлотта. – Во время нашего пребывания в Лондоне, миссис Губертсон, я буду особенно внимательно изучать размеры рукавов у лондонских дам и по возвращении представлю вам полный отчет.

Упоминание о предстоящей поездке пришлось как нельзя кстати, и разговор мгновенно направился в новое русло. Вскоре тетя Аделина и миссис Губертсон так увлеклись обсуждением того, в каком магазине продаются лучшие кружевные воротнички, что Шарлотте без труда удалось улизнуть. Тетушка лишь предупредила ее, чтобы она поосторожнее правила двуколкой.

Слуга дал знать мистеру Александру, и тот поспешил во двор. Миссис Стабс, которую было почти не видно за грудой вязаных шалей и мягких подушек, вышла следом за ним.

– Вот, чужестранцу это пригодится, – мрачно буркнула она, заботливо помогая при этом Александру залезть в двуколку. – А то не дай Бог у него раны раскроются и все ваши усилия, мисс Шарлотта, пойдут прахом. Сколько ночей вы не спали из-за этого чужака! Поддержите-ка его, а я подсуну ему под спину подушку.

Шарлотта повиновалась, но подушка все время падала, и миссис Стабс рявкнула, обращаясь к мистеру Александру (она считала, что если не говорить, а орать по-английски, то ему будет понятней):

– Наклонитесь вперед, мистер Александр! Мы сейчас устроим вас поудобнее. Боже милостивый! Когда мисс Шарлотта привезла вас, окровавленного и израненного, мы и не надеялись, что вы так быстро поправитесь.

Наконец подушка оказалась на том месте, которое ей определила миссис Стабс, и экономка довольно похлопала Александра по здоровому плечу.

– Ну вот, молодой человек. Теперь можете отдохнуть. Приятной вам прогулки с мисс Шарлоттой!

– Спасибо, миссис Стабс.

Александр улыбнулся, а у Шарлотты вновь странно екнуло сердце. За последнее время такое случалось с ней уже не раз.

Экономка чуть было не ответила улыбкой на улыбку, но вовремя вспомнила про необходимость сохранять достоинство и чопорно поджала губы.

– А чужак постепенно обучается человеческому языку, не правда ли, мисс Шарлотта? Поживи он с нами еще немножко, и совсем стал бы на человека похож. – Она внимательно окинула пациента взглядом, в котором сквозила гордость, смешанная с некоторым сожалением. – Конечно, он все равно черен, как трубочист, но что поделаешь? Выше головы не прыгнешь. Если бы его приодеть, он выглядел бы вполне респектабельно.

Шарлотта мельком посмотрела в черные глаза мистера Александра и подавила смешок.

– А, по-моему, вы слишком оптимистичны, миссис Стабс. Старайтесь не старайтесь, вам все равно не сделать из нашего пациента настоящего английского джентльмена. Как говорится, всяк сверчок знай свой шесток.

На губах мистера Александра заиграла еле заметная усмешка.

– Стало быть, знай свой шесток? – переспросил он, едва двуколка завернула за угол дома. – К вашему сведению, наш султан приговаривает к смертной казни даже за меньшие оскорбления его любимых подданных.

– В таком случае нам очень повезло, что мы находимся в более цивилизованной стране, – улыбнулась Шарлотта, выезжая из ворот на дорогу. – У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, куда нам следует держать путь, мистер Александр?

– От вашей усадьбы до того места, где вы меня обнаружили, примерно пять миль. А оттуда, вероятно, надо свернуть на север.

– И сколько ехать на север?

– Недалеко. Мили четыре, не больше. В бешеной скачке я плохо запомнил дорогу, но у меня такое впечатление, что я отъехал к юго-востоку от того места, где спрятал документы, от силы на пару миль, и мои преследователи меня догнали.

– Прошлой ночью вы сказали, что скакали, неразбирая дороги.

– Да, я мчался к берегу моря, где меня должен был ждать мистер Баррет. А бумаги я спрятал под камнем, выпавшим из стены, которая обозначает границу какого-то небольшого поместья.

Шарлотта резко дернула вожжи, не давая Нарциссу ступить в яму, коварно черневшую на дороге, и пустила коня бодрой рысцой. Наморщив лоб, девушка вспоминала ландшафт окрестностей.

Вы ехали по большому лондонскому тракту?

– Да. Минут за пятнадцать до того, как спрятать бумаги, я проезжал мимо маленького городишка… По-моему, он называется Бэттл. Вы же понимаете, я мчался как угорелый и не запоминал дорогу, но в какой-то момент я поднял голову и увидел красивую нормандскую церковь.

– Пожалуй, я знаю, где спрятаны ваши бумаги, – втайне позабавленная, сказала Шарлотта. – Это стена, отгораживающая поместье архидиакона Джефриса.

– Господи, только бы они были там!

Александр напряженно сжал челюсти, и до Шарлотты вдруг впервые дошел смысл происходящего. Ведь это не увеселительная прогулка в коляске по окрестностям. Если мистер Александр говорит правду, то спрятанные документы чрезвычайно важны, из-за них его даже пытались убить. А если он лжет… Шарлотта сперва отогнала эту страшную мысль, но затем усилием воли заставила себя додумать все до конца. Если он лжет, то она подвергает себя смертельной опасности.

Шарлотта запоздало сообразила, что, найдя важные документы, мистер Александр может запросто стукнуть ее по голове и укатить в двуколке куда ему заблагорассудится. Не взяв с собой слуг, она только облегчила вору задачу: он без труда уведет лошадь, которую намеревался украсть вчера вечером.

Александр протянул руку и легонько дотронулся до щеки Шарлотты.

– Мисс Риппон, – прошептал он. – У вас необычайно выразительное лицо, и на нем написано, какие страшные подозрения закрались сейчас в вашу голову. Не тревожьтесь понапрасну. Поверьте, я не собираюсь вас убивать и не брошу ваш израненный труп на обочине, галопом помчавшись к свободе на Нарциссе. Помимо всего прочего, мне кажется сомнительным, что Нарцисс понимает слово «галоп».

Шарлотта обиженно поджала губы.

– Нарцисс – прекрасный конь.

– О, я в этом не сомневаюсь, но все же это не тот рысак, на котором я решился бы вырваться на свободу. Уверяю вас, мисс Риппон, я не замышляю никакой подлости. В мои намерения входит лишь забрать спрятанные документы и составить вам компанию по дороге в Лондон, где я надеюсь встретиться с моим другом Хенком Барретом. Я вовсе не хочу отплатить вам черной неблагодарностью.

– Вы меня неправильно поняли, мистер Александр. Я не думала, что вы…

Александр прижал палец к губам Шарлотты, не давая ей договорить. Однако в глазах его искрился добродушный смех.

– Мне очень жаль, но вы, моя дорогая мисс Риппон, совершенно не умеете лгать. Вы подозревали меня во всех смертных грехах. И краска смущения, разлившаяся сейчас по вашим щечкам, служит доказательством моей правоты.

– И вовсе я не покраснела, мистер Александр. Если хотите знать, я славлюсь на всю округу тем, что никогда не краснею и не падаю в обморок – короче, не веду себя так, как подобает чувствительным молодым леди.

Александр, усмехаясь, откинулся на подушки.

– И все же, несмотря на столь ужасную репутацию, вы покраснели, мисс Риппон. И краснеете снова!

Шарлотта закашлялась – у нее вдруг почему-то запершило в горле – и решительно взмахнула кнутом, подгоняя Нарцисса.

– До задних ворот усадьбы архидиакона осталось меньше полумили. А вон колокольня приходской церкви, видите? Стиль нормандский, но на самом деле церковь построена в тринадцатом веке. Ну как? Вы что-нибудь тут узнаете?

Мистер Александр, посерьезнев, внимательно огляделся.

– Да, пожалуй. По-моему, я скакал вон там, между южной границей поместья архидиакона и церковным двором. Коляска проедет туда, мисс Риппон, или мне лучше пройти пешком?

– Конечно, мы поедем в коляске! Вам нельзя много ходить. Миссис Стабс устроит мне нахлобучку, если вы утомитесь.

Они проехали еще немного, но, добравшись до места, где каменная стена резко поворачивала направо, мистер Александр попросил Шарлотту остановить двуколку, спрыгнул на землю и галантно предложил девушке свою помощь.

Девушка наклонилась, стараясь не сильно опираться на руку мистера Александра, но он, угадав ее намерение, досадливо поморщился, обхватил ее за талию и поставил на дорожку.

– Мистер Александр! Не забывайте о своих ранах! – воскликнула Шарлотта, смутившись гораздо больше, чем следовало, – ведь с его стороны это был лишь галантный жест.

– Но почему, скажите на милость, я должен помнить о таких скучных вещах?

Он все еще обнимал Шарлотту за талию, и ей вдруг почему-то захотелось придвинуться к нему поближе. Интересно, что будет, если она прижмется щекой к его куртке? Шарлотта помотала головой, борясь со странным наваждением, и испытала искреннее облегчение, услышав, что голос ее звучит по-прежнему невозмутимо.

– Я не хочу, чтобы завтра по дороге в Лондон вы залили нам кровью весь экипаж. А если у вас откроется рана на плече, так и будет, можете не сомневаться.

– Обещаю не испачкать ни вас, ни вашу карету, – тихо промолвил Александр. – Надеюсь, теперь мы можем позабыть о моих ранах?

– Как хотите, – отрезала Шарлотта. Кровь опять прилила к ее щекам, и она с изумлением осознала, что краснеет… в который раз!

И какая муха ее укусила? Надо быть осторожней, а то она скоро ничем не будет отличаться от слабонервной тетушки Аделины: начнет поминутно падать в обморок и не сможет обходиться без нюхательных солей.

Мистер Александр отпустил, наконец, талию Шарлотты, и постепенно ее дыхание пришло в норму.

– Я привяжу коня, – пробормотал Александр, погладив Нарцисса по морде. – Пусть пощиплет травку в тени.

Он привязал коня к ближайшему дубу, сориентировался по солнцу и быстро пошел вдоль стены на запад, обшаривая шероховатые, плоские камни. Шарлотта следовала за ним. Он осматривал стену примерно в десяти дюймах от самого верха, а она – внизу. Через четверть часа бесплодных поисков Александр отряхнул пыльные руки и разразился потоком непонятных ругательств.

Шарлотта терпеливо дождалась, когда он выговорится, и с еле заметной усмешкой сказала:

– Пожалуй, мне повезло, что я не понимаю по-турецки.

– Вообще-то я говорил по-гречески, – мрачно откликнулся Александр. – Но это неважно. Простите, я искренне сожалею.

– Почему бы нам не оторвать этот плющ? – предложила Шарлотта, потянув за ветку с темно-зелеными листьями. – По-моему, он вырос совсем недавно.

Александр внимательно осмотрел густую поросль.

– Похоже, вы правы. Листва густая, но корешки совсем слабенькие. Да, теперь я вспоминаю, что возле того места, где я спрятал документы, тоже рос плющ.

Шарлотта обнажила еще один кусок стены.

– А вы всегда думаете по-гречески? – поинтересовалась она, обшаривая камни.

– Необязательно. Одно из преимуществ владения несколькими языками состоит в том, что их можно выбирать, судя по настроению.

– И вы выбираете греческий, когда начинаете кипятиться?

Александр ухмыльнулся.

– Видите ли, греческий располагает богатейшим запасом ругательств. А турецкий очень подходит для изысканных комплиментов… и для уклонения от ответа на сложные вопросы.

– А английский?

– Английский – идеальный язык для честного, прямого разговора. Я считаю, что все деловые переговоры следует вести по-английски. Французский же, по-моему, существует для…

Но тут Александр резко осекся. Шарлотте стало любопытно.

– Что же вы замолчали, мистер Александр? Для чего, по-вашему, существует французский язык?

Их взгляды встретились, и Шарлотта увидела в темных, бездонных глазах Александра искорки смеха.

– Хорошо. Если вы настаиваете, мисс Риппон, то я скажу. На французском очень хорошо говорить в постели. Я, во всяком случае, всегда перехожу на французский, лаская красивых, желанных женщин.

Опять он заставил ее покраснеть! Шарлотта отвернулась, чтобы Александр, не дай Бог, не увидел ее пунцовых щек, и вдруг нащупала два камня, которые были расшатаны настолько, что почти вываливались из стены. Девушка торопливо сорвала с них плющ, дернула посильнее, и камни упали на землю. Она нагнулась и заглянула в узкую щель.

– Мистер Александр! – Голос Шарлотты от волнения дрожал. – По-моему, мы нашли ваши бумаги.

Александр одним прыжком подскочил к ней, вытащил из грязной щели непромокаемый мешочек и порылся в нем. Убедившись, что все на месте, он схватил обтянутые перчатками руки Шарлотты и поднес их к губам. Перчатки были в грязи, но Александр даже не обратил на это внимания.

– От всего сердца благодарю вас, Шарлотта! У меня нет слов…

Послышался цокот копыт. Они отпрянули друг от друга. И вовремя – из-за поворота вынырнул всадник.

– Мисс Риппон! – воскликнул он высоким, приятным голосом. – Вот уж нечаянная радость! И какое удачное совпадение! Я как раз решил навестить вас с тетушкой, чтобы пожелать вам счастливого пути.

Шарлотта торопливо спрятала за спиной перепачканные руки. Эта встреча явно не вызвала у нее восторга.

– Ах, архидиакон!.. К-как вы поживаете? Мы… мы не ожидали увидеть вас здесь.

Архидиакон Джефрис перестал улыбаться.

– Вот как? Но почему тогда, мисс Риппон, вы и ваш… спутник… выбрали для прогулки это место? Разве вы не собирались заехать ко мне?

Действительно, почему?

Шарлотта в отчаянии посмотрела на мистера Александра, надеясь получить от него какую-нибудь подсказку. Но он как бы невзначай загородил спиной дыру в стене и, глуповато, но добродушно улыбаясь, глядел то в небо, то на архидиакона. Шарлотта с трудом удержалась от смеха.

– Нет, конечно, мы собирались заехать к вам, но попозже, – принялась на ходу сочинять она. – Мне хотелось, чтобы мистер Александр сперва немного прогулялся. Вы, разумеется, знаете про нашего пациента? Какое счастье, что он так быстро поправился!

– А-а-а, это раненый иностранец, которого вы подобрали на дороге… – Архидиакон обратил свой взор на Александра и поморщился, словно почуял неприятный запах.

Ему всегда казалось неуместным стремление некоторых прихожан облагодетельствовать немытую, неотесанную деревенщину. Он не раз напоминал епископу, что богатые и знатные люди нуждаются в христианских пастырях ничуть не меньше бедных и убогих. Хотя, естественно, не добавлял при этом, что иметь дело с богатыми куда приятнее.

Но что бы ни говорили пустоголовые прихожане, архидиакона нельзя было назвать человеком, который манкирует своими обязанностями. Так, например, он пользовался любой возможностью, чтобы указать пастве на ее промахи. А поскольку в его планы входило жениться на Шарлотте Риппон, он требовал от девушки безупречного поведения.

Джефрис погрозил Шарлотте пальцем. Ему казалось, он говорит с шутливым упреком.

– Моя дорогая мисс Риппон! Я далек от того, чтобы подвергать сомнению мудрость ваших решений, но неужели юной, беззащитной леди пристало колесить по полям в обществе такого субъекта? Он даже по-английски не говорит, а ведь всем известно, что каждый приличный иностранец учит наш язык с детства. – Полные, влажные губы архидиакона расплылись в снисходительной усмешке. – У вас такое благородное сердечко, мисс Риппон, что, право же, порой чувство сострадания берет верх над здравым смыслом.

– Но мне не пришло в голову, мистер Джефрис, что вывезти больного на прогулку – пусть даже этот больной – иностранец – настолько опасно.

Архидиакон, не привыкший к тому, чтобы в его мудрости сомневались, раздраженно нахмурился.

– Дорогая мисс Риппон! Вы пребываете в блаженном неведении, даже не подозревая, сколько зла в этом мире. Впрочем, так оно и должно быть. Моя дорогая, поверьте человеку, который видел гораздо больше пороков, чем может рассказать вам. Ваша добрая тетушка наверняка предупреждала вас, что доверять можно только джентльменам, а всех остальных мужчин следует остерегаться, как хищных зверей.

– Сколь кровожадными ни были бы его намерения, мистер Александр еще слишком слаб, чтобы их осуществить.

– Мисс Риппон, вы слишком простодушны. Но что мы знаем об этом человеке, кроме того, что он приехал из какой-то далекой восточной страны? Мне кажется, уже одно это не внушает доверия.

Шарлотта стиснула зубы и постаралась изобразить на своем лице улыбку.

– Нам известно, откуда приехал мистер Александр. Он приехал из Валахии. Это провинция Оттоманской империи. Уверяю вас, он совершенно безобиден.

Мистер Александр издал подозрительное бульканье, очень похожее на смешок. Архидиакон подозрительно покосился на него.

– Интересно, над чем потешается этот тип?

Александр закивал. Казалось, он был в восторге от того, что архидиакон снизошел до упоминания о его жалкой особе. А затем на глазах у ошеломленного священника расстегнул свободную, слишком большую куртку и деловито почесал грудь. При этом Александру удалось убить двух зайцев: он шокировал архидиакона и продемонстрировал Шарлотте, что непромокаемый мешочек надежно спрятан во внутреннем кармане куртки.

Архидиакон был явно взволнован.

– Боже правый! Может, у него вши?

Шарлотта прикусила губу и уставилась в землю. Обычно мистер Джефрис приводил ее в состояние плохо скрываемого бешенства. Но сегодня девушке почему-то постоянно хотелось смеяться…

– У него не может быть вшей, ведь за ним ухаживала миссис Стабс, – кротко возразила Шарлотта.

– Но тогда что с ним? И почему он кивает головой?

Шарлотта старалась не встречаться глазами с мистером Александром.

– Вероятно, в знак расположения к вам. Бедняга говорит только на османском наречии, и мы его, естественно, не понимаем.

Мистер Александр покорно пробормотал что-то нечленораздельное и еще чаще закивал головой. Губы архидиакона презрительно скривились.

– Господи! Я совершенно не понимаю, мисс Риппон, почему вы с леди Аделиной тратите столько усилий на этого голодранца. По-моему, он слабоумный.

Тут Шарлотту вдруг осенило.

– О, до чего же вы наблюдательны, мистер Джефрис! Наш пациент действительно получил несколько ударов по голове и, боюсь, не вполне еще пришел в себя. Но греться на солнышке ему очень нравится.

Бросив смеющийся взгляд на Шарлотту, Александр тупо разинул рот и незаметно пододвинул ногой к стене выпавшие из нее камни.

– Да, вид у бедняги жалкий, – заметил архидиакон. – Ладно, не будем больше о нем, мисс Риппон. У нас с вами есть гораздо более серьезные темы для разговора.

– Вот как? – пробормотала Шарлотта, которой ужасно захотелось запрыгнуть в коляску и укатить домой.

Но, увы, щель в стене была здоровенной, и девушка боялась, что, если Александр отойдет хоть на полшага, архидиакон ее сразу же заметит. Как же заставить Джефриса уйти первым?

– Леди Аделина любезно пригласила меня посетить ваш дом. Она поддерживает меня в мысли, что по возвращении из Лондона следует объявить о вашей помолвке.

– О моей помолвке? – с искренним удивлением переспросила Шарлотта, заподозрив, что она чего-то недослышала. – Но почему? Я же ни с кем не обручена!

Архидиакон снисходительно усмехнулся.

– Милая мисс Риппон, ваша скромность делает вам честь, но со мной вы можете быть откровенны. Речь идет, разумеется, о нашей помолвке и о нашей свадьбе. Не секрет, что вам уже стукнуло двадцать пять, и в глубине души вы наверняка жаждете вкусить блаженства, которые ожидают нас в законном браке.

Шарлотта чуть не задохнулась от ярости и поспешила мысленно сосчитать до двадцати, чтобы немного успокоиться.

– Сэр, тут какое-то недоразумение, – пролепетала она, избегая смотреть в сторону мистера Александра. – Мы с вами не помолвлены.

Каким бы напыщенным ослом ни был архидиакон, он все же не заслуживал такого позора. Шарлотте было совестно отказывать ему при посторонних; она-то знала, что мистер Александр понимает каждое слово их разговора!

Однако архидиакон, вероятно, не догадался, что это отказ, и весело рассмеялся.

– Мисс Риппон, поверьте, мне хорошо известны маленькие хитрости, позволяющие милым дамам держать нас, мужчин, на длинном поводке. Существуют неписаные правила, по которым девица должна несколько раз отказать претенденту на ее руку, дабы не прослыть нескромной. Ладно, я готов немного поиграть по вашим правилам, хотя и понимаю, что в вашем возрасте уже не отказывают таким завидным женихам, как я.

– Мой возраст… Архидиакон примирительно поднял руку.

– Не сердитесь, мисс Риппон. Я обещаю больше не упоминать про ваш возраст. Тем более, что вы великолепно выглядите. Такому цвету лица может позавидовать и девица на десять лет моложе вас.

Архидиакон улыбнулся, явно довольный своим тонким комплиментом, а Шарлотта опешила и не сразу нашлась, что ответить. Пока она перебирала в уме возможные варианты вежливого отказа священнику, мистер Александр нашел себе новое развлечение: он нервно ходил от Шарлотты к коляске и обратно, в волнении указывая на небо и тараторя нечто невразумительное.

Шарлотта украдкой взглянула на стену, увидела, что отверстие искусно прикрыто плющом, и облегченно вздохнула. У архидиакона же вытянулось лицо, и милостивая улыбка сменилась презрительной гримасой. Он зло покосился на мистера Александра, который бегал вокруг, взмахивая руками и хлопая себя по бокам. «Точь-в-точь как утка, собирающаяся снести огромное яйцо», – подумала Шарлотта.

– Ну, что он теперь выдумал? – возмутился архидиакон. – Господи, да эти иностранцы понятия не имеют о приличных манерах!

Шарлотту уже просто распирало от смеха.

– Пожалуй, нам пора домой, а то нас застанет в пути гроза.

Архидиакон посмотрел на белое облачко, одиноко плывшее по ясному голубому небу, и не без оснований поинтересовался, с чего это она взяла, что скоро пойдет дождь. Ведь даже слабоумному иностранцу должно быть понятно, что погода прекрасная.

– Видите ли, мистер Александр панически боится грозы, – быстро нашлась Шарлотта, втайне ужасаясь тому, с какой легкостью она приучилась лгать. – Боюсь, нам действительно пора возвращаться. Тетушка, наверное, уже гадает, что меня так задержало, а я не хочу волновать бедняжку.

При упоминании о леди Аделине архидиакон сник и поспешил попрощаться. Подъехав верхом к двуколке, он вежливо попросил Шарлотту передать тетушке привет и наилучшие пожелания.

Наконец выведенная из себя Шарлотта огрела Нарцисса кнутом по откормленному крупу, и он, возмущенно заржав, рванулся вперед.

– Увидимся в церкви, когда я вернусь из Лондона! – крикнула девушка, подхлестывая ленивого конягу, пока он не пустился в галоп. – До свидания, архидиакон Джефрис!

– Слава Богу, он не предложил проводить нас до дому, – сказал мистер Александр, когда они отъехали на почтительное расстояние. – Надеюсь, милая Шарлотта, вы не собираетесь выходить замуж за этого напыщенного болвана? Ведь уже через две недели после свадьбы это будет не жизнь, а каторга.

Шарлотта и сама понимала, что жизнь с архидиаконом сведет ее с ума, причем не за две недели, а за два часа, однако решила положить конец странной фамильярности, которая все больше окрашивала ее отношения с мистером Александром. Она уставилась прямо перед собой и сурово промолвила:

– Позвольте напомнить вам, сэр, что меня зовут мисс Риппон, и я не давала вам разрешения обращаться ко мне иначе.

Но Александра это не смутило, а скорее позабавило.

– Ох, извините! – улыбнулся он. – Просто Шарлотта нежное, благородное имя, оно идет вам гораздо больше, чем чопорное «мисс Риппон».

Шарлотта прерывисто задышала, отгоняя приятные мысли, навеянные последними словами мистера Александра. Нет, она не должна ему позволять втягивать ее в неподобающие, двусмысленные беседы!

– Что касается моей свадьбы с архидиаконом, – вызывающе заявила она, – то знайте: я уверена, он сделает меня счастливой.

– Если вы действительно так думаете, мисс Риппон, то мне вас искренне жаль.

Но в Шарлотту словно бес вселился. Ей хотелось побольнее уязвить Александра.

– Но какие у вас основания подозревать, что я не хочу выйти замуж за благородного джентльмена, пользующегося в нашей округе прекрасной репутацией?

Александр откинулся на подушку.

– Никаких, – устало ответил он. – Кроме одного-единственного: прошлой ночью мы с вами пришли к выводу, что вы не дура.

Глава 7

Под, предводительством многоопытного Тома фамильная карета Риппонов во вторник, вскоре после полудня, въехала в поселок Херст-Грин. У хозяина постоялого двора «Три короны», которого Гарри предупредил о приезде леди Аделины с племянницей, уже был приготовлен вкусный обед: свежий хлеб, вареная картошка и жареная курица. Едва карета остановилась у ворот, он провел путешественников в отдельную комнату, где две его дочери уже ставили на стол тарелки с едой и кувшины с парным молоком.

Том дождался, пока лошадей увели в стойло, и, убедившись, что они в надежных руках, отправился вместе со своим помощником в трактир, где надеялся более основательно подкрепиться и выпить чего-нибудь покрепче парного молока.

Леди Аделина, довольная тем, что она на двадцать миль приблизилась к любимому племяннику и лондонским магазинам, отобедала с аппетитом и, откинувшись на спинку стула, весело улыбнулась мистеру Александру.

– А вы прекрасно выглядите, дорогой господин Александр. Надеюсь, рана вас не слишком беспокоит?

– Раны… раны хорошо, благодарью. Боль больше нет.

Леди Аделина утерла губы салфеткой и благодушно сказала племяннице:

– А он уже неплохо нас понимает, не правда ли, Шарлотта? Сэр Клайв наверняка порадуется успехам друга.

– Думаю, да, – Шарлотта посмотрела в окно, спеша сменить тему разговора.

Хотя мистер Александр безмятежно улыбался, она почувствовала, что ему не по себе. Александру было неприятно обманывать добродушную тетушку, притворяясь, будто он не понимает английского. Однако и он, и Шарлотта считали, что незачем нарушать покой леди Аделины, запоздало раскрывая правду…

Тут на солнце набежала тучка, и у Шарлотты появилась возможность направить разговор в другое русло.

– Слава Богу, на дорогах пока нет грязи. Надеюсь, тучи унесет к морю и грозы не будет.

– Том говорит, дождь пойдет не раньше вечера, – благодушно заметила леди Аделина. – А ты же знаешь, его ревматизм как барометр. Все так удачно складывается! Я уверена, что мы засветло доберемся до Танбридж-Велс.

Предсказания леди Аделины сбылись. Ранним вечером, когда только начинало смеркаться, они приближались к маленькому курортному городку Танбридж-Велс.

Выглянув в окошко кареты, Шарлотта прищурилась, стараясь прочесть надпись на белом дорожном указателе.

– Еще три мили – и мы на месте, – промолвила она, откидываясь на подушки. – А дождя и вправду до сих пор нет. Том нас, как всегда, не подвел.

– Слава Богу, в пути не было задержек, – откликнулась леди Аделина. – Я вполне готова поужинать. Почему-то у меня в пути пробуждается аппетит, а вот большинство людей жалуются, что их в дороге укачивает и на еду даже смотреть не хочется.

Шарлотта от скуки снова посмотрела в окно, однако ветви деревьев нависали над дорогой, и в полумраке было плохо видно. Она зевнула.

– Я не голодна, но мне ужасно скучно. К тому же я с удовольствием смыла бы с себя дорожную пыль. Она буквально повсюду.

Леди Аделина согласно кивнула.

– Да у меня даже в горле першит от пыли.

– Как хорошо, что мы почти на месте. Тому было бы трудно ехать в темноте по такой дороге.

Но мысли леди Аделины были заняты вовсе не состоянием дорог.

– Пожалуй, я закажу телятину и пирог с ветчиной, – блаженно промурлыкала она. – Я тебе говорила, что повар в этой гостинице славится своими пирожками?

Глаза Шарлотты лукаво блеснули.

– Конечно, говорили! И не один раз. Если вас интересует мое мнение, тетушка, то пирожки на ночь – это прямой способ накликать ночной кош…

Но тут вдруг мистер Александр подался вперед, схватил леди Аделину за талию и стащил на пол кареты. А затем бесцеремонно притянул Шарлотту к себе, прижав ее голову к своей груди. В следующий миг они услышали крик Тома, и карету словно подбросило в воздух.

Леди Аделина попыталась встать на уходивший из-под ног пол. Губы ее дрожали от ярости.

– Мистер Александр, вы с ума сошли? Немедленно отпустите мою племянницу!

– Это опасно, – напряженно произнес мистер Александр. – На дороге бандиты. Держитесь покрепче, сударыня. Том в любой момент может потерять управление экипажем.

Леди Аделина уставилась на него расширившимися от ужаса глазами.

– Б-бандиты? – От испуга она даже не обратила внимания на то, что иностранец каким-то чудесным образом овладел английским языком.

– Да, трое. Они выехали из-за деревьев и вот-вот нас догонят.

– Т-трое? О Господи! – Тетушка слабо застонала и, как подобает истинной леди, тут же упала в обморок.

– Не двигайтесь! – скомандовал Александр Шарлотте, которая инстинктивно кинулась на помощь родственнице. И стиснул ее талию так, что девушка оказалась не в силах пошевелиться. – Пока что Том удерживает карету, но, если лошади понесут, вы можете ушибиться.

– Да, но почему вы так уверены, что это бан…

Однако тут в сгущающихся сумерках грохнул выстрел, карета на миг остановилась, а затем бешено рванулась вперед. Шарлотта услышала испуганное ржание лошадей и крики понукавшего их Тома.

«По крайней мере он жив», – подумала она, и у нее мелькнула надежда на то, что на скаку разбойникам трудно будет стрелять.

Но словно желая развеять даже эту призрачную надежду, раздались еще два выстрела, на сей раз гораздо ближе, и Шарлотта невольно содрогнулась. Мистер Александр крепко держал ее за плечи, повернув лицом к себе. Поэтому Шарлотта, как ни старалась, не могла избежать его взгляда.

– Шарлотта, простите меня. Это я виноват, что вы попали в опасность. Умоляю, простите!

– Но при чем тут вы? На нас же напали разбойники…

Александр прижал палец к ее губам, призывая умолкнуть.

– Сейчас не до объяснений. Я прошу вас еще об одной услуге. Прошу не ради себя, а ради людей, вверивших мне свою жизнь.

Он достал из-за пазухи мешочек с бумагами и сунул их в руки Шарлотты.

– Спрячьте документы. Люди, напавшие на нас, будут искать их у меня, а не у вас. Когда приедете в Лондон, передайте бумаги Генри Баррету. Портман-сквер, девять. Обещайте, Шарлотта, что вы передадите ему документы!

Преследователи были уже в нескольких ярдах от кареты. Немного поколебавшись, Шарлотта спрятала мешочек в глубоком кармане дорожного платья.

– Обещаю, мистер Александр. Но мне непонятно, почему вы не можете передать их caми.

– Будем надеяться, смогу, – сказал Александр, но Шарлотте показалось, что сам он в это не верит.

Она вновь подняла на него глаза, и на одно короткое мгновение на губах Александра появилась улыбка, теплая, лукавая улыбка, неизменно повергавшая Шарлотту в смятение. И глаза его, обычно такие настороженные, вдруг стали нежными и грустными.

– Прощайте, милая Шарлотта, – непонятно отчего осипшим голосом пробормотал он. – Как бы мне хотелось встретиться с вами в другом месте и при других обстоятельствах!

И не успела она даже смутно догадаться о его намерениях, как мистер Александр притянул ее к себе и покрыл ее губы быстрыми, страстными поцелуями.

Любая другая воспитанница леди Аделины, разумеется, действовала бы весьма решительно, если бы кто-то так нагло посягнул на ее добродетель. И Шарлотта прекрасно знала, что ей следует ахнуть от ужаса, и влепить мистеру Александру звонкую пощечину. Но беда в том, что его поцелуй странно и очень приятно взволновал ее кровь. По всем членам разлилась восхитительная истома, и, вместо того чтобы ударить мистера Александра по лицу, руки Шарлотты принялись ерошить его густые волосы. А он еще сильнее впился в ее губы. У Шарлотты засосало под ложечкой в предвкушении чего-то удивительного… Но тут язык Александра раздвинул ее губы, проникнув в рот, и блаженство моментально сменилось паническим страхом.

«Господи! – леденея, подумала она. – Это, должно быть, какое-то турецкое извращение. Нет-нет, мне это просто не может понравиться!»

Карета задребезжала и замерла. В тот же миг у Шарлотты странно екнуло сердце, но она решила, что причиной тому резкая остановка. Вырвавшись из объятий мистера Александра, девушка забилась в дальний угол кареты и, задыхаясь, воскликнула:

– Что вы делаете? Тетушка, наверное, права. Вы сошли с ума!

Александр мрачно усмехнулся.

– Напротив, милая Шарлотта. Я в здравом уме и твердой памяти. Вот только, боюсь, мне придется умереть, так и не получив удовлетворения.

Шарлотта понятия не имела, на что он намекает, но требовать объяснений было некогда. Равно как и возмущаться его поведением (хотя то, что он заставил ее сердце так гулко биться и лихорадил кровь, было, безусловно, возмутительно!).

Обе дверцы кареты распахнулись настежь, и на Шарлотту уставилось два очень черных и очень грозных пистолетных дула.

Свежий ветерок дохнул в лицо леди Аделине, и она вяло пошевелилась.

– Ч-что… что происходит? – простонала она, пытаясь сесть. – Где я?

Тетушка открыла глаза и увидела блестящие пистолеты, а за ними – две пары глаз, горевшие зловещим огнем на лицах, закрытых белыми масками. Издав приглушенный вопль, бедняжка вновь рухнула на пол в глубоком обмороке.

Один из нападавших слез с лошади и, заглянув в карету, прицелился прямо в живот мистеру Александру.

– Не нада вмешаться, – предупредил он на ломаном английском Шарлотту. – Я взять только он. Вам не опасности, если вы делать, что я сказать. И он ткнул Александра дулом в бок.

– Выходи, голубчика. И смотри, без шутки, а то моя пальца случайно нажимать спусковой крючок, и милый дам пострадать.

Александр медленно, но покорно пододвинулся к краю сиденья.

– Хорошо, я сдамся. Но только если вы отойдете от двери. Я хочу иметь гарантии, что вы сдержите свое обещание.

Мужчина возмущенно засопел.

– Я же дать слово, разве нет? Джентльмен Джем всегда держать свое слово!

Шарлотта вклинилась между ними, торопливо расстегивая перчатки. Мистер Александр, конечно, допустил непозволительные вольности в обращении с ней, но все равно нельзя позволить негодяям силой увезти его!

– Зачем вам этот человек? У него нет ни денег, ни каких-либо других ценностей! – воскликнула девушка, срывая со своих пальцев массивный золотой перстень с печаткой и изящное колечко из белого золота с жемчугом в бриллиантовой оправе.

– Вот, посмотрите! Это очень дорогие украшения. Возьмите их и отпустите нас.

«Джентльмен Джем» с вожделением посмотрел на драгоценности, но, когда Шарлотта протянула ему перстни, злобно прикрикнул на нее.

– Пожалуйста, отпустите нас! – взмолилась Шарлотта. – И я дам вам гораздо больше! У нас с тетушкой есть и другие украшения.

В воспаленных глазах Джема появилась откровенная жадность. Он протянул было руку к кольцам, но тут вмешался его спутник, стоявший у другой дверцы кареты. Голос его звучал приглушенно, поскольку нос и рот разбойника были закрыты толстым шерстяным шарфом, однако его тон не оставлял ни малейших сомнений в том, что именно он здесь главный.

– Не будь дураком, Джем. Ты так возбудился, что даже забыл, зачем мы здесь. Нам нужен этот человек, а не какие-то никчемные побрякушки.

– Я бы не называть этих колец «никчемный побрякушки», капитан.

– Все равно они нам не нужны, – отрезал тот, кого назвали капитаном. – Не забывай, тебе заплатят за работу, если ты отвезешь этого типа по назначению. И заплатят хорошо!

– Я тоже заплачу, – быстро вставила Шарлотта.

– Сколько?

– Не тратьте попусту денег и времени, мисс Риппон, – тихо посоветовал Александр. – Будьте осторожны. Из вашего кошелька просто исчезнут несколько сотен гиней, а я так и не обрету свободы.

– Но мы можем, по крайней мере, попробовать с ними договориться! – возразила Шарлотта, раздосадованная неестественным смирением мистера Александра. И в сердцах подумала, что иностранцы не способны стиснуть зубы и проявить решительность, как англичане. – Давайте рассуждать здраво, мистер Александр. Я уверена, что деньги для них важнее, чем ваша особа. Ответьте-ка мне, Джем: за сотню гиней вы позволите нам спокойно доехать до Танбридж-Велса?

«Джентльмен Джем» почесал в затылке.

– Ну… пожалуй, за две сотни я мог бы…

– Ни слова больше! – грозно перебил его второй разбойник. Мельком взглянув на мистера Александра, он равнодушно посмотрел на Шарлотту. – Даже не пытайтесь выкупить у нас мистера Александра. Поверьте, вам никаких денег не хватит. Выпустите его – и путь для вас открыт. Ничего плохого с вами не случится, вы только немного опоздаете к ужину. А вы, мистер Александр, должны проявить благоразумие, и не мешкая выйти из кареты. Вам же не хочется, чтобы с вашими благодетельницами случилось несчастье, правда? Будьте любезны, руки за спину.

За долгие годы службы при дворе султана Александр привык скрывать свои чувства. Он слишком часто становился свидетелем того, что бывает с любителями геройских жестов. Внешняя покорность подчас дает возможность выиграть время и разработать план побега. Правда, он не слишком надеялся выйти из этой переделки живым, но понимал, что если хочешь воспользоваться минутной слабостью противника, необходимо сохранять хладнокровие. Александр встал и, безоговорочно подчиняясь приказу «капитана», завел руки за спину. Помимо всего прочего, он как благородный человек чувствовал себя в ответе за леди Аделину и Шарлотту. А когда они благополучно уедут, можно будет подумать и о побеге…

Александр нарочито неуклюже вылез из кареты. Его противникам, конечно, известно, что он был ранен. Так пусть же они считают его слабее и беспомощнее, чем есть на самом деле!

– Иди туда, – «джентльмен Джем» прицелился в сердце Александра и кивком указал на двух кучеров, которые были связаны и лежали на земле. Их охранял третий разбойник.

Джем огляделся и озабоченно потер нос. С соображением у него явно было туго, он не умел действовать без подготовки.

– А что с этими делать, капитан? С женщины и грумы?

– Оставь их. Оба кучера ранены, лошади в мыле. Им нас не догнать.

– Как скажете, капитан, – уныло откликнулся Джем. – Может, дать молодой девушк по голова, чтобы он спокойно лежать, пока мы уносить ноги?

Но тут, в самый неподходящий момент, очнулась леди Аделина. Застонав, она слабо повела рукой и медленно подняла голову от пола кареты. «Капитан» стоял прямо перед входом, и, увидев зловещую фигуру в маске, бедная тетушка в ужасе отпрянула.

– Осторожней, тетя! – крикнула Шарлотта, но было уже поздно.

Леди Аделина беспорядочно замахала руками, безуспешно пытаясь подняться с пола, и случайно попала «джентльмену Джему» в солнечное сплетение. Джем поспешил доказать, что его прозвали Джентльменом вовсе не за благородство манер, и со всей силы дал леди Аделине сдачи. Получив удар в живот, тетушка сжалась в комок, судорожно ловя ртом воздух, а Джем выволок ее из экипажа и бесстрастно бросил на придорожную траву.

– Если хочешь блевать, блевай на трава, – грубо сказал он. – Зачем делать вонь на карета?

Александру стоило немалых усилий не потерять выдержки, но он ежесекундно помнил о пистолете, который держал у виска Шарлотты «капитан», и, внутренне клокоча от ярости, с притворным равнодушием смотрел на происходящее. Если не встревать, то, может, «капитан» не обратит внимания на злобную выходку Джема и отпустит женщин целыми и невредимыми?

Но, увы, Шарлотта не отличалась столь завидным хладнокровием. Жизнь не приучила ее сохранять спокойствие в опасных ситуациях, и, увидев леди Аделину, корчившуюся на влажной, темной траве, девушка вскипела.

– Как вы можете так обращаться с дамой?! – воскликнула она. Ярость придала ей сил. Шарлотта выпрыгнула из кареты и кинулась к тетке, отталкивая разбойника. – А ну подвинься, проклятый буйвол! Ей нужна помощь.

Ох, как дорого давалось Александру внешнее спокойствие! К счастью, Джема нападки Шарлотты не разозлили, а лишь позабавили.

– Какая страшная котенка! – хохотнул он, отпихивая Шарлотту грязной ручищей. – Не царапайся, красавица, а то ногти ломать будешь.

Однако Шарлотта не унималась и, нагнувшись, неожиданно не только для Джема, но и для себя самой впилась зубами в его руку. Джем завопил от боли так громко, как если бы на него напали каннибалы. Второй разбойник, по-прежнему сидевший верхом на лошади, поспешил к нему на выручку.

– Хватит валять дурака! – злобно процедил он сквозь зубы. – Посади пленника на коня, которого мы для него приготовили. А я займусь девчонкой. Ну! Живо! Мы и так замешкались.

И, не дожидаясь ответа Джема, всадник наклонился, схватил Шарлотту, что называется, за шкирку и потащил обратно к карете.

Только в детстве, когда Шарлотта дралась с братьями, с ней обращались так неуважительно. Она в бешенстве обернулась и вцепилась обидчику в лицо. Шарф, прикрывавший его нос и рот, упал на землю… Обе стороны мгновенно прекратили борьбу, и воцарилось молчание. Шарлотта, затаив дыхание, глядела на всадника, запоздало ругая себя за буйный нрав. Если б она только знала, куда это их заведет…

– Вам не следовало вмешиваться, мисс Риппон, – тихо сказал сэр Клайв Коллинз. – Слишком много знать бывает опасно. Теперь мне придется вас убить. А ведь я поначалу вовсе не собирался этого делать.

– Не будьте болваном, Боттомли, – перебил его Александр. – Вы ничего от меня не добьетесь, если хоть пальцем тронете женщин.

Сэр Клайв изумленно поглядел на Александра.

– Значит, вы меня узнали?

– Как же не узнать, если вы присутствовали при моих встречах с министром иностранных дел! Да и когда мисс Риппон рассказала мне про визит некоего сэра Клайва Коллинза, я заподозрил, что речь идет, вероятно, о сэре Клайве Боттомли. Поэтому меня интересовал лишь один вопрос: остались вы верны своему правительству или же продались врагам Англии. Ваше присутствие здесь служит исчерпывающим ответом. Надеюсь, вам заранее заплатили за измену? В тех краях, откуда я родом, неблагоразумно работать в кредит.

– А вы поступаете неблагоразумно, называя меня предателем, принц Карим. Подданный султана, разжигающий мятеж среди жителей Оттоманской империи, вряд ли имеет право обвинять в измене кого-то другого.

Принц Карим!.. Выходит, мистер Александр – принц?.. Шарлотта поймала себя на том, что стоит, разинув рот, и вовремя закрыла его – иначе с ее уст слетело бы восклицание, которое не делает чести благовоспитанной даме. Она во все глаза глядела на человека, которого они с тетей Аделиной подобрали на дороге. Он по-прежнему держал руки за спиной, как ему приказал разбойник; одежда с чужого плеча болталась на нем как на вешалке, но надменная линия подбородка и изящный, аристократический рисунок ноздрей не оставляли сомнения в том, что этот человек действительно принц.

Александр даже не взглянул в сторону сэра Клайва.

– Я не собираюсь давать вам отчет в своих действиях. Я буду объясняться только с самим султаном.

– Вот именно. Как только я привезу вас в Стамбул, вам это предстоит. И мне известно, что султан воздаст вам по заслугам, – выпалил сэр Клайв и, взмахнув пистолетом, ударил Александра по голове.

Тот рухнул на траву. Бесстрастно посмотрев на него, сэр Клайв небрежно сказал Шарлотте:

– Надеюсь, это послужит вам хорошим уроком. Вот что бывает с теми, кто мне перечит. Будьте благоразумны, мисс Риппон, и привыкайте меня слушаться.

Джем ткнул мыском сапога в неподвижное тело принца.

– Женщин мы не убивать?

– Нет. Я решил взять их с собой в Стамбул. Загрузи дам и принца обратно в карету. Принца первым.

– А я не знать, что этот парень – принц, – Джем утер грязным рукавом нос. – За кража принц я должен получать больше. Да-да, больше!

Сэр Клайв снова закрыл лицо шарфом и не спеша прицелился из пистолета в живот Джему.

– Не строй из себя большего дурака, чем ты есть на самом деле. – Голос его звучал абсолютно бесстрастно. – И, пожалуйста, поторопись, а то мы не успеем к приливу.

Джем пробурчал что-то невразумительное, и сэр Клайв направил свою лошадь к тому месту, где третий бандит сторожил кучеров.

– Они все еще без сознания?

– Да, сэр. Молодой парень еще не скоро очухается. У него в ноге пуля. А старик, похоже, вообще не ранен. Он вот-вот придет в себя. Вы хотите, чтобы я их пристрелил?

– Я не разделяю вашей с Джемом тяги к истреблению моих соотечественников, даже тех, чья жизнь не стоит ни пенса. Они не видели нас без масок, а потому неопасны. Оставь их в покое. Лучше помоги Джему затащить пленных в карету.

– Слушаюсь, сэр.

Шарлотта дождалась, пока все трое бандитов занялись леди Аделиной, которая билась в истерике, не желая залезать в карету, и подбежала к Тому. Притворившись, будто она осматривает его раненое плечо, девушка подсунула под спину кучера мешочек с документами. К огромному ее облегчению, Том шепнул ей, что он вполне пришел в себя.

– Прости, Том, мне некогда объяснять, – пробормотала Шарлотта, отрывая полоску материи от нижней юбки и обматывая раненое плечо кучера. Душераздирающие вопли леди Аделины, по счастью, заглушали ее слова. – Отвези эти бумаги мистеру Генри Баррету в Лондон. Портман-сквер, дом девять. Скажи, что человек, который назвался сэром Клайвом Коллинзом, на самом деле сэр Клайв Боттомли и что он насильно увозит нас в Стамбул. Ты все запомнил, Том?

Слуга нахмурился, но вид у него был скорее жалкий.

– Я еще не выжил из ума, мисс Шарлотта. Девушка улыбнулась и захлопала ресницами, прогоняя подступившие к глазам слезы.

– Спасибо, Том. Ты доберешься до Танбридж-Велса? Позовешь кого-нибудь на подмогу, Вилли? До городка-то еще около двух миль.

– Добреду, мисс. Спаси вас Бог.

Шарлотта сжала здоровую руку Тома и начала, было, осматривать раны Вилли, но услышала хлюпанье сапог Джема по мокрой траве.

– Иди в карета, красивый леди, – приказал Джем. Внезапно он заметил полоски материи и грозно прищурился. – Что ты здесь делал, а?

Пожалуй, впервые в жизни Шарлотта порадовалась, что дамам позволено по любому поводу падать в обморок.

– Я хотела помочь раненому слуге, – пролепетала она. – Но… тут столько крови… и грязи… и… и… О, все это так ужасно!

Она прижала окровавленную руку к груди и часто-часто задышала, старательно подражая тете Аделине. Потом испустила театральный стон и рухнула на холодную землю рядом с Вилли. Слава Богу, оба кучера обрядились в дорогу в теплые плащи, и Шарлотта умудрилась упасть точно на полу расстегнувшегося плаща Вилли. Это было очень кстати, иначе ее ротонда моментально бы промокла. А так… Может, ей все же удастся обойтись без воспаления легких?

– Иди сюда, Берт, – позвал Джем. – Этот девушк тоже с копыт долой. Придется его таскать карета. Хорошо хоть он не кричит, как тот, старый женщин.

Шарлотту подняли, поднесли к стоящей неподалеку карете, бесцеремонно опустили рядом с теткой и захлопнули дверцу. Вокруг царила кромешная тьма, поскольку занавескибыли плотно задернуты. Шарлотта обратилась в слух, стараясь понять планы разбойников. (Хотя и сама не понимала, зачем ей это нужно.) Однако, трое негодяев упорно хранили молчание. До нее доносились лишь цоканье конских копыт и дребезжанье сбруи. Шарлотта предположила, что похитители запрягают в карету своих лошадей.

Вскоре сэр Клайв приказал: «Трогай!», и карета покатилась по дороге.

Шарлотта чуть-чуть отодвинула занавеску, но в узкую щелочку ей были видны лишь темные контуры деревьев, уходящих за черный горизонт. Конечно, можно было выпрыгнуть из кареты, но даже если бы она не расшиблась, и разбойники не сцапали бы ее снова, рисковать, пожалуй, не стоило. Ведь тетушка Аделина и Александр все равно оставались в руках похитителей. Ну, доберется она до какой-нибудь деревни. А дальше что? Она ведь понятия не имеет, куда направляются негодяи. Сэр Клайв упомянул в разговоре порт, но на английском побережье полно портов.

О том же, чтобы удрать и просто бросить мистера Александра и тетушку на произвол судьбы, не могло быть и речи. Да, мистер Александр, наверное, способен позаботиться о себе, но тетушка-то не перенесет путешествия в Стамбул, если ее некому будет поддержать!

Слабая улыбка тронула губы Шарлотты. Бедная тетя Аделина, скорее всего, даже не знает, где этот Стамбул находится. Шарлотте, по крайней мере, было известно, что Стамбул – столица Оттоманской империи, расположенная на берегу Босфорского пролива, на стыке Европы и Азии. Однако мысль о том, что ее увозят в Азию, совсем не радовала девушку.

Путешествие казалось бесконечным. Впрочем, поразмыслив, Шарлотта решила, что у нее просто сместилось понятие времени, ведь ни тетушка, ни мистер Александр до сих пор не пришли в сознание, а значит, не так уж и долго длится эта поездка.

«Не мистер Александр, а Карим, – напомнила себе Шарлотта. – Карим, принц Оттоманской империи».

Она постепенно начала свыкаться с мыслью, что путешествие будет длиться вечно, но тут лошади неожиданно остановились. Дверцы распахнулись, и в карету ворвался соленый морской воздух. Шарлотта хотела было позвать на помощь рыбаков – она надеялась, что в порту всегда кто-нибудь есть, – но Джем заткнул ей рот своей вонючей ручищей.

– Тихо, молодой леди, а то капитан уронить тебя в воду.

Джем засунул ей в рот кляп, надел на голову плотный мешок, а затем грубо вытащил из кареты и поволок куда-то в кромешную тьму.

Глава 8

Придя в сознание, Александр страшно разозлился на себя за то, что недооценил сэра Клайва и не предвидел засады на дороге. Потом его пронзила боль. Проку ни от одного из этих чувств не было, а посему принц постарался сосредоточиться на другом.

Голова болела довольно сильно, но он стиснул зубы и заставил себя приподняться на правом локте. А чуть погодя, когда боль немного утихла и стала более или менее переносимой, Александр уже смог открыть глаза.

Он сразу понял, что лежит в тесной каюте корабля. В крошечном иллюминаторе виднелись серые волны и свинцовое небо. Александр облегченно вздохнул, сообразив, что его мутит не от слабости, а от морской качки.

На узкой полочке рядом с койкой стояли графин и оловянная кружка. Александр принялся жадно пить тепловатую воду. Напившись, откинулся на тощую подушку и разразился проклятиями. Ну почему его организм так медленно восстанавливает силы? Будь Александр здоров, для него не составило бы особого труда справиться с двумя тупоголовыми бандитами и одним денди, горделиво гарцующим на лошади. Но, увы, сил у него пока маловато, а потому вчера вечером он был вынужден покорно терпеть издевательства сэра Клайва, грозившего убить женщин, которым он, Александр, обязан своей жизнью.

Александр спустил ноги на пол и попробовал встать, не обращая внимания на адскую боль в левом плече. Но струйка крови, потекшая по руке, послужила ему грозным предупреждением: рана открылась. Внимательно осмотрев свою рубаху и найдя относительно чистое место, Александр зубами оторвал полоску ткани и плотно прижал ее к ране, надеясь остановить кровотечение.

«Хватит быть немощным калекой, – мрачно приказал себе Александр. – Пора найти сэра Клайва и потребовать от него ответа на некоторые вопросы. А главное – разузнать о судьбе Шарлотты и ее тетушки».

Только выяснив, какая участь постигла Шарлотту, он сможет узнать, куда делись драгоценный банковский чек и секретные навигационные карты, которые он должен был передать Баррету.

Если сэр Клайв выполнил свою угрозу и убил женщин, то… Однако Александр сразу же отмел эту безумную мысль. Он считал, что незачем заранее переживать и тем более предаваться бессмысленным сожалениям. Это было его девизом. Если Шарлотта и леди Аделина живы, он постарается их защитить. Если же их уже нет в живых… если их нет в живых, то ему останется только одно: позабыть о них. Он не может позволить себе роскошь скорбеть, потеряв друзей. Во всяком случае, до тех пор, пока ему и Хенку Баррету не удастся благополучно доставить в греческий порт продовольствие и оружие.

Но, черт побери! Выкинуть Шарлотту из головы оказалось нелегко. Память не желала расстаться с ее образом. Лицо красавицы с возмутительным упорством маячило перед мысленным взором Александра. Прохладное прикосновение пальцев Шарлотты к его лбу было абсолютно реальным. Как тогда, когда он метался в бреду. А еще Александру страстно хотелось услышать ее нежный, серебристый смех. И сколько бы он ни напоминал себе, что в борьбе за свободу Греции пострадало много невинных людей и Шарлотта не исключение, в глубине души, несмотря на многолетнюю привычку к суровой дисциплине, Александр надеялся, что Шарлотта и леди Аделина не пополнили длинный список мучеников.

Он встал на ноги, отчаянным усилием воли заставляя себя стоять прямо, хотя ему безумно хотелось повалиться обратно на койку. Да, он порядком изменился в доме Риппонов. И не только ранение тому причиной. Благодаря Шарлотте он впервые узнал, что значит жить в обстановке искренности, доверия и заботы друг о друге. Счастливица Шарлотта даже не подозревает, как тяжело все время быть начеку, в каждом госте, каждом случайном знакомом подозревать врага, гадать, а не подослали ли его специально, чтобы убить тебя… Порой, оставаясь наедине с Шарлоттой, Александр поддавался соблазну и начинал мечтать об обычном человеческом счастье. Но тут же спохватывался и говорил себе, что такие мечты невероятно опасны. Физическую слабость еще можно преодолеть, но стоит дать душевную слабину – привязаться к каким-нибудь людям или к месту – и человек уже становится послушным орудием в чужих руках, становится способен на измену и предательство. Он слишком часто бывал свидетелем подобных перемен и не допустит, чтобы это случилось с ним самим! Нельзя позволить, чтобы иррациональные желания взяли верх над доводами разума! И хотя он желает добра Шарлотте, это никоим образом не должно влиять на его действия!

Александр допил остатки воды и распрямил плечи, намеренно игнорируя боль. Какие странные последствия у этого ранения! Он никогда прежде столько не думал о женщинах. Не принимая взглядов отца, считавшего, как и положено верным мусульманам, что у женщин нет души, Александр, тем не менее, не думал, что счастье мужчины зависит от женщины. С Шарлоттой у них была приятная интерлюдия, но ведь это ничем не завершилось. И лучше ему больше не видеть эту девушку! Надеясь, что сэр Клайв пощадил ее, Александр одновременно лелеял надежду на то, что Шарлотта осталась с тетушкой в Англии.

Взбудораженный тем, что его мысли упорно ходят по кругу, Александр остановился у массивной дубовой двери. Она, естественно, была заперта. Он заколотил по двери кулаками. Как и следовало ожидать, стоявший неподалеку часовой немедленно явился на шум.

– Будет вам, будет! Я и так бегу. Не стучите!

В каюту вошел пожилой моряк с обветренным лицом. Его товарищ остался караулить вход в каюту.

– Я – Сэм, а это ваш обед, – сказал моряк, ставя на узкую полочку возле койки деревянную миску.

В миске лежали ломоть овсяного хлеба и кусок засохшего сыра. Александра это не смутило. Ему доводилось питаться и хуже.

– Спасибо, Сэм. А который сейчас час, не подскажешь?

– Только что пробило два. Вы проспали пятнадцать часов кряду. А может, и больше.

– Послушай, а что случилось с дамами, которые ехали вместе со мной? Они тоже на корабле?

– Не могу сказать. Спросите у капитана.

– А кто тут капитан? Сэм явно удивился.

– Как кто? Сэр Клайв Боттомли. Разве вы не знали?

– Нет, я не знал, что сэр Клайв – моряк. Это его корабль?

– Понятия не имею. Тут вся команда новая, он нанял нас только на один рейс в Стамбул. И сразу выплатил половину жалованья. А такое куда как редко бывает!

– Не сомневаюсь. Сэм, а ты не мог бы принести мне воды, чтобы я помылся, и чистую рубаху? А то моя рваная и грязная.

– Ну… я могу подогреть на огне морскую воду. Запас пресной воды у нас строго ограничен.

– Что ж, думаю, помыться теплой морской водой будет очень приятно.

Сэм, чья кожа была шоколадного цвета не только от загара, но и, несомненно, от грязи, по-видимому, счел желание Александра поплескаться в морской воде извращением.

– Да вы не особенно испачкались!

– Мы, турки, обожаем чистоту. Неужто ты не слышал про знаменитые турецкие бани?

– Слышал, – презрительно фыркнул Сэм. – Это места, где язычники творят всякие безобразия. Говорят, женщины ходят в банях голыми!

Александр усмехнулся.

– Совершенно верно. Но когда рядом мужчины, женщины голыми не ходят. В публичных банях женщины и мужчины моются в разные дни. Сходи туда хоть разок, и тебе, я уверен, там очень понравится.

– Да чтобы я при всех разделся и дышал паром?! Нет, это верный способ подхватить простуду.

Александр отломил кусочек хлеба и принялся молча его жевать.

– Ну, так что? У меня есть шанс получить чистую рубаху?

– Есть. Я принесу ее, когда подогрею воду.

Нельзя сказать, чтобы еда была аппетитной, но голод она все-таки утолила. Едва Александр проглотил последние крошки, Сэм вернулся и принес горячую воду, гребень и чистую рубаху. Он был так доволен своей исполнительностью, что Александр не осмелился обратить его внимание на отсутствие мыла и полотенца. Поставив ведро с кипятком посреди каюты, Сэм, сурово критикуя чистюль, глядел, как Александр причесывается, окатывает себя водой и вытирается рваной рубахой.

– Не очень-то вы похожи на турка, – заметил Сэм, протягивая Александру чистую рубаху. – И бороды у вас нет, и ростом вы повыше, чем они.

Это явно следовало расценить как комплимент, И Александр ответил в том же тоне:

– Одна моя бабушка была родом с острова Скирос, а вторая – из северной Европы, поэтому неудивительно, что у меня не очень типичная внешность.

– Значит, вы полукровка? – дружелюбно спросил Сэм, кладя грязную рубаху в ведро. Гребень для волос он оставил на полочке. – А вот я чистокровный англичанин. Мои родичи искони жили в Лондоне. Да вы побыстрее одевайтесь, а то капитан ждет вас в своей каюте. Я пообещал привести вас сию же минуту.

Александр неторопливо застегнул последние пуговицы, внутренне готовясь к предстоящей встрече.

– Все, пошли! – наконец сказал он.

Сэм, разумеется, понимал, что удрать с корабля, вышедшего в открытое море, невозможно, а посему относился к своим обязанностям довольно небрежно.

– Идите за мной, – приказал он и двинулся по коридору, насвистывая мотив скабрезной матросской песенки. Между передними зубами у него была щель, и свист получался очень пронзительный. Свернув налево, он остановился возле двери с массивной медной ручкой.

– Это каюта капитана, – сообщил Сэм и деликатно постучался. – Не отходите от меня ни на шаг, – уточнил он и громко сказал: – Капитан, это я, Сэм. Я привел турка, как вы приказывали.

– Входите.

Сэм распахнул дверь и кивком велел Александру войти первым.

Сэр Клайв сидел за большим письменным столом и что-то читал.

– Можешь оставить нас, Сэм, – пробормотал он, не отрываясь от бумаг. – Подожди снаружи дальнейших приказаний.

– Да, сэр.

Сэм вышел, но сэр Клайв продолжал читать, игнорируя Александра. Правда, Александра, бывавшего прежде на допросе у главного евнуха султана, столь явные попытки запугать только позабавили. Он пошире расставил ноги, чтобы удобнее было сохранять равновесие – корабль слегка покачивался на волнах, – и огляделся, воспользовавшись молчанием сэра Клайва. Так-так… Где же он находится? Большая, пышно убранная комната, обставленная в европейском стиле. На полу персидский ковер. На виду ни карт, ни секстанта – ничего, что намекало бы на профессию моряка. По всей видимости, сэр Клайв – капитан только на словах. И как назло, на стенах нет никаких картинок, так что догадаться о том, кому на самом деле принадлежит корабль, невозможно…

Шелест бумаг стих, и Александр поспешно набычился, придав своему лицу тупо-непроницаемое выражение. Окинув пленника беглым взглядом, сэр Клайв растерянно кашлянул. До него вдруг дошло, что надо было приступить к допросу сразу же, не давая пленнику опомниться, и теперь он не знал, как исправить свой промах. Сэр Клайв взял карандаш и начал его точить. Он страшно злился на себя за растерянность.

– Надеюсь, вы довольны своей каютой, – наконец произнес он.

– Вполне, благодарю. А вот голова у меня болела бы меньше, если бы вам не вздумалось бить по ней рукояткой пистолета.

– Увы, бывают моменты, которых никак нельзя избежать. Однако я распорядился, чтобы мои люди вели себя с вами предупредительно и исполняли все ваши просьбы… разумные, конечно, Если вы будете со мной заодно, принц Карим, я не причиню вам вреда.

Александр усмехнулся.

– Ах, как великодушно, сэр Клайв! Смею надеяться, матросы будут обращаться со мной аккуратнее, чем разбойники на дороге в Гастингс.

– Тем людям было приказано доставить вас на борт целым и невредимым, – холодно произнес сэр Клайв. – Они превысили свои полномочия и поплатились за свою глупость. – Видя, что Александр не отвечает, сэр Клайв раздраженно спросил: – Неужели вас не интересует, как я намерен с вами поступить?

– Отчего же? Просветите меня, будьте любезны.

Сэр Клайв едва не сорвался на крик. Эти проклятые азиаты все одинаковы: когда умирает какой-нибудь дальний родственник, седьмая вода на киселе, они вопят, словно в них вселяется дюжина злых духов, но когда их собственная жизнь висит на волоске, ублюдки и глазом не моргнут! Все они лживые, подлые твари! Все до единого!

– Вы причинили серьезные неприятности некоторым важным господам в Стамбуле, принц Карим.

– Весьма сожалею. Я этого не хотел. Похоже, проклятый турок говорит искренне!

Сэр Клайв встал и подошел к иллюминатору. Море было неспокойно. Поглядев на белые барашки волн, он подумал о том, как соблазнительно было бы заковать принца в кандалы и подержать без еды в карцере. Даже воды не приносить! А еще можно долго бить его по ногам, так, что они превратятся в кровавое месиво… М-да, хорошая мысль! Умереть он от этого не умрет, а… впрочем, нет, не стоит… Вдруг у мерзавца начнется заражение крови?

Вздохнув, сэр Клайв вынужден был с сожалением признать, что к пыткам прибегать не следует. Ладно! Он и так должен благодарить судьбу, ведь ему дважды заплатили за одно и то же дело: и эмир Ибрагим, и великий визирь раскошелились авансом на весьма кругленькую сумму, и все за то, чтобы он привез в Стамбул принца Карима! Жаль только, эмир и визирь – заклятые враги, и принц нужен им по совершенно разным причинам.

Сэр Клайв еще не решил, кому он передаст Карима, доплыв до берегов Турции. Великий визирь обладал огромной властью, поскольку был министром иностранных дел. Ссориться с ним было опасно. Однако эмир Ибрагим скорее заплатит вторую половину обещанного, а это тоже немаловажно. Может, отпустить принца во дворец к отцу, и не мешкая сообщить великому визирю о его местонахождении? Главное, чтобы великий визирь заполучил секретные документы. Тогда он закроет глаза на кое-какие мелочи… Сэр Клайв приободрился. Да, пожалуй, так и надо сделать! В конце концов, шпионы великого визиря всегда могут схватить Карима, как только принцу придет в голову высунуть нос из отцовского дворца!

Только одно смущало сэра Клайва в истории с двойной оплатой. И великий визирь, и эмир потребовали, чтобы Карим был доставлен на родину живым и здоровым. Это, конечно, вызывало у сэра Клайва досаду, поскольку ему безумно хотелось проучить наглеца, но ради денег он решил пожертвовать удовольствием.

– Вы затеяли опасную игру, принц Карим, – предупредил сэр Клайв, гордясь своим самообладанием. – Великий визирь очень недоволен вашим поведением. Ему доложили, что вы лично помогали греческим крестьянам, борющимся в Морее против великодушного султана.

– Я был в Морее в прошлом году, сэр. У меня там поместье, оно досталось мне в наследство от матери.

– И это все, что вы можете сказать на сей счет?

– Да. Я уже говорил вам, сэр Клайв, что буду держать ответ только перед самим султаном.

Сэр Клайв резко отвернулся. Несмотря на отчаянные попытки сдержаться, он все-таки вышел из себя.

– Вы вскоре убедитесь, что у великого визиря иной взгляд на вещи. Каких бы либеральных идей ни придерживался султан, его министры не принимают всерьез притязаний греков на свободу. Население Морей – это либо крестьяне, либо разбойники, там царят разброд и шатание. Греция, как и почти вся восточная Европа, около четырех веков находится во владении Оттоманской империи, и мы не видим оснований, почему так не может продолжаться еще четыре столетия.

– Может быть, потому, что греческий народ этого не допустит? Я уж не говорю о растущих амбициях русского императора.

Сэр Клайв злобно прошипел:

– Вы с мистером Каннингом – оба романтики. Как лорд Байрон. Вы путаете сегодняшних, сплошь неграмотных греческих крестьян с благородными греческими философами прошлого. Но, к счастью, у многих англичан, в том числе и у герцога Веллингтона, более реалистичный взгляд на данный вопрос.

Александр рассмеялся.

– Пожалуй, впервые в жизни кто-то назвал английского министра иностранных дел романтиком! Поверьте, мистер Каннинг прекрасно понимает ограниченность возможностей греческих патриотов. И вовсе не разделяет донкихотских порывов лорда Байрона, который погиб, защищая осажденный Миссулонги. Каннинг просто хочет избежать кровопролития, в которое будет втянуто пол-Европы. Вам ли не понимать, что русские ждут не дождутся падения Оттоманской империи, рассчитывая прибрать к рукам ее осколки?

Губы сэра Клайва презрительно искривились.

– Мне известно, что мистер Каннинг трепещет перед Россией.

– Ах, да! Я и забыл, что вы слывете в министерстве знатоком Оттоманской империи! И вдобавок, если мне не изменяет память, входите в ближайшее окружение мистера Каннинга. Неудивительно, что вам так хорошо известны его взгляды. Тут уж сэр Клайв не выдержал.

– Позвольте! Мы сейчас обсуждаем ваше положение и вашу измену, принц Карим! И я бы не советовал вам меня сердить. Вы неглупый человек и понимаете, что я в состоянии облегчить жизнь пленника на борту корабля… или, наоборот, серьезно усложнить ее.

– В таком случае давайте непременно обсудим мое положение, ибо для меня комфорт чрезвычайно важен. Почему вы везете меня в Стамбул, сэр Клайв?

– Потому что мне за это заплатили. Вас шокирует моя откровенность? По-вашему, английский джентльмен не должен руководствоваться денежными соображениями? Вы думаете, ему следует быть выше этого?

– Я так не говорил.

Сэр Клайв горько улыбнулся.

– Не говорили просто потому, что вы с Востока. Ну а у нас, в Англии, считается, что джентльмен должен жить на средства, получаемые с имений, оставленных ему отцом. А ежели отец, предположим, проиграл свои имения, то общество не знает, что посоветовать незадачливому сыну. Оно твердо знает только одно: джентльмен ни при каких обстоятельствах не может заниматься коммерцией. Иначе он перестанет быть джентльменом.

– Понятно. Тогда мне тем более странно, что торговля человеческой жизнью не считается у вас коммерцией. Пожалуй, нет ничего удивительного в том, что мы, бедные азиаты, с трудом постигаем сложности изощренного английского этикета.

Пухлые щеки сэра Клайва гневно вспыхнули.

– Вы делаете неправильные выводы, принц Карим! Это ваш отец, эмир Ибрагим Гуссейн, хочет вернуть вас в Стамбул. Я вовсе не желаю вам зла, и, клянусь, у меня и в мыслях нет торговать вашей жизнью!

– Неужели? Однако по дороге в Гастингс на меня напали четверо приближенных великого визиря, а ведь только вы и мистер Каннинг знали, куда я направляюсь. Теперь вы тоже будете утверждать, что великий визирь не приложил руку к попыткам вернуть меня на родину?

– А отчего вы так уверены, что напавшие на вас разбойники – слуги великого визиря?

– Я узнал их предводителя, Ахмеда Мустафу.

Сэра Клайва это известие не обрадовало. Ему вовсе не хотелось, чтобы его имя связывали с жестоким нападением на принца. В общем-то, он бы не отказался от репутации жестокого и безжалостного человека – его будут больше бояться. Но великий визирь заявил, что, если сэр Клайв хочет получить денежки, он должен соблюдать строжайшую тайну. Великий визирь не желал разглашать своего участия в заговоре. И надо же было принцу Кариму узнать нападавших! Теперь визирь может и отказаться от выплаты второй половины денег…

Когда на карту бывало поставлено его благополучие и выгода, сэр Клайв соображал удивительно быстро. Он откинулся на спинку стула и благожелательно улыбнулся.

– Вас не было в Стамбуле три недели, – промурлыкал сэр Клайв, – и вы понятия не имеете о новых политических союзах, возникших при дворе. Ваш отец мечтает, чтобы вы поскорее вернулись домой. Он послал вам два письма, умоляя вернуться в Стамбул, но, увы, все было безрезультатно. Не забывайте, ваш отец – министр правительства султана. Каким позором будет для него известие, что сын подстрекает подданных султана к бунту!

Отец дважды писал ему, прося вернуться в Стамбул? Александр признался себе, что эта новость ему приятна. Никаких писем он не получал, но при его кочевом образе жизни это вполне естественно – они могли и не дойти. Хотя, с другой стороны, отец очень горд, и не стал бы умолять его о возвращении – они ведь серьезно поссорились при расставании. Да и верить сэру Клайву в высшей степени неразумно. Он соврет, недорого возьмет.

– Может, отцу и хочется вновь увидеть меня в Стамбуле, – наконец сказал Александр, – но я не понимаю, с чего бы ему интересоваться бумагами, которые ваши подручные жаждали заполучить. Эмир ведает финансовыми делами, а внешней политикой у нас занимается великий визирь, так что, думаю, не эмир, а он пытался перехватить документы, в которых излагался план мистера Каннинга относительно Греции.

– Ну да, документы, вышедшие из недр его кабинета. – Сэр Клайв задумчиво созерцал кончики своих пальцев. – Ведь именно их вы везли в своем сапоге, принц Карим. Это будет приятным сюрпризом для многих в Оттоманской империи, не только для великого визиря. Однако должен признаться, мне обидно, что мистер Каннинг так охотно делится своими планами с вами, а не со мной.

Александр внимательно контролировал каждый свой жест, стараясь ничем не выдать обуревавших его чувств, но в глубине души испытал огромное облегчение. Слава Богу, ему удалось уговорить мистера Каннинга изготовить фальшивые бумаги! И какое счастье, что сэр Клайв принял их за настоящие! Александр стоял, уставившись перед собой, но мысли его лихорадочно скакали. Значит, сэр Клайв считает, что ему удалось завладеть секретным английским планом! Так… теперь надо лишь выяснить судьбу Шарлотты и подлинных документов, после чего можно будет снестись с Хенком Барретом, сесть в Бриндизи на корабль и…

Александр поднял голову, нарочно придав своему лицу злобное выражение.

– Думаю, мне не стоит вам напоминать, что документы это секретные и не предназначаются для оттоманского правительства.

Сэр Клайв уклонился от прямого ответа:

– Видите ли, сначала я счел странным, что мистер Каннинг советует вам заключить союз с русскими. Но, поразмыслив, пришел к выводу, что это очень похоже на нашего хитроумного министра. Он рассчитывает на тайный союз с русским императором, надеясь, что этот союз подорвет в Стамбуле французское влияние. Союз с Францией Каннингу претит, какие бы публичные декларации он ни делал.

Александр чуть не закричал от радости.

– Не знаю, вам виднее, сэр Клайв! Я, в отличие от вас, не читал этих документов. Я торопился доставить их по назначению.

Сэр Клайв был весьма невысокого мнения о восточных людях, а посему его даже не насторожило, что мистер Каннинг решил сделать принца Оттоманской империи своим курьером. Сэр Клайв зевнул: разговор с пленником ему наскучил. Он вернулся к столу, решив послать за коком и поинтересоваться обеденным меню. Однако сев, сэр Клайв обнаружил, что проклятый язычник возвышается над ним, как скала. Ему это не понравилось, но затем он вспомнил о денежках, которые вот-вот перекочуют к нему в кошелек, и изобразил на лице любезную улыбку.

– Ладно, принц Карим, довольно с нас бесед о политике. Давайте поговорим о более приятных вещах. Плыть нам предстоит долго. Даже если ветер будет попутным, мы проведем на море недели три, не меньше. Не скучайте здесь, принц Карим. Вам будет позволено прогуливаться по палубе. Разумеется, тогда, когда кто-нибудь из матросов сможет за вами приглядывать.

Сэр Клайв потянулся к звонку, чтобы вызвать Сэма. Присутствие принца начало его тяготить. Мерзавец такой высокий, да и плечи у него дай Боже. Когда он здесь, каюта кажется совсем крохотной. Сэр Клайв не любил иностранцев, которые имели наглость перерасти его, добропорядочного, честного англичанина.

Александр понял, что встреча подошла к концу. Он заволновался и, повинуясь внезапному порыву, не успев подумать о последствиях своего поступка, подскочил к сэру Клайву и перехватил его руку.

– Нет, погодите! Не зовите Сэма! Я хочу задать вам еще один вопрос.

У сэра Клайва глаза на лоб полезли.

– Вот как?

Александр отошел от стола. Он уже раскаивался, что был так несдержан, и поспешно прикидывал в уме, стоит ли упоминать про Шарлотту. Александр знал, что представляет собой сэр Клайв – по крайней мере, он знал этот тип людей, – и понимал, как рискованно показывать такому человеку, что тебе кто-то небезразличен. Но вместе с тем ему не терпелось выяснить судьбу Шарлотты. И документов, конечно!

– Скажите, – наконец пробормотал Александр, стараясь говорить как можно спокойнее, – а что стряслось с двумя женщинами, которые ехали со мной?

Как он и ожидал, сэр Клайв встрепенулся.

– А почему это вас волнует? Александр пожал плечами.

– Они были ко мне добры. Естественно, я чувствую себя обязанным.

Сэр Клайв откинулся на спинку стула и сложил руки на животе.

– Я их в последнее время не видел, но, думаю, они поживают неплохо.

– В этом мире или в ином?

– О, я никогда бы не осмелился предсказывать, как чувствуют себя люди на том свете. Нет, обе женщины живы. Вы ведь это хотели узнать?

– Они тоже ваши пленницы?

– «Пленницы»… Какое грубое слово! Вам не кажется?.. Лучше скажем так: они пользуются моим гостеприимством и плывут вместе с нами в Стамбул.

– Что ж, в таком случае, – невозмутимо произнес Александр, – я хотел бы с ними встретиться.

Сэр Клайв прищурился и некоторое время молча смотрел на Александра в упор. Вероятно, то, что он увидел, его удовлетворило. Во всяком случае, он вдруг решительно схватил медный колокольчик и позвонил.

Сэм мгновенно вырос в дверях.

– Что прикажете, сэр?

– В каюте на корме находятся две женщины. Приведи их сюда.

– Есть, сэр.

Через пять минут Сэм вернулся.

– Я привел только одну, капитан. У дамы постарше морская болезнь, она даже двигаться не может, лишь стонет – и все. Но молодую я привел. А за второй можно послать двух парней, они ее принесут.

– Нет. В этом, пожалуй, нет необходимости.

– Слушаюсь, сэр, – Сэм отошел на шаг в сторону и втолкнул Шарлотту в каюту. – Взбодрись, красотка. Капитан хочет с тобой поговорить.

Шарлотта вошла, гордо выпрямив спину. Лицо ее было бледно от усталости, а под голубыми глазами залегли тени. Когда Александр увидел ее грязное дорожное платье и спутанные, запыленные волосы, у него защемило сердце. Шарлотте явно не повезло – моряки относились к ней менее внимательно, чем к нему, и Александр заклокотал от ярости, представив себе глубину ее унижения. Господи, как же случилось, что ее взяли в плен?! Лучше бы ей было остаться приятным воспоминанием, милой картинкой в аккуратной, заклеенной коробочке с надписью: «Особняк Риппонов. Выздоровление»…

Увидев Александра, Шарлотта вздрогнула, но бросила на него лишь один быстрый вопросительный взгляд и тут же отвернулась, словно он ее раздражал.

Сэр Клайв встал со стула и насмешливо поклонился девушке.

– Я счастлив видеть вас, мисс Риппон. Добро пожаловать на борт моего корабля!

Шарлотта посмотрела на него, как на омерзительного слизняка, но ответила предельно вежливо:

– Моя тетушка очень страдает от качки, сэр Клайв. Вы не могли бы приказать матросам, чтобы они принесли ей кашу и согрели воды – я бы помыла бедняжку? А то мои просьбы они оставляют без внимания.

Сэр Клайв указал пухлым белым пальцем на дверь.

– Оставь нас, Сэм. Да, и пришли кока – мы с ним обсудим обеденное меню.

– Слушаюсь, сэр.

– Сэр Клайв! Как же насчет моей тетушки? Все в свое время, моя дорогая мисс Риппон, – в улыбке сэра Клайва сквозила неприкрытая жестокость. – Вы направляетесь на Восток, и вам следует набраться терпения. На Востоке даже простые дела занимают очень много времени, не правда ли, принц Карим?

– Бывает по-разному. Сэр Клайв громко вздохнул.

– Видите, мисс Риппон? Принц Карим подчас бывает досадно немногословен.

– Моей тетушке нехорошо, ее нельзя надолго оставлять одну.

– Терпение, дорогая мисс Риппон. Вы помните, что я говорил вам про Восток? Приехав в Стамбул, вы убедитесь, что там все подчинено одной цели – ублажать султана и его евнухов.

– А здесь его роль играете вы, сэр Клайв?

– Возможно, – на губах сэра Клайва появилась улыбка, ибо он заметил, что Шарлотта пошатнулась. Она в любой момент могла упасть в обморок от усталости. Сэр Клайв впервые за длительное время испытал нечто, похожее на удовольствие. От него не укрылось, что принц взглянул на девушку и торопливо отвернулся, сжав губы. «Любопытно, – подумал сэр Клайв. – Карим в первый раз проявил какие-то чувства, хотя…» Сэру Клайву было известно, что негодяй разбил в гареме не одно женское сердце. Вряд ли чопорная, благонравная англичанка могла пробудить его чувства. Однако следует держать ухо востро. Внимательно наблюдать за людьми и пользоваться их слабостями – отличная тактика.

– Ах, мисс Риппон, ваше нетерпение чуть не заставило меня позабыть о хороших манерах! – воскликнул сэр Клайв. – Принц, разумеется, уже знаком с вами, но, может быть, вам интересно узнать настоящее имя и титул «мистера Александра»? Перед вами принц Карим Александр, единственный сын эмира Ибрагима Гуссейна, румелийского дефтердара. Вам, вероятно, неизвестны титулы, принятые в Оттоманской империи, так что я поясню. Эмир – это примерно то же, что у нас принц, а румелийский дефтердар – почетный титул, присуждаемый главному казначею султаната.

Шарлотта бросила быстрый взгляд на Александра. На какой-то миг в ее усталых, потухших глазах промелькнуло изумление.

– Почему вы от меня скрыли, кто вы такой? – тихо спросила она.

Александр не отваживался посмотреть ей в глаза, боясь не выдержать и проявить свои чувства. А рисковать было нельзя!

– Мне казалось, так будет лучше, – ответил он, пожав плечами. Голос его звучал холодно, но на самом деле Александру безумно хотелось подбежать к Шарлотте, обнять ее, утешить…

Увы, Шарлотта этого не знала, и ее оскорбил ледяной тон Александра. Она поспешно отвернулась, чтобы не видеть его бесстрастного лица, и обратилась к сэру Клайву:

– Почему у принца Карима европейский титул, а у его отца – турецкий?

– Титулы в Оттоманской империи не передаются по наследству, – пояснил сэр Клайв, очень довольный тем, что в отношениях пленников возникла явная напряженность. – Принц Карим по, лучил свой титул по материнской линии. Его мать из валахского рода Ипсиланти.: – Стало быть, ваше полное имя – Карим Александр Ипсиланти?

– В Оттоманской империи к человеку не обращаются по фамилии, – холодно ответил Александр. Он говорил, глядя поверх головы Шарлотты. – Надеюсь, вас поместили с возможным комфортом, мисс Риппон?

Тут он допустил оплошность – встретился с Шарлоттой взглядом. Сердце его дрогнуло и заныло, ибо в прелестных глазах девушки он заметил гнев и обиду.

– Да, ваше высочество, благодарю за заботу. Как я уже говорила сэру Клайву, нам очень хотелось бы поесть и помыться. Я вижу, вам больше повезло, принц Карим. Вы не терпите таких лишений, как мы.

– Да, матрос, карауливший мою каюту, оказался весьма предупредителен.

«Поистине так», – мрачно усмехнулась Шарлотта, глядя на белоснежную рубашку и чистое лицо принца.

Корабль сильно качнуло на волнах, и Шарлотта прижала руку к горлу, борясь с тошнотой. Она остро, всем своим существом ощущала близость принца, стоявшего всего в нескольких футах от нее, но упорно не глядела в его сторону. Трудно было поверить, что этот равнодушный, сдержанный аристократ совсем недавно пил чай и лакомился булочками с маслом, сидя у камина в особняке Риппонов!

«Мистер Александр, – уныло подумала Шарлотта, – имеет слишком мало общего с его высочеством принцем Каримом Стамбульским и Валахским».

Шарлотта сердито отогнала воспоминания о мистере Александре, которые нахлынули в столь неподходящий момент.

«Да и вообще все, что он мне говорил, ложь! От первого и до последнего слова!» – убеждала она себя, старательно избегая при этом ответа на вопрос: почему ее так ранит ложь принца?

И никакой он, наверное, не пленник! Всплыв из глубин подсознания, эта мысль сразила Шарлотту. Все вокруг так зыбко и лживо… Да, она бы не удивилась, узнав, что принц и сэр Клайв на самом деле заодно. Но если это правда, то… Господи, какой же опасности она подвергла слугу, приказав ему передать бумаги принца Хенку Баррету! Шарлотта содрогнулась от ужаса и твердо решила не рассказывать, что она сделала с документами. Какое бы давление на нее ни оказывалось – Шарлотта старалась не уточнять, что стоит за словом «давление», – она будет молчать! Мистеру Александру она готова была помочь, а на его высочество принца Карима ей наплевать!

Размышления девушки прервал стук в дверь.

– Войдите! – откликнулся сэр Клайв. В комнату заглянул Сэм.

– Кок уже здесь, капитан.

– Хорошо. Пусть войдет.

Сэр Клайв дружелюбно посмотрел на пленников. Близость вкусного обеда подействовала на него умиротворяюще, и он проявлял максимум добродушия, на которое был способен. Вдобавок сэра Клайва весьма порадовали результаты наблюдения. Даже слепой заметил бы, что между принцем и Шарлоттой Риппон существует взаимное притяжение. Поэтому в голове сэра Клайва начал потихоньку складываться план: как получить обещанные денежки и вдобавок изощренно отомстить высокомерному принцу Кариму. На первый взгляд план показался сэру Клайву удачным, и он решил обдумать его за обедом во всех подробностях.

Сэр Клайв отрывисто бросил, обращаясь к Сэму:

– Пришли кого-нибудь, пусть проводит мисс Риппон в каюту. Распорядись, чтобы ее тетке дали кашу и согрели воды для мытья. Да! Скажи, саму мисс Риппон тоже надо накормить. А ты отведешь в каюту принца Карима.

– Слушаюсь, сэр. Леди спрашивала, можно ли ей гулять по палубе. Вы позволяете, капитан?

– Разумеется, но при условии, что они с принцем не будут переговариваться, – откликнулся сэр Клайв и помахал рукой, давая понять, что аудиенция окончена. – Ну, Жан-Поль, что ты намерен подать мне на обед?

Утратив всякий интерес к пленникам, сэр Клайв принялся увлеченно обсуждать с корабельным коком, что лучше приготовить на второе: телячий язык в вине или пирог с голубиным мясом.

Вскоре за Шарлоттой явился одноглазый матрос. Выходя из каюты капитана, она на мгновение оказалась возле принца. Тот наклонил голову и торопливо прошептал:

– Где бумаги? На борту?

Шарлотта уставилась вдаль. В ее душе бурлили ярость и непонятная обида. Как это похоже на принца! Он ни словом не обмолвился о ее плачевном состоянии, не посочувствовал бедной тетушке, не выразил сожаления по поводу того, что ее и леди Аделину насильно увозят на другой конец света! Нет, жестокосердного принца интересуют только проклятые бумаги! Ну ладно… В таком случае она отплатит ему той же монетой!

Шарлотта приподняла двумя пальчиками подол рваной юбки и важно, словно герцогиня на придворном балу, прошествовала мимо принца Карима. Выйдя из каюты, она остановилась, бросила на принца уничтожающий взгляд через плечо и саркастически произнесла:

– Я весьма ценю вашу трогательную заботу о нас, но, к несчастью, впечатления от злополучной поездки в Лондон напрочь изгладились из моей памяти. Доброй ночи, ваше высочество! Приятных сновидений!

И Шарлотта, не оглядываясь, пошла по узкому коридору. А принц Карим Александр уныло смотрел ей вслед и решил про себя, что он круглый дурак.

Глава 9

Участие в смертельно опасной борьбе на греческом полуострове приучило Александра к терпению и практичности. И теперь, когда корабль миновал испанское побережье и вошел через узкий Гибралтарский пролив в Средиземное море, эти качества очень пригодились принцу.

Он давно примирился с тем, что бежать с корабля не удастся. Это было бы равносильно самоубийству. Конечно, будь его положение невыносимым и унизительным, Александр предпочел бы броситься в воду и погибнуть, считая смерть желанным освобождением, но его положение на корабле было вполне сносным. Судя по всему, человек, жаждавший его возвращения в Стамбул, приказал сэру Клайву доставить пленника живым. Это приказание могло, конечно, исходить от румелийского дефтердара, но, к сожалению, Карим Александр понимал, что и великий визирь имеет на него виды. А это его совсем не радовало…

Понимая, что побег не удастся, Александр предпочел не тратить время на его подготовку и сосредоточил усилия на достижении реальной цели. А именно: на восстановлении своих сил. Он по многу часов проводил на палубе, раздевшись до пояса. Теплое весеннее солнце и морской воздух способствовали заживлению ран, а физический труд – Александр помогал матросам – укреплял мускулы.

Александр, конечно, понимал, что здоровье у него отменное, но все равно не переставал изумляться скорости, с какой к нему возвращались силы. Несколько дней – и раненое плечо почти полностью зажило. А перелом пальцев на левой руке вообще был уже делом далекого прошлого. Даже спина больше не беспокоила Александра. Правда, рубцы от плетки Ахмеда Мустафы еще оставались – они белели на фоне загорелой кожи, но, слава Богу, обошлось без воспаления.

Сэр Клайв наверняка рассвирепел бы, узнав, что пленнику путешествие в Стамбул совсем не в тягость. Лишь одно обстоятельство омрачало существование Александра – он никак не мог поговорить с Шарлоттой и выяснить судьбу драгоценных бумаг.

Шарлотта часто появлялась на палубе. Она стала еще красивей, чем раньше (хотя в Англии Александру казалось, что красивее не бывает). Кто-то из моряков дал девушке широкополую шляпу, поэтому глаз ее Александр не видел. Но зато он подметил, что под влиянием морского воздуха на щеках Шарлотты появился румянец, а локоны, ниспадавшие на плечи, выгорели на солнце.

Однако Александру не удавалось перемолвиться с ней ни словечком. По всей видимости, сэр Клайв строжайше наказал своим подчиненным не подпускать его близко к девушке. Шарлотту всегда окружали крепкие парни, которые плотной стеной отгораживали ее от принца. Но это было еще полбеды! Главное, Александру не давала покоя мысль, что Шарлотта сама рада такой защите. А возможно, именно она и просит матросов служить ей живым заслоном от человека, который вызывает у нее жгучее отвращение?

«Впрочем, мне тоже не очень-то хочется говорить с Шарлоттой», – принимался убеждать себя Александр. В последние годы ему не до любовных утех; связи с женщинами длились недолго и прерывались без сожаления. Хотя, видит Бог, красавиц, которые охотно разделили бы с ним ложе, было немало! Если великий визирь не схватит его сразу же по приезде в Стамбул, у него будет много женщин. Даже больше, чем нужно!

Александр бросил на палубу мокрый канат. Шарлотта совершенно затерялась бы в гареме среди знойных красавиц! А странное родство душ и наслаждение ее обществом – это просто от длительного воздержания! И волнение при виде Шарлотты он испытывает лишь потому, что ему не терпится вновь получить важные бумаги, ведь от них зависит жизнь стольких людей! Если у Хенка Баррета не будет морских карт, на которых указано местонахождение турецких кораблей, он не сможет благополучно доставить грекам продовольствие. А без чека, выписанного мистером Каннингом, нельзя будет расплатиться за зерно, масло и амуницию, дожидающиеся их на складе в итальянском порту Бриндизи.

Ветер резко поменялся, и до Александра донесся девичий смех. Опершись о поручень, Шарлотта беседовала с лейтенантом. И что она в нем нашла? Неужели ей непонятно, что он заодно с сэром Клайвом?

Лейтенант Хей фактически был на судне капитаном, поскольку именно он отдавал все распоряжения. Сэр Клайв же занимался только разработкой обеденного меню и порой, в особо погожий денек, прогуливался по капитанскому мостику. Лейтенант был уже немолод, но даже издалека Александр заметил, что Хей по уши влюблен в Шарлотту. Александр стиснул зубы и мрачно принялся наматывать канат на тумбу. Дело это было изнурительное, и моряки всегда норовили от него увильнуть, но Александр чувствовал потребность в тяжелой работе, поскольку она давала возможность разрядить внутреннее напряжение. Господи, скорее бы они добрались до Стамбула! Скорее бы кончилось это томительное ожидание!

Лейтенант Хей посмотрел туда же, куда был устремлен взор его собеседницы, и обнаружил, что она смотрит на принца Карима. Губы лейтенанта горько сжались, но он уныло напомнил себе, что его дочери – почти ровесницы Шарлотты. Глядя на серое пятно, маячившее на востоке – это был еще далекий, еле различимый турецкий берег, – лейтенант содрогнулся от отвращения. Девушка так мило улыбается ему… Знает ли она, что ждет ее, когда корабль прибудет в Стамбул?.. Хей, конечно, не был посвящен в планы капитана, но он уже много лет плавал по здешним морям и понимал, что существует только одна причина, по которой подлец вроде сэра Клайва Боттомли может привезти молодую, красивую англичанку в Турцию. Лейтенант вздохнул. Эх, если бы его жена не была тяжело больна, а сын не вырос такиммотом, можно было бы пригрозить сэру Клайву, что он донесет на него британским властям. Но, увы, ему чертовски нужны деньги, и рисковать нельзя. Единственное, что в его силах, – это постараться предостеречь Шарлотту Риппон.

– Завтра рано утром мы причалим в Стамбуле, – сказал лейтенант Хей, не зная, как заговорить на скользкую тему. Он не очень-то умел поддерживать приятную беседу с дамами. – Вам, наверное, хотелось бы поскорее ступить на сушу, мисс Риппон?

Шарлотта с трудом оторвалась от созерцания завораживающей картины – полуобнаженного торса принца Карима Александра. Она недоумевала, почему он постоянно нагружает себя самой тяжелой работой, ведь сэр Клайв ясно дал понять принцу, что тот волен распоряжаться своим временем, как ему заблагорассудится. Но главное, Шарлотта с радостью виделась бы с принцем пореже.

Делать на борту корабля было нечего, и Шарлотта могла спокойно разобраться в своих чувствах. От природы честная, она вскоре призналась себе в том, сколь романтичные картины дружбы с «мистером Александром» рисовало ей воображение. Увы, реальность оказалась весьма жестокой, пора отказаться от глупых фантазий! Принц Карим, судя по всему, увяз в политических интригах и вовсе не жаждет назвать засидевшуюся в девушках англичанку своей невестой. Шарлотта покраснела от стыда, вспомнив мечты о простом, тихом счастье, которые она лелеяла мирными вечерами в усадьбе тетушки. Хорошо хоть гордость не позволяла ей вступать в беседы с принцем во время плавания! Но улыбнись он и заговори своим хрипловатым, ласковым голосом, каким говорил с ней «мистер Александр», она, пожалуй, не выдержала бы и рассказала, куда подевались его проклятые бумаги.

Нетерпеливо тряхнув головой, девушка повернулась спиной к принцу Кариму и посмотрела на доброго лейтенанта Хея. Она уже не в первый раз говорила себе, что слабовольный капитан ей не помощник. Шарлотта давно поняла, что сэр Клайв очень точно и расчетливо подобрал команду корабля. Все моряки были опытными, но главное, все они подчинили свою совесть и честь диктату сэра Клайва. Шарлотта знала цену сэру Хею и не требовала от него больше, чем он мог дать. Удастся выудить из него хоть какие-то сведения – и на том спасибо! А выведать планы сэра Клайва было необходимо, ибо только тогда Шарлотта могла что-то предпринять.

Откинув прядь волос, выбившуюся из-под шляпы, девушка приветливо улыбнулась лейтенанту, стараясь скрыть свои истинные чувства. Даже забавно, что маленькие уловки, которым она научилась в гостиной тети Аделины, так пригодились ей в плену у негодяев. Оказывается, притворство помогает не только в беседе с архидиаконом и скрывает не только скуку!

– Ах, ради моей бедной тетушки я хотела бы, чтобы это путешествие поскорее закончилось, – ответила Шарлотта на вопрос лейтенанта. – Оно причинило ей столько мук! Несчастная безмерно страдает от качки, хотя по суше передвигается совершенно спокойно.

– Мне прискорбно это слышать. А вы, мисс Риппон, вы довольны морским путешествием?

– Я бы наслаждалась путешествием гораздо больше, если бы предприняла его по собственной воле. И прибытия в Стамбул ожидала бы с большим нетерпением, если бы знала, какая судьба мне там уготована.

Шарлотта сама подсказывала лейтенанту начало разговора, однако он все равно мялся, не решаясь сказать правду.

Смущенно кашлянув, он, наконец, пробормотал:

– Видите ли, Оттоманская империя устроена, с нашей точки зрения, престранным образом. С самого начала и государственная, и частная жизнь зиждились на использовании рабского труда. Но при этом некоторые рабы могли и могут занимать весьма высокое положение. Больше того, закон разрешает держать человека в рабстве только несколько лет, после чего его должны выпустить на свободу.

– Рабство – всегда рабство, как бы оно ни выглядело, и каким бы добрым ни был хозяин.

– Верно, и все же, если вы примете во внимание тот факт, что мать любого султана – это рабыня, причем рабыня, обычно исповедующая христианство, вы согласитесь со мной, что у турок своеобразные взгляды на рабство, не совпадающие с нашими.

Шарлотта удивленно подняла брови.

– Мать султана – рабыня? И христианка? Но почему, скажите на милость, мать правителя мусульманской империи должна исповедовать христианство?

– Это типичный пример восточной логики. Султан считается слишком благородным и занимает слишком высокое положение, чтобы заключать законные договоры со своими подданными. А женитьба – своего рода договор. Поэтому жениться султан не может. Он может иметь не жен, а наложниц.

– Но неужели все его наложницы – непременно рабыни?

– Да, по крайней мере те, что живут во дворце султана, – ответил лейтенант Хей и усмехнулся. – Ну а теперь начинается самое поразительное. Понимаете, религия Оттоманской империи запрещает обращать в рабство мусульман. Даже женщин. И возникает забавная коллизия: султану нужно продолжить род, но он не может продолжить его с мусульманкой. Не может ни жениться на мусульманке, ни сделать ее рабыней.

– И что тогда?

– В прошлом все решалось очень просто. Султан дожидался, пока его воины приводили красивых пленниц. Как правило, христианок, но не обязательно. Лишь бы не мусульманок. А затем евнухи обучали пленниц всему, что необходимо знать любовницам султана. Однако в наши дни султан получает женщин либо в подарок от своих влиятельных подданных, либо от иностранцев, которым хочется угодить восточному владыке.

Шарлотта содрогнулась.

– Господи, вот ужасная жизнь! Но как же бедные женщины, выросшие на свободе, могут вынести рабство?

Лейтенант Хей посмотрел на нее с красноречивым сожалением. Крошка явно даже не подозревала о судьбе, которую, по всей вероятности, уготовил ей сэр Клайв.

– С наложницами султана обычно обращаются очень хорошо, мисс Риппон, а первые четыре женщины, которым удается родить ему сыновей, вообще занимают весьма почетное положение.

– Я тоже хорошо обращаюсь с моими собачками, лейтенант Хей. И когда какая-нибудь из них производит на свет потомство, мы бываем довольны. Однако женщины – не домашние животные, пусть даже пользующиеся почетом.

Лейтенант смущенно заерзал.

– Теория и практика не всегда идут рука об руку, мисс Риппон. Теоретически женщины в гареме султана – рабыни. Но в действительности они занимают весьма завидное положение. Оно ничуть не ниже положения министров. Главный придворный евнух по рангу почти равен нашему премьер-министру, а ведь он тоже в начале жизни был рабом.

Ветер подул сильнее, развевая юбку Шарлотты. По ее спине вдруг пробежали мурашки.

– Лейтенант Хей, на что вы намекаете? Почему рассказываете мне о положении рабынь в Оттоманской империи?

Хей посмотрел на прелестную девушку и увидел, что в ее глазах зарождается страх. Слабый человек, он не смог сказать Шарлотте горькую правду и пошел на попятную.

– Да Бог с вами! Я ни на что не намекаю, мисс Риппон. Мне просто казалось, что вам будет интересно узнать кое-какие подробности о стране, в которую мы приплываем. Советую вам завтра встать пораньше. Босфорский пролив на рассвете изумительно красив, вы запомните его на всю жизнь.

Вскоре Шарлотта убедилась, что хотя бы в этом лейтенант не кривил душой. Стоя на палубе рядом с неотступно следовавшим за ней Сэмом, она глядела, как солнце поднимается из-за холмов и его яркий, лучезарный свет озаряет расписные мечети и остроконечные минареты. Несмотря на ранний час, гавань бороздило множество лодок. Рыбаки на своих суденышках сновали вдоль залива и порой, подплывая к большим кораблям, предлагали различные товары.

– Это Босфорский пролив, – гордясь своими знаниями, пояснял Сэм. – Пролив – это вода, которая соединяет два моря. Босфорский пролив соединяет Мраморное и Черное моря, на одной стороне его Европа, на другой – Азия. – Он указал на горизонт. – Вот там Россия, а вон там, на другой стороне, Азия. Так что Босфорский пролив – очень важное место.

– Гавань изумительно красива, не правда ли? А что за башни высятся по обеим сторонам пролива? Это, наверное, крепость?

– Нет, там сторожа, которые смотрят, нет ли где пожара. В городе страшно боятся пожаров, у них ведь тут почти все дома деревянные. Поэтому, если сторож заметит дымок, он начинает бить в большой барабан, чтобы предупредить всех об опасности.

– Вероятно, большая часть древних зданий погибла от пожаров. Какая жалость! В старину Стамбул назывался Константинополем и был столицей Греции. А еще раньше Константинополь был столицей Византии, Восточной империи.

На Сэма сей краткий курс истории не произвел никакого впечатления. Он лишь презрительно фыркнул.

– Не знаю, не знаю. На моей памяти, а я сюда сорок лет подряд плаваю, тут всегда жили турки. С воды город смотрится неплохо, но на самом деле место дрянное. И к еде местной надо привыкнуть. Рис с медом – вот и вся их еда. Я, например, раньше рис в рот не брал, а сюда поездил – привык. Хотя, честно говоря, мне куда больше нравятся кусок хорошего мяса и пудинг.

– В городе много голодных?

– Пожалуй, немного. Мусульманам по их религии положено заботиться о бедных, а то они не попадут в рай. Но жить тут все равно опасно. Говорят, посмотришь в глаза султану – и голова с плеч. Я тут стараюсь вести себя потише.

Неожиданно с корабля спустили небольшую шлюпку. На веслах сидел один из моряков.

– Зачем это? – поинтересовалась Шарлотта.

– Капитан послал на берег гонца. На таком мелководье лодка оказывается проворнее, чем большая посудина вроде нашей. Должно быть, капитан дал матросу какое-то срочное поручение.

Шарлотта глядела на шлюпку, стремительно летевшую по водной глади залива, и ею все больше овладевали дурные предчувствия. Даже великолепие четко выделявшихся семи холмов, на которых раскинулся город, не радовало ее взор. Мечети и минареты, так завораживавшие девушку всего несколько мгновений назад, теперь казались ей грозными, зловещими. Все, что было дорого ее сердцу, в этом городе не ценилось. Шарлотта без труда догадалась, что моряк, ставший уже малюсенькой точкой, которая двигалась к берегу, везет важное послание и что это послание изменит ее судьбу. Девушка все больше и больше укреплялась в мысли, что сэр Клайв, будучи человеком бесчестным и жестоким, не отпустит ее на свободу.

И словно в подтверждение недобрых предчувствий, к Шарлотте внезапно подошел лейтенант Хей.

Он вымученно улыбнулся.

– Капитан хочет поговорить с вами, мисс Риппон. Проводи даму до каюты капитана, Сэм.

– Но я хотела заглянуть к себе! Надо сказать тетушке, что мы скоро будем в Стамбуле.

– Леди Аделина уже у капитана, – необычайно задушевным тоном сказал лейтенант. – Я сам проводил ее туда, мисс Риппон. Теперь, когда на море штиль и пункт нашего назначения близок, леди Аделина чувствует себя гораздо лучше.

– Не заставляйте капитана ждать, – вмешался Сэм. – Нам надо поспешить, мисс.

Шарлотта не была в каюте сэра Клайва с первого дня путешествия и не испытывала ни малейшего желания вновь увидеть всю эту чрезмерную роскошь. Однако ей пришлось покорно направиться вслед за Сэмом, нервно разглаживая на ходу мятое, потрепанное дорожное платье. Проведя много часов в размышлениях, она так и не поняла, что же задумал сэр Клайв. Однако была готова встретить любое испытание с гордо поднятой головой. Бедняжка могла утешаться только тем, что, если бы негодяй хотел убить их с тетушкой Аделиной, он давно бы это сделал.

Леди Аделина, уже далеко не такая пухленькая и розовощекая, как раньше, сидела напротив сэра Клайва. Их разделял письменный стол. Принц Карим, судя по всему, вежливо справлялся о ее здоровье, однако, завидев Шарлотту, поспешил отойти в сторону, ограничившись легким кивком.

Наивная Шарлотта приняла его наигранное равнодушие за чистую монету. Зато сэра Клайва принцу провести не удалось. Он моментально почувствовал волнение, охватившее Карима, и довольно усмехнулся. Что ж, он вот-вот получит двойное вознаграждение за возвращение принца в Стамбул, а наглый принц Карим Александр получит хороший урок: у него из-под носа уведут желанную женщину. Что же касается леди Аделины, то безмозглая болтушка, вероятно, в очередной раз упадет в обморок, но с этим ничего не поделаешь. Никто не должен становиться на пути у сэра Клайва! Вообще-то, пока посторонние не суются в его дела, он склонен проявлять великодушие. Да что там! Он даже к наглецам необычайно терпим… Чем больше сэр Клайв думал о происходящем, тем больше ему казалось, что Шарлотта Риппон и ее тетка должны быть благодарны ему по гроб жизни. Ведь он решил не убивать их!

Сэр Клайв встал из-за стола.

– Добро пожаловать в Стамбул! Я не сомневаюсь, что для вас прибытие сюда – великая радость.

Леди Аделина нахмурилась.

– Напротив, голубчик. Я мечтаю лишь о том, чтобы поскорее очутиться в Лондоне, у моего племянника.

– Увы, это невозможно! Вы сунули свой нос в дела, которые вас не касаются, и я не могу допустить вашего возвращения в Англию.

У Шарлотты перехватило дыхание.

– Н-никогда? – спросила она, проклиная себя за то, что голос ее дрожит.

– Никогда, – тихо ответил сэр Клайв. – Но не волнуйтесь. У меня есть другое, весьма заманчивое предложение. Вы останетесь в Стамбуле, я уже обо всем договорился.

По спине Шарлотты вновь пробежал холодок. Как накануне, когда она беседовала с лейтенантом Хеем.

– И где мы будем жить?

– В прекрасных условиях, моя дорогая. Не надо так волноваться! – Пухлые губы сэра Клайва растянулись в самодовольной улыбке. – Можете спросить у принца: комфорт вам обеспечен. Я отправляю вас во дворец к эмиру Ибрагиму Гуссейну, отцу принца Карима.

Александру каким-то чудом удалось сохранить самообладание. Только дыхание его стало слегка прерывистым. Он сразу догадался о замысле сэра Клайва. А по недоуменным взглядам, которыми обменялись леди Аделина и Шарлотта, понял, что они еще ни о чем не подозревают.

Леди Аделина осторожно произнесла:

– Мы, разумеется, польщены гостеприимством эмира…

Сэр Клайв бесцеремонно расхохотался.

– О нет, вы меня неправильно поняли, леди Аделина! Я послал эмиру письмо, в котором уведомил его о прибытии принца в Стамбул. А также порадовал эмира известием о том, что ему приготовлен прекрасный подарок – очаровательная светловолосая англичанка, которая украсит его гарем. А в приложение к этому – дама постарше, она будет прислуживать юной англичанке.

Леди Аделина, побелев, как полотно, повернулась к племяннице.

– Гарем?.. Ты… ты знаешь, что такое гарем, Шарлотта? Я… я правильно понимаю? Это…

– Позвольте, я вам все объясню. – Сэр Клайв сложил руки на груди, с трудом сдерживая радость, и исподтишка посмотрел на принца Карима.

Черт побери, почему-то проклятый турок совершенно не расстроился! А ведь он должен понимать, что обеих англичанок ждет пожизненное заточение во дворце. Более того, они до конца своих дней не увидят ни одного мужчины, кроме эмира… Сэр Клайв откашлялся, прочищая горло. Он заранее торжествовал.

– Милые дамы, вы должны понимать, что в Оттоманской империи смотрят на брачные отношения иначе, нежели в нашей доброй старой Англии. О да, совершенно иначе! Мусульмане считают, что женщина должна знать свое место, и очень строго за этим следят. В Стамбуле мужчина всегда чувствует себя главой семьи, а его жены обязаны во всем ему подчиняться, как самые последние служанки. Их единственное предназначение в жизни – доставлять наслаждение мужчине, выполнять любые его желания.

Леди Аделина побледнела еще сильнее.

– Н-но… но к-какое это имеет отношение к нам?

– Самое прямое, дражайшая. Важные сановники Оттоманской империи – такие, как отец принца Карима, – могут иметь не только четырех жен, но и любое количество рабынь и наложниц. Тут все решают деньги. Эмир Ибрагим – человек очень богатый, и поэтому у него много рабов, как женщин, так и мужчин. Женщины, естественно, живут по мусульманскому обычаю в отдельном дворце, называемом гаремом.

– Неужели и нас поселят в гареме вместе с наложницами эмира? Сэр Клайв, вы это серьезно? Но ведь репутация моей племянницы непоправимо пострадает!

– Леди Аделина, вас не просто поселят вместе с наложницами эмира. Вы и сами станете его наложницами. Точнее, мисс Риппон. Вы же скорее будете на положении прислуги. В вашем возрасте вряд ли можно рассчитывать на внимание эмира. Сомневаюсь, чтобы он позвал вас на свое ложе. Даже мисс Риппон придется сперва очень постараться, чтобы эмир взглянул на нее. А затем, завладев его вниманием, надо будет всячески ублажать его, – сэр Клайв улыбнулся. – К счастью, блондинки в этих краях – редкость, так что это облегчит мисс Риппон ее задачу. Ее – да, впрочем, и ваша жизнь станет гораздо приятнее, как только мисс Риппон разделит ложе с эмиром. А еще лучше, чтобы она зачала от него ребенка. Я заметил, что турки очень любят детей. Думаю, эмир не исключение. Если мисс Риппон родит эмиру сына, я вам гарантирую, что вы будете жить достаточно роскошно.

– Если она родит сына?! – Леди Аделина подскочила как ужаленная. Бедняжка была так шокирована, что даже забыла упасть в обморок.

Шарлотта же от потрясения потеряла дар речи. Взор ее в ужасе обратился на принца, который застыл в углу каюты, словно молчаливое изваяние. На мгновение его глаза ободряюще смотрели на девушку, словно обещая все уладить. И тут же вновь стали темными и непроницаемыми. Шарлотта не успела опомниться, а принц уже повернулся к ней спиной и уставился на видневшуюся в иллюминаторе морскую гладь, на которой плясали солнечные зайчики.

Увидев, что на лицах женщин написан ужас, сэр Клайв покосился на принца Карима. Но, увы, тут вышла осечка. Лицо турка было скучающим. Ни потрясения, ни ярости сэр Клайв не заметил. Неужели принца не волновало, что прекрасная, непорочная Шарлотта Риппон вскоре попадет в позолоченную клетку и потеряет девственность в постели его отца? Сэр Клайв испытал глубокое разочарование. И даже усомнился в своих расчетах. Может быть, ему показалось, что между Шарлоттой и принцем существует взаимное притяжение? Может, только она к нему тянется, а он равнодушен? Ведь турецкая знать пресыщена женскими ласками. Черт побери! Сэр Клайв побагровел от гнева. Месть не будет такой сладкой, ежели принцу безразлична судьба двух пленниц.

В этот момент Шарлотта обрела наконец дар речи.

– Но вы не можете обрекать нас с тетушкой на пожизненное рабство, сэр Клайв! Что мы вам сделали? Почему вы так жестоки?

– Жесток? Мисс Риппон, вы, наверное, шутите. Я должен вернуться в Англию, чтобы выполнить последнее секретное поручение великого визиря. Кроме принца Карима, только вы и леди Аделина знаете о моем участии в этом деле. И, тем не менее, я оставил вас в живых! Да жестокий человек убил бы вас на дороге вместе со слугами! Я же, по своему великодушию, обеспечил вам вполне сносное будущее. Не переживайте, моя дорогая мисс Риппон. Эмир стар и не будет вас часто домогаться.

Шарлотта толком не поняла значения последнего слова, однако доводы сэра Клайва нисколько ее не утешили. Бедняжка готова была позабыть о достоинстве и, если бы у нее была хоть какая-то надежда разжалобить его, упала бы к ногам негодяя и умоляла пощадить ее. Однако у Шарлотты хватило ума понять, что унижаться перед сэром Клайвом бесполезно. Если он не подарит ее и тетушку Аделину эмиру Ибрагиму, то просто убьет.

«Честь или жизнь…» – с горькой усмешкой подумала Шарлотта. Она всегда считала, что лучше потерять жизнь, чем честь. В действительности все оказалось наоборот.

Шарлотту охватил панический страх, и неизвестно, что бы произошло дальше, если бы она не услышала холодный, бесстрастный голос принца:

– Сюда направляются барка моего отца и лодка великого визиря. Если вы хотите получить заработанные деньги, сэр Клайв, я советую вам передать меня отцу.

Глава 10

Сэр Клайв ничего не ответил принцу и поспешно отослал женщин в их каюту. Оставшись наедине с тетушкой, Шарлотта попыталась убедить бедняжку, которая впала в полную прострацию, что эмир Ибрагим не рискнет заточить в своем гареме двух англичанок. Ведь британские власти могут возмутиться!

– Так-то оно так, но откуда британские власти узнают, где мы? – резонно возразила леди Аделина.

– Им сообщит принц Карим, – с напускной уверенностью заявила Шарлотта.

– Гм… – с сомнением покачала головой тетушка. – Вряд ли нам следует ожидать помощи от человека, который даже не потрудился признаться, что говорит по-английски не хуже нас с тобой. По-моему, это подло.

Шарлотта не знала, что на это сказать, и почти обрадовалась возвращению двух караульных, каждый из которых держал в руках тонкую веревку. Выглядело это весьма зловеще. Шарлотта пала духом. Если уж даже не отличавшаяся железной логикой леди Аделина несколько раз подловила ее на противоречиях, то дела совсем плохи. Шарлотте пришлось признаться себе в том, что ее надежды бежать из гарема совершенно необоснованны. Но не могут же они до конца своих дней быть пленницами в Стамбуле! Это так дико, так невероятно, что просто в голове не укладывается!

Корабль, наконец, пришвартовался, и леди Аделина решила, что пора переходить от обороны к нападению. Скрестив руки на груди, она встала перед матросами и язвительно поинтересовалась:

– И зачем это вам понадобилась веревка? Я требую немедленно позвать британского посла!

Но моряки даже не потрудились ответить, а молча схватили и связали обеих женщин.

«Мы как цыплята, которых обвязывают нитками перед жаркой», – подумала Шарлотта.

Как следует закрепив узлы, матросы набросили на головы леди Аделины и Шарлотты покрывала из белого муслина. Полупрозрачная ткань прикрывала их связанные руки и свободно развевалась вокруг талии.

– Снимите… Сейчас же снимите эту… тряпку! Я задыхаюсь! – закричала леди Аделина.

Шарлотта видела, что тетушка героически старается держаться спокойно, но голос ее от ужаса срывался на визг.

– В здешних краях женщинам нельзя открывать лицо, – сказал матрос. – Иначе вы попадете в большую беду. Мы вам добра желаем.

Он слегка кивнул своему напарнику, и они подхватили на руки леди Аделину и Шарлотту, перекинув их через плечо, словно мешки с мукой. Вопли леди Аделины вскоре стихли – она то ли задохнулась, то ли потеряла сознание.

«Бедная тетушка, – мрачно усмехнулась Шарлотта. – За последние недели она так часто падала в обморок, и почти никому до этого не было дела!»

Оказалось, что, когда тебя, как куль зерна, тащат по трапу, это не только унизительно, но и ужасно неудобно. Посему Шарлотта не жаловалась, а наоборот, вздохнула с облегчением, почувствовав, что ее наконец-то поставили на ноги. Впрочем, бедняжку тут же запихнули в паланкин и унесли с пристани.

Когда к ней вернулась способность соображать, было слишком поздно задавать вопросы и пытаться выяснить, что случилось с тетушкой. Шарлотта сидела на подушках в жарком, пропахшем благовониями паланкине. Рядом никого не было. На мгновение страх захлестнул девушку. В паланкине и так-то царила жуткая жара, а тут еще эта муслиновая вуаль… Сердце Шарлотты так трепыхалось в груди, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет.

«Тебя заточат в турецком гареме до скончания дней, – эта жуткая мысль застряла в ее мозгу, словно гвоздь. – Сэр Клайв сделал тебя наложницей эмира».

Шарлотта пыталась представить свою судьбу, но не могла, поскольку не очень понимала, чем занимается наложница. Хотя и подозревала, что занятия эти не из приятных. Девушке то казалось, что лучше бы поточнее знать, каким унижениям ей придется подвергнуться, будучи забавой престарелого эмира, – ведь люди всегда больше страшатся неизвестности, – то она, горько усмехнувшись, благодарила судьбу за свое неведение. Да, пожалуй, есть свои преимущества в том, что добродетельные, благовоспитанные англичанки имеют лишь смутное представление о подобных вещах…

Потом вдруг врожденное чувство юмора изменило Шарлотте, и ее опутал осьминожьими щупальцами страх. Девушка впала в панику. Но постепенно к ней вернулся разум, и она решила, что паниковать бессмысленно. Лучше поскорее познакомиться с обычаями этой удивительной страны. Она не может тратить время на бесполезные страхи! Шарлотта сделала несколько глубоких, размеренных вдохов и заставила себя посмотреть по сторонам.

Паланкин напоминал старинный английский портшез, с той только разницей, что здесь не было скамеечки и Шарлотте пришлось сидеть, скрестив ноги, на полу, заваленном подушками. Изнутри стенки паланкина были обиты алым шелком. Будь руки у нее развязаны, ей было бы здесь, пожалуй, вполне удобно.

Паланкин никак не освещался, а плотные занавески загораживали от Шарлотты то, что творилось за окном. Пожалуй, прошло не меньше четверти часа, прежде чем ей удалось подбородком отодвинуть одну из шторок и, прижав ее плечом к стенке, выглянуть на улицу.

Там царила невероятная суматоха. Все было непривычным, незнакомым. Совсем рядом уличный торговец продавал, судя по всему, какой-то напиток, но Шарлотта никогда не видела ничего похожего на эту густую розоватую жидкость. Торговец привлекал покупателей, звеня железными кружками, висевшими у него на поясе. Разносчики бегали по узкой булыжной мостовой, поставив себе на головы подносы с горками персиков и абрикосов, а возле повозки с овощами, запряженной парой волов, застыли трое экзотически одетых всадников.

В дальнем конце улицы Шарлотта заметила писца. Он сидел по-турецки на земле за маленьким резным деревянным столиком. К нему стояла целая очередь женщин. Лица их были закрыты муслиновыми покрывалами, только темные глаза посверкивали из-под прозрачной ткани.

В большом количестве на улице попадались тощие собаки.

Шарлотта невольно отодвинулась от окна, занавеска упала и снова закрыла от нее улицу. Когда же девушке вновь удалось прильнуть к окошку, паланкин уже находился в гораздо более спокойном квартале. Шарлотта увидела высокие стены, за которыми кое-где виднелись фруктовые деревья и внушительного вида каменное здание. Девушка предположила, что это мечеть. Портик фасада поддерживался изящными резными колоннами, а арки украшал искусный узор из кусочков разноцветного мрамора. Дверь была закрыта, и Шарлотта смогла полюбоваться резным геометрическим орнаментом и перламутровой мозаикой, переливающейся на солнце розовато-кремовыми красками. На одной из угловых башен громко молился пастор… хотя нет, здесь священников вроде бы называли по-другому… Молитва звучала так заунывно! Шарлотта вдруг отчетливо поняла, что и вправду религия здесь совсем иная, непривычная и чужая. И на мгновение ее снова захлестнул страх.

Носильщики, почти не сбавляя шага, пронесли паланкин мимо мечети, поднялись на высокий холм и остановились перед чугунными воротами, богато украшенными орнаментом. Один из носильщиков что-то крикнул, ворота открылись, и Шарлотту внесли в просторный мощеный двор, где цветущие кусты обрамляли каскады фонтанов, насыщающих воздух свежестью.

Носильщики по-прежнему бегом пронесли паланкин по двору и вбежали в еще одни ворота, вделанные в кирпичную стену высотой по меньшей мере семь футов. Ворота открыл рослый, чисто выбритый чернокожий мужчина в атласном балахоне, похожем на домашний халат – из тех, которые носят в Англии. На голове у него красовался большой бархатный тюрбан, украшенный разноцветными павлиньими перьями и жемчугом.

Четверо носильщиков, что несли Шарлотту всю дорогу от порта, даже не попытались пройти в эти внутренние ворота. Паланкин был поставлен на землю, после чего один из мужчин открыл дверцу и, отвернувшись, помог Шарлотте выйти. Черный страж жестом пригласил ее во внутренний дворик.

После духоты, царившей в паланкине, от аромата цветов у Шарлотты закружилась голову, однако она не захотела, чтобы страж в тюрбане поддержал ее под локоть. Ее притащили сюда насильно, и она не желает принимать ничьих услуг!

Внезапно внимание девушки привлек грохот деревянных колес, и она облегченно вздохнула, увидев тетушку, выходившую из повозки, обитой бархатом. На повозку Шарлотта уже не обратила особого внимания. Она почти привыкла к тому, что в Турции в них впрягают не лошадей, а волов.

– Слава Богу, нас разлучили ненадолго, – промолвила Шарлотта, целуя тетушку в щеку (а это оказалось нелегко, поскольку лица обеих все еще были спрятаны под покрывалами). – Наверное, это дворец эмира Ибрагима?

Леди Аделина посмотрела на невзрачное здание и презрительно фыркнула:

– Я бы это дворцом не назвала, хотя садик вполне миленький.

– Может, внутри все куда роскошней? По-моему, местные жители не придают большого значения внешнему убранству своих домов.

– Это верно. Я никогда в жизни не видела таких жалких лачуг, как по пути сюда! Не знаю, о чем думали строители. Каждый этаж выступает над предыдущим, и на половине из них нет окон!

Страж нетерпеливо поцокал языком, давая понять, что они должны следовать за ним по узкой дорожке между двумя фонтанами. Подойдя к зданию из дерева и кирпича, Шарлотта и леди Аделина увидели открытую дверь, которая вела в темный коридор с очень высоким потолком.

Переступив порог, Шарлотта вынуждена была признаться себе, что она до смерти напугана. Одно дело – спокойно обозревать окрестности, и совсем другое – очутиться в коридоре, который напоминает ночной кошмар. Такое впечатление, что с потолка в любую минуту сорвется стая летучих мышей! Это… это каземат? – прошептала леди Аделина.

– Не думаю. Это просто темный-претемный коридор.

– Но, может, он ведет в каземат? Шарлотта тихонько рассмеялась.

– Нет, вероятнее всего, он ведет в гарем эмира.

Леди Аделина побелела.

– Это ничуть не лучше. Даже, пожалуй, хуже. В темнице, по крайней мере, есть надежда сохранить незапятнанной свою репутацию.

Она прислонилась спиной к стене и с вызовом посмотрела на могучего стража.

– Я туда не пойду! – громко заявила тетушка. Несмотря на многочисленные потрясения и вынужденное заключение, леди Аделина еще не утратила веры в то, что любой иностранец понимает по-английски, если только говорить с ним достаточно громко и внятно. – Я дочь английского графа! Я требую свидания с британским послом!

Страж улыбнулся, обнажив два ряда идеально белых зубов. Потом пробормотал что-то нечленораздельное, нагнулся и одной рукой сгреб в охапку леди Аделину, а другой – Шарлотту. И спокойно проследовал в темное здание.

Прохлада… Это было первое, на что обратила внимание Шарлотта. После душного паланкина и раскаленного солнца, чуть ли не прожигавшего своими лучами сад, в коридоре царила приятная прохлада. Затем девушка услышала тихий шелест и шепот. А вскоре сообразила, что их продвижение по коридору сопровождает чей-то негромкий смех.

Когда ее глаза привыкли к темноте, она увидела, что коридор не такой уж и узкий. Шарлотта заметила, что вдоль всего коридора стоят ажурные деревянные ширмы, а за ними сидят женщины и дети. Сидят и хихикают!

Коридор упирался в пологую лестницу. Солнечный свет проникал сквозь разноцветные витражи. На верху лестницы было совсем светло. Страж внес Шарлотту и леди Аделину в зал, стены и пол которого были украшены блестящей мозаикой.

В одном конце зала располагался низкий помост, на котором сидела сморщенная старуха с ярко размалеванным лицом и красными руками. Стульев в комнате не было, да и прочей мебели явно не хватало. Тело старухи со всех сторон подпирали вышитые шелковые подушки, а перед ней стояла хрустальная чаша с водой, в которой плавало множество пузырьков. Под чашей был глиняный сосуд, от которого отходила длинная, гибкая трубка. Женщина держала ее во рту. Время от времени из трубки вырывался дымок, и странный запах, слабо напоминавший дым костра, распространялся по залу. По мере того как Шарлотта приближалась к помосту, запах становился все сильнее.

Примерно в двух ярдах от старухи и ее хрустальной чаши страж, наконец, позволил Шарлотте и леди Аделине встать на ноги. Шарлотта успела подумать, что, вероятно, все женщины, прятавшиеся за ширмами, проследовали за ними наверх, но тут страж положил ручищу на ее голову и заставил поклониться старухе чуть ли не до земли. Леди Аделину постигла та же участь. Она так изумилась, что даже не запротестовала.

– Вот уж не думала, что мне когда-нибудь придется кланяться шлюхе, – возмущенно пробормотала леди Аделина.

Во всяком случае, так показалось Шарлотте. Но она, конечно, не поверила своим ушам. Разве с непорочных уст тетушки могло слететь такое грубое слово?

Старуха вынула изо рта кальян и отдала какое-то непонятное приказание. Страж немедленно снял с пленниц муслиновые покрывала, и по толпе женщин пробежал удивленный шепоток.

Шарлотта понятия не имела, что их так удивило. Да, впрочем, сейчас ей это было безразлично. Она глубоко вздохнула и обратилась к старухе, сидевшей на помосте. Опыт общения с «мистером Александром» приучил ее не верить тому, что хитрые турки не говорят по-английски.

– Нас с тетушкой взяли в плен помимо нашей воли, – заявила Шарлотта, стараясь говорить спокойно и с достоинством, хотя внутренне трепетала от страха. – И мы были бы вам очень признательны, если бы вы сперва приказали нас развязать, а затем устроили бы нам встречу с британским послом.

В глазах старой женщины промелькнула усмешка. Затем она опять взяла в рот кальян, и томительно долго молчала, посасывая его. Ни страж, ни женщины в дверях не произносили ни слова. Наконец старуха вынула трубку изо рта. Всего на один миг, чтобы произнести пару слов. Страж поднес руку к груди, а затем дотронулся до своих губ и лба, выражая почтение госпоже. Потом он снова заставил Шарлотту и леди Аделину поклониться и ввел их в маленькую пустую комнатку. Предназначение ее было непонятно. Голый мраморный пол, полное отсутствие мебели…

– Лучше бы они тратили поменьше денег на украшение стен и побольше на стулья, – саркастически заметила леди Аделина и уставилась на охранника, который был дюймов на восемнадцать выше нее. – Ну что, голубчик? Ты развяжешь эти веревки или мне пора закричать?

Страж смотрел по-прежнему бесстрастно, так что догадаться, понял ли он хоть слово, было невозможно. Однако, сунув руку за кушак, он вынул оттуда маленький кинжал и одним махом разрезал веревки. Шарлотта принялась разминать затекшие руки. Их словно пронзали сотни иголочек, но девушку это даже радовало. Она улыбнулась тетке.

– С развязанными руками и без этой дурацкой вуали я чувствую себя почти нормально.

– Ну, пожалуй, это ты хватила через край. Посмотри-ка на дверь.

Шарлотта обернулась и увидела в дверях толпу экзотических женщин, одетых в шелка. Они глазели на англичанок с таким нескрываемым любопытством, словно перед ними была клетка с тиграми. Шарлотта предположила, что они не врываются в комнатушку не из вежливости, а из страха.

Она печально улыбнулась леди Аделине.

– Может, покривляемся им на потеху? Или попробуем выяснить, не говорит ли кто-нибудь из них по-английски?

– Гм… Даже если и так, думаю, нам не удастся убедить их говорить по-человечески. По-моему, этому типу, что караулит ворота, нравится делать нам наперекор.

– Но мы можем хотя бы показать этим женщинам наше расположение. Мне кажется, они безобидны, – промолвила Шарлотта и приветственно протянула руки к женщинам. – Как вы поживаете? Меня зовут мисс Шарлотта Риппон, а это моя тетушка, леди…

Однако ответом на ее приветливые слова было потрясенное молчание, а затем ее схватили за талию и оттащили на середину комнаты. Шарлотта обернулась, собираясь возмутиться, но страж решительно запрокинул ей голову и расстегнул верхнюю пуговицу дорожного платья. Шарлотта в ужасе застыла. Он расстегнул еще две пуговицы, однако тут к девушке вернулась способность двигаться. Вскипев, она инстинктивно, не заботясь о том, что на нее смотрит столько посторонних, ударила стража по щеке левой, еще не совсем ловко действовавшей рукой.

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Шарлотта ощущала ее почти физически. Даже леди Аделина не пикнула. Страж – до Шарлотты слишком поздно дошло, что у него, вероятно, есть и другие обязанности, помимо обязанностей привратника, – молча поглядел на нее и, отступив на шаг, поднял руку. Он резко прищелкнул пальцами, и все женщины, кроме Шарлотты и леди Аделины, моментально поняли, что означает сей знак. Они дружно вздохнули и повернулись в сторону босоногой девчушки, которая подбежала к укромной нише в стене и вернулась с кожаной плеткой. Низко склонившись перед привратником, она протянула ему плетку. Тот взял ее и молча посмотрел на Шарлотту, проверяя на ощупь гибкость кожаных полосок.

Шарлотта задрожала мелкой дрожью, не столько от страха, сколько от ярости.

– Вы не посмеете! – заявила она, застегивая пуговицы. – Попробуйте тронуть меня хотя бы пальцем! Я доведу это до сведения принца Карима Александра. Он не допустит, чтобы со мной жестоко обращались!

И тут впервые с того момента, как они покинули старуху, сидевшую на помосте, привратник что-то сказал. Шарлотта разобрала только слова «эмир Ибрагим» и «Карим Александр», однако с огромным облегчением увидела, что страж засунул плетку за пояс рядом с кинжалом, которым он разрезал веревки. Страж повелительно хлопнул в ладоши и отдал несколько приказаний. Женщины моментально исчезли, словно растворились за дверью, колоннами и резными ширмами. Вскоре остались только две темноглазые, длинноволосые девушки, которые, нервно улыбаясь, вошли в комнату.

Привратник встал в дверях, и девушки по его кивку отодвинули фальшивую стенку, за которой оказался большой шкаф, доверху набитый подушками. Вытащив с полдюжины, они поднесли их к тому месту, где стояли леди Аделина и Шарлотта. После этого они вежливо поклонились и, аккуратно разложив подушки на полу, пригласили англичанок прилечь.

У Шарлотты подкашивались ноги, поэтому она с удовольствием рухнула на мягкие подушки. Леди Аделина же немного поколебалась, не зная, что лучше: сохранить достоинство или устроиться поудобнее. В конце концов, стремление к комфорту победило, и леди села рядом с племянницей, выпрямив спину – это была ее уступка фамильной гордости.

Девушки просияли, и та, что была постарше, вышла вперед, явно гордясь своей важной ролью в предстоящем спектакле.

– Здравствуйте, сударыни. Как вы поживаете? – вежливо спросила она. – Вы говорите по-французски?

Произношение у нее было ужасное.

– Да, мы прекрасно говорим по-французски, – явно преувеличивая, ответила леди Аделина.

Ее произношение было еще ужаснее.

Шарлотта мысленно возблагодарила Господа за то, что он не лишил их с тетушкой хоть какого-то общества.

– А я говорю по-французски не очень хорошо, – сказала она.

Девушки хихикнули, и та, что была постарше, снова подала голос:

– Мы тоже говорим плохо. Главный евнух сказал, вы приплыли из-за океана. Он говорит, вас подарили моему отцу, эмиру.

– Главный евнух? – медленно повторила Шарлотта незнакомое французское слово, не понимая, что оно означает.

Она вопросительно посмотрела на тетку, но та лишь пожала плечами.

Девушка кивнула на высокого, свирепого стража, стоявшего в дверях, скрестив руки на груди.

– Он главный евнух, сторожит гарем моего отца. Он оберегает нас от опасности.

«Что ж, можно и так посмотреть на обязанности этого типа», – с горечью подумала Шарлотта. А вслух сказала:

– Я не знаю, что такое «евнух». Это особый титул?

Девушки изумленно переглянулись и снова хихикнули. Похоже, их многое забавляло в Шарлотте и леди Аделине.

– Евнухами называются мужчины, которые на самом деле не мужчины, – сказала девушка постарше. – А в вашей стране их разве называют иначе?

Шарлотта решила, что она чего-то недопонимает из-за слабого знания иностранного языка. Ведь и в Оттоманской империи люди наверняка делятся на мужчин и женщин, как во всем мире! Понятие «мужчины, которые на самом деле не мужчины» было настолько странным, что Шарлотта оказалась не в состоянии его уразуметь. Во всяком случае, в своем нынешнем, умственно ослабленном состоянии. Поэтому она предпочла сменить тему разговора.

– Вы назвались дочерьми эмира Ибрагима. А как ваши имена?

На сей раз первой ответила девушка помладше:

– Я Алия, а моя сестра – Мириам. А как вас зовут?

– Меня зовут мисс Шарлотта Риппон, а мою тетушку – леди Аделина Спенсер.

– О, какие трудные имена! Ну, разве что Шарлотта… Ладно, твою тетушку мы назовем как-нибудь по-другому, полегче. Подберем ей арабское имя, они самые изысканные. Можно назвать ее Салина. Как ты считаешь, Мириам?

– Что это они там говорят про меня? – жалобно спросила леди Аделина. – У них такой сильный акцент, я ни слова не понимаю.

– Они считают, что наши имена непросто произносить, – дипломатично ответила Шарлотта.

– Вздор! Почему? Это прекрасные, добротные английские имена.

Шарлотта мудро воздержалась от замечания, что ее имя не английского, а французского происхождения, и снова обратилась к дочерям эмира:

– А братья и сестры у вас есть?

– Да, четыре старшие сестры – они скоро выходят замуж и три младшие, от наложниц отца. А наш единственный брат Карим, он сегодня возвращается в Стамбул. Карим очень горюет, потому что его жена умерла. Мари-Клер говорит, он из-за этого и уехал от нас на три года. Женщины из его гарема так радуются его возвращению. Они утверждают, что лучшего любовника, чем Карим, во всем мире не найти.

У Шарлотты оборвалось сердце.

– Значит, принц Карим женат?

– О нет, нет! – нетерпеливо воскликнула Алия. – Я же сказала: его жена умерла, а другой он пока не взял. Мой отец эмир очень на него из-за этого сердит. Так что если ты подаришь эмиру сына, он будет очень доволен. Но главный евнух сказал, тебе надо помыться и переодеться. Ты опозоришь гарем, если эмир застанет тебя в таком виде.

– Но это вполне приличное английское платье…

– Да? Как жаль, что в твоей стране носят такие безобразные одежды! Но ничего! Здесь ты сможешь одеваться как следует. Мы найдем для тебя и твоей тетушки шелковые кафтаны и расшитые шаровары. Ах, до чего же у тебя красивые волосы! Мы плачем от злости… хотя нет, я неправильно выразилась. Мы плачем от зависти. Но не бойся, Шарлотта, мы поможем тебе привлечь внимание эмира. В гареме только несколько ревнивиц, да и им главный евнух не позволит плохо с тобой обращаться.

«Ну как, – подумала Шарлотта, – мне объяснить этой крошке, что я не испытываю ни малейшего желания привлекать внимание эмира?»

– Мириам, – осторожно произнесла она, – видишь ли, ты меня не поняла. У меня на родине, в Англии, не считается честью…

– А! Ты, наверное, беспокоишься из-за тетушки? – перебила Шарлотту Мириам. – По правде сказать, боюсь, ей не на что надеяться. Конечно, кожа у нее гладкая, морщин нет, но тетушка твоя слишком стара, ей ведь около сорока, да?

Мой отец эмир очень добр, но, наверное, не настолько, чтобы взять такую женщину в свою постель.

Шарлотта еле подавила нервныйсмешок.

– Я не думаю, что моя тетушка желает… э-э… попасть в постель эмира, – поспешно заверила она Мириам. – Понимаешь, я как раз это и пытаюсь тебе втолковать, Мириам. Мы с тетушкой не хотели оказаться здесь. Мы пленницы, нас похитили из дома, и нам очень нужно связаться с британским послом, чтобы он поспособствовал нашему возвращению в Англию.

– С британским послом? – Мириам наморщила нос. – Ты говоришь слова, которых я не понимаю. И что такое «похитили»? Ладно, ты потом спросишь у Мари-Клер. Это она научила нас с сестрой французскому. Попасть в гарем румелийского дефтердара – большая честь. Ты должна быть благодарна. А теперь иди с главным евнухом и помойся. А потом мы пообедаем. Солнце уже заходит, и нам пора обедать. А вот и главный евнух, он проводит тебя в баню.

Шарлотта колебалась, не зная, какие сведения стоит рассказать тетке, а о чем пока промолчать, поскольку это довольно неприличные вещи. Но принять решение не успела, ибо к ним решительно подошел привратник, таинственный евнух, мужчина, который на самом деле не мужчина. Хоть Шарлотта и не понимала смысла его слов, резкость тона была ей вполне понятна.

– Главный евнух говорит, вы должны пойти в баню, – перевела Алия.

Они с сестрой одновременно нагнулись, помогая тетушке Аделине подняться с пола.

– Мы желаем вам насладиться купанием, – любезно добавила девочка.

Шарлотта опять подавила смешок. Сдерживаться становилось все труднее.

– Благодарю. Я уверена, что мы насладимся.

Дочери эмира снова поклонились и предложили англичанкам проследовать за ними по коридору, стены которого украшала искусная мозаика.

– Куда они нас ведут? – проворчала леди Аделина. – Она не сказала?

– Дочери эмира Ибрагима предложили нам освежиться после долгого путешествия, – вольно перевела слова Мириам Шарлотта. – Мы примем ванну в особой комнате, предназначенной для мытья.

– Боже, какая экстравагантность! А, по-моему, лучше бы они приобрели хоть немного мебели вместо того, чтобы отводить целую комнату под ванну. Ведь ванну можно держать и в кухне.

Мириам остановилась на верхней ступеньке лестницы.

– Теперь мы пойдем в баню. Отец построил ее в подарок своей жене Пенелопе, матери Карима Александра. Он очень любил Пенелопу, гораздо больше, чем остальных жен. Моя мать ревновала, и смерть Пенелопы ее совсем не огорчила. Когда я выйду замуж, я стану первой женой, ведь мой отец занимает очень высокое положение. И все остальные жены должны будут мне подчиняться. Это очень приятно. Я буду строгой, но справедливой.

Шарлотта решила не переводить этот разговор тетушке.

– А сколько сейчас жен у эмира? – пролепетала она.

– Нисколько. Они все умерли. Сейчас у него есть только наложницы. Если ты ублажишь его, он может сделать тебя своей женой. Отцу наверняка понравятся твои голубые глаза и золотистые волосы. – Судя по всему, эта счастливая мысль обрадовала Мириам, и она вприпрыжку сбежала вниз по ступенькам. – Калфы… Вы тоже так называете служанок, да? Так вот, калфы будут вам прислуживать. Я им велю так тебя приукрасить, что эмир просто с ума сойдет от желания. Главный евнух будет ждать вас в коридоре и отведет в ваши комнаты.

Девушка учтиво попрощалась, приложив руку к сердцу, губам и лбу, и упорхнула вверх по лестнице. Младшая сестричка следовала за ней по пятам.

Главный евнух постучался в дверь бани. Дверь тотчас же распахнулась, и показались три юные девушки, совсем еще дети. Они были в полосатых халатах и деревянных башмаках на подошве толщиной в четыре-пять дюймов. Евнух, как обычно, отдал краткие распоряжения, и одна из служаночек низко поклонилась, после чего взяла Шарлотту и леди Аделину за руки и осторожно потянула на себя, приглашая женщин войти.

– Господи, сколько места, а ванны все не видно! – сердито буркнула леди Аделина. – Heужели, эти глупцы держат ее в кухне и всякий раз приносят сюда, когда хотят помыться?

– Я думаю, тут не одна комната. Видите арку? Вон там… Наверное, ванна находится там под этим сводом.

– Но зачем тогда, скажи на милость, нужна комната, где мы сейчас стоим?

Шарлотта усмехнулась, глядя, как к ним решительным шагом подходят две другие служанки.

– Сейчас, наверное, все выяснится. Служанки жестами попросили их раздеться.

– Я полагаю, у нас нет выбора, – пробормотала леди Аделина. – Ладно, бери мой жакет, девочка. Он из тончайшей английской шерсти. Сомневаюсь, чтобы ты где-нибудь видела такое качество.

Когда англичанки сняли одежду и завернулись в большие льняные белые полотенца, служанки указали им на два мраморных возвышения, нечто среднее между столом и надгробьем. Улыбаясь, кивая и бурно жестикулируя, девушки заставили Шарлотту и леди Аделину взобраться на эти возвышения и лечь.

– Послушайте, милочки, – самым что ни на есть суровым тоном сказала леди Аделина; обычно тетушка говорила подобным тоном только с кухаркой, когда та проявляла неслыханное головотяпство (например, разбивала громадный горшок с какими-нибудь припасами), – послушайте, я принимаю ванну уже Бог знает сколько лет, и никто от меня не требовал, чтобы я изображала корову, ожидающую мясника. И сегодня я тоже не намерена изменять своим привычкам! Идите и принесите таз с водой. Я быстро вымоюсь – и дело с концом.

И тетушка уселась на краю мраморного стола, гордо выпрямив спину. Ее выправке мог бы сейчас позавидовать даже гвардеец, охраняющий Сент-Джеймсский дворец.

Служанки вежливо подождали, пока леди Аделина успокоится, а затем ласково, но решительно уложили ее обратно на стол. Одна из девушек уже держала в руках сосуд с приятно пахнувшим маслом, которое она принялась втирать в грудь, шею и плечи распростертой леди Аделины.

Возмущенное шипение тетушки постепенно стихло. Серьезно обеспокоенная Шарлотта соскочила со своего стола на пол и подбежала к леди Аделине, но обнаружила, что глаза ее закрыты, а изо рта периодически вырываются еле слышные блаженные вздохи.

Шарлотта завороженно наблюдала за служанкой, которая отделила яичный желток от белка, хорошенько взбила его и осторожно втерла в волосы тетушки Аделины. Ее щеки и кожу вокруг глаз намазала взбитым белком. Леди Аделина даже не пикнула. Она, вероятно, была уже в полуобморочном состоянии и могла принять все что угодно.

Пока две служанки усердно массировали леди Аделину, третья взяла другой сосуд с маслом, предварительно подогрев его над жаровней. Она подвела Шарлотту ко второму мраморному столу и велела лечь. В ловких руках служанки Шарлотта расслабилась и уже не сопротивлялась. Ее охватила приятная истома, и Шарлотта даже не возмутилась, когда ее ноги намазали какой-то клейкой массой, а потом начали эту массу соскребать инструментом, напоминавшим огромную раковину мидии с заостренным краем.

Массаж подействовал на Шарлотту так расслабляюще, что ею овладела дрема, и она с большим трудом встала со стола, когда служанка попросила ее жестами перейти в соседнюю комнату. Шарлотта прошла под аркой и оказалась в довольно тесном помещении со множеством альковов. В каждом имелся медный кран, украшенный резьбой. Из крана в овальный мраморный таз непрерывно лилась вода. Но никакой ванны или корыта в комнате не было!

Служанки наполнили горячей водой, лившейся из медных кранов, несколько медных ведер и принялись окатывать ароматной водой Шарлотту, пока не увлажнили всю ее кожу. Потом ее усадили на маленькую табуретку, стоявшую посреди комнаты. Шарлотта с усмешкой подумала, что никакой другой мебели она пока во дворце не видела, – и самая высокая служанка вылила ей на голову ведер шесть, не меньше, чтобы смыть с волос яичный желток.

Как только на Шарлотту вылили последнее ведро воды, служанки принесли полотенца и льняное одеяние до пят, в котором Шарлотта почувствовала себя очень удобно.

Но оказывается, в бане имелось еще одно помещение, и через несколько мгновений Шарлотта получила возможность в этом убедиться. Это был прохладный зал с высоким потолком и красивыми витражами, проходя сквозь которые солнечные лучи расцвечивались всеми цветами радуги и отражались на белом мраморном полу. Тетушка Аделина уже восседала на подушках и пила из маленькой фарфоровой чашечки какую-то дымящуюся, ароматную жидкость. За время путешествия по морю она сильно похудела, и ее некогда круглое лицо неожиданно стало изящным овалом. Волосы, вымытые яйцом, блестели и ниспадали на плечи густыми золотисто-каштановыми локонами. Шарлотта с удивлением осознала, что тетушка Аделина до сих пор еще может считаться привлекательной женщиной. Однако нельзя сказать, чтобы эта мысль ее успокоила. Уж кто-кто, а тетя наверняка в буквальном смысле предпочтет бесчестию смерть. Она ни за что не ляжет к эмиру Ибрагиму в постель!

– Иди сюда, – сказала леди Аделина. – Ты даже не представляешь себе, что я пью! Чай с мятой! Странное сочетание, да? Но удивительно освежает.

Шарлотта опустилась на подушки рядом с тетей и взяла из рук служанки чашечку чаю.

– Ну, как вам понравилась баня? – решила она поддразнить тетушку.

Однако леди Аделина благополучно избежала ловушки.

– Конечно, это совсем не то, что нормальная английская ванна, но лучше, чем можно было ожидать от таких дикарей. – Тетушка передернула плечами. – И знаешь, у здешних служанок очень проворные пальцы.

Тут им принесли одежду, в том числе и яркие шелковые шаровары. Леди Аделина поставила на пол пустую чашку и выпрямила спину.

– Сейчас же убери эту… эту одежду с неудобопроизносимым названием! – приказала она служанке, державшей в руках шаровары. – Я леди! Английская леди! И я никогда не надену столь вульгарную вещь.

Служанки заулыбались, поняв, что речь идет о шароварах, но, безусловно, не подозревая о возмущении леди Аделины. Желая продемонстрировать красоту шелкового одеяния, девушка взмахнула шароварами перед носом у тетушки, чтобы леди Аделина могла полюбоваться мягкими складками и золотой вышивкой.

Однако леди Аделина лишь содрогнулась.

– Я сейчас упаду в обморок.

– Еще чего! – заявила Шарлотта и сама поразилась резкости своего тона. – На корабле, где было гораздо больше оснований упасть в обморок, вы почему-то не падали. А раз так, то и сейчас незачем. Это все равно ничего не изменит.

Леди Аделина сверкнула глазами.

– Обморок не может быть бесполезным! Для женщины это наиважнейшее оружие!

Шарлотта рассмеялась.

– Может, вы и правы, тетушка, но я думаю, оружие следует приберечь до поры до времени. Надо использовать его в битвах, которые мы в состоянии выиграть. Видите ли, если вы не наденете эти штаны… – Леди Аделина снова содрогнулась, и Шарлотта поспешила поправиться: – Эту одежду с неудобопроизносимым названием, нас заставят идти голыми. Я думаю, главный евнух не собирается отдавать нам старую одежду. Так что подумайте. Может, эти шта… ну, вы понимаете… может, они все-таки лучше, чем ничего?

– Знаешь, Шарлотта, даже в столь плачевных обстоятельствах ты не должна рассуждать так убийственно логично! Сколько я тебе втолковывала: логика – не для женщин…

– Хорошо, когда мы вернемся в Англию, я по меньшей мере три раза в день буду вести себя нелогично. Обещаю! Но пока мы здесь, давайте проявим хоть чуточку здравомыслия.

Леди Аделина презрительно фыркнула и гордо, словно королева, поднялась на ноги (подъем этот, правда, дался ей с трудом – тело утопало в мягких подушках и бороться с ними, сохраняя при этом величественный вид, было непросто).

– Ради тебя, Шарлотта, я соглашаюсь на непристойное одеяние, но только пусть мне дадут накидку, которая бы полностью скрыла это безобразие. Будь любезна перевести девушкам мои слова.

Минут через двадцать Шарлотта и леди Аделина уже обрядились в просторные шаровары и прозрачные газовые блузы, а поверх их надели расшитые шелковые кафтаны. Шарлотта втайне считала, что кафтаны великолепны и очень удобны в носке, но, разумеется, тетке в этом не признавалась.

Главный евнух поджидал их на том же самом месте, где они с ним расстались. Он критически оглядел англичанок и что-то сказал Алисе, которая покорно стояла рядом.

Младшая дочь эмира счастливо улыбнулась и перевела слова главного евнуха:

– Он говорит, что теперь, когда вы как следует помылись и оделись, ему не стыдно держать вас в гареме. Если ты постараешься, Шарлотта, он думает, тебе удастся ублажить эмира. Это очень большой комплимент. Наш главный евнух обычно скуп на похвалу.

Шарлотту душили и смех, и слезы. Она только не знала, чему отдать предпочтение. Голова ее внезапно закружилась, а ноги угрожающе задрожали.

– Тетя Аделина, – промолвила девушка, и ей самой показалось, что ее голос едва доносится из неведомых глубин, – я, кажется, сейчас упаду в обморок.

Глава 11

Придя в себя, Шарлотта увидела, что она лежит на груде подушек в большом приемном зале. За тем, как она приходит в сознание, наблюдала стайка женщин. Шарлотта поняла, что во дворце эмира от их бдительного ока ей никуда не деться.

Первым из тумана выплыло бледное, обеспокоенное лицо леди Аделины.

– Прошу прощения, – пробормотала Шарлотта, пытаясь привстать. – Сама не понимаю, что это со мной случилось.

Тетушка подложила ей под спину подушку и протянула чашку мятного чая.

– Ты, должно быть, проголодалась. Бедняжка, ты ведь споразаранку на ногах, и у тебя за весь день маковой росинки во рту не было.

Шарлотта хихикнула.

– Боже, какое прозаическое объяснение моего обморока!

– Разве ж это обморок?! Так, минутная слабость. А теперь, я думаю, нам обеим стоит перекупить. У служанок уже давно все готово.

– И правда, я ужасно проголодалась… А как вкусно пахнет! Как вам кажется, где тут столовая?

– Прямо здесь, – криво усмехнулась леди Аделина. – Они приносят сюда столы и едят здесь. Ты когда-нибудь слышала про такие нелепые обычаи? Иметь несколько комнат для мытья и не иметь столовой! Ей-богу, мне непонятно, почему их архитекторы не съездят в Англию и не поинтересуются, как должен выглядеть приличный дом.

– Но, может, они считают свой дом вполне приличным.

В ответ на столь нелепое предположение леди Аделина лишь презрительно фыркнула. В это время какая-то малышка с копной курчавых волос и большими карими глазами вскарабкалась на колени Шарлотты и потянулась пухлой ручонкой к ее локонам. Шарлотта улыбнулась и погладила ее по головке. Турчанки одобрительно зашушукались.

– Поздравляю. Вы нашли верный путь к сердцам здешних женщин, – произнес по-французски незнакомый голос. – В Оттоманской империи все женщины обожают детей. Это здесь обязательно.

В голосе звучала откровенная горечь. Шарлотта подняла глаза и увидела худую пожилую женщину, которая грациозно опустилась рядом с ней на подушки.

– Главный евнух приказал мне составить вам компанию за обедом, – промолвила женщина, избегая взгляда Шарлотты.

Она несколько раз хлопнула в ладоши, и в комнату вошли три служанки. Две несли низенький столик, а третья – пиалы и кувшины. В считанные мгновения до блеска начищенный медный столик был накрыт. Когда на нем появилось несколько бледных, судя по их виду, плохо пропеченных лепешек, еще одна служанка поставила перед пожилой турчанкой латунный сосуд с краником и небольшую миску.

Турчанка посмотрела на Шарлотту и леди Аделину.

– Перед едой нужно вымыть руки. Служанка открыла краник, и на руки турчанке полилась горячая вода. Струйки ее стекали в миску.

– Теперь ваша очередь, – по-прежнему чуть насмешливо сказала пожилая женщина. – И не забывайте, вы должны есть только правой рукой. А левая пусть лежит спокойно у вас на коленях.

Шарлотта перевела тетушке это распоряжение, однако леди Аделина отнеслась к словам турчанки скептически:

– Ее совет имел бы смысл, если бы на столе были ножи и вилки. Но я ничего такого не вижу.

Шарлотта поспешила перевести это пожилой женщине. Турчанка явно была позабавлена.

«А нам здесь ножи и вилки ни к чему, – заявила она и, закатав рукав шелкового кафтана, обнажила руку почти до локтя.

Служанка повязала ей салфетку. Пожилая женщина наклонила голову и произнесла короткую молитву. После чего окунула правую руку в миску, стоявшую перед ней, выудила оттуда пригоршню риса, положила его на кусок лепешки и с подчеркнуто равнодушным видом принялась есть. Она использовала вместо ложки пальцы и время от времени кивком приказывала служанкам подложить в быстро пустевшую миску мясных шариков или каких-то странных ярко-зеленых овощей.

В глазах женщины, устремленных на Шарлотту и леди Аделину, плясали искорки смеха.

– В этой стране пальцы считаются самыми лучшими столовыми приборами, – пояснила она. – Прошу вас, сударыни, отведайте блюда, которые были приготовлены ради вашей услады.

Шарлотта колебалась лишь какую-то долю мгновения. А затем решила, что заполнить пустоту в желудке гораздо важнее, чем соблюсти правила этикета, принятые в Англии – стране, от которой ее отделяло около двух тысяч миль. Тетушка боролась с условностями дольше, но, в конце концов, голод взял верх, и она не устояла перед аппетитным запахом жареного мяса и горячих овощей.

– Мясо великолепно, – вежливо сказала Шарлотта, стараясь позабыть о том, что она и ее соседки по столу берут рис руками и более или менее аккуратно отправляют в рот. – Это жареный барашек?

– Да, это барашек, изжаренный на вертеле, – ответила женщина, выражение лица которой смягчилось. – Это хорошо, что вы не цепляетесь за обычаи своей страны. Так вам будет гораздо легче.

Я в свое время, увы, не проявила столь похвального благоразумия. Когда меня сюда привезли, я первые восемь дней вообще отказывалась от пищи. Тогдашний главный евнух испугался, что я умру, и насильно влил мне в горло через трубочку буйволиное молоко с медом. Впечатление было не из приятных.

– Когда вас сюда привезли… Вы хотите сказать, мадам, что вы не турчанка?

Пожилая женщина грациозно вытерла пальцы салфеткой. Она долго молчала, потом, наконец, ответила:

– Да, я родилась не здесь, а во Франции. На ее губах вновь заиграла язвительная усмешка.

– Позвольте представиться вам, сударыни. Я Мари-Клер де Сен-Мишель, дочь маркиза де Сен-Мишель Гренобльского.

Шарлотта чуть не поперхнулась рисом. Мари-Клер откинулась на подушки, явно забавляясь шокирующим эффектом, который произвели ее слова. Обретя дар речи, Шарлотта перевела тетушке, что сказала Мари-Клер. Леди Аделина, естественно, опешила. Какое-то время с ее губ слетали только нечленораздельные восклицания, затем она немного пришла в себя и пролепетала:

– Но как, скажите на милость, дочь французского маркиза могла очутиться в гареме турецкого эмира?

Шарлотта перевела ее вопрос на французский. Мари-Клер опустила взор. Казалось, она пристально всматривается в свое туманное прошлое.

– Меня взяли в плен пираты, – наконец призналась она. – Эмир Ибрагим говорит, что теперь этих пиратов разгромили, но в 1789 году они все еще были грозой Средиземного моря.

– В 1789 году? – ахнула Шарлотта. – Но ведь с тех пор прошло почти сорок лет! Неужели вы сорок лет живете в гареме? Не может быть!

На сей раз улыбка Мари-Клер была более искренней.

– Почему не может?

– Но… значит, вы покинули Францию еще до революции? Невероятно!

– Смех и грех, да? Мой отец боялся за мою жизнь и решил отослать меня к моим кузенам на Мартинику. Однако на корабль напали пираты. Недавно эмир Ибрагим навел во Франции справки о моих родственниках, и выяснилось, что мой отец, мать и все братья были приговорены робеспьеровским Комитетом общественного спасения к смертной казни. Так что в некотором смысле пираты спасли меня от смерти.

– Вы хотите сказать, что вы с эмиром… что вы были…

– Наложницей эмира? – сухо спросила Мари-Клер.

– Да. – Шарлотта с трудом проглотила слюну, чувствуя, как к горлу подкатывается комок тошноты. – Неужели вы сорок лет были его наложницей?

– Нет, я никогда не была наложницей эмира. Пираты продали меня его отцу Али Мустафе, человеку весьма преклонного возраста – ему было уже около семидесяти. Спустя пять лет Али Мустафа умер, но, слава Богу, я успела привлечь его внимание, и мне удалось забеременеть. Правда, у меня родилась девочка, но и это было неплохо. Вы скоро и сами убедитесь, что рождение ребенка – пусть даже девочки – обеспечивает женщине весьма почетное место в гареме. Так что вы должны молиться, чтобы Бог поскорее даровал вам дитя, пока эмир Ибрагим не потеряет к вам интереса.

– Что она говорит? – перебила пожилую женщину леди Аделина. – По-моему, что-то про рождение дочери, да?

Шарлотта с большими купюрами перевела на английский историю Мари-Клер. Леди Аделина с сочувствием поглядела на француженку и участливо поинтересовалась:

– Ваша дочь живет с вами?

Мари-Клер рассмеялась. Впервые за все время разговор ее позабавил.

– О нет, что вы! Она вышла замуж двадцать пять лет назад, когда ей исполнилось четырнадцать. У меня два внука, оба уже тоже женились и стали отцами семейства.

– Но почему вы до сих пор не покинули гарем? – воскликнула Шарлотта, от изумления позабыв о том, что надо быть тактичной. – Ведь отец эмира умер тридцать пять лет назад. Почему вы не вернулись во Францию?

Мари-Клер перестала улыбаться.

– А вы сами посудите, мадемуазель. Меня же продали Мустафе, отцу эмира. А рабыня не имеет права вернуться на родину даже после смерти своего хозяина. Да и потом… зачем мне было возвращаться? Дочь моя живет здесь, и нам позволяют с ней часто видеться. А порой я навещаю и жен своих внуков, вижусь с правнуками. Во Франции я никому не нужна. Все мои родственники погибли, и для меня это, наверное, даже лучше. Они вряд ли захотели бы знаться со мной – с рабыней, у которой есть незаконнорожденная дочь.

– Вы не должны так о себе думать…

– Но как еще ко мне отнеслись бы во Франции? Послушайтесь моего совета, мадемуазель. Либо наложите на себя руки до того, как эмир призовет вас на ложе, либо смиритесь со своей участью. Вы не сможете вернуться в Англию, вам суждено навсегда остаться здесь. Забудьте прошлое. Этим вы избавите себя от лишних страданий.

Шарлотту начало подташнивать. Мясо, сдобренное пряностями, и диковинные овощи, минуту назад казавшиеся вполне съедобными, вдруг стали ей отвратительны. Она впервые осознала весь ужас своего положения. Они с тетей пленницы, рабыни, которым суждено до смерти томиться в гареме эмира, в этой узорчатой, резной клетке.

– Господи, Шарлотта, да на тебе лица нет! – воскликнула леди Аделина. – Что тебе сказала Мари-Клер? Что случилось?

Шарлотта огромным усилием воли взяла себя в руки. Легкость, с которой леди Аделина назвала француженку по имени, ее потрясла. Если бы в Англии в старые добрые времена, пока «мистер Александр» еще не перевернул всю их жизнь вверх дном, тетушке сказали бы, что она будет так фамильярно обращаться к дочери маркиза, леди Аделина пришла бы в ужас. Неужели они обе скоро привыкнут к странным обычаям гарема и перестанут им изумляться?

Сердце опять сжала когтистая рука страха, но Шарлотта отогнала невеселые мысли.

– Не тревожьтесь, тетя. Ничего нового Мари-Клер не сказала, а лишь сообщила, что у нее не осталось родных во Франции.

– Революции всегда причиняют людям неприятности, – согласилась леди Аделина. По ее тону можно было предположить, что, если бы не горстка французских мятежников, Мари-Клер жила бы сейчас в Париже среди любящих, заботливых родственников.

Служанки убрали стол и принесли кувшин с теплой водой, чтобы можно было помыть руки. После чего в зал впорхнула стайка улыбчивых, приветливых женщин.

– Жизнь в четырех стенах очень однообразна, – сказала Мари-Клер, и в ее голосе опять появилась ирония. – Поэтому мы вам будем признательны, если вы развлечете нас рассказом о том, как вы сюда попали.

– Ах, я и сама толком не понимаю, – пробормотала Шарлотта. – Принц Карим Александр был ранен. Это случилось в Англии, неподалеку от нашей деревушки. Мы с тетушкой ехали в карете, а он лежал на дороге. На него напали разбойники. Мы взяли его домой и выходили.

Мари-Клер перевела слова Шарлотты турчанкам, и те взволнованно зашушукались.

– Они спрашивают, кто его выхаживал, – сухо произнесла Мари-Клер. – Наверное, ваш евнух знает секреты врачевания?

«Господи, опять эти евнухи! – вздохнула Шарлотта. – Неужели она забыла, что в Европе этого нет? Что у нас мужчины – это мужчины…»

Однако возражать не стала, а спокойно ответила:

– Нет, конечно, евнух тут ни при чем. Принца выхаживали мы с моей экономкой.

Мари-Клер долго молчала, изумленно глядя на девушку. Когда же она, наконец, заговорила, в ее голосе сквозила безмерная печаль.

– Mon Dieu, как давно я не была во Франции! Я совсем забыла, что в Европе за больными ухаживают женщины. Представляете, меня шокировало, что принц Карим видел вас без покрывала!

Француженка так расстроилась, что Шарлотта попыталась ее утешить.

– Мадам, вы были молоденькой девушкой, когда попали в плен к пиратам. Неудивительно, что, прожив столько лет в Оттоманской империи, вы переняли образ мыслей здешних жителей.

– Вам, может, это и не кажется удивительным, но я потрясена. Видите ли, я гордилась тем, что упорно не желаю перенимать верования моих поработителей. Это была пусть робкая, но попытка сопротивления.

Женщинам надоело слушать разговор, который был им непонятен, и они насели на Мари-Клер, требуя перевода. Известие о том, что принц Карим видел лицо Шарлотты, привело их в ужас.

– Они считают, что вы попали в гарем эмира по ошибке, – сказала Мари-Клер. – Наверное.

вы предназначались для гарема принца Карима.

– Я вообще не желаю быть ни в чьем гареме! – возразила Шарлотта. Голос ее звучал решительно, но на самом деле после разговора с Мари-Клер решительности у бедняжки поубавилось. – Я намерена снестись с британским послом и добиться, чтобы нас с тетушкой отправили на родину. Оттоманская империя поддерживает дипломатические отношения с нашим правительством, и наше правительство не допустит похищения британских граждан по приказу турецкой знати.

Мари-Клер дотронулась до золотой цепи, висевшей у нее на шее.

– Не льсти себя надеждой, Шарлотта. Поверь мне, надежды опасны. Войти в гарем гораздо легче чем из него выйти. Тебя удивило то, что я провела здесь сорок лет, но знай: в нашем гареме есть женщина, чье заточение длится уже не сорок, а шестьдесят лет.

– Шестьдесят?! – ужаснулась Шарлотта. – Нет, если я пойму, что мне суждено провести жизнь в этой золоченой клетке, я тут же наложу на себя руки!

– И совершишь страшную глупость, – мягко возразила Мари-Клер. – Жизнь в гареме ничуть не тяжелее, чем в других местах, нужно только научиться жить настоящим и не думать о будущем.

– Но как можно выдержать здесь шестьдесят лет?! Тут же так скучно!

– А ты уверена, что в Англии веселее?

– Ну конечно! В Англии я свободна. Я могу…

– Что ты можешь, Шарлотта? Я, конечно, не была в Англии, но во Франции до революции свобода была для девушек по большей части фикцией. А по существу их жизнь мало чем отличалась от жизни наложниц в гареме эмира. Да, наши лица во Франции не были спрятаны под покрывалом, но я ни на миг не оставалась с мужчиной наедине. И не могла беседовать с женщинами, поведение которых не одобрялось моими родителями. Нам не разрешали получать образование, которое получали наши братья, не позволяли думать самостоятельно. Девушки выходили замуж за тех, кого им выбирали родители, а нашей собственностью распоряжались родственники мужского пола, которых суд назначал нашими душеприказчиками. Попав в гарем, я поняла, что женщины во всем мире живут в клетке. Просто в Стамбуле мужчины их открыто сажают в клетку, а в Париже это искусно маскируется. Вот и вся разница.

– Может, вы, конечно, и правы, и у меня в Англии была только видимость свободы, – язвительно возразила Шарлотта, – однако мне это больше по душе. Тут даже на прогулку по саду надо спрашивать разрешения.

Мари-Клер немного подумала и сказала, пожав плечами:

– Ты помнишь старую женщину, сидевшую на возвышении? Тебя и твою тетушку подвели к ней, когда вы попали в гарем.

– Да, – кивнула Шарлотта и вдруг ахнула: – Неужели это та самая женщина, которая томится здесь в плену уже шестьдесят лет?

– В плену? Что за вздор, Шарлотта! Нассара – мать эмира Ибрагима. Она пользуется огромным почетом. Все, кто живет в гареме, ей подчиняются. А нас, к твоему сведению, здесь пятьдесят, включая служанок, престарелых женщин и детей. Нассара поддерживает в гареме дисциплину и порядок, следит за тем, чтобы детей воспитывали в духе ислама, и оберегает своего сына от семейных распрей.

– Но когда-то она была пленницей, да? Ее же украли и насильно привезли сюда!

– Да. И, между прочим, вначале моя жизнь здесь была невыносимой именно из-за нее, поскольку мы с ней соперничали: каждой хотелось привлечь к себе внимание Али Мустафы. Лишь потом, когда моей дочери исполнилось четыре года, а Али уже лежал на смертном одре, я узнала, что Нассару тоже похитили пираты. Она родилась где-то в Европе, но, то ли девяти, то ли десяти лет от роду была похищена и стала наложницей. За все годы, что я ее знаю, Нассара ни разу не говорила на каком-либо другом языке, кроме турецкого. Но мне всегда казалось, что она немного понимает по-французски. Однажды она даже случайно обмолвилась, что у нее была французская гувернантка.

– Надо же, а я думала, что Нассара всегда была к вам добра, вы же обе европейки.

– Добра? – иронически усмехнулась Мари-Клер. – Вряд ли Нассара знает, что это такое. Но она всегда справедлива и воздает здешним женщинам по заслугам. Если ты будешь соблюдать правила, ты заслужишь ее благосклонность. Если же попытаешься эти правила нарушать, твоя жизнь превратится в ад. Послушай совета той, что потратила много сил на борьбу с неизбежностью. Свыкнись с гаремной жизнью, Шарлотта. Почитай Нассару. Это облегчит жизнь и тебе, и твоей тетушке.

Мари-Клер явно смутилась, поняв, что слишком расчувствовалась. Она поспешно хлопнула в ладоши и что-то отрывисто приказала девушке, которая мигом прибежала на ее зов.

– Служанка принесет нам чаю и сладостей, а я расскажу вам об эмире и его сыне, – Мари-Клер говорила медленно, чтобы леди Аделина сумела понять ее без перевода. – Наши женщины обожают разговоры про принца Карима. Они считают его красавцем.

– Но откуда они знают, как он выглядит, если их не выпускают из гарема? – спросила на ломаном французском леди Аделина.

– До того как три года назад принц Карим уехал в заморские страны, он жил здесь, со своим отцом. А нам дозволяется подглядывать из-за ширм за торжественными церемониями, так что мы часто имеем возможность видеть мужчин, оставаясь сами невидимыми. Кроме того, женщины из гарема принца посещают баню одновременно с нами, и мы можем насплетничаться вволю. Бедняжки так тосковали, когда принц уехал!

Одна из наложниц, во всяком случае, Шарлотта приняла ее за наложницу, ибо женщина была молода, хороша собой и одета в изысканный вышитый кафтан, что-то сказала Мари-Клер, и все, кто это слышал, покатились со смеху.

– Ханна говорит, в гареме принца сегодня большая радость. Его наложницы не раз уверяли нас, что о таком любовнике, как Карим, можно только мечтать. Счастливица, которая разделит с ним ложе, познает экстаз.

Шарлотта изо всех сил старалась представить себе, как мужчина вводит женщину в экстаз, но, увы, ей не хватало ни знаний, ни воображения. Конечно, когда «мистер Александр» поцеловал ее в карете по пути в Лондон, у нее в груди что-то странно екнуло, но как может это превратиться в экстаз? Непонятно… Наверное, поцелуй должен быть более долгим… Но тогда ей будет нечем дышать…

– О чем тебе рассказывала Мари-Клер? – поинтересовалась леди Аделина, обладавшая поразительным чутьем: она всегда просила Шарлотту перевести именно то, о чем племянница предпочла бы умолчать. – Иногда она говорит так быстро, что я не понимаю.

– Все счастливы, что сын эмира после длительного отсутствия благополучно возвратился в Стамбул, – на ходу сочинила Шарлотта.

– Гм… Мы были бы куда счастливей, если бы он вообще не уезжал отсюда, – пробормотала леди Аделина. – А что она сказала раньше про какую-то шестидесятилетнюю женщину?

– Ничего особенного, – торопливо ответила Шарлотта.

– Ну а они тебе объяснили, с какой стати «мистер Александр» рыскал по Англии, угодил в лапы к разбойникам и навлек на нас такую беду?

– Нет еще, но я спрошу, – откликнулась Шарлотта, которой и самой безумно хотелось побольше узнать о принце. Она повернулась к Мари-Клер. – А почему принц Карим столько путешествовал по Европе? Его послал отец?

– Не совсем. – Довольная ролью рассказчицы, Мари-Клер поудобнее устроилась на подушках. – Пенелопа, мать принца, была самой большой любовью эмира Ибрагима. Они поженились по здешним обычаям. Пенелопа была из греческого рода Фанариотов, правившего Валахией от имени султана. То есть она считалась принцессой. Здесь, в Турции, мужчина платит выкуп за невесту, а в Греции, как и в остальных европейских странах, принято наоборот: жена должна принести мужу приданое. И Пенелопа получила в приданое большой земельный надел.

– Это была валахская земля?

– Нет, греческая. Эмир Ибрагим остался очень доволен, так как получил новые возможности для морской торговли. Когда он вступал в брак, им двигал весьма прозаический расчет, но затем вспыхнула страстная любовь. За семь лет Пенелопа подарила мужу трех дочерей, двух сыновей – это были близнецы, они умерли от кори – и, наконец, принца Карима Александра. Последние роды оказались тяжелыми, и после них она уже не могла иметь детей.

Вспомнив свой разговор с сэром Клайвом на борту корабля, Шарлотта сказала:

– А я думала, титулы в Оттоманской империи не передаются по наследству.

– Это действительно так. Принц Карим получил свой титул от родственников по материнской линии. Многие считают проявлением непозволительной слабости то, что эмир позволил Пенелопе дать сыну иностранный титул и греческое имя. Дескать, он плясал под ее дудку. А другие расценивают как слепую преданность эмира Пенелопе и то, что он послал Карима за море продолжать образование, когда принцу исполнилось шестнадцать лет. Однако я уверена, что это решение принял сам эмир, а не его супруга. Эмиру Ибрагиму хотелось, чтобы у султана были советники, обучавшиеся в Европе. Он считает, что Оттоманская империя погибнет, если в ближайшем будущем здесь не изменится политическое устройство.

– И многие члены правительства разделяют его точку зрения?

– Нет, отнюдь. Султан хочет перемен, но ему мешают устаревшие традиции. Да и потом, султану трудно узнать, что творится в мире. В каком-то смысле его свобода еще больше ограничена, чем свобода женщин в гареме. Мы хотя бы можем сплетничать, можем узнавать новости от соседок, которые порой приходят к нам в гости. Советники же султана не позволяют ему даже словом перемолвиться с людьми, которые не разделяют их старомодных взглядов. Принц Карим – один из немногих людей, не получивших религиозного образования, кто мог встречаться и беседовать с султаном. Муллы, учителя ислама, не одобряют европейских обычаев, и великий визирь не желает выпускать из рук власть.

– Принц занимает какой-нибудь пост в оттоманском правительстве?

– Он считался официальным советником султана, но я не уверена, что так будет теперь. Принц слишком долго отсутствовал. Султан прислушивается к голосу эмира Ибрагима, но великий визирь всячески старается преуменьшить его власть.

– Может, Карим покинул Стамбул по поручению султана?

– Не думаю. Общеизвестно, что он уехал из-за разногласий с отцом. Карим проучился в Европе шесть лет, но, вернувшись, все еще безоговорочно подчинялся воле отца. Правда, даже в те времена уже ходили слухи, будто бы он крестился в веру своей матери, но, приехав в Стамбул, принц Карим не отрекся от мусульманства. Он женился на девушке, которую предложил ему отец, и поселился здесь, во дворце, как принято по исламским обычаям. Вот только дома принц бывал гораздо меньше, чем бывают обычно молодожены, однако всем говорилось, что он проводит много времени у султана, докладывая ему о положении дел в Европе.

– Ну, и почему же они с отцом стали ссориться?

– Мы узнали о разногласиях принца с отцом, только когда жена Карима умерла при родах. Карим отказался взять новую жену, и между ним и отцом вспыхнули яростные споры. Они так кричали, что даже нам здесь, в гареме, было слышно. А затем вместо того, чтобы утешаться с наложницами, принц решил поехать в Грецию, во владения своей матери. Карим сказал отцу, что турки-управляющие чудовищно разорили тот край, а он снова сделает его благодатным. Дескать, хозяева земли не смеют доводить народ до голодной смерти. Принц покинул Стамбул вопреки воле отца и до сегодняшнего дня тут не показывался. Может быть, он, наконец, решил подчиниться отцу и взять новую жену. Эмир опечален тем, что его единственный сын не желает подарить ему внука.

Мари-Клер умолкла, потому что по залу внезапно пробежал возбужденный шепоток. В дверях появился главный евнух. Игнорируя взволнованных наложниц, он направился к Шарлотте и леди Аделине. При его появлении все женщины гарема встали. Он что-то тихо сказал им, после чего обратился к пожилой француженке.

Мари-Клер почтительно склонила голову и повернулась к Шарлотте и леди Аделине. В ее взгляде читалось сочувствие, смешанное с тайной завистью.

– Эмир Ибрагим призывает вас в свои личные покои, – промолвила она. – Следуйте за главным евнухом. Он подготовит вас к великой чести, ибо предстать перед нашим повелителем – это великая честь.

Шарлотта взглянула в бесстрастное лицо главного евнуха, и ей безумно захотелось упасть в обморок. Но, увы, опыт повторить не удалось; как Шарлотта ни старалась, сознание ее оставалось предельно ясным.

– Поторопись, – услышала она шепот Мари-Клер. – Не раздумывай, Шарлотта, иди – и все тут. Ты не должна заставлять эмира ждать. Леди Аделина одернула кафтан.

– Шарлотта, милая, что она теперь тебе сказала? Господи, ну почему Мари-Клер не может говорить поразборчивей!

Во рту Шарлотты пересохло, так что она с трудом ворочала языком.

– Нас хочет видеть эмир, – еле вымолвила девушка.

– Слава Богу! Давно пора! – оживилась леди Аделина. – Наконец-то нам кто-нибудь поможет выбраться из передряги, в которую мы попали из-за сэра Клайва! Вот злодей! Он мне сразу не понравился.

И не успела изумленная племянница опомниться от столь неожиданного известия, как леди Аделина набрала полную грудь воздуха, приосанилась и похлопала главного евнуха по плечу.

– Ну что, дружище? Чего ты ждешь? Веди нас к своему хозяину.

Глава 12

За последние несколько часов леди Аделина и Шарлотта претерпели столько испытаний, что они даже не возмутились, когда главный евнух принялся их осматривать. А ведь еще недавно его дотошность показалась бы им оскорбительной!

По-видимому, удостоверившись, что новенькие его не опозорят, главный евнух позвал двух вездесущих служаночек, которые закутали леди Аделину и Шарлотту с ног до головы в шелковые покрывала и закололи тонкую ткань булавками, усыпанными драгоценными камнями.

Довольно хмыкнув, главный евнух слегка расправил складки бледно-розового покрывала, накинутого на Шарлотту, и властным жестом приказал женщинам идти за ним по узкому коридору. Шествие замыкали служанки. Зачем? На случай побега пленниц? Шарлотта сочла эту меру предосторожности излишней. Коридоры дворца напоминали лабиринт, да и ворота, выходившие во внешний мир, наверняка были наглухо закрыты и зорко охранялись, так что улизнуть им бы все равно не удалось. Не говоря уж о том, что у них с тетушкой не было денег, и они понятия не имели, куда надо бежать, так как совершенно не знали города.

Коридор упирался в массивную деревянную дверь, красиво украшенную блестящей медью. Главный евнух поднял жезл, постучал им в дверь и, не дожидаясь ответа, заглянул внутрь.

Голоса. Мужские голоса. Стало быть, эмир не один. Может, это хороший знак?.. Сердце Шарлотты забилось так гулко и часто, что ей пришлось усилием воли задерживать дыхание, иначе она могла бы задохнуться. Главный евнух подтолкнул жезлом ее и леди Аделину к порогу, приказывая им встать за своей спиной. Затем схватил их за головы и заставил смотреть прямо перед собой, недвусмысленно давая понять, чтобы они не смели глазеть по сторонам.

– Бог с ним, не будем расстраивать этого неотесанного чурбана, – пробормотала леди Аделина, покорно плетясь за главным евнухом. – Прибережем жалобы до встречи с эмиром. Он единственный, кто может нам помочь.

Шарлотта гораздо меньше уповала на добрую волю эмира, но возмущаться поведением евнуха тоже не стала, так как уже научилась не заострять внимания на более или менее безобидных мелочах. Она молча следовала за тетушкой, глядя вперед. Ноги ее ступали по мраморному мозаичному полу почти бесшумно, поскольку Шарлотте выдали сафьяновые туфли с загнутыми носками, в которых она чувствовала себя страшно неуклюжей.

– Будем надеяться, что эмир говорит по-английски, – возбужденно проговорила леди Аделина. – А то мне до смерти надоел французский и этот… как его… османский. Что то, что другое – не язык, а тарабарщина какая-то!

«Господи, какая разница, на каком языке говорит эмир? – с тоской подумала Шарлотта. – Надо молиться лишь об одном: чтобы у него было сегодня несварение желудка. Тогда ему будет ночью не до пленных девственниц».

Господи, а что если… что если эмир решит позвать на ложе сразу двух англичанок? Неужели ее заставят смотреть, как он будет бесчестить тетушку? Боже правый, если б она хотя бы знала, что это такое, как мужчина бесчестит девственницу! Может, этого нельзя сделать сразу с двумя?! Да, наверное, такое вряд ли возможно…

Мысли Шарлотты скакали с пятого на десятое. Она вдруг осознала, что служанки куда-то исчезли. Их место заняли двое мужчин, оба чернокожие и почти такие же высокие, как главный евнух. Впрочем, неудивительно. Они ведь уже не в гареме, на женской половине дворца, а на мужской, и тут прислуживают мужчины. Только главному евнуху, этому ненастоящему мужчине, вероятно, позволяется переходить из одного крыла здания в другое.

Процессия остановилась возле возвышения, подобного тому, которое имелось в главном зале гарема. Евнух отошел в сторону, и Шарлотта подняла взор. В эту минуту она почти радовалась, что на нее напялили покрывало. По крайней мере, благодаря этому не было видно, что все ее тело сотрясала дрожь.

На возвышении находилось трое мужчин, и взор Шарлотты, естественно, прежде всего, устремился на того, кто был ей знаком. Сэр Клайв Боттомли сидел в резном кресле. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Рядом с сэром Клайвом возлежал на подушках, положенных на некое подобие громадного лонгшеза, пожилой человек – по-видимому, эмир. В ногах у него сидел мальчик, державший в руках серебряный кубок. По меньшей мере с полдюжиныроскошно одетых слуг выстроились вдоль стен по обеим сторонам от помоста.

Однако ни эмир, ни сэр Клайв не приковали надолго внимания Шарлотты. Взгляд ее обратился на высокого, угрюмого турка, стоявшего подле эмира. Он не шевелился и не произносил ни звука, но чувствовалось, что этот человек царит в зале. На мужчине было алое одеяние, расшитое драгоценными каменьями, а на голове – тюрбан, увенчанный павлиньими перьями. Надменно взглянув на Шарлотту и ее тетушку, турок всего на миг задержал на них взор и, слегка подняв подбородок, равнодушно уставился вдаль.

Сердце Шарлотты сперва застыло, а потом затрепыхалось в груди – того и гляди вырвется наружу.

«Боже! Боже! – почти теряя сознание, подумала она. – Мужчина, стоящий за эмиром, это же принц! Принц Карим Александр!»

Сердце забилось медленней, каждый его удар причинял теперь Шарлотте боль. Кровь словно застывала в жилах, девушкой все больше овладевало отчаяние. Только теперь Шарлотта поняла, какие огромные надежды она возлагала на то, что принц вызволит ее с тетушкой из беды. Хотя «мистер Александр» вел себя на корабле далеко не лучшим образом, ей все же не верилось, что он способен бросить на произвол судьбы женщин, которые спасли ему жизнь.

Теперь же она осознала всю глубину своего заблуждения. Сэр Клайв сидел в кресле – первом кресле, которое Шарлотта увидела во дворце эмира. Следовательно, он тут почетный гость, а разве эмир принимал бы сэра Клайва с почетом, если бы тот и вправду похитил принца, как казалось вначале? А коли никакого похищения не было, неминуемо напрашивается вывод, что сэр Клайв и «мистер Александр» действовали заодно. И, стало быть, «мистер Александр» предал ее с тетушкой самым что ни на есть подлым образом.

И все же Шарлотту невольно притягивал холодный аристократический профиль человека, который неподвижно, как изваяние, застыл подле возлежавшего на подушках эмира. Казалось, лицо принца высечено из шотландского гранита. В этом лице не было ни малейшего сходства с тем, кого Шарлотта знала как «мистера Александра». Даже не верится, что этого сурового, надменного аристократа она выхаживала, словно ребенка, у которого был жар. И что он цеплялся за ее руку и умолял не покидать его. И уж совсем невозможно себе представить, что однажды солнечным, погожим днем они поехали на прогулку, любовались английским сельским пейзажем, радовались, отыскав документы, и весело хохотали, спрятав свою находку от пронырливого архидиакона.

«Так мне и надо! Нечего было обманывать священнослужителя!» – мрачно подумала Шарлотта.

Разве она оказалась бы сейчас в таком плачевном положении, если бы вовремя призналась во всем архидиакону? Нет! Скорее всего, она бы уже обручилась с ним и выбирала бы себе приданое, на радость своим братьям и их женам.

Шарлотту начал душить истерический смех. Да, если тебе предлагается на выбор стать наложницей шестидесятилетнего эмира с непроницаемым, как у древнего идола, лицом или благопристойно выйти замуж за сорокалетнего ханжу-архидиакона, замужество начинает казаться прямо-таки заветной мечтой.

– Не бойся! – прошептала леди Аделина. – Я уверена, что сабли у этих турок тупые.

– Я бы на это не рассчитывала, – тоже шепотом откликнулась Шарлотта.

Главный евнух сердито выступил вперед и резко взмахнул жезлом, приказывая им умолкнуть. А затем упал на колени перед эмиром, явно умоляя простить дерзких женщин, которые осмелились заговорить, не дожидаясь, пока к ним обратится их господин.

Эмир в ответ вяло повел рукой. Вид новых наложниц не возбудил в нем ни малейшего сладострастия. Эмир вообще не обратил на женщин внимания. Такое впечатление, по крайней мере, сложилось у Шарлотты. Главный евнух, согнувшись чуть ли не пополам, попятился к стене и стал рядом с другими слугами, а сэр Клайв вскочил с кресла и, спустившись с помоста, подошел к Шарлотте и леди Аделине. Он тоже низко поклонился эмиру и торжественно произнес:

– Ваша светлость, прошу меня извинить, что я буду говорить на моем родном языке. Я делаю это лишь потому, что слишком плохо владею вашим языком и, кроме того, уверен, что ваш сын принц Карим Александр сумеет гораздо лучше меня донести до вас смысл моих слов.

Сэр Клайв посмотрел на Александра и недобро усмехнулся:

– Надеюсь, вы не откажетесь быть моим переводчиком, принц? Только не забывайте, я худо-бедно умею изъясняться на вашем наречии.

Тут принц Карим впервые вышел из оцепенения. Он прижал руку к сердцу и учтиво склонил голову перед англичанином.

– Ваше желание для меня закон, сэр Клайв.

Шарлотте почудилось, что в тоне принца промелькнула ирония. Однако выражение его лица не изменилось. Он обратился к отцу и быстро заговорил, по-видимому, переводя эмиру начало речи сэра Клайва.

Судя по всему, эмир не принадлежал к числу людей, которые бурно выражают свои чувства. Выслушав принца, он повернул голову к сэру Клайву и что-то лаконично ответил.

– Ваше превосходительство, отец просил передать вам, что он вас слушает, – перевел принц.

Сэр Клайв льстиво заулыбался и поклонился, хотя на самом деле у него чесались руки отходить плеткой старого болвана, развалившегося на подушках.

– Ваша светлость, вы проявили безграничное великодушие, оказав мне гостеприимство, – продолжал сэр Клайв, одергивая жилет. Портной содрал с него за шитье бешеные деньги, и сэр Клайв переживал, что от бесконечных поклонов узкий жилет разлезется по швам. – Но, к моему прискорбию, я вынужден попросить у вас разрешения покинуть дворец завтра утром, ибо у меня еще есть важные и неотложные дела в Стамбуле. Сегодня ваш привратник отказался отпереть ворота и выпустить меня.

Шарлотта вскинула голову, и они с тетушкой обменялись удивленными взглядами. Сэр Клайв явно не лгал. По-видимому, он тут тоже пленник.

Когда Александр принялся переводить ответ отца, его голос звучал абсолютно бесстрастно.

– Его светлость настоятельно просит вас отдохнуть после долгого путешествия, сэр Клайв. Отец говорит, что не отпустит вас, пока вы полностью не восстановите силы и не оправитесь от треволнений, выпавших на вашу долю за последние несколько недель. Пожалуйста, не обременяйте себя пустяковыми делами, будь то торговля или политика. Погодите немного, вы же только что прибыли в наш прекрасный город. Его светлость покорнейше просит рассказать, какие неотложные дела ждут вас в Стамбуле, и обещает сам позаботиться об их выполнении.

Сэру Клайву ужасно хотелось наброситься на эмира с кулаками. Его сдерживало лишь присутствие вооруженных слуг.

– Ваш отец слишком добр, – сквозь зубы процедил он, – но, к сожалению, эти дела требуют моего личного присутствия. А посему, как мне ни прискорбно лишаться гостеприимства эмира, завтра утром я вынужден буду покинуть дворец.

В глазах принца Карима промелькнули насмешливые искорки, когда он переводил сэру Клайву ответ эмира.

– Мой отец советует вам запастись терпением, сэр Клайв, ибо терпение – великая добродетель. И вдобавок он обращает ваше внимание на то, что великий визирь занемог и временно не принимает гостей.

Пухлые щеки сэра Клайва побледнели. Разрази гром этих проклятых азиатов! Как он передаст великому визирю секретные документы, если его не выпустят из дворца? И, кстати, откуда стало эмиру известно, что срочные дела, о которых шла сейчас речь, связаны с великим визирем? Вроде бы он, сэр Клайв, не просил глашатаев трезвонить по всему городу о том, что ему дважды заплачено за возвращение принца Карима в Стамбул. А ведь документы представляют ценность для великого визиря только в том случае, если о них никто не знает. Проклятие! Дернула же его нелегкая связаться с этими лукавыми турками!

Сэр Клайв решил действовать напрямик. Он был уверен, что принц еще не успел побеседовать с отцом наедине. Одно хорошо у этих турок: здесь слуги знают все тайны своих хозяев и без колебаний делятся ими со всеми желающими. Сэру Клайву достаточно было подслушать, о чем сплетничали рабы и евнухи в бане, и он выяснил все, что ему требовалось: хотя эмир и Карим обменялись любезностями, как положено по местным обычаям, однако эмир наотрез отказался поговорить с сыном с глазу на глаз.

Сэру Клайву это было на руку. Значит, главное – выбраться из дворца, пока принц не отравит слух эмира глупыми, бессмысленными россказнями про какие-то перестрелки, побои и похищение. Конечно, отношения эмира с сыном далеко не самые лучшие, но все-таки в здешних краях семейные узы играют огромную роль, и вряд ли эмир благосклонно посмотрит на человека, который чуть не убил его единственного сына… Но с другой стороны, если заинтересовать старого козла прелестями Шарлотты Риппон, все, быть может, не так уж и безнадежно?.. Ходят слухи, будто бы эмир, увлекшись очередной красоткой, торчит в гареме круглыми сутками. А пока он будет предаваться любовным утехам с новой наложницей, можно попытаться улизнуть из дворца. Сэр Клайв был даже готов поступиться гордостью и перелезть, как мальчишка, через каменную ограду.

Сэр Клайв воспрял духом. Да, он поступил мудро, когда решил захватить с собой Шарлотту Риппон! Таким образом, он убивает двух зайцев: и избавляется от опасной свидетельницы, и преподносит эмиру в подарок новую игрушку. Даже эта старая зануда, леди Аделина, неплохо смотрится под розовым покрывалом. Надо отдать должное азиатам: они не дураки и умеют одеть женщину так, чтобы выгодно оттенить ее прелести.

Губы сэра Клайва растянулись в улыбке. На сей раз ему не пришлось кривить душой. Он и вправду был очень доволен своим широким жестом.

– Ваша светлость, как вы, наверное, помните, я получил от вас приказ разыскать вашего сына, принца Карима Александра, и убедить его вернуться в Стамбул. Я не только выполнил это приказание, но и привез вам подарок. Эти две англичанки украсят ваш роскошный гарем. Они обе хороши собой, особенно юная, она просто непревзойденная красавица. Одни ее волосы и цвет лица чего стоят! Я не сомневаюсь, что столь искушенный знаток женских прелестей, как ваша светлость, по достоинству оценит чары юной англичанки. Ее кожа напоминает свежий персик, а волосы – червонное золото.

И сэр Клайв сделал шаг по направлению к Шарлотте, намереваясь поднять покрывало, чтобы эмир мог насладиться ее красотой. Однако принц Карим метнулся к нему быстрее молнии.

– Не смейте снимать покрывало с этих женщин, если вам дорога жизнь. – Голос Карима звучал спокойно, но грозно.

Сэр Клайв опешил и опустил руку. Когда же до него дошел смысл происходящего, негодяй возликовал. Значит, он все-таки был прав! Принц действительно увлечен Шарлоттой Риппон и, несмотря на свою азиатскую выдержку, не сумел скрыть, насколько для него невыносима мысль о том, что Шарлотта украсит ложе его отца. Ну и пусть злится! Пусть лопнет от злости!

Сэр Клайв достаточно хорошо знал правила этикета Оттоманской империи и понимал, что принц не в состоянии выручить Шарлотту Риппон и леди Аделину из беды. Ах, как приятно видеть чужое унижение и беспомощность! Право же, он не зря кормил этих женщин во время путешествия! Теперь он вознагражден.

Глаза сэра Клайва злорадно вспыхнули.

– Дражайший принц! Неужели вы настолько не уважаете эмира, что хотите лишить его подарка? О, разве так ведут себя любящие сыновья?! Эмир будет вами недоволен… Ну что ж, хоть я и недостаточно владею вашим языком, мне придется самому сообщить его светлости о моем даре.

И сэр Клайв, очень довольный собой, объяснил эмиру на ломаном турецком языке, что две прекрасные женщины, стоящие перед ним, предназначаются для его гарема.

Эмир смерил оценивающим взглядом Шарлотту, мельком посмотрел на леди Аделину и устремил взор на принца.

– Ты хотел мне что-то сказать по поводу этого подарка, Карим Александр?

Гневный огонь, пылавший в глазах Александра, мгновенно потух. Лицо его вновь стало бесстрастным. В присутствии отцовских слуг он не должен выдавать своих истинных чувств. Спасение Шарлотты и леди Аделины зависело от него одного, и Александр понимал, что не может их подвести. Какой смысл предаваться теперь сожалениям, сетовать на плохие отношения с отцом, раскаиваться, что он не сумел помешать сэру Клайву осуществить злой замысел? Эмир отказался от беседы с глазу на глаз, и значит, придется решать все прилюдно. Другого пути не осталось. Можно, конечно, винить почти во всех своих бедах отцовскую гордыню, но это будет несправедливо. Разве он, Карим Александр, ни в чем не виноват? Он ведь так увлекся делами греков, что стал в родном доме чужим, и они с отцом совершенно не понимают друг друга.

Александр упал на колени перед диваном эмира. Сердце принца бешено забилось в груди, но он поспешил уверить себя, что это ничего не значит. Ну что за радость опекать Шарлотту? Чему тут радоваться? Это ведь сплошные неудобства – и только!

– Досточтимый отец, – промолвил Карим, поднимаясь с колен. – Простите, что я не перевел последних слов вашего гостя, сэра Клайва Боттомли, но дело в том, что тут очень серьезное недоразумение. Эти две англичанки спасли мне жизнь, и я перед ними в неоплатном долгу. Кроме того, они происходят из весьма знатного рода, приближенного ко двору английского короля. Поэтому обижать их было бы неразумно. Сэр Клайв привез этих женщин для вашего гарема, но он не может подарить их вам.

Эмир щелкнул пальцами. Мальчик-слуга тут же вскочил с подушки и протянул ему серебряный кубок.

– Почему не может? – спросил эмир.

Александр был бы рад сказать, что, по английским понятиям, это посягательство на честь и достоинство женщин, но подозревал, что при всем своем уме отец его не поймет, слишком чужды ему такие представления. Дар, преподнесенный гостем, нельзя отвергнуть. А посему остается единственный путь – убедить отца, что женщины несвободны и не могут быть ему подарены. Александр набрал полную грудь воздуха и выпалил:

– Во-первых, вы должны знать, досточтимый отец, что сэр Клайв Боттомли вовсе не друг вам. И мне тоже. Этих женщин он вам предлагает из недобрых побуждений, желая причинить мне великое зло. Я пообещал жениться на юной Шарлотте Риппон. Дама постарше – ее тетушка, которая, согласно английским обычаям, сопровождает племянницу на родину будущего супруга. Я пообещал братьям Шарлотты Риппон заботиться о ней и о тетушке. Соответствующие бумаги уже подписаны. Шарлотта Риппон – моя невеста, осталось только сыграть свадьбу. Вот почему вы не можете взять ее себе.

Эмир приподнялся на подушках, в его темных глазах промелькнул интерес.

– Все бумаги уже подписаны? То есть, сын мой, ты уже женился на этой англичанке?

Александр поспешно прикинул в уме, что лучше: солгать или сказать правду. Собственно говоря, он уже так изолгался, что одной ложью больше, одной меньше… Но, в конце концов, принц все же решил, что обманывать отца в этом вопросе бессмысленно, и чистосердечно признался:

– Нет, досточтимый отец. Мы обручились, как положено по обычаю ее страны, но брачной церемонии не было. Шарлотта Риппон все еще девственна, однако мы связали друг друга клятвой, как принято у нее на родине.

Эмир внимательно вгляделся в бесстрастные – пожалуй, даже преувеличенно бесстрастные – черты сына, и в душе его зародилась огромная радость, чуть сдобренная лукавой усмешкой. Хвала Аллаху! Наконец-то Александр Неуязвимый позволил женщине угнездиться в его сердце! И при чем тут честь или долг? За внешне спокойными речами Александра скрывалась бешеная страсть. Эмир безошибочно угадал, что его сына снедает страстное желание обладать Шарлоттой.

Эмир посмотрел на женщин. Любопытно, чем уж так прельстила Карима Александра эта англичанка?.. Последние три года эмир много читал, и ему было известно, что в Англии, как и в других европейских странах, женщин не держат взаперти, вдали от мужчин. Естественно, Александр много раз видел лицо Шарлотты Риппон и даже подолгу беседовал с ней наедине. И все-таки удивительно, что его сын, у которого было столько наложниц, наконец-то нашел женщину, способную пробить стену его равнодушия! Наверное, она не только красива, но и умна, вот почему ей удалось разжечь в его сердце пламя желания, решил эмир. И тут же сказал себе, что надо было найти сыну жену-иностранку гораздо раньше, как только умерла малышка Фатима. Домочадцы думали, что Александр не хотел жениться, так как не мог ее забыть, но проницательный эмир понимал истинную подоплеку происходящего. Александру претила мысль о женитьбе по законам Оттоманской империи. В первый раз он женился исключительно из чувства долга. Да, принц оплакивал жену, умершую при родах, но то была не настоящая утрата. Он просто жалел юную женщину, безвременно ушедшую из жизни, и слабенького младенца. Малыш не смог одолеть джиннов, и они задули еле теплившийся огонек… Да, вполне вероятно, что, не будь угрозы второй подобной женитьбы, Карим Александр не покинул бы дом и не оказался бы среди греческих повстанцев.

Он должен поговорить с сыном! Не обязательно завтра, но надолго откладывать тоже не стоит.

Может, у Александра были веские причины перейти на сторону греков… Все-таки в глубине души он человек благородный, пусть порой и совершает необъяснимые поступки. А этот шакал, сэр Клайв, наверное, за всю свою жизнь не совершил ничего достойного! Что ж, если сэр Клайв хочет подарить ему англичанок, а Александр хочет на одной из них жениться, понятно, кому следует отдать предпочтение…

Эмир допил гранатовый сок, подслащенный медом, и встал с дивана, довольный тем, что его уход выглядит так драматично.

«Ты стал на старости лет актером», – насмешливо сказал он себе и сурово нахмурился, скрывая довольную улыбку. Может, он и доживет до появления внуков…

Эмир насладился тишиной, воцарившейся в большом зале, и торжественно произнес:

– Принц Карим Александр! Я даю тебе свое отцовское благословение. Свадьбу сыграем через три дня. С завтрашнего утра начинайте приготовления.

Александр учтиво поклонился.

– Будет исполнено, досточтимый отец. Ваше благословение для меня великая честь.

– Завтра явись в полдень в мои покои. Мы поговорим о предстоящей свадьбе и о прочих вещах.

Александр поднял голову и с некоторым вызовом встретил взгляд отца.

– Досточтимый отец, я горю желанием рассказать вам о том, чем мне довелось заниматься в последние три года, когда я был вдали от родины.

Эмир резко отвернулся и направился к дверям, не обращая внимания на мальчика-слугу и на полдюжины телохранителей, следовавших за ним по пятам. Уже скрывшись за шторой, которая отделяла личные покои от зала для аудиенций, эмир услышал визгливый голос сэра Клайва. Англичанин требовал перевести ему разговор принца с отцом. Эмир улыбнулся и подумал: «Интересно, что бы сказал этот напыщенный болван, если бы узнал, что я неплохо говорю по-английски?»

Глава 13

– О Господи! Он ушел, а я даже не успела завести речь о британском после! – жалобно захныкала леди Аделина. – Этот надутый господин то лежит, развалившись на подушках, и дремлет, то вскакивает и куда-то исчезает!

– Не переживайте, тетушка, – устало промолвила Шарлотта. – Все равно вам бы не удалось повидаться с послом, даже если бы вы и смогли поговорить с эмиром.

– Принц Карим! Я требую перевести мне слова вашего отца! – По лицу сэра Клайва разлился багровый румянец. – Этих женщин отведут в его гарем? А меня он выпустит из дворца или нет? Мне совершенно необходимо уйти отсюда! Причем сегодня же!

– Терпение, сэр Клайв, терпение. Разве вы не этому учили мисс Риппон? Эмир желает, чтобы вы спокойно наслаждались его гостеприимством.

– А я не желаю, черт побери!

В голосе Александра все отчетливей звучала ирония.

– Сэр Клайв, собираясь совершить предательство, мудрый человек всегда помнит, что войти в клетку ко львам гораздо легче, чем из нее выйти.

– Господи, да разве я по своей воле вошел в этот дворец? – взвизгнул сэр Клайв. – Великий визирь ждал меня во дворце султана, но ваш отец меня похитил! Послал на корабль своих проклятых слуг, и они насильно притащили меня сюда. Это произвол! Полный произвол! Я непременно доведу это до сведения великого визиря, предупреждаю вас!

– Ну, разумеется, как же иначе? Это ведь так подло похитить кого-нибудь. У вас никогда ничего подобного и в мыслях не было, не правда ли?

Сэр Клайв завопил, брызгая слюной. Казалось, его вот-вот хватит удар. Шарлотта не выдержала, хихикнула и тут же ощутила на себе осуждающие взгляды. По-видимому, она опять нарушила правила поведения, предписанного женщинам Оттоманской империи. Главный евнух грозно сверкнул глазами и сделал шаг в ее сторону, но принц еле заметным жестом остановил его.

Вдохновленная мыслью, что в надменном, величественном принце Кариме остался хоть какой-то намек на «мистера Александра», Шарлотта набралась мужества и обратилась к нему со словами:

– Сэр… Ваше высочество… Вы не могли бы объяснить нам, что произошло? Ваш отец приказал освободить нас с тетушкой, да?

Александр медленно обернулся, все еще не решаясь посмотреть Шарлотте в глаза. Она изо всех сил старалась не подать виду, как ей страшно, а он… он безумно боялся ее обидеть. В глазах Шарлотты светилась надежда. Она смотрела на него так доверчиво… и была столь желанной! Это сводило Александра с ума. Он жадно впился взглядом в соблазнительную фигурку, с ног до головы укутанную шелковым покрывалом, и решительно подавил зарождавшуюся в душе нежность. В его гареме полно манящих женских тел, Шарлотта ничем не лучше их. Тем более что до нее он даже не дотронется. Этот брак будет чистой условностью. Он поможет девушке поскорее выбраться на свободу, и они отправятся каждый своей дорогой. Шарлотта уплывет на корабле в Англию, а он – в Бриндизи, разыскивать Хенка Баррета.

Да, но как объяснить Шарлотте, что ей придется выйти за него замуж, ибо другого выхода нет? Покои отца отделены от приемного зала всего лишь занавеской из камки. Не дай Бог Шарлотта его выдаст, заявив, что они вовсе не собирались жениться и обручения никакого не было…

Но сколько бы ни ломал Александр голову, он не мог придумать, как лучше сообщить Шарлотте о том, что через три дня им предстоит пожениться. Принц посмотрел на леди Аделину. Вдруг она упадет в обморок при этом известии? Впрочем, может, оно и к лучшему? Ладно, что толку откладывать неизбежное?..

Принц глубоко вздохнул и осторожно сказал:

– Вы интересовались своим будущим, мисс Риппон… Видите ли, я объяснил моему отцу-эмиру, что он не может забрать вас с тетушкой в свой гарем.

– О, это прекрасно, сэр! – воскликнула леди Аделина. – Я всегда знала, что на вас можно положиться! Стало быть, британский посол поможет нам вернуться в Англию?

– Э-э… не совсем, – Александр лихорадочно соображал, как передать в двух-трех коротких английских фразах изощренную восточную логику, объяснить женщинам сложность и запутанность их положения. В конце концов, отчаявшись, он предпочел бесстрастно сообщить Шарлотте и леди Аделине слова своего отца. – Эмир согласился отпустить вас из своего гарема при условии, что через три дня мы с мисс Риппон поженимся. Я сказал ему, что мы оба с нетерпением ждем свадьбы.

– Поженимся?! – дрожащим голосом пролепетала Шарлотта. Александр помрачнел, предположив, что ее голос дрожит от ужаса. – Но как мы можем пожениться? Мы ведь еще даже не обру…

Александр поспешил вмешаться и, не дав девушке договорить, бодро произнес:

– Приготовление к турецкой свадьбе длятся порой больше недели. Однако отец велел закончить их через три дня. Он милостиво согласился присутствовать на брачной церемонии, которая состоится в пятницу. Этот день считается у нас самым благоприятным для свадеб.

– В пятницу! – в один голос воскликнули Шарлотта и леди Аделина.

Тут и сэр Клайв обрел дар речи.

– Да это же чушь! – запротестовал он. – Полная чушь! Господи, я о такой глупости в жизни не слышал! Шарлотта Риппон – ваша жена! Что за нелепая мысль?

Александру надоело церемониться с сэром Клайвом. Со временем он позволит негодяю «удрать», чтобы тот передал фальшивые документы великому визирю, но надо выждать несколько дней, иначе побег не будет выглядеть убедительно. А пока… пока расчетливому, чванливому баронету не повредит самому испить из чаши, которую он уготовил другим.

– Сэр Клайв, вы перешли границы приличия, – холодно промолвил Александр.

Он щелкнул пальцами, и к сэру Клайву, грозно подняв кривые ятаганы, подскочили два отцовских телохранителя. Александр задумчиво провел пальцем по сверкающей поверхности сабли и вполголоса отдал какие-то приказания.

В одну секунду лицо сэра Клайва стало из багрового смертельно-бледным.

– Ч-что… ч-что вы им сказали, принц Карим? Я… я не хотел быть невежливым! Я… вы… вы прекрасно делаете, что женитесь на мисс Риппон. Она с-само совершенство!

– Не смейте произносить ее имя! – рявкнул Александр, еле скрывая улыбку. – Сэр Клайв, ваше присутствие здесь отнюдь не обязательно.

И он кивнул двум стражам. Взмахнув ятаганами, они схватили дрожащего сэра Клайва за руки, низко поклонились принцу, потом заставили сделать то же самое сэра Клайва и вывели его из зала.

Шарлотта, побледнев, смотрела им вслед.

– Боже мой! Что же с ним будет?

– А как вы думаете, мисс Риппон? Шарлотта ахнула.

– Вы… вы приказали отрубить ему голову? Александр натянуто улыбнулся.

– Не совсем. Он проведет вечер в своей комнате, слуги будут угощать его лучшими яствами, имеющимися во дворце, а отцовские танцовщицы развлекут восточными танцами. Не тревожьтесь за него, мисс Риппон. Я сажаю в темные подвалы, кишащие крысами, только достойных врагов. А этот недостоин даже стать пищей для крыс.

Шарлотта залилась краской смущения и вновь порадовалась тому, что лицо ее спрятано под покрывалом.

– Сэр… Принц Карим… а вы не думаете, что сэр Клайв был отчасти прав? Мысль о нашей с вами свадьбе действительно нелепа. Наверное, эмир просто не понял…

– Мисс Риппон, поверьте, он прекрасно все понимает. – Принц старался говорить как можно тише, моля Бога, чтобы отец его не услышал. – У вас нет выбора. Причем это решит не только вашу судьбу, но и судьбу леди Аделины. Мы должны пожениться в пятницу, и тогда вы с тетушкой будете считаться членами моей семьи. Или же вы навсегда останетесь наложницами в гареме эмира. Если вы станете моей женой, мисс Риппон, у вас будет гораздо больше шансов вернуться в Англию. Неужели вам непонятно, что следует предпочесть?

«Понятно, но только потому, что я люблю его», – вдруг поняла Шарлотта, и эта мысль ослепила ее, словно молния. В двадцать пять лет она все еще втайне мечтала выйти замуж за человека, с которым ее будет связывать взаимная страстная любовь. А жизнь с принцем Каримом будет для нее пыткой, если его придется делить с десятком других женщин. Господи, что ей сказать ему?.. Гарем эмира – это тоска и постепенное увядание. А гарем Карима Александра – вечная жгучая ревность и несбыточные мечты… Шарлотта стояла, не отрывая взгляда от загнутых мысков парчовых туфель, не в силах промолвить ни слова из-за переполнявших ее чувств.

Зато леди Аделина не страдала от избытка переживаний. Может, потому, что не отличалась большим умом и не была тонкой натурой. А может, она натерпелась такого страху на корабле, что теперь ей сам черт был не брат. Во всяком случае, тетушка по-прежнему четко понимала разницу между положением жены и наложницы. Принц Карим (а ведь он все-таки принц, хоть и иностранный!) предложил ее племяннице руку! А каждая разумная женщина мечтает о замужестве, тогда как быть наложницей – это смертный грех! И главное, навсегда испорченная репутация! Ни о какой респектабельности нельзя будет и говорить! Если Шарлотта станет наложницей эмира Ибрагима, в Англии ее будут презирать. А выйдя замуж за принца, она сможет вернуться в особняк Риппонов в ореоле славы. («Как вы поживаете, архидиакон Джефрис? Помните мою племянницу Шарлотту? Она теперь принцесса, супруга Карима Александра…»)

Грудь леди Аделины начала бурно вздыматься. Ее распирало от гордости за судьбу племянницы. Порою тетушка проявляла удивительную практичность, и вот сейчас наступил именно такой момент… Видит Бог, Шарлотта может наломать дров – от избытка образованности у девиц частенько заходит ум за разум, но она, леди Аделина, не позволит племяннице чудить!

– Шарлотта, – твердо сказала леди Аделина, – ты должна поблагодарить принца за любезное предложение и с радостью принять его.

– Но тетя Аделина, – в отчаянии взмолилась Шарлотта, – вы не понимаете! Это не такая свадьба, как вы думаете…

– Шарлотта, дорогая, свадьба – всегда свадьба, детали здесь не важны. Или тебе больше по душе стать игрушкой эмира?

Шарлотта растерянно умолкла, и довольная леди Аделина повернулась к принцу.

– Шарлотта счастлива принять ваше предложение. Мы будем с нетерпением ожидать пятницы. Увидимся в церкви!

И тут Александр, не дрогнувший в стольких сражениях, вдруг почувствовал себя жалким, подлым трусом. Столкнувшись с необходимостью объяснить леди Аделине, как освящаются мусульманские браки, он спасовал и предпочел не вдаваться в подробности.

– До пятницы, – кивнул Александр. – Женщины из гарема моего отца помогут вам подготовиться к брачной церемонии.

Облегченно вздохнув, он подошел к главному евнуху.

– Отведи мою невесту и ее родственницу в гарем эмира. Я желаю, чтобы ты как следует подготовил ее к свадьбе.

Главный евнух позволил себе еле заметную улыбку.

– Да, мой господин. Я все сделаю как надо.

Утром, ни свет ни заря, гарем эмира Ибрагима напоминал взбудораженный улей. По нему разнеслась удивительная весть: юная англичанка скоро выйдет замуж. И не за кого-нибудь, а за самого принца Карима Александра, сына эмира! Это ли не удивительное известие?

Мари-Клер первой переступила порог комнаты, в которой Шарлотта и леди Аделина провели ночь.

– Доброе утро! – сказала она по-французски. – Как вы себя чувствуете? Надеюсь, хорошо? А то нам предстоит очень напряженный день.

– Я полагаю, мы уже привыкли к трудностям. Ведь тут даже кроватей нет! Матрасы лежат на голом мраморном полу! – ответила на ужасном французском леди Аделина.

– Вот и чудесно! – Мари-Клер было в то утро не до пустяковых жалоб. – Сейчас девушки принесут вам завтрак. Вы должны непременно поесть, даже если от волнения у вас нет аппетита.

Хлопот будет сегодня очень много. Обычно приготовления к свадьбе занимают пять дней, а нам надо управиться за два. Принц уже послал писца переписывать брачный контракт. К заходу солнца бумаги будут готовы и отданы на подпись эмиру и верховному имаму. И тогда ты официально станешь невестой принца Карима Александра, – Мари-Клер вздохнула. – Ах, Шарлотта, как я тебе завидую! Ты выходишь замуж за такого мужчину!

– Но я не хочу замуж, – упрямо буркнула Шарлотта. – Я хочу домой, в Англию.

– Может, когда-нибудь принц тебя туда и свозит, – бодро предположила Мари-Клер. – Право, как можно не радоваться, когда твой жених такой молодой и красивый, да еще такой великолепный любовник! Многие женщины все на свете отдали бы, лишь бы познать это блаженство!

Шарлотта съежилась, упрямо отказываясь разделять восторги француженки.

«Это безумие! – мысленно твердила она. – Я нормальная английская девушка. Я не могу выйти замуж за турецкого принца. Если мне удастся вернуться в Англию, я, наверное, с радостью стану женой архидиакона Джефриса. При всех своих недостатках он достойный, респектабельный джентльмен».

«Да ладно тебе! – ехидно возразил ей внутренний голос. – Не лицемерь! Признайся, тебя взволновало предложение принца Карима Александра! Разве сердце твое не трепещет при мысли о том, что он скоро продемонстрирует тебе свои хваленые мужские качества?» – «Нет! Никогда! Мне совершенно, нисколечко неинтересно узнать, как мужчина и женщина становятся любовниками!»

Шарлотта резко отодвинула поднос с персиками, плававшими в ароматном меду, и вскочила на ноги. Она не Мари-Клер и прекрасно помнит, что для добродетельных женщин первая брачная ночь – это ужасная пытка, которую они должны терпеливо вынести. Она не может… не должна перенимать противоестественное отношение турок к супружеским отношениям! Не должна! Ни за что!

Однако Мари-Клер неправильно истолковала ее порыв, приняв возмущение за энтузиазм.

– Это хорошо, что ты так торопишься. Для всех нас свадьба – большое счастье, а если невеста довольна, мы счастливы вдвойне.

Француженка рассмеялась. И куда подевалась ее вчерашняя горечь? Она хлопнула в ладоши, ив спальню вбежали весело гомонящие турчанки.

– Женщины эмира обещают приготовить тебе приданое и просят поторопиться, – перевела француженка. – Мы уже отправили слуг с известием, что в хаммаме сегодня состоится праздник.

– В хаммаме? – недоуменно переспросила Шарлотта.

– Да, в городской бане. Поскорее кончайте завтракать. Нам нужно вас обеих нарядить.

– В бане? – Леди Аделина величественно выпрямилась. – Я правильно вас поняла? Свадьба моей племянницы будет устроена в бане?

– Да, тут так принято, – нетерпеливо сказала Мари-Клер. – В Турции браки гражданские, а не религиозные. И церемония происходит не в мечети, а в кругу друзей и родственников жениха и невесты. – Она наморщила лоб, пытаясь припомнить европейские понятия и поточнее выразить свою мысль. – В этой стране много традиций, но тут не принято… как же это говорится… ах, да… не принято освящать брак в церкви.

Леди Аделина отреагировала на это вполне естественным образом.

Презрительно фыркнув, она заявила:

– Даже в Оттоманской империи наверняка можно найти более подходящее место для свадьбы, чем городская баня.

Запас терпения Мари-Клер стремительно иссякал.

– Хаммам не просто баня. Это традиционное место встречи знатных женщин, и празднество будет роскошным, ибо эмир занимает высокое положение в обществе. Слуги повязали по такому случаю шелковые пояса и обошли всех друзей эмира, пригласив их женщин в хаммам, где будет устроен пир и ритуальное купание невесты. Мы должны быть там в полдень. Если опоздаем, все страшно обидятся. Да и у слуг полно дел – им нужно готовиться к свадебному пиру и к «ночи хны».

Увидев оторопелые лица собеседниц, Мари-Клер вновь пришла в хорошее расположение духа.

– Не волнуйся, Шарлотта! Тебе ничего не придется делать. Ты будешь просто сидеть или стоять, где тебе скажут, а мы будем тебя наряжать. Для нас это восхитительная забава! По исламским обычаям невесте почти ничего не позволяют делать самой.

Вскоре Шарлотта в этом убедилась. Через два часа, закутанная в покрывало, она вышла в окружении таких же закутанных женщин из сада во двор, где ее изумленному взору предстала картина невообразимого хаоса. По двору сновали чернокожие слуги с горшками, котелками и ворохом белых простыней, а музыканты били в барабаны, играли на флейтах и каких-то неизвестных Шарлотте струнных инструментах. Музыка была громкой и радостной. Двое слуг спокойно стояли с подносами на головах, а другие ставили на эти подносы стеклянную посуду.

Мари-Клер оказалась права: от Шарлотты не требовалось почти никаких действий. Ее и тетушку ласково подтолкнули к расшитому парчовому балдахину, который держали четверо мужчин. Едва она уселась – наружу торчали только ее туфли и подол кафтана, – слуги и наложницы эмира выстроились гуськом. Мужчины с подносами шли впереди, женщины сзади. Музыканты уже выходили из ворот дворца. Шествие замыкали телохранители эмира, гордо восседавшие на лошадях.

Городские бани находились недалеко, но процессия двигалась медленно, потому что улицы были запружены зеваками, которые громко приветствовали невесту. Слуги эмира в ответ бросали в толпу монеты…

– Я чувствую себя то ли циркачкой, то ли королевой, едущей на коронацию, – пожаловалась Шарлотта леди Аделине.

Та передернула плечами.

– Конечно! Разве люди, празднующие свадьбу в бане, имеют понятия, как должна проходить эта церемония? Как ты думаешь, принц Карим тоже туда явится? Боюсь, при всей моей душевной стойкости я этого не выдержу.

К счастью, мужество леди Аделины не подверглось столь серьезному испытанию. В роскошной, огромной бане, по величине вполне сопоставимой с английской ратушей, яблоку было негде упасть. Но там собрались только женщины. Мужчины, сопровождавшие Шарлотту, остались на улице и не спеша попивали кофе и шербет, дожидаясь, пока женщины вдоволь навеселятся в хаммаме.

Леди Аделина во всеуслышание заявила, что накануне она уже мылась и ее организму будет нанесен непоправимый урон, если его повторно погрузят в воду. Ее выслушали с вежливыми, недоверчивыми улыбками – Шарлотту эта манера начала постепенно раздражать – и приступили к действию: раздели и с головы до ног намазали ароматным маслом, а затем окатили потоками горячей воды.

Шарлотта даже не представляла себе, что на свете существует столько масел, мазей и притираний. К концу мытья ее кожа стала нежной и розовой, как у младенца, а пропахшие вербеной волосы ярко золотились. Глаза леди Аделины растроганно увлажнились.

– Ты так красива, Шарлотта! Даже в этом одеянии, которому-то и названия приличного нет.

Шарлотта зарделась. Ее смутил тетушкин комплимент, но еще больше смутило то, что она все с большим нетерпением ждет предстоящей свадьбы.

– Как, по-вашему, турецкие бани когда-нибудь войдут в моду в Англии?

– Почему бы и нет? Даже у дикарей порой можно кое-что перенять, – нехотя признала леди Аделина, пригладив волосы, ставшие после мытья гораздо более яркими и блестящими. – Ощущения после такой бани, конечно, приятные, но боюсь, мы заплатим за удовольствие воспалением легких.

– А, по-моему, тут никто еще от воспаления легких не помер. И вообще, турчанки живут очень долго. Посмотрите, какие в бане дряхлые старухи.

– Шарлотта, дорогая! Леди никогда не произносит таких вульгарных слов, как «помереть», «старуха»… Ты должна выражаться изящно.

Леди Аделина машинально выговаривала Шарлотте, но чувствовалось, что думает она в этот момент о чем-то другом. Когда слуги понесли их домой, она взяла племянницу за руку и нервно кашлянула, подбирая нужные слова.

– Шарлотта, – произнесла тетушка, умирая со стыда, – вряд ли нам с тобой выдастся более подходящий момент для откровенного разговора, поэтому я думаю, сейчас самое время затронуть весьма нелегкую тему.

– Я вас слушаю, тетя.

Леди Аделина никак не могла откашляться.

– Я знаю, ты опасаешься некоторых… м-м… физических сторон супружества, моя дорогая. Тем более что мы в чужой стране, и вряд ли твой муж проявит сдержанность, свойственную англичанину. Я, конечно, никогда не была замужем и не могу точно сказать, что ожидает тебя в пятницу ночью, но я слышала от сестер, что это… не так уж и неприятно. Если… если ты закроешь глаза и будешь думать о чем-то другом, пока твой муж… э-э…

– Да, тетя, я понимаю, что вы имеете в виду, – торопливо подхватила Шарлотта.

Она и так места себе не находила при мысли, что ей придется лечь в постель с Каримом Александром, а тут еще и тетушка подливает масла в огонь. Видите ли, это будет не особенно неприятно!

– Я ничего не боюсь, – солгала Шарлотта, стараясь не вспоминать принца таким, каким она его видела в последний раз: темные глаза горят холодным огнем, надменное лицо непроницаемо, чуждо, загадочно. – Я вообще об этом не думаю. У принца столько наложниц, он вряд ли… ну…

– Может, ты и права, дорогая. – Леди Аделина старательно отводила взор, предпочитая разглядывать в щелку зевак, толпившихся на улицах. – Хотя… принц поразительно красив. Ах, будь он англичанином, я была бы совсем счастлива!

Шарлотта натянуто улыбнулась.

– Если бы луна была солнцем, дорогая тетушка, ночь превратилась бы в день.

– Нет, это неудачное сравнение. Луна и солнце – две разные вещи. А принц Карим – джентльмен, хоть и не имел счастья родиться в Англии.

Шарлотта в ответ промолчала. Тетушке незачем знать, что ее сейчас волнует совсем другое: и неважно при этом, джентльмен он или нет. Ну как сказать милой, добродетельной старой деве, что при одной мысли об объятиях принца Карима ее племянницу бросает в жар?

Мать эмира дожидалась возвращения праздничной процессии на помосте в большом зале. Ее окружали гостьи, присутствовавшие при обряде мытья невесты…

Мириам, дочь эмира, низко поклонилась бабушке и вприпрыжку подбежала к Шарлотте.

– Теперь начинается «ночь хны», – важно объявила она. – Так называется праздник, когда женщины гарема устраивают в честь твоей свадьбы пир и танцы. Мы постараемся, чтобы ты была сказочно красивой завтра утром, когда принц впервые увидит твое лицо.

Шарлотта чуть было не напомнила Мириам, что принц Карим уже не раз видел ее лицо. Но вовремя вспомнила про чувствительность женщин гарема и прикусила язык.

– Вот, посмотри! – радостно воскликнула Мириам. – Принц Карим прислал тебе свадебный наряд. Смотри, какое великолепие! Он хочет оказать тебе великую честь.

Шарлотта поглядела на прозрачные шаровары и кафтан, разложенные для всеобщего обозрения.

– Да, прелесть, – пробормотала она, стараясь загородить наряд своим телом, дабы леди Аделину не хватил апоплексический удар.

– Не прелесть, а чудо! – сурово возразила Мириам. – Принц Карим выбрал шелк цвета летнего неба и приложил к подарку записку. В ней выражается надежда, что его скромный дар подчеркнет красоту твоих небесно-голубых глаз. Как мило с его стороны, да?

– Да, – уныло согласилась Шарлотта. Женщины столпились вокруг наряда, богато расшитого золотом. Мириам взяла прозрачные шаровары, усыпанные блестками, и подняла их повыше, чтобы гостьи смогли все как следует рассмотреть. Женщины восторженно ахнули. Леди Аделина зажмурилась от стыда, но, вспомнив, что англичане славятся силой воли, все-таки удержалась от обморока.

Шарлотта же от наплыва противоречивых чувств словно окаменела, и молча сидела на почетном месте посреди комнаты: женщины, вероятно, привыкли иметь дело с безмолвными невестами и возбужденно тараторили, не обращая на нее ни малейшего внимания.

Когда турчанки, у которых явно отсутствовало понятие об интимных предметах женского туалета, как следует рассмотрели свадебный наряд и наахались в свое удовольствие, мать эмира подала знак Мари-Клер. Та почтительно поклонилась и поставила подле Шарлотты медный горшочек. В нем была ярко-оранжевая масса, источавшая сильный запах пряностей.

– Мне нужно это съесть? – пролепетала Шарлотта, от ужаса выйдя из оцепенения.

– Нет, – покачала головой Мари-Клер. – Ты должна спокойно сидеть и мило улыбаться, пока я буду мазать этим твои руки и ноги.

– Но ведь они станут ярко-оранжевыми!

– Не станут. Состав войдет во взаимодействие с кожным салом, и твоя кожа покраснеет.

Почему-то этот, в сущности, безобидный обычай показался Шарлотте ужасным. Она чуть не расплакалась.

– Но Мари-Клер! Я же не могу в день свадьбы появиться на людях с красными руками! Что они обо мне подумают?

– Такнужно, Шарлотта! В этой стране считается страшным нарушением обычаев, если невесте не покрасили ноги и руки хной. Отсюда и название «ночь хны».

– Да, – вставила младшая дочь эмира Алия. – Когда мы нанесем состав, нам придется забинтовать тебе руки и ноги, чтобы хна впиталась в кожу и сделала ее ярко-красной. А потом мы будем веселиться. Мужчины уже веселятся. – Она понизила голос и доверительно сказала: – Они позвали для услады принца танцовщиц-цыганок. Говорят, цыганки не закрывают своих лиц, представляешь? А еще я слышала, что цыганские женщины танцуют вместе с мужчинами.

– Помолчи! – прикрикнула на нее Мари-Клер. – Сейчас не время и не место для столь непристойных разговоров!

Дочь эмира так расстроилась, что Шарлотте стало ее жалко.

– Не переживай, ты меня вовсе не шокировала. Я тоже слышала о том, что мужчины и женщины порой танцуют вместе.

Интересно, что бы сказала Мари-Клер, узнав про вальс? Он ведь теперь так популярен, что его танцуют даже в самых консервативных домах Европы…

Однако, поразмыслив, Шарлотта не рискнула расстраивать пожилую француженку. Мари-Клер слишком долго не была во Франции. Наверное, она упадет в обморок при одной мысли о том, что мужчины и женщины кружатся вместе по залу, не скрывая своих лиц, и обнимая друг друга за талию. В каком-то смысле у турецких женщин не меньше предрассудков, чем у тети Аделины. А может, и больше, они ведь всю жизнь сидят в четырех стенах и не видят мира.

Леди Аделина брезгливо морщилась, глядя, как Мари-Клер и дочери эмира наносят хну на руки и ноги Шарлотты.

– Господи, что за странный способ готовить девушку к свадьбе! – язвительно усмехнулась она. – Ну да ладно! Крепись, дорогая Шарлотта! По сравнению со свадьбой в бане все остальное ерунда. Надеюсь, принц знает, как вывести с кожи эти красные пятна.

Шарлотта вдруг поняла, что для тетушки сейчас самое главное – не потерять надежду на освобождение, и она готова поверить в любое чудо, готова наделить принца любыми сверхъестественными качествами. Что ж, может, она и права… Во всяком случае, это помогло ей стойко перенести тяжкие испытания.

«Пожалуй, мне следует взять с нее пример, – уныло подумала Шарлотта, – и свято уверовать в то, что, когда я выйду замуж за принца Карима, он страстно, безумно в меня влюбится».

Мысль эта показалась девушке настолько забавной, что она не смогла удержаться от улыбки.

Мари-Клер одобрительно кивнула.

– Так-то оно лучше. А теперь ты должна поклониться Нассаре, матери эмира Ибрагима. И пусть с тобой подойдет твоя тетушка. Раз она тут твоя единственная родственница, придется ей выполнить роль подружки невесты.

Когда англичанки низко поклонились Нассаре, в мудрых, усталых глазах старухи промелькнула злорадная усмешка.

– Она рада, что ты входишь в семью ее внука, – перевела Мари-Клер. – Протяни руку, Шарлотта. Нассара даст тебе золотую монету. Так положено по обычаю. Ты не должна выпускать эту монету из рук до завтрашнего утра, пока мы не разбинтуем тебе ладони.

Сморщенная старуха сидела в окружении полудюжины таких же дряхлых подружек. Все они посасывали трубки, прикрепленные к сосудам, в которых булькала вода. Шарлотта, наконец, поняла, что это турецкий способ курить табак. Старуха вынула трубку изо рта, порылась в складках кафтана, достала золотую монету и, окунув ее в кашицу из хны, протянула Шарлотте.

– Нассара будет молиться, чтобы ты родила сыновей, которые принесут славу этому дому. А сейчас она приглашает тебя на пир. Мы устроили его в твою честь.

Шарлотта вдруг возмутилась. Почему старуха смотрит на нее с таким злорадством? Девушка вызывающе вздернула подбородок и холодно произнесла:

– Пожалуйста, поблагодарите мать эмира за подарок. И скажите, что я с нетерпением жду сегодняшний пир и свадьбу.

Мари-Клер перевела слова Шарлотты, но Нассаре, похоже, было уже не до новой родственницы. Она громко хлопнула в ладоши (тоже, кстати, выкрашенные хной), сунула в рот трубку, закрыла глаза и откинулась на подушки, рассеянно слушая старуху, которая принялась нашептывать ей что-то на ухо.

– Можете вернуться на свое место, – тихо сказала Мари-Клер. – Нассара подала знак. Пир начинается.

Глава 14

Пир продолжался целую вечность. Нескончаемый поток слуг вносил в зал все новые и новые яства. Шарлотту начало клонить ко сну, и ни веселая музыка, которую играли наложницы, ни зажигательные танцы, которые исполняли дочери эмира, не могли ее расшевелить.

Леди Аделина давно уронила голову на грудь и мирно дремала. Наконец гости разошлись. Смеющиеся женщины окружили Шарлотту и леди Аделину и повели их в спальню, где уже были разложены матрасы и взбиты подушки.

Шарлотта не знала, сколько времени она проспала. Пробудилась она от какого-то подспудного чувства, что за ней наблюдают. Резко привстав, девушка увидела сухонькую фигурку, вырисовывавшуюся на фоне двери, у которой горела тусклая лампа с тростниковым абажуром. Изумленная Шарлотта узнала заострившиеся от старости черты матери эмира.

– Господи, что вы тут делаете? – ахнула она, напрочь позабыв, что женщина не понимает английского.

Шарлотту обуял ужас. Вдруг старуха попытается ее отравить? От этой ведьмы всего можно ожидать…

Ответом ей было молчание. Потом, наконец, Нассара тихо произнесла скрипучим голосом, который, казалось, заржавел от длительного молчания:

– Не надо кричать, Шарлотта Риппон. Я бы предпочла не будить твою тетушку.

– Боже мой! Вы говорите по-английски?

– Даже такая молодая и глупая девушка, как ты, могла бы задать вопрос поумнее, – сказала, отводя взгляд, мать эмира. – Впрочем, не только молодежь совершает глупые поступки. Я пыталась удержаться от искушения поговорить с тобой на языке, который когда-то был для меня родным. Но не смогла. За шестьдесят лет мне ни разу не довелось слышать английской речи, а это слишком долгий срок.

– Н-на языке, к-который был для вас родным? – пролепетала Шарлотта. – Значит, вы англичанка?

Пожалуй, даже если бы Нассара призналась, что она родом из Атлантиды и провела детство под водой, Шарлотта и то удивилась бы меньше.

– Я родилась в Глочестере, рядом с кафедральным собором.

– А как вас зовут? Кто ваши родные? Я сообщу им, что вы живы и здоровы! Непременно сообщу, когда вернусь в Англию…

– Когда вернешься? – усмехнулась Нассара. – Сразу видно, что ты еще молода и неопытна, Шарлотта Риппон. Что же касается имени, данного мне при крещении, то теперь оно неважно. Меня уже шестьдесят лет зовут Нассарой. Я мать Ибрагима – и все.

– Нет, это не все! – возразила Шарлотта. – Конечно, здесь прошла большая часть вашей жизни, но что-то же осталось от маленькой английской девочки, гулявшей с мамой около глочестерского собора.

Нассара надолго закрыла глаза, а потом ответила, избегая взгляда Шарлотты.

– Может быть, именно в память о невинной английской девочке, испустившей дух на арабском корабле, на котором перевозили рабов, я и пришла к тебе сегодня. Но мы будем говорить не об Англии, а о твоем будущем с принцем Каримом Александром. Мне потребовалось десять лет, чтобы понять одну простую вещь: мужчина, страстно желающий женщину, становится ее верным рабом. И сегодня я делюсь своим знанием с тобой. Заставь принца Карима Александра сгорать от желания, и все станет возможным. Даже твое возвращение в Англию.

Шарлотта решительно поборола девичью стыдливость. Нассара была единственной, от кого она могла узнать такие важные вещи, и избегать откровенного разговора перед самой свадьбой было бы глупо. Шарлотта, наоборот, нуждалась в помощи и мудрых наставлениях.

– Но я не знаю, как заставить мужчину сгорать от желания, – откровенно призналась она. – И уж тем более принца Карима Александра.

– Ты так хороша собой, что тебе не понадобятся уловки. Просто позволь ему снять с себя покровы. Я обладала гораздо более скромной внешностью, поэтому мне пришлось прибегать к разным ухищрениям, дабы ублажить моего господина. Но вскоре я поняла, что опытная женщина может соблазнить даже очень пресыщенного мужчину.

Шарлотта нервно теребила бахрому подушки.

– Да, но у принца в гареме столько красавиц. Он… он вряд ли мной заинтересуется. Принц женится на мне только из чувства долга.

– А ты хотела бы, чтобы было не так? – тихо спросила Нассара.

– О, мне совершенно все равно! – воскликнула Шарлотта, но, поглядев на оторвавшуюся бахрому, еле слышно прошептала: – Да… Я хочу, чтобы он влюбился в меня… И… чтобы страстно меня желал, хоть мне и не очень понятен смысл этого слова.

– О, я могла бы тебе много чего рассказать о мужской страсти, но не буду. Раз ты любишь Карима, пусть лучше он сам научит тебя искусству любви. Я уверена, что принц прекрасный учитель.

– Нет! Я не люблю его! – горячо запротестовала Шарлотта. – С какой стати мне его любить?

– Постижение второй истины заняло у меня двадцать лет, – тихо проговорила Нассара. – Я много страдала – как потом выяснилось, зря – и, наконец, поняла, что можно лгать другим, но не себе. Себе лгать глупо. Если ты любишь принца Карима, считай, что тебе повезло. И лучше подумай, как ему помочь. Положение принца ничуть не легче твоего. Он разрывается между двумя культурами – культурами, которые восемь веков подряд вгрызались друг другу в глотку, вели борьбу не на жизнь, а на смерть. Принц должен примирить эти культуры, Шарлотта Риппон. И если ты его любишь, постарайся подсказать ему верный путь.

– Но я понятия не имею! Я ведь ничего не знаю об исламе или об Оттоманской империи, Греции и прочих неведомых странах. Для меня это все темный лес!

– Значит, пора их изучать. Не забывай, в этих краях Англия считается неведомой страной, «темным лесом». Жители Стамбула считают Оттоманскую империю вершиной цивилизации, а султана верховным владыкой мира. По убеждению турок, английский король обязан своим троном турецкому султану.

– Но это же просто смешно! Нассара медленно направилась к двери.

– Я хочу спать. Если ты проболтаешься кому-нибудь о нашем разговоре, я скажу, что ты лжешь. Мое прошлое принадлежит только мне. Это единственное, что я ни с кем не разделила за шестьдесят минувших лет. Шарлотта встала.

– Ваше доверие для меня драгоценнее всех даров, Нассара.

Старуха насмешливо улыбнулась.

– Если бы ты еще и поклонилась, как здесь принято, Шарлотта Риппон, я бы сказала, что ты льстишь почти так же искусно, как турки.

Через двое суток, длившихся, казалось, целую вечность, предварительные церемонии были закончены. К явному удовлетворению наложниц эмира, угрюмой Нассары, и даже главного евнуха. Отдельные празднества для мужчин и для женщин завершились, и приближался решающий момент. Шарлотту должны были препроводить в пышно украшенный зал, где ей предстояло встретиться с принцем Керимом. Пробыв наедине всего несколько минут, жених и невеста вновь должны были вернуться каждый к своим гостям и принять участие в последнем свадебном пире, который устраивался на двух разных половинах дворца – мужской и женской.

Робко потупившись, женщины шептали Шарлотте, что, когда она и принц останутся наедине, он поднимет покрывало и… Это «и» упрямо оставалось для нее загадкой, поскольку в самый интересный момент женщины заливались веселым смехом и отказывались продолжить рассказ. Из сбивчивого объяснения Мириам Шарлотте удалось узнать одно: после того как жених увидит лицо невесты и вручит ей по этому поводу особый подарок, свадебные обряды считаются выполненными. Дальше начинается свадебный пир.

Шарлотта шла, глядя в спину разряженному евнуху, который выводил ее из гарема эмира в сад. Оттуда можно было попасть в личные покои принца Карима. Слева от Шарлотты шла тетушка Аделина. Нассара ковыляла справа, ее поддерживали под руки служанки. Все остальные женщины шли за ними, место каждой соответствовало ее положению в гареме. Солнце палило нещадно, и кожа Шарлотты, украшенная блестками, зудела. Бедняжка боялась, что если хоть одна блестка упадет, турки сочтут это дурным предзнаменованием.

К счастью, шествие было недолгим. Главный евнух подвел их к двери, которая вела в ту же самую часть дворца, откуда они недавно вышли. Шарлотта с трудом проглотила комок, подступивший к горлу. Свадебная процессия остановилась у входа в гарем принца Карима Александра.

Дверь была открыта – их ожидали. Нассара выступила вперед и быстро обменялась поклонами и любезностями с женщинами, выстроившимися в коридоре. Затем Шарлотту провели наверх и усадили на деревянный стул в углу комнаты, почти до потолка заваленной разноцветными шелковыми цветами.

– Вот теперь это больше похоже на свадьбу, – буркнула тетушка Аделина. – Цветочки смотрятся недурно. Аляповато, конечно, но чего можно ждать от турок?

Мари-Клер отделилась от толпы женщин и подошла к Шарлотте. Ее сопровождали дочери эмира.

– Скоро все женщины из гарема эмира Ибрагима вернутся на нашу половину. Ты останешься с наложницами принца Карима Александра, – сказала Мари-Клер и добавила, помолчав: – Думаю, тебя не надо предупреждать, Шарлотта, что большинство этих женщин нельзя назвать твоими друзьями.

Шарлотта и так не находила себе места от волнения, а тут ей показалось, будто кто-то начал отплясывать в ее животе ирландскую джигу.

– Наверное, им кажется, что принц должен был бы жениться на ком-нибудь из них, – пролепетала она.

– Им хочется, чтобы принц женился на ком-нибудь из них, а это не одно и то же. – Глаза Мари-Клер подозрительно увлажнились, хотя сама она скорее умерла бы, чем призналась, что расчувствовалась, глядя на невесту.

– Принц и его друзья уже вышли из мечети. Когда они вернутся во дворец, друзья будут уговаривать его зайти в эту комнату и снять с тебя покрывало. Не обижайся, если он проявит нерешительность. Понимаешь, обычай требует, чтобы жених колебался перед встречей с невестой. Он обязан притвориться, будто его переполняет волнение при мысли, что он вот-вот увидит твою красоту.

– Подняв покрывало, он тебя поцелует, – напрямик заявила Мириам, вероятно решив, что стыдиться уже нечего. – Как романтично, правда? Это будет ваш первый поцелуй…

Шарлотта вспомнила свой первый поцелуй с принцем, и к ирландской джиге присовокупился шотландский танец под названием «рил».

– Да, – еле слышно выдохнула она. – Это очень романтично.

– Принц преподнесет тебе подарок, – вмешалась Алия, – а целоваться вы будете недолго, потому что ему придется вернуться к друзьям и пойти пировать.

– Ах, мы уже столько пировали! Боюсь, у меня уже нет сил, чтобы выдержать все это.

– Это будет последний пир. Он закончится рано, и принц Карим отведет тебя в спальню.

– Как заманчиво! – тусклым голосом пробормотала Шарлотта.

Однако дочери эмира не уловили сарказма.

– О да, это самый заманчивый момент! – хором воскликнули они. – Когда мы с тобой встретимся в бане, ты должна нам все рассказать без утайки!

– Ну конечно, – поспешно согласилась Шарлотта. – Во всех подробностях.

Внезапно по залу пробежал взволнованный шепоток.

– Принц и его друзья вернулись во дворец! – объявила Мари-Клер. – Нам пора. До свидания, Шарлотта! Мы желаем вам с принцем долгие годы наслаждаться друг другом.

Леди Аделина поцеловала племянницу. По щекам доброй тетушки струились потоки слез.

– Милая Шарлотта, ты совсем не похожа на невесту, которую я когда-то мечтала видеть в нашей деревенской церквушке, и все же я искренне верю, что принц может сделать тебя счастливой.

К рилу и джиге присоединился флинг, любимый танец шотландских горцев… Шарлотта попыталась улыбнуться, но вместо этого предательски икнула.

– Тетушка, по-моему, вы стали оптимисткой.

– Полно тебе, дорогая! Теперь, когда дело сделано, признайся, неужели тебе хотелось бы видеть в роли жениха архидиакона Джефриса?

Танцы в желудке Шарлотты разом прекратились.

– Нет, – с трудом переведя дух, сказала она. – Не хотелось бы.

– Вот видишь!

Тетя снова поцеловала племянницу в щеку и намеревалась сказать что-то еще, но Мари-Клер и Мириам насильно вывели ее из комнаты.

В стороне, противоположной той, куда ушли женщины, раздавались смех и мужские голоса. Мириам пояснила с порога:

– Они поют «Жених идет». И кинулась вслед за сестрой.

Дверь в смежную комнату отворилась. Мужской смех и ободряющие крики чуть не оглушили Шарлотту. Но затем дверь снова закрылась, и все стихло. А еще через миг в комнату вошел принц Карим Александр.

Когда Шарлотта видела его в последний раз, он показался ей неотразимым. Но теперь принц был вдвойне красив и величествен: роскошный тюрбан, нарядный голубой кафтан с золотым ремнем, усыпанным драгоценными камнями… Принц направился к ней, не проявляя ни малейшего смущения. Зачем было притворяться? Их ведь никто сейчас не видел.

Шарлотте показалось, что у нее внутри застыл громадный кусок льда. Но, с другой стороны, хотя бы безумная пляска прекратилась – и то слава Богу! Зато взбунтовались легкие. Она никак не могла продышаться – не хватало воздуха.

Принц подошел к Шарлотте почти вплотную и потянулся к краю покрывала. Сердце ее вдруг замерло, а затем забилось втрое быстрее, чем раньше. Это было нелепо, ведь мистер Александр сто раз видел ее лицо, но сейчас перед ней стоял принц Карим, сын эмира Ибрагима, и Шарлотта так волновалась, словно ему и вправду предстояло увидеть ее впервые в жизни.

Медленно, стараясь не задеть за многочисленные украшения, принц поднял газовый шарф, украшенный блестками, и накинул его на плечи Шарлотты. Потом взял девушку пальцем за подбородок и, ласково приподняв голову, заглянул ей в глаза.

– Я ослеплен красотой моей невесты, – хрипло пробормотал Карим, сжимая ее тонкие пальцы. – Вы оказали мне честь, согласившись надеть мои подарки.

– Б-благодарю вас, – прошептала Шарлотта. – Вы… вы тоже… хорошо выглядите.

Принц еле заметно усмехнулся и поцеловал ее руки. Шарлотта ощутила легкое покалывание в кончиках пальцев. Наверное, это от хны, решила она. Так вот зачем турки красят хной руки невесты! Чтобы вызвать это странное, волнующее ощущение!

Принц достал из складок кафтана какую-то вещицу, обернутую в носовой платок и перевязанную разноцветными ленточками.

– Пожалуйста, примите этот маленький подарок в знак моего восхищения вами. Пусть он будет напоминать вам о нашей свадьбе, – промолвил Карим, кладя ей на колени вышитый платочек.

И не дав Шарлотте опомниться, наклонился к ее лицу. Она и ахнуть не успела, а он уже поцеловал ее в лоб, щеки и подбородок. В те самые места, которые были украшены блестками! У Шарлотты закружилась голова. Похоже, блестки производили такой же эффект, как и хна…

А принц отступил назад и сказал совсем другим, неофициальным тоном:

– Шарлотта, мне надо идти. Я не могу тут долго оставаться: это считается оскорбительным и для невесты, и для моих гостей. Вечером у нас будет время поговорить, и я вам все объясню. Крепитесь, Шарлотта. Не надо бояться. Наш брак останется чистой формальностью. Клянусь!

Принц резко отвернулся и, неслышно ступая, пошел по коридору. Дверь на мужскую половину отворилась, послышались радостные возгласы и веселая музыка. Потом опять воцарилась тишина.

Шарлотта сидела, невидящим взглядом уставившись на завернутый в платок подарок принца. Белая ткань резко оттеняла красноту ее пальцев.

Она подумала, что это выглядит нелепо, и, ни с того ни с сего, залилась слезами.

В комнату немедленно вбежала стайка женщин. Каждая протягивала Шарлотте батистовый платочек – утереть глаза. На лицах турчанок были написаны зависть, сочувствие и тоска. Они сняли с Шарлотты покрывало и принялись расчесывать ее волосы. В гареме принца никто не говорил ни по-английски, ни по-французски. Турчанки жестами попросили Шарлотту показать подарок.

Шарлотта поспешила исполнить их просьбу – ей тоже хотелось отвлечься от невеселых мыслей. Вопреки ее предположению, в пакетике оказались не засахаренные фрукты и не восточные сладости, а серьги из филигранного золота, украшенные сапфирами.

Женщины восхищенно ахнули и попросили Шарлотту надеть подарок принца. Она согласилась. Изящные золотые сережки холодили ей уши. Женщины восторженно захлопали в ладоши. Пир начался. Служанки внесли в зал подносы с различными кушаньями, в том числе и большое блюдо с горячим оранжевым рисом, подкрашенным шафраном. Все пахло очень аппетитно, но желудок Шарлотты не принимал пищи. Отведав чуточку риса, который принято подавать на турецкой свадьбе, она отодвинула от себя еду. И впервые женщины не стали ее уговаривать.

Они и сами ели мало, а в основном пили крепкий кофе и лакомились фруктами и медом. Завершив трапезу и помыв руки, женщины принялись перешептываться, обмениваясь улыбками и понимающими кивками, а затем по какому-то невидимому сигналу дружно вскочили на ноги. Дождавшись, пока служанки вновь набросили на Шарлотту полупрозрачное покрывало, наложницы принца низко поклонились и оставили ее одну.

В комнате воцарилась тишина, такая глубокая, что Шарлотта слышала биение собственного сердца. Ее никто не предупреждал, но она верно угадала момент, когда принц переступил порог.

– Мне очень жаль, что я так задержался, – тихо произнес принц. – Пойдемте ко мне в спальню. Я думаю, это единственное место во дворце, где мы можем спокойно поговорить.

Шарлотта встала. От многочасового сидения на жестком стуле ноги ее затекли. Принц предложил ей руку, и, чуть поколебавшись, она согласилась.

– Отлично! – улыбнулся принц. – Ох, как мы шокируем здешних женщин, пройдя под руку по коридору!

– Но почему? И потом… откуда они узнают?

– Откуда? – рассмеялся принц. – Шарлотта, дорогая, вы уже три дня во дворце моего отца и должны были бы понять: скрыть что-нибудь от женщин гарема невозможно. Когда мы пойдем по коридору, посмотрите по сторонам. Из каждой ниши, из каждой щелки на вас будут глядеть чьи-либо глаза.

– Но почему женщины будут шокированы?

– Как почему? Мы же в Стамбуле, а не в Лондоне. Здесь мужчины не ходят под руку с женщинами. Они вообще редко бывают вместе. Разве вы не заметили?

К этому моменту принц и Шарлотта дошли почти до середины коридора. Шарлотта прыснула, покосившись на красивый стенной шкаф, в который днем убирали постельное белье, и, увидев, что за ней наблюдает пара карих глаз, округлившихся от изумления и ужаса.

– Это вход в мои покои, – сказал принц. – Когда я закончил учебу и вернулся в Стамбул, я приказал обставить комнаты в смешанном европейско-турецком стиле. Надеюсь, вам понравится.

Шарлотта снова притихла, веселости как не бывало. На душе опять стало тревожно, будущее терялось во мраке неизвестности… Принц открыл дверь и впустил ее в просторную комнату с белым потолком. Пространство между окнами занимали декоративные арки. На мраморном полу лежало несколько пушистых ковров, а на большой кровати с балдахином Шарлотта увидела множество разноцветных подушечек. Она поспешно отвела взгляд от кровати и принялась внимательно разглядывать два удобных кресла. Рядом с каждым стоял маленький столик. На стене за креслами висели книжные полки. Боже, сколько книг!.. Шарлотта вдруг сообразила, что в последний раз видела книги только на родине, в Англии.

– Присядем? – предложил принц. – Нас здесь никто не потревожит.

Шарлотту эта мысль не особенно утешила. Ее пугала необходимость провести целую ночь наедине с мужчиной.

Принц, по-видимому, почувствовал ее беспокойство и ласково повернул девушку к себе лицом.

– Шарлотта, я ведь сказал: вам нечего меня опасаться. Мы просто поговорим. Разве мы раньше не разговаривали?

Шарлотта горько усмехнулась.

– Раньше вы были мистером Александром. А теперь вы принц Карим.

– Нет, – тихо возразил он. – Я для вас по-прежнему Александр, а вы… вы для меня все та же Шарлотта…

Девушка резко отвернулась.

– Я не чувствую себя прежней. Мне кажется, я стала какой-то чужой, незнакомой. Я смотрюсь в зеркало и не узнаю своего лица.

– Шарлотта, позвольте мне снять с вас покрывало.

Казалось бы, что в этой просьбе такого? Но Шарлотта покраснела от стыда.

«Ты же англичанка! – напомнила она себе. – Да пусть хоть весь мир видит твое лицо! Что в этом страшного?»

Она принужденно улыбнулась:

– Да, разумеется. Я, признаться, даже про него забыла.

– Сначала мы уберем вот это. – Принц снял с ее волос обтянутый шелком обруч, благодаря которому держалось покрывало, и положил его на столик. И медленно открыл лицо девушки. Слова, которые они собирались сказать друг другу, замерли на их устах…

«Она хорошеет с каждым днем», – изумленно отметил Александр.

Щеки Шарлотты розовели, словно шиповник, а в глазах блестели слезы. Александр мог только догадываться, скольких усилий стоит девушке, воспитанной в приличной английской семье, не поддаваться панике, очутившись ночью в спальне мужчины.

Он дотронулся пальцем до ее губ и почувствовал, что они дрожат. Александра захлестнула волна нежности, и, уже не думая о последствиях, он обнял Шарлотту, погладил по мягким золотистым волосам, прижал к себе. Она подняла на него изумленные, испуганные, но такие доверчивые глаза!

«Я должен оправдать это доверие!» – сказал себе Александр.

Он дал слово, что их брак останется только на бумаге, а принц Карим Александр никогда не нарушает клятв.

– Как странно, что мы женаты, – пробормотала Шарлотта, уткнувшись в его плечо. – Даже не верится… Мы не приносили брачных обетов… и священника не было…

– Мусульмане не считают брак священным таинством, – рассеянно ответил Александр.

– А когда же тогда люди считаются законными мужем и женой?

– Когда их семейства обменяются брачными контрактами.

– Но мое семейство в Англии.

– Да, и поэтому его роль взял на себя я, – ответил Александр, спеша замять разговор. Ему не хотелось признаваться, что он подделал подпись Риппонов.

Боже, какие манящие губы! При взгляде на них сразу приходят на ум сравнения с лепестками роз и розовым бутоном… Но что плохого, если он ее поцелует? Ни один англичанин не узнает о том, что произошло в далеком Стамбуле… Лишь бы она не потеряла девственности. Тогда у нее еще будет надежда выйти замуж за английского джентльмена.

Только один поцелуй! Один, не больше! Легкий, ободряющий… он так целует сестер. Разве есть что-нибудь дурное в ласковом дружеском поцелуе?

Александр еще не убедил себя, что поступает правильно, а губы его уже медленно, неотвратимо приближались к губам Шарлотты. Очутившись на волосок от них, они на миг замерли, и… Александр потерял голову.

Губы Шарлотты были теплыми, мягкими и удивленными. А у поцелуя оказался медовый привкус. Александр взял лицо девушки в ладони и не отпускал, пока не насладился поцелуем. Почувствовав, что кровь закипает в жилах, принц попытался оторваться от Шарлотты, но не смог – его тело уже не подчинялось голосу разума. Совесть твердила Александру, что он поклялся не посягать на непорочность Шарлотты, однако язык вел себя все более дерзко и все настойчивей размыкал ее губы…

Шарлотта чуть слышно ахнула и приоткрыла рот. Александр еще плотнее прижал ее к себе. Руки его погладили стройную спину и округлые бедра. Шарлотта затрепетала от страха, Александр почувствовал это даже сквозь плотный атлас свадебного наряда.

Мало-помалу разум все-таки взял верх, и Александр с трудом прервал поцелуй.

Господи, как давно он не умерял своих желаний! Да, если разобраться, это все смеху подобно: у мужчины молодая жена и полный гарем наложниц, а ему придется провести ночь в воздержании. Может, когда-нибудь потом он найдет в этом смешные стороны, но пока что ему не до шуток.

Александр оторвался от Шарлотты, однако дыхание его не сразу стало ровным. В последний раз нежно погладив девушку по голове, он решительно отошел в угол комнаты.

– Слуги оставили нам шербет. Давайте освежимся и поговорим.

– Шербет? – переспросила Шарлотта. Вид у нее был слегка ошеломленный и восхитительно возбужденный.

Александр понимал, что сломить сопротивление девушки ничего не стоит. Она готова ему отдаться, хотя и не признается себе в этом. Он уложит ее на постель и примется медленно расстегивать пуговки на ее кафтане – по традиции их должно быть ровно сто – расстегивать и целовать показавшееся под атласом нежное тело. Грудь у нее такая полная и упругая. Он возьмет в рот сосок и…

– Шербет – турецкий напиток. Это загустевший, подслащенный фруктовый сок, – принялся торопливо объяснять Александр, отгоняя соблазнительные видения. – Да вы его наверняка уже пробовали.

– О да, это очень вкусно. По пути во дворец я видела, как его продавали на улицах. Но сейчас я не хочу пить.

– Как хотите.

Александр налег на шербет просто для того, чтобы хоть чем-то заняться. Иначе он набросится на Шарлотту и начнет срывать с нее одежду. А им, видит Бог, есть о чем поговорить! И вообще… неужели у него нет других мыслей? Почему он думает лишь о том, как прелестно будет смотреться ее обнаженное тело на фоне шелковых подушек…

Александр налил себе еще шербета. Пора покончить с глупыми мечтами! Да-да, надо поделиться с Шарлоттой своими планами на будущее. Может, тогда они оба успокоятся и смогут уснуть…

Он подошел к окну, около которого стояла девушка, и вгляделся в темноту.

– Ночью цветы здесь пахнут сильнее, – сказала она. – Ваш сад совсем не похож на английский, хотя здесь есть некоторые знакомые мне цветы.

Зря он приблизился к ней. Когда Шарлотта стояла вплотную к нему, Александру не хотелось тратить время на ненужные объяснения, не хотелось говорить, что мусульманину очень легко получить развод. И что перед отъездом в Грецию он закажет для Шарлотты и ее тетушки билеты на пароход, отплывающий в Англию… Когда она была рядом, ему хотелось только обнимать ее.

Руки Александра вновь оказались на талии девушки. Он прижал Шарлотту к себе.

– Вы очень скучаете по Англии?

– Да, разумеется. Обычно по ночам, когда остаюсь одна. Днем не до сожалений – тут столько всего случилось за эти дни. И знаете, я почему-то не боюсь… Мне даже интересно… новые впечатления…

Александр улыбнулся. Разговаривая с Шарлоттой, он часто ловил себя на том, что ему хочется улыбаться.

– Сегодня ночью вы будете не одна. И я постараюсь, чтобы вы ни о чем не сожалели.

Девушка подняла голову. Он видел по ее глазам, что она не совсем понимает смысла последних слов. Неизвестно, о чем поведали Шарлотте глаза Александра, но дыхание ее участилось, а по щеках разлился яркий румянец.

Это был миг озарения. Александр вдруг отчетливо осознал, что у него не хватит силы воли оставить ее нетронутой. Он хочет увидеть Шарлотту обнаженной. Хочет, чтобы она лежала под ним. И чтобы он вонзался в ее плоть, а она трепетала от восторга. А потом блаженно застонала в минуту экстаза… Да, он хочет обладать Шарлоттой! Хочет лишить ее невинности.

«Ты не имеешь на это права, – сурово возразил внутренний голос. – Вспомни про козни великого визиря и про то, что ты можешь погибнуть в Греции. Но даже если тебе каким-то чудом удастся остаться в живых, что ты можешь предложить благовоспитанной английской девушке?»

Александр отогнал неприятные мысли. Ничего страшного с Шарлоттой не случится. Он знает, как надо остерегаться, чтобы не оставить ее с ребенком на руках. После смерти малышки Фатимы принц тщательно предохранялся, чтобы ни одна из его наложниц не забеременела.

«Ничего, это не помешает Шарлотте выйти замуж за респектабельного англичанина, – убеждал он сам себя. – Что изменится, если мы проведем одну-единственную ночь в объятиях друг друга? Клянусь, я доставлю ей блаженство, о котором она даже не подозревает. Это будет не ночь, а сказка…»

– Александр! – прервал размышления принца робкий голос Шарлотты. – Что будет со мной и с моей тетушкой?

– Не беспокойтесь, я обо всем позабочусь, – великодушно пообещал Александр. – Верьте мне, милая Шарлотта.

На губах девушки засияла улыбка.

– Ваш вид будет внушать мне гораздо больше доверия, если вы снимете этот странный головной убор.

Александр притворился возмущенным.

– Неужели вам не нравится мой роскошный тюрбан?

Шарлотта покачала головой. Александр рассмеялся и небрежно бросил тюрбан на кресло.

– Так лучше?

– Да, спасибо, намного лучше. – Она застенчиво улыбнулась. – Теперь вы больше похожи на прежнего мистера Александра.

– И это вас радует?

Шарлотта боязливо прижалась щекой к его груди и прошептала:

– Да.

– Вот как? А я и не подозревал, что такой скучный тип способен вам понравиться. Но раз ему это удалось, я клянусь, что буду отныне появляться перед вами только больным, грязным и окровавленным. И бормотать буду только нечто нечленораздельное! О, как жаль, что, когда я здоров, мое общество вам неинтересно!

Шарлотта рассмеялась. Память принца, словно великую драгоценность, хранила этот смех, напоминавший звон серебряного колокольчика.

– Со временем я, пожалуй, привыкну и к обществу здорового мистера Александра.

– Я буду жить надеждой.

Шарлотта улыбнулась, явно не подозревая, что он сходит с ума, когда по ее телу пробегает мелкая дрожь. Слава Богу (или хвала Аллаху?), что турецкий свадебный наряд не облегает фигуру, иначе даже от ее невинных глаз не укрылось бы, насколько он возбужден. Надо набраться терпения… Шарлотта наверняка наивнее самой молодой и неопытной восточной невесты. Ведь турецкие девушки вырастают в гареме, где они не только узнают, как рождаются дети, но и получают перед свадьбой наставления, как надо любить мужчину. Англичане же ужасные ханжи в любовных делах, и ему, вероятно, придется шаг за шагом объяснять ей свои действия… А это непростая задача даже для такого опытного мужчины, как он.

– Вы молчите, – тихо сказала Шарлотта. – О чем вы думаете, Александр?

Он посмотрел на нее, уже не в силах скрыть свое желание.

– О том, что я хочу вас поцеловать.

– Как странно! – прошептала девушка. – Мы оба думаем об одном и том же.

– И правда, удивительное совпадение! – усмехнулся Александр, впиваясь в ее губы долгим, страстным поцелуем.

«Я гибну!» – словно во сне подумала Шарлотта. Она медленно тонула в волнах неизъяснимого блаженства. Удержаться на поверхности можно было лишь в объятиях Александра. Удивительно: чем крепче она к нему прижималась, тем больше волны захлестывали ее тело, и тем отчаяннее ей нужна была поддержка Александра. Она обхватила его за шею. Пальцы лихорадочно ерошили его густые, темные волосы, а тело медленно пожирал огонь страсти. Шарлотта надеялась лишь, что оно сгорит не очень скоро.

Она запоздало вспомнила, что добродетельные женщины не должны получать удовольствие от исполнения супружеского долга. И ужаснулась. Наверное, Александр догадался, как ей нравится целоваться! Зажмурившись, Шарлотта попыталась отвлечься, подумать о чем-нибудь другом. Но, увы, вместо того чтобы представлять себе безмятежные летние закаты, она упорно думала о том, как ей приятно, когда язык Александра медленно ласкает ее губы. И вдобавок захотела, чтобы принц поцеловал ее грудь! Это желание было таким жгучим и порочным, что Шарлотта тихонько ахнула и похолодела от ужаса. Александр отпрянул.

– Прости, Шарлотта. Я сделал тебе больно?

– Нет-нет… Просто… мы не должны… я… я не могу…

Александр улыбнулся.

– Не думай ни о чем, милая. Просто слушай свое тело – и все.

Голос принца был мягким, нежным; он навевал на Шарлотту блаженный сон. Александр провел пальцем по губам девушки и осторожно погладил ее белоснежную шею.

– Разве тебе не нравится?

Шарлотте не просто нравилось – она трепетала от восторга, уже понимая безуспешность своих попыток сохранить хладнокровие. Однако, когда Александр подхватил ее на руки и понес к кровати, девушка в последний раз робко воспротивилась:

– Александр! Пожалуйста, послушай меня. Мы не должны этого делать… Это… это нехорошо…

– Почему? Мы ведь женаты, Шарлотта, и имеем полное право провести эту ночь вместе. Верь мне, любимая, тебе нечего бояться. Я позабочусь о тебе. Обещаю!

Опять эти слова! «Верь мне…» Разум Шарлотты вяло возразил, что до сих пор Александр не оправдывал ее доверия. Однако вслух она возразить не успела, потому что принц осыпал жгучими поцелуями ее шею, и Шарлотте стало не до логики. Александр погрузил пальцы в ее волосы и принялся осторожно раскладывать золотистые пряди по подушке. Тело Шарлотты инстинктивно откликалось на каждое его движение.

Александр неторопливо поцеловал девушку и начал потихоньку расстегивать ее свадебный наряд, перемежая это нежными поцелуями. Он гак умело соблазнял девушку, что вскоре она совершенно потеряла голову. Опьяненная желанием Шарлотта вглядывалась в лицо Александра. Мужская страсть завораживала ее, Шарлотта и не подозревала, что это настолько сильное чувство.

Глаза Александра были полны сладострастной истомы. Он стянул с плеч девушки кафтан, под которым показалась белая муслиновая сорочка.

– Господи! Да ты еще прекрасней, чем я думал! – пробормотал Александр, легонько прикасаясь к ее груди. А потом нагнул голову и медленно взял в рот ее сосок, целуя его через тонкую ткань.

Шарлотта чуть не задохнулась. Даже в самых смелых мечтах она не представляла себе такого блаженства. Не в силах больше сдерживаться, она задышала часто и тяжело. Александр снял с нее сорочку и припал губами к обнаженной груди. Когда пальцы принца погладили ее бедра, Шарлотта затрепетала и судорожно вцепилась в шелковые простыни. Весь мир свелся для нее в ту минуту к этой кровати под балдахином и к чуду, которое Александр сотворил с ее телом. Она уже не стыдилась мужа и даже слегка рассердилась за промедление, когда он встал, чтобы раздеться.

Пояс, усыпанный драгоценностями, и роскошный шелковый кафтан упали на пол.

Шарлотта, не помня себя, потянулась к Александру, подставила губы для поцелуя. Ей нравилось, что его поцелуи становятся все более жадными, а когда по рукам принца, ласкавшим ее грудь, пробежала дрожь, Шарлотта почему-то испытала непонятную радость.

Однако Александр не позволял своей страсти выплеснуться наружу. В совершенстве владея искусством соблазнения, он хотел еще больше разгорячить девушку, чтобы она уже не думала ни о чем. Ее тело уже жаждало чего-то большего, и, почувствовав прикосновение мускулистой груди и бедер Александра к своей нежной, атласной коже, Шарлотта блаженно застонала. Она судорожно прижалась к мужу, пытаясь избавиться от странной ноющей боли в низу живота, и страшной, и сладкой одновременно. Эта сладостная мука становилась все сильнее, и Шарлотта еле сдерживалась, чтобы не закричать.

Ощутив ее готовность, Александр опустил руку ниже… Девушка моментально напряглась, но страх явно боролся в ее душе с желанием.

– Не бойся, милая Шарлотта, – хрипло прошептал Александр. – Не закрывайся от меня. Я сделаю так, что ты познаешь блаженство. Позволь потрогать тебя там…

Шарлотта не могла признаться себе, что ей этого хочется. Наверное, даже в Турции женщины не позволяют мужьям так дерзко обращаться с собой… Она уткнулась лицом в подушку, не смея глядеть на Александра, но, в то же время, сгорая от стыда, раздвинула ноги.

Едва ощутив прикосновение его пальцев, Шарлотта потеряла остатки разума. Напряжение все росло; казалось, вот-вот произойдет взрыв. Бедра Шарлотты заходили ходуном под рукой Александра.

Он всегда подозревал, что под внешней холодностью Шарлотты скрывается горячий темперамент. И оказался прав. Целуя сладострастно набухшие губы и чувствуя, как ее тело откликается на каждое его прикосновение, принц ликовал. Соблазн овладеть Шарлоттой был велик, Александру все труднее становилось бороться с ним, но впервые в жизни ему было важнее удовлетворить в постели женщину, чем самому получить удовлетворение.

– Еще чуть-чуть, любимая, – пробормотал он, не отрываясь от ее губ. И тут же услышал изумленный вздох: свершилось! Шарлотта изогнулась дугой, словно впаиваясь в руку Александра, и по телу ее как будто пробежали молнии.

Ошеломленная случившимся, Шарлотта медленно повернулась к мужу. Александр смотрел на нее голодными глазами, лицо его было так напряжено, что, казалось, кожа вот-вот лопнет. Он улыбнулся, и сердце Шарлотты замерло в груди.

– Это только начало, – сказал Александр. – А теперь позволь мне показать тебе все остальное.

Но разве может быть что-то еще? Она, наверное, еще сто лет будет приходить в себя после всего, что случилось с ней за последние полчаса… Шарлотта вяло лежала в объятиях Александра и упустила момент, когда он подсунул руки под ее бедра, приподнял их и… посягнул на ее девственность!

Вялости как не бывало! Шарлотту пронзила острая боль. Она дернулась, отшатываясь от его поцелуя, вскрикнула и закусила губу, подавляя рыдания.

– Прости, – глухо попросил Александр, отводя волосы с ее потного лба. – В первый раз всегда бывает немного больно. Но все уже позади.

Шарлотта зажмурилась, не веря ему. Он опять попросил у нее прощения и попытался загладить свою вину долгими, страстными поцелуями.

Александру было искренне жаль, что пришлось причинить Шарлотте боль. И он мечтал снова увидеть на ее лице радость. Как в тот момент, когда она была на вершине блаженства. Александр лежал не шевелясь, и потихоньку ласкал грудь Шарлотты, пока тело ее не откликнулось на его призыв. Тогда он начал потихоньку двигаться. Ему страстно хотелось поскорее ворваться в ее лоно, но он понимал, что не следует торопиться. Надо быть нежным. Он уже сделал ей больно. Он не должен пугать ее своим нетерпением.

Шарлотта не сразу поняла, что творится с ее телом. Но вскоре сомнений не осталось: постепенно ее опять охватывало желание. Да-да, она не ошиблась! Только это желание стало еще сильнее, поскольку горячей волной разлилось по всему телу. Кожа Шарлотты вдруг приобрела удивительную чувствительность, и, к своему изумлению, Шарлотта опять начала блаженно постанывать.

Увидев, что она разгорячилась, Александр отбросил сдержанность и отдался обуревавшей его страсти.

И вновь Шарлотта окунулась в бурный водоворот, вновь ей казалось, что сердце ее не выдержит и разорвется. Потом настал вожделенный миг, а потом… потом волна экстаза отхлынула, и усталая, дрожащая Шарлотта впала в оцепенение. Словно моряк, потерпевший кораблекрушение и выброшенный морем на пустынный берег.

Александр медленно отодвинулся и положил ее голову к себе на плечо, как на подушку. Поглядев на слегка распухшие губы любимой, принц ощутил легкий укол совести – бедняжке было больно, и она искусала губы чуть ли не до крови! Но с другой стороны, сейчас ей хорошо, она мирно дремлет… И действительно, утомленная обилием новых, противоречивых впечатлений, Шарлотта моментально заснула.

А вот Александру не спалось. Когда порыв страсти прошел, разум неумолимо выдвинул перед ним все ту же дилемму. Да, он женился на Шарлотте, и, может быть, первый любовный опыт ей даже пришелся по душе. Но когда она проснется, что он скажет в свое оправдание? Он по-прежнему нехозяин своей жизни, по-прежнему должен сражаться за свободу Греции. И не имеет права держать Шарлотту вдали от родины. У них нет общего будущего.

«А вдруг у нее будет ребенок от тебя? – холодно спросил внутренний голос. – Даже в этом ты ее подвел – в решающий момент позабыл про последствия».

Мысленно разразившись проклятиями, Александр был вынужден посмотреть правде в глаза. Соблазнив Шарлотту, он поступил бесчестно. И вдобавок, как последний дурак, влюбился в нее!

Глава 15

В спальне еще царила приятная полутьма, когда Шарлотта пробудилась и… увидела, что она лежит в объятиях Александра. Шарлотта в ужасе отодвинулась на краешек постели, подальше от мужа. Боже правый! Вдруг Александр проснется и решит, что она жаждет продолжения их греховного, но такого сладостного союза?

Чуть дыша, Шарлотта поглядела на Александра сквозь смеженные ресницы. Слава Богу, он крепко спит, и с объяснением, которого она так страшится, можно повременить! Однако нужно поскорее одеться. Может, если она оденется, он хоть отчасти позабудет про ее развратное поведение этой ночью? Леди так себя не ведут… О Господи, он ведь не будет ее любить, если она не научится быть приличной женой! Правда, Нассара говорила, что жена должна быть желанной для мужа, но ей, наверное, и в голову не пришло, что новобрачная не будет помнить себя от страсти. Ну почему, почему она не лежала спокойно и не была холодна, как полагается добродетельной женщине? Почему она уродилась такой? Даже боль ее не остановила… Теперь, при свете дня Александр наверняка не сможет скрыть отвращения при виде жены, которая стонала в экстазе, когда он обладал ею…

Едва в памяти Шарлотты всплыли эти ужасные картины, ей стало так стыдно, что она быстрее молнии вылетела из кровати. Одеться! Она немедленно должна одеться… Сорочки нигде не было видно. Вероятно – Боже, какой позор! – сорочка до сих пор лежит где-то под простыней. Хорошо хоть кафтан валялся на полу. Шарлотта коршуном кинулась на него – так нищий набрасывается на объедки с пиршественного стола.

Лежа без движения на постели, Александр наблюдал, как жена поспешно просовывает руки в рукава шелкового свадебного наряда. В сердце его вновь всколыхнулась нежность. Но на сей раз он не пытаться себя разубеждать. Да, прождав любви почти тридцать лет, он, наконец, влюбился…

Первые лучи солнца еще робко алели на горизонте, но даже в предрассветных сумерках Александру было видно, как дрожат пальцы Шарлотты, застегивающие крошечные пуговки. У него упало сердце.

«Болван! Кретин! Неужели ты думал, что за одну, пусть даже прекрасную ночь она позабудет обычаи своего народа? Неужели надеялся, что эта ночь изменит всю ее жизнь и Шарлотта, пожертвовав всем ради любви, поедет с тобой в мятежную Грецию?» – с жестокой откровенностью говорил себе Александр.

Ему отчаянно хотелось снова затащить Шарлотту в постель и забыть в ее объятиях все свои сомнения, но он уже не мог заглушить голос трезвого рассудка. Надо поговорить с Шарлоттой. Они должны спокойно, трезво все обсудить. Он спросит, известно ли ей что-нибудь про документы мистера Каннинга, а потом скажет, что первым же кораблем намерен отправить ее и леди Аделину в Англию…

Вот только… а что, если она будет носить под сердцем его ребенка? Если так, то на родине ей не придется надеяться на замужество…

При этой мысли на душе у Александра стало легче. Если Шарлотта забеременеет… Хотя нет, вряд ли это возможно скоро… Но предположим, все-таки да… тогда, наверное, он сможет попросить ее остаться с ним?

«Да, но где она будет жить? – горько усмехнулся принц. – В Стамбуле вместе с наложницами? В золотой клетке? Или в Греции, среди разбойников, называющих себя теперь борцами за свободу, и умирающих от голода крестьян?»

Ответить на свои сердитые вопросы Александр не успел, поскольку Шарлотта услышала шорох, обернулась и увидела, что муж не спит. Встретившись с ним глазами, она густо покраснела.

– Д-доброе утро! Надеюсь, я… тебя не разбудила? Я не знала, что ты не спишь. – Говоря это, Шарлотта потихоньку пятилась подальше от кровати. Как будто боялась, что он спрыгнет с постели и набросится на нее. Впрочем, ее состояние вполне объяснимо. Для него их первая брачная ночь была полна неизъяснимого блаженства, а Шарлотта, наверное, испытала только боль. Отогнав неприятную мысль, Александр поспешил натянуть покрывало до подбородка, чтобы не смущать Шарлотту еще больше.

Шарлотта заметила, что он нахмурился, и испугалась. Господи, он на нее сердит!

– М-мне уйти? – пролепетала она, в ужасе уставившись на свои голые ноги.

Кто знает, что предписывают в таких случаях правила турецкого этикета? В Англии она, по крайней мере, могла бы спрятаться в своей комнате, а тут… тут она все равно не найдет сама дорогу на женскую половину дворца, даже если принц ее сейчас отпустит.

– Нет-нет, не уходи.

Александр никогда еще не говорил с ней так сурово! Он глубоко вздохнул. Наверное, еле сдерживался, чтобы не закричать. Шарлотта совсем приуныла.

– Мы должны поговорить, – отрывисто произнес принц. – Я еще вчера хотел начать этот разговор, но…

Шарлотта завороженно уставилась на свои ноги, словно видела их впервые в жизни. Впрочем, в выкрашенных хной ногтях, выглядывавших из-под подола кафтана, и впрямь был какой-то магнетизм.

– О… о чем? О том, что мы… делали? – еле слышно спросила она.

– Нет. Боюсь, об этом говорить нечего. Разве что я должен был бы попросить прощения. Но я не могу… я не раскаиваюсь.

Шарлотта изумленно вскинула голову. Он должен просить прощения? Но за что? У нее захватило дух. Может, Александр вовсе даже не сердится на нее? Она вспомнила слова Нассары… А вдруг Александр так страстно желал ее, что не заметил, какая она была бесстыдная? О, если бы это было возможно!.. Шарлотта замечталась и не сразу сообразила, о чем он говорит, когда услышала:

– Мне давно пора объяснить тебе, чем я занимался в Англии. От успеха моей миссии зависит жизнь многих людей, и я не могу быть с тобой совсем откровенным. Но все же скажу, что меня полностью поддержал мистер Каннинг, английский министр иностранных дел. И надеюсь, султан тоже, пусть и без большой охоты, но окажет мне поддержку.

– Почему ты говоришь «надеюсь»? Разве ты не знаешь наверняка?

Шарлотту искренне заинтересовал этот разговор, но одна тайная мысль все время мешала ей сосредоточиться. Ах, как было бы чудесно, если бы Александр откинул покрывало и предложил бы ей лечь в постель! Она бы прижалась к нему, а он снова бы ее поцеловал…

– Увы, в этой стране нелегко узнать мнение правителя. – В улыбке Александра не было и тени юмора. – Он буквально облеплен придворными. Даже аудиенции у него добиться непросто, порой для этого требуются сложнейшие маневры, на которые уходят недели. А теперь из-за происков сэра Клайва Боттомли я ни на миг не могу выйти из дворца. Отец уверяет, что это небезопасно.

– Небезопасно? Но почему?

– В последние годы великий визирь постоянно ставил мне палки в колеса, а сэр Клайв Боттомли – его приспешник. Когда мы приплыли в Стамбул, нас всех спасла только сообразительность моего отца. Великий визирь намеревался бросить нас в темницу, но отец перехватил письмо, которое пытался передать визирю сэр Клайв, и прислал в гавань своих людей. Они схватили сэра Клайва и прежде, чем великий визирь успел что-либо предпринять, привезли нас сюда. Однако моему врагу известно, что я в Стамбуле, и меня схватят, если я попытаюсь покинуть дворец эмира.

– Да, но что это означает на деле? Ты же не можешь надолго оставаться в четырех стенах?!

– Конечно, не могу, но пока придется запастись терпением. Отец ведет сложные переговоры, добиваясь, чтобы султан принял меня. Даже визирь не посмеет меня похитить, если я пойду на аудиенцию к султану.

Шарлотта облегченно вздохнула.

– Твой отец – важный сановник. Он наверняка сможет добиться аудиенции.

– Ах, если бы все было так просто! – Александр долго колебался, но потом продолжил: – Ты до сих пор не можешь понять, что здесь не такие порядки, как в английском парламенте…

Он старался не смотреть на Шарлотту. Грудь ее четко обрисовывалась под шелковым кафтаном в лучах рассветного солнца. Александру неудержимо хотелось нагнуться, потянуться к ней губами… При одной лишь мысли об этом кровь ударяла ему в голову… Нет, он не должен, не может… Лучше думать и говорить о политике султана! Александр нерешительно потянулся к своей одежде. Пожалуй, впервые разговоры о независимости Греции казались ему такими неинтересными.

– Я тебе уже объяснял: доступ к султану невероятно затруднен. Даже мой отец, а он, между прочим, ведает финансами всей Оттоманской империи, не может запросто прийти к султану. Но есть и другой момент… личного свойства…

– Твои отношения с отцом? – тихо спросила Шарлотта, удивив Александра своей проницательностью.

– Да. – Он запахнул кафтан и подошел к окну. Сад был залит ярким утренним солнцем. – Отец еще не решил, стоит ли ходатайствовать за меня перед султаном. А я пока не убедил его, что моя борьба в Греции в конечном итоге пойдет на пользу Оттоманской империи. Он всегда считал, что я напрасно сражаюсь в Морее. И говорил, что лучше бы я стал советником султана по внешней политике. Я ведь знаю несколько иностранных языков.

– Но ты бы поговорил с эмиром… с твоим отцом… Ты ведь прекрасно умеешь убеждать. Вспомни, как ты заставил меня поверить всяким небылицам.

Александр усмехнулся. Когда его жена говорила таким сухим тоном, она становилась прежней Шарлоттой, которую он знал в Англии. Право, кажется, с тех пор прошла целая вечность!

– Увы, за тридцать лет нашего совместного существования отец привык не поддаваться этим чарам. И он вполне обоснованно считает меня сумасбродом. Покидая Стамбул, я мечтал стать героем, был целиком во власти романтических иллюзий, бредил стихами лорда Байрона. Поэтому теперь мне придется убеждать эмира, что я повзрослел и поумнел.

– А это действительно так?

Александр посуровел.

– По-моему, да. Когда полежишь несколько месяцев на мерзлой грязи, это охладит и самую горячую голову. Война удивительно быстро лишает человека радужных иллюзий.

– И все-таки ты по-прежнему поддерживаешь борьбу греков за свободу?

– Они борются за правое дело, – тихо ответил Александр. – Почти четыреста лет их страной правят корыстные властители чуждой им империи. Греки должны иметь собственную государственность и свое правительство.

– А твой отец с этим не согласен?

– Он колеблется. Говорит, оттоманские законы сдерживают воинственность греков. И действительно, пять греков, собравшись вместе, обычно высказывают пять разных мнений о том, как следует управлять страной. А если греками овладеет дух противоречия, мнений будет не пять, а шесть или даже семь.

Шарлотта рассмеялась.

– Может, тогда вам с отцом следует найти золотую середину? Скажем, выступайте не за свободу всей Греции, а за освобождение какой-нибудь провинции.

– К сожалению, это невозможно, Шарлотта. Войска султана разложились и не способны сражаться с греками, поэтому он призвал армию из Египта. Египтяне считаются верными слугами Оттоманской империи.

– Но на самом деле это не так?

– Пока что они нам верны. Но я знаю египетского пашу и его сына, и у меня нет ни тени сомнения, что они рано или поздно предадут султана. Как только Греция будет завоевана, египетский паша двинет свои войска на Стамбул. Единственный выход – начать переговоры с европейскими державами о создании независимого греческого государства.

– Как странно, что отец не разделяет твою точку зрения!

– Видишь ли, наши отношения с эмиром осложняются разногласиями насчет… насчет моей личной жизни. В юности я наделал ошибок, и ему, подобно многим отцам, трудно увидеть во мне зрелого мужчину. – Принц помолчал и тихо добавил: – Женщины наверняка сказали тебе, что моя жена Фатима умерла при родах. Отец хотел, чтобы я женился снова. Ему хочется иметь внука, а Аллах предпочел забрать моего новорожденного сына себе. Я не смог выполнить желание отца и уехал из Стамбула, чтобы избежать постоянных споров на эту тему.

«Он не мог снова жениться, потому что беззаветно любил Фатиму, – с горечью подумала Шарлотта. – А теперь из-за коварства сэра Клайва ему пришлось жениться на мне, хотя он вовсе этого не хотел».

Шарлотта отвернулась, скрывая слезы, так некстати навернувшиеся на глаза. Ладно, она не будет мучить его вопросами про Фатиму. Лучше вернуть беседу в более спокойное русло и поговорить о политике. Обсуждать бои в Греции и Египте гораздо безопаснее, чем вспоминать любимую жену, безвременно отошедшую в мир иной.

– Однако я до сих пор не понимаю, что вы делали в Англии, – с трудом сдерживая слезы, говорила Шарлотта.

Александр помрачнел, решив, что у нее нет ни малейшего интереса к его личной жизни. А он-то надеялся рассказать про свои сложные отношения с религией и обычаями предков! Впрочем, если рассуждать логически, то какой ей резон обременять себя ненужным знанием? Какая Шарлотте разница, что он всю жизнь разрывается между желанием остаться верным отцу и обещанием исповедовать христианство – обещанием, данным когда-то матери? И какое Шарлотте дело до того, что он чувствует себя виноватым в гибели преданной ему малышки Фатимы? Шарлотте хочется одного – поскорее вернуться в ее любимую, родную Англию. И разве можно ее за это осуждать?

Александр нервно взъерошил волосы и сунул руки в карманы кафтана. Черт побери! Если она хочет разговаривать о политике – пожалуйста!

– Только крупные державы способны прекратить кровопролитие в Греции. Если мне удастся добиться встречи с султаном, я скажу ему, что мистер Каннинг – его последняя надежда на более или менее справедливый исход борьбы. Султан, как и мистер Каннинг, опасается русского императора. Он бы хотел найти такое решение греческого вопроса, которое не допустит вмешательства русских. А мистер Каннинг готов пустить в ход рычаги британской дипломатии и привлечь британский флот, который не допустит имперского влияния России в Греции.

– Но с какой стати русским вмешиваться во внутренние дела Греции?

– Отчасти потому, что им хочется получить доступ к греческим портам, а отчасти потому, что греки и русские исповедуют одну религию. И те, и другие – православные. И русский император искренне верит в то, что сам Господь Бог велел ему избавить Грецию от ужасов мусульманского владычества. Но русский император вмешивается в дела Греции главным образом потому, что он твердо намерен присоединить к своей империи все европейские государства, ныне принадлежащие туркам. И император в этом не одинок. Многие русские грезят империей, которая будет простираться на территории восточной Европы.

Шарлотта заинтересовалась разговором, и, сама не замечая, что делает, она уселась на подоконник рядом с Александром.

– Тогда неудивительно, что султан не хочет иметь по соседству новую огромную империю, – сказала Шарлотта. – Особенно если ему придется пожертвовать своими землями.

– Вот именно, – согласился Александр. – В идеале султану, конечно, не хотелось бы отпускать Грецию из Оттоманской империи, но он трезво смотрит на вещи и готов вести переговоры.

– В таком случае, почему он их не ведет?

Александр натянуто улыбнулся.

– Ты скоро убедишься, Шарлотта, что в этой – стране прямой путь далеко не всегда самый короткий. Великий визирь и большинство советников султана решительно противятся любым переговорам с иностранными державами. Они живут прошлым и отказываются признать, что Оттоманская империя уже не имеет сил навязывать свою волю таким странам, как Франция и Англия. Им невыносима сама мысль о переговорах с крупными державами.

– Но если султан – верховный владыка, то почему он не прикажет великому визирю начать переговоры?

– Теоретически султан обладает абсолютной властью. Но на деле частенько оказывается марионеткой, выполняющей волю проклятых евнухов.

Шарлотта вскинула голову.

– Евнухов? Ты хочешь сказать, и у султана есть евнухи? Александр, объясни хоть ты мне: кто они такие?

Вопрос жены и позабавил, и удручил Александра. Господи, она и впрямь выросла вдали от мира!

– Евнух – позор Востока, – с глубоким убеждением произнес он. – Евнух – раб, лишенный возможности жениться и стать отцом. Для этого в детстве ему делают операцию. Евнухи здесь в большой цене, ведь они не могут основать династии и не представляют угрозы для жен своего хозяина. Но я не считаю это достаточным оправданием варварства! Тысячи мальчиков лишают возможности вести нормальную жизнь, а еще сотни погибают под ножом неумелого хирурга. Я, например, никогда не допущу евнухов в свое семейство!

– Поэтому их и нет в твоем гареме?

– Да, – кивнул принц.

– Но рабы-то у тебя есть, – пробормотала Шарлотта, отводя взгляд. – Я имею в виду женщин… наложниц…

– Шарлотта, всех этих женщин мне подарил отец – в надежде, что я женюсь.

– Но ты мог бы отпустить их на свободу!

– Я их отпустил, – спокойно возразил Александр. – Всех до единой. Но куда они пойдут, что будут делать со своей свободой? В Англии я, наверное, подыскал бы им приличную работу. А здесь женщины либо рабыни, либо наложницы и живут в гареме.

– Тогда найди им мужей, – предложила Шарлотта.

Принц вскинул на нее глаза. Что-то в ее голосе его насторожило. Похоже, она далеко не так спокойна, как кажется на первый взгляд…

– Ты ревнуешь меня к наложницам?

– Ну что ты! Конечно, нет! – поспешно, слишком поспешно воскликнула она. – Мне все равно! Даже если б у тебя был миллион наложниц! С какой стати мне ревновать?

– Я вижу только одну причину.

– Нет, я совершенно не ревную, – твердо повторила Шарлотта. По крайней мере, она надеялась, что говорит твердо. – Мне просто не нравится, что бедные женщины сидят взаперти в твоем гареме и им нечем заняться.

– Может, я выкрою время и развею их скуку, – с невинным видом предложил принц.

Шарлотта шумно вздохнула.

– Это ваше сугубо личное дело, принц Карим.

– Ах, как ты официально со мной разговариваешь, дорогая женушка. Насколько мне помнится, вчера ночью ты называла меня разными именами, но «принц Карим» не прозвучало ни разу.

– Вчера ночью… вчерашняя ночь была страшной ошибкой, – выпалила Шарлотта, невероятно оскорбленная тем, что он вспомнил про ее неприличное поведение. – И, между прочим, ты так до сих пор и не объяснил мне, почему сэр Клайв Боттомли жаждет отдать тебя в руки великого визиря.

Александр вздохнул. Ему очень не хотелось переводить разговор на другую тему, но вместе с тем, нельзя же силой заставлять Шарлотту отдаваться ему! Да, он, конечно, лишил ее девственности. Сделанного не воротишь. Но если она не зачала от него ребенка, они смогут развестись, и Шарлотта вернется на родину. Видит Бог, не она первая пойдет под венец, уже приобретя кое-какой любовный опыт. Если Шарлотта выйдет за архидиакона Джефриса… хотя нет, не надо мучить себя, не надо представлять ее в объятиях этого сухаря. Главное, что муж Шарлотты будет англичанином и обеспечит ей жизнь, к которой она привыкла. За кого бы Шарлотта ни вышла – за архидиакона Джефриса или какого-нибудь другого противного типа, – ее нельзя больше затаскивать в постель. Не надо себя обманывать. Хватит иллюзий прошлой ночи! Он так теряет голову в постели с Шарлоттой, что непременно сделает ей ребенка.

Пожалуй, в этом есть высшая справедливость, усмехнулся Александр. Он долгие годы лишал своего отца радости стать дедушкой. А теперь мечтает о ребенке, прекрасно понимая, что не имеет на это права. Да, у Христа или у Аллаха своеобразное чувство юмора…

– Александр, ты рассердился?

Робкий вопрос Шарлотты прервал лихорадочные мысли принца.

«О чем мы говорили? – устало подумал Александр. – Ах да! О сэре Клайве Боттомли».

– Сэр Клайв хочет передать меня в руки великого визиря, поскольку считает, что украл секретные документы мистера Каннинга. Сэр Клайв верит, что в них изложен план действий англичан в мятежной Греции. Но ему известно, что великий визирь не поверит в подлинность бумаг, пока кто-нибудь под пытками не подтвердит этого. Вот сэр Клайв и наметил меня своей жертвой. Он рассчитывает на щедрую награду за свое предательство.

– Сэр Клайв хочет, чтобы тебя пытали… – На лице Шарлотты был написан ужас. – Но бумаги, которыми завладел сэр Клайв, подложные, да? Ты спрятал секретные планы мистера Каннинга в стене, а разбойники, напавшие на тебя, увезли фальшивку! А потом сэр Клайв примчался с ней в Стамбул!

«Она на редкость сообразительна», – подумал Александр и ощутил странный прилив гордости.

– Да, ты права, – сказал он вслух. – Но, увы, все не так удачно, как может показаться. Ты, вероятно, догадываешься, в чем дело, Шарлотта. Я понятия не имею, куда подевались подлинные документы.

– Зато я имею! – с довольным видом воскликнула Шарлотта. – Больше того! Я думаю, они в целости и сохранности!

– Вот как? – Принц вмиг позабыл, что он решил держаться с Шарлоттой отстраненно, и, расплывшись в улыбке, схватил ее за руки. – Мы можем их забрать? После того как ты отчитала меня на корабле, я все время ждал момента, когда тебя можно будет спросить про эти бумаги.

Шарлотта попыталась нахмуриться.

– По-моему, ты заслуживал подобного обращения.

– О нет, что ты! – Александр легонько провел пальцами по ее губам и, посерьезнев, попросил: – Скажи мне, Шарлотта, куда ты спрятала бумаги мистера Каннинга?

На корабле Шарлотта поклялась не рассказывать Александру о документах, но сейчас ей казалось, что это решение приняла какая-то другая женщина. Приняла неизвестно почему… Глаза Шарлотты засияли от радости. Ей так хотелось сделать Александру приятное!

– Я отдала бумаги нашему кучеру Тому и попросила отвезти их Генри Баррету, – сказала Шарлотта и счастливо засмеялась, понимая, что у Александра гора с плеч свалилась. – Том обещал сообщить мистеру Баррету, что нас увезли в Стамбул. Я, конечно, мало знакома с твоим предприимчивым другом, но не удивлюсь, если он не сегодня-завтра постучится во дворец твоего отца.

Напрочь позабыв о том, что ему не следует прикасаться к Шарлотте, Александр крепко обнял ее.

– Право, ты величайшая из женщин, Шарлотта! Ты сокровище! Чем, чем я отблагодарю тебя? Умница ты моя! – И он шутливо поцеловал ее в кончик носа.

Шарлотта напрягла всю волю, стараясь не отвечать на его ласки. Она должна вести себя благопристойно. Ни в коем случае нельзя таять в его объятиях и наслаждаться поцелуями. Шарлотта закусила губу, твердо вознамерившись выглядеть настоящей леди. Но, Боже правый, как же ей хотелось его поцеловать!

Шарлотта крепко зажмурилась, борясь с искушением. Что скажет тетя Аделина, если узнает, что Шарлотта жаждет подставить мужу грудь для поцелуя и что ее бросает в жар при мысли о том, как он будет гладить ее бедра?

Шарлотта покраснела. Но все-таки, помня наставления тетушки, старалась не поддаваться истоме, охватывавшей ее тело, и упорно думала о посторонних вещах. Она научится вести себя, как подобает добродетельной супруге! Научится, чего бы ей это ни стоило!

Александр ощущал упорное сопротивление жены, и мало-помалу его порыв сошел на нет. Господи, да ей, наверное, противны его прикосновения! Он отодвинулся от Шарлотты и напустил на себя равнодушный вид. Еще недавно Александру хотелось провести с женой целый день, но теперь это казалось ему невыносимой пыткой. Так долго быть рядом с Шарлоттой и не сметь прикоснуться к ней даже пальцем! Нет, пожалуй, отныне им лучше видеться только в присутствии посторонних.

Александр направился к дверям. Как и следовало ожидать, в коридоре стояли две маленькие служаночки.

– Проводите госпожу в гарем, – приказал по-турецки Александр. – И позаботьтесь, чтобы ее окружили вниманием и заботой. – Он повернулся к Шарлотте и холодно произнес, избегая ее взгляда: – Вы с леди Аделиной побудете в моем гареме, пока я не договорюсь о вашей отправке в Англию. Слугам велено исполнять все ваши желания.

«Увы, самое мое заветное желание они исполнить не могут», – подумала Шарлотта и чуть не зарыдала.

Сомнений не было: она опять обидела Александра. Но что плохого она сделала? Чем могла его обидеть? Она ведь была целомудренно-бесстрастна, ничем, ни единым жестом не выдав своих истинных чувств!.. Но Шарлотта из гордости не подала виду, что ей больно.

– Мы с тетушкой будем с нетерпением ждать известий о дне и часе нашего отъезда, – ответила она, надеясь, что говорит еще более ледяным тоном, чем принц.

Потом надменно кивнула Александру, взяла с подлокотника кресла свое свадебное покрывало и, как во сне, вышла из комнаты.

Глава 16

Сэр Клайв обернулся, проверяя, не следят ли за ним, хотя в душе был уверен, что это излишняя предосторожность. Наконец-то настал счастливый день! С самого утра все идет гладко. Сэр Клайв нащупал в нагрудном кармане бумаги мистера Каннинга. Слава Богу, они были на месте! Золото эмира лежало в боковом кармане, и при ходьбе он ощущал его приятную тяжесть. Да, сегодня утром судьба ему положительно улыбнулась!

Сэр Клайв довольно усмехнулся, пробираясь в дальний конец сада. Какое счастливое совпадение, что старый Ибрагим накануне вечером выдал ему оставшуюся половину денег! Теперь надо пойти к великому визирю и тоже потребовать вознаграждение. Пожалуй, можно будет даже поторговаться. Секретные военные планы англичан стоят недешево! Ну и конечно, он сообщит визирю еще одну важную новость: принц Карим вернулся к Стамбул и скрывается во дворце отца.

До сэра Клайва все еще доносился приглушенный гул голосов: в покоях эмира царила суматоха. Минут за десять до описываемых событий из жаровни, над которой кипятился котелок с водой, выпал раскаленный уголь. А какой-то болван навалил рядом с жаровней груду подушек. Естественно, они загорелись. Слуги эмира сбежались поглазеть на пожар, словно непослушные дети. Дело-то яйца выеденного не стоило, но они подняли такой гвалт, что скоро весь дворец ходил ходуном. А из груды обуглившихся подушек валил дым.

Сообразительный сэр Клайв, разумеется, не преминул воспользоваться столь удобным случаем. Пользуясь всеобщим смятением, он под прикрытием дымовой завесы побежал в свою спальню, схватил сюртук и стрелой помчался в сад.

Удача не изменила ему и там. Садовников, вероятно, привлекла суматоха во дворце. По крайней мере, никто не поливал цветы, не мел дорожки и не выпалывал сорняки. Только присутствие толстого старого евнуха слегка омрачило безоблачное настроение сэра Клайва, но и оно не представляло опасности. Евнух храпел у дальних ворот, не замечая ни жужжания пчел, ни бегства сэра Клайва.

Сэр Клайв добежал до конца сада. Где-то тут стояли огромные цветочные горшки. А, вот они! Как удачно, что они перевернуты вверх дном – это же готовая лестница, по которой он переберется через стену! Сэр Клайв похвалил себя за наблюдательность. Накануне эмир Ибрагим позвал его на прогулку и долго показывал цветочные клумбы, а принц Карим переводил нудные рассуждения эмира о красотах природы. Сэр Клайв умирал от скуки, но в какой-то момент его орлиный взор углядел в глухом закоулке сада полуразрушенный кусок стены, а рядом, в зарослях папоротника, два здоровенных глиняных горшка.

Запыхавшись и обливаясь потом, сэр Клайв поставил горшки поближе друг к другу и принялся карабкаться на стену. Это было страшно унизительно, но что поделаешь – иначе ему не выбраться из дворца эмира! За прошедшие пять дней сэр Клайв много кричал и буйствовал, но наконец, до бедняги дошло, что его держат в плену. Даже свадьба принца Карима не принесла ему удовлетворения – ведь принц, похоже, нисколько не жалел о том, что его заставили жениться. А вся беда в том, что для этих проклятых мусульман брак совсем не такая обуза, как для англичан. Когда Кариму надоест Шарлотта Риппон, ему достаточно три раза сказать в присутствии свидетелей: «Ты свободна», – и дело с концом. Да, что ни говори, а с женщинами мусульмане обращаются правильно…

Впрочем, сэру Клайву не хотелось омрачать такой прекрасный день неприятными мыслями. Ничего! Даже если это событие никак не меняет жизни принца Карима, то жизнь Шарлотты Риппон и ее тетушки испорчена непоправимо!

Сэр Клайв утер взмокший лоб и, немного передохнув, поставил одну ногу на горшок, а вторую в выемку в стене, где не хватало кирпича. Ну и жарища в этом Богом забытом городишке! Взобравшись наверх, сэр Клайв уселся на стену и посмотрел в сад. Все отлично! Евнух по-прежнему спит! За все время, что сэр Клайв был в саду, этот лодырь и бровью не повел. Нет, даже если бы у него было столько денег, сколько у эмира, подумал сэр Клайв, он и тогда бы не стал кормить старых слуг, от которых уже нет никакого проку. Сэр Клайв осторожно встал во весь рост и спрыгнул вниз, на волю.

Махмед, преданнейший слуга эмира, дождался, пока шаги чужестранца стихли, а потом проворно вскочил на ноги и побежал во дворец, где давно затушили искусно инсценированный пожар. Теперь служанки усердно оттирали следы гари. Войдя в покои господина, Махмед учтиво поклонился.

Эмир ответил на его приветствие ласковыми словами:

– Входи, мой старый друг.

– Я пришел сказать тебе, о совершеннейший из правителей, что чужестранец бежал.

Эмир задумчиво посмотрел на свои ногти.

– Вот как?

Махмед сдержанно улыбнулся, подходя поближе.

– Я сделал все точно, как ты приказал, повелитель. Чужестранец очень возгордился, сочтя себя удивительно хитроумным, когда обнаружил цветочные горшки, которые мы поставили в углу сада. Признаюсь, в какой-то миг я испугался, что ему не перелезть через стену – такой он тюфяк. Но он все-таки справился. Судя по звуку его шагов, он побежал на юг, в сторону мечети.

– Да-да, там можно найти возницу, – усмехнулся эмир. – Благодарю тебя за твою наблюдательность, старик. Теперь нужно известить нашего человека в свите великого визиря о предстоящем визите этого ничтожного сэра Клайва.

– Будет исполнено, повелитель. Бегу!

– О нет, погоди, мой друг. Сначала выпей со мной кофе и выкури кальян.

Махмед низко поклонился.

– Для столь великого удовольствия, повелитель, всегда найдется минутка-другая.

Дворец эмира Ибрагима находился в роскошном квартале Стамбула, и, поспешно идя к мечети, где он надеялся найти возницу, сэр Клайв раздумывал, куда раньше податься: к великому визирю или в порт – проверить, не уплыли ли матросы на его корабле.

Убедившись, что нанять можно только старую вонючую телегу, запряженную парой волов, сэр Клайв решил сначала вернуться на корабль и переодеться, а затем найти более приличный экипаж и явиться к великому визирю, как подобает важной особе. Кстати, не помешает взять с собой вооруженную охрану из нескольких матросов. Побывав «в гостях» у эмира Ибрагима, он кое-чему научился и не намерен попадать из огня да в полымя!

Ехать в телеге, запряженной волами, было и унизительно, и неудобно. Но хорошо хоть его шхуна оказалась в гавани. Правда, преданность команды объяснялась весьма просто: у моряков не было денег, чтобы вернуться в Англию. Сэр Клайв решил выдать команде жалованье, но не все, а лишь небольшую часть, чтобы они напились и прокутили эти денежки на берегу – тогда они опять останутся без гроша и будут ждать до его возвращения. А он им напомнит, что полный расчет будет произведен только после благополучного возвращения в Англию. Сэр Клайв давно обнаружил, что обещание денег – самый надежный способ заставить людей служить тебе верой и правдой.

Он расплатился с возницей и, войдя в порт, заметил новехонький бриг, стоявший на якоре всего в нескольких футах от его корабля. На корме черной краской было написано «Прекрасная американка». А на мачте развевался американский флаг. Корабли из Америки нечасто появлялись в этих краях, и сэр Клайв решил немедленно выяснить, кому принадлежит бриг. Вспомнив про вовремя подмеченные глиняные горшки и выемки в стене, он благодушно сказал себе, что наблюдательность – залог успеха.

Лейтенант Хей встретил хозяина с нескрываемым облегчением.

– Сэр Клайв! Мы так волновались! Я уж хотел известить о вашем исчезновении британского посла.

«Этот Хей – круглый дурак!» – сердито подумал сэр Клайв, а вслух холодно произнес:

– Я же вас предупреждал, Хей, мое дело требует строжайшей конфиденциальности. Таков приказ правительства. Распоряжение самого министра иностранных дел! Вы никому не должны рассказывать обо мне.

– Но ведь британский посол тоже член нашего правительства, сэр.

– Не спорьте со мной, Хей. Вы для этого чересчур глупы. Просто выполняйте мои инструкции – и все. – Сэр Клайв протянул лейтенанту пару золотых. – Вот, найдите себе на ночь женщину и перестаньте думать о том, что вас не касается.

– Слушаюсь, сэр. Спасибо, сэр. А вы не скажете, когда мы двинемся в обратный путь, сэр Клайв? А то у меня дома больная жена…

– Наверное, в конце недели. – Сэр Клайв растянулся в кресле и взял бутылку портвейна.

Господи, как приятно хлебнуть спиртного! Целых пять дней он пил только гранатовый сок!

– Скажите Сэму, пусть принесет мне горячей воды. Перед выходом мне нужно помыться и переодеться.

– Слушаюсь, сэр. – Лейтенант спрятал золотые монеты и направился к выходу. Но на пороге нерешительно замер. – А вам ничего неизвестно о мисс Риппон и леди Аделине, сэр?

– Мисс Риппон вышла замуж, – коротко ответил сэр Клайв. – Хей, что за корабль стоит на якоре возле нас? Такой новый, под американским флагом.

– Судно торговое, сэр. Курсирует между Бостоном и Стамбулом. Оно пришвартовалось сегодня утром. Капитана зовут Генри Баррет. Насколько я понимаю, разгрузка судна еще не началась.

– Генри Баррет, говоришь? – Сэр Клайв залпом выпил портвейн. – Поскорее пришли сюда Сэма!

Лейтенант выскочил из каюты. В следующую минуту Сэм уже принес сэру Клайву кувшин горячей воды и свежее белье. Сэр Клайв молча позволил помыть себя и переодеть. Мысли его лихорадочно скакали. После своего визита в дом Риппонов он осторожно навел справки и выяснил, что капитан из Бостона, некий Генри Баррет, вел в прошлом успешную торговлю с Грецией. И вот теперь, судя по всему, тот же самый капитан Генри Баррет, который искал в деревушке Сент-Леонардс принца Карима, пришвартовал свое судно в Стамбульском порту. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять простую вещь: капитан Баррет и принц Карим связаны между собой!

К сэру Клайву, помрачневшему было после поездки на телеге, вновь вернулось хорошее настроение. Он решил нанести по дороге к великому визирю визит капитану Баррету. Сэр Клайв почти не сомневался, что ему удастся почерпнуть какие-нибудь интересные сведения. А он давно усвоил, что, ведя переговоры с лукавыми азиатами, лучше иметь в запасе не один, а парочку козырей. Да и потом, сэр Клайв не простил принца Карима, грубо нарушившего его хитроумные планы, и рад был воспользоваться любой возможностью, дабы уязвить своего врага.

Не считай сэр Клайв, что свистеть неприлично, он бы взошел по трапу «Прекрасной американки», весело насвистывая. На свежевымытой палубе его остановил наглый матрос.

– Извини, приятель, но посетителей не пускаем. Капитан занят.

У матроса был дерзкий, вульгарный колониальный акцент. Сэр Клайв нахмурился. Будь его воля, он бы вообще запретил этим расхлябанным американцам говорить по-английски, как только они заикнулись про свою независимость. Но сейчас сэр Клайв скрепя сердце решил не связываться с наглецом и не выказывать ему вполне заслуженного презрения. Наоборот, сэр Клайв постарался улыбнуться как можно любезней.

– Вот увидите, капитан Баррет сделает для меня исключение! – Сэр Клайв подался вперед и заговорщически понизил голос. – Скажите капитану, что я пришел по поручению принца Карима Александра и дело не терпит отлагательства.

Матрос смерил его пристальным взглядом и пронзительно свистнул, подзывая товарища.

– Скажи капитану, к нему гость, – приказал он подбежавшему юнге. – От принца Карима Александра.

Как и надеялся сэр Клайв, имя принца послужило ему самым надежным паролем, и меньше чем через пять минут его отвели к мистеру Генри Баррету, капитану и владельцу «Прекрасной американки».

При взгляде на капитана трудно было проникнуться к нему почтением. Старомодный парик съехал на левое ухо. Мундир был расстегнут, чулки сползли. На столе валялись горы карт и бумаг, кое-где придавленные пустыми бутылками из-под бренди. Сэр Клайв презрительно поморщился.

– Капитан Баррет? Меня зовут сэр Клайв Боттомли. Я весьма признателен вам за то, что вы уделили мне свое драгоценное время.

Генри Баррет не заметил сарказма, звучавшего в словах англичанина.

– Весьма рад… – икнув, пробормотал он. – Весьма. Для друзей моих друзей я всегда свободен. – Он протянул гостю бутылку бренди. – Присоединяйтесь ко мне, сэр… сэр Клайв… Не хотите ли отведать?

– Благодарю покорно.

– Ну, а я выпью. – Капитан говорил с таким же жутким акцентом, как и его матрос. – Какое долгое и уто… уто-ми-тельное плавание.

– Я вам сочувствую.

– Да. Все время то одно, то другое…

Капитан Баррет развалился в кресле. Сэр Клайв уже подумывал, что он пришел зря. Вряд ли этот пьяница способен сообщить что-либо путное. Но сэр Клайв всегда гордился своей скрупулезностью. Раз уж он здесь, надо позаботиться о том, чтобы пресечь связи капитана с принцем Каримом и эмиром Ибрагимом. Эмир, правда, не представляет большой угрозы, но с этими азиатами никогда нельзя быть уверенным…

Сэр Клайв хрипло прошептал:

– Принц Карим Александр просил вам кое-что передать.

Капитан вскочил.

– Т-с-с…

Он приложил палец к губам и, являя собой пародию на осторожность, кинулся к двери, сшибая по дороге мебель. Рванув на себя дверь, капитан чуть не упал, но все же удержался на ногах и тупо улыбнулся сэру Клайву.

– Никого… Ладно, выкладывайте, что там у вас. Ни одна живая душа нас здесь не услышит.

Сэр Клайв чуть не рассмеялся в лицо капитану. Господи, да о чем думал принц Карим, связываясь с этим тупоголовым пьяницей! Удивительно, как такой капитан вообще смог добраться до Средиземного моря! Если все борцы за свободу Греции такие болваны, война кончится уже к лету.

– Ну, и что говорит принц?

– Что в Стамбуле вас подстерегает грозная опасность, – театрально прошептал сэр Клайв.

Вряд ли капитану известно что-нибудь существенное, но все равно принцу Кариму лучше этого не знать.

– Принц просил вас предупредить: ни в коем случае не ходите к эмиру Ибрагиму и не пытайтесь связаться с принцем. У великого визиря повсюду шпионы, даже во дворце эмира. Если вы туда сунетесь, вас тут же схватят.

Капитан Баррет поспешил ослабить узел на галстуке. Ему вдруг стало трудно дышать, он побелел как полотно.

– Может, нам лучше сразу повернуть назад? На кой черт мне сдался этот Стамбул? – Он дрожащей рукой попытался налить в стакан еще бренди, а когда не удалось, покорно вздохнул и приложился к горлышку бутылки.

– Я знал, что нам не надо сюда приходить. Очень нам нужно, чтобы проклятые му… мусуль… короче, проклятые турки совали сюда свой нос.

Сэр Клайв встрепенулся, но постарался напустить на себя равнодушный вид.

– Конечно, вы правы, капитан Баррет. Хотя я не совсем понимаю, почему вам не хочется пускать на корабль турок.

Генри Баррет усмехнулся и игриво ткнул сэра Клайва пальцем в бок.

– А нечего нехристям накладывать лапу на оружие, предназначенное для православных греческих христиан.

– Вы совершенно правы, – пробормотал сэр Клайв, еле скрывая ликование.

Значит, трюмы «Прекрасной американки» начинены оружием для греческих революционеров! Да, за эти сведения великий визирь заплатит щедро! Ну а теперь надо как-то помешать этому дураку-капитану уйти из порта… Сэр Клайв встал со стула. Ему не терпелось побежать к великому визирю.

– Капитан Баррет, не забывайте: принц Карим на вас рассчитывает. Что бы ни случилось, не покидайте Стамбул, пока принц не свяжется с вами снова.

Генри Баррет, пьяно пошатываясь, побрел к письменному столу.

– Надо найти секстант, – бормотал он. – Лучше сразу унести ноги. Я лучше отдам приказ держать курс на Корфу. Там английский флот, они меня защитят.

– Нет! – в ужасе воскликнул сэр Клайв, но тут же взял себя в руки и добавил с милой улыбкой: – Вам не следует сниматься с якоря, капитан Баррет. Вы нужны принцу здесь. Он особенно подчеркнул в разговоре со мной, что вы не должны покидать Стамбул. Вспомните, принц хотел, чтобы «Прекрасная американка» оставалась здесь на всякий случай: вдруг ему придется спешно покинуть город?

– О да… теперь я припоминаю. – Капитан поскреб голову под париком, и тот еще больше скособочился. – Бегство… Да, нельзя бросать принца. – Он сгреб в одну кучу карты, валявшиеся на столе, и чуть не опрокинул при этом бутылку бренди. – Да, пожалуй, придется торчать тут, раз уж я нужен принцу.

– Еще как нужны! – поддакнул сэр Клайв. – О, вы хороший друг! Я уверен, принц Карим наградит вас за верную службу.

– Вообще-то я должен был бы… – проворчал капитан Баррет.

– Не стоит меня провожать, я сам найду дорогу.

– А ваш провожатый уже здесь, – сказал капитан Баррет, и не будь сэр Клайв так поглощен своими успехами, его бы удивило, что язык капитана вдруг перестал заплетаться.

Капитан еле заметно кивнул матросу, тот в ответ наклонил голову и вежливо обратился к баронету:

– Пожалуйста, следуйте за мной, сэр. Я проведу вас самым коротким путем.

Отношение великого визиря и его приближенных к иностранцам было вполне определенным. Иностранцы были для них бельмом на глазу. Послы, важные сановники и шпионы – все, независимо от ранга и звания, часами торчали в приемной, а великий визирь решал, стоит ли прервать более важные занятия и снизойти до встречи с неверными.

Поэтому к просьбе сэра Клайва Боттомли во дворце визиря отнеслись с должным презрением. Великий визирь битый час листал бумаги, в которых говорилось о сэре Клайве, потом не спеша читал их, куря кальян. Слабый интерес промелькнул в его глазах лишь тогда, когда он узнал, что сэр Клайв вернул в Стамбул принца Карима Александра, сына эмира Ибрагима. Ибрагим, будучи румелийским Дефтердаром и главным казначеем Оттоманской империи, постоянно мешал великому визирю, и тому страшно хотелось его опорочить. Но, увы, эмир Ибрагим не только пользовался благосклонностью султана, но и прославился своим неподкупным служением империи.

А вот принц Карим не был столь безупречен. Шпионы донесли визирю, что Принц участвовал в сражениях на греческой земле. Было известно и то, что он пускает доходы от своих поместий на закупку продовольствия для мятежных крестьянских войск, скрывающихся в горах Морей.

Великий визирь запыхтел кальяном, вполуха прислушиваясь к бульканью воды и думая о своем. Пару месяцев назад сэр Клайв Боттомли сообщил ему о том, что принц Карим ведет в Англии переговоры с мистером Каннингом, британскимминистром иностранных дел. Визирь надеялся получить доказательства причастности эмира Ибрагима к преступным деяниям его сына. Именно для этого визирь велел устроить покушение на принца. Но, насколько ему было известно, покушение ничего не дало.

Следует соблюдать предельную осторожность. Султан явно симпатизирует взглядам пылкого, бредящего заграницей принца Карима. Но если удастся доказать, что принц не просто благосклонен к мятежным грекам, но и помогает им, и что эмир Ибрагим знает об измене принца и, более того, поощряет ее, пожалуй…

Великий визирь хлопнул в ладоши и приказал рабу, даже не удостоив его взглядом:

– Приведи сюда этого англичанина. Я побеседую с ним.

Глава 17

С трудом дождавшись, когда сэр Клайв выйдет из каюты, Хенк Баррет поспешил поправить парик, который он вообще-то надевал только в редчайших случаях, и правильно застегнуть мундир. Затем подтянул чулки и, выглянув в коридор, позвал юнгу.

Эдвин уже два раза побывал с капитаном в дальнем плавании, и у них установились дружеские отношения. Ухмыльнувшись, Эдвин сообщил:

– Капитан, сделано все, как вы приказали, Доугел пошел за этим типом по пятам.

Капитан возился с подвязкой и в ответ лишь довольно хмыкнул. Вернув себе идеально опрятный вид, в каком он, собственно говоря, обычно и пребывал, Хенк Баррет подозвал Эдвина к столу, и они принялись наводить там порядок.

– Это выбросить, сэр? – кивнул Эдвин на батарею пустых бутылок.

– Да, и не говори коку, что мы опустошили кладовку, а то он устроит мне бойкот.

– Парни благодарят вас за бренди, капитан, и говорят, что они не против хлебать его из горшка для жаркого. Не обязательно же пить из бутылок! А сэр Клайв-то даже не задумался: как это вы в дребодан пьяны, а на корабле такая чистота? Не мешало бы ему и знать, что при капитане-пьянице на корабле не бывает порядка.

– Сэр Клайв слишком восхищался своим умом. Ему было некогда думать, – Хенк Баррет ласково потрепал юнгу по плечу. – Смотри, не прикладывайся к бутылкам, мошенник. А Доугел пусть явится ко мне, едва вернется на корабль. Как только я выясню, куда отправился этот самовлюбленный, чванливый баронет, я поеду во дворец эмира Ибрагима.

– А можно мне с вами, сэр? Я еще ни разу не был в настоящем дворце.

Хенк Баррет проворчал, стараясь напустить на себя грозный вид:

– Да чего там особенного? Просто большой дом, и все. Ты же американец, мальчик, а американцы не преклоняются перед аристократами. Не забывай об этом.

– Да, но мне все равно интересно поглядеть на дворец.

– Ты еще не все дела сделал. Куда тебе на берег? И потом… это может оказаться опасным. Вдруг эмир решил бросить нас в темницу?

Глаза Эдвина восторженно засияли.

– Вот здорово, сэр! Я возьму шпагу и помогу вам сражаться.

Капитан Баррет недовольно хмыкнул.

– В опасности нет ничего хорошего, дурачок. А тюрьма – не курорт. И попадать туда не стоит, даже если тебе невтерпеж помахать новой шпагой.

Однако в отличие от сэра Клайва Эдвина нелегко было провести. Сердитый вид капитана его ничуть не смутил, и юнга расплылся в улыбке, прекрасно понимая, что победа осталась за ним.

– Благодарю вас, сэр! К приходу Доугела я буду готов.

Александр был решительно недоволен собой. Мало того что он безвылазно сидел во дворце отца, когда ему нужно было срочно отправляться на поиски Хенка Баррета, так еще и семейная жизнь оказалась нелегким испытанием. Принц уже около полутора суток стоически выполнял свое благородное решение не прикасаться к Шарлотте. В результате он уже лез на стенку из-за неутоленной страсти, а Шарлотта избегала его. Стоило принцу войти в гарем, куда он и приходил лишь ради встречи с ней, как она под любым предлогом старалась ускользнуть. А тут еще и обитатели дворца невольно подливали масла в огонь, ведь все они, от эмира до самого маленького поваренка, с нескрываемым любопытством следили за новобрачными.

И в довершение всего эмир наотрез отказывался объясниться с сыном. Александр несколько раз просил отца похлопотать об аудиенции у султана Махмуда II. Но отец был глух к его мольбам.

В описываемое утро все обстояло примерно так же. Александр завел речь о внешней политике – эмир свел разговор к обсуждению домашних дел, которые и яйца-то выеденного не стоили. Александр не отступал и опять заговорил о независимости греков. Однако эмир, как и следовало ожидать, не пошел на поводу у сына и поинтересовался здоровьем Шарлотты.

Стиснув зубы, Александр учтиво произнес:

– Благодарю вас, отец, за то, что вы любезно интересуетесь здоровьем моей жены. Хвала Аллаху, она пребывает в добром здравии.

– Да ниспошлет ей Аллах хорошее здоровье на многие годы! Я очень надеюсь услышать вскоре отрадную весть, что она ждет дитя, которое станет моим утешением на склоне лет.

– Достопочтенный отец, осмелюсь возразить вам, что ваша жизнь еще далека от заката. А также дерзну напомнить, что у вас уже есть много внуков.

Эмир небрежно махнул рукой.

– Это дети моих дочерей. Я их, конечно, люблю, но разве они могут сравниться с сыном моего единственного сына?

Александр решил, что, пожалуй, настало время сообщить отцу неприятное известие: эмиру не следует уповать на скорое появление долгожданного внука, поскольку Шарлотта и леди Аделина в ближайшее время отбудут в Англию. Но пока принц подбирал слова, в зал ворвался привратник. При виде его Александр облегченно вздохнул и тут же почувствовал себя виноватым.

Раб пал ниц.

– О славнейший владыка, к тебе явились чужестранцы. Они просят принять их.

Эмир лениво поинтересовался, обмахиваясь веером:

– А имена у этих чужестранцев есть?

– Мудрейший эмир, их имена слишком сложны для моего скудного ума. Чужестранцы явились с оружием, однако не похоже, чтобы они были настроены воинственно.

– Они в военной форме?

– Прости, владыка, но я не разбираюсь в этих нелепых чужестранных одеяниях. А тюрбанов, по которым можно было бы различить их ранг или род занятий, у чужестранцев нет. Но предводитель дал мне вот эту записку. Может быть, ты, о мудрейший, разберешь, что в ней говорится.

Эмир взял маленькую белую карточку и, мельком взглянув на нее, протянул сыну.

– Ты знаком с этим человеком, Карим Александр?

«Капитан Генри Баррет…» Александр прочел эти простые слова, и сердце его взволнованно забилось.

– Да, отец. Я его хорошо знаю. Он мой старый, испытанный друг, и я почту за великую честь представить его вам.

Эмир повернулся к рабу.

– Проведи чужестранцев сюда. Оружие не отбирай, но приставь к ним вооруженную стражу.

Раб поклонился до земли.

– Будет исполнено, мой повелитель.

Когда Хенк Баррет в сопровождении подтянутых моряков вошел в зал, Александр вдруг отчетливо понял, насколько он соскучился по своему другу. Принц был очень доволен, что Хенк, хорошо усвоивший восточные обычаи, сначала низко поклонился эмиру и лишь затем с улыбкой кивнул ему.

– Карим Александр, представь мне своего боевого друга, – сказал по-турецки эмир.

Александр встал с дивана и обменялся с Хенком крепким, теплым рукопожатием.

– Значит, ты все-таки добрался сюда, старый грешник! Смотри, твой нюх заведет тебя когда-нибудь в беду.

Хенк ухмыльнулся.

– Так ведь я вынюхивал твой след. Послушай, приятель, ты не мог бы попросить этих парней убрать ятаганы? А то у меня мурашки по коже бегают при взгляде на кривые лезвия.

– Я не волен им приказывать, но не тревожься. Отец знает, что ты мой друг. И стражники держат сабли просто для важности.

– И все же меня это как-то не очень вдохновляет, – насмешливо улыбнулся Хенк и схватил Александра за руку. – Слушай, ну ты и вырядился! Хотя тебе идет. Особенно это грандиозное сооружение на голове. Право, павлиньи перья – это лучшее обрамление для твоего гордого профиля.

– А ты в своем репертуаре, приятель. Американские комплименты порой подозрительно смахивают на издевку. Но, увы, мы не можем продолжить нашу увлекательную беседу. Отец хочет с тобой познакомиться.

Александр повернулся к эмиру.

– Достопочтенный отец, позвольте представить вам моего ближайшего друга, капитана Генри Баррета. Он из Бостона, это штат Массачусетс.

– Американец? – Эмир слегка поднял брови.

– Да, сэр. Но Генри уже много лет торгует с Востоком. Особенно часто он бывает в греческих портах.

Ни один мускул не дрогнул на лице эмира. Он пристально вгляделся в черты Генри Баррета и, наконец, промолвил:

– Я рад приветствовать вас и ваших слуг в моем скромном жилище.

Александр перевел Генри слова отца и попросил разрешения побеседовать с другом наедине. Эмир опять посмотрел на капитана, немного помолчал и хлопнул в ладоши.

– Позаботься, чтобы американские друзья принца Карима подкрепились и не скучали без своего начальника, – приказал эмир рабу и, встав с дивана, кивнул сыну. – А ты отведи капитана в мои покои. Я думаю, нам есть о чем поговорить.

Пройдя в свои личные покои, эмир не стал терять времени на церемонии. Он отослал слугу, задернул тяжелую штору, закрывавшую вход, сел на деревянную кушетку и указал принцу и капитану на кресла, обтянутые шелком.

– Прошу вас, садитесь. А теперь, принц Карим, не будешь ли ты так любезен спросить своего друга, зачем он сюда пожаловал?

– Я очень рад видеть тебя, Хенк, – обратился Александр к Баррету, – но как ты узнал, что я в Стамбуле? Тебе Том сказал, да?

– Да. Бедняга здорово продрог на дороге, но ничего, оклемался. Раны оказались легкими, и через два дня он уже явился ко мне на Портман-сквер. Том принес мне бумаги, которые доверила ему хозяйка, и умолял меня поехать за тобой в Стамбул. «Прекрасная американка» уже стояла на якоре в Тилсбери, поэтому я рассчитывал приплыть сюда через три-четыре дня после сэра Клайва. Но у берегов Португалии мы попали в шторм, да и потом, нам не везло. Вот почему я так задержался.

– Что ж, с благополучным прибытием! – откликнулся Александр. – Бумаги в целости и сохранности?

– Так точно. Ты, я вижу, тоже цел и невредим. А что с мисс Риппон и леди Аделиной? Том с ума сходил от беспокойства за молодую хозяйку. Говорил, она сражалась как лев, когда сэр Клайв Боттомли пытался тебя похитить. Том боялся, что она переусердствовала, и сэр Клайв из мести подстроит какую-нибудь пакость.

Александр с ужасом почувствовал, что краснеет. Пытаясь скрыть смущение, он закашлялся, но добился прямо противоположного эффекта: и отец, и Хенк Баррет смотрели на него с нескрываемым любопытством.

– Я счастлив сообщить тебе, что Шарлотта и ее тетушка живы и здоровы, – деревянным голосом произнес Александр и, избегая пронзительного взгляда Хенка, уставился на мозаику, украшавшую стену. – Кстати, мы с Шарлоттой два дня назад поженились. Ее тетушка тоже живет в гареме и опекает племянницу. Видишь ли, в сложившихся обстоятельствах свадьба была наилучшим выходом.

– О, я от всего сердца поздравляю тебя, Александр!

Хенк с трудом скрывал изумление. Надо же, Александр, этот неисправимый донжуан, вдруг смутился! И не просто смутился, а покраснел… ей-Богу, покраснел! Интересно, какие именно обстоятельства вынудили Александра жениться?.. Хенк подавил бестактный смешок. Да, он бы много отдал за то, чтобы узнать истинную подоплеку этих загадочных событий. Что заставило его друга очертя голову ринуться в столь рискованное предприятие, как женитьба?

– Мне хотелось бы засвидетельствовать свое почтение леди Аделине и твоей супруге, – сказал Хенк. – Если, конечно, эмир не сочтет это грубым нарушением турецких обычаев и не обидится.

Александр еле удержался от резкого отказа. Его самого обуревали противоречивые чувства, и он не спешил переводить просьбу Хенка эмиру. С одной стороны, принцу хотелось доставить Шарлотте и леди Аделине удовольствие. Он понимал, что они обрадуются встрече с человеком, который говорит по-английски. А с другой – Александра обуяла примитивная, иррациональная ревность. Как это его жена выйдет из гарема и предстанет перед посторонним мужчиной?! Мало ли что Хенк Баррет уже видел ее лицо! И что он сам столько раз восставал против нелепых ограничений, накладываемых на мусульманских женщин! В принце заговорили собственнические инстинкты, и ничто не могло бы его сейчас переубедить.

– Им придется закрыть лица, – словно со стороны услышал Александр свой голос и добавил извиняющимся тоном: – Ты же понимаешь, во дворце моего отца так принято.

В темных глазах эмира промелькнули жалость и насмешка.

– Не приписывай мне своей ревности, – тихо сказал он по-турецки. – Я полагаю, ты впервые испытываешь глубокие чувства к женщине. И, может, теперь тебе станет понятно, почему столько турецких мужчин предпочитает держать своих жен взаперти.

Александр изумленно воскликнул:

– Вы поняли мой разговор с Хенком Барретом, отец?

Эмир откинулся на подушки.

– Это тот редкий случай, когда отец набрался мудрости у своего сына. Ты призывал меня попытаться понять европейский образ мыслей и для этого изучить какой-нибудь европейский язык. За годы твоего отсутствия я выучился говорить по-французски и по-английски.

– И ничего мне не сказали?

Эмир посмотрел на сына с оттенком грусти.

– А ты разве рассказал мне о том, чем ты занимался в течение этих трех лет, Карим Александр? Порою бывает труднее открыть свое сердце тому, кого любишь, нежели постороннему.

И, не дав Александру ответить, эмир резко взмахнул рукой. На пороге мгновенно вырос раб.

– Я приказываю привести жену моего сына и ее тетушку в покои принца, – надменно произнес эмир. – Пусть они придут сразу же после ужина.

Александр вкратце перевел Хенку распоряжение своего отца.

– Что ж, я с радостью с ними повидаюсь, – откликнулся американец. – А пока тебе и твоему отцу, наверное, небезынтересно будет узнать, что сегодня утром ко мне на корабль явился гость. Не кто иной, как сэр Клайв Боттомли. Он предупредил, чтобы я остерегался даже близко подходить к дворцу эмира Ибрагима. И, естественно, после такого предупреждения я со всех ног кинулся сюда.

Александр улыбнулся.

– Сэр Клайв «удрал» из дворца только сегодня утром. Похоже, ему предстоит хлопотливый денек. Мы с отцом думали, он прямиком побежит к великому визирю.

– Выйдя от меня, он и вправду направился туда. Причем не один, а со своими матросами. Мой человек следил за ними, – Хенк лукаво прищурился. – Сэр Клайв сообщит визирю потрясающую новость. Видишь ли… он почему-то считает – наверное, в разговоре с ним я ляпнул что-нибудь не то, – так вот, он вообразил, что в трюмах «Прекрасной американки» турецкие таможенники обнаружат продовольствие и амуницию, предназначенные для греческих повстанцев.

Александр вскинул на друга глаза.

– Но ничего подобного там, разумеется, нет? Хенк обиделся.

– За кого ты меня принимаешь, Алекс? Трюмы забиты оленьими шкурами – мне их заказала турецкая гильдия кожевенников.

– Однако евнухов и шпионов великого визиря обмануть сложнее, чем сэра Клайва, – подал голос эмир. – Они непременно обнаружат и потайные трюмы на корабле капитана Баррета.

– Там нет потайных трюмов, отец.

– И все же ты меня не успокоил, сын мой. Передай своему другу, что отсутствие оружия в данный момент вовсе не означает, что так будет всегда. А я не потерплю измены.

Хенк почтительно поклонился.

– Вы верно рассуждаете, ваша светлость. Но мы живем в трудные времена, и порой нелегко разобраться, что считать изменой, а что – необходимым средством в борьбе за справедливость. По-моему, накормить голодающих – значит проявить человеческую доброту.

– Карим Александр, скажи своему другу, что он не ребенок и понимает: на войне страдают не только солдаты, но и мирные жители.

Задыхаясь от бессильной ярости, Александр сжал кулаки, но все же спрятал их в рукава кафтана.

– Я не могу допустить, чтобы люди на моих землях умирали с голоду, отец! Я за них в ответе.

– А как же верность султану? Разве это не твой долг?

Александр болезненно скривился. Хенк поспешил вмешаться.

– Новости, приходящие из заграницы, подвергаются у вас жесточайшей цензуре, поэтому вы, вероятно, не знаете, что временное греческое правительство обратилось к Англии с просьбой провести переговоры с Оттоманской империей и помочь в окончании войны. Они хотят создать греческое королевство и предложить принцу Леопольду занять трон.

Александр был очень благодарен другу, ибо сердитые возражения, уже готовые слететь с уст принца, не убедили бы эмира в необходимости серьезного разговора с султаном, а рациональные аргументы вполне могли возыметь действие. Александр спокойно перевел слова Хенка, добавив от себя, что принц Леопольд – мудрый политик и что он приходится зятем английскому королю Георгу. Леопольд до сих пор оплакивает безвременную кончину жены, единственной дочери английского короля. Бедняжка умерла при родах. Эмир насупился.

– То, что греки переманили на свою сторону англичан, нисколько не уменьшает их коварства; так же как доброта принца Леопольда отнюдь не свидетельствует о том, что он может быть хорошим, справедливым правителем.

– При всем моем уважении к мнению вашей светлости, – вежливо возразил Хенк, – я позволю себе заметить, что мудрому правителю порой не мешает проявить практичность, а султан Махмуд известен в Европе своей мудростью. По правде говоря, борьба греков за свою свободу зашла уже так далеко и затрагивает интересы стольких держав, что, если султан попытается править Грецией по-старому, он рискует потерять гораздо большее – всю свою империю.

Эмир внимательно выслушал перевод Александра и печально произнес:

– Султану, может быть, и придется отдать часть земель, которые принадлежат ему по праву, однако это не означает, что мой сын должен стараться ускорить его поражение.

– Отец, когда борьба только-только разгоралась, я не предпринимал попыток помочь повстанцам, хотя среди них было много людей, живших на моей земле. Но когда три года назад я уехал отсюда и своими глазами увидел, что творится в Морее, я понял горькую истину: Оттоманская империя проиграла. И в последние годы я лишь пытался ускорить конец жестокой войны, облегчить страдания невинных жертв. Отец, люди на моей земле умирают с голоду. Они вымирают целыми городами. Я хочу просто доставить туда продовольствие. Я должен сделать это ради моей покойной матери, чтобы следующие поколения греков не страдали от голода и жадности продажных правителей.

– История показывает, что для исполнения столь благородных, возвышенных мечтаний всегда требуются оружие и порох, – сухо сказал эмир.

– Да, мне необходимо поставить оружие грекам! Если б вы видели, отец, как разорили их земли египтяне, вы бы меня поняли. Если у крестьян не будет оружия для защиты их крошечных наделов, все мои поместья придут в упадок.

В комнате воцарилось напряженное молчание. Наконец эмир сказал:

– Сбылись мои худшие опасения. Ты просишь у меня позволения, сын, покинуть дворец, чтобы сражаться против султана.

– Нет, – возразил Александр. – Я прошу лишь устроить мне встречу с султаном, дабы я мог сообщить ему секретные планы английского министра иностранных дел. Я уже не раз убеждался в прозорливости Махмуда. Он предвидит последствия своих поступков и хорошо разбирается во внешней политике. Я сумею убедить султана в том, что, пойдя на мировую с греческими повстанцами, он будет действовать в интересах Оттоманской империи и своих подданных.

– Пойдя на мировую? По-моему, это уже не мирный договор, а позорное поражение.

– Отец, я стремлюсь освободить греков, страдающих от продажных, жестоких правителей. Если бы вы побывали в Греции, вы бы признали, что наместники султана делают там черное, грязное дело. Но больше всего я хочу положить конец мятежу, дабы вытеснить из Греции – а стало быть, и из дальних пределов Турции – русского царя. Отец, умоляю, не бойтесь греческого феникса. Опасность грозит с другой стороны: русский медведь уже у нашего порога!

Эмир сомкнул ладони и мрачно посмотрел на кончики своих пальцев.

– Я подумаю над твоими речами, Карим Александр. А теперь я устал и хочу побыть один. Скажи капитану Баррету, что я приглашаю его и его моряков отужинать с нами на закате дня.

Александр поклонился. Наконец-то у него забрезжила хотя бы слабая надежда, что отец поймет, чему он посвятил последних три года!

– Да ниспошлет вам Аллах отдохновение, отец.

Эмир усмехнулся.

– В столь простом деле мне не требуется помощь Аллаха, сын мой. Прекрасной молодой жены у меня нет, так что, увы, никто не нарушит мой сон. А ты, сынок, наслаждайся мучениями, которые причиняет тебе жена. В старости ты будешь с тоской вспоминать эту горячку.

– Но моя жена меня вовсе не мучает! – поспешил возразить Александр.

Эмир улыбнулся и закрыл глаза.

Глава 18

Мало того что в последние дни Шарлотта страдала от холодности Александра, так еще и ее жизнь в гареме оставляла желать лучшего. Во-первых, все наложницы принца говорили только по-турецки, а значит, Шарлотте приходилось объясняться с ними на пальцах, и перекинуться даже парой слов было не с кем. А во-вторых, тетушка Аделина неожиданно пала духом. Бедняжка ужасно скучала по милой суете и безумолчной болтовне многочисленных наложниц эмира Ибрагима – хотя, конечно, она скорее умерла бы, чем призналась в этом.

Шарлотту же одиночество не тяготило. Она даже радовалась, что не ловит на себе проницательные взгляды Нассары или Мари-Клер. К счастью, леди Аделина не отличалась проницательностью. А главное, она вовсе не стремилась обсудить с племянницей, как именно произошло ее приобщение к замужней жизни.

Встретившись с Шарлоттой наутро, тетушка лишь робко выразила надежду на то, что принц был джентльменом.

Шарлотта вспомнила жгучие поцелуи Александра, вспомнила, как он страстно ласкал ее, и как она млела в его опытных руках, и ее тело вновь воспламенилось от желания. Был ли он джентльменом? Шарлотта чуть не засмеялась.

– Он был… мужчиной, – после долгой паузы пробормотала она.

Леди Аделину это совершенно не вдохновило, и она предпочла не продолжать опасный разговор. Тетушка обладала удивительной способностью понимать только то, что считала необходимым, и вскоре искренне уверовала, что Шарлотта осталась девушкой. Слишком невыносимо было для леди Аделины представить свою племянницу в постели с турком, и она предпочитала об этом не думать. «Не думай о неприятном» – сей тайный девиз был в глазах леди Аделины залогом спокойной и счастливой жизни, и, когда на следующую ночь после свадьбы принц Карим не призвал Шарлотту к себе в спальню, тетушка полностью успокоилась.

Теперь ее интересовало другое: поможет ли им принц вернуться в Англию? Шарлотта честно призналась, что принц пообещал договориться с капитаном какого-нибудь корабля, в ближайшее время уплывавшего из Стамбула. Леди Аделина пришла в восторг и не обратила внимания на то, что племянница совершенно не разделяет ее энтузиазма.

Поэтому неудивительно, что, когда старшая наложница Александра передала англичанкам приглашение принца, оно вызвало у них противоположные чувства.

– Принц хочет нас видеть! – торжествующе провозгласила леди Аделина. – Какая прекрасная новость! Он, вероятно, купил билеты на корабль. Быстро он, однако, действует, ведь еще и двух суток не прошло с тех пор, как вы поженились, Шарлотта. Вот видишь! Я же тебе говорила: принц нас не подведет!

– И оказались правы, – с несчастным видом согласилась Шарлотта, протягивая служанке пустую кофейную чашку.

Вызов к Александру, скорее всего, означал, что он вот-вот отправит ее в Англию и больше ни разу не позовет к себе на ложе. Шарлотта отчаянно старалась убедить себя, что она счастлива. Как хорошо, что ей больше не придется уступать животным инстинктам мужа! Он больше не прикоснется к ней – и слава Богу! Это же не настоящий муж, ведь законы чужой, варварской религии ей не указ.

Шарлотта проглотила подступивший к горлу комок, недоумевая, почему обуревающие ее чувства больше похожи на глубокое отчаяние, нежели на безоблачную радость.

Она поморгала, прогоняя слезы, и посмотрела на наложницу. Та что-то показывала жестами.

– По-моему, она просит нас закрыть лица, – догадалась Шарлотта.

Леди Аделина выхватила из рук служанки большое покрывало из белого муслина и раздраженно набросила его на голову.

– Господи! Какой вздор! Принц уже сто раз нас видел. Ну да Бог с ними! Если им так хочется, лучше не противоречить.

Шарлотта медленно надела покрывало и со вздохом призналась себе, что ей хотелось бы попрощаться с Александром наедине.

«Но зачем? – нашептывал ей внутренний голос. – Неужели ты лелеешь глупую надежду, что он опять начнет обнимать и целовать тебя? Это же погибель! Его прикосновения пробуждают в твоей душе бурю чувств. Зачем тебе это?»

– Шарлотта, дорогая, ты не могла бы поторопиться? Служанка уже нервничает. Боже мой, ты так рассеянна в последние дни! Не понимаю, что на тебя нашло?

– Простите, тетушка.

Шарлотта закрепила покрывало обручем. Нет, она не рассеянная, просто все ее мысли об Александре… Она разгладила руками складки шелковых шаровар. Ах, если бы можно было вот так же навести порядок в своих мыслях!

– Шарлотта, мы тебя ждем.

– Иду, тетушка!

Шарлотта покорно поплелась за ними, думая: «Господи, только бы он меня поцеловал! Всего один раз!»

Хенк Баррет не сразу узнал экзотическую красавицу, которая вошла в комнату в сопровождении леди Аделины и свиты служанок. Под тонким покрывалом виднелись мягкие очертания женственной фигуры и нежный овал лица, обрамленный облаком золотистых волос, ниспадавших до пояса. Когда же девушка подняла на него глаза, и он понял, что перед ним бывшая мисс Шарлотта Риппон, у Хенка Баррета чуть было не вырвалось восклицание, неуместное в устах почтенного мужчины.

С легкой иронией и завистью он наблюдал за тем, как Александр и Шарлотта обменялись взглядами, в которых сквозили неуверенность, тоска и вожделение. Когда-то и капитан ощущал нечто подобное – в те далекие дни, когда он и его жена Сьюзи были еще женихом и невестой. Но Сьюзи уже давно покоится в могиле, а он довольствуется ласками продажных женщин, и ни его солидный возраст, ни сами эти женщины не располагают к трепетным чувствам.

Однако Хенк не успел как следует осознать удивительную перемену, случившуюся с мисс Риппон, которая превратилась из хладнокровной английской леди в манящую, томную одалиску. А не успел он этого осознать, поскольку леди Аделину обуял такой восторг при виде единоверца, да еще и джентльмена (пусть даже американца!), что она заключила его в объятия и громко зарыдала.

– О мистер Баррет! – всхлипывала леди Аделина. – Как я счастлива вас видеть!

Хенк густо покраснел. Бедняга без труда управлялся с командой из двухсот человек, но справиться с одной плачущей женщиной, которая вдобавок считала его своим избавителем, оказалось ему не под силу.

– Ну-ну, будет, – смущенно бормотал он, поглаживая леди Аделину по спине и умоляюще глядя на Александра. Потом порылся в кармане и достал чистый носовой платок. – Не нужно плакать, сударыня. Все будет хорошо, вот увидите.

В ответ леди Аделина лишь захлюпала носом, а Хенк, перехватив иронический взгляд Александра, усмехнулся. И поймал себя на том, что ему, как ни странно, приятны теплые прикосновения пухленькой дамочки. Рядом с ней он впервые после смерти Сьюки почувствовал себя сильным и непоколебимым, как скала…

Поймав взгляд Александра, Шарлотта гордо подняла голову. Она готова была зарыдать вслед за тетушкой, хоть и совсем по другой причине.

Александр смотрел на нее с иронией, а голос его – как со страхом и ожидала Шарлотта – звучал издевательски:

– Видя столь бурные рыдания леди Аделины, я спешу вам сообщить, что капитан Баррет в ближайшем будущем вызволит вас из ужасного заточения. Не сомневаюсь, что это известие приведет вас в восторг.

Шарлотта из последних сил старалась сдержать слезы и не заметила, что за сарказмом Александра таится обида. Она ответила в тон принцу:

– Что ж, если он явился помочь нам, я ему вдвойне рада. Жаль только, что капитан запоздал. Если бы он приехал на несколько дней раньше, вам не пришлось бы на мне жениться. А теперь… даже если вы отошлете меня в Англию, мы все равно будем считаться мужем и женой.

Александр поджал губы и промолвил гораздо резче, чем ему хотелось:

– Об этом не беспокойтесь. Я уже говорил вам, что в мусульманских странах расторгнуть брак намного легче, чем заключить. Если я трижды произнесу в присутствии свидетелей: «Ты свободна», мы перестанем считаться мужем и женой.

Леди Аделина мгновенно повеселела. Откинув покрывало с лица, она утерла глаза и любезно поблагодарила капитана Баррета за носовой платок. К тому моменту тетушка уже полностью забыла свои опасения насчет того, не случилось ли с Шарлоттой в первую брачную ночь «чего-то ужасного». Она лучезарно улыбнулась племяннице.

– Право, приятные известия так и сыплются на нас сегодня! Мне, конечно, очень жаль бедных мусульманок – мужьям, оказывается, ничего не стоит их бросить, но в твоем случае столь легкий развод, безусловно, благо.

Шарлотту задела откровенная радость тетушки.

– Но, тетя Аделина, когда граф Лейнстер обратился в парламент с просьбой разрешить ему развестись с графиней, вы говорили нечто совсем противоположное, и пылко защищали нерушимость брака.

– Так то ж был английский брак! – моментально нашлась леди Аделина. – Согласись, это разные вещи. Граф и графиня венчались в церкви, а мы праздновали твою свадьбу в бане. Надеюсь, мне не надо продолжать? Ах, милая Шарлотта, у меня прямо гора с плеч свалилась! Значит, мы сможем вернуться в Англию и заживем, как прежде, и будем считать, что этой ужасной истории просто не было!

Шарлотта опустила голову, глядя на свои красные руки, еще не отмытые от хны, и не заметила, что, когда тетушка назвала их свадьбу «ужасной историей», Александра всего передернуло.

А леди Аделина, наконец, сообразила, что ее до сих пор неуклюже обнимает капитан Баррет, и, зардевшись, поспешила отойти на приличное расстояние.

– Надеюсь, я не испортила вам мундир, – пробормотала она. – Но понимаете, наша встреча была для меня таким приятным потрясением… Вообще-то я не имею привычки так… так бурно рыдать.

– Не берите в голову, – грубовато буркнул Хенк.

В этот момент появился главный евнух. Он что-то тихо сказал Александру и, получив ответ, быстро вышел из комнаты.

– Сейчас сюда придет мой отец, – сказал Александр. – Он хочет сообщить нам нечто важное.

Не успел Александр договорить, как эмир действительно вырос на пороге. Отпустив свиту, он кивком приветствовал капитана и женщин.

– Я буду говорить по-английски, – к удивлению присутствующих, заявил эмир. – Настало время позабыть про гордость, отбросить старые обычаи. Хотя, признаюсь, мне обидно говорить на вашем языке с такими грубыми ошибками.

– Пока что я ни одной ошибки не заметил, ваша светлость, – вежливо заверил его Хенк.

– Вы мне льстите, капитан Баррет. Я прекрасно понимаю, что произношу многие слова неправильно. Карим Александр говорит гораздо лучше. Но – ближе к делу! Я пришел сообщить вам, что сэр Клайв Боттомли сейчас беседует с великим визирем. Сэр Клайв передал ему бумаги мистера Каннинга, британского министра иностранных дел. И обвинил Карима Александра в пособничестве греческому мятежу.

– Но как вы об этом узнали? – воскликнула Шарлотта, забыв о том, что в Оттоманской империи женщины подают голос только когда мужчины к ним обращаются.

Александр затаил дыхание, но эмир не рассердился на Шарлотту.

– Я должен знать, что затевает великий визирь, дабы успеть принять меры предосторожности. Поэтому даже на тайных советах у великого визиря бывают мои люди.

Эмир говорил, нисколько не красуясь, но Шарлотта вдруг впервые поняла, насколько он могуществен.

Александр подошел к эмиру.

– Отец, простите, что я причинил вам столько беспокойства своим возвращением, но я должен признаться, что бумаги, которые сэр Клайв передал великому визирю, поддельные. А настоящие привез в Стамбул капитан Баррет. Именно их я и хочу показать султану.

– Ты думаешь, это принесет пользу ему и нашей империи?

– Да. Это личное обращение мистера Каннинга к султану. Он пишет, что британский флот не допустит вмешательства России в дела греков, если султан и глава временного греческого правительства договорятся об окончании войны.

– А, по-моему, англичанам следовало бы не потакать грекам, а помочь нам подавить революцию.

– Отец, это нелегко признать, но борьба греков зашла слишком далеко. Вернуть прошлое невозможно. Поверьте мне! Оттоманская империя рухнет, если будет пытаться удержать Грецию в прежних границах.

– Законы нашей империи зиждутся на глубочайшей мудрости ислама. Нелегко отдать оттоманские земли неверным.

– Но необходимо, отец, – мягко сказал Александр. – И я хочу по возможности смягчить боль потери. Клянусь вам: ведя переговоры с англичанами, я всегда старался защищать интересы нашего султана. Что же касается греков, то я уже объяснял вам: моя единственная цель – уберечь крестьян от голода и разорения. Призвав на помощь египетскую армию, султан выпустил джинна, который питается кровью невинных жертв. Я денно и нощно молю Аллаха, чтобы Махмуд поскорее ужаснулся содеянному и обуздал чудовище до того, как оно напьется греческой крови и в поисках новой добычи ринется в Стамбул.

– Я и сам не доверяю Али-паше, – откликнулся эмир. – Я долго думал над твоими словами, сын мой, и решил немедля ходатайствовать о том, чтобы султан тебя принял.

Александр быстро опустился на колени перед отцом и прикоснулся лбом к его руке.

– Нижайше благодарю вас.

Переведенная на холодный английский язык, эта восточная формула вежливости прозвучала чопорно и странно.

– Твоя благодарность преждевременна, – сухо ответил эмир. – Даже если султан прислушается к твоему совету, тебе придется спасаться бегством. Великий визирь не одинок в своем убеждении, что ты навлек на нашу империю неисчислимые беды, побудив султана нарушить обычаи предков. После встречи с султаном твоя жизнь, сынок, будет висеть на волоске. Особенно если эта встреча пройдет успешно.

– Хенк Баррет готов увезти меня из Стамбула, – сказал Александр и, поколебавшись, спросил: – Вы поедете со мной, отец?

Пауза длилась не больше секунды, но Шарлотта успела понять, что эмиру тоже угрожает смертельная опасность.

Эмир улыбнулся.

– Ты очень добр, сын, но не тревожься. Я принял меры предосторожности. Поверь, я хочу дожить до глубокой старости, возделывать сад и… радоваться внукам.

Глаза Александра внезапно потемнели, но улыбка была по-прежнему теплой.

– Дети ваших дочерей, отец, доставят вам бесконечную радость.

Эмир усмехнулся.

– Безусловно. И дети моего сына, думаю, тоже. – Он резко повернул голову к Хенку Баррету и добавил без тени улыбки: – Я устрою побег моего сына из дворца султана на ваш корабль. Надеюсь, вам удастся беспрепятственно выйти из гавани?

– Можете на меня положиться, ваша светлость. На меня и на мою команду. Мы будем готовы.

– Хорошо. Я полагаю, мне лучше не знать, куда вы намерены держать курс. В таком случае я не смогу вас выдать, – сказал эмир и опять обратился к сыну: – Нам надо еще кое-что обсудить, Карим Александр, но сначала я хочу обратиться к тебе с просьбой. Пожалуйста, дозволь мне побеседовать с твоей женой наедине.

Шарлотта уже достаточно изучила турецкие обычаи, чтобы понять, насколько необычна была такая просьба. Она посмотрела на Александра. Его лицо являло собой безразличную маску. Как, впрочем, всегда, когда в душе у него бушевали бешеные страсти. В комнате наступила гнетущая тишина. Наконец Александр учтиво наклонил голову в знак согласия.

– Ваше желание для меня – закон, отец. – Он хлопнул в ладоши и вызвал евнуха, чтобы тот проводил леди Аделину в гарем. – Если вы позволите, отец, я проведу Хенка в зал, где его ждут моряки.

– Хорошо. Я скоро присоединюсь к вам.

Низко поклонившись, Хенк Баррет и Александр вышли из комнаты. Эмир еле заметно улыбнулся, глядя вслед сыну.

– Бедный Карим Александр! – вздохнул он, жестом предлагая Шарлотте сесть. – Бедняга любит вас гораздо больше, чем ему хотелось бы.

Шарлотта рада была бы поверить эмиру, но не желала обманываться.

– Он не может любить меня! – выпалила она. – Мы всего три дня назад поженились, а он уже говорит о разводе. Он сказал, что отправит меня в Англию, как только найдет корабль.

Эмир усмехнулся.

– Как это благородно с его стороны… и как глупо! Неужели тебе непонятно, Шарлотта Риппон: он любит тебя так сильно, что даже готов освободить от уз, которыми вас связала судьба?

Шарлотта вздрогнула и внезапно призналась эмиру в том, в чем не решалась признаться даже самой себе:

– Но я… я не уверена, что мне хочется обрести свободу.

– Что ж, значит, моему сыну повезло. Любить и быть любимым огромная радость. Я желал в своей жизни многих женщин, но любил только Пенелопу, мать Карима Александра. Когда она умерла, я поражался жестокости Аллаха, который не дал мне умереть вместе с ней.

– Примите мои соболезнования, достопочтенный эмир.

– Спасибо, но это лишнее. Моя скорбь давно сменилась благодарностью. Благодарностью за те счастливые годы, что мне довелось прожить с Пенелопой. Аллах даровал мне не только эту несказанную радость, но и позволил дожить до тех пор, когда Карим Александр, сын, рожденный от моего союза с любимой, вырос и возмужал. Но и это еще не предел. Милость Аллаха столь велика, что он послал мне тебя, единственную женщину, с которой мой сын может обрести счастье.

– О нет, я вовсе не считаю себя избранницей Аллаха! – запротестовала Шарлотта. – Ну, разве я могу стать хорошей мусульманской женой?

– Аллах смотрит на вещи не так, как мы, смертные. Он прозорлив и понимает, что Кариму Александру не нужна жена-мусульманка. – Эмир подошел к книжным полкам и провел пальцем по кожаным переплетам книг, которые собрал в библиотеке его сын. – Ты должна понять, Шарлотта Риппон, мой сын – порождение двух культур. Культур, которые очень трудно примирить между собой. В душе Карима Александра постоянно борются чувство долга, обычаи и личные склонности и пристрастия. Вернувшись из Европы, он женился на Фатиме. Я выбрал ему эту жену, и Карим Александр повиновался мне. Он исполнил сыновний долг и последовал обычаям предков. Но жизнь его была лишь покорным выполнением бесконечной череды обязанностей. В его отношении к жене не было ни искры страсти или обожания. Бедняжка Фатима! Она чувствовала себя такой потерянной и несчастной, а Карим Александр, видя ее несчастье, мучился угрызениями совести.

– А женщины в гареме считают, что ваш сын был без ума от Фатимы, потому и отказывался жениться после ее смерти.

– Просто так эта история выглядит красивее. Но по правде говоря, Карим Александр отказывался от женитьбы, потому что боялся еще раз взвалить на себя обузу. Ведь брак без любви – это страшное бремя. Я всегда знал, что мой сын женится лишь на той, кого полюбит от всего сердца. И за годы нашей разлуки мне удалось понять, что это будет не турецкая женщина. Ну а когда я увидел тебя, Шарлотта Риппон, у меня не осталось сомнений, что мой сын наконец-то нашел жену.

– Но как вы могли это понять, достопочтенный эмир? Вы ведь даже не видели моего лица.

Мы с Александром никогда при вас не разговаривали, и я…

– А мне не нужно было видеть тебя, – ласково ответил эмир. – Я просто наблюдал за сыном. Я хорошо знаю Александра, и мне нетрудно было догадаться, что вовсе не обязательства перед твоими родными побуждают его жениться на тебе. Он очень старался сохранить хладнокровие, но я видел, что сын сгорает от желания обладать тобой.

– Вы ошибаетесь! – горячо воскликнула Шарлотта, втайне молясь, чтобы эмир оказался прав. И, окончательно отбросив осторожность, выложила все начистоту: – Александр предложил жениться на мне только потому, что чувствовал себя обязанным избавить нас с тетей от пожизненного заточения в вашем гареме.

– О, это лишь предлог, самообман. Если б он хоть немного подумал, то понял бы, что подобные жесты были совершенно не нужны. Карим Александр, может, в чем-то меня и не понимает, но ему прекрасно известно, что я отпустил бы вас из гарема, если бы он попросил, и жениться для этого было вовсе не обязательно.

– Но вы же сами настояли на том, чтобы мы поскорее поженились!

– Да, – согласился эмир. – Аллах всем нам дает возможность стать счастливыми, но порою смертные по своей глупости отворачиваются от счастья. Ваш брак предопределен Аллахом, и он должен быть счастливым. Иначе как объяснить эту цепь удивительных событий, которая связала воедино двух таких разных людей? Настаивая на скорой свадьбе, я просто старался, чтобы ваша гордыня или происки недоброжелателей не помешали вам исполнить волю Аллаха.

Шарлотта опустилась на колени возле эмира.

– Но Александр хочет отправить меня в Англию. Как я принесу ему радость, если он со мной разведется?

– Борись за него, Шарлотта Риппон. Если ты боишься признаться ему в любви – повремени, наберись мужества, а пока выказывай свою страсть. Ты красивая женщина, в твоих руках мощное оружие. Воспользуйся им.

– Видите ли… нам, англичанкам, не очень-то удается быть страстными, – еле слышно прошептала Шарлотта.

Эмир улыбнулся.

– О, мой сын – прекрасный учитель, Шарлотта Риппон. Думаю, тебе надо лишь довериться ему и получать наслаждение от его уроков.

Шарлотта разинула рот, изумленная тем, какое направление принял ее разговор с человеком, который годился ей в дедушки.

– Да, но в Англии считается, что леди не должна… не должна наслаждаться любовью.

– Как странно! – мягко сказал эмир. – Нам на Востоке предстоит многому научиться у твоей страны. Но оказывается, и вы можете у нас кое-что перенять.

– А вы уверены, что Кариму Александру не будет неприятно, если он поймет, что мне нравится, как… как он меня целует?

Эмир легонько тронул Шарлотту за плечо.

– Я уверен, он будет в восторге.

Шарлотта глубоко вздохнула. Сказанное эмиром было для нее так ново, что почти не укладывалось в голове.

– Вы были ко мне очень добры, достопочтенный эмир.

– Я не для тебя, а для себя старался. Я хочу, чтобы мой сын был счастлив.

– Я постараюсь сделать его счастливым.

– Не сомневаюсь, что у тебя получится. Пока мой сын будет сражаться, я буду мирно возделывать мой сад. А потом когда-нибудь вы привезете ко мне внуков. И это будет для меня наградой и утешением.

Глава 19

Глухой ночью Шарлотту и леди Аделину осторожно вывели из дворца. Под охраной самых надежных солдат эмира женщины проникли в порт еще до рассвета и поднялись на борт корабля. Их появление прошло почти незамеченным.

Хенк Баррет показал дамам их каюту, маленькую, но уютную. Кроме коек, там имелись комод, небольшой письменный стол и стул – он стоял в углу, напротивиллюминатора.

– Боже мой! Настоящие кровати! Настоящая, человеческая мебель! – экстатически воскликнула леди Аделина, радостно сорвав с головы покрывало и отбросив его в сторону. – О, капитан Баррет, вы даже не представляете, как мне мила эта каюта! До чего же я соскучилась по нормальной обстановке…

Капитан просиял.

– Я счастлив, что вам здесь нравится, сударыня. Вообще-то это каюта лейтенанта Фицроя, но он пока поживет с другими моряками. А теперь прошу меня извинить – я должен вернуться на палубу.

– Ну, разумеется! Мы понимаем, как вы заняты.

– Да, я, право, так закрутился, что даже забыл предупредить вас о сюрпризе, – Хенк замер в дверях, и в его глазах засияли лукавые искорки. – Ежели вы, сударыни, соблаговолите открыть вот этот сундук, то кое-что из его содержимого может вам приглянуться.

– Ах, капитан Баррет! Не может быть! Неужели вы раздобыли для нас приличную одежду?

Леди Аделина резво, будто девочка, подбежала к сундуку и откинула крышку.

– О, Шарлотта! Ты только взгляни! Боже, какое блаженство! Мы снова наденем юбки!

Хенк добродушно хохотнул.

– Ну-ну, не выдавайте моих секретов, леди Аделина!

Шарлотта медленно сняла обруч, и покрывало сползло ей на плечи.

– А Александр скоро придет на корабль, капитан Баррет?

– Надеюсь, что да, – Хенк старался говорить ободряюще, но Шарлотту это только раздосадовало.

Ей не нужны покровители! Разве она ребенок? Она хочет знать правду, пусть даже эта правда ужасна.

– Капитан, скажите откровенно: как вы думаете, Александр сумеет благополучно добраться сюда?

– Не сомневаюсь. Он живуч, как кошка, – рассмеялся Хенк и добавил, посерьезнев: – Однако, пока мы не вышли в море, я попрошу вас, милые дамы, оставаться в каюте. Мне вовсе не хочется, чтобы в последний момент возникли какие-нибудь недоразумения.

– О да! – Леди Аделина содрогнулась. – Боже правый, я не вынесу еще одной ночи в этом ужасном городе!

– Не беспокойтесь, сударыня. Я вам гарантирую, что мы выйдем в море до заката.

Хенк говорил с таким веселым видом, словно речь шла об увеселительной прогулке. Леди Аделина расцвела, порозовела, глаза ее заблестели неожиданно живо. Шарлотта, отвернувшись, пристально глядела в иллюминатор; ей не хотелось портить тетушке настроение напоминаниями о суровой действительности. Капитан пообещал отплыть до заката, но где будет в это время Александр?

Едва капитан Баррет вышел из каюты, леди Аделина схватила племянницу за руку и потащила ее к сундуку.

– Шарлотта, дорогая! Видишь, что нам подыскал этот милый человек? Нижние юбки, чулки, платья и даже перчатки! Боже мой! Мы снова оденемся как приличные женщины!

Шарлотта опустила глаза, посмотрела на свои бледно-розовые шаровары, медленно погладила мягкий, приятный на ощупь шелк голубого кафтана. Она пыталась приободриться при мысли, что вот-вот снимет неподобающий гаремный наряд и наденет льняные панталоны, три нижние юбки, накрахмаленную белую сорочку и серое платье, но никакой радости это у нее не вызывало.

Зато леди Аделина не страдала меланхолией. Она скинула возмутительные турецкие тряпки с таким проворством, что ее служанки в Англии просто диву дались бы. Спустя четверть часа чуть запыхавшаяся тетушка вновь предстала перед Шарлоттой в привычном обличье. Шарлотта поглядела на леди Аделину и залилась слезами.

Когда племянница проявляла здравый смысл, тетушку это всегда приводило в замешательство. Но зато когда с Шарлоттой случилась истерика, леди Аделина не растерялась. В глубине души она даже вздохнула с облегчением: ее племянница, столько лет подряд отличавшаяся предосудительной, неженской выдержкой, наконец-то повела себя нормально! Леди Аделина моментально вспомнила, что за последние несколько дней Шарлотта один раз упала в обморок и несколько раз впадала в странную меланхолию. А теперь она еще и рыдает. Слава Богу, Шарлотта, кажется, начинает походить на нормальную женщину! Ради этого, пожалуй, стоило и пострадать на чужбине…

– Ну-ну, успокойся. – Леди Аделина ласково погладила племянницу по спине. – Ты переволновалась, Шарлотта, но скоро мы уже будем дома, и этот кошмар позабудется. Не пройдет и месяца, как воспоминания о принце Кариме и эмире потускнеют и почти изгладятся из нашей памяти.

При этих словах Шарлотта зарыдала еще горше, но тетушка Аделина все равно ничего не поняла. Она лишь протянула племяннице чистый носовой платок, предусмотрительно положенный в сундук заботливым капитаном Барретом, и молча ждала, когда рыдания стихнут.

Шарлотте очень хотелось признаться тетушке, что она безумно боится потерять Александра. Но, сообразив, что такое признание может вызвать у леди Аделины истерический припадок, бедняжка неэлегантно высморкалась и решительно утерла слезы.

– Вы надеетесь, что мы благополучно выйдем из порта, – промолвила Шарлотта, пытаясь хоть как-то объяснить тетушке свой нервный срыв, – но ведь нам неизвестно, что сейчас происходит с Александром… вернее, с принцем Каримом. У него сегодня такой опасный день. Сперва принцу предстоит убедить в своей правоте султана, а потом, даже если его не обвинят в государственной измене, надо будет спасаться от преследований великого визиря и сэра Клайва.

– Ну, из-за этого плакать не стоит! – безмятежно откликнулась тетушка Аделина. – Капитан Баррет – старый друг принца Карима, и раз он не беспокоится, я не вижу причин для волнения.

– Как не видите причин?! А сэр Клайв? Он просто не может позволить Александру ускользнуть! Ведь Александр сообщит английскому правительству о его измене!

– Не бойся, эмир Ибрагим придумает, как обезопасить этого коротышку. Эмир показался мне весьма толковым человеком. Конечно, до англичан ему далеко, но для турок и такой сойдет. Умоляю тебя, Шарлотта, будь благоразумна. Зачем тебе отягчать свою бедную головку тревожными мыслями? Пусть за нас думает капитан Баррет. Вот увидишь, чай мы будет пить уже в открытом море. А теперь посиди, пожалуйста, спокойно, а я схожу узнать, не подадут ли нам утренний кофе.

Оптимизм леди Аделины оправдался: в середине дня принц Карим явился на корабль. Он был при полном параде, ибо приехал в гавань сразу же после встречи с султаном. К восторгу зевак, принца сопровождала свита из телохранителей эмира. Зрелище было живописное: громко звенела конская сбруя, ослепительно сверкали в лучах яркого августовского солнца грозные ятаганы.

Принц Карим спрыгнул с лошади, перемолвился парой слов с начальником отцовской стражи, и стремительно взбежал по трапу на «Прекрасную американку». Как только он ступил на борт корабля, капитан Баррет приказал убрать трап и поднять якорь.

Прежде всего принц Карим Александр помчался в каюту жены.

– Входите, принц! Добро пожаловать! – защебетала леди Аделина. – Какая жалость! Мы только что отнесли чайник в камбуз! – Она смущенно засмеялась. – Видите? Я уже знаю, что «кухня» на корабле говорить не принято. Так что я стала заправским моряком. Ну, входите же, принц! Присаживайтесь.

Однако Александр по-прежнему стоял в дверях, напряженно глядя на леди Аделину.

– Благодарю вас, сударыня, но я на минутку. Мне просто хотелось убедиться, что у вас и вашей племянницы все хорошо.

– Капитан Баррет был очень любезен, – подала голос Шарлотта, которой страстно хотелось перехватить взгляд мужа.

Все ее тело жаждало его прикосновений. Шарлотта представила себе поцелуи Александра, и ее губы затрепетали. А что если она подбежит к мужу и бросится ему на шею? Тетушка Аделина, конечно, упадет в обморок. Но что сделает Александр?

Шарлотта уже готова была отбросить осторожность, но тут Александр медленно повернулся к ней, и ее ноги приросли к полу.

Принц смерил Шарлотту надменным взглядом, и ей показалось, что в глубине его глаз промелькнуло разочарование. Но тут же лицо Александра опять превратилось в непроницаемо-учтивую маску.

– Я вижу, европейская одежда вам больше по вкусу. Что ж, очень рад, – холодно промолвил принц.

– Боже, какое блаженство опять одеться, как подобает приличной даме, – улыбнулась леди Аделина, совершенно не замечая, что между принцем и Шарлоттой словно проскакивают электрические заряды. – Ваша встреча с султаном прошла удачно, принц Карим?

– По-моему, да. Смею надеяться, султан внемлет совету мистера Каннинга и подпишет соответствующий протокол.

– Тогда все наши трудности позади! Ах, как чудесно!

– Не все, а лишь некоторые, – мягко поправил Александр. – Если вы соблаговолите сегодня пообедать со мной и капитаном Барретом, я опишу вам наше положение подробней.

– О, мы с радостью присоединимся к вам!

Хенк Баррет выразил при появлении дам бурный восторг, который резко контрастировал со сдержанностью Александра.

– Мы еще в Мраморном море, но скоро выйдем в Эгейское, – сказал Хенк, глядя, как юнга раскладывает по тарелкам простую, но аппетитную еду: тушеную курицу с рисом. – Надеюсь, нам удастся пройти Дарданеллы до рассвета. Хоть мы и идем под американским флагом, а все равно привлекать к себе внимание не стоит. Послезавтра утром мы должны быть на месте. Ветер попутный. Считайте, нам повезло.

– А куда мы плывем? – поинтересовалась Шарлотта.

Прежде чем ответить, капитан Баррет обменялся быстрым взглядом с Александром.

– На остров Пакос. Нам надо запастись продовольствием.

– А потом поплывем в Англию? – спросила леди Аделина.

На сей раз ответил Александр:

– Нет. Мне очень жаль, сударыня, но вернуться в Англию сразу мы не можем. Нам надо поскорее отвезти продовольствие в Грецию, а путешествие в Англию отняло бы у нас несколько недель. Мы просто не можем себе этого позволить. Крестьяне умрут от голода, если я в ближайшие дни не привезу им пищи.

– Не волнуйтесь, сударыня, – подхватил капитан Баррет. – У Александра есть морские карты, на которых обозначены все маршруты турецких военных кораблей. Ему дал их сам министр иностранных дел. Мы проскользнем в порт незаметно, турки ничего не заподозрят.

Леди Аделина успокоилась. Шарлотта тоже, но по другой причине. Если возвращение в Англию откладывается, то у нее еще есть шанс найти общий язык с Александром…

Однако следующая же реплика принца разрушила ее надежды.

– Спешу вас порадовать, мисс Риппон. Султан поручил мне лично переговорить с мистером Каннингом, так что из Греции мы стрелой помчимся в Англию. Приободритесь, вскоре вы избавитесь от моего общества.

Шарлотта вскинула на него глаза.

– Почему вы называете меня «мисс Риппон»?

Александр замялся. Леди Аделина поспешила вмешаться:

– Но как же ему тебя называть, дорогая? Принц не хуже нас понимает, что ваш брак не может считаться законным.

– Напротив, – торопливо возразил Александр, – пока я не заявлю при свидетелях о нашем разводе, мы считаемся законными супругами. Тетушка Аделина была явно шокирована.

– Почему же тогда вы называете меня «мисс Риппон»? – вызывающе повторила Шарлотта.

Глаза принца потемнели.

– Вероятно, потому, что не хочу оскорблять вас напоминанием о наших истинных отношениях. А как еще прикажете вас называть, мисс Риппон?

Шарлотта вдруг воочию увидела постель в спальне Александра, себя в его объятиях… В памяти всплыл любовный шепот, страстные слова и ласковые имена, которыми они называли друг друга. Она густо покраснела. Хенк Баррет поглядел на обоих и, улыбнувшись в усы, отпил глоток кларета.

«Ишь, голубки!» – со смешанным чувством раздражения и зависти подумал он.

Но потом сжалился и пришел им на выручку, тактично сменив тему разговора:

– Алекс, мы еще не рассказали дамам, какая участь постигла нашего старого друга сэра Клайва Боттомли. Они ведь не знают, что его встреча с великим визирем неожиданно закончилось для сэра Клайва так неудачно.

После того как Александр оказался на борту корабля, судьба сэра Клайва, честно говоря, не волновала Шарлотту, однако сейчас она притворилась, будто ее разбирает жгучее любопытство.

– А что с ним такое стряслось, капитан Баррет?

Хенк хохотнул.

– Великий визирь выдал его британскому послу. Вместе со всеми секретными бумагами, которые сэр Клайв пытался ему продать.

Леди Аделина захлопала в ладоши. Шарлотта улыбнулась.

– Я рада слышать, что он получил по заслугам, капитан. Но почему, скажите на милость, великий визирь так с ним обошелся?

– Уверяю вас, он преследовал не наши с вами, а свои личные интересы, – сказал Александр. – Великий визирь понял, что султан не поверит сэру Клайву, и решил, что этот человек ему больше не нужен. Тридцать лет назад сэра Клайва бросили бы в темницу, но теперь даже великий визирь обращается с влиятельными иностранцами более осторожно. Да и потом… он же ничего не терял, отдавая сэра Клайва британским властям. Избежать наказания сэру Клайву не удастся, так что великому визирю он больше докучать не будет. А Оттоманскую империю не упрекнешь в том, что она третирует английских подданных. Великий визирь остался даже доволен таким исходом дела.

Леди Аделина тоже была довольна. Главное, что сэра Клайва взяли под стражу британские власти. О международной политике доброй тетушке беседовать не хотелось, и она живо поинтересовалась:

– Сколько времени уйдет на погрузку продовольствия?

– Часов пять-шесть, – ответил Хенк. – Мы собираемся начать погрузку сразу же, как только встанем на якорь. Неважно, днем или ночью. Жители острова рады подзаработать, поэтому в грузчиках у нас недостатка не будет. Тем более что остров хотя и находится рядом с Турцией, но живут на нем греки. Они знают, что продовольствие предназначено для их голодающих соотечественников, и будут работать за троих.

– Капитан Баррет, а мы не могли бы послать весточку нашим родным? Дайте им знать, что мы с Шарлоттой возвращаемся домой…

– Да я бы с радостью, сударыня, но на Пакосе нет почты. Можно, наверное, найти кого-нибудь, кто согласится отвезти письмо в более оживленное место, откуда его удастся переслать в Англию, но думаю, мы очутимся в Англии скорее, чем дойдет письмо. Моя «Прекрасная американка» – быстроходное судно.

– Что ж, это радует. – Леди Аделина явно настроилась на жизнерадостную волну. Она грациозно встала из-за стола и сказала светским тоном, каким обычно разговаривала, принимая гостей у себя дома: – Джентльмены, мы с племянницей удаляемся, а вы наслаждайтесь портвейном. Будем надеяться, ветер не переменится, и мы прибудем на Пакос точно по расписанию.

Однако ветер переменился, и Хенк лишь далеко за полдень ввел свой корабль в глубокую бухту на западной стороне острова Пакос.

Александр и трое матросов покинули корабль первыми: они кинулись вплавь, не дожидаясь, пока судно встанет на якорь. Шарлотта и леди Аделина сошли на берег спустя два часа, и к тому времени по меньшей мере двадцать островитян уже сновали взад и вперед, как муравьи, перетаскивая большие сосуды и ящики, а еще десяток человек перевозили на лодках провизию и загружали ее в трюмы «Прекрасной американки». Александр в бриджах и легкой рубашке стоял по колено в воде, руководя погрузкой, а Хенк Баррет отдавал указания на корабле.

Лейтенант Фицрой и юнга Эдвин водрузили на берегу полотняный навес, чтобы защитить от палящего солнца нежную кожу дам, а второй кусок полотна расстелили на песке, чтобы прелестные создания не замарали свои наряды. Команда корабля была слишком занята погрузкой, и на завтрак все удовольствовались лишь кофе с печеньем. Поэтому Шарлотта пришла в восторг, когда лейтенант протянул ей корзинку с хлебом, холодной курицей и гроздьями роскошного черного винограда. Все это принесли на берег местные ребятишки.

– Мы так благодарны вам за заботу, лейтенант, – улыбнулась Шарлотта.

– Это принц Карим решил, что вы, должно быть, проголодались, – откликнулся Фицрой.

– В таком случае скажите ему спасибо, – торжественно провозгласила леди Аделина, усаживаясь на подстилку и поудобнее прислоняясь спиной к большому валуну.

Когда трапеза была закончена, леди Аделина заявила, что она, пожалуй, поспит.

– Ты бы тоже вздремнула, Шарлотта, а то у тебя такой взбудораженный вид. Вероятно, из-за жары. – С этими словами тетушка старательно расправила юбку, закрывая ноги, легла в тень и моментально уснула.

Шарлотта не считала, что в ее волнении повинна жара. Не в силах последовать примеру тетушки и благоразумно заснуть, она неотрывно смотрела на Александра, который нес в лодку тяжелый ящик. На плечах принца вздулись бугры мышц. У Шарлотты опять заныл низ живота, и на сей раз она уже поняла, что это от желания. От желания обнять Александра, прижаться к нему и почувствовать, как его мускулистое тело накрывает ее, словно одеяло. И как он ласкает ее грудь, поглаживает бедра…

Шарлотта крепко зажмурилась, отгоняя болезненно яркие воспоминания. А когда снова открыла глаза, Александр обходил ряды вспотевших, утомленных рабочих и старался их подбодрить. Намокшая от пота и морских брызг рубашка прилипла к его спине. После отъезда из Англии Александр ни разу не стригся, и его черные волосы успели порядком отрасти. Он прошел в нескольких футах от Шарлотты, но даже не взглянул в ее сторону. Прядь волос упала принцу на глаза, и он небрежным жестом откинул ее рукой.

Сердце Шарлотты защемило от нежности. О, если бы она могла найти в себе мужество, сбросить туфли, снять чулки и побежать к Александру, опять стоявшему по колено в воде. Она бы отерла пот с его лба, чтобы он не капал любимому в глаза. И предложила бы ему виноградного сока. И обняла бы его…

Прямо здесь? На виду у чужих людей? Но ее многочисленные юбки намокнут, прилипнут к ногам, будут стеснять движения. Она еще, чего доброго, упадет под напором волн и вместо помощи станет Александру обузой…

Шарлотта с сожалением отвернулась от принца, и чуть было не сбила с ног двух симпатичных, но невероятно грязных малышей, стоявших за ее спиной.

Старшему было года четыре. Он серьезно, не мигая, смотрел на Шарлотту. Младший, только-только научившийся ходить, деловито сосал палец. Он безмятежно улыбнулся, схватил свободной рукой Шарлотту за подол юбки и без слов позвал ее за собой вглубь острова.

Жара стояла нестерпимая; галька, которой была усеяна дорожка, жгла ноги. Шарлотта не на шутку испугалась, что вот-вот упадет в обморок, и испытала огромное облегчение, когда босоногие малыши, которым удушливый зной был нипочем, остановились перед убогой хижиной. В поместье Риппонов в таком сарае обитали разве что свиньи. Старший мальчик отодвинул дырявый кожаный полог и жестом пригласил Шарлотту войти. На нее пахнуло страшным зловонием. Шарлотта вздрогнула, но, судорожно вдохнув свежего воздуха, все же переступила порог…

На грязном полу сидела, привалившись к стене, худая – кожа да кости – изможденная женщина. Она была почти одного возраста с Шарлоттой. В руках женщина держала новорожденного младенца.

Шарлотта присела на корточки и умиленно залепетала какие-то ласковые слова, надеясь, что гречанка, и не зная английского, почувствует ее восхищение. Женщина гордо улыбнулась и раскрыла пеленки, демонстрируя гостье красоту малютки.

– Еще один мальчик, – сказала Шарлотта, кивая на старших детей женщины. – Ваш муж, наверное, рад, что у него столько чудесных сыновей.

Мать, вероятно, догадалась о смысле этих слов и ответила на них усталой улыбкой. Но мальчики продолжали тянуть Шарлотту за юбку, и она, в конце концов, сообразила, что они привели ее вовсе не любоваться на своего маленького братика. Нет, интерес детей был прикован к большой козе, привязанной к огромной кровати. Кроме этой кровати, в лачуге мебели не было.

Коза, как и мать мальчиков, судя по всему, родила совсем недавно, и ее белоснежные детеныши – чище их в хижине Шарлотта ничего не увидела – ковыляли вокруг матери на еще нетвердых ножках. Ребятишки радостно загомонили, когда Шарлотта отважилась погладить козу по голове. Карапуз вынул палец изо рта и, схватив самого маленького и слабенького козленка, сунул его в руки Шарлотте.

Она с улыбкой приняла временный дар. Между тем старший брат достал с нижней полки глиняную плошку и удивительно ловко принялся доить козу своими крошечными ручонками. Поймав одобрительный взгляд матери, малыш гордо угостил англичанку пенной голубоватой жидкостью.

В желудке Шарлотты что-то грозно екнуло, недвусмысленно предупреждая: дескать, теплое козье молоко – не самое лучшее питье в летнюю жару. Однако она проигнорировала это предупреждение и, вернув козе ее детеныша, взяла плошку. Три пары темных человеческих глаз и пара козьих пристально наблюдали за действиями Шарлотты. Отказаться от подношения было невозможно. Шарлотта зажмурилась и залпом осушила плошку, после чего окончательно убедилась в том, что козье молоко никогда не войдет в число ее любимых напитков. От добавки она наотрез отказалась.

Потом ей вдруг пришло в голову, что, может быть, у этого семейства нет другой живности, кроме козы, и она призадумалась, чем бы отблагодарить греков за доброту, но так, чтобы они не обиделись. Задыхаясь от жары, Шарлотта вспомнила, что на ней три нижние юбки из чистого льна, украшенные кружевами. По меньшей мере, одна лишняя… Шарлотта постаралась не думать, как оценила бы ее поведение леди Аделина, и, отвернувшись от мальчиков, торопливо сняла нижнюю юбку.

– Вот. Это для малыша. – Она положила юбку в деревянную колыбель.

Мать нерешительно дотронулась до белоснежного льна, с благоговейным трепетом посмотрела на Шарлотту и рассыпалась в благодарностях, но мальчики не дали ей договорить и бесцеремонно увели гостью из хижины. Белая ткань с кружевами явно не показалась им столь уж прекрасным подарком.

Солнце уже клонилось к закату. Жара начала спадать. Ветерок ерошил Шарлотте волосы. Ей вдруг стало неизъяснимо хорошо.

Она шла с ребятишками по пляжу. Они скакали, как козлята. Желая показать ей все свои сокровища, мальчики привели Шарлотту к роднику, бившему из скалы. Возле родника образовался небольшой оазис, где зеленела густая трава, и росли яркие цветы. Шарлотта опустилась на колени, сняла шляпу и, расстегнув верхние пуговицы платья, принялась плескаться в прохладной воде. Малыши с интересом наблюдали за ней, но не собирались последовать ее примеру.

– Какого черта ты тут делаешь? – Александр говорил тихо, но Шарлотта сразу поняла, что он разъярен. – Ты где была? Твоя тетка с ума сходит, а половина моей команды тратит драгоценное время на твои поиски.

Шарлотта вскочила на ноги. По ее лицу и рукам текла вода. Ей было безумно стыдно, что Александр застал ее в таком виде. Она утерла лоб рукавом, и хотела было сказать что-то в свое оправдание, но посмотрела на перекошенное от злобы лицо Александра, и виноватые слова замерли у нее на губах…

– Половина вашей команды? – переспросила Шарлотта, все больше распаляясь. – Капитан Баррет, я уверена, изумился бы, услышав такие речи.

– «Американка», конечно, принадлежит ему, но последние три года она оснащалась на мои деньги. Так что это моя команда разыскивает тебя по всему острову.

– Насколько я понимаю, вы называете меня «мисс Риппон» только в присутствии моей тетушки, принц Карим. Получается, что на людях у нас одни отношения, а наедине – другие?

Малыши, взволнованные звуками сердитых голосов, жались к ногам Шарлотты. Пытаясь закрыть лица ее юбкой, они потянули за подол, и на лифе платья расстегнулось еще несколько пуговиц. Шарлотта спохватилась, но поздно! Смущенно пряча глаза, она принялась поспешно застегивать пуговицы, но пальцы ее не слушались. Взгляд Александра прожигал обнажившуюся грудь.

Александр шагнул к Шарлотте; под напором неудержимого желания его напускной гнев моментально улетучился.

– Нет, – хрипло пробормотал он, накрывая ее руку ладонью, – не застегивай платье, Шарлотта. Позволь мне насладиться прекрасным зрелищем. Пусть эти воспоминания будут потом терзать меня всю жизнь.

– Нам пора на берег… Твои моряки… малыши… – бессвязно пролепетала Шарлотта.

Александр тихо обратился к мальчикам по-гречески, и они побежали к берегу.

– Моих людей поблизости не видно, Шарлотта, а малыши побежали за лакомствами, – Александр медленно потянулся к жене. – Дай мне губы, Шарлотта. Я хочу еще раз вкусить их сладость.

Шарлотта нерешительно обратила лицо к принцу. Она была еще так невинна, что ее шокировала откровенная страсть, сквозившая в его взгляде. Робея, но при этом трепеща от предвкушения радости, Шарлотта позволила Александру взять ее за плечи и покорно прильнула к его могучей груди. Прижавшись щекой к мокрой рубашке, она услышала, как часто и гулко бьется сердце принца. Александр впился в губы жены жадным поцелуем, и пылкое, безудержное желание воспламенило ее кровь.

Она беспомощно трепетала в его объятиях, все ее тело пылало в огне страсти, разгоревшемся из крохотной искры. Пальцы принца нащупали расстегнутый ворот платья, медленно, словно поддразнивая, принялись развязывать шнурки корсажа. Когда рука Александра проскользнула под корсаж и дотронулась до груди Шарлотты, она слабо застонала и порывисто обняла мужа за шею. Она уже ни о чем не думала, ей хотелось лишь прижаться к нему как можно теснее, мечтала, чтобы их обнаженные тела соприкоснулись и чтобы он ласкал, ласкал ее без устали…

– Шарлотта! – внезапно раздался душераздирающий крик тетушки Аделины. – Господи Боже ты мой, что ты делаешь, девочка?

Александр замер. Шарлотта же вначале только еще крепче обняла его – в любовной горячке она напрочь позабыла про гордость, утратила способность думать. Но затем туман страсти рассеялся. До Шарлотты дошло, что тетя Аделина застала ее в объятиях Александра. Она побагровела от стыда и судорожно дернулась, однако принц ее удержал.

– Погоди минутку, – прошептал Александр на ухо Шарлотте, ловко застегивая ее платье. – Боюсь, если мы предстанем перед тетушкой в таком виде, с ней неминуемо случится истерика.

Взволнованное кудахтанье леди Аделины перебил бас Хенка Баррета, в котором звучала еле уловимая ирония.

– Поторапливайся, Алекс! Парни уже заносят на борт последние бочки с маслом. Я провожу на корабль леди Аделину, а ты позаботься о мисс Риппон.

– Спасибо за заботу, Хенк. – В голосе Александра чувствовалась не только ирония, но и горечь.

– Да что ты, Алекс! Кстати, вода понемногу прибывает. Через три с половиной часа нам надо выйти из гавани.

– Не волнуйся за нас, мы не опоздаем на корабль, – откликнулся Александр, по-прежнему загораживая Шарлотту от тетушки Аделины, которую, казалось, вот-вот хватит апоплексический удар.

– Что значит «опоздаем – не опоздаем»?! Послушайте меня, принц Карим! Через пять минут вы должны быть на берегу. И точка! – Тон леди Аделины не допускал никаких возражений.

– Хорошо, будем, – спокойно ответил Александр.

Шарлотта стояла, не в силах поднять глаз. Когда шаги тетушки и капитана стихли, Александр разжал объятия и отошел от нее.

– Прости, Шарлотта. Пожалуй, Хенк и твоя тетушка явились вовремя – мы могли совершить глупость, о которой потом горько бы сожалели. Я провожу тебя на берег, а там лейтенант Фицрой поможет тебе и леди Аделине подняться на борт.

Шарлотта не отрывала глаз от нежного розового цветка, на который она нечаянно наступила ногой.

– Я готова.

Они шли, держась поодаль друг от друга. Между ними снова разверзлась пропасть.

Глава 20

Поднявшись на борт «Прекрасной американки», Шарлотта поняла, что столкновение с леди Аделиной неизбежно. Сохраняя внешнюю покорность, а на самом деле твердо решив не уступать тетке, Шарлотта прошла вслед за ней по узкой лесенке и переступила порог каюты. Леди Аделина закрыла дверь, как бы отрезая для племянницы путь к сопротивлению. Грудь ее бурно вздымалась, тетушка пылала праведным гневом. Еще бы, ведь она поймала Шарлотту на месте преступления! Леди Аделина сложила руки на животе, ее мягкие, пухлые губы подобрались в ниточку.

– Ты меня чрезвычайно огорчила, Шарлотта.

– Мне очень жаль, тетушка.

– Никакие извинения не могут загладить твоей вины. Я заменяю тебе несчастную, безвременно ушедшую матушку, и мой долг потребовать от тебя объяснений. Впрочем, я не понимаю, чем ты можешь объяснить свой ужасный, глубоко безнравственный поступок. Почему… почему ты…

– Целовалась с Александром? – подсказала Шарлотта.

Леди Аделина содрогнулась.

– Я не в состоянии это повторить. Шарлотта! Как ты могла? Тем более по дороге домой! Ведь мы уже не в ужасном гареме, где нам приходилось следовать заведенным там правилам. Что сказал бы архидиакон Джефрис, узнай он, что леди, на которой он собирается жениться, добровольно согласилась на… на объятия другого мужчины? И не просто мужчины, а иностранца!

– А что, наши поцелуи были бы менее предосудительными, если бы Александр уродился англичанином? – возмутилась Шарлотта и, развязав ленточки шляпы, гневно швырнула ее на койку. – Знаете что, тетя? Мне наплевать на мнение архидиакона. Он задавака и лицемер. И я ни за что в жизни не выйду за него замуж! Тем более что я уже замужем. По-моему, вы об этом забыли. Пока что Александр не объявил о нашем разводе. И даст Бог, не объявит.

Грудь леди Аделины заходила ходуном.

– Нет, я не буду падать в обморок! – провозгласила она. – Хоть ты и выражаешься таким непристойным образом, я не упаду в обморок и не стану биться в истерике!

Однако, несмотря на столь решительное заявление, по ее розовым щекам медленно покатились две слезинки.

– О, Шарлотта! У меня голова идет кругом! Что, что с нами будет?

В порыве раскаяния Шарлотта обняла тетушку за плечи.

– Не плачьте, милая тетя. Я прекрасно понимаю вашу растерянность. Жизнь, которую мы вели в усадьбе, не имеет ничего общего с турецкими султанами и революционными войнами. Не говоря уж о поставке продовольствия мятежникам.

Леди Аделина вмиг успокоилась и потрясенно поглядела на племянницу.

– Господи! Да ты только представь себе, что мы сможем рассказать нашим дамам… если, конечно, благополучно вернемся домой. Ха! Жена сквайра умрет от зависти. Разве это сравнится с ее поездками к дочери в Париж? Шарлотта рассмеялась.

– Они вам не поверят, тетушка.

– Пожалуй, – вздохнула леди Аделина. – Ну и, конечно, о многом, что нам пришлось пережить, в приличном обществе не расскажешь.

– Например, о том, что в гареме на нас надели прозрачные штаны?

Леди Аделина в ужасе вскрикнула:

– Шарлотта! Обещай мне, что ты никогда… никогда не будешь упоминать про эти… одеяния.

– Обещаю, тетушка, – лукаво кивнула Шарлотта. – По крайней мере, при людях.

Леди Аделина издала еще один крик, но уже так, для проформы. Она присела на койку и нервно вытягивала нитку из рукава платья, не решаясь начать разговор по душам. Потом все-таки набралась храбрости.

– Шарлотта, мы почти всю жизнь провели вместе, и ты прекрасно знаешь, как я тебя люблю. Поэтому, умоляю, не думай, что во мне говорит любопытство. Поверь, мне вовсе не хочется походить на старуху, которая сует нос в чужие дела, и все же я считаю своим долгом поинтересоваться… Милая девочка, почему ты сказала: «Дай Бог, чтобы принц со мной не развелся?»

Шарлотта сосредоточенно вынимала из волос булавки и раскладывала их на столике.

– Я люблю его, тетушка, – наконец призналась она. – И хочу быть с ним всегда.

– Но ведь он совсем не похож на тех приятных молодых людей, что живут с нами по соседству! – робко возразила леди Аделина.

– Да, и, может быть, поэтому так мне нравится, – простосердечно сказала Шарлотта. – Да вы сами посудите, тетушка. Ежели я так прекрасно вписываюсь в наше светское общество, то отчего я до двадцати пяти лет ни разу не влюбилась? Большинство моих подруг вышли замуж, когда им еще не было и двадцати.

– Вероятно, они не путали влюбленность с замужеством, – печально произнесла леди Аделина. – Браки заключаются из практических соображений, моя дорогая. Чтобы преумножить собственность, создать прочный семейный очаг для воспитания детей. Любовь – прелестное, но, увы, недолговечное чувство. Разумная девушка сначала находит подходящего жениха и только потом уверяет себя, что она его любит. А ты всегда пыталась сделать наоборот. Шиворот-навыворот.

– Но, может быть, Александр мне подходит…

– Что ж, средствами он, конечно, располагает немалыми…

– Нет, я не о деньгах. Я имею в виду, что у нас похожие характеры, хотя выросли мы в таких разных условиях. Он умеет меня рассмешить и заставляет думать. Рядом с ним я оживаю, – Шарлотта понизила голос до шепота. – А когда он до меня дотрагивается, я вся воспламеняюсь.

– Ах, как это… как это, должно быть, неприятно!

– Нет, – тихо сказала Шарлотта. – Вовсе нет, тетушка. Это ошеломительное, мучительное, ужасное и… прекрасное чувство.

Леди Аделина вскочила и в полнейшем замешательстве пригладила волосы.

– Знаешь, дорогая… я думаю, мы пока оставим эту тему. Вполне может быть, что твои братья предпочтут признать твой брак. Все-таки, если разобраться, твой супруг – принц.

– Но, к сожалению, греческий, тетушка.

Однако леди Аделина не заметила, что ее дразнят.

– Шарлотта! Принц – это принц, и даже в лондонском свете, наверное, не будут возражать против его иностранного происхождения.

– Это вы верно подметили. В Лондоне люди так падки на моду, что, вполне вероятно, в новом сезоне все дамы будут охотиться за греческими принцами.

– В Сент-Леонардсе такого, разумеется, не произойдет.

Глаза Шарлотты лукаво вспыхнули.

– Ну что вы! Сент-Леонардс – совсем другое дело. Хотя… Послушайте, тетушка! Раз я стала принцессой, то, выходит, я теперь важнее леди Тимблеби, а вы ведь так мечтали, чтобы в нашей округе кто-нибудь переплюнул эту заносчивую особу.

– Пожалуй, ты права… Даже иностранные принц и принцесса считаются выше рангом, чем обыкновенный английский граф… или, скажем, герцогиня. – Кроткое лицо тетушки воинственно запылало. – А как, ты думаешь, леди Тимблеби должна будет к тебе обращаться? Иностранных принцесс тоже называют «ваше высочество»?

– Думаю, да, – откликнулась Шарлотта, обрадованная тем, что тетушка пришла в хорошее расположение духа. – Во всяком случае, леди Тимблеби наверняка должна будет мне кланяться и говорить «ваша светлость».

– Что ж, тогда ладно, – расплылась в улыбке леди Аделина. – Вернувшись в усадьбу, мы первым делом устроим бал. Позовем твоих братьев и представим принца соседям. О, это будет восхитительно!

Шарлотта сочла необходимым слегка охладить пыл тетушки.

– Но сначала мы должны убедиться в том, что Александр со мной не разведется.

И тут леди Аделина проявила неожиданную проницательность.

– Я полагаю, милая Шарлотта, – заявила она, – что ты найдешь способ убедить его не расторгать ваш брак.

«Прекрасная американка» неутомимо бороздила сверкающую синюю гладь Эгейского моря. Однако по мере того, как судно приближалось к заливу Арголикос, где находились владения Александра и осажденное временное правительство Греции, напряжение на борту возрастало.

– Мы планируем проскользнуть в залив под покровом ночи, – пояснил Хенк Баррет дамам, когда они наспех пили утренний кофе с печеньем. – Полуостров кишит египетскими солдатами. Не дай Бог, они заметят нас, пока мы будем выгружать провиант.

– А где именно мы причалим? – поинтересовалась Шарлотта.

– Последние несколько миль корабль будет вести Александр, – ответил Хенк. – Ему и решать. Побережье Греции так изрезано, что даже для большого судна вроде «Американки» может найтись глубоководная бухта. К счастью, принц знает этот берег как свои пять пальцев.

– А где, кстати, он пропадает? – спросила леди Аделина. – После остановки на маленьком острове, где вы загружали провизию, мы его почти не видели.

– Принц очень занят, сударыня. Он чувствует себя в ответе за нашу с вами безопасность. А потому тщательно изучает маршрут, чтобы не налететь на турецкие брандеры.

– На брандеры? Господи, а кто они такие?

– Не волнуйтесь, – поспешил успокоить ее Хенк. – Это турецкие корабли, но уверяю вас, леди Аделина, мы их не встретим. А если и встретим, то сразу же поднимем американский флаг, и они не посмеют на нас напасть.

Леди Аделина облегченно вздохнула.

– Это хорошо. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы наш флаг был виден издалека.

Шарлотта втайне позавидовала поразительной тетушкиной способности к самообману. И пожалела, что капитан Баррет совсем не умеет лгать. Он говорил так неубедительно, что Шарлотта с ужасающей ясностью поняла: если греки начнут сражаться с турками, американский флаг – заметный даже за десятки миль – будет ненадежным прикрытием.

Когда «Прекрасная американка» была в десяти милях от берега, ей наперерез ринулся турецкий фрегат, притаившийся за маленьким островком. Шарлотта и тетушка как раз были в то время на палубе.

– Все по местам! – скомандовал капитан Баррет.

Матросы засуетились.

Александр сбежал с капитанского мостика, перепрыгивая через две ступеньки, и отрывисто приказал:

– Спускайтесь в каюту. Там безопаснее.

– На нас нападут? – трепеща от страха, спросила леди Аделина.

– Возможно. Сударыня, прошу вас! Нам нужно поскорее освободить палубу для орудий.

К Александру подбежал матрос.

– Сэр, капитан просит вас встать за штурвал. Они приближаются и грозятся взять нас на абордаж.

– Иду! – откликнулся Александр и гаркнул на женщин: – Ну! Что я вам сказал! Сейчас же спускайтесь вниз!

Бездействие всегда казалось Шарлотте самым страшным мучением. Они с тетушкой сидели в трюме, а над их головой раздавались топот ног, грохот перетаскиваемых орудий, скрип корабельных снастей. Капитан Баррет отдавал какие-то команды, но слов было не различить. Да и потом, смысл их был ей, как правило, непонятен. Не в силах больше сидеть взаперти, Шарлотта открыла дверь. Тетушка Аделина запротестовала, но она не обратила на это внимания. Сверху доносились едва слышные голоса.

– Судно готово к бою, сэр!

– Спасибо, лейтенант! Приготовьтесь к нападению.

– Есть, сэр!

– Первое орудие – пли!

Чтобы не упасть, Шарлотта схватилась за дверной косяк, а через полминуты раздался взрыв. Судно сильно накренилось и задрожало.

Леди Аделина рухнула на койку.

– Боже, помоги нам! Мы идем ко дну! Шарлотта захлопнула дверь и подбежала к иллюминатору.

– Нет, по-моему, в нас не попали. Вот досада! Я почти не вижу турецкий фрегат! Все застлано дымом.

В этот момент прозвучал еще один выстрел, и снаряд угодил в борт турецкого корабля. Кверху взметнулся столб оранжевого пламени, и все скрылось за клубами черного дыма.

Шарлотта ринулась к двери. Она прекрасно понимала бесполезность своего порыва, но бездействовать больше не могла. Однако едва рука ее коснулась дверной ручки, корабль опять сотряс страшный удар, и девушка, пролетев через всю каюту, упала рядом с тетушкой Аделиной.

– Господи! Шарлотта, ты жива?

– Не знаю…

Шарлотта, поморщившись, медленно встала и с трудом отдышалась. Потом внимательно оглядела себя со всех сторон и поняла, что отделалась легким испугом (если не считать ушибленного плеча).

Пухлые щеки леди Аделины посерели от страха. Когда началась пальба, она закрыла голову подушкой и вот теперь боязливо высунула наружу пол-лица.

– О, на сей раз в нас наверняка попали! – простонала тетушка. – Шарлотта, я же не умею плавать!

– От одной пробоины такой большой корабль не потонет, – заявила Шарлотта, стараясь подавить дрожь в голосе.

– Ах, Боже мой! Опять палят! А мы сидим тут и ничего не знаем…

Шарлотта наконец-таки распахнула дверь, выглянула в коридор и услышала голос офицера:

– Доложите о потерях! В ответ кто-то крикнул:

– У нас трое раненых. Вот дьявол! Где этот чертов хирург? Куда запропастился доктор Граймес?

– В капитана попали!

Леди Аделина издала стон, свидетельствовавший о том, что она услышала печальную весть. Шарлотта больше не думала об опасности. Она выбежала в коридор с одной лишь мыслью: помочь раненым. Ведь у нее большой опыт сиделки! Она помогала доктору Макфарлейну вынимать пулю из плеча Александра и наверняка будет полезной врачу, у которого сейчас дел будет невпроворот.

– Посидите здесь, – бросила она на бегу тетушке. – Дверь пусть будет закрыта, я сейчас вернусь.

Палубу застилал едкий, вонючий дым, и сперва Шарлотта ничего не могла разглядеть. Дым наполнял легкие, она чуть не задохнулась. Но ближе к горизонту дым рассеивался, и Шарлотта заметила турецкий фрегат. Он грозно накренился на правый борт. В душе Шарлотты шевельнулось торжество: враги отступали!

Ветер слегка разогнал дым над палубой, и Шарлотта увидела корабельного врача, склонившегося над умиравшим моряком. Шарлотта вытянула вперед руки и начала осторожно пробираться по скользкой палубе к доктору.

– Я помогу вам, – задыхаясь, пробормотала Шарлотта, добравшись до цели. – Капитан ранен, вы идите к нему, а я побуду здесь.

Врач закрыл покойнику глаза и оттащил его в сторону.

– Нет-нет, ничего не нужно, мисс. Возвращайтесь в каюту. Это зрелище не для вас.

И, словно в подтверждение его слов, на палубе разорвался снаряд. Толстенные бревна разнесло в щепки.

– Идите вниз! – крикнул доктор и, подскочив к своим инструментам, торопливо сгреб их и сунул в кожаный чемоданчик. Потом перекинул через плечо окровавленное полотенце и побежал к капитану. Шарлотта кинулась вслед за ним.

– Я пригожусь вам. Я ухаживала за ранеными.

– Уходите, мисс. Вы никому не поможете, а осколок может ранить вас.

– Но ведь турецкий корабль уходит! Доктор, направлявшийся к капитанскому мостику, даже не приостановился.

– Нет, мисс. Он просто хочет зайти с подветренной стороны и атаковать нас с другого борта.

Шарлотта и врач уже дошли до мостика, в который угодил по меньшей мере один снаряд. Паруса были разодраны в клочья, вокруг валялось множество обломков, так что пробираться по палубе приходилось с огромным трудом. На мостике стояло двое: Александр и мистер Вардл, младший из офицеров. Их лица почернели от сажи.

Какое-то удивительное чутье подсказало доктору, где лежат раненые, и он прямиком пошел к топмачте, под которой действительно обнаружил капитана Баррета, лейтенанта Фицроя и юнгу Эдвина. Окровавленные, перепачканные сажей люди были без сознания.

Что-то пробормотав, доктор склонился над лейтенантом и пощупал его пульс.

А когда пушечная пальба на мгновение стихла, сказал Шарлотте:

– Вы все еще здесь? Ладно, если вы так уж хотите помочь, сбегайте за матросами. Пусть перенесут этих людей вниз.

Шарлотте очень хотелось поинтересоваться, как он себе мыслит поиски матросов. Ведь палубу окутал густой дым, и в двух футах уже ничего не было видно. Однако доктор и так был о ней явно невысокого мнения. Она предпочла не давать ему лишнего повода и, упрямо поджав губы, на ощупь пошла назад. После того как капитана ранили, кораблем управлял Александр. Он стоял на юте и следил в подзорную трубу за турецким фрегатом.

– Из пятого орудия – пли! – громогласно приказал он, обернулся картиллеристам и… заметил Шарлотту.

На мгновение принц замер, будто окаменев, но затем орудийный залп и торжествующий вопль моряков привели его в чувство.

– Сию же секунду отправляйтесь в трюм. Это приказ, мисс Риппон! – задыхаясь от ярости, ледяным тоном заявил Александр.

– Не могу. Прости, Александр, но врачу нужна моя помощь. Если я тебя послушаюсь, то погублю людей, – сказала Шарлотта и, не дав ему возможности возразить, начала спускаться по лестнице.

Проклиная длинную юбку, стеснявшую движения, она металась по палубе в поисках матросов. Наконец ей попался на глаза пожилой мужчина. Это был кок. Шарлотта обрадованно схватила его за руку.

– Доктор просил, чтобы кто-нибудь поднялся на мостик. Трое человек ранены. Нам нужно двое-трое мужчин, чтобы перенести раненых вниз. Это минутное дело.

– Сейчас! – откликнулся кок. – Подождите тут, мисс.

Когда Шарлотта появилась на мостике вместе с тремя моряками, дым от очередных залпов как раз начал рассеиваться.

– Я смотрю, вы не очень-то спешили, – раздраженно буркнул доктор.

– Там люди тоже не сидят сложа руки.

Доктор в ответ недовольно хмыкнул и, указав на лейтенанта Фицроя, тихо сказал корабельному повару:

– Помогите мне отнести его в камбуз. Я должен ампутировать ему ногу. Бедро у бедняги совсем раздроблено.

Когда матросы положили искалеченного лейтенанта Фицроя на кусок парусины, и Шарлотта заметила, что из окровавленной раны торчит кость, она чуть не упала в обморок. К горлу подкатила тошнота. Шарлотта с трудом проглотила слюну и, если бы не холодный, презрительный взгляд Александра, наверняка не удержалась бы на ногах. Но этот взгляд задел ее за живое. Стиснув зубы, она постаралась сохранить хотя бы внешнее спокойствие.

– А что с капитаном Барретом и с юнгой? – спросила Шарлотта.

– Капитан и юнга без сознания, они потеряли много крови, – ответил доктор. – Не волнуйтесь, они не умрут. Во всяком случае, в ближайшие полчаса. А парнишка уже приходил в чувство, но потом опять впал в забытье. Проследите, чтобы раненых отнесли вниз, и устройте их там поудобнее. Им нужно лежать неподвижно. Я уже вынул из руки капитана осколок и, как только прооперирую лейтенанта, зашью рану. А у парнишки сломано запястье.

Турецкий фрегат наконец отступил, его грот-мачту лизали языки пламени. Однако моряки по-прежнему были заняты и наотрез отказались помочь Шарлотте, когда она попросила их отнести раненых в трюм.

– Нам надо убраться отсюда подальше, мисс, пока турки не послали за подкреплением! – на бегу объяснил матрос. – Принц уводит корабль в потайную бухту.

Пришлось Шарлотте и коку самим переносить раненых. Она даже не подозревала, что худенький тринадцатилетний мальчик может быть таким тяжелым. А когда тащила капитана, у нее вообще чуть не отвалились руки.

Наконец они внесли раненых в каюту и, не обращая внимания на взволнованно раскудахтавшуюся тетушку Аделину, положили юнгу на ее постель, а капитана – на койку Шарлотты. После чего Шарлотта, не в силах пошевелиться, привалилась к стене.

Когда голова Эдвина коснулась прохладной подушки, мальчик на миг приоткрыл глаза. Кок с видом знатока пощупал его череп.

– На затылке у паренька шишка величиной с голубиное яйцо и запястье сломано. Но это все пустяки. Крови он потерял немного. А одежда его перепачкана, потому что парень лежал рядом с лейтенантом – у того из раны кровища так и хлестала.

Шарлотта смочила тряпочку водой из графина, стоявшего на тумбочке, и обтерла грязное, окровавленное лицо Эдвина. К ее удивлению, вся кровь действительно смылась. Шарлотта воспряла духом. Слава Богу, жизнь мальчика была вне опасности!

– Если вы принесете горячей воды, – сказала она коку, – я думаю, мы с тетушкой сможем сами позаботиться об этих раненых.

– Воды? Сейчас! – Кок посмотрел на Шарлотту с уважением. – Вы очень поможете всем нам, если займетесь ранеными до прихода доктора Граймеса.

Леди Аделина молча обмахивалась носовым платком, а когда кок вышел из каюты, предупредила:

– Шарлотта! Я никем заниматься не в состоянии. Я сейчас, сию же минуту упаду в обморок.

– Пожалуйста, не надо, тетушка. У меня нет времени заниматься еще и вами. Почему бы вам не снять с капитана башмаки? А хорошо бы еще и мундир. Врач обрезал рукав, когда вынимал из раны осколок, но, наверное, в одной рубашке капитану будет удобней.

Леди Аделина грозно поднялась на ноги.

– Шарлотта! Ты пытаешься превратить меня в прислугу? В сиделку? Не выйдет! Перед лицом смерти, в минуту несчастья леди должна биться в истерике. Таково ее предназначение! Тогда джентльмены чувствуют себя настоящими мужчинами.

– Но, тетя, здесь же нет джентльменов, так что некого и подбадривать. Здесь только я, а мне нужна ваша помощь. Мы должны подготовить капитана Баррета к операции. О, благодарю вас! – Она улыбнулась коку, притащившему бадью теплой воды. – Я вижу, вы и мыло не забыли. Это чудесно!

– Да, и чистые простыни принес – вы забинтуйте капитану руку до прихода доктора. А я пошел, если вы не возражаете, мисс. Тут у меня еще раненые просили попить, они тоже дожидаются дока Граймеса.

– Тогда катись к ним, чего стоишь? – донесся с постели угрюмый голос капитана. – Что с турками? Мы им как следует врезали?

– Как следует, сэр. Турки бросились наутек – только пятки засверкали.

– «Американка» сильно пострадала?

– Нет, ничего серьезного, сэр. Принц ведет ее сейчас в бухту.

– Потери есть?

– Два человека убиты, сэр. Док Граймес оперирует сейчас лейтенанта Фицроя.

– Да, снаряд попал ему прямо в бедро. Я видел, как он летел, и крикнул, чтобы предупредить Фицроя, но лейтенант меня не услышал. Он потеряет ногу?

– Мы не знаем, – поспешно вмешалась Шарлотта, – но зато нам твердо известно другое: если доктор Граймес придет и увидит, что вы сидите, он мне такое устроит… – Она подала знак коку, и тот выскользнул из каюты. – Ну что, капитан Баррет? Вы изволите лечь или вам хочется, чтобы корабельный врач излил на меня свой праведный гнев?

– Капитан сейчас ляжет, – неожиданно для себя подала голос леди Аделина.

Решительно подойдя к Баррету, она налила в миску горячей воды и намылила тряпку. Правда, рассмотрев вблизи окровавленные руки и ноги капитана, тетушка чуть не уронила миску на пол, но каким-то чудом все же сохранила самообладание.

– Вы скоро станете опытной сиделкой, – Хенк откинулся на подушки с гораздо большим облегчением, чем ему хотелось показать.

– Да, я только что сама об этом говорила, – спокойно ответила леди Аделина и, присев на койку, принялась обтирать влажной тряпкой лицо капитана. – Боже мой, кто бы мог подумать, что под толстым слоем грязи и пороха скрывается прекраснейший, благороднейший лик?

Хенк сердито насупился, но было понятно, что комплимент леди Аделины ему приятен.

Когда Шарлотта омывала сломанную руку Эдвина, мальчик пришел в себя. В лице юнги не было ни кровинки, однако он, едва очнувшись, попытался подняться с кровати.

– Лежи смирно, юный прохвост, – тихо приказал Хенк Баррет. – Если уж я разрешаю этим двум дамам поиграть со мной в больницу, тебе и сам Бог велел.

– Я хочу пить, – пожаловался Эдвин. – Мисс Риппон, вы не могли бы принести мне воды?

– Сейчас я тебя напою, – отозвался появившийся на пороге доктор. – Мисс Риппон, если вас не затруднит, сходите в камбуз. Кок просит вас помочь ему накормить раненых супом.

– Конечно-конечно! Вы с тетушкой справитесь здесь без меня?

– Да мне нужно только осмотреть руку Эдвина и слегка заштопать нашего капитана. Идите, мисс, а то они сейчас как развопятся…

– Не развопимся, если ты не будешь коновалом, – ворчливо возразил Хенк.

– Видите? Он заранее начинает, мисс Риппон. Я бы на вашем месте поспешил отсюда удрать.

Шарлотта вошла в камбуз, стараясь не смотреть на свежевымытый стол – она понимала, что лейтенанту Фицрою всего несколько минут назад отрезали на нем ногу. В кухне сильно пахло ромом, который в больших количествах вливали в лейтенанта, стараясь хоть как-то притупить боль.

– Как он? – спросила Шарлотта кока.

– Спит. Ром пока действует. Док привязал его к койке, чтобы лейтенант не мог пошевельнуться. А то, говорит, умрет от потери крови. Док Граймес – отличный хирург, но все равно риск очень большой. Как бы не было заражения крови… Да и жар для лейтенанта сейчас опасен.

– Я могу посидеть с ним сегодня ночью.

– Нет, лучше пусть этим занимается док, мисс. Ему виднее, как поступить в случае чего.

– Вы хотели, чтобы я отнесла раненым суп?

– Да. Их там четверо. Все на корме.

Шарлотта понесла густую бобовую похлебку раненым, которые лежали в гамаках под навесом. На «Прекрасной американке» места было мало, и каюты имели только офицеры, а простые матросы спали где придется. К счастью, моряки были ранены легко. Еде они порадовались, но им стало неловко из-за того, что ими занимается спутница принца Карима, хотя у них не раны, а «пустяковые царапины».

Вернувшись в камбуз, Шарлотта обнаружила, что кок приготовил для нее куриный бульон. Шарлотта усмехнулась. Видимо, бобовая похлебка со свининой и луком считалась слишком грубой для изысканных дам. Шарлотта охотно выпила бульон и присела минут на пять, но почувствовала, как ее телом неумолимо завладевает усталость.

– Я отнесу поесть капитану Баррету, Эдвину и моей тетушке, – предложила Шарлотта, покончив с бульоном. – Вам ведь еще надо приготовить ужин для команды.

– О, я буду очень вам благодарен, мисс. Мой помощник убит, и я теперь должен работать за двоих.

– Мне жаль вашего помощника.

– Да, золотой был человек, хоть повар так себе. Он еще мальчонкой поступил к Нельсону на корабль «Виктория», участвовал в Трафальгарской битве, помогал адмиралу бить французишек. – Повар помолчал и, видимо, сочтя, что такой эпитафии его товарищу хватит, добавил: – Вот поднос, мисс. Отнесите его капитану Баррету и юнге. Хотя не думаю, что, когда док Граймес закончит с ними возиться, им будет до еды.

Вернувшись в каюту, Шарлотта увидела, что хирург убирает свои зловещие инструменты в чемоданчик, а пациенты с бледными и измученными лицами с видимым облегчением наблюдают за сборами врача.

Доктор щелкнул замком чемоданчика и направился к выходу.

– Леди Аделина, если кто-нибудь из них попытается встать, пошлите за мной, и я дам обоим настойку опия. А заодно и слабительное!

– Черт побери, док! Вообще-то на корабле командую я! – возмутился капитан.

– Да, и завтра вы вернетесь к своим обязанностям, – спокойно ответил доктор. – Но сегодня бразды правления взял в свои руки принц Карим Александр, и, насколько я понимаю, он прекрасно с этим справляется. Мисс Риппон, можно вас на минуточку?

Выйдя с Шарлоттой в коридор, врач без обиняков заявил:

– Вы валитесь с ног, мисс Риппон. Если ваше лицо отмыть от сажи и пороха, оно будет серого цвета. Отдохните, дорогая, а то вы вот-вот рухнете прямо на меня.

– Ваш совет тронул меня, конечно, – вздохнула Шарлотта, – но, увы, я не могу ему последовать, доктор. На моей постели лежит капитан Баррет.

– Так идите к нему в каюту! – моментально нашелся доктор. – Сегодня мы его туда переносить не будем, и вы сможете спокойно выспаться. Никто вас не потревожит.

– Но я не могу взвалить на тетушку обязанности сиделки…

– Не волнуйтесь. Как только кто-нибудь из моряков освободится, я попрошу ее заменить. А когда смогу отлучиться от Фицроя, сам зайду проведать капитана и мальчика.

– Как состояние лейтенанта?

– Неважно. Но вы ему ничем помочь не можете, мисс Риппон, так что отправляйтесь спать, а то пополните мой и без того длинный список больных. Вот ключ от капитанской каюты.

– Спасибо, доктор Граймес, – Шарлотта больше не возражала: перспектива спокойно поспать хотя бы несколько часов оказалась слишком соблазнительной.

– Спасибо вам! – откликнулся доктор. – Вы облегчили сегодня страдания многих. Если бы не вы, у лейтенанта Фицроя уже не было бы шансов на спасение.

В каюте капитана Баррета висело большое зеркало. Шарлотта не сразу узнала себя и инстинктивно попятилась, увидев отражение грязной, чумазой женщины. Потом она, конечно, сообразила что к чему, но от усталости даже рассмеяться не смогла.

Слава Богу, рукомойник оказался полон воды. Конечно, вода была холодная, но зато на фарфоровом блюдце лежал кусок ароматного мыла, а нижняя юбка вполне заменила Шарлотте полотенце. Волосы ее пропахли порохом, но, увы, она слишком утомилась, чтобы мыть голову.

Освежившись, Шарлотта с отвращением поглядела на гору своей грязной одежды. Наверное, не следует ложиться спать голой, надо, пожалуй, надеть сорочку, но, Господи, как же не хочется! Потом ее взгляд упал на белоснежную рубашку капитана, лежавшую на кровати. Тетю Аделину – даже теперь, когда она пережила настоящую битву и не упала при этом в обморок, наверняка хватил бы удар, угадай она мысли племянницы. Но что поделаешь? Искушение надеть чистое белье было слишком велико, и Шарлотта не устояла.

Она закатала длинные рукава рубашки и уже возилась с завязками на воротнике, когда в замке повернулся ключ… Шарлотта окаменела. Дверь распахнулась, и в каюту вошел Александр. Он был по пояс обнажен, и по его телу стекали струйки воды.

Сделав пару шагов, Александр замер как вкопанный – до него дошло, что он в каюте не один.

Несколько томительных мгновений они молча, не шевелясь, смотрели друг на друга. Потом Александр обернулся и запер дверь.

Глава 21

Александр был совершенно измучен. Только злость не давала ему окончательно расслабиться. Злился он вовсе не на коварный турецкий фрегат, нарушивший международные законы и открывший артиллерийский огонь по «Прекрасной американке». На военных кораблях, охранявших греческое побережье, команда состояла из египтян и рабов, которые действовали по пиратским законам, издавна принятым в Оттоманской империи. Александр с Хенком это знали. Предвидя нападение, они спрятали в трюме двадцать орудий и набрали команду из ветеранов наполеоновских войн.

Нет, Александра злило другое: он не мог себе простить страха. Слепого, парализующего страха, который он испытал, когда турецкий фрегат показался на горизонте. Слава Богу, в первые, решающие минуты, когда битва только началась, кораблем управлял Хенк! Сгорая от стыда, Александр вынужден был признаться себе, что на несколько мгновений он полностью утратил способность рассуждать здраво. Все его мысли были о Шарлотте и о том, что из-за него она подвергается ужасной опасности.

Александр не раз видел, как на войне любовь лишала людей сил бороться за правое дело. И не раз клялся проявлять стойкость и не попадаться в любовные сети, пока народ Греции не обретет свободу. Однако теперь пришлось сказать себе горькую правду: он любит Шарлотту и избавиться от этой любви невозможно.

В душе Александра бурлило столько чувств, что места для логических рассуждений просто не оставалось. Он даже не поблагодарил Бога за то, что Шарлотте удалось уцелеть, хотя она целый день безрассудно совалась в самое пекло. И не задался вопросом: а почему, собственно, она стоит полураздетая в каюте Хенка? Ему было не до этого. Александр смотрел на Шарлотту и думал лишь о том, что он никогда не желал так ни одну женщину. Даже полумертвый от усталости, он сгорает от вожделения… Но в следующую минуту его опять обуяла ярость. Черт побери! Эта женщина способна изменить весь ход его жизни, а заодно и разбить его сердце!

Александр запер дверь за засов, чтобы в каюту не заглянули посторонние. Потом медленно повернулся и, сам ужасаясь своей исступленности, посмотрел на стройную, изящную фигурку женщины, которая была его женой. В других обстоятельствах он бы лишь посмеялся, но сейчас ему было не до смеха. Он любил Шарлотту, однако эта любовь не давала ему права лечь с женой в постель. Как честный человек, он обязан благополучно возвратить Шарлотту ее семейству. У него нет выбора! Любовь и долг… Внутренняя борьба выматывала принца, он уже не мог сохранять хладнокровие.

Увидев, что лицо Александра исказилось от гнева, Шарлотта попятилась и, инстинктивно защищаясь, прикрыла руками грудь. Александр злорадно усмехнулся: ее страх льстил ему, помогал ощутить мужское превосходство. Пусть он не в силах заставить Шарлотту полюбить его, но зато она будет его бояться!

Впрочем, сквозь красную пелену гнева моментально пробилось недоумение. Как странно, что Шарлотта стоит посреди каюты, вообще-то отведенной ему и Хенку… И почему на ней мужская рубашка?

– Что ты здесь делаешь? – в неожиданном приступе ревности воскликнул Александр. – Как ты сюда попала?

Шарлотта пробормотала, стыдливо прикрывая ноги рубахой капитана:

– Мне дал ключ доктор Граймес. Он сказал, я должна отдохнуть. А на моей… на моей кровати спит капитан.

– Естественно, тебе надо отдохнуть! – сердито хмыкнул Александр, со стыдом понимая, что даже корабельный врач больше заботится о его жене, чем он сам. – Ты целый день носилась по кораблю, пренебрегая моими приказаниями и подвергая опасности свою жизнь и жизнь моей команды. Как ты посмела уйти из каюты? Я же тебе приказал сидеть там!

– Ты мне приказал! – взорвалась Шарлотта. – По-моему, ты не совсем понимаешь, кто я такая. Я не женщина из твоего гарема, готовая слепо выполнять все твои прихоти. Я англичанка, а не турецкая рабыня, и вольна сама принимать решения. Если я считаю нужным выйти из каюты, тебе меня не удержать.

– Ты моя жена! – рявкнул Александр.

– В Оттоманской империи жена, может, немногим лучше рабыни, но в Англии не принято, чтобы муж отдавал жене глупые приказы и требовал их неукоснительного выполнения. Я была нужна на палубе, Александр. Твои люди, по-моему, ты сам только что назвал их своими, были ранены и могли умереть. Врачу требовалась помощь. Я смогла хоть немного облегчить страдания несчастных, и если бы сейчас потребовалось это повторить, я бы опять бросилась на палубу. Ты не в силах заставить меня покориться.

Враждебность Шарлотты и ее болезненные напоминания о непроходимой пропасти, пролегавшей между ними, пробудили дикие, грубые инстинкты в душе Александра. Он захохотал, даже не пытаясь сдерживаться.

– Ты уверена, что я не в силах заставить тебя покориться? – Сверкая глазами, Александр неумолимо подходил к Шарлотте все ближе и ближе, испытывая мрачное удовлетворение от того, что она испуганно пятится от него. – А я думаю, напротив, дорогая женушка. Я очень даже в силах навязать тебе свою волю.

– Александр… Нет, ты просто сейчас сердит. На самом деле ты вовсе не хочешь меня напугать…

– Вот как? – Александр сжал кулаки, стараясь еще сильнее распалить себя.

Ему так хотелось завлечь ее сегодня в постель! А если его гнев начнет остывать, он сразу вспомнит, почему Шарлотта для него – запретный плод.

– Не трать зря времени, тебе от меня все равно не убежать, – грубо сказал он. – Ничего ты этим не добьешься. Настала пора показать мою власть, показать, что ты не распоряжаешься своей судьбой. – Он понизил голос, и в нем зазвучали одновременно и угроза, и нежное обещание. – Поверь, мне будет очень приятно преподать тебе этот урок.

– Александр, прошу тебя! Мы оба наговорили друг другу лишнего… сгоряча… на самом деле мы так не думаем…

– Ах, вот как? Значит, ты не хотела мне перечить? Это хорошо. Турецкая жена не должна перечить мужу.

Притянув Шарлотту к себе, Александр запустил руку в ее золотистые кудри и заставил откинуть голову назад. Взгляд его впился в ее хрупкую шею.

– Что ж, если ты не намерена мне перечить, значит, ты добровольно дашь мне насладиться твоим телом. И когда я прикажу, раскроешь губы, чтобы я мог тебя поцеловать.

В душе Шарлотты всколыхнулся протест против такой жестокости, но женское чутье подсказало ей, что эта жестокость лишь маскирует страдание. За надменной, грубой личиной таились та же боль, тоска и страсть, которые терзали ее душу. Шарлотта поглядела на Александра, и ее захлестнула странная нежность. Удивительно, что он, обладавший столькими женщинами, чувствует себя так же неуверенно, как и она, совсем неопытная в любви! Интуиция подсказала ей правильное решение: Шарлотта поднялась на цыпочки и поцеловала принца в уголок рта.

Несколько мгновений он не шевелился, потом из его горла вырвался хриплый стон, а в черных, словно обсидиан, глазах промелькнула нерешительность. Шарлотта поспешно опустила глаза.

– Каково будет ваше следующее желание, принц Карим? Вы хотите, чтобы я поцеловала вас еще раз?

Вместо ответа горячие губы Александра припали к ее шее. Она затрепетала, тело ее пронзили сладостные стрелы. Губы Александра поднимались все выше, выше и наконец впились в ее губы, а язык ворвался в рот, требуя полной и безоговорочной сдачи. Шарлотта покорно обмякла в его руках.

– Боже мой! Шарлотта! – пробормотал Александр, не отрываясь от ее губ. – Скажи мне, что я не должен этого делать. Ну, посмотри на меня с вызовом, заяви, что не будешь слушаться моих приказаний. Не позволяй мне разделить с тобой ложе. Ты так нужна мне сегодня! Я не в силах соблюдать осторожность и уберечь тебя от моего ребенка.

Нежные округлости Шарлотты еще теснее прижались к железным мышцам принца.

– Александр, – исступленно прошептала она, – я запрещаю тебе завлекать меня на твое ложе.

Однако он прекрасно понимал, что это лишь игра, кокетство. Тело Шарлотты трепетало от каждого его прикосновения, она жаждала отдаться ему. У Александра разрывалось сердце. В первую брачную ночь он лишил Шарлотту невинности, употребив для ее соблазнения все известные ему уловки. И вот она трепещет, вспоминая это блаженство. Он разбудил дремавшие в ее теле инстинкты и теперь должен помочь обуздать их…

Александр закрыл глаза, лихорадочно напоминая себе, что он в неоплатном долгу перед Шарлоттой и обязан заботиться о ее благе. Но думал лишь о том, какое блаженство обнимать жену и как ему хочется обладать ею. Пальцы Александра потянулись к груди Шарлотты. При первом же прикосновении ее груди напряглись, веки отяжелели, а небесно-голубые глаза потемнели от желания и стали напоминать таинственное ночное море. На щеках заиграл нежно-розовый румянец.

– Алекс! – прошептала Шарлотта. – Поцелуй меня как следует. Ну… языком…

– Господи, Шарлотта, не искушай меня! – воскликнул Александр, но его язык уже тянулся к ее губам.

Тонкие руки Шарлотты стиснули его плечи, а потом принялись блуждать по его телу, пока Александр не застонал от восторга. Тогда робкие ласки Шарлотты стали смелее. Она расстегнула массивную серебряную пряжку и отбросила его пояс в сторону. Руки ее скользнули вниз по животу Александра и запутались в островке волос.

Александр охнул, на лбу его выступил пот. Поспешно сорвав с Шарлотты рубашку, он прижал ее обнаженное тело к себе и сладострастно застонал.

Поцелуи жены обжигали его кожу. Она вздохнула, и Александр, уже не в силах противиться желанию, подхватил ее на руки.

– Куда ты меня несешь? – еле слышно спросила Шарлотта.

– В постель.

– Я… запрещаю… тебе… нести меня… в постель, – выдохнула она, перемежая свои слова поцелуями.

– Хорошо.

Схватив с постели шерстяное одеяло и подушку, Александр бросил их на пол. Потом нагнулся и осторожно положил на одеяло Шарлотту.

– Видишь, милая, как я спешу исполнить твои приказания, – пробормотал он, подкладывая ей под голову подушку и уже не скрывая своего нетерпения.

Шарлотта подняла к нему лицо, затуманенное страстью, но при этом на губах ее промелькнула лукавая улыбка, которую он успел полюбить.

– В таком случае, принц Карим, я приказываю тебе доставить мне блаженство, как и в нашу первую брачную ночь.

С этими словами Шарлотта приняла его в свое нежное, шелковистое лоно.

– О, милая, – прошептал принц, – для меня нет более приятного приказа.

Наутро, когда Шарлотта проснулась, Александра в каюте уже не было, а корабль стоял на якоре в бухте. Солнечные лучи, проникавшие в иллюминатор, ярко освещали темные дубовые балки. Она немного полежала в блаженной истоме, уставившись в низкий потолок и вспоминая восторг, который ей довелось испытать в объятиях Александра. В первую брачную ночь она убедилась в том, что союз мужчины и женщины доставляет не только боль, но и несказанную радость. Теперь же ей стало понятно, что то были лишь первые шаги на пути к истинному наслаждению, лишь бледная тень, указывавшая дорогу к яркой, красочной радуге.

Но всего одна ночь, пусть даже исполненная блаженства, вовсе не означала, что отныне Шарлотту ждет счастье в семейной жизни. Она села на постели, прикрывая простыней обнаженное тело. Впрочем, жест этот был скорее автоматический – нагота ее сейчас не смущала. Шарлотту волновало совсем другое. Как убедить Александра не разводиться? После вчерашней ночи, когда принц баюкал ее, называя разными ласковыми именами, у Шарлотты уже не оставалось сомнений в его любви. Но, увы, любовь – это еще не все. Александр считает, что ей лучше жить с родными в Англии, а поскольку упрямства ему не занимать, он вполне способен настоять на своем решении и сделать их обоих глубоко несчастными.

Да, пожалуй, самый простой выход – это забеременеть. Если она будет носить под сердцем его ребенка, Александр не посмеет прогнать ее. Ведь беременную женщину, как ни старайся, не выдашь за непорочную девственницу. А развод… В Оттоманской империи к разводам, может быть, относятся терпимо, но в Англии это клеймо на всю жизнь.

Шарлотта приободрилась: выход показался ей достаточно простым. Главное, чтобы Александр почаще проводил с ней ночи. Тогда ей удастся зачать от него ребенка в ближайшем будущем. Шарлотта рассеянно грызла ноготь на большом пальце, размышляя, как заманить мужа в постель. Теоретически все было несложно. Но на практике возникали определенные трудности. Она делит каюту с тетушкой Аделиной, а Александр – с капитаном Барретом, так что тут не особенно разгуляешься.

Вспомнив о капитане Баррете, Шарлотта спохватилась. Разве у нее есть время разлеживаться, мечтая об объятиях мужа? Кто-то, вероятно, Александр, заботливо оставил в каюте тазик с водой и чистое полотенце. Шарлотта умылась, но одеться ей было не во что: грязное платье забрали, видимо, в стирку, а взамен ничего не положили.

Тогда она закуталась в простыню, и осторожно выглянула из каюты. Примерно через четверть часа в коридоре показался матрос, и Шарлотта попросила его сбегать к леди Аделине.

Тетушка принесла целый ворох чистой одежды. Вид у леди Аделины был на удивление свежий и отдохнувший.

– Доктор Граймес принес мне из своей каюты складную кровать, и я смогла поспать. Пациенты почти не беспокоили меня этой ночью. Завтра утром доктор позволит капитану Баррету встать, а Эдвин уже вернулся к строй и щеголяет перед матросами своими повязками.

– А как себя чувствует лейтенант? Леди Аделина помрачнела.

– Плохо. Бедняга так мучается, что даже просил доктора пристрелить его. Сейчас ничего нельзя сказать наверняка. Время покажет, удастся ли Фицрою выкарабкаться.

– С одной ногой ему уже не плавать по морям.

– Да. Доктор отрезал бедняге ногу выше колена. Но у капитана Баррета в Массачусетсе большое пароходство, и он устроит Фицроя туда… если лейтенант, конечно, выживет.

– А если он умрет?

– Врач сказал, капитан Баррет славится тем, что никогда не обижает вдов и сирот. С голоду семья лейтенанта не умрет, можешь быть уверена. – Леди Аделина разложила на свободной кровати принесенные вещи. – Вот, здесь чистая сорочка, нижняя юбка и кафтан – надень пока его, твое платье сейчас сушится. Юнга сказал, на таком солнцепеке оно высохнет буквально за пару часов.

Шарлотта быстро оделась.

– Чем мы можем сегодня помочь команде корабля, тетушка?

– Да, в общем-то, ничем, разве что отнесем еду раненым. Принц Карим уехал посреди ночи, взяв с собой десяток матросов. Капитан говорит, принц должен встретиться с греческими повстанцами, они помогут отвезти его крестьянам зерно и масло. А сегодня вечером, когда стемнеет, солдаты, выступающие на стороне временного правительства, заберут с «Американки» ружья и патроны. У этих ружей какие-то особенные стволы, но я в этом ничегошеньки не понимаю.

– Вероятно, из них можно убивать врагов еще быстрее, чем раньше, – сухо сказала Шарлотта.

– Должно быть. Во всяком случае, греки от этих ружей в восторге и считают весь экипаж «Прекрасной американки» героями.

– А когда вернется Александр?

Шарлотта хотела спросить это как бы между прочим, но по взгляду леди Аделины поняла, что та видит ее насквозь.

– Обещал через три дня, – ответила тетушка. – Капитан говорил, поместье принца расположено в пятнадцати милях от берега.

– Я вижу, вы с капитаном успели о многом побеседовать.

Леди Аделина зарделась.

– Да мы просто болтали о том о сем, это помогало ему отвлечься, не думать о боли. Капитан много рассказывал мне о Бостоне. Знаешь, когда-нибудь я бы с удовольствием туда съездила.

– В Америку?!

Заяви тетушка, что ей хочется слетать на Луну, Шарлотта, пожалуй, была бы меньше изумлена.

– M-M… понимаешь… я, конечно, только тебе могу в этом признаться, но после наших приключений жизнь в Сент-Леонардсе кажется мне немного пресной. Право, мы с тобой очень интересно провели время.

– Надеюсь, вы не забудете своих слов, милая тетушка, когда мы с вами завтра утром проснемся и увидим, что на нас собираются напасть турецкие корабли?

Однако турки так и не обнаружили потайное убежище «Прекрасной американки» и лишь смерть лейтенанта Фицроя омрачила всеобщую радость. Капитан Баррет прочитал заупокойную молитву по лейтенанту и двум морякам, убитым в бою. Во время похорон Шарлотту не покидали мысли о вдове и трех маленьких детях лейтенанта. Она пыталась себе представить, с каким чувством они узнают, что он пожертвовал жизнью ради свободы греков. Команду же подобные мысли, похоже, не волновали. Порой Шарлотте даже казалось, что моряки восприняли гибель Фицроя с облегчением: наконец-то смолкли его душераздирающие вопли.

Когда «Прекрасная американка» выплыла из бухты, тела погибших опустили за борт, и они исчезли в темной морской пучине. В воображении Шарлотты вдруг промелькнула ужасная картина: обернутый парусиной труп Александра сбрасывают в воду… Какие чувства охватили бы ее при известии, что Александр погиб, пытаясь доставить продовольствие в свои поместья? Поначалу эта мысль причинила Шарлотте такую боль, что она даже не могла рассуждать здраво. Но потом пришла к выводу, что ее охватила бы безудержная ярость. Мало-помалу Шарлотте становилось понятно, что именно благородство Александра и его стремление бороться с ветряными мельницами ей особенно дороги. Рискуя жизнью, он помогает людям бороться за дело, которое считает справедливым.

Раненые моряки поправлялись быстро, и в разговоре с Шарлоттой доктор предположил, что морской воздух и вода обладают какой-то особой целительной силой, поскольку в открытом море раны всегда заживают лучше, чем на суше.

– Если бы нам еще удалось найти способ бороться с нагноениями ран, мисс Риппон, мы бы смогли сохранить жизнь по меньшей мере половине людей, погибающих после сражений. Но, боюсь, столь чудодейственные средства могут существовать лишь в мечтах старого доктора, который видел в своей жизни чересчур много страданий.

– Да, но хотя бы капитан и Эдвин избежали заражения крови.

– Это вы верно подметили. Право, в моем возрасте пора научиться быть благодарным судьбе даже за малость и не требовать большего.

Спустя три дня, когда Александр вернулся со своим небольшим отрядом на корабль, капитан Баррет уже снова взял бразды правления в свои руки, хотя при ходьбе еще опирался на палку. Возвратившиеся моряки были страшно измучены тяжелым переходом, а Александр не только посерел от усталости, но и так похудел, что выглядел теперь крайне изможденным. Шарлотта поджидала мужа на палубе. При виде ее в глазах Александра на мгновение вспыхнула радость, но затем лицо опять превратилось в бесстрастную маску.

– Иди поспи, Алекс, – приказал капитан. – И твоим парням тоже надо отдохнуть. Сегодня ночью я справлюсь и без вас.

– Крестьяне, которых мы встретили на материке, сказали, что в заливе Арголикос скапливаются турецкие корабли. Об этом донесла британская разведка. Постарайся с ними не встретиться, хорошо?

– Иди-иди, – Хенк ласково похлопал друга по плечу. – Ты тоже постарайся не забывать, что я удирал от вражеских кораблей, когда у тебя еще только прорезались молочные зубы.

– Александр говорит, в греческих деревнях творится что-то ужасное, – сказал капитан Баррет дамам за обедом в тесном офицерском кубрике. – Разумеется, он все переживает особенно остро, поскольку эти люди ему не посторонние. Если бы мы не привезли продовольствие, многие в этих местах не пережили бы зиму.

– Но на всю зиму этой еды не хватит, – с сомнением проговорила Шарлотта.

– Да, и мы можем уповать лишь на то, что султан не откажется от своих слов. Чем раньше Алекс свяжется с мистером Каннингом, тем лучше будет для всех нас. Если Англия и Франция потребуют окончания бессмысленной бойни, у греков еще есть надежда победить.

– Да, но все-таки султан – их законный правитель, – озабоченно нахмурилась леди Аделина. – Вы представляете, что начнется, если все кому не лень будут восставать против своих правителей и обращаться за помощью к великим державам?

– О, это будет полнейший хаос, сударыня. Но, видите ли, беда в том, что греки не считают султана своим законным правителем. И даже если великие державы их не поддержат, они будут сражаться до последнего, пока в стране не останется ни одного человека, способного держать в руках оружие. Вспомните историю Миссулонги, где погиб лорд Байрон. Осажденный город был обречен, но не сдался врагу.

– Но я не понимаю, при чем тут Англия, – жалобно сказала леди Аделина. – Почему эти иностранцы не могут воевать сами, без нас?

– Видите ли, Англия не заинтересована в том, чтобы Грецией правили египетские наемники или чтобы русские войска завоевывали новые земли во имя религиозной свободы и единения православных христиан. Да и усиление влияния Франции в этих краях противоречит интересам Великобритании.

– Ах, международная политика – это нечто, совершенно недоступное моему пониманию! – вздохнула леди Аделина. – Но, слава Богу, мы, женщины, можем предоставить решение сих запутанных дел джентльменам. Я уверена, что ни одна женщина на свете не в силах разобраться, почему англичанам необходимо воевать с египтянами и турками и почему при этом они избавят греков от посягательств русского царя. А уж почему в этом замешаны французы, вообще уму непостижимо! Как все-таки хорошо, что мы можем положиться в таких вопросах на наших мужчин!

– Э-э… да, пожалуй, – промямлил капитан Баррет.

Леди Аделина ободряюще улыбнулась.

– Расскажите нам еще что-нибудь о Бостоне, капитан Баррет. Шарлотте тоже интересно послушать ваши истории.

Капитан Баррет действительно очень остроумно и занимательно рассказывал о жизни в Америке, однако Шарлотта слушала его невнимательно и вскоре, сославшись на усталость, встала из-за стола. Леди Аделина же почему-то покраснела и пробормотала, что она еще немного побудет в обществе капитана.

Шарлотта быстро шла по узкому коридору в свою каюту, но у опустевшей каюты покойного лейтенанта Фицроя внезапно замедлила шаг. Ей пришли на ум слова капитана о том, что там теперь спит Александр. Значит, они смогут побыть наедине… Недолго думая, Шарлотта потянулась к дверной ручке.

– Ты меня ищешь? – вдруг раздался за ее спиной тихий голос Александра. Он накрыл руку Шарлотты своей ладонью.

– Да, – Шарлотта, оробев, опустила глаза. – Я хотела… я хотела посмотреть, спишь ли ты, не нужно ли тебе чего…

– Я поспал часов пять, – стараясь говорить совершенно невозмутимым тоном, сказал Александр. – И этого мне вполне хватило. Я ожил.

– Ты ужинал?

– Я не голоден. – Он немного помолчал и небрежно добавил: – По-моему, мы с тобой читаем мысли друг друга. Я тоже искал тебя, Шарлотта. Надеялся, нам удастся поговорить. Я… я должен перед тобой извиниться.

– Извиниться?

Александр распахнул дверь каюты.

– Входи. Мы оставим дверь приоткрытой – это даст нам, с одной стороны, возможность поговорить без посторонних, а с другой – не вызовет кривотолков.

Шарлотту бесил этот официальный тон, эта нарочитая невозмутимость. Но она надеялась, что, оставшись с принцем наедине, сумеет преодолеть воздвигнутую им преграду. Александр еще не вполне отдохнул и владел своим лицом хуже, чем обычно. Если он ее любит – а она в этом почти уверена – она найдет дорогу к его сердцу, заставит его побороть мужское самолюбие. Шарлотта, не глядя по сторонам, вошла в каюту.

Александр кивнул на узкую койку и на маленький деревянный стульчик.

– Увы, выбор мебели здесь небогат. Садись, где тебе удобнее.

Шарлотта примостилась на краешке кровати, надеясь, что Александр сядет рядом, но он остался стоять.

– Шарлотта, – начал принц, тщательно подбирая слова, – я должен о многом поговорить с тобой и за многое извиниться, но прежде всего мне хотелось бы извиниться за мое свинское поведение в ту ночь, когда на «Американку» напал турецкий фрегат.

– За… свинское поведение, принц Карим?

Он покраснел.

– Я во многом раскаиваюсь, Шарлотта, но больше всего мне стыдно за то, что я так грубо обошелся с тобой тогда. Я накричал на тебя, и мне нечего сказать в свое оправдание кроме того, что во время боя я не мог защитить тебя от опасности и страшно злился на себя за это. Но вместо того, чтобы признать правду, я выплеснул свой гнев на тебя.

– Да, конечно, – согласилась Шарлотта. – Но потом… когда мы любили друг друга… по-моему, ты уже не сердился.

Александр прерывисто вздохнул.

– Да, и об этом мы тоже должны поговорить. Я хочу, чтобы ты знала: я глубоко раскаиваюсь в том, что не сдержал своего слова и… и…

– Лишил меня невинности? – тихо подсказала Шарлотта.

– Да. Я не оправдал твоего доверия, но я заглажу свою вину, клянусь! К счастью, не только для леди Аделины Оттоманская империя – это совершенно иной мир и даже другая планета. События, происходящие в Стамбуле, кажутся лондонской знати нереальными. Клянусь, когда ты вернешься к родным в Англию, тебя не коснется даже тень скандала.

Шарлотта с напускной холодностью посмотрела на Александра.

– Вы в этом твердо уверены, принц Карим?

Он так увлекся самооправданиями, что даже не заметил иронии, звучавшей в ее голосе.

– Совершенно уверен! Да и кто будет распускать про тебя сплетни? Сэр Клайв сделать этого не в состоянии, а я, как ты понимаешь, ни одной живой душе не скажу, что мы женаты. – Александр отвел взгляд. – Однажды… давно ты мне сказала, что хочешь выйти замуж за архидиакона Джефриса. И если ты еще не оставила мыслей об этом браке, я от всей души желаю тебе счастья.

– Принц Карим, может быть, я ошибаюсь, но мне кажется, даже в Оттоманской империи женщинам не разрешается иметь сразу двух мужей. Вы, наверное, забыли, что я уже вышла замуж. За вас.

– О, это не имеет значения!

– Вот как? Увы, сдается мне, архидиакон Джефрис не разделяет столь вольных взглядов. По-моему, он еще не избавился от глупых предрассудков, и не горит желанием жениться на женщине, у которой уже есть один муж.

– Об этом не беспокойся! – торопливо сказал Александр. – Как только мы встретим какого-нибудь мусульманина, я попрошу его быть свидетелем и объявлю о нашем разводе.

Шарлотта встала, молча закрыла дверь и с трагическим видом, едва сдерживая смех, заявила, что развод ей не поможет.

– Почему? Ты станешь свободна.

– Ты же меня развратил, – скорбно промолвила Шарлотта.

Александр порывисто схватил ее за руки, но тут же отпрянул, словно обжегшись о раскаленные угли.

– Шарлотта, ты не должна так о себе думать! Нет-нет, не смей даже произносить слово «разврат»! Мы с леди Аделиной что-нибудь придумаем… Мы сделаем так, чтобы тебя не коснулась и тень скандала.

В голосе Александра помимо его воли звучала нежность, и Шарлотта, расхрабрившись, прижалась к нему. Александр стоял непоколебимо, как скала. Ни один мускул не дрогнул на его лице, но Шарлотта, постепенно научившаяся понимать эту сложную натуру, догадывалась, что в душе Александра бушует целая буря чувств.

Шарлотта обхватила мужа за пояс и с радостью подметила, что губы его чуть сжались.

– Вся беда в том, – прошептала она, – что я могу сама себя скомпрометировать. Без всякого сэра Клайва или тетушки Аделины. Как ты думаешь, что скажет архидиакон, если я обниму его за шею… вот так… и притяну к себе… вот так?

Она нежно прикоснулась губами ко рту Александра. Он не дрогнул, но взгляд, исполненный тоски и страсти, все равно его выдал. Тогда Шарлотта дотронулась кончиком языка до уголка его губ… и Александр не выдержал! Стиснув жену в объятиях, он так жадно припал к ее губам, как припадает к роднику путник, встретивший в пустыне оазис. Когда муж, наконец, оторвался от ее губ, Шарлотта лукаво сказала:

– О Господи! Александр, я, право, не знаю, как мне теперь быть…

С этими словами она просунула руку под рубаху Александра и шаловливо пробежалась пальцами по его торсу. Потом пальцы скользнули вниз, под ремень… Александр затрепетал. Шарлотта вздохнула с притворным сожалением.

– Боюсь, архидиакон умрет от ужаса, если я проделаю такое с ним, – пробормотала она, и ее ласки стали гораздо смелее. – Но видишь ли, ты научил меня получать от этого удовольствие, и, похоже, я уже не отвыкну, – Александр в экстазе застонал, а Шарлотта, словно не слыша, продолжала: – Представляешь, если архидиакон умрет… что будет с его прихожанами? Ты ведь не оставишь бедную паству без пастыря всего лишь потому, что тебе невмоготу иметь такую жену, как я?

– Шарлотта, – задыхаясь, вымолвил Александр, – я же ради тебя… только ради твоего блага готов развестись!

– Но я не хочу развода, – прошептала Шарлотта, прижимаясь к мужу. – Ты совратил меня, Александр, и мне уже не мила моя прежняя, скучная жизнь.

– Зато тогда ты была в безопасности, Шарлотта.

Она взяла его руку и поднесла ее к своей груди.

– Без тебя мне все не в радость. Посмотри, как я горю, Александр! Я сгораю от любви к тебе.

– Шарлотта, милая, я не должен тебя слушать! Пока великий визирь настроен против меня, моя жизнь будет в опасности. И потом… я поклялся бороться за свободу греков, и пока идет война, я не имею права иметь семью.

– Но война может скоро окончиться.

– Дай Бог, чтобы это было так! Однако и потом вряд ли кончатся все проблемы. Крестьяне обессилены голодом и болезнями, их земли опустошены многолетней войной. Большую часть времени я буду жить в Греции и лишь изредка наведываться в Стамбул. Это мой долг, Шарлотта. Если ты останешься со мной, то сможешь приезжать в Англию не чаще чем один раз в пять-шесть лет. Наши дети родятся в чужой, незнакомой тебе стране и будут исповедовать другую религию, потому что в Морее нет англиканскойцеркви.

Шарлотта приложила палец к губам Александра.

– Ты учел почти все, но упустил самую важную деталь. Самую вескую причину, по которой я должна остаться с тобой. Я люблю тебя…

Потом они лежали на узкой постели, он ласкал ее нагое, прекрасное тело, и его руки дрожали от волнения.

– Боже мой! Я люблю тебя больше жизни, Шарлотта, но сама посуди, я так мало могу тебе предложить…

– Не мало, а много! – воскликнула Шарлотта. – Ты дал мне то, о чем я и мечтать не могла!

– Я сделаю тебя счастливой, – пообещал Александр. – Клянусь, ты не пожалеешь о своем решении.

– Александр, умоляю! Не надо больше слов! – нетерпеливо вскричала Шарлотта. – Люби меня сейчас!

Глава 22

Шарлотта вернулась в свою каюту в разгар утра. К счастью, тетушка повела себя неожиданно тактично и не стала интересоваться, где племянница провела ночь. Впрочем, поглядевшись в зеркало, висевшее над комодом, Шарлотта решила, что все и так ясно. Ее сияющие глаза, разрумянившееся лицо и счастливая улыбка красноречиво говорили о том, чем она занималась.

Но, несмотря на это, Шарлотта с опаской сообщила тетушке, что Александр решил попросить капитана Баррета обвенчать их как можно скорее.

К изумлению Шарлотты, тетушка в ответ спокойно кивнула.

– Пожалуй, это к лучшему. Если капитан вас обвенчает, ни у кого не будет сомнений насчет законности вашего брака.

Шарлотта кинулась к тетушке.

– Ах, я буду очень скучать по вам, тетя Аделина! Но мы будем часто приезжать к вам в Англию, да и вы сможете навещать нас в Греции, когда пожелаете. Ничего, что я уеду так далеко?

Однако леди Аделина ответила странно уклончиво:

– Конечно, ничего, милая… С чего бы мне возражать? Ты правильно подметила: если бы тебе было суждено выйти за англичанина, ты бы давно это сделала. Я сама должна была додуматься до такой простой вещи, ведь я тоже не собиралась замуж, пока…

Шарлотта кое-что вспомнила, сопоставила, и… у нее зародилось невероятное предположение.

– Тетушка! Почему вы на меня не смотрите? Вы… Неужели вы тоже собрались замуж?

Леди Аделина с головой зарылась в ящик комода, а вынырнув наружу, еще упорнее отводила взгляд.

Она рассеянно помахала носовым платочком.

– Я так и знала, что тут должен быть чистый платок.

– Тетя Аделина…

– Да, дорогая, ты совершенно права: мы должны думать о твоей свадьбе, а не о моих носовых платках. Когда состоится венчание?

Шарлотта проявила великодушие и воздержалась от дальнейших расспросов.

– По расчетам Александра, завтра вечером мы доберемся до побережья Италии. Он хочет, чтобы мы обвенчались на закате. Прямо на палубе. Александр позовет всю команду. Он говорит, пусть моряки отдохнут после испытаний, выпавших на их долю.

– Что ж, очень мило, дорогая. Конечно, это тебе не венчание в церкви, но по сравнению со свадьбой в бане это большой шаг вперед. Разве можно относиться к церемонии серьезно, если тебе втирают в волосы сырые яйца?

Шарлотта проявила благоразумие и не стала спорить о достоинствах и недостатках христианской или мусульманской свадьбы. Вместо этого она спросила:

– Как вы думаете, что мне надеть, тетя Аделина? У меня ведь ничего нет, кроме серого платья, а его вряд ли назовешь нарядным.

Как и следовало ожидать, при упоминании о нарядах леди Аделина моментально встрепенулась и сосредоточилась.

– Времени у нас, конечно, в обрез – только сегодняшний день и завтрашний. – В глазах тетушки появился воинственный блеск. – Но ничего, мы сошьем из кафтанов такое подвенечное платье, что ты не посрамишь честь нашей семьи. У тебя кафтан небесно-голубой, а у меня серебристый. Гм… Пожалуй, это неплохая идея, хотя, конечно, невесте положено быть в белом…

– Но у меня же не обычная свадьба, тетушка!

– Вот именно! – Леди Аделина достала из нижнего ящика свой кафтан и задумчиво встряхнула его.

– Так… Обойдемся без выкройки… Шарлотта! Быстренько раздевайся. Я сниму с тебя мерку. Медлить нельзя, нужно сейчас же браться за дело.

Итальянский берег еще еле виднелся на горизонте, когда мистер Вардл, самый младший из офицеров, плававших на «Американке», привел Шарлотту на палубу. Капитан Баррет, обходившийся уже без палки, стоял на капитанском мостике в парадном мундире, и вид у него был очень внушительный. Эдвин, правая рука которого все еще была на перевязи, держал левой рукой молитвенник, раскрытый в нужном месте. Александр, леди Аделина и несколько офицеров окружали капитана.

Когда Шарлотта пошла по палубе, на которой выстроились в два ряда матросы, трубач и скрипач заиграли веселый свадебный марш. Новое шелковое платье Шарлотты тихо шелестело, а сердце, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, туго обтянутой лифом платья, над которым целых два дня корпела тетушка Аделина.

Мистер Вардл крепко сжал руку Шарлотты и, благополучно лавируя между горами корабельных снастей, лежавшими на палубе, подвел ее к капитану Баррету. Музыканты завершили марш на громкой, радостной ноте, и на палубе воцарилась тишина.

– Я счастлив, – Хенк расплылся в улыбке и водрузил на нос очки. Потом полез в карман за платком и высморкался. – Если бы вы знали, какая для меня радость, что Алекс наконец женится! Вы созданы для него, моя дорогая. Да-да, поверьте старику!

Он старательно откашлялся и начал читать молитву.

Шарлотта украдкой взглянула на Александра. Он смотрел прямо перед собой, и вид у него был ужасно серьезный, даже мрачноватый. Она улыбнулась, гордясь своим женским могуществом. Как все-таки чудесно, что она может сорвать с принца эту бесстрастную маску и обнаружить под ней нежного, пылкого, любящего мужа! Посторонние люди, конечно, не могли читать мысли Александра, но Шарлотту даже издалека окатывали волны его обожания.

Александр снял с руки массивный перстень с печаткой и надел его на палец Шарлотты. Любовь красноречиво сквозила в его взоре. Шарлотта трепетала от волнения и жаждала выказать Александру ответную любовь.

Венчание вскоре закончилось. Торжественно объявив Александра и Шарлотту мужем и женой, капитан Баррет лукаво поглядел на принца.

– Можешь поцеловать супругу! Ты же знаешь, такая у нас, неверных, традиция.

– Даже у неверных порой бывают очень дельные правила, – пробормотал Александр, поднес руки Шарлотты к губам и медленно привлек ее к себе. – Добро пожаловать в мое сердце и мою жизнь, любимая, – прошептал он, когда их губы почти соприкоснулись.

Шарлотта пылко ответила на поцелуй мужа, нисколько не смущаясь тем, что это происходит на виду у заинтересованных зрителей. Поцелуй длился долго, пока матросы не начали отпускать шуточки, которые вернули Шарлотту с небес на землю.

– Капитан предложил нам свою каюту, – прошептал ей на ухо Александр, когда губы их наконец разомкнулись. – Надеюсь, ты не собираешься долго засиживаться за свадебным столом?

– Почему? Я вообще-то проголодалась.

– Я утолю твой голод, – нежно пообещал Александр. – А ты – мой.

В этот момент матросы как раз начали раскладывать на палубе столики. Леди Аделина слегка скривилась, но возражать не стала. Она пожала руку Александру, сказала ему, что он счастливчик, а потом тепло обняла племянницу. Однако у Шарлотты, как ни странно, сложилось впечатление, что мысли тетушки заняты чем-то другим.

Впрочем, вскоре Хенк Баррет разрешил ее недоумение. Когда все уселись за праздничным столом, он поднял тост за здоровье и счастье молодых. Моряки одобрительно загудели и налегли на ром. Офицеры и леди Аделина тоже присоединились к капитанскому тосту, но предпочли более изысканный напиток – хорошее, дорогое вино. Шарлотта смущенно улыбнулась, как и подобает невесте, а Александр встал и грациозно поклонился.

Однако капитан Баррет не спешил сесть на свое место. На глазах у изумленной Шарлотты он обнял за талию тетушку Аделину и заставил ее встать рядом с ним.

– У меня есть для вас еще один тост! – зычно гаркнул Хенк Баррет. – Давайте пожелаем доброго здоровья и счастья леди Аделине Спенсер, которая оказала мне великую честь, согласившись стать моей женой.

Матросы загомонили еще громче – то ли от радости, то ли от очередной порции рома. Шарлотта молча сидела и смотрела на тетушку, забыв закрыть рот.

Александр наклонился к ее уху и прошептал:

– Дорогая, закрой, пожалуйста, свой прелестный ротик, а то, боюсь, мне не удержаться от соблазна.

Раскрасневшаяся, смеющаяся леди Аделина, которую сжимал в своих могучих объятиях капитан, нервно поглядела на племянницу.

– Надеюсь, ты не очень шокирована, Шарлотта?

– Нет, я сражена наповал, – пробормотала Шарлотта. – Но право же, я давно не слышала таких радостных известий. А как это все получилось, милая тетушка?

Леди Аделина смущенно потупила взор.

– Видишь ли… Генри говорит, что его еще в гареме эмира и потом, когда на корабль напали гадкие турки, поразила моя храбрость. Ну а после, когда его ранили, бедняжка страдал от боли, хотя из гордости никому в этом не признавался. По ночам он не мог заснуть, и мы подолгу разговаривали… ну и… как-то все так получилось. – Розовые щеки тетушки напоминали уже алые маки. – Капитан – очень мужественный человек, а я… это он так считает… воплощение женственности. После смерти жены Генри был ужасно одинок и совсем о себе не заботился. – Леди Аделина заговорщически улыбнулась племяннице. – Он говорит, его дому позарез нужна новая хозяйка; обещает, что я буду счастлива с ним в Америке. И я думаю, Генри прав. Джентльмены лучше нас, женщин, разбираются в таких вещах.

– Неужели капитан Баррет увезет вас в Америку? Тетушка Аделина, я не ослышалась? Вы собираетесь жить в Бостоне?

– А почему бы и нет? Ты меня, конечно, извини, Шарлотта, но тебе надо шире смотреть на вещи. Это все проявления ограниченности, национализма. Англия ведь не центр Вселенной. Генри говорит, Бостон – шикарный город, и жить там не опасней, чем в Сент-Леонардсе. Да и чего мне бояться в Америке? Снежных метелей, медведей и краснокожих? Но, ей-Богу, это все сущие пустяки, они ни в какое сравнение не идут с похищением, заточением в гареме и битвой с турецкими разбойниками! Хенк говорит, дом у него очень уютный и мне там понравится.

Александр ласково улыбнулся.

– А когда вам надоедят медведи и метели, вы упросите Хенка снарядить корабль и приплывете к нам в Грецию.

– Да, а мы уж постараемся вас как следует развлечь, – пошутила Шарлотта. – Турецких разбойников, правда, не обещаем, но парочку греческих Александр для вас раздобудет.

– О нет, я вполне удовлетворюсь внучатыми племянниками! – живо возразила леди Аделина.

– Кстати о племянниках, – сказал Александр, не обращая внимания на смущение Шарлотты. – Пожалуй, нам с женой пора пожелать вам всем спокойной ночи.

– Уже глазки слипаются, да? – хохотнул Хенк.

– Да, что-то в этом роде, – невозмутимо ответил Александр.

Он предложил жене руку, и они дошли до дальнего конца палубы. Когда пирующие матросы скрылись из виду, супруги остановились и оперлись о поручень. Александр обнимал Шарлотту за талию. Заходящее солнце отбрасывало косые красные лучи на итальянское побережье, а небо над головами молодоженов постепенно темнело.

– Ты довольна, что скоро вернешься домой? – спросил Александр.

– Мне не терпится увидеть братьев, продемонстрировать им, что я жива и здорова, – Шарлотта улыбнулась. – А еще я мечтаю накупить в Лондоне новых нарядов. Тетушка Аделина придет в восторг, когда узнает, что я, наконец, проявляю интерес к моде. Но, право же, когда два месяца подряд одеваешься во что попало, постепенно начинаешь ценить возможность выбрать одежду по своему вкусу.

– А мне кажется, ты умалчиваешь о главном, Шарлотта. Ты всю жизнь прожила в Англии и наверняка скучаешь по друзьям. Тоскуешь по белым скалам Дувра и по серым небесам, затянутым пеленой теплого летнего дождя.

Шарлотта провела пальцем по резко очерченной скуле принца.

– Да, я жду встречи с Англией, но не скучаю по ней. Во всяком случае, не так сильно, как ты думаешь. Я люблю тебя, Александр, и только с тобой могу быть счастлива. В Англии без тебя мне было бы очень одиноко.

Александр запечатлел на ее ладони жгучий поцелуй. Потом в его глазах заплясали озорные искорки.

– Да, но миссис Стабс, наверное, никогда не простит меня за то, что я увез тебя на чужбину.

Шарлотта рассмеялась.

– Не бойся, простит! Ты же иностранец, поэтому откуда тебе знать, что хорошо, а что плохо? Нет, она обрушит свой гнев на меня. Если только…

– Так-так… Интересно. Что же ты замолчала?

– Видишь ли, миссис Стабс была когда-то моей нянюшкой. Она обожает детей. Так что ежели мы предложим ей понянчить наших малышей, она вполне может бросить усадьбу Риппонов и примчится в Грецию.

– Это самый настоящий заговор, – сокрушенно пробормотал Александр. – Сперва мой отец, потом твоя тетушка, а теперь даже экономка требуют от нас детей! – Он взял Шарлотту пальцем за подбородок и шутливо поцеловал в нос. – Что ты на это скажешь, женушка? Может быть, нам следует спуститься в каюту капитана и, не откладывая в долгий ящик, озаботиться появлением на свет маленьких принцев и принцесс?

Шарлотта поднялась на цыпочки и поцеловала мужа в губы.

– Слава Богу! А я уж думала, ты мне этого не предложишь.


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22