«Следователи ставятся в обеденный перерыв…» (с) [Богдан Кайметов] (fb2) читать онлайн

Богдан Кайметов «Следователи ставятся в обеденный перерыв…» (с)

«Следователи ставятся в обеденный перерыв

Мы со Славиком уже слишком стары для подобной дряни…»

Правый ботинок был порван с боку, да, просто дыра в 3 сантиметра. Не помню, как так получилось, но вроде где-то на эскалаторе темно синий велюр получил пробоину, через которую проникали камешки реагента и фрагменты околодорожной жижи. Я был почти бомжом. Почти бомжом это ещё даже хуже, чем просто бомжом. Одним словом – определенность быть бомжом, была куда стабильнее, чем неопределенность быть мной. Официально меня здесь не было. Нелегал. Пустое место. Пустое промокшее и голодное место, пока ещё даже не знающее, где оно сегодня ночует. Звался я риелтором в агентстве недвижимости «небудуимделатьрекламу». Именно «звался риэлтором», а не «работал риэлтором». Как объяснить кто такой риэлтор без базы и опыта работы? Лучше всех это сделал комендант клоповой общаги на «Рижской». «Риэлторов мы не любим, так как они самые нищеебы тут, даже за неделю койку оплатить не всегда могут». Московский риэлтор, без жилья, без денег стоял в подвальном магазине в ожидании звонка от Жанарбека. Жанарбек- это киргиз, которого нужно было заселить вместе с семьей до субботы, где-нибудь в Павшино, в двушке с мебелью до 40т.р. плюс риэлтерские и страховой депозит. Я неторопливо жевал лепешку «Московскую», стоя на проходе между дверью и холодильником. Лепешка была такая же Московская, какими московскими были я и Жанарбек, привезённая от куда-то из Дмитрова, как мы из наших неизвестных краев. Пальто на мне было из полу дублёного материала. Холод проникающий сквозь него оправдывал его цену- 500 рублей в уцененном магазине «Растаможка». Но выглядело оно не плохо. Протертые и оттянутые локти на коричневой стертой ткани в ассорти с рваными велюровыми дезертами, из которых корчились тонкие ноги, обтянутые вытянутыми на коленках багровыми джинсами. Ещё бы, последние 3 ночи я их не снимал, так как второй ярус койки в хостеле(как принято называть клоповые быдло ночевки для нищеебов приехавших искать лучшей жизни ) не вызывал во мне желания расставаться с одеждой, особенно после того как едва заселившись и впервые войдя в ванную, я тут же стряхнул с плеча в раковину оранжевого клопа, поспешно залив несчастного кипятком из крана. Как выяснилось позже, это было хорошо, что он оранжевый. Оранжевый- значит голодный и не напившийся крови, что более вероятно, крови моей. А красный – сытый, сытый кровью, моей опять-таки как следовало так же ожидать, хотя если бы чьей-то чужой, то это было бы не менее неожиданно.

«плыли по этим дням и на мель осели…»

Апрель. Ветер. Тушино. Остановка на пригородный автобус номер 540 в Павшинскую пойму. Пустой свернутый в трубочку желудок, забитый никотином, поступающим с проглоченной слюной. При каждом затяге, от голода и усталости подступал рвотный рефлекс и проникотиненная слюна кочевала по гортани то вниз, то вверх. При всяком выдохе горечь сигарет создавала спазм в желудке, который я подавлял резким выдохом дыма. Но в моей ситуации хоть сигареты и те были чем то, что оказывалось во мне и тут же пыталось перевариться и впитаться в кровь, так как от лепешки «Московской» не осталось и следа. По крайне мере в пространстве желудка точно. Оказавшись в Павшино я понял, что в душе не ебу где нужный мне дом. До встречи оставалось 30 минут, поэтому я зашел в «дикси», чтобы хоть чутка отогреться. В правом ботинке хлюпала сырая жижа. Проходя мимо стоек с продуктами, вдруг стало тошнить. Тошнить от пустоты в желудке, проще было сблевать внутренности и перестать чувствовать голод. Ещё пара сигарет легко смогли бы меня заставить сделать это. Я вышел из магазина, с новой пачкой сигарет. Онемевшее состояние ног в купе с промерзшим пальто сквозь ветер с дождем, при условии полнейшего осознания себя как точки на сломанном радаре, заставляли дергаться левое веко с периодичностью поворотника ниссана, пропускающего меня на пешеходном переходе. В какой-то момент я начал просто бежать, по лужам, не глядя под ноги, вдоль бульвара. Но через несколько секунд осознал, что это путь к свиху мозга. «Извините, а не подскажете улица.., дом.. ,где находится». Я старался говорить как можно четче и яснее, пытаясь походить на диктора регионального телевидения. Мне казалось, что так меня не посчитают бомжом или больным шизоидом, бежавшим из лечебницы. Не вольно, ход моих мыслей напомнил мне мысли Ивана Дмитрича Громова из Чеховской палаты №6, когда последний улыбался прохожим, что бы его не приняли за убийцу…

«Бля!С ночевкой же ещё не решено». Прострелило в колотящемся в напряжении мозге. Трясущимися от ветра руками я изъял из кармана телефон. Кстати, как обвисли карманы на джинсах, а и в общем то сами джинсы. Все равно, что их намотали бы на палки. Схуднул я нормально по ходу. А когда-то жрал протеины и исправно посещал зал, ага блядь. Нашел в справочнике имя «Васек». Васек жил в дальнем Подмосковье в съемной квартире на окраине самого края и иногда позволял мне перекантоваться у него пару дней. Земляк, одним словом. Как земляки таджиков и дагов, ютят своих соплеменников в своих съемных комнатах на квартире тети Зары и дяди Надира. Васян дал добро и теперь нужно было добраться к десяти в Царицыно, а там на собаку. Трясущееся сознание облегчилось как тело после посещения сортира, одной проблемой на сегодня было меньше. Кое как я отыскал нужный адрес и стал онемевшими пальцами тыкать номер Жанарбека. Бля, Жанарчик, на хуя вот ты сюда приехал, детей тут нарожал жену потащил за собой, хули вам блядь в ауле то не сиделось? Гудки. Але Жанарбек, это Антон, я жду Вас у подъезда. Да. хорошо. Теперь нужно было позвонить контрагенту и известить его о моем прибытии. Эти суки вечно приходят пораньше, в надежде перетянуть клиента и не платить агентские риелтору нанимателя- то есть мне. Жанарбек притащился с каким-то своим соплеменником с теми же дотошными узкими глазками. Естественно я как человек зависимый от их кошелька, а точнее от моих процентов со сделки, подлизал им жопу парой житейских приятельских вопросов наперевес с обсуждением погоды (ещё бы блядь, они только что из салона автомобиля вылезли, а я уже битый час шароеблюсь по апрельской мерзоте, так что извините нахуй, погода для меня острый вопрос для обсуждений). Подтянулся контрагент-представитель арендодателя, начался манерный -формальный пиздеж ни о чем и неловкое молчание в лифте. Хата моему киргизу в итоге чем то, не понравилась. Да и мне от озноба, голода и никотина было уже похую. В конце концов, это не последний вариант в этом прекрасном районе Красногорска, из которого хуй знает как и от куда сейчас выбираться.

В автобусе меня тут же вырубило, едва я прислонил жопу к сидению и расслабил ноги. Разбудил меня какой-то дагестанец уже на Тушино. Самый не приятный момент, когда тебя резко будят и надо в тот же момент совершить резкое направленного характера действие. Весенний вечерний мороз. Да, тот самый, когда днем все как следует протаяло, позволяя тебе расстегнуть куртку и снять головные уборы нахуй, подставив обветренное за зиму лицо нежному южному ветру, принесшему с собой запахи коры и сухой прелой травки из ближайшего лесочка. С наступлением же темноты вновь накрывает загробное время. Это все равно, что выращивать маленьких милых мышат на кормежку удаву. Именно с наступлением первой весенней темноты, когда дневные запахи пробуждения и жизни ещё витают в воздухе, но приближающийся ночной мороз предвещает сделать аборт этого только появившегося зародыша лета в тебе. Залезая тонкими продрогшими пальцами в самое нутро носа и обкладывая ноги льдом.

«показать вам человека который ест из пепельницы…»

Лестница в метро. Бля, везде она выложена из какого-то могильного мрамора. Стекло и мрамор. Дизайнер лестничных спусков в метро и мавзолея Ленина, был, вероятно, одним и тем же человеком. Но все же под стеклом было теплее. Теперь оставалось натыкать в кармане пальто 4 десятки. Именно натыкать, таким состоянием пальцев как у меня это было самое точное определение. Сгибы от холода, покрылись кровавыми трещинами и какой то чешуей. Что касается чешуи, то у меня были подозрения, что это сувенир из какой либо общаги. А с трещинами у меня был особый фетиш. Я обожал просматривать их разрез на свету, и пытаясь вложить себе в голову мысль, что в моем теле какое-то углубление похожее на каньон, на дне которого обязательно должна течь река, куда срываются альпинисты и медведи гризли.

Но под монотонное укачивание вагона, забава эта затмилась накатывающей на веки тяжестью. С Тушино до Царицыно было почти 50 минут, с пересадкой на Пушкинской. Так что засыпать с концами было нельзя. Не знаю, что там было у меня с лицом, когда я пытался отчаянно задирать опускающиеся веки, но женщина напротив долго присматривалась ко мне и в конце концов пересела в конец вагона. В моей памяти тут же проявился видос, где уебененный нарк пытался смотреть в камеру снимающих его оперов, так же задирая веки и капая слюной из полу приоткрытого рта. Да, я бы на месте женщины тоже пересел на хуй.

Царицыно. Длинный переход. Пригородные поезда. «один до Гривно» все тем же голосом диктора-маньяка, произнес я в дырявое окошко кассы. Логично было бы взять и обратно, но я вдруг увидел здесь какую-то романтику пути в один конец. Особенно на фоне 4х впереди стоящих человек, что брали «…туда и обратно». И мне захотелось взять лишь туда. Как будто я уходил в хоспис или в последний бой. Крысы во всю шуровали возле закрытого ларька с шаурмой. Приобретение пирожка с мясом было для моего кармана, все равно, что выстрелить в разлагающийся труп, хуже уже не будет. Одна из крыс смотрела из-за угла на меня, казалось прямо в глаза. Это были добрые глаза, добрые и простые, каких не бывает у человека. Простота. Ведь платформа Царицыно была им чем-то большим, чем просто перевалочный пункт, больше, чем место откуда можно добраться в дальнее Подмосковье южного направления, в свою съемную комнатку в Бутово или Подольске, и скрутившись комком, ожидать на реверсе нового дня. Крысы не пользовались этим местом, они его любили. Этим они и отличались от нас. Мы пользуемся всем, к чему прикасаемся, а если что- то придумываем или строим и это только лишь ради того, чтобы потом пользоваться этим. Поэтому у крысы и были такие искренние глаза. Она заслужила половину моего пирожка, даже больше чем обреченный заслуживал бы лекарство от рака. Она не любила меня, но она любила мой пирожок, который я подбросил специально ближе к себе, чтобы познакомиться с моей новой подругой получше. Крыска не стесняясь схватила лапками пирожок, посмотрела на меня, принюхиваясь и запоминая мой запах на пирожке, запах ее нового друга, который не обманет ее и не предаст, не кинет с зарплатой и не отведет ее за лапу в мусарню. Запах места, которое она любит, ведь она не различала рельсы, людей, электричку и перрон, как отдельные элементы. Они были единым целым образом, образом с которым, и она сама была едина. Одно большое добро с черными простыми глазами, которые улыбались мне просто за вкусный пирожок. Больше всего я жалел, что съел половину, а мог бы завести еще одну подругу. Мое знакомство с крысками прервал какой-то хуй, попросивший у меня то ли мелочь, то ли сигарету, но я не вынимая наушников кивнул ему отрицательно и тот отъебался. Вот именно поэтому, блядь, к людям я не испытывал того тонкого и внимательного трепета. Медленно и как-то устало причалила электричка. Прошипела на последнем издыхании дверями и пережевав втиснувшуюся в нее толпу рассасывала ее теперь желудками кресел. Мне нравилось стоять в тамбуре, вплотную к окошку. Именно вплотную, что бы блики лампы вагона не мутили пейзаж за окном и позволяли выхватить из него очертания происходящей там реальности. Хотя реальность та заключалась в бесчисленных складских ангарах, торговых площадях и стоянках, время от времени прерывающаяся артериями шоссе с маленькими гемоглобиновыми машинками в них. Мне нравилось думать о тех, кто сидит в этих машинках. Вот они, сидят, куда-то едут и вот мы уже разминулись и вероятность нашей повторной встречи вероятна встрече соседних пушинок одуванчика после порыва ветра. Я фантазировал о судьбе вон того мужика в аутлендере, едет ли домой, сколько детей, или холост, а может вообще разобьется на смерть въезжая сейчас на мкад. Мне как будто удавалось выхватить тонкими пальцами их клочок жизни, разглядеть и отправить вслед за одуванчиком по ветру. А самым прекрасным было именно то, что это первая и последняя наша встреча, встреча о которой знаю только я. И ее мимолетная обреченность, придавала дополнительное волнение, создающее ощущение сведения в низу живота, как если бы я глянул вниз с крыши высотки. Пару раз прошли какие-то продавцы, видимо бывшие менеджеры или торговые консультанты, повысившие свои навыки профессиональных продаж до уровня всех бизнес цитатников «вконтакта», семинаров для повышения управленческих навыков нлп и одновременно всех книг аля «Как стать хозяином своей жизни и научиться добиваться поставленных целей». Ещё вчера он был простым неудачником, но посмотрите на него сегодня! Рад представить вашему вниманию-Константин! Какие-то полгода назад он был простым застенчивым менеджером по продажам в Евросети, к которому специально заходили в салон что бы дождаться, когда он предложит «Что-то подсказать» и с упоением послать его нахуй. Но взгляните на него сегодня! Сегодня это барон универсальных овощерезок! Которые буквально за пару минут порежут овощи для поджарки или нашинкуют капусту для закваски! Король бельевых крючков на присосках. И повелитель чехлов для проездного! Он управляет вашими желаниями, он решает, что вы захотите завтра! Особенно сегодня, когда он предлагает вам уникальнейшую возможность купить 3 крючка на присоске по цене одного!

Я прошел и сел. Вагон пустел. Цивилизация сменялась руинами хрящевик и совсем маленькими станциями. Люди выходили и исчезали за окном. Что бы завтра рано утром появиться здесь снова и разрядить эту цепочку. Цепочку рабства, добровольного рабства, которое ты не смеешь осудить и тем более признать рабством. Иначе, как только ты это сделаешь, в тот же момент вся хрупкая цепочка развалиться подобно карточному домику. Все! Все ради чего ты искал квартиру в этом чертовом красном строителе, ради чего приехал сюда со своим платиновым дипломом инженера, ради чего ты бегаешь каждое утро от контров в электричке и слушаешь по вечерам рок и сидишь в контакте. Все это рухнет. Выпивки в выходные. Поход в музей, каждое 3е воскресение месяца. Покупка новых шмоток. Новый телефон. Просмотр последней киноновинки с недополуподругой-недополудевушкой. Рабство поддерживает твою стабильность, твое желание жить, желание что-то делать. Откажись от рабства, и ты тут же потеряешь вкус к жизни. Завтра утром, встретимся здесь же.

Я сидел один. Один в огромном вагоне. Он гремел и подергивался, а репродуктор сообщил, что следующая станция весенняя. А я сидел. Мы с вагоном были как бы наедине. Огромный вагон и тонкий замученный я. За окном не было ни чего. Ни фонарей, ни бликов складских крыш, ни деревьев. В какой-то момент мне показалось, что вот на самом деле я умер в вагоне, и сейчас просто жду очереди к боженьке, в том месте где испустил дух. Ведь так было бы честно. Кто где умер, тот там и ждет своего часа перед судом божьим. Этим объясняется феномен призраков и духов появляющихся на месте гибели. Мне хотелось быть призраком. Жутко захотелось вдруг вот так остаться сидеть в вечно едущем в вечной темноте вагоне, сидя возле щелей, из которых под сидение дует теплый воздух и станция весенняя вот-вот будет через пару минут. Но ты до нее никогда не доберешься. Ведь ожидать всегда приятнее чем получить. И ты едешь, на станцию весеннюю. Как в 1999м году, когда все 31е декабря ты ешь конфеты из подарочного набора. И мама уже не запрещает тебе их есть, ведь вот оно 31е декабря! Целый день ты смотришь телик, и не просто смотришь на диване, а валяешься с пакетом конфет на полу возле экрана. И переключаешь с одного охуенного фильма на другой. И ждешь! Ждешь! Ждешь! Станцию весеннюю.

Перрон, половина второго ночи, мокрый туман. Люди, что оказалось еще существовали здесь в это время суток, шагали обходя лужи. Все молчали, даже те, кто шел не один. Шаг за шагом по бетонной лестнице, ступени которой кое где обдолбились и были похожи скорее на пузырь, чем на ступень. На вершине перехода, было тихо, светло и туманно. Все равно, что я бы сейчас будучи новорожденным, следовал свой короткий путь из матки к вагине. Тонкий мост и вокруг мокрый нежный туман похожий на молоко. После полуночи дальнее Подмосковье, это все равно что ближний Новокузнецк- глушь омертвение и дремучий сон..Тихо, мокрый холод и шаги. Спустившись с перехода, я оказался на неком подобии маленькой площади с парой монументальных пушек и скромной стеной славы. Естественно со знамёнами и красной звездой. Дань некому наброску бумажного патриотизма. Даже в самом затхлоучуханном поселке, есть такая площадь. Но мало кто уже помнит для чего она. Место где по воскресениям устраивают базарную ярмарку, а по ночам, особенно летом, массовое распитие дешевого и доступного алкоголя. Места, где по воскресениям выгуливают своих отпрысков, молодые и некрасивые родители- неудачники, а их чада, впитавшие с младенчества терпкий запах нищеебства, продуктов по красной цене и съемных квартир на 2 семьи, будут с разинутыми ротиками (вокруг которых размазана вчерашняя манная каша и самая дешевая шоколадка на арахисовом масле, смотреть на бюст Ленина, пушки и загаженный птицами монумент славы. Испытывая от всего этого лишь позывы наложить в штанишки, купленные в смешных ценах. Надо было забежать в магазин хотя бы за чем то съестным, ибо после московской лепешки в моем желудке ни кто не бывал. Ларек был почти рядом, почти такой же о каких пел шевчук в своем «бородино».Что то типа бара- разливайки, ночного маяка в бушующем штормом диком океане похмельной комы и голода. Унылый охранник. Унылая продавщица. Все они были как будто чем-то единым с ларьком. Как отростки его. Конечно же Доширак, чудо йогурт и буханка хлеба. Доширак и Ролтон стали нашими национальными кушаньями. Доширак-это душа фундамента и кирпичной кладки в каждом местном здании. Доширак-это залог чистоты этих улиц. Доширак-это сильная Россия. А сильна Россия только тогда, когда сила на которой она держится-рабская. Питает рабскую силу-Доширак, Ролтон и нарезной батон по красной цене. Три кита надежности и единой силы. Так что я сейчас нес в сумке маленькие надежные кирпичики фундамента России. Скрепы даже, если хотите.

Когда идешь по темной улице, в тумане, по улице на которой ты едва ли когда то оказался бы, не оказавшись на ней сейчас, с баночкой чудо йогурта в руке, то начинаешь ощущать себя какой-то точкой на навигаторе или радаре. Поднимаешь взгляд на тысячи метров вертикально над собой и пытаешься как-то сложить в голове мысль о том, какого черта ты здесь, попутно представляя огромную карту с полигоном и маленькую точку, на неизвестной улице неизвестного города Климовска, мигающую и медленно передвигающуюся вдоль длинной улицы «Садовая».

«чтобы стать управляющим KFC нужно облизать писсуар…»