Настоящая любовь и прочее вранье [Уитни Гаскелл] (fb2) читать онлайн
- Настоящая любовь и прочее вранье (пер. Татьяна Алексеевна Перцева) (и.с. Femina) 1.08 Мб, 320с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Уитни Гаскелл
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Уитни Гаскелл Настоящая любовь и прочее вранье
С любовью и в память Джорджа Генри
Когда смотришь в небо по ночам, Знай: Потому, что я буду жить на одной из них, Потому, что я буду смеяться на одной из них, Тебе покажется, что смеются все звезды.Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц
Я хотела бы поблагодарить всех, кто оказал мне неоценимую помощь в написании этой книги: моих замечательных редакторов Дэньел Перес и Энн Бонер, которые вместе со мной провели Клер через все перипетии романа и чьи предложения позволили написать лучшую книгу, чем я предполагала. Поразительную команду «Бэнтем Делл», выполнившую невероятную работу по превращению моих рукописей в настоящие книги. Моего агента Этана Элленберга за мудрые советы. Моих родителей, Джерри Келли и Мередит Келли, за неизменную поддержку и попытки силой заставить всех знакомых покупать мои книги. Моего мужа Джорджа, который свято верил в меня и вычитывал рукопись почти столько же раз, сколько и я. И, наконец, Сэма, который преданно составлял мне компанию, пока я писала, и вернул мне способность улыбаться.
ГЛАВА 1
Достигнув почтенного возраста тридцати двух лет, я узнала об окружающем мире вполне достаточно, чтобы составить безупречно отработанный кодекс личных правил, по которому с тех пор и живу. Во-первых: вся Концепция Единственной и Истинной Любви, Совершенствующей Вашу Душу, – полный бред, вздор и чушь. Разумеется, я не говорю о любви вообще, потому что люблю родителей, сестру, нескольких друзей и Черчилля, английского бульдога, который у меня был в детстве. Я имею в виду прекрасного принца из волшебной сказки, хеппи-энд в виде свадьбы, любовь с первого взгляда и тому подобную чепуху. Насколько мне известно, это очередная панацея от всех бед, состряпанная службой знакомств по Интернету и брачной индустрией с единственной целью – выманить у миллионов доверчивых женщин заработанные тяжким трудом денежки. Мне не с кого брать пример в том, что касается участия в фарсе, который называется вечной любовью, не говоря уж о счастливых браках. Мои родители и почти все родители моих друзей принадлежали к поколению, свято верившему в силу развода и вторых браков как альтернативу покупке спортивного автомобиля в качестве средства от кризиса среднего возраста. Можете назвать меня циничной, или пресыщенной, или озлобленной, – не стану спорить. Не то, чтобы я пришла к таким выводам в тринадцать лет, когда еще находилась в твердой уверенности, что обязательно выйду замуж за солиста группы «Дюран-Дюран». Нет. Потребовались годы и годы неудачных свиданий, кошмарных ситуаций и один низкопробный подонок в лице экс-бойфренда, чтобы привести меня в чувство. Именно поэтому мне и не снилось, что я встречу кого-то в самолете! То есть хочу спросить кого угодно, часто ли бывают подобные совпадения? В конце концов, в реальной жизни любовников не сводит вместе каприз судьбы или некий случай, способный изменить вселенную: большинство влюбленных знакомятся в дружеских компаниях, на работе или в иных столь же обыденных местах. Сладенькие историйки о воссоединении половинок разлученных сердец – голливудские сказки, как правило, с Мег Райан в главной роли, имеющие неизменный успеху женщин моего возраста, положения и семейного статуса. Но я всегда отказывалась сесть на эту иглу, точно так же, как отказывалась формировать прямые, словно солома, волосы в очаровательную пушистую, сотворенную Салли Гершбергер, прическу. Поэтому, поднявшись на борт самолета «Американ эйр лайн», рейс Нью-Йорк – Лондон, с потрепанным старым рюкзаком через плечо (мне никогда не удается выглядеть утомленной впечатлениями и роскошью кругосветной путешественницей; на самом деле я с трудом сдерживаюсь, чтобы не послать к черту гордость и достоинство, вытащить пачку сигарет и нервно затянуться), последнее, чего я ожидала на этом свете, – очередной романчик. Мало того, я была полностью готова к тоскливому шестичасовому перелёту, дополненному отвратительной едой, неудобными сидениями и, как подсказывал многолетний опыт, очередным малышом за спиной, оглушительно орущим в продолжение всего полета. Мне удалось занять место у окна. Хорошо, что придется делить всего один подлокотник! Я отчаянно надеялась, что в бизнес-классе окажутся свободные места и меня переведут туда, в эту Шангри-Ла для путешественников – с мягкими сиденьями, бесплатной выпивкой и кучей свободных подлокотников, но ворчливый служащий аэропорта, не пожелавший дать мне место в ряду с аварийным выходом, очевидно, ничуть не был заинтересован в моем переводе в бизнес-класс (зато, как я заметила, оказался весьма расположен к двойнику Рики Мартина, стоявшему передо мной в очереди). Я с облегчением вздохнула, когда в соседнее кресло опустилась женщина средних лет в пашмине и с толстой книгой в руках. Обычно моими соседями становятся мужчины последней степени ожирения, с неистребимым запахом изо рта и храпом, заглушающим рев двигателей. Эта же особа была их полной противоположностью – худа, как борзая, и промаринована в духах «Обсешн», но все же это куда меньшее зло. По крайней мере, так я подумала. Вскоре после взлета соседка принялась вертеться и пронзительно жаловаться сидевшему за ней мужу на боли в спине и во всем теле и громко сетовать на то, что авиакомпании не снабжают пассажиров ортопедическими подушками, и нудеть, как он мог забыть дома свой синий пиджак, и почему авиакомпания не посмела удовлетворить требование посадить ее рядом со свободным местом, чтобы она смогла прилечь во время полета, и знай она, что ее сунут рядом с кем-то, села бы лучше рядом с мужем. Учитывая ее тон, усталые ответы супруга и тот факт, что каждый раз, оборачиваясь к нему, она больно толкала меня в бок острым локотком, я заподозрила, что мужу крупно повезло сидеть хотя бы на ряд дальше женушки. Возможно, ему выпали первые счастливые мгновения мира и покоя с тех пор, как он женился на ней (не то чтобы она выказала хотя бы малейшее намерение оставить его в этом самом покое, чтобы дать немного насладиться блаженными мгновениями). При третьем повороте, когда сетования на слишком низкую температуру в самолете стали резать уши, мужчина, сидевший прямо за мной, предложил ей поменяться местами, чтобы страдалица смогла воссоединиться с супругом. – О, спасибо. Мы регистрировались вместе, но я думала, что место рядом окажется свободно, а они, как видите, посадили эту женщину, – заметила она тоном, исполненным праведного негодования, и окинула меня убийственным взглядом. Я ответила тем же: в этом «видеоспорте» я могла бы выиграть золотую медаль на олимпиаде. Миссис Острый Локоть сразу присмирела, или испугалась, не могу сказать точно. Мне давно твердят, что мой фирменный убийственный взгляд способен устрашить кого угодно. Я взяла за основу реакцию Джека Николсона в фильме «Несколько хороших парней» («Правда обязательно выйдет наружу!») и Хиллари Клинтон, когда та думает, что никто за ней не наблюдает, с намеком на Клинта Иствуда в роли Грязного Гарри для придания некоторого колорита. Так или иначе, миссис Острый Локоть отвела глазки, заткнула фонтан жалоб – на минуточку – и принялась суетливо собирать вещи: нелегкий труд складывания книги, газеты, сумочки, подушки и одеяла длился бесконечно, и все это время услужливый тип терпеливо стоял в проходе, ожидая, пока она освободит теперь его законное место. К моему удивлению, тип оказался довольно симпатичным, правда, в несколько неряшливом стиле. Я не заметила его в зале ожидания аэропорта, но, с другой стороны, женщины к его ногам тоже не падали. Высокий, долговязый, хотя, слава Богу, не костлявый (не могу общаться с мужчинами, у которых бедра тоньше моих). Овальное угловатое лицо, растрепанные светло-русые волосы, давно нуждающиеся в стрижке, слишком длинный кривоватый нос, словно так и не вправленный после перелома. Судя по едва заметным морщинкам, веером расходившимся из уголков глаз, он был не так уж молод: лет тридцать шесть или тридцать семь, определенно (как и я) ближе к сорока. И только когда он улыбнулся женщине, поблагодарившей его за любезность, меня как громом поразило, насколько он привлекателен: открытая улыбка осветила лицо, глаза весело заискрились. И хотя обычно блондины не в моем вкусе, – слишком уж по-калифорнийски, слишком по-киношному, слишком в стиле Джефа Спиколи в «Беспутных деньках в риджмонтской школе», – но этот парень был скорее ближе к Оуэну Уилсону, чем к Шону Пенну. А его выдающийся рост – тоже плюс, да еще какой! Мужчины ниже меня автоматически вылетают из сферы моего внимания по правилам, установленным в Официальной книге свиданий Клер Спенсер. Не то чтобы я имела предубеждения против коротышек, просто, когда я в последний раз согласилась пойти с таковым в ресторан, мой спутник весь вечер изрекал вещи вроде: «Bay, хорошей женщины должно быть много, верно ведь?», а затем вовлек меня в состязание по армрестлингу. К тому времени, когда мне исполнилось двадцать пять – я как раз перестала сутулиться в тщетной попытке казаться миниатюрной, – я решила, что больше не встречаюсь с коротышками, и эта линия поведения спасла меня от бесконечных унижений. Теперь из всех коротышек я общаюсь только с хорошим другом, Максом Леви, который даже в ковбойских сапогах не дотягивает до пяти футов шести дюймов и вечно пытается уговорить меня потанцевать с ним, чтобы он смог воспроизвести сцену из «Шестнадцати свечей», где Дак Донг кладет голову на пышную грудь своей «сексуальной американской подружки». Незачем упоминать, что я в отличие от него не нахожу это таким уж забавным. Мой новый сосед умостил свой длинный костяк на сидение и, сгорбившись, как тинэйджер, и, к моему полному позору, заметил, что я его рассматриваю. – Похоже, мы обречены терпеть друг друга, – учтиво улыбнулся он. – Угу, – промычала я. И, чтобы как-то выпутаться из неловкого положения, ответила вежливой улыбкой, давая понять, что беседа окончена, прежде чем спрятаться за экземпляром «Эль декор». Но сосед, похоже, не собирался отступать. – Я Джек, – объявил он, протянув руку. – Клер, – кивнула я, пожимая его руку. Места было мало, и получилось не так уж ловко. Но на самом деле я была втайне польщена вниманием. И хотя не верю в Единственную Истинную Любовь, все же не против безобидного легкого флирта… при случае. Жаль, что я не нарядилась во что-нибудь пороскошнее любимых джинсов и черной водолазки и не вставила линзы вместо очков в роговой оправе. Но я собиралась немного подремать в самолете, вот и оделась как удобнее, не рассчитывая на присутствие симпатичного соседа. Хорошо еще, что хоть волосы чистые и уложены феном, и я была почти уверена, что макияж в относительном порядке. «О Господи, о чем ты? Даже не думай! – строго велела я себе. – Кроме того, я наверняка не в его вкусе. Он такой моложавый и спортивный и скорее всего, увлекается тощими девицами, из тех, кто любит марафоны, походы и жизнь в палатках. И уж конечно, не такими, как я». Дело в том, что я – особа крупная. Очень высокая, для женщины, разумеется: пять футов десять дюймов от макушки до стоп, – и вряд ли соответствую современному идеалу красоты, выражающемуся в худобе а-ля Гвинет Пэлтроу. Во мне же нет ничего изящного: большие руки, большие ноги, большие сиськи, широкие бедра. Из одной моей ляжки, наверное, можно выкроить всю Гвинет Пэлтроу. Не то чтобы я была жирной, нет, благодаря регулярным посещениям тренажерного зала вес у меня вполне нормальный, хотя я не собираюсь расхаживать в бикини на людях. И хотя я определенно привыкла не стыдиться своего тела… ну, почти не стыдиться… все же трудно жить в обществе, где последними двумя склонными к полноте и при этом добившимися некоторой известности женщинами были Моника Левински и Анна Николь Смит.[1] Правда, некоторые типы питают пристрастие к женщинам с формами, но поскольку всем известно, что они к тому же и фетишисты, обожающие лизать пальцы ног и нюхать трусики своих дам, легче от этого не становится. Я сделала вид, что читаю журнал, пока Джек занялся какими-то извлеченными из портфеля бумагами. Только когда стали разносить обед и предлагать на выбор морепродукты или курицу с пастой, он снова сложил свои файлы и сунул в карман на переднем кресле. – Думаю обойтись курицей. А вы? – спросил он. – То же самое. Заказать лососину – значит напрашиваться на пищевое отравление, – согласилась я. Стюардесса, только что сиявшая очаровательной улыбкой, когда протягивала Джеку поднос, метнула на меня злобный взгляд и почти бросила поднос на мой столик. – По-моему, упоминание о лососине ее немного задело, – театральным шепотом заметил Джек, когда стюардесса отошла. – Не понимаю почему, ведь не она ее готовила, – пожала я плечами. – Кто знает, кто знает! Это они нам раздают заранее расфасованное дерьмо, зато кормежка в первом классе – совсем другое дело. Не удивлюсь, если где-то здесь есть крохотный шеф-повар, надрывающийся в крохотной кухоньке. – А вы обычно летаете первым классом? – Как правило. Я почти всегда путешествую по делам, платит компания. – В таком случае, почему вы здесь, в трюме? – В трюме? – улыбнулся он, по достоинству оценив мою шутку. На редкость обаятельная улыбка! Обезоруживающе теплая и открытая. – Честно говоря, собирался задержаться в Нью-Йорке еще на пару дней, но в Лондоне ждут кое-какие дела, поэтому пришлось вернуться ближайшим рейсом, а свободные места были только здесь. А вы? Часто летаете? – в свою очередь осведомился Джек, и в его голосе мне послышались почти пренебрежительные нотки. – Имеете в виду – в Лондон? – Нет, в трюме. Или вы такая поклонница их… что это? – пробормотал он, ткнув вилкой в горку красной вязкой массы на тарелке. – Спагетти с фальшивой курицей? – О, вы, я вижу, оптимист. Настоящие спагетти подают исключительно в первом классе. Это какая-то дешевая паста, – возразила я. Джек рассмеялся. Хороший смех. Искренний и трогательно-бесхитростный. – А чем вы занимаетесь, когда не обедаете имитацией пасты? Живете в Лондоне? – продолжал расспрашивать Джек. – Нет, в Нью-Йорке. Лечу в Лондон по делам. Пишу для журнала обзоры о путешествиях, – пояснила я и замялась, заметив его заинтересованный взгляд. Моя работа… вернее, то, как я ее подаю, неизменно производит подобный эффект на окружающих. Новые знакомые мгновенно предполагают, что я то и дело оказываюсь в экзотических местах, ужинаю в самых роскошных ресторанах за счет издательства, а потом высказываю свое мнение в свободной дискуссии. – В самом деле? Может, я читал что-то из ваших работ? – оживился Джек. А вот эта тема обычно самая скользкая. Потому что моя работа несколько менее гламурна, чем представляется всем на первый взгляд. Я пишу не для «Вог», «Гурме» или хотя бы фирменного журнала авиакомпании. – Сомневаюсь. Я… э… работаю на журнал, который называется… – начала я, но тут же осеклась. После трех лет работы мне все еще нелегко было произнести название. – «Сэси синьорз». Джек с недоумением приподнял брови, и мне стало ясно – он в жизни о таком не слышал. Да и кто слышал? – Это издание для пенсионеров, – пояснила я. – Значит, вы пишете статьи с советами, как путешествовать с кислородной маской, и приводите списки ресторанов, в которых можно поужинать в три часа дня? Я хихикнула. Вообще-то я не склонна хихикать, тем более что для дамы амазонских габаритов это не слишком привлекательная привычка, – но совладать с собой не смогла. – В общем, да. Скажем так: в каждую статью приходится включать сведения о том, имеется ли доступ для инвалидов и престарелых в определенные рестораны, отели и на аттракционы и подают ли завтрак ранним пташкам. – Видите ли, я – поверенный и целыми днями сижу взаперти в небоскребе. Получать деньги за путешествия – да это просто фантастика, – вздохнул Джек. – Полагаю, вы были бы правы, если бы речь шла о действительно интересных местах. Но не я выбираю маршруты, а журнал ориентирован почти исключительно на путешественников с ограниченными возможностями в пределах страны. Знаете, те города, куда можно добраться без особых затрат: Сан-Антонио, Орландо, Миннеаполис, все в таком роде. – А Лондон? – Сама не понимаю, как удалось уговорить редактора на эту авантюру. Я наплела ему, что за границей доллар имеет очень сильные позиции, хотя, честно признаться, сама не знаю, что это означает. А вы? Летите в Лондон по делам? – Нет. Я там живу. Вот уже несколько лет, как перебрался из Америки, – пояснил Джек. – Правда? Моя лучшая подруга тоже переехала в Лондон, и ей очень нравится, хотя она считает, что англичане не слишком любят американцев. – И она совершенно права, – подтвердил Джек. – Я тоже сыт этим по горло. Каждый раз, когда заходит речь о политике, мне приходится защищать действия американского правительства, не только в настоящее время, но и в любой исторический период за последние двести лет. Иногда, что бы я ни говорил, все-таки подозрительно напоминаю Кевина Кляйна и «Рыбке по имени Ванда»: помните то место, где он говорит, что без Соединенных Штатов Англия была бы самой крошечной провинцией Германской империи? Я засмеялась, но тут же отвлеклась, протягивая стюардессе поднос. – А как вы оказались в Лондоне? Работаете на американскую фирму? – Нет, – покачал головой Джек. – Раньше у меня имелась практика на Манхэттене: я был одним из младших адвокатов в «Клиффорд Ченс», но когда машина большой конторы перемолола меня и выплюнула, года полтора назад, я согласился на должность поверенного «Бритиш фармасьютиклз». Я уважительно покивала, поскольку когда-то сама собиралась стать юристом, но быстро остыла, узнав, что метод пыток, применяемый Джоном Хаусменом в «Бумажной охоте», не был плодом воображения сценариста. – И что вы там делаете? – допытывалась я. – Возглавляю юридический отдел, – скромно объяснил он, явно противореча прежнему утверждению о том, что не преуспел в адвокатуре. Очевидно, он успел сделать успешную карьеру, а теперь намеренно преуменьшал свои достижения: странная черта для поверенного. Большинство моих знакомых адвокатов, особенно те, кому удалось устроиться в крупную фирму, так благоговели от сознания собственной значимости, что из кожи вон лезли, лишь бы уведомить об этом окружающих. – Вот это да! – поразилась я. – Должно быть, вы действительно профи экстра-класса, если поднялись так высоко: я имею в виду для парня вашего возраста. – Ну что вы, на самом деле мне уже шестьдесят два. Просто инъекции ботокса делают чудеса. Куда только годы деваются! – заверил он с очередной улыбкой. – А вы? Вам нравится ваша работа? Я всегда завидовал людям творческих профессий. – Не знаю, насколько она творческая. Скажем, так: мы с редактором имеем противоположные точки зрения на то, какой должна быть моя колонка, и в этой битве я побеждаю крайне редко. Редко? Не то слово! Мой редактор Роберт Волчик, просматривая гранки, злоупотребляет красным маркером; в результате материалы выглядят так, словно смертельно раненные страницы истекли кровью. Честно говоря, мой литературный стиль – несколько нервный и дерганый (Роберт предпочитает именовать его «резким» и «саркастическим»), но я искренне не понимаю, в чем проблема. Вся необходимая информация, как правило, включена в статью, особенно насчет завтрака для «ранних пташек» и гостиничного обслуживания. Кроме того, я люблю вспоминать пару анекдотов о городе, попавшем в сферу моего интереса. Роберт же борется с моими красочными комментариями, требуя, чтобы колонка состояла из сухого перечисления отелей, ресторанов и достопримечательностей. Тоска, тоска, тоска… – Скажем, так: в мои обязанности входит посетить музей, посвященный исключительно «Доктор Пепперу», а я не могу и намекнуть на абсурдность этой затеи, – пожаловалась я. – Роберт не пропустит даже самой доброжелательной шутки. – Правда? На свете есть музей «Доктор Пеппер»? – удивился Джек. – В Уэйко, штат Техас, – кивнула я. – И как ни странно, там гораздо интереснее, чем можно предположить. – Если не об этой работе вы мечтали, то о какой же? – допытывался Джек, ухитряясь при этом не выглядеть экзаменатором на собеседовании в приемной комиссии колледжа. Я немного подумала. – Мне все же хотелось вести свою колонку, только в журнале, рассчитанном на более молодую и продвинутую аудиторию. И самой выбирать темы. А как насчет вас? Вы любите свою работу? – Не думаю, что многие мечтают работать поверенными в крупной фирме. Лично я хотел стать художником, – признался Джек. – Честно говоря, перед тем как поступить на юридический, я год пробездельничал. Жил во Флоренции, делал вид, что рисую. – Правда? – изумилась я. Какой бы мелочной я ни выглядела в ваших глазах, ненавижу слышать подобные истории о людях, претворяющих мечты в жизнь, рискующих, идущих на все, лишь бы не упустить своего шанса. Потому что при этом я отчетливо сознаю, сколько времени в молодости потратила зря, валяясь на диване и уставившись в экран телевизора, где шли хоть и дерьмовые, но странно завораживающие сериалы вроде «Мелроуз-Плейс» и «Беверли-Хиллз 90210». – Это… поразительно. Вы, должно быть, прекрасно рисуете. – Нет, – жизнерадостно отмахнулся Джек. – Я занимался этим, в основном, чтобы клеить девчонок. Не поверите, сколько женщин западают на непризнанного голодающего художника. Единственное, что мне удалось сохранить на память, – собственное впечатление от палаццо Веккио, сознаюсь, правда, весьма жалкое. – Зато я вообще не умею кисть в руку взять, если не считать наборов для рисования по квадратикам. – Это те, на которых малюют счастливое дерево и счастливое небо? – уточнил Джек. Я засмеялась. – Нет, это не я, а Боб Росс. Знаете, тот тип с гигантской «афро»[2], который выставлял свои картины на телевидении. Нет, он совсем, совсем не в моем стиле. Все, на что я способна, – угнетенные деревья в депрессии, нуждающиеся в «прозаке».[3] Мы одновременно откинули спинки кресел и повернулись лицом друг к другу, начав обсуждать все на свете: от заведения, где подают лучшие гамбургеры в Нью-Йорке, до курса английской литературы в колледже, где нам пришлось со скрежетом зубовным изучать романы Чарлза Диккенса. И чем дольше мы болтали, тем сильнее становилось ощущение, что это не столько перелет, сколько поразительное, хотя и незапланированное первое свидание. Приблизительно в то время, когда самолет, пролетая над Шотландией, поворачивал на юг, Джек вдруг заявил: – Чтобы уж быть до конца откровенным, я должен сказать вам что-то. Сердце у меня упало. Ну вот, дождалась. Сейчас он сообщит, что успел обзавестись женой и тремя детишками или что он голубой, но подумывает сменить ориентацию и просит меня стать подопытной свинкой. Разумеется, ничего тут не было нового: мне приходилось и раньше выслушивать нечто в этом роде. Я иду по жизни, переживая одно разочарование в мужчинах за другим. Стоило огоньку надежды разгореться, как грубый сапог реальности немедленно его давил. В результате я крайне осторожно отношусь к любому новому знакомому, стараясь не принимать его всерьез, пока не узнаю получше (и, будем откровенны, едва я узнаю его получше, сразу понимаю, что зря старалась). Мало того, я уже не думала, что способна увлечься кем-то при первой встрече… но Джек определенно разжег во мне интерес. Мне ужасно нравилась прядь волос, то и дело спадавшая на его лоб, несмотря на постоянные попытки откинуть ее, нравился запах мыла и свежевыглаженной одежды (не выношу навязчивой вони одеколона и считаю это основанием для отказа продолжить знакомство) и нравилось то, что он относится к себе с юмором. И еще ужасно нравилось, как он смотрит на меня, когда я говорю, словно втягивает каждое мое слово, пусть даже это ужасная банальность, а не просто ждет своей очереди высказаться. Поэтому я, внутренне сжавшись, приготовилась к очередной декламации. – Понимаете, все дело в причине, по которой я раньше, чем планировал, возвращаюсь в Лондон. Когда я сказал, что у меня там дела… видите ли… это чисто личное. Последнее время я кое с кем встречался и теперь… возвращаюсь, чтобы порвать отношения. Ага! Я так и знала! Много ли шансов, что привлекательный, умный, преуспевающий гетеросексуал тридцати с чем-то лет вроде Джека одинок? И неужели я вообразила, будто особа вроде меня, для которой шестой размер – такая же несбыточная мечта, как роман с Расселом Кроу (даже до того, как тот женился), ни с того ни с сего очарует холостяка года на борту самолета? Я уверена, что подружка, о которой так осторожно обмолвился Джек, – либо его законная, либо гражданская жена, а упоминание о разрыве – просто иносказательный способ объяснить, что я вольна жить фантазиями, пока он не уложит меня в постель. – Вот как, – буркнула я впервые за эту ночь, отворачиваясь от Джека, чтобы уставиться в бездонную тьму, разверзшуюся за крошечным оконцем. И очень удивилась, когда его ладонь накрыла мою. Твердокаменная, закаленная в боях местного значения городская девушка, какой я себя считала, должна была бы выдернуть руку и пробормотать: «Отвали». И я повернулась даже, открыла рот, но что-то в выражении его лица меня остановило. – Я не лгу вам. Знаю, звучит довольно стандартной отговоркой, но это правда. У меня действительно есть приятельница, встречаемся несколько месяцев. Я думал, что, может быть… но не могу заставить себя чувствовать к ней что-то такое, чего нет в душе. Похоже, я давно сознавал это, но боялся признать. Она мне нравится, и я считал, что никому от этого вреда не будет. Но вчера мы говорили по телефону, и она стала намекать, что пора бы съехаться. Тут я сообразил: если все и дальше так пойдет, кто-то из нас неминуемо окажется в проигрыше. Но теперь я точно знаю – надо положить конец нашим отношениям. И не хочу медлить. Вот и взял билет на первый рейс до Лондона. Дождусь, пока она придет с работы, приеду к ней и выложу правду… Он выглядел серьезным и искренним, когда говорил это, по-прежнему не отпуская моей ладони и проводя свободной рукой по своим растрепанным светлым волосам. Меня охватило некое сюрреалистическое ощущение: поздний час, необычное место, откровения с незнакомцем, казавшимся почему-то давно знакомым. Мне нравится думать о себе как о человеке, благополучно пребывающем в непроницаемой скорлупе цинизма и неверия, защищавшей от ложных надежд и неискренних мужчин, но ему почему-то поверила. Может, дело было в тоне или очевидном беспокойстве по поводу предстоящего объяснения. – Если вам от этого легче, должна сказать, вы правильно поступаете. Не представляю, как женщина остается с человеком, который не отвечает на ее чувства, – покачала я головой. Разумеется, то была бесстыдная ложь: я знаю немало людей – как мужчин, так и женщин, которые тешат себя мыслью о том, что их роман – на всю жизнь. Они не хотят признать неприятную правду: их больше не любят, не желают и видеть не хотят. Но поскольку Джек вел себя честно, я не видела причины еще больше затруднять ему этот шаг. – Знаю, знаю. Хотя я и не люблю ее, человек она прекрасный, и мне трудно причинять ей боль. Скажите, прилично принести цветы той, с кем собираешься порвать? – вдруг спросил он. – Ни в коем случае! Никогда не вручайте утешительный приз, если намереваетесь разбить чье-то сердце! Мало того, нам следует как можно скорее забрать из ее квартиры все свои вещи. И не рвите отношения при посторонних, чтобы избежать сцены. Только жалкие трусы так поступают. – Я и не думал! – оскорбился Джек. Внезапно я почувствовала себя совершенно беззащитной, словно именно от меня он собирался уйти. Понимаю, это вздор (в конце концов, мы только познакомились), но я легко могла представить, что ждет эту женщину, ожидающую приезда бойфренда, планирующую романтический вечер… Она не имела понятия, что сердце ее вот-вот разобьется… Рядом сидит классный парень, который ей небезразличен, но она не сможет его удержать. Мне стало ее жаль. Что ни говори, а мне-то прекрасно известно, каково приходится, когда сердце растирают в пыль. – Клер… мне очень хотелось бы еще раз увидеться с вами. Знаю, так не принято: случайная встреча в самолете, но… – Он осекся и смущенно потупился. – Что? – Мне хотелось сказать, что здесь наверняка существует некая связь, но вы посчитаете меня глупым болваном, насмотревшимся шоу Опры, – признался Джек. – А вы поклонник Опры? – засмеялась я. – Вы не ответили на вопрос. Он был прав. Не ответила. Просто не знала, хочу ли рискнуть встретиться с парнем: а) которого встретила в самолете, и б) который уже признался, что имеет подружку. – Видите ли… – уклончиво пробормотала я, – мне предстоит пробыть в Лондоне всего несколько дней. А тут… у вас еще и подружка. – Почти бывшая, – напомнил он. – Что, если я распрощаюсь с ней и только потом приглашу вас? Позвоню и, может, мы встретимся до вашего возвращения в Нью-Йорк? – Ну… ну, хорошо. Позвоните мне, – согласилась я, ни минуты не веря, что он позвонит. Но втайне очень, очень этого желая. – Обязательно. Даю слово, – поклялся Джек.ГЛАВА 2
Понимаю, звучит пессимистично, но, честно говоря, я не ожидала снова увидеть Джека, хотя он тщательно записал название отеля на смятой бумажной салфетке, которую потом аккуратно сложил и поместил в карман рубашки. Когда самолет ринулся вниз, начиная захватывающий, чересчур крутой спуск, он снова потянулся к моей руке и шепнул: – Я вполне серьезен. Обязательно вам позвоню. В глубине души я поверила ему, но назойливый тоненький голосок в голове продолжал твердить, что в сфере романтики меня нельзя назвать особенно удачливой. Достаточно трудно довериться кому-то, кого я знаю, не раз видела в самых разнообразных ситуациях, и кто действительно позвонил мне на следующий день после того, как мы переспали. А вот поверить красивому, приветливому, интересному собеседнику, которого только что встретила и который уже признался, что не одинок… В любом случае в тот день я расплатилась за короткий роман «в облаках». В мои планы входило проглотить таблетку снотворного сразу после взлета, мирно проспать все шесть Часов, а весь четверг посещать отели по предварительно составленному списку. Каждый из этих отелей либо предлагал скидки пенсионерам, либо имел вполне достойную репутацию. Таким образом, у меня освобождались пятница и суббота. Но к тому времени как я обосновалась в отеле – чистом, но немного безликом заведении, рекламировавшем полный пакет услуг для пожилых людей, усталость буквально валила меня с ног. Я с тоской взглянула на кровать и на мгновение почти и поддалась соблазну плюхнуться на простыни лицом вниз и проспать следующие десять, если не двадцать лет. Но я нашла в себе силы встать под тепловатый душ и переодеться. У меня было всего три дня. Преступно тратить время на сон. Перед тем как выйти из номера, я позвонила Мадди, чтобы сообщить о своем приезде. Маделайн Райли – одна из самых давних моих подруг и основная причина всех моих усилий получить командировку в Лондон. В колледже мы делили одну комнату, одновременно перебрались в Нью-Йорк и даже жили вместе в тот короткий период, когда обе прозябали на самых низших должностях в самых безвестных фирмах. Мадди – милая, умная, роскошная женщина и, кроме того, необычайно удачливая во всех отношениях. Теперь у нее действительно было все: шикарный бойфренд Харрисон (последняя тема безумных электронных писем, где изо дня в день повторяется одна и та же строчка: «Ну, разве мой бойфренд не предел мечтаний?») и самая лучшая в мире работа. Мадди служила в фирме «Найк» координатором направлений, а проще говоря, ее обязанности заключались в отслеживании того, что носят отвязные городские детки. Когда она впервые объяснила, для чего ее наняли, я не могла поверить, что такая должность существует на самом деле, но решила предоставить Мадди самой развеять собственные иллюзии. В то время мы делили скромную однокомнатную квартирку в Ист-Виллидже, достаточно просторную, чтобы обе могли одновременно встать с кровати и пройти на кухоньку. Это было наше первое после окончания колледжа жилище, и все пространство там было заполнено двуспальными кроватями. Именно на них мы спали, ели и проводили свободное время. Я только что начала работать младшим редактором в «Кэт крейзи», единственном в городе журнале, где мне согласились платить (хотя пугающее количество глянцевых изданий откликнулось на мои тщательно составленные резюме предложениями о внештатном сотрудничестве). Мадди перебивалась в ночных официантках, а днем искала работу в области маркетинга. Как-то вечером она ворвалась в квартиру с розовыми от холода щеками, неся с собой запахи кухонного жира и сигарет. – У меня новая работа! – объявила Мадди. Я ошарашено уставилась на нее. – Официанткой? – Нет! В фирме «Найк»! В маркетинговом отделе! – О Господи, просто фантастика! Я даже не знала, что ты была там на собеседовании! – Я и не была, – сообщила Мадди, отплясывая джигу в тесной комнате. – Расскажи, расскажи, расскажи! – взмолилась я. Мадди прервала танец, бросилась грудью на постель и приподнялась на локтях. – Солнышко, у одной из наших официанток есть племянница, которой только что исполнилось двенадцать. Тетка никак не могла придумать, что бы ей такое подарить. Ну, я быстренько объяснила, что сейчас носят тинэйджеры – слава Богу, столько журналов прочла, – а какой-то тип, сидевший за моим столиком, нас подслушал. Представляешь, вмешался в разговор… слово за слово, и у меня вырвалось, что я училась на маркетолога, ищу работу по своей специальности, а он оказался какой-то шишкой в «Найк»! В отделе разработки перспективных тенденций! И ищет помощника! Велел мне прийти в понедельник и пообещал принять на работу с испытательным сроком. Представляешь, черт возьми?! Я не представляла. Просто воображения не хватало. Вот со мной никогда ничего подобного не случалось. Кроме того, я подозревала, каковы истинные мотивы этого типа: не знаю, упоминала ли я раньше, что Мадди просто роскошная. В буквальном смысле слова. На уровне Кейт Мосс, Кейт Хадсон, Кейт Бланшетт. Но я не собиралась доводить это до сведения подруги, которая как раз жизнерадостно излагала планы по добыванию нам бесплатных кроссовок. Не хотелось портить ей миг триумфа. Когда «Кэт крейзи» предложил мне работу, Мадди искренне радовалась за меня, даже попыталась испечь праздничный торт в крохотной паршивой духовке. Честно говоря, торт получился такой подгоревший и скособоченный, что мы просто слизали с него глазурь, способную вызвать инсулиновый шок. Но я по достоинству оценила усилия подруги. Итак, мы выпили за ее успех бутылку закупоренного настоящей пробкой вина – истинная роскошь в те дни, – а потом болтали всю ночь, долго-долго, после того как выветрилось хмельное головокружение, мечтая о том дне, когда сможем позволить себе квартиру достаточно большую, чтобы вместить еще и диван. И даже если парень, нанявший ее, действительно имел сомнительные мотивы, выразившиеся в одном пьяном предложении во время офисной рождественской вечеринки, да и то столь неопределенном, что Мадди легко вывернулась, сама она проявила себя такой талантливой и трудолюбивой, что скоро сделалась незаменимой в маркетинговой команде «Найк». Три года назад Мадди перевели в лондонское отделение с большим повышением и прибавкой в зарплате. Я была счастлива за нее, но ужасно скучала. И хотя мы часто переписывались по электронной почте и почти каждую неделю звонили друг другу, все же встречались очень редко, когда она возвращалась на Манхэттен. В последний раз Мадди сделала мне сюрприз, прилетев в Нью-Йорк к моему дню рождения и устроив праздничную вечеринку в «Калле Охо» в Верхнем Вест-Сайде, поэтому мне не терпелось увидеться с ней. Нельзя сказать, что я человек общительный, а число моих друзей – легион. После Мадди мой ближайший друг – Макс, мой маниакальный соседушка. Он один из моих любимых человечков: одной коллекции футболок восьмидесятых достаточно, чтобы обожать его. Но мне недоставало кого-то, с кем можно делить всякие девчачьи увлечения вроде совместной покупки туфель, маникюра и торчания у стойки в барах. Единственное место, куда я способна была затащить Макса, – это магазин Кайла, там широкий ассортимент мужской парфюмерии. Макс твердил, что и так полжизни прожил, страдая от подозрений в гомосексуализме, и не желал рисковать, чтобы люди увидели, как он помогает мне выбирать босоножки. Мадди не подняла трубку. Правда, была уже половина одиннадцатого, так что она, скорее всего, уже на работе. Не желая ее беспокоить, я оставила на автоответчике сообщение с просьбой позвонить, когда вернется домой, а потом вышла на шумные лондонские улицы. Остаток дня прошел в тумане сонной одури и расстройства биоритмов. Я не просто устала: каждый клочок тела требовал сна, и только нечеловеческие усилия позволяли мне передвигать ноги. Ныло все, что может ныть, веки распухли и покраснели, чувство было такое, словно я блуждаю по фильму Стэнли Кубрика. Я останавливалась возле каждого кафетерия, опрокидывая в себя чашку за чашкой кофе с молоком. От кофеина началась нервная дрожь. Кроме того, я постоянно забывала, что в Лондоне левостороннее движение, а это означало, что, переходя улицу, смотрела сначала направо, а потом налево и в трех случаях едва не пала жертвой трех злобных водителей. После третьего инцидента с участием огромного черного такси, которое – я могла бы в этом поклясться – просто охотилось за мной, стало ясно, что дела на сегодня пора сворачивать. Было уже три часа. Наскоро пообедав в дешевом, но неплохом кафе, я посмотрела три из четырех отелей в своем списке, два из которых смогла бы уверенно порекомендовать будущим путешественникам. Третий оказался расположенным в чересчур оживленной части города, он вряд ли подходил для пенсионеров. Я подумала, что в пятницу выберу время, чтобы посетить четвертый, но поскольку почти вся работа была сделана, можно считать себя свободной. По дороге в отель остановилась в кафе «Старбакс» и выбрала несъедобный на вид сандвич с яйцом на ужин (несмотря на неоценимый вклад в мировое искусство, науку и литературу, британцы так и не овладели искусством изготовления обыкновенного сандвича), который и проглотила, едва добравшись до своего номера. Сбросила несвежую одежду, натянула уютную фланелевую пижаму в клеточку (отметив для колонки, что даже при включенном на полную мощность обогревателе в комнате прохладно) и к семи часам благополучно нежилась в постели. Раньше я часто страдала бессонницей и много ночей провела, мрачно уставившись в потолок, но сейчас могла не волноваться. Тяжелый, вязкий сон без сновидений мгновенно навалился на меня, но, казалось, не успела я провалиться в теплую пропасть, как в ушах зазвенела настойчивая телефонная трель. Я нашарила очки и уставилась в циферблат дорожных часов. Половина одиннадцатого. Правда, из-за темных плотных штор я так и не поняла, утра или вечера. – Алло, – хрипло пробормотала я. – Я разбудил вас? Кто это? Я не узнала. Голос мужской. Слишком низкий, чтобы принадлежать Максу, и слишком молодой для моего редактора. – Кто это? – Пожалуйста, скажите, что помните меня! Я тот дьявольски красивый, остроумный, талантливый мужчина, который имел счастье быть вашим соседом по самолету, – шутливо продолжал голос. Сон мгновенно пропал. Я подскочила, села. – О… привет. Я не… – Едва не ляпнула, что не ожидала его звонка, но поняла, что покажусь ему сварливой ведьмой, и прикусила язык. – Я вас не узнала… по телефону голоса меняются. – Я пыталась говорить связно. – Что вы делаете? Неужели спите? – спросил Джек. – Мм… я устала. Ведь мы всю ночь с вами разговаривали. Не помните? – почти промурлыкала я и сжалась от смущения. Надо же так неприлично выдать себя! Да что такое со мной творится? Почему стоит только заговорить с этим типом, как меня тянет бесстыдно флиртовать? Мне тридцать два года – возраст, в котором вряд ли пристало вести себя подобно глупенькой девчонке, втрескавшейся в смазливого одноклассника. Хотя, насколько я припоминаю, Джек действительно на редкость хорош. Правда, спросонья память вполне могла меня подвести… – Да, я сегодня тоже не в форме. Уже собирался ложиться, но хотел прежде узнать, какие у вас планы на завтра. – Что вы имеете в виду? – подозрительно осведомилась я, хотя на самом деле мне хотелось спросить, чем кончилось дело с подружкой. Имела ли я право встречаться с человеком, признавшимся, что он не свободен, даже если проблема с подружкой находится на грани разрешения? И это после того, как я столько лет оттачивала критерии, на которых стоит строить отношения с мужчинами! Первым пунктом было: никогда не встречайся с серийными убийцами, а вторым: Никогда не имей дела с несвободными мужчинами. – Я подумывал взять завтра отгул и показать вам город, если, конечно, у вас нет других планов, – пояснил Джек. Мое сердце сделало сальто-мортале, пропустив несколько ударов. – Вы можете взять отгул? Джек весело рассмеялся: – Я же босс, могу взять столько отгулов, сколько заблагорассудится. Кроме того, работал по двадцать четыре часа в сутки все то время, что пробыл в Нью-Йорке. Думаю, заслужил небольшую передышку. Так что заеду за вами в отель завтра утром, и мы вместе позавтракаем, перед тем как пуститься в путь. Как насчет десяти часов? Я снова поколебалась, и хотя пыталась промолчать, но угрызения совести не давали покоя. – А как насчет того… о чем мы толковали в самолете? – выпалила я. Джек вздохнул. Его тон стал серьезным. – Я сказал ей. Это было ужасно. Она плакала… просто заливалась слезами. Но… мне пришлось так поступить. И больше не стоит об этом говорить, – устало ответил он. – Уверены, что хотите со мной встретиться? Не слишком рано? – допытывалась я, взмолившись, чтобы он сказал «нет». – Нет. Я очень хотел бы снова увидеть вас. Значит, завтра? В десять? – Договорились, – заверила я. После того как мы распрощались, заснуть удалось не сразу. Я вдруг осознала, что впервые за много лет с нетерпением жду свидания. И мысль о том, что все с таким трудом возведенные барьеры рушатся, меня тревожила. Проспав целых двенадцать часов, я все еще не чувствовала себя отдохнувшей, когда наутро звонок портье вырвал меня из забытья. Спотыкаясь, я поплелась в ванную и взвизгнула, увидев себя в зеркале. В полубредовом состоянии я забыла накануне смыть макияж. В каком-то журнале я прочитала статью с советом подводить глаза перед сном в качестве самого верного способа приобрести наутро вид завзятой рок-звезды. Совет оказалсяверным, я действительно выглядела как Элис Купер после недели безумных тусовок. Черный карандаш и тушь размазались и украсили веки живописными потеками, и – о Господи! – подбородок украсил гигантский прыщ. – Нет, нет, нет, – твердила я, сдирая косметику грубым гостиничным полотенцем, потом встала под душ, чтобы вымыть волосы и побрить ноги (разумеется, я не собиралась позволить Джеку проверять, гладкие у меня ноги или колючие, как кактус, но в таких случаях лучше быть уверенной в себе). К счастью, прыщ на подбородке не успел вылезти и налиться, так что удалось замаскировать его тональным кремом. Оставалось только молиться, чтобы он не созрел до вечера. Уложив феном темно-русые волосы, которые раз в жизни не подвели меня, чуть завившись на концах (совсем как у Сары Джессики Паркер на снимке, который я показала стилисту, когда стриглась в последний раз), я задумалась, что надеть. Разумеется, теплые сапожки на высоких каблуках прекрасно смотрятся с темными брюками, но бродить в них целый день по городу просто немыслимо. Такого я не выдержу. Наконец я остановилась на синем свитере с треугольным вырезом, темных джинсах стрейч, удачно подхвативших корму, и супермодных черных кроссовках «Найк» без шнурков – их мне прислала Мадди месяц назад с запиской, где заверяла, что это новейшая, классная модель, исчезнувшая с полок магазинов едва ли не в день появления. Верная своему слову, подруга практически с первого рабочего дня бессовестно таскала для меня продукцию компании. Кроссовки напомнили мне о том, что Мадди так и не перезвонила. Я умирала от нетерпения поделиться с ней перспективами своего нового возможного романа, а заодно сообщить, что иду на свидание с Джеком, на случай если тот вдруг все-таки окажется серийным убийцей. Попыталась дозвониться по домашнему и рабочему телефонам, но Мадди не отвечала. Правда, последнее время она жаловалась на то, что работа буквально засасывает ее, но все же это упорное молчание мне показалось странным. Она так разволновалась, когда я сообщила, что прилетаю в Лондон, и пообещала представить своему новому бойфренду Харрисону, британцу, который, как она меня заверила, и был Тем Самым. Мне не хотелось напоминать, что она уже собиралась выйти замуж за трех из последних четырех бойфрендов. Но Мадди есть Мадди, и мужчин привлекает та легкость, с которой она влюбляется. К сожалению, ее мягкосердечие, иногда совершенно неуместное, мешает ей с такой же легкостью закончить надоевший роман. В результате отношения длятся целую вечность, пока она набирается мужества сказать правду очередному бойфренду. Мужчины никогда не бросали ее первыми, по крайней мере, я такого припомнить не могла. – Просто скажи ему правду: что любишь как человека, но не питаешь романтических чувств, – советовала я, видя ее мучения, но объект былых страстей, несмотря ни на что, оставался в счастливом неведении, как обычно предвкушал субботнюю программу с ужином и просмотром взятой напрокат кассеты и не изъявлял ни малейших намерений строить другие планы на вечер. – Не хочу без нужды его ранить, – ныла в ответ Мадди. И даже если у нее хватало храбрости сказать правду, бедняжка неделями терзалась угрызениями совести. Не раз и не два, когда мы были совсем молоды, глупы, учились в колледже и слишком много пили, я проводила экзекуцию за нее. Звонила ничего не подозревающему парню и, довольно удачно подражая голосу Мадди, коротко объявляла, что между нами все кончено. Правда, в таких случаях Мадди чувствовала себя еще хуже. – Он такой хороший парень, заслуживает лучшего, – настаивала она. – Мадди, послушай, стоит ему надраться, – что, должна заметить, случается почти каждый день, – он раздевается догола и носится по всему общежитию, шлепая полотенцем таких же пьяных и голых идиотов. Я даже не уверена, что он гетеросексуал. Это ты заслуживаешь лучшего. Тебе следует иметь приличного парня. – А мне кажется, в нем есть скрытые глубины, – твердила она, на что я обычно презрительно фыркала. Наши теории любви были диаметрально противоположны: Мадди – неизлечимый романтик, я – неизлечимый реалист. Кроме того, моя психика была навечно травмирована резким исчезновением из моей жизни бывшего бойфренда, Сойера Кларка. Сойер был инвестиционным банкиром в «Голдмен–Сакс». И хотя казался немного слишком тощим, все же вид имел довольно сексуальный: этакая улучшенная версия Икабода Крейна.[4] Я всегда втайне опасалась, что при взгляде на нас люди думают: вот идут толстый и тонкий. Хорошо еще, что он был выше меня ростом. Мы встречались почти год, мне тогда было двадцать семь, и я еще верила в настоящую любовь. Но, как оказалось, была полной идиоткой. Мы часто виделись, ужинали вместе, иногда проводили уик-энды за городом и занимались тем, что я считала довольно приемлемым, даже выше среднего, сексом, несмотря на то, что Сойер предпочитал оральный способ традиционному (минет, а не куннилингус, разумеется). Но я рассудила, что в каждом романе есть свои заморочки, и, поскольку в других отношениях Сойер был идеальным бойфрендом, была готова смириться с тем фактом, что каждый раз, когда мы оказывались в постели, он начинал пригибать мою голову вниз, одновременно приподнимая бедра. Он был умен, обладал достойным чувством юмора и, когда мы спали вместе, неизменно проводил ночь, обняв меня своими длинными руками, прижимая к себе… а я чувствовала себя бесценным сокровищем. Отношения длились чуть больше года, когда Сойер объявил, что должен отпраздновать некое радостное событие, и поэтому заказал столик в «Тэверн он зе грин». Я почти ожидала обручального кольца… так и быть, сознаюсь, я была убеждена, мало того, мысленно проигрывала всю сцену: вот Сойер вынимает из кармана лазорево-голубую, перевязанную белой лентой коробочку из магазина «Тиффани» и с лукавой улыбкой толкает по столу ко мне. Конечно, он не встанет на одно колено – не его стиль, – но может чувственным шепотом попросить: «Выходи за меня». Тут же появится официант с заранее заказанной бутылкой шампанского, а мне полагается восхититься кольцом и, может быть, немного поплакать. Незачем объяснять, что когда Сойер откашлялся и, дождавшись салатов из листьев эндивия, объявил, что потребовал и получил перевод в токийский филиал компании, я была, мягко говоря, потрясена. – Ты потребовал перевода? – рассеянно уточнила я. – Ну конечно. Для меня это значительное повышение. И тебе известно, что я всегда хотел жить за границей, – снисходительно пояснил Сойер, усиленно работая вилкой. В отличие от меня перемена планов вовсе не влияла на его аппетит. Сентиментальные видения венчания в Нантакете и отдела фарфора в «Саксе» еще не выветрились из головы, и я, окончательно растерявшись, ляпнула: – А я?! Что будет со мной? Хочешь, чтобы я тоже поехала, или попытаемся выдержать паузу и сохранить прежние отношения на расстоянии…То есть ты надолго уезжаешь? Несколько месяцев? Год? Я продолжала молоть чушь, абсолютно потеряв способность остановиться, как вдруг заметила, что Сойер отводит глаза. Он не только не доставал коробочку с кольцом, но даже не звал в гости! – Брось, Клер. Ты же знала, что все это несерьезно, – сказал он почти шепотом, чтобы пожилая пара, сидевшая за соседним столиком, ничего не услышала. И только тогда до меня дошло. Мало того, что Сойеру в голову не приходило делать предложение, – он решил бросить меня самым банальным образом – в переполненном ресторане, чтобы я не вздумала устраивать сцены. И он не только рвал отношения, но и намеревался немедленно покинуть страну, чтобы убраться от меня как можно дальше. Ну почему в такие моменты я никогда не могу собраться и дать отпор? Будь на моем месте Сандра Баллок, играющая меня в биографическом фильме, она швырнула бы на стол салфетку и сумела бы найти хлесткий ответ вроде: «Вот как? Рада, что ты уезжаешь. Все равно ты меня не достоин», – прежде чем выплыть из ресторана с высоко поднятой головой и мгновенно найти достойную замену неверному любовнику в лице его злейшего врага. Не то, что я – жалкая, несчастная, отверженная неудачница! Кульминационный момент унижения настал: я разразилась слезливым несвязным лепетом и вылетела из ресторана, сбив по пути кувшин с водой. Сойер оказался последним, в кого я позволила себе серьезно влюбиться, и основной причиной, по которой я неизменно ожидаю худшего, когда речь заходит о мужчинах. Резкий разрыв с этим человеком не впервые разбил мое сердце, но стал последним в длинной цепочке разочарований, и я была исполнена решимости не дать ничему подобному случиться снова. Больше не позволю убаюкать себя мыслью о том, что между каким-то мужчиной и мной возникла особенная связь, пока не буду убеждена, что он испытывает ко мне го же самое. Если меня посчитают перестраховщицей, – не будy спорить. По крайней мере, больше меня никогда не унизят таким вот образом! Итак, учитывая печальный опыт, вполне понятно, что, закрывая дверь номера и направляясь к лифту, я немного нервничала. И заранее готовилась к тому, что, спустившись вестибюль, не обнаружу там никого, кроме парочки коридорыx и стайки туристов. Нет, не то чтобы меня так уж часто обманывали, просто я не совсем уверена в собственной способности заключать выгодные сделки. Может, именно так и стоит рассматривать отношения с мужчинами в наше время: как бизнес-сделку. Меркантильно? Вероятно. Но при этом тратится куда меньше нервов и душевных сил, а одинокие, жаждущие любви люди могут без опаски и без промедления пускаться в новые приключения. Я была так занята обдумыванием преимуществ своей блестящей идеи, что когда двери лифта с мелодичным звоном раздвинулись и напротив оказался Джек, неловко ерзавший на кончике модернового стула с фиолетовой обивкой, я даже не сразу поняла, что он здесь и… и ждет меня. Я совершенно пала духом, обнаружив, насколько рада его видеть.ГЛАВА 3
Увидев меня, Джек подпрыгнул. Судя по лицу, нервничал он не меньше, чем я. Он был в кремовом свитере грубой вязки с высоким воротом, коричневых вельветовых брюках и высоких замшевых ботинках того же цвета, – явное расхождение с общепринятым имиджем преуспевающего молодого адвоката (хотя, возможно, я попала под слишком большое влияние журнальной рекламы «Чивас Ригал», где модель красуется в аскотском галстуке.[5]. Господи, он оказался куда привлекательнее, чем я помнила: широкоплечий, длинноногий, словно только сейчас сошел со страниц каталога Л.Л. Бина.[6]. На какой-то момент меня обуяла кошмарная паника: вдруг Джек не успел хорошенько рассмотреть меня в самолете и теперь, увидев на земле и при дневном свете, немедленно раскается в том, что заинтересовался второсортным товаром. – Привет, – пробормотала я, не зная, то ли протягивать руку, то ли сразу обнять его. Неловко переминалась с ноги на ногу и только в последнюю секунду шагнула вперед. В то же мгновение Джек наклонился, чтобы обнять меня, и кончилось тем, что он ткнулся носом мне в щеку. – О, простите, – начала я. – Извините, – начал Джек одновременно. Тут мы отодвинулись друг от друга и улыбнулись. – Может, попробовать еще раз? – спросила я. – Да, уж хуже получиться не могло, – вздохнул Джек и с этими словами шагнул вперед, обнял меня и легко поцеловал в губы. Хороший поцелуй. Идеальный первый поцелуй. Теплый и сладкий, и длился он как раз столько, сколько надо было, чтобы дать мне понять – это не просто приветствие. Такого я не ожидала… – Итак, куда мы идем? Я сто лет не была в Лондоне и хочу увидеть как можно больше, – нервно протараторила я, пытаясь заполнить паузу. Мне понравился поцелуй… ладно, больше чем понравился, но я не хотела просто стоять, растекаясь, как подтаявшее масло, пусть и чувствовала себя таковым. – Увидим все, – пообещал Джек. – Но сначала завтрак. Каковы ваши масштабы – полный стол еды или вы из тех, кому хватает кофе с пирожным? Ну да, можно подумать, я собиралась обжираться в его присутствии прямо с утра пораньше. Не то чтобы я много ела. Я, разумеется, более-менее свыклась со своими габаритами, но все же… считается очаровательным, когда женщина не толще зубочистки набивает рот огромным количеством жирной жареной пищи, и куда менее привлекательным, когда то же самое проделывает дама рубенсовских пропорций. – О, вполне достаточно бейгела или чего-нибудь в этом роде, – отмахнулась я, и мы перешли мостовую, чтобы очутиться в той же закусочной «Старбакс», где я вчера покупала сандвич. Я всегда считала Англию королевством любителей мая, но «Старбакс», похоже, был популярен здесь не менее, чем дома, и это меня вполне удовлетворяло. Хотя я спала целую вечность, все же никак не могла стряхнуть с себя одурь, чем-то напоминавшую похмелье, и нуждалась в хорошей инъекции кофеина. Мы заказали два капуччино, лимонные булочки и сели за крохотный столик в глубине зала. – И все же, куда мы отправимся? В Тауэр? Британский музей? Парламент? – допрашивала я, уминая на удивление вкусную булочку. – Обязательно. Куда пожелаете. Но сначала сюрприз. А потом обойдем все, что вы хотели видеть. – Какой сюрприз? – осведомилась я с нескрываемым подозрением. Ненавижу сюрпризы, после того как мои родители решили: рождественское утро – самый подходящий момент, дабы объявить нам с сестрой о разводе. Когда они сказали, что хотят нам кое-что сообщить, я сразу подумала о сказочном подарке, таком шикарном, что не поместится под елкой, вроде круиза по Средиземному морю или пары новых машин. И вот в туман прекрасных иллюзий ворвалось деловитое сообщение о том, что наша семья распалась. – Не волнуйтесь. Клянусь, вам понравится, – уговаривал Джек, сунув в рот последний кусочек булочки и глядя на часы. – И вообще нам пора, не то опоздаем. – Опоздаем? Куда? Ну же, признавайтесь, – настаивала я. – Доверьтесь мне, – ответил Джек, и, хотя тон был легким и шутливым, я почему-то заволновалась еще больше. Джек, похоже, умел читать мысли, потому что ободряюще пожал мне руку: – Не волнуйтесь, мы прекрасно проведем время. Я кивнула, неожиданно взволнованная перспективой целого свободного дня. Ощущение было такое, словно в утро дня рождения, когда ты полна предвкушений подарков и торта, воздушных шаров и веселья. Я решила хотя бы раз в жизни не тревожиться о том, что именно может пойти наперекосяк. – Тогда идем! – воскликнула я, к собственному удивлению ощущая неподдельный энтузиазм. «Сюрприз» оказался самым большим чертовым колесом, когда-либо мной виденным. Прозванное Лондонским глазом, оно вздымается в небо на четыреста пятьдесят футов. Пассажиры висели над столицей в прозрачных кабинках, которые почему-то не переворачивались, пока Глаз медленно вращался. – Ни за что я не сяду в эту штуку, – объявила я, качая головой и отступая. Но Джек обнял меня за талию: – Это вполне безопасно, и оттуда открывается поразительный вид на город. Кроме того, я уже купил билеты, так что теперь вы не можете отказаться. – Н-ни за что на свете. Я боюсь высоты и замкнутых пространств. Сунуть меня в гроб, который к тому же свисает с неба, – лучше уж сразу прикончить, – упрямилась я. Но Джек продолжал подталкивать меня к входу. – По-моему, каждая капсула вмещает человек двадцать пять, так что это вряд ли можно назвать гробом. Идемте, я обещаю все время держать вас за руку, – пробормотал Джек мне на ухо. – Сильно это поможет, если мы свалимся оттуда! – парировала я, но все же позволила увлечь себя в кабинку. Первые десять минут я умирала от страха. Мы стояли в дальнем конце капсулы, и я судорожно сжимала пальцы Джека, одновременно любуясь живописным видом на Биг-Бен и здания парламента, вытянувшиеся вдоль берега Темзы. День выдался на редкость погожий, на воде плясали солнечные зайчики, и, несмотря на то, что кабина продолжала неуклонно подниматься, на душе стало легче. Кабина оказалась вполне надежной, и я была так заворожена панорамой Лондона, что забыла о страхе. Даже почти выпустила руку Джека, подавшись вперед и взволнованно указывая на Тауэрский мост. Джек рассмеялся и, комически морщась, потряс ладонью. – Думал, вы сломаете мне пальцы! Я покраснела и отвернулась, сгорая от стыда и проклиная свои большие, широкие, мужеподобные ладони. Ну почему я не родилась с изящными маленькими ручками, которые никто не заподозрит в способности что-то сломать?! Я до того расстроилась, что не заметила, как Джек зашел мне за спину и наклонился, обдавая ухо теплым дыханием. – Ну, больше не боитесь? – спросил он и, легонько сжав мою талию, потянул на себя, так что я невольно прильнула спиной к его груди. Смущение мгновенно исчезло, сменившись странно противоречивым сочетанием неудержимой похоти и безмятежности. Близость Джека успокаивала и ободряла, но в то же время я так остро ощущала его мужественность, бугры мышц на груди, силу рук, легкое прикосновение пальцев, что едва подавляла сильнейшее желание бросить его на скамью и взять силой, чем, несомненно, шокировала бы группу немецких туристов, оказавшихся с нами в кабине. Я глупо хихикнула.– Что тут смешного? – удивился Джек, поворачивая меня лицом к себе. – Ничего. Просто мне хорошо, – пояснила я. – Вот видите, а день только начинается. Нам еще многое нужно увидеть, – объявил он. Остаток утра мы провели в Тауэре, по которому нас провел розовощекий бифитер, с поистине драматическим талантом воскресивший кровавую историю замка, особенно детали жесточайших казней. Я захватила фотокамеру, и, несмотря на все шутливые протесты, Джек заставил меня встать между двумя бифитерами в национальных костюмах, совсем как на этикетке джина, и сделал сенсационный снимок. Как и полагается истинным туристам, мы прошли по залам с выставками драгоценностей короны и оружия, но для меня самым поразительным открытием стала маленькая часовня, где покоилось обезглавленное тело Анны Болейн. Часовня показалась мне прелестной, атмосфера – исполненной меланхолии. Выйдя из Тауэра, мы пообедали в одном из соседних ресторанчиков из моего списка, принадлежавшем сети пиццерий. Взяли на двоих пиццу с тонкой корочкой и начинкой из козьего сыра, ветчины и помидоров, выложенную половинками грецкого ореха. Начинка истекала нитями расплавленного сыра, была изумительной на вкус и заставляла забыть о приличиях. Прогулки в холодную погоду всегда возбуждают мой аппетит, и я с жадностью набросилась на еду, пока Джек поносил одно их моих любимых тайных удовольствий, а именно мюзиклы. – Ненавижу мюзиклы, – заявил он и, шутливо выпятив грудь в пародии на мачо, добавил: – Это только для девчонок. Я закатила глаза. – Ради Бога! Все притворяются, будто ненавидят мюзиклы, а втайне ими заслушиваются. Все равно, что смотреть «Семью Бреди»[7] на «Ник эт найт»: все это делают, хотя никто не желает признаваться. – Вряд ли здесь есть «Ник эт найт», – перебил Джек. – Вы поняли, о чем я. Скажите, ведь вы не видели «Король-лев»? «Призрак Оперы»? «Моя прекрасная леди»? – Нет, нет, слава Богу, нет! Зато я видел чрезвычайно неприятный мюзикл, где все актеры… кстати, те, кто занят в этих штуках, тоже называются актерами? – были одеты котами и прыгали по сцене, как идиоты. Не помню названия. – Имеете в виду «Кошек»? – уточнила я. – Мм… кажется. С меня и этого было более чем достаточно. – В таком случае вам, возможно, не понравится «Король-лев», – решила я. – Но, скажем, «Метро» послушать стоило. Понимаю, это развлечение для туристов, но, поверьте, на удивление хорошо поставленное. – Я только что позволил вам сфотографировать меня с одной из ворон Тауэра… – начал Джек. – Воронов, – поправила я. – Все равно. Думаю, это доказывает, что мне не стыдно выглядеть типичным туристом. Кстати, если вы сыты, можно идти дальше. Куда? В собор Святого Павла? Вестминстерское аббатство? Мы попали в оба места, а закончили экскурсию осмотром подземной штаб-квартиры, откуда Уинстон Черчилль командовал британскими силами во время Второй мировой. – Просто не верится, что бункер Черчилля прямо под Вестминстером. Почти невозможно догадаться, что он здесь, – заметила я по дороге в отель. – Думаю, это было сделано специально. Представляете, какая там стояла вонь, когда все жили так скученно? – Думаете? – Десятки людей, втиснутых в крохотные помещения и, возможно, поедавших омерзительно огромные порции капусты, – продолжал Джек, брезгливо наморщив нос. Я невольно рассмеялась. Он казался удивительно цельной натурой, достигшей зрелости без тех шрамов, которыми отмечено большинство мужчин. Мы были почти незнакомы, но я не ощущала, что он каким-то образом ущербен, а ведь неплохо разбиралась в людях (ладно-ладно, кроме Сойера, конечно). Но даже этот идеальный образец современного мужчины не мог обойтись без сальных шуточек на тему отправлений человеческого организма! Мы подошли к моему отелю, приземистому белому зданию на Саут-Кенсингтон с разноцветными флагами по фасаду и швейцаром в ливрее, стоявшим перед вращающейся дверью. Уже темнело, и город успокаивался, готовясь к ночи. Я остановилась, не зная, как поступить. Для меня день был совершенно необычным, а свидание – лучшим в жизни. И хотя я устала, а ноги ныли от многочасовой ходьбы, не хотелось прощаться с Джеком. Ничего не скажешь, мне повезло: наконец-то встретила мужчину, в котором было все – сексапильность, ум, редкое чувство юмора… и он жил на другом континенте! И, кроме того, не мешало вспомнить: Джек только что порвал полусерьезные отношения с другой женщиной, хотя сегодня ни разу не упомянул ни о ней, ни о недавнем расставании. – Итак, – сказала я. – Итак, – повторил Джек. – Вот мы и пришли, – пробормотала я. На самом деле ужасно хотелось пригласить его к себе. Если не считать утреннего поцелуя, все остальное казалось совершенно невинным, и поэтому мне в голову не приходило, что между нами возможно нечто большее. Сейчас Джек выглядел совершенным яппи со своими растрепанными волосами и расслабленными манерами, но в нем чувствовалась определенная, едва подавляемая, энергия, о которой красноречиво свидетельствовали блеск глаз, мягкое, но настойчивое пожатие руки. Однако, если не считать случайного романчика на отдыхе в отеле в Канкуне, я не сторонница связей-однодневок. Может, это звучит ханжески, но в сексе мне трудно оставаться отстраненной. Стоит с кем-то переспать, и я вроде как привязываюсь к этому человеку наподобие того, как выпавшие из гнезда птенцы считают мамашей любую добродушную собаку, принявшуюся их опекать (понимаю, не слишком лестное сравнение). И уж конечно, я не хотела привязываться к тому, кто видел в возможности переспать со мной одноразовую сделку. Джек не был похож на искателя подобных приключений, но, честно говоря, что я о нем знала, кроме того, что он остроумен, неглуп, прекрасный спутник в походах по городу, которому ничего не стоит провести семь часов подряд с другой женщиной на следующий день после разрыва с подружкой? Все эти качества вовсе не характеризовали кого-то как человека, которому без оглядки можно доверить свое сердце. Джек просиял своей изумительной улыбкой и отвел прядь волос с моей щеки. – Я еще не готов попрощаться, – тихо признался он, взяв меня за руку. «Поцелуй меня», – безмолвно взмолилась я. Ни за что на свете я не сделала бы первого шага. Или сделала бы? Нет, никогда. Не хватало еще вытянуть губы трубочкой и податься к нему! А вдруг он отстранится, поспешно отступит в сторону! Тогда я просто умру от позора! Но под пристальным взглядом зеленовато-карих глаз Джека я вдруг уверилась, что он сейчас попросит разрешения подняться ко мне. Это лишь дало начало новому и еще более свирепому спору между той частью моей души, которая жаждала схватить его и, подобно обезумевшей от желания дикарке, втащить в лифт, и той, в которой уже выли сирены воздушной тревоги. Но прежде чем какая-то из сторон победила, Джек улыбнулся и посмотрел на часы. – Как насчет ужина? Или вы слишком устали? – Звучит неплохо, – с облегчением улыбнулась я, вдруг со стыдом вспомнив, что совершенно забыла о Мадди. Правда, мы не собирались встречаться сегодня вечером, ведь она не ответила на мои звонки. Может, стоит еще раз позвонить ей, прежде чем принять приглашение, или хотя бы спросить Джека, не возражает ли он против присутствия подруги (ко всему прочему, мне не помешало бы ее мнение). Но тут – и я не слишком горжусь этим – тоненький голосок в голове пропищал: «Ты действительно хочешь познакомить свою шикарную подругу с этим потрясающим парнем? Один взгляд на нее – и он потеряет всякий интерес к тебе». Словом, я решила на этот вечер забыть о Мадди. – Только переоденусь, – пробормотала я, сказав себе, что Мадди наверняка одобрила бы это свидание. И, кроме того, у нас еще оставался целый день, прежде чем я вернусь домой. – Когда за вами зайти? Предлагаю встретиться в семь в вестибюле, договорились? – Согласна, – кивнула я. Перед уходом Джек поцеловал меня в щеку, не спеша отстраниться. Его губы обожгли мою исхлестанную ветром кожу. Всю дорогу до номера я улыбалась и, едва переступив порог (для этого потребовалось четыре попытки: как же я ненавижу дурацкие карточки вместо ключа! Нужно не забыть упомянуть об этом в следующей колонке), немедленно проверила, не звонил ли кто. Слава Богу, нет. Я искренне обрадовалась, что Роберт не донимает меня требованиями положить как можно более аппетитную приманку в старый капкан для туристов, но куда, спрашивается, девалась Мадди?! Я начала тревожиться. Позвонила ей домой, снова наткнулась на автоответчик и оставила очередное сообщение с просьбой перезвонить при первой возможности. После всех этих манипуляций у меня еще осталось время принять горячий душ, накрутить обвисшие кудри на термобигуди и сообразить, что надеть. Обычно я ленюсь брать нарядные вещи в деловые поездки: вряд ли стоит переодеваться к ужину, когда торчишь в крохотном городишке Тамп, штат Аризона. Но, поскольку Мадди имеет привычку таскать меня по вечеринкам, на которых все облачены в черное от Прада, на сей раз пришлось бросить в чемодан стандартное МЧП (маленькое черное платье). Я повесила его в ванной, пока принимала душ, чтобы разгладить паром морщинки, и теперь, заново наложив макияж, подняла его на вытянутой руке и стала рассматривать. Честно говоря, мне нелегко дается так называемый элегантный стиль. Одно дело – натянуть соблазнительные шелковые лоскутки, когда у тебя совсем нет титек и все, что бы ты ни надела, сидит как на манекене. Но когда у тебя большие груди и широкие бедра, следует хорошенько подумать, прежде чем выбрать так называемое нарядное платье, а также раздобыть подходящее к нему нижнее белье, которое удерживало бы все на надлежащих местах. Маниакальная боязнь увидеть выскочившую из лифчика грудь много лет удерживала меня от соблазна надеть платье без бретелек. Кроме всего прочего, мне весьма сложно завоевать уважение коллег по работе хотя бы потому, что я моложе всех остальных сотрудников лет этак на двадцать пять и большинство из моих коллег мужского пола принадлежат к поколению, которое считало вполне возможным обращаться к женщинам: «Эй, девчонки». Так что в редакции я обычно придерживаюсь традиционной одежды: никаких низких вырезов и ничего облегающего. Мое новое МЧП относилось к тем немногим вещам, при покупке которых я сильно рисковала. Трикотажное, оно было скопировано с платья-саронга с поясом от Дианы фон Фюрстенберг. Правда, не особенно открытое: с длинными рукавами и до колена, но идеально обтягивало все выпуклости моего тела, подчеркивало талию, почти не оставляя простора воображению и обнажая ложбинку между грудями, что неизменно меня смущало. Разумеется, носить его можно только с бюстгальтером на косточках и трусиками-утяжками, но, когда все сдавлено и выпячено в нужных местах, вид получается довольно сексуальный. – Вот это да-а-а… – одобрительно протянул Макс, когда я впервые показалась ему в новом наряде, спеша услышать его мнение перед появлением на людях. – Ну, просто Мэрилин Монро с примесью Джеки О. И все же волнение так и не давало покоя, пока я примеряла платье и рассматривала свое отражение в высоком, до потолка, зеркале, заботливо предоставленном администрацией отеля. Может, оно чересчур откровенное и нарядное для простого ужина в ресторане? И, что всего важнее, не толстит ли оно меня? Посмотрев на часы, я увидела, что уже опаздываю, так что дальше вертеться перед зеркалом времени не было. Вытащила бигуди, тряхнула локонами, чтобы не походить на французского пуделя, накинула длинное зимнее пальто и направилась к двери. Внутри все словно завязалось морским узлом, в животе похолодело, и я второй раз за день ощутила легкую тошноту, когда лифт пошел вниз. На сей раз, я тревожилась не о том, что Джек не придет… просто боялась, что сейчас увижу его. Беспечность, не оставлявшая меня с самого утра, исчезла, и сейчас я смертельно испугалась: вдруг потеряюсь в чем-то, что молниеносно росло и крепло, неудержимо выходя из-под контроля. Но я тут же напомнила себе: такое вероятно только в том случае, если бы я верила в любовь с первого взгляда. Чего быть не может! Двери лифта раздвинулись, и я снова увидела Джека. Он стоял, но, как и утром, беспокойно хмурился. Увидев меня, мгновенно расплылся в улыбке, шагнул вперед и взял за руку. – По какой-то непонятной причине мне все время кажется, что вы не придете, – признался он, легонько сжимая мои пальцы. Мы вышли в темноту. Ноябрьский воздух обнял меня холодом, пощипывая затянутые в чулки ноги. Несмотря на то, что мы весь день не присели, спать ничуть не хотелось: бодрили ледяной ветер и нервное предвкушение того, что несет нам эта ночь. – Почему? – спросила я с искренним недоумением. Джек пожал плечами. – Просто у меня такое чувство, – вздохнул он и кивком указал на черную машину у обочины. – Нам сюда. Он открыл для меня дверцу. Я устроилась на кожаном сиденье. Внутри стоял тот неповторимый запах нового автомобиля, который неизменно волновал меня. Имелись мини-бар и телефон, встроенный в спинку сиденья водителя. В последний раз я видела такой бар в лимузине, в котором вместе с еще одиннадцатью одноклассниками ехала на выпускной бал. Этот был значительно менее аляповатым. – Здешние такси просто поразительны, – заметила я, наслаждаясь роскошью. И водитель был настолько тактичен, что не имел ни счетчика, ни рации. – Это не такси, а частный автопарк, услугами которого пользуется моя компания, – небрежно обронил Джек, словно тут не было ничего особенного и все лондонцы ездят в шикарных машинах с водителями. Я безуспешно попыталась вообразить свою редакцию, предоставившую подобную услугу сотрудникам. Черт, да при том жалованье, что журнал мне платит, даже такси – и то непозволительная роскошь! – Вам нравится индийская кухня? – спросил Джек. – Обожаю. – Прекрасно, потому что я знаю отличное местечко, – объявил он, снова сжимая мою руку. Ресторан совсем не походил на те индийские забегаловки, к которым я привыкла. Прежде всего, интерьер оказался не темным и убогим, а современным, даже молодежным. Яркие стены цвета красной губной помады, с которых свисали незамысловатые хромовые скульптуры, и столы со стульями такого вида, словно их только что привезли на космическом корабле. Но, несмотря на режущие глаз цвета и современную меблировку, мягкое сияние свечей и льющаяся из динамиков джазовая музыка придавали ресторану налет неброской роскоши. Когда мы вошли, хостесса подошла, чтобы взять пальто, которое Джек уже помог мне снять. Я отдала ей пальто и, к своему смущению, осознала, что Джек не сводит с меня глаз. – Вот это да! – прошептал он. – Что? – Вы потрясающе выглядите. Это платье… просто… вот это да! На его лице проступало искреннее восхищение. Я сама знаю, что вовсе не уродина и мне совсем ни к чему носить чадру на людях. Но к таким пристальным взглядам не привыкла и сейчас почувствовала, что краснею. Джек, казалось, не обратил внимания на мое смущение, как и на тот факт, что хостесса – высокая стройная блондинка в тысячу раз смазливее меня – вернулась из гардеробной и ждала, чтобы проводить нас к столику. Я от природы не способна принимать комплименты как должное и с трудом поборола почти неодолимый порыв фыркнуть и бросить: «Ну да, как же!» Зато сумела судорожно сглотнуть, растянуть губы в улыбке, сказать «спасибо», и тут нас, наконец, усадили. Какое счастье! День получился таким неожиданным… и обед стал идеальным его завершением. Я всегда любила индийскую кухню, но это было настоящим пиршеством для гурманов. Мы буквально объелись полукруглыми пирогами с картофельной начинкой, жареными цыплятами «тандури», барашком в сливочном соусе и рисом под соусом карри, запивая все это терпким холодным белым вином. Все было так вкусно, что я забыла о хороших манерах и о том, что не стоило бы обжираться в присутствии поклонника. Даже подобрала кусочком хлеба остатки сливочного соуса с тарелки. Все это время мы болтали о пустяках – никаких глубокомысленных дискуссий о смысле жизни и утраченной любви – и непрерывно смеялись. Не знаю, виновата ли усталость или вино, но каждая реплика вызывала приступ хохота. Однако едва официант убрал со стола, мы оба притихли. Мерцающий свет бросал на лицо Джека пляшущие тени, и, прежде чем я успела опомниться, моя рука сама собой протянулась вперед, легко коснулась его щеки и кончика слегка искривленного носа. – Как вы его сломали? – Хотите услышать правду или официальную версию? – ответил Джек вопросом на вопрос. Я вдруг застыдилась своего дурацкого жеста, но прежде чем успела отдернуть руку, он ее перехватил и легонько сжал. – Всегда говорил людям, что сломал его в пьяной драке и что мой противник так просто не отделался, – начал Джек в своей неторопливой манере, которая сначала казалась мне несколько странной – я сама говорю так быстро, что слова будто сталкиваются, спеша сорваться с языка. За пару дней я успела привыкнуть к его лениво-тягучему выговору, и он мне даже начал нравиться. Вполне соответствовал его облику. – А что стряслось на самом деле? – Автокатастрофа. Грузовик занесло на зимней дороге, водитель не справился с управлением и врезался в меня. Сработала подушка безопасности, и вот что получилось. – Он показал на свой нос. – Понимаю, выглядит не слишком красиво. – А мне нравится, – просто ответила я и снова побагровела. В конце концов, это становилось смешным: пожатие рук, конфузливый румянец. Сколько мне лет: тридцать два или четырнадцать?! У ресторана нас уже ждала машина. Джек открыл для меня заднюю дверцу. Я немного захмелела: еда оказалась очень острой, и единственным прохладительным напитком было вино. Голову я не теряла, но расслабилась и чувствовала приятное тепло. Очевидно, лед в английских ресторанах был на вес золота. Я заметила: сколько ни просишь воды со льдом, самое большее, на что можно надеяться, – стакан с тепловатой жидкостью и крошечным осколочком льда, плавающим на поверхности. – Вам понравился ужин? – поинтересовался Джек, усаживаясь поудобнее и вытягивая длинные ноги. – Просто чудесный. Огромное спасибо, – ответила я, злясь на собственный чинный тон. Мне доводилось видеть реальные телешоу, где толпы одиноких охотниц за чужими денежками боролись за сердце богатого холостяка, и меня неизменно поражала легкость, с которой эти особы бросались на шею вышеупомянутого бедняги. Красотки эти не говорят, а мяукают, открыто флиртуют, всячески ублажают его эго, причем без всякого стыда. А почему же я родилась без гена кокетства? Даже сейчас, на романтическом свидании с сексуальным мужчиной, не могу не изображать из себя мисс Хорошие Манеры. – Не торопитесь в отель? Я хотел бы немного покататься с вами по городу, показать ночное освещение, – начал Джек. – С удовольствием, – обрадовалась я, уже не впервые задаваясь вопросом, почему такой мужчина до сих пор свободен. Ничего не скажешь, он остроумен и, очевидно, весьма умен и заботлив (без назойливости), так почему какая-нибудь женщина до сих пор не поймала его в сети брака? Джек попросил водителя провезти нас мимо Вестминстера, Биг-Бена, Букингемского дворца, Гайд-парка, Саут-Кенсингтона, Мэйфера… Все сияло огнями, придававшими достопримечательностям сказочный, нереальный вид. Я часто слышала, что Париж считают самым романтическим городом на земле, но в эту ночь не сомневалась, что нет ничего лучше Лондона, особенно когда Джек притянул меня к себе. Моя щека легла на мягкую верблюжью шерсть его пальто, и, вдыхая уже знакомый запах свежести, я чувствована себя абсурдно счастливой. Заинтересованность, бурлившая во мне весь день, особенно когда Джек улыбался или наши руки соприкасались, вылилась в настоящий огненный вулкан похоти. Я хотела его, и если это означало необходимость задушить тревожные сигналы, эхом отдававшиеся в ушах, так тому и быть. Все же странно, что… судя по кое-каким репликам и, особенно, из-за признания, что он боится моего отказа встречаться с ним, похоже, что Джек вбил себе в голову, будто нравится мне куда меньше, чем я – ему. Ха! Можно подумать, каждый день женщина за тридцать, да еще моих габаритов, встречает холостого, преуспевающего, привлекательного и – что самое главное – нормального мужчину и думает: «О нет, еще одного вечера в ресторане я не выдержу!» Либо у Джека была преступно низкая самооценка – а на это не похоже, – либо он понятия не имел о смещении баланса власти, происходящем между мужчиной и женщиной среднего возраста. Да, он только что порвал с подружкой и… Тут меня осенило. Я была так потрясена, что громко охнула и выпрямилась, почти вырвавшись из его объятий. Джек как-то странно посмотрел на меня, но теперь, уже зная, что происходит и почему он уделяет мне так много внимания, я так растерялась, что проигнорировала его взгляд. Как же я раньше не догадалась? Есть всего одно разумное объяснение его поведению. Джек – охотник! Тот тип мужчины, который интересуется женщиной, только пока ее преследует. Я встречала таких и раньше. Они занимательны, романтичны, вроде бы не имеют недостатков, но… при условии, что вы недоступны. Едва вы слегка расслабитесь и позволите себе ответить на его инициативу, скажем, позвонить или предложить встретиться, они бегут от вас быстрее, чем газель от львицы. Поверить не могу, что я так зазевалась! Ведь все было так ясно: неизвестно откуда взявшийся тип вдруг начинает ухаживать за мной… да что там ухаживать: активно преследовать! Вряд ли такое поведение назовешь нормальным. Просто быть не может, чтобы такой потрясающий мужик… да-да, именно потрясающий, стал без причины строить глазки такой, как я, если, разумеется, у него нет своей, извращенной цели. Джек, конечно, никогда не признается в этом, даже если я попытаюсь припереть его к стенке. Да и какой настоящий охотник признается в чем-то подобном?! Честностью тут ничего не добьешься. А всякие попытки убежать еще больше разожгут его. Игры в недотрогу описаны как самый верный метод в любом идиотском руководстве по привлечению мужчин (но при этом вам достаются инфантильные болваны, удирающие в ту минуту, как вы выкажете к ним хоть чуточку интереса). Собственно говоря, оставался только один способ узнать, чего добивается Джек. Единственный способ узнать наверняка, преследует ли он меня только ради азарта. Когда машина подкатила к отелю, я взглянула на Джека. Уличные огни мягко освещали его лицо. Похоже, он не знал, что сказать на прощание, и нерешительно кусал губы. Непокорные светлые волосы снова упали на лоб. Лицо казалось бледным и беззащитным, и на секунду я дрогнула. Да, одноразовые романы – не мой стиль, но ради собственного спокойствия и полного разоблачения… я пойду на это и позвоню ему меня поймать. Прежде чем окончательно струсить, я глубоко, прерывисто вздохнула и выпалила: – Не хотите ли подняться наверх?
ГЛАВА 4
Я проснулась и долго не могла понять, где нахожусь и который час. И при этом вовсе не страдала от похмелья: не так много было вчера выпито, но незнакомая комната и все еще продолжающееся расстройство биоритмов возымели свое действие, и я никак не… О Господи. Джек. Где он? На какое-то бесконечно ужасное мгновение мне показалось, что ночью он попросту выскользнул из номера… но нет, в ванной слышался плеск воды. Я схватила часы и увидела, что сейчас всего семь утра. И, о Боже, я была абсолютно голая. Правда, вряд ли это так уж удивительно, особенно после той незабываемой ночи, которую я провела с Джеком. Но я никогда не сплю в таком виде. И терпеть не могу, когда кто-то смотрит на мое обнаженное тело. Может, еще успею быстренько выскочить из постели и набросить пижаму, прежде чем Джек выйдет из ванной? Но тут дверь открылась. У меня едва хватило времени откинуть волосы с лица и глубже забраться под одеяло в надежде, что я как-нибудь найду способ скромненько выбраться из постели, не позволив ему узреть свою попку. – Ты проснулась, – улыбнулся Джек, наклоняясь, чтобы поцеловать меня. На нем был гостиничный махровый халат, а дыхание отдавало мятой, как у любого, только что почистившего зубы человека. Наверное, он воспользовался моей зубной щеткой (что я, как ни странно, нашла весьма трогательным). Хоть бы у меня изо рта не пахло слишком противно! Я поскорее натянула одеяло до самого носа. Джек присел на край кровати, продолжая улыбаться, и мне ничего не оставалось, кроме как просиять в ответ из-под одеяла. Если он в самом деле охотник – а я по-прежнему питала определенные подозрения на этот счет, – по крайней мере манеры у него идеальные, да и такта хватило, чтобы не бросить меня посреди ночи. – И ты тоже. Почему встал так рано? – спросила я. – По-моему, в Нью-Йорке сейчас два часа ночи. – Знаю. Ты, должно быть, устала. Какие у тебя планы на сегодня? Я замялась. Следовало бы провести хоть немного времени с Мадди… или, по крайней мере, убедиться, что моя подруга жива. Взглянула на телефон, но индикатор не мигал; значит, никаких новых сообщений. Я не знала, то ли мне раздражаться за такое пренебрежение, то ли беспокоиться, не стряслось ли что-нибудь. – Мне нужно посетить еще один отель и несколько ресторанов по списку, – осторожно ответила я. – А позже? Ты будешь занята? У меня возникло неотложное дело, но потом я могу заехать за тобой. Вчера ты говорила, что хочешь попасть в Британский музей. Мы могли бы пойти туда вместе, а вечером – поужинать. Джек выглядел таким трогательным со своими растрепанными волосами и в чересчур коротком белом халате, что я порывисто протянула руку и коснулась небритой щеки. – Договорились! Джек мгновенно просветлел, а меня кольнула знакомая тревога при мысли о том, что я зашла слишком далеко в своих чувствах к нему. Несмотря на твердыенамерения оставаться равнодушной, весь посткоитальный, как выражаются медики, процесс закрепления и фиксации уже пришел в действие. Но это невероятно глупо, даже будь нам судьбой предназначено стать родственными душами или возлюбленными – если им я верила в судьбу или родственные души, чего не было и быть не могло, – все же имелось вполне реальное и достаточно большое препятствие к развитию любых отношений между нами: он жил в Лондоне, я – в Нью-Йорке. Конец сказке. Всего лишь отпускной романчик в командировке, не более того, романчик, в котором для серьезной привязанности нет места. Я попыталась отнять руку, но Джек схватил ее, на секунду прижал к щеке и, лукаво блестя глазами, улыбнулся. – Кстати… насчет прошлой ночи… – начал он и, не договорив, нырнул в кровать, отшвыривая халат. Часа через два после ухода Джека, когда я, счастливо напевая, выходила из душа, меня вдруг осенило, что я упустила из виду важную часть информации: не узнала его фамилии. О Господи! Как же это я не спросила?! Мысленно перебрала события двух последних дней, начиная с того момента, когда он представился в самолете… потом мы гуляли… ужинали в ресторане… я видела его кредитку… нет, не видела. Метрдотель в ресторане его узнала… и, кажется, он платил наличными. Я пыталась… безуспешно пыталась не чувствовать себя девкой, шлюхой. Что может быть аморальнее, чем спать с человеком, которого знаешь только по имени? По моему мнению, после такого остается один шаг до того, чтобы снимать мужчин в баре или напроситься в шоу Джерри Спрингера о женщинах, залетевших от папаши бойфренда. Неужели Джек сделал это специально? Значит, он охотник, как я и предполагала? Способен лишь на перепихон по-быстрому, а потом, как водится, старается смыться без лишнего шума, не оставив следов? Нет, не могу поверить. Есть куда более легкие способы склеить женщину, не проводя с ней целый день в разглядывании достопримечательностей! Кроме того, вчерашней ночью, когда мы лежали в постели, отдыхая от ласк, Джек повернулся на бок, приподнялся на локте, взглянул на меня и спросил: – Ты ведь знаешь, что я тебя не обманываю? – Ничего не знаю, – засмеялась я. Мы всю ночь подшучивали друг над другом, и мне показалось, что он затеял новый розыгрыш. Но Джек, похоже, говорил серьезно, потому что спокойно пояснил: – Обычно я не делаю ничего подобного. И не думаю, что ты тоже легко идешь на мимолетные связи. Просто хочу, чтобы ты это знала. Через несколько минут я заснула, чувствуя себя в полной безопасности, как ни странно для женщины, лежавшей совершенно голой рядом с едва знакомым мужчиной. Но вспомнила я эти слова только сейчас. Вспомнила и подумала… нет, твердо уверилась: Джек сказал то, что думал в тот момент, даже если потом забыл обо всем. И что такого, если я не знаю его фамилии? Подумаешь! Спрошу сегодня, когда он позвонит в три, прежде чем заехать за мной, как мы и собирались. Разумеется, это всего лишь оплошность с его стороны. Разумеется. Зазвонил телефон, оборвав мои невеселые размышления. Я потянулась к трубке: – Алло! – Клер?! Голос был приглушенный, но вполне узнаваемый. – Мадди? Господи, куда ты пропала? Я звоню тебе два дня, ты что, автоответчик не слушаешь? Просто не поверишь, что со мной произошло и… что стряслось? – осеклась я, озадаченная сопением на другом конце линии. – Ты заболела? И тут Мадди разразилась слезами. Обычно, когда мы с Мадди некоторое время не видимся, наша встреча сопровождается визгом, объятиями и древним женским ритуалом обмена комплиментами вроде «какая у тебя прическа!» или «где ты купила эти туфли?». Но только не в этот раз. Мадди, открывшая мне дверь, выглядела кошмарно. Она очень редко плакала: в отличие от меня по натуре моя подруга человек жизнерадостный. Но теперь глаза погасли, нос покраснел, лицо распухло… сто лет не видела ее такой, с той самой ночи в общаге колледжа, когда она перебрала текилы и корчилась в рвотных спазмах над унитазом. Мадди впустила меня в свое жилище, которое предпочитала именовать «квартирой», и я тут же споткнулась о складку светлого пушистого ковра, подозрительно похожего на шкуру освежеванного волкодава. Немного опомнившись и оглядевшись, я осознала, что апартаменты Мадди можно хоть сейчас снимать на журнальный разворот. Сплошной модерн и много света: безупречно белый диван, хромовые, обтянутые черной кожей стулья, шикарные лампы, стратегически размещенные вазы и подушки цвета апельсиновых леденцов. Одна стена была целиком стеклянная, через легкие белые занавески пробивался солнечный свет. Словом, местечко именно такого типа, где я мгновенно начинаю чувствовать себя неуклюжей, громоздкой и плохо одетой. – Заходи, – всхлипнула Мадди. – Пойдем на кухню. Хочешь бокал вина? Мне, по крайней мере, не повредит. – Вот это да! – прошептала я. – Невероятно! Мадди безразлично пожала плечами. – Думаю, с белым покончено. Собираюсь все поменять, может, вернуться к ретро – дизайну в стиле восьмидесятых. – Вряд ли восьмидесятые можно считать ретро, – робко возразила я, и Мадди, несмотря на очевидно подавленное настроение, умудрилась бросить на меня сожалеющий взгляд. Она до ужаса современная и стильная, истово следует самому последнему крику моды, не важно, в какой категории: одежда, обувь, мебель, безделушки. Неудивительно, что ее работа – отслеживать тенденции моды, лучшего специалиста в этой области трудно найти. Мало того, Мадди совершенно не прилагает никаких усилий, чтобы быть впереди, и, думаю, ее легко за это возненавидеть. Во всяком случае, я пыталась это сделать, когда мы впервые встретились на первом курсе Бостонского коллежа. Да и кто бы на моем месте проникся нежными чувствами к миниатюрной, безупречно красивой подружке, чье присутствие, казалось, подчеркивало каждый мой недостаток?! Подростком Мадди работала моделью для каталога. Когда она рассказала об этом, мне стало еще труднее дружить с ней, поскольку я в принципе терпеть не могу моделей. Не выношу, как они жеманятся, надувают губки, откидывают волосы и объявляют с отчетливым южноамериканским акцентом, что просто обожают жареный картофель, предпочтительно – залитый майонезом, а потом щебечут, что их зарядка сводится к ежедневным сеансам секса с французскими фотографами. Не то чтобы Мадди походила на них, но все же… Единственное, что не позволило ей стать профессиональной моделью, – рост, всего пять футов два дюйма. Но в остальном она была совершенна. В роду ее матери были японцы, отец – рыжий американец ирландского происхождения, и Мадди унаследовала лучшее от обоих: сливочная кожа, длинные, блестящие черные волосы, изящные, идеально пропорциональные черты матери и широко поставленные голубые глаза отца. Наиболее неприятным ее качеством, возможно, являлась способность поедать все, что только возможно, и при этом сохранять точеную фигурку. У нее тело профессиональной танцовщицы, ужасная несправедливость! Я точно знаю, что она жуткая лентяйка и самое большее усилие, на которое она способна – пробежать десять футов за такси. Но, несмотря на все эти омерзительные свойства, сердце у Мадди невероятно доброе, я уж не говорю о великодушии и прекрасном знании человеческой натуры. Честно сказать, ненавидеть ее очень сложно… слишком уж она славная. Помимо всего прочего, Мадди для меня скорее сестра, чем друг. Когда мои родители наконец решили разорвать, и без того почти несуществующий, союз, Мадди просиживала со мной долгими ночами, выкурив несметное количество «Мальборо лайт» и обсуждая планы отмщения последней из вереницы подружек моего папаши. Когда же ее отец, биржевой брокер, умер от инфаркта в совсем еще молодом возрасте – ему было пятьдесят два, – я стояла рядом с ней на похоронах, держа Мадди за руку и снабжая бумажными носовыми платками. Но дело не только во взаимной поддержке в трудный час: мы вместе отдыхали, вместе веселились и первый год работы на Манхэттене жили в одной квартире. Мадди всегда была рядом, когда мне приходилось плохо… и если даже временами бывала легкомысленной, с лихвой восполняла это своей преданностью и состраданием. – Что случилось? – спросила я. Мадди вручила мне стакан охлажденного белого вина и села рядом за стол из обструганной сосны в скандинавском стиле. Меня обдало знакомым ароматом ее любимых духов «Джой»: Мадди пользовалась ими много лет. Я отметила, что выглядит она особенно худой, что обычно бесило всех ее знакомых: в отличие от большинства нормальных женщин, ищущих утешения в шоколаде, Мадди в минуты кризиса угрожающе теряет вес. – Я никогда не чувствовала себя такой одинокой… такой нелюбимой, – начала Мадди, но, очевидно, горло у нее перехватило, и вскоре каждое слово сопровождал негромкий всхлип. – Он сказал, что не любит меня. И никогда не любил. Сказал, мы друг другу не подходим. Я не верю, не верю… думала, он Тот Самый. Знаешь, единственный. Не могу поверить, что это происходит со мной. Как он может не любить меня? – спросила она, глядя на меня широко раскрытыми, ошеломленными небесно-голубыми глазами. – До него ни один мужчина не бросал меня. Никогда. Не знаю, что мне теперь делать. Возможно, с моей стороны было не слишком доброжелательным посчитать, что в данном случае уязвлено не столько сердце, сколько самолюбие, эго Мадди. Ее куда больше шокировал тот факт, что Харрисон первым порвал с ней, чем то, что его больше не было в ее жизни. Но я постаралась поскорее выбросить из головы эту оскорбительную мысль: да, до сих пор Мадди была любимицей судьбы, и иногда было трудно видеть, как легко все ей дается, тогда как моя жизнь напоминала упорную битву в дождливую ночь на раскисшем от грязи поле. Но что ни говорила она всего лишь человек и, как мы все, подвержена разочарованию и обидам. – Я должна извиниться перед тобой, Клер, – продолжала Мадди, вертя бокал в изящных руках с длинными, тонкими пальцами. Я привычно позавидовала этим ручкам. И поскорее спрятала под стол свои: большие, почти мужские, с квадратными обрубками. – До сих пор я не понимала, что ты испытывала, когда Сойер тебя бросил. Тогда мне казалось, что ты слишком близко к сердцу приняла его уход. Только не обижайся, но Сойер был далеко не подарок. Э… конечно, – поспешно согласилась я, не уверенная, кому следовало бы обидеться: мне или Сойеру. – Я просто не знала, что ты чувствовала… как кошмарно бывает на душе… когда кто-то, кого ты любишь, стоит перед тобой и говорит, что не любит тебя и никогда не любил. Снова всхлип. – Зато теперь понимаю, почему ты все мучилась и мучилась… после того, как порвала с ним… Я умирала от желания поскорее сменить тему о том, насколько жалкой выглядела в глазах окружающих после истории с Сойером. – Все произошло сегодня? – осторожно поинтересовалась я. – Несколько дней назад, – шмыгнула носом Мадди. – 11рости, что не перезвонила. Но кроме разрыва с Харрисоном на меня в понедельник еще свалилась презентация… не то чтобы она отняла так уж много времени, всего лишь последние тенденции моды у городских девчонок от тринадцати до семнадцати, типаж которых можно выразить двумя словами: полукриминальные шлюшки. – Последняя мода? – фыркнула я. – Полагаю, все они вдохновляются Бритни. – И дюжиной других знаменитостей, которые еще гаже. Серьезно, все, что я вижу, – это девицы с голыми животами и трусиками, вылезающими сзади из джинсов. На другом конце спектра – маленькие хиппи, исполненные решимости найти и напялить на себя самые унылые оттенки оливкового. Можешь представить, что сказала бы мама, если бы я в четырнадцать лет заявилась домой в таком виде? Представить было трудно. Ее мать была крошечной, хрупкой японочкой, но я точно знаю, что она правила домом железной рукой, особенно там, где дело касалось Мадди. – Так или иначе, мне пришлось почти всю ночь работать, чтобы подготовить презентацию, поэтому я и не позвонила. Конечно, я помнила о наших планах, просто… – Ничего страшного, – пробормотала я, подумав, что сейчас не время пускаться в подробности моего бурного романа с Джеком. Не могла же я сказать: «О, прости, твоя жизнь – сплошное дерьмо, но поговорим обо мне и о том, как у меня все хорошо». Будет несколько странно, если учесть, что Мадди – это Мадди, а я… всего лишь я. Кроме того, я уже терзалась угрызениями совести: моя единственная подруга страдала от первого настоящего разочарования в любви, а я впервые за три года находилась не за миллион миль отсюда, за океаном, значит, мое дело… нет, мой долг – сидеть с ней, час за часом пить красное вино и есть соленое, острое, жирное, отчего я отекаю и толстею, подавать ей носовые платки и слушать рыдания и сетования о том, какой сукин сын этот Харрисон и как она тоскует без него… и все же у меня свидание, которое я не хочу пропускать. Тем не менее у меня было несколько свободных часов и я готова была рыдать вместе с ней и питаться всяким дерьмом, но потом собиралась встретиться с Джеком. Джек. При одной мысли о нем в голове все плыло, а сердце начинало счастливо нервно биться, а ноги подкашиваться. Понимаю, что подспудное желание бросить Мадди в беде делало меня худшей в мире подругой. Будь все наоборот, она ради меня мгновенно отказалась бы от любого свидания. В ночь разрыва с Сойером я пришла к ней (она все еще жила на Манхэттене, но отдельно от меня), с залитым слезами лицом и опустошенной душой. В квартире присутствовал очередной бойфренд (по-моему, Джонатан, но кто может их всех запомнить?!). Она немедленно вышибла его из квартиры и повела меня в ресторанчик, где подавали жареный сыр с соусом чили, после чего проводила меня до дома и помогла уничтожить все снимки Сойера вместе с его же любимой майкой, компакт-диском «Белого Альбома» и электробритвой, которую ему приспичило купить после просмотра фильма с Джеймсом Бондом (я решила, что раз уж он отправляется за океан, все это ему больше не понадобится, поэтому я делала ему одолжение, разбивая дешевую дрянь молотком, позаимствованным у управляющего домом). А Мадди прилепила списки с требованием ни при каких обстоятельствах, не звонить Сойеру к моим телефону, холодильнику, зеркалу в ванной и ночнику. – Ради Бога, не делай этого, только хуже будет. Звони лучше мне, и я тебя отговорю, – посоветовала она. Кроме того, с Джеком мы познакомились недавно, и наши отношения вряд ли к чему-то приведут. Я снова напомнила себе, что возвращаюсь в Нью-Йорк, а он остается в Лондоне. И я все еще не была стопроцентно уверена, что он не охотник… даже если назначил мне свидание после того, как мы переспали. Это еще ничего не доказывало. Тем более он знал, что завтра я все равно уезжаю, и, наверное, хотел сохранить лицо и казаться в моих глазах лучше, чем есть на самом деле. Или… о Господи… может, он вообще не собирался звонить мне сегодня. Ведь я-то ему позвонить не могла. Не знала ни фамилии, ни телефона. Единственный способ связаться с ним – позвонить в его юридическую компанию и спросить, работает ли у них некий Джек. Представляю себе: «О, я не знаю его фамилии… – с нервным смешком признаюсь я, прежде чем выслушать отрывистый ответ секретарши с клацающим британским выговором и требованием дать более подробную информацию, а затем рявкнуть на нее: – Почему бы вам не продиктовать телефоны всех адвокатов по имени Джек в возрасте от тридцати до сорока лет, которые работают у вас, а уж я возьму на себя труд им позвонить!» Нет, я не смогу опуститься до таких глубин унижения! Мадди все еще говорила. Я как лучшая подруга покорно слушала… до тех пор, пока кое-что не заставило меня насторожиться: – А после того как я вчера вечером ушла с работы, пришлось идти на званый ужин в дом босса. Просто кошмар: все парочками, а у меня даже спутника не было! Я собиралась привести Харрисона, и договариваться с кем-то еще было слишком поздно! То есть из тех, с кем не стыдно показаться на людях. А сегодня открытие ресторана, и мне позарез нужно там быть. Никакого покоя, – жаловалась она. – Я бы взяла тебя, но вход по приглашениям. Тут Мадди тяжко вздохнула, словно ее вынуждали кружиться в этом водовороте гламурных мероприятий, когда она мечтала об одном: остаться дома, в пижаме, и слопать целое ведерко орехового мороженого. Что?! Кажется, она сказала, что у нее свой планы на вечер? Не увидевшись со мной в прошедшие два дня, она даже не собиралась провести вместе мой последний вечер в Лондоне? Ладно, может, я немного лицемерила, поскольку тоже строила планы на вечер и только что пыталась сообразить, как бы вывернуться из этой ситуации и поскорее убраться отсюда. Но мне по крайней мере хоть стыдно было. А она… собралась в ресторан, даже не подумав обо мне! – Удивляюсь, как у тебя вообще нашлось время принять меня, – съязвила я. – Пожалуйста, не сердись, – неожиданно улыбнулась Мадди, хватая меня за руку. – Это же работа. Я правда хотела побыть сегодня с тобой, честное слово, хотела, но мой босс сегодня не смог пойти в ресторан, вот и посылает меня. Я бы не пошла, но ничего не поделаешь… Она умоляюще смотрела на меня, и я смягчилась, чувствуя, как уходит гнев. Мадди иногда бывала немного бестолковой, но совершенно не способной на подлость, так что злиться на нее было невозможно. Кроме того, я только сейчас заметила, что к холодильнику прикреплен магнитом снимок: мы вдвоем в Мексике, на отдыхе. Тот самый снимок, который я держу в офисе. Стоим, обнявшись, смеющиеся, загорелые, с высоко поднятыми массивными бокалами с «Маргаритой». Я безуспешно попыталась вспомнить, за что мы тогда пили или кто нас снимал. И вдруг поняла, как глупо и лицемерно раздражаться на Мадди за то, что она сегодня занята! – Не волнуйся. Я рада, что сумела с тобой повидаться, – кивнула я, сжав ее руку. – Я тоже. Хотя у меня были личные мотивы просить тебя приехать, – пробормотала она, снова мрачнея. – Сегодня явится Харрисон забрать кое-какие вещи. Мелочи: несколько дисков, которые я у него брала, DVD, свитер. Вряд ли все это ему снова понадобится, но он почему-то хотел их забрать. Не желаю оставаться с ним наедине. Поддержишь меня морально? – Конечно, – заверила я, гладя ее по плечу и поднимая бокал в шутливом тосте: – За твоего бывшего бойфренда. Скатертью дорожка! Но Мадди не выпила вместе со мной. Вид у нее был совершенно убитый. Черт возьми, ей было действительно паршиво! Даже не стала шутить на тему о том, зачем нам вообще нужны мужчины. – Не скатертью, – грустно пробормотала она. – Он самый лучший. Жаль, что он не любит меня так, как я его. Честно говоря… когда позавчера сказал, что хочет поговорить со мной, я решила, что он собирается сделать предложение. Совсем как у тебя с Сойером! Сморгнув слезы, Мадди положила голову на руки, и шелковистые черные волосы выплеснулись на стол. Я быстро встала, подбежала к ней и погладила по спине, но она продолжала плакать. Как странно было видеть Мадди, обычно искрящуюся энергией и жизнелюбием, такой подавленной и несчастной! Я не видела ее в таком состоянии с самой смерти ее отца, но тогда подруга казалась сдержанной, замкнувшейся в своей скорби. Прежде чем я смогла придумать, как ее утешить, – зная, что лучше она себя все равно не почувствует, – в дверь громко постучали. – О Господи, это он! Что-то рановато, – вскинулась Мадди так поспешно, что стукнулась головой о мой подбородок. Ужасно больно. У меня даже защипало от слез глаза. – Ой! – вскрикнула Мадди, потирая макушку, которая, судя по тому, что творилось с моим подбородком, чертовски ныла. – Ой, – согласилась я, схватившись за подбородок в надежде, что станет легче. В дверь снова постучали. – О… Клер, может, откроешь? Выгляжу я ужасно. Иисусе, хоть губы успеть подкрасить, – пробормотала Мадди, выбегая из комнаты. Мне ничего не оставалось, кроме как пройти через ледяную элегантность квартиры к выходу и распахнуть дверь. – Послушайте, Мадди сейчас придет, – начала я, не успев разглядеть, кто стоит на пороге. А когда разглядела, отпрянула, словно получив удар в живот. Потому что на пороге стоял… не кто иной, как Джек! И, судя по выражению лица, был удивлен не меньше меня.ГЛАВА 5
– Что ты здесь делаешь? – потребовала объяснений я, мысленно перебирая варианты ответа: от лестных (он за мной следил) до кошмарных (он за мной следил!). Откуда Джек узнал, где меня искать? Для этого следовало бы ехать за мной от самого отеля, что… честно говоря, подпадало под категорию кошмара. Но Джек никак не походил на маньяка… поскольку в свою очередь пялился на меня с таким недоумением, словно меньше всего ожидал обнаружить тут. – Я должен задать тебе тот же вопрос. Это, очевидно, что-то вроде розыгрыша? – сухо осведомился Джек. При этом он выглядел серьезным, почти мрачным, смотрел на меня с подозрением и без всякой радости. Под его взглядом я неловко поежилась, почему-то почувствовав, что сейчас ему не по себе, как пациенту в ожидании рокового диагноза. – Розыгрыш? Ты разве не знал, что я буду здесь? – пробормотала я, сбитая с толку. – Конечно, нет. Откуда? – удивился Джек. – В таком случае почему ты явился? – Повидаться с Мадди. – Что?! Ты знаешь Мадди? Джек вздохнул. – Вообще-то мы довольно часто встречались… если не считать двух последних дней, – пояснил он. Куда девался подозрительный тон? Лицо внезапно осунулось, в глазах появилось тоскливое выражение. Я продолжала глазеть на него, не понимая слов. Нечто подобное испытываешь, когда в дверь звонят и на пороге возникает Эд Макман со своей командой из «Паблишерз клиринг хаус» со связкой воздушных шаров и гигантским картонным чеком на десять миллионов долларов, выписанным на твое имя… Только на этот раз все наоборот – совпадение означает, что ты проиграла и твое племя вот-вот забьет тебя камнями. – Ты сказал, что тебя зовут Джек, – прошептала я, зябко обхватывая себя руками. На душе было холодно и пусто, словно кто-то уколол меня булавкой и все счастье мигом испарилось, как воздух из проколотого мяча. – Так и есть, – кивнул он. – Джек Харрисон. И прежде, чем я успела задать очередной вопрос, за моей спиной появилась Мадди. Я украдкой бросила на подругу взгляд, гадая, удалось ли ей подслушать что-то из нашего разговора? Впрочем, вряд ли. Ее лицо, снова ставшее совершенным, – немного туши и губной помады, было обиженным, печальным, но храбрым. Джек возвышался над ней, рядом с ним Мадди казалось еще более маленькой и хрупкой. Настоящая героиня романа, готовая до последней капли крови бороться за своего мужчину. – Харрисон! – с достоинством начала она. – Это моя подруга Клер. Джек перевел взгляд с Мадди на меня. И, несмотря на столь неожиданный поворот событий, меня покоробило при мысли о том, что теперь, когда мы стояли бок о бок, сравнения напрашивались сами собой. Мадди – стройная, прекрасная, изящная, неотразимая. И я – громадная, громадная, громадная. Я ничуть не удивилась бы, покройся в этот момент моя физиономия прыщами, появись на зубах уродливые скобки, а на глазах – очки с толстенными линзами, которые я носила в детстве. Джек – это Харрисон. Харрисон – это Джек. И какого черта Мадди звала его по фамилии? Каковы были шансы? Один на миллион? Один на миллиард? Как мог потрясный парень, случайно встреченный мной в самолете, оказаться экс-бойфрендом моей лучшей подруги? На это существовал лишь один вразумительный ответ: я ошибалась, считая, что такой вещи, как судьба, не существует. Потому что эта самая судьба все же существовала и была полна решимости снова показать мне огромный кукиш. Мне хотелось кричать, лягаться, разбить что-нибудь (сдержанность – не самая сильная сторона моей натуры, и я не из тех, кто стремится контролировать эмоции). Ну почему со мной вечно случаются подобные вещи? Снова, снова и снова. Вот итог: я безошибочно выбираю мужчин одной породы – блестящих, остроумных… и считающих, что им не к лицу встречаться менее чем с четырьмя женщинами одновременно. Мужчин состоявшихся, но одержимых собственной карьерой. Мужчин, эмоционально со мной совместимых, но, как правило, женатых. Я давно заподозрила, что моей личной жизни не предназначено стать предметом сентиментальных свадебных тостов. Лучшее, на что я могла надеяться, это превращать свои уродливые схватки с противоположным полом в забавные анекдоты для развлечения гостей на вечеринках с коктейлями. Именно по этой причине я прекратила встречаться с мужчинами… По крайней мере, до знакомства с Джеком. Но в один момент… едва попробовав счастье на вкус, вдруг возомнила, что, наконец-то, поймала умного, состоявшегося, ироничного и эмоционально со мной совместимого мужчину – все в одном флаконе плюс отсутствие очевидных проблем… и взгляните, что из этого вышло. Он только что порвал с моей лучшей подругой! Но, взглянув на Мадди, заметив боль, плескавшуюся в грустных голубых глазах, храбро вскинутый подбородок, я поняла, что, несмотря на все смущение, гнев и растерянность, не могу допустить, чтобы она все узнала. Разрыв с Харрисоном… то есть с Джеком – раздавил ее. Разбил сердце. Я еще не видела, чтобы она так переживала из-за мужчины: хотя обычно Мадди уходила первой, при этом она старалась не ранить чувства парня и уж совсем не привыкла, чтобы бросали ее. Что же будет, если она узнает, что лучшая подруга меньше шести часов назад лежала в постели с ее бывшим? Я постаралась скрыть досаду и разочарование и поняла, что должна делать. Клер Спенсер, – сдержанно представилась я, протянула руку. В первую минуту он не шелохнулся. Просто смотрел на меня. Вероятно, учитывая, что именно делала эта рука несколько часов назад, рукопожатие казалось дешевым фарсом, но я сверлила его многозначительным взглядом, безмолвно умоляя подыграть. Джек продолжал колебаться, отвечая непроницаемым взглядом. Не говоря ни слова. «Он не собирается подыгрывать», – в отчаянии подумала я. – Джек Харрисон. – Он наконец пожал мне руку. Я сбежала почти сразу после неприятной сцены. Смылась из квартиры… как последняя трусиха. Мне даже не было совестно бросить Мадди (я уже мучилась сознанием того, что спала с человеком, который только что разбил ей сердце). Вскоре после прихода Джека Мадди вежливо спросила, не могут ли они поговорить с глазу на глаз. Он согласился, и она кивнула, давая понять, что готова остаться с бывшим любовником, а я свободна. Я поспешно ретировалась. Я бы солгала, сказав, что мысль об идеальной Мадди, сидящей вдвоем с идеальным Джеком в идеальном жилище и занятой обсуждением ранее идеальных отношений, не вызвала во мне ревности. Вызвала. И еще какую! Ревность бушевала с такой силой, что меня одновременно обдавало холодом и жаром, донимали приступы тошноты и головокружения, депрессии и нервного подъема, не говоря уже о гипервентиляции. И при мысли об этой парочке мне стало так плохо, что скорее всего моя физиономия приняла совершенно нелестный оттенок зеленого горошка. Джек должен быть со мной! Со мной! Только не с Мадди. Хотя бы раз не с Мадди! Мадди – моя подруга, лучшая подруга, и не ее вина в том, что родилась на свет такой трогательно красивой! Не ее вина в том, что мои размеры одежды измеряются двузначными числами. Не ее вина, что однажды, когда мы выпивали в баре, какой-то мужчина нагло толкнул меня в мусорную урну, чтобы подобраться ближе к ней. И нужно отдать должное Мадди – именно она вытащила меня, прежде чем наброситься на парня и обстрелять тирадой из соленых непечатных выражений. Но в тот момент я ее ненавидела. Ненавидела блестящие черные волосы, курносый носик, чарующий смех и… и, больше всего, миниатюрный рост. Ненавидела за то, что ей все так легко дается. Ненавидела за абсурдно гламурную работу, за небрежно-шикарные апартаменты, за бурную светскую жизнь. И за Джека… Я знала: наша встреча слишком прекрасна, чтобы быть правдой. Знала! Только Джек не был охотником, я жестоко ошиблась. Просто этот парень казался слишком идеальным для меня, и я (хотя стыдно признаться в этом) ни секунду подумала: а может, любовь с первого взгляда не чушь собачья, как мне казалось? Но это была не моя любовь. Моих лучших друзей. Конечно, нечто подобное могло произойти только со мной. Ведь это я, я, проклятая неуклюжая Клер, бедная, несчастная, жалкая, ни разу не получившая приза, Клер. Не та девушка. Которой суждена главная роль в романтической комедии с неотразимым партнером Хью Грантом. Я та, кто обычно играет ее толстую закадычную подружку. А теперь хорошенькая героиня собиралась вернуть принца своих грез, но что же останется мне? Одна брожу по улицам Лондона (и при этом окончательно заблудилась, поскольку понятия не имею, куда иду и откуда пришла). В довершение всех бед полил дождь. И не легкая морось, которая вполне гармонично дополняла бы мое нынешнее настроение. Вместо этого с неба посыпались гигантские жирные капли размером с мяч для гольфа, будто небеса разверзлись в ожидании очередного библейского потопа. Только этого не хватало, – громко высказалась я, чем снискала странные взгляды прохожих, каждый из которых, как я заметила, был оснащен зонтиком (а может, парашютом, или как еще называются эти проклятые штуки над головами). В отличие от меня. – Только этого не хватало. Когда я все-таки нашла дорогу и вернулась в отель, волосы прилипли к голове, шерстяное пальто, отяжелевшее от влаги, оставляло на полу мокрую дорожку, а супер-пупер «Найк» с присвистом чавкали на каждом шагу. Случайно увидев себя в зеркале, я съежилась: настоящая мокрая мышь. Большая мышь. Пришлось содрать с себя все, встать под горячий душ, надеть любимую уродливую фланелевую пижаму. И после набега на мини-бар и изъятия оттуда плитки «Тоблерона» и самой маленькой (и самой дорогой) в мире бутылки белого вина я устроилась в постели, облокотившись на пару неудобных подушек. Ничего, нужно протянуть всего несколько часов, а потом – на самолет и домой, оставив позади этот кошмар. Я включила телевизор и принялась переключать каналы. Выбор был невелик: политическая дискуссия, игровое шоу и повторный показ «Симпсонов». Тогда я выключила телевизор и долго лежала, глядя в потолок, который, как впервые заметила, крайне нуждался в побелке. Тонкая трещина пересекала желтоватую штукатурку, хотя я долго смотрела на нее, прежде чем осознала, что именно вижу. Я даже не думала о Джеке, Мадди и о себе, вообще ни о чем. Мне просто… было плохо. Я пыталась разложить все по полочкам в надежде, что рациональная оценка ситуации позволит увидеть все случившееся в менее ужасном свете. Мадди, если только Джек сам не проговорится, совершенно ни к чему знать, что мы с ним переспали. А с чего он вдруг проговорится? Либо они не помирятся, и тогда ему вообще незачем с ней откровенничать, либо снова сойдутся. А в этом случае он тем более не захочет делиться с ней нашей короткой и малопримечательной историей. Насколько я понимаю, мы с Джеком… что ж, все кончено. О чем говорить? Легкий романчик, даже если я неосмотрительно была готова считать его чем-то большим. И уж конечно, Джек ни за что не устоит против заклинаний Мадди дать ей еще шанс. Но ведь… ведь нельзя отрицать, что хотя Джек встречался с Мадди и пришел, чтобы забрать свои вещи, он все же ушел порвать с ней. И только потом стал ухаживать за мной. Конечно, тогда он не видел меня голой или рядом с Мадии. Так что нетрудно предположить, как сильно он пожалел оразрыве. Прежде всего мы живем на разных континентах, и, во-вторых, он действительно человек не моего круга. Нет, он не классический красавец, но сексуален и сумел чертовски преуспеть. Парням такого типа вовсе не нужно быть героями мыльных опер, чтобы заполучить Мадди всего мира. Индикатор на телефонном аппарате давно мигал, что я без особого успеха пыталась игнорировать. Вряд ли это Джек: он наверняка занят разговором с Мадди, у него еще не было времени позвонить, да и вряд ли он собирался снова мне звонить. Кроме того, я не успела сочинить ответную речь. Нужно было время, чтобы увидеть вещи в истинном свете. Чтобы найти в себе силы его забыть. Когда мне стало окончательно невыносимо терпеть настойчивое мигание, я схватила трубку и нажала кнопку индикатора. Прекрасно модулированный голос с интонациями диктора Би-би-си сообщил, что для меня имеется два сообщения. Первое оказалось от моего босса, Роберта. Черт, черт, черт! А я воображала, будто его жаба задушит звонить мне сюда! «Клер? Это Роберт. Я должен лично просмотреть лондонскую статью. В пятницу – редакционное совещание, мы делаем специальный выпуск о лучших местах отдыха и хотим включить туда вашу историю. Попытайтесь раздобыть как можно больше материала, чтобы было из чего выбирать. Кстати, мне не слишком понравилась ваша статья о Сан-Антонио. Встретимся утром в понедельник, обсудим правку». О Господи, что мне делать? Я так увлеклась, мечтая о Джеке и сочувствуя Мадди, что так и не обошла все рестораны и отели из списка, а теперь, в последнюю минуту, мой слизняк-босс дает мне новое задание. Он даже не позаботился позвонить и все объяснить еще в пятницу, хотя, очевидно, все уже знал. Конечно, Роберт ненавидел меня и всячески мечтал избавиться, считая, что моя язвительная, часто колкая проза не подходит для посвященного проблемам провинциальных пенсионеров журнала (и, нужно отдать ему должное, скорее всего был прав). Но требовать от меня полностью изменить масштаб истории, да еще в последний момент… это уж слишком, даже для Роберта! Мне крупно повезет, если сумею вовремя закончить ранее задуманный сюжет, а для этого следует немедленно вытащить себя из постели и вновь окунуться в лондонский дождь, какой бы мерзкой ни представлялась подобная перспектива. Но даже если мне и удастся за несколько оставшихся часов увидеть все, что наметила, расширить первоначальный список отелей и ресторанов просто немыслимо. Положим, можно включить в статью описание достопримечательностей, которые мы успели посетить вместе с Джеком, но и этого мало для статьи на целую журнальную страницу. Положение казалось безвыходным. Я так запаниковала, что совершенно забыла о втором сообщении, и теплый, тягучий голос Джека застал меня врасплох. «Клер, привет, это я, Джек. Хотел уточнить, по-прежнему ли мы ужинаем вместе. У меня кое-какие дела, позвоню тебе, когда вернусь». Пауза. Я подумала, что на этом все, когда он чуть смущенно добавил: «Вчера мне было очень хорошо, и я просто не могу дождаться ночи. Пока». Автоответчик отметил время звонка: час дня. Значит, он звонил перед тем, как отправиться к Мадди. Как раз перед нашей последней несчастной неожиданной встречей. К моему ужасу, при звуках его голоса у меня все внутри перевернулось. «Забудь о нем», – напомнила я себе. Можно подумать, словами что-то можно было изменить. Я положила трубку, и телефон тут же зазвонил. Понимая, что это скорее всего снова Роберт, которому еще не надоело меня изводить, я тем не менее сняла трубку. – Алло, – пробормотала я, держа в руке шоколадку. – Привет. Я застыла, так и не поднеся к губам плитку. Это оказался не Роберт… Джек! А я понятия не имела, что ему сказать! Мои внутренности, всего секунду назад корчившиеся от ревности при мысли о Мадди рядом с ним, при звуках его голоса снова превратились в шоколадный крем. – О… привет. Я только что прослушала твое сообщение, – по-дурацки выпалила я, опуская руку. – Я не знал, перезвонишь ли ты, поэтому подумал, что лучше сам попытаюсь с тобой связаться. – Я не могла перезвонить. У меня нет твоего телефона, – подчеркнула я. – А разве я не оставил? Собирался, – сказал он и помедлил, возможно, ожидая ответа. И когда я промолчала, вдруг спросил: – Почему ты сделала вид, будто мы незнакомы? Ничего не скажешь, сразу берет быка за рога! – Видишь ли, Мадди целую вечность была моей лучшей подругой. Каково, по-твоему, ей будет знать, что мы… – Я поискала нужное слово. – Э… э… спали вместе? – Думаю, она взрослый человек и сможет посмотреть правде в лицо, – парировал Джек, продемонстрировав полное незнание женской психологии. – О, ради Бога, да это ее убьет! Она-то ведь думала, что в ту ночь ты собираешься сделать ей предложение, – ляпнула я, мгновенно пожалев о собственной откровенности. «Лучше не знать о том, что твоя подруга спит с твоим бывшим бойфрендом», – мрачно подумала я. Больно даже не при мысли о том, что твоя подруга и твой экс кувыркаются в постели. Самое ужасное – знать, что они обмениваются интимными тайнами и при этом непременно говорят о тебе. – Ах, она совершенно фригидна, – хихикает он, и подруга согласно кивает: – Угу, она мне говорила. Я посоветовала попробовать вибратор. Но знаешь, она всегда была ужасно зажатой. И так далее и тому подобное. Именно тот материал, из которого делается истинное унижение. Джек вздохнул. – Мне очень жаль, что я ранил Мадди. Поверь, она мне небезразлична. Но я никогда ни словом, и ни намеком не дал ей понять, будто собираюсь жениться. Честно говоря, поражен, что ей пришло в голову такое, особенно… ладно, так или иначе, мы встречались всего полгода, я постоянно был в разъездах, мы редко виделись чаще раза в неделю. Я немного подумала. – Шесть месяцев достаточно долгое время, чтобы разобраться, влюблен ты или нет. – А ты? Ты никогда так не поступала? Продолжала встречаться с кем-то, кто явно тебе не подходит, просто потому, что он славный, порядочный человек, а тебе осточертело бегать на свидания со всякой швалью? Я прикусила губу и стала преувеличенно пристально рассматривать свой «Тоблерон». Потому что чересчур хорошо знала, что имеет в виду Джек. Ведь я – одинокая тридцатидвухлетняя женщина, которая до своего недавнего моратория на мужчин целых шестнадцать лет бегала на свидания со всякой швалью (я поздний цветочек и выбросила бутоны, только когда очки сменились контактными линзами, а мальчики, над которыми я возвышалась на голову, за одно лето вытянулись до небес). И все это время я не переставала удивляться одному: неужели подруги, которые подсовывали мне этих типов, действительно считали, что люди, буквально купающиеся в одеколоне «Поло», из тех, что носят золотые браслеты-цепочки и не выщипывают волосы в носу, – подходящая для меня партия? Пожалуй, если бы я хоть иногда встречалась с человеком, способным жевать с закрытым ртом и вести умные разговоры, то, вполне возможно, продолжала бы видеться с ним, даже если бы мое сердце не пело от счастья при каждом свидании. – Пожалуйста, верь мне, Клер. Я не использовал Мадди. Она мне нравилась. Во многих отношениях человек она прекрасный. Просто между нами ни разу не проскочила искра… Ага! Марс–Венера! Знакомый взгляд на отношения между мужчиной и женщиной Я действительно согласилась бы поужинать с кем-то, совершенно мне безразличным, если бы посчитала его достаточно приятным, и, наверное, с удовольствием проводила бы с ним время. Но в отличие от Джека и других мужчин не стала бы спать с кем-то, кто мне неинтересен. Ужин – да. Секс – нет. Хотя, если честно признаться, один раз было. Питер, как там его… черт, фамилия совершенно выветрилась из памяти. В моем прошлом было не так уж много мужчин, неужели трудно запомнить их фамилии? Так или иначе, Питер был нескладным малым, с безвольным подбородком, узкими плечами и брюшком, и я не находила его сколько-нибудь привлекательным. Просто, все еще зализывала раны после бегства мерзкого Сойера. Встречи с Питером проливали настоящий бальзам на мое израненное эго. Нужно отметить, что собеседником он был прекрасным, водил меня на симфонические концерты, в Музей современного искусства, на уик-энд – в живописный летний домик родителей в долине реки Гудзон. Так прошло несколько месяцев, и мы иногда спали вместе, хотя я старалась не думать о том, как трется о меня его брюхо… закрывала глаза и воображала, что лежу в постели с Сильвестром Сталлоне. И тут мне показалось, что он начинает питать в отношении меня серьезные намерения (в частности, познакомил меня с родителями). Я постаралась расстаться с ним как можно мягче. Чувствовала себя последним дерьмом и поэтому испытывала невероятное облегчение от того, что с ним больше не придется спать. Конечно, мужчины воспринимают все иначе. Возможно, именно перспектива стабильного секса с податливой красоткой целых полгода удерживала Джека рядом с Мадди, даже при полном его безразличии. В кинотеатре моего мозга неожиданно закрутилась красочная картина: Мадди и Джек вместе, ее гибкое маленькое тело нависает над его длинным, худощавым… голова откинута, груди выпячены, шелковистые волосы разметались по сливочно-белой коже, а широко раскрытые глаза Джека переполнены вожделением. Я зажмурилась и стиснула зубы, пытаясь выбросить из головы совершенно неуместную сцену. И все равно при мысли о том, что эти двое столько раз были вместе, во рту становилось горько, и я мысленно припомнила все свои уже несколько обвисшие выпуклости, живо представляя, какими они должны казаться мужчине, привыкшему к изящному, точеному, нимфоподобному телу Мадди. – А она думала, что проскочила, – возразила я холоднее, чем намеревалась. Что ни говори, а я вряд ли имела право злиться на человека, который спал с кем-то до того, как встретил меня, тем более что никаких определенных отношений между нами не возникало. – Знаю. И как только понял это, сразу порвал с ней. Я никогда не лгал Мадди, – заверил Джек, и, помявшись, добавил: – И тебе. – Просто… просто все это ужасно неловко. Мадди – моя давняя подруга, она очень переживает из-за случившегося. Не хочу причинять ей боль. И терпеть не могу мелодрам. Знаю, все это чертовски неприятно. Но я хотел бы снова встретиться с тобой. Мы… ты и я… думаю, между нами что-то есть. Я снова начала задыхаться. Голова пошла кругом. В желудке противно засосало. Черт… я и не подозревала, что мужчина может сотворить со мной такое. Была уверена, что в определенном возрасте вырабатывается иммунитет к подобным эмоциональным взрывам. А здесь не просто мужчина – Джек, известный также как герой грез Мадди, за которого и умереть не жаль (кстати, почему она звала его по фамилии? Почему?) Ради нее, ради женской солидарности, следующими моими словами должны были стать: «Прости, но больше мы не должны встречаться». А может, объяснить подробнее: «Ты, кажется, человек славный, и при других обстоятельствах я была бы рада узнать тебя получше, но если мы будем продолжить видеться, это может ранить кого-то, очень мне дорогого, а я не готова на такое». Да, звучит неплохо, особенно если произнести эту тираду достаточно категоричным тоном. Сразу положит конец дальнейшей дискуссии, а Джек останется в восхищении перги, моими моральными принципами. И поверьте, я раскрыла рот, хотела сказать именно это. Но с языка сорвалось нечто совсем иное: – Что ты сейчас делаешь?ГЛАВА 6
Виновата. Виновата. Виновата. Это слово выло в голове тревожной сиреной, когда я скорчилась на ничтожно узком самолетном кресле и украдкой огляделась, чтобы понять, чувствуют ли мои спутники по нью-йоркскому рейсу всютяжесть совершенных мной грехов. Наверное, нет, потому что в противном случае, я уверена, соседи бомбардировали бы меня яростными взглядами и остатками омерзительного на вкус ленча (интересно, как это авиакомпании добиваются того, чтобы сандвичи из ржаного хлеба со швейцарским сыром и ветчиной даже отдаленно не имели вкуса ржаного хлеба, швейцарского сыра и ветчины?). «Я плохой человек. Ужасный, кошмарный, жуткий человек, который заслуживает всех пакостей, которые случатся с ним в будущем», – каялась я. Вчера вечером Джек действительно пришел и снова повел меня ужинать, на этот раз в модный французский ресторан. За ужином мы тихо беседовали, приоткрывая друг другу все новые подробности своих судеб. Я рассказала о разводе родителей, протекавшем в сицилийско-мафиозной манере кровавой вендетты. Препирательства и разборки шли из-за каждой дерьмовой тряпки, приобретенной за двадцать пять лет супружеской жизни, вплоть до изношенных, ни на что не годных скатертей. Битва, в которую с энтузиазмом вступили их адвокаты, дравшие с клиентов триста долларов в час. – Представляешь, идиотские подставки под тарелки, стоившие в восемьдесят четвертом десять долларов оптом, которые к тому же никогда никому не нравились, были под конец оценены в тысячу двести долларов, – продолжала я, качая головой, по-прежнему пораженная глупостью ситуации, хотя с тех пор прошло уже десять лет. – Не, обижайся, но у тебя не самая лучшая в мире профессия. – И кто победил? – улыбнулся Джек. – Ты о чем? – Кто получил подставки? – Папаша. И салфетки тоже. Ма достались кастрюли, сковороды и посуда на каждый день. Она немедленно сбыла все это на гаражной распродаже – пробурчала я. – Ты все еще злишься из-за этого? Я пожала плечами: – Нет. Когда-то злилась, но все забывается. И потом, в то время я была в колледже, так что пропустила самые яростные схватки. А вот моей младшей сестре пришлось хуже: она и то время заканчивала школу. – Вы с сестрой близки? – Не очень. Она поступила в Калифорнийский университет, только чтобы быть подальше от родителей. И мне кажется, хотя она упорно в этом не признается, у нее то ли анорексия, то ли булимия, то ли и то и другое. Она почти перестала есть как раз в то время, как родители разъехались. А как насчет тебя? Братья или сестры? – Единокровная сестра с материнской стороны и единокровный брат и две сестры – со стороны отца, все моложе меня, – кивнул Джек. – Родители разъехались, когда я был маленьким, так что их семейной жизни я почти не помню. Тяжелый был развод? Неуверен. Возможно, да, первое время, но каждый начал новую жизнь во втором браке. Однако это далеко не то же самое, – грустно признался Джек. – Хотя мы прекрасно ладим, видимся нечасто. Мы с отцом постоянно перезваниваемся, а с матерью – реже, но у каждого из нас своя жизнь. Настоящей семьи давно уже нет. Мы ни словом не обмолвились ни о Мадди, ни об их с Джеком отношениях, ни о других женщинах, с которыми он встречался. Он намекнул, что ничего серьезного не было, что мгновенно заставило меня насторожиться: большинство мужчин под сорок обычно имеют в послужном списке хотя бы одну экс-жену, законную или гражданскую, не говоря уже о невестах. Но не могла же я давить на него в открытую, не выдав подобной же информации о себе, а этого делать не хотелось. Я боялась, что, узнав о моих унизительных романах, он встанет на дыбы и умчится прочь, как конь, бегущий из горящей конюшни. После ужина я искренне намеревалась разразиться речью на предмет того, что нам больше не стоит видеться, в полной уверенности, что для Джека это не будет таким уж сюрпризом, ведь на следующий день я покидала страну. Но почему-то так и не выбрала подходящего момента, чтобы высказаться… ни когда он обнял меня за талию, выходя из ресторана, ни когда прижалась к нему, споткнувшись на последней ступеньке, а он удержал меня и прижал к себе, ни когда протянул руку, помогая сесть в машину. Всю дорогу он легонько гладил меня по шее: абсолютно невинная ласка, имевшая не слишком невинный эффект: мои внутренности плавились, как в кузнечном горне. Не успела я оглянуться, как мы уже целовались, абсолютно забыв о водителе, сидевшем в двух футах от нас. Прибыв в отель, мы буквально вывалились из машины: я – с размазанной по лицу косметикой, и Джек – с вылезшей из брюк рубашкой, и бросились к лифту. Едва двери за нами закрылись – мы, к счастью, были одни в кабинке, – Джек снова рванул меня к себе, теребя сосок сквозь тонкий хлопок моего свитера, и знай я, как остановить лифт между этажами, мы занялись бы сексом прямо здесь, как Майкл Дуглас и Гленн Клоуз в «Роковом влечении». Наконец мы оказались в благословенной тишине моего номера и набросились друг на друга, словно парочка сексуально озабоченных подростков. Джек провел ночь, укачивая меня, как ребенка, пока я спала. Такого я в своей жизни не помнила. Окружающие вечно твердят, что надоела эта моногамия, что жить с одним и тем же человеком до конца дней идет вразрез с человеческой природой. Но, по моему опыту, количество далеко не всегда переходит в качество, и, привыкнув к одному партнеру, который без всяких инструкций знает, где коснуться и как надавить, не слишком приятно наставлять другого, зачастую неопытного. Но с Джеком все было не так. Он как будто был заранее запрограммирован на знание всех моих эрогенных зон и интуитивно знал, как и где дотронуться, чтобы я немедленно взорвалась, после чего напряжение нарастало в очередной раз. Мужские размышления были прерваны резким, сухим кашлем, сопровождаемым бульканьем слизи, за которым снова последовал кашель. В качестве кармического возмездия за мои грехи вместо другого Джека в качестве соседа на сей раз мне достался омерзительный тип, от которого воняло так, словно за последний год тот ни разу не принял душ. Жирные волосы, сера в ушах и грязный платок, в который он постоянно откашливался. Оставалось молиться, чтобы это оказалось всего лишь гнусной привычкой, а не какой-нибудь атипичной пневмонией. Поскольку в подобной обстановке мечтать о любви было невозможно, я снова принялась терзаться угрызениями совести из-за Мадди. Она позвонила мне вскоре после того, как пришел Джек, чтобы повести меня на ужин, и со слезами призналась, что между ними все действительно кончено. Он ясно дал понять, что не хочет возвращаться к ней, и, будучи полным дерьмом, по недоразумению именуемым лучшей подругой, я втихаря облегченно вздохнула, услышав, насколько Харрисон был категоричен. Несмотря на все уверения Джека, я втайне тревожилась, что они могут помириться и скрепить союз сексом на роскошном пушистом ковре из шкуры волкодава. – Я делала все. Пыталась его уговорить. Просила дать мне еще шанс. Но он был как скала и только твердил, что все к лучшему, – безутешно всхлипывала Мадди. – И был при этом груб? – вырвалось у меня. – Ничуть. Наоборот, очень мил… куда приличнее, чем те, с кем я встречалась раньше. Ну почему именно он должен оказаться таким кретином? Почему не может любить меня так, как я – его? Мы долго обсуждали возможные варианты сложившейся ситуации. Я сделала все возможное, чтобы утешить Мадди, несла чепуху, которую в таких случаях принято скармливать подругам: что это скорее потеря для Джека, что в мире много приличных мужчин лучше, добрее, умнее и (еще раз) – скатертью дорожка, раз он такой. Но в глубине души я чувствовала себя полнейшей негодяйкой. Нет, хуже. Двуличной, нечестной, подлой эгоисткой, низкой дрянью. Потому что, хоть и казалась Мадди прежней, надежной и верной Клер, тот же тоненький злобный голосочек, который остерегал меня от приглашения Мадди на ужин в компании со мной и Джеком, теперь с мстительным злорадством ликовал по поводу того, что Джек Харрисон из нас двоих выбрал меня. Во всей этой неразберихе ясно было одно: я прямиком спешу попасть в ад. Мало того, что предала лучшую подругу (и, следовательно, весь институт девичьей дружбы), – я так запуталась во всей этой истории и собственных переживаниях, что совершенно забыла о своих ресторанах и отелях из списка. Проведя три дня в Лондоне, я ухитрилась найти всего три отеля, закусочную и пиццерию, которые и могла с чистой совестью рекомендовать читателям. Теперь ничего не поделаешь: придется хвалить дорогие индийский и французский рестораны, где мы с Джеком ужинали. Это означало навлечь на свою голову гнев редактора. Даже если я нагло солгу насчет цен, эти рестораны совершенно не подходят нашему контингенту: слишком модные, слишком шикарные, слишком этнические, а не традиционные местечки, где подают блюда вроде ростбифа с картофелем. Я даже не могла рекомендовать заведение, где можно поесть жареную рыбу с картофельной соломкой! Роберт меня убьет и, если я не найду подходящего путеводителя, чтобы выписать оттуда все необходимое, возможно, просто уволит. Мысль о потере работы и ужасных последствиях – унижении, разорении, банкротстве – повергла меня в панику. (Сердце заколотилось, грудь стиснуло. Я вцепилась в подлокотники, равнодушно столкнув руку Кашлюна с того, который он имел полное право разделить со мной. – Простите, – пробормотала я, стараясь не задыхаться. – Страх полета? Не волнуйтесь, мы в полной безопасности. Если не считать взрыва «Пан Американ» над Локерби несколько лет назад, на маршруте Лондон – Нью-Йорк почти не бывает катастроф, – «ободрил» он, снова принимаясь кашлять и плеваться. Брр! Мерзость какая! Я и думать не думала о катастрофах и нaпадениях террористов, но теперь… благодаря мистеру Гнусь начала нервничать еще и по этому поводу. Правда, попыталась снова поразмыслить о Джеке – единственная тема, не ввергавшая меня в бездну позора или приступ паники. Хотя это не совсем верно… было в Джеке нечто, тревожившее меня. За то короткое время, что мы провели вместе, мне ни разу не пришло в голову, что он и Харрисон – один и тот же человек. Впрочем, я почти ничего не знала о Харрисоне, принадлежавшем тогда Мадди. Правда, она упоминала, что он поверенный, но поверенных в Лондоне – миллиарды. Я никогда не видела его фотографии, не знала, что его зовут Джеком, и по какой-то причине Мадди не сказала, что он американец, поэтому вполне логично предположила, что ее бойфренд – англичанин (тем более что они познакомились в Лондоне). И знала о ее феноменальной рассеянности и способности опускать детали, но в конце концов, если вы действительно не желаете, чтобы ваша подруга залезла в постель к вашему же, пусть и экс-бойфренду, – не стоило бы забывать о столь важных подробностях. Но… и здесь крылось именно то, что так меня волновало: как мог Джек не узнать меня? Мадди наверняка говорила обо мне, своей старой подруге Клер, ведущей колонку путешествий в журнале для пенсионеров. Моя работа достаточно необычна, чтобы при первом же упоминании сразу вспомнить, с кем она связана. И в довершение всего наше с Мадди фото красовалось на дверце холодильника из нержавеющей стали. Оно там единственное, так что если Джек заходил на кухню, просто не мог его не увидеть. Прошлой ночью, лежа в постели, мы дружно перевернулись на бок, лицом друг к другу, и у меня не хватило храбрости спросить об этом. Ну… честно говоря, это не совсем правда. Джек осторожно исследовал пальцем изгибы моего тела, и хотя движения были медленными и ленивыми, результат оказался поразительным. Нечеловеческим усилием воли мне удавалось сдержаться и не наброситься на него, как нападающий на вратаря (или как там еще в футболе… я ни разу не смотрела эту идиотскую игру). Где уж найти тактичный, хоть и недвусмысленный способ спросить Джека, не солгал ли он, утверждая, будто не знал, что мы с Мадди подруги? У меня не было причин подозревать его во лжи, но все же казалось странным, что он ни разу обо мне не слышал. Я вынудила себя (на минуту) игнорировать прикосновения пальцев, скользивших по холму бедра, впадине талии и… о Господи, – по мягкой груди. Я чувствовала, как самообладание слабеет с каждым мгновением… если не заговорю сейчас, еще через десять секунд будет поздно. – Мне нужно кое о чем спросить, – начала я чуть резче, чем обычно. – Готов ответить, – улыбнулся Джек. Я схватила его руку, уставшую лежать на груди и двинувшуюся в обратный путь. – Я не могу говорить, когда ты это делаешь! – Неужели? Улыбка стала шире. Самодовольнее. – Перестань! – велела я. Джек убрал руку, но тут же откинул прядь волос с моего лица: – Выкладывай. – Я тут гадала… то есть хотела знать… – пробормотала я и глубоко вздохнула. Как бы задать вопрос, чтобы он не посчитал, будто его обвиняют во лжи? Джек по-прежнему улыбался и смотрел на меня, словно дождаться не мог моего вопроса. – Я слушаю, – напомнил он и, порочно блеснув глазами, добавил: – Или вернемся к тому, что делали. Могу поклясться, я почти превратилась в собаку Павлова. Только вместо звоночка мгновенно реагировала на легчайший намек Джека, и бац – каждый миллиметр моей кожи загорелся в ожидании его прикосновения. Раньше секс особенно не интересовал меня. Да, все это неплохо, но, или уж на то пошло, я с большим удовольствием проводила время в горячей ванне с бокалом красного вина и журналом. Кроме того, мне не слишком нравилось то липкое, потное состояние, когда между ног все натерто и ноет и единственное желание – поскорее смыть с себя воспоминания об акробатических этюдах в постели. Но после двух ночей, проведенных с Джеком, я, кажется, начала понимать, из-за чего столько шума. Плохой секс ужасен, ради обычного секса просто не стоит раздеваться до и принимать душ после, но потрясающий секс, тот, что был у нас с Джеком, – нечто совершенно иное. Я хотела полностью погрузиться в этого мужчину: прикасаться к нему, исследовать, пробовать на вкус и никогда, никогда не выплывать на поверхность. Обнаружить каждое местечко на его теле, которое можно… «Прекрати. Тебе необходимо сосредоточиться», – строго приказала я себе. И наконец спросила: – Как получилось, что ты не знаешь, кто я? Джек озадаченно свел брови: – Ты о чем? Я что-то не понял? Ты настолько знаменита? – Нет, – засмеялась я, легонько ударив его по руке. – Но неужели Мадди никогда обо мне не упоминала? – Ну как же! Несколько раз называла твое имя и, наверное, даже сказала, что ты журналистка. Но на свете много журналисток по имени Клер, поэтому мне в голову не приходило, что речь идет о тебе, – спокойно объяснил он. – Она не говорила, что я пишу о путешествиях? – удивилась я, когда он покачал головой. Сама я часто рассказывала знакомым о Мадди. Где она живет, чем занимается (никто поверить не мог, будто можно зарабатывать на жизнь отчетами о том, какую обувь носят школьницы). И, естественно, предполагала, что подруга тоже рассказывает знакомым обо мне. – Но ты должен был видеть мое фото. То, что у Мадди на холодильнике. Там мы вдвоем на отдыхе в Канкуне, – возразила я. Джек снова покачал головой: – У нее никогда не было никаких снимков на холодильнике. Мало того, я вообще не видел в ее квартире фотографий. Она поклонница этакого холодного стерильного минимализма. Я уставилась на него. Джек был прав. В квартире Мадди не было ни одной вещи, не соответствующей замыслу декоратора. Она всегда была такой – ненавидела любые безделушки. Единственная девушка в колледже, которая не лепила на стены постеры, десятки фотографий подруг и бойфрендов в дешевых пластиковых рамках. Это одна из причин, почему нам трудно было ужиться в одной комнате: я настоящая сорока, стараюсь превратить свое жизненное пространство в птичье гнездышко, стаскивая туда все яркие и любимые перышки, что доводило Мадди до белого каления. Поэтому я была так тронута, увидев этот снимок на холодильнике: это настолько на нее не похоже… единственная крошечная дань сентиментальности в строгом, подчиненном модному стилю мире, что доказывало, как она меня любит. Выходит, если Джек сказал правду – а с чего бы ему лгать? – о, Мадди прицепила к холодильнику фото, зная, что я скоро приеду. Чтобы меня порадовать. Чего она боялась? Что, если не успокоит меня, как малого ребенка, предложив вещественное доказательство нашей дружбы, – я затопаю ногами и разрыдаюсь? Одна эта мысль нестерпимо раздражала. – Почему ты хмуришься? – засмеялся Джек, коснувшись моих надутых губ. – Просто так, – пробормотала я. Пусть я разозлилась на Мадди, не могла же я жаловаться на нее Джеку, верно? «Хотя, – подумала я, поежившись от укола совести, – не отдает ли это лицемерием? Сплетничать про подругу с ее же экс-бойфрендом, лежа нагишом в постели рядом с ним?» Но тут мы стали целоваться, и я обо всем забыла. – Кхе, кхе, кхе, – закатывался сосед, возвращая меня к действительности. Я снова заерзала на сиденье и уставилась в окно на черную пустоту неба Я прилетела в Лондон в надежде развлечься и провести время с лучшей подругой, а вместо этого поставила под удар и работу и дружбу, неразумно и опрометчиво влюбившись. Это добром не кончится. По спине пробежал холодный озноб.ГЛАВА 7
На следующий день предстояло ехать на работу. Сущий кошмар! Начало недели неизменно повергает меня в тоску, но сегодня положение усугубляло то, что придется предстать перед инквизицией неподготовленной, да еще и с незаконченной статьей. Я собиралась дополнить свой отчет выдержками из путеводителя по Лондону (да, это не слишком этично, но все же не плагиат, просто заимствование кое-какой информации). Однако мои слабые попытки разыскать путеводитель с треском провалились: в книжном киоске в аэропорту Ла Гуардиа таковые не продавались, а к тому времени, как я приехала домой, мой местный магазин «Барнз энд Ноубл» был закрыт. Оставалось молиться, чтобы утром Роберт не стал подробно допрашивать меня по каждому абзацу статьи. Настроение не поднимало и предвкушение встречи с коллегами. Они в основном были гораздо старше меня – в конце концов, журнал для пенсионеров, – но разница ощущалась не только в годах. Я – представитель другого поколения, известного общей апатией, сарказмом и преданностью поп-культуре восьмидесятых. Стареющие сотрудники в противоположность мне излучали несгибаемый и, по моему мнению, чрезмерный оптимизм, невольно заставляющий гадать, где они провели последние тридцать лет. И это странным образом действовало на нервы. Я никогда не знала, как реагировать, когда они запевали «Счастливый понедельник» всякому, кто рискнет прийти в контактных линзах, или пересказать очередной анекдот из перекидного календаря. Разумеется, я ни с кем не враждовала. И ни к кому не питала неприязни. Элен, шестидесятидвухлетняя резвушка, временами впадала в истерическое веселье. Она писала статьи о приключениях и обожала заниматься модными видами спорта вроде гребли на каяках, виндсерфинга, дельтапланеризма или посещения лагеря для дедушек и бабушек с внуками в Каскадных горах. Я прекрасно ладила и с Оливией, ведущей кулинарного раздела, обладательницей прекрасной кожи оттенка кофе с молоком. Если бы не курчавые седые локоны, было бы почти невозможно определить, сколько ей лет: сорок пять или шестьдесят пять. Но поскольку обе давно уже бабушки с кучей детей и внуков, они вовсе не принадлежали к той категории, с которой мне захотелось бы делиться сплетнями за ленчем. Кроме того, ненавижу обедать с Оливией: ее специализация – превращение питательных, высококалорийных блюд и более легкие, так что она знает (и часто это подчеркивает) точную энергетическую ценность каждого кусочка, который вы кладете в рот. К тому же у нее неприятная манера читать нотации всем, кто имеет дерзость намазать маслом кусочек хлеба или попросить кока-колу. Я оставила сумочку и пальто в своей клетушке с серыми стенами – самое угнетающее изобретение корпоративного мира после налога на заработную плату – и направилась в офис Роберта, напоминая себе, что не должна вспылить, что бы там он ни говорил. Осуществить это намерение было довольно сложно, если вспомнить о проваленной командировке в Лондон и якобы неудачной статье о Сан-Антонио. Мне нравилось думать, что Роберт ненавидит меня, завидуя моей молодости и таланту (не обязательно именно в этом порядке), но, боюсь, все дело в том, что он считал, будто я не уважаю его авторитет (в этом, и только в этом, был абсолютно прав; я также не уважала его редакторское видение, неизменное стремление зажать годовую премию и тенденцию годами носить одну и ту же пару брюк). Последнее время он был особенно зол на меня: в его отсутствие я поместила в журнал одну из статей в своем типично ехидном стиле, ту самую, о Новом Орлеане и явном, граничащем с катастрофой, дефиците антиперспирантов в магазинах, заверив заместителя редактора, что Роберт полностью одобрил текст. Разумеется, это было наглой ложью, и в результате я окончательно упала в глазах шефа. Не знаю, почему он так взвился: в мире существует куча статей и книг, перечисляющих заведения, в которых можно послушать джаз во Французском квартале, и рестораны, считающиеся типичными ловушками для туристов, но кто же предупредит туристов о неприятном запахе? Никто. То-то же. По крайней мере, мой текст имел полное право претендовать на оригинальность. И если даже тон моей прозы можно было назвать чуточку ехидным, это только придавало ей пикантности. Роберту бессмысленно было показывать груды отзывов на статью – оказалось, немало моих читателей обладало исключительно озорным чувством юмора и по достоинству оценили мое остроумие. Подслеповатый Роберт только кисло морщился и предъявлял свои письма: все от занудных старикашек, упрекавших меня в дурном воспитании. Я нерешительно постучала в стеклянную дверную панель. – Войдите! – величественно разрешил он. Я закатила глаза и толкнула дверь. – Вы хотели видеть меня? – спросила я со всей холодной деловитостью, которую смогла изобразить в утро понедельника. Роберт что-то буркнул и, повернувшись ко мне спиной, принялся рыться в стопке бумаг, скопившихся на старой потертой полке. Зная, что приглашения присесть от него вряд ли дождешься, я плюхнулась на один из гостевых стульев и презрительно оглядела жалкую коллекцию дешевой керамики и плетеных держателей кашпо. Роберт закончил колледж за несколько лет до того, как студенческими кампусами завладело движение хиппи, и, очевидно, глубоко жалея о собственной непричастности к контркультуре, стремился наверстать упущенное: чересчур длинные волосы, симпатии клевым, нелюбовь к Ричарду Никсону, сохранившаяся и через тридцать лет после того, как бедняга отрекся от президентства. Когда мне хотелось довести редактора до белого каления, достаточно было прочирикать: «Что ни говори, а только Никсон был способен отправиться в Китай». Причем совсем не обязательно в контексте нашей беседы. Удар неизменно попадал в цель. Роберт багровел и принимался рвать и метать, красочно разоблачая пороки администрации Никсона, что неизменно приводило к тираде о несправедливости войны во Вьетнаме. И к упоминанию о том, как он участвовал в трех – трех! – громогласно подчеркивал он, поднимая три средних пальца и прижимая к ладони мизинец и большой, словно собираясь принести скаутскую клятву, – маршах протеста против войны! Мне ужасно нравилось подначивать его. Наконец он нашел то, что искал: гранки моей статьи о Сан-Антонио, переданные ему на прошлой неделе. Роберт круто разогнулся, держа листки двумя пальцами, словно брезговал касаться текста. По обыкновению, с бумаги только что не капали красные чернила. Каждое второе слово было либо подчеркнуто, либо вычеркнуто. Я с тоской уставилась на растерзанную статью, пытаясь побороть растущее раздражение. – Боюсь, все, что вы написали, неприемлемо, – начал Роберт, изображая на физиономии то, что, в его представлении, должно было выражать крайнее неодобрение, но на самом деле выглядело высокомерной ухмылкой. – В чем именно проблема? – вежливо осведомилась я, скрестив ноги и уложив руки на колени. Спорить было бесполезно: я уже много раз безуспешно пыталась убедить его логическими аргументами. – Что же, давайте посмотрим. – Роберт, обрадованный возможностью лишний раз указать мне на недостатки, нацепил бифокальные очки и зашуршал листочками. – Вот здесь. Неужели обязательно было описывать, как водитель такси разразился ругательствами, когда ехавшая впереди женщина остановилась на перекрестке? – Почему нет? Это самое волнующее событие, произошедшее со мной в этом городе. Не считаете, что пенсионеров заинтересует поведение местных таксистов? Роберт проигнорировал мое замечание, поскольку нашел в статье очередной вопиющий ляп и теперь энергично чиркал по бумаге толстым красным маркером. Я смотрела на большой символ мира, болтавшийся у него на шее на потертом кожаном шнурке. – Сомневаюсь, – выговорил он, наконец. – И еще больше сомневаюсь, что всем водителям штата Техас, по вашему предложению, выдавали прозак вместе с водительскими правами. А тут, где вы утверждаете, что после соуса чили, который подавали на ужин, вас расперло газами сильнее, чем наполненный гелием воздушный шар? Это просто неприлично! – А я думаю, что читатели будут благодарны за совет держаться подальше от этого ресторана. Если у меня были газы, что, по-вашему, станется с семидесятилетним стариком? – А целый абзац насчет лодочной прогулки по Риверуок? Цитирую: «Самый неудачный фарс, именуемый аттракционом, который когда-либо навязывался туристам. Искусственный канал выглядит и пахнет так, словно наполнен прокисшим рассолом, и единственное, что можно увидеть с неудобного пластикового сиденья, – ряд чересчур дорогих и ничем не примечательных ресторанов». – Но это правда! – воскликнула я – Неужели вы никогда там не были? Поверить не могу, что они выдают это за объект экскурсий! Вспомните, я хвалила Аламо? Рестораны, которые посетила там, оказались более чем приличными. – Если я опубликую нечто подобное, совет по туризму Сан-Антонио назавтра же подаст на нас в суд за клевету, – объявил редактор и, прежде чем я успела возразить, что само слово «клевета» совершенно тут неуместно и все это вздор, повысил голос, очевидно давая понять, что не намерен шутить: – Перепишите это, а потом начинайте работать над лондонским обзором. Надеюсь, в нем вы сможете рекомендовать читателям больше подходящих мест, чем в этой статье. При этом он с омерзением ткнул пальцем в гранки. Я насупилась и выползла из кабинета раздраженная еще больше, чем обычно. Может, он не во всем был так уж не прав: статья буквально брызжет сарказмом – но разве она не интереснее, чем любая приглаженная чушь, которая выглядит так, словно была коллективным творчеством городской Торговой палаты? Я всегда мечтала вести свою колонку. Но в мечтах неизменно видела себя в другом издании… более живом, что ли. В таком, где уделяется немного больше внимания художественным выставкам и новым ресторанам, где блистают прославленные шеф-повара, и немного меньше – тому, какая из марок коктейлей для похудения кажется более приятной на вкус. Может, моя точка зрения отдавала дискриминацией пожилых людей, но это вовсе не так. Просто проблемы стариков меня не слишком увлекали, должно быть, оттого, что в тридцать два года я не замужем и бездетна. Да, я не горела желанием целыми днями обсуждать менопаузу, дома для престарелых супругов и проблемы воспитания внуков. Я подняла глаза от зверски отредактированной статьи, почти наткнувшись на устрашающее видение с седыми волосами и тонной пудры на физиономии, облаченное в полиэстер. – Здравствуйте, Клер. Почему такая мрачная? А, знаю, понедельник – день тяжелый, – прокудахтало видение, именуемое в миру Барбарой Даунз, патологически любопытной, сующей всюду свой нос секретаршей Роберта. Я поспешно огляделась в надежде, что поблизости обнаружится комнатное деревце потолще, за которым удобно спрятаться, но, прежде чем успела сбежать, та, на удивление проворно, вцепилась мне и руку. – Как хорошо, что я встретила вас, дорогая. В эту пятницу мы собираемся отпраздновать день рождения Дорис, и каждый что-то приносит к столу. Вы единственная, кого еще нет в списке, – объявила Даунз, подтаскивая меня к стоявшему справа от кабинета Роберта столу, за которым она дирижирует всеми приходами и уходами посетителей. – Э… конечно, – промямлила я, хотя положительно ненавижу редакционные сборища. Можно подумать, мало того, что я вынуждена работать с этими людьми! Приходилось еще и общаться с ними вне службы, тратить время на донельзя убогие посиделки! Я взглянула на подписной лист и убедилась, что свободное место для подписи только одно: как раз напротив обязательства купить торт из слоеного теста. – Не понимаю: вы что, требуете, чтобы я одна заплатила за торт? – спросила я, не веря собственным глазам. – Но вы же видите, дорогая, – все, кроме торта, уже распределено, – ухмыльнулась Барбара. – Погодите… здесь три… нет, четыре человека разделили между собой поручение принести бумажные салфетки. А от меня требуют доставить торт за сорок долларов?! Барбара улыбалась как ни в чем не бывало, очевидно, решив, что облапошила меня, но смена часовых поясов, стычка с Робертом и вся ситуация с Джеком и Мадди, вероятно, напрочь истощили мое терпение (которым, честно говоря, я и без того не отличалась). – Нет, – спокойно бросила я, отдавая ей список. Она вытаращилась на меня так, словно я отказалась принять почетную медаль конгресса. – То есть как это «нет»? Каждый что-нибудь приносит. – Да, все остальные приносят либо пачку чипсов, либо бутылку содовой, а на меня пытаются повесить стоимость недешевого торта? Не выйдет. Это абсурд, и я отказываюсь идти у вас на поводу, – пояснила я. – Все по справедливости. Пришедший первым имеет свои преимущества, вот и все. А если не хотите внести свою долю, боюсь, вы не сможете присутствовать на вечеринке, – грустно заключила секретарша, словно считала это огромной для меня потерей. – Прекрасно понимаю. Честно говоря, это даже к лучшему. Я так занята, что просто не могу себе позволить тратить время на вечеринки, – кивнула я, торжествуя победу при виде кислой как лимон физиономии Барбары, на которую успела-таки кинуть взгляд, перед тем как поскорее убраться. Конечно, я знала: Барбара Длинный Язык немедленно понесется по всей редакции со свеженькой сплетней, вне всякого сомнения, благоразумно опустив ту часть, где она пыталась навязать мне большую часть расходов на вечеринку. Разумеется, вряд ли кто-то вступился бы за меня: уверена, что все только приветствовали бы попытку повесить на меня покупку торта. Я и без того каждый день выслушивала кучу всякого дерьма от своих коллег по поводу тех неимоверных, по их мнению, сумм, которые тратила на обувь и прически. Можно подумать, это их касалось и походы в «Сьюперкатс»[8], где за десять долларов тебе сделают прическу, которая выглядит как точная копия древнего парика, могли служить предметом гордости. Но какая разница? Зато мне удалось отделаться от мерзкой вечеринки, а в процессе еще и достать Барбару. Удачный денек! Я работала в местах, где молодые, энергичные сотрудники сидят в офисах, обставленных модной офисной мебелью от Германа Миллера и не поделенных на клетушки, где в любой день найдется с полдюжины охотников пойти с тобой на ленч или выпить после работы, а сама атмосфера заряжена энтузиазмом и жаждой жизни. Интриги обычно завязываются вокруг служебных романов: кто с кем спит, под кайфом ли пришел сегодня на работу парень из бухгалтерии… Иногда это надоедало, но обычно вносило приятное оживление в рутину рабочего дня. В «Сэси синьорз» единственной причиной всеобщих волнений могла быть исключительно грязная кофейная чашка, которую какой-то неряха оставил в кухонной раковине, вместо того чтобы немедленно сполоснуть и поставить в посудомоечную машину, проигнорировав тем самым написанную от руки и прикрепленную скотчем над раковиной табличку: «Ваша мать здесь не работает! Если пользуетесь посудой, мойте ее!» Я не шучу: люди просто на стены готовы лезть из-за одной кружки с коричневыми потеками, оставленной в раковине на десять минут. Пегги, офис-менеджер и, возможно, самая высокомерная особа, когда-либо жившая на земле, с манерой разговаривать фальшиво-сладким голоском директрисы начальной школы и привычкой снисходительно поглядывать на людей сквозь бифокальные очки, обычно берет несчастную чашку и начинает курсировать взад-вперед по коридору, мешая работать своими допросами в тщетных попытках выявить злоумышленника. Обычно виноватой оказываюсь я, но только потому, что мне казалось, проще будет вымыть всю посуду сразу в конце дня (хотя, честно говоря, я очень редко об этом вспоминала), но теперь я оставляла грязные чашки исключительно назло Пегги, поскольку в редакции трудно было сыскать человека противнее: наглая, вечно старавшаяся настоять на своем и сплетница похуже Барбары. И в довершение всего она со своими ярко-синими глазами, светлой кожей и тонкими губами казалась вылитой немкой. Я часто представляла ее кем-то вроде гестаповки, она отлично «вписывалась в образ». Я медленно тащилась домой с работы, мечтая только о горячей ванне и двенадцатичасовом сне. Но уже на подходе к квартире услышала очередной концерт: Макс, мой любимый сосед и друг, запустил на полную мощность компакт-диск своего обожаемого Элвиса, так что стены тряслись и барабанные перепонки лопались. Я, так и не сняв пальто и не положив сумки, стала колотить в двери, пока тот не ответил. Увидев знакомую озорную физиономию, я невольно улыбнулась: – Можешь не рассказывать. Сама слышу. Похоже, Элвис оказал нам честь, решив дать в твоей квартире концерт. – Если бы, – вздохнул Макс, обнимая меня. Мы познакомились два года назад, в день моего переезда сюда. Я застала Макса в подъезде, когда он рылся в коробке с моей коллекцией DVD. С тех пор мы подружились. Большинство окружающих считают Макса голубым, возможно потому, что он фотографирует для модных журналов, тощ, мал ростом, с небольшой придурью и употребляет невероятное количество геля, чтобы заставить короткие темные волосы стоять дыбом. На самом деле он абсолютно гетеросексуален и совершенно не стыдится своей неординарной внешности. Его многострадальная подружка Дафна, хрупкая массажистка с молочно-белой кожей и рыжими тициановскими локонами, боготворит его. Она одна из строгих вегетарианок нового типа, но при этом ничуть не агрессивна, не лезет в глаза, мало того, удивительно проста в обращении, честный и искренний человек. Войдя в квартиру Макса, я, прежде всего, поискала глазами ее. – А где Дафна? – У нее сегодня поздний сеанс. А потом собирается к своей гадалке, – сообщил он, закатив глаза. – Та раскинет карты Таро и, уверен, скажет, что судьба предназначила ей выйти за секс-гиганта, чье имя начинается на «М». Не знаю, сколько еще смогу обороняться. Вчера она оставила на столе каталог «Тиффани», причем обвела маркером все обручальные кольца. – «Тиффани»? Правда? Мне казалось, для нее это чересчур современно. Считала, что она из тех, кто любит старинные фамильные украшения. Я изо всех сил старалась не углубляться в мечты о кольцах от «Тиффани», которыми тешила себя все то время, пока встречалась с Сойером. Никто не выглядит глупее одинокой женщины, одержимой стремлением выйти замуж: на память сразу приходит клуша, которая гонится за Леггорном с воплем: «Хо-очу мужа!!!» – Очевидно, Дафна становится современной девчонкой, когда речь идет о бриллиантах, – ответил Макс. Его квартира раза в четыре больше моей тесной дыры, и только по этой причине Макс не съехал из нашего убогого домишки, несмотря на то, что в отличие от меня может себе позволить жить в местечке поприличнее. Квартира битком набита модной в середине века мебелью, включая столик-«тюльпан» Сааринена, полки Нолла и самую большую ценность – винтажные кожаные кресла и оттоманка Имса. Я устроилась на диване без подлокотников, и Макс тут же приглушил Элвиса. – Итак? – спросила я. – Что именно? – Когда собираешься задать тот самый вопрос? – поддела я. Он закатил глаза и сокрушенно покачал головой. Это наша давняя игра: Макс делает вид, что смертельно боится постоянных отношений, но я знаю, что он любит Дафну и, если та когда-нибудь топнет ножкой и объявит традиционный ультиматум, прибежит на задних лапках с коробочкой от «Тиффани» в зубах. – Лучше расскажи, как там Лондон? – По-всякому, – коротко обронила я. Макс, благослови Боже его доброе сердце, принес мне бокал красного вина. – Ммм, как раз то, что нужно. На улице собачий холод. – Дождь еще идет? – Нет, а шел? Откуда мне знать? В моей клетушке даже окон нет, – поморщилась я. Обычная тема разговора. Мы пьем красное вино, иногда вдвоем, иногда с Дафной, я жалуюсь на свою работу, Макс развлекает меня смешными историями о стервозных моделях. Я никогда не устаю слушать, как генетически удачливые вешалки для одежды ширяются, нюхают, воруют всякую ерунду почем зря и не могут объясняться без употребления в каждом предложении «как бы» и «на самом деле» в качестве существительного, прилагательного и глагола: «Да, как бы новая коллекция… как бы, ну… как бы, в общем, на самом деле абсолютно как бы шикарна». – Я заинтригован. Что значит «по-всякому»? Неужели встретила высокого темноволосого британца, требовавшего, чтобы ты надевала амазонку и охаживала его стеком? – осведомился Макс, плотоядно ухмыльнувшись. У него довольно примитивное чувство юмора, как правило, оскорбляющее, почти всех знакомых, но лично я нахожу его уморительным. Он постоянно твердит, будто высказывает вслух именно то, что думают остальные. – Ничего подобного. То есть насчет мужчины все верно, а что касается остального, увы… – вздохнула я и честно рассказала о Джеке, о наших невероятных свиданиях и даже о его отношениях с Мадди, умолчав, разумеется, об интимных подробностях. Во-первых, я не из тех, кто делится подобными вещами с посторонними, пусть даже с приятелями. А во-вторых, Макс немедленно примется отпускать на мой счет вульгарные шуточки. Он присвистнул. – Похоже, ты неплохо провела время. Почему такое скорбное лицо? – Ты о чем? То, что я сделала, ужасно. Мадди – моя подруга, а я встречаюсь с парнем, который только что разбил ей сердце, – запротестовала я. Макс состроил рожицу. Он как-то видел Мадди на дне рождения, который та организовала для меня в «Калле Охо», и она совсем ему не понравилась. Он сам прима, а Мадди, естественно, перетянула одеяло на себя и заняла площадку на весь вечер. Она, со своей стороны, была несколько сбита с толку, поскольку не совсем понимала его шуточки и посчитала, будто Макс смеется над ней, как и было на самом деле, хотя ничего такого он не имел в виду. Просто пытался подружиться с ней. Мадди отнюдь не способствовала наведению мостов, постоянно упоминая о Максе как о твоем «голубом дружке», хотя на самом деле он никакой не голубой. – Но ведь ничего не случилось. Она все равно не узнает. Думаю, если бы речь шла о тебе, она не задумалась бы отбить у тебя бойфренда. – Никогда! – запротестовала я, но он только усмехнулся. – У тебя предубеждение против Мадди. – Совершенно верно. Недаром она все стремилась быть в центре внимания даже на твоем дне рождения. Если о ней хоть на секунду забывали, дулась и капризничала. Терпеть не могу эту манеру поведения «я папочкина девочка». Навидался такого на работе. – Ты безобразно преувеличиваешь. Мадди действительно любит быть в центре событий, и что тут такого? Не понимаю, почему вы не смогли поладить! Вы еще хуже моих родителей, – объявила я. Макс только фыркнул. – Ладно, она просто лапочка, но все равно не могу понять, из-за чего столько шума! Тем более что она все равно останется в счастливом неведении. Если только мистер Секси Бритт не проговорится. – Он, кстати, американец. И вряд ли проговорится, – отмахнулась я, но тут же прикусила губу. Потому что Мадди могла все узнать исключительно в том случае, если мы с Джеком будем продолжать встречаться. Что крайне маловероятно. И все же… в моей циничной душе расцвел крохотный росток надежды. Джек попросил у меня номер телефона, рабочего и домашнего, номер факса и даже адрес электронной почты и тщательно записал мне все свои контактные номера. Сто раз пообещал, что позвонит, и не просто ради приличия, а вполне искренне. Макс, видевший меня насквозь, немедленно заподозрил правду. – Поверить не могу, – брезгливо качнул он головой. – Неудивительно, что ты никак не можешь найти себе мужчину. Отгородила себя тысячью жалких, дурацких, педантичных правил относительно того, с кем можно встречаться, а с кем – нет, считаешь, что девяносто девять процентов мужчин гроша ломаного не стоят, а потом влюбляешься в типа, которого вряд ли еще увидишь. Какая-то патология. – Я не влюбилась, – слабо возразила я. – Ну да, как же! Сумела же найти себе Самого Неподходящего в Мире Мужчину: живет в другой стране, встречался с твоей лучшей подругой и никаких шансов, что отношения будут продолжаться! Вот в кого ты втрескалась, – бушевал он, после чего допил вино, снова наполнил бокал и предложил бутылку мне. Я отмахнулась: по рабочим дням мой лимит – один бокал вина. – Господи, кто говорит о любви? Сама знаю, что больше его не увижу: не такая я идиотка, – начала я с достоинством, но тут же испортила все впечатление, предательски покраснев. Макс схватил мою руку и дружески сжал. Он вообще из тех, кто обожает всякие нежности, прикосновения и объятия. – Я никогда не утверждал, что ты идиотка. Совсем наоборот. Просто не хочу, чтобы ты заранее настраивала себя на неудачу. Кстати, ты голодна? Как насчет китайской кухни? Хватай трубку и звони в ресторан. По-моему, рассыльный к тебе неравнодушен, потому что, если заказываешь ты, всегда кладет лишнюю порцию жареной лапши. Когда мы поели, я постаралась отвертеться от очередного, двадцатого по счету просмотра картины «Властелин колец. Братство кольца». Это любимый фильм Макса после «Империя наносит ответный удар». Кроме того, он имел неприятную привычку произносить реплики в унисон с актерами. Уже того факта, что Дафна любила дурацкие фильмы не меньше, чем он, должно было быть достаточно, чтобы жениться на ней. А я поспешила схватить сумку и ретироваться. Открыв собственную дверь, я немедленно швырнула вещи на пол (одно из преимуществ одинокого житья) и облегченно вздохнула. Какое счастье – оказаться дома! Моя квартира совсем не блистала модной обстановкой, как у Мадди или Макса. Большинство мебели куплено в «Икеа», где у клиента не выдаивают последний цент: мягкие подушки, плюшевая обивка, кресло из тех уютных вещиц, в которых можно утонуть на несколько часов, особенно если под рукой хорошая книга. Несколько предметов были заказаны по моему любимому каталогу «Поттери Барн», который Макс, самопровозглашенный эксперт по дизайну середины века, ехидно именует«порно для яппи». Я всегда питала пристрастие к дорогим журналам по домашнему интерьеру, хотя на мои способности декоратора это мало влияло. Для меня это скорее фантазия. Я часами листаю их, рассматривая снимки домовладельцев. Нет, я завидую не их домам. Их жизни. Хочу быть одной из женщин того типа, которые в изящном платьице и остроносых туфельках моют листья салата в раковине в обставленной по последнему крику моды кухне с зелеными стенами, приспособлениями из нержавеющей стали и мраморными столешницами. Того типа, которые обставляют дома небрежной смесью бесценного антиквариата и удачных находок, сделанных на французских блошиных рынках. Того типа, которые развешивают по стенам картины, подаренные им талантливыми авторами. Женщины этого типа не работают за сущие гроши в третьеразрядных журналах, которые обычно стопками лежат в приемных врачей, в то время как посетители дерутся за потрепанный выпуск «Пипл» двухмесячной давности. Я опустилась на рыжевато-коричневое покрывало дивана, положила ноги на журнальный столик и блаженно вздохнула. Слава Богу. Еще один день прошел. Я постаралась поправить статью о Сан-Антонио, неохотно изымая наиболее острые абзацы, делая текст таким же безликим и унылым, как номер «Холидей инн», в котором жила в этом городе. До чего же противно было выхолащивать содержание! Наступят ли времена, когда я смогу писать все, что хочу, не подвергаясь бесконечной правке? Конечно, я могла бы стать независимым журналистом, но конкуренция жестока, и не было никаких гарантий, что мои статьи будут печатать, не говоря уже о том, что в штате редакции у меня все преимущества стабильного жалованья и медицинской страховки. Нет, единственный выход – перебраться в очередной журнал… Но кто меня возьмет? Роберт вряд ли даст мне хорошую рекомендацию (разве что решит воспользоваться шансом от меня избавиться), а мои лучшие работы так и не увидели света, так что вряд ли перед моей дверью выстроится очередь желающих переманить столь ценного кадра к себе обещанием солидного контракта. Значит, я навеки застряла в журнале для старых маразматиков, и с этой угнетающей реальностью нужно смириться. Когда ты молод и мечтаешь о счастье быть взрослым (никакие родители не нудят над ухом: свой дом! свои деньги! конец школе!), до тебя просто не доходит, что вполне можно оказаться на подобной, выматывающей душу работе. Ладно-ладно, может, моя работа не настолько уж и выматывает душу, но до именин сердца ей тоже далеко. Я откинулась на спинку дивана, раздираемая сомнениями, что делать дальше: включить телевизор, где наверняка идет какое-нибудь абсурдное реалити-шоу, или попытаться еще раз отредактировать статью. Но прежде чем успела что-то сообразить, зазвонил телефон. Я лениво подняла трубку, предположив, что это Макс, томимый желанием процитировать наиболее удачное место из фильма. В толк не возьму, зачем нужно крутить его снова и снова, если Макс и без того знает наизусть каждую реплику? Лично я считаю, что он неравнодушен к Лив Тайлер, особенно неотразимой с ушками эльфа. – Привет. Полагаю, это означает, что ты благополучно добралась домой, – произнес знакомый тягучий голос. Мое сердце привычно покатилось куда-то… значит, не Макс! О нет! Этот теперь уже знакомый голос, перелетевший через океан, принадлежал Джеку Харрисону.ГЛАВА 8
– Привет! – встрепенулась я и с ходу выпалила: – Не думала, что ты позвонишь. – Почему? Я же обещал. И позвонил бы еще вчера вечером, но решил, что ты слишком устала, – пояснил Джек. Хотите верьте, хотите нет, я втрескалась в этого парня по уши! И была бы на седьмом небе, позвони он мне хоть в три часа ночи! Но, сообразив, что не стоит терять головы, я спокойно осведомилась: – Что поделываешь? – У нас полночь, так что лежу в постели, – сообщил он с игривыми нотками в голосе. – Специально лег попозже, чтобы поговорить с тобой. Не знал, удобно ли звонить тебе на работу. Меня так и обдало теплой волной. Досада и тоска мигом улетучились, сонливость куда-то пропала, вытесненная притоком новых сил. – Вполне. Но я сижу в клетушке, за перегородкой, так что все будут подслушивать, о чем мы говорим, – пояснила я. – Хорошо, что подождал до вечера. – Я и сам рад. Знаешь, плохо, что ты так мало пробыла в Лондоне. – Верно. Мы почти ничего не увидели. Ни Национальной портретной галереи, ни Музея Виктории и Альберта, ни даже Гайд-парка! – Думаю, это всего лишь означает, что ты должна приехать, и как можно скорее! – воскликнул Джек. Тон был беспечным, но искренним. – Полагаю, ты прав, – согласилась я. – А когда? – Господи, не знаю. У меня работа, и, честно говоря, мне это не по карману, – грустно призналась я. – Я заплачу за билеты, – немедленно предложил Джек, что было унизительно: не хотелось, чтобы он посчитал, будто я прошу денег. Но все же он славный. Славный. До него у меня не было таких славных парней. Нет, разумеется, мне не приходилось иметь дело с желающими, чтобы их укрощали палкой, или нарываться на садистов в кожаных масках, но я всегда слишком увлекалась обаянием, воображая, что такие мужчины более привлекательны, хотя многолетний опыт говорил обратное. Обычно мужчины маскируют обаянием собственную никчемность. Но «славный» – это нечто другое. Совершенно новое. Может, то, к чему я, в конце концов, привыкну. – Э… здорово. Очень великодушно, – пробормотала я. – Но я не могу принять такого подарка. – Еще как можешь! Кроме того, у меня чисто эгоистические мотивы… я хочу снова тебя видеть, – объяснил Джек, будто проще ничего в мире не было. Идея нового свидания была соблазнительной, но при этом возникала куча проблем. Как сказал Макс, не видя больше Джека, я смогла бы (в свое время) забыть его, наш короткий роман и собственное предательство. А если мы будем продолжать встречаться, придется ловчить за спиной Мадди. Способна ли я на такое? Полететь в Лондон к Джеку, ничего не сказав Мадди? А если мы с ней столкнемся? Правда, это маловероятно, но возможно. Особенно если Джек будет водить меня по тем ресторанам, где был когда-то с Мадди и куда она продолжает ходить. С другой стороны, мне действительно хотелось снова увидеть Джека… хотелось с такой силой, что я сама себе поражалась. Господи, как же все запуталось! Я понимала, что следовало бы остановиться прямо сейчас. Ну почему он так мне нравится? В этом-то беда. – Надо подумать – сдалась я. – Вот и хорошо. А теперь расскажи, как прошел день. Что-нибудь интересное?* * *
От: Джека Харрисона <jharrison@britpharm.com>. Кому: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Тема: тест… Дата: 12. ноября, вторник. Прошлой ночью ты спросила, чего мне не хватает в Англии, поэтому я улучил минуту во время невыносимо тоскливого совещания, чтобы ответить. Пять основных вещей, которых мне недостает в Англии: 5. Банкноты в один доллар. 4. Напитки со льдом. 3. Бейсбол. 2. Неизменное обращение «Эй, янк» (да и звучит оно здесь не слишком дружелюбно). 1. Арахисовое масло. Кстати, я правильно записал твой адрес электронной почты? Если нет, и это попадет в какой-то общий ящик «Сэси синьорз», прошу учесть, что мне семьдесят восемь, я ваш постоянный читатель, отчаянно нуждающийся в информации относительно того, в каких домах престарелых имеются самые знойные цыпочки.* * *
От: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Кому: Джеку Харрисону <jharrison@britpharm.com>. Тема: Re: тест… /касательно/. Дата: 12 ноября, вторник. Да, это я и рада узнать, что ты с пользой проводишь рабочее время. Не забывай, в здешней жизни имеются свои неприглядные стороны. Сегодня утром в подземке по пути на работу меня угораздило встать рядом с психом, который ни с того ни с сего стал гладить меня по голове… даже знать не желаю, где были его пальцы до этого. Пришлось сбрызнуть себя лизолом, но ощущение чего-то грязного осталось, и не думаю, что почувствую себя чистой, пока не смогу с головой погрузиться в бочку с кипящей водой и отдраить кожу антибактериальным мылом.* * *
От: Джека Харрисона <jharrison@britpharm.com>. Кому: Клер Спенсер <clairespenser@ssmagazine.com>. Тема: Re: Re: тест… Дата: 12 ноября, вторник. Собираешься быть сегодня дома или строишь планы на психа в метро?* * *
От: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Кому: Джеку Харрисону <jharrison@britpharm.com>. Тема: Re: Re: Re: тест… Дата: 12 ноября, вторник. Не смей говорить в подобном тоне о моем женихе. Впрочем, да, буду дома. А что?* * *
От: Джека Харрисона <jharrison@britpharm. com>. Кому: Клер Спенсер <clairesencer@ssmagazine.com>. Тема: Re: Re: Re: Re: тест… Дата: 12 ноября, вторник. А я думал, что мы начнем разговор с того места, на котором прервались вчера. Насколько я помню, ты сказала что-то насчет того, что тоскуешь, не можешь без меня жить… все такое в этом роде, верно?* * *
От: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Кому: Джеку Харрисону <jharrison@britpharm.com>. Тема: мечты. Дата: 12 ноября, вторник. Поскольку я ничего подобного не говорила, могу только предположить, что это ты мечтаешь обо мне.* * *
От: Джека Харрисона <jharrison@britpharm.com>. Кому: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Тема: Re: мечты. Дата: 12 ноября, вторник. Мм, скорее всего… так оно и есть. Ладно, пора за работу: крушить империи, увольнять людей, губить судьбы. Поговорим вечером.* * *
От: Маделайн Райли <mreilly@nike.co.uk>. Кому: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Тема: жизнь – дерьмо. Дата: 13 ноября, среда. Привет, солнышко. Прости, что не смогла провести с тобой больше времени, когда ты была здесь, и спасибо за то, что пришла и держала мою руку, когда заявился X. До сих пор не могу поверить, что между нами все кончено. Знаю, он был зол на меня, но думала, что буря уляжется. Может, все еще… никак не смирюсь с тем, что из нас двоих только одна была влюблена, понимаешь, о чем я? Как, по-твоему, может, стоит ему позвонить? Вдруг он захочет помириться? Или подождать… вдруг сам придет?* * *
От: Клер Спенсер <clairspencer@ssmagazine.com>. Кому: Маделайн Райли <mreilly@nike co.uk>. Тема: Re: жизнь – дерьмо. Дата: 13 ноября, среда. Почему он злился на тебя?* * *
От: Маделайн Райли <mreilly@nike.co.uk>. Кому: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Тема: Re: Re: жизнь – дерьмо. Дата: 13 ноября, среда. Разве я не говорила? Не хочу излагать подробности по электронной почте. Расскажу при следующей встрече. Значит, считаешь, что я должна ему позвонить? Он казался таким категоричным, когда прощался со мной в субботу, но я не могу не надеяться, что он одумается. Как, по-твоему? Знаешь… впрочем, не важно, я все равно ему позвоню. Мы можем все спокойно обсудить, он поймет, что для расстройства нет причин и вся эта наша ссора – сплошная глупость и много шума из ничего. Я сообщу, чем все кончится.* * *
От: Клер Спенсер <c!airespencer@ssmagazirre.com>. Кому: Маделайн Райли <mreilly@nike.co.uk>. Тема: Re: Re: Re: жизнь – дерьмо. Дата: 13 ноября, среда. Ты все еще на работе или ушла домой? Почему не ответила на последнее сообщение?* * *
От: Норфолк Пегги. Кому: Всем сотрудникам. Тема: празднование дней рождения. До моего сведения довели, что не все Члены Нашей Команды желают участвовать в наших офисных вечеринках по случаю дней рождения. Эти неформальные мероприятия великолепно способствуют поднятию морального духа, а также дают членам семьи «Сэси синьорз» возможность больше общаться. Разумеется, присутствие на подобных собраниях вовсе не обязательно, но на будущее, если кто-то посчитает необязательным их посещать, прошу предупреждать заранее, чтобы мы могли распределить их обязанности между остальными и иметь на столе тот набор продуктов, к которому привыкли. Спасибо за внимание. P.S.: Поскольку список продуктов для дня рождения Дорис в результате неучастия одного из сотрудников оказался неполным, мы дополнительно собираем по 2 доллара с тех, кто решил посетить вечеринку, чтобы заплатить за торт. Дорис, естественно, это не касается.* * *
От: Спенсер Клер. Кому: Норфолк Пегги. Тема: Re: празднования дней рождения. Дата: 14 ноября, четверг. Пегги. Вследствие непомерной загруженности делами я не собираюсь посещать именинные вечеринки в обозримом будущем. Разумеется, я немедленно дам вам знать, если положение изменится. Искренне ваша Клер.* * *
От: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Кому: Маделайн Райли <mrailly@nike.co.uk>. Тема:????? Дата: 14 ноября, четверг. Ты так и не ответила мне… Джеку звонила? Что случилось?* * *
От: Джека Харрисона <jharnson@britpharm.com>. Кому: Клер Спенсер: <clairespenser@ssrnagazine.com>. Тема: прости… Дата: 14 ноября, четверг. Прости, что не смог позвонить тебе вчера вечером. Задержался на работе. Чуть не умер с голоду, пока добрался домой. Ты сегодня будешь на месте?* * *
От: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Кому: Маделайн Райли <mreilly@nike co.uk>. Тема: ты здесь? Дата: 14 ноября, четверг. Где ты??????????????????– О, здорово, что ты на месте! – воскликнул Джек, когда я подняла трубку. На этой неделе он звонил уже третий раз. Я привыкла к мужчинам, обещающим звонить и либо не звонившим вообще, либо выжидавшим две недели, чтобы соизволить набрать номер, а затем делающим вид, что это вполне приемлемый способ общения взрослых людей. Поэтому почти ежедневные звонки из-за океана казались мне чем-то поразительным. – Страшно подумать, как выглядят твои телефонные счета, – выпалила я, но тут же испугалась, что он посчитает меня стервой, и поскорее добавила: – Но я ужасно рада тебя слышать. Меня так и подмывало учинить допрос на тему, звонила ли Мадди, что сказала и что он ответил. И поскольку е-мейл Мадди с объявлением о том, что она собирается позвонить Джеку, совпал с первым вечером, когда он не позвонил мне после моего возвращения домой, я немного побаивалась, что они все же встретились. И никак не могла решить, что хуже: мысль о том, что Джек может проговориться о нашем бурном романе или, что Мадди может завлечь его обратно. В любом случае мне придется паршивее всех. Но поскольку я так и не смогла найти достаточно тактичного способа завести разговор на животрепещущую тему, оставалось только заживо вариться в кипящем масле своей тревоги. – Как прошел день? – поинтересовался Джек. Он всегда начинал разговор этими словами и в отличие от тех, кто привычно задавал подобный вопрос, похоже, действительно ждал ответа. – Хм… давай посмотрим. Я вернула исправленную статью о Сан-Антонио после того, как удалила из нее юмор, краски и фразы, написанные живым языком, так что моему редактору должно понравиться. Кроме того, я в контрах со всей редакцией, поскольку твердо решила больше не праздновать дни рождения в компании своих коллег. – Как Илейн в «Сайнфелде»[9], – хмыкнул Джек. – Что? – Илейн сделала то же самое, когда работала на Питермена. Отказалась посещать ежедневные вечеринки в офисе, но тогда ей нужно было найти способ достать ежедневную дозу, так что она съела кусок свадебного торта пятидесятилетней давности, – пояснил Джек. Как это люди ухитряются помнить подобные вещи? Любой мужчина, которого я встречала, не важно, насколько он умен и насколько сложна его работа, способен процитировать каждый эпизод «Сайнфелда» или «Симпсонов». Интересно, а президент тоже этому подвержен? Что, если, просматривая последний вариант послания о положении в стране, он хмыкает про себя при воспоминании об очередном афоризме Гомера Симпсона?.. – О да, – пробормотала я, надеясь, что Джек не станет думать обо мне, как об Илейн, которую я всегда считала довольно злобной стервой. – Вот так день и прошел. А ты? – Сплошная тоска. Совещались насчет приобретения немецкой фармацевтической компании, но там еще куча проблем, так что я по горло утонул в бумажной неразберихе, стараясь все уладить. Ничего не скажешь, волнующее времяпрепровождение. – Похоже, что так. Я всегда мечтала об интересной работе вроде этой, об умении разбираться в финансовой и корпоративной терминологии, Но, к сожалению, так и осталась невеждой. Меня в первый же день выгнали бы за некомпетентность. Никогда не могла понять жаргона, на котором объясняются эти люди, особенно когда начинают говорить о поглощении одной компании другой и тому подобных вещах, – засмеялась я. – Уверен, что ты талантлива во всем, но почему тебе нравятся подобного рода занятия? У тебя лучшая в мире работа: путешествовать и бесплатно обедать в любом ресторане. Я фыркнула. – Ах да. Гламурная жизнь журналистки для пенсионеров! – Может, следует перейти в другой журнал? – предложил Джек. – Легче сказать, чем сделать, – вздохнула я. – Можно подумать, глянцевые журналы рвут меня на части, умоляя вести для них колонку путешествий! Честно говоря, мне очень повезло получить эту работу, хотя я вечно об этом забываю. Постоянно раздражаю босса… – А какой он? – Типичный несостоявшийся хиппи, о чем всю жизнь жалеет. Псих, жуткий тип. Ненавидит меня. – Почему? – Терпеть не может мой литературный стиль, и, честно говоря, его трудно винить. Я пишу не для нашей возрастной аудитории, а такие статьи, которые сама хотела бы прочитать. По идее, я бы должна быть более уступчивой. – С чего это? Тебе должно быть позволено писать, о чем пожелаешь! Просто нужно найти такой журнал, где твой стиль придется к месту, – посоветовал Джек, будто такое было легче легкого. – Ну, раз уж ты об этом упомянул, издатели просто осаждали меня телефонными звонками, после того как прочли мой захватывающий обзор «"Мир Диснея" – лучший отдых для старшего поколения», а теперь умирают от желания переманить меня к себе, чтобы я смогла и для них писать столь же проникновенные истории, – объявила я.
– А разве «Мир Диснея» – лучшее место отдыха для старшего поколения? – простодушно удивился Джек. – Конечно, ребятишки его обожают, но я всегда считал, что взрослые без детей всячески стараются его избегать. – Ну откуда мне об этом знать? Я всего лишь пишу о подобных вещах, но разбираться… нет, это не для моих мозгов. – Во всяком случае, нужно надеяться. Может, что-нибудь подходящее и подвернется. Я вовсе не искал работу, когда получил предложение от «Брит фарм». Со мной связался «охотник за головами», я, сам не зная зачем, решил пойти на собеседование, и взгляни только, чем это кончилось. – Видишь ли, мне неприятно говорить это, но я-то не блестящий адвокат в престижной юридической конторе, так что «охотники за головами» вряд ли постучатся в мою дверь, – буркнула я. – Никогда не знаешь, кто постучится в дверь, – заверил Джек. – Только не уверяй, что ты один из тех безумно жизнерадостных оптимистов, у которых стакан всегда наполовину полон, а не наполовину пуст! Я этого не выношу, – отрезала и, хотя на всякий случай постаралась сохранить шутливый тон, чтобы он не обиделся. – Полагаю, ты не хочешь, чтобы я советовал тебе ждать своего шанса? – Пожалуй, лучше не надо. – Как насчет унылой фантастической ирландской ионии? – предложил Джек. – Валяй, – разрешила я. – Э… ладно, не знаю я никаких унылых фантастических ирландских стихов, – признался он. – Зато знаю кучу неприличных лимериков..[10] Британцы обожают лимерики, пользуются ими как орудием пытки. Заставляют тебя пить теплое пиво, а потом вынуждают учить наизусть идиотские рифмы. Я засмеялась и поглубже забилась в угол дивана, положил голову на мягкий плюш. – Ладно, тогда давай лимерик, – велела я, чувствуя, как плохое настроение, неизменно сопровождавшее меня домой с работы, снова рассеивается, как часто бывало, когда я разговаривала с Джеком.
От: Макса Леви <babafett5473@botmail.com>. Кому: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine. соm>. Тема: потрясен, но не тронут. Дата: 19 ноября, вторник. Три слова: Ты. Я. Новый фильм из «бондианы», сегодня вечером /о'кей, восемь слов/. P.S. Пожалуйста, соглашайся. Дафна отказывается идти в кино со мной… что-то насчет злонамеренных корпораций, стоящих за кинобизнесом, ля-ля, тополя…
* * *
От: Клер Спенсер <clairespencrer@ssmagazine.com>. Кому: Максу Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Тема: Re: потрясен, но не тронут. Дата: 19 ноября, вторник. Сегодня не могу. Может, в пятницу?* * *
От: Макса Леви <bobafett5743@hotmail.com>. Кому: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Тема: друзья-придурки. Дата: 19 ноября, вторник. Вздыхаю… томлюсь… все что угодно. Только скажи, что не бросаешь меня ради очередного телефонного воркования с мистером Обаяние.* * *
От: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Кому: Максу Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Тема: Re: друзья-придурки. Дата: 19 ноября, вторник. ХХХООО.* * *
От: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Кому: Маделайн Райли <mreilly@nike co.uk>. Тема: ты еще жива? Дата: 20 ноября, среда. Ладно, я начинаю волноваться. Ты не отвечаешь ни на письма, ни на телефонные звонки. Пожалуйста, срочно ответь, Я вправду тревожусь.– Эй, это я. – Мадди! Господи, где ты была?! Я целую неделю пытаюсь достучаться до тебя! Честно говоря, не так уж я и волновалась: иногда мы неделями не разговаривали. Но мое беспокойство по поводу ситуации с Джеком медленно нарастало, пока я не почувствовала себя паровой машиной, готовой в любую минуту взорваться. – Знаю, и прости, пожалуйста. На работе сплошной кошмар, и я пыталась как можно меньше бывать дома, чтобы не страдать в одиночестве, – со вздохом пояснила она. – Как дела? – Ужасно. Господи, Клер, я понятия не имела, что это так больно. Я пережила, фигурально говоря, десятки разрывов, но никогда не испытывала ничего подобного. Что-то вроде наркотической ломки. Не могу спать, меня трясет от слабости, я едва способна сосредоточиться на работе, – пожаловалась Мадди. Судя по всему, ей было действительно паршиво. И голос усталый. Куда-то пропали обычные задорные нотки. Мое сердце сжалось от сочувствия и стыда. – Мне ужасно жаль, – промямлила я, чувствуя себя самой большой в мире лицемеркой. – Знаю, солнышко, спасибо, – снова вздохнула Мадди. – Э… так что ты писала по электронной почте на прошлой неделе? Что-то вроде того, что Дж… Харрисон злился на тебя? – Господи, сейчас я просто не вынесу разговоров на эту тему. Не обидишься, если поговорим об этом позднее? Это долгая, печальная история и… ладно, – хмыкнула Мадди, с легким оттенком прежнего веселья. – Во всей этой истории я выгляжу не с лучшей стороны и не думаю, что смогу стерпеть твое неодобрение. – О, я не стала бы осуждать тебя, – заверила я. – Ну, словом, мне не хочется пускаться в подробности. Но даю слово честно поделиться с тобой… в свое время. Так или иначе, на прошлой неделе я позвонила Харрисону, да-да, знаю, ты советовала не делать этого, надо было послушаться… и он вроде бы отвечал совсем спокойно. Только очень… – Она помедлила. – …категорично. Очевидно, он твердо уверен, что между нами все кончено. Финиш. – Господи, – произнесла я, не найдя более вразумительного ответа. Мне все еще было любопытно знать причину охлаждения между Джеком и Мадди, но сейчас лучше не допытываться. Рано или поздно она обязательно расскажет, ну а пока станет всячески избегать этого. – Да. Но я не сдаюсь. По-моему, ему следует дать время. Разве не это говорят о мужчинах? Они могут уйти, но всегда возвращаются. Честно говоря, раньше я этой мудрости не слышала, если только она не относилась к женатикам, покидающим своих жен и детей ради другой, более молодой, более упругой плоти, которые потом, сообразив, что выбрали не тот товар, терзаются муками сожаления и тоскуют по брошенным семьям. И я даже не могла бы сказать, насколько часты бывают воссоединения родственников. – Что же, бывает, – согласилась я. – Кстати, почему ты зовешь его по фамилии? – Все началось с шутки. Мы играли в теннис, и он стал называть меня «Райли», ну, знаешь, как парни обычно окликают друг друга, когда занимаются спортом. В ответ я стала обращаться к нему «Харрисон», а потом так и повелось. Это была наша игра, такая игра для двоих, ясно? Мне было ясно. Пусть я давно ни с кем не встречалась, но такую вещь, как игра для двоих, понимаю прекрасно. Мы с Сойером любили читать те разделы воскресных выпусков «Нью-Йорк таймс», где давались репортажи о роскошных домах, и вместе фантазировали на тему покупки шикарного поместья в Саг-Харбор или Саутгемптоне. Тоже своеобразная игра. – Так что ты хотела сказать мне? – спросила Мадди. Я понятия не имела, о чем она. – В своем сообщении ты написала, что хотела что-то мне сказать. Неужели не помнишь? – О… – выдохнула я, отчаянно пытаясь что-нибудь придумать. В очередном припадке самобичевания я решила признаться во всем Мадди, рассудив, что честность – лучшая политика и что я обязана сказать подруге правду. Но теперь никак не могла сообразить, почему посчитала это такой блестящей идеей. В конце концов, как только я проговорюсь, случится вот что: а) она здорово обозлится на меня и б) придется пообещать никогда больше не видеться и не разговаривать с Джеком. Ни то, ни другое вовсе не привлекало. Мне не терпелось созвониться с Джеком и рассказать о своей последней, крайне оскорбительной для шефа выходке. Я настроила настольное радио на канал местной станции, ведущей передачи консервативного толка. Проходя мимо, Роберт услышал обрывок очередной речи, после чего щека его задергалась и он принялся бормотать себе что-то о реакционерах-фашистах. Я считала этот свой ход просто гениальным. – Не могу вспомнить, что имела в виду, наверное, ничего особенно важного, – вяло ответила я. И подумала: когда-нибудь я все ей расскажу. Ну конечно, расскажу. Только не сейчас.
ГЛАВА 9
Несколько дней спустя я обедала со своей подругой Джейн Суонн. Джейн была студенткой-практиканткой в «Сэси синьорз» в первый год моей работы там, но с тех пор успела закончить Нью-Йоркский университет и нашла работу в «Рануэй», новом журнале мод и сплетен о знаменитостях, быстро становившемся популярным. Я пыталась не возненавидеть ее за это. Она занимала довольно скромную должность помощника заместителя редактора отдела косметики, но я знала, как талантлива Джейн, так что ее восхождение по служебной лестнице – всего лишь вопрос времени. Пока это не произошло, и она застряла на работе, которая была всего лишь чуть похуже моей, я еще могла выносить ее общество, тем более что она, как и я, тяжко страдала под игом тирании своей начальницы. – На прошлой неделе злая Бавморда заставила меня сделать ей педикюр, – пожаловалась она. Бавморда – не слишком лестная кличка ее руководительницы, имеющей репутацию суперкапризной дивы. Это имя королевы-злодейки в фильме «Уиллоу». – Она собиралась на шоу «Тудей», чтобы написать новую статью о продаже косметики, и настаивала на том, чтобы надеть новые босоножки от Маноло Бланка, но не успела забежать в салон. Поэтому заставила меня сидеть на полу в ее офисе, сама размахивала своими вонючими ножищами перед моим носом, а мне пришлось подпиливать и покрывать лаком ее ногти, пока она звонила своим друзьям. Да нет, не по делу: просто приглашала к себе на вечеринку с коктейлями. А меня не пригласила, представляешь? Я покачала головой: – Омерзительно! Но ты имела полное право отказаться. Джейн фыркнула и яростно ткнула вилкой в салат из капусты с морковью. – Ну да, как же! Знаешь, сколько людей готовы на убийство ради такой работы, как у меня! Да они стали бы пятки ей лизать из-за места в журнале! – Пожалуйста, не надо о пятках, когда я ем, – взмолилась я. Почему-то разговоры о ногах вызывают у меня тошноту. Конечно, немного странно иметь подобную фобию, но ничего не поделаешь – мысли о мерзко пахнущих, покрытыми мозолями ногах не способствуют моему пищеварению. Мы обедали в закусочной на Бродвее, расположенной как раз посредине между нашими офисами. Поскольку я перманентно сижу на диете, пришлось довольствоваться не слишком аппетитным сандвичем с индейкой и желтой горчицей на хлебе из муки грубого помола с вялым кусочком соленого огурца сбоку. Джейн, как все люди с хорошим обменом веществ, остается элегантно-стройной, что и в каких количествах ни ела бы. Вот и сейчас она вгрызалась в гигантский сандвич Рубена[11], истекающий расплавленным сыром и соусом «Тысяча островов». К сандвичу прилагалась гора картофельной соломки, чашка с салатом и огромный стакан коки (не диетической). Я точно знаю, что некоторые морские пехотинцы заглатывают за обедом меньше калорий, чем Джейн. Всю жизнь верила, что истовый подсчет калорий помогает держать вес в норме, поэтому живо заинтересовалась столь необычным феноменом: женщиной, которая ежедневно поглощает в три раза больше калорий, чем необходимо, и все же остается изящной тростинкой. Куда деваются все эти калории? Неужели ее организм обладает сверхгероической силой не впитывать их? Или она заключила договор с дьяволом? – Как ты можешь все это съесть? – все-таки удивилась я, хотя спрашивала то же самое каждый раз, обедая с Джейн. Правда, удовлетворительного ответа ни разу не получила. – Не знаю, – пожала она плечами, абсолютно безразличная к собственной способности пожирать, подобно нападающему форварду, тонны еды без всякого ущерба для фигуры. Это так меня задело, что я просто не смогла не обратить к Господу маленькую молитву о том, чтобы фортуна отвернулась от Джейн и в один прекрасный день она бы проснулась такой же толстой и неповоротливой, как борец сумо. Наверное, я испытала бы такое же неподдельное удовлетворение, как в то утро, когда оказалось, что королева красоты нашей школы передержала перекись на волосах, так что они позеленели, как окислившаяся медь, и полезли клочьями. – Послушай, а ты делала что-то подобное, чтобы сохранить работу? Что-нибудь гнусное, унизительное и ужасное? Ну, может, спала с боссом или что-то в этом роде? – с надеждой спросила она. Идея секса с Робертом была еще тошнотворнее, чем разговоры о немытых ногах. Меня передернуло. – Нет, ничего подобного. Хотя когда я училась в колледже и проходила летнюю практику в журнале «Домоводство», пришлось проводить больше времени, нянча ребятишек моего редактора, чем работать в редакции. Их любимой игрой была «Швырни что-нибудь в Клер», предпочтительно твердые острые предметы. Очевидно, выигрывал тот, кто первым пускал кровь. Судя по унылой физиономии Джейн, она считала, что сидеть с детишками, даже с таким отродьем дьявола, далеко не так унизительно, как принудительно обрабатывать чужие ногти. – Не расстраивайся, – утешила я. – Не вечно тебе сидеть на этой должности, а в журнале ты обзавелась прекрасными связями. Закончив колледж, я два года работала заместителем редактора «Кэт крейзи». Может, потому я теперь работаю в «Сэси синьорз» а не в «Вог». По крайней мере, ты начала немного повыше, чем я в свое время. Это, казалось, немного утешило Джейн. – Да, полагаю, ты права. Я бы вообще сдохла от скуки, если бы пришлось работать в одном из этих идиотских журнальчиков. Уж лучше делать педикюр Бавморде! Только не обижайся, – поспешно добавила она. – А что будешь делать в День благодарения? Я не сразу поняла, о чем идет речь, и едва вспомнила, что до праздника осталась всего неделя. – Господи, не знаю! Совсем забыла! Джейн выразительно закатила глаза: – от это да! А я еду домой в Буаз. Так и не смогла отвертеться, а родители меня достали! Я попыталась припомнить, говорила ли с родителями насчет планов на День благодарения. Вот что получается, когда твоя термоядерная семейка затевает безумный развод: праздники становятся теми событиями, на которых все усердно стараются избегать общения. Похоже, в этом году нам всем это удалось. Мамочка с отчимом живут во Флориде, папаша с мачехой – в Мэриленде, недалеко от того города, где я выросла. Поскольку я не позаботилась заказать билеты, чтобы навестить одну из вышеуказанных пар, сомнительно, что мне удастся покинуть город. Правда, идея о четырех свободных днях, проведенных в безделье и одиночестве, вдруг показалась восхитительной. Можно часами лежать в ванне, листая книжки в мягких обложках, которые я закупала тоннами и не находила времени прочесть, отоспаться как следует. Этакая мини-передышка от круговорота жизни. – Думаю, что останусь в городе, – пояснила я, все больше поддаваясь соблазну. Может, я даже решусь снять уродливый цветочный бордюр с обоев в кухне, оставленный предыдущим жильцом, который, по всей вероятности, использовал для этой цели суперклей. Я уже давно отрывала клочки от мерзкого «украшения», но, наверное, понадобится что-то вроде промышленной паровой установки, чтобы удалить все до конца. – Счастливица! А вообще как дела? Встречаешься с кем-нибудь? – допытывалась Джейн. Ей всего двадцать пять: слишком наивна, чтобы знать, что подобные вопросы не задают женщинам за тридцать. Поэтому я решила ее извинить. – Что-то вроде, – неохотно выдавила я, разрываясь между отчаянным желанием поговорить о своем романе с Джеком и сознанием того, насколько кошмарным будет мое признание в том, что он только что порвал с моей лучшей подругой. – Познакомилась с одним парнем в Лондоне две недели назад, и с тех пор мы постоянно перезваниваемся и переписываемся по электронной почте. – Правда? Расскажи мне все! – потребовала Джейн с куда большим энтузиазмом, чем я от нее ожидала. Я точно знала, что в ней кипит неутолимая жажда развлечений, в то время как мне трудно припомнить, каково это: иметь достаточно энергии, чтобы после рабочего дня до утра таскаться по ночным клубам. Мне казалось, что ничем не примечательное общение между двумя людьми не первой молодости и к тому же разделенными океаном покажется ей невыносимо тоскливым. – Нечего особенно рассказывать, – солгала я. – Познакомились с ним в самолете, по пути в Лондон. Там мы несколько раз встретились и с самого моего возвращения остаемся на связи. – Ты единственная из моих знакомых, способная так занудно описать бурный роман со знойным иностранцем, – пожаловалась Джейн. – Я надеялась на пикантные подробности. – О, этого ты от меня не дождешься. Но он действительно хорош, – призналась я. – Только он американец. – Уу, вот это уже не забавно. Меня тошнит от американцев, – с пресыщенным видом отмахнулась Джейн. – Все на одно лицо. Желаю выйти на охоту и подстрелить горячего итальянца или француза. Брюнета со сложной натурой и сильным акцентом. Как, по-твоему, Жерар Депардье сексуален? – Эээ… нет. – Мне тоже так кажется, если не считать акцента. Просто ням-ням. Я помешала чай со льдом, потыкала ложечкой в разбухший кусочек лимона, плававший среди полурастаявших ледяных кубиков. – Не знаю. Никогда не встречалась с европейцем. Думаю, все дело в их снисходительном отношении к полигамии. К тому же я считаю французов чересчур суетливыми. Джейн уставилась на меня, как на двуглавого дракона. – А ты сторонница моногамии? – фыркнула она. – Да кому она нужна? Сплошное женоненавистничество. Да и сама теория давно устарела! Теперь я вспомнила, почему не слишком часто вижусь с Джейн. В ее обществе, разумеется, легко и приятно, но я всегда чувствую себя пожилой матроной. Разумеется, моногамия чересчур для нее пресна. Когда твои груди и зад находятся приблизительно в тех же местах, где были в шестнадцать лет, вполне естественно, что ты стремишься больше внимания уделить мимолетным наслаждениям, чем постоянным отношениям. – Не согласна. Я думаю, что неверность разрушает семью, – возразила я, подумав о многочисленных связях моего отца, погубивших брак родителей. Папочка так и не осознал того простого факта, что обмен брачными обетами автоматически кладет конец его гулянкам. Мне было пять лет, когда мать впервые вышибла его из дома. Помню, как в ночь его ухода съежилась в постели, отчаянно надеясь, что теплый кокон подушек и одеял защитит меня от нарастающего грохота скандала. На следующий день дом казался зловеще пустым. Я случайно наткнулась на сидевшую на полу мать с белым атласным свадебным альбомом на коленях и маникюрными ножницами в руках. Ножницами, которыми она не торопясь резала фотографии на мелкие кусочки. Но время прошло, она остыла, пустила отца обратно… чтобы вытолкать через два года, когда его очередная подружка позвонила и объявила матери, что сопровождала папочку в деловую поездку в Сан-Диего. И карусель завертелась с новой силой; вопли, скандалы, смена замков, слезливое воссоединение, сопровождаемое периодом безразличного антагонизма, за которым следовало новое обличение в неверности, пока супруги, наконец, к обоюдному удовлетворению, решили прекратить мучить друг друга и развелись. Как я сказала, их брак, вряд ли можно назвать образцовым. – Ну, так как насчет нового бойфренда? Это у вас серьезно? Бойфренд. Я перекатила слово на языке, и мне понравилось, как оно звучит. – Не знаю. Может, и нет. Не забывай, он живет в Англии. Но я пытаюсь не слишком много думать об этом, – ответила я, гадая, когда успела стать такой законченной лгуньей. С самого своего возвращения я только об этом и думала. – О, вспомнила, что хотела тебе сказать! Знаешь, что «Ритрит» ищет новых авторов? «Охотник за головами» разослал электронные письма буквально всем в «Рануэй». Приглашают на собеседование. Здорово! Джейн всего несколько лет как из колледжа и уже получает письма от охотников за головами. Но… вакансия… заманчивая мысль. Я понимала, что шанса получить работу нет: «Ритрит» – не моя лига. Шикарный журнал для богатых туристов с той же читательской аудиторией, что у «Таун энд Кантри» и «Вог». Его обозреватели пишут об эксклюзивных карибских курортах и отелях в Сиднее или Стокгольме, известных четырехзвездочными отелями и современной архитектурой. На изысканных страницах «Ритрит» статьи гнездятся между рекламой багажа от «Луи Вюиттон» и часов «Патек Филип», а слово «бюджет» если и употребляется, то исключительно иронически. Вряд ли там понадобится автор, хорошо изучивший сеть недорогих отелей, ресторанов 11 методов дешевого питания (обедать пораньше, не пить коктейли, просить завернуть остатки для собаки и тому подобное). Вероятность почти равна нулю. Но попытка не пытка. В крайнем случае, мне откажут. Но не убьют же! Кроме того, именно в этом я нуждалась, чтобы отвлечься от мыслей о Джеке. В поисках работы! – Собираешься попробовать? – спросила я в надежде, что она скажет «нет». В конце концов, Джейн – моя подруга, и я не могла претендовать на место, которого добивается она, хотя ирония ситуации до меня доходила как нельзя лучше. Я легко подхватила экс-бойфренда лучшей подруги, и все же моральные принципы не позволяли мне соперничать с бывшей коллегой. Очевидно, я не совсем пропащая, как ни странно. – Господи, нет, конечно, – отмахнулась Джейн. – Здесь у них нет офиса, а я ни за что не перееду на Средний Запад. – Средний Запад? Джейн, редакция «Ритрит» в Чикаго! Не думаю, что тебе придется приобрести комбинезон и вилы, дабы трудиться там на ниве туризма. – Самое главное, что это не Манхэттен, а значит, на цивилизацию нет и намека, – категорично заявила Джейн. Я втайне очень обрадовалась. Если она не собирается участвовать в гонке, значит, я с чистой совестью могу выслать свое резюме. И кто знает, может, другим авторам тоже не слишком захочется покидать Нью-Йорк, так что конкуренция будет не такой свирепой? Что же до меня, я с радостью поселилась бы на кукурузной ферме… нет, в свинарнике на кукурузной ферме, – если это означало бы свободу от Роберта и «Сэси синьорз». Остаток дня я тайком работала над резюме, искренне надеясь, что Роберт или Пегги не возникнут за спиной, поймав меня на месте преступления. Я пыталась понять, могут ли произвести впечатление мои статьи в «Домоводстве», «Кэт крейзи» и «Грейт аутдорз» (журнал, в котором я работала как раз до «Сэси синьорз», – тогда Мадди безжалостно издевалась надо мной, расписывая, как абсурдно считать, будто пикник в Центральном парке полон трудностей и достоин описания в журнале, посвященном походам и отдыху на лоне природы) или достаточно одного упоминания о «Сэси синьорз», и они рассмотрят мое резюме, перед тем как окончательно отвергнуть. Меня так и подмывало присочинить кое-что вроде практики в «Элль» вместо «Домоводства». Но я так и не решилась. Журнальный мир тесен, и всегда имеется шанс, что если я совру о работе в «Элль», собеседование будет проводить тот, кто действительно там трудился. К концу дня я вспомнила разговор с Джейн о Дне благодарения и решила все-таки позвонить родителям и узнать их планы на следующую неделю. Каждый, разумеется, будет расстроен, узнав, что я не собираюсь приехать, поэтому лучше действовать дипломатически, пообещав навестить их в ближайшем будущем и все такое. Не стоит портить отношения. Сначала я набрала номер мамочки. Та подняла трубку после первого же звонка: – Алло? – Привет, ма. – Кто это? – Нетерпеливый вздох. Подумать только, у этой женщины всего двое детей… неужели так трудно узнавать каждую дочь по голосу? И почему даже после стольких лет она все еще сохранила способность называть во мне чувство неполноценности? Да и что такое звонок дочери по сравнению с еженедельным сеансом маникюра?! – Это твоя дочь Клер. – О, привет, крошка. Как раз хотела тебе позвонить. Слышала, что Памми и Гектор Томпсон разводятся? В голосе ее, наконец, появилось нечто вроде энтузиазма. С самого своего развода мать жадно впитывает каждую новость о супружеских разногласияхдругих пар. Довольно неприятная привычка, напоминающая мне о тех старичках, которые почти не выходят из дома, целыми днями слушая новости на полицейской волне об автокатастрофах и облавах на наркопритоны. Не слишком лестный образ, особенно если знать матушку, которая вот уже много лет является одной из самых, на мой взгляд, элегантных женщин. В отличие от Элис, сестры, я не унаследовала ни материнского изящества, ни манер, ни стройной фигуры, а вместо этого пошла в высокого, громоздкого отца. Подозреваю, матушка никогда не простит мне такое отступничество. – Нет, я не поддерживаю связи с прежними соседями. Только с отцом. Кстати, я звоню насчет Дня благодарения. – А в чем дело, дорогая? – Ну… не знаю твоих планов… – пробормотала я, готовясь к взрыву материнских нападок после объявления о том, чтобы меня не ждали. – О, разве я не сказала? Мы с Говардом отправляемся в круиз! Правда, здорово? Отплываем в среду из Форт-Лодердейла, затем направляемся в Ки-Уэст и еще куда-то в Мексику… забыла название… Говард! – Мать даже не позаботилась отвести подальше трубку и так завопила в микрофон, что я не на шутку испугалась, уверенная, что моей барабанной перепонке нанесен нешуточный ущерб: – Говард! Как называется то место в Мексике, где мы должны остановиться? Джорджтаун? Нет, не так. Название должно быть мексиканским. – Не важно, ма. Мне совершенно ни к чему название, – взмолилась я, с трудом вынося жуткий шум. – Да, разумеется, но, не правда ли, как все это волнительно? Танцы каждый вечер, большой праздничный стол, и Андерсоны тоже едут… ты знаешь Андерсонов? – Нет. – Ну, как же! Они живут напротив нас! – жизнерадостно пояснила мать. Я подняла глаза к небу. Никакие Андерсоны мне не известны, и я поверить не могла, что она строит планы на День благодарения, не посоветовавшись со мной. Господи, и это моя мать! Неужели ей все равно, что я останусь одна все праздники?! – А я? Как насчет меня? Бросаешь? – Солнышко, ты взрослая, – рассмеялась мать. – И я полагала, ты собираешься навестить отца и ту женщину. Мама никогда не называет мою мачеху по имени. Думаю, ее трудно винить, тем более что папаша стал встречаться с Митци, когда еще был женат на матери. – Нет, понятия не имею, что они делают. – Видишь ли, я пригласила бы тебя, но точно знаю, что все билеты на круиз распроданы. Габмены… ты ведь знаешь Габменов, так? – Нет, – буркнула я. Но матушка продолжала трещать, словно не слыша. Впрочем, вероятно, так оно и было. – На прошлой неделе Габмены пытались заказать билеты на этот же круиз, но ничего подходящего уже не было. Они записались в резерв, но не похоже, что им повезет. Кошмар, правда? Потому что у них вряд ли есть другой вариант на эти праздники. Впрочем, они всегда могут пойти в гости к Доналдсонам, – заливалась она. Потрясающе! Матушка не только плевать на меня хотела, но и куда больше озабочена неудачей Габменов, чем счастьем собственного ребенка! Я все-таки отделалась от нее, но прежде пришлось выслушать, что дочь Доналдсонов (которую я в жизни не видела) только что закончила юридический колледж, и не фантастика ли это, и как матушка мечтала о том, чтобы я получила докторскую степень в любой области. Я, наконец, сумела попрощаться. Набрала номер отцовского офиса: – Привет, па. – Привет, тыквочка! Разве ты не на работе? – На работе. Просто звоню, чтобы узнать, какие планы у тебя и… э… Митци (я всегда запинаюсь на дурацком имени мачехи, более подходящем какому-нибудь шнауцеру) на День благодарения. – Разве мы не говорили? Летим в Сан-Франциско повидаться с твоей сестрой, а потом отправляемся в поездку по винодельням, – сообщил отец. Полагаю, я заслужила это за почти полное равнодушие к Элис. Мы так редко перезваниваемся, что мне не от кого узнать о родительских замыслах. – Вот как? Я ничего не знала, – пробормотала я. – Мы вылетаем во вторник, проведем несколько дней с Элис, а потом возьмем напрокат машину – и вперед, на север, через долину Сонома. А ты что будешь делать? Какие-то планы? – Никаких, – подчеркнула я. – Я бы пригласил тебя в компанию, но вряд ли ты сможешь раздобыть билет в такое время, – продолжал отец. Теперь я знаю, что должен был испытывать герой фильма «Один дома», когда родные забыли его на праздники. Может, именно этим мне стоит заняться в День благодарения. Возьму в видеопрокате кассеты с «Один дома – 1,2 и 3» (кстати, а существует ли «Один дома 33»?) и просмотрю все за телевизионным ужином с индейкой самого отвратительного сорта, из тех, что замораживают в алюминиевой фольге: картонная на вкус индейка, водянистое картофельное пюре и яблочный компот, который по какой-то причине перегревается в микроволновке так, что может ошпарить рот, если хлебнуть его сразу. Нет, я человек взрослый и понимаю: когда родители решили, будто их брак исчерпал себя, это положило конец милым, живописным семейным торжествам. Не то чтобы в нашей семейке когда-то бывали подобные праздники. Честно говоря, мои воспоминания о прошлых праздниках довольно смутны. Все, что я помню, – бесконечное волнение. Напряженные голоса, ехидные реплики насчет того, куда стоит пойти мамаше моего отца, если ей не нравится идея подавать жареную свинину на Рождество. Но разве я надеялась на слишком многое, мечтая, чтобы хотя бы один из родителей постарался включить меня в свои планы? Мало того, я всегда считала, что разведенные родители просто обязаны пытаться завоевать привязанность детей обещаниями купить пони, например… и уж, во всяком случае, не плевать на них подобным образом. Отделаться от папаши всегда было куда легче, чем от матери. По-моему, он испытывал смутную неловкость, говоря непосредственно со мной, что приходится делать, поскольку теперь рядом не было матери, которая переводила бы ему все сказанное мной и сестрой. Собственно, все, что мне следовало сделать, – туманно намекнуть на менструальные колики, и он немедленно реагировал: – О, в таком случае я тебя отпускаю. Едва я положила трубку, как на пороге моей клетушки появилась Элен. – Я невольно услышала, о чем ты говорила. Тебе некуда поехать на День благодарения! – сочувственно воскликнула она. Поскольку Элен была единственной из коллег, общество которой хоть как-то можно было выносить, я постаралась не выказать раздражения ее страстью подслушивать. Кроме того, она была не так уж и виновата: хочешь ты того или нет, а из-за хлипких перегородок доносятся каждое слово, каждый шорох. Как я мечтала иметь кабинет с настоящей дверью… а ведь у меня не было даже окна. Я бы удовлетворилась и чуланом уборщицы или хотя бы письменным столом, приткнувшимся рядом с протекающим нагревателем для воды. – Ничего страшного, – отмахнулась я. – Просто у родителей другие планы, но я и без того не собиралась ехать к ним. – В таком случае, может, захочешь провести праздники с моей семьей? – пригласила Элен. Я была невероятно тронута. А люди еще говорят, что ньюйоркцы холодные и бессердечные! Можно только представить, каковы родные Элен: большая, гостеприимная, шумная компания. Возможно, у них существует традиция обходить стол и перечислять, за что они благодарны Богу и стране, или даже сушить вилочковую кость индейки, чтобы дети ломали ее, загадывая желание. И обед, должно быть, представляет собой нечто из телесериала «Галерея славы» Холмарк[12]: сочные золотистые индейки, горы картофельного пюре и домашние пироги с тыквой, поданные на бабушкином фарфоре и льняных скатертях. Сама мысль об участии в чем-то таком теплом и семейном вызвала слезы на глазах. В приступе ностальгии я уже была готова принять предложение, но тут Элен добавила: – В моей семье существует традиция, по которой кто-нибудь каждый год приводит на обед в честь Дня благодарения заблудшую овцу: так мы называем людей, которым негде провести праздник. Для нас это имеет огромное значение. И обычно все проходит так торжественно… кроме того года, когда мой сын Джо привел домой человека, которого посчитал бездомным стариком, а тот оказался шизофреником, только что сбежавшим из психушки. Гость пытался взять в заложницы мою невестку, угрожая ложкой, которой та поливала индейку соусом. Пришлось вызвать полицию, чтобы увела беднягу. Но в остальных случаях все обошлось как нельзя лучше. И мои будут рады видеть тебя. Мы все так беспокоились, что сроки подходят, а никто из нас еще не нашел заблудшую овечку. Идея стать любимой заблудшей овцой семейки Элен показалась мне настолько унизительной, что все мысли насчет обеда в стиле обложки кисти Нормана Рокуэлла[13] мгновенно исчезли. До чего же я низко пала, если кто-то из жалости приглашает меня наравне с каким-нибудь психом с ложкой для соуса! – Э… очень мило с твоей стороны, но мой сосед устраивает званый ужин и пригласил меня, – солгала я. – Вот как, – пробормотала Элен, явно разочарованная тем, что ей не удастся покрыть квоту заблудших овечек за мой счет. – Что же, если передумаешь, приглашение остается в силе. – Спасибо, буду иметь в виду, – кивнула я. Вечером, когда позвонил Джек, я все еще кипела гневом по поводу столь явного равнодушия родителей. У него вошло в привычку звонить мне почти каждый вечер в семь по нью-йоркскому времени. Если кто-то из нас не мог явиться на «телефонное» свидание, днем мы всегда отправляли друг другу электронные письма. Поразительно, как быстро мы смогли впасть в рутину, почти как настоящая парочка. Не то чтобы мы были парой, разумеется… я понимала, насколько абсурдно это звучало в нашем случае. Я рассказала Джеку о том, как поступили со мной родители, при этом стараясь сохранять беспечный тон и не выказывать истинных чувств. Не хотела, чтобы он подумал, будто родные намеренно избегают меня, и тем самым дать понять, будто со мной что-то всерьез неладно. – Итак, в тридцать два года я стала сиротой. Практически. Хотя вряд ли мне следовало бы жаловаться, поскольку у тебя даже праздника нет. – Да, в Англии не принято отмечать американские праздники, – согласился Джек. – Но в этот уик-энд я все равно уезжаю из города по делам. Мда. Не это я ожидала услышать. Собственно говоря, я почти надеялась, что, узнав о моих рухнувших планах, Джек повторит приглашение прилететь в Лондон. Но когда он промолчал, я невольно ощутила разочарование. Похоже, никто не горел желанием провести со мной праздник, не считая помешанной на благотворительности семейки Элен. И почему-то идея пролежать четыре свободных дня в ванне, окруженной стопками книг, вдруг потеряла свою привлекательность, особенно теперь, когда выбора не предвиделось. – Вот как? Собираешься повеселиться? – спросила я, стараясь скрыть отчаяние. – Если считаешь развлечением совещание с французскими бизнесменами о возможном слиянии компаний, то собираюсь. А ты? Следующую неделю проведешь на Манхэттене, маленькая сиротка Энни? – Ну да, смейся надо мной, – вздохнула я.ГЛАВА 10
В среду, после обеда, Роберт разослал сотрудникам электронные послания с уведомлением, что в связи с Днем благодарения редакция закончит работу в шестнадцать часов. Вот здорово, на целый час раньше! Что за великодушный принц! Я знала, что единственной причиной такой щедрости стала срочная необходимость успеть на пригородный поезд (я случайно подслушала разговор Роберта с Барбарой, когда притаилась за фикусом в надежде узнать размер годовых премий). Но когда все, хватая пальто и сумки, радостно засобирались домой, к родным и индейкам, я невольно ощутила собственное одиночество. Меня ждала пустая квартира. Хорошо еще, что Макс и Дафна большую часть времени пробудут дома, хотя сам День благодарения они собирались провести в Коннектикуте, у бабки Макса. Я решила напроситься к ним, когда они вернутся. – Я бы пригласил тебя, но слишком люблю, для того чтобы подвергать общению со своей семейкой, – пояснил Макс. – Мне и без того придется паршиво. Бабка ни за что не отвяжется, пока мы не назначим дату свадьбы. – Свадьбы? Ты что, сделал предложение Дафне? И мне не сказал? – возмутилась я. – Странно, что именно ты говоришь такие вещи! Нет, никаких предложений я не делал, – мрачно бросил Макс. – Однако отсутствие предложений не мешает родственникам женского пола обдумывать свадьбу. Они считают мое сопротивление мелочью, на которую не стоит обращать внимания. Главное – выбрать фирму, которая будет обслуживать свадьбу, и розы для центральной композиции. Я вышла из офиса, спустилась в метро и отправилась в свою квартиру, на Монинсайд-Хайтс. Конечно, район не слишком престижный, зато один из немногих в городе, где я могла позволить себе снять квартиру, не деля свое жилище с соседкой. Но наряду с таким преимуществом квартал имел и недостатки в виде огромного количества разного рода бродяг, сумасшедших, злодеев и извращенцев (сбылись худшие опасения родителей при известии о том, что я собираюсь поселиться в Нью-Йорке сразу после окончания колледжа). Я часто гадала, является ли наш квартал чем-то вроде Сумеречной зоны, этакого маяка, незримо сияющего посреди улицы и привлекающего все отбросы города. Потому что независимо от времени суток кругом буквально кишело всяческое отребье: от рехнувшихся, но безвредных душ, шаркающих по асфальту домашними шлепанцами и бормочущих что-то, до полных психов, уверенных, что в любую секунду на мостовой может приземлиться космический корабль, и считающих святой обязанностью обращать в свою веру каждого встречного. Из-за этого я обычно стараюсь идти к дому с опущенной головой, чтобы не встретиться ни с кем глазами и не вызвать на себя огонь праведного гнева. Но сегодня мне не повезло. – Эй, красотка! – позвал мужской голос. Я проигнорировала неизвестного поклонника: опыт подсказывал, что, подняв голову, я увижу вонючего извращенца, мастурбирующего в пластиковую кофейную чашку. Вместо этого я вынула из сумочки ключи, что имело двоякую цель: поскорее открыть дверь подъезда и при необходимости использовать их как оружие, ткнув в глаза потенциальному насильнику. – Эй! – снова окликнул тот. Я взлетела на крыльцо и принялась возиться с ключами, но и этого мгновения хватило, чтобы мужчина поднялся следом и схватил меня за руку. Я никогда не задумывалась о том, что меня могут ограбить: до сей поры мое существование было на удивление безопасным, далеким от преступного мира. Возможно, все дело в моих размерах: насильники и воры предпочитают иметь дело с кем-то существенно поменьше и послабее себя, чем связываться с особой, которая вполне могла оказаться мужчиной-трансвеститом. И вот теперь я оказалась лицом к лицу с реальной опасностью, причем на собственном пороге! Я была поражена, ощутив, какая жажда драки вспыхнула в душе. Сердце колотилось, кровь толчками разбегалась по телу. Взрыв адреналина был такой силы, что я мгновенно сунула свободную руку в сумочку и выхватила электрошокер, подаренный отцом на прошлое Рождество. – Не прикасайся ко мне! – взвизгнула я и развернулась, готовая наброситься на мерзавца. И не успел тот оглянуться, как я прижала шокер к руке, все еще сжимавшей мои пальцы, задержала дыхание и, молясь, чтобы оружие сработало, нажала кнопку, пославшую сто тысяч вольт в тело насильника. Мужчина громко выдохнул и мешком рухнул на пол. Эпизод получился по-настоящему волнующим. До сих пор мне не приходилось драться, если не считать того времени, когда мы с сестрой были маленькими, и тот факт, что я не только спаслась, но победила, ужасно мне польстил. Пожалуй, я не возражала бы против каждодневных грабежей, при условии, что уложу всех преступников на землю, как этого! Неплохой способ снять стресс, куда лучше йоги. Я уже была готова вбежать в подъезд, но решила удостовериться, что мой грабитель надежно обездвижен и не в состоянии преследовать меня. – О черт, – прошептала я, чувствуя, как отливает от лица кровь. Я была так поглощена жаждой расправы, что не позаботилась взглянуть в лицо извращенца, прежде чем нажать кнопку. Это оказалось непоправимой ошибкой. Потому что человек, корчившийся в судорогах на грязном крыльце, оказался не вонючим грязным бродягой. Передо мной лежал Джек. – Прости, прости, пожалуйста, – повторила я в сотый раз. Мне удалось втащить Джека в квартиру. Вернее, я помогла ему одолеть четыре лестничных пролета, а также расстояние до дивана. Уложив его поудобнее (если человек, только что перенесший удар током, способен ощущать какой-то комфорт), я нависла над ним со стаканом воды в одной руке и пузырьком аспирина в другой, что являлось высшим пределом моих талантов сиделки. Я уже попыталась уговорить Джека отправиться в больницу – проверить, не сделала ли я его инвалидом навеки. Но он уверил, что, как только немного отлежится, все будет в порядке. – Думал, ты будешь счастлива меня видеть, – хрипло пробормотал он. Я не поняла, шутка ли это, поскольку он все еще не оправился от шока. – Что ты здесь делаешь? – с отчаянием допрашивала я. – Почему не позвонил? Знай я, что ты меня ждешь, не испугалась бы так. – Хотел тебя удивить. Что, как видишь, удалось, – сухо обронил Джек. – Мне ужасно жаль, – повторила я. – Страшно подумать, что я с тобой сотворила! – Да. Не на такую встречу я надеялся. Но, Клер, не стоит волноваться. Обойдется. Судороги уже ослабевают. – Но что ты здесь делаешь? Ты ведь должен быть во Франции, – всхлипнула я. – Не хотел оставлять тебя одну на праздники, – пояснил Джек, показывая на белый бумажный пакет, который держал в руке, когда я оглушила его. – Я привез сандвичи с индейкой и пирожки с тыквой. – Правда? – пристыжено пробормотала я. Подумать только, такая забота, и вот что мой милый получил за все свои труды. Я села на край дивана и протянула ему жалкие средства первой помощи. Джек отказался от аспирина, но выпил воды. Сделав большой глоток и неверной рукой подав мне стакан, он, наконец, выдавил слабую улыбку. – Могу я по крайней мере рассчитывать на приветственный поцелуй? Я наклонилась, поцеловала его и погладила по щеке. Джек не походил на человека, только что совершившего перелет через океан: чисто выбрит, в тщательно выглаженном костюме. Но мне было бы плевать, даже если он выглядел помятым, растрепанным и отчаянно нуждался в душе. Я была просто счастлива видеть его. – Немедленно выброшу чертов электрошокер, – клялась я. – Я вообще не хотела его брать, но отец настаивал, и взгляни, что я натворила! Очевидно, мне нельзя доверять оружие. – Нет, не смей! А если бы действительно к тебе привязался маньяк? Хорошо, когда есть чем обороняться, особенно в таком районе, как твой. До чего же приятно слышать такое! Из-за моих размеров и манеры себя вести мужчины считают меня не того рода женщиной, о которой следует беспокоиться. Никто не спешит укутать меня в свой пиджак из опасения, что я подхвачу простуду, не бежит открыть мне дверь. Все считают само собой разумеющимся, что я могу о себе позаботиться. Конечно, это чистая правда. Но, думаю, в душе каждой женщины есть малюсенький уголок, в котором живет жажда быть предметом волнений и ухаживаний, даже если сама женщина ни за что не желает в этом признаваться. Джек быстро оправился от шока, хотя прошел целый час, прежде чем его руки перестали дергаться. Остаток недели прошел как в раю. Это было лучше, чем… это было невероятно. Проводя раньше праздники исключительно в кругу моих вечно напряженных, угрюмых, недовольных родственников, я и не знала, что бывают такие веселые, беззаботные и беспечные Дни благодарения. Оказалось, сандвичи с индейкой – всего лишь прелюдия: для праздничного ужина. Джек заказал столик в «Дэниелз» (обожаю мужчин, которые не требуют, чтобы я для них готовила: отсутствие хромосомы Y еще не значит, что женщина рождается классной поварихой), где в неброской роскоши обеденного зала мы провели восхитительный романтический вечер. Остаток уик-энда мы с Джеком посвятили обычным развлечениям туристов, чего мне, возможно, следовало бы стыдиться, если бы я не веселилась, как девчонка. Отправились на шопинг в Чайнатаун. Я приобрела красный зонтик с оборочкой и пару шлепок из серебряной сетки, украшенной бисером. Бродили по Музею естественной истории и рассматривали скелеты динозавров. Долго гуляли по Центральному парку, взявшись за руки, ели хот-доги в «Грейз папайя» и лазанью в «Маленькой Италии». И даже катались на коньках в Рокфеллеровском центре, хотя это звучит куда более романтично, чем выглядит, особенно если вы, как я, имеете несчастную склонность каждые две минуты вытирать лед собственной задницей. Я вцепилась в руку Джека, чтобы хоть как-то удержаться на ногах, и, падая, каждый раз умудрялась потащить его за собой, так что мы беспорядочным клубком рук и ног валились на лед. И все это время нам было удивительно хорошо. Совсем как в Лондоне. Мы с Джеком были идеальной парой: вместе смеялись, допоздна не спали, болтая обо всем и ни о чем – от серьезных вещей до глупостей. И часто занимались любовью, иногда медленно и бесстыдно, иногда лихорадочно и страстно. Джек остановился в отеле «Эссекс-Хаус» – именно там он приводил себя в порядок после полета, перед тем, как пасть жертвой моего электрошокера. Но в отель он так и не вернулся. Все время проводил в моей квартире, твердя, что предпочитает хаос стерильности очередного гостиничного номера. Последнее было сказано с легкой тоской, и мне показалось, что эта мысль чем-то его расстраивает, но допытываться я не стала. По-моему, у него был приступ ностальгии по родине. Кроме того, мне нравилось его присутствие в моей квартире. Лучшим моментом за все воскресное утро был тот, когда мы развалились за столом в спортивных костюмах, жуя бейгелы, намазанные творожным сыром с медом и орехами, и читая свежие газеты. Честно сказать, было так здорово, что мне стало не по себе. Я постоянно ожидала какой-то пакости, скажем, признания Джека в двоеженстве или извращенном фетишизме. Но он по-прежнему оставался самым лучшим на свете, даже когда случайно столкнул в унитаз мою книгу «Философия колорита». Единственным неприятным моментом стало прибытие Макса и Дафны. Они как раз вернулись из Коннектикута и, когда я открыла дверь, с хохотом ворвались в комнату. – Представляешь, за целых два дня отец только однажды прошелся по поводу моей работы! – воскликнул Макс. Его отец был одним из тех чопорных псевдомужественных типов, которые не считали работу фотографа подходящей карьерой для наследника мужского пола. – Мамаша, как ни странно, оставалась трезвой, бабка умудрилась держать язык за зубами. А сестрица и ее отродье вообще отсутствовали. Так что в основном все прошло лучше некуда. Дафна комически развела руками и вытряхнула рыжие локоны из вельветовой кепки. – Не слушай его! Прекрасная семья. Очень дружная. Держатся вместе. Играют в настольные игры, разговаривают и все такое. Совсем как идеальные семьи в телесериалах. – Точно. Они стараются попридержать свои сатанистские замашки до ухода гостей, – кивнул Макс. – Привет, Клер, мы пришли тебя спасти. Идем с нами на ужин. – Да-да, собирайся, – поддержала Дафна. Макс плюхнулся на диван и принялся листать последний выпуск «Элль». – Знаешь, что черное опять в моде? – спросил он, лениво перелистывая страницы. – Лично я выгляжу в черном просто кошмарно Я слишком бледная и становлюсь похожей на ведьму, – объявила Дафна, плюхнувшись рядом и заглядывая ему через плечо. – Кстати, ты голодна? – Ну… возможно. Только сначала я хочу кое с кем вас познакомить, – ответила я. Макс озадаченно огляделся. Джек все еще был в спальне: мы как раз дремали (вернее, не только дремали), когда соседи забарабанили в дверь. Вероятно, Макс решил, что я от острого приступа одиночества свихнулась и напридумывала себе друзей. Дафна оказалась сообразительнее, с ходу ткнула локтем Макса. – Это она о парне, – возбужденно прошипела она. Парочки, по крайней мере, их женская половина, всегда стараются пристроить одиноких подруг. Похоже, они просто не в силах представить мир, где отнюдь не все маршируют по двое, как твари, поднимающиеся на борт Ноева ковчега. – Где он? – вскочила Дафна. Я кивнула в сторону спальни. – Погодите. Сейчас приведу. – Парень? – изумился Макс. Неужели он сам не понимает, насколько это оскорбительно? Правда, последнее время я ни с кем не встречалась, но все же! Ради Бога, неужели мысль о том, что и я могу кого-то увлечь, так уж неправдоподобна?! Я просунула голову в дверь спальни и увидела, что Джек только просыпается. – Эй, ты, вставай! Хочу тебя познакомить кое с кем, – тихо сказала я. Джек открыл глаза и уставился на меня с сонной улыбкой. Волосы были растрепаны, одна прядь, как всегда, упала на лоб. – Ла-адно, – протянул он, зевая, прежде чем потянуться и вскочить. – Только не забудь одеться, – посоветовала я, закрывая дверь.– Кто там? – не выдержал Макс. – Джек прилетел на уик-энд, – самодовольно пояснила я. – Какой Джек? Я окинула Макса сожалеющим взглядом: – Тот самый Джек. Из Лондона. – А вот и я. Джек из Лондона, – объявил Джек, появляясь в дверях спальни. Он натянул свои «Ливайсы» и свитер цвета маренго и, несмотря на слегка помятый вид, выглядел чертовски сексуально. Макс встал, чтобы пожать ему руку. – Макс из Нью-Йорка, – представился он. Голос звучал как-то странно: немного резко, чуть искусственно, и хотя мой приятель улыбался, глаза оставались настороженными и не слишком дружелюбными. – Привет, я Дафна, – вставила Дафна, улыбаясь, как Чеширский кот. – У вас не британский выговор. – А я и не англичанин. Просто живу там, – пояснил Джек. – Поразительно! Всегда мечтала жить за океаном. Эй, Клер, у тебя ведь подруга живет в Лондоне? Мадди, кажется? Джек, а вы знаете Мадди? Последовала неловкая свинцово-тяжелая пауза, продлившаяся чуточку дольше положенного. Пришлось исправлять положение. – Макс и Дафна приглашают нас на ужин. Как ты? – спросила я Джека. – Собственно говоря, я подумал, не перенести ли мероприятие на завтра? – поспешно поправился Макс. – Забыл просмотреть негативы с последней съемки… Хотя я уселась на диван, Джек и Макс продолжали стоять по обе стороны журнального столика: Макс по-прежнему хмурился, Джек, похоже, искренне веселился. Я неожиданно почувствовала себя судьей на боксерском матче. – О чем это ты? Совершенно не обязательно делать это сегодня. Неужели нельзя подождать? – взмолилась Дафна. – Значит, нельзя, – резко бросил Макс. Дафна открыла рот, явно желая возразить, но почему-то передумала, поспешно сжала губы и пожала плечами в молчаливом извинении. – В другой раз, – процедил Макс и, наклонившись, поцеловал меня в щеку. Злой ноябрьский ветер заледенил так и не успевшие согреться губы, и я чуть поежилась. – Нам пора. Рад был познакомиться, Джек. – Я тоже, – кивнул Джек. – Но вы только что пришли, – запротестовала я, поднимаясь и провожая Макса до двери. Пока Дафна прощалась с Джеком, я схватила Макса за рукав и прошипела: – Что с тобой? – Ничего. Не беспокойся. Просто нужно кое-что доделать. Все будет хорошо, как говорил Элвис. – Макс, что происходит? – Ничего. Поговорим позже, ладно? – Пока, Клер! – и Дафна, обняв меня, последовала за Максом. Я недоуменно уставилась на закрытую дверь, сбитая с толку выходкой Макса. Мне было немного стыдно за его поведение. Конечно, дружеские отношения и романтические увлечения не всегда идут в ногу, но я надеялась хотя бы на подобие согласия. И сейчас искренне не понимала, что именно в Джеке так взбесило Макса. Все, что успел сделать Джек, – поздороваться и пожать ему руку… неужели он проделал все это в высокомерной, снобистской, снисходительной манере, которую я в своем ослеплении не сумела заметить? Да нет, глупости! В Джеке нет ни намека на высокомерие, снобизм или снисходительность. – Не знаю, что на него нашло, – вздохнула я, поворачиваясь к Джеку. – Разве? А, по-моему, у меня появился соперник, – мягко пояснил Джек. – Ты о чем? – удивилась я и, запоздало сообразив, на что он намекает, яростно затрясла головой: – Вот уж нет! Между мной и Максом ничего не может быть! Он и Дафна практически помолвлены, и я знаю, что ему в голову не приходят подобные мысли! – Откуда такая уверенность? – Понимаешь, всегда видно, когда кто-то в тебя влюблен, разве нет? Макс никогда не строил мне глазки и ничем не показывал, что питает ко мне известные чувства, – возразила я. – Если не считать явной враждебности к тому, с кем ты встречаешься, – возразил Джек. Я заметила, что он вовсе не выглядел расстроенным, наоборот: поведение Макса, казалось, только его забавляло. – Он вовсе не был враждебным. Немного… официальным, – поправила я. – Иногда с ним такое случается. Но на самом деле Макс мне вроде брата, и я точно знаю, что он относится ко мне точно так же. – Ну… раз ты так говоришь… – пробормотал Джек, притягивая меня к себе. Мы больше не видели Макса и Дафну, хотя я оставила пару сообщений на их автоответчике и несколько раз стучалась в дверь. Но Макс так и не ответил, хотя я могла бы поклясться, что он дома. В воскресенье мы провели утро в постели: сначала просто ленились встать, потом дурачились. Потом снова легли валетом на диване, переплетя ноги. Ощущение счастья и довольства сменилось некоторой неуверенностью, когда Джек, листая воскресное приложение к «Санди таймс», неожиданно заявил: – Господи, да я ее знаю! Мы несколько раз встречались! И показал мне рекламу колготок. Модель грациозно сидела на краю стола, кокетливо согнув бесконечно длинные ноги, чтобы скрыть голую грудь. Идеально вылепленные черты лица предполагали шведское происхождение. Длинные платиново-белые волосы лежали на сливочно-белых плечах, блестящие красные губы были призывно сложены в поцелуе. – Та голая женщина? – выдавила я в надежде, что он имел в виду довольно неказистую даму-архитектора, героиню статьи, напечатанной на соседней странице, но, поскольку та выглядела на все шестьдесят, моим надеждам вряд ли было суждено сбыться. – Ну да. Ее зовут Катринка. – задумчиво пояснил Джек. – Катринка? – повторила я с нескрываемым презрением. Почему, спрашивается, модели всегда берут такие кретинские имена? Почему никто не слышал о модели по имени Дениз, или Сьюзен, или еще каким-то нормальным? Не дождетесь! Либо Лекси, либо Жижи, либо, черт возьми, Катринка. Брр. Но поскольку Джек явно не разделял моей ненависти ко всему, что относится к моделям, я постаралась поубавить ехидства в голосе. – А когда ты встречался с… эээ… Катринкой? – Хм? – рассеянно пробормотал он, увлеченно разглядывая снимок безупречно прекрасной экс-подружки. Я вспомнила, что меня он видел голой всего несколько минут назад, значит, сравнения неизбежны. Мне захотелось надеть на голову мешок и удалиться от человечества. Но я лишь ткнула Джека ногой, и он поднял глаза. – Ты о чем? А, Катринка? О, несколько лет назад, когда я еще жил здесь. Между нами не было ничего серьезного. Теперь я хотела… нет, была обязана узнать все! – Вот как? – обронила я, посчитав, что показное безразличие побудит его продолжать, не ведая о том факте, что я практически корчусь от ревности. Джек лениво улыбнулся, словно шашни с моделями – сущие пустяки, не стоящие внимания. – Мы встречались несколько месяцев, но в то время у меня было слишком много работы. Сотрудников адвокатской конторы обязывали зарабатывать для фирмы не менее двухсот пятидесяти тысяч долларов в год, так что у меня не оставалось времени на серьезные отношения, – пояснил он. – Ах, вот как… она хотела чего-то более серьезного, а ты – нет, – кивнула я, пытаясь представить мир, в котором живут мужчины, способные отвергнуть Катринку. И надежда вдруг разгорелась во мне с новой силой. – Может, она не очень умна? То есть у вас, наверное, не было ничего общего, поскольку ваши карьеры… э… эээ… так различны. – Нет, честно говоря, она на редкость сообразительна. Гораздо умнее многих моделей, с которыми я встречался. Припоминаю, что она училась в Нью-Йоркском университете… кажется, специализировалась по истории искусства. Фу! Умным женщинам труднее всего слышать, что красавицы вроде Катринки вообще способны выговаривать трехсложные слова, не говоря уже о занятиях в университете! Это просто несправедливо! В конце концов, это наша прерогатива: быть остроумной, оригинальной и интересной собеседницей. А они… их участь – сидеть в роскошных машинах, на диванах и коврах, готовясь к съемкам рекламы и украшая предмет этой самой рекламы неестественно блестящими волосами и сверкающими блеском губами. Мы же не лезем в их мир, так что пусть не суются в наш. Но тут до меня с большим опозданием дошли его слова. – Ты сказал, что встречался с другими моделями? – переспросила я. Джек рассмеялся. – Почему ты так на меня смотришь? – Как именно? – Как будто я объявил, что провожу уик-энды, крейсируя по торговым центрам и снимая несовершеннолетних девиц. – Ничего подобного… я просто… не знала, что ты из тех, кто увлекается моделями, – пробормотала я, вдруг вспомнив, что предпочитала заниматься любовью при выключенном свете. И, хотя доказательств у меня не было, я сильно подозревала, что модели слыхом не слыхали о целлюлите на бедрах. В отличие от меня. – Больше не увлекаюсь. Катринка славная девушка. Немножко приставучая, неуверенная в себе, но славная. Правда, главное достоинство моделей отнюдь не в способности поддерживать блестящую беседу, – сообщил Джек, прежде чем сесть и прижать меня к себе. От него великолепно пахло свежестью и чистотой: смесью мыла и недавно выстиранной одежды. – В таком случае, почему ты с ними встречался? – не выдержала я. По какой-то непонятной причине мне нравилось ковыряться в своей ране. – Был молод, глуп и хотел произвести впечатление на других парней в моей адвокатской конторе, показавшись на людях под руку с красивой женщиной. Глупо, да? – вздохнул Джек и сухо усмехнулся, словно подтрунивая над собственным тщеславием. – Но я уже давно перерос подобные увлечения. – Да уж, – бросила я куда язвительнее, чем намеревалась. – О, Господи. Я не хотел… Клер, ты ослепительная, роскошная и сексуальная, а я имел в виду, что больше не выбираю женщин только с целью произвести впечатление на болванов, с которыми работаю. Теперь я встречаюсь с людьми, которые мне интересны, – пояснил он, глядя на меня с такой широкой теплой улыбкой, что я против воли немного оттаяла. И тут он притянул меня к себе и поцеловал, а смятая Катринка упала на пол, рядом с остальными листами уже ненужной газеты. Немного погодя Джек пошевелился, и мое сердце снова упало. Сегодня он улетал в Лондон, и я сознавала, что ему еще нужно успеть принять душ перед уходом. Расставаться не хотелось. Я желала, чтобы он остался, с такой силой, что это меня пугало. Меня одолел неожиданный порыв сделать все, что только возможно, лишь бы удержать Джека, даже если для этого потребуется связать его или запереть в квартире. Чего бы мне это ни стоило, но я не допущу, чтобы то чувство, которое горело между нами, ушло. Обычно мне не по себе, когда приходится слишком долго жить рядом с кем-то, – я была из тех детей, которые с удовольствием ходят к подругам в гости поиграть, но предпочитают поскорее вернуться домой и почитать в одиночестве. Ненавидела ночевать в чужих домах, в отличие от других девочек. Что хорошего торчать среди полузнакомых людей, если под конец выходных все устают, раздражаются, искусственно сюсюкают, хотя втайне готовы друг друга разорвать?! Но Джек совсем другой. И жить с ним рядом – совсем другое дело. Все стало другим. Я изо всех сил зажмурилась в ребяческой надежде, что это как-то помешает ему уйти. – Эй, – шепнул Джек, слегка подталкивая меня ногой в носке. – Судя по дыханию, ты уже проснулась. Я приоткрыла один глаз и взглянула на него. – Откуда знаешь? – Ну… у меня уже накопился некоторый опыт. Ты во сне чуть похрапываешь, – поддразнил он. Я мигом открыла оба глаза и в ужасе уставилась на него. – Храплю?! Не может быть! Мне никто никогда ничего подобного не говорил! – запротестовала я, живо представляя себя храпящей и хрюкающей, подобно дикому кабану. – Ну… это не то что бы храп, скорее вздохи. Очень мило и женственно, – утешил он, садясь и кладя руку мне на бедро. – А теперь мне пора, чтобы не опоздать на самолет. – Знаю, – грустно вздохнула я. – Я бы сам хотел остаться, но не могу. Этот уик-энд был… Джек помолчал и взглянул на меня, словно проверяя, поняла ли я. Я поняла. – Знаю. Для меня тоже. Мы провели вместе четыре дня, болтая обо всем – от американской внешней политики до дутой репутации Мадонны (Джек был уверен в последнем, я немного сомневалась, считая, что ее ранние работы были гораздо лучше), но каким-то образом ухитрились избегать любых разговоров о нас. Я вообще ненавижу такие разговоры. Они всегда начинаются в тот момент романа, когда я как раз успеваю немного расслабиться, почувствовать себе увереннее и, следовательно, совершенно беззащитна перед ударом в солнечное сплетение, когда парень вдруг объявляет, что не готов к «серьезным» отношениям и должен сосредоточиться на карьере. Или, как в случае с Сойером, уезжает. В общем, мне не слишком хотелось затевать этот разговор. Лучше бы заморозить все как есть, чтобы так и оставалось вечно в ленивом, довольном, воскресном, посткоитально-дремотном мгновении. – Ты уже сказала Мадди, что мы встречаемся? – неожиданно спросил Джек. – Э… нет. – Не думаешь, что стоило бы? Я пожала плечами и снова закрыла глаза. Когда все остальное бессильно, попробуем пассивное сопротивление. – Клер, по-моему, нам стоит поговорить об этом, – настаивал Джек. Господи, ну почему он такой взрослый? Я-то думала, именно женщины должны просить мужчин о подобных вещах, а не наоборот. Неужели нельзя забыть о долге, о том, куда мы идем, и что все это значит, и провести несколько оставшихся минут в объятиях друг друга? – Клер! – окликнул Джек, дернув меня за ногу. Я открыла глаза и взглянула на него. – Думаю, ты должна ей сказать. Я хочу, чтобы между нами не было недомолвок. Пусть она знает, что происходит. – А что происходит? – вырвалось у меня, прежде чем я успела прикусить язык. Черт! Он склонил меня к откровенности, и теперь, хотела я того или нет, мы завели Разговор. Джек долго смотрел на меня, прежде чем ответить: – Мы встречаемся. Мы неравнодушны друг к другу. Я хочу продолжения. А ты? Я кивнула, чувствуя взрыв огромного счастья. Внезапного. Потому что не услышала знакомого: «Ты мне нравишься, но…» – Но здесь нужно многое учитывать… – осторожно начала я. – В том числе Мадди. Я снова кивнула. – Ты вполне можешь все ей сказать, или, если предпочитаешь, скажу я. Но, думаю, ей будет легче узнать от тебя, – продолжил Джек и, поколебавшись, добавил: – Не знаю, известно ли тебе, но она постоянно мне звонит. Я стараюсь быть с ней вежливым, но твердым. И все же… думаю, если я сам позвоню ей, чтобы объясниться насчет этого… насчет нас… она может не так понять. Меня передернуло. Я и в самом деле не хотела открывать Мадди правду. И не хотела испытывать к Джеку то, что испытываю сейчас. А если уж начистоту, хотела, чтобы вся история с Мадди каким-то образом забылась, выпала из нашего общего прошлого, чтобы не осталось никаких препятствий для наших с Джеком встреч. И если уж предаваться нереальным фантазиям, я еще хотела новую, более приличную работу и еще – весить на десять фунтов меньше, а вот денег иметь побольше. – Клер, – не унимался Джек, давая понять, что не собирается отступать. – Ладно-ладно, – вздохнула я. – Но не думаю, что она так легко это воспримет. – А вдруг тебя ждет сюрприз? – засмеялся Джек. – Может быть. Или она пришлет мне взрывное устройство в посылке, – с сомнением протянула я. – Мадди – это только одна проблема. Есть еще проблема расстояния, – заметил Джек. – Ты и тут прав. – Наверное, пока придется летать друг к другу на выходные. Посмотрим, что из этого выйдет. Как, по-твоему? Я растерялась. Потому что не заглядывала дальше этого уик-энда. Нет… кажется, я немного фантазировала… вернее, много… о доме в Коннектикуте, супружеском блаженстве с парочкой младенцев и «вольво» в гараже. Но логистика отношений на расстоянии пока еще была мне недоступна. Таскаться взад и вперед по дорогим международным рейсам, не видеться неделями… трудновато нам придется. Но не видеть больше Джека, не ждать ежевечерних звонков, не испытывать того, что я испытывала рядом с ним, – перспектива куда более печальная… Глядя в его добрые, нежные глаза, любуясь резкими, но привлекательными чертами лица, прядью светлых волос, вечно спадавшей на лоб, я вдруг, словно очнувшись, поняла: это не просто флирт. Не мимолетный интерес. Наши отношения достигли точки, когда я просто не смогу забыть о нем, даже если очень постараюсь. Не смогу отмахнуться и посчитать все, что было, мимолетным романчиком. Процесс вживания друг в друга пошел: я влюбилась. – Что ты думаешь о таком плане? – спросил Джек. У меня только и хватило сил, чтобы кивнуть. Боялась, если раскрою рот, паника, захлестнувшая меня, беспокойство, уже успевшее выйти из-под контроля, выплеснутся, а я понятия не имела, какую форму они примут. Значит, со мной снова случилось то единственное, чего я опасалась больше всего на свете, тысячу раз поклявшись, что не допущу ничего подобного. Я влюбилась в Джека. Эта мысль до смерти меня напугала.
ГЛАВА 11
К тому времени как Джек уехал в аэропорт, поцеловав меня на прощание и оставив за собой волну приятного мужского запаха, я всерьез запаниковала. Джек почувствовал неладное и, пока бегал в ванную, поспешно одеваясь и собирая вещи, то и дело останавливался и спрашивал, что случилось. – Ничего, все в порядке, – щебетала я с вымученной улыбкой и чересчур жизнерадостным, напоминавшим дешевый яркий пластик тоном. Наверное, он решил, что у меня крыша поехала. Но, честно говоря, я просто тряслась от страха. К чему мы пришли в итоге знаменательного Разговора? Что будем продолжать видеться? Ничего не скажешь, прекрасно, но что это означает? Мы провели вместе только второй уик-энд, и, разумеется, речи не шло о том, что в жизни каждого не будет других знакомств и других свиданий. Ни один мужчина, по крайней мере, из тех, кого я знаю, не согласится на это после двух уик-эндов. Значит, будем продолжать переговариваться по телефону и, возможно, изредка встречаться, что казалось вполне резонным, если не считать одной мелочи: я, похоже, влюбилась в этого парня. А это означало, что, когда угли прогорят и я обнаружу, что он продолжает ухаживать за другими девицами, или ручеек звонков сократится до одного в неделю, а потом и вовсе иссякнет, что останется мне? Все это мы уже проходили, и не раз, и не два. Поэтому я и пообещала себе, что больше никогда не окажусь вподобной ситуации. И неужели я действительно согласилась все рассказать Мадди? На самом деле я совсем не была уверена, что хочу это сделать. Понятно, что я перед ней виновата и как порядочный, обладающий моральными принципами человек просто обязана была облегчить душу, но, уж если быть откровенной, эта перспектива не слишком меня привлекала. При каждом очередном разговоре подруга казалась все более безутешной из-за разрыва с Харрисоном. С Джеком. Разве признание в том, что я встречаюсь с ее бывшим, не означало посыпать солью кровоточащую рану ее сердца? И какой в этом смысл, если все это только вопрос времени, прежде чем Джек разобьет и мое сердце? Стоило ли рушить старую дружбу из-за человека, жить с которым долго и счастливо нет ни малейшего шанса и никаких надежд?! Необходимо было как можно скорее начинать борьбу за выживание. За стеной слышались шаги и приглушенная музыка. Значит, Макс дома: кто, как не он, поставил «Рилэкс» группы «Фрэнки едет в Голливуд» на повтор и полную громкость? Басовый аккомпанемент бил по ушам. Поэтому я постучалась к нему. Но он упорно не хотел отвечать, пока я, наконец, не закричала: – Я знаю, что ты тут, кретин! Немедленно впусти меня! Дверь чуть приоткрылась, и Макс недовольно уставился на меня. – Прости, не слышал, – хмуро буркнул он, открыл дверь чуть пошире и заглянул мне за спину. – Ты одна? – Да, а что? Плетешь заговоры по захвату мира? Где ты был? Сто лет тебя не видела. – Не хотелось ни с кем общаться, – пояснил Макс, отступая, чтобы дать мне пройти. – С каких это пор? И почему ты не захотел поужинать со мной и Джеком? – Работы много, – пожал он плечами. – Ну да, – кивнула я, встав перед ним с угрожающе скрещенными на груди руками. Так легко он у меня не отделается! – И что же тебе в нем так не понравилось? – Ничего… то есть я едва с ним словом перемолвился. Вроде бы вполне нормальный, – плел Макс, даже не делая усилий казаться искренним. Обычно Макса хлебом не корми, только дай посплетничать о моих парнях и злорадно перечислить все недостатки: безвольный подбородок, безвкусная обувь, наглый гогот или, не дай Боже, напыщенность. Он не щадил никого, включая самых близких друзей. Но эпитет «нормальный» показался мне куда более уничижительным, чем, скажем, возможные насмешки над прической Джека или его манерой говорить или одеваться. – Ладно, можешь не продолжать, – вздохнула я и села на диван, поджав ноги. Фрэнки и его команда орали «Рилэкс» четырехсотый раз подряд. Я взяла пульт и заткнула их. – Чувствуй себя, как дома, – разрешил Макс, садясь рядом. – Мне нужно с тобой поговорить. – О чем? – Твой друг Такер все еще свободен? – А что? – опешил Макс. – Договорись о встрече… то есть о свидании, – попросила я. Макс, сбитый с толку, покачал головой: – А как же этот самый Джек? Разве он не уехал всего десять минут назад? Значит, Макс следил за нами?! Не будь я так измучена собственными комплексами, может, и смогла бы докопаться до сути проблемы Макса и его странного поведения. Но мои нервы и без того не выдерживали, так что и Максу, и всему тому, что зрело в мутных глубинах его извращенного умишка, придется подождать. – Да, он вызвал такси и уехал в аэропорт, – подтвердила я. – И… между вами все кончено? Я попыталась проигнорировать нотки надежды в его голосе. – Не думаю. – И что тогда? Ты больше по нему не страдаешь? Я вздохнула. – Хотелось бы, но, к сожалению, все наоборот. Мало того, боюсь, я немного запуталась. Слишком все это затягивает, поэтому и хочу, чтобы ты свел меня с Такером, – пояснила я со всей доступной ему логикой. Как раз то, что мне нужно: свидание с другим парнем, в точности таким же обаятельным и красивым, как Джек. Может, мне удастся разглядеть, что, кроме него, есть и другие, только без такого хвоста проблем и сложностей. И тогда моя влюбленность в Джека предстанет в истинном свете. Увлечение. Страсть. Мимолетный роман. Секундное помрачение ума. Но не любовь. Конечно, не любовь. Такер Фицпатрик был идеальным кандидатом. Я знала его, еще, когда он встречался с Диной, своей девушкой. Странной они были парочкой: Такер отличался особой, мальчишеской, своеобразной красотой в стиле Хью Гранта и, кроме того, очень умен и добр. В последний раз мы виделись на одной из вечеринок Макса и долго оживленно спорили о Вуди Аллене. Такер считал, что его фильмы внесли большой вклад в американскую культуру, я же утверждала, что репутация Аллена сильно раздута, а его так называемое «творчество» – не более чем многозначительное дерьмо. Такер горячо отстаивал свою точку зрения, цитируя целые монологи из фильмов «Энни Холл» и «Преступления и проступки». Я же настаивала на том, что Аллен страдает тяжкой формой нарциссизма, все его картины – раздутые сексуальные фантазии жалкой личности и вечного неудачника, мечтающего о женщинах не своего круга, а в доказательство приводила «Все говорят, что я люблю тебя», «Великую Афродиту» и «Загадочное убийство в Манхэттене». Такер пытался парировать мои доводы, приводя в пример «Пули над Бродвеем», но я нанесла решающий удар, напомнив жутчайший бред «Сцен в торговом центре», и вынудила Такера признать поражение. Дина, с другой стороны… как бы выразиться поточнее… – корова неумытая. Нет, она, конечно, не уродина, хотя низкий рост и приземистая фигура никого не красят, да и волосы ее почему-то всегда выглядели сальными. Кстати, она никогда не прилагала усилий, чтобы выглядеть хоть сколько-нибудь поприличнее. Новая прическа, немного румян и хороший пинцет для бровей могли бы разительно изменить ее внешность, но, увы, Дина, кажется, понятия не имела о существовании подобных вещей. Зато у нее был выдающийся интеллект, остроумие, неизменно веселое, жизнерадостное настроение, и Такер, похоже, обожал ее. Когда они разошлись… причем это она его бросила и вышла замуж за коллегу, с которым все это время изменяла Такеру, – тот был безутешен, и я точно знаю, постоянно приставал к Максу, чтобы тот познакомил его с девушкой (правда, если я верно припоминаю, он упоминал о модели, но, поскольку наверняка хотел заставить Дину ревновать, трудно его осуждать). Такер нравился мне как человек, и я всегда уважала его за любовь к женщине, которая, подобно мне, была далека от идеала красоты. И он казался чудесным кандидатом для первого пункта моей новой программы «Забудь Джека». – Итак, позволь уточнить: ты по уши втрескалась в мистера Британца, – начал Макс. – Он американец, как тебе известно, – перебила я. – Какая разница? Ты втрескалась в мистера Британо-американца, и это доводит тебя до белого каления. Поэтому ты желаешь, чтобы я обманом свел тебя с лучшим другом? – Обманом? Нет, Такер мне действительно нравится. И я хотела бы с ним встречаться. – Чтобы отвлечься от мыслей о парне, в которого ты влюбилась! Нехорошо, Клер, – покачал головой Макс с видом благочестивого неодобрения, что на него не похоже. – Даже если бы я согласился так подло поступить с Такером, чего никогда не случится, все равно не выйдет: у него уже есть девушка. – Вот как, – пробормотала я, снова плюхнувшись на диван. Значит, и тут обломилось… – Однако если действительно хочешь, чтобы я тебя с кем-нибудь познакомил, – задумчиво протянул Макс, – есть еще один парень, который, возможно, пойдет на такое. – Правда? – встрепенулась я. – Я его знаю? Как его зовут? Какой он? – Нет, с Кукси – кстати, его зовут Гэри Кукси – ты не знакома. Он фотограф, хотя в основном спортивный. И очень… занятный. Последнее сразу меня насторожило. Не слишком обнадеживающая характеристика для свидания вслепую. Еще хуже, чем прилагательное «милый», что, как всякий знает, всего лишь кодовое обозначение для «жутко уродливый». – И почему ты вдруг решил навязать его мне, если считаешь такой уж угрозой для Такера? – поинтересовалась я. – Кукси не так чувствителен. И не такой близкий друг, так что можешь сколько угодно терзать его списком своих правил, чего можно и чего нельзя с мужчинами, а я спокойно умою руки. Мне не понравился блеск в глазах Макса, но выбора не было. Я, можно сказать, женщина отчаявшаяся, настолько отчаявшаяся, что готова была нарушить одно из главных правил отношений с мужчинами, а именно – никогда не назначать свиданий вслепую. Но на этот раз я делала это не для того, чтобы встретить своего единственного мужчину, а с прямо противоположной целью: забыть. И готова была пойти на многое, даже если придется уговаривать всех приятелей свести меня с холостыми дружками подходящего возраста. Свидание с Занятным Гэри было назначено на следующую пятницу. Я, разумеется, ничего не сказала Джеку, хотя мы разговаривали в четверг. Правда, упомянула, что завтра вечером меня не будет дома в то время, когда он обычно звонит, потому что я собираюсь на вечеринку к друзьям. Было немного стыдно, хотя, нужно признать, при наличии некоторой практики ложь дается легче. На душе стало еще противнее, когда он попросил позвонить, если я вернусь не слишком поздно. – Или если заявишься утром, а я еще не успею уйти на работу, – добавил он. – Не хочу тебя будить, – запротестовала я. – Пустяки! Как это я проведу целый день, не поговорив с тобой? – возмутился Джек. Услышь я от кого-нибудь другого эти сиропные излияния, у меня бы мигом заболели зубы. Но из уст Джека это звучало трогательно мило. И романтично. Я мечтательно улыбнулась и принялась накручивать на палец телефонный шнур. Значит, это и есть любовь? Бесстыдное воркование? Я пыталась урезонить себя, напомнив, что мы еще не достигли той стадии, когда влюбленные начинают называть друг друга «моя прелесть». У меня неизменно чесались руки придушить идиотов наравне с кретинами и болванами, которые имеют наглость так разговаривать во время фильма. Кроме того, вдруг показалось, что во время нашей последней встречи между нами завязались куда более тесные отношения, чем я ранее предполагала. Это означает, что я собиралась изменить Джеку с этим типом Гэри, а ведь раньше мне не приходилось обманывать своих мужчин. Я считала это нечестным, гнусным и аморальным. Разумеется, не то что супружеская измена, но весьма похоже. Но что нынче говорят мужчины и женщины, вступая в моногамные отношения? В юности, только начиная встречаться с молодыми людьми, я была уверена, что решающий фактор прочной связи – секс. Не мимолетный романчик, разумеется, а секс после четвертого или пятого свидания. Но потом я после бесчисленных горьких ошибок и унижений усвоила, что мужчины так не думают. В их представлении моногамия – нечто включающее обмен кольцами, да и после этого они предпочитают не торопиться с окончательным решением. Я всегда считала, что мужчины после тридцати – всего лишь более взрослые, более умудренные жизнью модификации своих двадцатилетних собратьев, но после встречи с Джеком усомнилась в этом. Может, бывают на свете и зрелые мужчины? В пятницу вечером, ровно в семь, Гэри заехал за мной. Мы проговорили по телефону достаточно долго, чтобы назначить время встречи. Я была одета в обычную униформу выходного дня: черный свитер с треугольным вырезом, темные джинсы и черные сапоги (на низком каблуке, потому что Макс не сказал, какого роста Гэри, возможно, из зловредности желая навязать мне клона Бонапарта). Кукси прибыл вовремя, позвонил, и после обмена не слишком связными репликами по домофону я пообещала немедленно спуститься. – Гэри? – спросила я единственного стоявшего на крыльце мужчину. И попыталась не попятиться, когда тот кивнул. Передо мной возвышалась гора жира. Круглый, как мяч, от пухлых щек до трясущегося брюха. Я бы не удивилась, узнав, что до сей поры самые тесные отношения у него были с диваном и местным разносчиком пиццы. Не будь такой придирчивой, упрекнула я себя. А вдруг он окажется чудесным человеком? Кстати, я всегда выступала против общества, установившего немыслимые стандарты для женщин и требующего, чтобы все мы выглядели как топ-модели. Так что с моей стороны было бы лицемерием осуждать Гэри за неуклюжую фигуру и отсутствие стальных мускулов. Да и выглядел он довольно забавно: вроде молодого безбородого Санта-Клауса. Изобразив улыбку, я протянула ему руку: – Привет. Я Клер. – Клер? Это имя для толстушек, – объявил Гэри, хватая мою руку, – ладонь оказалась неприятно потной, – и принимаясь энергично трясти. – Ха! Помните? Это цитата из «Брекфест-клаб». Там еще Джадд Нельсон говорит это Молли Рингоулд.– Ха, – отозвалась я, ощущая, как увядает улыбка. «Брекфест-клаб» был одним из самых популярных молодежных фильмов еще в то время, когда я училась в восьмом классе, и эту злосчастную фразу я лично слышала от кавалеров не менее четырехсот тысяч раз. И, поскольку в момент выхода фильма на экраны с меня еще не сошел младенческий жирок, шуточки жалили так больно, что я при очередном обострении подростковых комплексов всерьез подумывала изменить имя. Теперь, девятнадцать лет спустя, было еще неприятнее слышать это от потного кретина с раздражающе ангельским личиком. Всякая симпатия, которую я могла питать к Гэри и его далеко не идеальной внешности, немедленно улетучилась. Конечно, я понимала, что бросить нового знакомого на пороге, просто отменив все планы, было бы вопиющим неприличием, но мне вдруг стало яснее ясного, что так неудачно начавшееся свидание вряд ли кончится добром. Именно так и случилось. Уже через полчаса я была готова убить себя за то, что не послушалась собственной интуиции, призывавшей удирать со всех ног, не говоря уже о нарушении железного правила избегать как огня свиданий вслепую. Мое представление о первом свидании – ужин в хорошем ресторане, достаточно тихом, чтобы можно было спокойно поговорить, но не слишком роскошном, чтобы можно было расслабиться, поскольку необходимо время и приятная обстановка, чтобы обнаружить, есть ли у нас что-то общее, без ненужной необходимости что-то из себя разыгрывать. Оказалось, что у Гэри на этот счет другое мнение: он потащил меня (честное слово!) в «Хатерс», чтобы иметь возможность облизываться на роскошный бюст официантки и смотреть игру «Нике». И поскольку я не увлекаюсь ни тем ни другим, можете себе представить, каково мне пришлось. – Кувшин пива и куриные крылышки, – приказал Гэри официантке, не позаботившись спросить, что предпочитаю я. Мы примостились на высоких сиденьях у круглого столика, и мне пришлось зацепиться носками сапожек за нижнее кольцо табурета, чтобы не упасть. – Нет, погодите, – остановила я официантку и заказала стакан воды с лимоном и салат. – Бросьте! Иногда следует хоть немного расслабиться, – укорил Гэри, не отрывая глаз от телевизора даже во время рекламы. – Bay, видели этот бросок? Давай! Давай! Давай! А, черт! Я не позаботилась ответить, твердо решив, что как только доем салат, скажу, что у меня началась мигрень, и поспешу в свое уютное убежище. И даже успею позвонить Джеку! Эта мысль безмерно меня обрадовала. О'кей, пусть положение у нас с Джеком не слишком завидное, но он, по крайней мере, хотя бы уделял мне внимание, чего не скажешь о Гэри, безразличном ко всему, кроме дурацкого баскетбольного матча. Когда официантка вернулась с крылышками и салатом, Гэри, нужно отдать ему должное, на минуту отвел глаза от экрана, чтобы уставиться на ее, нужно признать, большую, едва прикрытую грудь. Я попыталась бросить на девушку сочувственный взгляд, но та, проигнорировав меня, ухмыльнулась и подмигнула Гэри, уши которого мгновенно налились яркой краской. Очевидно, официантку куда больше интересовали чаевые, чем сестринские узы феминизма. Я стала поспешно глотать салат, едва не поперхнулась томатом, подскочив на табурете, когда Гэри неожиданно завопил: «Реф, ты фуфло!» – и, потрясая кулаками, принялся свистеть в унисон с другими посетителями заведения, пока я корчилась и кашляла, пытаясь вытолкнуть помидорчик из глотки. Думаю, ни Гэри, ни кто-то еще не заметил бы, если бы я посинела, потеряла сознание, соскользнула с обтянутого искусственной кожей табурета, и наверняка не получила бы никакой помощи до самого перерыва, да и то если не начнут показывать занимательные рекламные ролики, скажем с поющей собачкой. Это соображение оказалось последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. – Гэри, думаю, мне пора. Я не слишком хорошо себя чувствую, – начала я, но тут же поняла, что он меня не слушает. Тогда я сползла на пол и встала перед ним, загородив экран. Его взгляд, естественно, уперся в мою грудь, которая, – я была уверена, – показалась ему жалкой в сравнении с силиконовыми имплантатами официантки, обтянутыми короткой майкой. – Мне пора, – повторила я. – Что? Почему? Только что началась вторая четверть, – запротестовал Гэри. – Э… я не слишком хорошо себя чувствую, – пояснила я, не заботясь о том, как жалко звучат мои отговорки. – О'кей, я провожу вас, – решил Гэри. Меня тронула такая галантность: первое подкупающее качество, которое он проявил. Не то чтобы я сразу растаяла, но было приятно сознавать, что он не полная скотина. – Нет-нет-нет, – зачастила я. – Ужасно, если бы по моей вине вы пропустили игру. Я возьму такси. Гэри перевел тоскующий взгляд с меня на телевизор, где как раз наступил перерыв и показывали уморительный мультик, и я сразу поняла, что он разрывается между долгом и любимым зрелищем. – Не стоит волноваться, – твердо закончила я. – Ну… ладно, если вы так уверены, – кивнул он и, слетев со стула, неожиданно набросился на меня. Я попыталась увернуться, тем более что давно отточила приемы самообороны, и могла парировать нежелательные ухаживания с ловкостью чемпиона по кунг-фу, но тут же сообразила, что парень просто попытался обнять меня на прощание: идея, которую я не слишком приветствовала, но все же раздумала пнуть его коленкой в пах. Гэри обхватил меня мясистыми ручищами, а я похлопала его по спине, стараясь не морщиться, когда обнаружила, что рубашка насквозь пропитана потом. Похоже, у этого типа какие-то эндокринные проблемы. Я украдкой вытерла ставшие липкими ладони. – Как насчет повторения, когда почувствуете себя лучше? – спросил Гэри. С такой надеждой, что у меня не хватило духа сразу его отшить. Разумеется, сексапильности в нем было не больше, чем в куске сыра «Велвита», и я абсолютно не собиралась снова с ним видеться, но предложение показалось мне сравнительно безобидным. – Может быть, – промямлила я, надеясь, что произнесла это достаточно любезно. Не ранила его чувств, но и ничем не поощрила. – Здорово! – с энтузиазмом прокричал он мне прямо в ухо. И тут я почувствовала что-то мокрое и противное, и… о Господи! Он и вправду сунул язык мне в ухо?! Я поспешно отстранилась. Что за омерзительное ощущение! Словно кто-то пытается пробуравить мозг вялым, влажным огурцом! – Это что такое? – прошипела я в бешенстве. Намерение пощадить его чувства мгновенно вылетело из головы. Я с силой потерла отвратительно мокрое, покрытое слюной ухо. – Не хотел расставаться просто так. На прощание, – пояснил толстяк, подмигнув, после чего сложил пальцы в подобие пистолета, громко щелкнул языком и «застрелил» меня. – Что? Как вы… могли подумать, что… да что это с вами такое? – у меня от злости слова застревали в горле. Гэри ошеломленно моргнул и снова потянулся ко мне, уж не знаю и не желаю знать зачем. – Не трогайте меня! Держите свои лапы подальше и не смейте никогда мне звонить! С этими словами я повернулась и промаршировала к порогу с достоинством, которое только мог найти в себе человек, покидающий подобного рода заведение. Вышла на улицу и стала высматривать такси, когда на мое плечо опустилась знакомая потная ладонь. – С чего это вы так рассердились? – осведомился Гэри. Бр! С этим парнем что-то, в самом деле, неладно. Неужели он не понял, что его отшили? Если он бродит по городу, засовывая язык в уши полузнакомых женщин, вряд ли я первая, кто на него наорал. Гэри еще повезло, что я не дала ему по физиономии, как разъяренная старлетка в старом черно-белом фильме. – Издеваетесь? Вы ведете меня в «Хатерс» смотреть кретинский баскетбольный матч, а когда я, не в силах вынести всего этого идиотизма, собиралась уйти, решаете попрощаться со мной, сунув язык в мое ухо?! Может, вы спятили? Или привыкли так обращаться со всеми женщинами на первом свидании? На протяжении тирады мой голос постепенно поднимался, пока не перешел в злобный визг. Гэри съежился, очевидно, испугавшись, что я все-таки могу его ударить. Круглое лицо недоуменно сморщилось. Пожав плечами, он умоляюще протянул мне руки: – Но Макс сказал, что вы большая фанатка «Никс», а «Хатерс» – ваш любимый ресторан. Обычно я вовсе не хожу туда, но он сказал, что вам это нравится. – Макс так сказал? – изумилась я. Мне следовало бы догадаться, что Макс подстроит очередную гадость. Одна из его извращенных шуточек. Это ведь он заполнил карточку новобранца американской армии, указав мои имя и адрес, и мне только недавно удалось убедить вербовщиков, преследовавших меня все это время, что меня совсем не интересует военная карьера. Я была готова убить себя за то, что не подумала о таком коварстве, хотя вернее было бы удушить Макса. И тут до меня дошло еще кое-что. – А этот трюк с ухом? Тоже идея Макса? – взвилась я. Гэри смущенно кивнул. Выглядел он при этом на редкость жалко. Я улыбнулась, похлопала беднягу по руке. Все было ясно. Макс решил разыграть меня и за это должен поплатиться. А вот Гэри совершенно ни при чем. Разумеется, толстяк совершенно не в моем вкусе, и я ни за что никуда с ним больше не пойду (в толк не возьму, как это он поверил, будто какой-то женщине может понравиться, когда ей суют язык в ухо, что бы там Макс ему ни напел), но расстались мы дружелюбно, хотя он, по всей видимости, сильно меня побаивался. Гэри остановил такси. Я рухнула на заднее сиденье, закрыв глаза и прижав пальцы к вискам. Кошмар. Хотя, как ни грустно, нужно признаться, не самое худшее свидание вслепую в моей жизни… И вместо того чтобы излечить меня от пристрастия к Джеку, оно вызвало еще более сильную тоску. Мне не терпелось добраться до дома и позвонить ему. Жаль только, что не смогу подробно описать сегодняшний вечер! При других обстоятельствах Джек, скорее всего, от души повеселился бы.
ГЛАВА 12
Мои планы нарушила настойчивая трель телефона. Я едва успела войти в квартиру и снять один сапог. Как раз стягивала другой, так что пришлось прыгать на одной ножке через всю комнату, чтобы схватить трубку, прежде чем включится автоответчик. – Алло? – выдохнула я. – По-моему, он с кем-то встречается, – с места в карьер начала Мадди. Одной рукой я пыталась стащить с себя непромокаемое пальто, другой сражалась с сапогом, застрявшим на правой щиколотке. Пришлось упереться ногой в край дивана и хорошенько потянуть, но в процессе освобождения от сапога я потеряла равновесие и неуклюжим мешком рухнула на пол. – Ой! – вскрикнула я, увидев, как радиотелефон летит в сторону. Пришлось ползти к нему. Я потерла вывернутую под неестественным углом щиколотку и снова охнула. – Черт, больно как! Мадди? – Вот именно, – раздраженно буркнула Мадди. Господи, до чего же хорошо, что ее не слишком часто бросают! Бедняга просто на себя не похожа! – Я только что вернулась с совершенно жуткого свидания, – пояснила я и, дохромав до дивана, принялась разглядывать щиколотку. – Клер! Ты меня слышишь? По-моему, Харрисон с кем-то встречается. Я немедленно забыла о больной ноге. Первой мыслью было: она знает о нас с Джеком. Тут же последовала вторая: не могла она ничего обнаружить, так что, черт возьми, кого он там себе еще завел? Я оказалась не готовой к взрыву ревности. То есть я почти привыкла к мысли о том, что он Джек может видеться с другими, и воспользовалась этим как оправданием для свидания с Гэри. Но сделала это только затем, чтобы забыть о Джеке: разумеется, ни о каком чувстве не могло быть и речи. – Клер, ты меня слушаешь? – О да, разумеется, прости, я только… – мямлила я, пытаясь придумать, чем закончить предложение. Мне только что вырвали сердце? Я только думала, что твой бывший бойфренд влюбился в меня, а оказалось, что это совсем не так? – Я только хотела выключить телевизор. Э… так о чем ты? Что там с Джеком? – Джеком? Почему ты зовешь его по имени? – вскинулась Мадди. Я оцепенела. – Э… я… э…то есть… но разве его зовут как-то иначе? Господи, какая же я дура! Я чувствовала себя в точности как неверный муж, жена которого обнаружила на воротничке его рубашки след губной помады. – Да, но… ах, все это совершенно не важно. Говорю же, он с кем-то встречается! Я точно знаю! Вчера я была на вечеринке и встретила девицу, которая работает с Харрисоном. Так вот, та сказала, что слышала, будто в прошлый уик-энд он уезжал в другой город к какой-то женщине. Где, интересно, он с ней познакомился? Как считаешь, это сотрудница фирмы или просто шлюха, которую он где-то подцепил? Несмотря на то, что меня назвали шлюхой (в конце концов, Мадди не могла знать, о ком говорит), меня захлестнуло облегчение. Значит, у Джека никого нет! Если бы не больная лодыжка, я бы принялась скакать по квартире, тряся головой, как маленькие девочки в старых мультиках. – А куда он ездил? – участливо спросила я, чувствуя себя последним дерьмом из-за бурлившей в душе радости, тем более что эта новость так расстроила Мадди. Если бы она знала правду! Я мгновенно помрачнела, вспомнив, что обещала Джеку все ей рассказать. Очевидно, сейчас был совсем не подходящий момент. – Что? Понятия не имею. А какое это имеет значение? О Господи! – ахнула Мадди, но тут же осеклась. – Ты что? – Может, он встречался с ней, когда мы еще были вместе? – прошептала она. – О нет, я уверена, что он тебе не изменял, – ответила я, сразу почувствовав себя увереннее. – Откуда ты можешь знать? – В общем, ниоткуда. Просто не… не думаю, что у тебя есть причины предполагать такое, – пролепетала я, заикаясь. Неужели можно по голосу определить степень моей вины? Очевидно, должность агента спецслужб мне не грозит. – Думаю, ты права. Все же, – задумчиво протянула Мадди, – очень хотелось бы знать, кто это. И я уже сообразила, как это устроить. Никогда не поверишь, что я придумала. Для пущего эффекта она замолчала. – Что именно? – Найму частного детектива! – торжествующе объявила она. – Кого? – решила уточнить я, надеясь, что не расслышала. – Ну, сыщика. Чтобы проследил за Харрисоном и представил отчет обо всех, с кем он видится. Так я быстро узнаю, кто моя соперница, – пояснила Мадди самодовольно. – Мадди, так нельзя, – возразила я. – Почему? – Потому что это грубое вмешательство в его личную жизнь. – О, только не читай мне нотаций. Экс-бойфренды не имеют никаких прав. Ты сама это вечно твердила, – парировала она. Что же, верно. Я действительно сказала нечто подобное, когда мы изводили анонимными звонками Крейга, слизняка, который приставал ко мне с просьбами о свидании, пока я, наконец, не согласилась, а он, вместо того чтобы быть благодарным, не явился (это было до эры автоматических определителей номеров, суперполезного устройства, позволяющего избегать разговоров с маньяками и родителями, но затрудняющего месть брошенных бросившим). Однако несколько безвредных анонимных звонков подлой крысе – ничто по сравнению с такими крайними мерами, как наём частного детектива с заданием следить за экс-бойфрендом. – Мне кажется, это очень некрасиво и непорядочно, – остерегла я и поколебалась, прежде чем продолжать. Я сознавала, что действую крайне эгоистично, и все же искренне верила, что даю хороший совет. – Это сродни одержимости. Что за желание – непременно знать, с кем он встречается… просто патология какая-то! От этого тебе легче не станет. И ты не сможешь его забыть. – Я и не желаю его забывать. Обязательно найму детектива, – упорствовала Мадди. Ее голос показался мне визгливым. – А если он узнает? – Значит, поймет, как я его люблю. Может, хоть это заставит его вернуться ко мне. Я, по-твоему, не права? – вспылила Мадди. Лично мне казалось, что у нее едет крыша, но я не смогла придумать достаточно тактичного способа дать ей это понять, так что вместо этого сказала: – Тебе давно пора идти дальше. Начать новую жизнь. Сколько парней обивают твои пороги? Тысяча? Две? Почему бы, по крайней мере, не попытаться закрутить с другим? Лично мне это так называемое верное средство нисколько не помогло, но Мадди куда разборчивее меня и никогда не позволила бы устроить ей свидание вслепую, тем более с таким типом, как Гэри Толстый Язык. Мадди знакомилась исключительно с самыми завидными холостяками Лондона, и я уверена, рано или поздно встретит шикарного богатого аристократа и станет очередной герцогиней Как-ее-там. Так и представляю Уимблдонский турнир и Мадди, восседающую в королевской ложе рядом с принцем Уильямом: роскошный туалет, потрясающая шляпа и все такое. – Ну, не знаю, – мрачно пробурчала она – Я думала, детектив покажется тебе хорошей идеей. – Ни в коем случае, – твердо ответила я в надежде, что на этом все кончится. Хотя, зная Мадди и ее упрямство, все же сильно в этом сомневалась.* * *
От: Макса Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Кому: Клер Спенсер <claire.spencer@ssmagazine.com>. Тема: страстное свидание. Дата: 9 декабря, понедельник. Где пропадаешь? Чем кончилось страстное свидание?* * *
От: Макса Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Кому: Клер Спенсер <claire.spencer@ssmagazine.com>. Тема: где ты? Дата: 9 декабря, понедельник. Что происходит? Почему не отвечаешь на мои письма? На телефонные звонки?* * *
От: Макса Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Кому: Клер Спенсер <claire.spencer@ssmagazine.com>. Тема: брось… Дата: 9 декабря, понедельник. Только что говорил с Кукси. Полагаю, меня разоблачили. Это была шутка. ШУТКА. Неужели ты злишься из-за таких пустяков???* * *
От: Макса Леви <bоbаfett5473@botmail.com>. Кому: Клер Спенсер <claire.spencer@ssmagazlne.com>. Тема: привет? Дата: 9 декабря, понедельник. Пожалуйста, поговори со мной…* * *
От: Клер Спенсер <claire.spencer@ssmagazine.com>. Кому: Максу Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Тема: Re: Привет? Дата: 9 декабря, понедельник. Нет. Проваливай.– Клер Спенсер? – Да, – рассеянно ответила я. Звонок помешал мне раскладывать компьютерный пасьянс, чем я неизменно занимаюсь по рабочим дням с четырех до пяти вечера. Разумеется, многие посчитают подобное времяпрепровождение непродуктивным использованием принадлежащего компании времени, но я считаю это крайне необходимым для душевного и умственного здоровья. Человек способен сосредоточиться на нуждах и проблемах престарелых строго определенное количество часов в день, после чего полностью перегорает. – Это Кит Холидей из журнала «Ритрит». Мы получили ваше резюме, и наша комиссия по кадрам хотела бы с вами встретиться. Я до того удивилась, что едва не рухнула со своего неэргономического стула. – Здорово. Это… здорово. Когда я могу приехать? – спросила я, хватая календарь. – На этой неделе, если возможно. Понимаю, это несколько неожиданно, но если вы свободны, то могли бы прилететь за счет журнала в четверг вечером, явиться на собеседование в пятницу утром и той же ночью вернуться. Если вы согласны, я могла бы зарезервировать номер в отеле и билеты, – предложила Кит. На листке календаря под надписью «Пятница, тринадцатое декабря», означавшей, что собеседование будет в пятницу тринадцатого… (кажется, плохая примета…), чернели еще две: «Совещание сотрудников» и «Сдача лондонской статьи». – Нет, пятница мне подходит, – жизнерадостно заверила я. Придется сообщить Роберту, что у меня корь в тяжелой форме, и побыть на карантине, чтобы не заразить всю редакцию. – Вот и прекрасно. Я позвоню вам позже, чтобы подтвердить время вылета, – пообещала Кит Холидей. Какое чудесное имя, особенно если учесть, что она работает в журнале путешествий.
Такое имя звучало как псевдоним проницательной женщины-детектива, или авантюристки, или летчицы тридцатых годов прошлого века. Я записала красными чернилами дату собеседования в ежедневник и добавила три восклицательных знака. Они не только назначили собеседование, но и предложили оплатить билеты! Это могло означать только одно: в моей кандидатуре заинтересованы, не так ли? – Угадай, что случилось! – потребовала я, когда позвонил Джек. – Ты приедешь на Рождество? – спросил он вместо ответа. Вопрос застиг меня врасплох. – Что? – Скоро праздники, не забыла? Ты могла бы приехать и провести со мной неделю… или больше, если сможешь, – предложил Джек. – Э… то есть да. Конечно, я буду свободна. Редакция закрыта с двадцать третьего декабря по второе января. – Скажи только слово, и я все устрою. – Не знала, что мужчины могут все устроить, – невесело пошутила я, все еще не в силах поверить собственным ушам. Почему получалось так, что все парни, с которыми я встречалась до этого, боялись строить планы на следующий уик-энд, а Джек преспокойно решил провести Рождество вместе?! Неужели он что-то вроде урода, результат лабораторного эксперимента, проведенного безумными женщинами-учеными, полными решимости создать мужчину, не способного играть по мужским правилам? – Так и есть. Когда я обещал все устроить, это всего лишь означало, что я собирался позвонить своему турагенту и попросить ее все сделать для меня. Эта милая женщина всегда рада помочь. «Еще бы нет», – мрачно подумала я, представляя турагента в виде стриптизерки шестидесятых: выбеленные волосы забраны в сексуальную гриву а-ля Остин Пауэр, несуществующая юбка, длинные ноги в высоких лакированных сапогах. Вот в этом и проблема международных романов: я знаю о жизни Джека только то, что он предпочел рассказать. Ни разу не видела его коллег и соседей, как и тех сговорчивых особ, которые всегда рады помочь. – У тебя другие планы? Может, собираешься к родным? – продолжал Джек. Я задумалась и должна была признать, что перспектива провести праздник с Джеком гораздо предпочтительнее остальных: ужин с отцом и мачехой (которая, нужно заметить, терпеть меня не может, хотя неизменно щерится в фальшивой улыбочке, когда мы видим друг друга) либо лететь во Флориду, к матушке и ее новому муженьку, который, можно поклясться, завзятый алкоголик, хотя матушка твердит, что если он и «мальчики» выпьют пивка во время игры в гольф, это еще не значит, что у него проблемы со спиртным. Я не спорю. Но если к выпитым перед обедом двум порциям водки со льдом добавляются полбутылки вина за ужином и пара банок пива на десерт, – это уже дурно пахнет. – Нет, я никуда не собиралась. А ты? – Нет. Отец проводит Рождество в Аспене, с семьей номер два. А мать любит гостить у младшей сестры. – Вот как? А я могу подумать? – Да, а пока думаешь, я попрошу Дженни забронировать билеты. – Дженни? – Мой турагент, – беспечно пояснил Джек. Р-р-р! Пропади пропадом Дженни и ее вульгарные мини-юбки! – Какой срок ты мне даешь? – Не знаю. Как насчет пары дней? Кстати, – вспомнил Джек, – что ты хотела мне сказать? – Мне назначили собеседование! В «Ритрит», это лучший туристический журнал! Представляешь! – выпалила я. – Вот видишь, кто-то все же прочитал твой опус о массах престарелых граждан, наводнивших Диснейленд. Когда у тебя собеседование? – В пятницу, в Чикаго. Поездка за их счет, – похвасталась я. – Чикаго? – недоуменно протянул Джек. – Значит, тебе придется переехать туда? – Да, если я получу работу. – Не знал, что ты подумываешь о переезде, – удивился Джек. Я пожала плечами, но тут же вспомнила, что он меня не видит. – Ради такой работы готова мчаться на край света. – Ну, если так, то я знаю пару лондонских издателей, которые могут предложить тебе такую возможность. Если захочешь, я готов спросить, нужны ли им люди. Я даже растерялась. Неужели Джек действительно предложил мне подумать о переезде в Лондон? Из вежливости или с намеком, что в этом случае мы… мы будем вместе? Но это невозможно… или… Мужчинам самой природой предназначено избегать обязательств такого рода, удирать от них, подобно крысам с тонущего корабля, а не покорно совать голову в ярмо. Если Джек намеревался нарушать все правила, по которым полагалось бы вести себя парочкам на первой стадии романа, как же, черт возьми, я сумею понять, что между нами происходит?! – Клер? – Я все еще здесь. – Ты в порядке? – Да-да, все прекрасно. Похоже, Джек ждал, чтобы я как-нибудь отреагировала на его великодушное предложение помочь мне найти приличную работу, но что я должна была сказать? Что, мол, конечно, я готова уехать в чужую страну, чтобы быть с человеком, которого знаю меньше месяца? Безумие. Ладно, согласна, на безумие это не похоже. От одной мысли об этом я была готова вопить от радости и мигом сложила бы чемоданы. Но рассудком я понимала, как это глупо. Конечно, любовь – тоже род безумия. И как таковое искажает все реакции и восприятия. Никогда не следует принимать важные решения вроде переезда в другую страну или смены прически на начальных или конечных этапах романа. – Э… я тронута. Думаю, никому не повредит, если ты поговоришь обо мне со своими знакомыми, – пробормотала я, морщась от собственной холодности. – Посмотрю, что можно сделать, – пообещал Джек. – Кстати, ты уже рассказала Мадди? Уф. Я-то думала, мы хотя бы сегодня обойдемся без разговоров на эту тему, по крайней мере, до того, как я найду способ превратиться в Гарри Поттера, чтобы взмахнуть волшебной палочкой и заставить Мадди выкинуть из головы сам факт знакомства с Джеком. – Нет еще, – призналась я. – Но я ей расскажу. Честное слово. – Я всего лишь хочу убедиться, что она услышит это от тебя. Особенно если ты приедешь. Думаю, ей будет неприятно узнать все от посторонних. Если бы ты только знал, что этот посторонний вполне может оказаться частным детективом, подумала я. Но решение Мадди нанять детектива означало также, что мое время истекает. Придется сказать правду, и надеюсь, что она окажется в подходящем настроении. Может, успела проникнуться духом Рождества и согласится простить подругу-предательницу. – Да-да, – обреченно вздохнула я. – Обязательно скажу.
* * *
От: Макса Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Кому: Клер Спенсер <claire.spencer@ssmagazine.com>. Тема: отпущение грехов. Дата: 10 декабря, вторник. Ладно, я виноват. Пожалуйста, перестань меня игнорировать. Чем я могу заслужить твое прошение?* * *
От: Клер Спенсер <claire.spencer@ssmagazine.com>. Кому: Максу Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Тема: Re: отпущение грехов. Дата: 10 декабря, вторник. Я, пожалуй, могла бы простить, что ты расписал Гэри мою любовь к баскетболу. И «Хатерс» тоже мог бы оказаться вполне забавным местечком. Но лезть языком в ухо? Такое не прощают! Ты знаешь, как я отношусь к ушам. И к чужим языкам.* * *
От: Макса Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Кому: Клер Спенсер <claire.spencer@ssmagazine.com>. Тема: Re: Re: отпущение грехов. Дата 10 декабря, вторник. Насчет ушей я ничего не знал. Думал, ты ненавидишь ноги. О'кей, а если я позволю тебе засунуть язык мне в ухо? Тогда мы квиты?* * *
От: Клер Спенсер: <claire.spencer@ssmagazine.com>. Кому: Максу Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Тема: Re: Re: Re: отпущение грехов. Дата: 10 декабря, вторник. Теперь меня тошнит от ног и ушей. Мы будем квиты только в том случае, если Гэри сунет язык в твое ухо. И завтра вечером ты должен повести меня на ужин… В пятницу у меня важное собеседование, и я хочу как следует сосредоточиться. Надеюсь, никто из руководства не читает мои е-мейлы. Никогда не знаешь, что увидит любопытный…* * *
От: Джека Харрисона <jharrison@britpharm.com>. Кому: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Тема: Пять Главных Причин, по Которым Тебе Следует Провести Рождество в Лондоне. 5. На следующий день после Рождества начинается еще один национальный праздник, по какой-то причине его называют «Боксиндей», то есть день рождественских подарков. 4. Королева произносит на редкость занудную речь, над которой можно вдоволь поиздеваться (кстати, речь транслируется по радио и телевидению). 3. Приходится взрывать рождественские хлопушки, а потом надевать дурацкие шляпы, которые из них вылетают. 2. Веселое Рождество. 1. Я сделаю все возможное, чтобы…* * *
От: Клер Спенсер <ciairespencer@ssmagazine.com>. Кому: Джеку Харрисону <jharrison@britpharm.com>. Тема: Re: Пять Главных Причин, по Которым Тебе Следует Провести Рождество в Лондоне. Похоже, ты действительно тоскуешь по Дэвиду Леттермену[15], верно?* * *
От: Норфолк Пегги. Кому: всем сотрудникам. Тема: изменение названия. Дата: 10 декабря, вторник. Довожу до вашего сведения волнующую новость: с первого января название нашего журнала будет изменено с «Сэси синьорз» на «Сэси синьорз!» Мы считаем, что новое название лучше выразит наше стремление проникнуться нуждами и проблемами старшего поколения.* * *
От: Спенсер Клер. Кому: Норфолк Пегги. Тема: Re: изменение названия. Дата: 10 декабря, вторник. По-моему, в Ваш е-мейл вкралась опечатка. Вы написали, что название журнала будет изменено с «Сэси синьорз» на «Сэси синьорз». С уважением, Клер.* * *
От: Норфолк Пегги. Кому: всем сотрудникам. Тема: изменение названия. Дата: 10 декабря, вторник. Полагаю, произошло некоторое недоразумение. В е-мейле, касавшемся изменения названия журнала, нет никакой опечатки. Название журнала по-прежнему «Сэси синьорз», но в конце мы добавили восклицательный знак. Новое название журнала – «Сэси синьорз!» Кроме того, до моего сведения доведено, что некоторые члены команды «Сэси синьорз» используют электронную почту, оплачиваемую редакцией, для передачи личной корреспонденции. Мы просим не использовать электронную почту компании для подобного рода переписки, а также исключить общение с посторонними в рабочее время. Всем спасибо.class="book">* * *
От: Макса Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Кому: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Тема: Re: Re: Re: Re: отпущение грехов. Дата: 10 декабря, вторник. О'кей, я только что звонил Кукси, и он сказал, что ни за какие коврижки не сунет язык в мое ухо… так что вместо этого я отправляюсь сегодня к нему и суну свой язык в его ухо. Надеюсь, после этого ты посчитаешь, что я достаточно унижен (учитывая, что после этого он наверняка взбесится и неизвестно что со мной сделает)?* * *
От: Клер Спенсер <dairespencer@ssmagazine.com>. Кому: Максу Леви <bobafett5473@hotmail.com>. Тема: О'кей… Дата: 10 декабря, вторник. Пойдет. Но я требую еще и ужин.* * *
От: Дженни Джеймс <jjames@travelworld.uk.com>. Кому: Клер Спенсер <clairespencer@ssmagazine.com>. Тема: заказ билетов. Дата: 11 декабря, среда. Дорогая, мисс Спенсер! Следуя указаниям мистера Харрисона, я зарезервировала билеты на рейсы Нью-Йорк – Лондон. Вылет: 23 декабря. Возвращение: 1 января. Прилагаю план предполагаемого маршрута и прошу подтвердить Ваше согласие, когда Вам будет удобно. На случай если вам потребуется помощь с гостиницей и т. д., пожалуйста, не стесняйтесь обращаться ко мне. С добрыми пожеланиями, Искренне ваша Дженни Джеймс. «Трэвелуорлд».– Так ты приедешь? – спросил Джек, едва я подняла трубку. – Что? – растерялась я от такого натиска. – В Лондон. На Рождество. Ко мне в гости. Помнишь? – Да, но… я просто не успела как следует все обдумать. Хотя, должна признать, почти соблазнилась, когда прочитала письмо с пятью главными причинами, – засмеялась я. – Что еще я должен сделать, чтобы соблазнить тебя? – спросил Джек, и на этот раз в голосе отчетливо прозвучали похотливые нотки. Хм-м, может, секс по телефону – это не так уж и плохо? Разве не этим занимаются парочки, живущие по обе стороны океана? Я вдруг заметалась, не желая сделать ошибку. Что, если мы попытаемся, а у меня не найдется достаточно откровенных слов, так что потом обоим будет неловко? И сколько должен длиться этот самый телефонный секс? Час? Несколько минут? Почти столько же, сколько любая комедия положений? И должна ли я включиться… скажем, так: персонально? Или это всего лишь игра, дешевый ходульный акт, чтобы несколько оживить отношения? На все эти вопросы я могла бы ответить, руководствуясь интуицией… будь мы в одной комнате. Но как быть, когда между нами три с половиной тысячи миль и общаемся мы через спутник? Я понятия не имела. – Не то чтобы мне не хотелось тебя видеть, – промямлила я. – Наоборот, очень… – Тогда в чем дело? – Я не уверена… то есть не знаю… – Понятно, – протянул Джек, и я рассмеялась, поскольку напустила такого тумана, что сама ничего не понимала. – Обещаю, что дам тебе знать как можно скорее. Сегодня я получила сообщение от твоего турагента и ответила, что собираюсь подтвердить согласие в ближайшем будущем. Договорились. – Договорились, – отозвался Джек довольно спокойно, а потом неловко сказал: – Клер! – Да? «Ну вот, начинается», – подумала я, сгорая от смущения и волнения одновременно. Сейчас он спросит, не можем ли мы заняться сексом по телефону, а я почувствую себя полной идиоткой, если что-то сделаю не так. Должна ли я употреблять непристойные термины вроде «петушок» и «киска»? Не такие это слова, которые могут запросто срываться у меня с языка. Способна ли я произнести нечто в этом духе идиотского хихиканья? – Что-то не так? То есть тебя что-то беспокоит в… наших отношениях… во мне? О, вот это да! Должно быть, он почувствовал, что мне неловко заниматься телефонным сексом. Сказать, что я готова попробовать? А я готова?! Ну, разумеется. Я взрослая тридцатидвухлетняя женщина и уже давно не девственница. И не растаю от неприличных слов, хриплых стонов и парочки двусмысленных предложений. Впрочем, может, стоит попросить отсрочку на пару дней, чтобы набросать приблизительный сценарий и выписать в столбик все возбуждающие формулировки на случай, если у меня все сразу вылетит из головы? – Нет, ничего, – жизнерадостно заверила я. – Все отлично. – Просто… просто, вижу, ты не решаешься прилететь ко мне, вот и гадаю, не оскорбил ли тебя ненароком? Мне было так хорошо с тобой в Нью-Йорке, я подумал, что ты тоже… предположил… – Голос, и без того неуверенный, окончательно стих. Хорошо, что Джек не видел меня, потому что я побагровела, как свекла, и закатила глаза, убитая собственным идиотизмом. Джек не только не помышлял о телефонном сексе, – он снова пытался втянуть меня в выяснение отношений. Похоже, на этот раз наши роли переменились. Он постоянно думает об эмоциональной стороне нашей связи, а мне следовало бы стыдиться своих грязненьких мыслишек. – Все хорошо, честное слово. Дело не в тебе. Я только… ну… хочу убедиться, что мы не слишком торопимся. Кроме того, мне еще не представилась возможность поговорить с Мадди, я имею в виду, насчет нас, но чувствую, что это стоило бы сделать прежде, чем мы снова увидимся. Обещаю, что все обдумаю и дам тебе знать. Договорились? – Ты права, – согласился Джек. – Сначала следует сказать Мадди. Почему бы тебе не позвонить ей прямо сейчас и не покончить с этим? Во время нашего последнего разговора Мадди угрожала нанять частного детектива для слежки за Джеком. И вот теперь я должна была как ни в чем не бывало объявить, что не только встречаюсь с ее бывшим, но и собираюсь провести с ним праздники? Меня не слишком-то привлекала идея поразвлечься перед сном таким вот образом. И все же хочешь не хочешь, а пора было признаваться. – Ладно, так и сделаю, – вздохнула я, помолясь про себя о том, чтобы за несколько дней, прошедших с нашего разговора, Мадди успела встретить потрясного парня, скажем, британскую рок-звезду, который вскружит ей голову, наденет на палец бриллиант в пять каратов и поклянется преподнести на свадьбу остров с Карибском море. Только при этих условиях она сможет спокойно воспринять новости. «Привет, это Мадди, Оставьте сообщение после звукового сигнала, и вам перезвонят». Би-и-и-ип. «Мадди, это Клер, Ты дома? (Пауза.) Ладно, видишь ли… пожалуйста, позвони, хорошо? Я хотела узнать, как ты и как себя чувствуешь, и… понимаешь… мне нужно кое-что тебе сказать. Так что жду звонка. Хотя, погоди… завтра меня не будет в городе, так что позвони в выходные, договорились?»
ГЛАВА 13
– Bay!!! Офис «Ритрит» оказался просто класс! Полагаю, этого следовало ожидать от журнала, воспевающего путешествия для миллионеров (не то, что в «Сэси синьорз!», где комната отдыха буквально забита снижающим холестерин маргарином, аспергамом[16] и витаминами «Центруй» – разумеется, стараниями спонсоров, дающих рекламу в наш журнал). Но эта редакция скорее походила на шикарный гостиничный бар, чем на административное здание: полы и столы из дерева теплого рыжеватого цвета, мебель в приемной обита серой фланелью, примерно из такой шьют мужские костюмы, а на стенах авторские черно-белые снимки сосновых игл и цветочных лепестков крупным планом. Стальные лампы, выглядевшие как дорогие произведения искусства, украшали прихотливо изогнутые столики. Даже секретарь в приемной вписывалась в общую гамму красок: рыжеволосая красотка с блестящими, пухлыми, капризно надутыми губками (то, что Макс ехидно именует ходячим минетом) была одета в сиреневато-серый костюм – юбку и пиджак с вырезом навылет. И никакой блузки. – Клер Спенсер, к Кит Холидей, – коротко представилась я, стараясь выглядеть настоящим профессионалом, хотя уже казалась себе настоящей колодой. Ну почему в присутствии безупречно одетых и ухоженных женщин я неизменно чувствую себя так, словно случайно насадила на каблук клочок туалетной бумаги? А вот рыжая показала себя истинным профессионалом. Даже глазом не моргнула при виде моего вызывающе немодного наряда. Мне всегда стоит немалых трудов решить, как одеться на собеседование. Многие журналы придерживаются небрежного стиля, при котором сотрудники шатаются по офисам в мятых штанах и разбитых кроссовках, тогда как другие напоминают девиц из подтанцовок на MTV-шоу, у которых трусики-танга, как правило, выглядывают из-под низко сползающих джинсов. Я уже не говорю о журналах мод, где появление в чем-то не одобренном стилистом будет стоить вам презрительных взглядов и понижения в жалованье. В «Сэси синьорз!» нет официального дресс-кода, хотя в самые жаркие месяцы Пегги то и дело рассылает сообщения с просьбой не забывать, что в редакции запрещено появляться с голыми ногами (что я неизменно игнорирую, поскольку ни один человек в здравом уме не станет носить колготки, когда на дворе тридцать семь градусов выше нуля!). Словом, я выбрала золотую середину – черный шерстяной брючный костюм с белой блузкой. – Сейчас сообщу, что вы здесь, – пообещала рыжая таким хрипловато-сексуальным голосом, что я немедленно задалась вопросом, уж не подрабатывает ли она в порнобизнесе. Судя по всему, эта дама из тех, кто обожает заниматься телефонным сексом: именно такая женщина могла бы дать мне совет по этому поводу… Хотя я-то уж точно окажусь непрофессионалом, если попытаюсь узнать о ее опыте в этой сфере. Ожидая появления Кит Холидей, я подошла к стеклянной стене, за которой был офис редакции. Как я и подозревала, настоящее царство моды. Никаких уродливых, тесных клетушек. Вместо них вдоль стен тянулись кабинеты со стеклянными дверями, а вспомогательный состав трудился в центре, без всяких перегородок, за шикарными стальными столами. Высокие растения в горшках и красные кирпичные колонны были расположены так, что каждый работал в относительном уединении. По спине пробежал холодок нервного озноба. Поверить невозможно, что мне предложили собеседование в таком шикарном журнале. Здесь наверняка никто не предложит писать статьи о Фениксе или Денвере… они своих журналистов посылают в Марокко, Амстердам, Сидней… И эти самые журналисты не выискивают самые дешевые в городе мотели, а живут в модных дорогих отелях, обедают в лучших новых ресторанах и рекламируют эксклюзивные развлечения. Больше никаких смет! Никаких убогих номеров с засаленными покрывалами на постели и стандартными лесными пейзажами, висящими на стенах. Никаких заведений фаст-фуд, от продукции которых целлюлит на бедрах появляется со скоростью света! Да, мне срочно понадобится новый гардероб! Придется читать от корки до корки «Лаки» и «Мари-Клер», усваивая, как сочетать разные предметы одежды, чтобы получались модные комплекты. – Клер? Я обернулась и оказалась лицом к лицу с миниатюрной женщиной. – Я Кит, – представилась она с широкой, открытой улыбкой. Я немного растерялась. Учитывая потрясающее имя и место работы, я представляла Кит неким двойником Вероники Лейк, обожающей изделия Донны Каран. В реальности Кит Холидей едва достигала пяти футов и имела мальчишески стройную фигуру и коротко стриженные светло-каштановые волосы. Ни следа косметики, черная водолазка и коричневые вельветовые брюки, ловко сидевшие на узких бедрах. – Привет, рада вас видеть, – пробормотала я, внезапно обнаружив, что даже не пришлось вымучивать улыбку. Кит оказалась просто лапочкой, именно тем человеком, с которым я была бы рада подружиться. Какой разительный контраст с синеволосой командой, населявшей «Сэси синьорз!» При такой роскошной обстановке и более подходящих по возрасту коллегах «СС» по сравнению с «Ритрит» выглядела настоящим Гулагом, местом, в которое постыдился бы сунуть нос любой писатель, претендующий хотя бы на крохотные искорки таланта. Меня просто затрясло. Здешние редакторы ни за какие коврижки не проявят ни малейшего интереса к человеку, работающему в жалком третьеразрядном издании, существующем исключительно для того, чтобы навязывать сомнительные туристические проекты наивным американским пенсионерам. Я пария, изгой, низший класс, и рано или поздно ребята из «Ритрит» обязательно унюхают обман и подлог. – Спасибо за то, что быстро приехали. Ваше резюме так нас впечатлило, что мы хотели обязательно встретиться с вами, прежде чем закончатся собеседования, – говорила Кит, уводя меня из приемной вниз. Мы остановились перед двойными стальными дверями. За ними находилась главная редакция, которой я так восхищалась из окна. Их впечатлило мое резюме?! Неужели я в приступе безумия осуществила свой план по приукрашиванию резюме кое-какими красочными подробностями? Зато я гордилась тем, что мне в голову не пришло брякнуть чего-нибудь вроде: «Иисусе, до чего же забавно, что вы с такой фамилией работаете в журнале путешествий!» Шутка, которую она, бьюсь об заклад, слышала чаще, чем я «Клер – это имя для толстушек». Стоило мне открыть рот, как я, возможно, потеряла бы работу еще до начала собеседования. Кит отвела меня в конференц-зал, где по одну сторону длинного овального стола сидели трое, показавшиеся мне в моем нынешнем состоянии довольно устрашающими на вид. Кит их представила, но я так нервничала, что немедленно забыла два имени из трех. Одно, которое запомнила – Сабрина Тафт, – принадлежало элегантной афроамериканке, одетой в роскошный кремовый брючный костюм. Мне сразу же стали понятны все преимущества деловой одежды. Я втайне позавидовала ее резко вылепленным скулам и собранным в узел волосам, открывавшим длинную, грациозную шею. Ее соседями были поразительно красивые и странно похожие друг на друга мужчины: оба высокие, стройные, с чеканными чертами лица, квадратными подбородками и волосами, уложенными с той небрежностью, которая неизменно выдает руку модного стилиста. Я различала их только по тому, что на одном была светло-фиолетовая сорочка с сиреневым шелковым галстуком в тон, а на другом – очки от Кларка Кента в квадратной черной оправе, из тех, что придают красавцам вид интеллектуалов. – Пока, Клер. Удачи, – прошептала Кит мне на ухо и легко выпорхнула из комнаты, предоставив меня судьбе. – Присядьте, пожалуйста, – предложила Сабрина Тафт, изящным движением руки показывая на стул напротив. Я тихо радовалась, что моя короткая память все же удержала ее имя, поскольку она явно была здесь старшей. И тут я с ужасом сообразила, что понятия не имею об их должностях в журнале. Я так волновалась, соображая, что надеть и что говорить на собеседовании, что и не подумала поинтересоваться самими сотрудниками. Едва успела пролистать в самолете последний номер «Ритрит». Как же я могла забыть самое основное? На столе передо мной стояли графин воды со льдом и стаканы. Страшно захотелось выпить немного, чтобы успокоить нервы. Но я тут же подумала, что это может показаться грубым, – ведь мне никто ничего не предлагал, а я не хотела совершить faux pas[17] еще до начала собеседования. Однако я начала мучиться, во рту было суше, чем в пустыне. И чем больше я пыталась игнорировать графин с соблазнительной ледяной водой, тем отчаяннее хотела пить. Сабрина Тафт насадила на нос очки в проволочной оправе и стала читать резюме. Я заметила, что и у Фиолетовой Сорочки, и у Кларка Кента были свои экземпляры. – Чем вам нравится профессия пишущего о путешествиях журналиста? – спросила Тафт, поднимая глаза. Я знала, что мне непременно зададут этот вопрос, и, немедленно выбросив из головы воду, выдала заранее заготовленный ответ. – Я всегда любила путешествовать, смотреть новые места, знакомиться с другими культурами. Так интересно подмечать различия не только между странами, но и регионами одной страны! Особенно меня интересует разнообразие художественных взглядов, существующих в каждой культуре: архитектура, моды, кухня – я нахожу это поразительным. Это действительно лучшая в мире работа, – трещала я, корчась в душе от собственного лицемерия, тем более что последние два года постоянно ныла и жаловалась, что мне приходится скитаться по невыносимо тоскливым захолустьям. Я отлично понимала, что говорю банальности, но Макс заверил, что в таком журнале от меня потребуется именно это. И, похоже, был прав: мой ответ явно произвел впечатление, все трое интервьюеров одобрительно покивали головами. – Назовите два любимых места, о которых вы писали, – вмешался Кларк Кент. Мой мозг мгновенно превратился в ту самую пустыню, какой всего минуту назад, был мой рот. К такому я готова не была. Думай, Клер, думай, умоляла я себя, терзая мозг в поисках двух мест, восхваляемых мной на страницах «СС», мест, которые бы не показались безнадежно унылыми этой троице. – Недавно я была в Лондоне, который всегда был моим любимым городом. Там столько всего происходит, такая поразительная смесь традиций и нового, – начала я сочинять на ходу. – И… э… Новый Орлеан, в котором всегда праздник, не говоря уже об уникальной культуре и ресторанах мирового класса. Кажется, вывернулась. Я замолчала, искренне надеясь, что они не читали моих обзоров, особенно того, который я изловчилась опубликовать в отсутствие Роберта и где характеризовала Новый Орлеан как «шестой круг ада». Но что мне было делать? Сказать, что мое любимое место – Орландо? Или Уильямсбург, штат Вирджиния? Мне почему-то казалось, что таким образом я вряд ли произведу впечатление на расстрельную команду. В довершение всего я имею обыкновение обильно потеть в критической ситуации, и моя тонкая хлопчатобумажная блузка уже повлажнела. Хоть бы на черном жакете не проступили мокрые пятна! Я попыталась расслабиться. «Вдох-выдох. Вдох-выдох. Дыши глубже, оставайся спокойной и сосредоточенной», – твердила я себе, пытаясь подражать безмятежной и пугающе гибкой женщине, у которой занималась йогой. Но все надежды сохранить душевное равновесие обратились в прах, когда, словно в некоем безумном психологическом эксперименте, все трое стали задавать вопросы одновременно и при этом болтали друг с другом, не давая мне возможности вдуматься в смысл вопроса, не говоря уже о том, чтобы ответить. Залп следовал за залпом. – Где вы видите себя через пять лет? – осведомилась Сабрина. – Через пять лет? – задумчиво повторила я, пытаясь выиграть время, чтобы придумать ответ. Но что я должна сказать? Работа в «Ритрит»? Собственная колонка с обзорами экзотических международных путешествий? Должность главного редактора? Нет, только не это, тем более что я понятия не имела, чем занимаются эти трое. Не хватало опозориться, заявив, что я собираюсь подсидеть кого-то из присутствующих! С другой стороны, если я не покажусь достаточно амбициозной, меня посчитают ничтожеством. – Если бы вы попали на необитаемый остров, куда позволено взять только три предмета, что бы вы выбрали? – вмешался Фиолетовая Сорочка, прежде чем я успела ответить Сабрине. – Т-три предмета? – пробормотала я. Первыми тремя предметами, пришедшими на ум, были пожизненный запас тампонов, лэптоп с модемом и мой вибратор: вряд ли от меня ждали такого ответа… если не считать компьютера, остальное не выдерживало никакой критики. А что эти трое от меня ожидали? Какие предметы посчитали бы необходимыми? Дорогие соли для ванны? Дорожный плед из козьей шерсти? Плейер для DVD? Но прежде чем я успела открыть рот, снова вмешалась Сабрина: – Перечислите случаи, когда вы действовали как лидер, – почти взвизгнула она, окинув Фиолетовую Сорочку презрительным взглядом. Тот громко вздохнул, явно раздраженный тем, что на его вопрос не ответили. Я вытаращилась на них, не зная, к кому обращаться. И когда это была лидером? Нет, правда, однажды, еще в младших классах, мне поручили организовать кукольное представление «Панч и Джуди» для фестиваля Ренессанса, но мне показалось, что мои мучители не это имели в виду. Да и какая, к черту, разница, была я лидером или нет! Я ведь не лезу в руководство редакции или совет директоров! С меня хватит и должности штатного журналиста! – Что вы считаете своей самой большой слабостью? – присоединился к травле Кларк Кент. К несчастью, как раз в этот момент мы встретились глазами, а остальные двое принялись пикироваться, так что я поняла: придется вымучить ответ, любой ответ, и говорить следует громко, уверенно, быстро. Моя величайшая слабость? Что это за допрос? Нет, не то чтобы у меня не было слабостей… просто не хотелось бы их выдавать незнакомым людям. И что сказать? Что я абсолютно ненавижу власть в любой форме? Что невероятно ленива? Совершенно неорганизованна? Ничего не скажешь, подходящий ответ для собеседования! Но тут в голове что-то щелкнуло, и прежде, чем я успела опомниться, с языка сорвалось: – Я трудоголик. Троица немедленно замолчала. Все дружно выкатили на меня глаза с таким видом, словно перед ними возник инопланетянин. – Как это может считаться слабостью? – удивился Кларк Кент. Судя по тону, он понял, что я несу чушь, так что нужно было срочно исправлять положение. – Ну… – начала я, стараясь держать себя в руках, – говорят, что чрезмерное увлечение работой вредно, и если хочешь сохранить душевное равновесие, нужно иметь какие-то посторонние интересы… – Лично я не думаю, что поглощенность работой – это слабость, – с упреком перебил Фиолетовая Сорочка, но тут же пришел мне на помощь, спросив: – Вы говорите на иностранных языках? – Нет, – выпалила я. – Нет? – Он явно не верил своим ушам. – Ни на одном! – жизнерадостно улыбнулась я. Во рту так пересохло, что язык буквально прилип к гортани. Больше не заботясь о приличиях, я потянулась к графину, налила стакан воды и жадно проглотила. – Вы не учили языки в школе? – спросил Кларк Кент. – Почему же? Четыре года занималась французским, – призналась я. – Значит, вы читаете французские газеты? – оживился Кларк Кент. – Нет. – Сможете взять интервью на французском? – вставил Фиолетовая Сорочка. – Я успела узнать самые основы, но почти все позабыла. Именно поэтому и указала в резюме, что не знаю языков, – отрезала я, слишком раздраженная, чтобы лгать. Кларк Кент злорадно ухмыльнулся, Фиолетовая Сорочка неодобрительно покачал головой. Только Сабрина Тафт оставалась невозмутимой. Посмотрев на меня поверх очков, она попросила: – Перечислите три прилагательных, которыми хотели бы характеризовать себя. «Циничная, саркастичная и широкобедрая», – подумала я, моля Бога о том, чтобы собеседование закончилось быстро и по возможности безболезненно. Когда все действительно закончилось, я вывалилась в холодный, облачный чикагский день с таким ощущением, будто, прихрамывая, ухожу с поля боя. Хлопчатобумажная блузка, тщательно отглаженная до ухода в «Ритрит», потеряла свежесть и липла к плечам и спине, а быстрый взгляд в зеркальце пудреницы подтвердил худшие подозрения: волосы обвисли, нос блестел, помада была почти съедена. Жалкие, запекшиеся на губах остатки «Розового шоколада» от Клиник придавали мне вид алкоголички, страдающей от некоего кожного заболевания. Я никак не могла понять, в какое мгновение собеседование пошло вразнос? Когда Сабрина Тафт, поджав губы, прочла в моем резюме слова «Кэт крейзи» таким тоном, что сразу становилось ясно: она отнюдь не находит мое прежнее место работы очаровательно эксцентричным, хотя я очень на это надеялась. Или когда Кларк Кент окинул критическим взглядом идеально янтарных глаз то, что я считала довольно приличным костюмом? Я нырнула в ближайшее бистро, заказала кофе с молоком и большой кусок чизкейка, – я из тех, кто снимает стресс едой, – и, едва устроившись за маленьким круглым деревянным столиком, вынула сотовый. Необходимо позвонить кому-нибудь… предпочтительно тому, кто меня любит и сможет уверить, что я не такая большая неудачница, какой ощущала себя в данный момент. Но кому? Только с одним человеком я хотела поделиться переживаниями, рассказать о кошмаре, который только что вытерпела. И этим человеком был не Макс и даже не Мадди. Джек. Я смотрела на телефон, не зная, стоит ли звонить. Достигли ли мы той точки наших отношений, когда он обрадуется, услышав меня в неурочный час, и даже посочувствует моим злоключениям? Не должна ли я разыгрывать роль таинственной, очаровательной и непостижимой загадки, чтобы подогреть его интерес, а не выложить разом все карты? О, да провались все пропадом! Слишком тяжелым выдался день, чтобы беспокоиться из-за моих дурацких правил общения с мужчинами! Прежде чем окончательно струсить, я стала поспешно нажимать кнопки. – Алло? – отозвался Джек сухо, но достаточно любезно. При звуке его голоса мои глаза стали наполняться слезами. Я попыталась сдержаться. Вместо этого хрипло прокаркала: – Привет. Это я. Клер. – Клер! Похоже, он действительно обрадовался, это было слышно даже сквозь помехи на линии! – Разве ты не на собеседовании? – Только что вышла, – объяснила я, чувствуя себя последней идиоткой. Господи, теперь он посчитает, что я бросилась звонить ему, едва все кончилось. Конечно, так оно и есть, но не стоило бы держаться немного хладнокровнее? – Ну, и как все прошло? – Ужасно, – выдавила я и, к своему стыду, разразилась рыданиями. – Расскажи, – попросил Джек так мягко, что я расплакалась еще громче. Как я хотела, чтобы он оказался рядом, обнял меня, сказал, что все будет хорошо. Признаться в этом себе уже было достаточным потрясением: в конце концов, я давно стала самостоятельной и вполне могла обойтись без утешителей. Но мне вдруг стало ясно, что я сыта своей самостоятельностью по горло. Временами хотелось, чтобы обо мне позаботились, а я взамен стала бы заботиться о нем… Еще более шокирующим было осознание того, что подобные желания вовсе не так уж крамольны. Я всегда полагалась на себя, но насколько… насколько чудеснее знать, что кто-то разделит с тобой невзгоды, возьмет на свои плечи твое бремя и хотя бы ненадолго понесет вместе с тобой. – Клер! Ты слушаешь? – спросил Джек. – Слушаю. Я только… – пробормотала я и, прежде чем сообразила, что несу и каковы будут последствия, выпалила: – Только хотела сказать, что лечу к тебе, в Лондон, На Рождество. – Вот здорово! – возликовал Джек. – Я просто не дождусь встречи! – Я тоже, – призналась я и, неожиданно успокоившись, атаковала кофе с пирожным, одновременно жуя и рассказывая о неудачном собеседовании. Почему-то оно уже не казалось таким кошмарным, как минуту назад. Не успела я оглянуться, как уже хихикала над Фиолетовой Сорочкой, старательно оглаживавшим свою прическу, пока Сабрина Тафт и Кларк Кент препирались из-за того, чья очередь задавать мне вопрос.ГЛАВА 14
– Не думаю, что тебе следует лететь, – объявил Макс. Мы раскинули лагерь в моей гостиной, и я только что доказала неправоту Макса, утверждавшего, что стряпуха из меня никакая, сготовив довольно приличный воскресный завтрак (если честно, яичница была слегка пережарена, бекон чуточку жестковат, блинчики вряд ли можно было назвать легкими и пышными, но тосты получились идеальные). Я почти простила Макса, ведь он не только сдержал обещание угостить меня ужином, но и повел нас с Дафной в «Пичолин», где нас ждало божественное угощение. Моя жалкая зарплата едва позволяет питаться макаронами из коробок и сыром, так что удовольствие было поистине редким. Кроме того, весь ужин Макс наставлял меня, как правильно себя вести с руководством шикарных туристических журналов, поскольку несколько раз делал серии снимков для подобных изданий, а Дафна убеждала меня развесить по всей квартире пучки сухой лаванды, утверждая, что это принесет мне удачу. – Кстати, ароматерапия поможет тебе расслабиться, – добавила она. Хотя собеседование провалилось, у меня не хватало духу и дальше злиться на Макса за подстроенное свидание с Гэри, тем более что сам Гэри позвонил мне, умоляя не заставлять Макса в качестве отмщения совать язык ему в ухо. – Пожалуйста, не впутывайте меня, – умолял он. – Я тут ни при чем! Каждый раз, когда я оборачиваюсь, оказывается, что за спиной стоит Макс, готовый на меня наброситься, и я никак не могу понять, шутит он или всерьез. Я пожалела обоих и освободила Макса от повинности. Кроме того, в приступе эгоизма посчитала, что мне необходим кто-то, кто мог бы вместе со мной терзаться мыслями на тему всей громоздкой схемы Лондон – Рождество, Джек – Мадди. А поскольку Мадди явно вышла из игры, оставался один Макс, тем более что Дафна собралась провести уик-энд у своей матери, в Филадельфии. Макс упомянул об этом тоном, предполагавшим, что расстались они отнюдь не дружески, но когда я попыталась выведать подробности, просто от меня отмахнулся. Так или иначе, я заманила его к себе обещанием халявного завтрака. Макс был хорошим товарищем, поэтому, давясь, съел почти все, что лежало на тарелке, а потом мы долго сидели над чашками дымящегося кофе с молоком. Оба не потрудились даже переодеться: я так и сидела в серой фланелевой пижаме, а Макс в спортивных штанах и майке с изображением «Роллинг Стоунз». Но как только я упомянула о планах на Рождество, Макс немедленно разнес их в пух и прах. – Почему нет? Ты сам советовал мне не тревожиться и не думать о чувствах Мадди, потому что она никогда не узнает, – возразила я, чувствуя некоторую неловкость из-за того, что Макс со мной не согласен. Нет, он, конечно, был прав, я и сама понимала, что лететь в Лондон не следовало бы. Любому идиоту ясно, что я сама рою себе могилу. Но беда в том, что мне ужасно хотелось в Лондон. И моральные принципы Макса были настолько гибкими, что я была уверена: он посоветует мне игнорировать угрызения совести и следовать велению сердца. Он всегда нес трогательно-сентиментальную чушь вроде этой, что обычно крайне меня раздражало, но сейчас я была готова последовать его советам. Нужно же было ему вдруг превратиться в проповедника! – Да плевать мне на ее чувства! Меня волнуют твои, – пояснил Макс, пристально всматриваясь в меня поверх кофейной кружки. – С чего бы это? – Ты неспособна на мимолетный романчик. Просто не годишься для такого. И я знаю, что ты уже эмоционально привязана к этому парню, – продолжал Макс. Некрасивое, с неправильными чертами лицо было непривычно серьезным. Да и голос как-то изменился: глухой и мрачный. Я крайне редко видела приятеля таким, хотя образ мудрого старца, дающего верные советы, был немного подпорчен прической: волосы торчали, как взъерошенные птичьи перья. Макс походил на малыша, только что скатившегося с постели, – растрепанный, взъерошенный. Я едва удержалась от желания пригладить его вихры. – Ну и что? Ты сам вечно твердишь, что мне нужно расслабиться, относиться ко всему немного легче, прожигать жизнь, пока не прошла молодость. И когда я, наконец, решила тебя послушаться, пытаешься убедить меня не рисковать? – Мне позволено менять свои мнения. Ты мой лучший друг, и я не хочу видеть тебя в беде, – ответил Макс. – Знаю, что это тебя волнует, но ведь и мне не пять лет. Я уже большая девочка и могу сама о себе позаботиться, – отмахнулась я, вставая и принимаясь собирать посуду. – Неужели? – саркастически хмыкнул Макс. – И что это должно означать? – раздраженно осведомилась я. Сбросив посуду в раковину крошечной кухоньки, я взяла кофеварку, вернулась в комнату и долила кружки. – Ладно, скажу, если пообещаешь не злиться, – начал Макс. – Ненавижу, когда так говорят. Верный признак того, что услышу очередную гадость, – пробурчала я. – Вовсе нет. Я просто хочу, чтобы ты трезво оценила обстановку. Истина заключается в том, что ты не из тех, кто способен отбить парня у лучшей подруги. – Брось! – фыркнула я. – Ты терпеть не можешь Мадди. – Верно, зато ты ее любишь. Любишь, как сестру, по крайней мере, сама это не раз говорила. И судя по тому, как она переживает, разрыв с Джеком ее убил. Если она узнает правду… узнает, что ты встречалась с ним тайком от нее, ни за что не простит. Ты сама знаешь, что я прав. Тебе тяжело жить с таким грузом на душе. Я молча опустила голову. Все верно. Совесть постоянно меня грызла, да так, что я перестала спать по ночам. Даже обычное средство – чтение биографий знаменитостей, – действующее лучше любых патентованных снотворных, перестало помогать, и теперь я знала о жизни Джона Адамса гораздо больше, чем в общем-то хотела узнать. Я выглядела как привидение, едва таскала ноги по редакции, бессовестно зевала во время совещаний и до сих пор не сдала лондонскую статью. На душе было так паршиво, что когда Роберт несколько раз прошелся по моему адресу, я почти ему поверила. Беда в том, что, как бы я ни любила слушать голос Джека, как бы хорошо мы ни подходили друг другу, странные и прекрасные отношения все же казались нечистыми. Запятнанными. Ощущение, что я делаю что-то бесчестное, постоянно грызло меня. Совсем как в тот раз, когда мы со школьными приятельницами провели будний день, развлекаясь на аттракционах, лежа на солнышке и крася ногти. И вместо того чтобы оттянуться, как следует и радоваться свободе и красоте весеннего дня, я все время думала о том, что будет, когда нас поймают. – Видишь ли, когда я впервые встретила Джека, когда мы в первый раз… э… – я поколебалась. – …сделали это, – подсказал Макс. Я злобно уставилась на него: – Тогда я не знала, что они с Мадди вообще знакомы. В мои планы не входило ударить ее в спину! – Не входило. И никто тебя не осудит, кроме тебя самой. И ничего страшного, что вы снова увиделись после того, как ты все узнала. Это давало тебе шанс попрощаться, привести короткую связь к логическому концу. Но потом он прилетел сюда, и ты решила продолжать отношения, мало того, собираешься к нему! Это уже выходит за рамки короткого романа. – А если я все скажу сейчас? – спросила я. – Перед отъездом. Позвоню ей, признаюсь во всем… ну не во всем… хотя бы в главном. Справедливо? – Полагаю, – пожал плечами Макс. – Только не жди, что она вас благословит. Не дождешься. – Кто знает? С их разрыва прошло уже достаточно времени. Мадди не привыкла к прочным отношениям, по крайней мере, так было до Джека, – возразила я. – Может, ты и права, – согласился Макс, хотя, судя по тону, так не думал. Я тоже промолчала, ясно сознавая, что если даже наберусь храбрости рассказать Мадди о своих отношениях с Джеком и если она попросит порвать с ним либо, хуже того, пригрозит покончить с нашей дружбой, нет никакой уверенности, что этого будет достаточно, чтобы удержать меня от встреч с ним. На беду или радость, но я влюбилась в него. Это пугало, и все же, несмотря на страхи, я не могла отказаться от него. С утра я начинала ждать той счастливой минуты, когда раздастся звонок и я, в любимой фланелевой пижаме, закутанная в пуховое одеяло, поднесу к уху трубку, вслушиваясь в низкий рокот его голоса и понимая, что наконец-то живу. И хотя я словно балансировала на краю обрыва, рискуя каждую минуту свалиться вниз и разлететься на миллион кровавых ошметков, все же не могла иначе. – Довольно обо мне. Что происходит между вами с Дафной? Макс довольно неумело изобразил непонимание. – А почему ты считаешь, будто что-то происходит? – Ты как-то странно ведешь себя при упоминании ее имени. А когда мы вчера ужинали, она ни слова не сказала о поездке в Филадельфию. Честно говоря, за ужином я не заметила ничего необычного, но, если вдуматься, оба больше говорили со мной, чем друг с другом, что было на них совсем не похоже. Макс пожал плечами. Другого ответа я и не ожидала. Последнее время стоило спросить о Дафне, как он мгновенно замыкался. – Прекрасно, можешь молчать, – совсем по-детски обиделась я. – Я, можно сказать, изливаю тебе душу, а ты что-то скрываешь. – Вовсе нет. Даффи просто хотела побыть одна. Сегодня вечером она вернется. Я вопросительно подняла брови, но он в третий раз пожал плечами и мрачно уставился в чашку. Оставалось надеяться, что это просто легкая размолвка. Мне просто необходим был пример и поддержка солидной, прочной пары, такой как Макс и Дафна. Несколько часов я терзалась, откладывая звонок Мадди. Съездила в тренажерный зал и сорок пять минут давила стресс и волнение на беговой дорожке, после чего перешла к другому тренажеру. Обожаю свой тренажерный зал: он не напоминает мясные ряды, как большинство ему подобных, хотя несколько психов, как полагается во всех тренажерных залах, есть и тут – высохшая, кожа да кости, женщина, проводящая здесь по восемь часов в день, пожилой мужик, как-то странно размахивающий руками во время ходьбы на беговой дорожке… Остальные обычно держатся особняком: читают журналы или ходят с плеерами. Правда, я видела, как некоторые типы бухгалтерской внешности пожирают глазами задницы некоторых типов адвокатской внешности, но все держались в рамках приличий, и никто не позволял себе никого снимать, по крайней мере, в открытую. Более того, в отличие от большинства тренажерных залов, где все инструкторы по аэробике – задорные блондинки с именами, оканчивающимися на «и»: Кимми, Лори, Дженни, – инструкторы в моем зале в основном мужчины, внешностью и манерами сильно смахивающие на армейских сержантов, так что я могла спокойно заниматься степ-аэробикой, не мучаясь из-за того, что мои предплечья толще бедер инструктора. Вернувшись домой и приняв душ, я стащила простыни с постели, спустилась вниз и включила стиральную машину. Потом сбегала в магазин за обезжиренным молоком, овсяными хлопьями и водой. В последней попытке отложить разговор я даже снизошла до того, чтобы выдраить квартиру до последнего уголка, хотя, учитывая, что площадь всего жилища около пятисот квадратных футов, генеральная уборка не заняла слишком много времени. Наконец, когда делать стало решительно нечего, я взяла трубку радиотелефона и приложила к щеке, пытаясь сочинить оправдательную речь, а заодно угадать, какой будет реакция Мадди на следующую фразу: «Привет, я и есть та самая, которая спит с твоим экс-бойфрендом. Прости!» Почему-то я никак не могла представить, что она просто пожмет плечами, откинет назад тяжелую гриву волос и ответит: – Подумаешь, большое дело! Скорее всего, мне придется немало выслушать всего – от слезливых упреков до яростного визга. Ни то ни другое не обещало ничего хорошего. Когда предчувствия вконец доняли меня, становясь с каждым часом все мрачнее, я все же стала дрожащими руками набирать длинный международный номер. В животе стыло неприятно-тошнотное ощущение, обычно предшествующее очередной катастрофе. Телефон звонил, звонил и звонил, и на секунду тучи разошлись и в просвет показалось солнце… при одной мысли о том, что я получила короткую передышку, а разбитое сердце моей подруги не получит нового удара. Но тут же послышался щелчок, и вместо стандартной фразы автоответчика раздался задыхающийся голосок Мадди. – Алло? – Эй, это я. Ты не получила мое сообщение? – Привет. Да. Прости. Хотела перезвонить, но… просто сил не было, – пробормотала Мадди, и мое сердце упало. Похоже, все еще хуже, чем я ожидала. Она страшно переживала, и дело было вовсе не в том, что завтра понедельник и придется идти на работу. Ее печаль скорее была рвущей душу тоской того рода, которая, вероятно, вдохновляла Рода Стюарта на прощальные гимны. Я все надеялась, что Мадди познакомится с кем-нибудь или одержит грандиозный триумф на работе: все, что угодно, лишь бы она стала прежней. И не только потому, что мне было бы легче сказать о нас с Джеком. Просто я знала, каково это – проводить очередное воскресенье в одиночестве, выбирая между старыми фильмами по кабельному телевидению и сдавленными рыданиями в подушку. А теперь жестокая правда окончательно доконает подругу, не говоря уже о том, что с этой минуты она меня возненавидит. Черт, да я сама себя ненавидела за то, что готова сделать с ней. – Что с тобой? – спросила я, словно не знала. – Все то же, ничего нового, – вздохнула она. – А вот ты наверняка устала слышать мои жалобы на Харрисона. – Нет, дело вовсе не в этом. Не в нем. Просто я… я беспокоюсь за тебя. Когда мы говорили в последний раз, ты вроде как окончательно расклеилась. Даже толковала насчет частного сыщика. – Мне эта идея вовсе не показалась безумной, – фыркнула Мадди. Я услышала щелчок зажигалки и глубокий вдох. – Ты снова куришь? – удивилась я. – Да нет… так, время от времени, – неохотно обронила она, снова затягиваясь с таким азартом, что я буквально ощутила на языке восхитительный табачный привкус, а легкие наполнились расслабляющим облаком дыма. Десять лет воздержания и сила воли почти исчезли. Я жадно потянула носом, словно надеясь унюхать запах только что вынутой из пачки сигареты. В колледже мы с Мадди курили почти непрерывно – «Мальборо лайт» были прекрасным дополнением к чашке кофе и сплетням, – но обе бросили, когда получили дипломы. Вернее, Мадди бросила первой и невероятно раздражала меня снисходительными улыбками и неодобрительным покачиванием головы каждый раз, когда я вынимала сигарету. И вот теперь она снова принялась за старое? После всех лекций о вреде никотина, всех разглагольствований по поводу того, как очистились ее легкие и как пожелтеет моя кожа, если я буду продолжать курить! Собственно говоря, она и завязала именно потому, что ей показалось, будто в уголке губ появилась морщинка, хотя лично мне предательский участок кожи казался таким же кремово-совершенным, как и все лицо. Я же смогла бросить курить только после многочисленных попыток и шестинедельного воздержания, во время которого стала такой стервозой, что была готова в клочья разорвать любого, кто, по моему мнению, не так на меня посмотрел. Даже теперь, слыша довольное пыхтение Мадди, я сгорала от свирепого желания побежать на корейский рынок на углу нашей улицы и закупить столько пачек, сколько смогу унести. Но тут меня осенило. Банально, да, но было одно обстоятельство, при котором Мадди отступала от принятого обета воздержания… – Ты только что занималась сексом? – с подозрением спросила я. – А почему это тебя так удивляет? Со мной такое случается. – Но… но… с кем? То есть… я думала, ты расстраиваешься из-за… э-э-э… Харрисона, – выпалила я. Все мысли о курении вылетели из головы, сменившись некоторой надеждой. Если Мадди с кем-то спит, значит, готова забыть Джека. А если она его забудет, может, не станет так уж сильно возражать против наших встреч. Конечно, она по-прежнему расстроена: хотя я давно забыла Сойера, вряд ли мне понравилась бы его слишком тесная дружба с одной из моих приятельниц, – но, может, хоть теперь мои объяснения не окажутся таким уж сильным ударом. – Расстраиваюсь. Но это не означает, что мне запрещено встречаться с другими мужчинами. Особенно с теми, кто мне небезразличен. – Нет, пойми правильно, я думаю, что ты молодец. Лучший способ избавиться от мыслей о любовнике – завести кого-то нового, верно? – обрадоваласья. – Это не кто-то новый. – Мадди выпустила дым. И одновременно вздохнула, так что получилось длинное, печальное шипение. – Послушай, полагаю, мне следовало сказать раньше, но, зная, какова ты, я не позволю меня судить! – Я и не сужу, – обиделась я. – Судишь. Я люблю тебя, но ты иногда бываешь ханжой, Клер. И сама знаешь, что это правда. И ты определенно осудишь меня, но я… встречаюсь со своим боссом. – Ну, не знаю, может, такова офисная политика, но я бы не назвала это моральной дилеммой, – бросила я, все еще переживая походя брошенное оскорбление, особенно потому, что она сама заранее осудила меня, назвав ханжой, не способной понимать других. Кроме того, если я способна объективно рассмотреть проблему и составить мнение насчет того, что хорошо, что плохо, это ведь не означает, будто я ханжа, верно? – Если бы он не был женат, – добавила Мадди. Жилище вдруг показалось невыносимо тесным, что странно, поскольку оно всегда было крохотным: бывают трейлеры куда более просторные, чем моя квартира. Но мне всегда здесь нравилось, тем более что можно пропылесосить все помещения ровно за полторы минуты. Но теперь стены словно смыкались надо мной. Я начала задыхаться, страстно желая высунуть голову в окно и глотнуть не такого уж свежего воздуха, избавиться от звона в ушах, боли в груди и комка в горле. Признание Мадди потрясло меня. На самом деле потрясло: рот открылся сам собой, и я бессильно прислонилось к спинке дивана. Поверить невозможно! Мадди встречается с женатым мужчиной?! И это после всего, что я испытала, став свидетельницей похождений своего любвеобильного папаши, той незаживающей раны, о которой так хорошо знала Мадди… теперь я понимала, почему она не сказала раньше: слишком ясно было, как я к этому отнесусь. Адюльтер – именно тот случай, когда у меня имелось весьма определенное мнение… причем отнюдь не положительное. – И дети есть? – Я говорила с трудом. – Есть, – осторожно произнесла Мадди, вполне сознавая, что затронула больное место. Но на самом деле все было еще хуже. Ее поступок был верхом подлости. Удовлетворять низменные инстинкты, отлично сознавая при этом, что разрушаешь семью! Потому что неверность – это настоящий яд! Разумеется, в наше время многие люди перенимают точку зрения французов, считая, что вполне можно обманывать супругов и заводить связи на стороне, поскольку то, чего не знают родные, не может им навредить. Вполне удобная стратегия, позволяющая изменникам и изменницам делать все, что хочется, не обременяя себя угрызениями совести. К сожалению, никто при этом не думает о детях. Как только измена выходит на свет, – давайте будем откровенными: может, обманщики считают себя хитрее и увертливее Джеймса Бонда, но на самом деле попадаются на пустяках, – обида, боль и страдания длятся куда дольше, чем сама связь. Гораздо дольше, чем рухнувший брак. И причина моих неудачных отношений с мужчинами легко прослеживается: это потерпевший крах брак родителей. – Теперь я понимаю, почему ты мне не сказала, – обозлилась я. – Знала, как ты среагируешь. Конечно, тебе не понравится. – И ты права. Я считаю, что ты поступаешь гнусно. Мадди немного помолчала. – Естественно. Я все думала, как бы покончить с этим, но почему-то не получается. Конечно, это нехорошо, но какая-то часть души постоянно требует идти вперед, побеждать и снова идти вперед. Думаю, такая, как ты, вряд ли это поймет. – Такая, как я? Я почти кричала, пытаясь определить, не очередное ли это оскорбление, чтобы предупредить всякие критические замечания с моей стороны. – Ну да. Черно-белый мир. Хорошо или плохо. Где уж мне до твоей моральной чистоты, – съязвила Мадди. Укол был довольно чувствительным. Все мои представления о моральной чистоте за последнее время претерпели довольно сильные изменения, так что черно-белый мир стал куда больше напоминать расплывчатую живопись импрессионистов. Я мигом вспомнила, с какой целью позвонила Мадди. Вот сейчас самое время объясниться. Не то чтобы очень хотелось наказать ее. Скажем, я просто стала чуть меньше заботиться о ее чувствах. – Кстати, о моральной чистоте. Это насчет Джека… то есть Харрисона, – начала я, нервно сжимая и разжимая кулак и пытаясь вспомнить заранее заготовленную речь. Типа: раз уж так случилось, я не хочу ранить ее и надеюсь, что мы поднимемся выше мелочных обид. Звучало это так, словно я признавалась в измене. Может, в каком-то смысле так оно и было? – Да-да, знаю, – вздохнула Мадди, и на мгновение мои надежды разгорелись с новой силой. Она уже знает! И не отказалась разговаривать со мной! Но как она обнаружила? Неужели Джек рассказал тайком от меня? Мадди тут же добавила: – Я встречалась одновременно с Алексом – так зовут моего босса – и с Харрисоном. Харрисон обо всем узнал. Поэтому и порвал со мной.ГЛАВА 15
Впервые за все время работы в «СС» я напрочь забыла о редакционной рождественской вечеринке – мероприятии, которого обычно раньше ожидала с тоской и отвращением. Энтузиазма эти вечеринки вызывали еще меньше, чем ежегодные обязательные визиты к гинекологу. Конечно, все считают, что рождественские вечеринки в офисе – сплошная скучища, но в большинстве мест администрация, по крайней мере, оплачивает угощение, а в качестве смазки заказывает дешевое шампанское ящиками. Но штат «Сэси синьорз!» не баловали и в этом отношении. Несколько лет назад руководство в лице Роберта приняло решение, что бюджет компании не выдержит пышного торжества. Вместо того чтобы устраивать очередную вечеринку в ресторане, он постановил, что отныне начало праздников будет отмечаться в убогой обстановке редакции в комплекте со сборным обедом (сборным – это значит, кто что принесет), обменом анонимными подарками и без капли алкоголя. Вернее, почти без капли. С самого моего появления в журнале кварта водки неизменно оказывалась в смешанном нежными ручками Пегги пунше из безалкогольного пива и порошка для приготовления шипучего напитка, после чего унылая атмосфера несколько оживлялась, напоминая уже не открытый зубной канал, а небольшую кариесную дырку, которую пломбируют без обезболивания. Но в этом году я была так поглощена собственными проблемами, что совершенно забыла тайком пронести в офис запрещенную выпивку. Возможно, это было к лучшему: после прошлогоднего дебоша, когда кого-то вывернуло прямо на ксерокс (даю слово, не меня), ходили слухи, что чашу с пуншем взялась охранять сама Барбара, по натуре не столько женщина, сколько питбуль. Ленч был именно таким, какого следовало ожидать: сырные шарики, поднос с салатами из сырых овощей, запеканка с грибным супом-пюре фирмы «Кэмбелл», вялый салат-латук, купленные в супермаркете булочки и коробка конфет – явно чей-то слишком рано доставленный рождественский подарок. Я, разумеется, совсем забыла о радостном событии и в последнюю минуту прихватила из холодильника только почти полную трехлитровую бутыль диет-коки, где она простояла целых два дня; украдкой поставила ее на стол в надежде, что никто не узнает, чье это приношение, и не заметит, что напиток слегка выдохся. К сожалению, я тут же увидела, как Пегги смерила бутылку злобным взглядом, который перевела на меня. Но даже сознание того, что мне в очередной раз удалось разозлить ведьму, не радовало, как прежде. Дело в том, что сегодня в восемь мне предстояло вылететь в Лондон, а я до сих пор не знала, стоит ли это делать. Да, вещи были уложены, компьютер отключен, а в холодильнике не осталось скоропортящихся продуктов, так что, считай, я уже решилась. Но, сидя над тарелкой ветчины с картофелем, запеченным под сыром, я все еще не была уверена, что полечу. Прежде всего, я так ничего и не сказала Мадди о нас с Джеком. Нет, я хотела, правда хотела. Но после ее признания в том, что она спала с боссом, и именно это стало причиной разрыва с Джеком, цель моего звонка каким-то образом потеряла свою остроту. Я больше не была уверена в том, что вообще обязана ей что-то объяснять. В конце концов, именно Мадди обманывала Джека, когда они были вместе, не говоря уже о том, что обманывала с женатым человеком; значит, она не потерпевшая сторона, а изменница! Причина же моих колебаний была немного проще. Если Мадди сказала правду – а к чему ей лгать, – значит, Джек порвал с ней вовсе не потому, что понял полную бесперспективность, их отношений, как объяснил мне в нашу первую встречу в самолете. Нет, он ушел от Мадди, потому что она разбила его сердце своей изменой. А это означало, что Джек сказал неправду. Зачем? Как только он узнал, что мы с Мадди подруги, можно было ожидать, что та обязательно проговорится об истинной причине разрыва. Мои внутренние локаторы сигналили, что в этой истории что-то не так, но я не могла сказать, в Джеке ли дело или мои нервы снова шалят. В конце концов, история с похождениями Мадди пробудила именно те эмоции, которые я предпочла бы оставить в прошлом. Одно из самых неприятных детских воспоминаний относится к тому времени, когда мне было тринадцать лет. Родители устроили званый ужин, и к тому времени, когда посуда была убрана со стола, начался разгул. Из столовой доносились громкие голоса и гогот. Не желая быть замеченной полупьяными взрослыми, я пробралась на кухню в поисках мороженого и наткнулась на отца и миссис Куин, жившую через три дома от нашего. Они обнимались. Сначала это не показалось мне странным – родители всегда приветствовали друзей объятиями и поцелуями. Но потом я заметила, что его рука скрылась под ее юбкой, поднимая ткань и обнажая левое бедро, и до меня внезапно дошло, что они целуются, приоткрыв губы и закрыв глаза, а миссис Куин издает странные хриплые горловые звуки. Я судорожно сглотнула, чувствуя, что вся чешусь, попятилась, вернулась в спальню и принялась скрести кожу, пока не расцарапала себя до крови. – Что это ты ешь? Разве не знаешь, что ветчина с картофелем запекается в сметане с сыром? А в сладком картофеле полно сахара, да и сливочное масло наверняка положили. – Оливия, редактор отдела кулинарии, прервала не слишком приятное путешествие по памяти. Я подняла на нее глаза. Она села рядом и протянула мне коробку, обернутую глянцевой бумагой в красную и зеленую полоску. – Вот тебе подарок от Санты. Интересно, что внутри. Я взяла коробку, поднесла к уху и, встряхнув, услышала шелест ткани. – Может, сексуальная ночная рубашка? В этом году, когда проводился жребий, кому что дарить, я вытащила имя Пегги и почти поддалась соблазну купить ей красную кружевную рубашку-стрейч с опушкой из искусственного меха, которые продают в «Фридерикс оф Голливуд». Оливия, которая тоже не выносила Пегги, восторженно взвизгнула: – Девочка, да эта мегера даже не поймет, что с ней делать! Возможно, посчитает ее чем-то вроде рождественского украшения и повесит на дверь. А что ты ей подарила? Я загадочно улыбнулась: – Очень милую вещицу, надеюсь, ей понравится. Честно говоря, я передарила тот же самый чайный набор на одну персону, который получила в прошлом году, подозревая, что именно его и подарила мне Пегги: та постоянно намекала, что теперь, когда у меня появилась своя чашка, я перестану пользоваться офисными. Назло ей я стала брать новую чистую кружку каждый раз, когда хотела выпить кофе. – Бьюсь об заклад, я получу очередной фруктовый торт, – фыркнула Оливия. – Каждый год одна и та же чертова шутка! Я вообще не ем тортов, а уж фруктовых – тем паче. Это не еда, а издевательство! Я сокрушенно покачала головой: – Почему мы проделываем это год за годом? Все вечно недовольны, потому что получают всякое барахло, так к чему трудиться? Дерьмо вроде того, что раздается под видом анонимного обмена с девизом «Секрет от Санта-Клауса», подпадает под категорию подарков с тайным пожеланием провалиться или пропасть пропадом. Это подарки, которые вы обычно обязаны дарить: сотрудникам, так называемым друзьям, и тому подобным неприятным типам. При этом, естественно, очень хочется показать, что: а) вы терпеть не можете эту особу, б) вложили как можно меньше денег, мыслей и усилий в выбор предмета, но в то же время с) оградили себя от всякой критики со стороны окружающих и получателя, которого, даже если и осмелится жаловаться, посчитают неблагодарным. Этакая пассивная агрессия. – Открой подарок, – теребила меня Оливия. Я разорвала обертку, сунула руку в коробку и вытащила самую уродливую спортивную фуфайку из всех, что мне приходилось видеть. Такая и в жутком сне не приснится: стопроцентный ярко-красный полиэстер с изображением головы ухмыляющегося оленя из чего-то вроде вспененного пластика. Нет, мне не просто желали пропасть пропадом. Это было объявление войны, признание в ненависти и надежда на то, что я сдохну в самом скором времени! Оливия брезгливо сморщила нос: – Что ж, хоть не фруктовый торт, и на том спасибо! – Похоже, тебе нравится? – мрачно буркнула я. – Во фруктовом торте хотя бы ром имеется. – О, ты развернула мой подарок! – обрадовалась Элен, подбегая к столику, где сидели мы. Только сейчас я обратила внимание, что на ней почти такая же фуфайка, правда, зеленая и с Санта-Клаусом. – Конечно, нам нельзя говорить, от кого подарок, но я знала, что тебе понравится. Подумала, что ты должна взять ее с собой в Лондон. Ты только посмотри, какой тут секрет! Она выхватила у меня фуфайку, пошарила внутри, и рога оленя вдруг замигали белым светом, а нос – красным. Горделиво улыбаясь, дарительница подняла фуфайку. Я тупо уставилась на аляповатую дешевку, завороженная огоньками, отражавшимися от блестящего полиэстера. Впервые я, всю жизнь считавшаяся языкатой стервой, не нашлась, что сказать. – Очень… веселенькая вещица, – выдавила я, наконец. Что ж, по крайней мере я хотя бы узнала, что этот дар – не от данайцев и не означал объявления войны: Элен слишком славная для таких игр с подарками. Но это оказалось слабым утешением, учитывая то, что последовало дальше. – Примерь, – потребовала Элен. – О нет, она не сочетается с тем, что на мне надето, – слабо отбивалась я. Но Элен, очевидно, твердо решила настоять на своем: она приставала, требовала, умоляла до тех пор, пока я, наконец, не сдалась и не натянула кошмарное уродство. И немедленно вспотела в синтетике, не пропускавшей воздуха. Ощущение было такое, будто на мне один из спортивных костюмов «Майлер», продававшихся в семидесятых. Считалось, что они заменяют сауну и могут одним махом сделать тебя легче на десять фунтов. – Ну вот, настоящий рождественский вид, – просияла Элен. Оливия кашлянула и поспешно прикрыла рот рукой, стараясь не слишком громко смеяться надо мной. На этот раз я тихо порадовалась, что тружусь в захолустном журнальчике, потому что если бы работала в дорогом издании, мое самолюбие вряд ли смирилось бы с таким унижением. Если бы типы из «Ритрит» увидели меня сейчас, их бы уж точно передернуло при мысли о том, что вообще подумывали взять столь жалкую неудачницу в свое царство стиля и моды. – Так как насчет твоей поездки в Лондон? – спросила Оливия, возможно, для того, чтобы отвлечь меня от страданий. – Вылетаю сегодня и проведу там праздники, – коротко ответила я, не желая вдаваться в подробности и делиться сомнениями. – Думаю, тут определенно замешан мужчина, – пропела Элен, подмигивая Оливии. – У Клер точно есть поклонник, насчет которого она еще ничего не решила определенно, поэтому и держит его в секрете. – Ничего подобного, – солгала я. Я действительно не желала излагать этим двоим подробности отношений с Джеком. Хотя и Элен, и Оливия женщины милые, но обе неисправимые сплетницы, и даже то немногое, что я могла бы рассказать о своем романе, немедленно стало бы достоянием всей редакции. Кроме того, постыдный треугольник с Джеком и Мадди – вовсе не та тема, на которую стоило говорить с кем бы то ни было. Меня немедленно осудят и подвергнут всеобщему осмеянию, а мне и Макса хватает. – Хм-м… ты настоящая темная лошадка, верно? Что ж, надеюсь, это все-таки мужчина. Давно пора. Нельзя вечно оставаться одинокой, – кивнула Оливия. Ну да. Можно подумать, это так просто. Ладно, лечу. Я решила, окончательно и бесповоротно, и обратной дороги нет. Кроме того, разве я могу отказаться сейчас? Это было бы несправедливо по отношению к Джеку. Джек… При одной мысли о нем у меня закружилась голова, и стало понятно, что на самом деле я и не думала оставаться на Рождество в Нью-Йорке. Мне не терпелось увидеть Джека, и я пообещала себе, что, как только вернусь, непременно все расскажу Мадди. Понятно, что вероятность столкнуться с ней на улицах Лондона была равна нулю, тем более, что она собиралась на Рождество к матери в Бостон. После работы я поспешила домой (толстовка с оленем надежно покоилась в сумке, ее больше никто не увидит). Все вещи были собраны. Оставалось взять чемодан, поймать такси и поспешить навстречу прекрасному, романтическому, чувственному, сексуальному приключению, которое, пусть и ненадолго, отвлечет меня от реальности. Но, добравшись до дома, я поняла, что могу не успеть на рейс. Оставалось три часа до вылета, но в наше неспокойное время никогда не знаешь, что взбредет в голову служащим аэропорта: вдруг им вздумается принять тридцатилетнюю светловолосую американку за мусульманскую террористку, которая способна захватить самолет, вооружившись одними маникюрными щипчиками, каковые ухитрится пронести мимо охраны, и мне учинят обыск с раздеванием? Лучше было бы приехать пораньше. Поворачивая ключ в замочной скважине, я неожиданно подверглась нападению некоего коротышки, от которого несло ромом. Он бесшумно подкрался сзади и схватил меня за талию. Хорошо усвоив урок с Джеком, я не спешила выхватывать электрошокер и оказалась права: на сей раз моим насильником оказался Макс. Пьяный в дупель, пошатывавшийся, красноглазый Макс. – Что с тобой? Убери руки, – проворчала я, пытаясь освободиться от цепкой хватки. – Я так рад тебя видеть! Так рад, что ты не полетела в Лондон, – мямлил он, запинаясь. – Ты почему так напился? С какой радости? – Рождественская вечеринка. Или ве-вечеринки. Я был на трех, пт'му шшто я св'бодный художник. Макс икнул. – Пусти м'ня. Х'чу пипи. Я распахнула дверь. Он протиснулся мимо и ринулся в туалет. Оставалось надеяться, что он не пробудет там слишком долго и не упадет, разбив голову о раковину и впав в кому. У меня не было времени дожидаться прибытия «скорой» и выноса тела! Я посмотрела на часы и увидела, что времени переодеться уже нет, поэтому наскоро сунула в сумку несколько журналов и книгу в мягком переплете. Стукнула дверь ванной, и в коридорчике появился Макс. – Куда ты? – драматически вскричал он. – В Лондон? К нему? – У тебя молния расстегнута, – перебила я, показывая на зияющую дыру в его штанах. Макс неловко завозился с молнией, ухитряясь продолжать при этом свою мелодекламацию. – Мы уже говорили об этом, и ты вроде бы согласилась остаться! – Нет, я согласилась, что необходимо поговорить об этом с Мадди. И я с ней поговорила, – ответила я, благоразумно умолчав, что ни словом не обмолвилась о своем романе с Джеком. К тому же Макс так напился, что вряд ли был способен уловить тонкие нюансы моего вранья. Он продолжал стоять, пялясь на меня и слегка покачиваясь из стороны в сторону. Волосы опять стояли дыбом, придавая ему вид Калвина из мультика «Калвин и Хоббс». Обычно желтоватая кожа теперь казалась неестественно красной, то ли из-за выпитого, то ли из-за холодного декабрьского ветра. – Не нужно лететь, Клер, – тихо попросил он. – Не могу. У меня билет, и обо всем уже договорено. Кроме того, у меня нет других планов на Рождество. И с чего это так тебя расстраивает? – Дафна бросила меня, – угрюмо признался Макс. Лицо его жалко сморщилось. – О нет! О Господи! Мне ужасно жаль, милый, – прошептала я, шагнув вперед, чтобы обнять друга, и стараясь не обращать внимания на гнусную вонь перегара. – Ничего… мы все обсудили и решили, что так будет лучше, – отмахнулся Макс. – Вот как? И ты не жалеешь? – Да. Так, правда, лучше, потому что я… ну… Дафна знала… то есть догадывалась, поэтому так лучше, – бессвязно бормотал Макс. – Что именно знала? – удивилась я. Макс как-то странно взглянул на меня: – Что я тебя люблю. – Конечно, радость моя. Я тоже тебя люблю, – медленно и отчетливо выговорила я, словно обращаясь к капризному ребенку, от которого так и жди истерик. – Нет, не так. Я люблю тебя. Я в тебя влюблен. Не хочу, чтобы ты летела в Лондон, ты должна остаться со мной, – объявил Макс. В эту секунду он казался почти трезвым, но весь эффект был испорчен громкой отрыжкой. – Да, верно, ужасно смешно, ты всегда боготворил меня издали, – с улыбкой согласилась я. Макс и его вечные шуточки! Не впервые он клялся мне в любви до гробовой доски! Мой друг считал весьма остроумным упасть на колени прямо перед рестораном, куда мы отправлялись ужинать, и предложить руку и сердце под аплодисменты прохожих (почти такая же удачная шутка, как шепнуть официанту, что у меня день рождения, а потом наслаждаться видом собравшихся у нашего столика служащих ресторана, поющих хором «С днем рождения»). – Я всерьез. Честно. Я тебя люблю, – настаивал Макс. Его глаза, обычно цвета шоколадок «Херши», когда не так налиты кровью, стали темными и неподвижными. Я уставилась на него. В комнате вдруг стало очень жарко. Я украдкой вытерла пот… – Макс, прекрати немедленно. Это уже не смешно. И я опоздаю на самолет, – пробормотала я, посмотрев на часы. А где паспорт и билет? Я порылась в сумке. – Жаль, что не смогу остаться, поговорить о тебе и Дафне. Но обещаю, мы обязательно посидим, когда я вернусь, ладно? – Я не шучу. Иисусе, сколько раз тебе повторять? Если бы я не проглотил целую пуншевую чашу эгнога[18], у меня бы язык не повернулся сказать! Я люблю тебя. Люблю вот уже несколько лет. Несколько долгих лет. Говорю же, Дафна знала. Догадывалась. Поэтому мы и распрощались. Я рад, что она оставила меня, потому что ты – единственная, с кем мне хочется быть! – Но… но… – растерянно заикнулась я. – Да знаю я все твои дурацкие правила, особенно насчет запрета на встречи с коротышками, но что же мне делать с моим ростом? Чувства все равно не спрячешь, и я… нет, не смей перебивать, – я должен наконец все высказать! Не желаю, чтобы ты улетала в Лондон и виделась с этим кретином! Останься со мной, и, клянусь, я никогда не разобью твое сердце, ни совершу ни одного дерьмового поступка, не стану тебе изменять и тому подобное. Это будет настоящая фантастика, неужели не понимаешь? – тараторил Макс, явно не в силах себя контролировать, и, прежде чем я успела опомниться, он, шатаясь, подобрался ближе и схватил меня за руку. Я продолжала смотреть на него. Конечно, шутка… но как он мог сказать все это, ни разу не засмеявшись, особенно в таком состоянии? Наклонившись, я понюхала его свитер. Может, он полил себя ромом, чтобы сойти за пьяного? Макс и не на такое способен ради дешевого розыгрыша! Но от свитера пахло только мокрой шерстью и застарелым табачным дымом. – Что ты делаешь? – удивился Макс. – Ничего, – неловко буркнула я. Все это переставало мне нравиться. Ситуация не улучшилась, когда друг неожиданно качнулся вперед, привстал на цыпочки и поцеловал меня в губы. Какая мерзость! Мокрые толстые губы и запах алкоголя! К тому же он так и не выпустил мою руку, а все сильнее сжимал пальцы. Я попыталась отстраниться, но он и не подумал отступить. Мало того, я почувствовала, как скользкий острый язык тычется в мои сжатые зубы. Брр! Словно в рот залезла ящерица! Меня едва не стошнило. – Прекрати! Прекрати немедленно! – рявкнула я, отворачивая голову и отскакивая. Только этого мне не хватало! Я ничуть не преувеличивала, говоря Джеку, что считаю Макса кем-то вроде брата. Была уверена, что и он испытывает ко мне те же чувства. Он и Дафна идеально подходили друг другу, и, несмотря на уверения Макса, что он и не думает на ней жениться, мне всегда казалось, что он искренне любит ее и обращается с нежностью и заботой, которой никогда мне не выказывал. Так с чего вдруг?! – Почему? – спросил Макс, и в довершение всего этого кошмара по его лицу заструились слезы. – Не понимаю, чего ты ждешь от меня? – спросила я, качая головой. – Хочу услышать, что ты любишь меня или сможешь полюбить. Что с этим типом у тебя ничего не получится, но что у нас есть шанс. Хочу, чтобы ты впервые в жизни сказала, что готова рискнуть завязать с кем-то настоящие отношения. Так и будет, если мы с тобой станем жить вместе. – Я не могу этого сказать. Прости, мне очень жаль, – твердо ответила я. И ничуть не покривила душой. Я горячо любила Макса, но никогда не смогла бы питать к нему романтические чувства, и это не имело ничего общего с моими правилами или его ростом. Зато имело прямое отношение к химическим реакциям, феромонам, к электрическим искрам, вспыхивавшим каждый раз, когда я находилась рядом с Джеком, и ни разу, когда я приближалась к Максу. Ни намека. Ни следа. Сама мысль о том, чтобы переспать с Максом, казалась почти кровосмесительной. Лицо Макса исказилось… чем? Яростью? Обидой? Трудно сказать, но он вдруг промчался мимо меня к выходу. – Макс, пожалуйста, подожди! Давай поговорим! – окликнула я, но он уже сражался с дверной ручкой и, распахнув дверь, исчез. Секундой позже я услышала, как он заперся у себя. Я застыла, не зная, что делать. Бежать к нему? Но он ни за что не впустит меня, особенно в таком настроении. Несмотря на склонность к розыгрышам, Макс не из тех, кто любит демонстрировать свои чувства, может, поэтому я так долго ничего не подозревала. А теперь, когда он открыл душу и получил отказ, ему необходимо зализать раны. И сейчас я последняя, с кем он захотел бы поговорить. Вполне возможно, он вообще больше не пожелает меня видеть. Паника охватила меня: неужели дружбе конец? Я выскочила из комнаты и, промчавшись по коридору, постучалась к Максу. Сначала тихо, потом, не дождавшись ответа, принялась колотить в дверь, пока не отбила пальцы. Миссис Макгорн, квартира которой была напротив его, открыла дверь, насколько позволяла цепочка, и выглянула, чтобы выяснить, из-за чего такой шум. Не обращая на нее внимания, я продолжала стучать, теперь уже ладонью. Глухая дробь разносилась по коридору. – Макс! Пожалуйста, открой дверь, поговори со мной! – умоляла я. Но голос эхом отдавался от стен, словно я кричала в пещере. Я ждала шагов или хоть какого-то шума, признака того, что Макс тут, слушает меня, готов поговорить. Даже миссис Мак-Длинный-Нос сдалась и, бормоча что-то себе под нос, закрыла дверь. Наконец я отступила. Захватив чемодан и закрыв дверь, спустилась вниз и взяла такси.ГЛАВА 16
Нет необходимости говорить, что в самолете я не сомкнула глаз. Скорчившись на своем месте в бизнес-классе, – тот факт, что Джек не запихнул меня в трюм, достаточно веская причина, чтобы влюбиться в него, даже если бы я еще не была влюблена, – я изо всех сил удерживалась, чтобы не попросить одну из мини-бутылочек джина с тоником. Мне хотелось это сделать каждый раз, когда мимо проплывала доброжелательная стюардесса. Я еще хотела спросить ее, как удается проработать целую смену в туфельках на абсурдно высоких каблуках. Лично я не смогла бы прошагать в них и одного квартала, а она ловко скользила по узким проходам, нагибаясь и таская подносы по шесть часов. Неужели у нее такие лодочки, как в том рекламном ролике, где женщины играют в баскетбол на высоких каблуках? А я всегда гадала, как в них можно передвигаться? Каблук поднимает пятку на три дюйма над пальцами; неужели это удобно? Я очень хотела бы получить ответы на эти вопросы, но побоялась спросить. Испугалась, что стюардесса ответит пустым, недоумевающим, надменным взглядом и скажет, что никогда не находила туфли на высоких каблуках неудобными, после чего к моей и без того нелегкой жизни прибавится еще одна область, в которой я почувствую себя неадекватной. Собственная голова казалась мне мусорной корзинкой, полной смятых обрезков и обрывков, осколков нашего разговора с Максом, перемешанных с лоскутьями исповеди Мадди о своем женатом любовнике и волнением по поводу того, чего ожидать от поездки к Джеку. Неужели Макс не шутил, убеждая меня в своей любви? Возможно ли такое? Как я могла не заметить его истинного отношения ко мне после стольких проведенных рядом лет? Мы часами, привалившись друг к другу, просиживали на диване, уставившись в телевизор, съели бесчисленное количество обедов, гуляли в парке. Я даже как-то заснула в его постели, когда мы заговорились допоздна, и мы провели целую ночь, целомудренно лежа бок о бок и дружно сопя носами. Ни разу я не ощутила исходивших от него сексуальных флюидов, никогда не замечала многозначительных взглядов, в жизни он не сказал мне хоть чего-нибудь, имевшего хотя бы отдаленно чувственный оттенок… если не считать обычных шуточек. Да, Макс сентиментален, он часто хватал меня за руку или обнимал за плечи. Но так он ведет себя со всеми, даже с мужчинами. Я всегда считала его безопасным и совершенно асексуальным, как игрушечного мишку. Так бывает с друзьями-мужчинами, которые либо женаты, либо прочно заняты. Я никак не могла осознать случившегося. Не из тех я женщин, в которых влюбляются ни с того ни с сего. Да, у меня и раньше были друзья-мужчины, но, если не считать сальных шуточек по поводу размера моих грудей, каждый считал меня «своим парнем». И, уж конечно, мне в голову не могла прийти никакая тайная любовь. Это уж больше по части Мадди и сотен других роскошных, загадочных женщин, обладавших неким шармом, от которого мужчины сходят с ума. У меня этого шарма нет и не было, и в обозримом будущем вряд ли будет. Может, у многих женщин это врожденное, может, они этому учатся, старательно штудируя журнальные статьи, наставляющие, как следует одеваться, встречаться с мужчиной глазами и выбирать темные очки, которые возвестили бы всему миру, что вы и есть ТА САМАЯ. Но я и близко не стояла рядом с ТОЙ САМОЙ. Нет, я, разумеется, тоже кое-что знаю – например, в брюках какого покроя мои бедра не кажутся такими широкими, что мелирование следует делать каждые три-четыре месяца и что короткие волосы меня уродуют до неузнаваемости. Но никак не возьму в толк, как это женщины способны целыми днями балансировать на высоких каблуках, и так и не узнала секрета Моны Лизы влюблять в себя мужчин с первого взгляда и навсегда. Даже имей я такую власть, никогда не обратила бы ее на Макса. Мои чувства к нему были и останутся чисто платоническими. Дружескими. Хотя сиденья в нашем салоне были куда просторнее, чем в эконом-классе, мне не терпелось поскорее оказаться на земле. Все равно было душно, пахло несвежим дыханием и потом, мышцы затекли и ныли. За час до посадки я зашла в туалет проверить урон, нанесенный бессонной ночью. Пришлось почистить зубы, причесаться и обновить макияж (я не посмела затеять что-то посложнее с тушью или карандашом для подводки век, зная, что с моей удачливостью самолет обязательно провалится в воздушную яму и я выколю себе глаз). Несмотря на все ухищрения, я по-прежнему выглядела усталой и плохо причесанной, но утомленный вид, когда у вас помада на губах, все лучше, чем без. Мы, наконец, приземлились: незабываемое впечатление, заставившее меня задаться вопросом, уж не является ли наш пилот поклонником «Меткого стрелка». Я вышла и, следуя указателям, двинулась на таможенный досмотр, где уже скопилась целая толпа. Пока угрюмые пассажиры толкали меня, я невольно подметила, что все окружающие женщины словно сошли с обложки модного журнала: не менее шести футов ростом и ослепительны. Сначала я думала, что у меня просто разыгралось воображение, но осмотрелась – и точно: куда бы ни упал взгляд, повсюду были высокие, стройные, шикарные женщины. В отличие от меня и измученных полетом пассажиров, медленно бредущих к стойкам таможенников, все они были загримированы и причесаны, словно парад оживших кукол Барби. – О-о-о, я читала об этом в «Пипл», – объяснила мужу стоявшая за мной женщина средних лет. – Они приехали на конкурс красоты. «Мисс Мира» или «Мисс Вселенная»… что-то в этом роде. Потрясающе. Просто класс! Я не только встречусь с Джеком в таком неприглядном виде, но и покажусь настоящим чучелом на фоне этих худых, как вешалки, затянутых в кожу конкурсанток! Джек ждал меня по другую сторону стойки. Увидев, как он, широко улыбаясь, спешит ко мне, я в приступе эйфории помахала рукой, оскалившись, как безумная. Я втайне надеялась, что расстояние и время притупят мои чувства к нему, но, очевидно, произошло прямо противоположное. Он добежал до меня, схватил в объятия, крепко поцеловал в губы и стиснул что было силы. – Привет, – промычала я куда-то ему в подмышку. – Привет, – ответил он, сжав меня еще крепче. – Я дышать не могу! – пропищала я. Джек, смеясь, отпустил меня, но тут же схватил за руки и стал рассматривать. – Выглядишь классно! – похвалил он. Как ни удивительно, он, казалось, не замечал процессии красоток, струившейся мимо нас, хотя я увидела, что некоторые конкурсантки оглядываются на Джека. Он и в самом деле казался настоящим плейбоем в своем пальто из верблюжьей шерсти, с раскрасневшимися от ветра щеками и обаятельной, освещавшей лицо улыбкой. Даже непокорные волосы, обычно падавшие на лоб, раз в жизни решили вести себя прилично. – О, не ври! Я только что провела шесть часов в воздухе, и уверена, что выгляжу точно так же, как себя чувствую! – Ничего подобного. Смотришься изумительно, – заверил он, снова целуя меня. На этот раз он не спешил отстраниться. Я тихо наслаждалась мятным запахом его дыхания. Нас уже ждала машина его компании. Погрузив мои вещи в багажник, мы уселись на заднее сиденье, и Джек немедленно прижал меня к себе, так что я прислонилась головой к его груди, а его подбородок уперся в мою макушку. Как ни странно, несмотря на его близость и растущее во мне желание, я каким-то образом умудрилась заснуть по пути в Лондон. А проснулась от того, что машина стояла и Джек осторожно теребил меля за руку. – Вставай, соня. Приехали. Я зевнула и вздрогнула, лишенная его тепла: Джек уже успел выйти из машины. Уставшая, замерзшая, я неловко выбралась на тротуар и, потянувшись, потопала ногами, чтобы согреться. Водитель выставил чемоданы на обочину. – Ну, как тебе? – спросил Джек. Только тогда я огляделась и увидела, где нахожусь. Мы стояли на маленькой улочке, застроенной двухэтажными особняками. Очевидно, улочка была ответвлением другой, побольше и пошире, что я обнаружила, заглянув в каменную арку, и все же казалась очаровательно-тихой, удаленной от городской суеты. Здания выглядели старыми и причудливыми, словно из другой эпохи. Если бы не абсурдно маленькие машины, припаркованные у дверей, и слабые звуки телепередач, доносившиеся из окон, было бы легко представить, что мы перенеслись в прошлое лет на сто. – Ты живешь здесь? – спросила я. Джек кивнул и стал отпирать темно-зеленую дверь. – Здесь такие дома называют «конюшнями», уж не знаю почему. Видимо, когда-то в этом районе были конные дворы, переделанные потом в особняки и многоквартирные дома, – пояснил он, пыхтя под тяжестью моих чемоданов. Но когда я вызвалась помочь, только отмахнулся. М-м-м, как мне это правилось! Из-за моих габаритов немногие мужчины рвутся мне помочь, очевидно, предполагая, что я могу легко взвалить на плечи пароходный кофр. – Здесь так спокойно, можно подумать, мы вообще не в городе, – выдохнула я. – Поэтому я здесь и живу. Домик маленький, но уютный, – Джек протянул руку, чтобы помочь мне перейти порог. Я немедленно почувствовала себя как дома. Жилище напоминало мое собственное, – здесь тоже было полно местечек для отдыха (хотя представление Джека о маленьких жилищах было примерно на тысячу квадратных футов просторнее, чем моя квартира). Передняя гостиная была набита мягкими, обтянутыми кожей креслами, удобными диванами и оттоманками. По стенам выстроились уставленные книгами полки. Общая гамма была спокойной, в серовато-коричневых, истинно мужских тонах. Джек даже установил на столике рождественскую елочку, украшенную мишурой и гирляндой крошечных лампочек. Идеальное местечко, чтобы свернуться клубочком перед камином, смотреть фильмы и жевать поп-корн с маслом. В отличие от моей квартиры беспорядка не было: очевидно, Джек был куда аккуратнее меня. Однако когда я похвалила его, он только рассмеялся. – Ничего подобного. Просто вчера была уборщица, – пояснил он, после чего помог мне снять пальто и сбросил свое. Оставив мои вещи у подножия лестницы, он подошел и обнял меня. – Привет, – прошептала я, почти касаясь его носа своим, так что наши глаза оказались совсем близко. – Привет, – ответил он и наклонился, чтобы снова меня поцеловать. И тут вопреки моему убеждению в том, что я слишком устала для подобного рода деятельности, следующие несколько часов мы испытывали диван на прочность и удобство. Несмотря на твердое намерение не спать и тем самым поскорее привыкнуть к местному времени, мы с Джеком задремали на диване, лежа едва ли не друг на друге и переплетясь ногами и руками среди груды сброшенной одежды. Камин, который Джек разжег, чтобы приветствовать меня должным образом, все еще пылал во всю мощь, рассыпая искры, потрескивая и не давая нам замерзнуть даже раздетыми. Я поражалась тому, какой гедонисткой чувствую себя в присутствии Джека. Нагота – неизменный источник стыда для меня, и я обычно старалась сразу же прикрыться, особенно в присутствии человека, который мне небезразличен. По моему мнению, созерцание целлюлита, жировых складок и задницы, не сравнимой с упругой попкой Кейт Мосс, способно расхолодить любого мужчину. И все же я всегда готова раскинуться перед Джеком, словно какая-нибудь бесстыдная шлюшка, в чем мать родила. Я долго смотрела на Джека, наслаждаясь видом его тела, и только потом принялась рыться в куче одежды. Шорох разбудил Джека. Зевнув и потянувшись, он притянул меня к своей груди. – Что поделываем? – сонно спросил он. – Одеваемся, – призналась я. Это подвигло его приоткрыть один глаз и пошевелиться. – Зачем? Куда-то собралась? – Нет… просто подумывала принять душ и привести себя в более презентабельный вид. Поездки дурно влияют на мою самооценку. Джек кивнул и, чмокнув меня в лоб, попытался сесть. – Сначала душ, потом еда, а потом я приготовил сюрприз. – О нет! Ты знаешь, как я отношусь к сюрпризам! В последний раз это закончилось электрошоком. А до этого ты подвесил меня к абсурдно огромному чертову колесу, – напомнила я. – Подвесил! – фыркнул Джек. – Ты там была как за каменной стеной! – Нашел с чем сравнивать! И почему это каменная стена считается особенно надежной? Разве каменные дома не горят? Не взрываются? И деревья на них не падают? И торнадо их не сносят? – Не волнуйся. Здесь не бывает торнадо. И мой сюрприз куда менее травматичен, – утешил Джек. – Честное слово? – Честное-честное. Для осуществления своих планов Джек взял напрокат машину. Увидев крохотный серебристый «жучок», я подумала, что ни за что не смогу в нем поместиться. – Хочешь, угадаю? Стоит мне открыть дверцу, и оттуда посыплются пятнадцать клоунов, – предположила я, с сомнением оглядывая автомобильчик. – Это часть британских впечатлений. Здесь никто не обзаводится микроавтобусами, как у тебя дома. – А я и припомнить не могу, когда в последний раз водила машину, – с сомнением пробормотала я, открывая дверцу. – Не собираешься попробовать сейчас? – спросил Джек, пристально наблюдая за мной – Впрочем, ты, наверное, устала. – Ужасно устала, – подтвердила я, подавляя сотый по счету зевок. Конечно, я успела чуть-чуть поспать, но прихватить еще часов двенадцать совсем не помешало бы. – В таком случае тебе не сюда. Помнишь? Здешние водители сидят справа, – заметил Джек и, снова поцеловав меня в лоб, открыл левую дверцу. Я кое-как втиснулась внутрь, стараясь утихомирить мгновенно начавшийся приступ клаустрофобии. – Не машина, а консервная банка, прикрученная к роликам, – пробормотала я себе под нос, пока Джек усаживался на место водителя. Оставалось надеяться, что остальные автомобили будут такими же банками из-под тунца, потому что если нас заденет что-нибудь покрупнее тех автомобильчиков, на которых катаются в луна-парках, авария неминуема. Раскатают по асфальту в лепешку. Но едва мы выехали на дорогу, – причем Джек так и не сказал, куда направляемся, – мои глаза немедленно закрылись. Очевидно, бессонница, донимавшая меня дома, не распространялась на другие страны: стоило мне спокойно посидеть минут пять, как я отключалась. Уже засыпая, я мельком подумала о частном детективе Мадди. А вдруг она все-таки наняла человека? В таком случае он уже следует за нами… Но усталость взяла верх, и все мысли вылетели из головы. Я очнулась, почувствовав, что машина замедлила ход и сворачивает с шоссе. Вот так, сонно моргая и зевая во весь рот, я узрела один из красивейших видов Англии. Мы оказались в деревне, залитой мягким светом заходящего солнца и закутанной в тонкое снежное покрывало. Машина катилась по вымощенной брусчаткой улочке, застроенной зданиями, архитектурные стили которых очаровательно разнились. Кирпичные особняки чередовались с деревянными домишками, похожими на кривые зубы, зато все двери были украшены рождественскими венками. В витринах старых магазинчиков теснились фарфор, рамки для картин, связки колбас и окорока, а с крыши паба свисала потрепанная временем деревянная дощечка, гласившая: «Жаба и Кролик». На площади возвышалась величественная, хотя и несколько обшарпанная церковь. Фонари уже зажглись, отбрасывая на тротуары лужицы света. – Где мы? – спросила я, немного разочаровавшись, когда вместо лошади и экипажа с колокольчиками мимо нас проследовала еще одна машина. – В Кенте. Восточное побережье. Деревня называется Дедам. Ну, как, тебе нравится? – Просто дух захватывает. Мы остановимся здесь? – Не совсем. Еще чуть-чуть, – сообщил Джек, глядя на меня с легкой улыбкой. Я согласно кивнула, довольствуясь созерцанием старомодного пейзажа, пронизанного воспоминаниями о каждом английском романе, сюжет которого развивался в таком же крохотном местечке. Окрестности становились все более живописными по мере того, как мы, покинув Дедам, катили по неровной проселочной дороге, обсаженной терновником, мимо невысоких холмов, разделенных живой изгородью. Я постепенно проникалась британским духом и едва не поддалась порыву немедленно приобрести веллингтоны[19], собаку и прогуляться по ближайшим полям, прежде чем вернуться домой и устроиться у камина с чашкой чая в руках… Через несколько минут мы снова свернули, потом еще раз, наконец подъехали к роще гигантских деревьев. Джек заглушил мотор. – Мы на месте, – объявил он, возбужденный, как малыйребенок. – Идем. Мне не терпится тебе показать. Мы не без некоторых усилий выкарабкались из машины, хотя мне пришлось пару минут разминаться, чтобы вернуть мышцы на надлежащие места. Потом я последовала за Джеком, который уже скрылся из виду. Осторожно ступая, чтобы не поскользнуться на обледеневшей дорожке, я обогнула рощу и восхищенно ахнула. Джек с широкой улыбкой на лице уже ждал на крыльце особнячка, скорее, правда, напоминавшего сельский коттедж. Каменный фасад в вечернем свете казался зеленоватым. Ровно посередине темнела входная дверь, по обе стороны которой симметрично располагались окна. Еще три окна с темными ставнями были на втором этаже. Из них лился яркий свет. На двери висел небольшой венок из хвои, перевитый лентами. Жилище было простым: ничего похожего на тот огромный, хотя и обветшавший особняк в георгианском стиле, который мы миновали на выезде из деревни, – зато намного более уютным. – Чей это дом? – спросила я. – Тебе нравится? – откликнулся Джек вопросом на вопрос. – Еще бы! – выдохнула я в полной уверенности, что не видела и не увижу ничего более совершенного. Меня так и тянуло заглянуть внутрь. Сам дом встречал меня так, словно не мог дождаться моего приезда. – И мне тоже. Поэтому я его и купил. – Купил? Но когда? – Несколько недель назад, сразу после возвращения из Нью-Йорка. Я довольно долго искал нечто подобное, и как только этот дом появился на рынке, тут же его взял! Хотел сделать тебе сюрприз, поэтому и молчал, – пояснил Джек, похоже, очень собой довольный. Я нахмурилась, разрываясь от желания засыпать его вопросами. Неужели Джек планирует навсегда осесть в Англии? Он ни разу не упомянул о желании вернуться в Штаты, но у меня сложилось впечатление, что здесь он чувствует себя не на месте. Я предполагала, что он тоскует по родине… а ему, видно, всего-навсего хотелось переехать за город. Нет, я прекрасно понимала его чувства, просто любопытно, что раньше Джек никогда не упоминал об этом. И что все это означало для нас? Если его будущее здесь, в английской провинции, как насчет его намерений по отношению ко мне? О Господи, что за старомодные взгляды! Не хватало еще справляться о его намерениях! Когда-то маменька именно в таких выражениях допрашивала моего тогдашнего одноклассника-бойфренда. Я только глаза закатила, поражаясь собственным мыслям, и поспешила вслед за Джеком по дорожке. Подождала, пока он отопрет дверь. Внутри домик тоже оказался очаровательным. Ничего похожего на модно обставленную, современную холостяцкую квартиру Джека в Лондоне. Обивка и занавески из мебельного ситца, выставка фарфора в горках, изящные стульчики, на которых даже Джеку вряд ли будет удобно, не говоря уж обо мне. В таких домиках легко представить пожилых леди с голубыми волосами, разливающих чай. Совсем неподходящее жилище для стильного молодого бизнесмена. Джек, должно быть, заметил мое недоумение, потому что со смехом пояснил: – Я купил его со всей обстановкой, но собираюсь многое изменить. Занавески с оборочками не в моем вкусе. Мало того, если у тебя есть идеи насчет того, что и как изменить, я бы не прочь выслушать. – О, я только все испорчу. Мои дизайнерские способности равны нулю, – заверила я, подумав об эклектической меблировке собственной квартиры. – Об этом я ничего не знаю, – покачал головой Джек, наградив меня очередным странным взглядом. И я внезапно осознала, что между нами есть некое подводное течение, истинной сущности которого не совсем понимала. Не будь я достаточно трезвым человеком, стала бы строить планы, надеяться, что Джек вот-вот предложит жить вместе или по крайней мере намекнет, что в будущем это весьма вероятно. Рано. Слишком, слишком рано было заговаривать о таком. И какого черта ему это нужно: совершать поспешные телодвижения, нарушая общепринятый этикет современного ухаживания? Если женщина чересчур давит на мужчину, требуя определенности, если в самом начале романа хотя бы осмелится предложить съехаться или – того хуже – купить обручальные кольца, объект ее симпатий улепетывает быстрее воришки, за которым гонится доблестный шериф из вестернов. И всякий, кому доводится стать свидетелем такого разрыва, качает головой, ханжески поджимает губы со словами: «А чего она, спрашивается, ожидала со своим натиском?! Сразу видно, последний шанс!» Но Джек медлил, явно пытаясь угадать мою реакцию… только вот я понятия не имела, что сказать и чувствовала себя не в своей тарелке. – И… и что мы собираемся делать? – спросила я. Джек продолжал молча смотреть на меня, прежде чем улыбнуться. – Сейчас принесу вещи, а потом нужно развести огонь: здесь ужасно холодно, а я не знаю, насколько хорошо работает центральное отопление. Я захватил кое-какие продукты. – Пойду принесу, – вызвалась я в надежде немного освежить голову и поскорее избавиться от непонятных флюидов, возникших между нами. Может, я совершила непоправимую ошибку, прилетев сюда? Раньше меня волновало собственное предательство и осознание того, что причина разрыва Джека и Мадди оказалась куда более сложной, чем я думала раньше. Именно об этом я намеревалась расспросить Джека при первой возможности. Ничего не скажешь, я совершенно не подумала о том, что предстоит провести длинные праздники с мужчиной, которого почти не знаю. И о том, что из этого выйдет. Я вдруг немного запаниковала. Плечи напряглись, я почему-то стала задыхаться. Никак не получалось втянуть в легкие воздух. – Что случилось? С тобой все в порядке? Ты, должно быть, устала после перелета. Сядь, отдохни. А я обо всем позабочусь, – встревожился Джек, безуспешно пытаясь подвести меня к пухлому, обтянутому ситцем дивану. – Нет-нет, все в порядке. Правда. Послушай, я пойду за продуктами, а ты займись камином и ни о чем не беспокойся, – протараторила я и, прежде чем он успел возразить, выскочила за дверь. На улице почти стемнело, и, семеня по выложенной камнем дорожке к тому месту, где стояла машина, я заметила, что деревья, показавшиеся чуть раньше такими величественными и прекрасными, сейчас выглядели немного зловеще. Может, такая деревенька – совершенно идиллический фон для празднования Рождества, – это трудно отрицать, – но что, спрашивается, я-то здесь потеряла? Неужто лелею надежду, что мы с Джеком шагаем рука об руку прямиком к слюнявому хеппи-энду в стиле Барби и Кена? Вряд ли. Я покончила с фантазиями, в которых белый рыцарь, встав на одно колено, протягивает мне кольцо с бриллиантом, в ту ночь, когда Сойер меня бросил. Да, признаю, я не меньше других повинна в мечтах об идеальной жизни, рекламируемой во всех модных журналах: красавец муж, пахнущие розовым тальком детишки в комплекте с холодильником из нержавейки и столовым гарнитуром вишневого дерева. И да, последнее время роль красавца мужа в моих мечтах играл Джек. Но это вовсе не означало, будто я всерьез строила планы. Господи, подумаешь, человек всего-навсего купил дом в английской глуши! Правда, приезжать сюда на уик-энды из Нью-Йорка будет довольно сложно, но что поделать… Я открыла багажник, такой же крохотный, как вся машина, и вытащила пакеты с маркировкой «Маркс энд Спенсер». Судя по весу, здесь было достаточно еды, чтобы хватило на несколько дней. Неужели мы столько пробудем здесь, у черта на куличках? Целыми днями ничего не делать, кроме как таращиться друг на друга? Мне снова стало душно. И тесно. Как в тюремной камере… – Что ты там делаешь? – озадаченно спросил появившийся за спиной Джек. – Ты в порядке? – Полном. Прости. Так глубоко задумалась… ну, знаешь, о деревьях, Рождестве. Гимны, эгног и тому подобное. Э… тебе что-то нужно? Интересно, я показалась ему такой же спятившей, как себе самой? Судя по озадаченной физиономии Джека, все именно так и было. – Вещи. Нужно принести вещи, – пояснил Джек. – Я думал, может, тебе лучше прилечь? Ты кажешься немного усталой. Ничего не скажешь, деликатный оборот речи. Я съежилась, подумав: Джек, возможно, уже пожалел, что заперся в глуши с идиоткой, у которой окончательно съехала крыша. Мы вернулись в дом. Пока Джек ходил с вещами наверх, я отнесла пакеты в маленькую чистенькую кухоньку. Он купил самые простые продукты: апельсиновый сок, молоко, круассаны, фрукты, французский батон, восхитительные на вид готовые блюда, большие куски сыра, швейцарского и грюйера, и шоколад. И еще, к полному моему восторгу, с полдюжины бутылок вина, одну из которых я немедленно откупорила. Затем я решила последовать совету Джека и прилечь: может, моя нервозность – просто результат смены часовых поясов и усталости, – поэтому налила себе бокал вина и ушла в кабинет, где Джек уже успел разжечь огонь. Устроилась в углу дивана и стала медленно смаковать вино, глубоко дыша, стараясь взять себя в руки, не дать панике овладеть собой. Джек спустился вниз, но вместо того чтобы сесть рядом, чмокнул меня в щеку и отправился на кухню, где принялся хлопать дверцами шкафов и шуршать бумагой. Я, должно быть, снова задремала, поскольку очнулась, только когда Джек осторожно тронул меня за плечо. Я медленно вплывала в действительность, потягиваясь и зевая, как кошка. И тут увидела, что он принес на подносе ужин. Невероятная вкуснятина: кастрюлька с сырным фондю, нарезанный кубиками французский батон и бутылка охлажденного белого вина. – М-м-м… выглядит аппетитно, – пробормотала я, пытаясь сообразить, сколько калорий содержится в кусочках хлеба, облитых расплавленным сыром. Когда мы с Сойером только начали встречаться, он постоянно приглашал меня в рестораны, а я была слишком занята своей любовью, чтобы заботиться о том, что кладу в рот. В результате набрала десять фунтов, от которых удалось избавиться совсем недавно, когда я срывала тоску и обиду на беговой дорожке. Нежелание снова носить брюки на два размера больше было одной из причин моей боязни романтических отношений. – С Рождеством, – прошептал Джек, поднимая бокал. – С Рождеством, – эхом отозвалась я. Мы молча ели. Потрескивание дров служило уютным аккомпанементом вою ветра. Он поднялся, пока я спала, и теперь негодующе бил в окна. Молчание было мирным, можно сказать, дружеским, хотя я немного конфузилась собственного идиотского поведения пару часов назад. Плохо, что я не в состоянии просто расслабиться и наслаждаться обществом Джека. И перестать волноваться о том, что происходит и как избежать душевных ран. Но я не могла не гадать, о чем он думает… такая молчаливость не в его характере. Я вдруг осознала, что тишина становится давящей, угнетающей, а в комнате слишком жарко. – Итак, чем… э… тут можно заняться? У тебя есть какие-то планы? – спросила я, ежась от фальшивых звуков собственного голоса. Джек отложил вилку и облокотился на спинку дивана, задумчиво поворачивая бокал и глядя на меня из-под полуприкрытых век с тем же вопросительным выражением, что и прежде. – Что происходит? – спросил он, наконец, слегка толкнув меня ногой. – Ничего. Нет, правда, ничего. А что? – Ты ведешь себя немного странно, и у меня ощущение, что тебе здесь неуютно. Если это так, можем вернуться в Лондон. Лично мне совершенно все равно, где мы находимся, я просто хотел быть с тобой. Ну, до чего же он милый! На душе сделалось совсем паршиво. Нечего и говорить, я вела себя как полная идиотка с той минуты, как мы оказались в деревне. Джеку больших трудов стоило увезти меня в чудесную зимнюю рождественскую сказку, а я все это время только дулась и капризничала, как невоспитанная девчонка, которую вынудили провести каникулы с семьей, оторвав от друзей. – Нет, все чудесно. На земле нет другого места, где мне хочется быть, – искренне выпалила я, сжав его руку. – По-моему, мне просто не по себе из-за смены часовых поясов. Джек с облегчением улыбнулся и, подвинувшись ближе, обнял меня за плечи. – Значит, все хорошо? Иногда мне так трудно тебя понять. – Правда? – удивилась я. – Разумеется. Я еще не встречал такой женщины, как ты, – признался Джек, и я готова была раздуться от гордости, когда он добавил: – С тобой приходится обращаться намного аккуратнее. – Да неужели? Он пожал плечами и коснулся моей щеки кончиком пальца. – У тебя надежная оборона. Вот это да! Я знала, что он прав, но в его устах это замечание уже не казалось таким лестным. Я показалась себе ущербной: одной из ожесточившихся, недовольных жизнью женщин, издающих змеиное шипение при виде держащейся за руки парочки и предрекающих скорый развод новобрачным. – А ты привык, чтобы женщины падали к твоим ногам? – спросила я язвительнее, чем намеревалась. – Как ты догадалась? – улыбнулся Джек, хотя я так и не поняла, шутка это или сказано всерьез. Но тут он наклонился и поцеловал меня. А потом поцеловал еще раз. И очень скоро линия обороны была прорвана, хоть и ненадолго.ГЛАВА 17
После той первой ночи я действительно успокоилась, немного расслабилась, напряжение куда-то ушло. На следующий день снова выпал снег, совсем как на рождественских открытках. Атмосфера была поистине праздничной. День, проведенный перед камином, в ленивой дремоте, под нескончаемые рождественские гимны, льющиеся из радиоприемника… Нам даже удалось обойти самый большой подводный камень праздника – ненавистный обмен подарками, – возможно, потому, что мы покончили с этим ритуалом с утра пораньше, еще лежа в клубке простыней и одеял. Я долго ломала голову над тем, что преподнести Джеку. Покупка рождественского подарка для нового бойфренда должна быть спланирована так же тщательно, как очередной ход в шахматной партии. Необходимо было как следует поразмыслить, чего хочет и в чем нуждается данный индивид. Подарок должен быть не слишком личным и не слишком безликим, не слишком дорогим и не слишком дешевым, не должен намекать на обязательства и клятвы (например, часы или запонки) или выглядеть замаскированной критикой (вроде плейера). Если вы придерживаетесь подобных критериев, выбор сужается до предметов одежды, что представляет собой определенные трудности, если не слишком хорошо знаешь человека. Поскольку с Джеком мы общались в основном по телефону, я почти не была знакома с его гардеробом. Например, не знала, есть ли у него зеленый свитер под цвет его глаз и нравятся ли ему галстуки в консервативном стиле или с экстравагантными узорами. После возвращения из Чикаго я потратила целое воскресенье, переходя из магазина в магазин в поисках идеального подарка, и уже готова была сдаться и купить что-нибудь жутко банальное вроде подарочного сертификата, когда случайно увидела в стеклянной витрине поднос с изумительными бумажниками. Двадцать минут спустя я практически выпорхнула из магазина с пакетом, в котором лежал черный кожаный бумажник-портмоне, тщательно упакованный в шелковистую бумагу. Стоил он сто восемь долларов и был абсолютно идеальным во всех отношениях подарком: приличная цена, не чересчур интимен, не сверхпрактичен и ни намека на некое скрытое значение. Этим рождественским утром, когда Джек сорвал зеленую бумагу с коробки, я сразу поняла, насколько верный выбор сделала: он искренне обрадовался, долго разглядывал бумажник и, наконец, заверил меня, что уже давно нуждается в новом, и непонятно, как я об этом догадалась. И лишь потом вытащил маленькую коробочку в подарочной серебристой обертке и вручил мне. Я алчно сорвала упаковку, раскрыла золотую коробочку и ахнула. Внутри оказалось колье, чудесное колье: тонкая золотая цепочка с семью круглыми, завальцованными в оправу бриллиантами, явно стоившее гораздо больше того вшивого бумажника, что я подарила ему. Элегантное, изящное. Наверное, лучший рождественский подарок, который я получила в этой жизни. Уж конечно, гораздо лучше, чем новости о предстоящем разводе родителей. Я уставилась на него, раскрыв рот и качая головой, а Джек довольно улыбался. – Оно потрясающее, но… – начала я и осеклась, не зная, что сказать. Опять он нарушил все правила отношений между полами. А это не просто одно из правил: всем известно, что никто не покупает дорогие подарки, а особенно драгоценности тому, с кем недавно познакомился. Конечно, это ужасно старомодные ханжеские бредни, но мне не стоило бы принимать украшение. Только как сказать ему, чтобы не обидеть? И, кроме того, мне ужасно хотелось его примерить… Джек помог мне надеть колье, и я встала с постели, чтобы полюбоваться в зеркале своим усыпанным драгоценностями отражением. Длина колье оказалась идеальной: камни лежали как раз между ключицами, переливаясь и сверкая. – Оно прекрасно на тебе смотрится, – похвалил Джек и потянул меня обратно в постель, так что протестовать не представилось возможности. Остаток дня мы гуляли по заснеженным полям. К сожалению, Джек не смог добыть для меня веллингтоны, так что опыт погружения в английскую сельскую жизнь оказался неполным, но довольно приятным. Вернувшись, мы расположились у огня, перебирая гору кассет с фильмами, которые Джек привез из Лондона, и наслаждаясь готовыми блюдами от «Маркса энд Спенсера». В четверг погода испортилась, поэтому мы решили объездить близлежащие деревушки. Все до единой были миленькие и живописные, но ни одну нельзя было сравнить с Дедамом. В пятницу мы не отходили далеко от дома, но побывали в деревне. Осмотрели древнюю ветхую церковь, поглазели на витрины и остановились у паба выпить по стаканчику омерзительно теплого пива, которое, как уверял Джек, необходимо попробовать, чтобы проникнуться истинным духом Англии. – Какая чудесная прогулка. Если не считать пива, разумеется, – вздохнула я, когда мы вышли из паба и побрели к дому. – Это было светлое пиво, – подчеркнул Джек, взяв мою надежно упрятанную в варежку руку. – Не важно, все равно, бр-р-р. Но сам паб очень мил. Сплошное дерево, атмосфера позапрошлого века, и все были так дружелюбны. – Ну, еще бы! – фыркнул Джек. – Только я совсем не уверен, что встретил бы такой же теплый прием, если бы пришел один. – Почему? Людям не нравится, что ты купил дом? Потому что ты американец? – Нет. Потому что я – не красивая сексуальная женщина. Так и думал, что придется палкой отгонять от тебя обожателей, – мрачно пояснил Джек. – Фу, что за чушь! Они просто славные люди, вот и все. А тот парень… Берни, кажется? – просто старый волокита, – отмахнулась я, счастливая, что Джек назвал меня красивой и сексуальной, даже если считала это явным преувеличением. – Он пытался ущипнуть тебя за задницу, – не унимался Джек. – А по-моему, он просто немного неуклюж. Джек снова фыркнул. В субботу утром мы с Джеком вернулись в Лондон. В наше отсутствие снежная погода сменилась унылой и серой, а набухшее тучами небо угрожало вот-вот послать на землю ливень. Я ожидала, что, если прогноз не изменится, мы проведем день, а может, и все время до моего отъезда в четырех стенах, в крайнем случае сходим в музей или посмотрим какой-нибудь третьесортный блокбастер с инопланетянами, сценами погони и бессодержательными, пересыпанными ругательствами и междометиями диалогами. Когда я предложила Джеку нечто в этом роде, предположив, естественно, что приманка спецэффектов и взрывов окажется неотразимой, он, к моему удивлению, покачал головой и сказал: – А я думал, мы погуляем в парке. – Дождь вот-вот пойдет, – возразила я. – Не пойдет. Пойдем немного погуляем, а потом я поведу тебя на чай в «Эринджери», – пообещал он. – Что это? – Небольшой ресторанчик прямо за Кенсингтонским дворцом, где жила принцесса Ди. Я закутала шею небесно-голубым шерстяным шарфом, натянула приталенное черное пальто, и мы пешком отправились в Гайд-парк по улицам Саут-Кенсингтона, мимо спесивых белых особняков за оградами из кованого железа. Народа почти не было, пока мы не свернули на главную улицу, где толпы покупателей осаждали магазины, спеша вернуть неудачно выбранные подарки и накупить вещей с послерождественских распродаж. Мы пробились к входу в парк. Все аллеи были почти пустынны, если не считать владельцев собак, с поднятыми воротниками и зонтиками, и их питомцев. Видимо, большинство англичан были слишком умны, чтобы бродить по парку в такую погоду. – А далеко до этого ресторана? – проворчала я, жмурясь. Холодный ветер высекал слезы из глаз, уши совсем онемели. – Замерзла? – удивился Джек. – А мне казалось, по сравнению с Нью-Йорком здесь куда теплее. – Теплее? Вряд ли это подходящее слово, – охнула я, когда очередной порыв ветра ударил в лицо. – Мы почти пришли, – заверил Джек. Как оказалось, «Эринджери» стоил прогулки по холоду. Летний стеклянный домик, очевидно, служил когда-то чем-то вроде столовой для королевских особ. Войдя, я сразу увидела стол, стонавший под весом бесчисленных сортов калорийных пирожных и тортов самого соблазнительного вида. Сила воли, и без того ослабленная ходьбой на холоде, окончательно отступила при взгляде на огромный слоеный шоколадный торт. Хотя последние семнадцать лет я и была на постоянной диете, но все же питаю тайную слабость к шоколадным тортам. Мы с Джеком уселись за маленький квадратный, покрытый белой скатертью столик и заказали чай, сандвичи и торт у чванливого официанта, который, судя по холодности, с которой он нам отвечал, был не слишком высокого мнения об американских туристах. Едва нам принесли стаканы с водой (разумеется, комнатной температуры и никакого льда), небеса разверзлись, опрокинув на землю галлоны воды. Стальное небо прорезали молнии, то и дело слышались раскаты грома. Стеклянные стены ресторана мгновенно стали непрозрачными. Холодные струи, льющиеся с крыши, почти скрыли от нас Кенсингтонский дворец. – Похоже, мы застряли на неопределенное время, – покачал головой Джек. – Что, в сущности, не так уж плохо, потому что я хотел кое о чем поговорить. На его лице появилось выражение решимости, типичное для мужчины, обремененного священной миссией. То самое, от которого у меня в животе все перевернулось. Но на этот раз я не собиралась молоть вздор и заикаться, как несчастная идиотка. Вместо этого постаралась взять дело в свои руки и перевести беседу на безопасные рельсы. – Ну, если уж пришлось застрять, лучше уж в том месте, где подают шоколадный торт, – спокойно ответила я, поедая глазами блюда с лакомствами, которые официант продолжал ставить на стол. Но Джек не потянулся к торту. Напротив, он рассеянно провел рукой по волосам, привычно откидывая упрямую прядь, постоянно спадавшую на лоб, после чего схватил бумажную салфетку и принялся рвать в клочья. Конечно, мне следовало бы спросить о причине такой нервозности, но я не могла себя заставить и поэтому поспешно пробормотала: – Знаешь, пока я в Лондоне, мне на самом деле хотелось бы сходить в Музей Виктории и Альберта. Не знаешь, он открыт по воскресеньям? Джек не ответил, продолжая терзать салфетку, и старательно изучая каждый предмет сервировки, лежавший перед ним на столе. Я вздохнула. Очевидно, увильнуть от разговора не удастся. Джек не позволит сменить тему. – Джек, – прошептала я, дотронувшись до его руки. – Что-то не так? – Почему? Откуда ты взяла? – удивился он, даря мне знакомую улыбку, от которой я мгновенно растаяла: ощущение, уже успевшее стать для меня чем-то вроде наркотика. Я ухмыльнулась в ответ и снова сжала его руку. – Ты явно не в себе. Отключился на целую минуту. – Я только… – заикнулся он и, глубоко вздохнув, начал: – Не пойми меня неправильно, Клер, но… И тут опять умолк, на этот раз надолго. Что? Что он хотел сказать? «Не пойми меня неправильно, но…» – что? Когда кто-нибудь просит понять его правильно, значит, обязательно скажет что-то такое, что либо тебя обозлит, либо ранит твои чувства, либо еще чего похуже. Так какой из вариантов он приготовил для меня? И почему осекся и уставился куда-то поверх моего левого плеча? Я не хотела давить на него и выяснять отношения в полной уверенности, что пойму услышанное именно в том ужасном смысле, какой Джек в него вложит. Теперь мне точно не отвертеться от этого разговора: есть моменты, когда ты просто не можешь уйти в сторону. Да и сил не оставалось. Я не могла заставить себя поднять глаза. Просто, внезапно потеряв аппетит, тупо пялилась на кусок торта. Бисквит, который минуту назад казался таким привлекательным, сейчас выглядел немного зачерствевшим, глазурь потрескалась и скорее всего была чересчур сладкой. – Это Мадди, – тихо произнес Джек. Меня словно ударили кулаком в живот. Какой бы я ни представляла следующую фразу Джека: «я питаю к тебе не того рода чувства», «у нас ничего не выйдет», «когда я увидел тебя голой, в голове сразу зазвучала тема к рекламе желе»… но этого я не ожидала. Не ожидала слов, которые вонзятся мне в сердце. Но, как бы ни было больно, – о Господи, это было безумно больно, все равно как выдирать волоски пинцетом по линии бикини, только еще хуже, – почему я так удивилась? Разве не так всегда бывает? Разве не так бывает, когда мужчине приходится выбирать между богиней и простой смертной? Я, по всей видимости, просто заполнила паузу, стала чем-то вроде бальзама для его раненого самолюбия после того, как Джек узнал, что любовь его жизни изменяет ему со своим боссом. – Это какая-то игра? – прошептала я, но отнюдь не из слабости. Наоборот, я так взбесилась, что если бы попробовала говорить нормальным голосом, получился бы пронзительный визг, который разнес бы вдребезги стеклянные стены «Эринджери». – Что? Ты о чем? – Об этом. Какая-то игра? Именно поэтому ты привел меня сюда? Чтобы отомстить ей за ее измену? – Клер, что ты несешь? Понятия не имею, о чем ты. Просто пытаюсь сказать… Мадди здесь. Стоит в дверях и смотрит в нашу сторону. И, судя по выражению ее лица, ты так и не удосужилась рассказать ей о нас, – быстро объяснил Джек. Я повернулась, взглянула на дверь… и точно: там была она – насквозь промокшая, растрепанная и забрызганная грязью и все же по-прежнему неотразимая. Мадди походила на киноактрису, облитую водой перед съемками сцены шторма на корабле, после чего гримеры и парикмахеры тщательно поправили грим и прическу. Она перевела взгляд с Джека на меня. Наши глаза встретились, и я увидела, как побелело ее лицо. Она словно окаменела. Лицо застыло в гримасе шока и боли. Рот медленно открылся, и я словно услышала вопросы, обвинения, жалобы, готовые сорваться с языка, но все же она не пошевелилась. Не сказала ни слова. – Мадди, – произнесла я, вскакивая. Металлический стул опрокинулся на мраморный пол с таким грохотом, что сидящие в ресторане обернулись и воззрились на меня – сначала с легким любопытством, потом, сообразив, что перед их глазами разворачивается драма, – с неподдельным интересом. Но мне было все равно, мало того, я едва обратила внимание на неестественную тишину в зале и десятки устремленных на нас взглядов. Присутствующие, вероятно, полагали, что Джек – неверный муж, Мадди – оскорбленная жена, а я – наглая потаскуха, решившая отбить женатого мужчину. В эту минуту я еще успела подумать, что за все годы нашего знакомства с Мадди, после всего, что нам пришлось пережить вместе, я никогда не видела ее в таком смятении. – Мадди, – повторила я и скорее почувствовала, чем увидела, как Джек тоже встал. Застукав нас вместе, Мадди, вероятно, еще глубже ощутила всю глубину предательства. Глаза ее метали молнии, но лицо обиженного ребенка навсегда врезалось мне в память. Мне очень хотелось подойти, обнять ее, утешить, попытаться объяснить или извиниться… вот только ноги почему-то никак не хотели слушаться. Впрочем, Мадди и не дала мне такой возможности. Повернувшись, она выбежала в дождь и сразу же превратилась в очередной размытый силуэт, мчавшийся по направлению к Гайд-парку. Вскоре она исчезла из виду.ГЛАВА 18
– Я должна догнать ее, – выдохнула я. Но Джек спокойно поднял мой стул и знаком велел мне сесть. Я неожиданно осознала, как тихо стало в «Эринджери», как вытаращились, на нас посетители, явно наслаждавшиеся пикантной сценой, свидетелями которой только что стали. Я бессильно опустилась на стул, заслонившись рукой от жадных взглядов. – Все на нас смотрят, – прошептала я. – И что? – пожал плечами Джек. – Пусть смотрят. Мы ничего плохого не сделали. Не забудь, мы с Мадди больше не встречаемся, мало того, никогда не были помолвлены или женаты. По-моему, я вполне имею право встречаться с кем хочу. – О да, разумеется, но как насчет меня? Мадди – моя подруга, вернее, была ей. Понятия не имею, что теперь будет. Это ужасно, – выдавила я. Почему я с самого начала не сказала обо всем Мадди? Почему позволила ситуации с Джеком зайти так далеко, не поговорив с ней? По крайней мере, я могла бы все объяснить, смягчив удар. – Что ты хочешь сделать? – спросил Джек, обнимая меня за плечи. Он нежно провел ладонью по спине, и по какой-то причине мои глаза мгновенно наполнились слезами. Я просто не заслуживала доброго отношения, особенно со стороны такого славного человека, как Джек. – Мне необходимо с ней объясниться, – настаивала я. – Прямо сейчас. – Хорошо, только я поеду с тобой, – решил Джек. – Подожди, сейчас заплачу по счету, и мы уходим. – Нет, я должна сделать это сама. Так будет легче для нее, а я… словом, это правильнее. – Но в таком случае я приму часть ее гнева на себя, иначе тебя она просто уничтожит, – возразил Джек. Я улыбнулась и легонько дотронулась до его щеки. – Ты очень добр. Но, думаю, я сама во всем виновата, мне и отвечать. Но одно дело – храбриться перед тяжелым разговором с Мадди, сидя в уютном ресторанчике рядом с Джеком, обнимающим тебя за плечи, и совсем другое – стоять перед ее дверью и набираться храбрости нажать кнопку звонка. Сомнительно, чтобы она вообще захотела меня видеть. Вполне может крикнуть через дверь, чтобы я убиралась ко всем чертям, и что тогда делать? Разбить лагерь на лестнице? Вернуться домой к Джеку и оттуда попробовать позвонить? А если она не возьмет трубку? Дождь по-прежнему лил, пальто промокло насквозь, и сознание, что, стоя здесь, я только затягиваю объяснение, делу не помогало. Наконец я громко постучала и прислушалась. Тишина. Я подняла руку, чтобы постучать снова, но тут дверь распахнулась. В проеме стояла Мадди, глядя на меня широко раскрытыми голубыми глазами, излучавшими странное сияние. От нее словно исходило зло, как от персонажа ужастика, который, ни с того ни с сего придя в бешенство, принимается резать головы серпом налево и направо. Я невольно отступила. – Не думала, что у тебя хватит наглости явиться. Но так и быть, входи, – процедила она. Если не считать неприятного взгляда, Мадди говорила и казалась спокойной, даже заторможенной. И это действовало на нервы. Я ожидала рыданий, криков, но не этой неестественной отрешенности. Мне вдруг не слишком захотелось идти за ней, но поскольку она уже повернулась и пошла обратно, оставив дверь открытой, ничего другого не оставалось, как последовать за ней. Первое, что я заметила, – чудовищный беспорядок. В прошлый раз здесь царила безупречная чистота, теперь же повсюду валялись пустые коробки из-под пиццы, газеты, журналы, банки из-под диет-коки, переполненные пепельницы, груды мятой одежды… Белые покрывала на диванах посерели, а на дизайнерских столиках лежал тонкий слой пыли. Даже пушистый белый ковер, напоминавший мне шкуру волкодава, выглядел крайне нуждавшимся в срочной чистке. В жизни не видела, чтобы Мадди терпела такую грязь. Когда мы жили вместе, она злилась, если я скидывала туфли у двери и оставляла там валяться, вместо того чтобы немедленно убрать их в общую кладовку. – Позволь мне объяснить, – пролепетала я. – Да, мне кажется, давно пора, – холодно бросила Мадди и, плюхнувшись на диван, вытащила сигареты. Вынула одну, закурила и глубоко затянулась, прежде чем поднять глаза: – Хочешь? – Давай, – кивнула я и, усевшись на другой диван, взяла зажигалку и сигарету и блаженно зажмурилась, пораженная тем, что даже после восьми лет воздержания растаяла от удовольствия после первой же затяжки. Господи! Как же мне этого не хватало: запаха, вкуса, ощущения сигареты между пальцами… – Ну? Я слушаю, – бросила Мадди, вопросительно поднимая брови. – Умираю от желания узнать, каким это образом моя лучшая подруга оказалась в английском ресторане с моим бойфрендом. – Я думала, ты в Бостоне, – глупо улыбнулась я. – Не самое удачное объяснение, но мне казалось, что вступать в спор по поводу того, чей бойфренд Джек на самом деле, – только обострять ситуацию. – Была в Бостоне, – фыркнула Мадди. – Но тут позвонил частный детектив, которого я наняла, и сказал, что сумел сфотографировать Джека с высокой привлекательной блондинкой, которая явно жила у него все праздники. Вот я и вернулась, чтобы все увидеть своими глазами. Хочешь посмеяться? Когда он переслал по факсу снимки, где вы целуетесь в аэропорту, я даже подумала, что женщина немного похожа на тебя. Но потом сказала: нет, это невозможно. В голосе ее звенел гнев. – Откуда ты знала, где нас найти? – тихо спросила я, гадая, следил ли за нами детектив все время, пока я была в Англии. До чего же противно! Просто озноб по коже! – Постояла у дома Джека и пошла за вами до самого парка. А когда увидела, что с ним – ты, просто не поверила своим гребаным глазам, – выплюнула Мадди. – Я хочу объяснить… просто не знаю, с чего начать. – Тогда начни с начала. И, пожалуйста, со всеми подробностями. Думаю, что имею право знать все!Я жадно затянулась, пытаясь высосать из сигареты весь никотин. Подумывала попросить бокал вина, но решила, что не стоит: повезет еще, если она не огреет меня бутылкой по голове. – Я встретила Джека в самолете, когда летела в Лондон. У нас места оказались рядом. Тогда мы разговорились и подружились. Потом он позвонил мне, назначил свидание. В то время я понятия не имела, что он до этого встречался с тобой. Клянусь Богом. Так или иначе, мы вместе проводили время, и это было… Я осеклась, раздумывая, стоит ли заканчивать предложение словом «поразительно» и признаваться, что мы с Джеком так быстро стали близки и, может быть, не будь между нами этого невероятного физического притяжения, мне было бы легче уйти, как только все выяснилось. Я была уверена: любые объяснения еще больше ее ранят. – Это было… что? Переходи к той части, когда ты решила лгать мне, – велела она. – Не терпится услышать твои оправдания. – Мадди, тогда я ничего не подозревала. Помнишь, я пробыла здесь несколько дней, прежде чем мы с тобой увиделись? Только когда Джек пришел сюда за вещами, я все поняла. Он тоже ничего не знал. Клянусь, все это кошмарное совпадение. – Ну да, как бы не так! – повела плечом Мадди. – Посуди сама, откуда я могла знать, кто он? Я даже фото его не видела. Черт возьми, ты всегда звала его по фамилии, а он и фамилии мне не сказал! Не знаю почему, но я была твердо уверена, что твой приятель – англичанин! – запротестовала я. – А вот этого я никогда не говорила. Это уже твои домыслы. Но я хочу услышать остальное и, в частности, узнать, почему ты оказалась здесь. Мне было не по себе, и не из-за не того, что Мадди исходила злобой. Пугала ее непривычная сдержанность. Ни слез, ни обвинений, ни истерик. И эта женщина безудержно рыдала на заключительных кадрах «Красотки»! – Оставив здесь тебя и Джека, я вернулась в отель. Решила, что все кончено. Не ожидала, что снова его увижу. Была абсолютно уверена, что он больше мне не позвонит, а если и позвонит, собиралась сказать, что мы больше не будем встречаться. Но тут… – Я снова осеклась. – Но тут… Иисусе, Клер, просто расскажи все начистоту. Я уже сообразила, что он позвонил тебе и вы снова встретились. Не такая я идиотка! – отрезала она. – Да. Встретились. В последний вечер перед возвращением в Нью-Йорк. И как только я добралась до дома, он позвонил мне, а потом прилетел… просто появился без предупреждения. А потом позвонил и попросил провести с ним Рождество в Лондоне, – выпалила я, придавливая сигарету в пепельнице. – И ты мне лгала, – подсказала Мадди. – Да. Я действительно утаивала информацию, когда мы созванивались. Не говорила, что мы поддерживаем связь, – осторожно подтвердила я. – Поддерживаете связь? Ты имеешь в виду те случаи, когда его молодчик находится в твоей киске? – рубанула Мадди, и я брезгливо поморщилась – не из скромности, а потому что подобная вульгарность была так не похожа на Мадди. – Не только. Ты, наверное, меня не поймешь. Я сама знаю, какую совершила подлость, продолжая встречаться с ним и ничего тебе не сказав, но я… я питаю чувство к Джеку. Сильное чувство. Настолько, что потеряла голову. Конечно, это не оправдывает того, что я сделала, но последнее время мне почему-то трудно рассуждать логично, – вздохнула я. Мадди докурила сигарету и немедленно взяла другую. – Ожидаешь, что я поверю твоим бредням? Что вы случайно оказались рядом в самолете, влюбились и ты ничего не могла поделать? – Нет, этого я не говорила. Все было в нашей власти, в моей власти, и я ужасно не права, позволив этому случиться, и не сказав тебе. Пожалуйста, поверь, мне очень стыдно за то, что я так с тобой поступила. – Да я вовсе не об этом. Господи, какая же ты идиотка, – расхохоталась Мадди, но не как обычно, мелодично и переливчато, – ее смех всегда напоминал мне о лете. Эти же звуки скорее были похожи на хриплый лай, а улыбка не достигала глаз, превратившихся в горящие местью щелки. – Ты, может, и не знала, кто он, зато Харрисон уж точно знал, кто ты. – Ч-что? – выдохнула я, качая головой. – Нет, Мадди, не может быть! Знаю, это звучит неправдоподобно, совершенно неправдоподобно и шансы оказаться рядом в самолете ничтожно малы, но, клянусь, так и было. – Клер, не будь такой наивной. Он знал, что ты должна лететь этим рейсом. Позвонил мне днем, перед отлетом из Нью-Йорка, и я даже пошутила, что вы можете оказаться в одном самолете. Он пообещал поискать тебя. – Но… как? Откуда он узнал бы, кто я, как выгляжу? – удивилась я. Вместо ответа Мадди метнулась на кухню и тут же вернулась со снимком, который я видела на холодильнике. Мы обе, загорелые и пьяные, обнимаем друг друга, приветственно поднимая бокалы с «Маргаритой»… фото, которого, как клялся Джек, он в жизни не видел. Тогда я еще решила, что Мадди прикрепила его к холодильнику специально перед моим приходом, в точности как новобрачные, которые перед визитом дарителя вытаскивают из шкафов свадебные подарки и выставляют напоказ. – Он рассматривал эту картинку каждый раз, когда бывал у меня. Постоянно рассуждал, что хочет видеть лицо за всеми этими е-мейлами, которые ты посылала. Неужели так ничего тебе и не сказал? Не сказал, что я читала ему твои электронные письма? Он все восхищался твоим остроумием. Мадди поднесла фото к глазам, словно изучая. Интересно, помнит ли она те каникулы так же хорошо, как я? Мы отправились в Канкун всего через несколько месяцев после того, как она потеряла отца, и именно в этой поездке тяжелое бремя скорби стало потихоньку развеиваться и временами прежняя Мадди появлялась вновь. Но тут моя подруга театральным жестом разорвала снимок надвое, разделив нас, и бросила клочки на пол. – Полагаю, это мне больше ни к чему, – холодно обронила она. Я не знала, что думать. Неужели она сказала правду и Джек действительно знал меня в лицо? Намеренно искал моего общества в самолете? Но если так, почему сразу не признался, кто он? Какой был смысл скрывать все от меня? Или Мадди просто старалась назло мне оболгать Джека? Способна ли она на такое? Хотя мне сигарету она не предложила, я потянулась к пачке и закурила. – Могу понять твой гнев, – медленно выговорила я, затягиваясь сигаретой – моей новой лучшей подругой – и пытаясь сообразить, как лучше объясниться с Мадди. – Но мы не хотели тебя ранить. И я уверена, если даже Джек и видел этот снимок, все равно меня не узнал. Теперь у меня волосы длинные и прямые, а на фото короче и волнистые. – Значит, до тебя так и не дошло?! О, погоди-ка! – снова рассмеялась Мадди. – Воображаешь, будто он влюблен в тебя? Как же, как же! Прекрасный принц на белом коне! И ты жалела меня и мое разбитое сердце, когда вы оба уезжали навстречу рассвету. Ах ты, самодовольная дрянь! Я снова поморщилась. Кем бы ни была эта женщина, она не та Мадди, которую я знала, как себя. Эта враждебная, холодная оболочка моей прежней подруги не имела с ней почти ничего общего. Кроме внешности. Я ожидала, что она будет обижена, рассержена, но в жизни не представляла такой ядовитой ненависти. – Я не жалела тебя, – солгала я. – Просто жутко было видеть, как ты расстроена. Хотела все рассказать, но боялась причинить новую боль. Понимаю, только трусы так поступают, но… – А жаль, что не сказала. Потому что я бы сразу все объяснила и избавила тебя от лишних переживаний, – издевательски перебила Мадди. – Солнышко, Харрисон гонялся за тобой вовсе не потому, что втрескался с первого взгляда. Не хочу показаться жестокой, но ты не в его вкусе. Его больше интересуют модели, женщины чуть более… скажем, более высокого уровня. Этот удар наотмашь, с намеренно выпущенными когтями, достиг цели. Как она и рассчитывала. Я сознавала, что Мадди вне себя, но никогда не замечала за ней сознательной жестокости. И все же, хотя можно было сообразить, что она, скорее всего, пытается ранить меня, в словах была неприятная правда. В недавнем прошлом Джек действительно встречался с моделями, а я… четырнадцатый размер, бедра кормящей матери и средненькая внешность… почему вдруг тот, кто встречался с Мадди или Катринкой, вдруг обратил внимание на меня? – Харрисон узнал о моих отношениях с Алексом как раз перед поездкой в Нью-Йорк. Я призналась ему накануне отлета в Лондон, и он был буквально раздавлен. Я понимала, что Харрисон подумывает о разрыве, но в жизни не догадалась бы, что он решит мстить. Поразмысли об этом, Клер. Я разбила ему сердце. И тут он случайно знакомится в самолете с моей лучшей подругой и влюбляется в нее? Неужели не видишь, что все это подстроено? – Мадди покачала головой и потушила сигарету. У меня голова шла кругом Я перестала воспринимать то, что она говорила. Возможно ли, чтобы Джек действительно знал, кто я, и весь наш роман – тонкая игра? Я вспомнила, как он утверждал, будто понятия не имел, что я – та самая Клер, которая была лучшей подругой Мадди, какими логичными казались его объяснения, как уверенно он держался. Но почему? Зачем лгать мне? К чему добиваться встреч после моего возвращения в Нью-Йорк? – Мадди, конечно, ты расстроена, но все, что ты сказала, просто не имеет смысла. Тебе тяжело видеть нас вместе, Господи, представить невозможно, какая это боль, но, клянусь, мы вовсе не собирались намеренно ранить тебя. – Да неужели? Харрисон солгал, будто не узнал тебя. Почему ты так уверена, что знаешь его истинные мотивы? – усмехнулась Мадди. – Потому что, если бы он действительно хотел отомстить, достаточно было в тот день признаться, что переспал со мной, – выпалила я резче, чемнамеревалась. На Мадди, очевидно, это сильно подействовало, она постаралась скрыть потрясение холодным лающим смехом. – Ну и ну, Клер! Трахаться после первого же свидания? Несколько безрассудно даже для тебя, не находишь? Я упрямо качнула головой, отказываясь поддаться на подначку. – Мне действительно ужасно жаль. Прости. Я готова на многое, лишь бы между нами все было по-прежнему. Сейчас ты на меня зла и, вероятно, уверена, что никогда не сможешь простить, но… – Харрисон тоже считал, что вы должны скрывать от меня ваши отношения? – перебила Мадди. Неожиданный вопрос застал меня врасплох. Я даже растерялась. – Он… он считал, что не должны. Хотел, чтобы я рассказала тебе. Твердил, что нечестно встречаться у тебя за спиной, – призналась я, наивно считая, что это убедит ее в порядочности Джека. – Он сказал это однажды, мимоходом? – продолжала допрашивать Мадди. – Нет… нет. То и дело заговаривал об этом, все время настаивал, чтобы я с тобой поговорила, – заверила я, с ужасом сознавая, что она к чему-то клонит. В этот момент я чувствовала себя Красной Шапочкой, послушно бредущей в логово большого злого Волка. – И тебе это не показалось странным? Не дошло, что если бы он действительно влюбился в тебя и забыл меня, то предоставил бы тебе самой разбираться с нашей дружбой? – Не пойму, о чем ты. – Господи, Клер, нельзя же быть такой тупоголовой! Харрисон хотел, чтобы именно ты рассказала о ваших отношениях, поскольку знал, что таким способом сумеет ранить меня больнее всего. Знал, как мы близки, как много значит для меня наша дружба. Вот и собирался отомстить, используя тебя, чтобы насолить мне, – отрезала Мадди. Меня слегка затошнило. Тот человек, в которого я влюбилась, просто не мог быть Харрисоном, способным на подлость. – Если бы он признался, что трахнул тебя один-единственный раз, до того, как узнал, кто ты, это не было бы предательством. Я, конечно, сочла бы, что только слизняк может использовать женщин подобным образом. Да, мне было бы не по себе из-за того, что он нацелился на тебя, чтобы отомстить за мою измену. Но он поступил куда хуже. Все это время встречался с тобой, влюбил в себя, зная, что это будет самым страшным ударом. Если хочешь знать, я удивляюсь, как это он еще не настоял на том, чтобы сопровождать тебя сейчас, чтобы полностью насладиться своей великой победой. – Он предлагал, – тупо пробормотала я. – Но я попросила его не делать этого. Я не могла полностью вникнуть в смысл ее слов. А если Мадди права? Нет, это слишком ужасно, чтобы быть правдой… и все же Джек явно мне лгал. И на самом деле постоянно требовал, чтобы я рассказала Мадди о наших отношениях. А я все время считала странным, что такой фантастический мужчина так романтически ухаживает за мной. – Говорю, он использовал тебя. Использовал, чтобы ранить меня как можно больнее. И, нужно отдать ему должное, добился успеха. Единственное утешение в том, что я хотела вернуть это дерьмо, а теперь точно знаю ему цену. Жаль только, что ты сама во всем не разобралась. А ведь среди нас двоих умной считалась ты, верно? Впрочем, вероятно, для тебя было крайне волнительно для разнообразия хоть разочек украсть парня у меня, а не наоборот, – пренебрежительно усмехнулась Мадди. Я резко вскинула голову: – Что ты хочешь сказать? Мадди вздохнула и картинно тряхнула волосами, каждой частичкой тела излучая презрение ко мне. Не будь мне так паршиво, эти мелодраматические ужимки наверняка подействовали бы на нервы. Но сейчас мне было не до того: я судорожно ловила воздух ртом. – Помнишь Сойера? То ничтожество, из-за которого ты все глаза выплакала? О Господи, Клер, да не смотри на меня так. Я не спала с ним, он вообще не в моем вкусе. Но не представляешь, сколько раз он ко мне подкатывался! Звонил, твердил, что если я соглашусь встречаться с ним, он в два счета тебя бросит. Я, разумеется, дала ему от ворот поворот. Разве я могла поступить так с подругой! – холодно процедила Мадди. Я закрыла глаза. В жизни не предполагала, что Сойер способен причинить мне больше боли, чем уже причинил, но вот она, старая знакомая, вновь разлилась по телу. Сойер и Джек вдруг смешались за моими прикрытыми веками: двое мужчин слились в одного, и я поняла, что ни один не любил меня по-настоящему. Да и вряд ли вообще любил. – Я устала от разговоров и хочу, чтобы ты ушла, – бросила Мадди. В голосе уже не было гнева. Осталось одно безразличие… и, может, грусть из-за того, что двое людей, которые были ей ближе родных, так жестоко ее предали. Мне нечего было ей сказать. Тем более убедить, что я не хотела ее ранить, что по-прежнему готова для нее на все… Я молча кивнула, встала и пошла к выходу.
Последние комментарии
4 часов 3 минут назад
4 часов 11 минут назад
10 часов 23 минут назад
10 часов 27 минут назад
10 часов 37 минут назад
10 часов 44 минут назад