Ведьмак. Белый волк и чёрный камень [Елена Владленова] (fb2) читать онлайн

Елена Владленова Ведьмак. Белый волк и чёрный камень

Глава 1

«Анника, А-анника», – шелестел ветер в склонённых над водою ракитах.

– А-анни-ика-а!» – кричал далёкий голос.

Где-то в травяных зарослях, едва слышно, плакал ребёнок. Голоса сплетались с тревожным шумом листвы, едва слышными горестными звуками.

Тёмная вода несла на себе тусклое золото опадающей листвы и сломанные недавней бурей ветки. Чёрное мерцающее зеркало течения отражало неясный силуэт: простоволосую голову, тонкую девичью фигуру в посконной рубахе. Бледное бескровное лицо. Пустые мёртвые глаза. Женщина подалась вперёд, водная гладь содрогнулась от всплеска, растеряла весь глянец неспешного течения.

«А-анни-ика, что же ты наделала?»…

Сны, наваливались внезапно, как ком с горы, давили на грудь, сжимали виски, но при этом дарили некий ключ предвидения. Они были важны и неоднозначны. Их приходилось разгадывать, ища подсказки в реальных событиях. Ценны были подробности, мелкие едва уловимые детали, такие, например, как тень, внезапно повисшая над водой или чей-то едва уловимый вздох. Управлять своим сознанием в этом неясном мире было сложно, ведь он не провидец и не сноходец. Любое собственное действие могло исказить сведения по крохе, которого следует найти, знания, посылаемые Высшими.

Он, наверное, не должен был останавливаться на этой поляне, недалеко от тракта. Время было очень неудачным: день клонился к вечеру и до постоялого двора оставалось недалеко. Только когда трудности людей интересовали Богов? Одарили тебя при рождении особыми способностями, так будь любезен, исполняй своё предназначение.

Ведьмак и так должен был благодарить Макошь-матушку за снисхождение. Подождала с видением, пока он углубится в лес на полсотни шагов. Дорога была пока пустынна. Зато тащился за ним на хвосте целый эскорт головорезов. Их он засёк их ещё полдня как, оттого и непонятно было, отчего они до сих пор не напали.

Вот и не в руку был этот внезапный сон. Тем неприятнее было вынырнуть из грёзы под грубые голоса, раздавшиеся над ним.

– А мужик так, ничего себе, зажиточный. Одёжа на нём справная. Только раз такую и видел у ведьмаков, что к хозяину приезжали. У них, сказывают, и лошади особенные, – заметил хрипатый. – А сам – дрыхнет без задних ног. Ничего не чует. Хухрик говорил, что он старый уже, слабый. Так и сдохнет…

– Можа, разбудить? – засомневался гундосый, перебивая напарника. – Странный он какой-то. Никада такого не видал. Тёмный весь, как головешка, солнцем прокопчённый. Давай треханём …

– Не-е, не надь. Мороки больше. Луч-чи, сразу подрезать… вот токо наголовник надоть скинуть – кровяки буде много, не отмоется…

Они обсуждали его смерть, как уже само собой разумеющийся, свершившийся факт. Зря. Он, конечно, прожил долго, значительно больше многих, но кто сказал, что достаточно?

Наверное, между товарищами было давнее соперничество или особый план «чистого убийства», потому что первый, довольно грубо, ткнул его в плечо шипастой дубинкой, сверзая набок. Дёрнулся было, тут же сдёрнуть глубокий куколь, да ухватить за волосы, но замешкался, глядя, как безвольно качнулось тело.

– О! Гля, он, кажись, уже сам окочурился… – удивился съезжающей в сторону по шершавому стволу сосны фигуре.

Это было последнее такое по-детски искреннее изумление в его бестолковой жизни. Путник внезапно ожил. Выпростал руку, будто собирался схватить молодого разбойника за кафтан, но лишь легко ударил в середину груди. И тот внезапно отлетел, распластавшись на земле без движения.

Его товарищ опешил, заозирался по сторонам, испугавшись неожиданной прыти от того, кто заведомо казался лёгкой жертвой. Попятился, судорожно сжимая в кулаке короткий тесак, но, даже не пытаясь применить его в деле. Возможно от того, что его сковала неведомая сила, которой повеяло от незнакомца. На рябом, заросшем мелкими и редкими курчавинами лице отразился ужас..

– Эй! Э-э-эй! – завопил гундосый, призывая на помощь товарищей, которые тщетно пытались поймать лошадь путника, окружив животное со всех сторон. Она лягалась, играя, поднималась на дыбы, и так и норовила, клацая зубами, отгрызть у незадачливых хитников что-нибудь выдающееся или загребущее.

Резво вскочивший на ноги, ведьмак уже наступал на гундосого мужичка с улыбкой на сизоватых, как у покойника, тонких губах. Жути, его сухопарому, закутанному в чёрное кожаное одеяние телу, добавляли неведомо как светящиеся сквозь капюшон, закрывавший пол лица, глаза. Руки в перчатках выплетали нечто странное. С ладоней сорвалась тонкая паутинка, стремительно понеслась к разбойнику.

Тот дёрнулся, когда невесомая сеть оклеила голову, засипел, оседая в невидимой удушающей петле. Его глаза выкатились из орбит, лицо быстро набухло синевой. Крючковатые пальцы, выронив нож, судорожно пытались отодрать путы, но лишь раздирали собственное горло. Завалясь навзничь, он недолго катался по земле, тело его быстро обмякло и вытянулось.

На подмогу уже не нуждавшемуся, замершему собрату бросились ещё двое, оставив коня на своего не в меру прыткого товарища, сумевшего ухватить уздечку. Он остался прыгать возле индрика, не понимая, с кем имеет дело. А тот просто игрался. И результат этой забавы был предопределён. Давненько зверь не пробовал человеческого мяса.

Не успели помощники сделать несколько шагов в сторону, как морда «лошадки» обнаружила острые длинные клыки. На лбу обнаружились расположенные вряд сверху вниз три рога. Глаза полыхнули красным. И лиходей, возомнивший себя её хозяином, опрокинулся в кусты орешника с треском и воплями. Что происходило далее с человеком, знал только сам индрик. Ещё никому из врагов не удавалось уйти от него живым.

Всё произошло настолько быстро, что спешившие к незнакомцу бандиты, даже не успели отреагировать ни на крушение первого, ни на смерть второго товарища. Они даже не поняли, что уже сами обречены, и неслись на недвижно стоящего путешественника с необъяснимой уверенностью превосходства с дубинками в руках. И была в этом беге глупая самоуверенность людей, не осознающих, с кем связались.

Путник стоял в нарочито расслабленной позе, даже не собирался двигаться с места. Он только сделал пас ладонями, словно отталкивая, отпуская от себя что-то невидимое, и замер снова, прислушиваясь, ожидая того, кто действительно был ему нужен, но отчего-то задерживался.

Отпущены на вольную охоту были Картуши. Призрачные псы-помощники, налетели, повалили разбойников. Те забились под ними, взвыли, замахали ножичками беспорядочно, кромсая невидимого врага, придавившего их к земле. Дрыгали ногами, как поверженный на спину жук старается обрести опору. Безрезультатно было и их сопротивление. Оружие молотило по воздуху.

Картуши были голодны, слишком долго обходились без живой пищи, и церемониться не стали. Рвали свою добычу кусками, как попало, наслаждаясь свежей тёплой плотью, совсем по-собачьи взвизгивая и чавкая от удовольствия. Так охотничьи псы смакуют дарованную им дичь.

А под ними, хрипя и разбрызгивая, бьющую из ран кровь, обозначившую алым чудовищные оскаленные морды и истощённые тела псов, жертвы постепенно затихали, подёргиваясь в агонии, взрывая пятками и руками первые вороха осенней листвы, украсившие ковёр из сосновых игл и прогалки из зелёной травы и мха.

В это время из зарослей бузины выскочили ещё двое припозднившихся бандитов и с безумными, перекошенными от злости рожами, понеслись на путника в отчаянном желании, отнюдь не мести за сообщников, участи которых, казалось, вовсе не заметили, а просто в слепой ярости от ускользающей наживы, направленные разумом того, кто привык использовать других. Их не остановил даже блеснувший в сумеречном свете меч, выхваченный из ножен проворной рукой.

«Что ж, вы парами-то, всё? – усмехнулся тёмный. – Не интересно, как-то…»

Он ждал, по меньшей мере, четверых по его подсчётам, оставшихся в живых. Ворон, чьим зрением на мгновение воспользовался ведьмак, взлетел над лесом. Совсем недалеко под раскидистой берёзой, где ещё пару мгновений назад топтался наблюдатель с остатками разбойничьей ватаги, осталось лишь распростёртое тело рыжебородого мужика. Его остекленевший взгляд не оставлял сомнения, что нет разницы в последствиях упрямой трусости и безрассудной исполнительности.

Тот же, кто казнил наводчика и направил смертников в их последний бой, уходил прочь в обратную сторону, понукая коня двигаться быстрее, перейти в галоп, как только тот выскочил из леса на дорогу. Он боялся преследования или спешил сообщить заказчику о провале?

Тёмный же предпочитал, чтобы его просто оставили в покое на время. Личные счёты можно было свести и потом. Дело, ради которого ведьмак отправился в путь, важнее. Он был в какой-то степени доволен тем, что эта стычка произошла в этот день и в этот час. Иначе пришлось бы провоцировать преследователей, чьи намерения были тогда ещё не понятны. И отпуская ситуацию, сосредоточился на противниках.

Лишь один из нападающих слегка замедлился, перекидывая из одной руки в другую свой обоюдоострый тесак с обломанным концом и зазубринами на лезвиях, будто до этого рубили этим обломком некогда славного боевого топора дрова. Громила был не так туп, как его оружие, и идея обойти жертву сбоку, не так уж и плоха. Он притормозил, отделился от сообщника, двигаясь по кривой, но именно это и стало его ошибкой.

Его товарищ, лихо раскручивая перед собой крупный камень, прилаженный сыромятиной к короткой палке, скакал впереди, колченого припадая на сторону. Он скалился щербатым ртом в полной уверенности в самом себе и своём оружии. Самодельный кистень, видать, ранее действовал безотказно.

Усмешка скривила губы ведьмака, уж слишком потешным был их отчаянный бег. Даже убрал в ножны ставший бесполезным меч. «Кистень не панацея от всех бед …» И то ли сглазил их своим пренебрежением, то ли просто предугадал, только до него они не добежали.

Облажался хромоногий. Связка, верно служившая до этого, внезапно лопнула. Кистень распался. Камень, на взлёте выписываемой восьмёрки, выпущенный, словно из пращи, продолжил свой смертельный полёт и ударил топорника в висок. Тот замер в незавершённом движении, широко раззявив рот, изумлённо распахнув глаза, и завалился на бок. А незадачливый боец оказался напротив улыбающейся жертвы безоружный и растерянный. Шаря глазищами из-под лохматых бровей, поднял свою единственную возможную защиту, палку, над головой, как дубинку, отступая.

Только ведьмаку была важнее не мгновенная расправа. С пальцев сорвалась «сеть тенётника», окутала, спеленала крепче верёвки.

– Отчаянный ты, мужик, коль со мной решил сразиться, – вздёрнул его за грудки.

Разбойник задёргался, заранее понимая всю отчаянную бесполезность этой попытки, но пытаясь выкрутиться. Сколько уж в его шалой жизни было безвыходных ситуаций. Но спасался же как-то!

– Кто? – спрашивал тем временем, потряхивая свою жертву ведьмак. – Кто тебя направил? Кто следил за исполнением?

– Н-н-не, – проблеял тот, – не-не-не знаю… – и испуганно завращал глазами, старательно изображая страх. Да, ему было страшно, но не настолько же, чтобы выдавать заказчика. Тот уже доказал свою беспощадность не единожды. А этот тёмный…: «он служилый, – говорил заказчик, внушая единственно правильную мысль, – его не стоит опасаться. Он связан законом и против него не пойдёт…» И атаман блеял, надеясь сойти за мелкую сошку.

– Врёшь, – грубо встряхнул его ведьмак. – Ты вожак. Ты и распоряжения давал. Ты и с заказчиками общался. И тебя, как и всех других бросили… Говори!

– Не… – попытался отпираться главарь, кажется, медленно осознавая, что кривда не пройдёт и, стараясь выдумать новое оправдание.

А ведьмак спешил, чувствуя новую опасность, значительно более серьёзную, чем шайка наёмных убийц.

– Я, ведь, могу и не по-хорошему спрашивать, – пригрозил. – Слишком много у меня врагов накопилось. Недосуг, выяснять долго, кому приспичило счёты свести. Ну?!

И можно было бы привести свою угрозу в действие, но этого не понадобилось. Лицо вожака исказила гримаса ужаса, потому что он увидел то, что появилось из зарослей то, что удерживавший его тёмный уже почувствовал и так.

Вначале, это был густой, словно сырой тяжёлый дым, стелющийся белыми щупальцами над поникающей, как от мороза травой. Он, как слепец тыкался, ища свою добычу, наталкивался на трупы, обходил их и рыскал дальше. От ног тёмного эта белая муть отшатнулась, обошла стороной и стала старательно обвивать, как лоза, ноги спелёнутого проклятием разбойника.

Следом за своим помощником, из кустов покачиваясь, вышла нежить покрытая смердящим склизким рубищем. Уже невозможно было понять, кем он был при жизни, какое было у него лицо, настолько подвергся разложению.

– Отдай его мне-е… – дыханием ветра просипел мертвяк, сея зловоние. – Мо-ой должни-и-ик…

– Нет, нет! Н-н-не отдавай … не надо! – заверещал пленник, узнавая нежить по каким-то ему одному известным приметам. – Всё расскажу! Всё! Только спаси!!! – Задёргался, глотая слова, зачастил, доказывая свою нужность. – Вой князя Жирослава в Рудице в кабаке … на-нашёл… – задыхаясь, с натугой бормотал. – Людей своих приставил. – Белёсая пелена уже окутывала его по грудь и только руки тёмного мешали ей продвинуться выше. – Кошель золота задатка… два, когда голову привезём … сам на тебя указал … я ж, подневольный … не сам я…

– Кто такой? – поспешил спросить, теряющее вес тело. – Каково прозвище?

– Не-не-не знаю. – Внезапный проблеск в туманящихся глазах. – У-у … у него приметка есть … на шее у ключицы ожог круглый, как выжженное клеймо … случайно разглядел, когда …

Последние слова он прошептал едва слышно. Глаза выкатились из орбит, погасли, тускнея. Горло больше не выдавало звуков. Беззубый рот открывался-закрывался, как у куклы на ярмарке. Туманный убийца брал его изнутри, высасывая жизнь по крупицам. С человеком всё было кончено.

Тёмному было его не жаль. Шалые люди долго не живут, зато за ними кровавый след тянется широкой полосой, какую ни один упырь не способен оставить. Он разжал пальцы, отпуская жертву. И белый сгусток тут же поглотил свою добычу целиком, зависнув плотным коконом.

Ведьмак резко обернулся, выхватывая с пояса серебряный клинок, пальцы другой, складывая в жест атаки. Оставлять мертвяка гулять по земле не стоило. Сегодня месть этому, а завтра? Сколько ещё должников себе записал при жизни?

Но не успел ничего сделать. Только один стремительный шаг вперёд и ненужный замах.

Мертвец сам рассыпался прахом, лёгкой и невесомой пылью, словно лопнул гриб-пылевик. И ветерок, играя, повлёк за собой серую взвесь. Месть была исполнена. Туман так же истаял, оставив на земле скорчившийся труп.

И ведьмак смахнул со лба холодный пот. Не всегда ему так везло. Нет среди нежити упорнее мстителя, чем обозлённый несправедливостью дух. Он способен на многое, уничтожит всех, кто встанет на его пути. Чем сильнее позыв справедливой кары, тем сильнее ревенант. А у него, ведьмака, только заговорённый меч при себе, всё более действенное в седельной сумке осталось. М-да, стареет…

Подошёл индрик, скаля нелошадиные зубы, виновато ткнулся рогатой мордой в плечо. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга: оба проштрафились, увлеклись, слишком близко подпустили вероятного врага.

Время двигалось к ночи, и под пологом притихшего леса уже сгустилась тьма. Ночевать на этой прогалине после всего, что здесь произошло, как-то не хотелось, но необходимо было прибрать за собой побоище, чтобы не плодить нежить, коей в этих лесах чувствовалось и так, слишком много.

Глава 2

Свет позднего осеннего утра толком ещё не раскрасил небо, когда одинокий путник выехал на дорогу. На место ведьмак предполагал добраться к вечеру, потому и неспешно было его движение. Порой он дремал, когда индрик мерно тащился за каким-нибудь обозом, скалясь на готовую прийти в охоту кобылку. Только те побаивались столь необычного ухажёра и взбрыкивали. Их всадники то и дело на них покрикивали. Тогда ведьмаку приходилось понукать своего «коня» и, обогнав возчиков и выговорив виновнику всё, что он о нём думает, скакать вперёд до следующей вереницы телег и кибиток.

Ведьмак всё ещё надеялся, что преследователь вернётся и появится возможность узнать, кто на этот раз и за что решил его извести. Был тот человек, явно, несведущ в том, кого заказывает разбойничкам. Иначе нанял бы иных убийц, и вряд ли они были бы людьми. Нелюдь сложно подкупить. Они не станут без особой причины связываться с ведьмачьим племенем. Нежить же, сложно удержать, в особенности, если не хочешь указать на её хозяина и оборвёшь связующие нити. И такой убийца, лишившись своего кукловода очень опасен. Он может сорваться и уничтожить всё и всех на своём пути. Такое развитие событий нельзя допустить.

Человек такого-то князя – это совсем не указатель на личность заказчика. Мало ли «добрых» людей вокруг Жирослава ходит! Да и солжёт такой хитрец – недорого возьмёт. Самое ценное – это город Рудица, да примета – странный шрам. Опять же, а кто наверняка скажет, что и шрам показан не специально? Да и внешность подправить такой хитрец может запросто.

Хорошо было бы отловить самого наводчика. Только тот, как в воду канул. Сбежал, подлец такой, и если дело и впрямь серьёзное, то в живых его не оставят. Через глаза ворона харю его ведьмак срисовал на всякий случай, запомнил. Если и чужая личина, то может быть, круг знакомых недруга обозначит.

Отчего-то росла в нём неясная пока уверенность в том, что заманивают его в хорошо выверенную ловушку. Если не он настоящая цель, а весь Конклав? Коли вдуматься, то и князь Жирослав и боярин Хоромир, в вотчину которого лежит путь, совсем не чужие люди, сиречь сродники. Тогда и поездка эта совсем неспроста. Может быть, и нет никакой странности в описанных в грамоте случаях?

Вот в таких думах особо не торопясь, ведьмак и добрался до места.

Городок Верхние Дубы оказался ничем не примечательным захолустьем. Он не обзавёлся даже оградительной стеной. Десяток кривых улиц нестройными рядами опоясывали почерневшую от времени крепость на холме. В общем-то, ведьмак и не ждал большего от рода, поселившегося на берегу небольшого притока среди лесов и болот.

Копыта коня вспенили воду на речном перекате и всадник, казалось, очнулся от дрёмы, в которую был погружён всё это время. Он подогнал индрика, слегка ударив его пятками в крутые бока, обогнал телегу гружёную мешками, которая уже больше часа тащилась впереди и служила своеобразным ориентиром его лошади. Легко преодолел подъём и оказался на распутье.

Дорога раздваивалась. Одна её часть, огибая пологий холм, шла дальше на полунощь к морю Свагову. Она была укатана колёсами возов и прибита копытами лошадей до плотности камня. И даже в предзакатное время утдайни не пустовала.

Другая, куда и свернул ведьмак, поднималась на вершину холма к воротам крепости, и тянулась через весь городок.

Сразу за широким заливным лугом на взгорке землянки лепились плотно одна к другой, дымя очагами. Возле них носились стайками неугомонные дети в полотняных рубашках. О чём-то спорили дородные бабы, уперев руки в бока. Блеяли овцы, кричали козы в загончиках из слег. Спокойная, ничем не омрачённая обыденность бедноты.

Чем дальше от окраины и ближе к крепости находились дома, тем основательнее и зажиточнее были хозяева. Из-за высоких заборов виднелись срубы украшенные резными карнизами и ставнями, высокие крыльца поднимались на витых столбах к галереям второго этажа. Окошки блистали слюдяными просветами, а крыши покрывала уже не солома и дранка, а тёс.

Всё ещё торговал рынок, не желавший упускать даже мелкую выгоду. Сновали туда-сюда лоточники и барышные люди. Двери лавок были зазывно открыты. В стороне грохотала, дымила и парила ремесленная слобода. Вечерний ветер доносил звучные шлепки мельничного колеса.

У коновязи небольшого постоялого двора теснилось с десяток лошадей. Телеги и кибитки скучились сбоку. В обедне шло шумное веселье: взрывы смеха и выкрики перекрывали гудение дудок, наигрыши гусляра, глухие удары барабана и звон бубна. Зазывно пахло мясным варевом и свежим хлебом.

Но странный путник всё же, проехал мимо, направляясь к крепости. Рассмотреть его подробно случайному взгляду, было не дано. Вся фигура сливалась в одно чёрное пятно от верха низко опущенного на лицо капюшона кожаного плаща, до копыт такого же вороной масти жеребца. И даже сам этот вид не сохранялся в памяти, как забывает человек дурной сон поутру.

Преодолев широкую полосу выкошенного луга, предусмотрительно отделявшего саму крепость от городка, всадник добрался до места.

Потемневшей от времени и непогоды громадой высился частокол из необхватных дубовых столбов. Ворота крепости, несмотря на видимый край садящегося солнца, а значит, и довольно-таки раннее время, были уже закрыты наглухо.

Но что действительно удивило нежданного гостя, так это отсутствие сторожей на башенках и стенах. И ему пришлось довольно долго стучаться в мощные тесовые ворота, привешенной на цепи колотушкой, прежде чем кто-то ответил на его призыв.

– Кто? – спросил дребезжащий старческий голос.

– Видан из Чернорыбицы, – назвался гость. Голос у него был чуть надтреснутый, низкий с хрипотцой. – Прислан Конклавом ведьмаков по просьбе боярина Хоромира.

– Ох, ты ж, батюшки! – Невидимый глазу челядник забормотал нечто невнятное. – Щас, щас, погодь, любезный ведьмак, доложу…

За воротами что-то заскрипело, зашелестело и стихло.

– Явно, Уголёк, нас с тобой не ждали, – Видан потрепал по шее своего коня, которому, как и хозяину, не хотелось стоять на месте – он перетаптывался нетерпеливо, намекая хозяину, что пора бы его накормить.

И Видан сделал ему снисхождение, пустил щипать отаву по краю дороги. Конь недовольно фыркнул, раздувая ноздри, но голову опустил, удовольствовавшись сегодня таким кормом.

На этот раз ждать пришлось намного дольше прежнего. Ведьмак осматривался по сторонам, старался прочувствовать пространство, шумно носом втягивал воздух. И всё, что ощущал, ему не нравилось. Гиблое местечко – эти Верхние Дубы. Пространство на версту в округе было пропитано эманациями смерти, будто навье воинство затаилось в дебрях окрестных лесов.

Но более всего, ему не понравилось то, что заполняло всё пространство внутри притихшего за стенами детенца.

Кто-то сплёл плотную паутину страха вокруг замка. Опытный глаз отличал замысловатую путаницу нитей из ненависти, злобы, зависти и ужаса, переливавшихся за стены, как гнилая вода пузырится и выкипает в чародейском котле, оставленная без присмотра. Тонкие связи уходили во все стороны, накрывая и городок, и всё окружающее пространство.

И эти нити, и связи, и само излучение зла, были застарелыми, но тщательно кем-то подпитываемыми. Они должны были стянуть к городку много порождений изнанки, целые толпы нечисти и нежити. Удивительно, что простолюдины так беспечны и не замечают странностей, которые обязательно должны были проявить себя уже давно.

Видан тряхнул головой, пряча ведьмачью силу. И ещё раз огляделся. Городишко начал тонуть в быстро наползающей тьме. Слабо засветились оконца, открытые по причине тёплой погоды. Призрачный диск луны изредка выказывал себя в прорехах, потянувшихся по ветру туч, едва заметным пятном.

Небо быстро набухало, всё ниже, припадая к земле. Тучи шли по ветру. Багровая полоса на закате меркла. Становилось всё темнее.

И ведьмак уже подумывал, что о нём забыли или так перепугались, что даже просто высунуться боятся. Погода же всё больше портилась. Поднимался, притихший было ветер. Можно было и не успеть добраться до постоялого двора до того, как обрушится ливень. А в том, что дождь будет основательным и на всю ночь, Видан не сомневался. Но пока ещё оставался шанс заночевать в крепости, он медлил. И назначил себе срок ожидания – исчезнет зарница, и он уедет искать себе ночлег в другом месте.

– Господин колдун, – прокрыхтел с той стороны ворот тот же старческий голос, – ты ещё здесь?

– Жду, – милостиво ответил всадник.

– Сегодня тебя никак тиун принять не может. Занемоглось ему с утра ещё. Со вчерашнего… – собеседник прокашлялся, соображая что-то, и поторопился добавить. – Завтра по утречку приезжайте. А сейчас, ну никак!

– Не уж-то, всё так плохо? – ухмылка почувствовалась в голосе приезжего. – Давно пьёт бражку? Может, впустишь, старинушка, отрезвить помогу, – скорее ради сарказма предложил ведьмак.

За преградой закашляли ещё громче, засопели, даже ключами зазвенели от раздумий, но так и не решились:

– Уж, прости старика, не могу без дозволения открыть.

– Хм, ладно, не впервой такое обращение, – нисколько не разгневался приезжий, отпуская страдальца.

Долгая жизнь давно обточила острые углы его характера, настроив на снисхождение к людям. Пусть и не провидец, но предполагал же, что тем и кончится.

– Вот и ладненько… – проскрипели за воротами. В голосе недавнего собеседника слышалось явное облегчение, будто он предполагал долгие уговоры, а то и ещё что похуже. – Ты, любезный, не серчай на старика. Я душа подневольная…

Ведьмак развернул коня и так же неспешно, как и прибыл сюда, потрусил в городок искать приют. Размышляя о том, что же здесь происходит? Тиун боится принять присланного боярином человека, заранее считая хозяйский гнев меньшим злом для себя, чем открытые после заката ворота.

В письме, которое показывал Распорядитель Видану, происходящее было слишком расплывчато и не ясно описано. Больше похоже на пьяный бред. Сам же боярин посчитал его достаточным для того, чтобы обратиться к своему князю. И тот отчего-то не посчитал зазорным послать прошение в Конклав. Будто свои воины-ведьмаки не способны справиться с такой мелочью, как нападение штриги.

Скрывали они что-то такое, особенное, о котором никто посторонний знать не должен был. Князь давал самые широкие полномочия тому, кого направят в вотчину его тестя. И это ещё больше настораживало. Но княжеским подручным отказать в просьбе было сложно.

«Разберёшься, – уверенно заявил седой, как лунь, Вышко. И похлопал по плечу своей искалеченной рукой, с парой оставшихся в наличии пальцев. – С твоим-то опытом, да не справиться? Может там вообще ерунда какая-нибудь, а хозяину тиун напел лишку. Вот и беспокоится боярин Хоромир, горячку порет. Да ещё требует срочно разобраться. Поезжай, Видан, я тебе, как себе доверяю…»

К постоялому двору, со странным для такого рода заведений, названием – «Вершок», всадник подъехал почти в полной темноте. Спешился у коновязи, бросив уздечку на седло – конь всё равно никуда не уйдёт. Трудиться не пришлось. Дверь распахнулась, и оттуда вывалился едва стоящий на ногах мужичок. И как умудрился так накваситься?

– Эх, гуляем! – заявил он, хватаясь за притолоку для придания себе устойчивого положения, чтобы двигаться дальше.

– Погуляешь сейчас, – буркнул себе под нос ведьмак, усмехаясь, и ступил за порог, оттеснив пьянчужку на улицу. Краем глаза, следя за тем, как покачиваясь, тот бредёт в темноту.

Не успела за Виданом закрыться дверь, как хлынул дождь, будто только и ждал, когда скиталец обретёт крышу над головой. А может, так оно и было?

Постоялый двор, как и питейное заведение в нём, было небольшим, как и городишко. Зал на три длинных грубо сколоченных стола освещали масляные плошки, расставленные на них. С балок свисали связки пахучих трав, обережных. В густом запахе которых, чуялся аромат калбы и гагеи, чертополоха и полыни. Эти же пучки, только больше, были привязаны и к дверным колодам, обрамляли затянутые рыбьим пузырём оконца.

В открытой печи пылал огонь, рядом на приставце исходил дивными мясными ароматами котелок. За коротким высоким столом, рядом с перегородкой, скрывавшей за собой, видимо, поварню и кладовые, или что там ещё могло быть, подперев пухлую щёку ладонью, скучал подросток.

Людей в горнице осталось мало. Один мужичок спал, уткнувшись носом в сложенные перед собой руки, в обнимку с глиняной кружкой. Двое купчиков переговаривались в углу о чём-то своём, спорили вполголоса.

Гусляр, уложив свой потёртый инструмент на лавку рядом с собой, спал, прислонившись к стене. И один странный паренёк сидел в углу возле лестницы на второй этаж, сжавшись и обхватив колени руками, зыркал из стороны в сторону из-под всклокоченных волос.

– Господин! Чего желаешь? – выскочил из-за своей загородки мальчишка. И замер в нерешительности, рассматривая странного гостя.

Ведьмак скинул с головы капюшон. Чёрные с проседью волосы окаймляли иссечённое шрамами лицо, делая выражение его в неясном колышущемся свете зловещим. Возможно, так казалось из-за тусклого жёлтого освещения. Возможно, из-за кустистых сомкнутых на переносице бровей. Или цепкого взгляда, который, будто немного светился, а цвета глаз – не разобрать.

– Комнату и ужин, – спокойно произнёс он.

– С-час, с-час, – отрок попятился назад к стойке, за которую как раз вышел сам хозяин, неся перед собой небольшой жбан с квасом. Поэтому и звать его надобность отпала.

– И ещё, – добавил гость, заставляя мальчишку остановиться. – Моего коня отвести в стойло и накормить.

– Д-да-да, обязательно, – оглянувшись на хозяина, пролепетал тот и опрометью бросился исполнять приказ.

– Стой, не спеши так, – вновь остановил его Видан. – Дай мне свою руку…

– За-зачем? – побледнел половой. Но ладонь всё-таки протянул.

– Без разрешения мой конь увести себя не даст, – пояснил гость, касаясь мозолистой пятерни служки. – Теперь иди, всё в порядке будет.

– Как прикажешь тебя величать? – плотный лысоватый хозяин уже избавился от ноши и подошёл, отирая ладони о передник. Он достаточно насмотрелся в своей жизни, чтобы понять – способность платить намного важнее всех прочих достоинств и недостатков.

– Видан Чёрный, – не стал чиниться гость, выуживая из-за пазухи плотно набитый кошель. Это действие произвело на собеседника самое приятное впечатление. Широкое лицо расплылось в улыбке.

– Вам очень повезло, господин Видан, – продолжил елейным голосом хозяин, наблюдая за блестящей золотой монетой, такой невиданной редкости для этих мест, в пальцах колдуна. – Ярмарка закончилась и гости разъезжаются. Одна комната уже освободилась, там Генка, как раз, прибирается. Правда, она не велика, но завтра ещё двое съезжают, если не понравится, то можно будет и сменить. Меня Труном кличут, значится. Ты надолго к нам?

– Как получится, – процедил ведьмак задумчиво. – Может на одну ночь, а может до следующего полнолуния.

– Поужинаете здесь, мил друже Видан? – не отрывая взгляда от золотника, лебезил корчмарь, растеряв всю свою прежнюю важность.

– Нет, в комнату подашь, – монета наконец-то была брошена на стол, и тут же подхвачена ловкой рукой.

– Конечно, конечно, – засуетился Трун, спрятал драгоценность за пазухой, прихватил светильник за витую ручку со стойки и, светя впереди, так чтобы и гостю было видно ступени, заспешил по лестнице.

Комнатка, и вправду, оказалась чуть больше чулана. В ней располагалась узкая постель у стены. Вплотную к ней стоял маленький столик. Вешалку заменял кованый крюк. Но в целом, что особенно порадовало, здесь было чисто и уютно. Блестел от влаги свежевымытый пол. Ладно заправленная постель вселяла надежду на спокойный сон.

Хозяин немедленно исчез, подпалив лучину в светце вбитом в стену. Ведьмак пустил очищающее заклинание на всякий случай. Повесил на крюк накидку.

Самострел пригородил на кровать возле стенки. Снял перевязь и ножны с парными мечами, которыми пользовался в редких случаях. Задвинул под ложе суму с разным дорожным скарбом. Расстегнул широкий ремень с ножнами короткого меча и ножа, подумал, и всё же сложил в головах.

И тут же услышал шаги в коридоре и стук в дверь. Видимо любопытство Труна было настолько велико, что он принёс поднос с ужином сам. И это было на руку Видану, ибо от кого можно лучше всего узнать обо всех событиях и сплетнях городка, как ни от него?

Ведьмак, сполоснул руки над чашей в углу и, усевшись на кровать, предложил, мявшемуся у выхода хозяину, присесть на табурет, край которого торчал из-под стола. И Трун не преминул воспользоваться приглашением, лишь плотнее прикрыл дверь.

– А ты, Видан Чёрный, извиняюсь, из каких будешь? – пряча взгляд в сплетённых на коленях пальцах, спросил он, усаживаясь. – Много было у меня постояльцев, но такого, как ты, что-то не припомню… опять же, при оружии. Но не гридь, не вой, не дружинник княжеский. Это точно. Их я сразу отличаю…

И в комнатке повисла неловкая пауза от непроизнесённой вслух нехорошей догадки.

Видан в это время откусил приличный кусок мяса и с наслаждением жевал, поэтому не спешил давать пояснения. Всё же он целый день был в пути, перекусив утром на скорую руку ломтём подсохшей каши и запив её водой из родника.

– … нет, ты не подумай чего плохого, – вымученное любопытство заставило трактирщика сбивчиво пояснять. – Просто очень интересно. Одёжа на тебе небывалая. Оружие, вон какое! И потом, надо же будет что-то сказать другим постояльцам, да и обществу, если спросят…

Неподдельная заинтересованность людина умиляла. И Видан широко улыбнулся, показывая крепкие белые зубы.

– Я ведьмак, если уж так необходимо определиться.

– Ах, ведьмак! – отчего-то с восторгом воскликнул Трун, и шлёпнул себя по коленкам. – Это ж, боги, просто чудо!

Видан совершенно не ожидал такой реакции. Страх, ужас, брезгливость, а чаще всего недоумение, типа: какой-такой ещё ведьмак? – преследовали его по жизни.

– О вас же легенды складывают! Песни гусляры поют. – Заблеял не хуже упомянутых стихотворцев корчмарь. – Вот уж не думал, что встречу когда-нибудь такого…

– Что совсем в ваших краях нашего брата не бывало? – поинтересовался Видан.

Лучащийся радостью взгляд сменился вселенской задумчивой печалью. Трун был из тех людей, у кого, что на уме, то и на лице. Удивительно, как он ещё не прогорел с такой открытостью? Должно быть, природная прижимистость и ухватистость спасали.

– Бывал и в здешних местах колдун. Всё с нечистью воевал. Тогда её много велось. Не то, что сейчас. Тогда-то и города ещё не было такого. Всё, в аккурат, в крепости помещалось. Один только мельник отдельно жил. Ну, так ему ж, и положено. Да с десяток общинников у дороги ютились. Я тогда совсем малой был. Так мы за ним ватагой носились, а он на нас ворчал и гонял, чтоб следом не ходили…

– И куда ваш колдун подевался? – усомнился его словам гость.

– А пропал… – развёл руками хозяин.

– Да, ну? – удивился в свою очередь ведьмак.

– Как есть, пропал! – Отчего-то вздохнул корчмарь, будто сожалея о несбывшейся мечте. – Молодой был, горячий. Себя не щадил. Вокруг нашего города защитный круг выстроил…

«Что-то я никакого круга не заметил, – подумал Видан. – Если и было нечто такое, то его срок уже давным-давно истёк…»

– А потом ушёл как-то в лес по делу какому-то и сгинул. Жаль, ох, как жаль…

Ведьмаку не очень-то верилось в такие сказки. Не может колдун просто так в лесу пропасть. Погибали, да, но так, чтобы ведьмачий совет об этом не узнал – никогда. На то и пожизненный знак каждый магический воитель в теле носит. Уж о чём, о чём, а о смерти всегда известно становится. А Распорядитель о нём даже не упомянул. Вышко не стал бы такого скрывать. Ушёл, наверное, их защитник. Причины этому могут быть разные. Но стоит у старинного друга об этом разузнать… мало ли?

– А как звали вашего ведьмака, откуда здесь появился? Может, я его знаю?

– Ох, не помню. – Скривился Трун. – Может, Акун?.. Ой, нет… не так… Иначе как-то. Я ж, тогда ещё совсем мальцом был. Почитай уже лет двадцать прошло… или больше?

Хозяин, явно, просто прикидывался непомнящим. И от этого, его возраст всё снижался. Не сочетался его восторг с забывчитостью.

– А сейчас, как у вас в городе, всё в порядке?

– У нас-то здесь тихо, мирно всё. Ну, так понятно, что обережный круг спасает. А окрест бывает по-всякому. Но не так чтобы уж слишком… нечисть шалила. Бывало, что шишига какая набедокурит, разгуляется. Так с ними и волхв здешний справлялся. – Чародеи они ж, такие – всё могут. – Так что всё ладно. Нечисти не видно, а нежити – и подавно. Разбойники и то, сильнее бедокурят… так за ними стражники присматривают.

– Угу, – кивнул ведьмак. – А что за парнишка там, у лестницы сидел?

– Какой парнишка? – сильно удивился собеседник.

– А лохматенький такой, тёмно русый в обносках? – подозрительно сощурился Видан.

– Мальчишка там был только один – это половой Мирошка. Он и коня в стойло повёл… Гости были… а больше никого не было! – На круглом лице хозяина отразилось недоумение. Он даже зашевелил губами, будто перебирал в памяти всех своих постояльцев и домочадцев. – Ежели, только Финька, – наконец выдал мужик, нахмурившись. – Так он дальше поварни никогда не ходит. Нечего ему среди достойных людей делать, калечному…

– Ладно, с этим опосля, – согласился ведьмак. Было в этом парнишке нечто такое, что наводило его на определённые мысли. – Не было, значит, не было. А как насчёт всего остального? Скажешь, что ничего странного у вас не происходит?

– Что может быть странного в нашем городке? Всё, как всегда: мир да гладь… – но глазки снова от собеседника отвёл.

– Врать только не советую, а то могу что-то нехорошее подумать, – заметил гость.

– Что можно нехорошее подумать о трактирщике, который к вам со всей душой! – вскинулся хозяин.

– Ну, например, что этот душевный человек, отчего-то решил скрытничать. Зачем-то он весь дом защитными амулетами и травами от нечисти обвесил – не поскупился… – И качнул головой в сторону знака на оконной раме, – вдруг, он причастен к тому, что творится в крепости? – Видан приложился губами к громадной глиняной кружке, наблюдая за сомнениями, но не испугом, Труна. И похвалил. – А сбитень хорош! Очень хорош. Давно такого не пробовал.

– Ну, это ж, Генка, дочка моя делает, – схватился за последние слова мужичок, как за соломинку. – Она мастерица у меня. На все руки сноровиста…

– Ты, никак, сосватать мне её решил? – усмехнулся колдун, не желая слишком уж давить расспросами.

– Что ж, не сосватать? Она девка справная. Коль по нраву придётся, без разговоров отдам… и приданое хорошее положу.

Видану даже интересно стало.

– А твоя-то выгода в чём?

– Выгода, выгода… как без неё? Осядешь здесь, и никто на наш городок не позарится, остерегутся. А коль спокойно будет, то и гостей прибавится… опять же ж, прибыль.

– Не спокойно, значит, всё-таки? – поймал его на слове ведьмак.

– Ну… – замялся хозяин. – Что-то в последнее время, как-то не так. В лесах за кругом обережным стали людишки пропадать. – Что-то, решив для себя, Трун спешно начал делиться своими догадками.

– Как же тогда ребятишки свободно по улицам бегают? Да и вон, гости твои в ночь уходить не боятся…

– Так мы ж, давно уяснили, – даже подался немного к собеседнику хозяин, – живи по правилам. Да! За метки в лесу не суйся. За полночь до рассвета не выходи. И будешь цел.

– Надо же?! А что за метки?

– Метки-то? Да, как от когтей медвежьих. Здоровенные такие, глубокие отметины – мимо не пройдёшь!

– И, что – даже за столько лет не заросли?

– А, то! – Воздел перст мужик. Но потом понизил голос. – И всё было славно. Все эти обереги и травы больше для приезжих развешаны. Они в дороге на что-нибудь нехорошее нарвутся. А здесь защита. Бояться нечего. И мне прибыток – все комнаты заняты. Даже летом гости в доме ночуют, а не на телегах возле своего скарба…

– И что же изменилось? – решил Видан направить мысли собеседника в нужное ему русло.

– Странно всё. Мелкая скотинка то, и раньше пропадала. Сейчас стала чаще. – Трун ещё приблизился к ведьмаку, даже табурет придвинул. Хотя, куда ближе было? И так вплотную. Но уж слишком опасался, что кто-нибудь подслушает. – Раньше, как было? Пастух проморгает или ослаблая какая потеряется. Вот её-то волки и подрежут. А теперь, самые лучшие, сытые животинки и не нашего, а тиунского стада! И, Анка, господская челядница болтала будто в крепостице …

Договорить им не дали. В дверь постучались. И русоволосая Генка, просунув круглую мордашку в комнату, громко возвестила:

– Тятя, там вас требуют! Господа купцы, – недоговорила и потупилась, краснея. Скрылась в коридоре.

– Так что, вот так вот, как-то, – недовольно крякнув, закончил хозяин свою речь. Поднялся, ухватил поднос с опустевшими плошками и вышел.

Видан, много чего ещё хотел бы вызнать у словоохотливого хозяина, но торопливость не была его чертой характера.

Глава 3

Лучина догорела. Уголёк ещё тлел, помаргивая некоторое время.

Видан лежал на постели, заложив руки за голову. Сон отчего-то не шёл. Странные, однако, люди! Вот только собственную дочь в жёны ему впервые предлагают. Зачем она ему?

Вспомнилось недавнее.

Жидкий рассвет ещё не проник в узкое оконце затянутое рыбьим пузырём, и в землянке было темно. Но чтобы видеть, не обязательно нужен свет. Видан двигался бесшумно: натянул исподнее, поверх него распашную плотную рубаху и кожаные штаны с множеством тайников и ремешков. Потянулся за поясом и услышал расслабленный голос:

– Уже уходишь…

Всё же она проснулась. Да, она не могла не проснуться, как он ни старался двигаться бесшумно, в этом они похожи, всегда чутка.

– Вестника из ковена прислали. – Отчего-то захотелось оправдаться, что оставляет её так скоро. – Не хотел тебя будить… Делов-то на пару недель, не больше.

– Подожди, соберу в дорогу. Хозяйка я, или нет?

Вспыхнул светоч, замигал сонным жёлтым огоньком. И тут же дом ожил. С шумом загудело в печи пламя и тут же опало. Ухват вытащил из горнила горшок. Невидимый помощник расставил на добротном, сверкающем чистотой столе припасы и пару деревянных тарелок, пару глиняных кружек.

Сама хозяйка вышла из-за занавески в одной длинной рубашке с распущенной гривой чёрных, как вороново крыло волос, отброшенных за спину. Видан залюбовался её стройной фигурой, вызывающей броской красотой. Утонул в болотной глубине глаз.

«Моя ведьма, мой жар в ночи, мой свет в пути…»

Он не мог похвастать такой показной молодостью. Годы испытаний наложили и на лицо, и на волосы свой след. И возраст скрывать, ему уже было бессмысленно.

– Что хороша? – поймала она его тёмный взгляд.

– Сама знаешь, Ягодка, – отвлечённо ответил мужчина, откладывая пояс на лавку.

– Запомни меня такой, – отчего-то сказала она, отводя взгляд. – А сейчас садись, поешь перед дорогой.

Всё время, пока он наворачивал пшённую кашу с зайчатиной, Ягода сидела напротив, опершись сложенными под подбородком руками на стол, и смотрела на него из-под длинных ресниц, грустно улыбаясь.

– Благодарю, хозяюшка, – поклонился Видан, – за хлеб, за соль, за приют.

Вороной нетерпеливо бил копытом у коновязи. Оседлать его, было делом нескольких минут. Снова спустился в землянку,подпоясался, приладил к ремню длинный нож и короткий меч. Сверху на плечи накинул чёрную кожаную накидку. Вынес и приторочил к седлу суму.

– Вот, возьми в дорогу, – протянула Ягода увесистый узелок и кожаную суму поменьше. – В этом припасы, что смогла на скорую руку собрать. А здесь снадобья и зелья разные. Сама варила и составляла…

– Ты у меня целительница знатная, – похвалил он. – Но зачем так много-то?

Но она только бросилась ему на шею, прижалась крепко- крепко.

– Что ты? Что ты? – отнял её голову от своей груди, заглянул в глубину зелёных глаз. Только разве поймёшь, если ведьма захочет что-либо скрыть? Отчего-то последний год расставания становились раз от раза больнее. – Не навсегда уезжаю, свидимся ещё!

– Дай-то боги! – выдохнула она, резко отстраняясь и отступая. – Поезжай Виданушка, добрый путь!

Ведьмак вскочил в седло. Не оглядываясь, поскакал длинной рысью, словно полетел. Индрик, пока под ногами было дикое поле, бежал во всю силу своей звериной стати. И вёрсты стлались саженями, размываясь от скорости. Но стоило показаться вдалеке человечьему жилью, прямо на ходу стал менять очертания, становясь неотличимым от угольно чёрного поблескивавшего ухоженной шерстью коня.

А Видану всё виделись затуманенные тоской такие странные и родные глаза. Они следили за ним, хранили его в пути, всегда были рядом.

***

Обеденный зал был ещё пуст, когда ведьмак спустился вниз и заглянул в поварню, откуда слышались лёгкий стук и шуршание. Здесь было жарко от топящихся печей и парящих котлов.

– Ой, как ты рано, – всплеснула руками хлопотавшая возле печи Генка. – Доброго утречка!

– Доброго, доброго, хозяюшка! – ответил Видан, проходя через всё пространство к широко распахнутой двери, ведущей на задний двор. И уже оттуда спросил, прислонившись к колоде и вдыхая утреннюю прохладу. – Покормишь постояльца?

Утро и вправду выдалось погожим, добрым на свежесть и тепло. Светило солнце. И ещё влажные от ночного ливня листья берёзы, притулившейся у стены конюшни, ослепительно сверкали колеблемые ветерком. Приподнявшаяся трава-мурава словно бы вспомнила об ушедшем лете, горела изумрудной зеленью.

Ведьмак щурился, как кот на завалинке и решал для себя проведать индрика или, коли уж напросился, сначала поесть. Генка разрешила его сомнения:

– Я сейчас споро всё справлю, – отчего-то взялась оправдываться девчонка. – Только прощения прошу, ещё ничего не сделано. Хлебы уже зарумянились. Готовы, хоть и в печи ещё. А каша только поставлена. Есть вчерашняя, хотя, тёплая… Будете?

От неуместного стыда она раскраснелась ещё больше, чем от духоты и жара.

– Не суетись, хозяюшка, – оглянулся на неё ведьмак. – Сойдёт и вчерашняя каша. Я не привередливый.

– Ты бы прошёл в горницу, любезный ведьмак. Там всё уже прибрано. Не то, что вчера было, когда купцы гуляли… Мирон вам всё принесёт, только кликну…

– А можно, хозяюшка, я здесь где-нибудь на краешке стола? – Прервал он метания.

– Ой, ну что ты… здесь угарно и места мало… – ещё больше засмущалась она. – И хозяин если узнает, что я вот так плохо дорогого гостя привечаю, то разгневается шибко.

– Мы ему ничего не скажем. – Улыбнулся Видан и подмигнул. – Мне ведь долго рассиживаться нечего. Дела есть. Поем, да уйду.

– Хорошо, – легко сдалась она. – Хозяин приказал ни в чём тебе не отказывать. Ты для нас самый дорогой гость!

«Дорогой, дорогой… и то, правда, с какой стороны не посмотри. Мал золотник, да дорог. Не всякий так сразу раскошелится…»

С края стола тут же были убраны векошники с приготовленными для готовки овощами и меры с засыпой. Постелен широкий рушник. И уже на него выставлены плошки с ломтями каши, кислый сыр и кружка взвара на воде.

– Где же сам Трун? – принимаясь за еду, спросил ведьмак.

– Хозяин, он на рынок с Балом отправился. Ещё до рассвета мальчишка от мясника прибегал. Что-то опять у пастухов случилось…

Генка продолжила стряпню и то и дело отбегала к плите. Теперь же, отворив заслонку, доставала деревянной лопатой на отдельный стол, укрытый чистой холстиной, пышные караваи. Всё пространство поварни наполнилось дивным ароматом свежеиспечённого хлеба.

– И что же там могло случиться? – поинтересовался Видан.

– Ой, ты ж, ничего не знаешь! – продолжая свою работу, говорила она, довольная тому, что нашёлся слушатель. – Уже год с лишком, творится что-то несусветное. Стала какая-то нечисть скотину резать…

– А почему нечисть? Может, волки шалят? – усомнился он.

– Может и волки, – стрельнула в него коротким взглядом девка, – только больно странные эти волки-то. Зверь обычно следы после себя оставляет. А этот – нет. Ты у охотников наших поспрошай, если интересно…

С высадкой хлебов она уже закончила и теперь укутывала их в многослойный полог и рогожу.

– Чудно! – подтолкнул её к дальнейшему рассказу ведьмак.

– Вот именно, что чудно! – подхватила она. – Не-ет, это не звери. Те нападают, от голода и, большей частью, тушу к себе утаскивают, если помеха есть. А пастухи наши с собаками стерегут или мальчишки целой ватагой. Учёные …

– Это-то понятно…

– Ну, да. – Повариха засуетилась между плитой и столами со снедью. – А этот или много их, кто разберёт? Скотину просто режут и на месте бросают. Пастушки кажут, страсть та ещё! Горло разодрано, а всё остальное не тронуто… да, и крови мало.

– Что ж, вы раньше тревогу не били?

– Так, ведь, не наша скотинка была, а тиуна! – Одарила его странным взглядом Генка. – Если ему безразлично, то, какое право у горожан в это дело встревать?

– И то, правда, – согласился с ней собеседник.

Интересно было бы узнать некоторые детали, но вряд ли девчонка из постоялого двора, проводящая большую часть времени между печкой и уборкой, знает подробности.

Едва различимые, даже с его слухом, шаги, плеск воды, поскрипывание натянутых сермяжин и натужное дыхание во дворе, прервали его размышления. Он еле удержался, чтобы не повернуться раньше времени, и сделал это резко только после восклицания Генки.

– Ну, наконец-то! Тебя, Финя, только за смертью посылать!

В двери, неуклюже переваливаясь, вошёл подросток в залатанных обносках с чужого плеча, тот самый, что вечером обретался возле лестницы. Он ловко двигался, неся два огромных ведра, более похожих на небольшие бочонки с ручками. Каждый из них вмещал, по меньшей мере, три обычных ведра. Селён!

Только было в его повадке нечто странное.

– Ставь скорее на место, – командовала Генка, не обращая внимания на попытки с его стороны, что-то сказать.

Ведьмак же, сузив глаза рассматривал пришельца. Он чувствовал то, что не заметил бы человек. От пацана несло кровью. Человеческой, свежей кровью, слегка разбавленной речной водой и росой. Не его кровью, чужой. На краях в бахрому истёртых рукавов, по низу рубахи и портов, виднелись размытые разводы. Но, явно, не замытые специально, а случившиеся сами собой от соприкосновения с мокрой травой или текущей водой.

Кровь была и на босых ступнях, и была она… удивительно знакомой ведьмаку.

– Там, та-ам… – хрипло выдал, наконец, парень. Каждое слово давалось ему с трудом, будто сквозь силу.

– Что там? – терпеливо, как к ребёнку, обернулась Генка.

– … дя-дя … – Финя снова запутался в звуках и словах, – я… я… лу-уга … Гря-зка мор-ный… там!

– Что? – не поняла девчонка.

Зато ведьмак вскочил с места, развернул к себе лицом мальчишку и, напирая силой, потребовал.

– Покажешь?

– Да! – с облегчением мотнул головой оборвыш.

Глава 4

У реки бил из земли ключ. Он был огорожен каменной кладкой в пару локтей высотой, создававшей нечто вроде широкого круглого колодца. Но воды в нём было так много, что она заполняла всё горло до самого верха и по жёлобу стекала вниз на каменное ложе и далее в речной поток.

Уже на выходе в луговину, огороженную от посягательств скотины загородкой из жердей, ведьмак учуял неладное. В густом тумане, всё ещё плотной завесой висевшим над рекой и краем берега, таилась опасность. Здесь всё застыло, словно в ожидании чего-то или кого-то. И если вокруг этого места уже кипела в звуках и движении жизнь. То там, в странной белёсой мути, воцарилась мёртвая тишина.

У самого забора они обогнали двух молодок, спешивших за водой.

Финя выскочил перед ними, замахал руками, замычал что-то неясное. Женщины рассмеялись и постарались обойти это несуразное препятствие. Одна даже замахнулась на него коромыслом, чтобы отвязался.

– Уйди, уйди, каженный! Отвяжись, проклятый!

Но Видан, шедший чуть позади, развернул их обратно одним движением, перегородив дорожку. Его послушались, хотя и неохотно – чужак. Уж очень непохож на здешних был вид сурового ведьмака. Впрочем, и силой слегка, дабы не заметно было, пришлось воспользоваться для убеждения.

Однако стоило поспешить, не равён час, ещё кто-нибудь притащится. И как только молодухи скрылись за ближайшим тыном, он двинулся в сторону родника.

Шелест песка под ногами нарушил покойную тишину. Завеса белёсого тумана, словно, тоже ждала чужака, дрогнула и стала быстро рассеиваться. Таинственный зверь, если и караулил что-то, лениво уходил, ускользал вслед за туманом, так и не проявив своей личины. Показалось, что глухо, как удары вёсел по воде, прозвучал шелест мощных крыльев, и серая тень пронеслась над водой.

– М-м у-у… – указывал всей пятернёй Финя куда-то вперёд в сторону несущей опавшую листву и поломанные бурей ветки воды.

Там из куста тальника торчала человеческая рука.

– Вытащить пытался? – укоризненно пробурчал Видан. – Зря. Никогда не трогай покойников, и даже не подходи ближе, чтобы не наследить. Не всегда такие как я, сведущие, первыми по зову придут. – Поучал он пацана, осматривая всё вокруг. – Ты же и виноват останешься…

Хм, а вот это было очень интересно. Финя, конечно, был невероятно силён для своего возраста. И только поэтому, ему удалось вытянуть мужичка из воды, правда, не полностью, а лишь головой на берег. Коряга, на которую тот нанизался, как на крючок, не позволила сделать большего.

– Ну-ка, малой, – позвал он добровольного помощника, – подмогни слегка. Покойников ты не боишься, посему, хватай его за руки и как скажу, тяни на берег.

И сам полез в воду освобождать труп из ловушки.

– Что ж тебя занесло сюда-то? – размышлял ведьмак, оглядывая изломанную фигуру мужика, чуть позже. – Мне или себе вчера гулять предлагал?

Привычка разговаривать с жертвами неизвестных сил уже давно укоренилась в нём. Сейчас он будто извинялся перед осмеянным накануне Грязкой. Ведь, ничего не желал дурного, только посмеялся о том, что под ливень попадёт – и на тебе, всё-таки сглазил!

Иногда ему казалось, что сама ведьминская сила издевается над ним, Виданом, что она отдельное разумное и своеобразное существо, неведомо как внедрённое в его тело и сознание. Потому и существует, хоть и вместе, но часто действует так, как ей вздумается.

Но рассуждать на эту застаревшую больную тему, Видану было особо некогда. Он осматривал выуженное тело.

Вид у трупа был такой, словно огромная собака схватила несчастного за шею со спины и долго трепала, как тряпичную куклу. Ведьмак задрал по очереди рукава и прилипшие к босым ступням штанины.

– И где же ты, человече, свою обувку потерял? – бормотал он при этом, ворочая покойника и, понятливо хмыкая. – Знатно ты вчера погулял, нечего сказать… О! И кто же это тебя так?..

За отворотом зипуна открылась премерзкая картина. И промокшая ткань с розовыми разводами нисколько не скрывала, а скорее указывала на причину смерти. Повинуясь своему какому-то внутреннему порыву, ведьмак задрал рубаху мертвеца, выпростав её из-под щегольского пояса.

– Любопытно, любопытно…

Видан поводил рукой над длинной сечёной раной в середине грудной клетки и нахмурился. Задумавшись, аккуратно вернул одежде прежний вид. Вгляделся в замершие мутные зрачки предмета своего исследования. После выпустил с ладони едва заметное сияние, запечатавшее веки жертвы чьей-то злой воли.

– Слушай, малый, – повернулся к молча наблюдавшему за его действиями Фине, – а нет ли поблизости какого-либо капища?

– М-м-мы… – попытался выдать тот, но ничего не вышло.

– К сожалению, мысли читать не умею. – Поделился своей «бедой» ведьмак. – Надо было бы научиться, да только по молодости, не стал. – Общаться он с парнишкой, сглаживая своё и его расстройство. – Один раз грязных людских мыслишек хапнул и понял, что не хочу их больше знать… а теперь, вот хотелось бы, иногда в работе сильно не достаёт, ан – нет! – поздно уже… Ладно, с этим мы после разберёмся…

Ещё раз осмотрелся, подтверждая свои мысли. От дождя трава, конечно, расправилась, поднялась ежом. Но даже слома нигде нет, ни натоптыша. Значит, убили не здесь. Надо найти это место. Обязательно.

Скорее всего, труп сюда принесли и отчего-то забросили в кусты, изображая попытку стащить в воду. Будто ичетик или шишига баловались. Да только всё не так… не той породы нечисть и действует иначе. И рана эта убийственная нанесена опытной человеческой рукой.

Из-за крайних землянок, где уже собрались любопытные людишки жалкой испуганной кучкой, показались гридни. Значит, бабы уже панику подняли и до замка дошло. Счастье, что Финя оказался здесь пертым, а ещё лучше, что он, Видан, успел всё нужное осмотреть до того, как на место прибыли стражники. Три воя и начальник с ними. Проснулись, однако…

– Стойте там, – приказал Видан таким тоном, какого ослушаться даже у десятника духу не хватило.

– Кто таков? – Грозно спросил старший, поправляя съехавшую железную шапку, то ли напяленную впопыхах, то ли вообще с чужой головы. Его подручные довольствовались стёгаными бумажными шапками. Сильно торопились.

– А? Кто? – прищурился на него ведьмак. – Меньше пить в сторожке надо. У старинушки, что вчера к воротам подходил, спроси, коль не ведаешь.

– А-а-а! – сообразил старший стражник. – Это тебя, знать, хозяин прислал.

– Меня. Видан из Чернорыбицы, – всё же представился ведьмак.

– Всё это с твоих слов, – буркнул десятник. Но кичиться не стал и сам назвался. – Ёрш, меня зовут. И всё что ни случиться, мне расследовать. – И указал на стражников. – Это мои помощники: Идан и Заря.

– Считай, что сегодня тебе повезло, Ёрш, – обрадовал его Видан, – пусть твои подручные толпу покараулят, а я тебе всё необходимое, сам расскажу. – Поманил за собой. – Очень интересный случай.

Ещё какое-то время, они, уже вдвоём, склонившись над трупом, тихо переговаривались. Слушая ведьмака, Ёрш всё взглядывал сурово, подозрительно на сжавшегося под его взглядом Финю, будто подозревал его в этом убийстве, а возможно, и ещё в чём-то. Видан не мог не замечать этого отношения, только уточнять в чём причина такого отношения – в личной ли неприязни, в почти рабском ли положении мальчишки или в чём-то ином – было не ко времени.

– И часто у вас такие происшествия случаются? – спросил он десятника, но тот только ещё больше насупился, отводя глаза. – Ясно, значит, пока с тиуном не поговорю, будешь нем, как печка?

Страж только оправил пышные усы и кивнул.

– У покойника семья есть? – перешёл Видан к делу.

– Есть, как не быть. – Десятник был уже в годах, хмурил брови, соображая. Поэтому отвечал с растяжкой, медленно. – И жёнка молодая есть на сносях и ребятишек пятеро – одни девчонки … родители. Лавошник он. Крупа там, мука, засыпа… родня мельнику Хому.

– Значит, воя и крика будет много, – подвёл итог ведьмак. И поманил десятника ближе к себе. – Сам смотри. Видишь? Дело нечисто. Нельзя его в земле хоронить. Кабы, не поднялся. Луна-то полная.

Страж испуганно сглотнул. Насупился. Но головой кивнул понятливо.

– Хуже всего, что сердце из грудины вырвано. Иначе чем сжечь, его не упокоить.

Мог бы добавить, что не иначе, чёрный ритуал кто-то проводил. Только ни к чему служивому такое знать, по крайней мере, сейчас. Но тот и сам что-то себе смекнул.

– Да, да… – согласился безропотно.

– Я мог бы и сам здесь всё прибрать. Но надо же, родичам с ним попрощаться. Не по-людски как-то иначе… – продолжал внушать ведьмак.

Тот наблюдал за тем, как ведьмак привычно заправляет одежду покойника. Как срывается с его руки печать, впитываясь в холодное тело.

– Проследи за всем сам, если вурдалаков в городке не хочешь получить. Эта дрянь, как чума плодится, стоит одному завестись. Мыть и обряжать будут, пригляди чтобы воду вылили в землю, одежду эту в погребальный костёр. К закату должен остаться только пепел. Иначе, беда!

Десятника передёрнуло от того, что придётся выслушать от родни Грязки, какой скандал ожидает, когда он станет заставлять срочно погребальную церемонию проводить, но и не верить присланному самим боярином ведьмаку основания не было.

– Всё сделаю, как велишь, – согласился он. Где-то землянками уже слышен был приближающийся женский крик с подвываниями. – Только как им объяснить, что случилось? Вся спина пробита и рана эта…

– Скажешь, – сощурился ведьмак, – что во хмелю на кусты ракитника свалился. Ворочался, пытаясь выбраться, пока не захлебнулся. Не сильно будет от правды отличаться. Главное, народ не напугать.

– Народ, да… бабы и так наплетут, напридумают того, что похлеще любой правды будет. – Глянул на приличную уже толпу горожан, оставивших все свои дела ради события. И осмелился просить. – Тогда уж и ты, мил человек, тиуну ничего не рассказывай. Сам после доложу. Очень он странный последнее время…

Видан кивнул соглашаясь.

– Я сейчас в крепость наведаюсь. Посмотрим, что тиун скажет. В записке его много непонятного, недосказанного. Но боярин всполошился. – И, наверное, от того что стражник показался ему достойным доверия, поделился. – Худо у вас здесь совсем, чую. Удивлюсь, если только животина господская пропадает, как Трун говорит.

И отчего-то не сильно удивился откровением:

– Так-то, оно так, только, – зашептал Ёрш, – не первый это мервяк.

– Ну, ну, начал, так договаривай… – потребовал Видан.

Десятник покосился на Финю, всё ещё топтавшегося рядом. Ведьмак жестом приказал отойти мальчишке. И тот, недовольно засопев, отошёл на несколько шагов.

– По весне от Рони бондаря, сбежали два кощея. Очень мастер по ним переживал. Деньги-то заплатил немалые… рабы хорошие ныне дорого стоят, – кашлянул в кулак и продолжил. – Потому искали их на совесть. А они пропали, будто на крылах унеслись. Опосля, луны две прошло, одного из протоки вынули. Он за вершу Дронову зацепился. Откуда принесло его неведомо. У него тако же, сердца не было. Ну, так вся брюшина была рыбами разъедена. Голова сворочена. Не обратили особого внимания. Даже посмеялись, что вместо воли полную свободу получил. А теперь, вдруг, вспомнилось.

– А второго, значит, не нашли… – протянул ведьмак.

– Да. Решили, что ушёл. А, вдруг – нет? – Десятник оглянулся на женский вскрик, раздавшийся уже совсем близко. Дородная матрона пыталась пробиться сквозь, загородивших проход стражников. – Вот и родня прискакала. Всё, пойду распоряжаться. – Ёрш уже сделал пару шагов в сторону толпы, но обернулся. – Только тебе я ничего про беглых не сказывал.

– Согласен, – кивнул Видан. – Пойдём, Финя, у тебя работа есть. Да и мне пора к управляющему наведаться.

Глава 5

Тиун Вторышко Борзято Киселевич грузной тушей восседал за столом в широкой горнице. На его оплывшем от обильного ли возлияния или от неумеренного обжорства лице, отражалось море неудовольствия и скрытого раздражения, только не того панического почти животного страха, которые читались за строками им лично нацарапанного письма к боярину Хоромиру.

Рядом с ним на лавке сидела молодая жёнка и гладила мужа по плотному плечу, словно успокаивала, старалась казаться неприметной. Но что-то в этой чернявой красавице привлекало внимание помимо её собственной воли. Возможно, что она слишком старалась подчеркнуть свою принадлежность и малую значимость?

Вторышко пил квас из широкой чаши, словно на тризне, и поглядывал хмуро. Принимая послание боярина, он задержал неприязненный взгляд на Видане. И без слов стало понятно, что лёгким это расследование не будет:

– Ведьмак, значит, – тяжело процедил тиун, – с полномочиями доверенного лица князя Милонега Родимовича. А к нам какими судьбами?

Хм, удивил, так удивил! А не сам ли, письмишко боярину сочинял? Но самого послания у ведьмака, конечно, нет – предъявить было нечего.

– Боярин Хоромир нанял проверить свои угодья, – уклончиво ответил он.

– Что ж, – крякнул в кулак Вторышко, оправил длинные седые усы, – коли требуется, то проверяй. Только у нас всё в порядке. Разбойников нет. Нечисть не шалит. Нежить не поднимается. Всё ладно, да складно…

Очень хотелось бы сказать … много чего сказать: и о происшествии на берегу, и о том, как вся ведьмачья натура кричит от ощущения дальнейших несчастий для жителей Верхних Дубов, с прошлой ночи уже точно не мирных. Но он промолчал в особенности ещё от того, как свою речь закончил надменный тиун.

– … правда Агатушка? – И подобострастно заглянул своей жене в глаза, будто ребёнок, спрашивающий строгую мать.

– Правда, милок мой, правда, – ответила Агата, всё так же поглаживая мужа по плечу. И неожиданно с лукавым вызовом глянула на гостя. Короток был взгляд серых почти бесцветных глаз, но ёмок. Сказал он намного больше, чем могли выразить слова.

Перед Виданом была – ведьма? – нет, нет, нет, что-то не то таилось в глубине. Не просто ведьма. На него будто пахнуло тленом пекельного мира. Кто она?

Во взгляде читалось предупреждение: «Я здесь хозяйка!»

И правда со всей своей непритязательной простотой открылась ведьмаку. Агата подчинила себе и тиуна, и, наверное, всех, кого хотела из родников.

– Вот, видишь – расследовать здесь нечего, – припечатал Вторышко, увесисто хлопнув пухлой ладонью по скатерти.

– Просто так уехать не могу, – развёл руками Видан. – Мне после перед конклавом, да перед боярином Хоромиром ответ держать. А что я им скажу? Приехал, да уехал?

– Это-то, да, – невольно согласился тиун. – Мой старший брат просто так всё не спустит. Слишком уж дотошный нрав…

И поджал губы. Глянул на жену и распорядился:

– Ну, коль, тебе надо, то осматривайся, – продолжил, – мешать не буду. Но, как дела закончишь, то не мешкай! Нечего народ смущать.

«Уезжай, ведьмак! Уезжай, если не хочешь худа…» – прошелестело в воздухе.

За стол боярского посланника так и не пригласили, показывая этим всё своё отношение к визиту тёмного воина, чему он был очень рад, ибо отказаться бы не посмел. Но травиться желания так же, не возникало, слишком хорошо он знал аромат дурманящих разум трав, которыми щедро приправили еду.

Видан поясно поклонился и вышел вон. Теперь, когда с представлением было закончено, можно было осмотреться более детально. Призрачный ворон уже заждался его, паря в вышине, и глянув его глазами на крепость, ведьмак, прежде всего, направился в сторону капища.

Индрик, больше для виду, привязанный у коновязи, вопросительно заржал. И ведьмак подошёл, погладил его по узкой морде, отвечая на немой вопрос:

– Подожди, Громушка, скоро поскачем, – отправился дальше.

Требище стояло на самой вершине холма, огороженное от мирской суеты частоколом на самом высоком месте крепости в удалении от всех построек в окружении бузины, в плетении хмеля, увившего забор.

Отведя от лица свешивающиеся побеги, образовавшие арку над входом, ведьмак ступил внутрь.

Божье место удивило своей заброшенностью. Древние идолы: Род и Макошь, Велес хмуро и, как показалось на первый взгляд ведьмаку, как-то виновато, взирали с высоты на гостя. Потускневшие от времени лики. Слишком чистые омытые ни одним ливнем жертвенники. Сорные травы, заполонившие всё пространство…

Ведьмак прикинул, когда был последний праздник, который никак не мог пройти без подношений родовым богам – совсем недавно. Значит, никого здесь не было из горожан.

В вышине надсадно закаркали, забеспокоились вороны, почуяв призрачного собрата, закружились в военном танце. Но что эти охранники из плоти и крови могли противопоставить своему бестелесному сопернику?

Снова, как вечером, выпустил свою силу на короткое время и несказанно удивился. Над святилищем мерцала чистая сила, столбом уходя в бездонную небесную глубину. Древние всё ещё стойко держали оборону от чёрной энергии, бившей из-под земли по всей территории замка.

– Благодарю вас Светлые за то, что не оставляете род людской от своей защиты, – приклонил колени перед суровыми божествами. Поднялся и, купаясь в чистых потоках, заговорил нараспев священные вирши.

Слова молитвы текли медленно и плавно, как и положено, перед принесением священных даров, пока кружил он по ходу солнца, обходя идолов. Принося требу не стоило спешить. Вынул из-за пазухи заранее приготовленный рушник, расстелил на жертвеннике, выложил подношение: хлеб, вино заморское вылил в широкую чашу.

После поднялся и отошёл на почтительное расстояние, чтобы узреть чудо. Колышущимся маревом накрыло его подношение, неосязаемый ветерок зашевелил, поднимая, края льняной ткани, словно невидимые длани собирали, сворачивали гостинцы. Растаяли дары, будто и не было. Жертва была принята так, как случалось редко.

За спиной послышались шарканье и покряхтывание. В ворота медленно вошёл старик, седой, как лунь, в линялой залатанной одёжке с узелком в руках, как-то по-воровски оглядываясь, будто боясь чего-то. Узрел Видана, и обомлел.

– Что, отец, не ожидал здесь кого-либо встретить? Место, вроде бы намоленое…

Старик отмер, решился приблизиться.

– Давно здесь никого не видел, – надсадно закашлялся, хватаясь свободной рукой за грудь. – Уж, почитай, год, как кудесник наш помер, а хозяин в крепость простолюдинов пускать запретил. Так никто сюда и не наведывался… стражники, если только, тайно.

По голосу Видан узнал в нём вечернего знакомца, и ему стало ещё более подозрительно, всё, что происходило в этом городище.

– А ты, что же? – спросил ведьмак. – Господского гнева не боишься?

– Стар я уже, чтобы смерти бояться, – взглянул на него почти прозрачными серыми глазами дед. – Мне больше ничего на этом свете не осталось. Пора в Пекельное царство перебираться.

– За что ж, туда-то?

– Каждому есть, за что ответ держать, – грустно заметил он. – А теперь оставь меня, чужак, надобно просьбу на требу выполнить. Если наша ведьма прознает, то худо не только мне будет…

Видану ничего не оставалось, как уйти.

Ведьма, значит? Может и так… И никаких сомнений не возникало о ком упомянул старина. Вряд ли здесь есть какая-то другая, кроме Агаты. Если все о её влиянии знают и молчат, то помощи не жди. Правды тоже никто не скажет – побоятся.

Сутки ещё не прошли, как приехал, а уже голова кругом!

Если не знаешь с чего распутывать клубок событий, то стоит схватиться за тот конец, который оказался на виду. Пройдясь по крепости, ведьмак видел всё то же и не обнаружил практически ничего нового, что могло бы стать зацепкой.

Видимый мир занимался своими обыденными делами. Сторожа заняли свои места на стенах. И в обеих башенках у ворот появились охранники. Ратники, свободные от службы, занимались на стрельбище или рубились на мечах.

На него только косились, не задирались и спрашивали – кто таков.

Прачки развешивали бельё на слегах, пользуясь солнечным днём. Гремели посудой на поварне. Суетилась челядь. С визгом носились хозяйские отпрыски вперемешку с детьми челяди. То и дело въезжали и выезжали телеги.

К обестине вернулся десятник в одиночестве. Подошёл прежде, чем идти к тиуну на доклад, и шепнул, что всё улажено. Староста торговцев уже закладывает краду.

Ведьмак, пройдясь по двору, поднялся на стену, огляделся. Весь городок был, как на ладони. А вокруг леса. Леса, леса – и справа и слева, насколько хватало зрения. Леса сосновые и смешанные с пропалинами просек и отвоёванных у деревьев полей. Обмелевшее русло всё ещё широкой реки, слишком резко переходящее в заросли ивняка. Гнилое болото со странной туманной пеленой.

Ему никто не препятствовал в осмотре боярского хозяйства, разве что в женский терем ему вход был заказан. А если что-то и могло его заинтересовать, то находилось оно именно там, где жила Агата. Именно её откровенный лукавый вызывающий взгляд не оставлял даже толики сомнения в том, что все странности совершаются с её участием.

Обстоятельство с прошением к боярину Хоромиру ведьмак мог объяснить только каким-то странным стечением обстоятельств. Отчего-то Вторышко на время очухался от туманящих разум трав и сильно испугался увиденному, вот и состряпал, и отослал это сумбурное послание брату, взывая о помощи. И жёнушка отчего-то не стала ему мешать.

Интересно, почему?

Теперь же, всё было снова под контролем, что ему прямо и показала хозяйка замка. А ты, ведьмак, иди, смотри, ищи, где дозволено. Ты связан законом княжеским и уставом конклава ведьмаков, а я, Агата, никому никаких обязательств не давала. Творю, что хочу. Использование трав и зелий ещё нужно доказать. Засвидетельствовать вредоносное действие должны, как минимум двое.

А его-то этого действия воочую не видно. Так ничего особенного. Ну, пьянствует тиун частенько – так с кем не бывает? Нервничает, злится из-за неурядиц и постоянного падежа скота, вот и гасит эту агрессию умная жена, чтобы спокойнее был и на людей не срывался. А что травки использует очень уж подозрительные – так не учёная ведьма же! – что посоветовали, то и даёт. Пойди, докажи.

Для вызова второго ведьмака нужны более серьёзные причины.

И она прекрасно понимала свою неуязвимость, а значит и не беспокоилась.

Видан сделал, пожалуй, всё, что мог на этот момент. Обошёл всю территорию, осмотрел постройки: амбары, конюшни, казарму и людские. Даже поднялся на сторожевые вышки, прогулялся по стенам ещё раз, но всё впустую.

Попытался пустить поисковик, но невидимый мир был заполнен тёмной энергией, которая отчего-то не пускала его силу, скрывала, искажала пространство, даже, несмотря, на родственность колдовства. Ему, как и всем, очень грамотно отводили глаза.

Не оставалось ничего делать, как выметаться из крепости.

Поэтому он решил, вначале распутать ночное происшествие, тем более что совершенно не сомневался в непосредственной связи всех событий.

Поисковая нить, пущенная от двери, где ведьмак столкнулся с наквасившимся мужичком, повела его вдоль по улице.

Уже через короткое время, Видан прекрасно представлял всё его путешествие, и то, что здесь случилось, словно, видел собственными глазами, словно следил. Вот Грязка идёт под ливнем, быстро, как может, передвигая ноги, постепенно трезвеет и, вдруг, замирает на месте…

А потом? Потом поисковая нить растаяла, будто исчез человек посередь дороги. Колдовство было добротно наложено. Но у индрика было особое чутьё, недаром он одной парой ног всегда в нави, а другой в яви.

Чудесный конь фыркнул, мотнул головой и медленно двинулся вперёд. Он то и дело останавливался, но двигался в сторону пойменной луговины.

А Видан рассуждал о том, что же так могло подействовать на Грязко, заставив потерять себя?

Что-то его привлекло, поманило так, что он забыл обо всём. Шарахнулся в сторону. Побежал, как ни странно в сторону обратную своему дому, к которому стремился.

Индрик шёл по следу, брезгливо пофыркивая, что-то его нервировало и злило. Наверное, он видел и чуял значительно больше своего хозяина. И Видан, уже в который раз сожалел, что его верный помощник лишён дара речи.

Петляющая между палисадами нить провела краем господской разделяющей полосы вдоль течения реки, спустилась к излучине, густо заросшей ивняком, туда, где она мелела, постепенно превращаясь в болото. С этой стороны крепости не было жилищ, только изрезанный оврагами берег в узорах протоптанных стадами троп.

Отчаянно каркнул в вышине призрачный ворон, предупреждая об опасности.

На проплешине меж стройных стволов молодого березняка у чёрного ровного, как стол, камня топтался огромный белый волк, кружил, что-то вынюхивал на земле. Возвращался к протоптанной стёжке, ведшей через заросли и обратно к камню, вёл себя, как пёс, который внезапно потерял след.

Это было интересно. Белый волк и сам по себе большая редкость. А уж его поведение, совсем ни в какие рамки не входило, слишком разумное. Оборотень или просто волк-одиночка? О том, что это слуга Велеса думать не хотелось. Прошлая встреча с божеством лично ему не принесла ничего хорошего, лишь тревогу и печаль о будущем. Только и в случайные совпадения ведьмак не верил, скорее в закономерность следующих друг за другом событий.

Видан поторопил своего коня. Но, как бы мягко не ступал индрик, волк всё же насторожился, уловив приближение нежданных гостей. И когда они показались на полянке, заметить удалось, только светлую спину, мелькнувшую среди густой зелени подлеска.

Первой мыслью было догнать беглеца. Возможно, что перед ним был виновник расправы над тиунским стадом.

Открывшаяся во всех подробностях картина заставила отложить выяснение этого до следующего раза, если таковой представится.

Камень-стол был чёрен не по природе своей, а от того, что пропитался кровью, которую не мог уже смыть ни один ливень. Тёмно серый от природы он стал черновато бурым с потёками от обильных подношений.

У этого места был хозяин или хозяйка. Кудесник умело скрывал свою природу. А коли есть чёрный волхв, значит, должен быть и страж.

Видан спешился, пустив индрика рыскать свободно, а сам занялся обследованием находки. Но зверь чувствовал некую тревогу, нервно озирался, старался быть ближе к ведьмаку. И это было настолько необычно в его поведении, что пришлось выпустить немного силы, чтобы оградить себя от неожиданного вторжения.

Здесь было чисто. Никакой сорной травы, только низко выкошенный зелёный ковёр. Очищенная от вездесущих мхов и лишайников, всегда покрывающих камни в сырых местах, длинная плита из известняка с выбитыми бороздками и углублениями для стока крови.

Осознание, что он оказался на старинном капище, было неожиданным открытием. Камень был опосредованным алтарём и малым жертвенником Чернобога. Древним настолько, что значения некоторых рун, которые в изобилии покрывали обтёсанные бока камня, ведьмак не знал.

Нет, он не мог похвастаться тем, что за свой долгий век изучил все письмена – не был книжником, больше практиком. Только редко что-либо могло его удивить настолько сильно. Все эти непонятные знаки так хитро вплетались в текст, что высеченное послание полностью теряло смысл, превращаясь в бесполезный набор слов.

Жертвенником пользовались регулярно, достаточно часто, чтобы навести на неприятные мысли и предположения пепельным ворохом прожитых лет закруживших в голове.

Он ещё раз обошёл алтарь. Солнечные лучи уже знатно облизали поверхность, высушили, сделав безликой. Только в самом низу возле земли таилась влага, окрасившая перчатку в сгустки свернувшейся крови.

Видан приблизил пальцы к носу. Металлический запах ударил по нервным окончаниям знакомым сочетанием.

Да, он не ошибся, именно здесь прошлой ночью свершилось убийство. Именно здесь закончил свои дни Грязко. Кровавая треба свободным человеком тёмному властелину.

Грязко пришёл сюда сам, одурманенный каким-то зовом. Ведьмак вспомнил безмятежное выражение лица покойника – мужичок до самого конца так и не понял, что с ним собираются сотворить, так и ушёл в блаженном состоянии неведения.

Ведьмак снял бересту с нескольких наиболее массивных стволов и занялся копированием. То, что эта загадка имеет непосредственное отношение ко всему происходящему в округе, он не сомневался.

С тех самых пор, когда люди заключили с конклавом ведьмаков договор на защиту своих земель в лице удельных Князей и Совета волхвов, человеческие жертвы были запрещены. Слишком дорого для всех обошлась последняя война с тёмными силами. Прошло уже больше трёх столетий, но всё ещё, то там, то здесь кто-нибудь, да переходит грань дозволенного.

Индрик предупреждающе утробно зарычал, скрипнул зубами. Дрогнула охранная вязь. И ведьмак напрягся, зашарил глазами по берегу, ожидая, но не находя никаких признаков движения. Только шумел ветер в кронах березняка. Только качалась осока и заросли тонких прутов лозины, спускавшихся к воде дружной порослью.

Но уже висла над поляной какая-то вязкая настороженная тишь, словно куполом накрывая пространство. И только одно существо могло так охотиться. В это не верилось, но рука привычно и бесшумно вытянула из ножен меч, а пальцы другой заискрились, выплетая заготовку, которая по обстоятельствам могла преобразоваться в необходимое оружие или защиту.

Мелькнул справа край чёрного костяного гребня. Дрогнул низкий подлесок. Обходя дрожащий осинник, длинное чёрное тело «охранника» блеснуло на солнце чешуёй. Зверь подбирался ближе, скрываясь в зарослях, словно давал время незваным гостям ретироваться.

«Странно себя ведёт, – подумал ведьмак. На это можно было дать лишь одно объяснение. – Или слишком сыт, или …»

Ответ не замедлил себя показать.

Над краем поляны взвилась уродливая голова с нелепой, похожей на птичий клюв мордой. Длинное змеиное тело, ещё мокрое от воды, из которой он вылез, рассеивало радужные сполохи. Острошипый костяной гребень расправился, устрашая. Показывая злость, чудище зашипело, выставляя напоказ парные клыки. Сверкнули золотом вертикальные зрачки.

Аспид выполз ближе, глубоко впиваясь когтями в дёрн, тяжело и как-то неуклюже переступая. Трепыхнул кожистыми крылышками.

И у Видана пропало всякое желание его убивать. Ибо перед ним был малыш, всего в семь шагов в длину. Но и раздумывать, что с ним делать не пришлось. Ибо индрик видя своего лютого врага, осознал, что тот ещё глуп и слаб, бросился вперёд, показывая всю свою суть.

Ни остановить боевого друга, ни защитить ведьмак не успел. Всё произошло до нелепого, дурно. Безрассудство наказуемо. Индрик предполагал покончить со змеёнышем одним махом, одним укусом, схватив за горло. Но аспид извернулся, проявив поразительную для своего возраста ловкость, отпрянул в сторону. Зубы зверя клацнули, хватая воздух. И тут же взвился, шипя, змеиный хвост, жаля противника в заднюю ногу.

Индрик отпрыгнул и завалился набок, теряя всю свою отвагу и нахрапистость. Пристыженно взвыл. Постарался вскочить, но снова упал, теряя силу. Яд уже начал своё убийственное действо, парализуя жертву.

Только одно было хорошо в этот момент – уже никто не загораживал аспида. Выстрелила магическая сеть, пеленая взметнувшегося вверх змея. Судорожно забился он в ловушке, коконом оплетавшей опасного малыша.

– Что же ты так? – бросился к другу ведьмак, доставая из седельной сумки иглы и противоядие. Ввёл болезненную сыворотку. – Эх, не ожидал от тебя такой подставы…

Индрик жалобно заскулил, как побитый пёс, чувствуя свою вину. Принял безропотно зелье, пряча взгляд кошачьих глаз. Вытянулся, ожидая, когда полегчает.

Видан только покачал головой, укоризненно, и отправился рассматривать добычу. Змеёныш спал, погружённый в стазис магическим воздействием ловчей сети. Она скрутила его наподобие улитки для удобства перевозки, но нисколько не скрыла его природы.

Аспид был чрезвычайно молод, а от этого неопытен, именно поэтому всё обошлось так легко. И если бы не инициатива зверя, отвлёкшего на себя внимание, хотя и частично помешавшего ему бескровно поймать охранника этого места, то возни было бы чуть больше, но результат всё равно, предрешён.

Теперь же, Видана занимало два вопроса. Змеёнышу было от силы недели две. Его жалкие крылышки ещё не отросли, шкура была очень тонкой, да и яд, слабоват. Тот, кто был хозяином этого места, перенёс малыша откуда-то совсем недавно. А значит, где-то есть гнездо!

Обычно самка аспида высиживает три яйца, сооружая тёплое логово где-нибудь в болотной топи. Выкармливает детёнышей до того, как они встанут на крыло. Чародеи всегда любили приручать опасную тварюшку. Охранник из него великолепный, лучше любого призрачного пса.

Вот только людскому поселению, где приживётся такая дикая гадина, завидовать не приходится. Слишком быстро змей понимает, что проще охотиться на овец и коз, а после и на коров из общинного стада, чем гоняться за добычей по лесам. А там и до людоедства недалеко.

И в свете этого, у него, Видана, появляется ещё одна задача – найти либо гнездо, либо самих аспидов, если здешний кудесник растащил их по своим заветным местам. А после этого, нет – всё же, именно сейчас – стоило задуматься – куда девать добычу и как, впоследствии, её переправить в бестиарий конклава.

Глава 7

– Нет, нет, нет, милчеловек, – отнекивался Трун, изредка отирая вспотевший от страха лоб рукавом вышитой рубахи.

Они стояли возле постоялого двора под взглядами ошарашенных жителей, впервые узревших такое чудо, как аспид, а главное, осознавших, что чудовище обитало буквально под боком. И если бы не погребальная церемония, отвлёкшая на себя значительное количество людей, толпа была бы значительно больше.

– Мне нужно всего лишь пристроить змея на пару дней в каком-нибудь подвале или леднике, – пытался по-хорошему договориться ведьмак. – Я хорошо заплачу. Золотом.

– Ну-у… – протянул Трун, уже не так отчаянно сопротивляясь. Слово «золото» имело на него поистине магическое влияние. Внутренняя борьба между страхом и алчностью, явно склонялась к меркантильным интересам.

– Змей погружён в глубокий сон и не проснётся, даже если его будут резать на куски, – добил его сомнения ведьмак. – Если всё пройдёт без происшествий, то прибавлю сверху ещё пару золотников.

– Ладно, ладно, – наконец-то решился хозяин постоялого двора, – есть у меня погреб…

Трун оглянулся на людей, отчего-то передёрнул плечами, как от озноба, и решительно повёл за собой ведьмака во двор, захлопнув ворота прямо перед носами самых любопытных, ринувшихся следом.

Но повёл ведьмака совсем не в ту сторону, где широкими валами тянулись погреба, а куда-то вбок за конюшни, где высились горы навоза и складировался всякий хлам. Там он ещё раз огляделся на предмет того, а не подглядывает ли чей-то дотошный взор. И лишь убедившись в уединённости, стал оттаскивать в сторону ящики и рассохшиеся бочки.

Видан не остался в стороне. Под конец, оттащив совместно остов от старой телеги, обнаружили крепко сбитый деревянный щит. Под ним оказался схрон. В яму спускалась шаткая приставная лестница. Ведьмак с интересом взглянул на хозяина.

– Вот так, вот как-то, – неопределённо развёл руками Трун и прищурился.

Незачем было расспрашивать его о предназначении сего места, хотя беспокойное любопытство и кольнуло – у торгового люда свои секреты. Поэтому, ведьмак аккуратно снял со своего коня поклажу и стал спускаться вниз, боясь в любой момент сорваться. Однако лесенка не подвела: она скрипела, прогиналась под тяжестью, грозя вот-вот обломиться, но выдержала.

Внизу было сухо и чисто. А в сторону соседского двора шёл достаточно широкий лаз, открывавший такую же чистуюи сухую комнатку, пять на пять шагов. И, хотя, такому великану, по человеческим меркам, как Видан, передвигаться по ней можно было согнувшись в три погибели, обычному человеку потолок едва доходил до макушки. И когда ведьмак, оставив свой груз, поднялся наверх, Трун подтвердил его соображения по поводу назначения этого места.

– Это ещё мой дед рыл, – гордо заявил он, – уж больно лихие времена были: то ворог захватить пытался, то соседи шалили, а то и разбойники наведывались… От нечисти, правда, там не укроешься. А так, мало ли что! – То ли оправдывался, то ли делился тревогами хозяин, укладывая всё на место. – Берегу на всякий случай. Жизнь, она такая непредсказуемая …

Непредсказуемая – это да. Ещё ни одно пророчество, высказанное волхвами, не сбывалось именно так, как предрекалось. Провидцы и сами порой себе не верили. Вот ему, Видану, много чего было предначертано. И если бы всё свершилось, то уже давным-давно не было бы его на белом свете. Только простому люду об этом знать было не обязательно. Они получали надежду на будущее счастье или указание на беду дозировано, чтобы жили спокойно без ропота.

Ведьмака несколько озадачивал его недосмотренный сон. И какое отношение он имел к его нынешнему заданию, и имел ли вообще? Прозвучавшее в разговоре с Труном имя Анка, так похожее на Аника из видения, не давало ему покоя. Он то и дело, возвращался к нему. Но спрашивать пока что, заостряя интерес на этом имени, не стоило. Надо как-нибудь исподволь вызнать.

– Слушай, Трун, – обратился он к хозяину, а нет ли у вас в городе какой-нибудь знахарки или травницы.

– Неужто, эта змеюка тебе навредила? – ужаснулся хозяин.

– Нет. Мне помощь не нужна. А вот коню досталось, – доверительно посетовал ведьмак.

Гром сильно прихрамывал, но усердно тащил врага на спине, пока они возвращались. И даже теперь основательно припадал на правую ногу. Яд отступил, но рана теперь будет заживать несколько дней. Травы ему, и впрямь бы, не помешали, но знахарка интересовала его и по другой причине.

– Есть, как не быть, – засуетился хозяин, – тётка Улита. Она и травница и знахарка. Раньше они вдвоём с сестрой народ пользовали. Сама-то она больше по травам промышляла, зелья готовила. А теперь, вот, как Сурия к богам отправилась, так всё сама.

Они уже пристроили в конюшне Грома и шли к дому. Видан оглянулся. В дверях с вилами в руках стоял Возило на своих козлиных ножках и горестно качал лохматой головой. Хозяин скотного двора и рад бы отругать ведьмака за то, что не уберёг своего коня, только не смеет.

– А говорят, что ведьмы три века живут! – горестно вздохнул Трун. – Очень уж хорошая была лекарка Сурия…

– Ведьмы, как и ведьмаки, обычно живут, пока их не убьют, – усмехнулся Видан.

– Не-ет, – протянул хозяин, – шутишь, ведьмак? Кому ж, понадобилось лекарку убивать, тем более тёщу тиуна? Себе такое действо дороже! Да и дочь её сама ведающая, она бы просто так это не оставила бы… Агата она немного не того, – понизил голос, – от настроения зависит. То остановится сбитня отведать и одарить готова, смеётся, а то – как зыркнет глазищами своими – так сам готов под землю провалиться от страха… Если были бы сомнения, она бы того убивца непременно отыскала!

Трун ещё что-то бурчал несогласное себе под нос, а ведьмак его больше не слушал, спросил только уже в доме:

– А сколько же ей было лет? Сурии?

– Дак, моя ровесница, вместе в одних рубахах в голопузом детстве бегали…

– Да, рановато…

Вот уж, чего у ведьмовской породы не отнять, так это долголетие. И ещё, никому не под силу убить знающую, если только она сама не пожелает от своей силы избавиться, поделившись с родной кровью. А, вот после, уже становится она слабее человека. Тогда и убивать, пожалуй, не придётся – сама от самой лёгкой лихорадки помрёт.

Было над чем поразмыслить… Получалась очень странная цепь совпадений. Пока что очень короткая, но знаменательная: исчез ведьмак, спустя несколько лет неизвестно отчего умерла молодая сильная ведьма, но зато появилась другая. И внутреннее чутьё подсказывало, что все эти события как-то связаны, и есть ещё звенья скрытые.

В обедне в этот вечер было не так много народу: постояльцы и несколько завсегдатаев, по словам Генки. Ведьмак устроился в уголке, напустив совсем немного отвода глаз вокруг своей персоны.

Носился Мирошка, разнося заказы. Посетители обсуждали какие-то свои дела, а Видан, потягивая неспешно пиво, прислушивался, стараясь выудить из сплетен и оговорок нечто полезное для своего расследования. Но такового было мало: всё житейские дела.

О его знаменательной добыче, взбудоражившей всё население, общество, уже несколько подзабыло, уходя в разряд баек. Из чего ведьмак сделал вывод о том, что подобная находка не такая уж и редкость для Верхних Дубов. Наверняка, видели кого-то, слышали что-то, замечали. И это подтвердил охотник, который привёз хозяину тушу кабана, да так и остался. Странных тварей в лесах было довольно.

– … слышу, кто-то поёт, – доверительно наклонившись к приятелю, рассказывал тот, поглядывая по сторонам. – Думаю, что за девка, так далеко забрела?

– Ну? – нетерпеливо вперился в собеседника тот.

– Вот и ну! – слегка хлопнул ладонью по столу Байщик. – Подкрался ближе. А на дубу сидит огромная пёстрая птица.

– Небось, филина углядел… – иронично заметил друг.

– Ан, не-ет! – протянул охотник. – Повернула она ко мне голову, а лицо-то у неё – человечье! И так на племянницу бабки Улиты похожа, на жёнку тиунову, какой она в девках бегала…

– Да, ну-у! Врёшь. Не слыхивал я о таком, сколь лет на земле живу, сколь охотой промышляю: чтобы в наших лесах такое диво водилось!

– Деваной и Святобором клянусь! – приложил руку к груди хмельной мужик. И принёс страшную клятву. – Чтоб мне лютой смертью умереть, если лгу!

Замер, ожидая расправы немедленной. Но ничего не случилось.

– Боги с тобой, Байщик! – испугался собеседник.

– То-то, же! – снова понизил голос рассказчик. – Правду истинную говорю! Хороша, зараза, век бы на неё смотрел. – Из груди его вырвался то ли вздох, то ли стон. – Дева эта крылатая усмехнулась мне хитро и так сладостно запела, что обо всём забыл. Верь не верь, а так и есть. Совсем себя потерял. А когда очнулся, то уж солнце садиться стало. Глядь, а всё кругом пусто и птица исчезла… – Он хлебнул из кружки хмельного и заметил. – А ты ещё спрашиваешь, отчего, так поздно вернулся, да почти пустой…

Подпёр рукой буйну голову и уставился в стену, словно затосковал о чём-то недоступном.

– И где ж, такое чудо обнаружилось? – никак не мог успокоиться друг.

– Тебе-то пошто? – хмуро взглянул Байщик. – Где было – там уж нету…

– Да, так… вдруг и мне что-нить такое привидится, али встретится?

– Молод больно ты, Яр, на дев заглядываться, – сердито бросил ему товарищ. – Сначала для своей Зайки на погляд монету насобирай, а после … Хотя и после не стоит.

Дальше их разговор ушёл в иную сторону и перестал быть интересен для ведьмака. Его привлекло движение возле лестницы. Вот – не было никого, после – смазанное движение сгустило тень, а после – уже сидел на том же месте, где и вчера, оборвыш Финя. И, похоже, что его снова никто не замечал.

«Интересный, ты Финя, паренёк! – прищурился, разглядывая его, Видан. – Как бы мне тебя, не спугнув, поближе рассмотреть, да всё о тебе разузнать…»

Глава 8

Видан поднялся из-за стола и вышел на улицу. Ветер принёс вместе с дымом слащавый запах горелой плоти. Погребальный костёр, сколь долго бы он не горел, уже должен был погаснуть. Однако проверить чистоту исполнения обряда, всё же, стоило. Без кудесника каждый диктовал свою волю, а уж если старейший из общины и сам в силу возраста не помнил до тонкости обычай, можно было ожидать всякого.

Крада, уже и вправду, догорела. Подёрнулись пеплом головешки, хотя искры ещё пробегали, вспыхивая кое-где золотыми огоньками, но уже было ясно, что дело не завершено так, как надо. И Видан не зря спешил с проверкой.

Праздновать тризну на месте остался лишь один из тиунских воев, виденных им утром, в качестве сторожа, что ли? Все родственники Грязки отправились продолжать пир в дом вдовы, с тем, чтобы вернуться назавтра и завершить обряд.

– А-а… Это ты, ведьмак, – покачнувшись и едва не выронив хмельную чашу, протянул стражник. – Садись со мной, выпей за то чтобы боги были милостивы к моему отцу…

Если бы Видан ещё мог чему-то удивляться, то, наверное, изумился бы сказанному – в скорбевшем человеке не было ни капли родственной крови усопшего. Но ему ли разуверять заблуждающегося? В конце концов, отцовство не всегда бывает по рождению.

– Разрешишь тогда, по-родственному, завершить дело? А уже после разделить с тобою потерю?

– Хм, а если, не разрешу – что тогда? – Мужик смотрел на пришлого снизу вверх, стараясь не свалиться с осёдланного им бревна.

– Совершенно никакого, – признался ведьмак, пожимая плечами. – Это моя обязанность. А вопрос просто из вежливости. Так положено по уставу конклава.

Караульщик тихо рассмеялся, махнув рукой – дескать, действуй – мешать не буду.

Заклятие привычно сорвалось с пальцев, вычерчивая вокруг кострища защитный рунический круг, высвечивая знак Свадха – небесный Огненный знак. Полыхнуло, взвиваясь высоким столбом синевато белое пламя, осветив пространство далеко вокруг, и осыпалось горкой сизого пепла – всё, что осталось от развесёлого мужичка.

– Ох, ты-ы, – шарахнулся в сторону вой, заметно трезвея от увиденного.

Затрещала, срываясь с ветки белохвостая сорока, галдя испуганно, понеслась в сторону крепости. Проводив её взглядом, ведьмак усмехнулся – вот, значит, как!

– Меня Рогом кличут, а тебя – Видан – так?

– Так.

Уселся рядом с уже наливающим братину до краёв воем. Принял малую чашу, выпил на помин души не своей смертью сгинувшего мужа. Закусили кусками ветреного мяса, завёрнутыми в тонкие лепёшки.

– Тебя десятник здесь оставил? Родне, вроде, в ваших краях на ночь оставаться не принято… – заметил ведьмак.

– Так он мне и не родной, – снова потянулся за корчагой стражник.

– Вот, значит, как, – процедил Видан, будто не знал об этом.

– Век ему благодарен буду, – начал рассказ сторож. – Хороший человек был, Грязко. Да, смилуются над ним боги! – Ещё одна чаша пошла по кругу. – Когда моего отца задрал медведь, остались мы с матерью на шее у родни. Те не сильно нас жаловали. А тут Грязко к ней посватался. Ко вдове с ребёнком посватался! И это, когда девок на выданье – пруд пруди. Родня шипела, что безропотная рабыня ему нужна, вроде как жалели. Но с рук сбыть поспешили – как бы, ни передумал. А после всё завидовали. До самой смерти с матушки отчим пылинки сдувал, заботился. После переживал, что не уберёг. Пять лет после не женился. И вот, сам пропал… так наследника и не дождался.

Рог поднял голову, уставился на звёзды, словно там хотел увидеть своего воспитателя, а больше от того, чтобы скрыть закипающие слёзы. Но подбородок дрожал, и желваки ходили ходуном, выдавая его с головой.

– И не страшно тебе ночевать в таком месте? – спросил ведьмак, переводя разговор в другое русло.

– Нет, – хрипло ответил Рог и закашлялся. – В крепости, вот где жутко… – проговорился и резко замолчал и потянулся за корчагой.

Ведьмак пустил немного уверенности и спокойствия в окружающее их пространство. И вместе с хмельным забористым напитком, коим потчевал его и себя страж, это развязало ему язык.

– С тех пор, как тиун взял вторую жену, – вещал Рог, спустя короткое время, – такая жуть в крепости творится, что даже самые стойкие вои, что ни одну войну прошли, после заката во двор носа не кажут.

– Это я вчера заметил, когда мне ворота никто не открыл…

– Да, хорошо, что кочевников уже давно в наших краях не видали и никакой князь на земли не позарился, – посетовал страж, – а то беда! Захватят раньше, чем поймём, что на нас напали…

– И что же такого происходит? – подтолкнул собеседника к откровенности Видан. – Неужто дворовой или домовой чудят? Аль шишига, какая зловредная завелась?

Даже в бледном свете луны было видно, как скривился собеседник.

– Где там? Они сами прячутся! – заплетающимся языком заявил Рог и с сожалением поболтал уже пустую бутыль. Перевернул корчагу вниз узким горлышком, сцеживая прямо в рот последние капли. И отложил её в сторону с глубоким вздохом. – Веришь, даже птицы не поют, сверчков не слышно? Хотя, выйди за стены и всё будет: птицы, кузнечики… А в крепости… будто в такой корчаге закупорили, пробкой забили. – Он пнул ногой ёмкость, продолжая делиться ощущениями. – И эта мёртвая тишина больше всего пугает. Ни шороха, ни звука! Псы дворовые в конуры забиваются. И это огромные псы, которые разорвут даже медведя. Эх, да что там! – отчаянно махнул рукой. – Во всём замке ни жучка, ни паучка не осталось! Не приживаются… мухи и те стороной облетают.

– Странно… – задумчиво промолвил ведьмак. – Хотя, удобно: комарьё не достаёт, муравьи не одолевают – красота!

– Если так смотреть, то – да…

– Интересно-то как, – он весь подобрался.

– Во-от! А я что говорю, – оживился мужчина.

Только слова Видана не относились к сбивчивому рассказу собеседника. Он чувствовал приближающуюся опасность. И когда в темноте замаячили зелёные огоньки, уже не сомневался по чью душу пришли звери.

«Служитель Чернобога не оставил идею обзавестись если ни вурдалаком, так упырём или иной покорной нежитью… или у него иная цель? Например, расправиться со мной? Мешает следователь…»

Пущенная во все стороны волна страха, которой всегда хватало на то, чтобы обратить в бегство самую голодную стаю, не замедлила их приближение. Более того, несколько пар глаз, мигнув, поднялись над землёй на уровень человеческого роста. И ведьмак только утвердился в предположении, кто их окружает.

– К бою! – скомандовал он ещё глупо озирающемуся напарнику, впечатывая раскрытой ладонью ему в спину знак ратоборца, надеясь на то, что руна защитит собутыльника, а приказ отрезвит этого мальчишку, заставив действовать.

И частично это удалось. Рог подобрался, встал, покачиваясь, схватил своё копьё, готовясь бороться за свою жизнь. Взглянув на его помертвевшее лицо, в свете луны, ставшее зеленоватым, ведьмак только качнул головой – вой никогда не участвовал в схватках – и стал коротко давать указания.

– Это не просто волки – волкодлаки, – быстро говорил он, жалея, что не взял ничего другого, чем короткий меч и боевой нож, с которыми никогда не расставался. – Это нежить. Они изначально мертвы. Их бесполезно бить по корпусу или по конечностям. Так не убить и не искалечить, лишь на время сбить. Боли они не чувствуют, передвигаться могут и на сломанных. Целься в голову. Стружие из берёзы?

– Не-ет… – и затараторил, оправдываясь, Рог, – древко сломалось. Думал, не заметит, из осины соорудил. Десятник ругался, что…

– Хорошо, что из осины, – прервал ненужные уточнения ведьмак, – можешь бить им и в голову, и в грудину. Попадёшь в сердце – считай, что победил…

Сказать что-либо ещё ведьмак не успевал, наблюдая за тем, как примериваясь или ожидая команды, волки-нежити кружат, постепенно смыкая вокруг них кольцо. Воздух наполнился смрадом разлагающейся пёсьей плоти. За спиной сглотнул, удерживая рвотные позывы Рог, а может быть, это случилось от отрезвляющего страха.

На такую стаю в несколько десятков, а то и сотню голов бесполезно было растрачивать магическую силу, в конце концов, Видан не чародей и не колдун – не обладает подобной мощью. Но кое-что существенное предпринял.

Ведьмак поднял руки к небу и вознёс агму о помощи:

– Рага Перун ому хайэ! Даро Семаргл ому хайэ! Ато буде так! – И с силой ударил ладонями вниз, будто окружала его твердь, а не воздух.

Вспыхнуло и закрутилось, расходясь от него широким кругом огненное колесо валькирий, оставляя за собой там, где настигло нежить, рушащиеся чадящие факелы. Холодеющий ночной воздух дополнился запахом палёной шерсти и гнили, становясь почти невыносимым.

– Ух, ты! – восхищённо ахнул Рог. Он несколько струхнул, когда пламя на мгновение охватило его и покатилось дальше.

– Не надейся, что на этом всё кончено, – выцедил ведьмак, гася его преждевременную радость. – Силы хватит ровно до первых лядин. А сколько ещё неведомый вражина нави собрал по наши души?..

Заплакал в чёрной дубраве филин, застрекотал, рассыпался утробным хохотом. Ухнул сипло, будто боевой рог, словно давал команду.

И уже ни такие яркие в свете, озарившей любопытным глазом просеку, уходящую к городку и всю большую кошеную поляну, горящие в разнобой зелёным и красным зенки разномастной нави, колыхались поредевшим строем.

– Как же это? – с дрожью в голосе пробормотал Рог. – А ещё раз вот так-то!

– Нельзя просить больше, чем можешь заплатить, – оглянулся на него Видан. – И так, слава Богам! – большую часть пожгли. Теперь дело за нами. Или мы мало стоим? – Усмехнулся, выхватывая меч правой рукой, а боевой нож – левой. Хорошо, хоть привык всегда их носить с собой. – Не боись и поменьше задумывайся над тем, кто перед тобой…

Примерился к противнику позади, оценивая количество. Есть ли надежда? И она утвердилась: невидимый военачальник навьего войска, видимо, вполне по праву считал именно его своим соперником, а стражника просто жертвой, почётным призом в случае победы. Именно поэтому со стороны ведьмака было на порядок больше нежити, чем со стороны человека.

«Это хорошо, – успел ещё подумать ведьмак, – что мужик оказался с той стороны. Там гнилья много меньше. Может, ещё повезёт…»

Сам-то и не из такой задницы выбирался, но там только на себя и была надежда. И закралась невольно крамольная мысль: а может, стоило уложить воя, отдохнуть самому, чтобы под ногами не мешался?

– Не дай себя утащить, брат… – сказал вслух. – Постараюсь тебе помочь, спину прикрою. Только сам видишь, какая лава…

Помощь лишней не бывает, вроде держится, хотя, явно никогда с подобным не встречался, мальчишка… И продолжая следить за человеком, принял первый натиск.

Волкодлак – здоровенный, мускулистый. Кровавая ярость и не до конца утраченный разум в глазах. Шкура клоками неполного оборота. Полу морда волчья, полу лицо человечье в раззявленном оскале. Недосуг было разбирать, кто и как давно его перевёл из нечисти в разряд нежити.

Сверкнули чёрным металлом длинные в локоть длиной когти. Многоголосый вой подхватил его хриплый призыв.

Шаг в сторону с разворотом, в самый последний момент, когда острия почти достигли цели. Резкий удар сверху, снёсший голову зверю. Чёрная кровь тяжёлыми каплями оросила травы. И тут же снизу вверх, вспорол брюхо прыгнувшего на него волка, добил ножом.

Краем глаза заметил, как Рог поднял на копьё своего первого врага. Гаркнул ему: «Голова! Сердце!» – чтобы не забывал.

Пустил с ножа слабое, но действенное заклятие, сжигая ползущую к нему колченогую тварь. Ещё одного мертвяка-оборотня остановил в прыжке, сразу снеся лишнее с плеч. Развернулся в другую сторону, по выставленным вперёд лапам, кинжалом в глазницу.

Услышал вскрик боли позади себя. Скосил взгляд. За спиной орудовал копьём стражник. Умело, да, на пределе человеческих сил, но очень медленно для такой упёртой пакости, как поднятая нечисть. Отвлёкся, чтобы помочь соратнику, и услышал, как волчьи зубы вспарывают кожаные штаны. И почти не глядя, потому что уже летели ещё три разномастные твари, ударил рукоятью, круша череп, пнул, сбрасывая мерзавца.

С размаха разрубил облезлого медвелака с ошмётками гнилой плоти. Вывернув кисть, рассёк мечом второго почти «свежего» мертвяка от шеи вбок. Всадил в грудь третьего и раздавил сапогом, черепушку ползущего на руках скелета.

Попятился, поскользнувшись на склизкой предательнице траве. Едва вывернулся. И оказался слишком близко к разделяющему его и Рога бревну. Просвистело над головой раскручиваемое копьё. Услышал хруст ломаемых костей нежити. Стражник сипло ругался сквозь зубы, почти рычал, сам напоминая зверя, но стоял.

Снова хруст костей, треск, рвущейся плоти, вой навьего войска. Ведьмака не раз зацепили. Но он если о чём и успевал думать, так это о том, как ещё долго сможет продержаться мальчишка за его спиной. До рассвета далеко.

Навь пёрла на них так, будто кто-то открыл портал в пекельный мир или поднял и собрал всё накопленное в здешних лесах за долгое время. И, учитывая, что помощи им ждать неоткуда, это было печально. Он, наверное, выстоит. А парень уже почти пропал – яд мертвечины уже начал своё губительное действие, попав в раны.

И всё же, чудеса ещё не утратили свойство неожиданного проявления. Вначале раздался где-то далеко в чащобе злобный медвежий рёв. Видана, вначале, он совершенно не обрадовал, ибо медвелак, как соперник более серьёзный и один стоит сотни иных.

Но, как бы, это не было странным, поток нежити отчего-то пресёкся. Во всяком случае, новые глаза не зажигались нигде, на видимом пространстве. И филин смолк, не подбадривая больше своим уханьем заметно поредевшие полчища.

А значит, появилась робкая надежда, что они справятся, если не случится ещё какой-либо каверзы.

Ко всему прочему, откуда-то сбоку выскочил огромный белый волк и напал на стаю нежити сзади, ломая шеи и отрывая головы, вспарывая внезапно отросшими когтями грудины. Белый оборотень отвлекал на себя сразу несколько врагов, без команды учуявших в нём непримиримого противника.

Трудно было судить в пылу битвы, но, не смотря на всю отвагу и безрассудную ярость, помощник, явно был слишком молод и ему, явно не хватало опыта. И ведьмак слышал, как он скулит и взвывает от боли, как рычит от накатившей злости, когда противник всё же достаёт его, раня.

Всё это происходило за спиной. И своего неожиданного помощника, Видан не мог рассмотреть. Только отчего-то был уверен, что это тот же, кого он заметил у чёрного алтаря. И тот, кто, возможно, привёл индрика за собой, показывая ему исчезающий след.

Наконец, всё стихло. Видан всё ещё неверяще оглядывал пространство, стараясь выявить какое-либо шевеление. Но всё было безмолвно и непривычно тихо.

Не исчез только смрад от начавших уже кое-где расползаться тел нежити, неровными брустверами окружившими малое пространство крады. Надо было бы пожечь всё это гниющее мясо, только и сил на подобный подвиг было маловато, и ещё билась неприятная мыслишка. Ведь, не докажешь потом, что не всё так чинно и спокойно в Верхних Дубах, как хотел ему представить тиун. А здесь – вот, целое поле мертвечины…

– Всё? – хрипло и не веряще, выдохнул соратник и покачнулся, опираясь на копьё. – Неужели всё…

Ведьмак вовремя обернулся к Рогу, чтобы метнуться и подхватить его оседающее на землю тело. Поднял глаза, ища второго помощника, и понял, что белый волк исчез, будто и не было.

Ну, оборотню ранения не так страшны. И коли смог быстро уйти, значит, жить будет. Совсем другое дело Рог. С ним не всё так просто. Пока жар боя ещё тёк в крови, он держался, почти не замечая боли.

– Как всё … чудно… – прошептал парень, теряя сознание.

То, что по родственному взявшись сторожить краду, Рог поступил легкомысленно, не вооружившись ничем кроме копья, и то – чисто для традиции, оставив где-то воинскую защиту – ни тебе кольчуги, ни простого кожаного бронника – последствия могли быть ещё хуже. Весь кафтан превратился в лохмотья, стал липким от крови. И, похоже, заражение уже начало свой путь – стоило поспешить.

Поэтому Видан о своих ранах благородно позабыл, стараясь спасти человека. Он аккуратно опустил парня на траву, без жалости сдирая тряпьё. Но для лечения, Видану пришлось разжечь факел из сухой ветви, намотав лоскуты. Луна скрылась. Небо серело. Но именно сейчас перед рассветом было наиболее темно. А звериным зрением он не обладал.

После, достав из своего пояса набор порошков и флаконов с зельями, принялся чистить целительной магией и обрабатывать все повреждения, которых было знатное количество. И, главное, он боялся пропустить даже малую царапину, которая могла превратить молодого мужчину в подобие нападавших.

Трижды он вливал в него и снадобья и собственную силу. И к рассвету, наконец-то, уверился в том, что всё лечение было не зря. Рог хрипло дышал и метался в испарине и судорогах, смотрел то тускнеющими, то снова проясняющимися глазами, то впадал в забытьё. Но это было уже не страшно.

Видан закутал парня в его плащ, до этого небрежно сброшенный на бревно вокруг которого им пришлось отплясывать. Проверил сохранность крады, снимая защиту.

Заниматься своими ранами ему пришлось по остаточной норме, то есть, никак. Только хлебнул остатки зелья, мысленно поблагодарив Ягодку за её придирчивую заботу. Восстановление теперь пойдёт согласно заложенной в него природой.

Скоро можно было ожидать родичей Грязко, которые должны были принести горшок из-под поминальной каши, чтобы собрать останки, добавить то, что посчитают нужным покойнику в будущей загробной жизни, и отнести на кладбище в домовину.

Но до этого ещё было время.

Привалившись к бревну, ведьмак забылся коротким глубоким сном, который вновь подкинул ему загадки.

Глава 9

«На белом камне медленно проявлялись руны, чёрными знаками складываясь в подобие песни или магического текста, выстраиваясь ровными столбцами по тридцать две. Иногда письмена прерывались пустотой, соблюдая общий строй.

Сам Видан маялся непозволительно долго, стараясь понять письмена, выходило не слишком складно:

Тёмный властелин даст великую силу человеку карать и миловать врагов своих по собственной воле, поднимать воды и опускать небо на землю, создавать пустыню и растить гиблые болота, плодить непроходимые чащобы, повелевать навью и правью, и явью…

И всё же, было в этих словах нечто неправильное. Не стал бы Чернобог давать человеку, кто бы он ни был, такие полномочия, которые равны ему. Чувствовалась в этом какая-то каверза.

Он, задумчиво крутил в пальцах перо. На заострённом кончике уже засохли чернила, а он всё не мог решить, что вписать в пробелы. Будто бы была у него мысль, а после, вдруг, растаяла.

И тут неожиданно, будто снизойдя к его недоверию и нерешительности, а может быть, терпению, стали проявляться и вписываться в пробелы золотые руны, создавая свои заветные слова…»

***

… увага, ведьмак, – бубнил над ним знакомый голос и кто-то осторожно теребил за плечо.

– И что это такое?! – орал на отдалении суровый и злой бас. – Откуда вся … гниль? Я вас спрашиваю!

Бас приближался, тяжёлыми шагами сотрясая землю. И, наверное, от его начальственного рёва, устоялась вокруг такая тишина.

Видан открыл всё ещё тяжёлые веки. Солнце довольно высоко поднялось, стригло колышущуюся на ветру листву, слепило весело подмигивая. Ведьмак протёр ладонями лицо и сел.

Над ним склонился десятник. Какой-то у мужика был растерянный и слишком уж уважительный вид. И при всём том, он оглядывался назад себе за спину, откуда и раздавалась начальственная брань.

– Где…? – посмотрев на место, где оставил Рога, задал вопрос Видан.

– Дак, к знахарке унесли, – охотно пояснил Ёрш. – Там делов-то немного осталось. Раны почти затянулись. Чудо просто. Сам лечил? – И не дождавшись и так очевидного ответа, подал корчагу с родниковой водой. Утвердительно закончил, пока ведьмак с наслаждением высаживал влагу. – Сам, а то, кто ж! Я-то бывалый, знаю, как долго такие … зарастают.

В нескольких шагах родственники осторожно сгребали пепел Грязко. Тихо стояли общинники полукругом, обнажив головы. Среди них стояла вдова в белом платье с огромным животом. Прижавшись к ней, прятались за юбку малые девчонки в холщёвых рубахах и душегрейках.

Видан отвернулся от них в другую сторону.

– А это кто? – ведьмак кивнул в сторону, где разорялся широкоплечий детина в шишкастом шлеме и тонкой дорогой кольчуге. И стояли с десяток стражников, обряженных, как и положено, в чешуйчатые брони и в полном вооружении.

– Пятидесятник Взворыга вернулся с отрядом из Колья, – сообщил, скривившись, десятник. И понизив голос, предупредил. – Пятигуз и хабал, одним словом шаврик… Осторожнее с ним надо.

– Да уж, вижу, – хмыкнул ведьмак, поднимаясь на ноги. – Благодарствую!

Ёрш принял из его рук, опустевшую корчагу, и отошёл в сторонку, поторапливая общинников, дескать, невместно здесь задерживаться, себе дороже будет.

– Кто таков? – стараясь смотреть на ведьмака свысока, хотя, по всему выходило, ростом пятидесятник немного до него не дорос, а посему, получалось плохо, но он пыжился отчего-то, крутил в руках булаву.

– Ведьмак Видан Чёрный из Чернорыбицы. Прислан конклавом ведьмаков по договору с боярином Хоромиром, – отрекомендовался привычно, разглядывая нового для себя человека.

– И что же нашему славному боярину Хоромиру в его угодьях не понравилось? – скорее на показ спросил Взворыга, прищурившись. – У нас до твоего появления всё тихо было.

– О том, что боярину не понравилось, – решил отвечать по порядку ведьмак, – я не ведаю. Насчёт тишины уже наслышан. Так, ведь самая тишь перед бурей бывает…

– Не ты ли сам всю эту нечисть призвал? – обвёл нехорошим взглядом и своих стражников и застывших в отдалении общинников, воззрившись на собеседника.

Конечно, ведьмак мог бы поправить вояку, объяснив, чем нежить отличается от нечисти, но не стал – он приглядывался к ещё одному начальственному лицу в этом городке, гнильцом от него веяло за сотню шагов, и не стоило задираться. Не ровён час, станет палки в колёса уже по своей инициативе вставлять.

– Зачем мне всё это? Или ты, меня совсем ума лишаешь, мил человек? – усмехнулся Видан.

– Как же, как же, – нахмурился шубаш. – Ум у вашего брата особый! Знаем, наслышаны о том, как ведьмаки деньги любят! За золотой кун всё, что хошь, сотворят! И любую пакость сделают – не поморщатся!

Он подошёл к одной из гнилых куч и вытянул из неё пёсью лапу с когтями, длиннее, чем его рука до локтя, показывая – а, что собственно мог он таким образом доказать? Как крут? Или, что привычен?

Ведьмак же, напрягся – любая царапина для обычного человека – медленная смерть.

Взворыга же, легкомысленно махнул ей перед лицами своих подчинённых – ух! Те отшатнулись. И Видан едва сдержался, чтобы не выбить опасную игрушку из его руки.

– Не стоит слушать глупые басни, что распускают пьяные коробейники в кабаках. – Решил пояснить всему народу, что дело обстоит совсем иначе. Сплетня пойдёт, обрастёт притчами, а после людишки в стороны шарахаться начнут. – Есть, конечно, вольные ведьмаки, но таковых мало. А я, тако же, как и ты, на службе. Мне за работу Конклав заплатит, а ему боярин по договору. Какой тогда смысл здоровьем рисковать, али жизнью, зазря, призывая нежить?

– М-да, служивый, значит, – надул пухлые губы пятидесятник. Не любил он оказываться неправым. Однако это его не смутило, поигрывая лапой, он с начальственной вычурой, не желавшей признавать равенства своей особе, задал вопрос: – И что дальше делать будешь?

И, то ли удаль свою хотел показать, от ли бесстрашие, то ли просто любопытство заело, взялся опробовать остроту когтей на своей рукавице.

– Расследовать, что здесь происходит. Сейчас зачищу здесь всё, чтобы, не дай того Боги…

Ведьмака раздражала дурацкая выходка пятидесятника, наверное, поэтому и упустил он момент, когда мертвечина пришла в движение.

Внезапно из-под потревоженного Взворыгой нагромождения тел, выползла, опираясь на единственную лапу клыкастая морда, клацая зубами. Меч попал по ней вскользь, снеся часть теменной кости, но не убил полностью. От ноги тешащегося воя, ей было всего ничего.

Конечно, ведьмак мог себя укорить в неаккуратности, но, как ни странно, всё это произошло, весьма кстати. Бравый пятидесятник выронил свою игрушку, чуть ли не отпрыгнул, и попятился, теряя весь свой воинственный запал.

Каблук ведьмака с треском раздавил живучую черепушку, пнул к её собратьям поближе.

– Не дай того боги – повторил Видан, швыряя в останки мохнатой головы, огненное заклинание, – чтобы зараза эта распространилась.

– Да, да, не дай того Боги! – согласился с ним пятидесятник, стаскивая рукавицы, измазанные в чёрной крови и бросая их в разгорающийся костёр, и творя охранный жест.

– Свидетелей этого нападения у меня много. Надеюсь, ты не сочтёшь за труд, уведомить тиуна о происшествии, указав, что нежити было больше сотни? – Взворыга только кивнул согласно. – А сейчас, уходите все! – ведьмак обвёл взглядом и общинников всё ещё наблюдавших за ними. И добавил, глядя в упор на присмиревшего военачальника. – Ты бы, выставил гридей, чтобы кто-нибудь из любопытства сюда не наведался. Мне всё это убрать надо…

Люди и сами быстро убрались. По поляне, просеке уже низко стелился смрадный тёмный дым.

***

На постоялом дворе Видан оказался уже поудане, когда солнце сильно склонилось к закату. И сколь ни был он наторелый во всяких передрягах, а с грустью заметил для себя, что устал, всё же годы брали своё.

Вначале пришлось выжечь всю мертвечину, что порубили ночью. После побродил по лесу, тщательно проверяя не осталось ли ещё чего, затаившегося. Ко всему прочему, его сильно беспокоил медвежий рёв, прозвучавший в зарослях, аккурат перед концом нашествия.

И следы небывало крупного зверя он обнаружил. Они уходили в лес на ту середину реки, которая огибала холм. Но соваться в дубраву, вооружённым лишь мечом и ножом, он не рискнул. Каким бы не был аркуда, он был слишком силён. И к встрече стоило хорошо подготовиться.

– Ой! Боги всесильные! – воскликнула суетившаяся в поварне Генка, увидев Видана, прислонившегося к колоде двери на входе в поварню.

Девка лет двенадцати и тощая баба, помогавшие ей, дружно взвизгнули и зажали носы, пытаясь забиться поглубже.

Да, наверное, он был хорош, как никогда! Встречные на улицах так же слаженно от него шарахались, провожая настороженными взглядами. И это уже после того, как ведьмак сполоснулся в реке. Но несло от него по-прежнему знатно смесью палёной мертвечины и гнилья.

– Мне бы помыться, – виновато попросил он.

– Ой, ну, конечно! – радостно заявила Генка. – Сейчас, непременно. А то, как же! Ну-ка, Яра, живо за водой! А ты Рута – баню затопи! – Стала распоряжаться своими помощницами.

Девчонка схватила вёдра и коромысло, выскочила на улицу. Видан едва успел отойти с прохода. Женщина поспешила на задний двор, семеня и покачиваясь, как гусыня и, недовольно хмурясь.

– А где ж, твой помощник Финя? – спросил ведьмак, усаживаясь на пороге, так чтобы не досаждать своей вонью.

– Финька-то? – Генка продолжила суетиться уже за троих. – Так приболел проклятый. Заявился по утру весь подратый, трясётся. Горячка у него, наверное. Где только всю ночь носило?.. Но что с него возьмёшь? Объяснить ничего не может… Травница же, сегодня с утра занята. Да и платить ей надо. Хозяин не станет…

Генка ещё о чём-то трещала, а Видан нахмурился. Перед глазами предстал ночной бой и белый волк-оборотень, яко выделявшийся на фоне луны, пришедший на помощь. Что ж, по возрасту вполне подходит. Проклятие по-разному действует. А если это не просто слова, а правда, то…

– … он крепкий и живучий. Уж сколько раз так было…

– А где Финя сейчас? – спросил заинтересованно. – Я и сам могу лечить.

– Правда? И не жалко сил будет на увечного? – Даже застыла на мгновение.

– Отчего же не помочь? – улыбнулся устало.

– А сколько возьмёте? – Насторожилась, прищурившись, Генка.

– Да ни сколько не возьму. – Удивился он её неожиданной расчётливости. Только чему тут дивиться, если дочь Труна? – Боги разгневаются, коли брать с проклятого.

– Ну, ежели та-ак? – Изумление так ясно отразилось на круглом личике, вытягивая его, что стало смешно. – Вот только проводить не смогу… – с сожалением глянула на печь и на сдвинутую заслонку.

– А ты, объясни, – поднялся ведьмак, – чай, я – не ребёнок, найду!

***

В закутке, отгороженном в чулане, на соломе, постеленной прямо на глинобитный пол, метался в горячке Финя. Испарина покрывала всё тело, иссечённое воспалёнными гноящимися ранами и свежими шрамами. Черты лица заострились. Он с трудом открыл глаза и мутным не узнающим взглядом посмотрел на ведьмака. Сделал испуганное движение подняться, но тело отказалось слушаться. И он бессильно упал на свою подстилку.

Видан подумал о том, как сильно он ошибался, подумав, что оборотень пострадал, не так уж и сильно, а организм его способен справиться с заражением сам и достаточно быстро. Теперь же сожалел об этом. Парень был слишком истощён и недоеданием, и тяжкой работой, и самим проклятием, которое теперь, когда так близко оказался смертельный порог, стало ясно видно. Было что-то неправильное в нём, но вместе с полученным ядом, оно разъедало плоть. Мальчишке необходима была срочная помощь.

Не обращая внимания на недовольные восклицания постояльцев, встретившихся ему на пути, Видан бросился в свою комнату. Пока он перебирал снадобья, складывая их для удобства в пояс, заглянула в распахнутую дверь Генка.

– Увага, ведьмак! Баня готова…

– Хорошо, что готова, – оглянулся к ней Видан. – Видишь ли, Генка, с помощником твоим не всё так хорошо, как хотелось бы. Я его в баню отнесу и вымою. Стану лечить. Так оставлять нельзя. А ты, моя хорошая, приготовь ему одёжу, пусть не новую, но чистую!

– Но, как же… – смутилась девица. – Батюшка гневаться будут… проклятого и в баню!

– Кх-м, – едва сдержался ведьмак, чтобы не вспылить. – А ты ему скажи, что за те деньги, что я ему уже дал, он три таких бани выстроить может.

– Но…

– Я сказал! – надавил Видан. – И вот что ещё. Одёжу в предбаннике оставишь, а старую я в узел свяжу, осторожно возьмёшь и спалишь в печке. Поняла?

– Да, поняла. А как же?.. – Генка смотрела на него огромными удивлёнными глазами.

– Внутрь не заходи, – и чтобы это не прозвучало как-то странно, добавил, – колдовать буду. Опасно для людей.

– Ага, ага, – покивала, вытаращившись ещё больше, но, уже без возражений, она приняла его чистую смену белья и посторонилась, пропуская в коридор.

Глава 10

«Боги, боги! – мысленно восклицал Видан, глядя на то, с какой жадностью Финя поглощает двойную порцию сытного ужина. – Вот уж не думал, ни гадал…»

А не думал, ни загадывал он об очень многом. Например, о том, что когда-нибудь возьмёт себе ученика. Вышко уже лет, эдак, пятьдесят, а то и поболее, убеждал ведьмака в такой необходимости, ворчал, серчал. А он, Видан, всё откладывал, всё выбирал, да отказывался принять того, кому не сможет доверять, как сыну. Макошь же, распорядилась по-своему резко и категорично. Взяла богиня и всучила ему приз в виде сироты с явными способностями к ведьмовству.

И всё это было совершенно не ко времени, и совершенно не так, как положено. Но и отказаться от столь заманчивой перспективы, обзавестись помощником, он теперь не мог. Хотя всю жизнь считал, что обречён на одиночество уже одним своим даром ведьмовства, не желая никого втягивать в те опасные жизненные коллизии, что дарила ему жизнь. Доля и Недоля всегда ходили рядом, стремясь превзойти друг дружку в щедрости своего внимания.

Вот и сейчас одно дело только начато, а от другого ещё хвост тянется.

– Ну что, Трун, – спрашивал ведьмак задумчивого хозяина, – отдашь мне своего работника в помощники?

– Что ж, не отдать? – оторвал он ладонь от щеки, которую подпирал. – Бери, что уж там. Родни у него, почитай, что нету… Так, приютил из жалости, но…

– Вычти за услуги из оплаты, – не стал дожидаться его витиеватых намёков, Видан. Он и так слишком устал, а незаконченных дел слишком много, чтобы позволить себе отдых. Не до расшаркиваний.

Дело двигалось к полуночи, и в обедне никого кроме них не было – все разошлись, горожане – спать по домам, а гости по снятым комнатам. Очень уж долго пришлось повозиться Видану с парнем. Наверное, Фине повезло, что ведьмак вернулся так вовремя и спросил про него. Иначе, не видать бы ему утренней зари. И никакая оборотная регенерация не помогла бы.

На руках отнёс едва живого мальчишку в баню. Рубище пришлось срезать, местами срывая вместе с приклеившейся коростой. Открывшееся зрелище ужаснуло. Фине досталось в сражении с нежитью значительно больше, чем Рогу. Всё-таки, стражник обучался навыкам боя, а проклятый ввязался с одним безрассудным стремлением помочь. И, конечно, возраст. Как бы ни был силён оборотень, но важен опыт.

Мыл, чистил раны, вскрывая каждую, как гнойник. Зелья, мази, целительная сила, заговоры… Ягодка не зря была провидицей – все её заготовки пригодились.

Колдовства и нашёптываний, и чар было так много, что высунулся совершенно не ко времени Банник, покрутил недовольно лохматой головой, но ведьмаку перечить не стал, только поддал пару в остывающий воздух и вскипятил воду белым ключом, наполнив пустеющий котёл.

Видан поблагодарил его, не прекращая работы. Тот удалился, облагородив своё хозяйство запахами свежей хвои и мяты.

Кроме ран от когтей и зубов, Финю убивало проклятие. А если уж быть более точным, то ауру выедало сцепление двух сильных родовых намеренных проклятий и массы мелких злых пожеланий других людей, которые острыми колючками впивались и язвили, притянутые более сильным злом. И всё же, с этими иглами человеческой несправедливости справиться удалось без особого труда.

Одного было жаль, не снять с парня проклятия полностью, не узнав, кто из родной крови так постарался изувечить, тогда ещё, ребёнка. И всё же, Видан ослабил их действие настолько сильно, как мог. Поэтому и сидел сейчас измочаленный донельзя ведьмак, зная, что впереди бессонная ночь, как откат от перенапряжения.

Увёл мальчишку за собой в комнату. Велел ложиться на топчан и отдыхать.

– Нет, – внезапно чётко выдал молчавший до этой минуты мальчишка, – я лучше на полу… – И замер, осознав, что куда-то делось заикание, что слова легко вылетают из горла. Даже пятернёй провёл по шее. Взглянул диковато на ведьмака, не зная как благодарить, что следует делать. Но тот не был расположен к диалогу.

– Делай, как я сказал, – несколько раздражённо буркнул Видан, – тебе надо выспаться. Заживление лучше проходит во сне. – Пояснил он, предупреждая сопротивление. – Я не люблю, когда мне перечат. Уясни это сразу.

– А как же ты? – уже присаживаясь на самый край постели, спросил мальчишка.

– Мне ещё надо дело доделать, – достал из сумы заветную бересту. – Спи.

– Зачем ты меня спас? – немного по складам, но вполне понятно спросил парень.

– А, разве должно быть иначе? – прищурился ведьмак.

– Умер бы, и никаких мучений… – опустил он голову. – Голод, холод – к этому я уже привык давно. Не могу принять людскую ненависть и злобу. Чем быть хуже всех – лучше смерть.

– Вот уж не думал, что спасаю труса… – покачал головой Видан.

– Я не боюсь… жить. Я не хочу ненавидеть всех. – Мальчишка устало опустил плечи, сжался весь. – Наверное, ты прав. И я просто трус. Несколько раз пытался убить себя, но не смог… Думал, что умру сегодня и всем станет легче…

– Значит, ты ввязался в бой не потому, что хотел спасти жителей? А чтобы погибнуть? –мужчина даже не знал, как правильно определить его поступок. – Иными словами самоубийство? Глупее не придумаешь!

– А что? – вздёрнул нос Финя. – Слышал, что после смерти…

– Что ты слышал? Что ты знаешь о смерти? – Видан искал подходящие слова, чтобы и понял и не обиделся. – Хм… мальчишка! – провёл ладонью по волосам, машинально сдирая кожаный шнурок со лба. – Это больше похоже на отмщение, чем на самоубийство.

– Почему? – возмутился он. – Я никому не хотел зла! Разве смерть в бою недостойна?

Ведьмак скривился – и это он о благородстве, доблести и славе?

– Всё просто. Погибнув от ран нанесённых нежитью – нежитью и станешь! И чем сильнее был человек, тем страшнее и коварнее мертвяк получается… А ты, малый, не просто прирождённый ведьмак, но ещё и многогранный анимаг! Но самое подлое в таком перерождении то, что любой чародей или колдун может подчинить его себе. Тогда-то и творится настоящее зло. Кукла делает всё, что прикажет хозяин…

Парень совсем приуныл, даже схватился за голову. Видимо, в красках представил.

– А ведьмак? – спросил он.

– И ведьмак тоже может. Белые этим заниматься не станут. Они больше лекари. Роль серых ведьмаков – уничтожение вредоносных тварей. Но чёрные не гнушаются и нежить поднимать, как и подчинять и … даже то делать, что тебе, в общем-то, и знать пока не положено.

– А ты? – взглянул исподлобья. – Ты какой?

– Я – серый.

– Почему же тогда Видан Чёрный – кличут?

– Из-за масти. Есть в конклаве и Видан Белый, и Видан Золотоголовый и, даже – Огненный. А я, вот, Черноволосым родился…

– А…?

– На сегодня с расспросами – всё! Ложись и отдыхай, а мне ещё покумекать над кое-чем надо.

Ведьмак решительно повернулся к столу, прекращая поток вопросов. Но один всё-таки ещё прозвучал.

– А ты, правда, берёшь меня в ученики? – спросил Финя, растянувшись на постели и почитая себя счастливейшим из людей.

– Правда, – буркнул Видан, не оборачиваясь. И подумал про себя: – Хм, хитрец! Не в помощники, а в ученики решил записаться.

Уселся на скамью. Разложил перед собой грамотки и почти до зари пытался разобраться с путаницей в знаках, выделяя доставки, складывая руны и так, и эдак. Даже попытался применить к реальности свой сон, которому не очень-то и доверял. Всё впустую. По всему выходило так, что нужен был некий ключ-слово. А значит, следовало искать иные плиты-жертвенники с надписями.

Так и уснул, положив на руки голову.

***

Странное дело, сон был глубоким, как омут. И впервые за последнее время в нём не было видений.

Небывалым было и время пробуждения. Солнце уже вовсю светило, и рыбий пузырь светился, не хуже масляного фонаря, освещая комнату. А ещё, ведьмак очнулся на топчане. И это было вдвойне странно, ибо всегда его внутренний зверь был начеку и не предупредить своего хозяина о перемещении не мог.

Теперь же, вдруг расслабился?

Диво дивное! Он настолько доверял этому мальчишке, что позволил себе так сильно забыться, что не очнулся, даже когда Финя поднялся сам и уложил его на постель? Ведь, ясно же помнил, что засыпал сидя и с мыслями о нерасшифрованных рунах.

Да, Макошь, матерь всего сущего, умеешь ты удивить смертного! Сон наслала, а Дрёму на карауле стоять оставила?

Или всё-таки сдавать начал ведьмачий дух и закатывается солнышко жизни? Жаль…

В дверь стремительно и бесшумно вошёл Финя, прерывая уже в который раз накатывавшие безрадостные мысли, огляделся и улыбнулся виновато:

– Доброе утречко!

– Доброе! – ответил ведьмак, садясь. Пригляделся, прищурившись.

Парень выглядел намного лучше прежнего. От рваных ран, бороздивших лицо и шею, остались лишь тонкие розовые почти незаметные ниточки шрамов. Значит и на теле – всё должно было быть в порядке. Оздоровился и весь внешний вид: ушла тусклость из взгляда, исчезла кособокость и сутулость, расправились плечи, да и аура светилась новой силой, ожоги проклятий обособились, больше не тянулись щупальцами к жизненно важным органам.

– Я, вот, Генке решил помочь, – заявил он, изучая что-то на полу. – Вода, там, дрова, двор подмести…

– Решил помочь? Так помогай, – нахмурился Видан, не нравилась ему эта привычная пришибленность в парне. – Если хорошее дело затеял, не прячь взгляд, будто виноват. Я-то пойму, отчего потерянность эта, а люди могут слабость и неуверенность разглядеть. Напридумают себе с три короба, да в основном всё крамольное…

– Так я же, – сверкнул тёмный взгляд исподлобья, – только благое!

– Вот и смотри прямо! – фыркнул ведьмак. Он склонился над чашей, умываясь водой из подвешенного над ней кувшина. – Пойдём сейчас есть, после…

– Так, – вскинулся Финя, – мне ж, не положено! Не наработал ещё!

– Ишь, честный какой. – Посмотрел на парнишку, отирая рушником лицо. – «Не наработал» он! Ты теперь под моим началом, – усмехнулся, – и мне решать, когда наработал, а когда – нет. – И уже в столовой, когда с трапезой было покончено под неодобрительными взглядами полового и насупленного Труна, добавил громко для недовольных. – Много дел у нас сегодня, когда вернёмся – не ведаю. – И, отдельно только для улыбающейся Генки, – Собери нам перекус, хозяюшка!

***

На заднем дворе вороны гоняли белохвостую сороку. Чужачка пыталась спрятаться от хозяев, устроивших своё гнездо под стрехой конюшни, куда натаскали всяческих «богатств». Им дела не было до того, что не за ними прилетела стрекотуха.

Как только ведьмак вышел на вольный воздух, сорока с громким криком спикировала прямо к нему на плечо. Вышедший вслед за своим казателем Финя, невольно, вздрогнул от неожиданности, подивился такой внезапной птичьей доверчивости.

– Ах ты, сплетница, – обратился ведьмак к сороке, погладил сгибом указательного пальца по шейке под клювом, – хорошие, хоть, вести принесла?

Посланница от ласки прикрыла чёрные глазки-бусинки и что-то тихо затрещала, затараторила ему в ухо. Видан расплылся в какой-то нежной улыбке, становясь совсем не похожим на самого себя.

И Финя застыл в удивлении и от самого действа, никогда ранее не виденного им, и от этого «странного» для воина выражения лица. Видан повернулся к нему так, словно хотел показать мальчишку сороке, зашептал на непонятном языке. Птица ответила. Так они и переговаривались на глазах у изумлённого парня.

Но эта расслабленность продолжалась очень короткое время. Чуть позже ведьмак сдвинул брови, взгляд перестал лучиться, в нём проявилась болезненная суровость. И сам он стал чем-то похож на тяжёлую свинцовую тучу, что обходила Верхние Дубы по краю неба.

– Что ж, лети вещунья, – сказал он, отпуская птицу.

Та взвилась, совершенно не обращая внимания на то, какой гвалд обиженных ворон этот полёт сопровождал.

– Ну-ка, иди сюда! – Прервал вороньи дебаты Видан, подманивая одного из них. И делая это по-человечьи, только из-за своего помощника.

Призванный самец был чёрным и достаточно опытным во всей стае, чтобы отнести послание в Конклав. Именно поэтому и был выбран. Его перья отливали синим, когда, красуясь своей честью перед другими, он расправлял крылья и делал несколько шагов вправо и влево на ветке, где сидел.

– Давай, давай, – поторопил его ведьмак, доставая крошечный свиток пергамента, и предлагая наруч в качестве посадочной площадки.

Далее разговор человека и птицы происходил на ином языке, состоявшем из пощёлкиваний и стрекочущих звуков. Ворона внимательно слушала, изредка моргая и что-то поскрипывая в ответ. Письмо без всякого сопротивления было прикреплено к когтистой лапке, сам доставщик трижды укутан магическим заклятием. Несколько мгновений и, повинуясь указанию ведьмака, он взлетел, направляясь на полудне.

Теперь оставалось только ждать и продолжать своё расследование. Но вначале, стоило навестить Грома.

– А я тоже так смогу? – Услышал Видан и обернулся. Его скорыми шагами догонял Финя. С его лица не успело сойти изумление и неподдельный восторг.

– Это не так сложно, как кажется… – буркнул наставник и вошёл в конюшню. – А тебе, насколько я понимаю, будет легче, чем другим.

Парень ждал каких-либо разъяснений, но их не последовало.

Время было к окончанию утроси. Лошади разобраны хозяевами. Стойла вычищены. Должна была стоять тишина. Но в самом большом деннике было шумно. Молодая кобыла в охоте призывно ржала и похрапывала. А возле неё, припадая на раненую ногу, гарцевал Гром.

Они так разошлись в своей игре, что даже не заметили появления хозяина.

– Это что такое? – вспылил Видан, громко хлопнув в ладоши.

От ведьмака, словно, пошла волна ярости. И на парочку это повлияло по-разному. Лошадь шарахнулась в сторону, едва не сев на задние ноги. А Гром застыл, наклонив голову.

– Овсень! – гаркнул ведьмак. – Я тебя спрашиваю!

Из дальнего угла, перестав прятаться, выскочил вазила. Маленький, с лохматой рыжей головой и лукавыми чёрными глазёнками, он очень походил на коренастого мужичка, если бы не козлиные ножки, перетаптывавшиеся по соломе.

– А что? Что такого? – развёл он в стороны руки. В правой он сжимал вилы, которые едва не выпали. – Делов-то!

– Ты, совсем ополоумел шишок? – Серчал всё больше ведьмак.

И Финя, выглядывавший из-за его спины, счёл за лучшее, отойти подальше.

– Ну и что шумишь? – Пытался успокоить его хозяин скотного двора. – Поиграли бы, потешились. Зато, какой приплод у моей любимицы, и радость для моего хозяина получилась бы! М-м, просто заглядение!

– Поговори мне ещё! Не видишь, что за зверь перед тобой?!

Видан повёл руками перед собой выпуская серебрящееся облачко, окутавшее чёрного коня.

– А нут-ко, Громушка, перекинься в изначальное! – Приказ прозвучал почти ласково, но противиться ему – было невозможно.

Индрик-зверь предстал во всей красе.

Тонкая лошадиная морда расширилась и сплюснулась. Из неё выдались острыми клинками клыки. Глаза сжались и вытянулись наподобие змеиных с вертикальным зрачком на светящемся золотом кругляше, в обрамлении покрытых чёрной чешуёй век. Изо лба выдвинулся длинный рог, больше похожий на сильно выдвинутый трёхшипый рыбий плавник. Только уши остались прежними, слегка разъехавшись в стороны.

Передние ноги обзавелись лапами с загнутыми кошачьими когтями. А задние, только утолщились, став более мощными. Вместо гривы шею покрыли роговые пластины, как щиты. Тело обзавелось жёсткой колючей и длинной шерстью. Хвост с ядовитым шипом, гибкий и голый, как у ящерицы, выше по крупу покрылся короткими шипами, бил по полу, вздымая труху. Из спины выдвинулись кожистые крылья, которые были сложены по бокам.

Зверь рычал, пыхтя и пуская через расширенные ноздри струи горячего пара.

Вазила охнул. Кобыла, затряслась крупной дрожью, зафыркала, стремясь вжаться в стену, и наверняка выскочила бы от страха в коридор, презрев, стоявшего в дверях ведьмака, если бы не индрик, загородивший путь.

– Хорош! Ох, как хорош!! – с упоением воскликнул Овсень. – Да, но нам, явно, не годится… – И принялся утешать кобылу, которая вращала налитыми кровью глазами. – Ну, что ты, маленькая. Не бойся. Скоро Мирошка придёт и отведёт тебя в табун боярский. Придётся хозяину за тебя мзду отдать…

Договорить вазило не успел, на дворе послышался мальчишечий свист. Ведьмак щёлкнул пальцами, возвращая всё на круги своя. Ещё мгновение и в стойле остался разобиженный индрик, склонившийся к чёрному коню, нашептывающий что-то ему на ухо, ведьмак и ошарашенный Финя в дверях.

Глава 11

День не был базарным, всего лишь четверик, поэтому в преддверии обестины на рынке было пусто. Покупатели в большинстве своём разошлись по домам. Расторговались зеленщики. И мясник в переднике с бурыми пятнами сонно отмахивался пучком крапивы от обнаглевших от осеннего тепла мух.

Только лавочники ещё не думали собирать свои товары и ветер опудривал выставленные наружу горшки, скобяную мелочь, валяные колпаки и прочее барахло серой пылью. Тощий старик в переднике, сердясь, смахивал её с поршней, болтавшихся в длинной связке, и ворчал себе что-то под нос.

На ведьмака и его подручного не шарахались в испуге, но бочком, бочком стремились отойти подальше. Но Видан только усмехался, зная, что могло быть куда, как хуже. Ядовитая фраза, брошенная пятидесятником нарочно и услышанная людьми, пустила корни.

Ночь оказалась для многих беспокойной, но не из-за тёмных сил, а из-за внезапного обилия лихих новостей, которые каждый горазд был раздувать в меру своего воображения и дури.

Подспудно каждый неожиданно понял, что рассказы гостей о нападках нежити теперь стали для них не байками, а реальностью. И благостная и безопасная жизнь сменилась в одночасье.

– Ходи теперь, да оглядывайся, – уже не в первый раз донеслось приглушённое ворчание. – Зачем только здесь появился, да ещё проклятого с собой привёл?

Финя по привычке сжимался от таких слов и не мог сдержать невольной дрожи. Эти слова ранее впивались в плоть, как жала, причиняя боль похлеще кнута. Казалось, что пытка, заставлявшая его сторониться людей, прошла. Он удивлялся тому, что теперь его не пронзает колика от каждого худого слова в его адрес. Только от привычки трудно избавиться сразу.

М-да. Видан огляделся. Городок маленький и выбор невелик. И шагнул к кожевеннику, вынимая у него на глазах кошель. Тот несколько скривился, но звон драгоценного металла всегда производил нужное впечатление.

– Что желаешь? – хмуро спросил, пряча взгляд.

– Вот, приодеть надо парня, – указал ведьмак на Финю, – так как я одет, вряд ли получится, но что есть.

– Щас посмотрим. Но портов таких не шьём. Только … – не договаривая метнулся внутрь лавки.

– Зачем?! – возмутился мальчишка так, словно ему предлагали нечто ужасное.

– Не спорь, – осадил его Видан. – Мой ученик должен выглядеть прилично, соответственно статусу.

– А статус – это что? – оторопел подопечный.

– Статус – иноземное слово. По-нашему – это положение в обществе. Ведьмачий Конклав стоит наравне с князьями, а иной раз и выше. – Разъяснил он положение вещей, чтобы больше не возникало никаких сомнений. – Ведьмак после боя может выглядеть как оборванец. Но в обычное время позорить своих товарищей не имеет права. Это неписаное правило…

Конечно, Видан не стал сообщать ему такую существенную мелочь, что одного его слова недостаточно для того, чтобы мальчишка считался полноправным учеником. И до Конклава надо ещё добраться, принести роту Совету и получить вечный магический образ на грудь.

– Вот, увага ведьмак, – продавец с подозрительно довольным видом вывалил на прилавок целый ворох барахла, – всё, что нашёл!

Громкие слова разбудили сонное поветрие. К ним стали стягиваться любопытные. С особым вниманием, вытягивали шеи иные лавочники. Подошли даже несколько лоточников, стоявших до этого в тени.

«Ага, – подумал ведьмак, – решил, значит, позабавиться? Только не со мной, шаврик, ты эдакий!» И стал разбираться с тем, что ему предлагалось, разбирая на две стороны. Причём, отобранного было куда, как меньше.

– Итак, любезный, – сузив глаза до щёлок, пояснял свои действия ведьмак, – то, что ты позаботился о моём достатке, могу только поблагодарить. Если здесь кожевенники да скорняки так плохо знают своё дело, что готовы отдать только нужный товар, то и цена ему плёвая. – Зубоскал медленно, но верно терял всё своё победное выражение. – Нам бы только до столицы добраться. А уж там, когда стану подручника своего в приличную багряницу, да милоть наряжать, обязательно купцам расскажу, как ты, милчеловек, мне удружил!

– Э-э! Ну, зачем же так? – Отчего-то сильно обиделся торгаш.

– Как зачем? Пусть учатся, как покупателю угождать надо. А то они стараются мне всё что подороже, да покрепче подогнать. Мне-то это зачем? Ведьмаку была бы только основа, а нужное качество он сам ему придаст, ежели не совсем болван!

И провёл над отобранным ворохом руками. С пальцев полилось голубоватое свечение, окутавшее одежду, на глазах менявшую свой вид на сияющий и богатый.

Толпа, которая собралась со всего рынка заохала. И непонятно чего больше было в этих восклицаниях удивления ли, восторга или затаённого страха.

Далее Видан отправился к торговцу тканями, где нашлись и готовые рубахи льняные, шерстяные, и порты, и штаны, и зипун, пояса и обручи, и даже холщёвый мешок, чтобы сложить всё это добро. Пожалуй, этот круглолицый мужичок, единственный, кто был искренне доволен. Редко кто покупал готовое платье. Общинники ткали и шили сами.

– Надо бы тебе ещё коня присмотреть, – задумчиво оглядел загруженного парубка ведьмак.

– Такого, как твой, здесь не сыщешь, – пробубнил Финя.

– Конечно, не сыщешь! – Хмыкнул Видан. – Такого надо суметь отыскать и вырастить. А это не всем дано. Сначала надо выучиться и не только колдовству и ведовству. Читать умеешь?

– Нет, – опустил голову ученик.

– Значит, с этого и начнём…

К травнице ведьмак не наведался ни в этот вечер, ни в другой, хотя знал, что стоит с ней поговорить и обогатиться зельями и травами. Но – не судьба.

Следующие дни вплоть до недели он занимался поисками других чёрных камней, расчертив на пергаменте карту местности с помощью призрачного ворона.

Пятница оказалась пустым днём, не принёсшим ничего стоящего. Они с Финей зря колесили по берегу реки. Единственной положительной чертой этого шатания можно было считать, и то предположительно, что они спугнули таинственного упыря или штригу, потому что на стада никто не напал.

Шестица была более благосклонна к ведьмакам. Разбитый на три части камень торчал одним своим углом из воды. Он выглядел так, словно получил удар небесным молотом, расколовшим его на три неровные части.

Один осколок почти полностью увязал в иле, едва видимый сквозь тёмную воду заводи. Корявая ива проросла между ним и другими частями, разрослась, опутав корнями и раздвинув в стороны. И если бы не полустёртые древние письмена всё ещё выглядывавшие из-подо мха, то сложно было бы заподозрить в обломках алтарную плиту.

Провозившись с камнем до сумерек, они всё же списали уцелевшие куски текста. Это обстоятельство напустило ещё больше тумана, потому что хранитель у камня всё же был. Старый или нет, но осторожный точно. Он прятался, хорошо маскируя свои следы. И если бы не их навья составляющая, то остались бы совершенно неуловимыми. Единственное, что было несколько странным – они вели к воде.

Дозваться водяного и его русалок не удалось. Хозяин реки, если ожидалось скорое похолодание, мог вполне залечь спать до весны, и вызнать у него о происходящем, уже было невозможно.

Зато появилась направляющая, по которой можно примерно определить треугольник сил, который укажет местоположение Храма Чернобога.

***

Её он не мог не заметить. Она скрывалась, явно не от ведьмака. Просто эта гильдия вообще, любит скрытность и не выходит из тени до нужного момента. Но все знающие уверены, что за всеми перестановками сил в мире стоят волхвы.

Волха сидела в самом углу, прикрывшись лёгким отводом глаз. Да и одёжку выбрала поскромнее – платье мужское из небелёного льна, серый плащ, высокие мягкие сапожки. Даже оружие припрятано. На хорошеньком личике отразилась радость узнавания. И пальчик поманил ведьмака к себе.

Видан не стал привередничать, хотя и предпочитал отужинать в своей комнате, тем более, что горожане, да и гости веселившиеся до его прихода, как-то поджались. Что бы там ни было, а пакостное предположение, высказанное пятидесятником всё ещё разъедало людские умы – не стоило их провоцировать.

Но появление старой знакомой изменило его намерения.

Ведьмак повернулся и, перешагнув через лавку, уселся напротив, подозвал жестом полового и распорядился отнести ужин в комнату, а сюда себе подать сбитня и закуску.

– Жди меня наверху, ешь и ложись спать, – отослал Финю.

Разговор, явно, предстоял серьёзный. Подручник кивнул и исчез. Подавальщик споро принёс заказ. И только тогда, он услышал знакомый голос:

– Здравствуй, Видан! – красавица забросила на спину тяжёлые золотые косы и хитро улыбнулась.

– Здравствуй, Доляна! – без особого удовольствия ответил он.

– Хм, ты мне не рад? – протянула она. – А я к тебе со всей душой, со всем расположением!

Коснулась груди, давая собеседнику «незаметный» знак расположения – пришла с миром. Уже одно это хорошо. Был в этом жесте, однако, ещё и кокетливый намёк. Ибо перси её, даже нещадно затянутые в нательную броню, невозможно было не заметить.

– Странный вопрос для вершителя… – он отхлебнул из кружки хмельной напиток. – Судя по всему, ты не по мою душу… – и бросил в рот, тонко нарезанный пласт ветряного мяса.

– Ещё не знаю по чью, – бросила небрежно, отщипывая кусочек от котломы, стоявшей перед ней на деревянной торели. – В полу переходе отсюда на полянке твоих рук дело?

– Напали, – пренебрежительно бросил он, – разбойников развелось слишком много.

– Ну, да! – Совершенно не удивилась собеседница. – А следящего сам отпустил или..?

– Утёк, как жареным запахло, – не стал утаивать очевидное.

– Знаешь, чей челядник? – волха посерьёзнела.

– Сам разберусь, – усмехнулся он, – потом, когда здесь закончу.

– Ой, ли? – И видя его упорное нежелание поделиться, продолжила. – Могла бы помочь… Странные дела творятся в последнее время. Такое впечатление, что кто-то открыл тайную охоту на ведьмаков. Действуют разными путями, только итог – один. – Взглянула на собеседника, отмечая его напускное равнодушие. – Значит, знаешь…

– Только не очень понимаю – зачем? – Видан даже не надеялся на откровенность.

– Разное болтают, – отвлечённо пожала плечами, но выдала, между прочим, как несущественный факт. – Кто-то войска собирает. Кто-то союзников навещает. Но больше шепчутся о том, что начинает сбываться древнее пророчество, – она зло усмехнулась, – такое древнее, что точный текст никто не помнит и не знает. Известно только, что выбит он золотыми рунами на «звезде Чернобога»…

– А сама, что думаешь? – задал ведьмак ещё один вопрос.

– По всему видится мне, что пришёл конец миру. Надоело князьям по своим уделам сидеть. Решили они земли переделить, вот и зашевелились.

– Это дело княжеское – менять границы. Только ведьмаки-то здесь, с какого бока? Мы земли от нечести и нежити чистим. Если только… – Видан впился глазами в собеседницу. – Войско может состоять из подчинённых тёмных…

– Не мне тебе что-то объяснять… – И тут же, перевела разговор на другое. – Сказывают люди, что ты змея отловил. Не врут?

– Было дело, – не стал скрывать правду. – Аспид маленький совсем, только охотиться научился. Для тебя ничего интересного.

– М-м-м! – Поджала губы собеседница. – Значит, Конклав ещё одной боевой зверюшкой пополнит свои закрома. Поздравляю… – и было в эти словах – смесь досады и зависти. Но Доляна взяла свои чувства в руки и перешла к следующей теме. – У меня здесь дело есть от Совета Волхвов. Не знаешь ли, где здешний кудесник проживает?

– А что людины болтают? Насколько я понял, ты всегда начинаешь со спетен… – заметил он.

Но волху это нисколько не смутило, даже более того – развеселило не ко времени, а возможно, последнее произошло из-за того, что хмельной мёд в кубке уже закончился.

– Людины слишком много говорят. Шепчутся о том, что с твоим приездом стало твориться что-то совершенно из ряда вон выходящее. А ранее, вроде, как и ничего было… – она надула пухлые губы, накручивая на палец золотую прядку, выбившуюся из косы. – Но всё это ерунда, конечно, чистое совпадение. Хотя, смотря как подать… – Вздохнула горестно. – Говорят, говорят… и, в основном, сетуют на то, что тиун в отсутствии боярина запретил всем вход в замок… – и вопросительно заглянула ему в глаза, принуждая к ответу.

Ах, как хорошо он знал этот взгляд!

– Капище Светлых богов заброшено. И это уже не пустые разговоры – сам видел, – рассказывал он, утопая в синих омутах. Волхвам невозможно было лгать, была у них такая сила, данная богами, за которую они платили вечным одиночеством. – Тайно посещает его старик. С его слов: кудесник долго болел, а после – умер.

– Угу, – хмыкнула она, что-то для себя отмечая, но его не отпустила. – Виданушка-а, – протянула сладко, – расскажи-ка, любый мой, что ты-то здесь нарыл?

Накрыла своей ладонью его руку и стала поглаживать пальцами, ещё больше ввергая мужчину в транс. Голос кудесницы слышался, словно сквозь вязкую толщу воды. Хотелось внимать ему, верить безраздельно, следовать указаниям безропотно. И это было уже слишком!

Ведьмак упрямо мотнул головой, избавляясь от наваждения. Сердито ухмыльнулся.

– Знаешь, ведь – со мной твои штучки не пройдут.

– Ха-ха-ха, – рассмеялась расслабленно, – но попробовать-то стоило! – И добавила уже с шипением рассерженной кошки, – Неужто совсем забыл о том, как нам было хорошо вместе?

Видан уставился в стену за её головой. Разговор на эту давнюю тему начинать снова желания не было.

– Та-ак, значит, – шикнула уже обиженно, – а не пожалеешь? – И совершенно неожиданно развеселилась. Гаденькая улыбка искривила её губы. – Как там твоя Ягода поживает – не преобразилась ещё?

Собеседник промолчал, делая вид, что ему безразличны её попытки вывести его из себя.

– А, ведь, пора уже! – ткнула в него дрожащим пальцем.

Он снова промолчал, дожёвывая тонкую пластинку, но не чувствуя никакого вкуса.

– Силой своей удерживаешь от превращения, – больше утвердительно, чем спрашивая, заявила она. – Сколько лет уже сдерживаешь проклятие? – задумчиво провела пальчиком по губам. – Тридцать? Не-ет… расстались мы с тобой лет семьдесят назад…

– Только не надо валить с больной головы на здоровую, – буркнул он. – Это ты меня бросила. И я теперь тебе даже благодарен…

– Значит, – словно, и, не заметив его фразы, продолжила, – хм, очень скоро всё свершится! Ох, и красоткой же, станет твоя Ягодка! С такой, не то что в одну постель ложиться, а и встречаться – страшно!..

– Прекрати, – сквозь зубы рыкнул Видан.

– Нога костяная, патлы седые, глаза впалые, – с вызовом продолжила женщина, стараясь унизить свою соперницу. – О-о, какую подробность ещё упускаю – горбатая и носатая! Фу-у-у! – Сморщилась показательно.

– Я её не брошу никогда! – твёрдо и зло гаркнул ведьмак. И уже тише добавил. – Тебе этого не понять. Не за внешность любят.

– Но главное-то не в этом, – откинулась к стенке Доляна, – главное то, что ты знаешь – виноват! И будешь всегда верен ей только потому, что эта вина тебя гложет. Какая уж тут любовь и страсть?

– Ну отчего, всегда при нашей встрече, ты стремишься устроить скандал? – как-то устало пробормотал Видан.

Наверное, она ждала, что он потемнеет, как грозовая туча, станет извергать проклятия и у неё тогда появится повод его скрутить, а потом… А что потом? Вариантов было много. И один гаже другого. Но самое мерзкое – что бы она не сделала – это не вернёт прежнего Видана. Того Видана, что смеялся весело, целовал страстно, глядел в её глаза и не мог наглядеться по собственной воле, а не по принуждению. Стало отчего-то щемяще больно…

– Ладно, – внезапно посерьёзнела она. Хмель в голове рассеялся. Чувства обросли ледяной коркой. Всё, как всегда – ничего личного. – Остались у меня к тебе вопросы.

Ведьмак даже выдохнул облегчённо.

– Этот оборотник, что с тобой зашёл – кто он? Почему не зарегистрирован?

– Финя, можешь так считать, мой ученик. С неделю, как им стал. Мальчишка без роду и племени, но стоит проверить ещё. К тому же, силой наделён. И в ведьмачьем конклаве сам его зарегистрирую, когда со своим заданием покончу.

– Договорились. – Вгляделась в него, прищурившись. – Проверю. Не надейся, что так спущу.

– Ага, – уже без напряжения, согласился он. – В замке присмотрись к жене тиуна Агате. – Поднялся и, наклонившись к ней, произнёс, улыбнувшись. – Вот такая, как сейчас, ты мне Долянушка, больше нравишься…

И оставив в полном недоумении бывшую подругу, отправился в свою комнату, чувствуя за спиной недобро притихшую столовую.

Глава 12

Видан не успел дойти до верхней площадки, когда дверь постоялого двора с грохотом растворилась. И в неё ворвалась полнотелая матрона с красным лицом и выпученными от ужаса глазами. Она обвела всех и вся диким взглядом, наткнулась на ведьмака и тут же бросилась прямо к нему, завывая:

– Батюшка, отец родной! – чем шокировала присутствовавших, вскочивших с мест. – Не остави в беде!! Там … там такое чудище!

Ведьмак прислушался к ней со вниманием, но спрашивать не спешил.

– Макуша опять спятила, – зашептались завсегдатаи. – От, блаженная! То одно ей чудится, то другое видится.

Женщина же, продолжала голосить:

– Глазищи «во» – круглые светятся. Лапищи длинные с когтями, а само скукошенное всё…

– Уйди домой, лябзя, – взвизгнул седой старичок, подскакивая. – Туеса безголовая! Не позорь меня перед товарищами. Напридумает всякого: то кур со змеиным телом, то девка о трёх головах, а то ещё что …

«А дела-то совсем не так тихи в городке! – подумал Видан. – Василиск и Трёхголовка… час от часу веселее…» Даже если предположить, что молодуха знатная выдумщица, то где-то должна была о таком слышать или, что ещё хуже, сама видеть.

Тем временем спор нарастал. Макуша развернулась всеми своими пышными телесами к старику.

– Это я-то, безголовая?! – вызверилась на родича. – Сам ты остолбень, базыга трухлявая! А всё туда же меня учить! – От такого обращения дедок даже присел. – Во-о! Смотри, коли не зришь дале своего носа!

И она выпростала из-под передника правую руку, завёрнутую в пропитанную кровью тряпицу, которую до этого прятала.

– Ну-ка, ну-ка, – Видан сбежал вниз, скорее из любопытства, чем из сострадания. Но то, что предстало его глазам, изменило его настрой. Слишком хорошо он знал, какая тварь может оставлять такие раны.

Руку женщины от локтя до запястья раздирали пять глубоких борозд, словно кто-то с ножами вместо ногтей, пытался удержать её, а той неведомым образом удалось вырваться. Из порезов всё ещё густо сочилась кровь, и от того, что ничто теперь не закрывало раны, полилась ручьём. Удивительно было, как молодуха ещё стоит на ногах.

– Сама, что ли себе такое сделала… – всхлипнула Макуша и стала оседать на пол.

На постоялом дворе поднялся гвалд и шум. Люди окружили, стараясь разглядеть поближе. И Видану пришлось слегка отогнать их силой, чтобы остановить кровь, перетянув плечо несчастной шнуром из её же косы.

Полового Мирошку тут же услали за травницей, уложили молодуху на половицу у очага, ибо на лавке ей никак не уместиться, да и светлее у огня. Ведьмак знал, что волха могла бы справиться с ранением достаточно легко. Но она под шумок исчезла. Впрочем, её всегда мало интересовали чужие беды.

***

В овин главы гончаров Кисляка ведьмак входил с вполне оправданным опасением. Правда, опасался он не того, о чём с тревогой шептались его провожатые. Даже если бы старик Першок и не показал из недоверия дом своей невестки, сюда бы привела её кровь, густыми каплями отметившая весь путь до постоялого двора.

Но всё обстояло совсем наоборот. Мужики отчего-то тут же прониклись к нему какой-то отчаянной верой. Наверное, вспомнив, кто покрошил нежить. Возможно, сыграл роль хмель в дурных головах. Только именно эта дурь и беспокоила ведьмака более всего.

Готовность броситься ему на помощь, в которой так горячо уверяли Видана по дороге, не нужна была ему совершенно.

Видан не стал брать с собой даже ученика, метнувшегося вниз на шум и крики, оставил под благовидным предлогом присмотреть за пришедшей в себя Макушей, чтобы та не вздумала ещё что-либо учудить.

Оставив десяток сопровождающих за дверями, наказав им стоять смирно и внутрь не соваться, ведьмак поискал какого-либо запора, и не найдя, накинул простенькую колдовскую петлю от чужого любопытства.

Он не зажигал огня, ведьмачий глаз лучше видел в кромешной тьме, выделяя чётче, чем при огне, все предметы и скрытые от простого глаза движения.

В овине царил идеальный порядок, если не считать сваленных на пол деревянных лопаток, и первых багровых отметин на выскобленных до блеска досках. Надо полагать, именно здесь Макуша и получила удар когтистой лапой. И если бы ни это и не металлический привкус в тёплом воздухе, то в помещении ничто не намекало бы на недавнюю бучу.

Сладко пахло слегка перегретым зерном, сухим дубом, и совсем немного травяным духом сеновала и дымком из сушильных печей.

– Здрав будь хозяин дома! – Видан отвесил поясной поклон, чувствуя на себе сердитый и опасливый взгляд.

Усмехнулся по-доброму и присел на лавку. Скинул наголовник, расстегнул свою накидку и достал из поясной сумки чистую тряпицу, припасённую заранее, как и всё, что выкладывал на неё неторопливо: розовые ломтики кулаги, печёную репу и кусочки верчёной зверины.

Услышал где-то в углу нетерпеливое шуршание и бурчание – улыбнулся шире. Снял с пояса сулею, поставил малые чарки. Заметил, как одобрительно крякнул где-то вблизи хозяин пока ещё невидимый.

– Пришёл к тебе не воем, а послом, – уточнил свои намерения. – Не побрезгуй угощением. Раздели со мной и ядь, и мёд…

Овинник проявился совсем рядом, резко, словно только и ждал приглашения. Был он немного волосат, но одет в рубашку, порты и лапотки, а голову стягивала плетёная из соломы косица. И если бы, не низковатый рост, то ничем не отличим от ухоженного мужичка слободского. Разве что при движении ощущалась разница, ибо суставов на руках было на один больше человеческого.

– Кх-м, кх-м, – кашлянул он в кулачок и вскочил на скамью. – Что ж, коли ты с миром пришёл, то отчего не составить братию.

И ухватил ломоть кулаги в одну руку, а стопку с хмельным в другую. Некоторое время они просто сидели молча. Ведьмак был доволен тем, что угодил овинному хозяину. А тот уминал подношение, довольно щурясь, словно вовек ничего вкуснее не едал.

– Знаю, знаю зачем пришёл, – оправляя седые усы, наконец, покаянно выдал Овинник.

– И что скажешь?

– Не ожидал снисхождения, – блеснул чернотой глаз, – думал, что карать явился. Прикидывал, как отпор дать, да дом свой сохранить. А ты, не то, что прочие, со всем уважением, с понятием…

– Стар я для того, чтобы бездумно истязать. Насмотрелся всякого…

– От, и я о том же! Повезло мне, горемычному.

Ведьмак не перебивал, не задавал вопросов, ожидал, когда овинник сам всё расскажет. И не обманулся.

– Виноват – что скажешь?! – помолчав короткое время, продолжил тот. – Не уследил! А разве ж, за мелюзгой уследишь, когда их мамка кудась пропала? – Зыркнул в угол, откуда всё время слышались шорохи и поскрёбывания. – Ну-кась, сюда «помощнички»!

Из темноты вывалились, проявляясь во всей красе коты-картуши, все чёрные пушистые с огромными, как плошки, жёлтыми глазищами. Последней пятой высунулась недовольно жмурясь кошечка, крылатая и белая, как снег, сердито шипя. Она шла низко опустив приплюснутую голову. И ведьмак едва не рассмеялся от потешного вида, ибо пушистый шар с крыльями – то ещё зрелище. Хотя и опасное. Величиной эти котята были с небольшую собаку каждый.

– От, проказники! – в сердцах хлопнул хозяин по коленкам.

– Откуда ж, такое диво? – кивнул Видан на крылатую тварь.

– Сам не знаю! Отпустил их мамашу погулять, уж больно просилась. И где такое чудо невиданное нагуляла? Не в Пекельное же царство спускалась!

– И где сама?

– Не ведаю! – всплеснул руками Овинник. – Год, как пропала. Сама улизнула, а пакостников своих оставила. Как могу, так и воспитываю. Да разве ж, за ними уследишь?

Ведьмак только качнул головой согласно, ожидая дальнейшего объяснения.

– А тут ещё докука. Молодуха-то здателева, хоть и умишком не вышла, да видящая попалась! Я-то и Домовой её глаза от себя уж, как отводим, отводим, а она нет-нет, да углядит. – Он сердито зыркнул на жмущихся друг к дружке призрачных кошаков и продолжил. – Эти и прятаться-то не умеют, а может и не хотят! Молодуха им «кис-кис», а они и рады стараться: туда-сюда перед ней шнырять – играются, вишь ли! Вот она и поймать одного решила. Эта белявая её и цапнула за руку, чтоб не распускала пятерни… да не рассчитала. Что теперь делать?

– Хм, – задумался ведьмак. – А что ты мне скажешь, но то, чтобы я запечатал ведовство молодухи?

– Проси, что хочешь! – воскликнул овинник. – Никакой жизни от этой пустоголовой нет.

– Ладно, – усмехнулся Видан, – но прежде скажи, коли она видящая, то где могла зреть василиска и многоголовку?

– Дак, это мы с братьями молодуху пытались напугать, – ответствовал хозяин, – морок напускали.

– Знатно, – хмыкнул гость, заметно радуясь, что одной головной болью стало меньше. – Что скажешь, если заберу я с собой одного котика и кошечку твою крылатую к хорошим хозяевам пристрою?

– По рукам! – тут же согласился Овинник. – Мне и остатка будет довольно.

На том и порешили.

Крылатую всё ещё шипящую кошку ведьмак свернул призрачным клубочком и впитал в татуировку на запястье. А кота, который совсем не прочь был обрести нового хозяина, уменьшил в размерах, поглаживая по спинке, уплотнил, превращая в обычного с виду, котёнка. С ним и вышел из двери, распрощавшись с хозяином.

Как оказалось, пока ведьмак общался с Овинником, муж привёл Макушу домой. И бормотание пострадавшей о «крылатом коте» нашло своё объяснение. Пусть оно несколько и противоречило словам Видана, но «чего со страху не привидится?» Мужчины посмеялись и отправились по домам. Першок же торжественно пообещал, что свою непутёвую невестку за косы к ведьмаку утром приволочёт, дабы он навсегда избавил дурищу от всяческих видений.

Глава 13

Ведьмак злился. Он не успевал и знал это. Жалел, что не оседлал индрика, а решил передвигаться пешком. Корил себя за то, что не взял с собой Финю, предполагая, что тот будет просто мешаться под ногами. Да, и вообще, он привык работать один. А объяснять – что да зачем или предостерегать от возможных опасностей – это не его. Не сегодня, а позже, когда разберётся со всей этой путаницей из разрозненных событий.

Мальчишку оставил караулить картушей, мирно спавших в корзинке под заклятием от преобразования. А сам, чуть забрезжил жидкий рассвет пасмурного утра, отправился в путь.

В этот день он решил исследовать низину реки между холмами, где течение словно уходило в дебри заросшего ивняком и таволгой болота. Русло реки разделялось в этом месте на сотню мелких островков, пропадая в зыбкой хляби. И уже много дальше снова сливаясь из множества рукавов, становилось нормальной полноценной рекой.

Когда-то, около трёх сотен лет назад, здесь протекала полноводная река. И струги торговцев беспрепятственно ходили до самого Оскола, Верхние Дубы и народились, поднявшись крепостью на высоком холме над пристанью. И шумел здесь город, и стоял княжеский терем в окружении трёх храмов: двух деревянных Светлобогу и Макоши, да одного каменного – Чернобогу.

И где они теперь – эти храмы?

Светлые погибли в пожарище, а тёмный канул в неизвестность. И всё это произошло во времена великих преобразований, когда Чернобог решил захватить власть над всей землёй. Убил в сражении Симаргла, отправив того на перерождение.

И началась великая война между богами светлыми и воинством тёмным. Разверзлось небо. Смешались воедино навь и явь. Расползлось по землям тёмное воинство, чиня разорение и смерть. Опустилась на всё пространство ледяная короста, сковала, выморозила.

Люди же, стали в той войне разменною монетою. Мало осталось человечков, зато народилось множество нелюдей и полукровок. Их легко было перетягивать на свою сторону всесильным и бессмертным, обещая силу и власть. Кровь лилась неиссякаемой рекой.

И когда, вмешавшийся в эту бойню сам создатель Род и успокоил своего тёмного сына, тряханув по-отечески суровой дланью, да отправил обратно в Пекельное царство, многое уже изменилось.

Города пришли в упадок. Заросли поля травой, да лесом. Реки или иссякли, или заболотились. Но до смертных ли было великим, занятым переделом власти, да своими семейными дрязгами?

Создатель посовестил тёмного сына и ушёл: взрослые давно – решайте меж собой всё сами! Только никуда не делись вражда и жажда власти. Война продолжилась, только уже не так всеобъемлюще.

Боги долго не обращали на чаяния людей никакого внимания, занятые бранью. А когда победили чернобогово воинство не полностью, всего лишь развеяв по далям и весям, очнулись. Захотели очистить землю и вернуть всё вспять, в прежнее русло благости и процветания.

Прокатилась по поверхности очищающая память и души от скверны волна. Да только было поздно. Ничто нельзя вернуть назад. Безраздельно переплелось и тёмное, и светлое – никак не разделить.

В сердцах, боги что-то пожгли, что-то затопили, иное подправили, да и махнули на свои создания рукой – как хотите, так и живите сами. Память стёрта, вражда забыта, значит, всё по-новому.

Людишки про ту войну забыли в большинстве своём, как и повелели боги. Осталась она лишь в сказаниях, да в малом количестве свитков, что хранились теперь под замком в подземельях Конклава ведьмаков и в хранилищах чародеев и волхвов. Но никто не мог с уверенностью утверждать, что нет остатков древней памяти ещё где-нибудь.

Остались на земле как нарывы останки тёмных храмов. В уцелевших проводили службы и справляли требы поднадзорные своему Совету волхвы. Чернобог, ведь, тоже пользу человеку дарить способен, когда нужно поставить неодолимые границы для врагов, защититься от худа или моровой болезни. Волхвы, колдуны, да ведьмы молили своего покровителя об увеличении чародейской силы. Да и что там говорить? – всем рано или поздно в Пекельном царстве оказаться суждено. Как тут его властелина не задобрить?

Но находились и те, кто совсем не благими порывами к Чернобогу обращался. Ох, не зря волха Видану о грядущей войне намекнула. Ой, не зря!

И как это всё соотносилось со всем тем, что ведьмак нашёл? Понять бы, а связано ли пробуждение нечисти и нежити вокруг этого древнего городка с грядущим переделом земель или просто совпадение?

Верхние Дубы после той Великой войны и стали захолустным городком, до которого коннику из княжеской столицы несколько дней скакать. А речка обмелела, заросла, как нарочно именно в прикольном месте, где раньше стояли корабли, превратилась в болото, которое расползлось опухолью зловредной во все стороны.

Видан, обнаружив на берегу жертвенный камень не мог отогнать от себя противную мысль о том, что кто-то пытается задобрить Чернобога, дары ему приносит, охранников у чёрных камней сотворяет. И жертвы уже перешли от животных к человеческим. Значит, есть здесь кудесник. Тайный волхв, требы подносящий и службы ведущий. И то, что он творит уже не просто смиренная просьба о здоровье или поддержке в трудной жизни, а нечто совершенно иное.

Ведьмак уже всех мужичков от отроков до старцев на ведовство просмотрел и ничего не нашёл. Но, ведь, определённо должен был быть кто-то, знающий не только молебные песни, но и чародейство.

Не давала ему покоя мысль о том, что это может быть и женщина. Но, как только он начиналдумать об Агате, жене тиуна, так случалась странность – мысли тут же, расплывались. И получалось в результате только то, что да – она ведьма, но слабенькая сила позволяет ей только на мужа воздействовать. Но какой от того вред, что муж в жене души не чает? – это всё ему на пользу.

Видан тряхнул головой: снова размышления скользнули в иную колею.

Волха при всей её внешней легкомысленности, пускающей пыль в глаза, никогда бы просто так не стала бросаться словами о новом переделе территорий и полчищах нежити, которые подчинятся какому-то избранному. И если для расследования прислали Доляну, то дело, и вправду, более чем серьёзное. Вершители никогда не двигаются в путь без особых на то причин.

А если это так, то сохранился где-то в этих болотистых дебрях храм Чернобогу. Старинный храм, оставшийся ещё с прежних времён. Оттуда черпает силы невидимый чёрный волхв. Оттуда и посылает своих слуг на пакости и убийства.

Только как его отыщешь? Все следы воинства нежити показывали, что большей частью, пришли они из болота и только совсем малая часть, больше путая следы, приползла из окрестного бурелома и леса.

Если провести прямую линию между двумя найденными жертвенниками, то можно определить примерное направление третьего камня, равноудалённого от двух известных. Его положение падало на две противоположные стороны.

И одно направление Видан отринул сразу же – почти открытое место: разделанные поля, луга, светлый лес на холме. Даже в старые времена Храм Чернобогу никогда не воздвигали на подобном месте. И задача поиска несколько упростилась.

Тот путь, что выбрал ведьмак шёл по яруге вглубь тёмного леса.

Впервые Видан жалел, что сейчас не Корочень на дворе. Он бы морозцем и трясину сковал, и с небес Ворону лучше бы виделось – не укрывали бы всё пространство пестреющие осенней листвой деревья.

Но, как бы там ни было, некая зацепка у ведьмака всё же имелась. Когда бы не пролетал над болотом призрачный помощник, именно в этом месте, куда стремился добраться в этот раз Видан, всегда стояло марево, как плотный серый полог, скрывая что-то под собой.

Вначале он жалел, что не взял с собой Финю, всё-таки, как ни крути, а волчий нюх был куда как лучше ведьмачьего, даже усиленного зельем. Да и Белый волк знал округу с детства, каждый камень, каждую кочку на болоте. И ещё беспокоили слова о том, что он прознал, кто овец на пастбище режет.

Назвать кто это такой – помощник не мог, а по описанию получалось странно и неопределимо. Мальчишка, хоть и был на диво смышлён, но нормально разговаривать ещё только учился. Они договорились, что обязательно найдут эту нежить и отвадят от стада. Только сомневался, что ученик без наставника станет сидеть на месте и зубрить руны.

Лес давно стал из весёлого березового, просвеченного до самой земли солнечными лучами, мглисто серым мшаником выскорьи. Сквозь древний бурелом, обросший потемневшим мхом и лишайником, проросли тощие ели. Чахлые и изломанные они тянулись вверх плотной щетиной, постепенно уступая место чёрной ольхе тонкими изломанными стволами, торчащей из папоротника и волчьего лыка.

Под ногами захлюпало, чахлое редколесье перемежалось с болотом. Ко всему прочему появился туман, который всё уплотнялся по мере движения. Но именно в это самое время он заметил старую гать, которая вела именно туда, куда он стремился.

Узкий настил из дубовых стволов был почти невидим из-за того, что сливался с жижей, зиял провалами от гнилья, но им явно, пользовались. Ибо дыры были засыпаны ветками с засохшими зелёными листьями.

Но, ни эта находка удивляла. Здесь он просто поспешил и не обошёл возможный сектор нахождения тропы, наверное, просто сомневался в её существовании. Совсем немного не дошёл, шагов в пятьдесят. Если бы одолел их – идти было бы куда как легче и быстрее.

Только иное заставляло его осматриваться, вглядываясь в любое движение, вслушиваться в обыкновенные для такого места звуки, подозрительно вылавливая из них нечто особенное. Болото казалось удивительно спокойным, даже не так – иллюзорно безмятежным.

Ведьмак не мог не ощущать присутствие нелюдей и активной нежити. И те и другие периодически проявлялись скупыми и быстрыми тенями. Они двигались на отдалении, но не пытались напасть. Словно некая сила удерживала их на почтительном расстоянии.

Значит, за ним наблюдали, ждали. Только для чего?

Он попытался пустить поисковиков, но те потонули в сером мареве, поглощённые всё уплотняющимся туманом. Стоило приберечь свои силы.

Пару раз он слышал в булькающей жиже шёпот и скрежет. Мелькали совсем рядом призрачные в свете дня огоньки. Безобразная горбатая кикимора, вдруг, скользила мимо, роняя в топь листья и кору своих одежд. И всё. Тишина. Ни шелеста больше, ни звука, ни птичьего вскрика.

Только его осторожные шаги, да глухой треск случайно попавшей ветки под ногами. Впрочем, скоро и они пропали. Видан двигался в безвремении. И если бы не колдовская тропа, то вполне мог бродить здесь вечно.

Елхи стойко хранили свои секреты за наплывающей волнами ядовитой хмарью от которой всё больше кружилась голова и мутилось сознание. Все обострённые ведьмачьей сутью чувства притупились так, что он растерял своё превосходство перед простым человеком.

Невольно подумалось, что не будь у Макуши тех самых чародейских способностей, ей бы не в жизнь не выбраться из этого места. Многое из рассказа глупой ведуньи оказалось правдой. Ей бы разума чуток. То никогда бы не полезла баляба на болота. Дурь да любопытство заманили. Тут бы ей и конец пришёл. И только ниточка связи с родичами вывела, вытянула, спасла. Только вот видела ли она на самом деле тех чудищ или они ей просто привиделись в дурмане испарений?

И лучше бы привиделись…

Светящиеся запредельной зеленью глаза так резко возникли перед ведьмаком, что он отшатнулся. Огромные круглые по-птичьи зенки с загнутыми вверх чёрными ресницами моргнули и пропали.

Страж отчего-то не напал, а пропустил незваного гостя.

И тут же спало наваждение, оставил наведённый хмель. Сознание прояснилось.

Ещё шаг, и клубящаяся стена тумана осталась за спиной. Видан вышел на покрытое мхом и чахлой бледно зелёной травой пространство. Перед ним возвышался остов древнего храма. Сложенный в виде конуса из грубо расколотых чёрных плит, он весь порос кустами чёрной и красной бузины, в кровавой пене осенней листвы. От того ещё чётче выделялись на перемычке, уложенной на резные колонны , над входом белые козьи, лошадиные и человечьи черепа.

Уже от самого подъёма чувствовался источник немереной тёмной силы, но когда ведьмак ступил внутрь, тут же почувствовал, как собственная сила переполнилась и забурлила по венам, как зашевелились волосы на голове.

Глава 14

Взвыли призрачные псы, просясь на волю. Даже крик ворона где-то там, в недоступной за хмарью высоте, стал оглушающе громким. Эти звуки ударили по нервам режущей болью и стихли, оставив звон оглушения.

Видан схватился за виски.

Вспыхнули светильники на стенах, рассеивая вечный мрак, не исчезавший даже в полдень, несмотря на то, что у храма не было крыши. Сумрачного бледного света, падавшего сверху сквозь туманный купол, было мало, как мало и живого огня. Он только размывал краски, делая все оттенки чёрного, обманчиво пёстрыми, искристыми, будто грани диамантов.

Ведьмак огляделся, подавляя интуитивное желание сбежать – уж слишком много тёмной энергии плескалось вокруг. Она текла, кипела, свивалась в кольца, словно живое существо. Она пугала, грозя сжать гостя в спирали змеящегося вихря, то ластилась, обтекая волной.

От этой игры света и морока каменные идолы у входа казались живыми. Тщательно вырезанные из обсидеана волкодлаки обретали дыхание. Их мощные грудины будто бы мерно вздымались и опадали. Шевелились огромные аспиды, покачиваясь на изогнутых хвостах, подрагивали перепончатые крылья, высовывались из пастей раздвоенные языки, посверкивали жёлтыми огоньками змеиные глаза, будто грозили. И даже демоницы, дочери Чёрной Кали, стоявшие на коленях с чашами в руках, тщились повернуть к вошедшему без спроса человеку свои жуткие лица.

Белый колдун не продержался бы здесь и минуты, сгорел или сошёл бы с ума. Чёрный – подчинился бы магической пляске, растворившись в источнике силы. А Видану всё-таки удалось сбросить наваждение.

Тьма отступила, словно обиженный ребёнок, свернулась клубком в центре зала и растаяла, впитавшись в каменные плиты. Ведьмак встряхнулся словно пёс, вылезший из воды, и огляделся ещё раз уже без галлюцинаций, навеянных навью.

Вход всё так же караулили статуи волкодлаков в боевой трансформации, выставив для нападения кривые лезвия когтей. Их оскаленные морды внушали ужас. Рядом с ними, подпирая остатки купола, застыли аспиды, как чудовищные колонны. Но все были лишь каменными изваяниями, искусно вытесанными, но неживыми.

В центре зала, в середине каменного круга росло искорёженное чёрное дерево в три обхвата толщиной, приземистое и уродливо привлекательное. Редкие медные листья украшали его, разбавляя сплошную тьму. Его ветви переплетались немыслимым образом, создавая кольца и горизонтальные складки похожие на ступени, спускавшиеся к чёрному песку, устилавшему пол за пределами смолисто поблёскивающего кольца.

Наверное, будь на то желание, можно было бы подняться по этой лестнице до самой кромки туманного купола. Про дерево сказать можно было – не растёт, а стоит. Толстые узловатые корни уходили концами в землю, но верхняя часть поднимала ствол над поверхностью пола на высоту человеческого роста. От того этот эбеновый уродец в сумраке напоминал монструозного паука или многоножку. Вместо головы у него был вросший в тело ствола трон массивный и жуткий, явно созданный не по размерам человеческим.

Древний Храм Чернобога! Один из изначальных, тех, которые творили пращуры по указанию богов. Мало их осталось на земле. Видан даже подумать не мог, что в таком месте скрывается сокровище.

Длинный жертвенный камень, такой величины, что разложить на нём мамута. Осторожно двигаясь, ведьмак приблизился. Провёл ладонью по гладкой поверхности, старательно втягивая воздух ноздрями. Исследовал его весь, обойдя по кругу. Заглянул в чаши на полу. И обнаружив в желобке несколько капель едва запёкшейся крови, удивился. Кто-то совсем недавно совершил здесь требу. Жертва была принята. И тот, кто получил божественное благословение, усилился. И вряд ли эти силы будут потрачены на добрые дела.

Тонкий металлический звон вывел Видана из задумчивости.

Он поднял голову. Ещё мгновение назад всё было пусто и мертво. Но стоило сморгнуть, как в каждом извиве вервей обнаружилось по ворону – целая стая. Все живые и не пугливые. Сидят, глазами-бусинами строго его разглядывают.

А в середине над троном сидит Дива, переминаясь с лапы на лапу, поблёскивая чернёным металлом когтей. Чёрные крылья нервно подрагивают. Точёное женское личико скривилось в презрительной гримасе.

В ней невозможно было не узнать Агату. Только теперь это была не та слабая дочка знахарки, что потчует своего мужа зельем, склоняя к преданности и покорности. Эта дева-птица была куда как опаснее многих тёмных, что встречались ведьмаку на его совсем не коротком веку.

От дивы так и веяло навьей силой. Во взгляде, жёстком и внимательном, проскальзывали злые молнии, и на сострадание или сочувствие её враг мог не рассчитывать. Она, явно, чувствовала себя здесь хозяйкою. Его, Видана, противником не считала. От того неторопливо перебирала способы для забавы.

Но то ли спокойствие ведьмака ввело её в некоторое сомнение, только Агата решила изменить первоначальное решение. И он почувствовал, как невидимая сила сдавливает голову будто обручем, как старается пробиться в его разум. Раз за разом её попытки становились напористее и грубее. На холке девы-птицы даже встопорщились перья то ли от натуги, то ли от злости.

На красивом личике отразилась досада:

– Непробиваемый… – прошипела она. – Может быть, сам захочешь мне служить? – то ли серьёзно, то ли издеваясь, проговорила она, склонив голову набок.

– Сама знаешь, что – нет. – Поддержал её внезапную игривость ведьмак. – Коней на переправе не меняют. Стар я, чтобы …

– Зачем тогда вообще явился? – Прервала она. – Зачем с такой прытью моих слуг уничтожал? – тон снова сменился с медоточивого на гневный.

– Явился потому, что конклав послал. Тебе в нём тоже неплохо бы отметиться…

– Зачем это?

– Хотя бы для обучения. А то городишь всякую ерунду. Растишь чудищ для охраны, а они тебе же и пакостят – скотину режут. – Дива молча слушала, и он продолжил. – Зачем-то целый полк нежити подняла, чтобы с одним ведьмаком расправиться… Силы не жалко?

– Нет. – Поджала губы дива. И развела крыльями, как руками. – У меня её – вон сколько! На всё хватит. А ум мой сам Чёрный хозяин питает. Он всяко мудрее всех вас вместе взятых! И сил полным-полно!

– Много-то много, только за всё платить надо…

– Что – в городке люди перевелись? Или скотинка передохла? Это ведь, всё игры!

– И не жаль?

– Людей-то? – Она вытянула шею, как это делает гусыня, готовясь к нападению. Брови сошлись на переносице. Крылья носа раздувшись подрагивали. – Ненавижу-у… – прошипела она. – Ненавижу всё людское племя…

– Разве сама – не человек?

– Была когда-то… пока не предали, пока не изувечили, – голос уже хрипел. – Кончилась тогда моя вера в хорошее. Мужчинам не понять, что чувствует униженная женщина. – Вот и Аркуда всё твердит не уставая, забудь, да забудь. А я ничего забывать не хочу. Боль чёрным пламенем душу сжигает. Только обещание ему и держит… иначе всех бы давно пожгла или в безвольных кукол превратила. Люди глупы… и злы.

Дива зашлась сиплым карканьем.

А Видан запомнил для себя ещё одно новое имя. Если вырвется отсюда обязательно следует узнать кто этот Аркуда, что старается утихомирить ведьму. Может быть он тот кудесник, которого ищет ведьмак?

– Люди, конечно, глупы, но и они способны догадаться, кто им приносит беду…

– Ха-ха-ха-ха, – внезапно развеселилась птица. И её хохот эхом отразился от стен. – Да, конечно! Уже догадались…

– Что ты хочешь этим сказать? – насторожился ведьмак.

– А то и хочу – что за все потери один олух, слишком жертвенный огребёт! Не стоило мальчиш-ш-шке не в своё дело встревать!!! – снова зашипела Дива.

Видан круто развернулся и выскочил из разрушенного храма, слыша в спину:

– Уезжай, ведьмак! А не то, хуже будет…

И теперь он не успевал. Наплевав на своё нежелание раньше времени раскрывать все свои способности, ускорился. Размытым пятном, скользящей серой тенью метнулся по гати к луговине, и дальше по берегу реки к пастбищу.

А там во всю шла расправа. Огромный белый волк метался в круге из рогатин и вил, выставленных озлобленными мужиками. Они ещё боялись нападать скопом, против которого никто не устоит. До убийства оставались считанные мгновения.

Люди озверели, и были теперь ничем не лучше обезумивших зверей, уже оставивших здравый смысл где-то за гранью. Но эта же свирепость и агрессивность, и спасала волка. Ибо они ещё не решили, кто нанесёт удар первым, а пертым хотелось быть каждому. Стать героем в глазах других.

Хотя, какое геройство было в том, чтобы прикончить того, кто даже не нападал, и, кажется, даже не собирался сопротивляться. Он только стоял, широко расправив лапы, и глухо рычал, как избитый пёс. Наверное, он искал лазейку для решительного прыжка или рывка под ноги, чтобы удрать, потому что стал крутиться из стороны в сторону.

Но круг был слишком плотным

– Дай я! – орал рябой мужик, тыкая вперёд ошкуренной слегой, с примотанным на конец, ножом в замену пики.

– Нет, я! Я! Добить его! Бей! Бей! Коли!!

Ведьмак, при всей своей нечеловеческой скорости и ловкости, едва ли успевал. Круг из живодёров почти сомкнулся, погребая под собой белого волка, когда сходу, Видан бросил проклятье послушания и ворвался в толпу, расшвыривая мужиков в стороны, откидывая своей силой.

На багровой от крови траве, распластался уже не белый волк, а грязный шерстяной клубок. Краем глаза успел зацепить женскую хрупкую фигурку на крепостной стене. Агата заливалась от хохота, подняв руки к небу. Ей чрезвычайно нравилось всё происходящее здесь на лугу. Кроме того, что он всё-таки успел.

– Э-э-э, ведьмак! Ты кого защищаешь, злодей?

– Тебя балярин нас защищать прислал, а ты? Что ты деешь?!

– Энтот волчара нас скотинки лишает! По миру пускает…

– Мы и тебя, еж ли что укокошим, и нам ничего не будет от того, что мы правы…

– Зуб за зуб, как учили нас предки!

Возмущались мужики, всё больше наглеющие от того, что ведьмак просто развёл их в стороны, не причинив вреда. Те на кого всё же попало проклятие, стояли молча, сопели, но не галдели и не порывались действовать, только зыркали.

Зато другие свирепели всё больше, приближались. Кто-то даже бросил дротик, промазав, а может, и нет, угодивший ведьмаку в защищённый скрытыми пластинами поручень.

Видан, было склонившийся, чтобы рассмотреть есть ли смысл спасать своего подручного, нарочито медленно распрямился, повернулся, нарочито зажигая в пальцах защитное плетение так, чтобы все увидели.

– Самосуд, значит, решили устроить? – сурово сощурившись, глянул на мгновенно присмиревших мстителей. – Значит, княжеский дознаватель вам уже не указ? Вы кое-что забыли людины. Это мне дана воля от лица князя править суд: казнить или миловать! – Вынул из-за ворота золотую бляху с чеканным гербом князя Жирослава и Чёрный поверочный кристалл ведьмачьего конклава. – Все видели? – спросил строго, поворачиваясь в разные стороны.

Он знал, что теряет драгоценное время, но иначе поступить не мог. Если не показать простолюдинам кто здесь власть, то всё плохо кончится. Это уже не злая сплетня, не шипение в спину – открытое противостояние. Применять к ним чрезвычайные меры без повода не стоило, как и допускать излиться необузданному гневу. Незачем питать чужое колдовство ещё более чем есть.

Его жест оценили. Замолкли. Попятились.

– Здесь моя воля решать кто прав, а кто виноват. В этом я только перед князем отчитываться буду. Расходитесь. И так все следы затоптали. Если есть охотники, то подойдите. А остальные прочь!

Мужики недовольно направились к городку. На виду остались только трое видных общинников, да какой-то сжуреный дедок. Видан погасил плетение и вновь склонился над волком.

Всё оказалось не так плохо, как могло бы быть. Волк был оглушён и в беспамятстве, но пара колотых ранений скользь не могли его убить. А, значит, времени было довольно. В животной ипостаси травмы быстрее затянутся. Главное, чтобы парень не вздумал перекинуться на глазах у толпы.

Поэтому, уже более спокойно повернулся к мужикам, хмуро наблюдавшим за его действиями.

– Значит, вы охотники?

– Ну, да! – с вызовом ответил парень лет двадцати.

– А скажите мне охотнички, – выгнул бровь Видан, – а как волк добычу режет?

– Дак, оно ясно как, – переглянулся с собратьями тот, что постарше. – Мелочь – сразу за хрибет. Что крупнее – как получится. Завалит и давай всей стаей драть.

– Так, что бы кровь выпить и бросить?

– Нет! Он же не вурдалак какой…

– Э-э! – протянул третий. – Я понял, чего ты, ведьмак, добиваешься. Хочешь, чтоб уверились, что не энтот волчара скотину губит. Только как с пастухами быть? Они-то утверждают, что именно он за овцами гонялся. От водопоя гнал. – Мужчина указал рукой в сторону реки. – Там две туши в воде лежали придушенные…

– Придушенные и брошенные?

– Слышь, братие, – ударил себя по лбу старший, – а ведь он прав! Будь то, даже бешенный волк – никогда бы добычу не кинул! Уж, ежели сыт, то всё равно бы покоцал, подрал…

– Вот именно, – пробормотал ведьмак, поднимая волка на руки. – Прежде чем бучу поднимать, стоило бы подумать. И вспомнить ко всему, что белые волки Велесу заступнику вашему служат…

– И то ж, верно! Вдруг бог нам чтоб указать на истину, своего слугу прислал, а мы его…

Далее развитие мыслей Видан слушать не стал, зашагал к землянке травницы. Благая мысль в умы была заброшена. А уж старик, что так старательно изображал из себя свидетеля разборок, разнесёт всё, как надо.

Глава15

Приземистая изба стояла на краю леса. Крыша её обросла зелёным мхом, между брёвен торчал кукушкин лён. Но, несмотря на внешнюю простоватость, крохотные оконца блестели слюдяными вставками. И невысокое крылечко украшали витые столбы.

Калитка была приглашающе распахнута, что сообщало – хозяйка в отсутствии. Огород из берёзовых слег скрывал гряды с травами и каменный колодец, где ведьмак ощущал биение слабого родника.

Обычно гости поджидали лекарку на ступеньках, а в непогоду укрывались в просторных сенях. Но Видану было остро необходимо зелье. Преображение парня шло медленно, но верно. Вместо передних лап уже виднелись вполне человеческие руки, переходящие выше локтя в покрытые грязной белой шерстью волчьи лапы.

Этого изменения никто не должен был узреть. Поэтому отсутствие хозяйки и кого-либо нуждающегося в её помощи ведьмака вполне устраивало.

И к тому времени, как им придётся вернуться в гостиницу, не должно остаться даже малого следа так же и от ран. Незачем людям знать о том, что Финя и есть тот самый белый волк, о котором треплются теперь горожане. Совершенно ни к чему им знать, что проклятый – оборотень.

Труднее было договориться с охранником. Домовой оказался въедливым старикашкой, даже по меркам нелюди, слишком долго живущим в одном роду. Но в любой силе, всегда находится и слабость. Была у шиша давнее увечье с которым мог справиться только сильный ведьмак – на том и порешили.

Ведьмак поколдовал немного и Домовой отступил.

– Ни за что бы оборотня в дом не впустил, – ворчал хозяин, насупясь для солидности. – Только из уважения к тебе.

– Полегчало, значит, – сделал вывод ведьмак, отбирая необходимые составляющие для зелий. – Славно, славно…

Видан уже растопил каменку, и вода в котелке вскипала ключом. Растёртые в порошок травы и коренья пенились, наполняя горницу запахами леса и луга. Нет, он не был в зельеварении каким-то особенным мастером, но сколь бы ни были велики запасы снадобий милой Ягодки, а с этим мальчишкой они истратились в несколько дней.

Горазд он был влипать в неприятности. Вот что заставило его сегодня оказаться на пастбище? Решил погеройствовать?

Но приводить его в сознание, даже после того, как он перетёк в человеческую форму, чтобы выяснить все причины, спешить не стоило. Финя не был глупцом, значит – всё объяснит. Зато его ослабленному последними событиями телу просто необходим был отдых.

И по чести сказать, нахально пользуясь отсутствием хозяйки, Видан совершенно не понимал, как будет перед ней оправдываться.

Травница вернулась в тот момент, когда он цедил своё варево через магическую воронку в найденную тут же пустую сулею, но услышав скрип отворяемой двери и шаги, не стал отвлекаться.

Хозяйка сгрузила короб с добычей на пол и подошла к Фине, лежавшем на полу, поворчала, разглядывая раненого. И только после этого вошла в комнату.

Пожилая, но крепкая женщина в мужской тёмной одежде: поверх свитки из небелёного льна потёртый чёрный зипун, холщёвые штаны заправлены в ичиги. Длинная коса уложена вкруг головы. Платок сбился на сторону и позволил рассмотреть.

Лицо гневное. Глаза прищурены. Крылья носа раздуваются, словно в бой собралась.

– Прости, любезная Улита, что без спросу твои запасы пользую, – продолжая действо, промолвил нежданный гость смиренно, – только сама видишь, мешкать нельзя.

– Да узрела уже, – вздохнула женщина всё ещё сердито. – Что мальца в горницу не занёс? Побоялся, что вонью псиной мне все травы загубит? Так он сегодня на диво чист. Не то, что раньше. Небось, твоя забота. Наслышана уже, что пришлый колдун проклятого под свою опеку взял. Что ж, тогда?

– Не знаю твоих правил, – ответствовал ведьмак. – И так без согласия распоряжаюсь. Потому и не стал больше начатого своевольничать. Извинения прошу!

Лицо хозяйки разгладилось.

Травница оказалась не такой уж и вздорной, как говаривал о ней Трун. За свою помощь, которой понадобилось немало, она взяла совсем немного всего одну резану. И то зельями одарила на сдачу, да оставила Финю у себя на ночь присмотреть, подлечить, после того как убедилась, что снадобья подействовали.

– Мне уж не первый раз его с того света вытаскивать. – Говорила травница. – Несчастный, но живучий. Ещё ребёнком без матери остался, без роду-племени.

Они стояли у калитки. Вокруг шумел листвой осиновый лес. Поднимался ветер, грозя непогодой. Женщина смотрела вперёд на дымы подола, поднимающиеся в вечернее небо; на серебрящуюся заводь.

– А кто его мать? – поинтересовался Видан. – Что с ней стало?

– Аника, Аника… – словно во сне произнесла лекарка. И ведьмаку стало не по себе. Сбывался первый сон предвиденья. – Грустная история. Подлая. Скарядие с какой стороны не посмотри!

Она ещё немного помолчала, всё так же глядя вдаль. Собеседник не торопил.

– У нашего боярина Хоромира было две дочери двойняшки. Хорошенькие, как лебёдушки: Аника и Акина. Похожи так, что не отличить. Только норовом разные. Аника бойкая, весёлая, вся нараспашку и все чувства на виду. Акина же тихая, спокойная, скрытная, как вода в глубине.

Женщина медленно и с какой-то особенной болью душевной погружалась в воспоминания, то и дело, умолкая.

– В то время как раз свара с соседями закончилась. Слышал, небось о том, как старый князь Бежа Степной, отец нашего нынешнего, у стрыя() своего земли отымал… А может, и участвовал? Сказывают, что у него в войске много было и колдунов, и ведьмаков, и чародеев.

– Не-ет, – ответил Видан, – я тогда с чудью белоглазой на севере воевал. Ведьмакам не до княжеских распрей было. Но о брани той знаю.

– У каждого своя свара… – сделала вывод хозяйка. – Боярин с дружиной вернулся, да не один, а с нынешним князем Милонегом и его кметами. Вроде как, спас княжич ему жизнь в бою. И на радостях пообещал боярин ему одну из своих дочерей в жёны, коль понравится.

– И они, надо полагать, понравились … – процедил ведьмак тихо.

– Да, – просто ответила женщина. – Но знаю я это не более других. Моя сестра была ведьмой и целительницей. Я же, просто травница. Больше опыта, чем силы. Знаю всё со слов Сурии. Её часто в крепость приглашали – раны лечить, да роды принимать. После войны в особенности жить хочется…

Княжич так увлёкся, что немедля в столицу отправился у отца дозволения просить. Здесь же своего побратима оставил Аркуду. Тоже ведьмак знатный был…

«Вот и всплыло имечко, – отметил для себя Видан. – Не волхв, значит…»

– Вроде бы, мирком, да за свадебку, – продолжила травница, – но у князя Бежа на сына иные планы были, хоть тот и настаивал. Только даже женившись по воле батюшки, Милонег часто сюда наведывался и надолго. Прошло года два или больше. Наконец день свадьбы с Аникой был назначен на осень. Слух прошёл, что побратим Аркуда на второй сестре женится.

Все радовались. Боярышни счастливые ходили.

И вдруг, ведьмак пропал. Куда сгинул – неведомо. Он знатно наши леса почистил от всякого зла. Часто неделями его не было. Его сразу и не хватились, думали, что вернётся, но прошёл месяц, но Аркуда так и не появился. А следом за ним и Аника потерялась. Пошла в лес с подружками без спросу за ягодами и тоже пропала.

Искали, искали и ведуний приглашали и к пращурам с мольбами обращались – всё тщетно. Люди шептались, что нарочно всё так вышло. И что сбежали Аркуда с Аникой вместе… У сплетников чего только не придумается. Но, видимо князь к тому же пришёл, потому что в объявленный день женился на Акине и в свою столицу вернулся с молодой женой.

Знахарка надолго замолчала, снова глядя в пустоту.

– М-м-м, а как же Аника? – Не то, чтобы ведьмаку не терпелось узнать продолжение. Но ответы на многие вопросы, что его волновали всю эту неделю, всё же, требовали ответа. А Улита, как начала рассказ по своей воле, так могла его и закончить. И когда выдастся другой случай для задушевной беседы?

– Аника?… – будто проснулась знахарка, голос её зазвучал по другому. – Аника вернулась через год с ребёнком на руках. Вся оборванная, будто всё это время в лесу прожила. Только мычала, как дикий зверь озиралась. Нас с сестрой позвали в крепость, чтобы осмотрели и в чувство привели.

Люди сказывали, что её по улицам ловили, как испуганную фурию. Мы с сестрой застали её в своей комнате, она сидела на полу, забившись в угол. Ребёнка прижимала к груди, не давала никому, бросалась с рычанием на каждого, кто пытался его отобрать. Лохматая, грязная, страшная. Еле-еле узнать было в ней прежнюю весёлую девчонку.

С большим трудом удалось её успокоить, уговорить. За нами ещё Агата увязалась. Как же! – подружка вернулась. Мы вначале не хотели брать, но она-то и разговорила сумасшедшую. Постепенно Аника пришла в себя опамятовалась. Но что-то в ней разрушилось навсегда…

Улита вздохнула.

– Больше меня не звали в крепость для Аники. Сурия только мои снадобья носила, брала с собой дочку. И о том, что там творилось не ведаю. Сестра молчала и племянница тоже. Ну, а я не настаивала. Приезжал боярин с князем и Акиной. Недолго пробыли и отбыли.

А боярышня, сказывали, совершенно умом тронулась. В лютые морозы по двору в одной посконной рубашке бегала, ледяную леху рыла и в ней пряталась. Намучился с ней наш чародей Золот.

Только племянница с ней и ладила. Потому при ней и была. Но всё равно не доглядела. Утопилась Аника по осени. Из воды-то её Агата вытащила, да поздно было. Утопла…

– А Финя, как же?

– Финя, как матери лишился, то и без дома остался. Два годика всего ему было, когда примаком в семью плотника угодил. Правда, ненадолго у них терпения хватило. После, кажется, ещё у гончаров приживал, потом ещё у кого-то. Последним его старик какой-то из челяди в крепость привёл. Наверное, думал, как лучше.

– Неужели деду не было дела до внука, ведь одна кровь?

– Боярин, сказывают, и прогнал мальчишку, как следующий раз наведался.

– Надо полагать, «хорошими» словами сопроводил, если никто даже в примаки не решился взять после…

– Кому он был нужен без роду и без племени, коли даже родной дед от него отказался? Кто-то просто боярского гнева испугался. Кому-то было даже в радость… Попрошайничал. Люди подкармливали из жалости. Был бы мальчишка дельным, может и примали бы. А он увечный – всегда молчал. Трун его и приютил лет семь назад. Всякую низкую работу делать.

У ведьмака вертелся один горький вопрос в голове. И травница его озвучила сама.

– Хочешь спросить, почему сама не взяла? – Покачала головой. – К тому времени племянница моя Агата замуж за тиуна Борзята замуж вышла. Она и наказала ради её покоя мальчишку не привечать…

– И чем же, Агате не угодил сын подруги?

– Вот уж, это мне не ведомо, – смутилась отчего-то старуха. И посетовала. – Странная она стала. Иной раз кажется, что и не Агата это вовсе… Но она ведьма, как и её мать. А они меняются с ростом силы. – Она усмехнулась. – Собственно, кому я это говорю? Ведьмаку!

Налетел неведомо откуда сильный ветер. Зашумели оглушительно деревья. Закружили вихрями облетающие листья. Небо снова заволакивало тучами. Разговор оборвался сам собой.

***

В гостиницу Видан вернулся уже в рассвечиваемых сполохами молний потёмках, под гулкие раскаты грома. В едальне было столпотворение от того ли, что осьмица подошла к концу или по какой иной причине, но народ гулял. Звенели гусли, наигрывали звучно рожки, стучал весело барабан. И было душно, несмотря на то, что двери на улицу были распахнуты с двух сторон, и сквозняк тянул знатно.

Накат непогоды нисколько не волновал пирующих.

– Эй, ведьмак! – поднялся из-за стола изрядно раскрасневшийся парень. – Иди к нам!

Отчего-то вгляделся в круглое улыбающееся лицо, просто не хотелось после дневной стычки ещё больше напрягать обстановку. Но неожиданно почувствовал к нему расположение и не отказался.

Ему уступили место и смотрели выжидательно, будто видели впервые. И никто не проявлял никакой агрессии или раздражения, что было, по меньшей мере, удивительно, ибо в одной ватаге с ними сидели и те охотники, с которыми Виден препирался несколько часов назад.

– Выпей с нами! – круглолиций наполнил пустую кружку вспенившимся квасом. И только после того, как ведьмак осушил её, объяснил. – Завтра у меня свадьба. Вот и гуляем по-братски последний раз. Так ведь, други?!

Ему ответил нестройный гул голосов, перекрывший музыку.

– Хотел тебя на неё пригласить и как гостя, и как благословляющего. – Парень, явно, чувствовал себя неловко. Взлохматил волосы на затылке и, просительно продолжил. – Уваж, ведьмак, не откажи! Поверишь ли? В четвёртый раз женюсь, и всё холостой хожу…

– Хм-м, – прикусил ус ведьмак, – как тебя зовут-то, страдалец?

– Вторшок. Гончар я. А мой брат, – он ткнул в плечо молодого охотника, что кидался на Видана на лугу, – Третьяк. Он молод ещё, глуп и горяч сверх меры. Ты прости его…

– Да, прости, – поднял глаза Третьяк. – Не знаю, что на нас нашло. Вроде все ж, видели, как этот белый волк отару от реки отгоняет. Даже псы его слушались, не огрызались… А потом, как кровью глаза застило!

– Ладно, – легко хлопнул ладонью по столу Видан, – кто старое помянет – тому глаз вон! – Не любил он покаянные рассказы. Всё полезное охотник и так сказал.

– Он, хоть жив – этот волк?

– Жив, жив, – по-доброму без напряжения ответил и тут же спросил, чтобы прервать ненужные вопросы. – И зачем вам ведьмак на свадьбе понадобился?

– Так, ведь, беда! Трёх невест от храма до дома не довёз. – Поведал сразу посмурневший жених. – Уже все девки от меня шарахаются. И свахи стороной обходят. А, ведь я не бедный, работящий и на лицо не страшен! Едва Зарю уговорил. Сирота с матерью в нижнем посаде живёт. И её я терять не хочу. А тут, как подумаешь – вдруг, кто проклял? Так и радости никакой не останется…

– Нет на тебе проклятия, – усмехнулся ведьмак.

– А сглаза?

– И сглаза не нахожу, – успокоил Видан парня. – Всё с тобой в порядке!

– Как же тогда? – растерянно обвёл взглядом всех сидящих за столом Вторшок.

– Просто, кто-то не хочет, чтобы у тебя появилась жена, – пояснил ведьмак. – Не знаешь, кто это может быть?

– Не-е, – протянул сначала жених. А потом стал перечислять возможных недругов. И оказалось их чуть ли не полгорода. И остановить его было непросто.

– В общем, так, – Видан прекратил эти капания в тёмных водах. – Жди меня утрось. Я всё благословлю и за невестой вместе поедем.

Он поднялся из-за стола.

– Сейчас же мне подготовиться надо. Сам-то, обычай помнишь? Как встречать? Как провожать?

Вторшок согласно кивнул. Ударили по рукам. И ведьмак отправился к себе в комнату.

***

В комнате его ожидал ещё одна неожиданность. Перебравшись в место, где было две постели, потому что считал недостойным чтобы ученик спал на полу, он и подумать не мог о том, что кто-то посмеет пробраться через охранное плетение.

Но светец горел, обозначая присутствие нежеланной гостьи.

Над столом склонилась волха. Она даже не повернулась на шорох отворяемой двери, так была занята или просто считала появление ведьмака несущественной помехой своим исследованиям.

– Что ты здесь делаешь? – возмутился Видан.

– Тебя жду, ладо мой, – медово пропела Доляна, разворачиваясь.

– Зачем? – прищурился ведьмак, подходя вплотную.

– Разговор есть… – Женщина призывно смотрела ему в глаза снизу вверх, прикусив нижнюю губу.

И Видан подумал о том, что за прошедшие годы она нисколько не утратила своей соблазнительности. Всё так же хороша. Пожалуй, стала даже ещё привлекательнее, потеряв угловатость юности. Знает это и пользуется умело, чтобы дурить головы мужчин.

И как бы он к ней не относился, но не мог не залюбоваться точёными чертами лица, фигурой, похожей на песочные часы, пряным запахом имбиря с лёгкой ноткой сандала.

Тонкая нежная, с виду, ладошка легла ему на грудь в то место, где за грудиной билось мерно его беспокойное сердце. И он позволил это, не перехватил, хоть она и двигалась медленно, намеренно нерешительно. Потянулась к губам, приподнявшись на цыпочки. Но застыла, не почувствовав отклика.

– Как скала бесчувственная, – пробормотала досадливо, прекращая игру.

Да. Красивая зараза и чужая. Давно чужая. Холодная, как гадюка, расчетливая и опасная.

Видан молчал, ожидая, что же будет дальше. Опасно противостоять волхвам – нет сильнее их воинов и чародеев, а главное подлые удары у них в чести. И эти тонкие нежные пальчики отлично владеют клинком и магией. Волхи завораживают взглядом, движением, словом. Они всегда плетут свои козни на пользу своему Совету.

Неспроста она здесь. Ох, неспроста!

– Хорошо, – устало прошептала она. – Ты всегда был непробиваем для моего дара. Кто угодно другой уже тащил бы меня в койку, ласкал… Другой, но не ты! – Вздохнула протяжно, не опуская взгляда, но отступая на шаг. – Просто, поговорим?

– Поговорим, – согласился он. Доверие уже слишком давно было разрушено и слово прозвучало напряжённо. – Отчего ж, не поговорить? Обыск ты уже закончила. Надеюсь над оставшимися зельями, поколдовать не успела?

– Не стала. Зачем? Ягодка своё дело знает отлично – защиту наложила. – Волха была несколько обижена и его нарочитым спокойствием, и холодностью. Но показывать, что это, хоть как-то её трогает, не стала. – Смотрю, ты кое-что нарыл: навьи камни предопределённости, сторожа отловил, воинство пожёг… Что-то ещё? Очень хотелось бы узнать от тебя.

– Нашёл и сам Храм и его хранителя, – не стал скрывать Видан.

– Ты у нас молодец! – похвалила Доляна. – Со всем разобрался?

– Нет, кое-что ещё не ясно… Дождусь вестника, тогда дальше …

– Уезжай Видан, – оборвала его волха.

– С чего бы это? – Прищурился ведьмак. – Опять какая-то возня с переделом власти? Так я её не касаюсь. Разберусь с пророчеством…

– Нет никакого пророчества! – неожиданно резко отреагировала собеседница. – И та древняя рунопись с предсказаниями уже не значит ничего. Всё давно исправлено действиями волхвов. Разве это не наша задача – менять мир к лучшему?

– Тогда, зачем ты здесь? – спросил он.

– Остался последний штрих, – буркнула она неохотно, пряча взгляд. – Надо кое-кого устранить для гарантии правильного исхода. – Отвернулась, якобы поправить фитиль, который внезапно стал коптить. – Кстати, где твой ученик?

Спросила между прочим, но он ждал этого вопроса.

– Мой ученик – не твоя забота, – сжал челюсти, чтобы не ходили желваки, чтобы не выдать беспокойство, которое нарастало с каждой минутой разговора. – Я за него отвечаю. Или есть какие-то сомнения?

– Нет. Совсем нет! Хотя, и были некоторые сомнения,– она покрутила в пальцах пушистый кончик золотой косы. Взглянула на него пристально. – Хочу тебе процитировать то, что знает любой волхв, закончивший обучение. Слова вовсе не тайные, но тебе будут полезны:

«Когда обнажатся камни судьбы и неизбежности, обретут каждый своего хранителя и омоются кровавой требой золотые руны, придёт на навью землю Проклятый, обретя и клыки и крылья. Воссядет на обсидиановый трон Пекельного царя. И получит силу великую, приняв в себя сущность тёмного властелина, и возглавит войско Чернобога, господина своего, призвав его слуг и став над ними головой. Воспалится вражда и злоба, и пойдёт сын на отца, и отец на сына, а брат на брата. Обагрится Мать Сыра Земля кровью её детей. И покорятся Проклятому и Навь, и Правь, и Явь, и будет он править вечно».

Сказала и скользнула к выходу, но слова, сказанные ей вслед, остановили.

– Вот мне интересно, – нахмурился Видан, – почему волхвы не спешат делиться с ведьмаками расшифровкой древних сантий? Или меж нами уже не мир? И давно идёт затаённая война за власть. Тогда о каких изменениях в лучшую сторону, может идти речь? И не ложь ли все твои слова?

– Ни ты, ни я не можем знать всего, что происходит. – Она, явно, решила задержаться. Оперлась спиной о дверной косяк, сложила руки на груди. – Тебя-то вообще в тёмную прислали. Что там, в письме, тиун наплёл?

– Овец кто-то в его стаде истребляет, странным образом обескровливая. Простое задание… штригу отловить.

– И как, справился? – подняла она бровь.

– Ещё нет. Хитрая бестия попалась… – процедил ведьмак.

– Ой, ли? – хмыкнула она. – Просто мимо открывающихся тебе событий пройти не сумел! Занимаешься здесь тем, о чём тебя не просили. Всё, как раньше!

– Меня вообще ни о чём не просили, если только о том, чтобы убирался подобру-поздорову, – признался Видан.

– И кто же посмел выгонять бравого ведьмака, кроме меня?

– Вначале тиун, после его жена…

Вообще-то он теперь не был уверен, что дива – это именно Агата. Разобраться времени ему не предоставили. Но та, кто способна обернуться птицей, и лик сменить способна. Голос был, конечно, похож, но интонации чужие.

– Хм, пожалуй, стоит с ними встретиться… – задумалась волха.

– Странно всё это. И, похоже, что не одна штрига в здешних событиях виновата. Поэтому – даже не проси! – не уеду, пока не разберусь. Да и письмо отправил, надо указания получить.

– Ты сколько дней ждёшь ответа от Конклава? – спросила Доляна, хмурясь.

– Пять дней.

– Может быть, они намеренно не отвечают? – Добавила каплю сомнения.

– А, может быть, узнали нечто новое?

– Это вряд ли! Слишком щепетильно ты относишься к своим трудам, ведьмак, – усмехнулась волха, но складка задумчивости так и не разгладилась на лбу. – Моя к тебе большая просьба – уезжай! Забирай своего ученика и уезжай. Мне твой парубок не интересен, хоть и называют все его Проклятым. Признаюсь, если бы ты не взял его под опеку, то убила бы, чтобы не мучился и для очистки совести…

– С каких это пор, убийство очищает совесть? – изумился ведьмак.

– Не ёрничай, милый, с тех пор, как свет стоит, из двух зол всегда выбирают меньшую. И жизнь одного гораздо дешевле, чем общества…

– Знаю, ты уже один раз выбрала. В других случаях, теперь намного проще выбирать, – горечь слов заставила волху скривиться.

– Злопамятный, ты Видан! – Вздохнула. – Но не хочу ссориться. Не до свар сейчас между своими. Поэтому, мальчишка должен тебе ноги целовать за спасение. Проклятие на нём нестираемое есть, но не той силы, что требуется для вселения Вечного.

«Уже не той силы, – мысленно поправил её ведьмак. – Светлые боги, явно, на нашей с ним стороне. И события происходят в том порядке, как высшим угодно».

Доляна взялась за ручку двери и, обернувшись, добавила тихо:

– На днях сюда князь Милонег с боярином Хоромиром прибудут. И ты будешь, как бельмо на глазу. Уезжай, друг мой сердечный!

– Как же я от заказчика сбегу? – Впервые за весь разговор ухмыльнулся ведьмак. – Тем более что меня подрядили. Негоже людей подводить!

– Не послушаешься, значит, – нахмурилась волха. – И всей правды ты мне тоже не сказал. Только мои приёмы тоже знаешь. Не обессудь, если что…

Глава 16

Ложился спать Видансо странным чувством обеспокоенности. Приезд в свою вотчину боярина, а тем более князя совершенно не радовало. Пока он не разобрался со всеми странностями, это было не к месту и не ко времени.

Собрать из разрозненных осколков весь порядок событий, приведших к тому, что здесь происходит. И по всему выходило так, что Агата была ключевым звеном. Всё, что случается сегодня – растёт из прошлого, так любил повторять его наставник Вышко.

Итак, что же в этом прошлом?

Мутная история о том, как князь влюбился в одну боярышню, а женился после на её сестре. Ели травница сказала всё, что знала, то ревность и обида сыграли здесь основную роль. Даже племянника по жене отверг, выбросил из своей жизни. Больше десятка лет здесь не появлялся и, вдруг, решил наведаться.

Вряд ли это случайность. Сказывают, что нет у князя наследника. Одних девок рожают ему и наложницы, и жёны. А Совет трёх городов, по одной им понятной причине,требует, дабы таковой был. Иначе грозится сменить его на дугого. И кандидатов несколько.

Неужто об "увечном" сыновце вспомнил? И что это сулит теперь Фине?

Конечно, ведьмак отослал в Конклав свою записку, чтобы занесли в Хартию мальчишку, как его ученика. Но, пока ответа не поступило, своей княжеской волей, Милонег может забрать его, объявив наследником. И то, что теперь парень выглядит вполне достойно, ему только на руку.

Если князь действительно будет привечать племянника, то за его жизнь можно будет не опасаться, волхвы никогда не решатся на устранение проклятого, если он признан наследником княжеского рода без особых на то причин и без приговора Совета., а

Это была лишь часть мыслей, волновавших ведьмака.

Интуиция уже давно связала самого мальчишку со штрыгой, нападавшей исключительно на тиунские и баярские стада. Словно теплился в неё разум. Даже месть её была какой-то подозрительной, скромной, больше для привлечения внимания, чем по нужде или отплата.

Ещё одно неожиданно обеспокоило Видана. Не Аника ли эта штрига?

Могла же запросто порвать Белого волка, но не тронула! Не было на теле Фини ни одной царапины от её зубов или когтей. Просто скрылась и всё. Если бы не свадьба, на которую его так внезапно пригласили, то непременно бросился бы разузнавать, где похоронили утопленницу.

И ещё одно обстоятельство невольно привлекло его внимание – штрига, словно привязана к разбитому алтарю. Все её кровавые пиршества происходили не далее, чем на две сотни шагов от чёрного камня. Хранитель?…

Мыслей было так много, что Видан далеко не сразу уснул, всё размышляя, как ему действовать дальше.

Наверное, именно поэтому высшие силы решили его вновь "порадовать" предвидением.

«Храм Чернобога был погружён в странное свечение. Все стены будто один сплошной чёрный огонь, с переходами языков в зелёный и фиолетовый, будто колыхались на ветру вороновы перья. Зал казался пустым и чрезвычайно опасным.

Ведьмак чувствовал это всем своим существом. Наблюдал, но отчего-то не мог: ни двинуться, ни издать какого-либо звука, ни воспользоваться силой. Только смотреть, как вершится неизбежность.

В провал крыши влетел сияющий оперением сокол, сделал круг по нефу и опустился на пол рядом с алтарём. Встрепенулся. Полыхнули, разбросав сияющие искры, снежные перья. И обернулся человеком.

Взгляд парня был рассеянный, недоумевающий, ищущий кого-то или что-то недоступное, неведомое. Он оглядывался по сторонам, словно только что проснулся и пытался понять, где оказался.

– Займи своё место, сынок! – из тени выступила женщина в чёрных одеждах.

Белое бескровное лицо. Чёрный контур губ. Тёмные провала глаз.

– Матушка? – удивился парень.

– Это я, Финист! Верь мне! – Женщина приблизилась странно смазанным движением, словно и не двигалась вовсе, а лишь переместилась. Обняла за плечи спешно, будто боясь, что вырвется.

Но зря беспокоилась. Юноша и не думал сопротивляться, а только бормотал снова, как во сне:

– Мама, мамочка… ты сказала ждать. И я ждал, ждал, ждал столько лет!

– Милый мой, ребёнок, мне так жаль. Несчастье и Беда вцепились в тебя. Но я сниму эту тяжесть. – Она стала оглаживать его плечи и спину. Провела ладонями над головой, снимая нечто невидимое, создавая нечто новое. Метки проклятия таяли, исчезая.

Ведьмак видел, как тёмные нити коконом свиваются вокруг мальчишки, впиваются в ауру, меняют его облик. Ему захотелось крикнуть, освободиться, остановить происходящее, но всё было тщетно. Что-то шепнуло ему – это он должен сделать сам…

– Вот и всё, мой родной, – пропела Дива, встряхиваясь будто птица, которой надоел человечий облик и не терпится расправить крылья. – Теперь ты полностью готов. Пойдём. Ты должен завершить начатое.

Женщина подвела покорного её желанию человека к возвышению.

– Поднимись, Финист! Займи своё место и прими того, кто станет направлять и даровать божественную мощь!

Каждый шаг был увесист и звонок, словно превратился человек в металл или камень. И каждый его шаг был ударом клинка, входившего в тело Видана. Девять ступеней. Девять выжигающих болью ран. Да, они ведь, связаны переплетением сил и судеб. Ошибка ученика – это боль учителя.

Финист сел на проклятый трон.

Видан ожидал, что содрогнётся земля, всколыхнётся пространство. Но всё было тихо. Только зеленоватый свет, лившийся через пролом, стал золотисто красным. И на чёрном камне алтаря возникла, лежащая покрытая алой тканью фигура.

– Что это? – спросил изумлённый правитель.

– Это последняя жертва…»

***

Гроза прошла уже к полночи. Но мелкий холодный дождик сеял до рассвета, монотонно стучал по крыше, прекратившись только к насте. Словно час Утренней росы изгнал настырного соперника.

Можно было предположить, что слякоть испортит все торжества, намеченные на день, заставив месить грязь. Но всё складывалось иначе. Жаркое не по-осеннему утро осушило землю, изгнало туман. Дорога блестела, как деревянные свежее оструганные сходни.

Ведьмак сощурился от яркого солнца, радуясь солнцу, прохладному ветру. Отчего-то хотелось поднять руки к ясному небу и крикнуть, распуская всю свою силу на простор. Будь он не в городе, а где-нибудь в чистом поле, то непременно так бы и поступил, коль душа просит.

Финя уже прибежал от травницы, переоделся во всё новое, и стоял, понуро опустив голову, ожидая появления Видана, как кары небесной. Но у того не было настроения его наказывать. Не стоило, конечно, баловать мальчишку, но тот отделался лёгким подзатыльником.

– Прости, учитель! – В лице раскаяние, а в глазах радость.

– Пошли, – махнул ему ведьмак, – ждут нас уже. После поговорим. Руны, хотя бы выучил?

– Да, наставник.

– Учти, проверю, – погрозил пальцем и вскочил в седло.

В это утро он выглядел нарядно, сменив рабочую кожаную «шкуру», на вышитую светлую свиту и тёмные полотняные штаны. Накидка, отброшенная на левое плечо, и вечные сапоги остались прежними, только старательно очищенными Генкой от всякой пороси() и скареда(). Из-за плетёного пояса торчала рукоятка плети, которой посчастливилось покинуть своё обычное место в торбе. Рядом с ведьмацким ножом занимала своё место кожаная сумка. И ещё одна, размером поболее, была пристёгнута к седлу, распространяя вокруг себя хвойный аромат можжевельника.

Финя, бежавший рядом, схватившись за стремя, совершенно не походил на себя прежнего, и это касалось не только новой одежды, но и расправленной спины, раздавшихся в стороны ранее ссутуленных плеч, прояснившегося лица. Изменился даже взгляд, ставший живым и искристым, будто его хозяин замыслил лукавую шутку.

У распахнутых ворот их уже поджидали. Быстроногие мальцы бросились внутрь широкого двора с криками: «Едет! Едет!»

И когда ведьмак остановился у коновязи, по высокому крыльцу вниз спускалась процессия из десятка родников во главе с самим женихом и его матушкой.

Нарядно одетая крепкая старуха с подносом, который она взяла из рук молодухи, старательно тупившей глаза, приветствовала его низким поклоном.

Дом у гончара был двухэтажным, большим, со слюдяными оконцами и резными украшениями, с витыми столбцами. Не сруб, а красава: и глазу приятно и зажиток видно.

Нарядно одетая крепкая старуха с подносом, который она взяла из рук молодухи, старательно тупившей глаза, приветствовала его низким поклоном.

Видан спешился, бросив поводья Фине. Поклонился в ответ.

– Будьте здравы молодой хозяин и матушка родительница! Будь всегда с вами Великий Род!

Принял с подноса чарку. Выпил крепкого напитка, крякнув напыщенно для традиции утерев усы. Закусил мясным пирогом.

– Не худо бы подношение удвоить! – Нахмурил сурово брови напоказ.

Большой боярин толкнул локтем замешкавшуюся молодуху, и взялся сам наполнять новую чарку.

«Добро, что хоть свадебный тысяцкий ещё порядок помнит, – подумал ведьмак, поднимая наполненный сосуд. – Надо полагать, что жених пригласил меня в последнюю очередь. Интересно только, по своей ли внезапной охоте или по чьему-то мудрому совету?»

– Да будет сие земное деяние благословлено Богами! – изрёк сокровенные слова.

Его тут же обрядили по обычаю, перевязав через правое плечо вышитый рушник, обозначив статус «вежливица».

И он тут же не преминул воспользоваться своей властью распорядителя:

– Занимайтесь своими делами жёнки, чай у вас их ещё вдосталь. А мы с хозяином, да с тысяцким и дружками все приготовления проверим. – Поднялся вслед за хозяевами вверх. Переступил через порог, вступая в широкие сени. Развернулся к мужчинам, следя за тем, как Финя, исполняя все его наказы, полученные по пути, держится рядом. Спросил у жениха. – Подарок невесте отправили?

– Сейчас собирались, друже ведьмак, – откликнулся за Вторышко тысяцкий, – тебя поджидали.

Тысяцкого звали Сваор и всей своей внушительностью, басовитостью и чертами лица сильно напоминал пятидесятника. Только в отличие от того, он не чинился и не пыжился, выглядел благожелательно.

– Ладно, что не успели отослать. – Согласно кивнул головой. – Проверить надо.

Сказал и заметил, как побледнела молодуха, «случайно» замешкавшаяся у порога в горницу, как вскинулась, заломив брови, и бочком-бочком, скрылась в дверях. Но ничего не сказал, только для себя отметил эту странность, и только укрепился в подозрении, что не просто так решился гончар вопреки всеобщей настороженности обратиться к нему.

Старший сват скинул холстину с деревянного ящичка с выпуклой крышкой. Резное чудо древодела. Внутри него скрывалось настоящее сокровище: нитка белого бисера(), браслеты из серебра и аспида, черепаховый гребень, шёлковые ленты и убрус из серебряной парчи, достойный княгини. «Вот, и повезло же девице! – Видан с уважением посмотрел на молодого гончара. – Да, повезло с отношением. Но не пригласи жених меня, не было бы не только счастья, а и самой жизни…»

Покачал головой, вынимая черепаховый гребень и алую ленту, очищая от «отсушки» и «неудачки», выжигая силой чёрный заговор. Заменить пришлось и сласти в туесе. Их ведьмак просто сжёг, высыпав на землю во дворе.

Ох, уж это наивное и часто безмозглое домашнее колдовство! От незнания такого накрутят, такого нальют, намешают, что даже Верховный не расплетёт.

Кому же ты, Вторшок так глянулся или, наоборот, дорогу перешёл? Но об этом ведьмак предпочитал пока молчать, да присматриваться – авось, и определятся все недруги молодого главы гончаров.

И когда посыльные понесли запечатанный Виданом подарок, он отправился дальше осматривать свадебные приготовления, чем дальше, тем больше хмурясь. Мелкие пакости, крупные…

Да, совсем не зря его пригласили!

Пронёсся вихрем по столовой, где уже расставлены были столы, подпалил часть венков с заговорёнными травами, на часть других нашептал свою защиту. Проверил все углы и заслонки печей. И если ранее был уверен, что худа желают только молодой жене, то теперь знал, что и о Вторшке кто-то озаботился.

Эх, люди, люди! И что вам мирно не живётся? Зла и так вокруг немеряно…

Жениха отправил с дружками и старшим сватом готовиться к обряду, а больше от того, чтобы не мешались под ногами. И так время летело стремительно.

На поварне кто-то тоже постарался

– Взвар вылить! Нет, свиньям не давать. Почему? – сдохнут! Это для человека понос, а для животины…

Прошёл далее, принюхиваясь, приглядываясь. Пир затевался знатный, будто весь городок созвали.

– Те рассолы тоже вон! Сыта вылить напрочь!

– О-о-ой, батюшка ведьмак! А как же … сколь добра пропадёт, – взвыла повариха. – О-о-ой, неужто, ничего сделать нельзя? А поколдовать там, заговор какой почитать…

Видан с сомнением окинул заставленные яствами столы, исходящие благоуханным духом котлы. Нет, здесь далеко не всё было отравлено или испорчено.

– Сюда добавь побольше квасу, только ядрёного, чтоб покрепче был! Он гадость, что добавлена уничтожит…

Сюда той травы, туда другой приправы. Повариха ходила за ним следом, охала, вздыхала и смотрела на ведьмака таким взглядом, будто явился пред ней сам Купала, а то и сам Белобог.

Что-то очистил силою, хотя и собирался её приберечь, а то мало ли? На всё бросил заклинание, такое, чтоб видели все, чтоб отшатнулись в оторопи. Страх он лучше всего лихие поползновения окорачивает.

– Теперь, ежели кто дурное затеет, то язва ему приключится. – И припечатал. – Весь остаток жизни будет маяться!

Покидая поварню, Видан не был уверен, что выполнят всё в точности и готовился к тому, что придётся и перед подачей на стол всё перепроверить, но едва ступил за порог, как у скромной женщины прорезался зело нехилый голос. Она распоряжалась подряженными к ней челядинками, как будто баскак своим войском. Усмехнулся, теперь она им не спустит!

***

За всеми проверками и сборами ведьмак упустил такую немаловажную вещь, как та – где и кто будет благословлять союз молодых. Нет, он уже знал, где находятся развалины древних храмов Светлых богов. На месте ближнего к городу, за невозможностью попасть в крепость, общинники выложили из осколков белокамня круг, и установили идолов Макоши и Велеса.

Но не туда свернул свадебный поезд из трёх повозок – одной закрытой для невесты и двух открытых для родни. Сваор уверенно вёл процессию к воротам замка, которые к великому удивлению на этот раз были открыты. И даже сам Взворыга их встречал, улыбаясь, как ясно солнышко.

– О, брате Сваор! Вежливец Видан! Сват Купря! Вы, жених с невестою и все родники! Добро пожаловать!

Нет, удивления ведьмак не высказал, хотя и с запозданием понял, что отказать своим сродникам сам тиун Борзята не посмел. И Агата отчего-то не воспротивилась.

Тайна открылась быстро, стоило копытам лошадей ступить на широкий крепостной двор. На красном крыльце стояли и сам тиун с жёнами, и боярин Хоромир, и оба князя. И если князя Милонега ведьмак был готов увидеть. То приезда Жирослава никак не ожидал. Впрочем, никогда не знаешь, что в жизни лучшее, а что худшее. По тому, как вытянулось лицо последнего, как вздёрнулась чёрная бровь, Видан так же был узнан.

У капища встречал молодых тот самый старик, что встретился ведьмаку в прошлый раз. Только теперь он красовался в длинной вышитой рубахе до пят и в медвежьем кожухе. Белые, как снег, седые волосы держала кожаная лента. В руке жезл волхва, на который старина больше опирался, как на клюку.

– Не смотри на меня, ведьмак, с укоризной, – заметил он тихо, когда по обычаю старшие свадьбы подошли к нему. – Я не солгал тебе ни разу. Всю жизнь был помощником своего брата. А волхвом определили только день назад…

То, что старик неожиданно решил оправдаться, было ещё более странно, чем его появление в образе чародея. Это явное признание первенства за Виданом не осталось незамеченным.

Даже Сваор и Купря подошедшие следом и слышавшие эти слова удивились и как-то странно по-новому взглянули на ведьмака. А тот ни нашёл ничего лучше, чем просто кивнуть – вроде, так и должно быть. Но всё то время, пока волхв проводил обряд, присматривался к происходящему.

Глава 17

Старик знал своё дело. Уже пылал высокий костёр. Лучники стояли на своих местах. И родник, не скрытый за сорными травами, коих более не наблюдалось, журчал по-особенному весело, заполняя белую каменную чашу.

Сват подвёл к жениху невесту в накинутом на голову тонком белом полотне, из-под которого виден был лишь подол красного платья.

– Вручаю тебе Вторшок Родимович свою дочь наречённую Истому Лесяновну в законные жёны…

Ведьмак отвлёкся. В огород капища входили незваные гости. Людины из свадебного поезда расходились на две стороны, настойчиво раздвигаемые молчаливыми гриднями. По освобождённому проходу на первое место неторопливо вступали князья с боярином, позади них шли их жёны.

Последней в ворота скользнула волха, сердито глянула на ведьмака. В этот день она не скрывалась. И как ни странно было это видеть, оделась в женскую одежду. Наверное, старалась выглядеть попроще: поверх зелёного атласного опашеня, скарлатная() малиновая приволока, на голове девичий венчик. Лёгкий ветерок развевает, будто нарочно, ворох шёлковых лент и в косе, и в уборе.

Хороша! Видан даже заметил, как сильно задышал вой, рядом с которым она остановилась, как налились багрянцем его шея и щёки. Трудно противостоять её чарам, сложно не замечать красоту, пока не знаешь кто перед тобой.

Если же знаешь, то перемена наружности вызывает не меньшие подозрения, чем прежний вид. Интересно, в качестве кого она сейчас? А, впрочем – это было уже не столь важно для ведьмака.

Обряд не мог прерваться из-за того, что внезапно появились новые лица, хотя бы это были и правители. Людины кланялись, и то, без особого рвения. Ведь, как говорится в заветах – перед Богами все равны.

Волхв же, принеся дары Светлым богам, уже вёл пару вокруг огня, напевая особые благословляющие молитвы. И голос его не казался по-стариковски дрожащим, совсем наоборот, он выводил гимны красивым низким рокотом. Не возникало ни грани сомнения в том, что это пение – услада для богов.

И в момент, когда молодожёны встали на камень, завершив третий круг, огонь внезапно пыхнул голубоватым ясным пламенем, выстрелив в небо снопом искр. Собрание ахнуло в один голос. Агата же вздрогнула, и Акина, стоявшая рядом с ней, отступила на шаг назад. Обе они отчего-то побледнели, и вряд ли это было от внезапного испуга. Было в их страхе нечто особенное.

Вода же в чаше внезапно вскипела ключом, окутываясь радужной пылью, будто из родника выплёскивался смагов укроп(). Нисколько не дрогнув и не сомневаясь, волхв трижды щедро окатил и жениха и невесту «живой» водой. И снял-таки с головы девушки покрывало, скормив его жертвенному пламени.

Лучник передал стрелу Старшему свату, тот отдал её ведьмаку и уже тот, очистив её своей силой и нашептав заклятие на супружеское счастье молодых, передал её волхву. Старик в свою очередь почародействовал над ней, напевая свои вирши. Разделил на склонённой голове девушки золотые локоны, лежавшие до этого свободно, на две стороны.

Невеста, и впрямь, была хороша: юна, бела лицом, стройна фигурой. Карие глаза лишь коротко поднялись от земли, обвели собрание, задержавшись на муже, отчего щёки зарделись, и алые пухлые губы дрогнули, будто тщились что-то спросить.

Подскочили дружки, заплели волосы в две замужние косы. Уложили, укрыли сорокою().

Волхв же запел последнюю благославляющую песнь, закончив которую стал читать наставление молодым супругам.

Видан же, потянулся к поясной сумке и достал оттуда подвески с белым камнем и парными рунами.

Волхв уступил ему место, отступив немного в сторону.

– Очищаю, наполняю чистой силой Смаргла сеи камни, – запустил правую руку, коей держал свои подарки, во всё ещё жарко пылающий костёр. И огонь побелел светлее инея. – Питаю животворными струями небесного отца нашего! – Зашипела от раскалённого в пламени камня ключевая вода, унесла с паром, разрушила зло и навет.

– Традо. Истра. Весе. Ярга. Ладодея. – Запел на распев очистительные агмы, подступая плавно к молодожёнам, обходя их кругом, ровно столько раз, сколь чурами завещано.

И словно загудели ветры свирелями. Зазвенели небесные гусли. Пролился с ясного неба дождь благословения, коротким тёплым золотом.

– Примите от старого ведьмака его дар – обереги, что защитят вашу семейную жизнь от всякого худого взгляда, слова, али дела!

В шелестящей от лёгкого ветерка лентами и покровами тишине надел супругам подвески, заметив, как заблестели слёзы в глаза обоих. Ладно, дело! Провозгласил громко:

– Пусть сияют слова любви, будут жаркими объятия и верной семейная жизнь! Да будет так!

***

– Ох, ведьмак, – говорил седой Сваор, когда двигались они впереди возвращающейся процессии, – умеешь же ты вытягивать из человечьей души забытые чувства! Даже меня слеза прошибла!

– Так, что особого в моём действе, – усмехнулся Видан. – Если б нечего было вытаскивать, так и не вышло бы!

– А как же чудеса, что творились? Давно такого не видел!

Свадебный поезд двигался медленно, отяготившись ещё и другими гостями. Боярин и оба князя с жёнами пожелали оказать почёт молодым.

– Каждый своё видит, – качнул головой ведьмак. Спросил больше для того, чтобы увести разговор в сторону. – И кто ж, чудеса те творил?

– Лет пятнадцать назад, когда я ещё в дружину князя Милонега поступил, бал у него ведьмак в войске. От он знатно колдовал и любил нас морочить: то вороном прикинется, то зверем каким… – дружко задумался на минуту. – Один раз решил над побратимом своим, князем, подшутить. Обернулся медведем. А брат не распознал, решил что в кущу() ком забрался. Едва не уговорил его своим ножичком…

– Бывает и такое… – протянул собеседник.

– Жаль, что пропал Аркуда, – Купря вздохнул, сожалеючи, – славный храбр был!

– Да, жаль…

Ведьмак и рад был бы разговорить на эту тему дружков, да только пора было выполнять свои обязанности – уже осталась до ворот пара шагов. И он остановил поезд. Соскочил с индрика и, вытянув из-за пояса плеть, и стал бить ею дорогу перед въездом, заговаривая от всякого зла, нацеплявшегося по пути.

Финя по его знаку открыл торбу, рассыпая поперёк прохода прикрыш-траву. И повторяя прежнее действо после того, как Вторышок внёс молодую жену во двор, уже на пороге дома. Досталось плетью ведьмака и двери, и месту, где предстояло сидеть весь вечер молодым.

Пока гости усаживались за стол, Видан ещё раз проверил установленные на столах яства из тех, что подавались холодными, убедившись, что на этот раз всё обошлось без порчи, наведался на поварню. И всё время, что шёл пир, сидел, как на иголках – чудилось ему, что ждёт его ещё подвох.

– Вот уж чего я не предполагал, так того, что придётся с тобой ведьмак за одним столом на почётном месте сидеть! – рассуждал уже прилично захмелевший боярин Хоромир. – Вот, ведь, Макошь-судьбоносица, любит пошутить с человеком…

– Да уж, любит, – согласился Видан. И если бы только знал боярин насколько он прав сейчас!

– Вот я, ничего худого в жизни не сделал, а гуляю на чужой свадьбе. Людине, что на моей земле живёт, завидую. А мог бы своего внука женить!

Неужто о родной крови вспомнил?

– Ан, не подарили мне законного продолжателя, – хмуро посмотрел на князя Милонега, сидевшего по его правую руку и до этого что-то вполголоса обсуждавшего с Жирославом.

Веселье постепенно сходило на нет, хотя, могло бы только разгораться. Но, то ли присутствие высокородных гостей сковывало всех остальных. А сами князья, которым слишком о многом напомнил обряд, не жаждали веселиться. Только пир проходил слишком ровно и даже сонно.

Музыканты и песенники, играя на свой почин больше весёлое, проводили своё время краше, сменяя друг друга, и успевая при этом: и выпить, и закусить в сенях.

– И за какие же провинности перед богами я так обделён? – продолжил больную тему боярин.

В этот момент сзади к ведьмаку подошёл Финя, который всё это время служил посыльным между Старшим сватом и Виданом, который то и дело, срывался из-за стола, чтобы проверить порядок.

– Увага Купря спрашивает: не пора ли молодым идти отдыхать? – Наклонившись к наставнику, спросил он.

– Ты, ведьмак, мне скажи! – перебил его боярин. – Вы чародеи, говорят, с Богами напрямую разговор ведёте. Вот и спроси их, отчего все они на меня ополчились? У меня было только две девки. У Мила опять девки! Неужто моя кровь настоль порченная, что извести вконец её надобно?

– Батюшка Хор, – обернулся к нему князь, – утихомирься. Агата мне шепнула, что нашёлся мой потерянный сын. Будет тебе внук!

– Проклятый заморышь?! – повысил голос боярин. – Что от него толку? Тогда его прогнал с глаз долой и сейчас не …

– Мне пора долг исполнять, – встал из-за стола Видан.

– Не-ет, стой, – схватил его за рукав боярин, – что ты, ведьмак, мне скажешь?

– А что тут скажешь? – пожал плечами, переступая через скамью.

И, действительно, что он мог сказать? Поведать о том, что стар уже боярин и как мужчина слаб. Что те травы, которыми он поднимает свой уд, чтобы не огорчать молодую жену, ему уже не помогут обзавестись даже девками? Так не поймёт же!

Но он усмехнулся, взглянув на волху, которая намеренно уселась напротив него за женским столом, и всё время игриво на него поглядывала. И по чьему распоряжению поднесли ему дурманящего разум сыта, и сказал:

– Сам-то я мало что могу, но знаю одну чародейку очень искусную в таких вопросах. Волхи они намного ближе к Богам, чем ведьмаки…

– Пришли ко мне её! – загорелся идеей боярин.

– Непременно… – мстительно процедил ведьмак.

***

– Это обо мне боярин говорил? – спросил Финя, когда они вышли на двор, направляясь к овину.

– Больно мудёр ты стал, – с сожалением пробормотал ведьмак. – Всё-то ты слышишь, всё понимаешь. Али ты один такой был в городе?

– Заморышей то много, – буркнул он, – да только проклятый – я один!

– Да, говорил он о тебе, – остановился в нескольких шагах от спящего у дверей сторожа. – Но не спеши никого винить. Слишком странная история выходит. Много кусков потерялось. Сложно это покрывало сшить. Когда соберётся всё воедино, тогда и …

– Я им не нужен был ни тогда, ни сейчас… – в глазах парня метался зверь. – А я-то думал – отчего боярин, как увидит меня на улице, так плетью перетянет или норовит конём наехать. Отчего ребятня в меня грязью кидают, да дразнятся после того, словно страх теряли. И почему и бабка Улита, и дядька Трун меня прятали с глаз подальше, когда хозяин замка приезжал…

– Оставь эти воспоминания прошлому, – Видан потрепал мальчишку по плечу. – Нельзя питать зло, оно от этого только крепнет. А когда чаша переполняется, то случается большая беда… Всё, некогда нам с тобой поддаваться обидам. Видишь, страже подпоили, значит, какую-то гадость затеяли. У ведьмаков, Финя, таких как мы с тобой, бороться с не только с нежитью и нечестью, что мешают людям жить, но и с человеческой глупостью, злостью, завистью… Нет большего зла для человека, чем он сам.

Страж спал с раззявленным ртом и с юрой улыбкой, отчего без содрогания на него не возможно было смотреть. На земле валялась пустая корчага. Ну, да – свадьба же, как ни выпить! А умелая или не очень, ведунья подлить немерено макового молока или конопляного отвара не поскупилась.

– Стой здесь, – приказал Видан подручному. – Смотри, чтобы никто не вошёл. Если молодых ночевать приведут, так же не пускай, задержи. Понял?

В овине, пропахшем сладостью пережаренного зерна и кружащим голову ароматом трав, со стойким духом можжевельника, было тихо и спокойно. И всё же что-то настораживало сразу.

– Овинник! – позвал Видан. – Где же ты, хозяин?

Ещё пару часов назад всё было в порядке и овинник на месте. А сейчас что?

Постель устроенная для молодых на толстых ржаных снопах, укрытых медвежьими шкурами и белёным льняным полотном, была чиста. Всё так же, когда он проверил и окружив охранным плетением. Ни подклада, ни заговора, ни сглаза или порчи.

Куньи шкурки тугими пучками свисали со слег. И всё же было что-то не так. Для чего-то же прогнали овинника.

– Хм, что же это может быть?

Ведьмак ещё раз пустил поисковую сеть. Оглянулся, развернувшись кругом. Он не спешил зажигать огонь. Мало ли что? Пустил магический светоч. Не для себя, не зря же пил «кошачий глаз» – для того чтобы выявить подселенца.

Можно было бы выпустить картушей. Но тени внезапно дрогнули, поплыли, выдавливая и проявляя из своих тенёт продолговатую фигуру.

М-м, нелюб! Особенный «приятный» подарочек для молодой хозяйки. Пройдёт ночь, чародейство рассеется, нелюб станет вполне милым котёнком. А стоит этого пушистика взять на руки или просто приласкать, накормить, погладить и заложенная в него порча станет толкать женщину на необдуманные поступки, на злые слова, раздражать и склонять к недовольству, глядишь, через короткое время из милой девчушки станет она сварливой балябой() или глупой рюмой(). Слово за слово, свара за сварой и – прощай семейное счастье.

Нет, не для того его пригласили!

Видан достал из наруча обоих котов-картушей, пошептал над ними и пустил на пол. Стали они ходить кругами под балкой на которой сидел чёрный, как смоль котёнок с изумрудными глазами и рыжим пятном на носу.

Ведьмак отошёл к двери, не желая мешать своим помощникам. И услышал на улице голоса. Молодая рыдала в голос, то ли для традиции, то ли от страха – всё-таки, очень юную жену себе выбрал гончар. Муж её утешал. Подружки и други им вторили, двигаясь медленно по двору. За ними с причитаниями двигались свидетели, коим предстояло всю ночь провести под дверями. И Видан молил Макошь-благодетельницу сделать их путь длиннее, чтобы обошлось без ненужных споров.

За спиной раздался протяжный кошачий вой и короткий «мявк». Картуши с победным видом удерживали притиснутого к полу котёнка.

– Ну, что ты, испугалась?– в руках шерстяной клубок трясся от невысказанных впечатлений. – Сейчас я тебе помогу… – Очищающий наговор окутал животное.

В дверь застучали. Сватья рвалась в бой. И Фине ни за что её было бы не удержать, не задвинь ведьмак затвор.

– Сейчас, сейчас! – откликнулся ведьмак, отпирая двери.

– Что тут творится? – Дородная раскрасневшаяся от кваса матрона, уперла кулаки в свои дородные телеса.

– Да вот, – простодушием сбил с неё весь глеев ведьмак, – зашёл проверить всё ли в порядке. А тут котёнок сидит!

Провожатые переглянулись. А молодая даже про слёзы забыла, разглядывая рыжее чудо, которое отчего-то замурчало и потянулось в её сторону, будто чуя в ней хозяйку.

– Обычай говорит, что это к семейному счастью и достатку!

Глава 18

Чтобы ночь прошла спокойно, ведьмак сам взялся караулить: и молодую чету, и подменную, нашедших приют в разных закромах овина. Оттуда периодически раздавались то вздохи, то жаркий шёпот, а то и стоны. И чтобы Финя не косился на дверь и не дёргался каждый раз, выпадая из реальности, пришлось колдануть, наложив полог тишины.

– И как же тебя угораздило опять попасть в жернова? – спрашивал Видан своего ученика.

Они сидели на расщеплённой надвое дубовой колоде, приготовленной для выдалбливания корыта. На другой её половине стояли малые корчаги с пивом и хмельным мёдом, а к ним закуска из печёной репы и разломанной на куски верчёной курицей.

Ведьмак потягивал хмельное и изредка бросал что-либо в рот пожевать. Благо, что ночь погожая, будто вовсе не осень, а лето красное на дворе. Нет, накидка пригодилась, как никогда – всё же студ с заходом солнца дышал уже не парным молоком, а заледью. Однако, сухо.

Финя потянулся чашей к корчаге с мёдом и тут же получил от наставника:

– Зелен ещё хмельное хлебать. Тебя и от пива знатно развозит. А от мёда совсем голову потеряешь. Ешь лучше!

Парень глянул, осоловело – не скажешь ведь, что это не впервой ему хмельное пить. Был в его молодой жизни такой опыт, правда, не понятно как его назвать – хороший или худой? Три осени назад заезжие купчики сами с угару, решили для шутки напоить увечного. На спор взяли, да уговорами.

Только вышло вовсе не весело, как заезжим гостям казалось. Выплыла из пацана тогда не глупая потеха, а лютая злость. Помнил он, как стало его корёжить, да ломать, как завыл он боли и стал по земле кататься. Оказалось, что первый раз перекинулся в волка и на обидчиков кинулся.

Те перепугались, бросились бежать в дом. Он за ними следом с рычанием. С того раза на двери знатная борозда осталась, потому, как внутрь он не попал. Благо ночевать купчики собирались возле своих повозок с добром, поэтому только никто кроме них, оборота не видел. А утром мужики решили, что спьяну им привиделось.

Поэтому, чтобы не надо было что-то объяснять, он последовал совету и вгрызся зубами в мясо, старательно делая вид, что голоден.

– И во что это вляпался твой ученик? – пропел сладкий голосок над ними.

Парень даже отпрянул, едва не подавился. Ведьмак же, поморщился.

– Любишь, ты Доляна, подслушивать, да подкрадываться, – недовольно протянул, взглядывая на пустое, казалось бы, место. – Проявись уже. Зачем прелесть без дела наводить.

Из тени выскользнула волха, уже не в праздничном женском одеянии, а в мужском платье.

– Вот же, злыдень, а не человек! – Пожаловалась в пространство. – Уж и пошутить, нельзя. Подслушивать – не болтать, вреда мало. Зато для ума полезно. Я не то, что ты, людей не стравливаю. Вот и пришла узнать – зачем ты ко мне боярина подослал?

– Не стоило мне зелье подливать, – ведьмак вновь расслабленно откинулся на стену и прикрыл глаза. Отчего-то в эти зелёные омуты, светящиеся при свете луны, как у кошки, заглядывать не хотелось.

– М-м, неужто не подействовали? – капризно скривила губы. – А я так старалась!

На это Видан ничего не ответил, даже не шевельнулся. Но женщина не обратила никакого внимания на эту холодность – настроение у неё было игривое, села рядом и толкнула его бедром.

– Подвинься! – Хотя места было более чем достаточно.

– Вечно тебе места не хватает, – заворчал ведьмак, но подвинулся затем только, чтобы быть подальше.

Тут же собеседница к нему развернулась лицом и угородив ладошку на его плече, приспособила туда и подбородок.

– И чем же тебе боярин не угодил? – Глянул, на неё Видан снисходительно – ведь не отстанет, как на провинившегося мальца.

– Он стар и противен! – Пожаловалась Доляна. – А нудный какой… подай ему внука – и всё! Очень надо было искать?! Но родственного рвения хватило ровно до горницы. А там уж иного захотелось. Дурак старый! Пентюх брыдлый, а всё туда же! – ласки ему надо. Не хватает, видишь ли!

– Это с молодой-то женой? – усомнился ведьмак.

– Полез обниматься, маракуша()!

– И? – Правая бровь собеседника поднялась.

– Ну, я и приложила его заклинанием… А сама вышла на свежем воздухе пройтись. Отдышаться… Ты же знаешь, кто единственный мой любый!

Указательный пальчик коснулся шрама на щеке мужчины, обвёл его сверху до подбородка. Чертовка потянулась с поцелуем, всё больше прижимаясь и ластясь.

– А боярин? – Спросил Видан, небрежно стряхивая её с себя.

– Что боярин? – поджала губы Доляна.

– Хм, вдруг, ты меня заказчика лишила?

– Что ему сделается?! Спит крепко… правда, на полу, но мало ли, где пьяный может устроиться? Кто-нибудь из челяди подберёт, не мне же его таскать…

Финя смотрел на красавицу во все глаза. Её беззастенчивая игра завораживала. И каждое движение, и слово казались прельстительными. От этого сердце часто стучало, а тело наливалось непривычной тяжестью. Это не могло остаться незамеченным. И парень услышал, как сквозь сон:

– Однако, какой симпатичный у тебя мальчик! Сколько тебе лет, малыш? – Последнее слово прозвучало с особенным шипением, обдав душу речёным() жаром, будто заслонку в печи открыло.

– Не знаю, – буркнул он смущённо, опуская голову.

– Хм, – перетекла она в его сторону и впилась нежными пальчиками в подбородок, задирая его голову к небу, где плескалась ущербная луна. Казалось теперь, не добившись успеха у Видана, она перенесла всё внимание на его ученика. – С виду можно и двадцать вёсен дать: рост, ширина плеч, сила… м-м-м… и на личико смазлив и приятен.

Она оглядывала его с таким вожделением, словно готова была съесть. И странная улыбка то возникала на пухлых губах, то менялась с призывной на нечто до жути неприятное. А может быть, это так неясный свет так морочил голову?

– Однако вот личико то юное совсем. Усики только пробиваться начали…

И провела по щеке, дразня запахом сандала.

– Не порть мне мальца, – оттянул её за локоть ведьмак, усаживая на прежнее место. – Давай лучше выпьем. Неплохие меды здесь варят. Нам с тобой, как раз до рассвета хватит…

– Давай, – быстро согласилась чародейка. – Не пропадать же, добру! И ученику налей, надо же когда-то и его приучать к ядам…

Сказано это было с таким воодушевлением, что можно было бы счесть за честь, если бы не последнее слово.

– … а хмель – это первое, что следует изучить! Самая приятная и подлая штука. Даже чародеям язык развязывает.

И они выпили, и ни раз, и ни два, ровно до того, как кружки стали скрести по дну. Старые знакомые вспоминали прошлое. Успели и повздорить, и помириться. А потом куда-то исчезли.

Так что Финя, прикорнувший отчего-то на месте своего наставника, не мог сказать ничего вразумительного по этому поводу пришедшим будить молодых, дабы отвести их в баню.

Где ведьмак? А кто ж его знает! Сказал, что молодым теперь опасаться чужого колдовства и сглаза не следует. Ежели кто и учинит какое зло, то вернётся оно ему сторицей. Именно так и выдал распереживавшейся родне Вторжка Финя, повторяя слова наставника.

***

Ведьмак же со старинной подругой сильно набрались, да так, что в разум пришли отчего-то на берегу реки у корявой ветлы, что проросла сквозь разрушенную плиту жертвенника. И если бы не шелест листвы на рассветном ветерке, тужившемся разогнать плотную марь, не особенно звучный плеск реки, то неизвестно куда завело бы их хмельная отрава и наваждение.

– Всё-таки, ты подлила своего зелья, – говорил Видан, обливая шею и лицо студёной речной водой.

– Как мы здесь оказались? – спрашивала растерянная волха. – И вообще, где мы?

Густой туман стелился широкой полосой, скрывая и речную гладь, и луг. В рассветной мгле он казался живым. Даже голоса звучали гулко, будто отражаясь от стен, нечётким шелестящим эхом.

– Как видишь, – хмыкнул ведьмак, – у реки. И ты восседаешь прямо на алтаре Навьего Бога!

– И зачем мы здесь?

– Насколько я это помню – мы с тобой отправились закончить моё задание, и поймать штригу, которая приставлена к этим обломкам хранителем. – Мужчина спустил с пальцев поисковую сеть.

– Тебе-то это надо, а мне-то зачем? – изумилась чародейка.

– Хм, скорее всего, ты по старой памяти решила мне посодействовать. – Он продолжал колдовать, расставляя ловушки.

Совсем рядом за хмарью просыпалось стадо: чихали овцы, разбуженные нашейными колокольцами, прогоняемых мимо коров. И эти звуки, а ещё более серая сырая завеса создавали неплохие шансы к тому, что штрига, которую прогнал Белый волк накануне, всё же выберется из ночного укрытия на кровавую трапезу.

– Ты хочешь её поймать? Утром? – удивилась волха, окончательно приходя в себя, и вытаскивая из пространства метательные ножи и ещё какую-то странную круглую штуку с пупырышками по бокам.

– Это очень странная штрига, – Видан выплетал заготовки из заклятий, но прервался для пояснения. – Она, будто бы не осознала до конца, что мертва и частично разумна. Или это не совсем штрига, а по большей части ревенант и ждёт отмщения. Подозреваю, что поводок не даёт возможности ей самой найти обидчика.

– Иными словами, смешанная форма… – протянула Доляна. И спрятала сферу. – Что ж, заинтересовал! Убивать не стану. Только пообещай, что когда вся эта петрушка закончится, ты её мне отдашь для изучения.

– Посмотрим, – то ли согласился, то ли – нет. – А теперь тс-с…

Пологий берег начинался шагов на двадцать в сторону. Но сигналка дрогнула почти рядом, будто кто-то взбирался напрямую по склизкому от сырости крутому обрыву. Этот неведомый «зверь» не знал такой преграды. И очень скоро в просветах седой от росы травы показалась косматая голова в путанице из водорослей и тины.

Ведьмак напрягся. Менее всего он ожидал увидеть бледное с чёрными прожилками застывшей под тонкой кожей крови лицо, женское лицо. Даже иссохшее, с ввалившимися глазницами оно всё ещё казалось юным. Не выдвинулись вперёд массивные челюсти, не исказились черты лица, и даже тлен почти не коснулся мертвяка.

Тело медленно выползающее на луговину, как ящерица перебирая руками и ногами по земле, с такой же плавностью и медлительностью движений поворачивающее голову из стороны в сторону. Обрывки посконной рубахи волочились по земле. Один лоскут зацепился за какой-то корень, торчавший из земли. И чудовище задёргалось, как на привязи, рыкнуло, но потом, с опозданием, словно определив причину задержки, выгнулось колесом, слегка подалось назад и освободило одной рукой остатки подола, и поползло дальше.

Как только штрига оказалась на ровном пространстве, начала подниматься на ноги, да так и застыла с кривой спиной и вытянутой вперёд шеей. Ноздри заходили ходуном – то раздуваясь, то опадая, как у принюхивающегося гончего пса.

И чтобы на этот раз не упустить её, ведьмак начал действовать. В мелкой мороси, опадающего клочьями тумана сверкнула лёгкая паутинка первой ловушки, спутавшей босые ноги. Но вышло это не так ловко, как хотелось. Упыриха упала, покатилась в сторону стада.

Но ещё до того, как потерялась в тумане, успела вскочить на ноги, разрывая слабое заклятие. И обнажив клыки, в преображении, уродовавшем уже ни сколько не походившее на человеческое лицо, бросилась на Доляну, так не к месту решившую открыться.

Мгновение понадобилось чудищу, чтобы увернувшись от магических петель, брошенных в него с двух сторон, добраться до выбранной жертвы. И если бы не нательный панцирь, остановивший убойную хватку длинных загнутых когтей, то волхе никогда бы не вырваться из захвата.

Ведьмак выругался, так же выходя из невидимости, рванул штригу в сторону, сбил с ног, уже не заботясь о её цельности. Но она, тут же, вскочила, разрывая путы ещё одного заклинания, будто подпитавшись магией извне.

Он ударил ещё раз, смешав сразу два заклятия подчинения. Но и этого хватило лишь на то, чтобы отбить атаку. Монстр был сильнее, чем предполагал.

Волха бросила свои нити, закрутившие в кокон лишь наполовину, как были так же порваны и растаяли.

Где-то совсем рядом захлопали крылья. Заклокотала невидимая птица. Штрига рванула к откосу и застыла. В пылу охоты они несколько сместились в сторону. И перед ней теперь оказалась стена из кустов тальника и хлипкой осины, неведомо как проросшей в несвойственном ей месте.

Упыриха снова развернулась и бросилась вперёд. Сверкнули тускло ножи. Заговорённое серебро впилось в плоть. Вой жалобный и горький сотряс берег. Волха умела бить в нужные места. Оживший мертвец был обездвижен.

Где-то за пеленой тумана неожиданно ответили собаки. Кто-то истошно заорал толи от испуга, то ли от боли. Глухой шум от топочущего, убегающего стада дополнился воплями пастухов, пытавшихся его остановить. Звуки затихали где-то в отдалении.

Хватаясь за торчащие из конечностей и груди, крошечные рукоятки ножей, обжигаясь, рыча и скуля, теряя силы, каталась по земле штрига.

Видан, навалился на неё, ворча, стал связывать добычу. Ноги спутывал собственной плетью, используя, как жгут. Руки стянул поясом волхи. Магию применять не решился, ещё не ясно было, отчего так слабо действовала на упыриху ведьмачья сила. Почти не сковывала, а возможно, даже и питала – с этим ещё предстояло разобраться.

– Нет, разве так выходят на охоту? – вопрошал пространство ведьмак. – Без подготовки, без оружия! И всё ты виновата! И когда только успела зелье в мёд налить? Если бы ни оно, то я бы ни за что не …

– … не поймал бы эту бестию! – закончила за него подруга. – И потом, я же тоже пила вместе с тобой. Так что не в мой огород камень! Ищи в другой стороне. И пострадала я больше тебя! Где здесь рубашку с такими свойствами добудешь, зачарованную? И свитку тоже…

– Вспомнишь, что ты чародейка и женщина, – возразил ей Видан, – зашьёшь или срастишь.

Он как раз закончил с заматыванием добычи в собственную накидку и так же не был доволен. Хотя добыча утихомирилась и лежала спокойно, но кто знает, что придёт в её мёртвую голову и не станет ли она рвать хлипкие оковы. Всё же, сил у неё немеряно!

Свистнул протяжно и тихо, призывая индрика. Невольно подумал: «Отвезти бы побыстрее штригу баярину, показать, что задание выполнено, да с глаз долой. Права, наверное, Доляна. Ученика в охапку и вон из Верхних Дубов. Пусть со своими подоплёками разбираются сами…»

Туман наконец-то стал рассеиваться, позволяя солнечным лучам облизывать землю. Сваор разгонял утренний холод. С листьев и травы текла вода. И все звуки казались непривычно звонкими.

Индрик легко нёс на себе перевешенную через спину поклажу, которая изредка подёргивалась, будто в конвульсиях, от неё сильно несло мертвечиной, тухлой кровью и ещё какой-то мерзостью. Но особо никакого беспокойства она ему не доставляла.

Впервые за долгие годы ведьмак и волха шли рядом и, он не раздражался, а она не заигрывала, не старалась вернуть прежние отношения, которые давным-давно разрушила. И оба молчали.

Общая мелкая схватка сгладила ершистость мужчины и тщеславность женщины. Они внезапно вспомнили, что были когда-то напарниками. А прошлое, как ни крути, изменить нельзя.

Глава 19

Огромный бурый медведь уходил через бурелом в сторону еловой пади. Конники спешились – верховым далее было не пройти. Странная засека перегораживала путь. Будто великан сломал полувековые дубы на высоте человеческого роста и уложил их поперёк сломом на пень, а вершину упёр в землю. За годы, прошедшие с тех пор, всё заплелось новой порослью и кустарником, создав непреодолимую преграду не то что конному, но и пешему.

– Увага княже! – подбежал Третьяк. – Косолапый нырнул во-он туда, – вытянул руку в сторону молодого березняка. – Там у него лаз протоптан. Теперь он от нас никуда не денется! С той стороны гиблое болото.

Глаза князя загорелись азартом. Он в нетерпении схватился за длинный охотничий нож.

– Что други, возьмём, кома на рогатины!

– Возьмём! Подымем!! – разноголосо поддержали его кметы и охотники, потрясая своим оружием.

Возбуждение нарастало. Князь и сам, словно помолодел на десяток лет. Сподручники так же оживились. Вверх взлетели в сильных руках рогатины и копья. Некоторые потрясали топорами.

Но это боевое действо длилось недолго. Один за другим они устремились в лаз вслед за Третьяком. И молодой охотник был горд и доверием князя, и тем, что именно он ведёт весь отряд.

На прогалине оставили челядинцев караулить лошадей и добычу, которая была довольно приличной ещё до того, как повстречалась молодая медведица с медвежонком. Она была слаба и облезла, и не велика была бы добыча. Если бы не бросилась на княжича от испуга, то не стали бы охотники брать её на ножи.

– Глупая, как все бабы! – сплюнул Кнут, подзывая к себе Третьяка, затягивающего ременную петлю на шее медвежонка. – Отпусти зверёныша. Он и без твоей заботы проживёт. Али на ярманке собрался с ним плясать?

– Не, не собрался…

Договорить он не успел. Из-за зарослей боярышника раздался могучий рёв медведя. Все охотники подобрались. Собаки залаяли, стали рваться с поводков.

– Вот! Вот настоящая добыча! – крикнул князь Милонег. – Его нельзя отпустить! Давно хотел завалить матёрого медведя, а попадалась одна мелочь. Вперёд…

Они гнались за ним больше часа сквозь еловые заросли и дубовый пролесок. Но косолапый будто дразнил людей, водя одному ему понятными тропами. И вот, они спешили за ним сквозь бурелом и валежник в сумеречном свете заходящего солнца, жидкими лучами, проникающего в древесный коридор.

Когда показалось, что этому бегу не будет конца, они выскочили на широкую круглую поляну. Круг вековых дубов стоял на страже покоя этого места. Трава была или выщипана или сильно укатана. С краю от входа, всего в десятке шагов, находился широкий, как стол, чёрный от времени пень. Из его поверхности в правильном порядке, определявшем колдовскую руну преображения, торчали источенные дождями и непогодой ржавые ножи. А за ними в стороне на краю поляны на задних лапах стоял седой медведь. Он смотрел на людей. И взгляд тёмных глаз был осмысленным и просящим.

Но князю не было дела ни до волшебного инвентаря, ни до странного поведения косолапого. И если и был из всех находящихся в тот момент времени кто-то разумно мыслящий, то уж никак не люди.

Даже собаки более не рвались в бой. Они замолчали и бились в кучу на краю. И сколько бы охотники не натравливали их на зверя, принуждая окружить исполина, псы не двигались с места.

– Шкуру не портить, – остановил поднявших свои орудия лучников. – Я сам. Я сам его возьму!..

Князь был словно в горячке. Выставив рогатину, приблизился. Но косолапый и не думал нападать. Он рявкнул, наморщил нос и отступил назад, стуча мощной лапой с огромными когтями по груди, словно кмет, присягающий на верность.

Но и это нисколько не озадачило Милонега. Он бросился на противника, целясь в сердце зверя. И на полшага до закономерного решения, добыча снова ускользнула, просто растаяв в воздухе, как исчезает в тумане бестелесное видение.

– Что это? – очнулся князь. – Призрак?

– Не похоже …, – ответил седой, как лунь охотник, отирая, выступивший на лбу пот. – Сколь ни охотился в этих лесах, а такого не видел. Призраки они, как тени. Ткнёшь рукой – они и растают. А этот по земле твёрдо ступал. Вона, какие следы оставил. Здесь колдовство, никак не иначе!

Люди очнулись, загомонили, обсуждая произошедшее.

– Надо ведьмака пригласить, – выступил вперёд Третьяк. – Уж он-то с этим разберётся.

Только князь Милонег стоял, как примороженный, оперевшись на своё оружие, как на посох. Теперь, когда горячка от преследования и предполагаемой борьбы со зверем спала, он немного опамятовался. И всё стояла перед его глазами огромная медвежья лапа, бьющая себя в грудь. И вставал перед мысленным взором другой образ, и становилось от этого видения жутко, и отчего-то впивалась в сердце острой иглой ноющая боль. И чувствовал он себя предателем.

– Эй, княже! – Теребил его за плечо Жирослав.

– А? – Оглянулся он, будто просыпаясь. – Задумался…

– Непривычно тебя таким видеть! – Хохотнул племянник. – Думал, взбесишься, как обычно, а ты задумался? И о чём же, позволь тебя спросить? О чём может так глубоко мыслить охотник, когда из-под носа ушла славная добыча?

Если и старался, хитро сощурив зенки, уязвить своего сродника Жирослав, то его язвивость прошла мимо ушей. Дядька, который его воспитывал по воле родителей, неожиданно напомнил о давнем таким образом, что и у племянника отпало желание ёрничать.

– Помнишь, моего побратима Аркуду?

– Как могу забыть? – помрачнел Жирослав. – Часто мыслю, как бы жизнь сложилась, если бы ни его наставления…

– Значит, и не забыл наш особый жест…

– А, так ты про медведя? – Хмыкнул, тот, оскалясь. – Брось! Он, явно, зачарованный. Иначе бы, не пропал. Кто-то ловко нам головы морочил.

– И то, правда, – отмер князь. Встряхнулся, опамятовался. – Надо бы лешему подношение оставить.

– Ты лучше глянь, что здесь нашлось! А то, ведь, только добычу и зрел…

Теперь и Милонег рассматривал чудной пень с колдовской выставкой. И вовремя обратил свой взор, ибо молодой гридь, крутившийся возле находки, решился на то, от чего всех удерживал старый охотник. Он изловчился и, раскачав жало, выхватил нож, который только свиду выглядел ржавым, но оказавшись в руках человека, внезапно засиял чистой ковкой, удивляя новой резной костяной рукоятью. От неожиданности, отрок едва не выронил поживу.

– Дай сюда! – потребовал Милонег, выхватывая из его пальцев нож. – Ничего здесь не трогать! – Распорядился резко и как-то зло.

Он крутил в руках оружие и проявлялось в его лице нечто такое хищное, что заставляло людей безропотно подчиняться. И то, чего другие не знали, ему-то как раз, было доподлинно известно. Эти ножи ему так же, слишком хорошо были знакомы. Такого орнамента нигде было не сыскать, потому как рисовали его они с побратимом сами. И уже после мастер вырезал, а кузнец ковал особую невиданную доселе форму. Оттого и лезвие было, как ивовый лист. Не для гонору или для забавы делали, а для ритуала колдовского.

В такие чудные совпадения князь не верил. И странный медведь, и его необъяснимый жест, не свойственный животному. Когда-то давно они с Аркудой договорились, что будь он человеком, оборотись ли зверем, именно так будет просить о помощи, если словами не скажешь.

Милонег ещё раз посмотрел на пень, пересчитал ножи. И по всему выходило так, что одного ножа не хватало. Он наклонился, посмотрел на спил. На древесине обнаружился легко глубокий прокол из которого вынули только что лезвие, и едва заметный забитый сором след от другого ножа. Но сколько бы князь не всматривался в землю, сколько бы не искал, только другого ножа не находилось.

Сунул нож за голенище высокого сапога и развернулся к сопровождению.

– Уходим, – бросил сухо и почти гневно. – Сюда никому не сметь ходить. Если что пропадёт…

И далее разъяснять ничего было не нужно. Все потянулись к выходу. Только сам князь задержался.

– У тебя Жир, я знаю, есть привычка таскать с собой сласти. Дай, – протянул ладонь.

– Ну-у, – протянул племянник, но полез в поясную сумку за сладкими лепёшками, – только три осталось…

Жирослав находил недостойным взрослого мужчины свою любовь к медовым лакомствам, но отказать себе в этой привычке не мог. Просто скрывал эту слабость, притворяясь, будто носит с собой сласти исключительно ради женщин.

Дядька хмуро взглянул на родственника и, забрав с ладони крохотные, чуть более лесного ореха, лакомства выложил их треугольником на пне. Уже на выходе обернулся:

– Я обязательно вернусь, – сказал в пространство.

***

Всю дорогу до крепости князь Милонег был хмур и неразговорчив. Кметы и охотники понимали это по-своему – расстроился, что добыча ушла. Поэтому никто его не беспокоил. Кто-то из охотников, ехавших позади, травил свои байки. Но это мало поднимало настроение всему обществу.

Князь же на самом деле мысленно вернулся двадцать лет назад. В предзимье так же, как и ныне, в последний раз виделись, а после пропал побратим.

Любил Аркуда подшутить и над самим Милонегом, и над его воспитанником Жирославом, тогда ещё десятилеткой. Из Конклава он вернулся в особенном настроении. На вопросы – отчего так весел, только ухмылялся и загадочно отделывался одним словом: «Увидишь!»

Всё разрешилось на охоте, когда совершенно неожиданно к их костру, разведённому на поляне, вышел медведь. Косолапя, он шёл на задних лапах, совсем по-людски сложив передние на груди.

Братия сначала потянулась за оружием, хватая всё, что попало под руку. Но косолапый и не думал нападать. Вместо этого, внезапно поклонился и стал выписывать такие кренделя лапами, каких в ярмарочный день не увидишь. Чуть ли вприсядку не ходил.

Кое-кто даже выдал, а не от скоморохов ли мишка сбежал? А седовласый Следок махал на них руками, убедительно заявляя, что «сей зверь, есть посланец самого Велеса!»

Накувыркавшись вволю, закочевряжившись, медведь взял и присел к костру. Просительно по-человечьи протянул лапы к повару за миской. Угостили, конечно, гостя нежданного. А тот покланялся, покланялся и сбежал.

Через время и Аркуда объявился, посмеиваясь, выслушал рассказ о чудесном явлении «хозяина леса». Спросил:

– Значит, хорош, я был? – и, хитро, ощерился.

Да, любил побратим пошутить. Только не всем тайну своего превращения раскрывал.

– Могу довериться самым близким, – и повёл княжича в глухое место в лесу.

И был там пень, наподобие того, что видел сегодня Милонег. Воткнул в него стальные иглы заговорённые особым образом. И нашептав особые слова, перекувыркнулся через голову над ними. В одну сторону – медведем стал, в обратную – человеком.

– Смотри, Мил, только тебе показать такое могу. Я ведь ни волхв, ни оборотень, а просто ведьмак. Сам знаешь: с какой только нечистью и нежитью нам воевать не приходится. Для них-то и предназначены когти медвежьи колдовские. В зверином облике меня ни стрела, ни нож, ни рогатина али копьё не возьмут. Но есть один изъян у такого оборота. Коли кто-нибудь иглу из круга вынет, али она сама выпадет, то – горе мне! – не смогу в человеческий облик вернуться.

Тогда-то и договорились они о том, как будут друг другу знаки подавать. И как в воду глядел. Не прошло и месяца, как пропал побратим.

Вернулся княжич от отца с санным поездом, а встретил его только воспитанник. А ежели нигде не объявился Аркуда ни живым, ни мёртвым, то отправился на его поиски Милонег с двумя верным гриднями. Никому это поручить было невозможно.

Нужное место искать пришлось не долго. Но только там князь познал, что искать иглу в снегу, ни чем не проще, чем в стогу сена. В особенности сложно от того, что искать её пытался сам мишка в ярости, перерывая всё вокруг.

Медведь спал рядышком, забравшись под валежник, укрытый плотной коркой свежевыпавшего снега. Животная натура едва не победила разум человеческий в ведьмаке. Испугался тогда за побратима княжич.

Первый раз трясся, когда иглы на место вставлял, второй – когда медведя будил. Злым проснулся зверь, и далеко не сразу взял над ним власть Аркуда. Одному вою досталось сильно от когтей, другому от зубов. Долго ещё после этого случая ведьмак выхаживал своих друзей. Только побратима отчего-то не тронул, будто стояла на нём особая мета. Может, и стояла. Но князю о том ведомо не было.

Тогда-то и одарил своего храбра князь Милонег, заказав ему особые ножи из тайного сплава. Закалялись те клинки особым образом у совсем не простого кузнеца. И в ритуале использовалась кровь самого Аркуды, что делало их неповторимыми и драгоценными.

И вот теперь лежал один ножик за голенищем сапога и жёг ему ногу хлеще калёного железа. А больше всего страдала его душа, уже не в первый раз спрашивая себя, отчего он был так глуп пятнадцать лет назад; отчего не добрался до истины, отчего позволил своей ревности и обиде взять над собой верх.

И что же делать теперь? Как исправить то, что ещё поправимо?

Глава 20

«Купальская ночь – страсть разлитая в воздухе, плывущая призывными голосами над дурманящими ароматами лугов, кружащая голову хороводами. Начисто лишающая разума, сводящая двоих в первобытном вожделении. Ночь, когда нет запретов, и правит только желание.

В эту ночь, становясь в круг парней, стискивая руку заранее веселящегося побратима, княжич загадал: если случится по воле богов, соприкоснуться в хороводе хотя бы рукавом с милой сердцу Аникой, то он больше не будет сомневаться, ждать позволения отца. Он позволит себе забыть ту скучную рюму, что по велению старого князя Радима, стала его первой женой. Жаль, что нельзя отослать её обратно!

Она, как серое осеннее утро, всегда в слезах и унынии.

Почему он родился княжичем? Почему должен всегда довольствоваться доводами разума, выгодой и отвечать за благосостояние и спокойную жизнь тех людей, которых по большому счёту, даже не знает?!

У любого воя или мечника из его войска и то больше свободы! Власть – это тщет, скарядие и обман. Нет, в этот праздник он не станет думать ни о хинови, ни о хартии которую прислал отец с подручным, ни о чём ином.

Сегодня он будет видеть лишь карие глаза, завитки русых волос, манящую улыбку припухших от поцелуев губ. И если случится так, как он загадал, то не остановится на одних ласках. Он слишком долго ждал.

Высокие костры пылали, и рассылали смагу далеко от себя. Но и без того ночь казалась жаркой.

– Что такой смурной? – заливается смехом Аркуда.

Ему-то что! Он ведьмак и к жизни относится легче. Если повезёт, то и внуков княжьих переживёт. Как он сказал вчера? « Да, мне нравится Акина. Но это не повод жениться, даже если она ведьма. Ведьмаки редко надевают этот хомут не шею. Зачем?»

И он счастливо и беззаботно смеётся.

В колдовскую ночь очень трудно не поддаться чарам, почти невозможно не ответить на призыв. Но он и не пытается устоять. Он легкомысленен в сердечных делах.

Круги хороводов мужского и женского начинают раскручиваться – осолонь-посолонь. Медленно шагают, приноравливаясь к поступи ведущих. Но это ненадолго. Разогревшись в общем хороводе, где кружили и мальцы и старики, молодёжь резвится, и быстро ускоряется движение. Девки пытаются петь ровно, да складно, только быстро сбиваются на хохот и визг, кто-то продолжает голосить, песню снова подхватывают.

Милонег всё время проскакивал мимо девичьих спин, рукавов. Видел в пол оборота приближающиеся и удаляющиеся раскрасневшиеся лица. Уже кружилась голова. Всё быстрее и быстрее, бегом по кругу. В сумасшедшем ритме и уже без надежды, что его гадание завершится удачно.

И, вдруг, сшиблись. Распалась связь сцепленных рук. Княжича развернуло, закрутило, будто вихрем. И неожиданно впечатало в его грудь чью-то русоволосую девичью голову в пушистой короне из полевых цветов. Обдало медовым ароматом.

Он обхватил руками свою невольную добычу, больше для того, чтобы самому устоять и не опрокинуть наземь девушку. И только через тягучие мгновения, она подняла голову. Карие глаза, пухлые губы, жёлтые веснушки от цветочной пыльцы на носу, щеках и лбу. Испуганный взгляд и, следом за этим, заливистый смех.

Аника! Всё-таки поймал. Подарили боги!…»

В спальне было нестерпимо душно. Грудь будто перетянуло жёстким шнуром. И зачем ему привиделся этот сон? В жизни-то было всё совсем не так! Или именно так?

Князь открыл глаза. Масляная лампа ещё горела. Значит, полночь уже миновала, но до рассвета ещё далеко. С некоторых пор он велел не гасить огня. Год назад к нему в комнату забрались тати – так сказал, расследовавший это колдун.

Ему князь не поверил, хотя и не возражал. Только какой вор станет бить постель мечом, а сундуком даже не поинтересуется?

Кто-то очень хотел занять княжеский трон. И да, тесть прав – всё из-за того, что нет у него наследника! Да, где ж, его возьмёшь? Словно боги сменили милость на гнев, и мстят ему. Только сейчас не это главное.

Главное – помочь побратиму снова стать человеком, если это вообще ещё возможно. Всё-таки, сложно прожить диким зверем полтора десятка лет и не одичать, не растерять разум. Но это не так важно, поправимо. В колдовство и чародейство он верил непоколебимо, а паче всего, верил в прежнюю дружбу в то, что сможет исправить злые ошибки молодости.

Единственное, он не был уверен, что справится сам, что сделает всё правильно. Именно поэтому ему нужен ведьмак. Сильный ведьмак.

Вспомнил свадебный обряд, и то как принимали боги агмы заезжего ведьмака, как сиял сам воздух вокруг, как не обжигал его ярый пламень, и уверился, что самое верное обратиться к нему.

Князь попытался заснуть снова, но сон не шёл.

Поднялся, натянул порты, рубаху, домашние чиры прямо на босые ноги, сверху накинул епанчу, сброшенную с вечера на сундук, и вышел в переднюю, подсвечивая себе ещё чадящей лампой.

Уже в сенях, где раздавался дружный сап чади, огонёк мигнул и погас. Милонег тихо выругался, что не догадался взять трут. Пригородил лампу на сундук, стоявший у выхода. И осторожно приоткрыв дверь скользнул на крыльцо.

Привычка ходить тихо, как кот, сохранилась у него с детства. Дядька, к которому отправил на его на воспитание отец, был небогат, вставал рано и очень не любил, когда кто-нибудь будил его невзначай среди ночи. Нарушителю попадало тогда розгами так, что долго горела спина.

Но они с Аркудой, который так же, оказался в этой семье, очень любили ночные вылазки за чудесами. Побратим, коим он стал несколько позже, очень рано открыл в себе ведьмовской дар. И предполагал, что и Мил, если очень постарается, то научится видеть в темноте, зажигать светлячков и ходить бесшумно.

Именно последнему он и научился у друга. Простому человеку все остальные премудрости оказались недоступны.

Ночь пахнула свежестью и заставила поёжиться от студёного ветерка. Зато дышать стало легче, грудь отпустило, и сердце стало биться ровнее. Он не стал спускаться во двор, а медленно побрёл по переходу в сторону женской половины. Мысленно представляя, как ткнётся в тёплую шею жены, представляя, что это её погибшая сестра. Он всегда представлял на месте Акины или иных жён и наложниц – другую, ту, которую не простил, но забыть не смог. Поэтому никогда ни с кем из женщин не проводил времени больше необходимого. Всего одна ночь и вся жизнь…

– Ты обещала! – Вырвал из воспоминаний знакомый мужской голос, прозвучавший громче положенного.

– Я и не отказываюсь… – зашептал едва слышно так же знакомый, женский.

Князь замер, прислушиваясь, но больше слов было не разобрать. Постояв пару минут, он всё же двинулся вперёд. «Кто же это там милуется?» – раздражённо подумал он, уже зная наверняка, кого увидит.

– Пойми, я не могу больше ждать! Всё должно случиться до отъезда… – Жирослав был рассержен.

– Ладно, будет так, как хочешь, – раздосадовано отвечала Агата.

Было совершенно непонятно – о чём это они? Но меньше всего это было похоже на любовное свидание. Милонегу никогда не нравились тайные действия за его спиной. Однако на этот раз, он несколько опоздал, и разговор был окончен. Боярыня юркнула внутрь, а племянник, постояв пару минут у перил и зло постучав кулаком по резному столбику, двинулся ему навстречу.

И князь сделал вид, что только сейчас вышел из сеней, что торопится и не замечает в темноте своего воспитанника. И вписался в него плечом.

– О! Дядюшка, и ты в терем решил наведаться? – Вопросил несколько испуганно.

– Да, вот, что-то муторно, – пожаловался князь. – Сердце ноет…

– Наверное, снова дождь пойдёт. Сыростью тянет. И воздух стылый.

Они разошлись в разные стороны. Но в голове застыла занозой недосказанность.

***

Штрига вела себя странно: не бросалась на людей, не грызла прутья, не выла. Она спокойно сидела на корточках в клетке из осиновых кольев и даже не пыталась выбраться. Прошла неделя с тех пор, как ведьмак привёз её в крепость. И первое время, на неё ходили смотреть все, кому не лень.

За ней присматривали, караулили. И даже пытались кормить, даже бросали внутрь живого козлёнка. Но упырица отнеслась к его появлению с полным безразличием. Волха приходила каждый день и, выгнав всех, чародействовала. Выходила хмурая, совершенно не понимая, что за нежить перед ней.

Ведьмак, оставался по-прежнему в городе. И были у них с князем свои тайны. Они несколько раз ездили в лес, когда позволяла это портящаяся с каждым днём погода.

В эту шестицу утро соизволило растянуть серую пелену туч. Выглянуло солнце. Ведьмак направлялся в крепость и был уже у ворот, когда почувствовал неладное.

На широком дворе что-то происходило. Вокруг загона для лошадей выстроились княжеские кметы, крепостные стражники и челядь. Они что-то орали, дружно кого-то подбадривая.

И Видан свернул к княжеским хоромам, решив, что поединков между воями он насмотрелся вдосталь и ничего нового не узнает. Но Милонег уже сам показался из дверей в сопровождении беловолосого колдуна-охранника.

– Что происходит? – зычно осведомился князь у старшины кметов.

– Да, вот, княже, охранники решили поразвлечься. – Ответствовал тот. – На спор выпустили штригу…

– Что? Кто посмел?! – Милонег ускорил шаг.

– Пятидесятник поспорил, что изловит штригу голыми руками…

Договорить старшина не успел. Толпа взвыла. Кметы схватились за оружие. Со стены засвистели стрелы.

Видан ускорился, перейдя на бег, но оказался, всё же, позади князя. Уловив на высоком боярском крыльце какое-то движение. Там стояла Агата чему-то улыбаясь и пальцы её выписывали какой-то знак. Смотрела женщина в загон.

А там. Там распростёрлось на земле ещё подёргивающееся тело Взворыги. Горло его было разодрано острыми клыками. Но кровь уже не текла, а пенилась. А над ним так же на корточках, как и в клетке до этого сидела, слегка покачиваясь взад и вперёд, штрига с вытянутой окровавленной мордой. Из её спины торчала стрела, пошившая сухонькое тельце насквозь. Но самой нежити это было совершенно безразлично.

– Прекратить! – Рявкнул князь и зачем-то полез в загон.

Остановить его ведьмак даже не пытался. В конце концов, каждый имеет право на собственную глупость, которую часто ошибочно принимают за шестое чувство.

Его больше занимала Агата, которая либо не понимала, что её действия видят и понимают те, кому это доступно, или настолько была уверена в своей безнаказанности, что шла напролом.

Она держала в руках конец призрачного аркана, наброшенного на нежить и сейчас, явно натравливала её на князя. Но что-то у неё не выходило. Штрига задёргалась, но не сдвинулась с места. Тусклые ввалившиеся глаза смотрели совсем не так, как у управляемой нежити. Была в них какая-то искра разума и – это удивляло.

Милонег уже был в двух шагах от мёртвого пятидесятника, когда штрига подобралась и, отпружинив ногами, прыгнула вперёд, словно огромная лягушка.

– Предательница… чёрная ведьма, – вырвался из её глотки чудовищный хрип. – Отдай нож!

Перепрыгнула через застывшего на её пути князя и в три гигантских прыжка преодолела путь до крыльца, взобралась по резной опоре, перелезла через поручень, мимо отшатнувшейся и побелевшей от неожиданности Агаты…

Ведьмак обогнул рассыпавшуюся по двору толпу кметов, взлетел по ступеням, чтобы узреть «чудную картину». Княгиня распростёрлась на полу. А штрига сидела на ней верхом, удерживая когтистой лапой за горло, и повторяла:

– Отдай, тварь-рь… отдай нож-ж… отдай нож-ж…

Боярыня, опамятовавшись, пыталась колдовать. Она тянула и тянула аркан на себя, шепча заклятия, которые отчего-то не действовали. Петля, которую видел только ведьмак, затягивалась, но нежить не собиралась подчиняться – выполняла свой долг.

Лопнула нитка бус на груди княгини, драгоценные камни покатились сверкая. И одна из них, попав под ногу Видана, едва не опрокинула его навзничь.

– Что же ты стоишь, ведьмак? – вдруг, завизжала Агата. – Разве это не твой долг, бороться с нежитью?

– Может быть, и долг, – процедил Видан, – только я могу её спалить вместе с тобой. Ты её оживила, у тебя магический поводок – тебе и вызволять подругу. Только должнице придётся сделать выбор: выполнить требуемое или умереть.

– Аника, Аника, – просипела княгиня, – сестричка прости…

– Отда-ай но-ож-ж! – завыла штрига.

На лестнице стучали сапоги, взбегающих на крыльцо людей. И первым был княжеский колдун. Он был селён и терять время даром, не привык. Вздёрнул штригу, как куклу, одним мановением руки, пришпилив к стене. Но, даже спелёнутая чёрной силой, она не переставала повторять:

– Отдай… отдай но-ож…

– Аника, – с надрывом произнёс князь, – неужели – это ты?

Он смотрел и не находил ничего общего с прежним обликом боярышни. Уродливая голова с выдвинутой вперёд нижней челюстью. Спутанные космы, с проплешинами. Иссохшее тело…

Рука сама потянулась удостовериться, что это не призрак перед ним. «Аника, что же я наделал…»

– Княже, отойди в сторону, будь добр! Если вы когда-то и были знакомы, то она тебя не помнит. Слишком давно под заклятием, даже если была до этого жива… – постарался образумить хозяина колдун. – Она существует только потому, что была одержима определённой целью…

– Я хочу, чтобы ты, Рох, возродил её, – метнул почти безумный взгляд на него князь. – Знаю – это по силам колдунам и чародеям. Мне не жалко золота. Заплачу – сколько потребуется!

– Мы не боги… – смутился колдун. Он был слишком щепетилен в таких делах. Золото, конечно, никогда не бывает лишним. Но репутацию марать нельзя. Люди слишком мало живут, а у него всё впереди – ни годы, а столетия, если не убьют. И, как раз, в успехе он уверен не был.

– Она никогда не будет прежней, – возникла откуда-то волха. Заговорила с Милонегом таким тоном, каким общаются с малым ребёнком или сумасшедшим. – Годы и старость накладывают на человека свои следы, а вынужденная смерть полностью меняет существо. В ней нет души. Скорее всего, она потеряла память. – Чародейка мыслила практически. – Получиться может живая кукла – безвольная и бесстрастная. Она будет делать всё, что ты прикажешь, но не более того…

– Тебе нужно домашнее чудовище? – Рох был более прям, но не успел довести свою мысль до конца, потому, что его перебили.

– Она всегда была чудовищем… – прорезался голос у княгини, которой помогли подняться, и она стояла, растирая горло. На шее наливались синяки. – Даже в детстве она всегда смеялась тогда, когда другие плакали, даже в горе, даже, когда умерла наша мать! Во всём и всегда Аника находила веселье! Ненавижу…

Милонег резко развернулся в её сторону. В его взгляде читалось иступлённое бешенство. Даже кметы отшатнулись, зная, что случалось в тех редких случаях, когда князь впадал в ярость.

– Проданная душ-ша… – просипела штрига, тщась разорвать ковы.

– Дур-ра! – определила её положение Агата и расхохоталась. Она стояла у перил с самоуверенным, больше напускным, равнодушием. – Никогда и ничего до ума довести не могла, княгинюшка. Всех жалела…

– Взять их! – резко приказал князь. – Обоих в холодную!

Но боярыня не стала ждать, когда приблизятся стражники. Выплеснулась тёмная сила, окатив всех ледяной волной. Распахнулись, отливая синевой, антрацитовые крылья. Она обернулась и чёрной воронихой и, взлетев, стала быстро подниматься вверх.

– Бейте ворона! – раздался бешенный крик Милонега.– Убейте ведьму!

Опамятовшиеся лучники принялись стрелять. Но было уже поздно.

Видан, до этого молча созерцавший происходящее, наконец-то, понял, куда из крепости подевалась та тьма, что полонила её до приезда князя. Это Агата собрала её всю в себя или в какой-то амулет, что было бы, куда как разумнее. До этого она долго питала эту силу человеческими страхами, а теперь будет использовать. И уже заранее предрекал городку и замку всяческие ужасы. Кто знает, что она задумала?

Агата исчезла. Но княгине бежать было некуда. Её куда-то увели, шипящую от возмущения, но боящуюся ещё в чём-либо перечить мужу. Князь ушёл за ними. И почти сразу изнутри раздались приглушённые крики и рыдания, какой-то грохот, будто кто-то перевернул большой дубовый стол. А потом ещё и ещё.

Штрига по-прежнему болталась в магических путах и повторяла одно и то же: «Нож-ж, нож, нож…»

– Скажи, колдун, – спросил Видан, – почему на штригу моя магия не подействовала, а ты не приложил особых усилий?

– Ты и не пытался, ведьмак, – процедил Рох.

Колдун был строен и тонок, и совсем невысок – больше смахивал на подростка. И рядом с Виданом чувствовал себя каким-то ущербным, что задевало его гордость. Поэтому мнимое превосходство заставляло изрекать слова тоном наставника.

– Хм, – усмехнулась Доляна, – ты слишком наивен и простоват для своего возраста, Виданушка! – Она привычно повисла на его плече, при этом насмешливо поглядывая на пыжившегося колдуна. – В меду были сок волчьих ягод и элеотрока.

– И как я сразу этого не понял? – нахмурился он.

– Ты же был со мной! – Она игриво подмигнула скривившемуся колдуну.

– Зачем сама пила?

– Ну, надо же было как-то мосты наводить? А то ты, как бука!

– Не стоило тебе Ягодку обижать, – процедил Видан.

– Ну-у, это было бы как-то не по-моему. Не задеть бывшую подругу…

– К-хм, к-хм, – нарочито прокашлялся Рох. – Что будем делать? Князь нас в покое не оставит. Я слишком хорошо его знаю!

– Ну-у, лично я – уже высказалась на этот счёт, – посерьёзнела волха. – Внешность вернуть можно. Никаких особых трудностей не вижу. Это, ведь, по вашей науке, колдун, живых кукол лепить? Могу помочь влить божественную суть, но душу-то не вернуть, коль она потеряна, а это очень скоро заметно станет…

– Вот и я об этом! – покачал головой Рох. – Надоест князю, а мы будем виноваты…

Видан подошёл к штриге, поймал её мельтешащий взгляд. Она замерла, уставилась. Даже шептать перестала. Когда-то карие глаза теперь больше напоминали лежалые в земле орехи с узким зрачком, как червоточиной. Но что-то в них было такое, что напрочь отсутствовало у мертвяков.

Ведьмак, уже в который раз убеждался, что ему не показалось – она не полностью потеряла разум и связь с душой. Где-то в глубине таилось подобие надежды, робкие всплески каких-то чувств… и что-то ещё.

Проклятие. Раздвоенное проклятие не позволяло душе потерять связь с этим миром.

Всё это время Видан старался держать Финю на расстоянии, не пуская в крепость. Он рвался посмотреть на пойманную штригу, а ведьмак не позволял. Считал неправильным, чтобы по какой-то нелепой случайности, парень узнал в этом монстре свою мать. И теперь, вдруг, понял – зря.

Именно он расщепил чёрное проклятие, которое должно было медленно, но верно, убить Анику. Но он забрал львиную долю его на себя, связав жизни воедино. Разум штриги питала жизнь её сына.

– Ну, что? – спросили в один голос колдун и волха, когда он отошёл к перилам.

– А? – Тряхнул Видан головой, выныривая из своих размышлений.

– Что скажешь, ведьмак? – нетерпеливо дёрнулся Рох.

– Её душа связана с этим миром неразрывными узами, – тяжело вытолкнул из себя слова, всё ещё сомневаясь, а стоит ли всё это затевать?

– Ну?

– Виданушка, не тяни! – попыталась притянуть его к себе Доляна, но ведьмак отмахнулся.

– Существует ритуал обращения к Чернобогу…

– Ты же, наш спаситель! – воссияла волха.

– Но надо направить запрос в Конклав, – попытался огорчить. – Наши старики не любят, когда минуя их совместные с другими Кругами дела делаются. Тем более и князя сие касаемо…

– Прекрасно! – оборвала его волха. – Отправляй прямо сейчас, пока князюшка совсем с ума не спятил!

– Что ещё? – осведомился Рох.

– Нужна будет помощь вас обоих, как разных магических направлений. И книга «Судьбы», – он вопросительно посмотрел на волху.

– Достану, – заверила она.

Тяжёлая дверь распахнулась. Вздыбленный князь выскочил из сеней, неся в руках уже два колдовских ножа.

Глава 21

Тьма новолуния отступила. Ясный месяц набирал силу. Звёзды рядом с ним казались тусклыми.

Э-эх, хорошо было на этой поляне! Тихо, как в колодце – ни ветерка, ни холодного дыхания ночи. Даже сырости от близкого соседства болота не ощущалось.

Видан устроился с удобством, как на ложе, на широком вывороченном корне почившего в нелёгкой борьбе со стихией дуба. Стихия была магической природы, и земля пропиталась этой силой – светлой силой Рода.

И насколько мог теперь понимать Видан, разрушенный Храм Чернобога в тысяче шагов наполунощь был одним из тех девяти, что в гневе разрушил создатель, желая покарать неразумность детей своих. О них запрещено было вспоминать. Но, конечно, не боги этот запрет выставили. Слишком напуганы были волхвы седые, решив от чего-то, что если не знает о них народившееся племя людское, то оно и к лучшему.

Только, лучше ли?

– Наставник, – Финя поднял голову, – а ты веришь снам?

– Почему я должен им верить? – изумился ведьмак.

– Но ты же мне говорил, что иногда видишь что-то такое… – он не нашёл подходящих слов. – Ну, что боги показывают подсказки…

– Вот ты о чём, – протянул он. – Да, бывает, что и показывают. Только это всё намёк, не боле!

– Это же здорово! – оживился он. – Значит, можно не волноваться!

– О чём это ты?

– Ну, так… Просто, если знаешь, что всё будет хорошо, то можно и не переживать!

– Мальчишка ты совсем! Если жить, только надеясь на подсказки богов, то и не стоит жить вовсе! Скучно же! Как рыба в реке. Или – нет, намного более бесхитростно – как лист на дереве. Он рождается по весне, растёт, осенью упадёт и сгниёт или раньше его сорвёт ветер али зверь. Ничего от него не зависит. Всё за него решают другие. Проще.

– Проще, – протянул отрок. – И это, да – это скучно!

– Вот и я о том. Если ты будешь знать, что тебя ждёт впереди, то и изменить ничего не сможешь.

– А как же вещие сны? Вот мне помнится, приснилось, что выпал зуб.

– И что?

– Он и выпал!

– Это не вещий сон. Это твоё тело сообщило о том, что пора зубам меняться… Человек, он состоит из нескольких стихий: телесной оболочки, разума и души. У нас с тобой есть ещё прибавка к ним – магия. Каждый называет её по разному, и природа у неё многообразна…

– А сны? Мои сны чаще всего предупреждают меня об опасности или показывают чьё-либо прошлое. Я часто думаю, а зачем мне они вообще? От них мало пользы, потому что связывать события приходится всегда самому.

– Жизнь – она как канва. Ткёт её моя покровительница Макошь. Прошлое – это готовое полотно. Как уж соткано, так уж и получилось – ничего не поменять. Впереди нити тянутся – судьбы человеческие, будущий мир составляют. Челнок меж ними ныряет переплетает жизни в единое целое. По этой грани люди ходят. Хороша была нить – крепка ткань. А плоха – так и толстина получилась. А уж если лиходей затесался, так и вовсе скареда или гнилая ветошь – пустой труд. Но какой ты будешь нитью, только тебе решать.

– Хм, значит, – усмехнулся Финя, – захочу, буду боярином али даже князем?

– Ах ты, хитрец! – засмеялся Видан. – Всё перевёл в шутку. И что я перед тобой распинался? Чуть по-стариковски брюзжать не стал…

Ведьмак оборвал себя и цыкнул на подручного. На краю поляны зазвенела сигнальная нить. Они оба напряглись, замерли в ожидании.

В том, что Акина отдала утерянный колдовской нож, оказалось не так много радости, как виделось.

Во-первых, ведьмак узнал, что на самом деле произошло пятнадцать лет назад. Князю пришлось изложить всю быль вкратце. И вышло это не очень удачно оттого, что совершенно не хотелось наставнику, чтобы Финя это услышал.

Но, уж как получилось.

И, во-вторых, ножи заговорённые Видан поправил, как надо. Заклятие на них установил, чтобы никто их не мог взять и ничто не повредило. Только призвать Аркуду, если конечно, это был именно он, и князю ничего не почудилось – не получалось. Не приходил медведь – и всё!

То ли осерчал, одичавший ведьмак, то ли ещё что ему мешало. Только прошла ещё одна неделя, а косолапый где-то пропадал. Видан даже псов-картушей отправлял на поиски, но было всё тщетно.

Вот и сидели попеременно они с князем, а то и совместно, на этой поляне. А Финя им припасы носил.

Пока волха отправилась в свой Совет особую книгу добывать, а нежить с нечистью затихорились, особых дел не было. Приглашали, конечно, его на свадьбы, но в этом не было особой нужды. Защитник им не требовался от того, что кобу творить некому. А преображение Аркуды князь считал на это время главной задачей.

И то, что князь начнёт ему душу раскрывать, стало полной неожиданностью:

– Веси, ведьмак, – говорил Милонег, уставясь на звёзды. Они сидели на том же месте, на котором теперь развалился и сам Видан. – Судьба. Предназначение. Я никогда ранее не верил в эти слова. А в юности даже и не задумывался ни о чём таком.

Мы с Аркудой воспитывались в лесной стороне у стрыя. Отец считал, что я должен знать, как живут общинники, чтобы лучше понимать людей. И дядька часто повторял, что человек сам себе хозяин. Что боги всегда с презрительностью взирали на людей, как мы люди смотрим на мурашей бегающих по земле. И втолковывал так усердно, что я верил.

Дядька был суровым воином. И рос в те годы, что особо ласковыми к людям не были. Ты, ведьмак, наверняка должен помнить то время. Старики говорили, что возвращается владение Чернобога, и настаёт конец людскому животу.

Он принял на себя общину ещё отроком, когда после многолетней зимы, солнце вовсе не показывалось на небе, а лишь мутным пятном освещало землю. И царили вечные сумерки, убивая людей не меньше тех тварей, которые наводнили мир – кончилась вера его предков в покровительство богов.

Наверное, поэтому, он больше учил нас владению оружием и выживанию, чем познанию истины. Гонял строже, чем кощеев своих. Мы с Аркудой часто этим рабам завидовали – справил дело – и отдыхай, а мы – как придётся.

Злился на наставника, ненавидел порой, но потом, ни раз, хвалы богам за такое воспитание воссылал. Когда князь Рогай призвал в поход, чтобы кочевников от наших земель отогнать, пригодились эти умения. Мне тогда было семнадцать. Аркуде на год больше.

Не повезло нам с сотником, такой же остолбень, как и покойный пятидесятник боярский попался. Заманили нас в удолию, где толком то и не развернуться. Кого перестреляли, а кого зарезали. Нам и ещё десятку копейщиков повезло меньше иных. В полон нас взяли, будто нарочно, молодых глушили, а не калечили и не убивали. Наверное, чтобы с прибытком продать.

Спутали не только юзами, но и колдовством. И стрелы и оружие у кочевников было особое, заговорённое.

Когда очнулись, то спутаны были прочно и не какими-то верёвками, а зачарованными ремнями. Их простому человеку ни за что не разорвать, ни перетереть… Шаман у этого племени сильный был. Он-то всё и устроил.

Но это же, какой стыд! Оказаться в плену, сделаться рабами!

Одно было славно, что не определил шаман, что Аркуда не так прост, как кажется. Два дня и две ночи мы набирались сил, залечивали раны, смотрели за обычаями. Выбирали время, когда проще будет уйти.

Хотя нас и держали в подобии нашей кущи, но по звукам и разговорам, доносившимся снаружи, было ясно, что воины готовятся на вылазку. И как только на рассвете третьего дня снаружи раздались гортанные крики, и удаляющийся топот лошадиных копыт, стали готовиться. Всё получилось на удивление легко, прихватив оставшихся своих же коней, приученных никому кроме хозяина не служить. И утекли, но не все. Потому, что накануне днём шаман решил всем пленникам показать, что он с нами сделает, если мы не покоримся.

Охранники выволокли к вкопанному посередине стоянки каменному столбу мальчишку из тех, кто в юзы попал раньше нас. Ему было лет двенадцать всего, с виду, и никак нельзя было его уговорить вести себя потише и не буянить. Какруянин оказался так далеко от родичей? Только понимали мы друг друга с трудом.

Нас выстроили в окружении скалящихся воинов и женщин с детьми, радостно визжащих в предвкушении зрелища. Мы не понимали, что произойдёт, но отчего-то стало жутко. И я не осознававший смысла происходящего ждал простой расправы. Однако степняк поступил по-хозяйски расчетливо, как со скотиной.

Заставил руянина выпить какой-то отвар. Как стало после понятно – для того, чтобы не мешал действиям и не дёргался, но всё чувствовал. А когда парень потерял способность двигаться, превратившись в куклу. Ножом с живого снял кожу, как с овцы – медленно и с удовольствием. Наверное, боялся шкуру повредить.

И мы вынуждены были наблюдать мучения жертвы безропотно. Аркуда говорил, что это были чары покорности. Но я всегда корил себя за трусость.

– Скорее всего, всё же чары, – процедил ведьмак, припоминая нечто своё.

Князь, казалось, не расслышал его слов, полностью погружённый в воспоминания. И Видан ещё пока не понимал, как связаны эти события с тем, что происходит здесь.

– После этого зверства, вырвал из груди жертвы сердце, наконец-то прервав его страдания, и стал жрать на наших глазах… Никак не могу забыть. Всякого навидался, сам натворил немало, но…

Милонег замолчал, словно, заново переживая давние события.

На поляну бесшумным белым призраком скользнул белый волк, неся в зубах берестяной туесок. Ведьмак покачал головой:

– Уж сколько раз тебе говорил, чтобы пореже зверем бегал!

– Так же быстрее! – Отговорился Финя, поставив припасы наземь и перекинувшись в человека. – С тем, сколь Генка навалила всякой всячины, чтобы вам угодить, я бы только к полуночи на двух нога добрался!

– Не преувеличивай, – буркнул Видан, поглядывая на то, как резво мальчишка выкладывает на расстеленную холстину всё, что принёс.

– Вот, похлёбка ещё горячая даже! – Не то похвастался, не то для убеждения заявил он, снимая с широкого глиняного горшка крышку. Воздух наполнил мясной дух.

Сторожа принялись за ужин. Видя, как Финя, уставившись на звёзды, тайно сглатывает слюну, ведьмак не выдержал:

– Сам-то ел?

Ученик кивнул, но опять-таки не смог сдержаться. С тех пор, как угасло действие проклятий, мальчишка постоянно был голоден, буквально, как зверь. И всё ему было мало. Но это объедалово, явно, шло ему на пользу – он рос и обретал мышцы и силу, которой и так у него было немеряно, прямо на глазах.

– Доедай, – сунул ему свою мису Видан, где плескалась добрая половина похлёбки. Сам принялся за печёную репу.

В этот вечер ему было отчего-то не по себе. Возможно, долгое ожидание сказывалось. Возможно, просто волновался ещё о Ягоде – слишком долго не было вестей. Такими глупостями, как обида, она не страдала. Понимала, что его работа часто связана с задержками. И обещание вернуться через пару недель или месяцев, не всегда возможно исполнить. Значит, что-то случилось…

– И как же вы выбрались? – прервал размышления Финя. – Неужто, всё спустили колдуну?

«Значит, паршивец, ещё и подслушал наш разговор, – отметил для себя ведьмак, – хотя с его-то слухом – это было просто!»

– Больше уважения, малец, – одёрнул слишком осмелевшего ученика, – с князем разговариваешь, а не с простолюдином!

– Ничего, Видан, – успокоил его Милонег, – здесь мы в одном деле. Можно и проще. На обществе, конечно, не потерплю. А здесь, пусть.

И тяжело вздохнув, ответил.

– Мы отомстили ему за это, привязали за ноги к коню и пустили в степь. Но прежде, Аркуда смог, конечно, нас освободить от пут. Повезло разминуться с их возвращающимися конниками. Спаслись.

– А стойбище? Стойбище сожгли? – вновь вклинился Финя.

– Нет. С их жёнками и детьми некогда было. А пожар издалека видно – себе дороже. Они и так, без своего шамана, после сгинули. Их наши вои побили. А остатки ушли в степь так далеко, что и не видно.

– Значит, всё хорошо закончилось! – воодушевился парень.

– Ну, это, как посмотреть… – нахмурился князь. И обратился к Видану.

– Но вот, для чего я это всё рассказал. Проклятие. Прежде чем его заткнули – этот шаман нас с Аркудой проклял. «Ты можешь не верить, – прошипел он мне, – но мои слова исполнятся. Вы двое поплатитесь сполна! Проклятие ляжет и на ваших любимых и на потомков. Твой сын, убьёт тебя…»

Ведьмак видел, как вздрогнул Финя, как сверкнули его глаза в темноте. Но князь не видел и продолжал.

– Мне было наплевать на его слова. Ровно до тех пор, пока они не начали сбываться.

В бою под Родицей я прикрыл собой раненного дружинника. На него наседали сразу двое. Он храбро сражался, но исход был предрешён. Оказалось, что это боярин Хоромир. Вот мы и сдружились, как могут поладить старший с младшим.

Поэтому и не отказался навестить его замок, благо он был почти по пути домой. На его обещание – отдать замуж дочерей мне было, по большому счёту, наплевать. Мало ли девок на свете? А поездка в гости, казалась, тогда просто забавным приключением. Посмотреть – так посмотреть. Любопытство взяло. Так их расписывал, что диво, а не девицы. Просто решил оказать уважение.

Вошли две с виду одинаковых барышни, а я увидел только одну…

То, что происходило дальше, ведьмак уже знал из рассказа травницы. Но слушать не стал по тому, что услышал зов. Тот зов, что может послать только ведающий ведающему, тот, что недоступен простым смертным. И в этом зове было столько боли, что вся сущность его взбунтовалась, требуя откликнуться.

Глава 22

Огромный бурый медведь бился в магических тенётах, словно огромный шмель в паутине. Именно такой образ приходил в сознание. Но Видан ему не верил.

Не верил ни видению, ни, якобы, измученному оборотню. Глаза не скроешь. А в них бушевала ярость. И это было более правдиво, чем лубок, который настоятельно кто-то внедрял в сознание.

Не откликнуться – он не мог, и всё по тому, неписанному правилу ведьмаков, заставлявшему помогать даже тому из братьев, кто оказался на стороне врага. Если это касалось жизни, то – сначала спаси, если не знаешь, кто перед тобой, а уже после – разбирайся, стоило ли.

Это была настолько явная засада, что без особого плана, действовать не стоило.

Для начала, пустил призрачного ворона. Чтобы это сделать, не требовалось даже менять расслабленной позы. Князь не заметил, продолжая вещать или исповедоваться – кто его поймёт? – явно выбрав не самое лучшее время. Только Финя коротко взглянул на наставника, услышав шорох призрачных крыльев, уловив некую перемену в ведьмаке.

– Та зима была в особенности снежной и морозной, поговаривали даже, что Морена обозлилась на людей, решила их заледенить или возвращается царствие тёмного бога. Долго тащились через заносы. И прибыли в крепость поздней ночью…

Видан парил над лесом. Ему было бы мало сейчас одного птичьего зрения. Чтобы воспользоваться собственной силой, пришлось переместить сознание полностью на короткий срок в своего помощника. В иной компании оставлять своё бренное тело, он, скорее всего, не решился.

Теперь мир раскрасился в неяркие, но чёткие тона, без размытостей и теней. Горизонт раздвинулся. Деревья, травы, живые существа и даже сам воздух и свет месяца стали иными. Пространство мерцало серебристой дымкой, стынущей в наплывающем холоде и влаге.

На фоне зеленоватого неба носились редкие малиновые всполохи ночных птиц. Сгущались фиолетовые тени под чернильными силуэтами деревьев и кустов. Под их сенью кое-где копошились или двигались, а то и замерев, чего-то ждали, живые существа, светясь кроваво красным оттенком. Фосфорицировала нежить, целенаправленно ползущая со всех сторон в странную, залитую синевой магического тумана ложбину. Что-то багровое ворочалось в самой глубине её, билось и пульсировало.

Туда, в это мутное пространство и направил своего слугу ведьмак.

Поляна, почти такая же, как та, на которой они ожидали появления Аркуды, только вытянутая, в окружении плотных зарослей старых берёз и осин, как искусно выращенный забор. Только в одном месте смяты кусты, и есть проход.

Ведьмак осмотрел это место тщательно снаружи, облетев несколько раз по кругу – сначала высоко, после прогнал птицу в лабиринте сплетающихся и смыкающихся ветвей. Чувствуя по усилившемуся до боли в висках зову, что именно сюда его и пригласили.

Только они зря считают, что он как глупый мальчишка бросится в западню, не продумав все возможные развития событий.

Дева-птица нетерпеливо перетаптывалась на толстой ветви берёзы, выросшей из ростка со сломленной вершиной и больше похожей на огромный трезубец коротких стволов и крупных боковых наростов. Когти рвали кору, сыпавшуюся вниз на спину огромного бурого медведя, ходившего вперёд-назад по кругу, словно был прикован невидимой цепью.

– Почему ты так уверен, что он обязательно явится? – ворчала птица. – Таким, как этот ведьмак, не свойственно благородство!

– Он обязан… – рыкнул медведь, уже тоже теряющий терпение. – Хочу поговорить с ним…

– Он убил Анику! – взвизгнула птица, словно кошке прижали хвост. – За неё надо мстить, а не болтать! Почему бы тебе не отловить князя и его волчонка поодиночке?

– Мил мой брат… – слышалось в глухом ворчании Аркуды.

– Он предатель! – прошипела дива. – Предатель и убийца… разве не ждёт он тебя на твоей поляне с рогатиной, чтобы убить? Отчего же ты его жалеешь?

– Р-р-ха, – взревел бурый и бросился на дерево. Мелкие листья посыпались вниз.

– Совсем сбесился? – вскрикнула птица и перелетела на ветку повыше. – Прибереги свою злость на того на кого надо! Кто, кроме меня, знает о твоём существовании? Кто поддерживал все эти годы?

Их перебранка быстро прервалась – кто-то с треском ломился сквозь преграду с противоположной стороны поляны. Птицедева снялась и скрылась в темноте, но, конечно же, никуда не делась. И тут же, бурый упрямец был распят в магических путах, приковавших его к двум столбам, возникшим, словно из-под земли.

Две полувековых осины сломленными слегами рухнули под напором неизвестного. И на пространство выскочил громадный чёрный медвелак с оскаленной мордой и веером смертоносных когтей, обагрённых чьей-то тёмной кровью.

– А-ах-ра! Ух-ра-ра! – взревело чудовище, озираясь красными, горящими в темноте глазами.

Бурый дёрнулся в путах, сразу же зверея, оскаливаясь в ответ, будто и не он звал на помощь.

– Не бойся, бра-ат! – гаркнул хрипло медвелак, теряя боевую форму, становясь просто большим чёрным зверем.

Медленно приблизился, рубанул по путам лапой с потрескивавшей на остриях когтей магией. Разорвалась связка, пропали столбы. И бурый тут же напал метя отросшими пазурами в брюхо спасителю. Но тот умело отклонился, лишь клок шерсти отлетел в сторону.

Они схватились, рыча, обхватывая друг друга за плечи и бока, ломая, кромсая клыками и зубами толстую шкуру. Засмеялась в вышине то ли сова, то ли ведьма, кажется, очень довольно и весело. Захлопала крыльями, удаляясь.

Недолго продолжалась такая борьба. Бурый зверел всё больше от запаха крови, от силы противника, не желавшего сдаваться. Чёрная и чагравая шерсть втаптывалась в лиственный ковёр, посеребрённый первым инеем. Внезапно зверь ощутил, что сильнее своего спасителя, ещё немного и тот ляжет. Надо лишь немного поднажать и перегрызть его глотку.

За все эти годы Аркуда немного подзабыл свою человеческую суть, надеясь на звериную сноровку. Бедро прошила острая боль. Человек в облике медведя не разучился своим приёмам. Подсечка опрокинула бурого набок, на мгновение вышибла дух.

Противник вывернулся из захвата и, полосонув его по животу, прихрамывая, будто это у него была вспорота нога, оглядываясь, припустил к пролому.

Взревев, Аркуда бросился за ним. Глаза застилала кровавая пелена ярости. Догнать. Завалить. Рвать зубами, раздирать когтями. Растерзать…

Преград для бурого, доведённого до грани безумия существа, не существовало. Они с рёвом неслись сквозь лес. Чёрный изредка притормаживал, дразня, противника скорой победой. Пару раз даже позволил слегка задеть себя лапой, чтобы ещё досаднее было упустить добычу. Будил в нём безрассудную ярость зверя и азарт человека, кровожадность охотника.

Лес сменялся пролесками, проплешинами лужаек, и снова гущей зарослей плотно разросшихся елей, бьющих по морде зелёными иглами низко опущенных лап. Ложбина, пролесок, поляна. По годами протоптанному коридору среди кустов и бурелома бурый пролетел, не осознав, куда они направляются. Совершенно не обратил внимания на ухающие крики бывшей подруги дивы в вышине.

Только этот чёрный гад, который неизменно ускользает от него! Догнать, растерзать…

Перед глазами возник ощетинившийся рукоятками ножей пень, как досадная помеха на пути, которую он перепрыгнул легко. И неожиданно на грани памяти сами собой возникли слова колдовского заговора, которые так часто раньше повторял.

Мир раскололся на до и после. Распалась шкура, преобразуясь в давно забытый образ. И пал на землю уже человек и покатился по земле, плавясь от непривычной, давно позабытой боли. Кто-то тяжёлый навалился на него сверху, удерживая, заставляя успокоиться, бьющееся, словно в агонии тело.

– Всё, мальчишка. – Прошептал над ухом незнакомый хриплый голос. – Теперь – всё будет ладно…

Глава 23

В горнице за накрытым столом сидели мужчины и не торопясь обедали в полном молчании. Прислуживавшую им девку прогнали – и так в городке слишком много трёпа. Стоит ли ещё добавлять? Но разговор как-то не клеился.

Тиун уже давно не считал, который по счёту кубок ишема вливал в своё чрево. Он совершенно обрюзг, притих, растеряв весь свой гонор. Глядел вокруг себя, осоловело и безразлично. И весь вид его был болезненным и унылым. С тех пор, как исчезла Агата, из него будто вынули стержень.

Сидевший рядом с ним боярин не сдерживал своего брата в его неуклонном стремлении забыться. Все тайны, разом всплывшие на поверхность размеренной жизни, не доставляли ему радости. «Хоть война бы какая… – думал он с тоской, давясь рыбным пирогом. – И за что боги так к нему неблагосклонны? Только две девки народились здоровыми, так и те… – нехорошее слово так и норовило стать определением качества дочерей. – Одна стервь по естеству, а другая – по сути. Вот, ведь, беда…»

Дверь распахнулась и в едальню, склонившись на входе, вошёл ведьмак. За ним протиснулся помощник. Финя уже освоился в своей роли, перестал шарахаться от людей и гнуться и скукошиваться каждый раз, как видел кого-либо значительнее себя.

«Оборзел… – подумал с некоторым странным удовольствием боярин. – Скоро берегов видеть не будет…»

– Где князь Милонег? – Спросил Видан, обведя нетерпеливым взглядом всю честную компанию.

– Где ж, ему быть? – Поднял голову князь Жирослав. – У своей зазнобы, вестимо. – Усмехнулся нехорошо. – Возле штриги сидит. Наскоро поел и ходу…

Ведьмак прищурившись впервые, пожалуй, особо внимательно посмотрел на молодого князя. Но тот не смотрел больше на собеседника. Бросил фразу и отвернулся, будто боялся выдать взглядом или выражением лица что-то потаённое.

Невольно Видан вспомнил слова разбойника, выпытанные там в лесу: « Вой князя Жирослава в Рудице в кабаке … на-нашёл… Людей своих приставил. Кошель золота задатка… два, когда голову привезём … сам на тебя указал … я ж, подневольный … не сам я… У-у … у него приметка есть … на шее у ключицы ожог круглый, как выжженное клеймо … случайно разглядел, когда …»

Что-то он совсем забыл об этой досаде!

Ни воя не искал, ни за князем не присматривал. Совсем из ума выжил, ведьмак. Надобно исправить эту досаду. И если ранее это никак не трогало ведьмака, то теперь странное замечание Жирослава по отношению к воспитателю своиму и дяде, отчего-то встряхнуло его, добавив сумятицы в и так переполненный событиями день.

– Садись, ведьмак, – облагодетельствовал тяжёлым взглядом боярин, – отобедай с нами. – Ещё один хмурый кивок. – И ученик твой пусть садится. Чай, не последние крохи доедаем. На всех хватит…

Видан не стал возражать, сел на лавку напротив Хоромира. Финя, метнувшися было по привычке обедать вместе со слугами, одарил своего деда сумрачным взглядом и пригородился рядом с наставником.

Некоторое время прошло в молчании. Только стучала опорожнённый кубок управляющего, опускаемый на стол неверной рукой.

– Что-то тебя не видно, спаситель, – сумрачно уронил Аркуда. – Чем промышляешь?

– Да, вот, – запивая пивом, очередной кусок солони, вскинул глаза ведьмак, – искал последний камень алтарный. Но всё пусто. Словно сквозь землю провалился. И охранника не видно. – Он развёл руками. – Чудо, да и только… но я упорный, найду.

С тех пор, как они с князем доставили бесчувственного Аркуду в замок, прошло уже пять дней. Первые сутки он лежал пластом. Обращение в человеческое обличие далось ведьмаку тяжело, лишив сил и сковав дикой болью растянутых сухожилий, суставов и мышц всё тело. И Видан потратил много своих сил и остатки снадобий на то, чтобы поднять его на ноги.

Далее начались иные трудности, связанные уже с головой. Мужчина стал часто терять связь с реальностью, впадая в поистине звериную ярость, как медведь, загнанный в клетку. Нельзя человеку так долго находиться в образе зверя.

Когда и это наплывающее безумие было преодолено и Аркуда окончательно пришёл в себя, всё его раздражение поруганного самолюбия обрушилось, как ни странно, на того кто его спас. Но Видан, только ухмылялся и был рад свободе от целительских обязанностей.

– Ты-то, – цедил тихо сквозь зубы Аркуда, – добьёшься своего.

– Ты чем-то недоволен, мальчик? – Ведьмак пошёл на обострение и собеседник ожидаемо вскинулся.

– Почему я – мальчик? С чего это? – развернулся он к Видану с вмиг побагровевшим лицом. – Мне уже сорок вёсен!

– Всего-то… – небрежно бросил Видан. – Я-то думал, что постарше. А ты ещё сосунок совсем…

– Я? Я… кто я?! – вскочил на ноги Аркуда. Лавка непременно бы опрокинулась, если бы на ней не сидели ещё трое, но их здорово тряхнуло.

– Ах, извини, – иронично улыбнулся его прекословщик, будто тот не нависал над ним, расставив руки, как идущий в нападение медведь. – Мне стоит называть тебя малышом…

У разъярённого ведьмака едва дым из ушей не пошёл, зато остриженные по плечи русые кудри едва не встали дыбом, засветились и затрещали.

Финя плавно сместился в сторону, давая наставнику свободу движения, вылез из-за стола, прихватив пару пирожков, таинственно ставших невидимыми в его руках. На это никто не обратил внимания. Мужчины загомонили, видя нарастающую свару. Даже прибывавший до этого в блаженном пьяном небытии тиун на время очнулся и следил за ними, налитыми кровью глазами. Князь Жирослав странно улыбался, переводя взгляд с одного на другого, и ждал развязки, как зритель.

Тем временем Видан тоже, поднялся и, так как был выше задиры на голову, то теперь уже он, стоя боком, смотрел сверху вниз на разъярённого «малыша». Мог бы и силой надавить, но не стал – зачем? – своего он и так уже добился.

– Э-э-э! Вы, – боярин Хоромир, грозно насупив брови, вмешался в противостояние, – если пришла охота подраться, то катитесь на двор! Нечего мне дом рушить.

– Хорошее предложение, – согласился с ним ведьмак, – только по силам ли оно «малышу»?

Аркуда зарычал глухо по-звериному. Крылья тонкого, немного горбатого носа затрепетали. Губы сжались в тонкую полоску. И желваки, очерченные рыжеватой щетиной, заходили ходуном.

– Я убью тебя… – медленно процедил он.

– Хм, – выдал Видан спокойно, поглядывая не на предполагаемого противника, а на князя Жирослава, не скрывавшего чрезвычайного довольства на лице. – Попробуй, мальчик мой. Много было уже желающих отправить меня в Пекельное царство, только, как видишь, ещё никому не удалось…

И перешагнув через лавку, отправился к выходу, будучи полностью уверенным, что его «жертва» последует за ним. Он шёл и слышал пыхтение зверя за спиной. Человек ещё держался, не желая уступать запертому в нём медвежьему безрассудству. Это продолжалось ровно до того момента, как ноги соперников коснулись деревянной вымостки перед крыльцом.

Видан не стал дожидаться, когда его достигнет удар разъярённого «мальчишки» и скользнул в сторону, резко разворачиваясь лицом к сопернику – ведь никогда не стоит поворачиваться спиной к хищнику. А перед ним сейчас был совсем не человек.

Но, кажется, этот зверь основательно забыл, в каком он сейчас обличье, и совершенно разучился кулачному бою. Именно поэтому нападал так, как это делал бы медведь. Удар наотмашь ушёл в пустоту.

Однако, тут же, слегка растерявшийся, потерявший опору, Аркуда получил увесистую обидную плюху от широко лыбящегося ведьмака. И замешательство прошло, а неведомо откуда всплывшая злость заставила ринуться вперёд.

Меж тем, Видан отступал на свободное пространство двора. На высоком крыльце собралось уже немало народа. Князь Жирослав, боярин Хоромир, подошёл даже тиун Борзята, смотрели на их игру каждый со своим выражением на лице. Гридни высыпали из своей обедни. Замерли, заинтересовавшись поединком двух ведьмаков, охранники. Да и простые холопы бросили свои дела. И стоило держаться от них подальше, во избежание, так сказать.

С удовольствием отметил, что Финя, как и договаривались, скользнул в сторожевую башенку. Что ж, можно и начинать.

Где-то сердито и громко застрекотала сорока. Показалась-таки, Агата. Жаль, что не до неё сейчас. Успел всё же пустить призрачную метку. И тут же налетел на него Аркуда с целью пробить ему грудь, но его рука, едва не достигшая цели, была перехвачена, выверенным движением отклонена. Мгновенный выпад. Звонкая пощёчина рассеяла сонную тишину.

«Вспоминай, мальчик, вспоминай, что ты человек. Дерись, как человек. Мысли, как свободный человек!»

Но противник всё ещё был не в себе. И вновь попытался напасть привычным способом. Он по-медвежьи попытался схватить, сбить ведьмака с ног, наваливаясь с широко расставленными руками. Один раз, другой. И как бы быстро он не бросался, но уйти от его напора было проще, чем виделось.

Некоторое время они так и двигались. Мишка нападал, а ведьмак уворачивался или, меняя направление, отступал, каждый раз сопровождая это действие либо буздыганом, либо распалиной. Лёгкие удары сыпались на противника с неизменным спехом и больше злили, доводя до бешенства, когда теряется всякая грань разума, чем наносили урон.

Аркуда рычал, кидался вперёд, глупо подставляясь. Видан же, как мудрый учитель, не позволял достичь цели и наказывая каждый раз за неудачную попытку. А над ними с громким стрёкотом носилась сорока, словно, подначивая бойцов. Но Видан ощущал, даже не видя, управляющую нить.

Он слегка отвлёкся, чтобы вызвать и направить своего крылатого помощника на обозначившуюся цель. И мощный удар в плечо впечатал его в землю. Следом навалился противник, по-медвежьи вжимая, стараясь расколоть голову кулаком.

«Уже кулаком», – отметил для себя ведьмак, прикрываясь согнутыми в локтях руками, слыша птичью схватку над ними в небе. Возбуждённый крик сороки, хлопки крыльев. Внезапный, но такой долгожданный, немного бьющий по сознанию, звук лопающейся ведьминской управляющей связи. И рык, уходящего в подсознание освобождённого зверя, сопроводившийся почти человеческим победным криком.

Только последнее, было зря. Бой ещё не окончен, мальчик.

Дал под зад сомкнутыми коленями, подкинув противника вперёд, перехватывая руки, блокируя колени, выворачиваясь, заставляя лететь его наземь вместо себя, подминая, не позволяя даже дёрнуться.

– Ну что, мальчик, сдаёшься? – Увидел уже человеческое упрямство в глазах. – Нет?

Глава 24

Финя тихо скользнул внутрь сторожевой башни. Здесь было темно и тихо. Только из подпола раздавался едва слышимый для уха разговор. Осторожный спуск по деревянной лестнице во мрак подземелья. Ряды пустых решетчатых клетей вдоль прохода. Сзади крепкая дубовая дверь, страшная одним тем, что из-под неё доносится запах застарелой человеческой крови – пыточная.

Парень потёр рукавом нос, чтобы сбить неприятное ощущение, направился в сторону, где в самом конце тускло мерцал свет. Вначале он просто не хотел нарушать монолог князя, а после, заинтересовал сам рассказ, наверное, повторяемый уже не первый раз. Но потом замер, не доходя нескольких шагов.

Штрига сидела неподвижно в своём углу, словно уснула, хотя, парень мог бы поклясться, что это очень обманчивое впечатление. Был бы кто-нибудь другой на месте Милонега, расслабленно привалившегося к решётке, то не сносить бы ему головы.

Князь же, наверное, отчаянно старался разбудить в ней разум, будоража воспоминания о давно прошедших годах. Он смотрел на чудовище, поблёскивавшими глазами и тихо сеял слова.

– Помнишь, как мы с тобой познакомились? Нет? – Штрига завозилась, тряхнула когтистыми лапами, потёрла костлявые колени. Мужчина воспринял это с воодушевлением. – Помнишь, значит. Но я всё-таки расскажу ещё раз.

Мы приехали поздно, уже ночью. Пока поели, пока разместили кметов. Устали, как … мертвяки. Но, как ни странно, мне не спалось. Прокрутился не знаю уж, сколько времени в постели, только всё было бесполезно. Что-то неясное звало куда-то, тянуло. Странно, правда?

Ну, вот. Решил, что надо бы проверить своих стражников. Спустился в переднюю, и тогда услышал крики и смех из тёплых сеней. Удивился. До рассвета ещё далеко, а тут такое бурное веселье!

Открыл дверь и остановился в недоумении. Кметы и отроки забавлялись игрой в лек. Моего появления никто не заметил, так все были увлечены. Но главным во всём этом безобразии было то, что за спинами мужей, сгрудившихся вокруг малого стола, обнаружилась интересная картина. Мальчишка в вышитой капе с залихватской улыбкой на раскрасневшейся мордахе обыгрывал моих славных игроков, не знавших до этого поражения!

В тот момент, когда я протиснулся в первые ряды, Ухарь – заядлый игрок и хитрец, каких мало встречал за все годы, полез на лавку студиться под дружные подначки товарищей. Пришлось мужику неумело кукарекать, хлопая руками, как крылами! Хохот наблюдателей оглушил.

– Ну! Что я вам говорил? – вопрошал седой, как лунь мужик из боярских стражей. – Наш малый никогда не проигрывает! Есть ещё желающие?

– А дозволь мне? – мысль победить мальчишку показалась мне завлекательной. В кости я редко проигрывал. И почти не сомневался, что одолею хитреца.

Некоторые из моих воев ахнули, но выдавать, кто вклинился в их развлечение не стали, видать и им было интересно, что из всего этого получится.

– Только мне кудахтать или блеять, как-то несподручно по чину, – предупредил, – что если договоримся за одну ногату? Ты как, малый?

– Сыграем, почему же – нет? – блеснул карими глазами пацанчик. – Но лучше не так. – Неожиданно отверг он собственное согласие. – Ты отдашь мне колечко с мизинца. Или слабо?

Я посмотрел на своё недавнее приобретение – серебряное колечко с бирюзой, которое оказалось мало на все иные пальцы.

– Отчего ж, слабо? – В тон ему возразил. – Только колечко дороже стоит.

– Тогда три игры в подряд! – загорелся малый.

– Ха! Да ты, паря, самоуверен сверх меры! – Меня смешила такая … позиция. – А коли проиграешь, то сам-то, что дашь?

– А что хочешь? – И кивнул на вышитый платок на котором уже набралась неплохая кучка всякой мелочи: и резаны, и ракушки, и бусины, и бляхи, а сверху куний хвостик.

– Э-э-э, – протянул я, разочарованно, – зачем мне всё это!

– Что ж тогда? – жадоба заполучить понравившееся украшение уже горела во взгляде.

– Давай, сделаем так, – не хотелось слишком уж мучить малого, – ты выполнишь три желания? А? Всё честно…

Личико отрока вытянулось и ясно отразило все чувства внутренней борьбы азарта, алчности и здравого смысла. Но жажда обладать «сокровищем» оказалась сильнее.

– Ладно! Согласен… – великодушно согласился он. – В «свинью» или в «дохлого»? Или на удачу?

– Да ты, я смотрю, мастак! Все игры знаешь?

– Все, наверное, нет, но много, – уклончиво ответил он. – Ну, и как?

– А, давай – на удачу!

– Кто больше выбросит, – лукаво блестят тёмные глаза. – Но только три раза. Мне уже пора уходить.

Невольно захотелось приглядеться к тонким чертам и слегка припухлым губам, но противник слегка откидывается назад, скрываясь в темноте. Видно только мягкий овал подбородка.

Не хотелось как-то думать о том, что этот щуплый подросток и вправду может состязаться со мной, но мои кметы смотрели со странным возбуждением. Уж кому, как не им известно, что с княжичем за игру лучше не садиться – результат всегда один – проигрыш. А тут целых два удачливых игрока! Интересно же, на чьей стороне сегодня будет успех.

Мне уступают место за столом напротив. В свете придвинутой поближе лампы осматриваю деревянные кубики с выжженными точками и сам деревянный стакан, не нахожу к чему бы придраться. Впрочем, эта проверка больше традиция, чем необходимость. Все попытки ловкачества заканчивались впустую. Судьба всегда любила меня… и, надо полагать, долюбилась.

Я сложил кубики в стакан и привычным жестом, закрыв горловину ладонью, несколько раз потряс, заставляя кости греметь и переворачиваясь ударяться в руку. Высыпал на середину стола. Всего два кубика, а сколько чувств: волнение, предвкушение, радость.

Хотел взглянуть, но меня опередили.

– Двенадцать! – Выдохнул кричавший петухом вой. Для него это было уже победой.

И все одобрительно загудели. А малец, как ни в чём не бывало, взялся за стакан, забросил туда кости и потряс, опрокидывая содержимое на середину.

– Двенадцать! – выдохнул не вереще наш самовольный судья.

– Ну, малый, даёт! – Восторгался кто-то за моей спиной.

– Такое редко бывает… – засомневался другой.

– Чудесное совпадение. – Утверждал чей-то бас.

Конечно, я мог бы, назвать по именам всех, кто был тогда там – запомнил по непонятной причине, но они тебе, они ни о чём не скажут. Просто вспомни, как они рассуждали, строили предположения.

А после я внезапно выбросил одиннадцать очков. Мальчишка – снова двенадцать. Мужики притихли. Я впервые в жизни проиграл! Но, если и утешал себя надеждой на то, чтобы отыграться дальше, то ошибался и бесславно продул следующий бросок: семь – восемь.

Конечно, я просил четвёртой попытки. Кости предательски выплюнули по пять – не много ни мало для игры с любым из прежних соперников, но только не с этим. Когда мальчишка взялся мешать кости, следил только за его тонкими пальцами, удерживавшими стакан. Невольно подумал, что кожа слишком чиста и бела для челяди. Но мало ли чем может заниматься отрок.

Шесть – пять!

Да он издевается – снова случилось поражение! Пришлось расстаться с колечком – договор дороже денег. Едва удержался, чтобы не швырнуть его в смазливую мордашку. Но получилось слишком громко впечатать его в столешницу.

Злился? Ещё бы! Первый в жизни проигрыш жёг сердце досадой. Зато уснуть вышло, как ни странно, мгновенно. Как только вернулся в свою опочивальню и то, не помню. И спал непривычно долго.

Сначала даже не понял, где нахожусь. Оконце непривычно ярко светилось. Лучи зимнего заходящего солнца били прямо в него, высвечивая все слюдяные переливы сквозь ледяную корку. Будто сейчас вижу.

И проснулся я, надо полагать от детских криков и девчачьего визга, которые доносились снаружи. Вышел на крыльцо. Мороз отпустил немного свои ледяные объятия. По широкому двору, засыпанному снегом, утопая по грудь, а то и по плечи в сугробах, носились дети и отроки. Между ними шла отчаянная схватка в снежки.

Засмотрелся на битву, и неожиданно мне прилетело прямо в лицо. Аж, захлебнулся от такого подарка. Вышедший следом Аркуда схватился за живот от смеха.

– А, ведь она нарочно в тебя … – и сам поперхнулся снежным клубком. – Вот же ж, зараза!

Помнишь его?

Князь отлип от стены и приблизился к решётке. С удовлетворением отмечая какие-то свои приметы того, что его слышат и понимают.

– Мы его вылечили. Ведьмак постарался. – Штрига как-то жалостливо заскулила, заскрипела зубами, но вышло это совсем незлобно. – Только, знаешь, он какой-то совсем не такой. Понимаю, что шестнадцать лет в облике медведя не могли пройти даром. Немного головой он всё же тронулся…

Финя не стал подходить ближе, услышав шаги – кто-то спускался в подвал – юркнул в приоткрытую дверцу ближайшей клетки. Почему? Он и сам не смог бы ответить на этот вопрос. С тех пор, как он узнал, кто его отец и дед, хотелось больше знать об их жизни. Ведьмак посоветовал ему не спешить и не обвинять свою родню ни в чём, постараться понять – отчего так с ним поступили. Пожалуй, Видан – это единственный кому мальчишка доверял полностью.

Поэтому и старался понять, а возможно, что и принять. И сделать это надо было ещё до того, как они его признают, если вообще захотят это сделать. Пока что, после подслушанного разговора на свадьбе, никто его не звал к себе и даже не пытался разыскать. Ну, и он не навязывался.

Слушать же все разговоры показалось ему очень полезным. С той позиции, которую он занял, спрятавшись в угол, было не только слышно и отлично видно всё происходящее.

По проходу быстрыми шагами проследовал Жирослав, держа в руках свиток. И Милонег поднялся ему навстречу.

– Прибыл посыльный, – скупо буркнул племянник. – Отец сообщает о том, что у границы княжества снова появились отряды хинови. Позвизд подмоги просит. Никак не угомонится старый хан Торлак …

– До весны хинови не станут нападать. Зимы степняки опасаются более чем наших мечников. – Возразил князь, принимая послание и придвигаясь к масляной лампе, вчитываясь в знаки. – Но мелкими отрядами пакостить станут. Отправишься к воеводе и передашь ему моё распоряжение. Обойдёшь с сотней малые крепости, пока распутица не застала…

– А ты, дядя? – Перебил его Жирослав. – Что будешь делать ты?

Милослав поднял недобрые глаза на воспитанника, но сдержался.

– Завершу свои дела и вернусь. Не вижу необходимости в своём присутствии в столице…

– Дела – это со своим сумасшедшим побратимом нянчиться или с этим чучелом сидеть? – Выдал он возмущённо. – Какого рожна, дядя? Ты сам с ума сходишь? Нас ждут! А мы торчим здесь, занимаясь … – Негодовал племянник.

Князь же смотрел на него спокойно. И почему-то Финя чувствовал, что он постепенно приходит в ярость от напора и от возмущения младшего. А тот не замечал закипающего гнева и продолжал.

– Там в столице – дела. Послы ожидают встречи. Договор объединения княжеств уже готов…

– Значит, – внезапно прервал его Милонег, и слова ледяными глыбами пали на собеседника, вычленяя основное, – тебе важнее усиление собственной позиции, чем судьбы людей? Власть дороже всего?! – Выражение лица князя оставалось нечитаемым. И, кажется, только Жирослав знал, что оно обозначает, потому что тот побледнел. – О, Боги! Не думал я, что воспитал такого окаёма. Вы были правы лишив меня сыновей! И ему я хотел отдать свою дочь и свою землю!

Мгновения дядя и племянник стояли, глядя в упор, друг на друга.

– Собирай своих гридней, – выдохнул князь Милонег, – и убирайся в свои владения. Видеть тебя не желаю!

И скорыми шагами вышел из поруба.

– Ну, что ж, дядя, – зло прошипел Жирослав, – не хотел я. Видят Боги! Не хотел я ускорять события. Ты не оставил мне выбора…

За тем он круто развернулся и выскочил следом за наставником. И даже не заметил, как бросилась к решётке вялая штрига. И если бы и не смогла проломить защиту, установленную ведьмаком, то непременно цапанула бы когтями ногу князька. Но она опоздала и жалобно заскулила.

Финя вышел из укрытия и подошёл к ней, опустился на корточки перед решёткой.

– Матушка, – тихо проговорил, опасаясь быть услышанным. – Мы обязательно тебя вылечим.

Штрига уставилась на него чёрными бусинами зрачков из чёрных провалов глазниц. Казалось, в них появилось новое выражение, отличное от безразличия – просьба. И, уловив это, парень качнул головой.

– И за отцом я присмотрю, обещаю! – Он достал из-за пазухи умыкнутые с боярского стола пирожки, протянул их штриге. – Вот, смотри, что я тебе принёс. Пора вспоминать о человеческой еде, чтобы потом, после переворота, не кидаться на людей, как Аркуда…

Возле дверцы на полу валялись обескровленные и растерзанные тушки кроликов, которыми кормили нежить, бросая их живьём меж прутьев. Убрать же их мог только ведьмак, который в этот день в узилище ещё не появлялся. От них несло старой кровью и тошнотворной уметью.

Штрига осторожно просунув когтистую лапу, забрала из рук необычное подношение и, обнюхав со всех сторон, стала откусывать по кусочку самым краем своих игольчатых зубов. Жевать не получалось, и она глотала эти крохи так жадно и быстро, будто получила лучшее лакомство.

– Вот теперь я знаю, – рассуждал Финя, глядя на её старания, – и кто мой отец, и кто мать. Слышал, как дед отзывался обо мне и … всё остальное. Только не понимаю почему? И боюсь. Очень боюсь за вас всех и тревожусь о том, что случится, если отец и дед узнают кто я…

Глава 25

Чёрный аист с тоской смотрел в хмурое небо на летящие над ним стаи перелётных птиц. Подруга кружила в вышине с их сыном и не решалась оставить его в одиночестве, возможно, они оба не понимали, отчего он не распахнёт графитовые сильные крылья и не взмоет ввысь. Чего он ждёт?

Время отлёта заканчивалось. Они и так уже были последними, почти последними. Вдали показался очередной косяк и было бы разумным присоединиться к этой сильной стае. Да и осень торопила утренними заморозками, холодными дождями, редким ледяным крошевом и скорой бескормицей.

Но он не мог подняться ввысь. Его приковывала к земле неведомая и неодолимая сила, лишавшая аиста и его семейство шанса на жизнь. Он тревожно и отрывисто заклокотал, умоляя их улетать.

Ведьмак смотрел на эту птичью верность с горечью. Как бы ему самому хотелось оказаться подальше отсюда, рядом с милой Ягодкой. Он чувствовал, как ей требуется его помощь, его поддержка и любовь. Тревога о том, как она одна там, накатывала волнами. Неизбежное приближалось, и возможно, уже настало, ибо только это могло заставить женщину затаиться, сделать вид, что обиделась или забыла о нём. Слишком долго не прилетали почтовые сороки, слишком долго не было вестей, как и ответов на его послания.

Волха так же не спешила что-либо сообщать. И где её носит, было непонятно. Знать бы, что она не может достать заветный фолиант, тогда можно было бы созвать Круг девяти. Князю под силу убедить Конклав в такой потребности и собрать сильнейших ведьмаков для проведения ритуала.

Зато, это освободило бы самого Видана от обязательств, позволило бы вернуться домой, снова подпитать Ягодку и заняться-таки вплотную воспитанием преемника, конечно, если он не променяет свою ведьмачью суть на власть, став наследником князя Милонега.

– Что будем делать? – за спиной нетерпеливо засопел Аркуда.

После обрыва связующих заклятий он быстро пришёл в себя. И это он вспомнил о том, где находится третий камень. Теперь ведьмак горел нетерпением отмщения своей бывшей «хозяйке» Агате, уже осознавая глубину той ямы, куда он угодил тогда всего лишь из-за пары легкомысленных фраз.

– Привязки видите? – спросил Видан, оглядываясь на помощников. Финя скупо кивнул. Аркуда недовольно поморщился, будто его способности принизили, но так же, согласно хмыкнул. – Ладно. Создаём треугольник сил. Я остаюсь здесь, а вы отходите в разные стороны. Черпать магию буду из связей, если ощутите … в общем, если что-то неприятное, то это ненадолго. – Он услышал далёкий вой кагорушей. – И давайте закончим всё быстро. У нас намечаются гости. Надо всё закончить раньше … Будьте готовы ко всему.

– К чему? – удивился Аркуда. – Тишина и спокойствие вокруг. Аист, конечно, может быть опасен, но только не для нас…

Спрашивать, кто обеспокоился внезапно их действиями и находкой, казалось, не имело смысла. Агата – кто же ещё? – почувствовала биение струн, волнение стража, и поспешила наведаться.

– Твоя бывшая хозяйка движется сюда, – не смог не съязвить Видан. – И уверяю тебя, что она ни одна!

Аркуда нахмурился. Трудно объяснить неучу простые вещи, хоть и не его вина в том, что боевых ведьмаков, тех, что идут на службу князьям и боярам, учат только необходимым для боя приёмам. А уж если наставника не было совсем, то и говорить не о чем.

Там над лесом сейчас шёл своеобразный бой. Большая сорока отбивалась от нападавшего на неё призрачного ворона. Но задержать ведьму надолго он был не в силах, что, в общем-то, и не требовалось. Всего несколько минут.

Ведьмаки разошлись в заранее обговорённом порядке, подняли свои длани к небу:

– Ом, Сва – Ма, Вышнаве

Жива – Ма, Велесе, Лада,

Крышень, Ма-акошьва-ати – Маа,

Род, Перун, Сварог, Купала!

Любую агму можно воспеть как молитву, любая молитва может стать призывом к помощи. Оборвать, спалить чёрную ворожбу, очистить мир от зловредной паутины.

Вспыхнул, засветился голубоватым пламенем алтарный камень, поднялся из-под земли, выдвигаемый земными силами. Закружились внезапно поднятым вихрем опавшие листья. Вихрь же всё раскручивался, расширял свой безумный хоровод. Зашумел, затрещал, как от великой бури, теряя золото листвы, осенний лес.

Тревожно закричали в небе птицы. Закружили, заметались аистиха с аистёнком вокруг расколотого молнией дуба, где на краю гнезда, вытянув шею, стоял неколебимо чёрный страж.

Ветер же валил с ног, старался подмять под себя упрямых людей, призвавших себе в помощь великие силы. Рвал на них одежды, пинал бока и спины, толкал в грудь, заглушая своим воем те слова заклятия, что выкрикивал Видан, вливая их в набирающий силу гул, сливающегося в единое миры яви и прави.

Ударили с ясного неба с шипением и свистом огненные столбы, посланные Перуном, выжигая на земле небесный Огненный знак, уничтожая чёрное колдовство, очищая жертвенник и всё пространство вокруг него, заключённое в невидимый контур бушующих сил, ставя преграду для мира нави.

Буря стихла так же внезапно, как и началась. Остался лишь насыщенный металлической свежестью воздух. Звенящая тишина опустилась на поляну вокруг изломанного столетнего дуба. Казалось, что мир лишился звуков, утонув в мареве дымящейся травы.

Ведьмаки стояли оглушённые. Их заставил очнуться звук нерешительно хлопающих крыльев. Чёрный аист поднялся в воздух, стремясь к своей семье, стараясь догнать вместе с ними исчезающий вдали клин. Люди проводили его полёт глазами.

Видан встряхнулся, расправляя плечи. Оправил растрёпанную одежду. Удовлетворённо крякнул, увидев ослепительно белый камень с выжженными на его боках символами Огненного ключа.

– Силён, ты Видан! – услышал хриплый голос Аркуды.

– Захочешь и сам научишься, – буркнул ему в ответ, прислушиваясь к пространству.

– Так то ж, к Конклаву обращаться надо, – недовольно протянул тот. – А я больше воин, чем колдун… Храбр князя Милонега! Это о многом говорит…

– Ну, раз ты воин, то будет тебе сейчас работы не меряно, – оборвал его Видан. – Сейчас сюда орда нежити нагрянет во главесо своей создательницей. Вот, ведь, дурра-баба! Неужто, в прошлый раз не удостоверилась, что этим меня не пронять? Зато сил себя лишает. Тоже неуч, хоть и потомственный и сильный. Нет бы, смириться, принять наказание, да пройти обучение – цены бы ей не было! И что у неё в голове?

– Что у бабы в голове, – рассмеялся Аркуда, – никто кроме неё самой не знает!

Расхохотался вояка. Что-то он в этот раз слишком весел. Не к добру это. Впрочем, какое уж добро! Чуял ведьмак близкое приближение нежити в шелесте опавшей листвы, в треске ломаемых веток, в противном скрежете, в мерзком запахе, долетавшем ещё слабо в дуновении поднявшего голову ветерка.

– Так, всё прекращаем наш трёп, – зыркнул на бывшего медведя ведьмак, – вышло наше времечко. Надеюсь, что не забыл, как мечом махать?

– С чего бы это? – осёкся тот.

– С дракой-то у тебя не очень, – не удержался от колкости Видан. Не стоит, наверное, только поддевать спасённого слишком быстро вошло у него в привычку.

– Справлюсь, – не стал спорить Аркуда, перехватывая меч удобнее.

– Хорошо бы, – протянул ведьмак. И добавил уже серьёзно без подколов. – Все заходим за выжженную черту. Из круга вам не сметь выходить ни при каких делах. С Агатой я сам буду бороться, как настанет время. – Пристально глянул на ученика стараясь внушить то, что считал необходимым. – Финя, не оборачивайся, как бы тебе этого не хотелось! Ведьма сюда за тобой идёт. Помни это. Крепко помни! Обернёшься, и она сможет тебя подчинить. И ещё неизвестно, что вычудит.

– Ладно, наставник, – опустил глаза.

Эх, ладно, то ладно! Только не очень-то верилось в то, что малый выполнит своё обещание. Слишком горяч и своеволен его ученик. И всё сказанное, как об стенку горохом.

Но рассуждать об этом было недосуг. Уже накатывало, со всех сторон обтекая их отряд, разномастное мёртвое воинство. Было оно не таким отборным, как в прошлый раз, явно собранным из остатков, в основном простые мертвяки, но чувствовались и сильные. Пара медвелаков, с десяток волкодлаков, несколько штрыг и два чёрных колдуна в рваных иссечённых доспехах.

Позади них шла ведьма, опираясь на странную сучковатую клюку, в которой Видан с трудом признал магический жезл, настолько древним он казался, что вряд ли обладал какой-либо силой. В воздушном бою ей хорошо досталось от ворона. Волосы были всклокочены и спутанной неряшливой гривой обрамляли бледное в кровоподтёках лицо. Да и двигалась она прихрамывая. Только глаза всё равно сверкали решимостью.

Неужели, по её мнению, Финя стоит того, чтобы на его захват стоило тратить такие силы? Понять расчёты этой ведьмы было трудно. Одно хорошо – вся округа на много дней пути очистится от стерви и мрази.

Тёмное воинство остановилось в нескольких шагах от ведьмаков, ровно в том их количестве, которое не позволяло достать предводительницу боевым заклинанием, способным снести её защиту.

– Отдай мне мальчишку! – выкрикнула она, уставившись на Видана в упор. И он почувствовал, как ледяная волна окатила его с головы до ног.

– Зря стараешься, Агата! – ответил ей ведьмак, не слишком-то напрягаясь. – Внушение на меня не действует. И мой ученик с тобой не пойдёт.

– Не хочешь спросить его самого? – скривила она губы, отчего лицо превратилось в подобие уродливой маски.

И Видан подумал о том, что перед ним лишь тело молодой женщины, а душа, что им управляет, принадлежит очень опытной ведьме. Подселенка! – с ним разговаривала именно она, теперь, когда сил скрывать это у ведьмы было не много, всё прояснилось. Двоедушница. Редкий случай, опасный, запретный…

– Я не пойду с тобой! – крикнул Финя, вращая коротким мечом, словно уже вёл бой с невидимкой.

– Отчего же? – удивилась ведьма, но не получила ответа и принялась соблазнять мальчишку на свой лад. – Неужели ты откажешься стать князем над всеми землями? Или ты так слаб, что не хочешь отомстить всем, кто измывался над тобой все эти годы?..

Видан не прерывал этого диалога, пауза давала возможность восстановить силы. Да и узнать насколько стоек его воспитанник, тоже было любопытно. Поэтому ведьмак просто делал вид, что слушает, а сам прикидывал вероятное развитие событий. Скорее всего, ему достанутся в противники именно маги – у них больше шансов свалить его, но это на последнем этапе.

Аркуду ведьма постарается оставить в живых, чтобы воспользовавшись слабиной и ещё незажившим следом от связи, снова подчинить. Значит, ему достанется по-полной. И главная цель, конечно Финя – проклятый. Отчего-то ведьма уверена в исполнении Пророчества. Иначе объяснить её упорство сложно.

И, наконец, его, Видана, основная цель – сама двоедушница. Как он с ней поступит, ещё оставалось неизвестным. Уж, как получится!

– Нет! – выкрикнул уже порядком разозлённый мальчишка. – Моя мечта стать ведьмаком-воителем, чтобы уничтожать таких, как ты!

Видан невольно улыбнулся. Молодец, малый.

– Как знаешь! – прошипела ведьма и ударила посохом в землю.

И нежить ринулась в атаку. Налетела со всех сторон, смердя тленом и гнильём и растеклась по невидимой преграде, опадая пеплом и гнилой жижей, смятая напором следующих за ними рядов. Наверное, можно было бы просто стоять, приманивая мертвяков самим своим существом.

Или кружить вдоль выжженного следа, орудуя мечом, как мясник своим ножом, косить головы налево и направо.

Только боги не простят такой слабости. Не любят они попрошаек, не способных ни на что стоящее. Не станут отвечать в следующий раз ни на просьбу, ни на призыв Поэтому и не стояли ведьмаки на месте истуканами.

Шипела, закипая на серебре лезвия чёрная кровь. Дымным маревом полз по осенней траве туман от тлеющего праха, сгорающего от огненных заклинаний, летающих по кругу, пускаемых в самую гущу нападающих.

Но такое не могло продолжаться долго. Если у ведьмы и была мысль отвлечь их от тех своих воинов, которых она считала более важными, то просчиталась. И Видан, следивший за передвижением подчинённых чародеев, сумел отразить их внезапный слаженный удар. Один раз и другой, для чего вынужден был покинуть Круг, выйти вперёд и биться уже не под защитой. Зайти обратно ему не дали. Медвелак закрыл собой отход, выпустил когти, раззявил пасть, заревев бросился.

Сразу же с двух сторон набросились штриги. Голые черепа, торчащие из иссохшей плоти серые кости, недоглоданные птицами. Это, явно, были висельники. На шеях – обрывки верёвок. На тощих телах – ошмётки тряпья. В провалах глазниц красный огонь неугасаемой жажды. И несмотря на жалкий вид, бешенная прыть. Всё это ведьмак отмечал походя.

Одна штрига вцепилась в бедро. Другая повисла на левом плече. Резкая боль, от проникающего в тело яда, лёгкая дрожь, не заставили его отпрянуть. Он пнул ломая шею одному, нацелившемуся на него мертвяку, сбил отбросив на преграду другого.

Развернулся к прыгнувшему на него оборотню, насаживая его на остриё, оставляя медвелака, уже падающего с отрубленной головой. И боль заблокировать удалось тут же по ходу этих движений. А яд? – с ним ведьмак уже давно почти сроднился, он ещё как наркотик немного кружил голову, вызывая лёгкую эйфорию, но помехой быть не мог. Переживём.

Крутанулся на месте, сбивая резким ударом рукояти меча по черепу дрянь с ноги. Останками другой штриги сбил с ног волкодлака, тут же кинувшегося на него. Хлипкое тельце не выдержало, разломилось в трёх местах, опало, оставляя впившиеся челюсти. Только стряхивать их было некогда.

Добил волка мечом. И ринулся вперёд к хохочущей то ли от радости, то ли от истерики ведьме. Хруст костей сопроводил его неожиданное направление движения, ни назад под защиту, а вперёд к своей цели.

Ведьма любила всех держать под контролем и направлять их действия – это и оказалось роковой ошибкой. И тех мгновений, что она потеряла, увлечённая своим весельем и наблюдением, как Финя отбивает нападение двух жуткого вида тварей, названия которым даже она не знала, вполне хватило Видану, чтобы приблизиться вплотную и разбросать магов, которые были увлечены исключительно вытравливанием Огненной преграды по которой били ледяными волнами по указанию своей хозяйки. Они так и не получили приказ уничтожить ведьмака, их спалил его навий знак, заранее заготовленный и прибережённый до поры.

Пустил в ведьму сеть паутинника, желая захватить живьём. Увернулась. Юзы спеленали штригоя, охранявшего её. Бросила бесполезный жезл. Побежала, прячась за строем нежити.

Видан ринулся наперерез, но увяз в схватке, боясь палить мертвяков, чтобы не задеть свою добычу. Раскрутился, нещадно разя преграду, ещё и ещё. Как азартный охотник, загоняя ведьму в ловушку так, чтобы не выбралась, запуталась, не ушла.

Совсем упустил из виду своих напарников, не заметил, когда и они покинули круг, думая о том, что не к чему больше опасаться. Заметил только, когда взлетела из-за опадающей пеплом нежити большая белохвостая сорока, а за ней, откуда ни возьмись, полетел белый сокол.

– Финя! Назад! – крикнул почти в отчаянии. Ведь заманит, окрутит парня. Вот уж когда может сбыться почти забытый уже сон. Но разве послушается своенравный мальчишка? Только услышал в ответ клёкот.

Внезапно сверкнула серебристой молнией стрела. И сорока, кувыркаясь в воздухе, полетела в заросли красной бузины. Сокол нырнул за ней, всё ещё зачарованный погоней.

Повалились наземь, потерявшие управляющую силу, мертвецы.

Видан продираясь сквозь разросшиеся кусты, скользнул на прогалину, чтобы на мгновение застыть в оцепенении. То, что с высоты казалось ровно выкошенной поляной, было площадкой из растрескавшихся серых камней, сквозь которые проросла жалкая мелкая трава и мох. По краям, обозначая контур зала, в беспорядке валялись камни, такие же серые от въевшейся в них копоти. Одно из двух капищ светлых богов!

На развалинах старинного храма лежала Агата. Из её груди торчала стрела с серебристым оперением, так хорошо знакомым Видану. Дыхание ведьмы было хриплым и прерывистым, мучительным. Но губы улыбались, хотя взгляд огромных от боли зрачков, тускнел, говоря о приближении конца.

Над ней склонился Финя, словно не понимая, как такое могло случиться. И порываясь то вытащить, причиняющее страдание древко, то отступая в сторону.

Лишь взглянув на неё, ведьмак уже знал всю безнадёжность положения. Только боги могли бы помочь Агате, только не станут этого делать, даже если молить.

– Доляна, зачем? – спросил Виден волху, скользнувшую бесшумно к ним.

– Слишком хорошо тебя знаю, – ответила она. – Хоть ты и палач, но редко используешь своё право карателя. И у тебя слишком трепетное отношение к женщинам, я бы даже сказала, что бережное…

Договорить она не успела. Внезапно земля заколебалась, затряслась так, что люди едва не попадали. И Видану пришлось подхватить волху под руку, удерживая от встречи с камнями площадки.

– Что это? – испуганно спросил ученик.

Тихий смех ведьмы стал её ответом, как и последние едва слышные слова:

– Пророчество сбылось…

Глава 26

В комнате, которую по-прежнему занимал на постоялом дворе ведьмак, было непривычно светло. Кроме большой масляной лампы, горел ещё магический шар, плавно и услужливо следуя за движениями женских рук.

Волха уже обработала раны на ногах ведьмака целительными мазями и наложила повязки, и теперь заживляла разодранные мышцы на плече. С её пальцев струился мерцающий зеленоватый поток, а губы шептали заговор.

Видан позволил ей поухаживать за собой вовсе не потому, что не мог исцелить себя сам. Наверное, это было бы несколько дольше, но вполне возможно. Подумаешь, остались бы грубые шрамы, но разве они не украшают настоящего мужчину?

Дело было совсем в другом. Он решил, что хватит на его голову распрей с бывшей подругой. Надо было давно себе признаться, что он скучал по её часто ненормальным выходкам, по нелепым поступкам. А ещё, он очень нуждался в дружеской поддержке. Помощь человека, которому он доверял бы, как самому себе, очень пригодится.

Несмотря на всю свою взбалмошность и расчетливость, Доляна никогда его не предавала. И даже когда сделала неверный, с его точки зрения, выбор всё равно была честна перед ним. И он решил пойти на уступку, согласившись принять её помощь.

К тому же, им просто надо было с ней поговорить.

На завтра был назначен ритуал. И всё вроде бы, было хорошо – волха проверила Храм Чернобога, убедилась, что всё в порядке. Но интуиция ведьмака, хоть и не била тревогу, но беспокойно ворочалась в глубине, как сонный угорь под корягой.

– И всё-таки, зачем ты её убила? – спросил он, нетерпеливо завязывая пояс на подштанниках.

– Не дёргайся, – скривилась она, продолжая колдовать, – срастётся неправильно, сам потом меня будешь проклинать! И потом, зря, что ли, я свои силы тратила?

– Ты не ответила, – настоял Видан, но всё же, замер послушно.

– Я же уже всё тебе сказала на поляне, – снова поморщилась она.

– Доляна, это не ответ…

– Ну, ладно, – пожала плечами. Взглянула коротко. – У меня приказ был уничтожить ведьму, возомнившую себя чёрной волхой. И да, мне совершенно наплевать на то, что она большая редкость – двоедушница! Она нарушила закон, пыталась нарушить равновесие – вот что главное для Совета волхвов.

– Ты им доложила?

– А как бы я достала Книгу судеб? Пришлось совершить обмен. – Доляна достала свежую скрутку из холстины, зелёную от пропитавшего её зелья. – Подними руку немного в сторону. Вот так. Да. – Взялась бинтовать. – В нашем мире ничего не делается за просто так, сам знаешь! Хочешь что-то получить, так сначала отслужи, а уже после спрашивай.

– И ты считаешь, что это помогло? – засомневался ведьмак.

– Не знаю, – легкомысленно пожала плечами. Но он ей не поверил. – Совет счёл мою информацию стоящей. И Книгу Судеб мне вынуть из хранилища разрешил. Хотя, условие так же поставил. Никому не нужна самозванка. Не скажу, что сама вполне собой довольна. – Волха закрепила конец повязки и, отклонившись, оценила дело рук своих. – Во всяком случае, одной занозой меньше! Не все же такие жалостливые, как ты.

– А, вот я не уверен, что всё так просто закончится, – процедил Видан. – Ты просто обрубила связующую нить, но не разрешила проблему. Теперь некому ответить на вопросы о том, кому понадобилось затевать всё это безобразие. Зачем распечатали Храм. Ради чего собиралось это войско нежити? Вряд ли Агата и её подселенка делали это для себя. Их обоих стоило хорошенько допросить…

– И это говоришь ты? – Волха заглянула в глаза ведьмака. – Человеколюбец собирался подвергнуть пыткам несчастную женщину?

– Существуют и другие способы дознания, – не согласился с ней собеседник. – Например, внушение. Или зелье правды…

– Ладно, ладно, – она занялась сбором своего лекарского сундучка. – Согласна. Допустим, ты узнал бы правду. Но что сталось бы с Агатой потом? Долгие годы рабского существования под присмотром надзирателей Конклава?

– Нет. Вероятнее всего пара десятилетий в обители ведьм, одной из трёх. Там ей прочистили бы рассудок, обучили. И сила не пропала бы зря. – Видан тряхнул головой, умеет же волха заморачивать голову. – Только теперь – это всё пустое! Совсем о другом хотел спросить. Как думаешь, что значат её последние слова?

– Просто предсмертный бред, – развела руками Доляна, – что же ещё?

– А как же землетрясение? – Придирчиво спрашивал он. – Для здешних мест, это настолько редкое явление, скорее даже небывалое, что весь городок до сих пор в панике…

– Хм, – волха, сощурившись, посмотрела на него – хочешь меня на слове поймать? – ан, не выйдет! – ты же сам всё понимаешь. Эта ненормальная столько тёмных ритуалов провела, столько сил задействовала, да мертвяков разной степени свежести из земли вытащила, что удивляться не приходится. Тем магам-умертвиям, что её защищали, больше лет, чем нам с тобой вместе взятым. Судя по одежде и способу умерщвления, их принесли в жертву ещё до восстания Чернобога! Неизвестно какие глубины земли задействовала Агата. Может быть, вся земля под нами в червоточинах. Вот и обвалилось что-нибудь…

– Может быть, конечно, – произнёс ведьмак. – И что, твой Совет не пришлёт своих следователей, чтобы разобраться в этом? Всё же, капища в вашем ведении.

– Не вижу смысла, – пожала плечами волха. – Если бы была в том нужда, то они прибыли бы со мной. Видящий не усмотрел ничего стоящего в будущем от действий Агаты.

– И всё-таки, приказал тут же её казнить? – Что-то во всём этом не складывалось. Хотелось бы ведьмаку взглянуть на то, что пригрезилось Видящему.

– Во всяком случае – это теперь не моя беда. Приедет через две луны замена старому волхву, вот, пусть они и разбираются со всем. Совет никогда не ошибается!

– Ты так уверена в непогрешимости действий волхвов? – Видан встал со скамьи, подобрал сброшенную рубашку. Покрутил её в руках, ожидая ответа.

Волха что-то рассматривала в своём сундучке, с сомнением кривя губы, будто просчитывала дальнейшие ходы в шахматной партии.

– И как же?.. – Потребовал он ответа, совершенно безрезультатно. Швырнул рубашку на кровать. – Ненавижу, когда ты такая!

– Какая? – очнулась женщина. Лукаво взглянула на него. – И потом, говорят, что от ненависти до любви всего один шаг. Может быть, мне почаще тебя злить?

Ты снова за своё! – рыкнул Видан. – Мы же договорились, кажется…

– Хотя, – продолжила Доляна, разворачиваясь к нему лицом, словно и не слышала недовольства, – кому я это говорю? Зачем себя обманывать? – Рассуждала вслух. – Теперь, уж точно, не быть нам вместе. Не хотела тебе отдавать сегодня, да долг платежом красен. Вот, держи от своей зазнобы.

И протянула ему небольшую берестяную коробочку.

– Ты видела Ягодку? – изумился ведьмак её нахальству.

– Да. Заехала по старой памяти. – Вздохнула. – Вначале поумоляла её, чтобы оставила тебя. Знаю, что глупо, но ведь, стоило попробовать. – Взглянула в глаза мрачнеющего ведьмака. – И она даже согласилась, попыталась мне твой оберег передать. Сама, якобы, собиралась сбежать… Поплакали вместе… Бесполезно, ведь всё. Ты не отпустишь, везде её разыщешь. А смерть ей заказана.

– Что с ней? – спросил Видан, внезапно севшим голосом.

– Плохо там всё…необратимый оборот пошёл. Ты, ведь, знал? – Он кивнул. – Вот и она знала. От судьбы не убежишь…

Нельзя было сказать, что он не понимал происходящее, когда перестал получать известия от белохвостых сорок. Догадался, переживал, стараясь завершить дела, как можно быстрее. Не хотел оставлять жену наедине с её болью.

– Ничего, Видан, – уже в дверях обняла его за шею волха, прикоснулась губами к щетинистой щеке. И он позволил ей эту ласку, потому что не было в ней ничего скабрезного, только дружеская поддержка. – Завтра совершим ритуал над штригой. Выйдет – нет ли, не наша будет забота. И отправишься ты к своей Ягодке.

Глава 27

«Разбередила мне душу, зараза, – мысленно ворчал ведьмак, ворочаясь на ложе без сна. Отчего злился на Доляну? Возможно оттого, что она оставалась привлекательной, а какой увидит свою жену, не знал. Боялся даже не её уродства, а того, что не сможет удержать на лице маску обычной радости, не сможет скрыть первое впечатление.

Досадовал на своё бессилие? – Нельзя сказать, что я надеялся найти в Книге Судеб какую-либо подсказку о том, как остановить изменения в теле Ягодки. И всё же… Странное дело – штрыга – живой мертвец, нежить, а при особых обстоятельствах вполне возможно её возвращение к прежнему облику и к жизни обычной человеческой. Совсем иное – яга. Словно болезнь неизлечимая, заложенная самой природой в тело, которое никогда не погибнет до конца по своей воле. Бессмертная в своём страшном преображении.»

Он прекрасно знал, что однажды такое произойдёт. Медленно, но неизбежно начнёт мертветь, стариться одна половина. Словно, рассечённая навьим мечом надвое, старуха и молодуха в одном теле. Позже, много позже, сдастся и другая половина. Когда-нибудь всё сравняется. Но, как же, мучительно долго всё произойдёт.

Лгать себе, что для него это не имеет ровно никакого значения – он не станет. Ибо наблюдать за несчастьем любимой – та ещё пытка! Конечно, сделает всё, что в его силах, только что он может? Тело Яги находятся на границе Нави и Яви, их душа принадлежит Прави.

Сколько раз он видел Яг, которые, не выдержав раздирающих их разладиц, сходили с ума, начинали зверствовать, вредить людям и нелюдям, совершать всяческие пакости. Тогда их существование прерывал заговорённый меч ведьмака или иные подобные средства. У Видана таких вынужденных казней было несколько. И осадок на совести был нехороший, будто, мог что-то сделать, да не сумел.

Лучина затрещала, замигала, обломилась в прогоревшей сердцевине, и полетела, последним язычком пламени освещая комнату, чтобы с шипением погаснут в плошке с водой. Несколько минут ещё тлели кончики обломка в поставце, но и они погасли, погрузив пространство в кромешную тьму.

Подниматься, чтобы запалить другую щепку, Видану не хотелось. Он и лампу-то погасил заранее. Просто лежал и пялился в никуда. Вспоминал прошлое.

В тот лесной край он был послан по заданию Конклава, почти так же, как и сейчас, по совершенно «простому» делу. Надо отдать должное – задание, и впрямь, оказалось плёвым. Отловить и усмирить, одурманенного влюблённой бабой оборотня, было скорее забавно, чем трудно.

И всё бы ничего, да выяснилось, отчего приворотное зелье сработало на крепком мужчине так своеобразно, заставив озвереть. Накануне успел он повздорить с некой Ягой, заступившей ему волчий путь. Прикусил он ей ногу, чтобы не преследовала. Эта дурная кровь, что попала на язык серого, и сыграла трагическую роль.

Магическое безумие очень заразная штука для нелюдей. Можно было закрыть на это глаза: задание выполнено и безобразие прекратилось. А причина? Маловероятно, что кто-нибудь ещё отважится даже просто приближаться к Яге, их и так не жалуют за вредный характер, тем более, не станут хлебать её кровь, чтобы после этого болеть. Наверное, если бы не приворот, то оборотень тихо перетерпел, забившись поглубже в логово – никто бы не узнал.

Но Видан не был бы самим собой, если бы не вмешался. Именно поэтому выбрал дорогу назад, проходящей через места, где обитала Яга. Конечно, гоняться за ней, было не ко времени. Зима. Вся нечисть и нелюдь, за малым исключением, засыпала до весны. Велика была вероятность, что и эта яга отлёживается на печи в своей избушке где-нибудь в чащобе.

Погода выдалась снежной. Вьюги и метели запорошили землю так, что не только дороги не было видно, но и на тракте навалило высокие сугробы. И если до того сельца путь был накатан санями, то далее за последними избами его встретило занесённое нетронутое снежное покрывало.

Что бы торговые люди, да забросили внезапно своё дело? – быть такого не может!

Но, как оказалось, обозы пережидали на постоялом дворе совсем не непогоду, а прибытие княжеских воев, чтобы присоединившись к ним, следовать дальше. Чудища, нападавшего на всех проезжих, боялись больше, чем немилости работодателей или непогоды.

«Лучше переждать пока начнёт кружить метель, – ворчал седой возница, кутаясь в овчину. Торговцев скопилось так много, что в комнатах не было места, и многие ночевали и в едальне на лавках и полу, и в сенях, и в конюшне и даже в сарае. На каждого новоприбывшего смотрели искоса, боясь потерять отвоёванное в тепле место. – Эта Яга совсем ненормальная. Но снег и позёмку не любит, прячется. Зато в другие дни непременно налетает. А там, уж кому повезёт…»

Ведьмак не стал задерживаться и направился вперёд один.

Занесённая снегом дорога, угадывалась только потому, что пролегала по широкой просеке. Здесь уже с прошлого полнолуния никто не проезжал. Конь в иных местах проваливался по грудь в ледяную кашу. Всадник, словно, плыл по белой реке. И хотя Буланый был крепким боевым жеребцом, далеко ещё не старым, но к тому времени, как достиг злого места, успел уже изрядно притомиться.

Первое, что стало видно ещё издалека – это торчащие то прямо, то вкось из-под снега оглобли. Самих перевёрнутых или опрокинутых набок телег и саней, укутанных заботливой вьюгой, видно не было.

Чуть дольше снег был разрыт, будто огромный зверь искал под ним свою добычу. И в прогалках торчали среди развороченной поклажи и разного разбросанного товара обрывки одежды и обувки с ошмётками замороженной плоти и пятнами крови. Яга, если это была именно она, оголодав, что ли оттого, что обозники проезжали теперь большими караванами, да ещё в сопровождении воев или чародеев разных мастей, решила не пренебрегать мороженым мясом, выдирая из-под снега, брошенные туши лошадей и людей. Для неё всё было едино.

Ведьмак спешился возле грязных куч. Осторожно пошёл вперёд по рытвинам, ведя Буланого под уздцы, вглядываясь в наледь от подтаявшего на солнце снега под ногами. Охотилась тварь здесь, явно давно. Из прозрачной корки, намертво скованной первыми сильными морозами воды в глубоких колеях выступали чьи-то обломанные кости, взирали безразлично глаза стерьви. Голова, – эх, жаль, что нельзя вытащить наружу – была будто бы откручена. Где тело – неизвестно, и до весны, а возможно и тогда, останется ненайденным.

Испуганные люди удирали прочь с этого места в панике, лишь бы спастись. И за трупами земляков, чтобы захоронить, возвращаться боялись. И даже трудно представить, что ещё скрыто в этих снегах.

Он поднял голову – след из тряпок, повисших на ветках елей, и россыпей зерна под ними, над которыми усердно трудились птицы, вёл куда-то вглубь леса. Разбойница совсем недавно была здесь. Яга не мелочилась, тащила к себе всё, что казалось пригодным или интересным. И этим, невольно, указывала путь к своему логову.

Следовало бы вызвать из Конклава отряд собратьев для зачистки местности. Чудовище надо уничтожить. Но ведьмакам не на крыльях лететь, долга будет дорога. И если княжеские дружинники придут малым отрядом, то не смогут защитить ожидающих их торговцев, а значит, будут ещё жертвы.

«Эх, была не была! – попытаюсь сам».

Случись подобное сейчас, всё обошлось бы иначе: и опыта больше, и подмога есть. Но тогда у ведьмака из помощников был только ворон, и рисковать им не стоило. Только осмотрел его глазами лес с высоты и, всё-таки, послал с вестью. А сам, понадеявшись на свою удачу, прыгнул в седло и повернул коня по этому следу, держа наготове заговорённый меч.

Яга упала на него сверху внезапно и бесшумно, совсем не с той стороны, с которой он ожидал и всего лишь в паре сотен шагов от тракта. Ступа, выдолбленная из дубовой колоды, ещё совсем свежая и новая, перемещалась с невероятной быстротой. Силы у старухи было немеряно.

Только чудо помогло избежать мгновенной и бесславной гибели, но ведьмаку было, явно, не до славы в тот момент. Десятилетиями отработанный жест защиты оградил и отбил первый удар нечисти. Однако прутья хлёстко ударили Буланого по лбу.

Конь, ступавший по толстому насту, дрогнул, прянул в сторону, тут же провалился в снег по шею и забарахтался, судорожно ища опору. И Видан оказался в неустойчивом положении, пытаясь удержать и успокоить животное.

А Яга с диким хохотом и визгом взмыла над макушками деревьев. Помело, сверкнув на солнце, преобразовалось в подобие копья или жезла с узким острым навершием, что не обрадовало ведьмака. Он попытался выбросить магическую сеть. Но нацеленная на старуху, резво сместившуюся в бок, ловушка зацепилась за голые ветки берёзы и, повиснув на них, растаяла.

Частица силы была потрачена зря, что вызвало досаду. Впрочем, деревья мешали и Яге нападать с доступной ей ловкостью и силой. Выпущенный сноп раскалённых игл, утонул в покрытых инеем лапах ели, под которой скрылся Видан. В воздухе запахло палёной хвоей, посыпались вниз клоки снега.

Некоторое время всадник двигался под прикрытием плотно растущих старых елей, но впереди виден был просвет, ведущий на небольшую поляну. Прятаться дальше не имело смысла – не за тем пришёл.

Яга тоже не оставляла его в покое: стараясь не упустить и достать свою добычу если не очередным игольчатым зарядом, то мелкими ядовитыми шариками, похожими на зелёные болотные огоньки, которые медленно кружась сыпались сверху, проникали под ветви и лопались с раздражающим тихим треском возле единственного источника тепла в ледяном лесу – человека и его коня.

Они оба были защищены магическим пологом, сильно тянувшим из ведьмака силы. Видан готовился к нападению нечисти. Короткий меч был опущен в ножны. Перевязь с короткими стрелами вытянута на грудь, а плащ отброшен за спину. Самострел заряжен. Узкий прямой нож, спрятанный в рукаве для ближнего боя, освобождён из крепления, чтобы в любой момент оказаться в руке.

Читать молитвы было поздно и бесполезно. Если боги ещё помнят о его существовании, то не оставят в бою своим вниманием.

В последний момент Видан решил спешиться, и привязал лошадь за гнилой сук. Вязнущая в сугробах, она скорее навредит, чем поможет. Если всё закончится хорошо, и он останется жив, то верный друг поможет ему добраться к людям. Ну, а если всё будет плохо, то не придётся конику страдать от клыков диких тварей – освободиться ему сил хватит.

Вверху нарастал подозрительный шум. В тёмных провалах еловых лап засветились огоньки. И разлился в сером мерцании угасающего дня призрачный вой. Яга собирала своих подручных. Ему бы ещё тогда сообразить, что будет дальше! Но…

Ведьмак выскочил на поляну, прикрываясь магическим щитом. Развернулся кругом, вспоров снежную перину. Огляделся. Тревожно ухнул филин над головой, отлетел в сторону, уселся на лысую корявую ветку, подпалённую летней грозой, залупал подслеповато.

Яга висела в своей ступе над той ёлкой, под которой недавно прятался её противник. Она размахивала своим копьём и что-то глухо каркала. И с десяток небывало крупных сов тревожно кружили рядом.

Лес же вокруг ходил ходуном. Качались верхушки деревьев. Трещали и стонали вечно зелёные стражники. Сквозь их строй ломилось нечто грубое и злое. И ведьмак не стал ждать его появления. Выстрелил по хозяйке из самострела, давая сражению ход.

Яга взвизгнула, ужаленная стрелой. Только то, что она ни мгновения не оставалась на месте, помогло ей остаться в живых, и посеребрённый наконечник впился в мёртвую сторону, а не в живую, куда метил стрелок. Шея чудовища задымилась. Она схватилась за торчащее оперение, стараясь вытащить. Несомненно – это ранение не было для неё смертельным.

А дальше, старуха скрылась за макушкой высокой ели, не желая самой вступать в бой с ведьмаком, предпочитая прятаться и посылать своих слуг.

Закружили пёстрым воротом птицы. Совы, выставив металлические когти, клокоча железными клювами, ринулись на ведьмака со всех сторон: ухватить, пробить, разодрать. Они были тяжелы и неповоротливы оттого, что не след ночным птицам днём летать. Но и удары их были ощутимее. Некоторое время Видан управлялся с ними самострелом и щитом, сбивая наземь.

Вороны были хитрее – они падали по очереди камнем вниз, стараясь выклевать глаза, ухватить за то, что первое попадётся, и тут же взмывали вверх. И снова вниз. Били, били и били сбоку, подлетали снизу, едва не вспарывая наст телами. Пожалуй, только тот, кто хотя бы раз попадал под птичью атаку, может понять, как худо приходилось человеку.

А лес затрещал, завыл сильнее. На подмогу пернатым воям, ломая еловые лапы, вышли древаны. Три огромных монстра, как необхватные древесные стволы в грубой потрескавшейся от времени броне. Корявые ноги-корни по четыре или по шесть – у кого как, отдалённо похожие на паучьи лапы. Сучковатые водожи-руки. И красные злые угольки глаз в тёмных трещинах. Они двигались шустро, будто и не по снегу, а по ровной земле. За ними выползали другие.

Снег уже окрасился алыми брызгами, некоторые глупые птицы уже трепыхались в агонии, а другие упрямо продолжали налетать. Но самострел теперь пришлось убрать за пояс. Магический щит, который надёжно защищал ведьмака – развеять, сила теперь нужна была для заклинаний.

Видан закутался в свою накидку, пустив по ней слабый заряд для крепости. Удары клювов и раздирающих когтей стали ощутимее, хотя заговорённая кожа ещё сдерживала возможный урон. Зато без щита подобраться к нему стало намного легче.

По прошествии стольких лет, он уже не мог помнить всех деталей и подробностей того боя, как и количества ран. Он просто сражался за свою жизнь так, как умел. Падали, сбитые на лету птицы. Корчились, сгорая в пламени древаны попавшие в огненную сеть. Силы стремительно таяли. А где-то в белом мареве начинающегося снегопада с диким хохотом и воплями носилась Яга.

Но даже всё это – и древаны, и злые стаи – стало неважным, когда в нарастающих сумерках ведьмак скорее почувствовал, чем увидел своим особым зрением, приближение коргорушей. Этих призрачных помощников ведьма приберегла к развязке.

Их было всего три: два огромных пса и исполинский кот, но стоили они всего ягъего воинства в целом. И если ранее у него ещё была надежда на что-то, то именно в этот момент ведьмак понял, что вряд ли выживет. Против этих тварей выстоять трудно. Один на один – возможно с запасом времени и сил. С двумя – очень сложно. Три призрака, да ещё в таком сочетании, делали победу невероятной.

Память и здесь не сохранила подробности борьбы, словно кто-то другой, а не он сам сражался с ними. Ему крупно повезло тем, что Ягу одолело нетерпение. И прикончить наглого ведьмака ей захотелось самой. Она не позволила слугам, рвавшим его тело, убить жертву. Сама ринулась к распростёртому телу, отогнав прочь помощников.

Видан ждал, истекая кровью, одной лишь силой воли, удерживая своё сознание на грани.

Скрип снега под ногами Яги, которая не спеша ковыляла к нему. Чёрная тень на фоне тёмного свинцового неба. Хоровод лёгких снежинок вокруг. Беспокойно носящиеся вровень с макушками елей птицы. Скулёж спутанного заклинанием каргоруша. Хозяйка так жаждала свежей крови, что не удосужилась его освободить.

– Какой желанный подарок мне сегодня достался, – прошипела старуха, склоняясь над телом, и шумно принюхиваясь. – Ценный подарок! Вкус-сный подарок – молодой ведьмачок – ха-ха-ха!

Она переступила через него костлявой ногой, обдав смрадным запахом падали и могильного тлена. Оседлала. Попрыгала, заставив застонать от боли, словно проверяла – жив ли. И схватив края накидки, дёрнула ворот в стороны, подбираясь к шее.

Она была невообразимо стара, эта Яга. Настолько стара, что по лицу, приближающемуся к нему всё ближе, было не определить, где мёртвая сторона, а где ещё живая. Но в обоих полыхающих красным глазах, светилось безумие.

– Ты мне подаришь капельку молодости? – почти ласково вопросила она, склоняясь почти вплотную. Тускло блеснули меж тонких губ гнилые клыки.

– Нет… – выдавил хрипло ведьмак.

Резкое движение, стиснувшей заговорённый тонкий нож, руки. Лезвие с шипением и вонью вошло в висок старухи, пропоров голову насквозь. Яга беззвучно завалилась набок в бурый снег. Осиновый кол торчал из грудины там, где было когда-то человеческое сердце.

На этот выпад Видан потратил последние силы. У него не было возможности даже позвать коня, который, как он надеялся, всё ещё стоял в укрытии. Последняя мысль была доброй: «Не зря…»

Они так и остались лежать под засыпающее поле битвы кружение снежинок, под убаюкивающий шелест елей.

Глава 28

Очнулся Видан от жгучей боли во всём теле. И в первые мгновения не в силах был не то что пошевелиться, но даже приподнять тяжёлые веки, подумал, что не заслужил у светлых богов милости, что утянули его тёмные в Пекельное царство.

– Потерпи-и-и, – шелестел лёгкий ласковый ветерок, охлаждая сгорающую в лихорадке плоть. Губ потрескавшихся и сухих коснулась сладкая влага, потекла в горло, даря покой.

Следующих пробуждений он не помнил. Все они утонули в бреду – то ли были, то ли не были. Ведьмак то сражался с нечистью, глумившейся над ним, то любился со странной девою, чья кожа была нежнее шёлка. То барахтался в глубоком омуте, где отчего-то плавали льдинки по горячей, исходящей паром воде. Или слышались знакомые голоса товарищей… видения, видения, видения.

Окончательно он проснулся от того, что где-то совсем рядом, как ему показалось, настойчиво и громко трещала сорока. Он и рад был бы продлить свой безмятежный сон, то противная птица не дала. Она продолжала стрекотать, громко чему-то возмущаясь.

И видимо, больше от раздражения, от внезапной злости, Видан широко распахнул глаза, переходя от сна к яви. Обнаружил себя на тёплой лежанке в незнакомом жилище. Над головой высокий свод из брёвен. Стенки обшиты деревом.

На крюках развешаны в несчётном количестве пучки трав. Здесь и пахло травами и цветами до одури, словно на сеновале. А ещё сытно парил котелок, на столе, покрытом вышитой тканью. У тогда ещё молодого мужчины от этого аромата тут же желудок свело голодным спазмом.

Он приподнялся на локтях, а после и сел. От слабости предательски закружилась голова. Не отрывая глаз, смотрел на стол, где сами по себе вдруг стали появляться плошки и ложки. Возникла тарелка с пряжёными лепёшками, ещё дымящими и пахнущими жиром.

Кто-то невидимый тяжело вздохнул и поставил кувшин и, вначале, один глиняный стакан, а затем, словно раздумывая – а стоит ли? – добавил ещё один и к нему ещё одну мису и ложку.

Белохвостая сорока, которая и разбудила своим треском, нагло спрыгнула на край стола откуда-то сверху.

– Кыш! Кыш, нахалка! – Согнала её плотная домовушка в посконной рубахе, проявившаяся сидящей на лавке.

Птица возмущённо обиженно застрекотала, но исчезла с глаз долой.

– А ты что зыришь, бесстыдник?

Видан даже не сразу понял, что обратилась нечисть к нему.

– Хотя б, рубаху надень! – проворчала уже более благостно, хотя и укоризненно. – Вона, рядом лежит… аль, ещё не опамятовался?

Только тогда ведьмак удосужился взглянуть на себя и понял, что лежал в постели голый, прикрытый лоскутным одеялом. Только, то одеяло скатилось от резкого подъёма, открывая весь его не очень-то солидный вид – тощее бледное тело, покрытое свежими розовыми шрамами. Сколько же он пролежал без памяти? Судя по тому, что рубцы разгладились – с его-то быстрым восстановлением – никак не меньше месяца!

Просторная нижняя рубаха, и вправду, лежала в головах, сложенная в несколько раз. Его отстиранная рубаха из запаса, что возил с собой на замену, сейчас оказалась ему велика, будто с чужого плеча. Это обстоятельство удивило ещё больше.

Слез с постели на устланный сеном пол. И только ощутив под ногами утоптанный грунт, холодящий ступни, понял, что находится не в избе, а в землянке. Оттого и окон нет. Светился на стене над столом, рассеивая мрак синью, какой-то странный гриб, очень похожий на чагу.

Ведьмак ничего не успел ни сделать, ни спросить, когда дверь отворилась и вошла рослая, стройная женщина. От неё повеяло такой силой, что Видан внутренне даже дрогнул.

– Надо же, – всплеснула она руками, – поднялся, наконец! Сегодня, и впрямь – праздник! И не смотри на меня так, а то дырку прожжёшь. Кто тебя дальше выхаживать будет?

У неё и впрямь, было весёлое настроение, отчего она улыбалась светло и радостно.

Хозяйка сняла зипун, повесив на крюк в углу. Скинула валенки, заменив их ступнями. Уложила на полку тёплый платок. И оказалась перед гостем в вышитой тёмной панёве и меховой душегрее поверх рубашки. Чёрная толстая коса с вплетённой в неё красной лентой, своей тяжестью заставляла девушку смотреть на мир, гордо подняв подбородок. И от этого сверкающего взгляда, даже в сумраке едва освещённой горницы, у болезного земля ушла из-под ног, он схватился за угол печи.

– Тебе плохо? – Тут же забеспокоилась она, подлетев, подхватила под руку.

– Нет, всё ладно, – от прикосновения её горячих рук, хорошо чувствуемы сквозь ткань, по телу разлилась странная истома, и сердце зашлось в бешенном ритме, дыхание перехватило. А в голове же возникли размытые образы распущенных чёрных волос, обнажённых белых плеч и … много такого, что бросило его в жар. Но он постарался отогнать эти видения, мало ли что в бреду привидится. Всегда в горячечном бреду путаются настоящее и прошлое, воображается невесть какое диво.

Позволил себя усадить на лавку у стола, всё-таки он был ещё слишком слаб.

– Как зовут тебя, спасительница? – спросил, отдышавшись.

– Меня-то? Ягода зовут, – улыбнулась она. – А тебя Виданом кличут – знаю.

– Откуда?

– Так налетели было твои братья ведьмаки, – пояснила она, как малому ребёнку, – с собой хотели увезти. Очень Вышко за тебя беспокоился. А как глянул на твоё растерзанное тело, да на горячку магическую, так и перечить не стал. Оставил у меня. Каждую неделю гонцов шлёт, спрашивает – что да как. Ваши вороны так мою сороку зашугали, что она каждый понедельник в доме прячется. Твоего ворона призрачного и то так не боится, как посланников…

Вверху застрекотала обиженно и возмущённо сорока, словно поняла, что о ней речь идёт.

– Всё. Пока расспросы закончим. – Придвинулась к нему хозяйка. И стала накладывать из горшка горячую мясную похлёбку. – Тебе, коли с постели поднялся, хорошо есть требуется. Силы сами собой от истощения телесного и магического не восстановятся.

Поставила перед ним полную мису, подвинула ближе лепёшки. Но мужчина только смотрел на неё не берясь за ложку до тех пор, пока она сама не притронулась к еде. Правда, его чашка опустела раньше, чем хозяйка ополовинила свою. Ни слова не говоря, получил добавки. А вслед за тем, кружку козьего молока.

От пресыщения Видан немного осоловел, как от хмельного мёда. И едва не уснул прямо за столом, с великим трудом дождавшись, когда призрачный посланник развернёт перед ним кусочек пергамента. Наговорил несколько коротких фраз на ухо ворону, отсылая его обратно другу. И был уложен снова в постель своей лекаркой.

Следующие трое суток он, как младенец, только спал и ел, принимал снадобья и снова спал, с каждым пробуждением замечая, как стремительно восстанавливается магия, как крепнет тело. И ни о чём особо не задумывался. Но после…

Видан вышел в первый раз наружу и застыл на пороге. На землю пришла весна! Сугробы почти стаяли, кое-где обнажилась прошлогодняя бурая трава. Солнце нестерпимо жгло глаза, отражаясь от луж с синеватой водой.

Полуземлянка стояла на краю небольшой поляны, окружённая хлипким на вид серым от времени частоколом. Со всех сторон шумел лес. И ни какого иного жилья не чувствовалось и в помине.

Только тогда он внезапно подумал, отчего ему не раз не пришло в голову узнать – кто такая Ягода? Казалось, что она лекарка или целительница к которой его доставили братья-ведьмаки. Представлялось – изба стоит, как и положено, где-нибудь на краю того села, где собирались торговые караваны, или иного поселения – какая разница! – знахари разных мастей всегда селились рядом с людьми.

Кто же ты, тогда, Ягодка?

Чародейка ли, избравшая путь чуди друидской? Или просто зелёная ведьма… Он не мог этого определить сам и с вопросами своими не лез к женщине, которая каждуюночь делила с ним ложе, хотя бы просто потому, что иного места не было.

Очень часто к ней кто-нибудь приходил: то отрок, то старуха или старик, а то и женщины, опасливо озираясь по сторонам. Были и всадники. И она тут же снаряжалась в дорогу, если была в том надобность или просто продавала зелья от разных хворей, то и нашёптывала, вправляла, заращивала, – тогда из её пальцев струилось изумрудное свечение. Всё это Видан наблюдал исподтишка.

Наверное, уже тогда он боялся её потерять. Хотя всё это и могло показаться подозрительным. И первое, что приходило в голову – очаровала, околдовала, приворожила. Ибо нравилось ему в ней всё! Стройное гибкое, как у кошки, тело, высокие перси и округлые чресла. Иссиня чёрная волна волос по полу стелется. Кружит голову сладкий медовый с толикой горькой полыни аромат её кожи. А в зелёном омуте глаз он готов был и сам утонуть.

И хотя ведьмак усиленно старался вернуть свою силу, проводя всё время в силовых занятиях и упражнениях с мечом, разбавляя их сосредоточием агм, ему впервые не хотелось никуда уходить. И как-то так, само собой ночи стали жаркими от страсти, а дни, когда каждый занимался своим делом, наполнены тянущим томным ожиданием.

Впервые он обманывал сам себя. Ведь подозрения появились, ещё когда показался кот-картуш, и не какой-нибудь другой, а именно тот с которым он боролся несколько месяцев назад. Только теперь призрачный помощник яги не был агрессивен, а ластился. Да и картуши-псы, хоть и обходили его стороной, опасаясь силы, тут же подошли и склонились, словно дворовые шавки, как только он их подозвал.

Видан ублажал себя тем, что сильная чародейка вполне могла их приручить, обнаружив где-нибудь в лесу, бегающих без присмотра. Но неудержимо наступало время, когда ведьмаку, хотел он этого или нет, а надлежало вернуться в Конклав и заняться своими обязанностями. Вышко торопил, посылая вестников всё чаще.

Как бы там ни было, но шоры с собственных глаз стоило снять до того, как отправиться в путь.

Сорока с отчаянным стрёкотом носилась по верхушкам цветущих яблонь, о чём-то отчаянно споря с его призрачным вороном. И розовые лепестки душистой метелью кружили вокруг Видана и Ягоды, стоявших под ними, путались в волосах, падали на плечи. Но им было не до них.

– Кто ты? – спросил ведьмак, и пояснений не требовалось.

– Я – яга, – вполне предсказуемо ответила она, отчаянно вглядываясь в сгустившуюся тьму его глаз.

– Яга… – растерянно произнёс он то, что и так уже знал. – Яга, значит… и ты решила меня использовать, а не мстить?

– Нет! Что ты? – возмутилась она, отшатываясь и пряча взгляд. – Всё совсем не так…

– Это не имеет для меня значения, – перебил её ведьмак. – Я всё для себя решил. – Обхватил её за плечи, прижал к своей груди, зарылся лицом в её макушку. – Ты моя, и я никогда тебя не брошу. Поверь, люба моя… И пусть яги никогда не выходят замуж, не скрепляют союз в храме, ты моя катуна, моя судьба.

Ягода вздрогнула, затрепетала в его руках, подняла голову, с немым смешением чувств, глянула. И было в этом столько боли, надежды и счастья, что у ведьмака защемило сердце.

– Просто я хочу знать правду. Точно представлять, как случилась наша встреча, чтобы никто и никогда не смог опорочить нас… тебя…

Он не стал добавлять то, о чём подумал. Конечно, это была Доляна. Расставание с ней далось ему очень тяжело, и обида всё ещё резала душу, хотя и не так ощутимо, как прежде. Бывшая подруга стала безразличной неприятной дымкой воспоминаний, загнанной в самый далёкий угол сознания. Зато она не оставляла его в покое и её кукушка уже объявилась три дня назад… и даже теперь он ощущал её пристальный взгляд. Он знал её мстительность и больную ревность, мог предположить с чего она начнёт.

– Бессмысленно мстить за того, кто и так приговорил сам себя, кто обречён… – начала Ягода, устроившись на коленях Видана, сидевшего на плоской колоде. Он всё ещё сжимал её в объятиях, словно боялся, что она сбежит.

– Мой отец – обычный человек. И пока он был жив – всё было хорошо. Но люди не живут так долго, как мы. – Она грустно усмехнулась. – Хотя, кому я это говорю? Ты и сам всё знаешь. Наверное, от отчаяния, матушка вообразила себя воительницей. И где и когда подцепила магическую лихорадку, наверное, и сама не знала. Долгое время болезнь никак себя не проявляла. А потом… ты видел – на ней лихорадка сказалась своеобразно – сошла с ума. Вначале она удалилась подальше от всех. А после начались те кровавые безумства… Я, как могла, пыталась её остановить, но бесполезно.

Ягода судорожно вздохнула.

– Извини, но донести на родную кровь, я не могла.

– Я понимаю, – согласился ведьмак.

– Так что, не ты, так кто-нибудь другой её бы уничтожил. Да и жить в этой кровавой сумасшедшей … так тоже нельзя.

– А как… – начал было Видан.

– В тот день я решила навестить матушку. Отсюда её избушка не так уж и далеко. Увидела смрадные столбы дыма над лесом и нашла тебя, умирающего, и её … Всё оставила, как было до приезда отряда ведьмаков. Даже если бы ты их не вызвал сам до этого, то они так и так здесь появились – ибо ты был на грани и метка твоя пылала. – Тяжёлый вздох снова прервал рассказ. – У тебя умный конь, Виданушка, если бы не он, то не смогла бы сюда доставить. А он улёгся в снег на брюхо, позволил тебя взвалить, закрепить попону на своём боку, чтобы не навредить ещё больше. Всю дорогу терпел … умница конь.

У яги рождается яга – этот закон Видан знал с самого начала. Просто с возрастом и в зависимости от характера большинство эти волшебниц отчего-то становятся злобными фуриями. Добрыми и справедливыми остаются единицы. Трудно идти по грани между явью и навью, в особенности, когда это становится видно другим разумным существам. Одна половинка живая, другая мёртвая. Не всякая яга может выдержать этот груз из чужого страха, ненависти, презрения – многие сходят с ума.

И Видан очень надеялся, что сумеет удержать свою Ягодку от безумия.

***

Дверь предательски заскрипела. Видан выплыл из своих воспоминаний. Хм, кто же это решился среди ночи наведаться к одинокому ведьмаку? Добро или лихо затеял?

Белый силуэт. Прерывистое дыхание. Аура неуверенности и лёгкого страха и, как ни странно, терпкий привкус соблазна. Он уже прекрасно знал кто его посетил. Запах пареной репы и хлеба с дымком выдавал его с головой.

Ведьмак послал искру смаги. Зажёгся огонёк в лампе, расцвечивая комнату золотистым колеблющимся светом.

– Генка, зачем ты здесь?

– Так это… то есть… – залепетала испуганная и немного ослеплённая девушка. – Я… Я… я-ясно зачем, – и густо покраснела.

Распущенные по плечам русые кудри не могли скрыть нахлынувшей стыдливости от того, что она в одной нижней сорочке стоит перед ним освещённая и совершенно понятно, зачем в такую пору приходят к мужчинам девушки. А этот ведьмак лыбится и спрашивает! И уже хочется от его улыбки и насмешливого взгляда сквозь пол провалиться, а лучше вообще сквозь землю уйти.

– Ой, ли? – засмеялся тихо. – Ты же ещё невинна, как погляжу…

– Меня отец прислал, – резко выдохнув, решила Генка вывалить на него всё, что и так очевидно. – Он видел, как от тебя та женщина выходила, как ласкала и решил…

– И что же он решил? – как-то тягуче, то ли спросил, от ли пропел Видан.

– … решил, что «если сейчас не заарканить, то поздно будет», – повторила она отцовские слова. – Сказал: «Иди и без мужа не возвращайся!» Во-от… – и внезапно зашмыргала носом, и как-то по-детски разревелась, закрыв лицо руками.

А собственно, кто она, если не ребёнок ещё? Не намного Фини старше. Лет шестнадцать-семнадцать – не больше, наверное. Самый возраст для человеческой девицы на выданье. Даже жалко стало, хотя первое чувство было раздражение и злость.

– У меня, вообще-то жена есть, – молвил тихо.

– Жена если одна, то ничего страшного, – захлюпала девчонка, упиваясь своим горем, – можно и вторую взять, и третью, если очень надо…

– Иди-ка сюда, – Видан похлопал ладонью по постели рядом с собой. Сам он уже сидел сбоку, спустив босые ноги на пол, и благословлял то обстоятельство, что из-за ранения не стал вторично раздеваться и спать, как привык.

Генка зыркнула на него. Вмиг подобралась и успокоилась. Вытерла рукавом недавние слёзы. Ведьмак даже ненароком подумал, а не притворные ли они были?

Уселась рядом на краешке, зачем-то подтянула рубашку до колен и уставилась перед собой.

– Знаешь, беда-то в чём? – подозрительно ласково осведомился Видан.

– Нет… – тяжело вздохнула девчонка.

– Видишь ли, даже не знаю, как объяснить, – начал доверительно. – Жену я свою люблю больше жизни и другой мне не нужно.

– А мне что делать? – глянула исподлобья. – Отец меня точно прибьёт!

– Ну-у, это ты уж слишком, – отметил собеседник. – Что-то не замечал я за хозяином Труном такого зверства. Поворчит, может быть…

Она пожала плечами.

– Я замуж хочу… пора уже. И так подружки скоро перестарком тыкать будут!

И что тут поделаешь?

– А у самой тебя, на примете никого не было? Такого, кто бы нравился?

Генка подняла ранее опущенную голову, мечтательно посмотрела куда-то вверх, словно захотела увидеть сквозь крышу облака или звёзды.

– В прошлом году мне Купря нравился, подмастерье кузнеца. – И сообщила доверительно. – Мы с ним даже один раз на Купалу целовались. Но там уже поздно… женили его прошлой осенью. Всё бы, ничего, да его отец всё равно, был против. Тятя с Тесаком, его отцом, повздорили…

Глубокий вздох. Насупленная мордашка, вдруг, расцвела надеждой, но после так же быстро померкла.

– Есть ещё один, – с великим сомнением произнесла девица. – Он для меня, как недоступная мечта… и неженатый пока…

– И кто же? – несколько нетерпеливо спросил ведьмак.

– … только я ему не пара. Отец кметов не любит, – горько посетовала она. – А он такой видный, сильный, высокий – почти, как ты! Руки жилистые, грудь и спина будто каменные… Просто – ух!

– Подглядывала, – усмехнулся Видан.

– Ну, да! – просто призналась она. И только чуть позже поняла, как это может быть представлено в чужих глазах. – Ой! – Снова зарумянилась. – Просто вышло так. Он летом коней купал и разделся, а я… я мимо проходила…

– И случайно задержалась… – иронично процедил собеседник.

– Ага!..

– И что же, твоему батяне в воях не нравится? – рассуждения этой малявки его забавляли, но надо же было как-то завершать разговор.

– Он говорит, что служивые люди, что рабы или закупы. Куда скажут – туда и идут. Только кметы ещё хуже оттого, что случись война, домой, вряд ли, вернутся, если только калеками. Пусть оно и славно, что защитники и надёжа наша, но для хозяйства они совсем негожие. И я тятю понимаю… но замуж за него всё равно хочу.

М-да, дочь торгаша, как ни хороша, а рассуждение о жизни практичное донельзя.

– Задачу ты мне загадала сложную, – изобразил на лице сильную озабоченность, – но я обещаю твоему горю помочь.

– Правда? – изумилась она.

– А, то! – хмыкнул он. – Ведьмак я или нет? – Видан, конечно, понимал, что ещё своего соратника о согласии спросить надобно. Только что-то ему подсказывало, что тот против не будет. Зато избавиться от подосланной к нему крали, да отоспаться перед ритуалом надо было незамедлительно, а то, как бы хозяин со свидетелями к нему не заглянул – с него станется! – А теперь, коли мы обо всём договорились, иди-ка Генка к себе.

– А что отцу сказать?

– А ничего не говори, пусть недомолвками помается!

Девчонка, как на крыльях, улетела из комнаты. Ведьмак же, наконец-то смог уснуть, закутавшись в меховое покрывало.

Глава 29

Утро началось слишком рано и очень беспокойно.

– Наставник! Наставник проснись! – бубнил над головой настойчивым дятлом знакомый голос.

Просыпаться же совершенно не хотелось, как и вставать оттого, что шестое чувство настоятельно советовало этого не делать, ибо слишком рано, да и лёгкая лихорадка от ранений нежитью второго уровня так просто не проходит. Голова болела, а тело познабливало от поднявшегося жара.

– Княгиня пропала!

– Что? Что ты говоришь? – Видан поднял мутный взгляд, заставляя отойти все свои печали куда подальше.

– Княгиня исчезла, говорю, – дёргано повторил парень. – Со вчерашнего обеда её никто не видел. Меня боярин прислал. Сказал: «Иди, и без Видана не возвращайся!»

– О, боги! Макош премудра, мати покутна! Ни одно, так другое, – покряхтывая от боли стучавшей в виски и бьющего под рёбра сердца, ворчал ведьмак, усаживаясь на постели. Хотелось бы ему отлежаться хотя бы до полудня, чтобы само тело яд победило, видимо, не судьба. – Подай вон тот кузовок!

Финя метнулся к полке, схватил и подал коробок, переданный Ягодой через Доляну. Жена не была бы самой собой, коли не прислала бы ему целый набор снадобий и зелий. И пока наставник ковырялся, хмуро разбираясь в пузырьках, пока глотал, морщась, подручник коротко сообщал ему новости.

– Аркуда совсем никакой. В лихорадке и беспамятстве валяется. Над ним волха всю ночь колдовала и сейчас там. – Оправдываясь, почему к нему послан, а не другой кто-нибудь разбирается с происшествием, сообщал Финя. – Он сразу-то не обратил внимания на «царапины», сказал, что ерунда всё это, ан, совсем не так. Вечер ещё не настал, как свалился. Прямо за столом и пал. Все подумали, что перебрал хмельного. А он весь горит, как в огне! Славно, что Доляна вернулась. Я уходил, она ещё из его комнаты не показывалась…

– Хм, – ухмыльнулся ведьмак, – не показывалась, значит…

– Да! – Вскинул на него глаза мальчишка, недоумевая, отчего так взвеселился учитель. – Так вот и вышло, что некому на розыски отправляться…

***

– Незачем её разыскивать! – гремел князь Милонег, широкими шагами меряя горницу. – Захотела сбежать, и демоны с ней! Всё равно она мне больше не жена. Расторг я наш союз ещё вчера. Сходил на капище и расторг! И Боги моей просьбе вняли, подношение приняли. Всё! С этой историей всё закончено!!!

– Но ведь мне она всё равно, дочь… – утирал пьяные сопли изрядно захмелевший боярин. – Неужто, ты, и совместно рождённых дочерей отвергнешь? Они же, за свою мать не в ответе…

Князь замер, развернувшись к тестю, всей своей статью навис над ним самим и над столом за которым пытался укоротить своё горе Хоромир. Заглянул в осоловевшие красные от бессонной ночи глаза. Неожиданно фыркнул, презрительно и успокоил:

– Дочерей это не коснётся, если только строже приглядывать буду. Моя кровь и плоть, хоть и с гнилью, как оказалось.

Видан смотрел на князя и пытался понять, что же в нём изменилось за прошедшие сутки? Внешне всё было прежнее. Да и крутостью нрава Милонег всегда славился. Недаром в народе прозван Ковкой. А люди в большинстве своём самую суть видят. Действительно, хоть и светел князюшка, да не за масть прозван. Словно внутри его кованый чернёный штырь вставлен. И сейчас это больше всего видится. Даже в ауре какая-то странная тёмная муть появилась, как дымка, ранее отчего-то не замеченная. То ли от горестей, упавших в дополнение к прежним на плечи, то ли от проявления настоящей сути – пока что не ясно, почему возникшая.

– Пойду-ка я, Аркуду проведаю… – процедил он, для отмазки, выходя в сенцы. Слушать далее все препирательства родников смысла не имело.

Теперь, когда все покои в замке для него были открыты, можно не таясь и не сомневаясь, идти куда требовалось. И пройдясь по женской половине, он быстро выяснил, что княгиня, пусть теперь и бывшая, терем покинула сразу, как сенная девка принесла ей в обесть кушания.

Служанка, запертая в чулане для острастки, клялась и божилась именами всех жителей прави, что сама не помнит, как так вышло, что она согласилась запереться изнутри и выдавать себя за хозяйку. Последнее, что задержалось в голове – это то, что Акина возмутилась запахом травяного чая и потребовала, чтобы та убедилась в правоте, перед тем, как она выльет «эту гадость» в отходный горшок.

Опоила, значит, свою прислужницу, а сама дёру дала. Только с чего, вдруг, такое решение приспело? Как бы там ни было, а князь казнить её, вроде как не собирался, да и батюшка из отчего дома не гнал. Отсиделась бы тихо до отъезда супруга бывшего, а там уже сама себе хозяйка.

Ан, нет! – подалась в бега. Кто ж, её надоумил-то?

У выхода на двор столкнулся Видан со спальником боярским. Тот чистил хозяйскую одежду, да тихо ругался себе под нос. Ведьмак позабавился витиеватости его выражений, но глаз не мог не отметить подраности княжьей однорядки, покрытой мокрыми бурыми разводами, как цветами. Слуга усердно их тёр на чём свет стоит костеря охотницкую утеху.

Возможно, что ведьмак и забыл бы совсем об этой малости, да только природная подозрительность сделала своё дело.

Следилка пущенная из княгинюшкиной светлицы, ясно указала на то, что и саму крепость женщина покинула не через ворота, а через тайный ход, что начинался в каморке подвала за пыточной.

Сначала, Видан хотел прихватить с собой Финю, исправно сидевшего у клетки со штригой, но после передумал – вдруг ритуал закончится плохо и это последнее время, что мать и сын могут провести вместе.

И ведьмак, создав магический светоч, пустился в подземный ход. Узкий и низкий коридор, где двоим не разойтись, заставлял пригибаться, чтобы не цеплять макушкой свод. Но обычный человек мог двигаться в нём вполне свободно. И, всё же, на его серовато бежевых глиняных стенках остались свежие потёртости, словно человек шёл впервые и в темноте то и дело, задевая их плечами или локтями, а кое-где и опираясь, нащупывая дорогу, больше от неуверенности, чем от необходимости.

Коридор шёл всё время под уклон. Довольно скоро впереди заметен стал неясный свет, проникавший внутрь сквозь густые ветки. И только здесь у выхода, где грунт под ногами был сырым, стало окончательно ясно, что около суток назад здесь прошли двое: женщина в кенигах с хорошими дорогими подмётками – скорее всего, княгиня – и мужчина в сапогах с узкими носами. Больший след наслаивался на маленький так, что сомнения не возникало, что женщина шла первой, а неизвестный за ней следил и шёл на отдалении.

Кусты у входа разрослись густо, перекрыв выход. Давно, видимо, им никто не пользовался. Агата, обладая силой, предпочитала летать, а не ползать под землёй. И Акине с трудом пришлось протискиваться сквозь заросли бузины и боярышника. На колючках остались клоки меховой подбивки и нити верха малиновой шерстяной накидки.

Мужчина, что шёл следом, действовал грубее, спешил, ломая ветки, и оставил после себя гораздо больше следов. Впрочем, он и не скрывался после того, как оказался на склоне оврага, отделённого от реки узкой полосой заросшего высокой осокой берега.

И Видан понял, отчего преследователь внезапно заспешил – он боялся потерять княгиню из виду. У воды в зарослях лозины был вбит в землю надёжный дубовый кол со следами верёвки. А сам челнок колыхался на противоположной стороне, чуть в стороне, застряв в спускавшихся к самой воде, ивовых ветвях. К тому времени, как преследователь высунулся из хода, его добыча уже переплыла на другую сторону.

Ведьмак не стал тратить время и силу зря на то, чтобы притянуть лодку к себе, а свернул в сторону переката, куда, видимо, направился и мужчина. Он почти бежал и под ноги смотрел плохо, отчего часто оскальзывался, поэтому понять, что тот стремился к мелководью, было нетрудно.

Прикинув куда могли направляться те двое, Видан решил призвать индрика.

Конь появился незамедлительно, вихрем возникнув перед хозяином, заплясал, разминая ноги, от радости завыл, что наконец-то о нём вспомнили! И дальнейший путь они преодолели намного быстрее тех, по следам которых, шли. Снова болотистый лес, старинная гать и каменный остров среди гнилого болота – дорожка вела к капищу Чернобога.

Уже на подходе к известному ему месту, ведьмак почуял неуловимые для глаза изменения. Храм был вроде бы, такой же: тёмная стена из камня, вход с белыми черепами наверху, корона из облетающих кустов бузины с гроздьями алы ягод. Внешне почти ничего не изменилось, разве что теперь в нём чувствовалась жизнь – своя особенная, едва уловимая, ещё пока пугливая. Тёмная магия не просто наполняла его до краёв, она дышала, текла где-то в глубине.

Даже индрик не остался безучастным, он тянулся в нетерпении навстречу этой родственной силе, дрожал, втягивая трепещущими ноздрями воздух. Глаза его горели красным пламенем, и он совсем потерял свой конский облик, став тем коренастым и шипастым существом с витым рогом посреди широкого лба, кем и был изначально. Даже толстая бронированная шкура поблескивала, отливая синими всполохами. И чтобы боевой товарищ окончательно не сошёл с ума, ведьмак оставил его в отдалении, спелёнутым заклятием.

Сам же пошёл вперёд.

Внутри было темновато. Огни больше не вспыхивали, словно затаились лишившись своей погибшей жрицы, чувствуя неуверенность. Или случилось здесь нечто такое, что наоборот, успокоило духов.

Сотрясение земли, от которого люди едва удержались на ногах даже в отдалении, должно было если не разрушить всё до основания здесь, в центре удара, то непременно многое изменить в храме. Но стены, наоборот, стали как будто плотнее. И нигде ни трещинки, ни обрушения – чудо.

Всё оставалось прежним и на своих местах. Каменные стражи у входа. Коленопреклонённые демоницы. Обсидиановый трон. Чёрное дерево в центре. По хорошему стоило бы обследовать это место, пригласив чёрных волхвов. Но захочет ли отсрочить ритуал князь? Что-то подсказывало – нет.

Видан ещё от порога заметил маслянистый блеск чёрной плиты, неровный взбугренный песок. Обходя эти следы чужого пребывания здесь, он пытался представить недавние события, вчерашний день.

Кто-то вновь приносил жертву. Возможно, что это делала Агата, собирая свои полчища в последний бой, ибо алтарь был щедро облит кровью, которая отчего-то до сих пор не свернулась, даже в чашах по краям его оставалась жидкой.

Ведьмак тронул пальцем эту странную кровь, потёр между подушечками большого и указательного пальцев, удивляясь ещё больше, поднёс к лицу, шумно втягивая воздух. Кровь была человеческой ничем не разбавленной, но от этого не менее необычной.

Он ещё раз огляделся, не находя ничего, что хоть как-то объясняло всё произошедшее здесь. Отчего-то вспомнил ворчливого слугу, похожие на замытую кровь разводы на княжеской одежде.

Все события вчерашнего дня слишком переплелись. Как бы там ни было, но поисковый огонёк привёл его сюда, а значит, Акина здесь была. И была в то самое время, если служанка не врёт, в то время, когда они сражались возле третьего чёрного камня.

За ней сюда пришёл мужчина. Надо полагать, что они поссорились. Была борьба, беспорядочное передвижение по всему пространству.

Видан ещё раз обошёл зал, примечая оставшиеся ранее подробности. Остановился возле каменного круга. Чёрный песок у края не лежал ровным слоем, был разбросан и у самого жертвенника застыл неровными волнами, от пролитой на него руды. Ещё одна странность – здесь на песке, кровь свернулась.

Только одного ли человека эта кровь?

Во всяком случае, жизнь Акины оборвалась именно здесь – поисковый огонёк мигал прямо над жертвенником.

Далее, сменив поисковик на навий Видан пустил его дальше. И, двигаясь вслед за ним, заметил цепочку из мужских следов, перемежающихся с каплями крови, мерно падавшими через одинаковые промежутки.

По этим следам ведьмак пришёл к краю болотной хляби. Здесь бурые пятна покрывали серый мох так, если бы человек стоял некоторое время, размышляя перед последним действием. А после, решившись, убийца, избавляясь от ноши, похоронил тело в вязкой топи. И поднимать мертвеца из неё Видан не собирался, хотя и мог, наверное. Найденная чуть в стороне на земле золотая серёжка с диамантами, разрешила его сомнения. И он отступил в сторону, медленно не торопясь, в глубокой задумчивости вернулся в крепость.

***

– Как идёт лечение? – спросил Видан, когда его впустили в комнату, после долгого настойчивого стука в дверь.

Он, конечно, мог бы ввалиться и без приглашения. Никакие запоры не могли стать помехой. Только зачем? Однако его хмурый вид был понят совершенно не так, как следовало.

– Нормально идёт. Жар уже спал. Ещё немного и к вечернему ритуалу будет целёхонек и веселёхонек! – Похвасталась раскрасневшаяся Доляна, оправляя на себе одежду, напяленную в спешке.

Она коротко и предупредительно взглянула на едва прикрытого измятым полотном Аркуду. Грудь и плечи его поблескивали от испарины, но явно, что не от жара – слишком довольным и расслабленным был его вид. Он не собирался что-либо скрывать и ответил своей целительнице слишком откровенной улыбкой и взглядом. И женщина внезапно смутилась, раскраснелась, переводя взгляд с одного мужчины на другого, будто сравнивая.

И выбрала не самую лучшую линию поведения, стала, уперев руки в бока обвинять Видана в одной только ей известной первопричине:

– А что ты думал? Что я буду т ждать от тебя ласки до скончания времён?

– Мир вам да любовь, – буркнул ведьмак, усаживаясь на лавку. – Меня сейчас только одно интересует – это дееспособность твоего подопечного. А всё остальное…

Волха так же, как внезапно напала, так и стушевалась быстро.

– Так я уже совсем здоров! – подал свой голос Аркуда. Его веселила вся эта картина.

– Вот и ладно, – процедил Видан, откидываясь на спину, вытягиваясь во весь рост. – Устал я что-то сегодня. Пора с этим делом заканчивать. Полдня по лесам и весям для такого старика, как я – уже слишком.

– Акину то нашёл? – уточнил собеседник.

– Можно и так сказать… – широко зевнул ведьмак.

– Нашёл или нет? – нервно потребовала подробностей Доляна.

– Тела нет, – начал медленно цедить слова, словно в неодолимой дремоте, Видан. Он и вправду, прикрыл глаза не для вида, а от усталости не показной. Подложил под голову руки. – Есть следы убийства в чёрном капище. В жертву ли принесли по обряду или просто случайность, али преднамеренность – неведомо. Труп в болоте утоплен. Всё. Князюшка теперь вдовец, даже если боги его не развели…

Пока ведьмак говорил, его никто не прерывал. Только Аркуда недовольно пыхтел. За всё то время, что его бывшая невеста взаперти сидела в светлице, у него так и не возникло желания поговорить с ней и выяснить – за что она так с ним поступила тогда? Ведь он ей доверял, как себе самому. А она его колдовской нож из пня вытянула, да спрятала. Обрекла в шкуре медвежьей полтора десятка лет жить. Обида жгла. Вот и откладывал, боялся, что удержаться в человеческих рамках не сможет. А теперь, выходит, и спросить не получится, от того, что не у кого.

Видан чувствовал его немое сожаление, но продолжал говорить, рассказывая, что успел обнаружить.

– Вот я и хотел узнать, не стоит ли отложить обряд? Конечно, лучшего времени, чем эта ночь может и не представиться. Но мало ли какие там силы были задействованы…

Он ожидал ответа от своих сотоварищей, которые напряжённо молчали, размышляя, но всё решил за них заказчик.

– Я требую совершить задуманное в эту ночь! – пожалуй, слишком резко потребовал Милонег, распахивая едва прикрытую дверь. – Смерть подлой княгини не должна остановить вас. Заслужила.

Ведьмак резко сел. Их взгляды скрестились: подозрительный – Видана, и самоуверенный – князя. И то, что в глазах последнего не было ни капли замешательства или удивления, сказало о многом. А ещё в нём чувствовалось нетерпение, будто промедление может стать смертельным. Только это так и не было сказано вслух.

Глава 30

– Ещё не поздно всё отменить, – волха растерянно посмотрела на своих сподручников. Только что она стояла, широко раскинув руки и что-то шепча едва слышно. А потом, вдруг, развернулась к ним и выдала свои мысли.

Всё уже было готово, а она засомневалась. В своих силах или в правильности происходящего?

«Нет, – подумал ведьмак, – что-то странное творится с Доляной. Никогда бы не заподозрил её в сомнениях. Что с ней случилось так вдруг? Всё готово к обряду…»

Храм был освещён золотистым свечением живых огоньков, зажженных в настенных светильниках, толстых чёрных восковых свечах, масляных лампах расставленных по всему залу. Только свет, главная роль которого была разгонять мрак, казалось, лишь подчёркивает окружающую людей темноту – густую, как кисель.

И в этом мутном колышущемся свете, как в первое своё появление здесь, ведьмаку казалось, что каменные истуканы ожили и лишь притворяются недвижными, а сами замерли на стороже, как застывает караулящий добычу зверь. Это ощущение прокатывалось ледяной волной по спине, отдавалось в ноги, отчего казалось, что песок под ними – это морозная крупа, зачервлёная пожаром, а плиты – покрытые сажей ледяные расколы на застывшей воде круглого озера, державшего на своей поверхности алтарь.

Как бы это ни было странно, но только сейчас проявился полный рисунок пола, чётко оказывал Навник, заключённый в круг. Мёртвое Дерево находилось в верхнем ромбе. И если присмотреться, корни его вырисовывали эту фигуру. Алтарь и истуканы демониц у подножия трона своими тенями вычерчивали единую линию пересекающихся треугольников. И они трое – ведьмаки и волха, стоя на определённых церемонией местах, дописывали нижнюю часть.

У фигуры Фини, стоящего у алтаря рядом с матерью, тени не было совсем, будто и не стоял проклятый здесь во плоти. От странного предчувствия, Видана передёрнуло. Возможно, Доляна почувствовала некую странность происходящего или что-то подобное увидела, вот и засомневалась в своих действиях. И ведьмак, всё ещё не видя причины отсрочки, стал присматриваться ещё предвзятее.

Кровь на алтаре, так и не свернувшаяся и отчего-то не поглощённая тёмным божеством, казалась парной, будто пролилась мгновение назад. Запах её до одурения кружил голову, оседал на языке металлическим солоноватым привкусом. На отдалении виделась эта бурая поверхность атласным покрывалом, расстеленным на чёрном камне.

Стереть или смыть её чародеи не могли себе позволить – гневить божество, к силе которого собираешься обратиться – себе дороже. И спелёнутую серебряной цепью штригу уложили прямо так, поверх чужой жертвы. Чудище лежало тихо, не шевелясь и не подавая звуков, только вздымающаяся мерно и часто грудная клетка, уверяла, что это не кукла.

Мерцающие блики красным золотом вспыхивали в глазах статуй, плясали, выделяя более отчётливо каждую шерстинку волкодлаков, каждую чешуйку аспидов, подпиравших сохранившийся свод. И демоницы Кали у алтаря улыбались, застыв в своих согбенных позах, словно, ожидая редкого зрелища.

И Древо Смерти смотрелось ещё более жутко, чем в полумраке дня. Казалось, что оно и впрямь соединяет миры. Корни питает Навь, ствол проходит через Явь, а чудовищно изогнутые ветви утопают, в скрытой тьмой, спящей Прави.

Всё это, вместе взятое, рождало в душе Видана странную тревогу и ноющую боль. Только причина этого чувства была ему неясна, а значит, дело следовало закончить. Если всё дело в смутных предчувствия, то разве не на такой трепетный отклик рассчитывали строители храма тысячи лет назад, сооружая его и украшая соответственно?

А звуки? Звуки-то как раз, были самыми естественными: шелестел песок под ногами, шумел ветер где-то вверху в провале купола, изредка врываясь и разгоняя дымную завесь горящего масла, и потрескивавшего от пламени воска, слышались тихие разговоры извне и, если напрячь свои ведьмачьи способности, то даже порыкивание индрика можно было уловить, недовольного тем, сто его заставили стоять на привязи вместе с лошадьми.

И тем более ему была непонятна внезапная слабость всегда уверенной в своих деяниях Доляны. Если неожиданно она забеспокоилась о судьбе штриги, то тем более – бессмысленно. В конце концов, штриге уже хуже быть не может. В случае неудачи ритуала, нить, связывающая её душу с явью, прервётся окончательно и уйдёт несчастная Аника на перерождение.

А князь? Ведьмак обернулся к чёрному провалу входа, куда они выставили всех людей. Силуэт, опёршегося о колонны Милонега, был отчётливо виден. Он наблюдал за всем происходящим внутри храма. Князь… князь быстро утешится.

– Может быть в другой день? – стёрла торжество момента волха.

– Всё готово, – недовольно буркнул Аркуда. Ему не хотелось откладывать ритуал ещё на неопределённый срок. – Не пойму – что не так? Всё же сотни раз просчитано.

– Что тебе не нравится? – спросил ему в тон Видан.

– Благоприятная пора – это ещё не самое главное, – попыталась возразить Доляна. – У нас нет равновесия сил! А, значит, велика возможность неудачи…

– Отчего ты так решила? – возмутился Аркуда, уже явно, злясь. Всё-таки нервозность зверя ещё давала о себе знать.

«Мальчишка, – усмехнулся Видан. – Нашёл с кем спорить…»

– Смотри сам, – начала терпеливо объяснять волха, – мы с Виданом серые, да и ты тоже, едва ли темнее. Зато Финя – белый! Но без его родственной крови никак не обойтись. Он должен находиться здесь…

Финя, Финя… в этом волха была права. Он по логике вообще мог быть проведён в храм под белы рученьки, должен был отчаянно сопротивляться и чувствовать себя отвратительно. Но мальчишка стоял спокойно и смотрел на их спор с удивлением и возмущением, понимая своё место и не встревая. Никакие обереги в таком сильном месте действовать не могли, хоть весь обвешайся ими. Возможно, что его пропустили уже полустёршиеся печать проклятия.

– Нужен противовес. Чёрный волхв или колдун, а лучше два сильных. У мальчишки потенциал просто зашкаливает! – Волха встряхнула длинными чёрными рукавами. В этом одеянии для призыва она чем-то сильно напоминала ворону. Может быть, жёстким углом свисающей на глаза куколи? – Не проще ли отложить и пригласить …

– Нет, не проще! – громогласно заявил о себе князь, быстрыми уверенными шагами пересекающий пространство от входа до них. – Начинайте обряд. Луна в третьем окне!

– Но равновесие сил… – попыталась возразить Доляна, – должно быть соблюдено! Это одно из условий …

Впрочем, все её слова были бесполезны.

– Немедленно начинайте обряд! – Ледяным, давящим властью тоном оборвал её Милонег.

По залу будто пронеслась тёмная давящая волна, не допускающая прекословие и неподчинение.

Ведьмак нахмурился, внимательно посмотрел на князя, словно заметил в нём нечто новое, и встал на определённое ему место, взглядом, останавливая, отчего-то ощетинившегося начавшимся оборотом Финю. Ему и так было трудно находиться здесь и, скорее всего, он тоже увидел в Милонеге нечто особенное. Темная энергия нервировала и давила, слова князя окончательно выбили его из колеи.

– И вправду, будь, что будет, – пробормотал Аркуда.

– Ты не убедил меня, князь, – зашипела волха, – но я подчиняюсь приказу. Только результат гарантировать не могу. И покинь нас…

– Всю ответственность беру на себя, – с вызовом тряхнул головой Милонег. Он посмотрел на бестолковую женщину со своим особенным прищуром. – И я останусь с вами по воле своей!

Подошёл ближе и встал на край каменного круга. Доляна передёрнула плечами, огляделась и подняла руки. Вспыхнули высокими, внезапно, синими от накала столбами вплавленные в круг масляные чаши, выделяя основную форму – треугольник.

Волха начала песнь призыва, тихо выплетая голосом старинные стихи славления Чернобогу, иногда переходя в свистящий шёпот:

– Покажися Чернооче во мраке ночи-мороке,

Поступися Чернооче по долу-дороге…

Ведьмаки слаженно повторяли за ней только последнюю строчку каждого куплета:

– В ночи величайся Чернооче Тысячеликий! Гой!

И постепенно от колебания тембра входили в транс, покачиваясь и оборот противосолонь во чернобогов кут воззря, приложив сжатые кулаки к груди. Финя, стоявший у алтаря, казалось, потерялся в реальности, будто одеревенел, глаза его закатились, а дыхание стало частым и едва заметным.

Князь же с какой-то странной полубезумной улыбкой, невидимой для погружённых в ритуал знающих, смотрел прямо перед собой, будто знал больше, видел отчётливее и ожидал большего.

– … А очи нощи гляде до ны,

А всяк живот трепеще во мраце,

Ко огню сердца сва, вще обраще! Гой!

Разруши Чернооче зло пророчие, …

Волха двинулась ближе к жертвеннику, уже шепча совсем неслышно заветные слова, взяла спустя рукава Финю за плечи, развернула, как удобнее было. Сверкнул жертвенный нож, полилась кровь из поднятых запястий, будто укроп-вода зашлась паром, окропляя чёрный камень. И стало этого пара так много, что заволокло зал туманом, как стеной. На несколько мгновений всё потонуло в плотном мареве, пригасило огни, погрузив всё в кромешную тьму.

Когда же морок растаял, то мальчишка лежал на полу в беспамятстве, но из запястий кровь больше не сочилась. Волха вовремя проявила свои целительские способности. И дёрнувшийся было ведьмак, так и остался на месте.

Правда, теперь было, куда посмотреть с большим напряжением. Боги крайне редко отвечают на просьбы людей, являя им свой голос или лик. Но в этот раз было всё совсем иначе.

Прошение, и в правду, было куда серьезнее, чем обычное – оградить от происков личных недоброжелателей, но и не настолько серьёзное, как моровое поветрие или война. Но отчего-то Чернобог удостоил их своим личным присутствием!

Его тёмная фигура, словно выплавленная из воронёного металла, восседала на обсидиановом троне. Прямая спина, в деснице копьё. Зубчатая червлёная корона на будто вырубленном из камня, челе. Цепкий колючий взгляд, впивающийся в душу.

Плечи ведьмака будто придавило стопудовой каменной плитой. В горле застрял комок и стало нечем дышать. И на морок больного воображения списать такое не получится. Видан уже не единожды ощущал на себе явление тёмноликого. Знал – испытывает призвавших.

Доляна стойко терпела, склонив голову. Аркуде же, впервые столкнувшимся с таким, было тяжко, он пал на колени и держался за сердце. А вот князь, как ни странно, стоял легко и ровно, будто и не человек вовсе, а каменная статуя, будто и не чувствует ничего, только голову немного наклонил почтительно.

– Хм, – изрекло божество. – Давно меня никто столь славно в требах не потчевал. Что ж, исполнить вашу просьбу могу. – Заключил он, и провозгласил в пространство. – Родегаст верни осколок души!

Из тёмного бездонного провала купола скользнула тень крылатого льва, неся в зубах пульсирующий алый кусок сердца. Слуга встал у трона, материализовался, перевоплотившись в человекоподобную сущность и только голова осталась звериной, наподобие ухари, одеваемой древними судьями – недвижной и жуткой.

Осколок, выпущенный из пасти, медленно подплыл к алтарю и завис над штригой.

Волха явно растерялась, не зная, что делать дальше. По её представлениям всё должно было свершиться само собой.

– Связывай нити судьбы, жрица, – не выдержал Чернобог этой заминки. – Время уходит. – И тут же всё понял по каким-то ему одному известным признакам молчавшей женщины. – Молодая совсем… – досадливо пробормотал бог. – Неужто, жену мою Морену пригласить? Она сегодня не в настроении.

Суровые черты исказила улыбка.

Тихий хлопок распорол тишину. И перед глазами Доляны прямо в воздухе появилась старинная книга в переплёте из драконьей кожи. Она увеличилась в размерах раза в два, раскрыла свои чёрные страницы, зависнув перед глазами изумлённой волхи.

– Читай, жрица! Связывай части души! Это может сделать только женщина, другого – не дано.

Доляна торопливо пробежала глазами по страницам и принялась говорить сиплым от натуги голосом слова древних народов, которые сама едва ли понимала. Но от них вокруг разлился запах пряно пепельный дух, а от дара вниз ринулась тонкая, как волос, и юркая, как вода, нить. Над алтарём заклубился багровый туман, скрывая под собой конвульсивно дёргающееся тело штриги.

Заклятие было не длинным. Боги вообще не любят растянутые ритуалы. Бессмертные, как никто другой, ценят время. Когда смолкли последние звуки, и хмарь рассеялась, то перед глазами изумлённых людей предстала обнажённая молодая дева.

Трон же опустел. Не было ни Чернобога, ни его слуги.

Только книга всё ещё парила в воздухе, пока Доляна не протянула к ней руки, куда она и упала в своём уменьшенном виде.

Милонег очнулся первым, содрал со своих плеч милоть и закутал в него свою любимую, взяв на руки, как ребёнка, а после вышел вон.

Ведьмак же остался, приводить в сознание своего ученика.

Глава 31

– Ну что, Громушка, – Видан потрепал своего коня по упругой щеке, – пора и восвояси?

– И куда торопис-си? – укоризненно проворчал козлоногий Вила. – Аль у нас нехорошо?

– Хм, – усмехнулся ведьмак, – в гостях хорошо, а дома, всяко лучше. К тому же не для развлечения сюда наведывался. И коли уж дело сделано, то и пора честь знать.

– Жаль, жаль… – склонил голову набок хозяин конюшни, – когда таперча ещё зверя твоего увижу? Сдружился я с ним. Ладный индрик, хороший. – И Вила горестно вздохнул.

Возможно, что ведьмаку довелось бы ещё много стенаний услышать, да на заднем дворе показалась раскрасневшаяся Генка, то и дело, озиравшаяся на спешащего за ней во след Рогом. Спелись, стало быть – славно.

Рога не пришлось уговаривать совсем – то ли уже давно глаз на девку положил, то ли наследие купеческого мировоззрения сыграло свою роль, учуявшее прямую и основательную выгоду такой женитьбы. Видан даже не заморачивался по этому поводу, глянув, как от одного вопроса парень засмущался и полез пятернёй лохматить волосы на затылке: «Отдаст разве, Трун то?..»

– И когда свадьба? – спросил ведьмак теперь видевший их неподдельное счастье, оставляя закреплённую подпругу, разворачиваясь к ним лицом.

– Ой, да скоро уже… – махнула рукой Генка.

– Через две недели, – чётко ответил Рог, – так чтоб до Самайна успеть. Если меньше гулять, то сродники в обиде будут. Я, ведь, службу решил оставить, – опустил глаза, будто оправдываясь, продолжил, – за отца заботу вести буду. Как ни отказывался, а мачеха всё твердит: «Бери, да бери дело в свои руки!» А тут, – он оглянулся на девку, – коли жениться собрался, то и оседать в самый раз… мало ли, какая там докука у князя запланирована? Слышал, что с соседом ссора вышла. Загонит в даль далёкую. Кто ж, семью мою будет защищать? Так ли, лапушка?

Переглянулись ласково.

– Всё у нас станет одно к одному… – начала перечислять трактирщица, как ладно у них пойдут дела. – С молодым-то хозяином, да с отцовской помощью, а там и гильдия купеческая подсобит…

Ох, и размечталась! Кабы не сглазила, болтушка.

Видан ещё послушал их мечты на будущее, стукнул себя ладонью по лбу и полез в поясную сумку, доставая оттуда своё богатство.

– Тут я вам подарки свои приготовил. На свадьбу остаться не могу. Дела в конклаве призывают. Хотел Труну отдать, чтобы перед торжеством обрядил. Да, пожалуй, чтобы вы на свои головы беды не накликали, сейчас сам нацеплю – так вернее будет. Ну-ка, встаньте рядком…

И стал объяснять, как с его оберегами, да талисманами обращаться: что-то тут же одел на молодых людей, а про остальное поведал, как и когда приспособить.Генка, чуть не прыгала от радости, принимая дары – понимала, что они дороже всякого золота али серебра. И только и могла, что прижимать ладошки к, и без того, румяным щекам, да благодарить.

После ведьмак рассчитался с хозяином, довольно щедро отвалив ему ещё пару золотых монет, больше на грядущую свадьбу, чем за услуги. Закрепил на седле свою нехитрую поклажу, раздобревшую от спящего в стазисе аспида, да пары так и не проклюнувшихся яиц его сородичей, вынутых Финей из гнезда чёрного аиста. Накинул дорожную япончицу, вскочил в седло и неспешно двинулся из городка прочь.

Всё было совершенно не так, как предполагалось, ещё каких-то – два дня назад, когда князь Милонег спешно закутал в свой, сдёрнутый с плеч плащ, возрождённую бесчувственную Анику и спешно покинул храм.

Видан же, остался приводить в чувство своего ученика. Мальчишка открыл глаза не так скоро, как хотелось бы, и долгое время почти до рассвета, находились они вдвоём в капище. Их оставили, как бросают использованную ветошь.

Впрочем, не привыкать.

Волху, как бы она не была рада своему нежданному подарку от – подумать только! – самого Тёмного бога, но и её покачивало от истощения. Аркуда чувствовал себя немногим лучше, чем она и Видан, так что ни о каких сердобольных рассусоливаниях, и речи не шло. Но могли бы поинтересоваться, а не нужна ли помощь.

Про князя и говорить нечего. Князь – есть князь, своё получил и доволен.

Ведьмак и сам был сильно изнурён, хорошо, хоть вместе с божеством рассеялась не только ментальная тяжесть, но и тёмная магия. Будто уходя, Чернобог забрал её излишек с собой. Воздух наполнился свежестью недавно отгремевшей грозы.

Финя был слаб, будто от сильной кровопотери, хотя те немногие капли, что слились из раны, не могли её вызвать. Придерживая друг друга, наставник и ученик вышли из храма. Индрик подставил им свою спину, извернувшись так, чтобы не составило труда на него забраться, доставил в гостиницу. А дальше…

Финя ещё целые сутки приходил в себя и не без помощи снадобий ведьмака. Зато, что весьма порадовало Видана, с его ауры полностью исчезли метки проклятия, будто их и не было никогда.

Сам он пришёл в себя значительно быстрее. И единственное объяснение всему произошедшему – это плата за божественное вмешательство, которую заплатил каждый участник ритуала. Почему она оказалась настолько неравномерной? Не человеку решать.

Чуть позже прискакал гридень княжеский и пригласил их в крепость. Они принарядились и, как оказалось, не зря, ибо попали на скромное, даже по простым общинным меркам, свадебное торжество. Причём, свершился обряд без их ведома и присутствия, но место за столом по правую руку Милонега им нашлось. И причина такой чести объяснилась тот час же.

– Финист! Сынок!! – бросилась к Фине Аника, обняла, прижала к себе, расцеловала опешившего парня. Выглядела женщина ненамного старше своего отпрыска. – Как же ты вырос. Совсем взрослым стал. – В неподдельной радости обернулась к подходящему к ним князю Милонегу. – Вот наш сын, Милушка!

И то, что князь хмурился, как бы заново разглядывая Финю, с которым ещё недавно откровенничал на аркудовой полянке, женщина совершенно не замечала.

– Познакомимся ещё раз, Финист? – Князь ухватил растерявшегося мальчишку за плечи, удерживая на расстоянии и впившись тёмным испытующим взглядом.

Нет, совсем иным стал князь за последние несколько дней. Ушла из него человеческая теплота и чувственность. Заменилась натура холодной отстранённостью и расчётливостью. Иными глазами смотрел он теперь на мир – Видан ощущал это ясно. Если и осталась в Милонеге какая-либо привязанность, то она заключалась в молодой супруге, ибо стоило ей коснуться его руки, как он тут же смягчился – разгладилась морщина посреди лба, и Финя оказался в его объятиях.

Далее и дед отрешился от кубка с мёдом. Боярин был куда как более искренен в проявлениях своего раскаяния и, повинившись словесно, сгрёб внука в охапку, обдав сильным запахом хмельного. И не расставался с парнем до тех пор, пока назвав несколько раз Анику, исчезнувшей Акиной, в смерть которой не поверил – нет тела, значит, жива, только прячется где-то! – не был уведён под белы рученьки в свои покои.

И хотя Видан был рад за Финю, но осознал с горестью, что лишился ученика, к которому уже успел прикипеть душой за это время.

Вполне закономерно, что Финист остался в крепости на правах наследника боярского, новообретённого признанного отцом, княжича. Жаль, конечно, из парня мог получиться сильный ведьмак, но если выйдет справедливый и мудрый правитель, то ещё лучше. Ученику, теперь уже бывшему, он желал счастья.

Что происходило в замке, ведьмак не интересовался, даже вместо себя послал грамоту с извещением нанимателей, что покидает Верхние Дубы по долгу службы, а расчёт просит прислать в Ковен как, и предусмотрено договором.

***

Они налетели внезапно и стремительно. Серые безликие всадники, закутанные в хламиды так, что видны были только глаза.

Ведьмак, занятый своими мыслями, слишком поздно сообразил, что конники, несущиеся ему навстречу, не просто встречная кавалькада случайных путников, а убийцы, прибывшие за его жизнью. Очень уж безликими и спокойными они казались: не кричали, не обнажали до времени оружие, всего лишь ускорились.

И если бы не свист рвущей воздух стрелы, от которой он вовремя интуитивно отклонился, ведь чудь никогда не промахивается, то Видан уже лежал бы, на раскисшей от недавнего дождя дороге в ворохе гниющей листвы. Прикрытие у вражеского отряда было идеально. Пусть их было всего четверо вместе с наблюдателем, остановившимся на удалении, они были отличными воинами: чёрный колдун, магический мечник, стрелок – стоили пары десятков обычных тренированных воев.

Они нападали слаженно, каждый своим методом стараясь с первого удара поразить цель, пока она пребывает в блаженном неведении. И место где они встретились, давало небольшой простор для боя. Лес отступал от дороги в обе стороны на сотни полторы шагов, образуя нечто похожее на вытянутую поляну вдоль пологого холма. Заросшая тальником яруга отделяла её справа.

Наблюдатель остановился на самом гребне взгорка и в бой не вмешивался. С первого же взгляда ведьмак определил в нём недавнего незнакомца, удравшего в прошлый раз не дожидаясь развязки. И, пожалуй, именно его можно было считать самым опасным из всей группы. Но аура – не лицо и человека не называет.

Всего несколько громких ударов сердца, и в пространстве навстречу ведьмаку раскрылась чёрной паутиной магическая сеть. Сверкнул заговорённый короткий меч, поднятый над головой наёмного душегубца, пришпорившего своего коня. Лучник, принадлежность которого к северному народу, выдавало особое оперение стрел, да особенная белизна лучащихся ненавистью глаз, осыпал встречного ворохом стрел, будто их у него несчётное множество. И если бы не особенность ведьмачьего плаща, то Видан был бы уже похож на ежа.

Вряд ли можно по настоящему радоваться схватке, если с психикой у тебя всё в порядке, но именно бой задвигает все ненужные мысли на задний план. Потому, что необходимо предпринимать усилия для того, чтобы выжить.

В сеть ударил формулой поглощения, она частично рассеялась, оставшиеся клоки упали с шипением в бурьян. «Наконец-то дорога перестала быть до тягости скучной!» И пока летели навстречу враги, успел выхватить свой меч, засиявший рунами.

Индрик, повинуясь мысленному приказу, сбросил с себя личину мирного коня, ощетиниваясь боевой ипостасью, оскалился звериной мордой, выпустив клыки. Лошадь мечника, направленная впритык, уже поравнявшаяся с ним, шарахнулась в сторону, с распоротым шипами боком. И удар нападавшего не достиг своей цели, отбитый ведьмаком, успевшим, вывернув меч, зацепить так же и плечо всадника. Впрочем, пробить защиту с первого раза не удалось.

И пока тот, скакал по инерции дальше и поворачивал коня, ведьмак ответил на чёрный заряд проклятия колдуна, медленно обходящего его с другого бока, огненной боевой трёхрунницей Сварога. Бил наверняка, затрачивая уйму сил, потому что из всей тройки нападавших, именно он был самым опасным.

Посыл, тёмным сгустком летевший в ведьмака, растаял, но и сам маг, излишне самоуверенный, отчего-то не сумел увернуться, вспыхнул, обдавая запахом палёной шерсти и скареди, рассыпался, заваливаясь наземь ярким дёргающимся факелом. Его лошадь с диким ржанием унеслась прочь к зарослям, сея искры по бурому бурьяну.

Засвистели всё яростнее и чаще заговорённые стрелы чуди, и увернуться или отбить их становилось всё сложнее. Часть стрел сгорала в выставленном им навстречу магическом щите. Но всё время держать его было слишком накладно, поэтому защита мерцала, отвечая только на нападение, срабатывая не всегда. И пока больше спасала заговорённая ткань накидки, вспыхивавшая от каждого соприкосновения вплетёнными рунами.

Мечник, оказался искусным бойцом, если и не превосходящим ведьмака в силе и опыте, то уж точно не уступающим ему. Он теснил противника стараясь достать в самых уязвимых местах, бил больше по ногам, старался хотя бы задеть по голове, шаркнуть по лицу, скрытому под нависающим почти до подбородка, наголовнике.

Но, ни выбить меч, ни самого ведьмака из седла ворогу не удавалось.

Возможно, что у него и был бы шанс победить Видана, если бы не индрик с его природной шипастой бронёй, который не упускал ни малейшей возможности проявить себя. Зверь бил лапами, лягался, колол рогом, грыз зубами, стараясь прихватить клыками не только лошадь, но и её хозяина. Всадник, защита которого была немногим хуже ведьмака, не мог приблизиться вплотную.

Они крутились на одном месте. И чаще выходило так, что Видан находился в середине этого вращения. Мечник помимо своей воли прикрывал собой ведьмака. Ему что-то кричала чудь на своём певучем наречии, искажённом злым сипением и, кажется, это были подобранные в человеческом мире бранные слова, искажённые на свой манер.

Воин мешал чуди и не желал к ней прислушаться, уступить, желая победы своей личной, свирепея от того, что бой затягивался и оказался не таким лёгким, как намечался, а противник слишком опытным и хитрым. Порой мечник даже рычал не хуже зверя, не от боли, получаемых ран, а от досады.

Неизвестно насколько долго продолжалось бы это фехтование, и у кого из соперников силы растаяли бы скорее. Но что-то гортанно крикнул наблюдатель, начиная приближаться.

Дальнейшее произошло быстро, почти одновременно. Ведьмаку надоело это кружение, открывшись на мгновение перед ратником, он умудрился выбросить в лучницу, слишком приблизившуюся к ним, пучок метательных игл. Лишь на слух замечая, что они достигли цели.

Отбил удар отчаянно бросившегося в атаку мечника, тот желая закончить бой, заставил лошадь опрометчиво придвинуться.

Чавкнули челюсти индрика, ухватившего коня на горло, тот споткнулся, с хрипом осел. Всадник потерял равновесие, нелепо прервав замах, подался назад, по его, внезапно оголившемуся горлу, полоснуло, обагряясь кровавым фонтаном остриё ведьмачьего меча.

Короткая стрела впилась в плечо, разодрав кожу на шее Видана, найдя в волшебной накидке единственное слабое место. И случись это под иным углом, не долго осталось бы жить от того, что добить раненого в сонную артерию, даже не потребовалось бы. Ведьмак покачнулся в седле. Взгляд его помутился.

Наблюдатель, всё ещё держа самострел с заложенной в него стрелой, настороженно приближался. В ведьмака полетела пылающая фиолетовым огнём сфера, за ней другая. На ходу они вытягивались, распуская тонкие щупальца.

Магические пиявки летели одна за другой, стараясь захватить ведьмака в кольцо. И вот им, Видан не мог ничего противопоставить оттого, что парализующий яд с наконечника стрелы, сковал тело. Для преодоления его нужна была всего минута, только этого времени в запасе не осталось.

Чародей, видя беспомощность своей жертвы, не торопился, даже наголовник скинул и повязку с лица снял. Тонкие губы кривила брезгливая усмешка.

Видан его не знал, хотя, нечто знакомое находил в этих чертах. Только память не срабатывала, и неуловимый образ всё время ускользал. Да и сознание начало мутиться…

И тут из-за деревьев внезапно выскочил белый волк с оскаленной мордой. Он не сообщил убийце о своём появлении ни шорохом, ни звуком, огибая его с тыла по широкой дуге. Серебристая молния ударила в спину чародея, выбив того из седла. Наблюдатель вылетел из седла и с удивлённым охом приложился головой о землю. Как-то слишком громко хрустнули позвонки. Вставшая на дыбы лошадь, довершила дело копытами.

Магические пиявки, потеряв создателя, так и не завершив кольцо, растаяли.

Глава 32

«Рыжие языки костра взлетали в тёмное ночное небо, выбрасывая снопы искр. Но огонь не мог разогнать окружающий мрак широкой степи. Шелестел ковыль под мерцающим шатром из звёзд. Из становища слышались гортанные крики, смех, женский визг и бытовой шум, только как-то приглушённо, словно из-за стены. Где-то на отдалении всхрапывали пасущиеся лошади.

Два человека сидели в золотистом мерцающем световом шатре, словно за надёжной защитой. Видан не мог рассмотреть себя – лишь свои ладони в принимающем жесте, покоящиеся на коленях – только ощущал.

Седой шаман, улыбаясь своим мыслям, кормил пламя свежей ещё не свернувшейся кровью, выплёскивая её деревянной ложкой в горящие ветки из чаши, которой служил чей-то череп. Старик то что-то напевал тихо, то шептал под шипение, принимавшего жертву огня.

Его тощие руки и голые плечи покрывала чёрная вязь каких-то знаков. Запястья поблескивали от множества серебряных браслетов и бус. Шею огрузило ожерелье из звериных клыков. И только когда он поднялся, закончив своё дело, и принялся кружить вокруг огня, помогая себе мерными ударами в большой бубен, стало видно, что вся его спина изуродована неровными буграми старых шрамов. Это было похоже на творение зверя, рвавшего его когтями вдоль спины вплоть до костей. Или всё выглядело так, словно его немилосердно тащили по острым камням…

И можно было только догадываться, о том, что он вытерпел тогда и после.

Шаман же, уже очень давно переживший это несчастье, плясал легко и радостно. И его камлание разносилось далеко, растворяясь в пространстве. И развевались цветные плетёные нити и ремни, сплетённые из человеческой кожи на поясе. Змеями поднимались и опадали тонкие косы на голове в такт движениям и прыжкам…

Видан хотел бы спросить – какому тёмному божеству поклоняется шаман, но не мог.

Наконец, действо было окончено. Старик подбросил ещё хвороста в угасающий костёр и уселся перед ним, скрестив босые ноги.

– Праздник сегодня у меня! – заявил благостно жмурясь.

– Не понимаю, чему ты радуешься, – с укором произнёс ведьмак, – столько горя и боли было. А сколько ещё впереди!

– Я не о чём не жалею! – всплеснул руками шаман. – Жизнь так устроена – чем больше заплатишь, тем больше получишь. Все жертвы не напрасны!

– Ты же едва выжил! – Постарался образумить упрямца Видан. – Удивительно, как вообще удалось. Вся спина в рубцах…

– Лошади же не виноваты в том, что люди используют их для казни себе подобных, – старик погрустнел, наверное, вспоминая страх и боль, но тут же приободрился. – Но сам подумай, разве смог бы я с такой силой проклясть, если бы не было страха за собственную жизнь, если бы не душил меня гнев? Только на грани создаются такие сильные посылы, что пробивают несколько поколений и способны менять Мир?

– Зачем?

– Э-э-э, ведьмак, вроде мы с тобой и из одного теста деланы, а ты так ничего и не понял! Ничего в этом мире не свершается просто так. Предсказание золотых рун должно исполниться, как бы волхвы не старались его уничтожить. Всемогущими могут быть только боги, и то не всегда. А чародеи возомнили себя выше богов!

– Но они считают, что несут человечеству благо!

– Никто не знает – что благо, а что зло! – подался вперёд шаман.

Их разделяло пламя и, наверное, от этого на мгновение показалось, что шаман окунулся в него и вынырнул напротив, в вылепленной из огня колышущейся маске.

– Помнишь притчу о Злом племени? Нет?! – собеседник вернулся на своё место. И лицо его улыбалось. – Было в степи Злое племя. И Лесной народ, который обитал на краю пустоши и леса терпел от набегов Злого племени одни убытки. Долго они терпели нападки. И однажды, когда Вожаком стал молодой, но очень настырный князь, собрали сильный отряд. Они напали на Злое племя, застали врасплох и победили, заплатив за это немалую цену жизнями. Но мир длился совсем недолго, по меркам даже человеческой жизни. Ровно через двадцать лет на Лесной народ напало другое племя более сильное и жестокое. Оно перебило воинов и поработило оставшихся в живых. Всё случилось от самонадеянности и недальновидности молодого вождя. Злое племя сдерживало кочевников своей яростью и силой…

– И зачем ты мне это рассказал?

– Затем, что Совет Волхвов не видит дальше своего носа! – внезапно выкрикнул шаман. – Если бы не случилось пророчество именно так, как задумано богами, то все эти земли и наши степи, и ваши благодатные края ждало великое несчастье и погибель. – Старик воздел указательный палец к небу. – А теперь, после хорошей встряски наш Мир ждёт столетие спокойной жизни, если такое вообще может быть. Ты помог свершиться пророчеству.

Видану очень хотелось спросить чем он помог, если фактически либо не вмешивался, либо действовал по наитию.

– И теперь – это случится обязательно! – Проклятый сел на Чёрный трон…»

Видан очнулся слишком резко, выныривая из видения, невольно заозирался по сторонам. Ночь, небольшая поляна у реки. Догорающий костёр.

Вроде бы, всё в порядке. Но отчего-то в сердце впилась тревога-тоска.

Со времени боя на дороге, прошло уже больше недели.

Он снова, уже в который раз, оказался на грани жизни и смерти, но снова провидение, в лице нежданно явившегося так вовремя Финиста, спасло его.

Наблюдатель всё правильно рассчитал – сначала вымотать ведьмака боем с сильными бойцами, отвлечь, обездвижить и уже после – магические пиявки выкачают из него всю силу вместе со слепком памяти и сущности, чтобы вернуть их на место, но уже в ином виде. Эдакий изощрённый способ создания управляемой хозяином куклы, сохраняющий личность, повадки, связи и предпочтения, даже обновляющий старую память. А в пустую оболочку можно залить любую подходящую душу, которая станет исполнять чужую волю, как свою собственную.

Возникло жгучее желание побеседовать с этим чёрным магом по душам, со всей страстью и способами, доступными ведьмаку, но не судьба. Слишком «удачно» тот свалился с лошади – сразу и на глушняк! Однако разговор только откладывается. Видан не побрезговал перед тем, как сжечь труп, срезать приличный клок волос и оттяпать указательный палец с вросшим в него родовым кольцом, как и обыскать и опустошить все тайники.

Это был именно тот человек, о котором упоминал атаман шайки, напавшей на его пути в Верхние Дубы. За отворотом рубашки скрывался огромный шрам от магического ожога. Грамота, спрятанная за пазухой, подтверждала его принадлежность к князю Жирославу. Только так ли это было на самом деле?

Наёмники оказались тоже не так просты. Именно эту троицу уже десяток лет разыскивали во многих княжествах за разные грязные делишки, связанные с убийствами, грабежами и насилием. Теперь это дело пришло к завершению, что с одной стороны – хорошо, ну а с другой, оставило так же массу вопросов. Над их трупами ведьмак так же поколдовал, чтобы собратьям в Конклаве было легче разобраться.

И у Видана и у Финиста было много забот в то время, так что разговор состоялся уже после того, как с ними было покончено, и они отправились в путь.

– И что же тебе княжич в замке не сиделось? – спросил Видан. – Дед принял. Отец признал.

– А что я там забыл? – весело щурясь на заходящее солнышко, ответил Финист.

– Ну, всё-таки, мать и отец вновь обретённые. Восстановление семьи. Богатое и славное будущее…

– Хм, – усмехнулся горько парень. – Мать? Отец? … В общем-то, не очень я им и нужен. Жили же как-то без меня раньше? – И предотвращая дальнейшие вопросы начал сам объяснять. – Понимаю, матери худо пришлось. Акина всё просчитала основательно. Вначале избавилась от мнимого жениха, который, надо полагать, не собирался жениться вообще. После свою беременную сестру в лесу связанную бросила. И если бы Аркуда её случайно не нашёл, то не было бы меня совсем.

После тётушка так всё вывернула, когда мы с мамой нашлись, будто я медвежий сын, а не в Купальской ночи зачатый князем. Агата ей знатно в этом помогла, своим колдовством, да зельями, тоже к своей выгоде. Стража из утопленницы сотворила для чёрного алтаря.

До сих пор только не понимаю, почему от меня не избавилась?

Ведьмак мог ответить на этот вопрос, но не стал. Была ли Агата настоящей прорицательницей или просто верила в пророчество – теперь это не важно. Всё свершилось так, как должно было.

– Но это к тому, что я к тебе вернулся и решил остаться учеником, имеет мало отношения, – меж тем продолжал Финист. И повторил. – Главное то, что родителям я не очень-то и нужен. Проживут и без меня. Это в самом начале радость была. Теперь же, князь великие планы строит о том, как все соседние земли присоединит, а там и дальше от моря полуденного до моря полуночного. А мне это не интересно и чуждо. Не хочу никого под себя подминать, если только он мне не враг.

– А мать?

– Хм, матушка… она помнит меня младенцем. И таким как сейчас никак не воспринимает. Первая нежданная радость прошла. Во всяком случае, как сына не видит. Только как досадный придаток. Забыв всё то время, что штригой провела, и меня не признаёт. В глаза Милонегу заглядывает, наглядеться и наслушаться не может… Отец для неё весь мир застит…

Финист отвернулся, скрывая накатившие слёзы. Губы сжал, подбородком дёрнул. И сдержался. Снова повернулся и продолжил.

– А через девять месяцев, я им просто мешать буду, потому что родится настоящий наследник. Вот он-то пусть и тянет на себе княжеские оковы…

– Откуда знаешь? – удивился ведьмак.

– Забыл, наставник? Я же – оборотень и нюх мне об очень многом говорит. Даже о том, что и не хотелось бы знать…

– Например?

– Знаю кто Акину убил, и где это случилось… Но ты же, судья в Конклаве, – так ведь?

– И дознаватель, и судья, и палач, – строго посмотрел в глаза, так неожиданно быстро повзрослевшего мальчишки, Видан. – Только сразу тебе скажу: Милонег в своём праве был мстить. Закон «Зуб за зуб, глаз за глаз, жизнь за жизнь» – ещё никто не отменял. И даже если бы это было не так, то по опыту знаю, что крайне редко князья, куда более виновные, за свои действия не отвечают… за ними власть и сила. Старший из равных – это всё сказки…

Финист глубоко вздохнул, будто с его плеч свалилась тяжесть. Некоторое время они ехали молча.

– И всё же ты не ответил, – первым нарушил молчание Видан. – Отчего решил променять сытую, более или менее спокойную жизнь княжича или боярина на такую, как у меня беспокойную и опасную?

– Хочу … – вздохнул и продолжил. – Не знаю. И какой из меня князь – сам подумай? Чувствую, что это не мой путь…

– Ладно, – согласно качнул головой наставник. Уж он-то знал, что настоящий ведьмак не мог ответить иначе.

За эти дни они успели побывать в Конклаве ведьмаков, где их встретили весьма сдержанно и настороженно по началу. Оно и понятно – среди князей встречались ведьмаки и колдуны, но чтобы наоборот – князь в ведьмаки подался? – никогда.

Поэтому, наверное, Совет с охотой обещал скрыть происхождение новоявленного ведьмака от всех других. Финист торжественно получил отметину в виде магической печати. Силу его ведьмацкую и так было всем видно, как и светлое направление.

И вот после этого началось какое-то совсем не здоровое кружение – все, даже замкнутые в своих формулах зельевары срочно оставили дела и возжелали с ним познакомиться. Так что всё время, пока Видан пристраивал свои находки, выяснял данные о своих врагах, ученик почти не видел наставника. Ему даже предложили выбрать учителя из белых колдунов, владеющих светлыми силами, но парень отказался менять Видана на кого-то другого.

Впрочем, пробыли они в Чернорыбице всего пару недель. Видан встретился с Главой Совета, обсудив всё произошедшее с глазу на глаз. Пожалуй, Вышко был единственным, кто искренне был доволен тем, что наконец-то его друг нашёл себе достойного ученика. Хотя само обстоятельство его обретения ни капли не понравилось.

– Ты же понимаешь, что тебе этого не простят, – хмуро цедил бывший наставник, поглаживая по пушистой шёрстке чёрного котёнка-картуша, принятого, как подарок.

Они сидели в личных покоях Главы напротив друг друга и вели неспешную беседу.

– То, что ты буквально выбил жезл объединённого княжества … из рук Жирослава, давно считающего дядины вотчины своими – это даже не самое опасное. Да, он очень самолюбив и славолюбив, но с Милонегом помирится. Тем более что, судя по словам Финиста, теперь политика … княжества сильно изменится. Объединение раздробленных территорий и диких племён – эта цель давно излюбленная тема для призывов молодого князя из Рудицы. Теперь они объединятся…

– Тогда какой смысл мне мстить? Разве что не Жирослав за всем стоит, – поделился своими мыслями Видан. – Ко мне он отнёсся с безразличием. Ни гнева, ни презрения, так будто ничего особо не стоящая личность.

– Хорошо если так… – протянул Вышко, покачивая кубок с сурьским вином. – Я постараюсь разузнать через своих слухачей обо всём, что в его вотчине творится. А ты уж, брате, будь на стороже. – Он отпил глоток не торопясь. – Волхвы ещё эти… с их пророчеством. Быстро, ведь, сообразят, что ты им много чего не сказал. Могут тоже посчитать тебя опасным… Глава у них новый, тот ещё змей!

– И что ты предлагаешь? – Вино было немного терпким на вкус, густым, и как кровь тёмным.

– Бери своего ученика в охапку и отправляйся в какое-нибудь спокойное и безлюдное место. Занимайся им, готовь себе напарника, помощника. Как наставник ты имеешь право не принимать задания. А как всё разъяснится, так вернёшься…

Они ещё какое-то время обсуждали события, которые происходят в Мире, как и те, что могут случиться. После, Вышко выдал награду за аспида и не проклюнувшиеся змеиные яйца. И уже расставаясь, Глава протянул ему амулет – прозрачный кристалл на цепочке.

– Вот, едва совсем не забыл, – виновато улыбнулся он, – это для твоей Ягоды. Расправит изменения и поддержит какое-то время. Держись, друже! – Обнял крепко на прощание. – Жди вестей.

И была в этом прощании некая горечь и напряжение, будто хотел человек сказать что-то важное, да не мог.

И вот сейчас, очнувшись от очередного своего видения, ведьмак хмурился. Он чувствовал чьё- то приближение, потом – напряжённое внимание. И не шевелился.

Она серой тенью выплыла из-за ближайших деревьев, ведя в поводу свою кобылицу.

– Доляна? – удивился он.

– А ты ожидал кого-то другого? – совершенно искренне удивилась волха.

– Это, как сказать… – протянул ведьмак. – Какими судьбами?

– Проезжала мимо. Почувствовала кого-то из своих, – она подошла ближе, нервно подёргала перчатки на своих запястьях, но так и не стала их снимать. – Дай, думаю, напрошусь на ночлег. А тут ты… так неожиданно. Разрешишь остаться?

– Конечно, – стараясь сдерживать голос от неумолимо наступающей хрипоты, пригласил Видан, – присаживайся! А где Аркуда?

Подруга откинула полы плаща в сторону. Села прямо на траву, не рядом, но очень близко.

– Понятия не имею, где Аркуда, – бросила на него короткий взгляд из-под ресниц. – Я же уехала раньше тебя и одна. Верный побратим остался с князем. Разве ты не знал?

Развернулась к нему вполоборота, положив правую руку на пояс. Она снова была в мужском платье, которое мало чем отличалась от его кожаной ведмацкой «шкуры».

– Нет. – Небрежно бросил Видан. – У меня были другие дела. Да и уехал я на следующий день.

– И что же за дела были? – Женщина придвинулась ближе.

Отблески огня золотили контур её лица, придавая ему зловещий красноватый оттенок. Вокруг них установилась звенящая тишина, поглотившая в себе и шелест воды, и шум теряющего листву леса, и треск дерева в костре, и бульканье и шипение закипающего котелка.

– Свадьба. Снова свадьба, дорогая моя, – необычно ласково проговорил ведьмак.

– Сва-адьба, – словно зевая, протянула волха, – свадьба – это хорошо. Завидую я людям. Пусть живут мало, зато в своё удовольствие… – Она нырнула к нему ещё ближе. И голос её стал убаюкивающее мягким. – Можно?

– Замёрзла? – Спросил, усмехаясь горько, от того, что знал – не увидит.

– Есть немного, – прильнула к предусмотрительно подставленному плечу, поглядывая вверх на ощетинившийся подбородок. – Очень жаль, что у нас с тобой ничего не вышло…

– Наверное, от того, что и не могло выйти, – едва слышно констатировал он.

– Наверное. – Подтвердила она, пытаясь его обнять покрепче, но пальцы скользили кожей перчаток по коже его куртки. – Ты никогда не мог меня понять, а я… просто всегда верна своему долгу…

– Делаешь только то, что тебе приказывают, не думаешь своей головой, оставляя всю ответственность за результат на чужой совести. – Продолжил он. – Понимаю. Так очень удобно.

– Нет! Всё совсем не так! – Возмутилась волха. И по тому, как яростно забилось её сердце, каким сиплым стало дыхание – понял, что попал в цель.

Наверное, надо было прекратить разговор или, лучше, вообще его не начинать, претвориться спящим. Ведь он теперь уверен, знает, зачем она явилась. Волхвы очень быстро отреагировали на его мнимое невмешательство, на умолчание некоторых известных ему событий. И это сломало их многоходовую, многолетнюю политическую игру.

Чародеи растерялись, и как следствие – разозлились. Но он хотел удержать бывшую соратницу от неверного шага.

– Так, милая, так, – произнёс он почти ласково. – Ты же понимаешь, что приказы, отданные в ярости, очень часто опрометчивы. А слава идёт об исполнителях. Начальник всегда найдёт себе оправдание.

– Нет! Верховный не может ошибаться. – Женщина накачивала себя злобной уверенностью, стараясь уничтожить остатки совести и прежних чувств. – Он общается с Пророком и Ведуньей. Они не могут ошибаться. Аэромантия не лжёт!

Её глаза сверкнули гневно. Блеснул багряным отблеском короткий тонкий, как спица, нож. Видан даже не почувствовал боли, только удар, разрывающий магическое плетение заговорённой кожи. Но сознание начало мутиться сразу же, онемели руки, значит, одной магией не ограничились, добавили яду. Как сквозь вату услышал едва сдерживаемый всхлип и срывающийся голос:

– Прости, Видан, любый мой – ничего личного. Я исполняю приказ…

Почувствовал – объятие? – нет. Волха сняла с него пояс, лишая возможности достать лечебное зелье.

– Ты опять сделала неверный выбор… – прошептал он.

Всхлипывания перешли в рыдания. Глухой удаляющийся топот копыт накрыли звуки осеннего леса, бегущей воды, потрескивание костра.

И тут же на прогалке показался испуганный Финист с охапкой хвороста. Его ведьмак видел размытой колышущейся бесформенной массой, но узнал и слабо улыбнулся.

– Там … в поясе склянка из красного стекла, – просипел едва слышно.

Холодный, будто ледяной край коснулся губ. Руки у мальчишки тряслись от напряжения и страха. Он едва не разлил зелье. Но в этом процессе вливания в него огненного варева, ведьмак не мог ему помочь. Губы, выдав последнюю фразу, отказались слушаться.

Но судя по тому, как опалило глотку, если он не ошибся в определении яда, то всё придёт в норму к утру. И всё же, сделал ещё одно сверхчеловеческое усилие, чтобы прохрипеть:

– Если сдохну, тело сожги… как учил…

Эпилог

По первому снегу печатались копыта лошадей, чётко отмечая путь двух всадников, которые ехали шагом по лесной дороге. Всю ночь и утро, не останавливаясь, двигались вперёд. И теперь, когда за поворотом показалась припорошенная ледяным крошевом тёмная крыша, заросшая мхом, по которой стлался серый дым, они ускорились.

Ворота сами распахнулись, радушно впуская хозяина. Ведьмак, сидевший несколько ссутулившись, распрямился. И не успели они сделать и несколько шагов по двору, когда из дверей выскочила простоволосая женщина в меховой душегрее.

Чёрные, как смоль, волосы в толстой, почти до земли, косе с одной стороны серебрились седыми прядями. И если смотреть с правой стороны, то хозяйка виделась молодой женщиной, а с другой – Финист даже не знал – сколько можно было прибавить лет, глядя на сеть морщин на щеке, у глаза и тонкую складку у рта.

Ведьмак тяжеловато спешился, как-то виновато пряча взгляд. Финист соскочил со своего Агрика и застыл в ожидании.

– Виданушка! – И осторожно прижалась к груди ведьмака хозяйка, явно, ощущая его боль, как свою.

– Вот и вернулся… – почти прошептал Видан, целуя её в макушку. Ему ещё тяжело было даже руку поднять, и несколько покачивало. Но встреча, словно, придала ему сил. И даже голос прорезался, хоть и сиплый. – Теперь уже навсегда … надолго. Вот учеником обзавёлся. Финистом зовут. Будь ласка, прими, как сына.

Ведьмаку, уже в который раз, повезло остаться в живых. Доляна всё сделала для того, чтобы больше никогда не видеться. Яд был из разряда тех, что действуют почти мгновенно, это для простых людей, а для него – дело короткого времени. Догадывалась бывшая подруга, что и стойкость к нему может быть природная и противоядие в запасе. Оттого и откинула подальше пояс с особым зельем.

Если бы отчего-то не убил яд, вплетено в формулу было проклятие, разъедающее плоть не хуже отравы. А довершало, заставляя всё оставаться внутри, тонкое лезвие, не позволяя крови вытекать и тем чистить рану. И если с каждым убийственным поражением поодиночке можно было справиться, то вместе – сложно.

Ему повезло ещё тем, что он сумел уже при ударе сместиться едва-едва в сторону, и металл прошёл лишь рядом с сердцем, так и не задев важные органы. Но, но, но…

Выплыл, хотя и не чаял, проваливаясь в беспамятную хмарь, подарившую особенную встречу.

« Из клубящегося серого тумана проступила тёмная комната. Тёмная во всех смыслах этого слова. Графитовые стены. Три высоких резных кресла, будто выплавленных из черного металла, такой же стол. Светоч на три фитиля, подвешенный на цепях над каменной столешницей, так же не разбавлял эту мглу, своими мертвенными холодными огнями.

На отставленном в сторону кресле расположилась тонкая прекрасная женщина с прялкой в руках. Она пряла не одну, а сразу несчётное множество тонких, как паутина, нитей. Серебряный тонкий венец поблескивал от мерных движений, покачивались драгоценные височные кольца. Словно сотканный из инея покров лежал, не скрывая чёрные косы, и едва-едва выделял лёгкую синеватость светлой кожи. Морозным узором сияло просто скроенное платье. Изредка она замирала, будто прислушиваясь к чему-то далёкому, тогда поднимала со скамеечки серп и обрезала нить. После принималась тянуть новую.

За столом сидел непомерно тощий мужчина в чёрной вышитой замысловатым узором шубе нараспашку, подперев кулаком голову. Серебро волос так плотно облекало его череп, что голова казалась лысой и сияющей. Тёмные провалы глаз. Тонкие губы, горбатый нос с резкими подрагивающими ноздрями, обтянутые бледной кожей скулы и щёки, будто истукан каменный или металлический, а не живое существо.

– Что, ведьмак, сыграешь со мной в лек? – спросил он низким голосом.

Видан несколько растерялся от такого приёма в Пекельном царстве. Совсем иного ждал. Но это изумление и молчание нисколько не смутило Кощея.

– А то, ещё другая есть, на востоке новую игру придумали – шахматы называется? – Вздохну тяжко хозяин. – Скучно, знаешь ли…

– Тебе всегда скучно, – проворчала Марена, не прерывая своей работы. – Женился бы, Кощеюшка, стало бы не до скуки.

– Кто ж за меня по своей воле пойдёт? – возразил ей Кощей. – Только увозом и брать. А выйти в явь, батюшка не дозволяет. Вот закончится мой срок наказания, тогда и разгуляюсь! Ведьмак славно нам помог – теперь и срок отсидки скоро выйдет. Некогда станет обитателям Прави за исполнением своих наставлений присматривать, да годы считать. – И снова обратился к ведьмаку. – Что стоишь, как не родной? Чай не впервые в гости наведался.

Видану ничего не оставалось, как опуститься на необычно мягкое сидение. И тут же на столе появились высокие стаканы из тонкого лёгкого металла и такое же круглое блюдо, а за ними – россыпь разнообразных костей.

– Пока там, – Кощей показал пальцем куда-то вверх, – за твоё тело мои сёстры дерутся меж собой, погостишь здесь. А я потом в кристалл времени посмотрю, да позабавлюсь, как они друг дружке косы дерут. Ха-ха-ха…

Даже откинулся на высокую спинку от радости. И смех потонул, разносясь эхом по невидимым покоям, во мгле.

Морена покачала головой и поднялась, облекаясь в длинную белую шубу с широкими рукавами, сделала всего пару шагов и растаяла – только сверкнул гранёный кристалл в навершии серебряного посоха.

А Кощей, видя растерянную медлительность ведьмака, решил пояснить:

– Не на твой живот будем играть, а так, для радости. Жаль, конечно, но рано тебе сюда на переплавку. – Он взял в костлявые пальцы свой стакан, загрёб игральные кости пригоршней, не глядя, всыпал, затряс и опрокинул на блюдо шесть кубиков. Посмотрел на них пристально, шевеля губами, сосчитал очки. – Тридцать четыре! Твой ход, друже…»

Долго ли они играли, ведьмак не помнил. Наверное, и ни к чему было. Значение имеет лишь то, что осталось в голове. А осталось не так уж и мало. Что значит это число: тридцать четыре? Годы? Дни? Или ещё что-либо? Именно с мыслями о божественных и около божественных откровениях Видан и очнулся.

В румяном рассветном небе дрались две галки – остервенело и зло. Разлетались в стороны перья и пух, кружились, не долетая до земли. И отчего-то ведьмак твёрдо знал, кто приходил по его душу, кто те серые сестрицы, только называть их даже мысленно не стремился.

И как же приятно было осознавать, что он жив! Что слышит и птичьи крики, и шум облетающих деревьев, и шелест тростника больше похожий на тихий шёпот, и звонкий плеск воды, и … саму землю.

Ведьмак лежал на попоне, вытянутой из-под седла, надо полагать, индрика. Только его покрывало могло быть таким плотным, дабы при обороте, седок не испытывал ядовитость колючек зверя. Укрытием ему служила другая стёганая тряпка. А ещё рука ощущала теплый мех, обернувшегося волком подручника, дремавшего рядом.

Увидев, что его наставник очнулся, мальчишка даже разрыдался от счастья, чего совершенно от него не ожидал ведьмак. И все те дни, пока Видан валялся то в бреду, то просто от великой слабости и не смог взобраться на индрика, чтобы отправиться домой, Финя не отходил от него ни на шаг: кормил, поил, перевязывал гноящуюся рану. И только уже в пути спросил:

– Зачем?

Объяснять все «зачем» и «почему» было бы опрометчиво, рано ещё мальчишке знать о политике высших сил и борьбе за власть Конклава ведьмаков и Общины волхвов. Словомудрие очень часто является слишком опасным знанием. Всё следует преподносить постепенно.

– Знаешь, мне некоторое время стоит побыть мертвецом. Слишком многим я сорвал планы… – просто ответил он.

Ученик недоверчиво уставился на него своими чёрными глазищами, в глубине которых плескался золотой огонь. Хм, сильный ведьмаку попался воспитанник и слишком мудрый для своего возраста.

– Но это не мой двоюродный брат Жирослав, так ведь? – Видан промолчал, давая возможность ему самому додумать. – Убивала, ведь, Доляна, а она волха. Значит, против нас чародеи?! – Больше утверждал, чем спрашивал мальчишка.

И это его «нас» произнесённое уверенно и между делом отчего-то согрело душу. Поэтому от наставника вышел с большей степенью откровенности.

– Допустим, нанять волху через Совет волхвов мог и князь, – усмехнулся грустно ведьмак. – Но мыслишь ты в нужном направлении.

– А вещи и тушу кабана палили на том месте, чтобы убедились в смерти?

– Да. – Согласно качнул головой.

И мысленно продолжил: « А ещё, чтобы отвести подозрения от волхи. Она должна была привезти голову жертвы для снятия всех воспоминаний, но не сделала этого. Оставила по своей слабости или, нарочно, крохотную лазейку».

Конец первой книги.