След тишины [Олег Шухарт] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Олег Шухарт След тишины

Счастье для всех, даром,

и пусть никто не уйдёт обиженный! А. и Б. Стругацкие


Странник


Праздник кончился. До тризны –

Три деревни и большак.

Проживу остаток жизни,

Стиснув зубы, сжав кулак.

Фонари терзают нервы,

Будят спящих за рулём.

За окном мелькает серый

Дождь плаксивый, день за днём.

Чай остыл. Скупые рифмы

Вырастают из тревог.

Звон монет. В кармане дыры.

На ботинках – пыль дорог.

На обочине под липой

Прохлаждается чабрец,

Вьётся путь спиралью длинной

Сквозь проталины сердец.


Листопад


Мы – листья, сорванные ветром,

От слёз блестящие глаза,

Забыв о страхе, рвёмся к свету,

Но ропщем, чуть сверкнёт гроза.


Не слышим слов из уст пророка,

Погрязнув в блуд и суету.

За то, наказанные роком, –

Ходить по битому стеклу.


Мы – листья, сорванные ветром,

Кричим и плачем, ждём любви.

Находим счастье жарким летом,

Чтоб скрыться осенью вдали.


Лишь дети счастливы и верят,

Что жизнь красива и добра.

А пепел стылый землю греет,

Сверкая синью серебра.


Маме


Сложен путь сквозь снежные горы,

Желчь одиночества испита сполна.

Выкрали нежные перья воры,

Руки к небу распростёрла тишина…

Кожа тёплая покрылась морщинами,

Крылья взмахом не расправить вновь.

Мудрость чувства сожгла меж руинами,

Но из пепла – возродилась любовь!


Колыбельная


Небо в берегах сковала стужа

Лютых, ненасытных, вьюжных зим.

В белой пелене застыла лужа,

Что блестела за окном моим.

Скоро солнце переплавит льдины,

Сердце отогрев в живых ручьях,

В такт капели чудные мотивы

Мне исполнит Ангел на цепях.


Млечный Путь


Гончих, голодных созвездий

Сбилась со следа стая,

Изрезав зубьями лезвий

Суглинок небесного Рая.

Зоркой Вселенной безмолвие

Гонит всё дальше свору,

Навстречу грозе и молнии –

К бескрайнему простору.

Млечных путей борозды

Венчает блестящий венец.

Падают в озеро звёзды

Сияющих в небе сердец.


Во сне и наяву


Дождей холщовые розги

Секут тела хмурых крыш.

Смывают ржавые брызги,

Грим с усталых афиш.

Двери заклеены скотчем,

Где бродят робкие сны.

Разбиты витрины ночи

До первой свежей росы.

Стегая провалы лужи

Сырым потоком воды,

Всплывает в памяти стужи

Зеркало скользких льдин.


Память


С неба падают сны

В тесный саван бумаги,

Острой хвоей сосны

Ранят сердце бедняги.

В вихре палой листвы,

В круговерти природы

Разводные мосты

Сходятся в хороводы.

Время – стайкой синиц

Затерялось в тумане

Пожелтевших страниц,

Первой школьной тетради.

Но парят над крыльцом

Деревенские гаммы,

Дедов чай с чабрецом,

Фразы радостной мамы.


Презент


Скрой меня от угроз грозы,

Окна зашторив гроздьями,

Свежестью редкой новизны,

Шелестом нежной прозы.

Закрой зеницы – стразами,

Звёздами майских ночей.

Всё, что подаришь сразу мне, –

Солнца стократ горячей.

Если к лучу дотронуться

Мужественной рукой,

Льды в Антарктиде тронутся,

В сердце войдёт покой.


Лампа


Комната, двое –

Я и она.

Тень на обоях:

Сводит с ума.

Чёрствые стены

Давят на жалость.

Токов рефрены –

Детская шалость.

Под потолком лет

Вечная драма –

Яростный свет

В нити вольфрама.

Лампа блеснула,

Словно стрела,

Вспышку швырнула

И замерла…


Жертвоприношение


Закинув проседь за плечи,

Стенаю лучиной в печи.

Венчаю воплем предтечи,

Ожоги прощальной встречи.

Свежей раной кровоточа́,

День – закатом омрачаю.

Уважая труд палача,

Ветошью – жар привечаю.

Что есть мочи кричу врачу:

«Очисть мя, Отче, от порчи!»

Подбираю замок к ключу,

Видя Любовь воочию.


Гончар


В кулак больные нервы

Сожму и вырву вон.

В пучину ринусь первым,

Где станет явью – сон.

Спокойно скину скверну,

Что давеча не смог,

Намедни смерч повергнув,

Развеяв серый смог.

Испуг мне станет братом,

Тоска – родной сестрой,

Последний шанс – подарком

За выбор не простой.

Предстану перед Богом,

Он глину обожжёт,

Оценит строгим взором:

Не выдаст, не солжёт.


Побег


Вспыхну искрой сомнения,

Взвеюсь Огнем Знамения.

Небо, разговевшись мной,

С миром ниспровергнет домой.

Станет Раем душный мирок –

Кошка, стул, засохший сырок,

Стол, стакан, косой потолок,

Дверь, закрытая на замок.

Жжёт на запястье – узелок.

Рыщет в темноте стая строк,

Желая рвануть наутёк –

Только будет ли в бегстве прок?


Вода


В горле лужёном забрезжил рассвет,

Стыну от страха, что свищет внутри,

Знать, звонарём всё ещё не отпет…

Тлею со стыда под номером три.

Стены повсюду, но нет потолка,

Небо седьмое не видно тоже,

Смыла всё за ночь седьмая вода

На киселе – прокисшем похоже.

Вымажусь в саже, давясь грехами,

На перекрестье вех покорюсь снам

И судьбе, со всеми потрохами.

Утро вечной Весне вспорю стихами!


Небыль


В мире радужной надежды

Я всего лишь ветра свист,

Бедный путник, из одежды,

Спавший вниз кленовый лист.

Захожу нежданным в гости

В дом без крыши и дверей,

Чтоб согреть в ладони звёзды,

Как печальный Назорей.

Снов осколки тают в небе,

Возносясь из душных стен,

Превращая были – в небыль,

Тишину – в тщедушный тлен.


Бродскому


Распаляя в сердце жар непостоянства,

Ликует межрёберных комнат столица,

Рисуя в уме бесконечность пространства,

Любимых и незнакомых людей лица.


Там бродит маэстро со взглядом занозы,

С томиком питерской простуды в кармане,

С ретушью раскалённой и зябкой прозы,

Невой, мостами и «Авророй» в тумане.


Звуки гласных гасит и чеканит в строки,

Лоб разбив об нимбы, ямбы и пороги,

Сдав за так – грехи, таланты и пороки,

Золой посыпав к забвению дороги.


Читаю и чаю испить чаю с Бродским,

Где молочай расцвёл сиротой за бродом,

А прайсы блистают интерьером броским.

И знобит от вопроса: «Откуда родом?»


Шторм (Иона)


Настала жатва бескровной жертвы,

Перст указующий вонзился в брешь.

Залив сомнением трюмы веры,

На палубе жребий поднял мятеж.


Ложь во спасенье умножила правду,

Фальшивую ноту повысив в цене:

Прозрачную воду взмутив в награду,

Оставила блажь на илистом дне.


Толкнула Иону в душную клетку,

Спиной к дверям легко повернув,

В коварном шторме упрямого века

Тяжёлые волны плотно сомкнув.


Рыдают громы и молнии блещут,

Пронзая бездну в сетях пучины,

Из чрева Слово выходит вещим,

Страшиться смерти нет причины.


Шут


Напялив шутя

Шута тряпьё,

Колпак теребя,

Расцвёл репьём.

Абсурд, но всё же

Прослыл смешным,

Танцуя в ложе

Юнцом седым.

Рывками, не в такт

Время течёт,

Смеясь в антракте –

Дали расчёт.

Смята улыбка

На ярком лице,

Не вяжет лыка

Паяц в чепце.

Шута забыли –

Наверняка.

Мечту убили.

Да будет так!


Ветер


Сквозной промозглый ветер

Ползёт злодеем по земле,

Тревожит прохожих в сквере, –

Толкая на откуп зиме.


Сверкает острой строчкой,

Шныряя в проёме окна,

Швыряет в сердце точки –

Из недр дремучего дна.


В ознобе сеет невзгоды,

Рождая ошибок канву,

Прозу слив в эпизоды,

Вершит концерт наяву.


Невинность чудного детства

Успешно «пустив с молотка»,

Лишает пейзаж наследства, –

Срывая с обмана – ткань.


След тишины


Дрязги рвут закаты на куски.

Желаю цветные видеть сны.

Но стихи впиваются в виски,

Будто разъярившиеся псы.


Жалкие надежды вороша,

Жгу в костре назойливый апрель.

Мечется в огне хмельном душа,

Точно в коробушке жёлтый шмель.


Сбросив крылья жжёные, кричу,

Сквозь бетонные столпы вины,

Лечащему скальпелем врачу –

Страстные сонеты о любви.


Зоркая, безмолвная Луна,

Зарево узрев издалека,

Светит сквозь густые пелена́,

В строчки собирая облака.


Молча наблюдая с вышины,

Как ночная сонная сестра,

Вскользь прошла по следу тишины,

Дань снимать с дежурного листа.


Серебро дождя


Гроза в глаза, и грянул гром –

Застыв часовым на посту.

Крестившись, иду напролом

В мгновенье, пронзив пустоту.


Даруя последним шансы

На место во главе углов,

Решительных часов вальсы –

Шагают вслед моих шагов.


Под ногами дремучий лес,

В глуши ни единой души.

Не дышу, и так тихо здесь,

Что слышно шорохи тиши.


Оттого и дождь за окном

Смеётся сквозь слёзы мая,

Покрыв голову серебром.

Не я плачу – Небо рыдает.


Занавес


Из пустых середин

Выбираю край.

Из изогнутых спин –

В небо вертикаль.

Жмётся тело змеёй

К промёрзлой земле,

Над сизой полыньёй,

Кружится во мгле.

Множа усилия,

Вижу берега.

Белая лилия –

Застыла в снегах.

Резать заново

Стебель очень жаль.

Сцена. Занавес.

Горизонта даль.


Освобождение

Евгению Кочетову


Сквозь треснувшие пальцы

Сочится время тревог.

Скорбит душа скитальца,

Печальный помня острог.


Наждак подводных рифов

Терзает колени в кровь.

Клешни глянцевых мифов

Швыряют в трясину вновь.


Вцепившись в соломинку,

Отбросив проблем мешок,

Забыв легко логику,

Впадаю в цементный шок.


Без прошлых наваждений

Сухим выхожу из воды,

Вверив судьбу, как прежде,

Небесной силе любви.


Имярек


Тайн, неразгаданных мною,

Что звёзд в ладонях ночи.

Видел Ангела под луною,

Танцующего в софите свечи.


Видел богиню, выходящей

На берег из пены морской,

В мантии, цветами пестрящей, –

Символ красоты не мирской.


Тайн, неразгаданных всуе,

Хватит с лихвой, на сей век.

Образ идеала на стекле рисую:

Афродитой тебя Творец нарек.


Любовь


Мой мир похож на стаю ворон,

Что камнем с неба падает вниз.

Печален он с четырёх сторон,

А жизнь – чей-то нелепый каприз.


Цепные псы одиночества

Там сторожат любовь у дверей,

Чтоб не свершила пророчества

И не сбила с привычных путей.


Но она с колен поднимает,

Окрыляет и дарит покой.

Чуть только тоска отпускает –

Живу лишь любовью одной.


Дар


В тот час, что издыха́ла собака,

В зрачках её оскалилась смерть.

В испуге кинулась она из мрака

На кормившего, не желая тлеть.


Кусала, кромсала и терзала

Руки любившего больше всех,

Разлука в сердце вонзила жало,

Любовь и веру превратив в смех.


В ту ночь, когда издо́хла собака,

В глазах её померк белый свет.

Вильнув хвостом напоследок, однако

Знак мне дала, что смерти нет!


Сон слов


Птицы дат, слетев с календарей,

Метят в темя клювами ножей,

В памяти вьют гнёзда из страстей,

Хлещут ливнями стальных дождей.


Радуя глаз фальшивым флагом,

Не поверив уснувшим словам,

Рею на вехе – рваным стягом,

Превращаясь в бесполезный хлам.


Спрятавшись под штопаной шалью,

Примирившись с душевной болью,

Сложную шараду решаю –

С роковой прощаюсь любовью.


Призвание


Свинцовый разум – нерадивый –

Упал паршо́й на холм метельный.

В пустой котомке только дыры,

А из одежд лишь крест нательный.


Стихами кровоточат раны,

От алых рифм ржавеют гвозди.

Летят порывисто сквозь рампы

Слепые утренние звёзды.


В зрачках тоски сокрыта вечность,

Слезится музыка от света.

Приговорил не впасть в беспечность

Последний звездочёт – поэта.


Земля Санникова


Где тешится под снегом иллюзий ворох,

А в каждом углу святой мерещится, –

Там в грёзах романтика мерцает сполох,

Живыми ручьями вечность плещется.


Безмолвный сумрак на грани безумия

Острым торосом царапает брюхо, –

Полозья саней режут ухо зуммером,

И Млечный Путь перемежают глухо.


Слепит сомненьем Северная комета

К неведомой цели идущего в срок,

Не напрасно называют – краем света

То место, где рыщет в ознобе злой Рок.


Белая мгла отпевает полярника –

Верную жертву сурового века,

Вместе с землёй – островом Санникова,

Скрытой Арктикой от глаз человека.


Исход


Я здесь – никуда не спешу,

Давно никого не жду,

Завис в пустоте и вишу,

Покорно надев узду.


Сдуваю осевшую пыль

С нависшего потолка,

И весь мой неистовый пыл

На время застыл пока.


Глядят образа сквозь меня

На стену, на тень от крюка,

В замочную скважину дня,

На рукопись старика.


А время не дышит, молчит,

Как в ссылке больной изгой,

И совесть всенощно ворчит –

Мол, выход знает другой.


А в окна сороки галдят,

И солнце пронзает мел:

И радостный август измят,

Скитаясь в глуши не у дел.


Оптимизм


Предаваясь минутным соблазнам,

В сотый раз распинаю Христа,

Становясь несказанно опасным

Не для общества, а для листа.


А иной раз бывает и хуже:

На витрины взираю с тоской –

Там пороки сутулые кружат,

Пряча рифмы в тесьму мостовой.


Но когда любовь смертельно ранит,

Ночи напролёт стихи строчу –

Строчки, что затем падут на грани

Гробовой плиты, задув свечу.


Впрочем, незачем опять о грустном,

Бьёт родник, и жизнь продолжает бег,

Светильник не гаснет в поле русском,

Освещая молитвой скорбный век.


Явь


Сквозь сон прорастают

Цветы и крыши.

Стихи окрыляют –

Влекут всё выше.

Сверкая на солнце

Алмазной росой,

Врезаюсь в оконце

Лучистой осой.

Цепляясь за карниз

Оконных глазниц,

Соскальзываю вниз

Под щебет синиц, –

Пылающий Икар,

Пронзённый звездой,

Мерцающий фонарь,

Напуганный мглой.

Лишившись отваги,

Рыдаю на дне,

Серебряный ангел

Спустился ко мне.

Но будильника звон

От грёз пробудил

И, пройдя Рубикон,

За дверь проводил.


Ночь


Закрой стыдливые глаза:

Спешу запомнить навсегда

Секунды тающего дня.

Ночная яркая звезда –

Есть только копия тебя.

Явись сиянием любви

И без цепей, хотя бы раз

Очаровавшись сном одним

Бесчувственного разума, –

Разбей оковы и огни.

Открой раскосые глаза:

Невыносимо дольше спать,

Когда цветёт в саду слеза

И не вернуть мгновенье вспять –

В душе стрекочет стрекоза.


Лежень


Брошен до кучи к сытым скелетам,

С птицами вместе парить не судьба.

Крылья и муз раздали поэтам,

А здесь только пепел, плач и мольба.


Гроздья рябины в ладонях горят,

Штопают пальцы – дыры мозолей.

Звёзды на небе предательски спят, –

Примы прошлых прощальных гастролей.


Драмы душевные, сумрак ночной

Давят катками, прессуют стеной.

С реющей гордо заветной мечтой,

Вязну багрянцем в юдоли земной.


Птицы срываются в штопоре вниз,

Дразнят лежня их голые пятки.

Прошу простить за дешёвый стриптиз, –

И у камней бывают припадки!


Мотылёк


Пронзила грустью проза газетная:

О поэте, что кидался со сцены

В объятья оваций – агнцем заветным,

А следом чинил скандалы и сцены.


Кривясь безумной улыбкой паяца,

Хрипя в запале, пробиться пытаясь

Поближе к Психее – хозяйке танца,

Не зная страха и слёз не стесняясь.


Чтобы заживо сжечь богиню в огне,

С жаром доказав, что живёт не во сне,

Но ямб и хорей уж погрязли в вине,

Живые верлибры возопят извне.


Ужасно ревнивый, вечный скиталец,

Упал мотыльком под колёса любви,

Желая лучиться журнальным глянцем,

На грани фола – в ритме «Let it Be».


Право на выбор


Закон, указы и правила

(Берите сами и пользуйтесь…)

Не мной управляют – Я правлю,

Идя сквозь розги скользкие.

Вставляя образы в иконы,

Меняя числа в календаре,

Бросая жребий – бью поклоны,

Пуская пыль в глаза толпе.

Право на выбор – ваше право,

Я подожду чуть в стороне.

Ищете жертву для расправы?

Виновен, да! И счастлив вполне.


Сеть


Каменных жилищ сырая клеть,

Люди – рыбы в сумраке дня.

Ликует ловец, ловящий в сеть

Пёстрых пескарей бытия.


Отпрысков секут секиры слов,

С плеч сметая сотни голов.

Скопище стонет в сонме веков,

Не списав и пары долгов.


Не успев дотерпеть до конца,

Смертную смуту одолеть,

Липкую чешую смыть с лица,

С днища чайника – накипь слить.


Круговерть

Не сдвинув с места воз пустой,

Залив вину скупой слезой,

Набив карман золой густой,

Юлой пустился в путь иной.


В обход, где брод – водоворот,

Глубокий омут, ложный след,

Рутина, порча, приворот,

И выхода из круга нет.


Но, человек – дыши ровней,

Ведь ты же всё ещё живой,

На жернова елей не лей,

Шагай смелей в не равный бой!


Взлёт и падение


Заблудившийся в зазеркалье ангел

Любуется в зеркало желаний,

На живое воплощение глядя,

Нарциссом – красоты первозданной.


Лоск иллюзий, соскребая дочиста –

Прочь гоню, зеркального близнеца.

В абсолютно, лютом одиночестве,

Взлетаю ввысь – картечью из свинца.


Скользкая дорожка – пустозвонница.

Срываюсь с последнего этажа.

Связной безостановочно молится,

Крылья свои, на меня возложа.


Жёлтая пресса


Запоздалых слов забродившие грозди,

Праздная братия собирает в горсти.

Беспокойной вестью незваные гости

Полнят километры обветренной грусти.


Суете отверсты двери горизонта:

Вымыслы рождая из газетной грязи,

Гарнизоны безумных гипотез в зондах

Сутолоку тщеславных ремейков дразнят.


Продевая в петлицы мундиров гвозди

Вместо алых гвоздик и медийных брошек,

Соловьи поют о душевности прозы,

А в Истину – червоточный камень брошен.


Глупец


Между страстью и покоем,

В рваных спорах ни о чём,

Для любимой был – героем,

Прочим – тёртым калачом.


Мерил общим всех мерилом,

Осенял одним перстом,

Правил следом их кадилом,

Став чужим – родным отцом.


Красил сны молитвословом,

Звёзды видел белым днём,

Избегал малейшей ссоры:

Думал – счастливо живём!


Вяз в трясине междометий,

Брёл по лезвиям острот,

Жёг костёр немых столетий,

В жёсткий попадал цейтнот.


Сказки запекал в коврижки,

Лесть на блюдце – милой нёс,

Встать желал на обе лыжи,

Но глупцу утёрли нос.


Жажда жизни


Напрасен труд замутивших воду,

Выйти с честью, не замочив стопы,

В угоду пороку спевших «Оду»

И не свернувших с порочной тропы.


Закину роскошь под ноги ханже,

Воз нагруженный спустив под гору,

Укроюсь от глаз в ближайшей меже,

Выбрав во тьме верную дорогу.


Ослаблю вожжи гордыни земной,

Вольный ветер спасёт от напасти;

Унося вслед за искрящей звездой,

Всё дальше от навязчивой страсти.


Туда, где в дымке тают восходы,

Жаждой жизни, награждая сердца,

С каждым вздохом согревая всходы:

Нерукотворной любовью Творца!


Тупик


Здравые мысли в больной голове

Голодной мышью скребутся во тьме,

Мчатся галопом к подруге-молве –

Читающей стихи самой себе.


Мечутся в шоке, чуя рубежи,

Где в глотке першат чужие вирши:

Злые и колкие словно ежи,

На всё согласные точно жи-ши.


Догма на замысел клеит ярлык –

«Стальная логика, франшиза склок».

Буквы в му́ке собирая в тайник,

Подтекстом полня, пустоты меж строк.


Поздним прохожим, на тень похожим,

Стою́ в стороне – не сто́ю гроша.

Грубым закатом быстро ухожен,

Сбит с толку – канделябром барыша.


Суета


Бьётся сердце точно в клетке птица,

Из душной неволи сбежать боится,

Вместе с мятежной каплей кровицы,

Что на цветные страницы сочится.


Струясь по строчкам чистым елеем,

В прозрачные рифмы робко рядится.

Новые главы, связуя мелом,

Крылатым словцом всецело гордится.


Разом закипает срочным делом,

Младенческим сном и вечным укладом,

Чёрствым хлебом и тщедушным тленом,

Земным поклоном и высоким ладом.


Бурной реки – родная сестрица,

Багряной толикой в теле томится.

Не набрать, не испить той водицы,

Что счастьем дала с лихвой насладиться.


P.S


Словно две капли лазурной воды,

Похожи мы, но я – не такой как Ты.

После безумного взрыва любви,

Нет сил, убежать от пустой суеты…


Рождение прозы из звука


Вакханалия страха, буря страстей,

Сбивали не раз с избранных стезей,

Живое слово, что в опале мастей,

Терзалось совестью сырых идей.


Немело под взглядами острых очей,

Роняя рассудок в центр обручей,

Обжигая звук на колосьях печей,

Жуткую боль, умолчав от врачей.


С наивной радостью калёных бичей,

Ежовой рукавицей ста сычей,

Вдогонку к годам с онемевших плечей,

Обиды и скорбь швыряло в ручей.


Восхищалось затишьем белых ночей,

Отражаясь в зрачках чёрных грачей,

Купаясь в нежности солнечных лучей,

Рождая прозу в горниле речей.


В Раю без перемен


Вечные ценности знают правде цену:

Если не предашь – накажут за измену.

Вышвырнут из ада и отправят к Богу,

Ползая в ногах – вымаливать свободу.


Веки зашторят – опьянённые ядом,

Саваном согреют словно одеялом.

Перемелют в пыль грандиозные планы,

Обнажив неприличным жестом обманы.


Встретят по одёжке суровую вьюгу,

Вспомнят всуе про забытую подругу.

Но довольно поздно и совсем не к месту

Холить, нежить и наказывать невесту.


Чтобы сдюжить и жуткую хулу стерпеть,

Бронзовую спину подставят под плеть.

Леденящая кровь не спешит закипеть,

А за дверью шоркая, щерится смерть.


В потерянном Раю без явных перемен:

Радужное небо и никаких проблем.

Два любящих сердца, венчаясь обрядом,

Встретились с неизбежностью одним взглядом.


Элемент


Ревень расцвёл из-под толщи души,

Зарытой в тиши тощей невежи –

Сторонним элементом, каплей лжи,

Тяжёлой кольчугой на дне брезжит.

Упавшие ниц камни тревожит,

Что в небо не раз руки бросали.

Немые клоны живо ожили –

Поднявшись с колен, взирают вдали:

Как великаны, теша вулканы,

Покорно шагают в вязкий мазут –

Небрежно давя травы нирваны,

Ломая цветы, что хором орут.

Безликие Каины лживо льстят,

Кидают вскользь зловещие взгляды, –

Бьют себя в грудь и изысканно мстят,

Склоняя святых сменить наряды.

Сбившись со следа в кромешном мраке,

Вершу неспешно новые ви́рши,

Грезя узреть пылающий факел –

Горней стихиры безбрежную ширь.