Меч короля [Катя Фокс] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Катя Фокс Меч короля

Моим детям Фредерику, Лизанне и Селине

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НАЧАЛО ПУТИ

Орфорд, июль 1161 года

– Боже, Элленвеора, ну почему ты не парень! – Несмотря на смысл произнесенных слов, Осмонд смотрел на нее с гордостью. Он провел рукой по наковальне, смахивая окалину. – Вот ведь незадача: сын у меня бежит из кузницы, как только я поворачиваюсь к нему спиной, а у малышки любовь к кузнечному делу в крови.

Он удовлетворенно похлопал ее по плечу. Осмонд нечасто ее хвалил. Эллен почувствовала, как кровь ударила ей в голову и приятное тепло разлилось по всему телу.

– Эдит… – тихонько со стоном произнесла она.

Тяжелая деревянная дверь кузницы распахнулась, и на пороге появилась ее сестра.

По возможности Эдит старалась не заходить в кузницу, боясь испачкать свое красивое платье. Кенни, младшенький Осмонда, изо всех сил вырывался у нее из рук. Чем больше он дергался, тем сильнее она впивалась пальцами в его тонкое запястье. Эдит быстро схватила его за ухо и резко дернула вверх. Кенни поднялся на цыпочки и больше уже не сопротивлялся.

– Мать сказала, чтобы я его к тебе отвела, – презрительно бросила Эдит, втолкнув младшего брата в мастерскую, и мотнула головой в сторону старшей сестры. – А Эллен должна наносить воды и собрать дров. – Эдит задержалась в дверях, нетерпеливо притопывая ногой. – Ну, пошли уже! Или ты думаешь, что я тут целый день проторчу? – со злобой бросила она, повернувшись к Эллен.

Видно было, что Осмонд едва сдерживается. Подмастерье, который помогал ему при выполнении большинства работ, болел уже неделю, поэтому Эллен была в кузнице незаменимым помощником. Кенни был совсем еще мал, и толку от него было немного, но Эллен хорошо знала, что Осмонд не пойдет против воли жены. Он никогда этого не делал. Чувствуя, что на душе скребутся кошки, она положила щипцы, с демонстративной медлительностью сняла фартук и нагнулась, чтобы надеть его на младшего брата. Фартук прикрывал его щиколотки, а завязки были настолько длинными, что Эллен пришлось обернуть его худенькую талию дважды.

Осмонд молча на нее смотрел. Она повернулась к нему, и он печально кивнул.

– Ну, что еще? – насмешливо спросила сестра.

Эллен покачала головой и пошла с ней к дому. Отодвинув тяжелый железный засов, она распахнула дверь.

– Я что, не говорила, чтобы ты не околачивалась в кузнице?! – закричала Леофрун.

– Говорила, мама, но…

– И не смей со мной спорить, маленькая дрянь! – осадила ее мать. – Осмонду в кузнице должен помогать Кенни, и тебе это прекрасно известно. Ты самая старшая, и должна заботиться о доме, нравится тебе это или нет. Так что вперед, давай-ка за работу!

Леофрун внезапно закатила Эллен звонкую пощечину. Дернув головой, девочка отвернулась. Щека горела, но ни за что на свете Эллен не поддалась бы порыву провести по ней рукой. Такого удовольствия она не доставила бы ни матери, ни Эдит. Эллен рано привыкла не показывать свою боль от побоев. В этом была ее сила: принимать удары матери, не плача и не унижаясь. Но вот справиться с горечью и яростью было не так просто. Неужели она должна заниматься всей этой скукотищей только из-за того, что она девочка? Каждый дурак может принести воды или дров, привести в порядок дом и выстирать белье. Даже Эдит. С такими мыслями Эллен, нагнувшись, смела пепел перед камином. Если закрыть глаза, то, благодаря запаху, можно было представить, что ты в кузнице.

Кузнецом должен был стать Кенни, а не она. При этом Эллен, сколько себя помнила, большую часть времени проводила с Осмондом в кузнице. Там она чувствовала себя уверенно. Там она была в безопасности. Возможно, это объяснялось тем, что Леофрун туда никогда не заходила. Едва выбравшись из пеленок, Эллен, сидя у ног Осмонда, сортировала уголь по размеру, а когда ей было пять или шесть лет, она впервые почистила кузнечный горн. Уже три зимы прошло с тех пор, как Осмонд впервые позволил ей управляться с мехами и удерживать щипцами заготовку. А весной этого года она впервые взяла в руки молот и почувствовала силу, исходящую от металла. Если бить по горячему железу, то звук получался глухой, так как оно жадно впитывало силу кузнеца, обретая форму. Три-четыре удара по заготовке, один по наковальне – так тратилось меньше сил, и создавалась чудесная музыка. Эллен глубоко вздохнула. Это было несправедливо, но спорить с Леофрун не было никакого смысла. Она ненавидела Эллен больше всех своих детей и не упускала возможности дать ей это понять.

Эллен взяла два новых бурдюка, вылила остатки воды в котел у камина и вышла из дома. На грядке возилась ее младшая сестра Милдред, терпеливо собирая с капусты прожорливых гусениц.

– Оставь мне парочку, подкину Эдит в кровать! – сказала Эллен и подмигнула ей.

Милдред удивленно подняла голову и смущенно улыбнулась. Она была самой тихой и покорной из всех детей Леофрун. Эллен неохотно пошла по каменистой тропинке к широкому ручью, который извивался по лугу, начинавшемуся сразу за кузницей. Чтобы легче было наполнить бурдюки, она сняла обувь и, задрав платье до колен, вошла в прохладную, блестящую на солнце воду. Внезапно из воды что-то вынырнуло, обдав ее градом брызг.

– У меня нет времени, надо еще воды принести, – будто отвечая на предложение, бросила Эллен своему приятелю Симону прежде, чем тот успел что-то сказать.

– Да ладно тебе, давай сначала искупаемся. Сегодня ведь так жарко!

Эллен наполнила бурдюки и, повернувшись, пошла к берегу.

– Что-то мне не хочется, – огорченно соврала она и присела на угловатый серый камень.

На самом деле она завидовала Симону. Кроме работы в кузнице больше всего на свете она любила купаться вместе с ним, однако в этом году ей приходилось выдумывать одну отговорку за другой. Когда Симон опустил голову под воду, Эллен сложила руки на груди. Прошлым летом она еще могла купаться без рубашки, но пару месяцев назад все изменилось. Чувствуя, что ее лицо заливает краска стыда, она ощупала небольшие холмики грудей, которые с каждым днем все увеличивались. Соски были твердыми и уже становились чувствительными.

– Как глупо быть девчонкой, – буркнула она себе под нос. Было бы намного лучше, если бы она родилась мальчиком, как сказал сегодня Осмонд. Симон подплыл к берегу.

– А знаешь, чего мне сейчас хочется?

Эллен покачала головой.

– Нет, но ты же у нас – ходячий желудок, так что могу предположить, что ты хочешь есть.

Симон согласно закивал головой и, ухмыльнувшись, облизнул губы.

– Ежевика!

– А как же моя вода? – Эллен указала на бурдюки. – Мне еще и дрова собирать.

– Потом вместе соберем.

– Если я задержусь, мать меня опять побьет! А я не знаю, смогу ли сегодня еще раз сдержаться.

– Вдвоем мы быстро управимся. Она и не заметит, что мы сперва немного погуляли. – Капельки воды на его плечах блестели в лучах солнца. Симон отряхнулся, как собака, разбрасывая брызги во все стороны, и натянул свою поношенную серую рубашку. – У хижины возле леса растет отличная ежевика, огромная, черная и такаая сладкая! – Мальчик закатил глаза. – Ну давай пойдем!

– Ты что, с ума сошел? – Эллен покрутила пальцем у виска. – Старуха Якоба была ведьмой, и в ее хижине живут кобольды!

У Эллен даже мурашки побежали по телу.

– Вот чепуха какая! Кобольды в лесу живут, а не в домах, – заявил Симон. – Кроме того, я уже там был и никаких кобольдов не встретил, честно. – Он потешно склонил голову и искоса взглянул на Эллен. – И с каких это пор ты у нас стала такой трусихой?

– И ничего я не трусиха! – возмутилась Эллен.

Она не могла допустить, чтобы Симон подумал про нее такое, поэтому пошла за ним по лужайке, раскинувшейся между рекой и краем леса. Большую часть травы уже съели овцы, и только на холме, примыкавшем к лужайке с запада, оставалась трава, еще ими не тронутая. Там заросли доходили детям почти до груди. Повсюду росли колючие кусты чертополоха, царапавшие им ноги, и крапива, оставлявшая на коже красноту от ожогов. Эллен хотелось вернуться, но тогда Симон снова стал бы дразнить ее трусихой. Поднявшись на холм, она зажмурилась от солнца и взглянула на край леса. За несколькими березами пряталась скособоченная хижина, а слева от нее, совсем близко, паслась в тени коренастая лошадь с блестящей красноватой шерстью. Эллен пригнулась. – Симон инстинктивно последовал ее примеру.

– Эй, что такое? – удивленно прошептал он.

– А она что тут делает? – Эллен указала на лошадь. – Этот жеребец принадлежит сэру Майлзу!

Вскоре после назначения лорд-канцлером Томас Беккет получил от короля Генриха II во владение графство Айя, к которому относился и Орфорд. Сэр Майлз состоял на службе у Беккета, но вел себя так, словно Орфорд принадлежал ему. Каждый знал, как скрупулезно он подсчитывает денежки в своих карманах. Его приступов гнева боялась вся округа, и только Эдит и мать Эллен были от него в восторге, считая, что он выглядит изысканно и внушительно. Когда он заходил в кузницу, они начинали хихикать, и это несмотря на то что с Осмондом он обращался, как с падалью.

– А, вот кому, – презрительно бросил Симон и встал. «Симон отстанет от меня, только когда набьет себе живот», – беспомощно подумала Эллен и последовала за ним. Она смущенно обернулась, но никого не было видно, все вокруг дышало миром и покоем. Но Эллен все равно казалось, что из леса на нее кто-то смотрит. Солнце припекало, пчелы и шмели воспользовались солнечным деньком, чтобы собрать нектар, и роились в воздухе, монотонно жужжа. Эллен как раз хотела присоединиться к Симону, когда краем глаза заметила какую-то фигуру, двигавшуюся к хижине с другой стороны леса. У Эллен замерло сердце. Неужели тут действительно живут кобольды? Она зажмурилась, а потом осторожно приоткрыла один глаз. Фигура была слишком маленькой для кобольда, и Эллен с облегчением вздохнула. Это была всего лишь женщина в простом льняном платье синего цвета. Эллен не смогла разобрать, кто это, так как лицо женщины скрывала коричневая накидка. Бросив осторожный взгляд туда, откуда она пришла, женщина проскользнула в хижину. Эллен, помедлив, подошла к Симону. Она не знала, что беспокоило ее больше: кобольды, которые, возможно, скрывались в зарослях и наблюдали за ней, или присутствие сэра Майлза и незнакомой женщины. Но все вокруг было спокойно.

– М-м-м, какая вкуснотища! – чавкая, воскликнул Симон. – Ты только попробуй.

Он протянул ей ягоды ежевики и улыбнулся, обнажив ряд посиневших от ежевичного сока зубов. Сок стекал у него изо рта на подбородок.

– Сейчас вернусь! – Эллен уже не могла сдерживать любопытства и оставила Симона одного.

Тот равнодушно сунул ягоду в рот, отвернулся и снова принялся собирать сладкую ежевику.

Эллен подкралась к хижине. Одна доска расшаталась, и Эллен заглянула в образовавшуюся щелку. Ноги у нее дрожали, но она все же поднялась на цыпочки. Чтобы заглянуть внутрь, она слегка наклонила голову и прижала лицо к пахнущему мхом дереву. Сэра Майлза и женщины видно не было. Эллен затаила дыхание, но услышала лишь биение собственного сердца. Потом послышалось шуршание, словно какая-то тварь копошилась в сене, и снова наступила тишина. Возможно, в хижине вообще никого не было? Ноги у Эллен болели от напряжения, так как дыра в доске была очень высоко. Девочка уже разочарованно отвернулась, когда вдруг услышала громкий звук. Испугавшись, она снова стала на цыпочки и заглянула в щель. Через пару секунд ее глаза приспособились к полутьме хижины, и она увидела, что в комнате что-то движется. И это что-то приближалось к ней! Внезапно она увидела поросшую густыми волосами спину сэра Майлза. «Вот шелудивое животное!» – с отвращением подумала она, почему-то не удивившись тому, что он голый. Сквозь дыру в доске до нее доносился запах его пота, настолько близко он стоял к стене. Сердце выскакивало у нее из груди.

– Раздевайся! – услышала она его грубый голос.

У Эллен перехватило дыхание. Она увидела женщину, идущую к нему мелкими шагами. Эллен опустилась чуть ниже, но так и не смогла разглядеть ее лица. Медленно, изящно двигаясь, таинственная незнакомка начала раздеваться. Ее платье и льняная рубашка скользнули на пол. Сэр Майлз жадно протянул руки к ее молочно-белым грудям и начал их ласкать. На мгновение Эллен закрыла глаза. У нее закружилась голова. Когда она снова посмотрела в щелку, сэр Майлз уже опустился на колени. Он касался губами розовых сосков незнакомки и посасывал их, словно ребенок, пока грудь женщины не начала вздыматься все чаще и чаще. Внезапно он поднялся и резким движением толкнул женщину к стене. Вся хижина зашаталась. У Эллен нестерпимо болели ноги и подгибались колени, но она не двигалась с места. Ей просто-таки необходимо было увидеть, что же будет дальше. Естественно, она знала, что мужчина с женщиной совокуплялись. Так делают коровы, козы или собаки, чтобы у них были детки. Эллен однажды слышала, как мать объясняла Эдит, что это часть супружеского долга, который женщина должна в той или иной степени исполнять. Ей уже доводилось видеть, как Осмонд иногда совокуплялся с ее матерью. Это никогда не длилось долго, и от их тел при этом исходил легкий рыбный запах. Осмонд, тихо постанывая, двигался на жене, а Леофрун лежала под ним неподвижно, словно колода, не издавая ни звука.

Эта таинственная незнакомка вела себя совершенно иначе. Она страстно провела пальцами по густым волосам на груди сэра Майлза и притянула его к себе, чтобы поцеловать. Затем она начала медленно поглаживать его спину, не обделяя вниманием ни единого клочка кожи. Впившись обеими руками в его ягодицы, она потерлась промежностью о его ногу. Она дышала все быстрее и громче.

У Эллен возникло странное ощущение внизу живота. Необычное смешение отвращения и наслаждения пугало ее, и на мгновение ей захотелось вернуться к Симону. До сегодняшнего дня она была уверена, что совокупление – это пытка для всех женщин. Такое может нравиться только мужчинам. Возможно, она ошибалась? Словно зачарованная, она не могла сдвинуться с места и продолжала подглядывать в щелку. Сэр Майлз просунул свою грубую руку между белыми, отсвечивающими синевой бедрами женщины и начал ласкать ее промежность, пока женщина не издала тихий стон. Тогда мужчина отстранился от нее, лег на солому и жестом подозвал женщину к себе. Незнакомка поспешно уселась на его возбужденный член. Дыхание Эллен участилось. Женщина двигалась на нем вверх-вниз, словно скакала на лошади. Внезапно она застонала, задрожала от наслаждения и запрокинула голову. Эллен увидела водопад русых волос, рассыпавшихся по узкой спине незнакомки, и в этот самый момент она смогла рассмотреть ее лицо. Оно было искажено от страсти, но Эллен сразу же его узнала. Ей показалось, что в нее ударила молния: Леофрун! Девочку охватила жаркая волна, и доселе неизвестное ей чувство отвращения заполнило всю ее душу. Слезы градом покатились из глаз.

– Шлю-ю-юха! – Она всхлипнула и, захлебываясь от плача, отвернулась.

Симон испуганно обернулся и подбежал к ней.

– Ты что, совсем спятила! Какое тебе дело, с кем он тут спит? – Казалось, его совершенно не удивил тот факт, что сэр Майлз использовал хижину для свиданий. – Ты, вообще, понимаешь, что это может быть опасно для нас обоих? – возмущался он, оттаскивая ее в сторону.

Эллен сделалась мертвенно-бледной.

– Да ладно, хватит тебе прикидываться, будто ты не знала, что мужчины и женщины этим занимаются! – сказал Симон, пытаясь ее успокоить.

Эллен со злобой ткнула его в плечо кулаком, словно хотела оттолкнуть приятеля от себя подальше.

– Но та женщина в хижине – моя мать!

Симон покраснел от стыда.

– Я – ну, это… ну я ж не знал.

Внезапно дверь хижины распахнулась.

– Бежим! Если он нас поймает, то смилуйся над нами Бог! – закричал Симон, схватив Эллен за руку и увлекая ее за собой.

Из хижины выбежал полуголый сэр Майлз и угрожающе поднял кулак.

– Ну вы дождетесь, я вас поймаю! А тебе, маленькая дрянь, я выколю твои любопытные глаза и вырежу гнусный язык! – закричал он им вслед.

Эллен бежала так быстро, как только могла. Симон пару раз оглянулся.

– Он за нами не бежит. Пока не бежит, – запыхавшись, пробормотал он и помчался дальше.

Они бежали, не останавливаясь, до самой дубильни. Кожевникам для работы нужно было очень много воды, так что уже не одно поколение семейства Симона жило на берегах Оры. Симон жил с родителями, бабушкой и четырьмя младшими братьями в крытом соломой домике из дерева и глины. Испарение дубильного состава разъедало глаза.

Запыхавшаяся Эллен упала на бревно подальше от дубильни и принялась нервно ковырять мягкую землю ногой.

– Кобольды! Это же просто смешно! Она просто хотела, чтобы мы не подходили к хижине! – Глаза Эллен сверкали от злости.

– Знаешь, если бы я так застукал мать… Ну… ну, я бы… – Симон не закончил фразу. – Вот же дерьмо! – презрительно бросил он и плюнул на землю.

– Это было отвратительно, – пробормотала Эллен, не отрывая взгляда от группки муравьев, тащивших мертвую пчелу. – Граф их за это накажет, обоих, – упрямо процедила она сквозь зубы.

– В любом случае, ты сейчас не можешь пойти домой, будто ничего не произошло. Она тебя и так избивает из-за каждой мелочи. Кто знает, что она теперь выдумает? – Симон нахмурил лоб, переживая за подружку.

– Но что же мне теперь делать?

Маленький кожевник пожал плечами.

– И зачем ты только туда полезла! Это все из-за твоего любопытства. Надо было тебе просто есть со мной ежевику, – с упреком сказал он, бросив пригоршню земли на муравьев, которые стали подбираться к его ногам.

Трудолюбивые существа не обратили никакого внимания на земляной дождь и потащили дальше свою добычу.

– Я-то как раз не хотела идти в хижину. Это тебе всегда хочется есть, и надо же было тебе туда полезть! – возмущалась Эллен.

– Я боюсь, – виновато прошептал Симон.

– Я тоже. – Эллен помассировала пальцами виски.

От отчаяния ее глаза цвета молодой травы потемнели, при этом волосы блестели на солнце, как красное пламя.

Вдалеке закричала сойка. Ветер шумел в кронах деревьев. Мирно плескалась широкая Ора. Неподалеку от дубильни на поверхности воды виднелись пятна грязновато-белой пены. Пятна смыкались друг с другом и плыли вниз по течению. У дубильни река сужалась, но все равно была достаточно широкой, чтобы по ней могли проплыть два торговых корабля.

– И что же мне теперь делать? – Эллен нагнулась и, подняв плоский камешек, широким движением бросила его в реку. Камешек пару раз ударился о поверхность воды, издавая хлюпающий звук, и пошел на дно. Симон лучше умел бросать камешки, у него они прыгали по воде, как водомеры.

– Здесь тебе оставаться нельзя. Пойди к Эльфгиве. Она тебе наверняка что-нибудь посоветует. – Симон вытер нос рукавом рубашки.

– Си-и-мо-он! – донесся до них голос матери мальчика. – Симон, помоги папе прополоскать кожи.

Ласковый голос никак не вязался с отвратительной внешностью этой женщины. Поношенное грубое платье из песчано-желтого льна болталось на ней, словно мешок. Лицо у нее было изможденным, и Эллен тошнило от вида ее костлявых рук, изъеденных дубильными отварами, и желтых ногтей. Но хуже всего было то, что от нее постоянно исходил запах мочи и дубильного состава.

– Эй, да ты весь промок, малыш! – Кожевница ласково провела рукой по голове своего старшенького.

Эллен не могла заставить себя взглянуть на мать Симона. Она была совсем не похожа на Леофрун – так любила своих детей, что могла бы отдать жизнь за любого из них. «Однако ей не помешало бы иногда принимать ванну», – подумалось Эллен. Леофрун мылась каждый день и душилась лавандовым маслом, как это делали жены и дочери богатых купцов из Ипсвича. «Но внутренне она воняет хуже, чем кожевница, – с ненавистью подумала Эллен. – Свой грех ей с себя никогда не смыть».

– Пойдем, Симон, поможешь отцу. А с Эллен завтра погуляете.

Эллен так пристально смотрела на землю, что у нее заболели глаза. «Кто знает, что будет завтра!» – удрученно подумала она.

– Давай, держись, – прошептал Симон и поспешно поцеловал ее в щеку, а затем послушно поднялся и, ссутулившись, пошел за матерью.

Обернувшись, он печально помахал ей рукой.

Эллен послышался какой-то треск в зарослях, и она испуганно оглянулась, но никого не увидела. Симон был прав: им лучше не попадаться на глаза сэру Майлзу и Леофрун. Нужно идти к Эльфгиве. Если кто-то и может дать ей хороший совет, так только она. Эллен решила поспешить и побежала через лес так быстро, что ее ноги едва касались земли, а острые камешки впивались в ступни сквозь тонкую кожаную подошву башмаков. Эллен даже не обращала внимания на желтые цветы, росшие вокруг, которые она так любила. От Леофрун нечего было ждать пощады. Эльфгива должна ей помочь! Довольно быстро Эллен добежала до небольшой поляны, на которой стоял домик повитухи. Запыхавшись, девочка остановилась.

В солнечных лучах, падавших сквозь зеленую листву, танцевали пылинки, сиявшие, словно золото.

Эльфгива склонилась над зарослями календулы – она собирала желтые цветки, чтобы приготовить мази и микстуры. Ее белые как снег волосы, которые она собирала на затылке в узел, сверкали на солнце. Взявшись рукой за поясницу, Эльфгива с трудом выпрямилась и увидела Эллен.

– Элленвеора! – радостно воскликнула она.

Когда она смеялась, ее лицо покрывалось сетью крошечных морщинок, а добрые умные глаза блестели. Эллен остановилась перед ней как вкопанная. Слезы готовы были хлынуть из ее глаз.

– Малышка, что случилось? Ты выглядишь так, словно повстречала самого черта. – Эльфгива распахнула объятия и через секунду прижала к себе плачущую девочку. – Давай войдем внутрь. У меня еще остался капустный суп, я его разогрею, и ты спокойно расскажешь мне, что у тебя стряслось.

Эльфгива взяла лукошко и потянула Эллен за собой в домик.

– Она путалась с сэром Майлзом, этим отвратительным задавакой! – В голосе Эллен звучали ненависть и отчаяние. – Я сама видела.

Ее лицо искривила гримаса отвращения. Продолжая всхлипывать, девочка со все возрастающей злостью рассказала о происшедшем.

После того как она договорила, Эльфгива встала, подошла к очагу и нервно поворошила золу. Потом она снова села и, подергав себя за вырез платья, обхватила руками морщинистую шею.

– Твоей матери тогда было столько же, сколько тебе сейчас. Ох, Господи, прости! Я знаю, что обещала никому этого не рассказывать. – Эльфгива посмотрела вверх и перекрестилась.

Эллен с любопытством ждала, что скажет дальше повитуха.

– Она была обручена с очень богатым торговцем шелком, но познакомилась с молодым норманном и влюбилась в него. – Эльфгива глубоко вздохнула, словно ей трудно было говорить. – Твоя бедная мать ничего не знала о последствиях любви и вскоре уже носила под сердцем ребенка. Когда твой дедушка узнал об этом, он пришел в ярость. Молодой норманн был человеком высокого происхождения, что исключало возможность их свадьбы. Помолвку с торговцем шелком тоже пришлось разорвать. Оскорбленный жених угрожал Леофрун расправой у позорного столба, если она не уберется из города. – Эльфгива взяла Эллен за руки и заглянула ей в глаза. – Наказание женщинам, которые рожают, не будучи замужем, очень жестокое. Им бреют голову и бьют кнутом. Некоторые не могут пережить боль и унижение и умирают прямо у позорного столба. А те, кто выживает, уже не могут вести нормальную жизнь, так что многие из них впоследствии берут на душу страшнейший из всех грехов и сами обрывают свое жалкое существование. Твоему деду пришлось спасать свое доброе имя и жизнь единственного ребенка, поэтому он против воли дочери выдал ее замуж за Осмонда и отослал из Ипсвича прежде, чем ее позор стал очевиден. – Расстроенное лицо Эльфгивы слегка смягчилось. – Осмонд сразу же влюбился в твою красавицу мать.

– Тогда ей очень повезло, что он на ней вообще женился. Без него она была бы уже мертва.

– Она заплатила горькую цену за свое неведенье, и вместо того чтобы жить с богатым купцом в довольстве и достатке, твоя мать осталась с простым ремесленником. Она ненавидит эту грязную бедную жизнь, которой ей приходится довольствоваться. Поэтому ее сердце полно гнева, – попыталась объяснить старуха поведение матери девочки.

– А что стало с ребенком? – с любопытством спросила Эллен. Эльфгива погладила девочку по растрепанным волосам.

– Это ты, милая! Как ты думаешь, почему она так с тобой обращается? Считает, что ты виновата во всех ее несчастьях.

Пораженная Эллен взглянула на Эльфгиву.

– Но ведь тогда я вовсе не его… А Осмонд не мой… – пробормотала она, не решаясь додумать эту мысль до конца. Нет, этого просто не могло быть! – Осмонд мой отец. Он меня воспитал и талант к кузнечному делу у меня от него!

Эллен в ярости топнула ногой.

– Пусть даже он не твой отец, ты с первого момента своего существования стала для него всем на свете. – Эльфгива задумчиво посмотрела на Эллен. – Твоя головка, казалась такой крошечной на его сильной ладони! – Эльфгива улыбнулась, а затем вздрогнула. – В любом случае, тебе нельзя возвращаться домой. Сэр Майлз наверняка уже послал за тобой своих слуг. Тебе нужно бежать отсюда как можно быстрее.

– Но я не хочу бежать!

Эльфгива обняла девочку и стала укачивать ее, словно ребенка.

– Неужели придется мне потерять и тебя тоже… – задумчиво произнесла она, качая головой, и встала.

Старушка быстро подошла к двум поставленным один на другой сундукам в углу комнаты и принялась копаться в верхнем из них, но то, что ей было нужно, нашлось только в нижнем.

– Вот оно!

Эльфгива подняла тщательно перетянутый веревками сверток. Положив его на стол, она развязала узлы на веревке и развернула его. Рубашка и брюки изо льна немного пожелтели, а накидка из темно-коричневой шерсти и пара черных носков выглядели как новые.

– Он почти не носил эти вещи. Я как раз довела их до ума, когда он… – Эльфгива запнулась.

– Это вещи Адама?

Эльфгива кивнула.

– Я знала, что они еще кому-нибудь пригодятся. Ему было тогда как раз тринадцать.

Эльфгива поспешно отвернулась. Эллен поняла, что старушка пытается скрыть свои слезы. За год до рождения Эллен Орфорд охватила эпидемия. Практически в каждой семье кто-то умер, и даже Эльфгива, несмотря на умение лечить травами, потеряла мужа и единственного сына.

– А знаешь что? У меня есть идея… – Эльфгива достала ножницы. – Ты ведь говорила мне, что мальчиком быть лучше, правда?

Эллен нерешительно кивнула.

– Ну вот и сделаем из тебя мальчика.

Мысль, конечно, была заманчивой, но… Пораженная Эллен взглянула на повитуху.

– Но как?

– Конечно, настоящего мальчика мы из тебя не сделаем, но если состричь тебе волосы и надеть на тебя вещи Адама, все будут принимать тебя за мальчишку. Эллен наконец-то поняла, что Эльфгива имела в виду. Эльфгива отрезала длинную косу Эллен и состригла ей волосы до самых ушей.

– А вот цвет… – пробормотала она, немного задумалась, а затем достала какую-то резко пахнущую жидкость.

Она изготавливала эту жидкость из корочек зеленых орехов и использовала ее для окрашивания тканей. От краски волосы сделались темно-коричневыми, но от нее стало печь голову, а на накидке остались пятна, напоминавшие кровь.

– А теперь переодевайся скорее, мне становится плохо от мысли о том, что ты еще не убежала, – поторопила ее Эльфгива.

У Эллен возникло странное чувство, когда она надевала одежду Адама, – казалось, она перевоплощается в другого человека. Вся одежда была ей немного великоватой, а значит, она еще долго сможет ее носить.

Эльфгива застегнула накидку и улыбнулась Эллен.

– Знаешь, мне пришла в голову отличная мысль! Сегодня вечером я сложу твои вещи неподалеку от болота. Я их разорву и полью кровью птицы или мыши. Смотря что я смогу поймать. Когда слуги сэра Майлза найдут твою одежду, они подумают, что тебя сожрали духи трясины. И тогда они прекратят тебя искать.

Эллен вздрогнула, вспомнив истории об этих чудовищах, и побледнела.

Эльфгива успокоительно погладила девочку по щеке.

– Не бойся, все будет хорошо. – Старушка пригляделась к Эллен повнимательнее, и, подойдя к камину, набрала пригоршню золы. Помазав золой лоб и щеки Эллен, она улыбнулась. – Вот так-то лучше. Мы еще посыплем твои волосы пылью, и тебя точно никто не узнает, за это я ручаюсь. Главное – не подходи близко к кузнице.

Взяв Эллен за плечи, она внимательно осмотрела ее и удовлетворенно кивнула.

– А ты действительно думаешь, что за мной кого-то пошлют?

– Лорд-канцлер – человек набожный и не потерпит, чтобы один из его слуг путался с замужней женщиной. Сэр Майлз пойдет на все, чтобы его господин ни о чем не узнал. – Эльфгива посмотрела вверх и подкрепила свое объяснение, чиркнув большим пальцем по горлу. – Ты ни в коем случае не должна допустить, чтобы тебя кто-то узнал, слышишь?

Эльфгива собрала кое-какие вещи и сложила их в свой лучший мешок. Сунув его Эллен в руку, она подтолкнула девочку к двери.

– А теперь лучше уходи, здесь тебе оставаться опасно.


Эллен побежала через лес к тракту, как ей и посоветовала Эльфгива. Вскоре она отошла от Орфорда дальше, чем когда-либо раньше. Солнце начало садиться и окрасило верхушки деревьев в нежный оранжевый цвет. Эллен справила нужду за большим кустом и вымыла руки, лицо и шею в небольшом ручье, все время следя за тем, чтобы использовать светлую воду. Темная вода, на которую падает тень, могла быть проклята демонами и опасна для здоровья. Так ей сказала Эльфгива. Девочка развязала мешок, который дала ей старушка. Добросердечная женщина позаботилась о том, чтобы Эллен не голодала, – она положила девочке козий сыр собственного приготовления, немного сала, три луковицы, яблоко и полбуханки хлеба. Закрыв глаза, Эллен принюхалась к мягкой ткани мешка. Она пахла дымом и травами. Так же, как и Эльфгива, Эллен всхлипнула. Увидит ли она старушку еще когда-нибудь? Неторопливо, пребывая в задумчивости, девочка поужинала. Если экономить как следует, то еды хватит на два дня. А что делать потом – одному Богу известно. До сегодняшнего дня Бог еще ни разу не отозвался на ее молитвы, да и на его святых тоже нельзя было рассчитывать. Когда Леофрун и Эдит ездили в Ипсвич к дедушке, Эллен молилась святому Христофору, хранящему путников. Она умоляла его, чтобы он простер свою длань, защищая тех, кто был лучше этих двоих. Но молитва не помогла, и обе преспокойно вернулись домой. Станет ли хранить святой Христофор ее? Эллен опустилась на колени и помолилась, но это не принесло ей утешения. Первый раз в жизни ей придется ночевать в лесу. Прежде всего необходимо было найти надежное место. Вместе с солнцем скрылись бабочки и пчелы, остались только комары, наглые и многочисленные. Чем сильнее сгущались сумерки, тем большими казались деревья, становясь все мрачнее и страшнее. Небо заволокло тучами. Оглянувшись, Эллен увидела неподалеку несколько скал. Там можно было надежно укрыться. Воры, грабители и прочие беззаконники, а также кобольды и эльфы творили свои темные дела в лесах, грабя и убивая спящих путешественников. К тому же приходилось опасаться и лесного зверья – медведей и кабанов. Эллен чувствовала себя маленькой и беззащитной. Со слезами на глазах она свернулась в клубочек под выступом скалы, подложив под голову свой мешок. Каждый звук, доносившийся из темноты, приводил девочку в ужас. Воздух был душным и тяжелым, надвигалась гроза. Яркая молния осветила лес, разогнав на мгновение мрак. За молнией последовал оглушительный раскат грома. Пошел дождь, и стало немного прохладнее. В лесу теперь пахло травами и сырой землей. Прижавшись к теплой скале и закрыв глаза, Эллен стала слушать стук дождя, пока не уснула.


Среди ночи она внезапно услышала голоса. Девочка открыла глаза. Вокруг было темно. Сначала ей послышался тихий шепот, а потом какое-то хихиканье. Эллен затаила дыхание и продолжала лежать неподвижно.

– Она для меня ничего не значит. Убей ее! Это она виновата во всех моих несчастьях, – услышала она шепот, и ей показалось, что это голос Леофрун.

– К тому же она уродливая и глупая, – прозвучал второй голос. Эллен окаменела от страха.

– Нужно разрезать ее на куски и скормить животным. Она все равно никому не нужна.

– Вытаскивай ее! – Это снова был первый голос.

Эллен вскинулась от ужаса. Она ударилась запястьем о скалу и от боли окончательно проснулась. Вокруг все было спокойно, только слышались крики совы.

– Есть здесь кто-нибудь? – с дрожью в голосе спросила она. – Мама? Эдит?

Ответа не последовало. Через некоторое время Эллен успокоилась – она поняла, что это был всего лишь ночной кошмар.


Утром она встретила на тракте группу людей, не вызывавших у нее опасения. Их предводитель, коренастый мужчина с окладистой светлой бородой, путешествовал с двумя молодыми парнями, своей женой и тремя детьми. Эллен вежливо попросила разрешить ей присоединиться к ним на некоторое время, и толстенькая жена предводителя приветливо кивнула. Несмотря на то что утро было прохладным, по ее круглому лицу стекал пот.

Они прошли уже несколько миль, когда Эллен после многочисленных намеков мужчин поняла, что эта женщина беременна. Девочка покраснела до корней волос от стыда за свою несообразительность.

Мужчины чуть не попадали на землю от смеха.

– Ну, ничего, парень. Понятно, что у тебя еще не было женщины. Но обязательно будет. А когда у твоей женушки вырастет во-о-от такой живот, то осторожничать будет уже поздно, – сказал муж беременной женщины, хохоча, подмигивая Эллен и похлопывая ее по плечу.

Он сказал «парень»! Эллен совершенно забыла о том, что она переодета в мужское платье.

Мужчины были плотниками и шли в Фрамлингхам, где граф решил построить новый замок.

– Вам там не нужен будет помощник кузнеца?

– Конечно, почему нет. А ты что-то в этом смыслишь? – Плотник с интересом посмотрел на Эллен.

– Мой отец… эм-м-м… ну-у-у-у… я уже работал в кузнице.

– А как тебя зовут? – спросил плотник.

– Эллен, – ответила она, не подумав, и замерла от ужаса. Эллен снова забыла, что она теперь мальчик. Застыв на месте, Эллен готова была провалиться сквозь землю. Она даже не придумала себе подходящего имени!

Жена плотника шла прямо за ней и натолкнулась на девочку.

– Эй, парень, ты поаккуратнее, нельзя ж так резко останавливаться! – возмутилась женщина.

Плотник обернулся и, улыбаясь, подошел к Эллен, протягивая руку.

– Очень рад с тобой познакомиться, Элан. Это мои младшие братья, Освин и Альберт. Я Курт. А эта кругленькая ворчунья – моя любимая жена Берта. – Он оглушительно расхохотался.

Берта еще немного поворчала, но потом тоже улыбнулась. У Эллен камень с души свалился. Плотник решил, что ее зовут Элан!

– Как ты думаешь, Берточка, солнышко мое, возьмем с собой этого проказника?

Берта пристально посмотрела на Эллен.

– Даже не знаю. Я вдруг он преступник, вор или даже убийца?

У Эллен от ужаса расширились глаза, и она отчаянно замотала головой.

– Бертонька, оставь его в покое. Мальчонка и мухи не обидит, поверь мне. Я его насквозь вижу. Если хочешь, можешь пойти с нами в Фрамлингхам, – обратился он к Эллен. – Я спрошу у главного по строительству насчет работы для нас. Может, и для тебя что-нибудь найдется.

– Спасибо, мастер Курт, – поблагодарила его Эллен. – И вам, госпожа! – Она поклонилась Берте в надежде немного ее смягчить.

Эллен поблагодарила Бога тихой молитвой за то, что ей не придется больше ночевать одной в лесу.


В Фрамлингхаме было настоящее столпотворение. Каменщики и плотники, подмастерья, женщины, дети, домашняя птица и свиньи сновали между хижинами, построенными неподалеку. Эллен поразилась чудовищному шуму, возникавшему при обработке камней и проведении прочих строительных работ.

Курт пошел к начальнику стройки, а остальные уселись на поляне, чтобы немного отдохнуть.

– Такие хорошие плотники, как мы, всегда нарасхват! – издалека закричал Курт. – Мои братья будут получать по четыре пенни вдень, а я шесть. Кроме того, нас будут кормить горячим обедом. Начальник стройки знаком с Альбертом из Кольчестера, и когда он услышал, что мы на него работали, то сразу же показал мне хижину, которая стоит на восток от стройки, и сказал, что мы все можем там расположиться. Рабочий день тут такой же, как и везде, – с восхода до захода солнца, кроме праздников и Светлого воскресенья. Если начальник будет нами доволен, нам не придется искать работу, по меньшей мере, три года, а может быть, и дольше.

– Три года? – Берта просияла. – Ты самый лучший муж, какой только может быть на свете. Иди сюда, дай я тебя поцелую! – Она погладила свой выпирающий животик.

– Ну, и где же мой поцелуй? – Рассмеявшись, Курт притянул к себе жену и впился губами в ее губы.

Эллен вспомнила, что она видела в хижине у реки, и покраснела. Братья Курта заметили ее смущение и, ухмыляясь, начали подталкивать друг друга локтями.

– Кстати, Элан! – Курт огладил свою бороду, словно стирая поцелуй Берты. – Я разговаривал с кузнецом, ты должен подойти к нему. Он хочет посмотреть, что ты умеешь.

– Ой, Курт, спасибо! – Эллен обрадовалась, что ей не нужно стоять без дела, и бросилась бежать.

– Он сразу за воротами, справа у стены! – крикнул Курт ей вслед.

У Эллен душа ушла в пятки, когда она увидела кузнеца, – угрюмого мужчину с огромными, как лопаты, ладонями. Девочка была уверена, что, взглянув на ее хрупкую фигурку, тот сразу начнет смеяться, и ей захотелось уйти оттуда, но кузнец уже заметил ее и махнул рукой, приглашая подойти ближе.

– Ты тот парнишка, о котором мне говорил плотник, верно?

Грязные светлые волосы кузнеца торчали в разные стороны, а когда он почесал подбородок, Эллен заметила, что у него не хватает фаланги среднего пальца левой руки.

– Ты уже работал в кузнице?

– Да, мастер. – Эллен не решалась высказываться длиннее.

– Подмастерьем?

– Я только держал щипцы, мастер. У меня еще не хватает сил на то, чтобы ковать железо.

Эллен была уверена, что из-за правдивости она лишилась шансов получить работу, но кузнец только кивнул. Он взял железную заготовку и сунул ее в горн.

– Понятно, что сил не хватает, это я и так вижу. Но мы немного потренируемся, к тому же ты еще подрастешь. Сколько тебе лет?

– Думаю, двенадцать, – несмело ответила Эллен.

– Хороший возраст для начала обучения, – сказал кузнец. – Я хочу посмотреть, что ты уже умеешь. Когда железо разогреется настолько, насколько нужно, ты его вытащишь и выкуешь четырехгранный наконечник копья. – Он указал рукой на горн. – Кстати, меня зовут Ллевин. А еще меня называют Ирландцем. – Он рукавом отер пот, стекавший с висков на щеки.

– А меня зовут Элан. – Немного помолчав, девочка с любопытством спросила: – А я думала, все ирландцы рыжие, как я. Это правда?

Ллевин широко улыбнулся, и Эллен подумала, что когда он не хмурится, то выглядит очень симпатичным.

– Я привык работать в помещении, – виновато пробормотала Эллен, заметив по цвету железной заготовки, что она немного перегрелась.

Вынув заготовку из горна, она положила ее на наковальню. Осмонд просто сходил с ума, когда она плохо выковывала наконечники, поэтому она долго тренировалась, пока не научилась. Чтобы правильно выковать наконечник, нужно было поворачивать заготовку между ударами на четверть оборота, так, чтобы грани получились одинаковыми. Когда железо остыло, она опять сунула его в горн.

– Да, это ты делать умеешь, – удовлетворенно отметил кузнец. – Тебя ожидает тяжкий труд. Придется не только чистить инструменты и раздувать меха – ты будешь учиться кузнечному делу. Но за работу я буду платить тебе целых полтора пенни вдень. А вот о месте для сна тебе самому придется позаботиться.

Не помня себя от счастья, Эллен согласилась, а потом договорилась с Бертой, что будет платить ее семье полпенни в день за угол в их хижине и ужин. Как, оказывается, легко быть мальчишкой! Эллен с болью подумала об Осмонде. Тот наверняка гордился бы ею.


В течение первых недель у Эллен страшно болели мышцы. Иногда у нее настолько болели плечи, что она едва могла поднять молот. Она очень старалась не показывать, что ей больно, и храбро бралась за нелегкую работу. Ллевин, должно быть, считал, что такая работа слабого мальчонку лишь укрепит, и не щадил своего подмастерья. В первые месяцы ладони Эллен были покрыты волдырями, которые постоянно лопались и кровоточили. Иногда у нее слезы наворачивались на глаза, но Ллевин делал вид, что ничего не замечает. Полумертвая от усталости, Эллен возвращалась из кузницы, ощущая безнадежность и отчаяние. Она постоянно боялась, что не выдержит следующего дня. Иногда она настолько выматывалась, что не могла даже есть, а просто заползала на свой соломенный мешок и со слезами на глазах проваливалась в глубокий сон без сновидений.


Пришел октябрь, сильный ветер стал срывать пестрые листья с деревьев, и у Берты родился сын. Эллен тот показался слишком худым и уродливым. Но Берта и Курт были счастливы, что у них родился мальчик.

– Сынишка – богатство для бедняка, – говаривал Курт. Эллен была с ним согласна и завидовала малышу. Она-то сама, как была, так и осталась девчонкой. Ее голос никогда не станет ниже, никогда не будут у нее расти усы и борода. Эллен усиленно следила за тем, чтобы не вызывать подозрений своими девчачьими повадками. Она использовала каждое мгновение, проведенное с плотниками, чтобы научиться мужским жестам и выражениям. До того воскресенья в ноябре, когда ее чуть не раскрыли, ей даже нравилось водить всех за нос.

Томас, сын начальника, и его друзья находили в осенней листве огромных коричневых пауков и в доказательство своей храбрости пускали их разгуливать по своим рукам и даже по лицам. Им нравилось, что девчонки, пораженные их мужеством, поглядывали в их сторону и, вскрикивая, отворачивались, потому что мохнатые пауки казались им ужасными.

– Вот тебе паучок, – дружелюбно сказал Томас, сажая одно из восьмилапых чудовищ на ладонь Эллен.

Девочка с отвращением отбросила паука. Когда мальчишки согнулись от смеха и уже начали подшучивать над ней, Эллен поняла, что нужно срочно что-то придумать. Высоко задрав нос, она прицелилась и что есть силы плюнула в паука. Она долго тренировалась и плевалась уже достаточно метко, так что ее плевок попал прямо в цель.

– Попал! – На ее лице расплылась улыбка победителя, и девочка выбросила правый кулак в воздух, привлекая всеобщее внимание к своей меткости. – Вот же дряни проклятые! – презрительно добавила она, так как мужчинам было свойственно ругаться.

После того как ее чуть не разоблачили, она стала тщательнее следить за тем, чтобы вести себя как мальчик: она часто материлась, ела с открытым ртом, а когда пила пиво, то старалась отрыгивать как можно громче. Она ходила, широко расставляя ноги, и часто хваталась за причинное место так, как это делали мужчины. И только когда мальчишки соревновались, кто дальше помочится, онаотказывалась принимать участие в состязаниях, хотя и с сожалением. И почему Господь не дал ей родиться мальчиком?


После сырой дождливой осени пришла холодная зима, затормозившая строительные работы. Но кузнецы продолжали работать прямо на улице, потому что уже сейчас расходы на строительство во многом превысили предварительные расчеты, и обещанные каменные кузницы до сих пор не были построены. Чтобы не замерзнуть, кузнецы сооружали вокруг рабочих мест деревянные щиты, но все равно сильно дуло. Чтобы дерево не загорелось от искр, Эллен каждый день поливала щиты водой, которая замерзала на морозе.

Руки у девочки покраснели и потрескались. Даже работая, она дрожала от холода, а Ллевин, который всегда с равнодушием относился к погоде, непрерывно притопывал ногами. Тепло горна согревало только живот, грудь и лицо того, кто стоял прямо перед ним. Однако ноги горн не грел, и вскоре они замерзали настолько, что пальцы уже не чувствовались. Если не двигаться, возникала опасность отморозить пальцы ног. И только когда мороз становился невыносимым, они прекращали ковать, гасили горн и шли в «Красного козла», единственную таверну в Фрамлингхаме, где недорого продавались хорошее пиво и приличная еда. Когда они сидели там вечерами и молчали, Эллен все чаще думала о доме. С каждым днем ей все больше не хватало Осмонда, Милдреди Кенни, а также, конечно, Симона и Эльфгивы. Даже ярость, вызванная поведением Леофрун, поутихла, а иногда Эллен вспоминала и Эдит. С Ллевином она не могла поговорить о своей тоске. У него не было ни жены, ни детей, да и вообще он был молчуном. Он разговаривал с девочкой только во время работы, но тогда, с точки зрения Эллен, он немного перебарщивал. Своими постоянными объяснениями того, как нужно правильно выполнять работу, он доводил девочку до отчаяния. Всего один раз увидев, как нужно что-то делать, Эллен хорошо это запоминала, а потом могла самостоятельно повторить. Причем было неважно, насколько сложно было выполнить этот вид кузнечных работ и сколько времени это занимало. Эллен все схватывала на лету, и ей нужны были не объяснения, а тренировка, наработка собственного опыта.


Когда весной раскрылись первые цветы, радуясь солнцу, у всех прибавилось работы. Дни становились все теплее.

Однажды у Эллен из копилки пропало больше полушиллинга. Она старательно экономила и каждый день радовалась, что количество монет увеличивается. А теперь сердце просто выскакивало у нее из груди. Может быть, она обсчиталась? Она снова начала пересчитывать сбережения, но все равно не хватало семи с половиной пенни. Деньги наверняка украл кто-то из семьи плотника. Берта следила за тем, чтобы домик никогда не оставался без присмотра, так что туда не мог пробраться пи один вор. Со слезами на глазах Эллен сложила оставшиеся монеты в копилку и разочарованно спрятала ее под своим соломенным матрасом.

Прошло несколько дней, и Эллен уже начала забывать о произошедшем, но однажды заметила, как кто-то роется у нее под матрасом. Это была старшая дочь Курта, Джейн.

Эллен бросилась на нее с кулаками.

– Ах ты, жалкая воровка!

Девочка начала кричать, словно ее резали, и Берта, чистившая овощи за дверью, сразу же прибежала на ее крик.

– Это Элан вас обокрал, я же вам говорила! – громко закричала Джейн, сжимая в руках копилку Эллен. – Ты только посмотри, сколько у него монет! Как он мог столько сэкономить? – Голос Джейн срывался от возмущения. – Вы приняли его как сына, а он вас обворовывает!

С ненавистью глядя на Эллен, Джейн вытащила из копилки пригоршню пенни и, подойдя к матери, протянула ей деньги.

– Вот, мама, это твои деньги!

– Это тебе так не пройдет, мальчишка! – угрожающе прошипела Берта, пряча деньги под фартуком. – Курт сегодня решит, что с тобой делать, и если он согласится со мной, дело дойдет до суда. Я слышала, что лорд Бигод очень сурово наказывает воров.

Возмущенно сопя, Берта развернулась и вышла из комнаты, а довольная Джейн ухмыльнулась и поспешила за матерью.

Эллен стояла как громом пораженная. Джейн наверняка обкрадывала не только ее, но и собственных родителей!

– Вот же дрянь! – прошептала девочка и пнула ногой матрас. Ее бросило в пот, а по лицу покатились слезы. Если ее посадят в тюрьму, то очень быстро выяснится, что она не мальчишка, и что будет тогда, ей страшно было даже представить. Эллен приняла решение и быстро побежала к кузнице.

– Я ухожу из Фрамлингхама, – сипло сказала она Ллевину.

– Я понимаю, почему тебе хочется уйти, ведь тебе у меня учиться уже нечему, – заметил, обидевшись, Ллевин.

Эллен испуганно взглянула на него. Она же не хотела его обидеть!

– Это никак не связано с тобой или с кузнечным делом. Просто я… – Эллен запнулась и опустила глаза.

– Ну ладно, можешь ничего не объяснять. Ты свободный человек. Ты уже знаешь, куда пойдешь? – спросил Ллевин, не глядя на нее.

– Я думаю, в Ипсвич. – На самом деле, она понятия не имела, куда ей идти, но признаться в этом она не хотела.

– Ипсвич… – Ллевин удовлетворенно кивнул. – Это хорошо. А что ты хочешь там делать?

– Заниматься ковкой, что же еще? Я больше ничего не умею.

– Зато это ты умеешь делать отлично. Я знаю всего лишь одного человека, который управляется с железом лучше тебя. У него ты можешь многому научиться. Спроси в Ипсвиче мастера Донована. Он лучший кузнец мечей в Восточной Англии. У него тебе придется все начинать сначала! – Ллевин несколько секунд стоял неподвижно, размышляя о чем-то. – Он был другом моего отца. Скажи ему, что я отправил тебя к нему с наилучшими рекомендациями. Я был для него недостаточно хорош, – пробормотал он, – но ты ему подойдешь. – И, уже немного повысив голос, добавил: – И не дай ему себя прогнать, слышишь? Донован – старый ворчун, но ты должен сделать все возможное, чтобы стать его подмастерьем. Пообещай мне это!

– Да, мастер, – сдавленно произнесла Эллен.

На прощание Ллевин подарил ей свой молот.

– Я получил его от своего учителя, так что будь с ним поосторожнее, – не вдаваясь в подробности сказал он, откашлялся и похлопал Эллен по плечу. – Всего тебе самого наилучшего, парень.

– Спасибо, Ллевин, – прошептала Эллен.

Больше она ничего не смогла сказать. Вернувшись к себе, она взяла свои вещи и ушла из Фрамлингхама украдкой, как воровка.


Ипсвич, начало мая 1162 года

Эллен вошла в Ипсвич через северные ворота и на мгновение остановилась в нерешительности. Этим утром по-настоящему весенняя солнечная погода последних дней сменилась на пасмурную. Первая капля дождя упала Эллен на кончик носа. Она обеспокоенно взглянула на небо, которое было уже полностью затянуто тучами. Так она, пожалуй, скоро вымокнет! В отличие от нее все остальные путешественники, въехавшие в город через северные ворота, казалось, знали, куда им идти. Не оглядываясь, все они куда-то спешили. Эллен медленно побрела по улочкам. Ее никто не ждал, так что у нее была масса времени, чтобы осмотреть город. На первом перекрестке девочка остановилась и огляделась. На юге виднелись мачты кораблей – должно быть, там был порт.

Влево и вправо уходили улочки, дома на которых стояли, тесно прижавшись друг к другу. Потирая пальцами виски, Эллен смотрела в разные стороны, не зная, какое направление выбрать. Она в нерешительности присела на придорожный камень, вытянула ноги и выпила последний глоток воды из бурдюка. «Нужно где-то набрать воды», – подумала она и тут услышала за спиной оживленную болтовню молодых девушек. Эллен с любопытством оглянулась. Девушки стояли неподалеку от нее и громко о чем-то разговаривали. Они хихикали и вели себя весьма вызывающе, привлекая внимание прохожих. Особенно выделялась среди них юная девушка с роскошной копной темных волос. Она громко рассмеялась. Было видно, что ей нравится и явное восхищение мужчин, и зависть подруг, которые старались смеяться погромче, чтобы и их кто-то заметил.

– Ну пойдемте уже, чего мы ждем? Сколько можно тут торчать? – капризно произнесла, нетерпеливо притопнув ножкой, худая девушка с красными руками.

Она подхватила подруг под руки, стараясь их увести в сторону рынка.

– Что, не терпится попасть на ярмарку? – Роскошная брюнетка иронично изогнула губы и подмигнула одной из подруг. – Она небось глаз положила на того зубодера! – Девушка рассмеялась, подталкивая подружку локтем.

Худенькая девушка покраснела и смущенно опустила взгляд.

В Ипсвиче проходила ярмарка! Поэтому Эллен на тракте повстречались музыканты! Сердце девочки забилось сильнее. Эдит рассказывала ей о ярмарке, и от восторга у нее перехватывало дыхание, столько всего интересного она там видела. Ярмарка была особенным событием и проходила лишь в больших городах, так как подобные мероприятия устраивались только с разрешения короля, а король требовал за эту привилегию большую плату. На ярмарку съезжалось много купцов, они продавали дорогие ткани, специи и удивительнейшие приспособления. К тому же на ярмарки, о которых было известно заранее, прибывали проповедники и скоморохи, фокусники и музыканты, все они развлекали народ и таким образом зарабатывали на жизнь.

Когда девушки, хихикая, отошли, Эллен в возбуждении спрыгнула с камня и пошла за ними. На улицах появлялось все больше народу, и только сейчас Эллен заметила, что все люди двигались в одном направлении. Переулки становились все уже, домов было все больше. Тучи уже совсем затянули небо, нависая прямо над крышами домов. Хотя только наступил полдень, было похоже на сумерки. Эллен отошла совсем недалеко от камня, когда дождь полил как из ведра, и пыльная дорога тут же превратилась в грязь. Как и все остальные, Эллен держалась ближе к домам, чтобы не измазать башмаки. Не успев начаться, дождь закончился. Земля жадно впитывала влагу, и вскоре только лужи напоминали о непогоде. Выглянуло солнце, и свиньи, спрятавшиеся от дождя, выбрались на середину улицы и принялись ковырять влажную землю в поисках чего-нибудь съедобного. Обувь Эллен была сухой, и она тщательно следила за тем, чтобы не ступить в лужу. Девочка пошла за толпой дальше.

На ступеньках церкви возле Корнхилла – хлебного рынка – Эллен заметила нищего. Его одежда выглядела так, словно когда-то он знавал и лучшие времена, хотя теперь она была грязной и истрепанной. Нищий сидел нахохлившись и не шевелился. На правой ноге у него была изъеденная червями рана, которая наверняка причиняла ему ужасную боль. Стыдясь своего жалкого вида, нищий закрывал лицо, и Эллен спросила себя, что же он такое совершил и за что Бог его так жестоко наказывает? Нисколько не смущаясь этим зрелищем, в двух шагах от него играли дети, привыкшие к бедности и грязи. Три девочки постарше, которые, вероятно, должны были следить за малышами, шептались неподалеку. Они были настолько увлечены болтовней, что не заметили даже наглую крысу, которая подкралась к одному из младших детей и попыталась его укусить. Чуть дальше стояли двое мальчишек, обоим было лет по десять. Они ссорились и толкали друг друга. Эллен поразило то, что мальчишки были похожи как две капли воды. Она уже слышала, что бывают близнецы, но еще никогда их не видела. На мгновение Эллен замерла у стены дома, задумавшись, каково это – иметь сестру, которая настолько на тебя похожа. В этой мысли было что-то утешительное, хотя мальчики-близняшки, очевидно, с ней не согласились бы. Они ссорились все сильнее, и в конце концов начали драться. Толпа несла Эллен к рынку, и она вскоре потеряла близнецов из виду. Чем ближе она приближалась к рыночной площади, тем уже становились улочки, и Эллен постоянно приходилось останавливаться. На противоположной стороне улицы стоял какой-то мужчина. Эллен не могла отвести от него взгляда, и внезапно увидела, как он незаметно срезал у хорошо одетого путника кошелек с пояса. От изумления Эллен охнула. Прежде чем обворованный понял, что произошло, вор уже убежал. Он бежал прямо на Эллен, и когда пробегал мимо нее, девочка заметила, что это не мужчина, а мальчишка ее возраста. Его грязные тонкие волосы прилипли к прыщавому лбу. Мальчик скользнул по Эллен холодным взглядом, и у той мурашки побежали по коже. Она была возмущена его поступком, но когда он пробегал мимо нее, она чувствовала прежде всего отвращение и страх оттого, что он может украсть и ее кошелек. Она поспешно провела рукой по животу, но ее опасения были необоснованны – кошелек был там, где ему и положено было находиться, – под рубашкой. Когда Эллен оглянулась, мальчика уже не было видно.

– Свежие рыбные паштеты! – кричала девушка с огромными глазами и темными кругами под ними.

Ее голос звучал необычайно громко для такого хрупкого тела. На девушке было темно-серое льняное платье, которое плохо на ней сидело. Запах укропа и гвоздики, которыми были приправлены паштеты, манил Эллен, и девочка подобралась к торговке поближе.

– Сколько это стоит? – спросила Эллен, указывая на аппетитную снедь в горшках.

– Три фартинга.

Фартинг равнялся четверти пенни. Три фартинга за одну порцию паштета – это были огромные деньги, но Эллен все-таки решила побаловать себя одним из этих восхитительно пахнущих паштетов. Сегодня она еще ничего не ела и была голодной как волк. С урчащим животом вряд ли стоило идти разговаривать с кузнецом. Сунув руку в кошелек под рубашкой, Эллен вытащила монетки. Торговка стыдливо опустила глаза, когда Эллен дружелюбно ей кивнула, но затем подняла голову, улыбнулась и покраснела, а на щеках у нее появились две ямочки. Девушка выбрала самую большую порцию золотистого паштета и протянула ее Эллен, стрельнув в нее глазами.

– Выглядит очень аппетитно! – вежливо произнесла Эллен. Торговка снова покраснела до корней волос, а Эллен смешило то, что ее принимают за симпатичного парня.

– М-м-м… – Она от наслаждения закатила глаза. – Вкус просто восхитительный!

Она от удовольствия облизнула губы, и торговка удовлетворенно улыбнулась.

– Я покупаю рыбу на восходе солнца и каждый день готовлю свежие паштеты. – Девушка снова улыбнулась.

– А ты не знаешь, где мне найти Донована, кузнеца? – спросила Эллен, продолжая наслаждаться едой.

Девушка с сожалением покачала головой.

Эллен пожала плечами.

– Ничего, я его как-нибудь найду. – Она уже хотела отойти, когда к продавщице паштетов подошла небольшая группа вооруженных мужчин.

– Эй, крошка, сколько хочешь за корзину со всеми паштетами? – громко спросил один из них.

Девушка вздрогнула, не осмеливаясь взглянуть на покупателя. Огромного роста рыцарь средних лет с глубоким шрамом на левой щеке подошел к девушке ближе. На нем был великолепный кожаный камзол, а шпоры грохотали при каждом шаге. По его акценту Эллен поняла, что он норманн. Его спутники ждали неподалеку, любуясь уличными девками, которые стояли на углу и подмигивали прохожим.

Продавщица паштетов беспомощно взглянула на Эллен, а затем на корзину.

Вероятно, она пыталась сосчитать количество паштетов, чтобы понять, сколько рыцарь должен ей заплатить. Это длилось целую вечность, и Эллен испугалась того, что норманн может разозлиться. Она даже решилась поторопить торговку.

– Ну говори уже скорее! – прошипела Эллен, не разжимая губ. Торговка должна была понимать, что такой рыцарь быстро может стать опасным.

Когда рыцарь сообразил, что торговка не может определить цену за паштеты, он протянул ей серебряную монету.

– Думаю, этого будет более чем достаточно.

Прищурившись, Эллен взглянула на монету, которую рыцарь протянул девушке. На монете была выгравирована чья-то голова. Эллен не знала, какого достоинства монета, но жест показался ей щедрым, так что она толкнула девушку под бок.

– Давай ему корзину, скорее.

Рыцарь широко ухмыльнулся.

– Первый раз в жизни плачу за то, чтобы что-то получить у красивой девушки, – весело сказал он. – Не мучай меня, лапонька, – произнес он со страдальческой гримасой, а затем громко расхохотался.

Поспешно, словно ручки корзины могли ее обжечь, продавщица паштетов протянула ему корзину.

– Надеюсь, вам понравится, милорд. – Голос девушки дрожал от страха.

– Я тоже на это надеюсь, потому что, если паштет несвежий, я заберу у тебя свои деньги и оторву тебе голову, – угрожающе сказал он, глядя девушке в глаза.

Улыбка сползла с его лица, и он подкрепил свои слова грубым жестом. Девушка испуганно распахнула глаза, и Эллен увидела в них неподдельный ужас.

– Я сам только что ел такой паштет. Он еще теплый и совершенно свежий, а приправы просто изумительные, уверяю вас, милорд, – заявила Эллен, поражаясь собственной наглости.

– Ну что ж, молодой человек, надеюсь, что ты не только остер на язык, но и разборчив в еде.

Рыцарь иронически поднял бровь, расхохотался и дружелюбно хлопнул Эллен по плечу с такой силой, что у той перехватило дыхание. Качая головой и посмеиваясь, рыцарь подошел к своим спутникам. Он передал им корзину и что-то сказал на чужом языке. Мужчины повернулись к нему и зашлись от смеха. Когда они наконец ушли, Эллен облегченно вздохнула, а продавщица паштетов стояла, не помня себя от страха.

– Придется теперь покупать новую корзину, – тихо пробормотала она. – Как же я завтра буду продавать паштеты? – Она вовсе не казалась счастливой, хотя только что очень удачно все распродала. – Такая корзина дорого стоит. Надеюсь, деньги у меня останутся. Если матери покажется, что их слишком мало, ее семихвостая кошка станцует на моей спине.

Эллен увидела слезы в огромных глазах девушки и пожалела ее, хотя и не знала, что такое семихвостая кошка. «В любом случае, звучит устрашающе», – подумала она. Интересно, это хуже, чем ремень Леофрун?

– Он наверняка заплатил больше, чем стоят корзина и паштеты, вместе взятые, – попыталась она приободрить торговку. – Твоя мать, несомненно, будет довольна.

– Ты очень смело поступил, сказав, что паштеты вкусные, – Девушка заглянула в ярко-зеленые глаза Эллен. – А еще ты очень милый. – Она вскинула голову. – Если ты завтра придешь ко мне, я дам тебе одну порцию паштета бесплатно, в качестве благодарности.

Продавщица паштетов поспешно чмокнула Эллен в щеку и быстро убежала. Теперь настал черед Эллен краснеть. Она медленно поплелась к рыночной площади и там залюбовалась жонглером и скоморохом, смешившим толпу своими шуточками над стыдливыми девушками, которые при этом краснели.

Скоморох кланялся, ухмыляясь, и благодарил зрителей за аплодисменты и медные монетки, которые они ему бросали.

Неподалеку от него стоял глотатель огня и мечей. Это был огромный мужчина с обнаженным торсом, волосатой грудью и лысым черепом, который под восхищенные крики публики засовывал кинжал себе в рот по рукоятку. Взгляд Эллен метнулся к другому скомороху, но тут ее внимание привлекли громкие крики, раздававшиеся из толпы, и Эллен пошла туда.

На большом деревянном помосте, сооруженном на краю рыночной площади, находились зубодер, о котором говорила девушка, и врачеватель.

По виду потрепанного непогодой помоста было понятно, что он стоит здесь круглый год. Скорее всего, на нем исполнялись приговоры суда. Тут бичевали за прелюбодейство, ставили к позорному столбу мошенников и отрубали ворам руки. Возможно, на этом потемневшем от крови помосте людей предавали смертной казни, но теперь на нем стояли два больших стула со спинками, предназначенные для больных.

Зубодер разложил на столике щипцы и клещи всевозможных размеров, а также настойки и микстуры для скорейшего заживления ран. Эллен вспомнила девушку с красными руками и удивилась – неужели та влюбилась в хмурого старика, который раскладывал рядом со стулом инструменты? И только когда на помост вышел симпатичный молодой мужчина в темно-коричневой одежде, Эллен поняла, что старик был лишь его помощником.

Возле лестницы в толпе Эллен увидела ту самую девушку. Она не сводила глаз с парня, и Эллен подумалось, что девушке хватит ума не добиваться его внимания, став его пациенткой.

Врачевателю для размещения инструментов и снадобий потребовался стол побольше, чем зубодеру. С одной стороны стола он расположил микстуры, лекарства и льняные повязки для компрессов и перевязок, а с другой стороны – пилы для ампутаций, пинцеты, скальпели и иглы разного размера. Рядом стояла жаровня с инструментом для прижигания ран. Чтобы больные не вскакивали от страха или боли, их привязывали к стульям широкими кожаными ремнями. Даже у самых храбрых пот выступал на лбу, когда им собирались вырвать зуб или зашить рану. Вокруг помоста толпились больные, на лицах которых отражался страх боли и надежда на выздоровление. Любопытствующие окружали помост в надежде увидеть, как ампутируют конечность, или что-нибудь столь же ужасное. Толпа следила за каждым движением обоих врачевателей и комментировала их действия с отвращением и удивлением. Крики страдальцев заглушались ревом толпы – многим это зрелище казалось очень интересным.

Эллен не стала смотреть на все это. Отвратительный запах разложения и гнили, крови и горелого мяса заставлял ее желудок выворачиваться наизнанку.

С другой стороны площади стояли лотки, крытые кожей или цветной тканью, на навесах собиралась дождевая вода, и торговцы тыкали в них палками, чтобы вода стекала на землю. И крестьяне, и монахи, и купцы привезли свои товары в город. Тут можно было купить все, что только могло пригодиться: железные и медные горшки всех размеров и форм, разнообразнейшие сосуды и корзины, игрушки и домашнюю утварь, кожу и все, что из нее можно было изготовить, ткани и веревки, животных и всевозможные изделия из кости, рога, дерева и металла.

Чуть в стороне два монаха в потрепанных рясах продавали пиво, которое они наливали из больших пузатых бочек. Хотя оба продавца выглядели очень бедно, пиво у них, очевидно, было отличным, так как у их повозки выстроилась длинная очередь покупателей, державших в руках разного размера сосуды.

Немного дальше продавались птица, яйца, мука, специи, мясо, сало, овощи, фрукты и другие продукты.

Самым необычным был ларек с экзотическими фруктами и специями. Там были финики и гранаты, перец, имбирь, анис, корица и горчица. Эллен жадно втянула в себя дразнящие запахи. Когда она закрыла глаза, ей показалось, что она очутилась в другом мире.

Торговцы громко кричали, нахваливая свой товар. Возле лотков с тканями суетились женщины и девушки всех возрастов. Они толкались, пытаясь пробраться поближе к лотку, чтобы посмотреть на красивые ткани и пощупать их. Хотя за последние месяцы Эллен приучила себя к мальчишеским манерам поведения, она, как и все девушки, стояла теперь с открытым ртом и широко распахнутыми глазами, любуясь яркими накидками и другими изящными одеждами. Изумительные чистые цвета, непривычные запахи рынка и разнообразие товаров опьяняли ее, как кружка пива.

– Отойди, мальчик, ты заслоняешь дамочкам обозрение! – грубо бросил ей бледный торговец.

Улыбнувшись, он стал дальше расхваливать свои ленты, тесьму и ткани. Он бросил на Эллен недовольный взгляд, окончательно разрушив необычайное ощущение счастья. «Что для тебя важнее, дура, ковать или носить в волосах пестрые ленты?» – с раздражением подумала Эллен, рассердившись на себя из-за того, что ее настолько поразили эти красивые, но бесполезные пока для нее вещи. Она решительно повернулась спиной к лоткам с тканями. «Надо мне, наконец, найти этого кузнеца, о котором говорил Ллевин, вместо того чтобы тут глазеть на все», – подумала она и похлопала рукой по кошельку. Пока у нее не было работы, ее сбережения – это все, на что она могла рассчитывать.

Внезапно ее тело покрылось холодным потом. Она в панике начала ощупывать себя в поисках кошелька, но его не было. Эллен схватилась за кожаный шнурок у себя на шее. Шнурок был там, но кошелек с деньгами срезали. Сердце Эллен забилось так часто, что у нее закружилась голова, и она лихорадочно начала вспоминать, когда ее обокрали. Неужели, купив паштет, она забыла спрятать кошелек под рубашку? Девочка беспомощно оглянулась. Кто мог его украсть? Неужели та милая продавщица паштетов? Эллен казалось, что перед ней разверзлась огромная пропасть, в которую она вот-вот упадет. Слезы навернулись ей на глаза.

Невдалеке она увидела воришку, которого встретила сегодня. Пытаясь смешаться с толпой, он все больше отдалялся от нее.

Наверняка это он ее обокрал! Она в отчаянии попыталась пробиться сквозь толпу, но расстояние между ними становилось больше, а не меньше. В какой-то момент она потеряла его из виду. Должно быть, он свернул в один из узких переулков.

В ужасе Эллен прислонилась к стене дома. Слезы текли по ее щекам, а она смотрела в никуда и не могла даже думать о том, что ей делать дальше. У нее ничего не осталось, кроме одежды. Только теперь Эллен ощутила слезы на своем лице. Она так тяжело работала, чтобы скопить немного денег, и что же ей теперь делать? Девочка отерла слезы и оглянулась.

Ее внимание привлек высокий пожилой мужчина. Его вид настолько ее поразил, что она на мгновение забыла о своем горе и не могла отвести от него удивленного взгляда. Его роскошные длинные одежды из ткани благородного темно-синего цвета были отделаны коричневым мехом. Богатое одеяние, серебристые волосы и посох с серебряным набалдашником, на который он опирался при ходьбе, придавали ему величественности. Но девочку в первую очередь поразили его колючие синие глаза и складки у рта – этим он напомнил ей мать. Эллен невольно пошла за ним и вскоре оказалась возле большого дома, где мужчина остановился, снял с пояса тяжелую связку ключей и начал открывать резную дубовую дверь. Но, прежде чем он вставил ключ в замок, дверь открылась сама.

Вернее, дверь открыла молодая девушка.

Эллен подошла ближе, чтобы лучше их разглядеть.

Голубое платье девушки из дорогой блестящей ткани было украшено по краю выреза вышивкой серебряными нитками и жемчугом. Одежда выглядела очень дорого, но ее отличала изысканная простота. Эллен еще никогда не видела ничего красивее! Но когда она взглянула на лицо этого ангельского создания, то задохнулась от удивления. Это была Эдит! С тех пор как Эллен видела ее в последний раз, она очень выросла.

Значит, старик, который был так похож на Леофрун, был дедом Эллен!

У нее сжалось горло от тоски по дому, казалось, ее сердце словно стиснули железные оковы. На мгновение она задумалась, не подойти ли к ним и не обнять ли их обоих. Эллен очень хотелось познакомиться с дедушкой, и даже ненависть к сестре сейчас не ощущалась так остро.

Должно быть. Эдит приехала в Ипсвич, чтобы выйти замуж за торговца шелком, помолвку с которым Леофрун устроила больше года назад. Возможно, Милдред и Кенни тоже здесь?

Закрывая дверь за дедушкой, Эдит окинула Эллен презрительным взглядом. Очевидно, она приняла сестру за простого уличного мальчишку, на которого не стоило обращать внимания.

«Она совсем не изменилась», – с горечью подумала Эллен, одновременно и разочарованная, и успокоенная тем, что Эдит ее не узнала.

Раздосадованная Эллен пошла дальше. Внезапно она увидела мальчика-воришку, который, похоже, уже выбрал себе новую жертву. Ярость, вызванная его бесстыдным поведением, и надежда забрать у него свой кошелек придали Эллен мужества. В конце концов, она ведь сейчас была мальчишкой, и знала, как обращаться с такими безобразниками!

Девочка осторожно пошла за ним. Зажав остаток кожаного шнура в руке, она притаилась за спиной воришки. Он был немного выше ее, но выглядел хрупким. Подкравшись к нему поближе, Эллен набросила кожаный шнурок парнишке на шею и затянула его резким движением, а затем потащила мальчишку в переулок. Воришка пятился, хватался за шнур, чтобы уменьшить его давление.

– Где кошелек, который еще недавно висел на этом шнурке? – прошипела Эллен, продолжая тащить беспомощного мальчишку в узкий темный переулок.

Мальчик ловил ртом воздух.

– У меня его больше нет, – сказал он, откашлявшись.

– Тогда мы сейчас пойдем за ним. Прямо сейчас! – Эллен пнула его ногой.

Она немного ослабила шнурок, чтобы мальчик мог дышать, но была готова в любой момент сильнее затянуть петлю, чтобы напугать его.

– Так не получится.

– Почему?

– Он изобьет до смерти и тебя, и меня.

– Кто?

– Одноглазый Гилберт.

– А это еще кто? – рявкнула Эллен.

– У него веселый дом на Тарт-лейн. Когда я не приношу ему достаточно денег, он меня избивает.

Эллен с отвращением плюнула.

– И ты считаешь, что поэтому можешь красть, лишая честных людей заработанных тяжким трудом денег? – непонимающе спросила она. – Уйди от него и найди себе пристойную работу, ты же еще молодой! – От злости Эллен ударила мальчишку кулаком под ребра.

– Я не могу, у него моя младшая сестра. Пока я приношу ему достаточно, он ее не трогает. Но если я убегу или не принесу ему денег, сколько он хочет, он отдаст ее своим клиентам.

Эллен стало жаль мальчишку, и она задумалась над тем, что же ей делать. Она почувствовала, что мальчик немного расслабился. Впрочем, возможно, он лгал.

– Я не могу отдать тебе твой кошелек, но я могу украсть кошелек у кого-то другого и отдать тебе, если хочешь. – В его голосе звучала надежда, и Эллен подумала, что сейчас у него, наверное, просветлело лицо.

Нахмурив лоб, она стала размышлять над его предложением. Мальчик все равно будет воровать и дальше, так почему бы ему не возместить ей убытки? Эллен вспомнилась женщина, за которой следил этот мальчонка. На руках она несла малыша, и ей наверняка нужны были деньги, чтобы купить еду и самое необходимое для своей семьи. Неужели она должна платить за ее горе? А если и не она, то кто будет новой жертвой? Ведь никто не хочет лишиться своих денег.

– Пожалуйста, отпусти меня, горло болит, – умолял мальчишка.

– Убирайся прочь с глаз моих, чтоб я тебя не видел! – с отвращением бросила ему Эллен и грубо оттолкнула мальчишку.

Мальчик упал на колени, съежился и, встав, убежал. Эллен пригладила волосы. У нее не было ни пенни, и ей нужно было срочно найти какую-нибудь работу. Эллен с надеждой провела рукой по молоту, висевшему на поясе. Нужно было идти к мастеру Доновану, как она и обещала Ллевину. Это было ее последним шансом! Эллен оглянулась. Скорее всего, она оказалась в квартале, где торговали тканями. Подойдя к одному из магазинчиков, она спросила у прохожей, как ей пройти к кузням. Пожилая женщина, которая только что купила кусок льняной ткани, дружелюбно ей улыбнулась.

– Если ты пойдешь со мной, я покажу тебе дорогу, – сказала женщина, укладывая свернутую ткань в наполненную доверху корзину.

Эллен вежливо предложила ей помочь донести покупки, и женщина с благодарностью согласилась.

– Ну, тогда пойдем. Кстати, меня зовут Гленна. Мой муж Донован тоже кузнец.

– Ox! – вырвалось у Эллен от неожиданности, а затем она просияла.

– Ты уже о нем слышал? – Вопрос Гленны звучал скорее как утверждение.

– Да, слышал. – Эллен кивнула и пошла за ней.

Она лихорадочно раздумывала, что же ей теперь делать. Если она расскажет жене мастера, чего она хочет, до того, как обратится к нему самому, кузнец может подумать, что она на него давит, и обидится. С другой стороны, было бы невежливо ничего не объяснить этой женщине. Она жена мастера, а значит, хозяйка над всеми, кто живет в доме, в том числе над подмастерьями и учениками. Эллен взвешивала все за и против, но так ни на что и не решилась.

– Ты еще слишком молод для подмастерья, но я вижу на твоем поясе молот, которым уже длительное время пользовались, – отметила женщина.

Эллен решила поговорить об этом, чтобы постепенно перейти к своей просьбе.

– Вы правы, я еще не подмастерье, – добродушно подтвердила она. – Я даже еще не настоящий ученик. Я только помогал кузнецу, а молот этот мне подарил мой учитель. Его зовут Ллевин, а во Фрамлингхаме его еще звали Ирландцем. Я думаю, ваш муж с ним знаком.

– Ллевин?! – воскликнула женщина, просияв. – Можно с уверенностью сказать, что он его хорошо знает. Он его воспитывал! – Она рассмеялась.

Эллен удивленно взглянула на Гленну и приподняла брови.

– А мне он сказал, что его отец был хорошим знакомым мастера Донована.

– Отец Ллевина был лучшим и, возможно, единственным другом Донована. Такой упрямый ирландец! Только он мог выносить моего Дона. – В подтверждение своих слов Гленна кивнула, а затем заправила за ухо прядь седых полос. – Его мать была хрупкой женщиной из Уэльса, и она не выдержала родов. Через пару лет умер и его отец, и мальчик остался совершенно один на свете. Тогда мы взяли малыша к себе. Ему было года четыре. Мы с Донованом тогда как раз поженились. – Она остановилась и положила руку Эллен на плечо. – Как там мой Ллевин?

Эллен представила себе Ллевина. Прощание с ним оказалось для нее тяжелее, чем она могла предположить. Его спокойствие и уравновешенность придавали ей уверенности в себе, она чувствовала себя защищенной.

– У него все хорошо, очень хорошо, – сказала она.

Эллен сразу же понравилась эта женщина, может быть, из-за того, что ее лицо преображалось, когда она говорила о Ллевине.

– Он женился? А дети у него есть?

– Нет. – Эллен покачала головой. Гленна казалась немного разочарованной.

– А сколько у вас детей? – спросила Эллен.

– У нас нет своих детей, Бог не дал нам этой радости, зато ниспослал нам Ллевина. – В голосе женщины слышалась грусть.

Эллен не хотела расстраивать ее еще больше, и, потупившись, она стала смотреть себе под ноги.

– Если Ллевин дал тебе этот молот, он к тебе, должно быть, очень привязался. – Гленна снова остановилась. – Можно? – Она протянула руку к молоту и быстро его осмотрела. – Я так и думала. Этот молот подарил ему Донован после окончания обучения. Видишь знак на рукоятке? Это знак Донована, в этом я уверена.

Эллен растрогалась, когда поняла, насколько был дорог Ллевину этот молот. Она вспомнила выражение тоски в его глазах, когда он говорил о Доноване, и задумалась о том, почему Ллевин не стал ковать мечи. Она просто представить себе не могла, что он мог оказаться недостаточно талантлив для этого. Несмотря на свое любопытство, она решила не спрашивать об этом у Гленны. Если ей удастся устроиться у Донована на работу, она все равно об этом узнает.

– Ну вот мы и пришли. Это наш дом, а там вон кузница, – сказала Гленна, кивнув в сторону мастерской, стоявшей рядом с домом. Перед кузницей на солнышке разлеглась кошка. В песке с довольным видом копались куры, а на полянке неподалеку от дома паслась коза. Каменная кузница была обычным делом, но каменный Дом, удививший Эллен, считался признаком богатства. Донован, должно быть, был действительно выдающимся мастером, раз имел такой дом.

Эллен выросла в простом доме, сооруженном из дерева, глины и соломы. Большинство домов в Орфорде строилось именно так. Только церковь и орфордское поместье были каменными.

Гленна открыла дверь.

– Заходи, ты наверняка хочешь пить! А может быть, и есть? Садись за стол, а корзину можешь поставить на стул.

Женщина махнула Эллен рукой, подзывая ее к себе, поставила перед ней кружку с сидром и положила куриную ножку с куском хлеба.

– Копченая курица? – воскликнула пораженная Эллен, и ей мгновенно захотелось есть. – Вкус просто изумительный! – похвалила она еду, с удовольствием пережевывая курятину. – У нас в Орфорде продают копченый сыр… он тоже очень вкусный, – сказала она, и тут же разозлилась на себя за неосторожность. Нельзя было называть место своего рождения!

К счастью, Гленна как раз погрузилась в свои мысли и не слушала ее. Судя по выражению ее лица, она думала о Ллевине.

– Прости, что ты сказал? – спросила она.

– Просто изумительная курица! И сидр тоже очень хороший, – быстро добавила Эллен, решив в будущем быть осторожнее.

– Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы Донован взял тебя на работу?

Эллен показалось, что в глазах женщины мелькнуло сочувствие.

– Я пообещал это Ллевину. – Эллен постаралась, чтобы это не прозвучало как извинение.

– Тогда ты должен сейчас пойти к нему. Договориться с ним будет нелегко, я тебе сразу говорю. Он ужасный упрямец и вбил себе в голову, что больше не станет брать себе учеников. – Гленна похлопала Эллен по плечу. – Несмотря ни на что, ты должен настоять на том, чтобы он посмотрел, что ты умеешь, как бы он ни ругался и ни гнал тебя! – Гленна дружелюбно кивнула. – А теперь иди… кстати, как тебя зовут?

– Элан.

– Хорошо, Элан, тогда иди, и удачи тебе!

– Спасибо.

– И не дай ему себя прогнать. Помни о том, что я тебе сказала! – крикнула Гленна ей вслед.


Когда Эллен вошла в кузницу, ей показалось, что она попала домой. Все внутри этого каменного здания напоминало ей мастерскую Осмонда. Но ее страх это не уменьшило. Донован выглядел совсем не так, как она его себе представляла. Она думала, что кузнец – огромный, сильный мужчина, такой, как Ллевин. Но Донован был низеньким и хрупким. Его можно было принять скорее за ювелира, чем за знаменитого изготовителя мечей.

– Дверь закрой! – рявкнул он неожиданно глубоким басом. Эллен поспешно закрыла дверь. Осмонд тоже терпеть не мог, когда дверь в его кузницу была открытой. Но так как Ллевин, несмотря на все обещания начальника стройки, по-прежнему работал на открытом воздухе, Эллен отвыкла оттого, чтобы закрывать дверь в мастерскую.

– День добрый, мастер Донован. – Эллен надеялась, что он не заметит дрожи в ее голосе.

– Чего тебе? – грубо спросил он, осматривая ее с ног до головы. Эллен еще никогда не казалась себе такой неказистой, как сейчас, под его презрительным взглядом.

– Я хочу на вас работать и учиться у вас, мастер.

– А почему это я должен передавать тебе свои знания? Ты можешь заплатить за учебу? – холодно спросил Донован, не удостоив девочку даже взглядом.

Эллен с ужасом смотрела на него. Разве добропорядочный мастер может задать такой вопрос? Неужели для него деньги – это главное? Неужели он продает свои знания, как товар, – тому, кто больше платит, а не тому, кто способнее?

– Нет, мастер, заплатить я не могу, – тихо сказала она.

– Так я и думал! – Он фыркнул.

– Но я могу работать за то, что вы поделитесь со мной своими знаниями, мастер.

Эллен показалось, что это прозвучало ужасно глупо, и она мысленно отругала себя за невыдержанность. «Я разговариваю, как базарная баба, а не как почтенный кузнец», – сердито подумала она.

– Мне не нужен подмастерье, у меня есть человек, который работает с мехами.

– Я могу не только работать с мехами. Проверьте меня!

– У меня много дел, и я не могу тратить свое время попусту. Убирайся ко всем чертям, наглый сопляк!

Хотя голос кузнеца был полон ненависти, Эллен показалось, что она заметила в его глазах тоску. На первый взгляд Донован ей не понравился, но раз Ллевин возлагал на него такие надежды, этому должна быть причина. Эллен решила послушаться Гленну и просто игнорировать его ругательства.

– Ну, раз у вас так много дел, то я могу вам помочь. – Ее голос перестал дрожать, и теперь в нем слышался холод.

Положив свой пыльный сверток в углу, она осмотрела мастерскую. Порядок в кузнице был очень важен. Клещи, молоты и прочие инструменты должны всегда лежать на одном и том же месте, чтобы мастер мог быстро их найти, как только они понадобятся. В мастерской Донована все было устроено точно таким же образом, как и у Ллевина, так что Эллен нетрудно было здесь сориентироваться.

– Да кем ты себя вообразил? Ты думаешь, можно просто сюда войти и начать тут всем распоряжаться?! – Донован казался уже не только рассерженным, но и удивленным.

– Меня зовут Элан. Я уже давно знаком с кузнечным делом, с вашего позволения, но всего несколько дней назад узнал о кузнеце Доноване. – Эллен сама удивилась тому, как высокомерно это прозвучало, но она продолжала говорить. – Я вас не знаю, пусть вы и лучший мастер мечей в Восточной Англии. Я пришел к вам потому, что кузнец, которого я очень уважаю, посоветовал мне учиться у вас. Он считает, что вы можете меня научить большему.

– Кто же это такой, позволь осведомиться? – Казалось, Доновану было наплевать на мнение других кузнецов.

– Моего мастера зовут Ллевин, я думаю, вы его знаете.

Когда она произнесла имя Ллевина, глаза Донована сузились, превратившись в крошечные щелки. Эллен испугалась, ей казалось, что он набросится на нее с кулаками, но кузнец только презрительно бросил:

– Ллевин – неудачник.

– Он думает, что был недостаточно хорош для вас, мастер.

– Но он думает, что ты достаточно хорош, не так ли? – возмущенно воскликнул Донован.

– Да, мастер, – спокойно подтвердила Эллен.

Донован долго молчал, а Эллен ждала. Выражение его лица ничего не говорило о том, что происходило в его голове.

– Раз уж ты так хочешь проявить свои способности, приходи завтра утром, а лучше перед обедом, – сказал он наконец и повернулся к Эллен спиной.

– Я приду! – гордо бросила она, взяла свой сверток и, не попрощавшись, закрыла за собой дверь.


Гленна и Донован сидели за столом и молча ужинали. Наконец жена кузнеца нарушила тишину.

– Ты должен, по крайней мере, позволить мальчишке показать, что он умеет. Иначе ты вечно будешь гадать, прав ли был Ллевин.

– Ллевин был не очень способным, – грубо ответил Донован. – Как он может судить…

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу. «Не очень способный». Ну надо же! У него просто не хватало душевных сил на то, чтобы выносить тебя и давать тебе отпор. Ты же знаешь, что он смог бы всего добиться! Но ты был с ним слишком строг и никогда ему не говорил, что он молодец. Ты никогда его не хвалил. Я знаю, как тебе его не хватает. Не отталкивай парнишку – это его подарок тебе, знак того, что Ллевин тебя простил. – Решительным жестом Гленна смела крошки со стола.

– Простил меня?! Ему не в чем меня упрекнуть. Я обращался с ним, как с собственным сыном. Что он должен мне прощать? – Донован выскочил из-за стола.

– Даже родной сын сбежал бы от такого отца, как ты! Он мог бы стать мастером не хуже тебя, но ты не дал ему достаточно времени. Ты был слишком нетерпелив. Так как тебе самому все давалось слишком легко и быстро, ты того же ожидал и от других. У тебя редчайший дар, мало у кого он есть. Ллевину приходилось тяжело работать над тем, что тебе давалось без особого труда. Прошу тебя, послушайся меня. Посмотри этого мальчика. Ради тебя же самого!

– Ну и что это даст? У меня уже давно не было ученика, который вскоре не сбегал бы со слезами на глазах. Возможно, я многого от них требую. Но я не могу быть терпеливее, не могу постоянно все повторять. Не могу, и все тут. – Ярость Донована сменилась отчаянием. – Я потерял Ллевина, потому что не был с ним достаточно терпелив, так почему я должен заниматься чужим ребенком?

– А что тебе терять? Если он ни на что не способен – выгонишь его. – Гленна умоляюще смотрела на мужа.

– Каждый мальчишка, которого я выгоняю, для меня – проигранная битва. Я не хочу больше разочарований. – Донован ссутулился и опустил голову на руки.

– Дон, вспомни о том, как было с Артом. Ты ведь тоже не хотел его брать, потому что он такой огромный. «Он тупой громила», – сказал ты,считая, что он не сможет за тобой угнаться. Но вы же привыкли друг к другу и прощаете один другому его недостатки. Неужели сейчас ты смог бы от него отказаться?

– Нет, конечно же, нет, – буркнул Донован. – Но ведь он и не ученик! – Он вскинулся.

– Прошу тебя, Донован, я знаю, что Элан – подходящий для тебя ученик. Я это чувствую!

Кузнец некоторое время молчал, а затем кивнул.

– Я сказал ему, что он может прийти завтра, и я его испытаю. Посмотрим, годен ли он на что-то. Как бы то ни было, я не буду делать ему никаких поблажек только из-за того, что его прислал Ллевин.

Гленна довольствовалась этим ответом. Она была уверена, что мальчик справится. Конечно, Донован будет с ним особенно строг, если возьмет его в ученики, – именно из-за того, что его прислал Ллевин. Но если мальчишка окажется талантливым, то Донован это оценит и тогда почувствует себя счастливым.


Эллен вышла из кузницы, не заглянув к Гленне. Ей хотелось поговорить с этой доброй женщиной, но она боялась, что если Донован за ней наблюдает, то подумает, что она побежала к его жене за утешениями. Упрямство Донована и его предубежденность против нее глубоко возмутили девочку. Даже если он один из лучших мастеров по мечам в Англии, неужели это дает ему право вести себя подобным образом?

В общем-то, Эллен понимала, что у мастера есть права, а у учеников – только обязанности. И вообще, удастся ли ей стать подмастерьем, выяснится только завтра. Сначала ей нужно выдержать испытание Донована. При мысли о грядущем дне у Эллен скрутило живот, ее охватило странное чувство – смесь надежды и страха. Эллен попыталась убедить себя в том, что у нее достаточно опыта в кузнечном деле, чтобы выдержать это испытание. Иначе зачем Ллевин брал бы с нее обещание попробовать попасть в ученики к Доновану? Чтобы приободриться, девочка решила пойти в церковь. Сейчас ей точно не помешает попросить помощи у Господа.


Эллен переночевала в церкви Святого Клемента и с утра пошла к Доновану. Когда она вошла в мастерскую, кузнец поздоровался с ней на удивление дружелюбно, и Эллен не поняла, чем было вызвано изменение его отношения к ней.

У Донована был простой метод выяснения того, есть ли у ученика способности или нет. Он взял железную заготовку и показал ее Эллен.

– Насколько я понимаю, раньше ты работал только с железными заготовками в виде чушек или прута?

Эллен кивнула.

– Это выплавленное железо – таким оно выходит из плавильной печи. Оно совершенно необработанное. Если присмотришься к отдельным заготовкам, ты увидишь, что их края выглядят по-разному. По внешнему виду таких заготовок можно определить, как дальше обрабатывать железо, а главное, для чего оно подходит: для гибкого и более тонкого лезвия или для ножен. Зернистый блестящий край свидетельствует о том, что такое железо более прочное, а гладкий край заготовки говорит о том, что это железо более мягкое. По разнице в цвете заготовки ты можешь определить чистоту железа.

Донован протянул Эллен заготовку, а затем указал на груду выплавленных железных заготовок, лежавших перед ними. Вид у мастера был весьма довольный. Вероятно, он заставлял всех юношей, которые хотели стать его учениками, выполнять это задание, и, скорее всего, большинство из них не смогли его выполнить.

«Черные» кузнецы – кузнецы, изготавливающие несложные инструменты, замки и решетки из черного железа, – получали уже обработанные заготовки, которые сразу же можно было ковать. Поэтому для Эллен выплавленное железо было совершенно новым и незнакомым материалом, но она внимательно слушала объяснения Донована и запоминала каждое его слово.

Эллен села, скрестив ноги, на глиняный пол мастерской и еще раз внимательно осмотрела заготовки, которые Донован ей показывал. Она попыталась прочувствовать свойства железа, которые ей предстояло определить. Донован притворялся, будто занимается чем-то другим, но на самом деле он внимательно следил за тем, что она делала. Эллен совершенно спокойно взяла первые две заготовки, взвесила их на ладонях и, внимательно осмотрев, понюхала и ощупала. Через некоторое время она положила одну заготовку справа на пол перед собой, а другую – слева. Затем она взяла следующую заготовку, столь же внимательно ее осмотрела, ощупала и обнюхала, и в конце концов определила, куда ее положить.

Чем больше заготовок она осматривала, тем лучше понимала, в чем их отличие. Она была уверена, что даже Доновану потребовалось бы некоторое время, чтобы рассортировать эти заготовки. Хотя Эллен не имела ни малейшего понятия, как выковывают мечи, она подозревала, что качество оружия во многом зависит от качества материала заготовки, из которой оно создается, и решила рассортировать все заготовки не на две части, а на четыре. Когда Эллен это сделала, она встала и подошла к Доновану, лицо которого ничего не выражало.

– Я все сделал, мастер.

Донован подошел с ней к разложенным заготовкам.

– Вот железо для клинков, вот – для ножен, а рядом я разложил заготовки, которые мне кажутся негодными ни для того, ни для другого.

Донован скептически взглянул на нее, но в его глазах промелькнуло любопытство. Он повернулся к двум грудам заготовок, которые были больше остальных. Он по отдельности осмотрел каждую заготовку, делая это так же, как и Эллен.

Эллен заметила, что он очень доволен ее работой, но, как только Донован перевел взгляд на девочку, лицо его опять помрачнело. И как мог Ллевин посоветовать ей этого мастера? Донован казался Эллен грубоватым и заносчивым. Но в тот момент, когда он объяснял ей задание, у нее возникло очень странное ощущение. Она не могла выразить это словами, но чувствовала: ее что-то связывает с этим кузнецом. Казалось, у них обоих одинаковый подход к выполнению этого задания. Объяснения Донована были краткими, ясными и четкими, ни Ллевин, ни Осмонд так с ней не разговаривали.

– Я подумаю о том, брать тебя к себе в ученики или нет. Приходи вечером, тогда и узнаешь мое решение, – сказал Донован, хмуро взглянув на девочку.

«Он меня терпеть не может, этот ворчун, – подумала она. – Но и он мне не нравится». Когда Эллен вышла из кузницы, она увидела Гленну, которая развешивала белье во дворе.

– Здравствуй, Элан! – радостно воскликнула она и помахала Эллен рукой, как будто знала ее много лет.

– Приветствую вас, госпожа, – вежливо ответила Эллен, но в ее голосе все-таки слышалось разочарование.

– И?

– Я сделал то, что он мне сказал.

– И что, ты смог рассортировать заготовки?

– Да, я все сделал правильно. Он осмотрел каждую заготовку и положил ее туда же, куда и я.

– Ну что ж, тогда тебя можно поздравить. Но почему же ты такой грустный?

Гленна взяла большую льняную простыню и повесила ее на веревку.

– Мастер еще не принял решение. Он велел мне зайти позже. По-моему, он меня терпеть не может.

– Он ожесточившийся старый дурак, дай ему немного времени. Это не тебя он терпеть не может, а себя самого. К тому же он все еще сердится на Ллевина, но все устроится, поверь мне! – Она ободряюще улыбнулась Эллен.

Если Донован вызывал у Эллен неприязнь, то Гленна была окружена аурой уюта и материнской заботы.

– Ну так я зайду позже, – грустно сказала Эллен и решила еще раз сходить на рынок.


Когда Эллен дошла до того места, где ей вчера повстречалась продавщица паштетов, той там не оказалось. Был уже полдень, и у Эллен урчало в животе. Она внимательно осмотрела толпу – в конце концов, ей ведь обещали бесплатный паштет! Она, расстроившись, уже собиралась уйти, когда увидела торговку. Та радостно помахала Эллен рукой.

– Серебряная монета, которую мне дали вчера, стоила намного больше, чем мои паштеты и корзина. Рыцарь мог бы купить за нее три полных корзины, да еще и сдача бы осталась. А ведь моя корзина была не совсем полной! – Она вытащила две порции аппетитного паштета и протянула их Эллен. – Вот, это тебе!

– Целых две порции!

– Ой, ну ладно! – Покраснев до корней волос, девушка отмахнулась.

– Спасибо, это самые лучшие паштеты, какие мне когда-либо доводилось есть! – Эллен принялась жадно поглощать паштет. – Кстати, я нашел кузнеца, о котором тебе вчера говорил. Но я только вечером узнаю, возьмет ли он меня к себе.

– Ах, надеюсь, тебе повезет, тогда ты мог бы приходить ко мне почаще! – Продавщица паштетов игриво подмигнула Эллен.

«Она действительно считает меня кандидатом в мужья», – с ужасом подумала Эллен, еще раз кивнула девушке и пошла дальше, решив немного прогуляться по рынку. В толпе, далеко впереди, Эллен заметила богато одетого мужчину, и у нее сжалось сердце. Сэр Майлз! От ужаса Эллен замерла на месте, но когда мужчина повернул голову, девочка поняла, что обозналась. Она облегченно вздохнула и пошла дальше. Вскоре она услышала ругань двух женщин.

Вокруг них уже собралось много любопытных, и Эллен присоединилась к зрителям. На том месте одна коренастая торговка с грязными каштановыми волосами продавала разнообразнейшие ленты – простые льняные, а также благородные ленты из блестящего шелка и бархата, одноцветные и вышитые цветами, богато разукрашенные, длинные и короткие, тонкие и широкие.

Резкий голос возмущенной покупательницы срывался на крик.

– Я заплатила вам за тринадцать лент, каждая в локоть длиной, а теперь вы требуете у меня еще денег, бесстыдная мошенница!

– Вы дали мне денег за тринадцать простых лент, но пять выбранных вами лент – шелковые и украшены вышивкой. Они стоят дороже, как и четыре плетеные ленты из тех, что вы взяли. Так что вы должны мне еще полшиллинга.

– Позовите хозяина рынка! – крикнула торговка из-за соседнего лотка. – Эти богатые соплячки либо тупые, либо пытаются обмануть честных людей. Им нельзя такое спускать с рук.

Должно быть, покупательница поняла, что она не права. При мысли о том, что ей придется отстаивать свое мнение перед хозяином рынка, она испугалась, шепотом выругалась и заплатила необходимую сумму. Только когда она обернулась, Эллен поняла, кто эта покупательница. Она не узнала Эдит даже по голосу.

– А ну, пропустите меня! – раздраженно крикнула та, пытаясь пройти сквозь толпу, окружавшую лоток.

Эллен знала, что больше всего на свете Эдит ненавидит, когда над ней смеются. Она, конечно же, сможет заставить торговок уважать себя.

Когда Эдит с высоко поднятой головой прошла мимо Эллен, толкнув ее локтем под бок и сказав при этом: «Чего уставился, придурок?», Эллен почувствовала, как в ней закипает ярость. Не подумав о последствиях, она подставила сестре подножку – точно также, как делала это раньше. Эдит споткнулась, и люди, стоявшие вокруг, расхохотались еще громче. Эдит раздраженно оглянулась, и на мгновение Эллен заглянула ей в глаза. Она увидела в них слезы, и ей стало жаль сестру.

– Элленвеора? – воскликнула Эдит.

Эллен испугалась. Эдит протянула руку, но прежде чем она успела схватить сестру, Эллен поспешно увернулась и скрылась в толпе так быстро, словно за ней гнался сам дьявол. Сердце выскакивало у нее из груди. Запыхавшись, Эллен спряталась за углом и увидела, что Эдит пробиралась сквозь толпу, двигаясь не к ней. На лице у нее читалось упрямство, как всегда, но она уже не казалась такой заносчивой, как пару минут назад. Вскоре она скрылась в переулке, где торговали тканями. Несколько раз она оглянулась, но так и не увидела Эллен.

От злости девочка хлопнула себя ладонью по лбу. И почему нельзя было сдержаться? Почему нужно было подставить ей подножку? Неужели так трудно было просто пройти мимо? Даже если Донован примет ее в ученики, все равно был велик риск снова встретиться с Эдит, которая могла ее выдать. Эллен огорченно опустила плечи. Неужели ей всегда придется убегать? И куда же ей бежать без денег? Эллен села на придорожный камень и просидела там, казалось, целую вечность. «Эдит моя сестра, я не должна ее бояться», – попыталась успокоить себя девочка, не веря себе при этом.

После того как Эллен довольно долго просидела там, жалея себя, она встала, расправила плечи и упрямо выпятила подбородок. Для начала нужно было пойти к Доновану, чтобы узнать его решение. Перед кузней Донована стояло с полдюжины лошадей, и лишь на одной лошади не было всадника. Казалось, все его ждали. Эллен не пошла к кузнецу и задумалась над тем, куда же ей идти. «Возможно, это даже хорошо, что Донован занят, – решила она. – Можно пойти в дом, к Гленне, и рассказать ей, что я обидела дочь богатого торговца, и поэтому мне лучше уехать из Ипсвича». Гленна наверняка ее поймет, а Донован будет доволен тем, что она не станет путаться у него под ногами.

Как раз в тот момент, когда она хотела постучать, дверь распахнулась, и из дома вышел норманнский любитель рыбных паштетов. Он схватил Эллен за плечи, так как чуть не сбил ее с ног, и расхохотался.

– Ух ты, да это же наш юный дегустатор!

– Мое почтение, милорд. – Эллен предпочла опустить глаза.

– Вы мне не говорили, что у вас есть подмастерье, мастер Донован! – крикнул рыцарь в дом, и в дверном проеме показался кузнец. – Это, как мне кажется, храбрый мальчонка, так что нам повезло! В таком путешествии трусишка не помощник.

– Да, но я… – Эллен хотела объяснить, что она вовсе не подмастерье.

Однако норманн ее не слушал, а уже подшучивал над Донованом.

– Мы отплываем на следующий день после Троицы. Никаких животных. Возьмите с собой инструменты, какие-то пожитки. Все, что вам может понадобиться, вы получите в Танкарвилле. Приходите с утра в порт, и лучше, чтобы мы вас не ждали. Начальник порта знает, где стоят наши корабли, и укажет вам путь. А пока вам неплохо было бы подучить французский, – сказал он и оглушительно расхохотался.

В ответ Донован пробормотал что-то невнятное.

Возможно, Эллен должна была прояснить ситуацию, но она промолчала. Да и стоило ли? Норманн принял ее за того, кем она непременно хотела стать. Она только сейчас поняла, насколько хочет быть подмастерьем Донована, сейчас, когда ей уже казалось, что все пропало. Что же это за поездка, о которой говорил рыцарь?

Когда мужчины уехали, Донован не удостоил ее даже взглядом. Эллен стояла на месте как вкопанная, и не знала, что же ей делать. Тут из дома выбежала совершенно сбитая с толку Гленна.

– Объясни мне, Дон, я не понимаю! Почему король отправляет тебя в ссылку?

Донован ласково погладил жену по щеке.

– Король меня вовсе не отправляет в ссылку, любимая, это совсем не так. Уильям Танкарвилльский – близкий друг короля. Он прислал за мной Фицгамлина, так как хочет, чтобы я поехал в Нормандию ковать Уильяму мечи. Это большая честь, которой может быть удостоен только выдающийся кузнец!

– Так ты что, действительно хочешь ехать? – осведомилась Гленна.

– Нам придется поехать. Если я откажусь от этого приглашения, это будет для короля оскорблением. Я смог только поставить пару условий, не более того. – Донован, очевидно, сам разговаривал с Фицгамлином, а Гленна присоединилась к их разговору позже.

– И что же это за условия? – раздраженно спросила она.

– Я сказал, что нам потребуется пристойный дом и что кто-нибудь должен следить за нашим домом здесь, пока мы не вернемся. И я оговорил свое право оставаться там не более десяти лет.

– Десять лет? – Лицо Гленны сделалось пепельно-серым. – Кто знает, будем ли мы тогда вообще живы! – воскликнула она.

– Возможно, нам придется там прожить не более трех-четырех лет, – попытался успокоить ее Донован, но его голос звучал неуверенно.

– А мы можем хотя бы взять с собой Арта и мальчика? – сдавленно спросила Гленна.

Донован сразу же кивнул.

Эллен не знала, что и думать. Но ей все равно пришлось бы уехать из Ипсвича, так почему бы не податься в Нормандию? Ее сердце забилось чаще при мысли о том, каким приключением может оказаться такая поездка. С другой стороны, ее снова лишили выбора – ее мнением никто не поинтересовался.

Эллен увидела, что Донован направился в кузницу, и собралась было пойти за ним, но Гленна мягко остановила ее, положив руку ей на плечо.

– Дай ему немного времени. Ты сможешь поговорить с ним завтра! – Она потянула Эллен в дом. – Пойдем, я покажу тебе, где ты будешь спать. – Гленна тихо вздохнула. – Нам придется нелегко, но мы справимся!

Эллен показалось, что Гленна успокаивала скорее саму себя. Девочка кивнула.


Эллен боялась снова повстречать Эдит, поэтому она не решилась пойти на рынок, хотя ей очень хотелось рассказать продавщице паштетов о том, какое приключение ее ждет. Несмотря на это, дни перед отъездом были самыми захватывающими в ее жизни. В первый день она встала на восходе солнца, быстро оделась и отказалась от завтрака, чтобы не опоздать в мастерскую к Доновану. Она запомнила, где лежит каждый из его инструментов, так что могла сразу же подавать ему то, что было нужно, и после выполнения работы убирать каждый инструмент на место. Она наполнила ведро водой и почистила горн – это ей придется делать теперь каждое утро. Теперь она была готова работать с мастером.

С первого же дня Донован вел себя так, словно она всегда была его подмастерьем. Он дал ей пару четких указаний насчет распорядка дня и принялся за работу, чтобы успеть выполнить уже взятые заказы до отъезда. То, как он работает, восхищало Эллен. Иногда он настолько увлекался, что забывал даже пообедать. Каждое из его движений было выверенным, и он не терял ни секунды понапрасну. Эллен казалось, что она поняла, почему Ллевин считал, что он недостаточно хорош, чтобы ковать мечи. Ллевин был хорошим кузнецом, но для него это была просто работа, а для Донована – призвание.

Он редко объяснял что-либо девочке, но Эллен понимала суть любой операции. Она чувствовала, подозревала, угадывала, что и почему Донован делал. Ее даже не смущало то, что она сама ничего не делала, а могла только смотреть. Она внимательно наблюдала за его работой и за каждый день усваивала больше, чем могла бы научиться за неделю в другом месте. Вечером у нее болели глаза, и она падала на кровать, словно после тяжелого физического труда, хотя даже не брала в руки молот. Донован с ней почти не разговаривал, но каждый день смотрел на нее все дружелюбнее.


Утром в день отъезда Эллен встала раньше обычного. Впрочем, от волнения она почти не спала в эту ночь. Гленна подарила ей немного белья, две льняные рубашки и камзол, которые наверняка раньше принадлежали Ллевину. Эллен упаковала все это вместе со своими пожитками в мешок, подаренный ей Эльфгивой. Он давно уже утратил ее запах, но у Эллен каждый раз наворачивались слезы на глаза, когда она открывала его.

Гленна тоже встала до восхода солнца. Уже несколько дней она плохо спала и была в скверном настроении. Ее мучил вопрос, что нужно брать с собой на чужбину, а что должно остаться на родине.

Ей хотелось взять с собой абсолютно все, но пришлось отобрать только те вещи, которые были крайне необходимы. Мебель и крупные предметы домашней утвари она решила оставить. Она постоянно меняла свое мнение, и то упаковывала, то распаковывала два больших сундука, которые они собирались взять с собой. Наконец она сложила туда одежду, льняное белье, подсвечники, скатерти, часть домашней утвари и, прежде всего, документ, который им привез рыцарь Фицгамлин. Когда рассвело, проснулись Донован и Арт. Они молча позавтракали. Вскоре пришли соседи и друзья, чтобы попрощаться и пожелать отъезжавшим счастливого пути. Так как Эллен никого из них не знала, она пошла за кузницу, вытащила маленькие деревянные четки, которые подарил ей священник из церкви святого Климента во время последней воскресной мессы, и опустилась на колени. Перебирая гладкие деревянные бусины четок, девочка молилась – за людей, которых она любила, и которых, скорее всего, больше никогда не увидит. Теперь она была готова к поездке.

– И следите за козой, не режьте ее, даже когда она перестанет приносить молоко, слышите? – Гленна рыдала, обращаясь к соседям, которые должны были следить за домом. Нервы у нее явно были на пределе.

– Да ладно, перестань, коза – это не самое главное, – буркнул Донован даже более недовольно, чем обычно.

– Мы сможем выковать много красивых мечей для молодых благородных рыцарей! – радостно воскликнул Арт.

Он просто сиял. Его хорошее настроение было для всех в эти дни словно лучик надежды.

Донован раздраженно толкнул его под бок.

– Ну пойдем уже, Арт, пора!

Когда они вышли из дома, рыдания Гленны стали еще громче. Она постоянно оглядывалась – до тех пор, пока они не свернули за угол.

Эллен еще никогда не была в порту у доков, так что все казалось ей интересным и необычным. Хотя Орфорд тоже был портовым городом, Эллен не видела настоящих кораблей, за исключением рыбацких суденышек. Она с любопытством огляделась. Везде были сложены бочки, сундуки, тюки и мешки, а возле деревянной хижины, которая, казалось, вот-вот развалится, стояли голодные мужчины в поношенной одежде. Это были нищие, которые надеялись получить хоть какую-то работу у начальника порта. Загружать и выгружать огромные сундуки, бочки и тюки было очень тяжело, за это плохо платили, к тому же это было опасно. Иногда мужчины погибали оттого, что на них падал груз с палубы корабля, а многие тонули, когда падали в воду и их не успевали вытащить.

На набережной стояли тележки, запряженные волами, – на них подвозили товары. Извозчики громко переругивались и создавали чудовищную суету.

Повсюду было полно отъезжающих. В конце набережной собрались паломники, которые громко советовали друг другу, как лучше всего пройти намеченный путь. Торговцы, словно осы, увивались вокруг отъезжающих, надеясь продать им необходимые мелочи. Перед роскошным, выкрашенным в яркие цвета кораблем, стояли представители высшего духовенства. «Посланники Папы, скорее всего», – подумала Эллен, глядя на их дорогие алые и пурпурные одеяния. Монахи и священники, стоявшие рядом с ними, в своих простых шерстяных рясах казались полевыми мышками. Школяры, врачи и молодые дворяне с любопытством рассматривали представителей Церкви.

В порту сновали также купцы и авантюристы – часто эти занятия совмещал один и тот же человек.

На краях каменных стен, на соломенных тюках, сундуках и мешках сидели в ожидании отплывающие. Никто из них не хотел идти на корабль слишком рано, они предпочитали оставаться на суше, пока шла загрузка их судна, чтобы провести как можно меньше времени на качающейся палубе.

Когда Донован и его попутчики после длительных поисков в этой суете наконец-то нашли начальника порта, этот пахнущий спиртным и гнилой рыбой мужчина, весьма недружелюбно настроенный, направил их к впечатляющих размеров двухмачтовому судну. Эллен с удивлением отметила, что это был самый большой корабль в гавани. По деревянному трапу бесчисленные грузчики переносили в огромных бочках и сундуках провиант, питьевую воду и всевозможные товары. Рабочие поднимали такие огромные тюки, что за ними их практически не было видно.

Пожилой норманнский моряк давал четкие указания, что куда ставить. Казалось, он знал каждый уголок корабля. Следуя его приказам, мужчины тянули поклажу и укладывали ее так, чтобы во время шторма ничего не повредилось. На корабль завели лошадей рыцарей, а также несколько овец и занесли клетку с домашними птицами. Суета на палубе становилась все больше, но моряк успевал командовать всеми, оставаясь при этом спокойным.

– Слышишь, ты, неси копья вниз! В правом нижнем углу еще есть место. Поставь их там вертикально, пиками вверх, и закрепи, ясно?

Коротышка, тащивший копья, кивнул и пошел выполнять приказание.

– Сундуки с кольчугами и доспехи отнесите вниз. Двигайтесь быстрее!

Эллен оглянулась. Неподалеку стояло несколько человек, которые, как и Донован с женой, не были ни рыцарями, ни солдатами. Они наблюдали за тем, как грузят корабль.

– Возможно, это тоже ремесленники, которые едут в Танкарвилль? – Эллен дернула Гленну за рукав и указала подбородком в направлении этой небольшой группки людей.

– Да, – ответила Гленна и повернулась к мужу. – Смотри, вон Эдзель, ювелир, с женой и обоими детьми! – прошептала она ему.

Гленна с радостью подошла к этой группке, таща за собой Эллен.

Норманны собрали на корабле представителей самых разных профессий. Флетчер, занимавшийся изготовлением стрел, и Ив, который делал луки, стояли рядом. Гленна шепотом пояснила Эллен, что они братья и еще никогда не расставались. В этот момент навстречу Гленне бросился Эдзель. На руках он держал малыша, который напомнил Эллен Кенни. Вздохнув, она грустно улыбнулась. Малыш показал ей язык, и она совсем затосковала.

– А вон Вебстеры. Это супружеская пара из Норвича. Они ткут полотно и шьют белье, и тоже поедут с нами, – сказал Эдзель.

А вот насчет двух доступных женщин, бросавшихся в глаза благодаря желтым накидкам, ярко накрашенным губам и нарумяненным щекам, он ничего не сказал.

– А кто вон та молодая девушка? – спросила его Гленна.

– Точно не скажу. По-моему, она делает паштеты, – равнодушно ответил он, пожимая плечами.

Только сейчас Эллен заметила свою знакомую и с удивлением подошла к ней.

– Привет, а ты что тут делаешь?

– Привет! Ну, тот рыцарь… ну, ты знаешь… Так вот, он сказал, что мои паштеты – самые вкусные из всех, что он ел в своей жизни. Он говорит, что его господин – большой любитель рыбных паштетов, так что рыцарь предложил мне хороший заработок и постоянную работу. Я никогда и мечтать не могла о том, чтобы уехать так далеко из дома.

– А твоя мама была не против? – удивленно спросила Эллен.

– Она ничего об этом не знает, я просто ушла – так, как всегда утром ухожу на работу. Когда она заметит, что меня нет, мы будем уже в открытом море, на свободе! А ты? Ты же вроде хотел работать у кузнеца. Что, не вышло?

– Нет, как раз вышло, и именно поэтому я тут! А вообще это долгая история! – Эллен улыбнулась. Она была очень рада, что на корабле будет еще кто-то знакомый кроме Донована, Гленны и Арта.

– Кстати, меня зовут Роза. – Девушка вытерла руку о передник и протянула ее Эллен.

– Элан, – коротко представилась она и попыталась пожать ей руку по-мужски, но при этом стараясь не сделать девушке больно.

Роза смотрела на нее с нескрываемым восхищением и, улыбнувшись, стрельнула в Эллен глазами. На мгновение Эллен стало страшно. «Она действительно думает, что я буду за ней ухаживать, если она постоянно будет строить мне глазки», – с отчаянием подумала девочка.

Через какое-то время корабль полностью загрузили, и пассажирам велели подниматься на борт. Капитан приказал всем поторопиться. Большую часть трюма и палубы корабля занимал груз, поэтому каждому с трудом удавалось пристроить свои сундуки и тюки и найти себе место в этой тесноте. Когда корабль отчалил, Эллен прислонилась спиной к большой запечатанной бочке, пахнущей дубом и вином.

– Надеюсь, на борту нет крыс! – проворчала Гленна, с неудовольствием осматриваясь, и только после этого села.

– Это было бы очень странно, я и представить себе не могу корабль без крыс. Парочка крыс на корабле не повредит, в конце концов, говорят, что крысы бегут с тонущего корабля. Когда крысы начнут выпрыгивать за борт, мы сможем понять, что у нас неприятности, – ухмыляясь, сказал Донован.

Гленна смерила мужа возмущенным взглядом.

– Если кто-то тут думает, что острит и что он у нас самый умный, то он в корне ошибается! – буркнула она и повернулась к Доновану спиной.

Донован пожал плечами и подошел к другим английским ремесленникам, стоявшим на палубе и разговаривавшим.

Рыцари сразу же после выхода в море сели играть в кости, и лишь один мужчина, хорошо одетый, но с грязноватыми длинными волосами, стоял у поручней. От доступных женщин стало известно, что этого мужчину зовут Уолтер Мап и что он слуга короля. Во время предыдущей поездки в Англию он заболел и не смог сразу же вернуться в Нормандию, поэтому теперь Фицгамлин взял его с собой, так как Мап уже выздоровел и был в состоянии вернуться к своему господину. Уолтер Мап воспитывался в Париже и умел читать и писать по-французски – именно поэтому он и состоял на службе у короля. А еще он знал латынь. Уолтер Мап был не только образованным, но и воспитанным человеком. Он приветливо относился ко всем на корабле. Со всеми женщинами он разговаривал так, словно они были благородными дамами, и пытался шутками разрядить напряженную обстановку. Когда волнение на море становилось сильнее и дул ветер, Уолтер Мап, как и большинство пассажиров, позеленев, свисал с поручней, опорожняя свой желудок. Эллен и Роза были единственными, за исключением матросов, кто не был подвержен морской болезни, но они страдали от вони рвотных масс.

Эллен поднялась, чтобы взглянуть, все ли в порядке с Уолтером, который уже давно свисал с поручней, и ее рубашка немного задралась. Роза заметила красноватое пятно у нее на штанах и схватила ее за руку.

– Погоди, ты, должно быть, поранился. Гляди, у тебя на штанах кровь. Если ты даже просто поцарапался ржавым гвоздем, это может быть опасно. – Роза провела рукой по доске, на которой сидела Эллен, но она была гладкой. – Тут ничего нет, чем ты мог бы пораниться. Возможно, пятно уже несвежее.

Эллен не могла понять, откуда у нее на штанах взялась кровь. Если не считать чудовищных болей в животе, мучивших ее уже пару часов, – она приняла их за проявление морской болезни – она не чувствовала никакой боли и была уверена, что не поранилась. Спрятавшись за каким-то тюком, где ее никто не видел, Эллен спустила штаны и поняла, что кровь идет у нее из промежности. Эллен стало страшно. Она смутно помнила о том, что у ее матери тоже были кровотечения, – та называла эту кровь «нечистой», – но почему сейчас кровь шла у нее, сколько это продлится и что же ей делать, Эллен не знала. Она чувствовала себя совершенно беспомощной. Что будет, если Гленна это увидит? Она сразу же поймет, что Эллен – девочка, и расскажет об этом Доновану. Тогда ее путешествие закончится, так и не начавшись. У Эллен на глаза навернулись слезы. Возможно, ее даже накажут за это и посадят в тюрьму, или же оставят в Нормандии на произвол судьбы. Ее бросало то в жар то в холод, а боли в животе еще усилились.

И тут перед ней возникла Роза. Она взглянула на обнаженный пах Эллен и увидела, что там, где у мужчин находится член, у Эллен ничего нет кроме небольшого количества волос.

– Ух ты! Да ты же не мальчишка! – заявила она. – И что, это у тебя первый раз месячные? – поинтересовалась девушка.

Эллен молча кивнула и от стыда не могла поднять глаза.

– Я, наверно, пойду к Хэйзел, такие женщины в этом хорошо разбираются.

– Пожалуйста, не выдавай меня! – прошептала Эллен, умоляюще глядя на Розу.

– Не буду я тебя выдавать, у тебя же наверняка есть причины, если ты хочешь, чтобы тебя считали мальчишкой. Я просто скажу, что у меня первый раз месячные, так что не волнуйся. Что, больно?

Казалось, Роза больше знала о кровотечениях, чем Эллен.

– Живот болит.

Эллен, натянув штаны, так и осталась сидеть за тюком.

– Хэйзел дала мне пару кусков льняной ткани и показала, как их закреплять, – объяснила Роза, вернувшись. – Женщины в это время следят за тем, чтобы не садиться на юбку, иначе появятся пятна, но ты носишь штаны и гетры, так что тебе придется следить за тем, чтобы камзол прикрывал твои бедра, и старайся на него не садиться. Кроме того, ты должна достаточно часто менять повязки и стирать их, иначе будет ощущаться запах, – Роза протянула Эллен тряпки. – А вот тебе подорожник, пожуй пару листиков. Он помогает при болях. У тебя есть еще одни штаны?

Эллен кивнула.

– В моем мешке.

Она не способна была предпринять какие-либо действия и была невероятно благодарна Розе за помощь.

– Вот, надень их и отдай мне штаны с пятном. Я постираю их и тряпки, тогда на это не обратят внимания. Не бойся, никто ничего не заметит, – сказала Роза, вытащив из мешка Эллен штаны.

– Ты мне так помогла, спасибо тебе за это! – прошептала Эллен и положила сложенную ткань себе между ног. Чтобы тряпка не сползала, Роза завязала у нее на бедрах кусок ткани побольше – так, как это ей посоветовала сделать Хэйзел, а Эллен надела чистые штаны. «Вот бы Ллевин это видел», – подумала она и с трудом подавила истерическое хихиканье.

Роза сразу же вошла в роль ангела-хранителя Эллен, и та была благодарна ей за дружеское участие.

– Ну что, тебе лучше? – спросила через некоторое время Хэйзел у Розы, которая в первый момент не поняла, о чем идет речь.

– Мне? Да я никогда не чувствовала себя лучше!

– А вот мне подорожник тоже всегда помогает, а на Тиру – Хэйзел мотнула головой в сторону своей подружки – на Тиру он совершенно не действует. Это у каждой по-своему.

Только сейчас Роза поняла, в чем же, собственно, дело.

– Я тебе действительно очень благодарна. Боли были просто ужасные. Но сейчас я снова себя хорошо чувствую! – солгала Роза, и глазом не моргнув.

– Если тебе снова станет плохо, приходи ко мне. У меня еще есть подорожник.

– Спасибо, – пробормотала Роза.

– Ладно, пойду, пока мужчины себе всякого не понапридумывали, – сказала Хэйзел, многозначительно улыбнувшись. – Мы завсегда с Тирой как мимо них проходим, так они начинают свистеть, облизывать губы или отпускать шуточки всякие. А ты девушка приличная, так что с тобой они по-таковски обращаться не должны.

– А почему ты этим занимаешься? – поинтересовалась Роза.

– Да я ж ничего больше и не умею-то! – Хэйзел равнодушно пожала плечами. – У меня и мама, и бабушка этим занимались, и сама я родилась в веселом доме. Больше я ничему не научилась, так что выбора у меня особого и не было.

– А скажи, все мужчины такие?

– Почти все, – сказала Хэйзел, взглянув на поручни. – За нами не ухлестывают только этот Уолтер Мап и Элан. По-моему, они хорошие. И по-моему, парнишка на тебя глаз положил.

– Мы с ним только друзья, больше ничего, правда!

– Ты, главное, не сдавайся, все у вас еще получится! – Хэйзел показалось, что в голосе Розы прозвучало разочарование, и она ободряюще потрепала девушку по плечу.


На четвертый день плавания Эллен подошла к поручням и стала рядом с Уолтером. Ей нравились его веселость и вежливая манера обращения.

– Ты заметил, как на тебя Роза смотрит? – Уолтер приобнял Эллен за плечи и приблизил свое лицо к ее уху.

– Это ты о чем?

Эллен не понимала, на что он намекает.

– Она в тебя влюбилась и бегает за тобой, как дьявол за душой грешника, дорогой мой Элан. Она за тобой постоянно наблюдает, – прошептал он ей. – Вон, смотри, она опять следит за тобой.

Эллен рассмеялась. Роза была ее единственной подругой, и вчера они снова полночи проболтали.

– Ox, Мап, у тебя буйная фантазия!

Уолтер приподнял брови.

– Если тебе нужен мой совет, объяснись с ней – конечно, если ты ничего от нее не хочешь. Отвергнутая любовь порождает самую сильную ненависть! Поверь мне и не забывай мои слова.

– Все не так, как ты думаешь. Правда. Между нами только дружба, – ответила Эллен, уверенная в своей правоте.

– Ну как знаешь! – Уолтер стал смотреть на море. Казалось, он немного обиделся, но уже через мгновение возбужденно указал Эллен на горизонт. – Вон, смотри! Это берег Нормандии. Видишь устье реки? Там Сена впадает в море. Мы поплывем вверх по течению до Танкарвилля, – объяснил он.

Эллен посмотрела на восток. Хотя дул попутный ветер, корабль поднимался по Сене медленнее, чем ожидала Эллен. Она с нетерпением глядела на берег, куда они вскоре должны были высадиться. Старый норманнский моряк пробежал на другую сторону палубы и перевесился через перила.

– Он что, с ума сошел? – От удивления Эллен приподняла брови и посмотрела на Уолтера.

Он был единственным англичанином, который умел говорить по-французски, и поэтому знал обо всем, что происходило на борту. Мап, рассмеявшись, покачал головой. В этот момент небритый моряк с огрубевшим от ветра лицом приложил руки ко рту и что-то крикнул кормчему, а потом перебежал на другую сторону палубы и снова перевесился через перила.

– Боже, да что же он такое делает?

– Моряки говорят, что в Сене мелей больше, чем звезд на небе. – Уолтер ухмыльнулся. – Если он не будет следить за этим, то наше путешествие закончится прежде, чем мы дойдем до Танкарвилля. – Мап прочитал на лице Эллен полное непонимание происходящего. – Этот моряк перевешивается через поручни, чтобы ему удобнее было смотреть. Он должен быть очень внимательным, чтобы корабль не сел на мель. Вон, видишь, рядом с ним стоит молодой матрос?

– Ну, ясное дело, вижу, я ж не ослеп, – сказала Эллен, удивившись, откуда в ней взялось столько раздражения.

– Этот старик, скорее всего, начинал точно так же, глядя из-за плеча опытного моряка. В злачных местах портовых городов моряки не только пьют, но и обмениваются опытом. От других матросов и из собственного опыта он знает о расположении мелей в русле Сены, и определяет их по ландшафту, береговой линии и цвету воды, поэтому он так внимательно все осматривает.

– Скажи, а откуда ты все это знаешь? – с изумлением спросила Эллен.

Польщенный, Мап улыбнулся.

– Не все такие молчуны, как ты. Кроме тебя мне все рассказывают, что у них на душе.

Эллен больше ничего не сказала и стала задумчиво рассматривать чужую землю на правом и левом берегах реки. Почва была темно-коричневой и казалась сочной, а в ярко-зеленой траве на лужайках виднелись бесчисленные пестрые цветы. Увидев это, Эллен захотелось поскорее ощутить под ногами землю.

– Боже, как же мне надоела эта качка! – простонала она. Уолтер удивленно взглянул на девочку.

– Только не говори мне, что у тебя в конце путешествия началась морская болезнь! Ведь качки сейчас уже почти нет.

– Что за чушь, со мной все в порядке. Просто хочется уже побегать по земле, – грубо отрезала она.

На берегу стояли откормленные пятнистые коровы с огромными глазами и удивленно наблюдали за проплывавшим мимо кораблем.

– Ух ты, только посмотри, овцы! И ягнята! – восторженно закричала Эллен, показывая на противоположный берег.

– Слушай, Элан, я уже начинаю беспокоиться о твоем душевном здоровье. Овцы сожрали в Англии половину травы, так почему, скажи Бога ради, ты удивляешься при виде этих совершенно обычных овечек?

– Но когда грузили корабль, на борт заводили овец, – смущенно сказала Эллен. – Я думал, в Нормандии овец нет.

– Ах, вот оно что! – Уолтер кивнул, ухмыльнувшись. Эллен злило то, что она так мало знает о Нормандии.

– У английских овец лучше шерсть, и ее больше, чем у овец, которых разводят в других странах, поэтому норманны перевозят наших овец к себе, чтобы их там разводить. Но почему-то овцы в Англии все равно лучше. Я думаю, это связано с особым кормом. – Мап на мгновение задумался. – А может быть, причина в английской погоде…

Он еще не довел свою мысль до конца, когда его прервал ткач, незаметно подошедший к ним.

– Это все потому, что англичане лучше умеют пользоваться ножницами. Кроме того, они постоянно молятся своим святым, а я уверен, что помощь Господа в таком деле не помешает! – сказал ткач, гордо глядя на них.

Уолтер задумчиво кивнул, а Эллен была рада тому, что он над ней больше не смеется. Девочка залюбовалась вечерним небом и равниной, простиравшейся, сколько хватало взгляда. Хвойные и лиственные леса сменялись пастбищами и лугами, перемежающимися огромными цветущими яблоневыми садами. Весенний ветер срывал нежные розовые лепестки, и они кружили в воздухе, словно тысячи снежинок. «Нам тут будет хорошо», – радостно подумала Эллен.

– Эй, смотрите, вон, это он! Танкарвилль! – закричал кто-то на палубе.

Эллен с любопытством всмотрелась вдаль. Она увидела роскошный замок, возвышающийся на плоской скале, которая выдавалась в Сену. С двух сторон скалу омывала река, защищая крепость от врагов. Светлые камни крепостной стены серебристо отсвечивали в лучах вечернего солнца. На скале виднелись бесчисленные хижины, казалось, пытавшиеся взять крепость штурмом, и все же от этого пейзажа веяло умиротворением. В небольшой бухте под замком стояли два больших торговых корабля и множество рыбацких суденышек. Берега Сены в этом месте по обе стороны от скалы поросли густым лесом. Наверняка там водилось много дичи, а значит, было раздолье для охотников – как рыцарей, так и простых людей Танкарвилля.

Все путешественники столпились на палубе, чтобы полюбоваться своей новой родиной. Каждый из них привез сюда свои надежды и страхи, но теперь эти люди видели лишь красоту Танкарвилля и любовались им. На западе солнце окрасило небо в розоватый цвет, а выше пурпурные облака, словно нарисованные овечки, тянулись по голубому небу. Вскоре солнце окрасило небо над горизонтом в разные цвета, и лишь на севере небо было черным, угрожающим – надвигалась гроза.


Танкарвилль, 1162 год

Пока Донован занимался обустройством кузницы, Эллен гуляла в городе и в примыкавшей к нему деревне. Она наслаждалась летом и свободой, которая должна была закончиться, как только кузница будет готова. По приказу Фицгамлина к английским ремесленникам приходил деревенский священник, который учил их французскому языку. Эллен всегда убегала с этих занятий – в конце концов, он был слугой Божьим, а Бога не обманешь, поэтому Эллен боялась при священнике выдавать себя за мальчишку. Как бы то ни было, худощавому священнику с тусклыми карими глазами эти занятия были в тягость. Он нисколько не скрывал, что его коробит, когда чужеземцы издеваются над его красивым языком, пытаясь говорить в нос, подражая ему. Хотя Донован каждый раз выговаривал ей за это, Эллен нравилось наблюдать за работой норманнских ремесленников. К тому же так она учила язык намного быстрее, чем могла бы научиться у священника. Иногда она сидела возле колодца, наблюдая за служанками и пытаясь понять их глупую болтовню.

Но больше всего ей нравился большой сеновал, с которого была видна площадь, где пажей и слуг учили обращаться с оружием. Она могла бы вечно сидеть там, качая ногами и покусывая соломинку. Когда парни стояли неподалеку от нее, обсуждая свои тренировки, она прислушивалась, сосредоточиваясь на чужой речи. Так она очень быстро выучила французский, причем намного лучше, чем все остальные англичане, приехавшие вместе с ней. Да и произношение давалось ей легче, в отличие от других ее соотечественников, которым трудно было правильно произносить мягкие звуки чужой речи.

Роза, которая работала в кухне и не посещала занятий по французскому, очень быстро научилась объясняться жестами и великолепно находила со всеми общий язык. В обеденный перерыв она часто заходила за Эллен, и они садились в углу двора, наслаждаясь летним солнцем, болтали, смеялись и обедали. В харчевне Розе намекали, что молодой кузнец за ней ухлестывает. Роза уже заметила, что норманнские слуги расстраивались, когда Эллен за ней заходила. Они были уверены, что у англичанина намного больше шансов завоевать ее сердце. Розу это очень веселило. Она, по-детски радуясь, поддерживала эти слухи, иногда посылая Эллен на прощание воздушный поцелуй. И Роза, и Эллен вскоре стали чувствовать себя в Танкарвиллекак дома. Вероятно, это произошло из-за того, что они были еще молоды и с надеждой смотрели в будущее.

Гленна, которая вначале боялась чужбины, теперь была очень довольна тем, что они переехали. Уильям Танкарвилльский предоставил им красивый дом и дал им рабочих и материал, чтобы его обустроить. В просторной гостиной с большим очагом стоял длинный дубовый стол с двумя лавками, а в углу на деревянных полках были сложены горшки, тарелки, кружки и бокалы. Но больше всего Гленна гордилась двумя роскошными креслами с высокими спинками и резными подлокотниками – такие имелись только в домах дворян. На второй этаж, где было две спальни, вела деревянная лестница. В одной спали кузнец и его жена, а в другой – подмастерья.


У Донована в кузнице было полно работы. Мастерская была оборудована двумя большими горнами – каждый из них был в два раза больше, чем те, с которыми он работал в Англии, – тремя наковальнями и двумя большими точильными кругами для длинных лезвий. В новой кузнице было достаточно места для мастера, двух-трех подмастерий и трех-четырех работников. Уильям Танкарвилльский настоял на том, чтобы кузница Донована была достаточно большой, – он хотел, чтобы у того было много учеников. Хотя Доновану было трудно представить себе, как он сможет научить местных бездарей, ему пришлось смириться, и вскоре он взял в ученики двоих молодых парней.

Старшего звали Арно. Он уже три года проработал в деревне у простого кузнеца, и у него, по крайней мере, были какие-то навыки в кузнечном деле, так что Доновану не пришлось начинать с нуля. И все же некоторые приемы Арно приходилось осваивать заново. При этом он, казалось, всегда помнил, какая это честь – работать с Донованом, он постоянно старался добиться похвалы мастера. Эллен очень огорчило то, что Донован не заставил его проходить испытание с заготовками. При этом Арно был красивым парнем с карими глазами и изогнутыми бровями. Он осознавал свою привлекательность для женщин и охотно этим пользовался, что Эллен очень не нравилось.

Второй парень, Винсент, был немного моложе Арно. Он должен был помогать Арту. Винсент был силен как бык, у него были глубоко посаженные глаза и чрезмерно широкий нос. Он восхищался Арно и с детским восторгом бегал за ним повсюду, как собачка. Арно его презирал, но милостиво позволял ему любоваться собой, потому что ему это льстило.

Эллен старалась избегать Арно вне кузницы, потому что не доверяла ему. Единственной выгодой присутствия обоих парней в кузнице для Эллен было то, что Донован уделял ей теперь больше внимания.

Чем лучше она узнавала этого кузнеца и его манеру работы, тем больше уважала его и уже давно простила Доновану его грубость. Эллен поражало его умение работать с железом. Если большинство кузнецов сильными размашистыми движениями придавали железу желаемую форму, то Донован обрабатывал металл легкими, почти нежными прикосновениями, словно мать, с любовью похлопывающая ребенка, чтобы рассмешить его. Эллен не могла насмотреться на то, как он работает, и была убеждена, что только с его особым, глубоким пониманием материала, можно придать железу такую идеальную форму, какой добивался Донован.

Хотя девочке нравилось каждое мгновение, проведенное в кузнице, она очень любила и воскресенья, когда они все вместе шли в церковь и после службы болтали с другими англосаксонскими ремесленниками. При хорошей погоде все часто рассаживались на траве и обедали вместе. В таком случае Эллен садилась рядом с Розой, и девочки болтали и смеялись. При этом Эллен особенно приходилось следить за тем, чтобы никто не догадался, какого она пола.

Теперь чувствительные крошечные бугорки на ее груди превратились в две заметные округлости. Хотя она старалась сутулиться, у нее все чаще возникало ощущение, что люди начали на нее коситься. Однажды в воскресенье она сидела одна в комнате. Сняв камзол, она расправила плечи, выпятив грудь вперед.

– Да, надо что-то с этим делать, – пробормотала она, нахмурившись.

Внезапно она услышала топот на лестнице, и в комнату вбежал Арт. Эллен поспешно отвернулась и сделала вид, что перестилает кровать. Ничего не заметив, Арт шлепнулся на кровать и через секунду уже спал. Как всегда, он выпил слишком много сидра и теперь громко храпел. Облегченно вздохнув, Эллен тоже легла, но заснуть ей удалось с трудом, а во сне она беспокойно металась.

Среди ночи она подскочила на кровати. Ей приснился кошмар – будто ее груди выросли до огромных размеров и ей приходится нести их перед собой, поддерживая руками. Эллен огляделась. Было еще темно, и только лунный свет проникал в комнату сквозь крошечное окошко. Убедившись, что Арт спит, Эллен села на кровати, сняла рубашку и ощупала свои груди. Конечно, они были не такими огромными, как в ее сне. Девочка отвела плечи назад, гордясь своей фигурой, но это чувство сразу же испарилось – она не сможет долго скрывать свои женские формы. Что же ей делать? Совсем недавно она довольно удачно приобрела большой кусок льняной ткани. Она хотела сделать из него прокладки для нечистых дней, но еще не занялась этим. Почему бы ей не использовать часть ткани, чтобы перевязать грудь? Эллен вытащила ткань из-под соломенного матраса и развернула ее. Ножом она сделала надрез на ткани и разорвала ее по всей длине, получив полоску шириной в четыре ладони. От резкого звука Арт всхрапнул и затих. Испугавшись, Эллен мысленно выругала себя – она забыла надеть рубашку и сидела на матрасе голая. Дрожа от холода, она взяла льняное полотно и как можно туже затянула грудь. Затем она замахнулась правой рукой, но тут же опустила ее и грустно покачала головой – так работать она не сможет. Девочка ослабила повязку, чтобы иметь возможность дышать полной грудью и поднимать руки. Так было уже лучше.

Утром она снова перевязала грудь. В начале дня двигаться ей было трудно, но затем она привыкла к повязке, однако вечером заметила, что повязка сползла, очутившись на ее бедрах. Извинившись, Эллен вышла из мастерской.

В течение следующих дней она тренировалась перевязывать грудь так, чтобы повязка не сползала, и в конце концов ей это удалось. После этого кошмары, в которых присутствовали огромные груди, ее уже не мучили.

Арно постоянно над ней посмеивался, говоря, что Элан слишком часто бегает в туалет, как девчонка. Эллен даже испугалась, что он мог что-то заподозрить.

Она стала еще больше материться, чаще плевала на землю и демонстрировала типично мужской жест, хватая себя за промежность, чтобы в нечистые дни проверять, на месте ли льняная тряпка. Несмотря на это, она постоянно боялась, что ее тайна раскроется.


В ноябре местность, где они жили, окутывали туманы. Иногда тяжелая влажная дымка непроглядной пеленой висела над Танкарвиллем с предрассветных сумерек до самой ночи. Временами туман начинал развеиваться, давая надежду на солнечный день, но уже вскоре от Сены опять наползала сырость и холодными пальцами сжимала сердца людей. По утрам туман был тяжелым и густым, будто свинец, но к полудню он поднимался в небо, словно шелковый платок, который легкий ветер нес под облаками. В один из таких дней Эллен, впервые за несколько недель, пошла в замок.

Прямо рядом с открытыми воротами на пеньке стоял мальчик. Пенек был невысоким и недостаточно широким для того, чтобы мальчик мог полностью поставить на него обе ступни. Мальчик был высоким и сильным – года на два старше Эллен. Он стоял, вытянувшись в струнку и не шевелясь, и невидящим взглядом смотрел вперед. Ладони он сложил за спиной и держал в них маленький, но достаточно тяжелый мешок с песком. Эллен не обратила на мальчика особого внимания – скорее всего, он стоял там с ночи. Из разговоров мальчишек Эллен знала, что это одно из многих испытаний, которые должен пройти каждый паж, прежде чем стать оруженосцем. Среди ночи такого пажа без предупреждения будили и приказывали ему встать на пенек. Уставший, измученный холодом и сыростью, испытывая боль в руках от веса мешка с песком, бедный паж должен был выстоять там до обеда. Это удавалось не всем. Некоторые сдавались раньше, и это было позором. Те, кто стоял там до полудня, не только мучились от напряжения в руках, у них также подгибались колени, а больше всего страданий доставлял переполненный мочевой пузырь. Некоторые мочились прямо там, а после этого так замерзали, что им приходилось покидать свой пост. Другие плакали, а затем спрыгивали с пенька и под всеобщий хохот любопытствующих бежали к ближайшим кустам, чтобы там облегчиться.

Когда после полудня Эллен снова проходила мимо парнишки, он все еще стоял на пеньке. Девочка удивилась. Каштановые волосы мальчика спадали ему на лоб, а глаза были такими синими, словно в них отражалось небо. Только теперь она заметила, какой гордый у него вид. У него был ясный взгляд, а руки, в которых он по-прежнему сжимал мешочек с песком, совсем не дрожали. Он спокойно стоял на месте и глядел вдаль.

Вокруг него собрались пажи и оруженосцы – им хотелось не пропустить момент, когда же он наконец-то сдастся.

– Гийом упрям как осел. Он вбил себе в голову, что должен выстоять до захода солнца, – сказал низкорослый темноволосый оруженосец с широкими плечами. В его голосе звучало уважение. – И все же я побился об заклад, что ему это не удастся. В конце концов, уже ноябрь, и ночи не очень-то теплые. Но когда я смотрю, как он тут стоит… – паренек потер указательным пальцем о большой, – то чувствую, как богатство уплывает из моих рук. – Вздохнув, он ухмыльнулся.

– Пф-ф-ф! Все равно он просто задавака! – презрительно бросил другой мальчишка.

– А ты бы вообще помолчал. Это ты ему просто завидуешь. Я вот припоминаю, что ты до обеда не дотерпел! – приструнил первый мальчик второго.

– Слушайте, парни, у него небось пузырь, как у быка, – сказал совсем молоденький розовощекий оруженосец, который, очевидно, сам не так давно проходил испытание. В его голосе звучало изумление.

Все остальные закивали и с облегчением засмеялись – в конце концов, не им приходилось там стоять.

Эллен подумала о том, зачем нужны такие испытания и что же заставило молодого пажа стоять там так долго. Положенный срок он уже отстоял, и никто не сказал бы ему и слова, если бы он сейчас покинул пенек. Что же заставляло его стоять там и дальше?

– Если уж Гийом что-то задумал, то он выполнит это наверняка, что бы ни случилось. Раз он сказал, что достоит до захода солнца, значит так и будет, – сказал один совсем маленький паж другому.

Похоже, Гийом, который был всего на пару лет старше этого парнишки, стал для него героем.

Эллен покачала головой. «Все эти геройские выходки – лишь разбазаривание времени и сил», – подумала она и пошла на встречу с Розой.

Роза уже с нетерпением ждала ее в назначенном месте.

– А вот и ты! Слушай, а почему у тебя под глазами темные круги? Ты что, опять плохо спала? – обеспокоенно спросила Роза.

– Ну конечно же, я спала, но вот плохо ли? Да нет, в общем-то, не плохо.

Роза высоко подняла брови и с любопытством взглянула на подружку.

– А-а-а-а, ты наверняка не спала, а мечтала о любовнике! Неудивительно, что у тебя такой сонный вид, – стала подтрунивать она, а потом рассмеялась.

– Ну что за чушь: «Любовник, любовник!» Я спала, и мне снилось, что я работаю! – грубо отрезала Эллен.

– Ой, ну прости, пожалуйста! – Роза отвернулась, чтобы Эллен не заметила, что она закатила глаза от возмущения.

– Мне уже несколько дней снится один и тот же сон, – начала рассказывать подружке Эллен. – Иногда я вообще не хочу просыпаться, потому что во сне я чувствую себя такой счастливой! Мне снится, что я знаменитейший кузнец! Даже Донован мной гордится, потому что рыцари приезжают ко мне издалека, чтобы купить выкованные мною мечи. И вдруг во сне я слышу звон фанфар! Это сам король! Он приехал, чтобы я сделала для него меч. И в тот самый момент, когда меня переполняет счастье, я просыпаюсь. На мгновение мне кажется, что в жизни все так, как во сне. Но потом я постепенно понимаю, кто я, встаю и заматываю себе грудь.

Роза не знала, как утешить подругу.

– Но ты же не можешь вечно притворяться, будто ты мужчина. Когда-то тебе придется отказаться от этого. – Материнским жестом девочка погладила Эллен по щеке. – Вот оно что! Я придумала! – воскликнула она, и ее лицо посветлело. – Если ты будешь женщиной, ты не сможешь руководить кузницей, правильно?

– Да, не смогу.

– Ну так выходи замуж за кузнеца. Если ты будешь его женой, ты сможешь у него работать! – Роза радостно взглянула на Эллен, но та лишь покачала головой.

– Да я и сама об этом думала. Но ведь это не выход. Я хочу быть кузнецом в собственной мастерской и командовать всем сама, а не быть подмастерьем у своего мужа. И для этого мне не надо учиться сейчас у Донована. То, что должен уметь простой подмастерье, я уже и так освоила. Или ты что, думаешь, что какой-то мужчина позволит жене быть лучше него?

Роза помотала головой.

– Нет, я так не думаю.

– Ну вот видишь! А я хочу, чтобы было именно так. Я хочу быть лучше, чем все остальные. Я знаю, что когда-нибудь смогу стать великим кузнецом. Я это чувствую! – В голосе Эллен звучали решимость и упрямство.

– А я предпочитаю себе жизнь не усложнять. Вот выйду замуж за какого-нибудь мельника и стану печь из его муки лучшие в мире пироги, а еще готовить паштеты, – сказала Роза и, запрыгав на одной ноге, радостно потянула Эллен за собой. – Пойдем, посмотрим на тренировки, и тебе сразу станет лучше.

– С каких это пор ты интересуешься тренировками? – Эллен удивленно взглянула на нее.

– Ну, положим, не тренировками, а оруженосцами! – Роза рассмеялась, немного покраснев.

– Вскоре стемнеет, и они прекратят тренироваться, потому что будет плохо видно. И тебе, кстати, тоже! – У Эллен явно улучшилось настроение.

По пути к площади девочки прошли мимо крепостных ворот.

– Слушай, он до сих пор там! – пробормотала изумленная Эллен, увидев, как Гийом все так же гордо стоит на пеньке.

– Нет, он не в моем вкусе. И черты лица у него какие-то грубые. Мне больше нравятся хорошенькие мальчики. Как, например, вон тот. – Роза смущенно указала на слащавого вида парнишку ее возраста.

– По-моему, его зовут Тибалт, – заговорщически шепнула подруге Эллен.

– Да уж, это имя я запомню, – хихикнув, сказала Роза.


Танкарвилль, лето 1163 года

Лето было холодным. Последние несколько дней небо было затянуто тучами, постоянно шел дождь. Дождливый июнь, который никак не хотел становиться солнечным, нагонял на Эллен печаль. А тут еще у Розы не было времени на подругу – ей приходилось много работать, потому что в замке ждали гостей. Эллен скучала. Она решила прогуляться до площади, но было воскресенье, и оруженосцы не тренировались. Когда она уже хотела пойти обратно в кузницу, то услышала разговор двух оруженосцев, которые проходили мимо: по их словам, один из мастеров фехтования искал какого-нибудь мальчишку из деревни, который должен был нападать на оруженосцев с длинной палкой. Мальчишки расхохотались и стали обсуждать, как всыплют деревенскому наглецу, если тот посмеет бросить им вызов. Дальше Эллен слушать не стала, а сразу же бросилась бежать. Она работала у Донована уже больше года, и давно знала, что на самом деле он добряк. Он просто должен разрешить ей попытаться это сделать! Эллен еще никогда не сражалась с палкой, но дело было не в самом сражении, и не в пенни, которое обещали заплатить в случае победы. Эллен хотелось попасть на площадь, чтобы вблизи изучить приемы фехтования на мечах. Девочка втайне надеялась, что, если она проявит достаточную ловкость, то ей позволят обучаться приемам боя на мечах вместе с оруженосцами. И тогда она сможет делать оружие еще лучше.

Эллен принялась уговаривать Донована, уверяя его, что это совершенно не опасно, потому что мальчики тренировались с деревянными мечами. Кузнец был не в восторге от ее затеи, но все-таки дал свое согласие на это, и на следующий день Эллен пошла на тренировку.

Наставника оруженосцев сэра Ансгара называли Уром, что по-норманнски означало «медведь». Эллен задумалась: дали ли ему это имя родители, зная, каким сильным он вырастет, или, наоборот, Ур стал таким сильным, чтобы оправдать свое имя? Мысль о том, что это может быть не имя, а прозвище, в голову девочке не пришла. Ур был высоким и сильным, как и все мастера меча, но при этом казался неуклюжим. Возможно, из-за этого его немного недооценивали. Ур был хитрым, грубым и, вопреки ожиданиям, поразительно быстрым. Ему нравилось изматывать молодых оруженосцев, пока те не падали, обессиленные, на землю. Он наслаждался страхом мальчишек. Ур был хладнокровным, расчетливым воином и поразительно хорошим тактиком. Так как мальчишки боялись его, как дьявола, они внимательно его слушали, и старались сделать все, чтобы он был доволен. В результате они быстро всему учились. Эллен тоже боялась Ура. В конце концов, она впервые сражалась с пажами, и у нее не было ни малейшего представления о том, как обращаться с палкой.

– Ты так размахиваешь этой штукой, словно хочешь разогнать стадо свиней. Ты должен обращать внимание на все вокруг! – возмутился Ур и, подбежав к Эллен, напал на нее.

Его меч был настоящим, и он быстрыми ударами изрубил ее палку в мелкие щепки. Мальчишки-пажи развлекались – на этот раз не они были мишенью для его нападок.

– У нас тут не девичник, и мы не вышивать собрались! – заорал на нее Ур.

Эллен вздрогнула. Неужели она как-то выдала себя? На мгновение девочку охватила паника.

Ур вырвал остаток палки у нее из руки с такой силой, что она чуть не упала.

– Либо старайся и не лови ворон, либо убирайся отсюда. За пенни я могу найти себе парня попроворнее.

Эллен постаралась принять как можно более мужественный вид.

– Да, сэр, я буду стараться, – гордо заявила она.

Ур заставлял мальчишек – одного за другим – нападать на Эллен. Девочке пришлось нелегко. От ярости и боли у нее слезы наворачивались на глаза, когда она раз за разом падала на землю. Единственным, кто дружелюбно протянул ей руку и помог встать, был Тибалт – мальчишка, который так понравился Розе. У него были песочно-желтые волосы, которые на норманнский манер были подстрижены «под горшок». Она заглянула в глубину его карих глаз с золотистыми искорками. Тибалт, должно быть, заметил предательски блеснувшие слезы в глазах Эллен и прошептал ей:

– Ур нас тут уже всех довел до отчаяния, так что выше голову. Не доставляй ему удовольствия видеть, как ты плачешь.

Эллен с благодарностью взглянула на мальчика и кивнула. Хотя она старалась взять себя в руки, все же слезинка скатилась по ее щеке. Она поспешно отерла ее рукавом, чтобы никто этого не увидел.

После того как она встала, Тибалт выпустил ее руку и взглянул на нее с неожиданным раздражением, а затем развернулся и отошел.

Когда Эллен на следующий день снова пришла драться, Тибалт начал громко ее дразнить.

– Слушай, почему ты надо мной издеваешься? Я думал, мы можем стать друзьями, – с возмущением спросила она у Тибалта, когда пришла его очередь на нее нападать.

– Друзьями? – Тибалт выплюнул это слово, будто гнилую вишню. – Нет уж, друзьями нам не быть. Тебе тут не место, так что давай вали отсюда!

Словно сумасшедший, он набросился на Эллен с деревянным мечом в руке прежде, чем та встала в стойку. Конечно, это было против правил, и Ур должен был призвать своего воспитанника к порядку, но он этого не сделал. Тибалт бросился на Элен с такой яростью, что той пришлось уклоняться, и она потеряла равновесие. Мальчишка, не удержавшись на ногах, свалился на нее. Их лица сблизились, и она увидела его широко распахнутые глаза, ставшие почти черными. Через мгновение он поднялся, оставив Эллен лежать в пыли, и отошел, больше не обращая на нее внимания. Встав, Эллен бросила гневный взгляд на Ура, ничего не сказавшего Тибалту, и молча ушла с площади.

* * *
Тибалт тоже ушел с площади. Со злостью чеканя шаг, он вышел за ворота и пересек полянку. Небо было затянуто тяжелыми серыми облаками, а воздух был горячим и душным. Наверняка вскоре будет гроза. Тибалт то пускался бежать, то замедлял шаг, и в конце концов сел на ствол дерева, упавшего на опушке леса. Сердце по-прежнему выскакивало у него из груди, и мальчика разрывали противоречивые чувства ярости и страха. Что-то с этим Эланом не так. Слишком уж он… привлекательный! Тибалт не мог понять, что с ним случилось. Когда он лежал на Элане, вдыхая его сладкое, пахнущее медом дыхание, он почувствовал, как кровь закипает в жилах!

– Ну что за чушь! Я не могу в него влюбиться! – вслух сказал он и испугался хриплого звука собственного голоса.

«Элан – парень, как и я, – попытался он успокоить себя. – А парни хотят спать с женщинами, так того требует природа». Тибалт чувствовал, как холодный пот стекает у него по вискам. Он, конечно, слышал о всяких извращениях, но… И почему этот дурак не остался в своей Англии?

В пыли у своих ног Тибалт увидел двух черных жуков с желтыми полосками на спине. Один жук лежал на другом, и они спаривались, ползая по кругу. Тибалт немного понаблюдал за ними, а затем безжалостно раздавил их ногой.

– Это противоестественно! Господи, спаси и сохрани! Это противоестественно… – пробормотал он, забыв о жуках.

«Это чушь, все это чушь», – раздраженно подумал он. В конце концов, он знал, как обращаться с девчонками. Осчастливил же он двух служанок! Они постоянно хихикали, краснея, когда он улыбался им, и смотрели ему вслед, когда он проходил мимо. Одна была немного старше его, и с ней никаких сложностей не возникло. С другой ему пришлось немного поднапрячься, но тем слаще было ощущение полной и безраздельной власти, когда ему удалось лишить ее девственности. Понятно, что для него это значило намного меньше, чем для нее, но ведь он же был мужчиной! И как мужчина он мог всем распоряжаться.

Но почему же у него так бешено бьется сердце? Тибалт попытался вспомнить, чувствовал ли он что-либо подобное с девушкой, и пришел к выводу, что девушки не вызывали у него таких эмоций, он просто использовал их для удовлетворения своих телесных потребностей.

Тибалт твердо решил проверить себя и стал думать о каждом паже и каждом оруженосце в замке, чтобы узнать, будут ли мысли о них вызывать в нем противоестественные чувства. Он немного успокоился, установив, что это не так. Но тут он вспомнил об Элане – как тот лежал на земле под ним, о его зеленых – таких зеленых! – глазах, блестящих от слез. Сердце у Тибалта сразу же забилось чаще, во рту пересохло, он ощутил странное, противоестественное возбуждение.

– Парень, да еще и ревет! – презрительно прошипел он. – Ты мне за это заплатишь, Элан! – поклялся он, сжав кулаки. – Я буду бить тебя, унижать и гнать, пока ты не уберешься отсюда.

С этого дня Тибалт каждую ночь выходил из общей спальни, которую он делил с другими оруженосцами, и пытался изгнать из себя противоестественные мысли бичеванием розгами. Его преследовала невинная улыбка Элана, и он бил себя еще сильнее. При мысли об Элане его член наливался силой, и при каждом ударе розгами по плечам член дергался, а по телу Тибалта проходила волна наслаждения. И только когда кровь начинала стекать по его спине, Тибалт поддавался усталости и боли и шел спать. Но совесть продолжала мучить его из-за похотливых мыслей. Спина у него постоянно болела, напоминая ему об Элане, – ужасное, возбуждающее воспоминание. Иногда Тибалт боялся, что сойдет с ума от страсти к Элану, и за это ненавидел его еще больше.

* * *
Когда Эллен вечером не пришла ужинать, Донован вышел во двор. Эллен действительно была там и тренировалась с палкой. Донован подошел ближе.

– Что случилось, почему ты так сердит, Элан,?

Она со злостью ударила палкой об землю.

– Один из оруженосцев хочет меня доконать. Я этого вообще не понимаю. Сперва он был очень милым, а потом вдруг стал моим самым заклятым врагом. Он настраивает всех остальных против меня и дерется, нарушая правила. – Лишь с трудом Эллен удалось не заплакать.

– Палка – это оружие простолюдинов. Оруженосцы сражаются с тобой, чтобы потом вместе с рыцарями побеждать таких же, как ты. Подумай хорошенько о том, хочешь ли ты этого. Чем лучше ты будешь драться с ними, тем большему они научатся. Некоторые из них – будущие бароны и рыцари, а ты – кузнец. Не забывай этого.

Эллен почувствовала, что по-настоящему счастлива. Донован назвал ее кузнецом, а не подмастерьем или помощником кузнеца. Она знала, что он высоко ценит ее мастерство, но до сих пор он не произнес ни единого слова похвалы. И это одно-единственное, скорее всего, необдуманно брошенное слово, значило для нее больше, чем любые хвалебные речи.

– Ты никогда не будешь равным им, хоть они и нуждаются в нас, мы на них работаем, чтобы они смогли победить. Если мы не сможем делать им самые лучшие мечи, это сделают другие. Каждого человека можно заменить, каждого. И даже того оруженосца, который так тебя злит. Просто забудь о нем и не стой у него на пути. – Донован забрал у нее палку и бросил ее на землю. – Пойдем есть, тебе нужны силы на завтра. У нас еще много работы.

Эллен послушалась Донована. Она подумала о том, что он сказал, и после еды пошла за ним в кузницу.

– Вы правы, мастер, я больше не буду унижаться и не позволю им использовать себя. Глупо было думать, что я смогу научиться фехтованию на мечах.

Эллен не скучала за Тибалтом и его приятелями. Единственным, кто ей действительно нравился, был Гийом, хотя они еще не обменялись с ним ни единым словом. Во время испытания в прошлом году он действительно сошел с пенька только после захода солнца. Остальные оруженосцы невзлюбили его за это, к тому же ему завидовали, так как он был великолепным фехтовальщиком, быстрым, сосредоточенным и всегда честно дрался.

Когда Эллен пришла на площадь, чтобы сказать сэру Ансгару, что не будет больше драться, Гийом как раз отпустил Тибалту затрещину, потому что тот нечестно повел себя с другим парнем. Ур ничего не сказал Гийому, и, так как Гийом был старше, Тибалту, скрипя зубами, пришлось извиниться перед обиженным оруженосцем.

«Так ему и надо», – злорадно подумала Эллен и подошла к Уру.

– Ух ты! Слышали, парни, кузнец боится с нами сражаться! – Тибалт с сияющими от счастья глазами расхохотался, услышав заявление Эллен, и оруженосцы, стоявшие рядом с ним, начали свистеть.

Эллен не удостоила их даже взглядом и с гордо поднятой головой ушла с площади. Ей показалось, или Гийом одобрительно кивнул?

* * *
Через день Тибалт познакомился с Розой. Девушка была красивой, и ее длинные черные волосы блестели на солнце, как вороново крыло. Тибалт уже пару раз видел ее в сопровождении Элана, но сегодня она была одна. Наверняка у нее был выходной, ведь сегодня воскресенье, день Господень. Это судьба! Элан уже давно положил на нее глаз, возможно, они даже встречались! При мысли об этом Тибалт почувствовал укол ревности. Отбить у него эту девчонку… это будет великолепная месть! У Тибалта проснулся охотничий инстинкт. Он вежливо поздоровался с англичанкой и дружелюбно улыбнулся ей. Роза покраснела, скромно сделала книксен и улыбнулась ему в ответ. Тибалт ощутил триумф. Очевидно, она будет легкой добычей.

– Я хочу пойти прогуляться с лес. Пойдешь со мной? – Он галантно протянул ей руку, словно она была молодой дамой высокого происхождения.

Кивнув, Роза опять покраснела. Взяв его под руку, она гордо пошла рядом. Ее глаза сияли, взгляде любопытством порхал по его лицу. У Тибалта были правильные черты лица, красивый прямой нос и чистая кожа. Он наслаждался ее восхищенным взглядом и с удовлетворением подметил, что девушка смущенно отворачивалась, когда он смотрел на нее. Путь от замка был крутым и каменистым, и Роза в своих деревянных башмаках часто спотыкалась. Тибалт приобнял ее за талию и прижал к себе.

– Так ты не поскользнешься! – объяснил он, прижимая ее к себе сильнее.

Придя на лужайку, они уселись на пожелтевшую траву. Тибалт искоса поглядывал на Розу, собирающую последние цветы. В ее огромных глазах дикой косули застыл немой вопрос.

«Да, у него неплохой вкус, у этого мерзкого англичанишки», – с горечью подумал Тибалт, но в глубине души он был доволен тем, что Роза такая красавица. Месть Элану с этим восхитительным созданием будет намного слаще.

– Ты великолепна, ты знаешь это?

Сорвав травинку, Тибалт провел ею по шее девушки. Захихикав, Роза откинулась на траву.

– Я даже не знаю, как тебя зовут!

– Роза… – выдохнула она, ее голос дрожал.

– Роза… Тебе идет это имя.

Тибалт заглянул ей в глаза, а затем наклонился и нежно поцеловал в шею, прямо туда, где билась тонкая жилка. Роза закрыла глаза, по ее телу прошла дрожь, ресницы затрепетали. Тибалт коснулся указательным пальцем ее лба и провел им по ее восхитительному носу, а затем обвел кончиком пальца вокруг губ. Те слегка приоткрылись, и он вложил палец ей в рот, а затем провел им по ее подбородку, шее, осторожно спускаясь к груди. Роза учащенно дышала, а Тибалт чувствовал небывалое возбуждение. Он испытывал страсть к этой девушке. Он нежно ласкал ее твердое груди, четко вырисовывавшиеся под льняным платьем, а затем его рука спустилась ниже и оказалась у нее между ног. Роза тихо застонала, когда он прикоснулся к ее чреслам. Так как она все ему позволяла, он провел ладонью до самых лодыжек, а потом запустил руку ей под юбку и принялся ласкать внутреннюю поверхность бедер, пока не убедился в том, что возбуждение девушки уже достигло предела. Нежно, но в то же время настойчиво, он поцеловал ее и запустил свой жадный язык ей в рот, а его рука скользнула немного выше – к месту наслаждения. Он чувствовал ее влагу, и это было великолепно. Его страсть становилась все сильнее. Разве это не доказательство того, что все его противоестественные мысли – лишь ошибка? Когда он лег на нее сверху, он чувствовал страсть только к ней и желал только ее тела, тела Розы. Он вошел в нее резко, почти грубо, даже с отчаянием.

Когда они, совершенно истощенные, лежали рядом, девушка приподнялась и серьезно посмотрела на него.

– Я хочу тебя, Тибалт. Я хочу тебя снова и снова.

Ее прямота поразила его, но в то же время и польстила ему. Тибалт был доволен собой, ведь он только что доказал, из какого теста сделан. Роза была лучшим лекарством от его противоестественных чувств к Элану.

– Мы будем часто видеться, малышка Роза, я обещаю тебе это, – нежно сказал Тибалт.

После того как они расстались, Тибалт, самодовольно расправив плечи, пошел к приятелям и похвастался своим достижением. С этого момента он стал регулярно встречаться с красивой англичанкой. Она была нужна ему как противоядие, чтобы очистить свое сознание от мыслей об Элане. Ее тело, будившее в нем сильную страсть, дарило ему чувство покоя, ощущение, что все у него в порядке. С тех пор как Тибалт испытал его, он все реже прибегал к самобичеванию. И только когда он случайно встречал на улице Элана и видел его сияющие зеленые глаза, Тибалт вновь ощущал слабость. Когда же он был с Розой, то чувствовал себя непобедимым. Иногда ему даже казалось, что он любит эту девушку. Как бы то ни было, он вожделел ее, пусть она и не трогала его душу – на это был способен лишь Элан. Тибалт ненавидел это унизительное ощущение влюбленности и ненавидел за это Элана. Он готов был прибегнуть к любому средству, чтобы доказать свою силу. С каждым днем им все больше овладевали мысли о мести за те страдания, которые он испытывал. По ночам его часто мучили кошмары – в них он наблюдал за тем, как Роза и Элан совокупляются. Тогда он метался во сне, сходя с ума от ревности. Ему нравилось наблюдать за тем, как Роза предается наслаждению с другим мужчиной, в конце концов, он мог обладать ее телом, когда бы ни захотел. Но вот видеть Элана в чужих руках… это был ад.


Март 1164 года

В прошлом году, через несколько дней после того как Эллен отказалась от тренировок по фехтованию, Донован решил подарить ей меч. Этот меч не продавался, потому что лезвие вышло неудачным, но меч вполне был пригоден для тренировок. Вспомнив о своем учителе, постоянно говорившем о необходимости смирения, кузнец когда-то решил не продавать этот меч. Донован не пожалел об этом – если бы он продал меч, это стоило бы ему репутации, а возможно, и жизни. С тех пор Донован хранил этот меч как напоминание о своем чрезмерном тщеславии.

– Вот, это тебе. Понаблюдай за оруженосцами и запомни каждое из их движений. А затем можешь потренироваться в лесу. Хотя меч и не подходит для настоящего боя, так как при большой нагрузке лезвие может сломаться, он хорошо сбалансирован, и вес у него, как у настоящего, – подбодрил он Эллен. – Жаль, что у меня в свое время не было возможности поупражняться с ним.

Небольшая поляна, скрытая в зарослях леса, стала местом для ее тренировок. Деревья росли тут очень густо, так что издалека увидеть девочку было невозможно, и опасность разоблачения была минимальной. Она регулярно тренировалась здесь до зимы, но когда выпал первый снег, по следам ее легко можно было обнаружить.

Зимой оруженосцы освоили новую стойку для атаки, которая очень заинтересовала Эллен. Прищурившись на мартовском солнышке, девушка решила, что пора снова заняться тренировками. Чтобы меч не заржавел, она регулярно его полировала и смазывала маслом. И вот теперь она вытащила меч из сундука, где его хранила с позволения Донована, и пошла в лес.

Она стала в позицию, как это делали оруженосцы, поклонилась двум воображаемым противникам и приняла атакующую стойку. Девушка настолько увлеклась фехтованием, что замерла от неожиданности, когда в зарослях что-то треснуло. Она испуганно оглянулась.

Из тени деревьев медленно вышел Гийом.

Эллен нарушила много законов, так что вполне могла навлечь на себя гнев дворянина. Девушка ждала самого худшего. Застыв от ужаса, она не издавала ни звука.

– Элан! – Гийом кивнул вместо приветствия, встал за спиной девушки и взял ее за руку с мечом.

– Не дергай так резко рукой. Она должна подниматься выше, а вот плечи поднимать не надо, они должны быть опущены. Попробуй пронести атаку еще раз.

Он отступил на шаг и выжидающе посмотрел на нее.

От ужаса у Эллен сжался желудок. Возможно, он хотел поразвлекаться перед тем, как потащить нарушителя в замок, чтобы его там наказали. Эллен пыталась подавить страх и сделать так, как посоветовал Гийом.

Но Гийом, не сказав ни слова ни о мече, ни о правилах, которые она нарушила, поправил ее стойку и показал некоторые приемы. Каждый раз, когда он становился рядом с ней, она ощущала томление внизу живота.

– Ты давно не тренировался с нами, – отметил Гийом.

– Не хотелось, да и времени не было.

– Это и неудивительно, с такими, как Тибалт, тренироваться никакого удовольствия.

– Он меня ненавидит, и я даже не знаю почему. Сначала он был довольно милым, а потом… – Эллен прикусила язык.

Гийом не был ее другом. Нужно было следить за собой и не доверять посторонним.

– Ему еще многому нужно научиться, чтобы стать достойным дворянином, таким, как его отец, – презрительно сказал Гийом.

– Ты знаешь его отца? – с любопытством спросила она.

– Нет, я только слышал о нем, и такой репутации, как у него, Тибалт пока не заслужил.

– Ну, я понимаю, почему он не мог оставить сына при себе – учиться с ним, пожалуй, невозможно. А ты? Почему ты не учишься у своего отца? Что вы все такого натворили, что ваши семьи отослали вас прочь и заставили учиться у чужих людей?

Гийом согнулся пополам от смеха.

– Что мы натворили? Вот это вопрос! Я такого еще не слышал. Ты притворяешься, что тупой, или правда понятия не имеешь о том, что говоришь?

Эллен злобно взглянула на Гийома.

– Что ж тут тупого?! – возмутилась она. – Крестьянин учит своего ребенка, как обрабатывать поле и ухаживать за скотом. Столяр, плотник, ткач, кузнец или любой другой ремесленник учит своего сына тому, что знает сам, ведь его сын когда-то получит в наследство мастерскую отца. Разве рыцарь не должен учить сына, чтобы тот вырос честным и отважным?

Гийом перестал смеяться и серьезно посмотрел на Эллен.

– Собственно, ты прав. Честно говоря, я никогда об этом не задумывался. Пажей и оруженосцев учат по-другому. Мои старшие братья покинули дом задолго до меня, а затем настал и мой черед. – Гийом запнулся.

Эллен помолчала, ковыряя ногой влажную почву.

– Я ведь тоже англичанин, как и ты. Ты знал об этом? – Гийом перешел на английский.

Эллен молча отрицательно покачала головой.

– Я вырос в замке Мальборо. Мой отец лишился замка, и через год меня послали сюда. Я почти не помню отца – видел его слишком редко. И только лица моей матери и кормилицы навечно отпечатались в моей памяти. Ты когда-нибудь бывал в Оксфорде? Это недалеко от Мальборо.

Об Оксфорде она никогда не слышала, хотя название и напоминало Орфорд.

– А ты откуда родом? – дружелюбно спросил Гийом.

– Восточная Англия, – ответила она, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

Гийом задумчиво кивнул.

– Тебе повезло, ты тут с отцом.

– Ты имеешь в виду кузнеца Донована? Он не мой отец.

Гийом удивленно взглянул на нее.

– Но ты же сам мне только что сказал, что вы всему учитесь у отцов?

– В моем случае это не так, – не вдаваясь в подробности, ответила Эллен.

– Ага. Наверно, сам что-то натворил! – Усмехнувшись, Гийом шутливо погрозил ей пальцем.

Эллен проигнорировала его слова. Гийом сел на большой камень.

– Мои предки были норманнами, но, знаешь, я англичанин, и останусь им навсегда. Ты не мечтаешь о том, чтобы вернуться?

– Нет. Если мне когда-нибудь захочется вернуться, я это сделаю. Сейчас мне здесь нравится.

«Наверное, нужно называть его не Гийомом, а Уильямом», – подумала Эллен. Она теперь немного расслабилась, потому что он ни словом не обмолвился о мече.

– Мне пора домой, – сказала она, увидев, что солнце уже садится.

Эллен забыла изменить голос, но, к счастью, Гийом этого, казалось, не заметил.

– Если хочешь, в следующее воскресенье мы можем еще потренироваться, если меня не отправят отсюда вместе с солдатами, – предложил он.

Казалось, для него было вполне естественным вместе с кузнецом фехтовать на мечах. В ответ Эллен лишь кивнула, боясь, что он поймет: ее голос вовсе не дрогнул, как у мальчишки, когда голос ломается.

– Я пойду по другой тропинке, лучше, чтобы нас не видели вместе, – сказал Гийом.

Подняв руку на прощание, Эллен повернулась и ушла. «Только не оборачиваться! Иначе он сразу же поймет, что я девчонка», – подумала она и весь путь до кузницы прошла не оборачиваясь.


На следующий же день она рассказала Розе о встрече с Гийомом.

– Я еще в жизни так не боялась! Ты только представь, что было бы, если бы он меня выдал…

Эллен рассказывала об этом подруге взахлеб, так что Розе сразу же все стало ясно.

– Не все о нем такого высокого мнения, как ты. Его называют обжорой, а еще говорят, что когда он не жрет, то спит.

– Это все происки завистников! Если бы ты только видела, как он дерется… – бросилась защищать Гийома Эллен.

– …то это ничего бы не дало, потому что я не смогу понять, хорошо он дерется или плохо. Тебе надо как можно скорее выучить пару новых ругательств и придумать несколько глупейших шуток, иначе он при следующей же встрече сообразит, что ты девчонка, да еще и влюблена в него!

– Роза! – Эллен с ужасом взглянула на подругу. – Да что ты такое говоришь?

– Слушай, я вижу то, что я вижу. Если ты точно так же, как сейчас, краснеешь, когда он рядом… – Роза показала Эллен язык.

– Ах ты ведьмочка! – С наигранной яростью Эллен бросилась на Розу и шутливо дернула ее за косу.

– Ну ладно, малыш, ладно тебе, – немного высокомерно осадила ее Роза.

Эллен это рассердило. От нее не укрылось то, что ее подруга в последнее время изменилась. Она уже давно подозревала, что Роза встречается с мужчиной, и ее обижало, что подружка ей об этом ничего не рассказывает.


Всю неделю до самого воскресенья Эллен была крайне рассеянна и делала в работе такие ошибки, каких раньше никогда не допускала. Донован был в ярости.

– Если тебе не интересно в кузнице, можешь найти себе занятие получше! – стал кричать он, когда в субботу она в очередной раз все сделала не так.

– Ага. А все всегда должно быть по-вашему, да? – задиристо спросила она. – Мне все всегда нужно делать только так, как вы это делаете.

Эллен знала, что глупо обвинять его в этом. Ее ошибка никак не была с этим связана, а упрек был глупостью и наглостью, что обидело Донована намного сильней, чем можно было предположить.

– Убирайся отсюда! Прочь из моей мастерской! – закричал он. Эллен бросила молоток возле наковальни и выбежала из кузницы, захлопнув за собой дверь. Она побежала в дом и, перескакивая через две ступеньки за раз, влетела в спальню и бросилась на матрас. Комната была настолько крошечной, что ее матрас был всего в паре шагов от места, где спал Арт. Ей никогда не мешало то, что Арт храпел, но вот его ночные занятия самоудовлетворением вызывали у нее все большее отвращение. Вначале она вообще не поняла, почему он почти каждую ночь ворочается и сопит, но затем она увидела, как он трет свой член, пока не кончит. Свое семя он вытирал грязной тряпкой, которую менял очень редко, и ее вид вызывал у Эллен приступы тошноты. Но этим вечером Арт все еще помогал в кузнице Доновану, и она была в комнате одна. Закутавшись в шерстяное одеяло, она заснула, думая о Гийоме.


Когда она проснулась на следующее утро, было уже светло. Арт встал раньше нее. Ни Гленны, ни Донована не было дома. Эллен съела кусок хлеба и сделала пару глотков сидра. Этот сладкий, немного шипучий напиток из яблок в Нормандии пили в любое время суток, а вот пива тут почти не было. По праздникам Гленна варила эль, и тогда к ним в гости приходили английские ремесленники, чтобы выпить с ними и поразвлечься.

Эллен радовалась, что этим утром она не попалась на глаза мастеру. Приведя себя в порядок, она пошла в церковь.

Она стояла в углу и на протяжении всей мессы думала только о Гийоме. Придет ли он на полянку? Почему он ее не выдает? Когда она думала о нем, то возникало странное ощущение, словно по ее венам текла не кровь, а сидр. Внезапно Эллен почувствовала на себе чей-то взгляд и оглянулась.

Недалеко от нее стояла Гленна, и взгляду нее был совершено чужой. В ее глазах читались и упрек, и немой вопрос. Должно быть, Донован рассказал жене о наглой выходке Эллен.

Конечно, это было некрасиво, но Эллен не хватило духу опустить глаза. Пускай это был и неудачный момент для самоутверждения, но Эллен тогда нисколько не сомневалась в своей правоте и стояла, расправив плечи. Заметив печаль в глазах Гленны, она отвернулась. «Если бы я действительно была мужчиной, тогда…» Элен не довела эту мысль до конца. Девочка опять повернулась, чтобы взглянуть на Гленну, но та молилась. Эллен подозревала, что Гленна в ней разочаровалась, и на мгновение она почувствовала себя маленькой и беззащитной девочкой. Донован мог просто выставить ее за дверь, а Гийом – выдать в любой момент. Тибалт ее ненавидел, а Ур, не раздумывая, готовбыл бросить ее на съедение собакам. Даже Роза в последнее время не нуждалась в ее обществе. Эллен задумалась, почему она с таким нетерпением ждет воскресенья, почему в последние дни кузнечное дело, ставшее для нее самым главным в жизни, вдруг отошло на второй план? Может быть, лучше вообще не идти в лес? Но если Гийом действительно ждет ее там, он может подумать, что она струсила. «Я все равно пойду туда», – решила Эллен, хотя и была уверена, что Гийом не придет. Сразу после службы она побежала в кузницу, стараясь не встретиться ни с Пленной, ни с Донованом. Она взяла меч и пошла в лес.

Когда она пришла на поляну, то увидела, что Гийом ее уже ждет. Ее сердце забилось сильнее, а в животе опять защекотало.

– Вот, я принес для нас два деревянных меча. У нас в оружейной их много. Никто и не заметит, что одного не хватает. Теперь мы можем, по крайней мере, тренироваться вдвоем.

Эллен удивленно взглянула на Гийома и кивнула. «И кто может понять этих мужчин?» – подумала она.

– Можешь показать мне свой меч? – вежливо спросил Гнйом, и Эллен протянула ему сверток.

Гийом осторожно развернул его и вытащил меч.

– Он не прошел закалку. Лезвие слишком хрупкое для настоящей битвы, – пояснила Эллен.

Гийом нахмурился.

– На вид вроде бы совершенно нормальный меч.

– Чтобы сталь закалилась, ее нагревают, а затем опус кают вхолодную воду. Это очень тонкий процесс. Иногда лезвие от этого становится ломким, и тогда им нельзя пользоваться. Но без закалки меч не выкуешь. Такое может случиться с любым, даже самым лучшим кузнецом. Я могу пользоваться этим мечом только для тренировок. Его нельзя брать на настоящую битву. Это слишком опасно, понимаешь?

– Хм-м… Думаю, да.

Они до самого вечера с упоением бились на деревянных мечах. Страх Эллен сменился восторженным уважением к Гийому за его мастерство и манеру объяснять самое главное.

– Зачем ты вообще этим занимаешься? Тебе никогда не будет позволено иметь меч, – сказал он, запыхавшись, когда они сделали перерыв.

– Неужели ты думаешь, что сапожник, который всегда ходит босиком, может делать хорошие башмаки?

Ее ответ удивил Гийома, потом он рассмеялся.

– Ты, несомненно, прав. Если подумать, ты сейчас уже здорово обращаешься с мечом, так что когда-нибудь сможешь стать отличным мастером мечей. – Гийом по-дружески похлопал Эллен по плечу.

– Да, именно этого я и хочу. Однажды я выкую меч для короля! – Эллен удивилась, как легко эти слова соскользнули с ее губ, но после того как она произнесла их, поняла, что именно это – ее цель в жизни. Возможно, именно поэтому ей постоянно снился тот сон!

– Я впечатлен. – Гийом шутливо склонился перед ней в поклоне. – Мои цели столь же возвышенны, как и твои. Я хочу стать рыцарем в свите короля. Я четвертый сын ле Марешаля, и я не могу рассчитывать ни на высокую должность, ни на лен, ни на деньги, нет прав даже на хорошую партию, но я уверен, что Господь укажет мне правильный путь, и однажды я получу все, о чем мечтаю: славу, честь – и благосклонность моего короля! – Глаза Гийома просветлели. Внезапно он хитро улыбнулся. – Но прежде чем добиваться этого, нужно хорошенько поесть – я умираю от голода. А если мы с тобой умрем, будет очень обидно, потому что паши планы не исполнятся.

Они оба сели возле ручейка в лесу и принялись уничтожать принесенную Гийомом еду.


Эллен уже совершенно забыла о том, что поскандалила с Донованом, и в хорошем настроении вернулась домой. Только встретив во дворе Гленну, которая взглянула на нее с упреком, девушка вспомнила о своих неприятностях. Смутившись, она опустила взгляд. Несомненно, она должна была извиниться перед Донованом сразу после посещения церкви. Эллен почувствовала, что кто-то на нее смотрит, и обернулась.

– А тебе чего надо? – буркнула она Арно.

– Кажется, у тебя неприятности со стариком. – Он даже не пытался скрыть торжествующую ухмылку. – Да уж, сегодня не хотелось бы мне оказаться на твоем месте!

Работая в кузнице первый год, Арно вначале тайно, а затем все откровеннее пытался выставить ее в неприглядном виде перед Донованом. Только после того как мастер устроил ему скандал по этому поводу, угрожая вышвырнуть его вон, Арно стал вести себя немного осторожнее. А теперь ему казалось, что он опять обрел почву под ногами.

– Да, пока я не забыл: мастер хочет видеть тебя в кузнице. Немедленно! – презрительно бросил он, указав пальцем на мастерскую.

Эллен прошла мимо Арно, толкнув его, когда он не уступил ей дорогу. С каждым шагом ее гордость испарялась, и она вошла в кузницу, понурив голову.

– Вы хотели со мной поговорить? – несмело спросила она. Донован стоял к ней спиной и, когда она заговорила, не обернулся.

– Нельзя было мне брать тебя подмастерьем, – горько сказал он. – Я с самого начала знал, что добром это не кончится. В первый же день ты показал свою заносчивость. Тебе не хватает почтительности. Но Гленна меня не слушала и говорила, что я должен непременно тебя взять. Так что это теперь ей наука.

Эллен всхлипнула. Если Гленна в ней тоже разочаровалась, значит плохо дело. Она молча глядела на пол, слушая Донована.

Только теперь он обернулся, с яростью протирая тряпкой лезвие меча, которое давно уже было чистым.

– Ты постоянно думаешь, что должен настаивать на своем, и пробуешь делать то, что не может получиться.

– Но… – хотела возразить Эллен, однако яростный взгляд Донована остановил ее.

– Ты не уважаешь старших, не считаешься с их опытом, а это для подмастерья самое главное.

– Вы ошибаетесь! – попыталась оправдаться Эллен.

Она никого так не ценила, как Донована, и обожала его за знания и умения, хотя и не могла выразить своего уважения словами.

– Ты опять мне перечишь! – закричал он.

– Простите меня, прошу вас, я ведь не хотел… – подавленно сказала она.

– Надо было просто вышвырнуть тебя из кузницы, в конце концов, я ведь ничего тебе не обещал. Ты сам знаешь, что попал ко мне по ошибке.

Эллен бросила на него разочарованный взгляд. Она же выдержала испытание! Донован обошел наковальню и посмотрел девушке в глаза. В его взгляде было столько холода, что у Эллен мурашки побежали по коже.

– Ты не очень-то силен, да и выносливости тебе не хватает. Единственное, что у тебя есть – это твой талант, – сказал Донован. – Ты понимаешь железо лучше всех, кого я знаю. В твоем возрасте я не обладал и половиной тех знаний, которые доступны тебе, у меня не было твоего таланта. Твое призвание – особенное, и это, Элан, единственная причина, по которой я тебя не вышвырнул сегодня. – Донован глубоко вздохнул – от гнева у него перехватило дыхание. – Если ты будешь стараться, когда-то из тебя получится самый лучший кузнец. И когда тебя спросят, кто был твоим учителем, ты скажешь, что это был Донован из Ипсвича. И тогда я буду тобой гордиться. Иначе и быть не может. – Донован подошел к ней, взял ее за плечи и встряхнул ее. – Это твой последний шанс, понимаешь? Не упусти его.

Эллен с облегчением кивнула.

– Я не знаю, почему ты на этой неделе был таким неуклюжим. Гленна считает, что все дело в той английской девушке, с которой ты встречаешься. Я тоже когда-то был молодым и знаю, что любовь делает с нами, мужчинами. Так что на этот раз я тебя прошу, но второго шанса у тебя не будет.


Танкарвилль, 1166 год

Со времени этого конфликта прошло два года. Больше скандалов у них не было. Эллен старалась работать еще больше, а Донован стал требовательнее, но после того разговора отношения между ними стали доверительнее.

Гленне казалось, что Донован относится к Элану как к собственному сыну. Она считала, что ее муж доволен, и от этого чувствовала себя счастливой.

Донован стал всегда посвящать Эллен в свои планы, когда собирался создавать новый меч. Он обсуждал с ней процесс выполнения работы, использование тех или иных материалов, этапы работ и сроки их выполнения, и все чаще позволял ей выполнять самые ответственные операции. Эллен старалась оправдать его доверие и чувствовала себя все увереннее.

Хотя кузнец часто заставлял ее работать дольше, чем Арно, и поручал ей самые сложные задачи, за выполнением которых всегда внимательно следил, Эллен все же удивилась, когда однажды Донован поручил ей самой изготовить меч. Приступать нужно было вскоре.

Донован указал ей на груду заготовок и предложил свою помощь, если, несмотря на его ожидания, она без него не обойдется. При этом говорил он ворчливее, чем обычно, хотя и смотрел на девочку доброжелательно, – он тщательно готовил Эллен к этому ответственному заданию.

Эллен знала, что справится, но все же от волнения у нее перехватило дыхание.

– А почему Элан, а не я? – возмущенно спросил Арно.

Он был старше, и опыта у него было на два года больше, чем у нее, но Донован считал, что ему еще нужно попрактиковаться, и сказал, что у Арно все впереди. Арно по-прежнему делал слишком много ошибок и еще не способен был изготавливать мечи сам. Он был очень тщеславен и обладал достаточной ловкостью, но такого таланта, как у Эллен, у него не было.

– Тупой норманнский щенок, – буркнул Донован по-английски, глядя на возмущенного Арно.

Эллен и Арт ухмыльнулись, в то время как Арно с Винсентом взглянули на учителя с непониманием – они с самого начала отказались учить английский, хотя Донован их и уговаривал.

– Эй, ты что тут ухмыляешься? – гаркнул Арно на Арта.

– Да, вот именно! – Винсент, как всегда, не отставал от своего кумира.

Эллен вовремя удержалась от комментария. Арно был хитер и легко мог навредить ей, если бы ему представилась такая возможность, так что девочка решила не подливать масла в огонь.


Изготовление меча без помощи Донована было для Эллен сложнейшим заданием, но она с радостью приняла этот вызов. Она уже давно тренировалась фехтовать на мечах и точно знала, каким должно быть хорошее оружие. Меч должен быть острым и в то же время гибким. Он должен приходиться точно по руке, быть сбалансированным и достаточно легким. Она целый день думала о мече, который должна изготовить, и в тот же вечер спросила Донована, для кого она будет ковать этот меч. Ей было важно знать, будет ли это молодой человек или опытный рыцарь, и сражается ли воин правой рукой или левой. Она одинаково хорошо действовала обеими руками, и когда ее правая рука уставала во время ковки, она некоторое время ковала левой. Таким образом она могла дольше работать с заготовкой. Естественно она использовала левую руку и тренируясь с Гийомом, и благодаря этому понимала, что существует разница в фехтовании правой и левой рукой, в особенности если противник правша – тогда оба меча находились с одной стороны сражающихся.

– Меч. Ты должен его изготовить. Больше тебя ничего не должно волновать, – грубо осадил ее Докован.

Эллен была разочарована. Выковать хороший меч для незнакомца было намного сложнее, чем для рыцаря, о котором хоть что-то известно. Некоторые рыцари предпочитали определенную форму рукояти, другим же это было безразлично. Кроме того, длина лезвия должна была соответствовать росту рыцаря. Эллен представляла себе разнообразнейшие мечи, и в конце концов так запуталась, что уже сама не знала, чего хочет. Ее идей хватило бы на сотню мечей, и поэтому выбор одного из возможных вариантов был для нее очень тяжелым. В какой-то момент она стала вспоминать, как они с Гийомом тренировались в лесу. Прошло уже два года с момента их первой встречи там – с того момента, как она его полюбила. Роза до сих пор была единственной, кто знала тайну Эллен и понимала, как она страдает. Гийом даже не догадывался об этом. Для него она была учеником кузнеца Эланом и его другом. Они по-прежнему встречались по воскресеньям, когда он находился в Танкарвилле. Гийом был оруженосцем, и ему часто приходилось сопровождать своего господина в поездках. Вот и теперь он надолго уехал, и Эллен никак не могла дождаться его возвращения. Ей так хотелось рассказать ему о мече и попросить его совета! Гийом был совсем не таким, как крестьянские мальчишки или ремесленники. Конечно, это было связано и с тем, что он воспитывался как рыцарь. Но это было не единственной причиной. Гийом был упрямейшим человеком из всех, кого Эллен знала. Никто не мог его заставить отказаться от своих планов. Его господин однажды чуть не отправил мальчика обратно к отцу, потому что он постоянно отказывался учиться писать и читать, – Гийом верил в то, что перо испортит его руку фехтовальщика. Бывало, Эллен посмеивалась над его упрямством, но, с другой стороны, Гийом был для нее предсказуемым.

У Розы почти не было времени на Эллен, и девочка очень скучала в эти одинокие воскресенья – без Гийома и его «историй из жизни рыцарей», как их называла Эллен. У Гийома всегда было что порассказать. Его поразительная способность запоминать мельчайшие детали делала его истории настолько живыми, что у Эллен часто возникало впечатление, будто она сама наблюдает за происходящим. Каждый раз, когда он рассказывал ей истории, Эллен не могла отвести взгляда от его губ. Через некоторое время Эллен стала понимать, какие традиции и ценности были важными для всех пажей, оруженосцев и рыцарей, и их поведение стало казаться ей менее бессмысленным и примитивным. Но чем больше она узнавала о жизни, которую вел Гийом, тем яснее становилось ей, что нужно быть урожденным дворянином, чтобы мыслить и чувствовать, как рыцарь. Эллен часто усаживалась возле небольшого ручейка, где они любили отдыхать вместе, и представляла себе, что Гийом сидит рядом с ней. Она разговаривала с ним, объясняя, в чем не уверена и почему не может решиться на выбор того или другого варианта меча. В этот раз она рисовала мечи на песке и все говорила и говорила, совершенно забыв, что рядом никого нет.

«Ты слишком много думаешь об этом. Просто сделай меч, который бы тебе хотелось иметь самому!» Гийом наверняка сказал бы ей именно это.

– Точно! – воскликнула девочка, вскакивая.

Это же так просто! Ей нужно определить, что она сама считает самым важным в мече. Оружие должно быть сбалансированным! Главным при этом является правильное соотношение размеров и веса рукояти и длины клинка. В таком случае меч придется по руке, и им легко будет фехтовать. Кроме того, меч должен быть острым. Очень острым. А это зависит от закалки стали. Металл не должен стать от закалки более хрупким. Так как у меча не было заказчика, то вполне логично было бы изготовить меч под собственный рост. Так как Эллен была достаточно высокой девушкой, нашлось бы много рыцарей, которые смогли бы купить этот меч. По дороге домой она продумала все остальные детали и ясно представила будущий меч.

Для качества клинка большое значение имела полировка. Донован крайне редко доверял эту процедуру полировщику. Хотя большинство из них были хорошими опытными ремесленниками и вполне могли обрабатывать старые мечи, Донован все же считал, что только кузнец, ковавший клинок, может отполировать его как следует. Поэтому Эллен владела и искусством полировки. Ей нравилось полировать клинки, потому что именно таким образом добивались красоты и остроты лезвия. Полировка была венцом хорошо проделанной работы. Форма и величина гарды всегда играли второстепенную роль и зависели скорее от вкуса и представлений заказчика. Эллен решила выковать короткую и широкую гарду Кроме того, к мечу необходимо было сделать ножны, в которые идеально входил бы клинок. Эту работу выполнял специальный мастер, и начинать ее можно было только тогда, когда оружие было уже готово. Эфес, делавшийся из дерева, а затем укреплявшийся сталью, кожей или бечевкой, изготавливал другой мастер. Своими представлениями по поводу украшения рукояти, а возможно и ножен, Эллен необходимо было поделиться с ювелиром. Эллен знала, что следовало своевременно обсудить все детали со всеми ремесленниками, которые участвовали в создании меча, а главное – договориться о сроках. Донован дал ей на изготовление меча четыре месяца, но ведь она не могла заниматься одним мечом целый день. Она должна была помогать Доновану в кузнице.

Эллен изготавливала меч этап за этапом, так, как ее учил мастер. Когда нужно было делать гравировку на лезвии, Эллен задумалась, не спросить ли совета у Донована, но отказалась от этой мысли. Советоваться с Артом было бесполезно. Он был старательным подмастерьем, но не способным выдвинуть какую-либо идею или предложить усовершенствовать процесс работы.

Итак, Эллен решила полагаться на собственные знания и доделала меч сама. Головку эфеса она решила позолотить, согласовав с Донованом соответствующие расходы. На клинке ювелир серебром выгравировал слова «IN NOMINE DOMINI» – «Во имя Господа» – и небольшие кресты в начале и конце надписи. Эллен не умела ни читать, ни писать, хотя, в отличие от Гийома, была не против этому научиться. Но у нее просто не было такой возможности. Таким образом, ей пришлось при выборе высказывания положиться на ювелира. Тот тоже не умел читать, но у него были образцы разных высказываний, записанные для него образованным человеком. Ювелир выучил значения этих надписей наизусть и поэтому мог предлагать их своим клиентам. Он точно знал, какие надписи на мечах особенно ценятся рыцарями. Ножны и эфес были готовы, когда прошло ровно четыре месяца с начала изготовления меча, и Эллен наконец-то держала его в руках.

Эллен очень гордилась собой, так как считала, что меч ей удался – она много раз проверяла его на гибкость, остроту и прочность. Несмотря на это, она ужасно волновалась. «Плохая закалка, некачественное железо или непрофессиональная ковка – не самые худшие враги кузнеца. Худший его враг – собственное тщеславие», – часто говаривал ей Донован, так что девочка постаралась думать лишь о смирении и покорности и целый день ждала подходящего момента, чтобы попросить Донована взглянуть на меч. При этом рабочий день казался ей бесконечным, с таким нетерпением она ожидала оценки учителя. Когда наступил вечер и Донован отпустил Винсента и Арно домой, Эллен задержалась в кузнице.

– Мастер! – Эллен почтительно склонилась перед Донованом, протягивая ему меч в ножнах. От волнения у нее сердце выскакивало из груди.

Донован взял меч обеими руками и оценил его на вес. Затем он взялся за рукоять и подвигал мечом в ножнах. По выражению его лица Эллен не могла понять, доволен он или нет, и до крови закусила губу.

Донован медленно вытащил клинок из ножен.

Эллен затаила дыхание.

Кузнец поднес рукоять к глазам, острие меча направив на свою правую ступню. Затем он проверил, прямое ли лезвие, и подергал за гарду и эфес, чтобы узнать, прочны ли они. Если бы они были плохо закреплены, меч никуда не годился бы. Большим пальцем правой руки он провел по головке эфеса и едва заметно кивнул. Эллен выполняла всю работу очень тщательно, но теперь начала паниковать. Взяв тряпку, чтобы не измазать клинок жирными руками, Донован согнул лезвие в полукруг. Эллен знала, что клинок достаточно гибок, но все же обрадовалась, когда он снова выпрямился. После этого мастер взял кусок льняной ткани, обернул его вокруг клинка и резко дернул меч вверх. Острое лезвие разрезало льняную ткань, не вытянув ни единой нитки. Донован повторил эту проверку другой стороной лезвия – с тем же безупречным результатом.

Эллен еле слышно вздохнула. Она много времени потратила на то, чтобы заточить края клинка, потому что для нее не было ничего хуже, чем тупые мечи. Несмотря на это, она все больше втягивала голову в плечи – каждое движение мышц на лице Донована казалось ей выражением недовольства, а когда он откашлялся, она сразу же восприняла это как критику. И как она могла подумать, что Донован будет ею доволен? Разве имело значение то, что он в последнее время был с ней дружелюбен и признавал ее талант? Это еще не означает, что ему понравится ее меч. Наверняка он думает, что головка эфеса слишком бросается в глаза, а серебряная гравировка к ней не подходит… Внезапно Эллен засомневалась, можно ли будет вообще продать этот меч. Она уже позабыла, что мастер, изготовивший эфес, и ювелир похвалили его. Их мнение ничего не значило по сравнению с мнением Донована. Эллен чувствовала, как пот стекает по ее лбу, хотя в кузнице было совсем не жарко.

Когда Донован вложил меч в ножны, Эллен показалось, что он кивнул. Она с разочарованием увидела, что мастер отвернулся, отложил меч в сторону и молча прошел к большому ящику, в котором хранились редко используемые инструменты. На этом ящике стояла продолговатая коробка, которую Донован поднял обеими руками.

– Ты хорошо выковал меч, – сказал он, поднимая коробку, а затем повернулся и подошел к Эллен. Остановившись перед ней, он посмотрел ей прямо в глаза. – Твой меч острый и сделан по руке. Лезвие гибкое, а форма сбалансирована. Ты хорошо выполнил работу, и я тобой горжусь, но… – Донован на мгновение запнулся.

«Ну что еще? – раздраженно подумала Эллен. – Неужели он ни разу не может похвалить меня, не критикуя?»

– …но ничего другого я от тебя и не ожидал, – завершил фразу Донован и улыбнулся. – С сегодняшнего дня ты можешь называть себя подмастерьем кузнеца. Меч был твоим испытанием. – Он протянул ей коробку.

Она была такой тяжелой, что Эллен пришлось поставить ее на землю, прежде чем открыть.

– Учитель… – Она изумленно выдохнула, увидев ее содержимое.

Эллен благоговейно вытащила из коробки новый кожаный фартук и примерила его. Фартук был идеального размера. Кожу делал лучший кожевник Танкарвилля, это подтверждала крошечная метка на краю фартука. Кроме того, в коробке лежала шапочка – точно такая же, как и у мастера, – а еще две пары щипцов и молот. Это были ее первые собственные инструменты, если не учитывать молота Ллевина. Эллен сама выковала эти щипцы и молот, но не знала, что они предназначены для нее.

– Там еще кое-что лежит, – как обычно ворчливо произнес Донован.

Только сейчас Эллен заметила, что в ящике лежит что-то еще. Это был какой-то инструмент, завернутый в темную шерстяную ткань, длинный и тяжелый. Когда Эллен обнаружила, что скрывается под тканью, она от изумления открыла рот.

– Напильник! Учитель, вы сошли сума!

Донован никак не прокомментировал данное утверждение, а просто улыбнулся.

Напильник был очень дорогим подарком подмастерью. Доновану наверняка пришлось много экономить, чтобы заплатить за этот инструмент, – он стоил очень дорого, – но тем больше его радовал очевидный восторг ученика. Эллен пыталась сдержать подступившие слезы, но если Донован и заметил, что ее ресницы блестят, то не подал виду. В конце концов, подмастерью кузнеца не к лицу плакать, пускай и от умиления.

– Ты хороший мальчик, Элан. Я буду рад, если ты останешься со мной.

– Благодарю вас, мастер. Это большая честь для меня, – с восторгом сказала Эллен.

– Мы выставим меч на продажу. Я думаю, тебе за него неплохо заплатят. Ты отдашь мне деньги за материал, а остальное можешь оставить себе.

«Должно быть, Донован действительно в хорошем настроении, раз сделал такой широкий жест», – подумала изумленная Эллен. Ей очень хотелось тотчас же побежать к Гийому и рассказать ему о мече, но тот еще не вернулся. Как бы то ни было, от Розы девочка знала, что Уильям Танкарвилльский и его рыцари скоро будут дома.

И действительно, в следующее воскресенье Гийом снова пришел в лес. Осеннее солнце заливало поляну теплым, радостным светом.

Эллен должна была бы заметить, что в Гийоме что-то изменилось, но она так обрадовалась его приезду, и ей так хотелось показать ему меч, рассказать, как она трудилась над ним, что она ничего не замечала, а Гийом терпеливо ее слушал.

– Изготовить меч самому! Я думал, что не справлюсь. Нужно было принимать столько решений, понимаешь? – Не дожидаясь ответа, Эллен продолжала болтать. – Самым ужасным был момент, когда я опустил лезвие в воду – для закалки. Ты не представляешь себе, что это за ощущение! В это мгновение решается, успешной ли была многонедельная работа, или же все было напрасно. Я думал, что умру от ужаса! У меня уши – да нет, что я говорю! – все тело болело оттого, что я напряженно прислушивался, – нужно было услышать, не будет ли железо потрескивать. Но я не услышал ничего, кроме шипения воды. О Боже, это было такое облегчение! Лезвие такое острое и гибкое! – возбужденно рассказывала Эллен.

– О Господи, Элан, ну ты и болтун! – перебил ее Гийом. Опешив, Эллен обиженно взглянула на друга. За исключением Донована, Гийом был единственным, с кем она могла поговорить о мечах, и к тому же она так долго ждала его возвращения…

– Ладно, Элан. Я хочу вот о чем спросить: не можем ли мы сходить в кузницу, чтобы ты мне его показал? – Гийом не заметил сверток, лежавший рядом с Эллен на траве.

– Я его принес с собой, – пробормотала она, просияв, и осторожно вынула меч.

– Ты с ума сошел? – Гийом опасливо оглянулся.

– Но я же хотел тебе его показать! – Эллен пожала плечами. В конце концов, она носила с собой и другой меч, хотя это было запрещено.

– А если тебя поймают? Этот меч наверняка очень острый.

– Еще какой! – гордо сказала Эллен.

Увидев блеск в глазах Гийома в тот момент, когда он увидел меч, Эллен простила ему странное поведение и долгую разлуку. Удивленно осмотрев меч, Гийом одобрительно присвистнул.

– Если бы у меня было достаточно денег, я бы сразу же у тебя его купил.

Эллен с сожалением пожала плечами и осторожно завернула меч.

– Когда ты станешь знаменитым рыцарем, я выкую для тебя самый лучший меч. Тебе будет завидовать сам король, – утешила она Гийома.

– Ну хватит преувеличивать, болтунишка! – Рассмеявшись, Гийом приобнял ее за талию и левой рукой растрепал ей волосы.

Так как Эллен по-прежнему держала в руках меч, она не могла сопротивляться, боясь поранить Гийома. Эллен попыталась проигнорировать чудесное ощущение возбуждения. В это мгновение она мечтала о том, чтобы лежать в объятиях Гийома, чувствуя себя настоящей женщиной.

Когда он отпустил ее, она чуть было не открыла ему свою тайну, но в последний момент одумалась.

– Что касается меча для знаменитого рыцаря, можешь начинать делать его прямо сейчас. Должен тебе сказать, что я уже рыцарь! – гордо сообщил Гийом, наблюдая за реакцией Эллен на это сообщение.

– Что-о? Я хочу сказать, ты же только в следующем году должен был… Разве ты не сказал, что сперва рыцарем должен стать твой старший брат?

– Пути Господни… – Улыбнувшись, Гийом воздел руки к небу.

– Ты должен рассказать мне все подробно! – Внезапно Эллен поняла, что для нее означает его посвящение, и сразу же посерьезнела. – Простите, сэр, мне бы хотелось, чтобы вы рассказали мне об этом как можно больше.

– Да ладно тебе, пока мы с тобой наедине, можешь по-прежнему называть меня Гийомом. – Ухмыльнувшись, он бросил камешек в ручей.

«И вовсе он не похож на рыцаря!» – подумала Эллен.

– Ну ладно, давай, рассказывай уже скорее! – поторопила она друга.

Кивнув, Гийом немного поерзал на камне, усаживаясь поудобнее.

– Надеюсь, у тебя есть немного времени?

«Вся моя жизнь», – чуть было не ответила Эллен, но сдержалась и лишь кивнула.

– Все началось с того, что Гийом Тальвас, граф Понтийский, поссорился с королем Генрихом. Говорят, король не признал прав Тальваса на земли, которые тот считал своими. Итак, он объединился с дворянами Фландрии и Болоньи. Они напали на Йов и захватили его. Моему господину об этом сообщил гонец. Он тут же вооружил свои войска, и мы уже на следующий день выступили в Нёф-шатель, чтобы усилить местный гарнизон. Вражеские войска не должны были пройти там, а главное, не должны были добраться до Руана…

– А как это связано с твоим посвящением в рыцари? Ты же говорил мне, что это самое важное мгновение в жизни рыцаря и по этому поводу устраивается большой праздник. Почему же ты мне не сказал, что тебя собираются посвящать в рыцари? – возмутилась Эллен.

– Ох, Элан, ну не будь таким тупым!

– Я не тупой. Я просто думаю, что ты мог бы и рассказать мне о том, что Танкарвилль собирается сделать тебя рыцарем.

– В том-то и дело, что он не собирался! И если ты не дашь мне рассказать дальше, то никогда не узнаешь, как это произошло. Хочу заметить, что ты единственный человек на свете, который еще упрямее меня, – проворчал он.

– Ладно, извини. – Эллен скорчила виноватую гримаску и дружелюбно толкнула Гийома локтем под бок.

Гийом поднял с земли палку и начал чертить что-то на влажной земле. Точками он обозначил Нёф-шатель, Йов, Руан и Танкарвилль, а линией – Сену. Он пояснил, что Руан, столица Нормандии, считался великолепно укрепленным, но все же эту крепость можно было взять. Властители Иова, Мандевилля и Танкарвилля сошлись на том, что наступление врага необходимо было остановить. Разведчики собрали всю информацию о противнике, чьи войска обладали численным преимуществом и были вооружены до зубов. Гийом, стоявший вместе с другими оруженосцами неподалеку от своего господина, понял, насколько серьезно их положение. Он бросился де Танкарвиллю в ноги и стал умолять господина разрешить ему выступить в поход. Де Танкарвилль был горд поступком своего оруженосца, но отказал ему, заявив, что отдавать жизнь за короля должны рыцари, а не оруженосцы. И хотя его голос звучал строго, Гийом заметил улыбку в его глазах и не стал подниматься с колен. Словно по тайному знаку, оруженосцы графа Мандевилльского и графа Иовского опустились на колени перед своими господами. Гийом набрал побольше воздуха в легкие, собираясь с духом, и попросил своего господина посвятить его в рыцари, чтобы он мог сражаться за господина и короля. Ошеломленные такой преданностью, другие оруженосцы тоже попросили своих господ посвятить их в рыцари. Де Мандевилль, де Йов и де Танкарвилль переглянулись. Мандевилль был всего лишь на пару лет старше оруженосцев и прекрасно понимал, что они чувствуют.

Но прежде чем хоть кто-то из господ успел отреагировать на это, в комнату вбежал совершенно обессилевший гонец и сказал, что Йов и Омаль взяты и враг уже близко.

Де Танкарвилль первым достал свой меч, поднес его к лицу, а потом опустил поочередно на оба плеча Гийома. Другие господа сделали точно так же и вооружили своих оруженосцев мечами прежде, чем враг вошел в Нёф-шатель. Де Танкарвилль поспешно принес меч из оружейной, повесил его Гийому на пояс и обнял вновь посвященного рыцаря.

– Сделай мне одолжение и сегодня постарайся не умереть! – шепнул он Гийому на ухо.

Гийома глубоко поразили эти слова, но прежде чем он успел что-либо возразить, вбежал еще один гонец. Враг продвигался быстрее, чем ожидалось. Ничего не было подготовлено, тактика не продумана, и даже не все были достаточно вооружены. Де Йов совершенно пал духом, услышав, что его графство сожжено, и не знал, что ему делать. Все начали перекрикивать друг друга. Несколько рыцарей сгоряча решили поскакать навстречу врагу, чтобы задержать его перед городскими воротами, и поскакали, не предупредив остальных. Этими действиями они ослабили гарнизон, подвергая Нёф-шатель еще большей опасности. Де Мандевилль взял с собой пару рыцарей и поспешно поскакал с ними к мосту у восточных ворот города, чтобы усилить позиции защищавшихся. И только де Танкарвилль действовал обдуманно. Он быстро собрал своих людей, и вскоре у него уже был дееспособный отряд. Хорошенько подумав, он приказал своим рыцарям скакать к мосту, чтобы помочь де Мандевиллю и его людям. Гийом был опьянен успехом. Это была его первая рыцарская битва! Страстно желая биться, он поскакал к мосту, обогнав своего господина, но де Танкарвилль задержал его. Хотя Гийом сгорал от нетерпения, он, как и было приказано, пропустил вперед двух рыцарей постарше, а затем и сам бросился в гущу боя.

Фламандские солдаты уже напали на поселение за крепостной стеной. Они сражались храбро и жестоко. Вскоре копье Гийома сломалось, и у него остался лишь его меч. Сначала людям де Танкарвилля удалось немного потеснить противника, но вскоре противник стал напирать, и граф де Матье приказал своим людям отступить. Нужно было всеми силами удержать Нёф-шатель. Даже население города помогало рыцарям. Храбрые от отчаяния, простолюдины сражались рядом с рыцарями, чтобы не дать фламандским солдатам победить, а затем разграбить все их имущество. Объединенными усилиями им удалось снова отогнать врага.

Двое фламандских пехотинцев бросились за Гийомом. Юноша попытался спрятаться за загоном для овец, так как не смог пробиться к своим. Гийом был теперь совсем один, но пока он оставался на лошади, он имел преимущество перед своими противниками, хотя тех и было двое. Внезапно один из пехотинцев схватился за железный крюк, которым сбивали огонь с соломенной крыши, чтобы пожар не перекинулся на другие дома. Фламандец ударил Гийома этим ужасным оружием по плечу и попытался стащить его с коня.

В подтверждение своих слов Гийом приспустил рубашку и показал Эллен свежую рану. Поморщившись, девушка присвистнула.

– Тебе досталось! Что, до сих пор болит?

Гийом, храбрясь, отрицательно покачал головой. Он тогда не дал стащить себя с коня и даже сумел освободиться от крюка. Но чтобы его победить, солдаты трусливо зарубили его коня. Если бы в тот момент им не приказали отступать, он наверняка бы погиб. Да, он лишился лошади, но не жизни. Впрочем, конь был для него огромной потерей, учитывая, сколько стоит такой скакун. Однако Гийом не сразу понял, что это для него означает.

Вечером победители праздновали свой триумф. Гийома хвалили за храбрость, говорили, что он утвердил рыцарскую честь в бою, и юноша купался в лучах славы и был доволен собой, пока Мандевилль не начал над ним подтрунивать.

Граф, смеясь, потребовал у Гийома подарок. «Хомут или седло ты бы мог отдать своему господину», – сказал он.

Боевой скакун был единственной собственностью Гийома, даже сбруя принадлежала его господину. Не понимая, что происходит, он сказал об этом де Мандевиллю, но тот ему не поверил, а остальные рыцари уже сгибались от смеха. Де Мандевилль открыл Гийому глаза, ведь тот думал, что сражается, лишь отстаивая честь, и не знал, что должен был забрать у побежденного врага лошадей, оружие и сбрую – такова была его награда. Для молодого рыцаря очень глупо было просто биться и выйти из поединка беднее, чем до начала боя. Ведь он был одним из победителей, да и сражался храбро! Сообразно традициям, после посвящения в рыцари господин подарил ему рыцарские шпоры и красивую теплую накидку, но собственного коня у Гийома теперь не было.

– Ты готов был отдать жизнь за господина и за короля и в благодарность за это даже не получил коня? – Эллен изумленно взглянула на друга.

– Больше так не будет, поверь мне. В следующий раз я захвачу богатую добычу – еще какую! Собственно, я в будущем собираюсь только побеждать!

История Гийома была такой захватывающей и интересной, что Эллен не захотелось с ним сражаться. Наверняка его рана еще болела.

– Давай сегодня не будем фехтовать, – предложила Эллен и улеглась на траву.

Гийом молча лег рядом с ней, и они стали смотреть в голубое летнее небо.

Он так старался, поставил свою жизнь на карту в этой борьбе, ничего не ожидая, кроме признания своего господина, а его постигло столь горькое разочарование! «Жизнь так несправедлива!» – подумала Эллен.

Ей снова захотелось рассказать ему о себе, возможно, тогда он лучше ее поймет? Вот уже год ей хотелось открыть ему свою тайну. Она знала, что именно скажет ему, но у нее не хватало духу. Так было и сейчас.

Они долго молча смотрели в небо, а затем Гийом внезапно приподнялся.

– Я недавно снова видел тебя с этой английской кухаркой. Как там ее зовут? – Гийом повел рукой в воздухе, показывая женскую грудь.

– Ты имеешь в виду Розу, – ворчливо сказала Эллен. Многие слуги и даже кое-кто из оруженосцев ухаживали за Розой. По его же словам, Гийом тоже любил повеселиться, поэтому намек на формы Розы мгновенно вызвал у Эллен жгучую ревность, но она, конечно же, не хотела, чтобы он это заметил.

– Да, именно ее. Очень красивая крошка. У тебя с ней роман?

Эллен ненавидела, когда Гийом хвастался своими подвигами, но когда он пытался узнать пикантные подробности ее несуществующей личной жизни, она впадала в панику.

– Нет, мы уже давно не видимся, – солгала она и презрительно махнула рукой, чтобы Гийом больше не расспрашивал ее об этом.

– Значит, не ты отец ребенка.

Гийом, казалось, удовлетворился этим умозаключением, но Эллен замерла от страха.

– Что ты сказал?

– Она беременна. Наш дорогой друг Тибалт хвастается тем, что он… А я думал, может, ты… Да, малышку можно только пожалеть, если это он! – Гийом печально покачал головой.

Эллен не знала, как ей на это реагировать. Почему Роза ничего ей не сказала? И почему именно Тибалт? Да как она могла?

– У них уже давно роман? – раздраженно спросила она.

– Похоже на то. Я, конечно, точно не знаю, я им свечку не держал. – Он рассмеялся собственной шутке.

– Уже поздно, – пробормотала Эллен, хотя солнце еще высоко стояло на небе. – Мне нужно идти.

– Похоже, тебя это задело. Вся эта история с Розой. Если бы я знал, что это для тебя так много значит… – Кажется, Гийом ей сочувствовал.

– Это неправда. Она из Ипсвича, как и моя семья. Это единственное, что нас связывает, – грубо отрезала Эллен. – И, как ты знаешь, я терпеть не могу Тибалта. Роза не заслужила того, чтобы произвести на свет ублюдка от этой сволочи. Я вообще не понимаю, как она могла с ним связаться.

Гийом пожал плечами.

– Поди пойми этих женщин! Они думают иначе, чем мужчины, если вообще думают. Это все любовь. – Он закатил глаза, изображая отчаяние.

– Как бы то ни было, мне пора идти. – Эллен встала, взяла завернутый в ткань меч, попрощалась с Гийомом, не глядя ему в глаза, и пошла к тракту.

Идя по тропинке через лес, она думала о Розе и Тибалте, и настолько погрузилась в свои мысли, что слишком поздно услышала топот копыт и не успела спрятаться. Так что она осталась на дороге и постаралась держаться как можно естественнее, как будто сверток с мечом и должен был быть при ней. Когда рыцари подскакали ближе, один из них выехал вперед, преградив девочке путь, и грубо крикнул:

– Эй, парень! Эта дорога ведет в Танкарвилль? Отвечай! – Молодой оруженосец, говоривший с ней, высокомерно смотрел на нее, сидя на лошади.

Рыцарь постарше с ярко-зелеными глазами, который, очевидно, был их господином, подъехал ближе и укорил своего слугу.

– У тебя нет причин быть столь недружелюбным. Займи свое место, – велел он оруженосцу, и тот, опустив глаза, повиновался.

Эллен с интересом посмотрела на рыцаря, и когда их взгляды встретились, ей показалось, что они уже где-то виделись. Но девочка не могла вспомнить, где она встречала этого человека.

– Как тебя зовут, мальчик?

– Элан, милорд.

– Мне кажется, это англосаксонское имя.

– Да, милорд.

– Ты знаешь путь к замку Танкарвилль?

– Да, милорд. Вам нужно ехать по этой дороге. На лошадях вы доберетесь быстро. После большой поперечной просеки вы вскоре выедете из леса и увидите замок.

– Спасибо тебе.

Рыцарь смерил Эллен взглядом с головы до ног. Его роскошная скаковая лошадь нервно перебирала копытами.

– Что это ты несешь с собой? – спросил он, указав на длинный сверток в ее руках.

Эллен знала, что он спрашивает просто из любопытства, и все же ей стало не по себе.

– Мои инструменты, милорд. – Эллен боялась, что ее заставят развернуть меч.

– Каким ремеслом ты занимаешься?

Проклиная любопытство дружелюбно настроенного рыцаря, Эллен скромно ответила:

– Я кузнец, господин.

Она надеялась, что он довольствуется этим ответом.

– Можно взглянуть?

Эллен замерла, а затем покачала головой.

– Прошу вас, не здесь, милорд! Заходите к нам в кузницу и спросите Донована, мастера мечей. Прошу вас! – умоляюще сказала она.

Поразительно, но рыцарь кивнул, соглашаясь.

– Да, я это обязательно сделаю, Элан. До скорого! – Он подал своим спутникам знак следовать за ним, и колонна рыцарей и их оруженосцев проехала мимо Эллен.

Эллен с облегчением вздохнула, но один из рыцарей, часто оглядываясь на нее, что-то убежденно доказывал своему господину. Хотя дружелюбно настроенный рыцарь сразу же показался ей симпатичным, что-то с ним было не так.

Уже на следующий день она встретилась с ним снова – он без сопровождающих пришел в кузницу.

– Доброе утро, мастер Донован! – Рыцарь улыбнулся.

– Это большая честь для меня, Беренже, простите, милорд, сэр Беренже!

Рыцарь рассмеялся.

– Рад снова видеть вас, Донован. Ваши мечи известны повсюду. Танкарвилль вами гордится!

– Благодарю вас, сэр Беренже. Вы были еще оруженосцем, когда мы виделись в последний раз. Как же давно это было! – сказал Донован, пожимая протянутую ему руку.

– Целую вечность! Прошло почти двадцать лет, но я все еще вспоминаю об Ипсвиче. Это были лучшие годы моей жизни. Я тогда был свободным человеком, если вы понимаете, о чем я. – Он подмигнул Доновану, и тот рассмеялся. Затем сэр Беренже повернулся к Эллен. – Доброе утро, Элан. Я пришел, чтобы взглянуть на твою работу.

Донован изумленно переводил взгляде Эллен на сэра Беренже.

– Ты знаешь сэра Беренже? Так давай же, Элан, принеси ему меч. Он ему наверняка подойдет.

Когда Беренже де Турно внимательно осмотрел меч, он с уважением кивнул.

– Очень красивая вещь. Возможно, она подошла бы моему сыну. Его посвятят в рыцари только через два-три года, но подарок можно сделать и сейчас. Вы его, наверно, знаете. Его зовут Тибалт.

– Я не знаю оруженосцев, а вот Элан, наверное, с ним знаком. – Донован вопросительно взглянул на Эллен.

При упоминании имени Тибалта у Эллен приоткрылся рот, а кровь отлила от лица. Тибалт ни в коем случае не должен получить этот меч, об этом она позаботится. Эллен лихорадочно размышляла, что же ей делать, чтобы не допустить этого. Прежде чем ей что-либо пришло в голову, Донован предложил рыцарю заглянуть в кузницу вместе со своим сыном.

– Вы правы, мастер. Завтра я зайду с Тибалтом, и он сможет посмотреть на меч.

– Мудрое решение, сэр Беренже. – Донован заметил тележку торговца заготовками. – Простите, милорд, мне привезли материал. – Он поклонился, и сэр Беренже кивнул.

Эллен осталась с ним в кузнице одна. И как такой добросердечный мужчина может быть отцом этого чертенка Тибалта?

– Ты тоже из Ипсвича? – дружелюбно спросил рыцарь. Задумавшись, Эллен кивнула, хотя это было и не так, но она сразу же исправилась.

– Моя мать из Ипсвича.

Беренже де Турно кивнул, словно Эллен подтвердила его предположения. Рыцарь задумчиво погладил себя по гладко выбритому подбородку.

– Мне кажется, я с ней знаком. Ее зовут Леофрун, правда?

От ужаса у Эллен свело желудок, а все тело охватил жар.

– Откуда вы это знаете? – изумленно спросила она. Никто не знал имени ее матери, даже Роза.

– У нее были великолепные волосы, длинные, цвета пшеничного поля в Нормандии, а ее глаза отливали синью моря, – восхищенно произнес рыцарь, не отвечая на ее вопрос.

Эллен описание Леофрун показалось слишком уж поэтичным, но она ничего не сказала.

– Онабыла самой красивой девушкой из всех, кого я только знал. Мы были влюблены и тайно встречались. Но однажды она не пришла на свидание, и я никогда ее больше не видел. Вскоре я услышал, что ее выдали замуж.

Эллен никак не могла понять смысла его слов, не могла ни пошевелиться, ни заговорить.

– Когда я увидел тебя в лесу, я еще не был уверен, но Поль, мой старый друг, тоже заметил, как ты на нее похож.

– На мою мать? – Голос Эллен звучал хрипло.

– Нет, Элан. На мою возлюбленную.

У Эллен перехватило дыхание. Внезапно ей показалось, что земля шатается у нее под ногами. Она замотала головой и бросилась бежать из кузницы, сама не зная куда. Утверждение Эльфигвы, что она незаконнорожденная дочь норманнского рыцаря, поразило ее, но это была история, которая никак ее не касалась. Она и представить себе не могла, что когда-нибудь встретит этого норманна. Как могло произойти подобное совпадение? Почему она встретила его здесь? Почему он так ей понравился, что ей даже захотелось быть его ребенком? И почему он оказался отцом именно Тибалта? Эллен села на бревно и заплакала. А что будет, если он узнает правду? Эллен не хватало воздуха. «Нельзя возвращаться в кузницу», – пронеслось у нее в голове, но когда она подумала об этом, ее захлестнула волна ярости. Кузница, Донован, Гленна – это все, что у нее было. Кто дал этому Беренже де Турно право прогонять меня? Она не хотела снова убегать. «В конце концов, это не моя вина», – упрямо подумала Эллен. Она вернется в кузницу, но не позволит, чтобы Тибалт получил ее меч. Топая ногами от злости, Эллен побежала обратно и натолкнулась прямо на сэра Беренже.

– Если вы думаете, что я ваш сын, то вы ошибаетесь, уверяю вас, – проговорила Эллен, глотая слова.

Уверенность, с какой она сказала это сэру Беренже, заставила ее сомневаться еще больше.

– Почему ты так уверен в этом, Элан? – грустно, почти разочарованно спросил он.

Эллен промолчала, рассматривая свои ноги.

– Многие девушки в восточной Англии светловолосые, а Леофрун – распространенное имя. Вы ошибаетесь, милорд. Поверьте, моя мать – порядочная женщина, – пробормотала она наконец.

С тех пор как Эллен познакомилась с Гийомом, она стала лучше понимать, что любовь делает с людьми. Беренже еще и сейчас был привлекательным мужчиной, он был галантен и наверняка вскружил Леофрун голову по всем правилам искусства совращения. Только сейчас Эллен поняла свою мать. Неужели он как мужчина не знал, в какую ужасную ситуацию ее ставит, или он был так же глуп, как и его сын? Эллен по-прежнему чувствовала неукротимую ярость.

– Я вернусь через пару дней, – спокойно сказал Беренже, улыбнувшись девочке.

– Приходите как заказчик, и я с радостью встречу вас, – холодно заявила Эллен и кивнула рыцарю на прощание.


Когда через несколько дней Беренже де Турно пришел в кузницу, ярость Эллен уже прошла. Сэр Беренже наверняка не был плохим человеком – она это чувствовала, и к тому же приятно знать, кто твой отец.

Де Турно дружелюбно с ней поздоровался, в то время как Тибалт ее проигнорировал.

Значит, отец ему ничего не сказал. Это обрадовало Эллен.

– Я хочу меч мастера Донована, а не побрякушку Элана. Его меч наверняка никуда не годится, – проворчал Тибалт.

Эллен облегченно вздохнула. Очевидно, Тибалт хотел во что бы то ни стало отговорить отца покупать ее меч.

– Я могу показать вам еще два меча, которые мастер Донован сделал совсем недавно. Возможно, один из них вам понравится… – быстро сказала она.

Тибалт осмотрел мечи, не удостоив Эллен ни единым взглядом.

– Этот мне нравится, – быстро решил он.

Эллен не удивил его выбор. Этот меч был заказан молодым высокомерным бароном, но тот не успел его забрать, так как умер от заражения крови. Эллен этот меч казался слишком тяжелым и броским, но он очень подходил Тибалту.

– Но ты ведь можешь хотя бы попробовать этот меч, – Беренже попытался еще раз обратить внимание Тибалта на меч Эллен.

– Нет, – холодно заявил Тибалт, и отец понял, что попытки переубедить сына бессмысленны.

– Что ж, тогда я возьму его для себя. Меч мне очень нравится, – сказал Беренже де Турно, глядя Эллен прямо в глаза.

Она видела, что отец ею гордится, и внезапно ей стало стыдно. Девочка смущенно опустила взгляд.

– А как же я, отец? – Голос Тибалта звучал раздраженно.

– Да, да, я куплю тебе другой, ладно уж, сын.

Эллен была рада тому, что, очевидно, у них были плохие отношения.

– Цену вам лучше обсудить с мастером Донованом, я сейчас его позову, – сказала она и вышла, не попрощавшись.

– Мне не нравится Элан. Он такой невоспитанный! – громко заявил Тибалт отцу, так, чтобы Эллен услышала.


Когда отец с сыном ушли, Донован довольно улыбнулся Эллен.

– Ну надо же, малыш, то пусто, то густо. Продали сразу два меча.

Эллен знала, что Донован называл ее малышом ласкательно. Да, не часто Донован был таким открытым!

– Он много заплатил? – Эллен было любопытно, во сколько оценили ее меч.

– Сэр Беренже прямо-таки влюбился в твой меч, да так и выспрашивал меня о тебе – откуда я тебя знаю, сколько времени ты у меня и так далее. Я запросил у него высокую цену за твой меч, и он заплатил, не торгуясь. А вот покупая меч для своего сына, он заплатил меньше, чем я просил. Но ведь тот меч отвратительный, просто уродливый, поэтому я вполне доволен. Кстати, ну и мразь же этот Тибалт!

– Это вы верно подметили, мастер!

– И при этом сэр Беренже такой милый, Тибалт совсем не похож на него. Мальчик наверняка пошел в мать. – Донован нахмурился.

Эллен удивилась – обычно молчаливый Донован вдруг разговорился. Должно быть, он очень доволен ценой, вырученной за ее меч.

– Значит, и мне что-то осталось?

– За вычетом стоимости материалов тебе остается десять сольди. От изумления у Эллен приоткрылся рот. Это было больше, чем она скопила за все годы.

Через два дня Беренже де Турно снова пришел в кузницу.

– Мастер Донован, мне бы хотелось ненадолго увести подмастерье. Вы не могли бы его отпустить?

Донован с любопытством взглянул на Эллен, но та лишь равнодушно пожала плечами.

– Как поживаете, сэр Беренже? Элан, сходи с сэром де Турно, куда он скажет.

Эллен не знала, что и думать об этом, но любопытство победило – ей хотелось поближе познакомиться с отцом. До тех пор пока он ничего не рассказал Тибалту, она была на все согласна, и молча пошла за ним.

– Как твоя мать? – спросил он, когда они остались одни, и внезапно Эллен потеряла самообладание.

– А вы как думаете? Помолвка с торговцем шелком благодаря вам была разорвана, потому что Леофрун забеременела. Она ведь всегда мечтала стать женой простого кузнеца, – язвительно заметила Эллен. – Разве кто-либо из женщин мечтает о беспечной жизни вместе с богатым купцом или рыцарем? Вы же знали мою мать, и, должно быть, помните, что она любит скромно жить. – Эллен не была готова легко простить отца.

– Я понимаю, как она меня ненавидела после всего, – грустно сказал сэр Беренже.

– Ненавидела вас? – Только сейчас Эллен по-настоящему разозлилась. – Меня она ненавидела, а не вас. Я никакого отношения к вашим шашням не имел, и все же она сделала меня козлом отпущения. Но вот желания возвышенного это у нее не отбило. Она снова легла под рыцаря, словно кошка в течку.

– Как ты можешь настолько неуважительно говорить о собственной матери? – возмутился сэр Беренже.

– Я видел их вместе, и поэтому ее любовник хотел меня убить, а мне пришлось убежать из дома. Я ненавижу ее, и я ненавижу вас! – Эллен захлебывалась слезами.

Беренже поспешно обнял ее, а затем легонько встрянул.

– Сыну Беренже де Турно не к лицу плакать. Возьми себя в руки.

– Я не ваш сын! – упрямо повторила Эллен.

– Нет, ты мой сын, я это вижу и чувствую.

– Вы ничего не видите и ничего не чувствуете, – горько сказала Эллен.

Даже ее собственный отец не замечал, что она девушка. Они что, все слепые? Неужели все видят только то, что хотят увидеть? Она с презрением взглянула на отца.

– Я признаю тебя своим сыном, и ты сможешь получить образование, достойное рыцаря, так же, как и твой брат Тибалт.

– Тибалт! – В голосе Эллен было столько презрения, что Беренже взглянул на нее с изумлением. – Он высокомерен и не имеет ни малейшего представления о чести!

Каждое ее слово было для Беренже как удар – ему казалось, что девочка имеет в виду его самого.

– Я знаю, у него сложный характер, но… его мать… – принялся оправдываться рыцарь.

– Естественно, теперь вы скажете, что он пошел в мать. Но нет, сэр Беренже, он пошел в вас. Разве помнили вы о чести, когда обрюхатили мою мать?

Виду Беренже был настолько подавленный, что Эллен даже стало его жаль. Но она уже не могла остановиться.

– Он ваш сын, ведь он сделал то же самое с англосаксонской девушкой!

Беренже вскочил.

– Ну хватит уже, не хочу этого слушать!

Он ушел, не оборачиваясь.

– Сами его спросите, ее зовут Роза! – крикнула Эллен ему вслед, не зная, слышит ли он ее.

И только когда она через две недели встретила Розу, то узнала, что сэр Беренже слышал ее последние слова.

– Этот дурак Тибалт разболтал всем, что он меня обрюхатил, и слухи дошли до его отца. «Уладь это дело», – сказал он Тибалту.

Роза совсем забыла о том, что никогда не рассказывала Эллен о своем романе с молодым оруженосцем, но Эллен решила об этом промолчать.

– Что он называет – «уладить»?

Роза пожала плечами.

– Я не знаю, но Тибалт говорит, что я должна избавиться от ребенка. Есть женщина, которая этим занимается. И он прав, что у меня будет за жизнь с незаконнорожденным ребенком на шее?

– А почему он не может взять тебя с собой в замок отца и заботиться о тебе? – Эллен знала, что это прозвучало по-детски, но она была возмущена тем, как легкомысленно Тибалт и его отец отнеслись к случившемуся.

Роза покачала головой.

– Ты же знаешь, что это невозможно.

– А почему бы тебе не выйти замуж?

– За какого-нибудь нищего? За вдовца с кучей детей, который женится на мне только для того, чтобы я на него работала, а он избивал бы меня? – Роза вздохнула. – Нет, я этого не хочу. Я лучше пойду к знахарке. Пойдем со мной! Ну прошу тебя, Эллен! – Обычно такая самоуверенная, теперь Роза смотрела на нее умоляюще.

– Конечно, если ты этого хочешь.

Роза с благодарностью кивнула.

– У меня не хватает смелости.

– Почему ты мне не говорила, что вы… – Эллен старалась, чтобы ее голос звучал мягко и в нем не слышалось упрека.

– Ты что, сама не понимаешь? – Роза грустно улыбнулась. – Ты моя единственная подруга, а вы с Тибалтом ненавидите друг друга. Ты наверняка попыталась бы убедить меня расстаться с ним, а я его люблю!

– Я рада, что теперь у нас с тобой больше нет тайн друг от друга. Естественно, я тебе помогу и пойду с тобой к знахарке. Лучше всего пойдем завтра утром.

На восходе солнца Роза с Эллен встретились у городских ворот. Над полями стоял густой, непроглядный туман. Точно слепые, они шли в тумане, поводя руками, пока он не развеялся. Вскоре они пришли к хижине знахарки.

Роза всю дорогу спотыкалась, нервно одергивала подол платья и куталась в шаль. Эллен приобняла ее за талию и покрепче прижала к себе.

– Все будет хорошо, не сомневайся, – сказала она.

Когда они дошли до хижины, Эллен храбро постучала в дверь. Знахарка выслушала просьбу Розы, неодобрительно взглянула на Эллен и спросила:

– Почему ты на ней не женишься?

– Отец – не я, – пробормотала Эллен, покраснев.

– Элан просто меня сопровождает. Отец ребенка – оруженосец из Танкарвилля. – Роза попыталась улыбнуться.

Старушка взглянула на них недоверчиво.

– Ладно, дело ваше, и меня это все не касается, – буркнула она. – Будешь пить настойку петрушки. На несколько дней тебе придется остаться здесь.

Роза беспомощно взглянула на Эллен.

– Все будет в порядке, Роза. Я скажу, что ты заболела. Они ценят твою работу и будут ждать, пока ты выздоровеешь.

– Это займет пять дней, и если мне придется за ней ухаживать, то это будет стоить недешево.

Роза достала пару монет. Взяв деньги, старушка возмутилась:

– Этого мало!

– Молодой дворянин заплатит, он мне это обещал. – Роза умоляюще взглянула на старушку, а затем на Эллен.

– Уверяю вас, вы получите свои деньги. Прошу вас, добрая женщина, позаботьтесь о ней и сделайте так, чтобы все было хорошо! – настойчиво просила Эллен.

– Я ничего не могу обещать, но сделаю все от меня зависящее, молодой человек. Не забудьте завтра принести мне деньги.

По пути в Танкарвилль Эллен подумала о том, как же ей взять деньги у Тибалта. Хотя многие женщины поступали так, убийство нерожденного ребенка было запрещено церковью, и за него сурово карали. Так что, скрепя сердце, Эллен после работы пошла к Тибалту.

– Ты-ы? – презрительно бросил Тибалт, увидев Эллен.

– Меня послала Роза.

Тибалт осмотрел Эллен с головы до ног, не говоря ни слова.

– Она решила избавиться от ребенка, как ты и хотел. Я должен принести деньги знахарке. – Эллен старалась казаться спокойной, хотя внутри у нее все клокотало от гнева.

Когда Тибалт услышал, о какой сумме идет речь, то презрительно расхохотался.

– И ты действительно думаешь, что я доверю тебе столько денег?

– Можешь сам отнести их травнице. В конце концов, ты сам всем рассказывал, что это твой ребенок, – набросилась на него Эллен, но тут же пожалела, что сказала это.

Лицо Тибалта налилось кровью от гнева.

– Кто знает, с кем она еще путалась! Ты сам с ней наверняка не раз спал. Возможно, это ты отец! Я за эту дрянь и пенни не дам!

У Эллен перехватило дыхание.

– Роза тебя любит! – возмутилась она. – Одному Богу известно, почему. А я… Я к ней не прикасался!

– Да-а? А я слышал совсем другое! – Тибалт подошел к Эллен на шаг и взглянул на нее снизу вверх. – Вытаскивай ее из этой передряги, как хочешь, но не за мой счет. Женись на ней! – Тибалт высоко поднял брови.

– Это не мой ребенок, а твой. Меня не удивляет то, что ты не берешь на себя ответственность и хочешь переложить ее на плечи другого. Все мужчины в вашей семье мастаки в этом деле. Твой отец поступил точно так же. Спроси его об этом!

Развернувшись, Эллен, широко шагая, удалилась. Ей даже не нужно было оборачиваться – она и так знала, что Тибалт стоит как вкопанный, пытаясь понять, что же она имела в виду. Отойдя достаточно далеко, она опустила плечи. И как она могла сказать такую глупость? Хоть сэр Беренже уже уехал, Эллен готова была дать себе пощечину за болтливость. Встреча Тибалта с отцом – только вопрос времени. Но Эллен отогнала от себя мысли о Беренже. Роза отдала травнице все свои сбережения, но не хватало еще пятнадцати шиллингов. Недолго думая, Эллен решила заплатить эту сумму, хотя все это ее не касалось. Она не забыла, что Роза на корабле узнала ее тайну и хранила ее по сегодняшний день, не ожидая чего-либо взамен.

После работы Эллен подошла к Доновану и попросила дать ей часть денег за меч, которые хранились у него. Он удивился ее просьбе, но дал деньги, ничего не спрашивая. Эллен сразу же пошла к знахарке, не заметив, что за ней следит Арно. Травница уже ждала ее перед хижиной.

– А вот и ты! Деньги принес?

– Молодой дворянин отказывается платить. Он обвиняет бедную Розу в том, что она путалась с другими мужчинами. А ведь она его любит, глупышка эдакая! – Эллен говорила шепотом, чтобы Роза ее не услышала. – Не говорите ей, что я заплатил вместо него.

Старушка пристально взглянула на Эллен.

– Но ведь ты отец?

– Нет, это точно не я. Я еще никогда не… – Эллен опустила взгляд.

Старушка, казалось, поверила и улыбнулась.

– Ну что ж, тогда я тебе уступлю в цене. Я же вижу, что ты простой подмастерье. Неважно, кто отец. Мы избавимся от ребенка.

Эллен заплатила необходимую сумму, заглянула к Розе и пошла обратно. Когда она шла через лес, то остановилась и опустилась на колени, чтобы помолиться. Внезапно она услышала шорох в кустах, зашевелились ветки, и появился Арно.

– Вот уж не думал, что ты такой дурак.

– Что-о? – Эллен изумленно посмотрела на него.

– Я не осуждаю тебя за то, что ты поразвлекался с этой англичаночкой. Если бы она мне дала, я бы себе тоже в удовольствии не отказал. Но со мной она бы не залетела!

– Да ну? – Эллен не считала, что должна разубеждать Арно в своем отцовстве.

– Конечно, не залетела бы. Я же знаю, как получить удовольствие, и чтобы у девчонки при этом не было проблем.

– Это делает тебе честь, – бросила Эллен.

– Я вижу, тебе не терпится услышать мой совет, так что не буду тебя мучить. – Он наклонился к Эллен поближе. – Я беру их… сзади! – Арно ухмыльнулся.

Эллен была поражена.

– Но это же противоестественно! – вырвалось у нее.

– Чушь! Эти святоши хотят нам все запретить, потому что им самим-то нельзя. – Арно явно гордился своей осведомленностью.

– Мне все равно, что ты делаешь. Меня это не касается, и Роза вовсе не беременна. Она просто заболела, не более того. – Эллен встала и хотела уйти.

– Ну конечно!

Эллен знала, что он над ней издевается.

– Думай что хочешь! – рявкнула она.

– Не бойся, Элан. Я никому не открою твою тайну. И не скажу ни слова мастеру. Теперь, когда ты стал его подмастерьем, я надеюсь, что Донован будет уделять мне больше времени! Можешь замолвить за меня словечко, – сказа Арно с подчеркнуто невинным видом. – Конечно, только в том случае, если тебе это будет нетрудно.

Не удостоив его даже взглядом, Эллен пошла дальше. Арно действительно думал, что может ее использовать, и, черт побери, у него были для этого основания. Ей следует быть осторожнее, когда она в следующий раз пойдет проведывать Розу.

Три дня бедняжка Роза ужасно страдала, но затем начала быстро поправляться.

Тибалт оставил их в покое, что было странно. Роза была в отчаянии и все время плакала у Эллен на руках.

– Возможно, сейчас он не может прийти. Наверняка он вскоре тебя проведает, – говорила Эллен, пытаясь утешить подругу, хотя знала, что Тибалт этого не сделает.


Прошло около месяца, когда однажды Роза, запыхавшись, вбежала в кузницу.

– Я должна тебе кое-что сказать, сейчас же. Скорее, это очень важно! – воскликнула она.

Кроме Арно в кузнице никого не было. Донован, Гленна, Арт и Винсент ушли в деревню на свадьбу. Эллен не захотела идти с ними, потому что была не в настроении праздновать, а Арно поссорился с отцом невесты, потому что совратил девушку незадолго до свадьбы. Впрочем, она от него не забеременела, так что все договорились молчать. Теперь Арно должен обходить ее десятой дорогой, и, понятное дело, ему нельзя было появляться на свадьбе.

– Ну ладно, голубки. Оставляю вас одних. Я все равно хотел сходить в деревню – выпить кружку сидра, – сказал он, похабно ухмыльнувшись.

Эллен сердилась, потому что он воспользовался ситуацией. Донован запретил ему идти в деревню, чтобы свадьба прошла спокойно, а Эллен должна была следить за тем, чтобы он никуда не сбежал. Она не знала, что и делать. Если она не остановит его, он пойдет в соседнюю деревню и напьется, а Донован будет на нее злиться.

Роза нетерпеливо переминалась с ноги на ногу.

– Ты же знаешь, что мастер не разрешил тебе идти туда! Если ты пойдешь в деревню, я скажу, что ты сбежал от меня.

– О, я уверен, мастер тебя поймет: ты же не мог за мной следить, развлекаясь с Розой, – спокойно заявил Арно.

Он снова пытался ей угрожать!

– Пожалуйста, Эллен, это важно! – пробормотала Роза, которая вообще не понимала, о чем спорят Эллен и Арно.

– Иди и делай что хочешь, – крикнула Эллен. – И оставь нас в покое!

– Что, дождаться не можешь? – презрительно прошипел Арно, уходя, и добавил: – Могу поспорить, что ты меня не послушался, и малышка опять залетела!

Расхохотавшись, он ушел.

– Ну и мерзкий же тип! И почему девчонки на него вешаются? Так, Роза, сядь и отдышись как следует. Это успокаивает.

Эллен усадила подругу на сундук, а себе взяла маленький табурет. Роза дрожала всем телом.

– Я этого не хотела! Ты должна мне поверить. Я никогда не сделала бы ничего, что повредило бы тебе! Но он меня так разозлил… Я чувствовала себя такой беспомощной и поэтому сорвалась. Если бы я знала, что будет, я бы и слова не сказала. – От плача Роза практически не могла говорить.

Эллен нахмурилась.

– Подожди, давай по порядку. Я не поняла ни слова. Что ты кому сказала, и почему это может мне навредить?

– Тибалту! – Роза всхлипнула.

Эллен почувствовала, как страх зашевелился у нее за спиной.

– Он пришел ко мне. Сказал, что не он отец ребенка, а ты. Вел себя как муж, которому изменила жена. Я рассмеялась и сказала, что всегда принадлежала только ему одному. – Роза беспрестанно всхлипывала. – Он так разозлился и сказал мне, что не дал ни пенни на знахарку. «А кто же тогда заплатил?» – спросила я, глядя на него с недоверием. – Ты что, думаешь, у меня есть столько денег?» Ты не представляешь себе, как он на меня смотрел. У него глаза закатились от ярости, а веки дергались. Я еще никогда его таким не видела. «Это был Элан! – крикнул он. – Элан отец твоего ублюдка! Это потому, что он не хотел на тебе жениться». – У Розы от плача кровь пошла носом. – Я говорила ему, что не ты отец ребенка, но он не хотел мне верить. Он назвал меня шлюхой и оскорблял всякими другими словами – ведь он думал, что я изменила ему с тобой. И тут я ему сказала…

– Что? – вырвалось у Эллен.

– Я сказала ему, что это не может быть твой ребенок, потому что ты девушка. Он ведь был у меня единственным, Эллен.

– Роза! О нет! – У Эллен от ужаса распахнулись глаза. Роза уже билась в истерике.

– Ты понимаешь, что ты наделала?

Роза кивнула, но Эллен подозревала, что она не понимала, к чему приведет ее предательство. Эллен схватилась за голову. Казалось, перед ней разверзлась пропасть, готовая ее поглотить. Все, чего она добилась, внезапно рухнуло. Тибалт не будет молчать, и жизнь в Танкарвилле станет для нее невозможной. Более того, ее осудят за обман и либо поставят у позорного столба, либо четвертуют. Эллен задрожала.

– Мне очень жаль, Эллен, правда! Я не знаю, на что я надеялась. Может быть, на то, что все как-то уладится. Я думала, что он перестанет так глупо ревновать. Я просто хотела его вернуть. – Роза вытерла рукавом глаза. – «Девушка?» – медленно повторил он. В его голосе звучал лед, а лицо исказила страшная гримаса. Я испугалась и сразу побежала к тебе. Эллен, что же нам теперь делать?

– О, ты уже сделала достаточно. – Эллен сама удивилась своему хладнокровию.

– Пожалуйста, прости меня, я не хотела тебе навредить, не хотела! – умоляюще воскликнула Роза и, запнувшись, тихо спросила: – А правда, что это ты заплатила знахарке?

– Что? Да какое это имеет значение? Мне нужно бежать, бежать немедленно. Я даже не смогу попрощаться с Донованом и Гленной, – пробормотала она.

– Пожалуйста, не уходи! – Роза вцепилась в рукав Эллен.

– Ты обрекла меня на верную смерть! На корабле ты меня поддержала и помогла мне. Я всегда была тебе благодарна, и поэтому заплатила знахарке. Но теперь я тебе ничем не обязана. Мы были подругами, и я думала, что на тебя можно положиться!

Эллен поспешно оглянулась, раздумывая, что ей взять с собой.

– Но почему ты не можешь остаться? – Роза не хотела понимать, что она натворила своим предательством.

– Ты действительно такая дура? – прикрикнула на нее Эллен. – Мне ничего не остается, только бежать отсюда. Ты сама знаешь, как Тибалт меня ненавидит, – Бог его знает, почему! Теперь из-за твоей глупой болтовни у него есть оружие против меня, и он, несомненно, им воспользуется. Когда выяснится, кто я, за обман меня посадят в тюрьму или отправят на виселицу, а репутации Донована придет конец. Они с Гленной этого не переживут. – Говоря это, Эллен схватила свои инструменты, шапочку и передник, а затем бросилась в дом, чтобы забрать деньги и другие вещи.

Роза бежала за ней, как собачка.

– Прошу тебя, Эллен, скажи, что ты меня простила! – умоляла она.

– Ты разрушила мою жизнь, а я должна тебя простить? – крикнула Эллен. – Тебе не кажется, что это слишком много? – Она не смотрела на Розу, но слышала ее плач. – И прекрати реветь! Ты думаешь только о себе и своей спокойной совести, а что будет со мной, тебе все равно. Я не хочу все это оставлять, я здесь чувствовала себя счастливой. Но мне придется уйти, потому что ты не думаешь, прежде чем открыть рот. – Эллен снова побежала в мастерскую.

Там она столкнулась с Арно. О нем Эллен уже вообще забыла. Почему он не в деревне? Он ухмылялся так, словно узнал больше, чем мог предположить. Возможно, он их подслушивал? Что из их разговора он слышал?

– Я уезжаю из Танкарвилля. Теперь у Донована будет на тебя масса времени, так что воспользуйся этим, – бросила она ему.

– Вот уж спасибо, именно так я и сделаю! – Его отвратительная ухмылка окончательно вывела Эллен из себя. – Если он спросит, я скажу, что не знаю, где ты. Неизвестно, что ты натворил. Я не хочу в это впутываться, это может мне навредить, понимаешь? – пропел Арно медовым голосом.

– Ну, несомненно, ты же у нас невинная овечка! – Эллен закрыла за собой дверь мастерской и на мгновение прикрыла глаза.

Затем она повернулась и пошла прочь.

– Мне очень жаль, правда, поверь мне! – Роза все еще хлюпала носом.

Эллен остановилась.

– Прекрати за мной идти.

– Я что, ничем не могу тебе помочь? – Девушка умоляюще взглянула на нее.

– Пойди завтра к Доновану и скажи ему, что мне нужно было срочно уехать. – Эллен задумалась. – Скажи, что я получила важные новости из дома, или придумай что-нибудь. Он должен знать, что я уехала по уважительной причине. Нужно, чтобы Донован меня не искал. И молись, чтобы Тибалт не распускал язык, когда я уеду.

– Как скажешь, – прошептала Роза, вытирая глаза.

Все лицо девушки было покрыто грязными разводами. Эллен так и оставила ее стоять на месте и ушла, не оборачиваясь. Словно зачарованная, она шла к тракту, как обычно ходила на встречи к Гийому. Гийом уехал из Танкарвилля много месяцев назад. Господин не возместил ему потерю лошади, да еще и дал своему воспитаннику понять, что больше не хочет держать его при дворе. Он позволил ему только поучаствовать в последнем турнире, и Гийом мог думать только об этом, все остальное казалось ему неважным.

– Вот увидишь, вскоре повсюду будут прославлять меня, – сказал он ей, гордо выпятив подбородок, когда прощался.

Эллен вздохнула. Как бы то ни было, он так и не узнает, что она много лет лгала ему. Тибалт обрадовался бы возможности сообщить Гийому эту новость. При мыслях о Гийоме у Эллен стало еще тяжелее на сердце. Смогут ли они когда-то увидеться вновь?

Деревья уже начали сбрасывать свою цветистую листву, и вся земля была покрыта листьями, шуршавшими под ногами. Эллен ускорила шаг. Золотистые солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь поредевшую листву, уже не грели так, как летом. «И как такой замечательный день мог закончиться таким несчастьем?», – в отчаянии подумала Эллен и, взглянув на безоблачное ярко-синее небо, пошла еще быстрее. Возможно, ей удастся миновать лес прежде, чем станет темно. «Я все равно не знаю, куда мне идти, – размышляла она. – Может быть, нужно вернуться в Англию?» Эллен услышала за спиной стук копыт. По давней привычке она свернула с тракта и спряталась в зарослях, но было уже поздно – всадник заметил ее издалека и пришпорил коня. Когда Эллен увидела, кто ее преследует, она поняла, что ей не удастся убежать. Всадник гнался за ней и через лес. Копыта его коня разбивали грибы и мох, оставляя глубокие следы на влажной земле. Как только он догнал ее, спрыгнул на землю и бросился к ней.

– Ты невеста Сатаны, сознайся в этом! – закричал он. На мгновение его глаза приблизились к ее глазам.

– Тибалт, что тебе нужно? – Эллен отпрянула.

– Ты нас всех обвела вокруг пальца! Все эти годы ты притворялась мужчиной! Жаль, что Гийом уехал, хотел бы я взглянуть на его тупое лицо. – Тибалт бросил поводья, и конь стал мирно пощипывать травку.

Эллен увидела, что у Тибалта каждая жилочка была напряжена. Он начал медленно к ней приближаться. Девушка хотела избежать стычки с ним и стала отступать, пока не прижалась спиной к стволу огромного дуба.

– Ночами я бичевал себя розгами, пока кровь не начинала стекать по моей спине, а все потому, что я, осел эдакий, думал, что мной овладела противоестественная страсть к Элану, ученику кузнеца. От каждого взгляда твоих зеленых глаз, от каждого твоего прикосновения во мне вскипала кровь. Я все время каялся, когда вожделел тебя, а это было часто. Слишком часто. Но ты не парень, так что я каялся в том, что не было грехом! Ты мне за это заплатишь! – Глаза Тибалта превратились в узкие черные щелки.

Эллен с трудом подавила истерический смешок. Несмотря на то что она обладала необычайной для женщины силой, ей стало страшно. Не успела она понять, что происходит, как он ударил ее кулаком в лицо.

– Я выбью из тебя мужчину, порождение дьявола! – прошипел он, а в его глазах метались безумные огоньки.

Эллен почувствовала, что ее верхняя губа распухла от удара, а на подбородок потекла теплая кровь. Второй удар последовал так же быстро и неожиданно. Кожа над бровью лопнула, и кровь стала заливать ей глаза. Третий удар попал в солнечное сплетение, и ее затошнило. Эллен оцепенела от взрыва ярости Тибалта и не могла даже защищаться. Все равно у нее не было шансов против оруженосца. «Если я позволю ему бить себя, возможно, ему скоро это надоест», – подумала она и упала на землю. Ей вспомнилось, как мать порола ее ремнем: поначалу ей было очень больно, но со временем Эллен научилась отделять сознание от тела. Иногда ей казалось, что она висит под потолком и видит свое тело, лежащее на полу.

Тибалт встал рядом с ней на колени и встряхнул ее за плечи.

Эллен не сопротивлялась. Казалось, она где-то далеко-далеко отсюда, и даже не поняла, что происходит, когда он задрал ее рубашку и увидел ткань, перетягивающую грудь.

Он хрипло расхохотался и, достав охотничий нож, быстро вспорол льняную ткань, а затем медленно, с наслаждением провел кончиком лезвия вокруг ее маленьких сосков, а затем скользнул лезвием вниз, до самого пупка. Потом он отбросил нож в сторону и сорвал с девушки штаны.

– Я хотел тебя с самого первого мгновения, ведьма. А теперь ты принадлежишь мне! – Дыхание у Тибалта перехватывало от страсти и ярости. – Да будет женщина во всем покорна мужчине, – прошептал он, раздвигая ей колени.

Только сейчас Эллен поняла, что он хочет сделать, и в ужасе принялась его отталкивать.

– Ты не должен этого делать!

«Если бы он знал, что он мой брат, он бы на это не осмелился, – в панике подумала Эллен. – Нужно ему все сказать!»

– Это почему же? Ты у меня не первая девственница, – расхохотавшись, бросил он.

«Он мне все равно не поверит, и даже не станет меня слушать!»

– Прошу тебя, Тибалт, не надо! – умоляла она. Тибалт ухмыльнулся.

– А теперь ты скулишь, как и положено такой сучке, как ты. Скули-скули, только это тебе не поможет.

Эллен сопротивлялась изо всех сил, но Тибалт в своей одержимости был намного сильнее ее. Левой рукой он надавил ей на шею, а правой рукой дотянулся до промежности и грубо запустил пальцы во влагалище. Сознание Эллен помутилось, она чувствовала, что он вот-вот задушит ее. Девушка захрипела, и Тибалт немного ослабил давление на горло, чтобы она могла дышать.

– Не хочу, чтобы ты потеряла сознание. Ты должна все почувствовать! – Он ухмыльнулся и со стоном вошел в нее.

Эллен вскрикнула, когда по резкой боли поняла, что потеряла невинность.

Тибалт торжествовал. Он двигался в ней все быстрее. Чувствуя боль и унижение, Эллен в отчаянии пыталась найти хоть какой-то выход. Она повела рукой по земле и нащупала нож Тибалта. Рванувшись из последних сил, она ударила им брата.

Краем глаза Тибалт заметил движение и среагировал достаточно быстро – Эллен не удалось всадить ему лезвие в спину, оно лишь полоснуло по его предплечью. Из глубокой раны хлынула кровь, и от боли Тибалт пришел в еще большее бешенство. Совершенно обезумев, он принялся снова избивать Эллен – сначала кулаками, а затем и ногами.

«Я умру», – на удивление равнодушно подумала Эллен и потеряла сознание.


Когда она пришла в себя, ее окружала темнота. «Наверное, я умерла», – решила Эллен и попыталась пошевелиться. Казалось, ее голова была наковальней, по которой бил молот. Эллен ничего не видела и попыталась притронуться к своим глазам. Лицо у нее было опухшим и сильно болело. Когда она взглянула вверх, то увидела несколько звезд на небе. Ночь была темной, и поэтому вокруг ничего не было видно. Эллен ощупала свое тело. Рубашка по-прежнему была задрана до груди, а низ живота горел, как одна огромная рана. На четвереньках она по влажной земле подползла к своим штанам и с трудом натянула их. Опустив рубашку, она подпоясалась. Кошелек с деньгами и мешок лежали неподалеку. Вокруг пупка все болело. «Он ударил меня в живот ногой, проклятая свинья!» – вспомнила она, сделала пару шагов в темноту и снова потеряла сознание.

Когда она утром пришла в себя, то увидела лицо склонившейся над ней женщины. Дернувшись от ужаса, Эллен застонала от боли.

– Не бойся, я тебе ничего не сделаю. Как думаешь, сможешь встать, если я тебе помогу?

Эллен кивнула и, сжав зубы, попыталась подняться.

– Виду тебя просто ужасный. И что за чудовище такое совершило? – Женщина осуждающе покачала головой, не ожидая ответа.

Взяв Эллен за руку, она подставила ей свое плечо и приобняла за талию. При этом она коснулась ее груди и изумленно взглянула на девушку.

– Да ты женщина! – с удивлением сказала она. – Я приняла тебя за мужчину. Так что тебе, пожалуй, повезло.

Эллен поняла: женщина не подозревает, что Тибалт с ней сделал. Обрадовавшись, что незнакомка ничего не знает о ее позоре, Эллен, несмотря на сильную боль, попыталась сделать шаг.

– Жак, малыш, иди сюда и помоги мне! – позвала женщина, и к ним, как молодой козленок, подскочил мальчонка лет двенадцати. – Давай посадим ее на пони. Ты пока иди пешком, а когда устанешь, она с тобой поменяется.

Жак вопросительно взглянул на мать.

– Хватит ее рассматривать. Возьми ее мешок, вон он лежит, видишь? – Женщина указала за спину Эллен.

Мальчик кивнул и подбежал к мешку. Подняв его, он поморщился.

– Что еще? – спросила женщина. – Давай быстрее.

– Мешок очень тяжелый. Что у нее там? Камни?

Женщина строго посмотрела на мальчика.

– Кстати, меня зовут Клэр. Это мой сын Жак. Ты можешь назвать нам свое имя?

– Элленвеора, – хрипло ответила девушка.

– Ох, почти как королева. Слышишь, Жак? – Клэр почему-то обрадовалась.

Эллен с трудом улыбнулась.

– Ладно, хватит любезничать! – Клэр взяла бурдюк с водой и поднесла его Эллен ко рту. – Ты наверняка хочешь пить.

Только сейчас Эллен ощутила жжение в горле и с благодарностью кивнула. Сделав пару глотков, она закашлялась.

– Нужно как-то посадить тебя на пони. Ты умеешь ездить верхом?

Эллен покачала головой.

– Никогда не пробовала.

– Это ничего. Учитывая, как ты выглядишь, мы все равно не сможем двигаться быстро. Главное, чтобы ты держалась за гриву лошадки и не упала. – Клэр ободряюще ей улыбнулась.

Жак, как и многие мальчики в его возрасте, был не особо разговорчив, да и помочь Эллен толком не мог.

– Куда вы едете? – спросила Эллен через некоторое время, когда с облегчением поняла, что они удаляются от Танкарвилля.

– Мы родом из Бетюна, это во Фландрии.

– Это далеко отсюда? – обеспокоенно осведомилась Эллен.

– Неделя, может быть, две недели езды, – ответила Клэр.

– Можно мне немного проехать с вами?

– Конечно, если ты думаешь, что осилишь дорогу, то можешь доехать с нами до самого Бетюна.

– Спасибо, – Эллен с благодарностью кивнула. Она была рада, что их путь неблизок.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ СТРАНСТВИЯ

Монастырь Сент-Агат, ноябрь 1166 года

Первую ночь они провели в лесу у костра, но от холода так и не смогли заснуть, поэтому вечером следующего дня они решили остановиться в маленьком женском монастыре, стоявшем посреди леса. Угольщица, с которой они встретились по дороге, посоветовала им попросить там приюта. Солнце почти зашло, и воздух снова сделался влажным и холодным, так что изо рта путников вырывались облачка пара.

– Элленвеора, слезай! – приказала Клэр, соскочив с коня, и постучалась в тяжелую деревянную дверь.

Привратница открыла смотровое окошко и спросила, что им нужно.

– Мы замерзли и просим вас приютить нас на ночь, дорогая сестра. Меня зовут Клэр, я ремесленница и еду домой вместе с сыном Жаком. По дороге домой, в Бетюн, мы обнаружили эту несчастную девушку. На нее напали и сильно избили, посмотрите сами! – Клэр подтолкнула Эллен к смотровому окошку.

– Что-то не похожа она на девушку, – ворчливо сказала привратница.

– Не обращайте внимания на одежду. Вся она была изорвана, а у меня с собой было несколько старых вещей мужа, и я дала ей их, чтобы она могла прикрыть свою наготу. Я пыталась продать вещи на рынке, но никто не захотел их покупать, – объяснила она, и Эллен удивилась тому, что Клэр ради нее лжет.

Тут в голове у Эллен все закружилось, и она упала. К счастью, Клэр успела ее подхватить.

– Сестра Агнесс – лекарь. Я ее позову, подождите, – бросила привратница и закрыла окошко.

Вскоре с левой стороны от них в стене открылась маленькая дверца, которую раньше никто из них не замечал. Оттуда вышла миловидная сестра и подошла к ним.

– Я сестра Агнесс. Наша сестра-привратница сказала, что вам нужна моя помощь.

Тем временем лес вокруг монастыря погрузился во тьму, и в сумерках видны были лишь стволы близлежащих деревьев. Сестра Агнесс кивнула Клэр, а затем озабоченно повернулась к Эллен. Высоко подняв светильник, она осмотрела девушку.

– Ваше лицо выглядит просто ужасно. Тело тоже болит?

– Да, все тело болит, – пожаловалась Эллен. Она едва держалась на ногах.

– У нее кружится голова, и она только что чуть не упала в обморок, – поспешно сказала Клэр.

Монашка быстро легонько ощупала Эллен.

– Кажется, два ребра сломаны, но я не уверена, – пробормотала она.

Эллен было щекотно, и она чуть не рассмеялась.

Стараясь, чтобы это выглядело как осмотр, монашка ощупала ее грудь – очевидно, она должна была проверить, действительно ли Эллен женщина.

– Пора уже войти внутрь, как вы думаете? – Сестра Агнесс посветила на Клэр, а затем повернулась к Жаку.

– Ты, конечно, еще растешь, и тебе, несомненно, хочется есть, не так ли?

Жак энергично закивал.

– Ну что ж, тогда я схожу к сестре-кухарке и попрошу, чтобы она дала тебе порцию побольше.

Жак довольно улыбнулся.

– Сынок, скажи спасибо, – шепнула ему мать.

Хотя он был такого же роста, как и сестра Агнесс, она потрепала его рукой по голове, как маленького ребенка.

– Открой дверь, сестра Клементина! У нас гости к ночи! – громко крикнула она.

Привратница отодвинула тяжелый железный засов и открыла дверь. Эллен заметила, что она крупнее и сильнее сестры Агнесс, – вероятно, поэтому она была привратницей. Несмотря на ее рост, она казалась более испуганной, чем хрупкая, невысокая сестра Агнесс.

– Девушка в мужской одежде, – пробормотала привратница, качая головой. – Ну надо же!

Эллен и Клэр обменялись заговорщическим взглядом и пошли за монашками по узкому коридору. От мерцания светильников на стенах танцевали беспокойные тени.

– Мы сообщим матушке настоятельнице о вашем появлении, и вскоре она вас примет. Пройдемте со мной. – Сестра Агнесс повернулась к Эллен, когда они подошли к лестнице. – А вы идите с сестрой Клементиной, она вас накормит и покажет вам, где вы сможете поспать, – сказала она Клэр и Жаку. – Сестра Клементина, будьте так любезны, попросите сестру-кухарку дать нашему юному гостю порцию побольше. Я ему обещала. – Сестра Агнесс подмигнула Жаку.

– Как скажете, дорогая сестра. – Привратница покорно опустила взгляд. – А вы уверены, что справитесь сами?

Кивнув, сестра Агнесс открыла дверь в помещение монастыря, где лечили больных.

Висевшие на степе два факела освещали комнату. Здесь было чисто и пахло травами. Взгляд Эллен упал на стол, рядом с ним стояли два стула. На столе не было ничего, кроме тарелки и кружки с водой. У стены стояли железные полки с горшками разных размеров, небольшими корзинами и двумя плетеными ящичками. Правый глаз Эллен пульсировал от боли, но она продолжала осматриваться. Слева у стены находились две низкие деревянные кровати, разделенные занавеской. На одной из кроватей кто-то лежал. Сестра Агнесс подвела Эллен поближе.

– Сестра Берта, не пугайтесь, – прошептала она. – У нас сегодня гости.

Женщина, лежавшая на кровати, медленно повернулась. Эллен никогда еще не видела такого морщинистого лица. Старушка была очень слабой и едва могла говорить, но в ее глазах светилась доброта и мудрость. С трудом кивнув, она протянула к Эллен дрожащую руку.

Эллен почтительно прикоснулась к узловатым пальцам и нежно погладила руку старушки, а затем осторожно положила ее обратно на простыню. Голова женщины и сейчас была накрыта монашеским покрывалом, из-под которого не выбивался ни один волосок.

– Сестра Берта – самая старая сестра в нашем монастыре. Она уже дано не встает. Мы помещаем в ее келью больных, чтобы она не оставалась одна. Я провожу большую часть времени здесь, рассказываю ей о проповедях и молитвах нашей матушки и о разных смешных происшествиях с нашими ученицами. Я объясняю ей действие целебных трав и передаю всяческие новости. У нас тут редко бывают гости, – сестра Агнесс с любовью погладила сестру Берту по щеке, но старушка уже заснула и тихонько похрапывала. – Так что же с тобой случилось?

– Нафали, – объяснила Эллен. Из-за распухших губ она шепелявила.

Чтобы ее не вынуждали давать пояснения, Эллен скривилась еще больше.

Сестра Агнесс кивнула и присмотрелась внимательнее к ранам на лице Эллен.

– Возможно, у тебя сломан нос, – пробормотала она и попросила Эллен осторожно снять рубашку, чтобы можно было осмотреть ее грудную клетку.

Когда Эллен легла, ей стало легче. Ей было щекотно от прикосновений тонких пальцев монахини. Живот вокруг пупка посинел.

– Тебя несколько раз сильно ударили ногой, – с сочувствием произнесла сестра Агнесс. – Господь видел это и на Страшном суде призовет грешника к ответу. – Покачав головой, она перекрестилась.

При мысли о том, что это видел Господь, Эллен стало стыдно, и она отвернулась.

– Ты отхаркивала кровью после того, как тебя били? – обеспокоенно спросила сестра Агнесс.

Эллен покачала головой.

– Такие удары могут иметь плохие последствия. Иногда больному кажется, что ему стало легче, а через два дня он внезапно умирает. – Сестра Агнесс вздохнула и поспешно добавила: – Прости, я не хотела тебя пугать. Иногда мне лучше держать рот на замке.

Встав, сестра подошла к железной полке. Эллен не понимала, откуда она знает, насколько опасны такие удары, но так и не смогла додумать эту мысль до конца – у нее кружилась голова.

На полках у сестры Агнесс царил идеальный порядок, и она быстро нашла нужную коробочку. Вытащив пригоршню сушеных листьев, онасказала:

– Мать-и-мачеха. Ее настойка облегчает дыхание. Я каждый день даю ее сестре Берте. Для тебя я тоже сделаю настойку, но ты не будешь ее пить. Мы промоем ею твои раны, а затем я сделаю тебе компресс из зверобоя. – Сестра Анна указала на небольшой горшок с масляными потеками на стенках. – Мать-и-мачеху нужно хранить в сухом месте и быстро использовать, иначе она сгниет. Но она всегда растет в пашем саду. Я совсем недавно насушила листьев, потому что сестра Берта сильно кашляла.

Болтая, она взяла треножник и поставила его в небольшой очаг. Она бросила в огонь пучок трав и немного сухих веток, чтобы пламя быстро разгорелось. По комнате разлился приятный запах.

Веки Эллен сделались тяжелыми, и она уснула. Когда она проснулась, настойка была уже процежена и даже немного остыла.

Взяв льняную ткань, сестра Агнесс промыла раны Эллен настойкой, осторожно удаляя засохшую кровь. Было очень больно, но Эллен стиснула зубы.

– Я еще раз осмотрю твой нос. Осторожно, сейчас будет больно, – предупредила она Эллен и ощупала ее переносицу, но затем покачала головой. – Ничего, кажется, нос не сломан.

Монашка закончила осмотр и смазала лицо, ребра и живот Эллен маслом зверобоя.

Хотя руки у сестры Агнесс были очень нежными, от каждого ее прикосновения Эллен пронзала боль.

– Несколько дней ты должна избегать солнечных лучей, иначе на коже останутся уродливые пятна. Но сама увидишь, зверобой – идеальное средство для заживления ран, да и при кровоподтеках он помогает.

Эллен успела только кивнуть и тут же снова уснула. В следующий раз она проснулась уже утром. После того как Эллен съела на завтрак кусок мягкого хлеба, который обычно пекли только для беззубой сестры Берты, сестра Агнесс еще раз обработала ее раны.

– Отеки уже немного спали, да и глаз выглядит намного лучше.

Она как раз снова наносила на раны масло зверобоя, когда в келью вошла Клэр.

– Ну что, Элленвеора, как у тебя дела? – Клэр нежно погладила ее руку.

– Уфе полутфе, – сказала Эллен, улыбнувшись тому, что она так забавно разговаривает.

– Челюсть сильно повреждена, но не сломана. Ей повезло, – сказала сестра Агнесс.

– Повефло? – У Эллен защемило сердце. У нее было совсем другое представление о везении.

– Матушка настоятельница после рассказа сестры Агнесс предложила нам задержаться тут, пока тебе не станет лучше. Так что мы подождем твоего выздоровления.

– А рафве вам не нуфно домой? – Эллен едва могла шевелить губами.

– Конечно, нужно, но что такое пара дней по сравнению с целой жизнью? – Клэр пожала плечами и ободряюще улыбнулась. Ей казалось само собой разумеющимся подождать, пока Эллен сможет идти с ними. – А когда мы пойдем, то попросим сестру Агнесс дать нам для тебя немного ее мази, как думаешь?

Эллен вопросительно посмотрела на сестру Агнесс.

– Через пару дней раны уже затянутся. Затем ей придется пользоваться мазью, которую я приготовлю, и вскоре она уже будет выглядеть точно так же, как и раньше, – улыбнувшись, ответила монашка.

– Фто, не лутфе? – Эллен тоже улыбнулась.

– Этого я тебе обещать не могу. – Сестра Агнесс рассмеялась. – Но, как я вижу, ты в состоянии шутить, и это уже хорошо.

– Так мы останемся, пока ей не станет лучше, да? – переспросила Клэр.

Сестра Агнесс кивнула, а Эллен посмотрела на обеих женщин.

– Фпафибо, – тихо сказала она.


Эллен наслаждалась покоем, царящим в монастыре, уходом сестры Агнесс и вкусной пищей, которой ее кормили. Она спала почти целыми днями, а по вечерам к ней приходила Клэр. Она рассказывала Эллен о поручениях, которые она выполняла для монашек, и о том, как здесь нравилось Жаку, ведь он должен был лишь наносить немного воды и насобирать дров, а за это получал двойную порцию обеда.

С каждым днем Эллен все больше набиралась сил, и уже через неделю была в состоянии двигаться дальше. Лицо и живот по-прежнему были покрыты синяками, но раны на брови и губах уже зажили.

На шестой день, незадолго до восхода солнца, они двинулись в путь. Позавтракав, они попрощались с сестрой Агнесс и другими монашками и направились в сторону Бетюна. Деревья вдоль дороги были белыми от инея. Ветки, листва и даже выступавшие из земли корни были покрыты ледяными кристаллами. Когда взошло солнце, иней стал нежно-розовым, а вскоре начал таять.

– Если будем идти быстро, то через неделю уже будем дома, – пробормотала Клэр, обращаясь к сыну.

Было очевидно, что тому не хочется идти по такому холоду пешком только потому, что на его пони ехала Эллен.

Эллен не испытывала никакого сочувствия к мальчику. Она еще никогда не ездила на пони – в конце концов, человек и сам может идти с той же скоростью. Ее раздражало вызывающее поведение мальчика. В его возрасте она выдерживала и не такое, а ведь она была девочкой. Жак продолжал ковылять с недовольным выражением лица, демонстрируя, как ему не нравится то, что ему нельзя ехать на пони, и в конце концов Эллен остановилась. Сцепив зубы, она слезла с лошади и протянула ему поводья.

– Я вижу, ты сердишься из-за того, что твоя мама отдала мне пони. Я уж лучше пойду пешком. – Она постаралась, чтобы ее голос звучал холодно и вежливо.

Жак побледнел.

Эллен показалось, что он либо расплачется, либо забьется в истерике.

Но мальчик лишь энергично замотал головой и побежал вперед, словно за ним гнался сам дьявол.

Очевидно, он решил все-таки идти пешком, и Эллен снова забралась на пони. К, счастью, пони оказался достаточно терпеливым созданием и не стал дергаться, когда Эллен принялась ерзать на его спине.

Жак больше не капризничал. Он старался быть вежливым с Эллен и даже стал дружелюбнее вести себя с матерью.

– Мне кажется, ты ему нравишься, – удивленно сказала Клэр на следующий день. – Он не такой, как другие дети.

Эллен была с ней не согласна. Ей он казался слишком капризным и невоспитанным. «Наверное, мать просто его балует», – подумала девушка.

– Он немного, ну… как бы это сказать? Глуповатый. – Клэр смущенно улыбнулась.

Эллен удивленно взглянула на нее. Ей Жак вовсе не казался ограниченным, но, судя по словам Клэр, она имела в виду именно это.

– Он просто должен быть собраннее, – немного смутившись, сказала Эллен.

– Может быть, и так. Наверное, я с ним недостаточно строга. Его отец, царствие ему небесное, умер два года назад. – Клэр перекрестилась. – Одной трудно воспитывать мальчика. – Она смущенно пожала плечами. – Я работаю в мастерской мужа, хотя все в деревне ждут, что я приведу в дом нового мастера. Если бы я была прядильщицей или ткачихой, то я могла бы сама работать в мастерской, но я делаю ножны и перевязи, и одной мне нелегко этим заниматься, – объяснила она.

У Эллен дыхание перехватило от счастья, когда она узнала, чем занимается Клэр.

– Пожалуйста, позвольте мне помогать вам. Так я отплачу вам за вашу доброту. Я быстро учусь, и у меня ловкие руки. Вы наверняка будете мной довольны! – умоляющим тоном попросила она.

– Хорошо, договорились! – Клэр улыбнулась и оставшуюся дорогу рассказывала Эллен истории о жителях своей деревни.

Она рассказала Эллен о каждом из них, и когда они прибыли в Бетюн, у Эллен возникло ощущение, что она уже давно здесь живет.

Деревушка Боври состояла примерно из тридцати низеньких хижин, сооруженных из досок и глины, крытых соломой. Домики расположились вокруг деревенской площади или по сторонам тракта, к каждому из них примыкал небольшой огород и вспаханное поле. В центре деревни возле колодца росли две старые липы, а за ними виднелась каменная церковь, построенная совсем недавно. Соседи Клэр очень обрадовались ее приезду и сердечно приветствовали ее, а Эллен они с любопытством рассматривали. Клэр на следующий день принялась за работу, но она настояла на том, что Эллен нужно отдохнуть.

В первое время Эллен много спала, но вскоре ей стало скучно, и она долго упрашивала Клэр, пока та наконец не разрешила ей поработать в мастерской.

Ножны делали за длинным столом, на котором были разложены деревянные заготовки, лен, кожа и кусочки меха. В очаге горел огонь, потому что ножны невозможно было изготовить без использования теплой глины. Эллен села в мастерской и стала наблюдать за Клэр. В Танкарвилле она видела, как делаются такие ножны – их нужно было изготавливать, учитывая форму лезвия меча. Внутреннюю сторону деревянных ножен оклеивали шкурой коровы, козы или лани, причем направление роста ворсинок должно было идти к острию меча. Ножны подходили к клинку, если шкура с мехом препятствовала выскальзыванию оружия. После того как шкуры были закреплены на обеих половинках ножен, Клэр склеивала половинки и скрепляла их пропитанной глиной льняной тканью, которую затем украшала кусочками благородной ткани или кожи. Чтобы защитить острие меча, в конце процесса изготовления ножен к дереву крепился металлический наконечник – оковка. Большинство оковок были латунными. Их делали кузнецы. Иногда, если меч был каким-то необыкновенным, для его ножен оковку делали из благородных металлов – серебра или золота. Затем ножны специальным образом крепились узкими кожаными полосками к поясу – получалась перевязь.

На следующий день Эллен села за стол вместе с Клэр и стала помогать ей. Казалось, так было всегда. Первое время Эллен мало говорила. Она работала, ела три раза в день вместе с Клэр и Жаком, а по ночам спала в мастерской.

– Сегодня ярмарка, нужно наконец купить ткань и сшить тебе что-нибудь пристойное, – сказала однажды Клэр и, обойдя вокруг Эллен, осмотрела ее с головы до ног. – Тебе нельзя так идти в церковь, в мужской-то одежде. В это воскресенье ты непременно должна пойти со мной. Тебе этого никак не избежать. Ты здесь уже три недели, и если ты снова не пойдешь в церковь, то все подумают, что ты что-то скрываешь. – Клэр искоса взглянула на Эллен, а та опустила взгляд.

Ее раны уже зажили, и только на лице осталась пара зеленовато-желтых пятен после синяков. У нее уже ничего не болело, но она страдала от сильной тошноты. Утром и вечером она чувствовала себя хуже всего. Поначалу она с ужасом вспоминала слова сестры Агнесс, думая, что умрет от тех ударов в живот. Однако ей все же удалось выжить, но тошнота не проходила. Чтобы скрыть это от Клэр, Эллен вставала раньше остальных и, когда на нее нападали приступы рвоты, уходила в сад.

– Пойду возьму свой кошелек, и отправимся на рынок, – сказала она Клэр и с усилием улыбнулась – ей снова было плохо.

У одного старого торговца они приобрели кусок синей шерсти, которого хватало на платье. Эллен долгие годы ходила в одной и той же одежде, а когда выросла из вещей Адама, Донован дал ей свой старый камзол, а Гленна сшила новую рубашку. Клэр отмыла кровь, оставшуюся на одежде Эллен после издевательств Тибалта, и зашила небольшую дыру на ее рубашке. Эллен казалось, что эту одежду еще вполне можно носить, и при мысли о том, что ей придется надеть что-то другое, ее бросало в холодный пот. Эта одежда предопределяла ее жизнь и долгие годы была ее верной защитой – девушка просто не могла от нее отказаться и не хотела носить платье.

– Сейчас я сильно потею, – сказала она, – кроме того, я испачкаю новое платье глиной. Дай мне сначала немного привыкнуть к работе, – попыталась она переубедить Клэр.

Так платье оказалось несшитым, и в следующее воскресенье Эллен по-прежнему нечего было надеть в церковь. Как обычно, Эллен встала раньше остальных, потому что ее опять сильно тошнило. Она выбежала в сад. Земля там была влажной – все последние дни шел дождь. Поскользнувшись и чуть не упав в грязь, девушка спряталась за кустом. Ее вырвало. «Господь карает меня за мои грехи. Кто-нибудь меня увидит». Она испугалась и стала лихорадочно соображать, что же придумать, чтобы не идти в церковь. Отсутствие платья на этот раз было плохой отговоркой, но другой Эллен придумать не могла – Клэр уже увидела ее в саду и поспешно подошла к ней.

– Я тебя везде искала. Что ты тут делаешь, за кустами? Давай, нам нужно торопиться, скоро начнется служба. О Господи, да ты все еще в старой одежде! На следующей неделе обязательно сошьем тебе платье, а сейчас надень мой плащ, – трещала Клэр, не замечая, какая Эллен бледная.

Уже слабо понимая, что происходит, Эллен позволила Клэр надеть на себя плащ. «Когда священник укажет на меня перстом, всем станет известно о моих грехах, я умру от стыда, земля разверзнется, и меня поглотит ад», – мрачно думала девушка, молча шагая за Клэр к церкви.

Почти все жители деревни уже собрались в каменной церкви. Эллен с любопытством наблюдала за людьми, с половиной из которых она уже успела познакомиться. Все болтали друг с другом, не обращая на нее ни малейшего внимания. Перед алтарем стоял богато одетый мужчина, увлеченный разговором со священником.

– А что это за рыцарь? – шепотом спросила она у Клэр, осторожно указав на него пальцем.

– Это местный законник. Он построил эту церковь, когда родился его старший сын. А за его спиной стоит Аделаиза де Сен-Пол, его жена, – сообщила Клэр. – Она настоящая властительница Бетюна.

Эллен кивнула. Ей очень хотелось поближе увидеть госпожу Бетюна, но это было неприлично, так что она отвела взгляд и стала рассматривать остальных прихожан: старушки уже молились, нетерпеливые дети топали ногами, мужчины и женщины болтали, а какая-то молоденькая девушка оглядывалась по сторонам, словно ожидая тайного знака своего возлюбленного. Когда священник начал службу, в церкви стало тихо, но Эллен не удавалось сосредоточиться на том, что он говорил. Она все время ждала, что в наказание за ее преступления церковь поразит молния или произойдет что-либо еще более ужасное. Когда все прихожане стали хором произносить молитву «Отче наш», Эллен вспомнился Гийом, и она почувствовала, как ей его не хватает. Внезапно в церкви стало тихо, и Эллен испугалась, по месса закончилась без происшествий.

Когда Эллен и Клэр выходили из церкви, за ними выбежала маленькая девочка и споткнулась. Прежде чем та успела упасть, ее подхватила богато одетая дама.

– Что ж ты убегаешь от меня, ангел мой? – пожурила она ребенка, качая головой.

Голосу женщины был нежным и мелодичным. Взяв ребенка на руки, она приветливо улыбнулась Клэр и Эллен.

– Она у вас просто чудо, госпожа, – сказала Клэр и погладила крошку по руке.

– Ну что, как у тебя дела, Клэр? – спросила женщина, с любопытством взглянув на Эллен.

– Благодарю вас, госпожа, у меня все в порядке. Позвольте мне представить вам мою новую работницу. Ее зовут Элленвеора, она помогает мне в мастерской.

Эллен сделала книксен, как ее учила Клэр, и извинилась за синяки на лице, объяснив их нападением разбойника. Дама с сочувствием посмотрела на нее и уже хотела погладить девушку по щеке, как какая-то молодая женщина закричала:

– Смотрите, вон там! – Женщина беспомощно размахивала руками. – Ребенок упал в реку, почему никто его не спасает?

Властительница Бетюна обернулась.

– А где Бодуэн, его никто не видел? – Внезапно в голосе женщины послышалась паника.

Нянька виновато покачала головой, а Эллен, не помня себя, бросилась к реке. Из-за дождей речка вышла из берегов, и бурлящая вода принесла ил и ветки. Эллен не видела ребенка и напряженно вглядывалась в поверхность реки, пока не заметила какое-то движение. Тогда она сломя голову бросилась в воду. Со времен Орфорда она не плавала, на мгновение у нее от холода перехватило дыхание. Она изо всех сил стала плыть к ребенку, но в том месте, где она видела крошечное тельце, сейчас уже ничего не было. Эллен нырнула. Вода была мутной, и у Эллен начали болеть глаза. Она двигала в воде руками, надеясь найти ребенка, по ей уже не хватало воздуха, и она начала выныривать, но внезапно что-то потянуло ее на дно. Девушка в ужасе засучила ногами и вдруг почувствовала ладонью руку мальчика. Прижав его к себе, она оттолкнулась ногами от дна и потянула ребенка наверх. Малыш бессильно болтался в ее руках. Эллен отчаянно сражалась с течением, уносившим ее вниз по реке. Двое деревенских мужчин протянули ей ветки, и, схватившись за одну из них, Эллен выбралась с мальчиком на берег, где ее подхватили чьи-то руки. Малыш лежал на берегу – бледный и безжизненный, но никто из стоявших вокруг даже не пошевелился.

– Очнись! – в ужасе закричала Эллен и затрясла маленькое тельце. – Прошу тебя, Господи, дай ему жить! – еле слышно взмолилась она и надавила мальчику на грудь.

Внезапно тот закашлялся, выплевывая воду, и жители деревни возликовали. Они свистели и кричали, а спасенный мальчик удивленно оглянулся. Эллен улыбнулась ему, не помня себя от счастья.

– Ты ангел? – спросил ее малыш.

Эллен покачала головой, но, судя по выражению лица ребенка, он ей не поверил.

– Бодуэн! – закричала госпожа, бросившись к ним. Прижав ребенка к груди, она повернулась к Эллен. – Слава Богу! Ты спасла моего сына! – с благодарностью сказала она, прижимая мальчика к груди.

Тот обнял мать и расплакался.

Только теперь Эллен рассмотрела, насколько красива госпожа. Ее нежное лицо с правильными чертами обрамляли каштановые волосы, и вся она была окружена аурой счастья.

– Я буду вечно тебе благодарна. Я твоя должница… Если я когда-нибудь смогу тебе помочь, обязательно приходи ко мне!

Эллен кивнула, хоть и не верила в такие обещания. Дворяне слишком часто забывают, что они кому-то должны, – так ей всегда говорила Эльфгива.

– Пойдемте, госпожа! Холодно, ребенок мерзнет, и вы вся вымокли, – сказал один из рыцарей.

– Готье, дайте… как тебя зовут, дитя мое?

– Элленвеора, госпожа.

– Дайте Элленвеоре покрывало, чтобы она не заболела, и заверните во что-нибудь Бодуэна, – приказала она и повернулась к Эллен. – Я буду молиться за тебя, чтобы Господь исцелил не только твое тело, но и твою душу, – тихо добавила она и ушла.

Эллен замерла на месте. Дрожа, она натянула на плечи покрывало, которое дал ей рыцарь. Возможно, госпожа была провидицей?

– Когда у крестьян какие-то проблемы, они идут к ней и просят о помощи, – сказала Клэр, подошедшая к Эллен. – У нее всегда найдется добрый совет. Ее здесь все любят. Каждый из нас отдал бы за нее свою жизнь. Сегодня ты оказала деревне большую услугу! – Было очевидно, что Клэр гордится поступком Эллен.

– Мне так холодно! – У Эллен стучали зубы.

– О Господи, вот я глупая! Пойдем скорей домой, ляжешь в мою кровать, и мы положим туда нагретый камень, а то простудишься! – Клэр потащила Эллен через толпу односельчан, которые приветливо похлопывали ее по плечам, выражая свое восхищение.

Остаток дня Эллен провела в постели.

Клэр натянула веревку в мастерской и развесила одежду Эллен, чтобы та просохла. Вечер в теплой постели пошел Эллен на пользу, и она совсем не простудилась. Вот только тошнота с каждым днем становилась все сильнее, и однажды Эллен стало ясно: она беременна.

– Будь ты проклят! Да лишит тебя Господь мужской силы, и да не зародится семя в твоих чреслах. Да не сможешь ты обрюхатить больше ни одну женщину, никогда, никогда, никогда! – Эллен все время твердила про себя это проклятие.

Она знала только один способ, как можно было избавиться от ребенка: нужно было засовывать во влагалище корни петрушки и менять их каждые два дня. Собирая корни, она чувствовала угрызения совести. То, что она собиралась сделать, было грехом. Это было запрещено, но она не могла сохранить ребенка! Тибалт над ней надругался, и к тому же он был ее братом, а у брата и сестры не должно быть детей. Это тоже грех. Один Господь будет им судьей. Скрепя сердце, Эллен приняла решение, которое считала единственно правильным, и на следующую ночь проснулась от ужасных болей в животе. Ей не было так больно даже в тот момент, когда Тибалт бил ее ногами в живот. Чтобы не разбудить Клэр и мальчика и скрыть свой ужасный поступок, Эллен взяла свой сверток, вышла из мастерской и с трудом побрела в дубовый лес, который примыкал к деревне. Дорогу ей освещал слабый свет луны. Через некоторое время она упала от боли. Лишь страх, что ее разоблачат, удержал ее от того, чтобы закричать, когда судороги стали еще сильнее. «Ах, Роза, какой же ты была храброй», – подумала она. Мысль о бывшей подруге и их общей судьбе помогла ей сохранить спокойствие. Эллен вытащила пару старых, но чистых льняных тряпок из мешка и расстелила их у себя между ног. Застонав от боли, она почувствовала, что ее тело вытолкнуло окровавленный комок. Не решаясь взглянуть, что это было, она замотала комок в тряпку и, плача, закопала его. Бормоча про себя молитву, она чувствовала, как кровь стекает по ее дрожащим ногам.


– Элленвеора, прошу тебя, очнись! Бога ради, скажи мне, что произошло? – Клэр трясла ее за плечо, и в ее голосе явственно слышался страх.

Эллен пыталась повернуть голову, но ей это не удавалось сделать. Голова раскалывалась от боли. Девушка попыталась открыть глаза.

– Откуда у тебя кровь на рубашке? Пресвятая Дева Мария, сохрани Элленвеору! – молилась Клэр.

Ее голос, казалось, звучал издалека, и Эллен едва его слышала.

«Почему за меня должна заступаться именно Дева Мария?» – с удивлением подумала Эллен, но ее страх сменился теперь теплым чувством покоя. Она ощутила себя легкой, как перышко на теплом весеннем ветру, который нес ее в великолепный светлый край. «Должно быть, это рай, – подумала Эллен, совершенно счастливая. – Господь простил меня, он не отправит меня в ад!» И тут она начала плакать. Горячие слезы катились по ее холодным щекам, стекая к ушам.

– Эллен, прошу тебя, останься, – звала ее Клэр.

Затем Эллен почувствовала, как ей растирают руки и ноги, занемевшие от холода.

– Я на небесах, – прошептала Эллен, не открывая глаз.

– Нет, ты полумертвая лежишь в лесу, и если я не отведу тебя домой, ты умрешь. Так что соберись с силами. – Эллен услышала строгие нотки в голосе Клэр и слабо улыбнулась.

– Сейчас мне не больно, совсем уже не больно, – прошептала она.

– У тебя жар, – заявила Клэр, прикоснувшись к ее горячему лбу. – Нужно отвести тебя домой. Ты сможешь идти, если я буду тебя поддерживать?

Эллен по-прежнему была в предобморочном состоянии, но попыталась подняться. Клэр поддерживала ее за талию, положив руку Эллен себе на плечо. Им все время приходилось останавливаться.

– Я больше не могу. Оставь меня здесь и дай мне спокойно умереть, – попросила Эллен, когда они вышли из леса.

– Ничего, мы дойдем. Я отведу тебя домой и выхожу, и тогда ты расскажешь мне все: почему на тебя напали, почему ты по-прежнему ходишь в мужском платье и кто отец ребенка. Я доверилась тебе, хотя ничего про тебя не знала, так что ты должна будешь рассказать мне всю правду, не забудь об этом.

– Правда вам не понравится. – Эллен всхлипнула.

– Это уж я сама буду решать. Сперва нужно сбить жар, тогда ты выздоровеешь.

Следующие несколько дней Эллен была словно в тумане. Она была слишком слаба, чтобы есть, но, не сопротивляясь, пила все, что давала ей Клэр. Время от времени она проваливалась в беспокойный сон, полный ужасных видений. Лицо из мертвенно-белого стало красным, жар усиливался, и у нее начались судороги. На четвертый день она вскинулась от ужаса: ей приснилось, что за ней гонится Тибалт с искаженным от ярости лицом! Эллен была по-прежнему слаба, но уже осознавала окружающую ее реальность. Она осмотрелась. Клэр лежала на полу рядом с пей и крепко спала. Было темно и тихо, очевидно, была ночь. Предрассветные сумерки играли тенями на столе и стенах. Тибалт был лишь наваждением из кошмарного сна. Эллен с облегчением откинулась на мягкую подушку, на которой обычно спала Клэр. Волосы у нее на голове слиплись. Натягивая простыню до подбородка, она заметила, что лежит в постели голая, и только между ног у нее была сложенная льняная тряпка. Эллен с трудом попыталась припомнить, что же произошло, и перед ее глазами промелькнули чудовищные картины. Когда она все осознала, то от стыда готова была провалиться сквозь землю. Должно быть, Клэр положила ей между ног льняную тряпку, чтобы кровь не залила простыни. Обессилев, Эллен снова заснула. На этот раз сон был без сновидений. Температура у Эллен постепенно снижалась.

На следующее утро Эллен проснулась, ощущая аппетитный запах молочной овсяной каши. Она хотела сесть в кровати, но тут же застонала от боли.

– Ты как? – Клэр дружелюбно улыбнулась ей.

– Вы меня тут что, четвертовали? Почему у меня все так болит? – Эллен слабо улыбнулась.

– У тебя были судороги от жара. Временами мы думали, что ты не выживешь. Неудивительно, что у тебя все болит.

– Мы? Неужели Жак тоже знает, что произошло?

– Нет, не волнуйся, я сразу отправила его в замок. Я не знала, что делать, и послала его за госпожой. Она оставила его в замке. Жак думает, что остался там, чтобы научить ее сына резьбе по дереву. Он у меня умеет делать чудесные вещи, знаешь ли? Ему нужен только хороший нож, точильный круг и кусок сухого дерева. Это отец его научил. – Клэр почесала себе нос.

– О Господи, и что вы ей сказали?

– Ничего лишнего. Она ни о чем и не спрашивала, только помогла тебе. Если ты захочешь ей что-то рассказать, она тебя выслушает, но если это что-то противозаконное, то она тебя не пощадит. Думаю, поэтому она и не спрашивает – не хочет знать, была ли на то воля Господа или твоя. А вот я хочу выслушать все, без приукрашиваний, во всех подробностях. Пожалуйста, расскажи мне все с самого начала. – Клэр сказала это, улыбнувшись, но достаточно жестко, чтобы Эллен поняла, насколько серьезно она к этому относится.

Положив в тарелку горячей овсяной каши, она добавила туда меда.

– Мед тебе она принесла. Чтобы ты быстрее выздоравливала. – Клэр вдохнула аромат каши и протянула миску Эллен.

Эллен медленно, с наслаждением принялась есть кашу.

– Никогда еще не ела ничего вкуснее! – Она улыбнулась. Клэр улыбнулась ей в ответ.

– Вот, возьми! Она сказала, что ты в день должна выпивать по пять стаканов настойки. Нелегко было вливать тебе лекарство, когда ты была без сознания.

Выпив настойку, Эллен почувствовала, что мочевой пузырь полон, и оглянулась. Обнаружив ночной горшок, Эллен осторожно заползла под простыню, вытащила тряпки и натянула рубашку, лежавшую в изголовье кровати. Судя по всему, рубашка когда-то принадлежала мужу Клэр. Эллен поковыляла к горшку. Все вокруг нее кружилось, и даже дышать было трудно, словно ей на грудь давил огромный камень. Она осторожно села на горшок. Мочевой пузырь настолько раздулся, что ей было больно справлять нужду. Закрыв ночной горшок крышкой, она отодвинула его в сторону и поплелась обратно к кровати. Сажала ли ее Клэр на горшок, когда она была без сознания? Этого Эллен не помнила. Она снова закрыла глаза.

– Я думаю, самое плохое уже позади. Кровотечения больше нет, да и температура уже нормальная, но тебе нужно полежать.

Эллен казалось, что голос Клэр доносится до нее издалека. Вскоре она уснула. Проснувшись вечером, она почувствовала себя намного лучше.

– Теперь все будет хорошо. Когда у тебя был жар, ты бредила, и я опасалась за твой рассудок и даже за жизнь. У тебя были такие судороги, словно в твое тело вселился дьявол, – сказала ей Клэр.

– В меня вселился дьявол, – задумчиво повторила Эллен. – Да, в моем теле был дьявол. Его зовут Тибалт, и он мой брат.

– Эллен! – в ужасе воскликнула Клэр. – Что ты имеешь в виду?

– Мужчина, который избил меня и надругался надо мной, – мой брат, и представь себе, он этого даже не знает!

Клэр села рядом с ней на кровать и попросила все ей рассказать.

Когда Эллен закончила свой рассказ, было уже темно. Клэр легла рядом с ней и нежно гладила ее по голове, пока девушка не уснула.


На следующий день Эллен проснулась около полудня.

– Слуга твоей благодетельницы принес курицу и сказал, чтобы я сварила суп. Ну, я так и сделала, – радостно улыбаясь, сообщила Клэр.

– М-м-м… Пахнет великолепно! – В подтверждение искренности ее слов у Эллен заурчало в животе.

– Ничего, мы тебя быстро поставим на ноги!

Клэр осторожно наполнила две тарелки горячим бульоном, положила туда по куриной ножке и добавила репы с луком. Отрезав два больших ломтя хлеба, Клэр облизнулась.

– Мясо само отпадает от костей, настолько оно нежное. Как ты думаешь, сможешь встать?

– Думаю, да. Я чувствую себя уже намного лучше.

– Тогда садись рядом со мной за стол и поешь. Тебе нужно набираться сил.

Обе жадно набросились на горячий суп, размачивая в нем куски хлеба.

– Очень вкусно! – похвалила Эллен.

– Я постирала твои вещи и положила их на стуле.

Эллен посмотрела в угол, где стоял стул, и увидела там свою одежду. Она показалась девушке чужой, словно была частью ее прежней жизни.

– А может быть, ты лучше сошьешь мне платье? – неуверенно спросила она.

Клэр радостно кивнула.

– Ну конечно! Подожди, я сейчас принесу ткань, и сразу после обеда мы начнем. – Спрыгнув со стула, Клэр побежала за тканью.

– Мы? Но я же не умею шить! – испуганно крикнула Эллен ей вслед.

– Я знаю, родная, но я хочу снять мерки, и тебе нужно будет все время его примерять, иначе платье будет плохо сидеть. – Клэр погладила ее по щеке.

При этих словах Эллен вспомнила жену кожевника. Жизнь в Орфорде и Симон были сейчас так далеко… Эллен затосковала по дому и вздохнула.

Когда они поели, Клэр взяла ткань и измерила рост Эллен. Она сложила ткань вдвое, отрезала от нее кусок и, прикинув его размер, удовлетворенно кивнула. Затем она сделала в середине большого куска вырез.

– Примерь, пройдет ли сюда твоя голова.

После того как Эллен натянула на себя ткань, Клэр поправила на ней материал.

– У тебя такие широкие плечи! Хорошо, что я проверила, а то могла бы ошибиться, и платье разошлось бы по швам! – приговаривала Клэр, смеясь, и Эллен показалось, что дом наполнился солнечным светом.

Клэр положила материал на стол и вырезала две проймы.

– Тут будут рукава, нужно еще подбить края, – объяснила она. – По бокам мы вошьем вставки, чтобы платье выглядело наряднее. – Она указала на остатки ткани.

Клэр работала быстро и тщательно, а Эллен с любопытством наблюдала за ней. Прежде чем сметать боковые швы, Клэр попросила Эллен еще раз примерить платье.

– А из этого мы сделаем рукава! – Клэр указала на кусок ткани, который она отрезала в самом начале.

Эллен радовалась тому, что ткань так быстро приобретает форму платья. После того как боковые швы были сметаны, Клэр вытащила из сундука плетеную ленточку.

– Это мне муж подарил, – сказала она, обрадовавшись, что цвет ленточки так хорошо подходит к платью Эллен. – Я пришью ее тебе на вырез, – улыбнувшись, сказала она.

– Но ведь он подарил ее тебе,– возразила Эллен, однако была тронута до глубины души. – Почему ты не украсишь ею свое новое платье?

– У себя на шее я ленточку не увижу, а на тебе буду видеть ее каждый день! Я уверена, что она тебе очень пойдет. Это же твое первое настоящее платье. Не отказывай мне в удовольствии. – Сосредоточенно насупив брови, Клэр принялась пришивать к вырезу платья ленточку.

– Ты так добра ко мне! Как я могу отплатить тебе за твою дружбу?

– Ты это уже сделала, Эллен, доверившись мне. – Улыбка Клэр была очень нежной и делала ее невероятно красивой.


Поздним вечером к Эллен пришла госпожа. Платье было уже почти готово, и после последней примерки Эллен его просто не сняла. Клэр сидела рядом с ней и заканчивала подшивать низ платья.

– Вот это перевоплощение! Ты выглядишь уже намного лучше, дитя мое, – обрадованно сказала госпожа.

– Ваш суп из курицы и новое платье творят чудеса. – Клэр рассмеялась.

– Спасибо за все, госпожа, без вашей помощи и помощи Клэр я бы умерла. – Эллен опустила взгляд. – С вашим сыном все в порядке? – смущенно спросила она.

– Да, дитя мое. С ним все в порядке, и не проходит дня, чтобы он не спрашивал о тебе. Он называет тебя своим ангелом-хранителем и зовет тебя в гости. Но прежде тебе нужно набраться сил, в конце концов, мы же не хотим, чтобы у тебя снова случилась горячка. – Госпожа мудро улыбнулась и незаметно подмигнула Эллен.

* * *
Сорвав злость на Эллен, Тибалт почувствовал себя лучше. Наслаждение, испытанное от свершенной мести, оставило после себя горький привкус. Эллен не ощутила во время их близости возбуждения, и это омрачало его ликование. Она никогда не будет вожделеть его так, как он ее. Несколько дней Тибалт был просто невыносим и срывал свое плохое настроение на младших оруженосцах, а затем он случайно встретил Розу. Его слепая ярость, порожденная ревностью, уже давно прошла. Теперь он знал, что Роза никогда не стояла между ним и Эллен. Он скучал по ней, по нежности, с какой она ласкала его ненасытное тело, по ее преданности, когда она лежала у его ног, и по ее страсти, всегда проявлявшейся во время любовных игр. Тибалт резким движением откинул волосы со лба и улыбнулся девушке.

Роза покраснела.

Она по-прежнему была в него влюблена!

Девушка быстро отвернулась и скрылась в доме для слуг.

Тибалт расправил плечи. Он решил, что, когда он снова покорит Розу, ему сразу станет легче. Впрочем, это не очень его заботило. Ему легко будет снова влюбить ее в себя. Нужно просто купить пару копченых колбасок, несколько булочек с медом или красивое бронзовое колечко. Тибалт всегда знал, что нравится девушкам! И почему он не попытался поухаживать за Эллен, вместо того чтобы насиловать ее? Тибалт в ярости ударил ладонью о дверь, и та с грохотом распахнулась.

– Слушай, какая муха тебя снова укусила? – спросил его Адам д'Юкебёф. – Что, опять бабы достали?

– Ты лучше заткнись. Что ты вообще в этом понимаешь? От тебя они бегут, а ко мне липнут! – сквозь зубы процедил Тибалт.

– Ладно, ладно, – буркнул Адам и вернулся на свое место. – Свистнешь, когда настроение улучшится.

Тибалт улегся на свой тюфяк. Нужно выждать несколько дней, прежде чем снова идти к Розе. Она наверняка его уже ждет. Нужно быть осторожным, когда они будут говорить об Эллен. Роза, несомненно, переживает, потому что ее подруга убежала по его вине. При мыслях о Розе и ее расширенных от ужаса глазах Тибалт почувствовал нарастающее возбуждение.


Тибалту не составило труда снова совратить Розу. Он сделал вид, что очень подавлен, объяснил, что безумно ревновал Розу. Она бросилась ему на шею, когда он сказал ей, что боялся потерять ее из-за подмастерья кузнеца. Тибалту даже удалось убедить Розу, что у него нет больше причин ненавидеть Эллен, – так правдоподобно он изображал печаль по поводу ее ухода. На самом деле его одолевали противоречивые чувства – облегчение и мука из-за того, что Эллен больше не было рядом. Ведь он по-прежнему ее вожделел. Даже ласки Розы не могли помочь ему утолить страсть к Эллен. Почти каждую ночь ему снился ее взгляд, выражавший и страх, и ненависть, когда она, казалось, подчинилась судьбе, но в конце концов бросилась на него с ножом. Хотя он знал, что, скорее всего, больше никогда не увидит Эллен, он никак не мог заставить себя не думать о ней. Иногда он заигрывал с другими девушками, чтобы помучить Розу, но ее ревности было для него недостаточно. Ему хотелось видеть ее страдания.


Бетюн, 1169 год

Эллен провела уже около двух лет в Боври, небольшой деревушке неподалеку от Бетюна, и все чаще думала о том, что пора ехать дальше. Ее останавливала лишь мысль о том, что она оставит Клэр одну.

Прошла Пасха, и весеннее солнце разогнало мрачные воспоминания о холодной зиме. И тут в Бетюн вернулся Гуо. Он был совсем маленьким, когда отец пятнадцать лет назад отослал его из деревни вместе с незнакомцем. Теперь не только старики, помнившие о нем, но и малыши, которые даже не были с ним знакомы, судачили о том, что же привело Гуо обратно в деревню.

Когда Клэр вместе с Эллен подошли к колодцу, здесь говорили только об этом.

– Вы его уже видели? – спросила Адель, с любопытством глядя на окружающих.

Адель не было еще и двадцати, но она уже была вдовой. Месяц назад ее траур закончился, и она снова могла думать о браке, так что появление в деревне нового мужчины очень ее обрадовало. Близнецы Гвен и Альма покачали головами. Они сделали это синхронно – они всегда все делали одновременно.

Моргана покраснела.

– Он симпатичный! – застенчиво сказала она.

– Рассказывай! – хором закричали все.

– Он высокий и сильный. Я его вчера видела. Он строит мастерскую возле домика своего отца, – уже увереннее сообщила Моргана.

– Откуда ты знаешь? Может быть, это просто сарай. Или это он тебе рассказал? Говори, ты с ним разговаривала? – Адель закатила глаза, а на шее у нее появились красные пятна – так происходило всегда, когда она нервничала.

– Да, рассказывай! – хором вскричали Гвен и Альма.

Но не успела Моргана что-нибудь сказать, как вмешалась Клэр.

– Не будет вам с ним счастья!

Молодые женщины с удивлением посмотрели на нее.

– Гуо и раньше был шалопаем и наверняка не изменился, – презрительно бросила Клэр.

Она ничего не сказала о том дне, когда много лет назад Гуо прижал ее к стене сарая и, поклявшись в вечной любви, поцеловал. Ей тогда было всего одиннадцать лет, и это не имело для нее большого значения. Почему женщины должны думать, что она будет соперничать с ними на рынке невест? Гуо никоим образом ее не интересовал, в конце концов, тот поцелуй он взял у нее силой.

– Ты его знаешь? – Моргана изумленно взглянула на Клэр.

– Да, я его знала, но совершенно не желаю продолжать это знакомство. Так что он целиком и полностью ваш, дорогие мои!

Клэр уже хотела уйти, когда Моргана схватила ее за рукав.

– Мой отец не может дать за меня приданое… Как ты думаешь… он все таки… может быть… Я имею в виду, если я ему понравлюсь…

– Моргана, не бросайся ему сразу же на шею. Есть мужчины, которые…

Клэр не завершила свою мысль, потому что ее перебила Адель.

– Если ты, дорогая моя Клэр, не заметила, то хочу тебе сказать, что в нашей деревне на каждого неженатого мужчину, включая вдовцов, приходится, по крайней мере, две девицы на выданье. А если отбросить бедняков, не способных прокормить семью, и стариков, толку от которых все равно никакого, то выбор не такой уж и большой.

Адель говорила с яростью, ее голос захлебывался в истерике. Красные пятна теперь переползли с ее шеи на щеки и лоб. Возможно, под ее светлыми растрепанными волосами на коже сейчас тоже были пятна, а если Адель разойдется еще больше, они покроют и ее руки и ноги.

– Если кто-то не может найти себе пристойного мужчину, то можно попросить госпожу позаботиться об этом. Она госпожа не только Бетюна, но и окружающих его деревень, и не везде такая нехватка мужчин, как в Боври. Наверняка для каждой из вас найдется хороший мужчина, – Клэр попыталась успокоить растревоженных девушек.

Она сочувственно погладила Моргану по иссиня-черным волосам. Девушке было лишь шестнадцать, но ее уже преследовал панический страх, что она останется старой девой.

– Но он мне нравится! – воскликнула Моргана.

Клэр пожала плечами. Она не сама нашла отца Жака. Об этом браке договорились ее отец и старая госпожа Бетюна, свекровь нынешней госпожи. Та хотела заставить поселиться в деревне мастера, изготавливающего ножны, потому что во всей округе такого ремесленника не было, и у кузнецов из-за этого возникали проблемы. В итоге ему предложили красивую невесту и небольшой домик в Боври в качестве приданого. Для отца Клэр это была хорошая сделка, так как он, не понеся никаких затрат, сумел отдать свою младшую дочь за хорошего ремесленника. При первой встрече жених не очень-то поправился Клэр, но он оказался хорошим мужем. Он был спокойным, немного замкнутым, никогда ее не бил, и научил всему, что знал сам. Клэр была невысокого мнения о браках, основывавшихся на всяких сомнительных чувствах вроде любви. Муж должен хорошо обращаться с женой и детьми и обеспечивать их. Только это имело значение.

Моргану по-прежнему мучило любопытство, и она отвлекла Клэр от ее мыслей.

– Говорят, отец много лет назад его продал. Это правда? – спрашивая, она содрогнулась даже от мысли о таком поступке.

Клэр невозмутимо пожала плечами.

– Этого никто не знает. Тогда в деревню пришел незнакомец. Его привел старик Жан, отец Гуо. В тот же день незнакомец ушел, забрав с собой мальчика. Жан никогда не проронил ни слова о том, куда он его отправил, поэтому все в деревне думали, что он продал Гуо. В связи с этим к старику стали хуже относиться. Его все избегали – в конце концов, он был не настолько беден, чтобы продавать единственного сына, пусть он и был простым поденщиком, – объяснила Клэр.

– Он не мог так плохо поступить с Гуо, ведь тогда он не вернулся бы к отцу! – Очевидно, Моргана решила встать на сторону отца и сына.

– Возможно, возможно. Но, честно говоря, мне совершенно все равно, где он был. Главное, чтобы из-за него у нас тут не было никаких неприятностей. Как по мне, так лучше пусть он возвращается туда, откуда пришел, – резко сказала Клэр.

Возвращение Гуо было ей не по душе. При мысли о нем у нее щемило в груди, и это ей совершенно не нравилось.


Клэр была возмущена, так как Гуо, починив соломенную крышу на домике отца, построил мастерскую и стал всем говорить, что он делает ножны. Он объехал окрестности и поговорил со всеми кузнецами.

– И этот наглец даже не зашел сюда и не сказал мне, что он хочет в нашей деревне делать ножны, хотя тут уже есть мастерская. Даже на это он не способен, – возмущалась Клэр, не заметив, что Гуо стоит у нее за спиной в дверях.

Предупреждающий взгляд Эллен Клэр не заметила. Гуо широко улыбнулся и, сняв шапку, отвесил поклон.

– Вы совершенно правы, добрая женщина. Я должен был прийти к вам раньше. Когда я услышал, что ваш муж умер, то подумал, что в Бетюне нет человека, который умеет делать ножны. Мне показалось, что это знак свыше – знак того, что мне пора домой, – дружелюбно сказал он.

Клэр испуганно оглянулась, в лицо ей бросилась кровь.

– Вы наверняка можете понять, как я ужасно чувствую себя теперь, оказавшись ненужным, – сказал Гуо, выглядевший, как побитая собака.

Клэр удовлетворенно кивнула. Так ему и надо!

– Все кузнецы, к которым я приходил, с предубеждением отнеслись ко мне. Они даже не посмотрели на доказательства моего умения – ножны, которые я сам сделал, – и сразу сказали мне, что им моя работа не нужна. Я не понимал, почему они так реагировали, – я не сомневаюсь, что я хороший ремесленник.

С губ Клэр сорвалось презрительное «пф-ф-ф!».

Но Гуо не дал сбить себя с толку. Его темные глаза, как и раньше, сверкали из-под растрепанных курчавых волос. Конечно, он стал старше, ведь тогда он был совсем мальчишкой. Но плутоватое выражение и блеск в глазах остались теми же.

– Пятый или шестой кузнец сжалился надо мной и сказал, что моя работа не лучше вашей. Вас здесь знают, а меня нет, и кузнецы не понимали, почему должны заключать сделки со мной. Но клянусь честью, я не знал, что вы работаете в мастерской вашего мужа, – виновато сказал он.

Однако он не смог очаровать Клэр. «Честью он клянется, – презрительно подумала она. – Да какова цена его чести!»

– Ну что ж, теперь вы это знаете, так что собирайте вещички и уезжайте отсюда. Тут вам места нет, –заявила она.

– Но мой отец уже стар, и я должен о нем заботиться. Сам себя он прокормить не в состоянии и…

– Вы сильный, так наймитесь слугой или поденщиком! – холодно прервала его Клэр.

– Но я люблю свое ремесло! – огорченно сказал Гуо, однако его опечаленный взгляд не произвел на Клэр никакого воздействия.

– Все это, конечно, замечательно, но, извините, я-то тут при чем?

Хотя любовь к своему ремеслу и делала ему честь, у Клэр не было ни малейшего желания продолжать этот разговор – его присутствие слишком нервировало ее.

– Может быть, вы могли бы взять меня на работу? – тихо спросил он, и его лицо просветлело, как будто эта мысль только что пришла ему в голову.

Эллен, с любопытством слушавшая их разговор, улыбнулась, раскусив его хитрость. Скорее всего, он и пришел сюда с намерением попросить Клэр взять его на работу.

– Мы и без вас справимся, – раздраженно ответила Клэр. Она сердилась, потому что Гуо разговаривал с ней как с чужой.

Если он ее не помнил, то так ему и надо, пусть остается ни с чем!

– Если позволите, я зайду к вам через пару дней. – С этими словами он откланялся.

– Поступайте, как считаете нужным, но я вам ничего не обещаю, – сказала Клэр и занялась своей работой.

Весь этот день Клэр была крайне раздражена, и Эллен решила оставить ее в покое, пока та не придет в себя. За эти годы она достаточно хорошо изучила характер Клэр, чтобы понять, почему та себя так ведет. Она боялась! Вопрос состоял только в том, чего она боялась?

– А по-моему, не такой уж плохой парень этот Гуо, – сказала за ужином Эллен, стараясь, чтобы это прозвучало как бы между прочим.

– Когда он был мальчишкой, за ним увивались все девушки. Все были влюблены в него из-за его огромных карих глаз. И как только он вернулся, все начинается снова. Такие мужчины – яд. Он вскружит голову девушкам – одной за другой – и сделает их всех несчастными. Адель, Моргану и всех остальных.

«Так, так… Его карие глаза, ну надо же!» – подумала Эллен с изумлением. Но виду не подала. Грустная Клэр жевала кусок хлеба.

– А хуже всего то, что он хочет отнять у меня мое ремесло.

– Но он же сказал, что не знал…

– Чушь! – резко перебила ее Клэр. – Это просто чушь. Я уверена, что он наверняка все знал. Он просто подумал, что женщина ему не соперник. Такие мужчины, как он, думают, что им все позволено.

– Но он же хочет на тебя работать! Что же тут плохого?

– О, причин тут много, – ответила Клэр как-то слишком быстро. Эллен взглянула на подругу, ожидая объяснений, но Клэр молча продолжала есть.

– Ну и что же это за причины? – наконец переспросила Эллен.

Клэр сглотнула.

– Например, оплата. Кузнецы платят мне меньше, потому что я женщина. Ему им пришлось бы платить больше, и именно поэтому им выгодно сотрудничество со мной. Пока что выгодно, понимаешь? Если мне нужно будет выплачивать ему зарплату, то я не смогу оставить цены столь же низкими. – Она выпятила подбородок. – Кроме того, я не хочу, чтобы он находился здесь, это слишком опасно! – Последние слова Клэр прокричала.

«Кажется, он опаснее для твоего сердца, чем для твоего ремесла!» – чуть не сказала Эллен, но удержалась.

– Я уже давно поняла, чего он хочет, я же не дурочка. У него ничего не получилось с кузнецами, и он подумал, что стоит немного поработать на меня. А когда кузнецы узнают его поближе, они, в конце концов, предпочтут работать с мужчиной. Так оно, наверное, и будет.

Эллен задумчиво покачала головой. Рассуждения Клэр были вполне убедительными, к тому же она знала его лучше.

– Тогда тебе не стоит делать его своим врагом.

– Я не хочу иметь с ним никакого дела. Лучше всего было бы, если бы он уехал и попытался найти себе работу в другом месте.

Эллен понимала, что Гуо вряд ли так поступит. Скорее всего, это понимала и Клэр, и именно поэтому так злилась. Гуо вложил много денег в мастерскую, да и в Бетюн был его дом. На его месте Эллен тоже никуда не ушла бы.

– Если он не готов уйти из деревни, то есть хороший выход: вам нужно пожениться, – в шутку сказала она.

Клэр побледнела.

– Никогда! – буркнула она, раздраженно глядя на Эллен.


Прошла неделя, и Гуо снова пришел к ним в мастерскую.

– Моргана стала расспрашивать меня о прошлом. Не знаю, почему я сразу не вспомнил тебя, услышав твое имя. Ты была милой девчонкой, но того, что ты превратишься в такую красавицу… я и представить себе не мог. – Он изумленно покачал головой.

Эллен отметила, как по-свойски он разговаривает с Клэр, и с любопытством стала ожидать ее реакции.

Но Клэр ничего не сказала. Она даже не подняла голову от своей работы, словно Гуо вообще не было в мастерской.

– Да, ты всегда была маленькой упрямицей, – сказал он, улыбнувшись. – А твоя решимость! Вспоминаю, как ты тогда затащила меня за сарай!

Клэр потеряла самообладание, но именно этого-то он и добивался.

– Это я-то затащила тебя за сарай?! Да это ты, не спросив разрешения, впился мне в губы – поцелуй был липким и отвратительным, а еще ты поклялся в вечной любви, будто я тебя об этом просила!

– А теперь я тебя не узнал… Знаю, что я свинья, – виновато сказал он. – Но я тебя никогда не забывал! Ты стала такой красавицей! – Вздохнув, Гуо снова улыбнулся.

Клэр по-прежнему была вне себя от ярости.

– Мне наплевать, узнал ты меня или нет. И твои детские обещания не имеют для меня никакого значения. Иди, навешай и Моргане лапши на уши, она еще молодая и может в это поверить. – Клэр повернулась к нему спиной.

– Моргана… – задумчиво протянул он. – Она милая, но скучная. Опытные женщины кажутся мне интереснее. – Гуо подмигнул Эллен, которая, ухмыляясь, сидела за столом.

Клэр это заметила и, бросив на Эллен ледяной взгляд, снова повернулась к Гуо.

– Пошел вон отсюда, нахал! – заорала она.

Гуо потупился, кивнул Эллен на прощание и ушел. Эллен его поведение показалось вполне естественным, но ярость Клэр не уменьшалась.

– И почему он не уберется из нашей деревни, этот бездельник? – возмущенно буркнула она после того, как Гуо вышел из мастерской.


Гуо стал приходить часто, он продолжал просить Клэр дать ему работу и всегда задерживался, чтобы поболтать, и каждый раз Клэр выходила из себя.

Когда он в очередной раз пришел в мастерскую, Клэр не было.

– Чем я могу вам помочь? – вежливо спросила Эллен.

– Ну что ж, вы можете замолвить за меня словечко. – Склонив голову, Гуо посмотрел на нее, как побитая собака.

Эллен рассмеялась.

– Вряд ли это вам поможет. Кроме того, я не понимаю, почему я должна это делать.

– Сами убедитесь в качестве моей работы! – Он протянул Эллен ножны, которые принес с собой.

Ножны были отлично сделаны и красиво украшены – безупречная работа опытного ремесленника. «Клэр оценила бы его работу, если бы он ей меньше нравился», – подумала Эллен. И тут внезапно в дверях появилась Клэр.

– Он что теперь, к тебе пристает? Я же тебе говорила, он ко всем цепляется. – Она злобно посмотрела на Гуо.

– О Боже, ну разве она не прекрасна, когда злится? – воскликнул Гуо, обращаясь к Эллен.

– Вот его работа. Он хотел показать ее тебе, чтобы переубедить тебя, но тебя не было, так что он показал ножны мне. – Эллен говорила подчеркнуто спокойно.

Она протянула Клэр ножны. Удивительно, но Клэр стала их рассматривать, скорее всего, из-за того, что это был самый лучший повод не смотреть Гуо в глаза.

– Чистая работа! У меня никаких претензий нет, но ведь я же тебе говорила, что мне твоя помощь не нужна!

Гуо взглянул на кучу деревянных заготовок. Было очевидно, что работы у Клэр очень много. Клэр проследила за его взглядом и покраснела, будто ее уличили во лжи.

– Я не могу оплачивать твою работу, хотя у меня и много заказов, – смущенно сказала она.

Гуо понимающе закивал.

– А может быть, нам пожениться? Тогда мы могли бы работать вместе. И все бы разрешилось, ты так не считаешь? – Его голос звучал по-деловому, но глаза сверкали от страсти.

Онемев от такой наглости, Клэр смотрела на него с открытым ртом.

– Разрешилось? Я спокойно жила, пока тут не появился ты. Я могу себя сама обеспечивать и великолепно со всем справляюсь. Почему это я должна выходить замуж за такого мужчину, как ты?

– Потому что ты меня любишь! – Гуо рассмеялся.

– Убирайся вон, и чтоб я тебя здесь больше не видела, слышишь?! Да я лучше выйду замуж за вонючего старика, чем за тебя! – заорала Клэр, и ее голос срывался от негодования.

Гуо опустил взгляд. «Он выглядит, как по уши влюбленный человек», – с сочувствием подумала Эллен.

Не сказав ни слова, Гуо вышел из мастерской.


Деревенские женщины, которые надеялись выйти за Гуо замуж, недоумевали: что же такого могло приключиться, из-за чего веселый и общительный Гуо внезапно так изменился? Он больше не ходил на посиделки у колодца, а по вечерам не сидел с отцом перед домом. Где бы его не видели, он казался безрадостным и чем-то расстроенным.

Через две недели Моргана наблюдала за тем, как он уезжает. Его отец стоял у забора и плакал. Гуо обнял его на прощание. Вся деревня судачила о том, почему же он не остался.

После неудачного предложения руки и сердца Гуо больше не появлялся в мастерской Клэр. Поначалу та никак на это не реагировала, но через некоторое время Эллен заметила, что Клэр стала часто коситься на дверь, чего раньше никогда не делала.

– Вот видишь, я же с самого начала говорила: такие мужчины никуда не годятся. После стольких лет он внезапно возвращается, делает мне предложение и снова исчезает. А ты представляешь, как глупо бы вышло, если бы я тогда согласилась? – возмущенно сказала она однажды Эллен.

– Но Клэр, неужели ты не понимаешь, что он уехал из-за тебя? Ты же его любишь, почему ты не хочешь выйти за него замуж?

Это явно был знак судьбы, но Клэр не могла решиться на такой шаг.

– Неужели ты думаешь, что это что-то изменило бы? Ты что, не видела, как на него смотрели другие женщины? Все эти молодые красотулечки, такие, как Моргана!

– Но он любит тебя.

– Я так не считаю. Мужчины не способны на настоящую любовь. Они желают того, чего не имеют. Он хотел завоевать меня потому, что я ему отказала, но если бы мы поженились, то он захотел бы других женщин и был бы влюблен в них, а не в меня! Брак, заключенный по любви, никуда не годится, так уж повелось. От такого брака одни несчастья!

Только теперь Эллен поняла: Клэр боится любви.

– Он уехал, и так будет лучше, поверь мне! – добавила Клэр, и Эллен спросила себя, кого она пытается в этом убедить.

С тех пор как уехал Гуо, Клэр стала работать как одержимая. Хотя она и старалась делать вид, что всем довольна, это ей плохо удавалось. Она больше не смеялась, ела мало и без аппетита.

Так продолжаться не могло! Клэр была упрямее осла! Будет нелегко изменить ее мнение о любви. Хотя и казалось, что все уже потеряно, Эллен хотела помочь Клэр и Гуо, хотела найти способ сделать их обоих счастливыми. Гуо вернет Клэр радость, а Эллен сможет уехать отсюда безо всяких угрызений совести.


– Простите, если помешала вам. Вы не уделите мне минутку? – вежливо спросила Эллен, когда старик Жан открыл ей дверь своего домика.

– Заходи, дитя мое, – дружелюбно сказал он.

Комната оказалась удивительно чистой и уютной. На глиняном полулежали соломенные матрацы, а на деревянной кровати в углу – свежее покрывало. На одной стене было много крючков для одежды. Три из них сейчас пустовали – вероятно, там висели вещи Гуо.

– Садись. – Старик указал на два стула у стола неподалеку от очага.

Жан принес две кружки и кувшин с пивом. Разлив пиво по кружкам, он протянул одну из них Эллен, а из второй отпил и, наконец, сел.

– Я пришла из-за Гуо, – сказала Эллен, и тут же рассердилась на себя за то, что так неудачно сформулировала мысль. Не хватало еще, чтобы старик подумал, будто это она интересуется его сыном. – И из-за Клэр, – поспешно добавила она.

Старик невидяще посмотрел на нее.

– Я сам его воспитывал – его мать умерла, когда он был совсем маленьким. Малыш был для меня единственной радостью в жизни. И все же я отослал его из деревни, чтобы он мог выучиться ремеслу и жить лучше, чем я. Мне приходилось экономить и много работать, чтобы оплачивать его обучение. Но это того стоило. – Глаза старика наполнились слезами, и он попытался их незаметно стереть.

Эллен погладила его по морщинистой грубой руке и с сочувствием ее сжала.

– Когда умер муж Клэр, я поехал в Йов и попросил Гуо вернуться, но он не хотел. «Ты представляешь, сколько будет желающих жениться на вдове?» – спросил он меня. «Мне и здесь хорошо», – заявил он, но уже через пару недель приехал сюда. Какая это была для меня радость!

Эллен подумала об Осмонде, и ей очень захотелось с ним увидеться.

Старик сделал парку глотков, его кадык при этом дергался вверх и вниз.

– Он был влюблен в нее с самого детства, а затем, приехав сюда, не узнал ее. Ты бы видела ее ребенком! Клэр была настоящим чертенком, не очень симпатичной, но живой и довольно смышленой. Только выйдя замуж, она превратилась в настоящую красавицу. Замужество и рождение ребенка пошли ей на пользу, и она образумилась. Вернувшись сюда, Гуо сразу же влюбился в нее, а когда понял, кто она на самом деле, принял твердое решение. «Я женюсь на ней», – сказал он мне, и при этом у него был такой счастливый вид… Я радовался за него, но каждый раз он возвращался от нее расстроенным. Он надеялся, что она передумает, но она прогоняла его снова и снова. Он тяжело болел этой любовью и сказал, что сможет забыть ее, только если не будет ее видеть. – В голосе старика звучала горечь. – Он ничуть не хуже, чем ее первый муж, да и благодаря его ремеслу он был бы ей хорошей парой.

– Он и будет ей хорошей парой, – убежденно сказала Эллен. – Клэр тоже это знает, но она боится.

Старик удивленно взглянул на нее.

– Что за чушь? Гуо и мухи не обидит!

– Нет-нет, она боится не побоев! – успокоила его Эллен. – Она боится потерять его любовь, если выйдет за него замуж.

– Она прогоняет его потому, что боится его потерять? – изумленно спросил старик.

– Клэр считает всех мужчин неверными и думает, что меньше будет страдать, если откажет Гуо, ведь тогда он не сможет ее бросить. – Эллен вздохнула.

– И почему женщины всегда все усложняют? – Старик неодобрительно покачал головой.

– Вы совершенно правы, именно поэтому я и пришла к вам. Кто-то должен заставить их обрести счастье. Я в долгу перед Клэр, поэтому хочу ей помочь. Она никогда в этом не сознается, но очень страдает из-за того, что Гуо уехал.

– Так ей и надо! – буркнул старик.

– Она любит Гуо, и при помощи небольшой хитрости мы заставим ее выйти за него замуж. – Эллен плутовато улыбнулась.

– Уже слишком поздно, – грустно сказал Жан.

– Я так не думаю. Вы ведь знаете, куда отправился ваш сын?

– Он хотел вернуться назад в Йов.

– Тогда будем надеяться, что он там. Собственно, у меня есть идея, как мы сможем сделать их обоих счастливыми! – Эллен улыбнулась старику и встала. – Не отчаивайтесь, если вам повезет, ваш сын вскоре вернется! Но… – Эллен приложила указательный палец к губам и сделала строгое лицо. – Никому не говорите ни слова, иначе мой план может провалиться, не забудьте об этом.

Старик кивнул, не очень-то веря в успех этого дела, и проводил Эллен до двери.

«У меня все получится», – подумала она и потерла ладони. Она уже придумала, как воссоединить влюбленных, и, полная решимости, направилась к замку.


– Чего тебе? – спросил привратник, преградив Эллен путь. – Я еще никогда тебя здесь не видел.

– Я из Боври и хочу поговорить с госпожой.

– О чем? – поинтересовался привратник, явно не собираясь пропускать Эллен.

– Это вас совершенно не касается. Госпожа меня знает, я спасла жизнь ее сыну. Если вы мне не верите, пойдите и спросите у нее сами. Меня зовут Элленвеора. – Эллен расправила плечи, вспомнив, как вела себя, будучи подмастерьем кузнеца. Ее гордая осанка смутила молодого привратника.

– Мне-то что, проходи. Спроси разрешения у другого привратника, – сказал он, пытаясь делать вид, что ему все равно, и пропустил Эллен.

Второй привратник оказался более дружелюбным. Он указал на большую лужайку за башней.

– Госпожа вон там со своими детьми, ты можешь к ней подойти.

Эллен увидела госпожу издалека и невольно залюбовалась ее красотой. Та со своим младшим сыном сидела на траве, играя с ним. Две няньки возились со старшими детьми. Аделаиза де Сен-Пол очень рано вышла замуж за господина Бетюна и родила ему много сыновей и дочек, которых с любовью растила. Старший сын уже оставил отчий дом.

– Как у тебя дела, Эллен? Ты хорошо выглядишь! А как поживают Жак и Клэр? – приветствовала ее госпожа, в то время как малыш дергал ее за волосы.

– Я беспокоюсь о Клэр, госпожа, и хочу попросить вас о помощи, хотя вы и так уже совершили для нас много благодеяний.

– Что случилось с Клэр, она больна? – Аделаиза де Бетюн встревожилась.

– Нет, но боюсь, что скоро заболеет, если мы не придумаем, как ей помочь.

– Сядь и расскажи обо всем подробно.

Прежде чем Эллен успела опуститься на траву, ее увидел маленький Бодуэн и бросился к ней со всех ног.

– Мой ангел, мой ангел! – смеясь, кричал он.

Эллен ничего не оставалось, кроме как подхватить малыша на руки. Он обнял ее за шею и прижался к ней.

– Как же ты вырос! – отметила Эллен.

– Когда я стану большим, то буду рыцарем! – гордо сказал он, серьезно глядя на нее. – Тогда ты сможешь попросить у меня все, чего только захочешь!

– Будь поосторожнее с такими обещаниями. А вдруг я потребую, чтобы ты на мне женился, когда я уже буду старой кошелкой? – Эллен улыбнулась.

– Нет, ты этого не сделаешь! – возмутился он. – Или сделаешь? – неуверенно переспросил он под хохот матери и нянек.

– Сходи с Хавизой, Бодуэн. Принесите всем нам из кухни пирожные и яблочный сок, мы поедим прямо тут, в саду! – сказала госпожа сыну и кивнула одной из нянек.

– Да, да, да! – воскликнул он и бросился бежать сломя голову.

– Ну вот мы ненадолго и остались одни. Рассказывай, что там случилось с Клэр?

Эллен рассказала все с самого начала и изложила свой план. Госпожа де Бетюн вначале выглядела обеспокоенной, но с каждым словом Эллен ее лицо прояснялось.

– Великолепная идея, Эллен. Конечно же, я тебе помогу.

Бодуэн принес пирожные и сок и в итоге испачкал Эллен платье, потому что прижался к ней грязным ртом, когда прощался. Эллен совершенно не умела обращаться с детьми, но она была очарована маленьким Бодуэном. Поцеловав его в курчавые каштановые волосы, она на мгновение подумала о ребенке, которого так и не родила.

– Клэр будет недовольна, что меня долго нет, но тут уж ничего не поделаешь. В конце концов, это для ее же блага, – сказала она госпоже и улыбнулась.

Сделав книксен, она попрощалась и пошла домой. Как она и ожидала, Клэр принялась ворчать по поводу ее длительного отсутствия.

– Я была у Бодуэна. Я не хотела задерживаться, но они с матерью настояли на том, чтобы я осталась с ними подольше, так что я не могла сразу уйти, – виновато объяснила Эллен.

– Ты только посмотри, как ты выглядишь! А твое красивое платье! – отругала ее Клэр, которая никогда не сердилась из-за таких мелочей.

– Это все Бодуэн – мы там угощались соком и пирожными! – пожав плечами, сказала Эллен.

– Принимайся за работу, до захода солнца еще есть время. Ножны для мастера Жоржа еще не готовы, а он заказывал их к концу недели.

– Я буду быстрой как ветер! – с улыбкой воскликнула Эллен. Клэр, которая раньше всегда радовалась хорошему настроению Эллен, взглянула на нее неодобрительно.

– Хватит шуметь, давай к делу.

Эллен ничего не сказала и принялась выполнять указания Клэр. При этом она громко напевала песенку, из-за чего Клэр недовольно на нее косилась, но Эллен это не мешало радоваться.


Прошло две недели. Клэр много работала и мало разговаривала, а Эллен старалась ее не раздражать, хотя в последнее время это удавалось ей с трудом.

А затем, одним сентябрьским утром – воздух уже был по-осеннему холодным, – в деревню приехали рыцари и остановились перед мастерской.

Клэр и Эллен выбежали наружу.

Несколько мужчин сопровождали Аделаизу де Бенин. Молодой рыцарь соскочил с лошади и подбежал к госпоже, чтобы помочь ей спешиться.

– Госпожа, какая честь! Что привело вас ко мне? – вежливо поприветствовала Клэр госпожу и сделала книксен.

Аделаиза де Бетюн жестом подозвала одного из своих спутников. Пожилой мужчина с тонкогубым ртом и бородавчатым носом неспешно слез с лошади и подошел к ней. От него дурно пахло – потом и грязными волосами.

– Моя дорогая Клэр, это Базиль. Он изготавливает ножны, как и твой покойный муж. Я знаю, что давно должна была позаботиться о том, чтобы снова выдать тебя замуж. Груз работы в мастерской слишком велик для твоих хрупких плеч, а ты еще слишком молода, чтобы оставаться одной.

Клэр сделала глубокий вдох, словно собиралась перебить госпожу, но не произнесла ни слова, и Аделаиза радостно продолжала:

– Мой супруг хочет, чтобы Базиль поселился в Боври, а ты вышла за него замуж. – Госпожа невинно улыбнулась Клэр.

Женщина замерла на месте как вкопанная.

Эллен догадывалась, как она должна была себя чувствовать. Конечно, Клэр могла отказаться выходить за него замуж, но тогда следовало опасаться того, что господин женит Базиля на другой молодой девушке и отдаст этой паре дом-мастерскую.

Клэр с отвращением взглянула на «жениха».

Госпожа де Бетюн улыбнулась.

– Я рассказала Базилю, что ты уже долго работаешь в мастерской сама. Он очень рад, что ты так хорошо знаешь это ремесло.

– Пока у нас не будет детей, сможешь мне помогать, – презрительно бросил Базиль. – А потом будешь сидеть дома! – Он улыбнулся, обнажив пару гнилых зубов.

Клэр вздрогнула.

Базиль прислонился к дверному косяку мастерской и стал без всякого стеснения рассматривать ее рабочее место, словно это уже был его дом.

– Как вам будет угодно, госпожа, – обреченно прошептала Клэр и опустила взгляд, чтобы никто не увидел слез на ее глазах.

– Хорошо, Клэр, тогда свадьба состоится через восемь дней. Ты знаешь, как тепло я к вам отношусь, поэтому я решила подарить тебе и Эллен на свадьбу по новому платью. Приходите завтра ко мне, с вас снимут мерки. Да и Жаку нужно пошить что-нибудь приличное. – Аделаиза улыбнулась и вскочила на лошадь.

– Пойдемте, Базиль, вскоре эта мастерская будет принадлежать вам! – воскликнула она и развернула лошадь.

– Это ужасно! – воскликнула Эллен, когда они уехали. – И как она могла так поступить с тобой?

Клэр попыталась казаться равнодушной.

– Она желает мне только добра. Думаешь, мой первый муж был лучше? Несомненно, у этого Базиля тоже есть хорошие черты, – голос Клэр дрожал.

– Но он же старый! И глаза у него, они такие… ну… я не знаю… такие злые! – возразила Эллен, хотя и знала, какую муку причиняет Клэр этими словами.

Но все же она не могла поступить иначе. Чтобы ее план реализовался, необходимо было пройти через это.

– Выбрать мне мужа – право господина. Ни этот дом, ни мастерская мне не принадлежат, так что я должна либо выйти замуж за Базиля, либо уехать из Боври. Но Боври – мой дом и дом Жака, так что я выйду за него замуж, пускай меня и тошнит при мысли о том, что мне придется воспитывать его ублюдков и до конца жизни делить с ним постель. Возможно, Бог смилуется надо мной, и я умру при родах! – воскликнула она.

Эллен уже захотелось все рассказать ей, но тут Клэр взяла себя в руки.

– Ну что ж, мой муж тоже не был красавцем, и все же мне удалось найти с ним общий язык! – решительно сказала она.

Тем не менее с каждым днем Клэр выглядела все несчастнее, и накануне свадьбы весь день проплакала без остановки. Эллен обнимала ее, пытаясь успокоить.

– Я все делала неправильно, – жаловалась ей Клэр. – Я была такая глупая! Конечно, другого я не заслужила, но я не знаю, как выйду замуж за этого типа.

Эллен изо всех сил старалась казаться возмущенной, чтобы Клэр ни о чем не догадалась. Ей было больно видеть подругу в таком состоянии. Еще немного, и она рассказала бы ей обо всем, но все же она твердо решила продержаться до конца, хотя ей было и нелегко. Глаза Клэр были красными от слез.

– Возможно, на свадьбу с Гуо господин бы и не согласился. Если бы он этого хотел, то давно бы обсудил это с Гуо. Но Гуо так быстро уехал… – Клэр громко всхлипнула.

– Но, родная, ты же сама говорила, что брак по расчету – это лучшее, что может произойти с женщиной. – Эллен стыдилась своей жестокости.

– Да, я говорила такие глупости, а теперь должна за это платить. – Клэр выпрямилась и энергично вытерла слезы. – Завтра я выйду замуж за этого Базиля и пойду к алтарю с гордо поднятой головой. А что касается множества детей и работы у плиты, то пусть лучше на это не надеется, – упрямо сказала она.

Эллен печально кивнула. Возможно, она все же ошиблась в Клэр, и та действительно была настолько сильной, какой пыталась казаться. Согласится ли она на эту свадьбу?


В день свадьбы Клэр встала так же рано, как и в любой другой день. Эллен видела, как она пошла в мастерскую и там грустно огляделась. Все было сделано, все заказы выполнены. Нигде не валялось ни ниточки, ни один инструмент не лежал не на своем месте, все было тщательно убрано. Хотя Клэр была уже в свадебном платье, она решила еще раз подмести пол. Казалось, что в мастерской уже давно никто не работал. Выпрямившись, Клэр вышла. Эллен посмотрела ей вслед. Ей понадобится вся ее воля, чтобы дойти до церкви. Клэр с каменным лицом шла навстречу своей судьбе. Она казалось не невестой, а приговоренной к повешению. Аделаиза де Бетюн и ее спутники уже ждали перед церковью. Подняв голову, с кажущимся равнодушием, Клэр подошла к церкви, но, взглянув на своего суженого, потеряла самообладание.

– Я не могу, – с дрожью в голосе прошептала она.

Эллен сделала вид, что ничего не слышит. Улыбаясь, к ним подошла Аделаиза де Бетюн. Протянув обе руки к невесте, она радостно ее поприветствовала.

– Скоро ты снова будешь не одна, дитя мое!

Покачав головой, Клэр отвела госпожу в сторону.

– Прошу вас, госпожа, освободите меня от моего обещания. Я люблю другого, я не могу принадлежать Базилю…

– Но, дитя мое, что ты за глупости говоришь? Ты любишь другого? Это не повод отказывать Базилю. Выходить замуж по любви глупо, поверь мне, я знаю, о чем говорю.

– Я тоже так раньше думала, пока не приехал Гуо. Он хотел, чтобы я вышла за него замуж, а я, дурочка, отказала ему.

– Ну что ж, тогда все в порядке, и мы можем наконец-то начать церемонию, – сказала Аделаиза де Бетюн и с необычной суровостью взглянула на Клэр. – Иди!

Клэр сдалась и пошла вслед за ней. Так как она смотрела себе под ноги, чтобы не испугаться при виде жениха и не убежать, она не заметила, что Гуо тем временем занял место Базиля. Глаза ей застилали слезы.

Священник начал службу, зачитывая жениху и невесте слово Божье о браке и их обязанностях.

Клэр, казалось, его не слушала.

– Берешь ли ты, Клэр, вдова мастера по ножнам Жака и мать сына его, Жака, в свои законные мужья присутствующего здесь Гуо, также мастера по ножнам? Клянешься ли любить и уважать его…

Клэр вскинула голову, как испуганная лань. Он сказал «Гуо»? Она недоверчиво посмотрела туда, где должен был стоять Базиль. Гуо смущенно улыбнулся.

– …быть верной ему, пока смерть не разлучит вас, рожать ему детей и воспитывать их во славу Господа нашего, как требует того святая Церковь, и согласна ли ты на это по своей доброй воле? – Священник вопросительно взглянул на Клэр.

Та молчала.

– Это была не моя идея! – виновато шепнул ей на ухо Гуо. Священник терпеливо повторил тот же вопрос.

Клэр постаралась громко и отчетливо произнести «да», но все же ее голос дрожал.

После того как на тот же вопрос ответил «да» и Гуо, священник дал им свое благословение. Они оба мгновенно преобразились.

– Ну и кто из вас все это придумал? – Клэр с возмущением оглянулась.

Гуо поднял руки и посмотрел на госпожу де Бетюн.

– О нет, это была не моя идея! Я была лишь инструментом, – смеясь, сказала она и указала на Эллен. – Только она была способна выдумать нечто подобное.

– Эллен! – Клэр была слишком счастлива, чтобы сердиться.

– Я просто не могла смотреть на то, как ты отказываешься от своего счастья. Так я отблагодарила тебя за все, что ты сделала для меня. Я уже давно думаю о том, что мне пора ехать дальше, и не хотела оставлять на тебя всю работу, а так как ты, упрямица эдакая, не хотела брать Гуо на работу, я подумала, что лучшим решением будет вас поженить. Но ты ведь довольна, правда?

– Спасибо, – сдавленно произнесла Клэр.

Эллен взяла венок из мелких белых цветов и распустила узел на затылке Клэр. Ее красивые светлые волосы волнами рассыпались по плечам, и Эллен надела ей на голову этот свадебный венец.

– Ты замечательная невеста, Клэр, а Гуо – просто счастливчик.

– Ну, Клэр тоже повезло, и она вскоре это поймет! – пошутил Гуо и притянул к себе невесту, чтобы наконец-то второй раз впиться в ее губы долгожданным поцелуем.

– Ну как, лучше, чем в первый раз? – шепнул он ей. Покраснев, Клэр кивнула.

В церкви собралась вся деревня, новобрачных приветствовали аплодисментами. Несколько мужчин громко засвистели, а мельник взял флейту и заиграл веселую мелодию, под которую женщины запели шутливую песню о браке – таков был свадебный обычай в деревне. Даже Моргана, Адель и другие молодые женщины не завидовали Клэр и ее счастью. Возможно, они думали, что если с одной из них произошла такая история, то и другие могут надеяться.

Дрожа, из толпы вышел старик Жан и, обняв своего сына, тихо заплакал от счастья.


Начало марта, 1170 год

– А глина-то у нас заканчивается, – заметила Клэр.

Эллен нахмурилась, но Клэр сделала вид, что не заметила этого. После свадьбы с ней такое случалось. Неужели она действительно забыла, что Эллен завтра навсегда уезжает?

– Да и лен тоже заканчивается, – тем же тоном, что и Клэр, сказала Эллен.

Клэр кивнула, не глядя на нее.

– Я завтра принесу. – Она, бормоча извинения, внезапно с такой скоростью бросилась из мастерской, что чуть не сбила с ног Жака.

– Мама все время плачет, и это ты виновата. – Жак с упреком посмотрел на Эллен.

– Я? – возмущенно спросила Эллен.

– Она грустит, потому что ты хочешь уехать… И я тоже грущу, – сказал он, неловко ее обнимая. – С возрастом его умственная отсталость проявлялась все больше.

– Я тоже грущу, Жак, но мне пора уезжать. – Эллен украдкой смахнула слезу.

– Эй, я видел: ты плачешь! – торжествующе воскликнул мальчик.

Эллен рассмеялась, и на этот раз слеза действительно скатилась по ее щеке.

– Не надо плакать, ты ведь можешь остаться, – нежно произнес Жак и крепче прижался к ней.

– Нет, мне нужно уезжать, поверь мне, – с дрожью в голосе сказала Эллен.

– Но ты ведь вернешься, правда? И тогда мы поженимся! – воскликнул он, просияв.

Эллен вспомнился маленький Бодуэн, и она рассмеялась.

– Ну что за глупости, Жак! Ты женишься на молодой девушке, а не на такой старухе, как я.

– Ты совсем не старуха! – возмутился Жак, обиженно глядя на нее. – Знаю! Я подожду, пока сам стану старым! – сказал он и вышел из мастерской.

В этот день всем было трудно делать вид, будто ничего особенного не происходит. Настал вечер, и Клэр наконец-то обратилась к Эллен!

– Я уверена, что это Господь тебя нам послал. Ты столько для меня сделала! – Она сжала руку Эллен.

– О нет, Клэр, это ты мне помогла! Без тебя я никогда бы не справилась с бедами. Благодаря тебе я научилась верить в себя и быть решительной, даже когда на мне не штаны и рубашка, а платье. Я всегда буду твоей должницей! – Эллен впервые сама обняла Клэр.

– Ничего ты мне не должна. – Клэр взяла ее за плечи и заглянула в глаза. – Тебе я обязана своим счастьем.

– Да, с этим я полностью согласен! – вмешался Гуо, который услышал лишь последнюю фразу. Он, ухмыляясь, протянул им кувшин. – Это вино! – гордо сообщил он. – Я его купил, чтобы у тебя остались приятные воспоминания о последнем дне здесь! – Лицо Гуо расплылось в улыбке.

Эллен немного успокоилась.

– Ты думаешь, что если я завтра проснусь с головной болью от похмелья, то буду вспоминать об этом вечере с радостью? – Когда она подтрунивала над ним, ей становилось легче.

– Садитесь, красавицы мои, поешьте и выпейте со мной. – Гуо рассмеялся. Он разлил красное вино по глиняным кружкам, и даже Жаку по такому случаю дали попробовать вино. Гуо поднял свою кружку, чтобы чокнуться с остальными.

– За тебя, Элленвеора! – сердечно произнес он.

– За ваше общее будущее и за ребенка, – сказала Эллен и подмигнула Клэр. Та покраснела, и Гуо с гордостью обнял ее.

– За твои грандиозные планы, Эллен! Пусть у тебя в жизни все удастся, и ты найдешь свою любовь! – Гуо чокнулся с Эллен.

Клэр всхлипнула и поспешно поставила кружку на стол, так что вино чуть не разлилось, а затем она выбежала из комнаты.

– Не трогай ее, – удержал Гуо Эллен, когда та хотела пойти за подругой. – Она сейчас вернется, а если ты к ней выйдешь, то вы обе будете рыдать, а от этого вам легче не станет.

Эллен кивнула. Гуо был прав: вскоре Клэр вернулась. Глаза у нее по-прежнему были красными, но она села вместе со всеми за стол и попыталась улыбнуться.

По такому случаю они съели зажаренную курицу с овощами и черным хлебом, запили все это вином и провели остаток вечера, предаваясь воспоминаниям. Когда они, посмеиваясь, пошли спать, бурдюк из-под вина был уже пуст.

На следующее утро Эллен встала так же рано, как и обычно. У нее болела голова, а от яркого света, громких звуков и резких движений боль становилась совершенно невыносимой. «Если пьешь слишком много, то надо смириться с похмельем, оно само пройдет», – подумала Эллен. Когда она умывалась и одевалась, каждое движение давалось ей с трудом, а руки, казалось, были налиты свинцом. Несмотря на головную боль, она собрала все свои пожитки, аккуратно уложив в мешок красивое зеленое платье, подаренное ей госпожой де Бетюн. Это платье очень шло к ярко-зеленым глазам Эллен. Она не забыла и про стопку льняных тряпок, небольшой факел, огниво, трут и провиант. Она положила туда же и вещи Эльфгивы, которые хранила как зеницу ока. Прижавшись к ним лицом, девушка с тоской подумала о старой травнице. Взяла она с собой и другие вещи, напоминавшие ей о былом: расческу, подаренную ей Клэр; небольшую фигурку святого Христофора, вырезанную для нее Жаком, ленты для волос, которые она никогда не носила, несмотря на просьбы Клэр, и блестящий камешек из Танкарвилля. Роза нашла этот камешек вскоре после приезда в Нормандию и подарила его Эллен в знак их дружбы. Хотя Роза ее и предала, Эллен все равно носила камешек с собой. Слеза скатилась по ее щеке, но Эллен поспешно отерла ее рукавом и надела пояс, на котором висел нож Осмонда, фляга и кошелек. Большую часть своих сбережений она хранила под одеждой, а в кошельке на поясе звенела пара монет, которых должно было хватить на ближайшее время. Если на нее нападут, то воры подумают, что она носит все свои деньги на поясе.

В Танкарвилле она стригла свои ярко-рыжие волосы очень коротко, но с тех пор они выросли и доходили ей до плеч. Они были густыми и кудрявыми и топорщились с таким же упрямством, каким обладала и она сама. Во время работы они спадали ей на лицо, так что она заплетала их в косу и связывала простой веревкой, а ее высокий лоб обрамляла корона из кудряшек. Веснушки, появившиеся у нее на носу когда она еще была ребенком, сейчас покрывали и щеки, подчеркивая белизну и нежность кожи. Под ярко-рыжими бровями блестели зеленые глаза, словно изумруды в медной оправе.

Эллен вздохнула. Хотя она уже много месяцев мечтала о том, чтобы уехать, сейчас ей было нелегко.

– Ты можешь передумать и остаться! – сказала Клэр, когда они прощались.

Эллен покачала головой.

– Я должна найти свой путь.

Она прожила в Бетюне почти три года. Клэр с Гуо после свадьбы убедили ее остаться на зиму, но теперь пришло время покинуть их дом.

– Да, конечно, – кивнула Клэр. Эллен обняла Гуо.

– Береги ее, слышишь?

– Можешь на меня положиться, я позабочусь о ней.

Эллен всхлипнула.

– О Боже, ты разговариваешь так, будто ты моя мама, а не моя подруга, – вздохнула Клэр.

– Гляди, Гуо, вон идет твой отец! – Эллен обрадовалась, увидев старика Жана. Она любила его, потому что он напоминал ей Осмонда.

– Я был бы рад, если бы у меня была такая дочь, как ты, – шепнул он ей на ухо, когда они обнялись, и тут Эллен не смогла сдержаться и прослезилась.

Жан потрепал ее по плечу.

– Глядите, вон кто-то скачет. Мне кажется, это госпожа де Бетюн! – воскликнула Клэр и замахала рукой.

Эллен смахнула слезы и увидела, что Клэр права. Госпожа де Бетюн спешилась, обняла Эллен и заглянула ей в глаза.

– Эллен, береги себя! Готье, пони! – обратилась она к своему спутнику.

Рыцарь Готье передал Эллен поводья симпатичной невысокой лошадки.

– Путешествовать на лошади удобнее, быстрее и, прежде всего, безопаснее. Его зовут Нестор, он очень смирный и подойдет такой неумелой наезднице, как ты, – сказал он, улыбнувшись.

– Я дарю его тебе! – заявила Аделаиза де Бетюн и заговорщически подмигнула Эллен.

В ее умных глазах можно было прочесть: «Нам, женщинам, нужно держаться вместе».

– Спасибо, госпожа. Огромное вам спасибо!

– Ах да, чуть не забыла. Это мне дал мой сын. Он сказал, что никогда тебя не забудет. А чтобы и ты его не забыла, он дарит тебе вот это! – Аделаиза де Бетюн развернула шелковый платок. В нем лежал красновато-каштановый локон, перевязанный крошечной ленточкой.

Эллен умиленно улыбнулась.

– Удачной тебе поездки, Эллен! – Аделаиза вскочила на коня, попрощалась со всеми изящным кивком головы и ускакала.

Клэр обняла Эллен в последний раз и не хотела ее отпускать.

– Ты всегда можешь вернуться к нам, и мы тебя примем с распростертыми объятиями! – сдавленно сказала она, а Гуо кивнул, соглашаясь с женой.

– Спасибо – за все! – пробормотала Эллен.

– Ну что ж, давай попробуем посадить тебя на эту лошадку, – сказал Гуо.

Эллен села на пони, а Гуо помогал ей, хотя она и сама бы справилась. Нестор вел себя совершенно спокойно, а когда Эллен поцокала языком и пнула его пятками в бока, он медленно потопал вперед. Вряд ли на пони она сможет передвигаться быстрее, чем пешком, но Нестор будет ее согревать, и с ним будет не так одиноко. Внезапно она обрадовалась тому, что ей не придется путешествовать самой. Возможно, одиночество было хуже всего, не считая разве что болезни и голода.

Жак некоторое время бежал рядом с ней, пока она не выехала из деревни.

Затем Эллен отпустила поводья. Нужно ехать вперед. Где-то там ее ждет новая жизнь.


Апрель 1170 года

В каждой деревне, через которую проезжала Эллен, она пыталась найти работу, но люди, качая головами, отказывались от услуг незнакомой женщины, которая утверждала, что может ковать железо. Она была в пути уже больше месяца, и ее сбережения подходили к концу. Март оказался холоднее обычного, однажды даже выпал снег, да и наступивший апрель был не лучше. Эллен с неизменным упрямством продолжала спрашивать всех о работе. Кузнецы чаще всего рекомендовали ей отправиться в Бове. Так как Эллен все равно не имела определенной цели, она решила последовать этому совету, и уже через два дня подъехала к городу.

Крепостная стена была видна издалека, своими размерами она свидетельствовала о значимости города Бове. Многочисленные улицы и переулки с большими домами и маленькими хижинами извивались вокруг великолепного дворца архиепископа. Эллен с любопытством оглядывалась и вскоре поняла, что своим богатством этот город обязан успешной торговле коврами. В многочисленных мастерских прядильщицы, ткачи и красильщики превращали разнообразные сорта шерсти в благородные ковры. Английскую овечью шерсть привозили сюда из самого Лондона. В городе царила атмосфера благополучия и деловитости.

В первую очередь Эллен хотела пойти во дворец архиепископа и предложить услуги мастера мечей. Возможно, там ей повезет! Но привратники не пропустили ее и посмеялись над ней, когда она рассказала, зачем туда идет. Голодная, уставшая и совершенно замерзшая, Эллен спросила у прядильщицы, как пройти к городским кузницам.

Неулыбчивая женщина с поджатыми губами взглянула на Эллен и указала ей путь. Хотя казалось, что граждане города живут в достатке, они не производили впечатления счастливых людей.

Не теряя надежды, Эллен подошла к первой мастерской, постучалась и вошла. Кузница была маленькой и неприбранной, но Эллен не могла позволить себе привередничать. За последние недели ей слишком часто отказывали в работе, так что перебирать не приходилось. Смущаясь, она начала негромко излагать свою просьбу:

– Здравствуйте, мастер. Прошу вас, выслушайте меня. Я ищу работу помощника кузнеца или подм…

Закончить Эллен не дали.

– Тебя прислало само небо! – радостно воскликнул кузнец, схватил изумленную Эллен за руку и потянул ее за собой в дом. – Гляди, Мария, твои молитвы услышаны! – С этими словами кузнец втолкнул Эллен в комнату.

Его жена была круглой, как бочка, – было очевидно, что вскоре она будет рожать. Отерев руку о грязноватый фартук, Мария протянула ее Эллен. На полу играли двухлетний мальчик и трехлетняя девочка.

– Ты можешь спать в кузнице и будешь есть то же, что и все мы. Много платить я не могу, но если ты захочешь подыскать себе еще какую-то работу, я не буду иметь ничего против, – поспешно сказал кузнец.

Хотя его условия не очень понравились Эллен, она решила задержаться здесь. В конце концов, она всегда сможет найти себе что-нибудь получше.

– Я согласна, но… – Она невольно посмотрела на детей и живот жены кузнеца. – Я не буду работать в доме, а только в кузнице. Я умею ковать все и хорошо владею молотом.

Кузнец изумленно взглянул на нее и на мгновение задумался.

– Что ж, договорились! – сказал он, протягивая ей руку. Очевидно, у него были достаточно большие трудности, раз он взял ее на работу без лишних вопросов.

– Кстати, меня зовут Мишель.

– Элленвеора! – Она пожала его руку, подтвердив таким образом заключение договора.

– Садись с нами за стол и поешь! – дружелюбно сказала ей Мария и налила супа, приготовленного для всей семьи, еще в одну тарелку.

Порция была маленькой, да и суп жидковатым, но все же было вкусно. Эллен надеялась, что Мария будет готовить больше, ведь когда Эллен снова начнет заниматься кузнечным делом, ее аппетит будет расти. Она с печалью вспомнила о том времени, когда она жила у Донована и Гленны, тогда у нее был настоящий отчий дом и обильная еда. И как они там поживают? Голодная и замерзшая, Эллен, чувствуя себя несчастной, заснула в чужой мастерской. В Бове она рассчитывала на большее, чем место в третьесортной кузнице.


В первую ночь в Бове ей снился Осмонд. Запах теплого козьего молока из ее сна, казалось, витал в воздухе, когда она проснулась на рассвете в чужой мастерской. Погрустневшая Эллен принялась за работу. Со времени бегства из Танкарвилля она не работала в кузнице, но навыков своих неутратила. Уже вечером первого рабочего дня ей показалось, что она никогда не переставала заниматься ковкой. Силы и выносливости у нее было меньше, чем раньше, но тяжкий труд приносил ей огромное удовлетворение. И все же долгий перерыв не мог не сказаться – у нее ужасно болели мышцы в течение нескольких дней, да и руки отвыкли от такой работы, и ей пришлось мириться с мозолями и водянками.

– Поражаюсь тебе, – сказала однажды вечером Мария, увидев растертые руки Эллен. – Именно из-за этих ужасных мозолей я всегда ненавидела работу в кузнице.

– Ну да, ну да, и поэтому она теперь рожает одного ребенка за другим, говоря, что женщина в положении не может брать в руки молот, – вмешался Мишель.

– Ну конечно. Вот видишь, ты ничего не понимаешь. Господь наказал женщину – она в муках рожает детей своих. Жить с таким животиком совсем нелегко, а о родах лучше и не говорить. Я с удовольствием согласилась бы, чтобы детей рожал ты, и пошла бы даже на работу в кузницу, несмотря на мозоли, – обиженно сказала Мария.

Казалось, она действительно сердится на своего мужа, но уже через мгновение они принялись целоваться, словно молодожены, и все снова было в порядке.

Мишель стал кузнецом, потому что кузнецом были его отец и отец его отца. Он работал без особой страсти и тщеславия, однако имел постоянных клиентов, которые были им весьма довольны. Он мог бы обеспечивать свою семью и взять себе кого-нибудь в подмастерья, если бы не проводил каждую свободную минуту в трактире за игрой в кости, просаживая там большую часть заработанных денег.

Мария покорилась своей судьбе, потому что не знала лучшей жизни. Мишель ее не бил, пока она молчала, и этого ей было вполне достаточно.


Июль 1170 года

Эллен провела рукой по лбу. Ну и жаркое же выдалось лето в этом году! Горячий воздух скапливался под крышей кузницы, из-за чего было невероятно душно. Эллен работала на Мишеля уже три месяца, и все чаще он уходил после полудня, чтобы поиграть в трактире в кости. Подмастерья других кузнецов насмехались над ним, потому что он оставлял свою мастерскую на женщину. Они завидовали Эллен и ревниво следили за тем, чтобы она не приближалась к их мастерам.

Эллен не знала, стоит ли ей вообще оставаться в Бове. В июле путешествовать было легко, и она подумывала собрать мешок и сменить наковальню на посох. Эллен как раз размышляла об этом, когда в мастерскую вошел высокий стройный мужчина лет тридцати. Девушка никогда его не видела. Его глаза были светло-коричневыми, как и его густые волнистые волосы.

– А Мишеля что, нет? – спросил он, слегка наморщив лоб.

– Мне очень жаль, но его нет. Но вы можете сделать свой заказ мне. Чем могу помочь?

Судя по складкам на его лбу, мужчина был весьма недоволен тем, что в мастерской вместо кузнеца встретил совершенно незнакомую женщину. И все же, несмотря на его нерешительность, Эллен он показался симпатичным.

– Прошу вас, скажите мне, что вас сюда привело. Вы можете быть уверены, что я помогу вам не хуже, чем сам мастер, ведь иначе он вряд ли оставил бы меня одну в своей мастерской. – Эллен подошла к мужчине ближе.

– Мне нужно несколько инструментов. Меня зовут Джоселин. Я Faber Aurifex.[1]

Золотых дел мастер! Эллен радостно кивнула и взглянула на сломанный инструмент, который он ей протянул.

– Гравировальную полоску починить нельзя, нужно сделать новую. Что-то еще?

– Небольшой молоточек, – ответил он, удивляясь деловитости Эллен, но все еще глядя на нее с недоверием.

– Какого веса? А размер ударной части? Круглый или квадратный? – спокойно расспрашивала его Эллен.

Золотых дел мастер сделал заказ, и Эллен одобрительно кивнула.

– Все будет готово через пять дней, к сожалению, раньше не получится.

– Хорошо, – сказал он, явно не собираясь уходить. Эллен улыбнулась ему, и Джоселин откашлялся. Внезапно дверь в мастерскую распахнулась и вошел Мишель.

От него пахло пивом, и настроение у него, похоже, было отвратительное. Наверняка он опять проиграл все свои деньги.

– Что вы здесь делаете, Джоселин? Хотите увести у меня мою Эллен? – набросился он на мастера.

Джоселин взглянул на Мишеля, словно тот был умалишенным.

– Я заказал инструменты, – холодно ответил он. Лицо Мишеля прояснилось.

– А-а! Ну если так, мастер Джоселин, то Эллен все для вас сделает, она работу любит! – Мишель хрипло рассмеялся.

– Я как раз хотела спросить мастера Джоселина, не возьмет ли он меня на два дня в неделю подмастерьем. Вы же помните, Мишель, мы об этом договаривались с самого начала.

Джоселин изумленно взглянул на Эллен и наморщил лоб. Мишель истерично расхохотался.

– Джоселин, вы только взгляните на ее руки! Они просто созданы для тонкой работы. – Он схватил Эллен за правую руку и показал ее Джоселину.

Очевидно, тот сердился из-за отвратительного поведения пьяного Мишеля, но все же взял руку Эллен и принялся рассматривать ладонь. Водянок там уже не было, да и руки ее были нежнее, чем обычно бывает у кузнецов.

– Конечно, руки мозолистые, но… – Он так внимательно посмотрел на Эллен, что та перестала дышать. – Как только сделаешь инструменты, принеси их мне, и если они мне понравятся, ты пройдешь испытание на подмастерье. – Джоселин наконец отпустил ее ладонь.

Хотя он уже не прикасался к ней, Эллен казалось, что она все еще чувствует на своей руке его тонкие мягкие пальцы.

– Все будет готово через пять дней, – тихо сказала она. Джоселин удовлетворенно кивнул.

– Через пять дней! – Кивнув Мишелю, он ушел.

– Не забудь о том, что ты еще должна выполнить заказ пекаря, – проворчал Мишель.

– Я знаю. Я все успею, не беспокойтесь.

Эллен сразу же принялась за выполнение заказа пекаря, чтобы поскорее перейти к изготовлению инструментов для золотых дел мастера. Она хотела выполнить для него работу по возможности идеально. Гравировочная полоска должна быть острой и очень твердой. Наконец-то она могла проявить свои умения, что не требовалось при изготовлении простых инструментов! Эллен не терпелось начать ковать для ювелира, и через пару дней она принялась за изготовление молоточка. Она наполнила небольшой горшок, который она нашла в мастерской, родниковой водой из леса, и добавила туда немного своей мочи. На дно горшочка она положила камешек, который ей подарил Донован. Кузнец клялся ей в магических свойствах этого камешка. Он научил Эллен специальному заклинанию, которое она произносила во время закалки стали. Когда Мишель презрительно взглянул на эту смесь и понюхал ее, при этом пытаясь ухватить Эллен за зад, та прошипела ему на ухо:

– Я предпочитаю закаливать сталь кровью гномов, которая, как известно, очень холодная. Но приходится использовать ее только в исключительных случаях, потому что ее очень тяжело достать.

У Мишеля волосы встали дыбом, и Эллен внутренне посмеялась над его страхом. Да уж, больше он ее лапать не станет!

Когда полоска и молоточек для ювелира были готовы, Эллен спросила у Мишеля, как найти Джоселина. Тот подробно ей рассказал, где находится мастерская ювелира, – после истории с кровью гномов он явно ее побаивался.

Когда Эллен вошла в мастерскую Джоселина, он взглянул на нее с изумлением.

– Что, нужно еще, да? – Его несколько невежливый вопрос звучал скорее как утверждение.

– Что нужно еще? – не поняла Эллен.

– Время на изготовление инструментов, конечно же. – Джоселин нахмурил брови.

Была вторая половина пятого дня, и Джоселин был уверен, что Эллен пришла, чтобы попросить его о продлении срока выполнения заказа. Мишель никогда не выполнял работу в установленный срок, так что Джоселин и от Эллен не ожидал ничего другого.

– Я же сказала: пять дней, – удивленно произнесла она.

– Тогда у тебя еще есть время до вечера. Чего же ты тут стоишь? – раздраженно спросил Джоселин. Ему не хотелось снова выслушивать какие-то оправдания.

Эллен рассмеялась, потому что только сейчас поняла, в чем, собственно, дело.

– Почему ты смеешься? – спросил он, еще больше раздражаясь, но тут увидел, что она достает из мешка оба инструмента.

Глядя мастеру в глаза, Эллен протянула ему полоску и молоточек. Джоселин внимательно их осмотрел.

– Пожалуйста, испытайте меня, я быстро учусь, – сказала Эллен, пока он проверял новую гравировальную полоску.

– Очень хорошо. Должен сказать, что это лучшая работа из тех, что я видел в последнее время, – одобрительно пробормотал он и посмотрел на Эллен не так строго. – Мишель неплохой кузнец, но если ты действительно сама сделала эти инструменты, ты работаешь лучше его.

– Пожалуйста, испытайте меня. Я хочу учиться у вас и работать подмастерьем! – умоляющим тоном сказала Эллен.

– Что ж, давай попробуем. Садись за стол, и я тебе покажу, как пользоваться гравировальной полоской. Если у тебя все получится, тогда поговорим.

В последние дни Эллен часто думала о том, почему она хочет работать у Джоселина. Ради денег, чтобы приблизиться к реализации своих планов? Вряд ли она могла ожидать от ювелира, что тот станет учить такую неопытную девушку, как она, и при этом будет ей что-то платить. Нет, дело было не в деньгах. Она хотела научиться сама отделывать свои мечи. С тех пор как она научилась делать клинки, она мечтала о том, чтобы полностью изготавливать меч самой, а не поручать отделку и изготовление ножен и рукояти другим ремесленникам. Работа ювелира ценилась больше всего, так что она сможет хорошо зарабатывать, если будет все делать сама. А Мишель пусть думает, что она работает на Джоселина, чтобы подзаработать. Но ювелиру придется сказать правду, если он об этом спросит.

Эллен работала спокойно и сосредоточенно, пока не стемнело. Джоселин все время наблюдал за ее попытками и давал ей указания. Эллен проявила невероятную сообразительность – она схватывала все на лету.

– Если ты хочешь у меня чему-то научиться, то должна приходить сюда каждый вечер. Я не требую денег за обучение, но и тебе платить не буду. Ты согласна?

– Каждый вечер? – Эллен удивленно взглянула на золотых дел мастера. – Я не знаю, получится ли у меня. Нужно поговорить с Мишелем, ведь я ем у него и сплю.

– Я знаю Мишеля, он ведь не много тебе платит?

Эллен кивнула.

– Тогда ему придется согласиться. Тебе нужно только вежливо его об этом попросить. Ты для него незаменима, поверь мне.

Эллен непонимающе смотрела на него.

– Мишель обещал мне, к примеру, изготовить инструмент через десять дней, а приносил через две недели – как минимум. – Усмехнувшись, Джоселин ей подмигнул. – Вот увидишь, он согласится.

Джоселин был прав. Мишель прекрасно понимал, какое сокровище он получил в лице Эллен, и, чтобы не лишиться ее, он нехотя согласился с тем, что она утром будет работать у него, а после полудня – у Джоселина. Эллен решила остаться в Бове, и теперь каждый день она съедала на обед приготовленную Марией еду, а потом спешила к ювелиру. Она, не жалуясь, вставала до восхода солнца и работала как одержимая до самой ночи.

И только в воскресенье у нее было немного времени, чтобы сходить проведать Нестора, которого она удачно пристроила в недавно возведенный поблизости монастырь. Пока Эллен не нужен был пони, им пользовались монашки, а за это они его кормили и ухаживали за ним.

Со времени первой встречи с ювелиром в кузнице Мишеля прошел уже год. Эллен по-прежнему каждый вечер работала у Джоселина, а после Пасхи даже иногда начала получать за работу динары.

Эллен быстро шла к ювелиру. Она даже не замечала синего неба и приятного тепла июльского солнца, так как очень волновалась. Джоселин уже некоторое время работал над чашей для алтаря в монастыре, где находился Нестор. Так как монашки были не очень богатыми, он изготовил чашу из серебра и теперь собирался ее позолотить.


Джоселин вздрогнул от испуга, когда Эллен вбежала в мастерскую с улыбкой до ушей.

– А вот и я, мы можем начинать! – закричала она, не поздоровавшись с ювелиром.

– Не торопись, это делается не так быстро. – Джоселин рассмеялся.

Он не знал, что его привлекает в этой девушке – ее страсть к ремеслу, ловкость или красота. Эллен этого не замечала, но иногда он наблюдал за ней во время работы и внимательно изучал ее лицо. Когда она концентрировалась на сложной работе, то высовывала изо рта кончик языка.

– А мы что, сегодня не начинаем? – разочарованно спросила Эллен.

Какая же она красавица! Он влюбился в нее в первую же неделю их общения, но никак этого не показывал.

– Если бы это было так просто, то любой смог бы стать ювелиром. Но нанесение золота является одним из самых длительных и сложных процессов и требует множества приготовлений. Сначала мы должны подготовить некоторые подручные средства. – Вздохнув, Джоселин ненадолго задумался. – Посмотри в маленьком ящике шкафа, там должна быть связка кисточек из свиной щетины. Мы обернем их проволокой, оставив только немного щетины. Две кисточки нам потребуются для покрытия амальгамой чаши, а две – для нанесения позолоты.

– А что такое амальгама? – с интересом спросила Эллен, обматывая кисточки.

– Ну, необходимо подготовить серебро, чтобы золото хорошо на него ложилось. Для этого серебро покрывается жидкостью, которую мы называем амальгамой.

– А где мы ее возьмем?

– Мы ее сами приготовим. Но сначала сделаем позолоту, а для этого нужно очистить золото, которым мы будем пользоваться.

Эллен нетерпеливо заерзала на месте, услышав, сколько всего необходимо сделать.

Но Джоселин не дал сбить себя с толку.

– Самое главное при нанесении позолоты – это чистота золота. Об этом никогда нельзя забывать, иначе у тебя ничего не получится. Чтобы очистить золото от меди, серебра и прочих примесей, необходимо его скрепить. В сущности, это достаточно сложный процесс нагревания золота при помощи средства, которое мы тоже должны сами изготовить.

Хотя Эллен не все поняла, она кивнула.

– Сейчас сама все увидишь, – сказал Джоселин, не отводя взгляда от маленькой морщинки на ее лбу, которая появлялась там, когда Эллен о чем-то задумывалась. – То золото, которое мы будем использовать, я уже выковал в полосу и разделил ее на отрезки одинаковой длины. Видишь?

Эллен внимательнее присмотрелась к золоту, на взгляд определяя длину, ширину и толщину полоски, а также расстояния между отверстиями, которые Джоселин в ней проделал. Ювелир улыбнулся – он ценил любознательность девушки.

– Дай мне чаши для плавки, которые стоят на столе, а также мисочку с красным порошком. Да, кстати, захвати и соль. – Джоселин ушел в свою спальню и вернулся с глиняным флакончиком.

– Ну а теперь? – с любопытством спросила Эллен.

– Красный порошок – это жженая измельченная глина. Мы возьмем весь порошок и смешаем его с солью из этой чаши.

Эллен взяла порошок и взвесила его. С самого начала с весами у нее не очень-то ладилось – для работы с ними требовались точность движений и умение считать, но она понимала необходимость этого, так что уже много недель каждую свободную минуту тренировалась.

– А теперь? – Она нетерпеливо протянула Джоселину миску. Ювелир взял флакончик и налил в порошок желтоватую жидкость, пока тот не пропитался ею полностью.

– Моча? – спросила Эллен, улыбнувшись. Джоселин кивнул.

– Нужно немного, иначе порошок слипнется. В позолоту тоже добавляется моча, но в нее не должна попасть приготовленная смесь. – Джоселин поставил вторую миску на первую и заделал щель между ними глиной. – Итак, теперь это все нужно высушить, а затем поставить в печь для скрепления.

Он поставил миски на четыре камня одинакового размера, установленные в очаге, и развел огонь. Из дыр в верхней части очага, сделанной из камней и глины, пошел дым.

– Огонь должен гореть целый день и целую ночь. Чтобы золото не расплавилось, нужно поддерживать равномерный огонь под сосудами, – объяснил Джоселин, закончив приготовления.

– Ну а что мы будем делать теперь? – Эллен по-прежнему сгорала от любопытства.

– О, у нас очень много дел, пока будет готово золото. Сначала мы сделаем из латуни щетку, которой будем полировать позолоту. – Джоселин взглянул на шкаф, но тут заметил, что начали сгущаться сумерки. – Да уже поздно!

Эллен стояла перед Джоселином.

– Мы продолжим завтра! – Он вдохнул ноздрями ее запах. – Мне… – начал было он.

– Да?

– Мне нравится работать с тобой, Эллен!

– Мне тоже нравится работать с вами, мастер.

Джоселин заметил, что ее голос был нежным, как у влюбленной.

– Пожалуйста, называй меня Джоселином. – Он не видел, кивнула ли она. – Хорошо?

– Да.

– Спокойной ночи, Эллен, до завтра! – Голос Джоселина чуть заметно дрожал.

– Спокойной ночи, Джоселин.


Когда Эллен на следующее утро пришла в мастерскую, Джоселин как раз ворошил поленья в печи.

– Вы выглядите усталым, – сказала она.

– Нужно было следить за очагом, – Джоселин улыбнулся. Эллен уже не в первый раз заметила, что от его улыбки у нее в груди разливается тепло, и от этих мыслей она покраснела.

– Просто расскажите мне, как готовить латунные щетки. Я сама позабочусь об этом, да и прослежу за очагом, а вы немного поспите, договорились?

Джоселин кивнул и объяснил Эллен, что ей нужно делать.

– Ну, ты же знаешь, где свинец, верно?

– Конечно, Джоселин. Ложитесь, я вас разбужу, когда золото будет готово.

– Хорошо, я прилягу тут в углу и отдохну. Если у тебя будут вопросы, разбуди меня.

Эллен с упреком взглянула на него.

– Почему вы не идете в свою комнату? – спросила она, качая головой. Неужели он до сих пор не понял, что на нее можно положиться?

Джоселин улыбнулся – у него была улыбка, как у ребенка.

– Потому что я хочу быть рядом с тобой, – ответил он и улегся на топчане в углу, неподалеку от нее.

От его ответа в животе Эллен распространилось приятное тепло. Джоселин мгновенно уснул. Его грудь мерно поднималась и опускалась. Эллен все время поглядывала в его сторону. Даже во сне он улыбался. Когда она закончила делать латунные щетки и все убрала, на улице было еще светло, но она знала, что вскоре начнет смеркаться. Наверное, следовало разбудить Джоселина. Подойдя ближе, она присмотрелась к нему повнимательнее. Во сне он был похож на ребенка. Эллен осторожно коснулась его щеки и нежно провела по ней кончиками пальцев.

Джоселин что-то буркнул, но глаз не открыл. Эллен склонилась к нему.

– Пора вставать, – шепнула она, коснувшись губами его уха. Она чувствовала запах его кожи и, вдыхая его, на мгновение закрыла глаза.

Джоселин повернул к ней голову, и их лица соприкоснулись. Внезапно Эллен почувствовала, как у нее дрожат колени.

– Чего бы я только не отдал за то, чтобы меня так будили каждый день, – пробормотал он.

Эллен покраснела.

– По-моему, золото уже готово, – сказала она слишком громко и выпрямилась.

Все ее тело было напряжено, она не могла сделать и шага. Джоселин сел на топчане и сладко потянулся. Глаза у него горели, будто звезды.


Джоселин остался доволен очисткой золота и поставил чашу для плавления на огонь, чтобы приготовить позолоту. Он разделил

золото на небольшие кусочки и смешал его с ртутью в раскаленной чаше, держа ее как можно дальше от себя.

– Ртуть ядовита, – объяснил он. – Ртутные пары вредны для желудка. Мой мастер говорил, что вино, чеснок и перец хорошо помогают при ртутном отравлении, но ему это не помогло: сначала он стал бледным и худым, а затем сошел с ума. – Джоселин покрутил указательным пальцем у виска. – Перед самой смертью виду него был совсем жалкий, и даже слюна текла изо рта, хотя он не был таким уж старым. Я уверен, что в этом виновата ртуть. – Покачивая чашу, Джоселин смотрел на Эллен.

Когда золото и ртуть превратились в однородную смесь, они вылили ее в емкость с водой, которая смыла остатки ртути с амальгамы. Воду с ртутью можно было использовать для разведения амальгамного состава. Джоселин просушил очищенное золото тканью. Так как он не собирался сразу наносить позолоту, он разделил пасту на равные части и нанес ее на стержни гусиных перьев. Щеки Эллен раскраснелись от возбуждения, и это сводило его с ума. Не отводя от нее глаз, он тщательно смыл амальгаму, попавшую на его кожу, предварительно потерев ее пеплом.

– А что теперь? – вздохнув, спросила Эллен. Ее глаза были распахнуты от любопытства.

Джоселин улыбнулся.

– Амальгамный состав! – сказали они хором и рассмеялись. Они стояли совсем близко друг к другу, и Эллен чувствовала его тепло. Его кожа пахла дымом и свежим розмарином, и Эллен ощутила, как возбуждение охватывает ее тело. Она посмотрела ему прямо в глаза, и ей казалось, что она вот-вот в них утонет. Она стояла так некоторое время. «Почему он меня не поцелует?» – пронеслось у Эллен в голове. Но тут наваждение прошло.

– А еще нам нужно вот это! – сказал Джоселин деловым тоном, взял винный камень и растер его в порошок. – Порошок винного камня необходимо смешать с солью… и водой, которую мы использовали для смыва амальгамы. Потом надо добавить немного ртути и все это нагреть. – Джоселин перемешал получившуюся смесь и поставил ее в очаг. – Возьми кисточки, которые ты сделала, и дай мне льняную тряпку.

Эллен сделала все, как он попросил.

Джоселин немного нагрел чашу для алтаря, обмакнул кисточку в теплую смесь и начал наносить ее на чашу, пока она вся не покрылась амальгамой, приобретя белый цвет. После того как на всю чашу была нанесена амальгама, Джоселин вытащил из кожаных ножен острый нож, соскоблил им позолоту со стержней и небольшими порциями тщательно нанес ее на чашу при помощи медной лопатки. Затем он равномерно распределил позолоту по чаше при помощи влажной кисточки. Он постоянно подогревал чашу, чтобы позолота оставалась теплой. Через некоторое время вся позолота была нанесена. Джоселин проделал то же самое три раза, а Эллен внимательно следила за всеми его движениями. Он нагревал чашу и водил по ней кисточкой, пока она не стала желтой.

– Благодаря нагреванию ртуть испаряется, а золото остается на серебре, – объяснил он в конце концов. – А теперь мы остудим чашу. Принеси латунные щеточки.

Эллен сосредоточенно повторила мысленно отдельные стадии всего процесса.

– А зачем вам щеточки?

– Взгляни на позолоту. Ты ничего не замечаешь?

Эллен внимательнее присмотрелась к чаше. Она была золотисто-желтой, но ее поверхность оставалась матовой.

– Она не блестит.

Джоселин улыбнулся.

– Поэтому ее нужно отполировать! Мы начинаем с ножки. Возьми латунную щеточку, смочи ножку чаши, а затем полируй ее, пока она не начнет блестеть.

– А я ее не поцарапаю? – удивилась Эллен. Джоселин заглянул ей в глаза.

– Ты что, мне не доверяешь?

Эллен смущенно опустила взгляд. Конечно же, она ему доверяла. Доверяла слепо и безоговорочно…

Итак, она начала полировать ножку чаши.

Смеркалось, и Джоселин зажег две свечи. Восковые свечи были дорогими, но они горели ровнее, чем сальные свечи, к тому же дым от горелого сала разъедал глаза и работать было трудно. На лицо Джоселина падали длинные тени, подчеркивая его высокие скулы.

Эллен попыталась сосредоточиться на ножке чаши.

– Вы только посмотрите, как она блестит! – воскликнула она, отполировав каждый изгиб.

Джоселин кивнул.

– Теперь ты должна опять ее разогреть, пока ножка не станет красновато-желтой. Затем вытащи ее из очага и остуди водой.

Эллен сделала так, как он сказал, подождав, пока ножка чаши приобретет нужный цвет.

– Но она теперь совершенно не блестит! – разочарованно воскликнула она и с упреком взглянула на Джоселина.

– Охлади ее и снова отполируй! – бросил он, казалось, получая удовольствие от ее разочарования.

Итак, Эллен отполировала ножку чаши еще раз, и теперь она блестела пуще прежнего. Девушка с гордостью рассматривала результат своего труда.

– Так, теперь мы покрасим золото, чтобы оно блестело еще лучше, а завтра продолжишь работу над чашей сама.

– Как это – покрасим? – удивленно спросила Эллен.

– Для этого нам нужен атрамант, – сказал Джоселин, не ответив на ее вопрос. – При нагревании он плавится, а затем застывает, – пояснил он, взяв его из плошки, а затем положив прямо на угли. – В огне он сгорает, так что как только он станет красным, необходимо его вытаскивать. – Вытащив атрамант из огня, он посмотрел Эллен прямо в глаза, и ее сердце бешено забилось. Отведя взгляд, он взял деревянную плошку и растер в ней атрамант железным молоточком. – Добавим одну треть соли и немного мочи. – Усмехнувшись, Джоселин взял флакончик с мочой, смешал все до кашеобразного состояния и покрыл всем этим золоченую ножку чаши.

– Никогда не думала, что позолоту наносят так долго, – обронила Эллен.

Джоселин кивнул и положил ножку в огонь, чтобы она высохла. Когда от ножки чаши пошел дымок, он вытащил ее из огня, вымыл в воде и тщательно очистил кисточкой из свиной щетины.

– Что ж, теперь нужно разогреть ее в последний раз, а затем дать ей остыть. Завтра ты увидишь, какая красивая получилась позолота. Тебе понравится.

После того как они закончили работу и убрали в мастерской, они увидели, что уже совсем темно. Эллен уже собралась уходить, когда Джоселин подошел к ней и нежно убрал прядь с ее лба.

– Ты устала, – нежно пробормотал он и провел по ее щеке тыльной стороной кисти.

А затем он взял ее за подбородок и нежно поцеловал в губы. Эллен закрыла глаза и немного приоткрыла рот, но Джоселин отстранился и посмотрел ей в глаза.

– До завтра, – тихо сказал он.

Эллен развернулась и молча ушла домой. Ее сердце выскакивало из груди, и на следующий день она никак не могла дождаться обеда, когда заканчивалась ее работа в кузнице. Она даже не прикоснулась к еде, потому что ее подташнивало от возбуждения, так что она словно на крыльях летела к Джоселину.

– Покажите мне позолоту, – запыхавшись, сказала она. Но на самом деле ее интересовала вовсе не чаша. Джоселин поздоровался с ней приветливо, как и всегда, но никак не выразил свою нежность.

Эллен едва выдержала до конца вечера – ведь она была так близко от Джоселина, а тот не проявлял к ней никакого внимания. Она стала очень беспокоиться по поводу того, что вчера вела себя неправильно и не дала Джоселину пощечину. Теперь он, наверное, думал, что она легкодоступная женщина, и презирал ее за это.

– Простите меня, я выйду на минутку, – сказала она сдавленно и выбежала из мастерской.

Она подбежала к забору в саду, прислонилась к доскам и расплакалась. Эллен достаточно долго не могла успокоиться, но потом все же вытерла слезы и решила в будущем быть умнее. И что она только себе вообразила? Золотых дел мастер! Да как она могла подумать, что он… Наверное, он просто над ней насмехался и ничего не чувствовал при этом поцелуе. Когда она вернулась в мастерскую, Джоселин уже принялся за новую работу и не поднял на нее глаз.

– Продолжай работу над чашей, Эллен. Если что-то будет неясно, спрашивай.

Эллен села. Нужно было еще отполировать саму чашу и покрасить ее. Она попыталась вспомнить о каждой стадии процесса позолоты, так как не хотела задавать вопросов.

– Прошло пять лет с тех пор, как умер мой мастер. Это был его дом, – внезапно сказал Джоселин и оглянулся. – Это его мастерская, а не моя. – Джоселин на мгновение запнулся. Казалось, ему нелегко было об этом говорить. – Жена мастера еще при его жизни положила на меня глаз. Естественно, я ей отказал. И не только потому, что она была старой, она вполне могла быть молодой и красивой, но она была женой моего мастера, и я бы никогда в жизни не… – Джоселин запнулся и встал, чтобы взять какой-то инструмент. – Когда мастер умер, я должен был принять решение – либо всю жизнь оставаться подмастерьем, либо принять предложение госпожи, жениться на ней и стать мастером в собственной, мастерской. Я на ней женился. – Джоселин снова сел. Эллен молчала, не понимая, почему он ей все это рассказывает. Неужели он не понимает, как она себя чувствует? Не знает о боли, которую он ей причиняет, говоря о другой женщине? А может быть, он хотел ее обидеть и дать ей понять, что она ему не нужна, потому что у нее нет большого состояния?

– Она умерла два года назад. Так что траур уже давно закончился, и я могу снова жениться.

Эллен почувствовала, как от волнения у нее сдавило грудь. Ну вот, сейчас он будет ей рассказывать о дочери золотых дел мастера, на которой он хочет жениться. Наверняка он скажет, что вчерашний поцелуй был ошибкой.

Но Джоселин ничего не сказал.

Эллен отполировала и покрасила чашу сама, не обращаясь к нему за помощью.

Казалось, Джоселин решил, что так и должно быть, и даже ее не похвалил.

Когда вечером Эллен выходила из мастерской, Джоселин как раз сунул какой-то инструмент в огонь.

– Погоди минутку, – попросил он, но Эллен поспешно убежала.


Тибалт продолжал ласкать маленькую твердую грудь молоденькой служанки, пока та не застонала, а затем он со скукой от нее отвернулся. Он встал, не прикрывая своего напрягшегося члена, и налил себе в бокал вина.

– Убирайся вон! – прикрикнул он на девушку, наслаждаясь ее испугом.

Вероятно, она поверила всем его льстивым словам и клятвам в вечной любви, которые служили только для того, чтобы она легла с ним в постель. Какие же глупые эти женщины!

– Роза! – Тибалт обвязал бедра платком. – Иди сюда.

Всю ночь Роза сидела в углу комнаты, наблюдая за происходящим. Теперь она медленно встала и молча подошла к нему. Тибалт приблизился к ней вплотную, нежно поцеловал ее в шею и притянул к себе. Его руки принялись блуждать по ее телу, и он нежно сжал ее соски, которые мгновенно набухли. Тибалт страстно прижался к ней, но Роза не шевельнулась.

– Ты на меня сердишься, – шепнул он. – Я знаю, что я злой. – Дыхание Тибалта участилось, и его рука скользнула под ее платье. – Помнишь, как было первый раз на лужайке в Танкарвилле? Ты и только ты моя возлюбленная, все остальные не в счет. Но иначе я не могу. – Он посмотрел на Розу.

Слезинка скатилась по ее печальному лицу.

– Не плачь, моя малышка Роза, все будет хорошо! – нежно прошептал он и губами отер ей слезы. – Мои кошмары заставляют меня все это делать, – виновато пробормотал он, пряча лицо в изгибе ее шеи. – Я ни в чем не виноват!

Он страстно толкнул Розу на кровать, которую минуту назад делил со служанкой, даже не спросив ее имени. Закрыв глаза, Роза плакала и молилась Богу о том, чтобы Тибалт принадлежал ей одной. Обняв его руками за шею, она раздвинула бедра и с любовью приняла его в свое лоно.

Изнеможенные, они лежали рядом, обнявшись, когда в дверь постучали.

– Вас зовет король, – донесся из-за двери приглушенный голос. – Он требует, чтобы вы явились немедленно.

– Уже иду! – Тибалт вскочил, быстро оделся и вышел. Генрих был старшим сыном короля-отца, и когда в прошлом году ему исполнилось пятнадцать лет, отец его короновал. С тех пор они оба были королями, но молодой Генрих не имел ни власти, ни доходов, так что ему все время приходилось просить деньги на жизнь и обеспечение своих рыцарей у отца.

Генрих нетерпеливо прохаживался по коридору замка своего брата по оружию Роберта Печальное Сердце. Когда вошел Тибалт, Генрих обратился к нему:

– Вы должны срочно ехать в Бове, чтобы встретиться там с гонцом моего отца. Гийом даст вам подробные указания!

Молодой король казался очень раздраженным, так что Тибалт решил не задавать вопросов. Ему не нравилось только одно – то, что указания ему будет давать именно Гийом. От ярости у Тибалта раздувались ноздри.

– Как прикажете, мой король!

– Ожидаю вашего скорейшего возвращения! – Генрих кивнул.

Гийом жестом приказал Тибалту следовать за ним. Тибалту по-прежнему с трудом давалось нормальное общение с Гийомом. Со времени их первой встречи в Танкарвилле Тибалт его терпеть не мог. Его уже сейчас называли гофмаршалом, хотя его отец, получивший этот титул, еще был жив. Гийом не был первенцем в семье, но сумел добиться многого. С прошлого года он был учителем фехтования молодого короля и имел на него огромное влияние.

Прошло уже два года с момента нападения пуатвинеров на королеву Элеонору. Ее тогдашний начальник охраны, граф Селисберийский, был убит, и Гийом, как безумный, в одиночку бросился на толпу людей, чтобы отомстить за смерть любимого дядюшки. В результате его ранили и взяли в плен. Через несколько недель, проведенных в тюрьме, как он любил рассказывать, его выкупила сама королева и взяла на службу. Всего через несколько месяцев она сделала его учителем фехтования своего сына.

Тибалту пришлось взять себя в руки и не отвлекаться на подобные мысли, а внимательно слушать Гийома. «Придет день, и я отомщу всем, кто меня унижал, и ты будешь в числе первых», – мрачно подумал он, когда Гийом развернулся, не прощаясь, и ушел.


Тибалт прятался неподалеку от дома золотых дел мастера в переулке. Он уже два дня следил за Эллен, после того как случайно встретил ее в Бове на улице. С этого момента он уже не мог думать о своем задании – все его мысли были только о ней.

Вчера она выглядела такой влюбленной, что у него сжималось сердце, и теперь Тибалт очень нервничал. Он до боли впивался ногтями в ладони. Боль была хорошим успокаивающим средством.

Когда Эллен вечером вышла из дома, Тибалт сразу же по ее лицу понял: что-то изменилось. Уж не слезы ли блестели на ее глазах? И действительно, она выглядела так, как будто случилось что-то очень плохое! Так ей и надо. Неужели один он должен страдать? Как и в предыдущие дни, он пошел за ней, стараясь, чтобы она его не увидела. Глядя себе под ноги, Эллен шла по улочкам и переулкам, явно направляясь в кузницу. Тибалт уже порасспросил всех и знал, что она работает у Мишеля, кузнеца, и живет в его доме. Как обычно, он крался за ней, а когда она вошла в кузницу, он еще немного постоял у дома кузнеца. Он снова впился ногтями в ладонь.

– Ты принадлежишь мне! – пробормотал он.

* * *
На следующий день было воскресенье. Эллен решила сделать все возможное, чтобы выбросить Джоселина из головы. Она хотела покататься на Несторе, но на пути из церкви в монастырь ей повстречался ювелир.

– Я так и знал, что встречу тебя. – Джоселин откашлялся. Как же хорошо он ее знал! Естественно, она рассказывала ему о Несторе, но не думала, что он запомнил это. Он взял ее за плечи и легонько встряхнул.

– Пожалуйста, взгляни на меня!

Эллен посмотрела в его светло-карие глаза. Его взгляд словно ласкал ее лицо.

Джоселин притянул ее к себе, обнял за шею и поцеловал. Эллен закрыла глаза, когда его язык раздвинул ей губы.

Эллен чувствовала себя беспомощной, и это было прекрасно. Казалось, их поцелуй длился вечность. Он нежно целовал ее в губы, а затем покрыл нежными поцелуями лицо и шею, пока она не почувствовала, как волосы у нее поднимаются дыбом от возбуждения.

Джоселин глубоко вздохнул и провел кончиком языка по пульсирующей жилке на ее шее. Внезапно он замер.

– Ты – исполнение всех моих желаний! Выйдешь за меня замуж?

– Но ты же обо мне ничего не знаешь! – Голос Эллен дрожал.

– Я знаю то, что мне нужно знать. Ты самолюбива и очень талантлива. Ты великолепна, прекрасна, изумительна. Я сделаю все, чтобы ты была счастлива. Ты можешь работать с железом, золотом или серебром. Ты можешь ковать мечи, я ни в чем не буду тебе мешать. Мы сделаем вместе прекраснейший меч для нашего короля. Что скажешь?

Эллен в изумлении смотрела на него.

– Господь был милостив к нам, и наши пути пересеклись. Дважды такое не случается. Прошу тебя, скажи «да»! – настаивал он.

Опьяненная счастьем, Эллен закивала.

– Да, Джоселин, да, я выйду за тебя замуж!

Ликуя, ювелир подпрыгнул.

– Я люблю тебя, Эллен! – вскричал он.

Коровы на пастбище подняли головы и удивленно замычали.

Эллен и Джоселин сели на траву и стали обсуждать планы на будущее, то и дело обнимаясь. Эллен чувствовала смутное беспокойство и пару раз оглянулась, но ничего подозрительного не заметила.

– Я хочу всегда быть с тобой, – сказал Джоселин, целуя ее снова и снова, когда они рука об руку шли к городу.

– Вот Мишель расстроится! – радостно сказала Эллен.

– Да, это уж точно! – Джоселин рассмеялся, целуя ее. Их увидел подмастерье кузнеца и нагло ухмыльнулся. Эллен покраснела, и Джоселин поцеловал ее в кончик носа.

– Мы поженимся как можно скорее! – Он погладил ее по щеке. – Да ты же вся горишь!

– Я так счастлива!

– Увидимся завтра! – сказал Джоселин, когда они подошли к кузнице, и на прощание послал ей воздушный поцелуй.

Подождав минутку, пока Джоселин скроется в переулке, Эллен вошла в дом своего мастера.

– Эй, что с тобой такое? – удивился Мишель, увидев ее красные щеки. – Ты что, заболела?

– Ну что за глупости, Мишель. Она влюблена! Это очевидно. – Мария рассмеялась. – Пиво притупило все твои чувства, да к тому же ты не знаешь, что такое любовь, правда?

Но Мишель проигнорировал ее упрек.

– Бабские глупости, – буркнул он. – Пойду лучше в таверну. После того как он встал и вышел, Мария попыталась вытянуть из Эллен подробности, но та молчала.

– Ты вскоре сама все узнаешь, – радостно сказала она. – Я так устала! Пойду спать. Спокойной ночи.

Эллен пошла в мастерскую и уютно устроилась на тюфяке, но долго не могла уснуть, так как в ее голове вертелись разнообразнейшие мысли.

* * *
Тем временем Тибалт стоял в темном переулке неподалеку от кузницы и трясся от ярости. Он следил за Эллен с самого утра. Она была такой красивой, когда шла из церкви в своем легком льняном платье с растрепавшимися от ветра волосами. Он уже решил подойти к ней, когда откуда ни возьмись на дороге появился ювелир. Они были такими влюбленными, что Тибалт не мог на все это смотреть. Да и сейчас их счастье жгло его изнутри. Тибалт закрыл глаза и представил себе, как душит своего соперника.

– Она принадлежит мне, мне одному, – рычал он. «Увидимся завтра», – сказал Джоселин. Никогда он ее больше не увидит! Оттолкнувшись от стены, Тибалт побежал к мастерской Джоселина. Некоторое время он наблюдал за домом, а потом решил пойти в таверну напиться.

В таверне «Веселый кабан» стоял шум и гам, и Тибалту едва удалось найти свободное место за одним из длинных столов. «Кабан» славился вкуснейшим пивом и жирной едой, но наиболее притягательным здесь были официантки – красотки с глубокими вырезами на платьях, выставляющие на всеобщее обозрение свои большие груди. Они смеялись и шутили с мужчинами, уговаривали их выпить еще, и не обижались, когда их лапали.

Факелы и сальные свечи дымились настолько сильно, что воздух был туманным, как в ноябрьскую ночь. Здесь пахло потом, пивом и мочой, потому что некоторые справляли нужду прямо под стол вместо того, чтобы выйти наружу. На грязном деревянном столе танцевала босая девушка с длинными засаленными волосами. Она била в тамбурин, а мужчины свистели, когда им удавалось заглянуть ей под юбку. Под юбкой у девушки ничего не было надето.

Брюнетка в грязном платье с выбитыми резцами принесла Тибалту пива. Он не обратил на нее внимания и стал рассматривать зал. В одном из углов мужчины играли в кости. Тибалт уже хотел отвести взгляд, когда узнал в одном из мужчин Мишеля. Кузнец, просияв, поднял большой палец. Должно быть, сейчас ему везло, потому что мужчины один за другим вставали из-за стола. Тибалт злобно улыбнулся и вытащил из кошелька фальшивые кости, которые он когда-то отнял у одного мошенника. Затем он как бы случайно подошел к кузнецу.

– Сыграем, милорд? – спросил у него пьяный Мишель, теребя в руках выигранные монеты. – Сегодня мне везет, я это чувствую!

«Пьяница и игрок, который продаст душу за кости», – презрительно подумал Тибалт, но вслух сказал:

– Ну что ж, испытаем ваше счастье! – Тибалт взял кости, которые протянул ему Мишель.

Три раза плюнув на них, он бросил их о стену и сделал вид, что разочарован проигрышем. Сначала Мишель выигрывал. Кузнец после каждого выигрыша вел себя так, словно фортуна на его стороне, и Тибалту приходилось держать себя в руках, чтобы не избить этого задаваку прямо в таверне. Через некоторое время, проиграв кузнецу пару монет, Тибалт незаметно подменил кости на фальшивые, и полоса удач для Мишеля закончилась. Вскоре после полуночи кузнец настолько проигрался Тибалту, что, оплатив долг, он потерял бы дом, кузницу и даже жизнь.

– Пойду поссу! – объявил Мишель и, шатаясь от выпитого, потопал на улицу.

Выйдя, он справил нужду в паре шагов от входа на стену дома. Тибалт вышел из таверны следом за ним и спрятался в тени, с отвращением наблюдая, как кузнецу стало плохо на свежем воздухе и его вырвало.

Даже не задумываясь о долге, Мишель решил, что просто молча уйдет, но Тибалт догнал его и втолкнул в темный переулок.

– Игровые долги – долги чести, – шепнул он Мишелю на ухо. – Если я захочу, то могу убить тебя прямо здесь, на улице, перерезав тебе глотку за то, что ты не выплатил мне долг. А свидетелей тому у меня достаточно. – Тибалт достал охотничий нож и приставил его лезвие к горлу Мишеля.

Он ощутил отвратительную вонь рвоты, когда Мишель открыл рот.

– Но господин, у меня нет таких денег. Дайте мне немного времени, прошу вас! – принялся умолять кузнец.

– Чтобы ты наделал еще долгов? – презрительно спросил Тибалт.

– Если вы заберете у меня кузницу, что же тогда будет с моими бедными детьми? – Казалось, только сейчас Мишель понял, в какую передрягу попал.

– Я тронут твоим бедственным положением, – сказал Тибалт. – Так что прощу тебе долг, если ты кое-что для меня сделаешь! – Тибалт ухмыльнулся.

– Я сделаю все, что вы скажете, – пробормотал Мишель, не уловивший иронии в голосе Тибалта.

– Ты убьешь золотых дел мастера, к которому она ходит.

– К-к-кого? Почему? – Пьяный Мишель не сразу понял, чего от него хочет его партнер по игре в кости.

– Она никогда ему не достанется! – рявкнул Тибалт. – Прибей его, а еще лучше – выколи ему глаза, а затем забери его золото и все ценное. Грабители часто поступают жестоко, – сказал Тибалт и хрипло рассмеялся.

– Но я не могу… Джоселин – хороший…

– Молчи и делай, что тебе говорят. Если ты не сделаешь этого сегодня ночью, то завтра твоя жена будет нищей вдовой, а твои дети станут просить милостыню на улице.

– А что, если я его просто побью и ограблю? – попытался договориться Мишель.

– Этого недостаточно! Либо он умрет, либо ты! Подумай об этом, но не думай слишком долго. Все должно быть сделано сегодня.

Мишель отчаянно закивал – от ужаса он мгновенно протрезвел.

– А куда принести вам деньги?

– Я приду к тебе завтра вечером, и если ты попытаешься меня обмануть… – Тибалт снова прижал нож к горлу Мишеля, – …то ничем хорошим для тебя это не закончится!

– О нет, господин, верьте мне! – проскулил Мишель.

– Тогда иди, ты знаешь, что делать! – Тибалт оттолкнул его.

* * *
Среди ночи Эллен подскочила во сне. Что-то ее ужасно испугало – какой-то звук или плохой сон. Она спала беспокойно, и на следующее утро встала уставшая и раздраженная. Она целый день была не в состоянии сосредоточиться на работе и никак не могла дождаться момента, чтобы побежать к Джоселину. Ей хотелось есть, но она сразупосле работы пошла к нему и без стука вбежала в мастерскую.

– Джоселин, это я! – радостно воскликнула она.

В нос ей ударил неприятный сладковатый запах. Эллен наморщила нос и тут увидела Джоселина. Он лежал возле рабочего стола в луже крови. У Эллен замерло сердце, и она, отказываясь верить в происшедшее, опустилась на колени рядом с безжизненным телом.

– Джоселин, ну не надо, ну пожалуйста! – Эллен нежно погладила любимого. – Господи, за что ты меня караешь?!

Она всхлипнула и осторожно провела рукой по запавшей щеке Джоселина. Пластина, которую она для него сковала, торчала у него из груди. Захлебываясь от слез, Эллен потянула за рукоять и вытащила пластину из мертвого тела.

Внезапно в дверях показались две торговки.

Эллен испуганно подняла голову. В руке она сжимала окровавленное оружие, словно собиралась еще раз ударить Джоселина.

– На помощь! На помощь! Она убила золотых дел мастера! – воскликнули хором женщины и с криками убежали.

Эллен пораженно взглянула на пластину в своей руке. Кровь Джоселина стекала ей на платье. Она с отвращением отбросила инструмент, поспешно стерла кровь лежавшей рядом тряпкой и выбежала через черный ход. Она знала, что за садом есть небольшой переулок, через который можно было убежать.

Несомненно, обе женщины будут клясться, что видели, как она убила Джоселина, а ей никто не поверит.

Эллен бесцельно блуждала узкими переулками, сама не зная, куда идет. Она еще никогда не подходила так близко к кварталам бедняков. Тесно прижавшиеся друг к другу дома были довольно высокими, по переулку бегали крысы, и ужасно воняло мочой и свиньями. Дети в этом квартале были худыми и изможденными, их лица были покрыты коркой грязи, а на телах виднелись следы от расцарапанных укусов блох. Здесь было опасно ходить не только ночью, но Эллен это не заботило. Мысли в ее голове путались, и она думала только о Джоселине и о своем горе. Сев на ступеньки полуразвалившейся деревянной церквушки, она разрыдалась.

– Джоселин, что же мне теперь делать? – в отчаянии прошептала она, но никто ей не ответил.

«Нужно вернуться к Мишелю и забрать свои вещи», – пронеслось у нее в голове. Эллен отерла заплаканное лицо, размазывая по щекам грязь. Чем ближе она подходила к кузнице, тем больше боялась того, что ее сразу же арестуют. Если хоть одна из женщин знала, кто она, то у кузницы уже наверняка толпа солдат. Эллен спряталась неподалеку от мастерской Мишеля и осмотрела улицу. Никакого движения там не наблюдалось. Дождавшись, когда стемнеет, Эллен проскользнула в кузницу. Мишель наверняка уже сидел со своей семьей за ужином или отправился в таверну, но Эллен все равно чувствовала страх, открывая дверь в мастерскую.

В кузнице было темно и тепло, и лишь остатки углей тлели в горне. Убедившись, что в кузнице никого нет, Эллен стала собирать свои вещи. Она знала тут каждый угол, и ей не нужен был свет, чтобы найти то, что она искала. Эллен поспешно упаковала свои инструменты, фартук, одежду и деньги. На пути к двери Эллен споткнулась о железную заготовку, лежащую на полу, и тихо выругалась. И вдруг она услышала голоса. Схватив пустой мешок, она юркнула за одну из больших корзин и, как могла, накрылась рваной дерюгой.

В этот момент дверь в мастерскую распахнулась и в кузницу кто-то вошел.

– Я сделал все так, как вы сказали, господин! – Мишель говорил раболепствующим тоном, его явно мучили угрызения совести.

– Деньги давай! – прорычал чей-то голос.

Эллен начало тошнить. Это был Тибалт! Девушка с трудом сдерживала приступ рвоты.

– Они подозревают Эллен, – внезапно сказал Мишель. Почему он разговаривает с Тибалтом о ней? И почему они вообще друг с другом знакомы?

– Это тут она спит? – спросил Тибалт, пнув мешок с соломой на полу, лежавший рядом с Эллен.

Эллен покрылась холодным потом. Она замерла под колючей дерюгой.

Не дожидаясь ответа, Тибалт забрал у Мишеля награбленное.

– А что мне делать, если она придет? Может быть, она знает, что я… – Мишель запнулся.

– Она не настолько глупа, чтобы явиться сюда. – Тибалт почесал подбородок. – Вот бедняжка! Ее действительно можно пожалеть. Сперва убивают ее жениха, а теперь еще и ее преследуют как убийцу. – От его смеха у Эллен мурашки побежали по коже. – Веди себя как обычно, тебе нечего бояться. Эллен наверняка уже далеко отсюда.

Эллен услышала удаляющиеся шаги.

– Действительно, было бы жаль, если бы ты потерял и кузницу, и дом. – Тибалт снова расхохотался.

Эллен услышала, как за мужчинами захлопнулась дверь, но она еще некоторое время оставалась в своем укрытии. Это Мишель убил Джоселина! Как он мог? Нужно заставить его ответить за содеянное! Эллен в отчаянии раздумывала, что же ей теперь делать. Какие у нее доказательства? Если она обратится к городским стражникам и даст показания, ее даже не станут слушать, а сразу же арестуют. Да, нет в мире справедливости! Но Господь покарает Мишеля на Страшном суде, в этом Эллен была убеждена. Словно воровка, Эллен выскользнула наружу и забрала Нестора из монастыря. Почему она снова должна бежать, если она ни в чем не виновата?


Сентябрь 1171 года

В первые дни Эллен охватили отчаяние и безнадежность, но уже скоро она выплакала все слезы и чувствовала себя, как старый ржавый нож.

Она путешествовала уже неделю – достаточно долго, чтобы не опасаться преследования. Она ехала и ехала, не зная, куда, и на одном перекрестке наткнулась на длинный караван. Ремесленники и торговцы, шуты и проститутки – все они шли в одном направлении. Большая часть толпы двигалась пешком, некоторые ехали на ослах или в телегах, запряженных быками. Внимание Эллен привлек громкий крик, доносившийся из скрипучей телеги прямо перед ней.

– С меня хватит, шлюха ты эдакая! Мое терпение исчерпано! Убирайся вон отсюда и найди себе собственного мужа!

Ткань, закрывавшая вход в повозку, распахнулась, и полная женщина с раскрасневшимся от ярости лицом вытолкнула на землю молодую девушку.

Эллен едва успела остановить Нестора, чтобы девушка не попала под его копыта.

Девушка начала рыдать и громко звать какого-то Жана. Она плакала горестно, словно ребенок, хотя ей было лет шестнадцать-семнадцать.

– Жа-ан! – протяжно закричала она еще раз.

К удивлению Эллен, к ней подбежал какой-то мальчик, который был намного младше девушки, хотя она смотрела на него как на своего защитника. Он был ниже Эллен, и у него даже усы еще не пробивались – ему было лет тринадцать-четырнадцать.

Мальчик нагнулся к девушке.

– Мадлен, ну что с тобой еще случилось? – Взяв ее за руку, он помог ей встать. – Ну давай, скажи, что случилось. Опять поссорилась с Агнесс?

Мадлен пожала плечами и невинно улыбнулась мальчику.

– Ее старик стал меня лапать. Вот так! – она грубо схватила себя за грудь. – Он часто это делает, но обычно он осторожничает и старается, чтобы его жена не видела этого. А теперь она это увидела и сердится на меня. – Девушка беспечно взглянула на своего спутника.

Парнишка вздохнул.

– Ох, простите! – пробормотал он, обнаружив, что они преграждают Эллен путь, и потянул девушку на обочину.

Девушка захромала, скривив лицо от боли.

– С ней все в порядке? – спросила Эллен, спешиваясь.

– Моя нога! Как больно! – Девушка снова принялась плакать.

– Садись на траву, я посмотрю, что с твоей ногой. – Эллен на мгновение забыла о своем горе и обычном недоверии к чужим людям.

Взяв грязную ступню девушки в руки, Эллен осторожно ее ощупала. Девушка держалась храбро и не жаловалась.

– Судя по всему, нога не сломана. Вам далеко еще идти?

– Мы хотим попасть на ближайший турнир, как и все остальные. – Мальчик указал на караван, который все больше отдалялся. – Мы уже некоторое время идем с торговцами, но из-за нее постоянно возникают неприятности, – объяснил мальчик, указывая на девушку.

Эллен удивленно приподняла брови.

– Это длинная история. Я слежу за ней, как могу, но иногда меня нет рядом, и тогда обязательно случается что-нибудь плохое. Теперь нам придется идти одним.

– Но я не могу идти! – Мадлен не переставала реветь.

– Так вы на турнир идете? – полюбопытствовала Эллен.

– Это наша жизнь. Мадлен танцует или работает служанкой. Она хорошенькая, и для нее всегда находится работа. Сам я чем только ни занимался: чистил башмаки, передавал послания, ухаживал за лошадьми, варил пиво и носил воду. На турнирах всегда требуются работники.

– А кузнецы там нужны?

– Ну конечно же, там нужны кузнецы. Лошадей ведь все время нужно перековывать. А еще там куют проволоку и гвозди, столбы для шатров, балки, крюки, инструменты. Там есть медных, а также серебряных и золотых дел мастера. Это не говоря уже об оружейниках, у которых всегда дел невпроворот.

Лицо Эллен прояснилось.

– Ну раз так, я пойду с вами! Пойдемте, нужно догонять караван, – обрадованно сказала она.

– Но я не могу идти! – Мадлен снова расплакалась.

– Помоги ей сесть на пони, а мы с тобой пойдем пешком, – предложила Эллен, подталкивая девушку к Нестору.

– А ты кто, вообще, такая? – недружелюбно спросил мальчик.

– Ой, извини. Меня зовут Элленвеора, я кую мечи и умею это делать очень хорошо, – гордо сказала она, протягивая ему руку.

– Женщина-кузнец… – пробормотал мальчик, удивленно качая головой. – Да еще и мечи кует! Чего только не встретишь на свете. Кстати, меня зовут Жан. – Он отер руку о рубашку и протянул ее Эллен.

– Я знаю. Слышала, как она тебя звала. А ее зовут Мадлен, правда?

Жан кивнул.

– У меня был один знакомый Жан, но он был намного старше тебя. – Эллен задумалась. – Ты не против, если я буду называть тебя Жанно?

– Нет, у меня бывали клички и похуже – «сопляк», «дрянь», «бездельник». – Он улыбнулся Эллен.

– Ну что ж, тогда мы договорились, Жанно. Давай садись на эту клячу, Мадлен! Извини, Нестор, я не хотела тебя обидеть. – Эллен потрепала пони по шее.

Она повела Нестора под уздцы, в то время как Мадлен с прямой спиной сидела на нем верхом и покачивалась в такт его шагов, словно всю жизнь только то и делала, что ездила на лошади. Эллен удивленно на нее взглянула. Сама она сидела на пони, как мешок с мукой, и на своих двоих чувствовала себя намного увереннее.

– Такое впечатление, что она выросла на спине лошади.

– Мы оба хорошо ездим верхом, хотя ни у меня, ни у нее никогда не было собственной лошади. – Сказав это, мальчик поджал губы.


Когда стемнело, они стали готовиться ночевать в лесу. Хотя они и догнали других путешественников, все же решили устроиться неподалеку от них, чтобы не нарываться на скандал с женой торговца. Нестора Эллен привязала к дереву, под которым росло много травы и мягкого мха, и пони стал мирно пастись.

Мадлен отправилась собирать дрова и вскоре вернулась с целой охапкой сухих веток. Нога у нее, казалось, больше не болела.

Эллен как раз достала огниво и трут, чтобы развести костер, и тут к ней подошел Жан с мертвым зайцем в руках. Эллен удивленно подняла голову.

– Я попал в него камнем, – сказал Жан.

Он подвесил зайца к ветке за задние ноги и выковырял ему один глаз, чтобы дать стечь крови. Он разделал свою добычу, а отходы зарыл, чтобы не привлекать волков. Затем он проткнул тушку зайца длинной прямой палкой, которую положил на две рогатины, вбитые в землю с двух сторон костра. Вскоре мясо начало издавать приятный аромат.

У Эллен с собой не было никакой еды, даже лука, но, так как Мадлен ехала на ее лошади, они хлеб и жаркое разделили поровну. После еды Мадлен свернулась клубочком, как маленький ребенок, и мгновенно уснула, а Эллен с Жаном сидели и смотрели на огонь.

– Мне и десяти не было, когда все это произошло. Я пошел в лес собирать грибы, – внезапно начал рассказывать Жан, глядя в огонь, словно видел там свои воспоминания. – Мадлен тогда было двенадцать. – Жан сглотнул. – Я даже не помню названия нашей деревни или графства, да и Мадлен тоже не помнит. Я пошел в лес рано утром и внезапно увидел густые черные клубы дыма в небе. Я побежал домой, но вся деревня была объята пламенем. Вонь стояла страшная, едкая, горько-сладкая. Это воняло горелое человеческое мясо. У колодца лежали трупы мужчин нашей деревни. Должно быть, они пытались защитить свои семьи, но их всех вырезали, словно скот. Начал идти дождь, и я подумал, что это плачет опечаленный Господь. Кровь мертвых смешивалась с дождевой водой, образуя розовые лужи. Я испугался и побежал домой. Дом не сгорел и выглядел совсем мирным, но мне все равно было страшно. Хотя у меня и тряслись колени, я все равно зашел внутрь. Моя мать лежала в углу. Ее голова была разбита, а лицо обезображено так, что ее узнать было невозможно. Под ней лежал мой младший брат. Они оба были мертвы. Я начал плакать, хотя отец и говорил мне, что мужчины не плачут. И потом я вдруг увидел его, и мне показалось, что у меня остановилось сердце. Мой отец был высоким и сильным мужчиной! Они повесили его в кладовке на два железных крюка. Его выпученные глаза смотрели прямо на меня. Живот был вспорот, а внутренности вывалились наружу, как у свиньи на бойне. Я выбежал из дома, и меня продолжало тошнить до тех пор, пока рвать было больше уже нечем. Я побежал к другим домам, которые не были полностью разрушены. Я кричал и плакал, но там никого не было. Все были мертвы. – Жан немного помолчал. Эллен от ужаса так сильно терла себе виски, что они стали красными.

– И тут я увидел Мадлен, – продолжил Жан тихо. – Она вдруг оказалась передо мной на тропинке с букетом полевых цветов в руках. Она была похожа на фею. Она быстро поняла, что произошло. Все куры и козы пропали, а собаку столяра и кошек убили. Мы не могли больше выносить этого зрелища и вони и убежали в лес. – Жан пошевелил палкой головешки в уже почти погасшем костре и подбросил туда дров.

Ночь была ясная. Эллен мерзла и радовалась костру. Она принесла свою накидку и расстелила ее на земле, чтобы они могли на нее сесть.

– Мы прятались в лесу, но все же разбойники нас нашли. По вещам, которые у них были, мы поняли, что это те бандиты, которые уничтожили нашу деревню. Один из них хотел нас сразу же убить и уже приставил нож к горлу Мадлен, но другой его остановил, сказав: «Погоди, давай сначала немного развлечемся с малышкой». Я был еще слишком мал, чтобы понять, что он имеет в виду, но увидел страх в глазах Мадлен и подумал о моем отце с взрезанным животом. Я забыл о собственном страхе и от ярости изо всех сил ударил этого мужика по голени.

– О Боже! – вырвалось у Эллен.

– Ты права, это было безумием, я ведь был слишком мал, чтобы драться с таким противником. Он залепил мне пощечину, схватил меня за волосы и ударил ногой. Он бы меня убил, но тут вмешался предводитель их шайки – Марконде. Все разбойники разбрелись кто куда. В первый момент я понадеялся, что он нас отпустит, но затем увидел кровь на его рубашке. Возможно, это была кровь моей матери или отца! Я стал его слугой. Он постоянно меня бил, но моя судьба была еще терпимой по сравнению с тем, что пришлось пережить Мадлен. Они насиловали ее день за днем с утра до вечера, столько раз… – Жан закрыл лицо руками. – До этого она была очень умной девушкой, понимаешь? Она не была… сумасшедшей. Нет, не была. Это все разбойники виноваты, они ее мучили, пока она не сошла с ума. Они превратили ее в животное, бросали ей еду, как собаке, и свистели, когда она ползла на четвереньках, чтобы ее съесть. Они разогревали ножи на костре и втыкали раскаленную сталь в ее тело, пока она не стала и эту боль выносить без криков. Единственного человека, который был мне дорог, они довели до безумия.

– Господи, а как же вам удалось сбежать от них? – спросила Эллен, с сочувствием глядя на спящую Мадлен: лоб у девушки был наморщен, а руки сжаты в кулачки.

– Я много раз мог сбежать, но я ведь не мог оставить Мадлен! Я убил бы Марконде, если бы это помогло нам, но ведь их было так много! – Взглянув на Эллен, он вдруг улыбнулся. – У разбойников мы научились скакать верхом. Иногда мы целые дни проводили на лошадях, спешиваясь, только чтобы справить нужду и поспать. Мы даже ели верхом. Мне такие дни нравились больше всего, потому что мужчины тогда слишком уставали, чтобы приставать к Мадлен. Мы долгие месяцы скитались с этой шайкой разбойников, пока однажды у нас не появилась возможность сбежать, чего мы так долго ждали. Марконде со своей шайкой напали на небольшой поселок, вырезали там всех мужчин и принялись насиловать женщин и девушек. Разбойники пировали и все напились, так что они не заметили, как мы украли у них двух лошадей и сбежали. Так как разбойники могли бы нас найти из-за лошадей, мы вскоре их продали. Нам удалось сбежать. Я до сих пор не могу поверить, как нам тогда повезло, но и сейчас у меня волосы встают дыбом, когда я слышу стук копыт, и только на турнирах я чувствую себя уверенно, потому что разбойники обходят места, где проводят турниры, десятой дорогой.

Стояла уже глубокая ночь, и хотя, учитывая опыт Жана, даже возле людей находиться было опасно, Эллен после этой страшной истории была рада, что неподалеку от них спят другие люди, а среди них и торговцы, с которыми раньше путешествовали Жан и Мадлен.

– Мадлен повезло, что ты ей помогаешь, – мягко сказала Эллен и сняла со спины Нестора накидку.

Прижавшись к Жану и Мадлен, она укутала себя и их, как могла. Мысли о том, что с ней случилось, никак не оставляли ее, и она вздрагивала при каждом звуке, доносившемся из леса. Со времени ее бегства из Орфорда она боялась ночевать в лесу и всегда долго не могла уснуть.


Ее разбудил утренний лучик солнца, упавший на глаза. Сев на накидке, Эллен потянулась, словно кошка. Затем она оглянулась и вздрогнула от испуга – рядом никого не было! Было очевидно, что их не увели силой. Было бы глупо предположить, что разбойники оставили Эллен спокойно спать, забрав с собой Мадлен и Жана. Девушка посмотрела на дерево, к которому привязала Нестора, но пони не было на месте. В ярости Эллен вскочила на ноги. Неужели она обманулась, попавшись на удочку двоих мошенников? Беспомощно оглянувшись, она стала раздумывать о том, что же ей теперь делать. И тут она услышала хруст веток.

– Ау! – услышала она звонкий девичий голос и оглянулась.

– Мадлен! Жан! – воскликнула она и облегченно вздохнула.

– Мы напоили Нестора из ручья и наполнили бурдюки водой! – объяснил Жан.

– Все остальные уже отправляются в путь! – сказала Мадлен, указывая на поляну, где ночевали торговцы.

При этом она пританцовывала на месте, словно ей срочно нужно было справить нужду.

– Мадлен права, нам тоже пора ехать. Путешествовать с караваном намного безопаснее, – заметил Жан.

Эллен кивнула.

– Я думаю, что мы так и сделаем, только тоже схожу умоюсь в ручье. – Эллен забросала костер землей, чтобы затушить еще тлеющие угли. – Я сейчас вернусь!

Через некоторое время они двинулись в путь вслед за остальными, обсуждая, как Эллен найти работу в кузнице оружейников во время турнира.

– Это будет нелегко, ты ведь не мужчина! – сказал Жан без особой надежды в голосе.

– Я это знаю, представь себе! Но я хороший кузнец, да и женщине нужно платить меньше. В этом мое преимущество. Если у меня будет возможность показать им свое умение, то я смогу всех переубедить.

– Однако, я думаю, именно это тебе будет сделать труднее всего. – Жан нахмурил брови.

Он все знал о турнирах, и, как правило, ему там встречались одни и те же ремесленники. Все рабочие места в кузницах были заняты. Он сам когда-то пытался найти работу у кузнеца, но тот обозвал его карликом и высмеял.

– Для женщины ты, конечно, достаточно высокая, но вот по сравнению с кузнецами… И у тебя не такая спина, как у этих быков. И ты думаешь, что ты такая же выносливая, как все эти парни? – В голосе Жана слышалось явственное сомнение.

Эллен ухмыльнулась.

– Способ ковки. Жан, все дело в способе. Мой учитель был низкого роста, и, как для кузнеца, довольно хрупким. К тому же можно по-разному управляться с молотом: можно бить широкими движениями, и тогда важна сила, или мелкими короткими ударами, быстро следующими один за другим. При этом также важен ритм и, конечно же, нужно знать, как правильно держать молот. Человек, не разбирающийся в кузнечном деле, не сможет меня победить, даже если он будет сильным, как медведь.

– О-ля-ля! Я уже начинаю тебя бояться! – стал подтрунивать над ней Жан, но вновь посерьезнел, встретив сердитый взгляд Эллен. – Ну ладно, раз ты так говоришь, так оно и есть. Я наверняка придумаю, как заставить кузнецов проверить, на что ты способна, – задумчиво пробормотал он.

– Смотри, что это? – Эллен указала на кусты у дороги.

Несколько веток шевелились. Подойдя поближе, Эллен услышала скулеж, напоминавший плач маленького ребенка. Нагнувшись, Эллен увидела молодого пса с длинной шерстью и окровавленной передней лапой.

– Спокойно, я тебе ничего не сделаю, – мягко сказала Эллен. Пес испуганно дернулся и тихонько зарычал.

– Вы лучше пока не подходите, никогда не знаешь… Ох, да он же ранен! – сказала она Жану и Мадлен, подняв руку, чтобы те остановились.

– Если собака бешеная, то она сперва будет спокойной, а потом укусит тебя, – предупредил ее Жан. – Мой дядя умер от такого укуса. Это было ужасно. Он так долго мучился… Сперва он обезумел, затем у него пошла пена изо рта, а потом он умер.

– Мне не кажется, что это рана от укуса, – сказала Эллен, глядя на лапу. – Скорее, это резаная рана.

– Если бы он был хорошим псом, хозяин бы его не бросил, – буркнул Жан, которому явно не хотелось возиться еще и с каким-то беспомощным животным.

Не обратив внимания на замечание Жана, Эллен попыталась успокоить пса.

– Я помогу тебе, полечу твою лапку. Мы приложим к ней целебные травы и перевяжем, и скоро снова будешь здоровеньким…

Она оглянулась в поисках Мадлен, но девушка уже убежала, чтобы принести все необходимое. Жан обреченно пожал плечами.

– С одной женщиной еще можно поспорить, а вот с двумя… – Вздохнув, он замолчал.

Стояла осень, темнело рано, поэтому люди из каравана до наступления вечера начали искать место для ночевки.

– Я пойду за всеми и поищу спокойное место неподалеку от каравана, а вы догоните меня, когда разберетесь с вашим псом, – буркнул он, взял Нестора под уздцы и пошел за остальными.

Эллен не сводила взгляда с пса. Его пушистая серая шерстка была необычайно мягкой.

– Эй, да ты ведь совсем еще щенок, правда? – Она села рядом с ним и заглянула малышу в глаза. Щенок положил ей голову на колени.

– Наверное, он потерялся, – сочувственно сказала Мадлен и нежно его погладила. – Вот, я принесла для него лечебные травы.

Эллен осторожно обработала его рану и перевязала ее, а щенок лизнул ей руку.

– Лапа у него повреждена достаточно серьезно. Вряд ли он скоро выздоровеет. – Эллен почесала щенка за ухом. – Проголодался, да?

Казалось, щенок понял ее слова и навострил уши – насколько это ему удавалось, ведь уши у него были вислыми. – Эллен улыбнулась.

– В сумке у седла есть еще кусочек хлеба.

Мадлен вскочила.

– Вот черт! Ведь на пони уехал Жан! – Она рассерженно опустилась обратно на траву и стала гладить собаку.

– Мы возьмем его с собой! – решила Эллен и взяла щенка на руки. – А он весит больше, чем я думала, – отметила она. – Вырастет – будет хорошим псом. Он может сторожить наши вещи.

– Жан будет ругаться! – сказала Мадлен, но Эллен лишь презрительно фыркнула.

– Мне не надо оправдываться перед Жаном. Я делаю то, что считаю нужным, – заявила Эллен, прекрасно понимая, как сложно будет содержать собаку в пути.

Да, собаку нужно было чем-то кормить, при этом она не выполняла никакой работы. Жан наверняка перечислит весомые причины, по которым собаку не стоило брать с собой, и, наверное, будет прав, но Эллен просто не могла поступить иначе.

Удивительно, но Жан ворчал меньше, чем Эллен ожидала. Возможно, он смягчился, глядя на прихрамывающего щенка с длинными нелепыми лапами, или ему просто стало жалко беднягу – такого же несчастного и всеми покинутого, как и они с Мадлен.

– Раньше мы всегда спали у торговцев, но вместе с тобой мы можем путешествовать отдельной группой, ведь ты взрослая. Нам нужен шатер, хотя бы маленький, иначе нам негде будет спать во время турнира. На открытом воздухе ночевать нельзя – ночи становятся холодными и сырыми. Сколько у нас денег? – спросил Жан.

У него и Мадлен была пара серебряных монет, и Эллен вытащила из своего кошелька на поясе столько же. О том, что у нее есть деньги, спрятанные под платьем, она не сказала – их она собиралась использовать только в случае крайней необходимости.

Жан зажал монетки в своей грязноватой руке.

– Посмотрим, что мы получим за это. Подождите меня!

Он побежал на полянку, где остановились торговцы, поставив свои телеги и шатры в круг, чтобы защититься от диких животных и других опасностей.

Эллен видела, как он разговаривает с каким-то мужчиной. Они оба были слишком далеко, поэтому она не понимала, о чем они говорят. Наконец мужчина покачал головой, и Жан пошел дальше – к следующей телеге. Мальчик скрылся с мужчиной за шатром, и Эллен стала терпеливо ждать его возвращения. Через некоторое время Жан вернулся.

– Я купил шатер, но сам его не донесу, так что возьму с собой Нестора, – сказал он и ушел вместе с пони.

Эллен места себе не находила. Казалось, Жана не было целую вечность. Было уже почти темно, а Жан все не возвращался. Эллен снова охватил страх из-за того, что она связалась с мошенниками.

Когда она в десятый раз вскочила от беспокойства, показался Жан, ведущий за собой под уздцы Нестора с тяжелым грузом на спине. Мадлен все это время спокойно сидела, прислонившись к стволу дерева, тихо напевала и гладила собаку. Она явно ни секунды не сомневалась в том, что Жан вернется. Услышав его голос, она замолчала, подняла голову и улыбнулась.

– Я купил шатер, котелок и два старых покрывала! – Парнишка сиял от гордости. – Шатер порван, но я могу его зашить – нитки и иголку я уже купил. Покрывала мне дала Агнесс в качестве извинений за твою ногу, – сказал он Мадлен и повернулся к Эллен. – Агнесс на самом деле хорошая, знаешь? Она просто боится, что муж ее бросит.

Эллен удивилась, как много мальчик сумел купить за эти деньги.

– Если что-то соберусь покупать, возьму тебя торговаться, тогда я явно смогу получить больше за свои деньги! – Она рассмеялась.

После ужина, состоявшего из форели и миноги, которых Эллен до начала темноты поймала в ручье неподалеку, они собрались у костра.

– Рыба была просто великолепная. – Жан удовлетворенно отер рукавом рот и вдел нитку в иголку. Он ловко зашил большую дыру и закрепил петли, за которые палатка крепилась к столбикам. – Вот только колышки никуда не годятся.

Эллен посмотрела на железные колышки. Они проржавели и были довольно ненадежными.

– Их еще можно использовать какое-то время, но недолго! Когда я найду работу и у меня будет доступ к горну и наковальне, я куплю немного железа и сделаю нам новые.

– Его нужно как-то назвать, – перебила их Мадлен, указывая на щенка, свернувшегося у ног Эллен. Ему достались внутренности рыб на ужин, и он явно был доволен своей судьбой.

– Может быть, назовем его Бродяжка? Ведь так, в конце концов, и есть, – предложил Жан.

Эллен поморщилась.

– Мне не нравится. Нужно назвать его как-нибудь получше. В конце концов, мы ведь не бродяги. Нужно придумать что-то другое. Правда, серый?

Эллен взяла его за лапу.

– Ну да! – просияла Мадлен.

– Что? – Эллен удивленно взглянула на нее.

– По-моему, отличное имя – Серый!

– Правда? – Эллен по-прежнему казалась удивленной. – Ну да, почему бы и нет?

– Да, Серый, имя тебе действительно подходит! – в голосе Жана внезапно зазвучала нежность, и он впервые погладил щенка.


К середине следующего дня они доехали до места, где должен был проходить турнир. Эллен очень удивилась царящей там суете – каждый пытался найти себе подходящее место.

Жан спокойно осмотрелся и в конце концов указал на небольшое свободное пространство между двумя палатками.

– Мы там как раз поместимся, а шатер побольше там уже не поставишь. Местоположение тут просто отличное.

Владельцам двух больших шатров не понравилась грязная рваная палатка, контрастирующая с их красивыми, сшитыми из пестрых тканей шатрами, но они ничего не могли с этим поделать – каждый мог выбрать себе любое место – таковы были правила на турнире.

Эллен и Мадлен принялись устанавливать шатер, в то время как Жан пошел на разведку. Когда он вернулся, женщины уже выполнили всю работу – палатка была поставлена, внутри было убрано, а на костре варился ароматный гороховый суп.

– А это еще откуда? – недовольно спросил Жан.

Мадлен бросила на Эллен взгляд, по которому можно было понять: «Вот видишь, я же тебе говорила, что он обидится». Но Эллен это не волновало.

– Ты же сам говорил, что нужно как можно раньше купить продукты, прежде чем крестьяне поймут, как хорошо они могут заработать во время турнира. Я решила все это купить. В конце концов, у тебя все равно было мало денег.

– Да, это правда, – буркнул Жан уже дружелюбнее – ведь Эллен последовала его совету.

– Смотри, мы купили целый мешок гороха, два фунта пшеницы, небольшой пакет лука, приличный кусок сала и… – Мадлен сияла.

– …и дюжину яиц, так что этих запасов хватит на целую неделю, и нам не нужно будет покупать еду у здешних поваров, – закончила ее мысль Эллен, стараясь говорить как можно беспечнее, хотя ее так и распирало от гордости.

– Наверняка крестьянин тебя облапошил, да и вообще, откуда у тебя деньги?

– У меня было еще полшиллинга, к тому же я сегодня немного заработала.

– Ты за полдня заработала столько денег, что могла все это купить? Наверное, ты хорошо торговалась, я бы и сам лучше не смог. – Жан был поражен до глубины души. – А что ты сделала, как тебе удалось столько заработать?

– Подковала пару лошадей. Заказчиком был рыцарь, а не простой крестьянин. Тут неподалеку небольшая кузница, но кузнец заболел, а его жена, которая ему помогает, должна за ним ухаживать. И тут нужно было срочно подковать пару лошадей. Мне просто повезло. Я даже не знала, справлюсь ли я, но один из конюхов мне помог.

– Ну что ж, если суп такой же вкусный, насколько он вкусно пахнет, то это просто замечательно. Я готов есть его хоть всю неделю, – примирительно сказал Жан и рассмеялся, потому что у него заурчало в животе.

После еды он обратился к Мадлен:

– Кстати, я встретил Анри!

Она улыбнулась, не обращая внимания на его слова, а затем принялась петь и танцевать.

– Посиди немного спокойно, – мягко сказал ей Жан, усаживая девушку на место. – Его зовут Анри ле Норруа. Он странствующий рыцарь, – объяснил он Эллен. – И один из самых лучших герольдов, которых я знаю. Он сочиняет великолепные хвалебные песни для рыцарей, что поднимает их авторитет. Я рассказал ему о тебе. Он умный парень и хорошо знает людей со всеми их слабостями. В общем, он натолкнул меня на одну хорошую идею.

– И что же это за идея? – скептически спросила Эллен.

– Сама увидишь! – Жан лукаво улыбнулся и завернулся в покрывало. – Нам лучше лечь спать, завтра тяжелый день. Нужно будет найти вам работу. – С этими словами Жан отвернулся к стенке шатра.

– А ты что, не собираешься себе искать работу? – возмущенно спросила Эллен.

Ее бесило то, что он не хотел рассказывать о своем плане.

– Нет, не собираюсь. – Он зевнул. – Я уже нашел себе работу. Пекарю нужен помощник. Мне будут платить пенни в день и давать ковригу хлеба.

– И ты это говоришь нам только сейчас? – Эллен стала укладываться спать. – Но это же просто замечательно!

Жан удовлетворенно улыбнулся и мгновенно уснул.

Эллен попыталась придумать, как ей завтра убедить кузнецов проверить ее способности, но вскоре и сама уснула. Ей снилось, что она проходит проверку у кузнеца, но не может поднять молот. Она все пыталась оторвать его от земли, но ей это никак не удавалось. Проснувшись утром, она почувствовала, как у нее затекла рука, – очевидно, она проспала на ней всю ночь.

Итак, Эллен вместе с Жаном пошли к кузнецам. По дороге девушка с любопытством осматривалась. Почти все телеги с товарами уже были подготовлены для торговли, а некоторые ремесленники даже уже начали работать. Грунт размяк от недавних дождей, и земля липла к тонким кожаным подошвам башмаков Эллен. У нее мерзли ноги. «Нужно купить себе пару деревянных башмаков», – подумала она. Они, конечно, были неудобными, но защищали ноги от сырости лучше кожаных башмаков.

– Анри! – закричал Жан, махая рукой, и бросился бежать. Эллен ничего не оставалось, кроме как последовать за ним.

– Анри, это Элленвеора, я тебе о ней рассказывал, – представил ее Жан.

На Анри была поношенная одежда, явно знававшая и лучшие времена. Его светлые курчавые волосы спадали ему на плечи. Анри вежливо поклонился и улыбнулся Эллен, показав красивые зубы.

– Ты не говорил мне, что женщина, которая хочет подчинить себе железо и мужчин, настолько красива, – сказал он, не глядя на Жана.

Противостоять его улыбке было просто невозможно.

– Как герольд, вы ценитесь рыцарями наверняка на вес золота! – дружелюбно отозвалась Эллен, мгновенно вызвав этими словами симпатию у Анри.

– Вы уже бывали на турнире? – спросил он, предлагая Эллен руку.

Эллен покачала головой.

– Ну что ж, тогда для начала вам, вероятно, интересно будет посмотреть на один из joutes plaisantes,[2] вы о них уже слышали?

– Жан только об этом и говорит, но я не знаю, что это.

Эллен чувствовала себя легко в обществе Анри. Его небогатая одежда и хорошие манеры позволяли забыть о его рыцарском происхождении. «Возможно, он тоже не первенец в семье, как и Гийом», – подумала она.

– Осторожно! – закричал Жан, оттаскивая Эллен в сторону, – она чуть не попала под копыта мчавшейся галопом лошади. – Нужно тебе поменьше смотреть в глаза Анри и побольше себе под ноги. Как раз протрубили начало первого боя! – Жан указал туда, куда поскакал рыцарь, чуть не сбивший Эллен с ног.

Эллен встала на цыпочки, но увидела лишь толпу людей.

– Пойдем дальше, на этот раз я буду внимательней, – пообещал Анри, таща Эллен за собой.

Пробившись в первый ряд, они увидели большое пространство, огражденное деревянными барьерами. Молодые рыцари наскакивали друг на друга, держа в руках копья. От топота копыт лошадей содрогалась земля, а от хруста ломающихся копий закладывало уши.

– Это поразительно! И как можно это все выдержать? – прокричала Эллен Анри.

Он покачал головой и засмеялся.

– Вам это кажется поразительным? Это всего лишь дружеские игры! – Хотя он стоял рядом с ней, ему приходилось кричать, чтобы его было слышно сквозь рев толпы.

– Как это? – удивленно спросила Эллен, радуясь тому, что шум немного утих.

– Настоящий турнир начнется позже, – объяснил Анри. – Это соревнование для самых молодых рыцарей, которые хотят показать, чего они стоят. Рыцари постарше будут драться позже, разделившись на группы соответственно их происхождению или в зависимости от того, кому из сюзеренов они служат. Часто рыцари группируются на один турнир. Они шеренгой идут друг на друга, пока в запале битвы не ломается их строй. И только когда битва становится действительно серьезной, к ней присоединяются именитые рыцари – самые опытные бойцы и самые храбрые воины. Каждый из них надеется на добычу, никто не хочет отказываться от победы. Они дерутся до вечера, многих берут в плен, и тогда им приходится выкупать себя. Если у кого-то нет денег, то он договаривается с друзьями, чтобы ему заняли нужную сумму.

Эллен слушала Анри, но старалась разобрать и слова герольда, объявлявшего следующих соперников:

– И теперь в бой вступают… сэр Ральф де Корнуэлл против…

Второе имя Эллен не разобрала, потому что в толпе заорали и зааплодировали.

– Сэра Ральфа никому не удалось победить ни на одном турнире – никто не может сбить его с лошади, потому что он сидит в седле, как будто составляет с лошадью единое целое. Но я думаю, все дело в том, что он такой жирный. – Анри подмигнул Эллен.

Противники поскакали навстречу друг другу. Молодой рыцарь ударил сэра Ральфа в грудь и выбил его из седла.

Зрители зааплодировали, а Анри восторженно покрутил головой.

– Если парень будет сражаться так и дальше, то станет великим рыцарем.

Один увлекательный поединок сменялся другим.

– Я и не знала, что турниры – это так весело! – прокричала Жану и Анри раскрасневшаяся Эллен.

Анри, смеясь, покачал головой.

– Но, Эллен, я же сказал, что это еще не все! Когда начнется основной турнир, тогда сражаться будут по-настоящему. К сожалению, нам это увидеть не удастся. Турнир будет проходить в лесу. Для этого даже выселили жителей небольшой деревушки. Рыцари будут использовать дома и сараи в качестве укрытий, так что жителям было бы опасно оставаться в своих жилищах. Видишь, вон крестьяне стоят. Они будут трястись до конца турнира, надеясь, что в пылу битвы их дома не будут разрушены. Часто бывает, что дома поджигают. Как бы то ни было, огороды крестьян наверняка будут вытоптаны. В общем, любопытствующим лучше находиться подальше от соревнующихся: когда рыцари опьянены боем, они никого не замечают, так что безопаснее наблюдать за ними с большого расстояния, сидя на лошади. Но, в конце концов, турниры организуются для рыцарей, а не для зрителей.

– Но ведь тут столько людей! – Эллен указала на огромную толпу, бурно реагирующую на удачи и промахи молодых рыцарей.

– Да, joutes plaisanles никто не пропускает, потому что тут можно впервые увидеть молодых талантливых рыцарей. Рыцари постарше тоже наблюдают за молодыми бойцами, которых они либо сразу же берут к себе на службу, либо принимаются поливать грязью, потому что те могут стать их противниками.

После того как joutes plaisantes закончились, у барьеров постепенно начали собираться группы человек по десять-двенадцать.

– Глядите, рыцари, выступающие под красным флагом с изображением крадущегося золотого льва, – это рыцари молодого короля. А вон молодой рыцарь, который победил сэра Ральфа. Справа стоят анжуйцы, немного дальше бретонцы, а рядом с ними пуатвинеры. Все они будут бороться друг против друга. Победит группа, захватившая больше пленных и победившая больше врагов. Кому будет сопутствовать удача, тот сможет получить много денег, потому что пленным придется выкупать себя. Так как успешные рыцари отличаются щедростью, то у торговцев будет полно работы, как и у актеров с музыкантами, которые будут выступать на празднике после боя. Не останутся без заработка и шлюхи, которые будут делить ложе со счастливчиками, и повара, готовящие вкусную еду. Победители ведут себя благородно с побежденными, потому что в следующий раз они вполне могут поменяться ролями. Кто успешно дерется на турнирах, тот может требовать повышения жалованья. Некоторые бароны даже предлагают успешным воинам заключить выгодный брак, да еще и дают небольшой земельный надел в придачу, если те соглашаются им служить. Для многих рыцарей, которые не являются первенцами в семье, это единственная возможность жениться и получить землю. Ну что ж, вскоре все начнется. Они все встретятся вон там, у подножия холма, и тогда состоится основная часть турнира.

Эллен почувствовала, что кто-то дергает ее за рукав.

– Нужно начинать искать тебе работу, ведь уже вечер, – сказал Жан.

– Я подойду попозже, посмотрю, справитесь ли вы без меня. – Анри подмигнул им на прощание.


Сердце Тибалта выскакивало из груди, когда он спрыгнул с лошади. Как он сбросил этого толстяка сэра Ральфа из седла, словно тот весил не больше пушинки! Тибалт сорвал шлем с головы. Ему очень хотелось стереть пот со лба, заливавший глаза, но сначала нужно было снять кольчугу. Его оруженосец Жильбер помог ему переодеться.

– Вы были великолепны, господин! Толпа ликовала, я сам видел, как гофмаршал одобрительно кивнул, глядя на вас. – Глаза Жильбера сияли от гордости за своего господина, но Тибалт его почти не слушал.

Гофмаршал! Если бы он только знал! Тибалт не мог думать ни о чем другом.

– Хорошо, Жильбер, оставь меня одного, – резко сказал он.


У него оставалось не так много времени, ведь нужно было еще переодеться к основной части турнира. Тибалт сел на табурет и опустил голову на руки. Ну почему она оказалась здесь? Чуть не попала под копыта его лошади. Ведь она могла погибнуть! Ну почему она такая дура? Тибалт вспомнил зеленые огоньки в ее глазах, по которым он тосковал. Ему так хотелось видеть ее! Он глубоко вздохнул. Осознание того, что Эллен где-то рядом, возбуждало его. От этого у него кровь кипела в жилах, так что он чувствовал себя непобедимым. Возможно, ее послала ему судьба! Тибалт вскочил, отбросив табурет.

– Жильбер! – закричал он. – Жильбер, помоги мне переодеться. Сегодня меня ждет богатая добыча!

После того как оруженосец помог ему надеть кольчугу и доспехи, Тибалт вышел наружу. Он уже сейчас чувствовал себя победителем! Служанки на площади показывали на него пальцами и хихикали. Тибалт был доволен собой.

– Я могу любую из них сделать своей, – пробормотал он самоуверенно, вскакивая на лошадь.

Когда он присоединился к рыцарям молодого Генриха, все приветствовали его кивками и поднятыми большими пальцами. Значит, его триумф во время игр был замечен! Это хорошо. Теперь нужно показать себя на основном турнире. Тибалт взглянул на Гийома, который тоже поднял большой палец и указал Тибалту его место в строю.

– Берите в плен всех, кого захотите, дорогие мои. Только предводителя французов не трогайте. Он принадлежит мне! – заявил Гийом.

– Смотрите, как бы сами в плен не попали, – буркнул Тибалт – так, чтобы Гийом не услышал.

Французы стояли неподалеку, обсуждая потери англичан на прошлых турнирах. Под всеобщий хохот они заранее делили добычу которую хотели получить, победив английских противников. И вот, наконец, начался турнир. Сначала противники нападали друг на друга, держа строй, но чем больше они приближались друг к другу, тем сильнее их охватывала боевая ярость, и вскоре строй распался Тибалт решил держаться от Гийома подальше, потому что на него охотились лучшие французские рыцари. Вместе с несколькими рыцарями короля он бросился на анжуйцев, выбрав самого брата герцога Анжуйского. Молодой рыцарь был отличным воином и быстрее загнал Тибалта в угол, чем тот ожидал. Брат герцога победил Тибалта в фехтовании и взял его в плен, отдав его лошадь своему оруженосцу. Сгорая от ярости, Тибалт сидел на лошади, которую держал под уздцы оруженосец анжуйца, и наблюдал за дальнейшим ходом турнира. Гийом храбро сражался, но французы и его победили и взяли в плен. Тибалт удовлетворенно почесал подбородок. «Пф-ф-ф, посмотрите на него, предводителя французов он в плен возьмет! Так этому хвастуну и надо», – радовался про себя Тибалт. Но тут подъехал оруженосец молодого короля и выкупил Гийома, чтобы тот мог продолжать сражаться. Тибалт позвал Жильбера, ожидавшего распоряжений господина на почтительном расстоянии.

– Принеси мои деньги и выкупименя немедленно! – крикнул он мальчику.

В отличие от этого самозванца Гийома, он, Тибалт де Турно, был старшим сыном своего отца и получал приличное содержание, так что мог сам себя выкупить, чтобы драться дальше. Хотя ему тоже хотелось бы пользоваться расположением молодого Генриха, но все же крайней нужды в его помощи у Тибалта не было.

Его, как и Гийома, в этот день брали в плен еще два раза. Тибалт в конце турнира потерял приличную сумму и остался без гроша, но никому ничего не был должен. Гийома же выкупали трижды, и его долг молодому Генриху был огромен.

* * *
Эллен была в восторге от предтурнирных игр и бурно выражала свое восхищение. Вскоре она услышала ритмичные звуки ударов молота по железу на наковальне и замолчала. С тех пор как она ушла из Бове, она мечтала о том, чтобы самой изготовить меч. Она уже давно придумала, каким будет этот меч, и ждала момента, когда сможет его выковать, так что ей обязательно нужна была работа у оружейника. От Жана она знала, что кузнецы, в отличие от торговцев, не работали в кожаных шатрах, а получали на время турниров в свое распоряжение каменные сараи или конюшни. Каждый кузнец привозил с собой горн и наковальню, а также инструменты, меха и стол для товаров. Когда Эллен вошла в кузницу и залюбовалась инструментами кузнецов, ей стало жарко. Тут можно было купить мечи, ножи, рукояти и ножны, шлемы, цепи, копья разнообразной длины, наконечники и даже моргенштерны, секрет изготовления которых рыцари узнали от сарацинов, участвуя в крестовых походах. Что уж было говорить о щитах, оковках и украшениях для оружия! Жан подошел к одному темноволосому мужчине. Судя по его товарам, он был знатным оружейником.

– Пьер! – Жан поздоровался с ним, словно со старым знакомым. – Я пришел, чтобы предложить тебе пари. – Затем мальчик повысил голос и почти крикнул: – Слушайте, кузнецы! Я предлагаю Пьеру или любому из вас пари. Если мы выиграем, то эта женщина получит работу. Если проиграем, то она неделю будет работать на победителя бесплатно.

Кузнецы взглянули на Жана без особого интереса. Они не были заинтересованы в незнакомой женщине как в работнике, даже если бы она работала бесплатно. Пьер вообще никак не прореагировал на слова Жана, так что тому пришлось подлить масла в огонь.

– Вы что, боитесь проиграть пари, мастер Пьер?

Кузнец пробурчал что-то невнятное и упрямо отмахнулся. Эллен совсем потеряла надежду. Они даже не дадут ей возможности показать, что она умеет!

– Ну я же тебе говорил, друг мой, что эти кузнецы женщин боятся больше дьявола, в особенности если женщина так красива, как твоя подруга, и к тому же разбирается в своем ремесле. Представь себе, что о них подумают, если женщина докажет им, что может ковать не хуже любого из них? Тут уже будет задета их честь!

В толпе поднялся недовольный гул. Эллен только сейчас увидела Анри ле Норруа, к которому обращался Жан.

Вокруг них собралось несколько кузнецов. Несмотря на то что она была уверена в своем мастерстве, она боялась подвергать себя и Жана опасности. А вот за Анри она была спокойна – он был достаточно сообразительным, чтобы извлечь выгоду даже из ее проигрыша.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил кузнец Пьер.

– Эта женщина утверждает, что кует не хуже любого мужчины. Что вы на это ответите? – спросил Анри, нагло ухмыляясь. – Вижу, вам не хочется соревноваться! Или, может быть, вы боитесь?

– Пускай идет соревноваться с кузнецами, подковывающими лошадей. Нам тут неумехи не нужны, – проворчал Пьер.

– А я не неумеха, – самоуверенно заявила Эллен, хотя душа у нее ушла в пятки. – Выковать такой нож или меч, – она указала на его стол с товарами, – это, несомненно, искусство. И вы им хорошо владеете, мастер. Но я владею им не хуже и готова с вами посоревноваться!

– Ха-ха! Вы только послушайте, что тут говорит эта девчонка! – Пьер рассмеялся. – Не слабоваты ли вы, женщины, для такого тяжкого труда? Ткать или плести, рожать детей – вот подходящая работа для вас!

Смех был подтверждением слов Пьера.

– Что ж, тогда вам легко будет выиграть пари, – спокойно сказала Эллен.

– Да ни один кузнец не согласится соревноваться с женщиной! – презрительно бросил Пьер, оглянувшись на остальных кузнецов, которые согласно закивали.

– Ну хорошо. Вы считаете меня неумелым кузнецом. Почему бы вам не позвать какого-нибудь сильного, но неопытного кузнеца? Например, ту гору мышц – парня, который рубит деревья возле площади. Что скажете? Я обратила внимание на его руки. Они толще моих ног. – Эллен рассмеялась.

Жан в ужасе взглянул на подругу.

– Ты что, сума сошла? Он же намного сильнее тебя! – возмущенно прошипел он.

– Попросите его! – подначивала Эллен кузнецов, не обращая внимания на Жана. – Если он согласится, то я посоревнуюсь с ним, и пусть победа достанется лучшему.

Пьер не стал долго раздумывать.

– Ну что ж, давайте пойдем и попросим его! – Он поспешил к выходу, а остальные кузнецы, весело хохоча, последовали за ним.

Когда силачу предложили поучаствовать в этом пари, он рассмеялся, а затем взглянул на Эллен с сочувствием.

– Если она проиграет, то будет работать на тебя неделю бесплатно, – объяснил Пьер.

– А что я получу, если победа будет за мной? – спросила Эллен у силача.

– Половину моей недельной выручки! – ухмыльнувшись, предложил он.

– Нет, не половину, а всю твою недельную выручку, иначе будет несправедливо, – категорически заявила Эллен. – Или ты не уверен в своей победе и боишься этого пари? – Невинно улыбнувшись, она взглянула на силача. – И вы позволите мне работать у вас, если я выиграю? – на всякий случай переспросила она у Пьера.

– Ну конечно позволю! Вот только выиграешь ты, когда рак на горе свистнет! – Он расхохотался.

Когда Пьер попытался подсказать силачу, как держать молот, тот лишь презрительно отмахнулся и потрепал Пьера по плечу.

– Спокойно, мастер, знаю я ваши молоты. Что они там весят! Попробовали бы вы поднять срубленное дерево. Могу поспорить, что вы его и на ладонь от земли не оторвете. Давайте приступать к делу, я уже вижу, как она неделю будет на меня работать.

Пьера рассердило, с каким презрением силач высказался о его работе – в конце концов, управляться с молотом не так просто.

Среди подмастерьев нашлось двое добровольцев, которые согласились класть железо в огонь, а затем держать его щипцами на наковальне. Эллен взяла молот в правую руку, отводя его рукоятку левой рукой вправо, как это делали все кузнецы. Итак, она начала работать в своем ритме. Силач взял молот двумя руками и при первом же замахе изо всей силы ударил себя рукояткой в живот. Застонав, он чуть не упал, но не сдался. Он решил попытаться подражать хватке Эллен, но ему мешали мускулы. Он бил молотом, сильно замахиваясь, и не ритмично, вследствие чего быстро устал.

Его заготовка искривилась, в то время как заготовка Эллен оставалась прямой. То, что она не новичок в этом деле, кузнецы поняли уже после первого удара, но все же надеялись, что силач победит. Однако тот вскоре так взмок, что пот ручьями струился по его телу, а лицо так покраснело, что, казалось, его голова вот-вот взорвется. Когда удары рядом с Эллен смолкли, она продолжала работать, не решаясь взглянуть на соперника, чтобы не сбиться с ритма. Кто-то похлопал ее по плечу.

– Ну хорошо, ты победила! – смущенно сказал Пьер. – Завтра можешь начинать работать у меня, если сможешь пошевелиться. – Было видно, чего ему стоит оставаться спокойным.

– Я приду, – бросила Эллен, поставив молот в ведро с водой рядом с наковальней.

Жан в восторге бросился Эллен на шею.

– Это было великолепно!

– Уважаемая, разрешите выразить вам мое почтение! – Анри, ухмыляясь, протянул ей руку.

Эллен дрожала от перенапряжения, но руку его не взяла. В конце концов, у кузнецов не должно сложиться впечатление, что ей нужна помощь. Хотя она и выиграла, завтрашнего дня она ждала с опаской. Хорошо еще, что Пьер умел проигрывать, ведь иначе им трудно будет сработаться! Эллен вздохнула. Попрощавшись с кузнецом и Анри, они с Жаном пошли к их палатке. Поужинав и рассказав Мадлен о победе Эллен, Жан потянулся и зевнул.

– Пойду-ка я спать, а то мне вставать ночью – пекарь приступает к работе до восхода солнца. Он пришлет за мной своего сына, так что не пугайтесь, когда увидите, что утром меня тут уже нет. – Он повернулся к Мадлен. – А как прошел твой день? Ты нашла работу?

Мадлен кивнула.

– Агнесс сказала, что я могу носить для нее воду и ткать, стараясь не попадаться на глаза ее мужу… – смущенно ответила она.

– Это просто замечательно! – Жан погладил ее по щеке. Эллен трогало его заботливое отношение к бедной Мадлен. «Пока он печется о ней, с ней будет все в порядке», – подумала она.


Хотя Пьер пользовался отличной репутацией среди кузнецов, в тот день все долго потешались над его проигрышем в споре, предлагая ему взять на работу еще одну женщину. Когда Эллен на следующее утро вошла в кузницу, все рассмеялись, но за день попривыкли к ней и больше не обращали на нее внимания.

В конце недели силач пришел в палатку Эллен и принес свою выручку.

– А ты и дальше будешь ездить по турнирам? – спросил он.

– Думаю, да.

– Если тебе нечем будет заняться, можем поработать в паре. Будем предлагать рыцарям биться об заклад, и я буду проигрывать. Возможно, я буду себя за это ненавидеть, но зато мы с тобой можем заработать хорошие деньги, – предложил он.

– Ну, не знаю, мне бы хотелось зарабатывать деньги кузнечным делом. – Эллен постаралась, чтобы это не прозвучало высокомерно.

– Ну как знаешь. – Силач вскинул, прощаясь, руку. – Но если передумаешь…

– …то я знаю, где тебя найти! – Эллен кивнула и вздохнула с облегчением, когда он наконец ушел. Хотя она и смогла победить его, лучше было не иметь такого врага.


Шатонеф-на-Брее, май 1172 года

С осени прошлого года Эллен, Жан и Мадлен ездили по турнирам. Поначалу они переживали, возьмет ли Пьер Эллен на работу, но вскоре сомнения отпали. С Пьером Эллен так и не подружилась, зато ее хорошим другом стал Анри ле Норруа. Как правило, Эллен издалека узнавала его заливистый смех. Так же произошло и в этот раз. Она подошла поближе, чтобы похлопать его по плечу, а затем отскочить, когда он обернется, чтобы он ее не увидел. В последний момент Эллен узнала мужчину, который стоял рядом с Анри, и замерла на месте. Она как раз хотела незаметно отойти в сторону, когда ее увидел Жан.

– Элленвеора! Анри! – закричал он, пробиваясь сквозь толпу. Анри обернулся.

– Жан! – он дружелюбно похлопал мальчика по плечу, когда тот подошел поближе. – Ты звал Элленвеору? Где она?

Обернувшись, Анри ее увидел. Эллен стояла на месте, как громом пораженная.

– Эллен, как дела? – поздоровался он. Как раз в этот момент его спутник обернулся.

Эллен почувствовала, как кровь ударила ей в голову, когда их взгляды встретились.

Гийом с любопытством рассматривал ее лицо.

– Мы знакомы? – спросил Гийом, не отводя от нее взгляда.

«Прошло пять лет с тех пор, как он меня в последний раз видел и тогда он считал меня парнем», – попыталась успокоить себя Эллен, отрицательно качая головой.

– Простите, мне нужно идти, у меня работа. – Она сделала книксен и убежала.

– О Боже, Гийом! Надо же, какое впечатление ты производишь на женщин! – Анри рассмеялся. – Я даже не успел вас представить, а она уже убежала.

Гийом с удивлением посмотрел девушке вслед.


Эллен поспешила к Пьеру в кузницу. Она целый день не могла думать ни о чем другом, кроме как о встрече с Гийомом. С одной стороны, Эллен надеялась поскорее увидеть его, с другой – она боялась, что он ее узнает. Когда она смотрела на него, сердце у нее билось сильнее, а в груди разливалось тепло. Эллен не могла сосредоточиться на работе, и Пьер все время ворчал по этому поводу. Эллен вспомнила ссору с Донованом и попыталась держать себя в руках, чтобы Пьер не пожалел о том, что взял ее на работу. Когда она вечером пришла в шатер, Жан уже был там и готовил ужин, а Мадлен еще не вернулась.

– Что с тобой случилось сегодня утром?

– А что ты имеешь в виду? – Эллен сделала невинное лицо.

– Ты вся покраснела, когда увидела того рыцаря. Ты с ним знакома?

Эллен не хотела в этом признаваться, но потом решила, что лучше раскрыть Жану свой секрет, и кивнула.

– О-ля-ля! – Жан широко улыбнулся. – Да ты в него влюблена! – Он принялся дирижировать руками. – L'amour, 1'amour, toujours 1'amour![3] Что поделаешь против любви?

Эллен раздраженно взглянула на него.

– Проблема в том, что он знает меня как Элана, ученика кузнеца.

– Как это? Я не понимаю, – удивился Жан.

– В Танкарвилле, где он был оруженосцем, я жила, изображая из себя парня. Мы были друзьями несколько лет. Я научилась у него фехтованию на мечах. Он никогда не должен узнать, что я и Элан – это один человек. Такой лжи он мне никогда не простит!

– А ты, вообще, знаешь, кто он?

– Конечно. Его зовут Гийом… а что?

– А то, что он учит фехтованию молодого короля. Ты этого не знала?

– Нет! – сказала пораженная Эллен, но тут же улыбнулась. – Вообще-то, меня это не удивляет. Он всегда говорил, что хочет стать рыцарем короля. Впрочем, я не думала, что ему это удастся так быстро. Когда король-отец умрет, а его сын унаследует трон, Уильям добьется всего, чего хотел.

– Уильям?

– Так мы в Англии произносим это имя. А так как он англичанин, как и я, я часто его так называла! – Эллен мечтательно улыбнулась.

– Тогда тебе лучше поскорей избавиться от этой привычки, чтобы он не понял, кто ты на самом деле, – посоветовал ей Жан.

Эллен кивнула, но по выражению ее лица можно было понять, что она его не слушала.

– А мои мечты еще так далеки от воплощения! – Она печально вздохнула.

В шатер забралась Мадлен и, напевая песенку, уселась в углу. Вытащив из кармана монетку, она с удовольствием стала ее разглядывать.

– Откуда у тебя это? – недовольно спросил Жан, присматриваясь к монете.

– Мне эти деньги дал рыцарь. Один красивый рыцарь. Он хотел узнать, кто она. – Мадлен указала на Эллен.

– И что ты ему сказала? – Эллен схватила ее за плечи и немного встряхнула.

– Что тебя зовут Элленвеора, и что ты моя подруга. И все.

– И за это он дал тебе столько денег?

– Да. – Мадлен просияла.

Жан и Эллен переглянулись.

– Это мог быть только Гийом!

– Не переживай. Мадлен ведь ничего не знает о твоем прошлом, – попытался успокоить ее Жан.

* * *
Он жил спокойно почти девять месяцев, и вот она опять завладела его мыслями!

Тибалт торопился к своему шатру. Его сердце пылало, и лишь Роза могла облегчить его мучения. Тибалт протер глаза, словно так мог отогнать видения, преследовавшие его с сегодняшнего утра. Когда Эллен повстречалась с Гийомом, она покраснела и внезапно еще больше похорошела. Тибалт засопел. Глупая маленькая дурочка, назвавшаяся ее подругой, получив монету, не сказала ему ничего нового, но он решил не обижать ее – в конце концов, ему мог очень пригодиться шпион в шатре Эллен. Тибалт ухмыльнулся.

– Роза? – он нетерпеливо обвел взглядом свой шатер. Здесь было убрано, но пусто. – Роза! – закричал он еще громче, но ответа не последовало.

Когда Роза наконец-то пришла, Тибалт с недовольным видом сидел на стуле.

– Где ты была? – возмущенно спросил он.

– Я купила пару красивых ленточек и отрез замечательной ткани! – Роза радостно подскочила к нему, опустилась передним на колени и помогла ему снять башмаки. – Я хочу быть красивой для тебя! – Она невинно захлопала ресницами, чтобы как-то его смягчить.

– Все, ты больше не будешь выходить из шатра без моего разрешения!

– Но… – хотела было возразить Роза.

– Ты же хочешь сохранить ребенка? Или опять отправить тебя к знахарке? – угрожающим тоном спросил Тибалт.

Понурившись, Роза покачала головой.

– Если ты хочешь, чтобы я тут оставалась, то я, конечно же, буду все время в шатре.

– Ну вот и умница! – Тибалт страстно взглянул на нее, встал и потянул ее к кровати. – Давай, Розочка, маленькая моя, иди ко мне!

Так как Роза была беременна, он уже меньше ее хотел и после близости чувствовал неудовлетворенность.

– Пойди позови Маргарет, – приказал он.

Роза мгновенно расплакалась, но это его не тронуло.

– Прекрати реветь и радуйся, что я не отдал тебя с твоим ребенком под суд, – буркнул он, вытягиваясь на кровати.

Естественно, Роза знала, что он будет делать с Маргарет, и именно это доставляло ему удовольствие. Почему он один должен страдать? Разве боль Розы, когда она видит его с другой женщиной, сильнее, чем его боль, когда он видит с другими мужчинами Эллен? При мысли об Эллен его член мгновенно встал, и в этот самый момент в шатер вошла Маргарет. Должно быть, Роза подумала, что именно Маргарет привела его в такое возбуждение. Молодая служанка была стройной и очень худенькой. У нее было узкое лицо с близко посаженными глазами и тонкими губами. Маргарет была вовсе не похожа на пышущую здоровьем Эллен, за исключением разве что цвета волос. Тибалт протянул руку и прикоснулся к ее длинным волосам. Ее локоны были длиннее и менее густыми, чем у Эллен, но если прищурить глаза, то вполне можно было представить, что перед ним Эллен.

– Выйди и стой у входа в шатер! – хрипло приказал он, и Роза поспешно удалилась.

– О Эллен! – простонал он, обнимая худую служанку.

– М-м-м-м… вообще-то меня зовут Маргарет! – тихо поправила его девушка.

– Заткнись и садись на меня, – приказал Тибалт, впиваясь пальцами в ее ягодицы.

* * *
Эллен сосредоточилась на работе и не заметила, что за ней наблюдают. Она старалась не думать о Гийоме, хотя ей это удавалось с трудом. Турнир уже начался, и судя по тому, что Жан рассказывал о Гийоме, тот в числе первых бросался в бой. Когда Анри ле Норруа зашел вечером в кузницу, Эллен испугалась, решив, что он начнет говорить о ее странном поведении при встрече с Гийомом.

– Скажи, у тебя есть ножницы для резки металла? – Анри ухмыльнулся, не поздоровавшись.

Анри привел под руку совершенно беспомощного рыцаря, чья голова застряла в погнутом шлеме. Храбрый воин ничего не видел и двигался на ощупь.

– Когда его начали лупить по шлему, это ему не очень помешало сражаться, но теперь он не может его снять! Да и дышать ему трудно, бедняжке. Будь добра, вытащи его оттуда.

Эллен захихикала. Какие же эти рыцари смешные – сражаются в мирное время.

– Будет довольно неприятно! – предупредила она, доставая щипцы и ножницы для работы по металлу.

– Ничего, ему не впервой. Но ты лучше будь осторожна – это подающий надежду рыцарь, хотя сейчас тебе так, наверное, не кажется. – Анри подмигнул Эллен.

Рыцарь, застрявший в шлеме, что-то буркнул и принялся ругать Анри за такие слова, но разобрать, что именно он говорит, было очень сложно.

По-прежнему хихикая, Эллен покачала головой и принялась снимать с рыцаря шлем. Она дала Анри щипцы и попросила помочь ей, чтобы не повредить голову бедняги.

– Вот только шлемом потом нельзя будет пользоваться, хотя железо можно будет перековать, – сказала она, принимаясь за работу.

Анри ле Норруа не мог достаточно крепко держать щипцы, и они все время соскальзывали.

– Как жаль, что Пьера пет, а то из вас, Анри, помощник никудышный. Ну давайте, держите крепче! – приказала она и, дернув шлем, сняла его с головы рыцаря.

Отложив покореженное железо в сторону, она повернулась к рыцарю.

– Ну, как вы себя чу… – начала она, но когда увидела, чье лицо скрывал шлем, слова застряли у нее в горле.

– Ух, голова болит, – сказал Гийом, не поднимая глаз. Когда он наконец взглянул на нее, у него открылся рот от изумления.

– Ты? – пораженно спросил он.

– Милорд! – Эллен поклонилась, уставившись в пол. Хоть бы он не рассматривал ее лицо!

Гийом помассировал себе виски.

– М-м-м… мне нужно работать, – поспешно сказала Эллен, поворачиваясь к нему спиной.

– Сколько я тебе должен?

– Ничего. Это было совсем не сложно. К тому же вы ведь друг Анри. Если хотите, можете оставить мне шлем. – Эллен продолжала стоять к нему спиной, хотя и понимала, что это невежливо.

– Спасибо тебе. – Гийом положил на стол серебряную монетку, но явно не собирался уходить.

Гийом подал Анри знак, и тот сразу ушел. Эллен попыталась не обращать внимания на присутствие Гийома, но его взгляд обжигал ей плечи, как июльское солнце.

– Вот оно что! Я все понял! – радостно воскликнул он. Эллен вздрогнула, чувствуя, как холодный пот стекает по ее спине.

– А я тут все ломал голову, размышляя, кого ты мне напоминаешь. Внезапно Эллен затошнило. Чтобы Гийом ничего не заметил, она принялась тщательно укладывать монету в кошель на поясе.

– Точно! Я был знаком с твоим братом!

– Моим братом? – Эллен обернулась.

– Да, Элан, молодой кузнец из восточной Англии. Я познакомился с ним в Танкарвилле! Анри сказал, что ты тоже из Англии, как и я.

Эллен не сразу отреагировала на его слова. Она лихорадочно размышляла, что же ей сказать.

– Это же твой брат, правда? – продолжал допытываться Гийом. – Вы похожи, как близнецы. Элан был моим хорошим другом, когда я еще был оруженосцем. Он тебе никогда обо мне не рассказывал? Меня зовут Гийом! – Он с любопытством смотрел на Эллен.

Эллен не смогла бы придумать объяснения получше, и не стала его разубеждать.

– Ах, вот оно что! Так это вы, – пробормотала она, смущенно ему улыбнувшись.

– А у него как дела? Он тоже тут?

– Нет, – ответила Эллен.

Что же ей сказать? Что придумать? А если Гийом что-то заметит?

– Он умер, – сказала она, стараясь казаться печальной. Очевидно, ей это удалось, потому что Гийом посмотрел на нее с изумлением.

– Я этого не знал! Что случилось?

– У него распухло горло, и он задохнулся. Была эпидемия, и этой зимой умерло много людей. – Эллен сама себе поражалась. И как ей только такое пришло на ум?

– Какой ужас! – Гийом огорченно покрутил головой. – А ты тоже кузнец?

– Да, у нас все в семье кузнецы. – Эллен слышала, как дрожит ее голос.

«Он все поймет, и тогда мне конец», – подумала она.

– Элан всегда хотел выковать меч для короля. – В голосе Гийома звучала печаль.

– Я тоже этого хочу! – Эллен заглянула Гийому в глаза. Она почувствовала жар в животе – точно так же, как было в лесу, когда он стоял за ее спиной, показывая, как двигать руками, и она чувствовала его теплое дыхание на своей шее.

– Когда молодой король унаследует трон после смерти отца, я ему о тебе расскажу. Я полагаю, ты справишься не хуже Элана! – Гийом дружелюбно на нее посмотрел.

Опустив голову, Эллен покраснела. Внезапно Гийом побледнел и зашатался.

– Что случилось? – Она испуганно подскочила к нему и взяла его под руку.

– У меня так голова кружится, а череп просто-таки… – Гийом недоговорил.

– Это все от ударов по голове, – сказала Эллен, выводя его из кузницы. – Вам нужно на свежий воздух. Кроме того, вам следует отдохнуть; Если вы подскажете мне дорогу, я отведу вас в ваш шатер.

– Спасибо! – Гийом стал глубоко дышать, не двигаясь с места, – перед глазами у него все кружилось.

Пьер должен был вот-вот вернуться, так что Эллен попросила одного из кузнецов присмотреть за ее и Пьера вещами и ушла с Гийомом.

– Наши шатры стоят довольно далеко отсюда, на той стороне площади, на небольшой поляне, – пояснил Гийом.

Через некоторое время он остановился и предложил Эллен немного посидеть. Она знала, что Пьер рассердится из-за того, что ее так долго нет, но не решилась оставить Гийома одного. Ее так влекло к нему! Ее влюбленность со времен Танкарвилля, казалось, только усилилась. Эллен нравилось держаться за его сильную руку и идти так близко к нему, чувствуя, как от него пахнет кожей – точно так же, как и раньше.

– Хорошо, сейчас присядем, – сказала она, оглядываясь. На опушке недалеко от них лежало упавшее после грозы дерево. – Вон бревно, давайте я помогу вам сесть.

Гийом сел, не отпуская ее руки, так что ей пришлось сесть рядом. Они прошли уже примерно полпути. Отсюда была видна рыночная площадь. С другой ее стороны находилась большая поляна, где стояли шатры рыцарей. Только сейчас Эллен осознала, что они совсем одни. Во рту она ощущала странную сухость. Она провела кончиком языка по губам и сглотнула.

Гийом окинул ее долгим взглядом.

– Никогда еще в жизни не видел таких зеленых глаз, – сказал он, убирая прядь, упавшую ей на лоб. – Я сказал, что вы с Эланом похожи, словно близнецы? Вот глупости! Я бы заметил, если бы у него были такие зеленые глаза, как у тебя.

Эллен улыбнулась. Как же люди слепы… В особенности мужчины.

– Кроме того, у тебя намного больше веснушек! – добавил он.

В этом Гийом был прав. Веснушки появились, когда она забеременела. Эллен вспомнился Тибалт и тот день, когда она чуть не умерла в лесу. У нее резко изменилось выражение лица.

– Ты на меня не сердишься из-за веснушек? – испуганно спросил Гийом.

Эллен покачала головой.

– Нет, это просто плохие воспоминания.

Гийом, наверное, подумал, что ей вспомнилась смерть брата, и нежно погладил ее по голове.

– Ничего, все будет хорошо!

Эллен вскочила на ноги и уже хотела сказать ему правду, но не успела даже начать, так как он встал, притянул ее к себе и поцеловал.

Его поцелуй был совсем не похож на нежный поцелуй Джоселина. Поцелуй Гийома напоминал его самого – он был требовательным, решительным и опасным. Передним невозможно было устоять. Эллен едва могла дышать. Кровь шумела у нее в голове, и она уже ничего не понимала. Гийом так крепко сжал ее в объятиях, словно вообще не хотел отпускать. Его пальцы впились в ее спину. «Я должна его остановить и уйти, пока не поздно! Он норманнский рыцарь, и я ему не пара», – пронеслось у нее в голове. Она целовала Гийома со всей страстью, которая накопилась в ней за эти годы. Через одежду она чувствовала жар его тела и его возбуждение. Он притянул Эллен к себе и начал ее ласкать – не так нежно, как ласкают поклонники, а требовательно, словно любовник. Она должна была его оттолкнуть. Еще можно было остановиться, но она промедлила, у нее подкосились колени, и она полностью оказалась во власти Гийома, который вполне отдавал себе отчет в том, что происходит. Его руки скользнули по ее плечам к груди и принялись ласкать ее соски. Эллен застонала от страсти, а Гийом потянул ее в лес. Он прижал ее к толстому стволу дерева, задрал ей юбку и принялся ласкать внутреннюю сторону ее бедер, поднимаясь все выше и выше.

– Ты так прекрасна! – хрипло сказал он, целуя ее в шею, выцеловывая дорожку до ее груди.

Эллен стонала от наслаждения. Гийом непрерывно ласкал ее клитор рукой, пока ей не показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Он поспешно расстегнул штаны и вытащил свой член, но Эллен на него не взглянула и к нему не прикоснулась. Она закрыла глаза, позволяя ему делать все, что он хочет. Ее раздирали противоречивые чувства – она ощущала страсть и страх, она извивалась от его прикосновений, позволив ему ввести в нее свой член. О Тибалте в этот момент она забыла. Ее тело сотрясала дрожь наслаждения, а в животе разливалось приятное тепло. Гийом ритмично двигался в ней, и Эллен, словно со стороны, услышала свой стон. Она прижималась к нему, двигаясь с ним в такт, и все ее тело, казалось, кричало о том, чтобы этот момент никогда не заканчивался. Внезапно Гийом тоже застонал, изогнулся и кончил в нее. По ее телу прошла теплая волна. Бешено стучало сердце. Когда все закончилось, Эллен чувствовала себя более уставшей, чем в конце рабочего дня. Гийом нежно погладил ее по щеке и улыбнулся. У Эллен перехватило горло. Внезапно она расплакалась. Гийом взял ее за подбородок и отер ей слезы.

– Я не знаю, почему… – запнулась она.

– Ш-ш-ш! – Гийом приложил указательный палец к ее губам, а затем снова ее поцеловал.

После того как она поправила одежду, они вышли из леса. Эллен чувствовала себя, словно ребенок, который сделал что-то недозволенное, в то время как Гийом, казалось, держался уверенно. Она виновато опустила голову, стараясь на него не смотреть.

– Вы сможете сами дойти до своей палатки? – спросила она его, опустив взгляд.

– Да, конечно! – Гийом остановился и притянул ее к себе. – Завтра воскресенье, так что ты не работаешь. Давай встретимся здесь в полдень, хорошо?

Эллен кивнула.

– Ты такая красивая! – Он соблазнительно улыбнулся. Эллен не знала, что обо всем этом думать. Джоселин говорил о любви. Джоселин… теперь остались только бледные воспоминания о нем – Гийом вычеркнул его из ее сердца.

По пути в кузницу Эллен чувствовала себя уже сильной и уверенной. Она знала, что должна начать работу над мечом, который уже несколько месяцев не выходил у нее из головы. Она точно знала, какая у него будет рукоять, какой он будет длины и ширины, знала, как будет делать клинок, гарду и ножны. У меча даже уже было имя! Меч просто возник в ее голове и все настойчивее требовал: выкуй меня!

– Атанор, – прошептала Эллен.


На следующий день в полдень Эллен пошла в лес. Чувствуя, как бьется сердце, она шла по тропинке через лес, наслаждаясь весенним днем. Солнце сияло на голубом небе, казавшемся морем васильков. Зима окончательно отступила. На Пасху было тепло, но затем снова похолодало, а теперь началась настоящая весна. Повсюду цвела пастушья сумка, одуванчики и маки. На поляне появились первые цветы черники, а у обочины дороги росло огромное количество маргариток, любимых цветов Эллен. В народе говорили, что некоторые женщины используют маргаритки, чтобы избавляться от нежеланного ребенка, но об этом Эллен предпочитала не думать. Она отгоняла от себя воспоминания о Тибалте. «Это прошлое, – решила она, – это все было давно. Я должна об этом забыть». Вдалеке на холме светились белым яблони в цвету. Через несколько месяцев на них появятся вкуснейшие плоды, но Эллен здесь уже не будет.


Она дошла до оговоренного места раньше, чем рассчитывала, и, присев на бревно, стала ждать. У ее ног желтели одуванчики. Эллен вспомнила Клэр и вино из одуванчиков, которое та готовила. Вино имело специфический аромат, и Эллен отчетливо вспомнила вкус этого напитка, нюхая цветы.

Внезапно перед ней появился Гийом.

– Да ты улыбаешься! – обрадованно сказал он.

Эллен не слышала, как он подошел, и вздрогнула от неожиданности, прищурившись, чтобы солнце не било ей в глаза.

– Ты сегодня еще красивее, чем вчера, – сказал он, сев рядом с ней, и протянул ей букет белых цветов.

– Ландыши! – Эллен была тронута.

Они немного помолчали. Гийом с любопытством смотрел на нее, и Эллен забеспокоилась.

– А я вот меч собираюсь ковать, – сказала она, смущенно глядя в сторону.

Гийом не стал вникать в подробности. Взяв ее за подбородок, он повернул ее голову к себе и принялся страстно целовать. Эллен забыла о кузнице, мече, о своем прошлом, наслаждаясь его поцелуями и ласками. Встав, Гийом потянул ее за собой.

Только сейчас Эллен заметила покрывало, которое он принес с собой. «Ты посмотри, подготовился, знает, чего хочет, и не только в этом, – пронеслось у нее в голове. – Он опытный мужчина, так что не думай, что у него к тебе какие-то особые чувства». Дальше Эллен в своих мыслях заходить не стала.

Гийом привел ее на лужайку. Трава тут еще не выросла, и Эллен покачала головой.

– Не тут, нас могут увидеть! – Она покраснела. Гийом не стал принимать во внимание ее возражения и просто расстелил покрывало и притянул Эллен к себе.

Как только его губы коснулись ее губ, она забыла о всяком сопротивлении. Она отдавалась ему, забывая о времени и пространстве. Наконец она, смущаясь, поправила платье, в то время как Гийом совершенно спокойно оделся. Эллен стала лихорадочно вспоминать, о чем они говорили, когда дружили в Танкарвилле. Но она так ничего и не вспомнила, не смогла сказать ни слова. Элан действительно умер. Гийом лег на спину и засмотрелся на небо.

– Расскажи мне о твоем мече, – сказал он, переворачиваясь на живот и подпирая голову руками.

Она утонула во взгляде его карих глаз.

– Так вы…

– Ты! – перебил он ее.

– Я?

– Ты должна говорить мне «ты».

– Хорошо. – Ей было несложно обращаться к нему на «ты», ведь Элан так и поступал. – Ты слышал, о чем я говорила! – возмутилась она.

– Конечно, я это слышал. Но так как ты – сестра Элана, я боялся, что мы проведем весь вечер в разговорах о твоем мече, если я тебя сразу об этом спрошу. Должен признаться, аппетит, который ты у меня вызываешь, был неодолим. – Он пощекотал ее одуванчиком и поцеловал.

Эллен нахмурилась.

– Аппетит? Звучит как-то…

– Это звучит так, словно я говорю о медовом прянике или сладких фруктах. – Он ухмыльнулся и поцеловал через платье ее сосок.

– Какой же ты невыносимый! – нежно сказала она.

– Да, я знаю. – Гийом улыбнулся. – Ну, рассказывай о своем мече.

У Эллен не хватило сил сердиться на него.

– Ну хорошо, – сказала она. – Когда меч будет готов, я тебе его покажу. Это будет особенный меч, потому что я его сделаю без помощи других ремесленников. Я сделаю не только лезвие, но весь меч целиком.

Гийом удивленно взглянул на нее.

– И как ты хочешь это сделать?

– Я умею не только ковать, – с вызовом заявила Эллен.

– Ну да, я заметил. – Он снова принялся страстно ее целовать, опрокинув на траву.

Его руки заскользили по ее телу, и они во второй раз отдались во власть любовной игры. Когда все закончилось, Эллен вздохнула и перевернулась на бок.

– По-моему, единственный меч, который тебя интересует, находится здесь, – сказала она насмешливо, указывая на его член.

– Хм-м… Возможно, ты и права, но это происходит только тогда, когда ты рядом. Так что никогда не появляйся во время турнирного боя неподалеку от меня, иначе я проиграю последнюю рубашку. – Рассмеявшись, он чмокнул ее в кончик носа.

Они расстались лишь на закате солнца.

– Мне завтра рано вставать, так что я уже, наверное, пойду. – Эллен провела пальцами по волосам и принялась заплетать косу.

– Завтра у меня не будет времени, а через два дня мы уезжаем, так что у нас остается только послезавтра, – сказал Гийом, как будто это было само собой разумеющимся, и притянул ее к себе. – Буду с нетерпением ждать нашей встречи. Ты ведь сохранишь мне верность до послезавтра?

Пораженная, Эллен взглянула на него.

– Ты что, думаешь, я с любым встречным-поперечным на полянки хожу? – обиженно спросила она, вырываясь из его объятий. Вместо ответа он снова ее схватил и принялся целовать.

* * *
Тибалт следил за Гийомом. Судя по тому, что ле Марешаль нес с собой покрывало, он собирался на свидание с девушкой, а это интересовало Тибалта в первую очередь. Больше всего его бесило то, что ле Марешаль выглядел влюбленным. Он шел, размахивая покрывалом, и собирал на обочине ландыши. «Он либо умелый искуситель, либо влюбился по уши», – с горечью подумал Тибалт. Хотя в глубине души он догадывался, с кем собирался встретиться Гийом, он все же надеялся, что это будет другая девушка. А может быть, она не придет? Тибалт постарался незаметно проследовать за Гийомом, и вдруг увидел ее, сидящую на бревне. Ее волосы отсвечивали на солнце красным, словно на голове у нее бушевал пожар. Когда Эллен поцеловала Гийома, Тибалту показалось, что в него всадили нож. Это было еще хуже, чем тогда в Бове, – с одной стороны, он ненавидел Гийома, а с другой стороны, было очевидно, что Эллен влюблена.

Увидев, как они занимались любовью на траве, Тибалт опустился на колени и заплакал от отчаяния. Видеть Эллен в объятиях Гийома… Для него это было кошмаром! Тибалт стал колотить кулаками по земле, а затем закрыл лицо руками. Убрать со своего пути Джоселина было не сложно. С Гийомом этот номер не пройдет.

Другого выхода у него не было. Ему нужно было завоевать Эллен – во что бы то ни стало! А если она не захочет спать с ним по собственному желанию, то он найдет весомую причину, которая заставит ее передумать. Когда-нибудь Эллен будет принадлежать ему одному!


Авгуcm 1172 года

– Я не смогу принимать участия в следующих двух-трех турнирах из-за планов молодого Генриха, – сообщил Гийом, взяв в руки травинку и проводя ею по шее Эллен. Они встречались уже три месяца и занимались любовью. – Я думаю, что мы с тобой встретимся только в начале октября, а до того момента я буду приходить к тебе в снах. Смотри, не забывай меня, – строго сказал он.

– А кого же будешь видеть во снах ты? – игриво спросила Эллен.

– А ты как думаешь? – с упреком произнес он.

– Я думаю, что мне пора идти, иначе Пьер мне голову оторвет. – Эллен встала.

Она не хотела при нем расплакаться, поэтому просто поцеловала его в лоб, поправила платье и волосы и поспешно убежала. Она обернулась, чтобы помахать ему рукой, но Гийом надевал свои башмаки и ее не увидел.


К ее удивлению, Пьер совершенно не сердился из-за ее опоздания. Наоборот, когда она зашла в кузницу, он широко улыбнулся.

– Так-так, значит, это правда, что у тебя роман с учителем фехтования молодого короля, – сказал он, кивая. – Все об этом уже давно судачат. Я от тебя такого не ожидал. Однако кто знает, возможно, из-за этого мы когда-нибудь сможем получить заказ от самого короля!

Эллен почувствовала, что краснеет, и не решилась посмотреть Пьеру в глаза. Она уже собралась сказать, что у молодого короля нет денег, но передумала, решив не упускать подвернувшийся ей шанс.

– Я должна выковать меч, так как сэр Гийом хочет посмотреть, что я умею. Ты разрешишь мне работать в твоей кузнице по вечерам, когда мой рабочий день уже закончится?

Пьер взглянул на нее с удивлением и задумчиво почесал подбородок.

– Как хочешь, – буркнул он наконец.

Очевидно, его расстроило то, что Гийом заинтересовался ее оружием, а не теми мечами, которые выковал он.

Эллен ликовала в душе, стараясь не показывать этого.

– А я могу купить у тебя железа? Естественно, я заплачу, сколько нужно, – сказала она вечером после работы.

Вместо ответа Пьер буркнул что-то неразборчивое. Эллен расценила это как согласие, и стала разбирать железные заготовки. Из дальнего угла она вытащила массивную тяжелую заготовку из очень твердого железа.

– И что ты собираешься с этим делать? – Пьер рассмеялся.

– Да уж не пряники печь, – заявила Эллен, продолжая выбирать материал.

– Эта заготовка развалится, если ты попытаешься ее обработать. Ты что, правда собираешься сделать из нее меч? – Пьер изумленно покачал головой и поцокал языком.

– Если это действительно такой плохой материал, как ты говоришь, ты мог бы уступить мне в цене.

– Я же не сказал, что он плохой, – поспешно пошел на попятный Пьер. – Просто он потребует очень много труда.

– Так я об этом и говорю. Такой материал стоит дешевле.

Пьер засопел, но Эллен не дала ему сбить себя с толку. Несомненно, кузнец был прав. Железо, которое она выбрала, было необычайно крепким, но именно поэтому оно ей и приглянулось. Эллен знала, что для первоклассного оружия подходит только хорошо очищенный металл, без примесей и шлаков. Чтобы добиться такой чистоты железа, его нужно было много раз подвергать очистке. Поскольку при каждой закалке железо становилось менее крепким, оно должно было обладать особой прочностью с самого начала. Большинство кузнецов не хотели обрабатывать настолько крепкое железо, ведь делать это было достаточно сложно. Как правило, достаточно было три-четыре раза очистить железо, чтобы сделать из него вполне приличный меч, но Эллен хотела создать выдающийся меч и провести процесс очистки семь раз, чтобы оружие получилось гибким и острым. Она знала, что Гийом сумеет оценить ее работу, а она не сомневалась, что Атанор станет необыкновенным мечом. После этого она выбрала еще одну небольшую заготовку, из которой собиралась сделать стержень меча, и немного уже очищенного железа, из которого она собиралась сделать гарду и рукоять. Пьер наблюдал за тем, как она выбирает материал, и когда Эллен подошла к нему осведомиться насчет цены, он начал ее высмеивать.

– Ах, эти женщины! Умереть можно со смеху, глядя, как ты выбираешь железо! Как Армелия, которая пришла на рынок, чтобы купить себе ткань на новое платье. – Он прошелся по кузнице, делая вид, что держит корзину для покупок в руке, изображая свою жену.

– Смейся-смейся. Не забудь только сделать скидку на железо, – самоуверенно сказала Эллен.

– С этой заготовкой намучаешься. Не могла себе выбрать железо получше для лезвия. А остальное железо тебе зачем? Не понимаю… – Пьер покачал головой.

Почесав затылок, кузнец взвесил заготовки в руках и немного подумал. Затем он назвал цену, которая была вполне справедливой.

Эллен решила заплатить ему сразу же. Пьер предложил ей вычитать сумму частями из ее заработка, но она отказалась – мастер мог легко привыкнуть платить ей меньше, так что лучше было не подталкивать его к этому. Вытащив кошелек, Эллен отдала кузнецу деньги.

– Я готова заплатить за каждый вечер, когда я буду пользоваться твоей наковальней и инструментами. Естественно, я буду работать только тогда, когда тебе самому кузница будет не нужна. Сколько ты хочешь?

Пьер ответил не задумываясь. Это была половина ее заработка, и за эти деньги она могла также брать уголь. Эллен не стала долго раздумывать, ведь выбора у нее не было, и пожала его протянутую руку.

– Ты будешь платить мне, как всегда, а я буду выплачивать тебе за пользование кузницей в конце каждой недели.

Эллен понимала, что теперь она будет зависеть от Пьера и от заработка почти не будет оставаться денег на проживание, но другого варианта у нее не было. Так как она купила все материалы, необходимые для изготовления меча, от ее сбережений мало что осталось. Но она об этом не жалела. Она хотела показать Гийому свое умение. Он сразу же поймет, что это хороший меч, и тогда будет относиться к ней не просто как к девушке, которая позволила себя соблазнить в первый же день знакомства. Гийом никогда не говорил ей о любви, лишь о своей страсти. По пути в кузницу после свиданий с ним Эллен всегда думала об этом. Что она чувствовала? Любила ли она Гийома? Или она испытывала к нему исключительно физическое влечение? В случае с Джоселином она была уверена в том, что любит. Она была бы счастлива прожить с ним каждый день жизни, ей хотелось работать и стареть вместе с ним. А вот Гийом… он вызывал в ней совсем другие чувства. Он был соблазнительным и опасным, как море, такое освежающее и восхитительное, пока его течения не унесли ее в темные глубины, чтобы никогда не выпустить из своих холодных объятий. И все же ей не хватало Гийома. Она мечтала о его поцелуях и ласках, просыпаясь среди ночи от возбуждения. Она не знала, что хуже: страх никогда его больше не увидеть или ужас оттого, что она может влюбиться в него еще сильнее.


По окончании турнира все ремесленники, торговцы и скоморохи разъехались. Через восемь-девять дней они собирались отправиться на место очередного турнира, и у них оставалась еще неделя до его начала, так что было время привести в порядок инструменты, телеги, шатры и всяческую домашнюю утварь.

Хотя у Эллен было много работы в кузнице и она вечером едва могла двигаться, она решила на следующий день начатьковать свой меч. В прошлом месяце она проводила каждое свободное мгновение в объятиях Гийома, но теперь, когда его не было, у нее появилось время для Атанора. В воскресенье она разожгла горн и выковала стержень для меча. Она с удовольствием рассматривала дело своих рук, думая о том, что для дальнейшей работы ей потребуется помощник. И в этот момент в кузницу вбежал красный от ярости Пьер.

– Ты что, с ума сошла?! – заорал он.

Эллен взглянула на него с удивлением, не понимая, почему он так сердится.

– Ну что ты на меня смотришь, как баран на новые ворота?! В Святое Воскресенье работать нельзя! Ты что, думаешь, мне нужны неприятности?! – Он просто кипел от злости. – То, что ты куешь в воскресенье, хорошо слышно всем.

Эллен не была согласна с Пьером, но она решила промолчать.

– Если ты хочешь в воскресенье вязать или подметать, или делать еще что-нибудь, от чего нет шума, то занимайся этим на здоровье, мне наплевать. Но в кузницу в воскресенье и носа не кажи, ясно?

Эллен энергично закивала.

– Да, мастер Пьер, простите меня, – огорченно сказала она. Пьеру нравилось, когда его называли мастером, поэтому он немного смягчился.

– Вытащи из горна угли, которые еще не прогорели, а затем убирайся вон отсюда, – приказал он, постепенно успокаиваясь.

– Так что, я теперь буду работать только по вечерам, да и то недолго, да?

– Хорошо бы так, – буркнул кузнец, выходя из мастерской. Вскоре Эллен вернулась в свою палатку. Внезапно ей в голову пришла идея, кого можно попросить о помощи.

За ужином она решила поговорить с Жаном. Парнишка как раз запихнул себе в рот большой кусок хлеба и после ее слов тут же им поперхнулся. Он закашлялся так, что у него покраснело лицо, а на глазах выступили слезы.

Эллен похлопала его по спине.

– Я… – Жан не переставал кашлять. – Я по… – Лицо Жана стало лиловым. Он так и захлебывался кашлем.

– Поперхнулся. Я знаю. Лучше помолчи, пока не пройдет, – закончила за него фразу Эллен, закатывая глаза.

Ну почему человек, который поперхнулся, не находит ничего лучшего, кроме как приниматься объяснять, что он поперхнулся, рискуя при этом задохнуться? Эллен снова постучала Жана по спине.

– Подними руки, и тебе сразу же станет легче.

Когда Жан откашлялся, она повторила свой вопрос.

– А их ты видела? Они же тонкие, как щепки. – Жан показал ей свои руки.

– Скажи мне, не ошибаюсь ли я. Ты же присутствовал, когда я соревновалась с силачом, правда? Я тебе уже сто раз объясняла: в кузнечном деле все зависит не от этого, – Эллен указала на свою чрезмерно мускулистую, как для женщины, руку, – а от этого, – она постучала себя по лбу. – Естественно, ты не можешь обращаться с молотом, ведь у тебя нет ни силы, ни надлежащих умений. Но ты можешь подержать для меня железо. Я делала это, когда была совсем маленькой девочкой, так что ты тоже справишься.

– Ну что ж, если так, то я согласен. – Жан просиял.

– Вот и хорошо! Тогда встретимся завтра после работы, ладно? Я обещаю, что мы не будем работать слишком долго, потому что тебе рано вставать.

– Насчет этого можешь не волноваться. Я на пекаря больше не работаю. Он меня сегодня сильно избил, так что я и пальцем не пошевелю ради него.

– Но Жанно! Почему же ты мне ничего не сказал? – разочарованно спросила Эллен.

Она знала, что Жан всегда был готов выслушать всевозможнейшие жалобы своих друзей, но сам о своих бедах никогда не говорил.

– Ну, это не важно. Я уж как-нибудь справлюсь, ты же меня знаешь. К тому же я нашел себе работу получше. Возле колодца я познакомился с одним молодым пажом. Он долго болел и потерял много сил, так что я ему немного помог, и его господин спросил меня, не хочу ли я заниматься этим в течение всего турнира. Он платит за день в два раза больше, чем пекарь, да и работа не такая уж и тяжелая. По-моему, это неплохо, как думаешь?

– Везет же тебе, Жанно! – Эллен радостно похлопала своего юного друга по плечу.

– Аи! – вскричал тот. – Поосторожнее, а то переломаешь руки новоявленному помощнику кузнеца! – Жан гордо улыбнулся. – Помощник кузнеца… Звучит неплохо!

На следующий день он сразу после работы пришел в мастерскую к Эллен.

– Ну, что мне делать? – спросил он, оглядывая кузницу. – А фартук у меня будет? – Ему явно не терпелось приступить к работе.

– Вон там, на крюке, висят фартуки подмастерьев. Можешь взять себе один. Рукава рубашки тебе лучше закатать. Я еще должна кое-какую работу доделать для Пьера, а то он будет сердиться, так что подожди меня немного.

Закончив работу для Пьера, Эллен взяла большую заготовку из крепкого железа, а затем дала Жану тяжелые щипцы.

– Железо нужно положить в горн, – указала она на топку. Жан взглянул на нее с изумлением и ткнул себя пальцем в грудь.

– Что-о? Это должен сделать я?

– Ну конечно. Ты же сказал, что будешь мне помогать! И при этом тебе нужно будет кое-чему научиться, не так ли? – Эллен ухмыльнулась.

Жан неуверенно кивнул, взял большие щипцы и поднял ими железную заготовку.

– Святые Мария и Иосиф! Ну она и тяжелая! – Железо выскользнуло из щипцов и упало на пол.

– Работа в кузнице может оказаться очень опасной, если не быть внимательным. Если бы железо было раскаленным, ты бы все испортил! – Эллен замахнулась, словно собралась дать ему пощечину.

Жан взглянул на нее с ужасом, а она рассмеялась.

– Я тебе серьезно говорю, держать щипцы нужно как можно крепче! – Она набрала пригоршню песка и посыпала им заготовку. – Давай, положи железо в огонь.

Жан неуверенно положил заготовку на угли.

– Правильно, клади его в самый центр, – подбодрила его Эллен. – В самое сердце жара. Затем тебе нужно будет поработать с мехами.

Жан не решался отпустить щипцы.

– Можешь спокойно положить щипцы на место и взяться за меха. Правда, тебе придется время от времени поворачивать железо, чтобы оно нагревалось равномерно.

Когда Жан потянул за ручки огромных мехов, обтянутых свиной кожей, в горне ярко вспыхнули угли.

– Поворачивай его. – Эллен указала на заготовку, а Жан схватился за щипцы. – Когда железо раскалится добела, его нужно вытащить из очага как можно быстрее, иначе оно перегорит, – объяснила она.

На лбу мальчика выступили крупные капли пота.

– Перегорит? – удивился Жан.

– Да, железо тоже может перегреться, и от этого оно портится. Не забывай о мехах, Жан! – Рассмеявшись, Эллен указала на меха. – Должно пройти какое-то время, пока огонь в горне разгорится как следует.

Жан кивнул и стал работать с мехами, не задавая глупых вопросов, за что Эллен была ему очень благодарна. Ей вспомнился Донован, который учил своих подмастерьев точно так же. Она глубоко вздохнула – ей не хватало учителя.

– Следи за цветом железа. Когда оно станет совсем белым, вытащи его и положи на наковальню!

Жан уставился в горн, и вскоре у него заболели глаза. Эллен указала на заготовку, и он поспешно схватил щипцы. Вытащив железо из горна, он понес его к наковальне. Эллен уже взялась обеими руками за молот и стояла наготове.

– Ты должен держать железо очень крепко, потому что если ты его не удержишь, будут большие неприятности!

Жан испуганно закивал и еще сильнее впился пальцами в щипцы. Эллен принялась ритмичными осторожными ударами выравнивать железную заготовку. Поверхность железа покрылась трещинками, а пара кусочков и вовсе отскочила.

– Да ладно, из тебя получится замечательный меч, – шепнула она железу, стараясь бить еще осторожнее.

– Сейчас я согну железо, чтобы мы могли его раздолбить, – объяснила Эллен после того, как они еще два раза нагрели железо в горне.

Жан нахмурился.

– Раздолбить? Как это?

Когда железо опять оказалось в горне, Эллен объяснила:

– Вот этот инструмент называется резцом. Им мы разделим железо на две части. К тому же в следующий раз тебе нужно будет держать щипцы одной рукой, но к этому все равно придется привыкать.

Когда Жан положил заготовку на наковальню, Эллен взяла резец и молоток и осторожно стала разбивать заготовку на две части.

– Так, теперь ты возьми в руки резец, а я буду бить.

Жан закрыл глаза, так как боялся, что Эллен может промахнуться и попасть ему по руке.

– Открой глаза! – прикрикнула на него Эллен. – Я, конечно, слежу за тем, что делаю, но ты тоже не должен отвлекаться! – Она все время показывала ему, как орудовать резцом, чтобы ей удобно было долбить железо. – Заготовку нужно все время немного перехватывать. Держи руку вот так, видишь? – Эллен постучала по его локтю, чтобы мальчик поднял его повыше. – Так, клади железо опять в горн, чтобы мы могли полностью разделить заготовку.

Большую часть заготовки она отложила в сторону.

– Ее мы будем складывать позже, – объяснила она.

Жан задумался над смыслом этого слова. Можно было подумать, что речь идет о ткани, которую сворачивают в рулон, но ведь на самом деле это было железо! Он задумчиво смотрел в огонь.

– Молодец, Жан, – похвалила его Эллен. – Я сейчас поработаю с этим кусочком железа, а ты можешь пока отдохнуть.

Жан только теперь заметил, насколько он устал, хотя работал намного меньше, чем Эллен, которая вовсе не выглядела утомленной.

Эллен вытащила меньшую часть заготовки из огня и выковала из нее длинный шест, один конец которого она сделала плоским. После этого она взяла вторую часть заготовки из горна, немного побила по ней молотом и вложила плоский конец шеста в щель, проделанную во второй части железа. Сильными ударами молота она соединила края двух частей, так что шест теперь торчал из куска железа. После этого она посыпала все это песком и положила в огонь.

– Песок не дает железу перегореть, – объяснила она, глядя на раскаленную заготовку в горне. – Это просто измельченный песчаник. Ты никогда не замечал, что я всегда собираю такие камешки?

Жан кивнул.

– Ну что ж, теперь опять твоя очередь! – Эллен указала на шест.

– Что? В смысле? Я хотел уточнить, что же мне делать?

– Тебе нужно его время от времени поворачивать, чтобы оно разогревалось равномерно. Когда железо раскалится добела, вытаскивай его оттуда, клади на наковальню и держи покрепче. Будешь двигать железо на наковальне, когда я тебе скажу. В общем, все так же, как и раньше.

Было видно, что Жан в восторге от того, что ему доверили такое важное дело.

Эллен за это время убрала мастерскую и смахнула с наковальни металлическую стружку.

Жан так долго смотрел на огонь, что у него начали слезиться глаза.

– Ты бы лучше не смотрел все время в горн, а то глаза будут болеть, и ты ночью не уснешь.

Жан так и сделал.

– Давай, вытаскивай! – крикнула Эллен через некоторое время. Жан вскинулся.

– Но ведь железо сейчас наверняка уже очень горячее! – внезапно пришло ему в голову.

– Ничего оно не горячее. Давай, вытаскивай его уже, а то оно перегорит!

Жан схватил заготовку и положил ее на наковальню. Эллен была права: железо успело лишь немного прогреться.

– Осторожно, сейчас будут брызги! – Предупредила Эллен и ударила по железу тяжелым молотом.

При первом же ударе из заготовки вылетели расплавленные шлаки, и множество маленьких и больших раскаленных капелек упало на руки Жана.

Он отдернул руку и от ужаса отпустил щипцы.

Эллен в этот момент уже снова замахнулась, и молот попал не туда, куда надо, так как железо лежало на наковальне неправильно. Описав широкую дугу, раскаленное железо упало прямо к ногам Жана.

– О Господи! Я же тебе говорила, чтобы ты держал его покрепче!

– Да, но меня же обожгли искры!

– Да ладно, не преувеличивай! Нужно было откатать рукава. Искры – это обычное дело во время ковки железа. Ведь его нужно очистить от шлаков. Все не так ужасно, как кажется. Раны от таких искр заживают очень быстро. – Эллен недовольно нахмурилась.

– Я этого не ожидал и испугался, – оправдывался Жан.

Он ухватил щипцами железо, чтобы снова положить его на наковальню.

«А ведь Жан прав, – подумала Эллен. – Нужно было проследить за тем, чтобы он спустил рукава. Нужно было подробнее объяснить ему, как себя вести».

– Так что, мне можно тут остаться? – огорченно спросил Жан, увидев, что железо сильно погнулось.

– Конечно. Вот только заготовку придется немного подправить.

После нескольких ударов все стало на свои места.

– Ну что, болит еще? – озабоченно спросила Эллен. Жан покачал головой и смущенно почесал нос.

– Ну что ж, тогда нам повезло. – Эллен похлопала мальчика по плечу.

– А оно в следующий раз тоже так будет брызгаться? – осторожно спросил Жан.

– Будет. Но ты не должен его выпускать, слышишь? – твердо сказала Эллен.

– Обещаю, в этот раз я его не выпущу. – Жан энергично закивал и опустил рукава.

Он стал следить за цветом раскаленного железа, стараясь подолгу не смотреть на огонь. Время от времени он проворачивал железо в горне, вынимая его оттуда, когда оно раскалялось добела.

Эллен же занималась ковкой. При каждом ее прицельном сильном ударе от железа отлетали искры, вернее, это были раскаленные брызги шлаков. Такие искры могли привести к пожару, поэтому возле наковальни нельзя было класть ни солому, ни другие легковоспламеняющиеся материалы.

Жан отважно держал железо, не двигаясь с места, хотя искры падали на его руки, оставляя на коже крошечные ожоги.

– Молодец! – похвалила его Эллен, когда они закончили. – Так с железом мне работать легче, чем когда я сама держу щипцы. – Эллен смела отходы железа с наковальни в небольшой пакет, подготовленный Пьером. – Отходы можно потом использовать, – объяснила она. – А теперь смотри, ты должен вовремя отреагировать на мою команду. Когда я скажу «вперед», тебе нужно будет подвинуть железо немного вперед. Когда я скажу «вращай», ты перевернешь железо на другую сторону и придвинешь его к себе. Наковальня холодная, так что железо недолго будет оставаться горячим. Нам нужно торопиться, как говорится, ковать железо, пока горячо. Ты молодец, у тебя все получается. – Она старалась все время хвалить Жана. – Ну что ж, давай начнем!

Эллен взяла тяжелый молот и опять начала разравнивать железо. После этого она взяла молоток и зубило, чтобы снова раздробить заготовку.

Жан помещал железо в горн и вытаскивал его, когда оно накалялось. Он крепко держал его на наковальне в то время, как Эллен очищала железо от шлаков точными ударами. Жан в третий раз разогрел заготовку, и вскоре они закончили первый этап работы.

– Ты сумеешь сложить его еще раз? Тогда завтра и послезавтра нам нужно будет сложить его еще два-три раза, и все, – объяснила Эллен.

– А зачем мы это вообще делаем? – осведомился Жан.

– Это такой способ очищения железа. – Эллен улыбнулась, отбрасывая прядку волос со лба. – В железе могут быть разнообразные примеси. При складывании оно очищается, так что лезвие должно получиться безупречным. Чем большее количество раз железо складывать, тем лучше будет меч. Но при этом железо размягчается, так что нельзя делать это слишком много раз.

Жан изо всех сил старался показать, что ему все понятно.

– Ничего, потом поймешь, – успокоила его Эллен.

Мастера кузнечного дела говорили, что первые десять лет железо кует кузнеца, и только потом кузнец начинает ковать железо. Что касается Эллен, все было немного не так, она и железо всегда состояли в дружеских отношениях.


Когда они закончили первые два складывания железа, уже стемнело. Небо было черным и безоблачным. Все вокруг заливал лунный свет, так что Эллен с Жаном с легкостью нашли дорогу в палатку.

Мадлен уже крепко спала. Она лежала, свернувшись на покрывале, и обнимала Серого. Пес устало поднял голову, повилял хвостом и снова заснула. Щенок рос намного быстрее, чем Эллен ожидала, и занимал в палатке столько же места, сколько и человек.

– Уф-ф, я есть хочу! – со стоном произнес Жан.

– Прости, что я тебя так задержала. – Эллен почувствовала угрызения совести.

– Не переживай, я сегодня многому научился. Знаешь, я бы очень хотел стать кузнецом, или столяром, или каким-то другим ремесленником. Вот только меня никто не хочет брать в ученики. Я не могу заплатить за учебу и к тому же должен заботиться о Мадлен.

– Но Жанно! Однажды у тебя все получится. Главное – верить! – Улыбнувшись, Эллен потрепала его по щеке.

Жан взглянул на нее недовольно – он не любил, когда она обращалась с ним как с ребенком.

– Во время работы ты меня называла Жаном, а не Жанно. Давай ты меня и дальше будешь так называть? – предложил он, не глядя на нее.

– Да, конечно, – ответила Эллен, жуя.


В течение следующих двух вечеров она наблюдала за тем, как Жан работает. Он был трудолюбивым, любознательным и довольно-таки способным учеником. Она не сомневалась, что у него все получится. Эллен с тоской вспомнила тот день, когда начала работать у Ллевина. Как же это было давно! Она тогда была ненамного младше Жана. Если он будет почаще появляться в кузнице, а она будет ему все объяснять, потом он сможет пойти в ученики к кузнецу.

После того как Эллен сделала складывание железа последний раз, она разделила его на две равные части, не отделяя их друг от друга полностью.

– Ты хочешь его еще раз сложить? – удивленно спросил Жан.

– Смотри и держи железо, сам все увидишь. – Эллен сделала небольшую канавку сначала в одной, потом во второй части заготовки.

Жан не решился расспрашивать ее дальше и замолчал. Эллен взяла выкованную раньше четырехгранную полосу, вложила ее в углубление и проверила, как легла полоса. Затем она проверила вторую половину заготовки. Она осталась довольна результатом и сложила две части так, как делала это раньше при складывании, но не стала соединять при этом края заготовки.

– Возьми щипцы и подержи ими заготовку. Во вторую руку возьми резец.

– А зачем мне щипцы?

– Мне нужно вытащить стержень.

– Но ты же сама его туда вложила! – изумился Жан.

– Стержень нужен был нам только для складывания, теперь его нужно удалить.

– Но это же так хлопотно, почему нельзя было обойтись без стержня? – Жан нахмурил лоб.

– Чем больше ты будешь мне помогать, тем лучше поймешь, почему некоторые операции более трудоемкие, чем, казалось бы, могли быть, но на самом деле это экономит время и силы, – ответила Эллен.

После того как они отделили стержень, она снова вложила четырехгранную полосу в углубление и соединила края заготовки.

– Полоса – из более мягкого железа, поэтому я использую ее как стержень лезвия. – Эллен указала на заготовку. – Это железо было более крепким, поэтому оно хорошо подходит именно для лезвия. Сейчас нам придется еще раз его очистить. Ты ведь больше не боишься искр, правда?

Ухмыльнувшись, Жан покачал головой.

– Нет, я уже привык.

– Четырехгранная пластина сейчас выступает из железной заготовки, так что я могу за нее держать заготовку, видишь?

Жан кивнул. Затем он положил заготовку в огонь и стал поворачивать железо, но когда заготовка раскалилась добела, он на это никак не отреагировал, засмотревшись на огонь.

– Железо уже горит, ты что, не видишь? – прикрикнула на него Эллен.

Из заготовки уже летели белые искры. Жан поспешно схватил железо и вытащил его из огня.

– Сгоревшее железо не годится для меча! – сказала Эллен. Она отдала много денег за материалы, и Жан должен был понимать, насколько важно не дать железу сгореть. Когда он положил заготовку на наковальню, Эллен принялась точными сильными ударами разравнивать каждый сантиметр заготовки. Жан прогревал заготовку еще три раза, и только после этого Эллен осталась довольна чистотой железа.

– Так, все, с этим мы справились. В заготовке не должно быть пустот, она должна быть совершенно однородной. Если в ней останется воздух или шлаки, то меч никуда не будет годиться. Завтра я начну ковать лезвие! Если хочешь, можешь понаблюдать за этим и немного мне поможешь, а потом я и сама справлюсь.


На следующий день Жан пришел в кузницу немного раньше.

– Я боялся, что ты начнешь без меня, – объяснил он.

– Да нет, что ты! – Эллен улыбнулась. – Мы начнем, как только я справлюсь со своей работой.

Жан стал терпеливо ждать, и Эллен заметила, что он волнуется не меньше нее. Она подробно объяснила ему, что собиралась делать.

– Сперва мне нужно разровнять железо, как перед складыванием, но только сейчас это придется делать намного дольше, поэтому железо нужно будет часто подогревать. Для этого мне и потребуется твоя помощь.

– Эллен!

– Меня зовут Элленвеора! – прикрикнула она на него резче, чем нужно было.

Так как Гийом в любой момент мог прийти в кузницу, она не хотела, чтобы ее называли Эллен, ведь тогда он мог догадаться, что Элан и она – один и тот же человек.

Жан попытался еще раз задать свой вопрос.

– Почему ты все время говоришь, что железо нужно нагревать? Мы ведь не просто нагреваем железо, мы его раскаляем…

Эллен пожала плечами.

– Так все кузнецы говорят. Понимаешь, у людей одного ремесла есть особые словечки и выражения, по которым сразу можно понять, чем человек занимается. Ладно, давай продолжим.

Жану очень хотелось увидеть, как куют лезвие. Он энергично закивал. Мальчику казалось чудом то, что Эллен из простой железной заготовки, нанося удар за ударом, создает меч.

– Стержень меча вот здесь заканчивается утолщением, к которому впоследствии крепится рукоять. Это хорошо, когда стержень из более мягкого металла, потому что тогда к нему легче присоединять рукоять и гарду.

Щеки Эллен раскраснелись от возбуждения. Она была в восторге от работы над Атанором. Краем глаза она заметила, что в мастерскую вошел Пьер. Он сделал вид, будто что-то ищет, но Эллен знала, что кузнецу просто интересно. Несомненно, ему хотелось посмотреть, как она справилась с таким сложным материалом. У каждого кузнеца были свои тайны, и все они очень не любили, когда за ними наблюдали во время работы. Но Пьер был мастером, да и в такой кузнице сохранить профессиональные секреты было практически невозможно. К счастью, другие кузнецы не интересовались тем, что делала Эллен. Они были убеждены, что женщина не может выковать хороший меч. Вот и Пьер ушел, даже не взглянув на результат ее усилий.


Лезвие постепенно приобретало нужную форму. Эллен все время проверяла длину и ширину меча, нагревала отдельные участки лезвия и обрабатывала их затем молотком. Ее ритмичные удары нарушали вечернюю тишину. Как только железо остывало, она снова клала его в горн.

– Слушай, уже поздно, Элленвеора! – взмолился, наконец, Жан, внимательно следивший за каждым ее движением.

Эллен удивленно подняла голову.

– Что?

– Уже поздно. Если ты сейчас не прекратишь работать, то можно и не уходить отсюда, – сказал он, нахмурившись.

Щеки Эллен пылали. Она удивленно огляделась.

– Ух ты! Уже темно!

– Да, уже давно.

– Серьезно?

– Может, ты закончишь эту работу завтра?

Отмахнувшись, Эллен осмотрела лезвие, и внезапно приблизила его к глазам.

– Уф-ф! Я уже думала, тут трещина, но это просто вмятина от молотка, – она смахнула с лезвия порошинки и протерла его куском мягкой кожи. – Ты прав, уже пора идти спать. И не заметила, как устала. Глаза болят. Ну все, хватит на сегодня!

Этой ночью Эллен снова снился Гийом. Ей хотелось показать ему Атанор, и они встретились в лесу, но Гийом не дал ей сказать и слова, а сразу же набросился на нее и стал страстно ее ласкать, и они долго занимались любовью. Во сне Эллен испытывала наслаждение, но в тоже время ее охватила ярость. Она хотела рассказать ему о мече, но как только она открыла рот, Гийом заставил ее замолчать долгим поцелуем. Когда она достала Атанор, то едва сумела удержать его в руках, настолько тяжелым ей показался меч. Он был сделан для великана. Меч был невероятно огромным и грубо сделанным. К тому же он не блестел, а был покрыт пятнами ржавчины. Эллен стало стыдно за свой уродливый меч, ей захотелось провалиться сквозь землю. Гийом взял Атанор и стал с отвращением его рассматривать. В его руке Атанор казался маленьким и легким, словно был игрушечным. Эллен удивленно прищурилась.

– Кажется, он был сделан для карлика, – ухмыльнулся Гийом, откладывая Атанор в сторону.

Эллен увидела Атанор, лежащим на земле в траве, и он казался мягким, как змеиная кожа.

Эллен беспокойно металась на своем ложе, пока, наконец, не проснулась в холодном поту. Она в ужасе стала шарить вокруг себя в поисках Атанора, но затем поняла, что этот кошмар всего лишь снился. Облегченно вздохнув, она погладила ткань, в которую было завернуто лезвие меча. Мнение Гийома было для нее важно, но только ли ради него она делала Атанор? Эллен глубоко вздохнула. В сущности, ей было все равно, оценит он меч или нет.

– Мой Атанор будет особенным, – пробормотала она и опять заснула.


– Какое-то лезвие получилось узкое, – сказал Жан на следующий день, когда Эллен с удовольствием рассматривала свое творение.

– Режущую кромку нужно будет еще наточить. При этом лезвие станет немного шире.

– А от чего оно становится шире? – спросил Жан.

– Потому что под воздействием точила лезвие расширится в горизонтальном направлении.

Лицо Жана прояснилось.

– А-а! Тогда лезвие станет тоньше, так?

– Правильно! – Эллен улыбнулась, так как ей нравился ход мыслей мальчика.

– Но я все равно не понимаю, почему меч нужно точить прямо сейчас. Я почему-то думал, что это делается позже.

– Ну что ж, в чем-то ты прав. Пока лезвие не будет таким уж острым, но станет шире, и у него появятся две режущие кромки. Они сначала будут тупыми, а потом я их обработаю надфилем и напильником, и они станут острыми. – Эллен удовлетворенно осмотрела лезвие, еще раз его проверила, насколько оно ровное, и разогнула спину. – Отличная работа, – похвалила она саму себя. – Что ж, на сегодня все. Завтра я буду его точить, но с этим я уже справлюсь сама.

– А можно мне хотя бы понаблюдать за этим? – осторожно спросил Жан.

– Ну конечно! – Эллен обрадовалась. – Сперва я подровняю поверхность меча и сделаю выемку. А потом будет не только интересно, но и опасно! – Эллен сделала паузу, чтобы усилить напряжение, и взглянула на Жана. – Потому что мы будем закалять сталь, а это момент истины.

По дороге домой она с восторгом объясняла Жану, почему закалка так важна и насколько это сложный процесс.

– Для этого нужно иметь особое умение! – Эллен театральным жестом схватилась за сердце. – И это умение живет вот здесь! Это смесь… ну, наверное… – Она задумалась. – Это смесь опыта и настоящего чувства металла.

– Настоящего чувства металла?

– Да, это что-то вроде ясновидения. Это чувство либо есть, либо его нет, и именно оно позволяет стать хорошим кузнецом.

– А как узнать, есть у тебя это чувство или нет?

– Видишь ли, это понимаешь уже в первые годы обучения. – Эллен потрепала Жана по щеке, и тот обиженно вскинулся.

– А если через пару лет обучения понимаешь, что у тебя его нет? Что же ты, зря учился, что ли?

– Ну да. Без этого чувства лучше и не браться за ковку мечей. Мечи – это венец кузнечного дела, понимаешь?

– Слушай, все это как-то заносчиво звучит.

Эллен взглянула на него с изумлением.

– Ты думаешь? Я не вижу ничего плохого в том, что ты знаешь свои способности, знаешь, что умеешь делать лучше всего. Для меня это мечи. Станешь ли ты плохим, хорошим или выдающимся ювелиром, столяром или кузнецом, зависит только оттого, какими умениями наделил тебя Бог. Это очень просто. В конце концов, не каждому священнику дано сделаться архиепископом. Точно так же не каждый кузнец может ковать мечи.

– А я вот слышал, что для того, чтобы занять высокий пост в церкви, нужны хорошие связи, а не талант, – возразил Жан.

Эллен внезапно стало скучно, и она пожала плечами.

– При выравнивании лезвия ты мне тоже можешь помочь, – сменила она тему разговора.

– Выравнивании? А что, оно сморщилось? – Жан усиленно делал вид, что говорит серьезно.

– Ладно, хватит дурачиться, – сказала она. – Ну что, ты мне поможешь?

– Ну конечно! – восторженно воскликнул Жан.

Когда он на следующий день пришел в кузницу, Эллен уже все приготовила. На наковальне лежал инструмент, которого Жан раньше никогда не видел.

– И ты что, хочешь этим выравнивать лезвие? – скептически спросил он.

Эллен сунула ему в руки лезвие.

– От молота на лезвии остались вмятины и царапины. Ты только посмотри, какая шероховатая и неровная его поверхность. Этим специальным молотом… – Эллен взяла инструмент с наковальни, – …мы будем обрабатывать лезвие. Видишь, какой он широкий?

Жан кивнул. Молот с одной стороны значительно расширялся.

– Чтобы не возникало новых вмятин, надо бить не самим разравнивательным молотом, а двумя инструментами одновременно, ударяя молотком по молоту.

– М-м-м? Это я как-то не понял, – неуверенно произнес Жан.

– Держи лезвие левой рукой, а молот правой. Молот должен лежать на лезвии с правой стороны. Я тебе сейчас покажу. Вот смотри.

Жан кивнул. Увидев, как применяют разравнивательный молот, он понял, что таким образом действительно легко можно выровнять лезвие.


Инструментом, напоминавшим напильник, которым пользуются резчики по дереву, Эллен прорезала с обеих сторон лезвия небольшую впадину и подточила режущую кромку. Закалку она собиралась проводить в ночь новолуния, как это делали все кузнецы мечей.

В темную-темную ночь, когда не было лунного света, легче всего было определить степень накала, а это было самым главным для успешной закалки. Да и вообще, было известно, какое огромное влияние имеет лунный свет на людей и животных, так что необходимо было подождать до новолуния. За это время она должна была приготовить воду для закалки.

Сначала Эллен выковала небольшую пластину из остатков материала для лезвия, чтобы попробовать ее закалить.

После переезда в Танкарвилль Донован сердился, потому что ему пришлось привыкать к другой воде. В Ипсвиче он брал воду только из одного источника, как и его учитель. После первых неудач с закалкой в Танкарвилле, они с Эллен наделали целую груду таких железных пластин. Донован стал экспериментировать с этими пластинами, пока не определил способ идеальной закалки.

Эллен взяла воду из ручья, добавила туда немного мочи и стала экспериментировать, пока не осталась довольна результатом. За два дня до новолуния вода для закалки была готова, но Эллен все равно нервничала. Сердце у нее билось чаще, а руки потели, когда она думала, что на этом этапе работы все ее усилия могли оказаться тщетными. Чтобы подготовить лезвие для закалки, она купила у гончара глины и обмазала ею меч.

Жан молча следил за каждым ее действием.

– Первый тонкий слой я распределяю по всему лезвию. Когда глина высохнет, я увижу, хорошо ли я ее развела, исходя из того, появились ли трещины, – объяснила она. – А трещины нам совершенно не нужны.

– Что значит «развела»?

– Глина бывает густой. Ну а если она расползается, тогда она жидковата. Главное – добиться нужного цвета накала. Глина, когда накаляется, светится ярче, чем железо. Под густой глиной трудно определить цвет накала железа, поэтому ее разводят водой, угольным порошком и песком. Если тонкий слой глины высыхает равномерно, значит, глина разведена достаточно, и работу можно продолжать.

– А зачем нам вообще глина? Без нее закалку проводить нельзя?

– Конечно, можно, но только не закалку меча. Мы ведь хотим не просто провести закалку, нам нужно получить гибкое лезвие с острой режущей кромкой. В этом вся разница. Стержень лезвия нужно закаливать меньше, чем режущую поверхность, иначе нам не нужно было бы делать стержень из более мягкого материала.

– Но ведь ты нанесла глину только на режущую кромку!

– Это тонкий слой, который защищает лезвие от перегревания, и перепады температур будут не такими резкими. Это снижает опасность того, что лезвие станет хрупким.

– И может сломаться?

– Правильно, Жан! Когда первый слой глины высохнет, я нанесу еще один слой, но уже только на стержень.


Утром вдень новолуния Эллен проснулась от болей в животе. Она испугалась, так как нечистые дни могли разрушить ее планы. Месячные считались плохой приметой при такой сложной операции. Даже заниматься более простыми делами, такими как пивоварение или выпечка хлеба, женщинам во время месячных было нельзя. К счастью, боли в животе были вызваны, скорее всего, нервным перенапряжением, да и все прочие приметы указывали на удачный исход задуманного.

После работы Эллен снова растопила горн, положила в огонь покрытое глиной лезвие и приготовила емкость с водой для закалки. На дно емкости она положила камешек и пробормотала волшебное заклинание, но Жан не разобрал, что она говорила. Жан все это время сидел в углу, стараясь не отвлекать Эллен.

– Если ты хочешь посмотреть, как происходит закалка, ты не должен мне мешать. Тебе нельзя двигаться, нельзя говорить, нельзя задавать вопросы, – предупредила она его заранее. Жан сидел, сжимая от нетерпения кулаки. Лезвие покраснело, и Эллен вытащила его из огня, положила в воду и стала двигать им, чтобы железо остывало равномерно. Вода зашипела и начала вскипать.

Эллен принялась считать, как ее учил Донован. При цифре «семь» лезвие нужно было вытащить из воды, тогда оно будет еще теплым. Эллен старательно прислушивалась к шипению воды. Хруста, который свидетельствовал бы о неудаче, слышно не было. Очень нервничая, она вытащила лезвие из воды. Глина легко скалывалась, и Эллен, затаив дыхание, осмотрела каждый сантиметр лезвия. Изъянов видно не было, и Эллен облегченно вздохнула. Теперь оставались только шлифовка и полировка, которые тоже были очень важными этапами в работе. Эллен вытерла капельки пота со лба и взглянула на Жана, который до сих пор сидел в углу, не двигаясь.

– Теперь можно говорить. Все прошло нормально. Ты все видел?

– Да я глаз не отводил, даже вздохнуть боялся. Это было так интересно!

– Да, я тоже так думаю! – Эллен с облегчением улыбнулась Жану и заправила локон за ухо. – Наконец-то я высплюсь. Все, на сегодня достаточно. Я так устала!

– Да, я тоже устал как собака, хотя и пальцем не пошевелил. Вот, я взял с собой факел, а то еще залезем в чужую палатку.

На следующее утро Эллен заметила, что Мадлен опять крутит в руках серебряную монетку, ловко проворачивая ее в пальцах.

– Это тебе дал тот же рыцарь, что и в прошлый раз? – спросила Эллен, чувствуя, как в ней растет радостное тепло ожидания.

– По-моему, он в тебя влюблен! – сказала Мадлен, не ответив на ее вопрос. – У него были такие огромные глаза, когда он о тебе спрашивал.

– Гийом! – пробормотала Эллен. – Где он?

Но Мадлен лишь посмотрела на нее, сияя от гордости.

– А он симпатичный! – она снова полностью погрузилась в игру с монеткой.

Переполняемая радостными предчувствиями, Эллен пошла в кузницу. Если Гийом приехал, он, несомненно, вскоре к ней придет. Она целый день чувствовала приятную щекотку в животе, но Гийом не пришел. Она ощутила от этого такое разочарование, что не смогла даже работать над Атанором. Когда Гийом не появился и на следующий день, Эллен стала спрашивать о молодом короле, но никто не видел ни его самого, ни кого-либо из его свиты.

Кто знает, откуда у Мадлен эта серебряная монета… Эллен отогнала беспокойные мысли и снова сконцентрировалась на работе над Атанором. Измерив длину лезвия, она вычислила идеальные размеры гарды. Затем она взяла остатки железа, еще раз подвергла их очистке и разделила на две части. Первая часть предназначалась для гарды, а вторая – для рукояти. Эллен выковала небольшой стержень толщиной в палец и длиной в ладонь. Гарду нужно было насадить на рукоять, поэтому в центре необходимо было проделать отверстие. При этом нужно было следить за тем, чтобы отверстие не было слишком большим и гарда была надежно закреплена. Чтобы проделать подходящее отверстие, Эллен использовала железную заготовку размером с рукоять.

– Вот ты где! – Она улыбнулась Жану, когда тот вошел в мастерскую.

Он немного опоздал и был чем-то недоволен.

– Что случилось? – Эллен приобняла его за плечи.

Но Жан лишь покачал головой. Так как он не хотел рассказывать о происшедшем, расспрашивать его дальше не имело смысла. Когда он будет готов, он все расскажет.

– Я могу тебе помочь? – Жан попытался улыбнуться.

– Да, я дальше не смогу работать без тебя, – сказала Эллен. – Подержишь щипцы?

Кивнув, Жан надел фартук.

– Сегодня искр не будет, – пообещала она в надежде немного его подбодрить. – Вот, подержи плоскогубцами гарду.

Чтобы вбить сделанную заготовку в нужное место, Эллен отметила середину гарды и ударила туда долотом.

– Да, действительно напоминает плоские губы, – заметил Жан, указывая на инструмент.

– Главное, чтобы ты запомнил название. Возьми гарду и положи ее в горн!

Эллен выбрала для гарды простую, но изящную форму. В центре она была широкой, а к краям сужалась.

Жан вытащил ее из горна и с удивлением увидел, что метка сохранилась. Отверстие идеально соответствовало толщине рукояти.

– Гарду закалять не нужно. Просто положи ее на край горна. Я сегодня начну шлифовать лезвие, тут ты мне помочь не сможешь. Сходи к нам в шатер и посиди с Мадлен. По-моему, в последнее время мы ее слишком часто оставляем одну.

Кивнув, Жан ушел. Эллен стала крутить ножную педаль шлифовального станка Пьера, непрерывно смачивая лезвие водой и проверяя, достигнут ли нужный результат. Когда Эллен удовлетворилась качеством шлифовки, она обернула лезвие тканью и отправилась в шатер.

Жан с Мадлен еще не спали.

– Мы тебе немного еды оставили. – Жан указал на жареного голубя с луком и миндалем, а также на кашу, приготовленные Мадлен.

– О, это замечательно, я так есть хочу! – Эллен с аппетитом принялась поглощать нежное ароматное мясо с кашей. – Мадлен, это просто чудесно! – Она посмотрела на Жана. – Это ты поймал голубя? И что бы я без вас делала? – Она обняла их обоих.

– Наверное, умерла бы с голоду. – Жан попытался улыбнуться, хотя у него по-прежнему был грустный вид.

– Ты слишком много работаешь! – сказала Мадлен и погладила Эллен по голове, а затем уселась в углу, где Серый грыз косточку.

– Вы, наверное, считаете меня невыносимой. Я работаю, а заработанные деньги трачу на Атанор. Жан на ушах стоит, чтобы мне помочь, а я? Что я делаю? – Эллен загрустила.

– Ничего, у тебя еще будет возможность нам помочь. Некоторые долги лучше отдавать не сразу. – Из уст Мадлен эти слова прозвучали очень неожиданно – она редко находилась в здравом уме.

Но, едва вспыхнув, искра разума опять угасла, и Мадлен, словно маленький ребенок, принялась играться со своей серебряной монеткой. Эллен потянулась за кожаным мешочком с полировальными камнями, нужными ей для лезвия. Мешочек почему-то был мокрым.

– Серый! – возмущенно вскричала она.

Кожаные застежки мешочка были полностью изгрызены, а сам мешочек обслюнявлен.

– Ах ты, глупое животное! Ну, если ты испортил мои камни!..

За полировальные камни Эллен пришлось отдать небольшое состояние. Некоторые из них были настолько мелкими, что их легко можно было раскрошить. Она осторожно развязала мешочек и вытряхнула камни на ладонь. Все, кроме одного, оказались в целости и сохранности, и только от самого маленького откололся небольшой кусочек. Эллен осторожно уложила полировочные камни и порошок обратно в мешочек.

– Ну, смотри мне, еще раз провинишься! – Она погрозила пальцем щенку.

Тот виновато прижал уши, словно демонстрируя угрызения совести.

– На твоем месте я бы носил этот мешочек с собой. Если его вкус ему понравился так же, как и мои башмаки, он еще раз попытается его съесть. – Жан гневно указал на свой левый башмак. Весь верх башмака был обгрызен, а сбоку зияла большая дыра.

– Да только попробуй! – Эллен угрожающе подняла кулак.

– Но он же еще маленький, вот и ищет себе занятие. На него нельзя за это обижаться, – попытался защитить его Жан.

– Мог бы последить за нашими вещами вместо того, чтобы их портить, – сказала Эллен, немного смягчившись.

Этой ночью ей снилось, что у нее своя огромная кузница с помощниками и подмастерьями, но в ней все разорил Серый.

За день до отъезда Эллен случайно услышала, как Пьер разговаривает с Армелией.

– Я знаю, что она тебе как бельмо на глазу, но может быть, это тебя смягчит, – уговаривал он жену, протягивая свой заработок и радуясь ее удивлению.

– Но это же намного больше, чем у тебя было раньше! – воскликнула она.

– Да, я получаю за нее больше, чем она зарабатывает! А сейчас она еще и платит за то, что по вечерам пользуется моей кузницей. Это лучшая сделка в моей жизни. Так мы скорее приблизимся к нашей цели… – Теперь Пьер перешел на шепот, и Эллен уже не могла разобрать, что он говорит.

Но она услышала достаточно. Если она действительно приносила ему такой доход, нужно было потребовать у него повысить оплату! Эллен стала думать, как ей этого добиться.

Когда в полдень они уже собирались двинуться в путь, Пьер подошел к тому месту, где стояла палатка Эллен. Жан разобрал ее утром и, сложив, закрепил на спине Нестора.

– Ну что ж, увидимся на турнире в Компьене! – как обычно попрощался он с Эллен.

Это был ее шанс!

– Знаете, мастер… Я решила остаться в Компьене, чтобы работать там у кузнеца, с которым была знакома раньше, – сказала Эллен, невинно глядя на Пьера.

Тот побледнел.

– Но ты же не можешь просто… Ты что, бросишь меня на произвол судьбы? – Он был поражен.

– Я не знала, что моя работа так важна для вас. – Эллен старалась казаться удивленной.

– Ну конечно! – вскричал Пьер.

– Ну… если бы вы мне платили больше, я бы могла остаться работать у вас.

– Так что, все дело в деньгах? – осторожно спросил он.

– Меч дорого мне обходится, – пояснила Эллен, пожимая плечами.

Пьер закатил глаза.

– Ну хорошо, я увеличу тебе плату в полтора раза, – сказал он, растягивая слова.

Эллен покачала головой.

– Вдвое, – решительно заявила она, стараясь оставаться хладнокровной.

Она знала, что требует столько же, сколько платят подмастерью-мужчине. Пьер взглянул на нее с ужасом.

«Вероятно, он подсчитывает, стоит ли овчинка выделки», – подумала Эллен. Ей стало страшно. А что, если он откажется?

– Ну хорошо, – буркнул он наконец. – От тебя одно беспокойство! Вот так и делай людям добро! – Пьер с огорченным видом отвернулся и ушел.

Эллен в душе ликовала. Хотя сегодня было воскресенье, она с утра помогала Пьеру сложить на повозку все инструменты, наковальню, точильный камень и меха, и не получила за это ни пенни. При этом сама она платила за каждый день работы в кузнице над Атанором. Так что совесть ее в этом случае не мучила.


По дороге в Компьен они пересекли широкую зеленую долину, где то там то сям росли великолепные фруктовые деревья. Затем перед ними вырос огромный темный лес. Через два дня они наконец-то доехали до довольно большой деревни.

На одном из домов была приколочена вывеска с изображением рубанка – здесь находилась мастерская плотника.

– Мне нужно кое-что купить для Атанора, – обрадованно сказала Эллен.

Подойдя к мастерской, она, не раздумывая, открыла дверь.

– Приветствую вас, мастер! – Эллен слегка поклонилась,широко улыбнувшись.

Жан, наоборот, напустил на себя мрачный вид – на тот случай если Эллен что-то соберется покупать, – так ему легче было торговаться с продавцом.

Плотник сидел за большим рабочим столом. Перед ним высилась целая кипа деревянных заготовок, из-за которых выглядывала только его голова. Недоверчиво прищурившись, он поднял голову, глядя на незнакомца.

– Что вы хотели?

– Мне нужно две узких деревянных заготовки для ножен, лучше всего хорошо просушенная груша, а также сухая деревянная заготовка поменьше для рукояти.

Плотник с любопытством взглянул на девушку.

– Слушай, я тебя где-то видел, – пробормотал он, внимательно присматриваясь к Эллен.

– Пуле! – обрадованно воскликнула она, узнав старика.

– Элленвеора! – Плотник встал и, с трудом обойдя стол, обнял Эллен.

Когда Жан увидел его в полный рост, он понял, за что его прозвали Пуле, то есть Цыпленком. Он шел, согнувшись вперед, словно вес его широкой груди тянул его вниз. Рабочая накидка доставала ему до бедер. Из-под нее выглядывали два массивных бедра в узких штанах. До колен ноги были толстыми и круглыми, но ниже были невероятно худыми. Он действительно очень напоминал цыпленка. Непонятно было, как такие хрупкие голени выдерживали вес его тела. Жан недоумевал, как плотник, который едва мог ходить, вообще сумел выжить. Мальчик осмотрел мастерскую. Обстановка здесь была небедная. К тому же стол был завален множеством начатых заказов. А еще в мастерской были подмастерье и двое учеников, которым тоже явно жилось неплохо.

– Ну что, как дела, малыш? – Пуле потрепал Эллен по плечу. – Выглядишь просто великолепно!

– Спасибо, Пуле, у меня все нормально. А как там Клэр? Ты ничего о ней не знаешь?

Пуле был дядей Клэр и однажды приезжал к ней в гости, когда Эллен еще жила там. Клэр была его единственной родственницей, и несмотря на то что дорога к ней была длинной и для него невероятно тяжелой, он иногда навещал племянницу.

– Недавно тут был сын мельника. Он рассказал, что Клэр уже лучше, но вот мальчик… – Пуле печально покачал своей непропорционально большой головой.

– А что случилось? Она больна? А что с Жаком? Он что, натворил что-нибудь?

– Он умер. У него была лихорадка и кашель. Его не смогли вылечить. Первый ребенок Клэр от Гуо родился мертвым… а потом еще эта история с Жаком. В общем, Клэр была на грани. Но сейчас она снова беременна, насколько я знаю! – Пуле вздохнул. – Да, так оно и бывает. Рождение и смерть, смерть и рождение. Таков порядок вещей.

– Бедный Жак! – огорченно сказала Эллен. – Но раз она снова ждет ребенка, ей будет легче вынести эту потерю. На этот раз все будет хорошо, я в этом уверена. Я буду за нее молиться! – Эллен попыталась улыбнуться.

Теперь Пуле увидел и Мадлен, подошедшую к Жану. Девушка завороженно, точно маленький ребенок, смотрела на воробушка, вырезанного из дерева. Игрушка свисала с потолочной балки на едва видимой нити и двигалась при каждом дуновении ветра. Любой ребенок, входивший в мастерскую, не мог оторвать от воробушка глаз, но девушка, вошедшая с Эллен, была уже далеко не ребенком.

Пуле взял Эллен за плечи и заглянул ей в глаза.

– Дай-ка я на тебя посмотрю. Ты как-то очень похорошела. А, да ты же влюблена! – Плутовато улыбнувшись, он легонько щелкнул ее по носу, а затем обернулся к своим деревянным заготовкам. – Так-так, ты опять делаешь ножны! И рукоятку собираешься сделать?

– Но я и не надеялась, что получу лучшее дерево! – Просияв, Эллен лукаво похлопала ресничками.

– Что ж, ради твоих красивых глазок пошарю-ка я по своим запасам, может, для тебя что-то и найдется. – Плотник с трудом поковылял к ящику в углу мастерской. – Раз ты берешь для ножен грушу, то для рукояти тебе нужна будет груша или вишня… или ясень?

– Ты лучше разбираешься в древесине. Выбери мне хороший материал по доступной цене, а что это будет за дерево – тебе решать!

Кивнув, Пуле принялся рыться в ящике, пока наконец что-то не нашел.

– Вот великолепная древесина! Сухая-пресухая. Ну, что скажешь? Размеры подходят?

Он, хромая, подошел к Эллен и протянул ей заготовку. Пока она ее рассматривала, он выбрал две деревянных пластины для ножен. О высоком качестве его товаров знали все в округе, так что у него было очень много клиентов среди ремесленников, и нужные материалы всегда находились под рукой.

– Ты прав, по размеру как раз подходит!

Она повернулась к Жану и протянула ему заготовку.

– Это вишня, – сказала она мальчику, а затем попросила Пуле: – Ты не мог бы ее распилить?

Плотник закрепил заготовку и, взяв пилу, наметил середину.

– Вот так? – уточнил он у Эллен.

Та кивнула, и Пуле распилил деревяшку надвое.

– Что-нибудь еще, малыш?

Глаза у него блестели, и Жан подумал, что он, должно быть, такой же хороший торговец, как и плотник.

– Думаю, нет, – ответила Эллен, но в ее голосе по-прежнему звучало сомнение.

Пуле протянул ей распиленную заготовку и древесину для ножен, а затем назвал цену.

Жан изумленно выпучил глаза.

– Слушай, это конечно твой знакомый, но даже если бы он продавал свой товар самому королю, то цена все равно была бы слишком высокой. Такое ощущение, что ты покупаешь не дерево, а золото. При этом такого дерева полно в лесу, его нужно просто собрать! – возмутился он.

– Милый мальчик! – Пуле ухмыльнулся. Жан раздраженно на него взглянул.

– Он понятия не имеет о ценах на древесину, да и ничего о ней не знает. – Эллен вздохнула, прекрасно понимая, что Пуле сделал ей скидку.

Жану любая цена показалась бы слишком высокой, потому что он не знал, как важно использовать хорошо просушенное дерево и как трудно подыскать заготовки для ножен.

– Мальчик далеко пойдет, да и ты с ним не пропадешь, если будешь его слушаться! – Пуле немного снизил цену. – Ну что, теперь ты доволен, мальчик?

Жан покраснел. Он кивнул, а когда Пуле и Эллен расхохотались, немного обиделся.

– Вот, вырежешь себе что-нибудь красивое. Это ясень. – Пуле протянул Жану узловатую палку.

– Спасибо, – буркнул Жан, не глядя плотнику в глаза.

– Если увидишь Клэр, обними ее за меня и скажи, что я молюсь за Жака и ребенка, которого она носит. Да и Гуо привет передавай, ладно?

– Конечно, малыш, я так и сделаю. Берегите себя! – Пуле обнял Эллен на прощание.

Жан молчал до тех пор, пока они не покинули деревню.

– Вы надо мной насмехались! Вы меня высмеяли! Я вот ничего смешного тут не вижу! Этот твой странноватый друг в итоге все же снизил цену. Вот видишь, значит, я был прав, и цена была слишком высокой! – Он наконец взорвался.

– Я с тобой не согласна. Он обошелся со мной даже лучше, чем я ожидала. Не будь ребенком, Жан. Пуле – честный плотник, иначе он не смог бы иметь столько клиентов и зарабатывать себе на жизнь, ведь он калека. К тому же он подарил тебе хорошую деревянную заготовку.

– Пф-ф! Такие палки в любом лесу на земле валяются. – Жан огорченно махнул рукой.

– Из нее можно что-нибудь вырезать, потому что она достаточно сухая. А палки, которые ты найдешь в лесу, никуда не годятся. Зеленую древесину, то есть молодую, сложно обрабатывать – она слишком волокнистая, а когда высыхает, то легко ломается. А старая древесина в лесу, как правило, трухлявая. Пуле всегда сам выискивает материал. Его подмастерье и ученики срубают только те деревья, которые он выбирает, а затем он держит дерево на складе, где оно должно пролежать год-два, чтобы окончательно высохнуть. Только после этого из дерева можно делать такие заготовки, как те, что я купила. Поверь мне, это хорошая древесина.

– Хм-м… – пробормотал Жан. Ему было неприятно сознаваться в том, что он ошибся в Пуле. – А что с ним вообще такое? Я имею в виду ноги.

Эллен пожала плечами.

– Понятия не имею. Говорят, когда-то он был красивым парнем, хотя это трудно себе представить, глядя на него сейчас.

Жан подумал о непропорционально большой голове Пуле, сидевшей прямо на плечах, и не было даже намека на шею. Мальчику вспомнилась вся фигура плотника, и он покачал головой. Он был красивым парнем? Это невозможно!

Они шли от одной деревушки к другой, наслаждаясь теплыми осенними деньками, наполненными солнечным светом и украшенными пестрой листвой. Только когда сгущались сумерки, становилось холодно и сыро, поэтому они пораньше выбирали себе уютное место для ночевки и разводили костер. Мадлен пела колыбельные. Благодаря ее чистому высокому голосу казалось, что это поют эльфы. Эллен работала над рукоятью меча и слушала пение девушки. От звучания этого нежного голоса у Эллен слезы наворачивались на глаза. Положив одну из половинок заготовки на основание лезвия, Эллен обвела ножом, который когда-то подарил ей Осмонд, контуры на древесине. Когда Мадлен замолчала, Эллен отерла рукавом слезы и проверила, плотно ли соединяются две части рукояти. Затем она так же обвела контуры основания меча на второй половине заготовки и осторожно начала выдалбливать дерево. Эллен много раз задень пользовалась этим ножом – она нарезала им хлеб, сало и лук, разрезала им ткань, чистила ногти, выстругивала вертела для мяса или вырезала что-нибудь из дерева, как сегодня. Иногда в такие моменты она тосковала по дому – вспоминала Осмонда, сестер, Симона и Эльфгиву. Интересно, жива ли еще старушка?

Эллен стала вспоминать, сколько же лет прошло с тех пор, как она уехала из Орфорда.

– Должно быть, прошло лет десять-одиннадцать, – пробормотала она.

– Кто? – с любопытством спросил Жан.

Он тоже решил заняться резьбой по дереву и, взяв нож, который пару месяцев назад выковала для него Эллен, принялся за работу.

– Не кто, а что.

– В смысле?

– Я размышляла о том, как давно уехала я из дому. Думаю, прошло лет десять-одиннадцать, – немного раздраженно ответила Эллен.

– А-а-а, понятно. – Жану это было не интересно, и он снова сосредоточился на резьбе.

Всегда, когда Эллен думала о семье, она ощущала неприятное жжение в животе, так что она старалась не углубляться в эти мысли.

– Нужно держать нож под другим углом, – слишком резко сказала она Жану, и тот удивленно поднял голову. – Вот, видишь? – Эллен показала ему, как держать в руке нож. – И двигай ножом по направлению от себя, иначе можешь пораниться. – Только сейчас она заметила странный блеск в его глазах.

Она уже собиралась спросить его, что случилось, когда он внезапно сказал с дрожью в голосе:

– Отец часто занимался резьбой по дереву по вечерам. – Он вытер нос рукавом. – Вообще-то я должен бы знать, как держать нож, ведь он не раз мне это показывал, но я почему-то помню все как-то размыто.

Эллен сочувственно взглянула на него.

– Но ведь это было так давно! – сказала она, погладив его по голове, чтобы успокоить.

– Их лица… Они исчезли!

– Чьи лица, Жан?

– Лица моих родителей и младшего братика. Когда я думаю о них и пытаюсь их представить, то вижу лишь кровь, вспоротый живот отца и вывихнутые руки матери. Я уже не помню, какого цвета были их глаза и волосы. – Жан тихо плакал.

Эллен могла лишь догадываться, что он чувствует. Внезапно ее тоска по дому показалась ей пустяком по сравнению с одиночеством, которое, должно быть, ощущали Жан и Мадлен. Они ведь даже не знали, где находилась их когда-то родная деревня, и если они когда-нибудь случайно не попадут в те места, то никогда не найдут родной дом, хотя Жан и не переставал в это верить. А может быть, их деревню и не отстроили, ведь все ее жители погибли. Эллен села между Жаном и Мадлен, обнимая их обоих и укачивая, словно младенцев.

– Я так рад, что мы повстречали тебя. Я всегда старался заботиться о ней, понимаешь? – тихо сказал Жан.

Мадлен молчала, счастливая от того, что Эллен ее обнимала.

– А вот у меня никогда никого не было. Я имею в виду, никто никогда не заботился обо мне. – Мальчик смотрел в огонь, отвернувшись от Эллен.

Она видела, как блестят слезы на его щеках.

Мадлен закрыла глаза и сидела тихо-тихо. Казалось, она уснула.

– Мы всегда будем вместе, обещаю! – Эллен покрепче прижала их к себе.

Жан грустно покачал головой.

– Однажды появится какой-нибудь мужчина, – сказал он. – Я не имею в виду этого сэра Гийома… – с пренебрежением добавил он.

– Жан! – возмущенно воскликнула Эллен, покраснев. – Это еще что такое?

– Ну ладно, я же знаю, что ты в него влюблена!

– Почему ты так думаешь? – Эллен казалось, что ее уличили в каком-то преступлении.

– Да это и слепой бы заметил. Ты же его боготворишь! Возможно, ты ему и нравишься, но ведь он – учитель фехтования нашего молодого короля, а ты – просто девушка, которая хочет стать кузнецом. У вас нет ничего общего.

У Эллен внутри все сжалось. Жан не сказал ничего для нее нового, но ей все равно было больно от его слов. Естественно, у нее с Гийомом не было будущего. Эллен казалось, что голос Жана доносится издалека.

– Однажды он женится на женщине своего круга, а ты выйдешь замуж за какого-нибудь добропорядочного ремесленника. Это если еще кто-нибудь согласится жить с такой своенравной девчонкой, как ты. – Жан улыбнулся сквозь слезы.

– Слушай, ты совсем обнаглел! – Эллен подняла руку, в которой по-прежнему сжимала нож, и, смеясь, погрозила Жану, хотя в этот момент на душе у нее кошки скреблись.

Ей вспомнился Джоселин, его ужасная смерть, и она подумала о том, насколько несправедлив этот мир.

– Когда ты соберешься выходить замуж, мы станем для тебя обузой, – тихо сказал Жан, опустив взгляд, чтобы Эллен не видела его глаз, но Эллен знала, что он опять плакал.

– Не говори глупости. Мы всегда будем вместе, – энергично заявила Эллен. – И хватит об этом.


Этой ночью Эллен снилась Англия. Она проснулась отдохнувшей и повеселевшей. Целый день после этого у нее было хорошее настроение. В обед они зашли к одному из местных крестьян и купили у него кусок козлиной шкуры, которая нужна была Эллен для ножен. Жан настолько удачно сторговался с крестьянином, что они могли позволить себе купить немного козьего мяса.

– Мне для ножен еще нужен клей, – сказала Эллен, с трудом пережевывая жестковатое мясо.

– А почему же ты не купила клей у своего приятеля плотника? – Жан удивленно взглянул на нее.

– Да, можно было, но я решила этого не делать. Дерево у него первого сорта, а вот клей был уже немного несвежий.

– Откуда ты знаешь? – недоуменно спросил Жан.

– По запаху почувствовала. Я в клее хорошо разбираюсь. Вероятно, я и сама бы смогла его приготовить, но это длительный и сложный процесс. Если клей стоит дольше трех-четырех дней, он начинает вонять, а у клея Пуле был достаточно неприятный запах. Скорее всего, подмастерье ленится регулярно готовить свежий клей. Можно было, конечно, купить у него запечатанный клей, но я предпочитаю свежий, так что куплю его тогда, когда он мне понадобится. Это обойдется мне немного дороже, но я, по крайней мере, буду знать, что это первосортный клей, а ведь это самое главное, правда?

Жан ухмыльнулся.

– Да, это уж точно. Знаешь, я однажды работал на оружейника, который делал щиты. Его сын заболел и не мог ему помогать, поэтому он взял меня в подручные. Для такой работы требуется много клея. Он постоянно его варил, так что можно будет, если захочешь, на следующем турнире купить клей у него. Правда, я не могу тебе сказать, хороший это клей или плохой.

– Что ж, мы это скоро выясним! – Эллен кивнула.


С тех пор как Эллен покинула Танкарвилль, она исходила много дорог. Она успела пройти почти всю Нормандию, часть Фландрии и Шампани. Она даже однажды проезжала через Париж, но вот в Компьене, который находился севернее Парижа, она была впервые. Здешние леса, в которых тоже планировалось проводить поединки, были любимыми охотничьими угодьями французских королей, а в сам город стекалось множество пилигримов, надеявшихся хоть разок взглянуть на священную плащаницу и многие другие реликвии, хранившиеся в местном аббатстве. Достопримечательностью этого невероятного города было также множество церквей и королевский дворец с круглой башней.

Эллен, Мадлен и Жан бродили по переулкам, рассматривая витрины торговцев и ремесленников и лотки на рынке. У одной ткачихи Эллен купила материал для обмотки ножен, у торговца шелком – длинную темно-красную обмотку для рукояти.

– Мне еще нужна кожа для ножен и ремня… – Эллен огляделась.

Вскоре они нашли прекрасную винного цвета кожу по приемлемой цене.

– Может, мы сегодня заночуем здесь, а завтра пойдем дальше, как выдумаете? – предложила она своим друзьям после того, как купила еще и латунную застежку.

– Ты хочешь сказать, что мы остановимся в таверне? – недоверчиво спросил Жан.

– О Боже, ну конечно же нет. Мы что, герцоги какие-нибудь или торговцы, чтобы в тавернах останавливаться? Мы попросим в церкви, чтобы нам разрешили переночевать там. Учитывая, сколько здесь паломников, там наверняка есть места для сна.

– А, ну раз так… – Жан с облегчением кивнул, оглядываясь на Мадлен, – ему приходилось тащить девушку за руку, потому что она норовила остановиться у каждого лотка, чтобы полюбоваться яркими товарами.

Однако найти ночлег оказалось сложнее, чем думала Эллен. Им пришлось обойти почти все церкви в городе, чтобы отыскать свободное место. У таверн, харчевен и отхожих мест стояли толпы пилигримов. Жители Компьена умели извлечь выгоду из такого наплыва верующих и продавали все необходимое путникам по завышенным ценам, несмотря на невысокое качество товаров. Эллен втридорога купила большую порцию паштета и кружку пива, чтобы разделить это все на троих. Огорченные тем, что паштет был горьковатым, а пиво теплым, трое друзей стали устраиваться спать на холодном каменном полу. Слева от них расположилась группа пилигримов, а справа – странного вида иноземцы, чьего языка они не понимали.

Несмотря на то что они улеглись спать на сложенном шатре и каждый завернулся в свое одеяло, прижавшись к соседу, Эллен сильно мерзла и долго не могла уснуть. Даже Серый, который всегда был рядом, сегодня нисколько ее не согревал. Среди ночи она проснулась. У нее горели щеки, зубы стучали, все тело била лихорадочная дрожь, а голова чудовищно болела. От слабости она снова заснула, но утром проснулась совсем разбитой.

Священник уверял, что пребывание в этой церкви и благодать Божья помогут победить болезнь. Он обещал молиться за Эллен, но на этом его забота о девушке закончилась.

Напротив, одна сердобольная молодая торговка, пришедшая на утреннюю молитву в церковь, настоятельно рекомендовала Жану одну травницу, которая жила неподалеку. У Эллен сердце замирало от мысли о том, что необходимо будет платить деньги за лечение. Она считала это транжирством, но на этот раз ей не удалось переубедить Жана.

– Травница не зайдет в церковь, так что вам придется вывести вашу подругу на ступеньки перед церковью. Яркое солнце ее согреет, а тут внутри очень холодно и сильно дует, – посоветовала молодая торговка.

Торговка согласилась показать Жану дорогу к знахарке. Когда он вернулся с ней, Эллен бредила от жара.

– Эльфгива! Ты жива! – Она всхлипнула и принялась целовать руки незнакомки.

– Здесь вам оставаться нельзя. Отнесите ее ко мне! – приказала травница, обеспокоенная состоянием Эллен. – Если она еще одну ночь поспит в этой церкви, где такие сквозняки, она умрет!

Жан и Мадлен помогли Эллен встать, но она еле передвигала ноги. Жан попросил двоих сильных мужчин, ремонтировавших в церкви дверь, помочь им. Те подхватили Эллен на руки и отнесли ее в дом травницы. Дом был удивительно большим и уютным. Тут было очень чисто и приятно пахло мятой и вареным мясом.

– Ей надо отлежаться не меньше двух недель, чтобы выздороветь полностью. Дела ее плохи! – сказала травница, осматривая Эллен.

– Нет, так не пойдет. Ей же надо работать. Она работает кузнецом на турнирах. Мы сегодня хотели уехать! – Внезапно Жан стал выглядеть так беспомощно, будто он был маленьким ребенком.

– Тогда вам придется оставить ее здесь. Видишь, как дрожат ее ресницы? Она бредит, и к тому же приняла меня за другого человека, вы этому свидетели. Она, конечно, сильная молодая женщина, но с таким жаром шутить не стоит. Если ей повезло, то это просто последствия переохлаждения и усталости. Но возможно, у нее что-то серьезное. Как бы то ни было, ей нужен покой.

Жан беспомощно взглянул на Мадлен, а потом повернулся к травнице.

– Мы не сможем много вам заплатить, но Мадлен могла бы остаться здесь и подыскать себе работу. Может быть, кому-то нужна служанка?

Травница, посмотрев на Мадлен, кивнула.

– Я надеюсь, она не лентяйка!

– Нет, поверьте мне. Она привыкла к тяжелому труду.

– Тогда она может остаться у меня, – решила травница. Жан был рад, что пристроил Мадлен. Он решил взять Серого, Нестора и палатку и поехать на турнир самому. В конце концов, ему нужно было объяснить Пьеру отсутствие Эллен, чтобы тот не сердился. Кроме того, он мог бы предложить кузнецу себя в качестве подручного.

– С тобой все будет в порядке, поверь, – шепнул он Эллен, хотя и не был уверен, что она его понимает. – Я скоро вернусь. Не волнуйся, я обо всем позабочусь.

Погладив Эллен по руке, он попрощался с Мадлен, дав ей напоследок пару советов, и отправился в путь.

* * *
Тибалт в ярости ходил туда-сюда по площади, где торговцы выстроили свои лотки. Гийом все время его провоцировал! Надо же, во весь голос сегодня заявил, что чувствует себя сильным как бык, и докажет это французишкам. Он снова делал вид, что весь исход турнира зависит только от него! А как все остальные принялись ликовать по этому поводу! Это же просто смешно! Между шатрами бегали дети, в то время как их родители разгружали лошадей, ослов и тележки. Женщины громко переругивались, пытаясь занять лучшие места на площади. Слышался лай собак. Тибалт два раза споткнулся и чуть не упал – сначала он не заметил железный крюк, торчавший из земли, а в другой раз зацепился за веревку. Взбешенный всем происходящим, он в сердцах плюнул на землю. Если тут еще эта девчонка появится… Кузнец, ну надо же! Тибалт пнул проходящую мимо худую кошку. Так ей и надо: раз она такая худая, значит, плохо ловит мышей. Естественно, это жалкое создание ни в чем не было виновато.

Он приходил в ярость, думая об Эллен. Как Гийом, так и Эллен превращали его жизнь в ад, каждый по-своему.

Тибалт почти дошел до кузницы. Он свернул к ней, сам не осознавая того, и сейчас, когда понял, где находится, ощутил новый приступ ярости. Он уже хотел остановиться, когда услышал возмущенные крики кузнеца.

– Сперва она требует такого повышения оплаты, что у меня глаза на лоб лезут, а потом эта ленивая дрянь решает куда-то запропаститься и не хочет выходить на работу!

Повернувшись, Тибалт увидел, как кузнец откинул со лба густые волосы. Тибалт с завистью отметил, что они кудрявые и черные, с благородной сединой. Ему никогда раньше не приходилось видеть мужчину такого возраста с такими густыми кудрявыми волосами. Вши и кожные заболевания приводили к тому, что у большинства людей волосы выпадали рано, и казалось, что голову объели мыши. Тибалт провел рукой по своей голове. В последнее время волосы у него начали редеть. А вот волосы кузнеца, наоборот, придавали его облику благородство, что, как считал Тибалт, не соответствовало его статусу.

Кузнец так разнервничался, что казалось, он вот-вот лопнет от злости.

– Она не ленивая и не дрянь, и вы это знаете, Пьер. Она действительно хочет работать! – донеслись до Тибалта чьи-то слова.

Тибалт закрыл глаза и задумался. Этого мальчика он уже где-то видел. Точно! На том турнире, осенью. Это он вытащил Эллен из-под копыт его коня.

– Вы ведь достаточно хорошо ее знаете, чтобы понимать, насколько ей должно быть плохо, если она не пришла в кузницу. У нее сильный жар. Знахарка сказала, что она может умереть, если не будет лежать в постели, – говорил мальчик таким тоном, что было понятно, как сильно он волнуется.

Тибалт прислушался. Так Эллен больна! «Ну, так ей и надо», – подумал он и стал подслушивать дальше.

– Да ну, эти травницы всегда пугают честной народ. И заметь, они это делают, чтобы им больше платили. Она наверняка сдерет с вас много денег. Точно говорю, она вас за нос водит! – Пьер презрительно взглянул на мальчика, стараясь дать ему понять, что он считал его умнее.

Тибалт удовлетворенно кивнул.

– Элленвеору бьет дрожь, словно от холода, хотя тело у нее очень горячее. У нее высокая температура. Верите вы или нет, но я-то сам видел, насколько она больна. Как только она поправится, она будет счастлива снова работать на вас. – Мальчик еще не закончил говорить, как кузнец его перебил.

– Это если я еще возьму ее на работу! – Этими словами он привел мальчика в растерянность.

– А как же меч Эллен? – закричал он вслед кузнецу. – А как же меч, над которым она работает?

Но ответа не последовало. Тибалт потер подбородок.

– Так-так-так… Она делает меч… – пробормотал он.


На следующий день Тибалт начал следить за своим соперником Гийомом. Он и раньше достаточно часто пытался наблюдать за ним, стремясь заметить хоть что-то, что можно было использовать против него. Когда гофмаршал подошел к кузнице мастера Пьера, навстречу ему вышла женщина, которая сразу же спросила, что ему угодно. Тибалт притаился неподалеку, стараясь оставаться незамеченным.

– Я ищу Элленвеору. Я ее давно не видел. Она больше не работает на вашего мужа?

– Нет, – коротко ответила Армелия, рассматривая гофмаршала с головы до ног. – А что, она что-то натворила? – В ее глазах горело любопытство.

Гийом не ответил.

– Вы можете мне сказать, где ее найти? – спросил он вместо этого немного раздраженным голосом.

– Нет, милорд, – ответила она язвительно. – Она нас бросила. Кто знает, с кем она и где! – Было очевидно, что жена кузнеца недолюбливала Эллен.

– Что вы имеете в виду? – уточнил Гийом.

– Ну, вы понимаете, девушка в ее возрасте, и до сих пор не замужем… – Она многозначительно подняла брови. – Она уже девица не первой молодости, и наверняка ухватится за любую возможность, которая ей подвернется. – Армелия важно взглянула на гофмаршала.

Не говоря больше ни слова, Гийом развернулся и ушел.

– Мог хотя бы спасибо сказать. Хам! – буркнула она, глядя ему вслед.

Тибалт оттолкнулся от стены, у которой стоял, и подошел к Армелии.

– Высокомерный тип, – произнес Тибалт, кивая вслед Гийому. – Думает, что он тут лучше всех.

Повернувшись к жене кузнеца, он улыбнулся так обворожительно, как только мог.

Та покраснела, засмущавшись, и заправила прядь жирных волос под платок.

– Я могу вам чем-нибудь помочь, милорд?

– Да, возможно, – ответил Тибалт с наигранным дружелюбием. – Эта женщина. Я имею в виду Элленвеору. Я тут слышал, она какой-то меч делает.

Услышав имя Элленвеоры, Армелия помрачнела.

– Да кто она такая, что все мужчины за ней ухлестывают? – бросила она.

– О нет, меня интересует меч. Исключительно меч. Есть предположение, что она собирается заколдовать этот меч, чтобы повредить нашему королю. Этому надо помешать! Поэтому очень важно, чтобы вы мне и только мне сообщили, когда она закончит над ним работу!

– Это если она вообще вернется!

– Да, это точно! – Тибалт с трудом сдерживался, чтобы не схватить эту женщину за шею и не начать ее душить. – Я буду участвовать и в следующих турнирах. Если у вас будут для меня новости, сообщите об этом Абелю, ювелиру. Вы знаете, где его мастерская? – любезно осведомился он.

Армелия кивнула. Эта фраза произвела на нее огромное впечатление, ведь у ювелира был самый красивый из всех лотков!

Тибалт протянул ей серебряную монету.

– Когда вы сообщите мне то, что меня интересует, сможете получить еще три таких монеты.

Армелия широко улыбнулась.

– Можете на меня положиться, милорд! Но, милорд, что мне сказать ювелиру? Кому он должен будет передать новости?

– Вам не нужно будет ничего говорить. Просто скажите, что меч готов!

– Меч готов… Ага, я поняла, – пробормотала совершенно сбитая с толку Армелия.

Она собиралась продолжать расспрашивать, но Тибалт развернулся и ушел.

* * *
Эллен сидела на табурете перед домом, наслаждаясь теплом полуденного солнца, в то время как Мадлен пропалывала овощи на грядках, напевая песенку. Белье, которое развевалось за ее спиной на веревке, казалось, было готово улететь в голубое небо при следующем порыве ветра. Эллен улыбнулась. Она никогда еще не видела Мадлен такой счастливой. Внезапно девушка вскинулась и побежала к воротам. Эллен медленно встала и направилась за ней. Она сделал всего пару шагов, но сердце тут же сильно забилось, и ей пришлось остановиться, чтобы отдышаться.

– Жан! – радостно воскликнула она, увидев, кто пришел.

– Эллен! Тебе уже лучше! – сказал он обрадованно.

– Она еще не совсем выздоровела, и обязательно должна себя беречь! – вмешалась травница, которая вышла из дома, чтобы поздороваться с Жаном. – Ей ни в коем случае нельзя сейчас работать!

– Да я и не могла бы сейчас чем-то заниматься, – сказала Эллен и сильно закашлялась.

– Не нравится мне, как ты кашляешь! – озабоченно произнес Жан. – Похоже на лай Серого.

Отмахнувшись от него, Эллен снова закашлялась и жестом попросила Жана следовать за ней.

– Давай не будем об этом говорить. А ты там как? Работу нашел?

– Я тебе скоро сделаю самый лучший клей, какой ты только можешь себе представить! – похвастался Жан.

– Ты? Что ж, тогда это будет какой-то совершенно необыкновенный клей. Надеюсь, он будет клеить. – Эллен снова закашлялась. – А почему ты приготавливаешь клей? – спросила она, отдышавшись.

– Я работаю у оружейника, который изготавливает щиты. Я же тебе рассказывал, что он сам делает клей. Он обещал меня научить.

– У него что, опять сын заболел?

– Нет, Сильвайн тоже работает. Кстати, он довольно милый парень. На голову выше меня и немного старше. Но нисколько не задается.

Эллен улыбнулась.

– Я рада, что тебе так повезло с работой. У Мадлен тут тоже много дел, и только я вынуждена лентяйничать…

– Мадлен кажется очень довольной, я наверное зря о ней беспокоился, – сказал Жан, взглянув на девушку.

– Руфь к нам очень хорошо относится. Она от меня не отходила, когда у меня был жар. – Эллен стала кашлять, со свистом втягивая воздух, затем продолжила: – У меня болели все кости, словно я ковала целый день. При этом я всего лишь лежала в кровати. – Эллен запнулась и снова зашлась кашлем. – Вчера я хотела поработать над рукоятью, но не смогла! – Она поплотнее закуталась в шаль. – Я себя так чувствую, словно мне лет сто.

– Сто? – Жан рассмеялся. – Нет, столько люди не живут.

– Ну тогда посмотри на меня. – Эллен устало улыбнулась.

– Холодает, давай пойдем в дом и усадим тебя у очага, – сказала Руфь и, когда они оказались внутри, помогла Эллен устроиться поудобнее.

Жан тоже подошел к очагу и потер руки.

– Мне пора идти, чтобы вернуться засветло. Так безопаснее. – Он на прощание поцеловал Эллен в щеку.

Эллен взглянула на него с изумлением – он такого раньше никогда не делал. Жан покраснел и отвернулся.

– Я тебя провожу! – сказала Руфь.

– Она еще слаба. Я рад, что вы о ней заботитесь. Да и Мадлен тут себя, кажется, хорошо чувствует. Спасибо вам за все, госпожа. – Жан галантно поклонился.

– Иди уже, глупыш, – смущенно сказала Руфь, выталкивая его за дверь.

– Но я не хотел вас сердить, серьезно! – поспешно извинился Жан.

– Ладно, ладно, – буркнула Руфь, поправляя узел на затылке. – Милый мальчик. – Она улыбнулась и ушла в дом.


Когда Жан вернулся через неделю, Эллен было уже значительно лучше. Она по-прежнему быстро уставала и была немного бледной, но к ней вернулась уверенность в себе.

Мадлен первой заметила, что Жан вошел во двор, и сразу же бросилась ему на шею.

– Я по тебе так соскучилась! – шепнула она ему. – Я приготовила поесть. Ты ведь наверняка проголодался!

Жан удивленно взглянул на Эллен, которая в этот момент вышла из дома.

– Мадлен как-то изменилась! – тихо сказал он, поздоровавшись с Эллен.

– Тут очень спокойный дом, и то, что мы живем здесь, идет нам на пользу. – Эллен проводила Жана в комнату.

Мадлен поставила перед ним на стол большую тарелку чечевичной похлебки. Жан с аппетитом стал есть мягкую ароматную чечевицу.

– Великолепно, Мадлен! – похвалил он, облизывая губы от удовольствия.

Эллен не могла дождаться, когда же он расскажет ей о следующем турнире. Она положила локти на стол, наклонилась вперед и следила взглядом за каждой ложкой чечевицы, которую Жан подносил ко рту.

– Ну давай уже, рассказывай!

– Нам нужно выйти дней через пять. Турнир в Шартре – предпоследний перед Рождеством. Там будет полно народу. Ансельм, который жарит блины… Ну, знаешь, из Рейнланда… И еще пара людей, которые задержались здесь, собираются туда ехать. Если мы не хотим путешествовать одни, то можем воспользоваться этой отличной возможностью.

– Хорошо, так мы и сделаем. Свежий воздух и пешая прогулка приведут меня в норму. А теперь расскажи мне, как там Гийом? Ты его видел? Он тебя не спрашивал обо мне?

Жан глубоко вздохнул. Он надеялся на то, что Эллен не станет расспрашивать его об этом человеке. Хотя он и мог солгать, он знал, что правда рано или поздно выплывет, так что решил рассказать ей для начала о победах Гийома на турнире.

– Когда-нибудь он станет самым знаменитым из всех рыцарей, вот увидишь. Придет день, и он станет самым лучшим, это уж точно. Борьба – это вся его жизнь, а остальное для него неважно. Ты никогда не видел, как он дерется? – Щеки у Эллен раскраснелись, как всегда, когда она говорила о Гийоме.

– Нет, мне ведь нужно было работать, – буркнул Жан недовольно и попытался сменить тему. – Оружейник еще ничего не сказал, но я надеюсь, что на следующем турнире снова смогу работать у него. И ты сможешь купить у него клей. Он наверняка возьмет с тебя недорого, если я его об этом попрошу.

Эллен ему улыбнулась.

– Хорошо, так и сделаем. Кстати, рукоять я уже почти закончила. – Эллен снова сделалась серьезной. – Я только последние два дня стала опять думать об Атаноре. – Она покачала головой. – Как только я снова смогу ковать, я сделаю головку эфеса. Жду не дождусь, чтобы попасть в мастерскую. Я действительно себя намного лучше чувствую!

– А, Эллен, я же тебе кое-что принес для твоего скорейшего выздоровления! Подожди, я сейчас!

Жан выбежал во двор к Нестору и принес Эллен небольшой глиняный горшок. Эллен последовала за Жаном, а Мадлен принялась убирать в кухне.

– Вот, это тебе! – Жан протянул ей горшок.

Крышка горшка была перевязана тонкой веревочкой.

– А что там? – Эллен с любопытством рассматривала горшочек.

– Открой и узнаешь! – Жан так и сиял от радости. – Но осторожно!

Эллен развязала узелок и сняла с горшка крышку. Там была густая коричневая масса.

– Жан, что это? – Эллен осторожно принюхалась. – М-м-м, пахнет вкусно! Чем-то горьковатым и сладковатым одновременно.

– Это варенье из яблок и груш. Тот рейнландский пекарь, с которым мы поедем в Шартр, делает такое варенье для блинчиков. Оно на вкус сладкое как мед! Попробуй!

Эллен сунула кончик пальца в густую массу и облизнула его, прикрыв глаза.

– М-м-м, ты прав. Очень вкусно!

– Жан, тебе нужно вытереть лошадь, а то она вся взмокла. Привяжи ее вон там, за сараем. Там ты найдешь солому и ведро с водой, – посоветовала ему Руфь, которая как раз вышла из дома, чтобы набросить Эллен на плечи шерстяную шаль. – Ты должна быть осторожнее, сейчас слишком холодно, а ты выходишь раздетая, – упрекнула она Эллен.

Жан впервые заметил, какая Руфь низенькая. Она была Эллен всего лишь по плечо.

– Да, вы правы, мне лучше позаботиться о Несторе. – Жан начал разгружать пони. – Вы не против, если Эллен и Мадлен останутся у вас еще на пару дней? А потом мы поедем в Шартр, – обратился он к Руфи, словно бы невзначай, стараясь не смотреть ей в глаза.

– А ты? – Руфь сорвала пару листов одуванчика. – Очень вкусно. – Она протянула один листик Мадлен.

– Да я найду, где переночевать, у меня же палатка есть.

– Дрова рубить умеешь? Крышу сарая починить сможешь? – спросила Руфь.

Она обеспокоенно посмотрела на крышу сарая. В соломе виднелись дыры и вмятины. Жан неуверенно кивнул. Хотя эта женщина казалась очень доброй, она почему-то его смущала. Он до сих пор не решился спросить, сколько стоит лечение Эллен.

– Тогда ты можешь остаться здесь. Мой покойный муж, да будет земля ему пухом, оставил мне этот дом и еще один – через две улицы отсюда. Денег за аренду хватает мне на жизнь. А мне много и не надо. Если ты такой же скромный, как Мадлен и Элленвеора и будешь мне так же помогать, то я не против, чтобы ты тут остался.

Жан энергично закивал.

– Благодарю вас.

Когда они вечером сидели в кухне после ужина, Жан украдкой огляделся. Руфь уже ушла в свою комнату, и они сидели за столом втроем. На небольшой полочке перед камином стоял семисвечник. Жан стал вспоминать, где он такие уже видел.

– Она иудейка, – объяснила Эллен, словно прочитав его мысли. Жан мгновенно покраснел, словно его застали за чем-то неприличным, и смущенно отвернулся.

Мадлен убрала со стола и дала остатки еды Серому, который путался у нее под ногами.

– Жан, ты не мог бы завтра сутра сходить к колодцу и принести пару ведер воды? – Мадлен вылила остатки из ведра в горшок и повесила его над огнем.

– Хм-м… Знал бы я, что она безбожница. – буркнул Жан.

– Но Жан! – Эллен возмущенно посмотрела на него. – Ее муж был лекарем, и достаточно известным!

– А это тут при чем? Иудеи – опасные люди. – Жан чувствовал себя неуверенно, ведь он, собственно, и не знал, кто такие иудеи.

– Ну да, ну да. Женщины не могут ковать хорошие мечи, а иудеи считаются опасными. Как я ненавижу такую тупую болтовню! – Эллен рассерженно посмотрела на него. – Руфь щедрая и хорошая, и нисколько она не опасна. А то, что женщины могут намного больше, чем думают мужчины, мне казалось, ты уже понял.

– Ладно, ладно, все! – Жан поднял руки. – А спать-то мне где?

– Вон, в углу, – резко ответила Эллен.

Ее бесило то, что именно Жан нес такую чушь. Эллен привязалась к Руфи и знала, что та – хороший человек. Она была не менее богобоязненной, чем христиане, хотя ее способы поклонения Богу были иными.

Серый не сводил глаз с Мадлен. Он замахал хвостом от счастья, когда она наконец обратила внимание на его умоляющий взгляд и протянула ему подсохший кусочек сыра. Съев сыр, он от удовольствия принялся облизываться.

– Если бы ты мог, ты бы целый день только тем и занимался, что ел, обжора! – Когда Эллен говорила с Серым, голос у нее был мягким и нежным.

Пес сразу подошел к ней, принюхался к ее рукам, а затем покрутился за своим хвостом и свернулся калачиком у ее ног.

– Но спать пойдешь к Мадлен, ясно? – строго сказала Эллен. Серый поднял голову и, прищурив глаза, посмотрел на Мадлен, затем вздохнул и положил мордочку на ногу Эллен.

Сначала Мадлен боялась спать без Жана, но Серый оказался замечательной заменой. Когда она принялась готовиться ко сну, пес потопал в угол к Мадлен, подождал, пока она расстелет одеяло, и улегся прямо посередине.

– Эй, ну-ка подвинься! – Мадлен рассмеялась и обняла пса. – Фу, от тебя воняет! – сонно пробормотала она, не отодвигаясь.

– Сейчас она не кажется уже такой… сумасшедшей, – шепнул Жан, покрутив пальцем у виска.

– Она уже давно не видела мужчин, кроме тебя, я имею в виду. По-моему, это пошло ей на пользу. – Улыбнувшись, Эллен взглянула на Мадлен: ей было приятно видеть ее такой умиротворенной. – Когда-нибудь у нас будет много денег. Тогда мы осядем где-нибудь, и у нас будет собственный дом. Конечно, не такой большой, как этот, но мы будем там жить в мире и покое, – пообещала Эллен.


Жан починил крышу сарая, нарубил дров и старался помогать всем, чем мог. Наконец подошел день отъезда.

– Я сделал все, что вы мне сказали. Я могу еще что-то сделать, прежде чем мы уедем из Компьена? – Жан разговаривал с Руфью, отводя взгляд в сторону.

– Тебя что-то беспокоит?

– Вы были к нам очень добры. Мадлен просто расцвела благодаря вашей заботе, Эллен уже совсем выздоровела. Но вы так мне и не сказали, что вы хотите за помощь. – Жан запнулся, по-прежнему не глядя ей в глаза.

– Ты хочешь спросить, сколько вы мне должны?

Жан смущенно кивнул.

– Что ж, дай-ка я подумаю. Ты и Мадлен отработали еду и ночлег, так что тут все ясно. А вот что касается Элленвеоры… – Руфь задумчиво потерла подбородок. – Она мне полностью доверяла, несмотря на то что я иудейка. Она подарила мне свою дружбу и благодарность. Благодаря ей я познакомилась с Мадлен, которой было тогда очень плохо, и пережила огромное счастье, видя, что она стала смеяться. Честно говоря, даже не знаю, как можно измерить в деньгах счастье, радость и смех. А этот смешной пес? Вы трое – прости, считая Серого, четверо – принесли радость в мою жизнь. Вы ничего мне не должны, только пообещайте проведывать меня, если будете в наших краях.

Жан был настолько уверен, что она, будучи иудейкой, потребует огромную сумму, что теперь даже побледнел от стыда.

– Я благодарю вас от всего сердца, Руфь, и хочу попросить у вас прощения за то, что сперва подумал о вас плохо. Я теперь стыжусь этого, – смущенно сказал он.

– Ты хороший мальчик, Жан. Тебе, наверное, трудно пришлось с Мадлен, правда? Да и Элленвеора тоже не подарочек. – Улыбнувшись, она обняла Жана. – Я всегда рада видеть таких хороших людей, как вы. Такова была точка зрения моего мужа, и я с ней полностью согласна. – Они немного помолчали, а затем Руфь погладила его по плечу. – А теперь сходи за Эллен и Мадлен, вам пора уезжать.

Прощание у них получилось слезливым, и только Серый отнесся к происходящему спокойно, скорее всего, он не понимал, что они прощаются. Руфь обняла всех по очереди, шепча на ухо что-то, чего не слышали другие, но казалось, она для каждого нашла подходящие слова. Все кивали, вытирали слезы и старались выглядеть не такими грустными после ее слов.

Жан подвел под уздцы Нестора и хотел помочь Эллен сесть верхом.

– Мне бы хотелось сначала пройтись немного. Конечно, у меня не хватит сил идти долго, но мне надо постепенно привыкать к нагрузкам.

– Когда заметишь, что она устала, заставь ее сесть на лошадь, слышишь? – сказала ему Руфь, глядя при этом на Эллен. – Тебе не следует перенапрягаться.

– Обещаю! – Эллен взяла Руфь за руку. – Жаль, что моя мать была не такая, как ты!

– Все, вам пора ехать, а то вы никуда не успеете! – сказала Руфь, вытирая слезы тыльной стороной кисти.

Пешком до Шартра идти было девять дней, и каждый раз Эллен проходила немного большее расстояние. В конце путешествия она уже чувствовала себя такой же сильной, как и прежде. К Шартру они подошли поздним вечером. Многие торговцы и ремесленники уже расставили на площади свои лотки и шатры. Пьер еще не приехал. Эллен с Жаном поторопились найти хорошее место для шатра и быстро его установили.

В то время как Мадлен занялась распаковыванием вещей и приготовлением ужина, Эллен и Жан прошлись по площади.

– Вон лоток оружейника! – воскликнул Жан и побежал вперед.

Эллен медленнопошла за ним и подошла к лотку уже тогда, когда Жан разговаривал с мастером.

– Я сказал ей, что ваш клей самый лучший.

– Вот как? Ты приводишь мне новых клиентов? Молодец, мальчик. Я приготовил клей сегодня утром, – сообщил оружейник, не обращая внимания на Эллен.

– Тогда разрешите на него взглянуть, – громко сказала она, ослепительно улыбнувшись.

Эллен знала, как мужчинам нравится ее улыбка, и всегда старалась вызвать симпатию у людей, у которых она собиралась что-то купить.

– Это ты кузнец, что ли?

– Да, я, – дружелюбно ответила Эллен.

– А зачем кузнецу клей? Что, железо не куется? – Оружейник, хлопнув себя руками по бедрам, громко расхохотался.

Эллен постаралась не показать своей обиды.

– Разрешите? – Подойдя к горшку с клеем, она прикоснулась к густой массе.

Клей был очень качественным, прозрачным и густым – это было видно с первого взгляда. Она кивнула Жану, и тот выторговал для нее хорошую цену.

– Ты славный мальчик, – сказал оружейник. – Хочешь дальше работать на меня? Они с Сильвайном хорошо ладят. – Последняя фраза предназначалась Эллен. – Вот, эта кроличья лапка приносит удачу. – Оружейник протянул Жану амулет, а затем повернулся к Эллен и доверительно сказал: – Ты не обижайся, что я смеялся. Просто странно, что такая симпатичная молодая девчонка, как ты, предпочитает ковать оружие вместо того, чтобы выйти замуж и завести детей.

Эллен едва заметно кивнула. Они пошли обратно к своему шатру. Жан все время гладил мягкий мех кроличьей лапки.

– Мне нравится у него работать. Он всегда весел и много шутит, хотя в этот раз шутка ему, пожалуй, не удалась. Он наверняка не имел в виду ничего плохого. – Жан бежал вприпрыжку рядом с ней.

Подойдя к своему шатру, Эллен увидела Пьера и Армелию. Их тележка была загружена доверху.

– Слушай, я тебе еще не говорил, чтобы ты не нервничала. Руфь сказала, что тебе нельзя волноваться, пока ты окончательно не выздоровеешь.

– Что ты мне не рассказал?

– Пьер ужасно сердился из-за того, что ты не вышла на работу. Он сказал, что не знает, захочет ли нанять тебя снова. – Жан боялся взглянуть на Эллен.

Жан мучился уже несколько дней, не решаясь рассказать об этом Эллен.

– А, Пьер! Он наверняка уже обо всем забыл. – Эллен беззаботно махнула рукой.

– Но он был просто-таки в ярости!

– Что ж, посмотрим!

Эллен чувствовала себя достаточно сильной, чтобы не опасаться последствий этого разговора. Высоко подняв голову, она подошла к Пьеру в тот момент, когда Армелия скрылась за повозкой.

– Пьер! – Эллен кивнула ему. – Я вернулась. В первый момент Пьер казался удивленным.

– Судя по твоему виду, нельзя сказать, что ты при смерти! – проворчал он.

– Мне уже лучше, спасибо. – Эллен оставалась спокойной: она достаточно хорошо знала Пьера и понимала, что вся его ярость давно уже улеглась. – А у тебя все в порядке?

– Работы было много, – с упреком сказал он.

– Тогда давайте я помогу вам с разгрузкой телеги, и мы сможем начать работу. Ну как, мастер? – Эллен принялась разгружать тележку.

– Хорошая идея. – Казалось, Пьер обрадовался, что Эллен ни словом не обмолвилась о его претензиях, высказанных Жану.

– Ну, как там твой меч? – спросил он серьезно. Это был первый раз, когда он открыто проявил интерес к Атанору.

– Собираюсь начать работу над эфесом. Клинок и ножны уже готовы, осталось совсем немного.

– Ты мне его покажешь, когда он будет готов? – Удивительно, но в голосе Пьера Эллен не уловила насмешки.

– Конечно, мастер.

Было уже совсем темно, когда Эллен и Пьер наконец все выгрузили из телеги и навели порядок в кузнице. Жан, который собирался начать работу у оружейника только завтра, помог им при разгрузке, и Пьер дал ему за это пару золотых.

– Ловкий ты парень! – Кузнец потрепал мальчика по плечу. Только теперь Эллен заметила, как Жан вырос. Сейчас он был кузнецу по подбородок.

На следующий же день Эллен изготовила две половинки металлического набалдашника, которые должны были скреплять рукоять помимо клея, которым она собиралась склеить две деревянных половинки рукояти. В совокупности все это должно было защищать эфес в самых ненадежных местах от трещин. Смазав половинки клеем, она сжимала их, пока клей немного не подсох, а затем обмотала эфес веревкой, которую нельзя было снимать, пока клей полностью не высохнет. На следующий день нужно было отшлифовать край склейки и натереть весь эфес льняным маслом, чтобы места склейки не были видны.

Эллен с удовольствием осмотрела эфес. Сердце ее учащенно забилось от гордости. Она хотела обмотать эфес темно-красной льняной нитью. Когда все части меча будут скреплены, она уравновесит меч на вытянутом левом указательном пальце, чтобы определить центр оружия, так как именно там следовало делать гравировку.

Она долго раздумывала, каким знаком украсить меч, и в конце концов решила выбрать маленькое сердечко. Сердце символизировало мужество и отвагу рыцаря, а также избранный им жизненный путь. То, что кое-кто считал сердце символом любви, Эллен впервые услышала совсем недавно и решила, что Гийом на это внимания обращать не станет.

Но прежде ей нужно было полностью завершить изготовление рукояти и окончательно сбалансировать рукоять и лезвие. Она выковала из остатков железа овал шириной в два пальца и сделала в нем отверстие тем же инструментом, который она использовала для гарды, – он был изготовлен специально для этого меча. От ударов молота заготовка приняла круглую форму, но Эллен еще пару раз ударила по ней молотом, чтобы круг получился таким, как ей хотелось, а затем взяла надфиль и шлифовальный камень. В конце концов круг получился идеальным. Она отшлифовала и отполировала головку, пока та не начала сиять так же, как и гарда. Наконец она закрепила его на рукояти и несколькими точными ударами надела поверх головки заклепку, удерживавшую набалдашник на месте.


Придя на следующее утро в мастерскую, Эллен никак не могла избавиться от ощущения, что за ней следят. Может быть, Гийом был где-то неподалеку? Все ее мысли были о нем, и дело у нее не спорилось. Она едва смогла разжечь огонь в горне, потом пережгла железо, так что искры полетели во все стороны.

– О Господи! Ну возьми себя наконец-то в руки! – прикрикнул на нее Пьер. – Да что с тобой такое?

– Я не знаю. Мне очень жаль, правда. У меня такое предчувствие, что сегодня произойдет что-то плохое.

– Бабьи бредни! – нетерпеливо отмахнулся от нее Пьер. – Давай, делом занимайся.

Только к вечеру Эллен удалось сосредоточиться. Ей нужно было еще выковать наконечник для копья. Она стояла у наковальни и трудилась над наконечником, когда кто-то вошел в мастерскую. Это точно был не Гийом, его шаги она сразу узнала бы. В его походке было что-то властное, внушающее уважение. А мужчина, который только что вошел в кузницу, двигался крадучись, неуверенно – так ей показалось, и она даже не стала оборачиваться, увидев краем глаза, что с клиентом начал разговаривать Пьер.

Но когда она услышала голос этого мужчины, у нее волосы встали дыбом. Этот голос она не могла забыть никогда! Тибалт стоял от нее всего в нескольких шагах. Эллен молилась, чтобы Пьер не стал окликать ее, иначе Тибалт ее сразу же узнал бы! Хотя прошло уже шесть лет, ей внезапно показалось, что все случилось вчера. Эллен нервно протерла тряпкой железо, которое она зажала в руке. Разговор шел о починке оружия, которое принес Тибалт, мужчины не обращали на нее никакого внимания. Только когда Тибалт ушел, Эллен решилась оглянуться. О Господи, что же ей теперь делать? Не могла же она все время убегать и прятаться от него! Девушка, растерявшись, отвернулась к наковальне, когда внезапно кто-то подошел к ней сзади и шепнул на ухо:

– А ты похорошела!

Эллен испуганно обернулась. Он же ушел!

– Чего ты хочешь? – резко спросила она у Тибалта.

– Одну ночь с тобой, птичка моя.

– Ты что, с ума сошел? – Эллен задохнулась от возмущения.

– Ну не надо ломаться! Я же заметил, что ты путаешься с Гийомом. Знаешь, а вы хорошо смотритесь вместе, занимаясь любовными играми! Мне понравилось!

От стыда и ярости у Эллен закружилась голова. Девушка невольно покраснела.

– Я хочу тебя. У меня, в лесу или на лужайке – выбирай сама, мне все равно.

– Ты сумасшедший! Тибалт, это грех! Ты же мой брат! – внезапно вырвалось у нее.

Что ж, теперь он об этом знал. Тибалт только фыркнул.

– Прежде чем жениться на твоей матери, твой отец переспал с моей матерью, и она забеременела. В общем, та же ситуация, что у тебя тогда с Розой.

Тибалт расхохотался.

– Ты ублюдок де Турно? Да уж, тебе бы этого хотелось! Значит, ты прослышала о смерти моего отца. Его спросить об этом уже нельзя, так что я должен тебе просто поверить, правда? Вот только я тебе не верю. И мне все равно, что ты тут болтаешь. Я хочу тебя и от своего не отступлюсь. Ты будешь моей!

Эллен старалась не запаниковать.

– Убирайся отсюда! – Она угрожающе подняла правую руку с зажатым в ней молотом.

– Кстати, сюда приехал наш друг Гийом. Вряд ли он будет рад узнать, что Эллен и Элан – это одно лицо. Но можешь не волноваться, если ты придешь ко мне, я никому ничего не скажу. – Он приложил палец к губам. – Знаешь, я могу быть очень нежным.

Эллен стало плохо. Когда она увидела его отвратительную ухмылку, ее захлестнули воспоминания о том дне, когда он над ней надругался.

– Даю тебе три дня на размышление. Если ты не придешь, я ему все расскажу. Гийому совсем не понравится то, что ты ему солгала. Он терпеть не может лжецов, бедняжка! – Тибалт презрительно расхохотался. – Предупреждаю тебя, хорошенько подумай над моим предложением. Ты все равно будешь моей, так или иначе!

Развернувшись, он вышел из кузницы широким шагом. Жан, который чуть не набросился на него с кулаками, с удивлением посмотрел ему вслед.

– А кто это был? – спросил он и вдруг увидел исказившееся от ужаса лицо Эллен. – О Боже, что он с тобой сделал? Ты выглядишь как-то странно!

Эллен, дрожа от внутреннего напряжения, смогла лишь покачать головой.

– Мне нужно срочно уйти отсюда. Пьер! – громко окликнула она кузнеца. – Я сейчас уйду, а вернусь только завтра утром. – Она стала извиняться перед мастером.

– Ну что еще стряслось? – недовольно буркнул кузнец, но тут же, увидев лицо Эллен, понял, что действительно случилось что-то серьезное.

– Ну ладно, я просто вычту из зарплаты за время твоего отсутствия, – примирительно сказал он.

– Все, пойдем. – Эллен потянула Жана за рукав.

Они пробились через толпу на площади, и только когда они остались одни, Эллен начала рассказывать.

– Тот рыцарь, которого ты видел, – это мой брат.

– Что-о?

– Его отец переспал с моей матерью. Это случилось в Англии. Она была тупой коровой, а он… ну, ты понимаешь… Я знаю Тибалта по Танкарвиллю, так же как и Гийома.

Эллен объяснила ему, почему ей прошлось бежать из Танкарвилля.

– Хорошая же у тебя была подружка! Такое предательство! – заметил Жан.

– Я тоже так сначала подумала. Но ведь она не понимала, к чему приведет ее откровение.

Дальше Эллен рассказала ему о том, как Тибалт ее избил, и даже о надругательстве. После всего, что Жан рассказал ей о Мадлен, он наверняка прекрасно ее понимал и не стал бы осуждать. Когда она говорила о Тибалте, ее руки невольно сжимались в кулаки, и она заметила, что с Жаном происходит то же самое.

– Я его убью! – воскликнул он, рубанув рукой по воздуху.

– Ты мой герой! – Эллен взглянула на него с благодарностью.

Почему бы Гийому не принять ее сторону? Ей бы хотелось, чтобы именно он защищал ее честь. Вот только он осудит, наверное, ее, а не Тибалта. Эллен почувствовала, как в ней начала подниматься горечь и печаль.

– Если он расскажет обо всем Гийому, я его больше никогда не увижу.

– Но у вас и так нет будущего. Ты должна опередить Тибалта и сама рассказать обо всем Гийому. Тогда он будет сам решать, отказываться ли ему от тебя из-за твоей лжи, или радоваться, что ты рассказала ему правду. Если он ничего к тебе не чувствует и будет считать себя обиженным, значит, таков его выбор.

– Жан, я так не могу! – Эллен всхлипнула.

– Чего ты больше боишься – Тибалта и его страсти к тебе или разочарования Гийома?

Эллен пожала плечами.

– Честно говоря, я и сама не знаю!

С тех пор как она в последний раз наслаждалась радостями плотской любви с Гийомом, прошло почти три месяца, и все это время у нее не было месячных. Однажды ей показалось, что они у нее начались, но кровь шла всего лишь полдня. До этого момента она старалась отгонять тревожные мысли, но сейчас стала подозревать, что беременна.

Два дня все было спокойно. Ни Тибалт, ни Гийом не появлялись в мастерской, а слежки за собой Эллен больше не замечала. Итак, она решила заниматься украшением Атанора, чтобы отвлечься от тревожных мыслей. Маленькое сердечко на лезвии она выгравировала довольно быстро. Она осторожно вставила золотую нить в гравировку, проверила большим пальцем, гладкая ли поверхность, и сразу же протерла лезвие тряпкой, чтобы от влажного прикосновения ее пальцев лезвие не потемнело. Она с удовольствием осмотрела меч. Маленькое золотое сердечко выглядело очень красиво и изящно и находилось прямо посередине меча. Эллен приобрела немного медной проволоки и выгравировала с другой стороны лезвия вытянутое «Э» в кругу – это был ее знак. Гравируя букву, она вспомнила первые уроки мастерства, данные ей Джоселином. Он часто гравировал целые фразы на предметах культа, так что Эллен хорошо научилась это делать. Очень долго эти буковки были для нее лишь бессмысленными закорюками – довольно симпатичными, но совершенно бессмысленными. Лишь со временем она выучила все буквы и натренировалась писать несколько слов, которые приходилось гравировать чаще всего. Завершив работу над буквой «Э», она критически ее оценила. Буква была красивой, закругленной, с вертикальными полосками по краям. Центр округлой части прорезала горизонтальная полоска с крохотной вертикальной полоской в конце. Буква была помещена в круг, который Эллен выводила с особой тщательностью. Взглянув на результат, она улыбнулась, гордая собой. Когда Жан пришел в мастерскую, она похвасталась ему, показав Атанор.

– И я тоже участвовал в его создании? Это то же самое железо? Это та бесформенная заготовка? – изумленно спросил он.

– Представить себе не могу, что может быть лучше работы кузнеца. Атанор получился сбалансированным, изящным и острым. Невероятно острым! – Эллен сияла.

– Да, Элленвеора, должен признаться, что я впечатлен.

– Надеюсь, ты будешь не единственным, кому понравится Атанор. Так что, Гийом уже приехал?

– Анри говорит, что свита молодого короля прибыла три дня назад.

– Хорошо. – Эллен вложила меч в ножны и завернула Атанор в ткань.

– А можно, я его понесу? – Жан поднял меч.

– Да, конечно! – Эллен задумчиво взглянула на мальчика. – Ты знаешь, я сделаю то, что ты мне советовал, – я расскажу Гийому о моей лжи. Но прежде чем он обо всем узнает, я хочу, чтобы он взглянул на Атанор. – На мгновение ее взгляд стал отсутствующим, но она взяла себя в руки. – Смотри, какая оковка!

– Это золото? – спросил восхищенный Жан.

– О Господи, конечно же нет, откуда у меня такие деньги? Это латунь, но выглядит неплохо, да?

Жан восторженно закивал.

– Подходит к темно-красному цвету ножен. Твой меч великолепен. Ты не должна его продавать, ведь это доказательство твоего мастерства. Если ты будешь его показывать, нанимаясь на работу, тебя возьмут в любую кузницу, это уж точно!

– Я так не считаю. Скорее всего, никто не поверит в то, что я его сама сделала. А злые языки станут говорить, что я его украла. – Она грустно покачала головой. – Самое главное для меня – это чтобы он понравился Гийому! – При мысли об этом она просияла.

– Гийому! – простонал Жан.

– Ну конечно! Он сказал, что если меч будет хорошим, то он порекомендует меня молодому королю.

– Да ладно, он же все равно нищий. Это сказал Анри, а он знает обо всем, что творится при дворе молодого короля.

– Может быть, у короля-сына сейчас действительно не так уж много денег, – заупрямилась Эллен, – но когда умрет его отец, он унаследует и его власть, и деньги. Вот увидишь, Жан, однажды я сделаю меч для самого короля! Я в это верю!

Они уже почти подошли к своему шатру, когда на Жана набросился молодой парень и толкнул его на землю. Он схватил завернутый меч и попытался сбежать.

У Эллен ёкнуло сердце. Перепрыгнув через лежащего на земле Жана, она бросилась за вором. Не для того она работала, чтобы явился какой-то бездельник и отобрал ее сокровище! Эллен вспомнила карманника из Ипсвича. На этот раз вор от нее не уйдет! Она со всех ног бежала за ним через толпу и вскоре действительно его догнала. Вытянув руку, она схватила его за пояс. Дернув парня к себе, она повалила его на землю и уселась на него верхом. Двое мужчин, стоявших рядом, рассмеялись, но не стали вмешиваться.

– У тебя есть кое-что, принадлежащее мне! – Эллен изо всех сил ударила пария кулаком по лицу, что сразу же вывело его из строя.

Вырвав из его рук Атанор, она отпустила парня. Вор хотел было вскочить и снова отобрать меч, но затем увидел приближавшегося мужчину и скрылся в толпе.

Эллен удивилась его поведению, но тут заметила Тибалта.

– Вместо того чтобы нападать на бедных невинных парней, пришла бы лучше ко мне, – шепнул ей Тибалт.

Эллен посмотрела ему прямо в глаза, и увидела там сверкающие золотистые крупинки.

– Ты можешь взять меня только силой, по своей воле я с тобой не лягу, – заявила она так, словно плюнула ему в лицо.

– Жаль. Бедняжка Гийом, он так расстроится, когда узнает правду о тебе! – Тибалт покачал головой, будто сожалея об этом.

– Я ему сама все расскажу.

– Может быть, мне удастся тебя опередить?

– Какая разница! Он будет ненавидеть меня за это – хоть так, хоть этак. – Эллен пожала плечами и, развернувшись на каблуках, ушла.

Жан, появившийся в этот момент, взглянул на Тибалта с презрением и ухмыльнулся.

– А ну пшел вон, недоносок! – прикрикнул на него Тибалт, замахиваясь кулаком.

Жана как ветром сдуло.

– Ну ты его и разозлила! – сказал он Эллен, догоняя ее.


Когда Эллен на следующее утро пришла в кузницу, то увидела у входа двоих мужчин. Она замедлила шаг, узнав широкую спину, почти закрывавшую от нее Пьера. Сердце у нее забилось сильнее. Увидев ее, кузнец дружелюбно кивнул.

– Вот она, сэр Гийом!

– Элленвеора! – Гийом просиял.

По нему было видно, что он сгорает от страсти. Эллен кивнула мастеру.

– Одну минуточку. – Она мило улыбнулась Пьеру, и тот вышел.

– Я искал тебя на турнире в Компьене, где ты была?

Эллен невольно улыбнулась. Если она не ошибалась, Гийом ее ревновал.

– Я болела, – просто сказала она.

– Вот как? – Казалось, Гийом не знал, верить ей или нет.

– Я закончила работу над мечом. Хочешь взглянуть? – Она протянула ему сверток.

– Да, конечно хочу. – Он придвинулся к ней. Сердце Эллен выскакивало из груди.

– Пойдем, Пьер его тоже еще не видел.

Эллен развернула меч. Пьер и Гийом не могли оторвать взгляда от меча.

Темно-красные ножны были воплощением изысканности.

Гийом с видом знатока поднял брови и, взяв у Эллен Атанор, взвесил меч в обеих руках, затем взялся правой рукой за рукоять и вытащил клинок из ножен – медленно и почтительно.

– Он отлично лежит в руке! – уважительно сказал он и рубанул лезвием в воздухе. – Он острый?

– Я легко разрезала им волосок, – спокойно сообщила Эллен.

Гийом одобрительно кивнул и с восторгом стал осматривать Атанор. Форма режущей кромки сверкающего лезвия была идеальной. Подняв голову, Гийом протянул меч кузнецу.

– Взгляните, он просто великолепен. Изумительно! Что скажете?

– Дайте-ка я посмотрю на него поближе, милорд. – Пьера так и распирало от любопытства.

Гийом вложил клинок в ножны и передал меч Пьеру. Кузнец критически осмотрел оружие и в конце концов со скучающим видом пожал плечами.

– Хороший блеск, но слишком мало украшений. Всего две гравировки, к тому же одна из них медная, – заметил он.

По его лицу было видно, что он сгорает от зависти.

– Все эти украшения – такое фанфаронство! Нельзя оценивать оружие, обращая внимание лишь на эти глупости! Ведь не в украшениях дело! Меч великолепно сбалансирован. Он особенный, у него будто есть душа! – Гийом захлебывался от восторга.

Он снова вытащил меч из ножен. Эллен взяла полено толщиной в руку и протянула ему. Гийом разрубил его одним ударом, выбив деревяшку из рук Эллен.

– О! Острый! Очень острый! – воскликнул пораженный Гийом. Пьер пожал плечами.

– Хороший меч, Элленвеора, – сказал он, изо всех сил стараясь выглядеть равнодушным, а затем отвернулся и стал заниматься своей работой.

– Он знает, что меч не просто хороший, а отличный. Он просто боится это признать, – шепнул ей Гийом и поцеловал ее в кончик носа, не обращая никакого внимания на то, что их могли увидеть.

Эллен, смутившись, оглянулась.

– Мы не можем увидеться после работы? Я должна с тобой поговорить. Это очень важно, но не предназначено для чужих ушей, – пояснила она.

Гийом кивнул.

– Я за тобой зайду, – сказал он и махнул ей рукой.

– Но Атанор останется здесь! – Она рассмеялась, забирая у него меч.

– Он все равно будет моим, так или иначе! – бросил он ей через плечо и ушел.

– Тогда собирай деньги, чтобы ты мог его приобрести, – буркнула Эллен, но Гийома уже не было в кузнице.


Незадолго до захода солнца к Эллен пришла Мадлен.

– Гляди! – она показала Эллен серебряную монетку. – Он сказал, что я должна что-то тебе передать. Я ничего не поняла, но он сказал, что я просто должна это тебе сказать. Он сказал, что ты поймешь. – Вид у Мадлен был беззаботный.

– Что? Говори уже!

– Он сказал, что он птицелов и у него есть хорошая приманка для того, чтобы поймать самую красивую птичку в мире. А потом он спросил меня, приходится ли Жан мне братом. – Мадлен захихикала. – Ты это понимаешь?

Только сейчас Эллен догадалась, что загадочный рыцарь, который давал Мадлен серебряные монетки, был не Гийом, а Тибалт.

– Где он? – выдавила она.

– Кто?

– Жан! – Эллен запаниковала, так как Мадлен ответила не сразу.

– Я не знаю, я его не видела!

– Сходи к оружейнику и спроси, там ли он. Если его там нет, посмотри в шатре, затем возвращайся сюда. Я уже заканчиваю работу. Поторопись, Мадлен, это важно. Я боюсь, что Жану угрожает опасность!

Мадлен улыбалась, но при этих словах глаза у нее распахнулись от страха.

– Да, сейчас. – Она бегом бросилась из кузницы.

Эллен поспешно закончила работу и убрала инструменты. Она все время оглядывалась и молилась, чтобы она ошиблась, и на самом деле с Жаном все было в порядке. Она так надеялась, что Жан и Мадлен сейчас зайдут в кузницу… Но что она будет делать, если Жан сейчас во власти Тибалта?

– Ну что, готова? – Нежный голос Гийома отвлек ее от грустных мыслей.

Эллен захотелось броситься ему на шею.

– Да, я уже иду. – Ей пришлось взять себя в руки.

Скорее всего, Гийом никогда не простит ей, когда узнает то, что она собиралась ему рассказать. Сняв передник, она сложила его и упаковала вместе со своими инструментами. Затем она взяла Атанор и повернулась, собираясь уходить. Она как раз подошла к Гийому, когда к ней подбежала Мадлен.

– Элленвеора! Его нет! Я нигде не могу его найти!

– О ком она говорит?

– О Жане… Я тебе о нем рассказывала!

Гийом кивнул.

– Да, точно.

– Давай я отнесу инструменты и меч в шатер, а потом мы немного пройдемся. Я тебе срочно должна кое-что рассказать.

– Вот как? Сгораю от любопытства! – Гийом шутливо подмигнул ей.


– Подожди немного, мне нужно спрятать инструменты, – попросила она и оставила Гийома у шатра.

Она уже собиралась вернуться к нему, когда услышала, что ее кто-то тихонько зовет. Это не мог быть голос Жана. За шатром она обнаружила худенькую женщину, прятавшуюся в полутьме.

– Кто вы и что… – Эллен запнулась. – Роза? Это ты?

Кивнув, женщина упала перед ней на колени и разрыдалась. Эллен подняла ее на ноги. Ее тело казалось изможденным, а судя по тому, что у нее под глазами пролегли темные круги, она была очень несчастна.

– Что ты здесь делаешь?

Роза отерла слезы.

– Тибалт такая сволочь! Я просто старалась этого не видеть и всегда делала то, что он хотел. Ах, Эллен, я была такой глупой! – Роза всхлипнула.

– Ты по-прежнему с ним? – изумленно спросила Эллен. Роза смущенно опустила взгляд и кивнула.

– Почему ты позволяешь ему делать тебе больно?

– Я думала, что он меня любит. По-своему, но любит. – Она смотрела на Эллен, и ее огромные детские глаза были полны печали.

– Иногда, когда мы занимаемся любовью, он кажется таким любящим, таким нежным. Поэтому я всегда надеялась, что он изменится, но этого так и не произошло. Он уже несколько месяцев крутится вокруг этой девушки. – Роза указала на Мадлен. – Я за ним следила и сгорала от ревности. Я думала, что он в нее влюбился. Но он просто выспрашивал у нее о тебе. – Эллен сжала руки в кулаки.

– Я надеюсь, он не прикасался к ней своими мерзкими ручонками.

– Он одержим тобой, Эллен, и это делает его таким опасным. Он бегает по своему шатру туда-сюда и повторяет твое имя. Мне так жаль, что я тебя тогда выдала. Я была слепа от любви. Я этого не хотела, пожалуйста, поверь мне!

Эллен подошла к Розе и обняла ее.

– Ладно, хватит об этом, что было, то прошло.

– Но теперь Тибалт держит твоего друга в заложниках.

– Ты имеешь в виду Жана?

Роза кивнула.

– Он угрожает его убить, если ты не придешь. Ты можешь себе это представить?

– Да, Роза, могу.

Роза глубоко вздохнула.

– Приди в его шатер тайком. Я тебя впущу, – шепнула она. – Мне нужно идти. Если меня долго нет, он начинает сходить с ума.

Отвернувшись, она ушла.

– Что случилось, Элленвеора? – воскликнул Гийом. Он успел уже обыскать весь шатер, но так и не нашел ее.

– Тибалт! – выдохнула она.

– О нет, опять он! – застонал Гийом. Эллен собрала все свое мужество.

– Я Элан, а не его сестра. Тибалт об этом знает. Он угрожал все тебе рассказать, если я ему не отдамся. Я послала его к черту, сказав, что сама тебе расскажу, кто я на самом деле. Наверное, он решил, что это неподходящий способ заставить меня подчиниться, и взял Жана в заложники, – протараторила Эллен и запнулась.

– А что теперь? – спокойно спросил Гийом.

– А что теперь? – изумленно переспросила Эллен.

– Что нам теперь делать? Я имею в виду, как насчет Жана?

– Ты вообще понял, что я тебе сказала? Я Элан!

– Ну, конечно же, я тебя понял, Эллен. Ты что, действительно думала, что я этого не заметил? Один твой запах чего стоит! Я до сих пор не понимаю, как ты могла так долго обманывать всех остальных, в том числе и Тибалта. При нашей первой встрече, тогда, в лесу, в Танкарвилле, я начал тебя подозревать, а когда мы встретились третий раз, уверился в этом окончательно.

Онемев, Эллен смотрела на Гийома, широко распахнув глаза.

– Ты… ты все это время знал? – В Эллен закипала ярость. На мгновение от злости она забыла обо всех своих неприятностях. Но Гийом лишь пожал плечами и ухмыльнулся.

– Ну и что?

Эллен казалось, что она его ненавидит. Все эти истории о женщинах, которые он ей рассказывал, а она мучилась от этого!.. Все его подозрения насчет Розы… Все это был лишь обман? Она задыхалась от возмущения.

– Поверить в это не могу. Ты насмехался надо мной все это время?

– А что, было бы лучше, если бы я тебя разоблачил? – раздраженно спросил он.

Эллен не знала, что на это ответить. Конечно же, она должна была чувствовать благодарность к нему за то, что он сохранил ее тайну, но насколько было бы лучше, если бы это была их общая тайна!

– Мы что, так и будем тут болтать? Нам нужно освободить твоего юного друга прежде, чем Тибалт натворит еще что-нибудь, – нетерпеливо сказал Гийом.

Он просто сгорал от нетерпения – так ему хотелось помешать воплощению коварных планов Тибалта.

Эллен лишь фыркнула и взяла Атанор.

– Ты останешься здесь и будешь нас ждать, пока мы не вернемся! – строго приказала она Мадлен. – Ни в коем случае не двигайся с места, слышишь?

Гийом, которого обуревала жажда действий, шел впереди.

– Но тебе совершенно не нужно со мной идти.

– Я знаю, что ты хорошо умеешь обращаться с мечом, Эллен, но у Тибалта намного больше опыта. Кроме того, он коварнее тебя. Я все равно его терпеть не могу, а Жан тут вообще ни при чем. Это вопрос рыцарской чести.

– Подумаешь, честь! – вырвалось у Эллен. Гийом сделал вид, что не услышал этого.

– Лучше всего будет, если я сделаю вид, что зашел к Тибалту в гости. По старой дружбе, так сказать. А ты…

– Я прокрадусь через другой ход и попытаюсь освободить Жана и убежать. Да уж, ты у нас великий тактик! – прервала его Эллен и тут же рассердилась на себя, потому что вела себя, как базарная баба. В конце концов, почему она на него обижается? Он же лгал ей не больше, чем она ему. – Я понимаю, что это самое разумное решение. Так Тибалт не сразу что-то заподозрит. Если нам удастся избежать открытой стычки, то все пройдет хорошо. – Она попыталась говорить спокойнее.

Вскоре они расстались. Эллен, как они и договорились, пошла к заднему ходу шатра: Гийом сказал ей, какой именно шатер принадлежит Тибалту. К этому моменту уже стемнело, и по всей площади горели факелы. Перед шатрами у больших костров сидели стражи. Они готовили себе еду, пили и развлекались. Эллен увидела вдалеке фигуру Гийома. Он шел к красно-зеленому шатру. Стражу входа приветливо поздоровался с рыцарем и пропустил его внутрь, ничего не спросив. Очевидно, все считали Гиойма другом Тибалта.

На мгновение Эллен задумалась, не заманивают ли ее в ловушку.

– Жан. Я должна подумать о Жане! – пробормотала она и подобралась к шатру вплотную.

Везде было спокойно. Лошади, привязанные невдалеке, мирно паслись, не обращая на девушку никакого внимания. Розы нигде не было. Эллен прислушалась, не разговаривают ли Гийом с Тибалтом, и в это мгновение кто-то дернул ее за платье. Она испуганно оглянулась, готовясь нанести удар, но это была Роза. Она прижала палец к губам и махнула рукой. Эллен молча пошла за ней. Сбоку в шатре было узкое отверстие.

Роза пролезла через него первой. Не зная, что ее там ждет, Эллен последовала за ней. Оглядевшись, она увидела, что находится в маленьком уютном отделении шатра. Огромное ложе с подушками, одеялами и мехами, должно быть, принадлежало Тибалту.

На полу лежал Жан, прижав голову к коленям. Он не двигался, и Эллен, испугавшись, легонько толкнула его. Жан поднял голову. Его избили так сильно, что у него распухло лицо, а глаза превратились в две крошечные щелки. Он почти ничего не видел и, очевидно, испугавшись, что его опять будут бить, съежился.

– Это я, Эллен. Я вытащу тебя отсюда, – шепнула она. Жан радостно кивнул и протянул ей руки, связанные на спине.

Вытащив нож, Эллен разрезала веревки и на руках, и на ногах.

Гийом и Тибалт о чем-то возбужденно разговаривали. Вскоре они перешли на крик.

Внезапно Эллен услышала женский голос и, выпрямившись, прислушалась.

– О боже, это Мадлен! – шепнула она. Затем она услышала раскатистый хохот Тибалта.

– Жан! Ей нужен ее Жан! – Он продолжал хохотать. – А мне вот нужна Эллен, – заорал он внезапно.

Эллен достала Атанор из ножен.

– Забери отсюда Жана. Встретимся у моего шатра, – шепнула она Розе и вошла в соседнее отделение шатра.

Увидев ее с Атанором, Тибалт достал из ножен свой меч.

– Ты что, с ума сошел? Тибалт, ты хочешь драться с женщиной? – Гийом усмехнулся.

– Только не надо притворяться! Я знаю, что ты ее… – Тибалт рассмеялся. – Вот только я поимел ее до тебя, дружок!

Казалось, Гийом не понял, что имел в виду Тибалт, и просто покачал головой.

Краем глаза Эллен увидела оруженосца, который бросился к Мадлен. Эллен подпрыгнула к нему и замахнулась Атанором. Она фехтовала лучше оруженосца и оттеснила его к Гийому, а тот приставил к его спине свой меч. Затем она, закрывая Мадлен своим телом, попыталась пробраться к выходу. Чтобы не дать ей сбежать, Тибалт преградил ей путь.

– Да ладно, отпусти ты их! – попробовал успокоить его Гийом. Однако Тибалт лишь бросил на него презрительный взгляд.

Эллен, в свою очередь, воспользовалась тем, что он отвлекся, и ударила его мечом по ведущей руке. Она била его по этому месту уже второй раз. Его лицо исказилось от боли. Из раны на руке у него текла кровь, пропитывая ткань светлой рубашки, капая с кончиков пальцев. Он не собирался отпускать Эллен и Мадлен, но теперь ему пришлось опустить меч.

– Бегите! Я его задержу! – приказал Гийом, кивая Эллен.

Побледневшая Мадлен стояла за ее спиной, прижав руку к животу, словно она что-то держала под рубашкой. Эллен потащила ее наружу. Стражи по-прежнему пили-гуляли и не обратили на них никакого внимания. Вот только стражник, который впустил Гийома, с удивлением посмотрел на девушек.

– Не дайте им уйти! – закричал Тибалт.

Казалось, молодой стражник испугался, но все же попытался встать у них на пути. Он достал свой короткий меч, но, очевидно, не заметил, что Эллен держит в руке Атанор. Внезапно она ударила его мечом по плечу так, что раздробилась кость. У паренька расширились глаза от боли и удивления, и он, все с тем же выражением изумления на лице, упал. Его кровь брызнула на Мадлен, и та взвизгнула. Эллен потащила ее к их шатру.

– Он мог нас убить! – оправдывалась она по дороге.

Чувствовала она себя просто отвратительно. Она впервые убила человека. Конечно, мечи и предназначались для победы в бою, но она во время своих уроков фехтования с Гийомом никогда не думала, что ей когда-нибудь придется зайти так далеко.

Мадлен все время спотыкалась, но они довольно быстро добежали до шатра, где их уже ждали Жан и Роза.

Роза по указанию Жана уже начала собирать вещи и грузить их на Нестора. Эллен в мгновение ока сорвала шатер, вырывая крюки из земли.

Лицо и платье Мадлен были забрызганы кровью. Она так и стояла, бледная и дрожащая. Эллен свистом подозвала Серого, который сразу же принялся скакать вокруг них, радуясь суматохе. Прямо за площадью для турниров находился густой лес. В такой темноте идти туда было опасно, но другого выбора у них не было. Скорее всего, Тибалт вскоре бросится на их поиски, взяв себе пару мужчин в помощь.

Эллен взяла Нестора под уздцы.

– Роза, возьми за руки Мадлен и Жана. Тебе нельзя здесь оставаться, ведь Тибалт тебя убьет на месте.

Грустно кивнув, Роза последовала совету Эллен.

Жан ковылял рядом с ней, спотыкаясь на каждом корне, ведь он почти ничего не видел из-за распухших век.

Мадлен шла очень медленно, задумчиво, словно ей приходилось сосредоточиваться, чтобы не забывать переставлять ноги.

К счастью, было полнолуние. Буки и дубы давно уже сбросили свою листву, и сквозь ветви, напоминавшие тонкие руки, протянутые к небу, лился серебристый лунный свет, указывая им путь. Только там, где росли сосны, лес был темным, непроглядным. Эллен на мгновение остановилась, прислушиваясь, не идут ли за ними. Было тихо. Очень тихо. Лишь сова кричала где-то вдалеке.

– Нам нужно уйти как можно дальше. Затем мы остановимся на ночлег, а на рассвете двинемся в путь. Если Тибалт нас найдет… – Эллен не закончила предложения – все и так знали, что тогда произойдет. – Нам ни в коем случае нельзя разводить костер, ведь это сразу же привлечет внимание преследователей, – напомнила Эллен.

Наконец они расположились на ночлег. Все завернулись в свои плащи и покрывала. Серый улегся рядом с Мадлен и стал тихо скулить.

– Все в порядке, ничего же не произошло, – Эллен попыталась утешить пса, но тот не успокаивался.

Уже светало, когда Роза испуганно вскинулась. Серый, скаля зубы, стоял посреди небольшой полянки, на которой они устроились. Оказалось, что к месту их ночлега подкрался исхудавший волк. Серый, рыча, не спускал с него глаз. Роза подергала Эллен за рукав. Та мгновенно проснулась и, увидев волка, вскочила, вытаскивая меч из ножен. Она стала медленно приближаться к зверю. Волк был явно изголодавшимся. Наверное, его изгнали из стаи, и он был готов на все, чтобы наконец-то поесть. Казалось, в качестве завтрака он выбрал Мадлен. Та лежала не шевелясь, с широко открытыми глазами, а перед ней стоял рычащий Серый, готовый защищать ее до последнего вздоха. Пес был немного больше волка, но это зверя не смущало.

– Кыш! Кыш, кому говорю! – попыталась криками отогнать волка Эллен.

Тот вздрогнул, но не двинулся с места и продолжал скалить зубы на Серого и Мадлен.

Верный Серый уже изготовился к прыжку, но Эллен опередила его и одним ударом отрубила волку голову.

– Все в порядке, Мадлен! – крикнула она через плечо, срубила большую сосновую ветку и прикрыла ею мертвое тело зверя.

И тут Роза сдавленно вскрикнула.

– Элленвеора! Она… она мертва! – Роза стояла перед Мадлен на коленях и держала ее за руку.

Кровь на платье Мадлен была не только кровью молодого солдата. У нее был вспорот живот.

– Я совсем не заметила, что она… – Эллен упала на землю и разрыдалась. – Почему она ничего не сказала?

– Это ничего бы не изменило. – Жан старался говорить спокойно. – Может быть, она и была глупой. Это правда. Но она долго жила, постоянно ощущая угрозу смерти. Рана так ужасна, что мы не могли бы ей помочь. Она наверняка знала, что лишь задержит нас и этим навлечет на нас опасность. – Лицо Жана наутро распухло еще больше, по лиловым синякам стекали слезы.

– Это я во всем виновата, – в отчаянии пробормотала Эллен.

– Нет, это я во всем виновата. Если бы я тебя тогда не выдала, ничего бы этого не было! – воскликнула Роза.

– Слушайте, прекратите уже. Нам нужно ее похоронить. Она заслужила покой на том свете, раз у нее не было покоя на этом, – осадил их Жан.

Они с трудом вырыли неглубокую могилу, положили туда тело Мадлен и забросали его землей, а сверху обложили камнями.

– Господи, прошу тебя, прими ее в царствие твое! – стал молиться Жан, толком не знавший, как просить о бессмертии ее души.

– Нам нужно бежать, иначе ее мужество окажется напрасным! – Эллен была уверена, что Тибалт уже начал охоту.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОРА ДОМОЙ

Пролив Ла-Манш, Пасха, 1173 год

С моря дул легкий бриз, неся за собой крохотные обрывки облаков, словно пастух гнал своих овец в загон. В последние дни в море выходило все больше кораблей, ведь погода стояла как раз подходящая для плавания. Словно ореховые скорлупки с белыми парусами, они разрезали синюю воду. Море было спокойным, обещая приятное путешествие. Эллен задумчиво сидела на палубе. Они все долго скитались после смерти Мадлен, пока не нашли, наконец, в замке графа де л'Эгле пристанище на зиму. Они знали, что им теперь нельзя было работать на турнирах, ведь там они могли бы повстречаться с Тибалтом.

Чем больше Эллен думала о будущем, тем сильнее ей хотелось вернуться домой. Эллен взглянула на Розу, сидевшую невдалеке. Было видно, что та страдает от угрызений совести, ведь она сбежала без денег, и за прошедший месяц ей не удалось ничего скопить, так что теперь ей нечем было оплатить поездку. Эллен решила продать Атанор торговцу, хотя ей было трудно отдать меч кому-либо кроме Гийома. Роза оглянулась, и Эллен улыбнулась подруге: она была рада, что Роза и Жан поедут с ней в Англию. При мысли о родине Эллен едва сдержала улыбку. В ее воспоминаниях луга вокруг Орфорда были невероятно зелеными и сплошь покрыты цветами. А еще Эллен вспомнился приправленный специями козий сыр Эльфгивы, и ей захотелось есть. Эллен поерзала, пытаясь найти более удобную позу. За прошедшие пять месяцев она сильно поправилась. Эллен была уже на девятом месяце беременности, живот у нее выпирал вперед, а ноги так опухли, что не было видно косточек суставов. Эллен чувствовала, что у нее побаливает спина, и молилась небесам, чтобы Господь дал ей доплыть до Англии прежде, чем родится ребенок. На вторую ночь путешествия у нее начались схватки, и к утру она уже не могла терпеть. Оглядевшись, она хотела разбудить Жана, но того не было рядом. Протянув руку, Эллен разбудила Розу.

– Роза, ребенок!

– Что? – Роза явно запаниковала. – О Господи, что же мне делать?

– Приведи Жана! – Эллен знала, что Роза не могла ей помочь.

Тибалт еще дважды заставлял Розу избавиться от ребенка, и только в третий раз ей удалось убедить его оставить ребенка, но тот родился мертвым.

Эллен не сомневалась: Жан знает, что делать. Прибежав, Жан погладил Эллен по голове.

– Ну что ж, сейчас все устроим! – радостно сказал он. – Роза, поспрашивай у всех на корабле, кто умеет принимать роды.

– Мужчин тоже спрашивать или только женщин?

Эллен застонала.

– Только женщин. Роза. Сохраняй спокойствие, все будет хорошо. – Жан потрепал Розу по руке.

«Слишком уж он взрослый для своего возраста», – подумала Эллен, немного смутившись. С другой стороны, она была благодарна, что Жан обо всем заботится.

Вскоре вернулась Роза, ведя с собой приятную на вид женщину. Ее простая одежда казалась намного чище, чем была у всех остальных путешественников. Они с Жаном что-то поспешно обсудили, и он, дав задание Розе, отвел Эллен в спокойный уголок.

– Элленвеора, это Катрин. Она тебе поможет, – представил женщину Жан.

– Не бойся. У тебя все получится, – ободряюще сказала Катрин. – У меня пять детей. – Она улыбнулась. – Двое старшеньких тоже на корабле, я тебя с ними познакомлю.

Эллен попыталась улыбнуться в ответ, но боль от схваток исказила ее лицо, и Катрин погладила ее по руке.

– Когда станет совсем больно, кричи. Это не очень-то помогает, но все же становится немного легче! Вы двое, – обратилась она к Жану и Розе, – станьте перед ней, чтобы остальные не глазели на то, как она рожает!

– Наверное, умирать не так больно! – сказала со стоном Эллен в перерыве между схватками, ловя ртом воздух.

– О боли ты скоро забудешь, – утешила ее Катрин.

– Зачем Ева сожрала это яблоко! – Эллен продолжала стонать: никогда ей не нравилась эта история о грехопадении Евы и ее вине в страданиях всех женщин.

– Дай мне пару одеял, чтобы мы устроили ее поудобнее. В первую очередь ей нужно подложить что-то мягкое под спину, – продолжала распоряжаться Катрин. – Кроме того, ей будет нужна вода, так как при родах усиливается жажда. А после этого ей нужно будет съесть что-нибудь вкусное и питательное.

При мысли о еде Эллен снова застонала.

– Это твой первенец? – спросила Катрин, и Эллен кивнула. – Тогда у тебя все происходит очень быстро. У меня это длилось два дня!

– О Господи! – При мысли о том, что роды могут продлиться так долго, Эллен утратила остатки мужества.

– Не бойся, я не думаю, что тебе нужно будет так много времени. У моей сестры ребенок родился намного быстрее. Попытайся дышать глубоко и равномерно, это помогает, – посоветовала Катрин, а затем велела Розе приготовить таз с водой, нить и нож или ножницы.

– А зачем нить? – с любопытством спросил Жан.

– Нужно перевязать пуповину, прежде чем ее отрезать, – с готовностью объяснила Катрин.


Около полудня ребенок родился – ногами вперед.

– Этомальчик! Эллен, ты была права в своих предчувствиях. – Голос Розы звенел от счастья.

Катрин подняла ребенка за ножки и шлепнула его по попке. Кожа ребенка была синеватой. Мальчик закашлялся, а затем начал кричать. С каждым вздохом его кожа становилась все розовее. Быстро, но осторожно, Катрин натерла малыша маслом с солью и вымыла его в теплой воде, которую принес капитан. Затем она запеленала ребенка в чистые льняные тряпки, которые Эллен всегда носила с собой.

– Как же ты его назовешь? – спросила Роза, сияя.

– Уильям! – Эллен устало прикрыла глаза.

– Ну конечно… – Роза многозначительно улыбнулась. Эллен осторожно погладила сына пальцем по крошечной щеке.

Скорее всего, мальчик никогда не узнает, кто его отец, так пусть, по крайней мере, носит его имя.

Малыш начал как-то странно двигать челюстью.

– Ты должна приложить его к груди. Он голоден! – умиленно сказала Катрин.

Эллен не шевельнулась. Она чувствовала, как в ней нарастает отвращение.

– Элленвеора! – воскликнула Катрин, и Эллен вскинулась, словно от кошмара.

Несомненно, ей придется кормить ребенка грудью и стараться быть ему хорошей матерью, хотя она сама не знала материнской ласки. Эллен неуверенно вытащила грудь.

– Давай я тебе покажу, как это делается.

Катрин подложила одну руку младенцу под затылок, а второй сжала грудь Эллен, так что сосок мгновенно набух.

Уильям, словно маленький хищник, набросился на ее грудь, как только сосок коснулся его рта. Он сосал уверенно, не отпуская ее, но Эллен казалось, что у нее нет молока, а ее грудь похожа на иссохший родник.

– Молоко появляется не сразу, – объяснила Катрин, словно прочитав ее мысли. – Корми его грудью, когда он будет просить, и вскоре молока будет достаточно.

– Я тоже есть хочу! – несмело сказала Эллен.

У нее ломило все тело, но спать совершенно не хотелось.

– Вот! – Роза протянула ей кусок хлеба грубого помола с пряным салом и солью.

– Спасибо! – Эллен старательно пережевывала хлеб. – Ну вот, теперь мы не знаем, англичанин ты или норманн, – шепнула она своему ребенку.

Когда Уильям уснул, капитан корабля совершил обряд крещения ребенка, потому что было непонятно, выживет ли он.

– Поспи немного, Эллен, а я послежу за Уильямом! Ты должна отдохнуть. Когда мы прибудем в Лондон, нам предстоит еще долгий путь. Как только он проголодается, я тебя разбужу.

Эллен улеглась и, благодаря качке корабля, вскоре погрузилась в освежающий сон.


Катрин научила Эллен пеленать Уильяма. Вскоре Эллен заметила, что левая ножка малыша не такая, как правая. Она была немного кривой и вывернутой внутрь.

– Все не так уж плохо. Он это перерастет, – успокоила ее Катрин. – Ножки младенцев всегда немного кривые после рождения, а у детей потом нормальные ноги. Пеленай его потуже, так положено. Ты только посмотри, какие у него милые крошечные ножки! – Ее лицо расплылось в умиленной улыбке.

Эллен неуверенно наклонилась и поцеловала ножку малыша.

– Но этого нельзя часто делать, иначе он медленно будет учиться ходить, – предупредила Катрин, погрозив Эллен пальцем.

– Я этого больше никогда не буду делать, честное слово! – виновато пробормотала Эллен и снова запеленала малыша.

Впервые после ее отъезда из Орфорда у нее появился по-настоящему родной человечек, о котором она должна была заботиться. Она непременно все будет делать правильно и научит Уильяма всему, что было важно для жизни. Вот только как объяснить Осмонду и Леофрун, что у нее есть сын, но нет мужа, она еще не знала. Прошло много лет со времени ее бегства. Сейчас она уже могла не бояться Леофрун и сэра Майлза.

После того как она запеленала Уильяма, Роза стала его укачивать. Жан от нее не отходил, и их очень легко было принять за родителей ребенка.

Эллен опечалилась, вспомнив о мертвом Джоселине, а также о ее возлюбленном Гийоме, которого она, наверное, больше никогда не увидит. Неужели это ее судьба – никогда не быть счастливой?

К обеду они уже были в лондонской гавани. Большинство людей, непривычных к морским путешествиям, во время всего плавания страдали от морской болезни. Утром ветер стал дуть сильнее, и когда корабль входил в Темзу, качка заметно усилилась.

Когда Катрин узнала, что все они собираются уезжать из Лондона в тот же день, она предложила им остаться немного погостить у нее. Катрин огляделась.

– Эдвард, Найджел, идите сюда! – позвала она своих старших сыновей.

Мальчики подбежали к ней и чинно поклонились. Она с любовью потрепала их по головам. Эдвард, старший, был похож на нее как две капли воды, у него была такая же огромная копна каштановых волос. Найджел, должно быть, больше был похож на отца, и волосы у него были прямыми и черными как вороново крыло.

– Отец нас встретит, так что не забудьте его как следует поприветствовать! – напомнила она мальчикам.

После того как корабль пришвартовался и бросил якорь, пассажиры смогли наконец-то спуститься на берег. Странно было оказаться на твердой почве, и все делали первые шаги, немного покачиваясь.

Эллен сразу же узнала отца Найджела в толпе. Это был высокий и красивый мужчина, изысканно одетый.


– Папа, папа! – закричали мальчики, маша руками.

У Розы даже рот открылся от удивления, так она была поражена при появлении мужа Катрин.

Сначала он с недовольным видом посмотрел на спутников своей жены, но после того как Катрин что-то ему шепнула, он, добродушно улыбаясь, пригласил их погостить у них пару дней.

Они вошли в их дом, расположенный в переулке Виноделов. Жан подтолкнул Розу под бок.

– Ты когда-нибудь видела такой красивый дом? – шепнул он, удивленно разглядывая пестрые настенные ковры и тяжелую дубовую мебель.

– Изнутри – никогда, – ответила она, пораженная не меньше Жана.

Муж Катрин, должно быть, вел свои дела весьма успешно, так как о благополучии семьи заботилось множество слуг и повар.

– Мама! – пропищала крошечная темноволосая девочка с большими грустными глазами, бросаясь Катрин на шею.

Младшие дети оставались дома, когда Катрин и старшие сыновья ездили в Нормандию проведать родственников. Еще двое остававшихся дома детей также подбежали обнять маму. Но затем пришла нянька и увела малышей.

– Как насчет ванны? – спросила Катрин у своих гостей.

– О да! Мы уже так давно не купались! – Эллен энергично закивала.

Роза и Жан вели себя немного сдержаннее, но тоже согласились искупаться: в таком богатом доме им не хотелось производить плохое впечатление.

– Тогда пойду на кухню, скажу, чтобы вам нагрели воды.

– Но, любимая, ты что, думаешь, Альфреда не приготовила горячей воды? Да она сегодня все утро грела воду, чтобы ты и сыновья могли накупаться вдоволь! – Винодел просиял, увидев довольную улыбку жены.

– Ты прав, любимый. Альфреда всегда все предусматривает. – Она повернулась к Эллен. – Когда мы поженились, мой свекор отдал нам свою служанку. Она воспитывала моего любимого супруга, и мне в начале было нелегко, потому что она все знала лучше меня. Но теперь я просто не могу без нее обходиться.

– Я думаю, Эдвард и Найджел пропустят вперед наших гостей, а сами искупаются позже. – Винодел выжидающе посмотрел на своих сыновей.

Они были хорошо воспитанными мальчиками и вежливо кивнули, хотя и казались немного разочарованными.

– Да, конечно, отец, – сказали они хором, выходя вместе с ним из комнаты.

– Я вас ненадолго оставлю. Присядьте пока к камину, – предложила Катрин и тоже вышла.

Как только она ушла, Роза начала восхищаться вслух.

– Я еще на корабле поражалась, какая она красавица! А какие у нее дети! Даже в простом льняном платье она выглядит очень изысканно. Наверняка сегодня она наденет что-нибудь покрасивее.

– Ну, не знаю. Мне здесь не по себе. Как-то тут слишком красиво. Чересчур весело. Не доверяю я этим людям. – В таком богатом доме Жан явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Когда Катрин вернулась, она держалась немного напряженно, но постаралась, чтобы никто этого не заметил.


Принимая ванну в доме винодела, Эллен получила немыслимое удовольствие. На бортики деревянной ванны был поставлен поднос с аппетитным ужином, состоящим из цыпленка, холодного жаркого, хлеба и куска сыра. К ужину подали и большой бокал вина, приправленного гвоздикой. Эллен с наслаждением жевала, а теплая вода ласкала ее кожу. Альфреда добавила в воду веточки розмарина, их запах был великолепен. Старая служанка терла Эллен спину льняной мочалкой, вымыла ей шею и уши, а затем нанесла ей на волосы пенистое средство с оливковым маслом. Судя по тому, с каким уважением Альфреда обращалась с этим флакончиком, эта смесь была особенной и очень дорогой. Выкупавшись, Эллен со стыдом увидела, какой грязной была вода.

Роза с маленьким Уильямом пошла во вторую ванную комнату. Она сначала выкупала младенца, а затем отдала его няне, которая вытерла и перепеленала малыша.

– Я чувствую себя новым человеком. Просто великолепно! – Эллен поблагодарила Катрин за ванну после того, как оделась.

Она надела зеленое платье, которое госпожа де Бетюн подарила ей к свадьбе Клэр. Оно уже немного поистерлось, но было довольно чистым. Ее длинные волосы были еще влажными и завивались в кудряшки, но вода с них не капала, потому что служанка вытерла их льняным полотенцем.

– А Альфреда не могла бы выстирать мою одежду? – стесняясь, попросила Эллен. – Там остались пятна крови после родов.

– Ну конечно! Розе и Жану мы тоже дадим что-нибудь на смену, тогда можно будет постирать и высушить всю вашу одежду до отъезда. – Катрин улыбнулась. Почему-то она уже не казалась такой счастливой, как в предыдущие дни. – Несомненно, вы очень устали. Пора идти спать. Элайя покажет, где вам постелили, – сказала она, нервничая, и грустно улыбнулась.

Эллен удивилась. Солнце село совсем недавно, и, в конце концов, существовала традиция вести перед сном с гостями долгие разговоры.

– Прошу вас, передайте вашему супругу нашу сердечную благодарность. Спокойной ночи! – Эллен сумела сказать это дружелюбным тоном.

Взяв Катрин за руку, она прикоснулась к ней губами. Роза и Жан тоже заметили неожиданную перемену настроения Катрин.

– Наверняка ее муж совсем не столь добродушный человек, каким он пытается казаться. Я же сразу понял, что тут что-то не так, – горячился Жан.

Они остались одни в небольшой комнате возле кухни.

– Кто знает, что там у них происходит. Не надо делать скоропалительных выводов. Ты же помнишь, как стыдно тебе было, когда ты ошибся относительно Руфи. – Эллен рассердилась.

Вместо того чтобы волноваться из-за внезапно нахлынувшей на их благодетельницу печали, Жан снова начинал высказывать подозрения о том, о ком он ничего не знал.

– А у меня такое ощущение, что она тоскует по родине, – вмешалась Роза.

– Вот ведь глупости какие! Она же сейчас дома, а не на чужбине, – буркнул Жан.

На следующее утро Альфреда сказала им, что Катрин просит прощения у своих гостей, так как у нее очень много дел и она не может выйти к ним.

Служанка предложила им осмотреть город и дала Эллен длинную полоску ткани, которую можно было завязывать так, чтобы нести Уильяма перед собой на животе. Серый с интересом обнюхал ткань и лизнул Уильяма в пятку.

Хотя им не хотелось идти гулять, они все же решили пройтись. Небо было затянуто густыми серыми облаками, а над домами стелился вонючий дымок. В бедняцких переулках визжали свиньи и крысы, искавшие в грязи что-нибудь съедобное. Эллен с друзьями, немного прогулявшись по городу, вернулись обратно.

В доме винодела было необычно тихо. Не было слышно ни детского смеха, ни даже малейшего шороха, хотя все наверняка были дома.

Когда наступил вечер, Катрин под другим предлогом снова не появилась перед гостями. Винодел попытался развлечь их и попросил одного из слуг сыграть на флейте, но настроение у всех было неподходящее. Эллен вскоре попросила разрешения удалиться. Роза и Жан последовали за ней.

– Если она не хочет сидеть за одним столом с простыми людьми, могла бы сразу сказать, что наше место на кухне или вообще не приглашать нас к себе! – взорвалась Эллен.

– А может быть, она вовсе и не виновата, – размышлял Жан. – Кто знает, может быть, все дело в ее муже. Возможно, он не хочет, чтобы она с нами ела, и запирает ее в комнате!

Эллен сначала посмотрела на Жана с раздражением, но затем задумалась.

– Может быть, ты и прав, и она огорчилась именно из-за этого. – Эллен поведение Катрин казалось крайне необычным.

– Нужно нам уезжать отсюда, – вмешался Жан. – А ты как думаешь, Роза?

– Да, нам лучше завтра утром отправиться в Ипсвич. Ты с нами не согласна, Эллен?

– Согласна, конечно. Но мы прежде должны убедиться, что с Катрин все в порядке. Если он ее запирает, мы должны что-то предпринять. Он наверняка еще внизу. Я проберусь сейчас наверх и попытаюсь проникнуть в ее комнату, – храбро заявила Эллен.

– Только, пожалуйста, будь осторожна, – испуганно сказала Роза.

Эллен приложила палец к губам и тихо открыла дверь. В коридоре было темно. Она осторожно вышла наружу и поднялась по лестнице. Она как раз собралась открыть дверь, когда внезапно перед ней возникла Альфреда с чайником в руках и посмотрела на нее подозрительно.

– Я хотела попрощаться с Катрин, так как мы собираемся уезжать завтра рано утром, – нашлась Эллен.

Альфреда открыла дверь, не поворачивая ключ в замке. Катрин лежала на огромной кровати, которая стояла посреди комнаты. Полог был опущен не до конца.

– Она не спит, – подбодрила девушку Альфреда, подходя ближе.

– Катрин, я хотела попрощаться. Завтра утром мы уезжаем. – Эллен говорила шепотом, чтобы не разбудить госпожу, если бы та все-таки спала.

– Элленвеора?

– Да.

– Я себя плохо чувствую, так что не обижайтесь на меня, пожалуйста, из-за того, что я не уделила вам достаточно внимания.

– О нет, мы не обижаемся. Мы просто беспокоимся за вас. Вы позволите мне немного посидеть с вами?

Катрин молча кивнула. Эта женщина с бледным изможденным лицом ничем не напоминала ту пышущую силой счастливую молодую женщину, с которой они познакомились пару дней назад на корабле.

– Что с вами такое?

– Ах, Эллен, я ненавижу этот дом. Я ненавижу Лондон. Я ненавижу эту погоду. Я все здесь ненавижу!

– Он вас запирает? Он с вами плохо обращается? – Испуганная Эллен склонилась к ней поближе.

– Мой муж? – Катрин немного приподнялась на руках и с изумлением посмотрела на Эллен. – Нет! Он сделал бы для меня все. Но я просто несчастлива в Англии. Как только у меня появляется возможность, я сразу же еду в Нормандию. У моих родителей там большое поместье. Лишь там я чувствую себя по-настоящему хорошо!

Эллен с трудом удалось скрыть свое недоумение. Как же это может быть? Женщина, у которой такой богатый и добрый муж, такие чудесные дети – и несчастна?

– Я вам стольким обязана, Катрин! – Это прозвучало как извинение.

Эллен взяла нежную руку Катрин в свою. Женщина отвернулась, стараясь не смотреть на Эллен.

– Я плохой человек…

– Да как вы можете такое говорить! – попыталась утешить ее Эллен. – Вы же сама доброта.

– Неужели ты не видишь, в каком достатке я живу? Мои дети, муж, дом, платья – у меня все самое лучшее, самое красивое, но я все равно грущу. Когда я не дышу свежим воздухом Нормандии, у меня сжимается грудь и мне кажется, что я вот-вот задохнусь. Я не могу выносить лондонской вони, нищеты на улицах. Но даже если я не выхожу из дома, этот город продолжает меня преследовать. А хуже всего видеть упрек в глазах моего мужа и детей. Они все считают меня неблагодарной, ведь я плохая жена и мать. И они правы. – Катрин перевернулась на живот и разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку.

– А почему бы вам не попытаться жить по-другому? Пойдите к вашему супругу и составьте ему компанию. Играйте с вашими детьми, веселитесь, ведь у вас есть для этого все основания! – Эллен заметила, что в ее голосе прозвучал упрек.

Она просто не понимала, почему Катрин чувствует себя такой несчастливой, ведь множество людей страдают от действительно страшных вещей. Людей, чью жизнь болезни, голод или бедность превращали в вечную пытку, вечное испытание, длящееся изо дня в день.

Катрин не ответила.

– Я буду за вас молиться, – мягко сказала Эллен и погладила Катрин по голове.

В конце концов, никто ведь не знает, за что Бог покарал эту женщину, предав ее таким мукам…

Катрин по-прежнему смотрела на стену.

Встав, Эллен молча вышла из комнаты.

Когда она вернулась в отведенную им комнату, Жан и Роза сразу же принялись выспрашивать у нее все подробности разговора.

Казалось, Жан был немного разочарован тем, что винодел вовсе не оказался распоследней сволочью, а, наоборот, его можно было пожалеть, ведь его жена страдала такой неизбывной тоской по родине, когда находилась в его доме! А на Розу все это произвело такое сильное впечатление, что она даже немного поплакала.


Прежде чем уехать на следующее утро, они попрощались с хозяином дома.

– Я вчера говорила с Катрин. Теперь я знаю, почему она так несчастна, – сказала Эллен виноторговцу.

– Вскоре я опять поеду с ней в Нормандию вместе с детьми. Я ведь ее люблю, а когда она там, она становится такой… такой… – Казалось, он не находил нужных слов.

– Такой живой? – Эллен склонила голову набок.

– Да. Живой. – Он вздохнул.

– Но она подарила вам замечательных детей! – сказала Эллен, пытаясь его утешить.

– Да, это правда. – Он кивнул.

На прощание он похлопал Жана по плечу и пожал Розе руку. Эллен обняла его.

– В Нормандии она снова будет принадлежать вам! – шепнула она ему на ухо.

Он кивнул, и в его глазах заблестели слезы.

Они вышли из Лондона через Ольдергейт и потом двинулись по тракту на северо-восток.

Чтобы Эллен могла вовремя кормить маленького Уильяма, они постоянно делали привалы и из-за этого двигались медленно, да и путь был неблизкий. Чем ближе они подходили к Ипсвичу, тем сильнее нервничала Роза.

– Ты не хочешь проведать свою мать? – спросил Жан, когда они подошли к городу.

Роза глубоко вздохнула.

– Я хочу попасть в наш переулок и посмотреть, живет ли она там еще.

– Нам пойти с тобой? – спросила Эллен.

– Нет, не надо, я схожу сама. Мы встретимся попозже на рынке.

– И что же нам пока делать? – Жан вопросительно взглянул на Эллен.

– Узнаем, живут ли здесь Донован и Гленна. Думаю, я должна им кое-что объяснить.

– Донован? Это не тот кузнец, о котором ты мне рассказывала?

– Да, точно, это мой учитель! Он самый лучший, но он очень строгий.

Каждый из них углубился в свои мысли, и они направились на окраину Ипсвича. Чем дольше они шли, тем сильнее беспокоилась Эллен.

– Я так боюсь услышать их упреки, увидеть разочарование в его взгляде…

– Чьем взгляде? – Жан удивленно посмотрел на нее.

– Донована! Вон его кузница, – Эллен указала на мастерскую.

– А-а-а, ну тогда понятно.

Эллен направилась к кузнице. Интересно, вернулся ли Донован?

Может быть, он все-таки решил остаться в Танкарвилле? А может быть, вообще умер? Эллен услышала, что в мастерской стучат молоты. Она резко открыла дверь. В кузнице, как всегда, было темно и дымно. Войдя, Эллен увидела двоих мужчин, работающих над каким-то заказом. У одного из них были растрепанные седые волосы.

– Ллевин! – радостно воскликнула Эллен.

Кузнец удивленно взглянул на нее.

– Чем могу вам помочь?

Эллен посмотрела на второго кузнеца.

– А где Донован?

– Вы его знали? – Ллевин присмотрелся к ней внимательнее. – Он умер перед Рождеством.

У Эллен перехватило дыхание. Хотя она это предполагала, все же новость поразила ее как удар.

– А Гленна? – Эллен чувствовала какую-то пустоту внутри. Ллевин прищурился, смутно ощущая, что эта женщина ему чем-то знакома.

– Она в доме. Гленна сильно постарела после того, как умер Донован. Но прошу вас, милая девушка, скажите мне, кто вы? Мы знакомы?

– Да, по Фрамлингхаму, – сказала Эллен и дала Ллевину немного подумать.

– Действительно?

– Я работала у тебя. Помнишь подмастерье Элана? На самом деле меня зовут Элленвеора. – Она опустила взгляд, чтобы не смотреть на Ллевина. – Это было для меня единственной возможностью стать кузнецом, – умоляющим тоном добавила она.

Ллевин молчал, и Эллен подняла глаза.

– Так ты меня обманывала! – тихо сказал Ллевин.

– Но послушай, у меня ведь не было выбора!

– Ты могла бы мне довериться!

– Но ты ведь мог бы меня выгнать. Нет, Ллевин, я не могла на это пойти.

– Ты и Донована обманывала?

Эллен кивнула.

– Вот поэтому я здесь. Я хотела ему все объяснить.

– Теперь уже слишком поздно! – В голосе Ллевина звучала горечь. – Я тоже не успел помириться с ним. Когда Донован заболел, Гленна послала за мной подмастерье, и когда я приехал, он был без сознания.

– Ллевин! – Эллен накрыла ладонью его руку. – Он любил тебя, как сына.

Ллевин вздохнул.

– Перед смертью он все-таки пришел в себя. Он посмотрел на меня, и я подумал, что он меня простил, но он молча отвернулся от меня. Так и не сказал ни слова.

– Ллевин, я знаю, что ты был для него самым главным человеком в жизни, поверь мне!

Маленький Уильям пискнул во сне, как котенок. Эллен поправила повязку на плече, чтобы та не так сильно давила.

– Это твой ребенок?

– Да, его зовут Уильям. – Эллен робко улыбнулась.

– Иди к Гленне в дом. Я думаю, она будет рада вас видеть. Она всегда любила детей.

– А ты со мной не пойдешь?

– Нет, у меня еще полно работы. Не волнуйся, сходи к ней сама.

У Эллен на сердце скребли кошки.

Она вышла из кузницы. Жан разлегся на траве перед мастерской и играл с Серым.

– Донован умер, а я еще хочу поговорить с Гленной, – объяснила она.

– Тогда я подожду тебя здесь. – Жан всегда находил слова, соответствующие моменту. – Мне посидеть с крохой?

– Нет, не надо, я возьму его с собой.

Когда Эллен постучалась в дверь дома, ей показалось, что у нее сердце сейчас выскочит из груди.

– Эллен! – изумленно воскликнула Гленна, открывая дверь. В ее голосе не было ни капли обиды. В первый момент Эллен даже не удивилась тому, что Гленна сразу же ее узнала.

– Заходи, дитя мое! – Она потянула молодую женщину за рукав, заводя ее в дом. – Я так рада, что с тобой все в порядке! – Она взяла в руки голову Эллен и заглянула ей в глаза. – Донован ждал тебя до последнего вздоха. «Она придет, Гленна, я в этом уверен», – он мне всегда это говорил.

Только теперь Эллен сообразила, что Гленна обо всем знает.

– Но откуда… Я имею в виду, что я вовсе не… – Эллен смущенно опустила глаза.

– К Доновану в кузницу пришел какой-то оруженосец. Он смеялся над Донованом, утверждая, что тот, как он говорил, позволил какой-то дешевой шлюшке себя обмануть. Донован был вне себя от ярости. Первое время он так ругался из-за того, что ты его обманула. Но через некоторое время он опять стал восхищаться твоим талантом, и потом он сознался мне, что понимает – с твоими способностями у тебя просто не было другого выбора. Он сказал, что если бы знал о том, что ты девушка, он никогда бы не взял тебя в ученики. Но чем дольше тебя не было, тем больше он по тебе скучал. Арно изо всех сил пытался занять твое место. Он, конечно, был неплохим кузнецом, но заменить тебя не смог. Я уверена, что теперь, когда ты пришла сюда, душа Дона наконец-то обретет покой. Он хотел, чтобы ты знала: он тебя простил. – Гленна погладила ее по щеке. – И как мы только не заметили, что ты девушка? – Она покачала головой, но тут обратила внимание на сверток, покоившийся у Эллен на руках. – О Боже, а это еще кто?

– Гленна, позволь познакомить тебя с моим сыном. Его зовут Уильям.

– Ой, какой же он крошечный! – Лицо Гленны расплылось в улыбке от умиления.

– Он родился на прошлой неделе, когда мы переплывали Ла-Манш.

Глаза Гленны заблестели.

– А твой муж?

Эллен молча покачала головой.

– Так почему бы тебе не остаться у нас? Эллен, прошу тебя! Ллевин унаследовал кузницу. Он хороший кузнец, но по-прежнему одинок. Вы могли бы пожениться и завести еще детей, а я бы за ними присматривала.

– Я хочу повидаться с отцом, Гленна. Я не видела его с того момента, как убежала из Орфорда, а это было так давно!

Гленна понимающе кивнула.

– Тогда останься хоть на обед!

– Я не одна, со мной один мой друг и Роза – помнишь Розу?

– Ну конечно! Я тогда думала, что ты в нее влюблен. То есть, влюблена. – Гленна смущенно улыбнулась. – Я приглашаю вас всех на обед, и если хотите, можете у нас переночевать.


Эллен и Жан нашли Розу в оговоренном месте и вернулись с ней в кузницу, где весело провели вечер, вспоминая о былых временах. Ллевин рассказывал о своих новых заказах, а Гленна и Роза говорили о Танкарвилле, и только Жан молчал. Лишь когда вечер стал подходить к концу, Эллен вдруг сообразила, что они все это время говорили по-английски, а Жан понимал лишь норманнский диалект.

– О Боже, Жан! Я совсем не подумала о том, что тебе надо подучить английский! – сказала Эллен по-французски и сочувственно взглянула на мальчика.

– К счастью, благодаря Розе я выучил несколько слов. Я, конечно, понял не все, но общий смысл уловил. А вот говорить по-английски я совсем не могу. Дурацкий этот ваш английский – такое ощущение, что люди говорят с горячими каштанами во рту. – Жан хитро улыбнулся.

Все за столом рассмеялись, и даже Ллевин, который Жана вообще не понял.

Ллевин казался таким радостным! Эллен его еще таким никогда не видела. Он смеялся после любого слова, произнесенного Жаном, дурачился, подражая его французскому, и смотрел на него странным нежным взглядом. На Эллен он внимания почти не обращал.

Остаток вечера они говорили то по-английски, то по-французски.

Гленна запиналась перед тем, как произнести что-либо на норманнском.

– Я норманнскому так толком и не научилась, а то, что знала, все уже давно забыла. Я думала, он мне больше никогда не понадобится! – Она улыбнулась.


– Приезжайте к нам поскорее в гости! – сказала Гленна, на прощание крепко обнимая Эллен.

Ллевин, обычно такой невозмутимый, тут вдруг энергично закивал, немного неумело обнял Жана, продержав его в объятиях дольше, чем остальных, а затем положил ему руку на плечо.

– Мы всегда вам рады, не забывайте об этом!

Роза казалась немного подавленной.

– А ты не хочешь еще заглянуть к своей маме? – обеспокоенно спросил ее Жан: Роза рассказала ему, что мать ее вчера выгнала, обругав последними словами.

– Нет, какой в этом смысл? Она давно нашла мне хорошую замену.

– В смысле? – Эллен удивленно взглянула на нее.

– Вскоре после моего отъезда она снова вышла замуж. Теперь у меня есть сестра и брат. Девочка продает рыбные паштеты – как это делала я когда-то. Так что видите, матери я не нужна. – Роза посмотрела на свою одежду. Ее простое платье было далеко не новым. – Если бы я была богатой, она приняла бы меня с распростертыми объятиями.


Орфорд, май 1173 года

Они преодолели уже большое расстояние, двигаясь в сторону Орфорда, когда Эллен вдруг остановилась как вкопанная. Она рассерженно приложила руку козырьком ко лбу и стала смотреть вдаль, а потом настороженно огляделась.

– Что случилось? – спросил Жан, не заметив ничего необычного.

– Замок! – Эллен указала вдаль. – Мы, должно быть, заблудились.

– Нет! Этого не может быть. – Жан обескураженно взглянул на нее. – Монах сказал, что мы должны идти по этой дороге. Собственно, мы скоро должны прийти.

– Но в Орфорде никогда не было каменного замка!

– Может быть, ты просто не помнишь?

– Вот чепуха какая! – Эллен почувствовала крайнее раздражение.

– Наверное, замок построили тогда, когда тебя здесь уже не было! – вмешалась Роза.

Буркнув что-то невразумительное, Эллен пошла дальше.

Чем ближе они подходили к замку, тем лучше было видно, что его действительно построили совсем недавно. Мощные каменные стены и ворота из темного дуба выглядели совсем новыми, а каменный мост через ров был еще не совсем готов. Они подошли ближе и с любопытством заглянули в открытые ворота. Башня замка была необычной формы – словно вокруг круглой башни построили три четырехугольных и еще небольшую пристройку.

– Ты когда-нибудь видела такую башню? – спросил Жан.

Покачав головой, Эллен присмотрелась внимательнее. Ей хотелось подойти поближе, но привратники и так на них уже начали коситься. Эллен повернулась к Жану.

– Это гениально! Под углы обычной четырехугольной башни можно легко сделать подкоп, и таким образом разрушить всю часовню. А такую башню разрушить не так-то просто, – восхитилась Эллен.

– Откуда ты это знаешь? – удивленно спросил Жан.

– От Гийома! – Эллен вздохнула, и Жан многозначительно кивнул.

– А ты не знаешь, кто мог бы построить этот замок?

Она покачала головой.

– Нет, но Осмонд наверняка нам расскажет об этом. Давайте уже пойдем в кузницу, мне не терпится всех увидеть.

Эллен отлично помнила путь домой. На перекрестке она немного задержалась. Справа стояла хижина кожевника. Интересно, что стало с Симоном?

Эллен с решительным видом свернула налево, по направлению к отцовской кузнице. И мастерская и дом были на месте. Казалось, она ушла отсюда только вчера.

Она вздрогнула, когда открылась дверь мастерской и оттуда вышел маленький мальчик. Ему было столько же лет, сколько и ей, когда она убежала из Орфорда. Мальчик был копией Осмонда. Эллен с облегчением вздохнула. Леофрун хотя бы не наградила его ублюдком сэра Майлза. Мальчик побежал в дом, и вскоре оттуда вышла женщина. Сначала Эллен испугалась, решив, что это ее мать, но потом узнала сестру и бегом бросилась к ней.

– Милдред? Милдред! – Она кинулась сестре на шею.

Жан и Роза с маленьким Уильямом на руках подошли ближе.

– Элленвеора! – Милдред нежно погладила ее по щеке, словно это она была старшей сестрой.

Дверь дома приоткрылась, и оттуда вышел мальчик. Милдред махнула ему рукой.

– Это Леофрик, наш брат! – пояснила Милдред, взяв Эллен за руку. – Леофрик, это Элленвеора, я тебе о ней рассказывала, помнишь?

Мальчик застенчиво кивнул и протянул ей руку. Эллен ответила на его рукопожатие.

– Ну что, как дела у Осмонда? – Эллен перевела взгляд на Милдред. – И у матери?

– Мать умерла вскоре после рождения Леофрика, а отец практически ослеп. Он уже не может работать. У него есть подмастерье, но… – Милдред неодобрительно покачала головой. – Работает он неплохо, но как только я уезжаю, он сразу же начинает себя вести так, словно он тут хозяин. Но я же не могу здесь находиться вечно, в конце концов, у меня собственная семья. – Милдред прижала к себе Эллен покрепче. – Ну, теперь ты рассказывай! Как у тебя дела? И почему ты тогда убежала?

– Я тебе потом все расскажу, Милдред. Сначала я хочу представить тебе моих друзей Розу и Жана. А вот этот кроха – мой сын.

– Ты вышла замуж? Это же чудесно, рассказывай скорее. Кто он? Где он?

Чувствуя на себе взгляды Розы и Жана, Эллен принялась рассказывать Милдред выдуманную ею историю.

– Джоселин был ювелиром. На него напали разбойники и убили его, – сообщила она.

Эллен не сказала, была ли она замужем за Джоселином, является ли он отцом ребенка.

– Бедняжка! Мальчику теперь придется расти без отца! – Милдред сочувственно покачала головой. – Давай пойдем в кузницу. Ты себе не представляешь, как обрадуется отец твоему возвращению, да еще и с его внуком. У меня ведь дочка! – Милдред взяла Эллен под руку и махнула остальным, чтобы они шли за ними.

Старый Осмонд разрыдался от счастья. Он обнял Эллен и никак не хотел ее отпускать.

– Каждый день я молился, чтобы ты вернулась! – шептал он ей на ухо. – Наконец-то Бог услышал мои молитвы!

– Эллен пришла с твоим внуком, отец! – воскликнула Милдред.

– Не кричи, дочка. Я, конечно, почти слепой, но не глухой. – Он повернул голову в том направлении, откуда доносился голос Милдред, а затем снова повернулся к Эллен. – Это правда? У тебя сын?

– Да, папа! – Эллен не смогла назвать его Осмондом, хотя уже давно знала, что он не ее родной отец. Подозвав Розу, она взяла у нее Уильяма. – Вот, возьми его на руки. Он совсем маленький, ему еще и десяти дней нет.

Осмонд продолжал плакать от счастья, укачивая ребенка. Наклонившись к нему поближе, он коснулся носом головы младенца.

– М-м-м, как пахнет! Так же, как и ты когда-то, – умиленно сказал он, качая ребенка.

Эллен осмотрела мастерскую и нахмурилась. Повсюду валялись щипцы, зубила и молоты. Даже дорогие напильники находились не там, где надо. Пол был покрыт золой и пылью. Тут явно давно не подметали.

Подмастерье Осмонда с недовольным видом посмотрел на нежданных гостей.

– Давайте пойдем в дом, Адам тут сам справится, – предложил Осмонд. – Возьми ребенка, Эллен, а то я боюсь споткнуться. Я в своей жизни слишком много смотрел на огонь, и вот теперь ослеп, – объяснил он.


Осмонд рассказал Эллен, что после смерти Леофрун он взял в дом кормилицу для мальчика и вскоре на ней женился. Анна была ему хорошей женой, а Леофрику настоящей матерью. Прошлой весной она набирала воду в ручье, лед проломился, и она упала в воду и захлебнулась. Осмонд и тогда уже довольно плохо видел, но до этого Анна обо всем заботилась. После ее смерти Адам начал усиленно делать вид, что он тут хозяин.

– Отец, если ты не против, я бы хотела остаться здесь, – сказала Эллен.

Жан и Роза испуганно переглянулись.

– Я могла бы учить Леофрика кузнечному делу, да и Жана научила бы всему, что знаю, если он захочет у нас остаться. Адам тебе тогда не будет нужен. Роза – великолепная повариха, возможно, мы могли бы уговорить ее заботиться о нас. Я не могу представить, кто еще, кроме тебя, мог бы заменить отца Уильяму. Что скажешь? – Эллен обвела взглядом всех присутствующих и заговорщически подмигнула младшему брату, словно они уже давным-давно знали друг друга.

Счастливый Осмонд смог только кивнуть. Его затуманенные глаза были полны слез.

– Благодарю тебя, Господи! – прошептал он.

– Вы тоже согласны? – спросила Эллен у своих друзей. Переглянувшись, Роза и Жан улыбнулись.

– Да! – сказали они хором.

– Ну что ж, тогда добро пожаловать домой! – Голос Осмонда охрип от радости.

На следующий день Милдред засобиралась в Сент Эдмундсбери к своим родным.

– Я очень рада, что ты останешься с Осмондом! – сказала она с видимым облегчением.

– Я позабочусь обо всем, можешь не беспокоиться.

– Да, Эллен, я знаю! – Милдред смотрела на сестру с надеждой, точно так же, как в те времена, когда они были детьми.

– Приезжай к нам поскорее в гости!

– Я попробую, но вскорости приехать у меня не получится.

Жан помог Милдред сесть в седло, и она ускакала. Помахав ей рукой, Эллен пошла в кузницу.

Адам сидел на табурете и со скучающим видом ковырялся в зубах. На приветствие Эллен он не ответил.

– Мой отец слишком стар для того, чтобы здесь работать, – спокойно сказала ему Эллен. – Поэтому теперь кузницей заправлять буду я.

– Сперва слепой старик, а теперь женщина-мастер, – с презрением бросил Адам. – Да где это видано? Никто у вас ничего не купит. Разве только мы никому ничего не скажем…

– Мы? – Эллен произнесла это слово сделанным удивлением. – Вряд ли я смогу оплачивать работу подмастерья. – Она пожала плечами.

– Ты хочешь меня уволить? Я бы тебе этого не советовал! Когда я всем расскажу, кто здесь будет кузнецом, сюда не придет ни один человек. Я тут всех клиентов знаю, и с людьми из замка у меня хорошие связи, – возмущенно заявил Адам.

– Я выплачу тебе заработок до конца недели, а уйти ты можешь уже сегодня.

Эллен старалась говорить деловито, хотя чувствовала нарастающую ярость. Адам не заслужил оплаты за несделанную работу, в особенности принимая во внимание то, что творилось в кузнице, он она не хотела быть ему хоть что-то должна, так что выбора у нее не было.

– Ты об этом еще пожалеешь! – прошипел Адам. – Да, ты горько об этом пожалеешь!

Он поспешно собрал свои вещи и ушел.

Эллен была рада, что Осмонд не присутствовал при этой сцене, ведь слова Адама глубоко бы его оскорбили. Радуясь тому, что этот неприятный разговор уже позади, Эллен довольно потерла руки.

– Ну что ж, приступим! – пробормотала она и принялась убирать в мастерской.


– После Адама все инструменты находятся в плачевном состоянии. Щипцы поржавели, а напильники притупились. Кроме того, мне кажется, что он много чего украл. Сколько напильников у тебя было, пап? – спросила Эллен, когда Осмонд пришел в кузницу.

– Пять! Это очень хорошие напильники. Я покупал их в Вудбридже у Айвена. Он лучший специалист по изготовлению напильников из всех, кого я знаю! – гордо сказал Осмонд.

– Пять! – возмутилась Эллен. – Эта сволочь украла у нас два напильника.

Жан удивленно посмотрел на нее.

– Но ведь это же не смертельно, правда?

– Не смертельно? Один напильник стоит больше, чем зарабатывает подмастерье за четыре месяца!

Эллен и Жан два дня убирали кузницу, сортировали инструменты, очищали их от ржавчины и смазывали маслом.

– Завтра начнем работать. Нам понадобится еще пара инструментов, которые мы сами выкуем, а потом попытаемся поговорить с людьми насчет заказов, – сказала довольная Эллен.

Среди ночи Эллен разбудила Роза.

– Эллен, вставай быстро!

– Что случилось?

– Мастерская горит! Жан уже там!

Вскочив, Эллен в одной рубашке вылетела на улицу.

Крыша кузницы пылала. Хотя они все вместе сражались с огнем, заливая его водой, ущерб мастерской был нанесен значительный: сгорела вся крыша. Каменные стены кузницы почернели от копоти, но выстояли. И все же строить новую крышу было достаточно дорого.

– Это не совпадение, я в этом уверена. Это все дело рук Адама! – возмущалась Эллен, разгребая золу.

Лицо у нее было черным, как у углекопа. Она села за стол и жадно выпила стакан свежего козьего молока, которое дала ей Роза.

– Эллен! – с упреком сказал Осмонд. – Ты не должна так говорить. Адам – порядочный человек.

– Порядочный! И смех и грех. Он тебя обманывал. Судя по всему, он украл железные заготовки, два напильника и разные щипцы – или ты хочешь сказать, что у тебя не было, например, плоскогубцев?

– Конечно, были, причем разные. – Осмонд нахмурился.

– И ни одних не осталось. А где ты хранишь камни для полировки?

– В деревянном ящике на шкафу! – Вид у Осмонда был испуганный.

Эллен кивнула.

– Я так и думала. Там осталась только пыль. Сперва он ограбил мастерскую, а потом еще и поджег ее – очевидно, из благодарности.

– Откуда ты знаешь? – недовольно спросил Осмонд.

– Я уверена, что он хотел когда-нибудь стать мастером в этой кузнице. А мы перешли ему дорогу. – Эллен вздохнула. – Сейчас главное для нас – это заказы. Пока мы не сделаем крышу, будем работать, когда позволит погода. Я завтра же пойду в замок, а потом найду нам хорошего плотника, чтобы он починил крышу. Для начала наших сбережений нам хватит.

Эллен повезло, в замке ей действительно сделали заказ. Молодой Генрих вместе со своими братьями объявил войну отцу, поэтому необходимо было усилить гарнизон Орфорда, так как было возможно нападение с моря.

– Я для начала получила заказ на пять копий, два коротких меча и три солдатских меча. Если заказчики останутся довольны работой, – а это само собой разумеется – у нас будут и другие заказы!

– А как же Адам и его связи, о которых он говорил? – спросил Жан.

– Это все была пустая болтовня. Работал он плохо, поэтому и заказов у него становилось все меньше. Человек, с которым я говорила, слышал о Доноване. Я сказала ему, что была учеником этого мастера, да и к тому же у нас тут нет других кузнецов, которые умели бы делать мечи. Поэтому он решился сделать мне заказ. Естественно, я сказала, что за выполнением всех работ следит мастер, а в кузнице работают двое мужчин. При этом я имела в виду Осмонда и вас двоих. – Она улыбнулась Жану и Леофрику. – Теперь для нас главное – убедить их дать нам и другие заказы, но это уже будет зависеть от нашего мастерства.

Жан, не теряя времени, учился в кузнице всему, что ему показывала Эллен. Он быстро делал успехи, как и Леофрик, который, хотя и был маленьким, старался изо всех сил.

Осмонд уже не мог работать и либо сидел в мастерской, прислушиваясь к ритмичным ударам молота, либо проводил дни дома с маленьким Уильямом, качая его на коленях. После того как Эллен начала работать в кузнице, у нее пропало молоко, и Осмонд кормил малыша теплым козьим молоком – точно так же, как кормил когда-то Эллен.

Роза не спускала с них глаз.

Осмонд не жаловался, но Эллен знала, как он страдает из-за того, что окружен вечной тьмой и не может быть полезным.


В Орфорде мало кто помнил Эллен. Многие из старожилов уже умерли, а теперешние жители были заняты своими проблемами. Времена были слишком насыщены событиями, чтобы кто-то вспомнил о пропавшей маленькой девочке. По-прежнему в округе ходили слухи о том, что болотные духи пожирают детей, но о дочери кузнеца в этой связи уже не говорили.

Имя сэра Майлза тоже давно уже было предано забвению. Люди сэра Томаса Бэккета исчезли в одну ночь, когда их господин впал в немилость у короля. Гневаясь на Бэккета за предательство, Генрих II лишил своего друга и советника прав на Орфорд. Когда земля отошла королю, тот очень быстро выстроил здесь замок, затратив на это огромные средства. Говорили, что, возведя замок, он хотел утвердить свое могущество. Хью Биго, владевший частью территории Восточной Англии, начиная от Фрамлингхама, должен был ощутить силу короля. Хотя на строительство замка были выделены большие средства, жители Орфорда так и не дождались визита своего короля. После того как три года назад Томаса Бэккета убили в Кентерберийском соборе, – а в этом обвиняли короля – большинство англичан охладели к королю Генриху. Люди со всей страны совершали паломничество в Кентерберийский собор, чтобы почтить память Томаса Бэккета. Чем чаще при этом происходили чудеса, тем больше людей устремлялось к его могиле. Хотя жители Орфорда его никогда не видели, они гордились своим бывшим господином. Ходили слухи, что Бэккета причислили к лику святых, а короля, якобы виновного в его убийстве, называли тираном-безбожником, место которому в преисподней.

Роза с Жаном, как и люди по всей стране, часто спорили о том, виновен ли король.

Эллен это было, в сущности, все равно. Она никогда не видела ни Томаса Бэккета, ни короля, так откуда же она могла знать, кто из них хороший, а кто плохой? Единственным из королей, кого она до сих пор имела счастье лицезреть, был молодой Генрих – король без власти. Пару раз она видела его на турнирах в Нормандии, правда, издалека. Да и Гийом рассказывал о нем, пусть и немного. Он говорил, что Генрих был молодым расточительным мужчиной, которому очень хотелось стать героем. «Как и всем дворянам его возраста», – подумала тогда Эллен. Впрочем, она не могла на основании этого судить о его способности управлять страной, да ее это и не касалось. Когда отец молодого короля умрет, Генрих-сын, так или иначе, будет управлять своим огромным королевством. К тому же ему не придется брать на себя всю ответственность, ведь у него есть советники-гофмаршалы. Он свозрастом научится справляться со своими обязанностями, как это происходило со всеми королями.

Эллен ничего не знала о временах, когда правили предшественники короля Генриха II. Она не жила при короле Стефане, а звучавшие из уст стариков истории о беспорядках и вечной войне между Стефаном и Мательдой казались легендами.

У Эллен была четкая цель: однажды выковать меч для короля Англии. А кто будет этим королем – не имело никакого значения.


Август 1173 года

Эллен сидела на берегу Оры, любуясь широкой рекой. У берега рос густой камыш. Прикрыв глаза рукой от солнца, Эллен окинула взглядом большой луг, прилегавший к реке, и увидела вдалеке мужчину, чья легкая походка напомнила ей кого-то.

– Симон, – шепнула она, улыбнувшись.

За прошедшие недели она часто думала о нем, но так и не нашла времени сходить к нему в гости. А теперь она поняла, что дело было вовсе не в нехватке времени, а в нерешительности. Она резко поднялась. Нужно было, наконец, с ним поговорить. Эллен вытерла мокрые ноги о траву и надела башмаки.

Ее захлестнули воспоминания о том дне, когда она убежала отсюда. Эллен направилась к лужайке неподалеку от кузницы. Трава на холме была такой же высокой, как и в те дни, но теперь она доходила ей лишь до бедер. Задумавшись, Эллен пошла не к дубильне, а к старой хижине. Девушка дошла до края леса намного быстрее, чем ожидала, и, увидев хижину, замерла на месте. По спине у нее побежали мурашки, хотя было тепло. Теперь домик почти полностью развалился, вся крыша была дырявой, а из окон выглядывали ветви поросли. Дверь была выбита, а внутри все заросло травой – крапивой и чертополохом.

– Последнее время я часто сюда прихожу, – услышала она низкий голос.

Эллен от неожиданности вздрогнула. На мгновение ей показалось, что это сэр Майлз, и страх костлявой рукой схватил ее за горло. Обернувшись, она увидела высокого стройного мужчину с сильными руками. Эллен колебалась.

– Симон? – Наконец она узнала его – по улыбке.

На левой щеке у мужчины был небольшой уродливый шрам.

– Я уже давно хотел к тебе зайти. – Симон нервно почесал за ухом.

– Да, я тоже хотела к тебе зайти. Прошло столько времени… – тихо сказала Эллен.

– А волосы у тебя такие же рыжие… – Симон застенчиво поковырял ногой землю. – Хорошо выглядишь.

Эллен не знала, что на это ответить, и промолчала.

– Пойдем ко мне, мама обрадуется. – Сказав это, Симон покраснел. – Братьев моих ты сейчас, наверное, и не узнаешь. Они так выросли, кроме разве что Михаэля, у него только начала расти борода. Но ведь он был совсем крохой, когда ты… когда ты ушла.

– Ушла… – пробормотала Эллен. – Правильнее было бы сказать, меня прогнали.

Симон либо не расслышал ее слов, либо сделал вид, что не расслышал. Как бы то ни было, он на это ничего не ответил.

Эллен молча шла за ним по той же тропинке, по которой они тогда бегали через лес. Сквозь кроны деревьев пробивались солнечные лучи, заливая дорожку мягким светом. Дул легкий ветерок, мирно гудели пчелы, но все же что-то изменилось. Они выросли, и теперь могли никого не бояться. Никто их не преследовал.

– Я уже и забыла, как тут красиво.

Симон кивнул.

– С тех пор, как его тут нет. До этого я все время чувствовал опасность и боялся, что со мной случится то же, что с Эльфгивой. Ты ведь слышала об этом? – Симон очень знакомым жестом вытер себе нос.

Эллен кивнула.

– Осмонд рассказал мне, но подробностей он не знает. А что произошло?

– После того как ты убежала, Эльфгива бросила твое окровавленное платье у болота. Она рассказала мне, что произошло на самом деле, и я поклялся никому ничего не говорить. Я так никому ничего и не сказал, клянусь тебе! – Остановившись, Симон посмотрел Эллен в глаза. – Ты должна мне верить, я тебя не предал!

– Да, я знаю, Симон. – Эллен и раньше ему доверяла, и сейчас не сомневалась в нем.

– Когда люди сэра Майлза нашли твое платье, стали ходить слухи, что тебя сожрали болотные духи. Я тер себе глаза докрасна и все время делал вид, что плачу. Все поверили в эти бредни, даже моя мама. До следующего лета все было спокойно, и никто о тебе не вспоминал, словно тебя и не было никогда. Но однажды сюда в гости приехала Эдит. Она рассказала твоей матери о том, что видела тебя в Ипсвиче переодетой в мужское платье. Вскоре после этого Эльфгиву нашли неподалеку от ее хижины. Это было ужасно! Нижняя челюсть у нее была полностью раздроблена, а лицо изуродовано до неузнаваемости.

Эллен почувствовала, как ее сердце сжимается от ужаса.

– Мне рассказал об этом отец. Он был там, когда ее нашли. После этого я долго не выходил из дубильни, и только потом понял, что это глупо, ведь мой отец никак не смог бы защитить меня от сэра Майлза, если бы тому вздумалось меня убить. Потом мне еще раз пришлось с ним встретиться. Я тогда с отцом рубил дрова во дворе. Ты бы видела его взгляд! Я чуть не обделался. Мне показалось, что он наслаждался моим страхом. Правда, я не уверен, что он меня узнал. Скорее всего, он вообще не понял, почему я его так боюсь. Господи, как же я его ненавидел! – Симон презрительно сплюнул на землю. – Только когда этот проклятый урод уехал, я почувствовал себя спокойно и уверенно.

Эллен побледнела.

– Это я виновата в том, что Эльфгива мертва! – с отчаянием в голосе сказала она.

– Это неправда! – воскликнул Симон. – В этом виноват сэр Майлз и твоя мать, а не ты.

– Если бы я тогда в Ипсвиче прошла мимо Эдит, а не стала подставлять ей подножку, Эльфгива была бы жива!

– Не надо винить себя, Эллен. Ты ведь не знала, что может случиться. Да и твоей матери это не принесло счастья. Через три недели после смерти Эльфгивы, вскоре после родов, она умерла. Я часто думал, Леофрик уж не сэра ли Майлза сын?

– К счастью, он похож на Осмонда. Я не знаю, смогла бы я вытерпеть его присутствие в нашем доме, если бы он был сыном сэра Майлза.

Они медленно пошли дальше. Ветер уже доносил до них тяжелый запах дубильного состава.

– Да и сэру Майлзу это счастья не принесло. Ровно через год после смерти Эльфгивы с ним произошел несчастный случай на охоте. Он упал с коня и сломал себе шею. После этого он не мог ходить, а когда король выгнал отсюда Томаса Бэккета, сэр Майлз первым исчез из Орфорда. Я уверен, что Эльфгива прокляла их перед смертью, – в голосе Симона звучало удовлетворение. Эллен была согласна: это справедливое наказание.


– Да нет, мне это в радость! – упорствовал он. – Я смогу спокойно спать, только если буду уверен, что ты добралась домой целой и невредимой.

В этот момент нежный взгляд Симона показался Эллен невыносимым.

От тяжелой работы мать Симона еще больше исхудала, но в целом она практически не изменилась. От нее воняло также, как и прежде, и она улыбалась сыну с той же любовью в глазах.

Когда Эллен подошла ближе, женщина прищурилась.

– О Господи! – воскликнула она. – Так значит, это правда, Элленвеора? Ты великолепно выглядишь! – Она просто сияла от радости.

В верхней челюсти у нее остался только один зуб, а в нижней два. Все остальные, должно быть, сгнили. Обрадовавшись, она обняла Эллен, и от отвратительного запаха девушку чуть не стошнило. Но Эллен постаралась не подавать виду. Она улыбнулась матери Симона.

– Сейчас у меня все хорошо, и я снова работаю в кузнице. – Эллен попыталась отодвинуться от дубильщицы подальше.

– Щеточник недавно сказал, что в кузнице появилась какая-то рыжая девушка, но я не могла представить, что это ты. – Она взглянула на сына. – Симон, а ты об этом знал?

– Ну… – смущенно протянул он.

– Что же ты не пошел к ней в гости? – удивленно спросила кожевница. – Он тебя не забыл, Элленвеора. Его сердце всегда принадлежало только тебе!

Эллен покраснела.

– Я думаю, мне пора домой. Никто не знает, где я. Осмонд будет волноваться, – пробормотала она.

– Что ж, это вполне понятно. – Кожевница закивала и погладила Эллен узловатыми пальцами по щеке.

Эллен приложила все усилия, чтобы улыбнуться, и поспешно попрощалась.

– Я тебя немного провожу! – сказал Симон.

– Это совсем не обязательно, правда! – Эллен старалась не смотреть ему в глаза.


Апрель 1174 года

Я возьму лошадь на конюшне и поеду сегодня в Ипсвич. Вы себе не представляете, кого я вчера видела в Вудбридже, – захлебываясь от восторга, говорила Эллен, заходя в мастерскую.

– Ты уже вернулась? – Жан и Леофрик удивленно смотрели на нее: они ждали ее возвращения только на следующий день.

– Кольщика! Вы знаете, кто такой кольщик? – Щеки Эллен раскраснелись от возбуждения.

– Нет, понятия не имею. И кто же это? – спросил Леофрик.

– Я его видела на рынке в Вудбридже. Он говорит, что может делать слепых зрячими!

– А, так это целитель? – Жан ухмыльнулся.

Он слишком долго путешествовал со всякими мошенниками, чтобы верить в чудеса. Ведь большинство так называемых «чудес» таковыми не являлись. Он видел, как исцеляли калек, а слепых делали зрячими, но знал, что эти так называемые «больные» были в сговоре с самозваными «целителями» и «святыми», за что им платили звонкой монетой.

– Может быть, ты в это и не веришь, но я сама все видела.

– Что, правда? – рассмеялся Жан.

– Я видела мужчину, у которого были такие же белые глаза, как у Осмонда, но после того, как кольщик провел длинной иглой по его глазу, бельмо исчезло и глаза у него снова стали ясными! Мужчина заплакал от счастья и сказал, что не зря вынес боль от этой процедуры. Это не могло быть неправдой, потому что я сама видела бельма на его глазах! – Эллен настаивала на истинности чуда. – Я хочу, чтобы он сделал то же с Осмондом, но это дорого, а из-за пожара и долгой зимы мы не смогли накопить достаточно денег. Я решила поехать в Ипсвич и попросить денег у Кенни или Эдит.

Переглянувшись, Жан и Леофрик лишь пожали плечами.

– Ну, как знаешь.

– Я отправлюсь в путь как можно раньше, а через пару дней вернусь. Кольщик скоро поедет в Сент Эдмундсбери. Мы могли бы переночевать там у Милдред. – Эллен чмокнула каждого в щеку. – Вы ведь и без меня справитесь, правда? Жан, если придет сержант насчет пик, а они еще не будут готовы, скажи ему, что с заказом придется подождать, так как я уехала, а вас всего двое. Если он будет ругаться, то просто не обращай на него внимания. А ты, Леофрик, почисти все инструменты и сделай уборку в мастерской. И чтобы когда я вернулась, тут все сияло!

Жан буркнул что-то невразумительное, а Леофрик промолчал – он уже хорошо знал, что Эллен не скупится на пощечины, когда он ведет себя не так, как ей хочется.


На следующее утро Эллен взяла в орфордской конюшне в аренду лошадь. Она впервые решила взять не пони, а настоящего скакового коня, чтобы быстрее добраться до Ипсвича.

– Не бойтесь, она смирная, как овечка, как раз для неопытных всадников, – сказал ей конюх, надевая сбрую на гнедую кобылку.

Симон прослышал о плане Эллен и предложил ей сопровождать ее.

Эллен отказала ему, стараясь не обидеть. Она хорошо относилась к Симону и знала, что он ее любит, но при мысли о том, что с ним придется оставаться наедине, ей становилось нехорошо. Люди и так о ней много чего болтали. Эллен поспешно собралась и еще до наступления ночи выехала в Ипсвич.

В Ипсвиче она быстро нашла переулок, где жили торговцы тканями, и вскоре уже стучалась в дверь дома Кенни. Очень долго ей никто не открывал, но наконец послышались чьи-то шаркающие шаги.

Ей открыл мрачного вида слуга.

– Вам чего? – ворчливо спросил он.

– Я хочу увидеться с моим братом.

– Вашим братом? – с раздражением спросил он.

– Да, с Кенни.

– Вот как, я не знал, что у него есть и третья сестра, – буркнул он. – Заходите, если хотите, но вряд ли он вам понравится, ваш братец. – Он держал в руке небольшой светильник. – Идите за мной.

Светильник в его руке сильно дрожал. Эллен не поняла, что имеет в виду слуга, но все же пошла за ним по крутой деревянной лестнице.

Дверь в комнату Кенни распахнулась с громким скрипом. Сначала Эллен увидела огромную кипу свитков на огромном дубовом столе, а уже потом обнаружила за ними своего брата. Теперь ему было лет семнадцать, но выглядел он старше. Он жадно наполнил серебряный бокал и выпил его содержимое, не глядя на Эллен. Красное вино стекало по его подбородку. Он поставил бокал на стол, отер рот рукавом и рыгнул.

– Все, больше вина нет. Долги, долги, везде долги. За последние два года я потерял два корабля грузов. После того как дедушка умер, от меня отвернулись последние клиенты. – Кенни смотрел на Эллен, не видя ее. – Я потеряю дом, кредиторы сидят у меня на шее, а я ничего не могу поделать. Я так скоро по миру пойду. Какое же я ничтожество, ни на что не гожусь – не кузнец и не торговец. Ну, чего тебе? – резко спросил он у сестры. – Тебе тоже денег нужно, как и всем остальным? – Он хрипло расхохотался.

Эллен решила ничего не говорить о причине своего прихода. Не стоило сейчас говорить с ним о неприятностях других людей. Подойдя к брату, она положила руки ему на плечи и заглянула в глаза.

– Ты в любой момент можешь вернуться домой. Осмонд всегда будет тебе рад, ты ведь это знаешь, правда?

Кенни застонал.

– Да я готов сквозь землю от стыда провалиться!

– Ты слишком молод для такой ответственности. Если бы дедушка был жив, все было бы иначе. Ты же знаешь, Кенни, всегда есть какой-то выход! Но не такой. – Она указала на бутыль с вином. – Я могу сегодня у тебя переночевать? Завтра я хочу сходить к Эдит. Ты ведь знаешь, где она живет?

– Конечно знаю. Я должен ей ткани. К сожалению, она все уже оплатила, а у меня не осталось ни одного отреза, который я мог бы дать ей.

– Но ведь она твоя сестра! – попыталась утешить его Эллен.

– Да, и она, глазом не моргнув, послала бы меня на виселицу, если бы ее муж не был таким добрым человеком!

– Не будь жестоким, Кенни, – с укором сказала Эллен.

– По сравнению с ней я просто ангел, уверяю тебя. Не знаю, почему ты завтра собираешься к ней пойти, но предупреждаю: обращаться она с тобой будет, как с последним дерьмом. Она так обращается со всеми. Я отведу тебя к ее дому, но сам заходить туда не стану. – Отвернувшись, он пробормотал, качая головой: – Нет уж, увольте, не стану я туда заходить.

Хотя Кенни уложил ее на ночь в комнате дедушки, где стояла широкая кровать с множеством подушек и мягким пуховым одеялом, Эллен не могла уснуть. Она все думала и думала о своих планах. Что будет, если Эдит не захочет ей помочь? И что же делать с Кенни? Надо уговорить его переехать в Орфорд. Может быть, он поможет им с кузницей – в конце концов, он ведь сын Осмонда и не может быть совсем уж бесталанным.

С утра Эллен умылась, вымыла шею и руки, нашла в дорожном мешке небольшой пакетик с травами и почистила зубы. Она пополоскала рот, ощущая приятный привкус трав, и надела зеленое платье. Эллен подозревала, что ей придется идти к Эдит, и взяла это платье с собой, надеясь произвести на сестру хорошее впечатление. Хотя платье и было пошито не по последней моде, ткань красиво отливала на солнце, и в отличие от всех остальных платьев Эллен, оно было чистым и не поношенным. Расчесав волосы пальцами, Эллен подобрала их зеленой ленточкой.

Они с Кенни дошли до дома Эдит. Кенни выглядел просто отвратительно. От пьянства и переживаний из-за долгов у него под глазами легли глубокие темные круги.

– Я тебя здесь подожду. Я не думаю, что ты там будешь долго. – Кенни горько усмехнулся. – Она выслушает тебя и вышвырнет вон, – пообещал он.

Подойдя к высоким воротам, Эллен постучалась, и к ней тут же вышел опрятно одетый слуга и вежливо поинтересовался целью ее визита. Впустив Эллен во двор, он осмотрел ее с головы до ног, очевидно сомневаясь в том, что она действительно сестра его хозяйки. Попросив ее подождать, слуга поспешно пошел в дом. Вскоре к ней вышла Эдит.

– Эллен! – с улыбкой сказала она, но голосу нее был холодным, как зимняя ночь. Подойдя к сестре ближе, она взяла ее за руки и посмотрела на нее сверху вниз. – Дай-ка я на тебя взгляну… Что ж, так ты мне нравишься больше, чем в мужском платье! – насмешливо сказала она.

– Ты очень хорошо выглядишь, Эдит! – Эллен старалась говорить как можно дружелюбнее.

– Ну, это вполне понятно. В конце концов, я многое для этого делаю. Слава Богу, детей у меня нет. От них портится фигура! – заявила она.

«Кенни был прав, – подумала Эллен. – Она такая же стерва, какой была и раньше».

– Я пришла, чтобы попросить тебя о помощи. Не для себя, – поспешно добавила она, увидев, что глаза сестры сузились в злобные щелочки.

– Если тебя послал Кенни, этот неудачник, то вынуждена тебя разочаровать. Он больше от меня ни пенни не получит. Свой последний заказ я оплатила заранее, пойдя ему навстречу, а заказанную ткань я, вероятно, никогда не увижу. – Эдит отошла на шаг и посмотрела на Эллен так, словно это она была во всем виновата.

– Я слышала о трудностях Кенни. Возможно, ты права насчет ткани, но я пришла сюда не из-за Кенни, а из-за Осмонда.

– А этому чего надо? – В голосе Эдит звучало презрение. Эллен едва сдерживалась, чтобы не броситься на сестру с кулаками.

– Он ослеп, Эдит. Я хочу отвезти его к кольщику. Ты, наверное, видела, как кольщики исцеляют слепых.

– Пф-ф! – фыркнула Эдит.

– Кольщику нужно заплатить много денег. Я работаю в кузнице Осмонда, и у нас достаточно заказов, но зима в этом году была долгой и тяжелой. Кроме того, недавно нашу кузницу подожгли, и мне пришлось потратить все свои сбережения на ее ремонт. Нам удалось собрать деньги на операцию, но нам не хватает восьми шиллингов.

– Мой муж старый и уродливый, и мне дорогой ценой досталось мое благополучие. А вам хватает наглости приходить сюда и выпрашивать у меня деньги! Вы что, думаете, я дура? Выдумаете, я не знаю, что вам хочется сладкой жизни за мой счет?

Эллен не верила своим ушам.

– Эдит, ты ошибаешься! Я только хочу, чтобы Осмонд прозрел…

Ответом Эллен было лишь искаженное яростью лицо Эдит, и она отвернулась.

– Ну ладно, Эдит. Можешь забыть, что я здесь была. Можешь забыть, кто мы тебе и откуда ты родом. Я скоплю деньги и отвезу его в следующем году к кольщику. – Эллен ушла, не оборачиваясь.

Она с яростью захлопнула за собой калитку в воротах.

– Вот тупая стерва! – буркнула она и пошла к Кенни, который ждал ее за углом. – Надо было тебя послушаться, эта тупая…

– Она не стоит того, чтобы ты из-за нее нервничала. Ты мне не сказала, что тебе от нее нужно, но я знал, что она тебе не поможет, о чем бы ты ее ни попросила. Вот такая она у нас.

Эллен промолчала. Она была слишком зла и не хотела больше думать о сестре. Вместо этого она попросила брата позволить ей остаться у него еще на одну ночь, и купила большую порцию мясного паштета, муки, яиц и буханку хлеба, потому что у Кенни в кладовой, где хранились продукты, было хоть шаром покати. Когда начали сгущаться сумерки, в дверь постучали. Вскоре старый слуга попросил Эллен спуститься вниз.

В холодной нетопленной комнате сидел изысканно одетый седой мужчина. Когда Эллен подошла, он встал с кресла и вежливо с ней поздоровался. Мужчина был ниже ее ростом и казался очень хрупким. Его морщинистое лицо обрамляли редкие седые волосы, спадавшие на плечи. Во рту у него почти не осталось зубов, подержался он с достоинством.

– Я ваш шурин, – представился он.

Его сильный голос совершенно не соответствовал внешности. Эллен не сразу его поняла.

– Эдит – моя жена, – пояснил он, улыбнувшись. Эллен изумленно взглянула на него.

– Мне доложили о вашем разговоре с ней сегодня днем. – Он обеими руками оперся на серебряный набалдашник своей трости из черного дерева. – Она, конечно, красавица, но это ее единственное достоинство. Неудивительно, что она не подарила мне ребенка, слишком уж она скупа для этого. – Хихикнув, он закашлялся. – Даже когда речь идет о моих деньгах.

Эллен задумалась, кто же мог рассказать ему об их разговоре, и пришла к выводу, что это был слуга, открывший ей дверь.

– Она не дала вам денег на кольщика. Для собственного отца! – Он осуждающе покачал головой. – Если бы речь шла обо мне и деньгами распоряжалась бы моя жена, она не поступила бы иначе. Сердца у нее нет. – Вытащив кожаный кошель, он протянул его Эллен. – Я знаю, что брат не может вам помочь. Он сам в бедах по горло, – хрипло сказал он и откашлялся. – Я назло Эдит выкуплю все его долговые расписки и сожгу их. Кроме того, я пришлю ему человека, который поможет ему вести учет. Я наблюдал за ним, он старательный и, пожалуй, талантливый парнишка, просто очень уж ему не везло.

Эллен недоверчиво посмотрела на старика.

– Почему вы это делаете?

– У меня нет сына. – Он снова зашелся кашлем. – Неужели когда я умру, все мои деньги должны перейти к ней? Лучше уж я немного помогу людям. От этого зависит мой душевный покой, понимаете? Ей все равно достанется много. Не рассказывайте вашему брату о нашем разговоре.

– Почему? – недовольно спросила Эллен.

– Такой молодой парень, как он, может додуматься отказаться от помощи из тщеславия или чрезмерной гордости. Но не волнуйтесь – когда придет время, он узнает, кто ему помог. Я тоже был когда-то молодым. Не знаю, что бы я делал на его месте, если бы мой шурин внезапно решил бы мне помочь таким образом. – Он улыбнулся, вспоминая былые времена, и снова закашлялся. – Возьмите деньги. Пусть ваш отец снова увидит свет. Если он спросит, откуда они у вас, скажите, что их дал. – Старик с трудом выпрямился и, семеня, пошел к двери.

Эллен проводила его, и в дверях шурин еще раз к ней повернулся.

– Вас опережает слава хорошего кузнеца. Вы многого добьетесь! – Он провел по ее щеке узловатой рукой, улыбнулся и ушел.

Эллен стояла как громом пораженная и не скоро пришла в себя. О какой славе он говорил? Что ему вообще известно? Дрожащими руками Эллен открыла кошель. Двенадцать шиллингов! Старый торговец шелком оказался более чем щедрым. Как же он поступит с Кенни? Эллен решила принять щедрый подарок, не ломая голову над причинами этого поступка шурина. Она оставила один шиллинг Кенни, а все остальное спрятала под платье и на следующий день отправилась в путь.


– У нас еще есть время, чтобы добраться до Сент Эдмундсбери, – сказала она Осмонду.

Сразу после возвращения домой она рассказала ему о кольщике.

– Но, малыш, откуда у нас деньги на это? – Осмонд покачал головой. – Это пустые траты. Я все равно проживу недолго.

– Да что ты такое говоришь? – Эллен с раздражением потащила его за руку из мастерской. – Ты будешь самым счастливым человеком в мире, когда наконец-то сможешь увидеть своего внука. Осмонд глубоко вздохнул. Он боялся надеяться, а еще больше боялся разочарования, если бы ему не удалось прозреть.

Эллен наняла двух пони и помогла Осмонду сесть в седло. Когда через три дня они доехали до Сент Эдмундсбери, у Эллен рот приоткрылся от изумления. Это был богатый город, окруженный полями, лесами и фруктовыми садами. Все это было частью огромного аббатства, размеры которого поражали воображение. Они въехали в город с юго-западной стороны и около полудня подъехали к кузнице Исаака, находившейся на небольшой поляне.

Милдред сидела перед домом, грелась на теплом весеннем солнце и ощипывала курицу. Когда нежданные гости въехали во двор, она бросилась им навстречу. Обнявшись с обоими, она принесла им кувшин свежей воды и пододвинула лавку так, чтобы они могли сесть к столу.

– Я снова беременна! – шепнула она Эллен на ухо.

В прошлом году ребенок у Милдред родился мертвым, а за год до того у нее случился выкидыш. Марии, ее единственной дочери, было сейчас почти четыре года, и Милдред очень хотелось родить своему мужу сына.

Эллен поцеловала ее в щеку и погладила по руке.

– На этот раз все будет хорошо, – шепнула она в ответ.

– Знаете, я, конечно, слепой, но не глухой! – Осмонд рассмеялся. – Но я ничего не имею против еще одного внука!

Милдред покраснела.

– Прости, пап! – Она нервно заправила прядь волос за ухо.

– Ничего, малыш, – успокоил ее Осмонд. Встав, Милдред пошла за едой для своих гостей.

– Мы еще хотим сходить на рынок. Мы можем побыть у тебя пару дней? – спросила Эллен, не объясняя Милдред причины своего визита.

– И вы еще спрашиваете? Я бы рассердилась, если бы вы не задержались у меня подольше.

– Тогда нам лучше оставить лошадей здесь, а самим пойти пешком, – предложила Эллен.

Осмонд кивнул. Он хорошо помнил Сент Эдмундсбери. Кузница находилась недалеко от западных городских ворот, и ему несложно будет дойти до рынка.

Эллен подала Осмонду посох, и они отправились в путь. Придя на рынок, Эллен оглянулась в поисках кольщика.

На краю людной площади стоял большой деревянный помост. Там работали зубодер, хирург и кольщик, а на другой стороне помоста выступали скоморохи и актеры, веселя толпу. Иногда оглушительные вопли больных перекрывали радостный смех зрителей.

Пробившись сквозь толпу, Эллен и Осмонд подошли к самому помосту.

Эллен попыталась обратить на себя внимание кольщика. Это был худенький мужчина с волосами цвета спелой пшеницы до плеч и гладко выбритым лицом.

– Я осмотрю вашего отца. Если ему можно помочь, то я с удовольствием этим займусь. Ведите его сюда! – дружелюбно сказал он.

Эллен помогла Осмонду подняться по скрипящим деревянным ступенькам, и кольщик тщательно осмотрел глаза старика.

– Я думаю, мы можем попытаться. Если я смогу убрать дурные соки, замутняющие его глаза, и они не вернутся, то он увидит вас прямо сегодня! – Эти слова он произнес громко, чтобы его услышали все зрители, а затем назвал Эллен цену. Толпа загудела, и люди придвинулись ближе к помосту, чтобы ничего не пропустить.

– Вы сможете его подержать, или мне попросить какого-нибудь мужчину посильнее?

– Скажите мне, что я должна делать. – Эллен смотрела ему в глаза.

– Усадите вашего отца на этот стул, а сами встаньте за ним. – Кольщик принес второй стул и установил его точно за первым. – Крепко сожмите его голову обеими руками и прижмите ее к своей груди, чтобы он не мог двигаться. Он будет вырываться, дергаться, может быть, даже кричать, но вы не должны его отпускать, понятно? – Он строго взглянул на девушку. – Ну что, сумеете?

Почувствовав холод в желудке, Эллен кивнула.

– Ничего, это ж моя доченька, она меня удержит! – гордо сказал Осмонд, потрепав Эллен по руке.

Сам старик казался совершенно спокойным, словно он ничего не боялся.

– Сейчас я уколю вас в глаз. Будет больно, но недолго. А затем, дай Бог, вы снова увидите свою дочь! – подбодрил его кольщик. Он положил левую руку на лоб Осмонда, широко раздвинул большим и указательным пальцами веки правого глаза и зажал своими длинными тонкими пальцами глазное яблоко, чтобы оно оставалось неподвижным. Правой рукой он держал тонкую иглу со слегка закругленным кончиком. Смочив кончик иглы слюной, он поддел иглой бельмо на глазу.

Осмонд вздрогнул. Он застонал, когда игла вошла в его глаз, но больше не издал ни звука. Толпа притихла. Казалось, каждая жила в теле Осмонда была напряжена.

Кольщик стал осторожно двигать иглой, подводя ее к зрачку. Затем провел ею сверху вниз, выждал мгновение, удостоверяясь, что игла правильно расположена, и, наконец, медленно вытащил ее из глаза. После этого он наложил Осмонду на глаз повязку, пропитанную крепким вином.

– Хлебните, вам это сейчас необходимо. – Он протянул Осмонду бокал того же вина. – Но только медленно!

Осмонд выпил вино маленькими глотками и немного расслабился.

– Ничего, скоро все закончится, – успокоил его кольщик, и, взяв иглу в левую руку, освободил от бельма и второй глаз.

После этого он снял повязку с одного глаза Осмонда и переложил ее на другой.

– Ну как, вы что-нибудь видите?

Поморгав, Осмонд повернул голову.

– Элленвеора! – воскликнул он и начал плакать от радости. Эллен крепко его обняла.


Милдред не могла поверить, когда увидела, что отец на нее смотрит.

– Что случилось с твоими глазами? – изумленно спросила она. Осмонд во всех подробностях рассказал, как кольщик избавил его от слепоты.

– Зрение у меня, конечно, не такое, как в молодости, но ведь я вижу! – Он был вне себя от счастья. – Я благодарю Господа за то, что могу видеть вас и моих внуков. А где Мария? Я так давно ее не видел!

Осмонд и Милдред расположились в кухне, и старик играл с Марией. Эллен решила пойти в кузницу.

– Да, сходи туда. Исаак знает, что вы приехали, – сказала Милдред.

Когда Эллен вошла в кузницу, Исаак как раз мучился с заказом, над которым следовало работать вдвоем.

– Помочь? – спросила Эллен, подходя к нему ближе.

Ее шурин был широкоплечим, красивым и высоким мужчиной – на голову выше ее.

– Это я, Элленвеора! – сказала она, улыбаясь.

– А-а-а, сестричка-кузнец, – недружелюбно отозвался Исаак. – Ну ладно, подержи вот тут, – с иронией бросил он.

Эллен рассердилась из-за его пренебрежительного тона, считая, что шурин мог быть и поприветливее. Оглянувшись, она взяла кожаный передник, который висел на крюке возле наковальни. Исаак ловко работал с железом. У него был хороший ритм, но замах у него был шире, чем у Эллен. Он кивнул, и Эллен положила железо в горн.

– Честно говоря, я против присутствия женщины в кузнице. Их место на кухне, – сказал он, глядя на нее свысока.

– Ну и пожалуйста! – обиженно буркнула Эллен, снимая передник. – Тогда разбирайся с этой работой сам, раз тебе больше нравится так мучиться… – Она отвернулась, собравшись выйти из кузницы.

– Именно это я и имею в виду! Женщины слишком легко сдаются и идут на конфликт. Им нельзя доверять мужскую работу.

Глубоко вздохнув, Эллен пошла в дом.

– Твой муж выгнал меня из кузницы, сказав, что женщинам место на кухне! – возмущенно выпалила она.

– Если бы он знал, как ты готовишь, он бы этого не сказал. – Милдред усмехнулась, да и Осмонд не смог сдержать улыбки.

– Ну, знаете! Если бы он знал, как я умею ковать…

– То он бы и виду не подал. Ты совершенно права, малыш, – мягко сказал Осмонд. – Некоторые мужчины не могут вынести того, что женщина может обогнать их в чем-то.

– Никогда не выйду замуж. Я бы не сдержалась, если бы меня отправили на кухню.

– Но ведь ты была замужем. Разве твой муж вел себя не так? – удивленно спросила Милдред.

Эллен покраснела, вспомнив о своей лжи.

– Джоселин был совсем не таким. Он меня многому научил, и он позволил бы мне заниматься тем, чем я хочу. У нас просто не было такой возможности, – пробормотала она невнятно.

– Прости, я не должна была о нем говорить, – сказала Милдред, увидев слезы на глазах Эллен.


Когда Эллен входила в кузницу, Исаак начинал вести себя по-хамски. Но когда они сталкивались в доме, он был вполне дружелюбен, шутил и раскатисто смеялся.

В его лице было что-то детское, хотя ему было уже почти тридцать лет. Когда он улыбался, глаза у него превращались в узкие щелочки. Вообще-то глаза у него были карими, и если он был в хорошем настроении, они весело поблескивали, но если он ругался или насмехался, то глаза у него становились холодными как лед.

Дни, проведенные у Милдред, пролетели очень быстро, и вскоре Эллен и Осмонд отправились домой. Милдред крепко обняла их на прощание.

– Я так рада, что ты теперь занимаешься мастерской отца. Он так тобой гордится! – шепнула она Эллен на ухо.


Декабрь 1174 года

На Рождество Милдред с Исааком, старшей дочерью Марией и младшей Агнесс, которой было всего несколько недель, приехали в Орфорд.

Эллен заказала новые надфили, точильный камень и полировальные камни, чтобы выполнить заказы для замкового гарнизона, но пока получила только половину оговоренной суммы. Она решила не обсуждать с Милдред и Исааком эти проблемы и попросила Жана также об этом не говорить. Поэтому о кузнице за столом почти не говорили. Исаак был дружелюбен, шутил и вел себя с Эллен так, как и положено шурину.

Рождество они праздновали, наслаждаясь копченым угрем, жирной уткой, которую привезла Милдред, пышным хлебом и острым соусом.

– Если бы ты только это видел! – шепнула Эллен отцу, который через несколько месяцев после лечения у кольщика снова ослеп. – Уилл пытается ходить. А если он еще и отпустит…

В этот момент Уильям действительно отпустил ножку стула и, неуверенно пошатываясь на пухлых ножках, потопал к деревянной лошадке-качалке, стоявшей в противоположном углу комнаты. Жан поставил туда лошадку еще утром, и с этого момента все внимание Уильяма было приковано к ней. Наконец любопытство победило его страх.

Еще с Пасхи все ждали, когда же он начнет ходить, но он, видимо, боялся, потому что нога у него была вывернута внутрь и он мог становиться только на внешний край ступни. Он спотыкался о собственные ноги даже когда его вели за руку. Ему всегда трудно было удерживать равновесие.

Когда Осмонд услышал, что его внук, пусть и прихрамывая, но все-таки пошел к лошадке, у него на глаза навернулись слезы облегчения.

– Вот молодец! – похвалила Эллен сына, когда тот подошел к лошадке.

Просияв, маленький Уильям отпустил игрушку и потопал обратно к стулу. Он так и ходил туда-сюда, пока Роза не сказала, что ему пора спать.

Исаак просто-таки влюбился в малыша.

– Да, нам бы такой богатырь тоже не помешал! – Он подмигнул Милдред.

Его жена до сих пор испытывала слабость после рождения Агнесс. Когда на следующий день Исаак наблюдал за попытками Уильяма ходить по комнате, ему в голову внезапно пришла одна идея.

– Жан, ты не мог бы сходить со мной в мастерскую?

Эллен нахмурилась, но ради Милдред решила промолчать. Встав из-за стола, Исаак, не обращая внимания на Эллен, пошел в ее кузницу.

Спросив взглядом разрешения Эллен, Жан последовал за ним.


– Малыш не вовремя научился ходить из-за того, что у него кривая нога. Он наделен мужеством и железной волей, но его нога будет мешать ему всю жизнь. Если бы у него был какой-нибудь негнущийся башмачок, удерживавший его ногу в правильном положении, то она, может быть, и выровнялась бы. Я имею в виду, что детские ножки все равно еще до конца не сформированы. Видел ножки Агнесс? Они тоненькие и плоские. Но со временем они станут шире и приобретут свою окончательную форму. Даже у Марии ножки еще не до конца сформировались.

Нахмурившись, Жан задумался.

– А из чего же сделать такой башмачок?

– Мы ведь кузнецы, не так ли?

– Ты что, хочешь сделать ребенку башмак из железа? – Жан рассмеялся. – Он будет слишком тяжелым, в нем он не сможет ходить.

Исаак вздохнул.

– Может быть, ты и прав. Но я уверен, что мы найдем какое-нибудь решение, если оба подумаем над этим хорошенько. Ты со мной не согласен?

Жан обрадованно кивнул. Ему нравился Исаак, хотя он и понимал, что Эллен ненавидит его в те моменты, когда он смотрит на нее свысока во время разговоров о кузнечном деле.

– Башмак из кожи будет слишком мягким. Он искривится по ноге. – Жан начал думать вслух.

– Может быть, деревянный?

– Нет, такой не годится. – Жан огорченно покачал головой. – Он этот башмак даже не сможет надеть. Именно поэтому Эллен всегда разрешает ему ходить босиком.

– Летом это совсем не плохо. Мария у нас тоже, как правило, бегает босиком. Но сейчас речь идет о его кривой ножке. Если мы вырежем ему из дерева башмак, который ему будет почти по ноге, но будет выправлять его ногу, то, может быть, все и получится. А через некоторое время сделаем ему новый. Детские ножки очень быстро растут, и деревянные башмачки все время нужно будет менять. Поверь мне, я это знаю по Марии, а она ведь девочка. Наверняка у мальчиков ноги растут быстрее.

– Я еще никогда не делал деревянных башмаков, а ты?

– Только обычные башмаки, специальных никогда не делал. Но, в конце концов, мы ведь ремесленники, и сможем это сделать, как ты думаешь? – Исаак улыбнулся. – Мы еще должны подумать, как сделать башмак по ноге. Сперва возьмем пару башмаков Марии и посмотрим, как они сделаны. Ну ладно, у вас тут сухое дерево есть?

Жан кивнул.

– В сарае, с той стороны кузницы, – он махнул рукой в том направлении.

Исаак взял полено и башмачки Марии, а Жан заманил маленького Уильяма в мастерскую.

Эллен было любопытно, почему они секретничают и так долго ковыряются в мастерской, ведь от горна не шел дым и стука молотков слышно не было. Если бы ее не сердил пренебрежительный тон Исаака, она сама пошла бы посмотреть, что они делают.

Когда Жан и Исаак вернулись в дом с маленьким Уильямом на руках, было уже темно. Деревянные башмачки они ему все-таки сделали.

Жан объяснил Эллен, что они задумали, но та лишь равнодушно пожала плечами.

– Когда-нибудь он станет кузнецом, так что ему совсем необязательно быстро бегать, – язвительно заметила она.

– Ну да, ну да, я знаю – раньше короли даже разрубали своим лучшим кузнецам пятки, чтобы те не убежали и не использовали свое умение во благо другим. Слыхали мы про такое, – раздраженно сказал Исаак.

– Это правда? – Жан вздрогнул.

– Я тебе никогда не рассказывала легенду о кузнеце Виланде? – удивленно спросила Эллен.

Жан покачал головой.

– Виланд был великим кузнецом, несмотря на то что не мог ходить! – Эллен бросила на Исаака злобный взгляд. – Так же, как и Гефест!

– Что-то кажется мне, Элленвеора с ума сходит по таким мужчинам. Как жаль, что они не встречаются в жизни, – уколол ее Исаак.

– А ну, пошли вон отсюда! – в бешенстве закричала Эллен. Обняв Жана за плечи, Исаак вывел его из дома.

– Пойдем насобираем дров, чтобы женщины нам чего-нибудь приготовили.

– Не доживешь ты до того момента, чтобы я тебе что-то готовила, – прошипела Эллен, когда они уже вышли.

Шутка Исаака больно ее ранила. Роза рассмеялась.

– Вечно вы ссоритесь, как кошка с собакой. Тебе повезло, что родители решили выдать за него Милдред, а не тебя.

– О, тогда бы я давно уже была вдовой, потому что в первые же недели супружеской жизни свернула бы ему шею! – отрезала Эллен, но тут же рассмеялась, увидев ужас на лице Розы.


Январь, 1176 года

Дрожа от холода, Эллен стояла у могилы Осмонда. Всего через год после поездки к колыцику он умер во сне, так и не проснувшись одним ясным летним утром. Эллен и Леофрик при помощи Жана и Симона похоронили его.

В первое время после смерти Осмонда Симон довольно часто приходил в кузницу. Эллен вспомнился вечер, когда Симон сделал ей предложение.

– Симон – славный парень, почему бы тебе не согласиться? – спросил Леофрик, когда Симон покинул их дом.

– Мне не нужен никакой славный парень, в том числе и Симон. Он мой друг, всегда был моим другом, но вот выходить замуж… Да никогда! – Эллен дрожала от возмущения.

Симон был ее другом детства, и кроме этого их ничего не связывало. Всю жизнь Симон видел лишь звериные шкуры, мочу и дубильную смесь, а самое большее, о чем он мог мечтать, – когда-нибудь стать хозяином дубильни и обзавестись сыновьями, – быть таким же, как и его отец. Дубильня не принесла его семье богатства, но у них всегда была крыша над головой и они никогда не страдали от голода.

У Эллен были совсем другие планы. Мысль о том, что когда-нибудь она станет женой Симона и в один прекрасный день превратится в такую женщину, как его мать, – изможденную, насквозь пропитанную этим отвратительным запахом, – приводила ее в такой ужас, что она разозлилась на брата.

– Если ты думаешь, что можешь от меня так просто избавиться, то ты ошибаешься. Я знаю, что ты унаследуешь кузницу, а не я. Так того требует закон, хотя я и старше тебя. Ты все равно слишком молод и неопытен, чтобы одному вести дела в кузнице. Ты в первую очередь заинтересован в том, чтобы я осталась здесь, так что лучше попридержи свой язык и подумай хорошенько, за кого ты хочешь меня выдать замуж!

– Да ты будешь уже старой кошелкой, когда я унаследую кузницу. Кому ты тогда будешь нужна, а?! – заорал Леофрик в ответ. – Я вовсе не хочу от тебя избавиться. Тебе ведь не нужно становиться дубильщицей. Если бы ты вышла замуж за Симона, все равно могла бы работать здесь!

Эллен запнулась от удивления. Леофрик боялся, что она его бросит! При мысли об этом ярость в ее глазах сменилась нежностью.

– Но я не могу выйти за него замуж, правда! – Представив себя дубильщицей, Эллен побледнела.

– По-моему, ты уж слишком переборчива, серьезно! – заявил Леофрик.

– Я никогда не выйду замуж за дубильщика, понял? – Эллен надоел этот разговор. – И вообще, я выйду замуж только за кузнеца, который позволит мне заниматься любимым делом. Обо всем остальном можешь забыть. И это, милый мой братец, мое последнее слово. Иди-ка лучше спать, завтра у нас много дел!

Когда Симон через неделю пришел к ней за ответом, она ему отказала, ничего при этом не объясняя. К ее изумлению, он даже не попытался ее переубедить, а принял ее отказ как должное, без злости, без грубых слов. После этого он никогда больше не приходил в кузницу, и с этого дня в дубильню за кожей для работы ходили только Жан или Леофрик.

Порыв ледяного ветра отвлек Эллен от ее мыслей. Она обеспокоенно взглянула на небо. Скоро должен был пойти снег. Она плотнее запахнула накидку, произнесла еще одну молитву за своего приемного отца и двинулась по заснеженным холмам обратно в кузницу.

Задолго до этого Леофрик пошел с санями в лес, чтобы нарубить дров. Зимой дрова приходилось очень долго сушить, прежде чем бросать в очаг, и Леофрик должен был вовремя позаботиться о запасах древесины. Древесный уголь для кузницы был слишком дорогим, чтобы использовать его еще и для приготовления пищи.

Когда Эллен вошла в мастерскую, Жан был там один.

– А что, Леофрик еще не вернулся? – спросила она нахмурившись.

– Нет. – Жан поднял голову. – Как-то его долго нет, тебе не кажется? – Похоже, он уже начал нервничать.

– Надо пойти поискать его, прежде чем стемнеет, – предложила Эллен: со смертью Осмонда что кому делать всегда решала она.

– Да, пойдем! – Сняв передник, Жан взял с крючка накидку.

– Серый, пойдем! – позвала пса Эллен, похлопав рукой по бедру.

Подняв голову, пес медленно встал и с наслаждением потянулся.

– Теперь ужасно холодно. Бедный Леофрик, у него, наверное, и руки, и ноги замерзли, ведь он уже так долго в лесу. – Жан вздрогнул, когда ледяной порыв ветра ударил ему в лицо.

Снег хрустел у них под ногами, и на лужайке отчетливо виднелись следы Леофрика, ведущие в лес.

Пройдя по его следам, они обнаружили на небольшой полянке сани, но самого Леофрика видно не было. Серый забеспокоился и начал скулить. Подбежав к саням, Жан пошел от них по отпечаткам ног Леофрика.

– Эллен, сюда! – позвал он.

Всего в нескольких шагов он обнаружил пятна крови, четко выделявшиеся на непорочной белизне снега.

– О Господи, Жан!

От пятен крови уходили следы множества ног. Жан обнаружил широкий след от чего-то тяжелого, который внезапно оборвался.

– Здесь они привязали что-то к шесту, чтобы нести это что-то на весу, – сказал он, указывая на следы, вытянувшиеся в цепочку.

– Ты о чем вообще?

– Это разбойники пришли поохотиться!

У Эллен от ужаса приоткрылся рот.

– Откуда ты знаешь? – спросила она.

– Марконде был большим любителем поохотиться, а эти ребята, очевидно, новички в этом деле. Должно быть, они испугались того, что их поймают на горячем. Того, кто незаконно охотитсяв королевских лесах, ждет виселица.

– Да, я знаю. – Эллен в отчаянии оглянулась. – Где же Леофрик?

– Тс-с-с… Помолчи-ка минутку! – Жан прислушался. Эллен замерла, а Серый побежал в кусты и внезапно начал громко лаять.

– Вон, смотри! – Жан бросился бежать.

Холодный пот покатился по спине Эллен. Она почувствовала, как покрывается гусиной кожей.

– Леофрик! – закричала она, увидев двух закутанных мужчин с палками.

Жан схватил сломанную ветку и, громко ругаясь, побежал к этим мужчинам. Те в панике побросали свои мешки и убежали.

Эллен бросилась к их жертве.

Леофрик был без сознания. На его голове зияла огромная кровоточащая рана.

Эллен приложила ухо к его груди. Сердце слабо билось.

Серый, скуля, принялся облизывать его лицо.

– Он жив! – крикнула она Жану, который стоял неподалеку, настороженно оглядываясь.

– Проклятые свиньи! – Он презрительно сплюнул на снег и подхватил Леофрика под мышки.

– Возьми его за ноги. Положим его на сани. Нужно как можно скорее отвезти его домой, в тепло, и обработать раны.

Эллен стояла, не зная, что ей делать. Она впервые осознала, насколько она любит Леофрика.

– Ну же! – прикрикнул на нее Жан.

– Да… А что я… А, ну да… ноги, да…

Взяв Леофрика за ноги, Эллен помогла Жану отнести его к саням.

Серый, тихо скуля, улегся рядом с ними. Казалось, они добирались до дома целую вечность.

– Что случилось? – Роза уже ждала их у дома, и, увидев Леофрика, бросилась бежать им навстречу.

– На него напали разбойники. Нагрей воды. Он тяжело ранен! – объяснил ей Жан.

Не задавая лишних вопросов, Роза развернулась и бросилась в дом.

– Я думаю, рану на голове нужно зашить, – сказал Жан, уложив Леофрика на подготовленное Розой ложе.

Склонившись к брату, Эллен погладила его по впалой щеке. Из раны на голове по-прежнему сочилась кровь, склеивая волосы.

– Я несколько раз видел, как Марконде, да и другие, зашивали свои раны, но сам этого никогда не делал, – нерешительно сказал Жан.

Тем временем Роза уже принесла иголку с ниткой.

– Это сделаю я, – заявила она.

– Ты?! – хором воскликнули Жан и Эллен, глядя на нее с изумлением.

– Я довольно часто зашивала раны Тибалта. Меня научил этому врачеватель молодого короля, потому что на турнирах у него и так было много дел. С тех пор раны Тибалта всегда обрабатывала я. Тибалт говорил, что, когда это делаю я, ему не так больно, в особенности если речь шла о ранах на лице.

– Вот заносчивый извращенец! – прошипел Жан.

Эллен не заметила, как он покраснел, когда Роза говорила о Тибалте.

Роза подошла к Леофрику, положила себе на колени старый платок, чтобы не испачкаться кровью, и осторожно приподняла голову мальчика.

– Кто-то должен его держать. Сейчас он без сознания, но когда я начну зашивать рану, от боли он, несомненно, придет в себя и начнет вырываться. – Роза была такой спокойной, словно занималась этим всю жизнь.

– Я его подержу! – Эллен уселась рядом с братом и прижала его руки и верхнюю часть тела к ложу.

Роза умело промыла рану от запекшейся крови теплой водой, а потом сшила ее края десятком стежков.

– Не нравится мне, что он не приходит в себя, – буркнул Жан. Действительно, Леофрик не шевелился.

– Все, что мы можем сейчас сделать, это молиться и ждать. Если удар был не очень сильным, то он придет в себя. Бедный Леофрик! – Роза поцеловала его в щеку. – О Господи, да он же весь горит! Мы должны снять с него одежду, а то на спине она вся промокла. Жан, принеси два шерстяных одеяла, мы укутаем его – он должен согреться.

Сняв с него башмаки, Роза увидела, что у него пальцы на ногах посинели от холода. Она принялась осторожно их массировать, и через некоторое время они приобрели свой обычный цвет.

– Ну что ж, по крайней мере, пальцы он не потеряет, – удовлетворенно отметила она через некоторое время.

В первую ночь Эллен сидела у постели Леофрика, потом они делали это по очереди. Три дня его лихорадило, а потом жар немного спал. Рана на голове начала затягиваться, но Леофрик не приходил в себя. Ему осторожно вливали в горло воду и куриный бульон, но сам он не глотал.

– Почему ты не приходишь в себя? – Эллен в отчаянии сжимала его руку, но брат не шевелился.

Утром на десятый день он открыл глаза. Обрадовавшись, Эллен подбежала к его кровати, но Леофрик ее не видел. Он казался мертвым, хотя и дышал.

Эллен чувствовала, что его сердце бьется, но, несмотря на открытые глаза, он все равно оставался без сознания. Девушка чувствовала отчаяние и ненависть к разбойникам. Во время работы в кузнице ей не хватало радостной болтовни Леофрика, которая раньше ее так раздражала.


После того как гарнизон в замке сильно сократили после заключения перемирия, больших заказов больше не было. Все чаще Эллен и Жану приходилось ковать простые инструменты, чтобы выжить, и Эллен начала сомневаться в исполнении своих честолюбивых планов. Иногда она чувствовала такую тоску, что вообще не могла заставить себя идти в мастерскую, а молча сидела возле постели Леофрика, держа его за руку, или бесцельно бродила по лесу.

– Возьми себя в руки! Ты должна заботиться о кузнице. Ты нам нужна, – стал уговаривать ее Жан, когда она в очередной раз не выходила на работу.

– А смысл? – Эллен печально покачала головой. – Леофрик не выживет.

– А как же ты, Эллен? – возмутился Жан.

Он многому у нее научился и легко смог бы найти работу у любого кузнеца, да и Розе сделать это было бы нетрудно. Но что будет с Уильямом, да и с самой Эллен, если она станет просто бродить по лесу?

– Подумай о своем сыне! Осмонд хотел, чтобы кузница перешла к нему, если бы с Леофриком что-то случилось.

Эллен со свистом втянула воздух сквозь зубы.

– А я? Кто подумает обо мне? Я всегда хотела быть хозяйкой этой кузницы, но так не полагается, не полагалось, и никогда не будет полагаться. После смерти Осмонда я могла управлять ею до тех пор, пока Леофрик не вырастет. А теперь я должна работать тут, пока не вырастет мой сын? Это моя кузница! – Она, что называется, взвилась от ярости, с вызовом глядя на Жана.

– Но ты ведь женщина и не можешь…

– Чего я не могу? Стать мастером? Это кто так говорит? – В Эллен проснулось упрямство. – Уж не те ли, кто считает, что женщина не может выковать хороший меч? Они лжецы, и я это доказала, ты же знаешь.

– Да, ты права, – тихо ответил Жан.

Дверь в мастерскую приоткрылась, и, хромая, вошел маленький Уильям.

– Чего тебе? – раздраженно спросила его Эллен.

– Утя, – сказал он, шмыгнув носом. – Она меня кьюнула.

Эллен по-прежнему была вне себя от ярости и набрала полные легкие воздуха, чтобы ответить сыну.

– Что ж, значит, ты это заслужил!

Жан едва заметно покачал головой.

– Иди сюда, Уилл, – ласково сказал он, подмигнув малышу, а затем нагнулся и взял его на руки. – Видишь ли, утки не любят, когда к ним подходят слишком близко. У них ведь нет никакого оружия. Ни острых клыков, которыми можно укусить, ни копыт, чтобы растоптать противника, ни рогов, чтобы его забодать. Даже ядовитых жал у них нет – только клювы, которыми они могут защищаться. Поэтому они кусают все, что двигается неподалеку от них, чтобы все их боялись. – Жан отер Уильяму слезы. – А ведь они совсем неплохо придумали, правда? Просто не делай резких движений, когда ты рядом с ними, а если они совсем разозлятся, то ты им покажешь, кто сильнее, ведь ты можешь ударить их палкой.

Уильям, расхрабрившись, кивнул.

– А теперь иди к тете Розе и скажи, что мы немножко опоздаем на обед, ладно? – Жан шутливо шлепнул малыша по попке.

Уильям вышел из кузницы, а Жан рассерженно повернулся к Эллен.

– Почему ты так с ним обращаешься? – По глазам Жана было видно, что в этот момент он вспоминает свою мать.

– А что же мне его, баловать, что ли? – возмутилась Эллен.

– Он же совсем маленький, Эллен!

Она уперла руки в бока.

– Мне всегда приходилось трудиться больше других, чтобы достичь того, чего мне хотелось, ведь я девочка. У него в жизни все будет точно так же. Он, конечно, мальчик, но ведь он калека!

– Эллен! – Жан нахмурился.

– Может быть, тебе и не нравится это слово, но люди будут относиться к нему именно как к калеке, поэтому я не стану делать из него неженку, видит Бог, не стану. Я клянусь, что научу его всему, что умею сама. Это единственное, что я могу для него сделать. И это больше, чем сделала для меня моя мать. Намного больше!

Жан удивился, сколько горечи было в голосе Эллен. Она впервые заговорила при нем о своей матери, и ее лицо исказилось от ненависти.

– Такая уж у нас тяжелая жизнь. Но ты хоть раз видела, чтобы я ударил Уильяма? – Жан покачал головой. – Ты его почти не видишь, потому что все время думаешь только о своей кузнице. Ты даже не заметила, как выросли его ножки за этот год. Я уже дважды делал ему новые деревянные башмачки. А может, ты заметила, что ножка у него стала менее кривой? А ты знаешь, сколько у него зубов? Нет! Ты не знаешь своего собственного сына. Он славный малыш, и у него не только твои рыжие волосы, но и твое упрямство!

– И за это я благодарю Бога, потому что упрямство ему пригодится, чтобы выжить! Ты меня спрашиваешь, знаю ли я, сколько у Уильяма зубов? Ты прав, я этого не знаю. Но я знаю, где берутся деньги, за которые Роза покупает еду для нас всех. Я знаю, благодаря чему у нас есть одежда и крыша над головой. А что касается ноги Уильяма, то тут я с тобой не согласна. Я считаю, что Господь ниспослал ему это испытание, и мне не следует как-то облегчать участь своего сына. Когда-нибудь Уильям станет самым лучшим кузнецом, и это главное. Тогда его нога никого не будет смущать! – Эллен взглянула на Жана с вызовом. – Никто не знает, что нас ждет в будущем. Один Господь ведает, переживем мы завтрашний день или нет. Взять хотя бы Леофрика. – Она погрустнела.

– Он поправится, – попытался утешить ее Жан.

– Нет, Жан, Господь скоро возьмет его к себе, я это знаю. Я это чувствую. Если я сейчас избалую Уильяма, что будет с ним, если со мной что-то случится? Он должен заранее научиться полагаться только на себя.

Жан начал понимать страхи Эллен, хотя по-прежнему был с ней не согласен.


Леофрик так и не пришел в себя. В начале марта, в одну холодную безлунную ночь он умер.

Эллен сидела у его постели, но даже не заметила этого. И только утром, проснувшись, она обнаружила, что он не дышит. Положив голову ему на грудь, она заплакала от отчаяния. Воспоминания обо всех кошмарах, которые произошли в ее жизни, скопились внутри и хлынули наружу потоком горячих слез.

Серый сел рядом, принюхиваясь, просунул морду в изгиб ее руки и, дотянувшись до лица, принялся облизывать ее щеку, пока она не успокоилась.


Сентябрь 1176 года

В конце лета Эллен не выдержала и решила поехать в Сент Эдмундсбери, чтобы рассказать Милдред о смерти Леофрика. С тех пор как он умер, у нее все чаще возникало ощущение, что в Орфорде ее ждет лишь горе и боль.

Наняв коня, она усадила перед собой Уильяма в седло и поскакала, оставив Жана и Розу на хозяйстве.

Милдред была счастлива, увидев долгожданных гостей. Она обняла Эллен, а затем поцеловала своего племянника.

– Пойди в кузницу, поздоровайся с дядей Исааком. Он будет рад тебя видеть! – подбодрила она мальчика. – А потом пойди с Марией во двор, поиграйте все вместе, но только последи, чтобы с малышкой Агнесс ничего не случилось! – Когда дверь за детьми закрылась, она повернулась к сестре. – Я так рада, что ты приехала! Уильям так вырос!

Кивнув, Эллен внимательно посмотрела на сестру.

– А ты ведь опять ждешь ребенка, правда?

– А что, уже видно? – Милдред удивленно взглянула на свой животик.

– Нет, это заметно только по твоей улыбке. Когда я увидела, как ты смотришь на Уильяма, то подумала, что ты ждешь сына, не так ли? – Эллен усмехнулась.

Милдред смущенно кивнула.

– Мне впервые было плохо. Когда я носила Марию и Агнесс, меня ни разу не тошнило. Но на этот раз… – Она вздохнула. – Может быть, нам повезет! – По блеску в ее глазах было понятно, что ей очень хочется родить сына.

– По-моему, наш дорогой Исаак просто одержим идеей иметь наследника, продолжателя рода, – Эллен произнесла эти слова не без ехидства.

– Да ладно тебе! – Милдред по-дружески ткнула сестру в плечо. – Он неплохой парень, поверь мне. Мне повезло, что у меня такой муж. Он трудолюбивый, к тому же хорошо знает свое ремесло…

– …к которому он считает неспособными женщин, – закончила ее предложение Эллен.

– Он о нас заботится. Девочкам он хороший отец, а мне – любимый супруг! – Казалось, Милдред немного задели слова сестры.

– Извини меня, ты права. Я не хотела тебя обидеть!

– Ты мне поможешь приготовить обед? – Милдред сменила тему разговора.

– Ну, если без этого никак нельзя обойтись… – Эллен изобразила на лице страдание.

Милдред рассмеялась.

– Ты никогда не изменишься. Тебе действительно стоило родиться мужчиной, по крайней мере, в домохозяйки ты не годишься.

– Да и мать я тоже бесталанная! – грустно сказал Эллен.

– Ох, ну это уж глупости. Я бы с легкостью доверила тебе своих детей!

Эллен благодарно улыбнулась.


Когда Исаак вышел из кузницы, Уильям сидел у него на плечах. Кузнец посадил малыша рядом с собой на лавку и стал играть с ним, как будто это был его собственный сын. Эллен знала, что малышу не хватает Осмонда, и видела, что он в восторге от внимания дяди. «Нужно будет помолиться, чтобы у Милдред был сын», – подумала она, видя, с каким восхищением Уильям смотрит на Исаака.

– По-моему, она уже немножко выпрямилась, – радостно сказал Исаак, массируя ножку малыша.

– Мне вот его искалеченная нога не мешает! – резко произнесла Эллен.

– Но было бы лучше, если бы она выпрямилась! – возмутился Исаак.

– К чему все это? Ты что, действительно думаешь, что ваш деревянный башмак исправит его ногу? Я в это не верю. И кстати, я совершенно не уверена, что ему пойдут на пользу пустые надежды. Если нога даже немного и исправится, она все равно останется кривой.

Чем больше Исаак с Эллен ссорились, тем грустнее становился Уильям. В конце концов он расплакался.

Милдред стукнула по столу кулаком и потребовала прекратить скандалить, после чего Эллен обиделась и больше с Исааком не разговаривала. После того как разговоры о ноге Уильяма прекратились, настроение у всех в доме постепенно улучшилось. Милдред все время болтала, изо всех сил стараясь рассмешить Эллен.

– Да, хотелось бы погостить у вас еще, но меня ждет работа. – Эллен пожала плечами. – Я ведь не могу надолго оставлять Жана и Розу одних в кузнице, так что через два дня мы уедем, – сказала Эллен сестре, когда они на следующий день собирали лук с грядки.

– Жаль, мне с тобой хорошо, – сказала Милдред, которая действительно повеселела за время присутствия в их доме Эллен. – А вы не хотите приехать к нам в гости на Рождество? Ребенок родится в феврале или марте, я точно не знаю когда. – Милдред умоляюще взглянула на сестру. – Ну пожалуйста, Эллен!

– Ну хорошо, договорились. Уильям будет в восторге! – Эллен обняла сестру. – Да и я тоже.

Время до их отъезда прошло довольно мирно. Очевидно, Милдред долго уговаривала Исаака не ссориться с золовкой. Эллен тяжело было прощаться с родней.

– Увидимся на Рождество! – крикнула Милдред и помахала им рукой на прощание.

Когда они приехали домой, стоял холодный осенний день. Дул ледяной ветер, сгибавший деревья и срывавший с них ветки. Эллен с сыном продрогли до мозга костей и вошли в дом уставшие и замерзшие.

Серый лаял от восторга и прыгал вокруг них. Роза суетилась, торопясь их накормить, а Жан растопил печь посильнее, чтобы они согрелись. Выпив кружку пряного вина и съев кусок хлеба, Эллен снова почувствовала себя дома. Только сейчас она заметила, как похорошела Роза. На щеках у нее играл румянец, а глаза блестели. «Как же она хорошо выглядит, когда рядом нет Тибалта», – обрадованно подумала Эллен.

В кузнице делать было особо нечего, и Жан обрадовался, так как Эллен была преисполнена новых планов на будущее.

– Я решила выковать меч. Потом я возьму его и пойду по ближайшим замкам, чтобы представиться и предложить свои услуги… ну, я имею в виду, наши услуги. Мне надоело ковать инструменты. В конце концов, я умею ковать мечи! – решительно заявила она Жану.

– Вот теперь я тебя узнаю! – воскликнул он с облегчением. – Полна усердия и честолюбивых планов! Вот она, наша Эллен!

Хотя Роза и Жан были рады их возвращению, Эллен показалось, что они ведут себя не так, как раньше.

– У вас с Розой что-то произошло? – спросила Эллен у Жана на следующий день за работой.

– Э-э-э… нет… а что ты имеешь в виду? – запинаясь, пробормотал он.

– Вы что, с Розой поссорились?

– Нет! – ответил Жан уже спокойнее. – Нет, мы хорошо ладим.

Эллен осталась довольна этим ответом, подумав, что ей, наверное, только показалось.

Через пару недель оказалось, что идея предлагать свои услуги кузнеца, демонстрируя выкованный меч, оказалась очень удачной. Эллен получила два заказа на мечи, к тому же была перспектива получить и другие заказы.


Декабрь 1176 года

Хмурым декабрьским утром, за несколько дней до Рождества, они все вчетвером отправились в Сент Эдмундсбери. Всю дорогу их спутником был мелкий моросящий дождик. Вначале крошечные капли блестели на их шерстяных накидках, словно жемчужинки, но чем дольше они ехали под дождем, тем больше одежда пропитывалась влагой. Когда они подъехали к дому Исаака, все уже были мокрыми насквозь.

Милдред радостно их поприветствовала, но Эллен ее вид испугал. Ее сестра казалась совершенно изможденной беременностью, хотя до родов ей оставалось еще месяца два. Тошнота, преследовавшая Милдред с самого начала, с каждым месяцем мучила ее все больше. Вместо того чтобы полнеть, она, наоборот, исхудала. Живот выдавался вперед на ее тонком теле, словно опухоль. Роза сразу поняла всю серьезность ситуации и предложила Милдред свою помощь по хозяйству. Так как Милдред очень быстро уставала, она с радостью приняла это предложение.

– Я очень беспокоюсь о Милдред, – шепнул Исаак Эллен, когда они остались наедине. – Она стремительно теряет вес, и то немногое, что она съедает, в ней не задерживается из-за тошноты. Я рад, что вы приехали. – Исаак нервно провел рукой по волосам.

Он тоже выглядел уставшим, и когда Эллен спросила его о самочувствии, он поспешно ответил, что у него очень много заказов, и некоторые из них он не успел завершить. Он с благодарностью принял помощь Жана, но от помощи Эллен отказался. Хотя Эллен и рассердилась на него из-за этого, она решила не ссориться с ним ради Милдред. Так как Исаак тоже старался сдерживаться, Рождество прошло спокойно. В начале января Эллен и ее спутники с тяжелой душой отправились домой. Эллен строго-настрого приказала Милдред послать за ними, если ей понадобится помощь. И действительно, через две недели подмастерье Исаака Петер приехал в Орфорд.

– Меня послала Милдред, – сказал он, запыхавшись после быстрого галопа.

И лошадь, и всадник вспотели от быстрой езды.

Эллен пригласила Петера в дом и усадила его за стол. Роза дала ему кусок хлеба и миску горячей овсянки, а запить еду – стакан пива. А после этого она села за стол вместе со всеми.

– Что с ней произошло? – поспешно спросила Эллен.

– Ей стало еще хуже, потому что она волнуется за Исаака!

– За Исаака? – переспросил Жан.

– Рана на руке… – сказал Петер, быстро уминая кашу.

– Неужели она еще не затянулась? – удивленно спросил Жан.

– Эй, минуточку, вы тут вообще о чем? Ты что, не из-за Милдред приехал?

– Ну, в каком-то смысле из-за Милдред, – пробормотал подмастерье, продолжая жевать.

– Исаак сильно обжег руку, когда мы были там на Рождество, – объяснил Жан.

– Это моя вина. Я оставил щипцы у горна, и он схватился за раскаленное железо. – Петер смущенно потер подбородок.

– Исаак думал, что такое может случиться только с начинающим кузнецом. Ему было стыдно, прежде всего, перед тобой. Поэтому я тебе ничего не сказал. Он меня об этом попросил. – Жан пожал плечами. – Но ожог должен был давно уже сойти!

– Рука у него воспалилась, и из раны идет гной, но Исаак ничего не хочет с этим делать. Милдред боится, что у него начнется гангрена. – Петер вздохнул: очевидно, он боялся того же.

– О Господи, что, у вас в Сент Эдмундсбери нет врачевательницы? Я-то тут при чем? Я в таких вещах совершенно не разбираюсь.

– Милдред попросила повитуху осмотреть руку Исаака. Она в этом понимает, так она сказала, что ему нужно некоторое время не работать, потому что иначе рана не сможет затянуться. Но Исаак об этом и слышать не хочет. У нас есть важные заказы, которые еще не доведены до конца. Он просто не может лентяйничать, и все тут.

– И как это он вообще тебя отпустил? – удивилась Эллен.

– Он думает, что я поехал сюда из-за Милдред. Она очень плохо выглядит, и я думаю, что ей тоже нужна помощь.

Эллен посмотрела на Жана и Розу.

– Я поеду завтра утром. Жан, ты останешься с Розой и Уильямом, ладно?

– Конечно, я обо всем позабочусь, не переживай.

– А мне тут можно остаться? – скромно спросил еще один из сидевших за столом.

Эллен с Жаном изумленно на него посмотрели. Из-за неожиданного приезда Петера они совершенно забыли о том, что к ним на работу пришел устраиваться подмастерье.

Молодой подмастерье кузнеца пришел еще днем и спросил, нет ли для него работы. Он казался неплохим парнем, и доказал, что умеет работать, но Эллен и Жан и так справлялись вдвоем и смогли предложить ему только горячий ужин и ночлег на одну ночь, как это было принято в таких случаях.

Эллен на минутку задумалась. Должно быть, его послало им само небо!

– Жан? – Она вопросительно посмотрела на него.

– Если ты задержишься, то это было бы хорошим решением нашей проблемы.

– Три пенни в день и еда. Ночевать можешь в кузнице. Воскресенья и праздники – выходные. Ты согласен?

– Конечно, богатства мне это не принесет, но на первое время меня это устраивает! – Подмастерье, обрадовавшись, вытер руку о рубашку и протянул ее Эллен. – Меня зовут Артур.

Эллен пожала его руку в знак заключения договора. Итак, им обоим повезло: Эллен могла спокойно ехать к Милдред и не торопиться возвращаться домой, а подмастерье, несмотря на то что на дворе стояла зима, смог найти себе работу.


– Мы с Артуром сами справимся. Не переживай. Можешь оставаться там столько, сколько будет нужно Милдред, – в очередной раз принялся успокаивать ее Жан, когда Эллен уже собралась в дорогу. – Что касается меча, то я попрошу у барона отсрочки. Со всеми остальными заказами мы справимся. Можешь на меня положиться! – Жан обнял Эллен и ободряюще похлопал ее по спине.

Затем к ней подошел Уильям и, встав на цыпочки, поцеловал мать в щеку, а потом, застеснявшись, спрятался за спиной Жана.

Роза тоже обняла ее на прощание.

– Не волнуйся, с малышом все будет в порядке!

– Я знаю. Ты стала ему лучшей матерью, чем я, – вздохнув, ответила Эллен.

– Не говори глупости. А теперь поезжай, тебе надо заботиться о твоей сестре и ее муже. – Роза ободряюще улыбнулась.

Эллен набросила на плечи и голову накидку и натянула перчатки для верховой езды. Январь выдался солнечным, но холодным.

Эллен и Петер поскакали как можно быстрее, чтобы не терять времени, и вскоре кони разгорячились от быстрой езды, несмотря на мороз.


Когда они приехали в Сент Эдмундсбери, была уже поздняя ночь. Хотя Эллен и была готова к тому, что ее сестра в плохом состоянии, она была поражена тем, как выглядела Милдред. От нее остался один скелет, а под глазами пролегли темные круги.

Исаак старался прятать от Эллен руку, но та все же заметила гной и кровь, сочившиеся сквозь грязную повязку на его руке. По его искаженному от боли лицу было видно, как ему плохо, но он по-прежнему не позволял Эллен заходить в кузницу. Она не могла ему помочь, и ей приходилось просто наблюдать за тем, как он мучается.

Эллен заботилась о сестре, пытаясь восстановить ее силы. И действительно, радуясь ее приезду, Милдред вскоре почувствовала себя лучше.

А вот Исааку становилось все хуже.

Через два дня после приезда Эллен вечером в дом ворвался Петер.

– Эллен, скорее! Исаак упал в обморок!

У Милдред глаза расширились от страха.

– Не волнуйся, я о нем позабочусь. – Эллен оставила тесто, которое она как раз месила, и поспешила за Петером в мастерскую.

Исаак лежал на полу. Лоб у него горел.

– Мы должны отнести его наверх! – заявила она.

Петер был высоким и сильным парнем, так что они вдвоем смогли отнести Исаака в спальню. Милдред устроила себе постель в кухне, чтобы быть поближе к детям и Эллен.

Эллен осторожно сняла повязку с его руки.

– О Господи! – вырвалось у нее, когда она увидела зловонную рану.

Всю ладонь покрывала черная гнилостная кожа, проступал гной. Плоть вокруг раны была воспалена, она сильно покраснела. Воспаление уже поползло вверх по руке. Петер с отвращением отвернулся.

– И как он в таком состоянии работал? – испуганно пробормотал он.

– Исаак – ненормальный! – буркнула Эллен. – Но воля у него железная, – добавила она уже добродушнее. – Нам срочно нужен лекарь.

Над раной уже вились мухи, и Эллен завернула руку Исаака в ту же грязную тряпку.

– Кыш отсюда! – крикнула она, отгоняя нахальных тварей, которых привлекал гнилостный запах.

– Я найду лекаря! – твердо сказал Петер и поспешно ушел. Эллен размышляла над тем, что следовало предпринять, когда Исаак внезапно пришел в себя. Он попытался встать, но тут же замер на месте – вероятно, у него кружилась голова. Он удивленно оглянулся.

– Почему я в комнате? – резко спросил он, недоверчиво глядя на золовку.

– Тебе нужно отдохнуть. У тебя жар, – попыталась успокоить она Исаака, не сказав ни слова о его руке.

Несомненно, он считал, что вполне может работать, и жар этому не помеха.

– Отдохнуть! – Исаак будто выплюнул это слово. – У меня много дел. Важный заказ, который я должен выполнить за два дня. Я не могу тут валяться и ничего не делать.

Исаак попытался встать, но это ему не удалось.

– Слушай, может, поможешь мне все-таки? – возмущенно сказал он.

– Ты считаешь, что можешь работать, но сам встать точно не в состоянии. – Отвернувшись, Эллен вышла из комнаты.

Исаак изо всех сил старался подняться, но он был для этого слишком слаб. В конце концов, он сдался и уснул.

Через полдня Петер вернулся с лекарем.

Это был уже старый, пухленький и лысый человек. Взгляду него был мягким, сострадательным. Посмотрев на Исаака, он покачал головой и вздохнул.

Эллен вышла за ним из комнаты. Только когда они подошли к кузнице, лекарь начал говорить.

– Женщина, которая ждет ребенка, – это его жена? – Он мельком видел Милдред, но не говорил с ней.

Эллен удрученно кивнула.

– Она в очень плохом состоянии, вы это знаете?

Эллен снова кивнула.

– Наверное, он тоже это понимает, и поэтому скрывал свое состояние. Вероятно, он стеснялся показаться слабым. Такие мужчины, как он, из-за своей глупости легко могут потерять руку или ногу.

Виду Эллен был совсем испуганный.

– Вы можете ему хоть чем-нибудь помочь?

– У него на руке гнойная рана. Воспаление быстро распространяется. Нельзя было перенапрягать руку. Все это очень плохо. Я скажу вам, что вы можете сделать, но особой надежды дать вам не могу. Если воспаление не остановится, руку нужно будет отрезать до середины предплечья или до локтя.

Эллен закашлялась. Это было концом кузницы Исаака! Как же он будет работать, даже если переживет операцию? Лекарь дал ей сбор трав и объяснил, как готовить компрессы. Он пообещал на следующий день снова заглянуть к Исааку и принести с собой инструменты.

– Если завтра его состояние не улучшится, я отрежу ему руку, иначе он умрет! Будет лучше, если вы уже сейчас начнете готовить к этому его самого и его жену.

– Но… как же я… Что я им скажу?

Лекарь пожал плечами.

– Это нелегкое дело, я знаю.

Когда он ушел, Эллен заметила, что от отчаяния у нее по лицу катились слезы. Хотя они с Исааком и не ладили, все же этого он не заслужил. Милдред носила его третьего ребенка. Как же он будет кормить семью? Понурив голову, Эллен пошла в дом. Дети наверняка хотели есть, да и Милдред нужно было заставить хоть что-нибудь проглотить, а то она забывала есть, если ей об этом не напоминали. Закатив рукава, Эллен решила для начала всех накормить. Она вытерла слезы и вошла в дом.

– Что с Исааком? – спросила Милдред, которая успела увидеть больше, чем хотелось бы Эллен.

– Он поранился, – уклончиво ответила Эллен, стараясь не выглядеть чересчур обеспокоенной.

– Ты имеешь в виду его руку, правда? Он уже несколько недель носит повязку, но постоянно говорил мне, что все будет в порядке.

– У него жар, поэтому ему сейчас нужно отдохнуть! – отрезала Эллен и стала заниматься приготовлением еды.

– Ой, что-то горит! – внезапно закричала Милдред. Эллен заглянула в горшок, стоявший на печи.

– Пшенная каша! – Она быстро помешала кашу ложкой. – Ну не могу я готовить! – От злости она даже притопнула ногой.

– Если Исаак некоторое время не сможет работать, ты не могла бы закончить его заказы? Прошу тебя, Эллен, служанка из деревни могла бы готовить и позаботиться о детях. Можем попросить об этом Еву, сестру Петера. Она мне уже помогала пару раз.

– Он четвертует меня на месте, если я зайду в его мастерскую, – ответила Эллен, хотя на самом деле уже думала об этом.

– Ну прошу тебя! – умоляющим тоном сказала Милдред, приподнимаясь на локте.

– Конечно, я это сделаю, если ты позаботишься о том, чтобы он потом в качестве благодарности меня не убил! – воскликнула Эллен, раскладывая пшенную кашу по деревянным плошкам.


Петер очень удивился, когда на следующее утро, войдя в кузницу, увидел возле горна Эллен.

– Милдред сказала, что твоя сестра, возможно, не откажется нам помочь. – Эллен попыталась сказать это дружелюбным, но внушающим уважение тоном.

Она не сомневалась, что Петеру не понравится ее присутствие в кузнице, но ему все же придется ее слушаться, ведь им нужно было как-то ладить.

– Конечно, я ее попрошу, – удивленно сказал он. – А ты что, уезжаешь?

– Будь любезен, сходи и спроси у нее прямо сейчас, не могла бы она начать сегодня, лучше всего незамедлительно. Она должна будет готовить еду и заботиться о доме, детях и животных.

Милдред держала гусей, уток, кур, трех коз и пару свиней, которые постоянно бродили по двору.

– Ну хорошо. – Виду Петера по-прежнему был озадаченным, но подмастерье послушался Эллен.

Когда он вышел из мастерской, Эллен вздохнула. Очень важно было с самого начала дать ему понять, что она знает кузнечное дело лучше него и поэтому впредь будет отдавать распоряжения. Эллен посмотрела, как обстоит дело с уже начатыми заказами. Очевидно, Исаак собирался изготовить тяжелые, богато украшенные ворота. Внимательно их рассмотрев, Эллен сразу поняла, что еще нужно сделать.

– Ева пришла со мной. Она сейчас в доме с Милдред, – сказал Петер, заходя в мастерскую.

– Когда должны быть готовы ворота? – спросила Эллен, не упоминая больше имени его сестры.

– У нас осталось всего два дня! – Вид у Петера был обеспокоенный, и этому были причины: из-за раны на руке Исаак не мог быстро работать и отстал с выполнением заказов. – Монахи сделают нам другие заказы, только если мы этот выполним вовремя!

Эллен уже видела, что железа для ворот было достаточно.

– Что ж, тогда приготовься сегодня и завтра долго работать. Горн уже готов, и мы можем начинать.

– Ты хочешь?.. – Петер изумленно взглянул на нее. – Но я же не мастер и даже не подмастерье!

– А я на что? – беззаботно бросила Эллен, надевая кожаный передник Исаака. – Ну, за дело! – резко прикрикнула она на Петера, заставляя его повиноваться.

Эллен работала, пока от усталости не смогла больше поднимать руки. Петер в первый же день заразился от нее честолюбием. Он сразу понял: она точно знает, что именно нужно делать. Если бы они на следующий день поработали так же хорошо, то успели бы вовремя сделать ворота.

– Я слышал, что Исаак говорит о женщинах… что им место на кухне, а не в кузнице. Тогда я думал, что он прав, но теперь я, честно говоря, не уверен. Как бы то ни было, куешь ты намного лучше, чем готовишь. – Петер ухмыльнулся.

Эллен буркнула что-то невразумительное. Хотя он был всего лишь подмастерьем, его похвала ей польстила.


Вечером пришел лекарь, чтобы осмотреть Исаака, как и обещал. Эллен поручила сестре Петера сменить повязку на руке Исаака, но жар у него не прошел, да и рана не затягивалась. От нее по-прежнему исходило чудовищное зловоние, а почерневшая плоть гноилась. Лекарь только взглянул на руку Исаака и тут же вышел из комнаты.

– Есть два варианта, – спокойно сказал он, когда они вышли во двор. – Либо я сегодня отрежу ему руку до половины предплечья…

– Либо? – сдавленно спросила Эллен.

– Или вы будете молиться и ничего не делать. Тогда гангрена, видит Бог, поползет вверх по руке. Она доползет до локтя, потом до плеча, и через несколько дней этот кузнец умрет. Судя по всему, молитва поможет только его душе, добрая женщина. Его тело сгниет.

– А вы совершенно уверены, что единственная возможность спасти его – это отрезать ему руку?

– Ну, если не случится чудо… – Лекарь пожал плечами.

Так он зарабатывал на хлеб насущный. Естественно, для пациентов такое лечение казалось ужасным, но, как правило, это было единственной возможностью спастись от смерти.

Эллен на мгновение подумала об Исааке, о том, как он, бледный и безжизненный, лежал на кровати. Он даже не заметил прихода лекаря, так как со вчерашнего дня был без сознания почти все время.

– Прошу вас, объясните это его жене. Я не могу принять такое решение сама.

Лекарь поговорил с Милдред. Та, побледнев, выслушала его с выражением ужаса на лице.

– Прошу тебя, Эллен, я не могу, ты должна… – тихо прошептала она и опустилась на постель. Закрыв глаза, бедная женщина застонала.

– Боюсь, она вам не очень-то поможет, – сухо заметил лекарь. – Вам придется принять решение самой. Подумайте еще и о том, что за операцию я беру четыре шиллинга и не могу с уверенностью сказать, выживет ли он, хотя я, несомненно, сделаю все возможное.

У Эллен были с собой деньги. Если она получит новые заказы от монахов, то сможет какое-то время прокормить семью.

– Ну что ж, надо – так надо! – решительно сказала она. – Он должен это выдержать.

– Если вы мне поможете и мне не придется никого нанимать для этого, я сделаю вам скидку за операцию. Я же вижу, что вы – смелая и ответственная женщина.

Застонав, Эллен кивнула и приказала Еве не выпускать детей из дома.

– Ну что ж, пойдемте за ним! – Лекарь хлопнул в ладоши и потер одну руку о другую.

Эллен вздрогнула.

Она и лекарь пошли в спальню и вынесли Исаака во двор, где стоял чурбан для колки дров. Они опустили Исаака на землю.

– Нужно, чтобы кто-то подержал его за плечи и за ноги, – сказал лекарь.

Эллен позвала Петера, и тот медленно вышел из кузницы.

– Ты подержишь Исаака за ноги! – приказала она. Петер нехотя повиновался.

Лекарь сунул Исааку, который был без сознания, в рот палку.

– Это чтобы он не откусил себе язык, – объяснил он. – Вы должны крепко держать его. Если он придет в себя, то попытается сделать все возможное, чтобы выдернуть руку. Вам потребуются все ваши силы. Может быть, вам лучше попросить этого молодого человека подержать его за руку, а вы будете держать его за ноги?

Петер замотал головой. Он взглядом умолял Эллен, чтобы она не требовала от него этого. Ощущение своей вины в болезни Исаака разъедало его изнутри, и он не решился ничего сказать. Если бы он не положил щипцы возле горна, ничего бы не произошло.

– Нет, я справлюсь! – заявила Эллен, собрав все свое мужество. Если Исаак когда-нибудь узнает, что она помогала лекарю отрезать ему руку, он навсегда ее возненавидит.

– Хорошо. Так, парень, сперва пойди и положи полоску железа в очаг. Оно нам потом понадобится, чтобы прижечь рану, иначе он истечет кровью. Ты принесешь железо по моей команде и поторопишься, ясно? – отдавал распоряжения лекарь.

Петер испуганно кивнул и пошел в кузницу делать то, что ему сказали.

Лекарь положил руку Исаака на чурбан, перевязал ее и задумался над тем, где следует резать. Его пила напоминала инструмент столяра.

Эллен закрыла глаза. Она крепко держала руку Исаака – так, словно от этого зависела ее собственная жизнь. Рука дернулась, и Эллен почувствовала, как пила врезается в кость.

Исаак громко закричал.

Эллен крепко держала его руку, пытаясь найти утешительные слова, но ничего не сумела сказать из-за рыданий.

Лекарь прикрикнул на Петера, чтобы тот покрепче держал ноги Исаака.

Эллен казалось, что она вот-вот потеряет сознание. Она так и не смогла взглянуть на руку, которую сжимала.

Ее молитвы превратились в немой крик о помощи, обращенный к Господу и всем святым. Казалось, операция длилась вечно. Вскрикнув и изогнувшись от боли, Исаак снова потерял сознание. Время от времени он дергался, когда лекарь снова и снова вонзал пилу в кость.

– Парень, неси железо! – внезапно крикнул лекарь. Петер вопросительно взглянул на него.

– Давай поторапливайся!

Петер бросился бежать, словно за ним гнался сам дьявол. Горячее железо соприкоснулось с человеческой плотью, и в воздухе распространился едкий запах, от которого Эллен стало плохо. Ее стошнило, и ей вспомнился рассказ Жана о нападении на его деревню. После того как лекарь наложил на руку Исаака компресс из трав, а сверху повязку из чистой льняной ткани, они отнесли его обратно в комнату. Лицо у него было белым, восковым, как у мертвого.

– Зачем вы делали прижигание? – возмущенно спросила Эллен. – Вы же видели, что от небольшого ожога у него чуть не сгнила вся рука. А вы сделали ему еще больший ожог и думаете, что теперь все заживет?

– Гангрена может развиться из любой небольшой раны, будь это порез или ожог. Почему тело гниет – никто не знает. Говорят, это из-за дурных соков. – Лекарь пожал плечами. – Кузнец потерял много крови. Будем надеяться, что дурные соки вышли. Вы должны регулярно обновлять повязку, и если Господь смилостивится, то кузнец выживет. Молитесь, чтобы гангрена не развилась снова. Большего вы сделать не можете. – Лекарь вздохнул. – Завтра я приду осмотреть его и принесу вам новые травы для компресса. – Он похлопал Эллен по плечу. – Вы держались очень храбро.

Ночью Эллен вскочила, услышав крик Исаака. Ее комната находилась по соседству с комнатой Исаака, и она начала прислушиваться, но больше ничего не услышала. Должно быть, ей это просто приснилось. Когда она закрыла глаза, то будто наяву услышала хруст костей под пилой и крики Исаака, и снова увидела, как он изгибается от боли.

Проснувшись утром, Эллен обрадовалась, что ночь с кошмарами закончилась. Она не решалась зайти к Исааку. Когда он проснется и поймет, что ему отрезали руку… Он проклянет Эллен, как только узнает, что она это не только допустила, но и согласилась на это, да еще и помогала лекарю. Она знала: Исаак не поймет, что она хотела любой ценой спасти ему жизнь – ради Милдред и детей.


Эллен и Петер доделали ворота и утром отвезли их монахам при помощи двух друзей Петера. Чувствуя себя совершенно вымотанной, Эллен пришла домой к обеду и услышала, как бушует Исаак. Милдред, дрожа, сидела на топчане в кухне и всхлипывала. Мария и Агнесс прижались к матери. Они тоже плакали. Эллен опустилась на колени возле сестры и так стояла, обнимая ее, пока та не успокоилась.

– Не ходи к нему, ему нужно время! – Милдред схватила Эллен за руку, когда та попыталась встать. – Теперь он знает, что это ты его держала, когда… – Милдред запнулась. – Он без остановки тебя проклинает.

– Но разве я могла поступить иначе? – Эллен беспомощно посмотрела на сестру.

– Я знаю, другого выхода, чтобы спасти его, не было, но он… Он этого не понимает! – Милдред снова всхлипнула. – Что же теперь будет? – в отчаянии прошептала она.

Эллен избегала встречи с Исааком, а тот все бушевал.

Милдред часто заходила к нему, хотя сама едва держалась на ногах, а Ева или лекарь каждый день меняли ему повязки.

Исаак кричал, проклиная Эллен, три дня. Затем в доме стало тихо. Он повернулся лицом к стене и не шевелился, хотя ел и пил то, что приносила ему Ева. Он перестал со всеми разговаривать.


Февраль 1177 года

Прошло прочти четыре недели с тех пор, как лекарь отрезал Исааку руку, но того по-прежнему преследовали кошмары. Однажды ночью Милдред вдруг начала громко стонать. Не до конца проснувшись, Эллен босиком поплелась к сестре.

– Что случилось с мамой? – спросила Мария, которая спала рядом с матерью, а теперь терла глаза со сна.

Испугавшись, она спряталась за Эллен, когда та развела огонь.

– Я думаю, это ребенок! – Эллен нежно погладила малышку по голове.

Сестра Петера последние несколько дней тоже ночевала в доме, и теперь, зевая, спустилась в кухню.

– Ева, сходи за повитухой! – спокойно сказала Эллен, ставя воду на очаг. Взяв Марию и Агнесс за руки, она отвела их к Исааку.

– Проснись! – Эллен потрясла его за плечо. – Займись детьми. Милдред рожает, и я должна идти к ней. – Суровый тон Эллен не допускал никаких возражений.

Исаак приподнял одеяло.

– Идите сюда, а то холодно, – сказал он дочерям.

Те охотно залезли к нему на кровать, радуясь, что он больше не кричит и начал с ними разговаривать.

Прошло очень много времени, прежде чем Ева вернулась с повитухой. Повитуха сунула руку Милдред под рубашку.

– Я уже нащупала головку, – ободряюще сказала старушка, погладив покрытую капельками пота щеку Милдред. – Скоро все закончится.

Милдред была бледной и обессиленной, но все-таки кивнула.


Вскоре Милдред родила мальчика, похоже, ребенок был недоношенным. Он не кричал, безжизненное тельце было серым.

Повитуха покачала головой.

– Он мертв, – сказала она.

Милдред громко разрыдалась. Не успела она отдохнуть, как у нее снова начались схватки и вышел послед. Когда все закончилось, Милдред совершенно лишилась сил.

Повитуха обмыла ее, а Ева перестелила кровать.

Тем временем Эллен вышла в сад и вырыла могилу для ребенка. Вообще-то этим должен был заниматься Исаак, но он не мог этого сделать. Тихонько помолившись, Эллен похоронила мертвое тельце и послед, забросала могилу землей, а сверху посадила маргаритки и воткнула в землю крест из двух связанных палок.

Когда она вернулась в дом, Исаак сидел возле Милдред, вытирая здоровой правой рукой слезы с ее лица.

– Когда я умру, ты должен жениться на Элленвеоре. С нею вы со всем справитесь. Тебе нужна жена, а детям – мать, – прошептала Милдред.

– Тс-с-с, – шепнул Исаак и поцеловал ее в лоб.

– Прошу тебя, Исаак, ты должен мне это пообещать! – умоляла Милдред, приподнимаясь ему навстречу.

– Конечно, любимая, – нежно произнес он.

– Пообещай мне, что ты на ней женишься. Подумай о детях и о кузнице. Только она может тебе помочь. – Милдред всхлипнула. – Эллен – хороший человек! Поклянись, что ты это сделаешь! – не унималась она.

– Я поклянусь во всем, чего ты хочешь! –сказал в ответ Исаак, просто чтобы ее не волновать.

Эллен сделала вид, что не услышала его обещания. Увидев Эллен, Исаак встал и, не глядя на нее, молча пошел в свою комнату.

Милдред уснула от слабости, но когда Эллен встала, чтобы пойти в кузницу, она проснулась.

– Эллен! – тихо позвала она сестру. – Да?

– Ты слышала, какую клятву дал мне Исаак?

Эллен невольно кивнула.

– Теперь твоя очередь. Поклянись мне, что ты позаботишься о Марии и Агнесс… И об Исааке. Вы должны пожениться, когда я умру!

– Ты скоро выздоровеешь и сможешь сама позаботиться о своих детях! – попыталась успокоить сестру Эллен.

– Нет, я знаю, что я умру.

Эллен промолчала.

– Прошу тебя, поклянись мне! – прошептала Милдред. Хотя она и спала до этого, но выглядела по-прежнему очень уставшей. Она стала еще бледнее, а щеки и глаза ввалились.

Эллен сдалась.

– Да, Милдред. Я приношу эту клятву, но я сделаю все для того, чтобы до этого не дошло. Ты должна выздороветь!


В полдень Милдред действительно стало лучше. Лицо у нее уже не было таким бледным, а щеки раскраснелись. Немного успокоившись, Эллен после обеда вернулась к работе, и только вечером сообразила, что щеки Милдред красные не от того, что ей стало лучше, а от жара. Повитуха обещала зайти, и Эллен с нетерпением стала ждать ее прихода.

– По-моему, у Милдред жар, – сказала она старушке, когда та наконец пришла.

– Я не могла прийти раньше: жена маляра родила близнецов. Первый ребенок шел ножками вперед, а такие роды всегда проходят трудно.

Эллен подала старушке кружку пива, а затем миску с теплой водой. Та тщательно вымыла свои узловатые руки и стала осматривать Милдред.

– Мне она совсем не нравится! – буркнула она.

Повитуха приготовила отвар из трав, которые носила с собой, и обмыла этим отваром Милдред.

– Дайте ей выпить два стакана этого отвара, один сегодня, второй завтра. Я приду около полудня и осмотрю ее еще раз.

По обеспокоенному лицу повитухи Эллен поняла, что дела Милдред плохи.

– Моя сестра думает, что умрет. Вы тоже так считаете? – выдавила из себя Эллен.

– Пути Господни… Иногда умирающие знают больше здоровых. Я тут мало что могу сделать, но, несомненно, сделаю все возможное. – Повитуха допила пиво, закуталась в шерстяной платок и вышла из дома. – Крепись, Элленвеора, и не забывай молиться!

Эллен морозило. Прошедшие дни были слишком тяжелыми. Она скучала по своей кузнице, по Жану и Розе и, конечно же, по Уильяму. Чувствуя себя совершенно вымотанной, она заползла в свой угол, закрыла лицо руками и расплакалась. Она плакала и плакала, пока, наконец, не уснула.


В Милдред едва теплилась жизнь. Жар не усиливался, но и не уменьшался. Девочки сидели возле матери и плакали, словно чувствовали, как мало ей осталось жить.

Даже Исаак, пересилив себя, выходил из своей комнаты и сидел рядом с Милдред, держа ее за руку. Когда он с любовью проводил рукой по ее лбу, Милдред открывала глаза и улыбалась. Как только он входил в комнату, Эллен уходила в мастерскую.

– Мне очень жаль, – прошептала как-то Милдред.

Молча кивнув, Исаак сжал ее руку, а Эллен в этот момент сидела у нее в ногах.

Исаак не обращал на нее внимания. Вечером повитуха пришла еще раз. Они все знали, что конец уже близок и Милдред ничем не поможешь. Молитвы Эллен ее не спасли.

С каждым часом ей становилось все хуже. Широко распахнув глаза, она с дрожью в голосе напомнила мужу и сестре об их клятвах. Вечером она нашла в себе силы попросить у Эллен прощения за то, что она возлагает на нее столь тяжкое бремя.

После захода солнца на улице совсем похолодало, а в доме уютно потрескивал огонь в очаге, на железной цепочке над языками пламени висел котел с ароматным супом. Все молча уселись за стол и стали ужинать, не поднимая глаз от тарелок.

Огонек жизни Милдред еще мерцал, но вскоре совсем угас.


После похорон Милдред Эллен чувствовала себя еще хуже, чем после смерти Леофрика.

В течение года она будет соблюдать траур, а затем ей придется выполнить свою клятву.

Исаак постепенно выздоровел. Культя зажила, не начав гнить, но, потеряв руку, Исаак, казалось, потерял саму жизнь. Он целыми днями лежал на кровати, горюя о своей судьбе.

Сначала Эллен ему сочувствовала, но вскоре это начало ее злить.

Ева по-прежнему заботилась о доме и детях, но ведь Исааку уже не нужно было приносить еду. Он вполне мог бы вставать с кровати и заниматься чем-нибудь полезным, хотя теперь он и был «калекой», как он часто говорил.

Эллен была в ужасе от того, что ей придется соединить свою жизнь с этим человеком. И почему ей пришлось поклясться в этом сестре? Тот, кто нарушал клятву, данную умирающему, был обречен на вечное проклятие. Таким образом, ей придется выйти замуж за Исаака, хочется ей этого или нет.


Однажды она сообщила Исааку, что собирается поехать в Орфорд, чтобы уладить свои дела. Исаак посмотрел на нее неодобрительно.

– Ты ведь и не собиралась выполнять данную тобой клятву, правда? – злобно спросил он.

– Что ты имеешь в виду? – Эллен вскинулась.

– Едва мы похоронили Милдред, ты уже бежишь отсюда, бросая меня и детей на произвол судьбы.

– Да что ты такое говоришь?! Ева останется здесь и будет заботиться о девочках, пока я не вернусь. Петер будет в мастерской выполнять работу, которая не терпит отлагательства. Да и ты ведь никуда не деваешься!

Эллен был обижена. Да как Исаак смел назвать ее обманщицей?! То, что он все время жалел себя, вызвало у Эллен ярость и отвращение.

– Конечно, я вернусь. Клятва есть клятва. Но ведь я же должна позаботиться о мастерской отца и проследить, чтобы там все было в порядке! Но, может быть, это ты хочешь стать клятвопреступником?

Исаак пожал плечами.

– Я-то не собираюсь никуда убегать, – презрительно бросил он.

– Ну вот и прекрасно. Тогда ты можешь попробовать стать хоть в чем-то полезным! – язвительно сказала она.

Промолчав, Исаак наполнил свой стакан и пошел к себе в комнату.

Рассерженная, Эллен стала собирать вещи. Она не могла больше выносить хамскую манеру поведения Исаака и была рада уехать хоть на пару дней.


Орфорд, май 1177 года

Был один из прекрасных весенних дней, когда небо голубое, дует легкий бриз. Эллен возвращалась в Орфорд. Ее захлестнуло странное чувство тоски и радости от того, что она скоро будет дома. Там ничего не изменилось. Куры по-прежнему рылись в траве, выискивая червей и зернышки, на грядках не было ни одного сорняка, а двор был чисто убран. У Розы, как всегда, во всем был порядок.

Эллен направилась в кузницу, и на мгновение ей показалось, что она встретит там Осмонда, хотя она и знала, что это невозможно. Открыв дверь, она прищурилась, чтобы хоть что-то разглядеть в полумраке мастерской.

– Она вернулась! – радостно воскликнул Уильям и немного смущенно подошел к матери.

– Ну что, как у тебя дела? – спросила Эллен у сына, погладив его по щеке.

Уильям прижался лицом к ее ладони, словно маленький котенок. Эллен вздохнула. Последние недели были для нее слишком тяжелыми. Они высосали из нее всю силу, но она должна была взять себя в руки и уладить все, что требуется, прежде чем выйдет замуж за этого ужасного Исаака. Эллен попыталась сосредоточиться и распрямила плечи.

– Жан, я должна с тобой поговорить. – Она жестом подозвала его к себе, отстранив Уильяма.

Артура она удостоила лишь кивком головы. Жан отложил молот и, радостный, подошел к ней.

– Добро пожаловать домой, Элленвеора!

Эллен придержала дверь, и они вышли наружу. Со времени их первой встречи шесть лет назад Жан сильно вырос, и сейчас был на ладонь выше Эллен. Его плечи стали очень широкими, а руки сильными.

– Как там Милдред и Исаак? Как поживают дети? – обеспокоенно спросил он, видя по выражению лица Эллен, что не все в порядке.

– Ребенок родился мертвым, но это еще не самое плохое. Исааку пришлось отрезать руку до середины предплечья.

– О Господи, Боже! Какой кошмар! – Жан с ужасом смотрел на нее.

– Милдред так и не поправилась после родов. Она умерла месяц назад. – Глаза Эллен наполнились слезами. – Она заставила меня и Исаака поклясться, что мы поженимся.

– Что вы что-о? – Жан взглянул на нее с изумлением.

– Да-да, ты не ослышался. Из-за своей руки Исаак больше не может работать кузнецом, и я должна спасти их кузницу. Милдред не могла не подумать о детях.

– И что это будет значить для нас?

– Об этом-то я и хотела с тобой поговорить.

– Элленвеора! – Роза поспешно подошла к ним, радостно маша рукой. – Уильям сказал, что ты вернулась. Я так рада, что ты снова дома!

– Ты что, еще не поговорила с Розой? – удивленно спросил Жан. А ведь он достаточно хорошо ее знал, чтобы понимать, куда она направится в первую очередь! Наверняка же не в дом.

Эллен покачала головой.

И тут вдруг она увидела. Увидела уже хорошо заметный животик Розы.

Эллен сглотнула.

– Ты что, ей ничего не сказал? – встретив изумленный взгляд Эллен, Роза с упреком повернулась к Жану.

– Да ты… Ты же беременна! – стараясь говорить спокойно, сказала Эллен.

Роза кивнула. Ей внезапно стало стыдно, хотя она была счастлива, что у нее наконец-то будет ребенок.

– Кто? Кто с тобой так поступил?! – Эллен покраснела. – Ты что, не мог получше за ней следить?! – Она возмущенно повернулась к Жану.

И тут она увидела его лицо. Лицо человека, чувствующего свою вину. Лицо человека, страдающего от любви. До Эллен начало постепенно доходить.

– Вы?! Вы двое… – Задохнувшись, Эллен резко развернулась на каблуках и, широко шагая, пошла вниз, к реке.

– Погоди, я все улажу! – Роза схватила Жана за рукав, когда тот уже собрался пойти за Эллен.

Понурившись, парень кивнул.

– Надо было раньше ей сказать!

– Да, я знаю.

Поправив юбку, Роза пошла за Эллен по обрывистой тропке к реке. Поскользнувшись на камешке, она немного съехала к обрыву, но в последний момент успела ухватиться и не свалилась вниз. Совсем запыхавшись, она наконец спустилась к берегу.

Эллен сидела на большом камне и бросала гальку в воду.

Роза села рядом с ней.

– Я его люблю, Эллен! – Сказала она, помолчав, и стала смотреть в воду. – В этой жизни я видела мало счастья, – она вздохнула, – пока не появился Жан!

– Но ему же всего двадцать!

– Я на пару лет старше его, ну и что? – невозмутимо спросила Роза. – Я хочу получить твое благословение.

– Мое благословение? – Эллен засмеялась. – А ты спрашивала мое благословение на то, чтобы спать с ним? Да и зачем это тебе? Я ведь вам не отец, не опекун и не мастер. – Казалось, Эллен только сейчас все осознала.

– Но ты же моя лучшая подруга!

– Которой ты никогда ни капельки не доверяла. – В голосе Эллен звучала обида!

– Эллен, ну прошу тебя!

– А почему ты приходишь ко мне сейчас? Ты ведь уже была беременна, когда я уезжала. Сколько вы уже спите друг с другом? Почему ты меня не спросила, что я об этом думаю, прежде чем ему отдаться?

Роза опустила глаза.

– Эллен, но я ведь уже не ребенок. Я не должна была спрашивать у тебя разрешения! – упрямо сказала она.

– Тогда тебе и сейчас не нужно мое благословение!

– Нет, нужно! – не согласилась с ней Роза. – О Господи, да пойми же, мы живем под одной крышей. Мы одна семья! Ты для меня как сестра, ты знаешь меня лучше всех на свете, за исключением Жана. – В ее глазах светилась мольба.

Эллен с удивлением посмотрела на Розу.

– Он настолько хорошо тебя знает?

Роза кивнула, немного покраснев.

– Он читает мои мысли!

Эллен никогда не переставала удивляться детской наивности своей подруги, но теперь это почему-то ее рассердило. Этот стыдливый румянец так не подходил к ее образу жизни!

– Мне рожать через четыре месяца. – Роза, улыбаясь, погладила себя по животику.

Эллен посмотрела на нее неодобрительно.

– Вот в это мне что-то не верится. Смотри, какой у тебя живот!

– Я думаю, у меня будет двойня! Повитуха тоже так считает. Они уже толкаются! – Роза снова покраснела.

Злость Эллен мгновенно куда-то улетучилась. Это была Роза, и ее следовало любить такой, какой она была.

– Я должна поговорить с Жаном о нашем будущем, о кузнице, – сурово сказала Эллен и, немного помолчав, добавила: – Я выхожу замуж.

Встав, она подтолкнула выползшего из реки маленького рака обратно в воду.

– Элленвеора! Но это же великолепно! – Роза тоже встала, собираясь обнять подругу.

Но Эллен снова села на камень и опустила плечи.

– Ничего хорошего в этом нет. Я должна выполнить клятву, которую дала своей умирающей сестре. Иначе я ни за что не согласилась бы выйти замуж за Исаака. Ты ведь знаешь, что он думает о женщинах-кузнецах. Он с самого начала меня терпеть не мог, и он никогда мне не простит того, что я согласилась на удаление его руки, хотя этим я его спасла. Теперь он меня еще больше ненавидит, потому что я могу ковать, а он сидит без дела. – Слова лились из нее потоком.

Роза посмотрела на нее с сочувствием.

– О, Эллен, я тебя так понимаю! – Она обняла подругу за плечи, пытаясь ее утешить.

Эллен молчала. Они сидели на берегу, не двигаясь, и смотрели на поблескивающую поверхность реки. Через некоторое время Эллен встала.

– Я тебя благословляю, хотя это тебе и не нужно. Пойду поговорю с Жаном о том, как нам жить дальше. – Отряхнув пыль с платья, Эллен направилась к кузнице.

– Спасибо, Эллен! – пробормотала Роза, оставшись сидеть на берегу реки. По ее лицу текли слезы.


– Если хочешь, можешь пользоваться кузницей, – сказала Эллен Жану немного обиженным тоном. – Ты должен будешь платить мне арендную плату, но будешь сам себе господином.

– Нет, Эллен, для этого я слишком молод. У меня не получится, да и, честно говоря, я еще многому хотел бы у тебя научиться. Я хочу работать с тобой и дальше, хочу помогать тебе ковать мечи, как и раньше.

Эллен мягко улыбнулась, но тут же посерьезнела.

– Мне кажется, что все это было очень давно. А что же будет с кузницей Осмонда, если ты не будешь ею заниматься? – Эллен внезапно вспомнила о Леофрике.

Ей показалось, что она слышит его смех, и она застонала от ощущения горя.

– А как насчет Артура? Может быть, ты можешь сдать ему кузницу в аренду? Он заработал тут неплохую репутацию, да и возраст у него подходящий. – Жан вопросительно посмотрел на Эллен.

– А ты? Ты действительно хочешь поехать со мной? – Только сейчас Эллен поняла, как сильно она боялась потерять его.

– Только если Роза поедет с нами. Она могла бы заботиться о детях, в том числе и о детях твоей сестры, и о доме, так же, как и тут. Ты, конечно, самый лучший кузнец из всех, кого я знаю, но Роза – лучшая кухарка. – Жан ласково посмотрел на Эллен. – А мы с тобой будем ковать только мечи. Ну, что скажешь?

Эллен сделала вид, что думает. На самом деле она приехала в Орфорд не столько из-за кузницы, сколько потому, что ей хотелось забрать с собой в Сент Эдмундсбери Жана и Розу. Мысль о том, чтобы передать подмастерью кузницу в аренду, показалась ей вполне разумной, и она кивнула.

– В Сент Эдмундсбери я работала на монахов. Они хотят разместить у себя большой гарнизон. Нужно будет попытаться получить заказ на мечи. Тогда мы могли бы оставить у себя и Петера. – У Эллен прояснился взгляд.

Жан ее обнял.

– Хорошо, что ты снова дома. Тебя нам так не хватало! – Рассмеявшись, он поднял ее на руки и закружил, сжимая в объятиях.

– Минуточку, парень! – остановила она его. – Нам еще нужно кое о чем серьезно поговорить!

Испуганно остановившись, Жан опустил ее на землю.

– Роза беременна от тебя. – Эллен постаралась, чтобы ее голос звучал строго. – Знаешь, что это означает?

Жан смотрел на нее, широко распахнув глаза.

– Ну так что, ты собираешься на ней жениться или нет?

Жан облегченно рассмеялся.

– Еще бы!

– Тогда вы должны пожениться побыстрее. Скоро нам нужно будет отправляться в Сент Эдмундсбери.

– Спасибо, Эллен, я знал, что ты нас поймешь!

«А действительно ли я их понимаю?» – подумала Эллен. Она едва могла вспомнить, что это за чувство – любовь. И Джоселин, и Гийом… все это было так давно…


После свадьбы Жан и Роза постелили общее ложе в мастерской.

– Я беспокоюсь об Эллен, – сказала Роза, когда они остались одни.

– Я думаю, не стоит! – Жан подошел к ней сзади и, с любовью обняв ее округлившийся животик, нежно поцеловал ее в шею. – Она уже большая девочка, как и ты! – шепнул он, покусывая ее ушко.

– Можно подумать, ты не знаком с Исааком. А ведь ты с ним работал и знаешь его довольно хорошо. У него с Эллен никогда ничего не выйдет! – Обернувшись, Роза рассерженно посмотрела на Жана.

– Да ладно тебе, Исаак вскоре успокоится. Ему придется смириться с тем, что у него жена кузнец. В конце концов, ведь это именно она будет зарабатывать на пропитание для него и его семьи! – Жан вскинул брови.

– Какой же ты еще ребенок! Ты что, действительно думаешь, что они смогут поладить? Только представь, что было бы, если бы я зарабатывала для тебя деньги и знала бы свое ремесло лучше, чем ты. Не думаю, что тебе это понравилось бы. Эллен заслужила свое счастье, но вот с Исааком ли? Мне ее жаль, правда!

– Исаак – неплохой парень. Да, у него есть предубеждения насчет женщин, и Эллен это не нравится. Но ведь он не один такой, и это не делает человека плохим. Я уверен, что когда-нибудь он заметит талант Эллен.

– Заметить талант – это одно, а вот оценить его – совсем другое! – Очевидно, Роза была совершенно не согласна с Жаном, и ей хотелось поспорить с ним по этому поводу.

– Ты права, любимая. – Жан решил избежать спора. – Но ведь мы все равно ничего не можем изменить, по крайней мере сейчас, так что иди ко мне! – Умоляюще посмотрев на нее, он похлопал рукой по ложу.

– И все-таки мне ее жаль. Эх, ты, сердцеед! – Роза рассмеялась и легла рядом с ним. – Если бы я была сейчас не такой уставшей… – Она зевнула.

– Тогда ты в знак протеста спала бы стоя, как лошадь, я знаю, – зевнув, пробормотал Жан.


Июнь 1177 года

После бракосочетания Розы и Жана Эллен договорилась с Артуром насчет арендной платы задом и кузницу. Сложив все свои пожитки на небольшую тележку, трое друзей покинули Орфорд.

Их прибытию в Сент Эдмундсбери никто не обрадовался. Ева вежливо поздоровалась с ними, но было очевидно, что она не в восторге от их приезда.

Мария и Агнесс молча стояли, глядя то на Эллен, то на Розу, и не двигались с места.

Исаак вообще не вышел во двор.

Единственным, кому по душе пришлось возвращение Эллен, был Петер, но когда он услышал, что Жан будет работать в кузнице, то испуганно отшатнулся.

– А где же дядя Исаак? – Уильям нетерпеливо переминался с ноги на ногу, не обращая никакого внимания на своих двоюродных сестер.

– Он наверняка у себя в комнате, отдыхает, – раздраженно сказала Эллен: она уже не могла слышать, с каким почтением ее сын относился к Исааку.

– А вот и нет! – буркнул Исаак, выходя из-за дома.

Жан поразился тому, как опустился Исаак. Он просто не мог себе представить кузнеца не таким, каким он был раньше: жизнерадостным и трудолюбивым. И только увидев культю, он понял, насколько тяжело у Исаака на душе. Исаак обвел недоброжелательным взглядом всех прибывших.

– Так что, вы все теперь сюда приперлись?!

Прежде чем он успел получить ответ, маленький Уильям бросился прямо к нему.

– Дядя Исаак, возьми меня на плечи!

Жан успел схватить мальчика за рубашку и остановить.

– Ты уже слишком большой для таких глупостей, – укоризненно сказал он ребенку, приходя на выручку Исааку.

Исаак, даже не улыбнувшись мальчику, смерил беременную Розу презрительным взглядом и поплелся в дом. Уильям вопросительно посмотрел на Жана.

– Дядя Исаак сейчас себя плохо чувствует, но скоро все будет хорошо, – успокоил его Жан. – Ну что, давай пойдем с Петером в мастерскую!

Уильям пожал плечами.

– Ну, идем! – Обняв малыша, Жан потащил его в кузницу. Ева с Розой зашли в дом.

– Ну что, девочки, давайте испечем пирог! – предложила Роза детям, погладив их обеих по голове.

Сестрички энергично закивали, в то же время с опаской косясь на Еву. Роза закатала рукава.

– Но у нас муки мало! – сообщила Ева.

– Ну что ж, давай посмотрим. – Роза заглянула в мешок с мукой. – Да тут же муки по меньшей мере на неделю!

– Да, но должно хватить до конца месяца, – с упреком буркнула девушка.

– Но ведь нас теперь больше, и еда все равно закончится раньше, чем планировалось. Когда мука закончится, мы купим еще. В конце концов, Эллен и мужчины будут тяжело трудиться, а значит, должны хорошо есть.

– А зимой, значит, все будем голодать?! – злобно прошипела Ева. – Ну пожалуйста, мне-то что!

– Ну что ж, тогда можем приступать. Мария, принеси два яйца, но будь осторожна и постарайся их не разбить.

Мария принесла яйца и положила их на стол, гордая собой.

– В корзинке осталось еще четырнадцать яиц, а завтра наверняка будет еще штук семь-восемь! – сказала она. – Я, кстати, уже умею считать!

Роза улыбнулась малышке.

– Ну что ж, раз так, то я уже знаю, что мы сегодня вечером приготовим из всех остальных яиц! – Роза принесла миску, чтобы замесить тесто.

– Пф-ф-ф… Печь пироги… сегодня же не праздник! – ворчливо заметила Ева.

Роза решила пока не обращать внимания на ее выпады. Если Ева за пару дней не привыкнет к тому, что над ней теперь есть хозяйка, с ней придется серьезно поговорить. Но Роза все же решила дать ей немного времени.


– М-м-м! Мне очень не хватало твоих пирогов и паштетов. А этот омлет с салом просто великолепен. Давно я уже так хорошо не ела! – Эллен от удовольствия облизнулась, а Жан посмотрел на Розу с гордостью.

– Хорошо, что Ева этого не слышит! – Роза рассмеялась.

Пока не было Эллен, Ева и Петер спали в кузнице, а в этот раз ближе к вечеру они пошли домой. Эллен сидела во главе стола. Место слева от нее, где должен был сидеть Исаак как глава семьи, было свободно. Прежде чем уйти, Ева отнесла ему тарелку с едой. Хотя Исаак уже давно пришел в нормальное состояние, он не хотел есть вместе с остальными. По одну сторону стола сидела Роза с девочками, а напротив них устроились Жан и Уильям.

«Когда двойняшки подрастут, нам понадобится стол побольше», – подумала Роза и счастливо улыбнулась, но удержалась от того, чтобы высказать свои мысли вслух. Говорить о детях и строить какие-либо планы до их рождения считалось плохой приметой. В конце концов на все воля Божья, никто не знает, что с ними будет. Если говорить о них слишком много, то это может разозлить Бога, и он накажет родителей – родится мертвый ребенок или калека. Наказал ли Бог Эллен, искривив ножку ее сына? И если да, то за что? За то, что она не была замужем за Гийомом? Подумав так, Роза испугалась.

– Роза, ты что, не слышишь? – окликнул ее Жан. – Эллен спрашивает, как Ева вела хозяйство.

– Ой, простите, я задумалась. – Роза покраснела. – Она нормально вела хозяйство, но, по-моему, она недовольна моим приездом. Она уже долгое время делала все так, как считала правильным. А теперь приезжаю я и говорю ей, как все должно быть. Но она к этому привыкнет. Была бы ее воля, ты бы сегодня осталась без пирога! – Роза улыбнулась Эллен. – Но я хотела, чтобы ты поскорее ощутила, что ты здесь дома.

– Спасибо, Роза. При других обстоятельствах я бы себя здесь чувствовала намного лучше, – сказала Эллен, бросив взгляд на занавеску, отделявшую комнату Исаака от гостиной.

Если он услышал ее слова и понял намек, то так ему и надо. Увидев, что мать с недовольством посмотрела в сторону комнаты дяди, Уильям погрустнел.

– Кушай, Уильям! – сказал ему Жан. – Ты же хочешь вырасти и стать сильным-пресильным, правда?

– И не забывай о том, что пирог ты получишь, только когда все доешь! – добавила Роза, улыбнувшись малышу.

– А почему дяде Исааку нельзя с нами есть? – спросил Уильям, медленно засовывая ложку с омлетом в рот.

– Что за чушь ты несешь? – прикрикнула Эллен на сына. – Конечно, ему можно с нами есть. Он этого просто не хочет.

Уильям без аппетита ковырялся в своей тарелке, и, казалось, что омлета становилось все больше и больше, а не меньше. С трудом проглотив очередной кусок, он тихо сказал:

– Мне больше не хочется.

Но никто не обращал на него внимания.

– Я завтра схожу в аббатство и узнаю насчет оружия для нового гарнизона, – сказала Эллен, делая глоток яблочного вина.

Вино уже немного перекисло и пощипывало язык.

– По вкусу напоминает сидр! – с удовлетворением пробормотала она.

Вечером Эллен вернулась из аббатства в отвратительном настроении.

– Ты что, не получила заказ? – Жан вскинул брови.

– Получила! – отрезала Эллен, не выказывая особой радости. – Нам опять придется начинать с пик. В аббатство заходил Конрад, этот надутый придурок. Он настоятельно рекомендовал монахам отказаться от наших услуг, потому что, по его словам в кузнице нет мастера.

– Но Исаак… разве ты не…

– Естественно, я упомянула Исаака. Но Конрад уже слышал о его несчастье и знает, что он больше не может ковать. Только благодаря тому, что у Исаака отличная репутация и много друзей в цехе, у него не отобрали кузницу. Все это меня так бесит! Если бы в Орфорде было что-то наподобие цеха, мы могли бы передать кузницу Осмонда Артуру в аренду только с их разрешения, можешь себе такое представить?! – Эллен беспокойно заметалась туда-сюда.

– Но если у Исаака есть разрешение от цеха, почему они говорят в аббатстве, что в кузнице нет мастера? – Жан удивленно покачал головой.

Эллен пожала плечами.

– Опять то же самое. Я женщина. Вот причина. Конрад видел мои изделия и знает не хуже меня или тебя, что я давно уже должна была стать мастером!

– Как же тебе удалось получить заказ?

– Аббат поинтересовался качеством наших изделий, изготовленных за последние месяцы. Монахи были очень довольны и хвалили нас. Аббат не послушался Конрада. «Если у вас в кузнице нет мастера, вы не можете требовать той же оплаты, что и члены цеха. Но если вы сделаете мне скидку, я отдам вам заказ на двести пик», – сказал аббат. «Но ведь тогда нас выгонят из цеха!» – возразила я ему. И тогда этот скряга на меня посмотрел и сказал: «Это уже мои проблемы. Я должен распределить много заказов и экономлю, на чем только могу. Я заставлю цех пойти мне навстречу». После этого я от него ушла. Пики должны быть готовы к Рождеству.

– Но, Эллен, это же великолепные новости! – Жан похлопал ее по плечу.

– Если не учитывать того, что заплатят нам за это ничтожную цену, да еще и члены цеха на нас разозлятся. – Она вздохнула. – Если бы нам заказали один-единственный меч, нам пришлось бы меньше работать, а получили бы мы больше, и репутация наша упрочнилась бы.

Первые сто пик они сделали за три недели.

Монахи очень удивились, когда Эллен со своими помощниками принесла им первую половину заказа и потребовала соответствующую оплату.


Вечером они поужинали гороховым супом, приготовленным Розой.

– Вы действительно хорошо поработали! – сказала Эллен. Жан снова стал ее правой рукой. Сначала Петер переживал из-за того, что был теперь в кузнице на подхвате, но быстро смирился и даже решил извлечь из этого выгоду.

– До наступления зимы нужно бы сделать пристройку к дому, как вы думаете? – обратилась Эллен к Жану и Розе, взяв кусок хлеба и обмакнув его в суп, прежде чем отправить в рот. – Вы же не можете вечно спать в кузнице! – сказала она с набитым ртом.

Роза просияла.

– Если Петер мне немного поможет, то я быстро все сделаю, – обрадованно заявил Жан. – Но сперва нам нужно купить дерево и глину, а у крестьян – солому.

– Если вы хотите сделать в пристройке окно, то не забудь позаботиться о деревянной раме! – сказала Эллен, глядя на их радостные лица. – Ну что, вы позаботитесь обо всем необходимом?

Жан кивнул. Щеки у него раскраснелись от волнения. Достав кожаный кошель, который ей сегодня утром вручили в аббатстве, Эллен дала Жану пару серебряных монет.

– Вот, если тебе понадобится больше, обращайся.

– Спасибо, Эллен! – Роза погладила ее по руке.


Вечером, уютно устроившись на соломенном ложе в кузнице, Роза обняла Жана и стала строить планы на будущее.

– А ты можешь сделать нам настоящую кровать? Со стегаными матрасами и балдахином, как у богатых? Вот было бы здорово!

Жан радостно закивал и принялся что-то рисовать на глиняном полу.

– Вот стена дома Исаака, и тут мы начнем строить. Если поставить кровать вот здесь, то стены будут защищать ее стрех сторон от сквозняка. А если хочешь, мы с четвертой стороны повесим занавеску. Что скажешь?

– Великолепно, Жан! – Роза просияла. – Как ты думаешь, может быть, на свадьбу в следующем году подарить Эллен и Исааку кровать? Они же хозяева в доме. Раз уж им суждено пожениться, не любя друг друга, то пускай хотя бы спят как короли, как ты думаешь?

Рассмеявшись, Жан чмокнул ее в нос.

– Ты права, как всегда. Отличная идея. Я уже давно думаю, чем бы порадовать Эллен. Нужно будет сразу же купить побольше дерева. Так я получу скидку, а дерево для кровати Эллен окажется достаточно сухим. У меня есть еще одна идея… Роза! – Жан посмотрел на жену.

Она заснула в его объятиях. Ее грудь размеренно поднималась и опускалась. Жан взглянул на ее живот. Он сам не верил в то, что у них будет двое детей. И как двое малышей уместились в этом хрупком теле? Она часто предлагала ему положить руку ей па живот, когда ребенок толкался. Но как только он прикасался к ней, ребенок замирал. «Малыш как зверек, который при опасности притворяется мертвым», – улыбнувшись, подумал он. И вдруг он заметил движение в ее животе! Он нежно положил туда руку, и в этот раз почувствовал, как ребенок толкается! «Скоро я стану папой», – с гордостью подумал Жан, поцеловал Розу в щеку и спокойно уснул.


К концу лета Жан закончил делать пристройку, обеспечив свою маленькую семью крышей над головой. В пристройку вела крепкая дверь из дуба. Вход был отдельным, со двора. Летом, когда были открыты ставни, солнце проникало внутрь, окрашивая стены в разные цвета. Но самым красивым, по мнению Розы, была кровать с балдахином. В углу возле небольшого очага стояла большая колыбель. Жан вырезал ее долгими летними вечерами, сделав ее достаточно широкой на тот случай, если действительно родятся двойняшки.


Поскольку Эллен со своими подмастерьями изготовила пики намного раньше оговоренного срока, аббат сделал ей еще пару заказов на простые солдатские мечи. И на этот раз Эллен пришлось сделать скидку, но она получила от аббата обещание, что цех об этом ничего не узнает. На мечах она заработала намного больше, чем на пиках. С Атанором их сравнить было нельзя, потому что они все делались одинаково и процесс их изготовления был менее трудоемким, но это была идеальная возможность для Жана поупражняться в ковке мечей и их закалке. Такие простые мечи делались только из одного вида железа и требовали меньше очистки. Несмотря на это, они прошли надлежащую закалку, как и все оружие, которое делала Эллен. Мечи не требовалось украшать, да и рукоять следовало обмотать только льняной ниткой. Кроме того, к ним не полагались ножны. Такие солдатские мечи поставлялись в простом деревянном ящике. Чтобы они с Жаном в будущем могли ковать одновременно, Эллен решила расширить кузницу. Она хотела сделать второй горн и еще две наковальни.

– Три наковальни? А не многовато ли? – удивленно спросил Петер.

– Нет, если ты станешь подмастерьем! – ответила Эллен, по-детски открыто улыбнувшись. – Но может быть, ты хотел бы где-нибудь в другом месте…

– Нет-нет! Я же не сумасшедший! – вырвалось у Петера, и он покраснел. – Простите, я хотел сказать…

– Ладно, ничего! – Эллен ухмыльнулась. – Я надеюсь, что вскоре смогу получить новые заказы от монахов, а кроме того попытаюсь поработать и на местных дворян. Кто знает, может быть, мы даже ученика себе сможем взять?

Исаак обо всем этом ничего не знал. Его не заботила ни кузница, ни дом, он ни с кем не разговаривал и большую часть времени проводил, дремля в своей комнате. Даже дети перестали обращать на него внимание.


Начало октября 1178 года

– Жан! – Роза легонько потрясла мужа за плечо. – Жан, пожалуйста, проснись! – окликнула она его уже громче. Он сонно открыл глаза.

– Что случилось, уже пора вставать?

– Началось! Позови Элленвеору, а потом сходи за повитухой, быстро! – Роза глубоко вздохнула и застонала.

Жан вскочил с кровати, надел штаны и выбежал на улицу.

– Элленвеора! Элленвеора! Роза рожает! – закричал он, колотя кулаками в дверь дома.

Эллен мгновенно появилась на пороге. Казалось, она вообще не спала.

– Сейчас нагрею воду. Я только вечером принесла ведро свежей воды. Будто знала! – воскликнула она и принялась разжигать очаг. – Я сейчас быстро поставлю котелок на огонь, а потом присмотрю за Розой. Беги за повитухой. Все будет хорошо. – Она подожгла факел, сунула его Жану в руки и вытолкнула его за дверь.

От стука в дверь проснулись девочки и Уильям.

– Ложитесь спать. Я должна позаботиться о Розе. У нее начались роды! – поспешно сказала она, отводя Марию и Агнесс в угол комнаты, где они спали.

Девочки начали плакать.

– Она что, теперь тоже умрет, как и мама? – испуганно спросила Мария.

Эллен покачала головой.

– Роза крепкая. Помолись за нее и ложись спать, – бросила Эллен и вышла из комнаты.

У Розы схватки были уже сильные, но она держалась молодцом.

– Я уже столько раз была беременной, а ребенка у меня нет, – сказала она, часто дыша. – Если Господь действительно подарит мне двоих детей и они будут здоровы, то я буду знать, что он меня простил. – Она громко застонала.

– Все будет хорошо! – успокоила ее Эллен.

Лицо Розы исказилось от боли, и Эллен влажной тряпкой отерла ей пот со лба.

Роза мучилась до самого рассвета. Повитуха и Эллен сидели рядом с ней, а Жан пошел спать с Уильямом, но уснуть не мог. Из-за стены доносились приглушенные стоны роженицы. Жан тихо молился и наконец услышал тоненький плач. Почти мгновенно дверь в пристройку приоткрылась.

– Поздравляю, Жан, ты стал папой! – Сияющая Эллен бросилась к нему. – Пойдем, посмотри на своих сыновей! – схватив его за рукав, она потянула его за собой.

– А Роза? Как там Роза? – испуганно спросил он.

– С ней все хорошо. Не волнуйся!

Роза сидела на кровати. Она казалась самым счастливым человеком в мире. Конечно, она немного устала, но все равно просто сияла от радости – она дважды стала матерью.

Повитуха уже спеленала мальчиков, так что они теперь напоминали две личинки.

– Внимательно посмотрите на этого мужчину. Это ваш отец. Вы будете его уважать и слушаться, понятно? – строго спросила она у двух сверточков, а затем взяла одного мальчика и дала его Розе, а второго протянула Жану.

Он гордо взял своего крошечного сына и посмотрел на него. Голова ребенка была меньше его ладони.

– Сколько же у него волос! – удивился Жан.

Погладив указательным пальцем кулачок малыша, он подошел к Розе и, присев на край кровати, показал ей ребенка.

– Ты только посмотри, какой он крошечный! – шепнул он. Роза кивнула.

– Как и его брат! – Она протянула ему второго ребенка.

– Они же похожи как две капли воды! – не переставал удивляться Жан.

– Они близнецы! – объяснила повитуха. – Такое часто бывает. Возможно, они будут так же похожи и когда повзрослеют.

– Они такие маленькие и хрупкие, – обеспокоенно сказала Роза. – Уильям был намного сильнее. Хоть бы они были здоровы! – Роза обернулась к повитухе. – Прошу вас, окрестите их сегодня же, я однажды потеряла некрещеного ребенка.

– Я бы не стала беспокоиться о детях. Они наверняка вырастут большими и сильными. Близнецы всегда меньше, чем обычные дети. А с этими, кажется, все в порядке, – заверила повитуха. – Не сомневайтесь, я их окрещу, чтобы смыть с них грех. Вы уже придумали для них имена?

Роза и Жан, немного успокоившись, переглянулись.

– Как звали твоего отца? – спросила Роза. Жан нахмурился.

– Раймон. – Жан произнес это имя на французский манер, и Роза задумчиво его повторила.

– Красивое имя, правда, Раймон? – спросила она у ребенка и поцеловала его в нос.

Малыш немного приоткрыл рот и мяукнул, как маленький котенок.

– По-моему, ему нравится! – умилилась Роза.

– А имя твоего отца? – Жану явно понравилась идея назвать сыновей в честь их покойных дедушек.

– Он умер, когда я была совсем маленькой. Мать только раз говорила о нем, но не упоминала его имени.


Пожав плечами, Жан погладил Розу по щеке.

– Но у меня все же есть идея, – сказала Роза. Жан вопросительно посмотрел на нее.

– Как насчет Элана? Так называла себя Эллен, когда прикидывалась мальчиком.

Улыбнувшись, Жан посмотрел на своего второго сына.

– Элан.

Кроха зевнул, и все рассмеялись. Элленвеора, которая все это слышала, ощутила комок в горле, а на глаза у нее навернулись слезы.

– Ну хорошо, тогда я сейчас окрещу детей, – сказала повитуха. – Для близнецов они довольно крупные, но все в руках Божьих, и мы не должны подвергать их маленькие души опасности. – Взяв распятие и четки, она окропила первого малыша святой водой, которую носила с собой. – Нарекаю тебя, раба Божьего, Раймоном, во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. – Ей было трудно выговорить на французский манер окончание имени мальчика. – Вам бы лучше называть его Рэем, – предложила она.

Окрестив второго мальчика, она предупредила Жана, что на следующей неделе им необходимо пойти с детьми в церковь, чтобы священник завершил ритуал крещения помазанием.


После того как Роза покормила мальчиков и они уснули, повитуха уложила близнецов в колыбель. Добродушно, но настойчиво она выпроводила Жана и Эллен из комнаты и приказала молодой маме попытаться поспать.

Как только Роза закрыла глаза, повитуха вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь, и потребовала у Жана двойную оплату за свои услуги ввиду его двойной радости. Благословив семью, она дала еще пару указаний и ушла.


Когда Ева утром пришла в кузницу и узнала новости, она сразу же бросилась к Розе.

– Не беспокойся, я обо всем позабочусь, пока ты не придешь в себя, – пообещала она.

– Я уверена, что ты сможешь со всем справиться, – тихо сказала Роза. Напряжение, возникшее между ними и столь часто проявлявшееся в последние месяцы, мгновенно улетучилось.

– Я не всегда к тебе хорошо относилась. Мне очень жаль, – покаялась Ева. – Я боялась, что ты меня выгонишь, когда родится ребенок.

– Однако у нас теперь вдвое больше работы! – сказала Роза. – Но я бы не отпустила тебя, даже если бы у меня был один ребенок, а не два.

Ева просияла.

– А Исаак знает, что у него теперь в доме еще двое мальчишек?

Роза вздохнула.

– Ему наверняка это известно, но я не думаю, что это его интересует. До смерти жены он очень хотел сына. Вряд ли он порадуется тому, что у Жана их теперь двое.

– Ну что ж, посмотрим. Скоро я ему отнесу обед. – Ева вздохнула. – Еще какое-то время он будет прятаться в своей комнате, но и его горе когда-нибудь пройдет.

Роза хотела кивнуть, но вместо этого неожиданно зевнула.

– Ой, извини, ты, должно быть, устала. Поспи, а я к тебе потом зайду.

– Спасибо, Ева, – сказала Роза и мгновенно уснула.

Ева была права: после рождения близнецов Исаак стал еще больше времени проводить в своей комнате. Если раньше по вечерам он иногда сидел в кухне, то теперь избегал всех мест в доме, где он мог увидеть детей. Он уходил в лес, скрывался в своей комнате или на холме за домом.


Март 1178 года

Однажды Жан увидел маленького Уильяма, который спрятался в кустах. По его веснушчатому лицу текли слезы.

– Тихо, тихо, Уилл! Что случилось? Мальчики не плачут! – мягко сказал ему Жан, и на мгновение вспомнил своего отца: ему показалось, что сейчас он услышал его голос.

– Я знаю, но все равно плачу! – Уильям казался совершенно несчастным и не прекращал реветь.

– Да что же случилось? – Жан присел рядом с ним и принялся что-то рисовать папкой на земле.

– Это все из-за дяди Исаака! – Уильям всхлипнул и громко шмыгнул носом.

– Вот как?

– По-моему, он меня теперь терпеть не может! – Грустно взглянув на Жана, Уильям вытер рукавом нос.

– Но это неправда, Уильям, почему ты так думаешь? – Жан сочувственно посмотрел на малыша.

– С тех пор как мы сюда приехали, он ни разу со мной не играл и не брал меня на руки. Он со мной теперь вообще не разговаривает! А когда я к нему подхожу, он меня прогоняет.

Обняв мальчика, Жан начал его утешать.

– Он больше не играет с тобой, потому что он сердится, – попытался объяснить он.

– Сердится? – В огромных глазах Уильяма читалось удивление. Жан кивнул.

– Да, Уилл, но он сердится не на тебя!

– А на кого же?

– Наверное, на Бога. – Жан нахмурил лоб.

– Но на Бога нельзя сердиться!

– Я знаю, Уилл. И Исаак это тоже знает.

– Но почему он сердится на Бога?

– Потому что у других мужчин рождаются сыновья.

– Как у тебя! – Уильям просиял. Жан кивнул.

– И потому что Бог отобрал у него Милдред, и руку к тому же.

– Это Бог ему ее отрезал?

– Нет, Уильям. Это сделал лекарь.

– Но тогда он должен сердиться на лекаря!

Жан глубоко вздохнул. Объяснить все это пятилетнему ребенку оказалось сложнее, чем он думал.

– Или на твою мать, потому что это она держала мою руку, когда ее отпиливал лекарь, – сказал Исаак, который внезапно появился, будто из ниоткуда.

Уильям взглянул на него с ужасом.

– Ты лжешь! Она этого не делала! – закричал мальчик и, вскочив, убежал.

– Исаак! – с укоризной произнес Жан.

– Что? – отозвался Исаак с вызовом.

– Ну и зачем ты это сделал? Мальчик тебя любит!

– А его мать позаботилась о том, чтобы я стал калекой!

– Но ты ведь знаешь, что у нее не было выбора. Или, может быть, ты хочешь сказать, что она специально решила сделать тебя калекой?

– Возможно, ей нужна была моя кузница… – Голос Исаака дрожал.

– У нее уже была своя кузница.

– Она ненавидит меня, потому что я сказал, что женщине не место в мастерской.

– Исаак, ты глупец!

Исаак застонал.

– Мальчонка ведь сам калека, и ты знаешь, как важно…

Жан не успел закончить свою мысль, потому что кузнец его перебил.

– Можешь называть меня калекой, но о нем ты так говорить не смей! – в ярости заорал он на Жана, но тут же осекся. – Он всего добьется в жизни!

– Несомненно. А ты подаешь ему замечательный пример! Ты же видишь, он уже тоже начинает прятаться по кустам! Точно как ты! – Жан специально провоцировал Исаака.

Кузнец в бешенстве встал и втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

Жан по-прежнему смотрел на него с вызовом. На мгновение ему показалось, что Исаак сейчас его ударит. Ему даже этого хотелось. Но ничего не произошло. Жан отвернулся, но затем решил продолжить:

– У мальчика никогда не было отца. А ведь ты бы мог его заменить! – с упреком сказал он, окидывая Исаака взглядом с головы до ног. – Но он, да и Эллен тоже, достоин кого-то получше, чем ты.

Отвернувшись, Жан пошел в кузницу.

Тихонько выругавшись, Исаак поплелся в дом.


Одним апрельским днем, когда то ярко светило солнце, то шел дождь или снег, Исаак улучил момент, когда Эллен осталась в кухне одна.

– Нам нужно поговорить! – сказал он, сев напротив нее на скамью.

Здоровую руку он положил на стол, а культябезвольно свисала вдоль туловища.

Эллен вопросительно посмотрела на него. Он впервые заговорил с ней после смерти Милдред.

Откашлявшись, Исаак провел здоровой рукой по столу.

– Чего тебе? – нетерпеливо спросила Эллен.

– Я насчет свадьбы.

– А что, ты передумал? – Эллен избегала его взгляда.

– Конечно же нет! – В голосе Исаака слышалось раздражение. – Как бы мне ни хотелось, чтобы меня оставили в покое. – Он помолчал. – Мы ведь поклялись.

– Я не забыла, – кратко ответила Эллен, наморщив нос: после смерти Милдред Исаак редко мылся и вообще не брился. – Перед свадьбой тебе не помешало бы принять ванну. От тебя воняет!

Эллен ожидала взрыва ярости со стороны Исаака, но тот лишь спокойно кивнул.

– Траур уже закончился, – напомнил он ей.

– Тогда мы должны выполнить свою клятву как можно скорее. Я поговорю со священником. – Элленвеора встала. – Это все?

Кивнув, Исаак остался сидеть и даже не посмотрел в сторону Эллен, когда та вышла из кухни. После ее ухода он ударил кулаком по столу так, что подскочили глиняные кружки. Вскочив, он побежал в лес, хотя и шел дождь, и вернулся только после наступления темноты, промокнув до нитки. Отказавшись от еды, он скрылся в своей комнате.


Через месяц, в один дождливый майский день, они поженились. По дороге из церкви Роза взяла Эллен под руку. За ними шли Жан, Петер и Ева с детьми, а Исаак следовал за ними на большом расстоянии. Хотя на Эллен было новое льняное платье и венок из белых цветов на голове, она совсем не напоминала счастливую невесту. Роза потянула подругу в дом, чтобы показать комнату, в которой Эллен теперь придется жить с Исааком. Роза заменила занавеску на двери, а в центре комнаты изголовьем к стене теперь стояла дубовая кровать, которую сделал для них Жан. Столбы для балдахина доходили до самого потолка. Кровать со всех сторон была закрыта голубыми льняными занавесками.

У Эллен на глазах выступили слезы, когда она подумала о том, что с сегодняшнего дня ей придется делить эту кровать с Исааком. Неожиданно для нее жених без напоминаний принял ванну, побрился и надел новую одежду, которую Эллен для него подготовила, но это нисколько не приободрило Эллен. Она с ужасом представляла, что ей придется провести остаток жизни рядом с этим человеком в качестве жены.

Увидев слезы на глазах подруги, Роза не знала, что ей делать.

– Ах, Эллен! – Она провела кончиками пальцев по ее щеке. – Все будет хорошо. Ему просто нужно время! – Роза как могла, старалась утешить несчастную новобрачную.

– Я так боюсь ночи! – призналась Эллен с дрожью в голосе. Роза понимающе кивнула и убрала со лба Эллен упрямый локон. На празднике после бракосочетания, куда пригласили много гостей, все пили и смеялись, и только Эллен с Исааком сидели за столом словно в воду опущенные и не разговаривали. Чем дольше длился праздник, тем пьянее и радостнее становилась компания. Когда Эллен почувствовала, что уже не может смотреть, как другие веселятся на ее свадьбе, она встала. Исаак, сообразно традиции, последовал ее примеру. Гости стали смеяться, свистеть и отпускать сальные шуточки. Все подняли бокалы за молодоженов. После того как они ушли в отныне общую комнату, праздник закончился.

– И как им удалось сделать такую кровать? – изумленно спросил Исаак, когда они остались в комнате одни.

– Да, я тоже удивилась. Кто знает, что они еще там делают у меня за спиной! – сказала Эллен, пытаясь улыбнуться.

Она чувствовала, что Исааку также неприятна эта ситуация, как и ей самой. Отойдя в дальний угол комнаты, куда не доставал свет свечи, Эллен сняла платье и в белье шмыгнула под одеяло.

Исаак сел на кровать с противоположной стороны.

– Я не буду настаивать на выполнении супружеского долга, – тихо сказал он, снимая башмаки.

Сняв свою запыленную одежду, он в рубашке улегся в постель, загасил свечу и повернулся к Эллен спиной.

Эллен долго не могла уснуть и на следующее утро проснулась позже обычного. Солнце уже взошло. Исаака в комнате не было.

– Ну что, как прошла ночь? Все в порядке? – обеспокоенно спросила Роза, когда Эллен вошла в столовую.

Эллен энергично закивала. На ее лице явственно читалось облегчение.

Роза улыбнулась.

– Жан и Петер просили тебе передать, чтобы ты сегодня не ходила в кузницу. Тебе надо отдохнуть, а завтра снова возьмешься за работу.

Прищурившись на солнце, лучи которого проникали в комнату сквозь открытую дверь, Эллен глубоко вздохнула.

– Так много свободного времени… Что же мне делать? – Взяв немного мясного паштета, оставшегося после вчерашнего праздника, Эллен жадно стала его есть. – Сегодня такая хорошая погода. Пойду-ка я, наверное, прогуляюсь. Я уже давно не была на свежем воздухе, – сказала она с набитым ртом.

– Я бы с удовольствием пошла с тобой. Так, как раньше, помнишь? Но Ева еще не пришла… а дети… ну, ты понимаешь?

На полу возле Розы близняшки играли деревянными кубиками, которые сделал Жан из остатков дерева, купленного для кровати Эллен.

– Ничего страшного, мне не повредит немного побыть одной. Эллен решила пойти на большую лужайку у края леса, улечься там на траву и смотреть в небо. Она когда-то так часто делала с Симоном, но у нее уже давным-давно не было времени на подобное. Эллен захлестнули воспоминания о прошлом. В памяти всплыли лица Клэр, Джоселина и Гийома. Эллен чувствовала, как в ней поднимается волна приятного тепла, и дело тут было не только в солнце. Внезапно Эллен выдернул из ее мечтаний громкий крик. Вздрогнув, она огляделась вокруг. К поляне бежал ее сын. За ним огромными прыжками несся Исаак. Он довольно быстро догнал мальчика, и Уильям еще раз вскрикнул. Эллен бросилась бежать со всех ног и через мгновение уже была рядом с ними.

– Ты злюка! – услышала она крик Уильяма, который колотил своими маленькими кулачками по руке Исаака.

– Что произошло? – спросила растерявшаяся Эллен. – Уильям, иди сюда!

Мальчик спрятался в складках юбки матери: у него редко появлялась такая возможность, поэтому он очень обрадовался.

– Я себе палец порезал. – Он захныкал, протягивая ей руку.

– А откуда у тебя нож? – подозрительно спросила Эллен, убедившись в том, что рана не опасна.

– Мне его Исаак подарил, – несмело ответил Уильям, показывая ей маленький, но очень острый нож.

Взбешенная Эллен посмотрела на Исаака.

– Ты что, совсем с ума сошел?! Нельзя давать пятилетнему ребенку одному играть таким ножом.

– Он играл не один. Он занимался резьбой по дереву под моим присмотром. Кроме того, палец-то на месте! – отрезал Исаак.

– Он и мне это сказал. А еще посмеялся надо мной, потому что я плачу. И тогда я убежал.

– Ты над ним смеялся? – Эллен чувствовала, как в ней нарастает загнанная в угол ярость, вырываясь на свободу, и ничего не могла с этим поделать. – Ты?! Да ты же целый день сидишь, ничего не делая, и занимаешься только тем, что себя жалеешь! – заорала она на него.

Исаак задрал край рукава и сунул Эллен под нос культю.

– Да, я его высмеял. Мальчики не плачут из-за того, что порезали себе палец. У меня много причин быть недовольным своей судьбой. Если бы ты не отрезала мне руку… – На шее Исаака вздулась вена, словно там застрял огромный пульсирующий червяк.

– Тогда ты давным-давно был бы уже мертв и обрел бы тот покой, к которому так стремишься! – прокричала в ответ Эллен. – Да, я уже давно жалею о том, что спасла тебе жизнь! Я сделала это только ради Милдред, потому что боялась, что она не переживет твоей смерти. Если бы я знала, что она все равно умрет, я бы предоставила случаю решить твою судьбу. Ты бы сгнил заживо! – Эллен расхохоталась. – Мне только сейчас стало ясно, что это было бы справедливо, гнилая твоя душонка! Как жаль, что я не осталась в Нормандии, и мне пришлось сидеть у смертного одра Милдред! И как я могла поклясться, что выйду за тебя замуж? Ты жестокий и неблагодарный человек!

– Неблагодарный? – повторил Исаак. – Я что, должен быть благодарен тебе за то, что ты держала мою руку, когда ее отрезал лекарь? Да никогда, никогда я тебе этого не прощу!

– Я тогда это еле вынесла, Исаак. А теперь я не могу выносить тебя! Я тебя ненавижу! Меня каждую ночь преследуют кошмары, я слышу звук, с которым пила касалась твоих костей. Я до сих пор чувствую запах гнилого мяса! Ты – себялюбивый дурак, Исаак! У тебя моему мальчику нечему научиться! – Эллен повернулась к Уильяму. – Пойдем, тетя Роза перевяжет тебе палец, – сказала она мягче, чем обычно, когда разговаривала с сыном.

Взяв ребенка за руку, она повела его в дом.

Исаак бушевал так, что слышно было во всей округе.

– Он ведь не всегда такой, – сказал Уильям, глядя на мать.

– Я ничего не хочу об этом слышать! – Эллен втолкнула сына в дом.


Через несколько дней после этого случая Уильям незаметно прокрался к холму, где сидел Исаак.

– Чего тебе? – раздраженно спросил кузнец.

– Ничего. Я просто хотел немного с тобой посидеть, – ответил Уильям, садясь рядом.

– Твоей матери это не понравится, – буркнул Исаак.

– Она об этом не узнает. Она же в кузнице.

Некоторое время они сидели молча. Уильям сорвал три травинки и стал плести из них косичку.

– Ты теперь боишься вырезать по дереву? – как бы невзначай спросил Исаак.

Уильям кивнул.

– Не надо бояться. Ты ведь теперь знаешь, насколько это опасно. Нужно чувствовать нож, помнить, что он острый, и правильно его держать. Одну и туже ошибку дважды не повторяют.

– Дядя Исаак! – Уильям обратил на него взгляд своих огромных глаз.

– М-м?

– Можно у тебя кое-что спросить?

– М-м!

– Что случилось с твоей рукой? Почему ее нужно было отрезать?

Исаак почувствовал, как кровь ударила ему в голову. Он задохнулся и долго не мог ничего сказать, но Уильям терпеливо ждал.

– Петер оставил щипцы возле горна. Они были горячими, но я об этом не знал. Я взялся за них рукой и обжегся.

– Почему же ты сердишься на Бога и на мою маму, а не на Петера? – удивился Уильям.

– Щипцы лежали слишком близко к горну. Я должен был догадаться, что они горячие. Кроме того, я продолжал ковать, вместо того чтобы поберечь руку. У нас было много работы и нужны были деньги. – Голосу Исаака по-прежнему был хриплым, но говорил он уже не так напряженно.

– Я тоже когда-то буду таким как ты, дядя Исаак! – уверенно сказал Уильям. – У меня, конечно, две руки, но взгляни на мою ногу: я ведь тоже калека!

Уильям сказал это так спокойно, что у Исаака волосы встали дыбом.

– Я запрещаю тебе говорить такое! – возмутился он. – Ты не калека, а что касается твоей ноги… – Исаак осекся и посмотрел на ноги Уильяма. – Дай-ка мне твой башмак!

Уильям снял деревянные башмаки.

– Который?

Исаак взял башмак, сделанный для искалеченной ноги, и внимательно его осмотрел, а затем поднял ногу мальчика.

– По-моему, она немножко выровнялась. Может быть, это действительно помогает! – Виду Исаака был довольный.

– Жан говорит, что я всегда должен носить эти башмаки. Но мне в них так больно! Я их часто снимаю и хожу босиком, когда никто не видит, – признался Уильям.

– Это меня очень огорчает! – Исаак покачал головой.

– Почему? – с любопытством спросил Уильям.

Он так давно мечтал хоть о капле внимания со стороны дяди, а теперь он получил его сполна!

– Ты, конечно же, об этом не помнишь, но мы вместе с Жаном сделали тебе первый башмак, чтобы твоя нога выпрямлялась, – пояснил Исаак.

– Но ведь на самом деле все равно, какой она вырастет. Так мама говорит.

– Я думаю, что твоя мама не права.

– Неудивительно, что ты так говоришь. Ты же ее терпеть не можешь! – Уильям опустил взгляд и стал печально смотреть на землю.

– Дело не в этом.

Все это время Исаак массировал ножку малыша здоровой рукой, пока она не стала теплой. Из-за деревянных башмаков на ноге Уильяма были волдыри и мозоли, но мальчик просто млел от прикосновений рук Исаака.

– Дядя Исаак!

– Что, сынок?

– Мне не нравится кузница! – Уильям взглянул на дядю так, словно доверил ему самую страшную тайну.

– Что ты имеешь в виду?

– Мама говорит, что когда-нибудь я стану кузнецом, а кузнецу здоровые ноги не нужны. Дядя Исаак, а кто такой Виланд?

Кузнец улыбнулся тому, как быстро перескакивали мысли ребенка с одного на другое. Впервые за долгое время он почувствовал тепло в сердце.

– Хочешь услышать историю о кузнеце Виланде? – Он потрепал Уильяма по голове.

Мальчик восторженно закивал. Он и представить себе не мог ничего лучше, чем услышать какую-нибудь историю, да еще из уст дяди Исаака.

– Но она очень длинная! – предупредил Исаак.

– Это ничего! – Уильям просто сиял.

– Ну хорошо. – Исаак откашлялся. – Давным-давно далеко-далеко отсюда жил да был великан. Великан был добрым и мирным, и был у него сын Виланд. И вот однажды он отдал своего сына Виланда в ученики к Мимиру, самому знаменитому кузнецу среди гуннов, чтобы он научил мальчика ковать оружие. Через три года Виланд вернулся домой, а чтобы он стал самым знаменитым из всех кузнецов, великан отдал своего сына в ученики двум гномам, которые умели не только ковать оружие, но и делать всякие вещицы из золота и серебра. Мальчик быстро учился, и гномы не хотели его отпускать, так что они пообещали великану вернуть ему деньги за обучение, если он оставит сына у них еще на год. Вот только они договорились, что, если великан не заберет сына в оговоренный день, гномы убьют мальчика. Великан спрятал меч и приказал сыну вытащить его из тайника и убить гномов, если он не приедет вовремя. Итак, Виланд остался с гномами. Он был скромным и трудолюбивым, но гномы завидовали его таланту и радовались тому, что смогут его убить. Великан отправился в путь заранее, чтобы забрать сына, и проход, ведущий в гору, где жили гномы, был еще закрыт, когда он пришел. Он улегся спать на траве, а от горы оторвался огромный камень и убил его.

Уильям испуганно затаил дыхание.

– Когда Виланд нашел в оговоренный день своего отца мертвым, он достал меч и убил гномов, а затем ушел. Он подался к королю Нидунгу, который принял его к себе на службу. Виланд должен был заботиться о трех ножах короля, но однажды, когда он мыл ножи, один из них упал в море и исчез навсегда. Амилиаса, единственного кузнеца при дворе короля, тогда не было в кузнице, так что Виланд стал к наковальне и сам сделал нож, точно такой же, какой и был у короля.

– Этому он научился у Мимира и гномов! – Уильям от восторга захлопал в ладоши.

– Когда король за едой стал резать хлеб ножом, он разрезал стол – настолько это был острый нож. У Нидунга еще никогда не было такого ножа, и он не поверил в то, что его сделал Амилиас. Он стал расспрашивать Виланда, пока тот не сознался, что это он выковал нож. Амилиас стал ему завидовать и предложил королю пари. Виланд должен был выковать меч, а он – шлем и латы. И кто победит, должен отрубить противнику голову. Король согласился на пари и приказал построить вторую кузницу, в которой Виланд должен был выковать меч. Через неделю Виланд выковал очень острый меч, а затем взял надфиль и истер меч в порошок. Затем он смешал этот порошок с пшеничной мукой, а смесь скормил гусям. Потом он нагрел испражнения гусей, выплавив из них железо, и выковал из него второй меч, поменьше. Проверив его остроту, он стер в порошок и этот меч. Третий меч был самым лучшим. Виланд назвал его Миммунг и тайно сделал еще один меч, в точности похожий на этот. В тот день, когда должно было решиться, кто победил, Амилиас в своих великолепных шлеме и латах пришел на рынок. Все ими любовались. Амилиас сел на стул и стал ждать. Виланд принес меч и положил лезвие на голову Амилиаса. Оно было настолько острым, что разрезало шлем, словно воск, но Амилиас этого не почувствовал и велел Виланду замахнуться, чтобы ударить в полную силу, Виланд же лишь посильнее надавил на меч, и тот прошел шлем, разрубив Амилиаса пополам до пояса. Амилиас попытался встать, но развалился на две половинки и умер. Нидунг тут же захотел завладеть этим мечом, но Виланд сказал, что ему нужно пойти в кузницу, чтобы подать королю меч с ножнами и перевязью. В кузнице он спрятал Миммунг под наковальню, взял второй меч и отнес его королю. С этого дня Виланд делал оружие для короля и приобрел невероятную славу.

– Мне эта история не нравится! Я ее не понимаю! – воскликнул Уильям. – Мама же говорила, что Виланд не мог ходить, но ведь это неправда!

– Погоди, сынок. – Исаак рассмеялся, жестом предлагая мальчику сесть. – История Виланда очень длинная, но я ее сокращу для тебя. Так как Виланд обманул короля, он сбежал и спрятался в лесу. Когда до короля Нидунга дошли слухи о том, что Виланд построил себе в лесу кузницу и у него теперь много золота, он со своими рыцарями поскакал туда и украл у кузнеца и золото, и меч Миммунг. Нидунг взял Виланда в плен и отвез его на остров, где для него была выстроена кузница. Виланд хотел отомстить королю и тайно подмешал в еду дочери короля приворотное зелье. Но хитрость Виланда раскрылась, и король снова его наказал. – Голос Исаака охрип – так долго он рассказывал.

Достав бурдюк с водой, он отхлебнул оттуда и протянул бурдюк мальчику, но Уильям лишь покачал головой.

– А что произошло потом? – нетерпеливо спросил он.

– Король перерезал связки на ступнях и под коленями Виланда и приказал отнести его обратно в кузницу. – В голосе Исаака слышалась боль. – Он долго лежал там, мучаясь от боли. Его раны заживали много месяцев, но ходить после этого он уже не мог. – Исаак вздохнул. – Однажды к нему пришел Нидунг. Он принес кузнецу костыли и пообещал ему богатство, если тот согласится на него работать. Виланд сделал вид, что доволен этим предложением, но когда король ушел, он поклялся отомстить своему врагу.

Уильям боялся даже вздохнуть.

– И что, ему это удалось? – тихо спросил мальчик. Исаак сощурился, глядя на заходящее солнце.

– Я это знаю наверняка. Если хочешь, я тебе завтра расскажу, как он это сделал. А теперь нам лучше идти домой, а то твоя мама нам головы поотрывает. – Улыбнувшись мальчику, он снова потрепал его по голове.

– Тебе еще повезло, – с детской непосредственностью сообщил Уильям.

– В смысле? – Исаак нахмурился.

– У тебя еще осталась здоровая рука, да и вторая тоже почти целая.

– Повезло?! Да я бы лучше отказался от ног, чем от руки, – прошептал Исаак.

Уильям его не слушал.

– Виланд – настоящий герой. Он не сдался. Он снова начал ковать. Он умел это делать лучше всех, так что ему некуда было деваться, ведь иначе он не стал бы счастливым! Я уверен, что он стал бы ковать и с одной рукой. – Глаза Уильяма горели.

Если бы он знал, какую боль причиняет Исааку этими словами, он бы никогда их не произнес, ведь он любил этого грустного человека как отца и больше всего на свете хотел видеть его счастливым.


– А Исаак рассказал мне о Виланде! – восторженно прокричал Уильям за столом и, взяв кусок хлеба, принялся медленно есть.

– Что случилось, ты что, не хочешь есть? – недовольно спросила Роза.

– Хочу, но у меня зуб шатается, – прошепелявил Уильям. Взяв мальчика за подбородок, Роза ему улыбнулась.

– Ну-ка, покажи!

– Смотри! – Уильям языком надавил на нижний резец, и из десны потекла кровь.

– Ну, он скоро выпадет! – Роза рассмеялась.

– А у меня уже двух нету! – вмешалась Мария. Открыв рот, она сунула указательный палец в большую дырку между зубами. – Вот, видишь?

Исаак нежно погладил дочь по щеке.

– Да, история о Виланде… Великолепно! – Эллен улыбнулась. – Ее знает любой ребенок в Англии. Наверняка именно поэтому многие люди уважают и побаиваются нас, кузнецов: они думают, что, когда мы закаляем сталь ночью, нам помогают темные силы. Они считают, что власть над железом нам дают гномы и эльфы, а некоторые знахарки даже верят в то, что вода, в которой закаливали железо, обладает целебными свойствами. – Эллен пожала плечами. – Мне нравилось, когда Донован долгими зимними вечерами рассказывал нам эту историю. Когда было холодно, мы все рассаживались вокруг очага, а Донован всегда приукрашивал свой рассказ новыми подробностями и говорил с таким вдохновением! Тогда в Танкарвилле мне очень хотелось научиться ковать так же, как это делал Виланд, и я часто мечтала о том, чтобы пойти в ученики к гному. Когда я рассказала об этом Доновану, он сделал вид, что сердится. «Я, конечно, низенький, но я не гном», – сказал он, смеясь надо мной, а я чуть не провалилась сквозь землю от стыда.

Щеки у Эллен раскраснелись. Упрямые локоны выбились из-под косынки и создавали вокруг ее лица золотой ореол, переливавшийся, когда она смеялась. Увидев, как в ее зеленых глазах отражаются отблески огня, Исаак почувствовал, что у него сжался живот.

Встав из-за стола, он опрокинул стул и, быстро подняв его, молча удалился в свою комнату.

Жан удивленно посмотрел на Эллен.

– По-моему, эти истории о Виланде разбередили в нем старые раны. – Ему было жаль Исаака, хотя его реакция показалась Жану слишком бурной.

Когда Эллен вечером легла рядом с Исааком в постель, он уже, казалось, спал. Глаза у него были закрыты, а грудь равномерно вздымалась. Эллен с любопытством стала его рассматривать. Лицо у него казалось расслабленным. И тут он внезапно открыл глаза. Эллен поспешно отвела взгляд. Сердце у нее бешено колотилось, словно ее застали за чем-то запретным.


На следующее утро Уильям уже поджидал отчима во дворе. Не успел Исаак выйти из дома, как мальчик уже бросился к нему навстречу.

– Дядя Исаак! А ты мне расскажешь окончание истории о Виланде?

Кузнец не мог устоять перед умоляющим взглядом мальчика.

– Ну я же тебе обещал! Пойдем, пройдемся немного.

Посмотрев на Исаака снизу вверх, Уильям кивнул и сунул свою маленькую липкую ладошку в огромную лапищу кузнеца.

У Исаака дернулась покалеченная рука: у него очень часто возникало чувство, что кисть по-прежнему на месте. Он потер культю о накидку, чтобы уменьшить зуд. Подойдя к холму, они уселись на траву.

– Так что, ты хочешь узнать, как Виланд отомстил Нидунгу?

Уильям энергично закивал.

– Как ты помнишь, Виланд стал служить королю.

Уильям смотрел на дядю, не отрывая взгляда.

– Я бы ни за что не стал на него работать. Король же перерезал ему связки на ногах! – возмутился он.

Рассмеявшись, Исаак погладил его по голове.

– Итак, однажды к Виланду в кузницу пришли двое молодых сыновей Нидунга и попросили его выковать для них стрелы. Они сказали, что их отец ничего не должен об этом знать. Виланд приказал им вернуться в тот день, когда выпадет снег. Они должны были идти в кузницу задом наперед, и только тогда он согласился бы выковать для них стрелы. На следующий же день пошел снег, и дети короля сделали так, как сказал им кузнец. – Исаак посмотрел Уильяму в глаза. – Виланд был одержим мыслями о мести. Он взял свой молот и убил детей короля.

– Но они же тут вообще ни при чем! – в ужасе закричал Уильям.

– Это правда, сынок, но одержимые местью редко бывают справедливы. – Исаак посадил мальчика к себе на колени. – Мне рассказывать дальше?

Проглотив слезы, Уильям кивнул.

– Трупы детей он спрятал в лесу, и когда люди короля, разыскивая их, пришли в кузницу, он сказал, что сковал для них стрелы. Следы на слегу, которые вели от кузницы, подтверждали его слова, и люди Нидунга стали искать мальчиков в лесу. Когда через много дней от поисков отказались, Исаак вытащил трупы из тайника и сделал из черепов детей бокалы, отделал их золотом и серебром, а из их костей вырезал рукояти ножей и подсвечники для королевского стола. Но сердце Виланда не перестало жаждать мести. При помощи волшебного кольца он заставил Бадгильду, дочь короля, тайно с ним обвенчаться. Когда вскоре после этого ко двору приехал один из братьев Виланда, лучший лучник в королевстве, кузнец наконец-то смог довести до конца задуманное. Он сделал себе крылья из перьев орла и полетел на них к замку Нидунга. Он рассказал королю, что это он убил его сыновей, а еще сказал, что Бадгильда ждет от него ребенка. После этого он вылетел в окно. Нидунг приказал лучнику убить собственного брата.

– Ну вот, теперь Виланд получит по заслугам! – с воодушевлением воскликнул Уильям.

Исаак покачал головой.

– Виланд был умен, он велел брату целиться в его правую подмышку, где он закрепил наполненный кровью бурдюк. Хотя Нидунг и подумал, что кузнец умер, увидев растекшуюся по земле кровь, он вскоре скончался от горя. Новым королем стал его старший сын. Он был добрым и справедливым правителем. А когда Бадгильда родила мальчика, Виланд попросил молодого короля о мире. Виланд и Бадгильда сыграли свадьбу, и жили долго и счастливо у него на родине, пока не умерли. – Закончив рассказывать, Исаак замолчал.

Уильям начал бросать камешки: сначала потихоньку, а потом все сильнее и сильнее.

– Он мне не нравится! – выдохнул он.

– Кто? – удивился Исаак.

– Виланд! Никакой он не герой! Он злобный, ничем не лучше Нидунга!

– Но ведь Нидунг предал его и сделал из него калеку! – изумленно сказал Исаак.

– Виланд – трус! Дети ему ничего не сделали. И бедные орлы, которым пришлось отдать свои перья! Орлы-то ни в чем не виноваты! – возмущенно заявил Уильям. – Ты что, мог бы меня убить только потому, что она разрешила лекарю отрезать тебе руку? – с отчаянием в голосе спросил он.

Исаак понял, что мальчик имеет в виду Эллен, и не знал, что сказать на это. Он молча покачал головой.

– Я никогда не буду таким, как Виланд. Я никогда не стану кузнецом! – упрямо выкрикнул мальчик.

– Но Уильям! – Исаак обнял его. – Ты еще слишком маленький и многого не понимаешь. Конечно же, ты будешь кузнецом. В нашей семье все мужчины были кузнецами: и твой дедушка, то есть мой отец, и его отец, и все наши предки. – Он ободряюще улыбнулся мальчику.

– А как же мой отец? – Слезы навернулись Уильяму на глаза. Вскочив, мальчик побежал вниз по холму.

– Погоди, Уилл! Подожди меня! – Встав, Исаак побежал за ним. – Несмотря на то что у тебя такая нога, бегаешь ты невероятно быстро, – запыхавшись, пробормотал он, когда догнал мальчика перед кузницей.

Уильям покраснел, обрадовавшись похвале Исаака, и сразу же забыл о своем гневе.

– Ну что, пойдем завтра снова гулять в лес? – Исаак улыбнулся. Кивнув, Уильям, совершенно счастливый, пошел домой.


– Я мог бы вырезать из дерева, если бы придумал, как мне держать заготовку, – пробормотал Исаак на следующий день, когда они сидели на лужайке на опушке леса.

Кузнец снял башмаки и попытался ухватить заготовку ногами. Уильям с восторгом повторял его движения, и вскоре оба убедились, что это не так уж и сложно.

Исаак как одержимый стал тренироваться каждый день, пока, наконец, не научился удерживать заготовку пальцами ног так, что ее можно было осторожно обрабатывать ножом. Исаака удивляло то, что Уильям тренируется вместе с ним.

– Почему ты это делаешь? У тебя ведь обе руки здоровые! – спросил он его однажды.

– Когда ты начал так делать, мне это показалось забавным. – Уильям улыбнулся. – Но это укрепляет мою ногу. С тех пор как я тренируюсь вместе с тобой, я могу дольше бегать и нога у меня не болит.

Когда Уильям был рядом, Исаак ощущал внутри тепло и покой, которого ему так долго не хватало.

– Ну что ж, тогда мне пора начинать работать, чтобы поскорее сделать тебе новые деревянные башмаки.

Исаак зажал кусок дерева пальцами одной ноги, ловко поддерживая его второй. Он начал вырезать корову. Вскоре он сделал куклу для Марии и собачку для Агнесс. Затем из-под его резца вышли еще две коровы, свинья, осел и лошадь. Потом крестьянин, кошка и колыбель с ребенком.

Его дочери пришли в восторг, когда Исаак подарил им первые вырезанные фигурки. Каждый день они с нетерпением ждали новых и новых игрушек.

Каждую новую вырезанную фигурку Исаак вырезал с большим мастерством, и, как все заметили, фигурки получались с каждым разом более веселыми.


Осень 1178 года

Уильям босиком пробежал по росе туда, где Исаак обычно сидел, вырезая фигурки из дерева. Земля была мягкой, ее покрывал слой разноцветных листьев, которые Уильям радостно пинал ногами. Вместо того чтобы обрабатывать дерево, Исаак стоял с камнем в руке. Уильям удивленно посмотрел на него, открыв рот. Исаак то подносил руку с камнем к плечу, то опускал ее вниз. Затем он принялся делать круговые движения, а потом поднимать камень над головой. Уильям с восторгом наблюдал за тем, что делает Исаак, долгое время не решаясь его окликнуть, чтобы не мешать.

– Что ты делаешь, дядя Исаак? – наконец спросил он.

– Рука стала слабой. Пришло время это исправить.

Уильям кивнул, хотя и не понял его слов. Посмотрев на мальчика, Исаак рассмеялся, потому что виду племянника был ошарашенный.

– Посмотри на мою руку, когда я поднимаю камень. Видишь? – Он подбородком указал на свои мускулы. – Раньше моя рука была вдвое толще, и должна такой же стать. Поэтому я начинаю с камня поменьше, а потом возьму камень побольше. Чем тяжелее будет камень, тем толще будет становиться моя рука.

– А как же вторая рука? – Уильям указал на его левую руку. – Разве она не должна стать толще?

Исаак не ответил. Как же ему поднимать камень рукой без кисти? Уильям и не подозревал, как беспокоил Исаака этот вопрос.

– А ну-ка, повисни! – сказал Исаак мальчику однажды, решительно протягивая ему правую руку.

Повиснув на его предплечье, Уильям поджал ноги. Исаак остался доволен, потому что он смог поднять мальчика на согнутой руке. Упражнения пошли ему на пользу – рука снова приобрела силу.

– А теперь давай на второй! – сказал Уильям.

Исаак неуверенно протянул ему искалеченную руку.

Схватив его за предплечье, Уильям потянул руку вниз, не отрывая ног от пола. Он тянул изо всех сил, пока рука Исаака не начала дрожать от напряжения. Увидев это, Уильям ее отпустил.

– Неплохо придумано! – Исаак потрепал мальчика по голове, как делал всегда, когда хотел выразить свою любовь. – Нужно так делать почаще.

Уильям радостно кивнул.

– Тогда эта рука будет такой же сильной, как и другая! Чтобы так и получилось, они каждый день тренировались, и до весны Исаак уже смог держать мальчика на вытянутой руке столько времени, сколько требовалось на то, чтобы дважды прочитать «Отче наш». Его руки, плечи и спина становились все сильнее. С некоторого времени он начал делать отжимания на одной руке, и когда ему это стало легко удаваться на правой руке, он сделал себе подставку под культю, чтобы тренироваться па левой руке. Вместе с мускулами росло и желание Исаака возобновить работу в кузнице.


– Исаак уже может подолгу держать меня на вытянутой руке! – гордо сказал однажды Уильям за ужином.

Эллен раздраженно посмотрела на Исаака, а Роза и Жан улыбнулись.

– Мне бы хотелось завтра пойти в кузницу, может быть, я мог бы с Петером…

– Это твоя кузница! – грубо оборвала его Эллен. Исаак промолчал.

– Петер обрадуется, – не удержался Жан. – У нас много работы. Было бы хорошо, если бы нам кто-нибудь помог.

Эллен старалась не смотреть на Исаака.


– Почему ты не попытался его отговорить? – набросилась она на Жана, как только Исаак вышел из комнаты.

– А зачем? Ты уже два года сердишься из-за того, что он не работает. Ты видела его руки? К нему вернулась былая сила. Я за ним наблюдал. Он снова смеется.

– Все это время нам приходилось терпеть его выходки, а как только на его губах начинает играть улыбка, вы все принимаетесь прыгать от счастья! – В голосе Эллен звенела нескрываемая ярость.

– Но почему ты так сердишься? – спокойно спросил Жан.

– Почему я… – Эллен задохнулась от возмущения. – Ты что, забыл, что это он считает, будто мое место у печи, а не у наковальни? – Эллен в растерянности потерла пальцами виски.

– Так ты боишься, что он заставит тебя работать в доме? – Жан хмыкнул.

– Мне, конечно, наплевать на то, что он думает, но мне нравится с вами работать, и я бы хотела, чтобы так было и дальше. От него ничего хорошего ждать не приходится.

– Ну, если ты окажешься права, прогонишь его. Я не думаю, что он станет незаменимым. Он должен будет приспособиться. Я думаю, он признает тебя мастером, – попытался уговорить ее Жан.

– Но как раз этого он и не сделает! – прошипела Эллен. «Ах вот оно что!» – подумал Жан, но виду не подал.

– Дай ему шанс. Посмотришь, как он будет работать. Ты же не должна выполнять заказы вместе с ним. Пускай он работает в паре с Петером. Кроме того, это пошло бы на пользу Уильяму!

– А он тут при чем? – удивилась Эллен.

– Он любит Исаака, и если тот опять станет работать в кузнице, это повлияет на отношение Уильяма к кузнечному делу. Ты же знаешь, какого он мнения о нем.

– Глупости! Уильям еще ребенок. Он просто упрямится, но ему придется стать кузнецом, ведь кузнецами были его предки. А о том, чтобы он стал хорошим кузнецом, позабочусь я. – Эллен уперла руки в бока.

– Но ты же не можешь его заставить… – примирительно сказал Жан: он понимал Уильяма.

– Еще как могу! Он не растратит свой талант попусту, это я тебе обещаю! – заявила Эллен.

«Да что ты знаешь о талантах своего сына?» – читалось во взгляде Жана.

– Это кузница Исаака, и я не могу ему запретить в ней работать, но сама я там буду находиться, только пока он будет придерживать язык! – предупредила Эллен.

Жан кивнул. Он понимал, чего она опасается, ведь ей довелось столько всего пережить, чтобы приблизиться к своей цели. Ей пришлось преодолеть намного больше препятствий, чем другим кузнецам. И все же Жан считал, что Исааку следует дать шанс. «Нужно будет помолиться за него», – решил он.

Исаака он нашел за кучей дров, неподалеку от стога сена. Жан молча сел рядом с ним.

– Как же она меня ненавидит! – прошептал Исаак.

– Но ведь ты с самого начала так обращался с ней… Неужели забыл? – Жан выдернул травинку из стога сена.

– У меня было много времени на размышления. Теперь я ко многому отношусь иначе, но кое-что не изменилось.

Жан посмотрел на него вопросительно.

– Честно говоря, я каким был, таким и остался! – сказал Исаак и ухмыльнулся. – Ты должен меня понять. Я не знаю, смогу ли смотреть на то, как она вами помыкает. Я даже не знаю, смогу ли что-то делать… такой, кем я стал, – он поднял левую руку, – с ней в одной мастерской. Я же не слепой и не глухой. Я знаю, что о кузнице хорошо отзываются. Значит, что-то она да умеет. И все же я не знаю, смогу ли смириться с тем, что она кует лучше, чем я. Если бы у меня была рука, она бы не могла со мной тягаться! – В голосе Исаака звучало отчаяние.

– Ты ошибаешься, Исаак! – задиристо сказал Жан.

– В каком смысле?

– Исаак, я видел, как ты умеешь ковать. Ты хороший кузнец, но она – не просто хороший кузнец. Она кузнец от Бога. Я уверен, что кузнецов в Англии и Нормандии, равных ей, можно сосчитать по пальцам. Если бы она была мужчиной, она бы давно прославилась. И не только в Восточной Англии, но и во всем королевстве, и за его пределами, поверь мне!

– Я не могу, – со стоном сказал Исаак. – Это так несправедливо!

– Что же тут несправедливого? – Жан удивленно посмотрел на Исаака.

– А ты что, думаешь, это справедливо, если Господь наделяет женщину, и к тому же красивую женщину, талантом, который вознес бы мужчину на вершину славы? Неужели справедливо то, что Господь отобрал у меня руку?

– Возможно, Господь хотел усмирить твою гордыню, чтобы ты понял: это он решает, кому дать свое благословение. Он, а не мы, люди. Ты только посмотри, как она кует, как она работает! Ты не сможешь ею не любоваться. Возможно, когда-нибудь ты вознесешь Господу хвалу за то, что он ниспослал тебе эту великолепную женщину, за то, что она стала твоей женой.

Помолчав, Исаак подавленно посмотрел на Жана.

– Она необычайный человек, и раз уж ты вожделеешь ее тело из-за ее красоты, ты должен заслужить ее уважение, а это возможно не благодаря твоему искусству кузнеца, а только в том случае, если ты сможешь укротить свою гордыню и признаешь ее дар.

Исаак сидел как громом пораженный. Но когда он хотел с возмущением опровергнуть то, что он пылает страстью к Эллен, Жан уже встал и ушел.


На следующее утро Исаак пришел в кузницу последним, чтобы не сердить Эллен. Он не хотел, чтобы она подумала, будто он хочет занять место мастера. Он всю ночь думал над словами Жана и решил не бросать Эллен вызов.

Жан как раз разводил огонь в горне, Эллен планировала работу надень, а Петер смазывал маслом инструменты.

– Это всего лишь болтовня. Он не придет. Наверное, его желание работать снова улетучилось! – сказала Эллен, так как Исаака действительно не было.

Жан взглянул на нее с упреком.

– Дай ему шанс, Эллен, прошу тебя!

– Ладно, ладно! – Эллен подняла руки, соглашаясь.

– Петер, ты сегодня будешь работать вместе с Исааком. Нужно сделать пару заготовок. Помни о том, что он может пользоваться только одной рукой. Либо ты будешь бить молотом, а он держать заготовку, либо наоборот. Это будет нелегко, но ты справишься! – Жан взял на себя инициативу, ободряюще кивая подмастерью.

– Жан прав. Ты многому научился с тех пор, как Исаак в последний раз с тобой работал. Вот он удивится! – успокоила его Эллен, когда Петер неуверенно взглянул на нее.

Исаак вошел в кузницу, словно никогда здесь не был. С тех пор как в его кузнице стала работать Эллен, тут многое поменялось. Она привезла новые инструменты, установила шлифовальный камень с ножным приводом и обустроила еще два рабочих места. Все инструменты были рассортированы сообразно ее указаниям, и их было намного больше, чем раньше. Он понял, что ему потребуется немного времени, чтобы сориентироваться в собственной кузнице. Чувствуя унизительную неловкость, он поздоровался со всеми и подошел к Петеру, чтобы обсудить, как они будут работать.

– Молотком мне бить будет совсем не сложно. Разучиться этому невозможно, так что, пожалуй, с этого я и начну.

Петер кивнул. Он очень старался не разочаровать своего мастера. Исаак вкладывал в работу всю свою душу. Он ожесточенно бил молотком по железу, не обращая внимания на боль, поднимавшуюся от кисти к плечу. Хорошо было заниматься привычным делом. Ему так не хватало этой работы, пота и напряжения в руках!

– Дай-ка мне молот. Я хочу посмотреть, смогу ли я его удержать, – попросил Исаак Петера незадолго до ужина.

Петер сглотнул. Как же Исаак будет держать молот одной рукой? Заметив неуверенность подмастерья, Исаак поспешил его успокоить.

– Я хочу только попробовать, тяжелым ли окажется молот для одной руки и удастся ли мне управляться с ним, если я немного потренируюсь.

Исаак проявил сноровку, пытаясь не уронить молот, но рукоять все равно выскальзывала – удерживать инструмент одной рукой было невероятно трудно. Ощущая разочарование от того, что он сразу не добился желаемого результата, он положил тяжелый молот в ведро с водой, чтобы рукоятка разбухла за ночь и на следующий день молот не шатался.

– Ну что ж, на сегодня хватит. Я голоден как волк! – подчеркнуто добродушно сказал он, пытаясь скрыть свое разочарование.

Исаак много недель работал с Петером, словно он был не мастером, а учеником. Хотя он и не обращал внимания на Эллен, от него не ускользнуло, как сосредоточенно она работала. Когда возникали какие-либо трудности, она будто заранее знала правильное решение, а фонтан ее идей казался неисчерпаемым. Ее дар поразил бы любого кузнеца. Однажды Исааку удалось прыгнуть выше головы: он попросил у Эллен совета. Эллен ответила ему, будто это было само собой разумеющимся, и снова принялась за свою работу. Исаака поразила, даже ошеломила точность ее ответа. И как он сам не додумался? Какое-то мгновение он боролся с накатившей на него, словно черная волна, завистью, а затем последовал ее совету.


Июнь 1179 года

Эллен и Жан вынесли стол и лавки из дома, чтобы обедать во дворе. Уже неделю солнце светило каждый день. В воскресенье это было особенно приятно, ведь можно было сидеть на улице, наслаждаясь теплым днем.

– А тяжело полировать мечи? – спросил Исаак, макая кусок хлеба в суп.

– В общем, да. Тут нужен опыт и умение, а что?

– Я наблюдал за тобой. При грубой шлифовке тебе нужны обе руки, но при вторичной полировке ты работаешь только правой.

Исаак не решался на нее взглянуть. Когда она говорила о мечах, ее зеленые глаза блестели, и он чувствовал такое неодолимое желание, что ему было больно. Иногда по ночам он едва мог сдерживаться, ведь ему приходилось лежать рядом с ней, а он не имел права к ней прикоснуться.

– А ведь ты прав. – Эллен потерла указательными пальцами виски, словно ей так легче было думать. – Ты никогда еще не занимался полировкой? Даже охотничьи ножи не полировал?

– Я полировал только инструменты и пару раз ножи, но ведь с полировкой мечей это не сравнить, – скромно ответил Исаак.

– Можешь попытаться, – приободрила его Эллен. – Сегодня, правда, воскресенье и работать нельзя, но в мастерской никого нет, и я могла бы тебе показать, как это делается. Если ты хочешь, конечно! – поспешно добавила она.

Она заметила, что Исаак не сказал о ней ни одного плохого слова с тех пор, как снова начал работать в кузнице. Напротив, несмотря на свою искалеченную руку, он пытался сделать все возможное, чтобы стать полезным. Ома много раз поражалась его терпению, ведь он не сдавался.

– Хорошо! Пойдем! – обрадовавшись, Исаак встал.

– Вторичную полировку ты мог бы делать сидя. Я видела, как ты вырезаешь из дерева.

Эллен старалась не смотреть ему в глаза. Он, конечно, думал, что ему удается скрывать вожделение, но Эллен это видела по его взгляду, отчего у нее возникало странное ощущение в животе.

– Ничего, если я буду держать меч ногами?

Эллен пожала плечами.

– А почему бы и нет? Главное, не хватайся пальцами ног за лезвие. – Она улыбнулась ему и тут же покраснела.

Поспешно отвернувшись, она принесла косу, которую накануне сделали Петер и Исаак.

– Вот, начни с этого!

– С косы? Я должен полировать косу? – недоверчиво спросил Исаак.

– Что ж, косе это не повредит! – Эллен рассмеялась.

От ее смеха ему показалось, что его ударили кулаком в живот.

– Да, правда, – пробормотал он.

– Сперва ты должен тренироваться с самым мелким шлифовальным порошком, – сказала Эллен.

– Да? Почему?

– Чем грубее камень, тем заметнее ошибки. Если я при грубой полировке поцарапаю железо, то и лучший полировщик эту царапину уже не выведет. Так что для начала нужно использовать шлифовальный порошок, с ним невозможно совершить ошибку. Когда ты немного потренируешься и будешь знать, на что обращать внимание, как железо реагирует на шлифовку, вот тогда уже можешь брать камни побольше. Полировать мечи – необыкновенное занятие! Полировщики занимаются только этим, и действительно хороший полировщик – большая редкость, но они быстрее набираются опыта, чем любой кузнец, потому что только полируют.

Исаак кивнул.

Эллен заметила восхищение в его взгляде и снова покраснела. Она поспешно взяла льняную тряпку и насыпала на нее немного шлифовального порошка, а затем показала Исааку, как держать тряпку большим и указательным пальцем, чтобы полировать лезвие. Наблюдая за его работой, она время от времени удовлетворенно кивала: делоу него спорилось. Он довольно быстро понял, в чем особенности этой работы, и Эллен вскоре предложила ему отполировать охотничий нож, который она недавно сделала.

Исаак был счастлив. Доверие Эллен значило для него больше, чем ему хотелось бы. Казалось, его сердце раздавлено железным кулаком.

Взяв полировальный камень из кожаного мешочка, Эллен протянула его Исааку. Ее пальцы коснулись его ладони. Исаак вздрогнул.

Кузнец проявил выдержку и умение при полировке и продолжал учиться с большим рвением. Уже через два месяца Эллен позволила ему заниматься простыми мечами, и только самые дорогие мечи, которые она делала время от времени, она полировала сама. Для того чтобы добиться зеркального блеска и остроты лезвия, требовалось особое чутье при выборе подходящих камней.

Больше они не говорили друг другу колкостей, и Исаак явно наслаждался тем, что они все больше доверяли друг другу.


В один из первых осенних дней во дворе раздался топот копыт тяжелой лошади, приглушенный на мягкой земле. Рыцарь спрыгнул с коня, и вскоре они услышали его громкий голос.

– Мастер! Мне нужен мастер.

Эллен кивком велела Петеру открыть дверь.

В мастерскую вошел молодой барон в дорогой одежде. Его оружие было украшено золотом и многочисленными гравировками.

– Чем я могу вам помочь? – вежливо спросила Эллен, подходя к нему.

– Где мастер?

– Перед вами, милорд! – спокойно сказала Эллен, хотя на самом деле не была признанным мастером.

С ней много раз говорили свысока, и она была сыта этим по горло. Молодой рыцарь недовольно взглянул на нее.

– Это невозможно! Я слышал, что мастер в этой кузнице – некий Элан. Говорят, он делает лучшие мечи в округе!

Жан ухмыльнулся. Хотя Эллен настаивала на том, чтобы ее величали Элленвеорой, ее чаще называли Эллен, а некоторые ошибались, считая, что здесь работает Элан.

– Я не хочу иметь дело с женщиной. Вы бы лучше стояли у печи и готовили что-нибудь для семейства! Где кузнец? – нетерпеливо спросил молодой барон.

Эллен задохнулась от возмущения. Эти слова, когда-то звучавшие из уст Исаака, всегда выводили ее из себя. Она уже готова была вышвырнуть хама из кузницы и сделала шаг вперед. Она больше никому не собиралась позволять себя оскорблять. Внезапно рядом с ней появился Исаак.

– Позвольте, милорд. Я Исаак, кузнец. – Он поклонился, пряча культю левой руки за спину.

В Эллен мгновенно поднялась волна ярости. Она не ожидала от него предательства.

– А! Мастер! – Молодой рыцарь довольно улыбнулся.

– Я действительно мастер кузницы, милорд, но мечи уникального качества, о которых вы говорили, ковал не я. И не мой помощник. – Он указал на Петера. – Моя супруга – и, видит Господь, я горжусь этим – выковала эти великолепные мечи. Во всей Восточной Англии вы не найдете лучшего мастера мечей, чем она. Если вы хотите обладать таким мечом, вы должны попросить у нее прощения и надеяться, что она вас простит, потому что, как вы знаете, в гневе ничего хорошего не выкуешь.

Барон, побледнев, что-то прошипел, резко развернулся на каблуках и молча вышел из кузницы.

– Он не заслужил твоего меча! – презрительно сказал Исаак.

У Эллен бешено колотилось сердце, но не от ярости, а от радости.

– Ты совершенно прав! – поддержал его Жан.

Он смотрел то на Эллен, то на Исаака. Между ними явно что-то происходило.


Работа их сблизила. В мастерской они относились друг к другу с уважением и пониманием, и лишь в супружеской спальне не стремились разгадать знаки все сильнее овладевавшей ими любви.

Исаак не забыл своего обещания, данного в брачную ночь. Хотя он и понимал, что Эллен уже не испытывает к нему ненависти, он не решался сблизиться с ней, опасаясь того, что она воспримет это как супружеский долг.

Все остальные тоже замечали их напряженные взаимоотношения, и однажды, оставшись с Эллен наедине, Роза решила вмешаться.

– Слушай, Элленвеора! Я больше не могу этого видеть!

– А что? – Эллен осмотрела свое платье. – Что-то не так?

Роза рассмеялась.

– Я имею в виду тебя и Исаака! Вы все ходите и ходите один вокруг другого кругами…

Эллен покраснела.

– Он ведь не спит с тобой, правда? – прямо спросила Роза. Эллен покачала головой.

– В брачную ночь он навсегда отказался от своих прав супруга, – тихо сказала она.

– Что ж, очень благородно! – пробормотала Роза и задумалась. – Сам он никогда не нарушит своего обещания, по крайней мере, мне так кажется. – Мужчины! – Она вздохнула. – Но без них все равно никак не обойтись! Поэтому тебе лучше взять дело в свои руки! – Роза ухмыльнулась.

– Но Роза! – Эллен вспомнила о Гийоме и его манере настойчиво требовать от нее любви, чему она не могла противостоять. – Но я не могу! Это должен делать мужчина!

– Глупости! Женщина, которая умеет ковать, сможет и мужа соблазнить. – Заговорщически улыбнувшись, Роза что-то прошептала Эллен на ухо.

– Но Роза! Нет! Я после этого никогда не смогу смотреть ему в глаза! – в ужасе вскричала Эллен.

– Просто сделай это, и все! – Роза на этом закончила разговор, не желая слушать дальнейших отговорок.

Прямолинейные замечания Розы и мысли о том, как она будет ласкать красивое тело Исаака, взбудоражили воображение Эллен. Она отказалась от общего ужина, опасаясь того, что все могли прочитать в ее глазах неприличные мысли. Она отправилась спать поздно, когда Исаак уже уснул. Поспешно раздевшись, она скользнула под одеяло. Исаак лежал на спине. Эллен легла, прижавшись к нему, ее сердце бешено билось при мысли о том, что она собиралась сделать. Исаак не шевелился. Казалось, он крепко спал. Эллен принялась нежно его ласкать. Ее рука скользнула под простыню и стала поглаживать его мускулистую грудь. Она провела кончиками пальцев по его коже, спускаясь вниз, к животу, а затем – сначала осторожно, а потом все с большей страстью она стала целовать его шею. Прижавшись к нему всем телом, она с наслаждением закрыла глаза и вдохнула его запах, запах железа и кожи, смешивавшийся с запахом лаванды, которую Роза клала им в постель, чтобы отогнать насекомых.

Исаак задышал учащенно.

Эллен чувствовала его нарастающее возбуждение, но так и не дождалась, чтобы он ее обнял, поэтому она нежно провела ладонью по его левой руке до самой культи, а потом села на него сверху, взяла его руки и положила их себе на талию. В комнате было слишком темно, и Эллен не видела, открыл ли он глаза, но чувствовала, что он не спит.

– Обними меня! – прошептала она хрипло и поцеловала его в губы.

Сначала несмело, а затем все более и более страстно он принялся целовать ее в ответ. Его правая рука скользнула по телу Эллен, и она почувствовала теплую волну наслаждения.

– Ляг на меня сверху! – сдавленно прошептала она.


На следующее утро Эллен проснулась полной сил и счастливой, как никогда раньше. Исаак уже встал. Она с любовью провела ладонью по простыне, на которой они вместе провели ночь. Вскочив, она вымылась водой из ведра, которое стояло в углу, и надела платье.

– Я сегодня проспала! – извинилась она, входя в кухню и поспешно завязывая платок на затылке.

– Вот, поешь! – Роза усадила ее на стул и поставила перед ней миску с овсянкой, сваренной на козьем молоке, а затем, взяв Эллен за подбородок, заглянула ей в глаза. – А тебе идет!

– Что? – удивленно спросила Эллен.

– Любовь! – Роза принялась вымешивать паштет, с многозначительной улыбкой глядя на Эллен.

– Мне пора! – воскликнула Эллен, доедая последнюю ложку каши.

Покраснев, она выбежала из комнаты.

– Да, пора бы им уже найти друг друга, – удовлетворенно пробормотала Роза.


Март 1180 года

Хотя Эллен и Исааку казалось, что они ведут себя так же, как и раньше, все заметили их заговорщические взгляды, которыми они обменивались, когда думали, что никто за ними не наблюдает. Не ускользнули от внимания окружающих и их счастливые улыбки, когда они утром выходили из супружеской спальни. Они все время проводили вместе, говорили о ковке и полировке новых мечей, шутили и смеялись. Жан и Роза умилялись, видя, насколько они сблизились и какими счастливыми казались.

Даже маленький Уильям заметил происшедшие с ними изменения, и был счастлив, что в дом наконец-то вернулся мир.

– Дядя Исаак! – Уильям взял отчима за руку. – Да, сынок?

– Я так рад, что тебе уже лучше! – Уильям посмотрел на него с любовью.

– Да я тоже, – сказал Исаак.

– А можно у тебя кое-что спросить? – Уильям почесал затылок.

Исаак хорошо помнил, что когда в прошлый раз Уильям задал ему этот же вопрос, в его жизни все изменилось. Этот мальчик мог бы потребовать у него все что угодно, мог задать ему любой вопрос.

– Конечно, сынок.

– А почему ты всегда называешь меня сыном?

Исаак осекся.

– Ты сын моей жены, и я не мог бы любить тебя больше, если бы ты был моим собственным сыном. Кроме того, мне всегда хотелось иметь такого сына, как ты.

– Правда-правда?

Кивнув, Исаак улыбнулся мальчику.

– А можно я тогда буду называть тебя папой?

Исаак почувствовал, что у него сжалось горло. На это он не рассчитывал. Ему потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя.

– Ну, если твоя мама не будет против, – сказал он хрипло.

– Не думаю! – Уильям просиял. – Спасибо, папа! – воскликнул он и радостно поковылял в дом.

– Надо будет обязательно сделать ему новые башмаки! – вслух напомнил себе Исаак и пошел в кузницу.

Проходя через двор, он увидел, как Роза, улыбаясь, кладет себе руку на живот.

– Ты что, опять беременна? – улыбаясь, спросил он. Роза удовлетворенно кивнула.

– Мы хотели сказать вам об этом сегодня вечером. – Она немного покраснела.

– Я так рад за вас! – воскликнул Исаак.

– Погоди, и у вас будут дети! – обнадежила его Роза, подмигивая.

Исаак промолчал. Он знал, что Эллен не интересуется детьми. После смерти Милдред он не мог бы ее в этом упрекнуть. Он как раз хотел открыть дверь в кузницу, когда во двор на лошади въехал рыцарь. Серый зарычал, но молодой рыцарь спрыгнул с коня и успокоил его тихими словами.

– Милорд? – Исаак с достоинством поклонился.

– Здравствуйте, добрый человек! Говорят, здесь я могу найти кузнеца, который кует мечи.

У молодого рыцаря был сильный норманнский акцент, но английским языком он владел в совершенстве.

– Это правда, милорд. Я сейчас вас отведу к этому кузнецу. – Исаак жестом позвал его за собой.

Молодой рыцарь привязал лошадь к столбу.

– Головка моего эфеса разболталась, ее нужно подправить, – уточнил он.

– Уильям, малыш, принеси лошади милорда ведро воды! – позвал мальчика Исаак и повел рыцаря в кузницу. – Это Элленвеора, кузнец мечей, моя супруга! – гордо сказал Исаак.

Он представил Эллен, готовый защищать ее честь, если бы это потребовалось.

Эллен подняла голову от работы.

– Сейчас, мне только нужно еще…

– Если она в этот момент прервется, милорд, то качество меча пострадает, – объяснил Исаак.

– Ну что ж, этого мы допустить не можем. Придется мне подождать немного. – Рыцарь доброжелательно улыбнулся, глядя на Эллен.

– Элленвеора. Почти так зовут и пашу королеву, – задумчиво произнес он. – Должно быть, она хороший кузнец, раз о ней идет такая слава.

– Самый лучший! – подтвердил Исаак.

– Вы позволите? – Молодой рыцарь указал на меч, висевший на железном крючке.

Вежливо кивнув, Исаак снял меч с крючка и протянул его рыцарю.

– Это медное «Э» кажется мне знакомым! – удивленно воскликнул рыцарь, присмотревшись к мечу.

– Это знак Элленвеоры, она гравирует его на каждом клинке, – гордо сказал Исаак.

Положив железо на угли, Эллен подошла к ним.

– Милорд… – поклонившись, она посмотрела молодому человеку в глаза.

Его глаза показались ей знакомыми, в них светились и нежность, и доброта.

– Головка эфеса моего меча разболталась. Вы не могли бы ее подправить?

Эллен осмотрела эфес.

– Жан может быстро это починить!

Подозвав Жана, она показала ему оружие.

– Вы не англичанин. – Она повернулась к чужеземцу.

– Я фламандец, но вырос в Нормандии, – с улыбкой ответил он.

Она с любопытством взглянула на молодого человека.

– Мне кажется, что мы уже встречались, – пробормотал он, неуверенно глядя на Эллен.

На мгновение Эллен охватила паника. Она потерла указательными пальцами виски, косынка немного сползла, и из-под нее выбилась прядь рыжих волос.

– Mon ange![4] – воскликнул молодой рыцарь, просияв. И тут Эллен узнала сияющие глаза госпожи де Бетюн.

– Бодуэн? – изумленно прошептала она. Он кивнул.

– Малыш Бодуэн? – произнесла она на норманнском диалекте.

Он закивал еще энергичнее, и Эллен рассмеялась.

– Да, вы правы. Когда вы были маленьким мальчиком, вы называли меня своим ангелом!

– Потому что вы спасли мне жизнь, вытащив меня из реки! Элленвеора! – Бодуэн хлопнул себя ладонью по лбу. – И как это я сразу не догадался? Но ведь это было так давно, а мы так далеко от дома! – Он бросился ее обнимать.

– Как дела у вашей матери? – Эллен прикинула, что прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как она познакомилась с Аделаизой де Бетюн.

– Она умерла, производя на свет моего младшего брата. Да упокоит Господь ее душу! – Бодуэн перекрестился, и Эллен последовала его примеру.

– Она была замечательным человеком.

Исаак уже принялся было за работу, но теперь встал и, нахмурившись, подошел к ним. Положив руку ему на плечо, Эллен представила мужу молодого рыцаря.

– Исаак, это Бодуэн де Бетюн.

– Она спасла мне жизнь, когда мне было пять лет, – выпалил молодой человек.

– А он тогда чуть было не пообещал мне руку и сердце в благодарность! – Эллен рассмеялась, запрокинув голову.

Рыцарь смущенно улыбнулся.

– Я знаю, что тогда обещал выполнить любое ваше желание. Но, увидев, какие великолепные мечи вы делаете, я надеюсь, вы выполните мое желание! – Бодуэн просто сиял. – Выкуйте мне меч! Прошу вас! – Он снял с пояса большой кошель с деньгами. – Я… я рыцарь молодого короля. Мой лучший друг и брат по оружию побеждает с вашим мечом на всех турнирах! А я так и не смог узнать, откуда у него этот меч.

Эллен остолбенела. Бодуэн был рыцарем молодого короля? «Пожалуйста, Господи, хоть бы этим победителем не был Тибалт!» – взмолилась она. Эллен взяла себя в руки.

– Да? И как же зовут вашего друга? – спокойно спросила она.

– Гийом. Его называют ле Марешалем по титулу его отца. Он учит фехтованию нашего молодого короля! – с гордостью пояснил Бодуэн.

Эллен почувствовала, как кровь отлила от ее лица, и, чтобы никто этого не заметил, она обернулась и взяла в руки веревку.

– Что ж, тогда я сниму с вас мерки. Опустите руку свободно, – пробормотала она, стараясь не поднимать голову. – Вы правша?

– Да. Впрочем, я могу драться обеими руками, но правой все-таки лучше.

Эллен кивнула, размышляя над тем, откуда у Гийома один из ее мечей?

– У вас есть какие-нибудь особые пожелания? – Она уже совсем пришла в себя и теперь могла спокойно смотреть Бодуэну в глаза. – Возможно, вы предпочитаете какие-то особые украшения для меча? Драгоценные камни, например?

Бодуэн с отвращением поморщился.

– Даже если бы у меня были на это деньги, я не стал бы украшать меч драгоценными камнями, ведь тогда я не смог бы показаться на глаза Гийому. Он ненавидит такие побрякушки и считает, что подобные мечи годятся только для тех мужчин, которые не умеют драться, и им приходится ослеплять своих противников блеском драгоценных камней, чтобы отразить удар.

Легкая улыбка скользнула по губам Эллен. В этом отношении их мнения всегда совпадали.

– Конечно же, у самого Гийома много разных мечей. На турнирах он добыл себе целую груду оружия, поэтому у него есть и мечи с украшениями, но он ими никогда не пользуется. Мне бы хотелось немного загнутую вниз гарду, а в остальном я полностью доверяю вашему вкусу, – сказал он.

Эллен сняла с него мерки, сделала пару набросков на доске и назвала Бодуэну цену.

– А когда можно будет забрать меч? – спросил он с радостным нетерпением.

– Вам наверняка хотелось бы получить меч позавчера, но у нас очень много дел. Конечно же, ради вас мы поторопимся, но на то, чтобы сделать хороший меч, требуется время. – Она взглянула на Исаака. – Нам понадобится два месяца. Ты со мной согласен?

Исаак наморщил лоб.

– Да. Быстрее мы его, к сожалению, сделать не сможем. Мне даже придется задержать один заказ, потому что для полировки меча потребуется много времени.

Бодуэн вздохнул.

– Ну хорошо. Надеюсь, я тогда еще буду в Англии!

– Если вам придется уехать раньше, ваш меч будет ожидать вашего возвращения, – заверила его Элленвеора.

– Однажды вы уже спасли мне жизнь. Теперь же вы можете спасти ее стократ, милая Элленвеора. Сделайте мне хороший меч, ведь не раз моя жизнь будет зависеть от оружия.

– Можете быть уверены, Бодуэн, ваш меч будет особенным! – Эллен проводила молодого рыцаря, и они сердечно попрощались.

Махнув рукой, Бодуэн уехал.

– Ты спасла ему жизнь? – изумленно спросил Жан, когда она вернулась в кузницу.

– Рыцарю самого короля! – воскликнул Петер, пораженный до глубины души.

– Давай, расскажи нам, как это произошло! – не отставал от Эллен Жан.

Улыбнувшись, Эллен рассказала им, как спасла мальчика, вытащив его из реки.

– А меня она тоже научила плавать! – гордо сообщил Жан. Ему казалось, что лучи славы Эллен теперь падают и на него.


– Но ты же его давно не видела. Наверное, он очень изменился! – сказала Роза, когда Эллен по требованию Жана еще раз рассказала всю эту историю за ужином.

– Конечно, он изменился, ведь тогда ему было всего пять лет, а сейчас это взрослый мужчина. Но он очень похож на свою мать, поэтому мне кажется, что я уже давно его знаю. – Эллен улыбнулась. – Она была хорошим человеком, и я думаю, он тоже неплохой парень.

– Так ты говоришь, он служит молодому королю? – хрипло спросила Роза.

– Его друг – Гийом ле Марешаль! – сказала Эллен, строго глядя на Розу.

Жана она заранее предупредила о том, что ему никому нельзя говорить ни слова о Гийоме.

Но Розу волновало совсем не это. Она боялась, что поблизости может оказаться Тибалт. Кто знает, что он с ней сделает, если обнаружит ее у Эллен. Встав, Роза, погруженная в свои мысли, принялась убирать со стола.

– Эй, я же еще недоел! Роза, не торопись. – Исаак рассмеялся.

Роза растерянно покачала головой.

– Сейчас вернусь, – раздраженно сказала она и вышла из комнаты.

Исаак посмотрел ей вслед.

– Что с ней такое?

Жан, который почувствовал, что Розе плохо, вздохнул.

– Ничего, я сейчас с ней поговорю.

Исаак решил пока не задавать вопросов, но ему не нравилось то, что он все узнает последним.

– Ты действительно спасла жизнь рыцарю? – еще раз спросил Уильям. В конце концов, не у каждого мать была героем.

– Но ты же слышал, что он тогда не был рыцарем. Он был маленьким мальчиком, младше тебя! – недовольно ответила она и за весь оставшийся вечер не произнесла больше ни слова.


Когда они легли в постель, Исаак обнял Эллен.

– Ты внезапно стала такой задумчивой и молчаливой! Что случилось? – обеспокоенно спросил Исаак.

– Ничего, я просто устала, и у меня голова болит, – пробормотала Эллен, избегая его взгляда:

Исаак прижался к ней теснее и провел кончиками пальцев по ее шее.

Положив голову ему на плечо, Эллен закрыла глаза. Почему что-то опять должно омрачить ее счастье? Она глубоко вздохнула, едва сдерживая слезы.

Исаак нежно поцеловал ее волосы. Так, словно это был их последний поцелуй, Эллен впилась ему в губы. Взглянув на нее, Исаак погладил ее по щеке.

– Отдыхай, любимая. Завтра тебе будет лучше.

Эллен была благодарна ему за заботу. Она кивнула, но мысли о Гийоме и Тибалте не переставали бередить ее душу.

– Спасибо, – тихо пробормотала она. Исаак поцеловал ее в лоб.

– Спокойной ночи!

Исаак спокойно уснул, но Эллен продолжала ворочаться, одолеваемая тревожными мыслями.


На протяжении всего времени, когда они работали над мечом для Бодуэна де Бетюн, Эллен была молчалива и всех избегала.

– Ты плохо выглядишь. Нужно тебе работать поменьше, а то ты переутомляешься, – сказала ей как-то Роза.

Последние несколько дней она была совсем бледной. Волосы у нее потускнели, и она казалась невероятно хрупкой.

– Дело не в работе. – Эллен действительно неважно себя чувствовала, под глазами у нее пролегли темные круги. – Я была беременна, – тихо сказала она.

– Была? – Взгляд Розы выражал сочувствие.

– Я уже давно собиралась сказать Исааку, но… Теперь я рада, что ничего не сказала. Два дня назад у меня начались судороги. – Эллен опустила голову на руки. – Это было еще хуже, чем роды, но, слава Богу, продлилось недолго.

– Эллен! – Роза обняла ее, пытаясь утешить.

– Он был совсем крохотным. Я так и не смогла заставить себя на него взглянуть. – Эллен всхлипнула, но Роза знала, что она плачет не только от горя об утрате ребенка, но и от ужасных воспоминаний о прошлом. – Исаак об этом ничего не знает, и пусть оно так и будет! Ему так хочется сына… Это бы его только огорчило.

Эллен умоляюще взглянула на Розу, и та кивнула.

* * *
Тибалт сидел перед своей палаткой, наслаждаясь ласковым летним солнышком, когда к нему подскакал Бодуэн. Тибалт поднял голову. Бодуэн был лучшим другом Гийома, и уже одно это в глазах Тибалта делало его предателем. И все же он постарался не показывать свое презрение. В конце концов, дружба с доверенным лицом врага могла оказаться полезной. Увидев, что у Бодуэна новое оружие, Тибалт удивился. Его разбирало любопытство.

Бодуэн поспешил к Гийому, а Тибалт встал, чтобы подслушать их разговор. Сделав вид, что ему нужно помочиться, он остановился недалеко от палатки Гийома.

Ле Марешаль стоял перед своей палаткой и брил мечом бороду, не обращая внимания на своего друга. Бодуэн, словно павлин, гордо ходил вокруг Гийома, пока тот наконец не посмотрел на него. Ле Марешаль с интересом осмотрел своего приятеля с головы до ног. Его взгляд остановился на мече.

– Что, новый? – Он явно заинтересовался оружием. Бодуэн с гордостью кивнул.

– Хочешь посмотреть?

– Да, конечно! – Протянув руку, Гийом взял оружие. Когда он взялся за рукоять, его любопытство возросло еще больше. Он стал вращать меч в руке.

– Меч просто великолепен! Какая балансировка! Почти как Атанор, – тихо сказал он, проведя рукой по поясу, где висел его любимый меч.

И тут он обнаружил букву, выгравированную медью с одной стороны лезвия, возле гарды.

– И здесь та же гравировка! – Он изумленно посмотрел на Бодуэна.

Тот, широко ухмыляясь, сделал вид, что рассматривает гравировку на мече.

– Откуда он у тебя? – настойчиво поинтересовался Гийом.

– Я повстречался кое с кем, кого знаю еще по Бетюну!

– Что ты от меня скрываешь? Отведи меня туда! Давай, отведи меня в кузницу, где тебе выковали этот меч! – Гийом нетерпеливо притопнул ногой и стал стирать остатки мыла с лица.

– Почему ты так нервничаешь?

– Я всегда думал, что знаю, кто выковал мой меч, но теперь выясняется, что и другие кузнецы пользуются тем же знаком. Я должен быть уверен, что не ошибся. Отведи меня туда, немедленно!

Бодуэн пожал плечами.

– Ну, если ты настаиваешь…

Тибалт незаметно отошел от палатки и вызвал своего оруженосца.

– Оседлай мне коня, чтобы никто не видел, отведи его на опушку леса и жди меня там у бука, в который попала молния, – приказал он.

Мальчик поспешно убежал. Тибалт прицепил к поясу свой меч и привинтил шпоры. Неужели Бодуэн встретил Элленвеору? Тибалт почувствовал, что его бросило в жар. Тогда, на турнире, он поручил одному мальчику украсть у Эллен меч, но она отобрала у воришки свое оружие, и Тибалту оно не досталось. Если меч Бодуэна действительно выковала она, как и Атанор, необходимо найти Элленвеору и заставить ее выковать ему меч еще лучше. Самый лучший меч! Выскользнув из палатки, Тибалт поторопился на опушку, где его уже ждал оруженосец. Сев на лошадь, он скакал вдоль лагеря, пока не увидел Гийома и Бодуэна, скакавших на север. Тибалт не зря считался лучшим разведчиком. Он знал, что, выдерживая достаточное расстояние между лошадьми, можно оставаться незамеченным.

Уже перевалило за полдень, когда они подъехали к кузнице. Тибалт тоже соскочил с коня, привязал его к дереву и крадучись направился к кузнице.

* * *
Когда Бодуэн и Гийом въехали во двор, Серый, рыча, подбежал к ним, но когда они спешились, он обнюхал Гийома и радостно замахал хвостом. Того, что кто-то сидит в кустах и следит за ними, никто не заметил. Исаак как раз шел в дом.

– Что-то не так с вашим мечом? – обеспокоенно спросил он у Бодуэна.

– О нет! Просто мой друг хотел познакомиться с кузнецом, который сделал этот меч, – ответил Бодуэн, подмигивая Исааку.

По тону Бодуэна Исаак понял, что незнакомец не знает о том, что кузнец – женщина. Ему совсем не понравилось подобное отношение к Эллен.

– Что ж, вы знаете, куда идти, – немного резко сказал он, указывая на мастерскую.

Дойдя до дома, он остановился. Что-то было не так. Развернувшись, он пошел обратно в кузницу. Войдя в мастерскую, он остолбенел при виде Эллен. Она смотрела на незнакомого рыцаря. Ее глаза сияли, да и вся она будто светилась изнутри так, как никогда раньше. Исааку даже показалось, что ее губы стали нежнее, а щеки также горели, как и ее волосы. Исаака захлестнула волна отчаяния.

– Вот кузнец, который сделал мой меч. К тому же много лет назад она спасла мне жизнь! – с гордостью представил ее Бодуэн, усмехаясь. – Что, не ожидал увидеть женщину, правда?

Эллен неотрывно смотрела на ле Марешаля.

Жан переводил взгляд с Эллен на рыцарей, а затем толкнул Петера в бок.

– Давай сделаем перерыв, а то я хочу есть. – Он вытолкал подмастерье из кузницы.

Не обращая внимания на слова Бодуэна, ле Марешаль подошел к девушке.

– Элленвеора! Сколько же лет прошло?! – воскликнул он, взяв ее за руку.

– Вы знакомы? – изумился Бодуэн.

– Семь лет, – ответила Эллен, не обращая внимания на Бодуэна. Сердце у нее бешено колотилось, готовое выскочить из груди, ладони вспотели. Она никогда не думала, что встреча с Гийомом может так подействовать на нее.

– Эй, может, вы мне объясните, что происходит? – не удержался Бодуэн, своим вопросом выведя Эллен из оцепенения.

– Мы знакомы еще по Танкарвиллю! – коротко объяснила она.

– Вы были в Танкарвилле? – не переставал удивляться Бодуэн.

– Я училась там кузнечному делу у Донована. Вы, наверное, его тоже знаете?

Бодуэн покачал головой.

– Бодуэн приехал в Танкарвилль спустя четыре года, – сказал Гийом.

– Но тогда прошло больше семи лет! – выпалил Бодуэн: он очень гордился тем, что умел быстро считать в уме.

– Мы потом еще встречались. – Голос Эллен был хриплым и в то же время в нем слышалась нежность.

Бодуэн кивнул. Он понял, что они когда-то хорошо знали друг друга.

Эллен взглянула на меч Гийома. Она тут же узнала Атанор. «Ножны поистерлись, значит, он часто пользовался этим мечом», – подумала она.

– Откуда у тебя… – Она посмотрела на оружие.

– Атанор? – Гийом положил руку на эфес меча. Казалось, он чувствовал облегчение от того, что Эллен спросила именно об этом. – Через три месяца после того, как мы освободили Жана и вы сбежали, я отобрал его у одного француза на турнире в Каене. Он так хвастался им! Сказал, что недавно его купил. Я сразу же узнал Атанор и решил заполучить его. Почему ты продала его какому-то незнакомцу, а не мне? – В его голосе слышался упрек.

– Но ты добыл его в честном бою! – Эллен удовлетворенно улыбнулась.

– Бодуэн показал мне свой новый меч. Он оставлял то же приятное ощущение в руке, что и Атанор. А потом я увидел на лезвии твой символ. Сначала я решил, что его используют и другие кузнецы, а мой меч – вовсе не Атанор. Хотя я и не сомневался в этом, я понял, что должен прийти и убедиться в том, что это ты делала мечи для Бодуэна и для меня!

– Так ты доволен? – Глаза Эллен по-прежнему сияли. Исаак, который тихонько подошел ближе, чувствовал, как в нем прорастают семена ревности.

– Это лучший меч, который у меня только был! Все рыцари произносят его имя с почтением! – Ле Марешаль приосанился, говоря о славе Атанора. – Даже молодой король от него в восторге!

Дверь в мастерскую открылась, и Исаак немного отошел в сторону. Скрип петель привлек внимание Эллен.

– Уильям? – Она недовольно взглянула на сына. – Ну что тебе еще? – бросила она.

– Можно я напою лошадок? – спросил он и, прихрамывая, подошел к матери поближе.

– Уильям? – Ле Марешаль вопросительно посмотрел на нее. В ее глазах любой мог прочитать ответ: этот мальчик был его сыном. Даже Бодуэн это понял. Переведя взгляд с мальчика на своего друга, он отметил, что ребенок был похож на отца как две капли воды, за исключением рыжих волос, которые он, несомненно, унаследовал от матери.

Исаак тоже все понял, и ему стало очень больно. Так, значит, этот незнакомый рыцарь – отец Уильяма. Неужели он отберет у него любовь жены и сына?

– Да, действительно, было бы замечательно, если бы ты позаботился о наших лошадях. Мы скакали очень быстро, и им наверняка хочется пить, – сказал Бодуэн, который первым сумел взять себя в руки.

Уильям просиял.

– Чудесные скакуны и такие сильные – просто загляденье! – похвалил он лошадей и, прихрамывая, вышел из кузницы.

– Что у него с ногой? – раздраженно спросил Гийом.

– У него нога искривлена от рождения, – холодно ответила Эллен: недружелюбие в голосе Гийома не ускользнуло от ее внимания.

– Калека… – пробормотал Гийом.

Она уже хотела ответить, но Исаак ее опередил.

– Для кузнеца ноги не имеют большого значения. Вот мне не повезло намного больше! – Он показал рыцарям культю. – Очевидно, я не могу удержать даже собственную жену! – Он не сводил глаз с ле Марешаля.

– Исаак! – недовольно буркнула Эллен, но Гийом лишь смерил его презрительным взглядом.

– Ну если это так, то вряд ли дело в вашей руке, – заметил он, отворачиваясь. – Я был очень рад снова тебя повидать. – Он взял грязную руку Эллен в свою огромную лапищу и пожал ее.

Влюбленный взгляд, которым его одарила Эллен, словно плетью ударил Исаака. Было очевидно, насколько важен для нее этот мужчина.


– Он на тебя похож, – шепнул Бодуэн своему другу.

Они подошли к маленькому Уильяму, который напоил лошадей водой, а теперь нежно гладил одну из них по носу.

– Гляди, он обращается с лошадьми так же, как и его отец!

– Он калека! – с раздражением буркнул Гийом.

– Спасибо, Уильям. – Бодуэн сунул мальчику в руку серебряную монету. – А ты похож на своего отца! – Бодуэн взял мальчика за подбородок и посмотрел ему в глаза.

– Исаак мне не отец! – В голосе Уильяма слышалось упрямство.

– Я это знаю, потому что я знаком с твоим отцом. Он храбрый воин, замечательный человек и самый лучший друг, какого себе только можно представить. Ты можешь им гордиться. – Бодуэн улыбнулся мальчику.

– Это правда? Вы его знаете? – Уильям просиял.

– Да не будь я Бодуэном де Бетюн! – Бодуэн ударил себя правой рукой в грудь.

Гийом молчал, не глядя на мальчика.

– Хватит болтать, пойдем, – бросил он и вскочил в седло. Но его друг не торопился. Гийом нетерпеливо пришпорил коня и ускакал. Тогда Бодуэн тоже взобрался на лошадь и склонился к мальчику.

– Я расскажу ему о тебе, и когда-нибудь твой отец будет гордиться тем, что у него есть такой сын, как ты, – шепнул он ребенку.

Уильям энергично закивал и, совершенно счастливый, помахал рыцарям на прощание, а затем повернулся и побежал в кузницу.

– Рыцарь, мама! – закричал он. – Рыцарь, которому ты сделала меч! Он сказал, что знаком с моим отцом! – Уильям сиял.

Буркнув что-то невразумительное, Исаак вышел из кузницы.

– Ты мне никогда о нем ничего не рассказывала! – сказал Уильям с упреком.

– Нечего тут болтать! – осадила его Эллен.

– Но кто он? – настаивал мальчик. Эллен отвернулась.

– Я думаю, скоро ты это узнаешь. А теперь иди в дом и помоги Розе!

Уильям знал, что приставать к матери с вопросами бессмысленно, и, понурив голову, пошел в дом.

За ужином Исаак молчал и, не поднимая глаз, ковырялся ложкой в каше. Эллен, погрузившись в свои мысли, съела все, что ей положили, не слушая Жана и Розу, которые пытались развлечь семейство веселой болтовней.

Уильям подпер голову рукой и рассматривал содержимое своей деревянной тарелки.

Агнесс и Мария хихикали. Они дразнили близняшек, отбирая у них корки хлеба, которые те с удовольствием обсасывали. Братья начали кричать, протягивая ручонки за хлебом.

Эллен, которая обычно требовала тишины за столом и, как правило, сразу же начинала ругаться, когда дети шумели, промолчала.

Роза со строгим видом отобрала у девочек обсосанные корки хлеба и отдала их сыновьям.

После ужина Эллен снова пошла в кузницу. Она еще раз подмела кузницу и смазала маслом инструменты, которые до этого уже смазал Жан. Она настолько углубилась в свои мысли, что не услышала, как в мастерскую вошел Жан.

Он молча подошел к ней.

– Должно быть, для тебя это было сильным потрясением, – сказал он через некоторое время.

– Что? – Эллен удивленно вскинулась.

– Я имею в виду, что он появился здесь так неожиданно. – Жан провел рукой по наковальне.

– Вот уж не думала, что встреча с ним произведет на меня такое впечатление. Ты знаешь, мне ведь хорошо с Исааком… и у меня нет причин… – Эллен запнулась.

– Гийом тогда не порекомендовал тебя королю, хотя мог это сделать. Он и сейчас этого не сделает. Ты никогда не могла ожидать от него большего, чем пылких объятий в соломе.

– Жан! – По Эллен было видно, что она рассердилась.

– Я знаю, что тебе не нравится это выслушивать, но ведь я прав! Ты должна выбросить его из головы, Эллен. – Жан покивал в подтверждение своих слов. – Я же видел, как ты на него смотрела. Он не заслужил твоей любви. В отличие от Исаака.

Эллен пристыженно опустила взгляд.

– Я ничего не могу с собой поделать. Когда он рядом, мое сердце начинает биться, как безумное, – тихо сказала она.

– Ты для него ничего не значишь, Эллен. Ты лишь одно из его достижений. Не забывай о его титуле! Чего ты вообще ждешь? Еще вчера ты была счастлива с Исааком. А ведь в том, что он так изменился, есть и твоя заслуга.

Эллен горько рассмеялась.

– Как же мы ненавидели друг друга в самом начале! Это было так давно.

– Исаак любит твоего сына как своего собственного. Даже ле Марешаль не мог бы стать Уильяму лучшим отцом.

Эллен кивнула.

– Я знаю! Он никогда не сможет стать ему отцом. – Она обреченно пожала плечами. – Что ж, я постараюсь! Обещаю тебе!

Жан похлопал ее по плечу.

– Я как-то сказал Исааку, что он тебя не заслуживает. Но с тех пор как он стал работать в кузнице, я изменил свое мнение. Вы предназначены друг для друга! – Жан ободряюще ей кивнул.

Эллен попыталась улыбнуться, но ей это не удалось.

* * *
Когда Тибалт увидел мальчика, ухаживавшего за лошадьми, он понял, что это сын Гийома и Эллен. Но все же он хотел удостовериться в том, что Эллен тоже здесь. Он прождал до вечера, пока она не вышла из кузницы. Гийом с Бодуэном уже давно уехали, а он все лежал в кустах и ждал.

Когда он увидел Эллен, ему показалось, что его сильно ударили в живот. Она по-прежнему была самой соблазнительной женщиной из всех, кого он знал. Ее рыжие волосы сияли в лучах закатного солнца, а печальный взгляд пронзил его сердце. Ему так хотелось вскочить и подбежать к ней, крепко обнять ее, а затем… Сырая земля холодила его тело, вырывая Тибалта из мира мечтаний. Вернувшись к коню, Тибалт вскочил в седло и ускакал. Он должен как-то заполучить ее меч, но не простой меч, о нет! Это должен быть шедевр, наилучший из сделанных ею мечей. Вот только как он этого добьется, Тибалт еще не знал.

* * *
После того как Гийом уехал, Эллен и все остальные быстро вернулись к привычной жизни.

Эллен почти не вспоминала о встрече с бывшим возлюбленным, а Исаак пытался подавить свою ревность. Жизнь вошла в привычную колею, но однажды к ним во двор въехал незнакомый рыцарь.

Он был богато одет, а за ним следовал его оруженосец.

Роза, как раз копавшаяся на огороде, вышла им навстречу.

– Отведите меня к кузнецу! – приказал рыцарь, не спешиваясь.

– Следуйте за мной в мастерскую.

На лбу у Розы выступили капельки пота. Подойдя ближе, она сразу же узнала его и стала молиться небесам, чтобы он ее не узнал.

Адам д'Юкебёф молча спешился и отдал поводья оруженосцу. Не обращая внимания на Розу, он широким шагом направился в мастерскую.

Роза бросилась в дом и вздохнула с облегчением, только когда закрыла за собой дверь.

В кузнице рыцарь подождал немного, чтобы глаза приспособились к полумраку, затем подошел к Эллен. Он и раньше встречал ее в Нормандии на турнирах, и тогда считал ее ополоумевшей бабой, которой непонятно почему вздумалось заниматься мужским делом. Хмыкнув, он подошел к ней ближе.

– Вам знаком герб на моем щите? – строго спросил он. Эллен кивнула.

– Королевский лев! Чем могу помочь, милорд? – Эллен постаралась скрыть свое изумление.

– Говорят, ваши мечи – необычайно острое и качественное оружие. Я привез вам драгоценные камни и золото для меча. Это должен быть самый лучший меч в вашей жизни. Постарайтесь приятно удивить молодого короля. Изготовьте меч, который был бы достоин августейшей руки.

От изумления Эллен открыла рот. Молодой король хочет заказать у нее меч? Происходящее казалось ей сном. Ну наконец-то! Наконец-то Гийом порекомендовал ее королю! Эллен постаралась сохранить спокойствие.

– Я видела Генриха-сына только издалека, и с тех пор прошло много лет. Я должна знать и его рост, и какая у него ведущая рука.

– Ведущая рука у него правая, а что касается размеров, то можете снять мерку с меня, – нетерпеливо сказал д'Юкебёф.

– Когда меч должен быть готов? – смущенно спросила Эллен: чем выше был титул клиента, тем скорее он, как правило, хотел получить свой меч.

– Молодой Генрих не задержится в Англии надолго. Он не может пропускать турниры. У вас есть три-четыре недели. Когда мы снова остановимся в ваших местах, я приду и заберу меч. Вы не должны передавать его никому другому, кроме меня, вы поняли?

Эллен кивнула.

Д'Юкебёф протянул ей один кошель с золотом и второй – с драгоценными камнями.

Эллен вытрясла камни на левую руку.

– Сапфиры, рубины и изумруды. Они просто великолепны! – оценила она королевский выбор.

Драгоценные камни действительно были очень чистыми, но Эллен вспомнился ле Марешаль и слова Бодуэна о его мнении относительно драгоценных камней на мече. Эллен подняла брови, но подумала, что, должно быть, у короля иной вкус.

– Это будет самый красивый, самый лучший меч, который когда-либо был у короля! – пообещала она.

– Время покажет, но сделать его таким в ваших же интересах! – заявил д'Юкебёф.

Эллен так и подмывало с достоинством ответить рыцарю, но ей не хотелось спорить со своим благородным гостем, поэтому она лишь почтительно склонила голову.

– Никому не говорите об этом заказе и предупредите об этом ваших подмастерий. Никому ни слова! – настойчиво повторил д'Юкебёф.

– Как вам будет угодно, милорд! – Она поклонилась. Д'Юкебёф фыркнул. Ноздри у него раздувались, как у лошади.

– А эфес и гарда?

– Сделайте их такими, какими сочтете нужным. Выберите форму, которая, по вашему мнению, больше всего годится для хорошо сбалансированного меча. Не забудьте придать мечу изысканность и шик!

Эллен снова сдержалась: каждый из ее мечей был изысканным и великолепным, даже без каких бы то ни было украшений.

– Есть ли у вас какие-либо пожелания насчет ножен и перевязи? – спросила Эллен, как обычно.

Д'Юкебёф раздраженно покачал головой.

– Слушайте, ну вы вообще мастер или нет? Придумайте что-нибудь! Меч должен быть единственным в своем роде, таким, чтобы все завидовали его владельцу!

Эллен снова поклонилась.

– Как прикажете, милорд.

После того как рыцарь короля уехал, взбудораженные Жан, Исаак и Петер собрались вокруг Эллен. Она терпеливо стала объяснять им свой замысел.

– Меч для короля важнее всех наших заказов. Именно этой работе мы должны отдать предпочтение, понятно?

– Но почему нам нельзя об этом рассказывать? – удивился Петер. – Было бы намного легче уговорить монахов дать нам отсрочку, если бы мы им все объяснили. Они не отказали бы нам, если бы мы сказали, что ты делаешь меч для самого короля. Кроме того, это упрочило бы нашу репутацию. Ты прославилась бы далеко за пределами Сент Эдмундсбери!

– Да, но это стало бы чудесной приманкой для грабителей. Об этом ты не подумал? Нам ведь оставили драгоценные камни.

Петер осекся.

– Да, об этом я не подумал, – признал он. Жан с Исааком промолчали.

Оставшись вечером с Жаном наедине, Эллен восторженно выпалила:

– Вот видишь, ты был неправ. В конце концов он порекомендовал меня королю!

Жан пожал плечами.

– И все же я остаюсь при своем мнении: ты должна выбросить его из головы!

– Да и я так считаю, – неуверенно буркнула Эллен.


Октябрь 1180 года

Изготовить меч к назначенному сроку казалось почти невозможным, настолько мало им дали времени. Эллен решила, что все остальные заказы будут делать Петер с Исааком, пока Жану придется помогать ей в изготовлении меча для короля.

Для того чтобы придумать сам меч, ей потребовалось полдня. Вытащив драгоценные камни из кошеля, они рассортировала их и задумалась, как же украсить ими эфес. Ей по-прежнему не нравились разукрашенные подобным образом мечи, но королевский меч был исключением. Чтобы точно представить себе, что же она будет ковать, Эллен сначала стала зарисовывать варианты на песке. Определившись с формой, она сделала набросок на восковой дощечке, сделав все необходимые расчеты. Обдумывая детали, она все время слышала одни и те же слоги: Ру-Не-Дур. Сама того не замечая, она все время тихо шептала эти слоги – один за другим, а затем ее осенило: Рунедур! Так будет называться меч для короля! Точно так же, как и в случае с Атанором, имя возникло в ее голове само по себе. Конечно, Рунедур должен был соединить в себе все достоинства хорошего оружия, но этот меч должен был стать уникальным благодаря тому, что искусство кузнеца и ювелира должно было породить ранее неведомую гармонию, ведь все работы будет выполнять один человек. Меч для короля будет необычайно изысканным и в то же время простым. Он должен олицетворять силу и власть молодого монарха. Эллен вспомнила чаши и кресты, которые делал Джоселин. Их тоже иногда украшали драгоценными камнями, но, несмотря на всю их пышность, все, кто их видел, ощущали благоговение перед такой красотой. Точно такое же чувство должно возникать у каждого, кто будет смотреть на Рунедур. Поняв, как будет выглядеть меч, Эллен лихорадочно принялась за работу.

Хотя Жан внимательно изучил набросок на восковой табличке и не менее внимательно выслушал описание Эллен, он не мог угнаться за полетом ее мысли. Она постоянно продумывала все на два-три хода вперед и иногда сердилась, так как Жан, казалось, не понимал, что же она собирается делать. Ее раздирали противоречивые чувства:глубоко засевший в ее душе страх оказаться неспособной выполнить собственный замысел и счастье от того, что она делает меч для самого короля.

Когда работа над мечом спорилась, Эллен жадно заглатывала обед, чтобы как можно быстрее пойти обратно в мастерскую. А когда ей что-то не удавалось или она задумывалась над решением какой-то проблемы, она начинала ковыряться в еде, оставаясь сидеть за столом, когда все уже доели и разошлись. Обычно все семейство и Петер с Евой сидели за столом, радостно болтая, но Эллен оставалась молчаливой. Казалось, она не замечала ничего вокруг, и все ее мысли были только о Рунедуре. Она выполняла в уме последующие действия, пыталась предусмотреть возможные сложности и их решение так, чтобы не сделать никаких ошибок.

Однажды при очистке бороздки у нее соскочила рука, и на мече осталась царапина. Глядя на нее, Эллен расплакалась. И как такое могло произойти? Чувствуя сильное отчаяние, она присмотрелась к царапине внимательнее и стала думать, как же ей поступить. Она потеряла день, мучаясь угрызениями совести, но затем поняла, что эту ошибку можно исправить, немного удлинив бороздку на мече. Эллен осторожно расширила эту царапину, перевернула меч и удлинила бороздку с другой стороны. После этого она удовлетворенно вздохнула: царапины не было видно. Эллен была одержима этим мечом и работала с восхода солнца до глубокой ночи. После удачной закалки, которая стоила ей массы нервов, она приступила к полировке меча, радуясь великолепному блеску, становившемуся все ослепительнее. Хотя Эллен почти не спала, она совершенно не уставала и чувствовала себя необычайно сильной. Она никогда не выглядела лучше, и чем дальше продвигалась работа с мечом, тем сильнее светились ее глаза от счастья.


– Вы уже решили, как назовете вашу дочь? – Эллен улыбнулась, не поднимая глаз от работы.

Накануне вечером Роза родила маленькую девочку с необычайно сильным голосом.

– Роза ни в коем случае не хочет давать ей имя своей матери, но она считает, что хорошо было бы назвать ее Жанной! – По Жану было видно, что он горд от такого решения жены.

– Жанна! – повторила Эллен, одобрительно кивая. – Хорошее имя.

Она снова сосредоточилась на работе, немного высунув кончик языка. Отделка меча драгоценными камнями вызвала у нее больше сложностей, чем она могла предположить.

– А почему ты не поручишь эту работу золотых дел мастеру?

Жан любовался ею, корпевшей над этим сложным заказом, не жалуясь и не теряя самообладания, но не понимал, почему она категорически отказывается прибегнуть к чьей-либо помощи.

– Об этом и речи быть не может. Во-первых, я поклялась себе сделать все самой. Во-вторых, золотых дел мастер спросил бы меня, для кого предназначен этот меч. А этого, как ты знаешь, я сказать не могу. К тому же я не могу доверить столь ценные камни незнакомцу. Кто знает, порядочно ли он поступит? А вдруг он вставит в меч стекляшки, а камни оставит себе?

– А тебе не кажется, что это уже слишком? – Жан скептически хмыкнул.

– Вовсе нет. В конце концов, мне доверили изготовление этого меча, и я за него в ответе. Не беспокойся, все будет в порядке.

– Хорошо, как скажешь. Я же хотел как лучше.

– Оставь ее в покое! Ты же знаешь, эту упрямицу не переупрямить! Я уже давно понял, что с этим ничего не поделаешь. – Исаак ухмыльнулся и подмигнул Жану.

– Hy-y! – Эллен бросила на него укоряющий и в то же время страстный взгляд.

– Ладно, ладно.


Был вечер. Они находились в комнате одни. Запыхавшись, Исаак откатился на бок.

– Ах, Эллен, ты должна всегда ковать мечи для короля! – удовлетворенно произнес он, постанывая.

– Да? – невинно спросила она. – Это почему же?

– С тех пор как ты работаешь над этим мечом, ты такая… такая страстная! – Его глаза блестели.

Эллен покраснела.

Исаак убрал с ее лба непослушный локон.

– Ты великолепна! Я люблю тебя! – шепнул он. Эллен прижалась к нему крепче.

– Загаси свечу, любимый, – пробормотала она и мгновенно уснула.


Эллен настолько ответственно подошла к этой работе, что изготовила меч до оговоренного срока. Оставшись одна в кузнице, она положила Рунедур на стол и осмотрела меч так, словно видела его впервые. К перевязи из темной кожи с широкой латунной пряжкой крепились на перекрещивающихся кожаных ремнях ножны, обернутые пурпурным шелком. Острие защищала золотая пластина с выгравированными на ней волнистыми линиями. Полукруглый набалдашник эфеса Эллен украсила двумя крупными камнями – изумрудом и рубином, по камню с каждой стороны. Камни поменьше были расположены по кругу, словно лепестки цветка. Они были обрамлены красивыми узорами из позолоченных линий. Эфес из ясеня был обернут темной кожей, а сверху обмотан золотой нитью. Он великолепно ложился в руку. Гарду Эллен сделала прямой, но ее края были немного загнуты вниз и покрыты позолотой. Они напоминали контур волчьей пасти. Налюбовавшись мечом, Эллен вытащила его из ножен. Клинок был необычайно острым, и вследствие ее неудачи при очистке бороздка получилась довольно длинной, что делало меч еще утонченней. Взяв плотную ткань, Эллен ухватилась ею за кончик меча и согнула его в полукруг, но как только она его отпустила, меч выпрямился.

Длинная бороздка никак не повлияла на гибкость и прочность клинка. Эллен удовлетворенно вздохнула. Затем она взяла кусок льна и, как учил ее Донован, просто опустила его на лезвие. Меч мгновенно разрезал ткань. Эллен с удовольствием еще раз взглянула на режущую кромку. С той стороны, где был пурпурный рубин, символизирующий страстную жизнь молодого короля, Эллен выгравировала позолоченные руны, которые должны были принести владельцу меча счастье и множество побед. Этим древним символам ее научил Донован, объяснив ей их значение. Хотя руны были знаками язычников, они были широко известны как символы победы. Но Эллен все же решила выгравировать рядом с рунами слова IN NOMINE DOMINI, чтобы Господь был милостив к молодому королю. С той стороны, где был изумруд, такой же зеленый, как ее глаза, она выгравировала лишь медную букву «Э» в круге. Этот великолепный сверкающий клинок мог зажечь вдохновение в сердце любого воина. По телу Эллен прошла приятная дрожь. Она была необычайно довольна Рунедуром.

– Молодой Генрих! – Запыхавшись, Петер вбежал в кузницу. – Он остановился за несколько миль на север отсюда. – Ловя воздух открытым ртом, Петер опустился на неустойчивый табурет и чуть не свалился с него.

– Король? – Глаза Эллен просветлели. – Приехал, говоришь? Я уверена, что он дождаться не может того момента, когда новый меч попадет ему в руки. Отвезу-ка я ему меч прямо сегодня!

– Но ведь рыцарь сказал, что он сам заберет меч и ты не должна отдавать его никому другому, – заметил Исаак.

Эллен ничего не хотела слышать об этом и просто отмахнулась от него.

– Ну конечно же, он имел в виду другого посланника, но ведь не самого короля!

Исаак пожал плечами.

– Ну как хочешь.

– Это же такая великолепная возможность! Я должна отвезти ему меч сама! Если его заберет посланник, обо мне никто не узнает, а если я сама передам меч молодому королю, то все рыцари увидят, кто сделал Рунедур! – Эллен раскраснелась от волнения.

– Позволь мне хотя бы сопровождать тебя! – обеспокоенно сказал Исаак.

Она решительно покачала головой.

– Нет, я поеду сама!

Если бы она явилась в сопровождении мужчины, то славу изготовления меча приписали бы ему, и в конце концов появилась бы легенда об одноруком кузнеце, который изготовил Рунедур. Этим она рисковать не могла.

– Поступай как знаешь! – Исаак был явно обижен. Впрочем, Эллен не обращала на него внимания. Мысль о том, что она наконец-то получит заслуженную славу, вызывала у нее нервную дрожь. Это был ее день. Взяв меч, она завернула его в покрывало, а затем пошла переодеться и рассказать обо всем Розе. После этого она вывела коня из конюшни и взобралась в седло.

– Ты действительно не хочешь подождать, пока за мечом придут? – еще раз переспросил ее Исаак, но было ясно, что он уже смирился с решением Эллен.

– Нет! – резко замотала головой Эллен.

Она не стала слушать дальнейших уговоров и, осведомившись у Петера, как ей найти короля, ускакала.


На большой лужайке возле Мильденхалла стояли шатры королевской свиты. Здесь было полным-полно оруженосцев, пехотинцев, слуг и лошадей. Некоторые шатры только устанавливали, а невдалеке строили загоны для лошадей. У всех было много дел, и никто не обращал внимания на Эллен, которая с гордым видом ехала по лагерю, посматривая по сторонам. В центре лужайки она увидела огромный роскошный шатер с красным вымпелом, на котором были вышиты три крадущихся льва. Это наверняка был шатер молодого короля! Спешившись, Эллен привязала коня к столбу. Руки у нее дрожали, но она погладила Локи по белой шее, чтобы конь успокоился. Она на мгновение прикоснулась лбом к голове коня и закрыла глаза. Нужно было собраться с духом! Решительно вздохнув, она взяла меч и подошла к пестрому шатру.

Не успела она приблизиться к входу в шатер, как завеса отодвинулась, и оттуда вышел красивый молодой рыцарь. Широко расставив ноги, он преградил Эллен дорогу.

– Мне нужно к королю! – немного дерзко заявила она и тут же улыбнулась самой обольстительной из своих улыбок.

Рыцарь насмешливо осмотрел ее с головы до ног.

– И что же вы от него хотите?

– Я привезла ему его новый меч, милорд!

Рыцарь изумленно поднял брови.

– Что ж, если так, то вам лучше войти со мной! – Улыбнувшись ей, он развернулся на каблуках и пошел в шатер.

Эллен последовала за ним. Шатер короля был намного больше, чем она предполагала. Десятки рыцарей толпились вокруг больших столов. Скромно опустив голову, Эллен краем глаза наблюдала за мужчинами. Они пили из серебряных бокалов, возбужденно разговаривали и громко смеялись, не обращая на нее внимания. Сердце у Эллен бешено заколотилось. А что, если Тибалт тоже тут? Принимая это решение, о нем она вообще забыла!

Молодой рыцарь знаком велел ей следовать за ним и направился к богато украшенному дубовому трону, стоявшему в противоположном конце шатра. Трон был пуст!

Эллен не решалась осмотреться в поисках короля. Неожиданно молодой рыцарь подскочил к трону и уселся на него.

Эллен испугалась, а некоторые рыцари удивленно подняли головы. Эллен сглотнула. Очевидно, молодой рыцарь хотел ее разыграть, но что скажет король, увидев, что он сел на его трон? У нее подогнулись колени, и она остановилась.

Улыбнувшись, молодой рыцарь махнул ей рукой, и, словно по его команде, все вокруг замолчали.

Рыцари с любопытством собрались вокруг Эллен, и только небольшой проход между нею и тропом оставался пуст. Кто-то подтолкнул ее вперед.

– Так ты мне что-то принесла? – спросил, приветливо улыбнувшись, молодой Генрих.

Очевидно, он наслаждался ее изумлением. Эллен никогда не видела короля-сына вблизи и не узнала его! Кровь ударила ей в голову, а по телу прошла волна жара.

Гийом стал рядом со своим сюзереном, небрежно оперевшись рукой о спинку трона. Лицо у него было серьезным. Он делал вид, что не знаком с Эллен, и лишь подрагивание уголков рта свидетельствовало о том, насколько его забавляет вся эта ситуация. Тибалт тоже стоял невдалеке, но он спрятался за спинами рыцарей, чтобы его не было видно. Никто не заметил, как он побледнел при виде Эллен. Взяв себя в руки, девушка подошла к трону еще на пару шагов и поклонилась, протягивая королю завернутый меч.

– Ну, давай же его сюда! – нетерпеливо сказал Генрих, притопывая ногами, как ребенок.

Выпрямившись, Эллен развернула меч и протянула его королю. Увидев его, монарх быстро нагнулся и, счастливо улыбаясь, поднял меч, словно трофей, чтобы все его видели. Восхищенный вздох прошел по толпе рыцарей. Молодой Генрих с удовольствием осмотрел меч, а затем медленно вытащил его из ножен, не обращая ни малейшего внимания на отделку драгоценными камнями. Он резким движением взмахнул рукой в сторону Гийома, и рыцари зааплодировали, услышав, с каким звуком меч разрезал воздух. Некоторые из них начали возбужденно переговариваться. Генрих присмотрелся к мечу повнимательнее и показал его Гийому.

– Глядите! У него такая же гравировка, как и у Атанора! – удивленно воскликнул молодой король.

Толпа зашумела еще больше.

– Имя этого меча – Рунедур, мой король, – сказала Эллен, хотя Генрих к ней не обращался. – Я знаю, что должна была передать меч вашему гонцу, но, услышав, что вы разбили здесь лагерь, я не удержалась и привезла его вам лично.

– Вам уже заплатили, или я еще что-то должен? – недоверчиво спросил Генрих, прищурившись: он ничего не знал ни о посланнике, ни о заказе меча.

– Ваша оплата была очень щедрой, мой король! – Эллен улыбнулась, и Генрих просиял.

Тибалт дрожал всем телом.

– Почему д'Юкебёфа нет? – шепотом спросил он у оруженосца.

– Он поехал выполнять поручение короля, милорд! – ответил мальчик, виновато опустив взгляд, хотя и не понимал причины раздражения господина.

Больше никто не обратил внимания на волнение Тибалта, хотя тот едва сдерживался, чтобы не ругаться в голос.

– Что же, скажите нам имя кузнеца, изготовившего Рунедур, чтобы каждый здесь мог услышать его! – приказал Генрих.

– Этот меч целиком и полностью был изготовлен мной. Мое имя Элленвеора, ваше величество! – Она поклонилась.

Толпа изумленно зашумела. Молодой Генрих поднял руку, и все рыцари замолчали.

– Что ж, все короли знают, что женщины с этим именем необычайно сильны! – Генрих рассмеялся, явно рассчитывая на поддержку рыцарей.

Большинство из них рассмеялись, как и всегда, когда молодой король шутил. Элеонора, мать Генриха, королева и герцогиня Аквитанская, была известна тем, что доставила массу проблем сначала своему первому супругу, королю Франции, а затем и второму – Генриху II, отцу молодого короля. Она много лет держала своего супруга в тюрьме, плетя интриги при дворе. Многим рыцарям такие сильные женщины были как кость в горле, но большинство присутствующих восхищались Элеонорой, потому что ей много раз удавалось обхитрить короля-отца.

Эллен мало что знала о своей тезке, чтобы понять, почему смеются рыцари.

– Это вы выковали Атанор? – осведомился король, подавшись к ней.

– Да, мой король, это моя работа! – гордо ответила Эллен.

– Что ж, если так, то, вероятно, вскоре у вас будет очень много заказов на новые мечи. – В голосе Генриха явственно звучало восхищение. – Ваша кузница где-то неподалеку? – Король снова выпрямился и широко расставил ноги.

– В Сент Эдмундсбери, ваше величество.

– Что ж, благодарю вас, Элленвеора из Сент Эдмундсбери. Я очень вами доволен! – Молодой король кивнул и приветливо улыбнулся.

Эллен снова поклонилась, а когда подняла голову, король, отвернувшись, разговаривал с рыцарями, которые собрались вокруг него. Эллен неуверенно оглянулась. Никто не обращал на нее внимания. Очевидно, ей можно было идти. Она еще раз поклонилась и украдкой бросила взгляд на Гийома, но тот был занят разговором со своим сюзереном и не смотрел в ее сторону.

Выйдя из шатра, она с облегчением вздохнула и, довольная собой, пошла к своему коню. Теперь самые благородные рыцари страны знали, кто сделал новый меч для короля. Хотя никто из них ничего не сказал, она надеялась, что король окажется прав, и слава о ней разнесется по всей стране. Совершенно измученная от нервного перенапряжения, Эллен долго стояла, гладя Локи, а затем пришпорила коня и поскакала домой.


У Эллен целую неделю было хорошее настроение. Она и сама не знала, чем это вызвано – тем, что она достигла своей цели и выковала меч для короля, или потому, что она верила: это Гийом порекомендовал ее королю. Даже маленький Уильям заметил, в каком прекрасном настроении находится его мать. Она разговаривала с ним спокойнее, чем обычно, и реже ругалась. Однажды она подозвала его к себе и погладила по голове.

– Ты помнишь, как я сердилась, когда ты порезался ножом Исаака?

Уильям кивнул. Совесть у него не была чиста. Его мать не знала, что он с тех пор регулярно вырезает из дерева вместе с Исааком разные фигурки и безделушки.

– Я думаю, что ты уже достаточно взрослый, чтобы иметь собственный нож. Мой отец – я имею в виду Осмонда – подарил мне нож, когда мне было столько же, сколько тебе сейчас.

Уильям посмотрел на пояс Эллен, на котором висел нож.

– Да, вот этот. С тех пор я всегда ношу его с собой. Я много раз его полировала заново. – Улыбнувшись сыну, она протянула ему нож в светлых ножнах из свиной кожи.

Вытащив нож, Уильям с восхищением его осмотрел. По всему лезвию тянулись разноцветные волнистые линии. Некоторые из них напоминали глаза.

– Какая красота! – вырвалось у него.

– Это дамасская сталь. Такой цветной узор получается благодаря нагреванию, очистке и наслоению железа разной прочности. Можно также брать разные заготовки и, поворачивая их, – это называется тордирование – соединять их друг с другом, – начала объяснять Эллен.

– Пойду покажу его Исааку и Жану, – поспешно сказал Уильям, пока мать не принялась читать ему скучную лекцию о кузнечном деле.

Улыбнувшись, Эллен кивнула. Конечно, все уже видели нож, но Эллен показалось, что мальчика это порадует, поэтому она его отпустила.

Изготавливали стальные лезвия по дамасскому способу издавна. В основном так делали ножи, но не мечи. Донован рассказывал Эллен, что викинги добивались невероятных успехов в изготовлении мечей с искусными узорами таким методом. Но с тех пор тайна такой ковки была утеряна, и лезвия теперь были чистыми, одноцветными, не считая гравировки. Эллен этот древний способ работы с металлом воспринимала как вызов своему мастерству. Она мечтала когда-нибудь изготовить меч из дамасской стали. Это, конечно же, было сложной, но выполнимой задачей.

При помощи этого меча Эллен надеялась пробудить в Уильяме хоть какой-то интерес к кузнечному делу, потому что ее сын предпочитал проводить время в лесу. Он постоянно приносил домой раненых животных и выхаживал их, хотя Эллен все время советовала ему заниматься более полезным делом. Исаак и Жан, напротив, поддерживали мальчика, пытаясь урезонить Эллен, когда она кричала на сына. Думая об Уильяме, Эллен нахмурилась. Он должен, в конце концов, понять, что у будущего кузнеца нет времени на всякую чепуху!


Ноябрь 1180 года

Уильям, скучая, сидел во дворе и гладил Серого, когда к кузнице подскакали два всадника. В одном из них он узнал рыцаря, который уже однажды был у них с Бодуэном де Бетюн, второй, вероятно, был его оруженосцем. Увидев на руке рыцаря птицу, Уильям вскочил и, несмотря на свою ногу, быстро подбежал к лошади.

– Это сокол, милорд? – не смущаясь, спросил Уильям.

– Да, полевой сокол, – спокойно ответил Гийом ле Марешаль, улыбнувшись. – Отойди немного, чтобы я мог спешиться. Не стоит беспокоить птицу. – Ле Марешаль спрыгнул на землю, практически не шевеля рукой. – Соколы – дикие птицы, и они остаются такими всю жизнь, даже когда живут с людьми, – объяснил он Уильяму, в глазах которого горел немой вопрос. – Любой резкий жест пугает их, и они пытаются улететь, так что медленно подойди ближе и говори тихо.

– Но ведь вы его держите на кожаном ремешке! – удивился Уильям, указывая на ремешок, привязанный к ноге сокола.

Мальчик приблизился, чтобы лучше рассмотреть птицу.

– Да, мальчик мой, и когда она, – а это самка, – так вот, когда она будет пытаться взлететь, испугавшись резкого движения, то может пораниться.

– Вот как? Понятно! – Лицо Уильяма прояснилось. – А как ее зовут? – спросил он, склонив голову набок.

– Принцесса Небес. – Гийом улыбнулся.

– А можно ее погладить?

– Ты можешь попытаться, но будь осторожен!

Уильям робко подошел ближе. Он отводил взгляд, наблюдая за птицей лишь краем глаза.

– Молодец! – похвалил его ле Марешаль. – Если она забеспокоится, ты должен быстро, но без резких движений отойти. Договорились?

Уильям кивнул. Его так и распирало от гордости. Он подошел совсем близко к птице, медленно поднял правую руку и погладил Принцессу по груди.

Сокол нисколько не беспокоился, что очень удивило ле Марешаля, ведь Принцесса не каждому позволяла к себе прикасаться. К его оруженосцу Джеффри она привыкала целую вечность.

Завидуя мальчику, оруженосец тоже подошел ближе, передразнивая походку Уильяма. Испугавшись, сокол попытался взлететь.

– Ты не должен к ней прикасаться. Видишь, ты ее пугаешь! – прошипел Джеффри.

– Я? – Уильям смерил его презрительным взглядом, а потом повернулся к ле Марешалю.

– Ты дурак, Джеффри. Это ты ее спугнул! – шепотом проворчал Гийом, стараясь не беспокоить птицу.

По его рассерженному взгляду, брошенному на оруженосца, было видно, насколько он взбешен.

Уильям по-прежнему стоял неподвижно, и когда сокол успокоился, мальчик погладил его еще раз.

– А у тебя ловко получается! – похвалил его Гийом.

– Я уже находил голубей, чибисов, соек и других птиц. Иногда я нахожу гнезда, брошенные матерью. Тогда я сам выращиваю птенцов, – рассказывал Уильям, сияя от удовольствия. – Я даже однажды выходил раненого ворона. Он был очень смышленый! Но потом он улетел. Брачный сезон! – Смущенно улыбаясь, мальчик залюбовался соколом искоса.

– Мальчик мой, с обычными птицами у соколов мало общего. Хищные птицы боятся людей, даже ненавидят их. Они их на дух не переносят. Чтобы приручить сокола – сокольничие называют это укрощением – и заставить его охотиться для людей, требуются большая ловкость и безграничное терпение. Сокол не стремится быть рядом с людьми, наоборот, он их избегает. Он любит свободу. Однако именно потому что сокола приручить так трудно, соколиная охота считается благороднейшим из всех видов птичьей охоты.

– Уильям! – послышался громкий женский голос, и Эллен выглянула из кузницы. – О Господи, и где этого мальчонку снова носит?! – раздраженно воскликнула она.

Увидев ле Марешаля, она вытерла грязные руки о платье, заправила пару выбившихся локонов под платок и приблизилась к нему.

– Милорд! – Она слегка кивнула головой, но книксена не сделала: после всего, что между ними было, она считала такое проявление уважения излишним, даже в присутствии оруженосца и собственного сына. – Снова ты тут ошиваешься! – бросила она Уильяму. – Иди к Жану и помоги ему.

Она взглянула на Гийома, смущенно улыбнулась и покраснела, а затем взяла Уильяма за плечи и подтолкнула его к мастерской.

– Король очень доволен мечом! – Гийом отдал птицу своему оруженосцу и пошел за Эллен к мастерской.

Через пару шагов они остановились.

– Что я могу для тебя сделать? – спросила она, открывая дверь в кузницу и пропуская рыцаря вперед.

– Меч, – отрывисто сказал он. – Один из оруженосцев короля вскоре будет посвящен в рыцари. Он для меня как сын, – его взгляд упал на Уильяма. – Вернее, как младший брат, – раздраженно добавил он.

Эллен проигнорировала его намек на Уильяма и продолжала разговаривать с Гийомом как со своим старым добрым другом и клиентом. Они обсудили все детали, договорились о цене и сроке, к которому меч должен быть сделан.

– Тогда мы снова вернемся сюда. Генриха ожидают на Рождество при дворе его отца. – Ле Марешаль положил руку на ножны.

– Нужно будет сделать тебе новые, а то кожа уже вся потерлась, – сказала Эллен. – Я могу сделать это прямо сейчас, если хочешь. Я заметила это, еще когда ты приходил в прошлый раз. У меня тут есть все необходимое. Ты сможешь подождать?

Поколебавшись, ле Марешаль кивнул.

– Я пока пойду погуляю с Уильямом? Ты не против?

Эллен сделанным равнодушием пожала плечами.

– Конечно, почему бы и нет. Уильям! Пойди погуляй с ле Марешалем! – велела она сыну.

Мальчик, сияя, последовал за Гийомом.

– Спасибо, что вы вызволили меня из этой ужасной затхлой кузницы. – Он заговорщически улыбнулся ле Марешалю. – А правда, что вы – самый близкий друг нашего короля? – Уильям за столом постоянно делал вид, что разговоры взрослых его не интересуют, но при этом он жадно впитывал каждое слово.

Ле Марешаль рассмеялся.

– Я – учитель молодого Генриха, а он действительно король Англии, как и его отец. Я полагаю, что я на самом деле его самый близкий друг. Доволен?

Уильям смущенно кивнул.

– Хочешь посмотреть, как летает сокол? Я могу тебе показать!

– Правда-правда? – обрадованно спросил Уильям, и когда ле Марешаль кивнул, захлопал в ладоши.

– Только не делай резких движений, а то она испугается, – напомнил Гийом.

Они провели вместе весь остаток дня. Рыцарь показывал Уильяму, как летает сокол, и сообщал ему подробности об особенностях поведения птиц и способах их приручения. Он даже разрешил Уильяму надеть его перчатку, на которой сидела Принцесса.

Мальчик почтительно надел перчатку. Мягкая, но в то же время прочная оленья кожа приятно пахла. Перчатка была слишком большой, но ласково обхватывала руку.

Гийом показал мальчику, как следует держать руку, и в конце вечера даже ненадолго посадил ему на руку сокола.

– Главное – чтобы рука была расслабленной, – мягко сказал он. Уильям постарался, чтобы рука не дрожала, и почувствовал облегчение и разочарование, когда ле Марешаль приказал Джеффри забрать у него птицу.

– У него талант обращаться с животными, – сказал ле Марешаль об Уильяме, когда они вернулись в кузницу.

– Что ж, если он не начнет проявлять больше интереса к кузнечному делу, то кроме подков ничего выковать не сможет. Тогда-то ему этот талант и потребуется, чтобы лошади его не прибили. – В голосе Эллен звучало недовольство.

Даже Гийом заметил это и удивился, почему она так сурово обращается с мальчиком. Он почти не помнил собственного детства, но знал, что, пока он жил дома, мать и няньки безбожно его баловали.

– Гляди, снова как новенькие! – отвлекла его от этих мыслей Эллен, протянув ему ножны. – Вот только клей еще должен подсохнуть, так что не вешай их сразу же на перевязь.

– Замечательно! – похвалил Гийом ее работу и потянулся за кошельком.

– Не надо! – Эллен положила свою почерневшую от копоти ладонь на его руку. – Это наименьшее, что я могу для тебя сделать.

Хотя ле Марешаль и не понял, что Эллен имела в виду, он пожал плечами и в сопровождении Эллен и Уильяма вышел из кузницы. Похлопав мальчика по плечу, он попрощался и сел на коня. А затем он внезапно нагнулся и нежно поцеловал Эллен в щеку, игнорируя вопросительный взгляд Джеффри. Эллен не могла даже пошевелиться.

– Слушайся маму, Уильям, и делай то, что она говорит! – сказал Гийом мальчику на прощание, посадил птицу себе на руку и ускакал вместе со своим оруженосцем.

А Эллен так и осталась стоять на месте. Поцелуй горел на ее щеке, как чертова метка, а сердце обливалось кровью.

Роза наблюдала за ними издалека. «Хоть бы это не закончилось ничем плохим», – подумала она, взяла свою метелку и пошла в дом.


Молодой король оказался прав. Через несколько недель каждый дворянин в Восточной Англии знал, что у короля и ле Марешаля были мечи Эллен. В ее кузницу зачастили рыцари, а заказы на мечи хлынули потоком. Многие из рыцарей делали вид, что случайно оказались поблизости, а некоторые рассказывали, какой долгий путь они проделали, чтобы сделать ей заказ.

Чем больше у Эллен было работы, тем более высокую оплату она могла требовать за свои мечи. Бывали месяцы, когда она зарабатывала денег больше, чем за весь предыдущий год.


– Жан, я думаю, тебе уже пора! – сказала она однажды вечером, когда все сидели за столом.

У нее по-прежнему было хорошее настроение.

– Что «пора»? – спросил он, ничего не подозревая, и продолжал как ни в чем не бывало есть суп.

– Завтра утром ты начнешь делать меч. Сам. У тебя будет помощник. Я думаю взять новенького. Как зовут того, что недавно приходил в кузнецу?

– Стивен.

– Да, точно, Стивен. Когда ты закончишь делать этот меч, если результат меня удовлетворит, я пойду к главе цеха и попрошу, чтобы тебя признали подмастерьем.

Жан от изумления поперхнулся хлебом.

– Серьезно? – спросил он, отдышавшись. Эллен подняла брови.

– А что, по-твоему, я шучу?

– Нет, конечно. Спасибо, Эллен, – смущенно сказал Жан. Роза мягко сжала его руку.

– У тебя все получится.

– Ну конечно же, у него все получится. Если бы я не была в этом убеждена, я бы ему это не предложила, – добавила Эллен.

– А как же Петер? – спросил Жан, который по-прежнему не мог не вступаться за других.

– Подойдет и его черед.

Жан удовлетворенно кивнул.

– Тогда нам вскоре потребуются новые ученики или помощники, как ты думаешь? – спросил Исаак у Эллен, откусывая кусок хлеба.

– Да, я об этом тоже уже думала, – ответила она, отхлебнув пива, но больше на эту тему не говорила.


Март 1181 года

Взяв меч, который Жан выковал без ее помощи, Эллен завернула его в кусок полотна и отправилась к Конраду. Жан спросил, нельзя ли ему пойти тоже, но Эллен предпочла отправиться сама, чтобы можно было поговорить с Конрадом по душам без посторонних. Эллен специально надела новое чистое платье. Роза сшила для нее лилово-зеленое платье из великолепной мягкой шерсти, украсив его по вырезу и на рукавах кантом, вышитым серебром. Сначала Эллен рассердилась, посчитав это пустой тратой денег. В конце концов, у нее же было зеленое платье из Бетюна. Но Роза не стала слушать никаких возражений.

– Ты должна иметь нарядную одежду для выходов, а платью со свадьбы Клэр уже лет десять. Возможно, тебя когда-нибудь позовет к себе король или, например, тот же глава цеха. Все должны видеть, что ты не какой-нибудь бедный кузнец, а добилась многого в этой жизни! – запальчиво заявила она, и Эллен сдалась.

Все равно было поздно что-либо менять, так как платье уже было пошито. На самом деле Эллен очень обрадовалась этому наряду, как и новому пальто, отделанному волчьей шерстью, которое великолепно защищало от холода. Хотя первые желтые нарциссы на опушке леса уже засвидетельствовали приход весны, ветер по-прежнему был очень холодным.

– Ты великолепно выглядишь! Настоящая госпожа! – прокричал Исаак ей вслед, когда она пришпорила коня.

Хотя дом главы цеха находился всего в нескольких милях от их дома и Эллен могла бы пойти туда пешком, она, следуя совету Розы и Жана, поскакала на роскошном жеребце, вызывавшем зависть у всех, кто его видел.

– Не помешает продемонстрировать Конраду, чего ты сумела добиться! – поддержал их Исаак.

Когда Эллен въехала во двор Конрада, к ней сразу же подбежал мальчик и вежливо ее поприветствовал.

– Мне нужен глава цеха! – сказала Эллен, не спешиваясь.

– Конечно, я сейчас же за ним схожу! – пробормотал мальчик и убежал.

Эллен улыбнулась. Должно быть, ее изысканный наряд произвел на парнишку огромное впечатление. Вероятно, Исаак был прав, и мальчик принял ее за леди. «Спасибо Розе, – подумала она. – Действительно нужно было одеться поприличнее».

Из кузницы вышел Конрад. Ростом он был не выше Эллен, а на облысевшей голове носил кожаную шапочку. Рукава рубашки он закатал, так что были видны его сильные руки.

Эллен изящно соскочила с лошади, как ее учил Жан, и сделала шаг навстречу хозяину дома.

– Элленвеора! – просто просиял Конрад, что для Эллен было неожиданно.

– Конрад! – Эллен с достоинством кивнула.

«Выгляжу я в этом дурацком наряде, как курица», – подумала она.

– Повсюду сейчас говорят о вас и о ваших мечах. – Конрад жестом пригласил ее пройти в дом. – Эдда, ты только посмотри, кто к нам пришел! – позвал он жену. – Это Элленвеора…

– Женщина-кузнец? – обрадованно спросила Эдда. Она вытерла испачканную мукой руку о передник и протянула ее Эллен. – Вы не представляете себе, как я рада, что вы к нам пришли!

Эллен не переставала удивляться. Откуда такая приветливость? Почему они все просто сияют? Нет, тут явно что-то не так!

– Что же вас ко мне привело? – Конрад предложил Эллен сесть за стол, а Эдда поставила перед ней бокал меда.

– Помните Жана? – спросила Эллен, отхлебнув медового напитка, чтобы промочить горло.

– Ну конечно, – осторожно ответил Конрад.

– Он выковал меч, и ему помогал только один молодой неопытный работник. – Эллен достала меч, который все это время незаметно прижимала к себе левой рукой.

Развернув меч, она положила его на стол. Конрад почтительно взял оружие в руки и стал его рассматривать.

– Но я не кую мечи! – смущенно признался он.

– Но вы же глава цеха. Я уверена, что вы можете оценить, настолько ли хорошо выполнена работа кузнеца, чтобы ему можно было присвоить звание подмастерья.

Очевидно, Конрад был польщен. Улыбнувшись, он благожелательно осмотрел оружие.

– Дефектов нет, полировка чистая. По-моему, хороший меч, – сказал он, не поднимая глаз.

– Тогда вы не против, чтобы Жан теперь считался подмастерьем? – уточнила Эллен. Ей не хотелось больше конфликтовать с членами цеха.

– Это вы его научили? – спросил Конрад вместо ответа. Эллен напряглась.

– Да, вообще-то я! – упрямо сказала она.

Она была уже готова ринуться в словесную перепалку. Он не имеет права отказывать Жану в звании подмастерья только по той причине, что его учила женщина!

– Мы ошиблись, не признав вас мастером. С тех пор как вы руководите мастерской Исаака, слава о вас распространилась далеко за пределы Сент Эдмундсбери. На следующем собрании я предложу членам цеха, чтобы вас признали мастером. Тогда звание подмастерья достается Жану само собой.

Эллен буквально онемела от удивления. Конрад был самым ярым из ее противников, а теперь он вдруг решил за нее вступиться? Очевидно, он понял, что должен как-то отреагировать на ее изумленное молчание. Конрад откашлялся.

– Допустим, члены цеха со мной согласятся и признают вас мастером. – Конрад сделал глубокий вдох, словно собираясь сказать что-то ужасное, и Эллен подготовилась к самому худшему. – Тогда вы сможете брать себе учеников, – сказал он на выдохе и почесал затылок.

– Да, это так, – произнесла Эллен, не понимая, к чему клонит глава цеха.

Казалось, Конрад пытается собрать все свое мужество.

– Вы, наверное, сами знаете, что отец – не всегда лучший учитель, – пробормотал Конрад, покраснев.

– Слушай, хватит молоть чушь, – не утерпев, вмешалась Эдда. – Наш мальчик вбил себе в голову, что должен стать мастером мечей. Он только об этом и говорит! Естественно, мы сразу же подумали о вас. – Она укоризненно взглянула на мужа. – Скажи уже все как есть!

– Но как раз это я и пытаюсь сделать, женщина! – раздраженно сказал он и, успокоившись, повернулся к Эллен. – Вы возьмете его в ученики, если все будет, как я сказал? – сдавленно спросил он.

Эллен догадывалась, чего ему стоил этот вопрос.

– Как только я получу подтверждение звания мастера, я проверю мальчика. Если он способный и трудолюбивый…

Конрад стал дышать, как рыба на суше. Несомненно, он ожидал, что она сразу же согласится на его предложение. Но Эллен, точно так же, как и он, не хотела терять лицо. Продавались ее мечи, но не она.

– Приходите ко мне с мальчиком, когда цех примет решение, – по-дружески сказала она, уверенная, что у Конрада было достаточно влияния на других кузнецов, чтобы провести это решение.

– Заседание через восемь дней, – сообщил он, немного расслабившись.

– Что ж, после этого я вас буду ждать. – Эллен протянула ему руку.

Выйдя во двор, она увидела, что мальчик, который встретил ее, шмыгнул в кузницу.

– Это он? – спросила она.

– Да, это Брэд. Ему уже почти одиннадцать, – гордо сказал Конрад.

– Он сильный мальчик, к тому же хорошо воспитан! – похвалила его Эллен.

Конрад расправил плечи.

– Это мой младшенький. Все остальные уже покинули отчий дом, кроме старшего. Он работает со мной в кузнице и когда-то ее унаследует!

– Вы счастливый человек, Конрад, – с теплотой в голосе сказала Эллен и откланялась.


Прошла неделя. Лучи мартовского солнца с трудом пробивались сквозь густые облака. В кузницу вошел Конрад с сыном.

– Вы теперь подмастерье, Жан! Вы действительно сделали замечательный меч, – похвалил он Жана, пожимая ему руку, а затем повернулся к Эллен. – Мастер! – Он смущенно улыбнулся. – Я привел к вам своего сына с нижайшей просьбой проверить его способности и принять его в ученики, – сообразно традиции сказал Конрад, слегка поклонившись.

– Вечером вы можете его забрать. Тогда я и сообщу вам, каков результат. – Эллен мило улыбнулась.

Конрад строго посмотрел на сына.

– Ты этого хотел, Брэд. Так что покажи теперь, на что способен!

Брэд энергично закивал.

– Да, папа.

Мальчик уже, благодаря отцу, приобрел первый опыт работы в кузнице. Он оказался честолюбивым и способным, так что Эллен была рада взять Брэда в ученики. Они договорились с Конрадом на срок обучения в семь лет. Большинство других кузнецов считали, что достаточно пяти лет, а кузнецы подков – всего четырех, так что Конрад сначала не хотел отдавать сына в обучение на такой долгий срок. Но Брэд принялся ныть, да и Эллен сделала Конраду скидку в оплате. В конце концов, она только выиграет, если у нее в учениках будет сын самого главы цеха.

Когда Конрад ушел, Эллен пошла в дом обедать и молча села за стол. Как бы гордился ею Осмонд, если бы он видел, чего ей удалось добиться! Может быть, даже Эдит однажды прослышит о ее славе, а Кенни будет хвастаться перед клиентами тем, что он ее брат. Подумав о Милдред и Леофрике, Эллен загрустила. Ей так их не хватало! А может быть, ею гордилась бы и мать… Из глубокой задумчивости ее вывел Исаак.

– Если мы возьмем еще учеников, нужно будет переоборудовать кузницу. – Протягивая ей кусок хлеба, он улыбнулся.

– Уже сейчас, с двумя горнами, достаточно тесно, да и трех наковален нам не хватает, – с набитым ртом добавил Жан.

– Я уже об этом думала, – сказала Эллен.

Она собиралась это обсудить, но, прежде чем она успела открыть рот, ее перебила Роза.

– Слушайте, давайте вы немножечко подумаете и обо мне! – Она ссадила малышку Жанну на пол. – Вот, возьми, малышка. – Она протянула дочке куклу, и ребенок радостно засмеялся. Роза переводила яростный взгляд с Эллен на Исаака и Жана. – Мы с Евой уже не справляемся. У нас на попечении шестеро детей, а днем все из кузницы приходят сюда на обед. А еще нам приходится смотреть за домом, стирать белье, ухаживать за животными и полоть огород. А у нас же всего по две руки! – Голос Розы становился все громче и громче – было очевидно, что она очень возмущена. Наверное, сегодняшний разговор стал последней каплей.

Эллен озадаченно смотрела на нее. Роза раньше никогда не жаловалась. Иногда в последнее время она казалась немного раздраженной, но никто не обращал на это внимания. Ни Эллен, ни кто-либо другой не задумывался над тем, что у бедных женщин становилось все больше и больше работы.

– А кроме того, Ева скоро выходит замуж!

В ответ на эти слова раздались пожелания счастья служанке, все радостно загалдели. Роза терпеливо ждала, пока все немного успокоятся, но только вопрос Эллен, собирается ли Ева уходить от них после свадьбы, заставил всех замолчать. Ева покачала головой, а Эллен удивленно посмотрела на Розу, словно хотела сказать: «Вот видишь, ничего не изменится».

Роза буквально пришла в бешенство.

– Как минимум через году нас будет еще один ребенок на руках! Вы что, думаете, Ева с мужем будут только за ручки держаться?! Мне нужны деньги, чтобы платить второй служанке, а в первую очередь, на продукты. Вы, кузнецы, жрете как трехголовые драконы! Мука, крупы и сало так и улетают. Иногда я вообще не знаю, что мне класть в суп! А кормить вас луком и капустой… так не нажретесь же! – Роза уже, что называется, орала благим матом.

– О Господи, Роза! – Эллен виновато посмотрела на нее. – Ты, конечно же, права. Мы зарабатываем достаточно! И почему я сама об этом не подумала?

– У меня всегда как-то получалось сводить концы с концами, но теперь я уже больше не могу, – сказала Роза, постепенно успокаиваясь.

Сняв кошель с пояса, Эллен высыпала горку серебряных монет на стол.

– Ты должна была раньше мне сказать! – упрекнула она Розу. – Если тебе потребуется больше, то просто приходи ко мне, договорились?

– Этого хватит на какое-то время. Я, конечно, стараюсь экономить, но…

– Перестань, Роза. Ты не должна оправдываться. Я знаю, что ты хорошо ведешь домашнее хозяйство. Можешь сама подыскать служанку? В конце концов, это же тебе с ней нужно будет ладить.

Откашлявшись, Роза удовлетворенно кивнула.

– Вчера здесь была девушка из деревни, спрашивала насчет работы. Похоже, она подойдет. Я завтра же пошлю за ней Марию. – Роза совсем успокоилась.

– Может быть, тогда у нас скоро опять на столе будут пироги! – Эллен вопросительно осмотрела сидящих за столом. – Что скажете?

– Да, да, да! – закричали дети, а Роза просияла.

– А когда ты собираешься разрешить Петеру изготовить меч самостоятельно, чтобы он мог стать подмастерьем? – осведомился Исаак, протягивая Розе свою деревянную миску, чтобы она положила ему добавки.

– В конце осени. Я думаю, меч для младшего сына графа де Клэра как раз будет для него хорошим испытанием.

– Но без медной «Э» он не станет покупать такой меч, – заметил Жан.

– Я уже говорила с ним об этом. Молодой человек не может себе позволить иметь мой меч, поэтому его выкует Петер. Под моим руководством, конечно же. Я заверила молодого де Клэра, что все наши изделия безупречны. На мече мы выгравируем «Э» из латуни, и станем делать такую гравировку на всех мечах, которые выйдут из нашей кузницы, и только на тех мечах, которые я сделаю сама, будет гравировка из меди. Такие мечи будут стоить дороже.

– Неплохая идея! – похвалил Жан. – Тогда на моих мечах тоже будет «Э» из латуни!

– Конечно! – Эллен поднесла ко рту ложку с кашей. – Ты права, Роза. На вкус неплохо, но немного сала в каше не помешало бы.


Январь 1183 года

Зима была очень теплой, снег выпал всего раз, и даже дождь шел редко. Эллен с наслаждением вдохнула свежий воздух. Уже полтора года она ковала только мечи! Благодаря высокой репутации Эллен получала лучших клиентов и скопила огромное состояние.

Исааку также удалось добиться хорошей репутации. Все больше дворян обращались к нему с просьбой отполировать свое оружие или семейные реликвии. У него было столько работы, что недавно он взял себе из Сент Эдмундсбери ученика, чтобы сделать из него профессионального полировщика.

Каждый день Эллен получала новые заказы и постоянно благодарила Господа молитвами и подаянием – она часто помогала беднякам.

– В кузнице становится тесно… да и в доме тоже. По-моему, пора расширяться. Я уже навела справки. Аббат порекомендовал мне хорошего плотника, – сказала она однажды Исааку.

– Аббат?

– Недавно он снова заказал у нас мечи, разве ты не знал?

Исаак хмыкнул.

– Самые высокопоставленные люди в стране делают нам заказы. Одним больше, одним меньше… – Вздохнув, он пожал плечами, а затем добавил: – Никогда не думал, что можно столь многого добиться, будучи кузнецом! – Он удовлетворенно провел рукой по лбу.

– Мне бы хотелось иметь настоящий каменный дом, – мечтательносказала Эллен.

Исаак сглотнул. Свой маленький домик он построил вместе с отцом, когда был еще ребенком.

– А этот дом мы могли бы отдать Жану, Розе и их детям. Пристройка, в которой они сейчас живут, уже становится слишком тесной. А мы бы с тобой жили в новом каменном доме. – Казалось, она пыталась не дать ему возразить. С любовью погладив мужа по щеке, она поцеловала его в лоб. – Я знаю, что ты привязан к этому дому, но так как скоро у нас будет еще один ребенок… – Она вздохнула.

Исаак удивленно взглянул на нее.

– Роза?

Эллен покачала головой.

– Ну, ты же не имеешь в виду Еву? – раздраженно спросил Исаак.

Как Роза и предсказывала, вскоре после свадьбы Ева забеременела. Неужели Эллен собирается теперь и ее семью перетащить в этот дом?

– Глупый… У нас будет ребенок!

– Элленвеора! Это же замечательно! – воскликнул счастливый Исаак, заключая Эллен в объятия и кружа ее по комнате. – А я уже потерял надежду, что Господь подарит нам еще одного ребенка!


Начало февраля 1183 года

Совершенно неожиданно наступила настоящая зима. Небо стало белесым, постоянно шел снег. Зябко кутаясь в меховую жилетку, Эллен поспешно шла из дома в мастерскую. Когда она уже подошла к кузнице, то услышала стук копыт.

– Бодуэн! Какая радость! – поздоровалась она с гостем, когда он подъехал ближе. Его давно не было видно, и Эллен соскучилась. – Как у вас дела?

Спрыгнув с коня, Бодуэн привязал его к коновязи.

– Вы нужны молодому королю! Вы должны поехать со мной в Лимож, – объяснил он.

Эллен испуганно посмотрела на него.

– Но я не могу так просто взять и уехать!

Бодуэн с сожалением пожал плечами.

– Когда король зовет, его приказу лучше повиноваться. К тому же это такая честь!

Эллен почувствовала, как у нее защемило в груди.

– А мне долго придется оставаться там? У меня скоро будет ребенок, – объяснила она, взглянув на свой живот.

– О! А когда? – Бодуэн тоже посмотрел на ее живот.

– Летом.

Рыцарь беспечно улыбнулся и махнул рукой.

– Если вы к тому времени не вернетесь домой, ваш ребенок родится по ту сторону Ла-Манша. Это что, так плохо?

Эллен не ответила.

– У вас есть время на сборы до завтра.

– Почему такая спешка? – Эллен недоуменно посмотрела на него.

– Путь неблизкий. И вы же сами хотите вернуться поскорее! Я заеду за вами после восхода солнца. – Бодуэн вскочил в седло и пришпорил коня.


– Он что, требует, чтобы ты в один момент все бросила и уехала? – возмущался Исаак, бегая по комнате туда-сюда.

– Приглашение короля – это приказ, сказал Бодуэн. Я должна ехать. У меня нет другого выбора. Я попытаюсь вернуться к лету, – попыталась успокоить его Эллен.

Буркнув что-то невразумительное, Исаак отвернулся.

Эллен почувствовала, что ее бросило в жар. Бодуэн сказал, что такое приглашение от короля – это большая честь. И эта честь оказана ей, а не Исааку. Эллен восприняла его недовольство как зависть, и ее очень огорчило такое поведение мужа. Он добился признания как полировщик, к тому же всегда был для нее неоценимым советчиком. Тем больнее было теперь то, что он так к ней относится.

До отъезда они больше не перемолвились ни словом.

Роза убеждала Эллен, что нельзя уезжать, не помирившись с Исааком, но Эллен заупрямилась.

Роза недоуменно покачала головой и поцокала языком.

– Надеюсь, никто из вас об этом не пожалеет. Как бы то ни было, я бы никогда не отпустила Жана надолго вот так!


Еще до восхода солнца к кузнице подъехал Бодуэн в сопровождении одного молодого рыцаря и двух оруженосцев.

Эллен попрощалась с Жаном, Розой и детьми.

Только Исаака нигде не было видно.

– Я знаю, что вы справитесь сами! – сказала Эллен, ее голос звучал хрипло.

– О Господи, ты говоришь так, словно никогда больше не вернешься! Я надеюсь, что ты будешь здесь раньше лета! – Жан крепко прижал ее к себе. Они столько лет прожили вместе, что, теперь он, конечно же, очень был обеспокоен. – Вы с Исааком предназначены друг для друга! – шепнул он ей на ухо. – Пойди попрощайся с ним.

Эллен сощурила глаза.

– Но его же тут нет, как ты сам видишь! А все потому, что он мне завидует!

Взяв ее за плечи, Жан заглянул ей в глаза.

– И как тебе такое пришло в голову? Ты же знаешь, как он счастлив с тобой. И у него ведь есть своя работа. Я думаю, он боится, что ты можешь снова поддаться чарам Гийома. Ты бы себя видела, когда ле Марешаль находился рядом с тобой! – В голосе Жана слышался упрек.

Эллен почувствовала укол совести. Возможно, она совсем не переживала из-за своего отъезда именно потому, что надеялась увидеться с Гийомом?

– Не хотелось бы вам мешать, но мы должны отправляться в путь! – напомнил Бодуэн.

Эллен постаралась выкинуть из головы все беспокоящие ее мысли.

– Иду-иду! – Она вымученно улыбнулась и при помощи Жана забралась в седло.


Ночь была очень холодной. Деревья, кусты и трава были покрыты инеем, а при выдохе пар вырывался изо рта. Все вокруг было грустным и серым, и даже солнце висело в сером небе, словно тусклая серебряная монета.

«Мертвое, все мертвое», – думала Эллен, проклиная молодого короля, который заставил ее уехать из дому. Она молчала все утро, да и Бодуэн тоже грустил.

Когда они вечером сделали привал, он, словно невзначай, сказал ей, что Гийом оставил королевский двор.

Изумленная, Эллен подняла голову и заметила, что он избегает ее взгляда.

– У него было столько побед на турнирах, да и его дружбе с молодым королем многие завидуют. – Бодуэн вздохнул. – Гийом, конечно, хвастун, но он был и остается самым верным другом и рыцарем молодого короля. – Бодуэн повернулся к своему оруженосцу. – Ну что, ты скоро там закончишь с лошадьми? Я уже есть хочу!

Оруженосец нервно кивнул и поспешно удалился.

Посмотрев ему вслед, Эллен подумала: «А не специально ли Бодуэн только после отъезда рассказал мне о том, что я не увижу Гийома при дворе молодого короля?»

– Его враги пошли на все. Распускались слухи, что у ле Марешаля роман с самой королевой! – Бодуэн удовлетворенно кивнул, когда молодой оруженосец принес ему бурдюк с вином. – Но, конечно же, это неправда! – поспешно заверил он Эллен, протягивая ей бурдюк.

Отпив глоток, Эллен закашлялась. Вино было слишком крепким. Она бы сейчас предпочла сидр или пиво.

– Я думаю, что за этим стоят ближайшие доверенные лица молодого короля. Фома де Колонь, вероятно, и еще я подозреваю Тибалта де Турно, хотя тот всегда старается остаться в тени.

– Тибалта? – Эллен вздрогнула. Голосу нее внезапно охрип.

Бодуэн недоуменно взглянул на нее.

– Вы еще простудитесь на таком холоде. – Он поспешно набросил ей на плечи теплое покрывало. – Вы знаете Тибалта де Турно?

Эллен едва заметно кивнула.

– Ах да, он же был в Танкарвилле! – Бодуэн решил, что он все понял, и принялся рассказывать дальше. – Ходят слухи, что заказ на меч, который вы изготовили, делал вовсе не молодой король. – Бодуэн помолчал, глядя на нее, как будто ждал от нее подтверждения этих слов.

– Да как такая чушь в голову могла прийти? – возмутилась она.

– Король радовался этому мечу как маленький ребенок. Этого не было бы, если бы он знал о нем заранее! – пояснил Бодуэн.

– Но Гийом наверняка… – У Эллен сильнее забилось сердце.

– Нет, Гийом тоже об этом ничего не знал! В том-то все и дело! Он тоже не знает, кто заказал этот меч. В конце концов, именно Гийом отвечает за казну короля. Он бы заметил нехватку такой большой суммы! Особенно если учесть, что казна постоянно пуста. – Бодуэн помолчал. – Что-то тут не так. Меч, которого никто не заказывал, но за который заплатили, а затем еще и эти интриги против Гийома… – Он озабоченно покачал головой. – Этим навредили в первую очередь не Гийому, а самому молодому королю. Он утратил своего вернейшего и опытнейшего советника, а ведь именно сейчас у него конфликт с братьями и отцом. Вони до небес, а воняет предательством!

Распахнув глаза, Эллен с ужасом смотрела на него.

– Я обязательно должен выяснить, кто заказал у вас меч! – настаивал Бодуэн.

– Он не назвал своего имени, а я не спросила. Он был одет как рыцарь короля. Мне этого было достаточно. – Эллен собственный ответ показался глупым.

– Это все? – разочарованно спросил Бодуэн.

– Рыцарь передал мне драгоценные камни и золото, и дал указания, как мне поступать. – Эллен с сожалением пожала плечами.

– Указания?

– Мы никому не должны были рассказывать об этом заказе и передать меч только ему.

– То есть вы не должны были относить его королю? – уточнил Бодуэн.

Эллен пристыженно покачала головой.

– Услышав, что король остановился неподалеку от Сент Эдмундсбери, я пренебрегла этим требованием. Я хотела увидеть его глаза, когда он впервые возьмет меч в руки, – расстроенно произнесла она.

Вопреки ее ожиданиям, лицо Бодуэна просветлело.

– А я думал, что кто-то хочет подкупить Генриха, подарив ему меч, и все время спрашивал себя, кто бы это мог быть. Но теперь у меня возникает такое ощущение, что обманщика самого обманули!

Потрясенная услышанным, Эллен смотрела на него.

– Что ж, выходит, что этот меч вовсе не был предназначен для молодого короля.

– Но ведь посланник так сказал! А как же драгоценности и золото?! – Эллен была настолько растеряна и сбита с толку, что перешла на крик: очевидно, Гийом не рекомендовал ее королю, да и сам меч был заказан не для короля.

– Если бы я только смог понять все это! – Бодуэн попытался сосредоточиться. – Фома де Колонь и Тибалт всегда терпеть не могли друг друга, но в последнее время стали закадычными приятелями. Я уверен, что и Адам д'Юкебёф в этом как-то замешан. Он больше всех завидовал Гийому.

Эллен осенило.

– Как вы сказали его зовут? – повысив голос, спросила она.

– Кого? Адама? Адам д'Юкебёф! А что? Вы с ним тоже знакомы по Танкарвиллю?

Эллен покачала головой.

– Нет, я его не помню. Но вот Роза… Бедняжка очень переживала, когда рыцарь заказал у меня меч. Я спросила ее, почему она такая бледная, но она лишь пробормотала в ответ «д'Юкебёф». Я тогда не сообразила, кого она имеет в виду, но сейчас, когда вы назвали его имя, я все поняла. Она, наверное, боялась, что он ее узнает и расскажет о ней Тибалту.

– Что-то я запутываюсь все больше и больше. Вы имеете в виду Тибалта де Турно? А при чем тут Роза?

– Она много лет была его любовницей, но потом сбежала от него.

Бодуэн изумленно покачал головой.

– Мне вы когда-то спасли жизнь, от Гийома у вас сын, а ваша золовка была любовницей Тибалта. – Он недоверчиво покачал головой.

– Она мне не золовка, а просто хорошая подруга, – поправила его Эллен.

– Что ж, это не важно. Но все это крайне необычно. Может быть, есть еще какие-то тайны, о которых мне стоит знать? – Он вопросительно посмотрел на нее.

Замявшись, Эллен опустила глаза.

– Я уже вижу, что есть… – Бодуэн вздохнул, но объяснений требовать не стал.


Лимож, март 1183 года

Молодой король Генрих поссорился со своим братом Ричардом Львиное Сердце. Как всегда, речь шла о территориях, власти и дворянских ленах. Король-отец потребовал от Генриха передать Ричарду герцогство Аквитанию, но Генрих уже был в ссоре с Ричардом, потому что тот незадолго до этого захватил замок Клерво, хотя этот замок с древних времен принадлежал роду графа Анжуйского. Генрих наладил контакты с аквитанскими баронами и готов был обратиться к ним за помощью. Чтобы не ссориться с отцом, он все же пообещал выполнить требование короля, однако с тем условием, что Ричард должен был принести ему клятву верности. Ричард же, в свою очередь, не хотел признавать сюзереном собственного брата, так как считал, что, раз они одной крови, ни один из них не может быть сюзереном другого. Он был согласен, что Генрих как старший сын должен был унаследовать трон отца, но вот что касается наследства их матери, тут Ричард требовал его справедливого распределения. Поскольку приданым королевы Элеоноры была не только Аквитания, король-отец не на шутку рассердился и стал угрожать Ричарду, заявляя, что его брат соберет армию и отнимет у него все. Король-отец стал уговаривать своего третьего сына Джеффри, герцога Британии, помочь своему брату и сюзерену Генриху-сыну. Молодой король беспокоился о Пуату – его уже давно разграбил Ричард, и местные бароны просили Генриха-сына о помощи.

Молодой Генрих еще не был готов принимать столь важные решения самостоятельно. Ему нужен был ле Марешаль. На него он всегда мог положиться. Адам д'Юкебёф и подобные ему не могли занять место Гийома. Для этого у них не хватало опыта. Гийом обладал особым сочетанием непосредственности и мужества, тщеславия, самоуверенности и расчета, которые и делали лучшего друга короля таким незаменимым и приводили к появлению большого количества завистников.

* * *
Тибалт сидел в своей комнате и смотрел на огонь. В Лиможе было холодно, но Тибалт холода не чувствовал. Он вплотную приблизился к своей цели – окончательно вывести Гийома из игры. Теперь он дожидался Адама д'Юкебёфа. С тех пор как ле Марешаль уехал, Адаму удалось кое в чем занять его место, так что Тибалт выполнил свою часть договоренности. И только Адам не справился со своей задачей, так как меч достался королю и до сих пор не стал собственностью Тибалта. Он в ярости ударил по спинке тяжелого стула, на котором сидел. Внезапно в дверь постучали, и в комнату поспешно вошел Адам д'Юкебёф.

– Король-отец совсем спятил. Он снова делает все не так, как от него ожидали. Он же хотел как-то образумить Ричарда! – сразу же стал возмущаться Адам, опускаясь на второе кресло. – И что теперь будет? Без Гийома Генрих против отца не пойдет! – Адам рассерженно сплюнул в латунный таз, стоявший рядом.

– Надеюсь, вам удастся его убедить. Сейчас вы обладаете наибольшим влиянием на него. Не забывайте, что если он проиграет, он никогда больше ничего не станет делать без Гийома! – предупредил его Тибалт.

Адам д'Юкебёф что-то буркнул.

– Я знаю, знаю. Это не в моих интересах! – воскликнул он наконец, вскочил и вышел из комнаты.

Тибалт удовлетворенно кивнул, но не двинулся с места.

– Этот глупец даже не подозревает, о чем идет речь! – улыбнувшись, прошептал он.

Он сам бы позаботился о том, чтобы король-отец не был разочарован. Хотя Генрих II много лет назад короновал своего сына, он по-прежнему ожидал повиновения от своих отпрысков, но те не хотели подчиняться его воле, горя желанием обрести власть. Король-отец должен был, используя все средства, предотвратить очередной бунт сыновей. Поэтому он теперь рассчитывал на преданность тех, кого он много лет назад собрал при дворе своего старшего сына.

Теперь, когда ле Марешаль впал в немилость, именно они должны были повлиять на молодого Генриха, наставить его на путь истинный. Лицо Тибалта исказила злобная ухмылка. Он знал: иногда лучше быть кукловодом, прячущимся в тени.

* * *
Поскольку молодой Генрих не послушался короля-отца, тот, узнав, что сын направляется в Лимож, взял небольшой отряд и поехал за ним. Не успел он подъехать к воротам города, как на него посыпался град стрел.

Король-отец оказался ранен, и ему пришлось отступить, чтобы разбить лагерь неподалеку. Фома де Колонь посоветовал молодому Генриху пойти к отцу и попросить прощения за это нападение, сославшись на то, что жители Лиможа не узнали короля. Джеффри был в бешенстве из-за того, что его брату придется ползти к отцу на коленях и вымаливать прощение, но Фома де Колонь уговорил Генриха не начинать войну с Ричардом и отцом одновременно.

Итак, молодой Генрих нанес визит отцу, но их переговоры ни к чему не привели, так как они не смогли договориться относительно Ричарда. После этого молодой Генрих вернулся обратно в Лимож и собрал своих советников. Разгорелась оживленная дискуссия по поводу того, что же теперь делать и где взять деньги на войну. Молодой король попросил высказываться по очереди.

– Начинайте, д'Юкебёф! – Он кивнул Адаму.

Очевидно, Адам д'Юкебёф осознавал, что говорить первым – большая честь. Откашлявшись, он расправил плечи и сделал пару шагов в сторону короля.

– Мой король! По моему скромному мнению, Ричарду нужно показать, что произойдет, если он откажется вас признать. Но сейчас не время начинать войну и с вашим отцом. Если вы пойдете ему навстречу, король-отец это оценит.

– Адам, вы знаете о моем глубоком уважении к вам, но в данном случае я не могу с вами согласиться! Если Генрих сейчас сдастся, победа останется за Ричардом. Он решился поднять голову только потому, что надеется на поддержку отца, – перебил его Тибалт, а затем обратился к молодому Генриху. – Милорд, вам нельзя терять лицо, иначе в будущем ваши братья просто сядут вам на голову! Вы обещали Пуату свободу и ваше покровительство. Если сегодня вы бросите их на произвол судьбы, вы никогда не сможете рассчитывать на поддержку пуатвинеров!

По залу пронесся одобрительный гул. И только Джеффри, брат молодого короля, обиделся на Тибалта и посмотрел на него с угрозой.

– Тибалт де Турно прав, о мой король! Вы избрали путь и должны пройти по нему до конца. Но чтобы выиграть войну, вы должны вернуть ле Марешаля, – сказал рыцарь постарше.

– Вы считаете, что нужно вернуть Гийома? Именно вы? – изумленно спросил молодой король. – Гийом так никогда и не простил вам смерти своего дяди! – Генрих удивленно поднял брови.

– Я знаю, ваше величество. Гийом ненавидит лузитанов. Но он любит вас, так же как и я. Вы не должны пренебрегать его опытом военного советника. К тому же он великолепный полководец и лучше других контролирует войска. Солдаты любят его и уважают. Только он может привести вас к победе.

Молодой Генрих милостиво кивнул и повернулся к Бодуэну.

– Де Бетюн! О том, что вы были бы рады, если бы вернулся ле Марешаль, знает здесь каждый. Но что вы думаете о войне с моим отцом?

– Мой король! – Бодуэн поклонился. – Я солгал бы, если бы сказал, что не желаю возвращения ле Марешаля. Но сейчас важна не моя преданность Гийому, а его незаменимость для вас. Если бы вы задавали эти вопросы ему, ситуация сразу бы прояснилась. – Бодуэн снова поклонился.

Молодой Генрих нахмурился: Бодуэн ловко ушел от ответа на его вопрос.

– Де Колонь? – обратился король к следующему рыцарю. Фома де Колонь посмотрел на Адама д'Юкебёфа, а потом снова на своего короля.

– Вынужден согласиться с д'Юкебёфом, мой король. Ваши силы с отцом не равны. Это большой риск. Ле Марешаль – всего лишь человек, и он не может гарантировать вам победу. Однажды вы станете верховным королем, так или иначе, и я не понимаю, зачем вам ссориться с отцом. На мой взгляд, Ричард не раз бросал вам вызов, зная, чем это может закончиться. Вы не должны позволить брату взять верх! Подчините его себе!

Молодой король снова нахмурился.

– Оставьте меня одного. Я подумаю о том, как действовать дальше.

– О мой король, если вы решите вернуть Гийома, то я знаю, где он! – тихо сказал Бодуэн.

Молодой король кивнул.

– Джеффри, брат мой, останься! – воскликнул он, желая поговорить наедине с герцогом Бретани.


– Ле Марешаль, снова этот ле Марешаль! – со стоном воскликнул Адам д'Юкебёф, выйдя из комнаты.

Тибалт кивнул, соглашаясь с ним.

– Я не понимаю, почему вы советуете молодому Генриху вступать в войну. – Адам покачал головой. – Он проиграет, ведь ни у него, ни у его солдат духу не хватит сражаться без их хваленого Гийома.

Промолчав, Тибалт повернулся и ушел. Конечно же, д'Юкебёф был прав, но ведь ему уже удалось добиться всего, чего он хотел. Он сильно осложнил жизнь молодому Генриху.

* * *
В королевской кузнице Эллен поручили руководить всем процессом изготовления мечей. Кузнецы, конечно же, были не в восторге от того, что им приходилось подчиняться женщине, хотя ее слава дошла и сюда, а названия изготовленных ею мечей – Атанор и Рунедур – были у всех на устах. Элленвеоре приходилось нелегко, да и не хотелось ей снова завоевывать уважение мужчин. Стоя за наковальней, она забывала о своей тоске, но по вечерам, когда у нее появлялось время на раздумья, она вспоминала холмы Англии и ласки Исаака. Она вообще не понимала, зачем ее привезли в Лимож. Здешние мастера мечей и так хорошо выполняли свою работу, а простым солдатам такие мечи, как Атанор, не были нужны. Эллен не могла избавиться от мысли о том, что за всем этим скрывается какая-то интрига. Ей хотелось поговорить об этом с Бодуэном, но он в последнее время не появлялся у нее в кузнице. Эллен чувствовала себя брошенной на произвол судьбы и невероятно одинокой.


В один хмурый облачный день, во время Великого поста, Эллен поспешно шла в кузницу. Этой ночью она плохо спала и припоздала. Эллен сердилась на себя из-за этого и недовольно остановилась, когда кто-то преградил ей дорогу.

– Тебе от меня никуда не укрыться, птичка моя! Наши пути постоянно пересекаются! Это твоя судьба! – шепнул Тибалт.

Эллен в ужасе отпрянула. Ребенок начал толкаться, и Эллен инстинктивно прикрыла живот руками. Конечно же, она знала о присутствии Тибалта в Лиможе, но, тем не менее, остолбенела, увидев его перед собой.

Широкая одежда скрывала ее большой живот.

– Ты стала старше, но по-прежнему такая же красавица! – хрипло сказал Тибалт и потащил ее за дровяной сарай.

Эллен оглянулась, рассчитывая на чью-нибудь помощь, но никто из прохожих не обращал на них внимания.

– Какая жалость! Твоего любименького Гийома тут нет! – Глаза Тибалта сузились. – Он уже не в том почете, что раньше, бедненький, – продолжал язвить он. – Сознаюсь, без меня тут не обошлось. – Его лицо исказилось от ярости. – Я всегда терпеть его не мог! Когда молодой Генрих проиграет войну отцу, дорога ко двору Гийому будет заказана. Король-отец терпеть его не может.

– Генрих не проиграет! – возразила Эллен, делая шаг вперед.

– Проиграет, конечно! – Тибалт удерживал ее на месте. – Я об этом позабочусь, поверь мне. А король-отец меня отблагодарит! – Тибалт расхохотался. – У Гийома тут достаточно врагов. Подставить его было проще простого. Слишком многие смогли извлечь выгоду от его исчезновения. Адам даже считает, что когда-нибудь сможет занять его место. Он уверен, что я ему в этом помогу. Но вот только ты обвела его вокруг пальца, этого дурака!

Когда Эллен услышала имя Адама, ее бросило в жар. Неужели это Тибалт заказал меч?

– Что ж, все это впечатляет! – презрительно сказала она, чтобы выиграть время.

– Несомненно, все так и есть. Пора бы тебе начать воспринимать меня всерьез. Ты должна меня бояться. Но ты такая же упрямая, как и Гийом, и такая же тщеславная. Ты ведь поэтому не смогла дождаться, когда д'Юкебёф заберет у тебя меч? Тебе непременно нужно было самой пойти к королю, чтобы все видели, что этот меч сделала ты, правда? А ведь он стоил мне целого состояния!

– Это ты заказал меч? – переспросила Эллен.

– Ну конечно! Я знал, что ты никогда не выкуешь для меня хороший меч. А вот в том, что ради короля ты расстараешься вовсю, я был уверен! А теперь мне каждый день приходится видеть молодого Генриха с мечом, который, по сути, принадлежит мне. Это приводит меня в бешенство. Но я сумею вернуть себе меч! – Тибалт ударил кулаком в стену сарая.

Эллен оказалась в ловушке. Ее сердце выскакивало из груди. «Главное – оставаться спокойной», – подумала она.

Чем ближе подходил к ней Тибалт, тем сильнее она трепетала от страха.

– Бодуэн! – радостно воскликнула она.

Тибалт от неожиданности обернулся.

Воспользовавшись этим, Эллен нырнула ему под руку и побежала к Бодуэну. Не думая о том, как это выглядит со стороны, она вцепилась в него мертвой хваткой и потащила прочь оттого место.

– Вы такая бледная! Что произошло? – удивленно спросил Бодуэн.

Эллен оглянулась. Тибалт уже исчез.

– Мне обязательно нужно с вами поговорить. Тибалт… – начала Эллен, не зная, следует ли рассказать Бодуэну обо всем.

– Что с Тибалтом?

– Он сказал, что позаботится о том, чтобы молодой король проиграл войну своему отцу.

– Так это Тибалт предатель? – воскликнул Бодуэн. – Но почему? А вы знаете, что он собирается делать… и зачем ему все это?

– Он хотел навсегда убрать со своей дороги Гийома. Я думаю, дело именно в этом.

– Он все это делает из-за Гийома? – Бодуэн опешил. – Закадычными друзьями их, конечно, не назовешь, но неужели Тибалт из-за него предал своего короля? – Бодуэн просто не мог в это поверить.

– Ну… в общем… на самом деле это все из-за меня, – смущенно созналась Эллен, не глядя Бодуэну в глаза.

– Сначала виной всему оказывается Гийом, а теперь речь идет еще и о вас? – обескураженно спросил Бодуэн.

Он присмотрелся к ней повнимательнее. Конечно, было в ней что-то особенное, но ведь вокруг так много красивых женщин! А ведь Эллен было уже больше тридцати, и она давно утратила свежесть юности. Тибалт мог добиться благосклонности любой женщины. Он не раз это доказал.

– Все началось в Танкарвилле, и с тех пор Тибалт считает, что я должна принадлежать ему. – Эллен серьезно посмотрела на Бодуэна. – Однажды он не остановился перед тем, чтобы убить золотых дел мастера, за которого я должна была выйти замуж. Он нанял одного человека, и тот зарезал моего жениха как собаку. Тибалт думает, что любит меня, но в то же время он меня и ненавидит. Это он подослал ко мне д'Юкебёфа, чтобы я сделала меч якобы для короля.

– Вы уверены? – Бодуэн нахмурился.

– Он сам мне об этом сказал!

– А при чем здесь Гийом?

– Тибалт ненавидит его. Устранение Гийома ему очень выгодно: он получит влияние, власть, но в первую очередь будет утолена его жажда мести.

– Возможно, Тибалт таким образом доказывает преданность королю-отцу! – продолжил ее мысль Бодуэн. – Но все же я этого не понимаю. Ведь когда-то молодой Генрих унаследует трон своего отца.

– Но если его предательство не раскроется, а Тибалт сумеет стать незаменимым? Я уверена, что он пойдет на все – на убийство и предательство, – лишь бы не попасть под подозрение. Вам лучше поберечь себя. Каждый знает о ваших отношениях с Гийомом. Вы ведь сами говорили, что поддерживаете с ним связь, – вспомнила Эллен.

– Пусть только посмеет выдвинуть против меня какие-либо обвинения! – повысил голос Бодуэн.

– Я не думаю, что он на это пойдет. Для этого он слишком осторожен. Главное – он вбил себе в голову, будто обязательно должен обладать Рунедуром.

– Но это же безумие! – вскричал Бодуэн. Эллен кивнула.

– В том-то и дело. Тибалт безумен!

– Да, и этот тип создает такие сложности молодому королю из-за женщины и меча! – Бодуэн нервно провел рукой по волосам. – Я, конечно, могу представить, что Адам д'Юкебёф и Фома де Колонь хотели избавиться от Гийома, но вот на сделку с королем-отцом они бы не пошли. Они верны молодому Генриху, и оба высказались против этой войны. Кто знает, имеют ли они хоть малейшее представление о том, что собирается делать Тибалт? О Господи, вот бы Гийом был тут! Он всегда знает, что делать. – Бодуэн глубоко вздохнул.

– Вы должны помешать Тибалту совершить предательство и помочь вернуть Гийома, – сказала Эллен, не глядя на Бодуэна.


В течение нескольких дней ничего не происходило. Ни Бодуэн, ни Тибалт не появлялись в кузнице. Иногда Эллен казалось, что она это все просто выдумала. Почти каждый день она ненадолго заходила в конюшню, где находился Локки, и кормила лошадь свежей травой. «Вскоре наступит лето», – с тоской думала она, прижавшись головой к шее Локки. Закрыв глаза, она вспоминала о Сент Эдмундсбери. Ей так не хватало родной мастерской и своих друзей! Ребенок толкался все чаще, а стоячая работа и шум в кузнице утомляли ее все больше. Исаак заставил бы ее отдохнуть! Ей так его не хватало! Эллен почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы. Нежно поглаживая мягкий нос коня, Эллен постаралась отогнать мысли о доме. Взяв щетку, Эллен провела ею по боку Локки.

Внезапно дверь в конюшню открылась и внутрь вбежал какой-то мужчина. Локки фыркнул, услышав незнакомый запах. Мужчина резко остановился. Виду него был расстроенный.

Эллен подозревала, что ее присутствие в кузнице незнакомца не обрадует, и решила затаиться. Немного подумав, она спряталась в стойле Локки возле наружной дощатой перегородки.

Мужчина начал седлать коня. Почему он теперь не торопился? Эллен охватил необъяснимый страх. Закрыв глаза, она начала молиться. Деревянная дверь конюшни снова заскрипела, и внутрь вошел еще один мужчина.

– Я здесь, милорд, – услышала она.

– Вот, Арман. Отвезешь это сообщение королю. Не давай сбить себя с толку и передай это королю лично в руки.

Эллен испуганно замерла. Голос Тибалта каждый раз вызывал у нее дрожь.

– Из Лиможа выбраться будет трудно! – пожаловался мужчина, которого Тибалт назвал Арманом.

– Ты должен выехать из города через западные ворота. Выезжай в сумерки, сразу после смены караула. Обратись к охраннику, который стоит справа. Он пропустит тебя. Я ему за это хорошо заплатил.

– А как насчет моих денег? – спросил мужчина.

– Как всегда! Вот, возьми. Поторопись, у тебя будет еще много работы. – Голос Тибалта звучал властно, хоть он и разговаривал шепотом.

– Да, милорд. Быстро и надежно. Арман работу делает только так!

Было очевидно, что он вовсе не отчаявшийся человек, которого вынудили отвезти тайное послание. Его сочащийся лестью голос говорил об алчности и злобности этого человека.

Внезапно Локки опять фыркнул.

– Великолепное животное, – услышала Эллен голос Тибалта совсем близко.

Снова закрыв глаза, Эллен стала молиться небесам: «Прошу тебя, Господи, хоть бы он меня не увидел! Если он сейчас меня обнаружит, то мне конец». Эллен затаила дыхание.

Протянув руку, Тибалт погладил Локки по носу.

– На редкость красивое создание. Ты не знаешь, чей это конь?

– Понятия не имею, – ответил Арно, сплевывая на пол.

– Ладно, не важно. Как только передашь сообщение королю, сразу же возвращайся назад, договорились?

Развернувшись, Тибалт ушел.

– Конечно, милорд. – Арно говорил уже спокойнее, чем в начале разговора, вероятно, из-за того, что уже получил свои деньги.

После того как Тибалт ушел, он, напевая себе под нос, оседлал коня и вывел его под уздцы из конюшни.

Эллен не шевелилась, хотя и понимала, что медлить нельзя. Это была великолепная возможность окончательно устранить Тибалта. Она должна была срочно сообщить Бодуэну об услышанном. Подкравшись к двери в конюшню, Эллен осторожно ее приоткрыла. Ни Тибалта, ни его подручного видно не было. Эллен постаралась принять равнодушный вид, выходя из конюшни. Подойдя к замку, она услышала шаги за своей спиной, будто кто-то ее преследовал. Испугавшись, она бросилась бежать.

– Элленвеора, да погодите же! – За ее спиной послышался смех. – О Господи, куда же вы так торопитесь!

Эллен с облегчением вздохнула. Это был Бодуэн!

– Вы должны его задержать! Я как раз хотела идти к вам! – взволнованно пробормотала она.

– Кого задержать? – Бодуэн оглянулся.

– Гонца. Он у западных ворот! – выпалила она.

– Давайте медленно и по порядку.

Эллен рассказала ему о том, что услышала на конюшне.

– Не ждите меня. Если вы мне понадобитесь, я вас позову! – крикнул Бодуэн уже на ходу и помчался сломя голову.

Эллен села за стол в доме для прислуги и стала ждать. Ничего не происходило.


Было уже поздно, когда пришел слуга короля и попросил ее прийти в тронный зал. Хотя она ни в чем не была виновата, Эллен нервничала, словно это она совершила предательство.

В тронном зале она была впервые. В огромном камине потрескивал огонь, стены были украшены великолепными гобеленами с изображением сцен охоты и тяжелыми восточными коврами. Большие факелы освещали весь зал. Эллен остановилась неподалеку от входа, удивляясь такой роскоши. Повсюду толпились рыцари и оруженосцы, разбившись на группы.

Адам д'Юкебёф и Фома де Колонь стояли еще с пятью рыцарями и о чем-то шептались.

Герцог Джеффри сидел возле трона своего брата. Бодуэн и еще несколько рыцарей стояли перед молодым королем, а за пару шагов от них, под охраной рыцаря, стоял, скрестив руки, Тибалт. Два солдата охраняли гонца.

– Бодуэн де Бетюн! Огласите ваше обвинение, – приказал молодой король, величественным жестом поднимая руку.

– Этот человек, – Бодуэн указал на Армана, – пытался вывезти из Лиможа тайное послание для вашего отца!

В зале зашумели.

Эллен хотелось уменьшиться до размеров мыши, чтобы Тибалт ее не заметил, но, к счастью, тот был слишком занят тем, что пытался изо всех сил сохранить самообладание.

– А послание это… – Бодуэн сделал театральную паузу. – Послание это передал Тибалт де Турно. Он доносит вашему отцу о каждом нашем движении!

О чудовищности такого предательства свидетельствовали громкий гул и возмущенные выкрики некоторых рыцарей.

– Что вы можете сказать в свою защиту? – Молодой Генрих строго взглянул на Тибалта.

– Не знаю, почему де Бетюн решил обвинить в этом именно меня. Вы же знаете, что я всегда был вам верен! – Тибалт поклонился.

– Письмо подписано им? – спросил молодой король. Бодуэн покачал головой.

– Нет, ваше величество.

– На нем есть печать?

– Печати нет, о мой король! – Бодуэн налился кровью от ярости, увидев наглую улыбку Тибалта.

– Откуда же вы знаете, что это письмо написал Тибалт?

– Арман во всем сознался!

– А сколько же вы заплатили ему за это лжесвидетельство, Бодуэн? Такого, как он, легко купить! Это ле Марешаль попытался таким образом убрать меня с дороги?

Бодуэн вскинулся.

– Вы бы лучше помолчали, Тибалт. У меня еще есть свидетель! Эллен почувствовала, что у нее желудок сжался от страха. Бодуэн махнул ей рукой. Ноги у нее стали тяжелыми, словно свинец, и отказывались нести ее вперед.

– Расскажите королю о том, что вы говорили мне, Элленвеора.

Смущенно кивнув, Эллен сделала шаг вперед. После того как она завершила свой рассказ, молодой король вскочил.

– Так вы действительно плели против меня интриги?!

– Она вас подкупила! – Открыл свой последний козырь Тибалт под нарастающий гул голосов в зале. – Или, может быть, вы обвините меня во лжи, когда я скажу, что вы никогда не заказывали и никогда не оплачивали меч, который вы так гордо носите на поясе?

Молодой король, опешив, схватился рукой за рукоять Рунедура.

– Вы обманщик, милорд. Обманщик, не брезгующий чужими вещами. Вы вор, и ваш отец стыдился бы, если бы узнал об этом.

Молодой король начал медленно двигаться к Тибалту, но тот, нисколько не смущаясь, продолжил:

– Рунедур принадлежит мне! Вы беззастенчиво присвоили себе мое золото и мои драгоценные камни! – Тибалт ударил себя кулаком в грудь. – Это мой меч! – совершенно обезумев, вскричал он. Лицо у него исказилось так, будто в него вселился сам дьявол. – Как и она! – Он схватил Эллен за руку. – Она тоже принадлежит мне! – Он молниеносно притянул Эллен к себе и приставил к ее горлу небольшой кинжал.

Рыцари испуганно отшатнулись.

От ярости молодой король стал белым как мел. Медленно, словно растягивая удовольствие, он вытащил Рунедур из ножен и подошел к Тибалту, не обращая внимания на Эллен.

– Так вы считаете, что этот меч принадлежит вам? Что ж, тогда вам он и достанется! – Испепеляя Тибалта взглядом, молодой Генрих подошел к нему на расстояние вытянутой руки и, не моргнув глазом, всадил Тибалту в грудь клинок по самую рукоять, совершенно не подумав о том, что может случиться при этом с Эллен.

Крепко сжимая ее плечо, Тибалт выронил кинжал. Эллен била сильная дрожь.

– Вы никогда не взойдете на престол вашего отца. Таково мое проклятие! – из последних сил прошептал Тибалт и упал.

Молодой Генрих вытащил меч из тела своего бывшего друга и повернулся к рыцарям.

– Горе всем моим врагам и предателям! – сурово воскликнул он, поднимая руку с мечом в жесте победителя. Кровь капала с клинка на каменный пол.

Армана, гонца, вывели из комнаты. Он был виновен, и никого не интересовало, что будет с ним дальше.

Молодой Генрих сел на трон, а два солдата унесли окровавленный труп Тибалта.

Рыцари снова принялись разговаривать, обстановка в огромном зале казалась спокойной и мирной, словно ничего и не произошло, и только пятна крови на полу напоминали об этой чудовищной сцене.

Эллен стояла, окаменев от ужаса, но никто не обращал на нее внимания. Король прекрасно понимал, что Тибалт мог убить ее в последний момент, но после того, как все закончилось, ни слова ей не сказал! Тибалт был мертв, но она не чувствовала ни радости, ни удовлетворения. Единственное, что она чувствовала, была ярость. Не спросив разрешения, Эллен вышла из зала и направилась в свою комнату. По пути ей повстречалась крупная крыса. Эллен злобно пнула ее, и после этого ей сразу же стало легче.

– Так тебе и надо! – сказала она вслед убегающей крысе.


На следующее утро Бодуэн пришел к Эллен в мастерскую. Он встретил ее перед кузницей.

– Я завтра утром выезжаю, чтобы привезти Гийома. Молодой король решил пойти на все, чтобы победить своего отца. Естественно, в первую очередь он решил вернуть своего самого ценного советника. Несомненно, д'Юкебёф и де Колонь участвовали в заговоре против Гийома, но, я думаю, они могут рассчитывать на милость короля. У молодого Генриха сейчас каждый человек на счету. – Бодуэн говорил таким тоном, словно вчера не произошло ничего необычного.

Но Эллен не могла этого забыть. На ее плече остались синяки от пальцев Тибалта, она словно воочию видела его окровавленное тело. Эллен попыталась сосредоточиться на том, что говорил Бодуэн, но ей это не удалось. Ребенок принялся толкаться, и внезапно Эллен почувствовала, как под ней зашатался пол. Он казался неустойчивым, будто зыбучие пески, а в ушах у нее гремел шум горного водопада.

– Элленвеора! – вскрикнул Бодуэн, подхватив ее на руки: Эллен потеряла сознание.


Эллен проснулась в крошечной комнатушке. Светило солнце, и в комнате кроме нее никого не было. Сначала она подумала, что ее здесь заперли, но затем вспомнила, что произошло, и испуганно провела руками по животу. Живот был таким же большим. Ребенка она не потеряла!

Через некоторое время она снова очнулась от своего беспокойного полусна. В комнату вошла молодая служанка с подносом – она принесла Эллен кашу.

– Ну что, вам уже лучше? – с надеждой спросила она.

Кивнув, Эллен молча посмотрела на кашу.

Бодуэн наверняка уже уехал. Интересно, как там Гийом? Бодуэн говорил ей, что, прожив столько лет при дворе, Гийом по-прежнему не хотел учиться писать и читать, и поэтому ему постоянно нужен был кто-нибудь, кто читал бы за него письма и писал бы за него ответы. «Его ведь так легко обмануть», – озабоченно подумала Эллен, вспомнив недавние события. Упрямство, способствующее достижению цели, Эллен уважала. В конце концов, она была обязана своим успехом именно своему упрямству. Но вот если упрямство мешает человеку добиться цели, оно не лучше глупости. Повернувшись к стене, Эллен снова закрыла глаза. Ребенок продолжал толкаться. До родов оставалось еще два месяца. Эллен подумала об Уильяме, который родился посередине Ла-Манша. Где же родится этот ребенок? Затем она снова стала думать о Гийоме. Каким восхитительным было время турниров, и та страсть, что когда-то их соединяла… Но это было так давно!


Лимож, конец апреля 1183 года

Ранним утром восходящее солнце осветило голубое небо, но уже скоро небо затянуло серыми тучами. После полудня начался моросящий дождь, но солнце по-прежнему пыталось то там то тут пробить тучи. Лимож встретил Гийома великолепной радугой. В сопровождении Бодуэна и других рыцарей он въехал в город через ворота. Солдаты ликовали, громко выкрикивая приветствия, и перешептывались, утверждая, что такая необыкновенная радуга не иначе как знак Господень.

При мысли о том, что Гийом вернулся, у Эллен сердце начало выскакивать из груди. Однако к ней он не зашел.

Молодой Генрих целый день совещался с Гийомом, не отпуская его от себя. Только вечером следующего дня Гийом пошел в мастерскую. Где бы он ни появлялся, люди начинали приветствовать его. Увидев его, мужчины и женщины приходили в восторг, чествовали его как героя. Ле Марешаль милостиво принимал знаки народной любви. Когда он вошел в мастерскую, кузнецы сняли шапочки и встали в ряд, словно деревянные солдатики. Даже Эллен от волнения смогла лишь улыбнуться.

Подойдя ближе, Гийом взял ее под руку и вывел наружу, чтобы поговорить с ней наедине.

– Моя репутация восстановлена. Я нужен королю, – гордо сказал он. – Я с самого начала знал, что Бодуэну потребуется твоя помощь, чтобы раскрыть направленный против меня заговор.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Эллен, отступая на шаг назад.

Она смотрела на его красивое лицо, огрубевшее от солнца и ветра. «Он совершенно чужой человек для меня», – внезапно, словно протрезвев, подумала она, хотя и знала каждую черточку его лица.

– После того как ты принесла Генриху меч, Тибалта словно подменили. Я знал, что король не мог ни заказать, ни оплатить Рунедур. Его казна давно опустела! Когда же обо мне начали ходить всякие слухи, я понял, что за всем этим стоит Тибалт. Однако я не мог ничего доказать. Все, что я делал, он поворачивал против меня. Кто-то должен был выманить его из его норы. Я был уверен, что ты сможешь спровоцировать его, и, как оказалось, я был прав. Он бы никому не сказал того, чем хвастал перед тобой. А потом тебе еще и удалось поймать его на горячем. Это было для меня большой удачей.

«Да, Бодуэн уже все ему рассказал», – поняла Эллен, ощущая себя на удивление спокойно.

– Ты сильная, Эллен.

В его устах ее имя прозвучало как «Элан», и она задумалась, не специально ли он произнес его именно так.

– Я знал, что ты не испугаешься его. Ты никогда его не боялась.

«Хорошего же он обо мне мнения!» – подумала Эллен и почувствовала, что тошнота подступает к горлу.

– Чтобы подманить мышь, нужно сало, а в случае с Тибалтом мне нужна была ты. – Гийом выпятил грудь. – Предчувствия меня редко обманывают. Наконец-то Бодуэн это понял. Вот только от лузитанов я ожидал большего. – Он самодовольно ухмыльнулся.

«Приманка! Я была лишь приманкой!» Эта мысль металась у Эллен в голове. Это было хуже удара в живот, хуже страха перед Тибалтом.

– Я хочу домой, – тихо сказала Эллен.

– Да, конечно. Я позабочусь о том, чтобы ты как можно скорее вернулась в Англию. – Пожав ей руку, он молча удалился.

И как она могла столько лет любить этого мужчину? Он заполз в ее душу, словно паразит, и питался ее страстью, когда ему этого хотелось. А теперь он, даже не извинившись, ушел, хотя ведь это он подверг ее опасности! Он даже не сказал ей «спасибо»!

– Я хочу домой, – удрученно прошептала Эллен.


Через два дня пришел Бодуэн, чтобы сообщить Эллен, что она может готовиться к поездке. Небо было затянуто светло-серыми облаками.

– Я, конечно же, хотел бы поехать с вами в Англию, но я нужен Гийому здесь! – деловито сказал он.

– Правда? – глаза Эллен сверкали от ярости. – А когда вы ему нужны, вы всегда оказываетесь рядом с ним, не так ли? Да вы бы собственную душу продали ради него! – с горечью сказала она. – Привезти меня сюда было идеейГийома, а не короля!

– Когда он задумал это, я не верил, что вы чем-то сможете ему помочь. Вы ведь никогда не жили при дворе. Вы ведь… вы ведь всего лишь кузнец! Я даже подозревать не мог, что вы замешаны в этом деле.

– Замешана? Я? – Эллен захлебывалась от злости.

– Простите, я неудачно выразился. Я хотел сказать…

– Лучше помолчите! – перебила его Эллен.

Конечно, такое поведение было для нее непозволительным, но ей было все равно. В конце концов, эти двое подлецов были ей многим обязаны.

– Подумайте о том, кто вы, дорогая Эллен. Да, вы лучший кузнец из всех, кого я знаю. Вы спасли мне жизнь. Но вы всего лишь кузнец. Вам придется выслушать меня и согласиться с тем, что я вам скажу! Гийом – один из самых влиятельных людей в стране, может быть, он даже самый главный после короля и его семьи. И он мой друг. Да, чтобы спасти его, я продал бы дьяволу душу. Но я не поступил с вами несправедливо. Я же знаю, что вы к нему чувствуете!

– Ничего вы не знаете! – отрезала Эллен. – Мои чувства к Гийому были обманом. У меня от него сын, но его сердце всегда принадлежало только битвам и монарху, которому он служит. Вы ничего не знаете обо мне и моих чувствах. Я всего лишь кузнец, говорите вы? Не только. Я незаконнорожденная дочь Беренже де Турно.

Бодуэн ошеломленно посмотрел на нее.

– Я этого не знал. Но ведь тогда выходит, что Тибалт…

– Мой брат. Да, это так. И все же когда-то он надругался надо мной, и я была от него беременна. Почему я вам помогла? Из любви к Гийому или как верноподданная короля? – Эллен печально покачала головой. – Я этого не знаю. Но все закончилось, и я этому рада. Я хочу домой. Вы обязаны об этом позаботиться!

– Один из моих лучших рыцарей и полдюжины солдат будут сопровождать вас в Англию! – Бодуэн смотрел на нее уважительно. – Если я вас обидел, мне очень жаль, Элленвеора. Я действовал из лучших побуждений. – Склонившись, Бодуэн поцеловал натруженную руку Эллен. – Передайте привет вашему сыну. Когда я приеду в Англию, я с удовольствием к вам загляну, если позволите.

Вздохнув, Эллен кивнула. Она, как человек из народа, вряд ли когда-нибудь сможет понять этих рыцарей! Это она осознала еще в Танкарвилле.


Сент Эдмундсбери, июнь 1183 года

Погода стояла великолепная, дул легкий бриз. Эллен без сопровождения въехала во двор. Она настояла на том, чтобы за несколько миль до дома сопровождавшие ее норманнские охранники повернули назад. Ей хотелось насладиться поездкой в одиночестве, хотелось, чтобы ей никто не мешал, когда она увидит дом и мастерскую. Первым ее заметил Серый. С трудом поднявшись, он, поскуливая от радости, подбежал к ней.

Эллен неуклюже слезла с лошади. Дорога домой заняла больше месяца, и живот у нее был теперь уже совсем большим.

«Сколько же времени прошло с тех пор, как мы нашли Серого в кустах?» – умиленно подумала она и почесала пса за ухом. Внимательно посмотрев по сторонам, она глубоко вздохнула. Наконец-то! Наконец-то она дома!

Эллен решила сначала пойти к Исааку в кузницу и уже двинулась в том направлении, когда Роза с Марией вышли из дома. Эллен заметила, что за пять месяцев ее отсутствия старшая дочь Милдред из девочки превратилась в девушку. «Скоро придется искать ей подходящего жениха», – подумала она. Мария что-то очень быстро рассказывала Розе и замолчала, только когда Роза толкнула ее под бок.

– Элленвеора! – Роза сияла от радости. – Исаак, Уильям, Жан! Элленвеора вернулась! – громко крикнула она в сторону дома и поспешно подошла к Эллен.

Эллен удивилась тому, что мужчины не в кузнице, ведь был еще день, а время обеда уже давно прошло, но затем улыбнулась. Очевидно, было воскресенье! Из-за долгой поездки она совершенно утратила чувство времени.

Подбежав к подруге, Роза крепко ее обняла.

– А почему ты одна? Тебя никто не сопровождает? – Роза обеспокоенно оглянулась.

– У старой липы я отослала их обратно. Я не хотела, чтобы они присутствовали при нашей встрече. Ах, Роза, столько всего случилось!

– Из-за Тибалта? – спросила Роза. Эллен кивнула.

– Но теперь все закончилось. Навсегда.

– Так что, нам теперь можно не бояться? – В глазах Розы светилась надежда.

Эллен ободряюще закивала.

– Нет, он получил свое. Наказание было справедливым. Молодой король собственноручно заколол его Рунедуром и отправил в Ад.

Глаза Розы испуганно распахнулись, но она промолчала. Тем временем из дома вышел Исаак. Медленно, словно колеблясь, он подошел к Эллен. Казалось, он боялся ее холодности. Но его обогнал Уильям. Он первым подбежал к матери.

– О Господи, как же ты вырос! – восхитилась Эллен, взяв сына за плечи и рассматривая его с ног до головы.

Просияв, Уильям кивнул.

– С Рождества я вырос во-от на столько. Это по зарубке видно.

Время от времени Исаак ставил Уильяма спиной к двери конюшни и делал ножом зарубку на дереве. Каждый раз зарубка была чуть выше, и Уильяма так и распирало от гордости.

Наконец к Эллен подошел Исаак, и Уильям добровольно отошел в сторону.

По немому вопросу, застывшему в глазах Исаака, Эллен поняла, насколько он о ней беспокоился.

– У меня все в порядке! – тихо сказала она, обнимая его за шею. – Я так рада, что снова с тобой.

От его привычного запаха и произнесенных шепотом слов «мне тебя так не хватало» у Эллен слезы навернулись на глаза.

Исаак крепко, но осторожно прижал ее к себе.

Некоторое время они так и стояли во дворе, обнявшись, пока не вмешался Жан.

– Так, дай я ее тоже обниму! – Улыбаясь, он подошел к Эллен. – Дай-ка я на тебя посмотрю. Какой же у тебя очаровательный животик! – сказал он, подмигивая. – Судя по всему, скоро тебе рожать. Похоже, ты добралась домой как раз вовремя!

Кивнув, Эллен с облегчением рассмеялась. Глазами она все время искала Исаака. И как она могла в нем сомневаться, думая, что он рассердился на нее, потому что завидует ей, а не ревнует, когда она уехала с Бодуэном? Ведь и Жан ей так говорил. В глазах Исаака она видела гордость и любовь, тепло и заботу! «Он так не похож на Гийома!» – с нежностью подумала Эллен. Впервые в жизни она чувствовала себя в безопасности. Она добилась всего, чего хотела, и была счастлива оказаться дома, рядом с Исааком.


Сент Эдмундсбери, июль 1183 года

Когда Эллен вернулась, животу нее был настолько большим, что она уже не могла работать у наковальни, так что ей пришлось довольствоваться присмотром за учениками. Она постоянно исправляла их ошибки, раскрывая пристыженным мальчуганам секреты кузнечного мастерства.

– Ты должна немного отдохнуть! – как-то раз мягко сказал ей Исаак, поцеловав ее в лоб, когда она недовольно нахмурилась.

– Но я не устала! – возразила она.

– Скоро все закончится. Пожалей себя и нас заодно! – уговаривал ее Исаак, с любовью гладя ее по животу.

– О Боже, когда же это произойдет и я снова смогу работать? – проворчала Эллен, выходя из мастерской.

Впрочем, она не обиделась. Скучая, она прошлась по двору: если сейчас пойти в дом, то придется помогать готовить, а это ей не хотелось делать. Эллен раздумывала, чем же ей заняться, когда во двор въехали несколько монахов.

Среди них был и сам аббат! Он соскочил со своего великолепного коня и с серьезным выражением лица подошел к ней.

Эллен заметила, что он очень старался не смотреть на ее живот.

– Это ужасно! Произошли ужасные события, – начал он. – Наш молодой король мертв!

Сильная боль пронзила Эллен, и она потеряла сознание.


Когда Эллен пришла в себя, монахи уже давно уехали. Она лежала на своей кровати.

– У тебя уже отошли воды. Роды начались! – мягко сказала Роза, отирая влажной тряпкой ей лоб.

– Молодой король! – Эллен застонала при очередной схватке. – Тибалт его проклял! Генриха убило проклятие! – продолжала шептать она.

– Она бредит. Наверное, это от потрясения, – тихо объяснила Роза Исааку, который как раз вошел в комнату.

Он обеспокоенно убрал влажные волоски со лба Эллен.

– Держись, любимая! Скоро все закончится!

Эллен попыталась ободряюще улыбнуться. Слова Исаака прозвучали так, словно он желал мужества не ей, а себе самому.

– Я надеюсь, что это сын, которого ты так хотел! – шепнула она.

– Не беспокойся об этом. В конце концов, один сын у нас уже есть! Главное, чтобы с тобой все было в порядке!

Исаак вышел за Розой в кухню.

– Я боюсь, – хрипло сказал он.

– Я знаю, Исаак. Я тоже боюсь. Все будет хорошо, вот увидишь!

Схватки Эллен продолжались уже много часов, когда пришла повитуха. Тщательно вымыв руки, она принялась осматривать Эллен.

– Я не чувствую головку, – с тревогой сказала она. Откинув одеяло, она принялась ощупывать живот Эллен. Роза испуганно смотрела на повитуху.

– Ребенок лежит неправильно! – Старушка нервно потерла руки. – Если мне не удастся его повернуть, она умрет!

Повитуха положила правую руку на живот Эллен и стала мягко надавливать на него, тихо молясь Господу. Деревянные бусины четок привычно мелькали в ее пальцах. Казалось, прошла вечность, но затем весь живот заколыхался, как море в бурю. Роза не могла поверить своим глазам. Ребенок повернулся, и живот Эллен снова выглядел, как обычно у роженицы, а не как у женщины, проглотившей огромную буханку хлеба целиком.

– Господь хранит тебя, дитя мое! – Повитуха радостно погладила Эллен по щеке и несколько раз перекрестилась.

С этого момента роды пошли быстрее. Схватки стали сильнее, и еще до наступления темноты Эллен родила здорового мальчика.

– Ей придется некоторое время полежать. В конце концов, ей уже не шестнадцать, – сказала повитуха Исааку.

– Ты только посмотри, у него такие же темные волосы, как у тебя! – нежно шепнула Эллен Исааку.

Повитуха обмыла и запеленала младенца. Уильям, который сейчас был уже рыжеволосым, родился с такими же черными волосами на голове, но этого она Исааку не сказала. Она наслаждалась его гордостью от того, что у него появился наследник.

– Вылитый ты! – с любовью сказала она.

– Я так боялся потерять тебя, – тихо признался Исаак. Эллен знала, что он имел в виду не только тяжелые роды. Взяв его за руку, она нежно сжала ее в своих ладонях.

– Мое место здесь, с тобой.

– Как ты смотришь на то, чтобы мы назвали малыша Генрихом в честь молодого короля? – негромко предложил Исаак.

Эллен лишь кивнула.

– Подойди сюда и поприветствуй своего брата! – Исаак подозвал Уильяма, когда тот заглянул в комнату.

Уильям неуверенно подошел.

– Морщинистый он какой-то, – сказал он, а Исаак рассмеялся.

– Мы, конечно, маме этого не скажем, но в чем-то ты прав. – Исаак заговорщически подмигнул ему.

Эллен нахмурилась, но затем рассмеялась и с любовью посмотрела на Исаака.

Уильям, наоборот, помрачнел и внезапно молча выбежал из комнаты.


На следующий день, когда Эллен с маленьким Генрихом на руках вышла из дома, у Уильяма по-прежнему был несчастный вид. Понурив голову, он сидел во дворе. Эллен как раз хотела к нему подойти, но Исаак сам радостно поспешил к ней.

– А вот и вы! – взволнованно сказал он, целуя Эллен в лоб, а потом перевел взгляд на сына. – Ты смотри, как крепко он держит меня за палец! – Он с восторгом указывал на его крошечный кулачок.

Резко встав, расстроенный Уильям пошел прочь, но Исаак схватил его за руку.

– Эй, сынок, все в порядке?

– Это он тебе сынок, а не я! – крикнул Уильям, показывая пальцем на Генриха. В его глазах блестели слезы.

– Пусть я тебе и не отец, ты все же мой сын, и никогда – слышишь, никогда! – ты не должен думать, что я люблю тебя меньше твоего брата. Ты понял? – Взяв мальчика за плечо, Исаак пристально посмотрел ему в глаза.

Уильям кивнул.

– Так что, мне можно и дальше называть тебя отцом? – несмело спросил он.

Исаак с любовью потрепал его по голове.

– Я бы очень огорчился, если бы ты этого не делал.

Эллен вздохнула. Она была счастлива. Исаак был лучшим мужем, какого она себе только могла пожелать, и она не сомневалась: он станет хорошим отцом не только собственному сыну, но и Уильяму!

ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

Создавая этот роман, я хотела обратить внимание читателя на увлекательнейшую, интереснейшую эпоху так называемого Высокого Средневековья – действие романа развивается в XII веке. Считается, что именно в этот период формировались прогрессивные тенденции, получившие дальнейшее развитие в позднее Средневековье.

Люди той эпохи были более богобоязненными и больше верили в судьбу, чем мы, но они не были чопорными, еще не было места отрицательному отношению к сексуальности и обнаженной натуре. Они следили за гигиеной, любили и ненавидели всем сердцем, от души веселились на праздниках и много путешествовали. В сущности, их надежды и страхи были очень похожи на наши, пусть в это и трудно поверить. В эпоху Средневековья люди больше всего страшились лепры – не очень заразного кожного заболевания, которое еще называют проказой. И напротив, о чуме еще ничего не было известно, так как она начала бушевать в Европе в середине XIV века.

Хорошие климатические условия и введение трехпольной системы земледелия способствовали повышению урожайности сельскохозяйственных культур, и в XII веке благодаря переизбытку продуктов питания стало возможным развитие городов. Прогресс во многих областях, в том числе и в области техники, улучшил благосостояние людей, а реформы в области управления и юриспруденции обеспечивали политическую стабильность обществу. Что касается роли женщин в этом молодом и динамичном обществе, я склонна согласиться с историком Робертом Фоссье. Он доказывает, что женщины имели значительное влияние в разных социальных слоях и профессиональных сообществах и даже обладали определенной властью. По мнению Фоссье, в то время у женщин было намного больше прав, чем в XVI и даже в XVIII веках. Средневековые литературные источники, саги и сказания, а также фактические документы стали основой исторических исследований. Однако ученым достаточно часто приходилось сталкиваться с фальсификациями, так что однозначно утверждать, что в тот период все происходило именно так, а не иначе, невозможно. По многим вопросам историки и археологи не могут прийти к консенсусу, потому что одна и та же информация по разному интерпретируется в зависимости от позиции ученого. Даже если их аргументация строится на логических выводах, они редко доказуемы.

Итак, несмотря на тщательное изучение бесчисленных исторических и социокультурных источников, у меня была возможность дать волю фантазии, что я в полной мере использовала.

Календарный год язычников и римлян начинался с первого января. Такой календарь был принят до тех пор, пока в период раннего Средневековья Церковь не настояла на том, чтобы началом года считалось Рождество, то есть двадцать пятое декабря. В XII веке в Англии Новый год был перенесен на двадцать пятое марта в связи с тем, что начало жизни Христа стали связывать с Благовещеньем. Многие не поддержали смену календаря, и новое летоисчисление утвердилось только в XIII веке. Новый год был официально перенесен на первое января во Франции в 1563 году, а в Англии – в 1753-м. В народе же первое января всегда рассматривалось как начало нового года. Чтобы не сбивать с толку читателей, в романе используется календарь, начинающийся первым январем, так, как это принято сегодня.


Кузнечное дело еще со времен железного века (800 лет до нашей эры) было тесно связано с мифом о колдовстве: человек, который был способен делать из черной металлической руды закаленную блестящую сталь, по поверьям, обладал особыми способностями. То, что кузнецы, несмотря на нехватку знаний в области химии, еще в ранние времена были способны создавать прочную и в то же время гибкую сталь, представляется неоспоримым фактом. Впрочем, в то время о стали еще никто не говорил. Новейшие исследования археолога доктора Штефана Медера показали, что средневековые европейские мечи были не хуже, чем мечи японских самураев того же времени. Обоюдоострые мечи рыцарей длиной около 90 сантиметров и весом от 0,9 до 1,3 килограмма не были примитивным оружием из простого железа. Это было легкое, удобное и очень эффективное клинковое оружие, изготовленное именно из стали.

Процесс позолоты в XII столетии проводился именно так, как описано в романе. Качество, которого добиваются с помощью этой техники, остается непревзойденным и по сей день, но, вследствие вредоносного действия ртути, такая технология, в основном, постепенно была заменена гальваническими процессами.

Зубодеры, лекари, делающие операции, и кольщики путешествовали от города к городу и, наряду с травницами, повитухами и монахами, были частью системы медицинского обслуживания народа. Кольщики не задерживались подолгу на одном и том же месте, потому что у большинства их пациентов менее чем через три месяца слепота вследствие инфекции развивалась снова. Техника проведения этих операций мало изменилась с античности до XVIII столетия.

Все названные в романе местности существуют. Замок в Орфорде сохранился до наших дней и его при случае стоит осмотреть.

За исключением встречи с Эллен и рождения ею сына, большинство подробностей из жизни Гийома ле Марешаля являются аутентичными, в той степени, в какой они известны историкам. Гийом заслужил вечную посмертную славу благодаря воспеванию его в рыцарских балладах. Он считается величайшим рыцарем своего времени. Он был талантливым, невероятно удачливым воином, человеком с политическим чутьем. Вершиной карьеры Гийома стало его назначение регентом Англии после смерти короля Джона.

БЛАГОДАРНОСТИ

Хотелось бы выразить особую благодарность за просвещение меня в области кузнечного дела и за ответы на мои бесчисленные вопросы кузнецу Арно Экхарду, который в наше время занимается изготовлением мечей. Он создал меч Атанор таким, как он описан в книге, и во время моих лекций желающие могут на него полюбоваться.

Очень важными для меня были разговоры с кузнецом Петрой Шмальц, которая выросла в кузнице и смогла вдохновить меня на описание детства Эллен. Я очень благодарна также золотых дел мастеру Фрицу Роттлеру за помощь.

Поддержка и советы Тани Рейндел, Евы Баронски и чрезвычайно любимой мной Ребекки Габле помогли мне не прерывать процесс написания книги в самые сложные для меня моменты.

Также хотелось бы поблагодарить моего агента Бастиана Шлюка и мою учительницу Карен Шмидт за конструктивное сотрудничество и веру в меня, не угасавшую с самого первого дня.

Не могу не поблагодарить мою подругу Франсуазу Шато-Дега, освободившую меня от многих бытовых сложностей, присматривавшую за моими детьми и готовую выслушивать мои горести днем и ночью.

Воплощение этого проекта в жизнь вряд ли стало бы возможным без поддержки моих родителей, которые, несмотря на изначальный скептицизм, оказались очень щедрыми меценатами.

Примечания

1

Faber Aurifex – золотых дел мастер (лат.). (Здесь и далее примеч. пер.)

(обратно)

2

Joutes plaisantes – развлекательный поединок (фр.).

(обратно)

3

L'amour, l'amour, toujours l'amour! – Любовь, любовь, всегда любовь! (фр.)

(обратно)

4

Mon ange – мой ангел (фр.).

(обратно)

Оглавление

  • ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НАЧАЛО ПУТИ
  • ЧАСТЬ ВТОРАЯ СТРАНСТВИЯ
  • ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ ПОРА ДОМОЙ
  • ИСТОРИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ
  • БЛАГОДАРНОСТИ
  • *** Примечания ***