Уроки страсти [Мэдлин Хантер] (fb2) читать онлайн
- Уроки страсти (пер. Л. В. Сазонова) (а.с. Братья Роуэлл -2) (и.с. Очарование) 0.98 Мб, 294с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - Мэдлин Хантер
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Мэдлин Хантер Уроки желания
Глава 1
Тот, кто совершил преступление, вынужден заметать следы, даже если он обут в лучшие башмаки, какие только можно купить. Чтобы замести следы, лорд Эллиот Ротуэлл вернулся в лондонскую резиденцию своей семьи, смешавшись с последними гостями, явившимися на бал к его брату. Он вел себя так, словно вышел ненадолго глотнуть свежего воздуха в этот великолепный майский вечер. Перешагнув через порог, Эллиот помедлил, приветствуя знакомых. Младший брат четвертого маркиза Истербрука, высокий и красивый, он прослыл весьма приятным молодым человеком; улыбка не сходила с его губ, особенно он был любезен с дамами. Спустя четверть часа Эллиот завязал беседу с леди Фолрит – так же ловко и непринужденно, как чуть раньше проскользнул в бальный зал. Возобновив разговор, прерванный два часа назад, он так откровенно льстил леди Фолрит, что та забыла обо всем на свете. Пока Эллиот очаровывал леди Фолрит, его глаза искали в переполненном зале брата. Не Хейдена, который вместе со своей женой Алексией давал этот бал. Он пытался поймать взгляд другого брата, Кристиана, маркиза Истербрука. Кристиан даже не взглянул в сторону Эллиота, хотя заметил его возвращение, и, отделившись от кружка гостей, собравшихся в дальнем конце зала, направился к двери. Прежде чем последовать за ним и продолжить миссию, намеченную на этот вечер, Эллиот пригласил леди Фолрит на вальс. Сделал он это в качестве искупления, ибо бессовестно использовал эту даму, чтобы отблагодарить ее за помощь, пусть даже неосознанную. Леди Фолрит не ориентировалась во времени. К утру она будет уверена в том, что Эллиот ухаживал за ней весь вечер, не отходя ни на шаг. Ее уверенность в собственной привлекательности придется весьма кстати, если его нынешние похождения будут иметь нежелательные последствия. Вальс окончился, и Эллиот откланялся. В отличие от Кристиана, который в гордом одиночестве целенаправленно проследовал к двери, Эллиот побродил по бальному залу, обмениваясь приветствиями и короткими репликами со знакомыми, пока не оказался рядом со своей новоиспеченной невесткой Алексией. – Как по-твоему, бал удался? – поинтересовалась Алексия, окинув взглядом зал. – Настоящий триумф. – Во всяком случае, для нее. Триумф силы духа, характера и, пожалуй, любви. В обществе не считали, что Алексия подходящая партия для Хейдена. У нее не было ни влиятельной семьи, ни состояния. На редкость разумная, она так и не научилась скрытности и притворству, не говоря уже о флирте. И, тем не менее, хозяйка грандиозного бала в лондонской резиденции маркиза, одетая по последней моде, с темными волосами, являвшими собой шедевр парикмахерского искусства, выглядела превосходно. Нищая сиротка вышла замуж за мужчину, который любит ее так, как не любил никого прежде. Эллиот не сомневался, что их брак будет удачным. Он доверял Алексии. Любовь, судя по семейным хроникам, таила опасность для мужчин из рода Ротуэллов. Разумная, практичная Алексия наверняка знала, как держать опасность в узде. Эллиот подозревал, что она уже не раз обуздывала этого зверя. Он восторгался вместе с ней, оглядываясь по сторонам. Невысокая бледная женщина с белокурыми волосами, украшенными чересчур пышным плюмажем, болтая и смеясь, зорко следила за стоявшей рядом хорошенькой девушкой, явно привлекавшей внимание мужчин. – Безусловно, это твой триумф, Алексия, но, боюсь, лучший трофей в нынешнем охотничьем сезоне достанется моей тетушке. – Тетя Генриетта довольна первым сезоном Каролины. На днях им нанесли визит два титулованных джентльмена. Я не пригласила этих джентльменов на бал, и тетя сердится на меня за это. Эллиоту безразличны настроения его тетки. Зато его очень интересуют гости, приглашенные на бал. – Что-то мисс Блэр не видно, Алексия. Ни черного балахона, ни растрепанных волос. Неужели Хейден запретил тебе приглашать ее? – Вовсе нет. Федра отправилась за границу. Недели две назад. Он не хотел проявлять любопытство, однако… – За границу? Куда же? Фиалковые глаза Алексии весело блеснули. – Сначала в Неаполь, потом на юг. Я говорила ей, что ты считаешь неразумным путешествовать по Италии в разгар летней жары, но она заявила, что хочет изучить местные праздники и ритуалы. – Алексия доверительно склонила голову. – Видимо, на нее очень повлияла смерть отца. Их последняя встреча была весьма драматичной. Думаю, она предприняла это путешествие для поднятия духа. Эллиот понимал, что прощание с отцом на смертном одре может быть драматичным. Он знал это по собственному опыту. Сегодня вечером, однако, его больше интересовало местопребывание мисс Блэр и дела, которые она обсуждала со своим отцом, прежде чем он уйдет из жизни. – Ты, случайно, не знаешь, где она собиралась остановиться в Неаполе? Я мог бы навестить ее, когда поеду в Италию, если, конечно, она еще будет там. – Вообще-то она оставила адрес гостиницы, где собиралась поселиться. Ей этот отель рекомендовали друзья. Если она не вернется до твоего отъезда, я была бы признательна, если бы ты встретился с ней. Порой ее независимость граничит с безрассудством. Я очень беспокоюсь о ней. Эллиот сомневался, что Федра Блэр нуждается в чьей-либо опеке. Но в любом случае подобная забота со стороны Алексии тронула его. – О Боже! – пробормотала Алексия. Проследив за ее взглядом, Эллиот понял, чем вызван вздох, который последовал за этим. К ним направлялась Генриетта, над ее головой колыхались перья, глаза сверкали решимостью. – По-моему, она по твою душу, – прошептала Алексия. – Уходи, не то она прожужжит тебе все уши своими жалобами. Как это Истербрук позволил мне быть хозяйкой бала без ее согласия! Она считает себя хозяйкой дома лишь потому, что живет здесь. Эллиот последовал ее совету и скрылся из виду задолго до того, как тетушка добралась до них. Быстро миновав коридор, которым пользовались слуги, Эллиот взбежал вверх по задней лестнице и направился к покоям Кристиана. Войдя в гостиную, он обнаружил брата, небрежно раскинувшегося в кресле. Острый взгляд, которым встретил его Кристиан, свидетельствовал о том, что его мозг совсем не так расслаблен, как тело. – Я ничего не нашел, – сообщил Эллиот в ответ на безмолвный вопрос, светившийся в темных глазах брата. – Ни в его конторе, ни дома. Видимо, все хорошо запрятано. Кристиан с шумом выдохнул. Он был недоволен тем, что обстоятельства лишают его возможности заниматься тем, чем он обычно занимается. Эллиот не имел представления, что это за деятельность. Никто не знал, чем занят Кристиан. – Возможно, он все сжег, зная, что скоро умрет, – предположил Эллиот. – Меррис Лэнгтон убедительно продемонстрировал, что не намерен никого щадить, даже стоя на пороге смерти. Кристиан сунул пальцы за свой идеально повязанный галстук и оттянул его от шеи. В этот вечер он выглядел безупречно – сиятельный лорд до кончиков ногтей. Его одежда и белье каждой своей ниточкой заявляли о превосходном качестве. Правда, жест, которым он расслабил галстук, намекал на неудобство, причиняемое ему вечерним костюмом, а не по моде длинные волосы указывали на склонность к эксцентричности. Эллиот предположил, что брат жаждет избавиться от этих символов цивилизации и облачиться в восточный халат, который он надевал, находясь дома. Обычно он расхаживал по своим комнатам босиком, не удосужившись натянуть шелковые чулки и туфли. Сейчас, однако, единственным намеком на его обычное поведение в этих стенах был расстегнутый фрак и небрежная поза, в которой он раскинулся в кресле. – Ты проверил половицы, панели и тому подобное? – поинтересовался Кристиан. – Слишком рискованно. Я и так проторчал там дольше, чем предполагал, и чуть не столкнулся с констеблем, когда выходил из конторы. Славу Богу, там нет фонаря, но все же… В пересказе его похождения выглядели более опасными, чем это было на самом деле. Эллиот всегда полагал, что бывают ситуации, когда ничего не остается, кроме как нарушить закон, но никогда не думал, что проделает это с такой холодной невозмутимостью, оказавшись в подобной ситуации. – Никто не усомнится, что ты провел всю ночь на балу, если вдруг возникнут вопросы, – заверил его Кристиан. – Лэнгтон владел небольшим издательством, которое печатало радикальные материалы. Кроме того, как выяснилось, он не прибегал к шантажу. Жаль, что он преставился, прежде чем я успел откупиться от него. И теперь рукопись Ричарда Друри неведомо где, и его гнусная клевета на нашего отца может увидеть свет. – Я позабочусь о том, чтобы этого не случилось. – А не мог кто-нибудь опередить тебя и добраться до рукописи? Возможно, я не единственный, к кому Лэнгтон обратился со своим предложением. – Я не заметил, что кто-то рылся в его вещах. Даже поверенный. Ведь его только сегодня похоронили. Вряд ли бумаги были в его доме или конторе, когда он умер. – Это чертовски неудобно. – Неудобно, но едва ли непреодолимо. Я найду бумаги и уничтожу их, если понадобится. Кристиан прищурился: – Меня удивляет твоя уверенность. Может, ты знаешь, где эта чертова рукопись? – Есть одна идея. Если я прав, мы скоро покончим с этим делом. Но это может стоить тебе денег. – Я заплачу. Ричард Друри был членом парламента и, несмотря на его экстремистские взгляды, уважаемым ученым. Если его мемуары содержат обвинения, касающиеся нашего отца, многие поверят. «Поверят, потому что это согласуется с тем, что они уже знают и считают правдой». Эллиот не стал ничего говорить, но не сомневался в этом с того момента, как узнал, что Меррис Лэнгтон собирается опубликовать посмертные мемуары Ричарда Друри. Наверняка в книге будет немало откровений и сплетен, которые бросят тень на многих известных людей, здравствующих и покойных. Обвинения в адрес их отца, которые рукопись предположительно содержала, соответствовали тому, что общество думало о браке их родителей. Общество, однако, заблуждалось. Отец объяснил ему это на смертном одре. В такие мгновения человек не станет лгать. «Ты был ее любимчиком. Она хотела оставить тебя при себе, и я позволил это, поскольку ты был самым младшим. Утешительно было сознавать, что она не совсем забыла, что такое материнские чувства. Правда, это привело к тому, что я умираю, практически не зная своего младшего сына. Я не жду от тебя ни любви, ни скорби, но не намерен покидать этот мир, оставшись в твоих глазах чудовищем, каким она меня изображала». – И где, по-твоему, рукопись? Ты должен сообщать мне о каждом своем шаге, Эллиот. Если у тебя не получится, я улажу это сам. Было не совсем ясно, как Кристиан уладит это дело. И такая неопределенность побудила Эллиота взяться за него самому. Его брат мог зайти очень далеко, чтобы заставить замолчать голоса из прошлого. – Рукописи я не нашел, зато обнаружил в конторе Лэнгтона финансовые документы. Похоже, у издательства проблемы. Но гораздо интереснее тот факт, что совладельцем издательства был Ричард Друри. Вот почему Лэнгтон получил его мемуары. В глазах Кристиана вспыхнул интерес. – Надо будет побеседовать с поверенным Лэнгтона и выяснить, кому все это досталось. – Из документов следует, что долю Друри унаследовал его единственный ребенок. То есть остался вполне реальный партнер, который, возможно, с самого начала был в курсе этой истории с шантажом. – Его единственный ребенок? Черт! – Кристиан откинулся в кресле, закрыл глаза и испустил раздраженный вздох. – Федра Блэр. Проклятие! – Да. Кристиан снова чертыхнулся. – Как это похоже на мистера Друри, с его радикальными взглядами и беспорядочным образом жизни, оставить свою долю в бизнесе женщине, да еще незаконнорожденной. – Он ненадолго задумался. – Если у издательства проблемы, может, она захочет получить деньги. Может, она даже обрадуется, что не придется печатать мемуары отца. Они наверняка изобилуют личными подробностями, касающимися ее матери. – Возможно. Эллиот не разделял оптимизма брата. Вряд ли переговоры с мисс Блэр окажутся простыми. От нее можно ждать любых неприятностей. Эти мемуары с их тайнами будут хорошо продаваться, и не исключено, что она видит в них спасение для своего издательства. Или, хуже того, учитывая ее представления о социальной справедливости, она искренне верит, что они послужат разоблачению пороков высшего общества. – Кстати, ее собственная книга была опубликована Лэнгтоном, не так ли? Она должна быть где-то здесь, в библиотеке. Признаться, я так и не удосужился заглянуть в нее. Никогда не испытывал особого интереса к мифологии и фольклору, не говоря уже об исследованиях на эту тему, – заметил Кристиан. – Насколько я слышал, это исследование считается более чем солидным. – Эллиот не мог не отдать ей должного. – Она унаследовала интеллект своих родителей, а также их пренебрежение к правилам поведения и условностям. – В данных обстоятельствах ни одно из этих достоинств не сулит нам ничего хорошего. – Кристиан поднялся, одернул фрак и поправил галстук, собираясь вернуться в бальный зал. – Хорошо, что ты ничего не сказал Хейдену. Он очень предан своей жене, а мисс Блэр – подруга Алексии. Если тебе придется прибегнуть к решительным мерам, пусть лучше они останутся в неведении. – Мисс Блэр отплыла в Неаполь пару недель назад. Я справлюсь с ней раньше, чем им с Алексией представится возможность поболтать наедине. – Ты намерен последовать за ней? – Я все равно собирался побывать там этой осенью. Хочу изучить последние раскопки в Помпеях для моей следующей книги. Придется перенести поездку на более ранний срок. Они направились к лестнице. С каждым шагом музыка звучала все громче, и величественные помещения заполнял отдаленный гул голосов. Когда они спустились вниз, влившись в толпу, Эллиот обратил внимание на замкнутое выражение на лице брата. – Не переживай так, Кристиан. Я сделаю все, чтобы обвинения против отца не были опубликованы. – Я не сомневаюсь в твоих способностях и решимости. Не это занимает мои мысли. – А что? – Я думал о Федре Блэр. Интересно, существует ли на свете мужчина, способный, как ты изволил выразиться, справиться с ней? Эллиот шел в темноте, освещая себе путь небольшой лампой. Гости уже разъехались, слуги легли спать. Хейден и Алексия, надо полагать, наслаждаются на брачном ложе в своем доме на Хилл-стрит. Кристиан, возможно, еще бодрствует, но вряд ли покажется из своих покоев в ближайшие несколько дней. Слабый огонек лампы отражался в золоченых рамах картин, висевших в галерее. Сквозь высокие окна, расположенные на противоположной стене, струился лунный свет. Эллиот задержался перед двумя портретами. Художник воспользовался одним и тем же фоном для обеих фигур, и казалось, одна картина плавно перетекает в другую. Приятно было видеть родителей вот так, вместе, словно две половинки одного целого, пусть даже это кажущееся единство было фальшивым. Эллиот мог по пальцам пересчитать случаи, когда родители оказывались вместе в одной комнате. «Я не намерен покидать этот мир, оставшись в твоих глазах чудовищем, каким она меня изображала». В этом отец ошибался. За исключением единственного случая, когда мать не сдержала эмоций, она никогда не говорила об отчуждении, существовавшем между супругами, или его причинах. Она вообще редко разговаривала в те долгие часы, которые Эллиот провел с ней в библиотеке в Эйлсбери. Он привык бояться маркиза и без материнской помощи. И в то же время испытывал восторг, когда отец уделял ему внимание. Эллиот двинулся дальше, по направлению к библиотеке, размышляя о единственном разговоре, который состоялся у него с отцом. В тот день он узнал правду о человеческих страстях и гордости, о душевных муках и законах, недоступных детскому пониманию, которые правят миром. К концу разговора он перестал бояться маркиза. После всех этих откровений он впервые в жизни почувствовал себя сыном собственного отца. Опустив лампу, Эллиот прошелся вдоль угловой полки, вглядываясь в кожаные корешки. После смерти матери он перевез сюда книги, которые она читала во время своего изгнания в Эйлсбери. Он и сам не понимал, что побудило его перевезти ее книги в Лондон. Возможно, ему хотелось, чтобы ее частичка вернулась туда, где обитало все семейство. А может, это был порыв, охвативший его задолго до памятного разговора с отцом, мятежная попытка положить конец отчуждению, которому она подвергалась. Никто так и не заметил появления сотен томов. Здесь, внизу, царил полумрак, и пестрые переплеты, выпадавшие из общего стиля библиотеки, не бросались в глаза. Впрочем, некоторые из книг вообще не имели переплетов. Эллиот прошелся пальцем по брошюрам, воткнутым между более солидными томами. Это были памфлеты, принадлежавшие его матери. Эллиот вытащил стопку брошюр и разложил их на полу. Посветив лампой, он сразу увидел ту, которую искал. Это был довольно радикальный памфлет, направленный против института брака, написанный лет тридцать назад известным «синим чулком». В полном соответствии со своими убеждениями эта особа даже отказалась выйти замуж за своего постоянного любовника Ричарда Друри, когда обнаружила, что ждет ребенка. Эллиот взял памфлет и подошел к полке, где Истербрук хранил свои последние приобретения. Ему не понадобилось много времени, чтобы найти исследование по мифологии, еще хранившее запах новой кожи. Прихватив обе книги, Эллиот вернулся в свою комнату и принялся за чтение, чтобы подготовиться к встрече с Федрой Блэр.Глава 2
– Синьора, с какой стати я должна платить за эти комнаты, если вообще не желаю здесь жить? – поинтересовалась Федра на смеси латыни с немногими итальянскими словами, которые она успела выучить. Она надеялась, что интонация передает ее возмущение претензиями синьоры Сирилло, которое она не могла выразить словами. В ответ хозяйка гостиницы разразилась длинной тирадой, произнесенной не менее негодующим тоном. Ей нет дела до того, заявила она, что Федра остается в этих комнатах против собственной воли. И ей не нравится, когда напротив ее скромной, но респектабельной гостиницы торчит королевский стражник. Она ничего не требует, кроме законной платы с учетом компенсации за беспокойство, доставленное другим гостям присутствием стражника. Подавив соблазн предложить итальянке отослать счет королю, Федра отправилась в спальню за деньгами. Она совершила ошибку, задержавшись в этом городе, прежде чем отправиться к руинам. Если ее заключение затянется, у нее не останется денег на обратный путь в Англию, не говоря уже о том, чтобы продолжить расследование, которое привело ее сюда. Предполагалось, что путешествие будет коротким. Она не туристка, приехала сюда с определенной целью, бросив срочные дела. Когда синьора Сирилло, получив деньги за очередную неделю, отбыла, Федра вернулась к своему багажу. Порывшись в саквояже, она вытащила черную шаль и развязала узел на одном из концов, высвободив спрятанный внутри предмет. На колени ей упала крупная камея. Изысканно вырезанные фигурки, перламутрово-белые на темно-красном фоне, изображали мифологическую сцену в виде Бахуса и его свиты. Эта камея досталась ей в наследство от матери и была упомянута в приписке к завещанию, сделанной материнской рукой: «Чтобы обеспечить будущее моей дочери, я оставляю ей свою единственную драгоценность, агатовую камею, найденную в руинах Помпеи». За шесть лет, прошедших после смерти матери, Федра ни разу не задумалась об этой приписке. Она дорожила камеей как памятью о незаурядной и блестящей личности, какой была Артемис Блэр. Конечно, ценность камеи давала ей уверенность в финансовом благополучии, но она надеялась, что не придется продавать вещь, дорогую ее сердцу. Однако теперь фраза, выведенная изящным почерком, вызывала вопросы и требовала ответов. Водворив камею на прежнее место, Федра убрала шаль, вернулась в гостиную и распахнула ставни на высоком окне, обращенном на запад. Вдали расстилался залив, казавшийся необыкновенно синим, а еще дальше, в туманной дымке, виднелся остров. Пропитанный солью ветерок подхватил пряди ее волос. Вместе с ним в комнату проник голос стражника. Федра высунулась в окно, заинтригованная, с кем это он разговаривает. Она увидела темноволосую голову, возвышавшуюся над металлическим шлемом стражника. Модно подстриженные и романтически взлохмаченные волосы принадлежали высокому широкоплечему мужчине, облаченному в дорогой сюртук и сапоги, какие носила самая шикарная публика в Лондоне. Незнакомец явно был англичанином и, судя по одежде, джентльменом. Федра прислушалась к разговору. Присутствие соотечественника принесло ей странное утешение. Джентльмен интересовался, как выбраться из закоулков Испанского квартала. Она подумывала о том, чтобы окликнуть его и попросить о помощи. Вряд ли кто-нибудь из здешних англичан знает, что ее держат под домашним арестом. Впрочем, едва ли они станут беспокоиться, даже если узнают. Те, кто знал ее, не одобряли ее образа жизни и не нуждались в ее компании. Обычно она платила им тем же, но ее неспособность проникнуть в английское общество здесь, в Неаполе, создавала проблемы даже до ее неожиданного заключения. Стражник внизу выразил жестами почтительное сожаление, мол, рад бы помочь, но я на посту. Англичанин двинулся прочь. Он перешел на другую сторону улицы и остановился, слегка нахмурившись. Его темные глаза обшаривали фасад здания. Сердце Федры забилось, и не только потому, что он обладал внешностью, способной ускорить пульс любой женщины. Она узнала мужчину. Это был известный историк, лорд Эллиот Ротуэлл. Алексия говорила, что он собирается посетить Неаполь этой осенью, но, очевидно, он приехал раньше. Федра высунулась из окна и помахала рукой. Лорд Эллиот едва заметно кивнул в ответ. Она прижала палец к губам и указала на стражника. Затем жестами попросила его подойти к задней части здания. Лорд Эллиот двинулся прочь с видом человека, любующегося архитектурными красотами. Федра закрыла ставни и поспешила на другую сторону своего номера. Там она открыла окно, выходившее в небольшой садик позади гостиницы. Лорду Эллиоту потребовалось некоторое время, чтобы обойти вокруг здания. Наконец он появился у ворот, которые вели в переулок между соседними домами. Даже не будь он так красив, его непринужденная походка и гибкая фигура производили неизгладимое впечатление. Федра была так рада видеть кого-то знакомого, что не возражали против насмешливых искорок, вспыхнувших в его глазах при виде ее. Она уже наблюдала эту медленную улыбку на лице Эллиота, когда они познакомились на свадьбе Алексии. Это была реакция человека, который считал ее забавной, хотя и не одобрял ее убеждений, образа жизни, семьи, словом, всего связанного с ней. – Мисс Блэр, рад видеть вас в добром здравии, – произнес он, сопроводив приветствие очередной медленной улыбкой. – Я тоже очень рада видеть вас, лорд Эллиот. – Алексия сообщила мне, где вы остановились, и просила навестить вас и убедиться, что вы ни в чем не нуждаетесь. – Очень мило с ее стороны. Жаль, что я не могу принять вас надлежащим образом. – Насколько я понял, вы вообще не можете принять меня. Похоже, обмен любезностями закончился. – Полагаю, вы находите мой арест удивительным, даже шокирующим. – Меня трудно удивить, а тем более шокировать. Хотя, признаться, я довольно любопытен. Вы совсем недавно в Италии. Большинству людей понадобился бы по меньшей мере год, чтобы совершить достаточно преступлений, заслуживающих подобного наказания. Он что, развлекается? Учитывая ее обстоятельства, его упражнения в остроумии вряд ли уместны. – Не было никаких преступлений, просто небольшое недоразумение. – Небольшое? Мисс Блэр, у ваших дверей дежурит королевский стражник. – Я не уверена, что король имеет к этому отношение. Это дело рук одного из придворных. Отвратительного гнома, у которого слишком много власти и слишком мало ума. Лорд Эллиот скрестил на груди руки, что придало ему надменный и осуждающий вид. Федра терпеть не могла, когда мужчины принимали подобную позу. Эта поза олицетворяла собой все дурное, связанное с сильной половиной человечества. – Стражник упомянул дуэль. – Откуда я могла знать, что здешние мужчины готовы поубивать друг друга, если женщина всего лишь заговорит с одним из них? – Стражник сказал, что пролилась кровь. – Марсилио – молодой художник. Совсем мальчик. Упрямый, но очень милый. Я и представить себе не могла, что он отнесется к нашей дружбе настолько серьезно, что бросил вызов Пьетро только потому, что я прогулялась с ним к заливу. – К сожалению, Марсилио, этот упрямый и милый мальчик, оказался родственником короля. Он чуть не погиб на дуэли. К счастью, если верить стражнику, он выживет. – О, слава Богу! Хотя они здесь склонны к преувеличениям. Рана не была тяжелой, хотя в таком климате любое ранение может привести к серьезным последствиям. Я была чрезвычайно огорчена случившимся. Я так и сказала. Выразила свои сожаления и очень внятно извинилась по-английски и на латыни, но этот мерзкий тупой гном не стал меня слушать. Он даже обвинил меня в проституции, что переходит всякие границы. Я объяснила, что никогда не брала ни фартинга ни у одного мужчины. – Вы отстаивали свою честь и добродетель или заявили этому мерзкому тупому гному, что женщины должны отдаваться мужчинам бесплатно? Федре не понравился многозначительный взгляд, которым он сопроводил эту нахальную реплику. Не окажись она в столь нелепом положении, поставила бы его на место. Может, она и чужда условностям, но это не дает ему права на грубость. Однако сейчас требуется дипломатия. – Я объяснила ему, что верю в свободную любовь, что совсем не означает продажную любовь, лорд Эллиот. Я пыталась просветить его. И буду рада просветить вас, если нам суждено встретиться в более благоприятной обстановке. – Какое соблазнительное предложение, мисс Блэр! Однако, как я вижу, все эти философские тонкости оказались выше понимания вашего тюремщика. Лучше бы вы объявили себя куртизанкой. Здесь знают, что это такое. А вот радикальная концепция свободной любви – это… Его небрежный жест сказал все, что он думает по этому поводу. А чего она ожидала? Она живет не по правилам, и даже ее внешний вид встречает непонимание. Федра в очередной раз подавила свою естественную реакцию. Если она станет возражать, то лишь оттолкнет его, а ей нужно, чтобы он остался. Даже слышать родной язык было утешением. – Как вы думаете, меня скоро отпустят? Опять этот небрежный жест, только на этот раз он выразил неопределенность. – Здесь нет конституции. Или хотя бы понятия прецедента, как в Англии. Никаких законов, обязательных для всех. Одним словом, старая добрая монархия. Вас могут отпустить завтра и выслать в Англию, предать суду или запереть на годы в этой гостинице в угоду его королевскому величеству. – На годы! Какое варварство! – Думаю, до этого не дойдет. Однако могут пройти месяцы, прежде чем этот мерзкий тупица потеряет к вам интерес. – Эллиот взглянул на фасад здания, затем на ворота в сад. – Мисс Блэр, если я буду и дальше маячить под вашими окнами, то могу оказаться в гостях у королевской стражи вместе с вами. Я договорюсь, чтобы вам доставили провизию, и оставлю деньги за номер, который вы наверняка оплачиваете. Кроме того, я попрошу британского посланника поручить кому-нибудь навещать вас время от времени. Боже, он уходит! Она состарится в этих комнатах, если не умрет раньше от голода, когда закончатся деньги. Федра не относилась к числу женщин, привыкших полагаться на мужскую поддержку. Да и лорд Эллиот со своей стороны не выказал особого желания встать на ее защиту. Однако ситуация, в которой она оказалась, помогла ей преодолеть естественное нежелание просить у него помощи. – Лорд Эллиот, – окликнула она его, когда он сделал шаг и направлении ворот. – Лорд Эллиот, вряд ли английских дипломатов заинтересует столь незначительная особа, как я. Я не прошу вас ходатайствовать за меня перед ними. Но уверена, что ваши родственные связи и известность как историка произведут впечатление на того мерзкого типа. Если вы замолвите за меня словечко, это может помочь. Его лицо приняло сочувственное, но отнюдь не ободряющее выражение. – Я младший сын. Мое общественное положение здесь ничего не значит, а известность ограничена узким кругом лиц. Не вижу причин, чтобы здешний суд отнесся благосклонно к моей персоне. – Но вас хотя бы выслушают. К тому же вы знаете местным диалект. Я видела, как вы разговаривали со стражником. – Едва ли я владею им настолько, чтобы убедить суд в вашей невиновности. – Я буду признательна за любую попытку. Куда делся его рыцарский дух? Конечно, она не верит в подобные сантименты, но он то должен верить. В конце концов, она классическая девица, попавшая в беду. Если он считает себя джентльменом, то просто обязан броситься ей на помощь, а не стоять здесь с таким видом, словно сожалеет, что заметил ее в окне. Он задумался. Федра ждала. – Здесь вам не Англия, мисс Блэр. Если я добьюсь успеха, не уверен, что вам понравятся условия, на которых вас согласятся освободить. – Я готова на любые условия, хотя надеюсь, что вам удастся убедить их не отсылать меня сразу же в Англию. Я проделала длинный путь, и мне просто необходимо посетить раскопки в Помпеях, прежде чем я уеду. Это моя мечта. Лорд Эллиот снова впал в задумчивость, затем тяжело вздохнул, и этот вздох свидетельствовал о том, что принятое им решение противоречит здравому смыслу. – Я обещал Алексии позаботиться о вашем благополучии. Постараюсь сделать все, что в моих силах. Хотя найти судью, который приговорил вас к заключению, будет непросто. Вы хоть знаете его имя? Если я начну расспрашивать о мерзком тупом гноме, вряд ли моя миссия станет легче, если это описание дойдет до адресата. И потом, вполне возможно, оно подходит многим судейским. Было очевидно, что он сдался из чувства долга, а не от искреннего желания помочь. – Его зовут Джентил Сансони. Почему вы так смотрите? Вы его знаете? – Да, я его знаю. Все ваши доводы в свою защиту пропали втуне. Сансони не знает ни английского, ни даже латыни. Он чистокровный неаполитанец, и это плохая новость. И угораздило же Федру Блэр привлечь внимание Сансони, капитана секретной полиции короля! Впрочем, разгуливая по городу с непокрытой головой, с распущенными волосами, казавшимися еще более рыжими в лучах солнца, она, надо полагать, привлекла внимание всего Неаполя. Впервые Эллиот услышал о гонителе мисс Блэр три года назад, во время своего последнего приезда в Неаполь. Сансони вынесло наверх кровавой волной в 1820 году, когда республиканское правительство, ненадолго возглавившее страну, было коварно свергнуто, а монархия восстановлена. Сансони был известен своей способностью организовывать внезапные исчезновения карбонариев, но ему нравилось демонстрировать свое влияние и другими, менее политизированными способами. Он был не из тех, на кого произвел бы впечатление английский аристократ, и Эллиот сомневался, что он посмотрит сквозь пальцы на попытку обойти его вердикт, обратившись в вышестоящие инстанции. Поскольку Эллиот не мог иметь никаких дел с мисс Блэр, пока она находится под домашним арестом, он сразу же решил, что попытается добиться ее освобождения. Его притворные колебания должны были убедить Федру, что она у него в долгу. К тому же он поддался искушению заставить эту ярую сторонницу женской независимости умолять мужчину о помощи. Мисс Блэр бросала вызов мужским инстинктам уже одним своим существованием, и Эллиот не явился исключением. На следующий день Эллиот взялся за дело. Даже если Сансони наплевать на английского аристократа, есть шанс, что он прислушается к английскому морскому офицеру. При дворе Неаполя еще чтили память Нельсона, и Эллиот подозревал, что Сансони считает английского адмирала своим духовным братом. Ведь тот помог подавить другую, более раннюю попытку создать республиканское правительство. В неапольском порту всегда стояли на якоре английские корабли, и Эллиот навестил знакомого капитана. Спустя два дня после встречи с мисс Блэр он шагал вместе с капитаном Огастусом Корнеллом, облаченным в парадную форму, по бесконечным коридорам дворца, направляясь к логову Сансони. Как и полагалось чиновнику, чья деятельность протекла в тени, Сансони обосновался в задней части здания и так глубоко внизу, что великолепный мрамор сменился известковыми плитами. Несмотря на непрезентабельное расположение, Сансони обставил свой кабинет достаточно роскошно, чтобы выглядеть важной персоной. Хотя размеры помещения соответствовали его амбициям, низкие потолки и отсутствие окон придавали ему сходство с пещерой. – Я сам поговорю с ним, – предупредил Корнелл. Его бледное лицо хранило официальное выражение, характерное для военных его ранга. – Надо быть начеку, когда имеешь дело с такими типами. – Вы знаете язык? Неаполитанский диалект существенно отличался от языка, на котором говорили в Риме или Флоренции. Хотя он был производным от латыни, Эллиот испытывал затруднения, общаясь с местными жителями. – Будем надеяться, что достаточно, – пожал плечами капитан. – Оставайтесь здесь. Я возьму на себя роль посредника в прямом и переносном смысле. Эллиот остался у дверей, как и было велено. Корнелл пересек комнату и остановился перед массивным письменным столом, за которым сидел смуглый мужчина маленького роста. На его лице застыло подозрительное выражение. Черные брови хмурились, нависая над ястребиными глазами с миндалевидным разрезом, распространенным в этом городе. Подали вино. Корнелл выпил с Сансони и спустя некоторое время вернулся к Эллиоту. – Возникло осложнение, – тихо произнес он. – Приятель мисс Блэр – Марсилио, тот, что пострадал на дуэли, не только приходится дальним родственником королю, но и пользуется особым расположением королевского семейства за свои художественные таланты. Кроме того, Сансони надеется женить этого юношу на одной из своих родственниц, чтобы упрочить собственное положение. Что маловероятно, учитывая низкое происхождение Сансони, однако это не мешает ему считать благополучие этого молодого человека своим личным делом. Капитан еще больше понизил голос: – Думаю, король не в курсе дуэли. Я упомянул титул вашего брата и подозреваю, что он выслушал меня только потому, что опасается, как бы английский маркиз не нашел способ довести это дело до сведения короля. Вполне возможно, но, пока он это сделает, пройдут месяцы. – Не могли бы вы устроить освобождение мисс Блэр? – Едва ли. Дело не только в дуэли. Король владеет художественной коллекцией, и женщинам запрещено посещать одну из комнат, где эта коллекция размещается. Там представлены древние изображения эротического характера. Мисс Блэр уговорила юного Марсилио впустить ее туда. Так что в числе ее преступлений также незаконное проникновение и пристрастие к безнравственным произведениям искусства. Сансони говорит, что она обычная проститутка. Хотя Неаполь известен тем, что разрешает подобным женщинам заниматься своим ремеслом, ее появление в местах, где бывает аристократия… – Она не проститутка, можете мне поверить. Хотя довольно странная особа. Эксцентричная, свободомыслящая, но по-своему честная. Наверняка Сансони встречал таких людей. Объясните ему это. – Работа этого парня – искоренять свободомыслие, что он с радостью делает. Впрочем, я попытаюсь. Корнелл снова пересек комнату. На этот раз разговор оказался короче. Сансони посмотрел на Эллиота. – Он слишком быстро говорит, – сказал капитан, вернувшись, – я не все понял. Он хочет знать, на каком основании вы и ваша семья вмешиваетесь в это дело. Может, вы ее родственник, или что-нибудь в этом роде? Элиот не имел никакого отношения к мисс Блэр, но не собирался этого признавать. – Скажите ему, что она друг семьи. Истербрук относится к ней, как к сестре. Это была беспардонная ложь, но Эллиот боялся разоблачения. Кристиан на его месте поступил бы так же. – Скажите, что мы стараемся контролировать ее поступки, но она ускользнула из-под нашей опеки, неожиданно предприняв путешествие в Неаполь. Я приехал сюда, чтобы позаботиться о ней, и даю слово, что она больше не доставит хлопот. Если он намекнет, что требуется взятка, чтобы забрать ее отсюда, я охотно заплачу. Нa этот раз беседа капитана с Сансони носила более оживленный характер. Сансони сопровождал свои слова выразительными жестами. Когда Корнелл вернулся, он выглядел несколько озабоченным. – Произошло недоразумение, которое будет трудно уладить. Виной тому мое недостаточное знание языка, – сказал он. – Какое недоразумение? Он выглядит более спокойным и сговорчивым. Лицо Корнелла вспыхнуло. – Похоже, он решил, что вы жених мисс Блэр и что она явилась сюда, чтобы избежать брака, устроенного вашей семьей из-за ее огромного приданого. Он полагает, что вы последовали за ней, чтобы вернуть ее назад. – Ничего себе недоразумение! Как вам это удалось? – Не представляю. Слова вроде правильные – «семья», «сестра», «деньги», «побег», – а смысл получился совсем другой. Корнелл вздохнул и направился к столу, чтобы исправить свою ошибку. Эллиот поймал его за локоть. – А он готов отпустить ее, если мы не станем его разубеждать? – Да, но… – Вы уверены? – Да, однако я хотел бы внести ясность… – Не стоит. – Но это бесчестно. – Вы никого не обманывали. А если он чего-то не понял, это его проблемы. – Эллиот положил руку на плечо капитана. – Будем считать, что нам повезло. Вряд ли его принимают в здешнем английском сообществе. Он никогда не узнает правды. Корнелл не стал спорить. – Что ж, так и быть. Пойдемте со мной. Он хочет, чтобы вы дали слово, что будете присматривать за мисс Блэр, пока она находится в королевстве. Она должна быть под вашим постоянным надзором, и вы будете лично отвечать за любое беспокойство, связанное с ней. Вы готовы в этом поклясться? Элиот кивнул. Вместе с капитаном Корнеллом он проследовал в глубь помещения и принял из рук мерзкого гнома Сансони опеку над мисс Блэр.Глава 3
Федра поднялась из-за письменного стола в ответ на голос синьоры Сирилло, окликнувшей ее из-за двери. Если эта особа опять явилась за деньгами… Когда она открыла дверь, ее ждал приятный сюрприз. Хозяйка гостиницы была не одна. Рядом с ней стоял лорд Эллиот. Федра едва сдержала радостный возглас. Если он здесь, это может означать лишь одно. – Прошу вас, лорд Эллиот. Спасибо, синьора. Хозяйка недовольно вскинула брови, явно не желая уходить. Но Федра была непреклонна. – Надеюсь, вы принесли хорошие новости, лорд Эллиот, – произнесла она, когда они остались одни. – Ваш домашний арест закончился, мисс Блэр. Благодаря капитану Корнеллу с английского судна. Он похлопотал за вас перед Сансони. – Благослови Господи королевский флот! Федра подбежала к окну и распахнула ставни. Стражник, дежуривший внизу, исчез. – Надо будет прогуляться по берегу залива сегодня же вечером. Не могу поверить… Она бросилась к Эллиоту и обняла его. – Я вам так благодарна! Эллиот снисходительно улыбнулся. Он понимал ее чувства и готов был простить эту вспышку эмоций. А если его взгляд чуточку потеплел от ее порывистого объятия, то, в конце концов, он мужчина. В идеально скроенном коричневом сюртуке и сапогах он выглядел великолепно. Улыбка смягчила суровые черты, характерные для Ротуэллов. Федра слышала, что в отличие от старших братьев лорд Эллиот часто улыбается, и теперь убедилась в этом. Он огляделся и остановил взгляд на письменном столе. – Я вижу, мое появление отвлекло вас от письма. – Ваше появление пришлось как нельзя кстати. Я как раз писала Алексии, повествуя о своих бедах, в надежде, что мне удастся выбросить письмо из окна, когда вы придете в следующий раз. – Почему бы вам не закончить письмо? Я передам его Корнеллу. Через два дня он отплывает в Портсмут и мог бы оттуда отправить ваше письмо в Лондон. – Прекрасная идея. Надеюсь, вы не сочтете меня невежливой, если я добавлю пару строчек? – Ни в коем случае, мисс Блэр. Ни в коем случае. Федра села за стол и быстро набросала несколько строк, сообщив Алексии, что все разрешилось благополучно благодаря ее новоприобретенному шурину, лорду Эллиоту. Свернув листок, она запечатала его, надписала адрес и протянула Эллиоту. Он взял письмо и сунул его во внутренний карман. – Я заметил, вы сами открыли дверь, мисс Блэр. Где ваша горничная? – У меня нет горничной. Вообще никаких слуг. Даже в Лондоне. – Из-за ваших политических убеждений? – Из-за практических соображений. Дядя оставил мне приличный доход, но я предпочитаю тратить деньги на другие цели. – Разумно. Однако отсутствие прислуги доставляет определенные неудобства. – Мне не нужна прислуга. – Она крутанулась вокруг себя, взметнув складки черного газа и длинные распущенные волосы. – Такое платье не требует услуг горничной, а мои волосы нуждаются только в расческе. – Я не имел в виду ваш туалет. Дело в том, что, принимая посетителей в отсутствие горничной… Он опасается за ее репутацию. Как мило! – Лорд Эллиот, вы не можете скомпрометировать меня, поскольку я выше этих нелепых условностей. К тому же это деловая встреча, не так ли? В таких ситуациях уединение не только допустимо, но даже необходимо, – заявила Федра, хотя и сомневалась, что он согласится с ее доводами. Но к ее удивлению, он тут же согласился: – Вы правы. В таком случае продолжим. Вы не присядете? Это может занять некоторое время. Его лицо приняло серьезное выражение. Даже жесткое. Он указал в сторону дивана, вложив в этот жест больше властности, чем предполагал его вежливый тон. В Федре тут же взыграл дух противоречия. Тем не менее, она села, но лишь потому, что он только что добыл для нее свободу. Лорд Эллиот опустился в кресло напротив и окинул ее пристальным взглядом. Должно быть, он никогда раньше внимательно не смотрел на нее и теперь пытался понять, что скрывается за ее необычным обликом. Федра не могла отделаться от ощущения, что в определенном смысле она тоже видит его впервые. В его глазах больше не было веселых искорок, только долгий изучающий взгляд. Этот взгляд смущал ее, вызывая где-то глубоко внутри чисто женский отклик. Это была одна из самых неприятных особенностей красивых мужчин. Федра чувствовала себя очень неуверенно, если кто-либо из мужчин обращал на нее внимание. Эллиот был очень красив и отличался редкоймужественностью, что делало его еще более опасным. Казалось, он сознательно пытается вывести ее из равновесия. Не из плотских побуждений, в этом Федра была уверена. Однако она не могла не ощущать, что ее влечет к нему, и кровь быстрее побежала по ее жилам. Федра насторожилась. Защита, обладание, завоевание – все это разные лики одного и того же примитивного начала. Мужчина не может следовать одному из этих инстинктов, не пробуждая в себе других, и неизвестно, какая часть мужской натуры возобладала в нем сейчас. Она должна быть начеку, чтобы не стать легкой добычей. – Алексия действительно просила меня зайти к вам, мисс Блэр. Это правда. Однако у меня были и свои причины навестить вас, и я хотел бы о них поговорить. – Не представляю, что за причины. Ведь мы виделись всего раз, на свадьбе Алексии, и практически не разговаривали. – А мне кажется, представляете. – Федра раздраженно нахмурилась: – Уверяю вас, нет. Теперь уже Эллиот не скрывал раздражения. – Мисс Блэр, мне стало известно, что вы являетесь совладелицей издательского дома Мерриса Лэнгтона. После того как унаследовали долю вашего отца. – Интересно, откуда? Учитывая всеобщее убеждение, что женщина не способна преуспеть в делах, я предпочитаю не афишировать этот факт, чтобы не навредить бизнесу. – Вы намерены включиться в работу? – Я буду работать с авторами, а практическими вопросами, как и прежде, будет заниматься мистер Лэнгтон. Но откуда вы узнали? Если мой поверенный проявил несдержанность… – Ваш поверенный не виноват. Эллиот отвел взгляд и задумался. За его сосредоточенным видом угадывался блестящий ум, сделавший его известным историком в возрасте двадцати трех лет. – Мисс Блэр, мне очень жаль, но у меня плохие новости. Меррис Лэнгтон скончался после вашего отъезда из Лондона. Его похоронили за несколько дней до того, как я отплыл в Италию. Хотя Федра опасалась, что мистер Лэнгтон не поправится, известие о его кончине явилось для нее настоящим ударом. – Это действительно плохие новости, лорд Эллиот. Спасибо, что сообщили мне. Не скажу, что я его хорошо знала, но смерть всегда трагедия. Я надеялась, что он поможет мне с издательским домом, но, видимо, придется рассчитывать на себя. – Значит, теперь все принадлежит вам? – Мой отец основал издательство и финансировал его на протяжении многих лет. Он мог завещать свою долю, а вот доля мистера Лэнгтона в случае его смерти переходила к отцу. Так что, полагаю, теперь все принадлежит мне. Его лицо снова приняло жесткое выражение. – Перед болезнью, – холодно произнес Эллиот, – Лэнгтон обратился к моему брату. Речь шла о мемуарах вашего отца. Он предложил исключить из рукописи несколько абзацев, касавшихся моей семьи, в обмен на значительную сумму. – Неужели? Какой ужас! Я потрясена подобным предательством принципов моего отца и приношу вам искренние извинения за своего партнера. Федра вскочила с дивана и в волнении принялась мерить шагами комнату. Эллиот тоже учтиво поднялся, но она даже не взглянула на него, пытаясь оценить последствия глупой выходки Лэнгтона. Возможно, это как раз то, чего не хватало, чтобы привести ее шаткий бизнес к краху. Финансовое положение издательства оставляло желать лучшего, и, как один из совладельцев, Федра несла ответственность за неуплаченные долги. Она рассчитывала, что мемуары отца помогут им поправить дело. Но если мистер Лэнгтон пожертвовал целостностью публикации, читатели могут не принять книгу. – Во всем виновата Харриет Уилсон, – с отвращением в голосе заявила Федра. – Это она создала постыдный прецедент, предлагая своим любовникам платить, чтобы их имена не попали в ее воспоминания. Кстати, я написала ей, что нельзя брать деньги за то, чтобы вычеркнуть кого-то из мемуаров. Это всего лишь приукрашенная форма шантажа. Разумеется, она думала только о своем кошельке. Что ж, это закономерный итог того образа жизни, который она выбрала, и глупой экстравагантности, которой предавалась. – Ее шаги замедлились. – Вне всякого сомнения, мистер Лэнгтон обращался и к другим с подобными предложениями. Не могу поверить, что он мог настолько пренебречь этическими нормами нашего издательства. – Мисс Блэр, прошу вас, избавьте меня от этого наигранного негодования. Моя семья была готова заплатить Лэнгтону. Я искал вас, чтобы сообщить, что мы охотно заплатим вам вместо него. Наигранное негодование? Федра остановилась и повернулась к нему лицом. – Лорд Эллиот, боюсь, я чего-то не поняла. Вы хотите, чтобы я за деньги изменила мемуары отца в соответствии с вашими пожеланиями? – Очень надеюсь на это. Она подошла к нему достаточно близко, чтобы заглянуть в глаза. – Боже! Вы, кажется, думаете, что я знала о проделках мистера Лэнгтона? Что была его сообщницей? Эллиот молчал, не скрывая своего скептицизма. Оскорбленная его недоверием, Федра в ярости отвернулась. – Лорд Эллиот, мемуары моего отца будут опубликованы, как только я вернусь в Англию. Полностью. Таково было его желание, высказанное на смертном одре. Я не вправе решать, что печатать, а что нет. Искренне благодарна вам за помощь, но будет лучше, если мы закончим этот разговор. Будь у меня горничная, я бы попросила ее проводить вас. Но поскольку ее нет, вам придется найти выход самому. Чтобы придать своим словам большую убедительность, Федра направилась в спальню и захлопнула дверь. Однако не успела она прийти в себя, как дверь снова распахнулась. Лорд Эллиот невозмутимо проследовал внутрь и закрыл за собой дверь. – Я не собираюсь уходить, мисс Блэр. Наш разговор требует продолжения. – Как вы смеете?! Это моя спальня, сэр. Он скрестил на груди руки, приняв типично мужскую позу, которую она терпеть не могла. – Это могло бы остановить меня, но, полагаю, вы выше глупых правил, которые, в частности, запрещают вторгаться в дамские спальни. Не так ли? Это правило не казалось Федре таким уж глупым. И для него имелись веские причины. В конце концов, это самое интимное место для женщины, можно сказать, убежище. Даже воздух в комнате, казалось, стал плотнее, пока Эллиот рассматривал гардероб, где хранилась ее одежда, и туалетный столик, где она держала личные вещи. Его взгляд медленно скользнул по кровати и вернулся к ней. Его мысли не были тайной для нее. Федра заметила, что жесткое выражение, с которым он вошел в комнату, слегка смягчилось. Мужчина не может стоять у кровати с женщиной и не фантазировать на эту тему. Это проклятие, заложенное в нем природой. К раздражению Федры, ее тоже посетили фантазии. Оскорбление, которое он ей только что нанес, должно было служить превосходной защитой от интимной атмосферы этой комнаты. Но затянувшееся молчание действовало на нее возбуждающе. В ее голове мелькнул образ лорда Эллиота, склонившегося к ее губам. Она увидела его обнаженные плечи, почувствовала тяжесть его тела, объятия сильных рук. Федра поспешно прогнала этот образ, но в его глазах блеснуло понимание. Лорд Эллиот угадал, что у нее на уме, так же ясно, как и она угадала его мысли. Он опустил сложенные на груди руки, будто собирался протянуть их к ней. Федра напряглась. Неужели он намерен и дальше оскорблять ее? У нее возникали недоразумения с мужчинами, которые в силу своего невежества позволяли себе лишнее, но лорд Эллиот не настолько глуп. Если он попытается воспользоваться чувственной искрой, проскочившей между ними, это будет осознанный и вызывающий поступок. Эллиот отвел от нее взгляд, несколько разрядив атмосферу. Гордость Федры не пострадала, но ее примитивная сущность ощутила что-то похожее на разочарование. – Рукопись здесь? – спросил он. – Вы привезли ее с собой? – Конечно, нет. С какой стати? Он бросил взгляд на гардероб. – Вы можете поклясться? Иначе я вынужден буду обыскать помещение. – Клянусь, но только посмейте устроить у меня обыск! Вы не имеете права здесь находиться. – Вообще-то имею, но это мы позже обсудим. И как прикажете это понимать? – Я оставила рукопись в Лондоне, в очень надежном месте. Это мемуары моего отца. Я не стала бы ими рисковать. – Вы их читали? – Конечно. – В таком случае вам известно, что он написал о нашей семье. Расскажите мне об этом как можно подробнее. Он не просил, он требовал. – Лорд Эллиот, ни ваша фамилия, ни титул не упоминаются в рукописи моего отца. Это заявление застало Эллиота врасплох. Суровая маска дала трещину, явив любезного джентльмена, который вошел в ее номер некоторое время назад. Но ненадолго. Он снова погрузился в мрачную задумчивость, размышляя над ее словами. – Мисс Блэр, обратившись к моему брату, Меррис Лэнгтон говорил о конкретных обвинениях, выдвинутых против моего отца. Есть ли в рукописи что-нибудь, что, по вашему мнению, может быть истолковано как имеющее отношение к моим родителям? – Кажется, там есть отрывок, который можно интерпретировать подобным образом. – Перескажите его, пожалуйста. – Я предпочла бы этого не делать. – Я настаиваю. Его тон и поза свидетельствовали о том, что он не потерпит возражений. Федра не могла припомнить случая, чтобы ей так бесцеремонно что-то приказывали. Пожалуй, даже лучше, что его семья будет предупреждена заранее. Отрывок, о котором идет речь, один из тех, которые привлекли ее внимание. – Мой отец описывает обед, состоявшийся за несколько лет до смерти моей матери. Они принимали молодого дипломата, только что вернувшегося из колоний. Отец хотел узнать правду о тамошней ситуации. Молодой человек выпил лишнего и помрачнел. Опьянев, он поведал кое-что о событии, имевшем место в британском полку, расквартированном в тех местах. Упоминание о колониях явно заинтересовало Эллиота. Он напрягся, и Федра внутренне поморщилась. Она полагала, что эти слухи не соответствуют истине, но… – Продолжайте, мисс Блэр. – Он сказал, что во время его пребывания там умер британский офицер. Согласно официальным данным, он скончался от лихорадки, но на самом деле его застрелили. Его нашли мертвым после дежурства. Подозрение пало на другого офицера, в чьем обществе он находился, однако доказательств не нашли. Чтобы не порочить этого офицера, в донесениях начальству была указана ложная причина смерти. Лорд Эллиот уже овладел собой. Его лицо казалось вытесанным из камня, но его молчание, проникнутое сдержанным гневом, становилось угрожающим. – Мисс Блэр, – процедил он, – если вы связываете этот отрывок с моей семьей, вам, должно быть, известны оскорбительные слухи, распускаемые о моем отце, будто он позаботился о том, чтобы отправить любовника моей матери в колонии. Где тот умер от лихорадки. Федра судорожно сглотнула. – До меня доходили подобные слухи. – Если они доходили до вас, то и до других тоже. Ни Лэнгтону, ни вам не составило труда восполнить пробелы и сделать выводы. Если вы опубликуете этот отрывок, все будут считать, что мой отец заплатил за убийство любовника своей жены. Отсутствие имен в мемуарах не спасет репутацию моего отца, ведь он мертв и не сможет защитить себя из могилы. – Я не уверена… – Проклятие, все будет именно так, и вы это прекрасно знаете. Я требую, чтобы вы убрали этот отрывок из мемуаров. – Лорд Эллиот, я понимаю ваши чувства. Правда. Но я обещала отцу опубликовать его мемуары, и намерена исполнить свой долг. Я много думала об этом. Если я вычеркну из рукописи все, что может показаться опасным или нелестным той или иной персоне, мало что останется. Он подошел к ней вплотную и вперил в нее жесткий взгляд. – Вы не опубликуете эту ложь. Его решимость была почти осязаемой. Лорд Эллиот не нуждался в грозных гримасах или словесных угрозах, чтобы продемонстрировать свою силу. Она просто присутствовала в воздухе, обволакивая ее, возбуждая, выпуская на волю темные инстинкты. – Если это ложь, я вычеркну тот отрывок, – сказала Федра. – Если вы представите доказательства, что офицер, о котором идет речь, умер от лихорадки, или же человек, рассказавший эту историю моим родителям, откажется от своих слов, я это сделаю. Но для Алексии, а не для маркиза Истербрука. На его губах появилась улыбка. – Для Алексии? Как удобно для вас! Так и поражение можно выдать за уступку. Похоже, он видит ее насквозь. Ну и пусть! Его взгляд подобрел. Он стоял очень близко, и теперь, когда его гнев утих, эта близость казалась неуместной. В комнате снова повисло чувственное напряжение. Однако Эллиот не двинулся с места, несмотря на ее красноречиво приподнятые брови. Вместо этого он взял прядь ее волос и неторопливо обмотал вокруг своих пальцев. – Ваш отец, случайно, не упомянул имена тех мужчин? Молодого дипломата, приглашенного на обед, и офицера, попавшего под подозрение? Он не касался ее, но в том, что он делал с ее волосами, было нечто, чего ей не следовало допускать. Сам факт, что они находились в ее спальне, даже их стычка противоречили общепринятым правилам приличия. Легкое покалывание в затылке, порожденное его дразнящими прикосновениями, было восхитительным и наводило на мысли о других физических наслаждениях. Федра не сомневалась, что он готов пойти гораздо дальше, если сочтет, что это поможет ему добиться желаемого. В чем она сомневалась, так это в том, что сможет дать ему отпор, если понадобится. – Молодого дипломата звали Джонатан Мерриуэдер. В его глазах мелькнуло недоверие. – Он здесь, в Неаполе. Служит помощником британского посланника. – Это тоже удобно для вас. Движением кисти он намотал ее волосы плотнее, преврати игру в нечто более осязаемое. – Вы приехали сюда, чтобы встретиться с ним? Хотите пополнить мемуары аннотациями, указав имена и факты, которые опустил ваш отец? Книга будет лучше продаваться, а вашему издательству, осмелюсь предположить, не помешают лишние деньги. Федра решительно отняла у него прядь своих волос. Возмущение помогло ей проигнорировать тепло его рук и то, как сверкнули его глаза в ответ на ее прикосновение. – Полагаю, воспоминания моего отца будут популярны и без аннотаций, но спасибо за предложение. Однако приехала я сюда совсем с другой целью. Это была бессовестная ложь, но Федра не испытывала угрызений совести, вводя его в заблуждение. В любом случае ее желание заполнить пробелы в мемуарах отца не имеет никакого отношения к его семейству. – Лорд Эллиот, я приехала в Италию, чтобы посетить раскопки и руины на юге страны. Мне необходимо собрать вещи, чтобы как можно скорее покинуть этот город и продолжить свое путешествие. Поэтому я вынуждена снова попросить вас уйти. – Ничего не случится, если вы задержитесь здесь еще на несколько дней. Пока я не могу позволить вам уехать. Федра рассмеялась. Самонадеянность этого типа становится смешной. – Меня не интересует, что вы можете мне позволить. – Напрасно. Я предупреждал вас, что ваше освобождение может быть связано с определенными условиями, и вы обещали их выполнять. – Вы ничего не сказали об условиях, когда пришли. – Меня отвлекло ваше теплое объятие. Она подозрительно уставилась на него: – И что это за условия? Эллиот прошелся взглядом по ее распущенным волосам, осмотрев тем самым большую часть ее тела. В его глазах угадывался собственнический интерес, словно он получил подарок и теперь хотел оценить его. – Сансони отпустил вас под мою опеку. Я взял на себя полную ответственность за вас и пообещал следить за вашим поведением. Вспышка гнева обожгла Федру. Неудивительно, что он ведет себя так нагло и раздает приказы. – Это невыносимо. Ни один мужчина никогда не указывал мне, что делать. Моя мать перевернулась бы в гробу, узнай она об этом. Я отказываюсь принимать ваши условия. – Предпочитаете иметь дело с Сансони? Это можно устроить. Угроза лишила ее дара речи. Лорд Эллиот направился к двери, не скрывая, что его забавляет стоящая перед ней дилемма. – Мы отправимся в Помпеи вместе, мисс Блэр, после того как я поговорю с Мерриуэдером. А до тех пор вы не должны покидать эти комнаты без моего сопровождения. И кстати, чтобы я не видел никаких Марсилио или Пьетро, наносящих вам визиты. Будь я проклят, если позволю вам спровоцировать дуэль, пока вы находитесь под моей опекой. Я дал клятву, что присмотрю за вами, и надеюсь на ваше содействие и послушание. Опека? Присмотрит? Послушание? Федра была настолько ошарашена, что он успел покинуть комнату, прежде чем она нашла слова, чтобы высказать все, что она о нем думает.Глава 4
Готовность мисс Блэр пойти на компромисс в отношении мемуаров улучшила настроение Эллиота. Он добьется опровержения от Мерриуэдера, посадит мисс Блэр на первый же корабль, отплывающий в Англию, и займется более интересными делами. Мерриуэдер наверняка пойдет ему навстречу. Он лучше других знает, что рассказ Друри о смерти того офицера – ложь. Его дипломатическая карьера может серьезно пострадать, если станет известно, что он допустил несдержанность, находясь в подпитии. Он кровно заинтересован в том, чтобы мисс Блэр убрала из рукописи компрометирующие его разделы. Не прошло и часа, как Эллиот обнаружил, что все не так просто, как ему казалось. Клерк в британском консульстве, располагавшемся в палаццо Калабритто, сообщил ему, что Мерриуэдер отбыл по делам на Кипр и вернется не раньше чем через две недели. Вернувшись в гостиницу, Эллиот внес некоторые изменения в свои планы. Ближе к вечеру, когда в воздухе повеяло прохладой, он в наемном экипаже отправился в Испанский квартал, чтобы нанести визит Федре Блэр. В ее голубых глазах сверкнуло пламя, когда она увидела его на пороге. – Что вам еще понадобилось, лорд Эллиот? – Вы говорили, что хотели бы прогуляться вечером по берегу залива. Я здесь, чтобы сопровождать вас. Федра, поколебавшись, согласилась: – Ладно, давайте пройдемся. Она шагнула вперед, ожидая, что он посторонится. – Вы забыли надеть шляпу, мисс Блэр. Солнце еще не село, и ваш прекрасный цвет лица может оказаться в опасности. Уверен, вам не хочется, чтобы ваш нос покрылся веснушками, пусть даже очаровательными. Рука Федры взлетела к носу. На мгновение женское тщеславие взяло верх над демонстративным безразличием к подобным пустякам. – Вы весьма искусно сочетаете неискренние комплименты с язвительными замечаниями, сэр. – Комплименты не были неискренними. Веснушки выглядят очень мило, но вам лучше не выходить из дома с непокрытой головой. Я подожду, пока вы наденете шляпу. Надеюсь, она у вас есть? – Разумеется. – Раздосадованная, Федра повернулась на каблуках и направилась в спальню. – Только не ходите за мной, пожалуйста. – Не в моих правилах входить в женскую спальню дважды в день. Это может быть неправильно понято, как, скажем, четыре танца на одном балу. – Я всегда правильно понимаю мужчин, лорд Эллиот. Все их мысли как на ладони. Эллиот допускал, что это именно так. В Федре Блэр чувствовалась некая искушенность, а распущенные волосы придавали ей вид женщины, готовой к полуденным удовольствиям. Утром, когда они стояли у кровати, она сразу догадалась, куда устремились его мысли. Однако это не вызвало у нее ни шока, ни смущения, ни негодования. Она беззастенчиво наблюдала за ним, пока им обоих посещали эротические фантазии. Достаточно было взглянуть на ее лицо, чтобы понять, о чем она думает. Никогда прежде Эллиот не испытывал ничего подобного. Она умудрилась возбудить и отвергнуть его без единого слова. «Да, нас влечет друг к другу, – было написано на ее лице. – Но между нами ничего не будет. Ни сейчас, а возможно, и вообще никогда. Это как я решу». Она должна знать, что подобное поведение способно пробудить в мужчине дьявола. Федра вернулась с соломенной шляпкой на голове, которая оказалась куда красивее, чем он ожидал. Полуопущенные поля украшали белые и голубые цветы, подчеркивая синеву ее глаз и прекрасный цвет лица. Длинные распущенные волосы, отсутствие косметики и крохотные веснушки придавали ей свежий, сельский вид. Вот только одежда портила впечатление. Свободный балахон из воздушной черной ткани делал бы ее совсем бесформенной, если бы не пояс на талии. Тем не менее, это платье наводило на размышления, о которых Федра, скорее всего не подозревала. Во-первых, оно красноречиво свидетельствовало о том, что у нее нет горничной, которая помогала бы ей одеваться. Во-вторых, она не носила корсета, и ничем не стесненные формы вырисовывались под тканью, давая пищу воображению. У нее была высокая грудь, округлые бедра и тонкая талия. И чтобы все это обнажилось, достаточно было расстегнуть несколько крючков. – Это дело рук Алексии, – сообщила она, заметив его восхищение шляпкой. – Она не оставляет надежды перевоспитать меня. Что же касается моего платья, которое вы столь критически разглядываете, я не намерена переодеваться. Никто не заставляет вас появляться на публике с немодно одетой женщиной. – Мне начинает нравиться ваше платье. Я настаиваю, чтобы вы прикрыли волосы, но не требую, чтобы вы отказались от всех символов, которыми вы бросаете вызов миру. Федра вздернула подбородок и выплыла из комнаты. – Будь вы мудрее, вы бы ничего не требовали. Шум, гомон, перья на шляпках, яркие зонтики. Вызывающая роскошь, ужасающая бедность и блеск оружия. Лондонский променад казался бледной копией того, что творилось по вечерам в странах с более теплым климатом. Набережную Неаполитанского залива заполнили горожане. Аристократы в модных одеждах прогуливались живописными группами среди жавшейся к воде бедноты и солидных торговцев, явившихся с женами и детьми. Этот вечерний час, когда все жители высыпали наружу, играл важную роль в жизни города как место, где могли показаться девицы, достигшие брачного возраста. Их юная смуглая красота сияла между серьезными лицами родителей, которые критически оценивали каждого мужчину, взглянувшего на их чадо дважды. В этой красочной толпе Федра не настолько бросалась в глаза, как можно было ожидать. Шляпа придавала ей вполне презентабельный вид, правда, распущенные волосы привлекали внимание. Эллиот представил себе, какое она произвела впечатление, появившись здесь впервые в одиночестве, с рыжими локонами, пламенеющими на фоне черных складок платья. Лондон, надо полагать, был более терпим к ее эксцентричному виду. – Вы поговорили с мистером Мерриуэдером? Это были первые слова, которые она произнесла, с тех пор как они вышли из гостиницы. Эллиот не стал завязывать разговор, когда они ехали в карете. Его вполне устраивало молчание. Собственно, он любил проводить время, имея в качестве собеседника лишь собственные мысли. Он любил общество, но до определенной степени и при условии, что сможет отдохнуть в тишине от шума и разговоров. – Он отбыл по делам и вернется не раньше чем через две недели. А может, она уже знает об этом? Вряд ли цель ее приезда сюда так уж невинна. Если она хотела увидеть руины, могла бы выбрать другое время. Отправиться в путешествие в разгар итальянского лета, когда издательство находится в сложном положении, ее деловой партнер болен, а мемуары ждут издания… Наверняка этот неуловимый Мерриуэдер был одной из причин ее появления здесь. – Надеюсь, вы не думаете, что я отложу свой отъезд в Помпеи до его возвращения? – Я решил, что мы посетим руины, пока его нет в Неаполе. Судя по облегчению, отразившемуся на лице Федры, это ее устроило. Возможно, она действительно приехала сюда как туристка. – Алексия говорила, что вы пишете новую книгу, лорд Эллиот. Ваш визит в Помпеи как-то связан с этим? – Я намерен посетить раскопки и ознакомиться с экспонатами, обнаруженными в последние годы. Хотелось бы поговорить с археологами и произвести кое-какие исследования для моей книги. – Алексия сказала, что это будет книга о жизни обыкновенных людей. Удивительно! Обычно исторические труды посвящены войнам, политике и деяниям великих. В том числе и ваша последняя книга. – Я сознаю, что эта книга может подвергнуться критике как повествующая о чем-то несущественном. Но эта тема представляется мне интересной. К счастью, я могу позволить себе делать то, что хочется. – Лично я не критикую вас. Уверена, ваша книга будет пользоваться успехом, что бы там ни говорили ученые мужи. На нее будет большой спрос. – Вряд ли мой издатель придерживается того же мнения. – Найдите другого издателя. Я почла бы за честь опубликовать эту книгу, если вы в состоянии терпеть женщину в качестве партнера. Эллиота рассмешила ее деловая хватка. Пожалуй, это издательство все-таки выживет, учитывая талант мисс Блэр льстить авторам. Ее настроение явно улучшилось. Возможно, причиной тому были заходящее солнце и прохладный ветерок. Но, скорее всего мисс Блэр решила, что гнев мешает ей наслаждаться обретенной свободой. Глаза ее радостно блестели, когда она шла рядом с ним, разглядывая гуляющую публику, суденышки, покачивающиеся на волнах, и чаек, парящих в небе. Она часто улыбалась, глядя на него с теплотой, которую можно было принять за кокетство. Эллиот не мог не заметить взглядов, которые бросали на нее мужчины. Одних ее рыжих волос было достаточно, чтобы привлечь внимание, но дело было не только в этом. Федра тоже не могла не замечать устремленных на нее взглядов. Однако она никого не поощряла и не пыталась осадить. Насколько Эллиот мог судить, она не испытывала удовлетворения и не чувствовала себя оскорбленной. Просто шла в своих черных развевающихся одеждах, открывавших больше, чем того требовали приличия, уверенная в том, что вправе отличаться от других. Федру окружала некая аура. В ней был тот же вызов, который Эллиот почувствовал в ее спальне, но теперь он был обращен к каждому мужчине, который задерживал на ней взгляд. «Ты хочешь меня, – словно говорила Федра, – но между нами ничего не будет». Она остановилась, чтобы купить букетик цветов у уличной торговки. Эллиот попытался заплатить за них, но Федра заплатила сама и двинулась дальше, прижав цветы к носу. – Лорд Эллиот, я хотела бы сделать вам предложение. Вряд ли это предложение имело отношение к его мыслям, но тело Эллиота напряглось. Она явно хотела поддразнить его, и это сработало, вызвав у него вспышку раздражения. – Я уже видел, к чему приводят предложения, которые вы делаете мужчинам, мисс Блэр, и вынужден отказаться. Ее лицо вытянулось. – Как прикажете это понимать? – Я ошибся? Прошу прощения. – Что вы имели в виду? Эллиот пожал плечами: – Я подумал, что вы собираетесь предложить мне стать одним из ваших друзей. Одной из пчелок, которые кружат вокруг королевы. Федра залилась румянцем. – Что вы знаете о моих друзьях? – сердито осведомилась она. – Вы можете презирать светское общество, но оно знает о нашем существовании. Все знают, что вы дочь Артемис Блэр и считаете себя выше всех этих глупых условностей. – Меня поражает ваша грубость. – Она справилась с гневом и продолжила натянутым тоном: – У нас настолько разные представления о дружбе, что я никогда не стану общаться с таким, как вы, не говоря уже о большем. Она уже общается. Начиная с сегодняшнего утра. – Если я допустил грубость, прошу извинить меня. С другой стороны… Ее брови взлетели вверх. – …если вы выше этих глупых условностей, могу ли я вообще быть груб, мисс Блэр? В контексте ваших убеждений, так сказать. Грубость – это нарушение общепринятых правил, не так ли? Боюсь, вам придется просветить меня, где начинается и кончается ваше уважение к правилам, во избежание возможных недоразумений в предстоящие несколько дней. – Непременно, лорд Эллиот, – отозвалась она с вызывающим видом. Теперь они шли мимо великолепных вилл с фасадами, обращенными к заливу. Федра любовалась их красотой, пряча свои мысли за безмятежной маской. – Лорд Эллиот, вы весьма кстати упомянули о предстоящих днях и выразили свое критическое отношение к моей персоне. Дело в том, что и то и другое имеет непосредственное отношение к моему предложению. – Я и не думал критиковать вас. Просто мне кажется, что нам следует добиться взаимопонимания хотя бы в одном вопросе. Но самом важном. – Тот факт, что вы превратно истолковали мои дружеские отношения с мужчинами и мой интерес к вам, указывает, что вряд ли мы поладим. Думаю также, что вы не захотите обременять себя праздной туристкой в качестве попутчицы. Я буду только мешать вам, а ваши исследования могут нарушить мои планы. Я предлагаю разделиться после отъезда из Неаполя. – Это невозможно. – Сансони ничего не узнает. – Его возможности простираются за пределы города. Кроме того, я дал клятву, а это одна из глупых условностей, к которым я отношусь весьма серьезно. – Сэр… – Нет, мисс Блэр. Послезавтра утром мы отплывем отсюда. Вместе. Вначале посетим Позитано, затем Амалфи и вернемся назад сухопутным путем. – Я хотела бы немедленно отправиться в Помпеи. – Придется подождать. В Позитано меня ждет друг, которого я обещал навестить. Если вы здесь как туристка, то должны радоваться возможности побывать на побережье к югу отсюда. Там очень живописно. Федра, однако, не выглядела радостной, и Эллиот предположил, что в ближайшие недели ему придется наблюдать ее недовольную физиономию. Они повернули назад, и Эллиот чуть не споткнулся о маленькую девочку, следовавшую за ними по пятам. Огромные черные глаза смотрели с безмолвной надеждой, какую можно встретить у самых обездоленных городских детей. Малышка ничего не просила, но ее тщедушное тельце и лохмотья, в которые она была одета, говорили сами за себя. Эллиот порылся в нагрудном кармане. К тому времени, когда он выудил несколько монет, рядом с девочкой появились еще два оборванца. Потом еще несколько. Эллиот всем им раздавал монеты. В отличие от большинства женщин мисс Блэр не казалась напуганной этим нашествием маленьких бродяг. Она попыталась заговорить с первой малышкой, пока ее рука рылась в складках ткани в области бедра. Они медленно продвигались сквозь взволнованную толпу детей, черноглазых и загорелых, раздавая монеты, пока не раздали все, что у них было. Вернувшись в карету, они направились в гостиницу. Федра больше не спорила и заговорила, лишь оказавшись на пороге собственного номера. – Значит, мы отплываем послезавтра утром? В таком случае мне надо готовиться к путешествию. Ее неожиданная покладистость не обманула Эллиота. Он попрощался и отбыл, чтобы заняться собственными приготовлениями. Вытащив камею из шали, Федра завернула ее в носовой платок и пришпилила крохотный узелок к внутреннему карману, скрытому в складках платья. Затем набросила шаль на голову и завязала ее под подбородком. Просмотрев содержимое саквояжа, она отобрала вещи, которые намеревалась взять с собой. Федра постоянно твердила, что ей чуждо женское тщеславие, однако ее огорчало, что всю следующую неделю ей придется обходиться столь скудным гардеробом. И виноват в этом лорд Эллиот. Всем известно, что вынужденная клятва не в счет. Если человек вынужден клясться, чтобы выручить женщину из беды, такой клятве грош цена! Федру бесило упорство, с которым Эллиот цеплялся за слово «клятва». Какое невезение! Единственный человек, способный помочь ей в сложившейся ситуации, оказался привержен столь старомодным понятиям о чести. Ну ничего! Она не позволит ему принести их обоих в жертву его предрассудкам. Она нужна ему в качестве попутчицы не больше, чем он ей. Это совместное путешествие не принесет им ничего, кроме лишних проблем. Что он сказал о ее друзьях? «Пчелки, которые кружат вокруг королевы». Ему не понять той искренней и бескорыстной дружбы, которая связывает ее с редкими единомышленниками. Он был бы шокирован, узнав, что некоторые мужчины способны подняться над примитивным желанием властвовать и обладать, которое принесло столько горя человечеству, и в частности женщинам. Слава Богу, на свете еще не перевелись мужчины, которые не рассматривают женщину как трофей, который надо завоевать. Что ж, ему же хуже. Она не обязана просвещать Эллиота. Во-первых, это бесполезно, а во-вторых, ей пришлось бы провести с ним слишком много времени. Федра написала записку и оставила в портмоне деньги, чтобы убедить синьору Сирилло, что она скоро вернется. Затем выскользнула в темный коридор и направилась к лестнице. Держась за стену, она нащупала ногой погруженные во мрак ступеньки и осторожно двинулась вниз. Внезапно в темноте проступили перила, двери и стены, словно кто-то открыл ставни и впустил лунный свет. – Должен вас предупредить, мисс Блэр, что Пьетро не ждет вас на перекрестке, – услышала она за спиной невозмутимый голос. Сердце Федры упало. Она резко обернулась. В двух шагах от нее, у распахнутой двери номера, расположенного непосредственно под ее комнатами, стоял лорд Эллиот. Свет лампы, струившийся изнутри, заливал его золотистым сиянием. Он был босиком, обнаженный до пояса и выглядел так, словно только что проснулся и поспешно натянул брюки, чтобы выяснить, что его разбудило. Его появление означало конец ее планам. Несмотря на раздражение, Федра не могла не оценить тело, открывшееся ее взору. У него была прекрасная фигура, худощавая, но мускулистая, как у человека, ведущего активный образ жизни. Лорд Эллиот шагнул вперед и забрал у нее саквояж. Схватив Федру за локоть, он втащил ее в свой номер и закрыл дверь. – Что вы здесь делаете? – требовательно спросила она, когда он повернулся к ней лицом. Тусклый свет лампы подчеркивал рельефные мышцы на его плечах, груди и животе. Не будь Федра так рассержена вмешательством в свои планы, невольно залюбовалась бы его фигурой. – Я здесь живу. Федра вскинула глаза и обнаружила, что лорд Эллиот наблюдает за ней. Видимо, он заметил, как она рассматривала его тело. Федра вспыхнула, чувствуя в крови легкое возбуждение. Судя по его глазам, он испытывал то же самое, но со спокойным удовлетворением, словно мог контролировать и себя, и ее. Да, от такого типа надо держаться подальше. – Стойте на месте. И не пытайтесь улизнуть. – Он подошел к письменному столу, схватил переброшенную через спинку стула рубашку и натянул на плечи. Федра отвела взгляд. Однако уголком глаза она видела, как перекатываются мышцы на его мощном торсе. Образ лорда Эллиота, склонившегося над ней, снова возник у нее в голове, на этот раз более живо, дополненный широкими плечами и твердой грудью… Федра украдкой огляделась. Судя по всему, он действительно жил в этом номере. На письменном столе рядом с зажженной лампой высилась стопка бумаг. Она еще раньше заметила у него на пальцах чернильные пятна. Значит, он писал. Она представила его за столом, полуодетого и погруженного в работу. Лорд Эллиот оделся и повернулся к ней лицом. Растрепанный, в расстегнутой рубашке, он выглядел слишком романтично, чем нарушил ее душевное спокойствие. – Вы переехали сюда, чтобы шпионить за мной? – Шпионить я поручил синьоре Сирилло. А переехал сюда, чтобы не дать вам ускользнуть под покровом ночи. Выходит, он догадался, что она задумала. Это открытие обескуражило Федру. – То, что вы вовлекли эту гарпию в мои личные дела, непростительно. – Но, как выяснилось, вполне оправданно. Она пришла в восторг от своей миссии и проявила незаурядную изобретательность. Я всего лишь просил ее сообщить мне, если вы покинете гостиницу. Вместо этого она проследила за вами и перехватила письмо, которое вы написали своему приятелю. – Он покачал головой. – У меня в голове не укладывается, что вы пытались назначить свидание ночью мужчине. И это еще не самое страшное! А что, если бы ваш Пьетро не явился на перекресток? Что бы вы делали одна ночью в этом городе, беззащитная… – Кто вы такой, чтобы читать мне нотации! Если бы он не пришел, я наняла бы экипаж, повозку, даже осла, если уж на то пошло, и уехала бы из города. – Федра начала осознавать все последствия этого печального эпизода, и ни одно из них ей не нравилось. – Похоже, я променяла одного тюремщика на другого, – уныло произнесла она. Он подхватил ее саквояж. – Называйте это как вам будет угодно, – Он сделал жест в сторону двери, предлагая ей идти вперед. Кипя от ярости, Федра двинулась вверх по лестнице к своему номеру. К ее ужасу, лорд Эллиот не оставил саквояж у двери, а отнес его в спальню. Федра осталась в гостиной. – Мисс Блэр, – окликнул он ее, – идите сюда. Его властный тон вызвал у нее странный трепет. Помимо вполне естественного гнева, в нем было возбуждение, заставлявшее ее кровь быстрее бежать по жилам. Федра терпеть не могла, когда мужчины пытались ей что-либо диктовать, когда воображали, будто могут приказывать ей, и все же… Осторожно приблизившись, она заглянула в спальню. Лорд Эллиот стоял посреди комнаты, небрежно одетый и взлохмаченный, с решительным выражением на лице. Он заметил ее, и они замерли, не сводя глаз друг с друга. У Федры по спине побежали мурашки, самые противоречивые чувства боролись в ней: восторг, волнение и предвкушение опасности. Он подошел к ней и, взяв за локоть, втянул в спальню. Его хватка была такой твердой и уверенной, что потрясла Федру. Он вел себя так, словно имел право делать все, что пожелает. Никогда еще мужчина не обращался с ней подобным образом. Федра попыталась взять себя в руки и поставить его на место, но безуспешно. Он развязал ее шаль, шаль соскользнула с плеч и упала на пол. Комнату освещал лишь лунный свет, проникавший в открытое окно, но ей не нужно было видеть его лицо, чтобы знать, чем заняты его мысли. Федра вдруг поняла, что боится. Не его. И не насилия. Она боялась самой себя и какой-то особенной, шокирующей реакции ее тела на его властные манеры. Он указал на постель: – Снимите платье и ложитесь. Эта реплика, брошенная командным тоном, привела ее в чувство. – Вам не кажется, что вы заходите слишком далеко? – услышала она собственный голос. Неужели здравый смысл наконец очнулся и пришел ей на помощь? – Вы не оставили мне выбора. Я не могу допустить, чтобы вы снова попытались сбежать. – Даю вам слово. – Едва ли женщина, уверенная, что я нарушу слово, данное Сансони, сдержит свое слово. Раздевайтесь, если не хотите, чтобы я вам помог. Заведя руки назад, Федра расстегнула крючки на спине. Ей хватило минуты, чтобы снять платье и повесить его на стул. Освещение было не настолько тусклым, чтобы скрыть ее наготу. Впервые в жизни она пожалела, что не носит этот нелепый корсет. Ее простенькая сорочка позволяла видеть больше, чем требовали приличия. Поспешно забравшись в постель, она легла на спину и устремила на него взгляд. Он молчал, и ей пришлось прервать затянувшуюся паузу: – И что дальше, лорд Эллиот? Он рассмеялся. Тихо и многозначительно. – Это не лучший момент для провокаций, мисс Блэр. Внезапно он склонился над ней. Сердце Федры учащенно забилось. Его свободная рубашка почти касалась ее лица. Она вдыхала его запах и ощущала тепло его сильного тела. Федра замерла, охваченная пугающим и вместе с тем приятным возбуждением. Он взял ее левую руку и поднес к железным прутьям у изголовья. – Что вы делаете? Он продернул шаль между прутьями. – Хочу убедиться, что вы не сбежите. Мне не нужен длительный сон, но я не могу бодрствовать две ночи подряд. – Это лишнее. Благородные люди так не поступают. Я требую, чтобы вы… – Это необходимо. Либо это, либо я буду спать рядом с вами. Федра молча воззрилась на него. Сердце подскочило у нее в груди и застряло в горле. – Согласны? – поинтересовался он, перестав возиться с узлами. Это было прямое и недвусмысленное предложение дать волю чувственному влечению, возникшему между ними. Федра судорожно сглотнула. – Конечно, нет. Даже в полутьме она видела, как он улыбнулся, прежде чем вернуться к своему занятию. Наконец он отодвинулся и выпрямился. Федра потянула за путы, но они не поддавались. Повернувшись на бок, она принялась распутывать толстый узел свободной рукой. – Ничего не выйдет, – заметил Эллиот, наблюдая за ее усилиями. – Вы можете сидеть, двигаться, даже стоять. Пользоваться ночным горшком. Единственное, чего вы не сможете, так это сбежать. Не тратьте понапрасну силы, лучше выспитесь хорошенько. Властные нотки в его голосе настолько контрастировали с ее беспомощностью, что Федра оставила бесплодные попытки развязаться и повернулась на спину. Ее мятежный мозг протестовал, осыпая Эллиота безмолвными проклятиями, но ее тело испытывало восхитительное тепло и томление. Она с ужасом осознала, что эта вынужденная покорность возбуждает в ней желания, и весьма эротичные. Судя по его самодовольному виду, Эллиот это знал. – А вы отлично смотритесь, мисс Блэр. Такая прелестная, уязвимая и, осмелюсь добавить, покорная. – Вы негодяй. Он снова тихо рассмеялся. И ушел, оставив ее размышлять о том, насколько уязвимой и покорной он ее сделал.Глава 5
Федра поднесла камею к утреннему свету, струившемуся в окно гостиной. В последние два дня, с тех пор как она скрестила оружие с мужчиной, чересчур уверенным в своем праве контролировать ее поступки, эта древняя вещица стала для нее чем-то вроде талисмана. «Тебе следовало предупредить меня, мама», – подумала она. Хотя, возможно, Артемис не сталкивалась ни с чем подобным. Возможно, она была настолько далека от мужчин типа Эллиота Ротуэлла, что ей никогда не приходилось бороться с ними. Федра представила себе свою мать, такую красивую, что при одном взгляде на нее захватывало дух. Никто и представить себе не мог, что за ее очаровательным лицом скрывается блестящий ум, пока она не высказывала свое мнение. Воистину она была королевой, вокруг которой, подобно пчелам, роились мужчины. Среди ее друзей было много ученых, художников и других мужчин, восхищавшихся ее интеллектом и образованностью. Многие любили ее и надеялись на большее. Их дом всегда был полон известных и талантливых людей. Наверняка кто-нибудь из них пытался покорить ее. Не может быть, чтобы Артемис Блэр никогда не испытывала примитивный восторг от встречи с мужчиной, не уступавшим ей в уме и силе духа. Ей следовало предупредить дочь, что такой мужчина может появиться. Выглянув в окно, Федра увидела лорда Эллиота, дававшего указания слугам синьоры Сирилло, занятым погрузкой багажа в карету, которая должна была доставить их обоих на пристань. Ее глаза сузились, задержавшись на лице ее тюремщика. Хорошо еще, что он не стал привязывать ее к кровати прошлой ночью. Федра всячески уверяла его, что не сбежит, но он уступил, лишь когда она поклялась могилой своей матери. Он заставил ее умолять, словно она рабыня, а он ее хозяин. Ее мать, наверное, перевернулась бы в гробу. Артемис Блэр никогда бы не покорилась мужчине, хотя бы чисто символически. Она так и не вышла замуж за своего постоянного любовника,даже когда обнаружила, что ждет от него ребенка. Она не отказалась от своей свободы, от своей независимости, от права любить того, кого пожелает, даже когда обнаружила, что ей никто не нужен, кроме одного-единственного мужчины. Федра взглянула на камею, согревшуюся в ее ладони. Правда, он оказался не единственным. В ее жизни был еще один мужчина. Она была потрясена, прочитав об этом в мемуарах отца. Даже вспоминать об этом было тошно. Она всегда думала, что ее родителей связывает чистая любовь, свободная от оков, накладываемых долгом и законами, что их брак – слияние двух родственных душ, которое переживет вечность. Их союз был зримым доказательством того, что в мире существует иной, лучший путь. Так и было на протяжении многих лет, пока не появился тот, другой мужчина. «Человек этот, обаятельный с виду, был ловким аферистом, изобретательным и бесчестным», – писал ее отец. Федра помнила этот отрывок дословно. Выучила его наизусть, прежде чем отплыть из Англии. «Он втянул Артемис в свои делишки, использовав ее самым бесчестным образом, что могло погубить ее репутацию и в конечном итоге послужило причиной ее смерти. Он обманывал ее так же нагло, как торговал поддельными древностями. Конечно, его разоблачение было лишь вопросом времени. Все предметы искусства, включая тот, что он продал ей, открыто выставлялись, и рано или поздно кто-нибудь мог догадаться об их сомнительном происхождении и положить конец его гнусной деятельности». Пальцы Федры сжались, обхватив камею. Древности сомнительного происхождения. В приписке к завещанию говорилось, что камея найдена на раскопках Помпеи. Федра не сомневалась, что держит в руке один из предметов, которые имел в виду ее отец, – единственную ниточку, связывавшую ее с человеком, о котором шла речь. «И в конечном итоге послужило причиной ее смерти». Она не могла выбросить эти слова из головы. По ночам ей снилась мать, какой она была в те последние недели, – задумчивая и рассеянная. Тогда это не слишком взволновало Федру, потому что для дочери у Артемис всегда находилась улыбка. Болезнь матери развивалась так быстро, что ее смерть явилась для всех шоком. Взглянув вниз, Федра обнаружила, что лорд Эллиот смотрит на нее. Интересно, и долго он так стоит, наблюдая за ней? Возможно, мужчина, сыгравший роковую роль в жизни ее матери, был похож на этого наглого типа. Достаточно Эллиоту взглянуть на женщину, чтобы привести ее в волнение и поколебать принципы, составляющие смыл ее жизни. Едва ли она вправе упрекать Артемис в том, что та не смогла преподать ей столь важный урок. Она готова простить своей матери все, даже ее ранний уход из этого мира. Но если какой-то мужчина действительно использовал ее в своих низких целях и стал причиной ее смерти, это совсем другое дело. Дочь Артемис Блэр никогда не простит его. Если то, что писал ее отец, правда, она сделает все, чтобы уничтожить негодяя. Федра взяла шаль и набросила на голову. Жаль, что лорд Эллиот навязался на ее шею, но она не допустит, чтобы его присутствие помешало истинным целям, ради которых она прибыла в Италию. Возвращаясь в свой номер, чтобы забрать портфель с бумагами, Эллиот встретился на лестнице с мисс Блэр. – Я буду ждать вас в карете, – бросила она холодным тоном, которым обычно обращалась к нему. Она никогда не простит ему, что он привязал ее к кровати, и не только из-за пережитого унижения. Они оба знали, что это взволновало ее, а также знали, что она почувствовала. Не привяжи он ее, она ускользнула бы ночью, чтобы избежать того, что могло случиться. Когда он попытался сделать это на следующую ночь, мисс Блэр встала на дыбы. Ее уверения, что она не сбежит, были столь эмоциональными и искренними, что Эллиот уступил. Это означало, что он сможет наконец выспаться. В первую ночь он беспокойно ворочался в постели, терзаясь от неудовлетворенного желания и представляя себе свою пленницу в тонкой сорочке, привязанную к спинке кровати, с волосами, сверкающими, словно медь, и едва прикрытым телом… «И что дальше, лорд Эллиот?» Проклятие! Захватив свой саквояж и длинный пакет, он спустился вниз и присоединился к мисс Блэр в карете. Ее прямая спина и неприступный взгляд говорили о том, что если она и смирилась с его присутствием, то лишь потому, что он не оставил ей выбора. Похоже, им не удастся скоротать время за приятной беседой. Нанятое Эллиотом судно ожидало их у Кастель-Нуово. Спустя час они уже были на борту и плыли вдоль берега залива. Мисс Блэр стояла у поручней на средней палубе, созерцая побережье и вершину Везувия, видневшуюся вдалеке. Ветер сорвал с ее головы шаль, и ее красота, необычная для этих мест, привлекла внимание команды. Эллиот подошел ближе, чтобы все поняли, что она находится под его защитой. Он протянул ей продолговатый предмет, завернутый в бумагу. – Что это? – спросила она. – Подарок. Федра улыбнулась. – Я не принимаю подарков от джентльменов, лорд Эллиот, – любезно, но твердо заявила она. – То, что вы не обмениваете свои милости на подарки, достойно всяческого восхищения. Но поскольку я не претендую на них, вы можете спокойно принять подарок. Если я вас соблазню, вернете его мне. Он чуть не сказал «когда» вместо «если», но вовремя спохватился. Заинтригованная, Федра взяла пакет и заглянула внутрь. – Зонтик? – Она развернула бумагу и рассмеялась. – Черный? Как… мило. – Рад, что он вам понравился. – Полагаете, это убережет меня от веснушек? – Это убережет вас от болезни. Солнце здесь очень жаркое, особенно в середине лета. Когда мы отправимся в глубь полуострова, вы будете рады тени. Федра раскрыла зонтик и подняла его над головой. – Вы хорошо знаете эти места. Вы уже бывали здесь? – Дважды. Первый раз во время большого турне по Европе и еще раз несколько лет назад. – Он указал на побережье: – Это Геркуланум. Его уничтожило то же извержение, что погребло Помпеи под слоем пепла. Федра прищурилась, вглядываясь в скалистый берег, усеянный крохотными фигурками людей. – Я хотела посетить Геркуланум, но синьор Сансони спутал все мои планы. – Почему бы не съездить туда после возвращения из нашего маленького путешествия? – Не получится. Я должна вернуться домой и заняться делами издательства. И одной, вполне определенной книгой, которую она жаждет опубликовать. Если он не получит нужных свидетельств, поговорив с Мерриуэдером, мисс Блэр еще не скоро вернется домой. – Да и вряд ли я получу удовольствие от пребывания в Неаполе после нашего возвращения, – добавила Федра. – Наверняка вы сочтете, что по-прежнему связаны словом с Сансони, и будете болтаться у меня под ногами. Они подошли достаточно близко к Геркулануму, чтобы видеть рабочих, трудившихся на раскопках. – А вы предпочли бы, чтобы я находился у вас под каблуком? – поинтересовался Эллиот, любуясь впечатляющим видом Везувия. Федра глубоко вздохнула. Боже, дай ей терпения! Что за невежественный, полный предубеждений человек! – Подозреваю, что вам бесполезно что-либо объяснять, но все же попытаюсь. Хотя бы ради сохранения мира. Я не считаю, что один из партнеров – в дружбе, браке или любви – должен находиться под каблуком у другого. Если моя точка зрения и кажется экстравагантной, то лишь потому, что я не разделяю всеобщей уверенности, что мужчина должен доминировать в подобных отношениях. Я убеждена, что мужчина и женщина могут быть вместе, не владея друг другом. Моя мать доказала это своей жизнью, да и мне это пока удается. Не мы это придумали. Многие весьма достойные и известные люди придерживаются таких же убеждений. – Ваши убеждения мне известны, мисс Блэр. В чем-то я их даже разделяю. Беда в том, что вы забыли о некоторых вещах. – Вот как? И что это за вещи? – Человеческая натура. Человеческая история. Склонность сильных подавлять слабых и потребность слабых в защите. Попробуйте сунуться в припортовые улочки Марселя или Стамбула или в темные переулки Лондона, и вы узнаете, что может случиться с женщиной, если она одинока и беззащитна. – В Средние века феодалы предоставляли крепостным защиту. Но это не означало, что они имели право взимать за это оброк. Он рассмеялся: – Феодалы. Крепостные. У вас слишком мрачный взгляд на женскую долю. Она совсем не такая. – Но может быть такой, – возразила Федра. – Причем в полном соответствии с законом. И вы это знаете. Федра смотрела на берег, но, судя по румянцу на ее щеках, она поняла, что переступила черту. Она задела старую рану, и Эллиот ощутил боль и вспышку гнева. – Прошу прощения, лорд Эллиот. Мне не следовало… – Все в порядке, мисс Блэр. Вы имели в виду слухи, ходившие о моей матери, не так ли? – Ходили слухи, что это ваш отец отправил ее в деревню. Эллиот был в курсе мрачной истории, о которой перешептывались в гостиных во всех слоях общества. Будто бы его мать связалась с армейским офицером и отец в качестве наказания отправил любовника на верную смерть в колонии, а жену сослал в свое сельское имение. Было ли это правдой? Они с братьями пришли к выводу, что любовник действительно существовал. Что же касается ссылки в деревню, отец поклялся Эллиоту, что не имеет к этому никакого отношения. Тем не менее, затворничество его матери породило слухи, и в конечном итоге она сама поверила в них. Он живо представил себе, как она сидит в библиотеке, склонив темноволосую голову над книгами и бумагами, погруженная в собственный мир, где почти не оставалось места для ее сыновей. Как младший ребенок, Эллиот проводил большую часть времени с ней в имении. Порой она выходила из своей отрешенности, чтобы порекомендовать ему книги, которые следовало прочесть, или высказать мнение о его собственных рукописях. Впрочем, изредка между ними устанавливалась настоящая близость, как в тот день, когда она получила письмо, заставившее ее плакать. Это было известие о смерти того офицера. «Это все он, – сказала она. – Он сделал это, чтобы наказать меня за то, что я посмела полюбить другого». И хотя она нарушила супружеские обеты, ее горе тронуло Эллиота. Но даже тогда он понимал, что ее обвинения не более чем болезненные фантазии исстрадавшейся души. Мисс Блэр шевельнулась рядом с ним. Даже гнев не мог притупить его реакции на исходивший от нее чувственный призыв. Из мемуаров ее отца следовало, что его мать-отшельница была единственной, кто знал, насколько жестоким может быть мужчина из рода Ротуэллов. И уверенность Эллиота в обратном ничего не меняла. – Они знали друг друга, – сказала она. – Наши матери. – Моя мать была знакома с творчеством Артемис Блэр, но никогда не говорила, что они дружили. – Впрочем, она вообще редко разговаривала с ним. – Не думаю, что они встречались. Они переписывались. Ведь они обе были писательницами. Ваша мать прислала моей свои стихи. Они обнаружились в ее бумагах после ее смерти. Прекрасные стихи, свидетельствующие о ее уме и эмоциональности. Эллиот устремил взгляд на приближавшийся город Сорренто, взбешенный тем, что его мать делилась самым сокровенным с Артемис Блэр, а не с собственными детьми. – Ваша мать, случайно, не поощряла ее к адюльтеру? – Он сам удивился, насколько хрипло и резко прозвучал его голос. – Не проповедовала в своих письмах свободную любовь? – Знаменитая Артемис Блэр с ее радикальными воззрениями могла запросто запудрить мозги его матери, что и привело к столь печальным последствиям. – По-моему, их переписка касалась литературы. Моя мать лишь однажды упомянула о ней, и то в связи с ее кончиной. – Что она сказала? – скорее прорычал, чем спросил он. – Она сказала: «Ему следовало отпустить ее, но, будучи мужчиной, он, разумеется, не мог этого сделать». Это замечание еще больше взбесило Эллиота. Он с трудом сдержался, чтобы не сказать ей, что думает по этому поводу. Мужчина не может допустить, чтобы мать его детей бросила семью в угоду романтическим причудам. Поэтому его отец отказался предоставить ей свободу. Но она все равно нашла способ покинуть их. Краешком глаза Эллиот заметил матроса, подозрительно долго возившегося со снастями. Парень сознательно медлил, пожирая глазами Федру Блэр. Гроза, собиравшаяся в голове Эллиота, разразилась. Гром грянул, сверкнула молния. Прищурившись, он бросил короткую фразу. Матрос поспешно ретировался. – Что вы ему сказали? – спросила Федра. – Ничего особенного. Просто дал понять, что он здесь лишний. – Он не стал объяснять, что в переводе с неаполитанского это означало: «Убирайся, если тебе еще не надоела жизнь». Дул попутный ветер, и они быстро продвигались к цели. По мере приближения к Сорренто пейзаж становился все более живописным. Горы подступали к самому берегу, спускаясь к морю резкими уступами, поросшими густой растительностью. На узких песчаных пляжах виднелись рыбачьи лодки. Дома, похожие на белые кубики, жались к крутым склонам, нависая над водой. Обойдя небольшой полуостров, они миновали остров Капри и вошли в Салернский залив. Вокруг вздымались неприступные скалы, упираясь вершинами в безоблачное небо. Федра благоговейно молчала, любуясь окружающей красотой. Лорд Эллиот оказался прав. Было бы жаль уехать из Италии, не побывав здесь. – Что там происходит? – Она указала на скалистый склон, где сновали люди, занятые какой-то деятельностью. – Король строит дорогу в Амалфи. Ее пробивают прямо в скале. Федра отметила, что дорога будет проходить выше рыбацких деревушек. – Людям придется карабкаться вверх или вниз, чтобы добраться до дороги и вернуться назад. – Зато им не придется полагаться только на лодки и вьючных ослов в качестве средств передвижения. Да и вид оттуда открывается замечательный. – Он указал на побережье. – Позитано за тем мысом. Отсюда уже видна старая норманнская башня. Их много на побережье, воздвигнутых для защиты королевства, существовавшего здесь в Средние века, от сарацинской угрозы. Федра переместилась на нос корабля, чтобы лучше видеть башню, показавшуюся впереди. Прямоугольное сооружение имело несколько уровней, вздымаясь на узкой полоске берега. Сложенное из грубого камня, со средневековыми бойницами в стенах, оно казалось чужеродным телом на этой залитой солнцем земле. С востока от башни простиралось море, на западе высилась скала. – Сколько мы здесь пробудем? – поинтересовалась Федра. – Полагаю, несколько дней. Находясь в гостях у Сансони, она потеряла представление о времени. Теперь оно вернулось. – Скоро летнее солнцестояние. Интересно, используется ли эта башня в каких-нибудь ритуалах? – Местное население исповедует католицизм. Всяческие суеверия были изжиты тысячи лет назад. Хотя Эллиот поддерживал разговор, Федра видела, что его мысли далеко. Он казался погруженным в себя, словно его жизненная энергия ушла внутрь, в тайные уголки души. Она сожалела, что позволила себе упомянуть о его матери. Это соскользнуло с ее языка в ответ на его высокомерную уверенность в собственной правоте и насмешливую снисходительность по отношению к ее взглядам. Ей следовало дважды подумать, прежде чем вступать с ним в спор относительно ее образа жизни и убеждений. Когда дело касалась подобных вопросов, лорд Эллиот превращался в такого же незнакомца, как рыбаки, населявшие живописные деревушки на берегу. Подгоняемые попутным ветром, надувавшим паруса, они прошли очень близко от башни. Она выглядела заброшенной. – Кто этот друг, которого вы собираетесь навестить? – спросила Федра. – Поскольку мы почти на месте, наверное, мне следует знать, как его зовут. – Матиас Гринвуд. Один из моих учителей в университете. Федра постаралась скрыть свое удивление. Она была знакома с Гринвудом и даже пыталась узнать его адрес в Неаполе, но безуспешно. – А он не станет возражать, что вы привезли с собой больше багажа, чем он ожидает? – Он будет рад обществу дочери Артемис Блэр. Кажется, он время от времени посещал ее кружок. – Да. Я встречалась с ним несколько раз, в последний раз на похоронах моей матери. Матиас Гринвуд – один из многих ученых, которые с уважением относились к женщине, бросившей вызов обществу. Он был также одним из тех, кто мог пролить свет на личность того, «другого» мужчины. Федра думала, что эта поездка будет досадной задержкой на ее пути в Помпеи. Вместо этого лорд Эллиот помог ей вычеркнуть один пункт из списка дел, которые привели ее в эту страну. – Матиас восхищался ею. Он говорил, что будь она мужчиной, то считалась бы одним из лучших экспертов по древнеримским документам в Англии. – Он по-прежнему говорил рассеянным тоном, словно мысли его была заняты чем-то другим. Теперь Федра смотрела на приближавшееся селение с большим оптимизмом. И не только потому, что она сможет продолжить там свою миссию. Беспокоило только одно: как ее примут, если она явится вместе с лордом Эллиотом? Сам факт, что она путешествует с ним, предполагал отношения, которых она не одобряла, и ей не хотелось, чтобы кто-нибудь сделал неверные выводы. Мистер Гринвуд наверняка не из тех, кто станет делать какие-либо выводы. Почувствовав на себе его взгляд, она повернула голову. Судя по ироническому блеску в глазах, лорд Эллиот уже полностью вернулся в этот мир. – У него бывает самая разная публика, – сказал он. – Там могут быть и другие гости. Вы постараетесь вести себя прилично? Федра стиснула зубы. Он глубоко заблуждается, если рассчитывает, что она будет изображать из себя кроткую любовницу в тщетной попытке понравиться остальным гостям. Впрочем, она даже не представляла себе, как это делается.Глава 6
Позитано располагался в небольшой бухте, забитой суденышками всех мастей. Выкрашенные в светлые тона дома громоздились один над другим, облепив крутой склон горы, спускавшийся к самому берегу. Федра окинула взглядом отвесные скалы, бескрайнюю гладь воды и изумрудную растительность. Никогда в жизни она не видела ничего столь волнующего и прекрасного. – Какой дом принадлежит мистеру Гринвуду? – поинтересовалась она. Лорд Эллиот подошел ближе и жестом указал на берег: – Вон тот, с колоннами. Колонны поддерживали длинную крытую веранду дома, расположенного выше остальных. Он несколько отстоял от других строений, венчая селение, спускавшееся вниз живописными уступами. – И как мы туда доберемся? На крыльях или для нас спустят корзину? Ответ дал один из членов команды, вернувшийся с берега в сопровождении двух подростков, которые вели в поводу осликов. С помощью мальчиков Федра забралась на спину животного. Лорд Эллиот просто перекинул ногу, чтобы оседлать своего ослика, казавшегося еще меньше рядом с его высокой фигурой. Ему пришлось подтянуть ноги, чтобы не цепляться каблуками за землю. Матросы погрузили их саквояжи и чемоданы еще на двух ослов. Федра рассмеялась: – Ну и свита у вас, лорд Эллиот! Вы произведете неизгладимое впечатление на местных жителей. Пожалуй, мне следует достать альбом и запечатлеть на бумаге, как прекрасно вы смотритесь на этом великолепном жеребце. Он двинулся вперед, шлепнув по крестцу ее ослика. – Вы тоже неплохо смотритесь, мисс Блэр. Держитесь крепче, иначе свалитесь и будете катиться вниз, пока не плюхнетесь в воду. То, что это не пустые угрозы, Федра поняла сразу. Наверх вела улочка, столь крутая, что ее вымостили широкими ступенями наподобие лестницы. Животные уверенно карабкались вверх, но Федре, сидевшей боком на спине животного приходилось цепляться изо всех сил, чтобы не упасть. Они устроили небольшой спектакль. Из окон и дверей высовывались любопытные лица, провожая взглядами иностранцев, направлявшихся к вилле над городом. Следом увязалась стайка детей, превращая их кавалькаду в настоящую процессию. Рядом с Федрой шли две девочки, привлеченные ее ярко-рыжими волосами, видневшимися из-под шали. Несколько женщин даже присели, когда Эллиот проследовал мимо, распознав по его осанке и манере держаться благородную кровь. Приспособившись к поступи осликов, Федра немного расслабилась. И любовалась домами, сложенными из местного камня. Незатейливые балконы и черепичные крыши создавали разнообразие форм и цвета. Дома побольше были украшены пестрыми изразцами, обрамлявшими передние двери. Все они казались древними, как башня на берегу. Большинство домов было оштукатурено и отделано лепниной в виде цветочного орнамента. Вокруг кипела жизнь. Люди перекрикивались через открытые окна, кто-то напевал арию из оперы Россини, с рынка доносились крики торговцев. Когда они приблизились к вилле, дорога выровнялась. Словно кто-то срыл часть горы, чтобы построить большой дом. На просторной веранде с аркадой из колонн, подпиравших крышу, появился мужчина – высокий, прямой, худощавый, с шапкой седых волос и орлиным носом. Квадратную челюсть, придававшую ему упрямый вид, смягчала ямочка на подбородке. Федра лишь несколько раз встречалась с Матиасом Гринвудом, но его внешность была столь незаурядной, что врезалась в память. Он помахал рукой, затем спустился с веранды и направился к ним. – Ротуэлл! Наконец-то вы прибыли. Нам здесь очень не хватает вашего остроумия. Они обменялись рукопожатием, и Эллиот представил Федру. – Я уже имел честь познакомиться с мисс Блэр. Рад видеть вас снова в менее печальных обстоятельствах, чем в прошлый раз. Ваша мать была весьма почитаема среди скромных тружеников науки, подобных мне, и очень щедра по отношению к ним. Я благодарен ей за возможности, которые открылись передо мной после посещения ее кружка. Распорядившись относительно багажа, Гринвуд пригласил их в дом. – Вам нужно освежиться. Мои гости наслаждаются послеполуденным сном, но скоро они присоединятся к нам. Федра поднялась по вымощенной камнем тропинке и последовала за хозяином на веранду. Обернувшись, она бросила взгляд через аркаду, и у нее перехватило дыхание. Открывавшаяся отсюда панорама была настолько невероятной, что требовала кисти художника. Если вид на горы был впечатляющим, то вид на море вызывал благоговение. Черепичные крыши, прорезанные каменистыми улочками, рядами спускались вниз. Спуск был таким крутым, что оставалось только удивляться, что здесь вообще что-то построено. Сверкающая гладь воды, бескрайнее небо, скалистая бухта – все это отсюда, с высоты, казалось сказочной картиной, волнующей и романтической, проникнутой какой-то тревожной красотой. – Удивительно, что вы не живете на этой веранде, предоставив остальной части дома разрушаться, мистер Гринвуд. – Практически живу, мисс Блэр. Здесь и на других террасах и балконах. Хоть я и не католик, но регулярно хожу в местную церковь и ставлю свечи за упокой души моего дальнего родственника, чье наследство позволяет мне жить в раю. В просторной гостиной с мраморным полом их встретила элегантная женщина со смуглой кожей, характерной для уроженцев здешних мест. У нее было приятное лицо, отмеченное печатью меланхолии. Ее звали синьора Ровиале, и то, как она вела себя, заботясь об их удобствах, говорило о том, что она здесь дома. Матиас Гринвуд жил в этом раю не один. Вскоре после того как слуга подал вино, появился первый гость. Федра узнала его. Хотя его не было на похоронах ее матери, он раз или два бывал в их доме в пору ее детства. Изящный, с золотистыми волосами и благородными чертами лица, он был так красив, что она почти влюбилась в него, когда увидела впервые. – Надеюсь, вы будете довольны, Ротуэлл, – произнес Матиас. – Я написал Уитмаршу, что вы собираетесь сюда из Неаполя, и он приехал с женой из Рима лишь ради того, чтобы повидаться с вами. Мисс Блэр, позвольте представить вам Рэндела Уитмарша, джентльмена, ученого и еще одного беглеца из Англии. За долгие годы, проведенные за границей, мистер Уитмарш усвоил континентальные манеры. Пробормотав «bellissima», он запечатлел поцелуй на ее руке и достаточно долго расшаркивался, наглядно демонстрируя, что оставил свою сдержанность в Англии, когда обосновался в Риме. – Приятно встретить дочь неукротимой Артемис Блэр, – сказал он, одарив Федру восхищенной улыбкой. Убеждения не мешали Федре получать удовольствие от внимания красивого мужчины. – До меня дошли вести о кончине Ричарда Друри, – продолжил тот. – Вижу, вы все еще носите траур, но вы поступили мудро, отправившись за границу, чтобы развеять свое горе. – При моем отношении к одежде нет нужды заказывать траурные платья. К тому же мой отец не хотел этого. Когда мы в последний раз виделись, он запретил мне носить траур. Она высвободила руку из мягкой хватки Уитмарша. – Вот уж не думала, что здесь, в Позитано, встречу стольких людей, знавших мою мать. – Мы все трое являемся членами «Общества дилетантов», мисс Блэр. Ваша мать, будучи женщиной, не могла вступить в общество, но мы все посещали ее салон, дабы выразить ей свое почтение, – произнес Уитмарш. – Учитывая ее познания в римской литературе, неудивительно, что вы встретили ее знакомых, посетив края, некогда принадлежавшие этой древней империи. – Вы тоже член общества, лорд Эллиот? – Я вступил в него во время моего большого турне по Европе. Когда умерла мать, Федре едва исполнилось восемнадцать, и она не присутствовала на приемах, которые Артемис устраивала для ученых и людей искусства. И вот теперь она находилась в обществе трех мужчин, знавших ее мать, даже если они оставались на периферии ее кружка и посещали его от случая к случаю. Она должна выяснить, слышал ли кто-нибудь из них о человеке, который удостоился последней привязанности Артемис Блэр. Федра испытала облегчение, узнав, что она не единственная гостья в этом доме. Миссис Уитмарш не заставила себя ждать, спустившись вскоре из своей комнаты. Федра сразу поняла, что миссис Уитмарш не разделяет широких взглядов своего мужа. Маленькая, похожая на птичку, она мало разговаривала. Сообразив, что Федра и лорд Эллиот прибыли вместе, она тонко улыбнулась, взглянув с легким презрением на синьору Ровиале, и погрузилась в молчание, демонстрируя сдержанное неодобрение этой компании падших женщин. Вечером, когда они обедали на открытой веранде, лорд Эллиот великодушно втянул миссис Уитмарш в разговор, который мог доставить ей удовольствие. Они беседовали о лондонском свете, а Федра позволила мужчинам развлекать ее рассказами о достопримечательностях, которые ей следует посетить. – Вы должны побывать в Пестуме, – заявил Матиас. – Ротуэлл, я требую, чтобы вы отвезли ее туда. Не понимаю этих английских туристов, которые толпами бродят по пекарням и борделям в Помпеях, когда совсем рядом расположены прекраснейшие греческие храмы, о которых они даже не слышали. – Если мисс Блэр пожелает, мы посетим эти храмы, – отозвался Эллиот. Оседлав своего конька, Матиас выглядел как типичный университетский профессор. С взлохмаченными волосами, выпятив челюсть и задрав вверх орлиный нос, он читал Федре лекцию, словно она была студенткой университета, куда никогда бы не допустили женщину. – Вот почему я здесь, мисс Блэр. Ротуэлл и Уитмарш восхищаются древними римлянами, но мой интерес уходит глубже. Эта территория была греческой колонией еще в те времена, когда Рим был сельским поселением. Увидев Пестум, вы поймете превосходство греческой культуры. – Если позволит время, возможно, я последую вашему совету. После обеда синьора Ровиале увела женщин в дом, оставив мужчин обсуждать античные времена. Необходимость поддерживать разговор с критически настроенной миссис Уитмарш не показалась Федре заманчивой, и она уклонилась от светских обязанностей, сославшись на усталость. Служанка проводила ее в предоставленную ей комнату, квадратную, с белыми стенами и мраморным полом, таким же, как в гостиной. Высокие окна выходили на изящный балкон, располагавшийся над верандой. Служанка уже распаковала ее вещи и повесила их в гардероб из темного дерева. На умывальнике стоял керамический кувшин с водой, расписанный красными цветами и голубыми листьями. Такой же рисунок украшал изразцы, обрамлявшие камин. Федра распахнула балконные двери, впустив ветерок с моря и последние лучи заходящего солнца. С веранды доносились звуки разговора: голос Матиаса и смех Эллиота. Интересно, допускалась ли ее мать до участия в подобных, чисто мужских разговорах? Или преклонение членов «Общества дилетантов» сводилось к обычным знакам внимания, которые мужчины расточают женщинам? Внизу скрипнули стулья, и участники разговора разошлись, простившись на ночь. Виллу окутала тишина, и Федра начала раздеваться, собираясь лечь в постель. Она расстегивала крючки платья, когда ее внимание привлек слабый звук на балконе и темноту прорезал золотистый луч. Федра подошла к балконным дверям и выглянула наружу. На другом конце балкона стоял лорд Эллиот в рубашке и жилете. Федра была уверена, что не произвела никакого шума, однако он повернул голову в ее сторону. – Я все гадал, не поселил ли Матиас вас в эту комнату, – заметил он. Федра ступила на терракотовые плитки балкона. Свет струился через распахнутые двери спальни, расположенной по соседству. Обе комнаты выходили на один балкон. – Кажется, хозяева неверно истолковали наши отношения, – сказала Федра. – Возможно. Но если уж иметь общий балкон, то лучше с ним, чем с миссис Уитмарш. Федра проследовала дальше, оставаясь на своей стороне балкона. Остановившись у каменной балюстрады, она смотрела на море, мерцавшее в свете звезд. – Мистер Уитмарш сказал, что «дилетанты» считали своим долгом выразить уважение моей матери. Я рада, что ее способности получили признание. – Честные люди не могли не признавать ее талантов. Конечно, были и такие, кто не желал считаться ни с какими доказательствами. – Понимаю. Вы встречались с ней? – Я еще учился в университете, когда ее не стало. Конечно, я слышал о ней и видел ее в городе, но был не в том положении, чтобы наносить ей визиты. – Что вы думали о ней? Эллиот прислонился к балюстраде. Он выглядел таким красивым и притягательным, что Федра предпочла бы, чтобы его лицо по-прежнему оставалось в тени. – Я вырос в семье, где были одни мужчины, а мой отец не слишком хорошо понимал женщин. То, что я узнал о вашей матери, явилось для меня откровением. Среди студентов о ней ходило много разговоров. Некоторые были влюблены в нее, другие считали ее поведение противоестественным, но для большинства она была загадкой, которая заставляла усомниться в существующем порядке вещей. – Видимо, она казалась им опасной. Будь в мире больше таких, как Артемис Блэр, все мужчины усомнились бы в существующем порядке вещей. Эллиот усмехнулся: – Пожалуй, вы правы, но я был тогда мальчишкой и не задумывался о подобных вещах. Мне понадобилось встретить ее дочь, чтобы оценить меру опасности. Федра рассмеялась: – Вряд ли я представляю для вас опасность. – Вы не поняли. Опасность исходит не от вас. Конечно, не от нее. Здесь, ночью, это было более чем очевидно. От него исходила мощь, проникнутая мужскими инстинктами. Это не удивило и не испугало Федру. Правда, ей не нравилось, как реагирует на него ее собственная женская сущность. – Не вините меня в своих наихудших наклонностях, лорд Эллиот. – Мне они не кажутся дурными, не говоря уже о наихудших, прекрасная Федра. Напротив. Я считаю их естественными, неизбежными и даже необходимыми. Его негромкий уверенный голос словно опутывал ее бархатной сетью. Сердце Федры подскочило, пульс участился. Он не шелохнулся, но ей казалось, что он протянул руку и прошелся по ее телу. – Я хотел бы овладеть вами. – Его ленивый тон будоражил ее кровь, подобно ветерку, трепавшему ее волосы. – Чтобы вы, обнаженная и трепещущая, обессилев от наслаждения, молили о большем… – Достаточно, сэр. Если присутствие женщины пробуждает в вас подобные мысли… – Только ваше, моя дорогая. Вы бросаете вызов каждому мужчине, которого встречаете на своем пути. Не удивляйтесь, если кто-нибудь примет его. – Как вы смеете… – О, я бы посмел! Я на полпути к тому, чтобы посметь прямо сейчас. И вы хорошо это знаете. Однако вы здесь. Будь вы против, то никогда бы не вышли на балкон. Федра хотела возразить, но не вымолвила ни слова. Улыбнувшись уголком рта, он оттолкнулся от балюстрады. Сердце Федры подпрыгнуло, ноги ослабели. – Вас возбуждают опасные чувства, которые вы вызываете во мне. – Он шагнул к двери, ведущей в его комнату. – Так кто вокруг кого кружит, мисс Блэр?– Федра не самое подходящее имя, чтобы дать его дочери, – задумчиво произнес Матиас. Они с Эллиотом пили утренний кофе, сидя на веранде. Внизу пробуждался ото сна Позитано, освещенный первыми лучами солнца. – Вряд ли в Англии найдешь еще одну женщину с таким именем, – добавил Матиас. – Как это похоже на Артемис Блэр – ценить имя за его уникальность, не придавая значения смыслу, который стоит за ним! Учитывая, что в соответствии с древнегреческим мифом Федра вступила в связь с собственным пасынком, это был действительно странный выбор. Эллиот сомневался, что вера мисс Блэр и ее матери в свободную любовь заходит так далеко. – Наверное, все дело в звучании. Само по себе имя красиво, – сказал он. – Я мог бы придумать парочку-другую получше. Подобная небрежность в вопросах, имеющих прямое отношение к материнскому долгу, наводит на мысль, что это ее не волновало. – Насколько я помню, вы хорошо отзывались о ней в свое время, да и мисс Блэр идеализирует ее память. Давайте не будем говорить лишнего, а то, не дай Бог, она нас услышит. – Она еще в постели и вряд ли слышит то, что я говорю. Впрочем, не стоит искушать судьбу. Федра действительно еще крепко спала. Эллиот подошел к ее окну и заглянул внутрь, прежде чем спуститься вниз. Двери ее спальни были распахнуты словно в опровержение его слов, сказанных ей накануне. «Видите, – словно говорила она, – вы не представляете для меня никакой опасности. Ваша честь оберегает меня от худшего, а мое собственное самообладание поможет справиться со всем остальным». Стоя на балконе, Эллиот видел медные волосы, разметавшиеся по подушке. Постель сбилась, обнажив изящную ногу, вытянувшуюся поверх покрывала. Он помедлил, испытывая соблазн войти, чтобы просто понаблюдать за ней, и одновременно раздражение, что она спит так крепко. В отличие от него. Эллиот постоянно думает о ней. Одна надежда, что общество единомышленников и увлеченность работой сделают ее присутствие менее ощутимым и вернут его в нормальное состояние. – Вы живете как король, Гринвуд, – заметил он. – Улучшения, которые вы произнесли после моего прошлого визита, впечатляют. Матиас просиял: – Очевидно, вы имеете в виду здание, а не мою любовницу, хотя трудно сказать, что доставляет мне большее удовольствие. Втащить сюда строительные материалы было чертовски тяжело, но дело того стоило. Вы должны последовать моему примеру, Ротуэлл. Купите старую виллу и убедитесь сами, как высоко ценятся английские деньги на этом побережье. – Я в этом не сомневаюсь, поскольку эти места настолько недоступны, что приходится плыть морем, а потом карабкаться по склону горы. Я нуждаюсь в обществе чаще, чем дважды в год, но если вы счастливы в своем уединении, я рад за вас. – Я вовсе не чувствую уединения. У меня всегда кто-нибудь гостит. Приезжают из Англии, Рима, Неаполя, даже из Помпеи. В прошлом месяце я принимал управляющего раскопками. Он не возражает против того, чтобы карабкаться на ослике по склону горы. – Я был бы признателен за рекомендательное письмо, – сказал Эллиот. – Хотелось бы посмотреть все, что было найдено на раскопках за последние годы, а не только то, что лежит на туристических маршрутах. Матиас выгнул бровь: – Хотите посмотреть фрески, живописующие восторги сладострастия? Мисс Блэр туда не пустят, какие бы письма я ни написал. – Меня интересует кое-что другое. Если не возражаете, я хотел бы обсудить с вами направление моих исследований, прежде чем уеду. – Вот что. Давайте завтра утром запремся в моем кабинете и поговорим без помех. Признаться, я порой скучаю по своему преподавательскому прошлому. Но стоит вспомнить, до чего тупоголовыми были многие студенты, и ностальгия проходит. – Неплохая мысль – сыграть в профессора и студента. Это прояснит мои мозги. Кстати, как джентльмен, я обязан заявить, что вы неверно истолковали мою дружбу с мисс Блэр. – Вот как? Чертовски жаль. Предмет их обсуждений не замедлил явиться, похожий на прекрасную кельтскую колдунью в черном развевающемся платье, с распущенными волосами. Матиас усадил ее за стол, налил кофе и развел суету, говорившую о приятном возбуждении, которое он испытывал в ее присутствии. – Надеюсь, вам хорошо спалось в моем скромном доме, мисс Блэр. – Он далеко не скромный, а что касается сна, то спасибо, я отлично выспалась. Шум прибоя и морской бриз действуют успокаивающе. – Она повернулась на стуле, чтобы посмотреть на деревню. – Что они там делают? С этой красной штуковиной у воды? – Это повозка для процессии. Должно быть, они ее красят. Осталось три дня до торжеств в честь Иоанна Крестителя. Праздник Сан-Джованни, по-местному. Здесь это главный церковный праздник. Ни одна лодка не выйдет в море этим утром. – И что, ожидается процессия? – Процессия, месса и народное гулянье. Среди прочих ритуалов они собирают грецкие орехи на склоне горы, из которых потом делают масло. – Это событие совпадает с летним солнцестоянием, – заметила Федра. – Еще одно свидетельство того, что христиане унаследовали языческие праздники. – Мисс Блэр сделала себе имя на исследовании мифологии, – сообщил Эллиот. – Она опубликовала книгу на эту тему, которая получила высокую оценку. – Похвально. – Матиас умудрился одним словом отмести это достижение как несущественное, хотя и достойное восхищения. – Это не более чем совпадение. В греческих и римских мифах солнце не является главной фигурой. Конечно, с ним связан Аполлон, но само солнце, Гелиос, играет незначительную роль. Возможно, по той причине, что в этих краях столько солнца, что нет нужды поклоняться ему как божеству. – В Египте тоже много солнца, и тем не менее бог солнца царит там над всем, – возразил Эллиот. – Думаю, мисс Блэр права относительно праздника Сан-Джованни. – Возможно, – хмыкнул Матиас. – А что в таком случае символизируют грецкие орехи? Федра рассмеялась: – Постараюсь что-нибудь придумать, мистер Гринвуд, раз уж вы настолько уступчивы, чтобы отказаться от своего мнения. – С красивыми женщинами я даже слишком уступчив, мисс Блэр. Это моя слабость. – Он устремил взгляд на тропинку, которая вела к дому. По ней шагал мужчина. – А вот и Уитмарш. Возвращается с утренней прогулки. Я обещал ему показать свою новую находку. Настоящее сокровище. Хотите посмотреть мою скромную, но весьма ценную коллекцию древностей, мисс Блэр? – С удовольствием, мистер Гринвуд. Она оперлась на его протянутую руку и встала со стула. Когда они вошли в дом, их догнал Уитмарш. Эллиот с любопытством наблюдал за Федрой, державшейся по отношению к нему с нарочитым безразличием. Она смело встретила его взгляд и кивнула в знак приветствия, не выразив и тени смущения. Ее поведение лишь подстегнуло темную сторону его натуры, склонную уступить желанию, которое преследовало его в последние дни. Он хотел соблазнить ее прошлой ночью на балконе. И теперь желание его возросло.
Глава 7
– Как видите, коллекция действительно скромная. – Матиас сиял от гордости. – Я держу ее здесь, чтобы создать некое подобие ренессансной студии, где хранятся дорогие моему сердцу вещи. Студия представляла собой просторное помещение квадратной формы, на стенах фрески с изображением древних урн и листвы. Помимо массивного письменного стола, заваленного книгами и бумагами, в комнате находились различные артефакты. В углу стола высилась капитель коринфской колонны. На высоком книжном шкафу стоял древний бюст. Застекленные стеллажи на ножках, подобные тем, что Федра видела в книжных магазинах в Англии, содержали разнообразные предметы античной культуры. Федра прошлась вдоль полок, рассматривая экспонаты. Рэндел Уитмарш составил ей компанию, указывая на монеты с профилями римских императоров и плоские стеклянные бутылочки. – Вот она, выдающаяся находка, – сообщил Матиас. Выдвинув ящик, он вытащил завернутый во фланель предмет и принялся разматывать ткань. Это оказалась бронзовая статуэтка обнаженной богини в расслабленной позе. – Местные мальчишки ныряли в пещере здесь неподалеку и обнаружили ее, погребенную в песке. Должно быть, она пролежала там полторы тысячи лет. Насколько я могу судить, это образчик греческого искусства античного периода. Вероятно, часть добычи, награбленной у греков ради пополнения сокровищниц имперского Рима. Уитмарш взял статуэтку и поднес к глазам. – Наверняка где-то здесь затонул корабль. Вполне возможно, что там найдется что-нибудь еще, если поискать. – Дно там резко понижается, – отозвался Матиас. – Если оно таит еще какие-нибудь сюрпризы, они не появятся, пока прилив не сделает свою работу. Мне пришлось немало потрудиться, чтобы удалить наслоения, которые образовались на ней, и отполировать поверхность. Но результат говорит сам за себя. Эллиот взял статуэтку в руки. – Красивая вещица. Вы намерены продать ее? – Еще не решил. Если я надумаю, Уитмарш мог бы предложить ее любителям древностей в Риме. Что скажете, Уитмарш? – Я мог бы продать ее в Лондоне, – сказал Эллиот. – Там дадут большую цену. Матиас снисходительно улыбнулся, забрав у него статуэтку: – И замарать вашу кровь причастностью к торговле? Я не могу этого допустить. – Я не собираюсь ничем торговать. Просто поговорю с коллекционерами. Даже Истербрук мог бы заинтересоваться. Мужчины затеяли спор о времени создания и ценности статуэтки, а Федра двинулась дальше, чтобы продолжить осмотр застекленных витрин. Коллекция Матиаса была весьма пестрой, как у подростка, который тащит домой все, что ему приглянулось. Один стеллаж содержал осколки керамики. Они не представляли особой ценности, но очаровывали незамысловатой росписью. По красноватой поверхности вился орнамент из спиралей и геометрических фигур. В другом стеллаже была выставлена прекрасно сохранившаяся греческая скульптура, изображавшая бога Диониса с чашей вина. От полки со старинными кинжалами и другими образчиками римского оружия Федра перешла к стеллажу, содержавшему изделия из драгоценных металлов. Стеллаж был заперт, и неудивительно. Внутри лежали золотые и серебряные предметы, украшенные эмалью. Некоторые относились к античным временам, другие к более поздним периодам, когда в здешних краях владычествовали норманны или сарацины. Крохотныеизображения римских богов соседствовали с орнаментом из линий и арабесок. Стеллаж сверкал от обилия филигранных пряжек, ушных подвесок и стеклянных бус. – Я решил оставить у себя мою маленькую богиню, – объявил Матиас. – Куда посоветуете ее поставить, мисс Блэр? Федра указала несколько мест, где могла бы храниться бронзовая фигурка. Коллекция Матиаса поразила воображение Федры. Интересно, разбирается ли он в древних камеях? Во второй половине дня мистеру Уитмаршу захотелось порыбачить, и мужчины отправились вниз по склону горы, чтобы нанять лодку. Федра осталась в обществе синьоры Ровиале и миссис Уитмарш. Дамы расположились в гостиной. Когда миссис Уитмарш ушла, сославшись на то, что ей нужно написать письмо, синьора Ровиале заговорила на тему, которая, как ей казалось, объединяла ее с оставшейся гостьей. – Он производит сильное впечатление, этот ваш лорд Эллиот. Мне нравятся далеко не все английские друзья синьора Гринвуда. Зачастую они слишком бледны и сдержанны, а их жены и любовницы – бесцветные и скучные. Но лорд Эллиот красив и умен. Великолепный мужчина. – Лорд Эллиот – деверь моей хорошей подруги и по ее просьбе сопровождает меня. Но это вовсе не означает, что я его любовница. – Неужели? – Она окинула Федру внимательным взглядом. – Возможно, если бы вы одевались более нарядно… Матиас сказал, что вы в трауре, а здесь черное носят только старухи. И ваши волосы… Моя горничная могла бы сделать вам прическу, чтобы вы не выглядели как ребенок или putana. Именно так называл ее Сансони во время допросов: putana, что означало шлюха. Учитывая, что синьора Ровиале не была замужем за Матиасом, ситуация складывалась пикантная. – Я сознательно выбрала этот стиль, синьора. Он позволяет мне обходиться без слуг и не тратить утренние часы на туалет, прежде чем заняться делами. – О, понимаю. Но ведь здесь вы ничем не заняты, не так ли? Вы будете томиться от скуки, пока мужчины рыбачат, как простые крестьяне. Почему бы вам не воспользоваться услугами моей горничной? – Спасибо, но меня вполне устраивает мой вид. А что касается скуки, я могу подняться к себе в комнату и почитать, если вы извините меня. – Вы можете почитать в другой раз. Мне кажется, вы и так слишком много работаете. – Она поднялась, поманив Федру за собой. – Даже если вы всем довольны, этого не скажешь о синьоре Уитмарш. По-моему, она считает вас колдуньей, которая пытается очаровать ее мужа. Вы настолько не укладываетесь в ее представления, что она не знает, как с вами бороться. Конечно, надо быть безумной, чтобы так думать, но это написано на ее постной физиономии. Мы постараемся придать вам презентабельный вид, чтобы она не хмурилась за обедом, подобно грозовой туче. Не в силах противостоять подобному нажиму, Федра поднялась. Синьора Ровиале взяла ее под руку и повела вверх по лестнице. Эллиот снял рубашку, намокшую от морских брызг, и отдал служанке, чтобы постирала, затем привел себя в порядок. Рыбалка оказалась азартным делом, а благодаря кожаным мехам с вином, которые бросил в лодку Матиас, время прошло весело. Эллиот вышел на балкон и прислушался. Из комнаты Федры не доносилось ни звука. Предположив, что она уже спустилась вниз, Эллиот направился в гостиную. Вся компания была в сборе, за исключением женщины, которую ему не терпелось увидеть. Не воспользовалась ли она его отсутствием, чтобы сбежать? Эллиот проклял собственную беспечность. Расслабляющее воздействие солнца и моря, легкое возбуждение, не оставлявшее его ни на минуту, заставили его забыть о причине, по которой она оказалась в его обществе. Разговаривая с Уитмаршем и Гринвудом, он то и дело поглядывал в сторону двери. С каждой минутой его подозрения усиливались. Он уже собирался спросить у синьоры Ровиале, чем занималась Федра днем, когда Уитмарш внезапно замолчал и уставился на что-то через плечо Гринвуда. Выражение его лица заставило Эллиота взглянуть в том же направлении. Гринвуд тоже обернулся: – О Боже! Неужели это наша мисс Блэр? Очевидно, так оно и было, но эта мисс Блэр выглядела совсем иначе, чем та, которую знал Эллиот. Черные одежды исчезли, сменившись лазурным платьем с короткими пышными рукавами и отделкой из кремового кружева. Атласный пояс подчеркивал талию, в глубоком вырезе виднелись белоснежные плечи и упругие округлости груди. Волосы больше не струились свободно, а были уложены в модную прическу из кос и локонов. Она слегка подкрасилась, а может, это был румянец смущения, вызванный всеобщим вниманием. – Она даже красивее своей матери, – пробормотал Уитмарш. – Остается лишь удивляться, почему она прячется за этим монашеским балахоном. Эллиот знал почему. В наступившей тишине мужчины пожирали ее глазами, женщины оценивали соперницу. Эллиот шагнул вперед, чтобы избавить ее от неловкой ситуации: – Вы необычайно красивы сегодня, мисс Блэр. Позволь те предложить вам вина. Взяв Федру под руку, Эллиот направился к серванту, где стоял поднос с бокалами и напитками. Остальная компания возобновила прерванные разговоры. – Все это дело рук синьоры Ровиале, – призналась Федра. – Противостоять ей просто невозможно. Эллиот вручил ей бокал вина. – Вы поступили очень мило, уступив ей, – сказал он, стараясь не пялиться на ее декольте. Ему хотелось пройтись языком по кремовой плоти вдоль всего выреза ее платья. – Это заняло несколько часов. А корсет? Вы представить себе не можете, что ощущало мое бедное тело. Отчего же? Он мог представить ее себе в сорочке и чулках, прежде чем она облачилась в корсет и платье. – Это вопрос практики. Думаю, со временем вы привыкнете. – Не будет никакой практики. Этот эксперимент закончится вместе с обедом, если только я не упаду в обморок раньше. Не могу дождаться конца этой пытки. Мне невыносимо жарко. Кстати, арабы, живущие в странах с жарким климатом, носят свободные одежды. Более того… Внезапно она оборвала свою пылкую речь и залилась румянцем, словно увидела в его глазах то, что рисовало его воображение. Платье давало лучшее представление о ее фигуре, чем ее обычное одеяние, и Эллиот ясно представлял себе ее обнаженное тело. Подошел Уитмарш, излучая обаяние. Гринвуд, беседовавший с другими гостями, не спускал с нее глаз. Федра тяжело вздохнула, смирившись с тем, что придется до конца вечера поражать всех своей красотой. Как только обед закончился, Федра поспешила к себе в комнату, чтобы избавиться от неудобной одежды, но, увидев Матиаса Гринвуда, направлявшегося в свою студию, помедлила и последовала за ним. – Мистер Гринвуд, могу я поговорить с вами наедине? – обратилась она к Матиасу. – Конечно, мисс Блэр. Прошу вас, входите. Здесь нас никто не побеспокоит. Она вошла внутрь и села на предложенный ей стул рядом с письменным столом. Под его внимательным взглядом она чувствовала себя как ученик, явившийся к преподавателю. – Мистер Гринвуд, я разговаривала с людьми, знавшими мою мать. У меня есть несколько вопросов относительно событий, имевших место в конце ее жизни. Вы тоже знали ее, и ваше имя неоднократно упоминалось. Есть люди, которые считают, что вы могли бы мне помочь. – Люди? – Ее друзья. Женщины, которые помогли мне составить список тех, кто посещал ее салон. – Я сделаю все, что в моих силах, но мы не были близки ми друзьями с вашей матерью. Мои обязанности в университете не оставляли мне времени на посещение ее салона. – Я понимаю. Но возможно, ваша относительная удаленность позволяла вам видеть вещи более ясно, чем ее ближайшему окружению. – Что вас интересует? – Боюсь, вы сочтете мои вопросы слишком смелыми. Он рассмеялся: – Вы разочаровали бы меня, не будь они таковыми. Вы не стали бы проявлять подобную настойчивость, если бы вас интересовали какие-нибудь пустяки. Его хорошее настроение упростило дело. Федра решила начать с самого дерзкого вопроса: – У вас не возникало подозрений, что у моей матери появился новый любовник в последние годы ее жизни? Несмотря на апломб Гринвуда, вопрос несколько смутил его. Резкие черты его лица смягчились, выразив нечто похожее на смущение. – У меня не было оснований для этого. Правда, когда я впервые встретил вашу мать, Друри постоянно находился рядом, но в последний год я его почти не видел. – Вы не знаете, кем был тот, другой мужчина? Матиас сочувственно улыбнулся, глядя на нее, как добрый дядюшка на любимую племянницу. – А с чего вы взяли, что у нее был любовник? Я в этом не уверен. – Мой отец так считал. – Мужчины часто ошибаются в подобных вещах. Страсть остывает, растет отчуждение – он мог неверно истолковать эти перемены. Что ж, вполне возможно. Матиас был не единственным, кто высказал подобное предположение. Некоторые из друзей ее матери рассуждали так же. Федра предпочла бы, чтобы это было правдой. – Был в ее окружении кто-нибудь, на кого бы могло пасть подозрение? Он покачал головой: – А если и был, неужели так важно знать его имя? – Едва ли, будь это обычная связь. Он терпеливо ждал, пока она продолжит, не поощряя и не пресекая дальнейших откровений. Глядя на его доброжелательное лицо, Федра поняла, почему Элиоту так нравится этот человек. В Матиасе Гринвуде было нечто, что вызывало доверие. Его открытость и прямота исключали даже малейшую неискренность. – Моя мать оставила мне камею, – сказала она. – В ее завещании сказано, что камея найдена на раскопках Помпеи. Таким образом она рассчитывала обеспечить мне финансовую независимость, и до определенного времени я тоже на это рассчитывала. Однако перед смертью мой отец заявил, что это подделка, проданная моей матери ее любовником. Матиас нахмурился, устремив на нее обеспокоенный взгляд: – Вы зависите от стоимости этой камеи? – В последнее время мое финансовое положение осложнилось. Возможно, мне придется ее продать. Но если это подделка… – Она стоит сотую долю от той суммы, которую имела в виду ваша мать и которую она, возможно, заплатила. Более того, вы не сможете продать камею, пока не выясните ее истинную цену, иначе сами станете жертвой мошенников. – Вот именно. – Я понимаю вашу проблему. Неприятно сознавать, что твое наследство оказалось под вопросом. Если поклонник вашей матери воспользовался ее доверчивостью, его следует вздернуть на первом же дереве. Артемис отличалась исключительной щедростью по отношению ко всем, кого встречала на своем пути, но была слишком доверчива и не сразу распознавала тех, кто пытался ее использовать. Матиас, казалось, извинялся за ту мягкую критику, которую позволил себе. – Видимо, она и вправду была чрезмерно доверчива, мистер Гринвуд. А ее щедрость привела к тому, что после нее практически ничего не осталось, кроме этой камеи. Я постаралась бы сохранить ее в память о матери, но если она символизирует двойную кражу – ее чувств и средств, – едва ли эта камея будет представлять для меня ценность. – Конечно, я мог бы взглянуть на камею и избавить вас от сомнений, но, к сожалению, я не являюсь экспертом в подобных вопросах. Можно показать ее Уитмаршу. Он разбирается в украшениях лучше, чем я. Но куда разумнее обратиться к экспертам в Помпеях. – Лицо Матиаса прояснилось, и он понимающе хмыкнул. – Теперь я понимаю, почему вы приехали в Италию. – Как по-вашему, я могу получить там ответ, заслуживающий доверия? – Насколько это возможно. Вы, видимо, знаете, что мнения экспертов иногда расходятся. Я напишу тамошнему управляющему, чтобы расчистить вам путь. Он лет двадцать занимается раскопками и может судить как о происхождении, так и о древности находки. – Очень благодарна вам за желание помочь, мистер Гринвуд. И, с вашего разрешения, позволю себе еще немного злоупотребить вашей добротой. Боюсь, мой следующий вопрос потребует от вас предположений, которые вы, возможно, не захотите делать. – Я не любитель перемывать чьи-либо косточки, мисс Блэр. – Если допустить, что эта камея, настоящая или поддельная, была подарена или продана моей матери неким мужчиной в последние годы ее жизни, как по-вашему, кто из ее окружения мог иметь доступ к подобным вещам? Его острый взгляд затуманился, обратившись внутрь. Матиас надолго задумался, очевидно, перебирая в памяти салоны и обеды, которые посещал. – Даже не представляю, – произнес он наконец. Федра ощутила укол разочарования, но не слишком болезненный. Она и не надеялась, что все тайны раскроются так быстро. Это было бы слишком хорошо. – Хотя… – Его ястребиные глаза вспыхнули. – Я вспомнил об одном украшении, будто бы найденном в Помпеях. Оно не имело отношения к вашей матери. Просто возможность его приобретения обсуждалась на одном из приемов, которые она любила устраивать. Это могла быть та самая камея, которая принадлежит теперь вам, либо какой-нибудь другой предмет. – Вы не помните, о чем конкретно шла речь? – Смутно. Меня это не заинтересовало. Я даже не могу определить, когда это было. Федра бросила взгляд на застекленные витрины за его спиной. – Мне кажется, вы должны были очень даже заинтересоваться. – Не в данном случае. Я сразу понял, что происхождение у этой вещицы весьма сомнительное. Все вывезенное из Помпей считается украденным. – Он пожал плечами. – Однако всегда находятся люди, которых не волнуют подобные тонкости. Есть и такие, кто слепо верит любой сказке, которую им расскажут. Иначе нечистоплотный делец от искусства не мог бы нажить состояние. – А вы не слышали, откуда взялась эта камея? Может, ее кто-нибудь продавал? Матиас задумался, постукивая пальцами по столу. – Прошло немало времени. Не хотелось бы бросать тень… – Едва ли это возможно. Я не намерена предпринимать какие-либо действия, пока не проверю факты. Не говоря уже о том, чтобы распускать сплетни или бросаться обвинениями. Просто мне хотелось бы знать, в каком направлении двигаться. – Ничего конкретного не припомню. Несколько дельцов вились вокруг Артемис Блэр. В последние годы у нее часто бывали двое. Один из них, Хорас Нидли, имел неплохую репутацию, но когда дело касается торговли, ни в чем нельзя быть уверенным. Второй внушал мне меньше доверия в основном потому, что избегал разговоров с учеными, такими как я. Это заставляло сомневаться в его собственной компетентности. – Как его звали? – Торнтон. Найджел Торнтон. Красивый парень. Очень успешный, насколько я помню, хотя среди раритетов, которые он предлагал, не было ничего особенного. – Спасибо. По возвращении в Англию постараюсь навести о них справки. Вы оказали мне неоценимую помощь, и я ним очень благодарна. – Федра поднялась, собираясь уйти. Матиас тепло улыбнулся, явно довольный, что был ей полезен. – Мистер Гринвуд, прошу извинить меня, но… не было ли в ее окружении еще кого-нибудь, кто занимался торговлей древностями? Вчера вы сказали, что мистер Уитмарш может продать вашу статуэтку в Риме… – Это была всего лишь дружеская шутка, мисс Блэр. Насколько мне известно, с тех пор как Уитмарш перебрался в Италию, он продал пару-другую вещиц, которые попали ему в руки, но не заинтересовали его настолько, чтобы оставить их у себя. Не более того. Мне тоже приходилось кое-что продавать. Едва ли это можно назвать торговлей, – снисходительно пояснил он, провожая ее до двери. – И конечно, он не занимался ничем подобным в Англии. Его бы просто не поняли. – Скорее. Я не могу больше ждать. – Из горла мисс Блэр вырвался низкий стон. – О да! Наконец-то. Эллиот рассмеялся про себя, прислушиваясь к стонам, доносившимся из соседней комнаты. Он стоял на балконе, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди. Восторги Федры по поводу избавления от корсета звучали примерно так же, как восторги женщины, получившей удовлетворение совсем в других обстоятельствах. Он слышал, как она отпустила служанку и принялась расхаживать по комнате, бормоча себе под нос: – Какой кошмар! Чтобы я еще хоть раз… Женщины, должно быть, сошли с ума, раз одеваются подобным образом. Эллиот переместился к ее двери и принял прежнюю позу. – Вы живы, мисс Блэр? Надеюсь, ваша фигура осталась прежней? Не деформировалась? Федра высунулась наружу и отпрянула, увидев его так близко. – Вам это кажется забавным, не так ли? – Ничуть. – Он издал смешок, заставлявший усомниться в его искренности. Она сердито нахмурилась: – Оставайтесь здесь. Мне нужно обсудить с вами один вопрос. Федра исчезла внутри. Спустя несколько минут она вышла на балкон, облаченная в черное. Она не успела распустить волосы, так что еще не полностью вернулась к своему прежнему облику. – Сколько времени вы намерены держать меня здесь? – поинтересовалась она недовольным тоном. – Несколько дней. Но, если хотите, мы можем задержаться. Вы должны признать, что это отличное место для отдыха. – Я приплыла сюда из Англии не для того, чтобы отдыхать. – Мы можем уехать через три дня, если пожелаете. Но мне казалось, вам приятно находиться в обществе людей, знавших вашу мать. Федра подошла к балюстраде и облокотилась на нее, глядя на черную гладь моря. Эллиот смотрел на ее спину и представлял себе ее обнаженное тело. – Признаюсь, пребывание здесь доставило мне больше удовольствия, чем я ожидала, за исключением сегодняшнего маскарада. Эта поездка, хоть и вынужденная, оказалась удачной. Мне следовало догадаться, что она будет полезной, что у меня будет больше шансов встретиться с людьми из окружения моей матери, если я поеду с вами. Эллиот непременно выяснил бы, почему она назвала поездку полезной, если бы ночь не была такой тихой и ясной и если бы Федра не казалась такой красивой в лунном свете. – Мистер Гринвуд давно здесь живет? – спросила она. – Он приобрел эту собственность шесть-семь лет назад. Но поселился здесь гораздо позже. Когда я был у него в прошлый раз, он только начал перестраивать дом. – Полагаю, он знает всех экспертов по античности от Милана до Сицилии. – Весьма вероятно. Их не так уж много, и они постоянно общаются друг с другом. – Не каждый университетский профессор может купить здесь виллу, перестроить ее по своему вкусу и переехать сюда жить. Должно быть, он из богатой семьи. Эллиоту, терзавшемуся желанием, было не до светских разговоров, но он не стал торопить события. Оттолкнувшись от стены, он присоединился к ней у балюстрады. – В Кембридже он жил скромно. Но потом унаследовал какие-то деньги. Эта вилла, вероятно, стоит меньше, чем небольшой дом в Лондоне. Он придвинулся ближе, восхищаясь ее замысловатой прической. Понадобится много времени, чтобы избавиться от этой части ее вечернего наряда. Слишком много. Лучше оставить все как есть. Не считая брошенного искоса взгляда, Федра никак не отреагировала на его близость. – Судя по его словам, он часто бывает на раскопках и знаком с археологами, которые там работают. – Наверное. А почему он вас так интересует? По возрасту Матиас годился ей в отцы, а Уитмарш был немногим моложе. Но они так восхищались ее красотой, что возбудили в Эллиоте ревнивые подозрения, возможно, неоправданные. – В мемуарах моего отца есть несколько страниц, которые вызвали у меня вопросы, касающиеся последних лет жизни моей матери. Я задала их Матиасу и теперь хочу понять, насколько можно доверять его ответам. Так вот почему она вышла на балкон, несмотря на вчерашнее предостережение. Не для того, чтобы дразнить его или бросать вызов. Ей нужна информация, которую она считает «полезной». Кристиан оказался прав, предположив, что мемуары Друри могут содержать откровения, которые не понравятся его дочери. Федра фактически признала это, но сейчас Эллиота больше волновала близость красивой женщины, которая верила в свободную любовь и не была скована светскими условностями. В лунном свете ее белая кожа казалась почти прозрачной. Черный балахон доходил до горла, но мысленным взором Эллиот видел округлости ее груди, выступавшие над вырезом лазурного платья. – Бывают вопросы, которые лучше оставить без ответа. Федра повернулась к нему, не подозревая, что в любой момент он может овладеть ею. – Не думаю, что вы действительно так считаете. Точнее, что вы последовали бы собственному совету. Я видела ваше лицо, когда мы говорили о ссылках на вашу семью в мемуарах. Вы не хотите, чтобы их напечатали, но желаете знать, правда ли это. Своей позой и словами она снова бросала ему перчатку. Эллиот не стал ее поднимать, предпочитая разобраться с другими, уже лежавшими между ними. Этой он займется позже. – Я и так знаю, что это неправда. Но вы чересчур серьезны. Надеюсь, вы не станете возражать, если мы отложим этот увлекательный спор на другое время. Когда ночь, луна и ваша красота не будут пробуждать во мне совсем другие мысли. Федра замерла, устремив на него пристальный взгляд. В ее глазах зажглись тревожные искорки. Круто повернувшись, она шагнула к своей двери. – В таком случае я оставлю вас с вашими мыслями. Эллиот поймал ее за локоть. – Не на этот раз, Федра. Он привлек ее к себе, обхватил ладонью лицо и приник к ее губам в поцелуе, о котором мечтал все последние дни. Что он себе позволяет… Как он смеет… Поцелуй заглушил протесты, вызванные подобной бесцеремонностью, а затем возмущение уступило место другим эмоциям. Федра испытала настоящий шок, осознав, с каким восторгом ее сердце откликнулось на его действия. И все это сделал один поцелуй. Страстный и настойчивый, он, казалось, содержал его вчерашнее предупреждение: «Я хочу, чтобы вы молили о большем. Вас возбуждает опасность». Федра и в самом деле испытывала возбуждение. По телу побежали предательские мурашки, и какая-то часть ее существа молила, желая большего, надеясь, что он не остановится. Мысли беспорядочно метались у нее в голове. Он даже не поинтересовался ее согласием. Неужели он думает… Поцелуи переместились на шею, лишая ее воли, туманя сознание. Тепло его губ проникло в ее кровь и устремилось по жилам, разжигая пламя. Ее груди, касавшиеся его груди, отяжелели и напряглись, и Федра выгнулась, инстинктивно стремясь к более полному контакту. Он снова приник к ее губам. Поцелуй был не таким крепким, как в первый раз, но таким же настойчивым, словно он был уверен, что она даст ему все, чего он пожелает. Это было так волнующе и восхитительно, что Федра не могла противиться. Она чувствовала опасность, но разум отступал перед потребностями тела. Его руки, сильные и уверенные, скользили по ее спине и бедрам, касаясь ее тела так, словно на ней не было никакой одежды, заставляя ее томиться в предвкушении. К его губам присоединился язык, ласки становились все более дерзкими, вызывая трепет в самых сокровенных частях ее тела. Федру больше не волновало, что она капитулирует перед врагом и уступает территорию, которую не сможет вернуть. «Я хочу, чтобы вы молили о большем». О да, она почти созрела для этого. Словно в ответ на ее безмолвную мольбу, Эллиот провел ладонью по ее груди, и Федра вздрогнула от острой вспышки наслаждения. Вторая его рука скользила по ее спине, расстегивая крючки платья. Она не должна… не должна позволять ему… Сокрушительный поцелуй подавил протесты, зревшие в ее голове, а неспешные поглаживания соска развеяли их в ночном воздухе. Эллиот отступил на шаг, разъединив их сплетенные тела. Лунное сияние омывало обоих, из гостиной струился золотистый свет, обрисовывая контуры его фигуры. Не дав ей опомниться и привести в порядок разрозненные мысли, Эллиот потянулся к лифу ее платья и начал спускать его вниз. Ни один мужчина не раздевал ее прежде. Федра просто не позволяла этого. Теперь же она молчала, завороженная его уверенными движениями. Медленный спуск платья казался самой эротической лаской из всех, что она испытала сегодня. Она могла лишь смотреть на его лицо в холодном лунном свете, скорее чувствуя, чем видя, сдержанное желание, заряжавшее воздух мужской мощью. Платье соскользнуло вниз, спустившись на бедра, и Эллиот потянулся к бретелькам ее сорочки. У Федры перехватило дыхание. Соски ее еще больше напряглись в ожидании очередного этапа этого медленного дразнящего раздевания. Но Эллиот снова поразил ее, резко рванув сорочку вниз. Это не был жест нетерпения или страсти, а демонстративное утверждение своих прав, прав покорителя. В душе Федры вспыхнул протест, но он не смог укорениться, сметенный мощной волной наслаждения. То, как он созерцал ее наготу, настолько поглотило ее внимание, что она не сделала ни малейшей попытки высвободить руки, связанные полуспущенной сорочкой. «Это всего лишь игра, – говорила она себе, – обычный ритуал покорения и подчинения. Это ничего не значит. На самом деле я не уступила». Она смотрела на его руки, скользившие по ее груди, дразня и возбуждая. Наслаждение нарастало, наполняя ее сознание сладким безумием. Ей хотелось, чтобы это не кончалось. Чтобы он подавил последние очаги сопротивления, грозившие разрушить блаженство, в котором она пребывала. Эллиот снова обвил рукой ее талию и осыпал обжигающими поцелуями шею и грудь. Его губы и зубы играли с ее сосками, вызывая мучительный отклик где-то глубоко внизу и исторгая из ее горла тихие стоны. Федра попыталась высвободить одну руку, чтобы обнять его и прижать к себе. – Нет, – пробормотал Эллиот. – Не двигайтесь. Наслаждение было слишком острым и изысканным, чтобы противиться ему. Ее тело жаждало большего, стремясь к завершению того, что он начал. Остановиться сейчас казалось невозможным, противоестественным. Однако… Несмотря на наслаждение, столь сильное, что казалось мучительным, она не могла не восставать против собственной покорности и его уверенности в своей власти. Каким-то чудом ей удалось освободиться от цепей. Заранее терзаясь от сожаления и досады, Федра обрела голос: – Хватит. Я хочу, чтобы вы остановились. Эллиот замер. В течение нескольких ужасных мгновений он не двигался. Затем выпрямился и посмотрел на нее: – А если я не остановлюсь? Поскольку большая часть ее существа именно этого хотела, едва ли это было угрозой. Но его уверенность, что она не устоит перед его натиском, придала Федре сил. – Остановитесь, – заявила она. – Вы настолько доверяете моей чести? – Я доверяю вашей гордости. Женщина, которой навязываются, не станет умолять. Он отпустил ее и отступил на шаг. Все в его позе и лице говорило, что он может повторить попытку. Федра быстро подтянула вверх платье, прикрыв грудь, и направилась к своей двери. Сердце ее колотилось, тело все еще пребывало в возбужденном состоянии. – В следующий раз я не остановлюсь, Федра. Она перешагнула через порог, прежде чем ответить: – Следующего раза не будет. – Посмотрим. Она схватилась за ручки дверей и принялась закрывать их. – В любом случае это не будет соблазнением. Я решу, что это должно случиться, еще до первого поцелуя, иначе никаких поцелуев вообще не будет.Глава 8
В комнате было душно, но Федра не осмеливалась открыть балконные двери, чтобы впустить ночную прохладу. Эллиот все еще находился на балконе, и она опасалась, что он воспримет это как приглашение. Впрочем, у него хватит наглости войти и без приглашения. Она сидела на постели, обхватив руками колени, наполовину страшась и наполовину надеясь, что двери распахнутся и он появится на пороге. Она вовсе не испытывала того спокойствия, которое пыталась изобразить, когда уходила с балкона. Возбуждение не улеглось, тело оставалось чувствительным даже к прикосновению воздуха. Федра не понимала, что заставило ее остановить Эллиота. Это был инстинктивный порыв. Должно быть, вмешалась интуиция. «Я хочу, чтобы вы молили о большем». Разве можно иметь дело с таким человеком? Ему нужно, чтобы она была слабой, поглупевшей от страсти, послушной ему. Теперь понятно, что он не случайно объявился в Неаполе. У него была вполне определенная цель. Ни один из ее знакомых не стал бы требовать, чтобы она изъяла неугодные ему отрывки из мемуаров ее отца. Но мужчина, способный соблазнить женщину из корыстных соображений, не раздумывая воспользуется властью, которую получит над ней. И, что самое печальное, ему это почти удалось. Федра хотела его, и желание это было непреодолимым. Оно не согревало душу, не приносило покоя и ощущения безопасности. Не походило на симпатию, которую она питала своим друзьям. В этом желании не было слияния душ, без которого дальнейшая близость не имеет смысла. Совсем наоборот. Чувственный призыв, исходивший от Эллиота, приводил ее в смятение, трепет и восторг, пугавший своей силой. Само его присутствие действовало на нее как колдовские чары. И он это отлично понимал. Возбуждение постепенно улеглось, превратившись в легкую неудовлетворенность, томившую ее все последние дни. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Федра легла и повернулась на бок, по-прежнему глядя на застекленные двери. Неужели именно это случилось с ее матерью? Неужели после многолетних отношений с Ричардом Друри, основанных на дружбе и взаимном уважении, в жизни Артемис помнился мужчина, который не захотел играть по ее правилам? Тот факт, что мать изменила отцу, явился для Федры настоящим ударом. Вера в свободную любовь не исключала веры и любовь, которая продлится всю жизнь. В юности Федра считала, что одно неразрывно связано с другим. Что только свободная любовь, не скованная условностями, религией и законом, позволяет распознать родственную душу, когда та появится. Она представила себе свою мать, красивую, оживленную, уверенную в себе. Но более доверчивую, чем ее дочь. И менее практичную. За долгие годы Артемис окружила себя людьми, которые принимали ее образ жизни. Они знали о Ричарде и о том, какое место он занимал в ее жизни. И когда в этот тесный кружок проник мужчина, исповедующий совсем другие принципы, Артемис оказалась беззащитной перед ним из-за элементарного отсутствия опыта в общении с ему подобными. Как ее дочь только что на балконе. Федра обхватила руками подушку. Пожалуй, она начинает понимать, как возникла эта любовная связь, оказавшаяся роковой для ее матери. В ее жизни появился соблазнитель, пробудивший примитивные женские инстинкты, которые дремлют в любой женщине. Он покорил ее, сделал уязвимой и в конечном итоге предал. Вначале он притворялся, будто разделяет взгляды других мужчин в ее окружении, поэтому у Артемис не было ни единого шанса. Поглощая на следующее утро завтрак на веранде, Эллиот мысленно осыпал Федру оскорблениями. Сучка! Учитывая ад, в котором пребывало его тело всю ночь, ему было не до джентльменских выражений. Единственным утешением была мысль о неудобствах, которые она испытывает в душной комнате, пока он наслаждается прохладным ветерком с моря. Но каждый раз, когда он бросал взгляд на ее дверь, часть его существа молила, чтобы она распахнулась и Федра бросилась в его объятия. Дверь, разумеется, не открылась. Волевая, независимая и гордая, Федра Блэр никогда бы не позволила ему одержать подобную победу. В конечном итоге эта злополучная дверь превратилась в его представлении в некий символ непокорности. В обвинение. В декларацию самообладания, приводившую его в бешенство. «Ты полагал, что сможешь соблазнить меня? – словно бы вопрошала Федра. – Ты самонадеянно решил, что можешь подчинить меня? Меня, из всех женщин?» Чертыхнувшись, Эллиот налил себе кофе. Ее эротические стоны все еще звучали в его ушах. Он все еще ощущал ее объятия и требовательные поцелуи. Одних воспоминаний хватило, чтобы он снова возбудился. Господи, это было хорошо. Так хорошо, что даже не верится. Где, черт побери, она нашла силы, чтобы вообще что-то сказать, не говоря уже о том, чтобы остановить поток, уносивший их обоих? Шорох одежды и легкие шаги потревожили тишину веранды. Эллиоту не нужно было поворачивать голову в сторону двери, чтобы посмотреть, кто вошел. За те несколько секунд, что Федра шла к столу, ему удалось обуздать гнев, вызванный ночным бдением. Правда, это не помешало ему мстительно подумать: «В следующий раз ты не откажешь мне, потому что на самом деле хочешь того же, чего и я». Успокоенная его невозмутимым приветствием, Федра несколько расслабилась и села за стол. Эллиот налил ей кофе. – Спасибо, что поступили как цивилизованный человек, – сказала она, сделав глоток. Эллиот не верил своим ушам. Неужели она решилась поднять эту тему? Он облокотился о стол, подперев подбородок ладонью. – Вы имеете в виду тот факт, что я позволил вам вчера вечером ретироваться в вашу комнату, или то, что я налил вам кофе? Слуга принес на блюде яичницу с ветчиной. Матиас, хоть и сделал Позитано своим домом, потчевал гостей настоящим английским завтраком. Федра положила себе на тарелку немного яичницы. – Пожалуй, и то и другое. – Ну, на моем месте Марсилио или Пьетро устроили бы настоящий спектакль, протестуя и обвиняя, пока не разбудили бы всех домочадцев. Английские джентльмены, увы, приучены страдать молча. Ее губы сжались. Не поднимая глаз от тарелки, она разломила рогалик. – Прошу прощения, если заставила вас страдать. Это не входило в мои намерения. Учитывая, что вы английский джентльмен, мне, видимо, не следует развивать эту тему. – Мудрое решение. Федра промолчала, сосредоточившись на еде. Эллиот понимал, что должен уйти, но продолжал сидеть. Наконец она отложила вилку и промокнула губы салфеткой. – Лорд Эллиот, если вы намерены задержаться здесь еще на несколько дней, мы должны прийти к взаимопониманию насчет балкона. Поразительная женщина! Неужели она не понимает, что он с трудом сдерживается, чтобы не подхватить ее на руки, перебросить через плечо, утащить в ближайшую рощу и закончить то, что они начали вчера? Сидит здесь, рассуждая бог знает о чем, когда ночные мучения сделали его совершенно неспособным к компромиссу. – В каком смысле, мисс Блэр? – Так уж вышло, что у нас один балкон на двоих. Несправедливо, если мне придется либо отказаться от него, либо опасаться, что каждое мое появление будет истолковано иначе, чем желание подышать свежим воздухом. – Обещаю в следующий раз, когда вы выйдете на балкон посреди ночи, истолковать ваше появление правильно. Истинный смысл этого обещания не остался незамеченным для Федры. Она была достаточно умна, чтобы видеть слабые стороны своей позиции. – Может, мы хотя бы договоримся, что я имею право оставлять балконные двери открытыми, не опасаясь, что вам захочется войти внутрь? – Нет. – Видимо, я была о вас слишком хорошего мнения. – Тут я с вами полностью согласен. – Лорд Эллиот, я… – Я предпочел бы, Федра, чтобы вы называли меня по имени, когда мы наедине. Надеюсь, вы не возражаете? Пора отбросить эти нелепые условности. В конце концов, я целовал вашу обнаженную грудь, а вы стонали от наслаждения. Глядя на ее ошарашенное лицо, Эллиоту впервые за все утро захотелось улыбнуться. Но она быстро овладела собой и вновь приняла чопорный вид. – А я бы предпочла, чтобы мы избегали друг друга, насколько это возможно, Эллиот. – Последнее слово она подчеркнула. – Сегодня утром это будет несложно. Мы с Гринвудом собираемся уединиться в его кабинете. Федра поднялась. – Пожалуй, мне следует предпринять длительную прогулку и отдохнуть от здешнего общества. – Она повернулась и шагнула к двери. – Федра. Она помедлила, глядя на него через плечо. – Обещайте, что не попытаетесь сбежать и будете здесь к обеду. Она выгнула бровь. – Из-за вашей клятвы Сансони? – В том числе. Судя по выражению лица Федры, она догадывалась, что это не единственная причина. – А если я не стану ничего обещать? – Тогда я снова привяжу вас к кровати. Она покраснела и отвернулась. – Так вы обещаете? – Да, хотя в этом нет никакой необходимости. Это просто смешно! Я даже не представляю, как спуститься с этой скалы, не говоря уже о том, чтобы отправиться в плавание в одиночку. Она вздернула подбородок и выплыла из комнаты в развевавшихся, словно паруса, черных одеждах.Вернувшись в свою комнату, Федра распаковала вещи. Как он догадался о ее планах? Она не считала себя предсказуемой женщиной, но лорд Эллиот, похоже, угадывает ее мысли раньше, чем они появляются в ее голове. Она убрала пустой саквояж. Подготовка к побегу была порывом, порожденным бессонной ночью и размышлениями о том, как действует на нее лорд Эллиот. Если так пойдет дальше, ей грозит нешуточная опасность свалять дурака, уступив физическому желанию, которое возбуждает в ней этот мужчина. К рассвету мысль о том, чтобы сбежать от соблазна, начала казаться Федре вполне разумной. Она переобулась, надев прочные ботинки. Затем вышла на балкон и облокотилась на балюстраду, глядя на селение. С веранды доносились голоса. Остальные гости, видимо, завтракали. Федра глубоко вздохнула и призвала на помощь женщину, которую воспитала в ней мать. Решение бежать было трусостью. Она приехала в эту страну в поисках ответов на вопросы, касавшиеся ее матери, и некоторые из этих ответов могут найтись прямо здесь, в этом доме. Куда разумнее остаться и следовать цели, которая привела ее сюда, забыв о своих страхах и слабостях, связанных с лордом Эллиотом. Когда Федра вернулась на веранду, Матиас Гринвуд уже скрылся в своей студии с лордом Эллиотом. Однако Рэндел Уитмарш все еще сидел за столом со своей женой. Федра присоединилась к ним в надежде, что миссис Уитмарш не задержится надолго. Вчерашний разговор с Матиасом прошел весьма удачно, и ей не терпелось узнать, что мистер Уитмарш может добавить к этим сведениям. К сожалению, он ушел первым, отправившись на свою обычную утреннюю прогулку. – Вы прелестно выглядели прошлым вечером, – заметила миссис Уитмарш. – Спасибо. – Признаться, я не понимаю, что заставляет вас… Ее взгляд скользнул по одеянию Федры. Федра не сочла нужным пускаться в объяснения. Вряд ли миссис Уитмарш способна понять смесь соображений удобства и протеста, послужившую основанием для подобной эксцентричности. – Я хочу сказать, что ваша мать не прибегала к столь явному выражению своих необычных взглядов. Федра насторожилась. – Вы общались с моей матерью? – До того как мы перебрались в Рим, мой муж часто бывал на ее приемах. В отличие от других жен я не отказывалась составить ему компанию. Он был очарован ею. И я считала своим долгом проследить, чтобы и она не увлеклась им. Федра сомневалась, что ее мать могла увлечься мистером Уитмаршем. Но ведь, пока она не прочитала мемуары, ей в голову не приходило, что у Артемис мог быть другой мужчина, помимо Ричарда Друри. – Вам удалось предотвратить связь между ними? Если, конечно, моя мать выделяла вашего мужа среди других мужчин. Этот смелый вопрос ничуть не шокировал миссис Уитмарш. – Думаю, удалось. Впрочем, для нее никого не существовало, кроме мистера Друри – во всяком случае, до последнего времени. – Вы намекаете, что в конечном итоге такой мужчина все же появился? Не нужно подбирать слова из соображений деликатности. Я ее дочь и так же, как она, считаю, что о подобных вещах нужно говорить откровенно. Миссис Уитмарш пожала плечами: – В последний год или около того между вашими родителями возникло охлаждение. Мой муж ничего не замечал, но я-то видела. Понимаете, за ней всегда увивались мужчины. Не для того, чтобы жениться, разумеется. Осуждающий тон, которым была произнесена последняя фраза, резанул слух Федры, и она бросилась на защиту матери, пусть даже Артемис не нуждалась в оправданиях: – Охлаждение могло быть следствием того, что пылкость чувств со временем угасла и сменилась привычкой. Это не значит, что моя мать перенесла свою привязанность на другого мужчину. – Мисс Блэр, мы с мужем на протяжении пяти лет часто обедали у нашей матери. И мистер Друри обычно присутствовал. Привычка, о которой вы говорите, была очевидна с самого начала. Когда я появилась там впервые, мне не надо было объяснять, что они любовники, а вы их дочь. Но в последний год мистер Друри бывал там гораздо реже, а когда бывал, чувствовалась какая-то неловкость. Возможно, вы считаете меня недалекой, но я редко ошибаюсь, когда дело касается отношений между мужчиной и женщиной. Можно было не сомневаться, что миссис Уитмарш, тщательно оберегавшая своего мужа от посягательств других женщин, научилась разбираться в этой стороне человеческой натуры. Но насколько она проницательна? Можно ли верить ее суждениям? Пожалуй, да. Женщина, охраняющая свое сокровище, наверняка заметит, что пиратское судно, которого она опасается, устремилось в погоню за другим кораблем. – Кто был тот мужчина, который стал новым объектом внимания моей матери? – Это что, проверка? Я должна назвать имя, чтобы вы отнеслись с уважением к моим словам? – Это всего лишь искреннее желание дочери узнать больше о последних годах матери. – Трудно сказать. Единственное, в чем я уверена – почти уверена, – это не был мой муж. Несколько месяцев она светилась, словно к ней вернулась молодость, но потом… – Потом… – Это выглядело так, будто кто-то задул лампу. В последнее время она выглядела печальной. Возможно, кто-то разочаровал ее. Федра видела эту печаль. Она не понимала ее причины и глубины, но описание было верным. Ушел свет. – Вы не единственная, кто задавался вопросом, не завела ли она нового любовника, – сказала она. – Мне даже называли имена. Мистера Нидли, например. Или мистера Торнтонa. – Нидли? Что ж, в этом есть определенный смысл. Он был того же склада, что и мистер Друри, а его познания в римском искусстве давали им почву для общения. Впрочем, если бы вы спросили меня, я бы сказала, что они не слишком подходили друг другу. Он мог быть очень высокомерным, даже грубым. Миссис Уитмарш оживилась, радуясь возможности посплетничать. Она так наслаждалась разговором, что Федра ощутила раздражение. – Иногда противоположности тянутся друг к другу, – заметила она. – Да, конечно. Что же касается второго, Торнтона… – Миссис Уитмарш задумалась. – Он был немного моложе ее. Загадочный тип, между прочим. Его трудно было не заметить. Красивый мужчина, в романтическом духе. Он производил сильное впечатление, но… – «Но»? – Это трудно объяснить. В нем было что-то… неуловимое. Мой муж однажды воспользовался этим словом, чтобы описать его, и я думаю, оно отражает суть. Да, он был неуловимым во многих отношениях. Федра отложила эту характеристику в уголке сознания. Когда она вернется в Лондон, ей придется отыскать и высокомерного мистера Нидли, и неуловимого мистера Торнтона, а также узнать у близких друзей матери, не отдавала ли Артемис предпочтения одному из этих мужчин. – Мне она нравилась, – сказала миссис Уитмарш. – Конечно, я не одобряла ее образ жизни, и она это знала. Но она принимала моивзгляды и никогда не позволяла своим гостям ставить меня в неловкое положение. Она была очень великодушна. – Скорее, она смирилась с вашими взглядами. Ведь они отражают общественную мораль. А вот она, стоило ей выйти за порог собственного дома, воспринималась как отклонение от нормы. К сожалению, люди не столь великодушны по отношению к тем, кто имеет другие взгляды, и не готовы принять их в свою компанию. Миссис Уитмарш покраснела. Ее румянец сказал Федр больше, чем она хотела бы знать. Уитмарши ни разу не пригласили ее мать к себе. Артемис Блэр не входила в их круг и не бывала на их вечеринках. Внезапно эти утренние откровения показались Федре предательством по отношению к памяти матери. Она подозревала, что миссис Уитмарш точно так же сплетничает со своими приятельницами в гостиных, куда никогда бы не пригласили «синий чулок», попиравший своей жизнью общепринятые правила. Кроме того, они дали ей представление о разговорах, которые велись о ней самой. Федра всегда знала, что есть женщины, которые смеются над ней и перемалывают ее косточки своими языками, как и то, что есть мужчины, неправильно истолковывающие ее свободу. Однако и тех, и других было легче игнорировать, не находясь в их компании. Надежда Федры, что миссис Уитмарш прольет свет на имя мужчины, занявшего место Ричарда Друри, не оправдалась. И все же Федра не считала разговор напрасным. Наблюдения этой женщины могли оказаться полезными. Извинившись, она поднялась из-за стола и, спустившись с веранды, направилась к крутой тропе, ведущей в селение. Утром Позитано превращалось в женское царство. Все трудоспособные мужчины с восходом солнца выходили в море на своих рыбачьих лодках. Федре потребовалось немало времени, чтобы добраться до центра городка по лабиринту узких улочек. Даже ступенчатое устройство не делало их более удобными и безопасными. Она пожалела, что не взяла с собой зонтик, чтобы опираться на него вместо трости или прикрыться от солнца, которое, перевалив через вершину горы, припекало все жарче. Провожаемая взглядами женщин и детей, она неспешно шагала мимо прилавков с фруктами, овощами и мясом, тянувшихся вдоль улицы, служившей рынком. На стульях у таверны сидели несколько мужчин, наблюдавших за ней со смесью любопытства и подозрительности. Самый молодой из них, темноволосый мужчина в модном коричневом сюртуке, прислонил к своему стулу массивную трость. Остальные были значительно старше, с морщинистыми, выдубленными на солнце лицами. Видимо, в силу преклонного возраста они уже не могли выходить в море и коротали время за разговорами. Следуя за людским потоком, Федра вышла на главную улицу городка. Ее появление вызывало не меньший интерес, чем в первый день, когда они с лордом Эллиотом проследовали мимо верхом на осликах. Из окон высовывались любопытные, наблюдая за ней. Улица привела ее к небольшой площади, примыкавшей к склону горы. Прямо в скале был вырублен колодец, увенчанный головой льва, из его разинутой пасти струилась вода. На каменных скамьях, установленных в тени деревьев, сидели женщины, дожидавшиеся очереди наполнить свои кувшины. Заметив свободное место на одной из скамей, Федра присела отдохнуть в тени и тут же оказалась под обстрелом темных глаз. Молодая женщина шепнула что-то на ухо мальчику, и тот умчался вниз по улице. Женщины, набравшие воды, не спешили уходить, оживленно болтая друг с другом и поглядывая на незнакомку. Вскоре на площади появилась еще одна женщина, направлявшаяся к источнику. Черные юбки развевались в такт ее широким шагам. Даже на расстоянии было видно, что она отличается от других. Во-первых, она была блондинкой. Из-под широких полей черной соломенной шляпы виднелся тяжелый узел золотистых волос. Она была не такой белокожей, как Федра, но и не такой смуглой, как уроженки здешних мест. Загар лишь слегка позолотил ее лицо. Федра предположила, что это иностранка, поселившаяся здесь подобно Матиасу. Но когда женщина подошла ближе, миндалевидные глаза, высокие скулы и овал лица выдали в ней местную жительницу, несмотря на цвет кожи и волос. Усевшись на скамью рядом с Федрой, она обменялась приветствиями с другими женщинами. Федра пыталась понять, о чем они говорят, но не успевала за быстрым обменом репликами. К тому же диалект, на котором говорили в Позитано, отличался даже от того, что она слышала в Неаполе. Внезапно женщина повернулась к Федре и окинула ее внимательным взглядом. Разговоры вокруг смолкли. – Вы англичанка? Федра кивнула. – Они догадались об этом и послали за мной юного Паоло. Мы с кузиной Джулией здесь единственные, кто говорит по-английски. Вы встречались с ней. Она хозяйка виллы. Вы вдова? – Разговор велся на вполне приличном английском, хотя интонация и произношение отличались некоторым своеобразием. – Нет, я не вдова. Взгляд женщины прошелся по длинным волосам Федры. – Я так и думала. – При виде мужчин, появившихся на площади, она лукаво улыбнулась. – А вот и синьор Тарпетта. Не обращайте на него внимания. Ему нравится изображать из себя начальника, но его власть и авторитет – всего лишь плод его воображения. Это был тот самый мужчина, которого Федра видела у таверны. Он прихрамывал, опираясь на трость, но это не мешало ему держаться с исключительной важностью. Его сопровождали двое мужчин постарше. Вся троица расположилась по другую сторону площади. – Меня зовут Кармелита Мессина. Я тоже не вдова, хотя и ношу черное. – Меня зовут Федра Блэр, и я рада встрече с вами. Вы так хорошо говорите по-английски. Я пыталась овладеть вашим языком, но, к сожалению… Кармелита взмахнула рукой, отметая ее попытку оправдаться. – Я научилась английскому в Неаполе, когда жила там вместе с Джулией и ее покойным мужем. – Кармелита указала подбородком на синьора Тарпетту, который пристально наблюдал за ними, разговаривая со своими спутниками. – Он не любит, когда обитатели виллы спускаются в город. Опасается, как бы они не развратили подданных его крохотного королевства. – Они часто бывают здесь? – Нет. Для большинства из них мы всего лишь селяне, делающие местный пейзаж более колоритным. – А синьор Гринвуд? Разве он не общается с местными жителями? – Иногда. Правда, в прошлом году бывал здесь довольно часто. Однажды, вернувшись сюда, он привез с собой Джулию. – Кармелита бросила на Тарпетту презрительный взгляд. – Он хотел жениться на ней. И хотя притворяется, будто теперь ни за что ее не примет, все знают, что он приползет на карачках, стоит ей сделать вот так. – Она щелкнула пальцами. Женщины захихикали, очевидно, догадываясь о предмете их разговора, и придвинулись ближе. Кармелита снова уставилась на Федру: – Я ношу черное в знак скорби о карбонарии, который погиб, когда король уничтожил республику. Если вы не вдова, то почему носите траур? – Вообще-то я скорблю о своем отце, но одежда здесь ни при чем. Просто черное не так быстро пачкается. Кармелита перевела ее слова остальным женщинам. Те закивали. – Вы ходите с распущенными волосами и непокрытой головой. Но я не думаю, что вы путана. Любовницы, которые приезжают сюда с мужчинами, всегда модно одеты. Наверное, вы поступаете так, чтобы натянуть нос таким типам, как наш Тарпетта? – Возможно. – Федра устремила взгляд на залив, видневшийся в отдалении. – К мистеру Гринвуду часто приезжают гости? – Да. У мистера Гринвуда много друзей. Хотя он не один из нас, многие здесь богатеют за счет денег, которые он тратит. – Как семья тех мальчишек, что нашли бронзовую статуэтку? – Я не слышала ни о какой статуэтке. Такие находки обычно держат в секрете, чтобы ни с кем не делиться, если в том же месте обнаружится что-нибудь еще. Мистер Гринвуд любит старинные вещи. Кармелита бросила взгляд на мужчин, наблюдавших за ними. – Их бесит, что вы здесь так долго сидите. Надеюсь, вы посидите еще немного им назло. Расскажите нам о своей жизни в Англии. Видите, никто не уходит в надежде услышать от вас что-нибудь интересное. Федра не заставила себя упрашивать. Кармелита переводила, женщины улыбались и хихикали, дивясь услышанному. К ним нерешительно приблизилась девушка не старше восемнадцати лет. Осторожно протянув руку, она погладила рыжие волосы Федры. Федра не возражала против подобной фамильярности, в отличие от мужчин, наблюдавших за ними с другой стороны площади. Раздался резкий окрик. Один из стариков покинул свой пост и шагнул вперед, сердито хмурясь и жестами призывая девушку к себе. Понурив голову, та испуганно поспешила к нему навстречу. Он схватил ее за локоть и потащил вверх по улице, уводя прочь. – Это ее свекор, – сообщила Кармелита. – Расскажет всему семейству, что она якшалась с любовницей иностранца, который гостит на вилле. Федре не хотелось думать о том, что ждет молодую женщину, если эта история разгневает ее мужа. В глазах остальных женщин, собравшихся у фонтана, появилось настороженное выражение, опечалившее ее. – Я не хочу создавать вам проблемы, – сказала она, поднимаясь. Кармелита удержала ее за руку: – Если бояться проблем, здесь никогда ничего не изменится. Эти женщины ничего не знают о мире, лежащем за пределами этого побережья, а мои рассказы о Неаполе давно приелись. Расскажите им о вашем доме и о том, как у вас хватило смелости путешествовать в одиночку по незнакомой стране. Вы ведь женщина! Федра задержалась у фонтана на целый час, наслаждаясь женским обществом. Она рассказала благодарным слушательницам, как жила в Лондоне, одинокая и независимая. Постепенно поток иностранных слов стал обретать для нее смысл. Некоторые из обращенных к ней вопросов она понимала еще до того, как Кармелита успевала их перевести. Все это время они находились под пристальным наблюдением синьора Тарпетты. Кто-то принес ему стул, чтобы он мог присесть и дать отдых больной ноге. Он не скрывал своего неодобрения, но веселая женская компания, собравшаяся напротив, не обращала на него внимания. Он мог считать себя хозяином селения, но Федре было очевидно, что женщины подчиняются другому авторитету – и зовут его Кармелита Мессина. Постепенно женщины разошлись, унося кувшины с водой и оживленно переговариваясь. – Скоро вернутся их мужья с рыбалки, и им нужно приготовить обед, – объяснила Кармелита. Федра поднялась: – Спасибо за перевод, иначе мне не удалось бы пообщаться с местными жительницами. Я собираюсь прогуляться к башне, прежде чем возвращаться на виллу. – Я провожу вас, иначе заблудитесь. Если Тарпетта последует за нами, сделайте вид, будто не видите его. Надо быть дураком, чтобы с его ногой тащиться за нами, но он никогда не блистал умом. В чем Федра вскоре убедилась. Она была уверена, что он не последует за ними, но когда они поднялись на скалистый выступ, служивший основанием башни, Федра заметила его на причале, откуда он мог за ними наблюдать. – Где он повредил ногу? – спросила она. Кармелита прошла через портал, который вел в башню. – Он был среди солдат, которые пришли за мужем Джулии в наш дом в Неаполе. Он предал нас. Мы пытались сопротивляться, но безуспешно. Я ударила его чугунной сковородой вот сюда. – Она показала на колено. – Надо было стукнуть его по голове. – И поэтому он теперь повсюду следует за вами? – Его интересуете вы, а не я. Но меня он ненавидит, потому что это я познакомила мистера Гринвуда с Джулией. Она осталась без гроша, ее мужа казнили после падения республики. – Если им движет ревность, ему следует ненавидеть Гринвуда, а не вас. Кармелита стала подниматься по каменной лестнице. – Он не осмеливается. Подобно многим из нас, он богатеет за счет его денег. Они поднялись на верхний этаж башни, оказавшись в квадратном помещении с узкими окошками, пробитыми в стенах. Кармелита остановилась у западного окна, обращенного к морю. – Отсюда можно было наблюдать за морем, чтобы не прозевать приближение арабских или пиратских кораблей, которые могли захватить порт, – пояснила она. – А отсюда, – она повернулась к восточному окну, из которого открывался вид на склон горы, – за неприятельскими войсками, которые могли напасть на город с суши. Федра выглянула в западное окно. Из него видно было не только море, но и побережье по обе стороны от башни. Переместившись к восточному окну, она увидела вершину горы, над которой висел ослепительный диск солнца. Хотя башня была построена в оборонительных целях, летом солнце светило прямо в это окно. Помещение, где они находились, предназначалось, видимо, для стражи. Каменные стены закруглялись вверху, образуя своды, характерные для старинных норманнских церквей. Комната была пустой и на удивление чистой. На полу лежало одеяло. Под ним охапка соломы. Кармелита ткнула в одеяло ногой. – Теперь здесь гнездышко влюбленных, – сообщила она. – А в древние времена сюда наведывались совсем другие гости. Когда они снова вышли наружу, Тарпетта все еще маячил на пристани. – Вы сказали, что он богатеет за счет мистера Гринвуда? Каким образом? – Не знаю. Он неплохо живет, хотя и не имеет никаких доходов, кроме скромной военной пенсии. Но судя потому, как они приветствуют друг друга во время редких встреч, их что-то связывает. Возможно, Гринвуд платит ему за то, чтобы местные жители не беспокоили его важных гостей, или же за то, чтобы Тарпетта оставил в покое Джулию. – Кармелита пожала плечами. – А теперь давайте наймем ослика. Даже мне было бы тяжело пройти пешком весь путь до виллы. Пока они спускались с утеса, на пристани появился Эллиот. Синьор Тарпетта указал в их сторону, и взгляды обоих мужчин устремились на тропинку, по которой они шагали. Эллиот сошел с пристани и направился им навстречу. – Кто это? – спросила Кармелита. – Ваш любовник? – Нет. Федра залилась румянцем. Кармелита рассмеялась: – Но он был бы не против, верно? Не представляю, как вам удалось устоять перед таким красавчиком. Вы только посмотрите, как грозно он сверкает глазами. С таким мужчиной надо быть начеку. Когда они поравнялись с Эллиотом, Федра представила их друг другу. Эллиот любезно поклонился, хотя и не скрывал своего недовольства. – Вы заставили всех волноваться, мисс Блэр. Ходить одной в город не рекомендуется, – ворчливо заметил он. – Не думаю, что мне угрожала какая-либо опасность. Эллиот взглянул на Кармелиту: – С вашей стороны было очень любезно предложить мисс Блэр помощь и компанию. – Я не нуждаюсь ни в том, ни в другом, – заявила Федра. – Тем не менее рада, что мы подружились. Надеюсь, мы с вами снова увидимся, Кармелита. Все еще хмурясь, Эллиот отошел, чтобы нанять осликов, которые должны были доставить их наверх. – Пожалуй, я вас оставлю, чтобы вы могли разобраться с этим мужчиной, – сказала Кармелита. – Если вам понадобится чугунная сковорода, дайте мне знать.
Глава 9
– Сегодня утром напишу письмо управляющему раскопками, – сказал Матиас. – В принципе достаточно было бы и тех рекомендательных писем, которые вы привезли из Англии. Но я льщу себя надеждой, что мое письмо ускорит ваш доступ к местам раскопок. – Учитывая, что вы знаете его лично, оно может оказаться весьма полезным, – отозвался Эллиот. Он никак не мог сосредоточиться на приготовлениях к поездке в Помпеи. Его мысли были заняты Федрой. Прошлой ночью Федра оставила свои двери открытыми. Был ли это вызов? Или демонстрация равнодушия? Но уж точно не приглашение. В этом Эллиот не сомневался. Он выкурил длинную сигару, глядя на ее темные окна, не в состоянии противиться мучительному желанию. Единственными звуками, доносившимися изнутри, были тихие вздохи женщины, спавшей, черт бы ее побрал, сладким сном. Наконец Эллиот удалился к себе. Сон избавил его от терзаний. Проснувшись поздним утром, он обнаружил, что Федра исчезла. Она снова покинула виллу, хотя он запретил ей это. После вчерашних поисков он установил для нее несколько правил. Ей не понадобилось много времени, чтобы нарушить их. – Если хотите, мисс Блэр может остаться здесь, пока вы съездите в Помпеи, – предложил Матиас небрежным тоном. Слишком небрежным, словно догадывался, чем заняты мысли его бывшего ученика. – Но она хочет съездить туда. – Для этого ей не требуется ваше общество. Невооруженным глазом видно, что она раздражает вас. Я мог бы отвезти ее туда, чтобы избавить вас от лишних хлопот. Что же касается этой истории с Сансони, о которой вы мне рассказывали, думаю, он согласится с моей кандидатурой в качестве опекуна мисс Блэр, если ему станет известно о замене. – А я в этом не уверен. Я дал ему честное слово, так что мне придется выполнять эту миссию, пока мы в Италии. На самом деле слово, данное Сансони, не имело никакого отношения к его отказу от предложения Матиаса. Как и необходимость повлиять на планы Федры относительно мемуаров ее отца. По крайней мере напрямую. Его одержимость мисс Блэр приобрела новые цвета и оттенки. Он хотел контролировать ее жизнь в куда большей степени, чем это требовалось в связи с публикацией книги. – Раз вы намерены держать ее при себе, позвольте предложить вам несколько гостиниц, подходящих для приличных женщин. Матиас пустился в подробное описание удобств, предоставляемых туристам в различных городах. К концу длинного списка рекомендаций внимание Эллиота переключилось на склон горы, где появился Уитмарш, возвращавшийся из деревни. Лицо его раскраснелось от усилий, вызванных подъемом. – Даже для вас слишком круто, да, Уитмарш? – окликнул его Матиас. – Неудивительно, что вы так припозднились со своим утренним моционом. Вместо ответа Уитмарш махнул рукой и склонился вперед, схватившись за колени и тяжело дыша. – Там… в башне… беда… – Он указал в сторону селения. Встревоженные мужчины подошли ближе. Эллиот перегнулся через перила, пытаясь разглядеть, что происходит внизу. В городке было неспокойно, а возле тропы, ведущей к уступу, на котором высилась башня, собралась небольшая толпа. Уитмарш наконец отдышался. – Эта гора способна угробить человека, если взбираться по ней бегом. – Именно поэтому вам не следовало бежать, – назидательно заметил Матиас. – Что привело вас в такое волнение? Уитмарш указал вниз: – Там, в башне, мисс Блэр. Они собираются ее арестовать. Она доведет его до могилы. Эллиот кинулся в свою комнату за пистолетом и, вернувшись, обнаружил, что Уитмарш проверяет собственное оружие. – Интересно, что она сделала? – задумчиво произнес Матиас, когда они двинулись вниз по склону. Эллиот мог лишь догадываться, зная, на что способна Федра. – Видимо, они решили, что она ведьма или что-то в этом роде, – пропыхтел Уитмарш. Он еще не пришел в себя после подъема, да и спуск требовал усилий. – Черт, – пробормотал Эллиот. – Наша задача ясна, джентльмены, – заявил Матиас. – Нельзя допустить, чтобы ее арестовали. Учитывая неприятности с Сансони, о которых вы рассказывали, Ротуэлл, а также местные поверья и уровень здешнего правосудия, если они доберутся до нее, ситуация может выйти из-под контроля. Не будь Федра такой своенравной и останься на вилле, им не пришлось бы нестись вниз, напрашиваясь на неприятности. Эллиот запаниковал. Это не Лондон, а крохотный городок в чужой стране, изолированный от окружающего мира. Внешний вид Федры, ее одежда и поведение делали ее уязвимой. В таких местах обвинения в колдовстве не казались забавными. Ей грозила реальная опасность. Они добрались до нижней части города и пересекли площадь перед церковью Святой Марии, где стоял свежевыкрашенный фургон, ожидая завтрашней процессии в честь праздника Сан-Джованни. Следуя за Матиасом вдоль берега залива, они приблизились к группе мужчин, преграждавших путь к утесу. Среди них были не только немощные и увечные. Некоторые из рыбаков сочли драму, разыгравшуюся у башни, более увлекательной, чем забрасывание сетей в море. Собравшихся обуревали эмоции. В толпе раздавались хриплые проклятия, сопровождаемые сверканием темных глаз и выразительной жестикуляцией. В центре стоял хорошо одетый мужчина, опиравшийся на массивную трость. Он явно подзуживал остальных. Матиас склонил голову набок, вслушиваясь в перебранку и пытаясь разобраться в происходящем. – Ее видели в окне башни на рассвете, – пробормотал он. – Вроде бы она молилась восходящему солнцу. Кроме того, Тарпетта, вон тот хромой парень, наблюдал за ней вчера в городе, где она, по его словам, пыталась совратить местных женщин. Насколько я понимаю, он обвиняет ее в колдовстве, ереси и проституции. – Ереси? – переспросил Уитмарш. – Давайте проберемся на ту сторону, – предложил Эллиот. – Уитмарш, спрячьте оружие. Не стоит раньше времени показывать, что мы вооружены. Они решительно врезались в толпу, прокладывая себе путь. Их появление не улучшило ситуации. У подножия утеса их ждал настоящий спектакль. Мужчины толпились на тропе, поскольку путь к башне заблокировала большая группа женщин. Представительницы слабого пола были не менее возбуждены и готовы к схватке. Все они сняли платки и распустили волосы. Позади них стояла Кармелита Мессина, символизируя последнюю линию обороны. С распущенными волосами, в развевающихся черных одеждах, она выглядела как служительница культа, олицетворяемого Федрой Блэр. В руке она держала чугунную сковороду и время от времени замахивалась своим оружием на Тарпетту, злобно скалившегося в ответ. Между мужчинами и женщинами стоял городской священник. Выставив поднятые руки в обоих направлениях, он словно пытался удержать от столкновения волны гнева, исходившие от враждующих сторон. – Ничего не скажешь, живописно, – сухо заметил Уитмарш. К сожалению, ситуация была очень опасной. Эллиот взглянул на башню. Федра выбрала этот момент, чтобы выглянуть из окна на первом ярусе. Их глаза встретились, и он попытался успокоить ее взглядом. – Надо попытаться разрешить конфликт мирно, Гринвуд, – сказал Эллиот, решительно шагнув вперед. Отделившись от разгневанной толпы, они подошли к священнику, и Матиас перекинулся с ним несколькими словами. Новости оставляли желать лучшего. – Поводом для обвинения в колдовстве послужил обряд поклонения солнцу, да еще сегодня, в канун летнего солнцестояния, – сообщил Матиас. – Что касается обвинения и проституции, то тут не потребовалось даже повода. Хватило ее внешнего вида, одежды, поведения и того факта, что она появилась в городе одна. К сожалению, женская поддержка только подтвердила в глазах мужчин ее развращающее влияние на местных женщин. Как я понял, прошлой ночью мужьям пришлось услышать от своих жен странные речи. – А ересь? – спросил Эллиот. – Мисс Блэр попыталась объяснить воззрения солнцепоклонников более подробно, чем того требовал здравый смысл. Боюсь, она выбрала не лучшую аудиторию для лекции о сходстве мировых религий. Эллиот без труда представил себе, как ее пространные объяснения, переведенные Кармелитой, передавались от женщин к мужчинам, лишаясь всякого смысла по мере прохождения через эту цепочку. Странно, что ее обвинили в ереси, а не в безумии. Священник, пожилой мужчина с седыми волосами и кротким лицом, пребывал в явном расстройстве из-за беспорядков, охвативших селение. Поговорив с Матиасом, он сцепил ладони в молитвенном жесте, раскачивая их взад и вперед и шепча молитву. Эллиот понимал, о чем он молится. – Скажите ему, что я не оставлю мисс Блэр на растерзание толпы. – Он опасается, что наше присутствие лишь ухудшит ситуацию, Ротуэлл, – произнес Матиас. – Здешние мужчины считают, что мы подрываем их авторитет, а женщины в данный момент настроены против всех мужчин вообще. Тут он не ошибся. Женщины смотрели на Эллиота, словно на врага, бросая гневные реплики явно оскорбительного содержания. Даже если бы ему удалось пробиться сквозь их ряды, он попал бы под тяжелую руку Кармелиты, которая была вооружена сковородой. Эллиот отступил и, когда они выбрались из толпы, отвел Матиаса в сторону. – Мне нужно пробраться в башню и поговорить с ней. – Это оборонительная башня. К ней имеются только два подхода. С этой полоски земли и с моря. – Придется воспользоваться морем. Федра осторожно выглянула из окна. Ситуация внизу застыла на мертвой точке. Как только мужчины начинали терять интерес к затянувшейся осаде, синьор Тарпетта подогревал его снова. Эллиот, мистер Гринвуд и мистер Уитмарш исчезли. По-видимому, они полагали, что это небольшое пламя погаснет само собой. Она и сама на это рассчитывала, особенно после появления священника, пытавшегося образумить толпу. К сожалению, дело было не только в появлении странной англичанки в башне. Существовали и другие вещи. Древние обряды и недавние события подлили масла в огонь. Федра опасалась, что женщины дорого заплатят за эту попытку мятежа, даже если она сама не пострадает. Она надеялась, что Кармелите не придется расплачиваться собственной свободой. Федра с восхищением наблюдала, как отважная блондинка размахивает своей сковородой. Этим жестом Кармелита как бы заявляла, что она не беззащитна, что помнит о преступлениях Тарпетты и не допустит, чтобы город покорился его власти. Все это дело его рук. Он видел, как она спустилась в город на рассвете. Должно быть, он снова последовал за ней и заметил ее в восточном окне башни, когда солнце перевалило через вершину горы. С тех пор солнце успело проделать длинный путь, а схватка внизу все не кончалась. Услышав оклик Кармелиты, предупреждающий о нападении с моря, Федра поспешила к западному окну. Около часа назад какая-то лодка пыталась пристать к берегу, но ретировалась, когда Федра начала сбрасывать с башни куски расшатавшейся каменной кладки. Лодка, приближавшаяся к мысу теперь, шла не из Позитано, а с запада, откуда обычно приплывали туристы с Капри, желавшие посмотреть норманнскую башню. На носу стояли трое мужчин, а за веслами сидели слуги с виллы. Эллиот, мистер Уитмарш и мистер Гринвуд пришли ей на помощь. Суденышко приблизилось к башне, насколько это было возможно. Уитмарш помахал рукой, Гринвуд окликнул Федру. Эллиот натянуто улыбался. – Теперь вы понимаете, что я имел в виду, Ротуэлл, – сказал Гринвуд. – Если бы к башне имелся простой доступ с моря, она не оправдывала бы своего назначения. – В любом случае это отличный повод для прогулки по морю, – заметил Уитмарш. – Похоже, никто не догадался о нашем маневре. На пристани никого нет. – Он повернулся к башне, глядя на Федру. – Это окно намного выше, чем казалось издали. Мисс Блэр! – крикнул он. – Мы привезли вам кое-какую провизию, но теперь я не уверен, что мы сможем осуществить свой план. С другой стороны башни раздался рев голосов. Федра бросилась к противоположному окну. Выглянув наружу, она увидела, что мужчины вплотную подступили к священнику, а женщины сбились в тесную кучку за его спиной. Она вернулась к окну, обращенному к морю. Эллиот поднял со дна лодки моток веревки с крюком на конце. – Отойдите от окна, мисс Блэр. Если мне удастся зацепиться, постарайтесь закрепить крюк, насколько это в ваших силах. – Вряд ли у вас получится… Его свирепый взгляд заставил Федру замолчать. Она отошла в глубь башни. Трижды она слышала резкий металлический звук, когда крюк ударялся о камень, за которым следовал всплеск, когда он погружался в воду. Внезапно огромный железный крюк появился в окне и, зависнув на мгновение в воздухе, начал падать. Один из трех крючьев зацепился за подоконник и удержался. Федра подбежала к окну, отцепила крюк и протащила его внутрь так, чтобы его конец прочно застрял в каменной кладке. Когда она выглянула в окно, все трое мужчин взялись за веревку и потянули за нее, проверяя надежность крепления. Удовлетворенный, лорд Эллиот выпрыгнул на узкую полоску пляжа. Уитмарш протянул ему две большие корзины. – Передайте вначале еду, – попросила Федра. – Я сегодня не успела позавтракать. – Ну конечно, ведь бог солнца не станет ждать, – с сарказмом отозвался Эллиот, привязывая конец веревки к ручке корзины. – В детстве, когда я не слушался старших, меня отсылали спать без ужина. Учитывая вашу сегодняшнюю выходку, вам не помешает немного поголодать. Федра нетерпеливо дернула за веревку. – Давайте обойдемся без спешки, – сказал он. – Куда подевалось ваше чувство юмора? Веревка сопротивлялась еще мгновение, затем Эллиот отпустил корзину. Федра подтянула ее вверх и схватилась за ручку. Отвязав веревку, она бросила ее назад, затем проверила содержимое корзины. – Настоящее пиршество. Вино, ветчина, хлеб, инжир. – Надеюсь, вам понравится. Если здешние мужчины доберутся до вас, следующие десять лет вам придется питаться исключительно макаронами с салом. – Он схватил конец веревки и начал привязывать другую корзину. – Здесь одеяло и другие вещи, которые могут вам понадобиться. С противоположной стороны башни донесся гневный рев. Эллиот поднял глаза. – Что там происходит? Федра поспешила к восточному окну и вскоре вернулась. – Если я хочу насладиться едой, боюсь, мне придется поторопиться. Синьор Тарпетта требует, чтобы священник пропустил их. – Быстро поднимайте корзину и бросьте мне веревку. Шум, доносившийся с мыса, заставил Федру поднять корзину с максимально возможной скоростью. Развязав веревку, она сбросила ее вниз и снова кинулась к восточному окну. Священник исчез. Теперь передняя линия мужчин стояла лицом к лицу с женщинами, чей воинственный дух заметно ослаб. Дело шло к поражению. Федра вернулась к окну, обращенному к морю. Матиас Гринвуд указал рукой в сторону берега. – Если мы пристанем вон там, то через пару минут будем на передовой, – сказал он, обращаясь к Эллиоту. – Ситуация становится критической! – крикнула сверху Федра. – Не волнуйтесь, дорогая, – отозвался Уитмарш. – Гринвуд пользуется в городе кое-каким влиянием, а Ротуэлл вооружен. Вам ничего не грозит. Несмотря на их готовность ввязаться в схватку, назревавшую на подходах к утесу, Федра не особенно рассчитывала на победу. Вряд ли они станут стрелять ради ее спасения, а учитывая численное превосходство противника, у них нет ни единого шанса. Эллиот медлил, изучая стену башни, вздымавшуюся прямо из узкой полоски песка, и огромные валуны, установленные в воде, чтобы не дать судам подойти ближе. – Здесь добрых сорок футов. Спускаться вниз рискованно, чего доброго свалитесь. Если бы дно было глубже… – Все еще продолжая размышлять вслух, он поднял руки, ухватился за веревку и начал карабкаться вверх. – Осторожнее, Ротуэлл. Как бы вы сами не свалились! – воскликнул Гринвуд. С утеса донеслись крики, но Федра не двинулась с места. Она не могла отвести взгляда от Эллиота, висевшего над морем. Он медленно приближался, перехватывая веревку руками. На его лице застыла напряженная гримаса, свидетельствовавшая об усилиях, которых ему это стоило. Судя по крикам, ситуация у подножия утеса складывалась не в пользу женщин, что не сулило ей ничего хорошего. Высунувшись в окно, она сообщила Эллиоту, как развиваются события. Он выругался и ускорил подъем, словно обрел новые силы. С лестницы донеслись странные звуки, как будто что-то металлическое ударялось обо что-то мягкое. Раздался голос Кармелиты, призывавшей на помощь святых, затем последовал звук удара и мужской вопль. – Они ворвались в башню, лорд Эллиот! – крикнула Федра, роясь в корзинах. – Надеюсь, вы сообразили прихватить оружие вместе с едой и одеялами, чтобы я могла постоять за себя? – А вы умеете обращаться с оружием? – раздался его голос совсем рядом. Вскинув глаза, Федра увидела его в окне. Обхватив широкий подоконник руками, он держался за его внутренний край. Федра бросилась к нему и схватила за плечи. – Сумела бы, будь оно у меня. Она потянула его на себя, хватаясь за те части тела, до которых могла дотянуться. Эллиот тоже особо не церемонился, используя ее в качестве опоры. Оказавшись внутри, он повалился на пол, но тут же вскочил на ноги с кошачьей грацией. Снаружи Гринвуд скомандовал своим слугам грести вокруг мыса. Эллиот вытащил пистолет из внутреннего кармана куртки, испачканной во время подъема. – По пути сюда Уитмарш просветил меня насчет правосудия в понимании жителей этих мест. С нашей стороны было бы глупо недооценивать грозящую вам опасность. Оставайтесь здесь. Я спущусь вниз. Если не будет другого выхода, попробуйте воспользоваться этой веревкой. Эллиот не стал спускаться потихоньку. Он постарался выразить все свое недовольство, тяжело ступая по ступенькам. При его приближении мужчины внизу затихли. Миновав последний поворот, он увидел на нижней ступеньке Кармелиту Мессину с чугунной сковородой наготове. На нее наступали четверо мужчин, но в данный момент их внимание было сосредоточено на нем. Оглянувшись через плечо, Кармелита увидела пистолет в его руке, но что она испытала при этом – облегчение или недовольство, – трудно сказать. Снаружи послышались не менее тяжелые, но неровные шаги, и в арке, служившей входом в башню, появился синьор Тарпетта. Он тоже увидел пистолет и воинственно выпрямился. – Вы лезете не в свое дело, – заявил он. – Мисс Блэр находится под моей опекой и, следовательно, под моей защитой. Тарпетта презрительно скривился: – Вы плохая опека для своих женщин. С этим Эллиот не мог поспорить, несмотря на всю неуклюжесть формулировки. – Защита мне удается гораздо лучше. – Он направил пистолет на Тарпетту. – Скажите всем, пусть расходятся по домам. – Она нарушила наши законы. – Никаких законов она не нарушала, – возразила Кармелита. – Не считая законов, придуманных человеком, который возомнил себя местным царьком. – Видите, что она наделала? Околдовала наших женщин и совершила языческий обряд. Мы не допустим, чтобы подобные преступления творились в Позитано. – Вы только послушайте его! – усмехнувшись, воскликнула Кармелита. – Он даже говорит как царственная особа. Это «мы» означает одного его. Эллиот был не в том настроении, чтобы вступать в пререкания. Он взмахнул рукой с пистолетом: – Выметайтесь все из этой башни. Синьорина Мессина, будьте любезны, переведите. Тарпетта попятился к выходу. Мужчины и Кармелита двинулись следом. Эллиот замыкал ряды. С лестницы донесся звук, заставивший его оглянуться. Федры не было видно за поворотом каменной лестницы мелькнула рыжая прядь. Выйдя из башни, он обнаружил, что женщины исчезли, Из участников схватки осталось не более десятка мужчин любителей острых ощущений. Его пистолет произвел на них впечатление. Пока Эллиот говорил, а Кармелита переводила, лодка Гринвуда обошла вокруг утеса и причалила к берегу. – Я лорд Эллиот Ротуэлл, брат маркиза Истербрука, – объявил он. – Официальные лица в королевском суде поручили мисс Блэр моим заботам. Если кто-либо из вас причинит ей вред, будет отвечать передо мной. Она не колдунья, не проститутка и не еретичка. Нет никаких свидетельств, которые подтверждали бы эти обвинения. Ваши подозрения беспочвенны, даю слово джентльмена. Кармелита разразилась длинной тирадой, переводя его слова. Исходя из того, что ему удалось понять, и судя по лицам мужчин, она особо выделила те части его речи, где упоминались «лорд», «маркиз» и «суд». В этот момент появился Матиас. Тарпетта, сообразив, что решимость его соратников ослабла, заковылял к нему. После непродолжительного разговора Тарпетта зашагал прочь. Остальные мужчины последовали за своим лидером. Гринвуд подошел к башне. – Примите мою благодарность, Гринвуд, что бы вы ему ни сказали. – Не стоит. Рано праздновать победу, – отозвался тот. – Они собираются послать людей в Неаполь, чтобы получить совет и, если понадобится, запросить помощь военных. Кармелита раздосадовано всплеснула руками: – Идиоты! Тарпетта направился в город, но несколько мужчин задержались у основания утеса. – Что они делают? – спросил Эллиот. – Организуют пост, – сообщил Гринвуд. – Учитывая, что у вас пистолет, никто не решится войти в башню, но они не выпустят мисс Блэр оттуда, пока не получат указания из Неаполя. Думаю, ближе к вечеру они выставят одну-две лодки, чтобы наблюдать за башней с моря. Эллиот проглотил проклятие. Похоже, убежище Федры превратилось в тюрьму. – Пусть наблюдают. А мы будем наблюдать за ними, чтобы не допустить нарушения перемирия, – заявила Кармелита. – Не нужно втягивать женщин в вашу вендетту с этим типом, – сказал Эллиот. – Спасибо за помощь, но, боюсь, она дорого обходится вашим подругам. Предоставьте это дело мне. Кармелита Мессина проигнорировала его слова так же, как и Федра. – Мы будем наблюдать, – решительно заявила она. – Слава Богу, здесь есть женщины – вдовы, например, – которые не боятся мужского гнева. Будем надеяться, что ваш пистолет поспособствует поддержанию мира, а синьор Гринвуд воспользуется своим влиянием на Тарпетту, чтобы прекратить это безобразие, не дожидаясь завтрашнего дня. С этими словами она зашагала прочь, собирая на ходу свои распущенные волосы в узел. – Ее послушать, так вы можете разрешить эту проблему, если пожелаете, – заметил Эллиот, обращаясь к Матиасу. – Она преувеличивает мое влияние. Тем не менее, я попытаюсь урезонить Тарпетту, когда он несколько поостынет, хотя я едва знаком с этим типом. – Узнайте, можно ли его подкупить. Матиас усмехнулся: – Во сколько вы ее оцениваете? Эллиот сунул пистолет за пояс и направился к порталу башни. – В данный момент я испытываю искушение заплатить ему, лишь бы сбыть ее с моих рук.Глава 10
Стоя у окна, Федра наблюдала за Эллиотом и Матиасом. Они что-то обсуждали. Видимо, разрабатывали план дальнейших действий. У основания мыса собралась небольшая группа мужчин. Еще четверо направились к пристани, сели в рыбачью лодку и отчалили от берега. Матиас ушел, а Эллиот вернулся в башню и поднялся по лестнице, громыхая сапогами по каменным ступеням. Внимание Федры было по-прежнему поглощено происходящим внизу. Когда Эллиот вошел, она обернулась. Судя по выражению его лица, он был не на шутку встревожен. Почему-то эта тревога показалась ей очаровательной и даже лестной. Оставалось лишь надеяться, что его гнев быстро пройдет. – Полагаю, в ближайшее время нас никто не побеспокоит. – Оглядевшись по сторонам, он пристроил пистолет на полу в углу, чтобы исключить всякие случайности. Затем вытащил из корзины кожаную флягу с водой и поднес к губам. Горло Федры напряглось. Она ничего не пила с рассвета. Перехватив ее взгляд, Эллиот подошел ближе: – Запрокиньте голову и откройте рот. Федра подчинилась. Утолив жажду, она вытерла губы тыльной стороной ладони. – Я думала, что в этих кожаных флягах только вино. – В другой действительно вино. Но если мы будем осмотрительны, этого должно хватить надолго. Надолго? Федра выглянула в окно и увидела у подножия большую группу мужчин. – Значит, мне не позволят уйти отсюда? Но почему? Эллиот рассказал ей, что в Неаполь должна отправиться делегация за указаниями. Федра помрачнела, подавленная воспоминаниями о мерзком Сансони. Повисло молчание, наполненное ощущением опасности, только что пережитой и ожидаемой. – Вы не послушались меня, спустились вниз, вместо того, чтобы оставаться здесь. – Меня никто не видел. Учитывая ситуацию, это не такое уж большое прегрешение. – Вы ослушались меня, явившись сюда. Ведь я велел вам оставаться на вилле. – Я не ожидала, что меня заметят в окне башни. – Но вас заметили. За исполнением языческого обряда. И не где-нибудь, а в этой стране. – Не было никакого обряда. Тарпетта увидел меня в окне на восходе солнца. Я не воздевала рук в молитве. Всего лишь заслонила глаза от ярких лучей, чтобы определить точное положение солнца. – Мне наплевать, что именно вы пытались сделать. Вы были достаточно беспечны, чтобы рискнуть собственной безопасностью и репутацией. В результате возник конфликт между местными мужчинами и женщинами, и вы оказались в этой башне. – С каждым словом его гнев усиливался. – И не вздумайте говорить о вашей драгоценной независимости. По вашей милости я только что взобрался по отвесной стене и угрожал пистолетом мужчинам, которые не являются моими врагами. Я даже мог убить кого-нибудь из-за вашего чертова своеволия. – Я всего лишь хотела посетить башню на рассвете. Неужели вы думаете, что я могла предвидеть все это? – Она сделала широкий жест, охватив подножие утеса и окружающий пейзаж. – Если бы я знала, что задену чьи-то чувства, я бы и шагу не ступила. Теперь я понимаю, что это было очень глупо с моей стороны, но в тот момент мне так не казалось. Едва ли это можно было принять за извинение, но гнев Эллиота несколько утих. Он устремил на нее пристальный взгляд: – Ну и как, вы достигли того, ради чего затеяли все это? – Да, если отрицательный результат можно считать достижением. – Она указала на вершину горы. – Матиас оказался прав. Если смотреть из этого окна, солнце не восходит непосредственно над вершиной, то есть на прямой линии с тем местом, где мы сейчас стоим. Оно появляется справа, чуточку южнее. Федра приготовилась к насмешкам, к новым вспышкам гнева в связи с тем, что ее маленький эксперимент стал причиной стольких неприятностей, даже не подтвердив ее теории. Вместо этого Эллиот пустился в научные рассуждения: – Это ничего не значит. Дата летнего солнцестояния могла сместиться за минувшие столетия, как это бывает в астрономии. Пять веков назад солнце вполне могло венчать эту вершину утром Иванова дня. С его стороны было очень великодушно оправдывать ее дурацкий поступок. Федра решила, что он заслуживает более внятного извинения. – Я вовсе не искала приключений на свою голову и сожалею, что так получилось. Неудивительно, что вы немного рассердились. – Я очень сильно рассердился, Федра. Тем не менее, меня волнует ваша безопасность. И пока я ее не обеспечу, вы будете делать то, что я говорю, особенно если мне снова придется прибегнуть к помощи пистолета, – сказал Эллиот, остановившись у западного окна. Он нахмурился, и Федра подошла ближе, чтобы посмотреть, что он там увидел. В пятидесяти ярдах от башни бросила якорь лодка с тремя мужчинами. Солнце уже клонилось к закату, но до темноты оставалось еще несколько часов. – Ловушка захлопнулась, – заметил Эллиот. – Нам ничего не остается, кроме как ждать и надеяться, что Матиасу удастся договориться о вашем освобождении раньше, чем ваши враги получат подкрепление из Неаполя. К сожалению, власть в руках Тарпетты, а Матиас с ним едва знаком. Федра опустилась на колени и принялась разбирать содержимое корзин. Вытащив пакеты с едой ифруктами, она расставила их на полу у стены. – Кармелита считает, что они знают друг друга лучше, чем готовы признать. Эллиот наблюдал за ее действиями, прислонившись плечом к стене. – В нашей ситуации это могло бы пригодиться, но, думаю, она ошибается. У Матиаса нет причин обманывать меня. Федра обрадовалась, обнаружив керамическую кружку на дне корзины. Ей не хотелось пить, подставив рот под струю из фляги, как бы живописно это ни выглядело. – Насколько хорошо вы знаете Матиаса? – поинтересовалась Федра. От Гринвуда зависела ее судьба, но это было не единственной причиной ее любопытства. Эллиот отошел от окна, сквозь которое в башню проникали солнечные лучи, и опустился на пол в затененном углу, где Федра сложила провизию. Прислонившись спиной к стене, он потянулся за фруктами. – Матиас был моим преподавателем в университете. Я благоговел перед ним. Уже тогда он считался солидным ученым, автором нескольких научных трудов. Он поощрял мои занятия и руководил моими исследованиями. Его интерес льстил мне, особенно если учесть, что он не преследовал корыстных целей в отличие от некоторых других преподавателей. – Эллиот впился зубами в сочную грушу и махнул рукой в сторону еды: – Съешьте что-нибудь. Вам надо набраться сил. Возможно, через пару дней нам придется спасаться отсюда вплавь. Федра взяла немного сыра с хлебом. – Не похоже, что вы и теперь благоговеете перед ним, да и в его поведении нет ничего учительского. – Теперь я не студент, у меня самого есть научные труды. В настоящее время вас связывает скорее дружба, основанная на прежних отношениях. Эллиот не спешил удовлетворить ее любопытство. Он продолжал есть грушу. Федра тоже занялась едой. – Мой отец был нелегким человеком, – произнес Эллиот небрежным тоном. – Представьте себе человека вроде моего брата Хейдена, но без присущих ему качеств, смягчающих его суровость. Мне повезло, что отец занимался исключительно моими братьями, предоставив меня самому себе. Матиас Гринвуд, напротив, уделял мне много внимания. Интересовался моими взглядами, не скупился на похвалы и не спешил выразить свое неодобрение. Полагаю, в его отношении ко мне было что-то отеческое. Непроницаемое выражение лица Эллиота, когда он говорил об отце, не осталось незамеченным Федрой. Ей была известна репутация маркиза Истербрука. Он обращался с сыновьями так же жестко и бескомпромиссно, как, если верить слухам, и с другими людьми, встречавшимися на его жизненном пути. Однако не нарочитое спокойствие Эллиота привлекло внимание Федры, а другое чувство, мелькнувшее в его глазах. Вопреки утверждениям, будто мемуары Ричарда Друри содержат лживые наветы на покойного маркиза, он был не так уж уверен, что это действительно ложь. И, сидя здесь, рядом с ним, Федра поняла, что Эллиот сомневается в том, что его отец не причастен к убийству того офицера. Конечно, это был всего лишь проблеск сомнения. Но не станет ли он более ощутимым, обретя плоть и кровь, если эти наветы появятся печати? Некоторые ученые полагают, что преступные наклонности передаются потомкам по наследству. Узнать, что твое наследие включает способность хладнокровно планировать убийство, было так же неприятно, как обнаружить, что твоя кровь подпорчена безумием. – У мистера Гринвуда нет детей, – заметила она. – В определенном смысле – я имею в виду интеллект и профессию – вы его наследник. Если ему присуши отцовские чувства, вполне возможно, что он относится к вам как к сыну. Эллиот пожал плечами: – Пожалуй, вы правы. Возможно, он относится ко мне подобным образом в рамках той дружбы, которая связывает нас сейчас. Федра подозревала, что Эллиот платит ему тем же. Их взаимоотношения напоминали дружескую привязанность, характерную для отцов и взрослых сыновей. В таком случае Матиас Гринвуд играет важную роль в жизни Эллиота. Эллиот приехал в Позитано, чтобы обсудить с Матиасом свои новые исследования, хотя ученик и превзошел учителя как историк. Поглощая скромную еду на полу древней башни, они чувствовали себя отгороженными от остального мира. Искренность, с которой Эллиот говорил о своем отце, приоткрыла дверь к близости, более притягательной, чем физическое влечение. Между ними возникла непринужденная атмосфера, напомнившая Федре беседы, которые она вела со своими друзьями. – К чему эти вопросы? Вас интересует Гринвуд? Федра помедлила, размышляя над ответом. – Да, очень интересует. – Проклятие, да он годится вам в отцы! Эллиот произнес это таким раздраженным тоном, что Федра чуть не рассмеялась, но яростный блеск в его глазах заставил ее сдержаться. Он ревнует! Она нашла это безнадежно старомодным и самонадеянным, но таким милым, что на него невозможно было сердиться. – Вы не поняли. Он знал мою мать и был достаточно любезен, чтобы ответить на несколько вопросов. – Каких вопросов? – Кажется, в последние годы у моей матери был тайный любовник. Эллиот нахмурился: – Ричард Друри. – Нет, другой. – И Матиас знает, кто именно? В то время он жил в Кембридже, но изредка приезжал в Лондон… – Матиас весьма проницателен. Он не удивился, когда я предположила, что в жизни моей матери кто-то был, помимо Ричарда Друри. Насколько мне известно, этот человек имел отношение к торговле древностями. Матиас назвал имена нескольких мужчин из ее окружения, занимавшихся этим делом. Друзья моей матери, которых я пыталась расспрашивать, все отрицали, не желая вдаваться в подробности. Видимо, им не хотелось бросать тень на образ Артемис Блэр. Мистер Гринвуд по крайней мере был честен со мной, за что я ему очень благодарна. Эллиот помолчал, обдумывая ее слова со смесью интереса и скептицизма. – Может, никакого любовника не было, раз ее друзья отрицают этот факт. – Был, если верить мемуарам моего отца. Не важно, кто именно, но он преступник. Лицо Эллиота потемнело. – Еще одна ссылка без имени? Еще одна сплетня, способная погубить репутацию человека? – Он вскочил на ноги, сделал несколько шагов и замер, уставившись в стену. Затем повернулся к ней лицом. – Лучшее, что вы можете сделать, – это сжечь эти мемуары или спрятать их подальше от людских глаз. – Возможно, это избавит от неприятных последствий вашу семью, но не любовника моей матери. – Почему? Федра завернула сыр во влажную ткань. – Даже если мемуары не будут напечатаны, этому человеку не удастся уйти от ответственности. Я разберусь с ним, как сочту нужным. Мрачное выражение не исчезло с его лица, но в глазах мелькнуло любопытство. – В ваших словах чувствуется ожесточение. Что ужасного написал ваш отец, если вы сочли своим долгом найти этого человека? Федра поднялась на ноги и отряхнула юбку. – Он написал, что тот тип соблазнил ее, а затем предал самым недостойным образом, что привело ее к гибели. Я не успокоюсь, пока не узнаю, правда ли это. – Это очень сложно, если не сказать больше. – Не так уж сложно. Тем более что там есть еще кое-какие сведения. Уверена, что смогу узнать имя этого человека. Федра вышла на середину комнаты и огляделась. – Если нам предстоит провести здесь несколько дней, нужно приспособить это место для жизни. – Она подняла корзину и перевернула ее вверх дном. – Это может служить табуретом, если убрать ручку. Эллиот взял нож, доставленный вместе с едой, и, пристроив корзину на подоконнике, принялся отпиливать ручку. – На вашем месте я не стал бы чересчур полагаться на то, что писал ваш отец о вашей матери. Едва ли можно ожидать беспристрастных суждений от отвергнутого любовника. Федра свернула старое одеяло, прикрывавшее охапку соломы, и постелила вместо него чистое, принесенное вместе с провизией. – Мой отец думал не о себе, а о моей матери. Им двигала не горечь, а боль за женщину, которую он любил и которую бессовестно использовали. – Будьте осторожны с трактовкой его слов, Федра. Вы можете обвинить невиновного человека и опорочить порядочного. – Порядочному человеку нечего бояться ни меня, ни мемуаров. Ему вообще нечего бояться. В этот момент ручка корзины, уступив напору ножа, сломалась. Громкий треск отразился эхом от каменных стен башни, словно вместе с ручкой лопнуло терпение Эллиота, не выдержав ее последних слов. Следующие несколько часов они провели более приятно, обсуждая брак подруги Федры, Алексии, с братом Эллиота, Хейденом. Тема была достаточно нейтральной, чтобы разрядить атмосферу, сгустившуюся во время их предыдущего разговора. Эллиот, однако, продолжал размышлять над ним. Он не оставил без внимания ни тона Федры, ни выражения ее лица, когда она говорила о неизвестном любовнике, предавшем ее мать. Вопреки ее утверждениям она не была обычной туристкой. Она преследовала определенную цель, которая по какой-то причине привела ее в Неаполь. Вот почему ее настроение улучшилось, когда он решил задержаться на пути в Помпеи. Возможно даже, она подружилась с Марсилио и Пьетро в интересах своего расследования. Теперь он ясно видел, что каждое ее действие, каждое слово, начиная с их встречи в Неаполе, было направлено на то, чтобы узнать больше о последних месяцах жизни ее матери и о человеке, которого Федра винила в ее болезни и смерти. За разговором Федра продолжила обустройство их убежища. По ее просьбе Эллиот натянул веревку на железные крюки, торчавшие из каменной кладки. Федра повесила на нее старое одеяло, отгородив укромный уголок, куда она поставила ночной горшок, который слуги Матиаса предусмотрительно положили на дно одной из корзин. Наступили сумерки. С помощью нового одеяла, брошенного на охапку соломы, и перевернутой корзины в качестве табурета Федре удалось создать примитивное, но вполне приемлемое жилище. Для одного человека. Под верхним ярусом башни имелось еще одно помещение с низкими потолками. Видимо, придется перебраться туда, если он не сумеет очаровать хозяйку башни настолько, что она предложит ему остаться с ней. – У вас просто талант к созданию домашнего уюта. Это следствие привычки обходиться без слуг? – Думаю, я научилась делать это хорошо, потому что моя мать делала это плохо. Эти навыки оказались весьма полезными, когда мне пришлось заботиться о себе. Федра взяла кожаную флягу с водой и подошла к окну, обращенному к городу. После нескольких неудачных попыток ей удалось направить струю в кружку. Напившись, она снова наполнила кружку и протянула ее Эллиоту. Он подошел ближе и поднес кружку к губам, глядя в окно. У основания мыса, там, где кончалась длинная тень, отбрасываемая башней, подручные Тарпетты разбили лагерь. Судя по смеху, доносившемуся оттуда, они пребывали в хорошем настроении. – Почему вам пришлось заботиться о себе? В серебристом сиянии сумерек она казалась очень красивой. Солнечный закат, пламеневший в противоположном окне, подсвечивал ее волосы сзади, превращая рыжие локоны в язычки пламени, резко контрастировавшие с прохладной прозрачностью ее белой кожи. – Моя мать считала, что родительская опека воспитывает в женщинах привычку полагаться на других. Они не верят в свои силы и отказываются от независимости, даже если им предоставляется такая возможность. Поэтому, когда я получила наследство от ее брата, она посоветовала мне поселиться отдельно, чтобы у меня не возникло привычки зависеть от нее. Федра замолчала и высунулась в окно, изучая ближние подходы к башне. Там расположился еще один лагерь, насчитывающий пять пожилых женщин и Кармелиту Мессину. – Мне было шестнадцать, – добавила она, продолжая разглядывать окрестности. Наблюдая за тем, что происходило внизу, Федра не видела реакции Эллиота. – Вы были совсем ребенком. – Он постарался не показывать своего осуждения. Федре не понравились бы критические замечания в адрес ее матери, а у него не было желании в данный момент спорить с ней. Она все еще смотрела в окно. – Пожалуй. Однако многих девушек выдают замуж в этом возрасте. Полагаю, это более радикальная перемена в жизни, чем то, что случилось со мной. Моя мать не устранилась из моей жизни, не пренебрегала своим материнским долгом. Она помогла мне нанять домоправительницу, с которой я прожила первые годы. Я часто бывала у матери, и мы общались с ней не меньше, чем когда жили под одной крышей. В ее устах это выглядело разумным и естественным, но Эллиот с трудом представлял себе шестнадцатилетнюю Федру, живущую отдельно, без защиты и присмотра, не считая наемной служанки. Его кузина Каролина, выпорхнувшая в свет в этом сезоне, выглядела таким ребенком, что возникало желание запереть ее в детской еще на десять лет. Впрочем, вряд ли Федра Блэр была в этом возрасте наивной и несведущей в том, что касалось окружающего мира. Наверняка Артемис воспитала дочь достаточно самостоятельной, чтобы прокладывать в жизни собственный путь. И, тем не менее, эта картина приводила Эллиота в ярость. Женщина не должна проводить эксперимент над собственным ребенком, чтобы доказать, что в ее радикальных идеях есть смысл. – В тот момент я не имела ничего против, и все сработало так, как рассчитывала моя мать. Женщина, отведавшая свободы, никогда не откажется от нее. Но когда она умерла, я ощутила горечь и сожаление. Лучше бы я провела эти последние два года с ней. – Не представляю независимости, о которой вы говорите. Даже я, мужчина, никогда не вел столь одинокой жизни. – Дело не в этом. Пусть вы до сих пор живете в резиденции Истербруков, но вы мужчина и поэтому обладаете неограниченной свободой. – Я говорю не о законах, обычаях или финансах, а о жизни. С чего вы взяли, что на свете существуют только две крайности: либо одиночество, либо свобода? Я не одинок, но и не чувствую себя абсолютно свободным. У меня есть братья и другие родственники, которые предъявляют на меня определенные права. Я принадлежу им, а они принадлежат мне. Даже если мы с братьями возненавидим друг друга, мы все равно будем нести общее бремя. Ее лицо приняло мечтательное выражение. – Как бы мне хотелось иметь брата или сестру! Особенно сейчас. Сейчас, когда она осталась совсем одна, понял Эллиот. Федра выбрала путь, который обрекал ее на одиночество, если только она, подобно своей матери, не заведет незаконнорожденного ребенка. Эллиот вдруг осознал, что она понимает, чем пожертвовала. Она не преуменьшала размеров своей жертвы и взвесила все «за» и «против», если не в шестнадцать лет, то позже, когда стала взрослой. Он сомневался, что овчинка стоила выделки, но не мог не восхищаться ее отвагой. Федра казалась печальной, и Эллиот почувствовал угрызения совести из-за того, что заставил ее осознать свое одиночество. – Видимо, дружеские привязанности заменяют вам семью. В ее глазах вспыхнули озорные искорки, свидетельствовавшие о том, что ее не оставило чувство юмора. – В каком-то смысле, но не такую семью, как ваша. Хотя эти отношения похожи на отношения с братьями, сестрами или самыми великодушными из мужей, они не являются постоянными. Возможно, став старше, я начну смотреть на вещи иначе. Порой мне кажется, что мне дано больше независимости, чем требуется человеку. Упоминание о мужчинах, которые могли быть ее любовниками, изменило атмосферу в комнате. Эллиот больше не мог стоять рядом с Федрой и не думать о том, чтобы заняться с ней любовью. С того момента, как он поднялся в башню несколько часов назад, его не оставляли соблазнительные образы. От ее слов жар, тлевший в его крови, усилился. Ему показалось, что он увидел вызов в ее глазах. Внезапно их обоих охватило желание, острое, как никогда прежде. Федра не прилагала никаких усилий, чтобы справиться с ним. Эллиот стиснул зубы. Никогда в жизни он не встречал женщину, так откровенно откликавшуюся на чувственное возбуждение, предшествующее поцелую или объятиям. С любой другой женщиной он поступил бы так же, как в прошлый раз с Федрой. Однако он не забыл ее слова, сказанные в тот вечер на балконе. Если она будет верна своей угрозе, у него может не хватить самообладания, чтобы обуздать свою страсть, если она откажет ему. Федра провоцировала в нем худшие качества, унаследованные от отца. Ему хотелось сжать ее в объятиях и ласкать до потери сознания. Велико было искушение воспользоваться своим немалым опытом, чтобы заставить ее уступить собственному желанию. Однако Эллиот, решительно отвернувшись, отошел от нее, поднял с пола пистолет и одно из одеял и направился к лестнице. Это был единственный выход. Иначе он рисковал повести себя как последний мерзавец или превратиться в одну из жалких пчелок, которые кружат вокруг королевы, вымаливая милости. Стоя у окна, Федра наблюдала, как солнце садится в море. Тьма медленно поглощала яркие краски, отражавшиеся в воде лиловыми и оранжевыми всполохами. Мужчины в лодке махали ей руками и что-то дружелюбно кричали. Очевидно, вино, которое они прихватили с собой, чтобы скоротать время, сделало их более приветливыми. Среди припасов, доставленных с провизией, нашлась большая свеча. Федра зажгла ее и пристроила в углу, где ее не мог задуть ветерок, залетавший в окна. Снизу доносились шаги и шорохи, видимо, Эллиот пытался обеспечить себе некоторые удобства, устраиваясь на полу с помощью единственного одеяла. Ее тело еще не совсем успокоилось, мысли крутились вокруг последних минут, предшествовавших его уходу. Кровь продолжала мягко пульсировать в жилах. Раньше ей приходилось мириться с этим, только когда Эллиот находился рядом, но, как оказалось, ее тело чувствовало, что он достаточно близко. Ее грудь оставалась напряженной и чувствительной, а соски реагировали на прикосновение ткани платья. Их последний разговор обезоружил Федру. В данный момент она просто не могла думать о нем плохо. Он понимал больше, чем она сама. Но не злорадствовал, а выражал искреннюю обеспокоенность не самыми светлыми сторонами ее жизни. Она не сказала ему всей правды, чтобы уберечь Артемис от осуждения, но, судя по реакции Эллиота, в этом не было необходимости. Федра была согласна с убеждениями своей матери, но не всегда с методами, которые та использовала, претворяя их в жизнь. Оказаться предоставленной самой себе в шестнадцать лет явилось для нее более сокрушительным и пугающим опытом, чем она решилась признать. У нее было такое ощущение, будто ее выбросили за борт и спокойно ждут, когда она научится плавать. Федра давно простила матери это заблуждение, но сомневалась, что другие последуют ее примеру, если узнают, каким мучительным был для нее тот первый год. Правда стала бы для общества лишним доказательством того, что Артемис была плохой матерью и не совсем нормальной женщиной. Снизу не доносилось ни звука, но Федра могла поклясться, что слышит его дыхание. Почему-то она была уверена, что Эллиот не спит. В попытке утихомирить свое взбудораженное тело она принялась мерить шагами комнату. Желание, которое она испытывала, не было чисто физическим, в нем присутствовала острая потребность в близости, возникшей между ними после пережитой опасности и доверительных бесед. Федра закрыла глаза, пытаясь обуздать чувственные порывы и вспоминая наставления матери: «Потребность в плотских наслаждениях присуща женщинам в той же мере, что и мужчинам. Не подавляй в себе желания, но будь осторожна при выборе партнеров. Большинство мужчин по натуре своей завоеватели. Постарайся найти тех немногих, кто способен подняться над их примитивными инстинктами. Если ты все же решишь заняться любовью с завоевателем, убедись, что отдаешь ему только свое тело и только на время. Никогда не поддавайся иллюзии, что такого мужчину можно переделать». Федра представила себе мужчину, находившегося внизу. Он ушел, хотя воздух в комнате чуть ли не плавился от желания которое они испытывали друг к другу. Возможно, Эллиот из числа завоевателей, но он далеко не глуп. У него хватит ума понять, что она отдаст ему только то, что сочтет нужным.Глава 11
Эллиот устроился на ночь, не имея никакой компании, кроме собственных мыслей. Оставалось лишь надеяться, что рано или поздно его воображение перестанет рисовать женщину, находившуюся наверху. Он постарался переключить свой мозг на историю, предмет его исследований. Чтобы отправиться туда, не требовались записи и документы. Вся информация хранилась в голове. Он скоротал немало вечеринок, уносясь мыслями в мир исследований, когда разговор становился слишком скучным. У его братьев, Кристиана и Хейдена, в мозгу тоже были тайные уголки. Удалившись туда, они теряли связь с действительностью, словно захлопывалась дверь, ведущая в их внутренний мир. Только Эллиот обладал счастливой способностью свободно перемещаться туда и обратно. Его связь с реальным миром всегда оставалась в пределах досягаемости. Правда, в данный момент это было скорее недостатком, чем преимуществом. Во внешнем мире его поджидали досада и разочарование, не желавшие затухать сами по себе. Сверху доносились звуки, которые провоцировали его дурную кровь, заставляя выбирать между честью и гордыней. Наконец ему удалось отрешиться от внешних раздражителей и сосредоточиться на погребальных церемониях, описанных в древнеримских хрониках. – Эллиот. Эллиот открыл глаза и напрягся. Ее голос прозвучал так явственно, словно Федра стояла в нескольких футах от него. Каменные стены башни далеко разносили звуки, и Федре, возможно, даже не пришлось повышать голос. Оклик не повторился. Должно быть, она решила, что он спит. А может, она знала, что он придет, даже если позовет его мысленно. Возможно, ей всего лишь нужна помощь, например чтобы зажечь свечу. Или она заметила движение внизу и предположила, что их ждут неприятности со стороны тюремщиков. Конечно, Эллиот мог окликнуть ее и спросить, но не стал этого делать, хоть и понимал, что оставить ее на этот раз будет практически невозможно. Решив, что Федра слишком умна, чтобы играть с огнем, он поднялся по лестнице. На каменных сводах верхнего помещения танцевали тени, отбрасываемые одинокой свечой, горевшей в углу. Ее трепещущее пламя подсвечивало золотом сияние луны, заливавшей комнату серебристыми лучами. В этом приглушенном свете виднелась бледная фигура, словно сотканная из сияющей меди и белого фарфора. Федра сидела на коленях на соломенном матрасе лицом к нему. Эллиот застыл на месте, пораженный ее красотой и дерзостью. Она была совершенно голая. По обнаженному телу струились пряди волос, сквозь которые виднелись кремовые плечи, нежные руки, округлые выпуклости груди и плавные изгибы бедер. Федра позволила ему разглядывать себя, наблюдая за бурей желания, нараставшей в нем, и признавая взглядом, что разделяет его страсть. Спустя мгновение она подняла руки и откинула волосы назад, полностью обнажив тело. – Если хотите, мы могли бы доставить друг другу наслаждение, – сказала она. Эллиот скинул куртку и шагнул к ней. – Я хотел обладать вами с первой нашей встречи. Она изменила позу и вытянулась всей своей обнаженной красотой у его ног. Эллиот раздевался, не сводя с нее взгляда. – Я не совсем это имела в виду. Мы будем обладать друг другом. – Как пожелаете. Меня не волнуют условия капитуляции. – Эллиота вообще ничто не волновало, кроме желания, становившегося все более сильным и требовательным. Он опустился на колени рядом с ней. – Это не капитуляция, Эллиот. Это перемирие. На одну ночь, пока мы будем наслаждаться нашей дружбой. – Она потянулась к его брюкам, помогая расстегивать пуговицы. От ее прикосновений его возбуждение достигло предела. Эллиот застыл, пожирая глазами ее обнаженное тело, такое беззащитное и такое манящее. В его голове теснились сладострастные образы, кровь кипела. Если она считает это дружбой, значит, совсем не знает мужчин. – Конечно, Федра. Само собой. Он слишком легко согласился, чтобы это было правдой. В глубине души Федра знала, что его ответ ничего не значит, но в данный момент ей было все равно. Обнаженный, он был еще красивее, чем обычно. Даже стоя на коленях, Эллиот казался высоким. Его мускулистый торс и плечи нависали над ней, заставляя ее чувствовать себя крохотной и… уязвимой. Это было новое ощущение. Она не испытывала ничего подобного с другими мужчинами. Впрочем, ощущение не было неприятным. И Федра позволила себе наслаждаться им, потому что знала, что Эллиот не представляет для нее реальной опасности. В пламени свечи его гладкая кожа с бугрившимися под ней мускулами казалась бронзовой. Страсть высветила жесткие черты Ротуэллов даже в этом самом обаятельном из сыновей. Его волосы растрепались и темными завитками падали на лоб. Его черные глаза сверкнули, когда она потянулась к нему, чтобы помочь раздеться. Эллиот убрал руки, предоставив ей полную свободу. Его неотрывный взгляд бросал ей вызов, словно проверяя, пойдет ли она дальше или испугается собственной смелости. Федра выдержала его взгляд, охваченная возбуждением, нараставшим с каждой секундой. Она знала, что последует, и даже предвкушения было достаточно, чтобы доставить ей наслаждение, какого она еще никогда не испытывала. Расстегнув его брюки, она провела ладонью вверх по его животу, упиваясь прикосновением к упругим мышцам, обтянутым гладкой кожей. Затем ее ладонь двинулась вниз, пока не наткнулась на преграду из нижнего белья. Медленно, словно лаская, она спустила его вниз, до колен. Кончики ее пальцев поглаживали твердые мускулы его бедер, затем прошлись по его возбужденному жезлу и обхватили головку, делая ласку более агрессивной. Хотя Эллиот пытался сдержать эмоции, Федра видела, что он напрягся. – Вам угрожает опасность быть изнасилованной без галантных ухаживаний и прочих церемоний. Федра выдержала паузу, оценивая его угрозу и степень своего возбуждения. – Я к этому готова. Эллиот присоединился к ней на матрасе и избавился от остатков одежды. Затем накрыл ее своим обнаженным телом и приник к ее губам в поцелуе, таком глубоком и пьянящем, что ее охватило сладкое нетерпение. Федра раздвинула ноги, инстинктивно предлагая ему себя. Эллиот оторвался от ее губ и взглянул на нее: – Вы очень щедрая женщина. – Дело не в щедрости. Если женщина открыта для наслаждения, она тоже в выигрыше. – Какой восхитительно демократический подход! Вот только из-за вашей открытости я могу опозориться как любовник. – Мы с вами на равных. – Настолько, что даже малейшая задержка сводила ее с ума. Федра нетерпеливо приподняла бедра, поощряя его к дальнейшим действиям. Эллиот слегка шевельнулся в ответ, и она чувствовала там, внизу, его дразнящее прикосновение, пугающее и чудесное одновременно. – Вы сказали, что более чем готовы, – заметил Эллиот, осыпая поцелуями ее шею и плечи. – Возможно, вы сказали это по неведению. – По неведению? – возмутилась Федра, несмотря на восхитительные мурашки, пробегавшие по ее телу. – Я вам не невежда. По-моему, это очевидно. Приподнявшись, Эллиот обвел кончиком пальца округлость ее груди. – Женщина, которая более чем готова, не может так спокойно держаться, как вы сейчас. Вам еще очень далеко до настоящей готовности. Вы должны это знать, если действительно разбираетесь в подобных вещах. Быть может, вы просто боитесь дать себе волю? Его ладонь скользнула по ее соску, вызвав трепет, пронзивший Федру с головы до пят. Тело ее выгнулось, стремясь вобрать его в себя, словно она хотела избавиться от этой чувственной пытки, какой бы восхитительной она ни была. Эллиот занялся ее грудью более целенаправленно и потеребил сосок, глядя, как она содрогается под его опытными руками. Приступая к соблазнению, Федра вела себя уверенно и дерзко, но сейчас ее захлестнул поток наслаждения, который смел остатки здравого смысла и лишил самообладания. Она попыталась противиться ему. Эллиот отстранился от нее, мол, не ей решать, когда она будет готова. Вытянувшись рядом, он приподнялся на локте и принялся поглаживать ее властными и уверенными движениями. Возбуждение нарастало, и вместе с ним росли ее разочарование и досада. Ее грудь тосковала по его прикосновениям. В той позе, которую он принял, Федра не могла даже обнять его, вынужденная лежать, открытая его взгляду и рукам, беззастенчиво скользившим по ее телу. Она не могла обнять его, но могла касаться тех частей, которые находились в пределах ее досягаемости. Федра погладила его по внутренней стороне бедра. Эллиот отреагировал именно так, как она ожидала. Он принялся ласкать ее грудь с таким усердием, что Федра боялась лишиться рассудка от почти нестерпимого наслаждения и всем своим существом жаждала большего. Эллиот склонил голову к ее груди, и ее пронзило новое ощущение. Сладкое и острое. Федра забыла обо всем на свете. Вцепившись ему в плечи, чтобы не ускользнуть одной, она полностью отдалась ощущениям. Эллиот снова расположился у нее между ног, и Федра ощутила прикосновение, желанное, пугающее и такое необходимое, что чуть не вскрикнула от облегчения и шире развела ноги, чтобы облегчить ему вход. Приникнув к ее губам в яростном поцелуе, он вошел в нее и принялся энергично двигаться. Взрыв изысканного наслаждения потряс ее и оставил парить на волнах блаженства, умиротворенную и благоговеющую. Сознание медленно возвращалось к Федре. Они все еще сжимали друг друга в объятиях, переплетясь телами. Эллиот приподнял голову и посмотрел на нее сквозь влажные пряди, падавшие ему на глаза. – Вы удовлетворены? – Вполне. Эллиот пошевелился, вызвав отклик в их все еще соединенных телах. – Впервые вижу женщину, способную так самозабвенно наслаждаться, – заметил он, запечатлев на ее губах страстный поцелуй. Внутри у Федры что-то дрогнуло. Новые потребности заявили о себе пусть слабо, но вполне отчетливо. – Не могу припомнить, чтобы у меня было нечто подобное с другой женщиной. – Не моя вина, если вы не получили удовлетворения, Здесь мы на равных. – Сомневаюсь, что можно быть на равных с вами. Видимо, ваши друзья получали удовольствие, доставляя удовольствие вам, но это не одно и то же. Не будь Федра так поглощена тем, что творилось у нее внутри, нашла бы что ответить на это оскорбительное заявление. На смену удовлетворению пришли пробудившиеся потребности, смешанные с досадой и растерянностью. Возбуждение нарастало, но оставалось недосягаемым. Она шевельнула бедрами, поощряя его, но он придержал ее бедро рукой. – Вы сказали, что мы будем обладать друг другом. Теперь моя очередь. – Не очень-то вежливо с вашей стороны намекать, будто вы не получили удовлетворения вместе со мной. – Она даже не подозревала, что мужчина способен контролировать такие вещи. Он улыбнулся и убрал руку с ее бедра. Не успела Федра подумать, что он отказался от своих намерений, как Эллиот потянулся к ее ноге и снял ее со своего бедра. Затем передвинул другую ногу и свел ее бедра вместе. Когда он снова шевельнулся у нее внутри, наслаждение было таким острым, что она ахнула. Ощущения ошеломили ее. Не в силах противиться изощренным ласкам, Федра уступила, отдавшись на волю чувств. На этот раз они достигли вершины блаженства вместе, и она ощущала его присутствие, даже когда ослепительная вспышка пронзила ее существо, как молния дерево. Когда все закончилось, и они лежали, усталые и насытившиеся, Федра попыталась осмыслить, что произошло и что это значит. Она никогда не чувствовала себя дающей стороной в подобных делах. Наверняка, когда он уйдет, это непонятное довольство тем, что она доставила ему наслаждение, исчезнет. Всему причиной ночь, темнота и блаженство, которое она испытала. Эллиот приподнялся на локтях и заглянул ей в глаза. Его взгляд был таким жарким и пристальным, что, казалось, он пытается выжечь клеймо у нее в мозгу. Затем он скатился с нее, вытянулся рядом на боку и вскоре заснул. Он явно собирался остаться здесь на всю ночь. Федра никогда не допускала этого со своими друзьями, но едва ли могла разбудить его и потребовать, чтобы он возвращался на свое одеяло, постеленное на голых камнях внизу. И все же… Лежа рядом с ним, она рассеянно наблюдала за игрой теней на каменных сводах, но перед ее мысленным взором стоял его последний долгий взгляд. Мягкий и проникновенный, он в то же время требовал, чтобы она признала, что их связывает нечто мощное и глубокое, чего она не в силах разорвать. И еще в нем было что-то, чего она никогда не видела в мужских взглядах, обращенных на нее. Это был взгляд завоевателя. Интересно, с чего он взял, что может смотреть на нее подобным образом? Эллиот слышал, как она вздыхает и бормочет во сне. Рассвело. Скоро Федра проснется. А пока Эллиот наслаждался покоем, ее близостью и прохладным воздухом, овевавшим их тела, размышляя над другими вещами. Рано утром, при первых проблесках рассвета, его разбудил какой-то шум. Щурясь в призрачном свете, он разглядел новый предмет. Это была корзина, появившаяся на верхней ступеньке лестницы. Видимо, одна из женщин, караулившим внизу, доставила им провизию. Федра медленно пробуждалась, мурлыча как котенок. Свернулась калачиком, затем выпрямилась во всей своей обнаженной элегантности и отвернулась от него, предоставив его восхищенному взору изящные линии спины и бедер. Она выглядела намного моложе своих лет. И без темных одежд казалась очень хрупкой. Прошлая ночь открыла ему другую сторону ее натуры. Ее страсть была искушенной и в то же время невежественной, уверенной и в то же время пугливой. Он ощущал слабость и мягкость, которые она не осмеливалась показывать другим. Она жила придуманной жизнью, не допускавшей подобных противоречий. Она была так красива в утреннем свете, что в нем снова проснулось желание. Такая Федра, обнаженная и безоружная, завораживала его. Он догадывался, что не скоро избавится от этого наваждения. Достаточно вспомнить, сколько дней и ночей он терзался воспоминаниями о ее объятиях. Федра приоткрыла глаза, словно услышав его мысли. Когда она осознала, где и с кем находится, ее лицо окрасил нежнейший румянец, распространившийся на шею и прелестные округлости груди. Соски напряглись и потемнели, но не из-за прохладного ветерка, налетавшего с моря. Смущение придало ей юный и неуверенный вид. Она слегка нахмурилась, бросив взгляд на свое обнаженное тело. Очевидно, при свете дня она была не такой смелой, как под покровом ночи. Эллиот заранее оделся, чтобы не усложнять ситуацию, когда она проснется. Подняв с пола платье Федры, вручил его ей. Федра села и натянула платье через голову. Эллиот присел рядом с ней на одеяло, прислонившись спиной к стене. Интересно, заговорит ли она о прошлой ночи, и если заговорит, что он ей скажет? Федра не из тех женщин, кто ждет благодарности или извинений. И определенно не рассчитывает на плату или поддержку. Она ничего не ждет от него и отнесется к подобному предложению крайне отрицательно. – А как же Алексия? – поинтересовался Эллиот. – Вчера мы говорили, что одиноки, но Алексия – верный друг. Слова Федры крутились у него в голове все утро, пока он лежал рядом с ней. Неужели у нее не было подруг в детстве? Скорее всего нет, ведь немногие матери позволили бы своим чадам дружить с дочерью Артемис Блэр. Федра вдруг потянулась к нему и чмокнула в щеку. Почему-то Эллиот решил, что начало нового дня положит конец их близости, и она будет относиться к минувшей ночи как к перевернутой странице. Однако этим жестом она дала ему понять, что находит его обеспокоенность ее судьбой очень милой, если не сказать больше. Эллиот воспользовался представившейся возможностью, чтобы обвить ее рукой. В окно задувал ветерок, доносивший плеск волн и запах моря. Сидеть вот так на соломенном матрасе, с красивой женщиной, склонившей голову тебе на плечо, не худший способ провести день. – Ваш брат пообещал, что не станет препятствовать нашей дружбе, – сказала она. – Алексия заставила его поклясться в этом при заключении брачного договора. Я отказалась от приглашения на ее свадьбу, потому что опасалась, что это может осложнить ее отношения с мужем. В ответном письме Алексия объяснила, как обстоят дела. – Федра судорожно вздохнула и тихо продолжила: – Я плакала, когда читала ее письмо. Это самый благородный поступок, который когда-либо совершали мои друзья по отношению ко мне. То, что Алексия думала обо мне в такой момент… Мне все еще с трудом верится, что ваш брат согласился. Я не из тех женщин, кого мужчины готовы видеть в числе знакомых своих жен. Даже куртизанок принимают более охотно в светских гостиных. Эллиот не питал иллюзий относительно великодушия своего брата. Для Хейдена Федра Блэр была незначительной уступкой в переговорах, позволившей ему выиграть гораздо больше. Но он не собирался признаваться в этом Федре. – Хейден никогда не был рабом условностей. Он хочет, чтобы Алексия была счастлива. К тому же считает, что дружба с вами не представляет для нее опасности. – Если он так считает, значит, любовь затмила ему разум. Я не осуждаю отцов и мужей, которые не желают принимать меня в своих домах. Будь я на их месте, поступила бы точно так же. Он не видел ее лица, только макушку головы, прижимавшейся к его плечу. В утреннем свете ее волосы казались скорее золотыми, чем рыжими. Федра не хотела, чтобы ее жалели из-за одинокого детства. И не ожидала, что мир изменится, чтобы приспособиться к таким, как она. Она всего лишь хотела, чтобы ее оставили в покое и позволили жить в соответствии с ее убеждениями. От осознания этого на сердце Эллиота потеплело, сделав ощущение умиротворения, в котором он пребывал, более полным. К сожалению, это означало, что ему будет еще труднее расстаться с Федрой. – Лорд Эллиот! – раздался голос Кармелиты. Она не стала подниматься в башню, а предпочла окликнуть их снаружи. Кто-то из женщин нарушил их уединение рано утром, и теперь они старались не повторить эту оплошность. Эллиот поднялся и подошел к окну. Пять пожилых женщин, собравшихся вокруг Кармелиты, что-то обсуждали, наблюдая за окрестностями. – Лорд Эллиот, сюда идет синьор Гринвуд. – Кармелита указала вдаль, где у подножия утеса находился мужской лагерь. Матиас шел мимо причала, у которого теснились рыбачьи лодки. Доносившийся из города шум напомнил Эллиоту, что сегодня праздник Сан-Джованни и по этой причине рыбаки не вышли в море. Матиас перекинулся парой слов с мужчинами, сторожившими подходы к башне, и они позволили ему пройти. Заметив в окне Эллиота, он помахал ему рукой. Улыбка и бодрая походка свидетельствовали о том, что у него хорошие новости. Он поклонился Кармелите и ее соратницам, затем поднял глаза на Эллиота: – Вы должны меня благодарить, Ротуэлл. Я с таким блеском провел переговоры, что заслуживаю зачисления на дипломатическую службу. – Вы уговорили этого болвана прекратить безобразие? – поинтересовалась Кармелита. – Я добился компромисса. Думаю, этого достаточно, чтобы ваши услуги, дорогие дамы, больше не понадобились. Кармелита объяснила ситуацию остальным женщинам, но встретила некоторое сопротивление с их стороны. После непродолжительного спора ей удалось одержать верх, и ее соратницы направились к городу. – Я поднимусь и все объясню, – сказал Матиас, прежде чем скрыться под козырьком, нависавшим над входом в башню. Эллиот повернулся к Федре. Она выглядела как всегда, сдержанная, гордая и необычная. Черное платье прикрывало тело, которым он обладал несколько часов назад. Она нагнулась и расправила одеяло на соломенном матрасе, уничтожив наиболее очевидные следы ночных событий. – Мне следовало поддаться искушению и разбудить вас раньше, – сказал он. – Подобная ночь не должна была кончиться так внезапно. Она нервно улыбнулась: – Внезапно или постепенно, она бы все равно закончилась. Эллиот мог бы многое сказать в ответ на эту реплику, но с лестницы доносились шаги Гринвуда. В следующее мгновение появились его седые волосы и улыбающееся лицо. – Я принес ключ от вашей тюрьмы, мисс Блэр. Чтобы он сработал, необходимо, чтобы вы немедленно покинули Позитано.Глава 12
– Я полночи накачивал Тарпетту вином, – сообщил Матиас. – Пытался убедить его, что он рискует вызвать неудовольствие короля, устроив международный скандал с участием английского аристократа. – Надеюсь, разумные доводы оказались более весомыми, чем угрозы, – заметила Федра. Ей следовало бы радоваться, но вместо этого ее мучила мысль, что в очередной раз она будет обязана Эллиоту своей свободой. Несмотря на прошлую ночь, придавшую ему ореол романтического спасителя, практичный мозг Федры высчитывал, насколько возрастет ее долг этому мужчине. Если дела пойдут в том же духе, он может предъявить счет, который ей не понравится. – Сгодятся любые аргументы, лишь бы они подействовали, – произнес Эллиот, бросив на нее взгляд, говоривший: «Молчи, женщина, предоставь это дело мужчинам». Матиас одарил ее успокаивающей улыбкой: – Мисс Блэр, такие, как Тарпетта, весьма озабочены собственной гордостью и влиянием на окружающих. Единственный способ договориться с ним – это убедить его, что избранный им курс нанесет ущерб тому и другому. – Если это сработало, так тому и быть. Я предпочла бы, чтобы с меня сняли эти нелепые обвинения, но готова удовольствоваться свободой и безопасностью. – Что вы имели в виду, когда сказали, что она должна немедленно уехать? – поинтересовался Эллиот. – Вы зайдете на виллу за вашими вещами, после чего вернетесь на причал и сразу же отплывете отсюда. – Матиас небрежно махнул в сторону корзин и одеяла: – Оставим это здесь. Я пришлю слуг, пусть заберут то, что найдут нужным, позже. Прежде чем последовать за мужчинами, которые двинулись вниз по лестнице, Федра окинула помещение взглядом. Ночное очарование исчезло, и теперь оно выглядело так, как должно было выглядеть: сложенное из грубого камня убежище, предназначенное для защиты от нападения, слегка смягченное ее попытками создать уют, чтобы не чувствовать себя неприкаянной и уязвимой. Она подозревала, что случившееся ночью было чисто женской реакцией на опасность. Ее никогда не привлекал образ рыцаря на белом коне, но ведь она никогда прежде не была в шкуре девицы, попавшей в беду. Ее рациональный ум пытался разложить все по полочкам. В ярком свете дня ночное приключение казалось сном, который приятно вспоминать, но не более того. Тем не менее, когда она ступила на лестницу, Эллиот любезно и в то же время властно взял ее за руку и повел вниз, к выходу из башни. Он проделал это так нежно, что сердце Федры дрогнуло, а пульс участился. В свете, лившемся в узкие бойницы башни, его красивое лицо выглядело почти так же, как прошлой ночью. Она даже ощутила легкое головокружение, изумляясь его способности изменять окружающую атмосферу и тому, как действует на нее его присутствие. Деньвыдался знойным и душным. Утренний бриз затих, и солнце раскрасило город яркими красками и густыми тенями. На подступах к мысу было пусто. Как и на пристани. – Праздник в разгаре, – заметил Матиас. – Все на площади перед церковью. – Давайте обойдем ее, – предложил Эллиот, обеспокоено хмурясь. Он оставался начеку, готовый к любым неприятностям. – Как пожелаете, но вы пропустите приготовления к шествию. Весьма живописное зрелище. – Матиас повел их Я переулку в обход площади. – Ваша бдительность восхищает, Ротуэлл, но мисс Блэр больше ничего не грозит. Тарпетта понял, что в его интересах временно отступить. Подростков с осликами они не нашли и начали утомительное восхождение к вилле. На пустынных улочках царила тишина, только с площади доносился шум голосов. Но когда они пересекали одну из улиц, Федра заметила краем глаза черное платье, мелькнувшее между домами. Очевидно, не все обитатели городка отправились в церковь. Подъем в гору оказался настоящим испытанием. Федра запыхалась и устала, ощущая слабость в ногах, непривычных к подобной нагрузке. Солнце нещадно палило, и ее платье увлажнилось от пота. Эллиот, казалось, не испытывал никаких неудобств, в отличие от Матиаса, который был далеко не молод. Он раскраснелся и тяжело дышал. – С вашего разрешения я пойду медленнее, – сказала Федра. – Вы не могли бы составить мне компанию, мистер Гринвуд? А лорд Эллиот может пойти вперед, не дожидаясь нас, и начать сборы. – Конечно, мисс Блэр. Вы немного побледнели. Давайте передохнем. Даже если мы ограничены во времени, нет нужды вести себя так, словно к нашим спинам приставлено дуло пистолета. – Я не привыкла к такому жаркому солнцу, но если мы пойдем чуть медленнее… – Какого черта?! Раздраженный возглас Эллиота прервал их на полуслове, и они устремили взгляды вперед, желая узнать, что его так поразило. На узкой улочке, преграждая им путь, стояли пять старух, соратниц Кармелиты, закутанных в черные одежды, как арабские женщины или монахини. – Просто улыбайтесь и идите дальше, – сказал Матиас, изобразив свою самую благожелательную улыбку. Это могло бы сработать, будь эти женщины единственной преградой. К сожалению, следом за ними появились другие. С некоторыми Федра познакомилась у колодца, другие участвовали в противостоянии с мужчинами. В данный момент все были настроены крайне агрессивно. И объектом их недовольства был не кто иной, как лорд Эллиот Ротуэлл. Сквозь толпу пробилась Кармелита. Она энергично двигала локтями, расталкивая пожилых женщин. Их реакция была такой же жесткой и резкой, как и взгляды, которые они метали в Эллиота. – О Господи! – пробормотал Матиас, озираясь по сторонам в поисках обходного пути. Федра оглянулась. Позади них собиралась не меньшая толпа, стекавшаяся с окрестных улиц. Кармелита вышла вперед. – Возникла небольшая проблема, – произнесла она извиняющимся тоном. – Гринвуд договорился с Тарпеттой, – сообщил Эллиот. – Объясните это им. Эти женщины рисковали собой, чтобы защитить мисс Блэр, а теперь они подвергают ее опасности, препятствуя ее своевременному отъезду. Кармелита мрачно кивнула: – Да, но они по-прежнему намерены ее защищать. Только теперь их заботит ее честь. – Она устремила на него выразительный взгляд. – Они думают… В общем, они все знают. Федра почувствовала, что краснеет. Эллиот тоже слегка покраснел, хотя лицо его оставалось бесстрастным. – Не могут они ничего знать, – возразила Федра. – Федра Блэр, уже то, что вы уединились в башне с мужчиной, компрометирует вас в их глазах. Но беда в том, что на рассвете Мария поднялась наверх, чтобы принести вам воды и хлеба… – Кармелита развела руками в красноречивом жесте. – Я посоветовала ей забыть, что она видела. Но местные женщины считают вас теперь своей сестрой. Они защищали вас и не позволят этому соблазнителю получить свое, не поступив как положено. – Соблазнителю? Послушайте, я не… Матиас испустил драматический вздох: – Ротуэлл, мой мальчик, вы были чертовски неосмотрительны. Федра шагнула вперед: – В этом вопросе мне не нужна защита. Я взрослая женщина и считаю… – Она осеклась при виде священника, которого вытолкнули из толпы. Это был тот самый злополучный священник, который пытался примирить враждующие стороны во вчерашней схватке. – Господи, а что здесь делает священник? – Полагаю, это просто неблагоприятное стечение обстоятельств, – сухо заметил Эллиот. – Сделайте же что-нибудь, – запаниковав, прошипела Федра. Казалось, весь город собрался вокруг них. Людские потоки медленно стекались с окрестных улочек, увлекая за собой группу растерянных англичан вместе с бедным священником, словно обломки кораблекрушения, вынесенные на поверхность. – А что бы вы порекомендовали? – отозвался Эллиот. – Как джентльмен, я не могу отказаться от женитьбы на женщине, которую скомпрометировал. – О, ради Бога! Отказ от принуждения не делает вас негодяем, не говоря уже о том, что вы меня не компрометировали. Не может быть, что вы думаете так всерьез! Эллиот и сам не знал, что он думает. Но был уверен, что отстаивать свою точку зрения здесь и сейчас было бы роковой ошибкой. В связи с предстоящими празднествами весь город пребывал в возбужденном состоянии. Даже самые преданные сторонники Тарпетты восторженно ухмылялись. Судя по всеобщему настрою, нынешнее чествование Сан-Джованни должно было стать незабываемым. С каждым шагом глаза Федры становились все шире. – В таком случае я отказываюсь. Матиас склонился к ее уху: – Мисс Блэр, я потратил несколько часов, убеждая Тарпетту, что вы не… э-э… нецеломудренны. Если вы откажетесь выйти замуж за мужчину, с которым вас видели в… э-э… интимной близости, все мои усилия окажутся напрасными. – Я не собираюсь выходить замуж, тем более по принуждению. Эллиот тоже не имел желания жениться по принуждению, но не находил венчание таким пугающим, как Федра. Хотя ни одна женщина не подвигла его на то, чтобы сделать ей предложение, он в отличие от Федры не имел принципиальных возражений против брака. Конечно, печальный опыт его семьи показал, что неудачный союз может превратить жизнь в ад, но это не распространялось на данную ситуацию. Пока, во всяком случае. – А это законно? – требовательно спросила Федра у Матиаса. – Ведь мы не католики. И здесь не Англия. Разве можно венчаться без оглашения или лицензии? Конечно, некоторые католические обряды признаются и у нас дома, но… – Честно говоря, я даже не знаю. Все это можно будет выяснить позже. – Позже? А если мне не понравится то, что мы выясним? Поговорите с ними. Скажите им, что… – Она замолкла, почувствовав движение в толпе. Улочка, по которой они двигались, внезапно расширилась, превратившись в площадь. Толпа немного расступилась, но по-прежнему окружала их плотной стеной. Тем временем к их маленькому кружку присоединилась новая фигура. Синьор Тарпетта, прихрамывая, встал рядом с Эллиотом. – Вот это правильное решение, – заявил он с напыщенным одобрением. – На жену легче найти управу. Эллиот проглотил проклятие, рвавшееся с языка. Появление Тарпетты явно не было случайным. Не приходилось сомневаться, что он слышал женские сплетни и подбил местных жителей разыграть этот фарс. Матиас шагнул к Тарпетте и, понизив голос, принялся его в чем-то убеждать. Не добившись успеха, он повернулся к Эллиоту: – Пожалуй, мне лучше заняться подготовкой судна, на котором вы отплывете. Возможно, отсутствие свидетеля-англичанина поможет доказать, что все это незаконно. Эллиот и сам подумывал об этом. Федра выглядела как женщина, которую ведут на эшафот, а не к алтарю. При всем сочувствии к ее отчаянию он не мог не испытывать раздражения. Глядя на нее, можно было подумать, что нет участи более ужасной, чем брак с лордом Эллиотом Ротуэллом. То, что ни один из них не выбирал и не хотел этой участи, не подлежало обсуждению. И именно он, Эллиот, собирался принести себя в жертву, чтобы спасти ее шкуру. Федра могла бы, по крайней мере, не так откровенно демонстрировать свое отвращение к происходящему. Матиас исчез. Толпа разделилась, позволив священнику и жертвенным овечкам проследовать к церковным дверям. Федра казалась очень бледной. Священник повернулся к ним лицом. Из церкви выскочил служка со сверкающим облачением. Священник надел его на себя и обратился к толпе. – Что он говорит? – спросила Федра. – Насколько я понял, он объявляет, что венчание произойдет здесь, а потом мы войдем в церковь и подпишем документы. – Здесь? – ахнула Федра. На мгновение ей показалось, что она теряет сознание. – Сейчас? – Здесь и сейчас. – Эллиот взял ее за руку. – Смелее, дорогая женушка. Его поддразнивание возымело нужное действие. Федра слегка порозовела и одарила его убийственным взглядом. Толпа притихла. Священник приступил к обряду венчания, и Эллиот понял, что не сможет оспорить эту церемонию, утверждая, что обеты произносились на языке, которого Федра не знает. Священник говорил на латыни, и она понимала каждое слово. Его мозг лихорадочно работал в поисках выхода. Еще не много, и потребуется их согласие. Он бросил взгляд через плечо на толпу, замершую в восторженном ожидании. Оставалось лишь пожалеть, что он так несведущ в канонических вопросах. Голос священника разнесся над головами собравшихся на площади. Федра продолжала озираться по сторонам, как девица, ожидающая рыцаря на белом коне, который явится в последнюю минуту ей на выручку. Священник произнес надлежащие обеты и устремил выжидающий взгляд на новобрачного. Эллиот медлил, глядя на Федру, которая умоляла его взглядом исполнить роль негодяя в этой маленькой драме. Негромкий кашель Тарпетты вывел его из задумчивости, напомнив о пережитой вчера опасности и гонцах, отправившихся в Неаполь. Эллиот снова взглянул на Федру. Он не считал эту церемонию законной, но она могла оказаться таковой. Если так, они будут связаны навеки. Что ж, он мог сделать и худший выбор. И она, кстати, тоже. Эллиот вздохнул и произнес то, что от него требовалось. Федре понадобилась целая вечность, чтобы произнести нужные слова. Они застряли у нее в горле как кость. Вполне возможно, что она обрекает себя на судьбу, которой сознательно избегала. Что это, как не замена одной тюрьмы на другую? Она уставилась на Эллиота, не в состоянии скрыть свое отчаяние. Он терпеливо ждал. Взгляд его был добрым, но выражение лица твердым. Она понимала, что он пытается ей сказать. Мрачная фигура Тарпетты маячила в десяти шагах как зримое напоминание о том, что, хотя все происходящее кажется дурным сном, ей по-прежнему грозит опасность. Ее снова охватила паника. Что, если… Понадобятся годы, чтобы… Она постаралась взять себя в руки. Конечно, это ненастоящая свадьба. И, конечно же, Эллиот найдет способ решить все вопросы, которые могут возникнуть. Этот брак ему нужен не больше, чем ей. Одной ночи, пусть даже приятной, недостаточно, чтобы лишить мужчину здравого смысла и превратить его мозги в желе. Ее колебания становились неприличными, и в толпе послышался ропот. Брови священника приподнялись наподобие двух полумесяцев на его лысеющем лбу. Во взгляде Кармелиты появилось сомнение, словно Федра не оправдала се надежд. Федра набрала в грудь воздуха и произнесла обеты. Раздались приветственные крики, подхваченные толпой в порыве ликования. Праздник Сан-Джованни начался. Священник повернулся к собравшимся и объявил, что шествие начинается. Затем, поманив пальцем новобрачных, направился к входу в церковь. – Мы должны подписать бумаги, – пояснил Эллиот. Федра постаралась сохранить с трудом обретенное спокойствие. – По крайней мере, мы спрячемся от этого солнца. Мне никогда в жизни не было так жарко. Эллиот придержал ее за локоть. – Да, вид у вас неважный. Надеюсь, вы не собираетесь падать в обморок? В его голосе прозвучало искреннее беспокойство. Федра подняла глаза, посмотрела на него, на священника, ожидавшего у входа в церковь, затем на остатки толпы, все еще теснившейся вокруг. Она прижала руку к щеке, затем ко лбу. – У меня кружится голова. Эта нервотрепка и жара… – Она слегка покачнулась. Рука Эллиота тотчас обвила ее талию. – Позвольте проводить вас внутрь, дорогая. По ступенькам поднялась Кармелита с явным намерением сопроводить их в церковь и засвидетельствовать подписание документов. За ней двинулся Тарпетта. Эллиот жестом остановил его. – Нет. Вы никогда не были другом моей жены. – Он взглянул на Кармелиту. – Выберите кого-нибудь более подходящего. Если поначалу Федра преувеличивала свое недомогание, то теперь ей стало по-настоящему дурно. Поддерживаемая Эллиотом, она проследовала в прохладный полумрак церкви. Кармелита и один из рыбаков вошли следом и притворили двери, чтобы заглушить шум, доносившийся с площади. В тусклом свете Федра различила худощавую фигуру священника, склонившуюся над аналоем. Он что-то деловито писал на листе бумаги. Рядом лежал толстый фолиант, раскрытый на нужной странице. Федра ничего не знала о католических венчаниях, но немного разбиралась в английских законах. Одно дело – произнести обеты, и совсем другое – подписать документы. Если она добровольно поставит свою подпись, то может оказаться приговоренной навеки. Упершись ладонью в грудь Эллиота, Федра заставила его остановиться. Теперь ей не приходилось изображать солнечный удар. Несмотря на прохладу, царившую в церкви, у нее на лбу выступила испарина. Кровь отхлынула от головы и конечностей. Лицо Эллиота вдруг резко приблизилось, а затем исчезло в темной пелене. – Она что, притворяется? – прошептала Кармелита. – Непохоже, – отозвался Эллиот, глядя на Федру, лежавшую у него на руках. Когда она начала падать, он подхватил ее, впечатленный ее способностью изобразить обморок. Но ее безвольное тело и бледный цвет лица свидетельствовали в том, что она не притворяется. К ним, заламывая руки, подбежал священник. Эллиот обратился к нему на латыни: – Думаю, мне надо отнести жену на виллу, чтобы она пришла в чувство. Когда спадет жара, мы вернемся, чтобы подписать бумаги и оставить запись в приходской книге. Для священника это были непростые дни, и он с явным облегчением расстался с ними. Вместо того чтобы направиться к главному порталу. Эллиот двинулся по проходу между рядами. – Покажите мне другой выход, – сказал он Кармелите. Женщина поспешила вперед, указывая ему путь к небольшой двери в боковом нефе. Поблагодарив ее за помощь, Эллиот зашагал по пустынной улочке, которая вела к морю. Федра встрепенулась в его руках и открыла глаза. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя и оценить ситуацию. – Почему вы меня несете? – Вы упали в обморок. – Я никогда не падаю в обморок. Отпустите меня. Эллиот остановился и позволил ей встать на ноги. – И тем не менее вы потеряли сознание. Федра не двигалась, пытаясь оценить свое состояние. – Раньше со мной такого не случалось. – Раньше никто не принуждал вас выходить за меня замуж. Видимо, вы пришли в такой ужас, что не смогли справиться с шоком. – Кстати, вы хотели, чтобы я упала в обморок. Удивительно, что не приказали. – Если бы вы исполняли мои приказы с таким рвением, то не оказались бы в подобной ситуации. – Судя по тому, как сверкнули ее глаза в ответ на это замечание, Федра уже оправилась от обморока. Эллиот предложил ей руку. – Держитесь за меня. Дорога крутая. Федра взяла его под руку и постаралась подладиться под его шаги. – Мы идем не на виллу. – Я рассчитываю, что Гринвуд подготовит для нас судно, прежде чем процессия спустится вниз. Если повезет, мы отчалим раньше, чем кто-нибудь заподозрит неладное. Надежда на побег придала Федре сил, и она ускорила шаг. Когда они появились на пристани, там никого не было, кроме Матиаса, ожидавшего возле рыбачьей шхуны с четырьмя гребцами. Завидев их, он сделал знак команде, чтобы готовилась к отплытию. – Залезайте, – скомандовал он. – Обойдемся без долгих прощаний. Некогда. Ваши вещи уже на борту. Эллиот посадил Федру в лодку и помедлил, чтобы перекинуться парой слов со своим учителем. – Почему бы вам не приехать в Англию? Вы слишком долго не были на родине. Матиас обратил лицо к жаркому солнцу. – Я привык к этому климату, и меня больше не привлекает английская сырость. Впрочем, кто знает? – Я напишу вам, как пойдут дела в Помпеях. – Мое рекомендательное письмо в одной из сумок. Поищите среди ваших бумаг. – Пока Эллиот забирался в лодку, Матиас обратился к Федре: – Уитмарш шлет вам свои поздравления в связи со свадьбой. – Я не замужем. – Ну… – Он пожал плечами, как бы характеризуя относительность этого понятия. Затем поклонился в знак прощания. – Мистер Гринвуд, – окликнула его Федра. – Вряд ли мне представится возможность снова увидеться с вами. Спасибо за ваше гостеприимство и помощь. – Я был рад принять дочь Артемис Блэр как свою гостью. Вы должны написать мне и рассказать, удалось ли вам раскрыть ту маленькую тайну, которую мы обсуждали. Лодка отчалила от пристани и устремилась к выходу из залива. Фигура Матиаса становилась все меньше, теряясь на фоне величественного склона горы, усеянного черепичными крышами и крутыми улочками. Теперь, когда Федра избавилась от грозившей опасности, она ощутила облегчение, и сердце ее наполнилось радостью, Эллиот придвинулся ближе и обнял ее за талию. Его крепкая фигура излучала такую надежность и безопасность, что Федра откинулась назад и прислонилась к нему, стараясь не обращать внимания на то, как его сила вливается в нее, ослабляя ее защитные инстинкты.Глава 13
Обнаружив, что Федра заснула в его объятиях, Эллиот отодвинулся подальше от борта лодки и велел команде закрепить над ними парусиновый тент, чтобы защитить ее белую кожу от палящего солнца. С момента их бегства прошло два часа, и все это время его мысли были заняты Федрой. Венчание в Позитано могло бы стать неплохой концовкой для водевиля, но оно осложнило его положение. Вряд ли Федра признает ответственность, которую он теперь чувствует по отношению к ней. Что бы ни решили английские законники, она никогда не согласится с тем, что он имеет право заботиться о ней. Она будет возражать против любого статуса, налагающего на мужчину подобные обязательства. Как будто угадав его мысли, Федра открыла глаза. Некоторое время, уютно устроившись у него под боком, она созерцала затянутое дымкой побережье, видневшееся на горизонте. Затем взглянула на небо, пытаясь определить время по положению солнца. – Мы довольно далеко от берега. Разве к этому времени мы не должны подходить к Амалфи? – Я велел им доставить нас дальше по побережью, и Пестум. Помнится, вы выразили желание посмотреть тамошние храмы. Федра опустила ресницы, размышляя над изменением его планов. – Вы могли разбудить меня и поинтересоваться, хочу ли я ехать в Пестум. Именно поэтому Эллиот не стал ее будить – чтобы не предоставлять ей выбора. Когда они доберутся до Помпей, Федра снова займется тем, ради чего затеяла это путешествие. А ему придется возобновить свое дознание, когда они вернутся в Неаполь. Так что скоро они опять будут на ножах. Но может быть, им удастся избежать разногласий хотя бы в ближайшие несколько дней. – В церкви вам действительно стало плохо. Вам нужно отдохнуть. Федра кивнула, пощекотав волосами его подбородок, и Эллиот с удовольствием отметил, что она не сделала попытки отстраниться. Спящая Федра была очаровательной загадкой. Он провел последние часы, изучая детали и нюансы ее лица, вдыхая ее женственный запах и обнимая ее. Но бодрствующая Федра была гораздо интереснее. – Конечно, мы не по-настоящему женаты, – заявила вдруг она. – Боюсь, что женаты, по крайней мере пока мы в Италии. – Но документы не были подписаны. – Это католическая страна. Здесь смотрят на брак как на таинство, а не контракт. – Но мы не католики. – Наверное, это все меняет. Хотя не уверен. Если это законно здесь, то, возможно, законно и у нас дома, – осторожно произнес Эллиот, приготовившись к ее бурным возражениям. Взрыва, однако, не последовало. Если Федра и выразила свой протест, то лишь тем, что слегка напряглась в его объятиях. – Не важно, что считается законным в этой стране, – заявила она. – Скоро мы вернемся в Англию, где законы получше. Главное, мы оба знаем, что не женаты. Лодка повернула на юго-восток, в сторону побережья. Эллиот прищурился, вглядываясь в крохотный порт, куда они направлялись. – Да? – требовательно спросила она. – Что «да»? – Мы оба знаем, что не женаты. Эллиот мог бы согласиться, чтобы успокоить ее, но ему не хотелось лгать и притворяться. К тому же неопределенность их положения волновала его в значительно меньшей степени, чем следовало. Он никогда не стремился к браку, тем более с такой женщиной, как Федра Блэр, но, принося брачные обеты, он ясно сознавал, что от них будет непросто избавиться. А пока тот факт, что в этой стране он считается ее мужем, дает ему определенные выгоды. Он сможет лучше защитить Федру благодаря особому статусу, который дает принадлежность к аристократической фамилии. Кроме того, сможет присматривать за ней днем и ночью. А если по возвращении в Англию выяснится, что брак, заключенный в Позитано, действителен, это тоже может оказаться полезным. Если они и вправду женаты, то публикация мемуаров будет зависеть не только от нее. Эллиот никогда бы не додумался до столь радикального способа защитить семейную честь, но судьба иногда предлагает неожиданные решения. Федре, конечно, не понравится подобный исход. Вот почему Эллиот велел команде плыть в Пестум. Хотелось потешиться приятными иллюзиями как можно дольше, прежде чем выяснится, что Федра Блэр готова потратить остаток жизни, чтобы превратить его существование в земной ад. – Вы требуете, чтобы я признал то, в чем совсем не уверен. И вы, кстати, тоже. На самом деле вы хотите, чтобы я подтвердил, что буду вести себя так, словно мы не женаты. – Можно сказать и так. – Я против. По-моему, это будет преступным пренебрежением неожиданно представившейся нам великолепной возможностью. Федра выскользнула из его объятий и поднялась. Повернувшись к нему, она подбоченилась и теперь являла собой образ женщины, намеренной спорить и препираться, пока ей не удастся склонить оппонента к своей точке зрения. В тени парусинового тента ее нежная кожа отсвечивала перламутром. Яркие пряди волос танцевали на ветру, образуя вокруг ее фигуры сияющий ореол. Тонкие юбки развевались, обрисовывая очертания ее бедер и ног, которыми Эллиот мог беспрепятственно любоваться минувшей ночью. – Позвольте объяснить вам, – заявила Федра, – почему нам не следует признавать это венчание, пока мы не вернемся в Англию. Она принялась расхаживать по палубе, перечисляя свои доводы и загибая пальцы. Эллиот слышал ее голос, но как-то издалека. Он снова находился в башне, стоя на коленях и глядя на ее обнаженное тело. Затем он овладел ею, как сделал это вчера, но теперь акт обладания был подкреплен супружескими правами. Федра говорила и говорила, расхаживая взад-вперед вдоль края затененной зоны, но ее слова сливались в мелодичное журчание, служившее фоном для их занятий любовью. Наконец она остановилась, устремив на него подозрительный взгляд: – Вы меня не слушаете! – Слушаю. Ваша логика оказала бы честь университетскому профессору. Я согласен с каждым вашим словом. Но в данный момент меня это не волнует. Федра испустила протяжный вздох, поражаясь подобной тупости. – Вас не волнует, что вы можете оказаться связанным на всю жизнь с нежеланной женщиной? – Я уже обдумал этот вопрос. А что касается вашего предположения, будто я не желаю женщину, о которой идет речь, то здесь вы глубоко ошибаетесь. – Он привлек ее к себе на колени и поцеловал. Застигнутая врасплох, Федра не сопротивлялась. Своей неожиданной атакой он возродил близость, пережитую прошлой ночью, призывая ее взглянуть на ситуацию его глазами и оценить положительные стороны сомнительного положения, в котором они оказались. Жена хозяина гостиницы распахнула дверь в спальню Федры. Дальше по коридору ее муж лично сопровождал Эллиота в его комнату. Очевидно, хозяева решили, что прибытие столь блестящего джентльмена требует проявления особой почтительности. Бросив взгляд в сторону коридора, Федра встретилась глазами с Эллиотом и заподозрила, что он прикидывает расстояние между их комнатами. Утихшее возбуждение вспыхнуло снова, доставив ей несколько неловких мгновений. Она поспешно шагнула внутрь и закрыла за собой дверь в надежде, что уединение поможет ей избавиться от воздействия, которое он на нее оказывал. Последние полчаса на шхуне совершенно спутали ее представление о том нелепом положении, в которое она попала. Поцелуи Эллиота смутили ее ум, тело и сердце. С каждым восхитительным мгновением он подтачивал устои, на которые она привыкла полагаться. Она чувствовала, что ее влечет в неведомые воды, и не знала, что с этим делать. Даже если произнесенные ими обеты ничего не значат, они могут создать неразрешимые проблемы. Самое разумное в сложившейся ситуации считать, что никакого венчания не было. К сожалению, Эллиот придерживался другого мнения. Федра не питала иллюзий, что им руководит только желание продолжить их роман. В качестве мужа он мог предъявить права и на многое другое. Мог потребовать, чтобы она поделилась с ним своими планами, ограничить ее свободу, вмешиваться в ее дела. И никто в этой стране не станет содействовать ей, если ее «муж» этого не захочет. Тем временем жена хозяина гостиницы открыли ее саквояж, вытащила и встряхнула платья и принялась развешивать их в гардеробе. Ее темные глаза сочувственно скользнули по рядам черного газа и крепа. – Mi dispiace.[1] Видимо, она решила, что это траурная одежда. Федра не достаточно владела итальянским, чтобы вывести ее из заблуждения. Все ее попытки объясниться в Позитано не имени особого успеха. Женщина вышла и вскоре вернулась с кувшином воды. Налив немного в фаянсовую чашу, она предложила Федре помочь раздеться. – Ваш муж… bello elegante[2]**, – заметила она, расстегивая крючки на спинке платья. «Он мне не муж», – безмолвно возразила Федра. Не имеет значения, что подумают хозяева гостиницы. Эллиот прав в одном. Эта поездка значительно упростится, если все будут думать, что они женаты. Она уже заметила разницу. Вместо легкого презрения, с которым она сталкивалась всю жизнь, на шхуне и в гостинице к ней относились с уважением. К тому времени, когда Федра устроилась на новом месте, сгустились сумерки. Хозяйка гостиницы собралась уходить, когда в дверях появился Эллиот. За последнюю неделю он весьма поднаторел в местном диалекте и смог дать женщине пространные указания. – Что вы ей сказали? – Что мы будем обедать на свежем воздухе, в саду. Кроме того, я распорядился, чтобы нам приготовили ванны перед сном. Как насчет того, чтобы спуститься вниз? Не считая хлеба с сыром, которыми мы перекусили на шхуне, мы весь день не ели. – Хорошо. Я присоединюсь к вам через несколько минут. Дверь закрылась. Федра не двигалась с места, ожидая, пока рассеется ощущение его присутствия, воздух станет нормальным, а уединение полным. Это заняло больше времени чем можно было ожидать. Во всем виновата прошлая ночь, решила она. Их близость была слишком страстной. Эллиот взял больше, чем она хотела дать. Тот факт, что она четко определила границы дозволенного, не помешал ему зайти дальше. Он сознательно воспользовался преимуществом, которое давал ему его опыт, и Федра вынуждена была признать, что оказалась беспомощной перед его натиском. Она огляделась по сторонам. Судя по всему, это была лучшая комната в гостинице. Мебель украшал резной узор, представлявший собой сельский вариант искусной резьбы, распространенной в Неаполе. Кровать обрамляли бледно-голубые драпировки, на дощатом полу, лежал вязаный коврик с цветочным орнаментом. Внезапно Федра почувствовала, что проголодалась. Обед в саду показался ей отличной идеей, как и ванна, которая ожидала ее позже. Эллиот предусмотрел все ее нужды, и при желании она могла бы закрыть глаза на мотивы, которыми он руководствовался. В конце концов, он заботится о ней, как и полагается мужчине в подобной ситуации, и любая другая женщина была бы в восторге. Возражать против этого значило бы поступить невежливо и быть неблагодарной. Беда в том, что Федра знала, чем все обернется, если она позволит этим мотивам возобладать. Опасность исходила не столько от Эллиота, сколько от нее самой. Весь мир словно сговорился сделать все, чтобы убедить женщин жить обычной жизнью, в соответствии с общепринятой моралью. Иногда быть не такой, как все, было мучительно трудно. Много раз Федра чувствовала себя такой одинокой, что начинала сомневаться в своей правоте. Плыть против течения – утомительное занятие, и если мимо проплывает лодка, хочется забраться на борт. К тому же, если мужчина, предлагающий помощь и защиту, красив, богат, умен и страстен, легко прийти к выводу, что ты плывешь не в том направлении. Пройдет немало времени, прежде чем ты поймешь, что совсем разучилась плавать. Присев к туалетному столику, Федра расчесала волосы и уложила их в тяжелый узел на затылке исключительно ради Эллиота, чтобы он не испытывал смущения из-за ее эксцентричности, если в саду обедают и другие постояльцы. Затем достала из саквояжа шляпку и пришпилила ее к волосам. Она помедлила, глядя в зеркало. Эта небольшая уступка во внешнем виде далась ей легко. Федра знала, почему поступает так, а не иначе. Подобные жесты не меняли ее сущности. А вот изменения, носившие глубинный характер, были менее заметны, и выбор не столь очевиден. Ее мысли переключились на мужчину, ожидавшего в саду. Такого красивого и притягательного, что искушение сыграть с ним супружескую пару казалось почти неодолимым. Уставшая часть ее души жаждала, чтобы кто-нибудь взял на себя ее заботы хотя бы на ближайшие дни. Неужели она не может отказаться от борьбы на пару недель, чтобы снова взяться за оружие по возвращении в Англию? Перед ее мысленным взором предстало очаровательное лицо матери со скептически выгнутой бровью. Артемис никогда не требовала от дочери, чтобы та следовала ее путем. Она просто объяснила, что женщина теряет и что приобретает, выбрав свободу. Она также предупредила, что любые полумеры, любые попытки сочетать независимость с респектабельностью обречены на неудачу. Общество никогда не допустит подобного компромисса. Все его законы, гласные и негласные, направлены на то, чтобы заставить женщину жить в соответствии с общепринятой моралью. Что ж. Пусть в этой стране их считают супружеской парой, но она не может допустить, чтобы Эллиот думал, что они женаты, пусть даже временно. Если она согласится подыграть ему, останется в проигрыше. Закат солнца придал Федре особое очарование. Наступающие сумерки приглушили ее яркие краски и смягчили черты, настроив Эллиота на романтический лад. В саду пышно цвел кустарник, образуя вокруг веранды, где они сидели, благоухающую изгородь. Они неторопливо ужинали, обсуждая посещение храмов Пестума, запланированное на завтра. С наступлением вечера Федра притихла. Эллиот догадывался, что ее мысли заняты тем, что последует, когда они поднимутся наверх. В ее глазах отражалось предвкушение, которое она безуспешно пыталась скрыть. Постепенно остальные постояльцы покинули веранду, Хозяин гостиницы принес кофе, обслужив их с подчеркнутой почтительностью. – Солнце давно село, и все разошлись, – заметил Эллиот. – Можете снять шляпу. – Он не знал, что подвигло Федру прикрыть голову – уступка приличиям или опасение получить солнечный удар. Но теперь ее дерзкие глаза прятались в тени полей, мешая ему видеть их выражение. – Вы мне это разрешаете? Или требуете? – поинтересовалась Федра ироничным тоном, однако сняла шляпу и положила на соседний столик. – Что бы вы ни думали о сложившейся ситуации, не нужно обращаться со мной как с женой. Мне это не нравится. Откуда такая уверенность? Она ведь никогда не была замужем. У нее и семьи-то никогда не было, даже в детстве. Эллиот неопределенно улыбнулся, надеясь, что она примет это за согласие, и он продолжит наслаждаться ее обществом. Однако, судя по выжидающему взгляду, Федра рассчитывала на более конкретное подтверждение, намереваясь решить этот вопрос здесь и сейчас. Эллиот подозревал, что она не уйдет с веранды, пока не добьется своего. – А как еще я должен обращаться с вами? Как с любовницей? Или случайной знакомой? – Как с другом. – То есть как прошлой ночью? Я буду просто счастлив обращаться с вами подобным образом как можно чаще. Если вы, конечно, позволите. Румянец, вспыхнувший на ее щеках, не могли скрыть даже сгустившиеся сумерки. – Не совсем так, как прошлой ночью. Именно это меня и беспокоит. – Прошлой ночью вы не казались обеспокоенной. Но если вам что-то не понравилось, скажите, я постараюсь это учесть. Итак, как с вами обращаются друзья? – Видите ли… Раз уж вы заговорили о прошлой ночи, нет никакой необходимости превращать интимные отношения в схватку, где есть победитель и побежденный. Суть не в подчинении и обладании. Совсем не обязательно испытывать глубокие чувства и вторгаться в душу партнера. Она так увлеклась, что даже не заметила значения последних слов. Эллиота неприятно поразила собственная реакция на ее упоминание о бывших любовниках. Хотя она фактически признала, что не испытывала к ним особых чувств, его пронзила ревность – чувство, несвойственное ему. Раздосадованный, он постарался запихнуть его подальше. Наверняка из всех чувств, которые мужчины, с точки зрения Федры, не имели права испытывать, ревность стояла на первом месте. Ему удалось совладать с ревностью, но не до конца. – Вижу, вы немало размышляли на эту тему, – произнес он, едва сдерживая гнев. – Однако ваша философия слишком сложна и рассудочна для моего понимания. – Узнаю этот тон. Избавьте меня от вашей иронии, сэр. Мне следовало знать, что вы никогда не поймете, что можно предаваться наслаждению и при этом… – Оставаться бесчувственной к тому, кто лежит рядом? Если мужчине ничего не требуется, кроме физического удовлетворения, он может купить продажную женщину. Вы очень щедры, ничего не требуя взамен, но, думаю, это говорит ваше невежество. Признайтесь, вы ведь никогда не просыпались со своими друзьями в одной постели? Готов поспорить, вы отсылали их прочь задолго до рассвета, чтобы никто не мог предъявить на вас права. – Я не бесчувственная. Но я никогда никому не принадлежала, не связывала себя фальшивыми узами, порожденными страстью. И я не хочу, чтобы кто-то навязывал мне свою волю, пусть даже в самые интимные моменты. Эллиот тоже этого не хотел, когда дело касалось других мужчин. – Думаю, ваши так называемые друзья поняли, что в их интересах скрывать от вас свои истинные чувства и мысли, Только и всего. Теперь рассердилась Федра. Что ж, если им все равно предстоит объясниться по поводу принципов, которые он, по ее мнению, нарушил прошлой ночью, то почему бы не сделать это сейчас? – Речь идет не о каких-то болванах и подлецах, а об умных честных мужчинах. Просто они не такие, как вы. Только и всего, – произнесла она натянутым тоном, чеканя слова. Мудрый мужчина на его месте отступился бы. Будь он проклят, если сделает это! – Они такие же, как я, если, конечно, они мужчины. Мужчина не может перестать думать как мужчина только потому, что это не нравится его партнерше. Ваши друзья притворялись, чтобы добиться ваших милостей. Мужчины часто так поступают. – Я бы заметила, будь они неискренни. – Возможно, вы слишком увлекались, получая удовольствие и избегая глубоких чувств, чтобы что-либо заметить. Федра на секунду онемела, шокированная подобной оценкой ее поведения прошлой ночью. – Я надеялась… Но теперь вижу, что моя мать была права. В большинстве своем мужчины недостаточно цивилизованны, чтобы понять то, что я пытаюсь объяснить, и тут уж ничего не поделаешь. – Она взяла шляпу и встала. – Жаль, что мы не можем стать друзьями. Вы для этого не подходите. Она повернулась и решительно зашагала через сад к дверям гостиницы. Королева сделала свой выбор. Эта конкретная пчелка может жужжать где-нибудь в другом месте. Эллиоту и раньше приходилось принимать отказы от женщин. Обычно он это делал с почтительной иронией. Для него это ничего не значило, кроме краткого физического неудобства. Но быть отвергнутым этой женщиной значило для него слишком много по причинам, которые ему не хотелось анализировать. Она снова бросила ему перчатку, и он не мог уклониться от вызова. Этот тип совершенно невозможен! Как можно быть таким умным и одновременно таким тупым?! Как он смеет намекать, нет, не намекать, а говорить прямо, и даже не говорить, а обвинять, что в своих отношениях с друзьями она ничем не лучше продажной женщины?! Федра бранила и проклинала Эллиота, пока шла к себе в комнату. Наверняка у него никогда не было друзей среди женщин. Должно быть, лорд Эллиот Ротуэлл имел дело только с любовницами и проститутками. Федра схватилась за ручку двери своей комнаты. Он неисправим! Мало того, что она застряла здесь неизвестно на сколько времени, ей придется терпеть присутствие человека, один вид которого действует на нее самым раздражающим образом, заставляя ее сердце учащенно биться, стоит ему войти в комнату. Это не мужчина, а ходячее искушение. Стоит ей взглянуть на него, как у нее захватывает дыхание. Но она не позволит себе снова поддаться соблазну. Федра распахнула дверь. Изнутри дохнуло влажным теплом. Служанка, хлопотавшая у очага, почтительно присела, а затем принялась наполнять медную лохань горячей водой из ведер, гревшихся на раскаленных углях. Внезапно Федра ощутила усталость, накопившуюся за последние два дня. Казалось, от ее тела исходит запах, впитавшийся прошлой ночью. Терпкий и сладкий, он дразнил ее ноздри, напоминая о наслаждениях, которые она только что отвергла. Хорошо бы смыть эти воспоминания вместе с грязью! Когда горничная закончила наполнять лохань, Федра отослала девушку и начала раздеваться. Она привыкла заботиться о себе сама и не нуждалась в помощи слуг. Каждым своим движением она словно заявляла, что не является изнеженной игрушкой, которую мужчина содержит ради собственных эгоистических целей. Федра Блэр – свободная и самостоятельная женщина, не связанная никакими условностями, не считая правил, которые она установила сама. Она не сдержала блаженного стона, опускаясь в лохань, Горячая вода, как ни странно, охладила ее кожу. Тело расслабилось и обмякло. Крохотные волны успокоили гнев. Хорошенько отмокнув, Федра распустила волосы и вымыла голову. Затем намылила тело, взбив душистую пену, и смыла ее чистой водой. Освеженная и отдохнувшая, чувствуя себя снова самой собой, она стояла в лохани, позволяя ночному ветерку обдувать ее тело, по которому стекала вода. Впервые за последнее время она ощутила прохладу. Ощущение было таким приятным, что она решила продлить его и зачерпнула горсть воды, чтобы вылить ее на себя. Щелкнула дверная ручка, и в комнату кто-то вошел, нарушив ее уединение. Федра замерла, потрясенная возбуждением, которое охватило ее тело и поколебало тщательно продуманные решения. Она потянулась за полотенцем, лежавшим на табурете рядом с ванной, но ее опередила смуглая мужская рука.Глава 14
Направляясь в комнату Федры, Эллиот был уверен, что она уже приняла ванну, и чуть было не ретировался, когда, открыв дверь, обнаружил, что ошибся. Не потому, что хотел пощадить ее скромность. Они уже миновали эту стадию. При виде ее обнаженной фигуры у него пересохло во рту. Неподвижная и спокойная, она походила на статую. Время, казалось, остановилось, пока его взгляд скользил по совершенным изгибам ее спины и бедер, задержавшись на очаровательных ямочках чуть ниже поясницы. Она стояла, выпрямившись, горделиво расправив плечи. Однако не вспышка желания заставила Эллиота помедлить, а чувство, более глубинное и примитивное. Инстинкт собственника, готового любой ценой защищать то, что он считает своим. Это было непривычное чувство, как и ревность, которую он ощутил в саду. Непривычное и опасное. Эллиот вдруг осознал то, о чем старался не думать. Он подошел к ней, и, пока любовался ее телом, Федра не шевелилась. Но когда Эллиот потянулся за полотенцем, она, словно испугавшись, с лихорадочной поспешностью попыталась схватить его. На ее обнаженных плечах и протянутой руке сверкали капельки воды. Оба замерли, вцепившись в полотенце, как будто это был некий рубеж, разделявший их. Инстинкт собственника снова заявил о себе. Она ведь не указала ему на дверь. Позволила не только войти, но и смотреть на нее. Она ничего не сделала, чтобы разрушить царивший в комнате чувственный настрой. Федра сдалась, хотя и не осознала этого. Эллиот отпустил полотенце. Федра схватила его и поспешно обернула вокруг себя, придерживая спереди. Затем перешагнула через бортик ванны и повернулась к нему. От одного ее дерзкого взгляда можно было лишиться рассудка. Эллиот впервые понял мужчин, совершавших из-за женщин безумства. Федра взглянула на его рубашку с закатанными рукавами, затем на брюки и босые ноги. – У вас влажные волосы. Очевидно, вы тоже принимали ванну, – заметила она. Федра повернулась к лохани, где еще пузырилась мыльная пена. – Видимо, я слишком долго мылась. Достаточно долго, чтобы стоять теперь перед ним, не имея ничего, кроме полотенца, которым можно прикрыть наготу. Пропитавшись влагой, оно обрисовывало каждый изгиб ее тела. Она шагнула к кровати, потянувшись к шнуру колокольчика. – Надо позвать слуг, чтобы навели здесь порядок. Эллиот перехватил ее руку, привлек к себе и прижался губами к ее плечу. От ее прохладной кожи исходил цветочный аромат. Федра подавила вздох и попыталась сдержать чувственную дрожь, пронзившую ее тело. – По-моему, я вас не приглашала. – Увы. – Думаю, нам не следует… – Она осеклась и тихо ахнула, когда он крепче обнял ее и принялся покрывать поцелуями ее шею. – Вы пытаетесь меня соблазнить, – прошептала Федра. – Ничего подобного. – Он еще крепче прижал ее к себе, лаская через влажное полотенце. Она тихо рассмеялась: – Это нечестно. – Пожалуй. – Он принялся осторожно отгибать ее пальцы, придерживавшие полотенце на груди. Но Федра лишь крепче вцепилась во влажную ткань. Несмотря наочевидное возбуждение, чувствовалось, что в ней нарастает протест. Эллиот скользнул руками под полотенце. Федра задрожала, но не сдавалась. – По-моему, я ясно сказала, что мы не можем быть друзьями. – А я сказал еще в Неаполе, что не стремлюсь к этому. – Он снова попытался вытащить полотенце из ее пальцев. – Не упрямьтесь, мы оба хотим одного и того же, как бы вы это ни называли. – Я называю это чертовски опасным искушением. Эллиот снова поцеловал ее в шею. В его объятиях она казалась маленькой и хрупкой. – Я хочу только провести с вами эту ночь. – Я вам не верю. – Она не уточнила, в каком из этих двух утверждений сомневается. Возможно, в обоих. Эллиот не стал спорить. Просто накрыл ее стиснутые пальцы своими, надеясь, что она прекратит сопротивление. Если у Федры и были аргументы против подобного развития событий, они остались невысказанными. Постепенно ее тело стало податливым, пальцы разжались, и Эллиот понял, что она готова ответить на его страсть. Полотенце соскользнуло вниз, и теперь ничто не препятствовало его ласкам. Ее гладкая кожа была прохладной, но источала внутренний жар, воспламенявший его кровь при каждом прикосновении. Эллиот накрыл ладонями округлости ее груди и принялся играть с упругими сосками, пока она не застонала. Склонив голову, Эллиот прижался губами к выемке у нее на шее, где лихорадочно билась жилка, свидетельствуя о силе ее желания. Пожалуй, она слишком много думала о том, о чем думать не следует. Не стоит преувеличивать значение этой связи. В конце концов, она лишь получает и дарит наслаждение. Только и всего. Это умозаключение было последней ясной мыслью, мелькнувшей в голове Федры. Эллиот быстро довел ее до состояния чувственной лихорадки, исключавшей всякую возможность разумно мыслить. Пламя, которое он разжег в ее крови, уничтожило остатки здравого смысла, за который она пыталась цепляться. Как Федра ни напрягала свое затуманенное сознание, ей не удалось придумать ни одной разумной причины, которая заставила бы ее отказаться от этого мужчины. За каждое наслаждение, которое Федра испытывала от близости с ним, стоило заплатить самую высокую цену, не думая об опасности. Ей нравилось, что его руки делают с ней. Она упивалась медленными движениями его ладоней, скользивших по ее бедрам и животу, дразнящими прикосновениями его пальцев к ее груди. А тот факт, что она знала, что последует за этой прелюдией, делал наслаждение еще более изысканным. Теперь, когда она сделала свой выбор, Федра чувствовали себя свободной. Бездумно, безрассудно, восхитительно свободной. После тщетных попыток противиться чувственному влечению капитуляция явилась для нее колоссальным облегчением, и она отдалась на волю чувств. У нее еще будет время подумать обо всем и взвесить все «за» и «против». Почувствовав ее покорность, Эллиот повел себя не как соблазнитель, а как мужчина, который берет свое по праву. Федра не возражала. Ей было все равно. Опустив веки, она наблюдала за его изящными руками, поглаживавшими ее соски. Федра выгнулась, подставив ему грудь и отчаянно желая большего. Все ее существо трепетало в предвкушении, не в силах контролировать эмоции, сводившие ее с ума. Едва держась на ногах и прерывисто дыша, она попыталась повернуться в его объятиях, но Эллиот не позволил. Внезапно Федра почувствовала, что ее руки свободны, и отчаянно вцепилась в спинку кровати. Оглянувшись, она увидела, что он раздевается. – Не двигайся, – сказал он. – Ты очень красива в такой позе. Федра закрыла глаза, сдерживая новую вспышку желания. Его примитивная сила пугала ее, сигнализируя об опасности. Эллиот быстро избавился от одежды и шагнул к ней. Не успел он прикоснуться к ней, как Федру пронзила дрожь возбуждения. Его ладони легли ей на плечи, скользнули вниз по рукам, затем двинулись в обратном направлении. – Не поворачивай головы. Оставайся в такой позе, что бы я мог видеть твое лицо. Вопреки ее ожиданиям они не легли в постель, а остались там, где были. Руки Эллиота были везде, доводя ее до безумия. Лишь когда она начала стонать, инстинктивно выгибая спину и приподнимая бедра, он снова заключил ее в объятия. Одной рукой он обнял ее, обхватив ладонью округлость груди. Другая рука скользнула вниз, в сокровенную расселину, пульсировавшую у нее между бедрами. Никогда в жизни Федра не испытывала ничего подобного. Наслаждение нарастало, становясь все более острым, нестерпимым. Когда наконец он вошел в нее, все ее существо жаждало завершения, но Эллиот продлил сладостную пытку, используя руки, чтобы возбудить ее еще сильнее. Казалось, он точно знал, что ей нужно, приспосабливая свои движения к ее внутреннему ритму. Каждое мгновение этого невероятного восхождения он был рядом, направляя ее, даже когда напряжение внутри ее достигло предела и ее захлестнул поток блаженства. Затем она снова оказалась в его объятиях, окруженная его теплом, прижатая к его влажному от пота телу. В наступившей тишине, где еще не отзвучало эхо ее восторженных криков, она слышала его тяжелое дыхание и чувствовала гулкие удары его сердца, бившегося в такт с пульсацией в ее теле. Лежа рядом с Федрой, Эллиот наблюдал, как сквозь щели в ставнях начинают пробиваться лучи света. Скоро она проснется, и они отправятся осматривать храмы. Будь его воля, он предпочел бы провести весь день в постели. Эллиот уже видел комплекс храмов, сохранившийся в этом форпосте древних греков. Руины Пестума служили иллюстрацией к тому, как изменялись эстетика и пропорции античных храмов во времени. Здесь было все – от тяжеловесной базилики, украшенной портиком с колоннами, до более изящного храма Геры. Он уже видел эти руины, а Федра нет. Конечно, она не возражала против того, чем они занимались ночью, даже когда Эллиот потянулся к ней в последний раз, и они неспешно соединились, не переставая разговаривать. Однако едва ли они согласится продолжать в том же духе сутки напролет, как бы ему этого ни хотелось. Пожалуй, им следует договориться о некоторых вещах, решил Эллиот, хотя и не представлял, о чем именно. Их отношения с Федрой нельзя было назвать обычной связью. В любом другом случае он мог рассчитывать хотя бы на временную верность, основанную на определенном взаимопонимании и договоренностях. К любой другой женщине он знал бы, как относиться. А как относиться к Федре? Как к любовнице, возлюбленной? Она отвергла бы любой из этих ярлыков, впрочем, ни, один из них ей не подходил. И все же Эллиот не отказался бы продолжить эти отношения. Он бы с удовольствием одел ее в платья, достойные ее красоты, и окружил слугами, которых она не могла себе позволить. Как к жене? Ни в коем случае, если он не хочет нарваться на ссору, хотя, возможно, это самое точное определение. Как к доступной женщине, грешнице? Возможно, в обществе ее считают такой, но те, кто ее знает, не станут судить ее так строго. Как к другу? Эллиот примерил это слово к себе. Это был единственный статус, который Федра допускала для мужчин в своей жизни. Ночь настроила его на примирительный лад, и он, в свою очередь, попытался примерить это слово к ней. Примитивная сущность, обитавшая у него внутри, пребывала в сытости и довольстве и по этой причине не отозвалась гневным рыком. Однако это не помешало ей заявить о себе более твердо и уверенно, чем в первый раз. Эллиот не мог игнорировать этот собственнический импульс, запрещавший даже думать о Федре как о друге. В дружбе было меньше определенности, меньше потребности в другом человеке и больше свободы. Федра шевельнулась и потерла глаза. Приоткрыв их, она скользнула взглядом по их телам, образовывавшим выпуклости под одеялом, затем повернулась на бок и посмотрела на него. – Придется поторопиться, если мы хотим осмотреть руины до полуденной жары, – сказала она. – Можно отложить это на завтра. Федра протянула руку и прошлась пальцами по его голой груди. – Лучше сделать это не откладывая, пока ты не лишил меня последних сил. Ее игривое настроение до смешного обрадовало Эллиота. Как и явный намек на то, что она не намерена прерывать их связь, как только они встанут с постели. Впрочем, он этого в любом случае не допустит. – Эта ночь была настоящим безумием, – заметила Федра. – В лучшем смысле этого слова. – Как по-твоему, это солнце так действует на англичан, когда они приезжают сюда? У наших соотечественников уже сложилась традиция вести себя за границей в высшей степени странно, позабыв об английском здравом смысле. Ослепленные таким количеством солнечного света, мы лезем напролом, не подготовленные и не приспособленные к его воздействию. – Мне не требуется средиземноморское солнце, чтобы желать женщину, тем более такую, как ты, Федра, – возразил Эллиот. Впрочем, в ее наблюдениях было больше смысла, чем он согласился бы признать. Рядом с ней он находился на грани безумия, его поступками двигала страсть. И теперь он пожинал плоды этого безумия. Пойти на поводу у собственных прихотей в ущерб чувству долга и ответственности было ему несвойственно. Но чувства, которые возбуждала в нем Федра, не имели ничего общего с тем, что он обычно испытывал к женщинам. Федра улыбнулась, но ее мысли были заняты чем-то другим. Возможно, она тоже пыталась найти определение ночной вакханалии. – Пожалуй, ты прав. Дело не в солнце. А в удаленности от дома, от собственного прошлого, от долга – от всего, что формирует нас. Оказавшись вне привычного окружения, человек становится другим и спешит воспользоваться представившейся свободой. Возможно, иностранцы, приезжающие в Лондон, тоже ведут себя не так, как на родине. – И возможно, объясняют собственное безумие туманами и дождями. Федра рассмеялась и перевернулась на спину. Взгляд Эллиота прошелся по изящным складкам, образованным простыней вокруг ее груди и живота. – Ты не боишься зачать ребенка? Вчера я был довольно беспечен, но впредь нам следует подумать о мерах предосторожности. Ее ладонь скользнула на живот и замерла там. – Зачем? Если окажется, что я беременна, я выращу ребенка, как моя мать вырастила меня. Для женщины вполне естественно рожать детей. Конечно, Артемис Блэр родила и вырастила Федру, но она была практически замужем за Ричардом Друри. А их с Федрой отношения никак не оформлены. – Надеюсь, ты не думаешь, что я откажусь от собственного ребенка? Ее смех был слишком душевным, чтобы сойти за насмешку. – Ты? О нет! Ты этого не сделаешь, даже если бы я попросила. Скорее будешь досаждать мне своей назойливостью. Впрочем, до сих пор, к несчастью, так и не удалось забеременеть, я уже потеряла надежду. Похоже, она совсем не боится беременности. Столь неожиданный взгляд на этот предмет напомнил Эллиоту, что Федра живет в совсем другом мире и не похожа на других женщин. Любовница, жена, грешница, друг? Сколько бы он ни примеривал эти слова к Федре, ни одно из них не отражало ее сущности. Эллиот приподнялся на локте и накрыл ее своим телом, наслаждаясь шелковистым теплом ее кожи. – Думаю, – сказал он, глядя в ее смеющиеся глаза, – нам не следует противиться нашим желаниям. Давай позволим тебе быть такими же безумными, как наши соотечественники. Насладимся свободой под этим чужеземным солнцем, пока не придет время возвращаться в Неаполь. Он прошелся кончиками пальцев по изящной линии ее щеки и почувствовал, как она едва заметно кивнула. Склонив голову, Эллиот прижался губами к ее губам, не имея намерения получить то, что обещал ее кивок, прямо сейчас. Это был первый случай в его жизни, когда он поцеловал женщину, не ожидая и не требуя большего.Глава 15
– Я потрясена, Эллиот. Прошлая неделя тоже была незабываемой, но превосходит все ожидания. – Это превосходит только то, что ты уже видела, но далеко не все. Они обменялись понимающими взглядами, как любовники, которые хорошо знают друг друга. Конечно, она имела в виду только остатки античных поселений, которые они уже посетили. И Пестум с его величественными руинами, и Амалфи, столь живописный, что казался созданным рукой художника, служили лишь отправной точкой для других, более потрясающих впечатлений. Они задержались в Амалфи, очаровательном городке на берегу моря, дольше, чем это было необходимо, прежде чем отправиться по суше в Помпеи. Но даже это короткое путешествие на север Эллиот организовал так, что оно заняло три дня, хотя весь путь можно было проделать за одни сутки. Прошлую ночь они провели в крохотной деревеньке, занимаясь любовью с какой-то отчаянной страстью. Возможно, оба понимали, что этой ночью закончится интерлюдия, которую они себе устроили. Проснувшись утром, Федра вдруг ощутила печаль. Впереди их ждали Помпеи и вместе с ними реальный мир, которого они старательно избегали. Даже в улыбке ее тайного любовника она заметила грусть. Возможно, ей показалось, но взгляд Эллиота стал более серьезным и глубоким, чем в предыдущие дни, наполненные беззаботным весельем. Он приехал в Помпеи из-за своей новой книги, однако Федра сомневалась, что его исследования были единственной причиной задумчивости, в которую он впадал время о времени. – Подумать только, здесь проезжали колеса римских колесниц, – сказала она, коснувшись мыском туфли глубокой колеи в утрамбованной почве. – Мне нравится даже пыль, потому что эту же пыль здесь вздымал ветер две тысячи лет назад. Эллиот взял ее под руку и повел к одному из зданий. – Здесь находилась пекарня. Во многих отношениях она выглядит так же, как подобные заведения в наши дни. Они вошли внутрь. Вдоль стен располагались глубокие ниши, предназначенные для печей. Нетрудно было представить себе людей, трудившихся здесь, и покупателей, приходивших за хлебом. Федра ощутила трепет, вообразив их ужас, когда Везувий начал извергать облака пепла, и отчаяние, когда он засыпал город, похоронив Помпеи и их население. По раскопанным улицам бродили туристы – группами и поодиночке. Большинство – в сопровождении гидов, но Федра не нуждалась в их услугах. У нее был собственный гид в лице Эллиота Ротуэлла. Они добрались до края раскопок. С окончанием сиесты работы возобновились. Выстроившись в цепочки, рабочие передавали друг другу корзины с землей, вскрывая погребенные под ней античные постройки. Другие катили тележки, вывозя землю за городские стены. Город медленно, квартал за кварталом, восставал из небытия. – Полагаю, они записывают все свои находки, – заметила Федра. – Насколько я понимаю, это стандартная процедура при проведении раскопок. – В прошлом раскопки велись исключительно в поисках ценностей, но теперь документируется все, что находят, вплоть до осколков керамики и кирпичей. – А то, что находили раньше, как-нибудь документировалось? – Монархи обычно ведут счет своим сокровищам, а короли Неаполя долгое время считали Помпеи своей собственностью. Конечно, отчетность, которая велась последние лет сто, далека от научной, но все сколько-нибудь значимое занесено в журналы. Прохаживаясь вдоль края свежевырытой траншеи, Федра услышала легкое постукивание. Она чуть не забыла захватить с собой камею этим утром и вспомнила о ней, лишь когда Эллиот ушел, оставив ее собирать вещи. И все из-за наслаждения, которое она получала с этим мужчиной. Теперь камея, засунутая в глубокий карман платья, постукивала ее по бедру, напоминая о себе: «Тук-тук-тук. Не забывай, зачем приехала сюда». Наверное, Эллиот испытывает нечто подобное. У него были свои причины явиться сюда. Интересно, сколько ему понадобится времени, чтобы переключиться на другие цели, после того как он закончит исследования здесь, в Помпеях? Жаль, что она не может облегчить его задачу. Когда они встретились в Неаполе, ее возмутила его уверенность, что она должна изменить мемуары. Он вел себя так, словно его долг по отношению к его отцу важнее, чем ее обязательства перед ее отцом. Но теперь ей было тошно думать, что ее чувство долга углубит пропасть, готовую разверзнуться между ними. Солнце клонилось к западу. Вечерние тени удлинились, придавая особое очарование окружающему ландшафту. Они замедлили шаг, остановившись на краю раскопок. Федра задумалась. Вероятно, их отношения продлятся еще несколько дней. По крайней мере, до возвращения в Неаполь. Но это будет уже не то. Они не смогут и дальше притворяться, будто вправе распоряжаться своей жизнью и свободны от всех обязательств. А она больше не сможет пренебрегать своими принципами. – Тебе следует разыскать управляющего, – сказала она. – Ты же хотел заняться здесь своими исследованиями. Эллиот медлил с ответом. Федра молча ждала, остро ощущая его близость. Это было не просто физическое возбуждение, а некое всеобъемлющее чувство, которое пронизывало все ее существо, возвещая, что их мысли сосредоточены друг на друге. Это была та же мучительная смесь восторга и печали, которая охватила ее утром, когда она проснулась. – Да, пожалуй, пора. – Он взял ее за руку. – Пойдем. Я представлю тебя. Возможно, он знает о научных трудах твоей матери. Рабочие не выразили протеста, когда Эллиот повел Федру через раскопки. Однако прекратили работу, наблюдая за ними. Эллиот понимал, что их внимание привлекла его спутница. Шляпа не скрывала ее рыжих волос и красоты. Федру трудно было не заметить, хотя она и приложила некоторые усилия, чтобы сделать свой наряд менее эксцентричным. Когда она явилась на прием у Алексии, модно одетая, то приковала к себе взгляды всех мужчин. К ним приблизился мужчина в запыленной одежде, однако, судя по шляпе и сюртуку, он не был простым землекопом. Его темные глаза оценивающе прошлись по паре, вторгшейся на территорию раскопок, и на его губах появилась улыбка. Очевидно, он решил продемонстрировать любезность, а не строгость. – Buongiorno, signore.[3] Мадам. – Он слегка поклонился. – Вы англичане? – Да. Прошу прощения за вторжение. Я лорд Эллиот Ротуэлл, а это… – Эллиот запнулся на словах, которые так легко соскальзывали у него с языка в последние дни. Одно дело – называть Федру своей женой, разговаривая со скромными хозяевами гостиниц, и совсем другое – представить ее в этом качестве человеку, принадлежащему к более привилегированному сословию. – Это мисс Федра Блэр. Мы ищем Микеле Ардити, управляющего раскопками. В музее его нет, и мне сказали, что он должен быть здесь. – Это я. Рад встрече, лорд Эллиот. Вы оказали нам честь своим визитом. Синьор Гринвуд еще на прошлой неделе предупредил меня о вашем прибытии, и я опасался, не случилось ли чего. Жаль, что вы не застали меня в Портиси и проделали такой путь понапрасну. – Не совсем, – возразил Эллиот. – Мне всегда нравилось в Портиси. Это была его первая встреча с Ардити. В прошлый раз, когда Эллиот посещал Помпеи, управляющий находился в отъезде. Он производил впечатление приятного человека, достаточно уверенного в своем положении, чтобы держаться приветливо, но без подобострастия. Ардити широким жестом указал на раскопки: – Здесь много нового и интересного. К сожалению, не которые находки не предназначены для женских глаз, да и местность довольно опасная. – Он задержал взгляд на Федре. – Синьор Гринвуд написал мне, что вы тоже приедете. Вы дочь Артемис Блэр? – Да. – Я знаком с ее переводами Плиния. Возможно, они уступают лучшим итальянским переводам, но для англичанки совсем неплохо. Федра кивнула, принимая эту сомнительную похвалу. – Я бы охотно взглянула на находки, которые предназначены для женских глаз. А потом могла бы подождать в здешней гостинице, пока лорд Эллиот осмотрит все остальное. Ардити нашел эту идею превосходной и лично провел экскурсию по последним раскопкам. Они обошли вокруг храма Фортуны и других руин возле форума и потратили немало времени, разглядывая жилые кварталы на виа ди Меркурио, вызвавшие большое волнение среди историков. Затем Ардити повел их к дому Фавна и долго рассказывал Федре о его назначении, пока целая армия мужчин усердно расчищала стены. Когда они вышли из дома, Ардити подозвал одного из рабочих и отправил его куда-то с поручением. – Я послал за Николо д'Апудзо, главным архитектором раскопок, – объяснил он. – Он покажет вам все, что вы захотите посмотреть, лорд Эллиот. Можете оставаться здесь до темноты, когда раскопки закрываются, и приходить сюда, когда пожелаете. Но считаю своим долгом предупредить вас, что местные гостиницы вряд ли устроят мисс Блэр. С вашего разрешения я провожу ее до Портиси. Вы можете заехать за ней в музей, когда освободитесь, и я расскажу вам, где можно снять комнаты, куда более приемлемые для вас обоих. План Ардити всех устроил. Вскоре прибыл архитектор. Перепоручив Эллиота его заботам, Ардити предложил Федре руку. Эллиот проводил их взглядом, отметив, что управляющий не скрывает своего восхищения женщиной, оказавшейся под его опекой. Его цветистые комплименты можно было слышать даже на расстоянии. Эллиота позабавил укол ревности, который он испытал, наблюдая за ухаживаниями Ардити. Пора научиться закрывать эту дверь, иначе он не запомнит ни слова из того, что слышал сегодня. Вопрос в том, осмелится ли он когда-нибудь оставить ее открытой. Портиси представлял собой скопление великолепных вилл к западу от Везувия, построенных в классическом стиле, ставшем популярным в прошлом столетии. Словно кто-то собрал английские загородные дома и расположил их вдоль дороги, ведущей к морю. Ардити предложил Федре провести ее по музею. Она не стала отказываться. Следуя за ним, она ждала удобного момента, чтобы задать ему интересующие ее вопросы, пока он увлеченно рассказывал истории находки того или иного артефакта. Ардити растянул экскурсию, насколько это было возможно, но в конечном итоге она закончилась. Эллиот так и не приехал в музей, хотя до наступления темноты оставалось не более часа. Ардити устроил настоящий спектакль, отметив этот факт, и предложил ей выпить кофе у него в кабинете. Уважающая приличия женщина наверняка не приняла бы подобное предложение. Но у Федры было собственное представление о приличиях. – Лорд Эллиот говорил, что вы управляете всем комплексом, но, насколько я поняла, вы не занимаетесь раскопками как таковыми, – заметила она, когда они расположились в его просторном кабинете. Вдоль стен высились полки, заставленные образчиками античного искусства. – Для ведения земляных и реставрационных работ у нас имеется штат архитекторов и других сотрудников. В мои непосредственные обязанности входят управление делами комплекса и руководство музеем, в котором мы сейчас находимся. – Вы давно здесь? – С 1807 года. Я был назначен Наполеоном. После его поражения и восстановления монархии меня попросили остаться на этом посту. При французах стиль нашей работы улучшился. Мы смогли внедрить импортные технологии в ведение раскопок. С возвращением Бурбонов ситуация изменилась. К сожалению, покойный король не оказывал нам поддержки. Восемь лет назад у нас осталось всего восемнадцать землекопов. Однако нынешний король заинтересован в возрождении города из пепла. Это наша история. Наше наследие. Он продолжил в том же духе, рассказывая ей о методах раскопок и важной роли, которую лично он сыграл в превращении Помпеи в то, чем они стали. Все это время рука Федры покоилась на небольшом предмете, лежавшем у нее в кармане. Когда его красноречие иссякло, Федра наконец смогла перевести разговор на то, что она хотела услышать от него на самом деле: – Синьор Ардити, если позволите, я хотела бы узнать ваше профессиональное мнение по одному вопросу. Для меня это очень важно. Вряд ли кто-нибудь другой способен сделать это лучше вас. Он слегка приподнял брови и поднял руки в уничижительном жесте: – Разумеется, мисс Блэр, рад быть вам полезен. Федра вытащила камею из кармана и положила ее на письменный стол. – Мне сказали, что это древняя реликвия, найденная в руинах Помпей. Мне кажется, вы можете определить, так ли это. Камея явно заинтересовала Ардити. Он долго смотрел на нее, затем взял в руки и подошел к окну. – Откуда она у вас? – Я предпочла бы не отвечать на этот вопрос. Ардити нахмурился, разглядывая крохотные фигурки, изображенные на камее. – К сожалению, должен сообщить вам, что это подделка. Правда, очень хорошая. Их довольно много, но нам так и не удалось выяснить, кто их делает. Я подозревал, что это дело рук одного из реставраторов, работавших здесь в прошлом. Но, кем бы он ни был, действовал он очень хитро. Изготавливал небольшие партии и сбывал их тайно, надо полагать, за неплохие деньги. Всегда найдутся нечистые на руку дельцы, готовые купить подобные вещи, не задавая лишних вопросов. – Вы уверены, что это подделка? – Настолько, насколько вообще можно быть уверенным в чем-либо. Федре хотелось бы более однозначного ответа. – Не могли бы вы объяснить, как вы догадались? Чтобы я не стала жертвой нечистоплотных дельцов в будущем. – Это моя профессия. Для предмета, пролежавшего столько времени в земле, барельеф выглядит слишком гладким и безупречным. То же самое с оправой: на золоте должны быть вмятины и царапины. Но главное даже не в этом. Я уже двадцать лет надзираю за раскопками. Мы делаем все возможное, чтобы не допустить утечки ценностей, обнаруженных в пределах отведенной нам территории. Каждая находка документируется и заносится в каталог. Ни один предмет не покинет Помпеи, если только я лично не перевезу его в музей или не отправлю в Неаполь. – А что, если эта камея была найдена до вашего появления здесь? Когда раскопки велись менее научными способами? – Это ценный предмет. В те времена изделия из керамики, особенно осколки, могли попасть в отвалы или уйти на сторону. Но не драгоценности. Рабочего, укравшего подобную вещь, отправили бы на виселицу. Это подделка. Сожалею, если разочаровал вас. Федра протянула руку. У Ардити был такой вид, словно ему не хочется расставаться с камеей, но после небольшой заминки он вложил ее в ладонь Федры. Ардити бросил взгляд в окно: – А вот и лорд Эллиот. Надо будет напомнить ему, что только красное вино способно промыть горло от пыли. В Помпеях даже пыль не такая, как в других местах. Эллиот решил последовать совету Ардити и налегал на красное вино, пока они с Федрой обедали в гостинице в Портиси, где сняли комнаты. Среди постояльцев было немало англичан. Они жили в роскоши, посещая раскопки и наслаждаясь гостеприимством неаполитанских аристократов, спасавшихся здесь от городской жары. На сей раз Эллиот снял две комнаты и не стал выдавать Федру за свою жену. Хотя он не встретил в гостинице ни одного знакомого, нельзя было исключить, что кто-нибудь из соотечественников узнает его или Федру Блэр с ее необычной внешностью. Впрочем, последнее было не столь очевидно. К обеду Федра спустилась в голубом платье. Как она объяснила, это было единственное нормальное платье в ее гардеробе. Кроме того, она уложила волосы в прическу, более модную, чем простой узел, который она носила в Пестуме. Для Федры Блэр трудно было придумать лучшую маскировку, чем выглядеть как все. Эллиот подозревал, что именно этого она и добивалась. – Ты узнал, что хотел? – поинтересовалась Федра. – Да, но думаю вернуться туда завтра. – Он действительно много узнал. Ему удалось выбросить Федру из головы и переключиться на его другую страсть. Этому немало способствовала оживленная дискуссия, в которую втянул Эллиота его гид, интересуясь его мнением и оспаривая происхождение некоторых артефактов. Приятно было снова заняться исследованиями. Он слишком долго пренебрегал ими, очарованный Федрой. Такое произошло с ним впервые, свидетельствуя о власти, которую приобрела над ним эта незаурядная женщина. Сегодня, однако, эта часть его натуры пробудилась ото сна и принялась за дело. Он ушел с раскопок умиротворенный, чувствуя себя в большей степени самим собой, чем когда-либо за последние недели. – А ты? Полагаю, ты тоже узнала то, что хотела. – Почему ты так решил? – Ты приехала сюда с определенной целью, и судьба предоставила тебе возможность задать вопросы человеку, который может ответить на них со знанием дела. Не думаю, что ты упустила шанс. – Да, я задала ему несколько вопросов. И получила ответы. – Они касаются мемуаров? Лицо Федры вытянулось, словно ее огорчило упоминание о мемуарах, и Эллиот вдруг понял, что за последние недели они впервые заговорили о них. – Моя мать оставила мне камею, найденную, по ее словам, на раскопках Помпеи, – пояснила она. – Но если верить мемуарам отца, это подделка, проданная ей мужчиной, которого он считал ее любовником. Мне необходимо проверить данный факт. От этого зависит стоимость камеи. – Ты полагаешь, если она окажется поддельной, то можно верить и остальному, что написал твой отец о любовнике твоей матери? – Да. – В таком случае я надеюсь, что она настоящая, ради твоего блага. – К сожалению, синьор Ардити уверен, что это искусная подделка, изготовленная в наше время. Подобные вещицы периодически всплывают на рынке древностей. Она зачерпнула ложкой мороженое и отправила в рот. – Матиас назвал мне имена двух мужчин из числа знакомых моей матери, которые занимались торговлей произведениями искусства. Скорее всего, она приобрела эту подделку у одного из них. Хотя, конечно, могли быть и другие. Мой отец пишет о шайке мошенников. Во множественном числе. – Будет непросто определить, кто это был. – Как-нибудь справлюсь. Но в данный момент меня интригует другое. Сам Ардити. Почему-то я ему не верю. – Ты приехала в Помпеи за экспертизой. Показала камею одному из лучших экспертов в мире. Почему же ты ему не веришь? – Он встревожился, когда увидел камею. И у него есть веские основания для лжи. Если камея была украдена, ответственность лежит на нем. В его интересах утверждать, что ничего не пропало, по крайней мере, за последние двадцать лет. Эллиот удивленно наблюдал за ней. Федра с такой решимостью искала доказательства, но теперь отвергала их. Возможно, ей не хотелось расставаться с мыслью, что камея представляет ценность, а может, она не хотела признавать, что Артемис одурачили. – Федра, надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы обвинять Ардити в этом. – Я не собираюсь никого обвинять. Я хочу узнать правду. – И в поисках правды ты готова делиться своими подозрениями с каждым встречным? Совсем не обязательно обвинять человека, чтобы опорочить его доброе имя. Достаточно намекнуть. Федра опустила взгляд, уставившись на остатки мороженого, таявшего в вазочке. Эллиот терпеть не мог, когда она принимала такой вид – словно жена, которая обиделась на мужа и замкнулась в себе. Впрочем, не совсем. Когда она подняла повлажневшие глаза, в них отразилась мольба: «Не сейчас. У нас еще есть время. Немного времени, прежде чем мы начнем выяснять отношения и ссориться из-за чьих-то добрых имен». Ее печаль тронула Эллиота. Он сожалел о своих словах и предпочел бы, чтобы в их распоряжении была целая вечность, а не несколько дней. – Извини, Федра. Давай постараемся не возвращаться к старым спорам и не затевать новые, пока есть такая возможность. Может, итальянское солнце и сделало меня безрассудным, но мне не хочется выходить из этого состояния раньше, чем это станет необходимым. Рассказать тебе, что имел в виду Ардити, когда говорил, что некоторые находки не предназначены для женских глаз? Федра приняла его предложение с лукавой улыбкой, сменившей выражение печали. – Могу себе представить. Ведь я видела закрытую часть королевской коллекции. – Не уверен, что неапольская коллекция может соперничать с фресками, которые пока еще остаются на стенах Помпей. На меня они произвели сильное впечатление. Не думаю, что простое описание способно воздать им должное. – Именно поэтому меня так бесят все эти ограничения, установленные для женщин. Мы не дети. Мужчинам нравится считать нас тепличными созданиями, которые будут оскорблены или шокированы, но нас не так-то просто шокировать. По-моему, несправедливо, что мне не позволяют взглянуть на эти фрески. Ты согласен? Эллиот поднялся и протянул ей руку: – В высшей степени несправедливо. Слова бессильны описать фрески, но, возможно, наглядная демонстрация удовлетворит твое любопытство. Федра ни секунды не колебалась. Никто, кроме Эллиота, не заметил бы предвкушения, вспыхнувшего в ее глазах. Он всегда чувствовал, когда в ней загоралось желание, и с энтузиазмом откликался на него. Они поднялись в его спальню. По своим размерам и обстановке она существенно отличалась от непритязательных помещений, где они останавливались до сих пор. Они неотвратимо возвращались к своей привычной жизни даже в том, что касалось мебели и удобств, окружавших их. Эллиоту не было дела ни до чего, кроме страсти, которую он испытывал к Федре. Сегодня им удалось избежать ссоры, но вряд ли надолго. Слишком многое их разделяет, включая взгляды на их отношения, настоящие и будущие, на его права и ее свободу. Он по-прежнему не знал, как назвать эти отношения, и не рассчитывал, что она согласится с определением, которое он им даст. Закрыв дверь, Эллиот подошел к прикроватному столику и зажег свечи в канделябре. Федра молча наблюдала за ним. Одного ее взгляда было достаточно, чтобы он еще больше возбудился. Сегодня вечером она казалась сдержанной и уверенной, как в тот день, когда он впервые увидел ее в Неаполе. Очевидно, не только он вернулся к своей прежней сущности. Впрочем, это только обостряло инстинкты, которые пробуждала в нем Федра. Ему хотелось заявить на нее свои права, удержать ее при себе, сделать своей собственностью. Однако в данный момент она казалась слишком независимой и искушенной для его душевного спокойствия. От нее исходил все тот же вызов: «Если между нами что-то произойдет, то лишь потому, что я это позволила». Это означало, что в один прекрасный день, возможно, скоро, она этого не позволит. К тому моменту, когда Эллиот зажег последнюю свечу, он был уже не в состоянии рационально мыслить. Федра ждала, готовая разделить с ним наслаждение. Дать ему то, что она хотела дать, и оставить при себе то, что она не собиралась делить ни с кем. Эта мысль показалась Эллиоту невыносимой. Но пока она принадлежит ему. По крайней мере, сегодня ночью. Федра попросила его помочь ей расстегнуть крючки на спинке платья. Оно имело обычный фасон с присущими ему неудобствами. Вопреки ее ожиданиям Эллиот не стал раздевать ее дальше, а отошел. Выскользнув из платья, Федра бросила на него взгляд. Он неторопливо избавлялся от одежды. Сегодня вечером все было другим. Эллиот изменился. Не в худшую сторону. Просто изменился. Возможно, на его настроении сказались ожидания. Она сама не представляла, на что напросилась, согласившись на демонстрацию эротических сюжетов. Пожалуй, это было опрометчиво с ее стороны, ведь она не знает, что там изображено. Федра рассеянно сняла чулки, продолжая наблюдать за ним. Его глаза сверкали от возбуждения, но это был не единственный огонь, пылавший в их глубине. Эллиот никогда не выглядел одурманенным страстью. Наоборот, страсть придавала ему опасный вид. Достаточно опасный, чтобы она ощутила трепет. Это был интуитивный страх, который испытывает слабость перед лицом силы. Федра не обманывалась насчет этого чувства. Более древнее, чем руины, которые они посещали, оно сохранилось с незапамятных времен, когда не было городов и цивилизаций. Когда акт, который оба предвкушали, предполагал осложнения, отзывавшиеся эхом в их подсознании. Эллиот первым разделся, но вместо того, чтобы помочь ей, молча ждал. Его пристальный взгляд нервировал Федру. Раздеваясь, она то и дело поглядывала на его обнаженную фигуру, застывшую в непринужденной позе в нескольких шагах от нее.Наконец она избавилась от остатков одежды. Впервые за время их связи собственная нагота вызвала в ней робость. Повернувшись к нему, Федра ждала, пока он подойдет и заключит ее в объятия. Эллиот не шелохнулся, продолжая смотреть не на ее тело, а в ее глаза. Его взгляд, жаркий и неотрывный, был непроницаем. Не знай она его так хорошо, могла бы встревожиться. Вместо этого ее пронзил трепет возбуждения. – Ложись в постель, Федра. Его командный тон отозвался в ее теле дрожью, но гордость возроптала. Похоже, Эллиот решил изображать из себя хозяина. Даже если на него так подействовали фрески, которые он сегодня видел, это чересчур. – Вижу, ты решил обойтись без церемоний, – заметила она, пытаясь разрядить атмосферу. Он не откликнулся на ее шутливый тон. Федра забралась в постель. Видимо, решила она, сегодня все произойдет быстро. Это будет одно из тех яростных соитий, когда страсть граничит с насилием. Федра не возражала. Она измучилась от предвкушения и жаждала его ласк. Эллиот не лег с ней рядом. Даже не поцеловал ее. Взяв ее за щиколотки, он повернул ее на бок. Федру удивила эта поза. – Это ты видел на фресках? – поинтересовалась она. – Наберись терпения. Дойдет очередь и до фресок. – Надеюсь, мне не придется долго ждать. Напрасно она это сказала. В его глазах сверкнул мрачный юмор. – Будь осторожна в своих желаниях. На фресках показано, как мужчины развлекаются с продажными женщинами. – Не волнуйся, я все пойму правильно. Я же знаю, что ты не воспринимаешь меня в этом качестве. – Вообще-то Федра имела в виду не фрески. Ей не терпелось, чтобы они занялись любовью, не важно, каким способом. Он возбудил ее, однако бездействовал. – Если бы я воспринимал тебя подобным образом, меня бы не тревожило будущее. К чему прятать продажную женщину от других? Я просто не стал бы с ней связываться. Он озвучил ту странность, которую Федра чувствовала в нем сегодня вечером. Его искренность поразила ее. В Эллиоте всегда чувствовался инстинкт собственника, но обычно он справлялся с этим демоном. Он развел ее ноги и, опустившись между ними на колени, принялся поглаживать ее кончиками пальцев. Эти легкие, почти невесомые прикосновения возбуждали в ней сладкий трепет. Федра закрыла глаза, потрясенная тем, как сильно он действует на нее, даже едва касаясь. На смену пальцам пришли губы, осыпавшие легкими поцелуями внутреннюю сторону ее бедер. Эллиот согнул ее ноги в коленях, чтобы облегчить себе доступ. Он обращался с ее ногами как с чем-то прекрасным и обожаемым. Все ее существо откликалось на эти изысканные ласки, особенно пульсировавшая жаркая пустота внутри. Когда его рука накрыла ее лоно, Федра не сдержала стон. – Надеюсь, ты не собираешься останавливать меня, – произнес он, приподняв голову. Федра поняла, что он имеет в виду. Она слышала о таких вещах. Наверное, она могла бы остановить его, но не хотела. Его ласки подготовили ее к вторжению его языка, но не подготовили к ощущениям, последовавшим за этим. Она стонала и металась в поисках облегчения и вскрикнула, когда оно наступило. Открыв затуманенные глаза, она увидела, что он стоит рядом с кроватью. Он положил ее бедра себе на талию и вошел в нее, такой твердый и горячий, что ей хотелось плакать от благодарности. Напряженное выражение его лица обещало, что настоящий ураган еще впереди. – Скажи, что принадлежишь мне сегодня ночью, Федра. Она чуть было не согласилась. Почему бы и нет? Это всего лишь причуда охваченного страстью любовника. Утром он и не вспомнит об этом. Однако его тон и огонь в глазах свидетельствовали о том, что он более чем серьезен. Его ласки были нацелены на неё большее, чем обладание ее телом. Эллиот понял, что не дождется ответа, но не стал настаивать. Так или иначе, но он заявил на нее права и вряд ли она сможет утверждать, что ничего не случилось. Федра читала при свете канделябра, горевшего на прикроватном столике. Время от времени она поднимала глаза от книги, чтобы полюбоваться мужчиной, которого ждала в его постели. Эллиот сидел за массивным письменным столом, который по его просьбе хозяин гостиницы велел принести в их элегантную спальню. Казалось, он совсем забыл о ней, углубившись в документы, лежавшие перед ним на полированной поверхности стола, и делая пространные записи в своих дневниках. Они пробыли в Портиси неделю. Днем Эллиот отправлялся в Помпеи, а Федра вела праздный образ жизни. Посещение раскопок оживило в нем историка. У него сложились дружеские отношения с Николо д'Апудзо, и пару раз тот обедал с ними. Остальные вечера они проводили как сегодня: Федра читала, а Эллиот что-то писал. Складывалось впечатление, будто он не торопится вернуться в Неаполь. Федра полагала, что это связано с его исследованиями, которые, видимо, продвигались весьма успешно. Ее не смущало, что ее собственное времяпрепровождение лишено серьезной цели. Однако она не могла не отдавать себе отчета в том, что, хотя ей удавалось заполнить свой досуг, все ее занятия были не чем иным, как способом скоротать ожидание. Его лицо с правильными чертами казалось совершенным, но это не умаляло его мужественности. Эллиот был прямой противоположностью изнеженным романтическим красавцам, пользовавшимся успехом в лондонском обществе. В выражении его лица непостижимым образом сочетались твердость, сосредоточенность и страстность. В темных глазах отражались глубины, говорившие об интенсивной деятельности ума, куда Федре не было доступа. Как всегда за работой, он выглядел чуточку небрежно – с распахнутым воротом рубашки и взъерошенными волосами. По привычке он запускал пальцы в волосы и отбрасывал их назад, однако непокорная прядь снова падала на лоб, провоцируя очередной нетерпеливый жест. В первую ночь в Портиси Федра, проснувшись, увидела Эллиота, который сидел за умывальником. Он отодвинул в сторону кувшин с водой, чтобы освободить место для чернильницы и бумаг. Федра сразу поняла, что он погрузился в собственный мир и ее вмешательство нежелательно. Ей оставалось лишь ждать, как сейчас, пока он оторвется от своих бумаг и присоединится к ней. Ожидание могло затянуться до рассвета. Впрочем, она ждала и других вещей со смесью страха и нетерпения. Больше всего она ждала, когда один из них произнесет слова, которые вернут их назад, в Неаполь. Работа над книгой была для Эллиота достаточной причиной, чтобы откладывать объяснение. Когда писателя захватывает поток вдохновения, глупо ставить на его пути плотину. А вот у нее нет никаких причин задерживаться здесь. Не считая, конечно, Эллиота. Она так привыкла к его обществу и наслаждению, которое получала от их близости, что готова была ждать сколько угодно. Все это слишком напоминало супружескую жизнь, которую Федра отвергала. Но тепло его тела и сила объятий заставляли ее забывать обо всем, когда ожидание кончалось. Вот и сейчас она забыла обо всех страхах и опасениях, увидев, что Эллиот встрепенулся. Онанаучилась распознавать признаки, свидетельствовавшие о том, что он возвращается в этот мир. Он слегка расслабился и откинулся в кресле, щекоча оперением пера подбородок. Сделав последнюю запись, он отложил перо и повернулся к ней. Непокорная прядь упала ему на лоб. – Ты проснулась. Он поднялся и подошел к кровати. Федра проснулась час назад. – Не надо прерываться из-за меня. – Я уже закончил. – Хорошо пишется? – На удивление. Я собирался делать просто заметки, но никак не думал, что напишу две главы. – Очевидно, тебя вдохновляет близость к истории, которую ощущаешь здесь. – Близость к истории не может соперничать с близостью желанной женщины. Я даже начал сомневаться, что когда-нибудь закончу эту книгу. Но оказывается, это можно успешно сочетать. Последнее замечание не показалось Федре слишком лестным. – Удовлетворенное желание притупляет страсть. Видимо, мне следовало заставить тебя приложить больше усилий, чтобы добиться меня. – Я очень рад, что ты этого не сделала. Надеюсь, ты не сожалеешь об этом? Сожалеет ли она? Федра не верила в подобные игры. В любом случае она не стала бы отрывать Эллиота от написания книги. Однако она не могла отрицать, что за эту неделю они слишком сблизились и чувствовали себя более чем уютно в обществе друг друга. «Скажи, что ты принадлежишь мне сегодня ночью. И завтра. И все ночи, что мы проведем вместе». Одного наслаждения недостаточно, чтобы внушить ему подобные мысли. Он верит в это, хотя и не дождался от нее подтверждения. В чем-то он прав. Разве она не живет с ним как его любовница? Как его содержанка? И пока они остаются здесь, он может наслаждаться сознанием, что она принадлежит ему. Ее удел в этой любовной связи – ждать. Прикосновений его пальцев, скользивших сейчас по ее лицу. Внимания этого красивого мужчины, наконец полностью сосредоточившегося на ней. Возбуждения, которое она испытывает сейчас. Это возбуждение зарождалось где-то внутри, в глубине ее существа, и распространялось по всему телу, смешиваясь с ощущениями, почти нестерпимыми по своей силе. Но источник никогда не иссякал. Порой, когда они лежали вот так, слившись в медленном поцелуе в предвкушении эротических уроков, которые он преподавал ей в последние ночи, она едва сдерживала слезы. В такие мгновения Федра теснее прижималась к нему, не понимая, откуда берется эта иссушающая душу тоска. Возможно, это сотворили с ней сами уроки. Древние фрески Помпей явились для Федры чувственным откровением. Как ученица, она была изначально поставлена в невыгодное положение, вынужденная подчиняться и привыкая наслаждаться собственной зависимостью. Эллиот не злоупотреблял своим положением ведущего, но это не делало ее менее ведомой. Она крепче обняла его, прижимаясь лицом к его плечу и вдыхая его запах. Почему-то она знала, что запомнит это навеки. Спустя долгие годы, когда этот летний роман сотрется из его памяти, она сможет снова пережить эти мгновения. Эта мысль утешила Федру, погасив охватившую ее панику. Она успокоилась и коснулась губами его уха. – Мы не можем оставаться здесь вечно. Эллиот не ответил. Федра решила, что он не расслышал ее прерывистый шепот. Но в следующее мгновение он обнял ее и крепко привлек к себе. – Если хочешь, – сказал он, – можем вернуться в Неаполь. Хочет ли она? Не настолько, чтобы ответить утвердительно. – Просто я увидела то, ради чего приехала. И узнала то, что хотела узнать. Оставалось еще несколько вопросов, которые она собиралась задать в Неаполе, но настоящие ответы, если они существуют, следует искать в Англии. – А ты? Его лицо приняло выражение, с которым он обычно работал над книгой. – Летом Неаполь превращается в рассадник болезней. Я предпочел бы, чтобы ты подождала меня здесь, подальше от возможных опасностей. – У меня есть в Неаполе дела, как и у тебя. Он печально улыбнулся, поскольку знал, что их ждет в Неаполе. Федре даже показалось, что она заметила стальной блеск Ротуэллов в его глазах. Этот разговор был неизбежен, но ему явно не хотелось продолжать его. Возможно, он надеялся, что если она останется здесь, то забудет, кто она и что должна делать. Федра ждала, что он попросит ее изменить мемуары. Вряд ли когда-нибудь представится более благоприятный момент для подобной просьбы. Она даже хотела предложить ему это. Обещание отцу и финансовые потребности издательства казались чем-то далеким и незначительным, когда она смотрела Эллиоту в глаза. Но Эллиот ничего не попросил. Вместо этого он поцеловал ее. Ни в этом поцелуе, ни во всем остальном, что он делал с ней этой ночью, не было и намека на просьбу.
Последние комментарии
1 час 40 минут назад
9 часов 4 минут назад
14 часов 48 минут назад
15 часов 55 минут назад
16 часов 53 минут назад
17 часов 7 минут назад