Тень чужого прошлого [Александр Михайлович Кротов] (fb2) читать онлайн

Александр Кротов Тень чужого прошлого

Аня, как всегда, допоздна задержалась на кухне. Ей совсем не хотелось заходить в комнату к мужу, но без этого было никак.

Она уже сделала все домашние дела, просмотрела новости за день из соцсетей и даже почти разгадала сканворд в бесплатной рекламной газете. Оставаться на кухне больше не было смысла. Нужно было готовиться ко сну, а не надраивать и так блестящую поверхность кухонной утвари, да и густой свежесваренный рассольник уже достаточно остыл для того, чтобы убрать большую кастрюлю с вкусным варевом в холодильник.

За окном накрапывал октябрьский дождь, ветер гулко задувал в вентиляцию, а до полуночи оставалось ещё полчаса. Также атмосфера старой квартиры с относительно новым ремонтом была наполнена шумом работающего телевизора за стеной и скрипом половиц соседей сверху. Или не сверху.

Уставшая от рабочей недели и гнетущего быта женщина прошла в ванную комнату. Умылась, слишком тщательно, до металлического привкуса во рту, почистила зубы. Потом долго рассматривала себя в зеркале. Что изменилось в отражении за последние полгода? Полгода – как же это долго, много, далеко! Невыносимо. Это целый путь из надеждударящего, свежеразмороженного после зимы марта в тягучий, мрачный, дождливо-прогорклый октябрь. Один период с одним незаметным днём рождения и днём большой трагедии, который случился несколько раньше, молниеносно вырвав все праздничные даты из календаря. Таким огромным оказался прыжок из оптимистичной благоустроенности тридцатилетия в… в тридцать один. Как добавило это время морщин, синевы под глазами, худобы. Будто скулы окрепли, а глаза впали, потеряв блеск. Отросшие ниже плеч волосы утратили пышность, блеск, неприлично обнажили естественный цвет, некогда прятавшийся под чёрной краской, готовя также беспринципно явить и седину. Каким же было приятным развлечением смотреть на себя в зеркало по молодости лет. Сейчас же хотелось отвернуться и уйти от отражения. Как быстро поменялось ощущение себя: не так давно она была стройной девушкой, а теперь просто худая женщина.

Маленькая трещинка зрительной памяти образовалась в её сознании. Будто там, в зеркале, на дальнем плане вот-вот появится силуэт мужа. Игривое настроение перед сном, перед заслуженным отдыхом – это нормальное явление в благополучной семье. Он подкрадётся, но специально пугать не станет, а Аня сделает вид, что его появление стало для неё неожиданностью. Она улыбнётся, он приобнимет её. Они вместе увидят в зеркале то, что друзья называли «красивой парой». И где теперь эти друзья? И где теперь это тридцатилетие, когда планировалась беременность, повышение Стаса на работе, покупка нового автомобиля?

Как больно было обмануться. Всё ещё карие и всё ещё выразительные глаза Ани наполнились солёной горечью. Никто не подойдёт, не приобнимет. Ложным было видение. Нет никого за спиной, позади осталась вся жизнь.

И как не хочется сходить с ума этими вечерами, когда даже отражение в зеркале дарит столько негативных эмоций: от наглядности увядающей молодости до остроты мгновенности видения из прошлого.

Нет никого за спиной, показалось. Это вечер, это осень, это усталость после рабочего дня…

Она отвернула в сторону излив крана, чтобы капли громко не падали в холодный бассейн ванны. Смеситель давно следовало починить, но капающий кран это такая мелочь по сравнению со всем остальным. Это всего лишь кран. Чёртов кран… и быт, отравленный отчаянием и способный вызвать негатив на самом ровном месте.

Аня надеялась, что её муж уже уснул и можно будет выключить телевизор и уйти в свою комнату, чтобы лечь спать. Дальнюю, маленькую, угловую комнату, окно которой загораживал от рассвета забор завода.

Но Стас не спал. Он сосредоточенно смотрел на плоский экран, который уже не был наполнен отображением такого же «плоского» юмора: оказывается, комедийное шоу уже давно закончилось, и эфир позднего вечера сменил достаточно трэшовый фильм ужасов с уродливыми внезапностями и брызгами густой крови. Но Стаса он не пугал, а наоборот, вызывал у него неподдельный интерес. Аня ненадолго задумалась о том, чтобы оставить мужа и лечь спать, но она хорошо помнила настояния психиатра о том, что её супругу противопоказан любой стресс. И ей пришлось ненадолго отвлечь внимание некогда близкого человека, чтобы переключить телевизионную трансляцию на проверенную временем запись полнометражных мультфильмов. Афера удалась, и Стас всё с тем же интересом продолжил смотреть телевизор, а уставшая женщина, быстро подмыв мужа и установив ТВ-таймер, ушла в свою комнату, которую они когда-то планировали переделать в детскую…

Мужчина уже более полугода не вставал с кровати после автомобильной аварии. Март, загородная трасса, гололёдица. Стас пережил две недели комы, из которой выбрался, оставшись в недееспособном состоянии, разучившись ходить, разговаривать и здраво мыслить. Весь его интерес к жизни теперь сводился к просмотру телевизора, пусканию слюней и других признаков жизнедеятельности, а Аня осталась в одиночку тащить тяжёлый груз существования под одной крышей с инвалидом, жизнь которого навсегда утратила былую полноценность. Как и её жизнь.

И Аня почти смирилась с этим. Первостепенная надежда на излечение разбилась о твёрдость диагнозов, оставив только один нерешённый вопрос из прошлого – зачем и куда Стас так торопился в тот день, когда его совсем не должно было быть на загородной трассе?

Чем больше проходило времени с того дня, когда жизнь Ани превратилась в тягостное существование, и чем больше она привыкала к так несправедливо сложившимся обстоятельствам, тем чаще она позволяла себе размышления на темы, не касающиеся дня сегодняшнего. Но будущее теперь было предопределено, а прошлое всё больше вызывало вопросов, и в этих вопросах был интерес, который мог хоть как-то дорисовать общую картину жизни женщины.

Перед сном её посетила дурацкая идея, и утром она от неё не отказалась. Женщина твёрдо для себя решила съездить к одной известной в округе бабульке-колдунье, которая, по слухам, многим уже смогла дать ответы на интересующие вопросы. В подобную мистику Аня не верила, но это было раньше. Что же ей теперь было терять, когда жизнь и так была потеряна?

Утром выходного дня она проснулась раньше будильника, и это послужило решающим обстоятельством, чтобы пуститься в авантюру. Муж ещё спал. Он мог проспать до полудня и дольше, если его не будить, что Аня делать и не стала, тем более нужды в подмывании не было – муж мало ел и пил, что сказалось и на его весе.

Пасмурность осени в этот день не была такой противной, как в будни. Аня не попила кофе, но была бодра и даже чувствовала какой-то душевный подъём. Но потом женщина поймала себя на мысли, что любой повод свалить из дома для неё был поводом немного освободиться от мрачных переживаний. Если это, конечно, была не поездка на нелюбимую работу.

Она не стала продавать свой «Матиз», оставив автомобиль как возможное средство получения небольшого дохода в случае экстренной нехватки денег на существование. Но сейчас, ввиду стабильности заработка, существование было ещё сносным, но вот жизни не было никакой.

Автомобиль странно чихнул, но завёлся, будто делая одолжение за нечастое внимание к нему. Обычно Аня выбирала общественный транспорт, ввиду большей выгодности. Но «Матиз» ещё терпел, ещё был готов оказаться нужным в подходящий момент. И Аня чувствовала эту нужность момента. Ничто не мешало ей разбиться также на том же самом месте, где Стас, превысив скорость на своём более жизнеспособном, чем «Матиз», автомобиле, снёс бетонный столб, не справившись с управлением.

Выезд из города всегда казался Анне интересным с точки зрения изменения настроения местности. Вот шумный центр со своими культурными достопримечательностями и вереницами пробок, перетекающими в дорожные разветвления запанеленных близлежащих районов и последующих спальных кварталов, подпирающих небеса высотками, величественность которых служит немым антиподом жизнекишащей сердцевины города. Не обходится путь и без промышленных зон, что так нелепо, огромными дымными кляксами, располагаются на скелетообразной карте маршрутов большого города, стабильность которого и держится на спокойствии этих зон. А вот уже и частный сектор, живущий своим отдельным настроением, где всё меньше светофоров, перекрёстков и городского пафоса. И вот, наконец, дорогу перестают обрамлять и исторические здания, и панельки, и высотки, и заводы, и частные домики. Прямая дорога – выше скорость. Справа поля, слева леса, всё с попеременным чередованием или единым согласием пейзажей. Этот путь из центра областного значения в междугороднее пространство был похож, по мнению Анны, либо на деградацию из-за теряющейся высокомерности объектов цивилизации, либо на эволюцию, подразумевающую возвращение к природе без дурнопахнущих результатов технического прогресса. И Аня никак не могла решить, чем же является для неё этот путь: первым шагом к решению загадки, с которой не помогли ни друзья, ни знакомые Стаса; либо к деградации – современная женщина с некогда стабильной жизненной позицией везёт деньги старой шарлатанке.

Блуждающие мысли Анны сконцентрировались на веренице посеревших от влаги последних чисел октября бетонных столбов. Где-то здесь был тот самый столб, который быстро восстановили после аварии и который так и не был украшен скорбным венком.

Пока ещё.

Но кто принесёт сюда этот символ человеческой трагедии в знак памяти о гибели Ани? Они остались одни со Стасом. Никому они не нужны. Значит, надо жить.

Дверь в большой, не без элементов роскоши, дом, Ане открыл крепкий, неопрятно одетый мужчина. Хмурый, сутулый здоровяк представился Степаном. Немного задумавшись, он спросил о цели её визита. Но Аня не успела ему ответить, как откуда-то из дома раздался противный старушечий голос:

– Степан, дурак ты неотёсанный, ну не к тебе же она пришла!

– Я не дурак! – отозвался Степан, не сводя своего взгляда с гостьи. – И я отёсанный!

В интонации последней фразы Степана читались сомнения. Было заметно, что он задумался о смысле последнего произнесённого слова.

– Боров отёсанный, впусти её в дом! – старуха одной фразой вывела здоровяка из раздумий.

– Заходи, – Степан наконец впустил Аню в дом, бубня что-то про то, что он всё-таки не боров, а человек.

Женщина разулась, сняла куртку и прошла в комнату, куда указал ей путь неприятный мужчина.

– Ох, и нехорошая ты! – будто порицая, сказала маленькая старушенция, когда они остались с Аней в комнате вдвоём.

Сначала Аня решила, что что-то не так с её внешностью, но тут же успокоилась, поняв, что бабка просто создаёт соответствующее настроение для усиления эффекта своей шарлатанской деятельности.

– Мне бы хотелось узнать лишь один вопрос, – сказала Аня, сев за стол напротив старушки. – Точнее, два вопроса…

– Один вопрос, это одна плата, два вопроса, то другая, – строго сказала бабушка. – Бесплатно ничего не бывает, бес платить не должен! Бесплатно, это когда бес платит! Понимаешь?

– Понимаю, – сказала Аня, другого она и не ожидала. – Вопрос номер один. Поправится ли мой муж?

– Ты понимаешь к кому приехала? – нахмурила брови бабка. – Твоё счастье, что я сегодня рано проснулась, и ты приехала не по записи, которая у меня, между прочим, на три недели вперёд!

Аня только хотела что-то сказать, но старуха перебила её, быстро продолжив отчитывать клиентку:

– Не понимаешь, значит? Не понимаешь, – кивнула старуха своей прозорливости. – Будущее меняется каждое мгновение течения времени. А вот прошлое – оно неизменно…

– Ну и? – успела встрять Анна.

– И! – передразнила старуха. – Будущее в ваших руках. Твоих и мужа твоего. А про прошлое я могу тебе рассказать подробнее. Будущее туманно, пока вы сами не решите, что с туманом этим делать…

– Хорошо, – сдалась Анна, прервав не слишком метафоричные философские измышления бабки о будущем. – Тогда вопрос номер два: куда ехал мой муж, когда он попал в аварию? Он выжил, но теперь, понимаете…

– Знаю! – сказала бабка. – Поэтому и сказала: нехорошая ты! Плохая!

– В чём же я виновата?

– Ты ни в чём не виновата, но платить за это только тебе! – грубо сказала старуха. – Такое бывает. Виноват один, а платить за всё другому. Кто сказал, что должна быть какая-то справедливость? Дожила ровнёхонько до тридцати лет, а всё в справедливость веришь.

– Так, – Ане явно не нравился этот разговор, но бабушка ошиблась лишь на один год с её возрастом. – Давайте спокойнее. Вы что-то там можете видеть, я так понимаю? Если вы что-то видите, то скажите прямо…

– Прямо, да криво! – перебила бабка. – Я не вижу ни прошлого, ни будущего. Да и с настоящим зрение у меня тоже не очень стало…

Вот это для Ани уже стало сюрпризом.

– То есть, я зря сюда пришла? – спросила женщина.

– Конечно, зря! – ответила бабка. – Счастья это тебе не принесёт, точно говорю и без предсказаний. Ты сама всё увидишь и сама себе на свой вопрос ответишь.

Ане заинтересовалась, но не торопилась с продолжением темы разговора, благо бабка пока сама успешно вела беседу.

– Степан, сволочь такая! – громко закричала старуха. – Опять у двери подслушиваешь? Уходи!

За дверью кто-то недовольно сказал:

– Я не сволочь…

– Ты ещё не передумала? – старуха резко обратилась к женщине.

– Нет, – нетвёрдо сказала Аня.

– Тогда я введу тебя в состояние, в котором ты ярче будешь понимать время прожитое, и ты отправишься в тот день, который тебя интересует, – сказала колдунья строгим, учительским голосом. – На прошлое повлиять ты не сможешь, но что-то узнаешь. Только помни, что если увидишь того, кого там быть не должно – не зови его с собой сюда! Запомни это! Строго настрого! Поняла? Не зови сюда никого, не выпускай. Никого. Точно усекла?

Аня неуверенно кивнула, тогда старая женщина переспросила:

– Что ты поняла? Самое важное. Быстрее только давай думай, скоро уважаемые клиенты придут…

– Поняла, что буду понимать…

– Не это!

За окном завыл ветер. Видно безветренное утро быстро решило сменить настроение. Аня, недолго думая, высказала новое предположение:

– Не смогу повлиять…

– Опять мимо! Самое главное, что? – старуха будто была готова прогнать незваную гостью.

– Не звать никого…

– Вот это и главное! – со злой усмешкой сказала бабка.

И начала колдовать.

Точнее, делать вид, что колдует. Она махала руками, что-то шептала, один раз даже плюнула через левое плечо. Движения её были чёткими, и, казалось, не имели никакого смысла. Она зажигала и гасила церковные свечки, резала какие-то чёрные волосы на зеркале, тоже жгла их, бросала под стол немолотый горошек или мышиный помёт, и приговаривала слова:

– Ходит-бродит покойничек, мучается, волосья раскидывает по загробному миру, желая дотронуться до живучести, а сделать ничего не может. Даже сама смертушка-смерть ему не поможет. Пусть сон-потусторонье ему жилище. Только в окно он взглянет, как в прошлое путь откроется. Холодной водой оно умоется, привидится, да отстанет. Останется покойничек покойничком, тенью тянучей, в углах дотла сгоревших домов могучей, наваждением сна деньского, а живые пусть по эту сторону мучаются…

Аня перестала следить за логикой слов. Ей стало скучно. Она взглянула в единственное окно, что было в почти пустой комнате. За окном было серо и пасмурно, начал накрапывать дождь, но ветер стих: ветви яблонь стали неподвижными, отражаясь в окне чёрной паутиной…

А старуха вновь сожгла какие-то волосы, противно запахло, и Аня, резко, без намёка на сонливость или усталость, быстро провалилась в сон, даже не успев хлопнуться головой об стол, на противоположном краю которого сидела колдунья.

Сон был лёгким, поначалу спокойным, очень вязким. Женщина перестала чувствовать своё тело, и когда она очнулась, то эта лёгкость не пропала. Но небольшая комната старухи куда-то исчезла, зато Аня оказалась в своей квартире. Был день. За окном крупными хлопьями падал снег, который тут же таял, превращаясь в слякоть. Ане не было страшно, она понимала, что сейчас ей всё это снится. Хоть сон и был максимально детальным, сложно было сконцентрировать своё внимание на какой-нибудь мелочи. Сознание постоянно прыгало, переключая внимание на разные нюансы дня из прошлого…

Окно её кухни, на подоконнике уже почти завядшие цветы. Последние цветы, которые подарил ей Стас в честь прошедшего восьмого марта. В прихожей она услышала свой голос, на который она, будто переносимая потоком ветра, проследовала, и увидела саму же себя. В тот день она собиралась уехать к парикмахеру, после чего пройтись по магазинам, оставив мужа дома одного на несколько часов.

– Стас, ну посмотри кран на кухне, пожалуйста! – сказала Аня мужу, отпирая входную дверь. – А то сантехника вызову!

– Я-то посмотрю! – грубо ответил Стас. – Но делать ничего не буду, я не сантехник. Вызовешь мужа на час. А то и на два. Иди уже!

Аня крикнула самой же себе:

– Нет, не оставляй его!

Но Аня из прошлого просто молча захлопнула дверь. Она обиделась. Их отношения в то время были немного напряжёнными, казалось, они потеряли друг к другу интерес. Нежность стала грубостью. Или это просто был стресс из-за работы и перед вроде бы обдуманным решением завести ребёнка. Всё-таки возраст, да и пора уже. Тикали часики, отбирая силы плодоспособности. Это было их общее решение, и оно требовало ещё немного смелости и усилий для достижения цели. Ну а пока было раздражение, снять которое должен был один выходной день, проведённый друг без друга.

После того, как закрылась дверь, Аню будто закружил воздушный вихрь густого воздуха, направивший её к ногам Стаса, который вальяжно сидел на кресле. Он читал журнал. Женщина попыталась докричаться до мужа:

– Стас, ты слышишь меня? Стас! Не выходи из дома сегодня, пожалуйста! Стас! Ты слышишь меня?!

Но мужчина её не слышал. Он продолжал читать журнал. Немного хмурил брови, быстро водя взглядом по статье о чём-то очень интересном. Как бы Аня хотела забраться в его мысли, но боялась, что в данный момент в них не было ничего, кроме слов, собирающихся в предложения и формирующие чужую мысль. Скрывающаяся за всё теми же буквами, что знают и филологи и все выпускники начальной школы. Якобы философия мировоззрения, объясняющая всё. Но совершенно непригодная в быту. «Тайны века», «Совершенно секретно (но только не для вас, дорогие читатели)», «Великие предсказания»…

Аня смотрела на него и думала о том, что не таким уж он был совершенным мужчиной, который остался в светлых фрагментах её памяти. Может быть, стоило в тот день уехать навсегда? Неужели ей хотелось всю жизнь слушать размышления о том, какие на самом деле сложные игры творятся в мире и что от нас скрывают. Горы – это пни огромных деревьев, а земля хоть и не совсем плоская, но близка именно к такой форме. И ведь мало кто об этом всём догадывается, а Стас всё знает, потому что много читает и умеет анализировать. Как же это было глупо. От этого самодовольства стоило бежать, даже если не брать в расчёт другие моменты, которые Ане так не нравились. Особенно её задели мечты Стаса о новой машине сразу же после того, как они решили завести ребёнка, ведь на его рождение понадобится немало средств. А эти его размышления о том, что женщина всегда должна делать по дому, по мнению вед, и в каких аспектах быта Аня эти правила не соблюдает. Нет, он не обижал её. Он просто думал, что он понимает всё: женщин, мироустройство, жизнь. Но разве этих заблуждений достаточно для развода? Нет, конечно же нет. Он хороший. Не пьёт, не курит, громко не ругается. Разве только эти упрёки, что капающей на макушку водой из крана срывали вуаль спокойствия с души Ани. Зато сейчас он лежит где-то дома, двигает одной рабочей рукой из стороны в сторону, сминая простыню. И не думает. Ни о мироустройстве, ни о жизни.

На какое-то мгновение Ане показалось, что в углу комнаты кто-то стоит и наблюдает за тем, как она наблюдает за Стасом. Будто приглядывает, как бы она ничего лишнего не «нанаблюдала» здесь. И это ощущение чужого присутствия стало действовать на нервы, прокатившись по ним острым приступом тревоги.

Но оборачиваться у Ани не было ни желания, ни сил – осознанное передвижение в пространстве требовало невероятных усилий, вся сонливая лёгкость куда-то пропала, и женщине начало казаться, что этот сон растворяет её в себе, пытаясь навсегда оставить в этой паутине прошлого. Аня снова попыталась докричаться до мужа, но тот вновь её не услышал.

Пока женщина боролась с подступающей паникой, у мужчины зазвонил мобильный телефон. Стас немного подскочил от неожиданности, потом склонился над журнальным столиком, рассматривая дисплей смартфона. Аня не увидела, определился ли номер.

Стас принял вызов.

– Алло, – Стас улыбнулся, услышав в трубке женский голос. – Рад тебя слышать. Дорогая.

Аня в тот день ему не звонила, да и обращение «дорогая» было забыто ей уже как пару лет. Она могла предполагать, что у мужа была любовница, но он почти никогда не давал ей повода для ревности. Либо у него просто хорошо получалось скрывать стороннюю связь. Либо Аня просто не хотела в это верить.

– Настя, тебя плохо слышно, со связью что-то! – сказал в трубку Стас, подойдя к окну. – Слышно тебя, говорю, плохо! Ты что, плачешь? Что случилось? Что? Она пыталась тебя… есть? Я правильно понимаю? Откусила? Закрыла? Что? Не понимаю!

Было заметно, что Стас сильно занервничал. Он подошёл к шкафу, начал оттуда вытаскивать джинсы, кофту.

– Понял! – после некоторого молчания крикнул он в трубку. – Постарайся успокоиться, я сейчас приеду! Я быстро! Жди!

Мужчина впопыхах оделся и выбежал из квартиры, а Аня осталась одна в своём прошлом. Уставшая, растерянная. Разочарованная. Всё оказалось очень примитивно – её муж был обычным изменником, который торопился к своей любовнице, у которой, похоже, начала безобразничать её… собака?

Из-за этой фигни муж не справился с управлением. Улетел в кювет. Впрочем, самая очевидная правда. Аню не смутили те вещи, которые он сам и озвучил – плохая связь и не такие вещи с пониманием собеседника может сотворить. Но стало любопытно, что это за Настя? О ней стоило бы разузнать у колдуньи, когда это наваждение закончится…

Слишком необычно реалистичное наваждение.

Но сон не хотел на этом обрываться. Пустая комната, которая ещё пока не превратилась в палату для тяжелобольного, оказалась такой большой и такой важной деталью прошлого Анны. Прошлое, которое не стоило тревожить. Прошлое, такое же пустое и неуютное, как и эта комната, которая была необъяснимо огромной в этом сне, где густой воздух не давал полноценно шевелиться и дышать, сдавливая лёгкие и отбирая силы. А может это просто была обида. Если бы Аня могла себя лучше контролировать в этом тугом пространстве прошлого, то она наверняка бы разрыдалась. Но она знала, что на это у неё ещё будет время: долгие посиделки на кухне, разглядывание себя в зеркале ванной комнаты.

Нужно было возвращаться в реальность, но женщина не знала, как это сделать. Она не могла сконцентрировать своё внимание на руках, как в том совете из какого-то женского журнала, где говорилось, что если вы хотите проснуться во сне, то попытайтесь сосчитать, сколько пальцев у вас на руке или откройте книгу и попытайтесь прочесть в ней текст. Но с руками тут была явная проблема. Их не было. Не было, и всё. Аню это никак не расстроило, она спокойно приняла свою эфемерную личность. А добавило уверенности в том, что это действительно сон, то, что она не смогла прочесть ни строчки на брошенном мужем журнале. Даже не получилось толком рассмотреть фотографии из статьи, которую читал Стас – лица людей на них были очень знакомыми, но было совершенно непонятно, кто на них изображён.

Аня поняла, что это всего лишь глубокий сон и подсознание ей подбросило то, о чём она в глубине души догадывалась, делала не подтверждённые фактами предположения. Да, с бабки стоило спросить о законности и возможном вреде от тех методов, которые позволили ввести Аню в такое состояние.

Но, как бы то ни было, женщина никак не могла проснуться. Даже ощущения в груди будто бы стали неприятнее, стало всё труднее и труднее дышать. Или это подступала настоящая паника. Совсем не хотелось остаться в этом сне навечно.

– Отпустите меня! – взмолила Аня, не надеясь услышать ответ на свою вымученную сдавленными голосовыми связками просьбу.

Но ей ответили.

– Отпусти и ты меня, – сказала детским голосом тень в углу, которую сознание Ани старалось поначалу не замечать.

– Отпустить откуда? – не поняла женщина.

Ей стало жутко. Она попыталась всмотреться в того, кто с ней заговорил. И тень почувствовала это внимание, приблизившись ей навстречу, приобретая черты очень худого и высокого человека с неестественно длинной шеей и маленькой головой. Длинные, чёрные волосы тени были приклеены к углу комнаты и не давали подойти к Ане вплотную, что не могло не радовать. Несмотря на заторможенность ощущения происходящего, страх вполне осознанно вырывал из груди учащённое сердцебиение, звук которого, как показалось, начал заполнять всю комнату.

И тень почувствовала этот страх.

Она попыталась подвинуться ещё ближе к женщине. Теперь она была совсем близко. Волосы тени натянулись и готовы были разорваться, оставшись в углу комнаты спутанной паутиной какого-то гигантского паука. Аня попыталась всмотреться в то место, где должно было быть лицо силуэта. Но тень была абсолютно чёрной, размывалась по краям сепией. И она дрожала. Или от холода, хотя холодно не было, или от усилий, которые она тратила на то, чтобы отлепить свои отростки от угла комнаты. Или от страха. Может быть, и что-то такое страшное тоже могло чего-то бояться?

Последняя мысль немного успокоила Аню, но когда она вновь услышала детский голос тени, то ей снова стало жутко до одури, но ни закричать, ни сбежать она не могла, как и не могло её отпустить это прошлое. И будто этот призрак её прошлого сам просил отпустить его, чтобы можно было навсегда забыть о том, что случилось когда-то…

– Отпусти меня отсюда, – попросила тень.

– Уходи, – запаниковала Аня. – Уходи отсюда. Убирайся! От… пускаю тебя!!!

Сон оборвался криком колдуньи:

– Дура, что ты наделала?! Идиотка! Натворила делов!

Аня вздрогнула, огляделась. Нет, она не лежала на полу, а сидела на неудобном, низком стуле за столом, который упирался в грудь.

Скорченное от злости лицо бабки, полупустая комната, окно, в котором всё также было пасмурно.

– Я заплачу, – сказала Аня, потянувшись за кошельком в карман тёплой кофты.

Но старуха спрыгнула со своего стула и стала топать ногами и ещё громче ругаться:

– Я тебе что говорила? Я говорила не пускать её сюда, вот и живи теперь с ней! Не надо ничего платить, уходи отсюда, уходи навсегда!

– Да что я такого сделала? – озадачилась Аня, вставая со скрипучего стула. Всё её тело ныло непривычной болью.

– Уходи, живо! – продолжила ругаться колдунья. – Степан, идиот, иди сюда! Выгони её за шкирку!

Дверь тут же открылась, на пороге показался Степан.

– Я не идиот, – сказал он.

– Я сейчас сама уйду! – сказала Аня, испугавшись того, что здоровяк схватит её и выбросит с высокого крыльца дома. – Чёрт, что вы со мной сделали, голова до сих пор кружится, это были наркотики?

– Уходи! – повторила своё требование бабка.

Аня не стала спорить. Немного пошатываясь, она прошла в прихожую, обулась, накинула на плечи куртку. Степан услужливо отворил перед ней дверь, и она побрела к своему автомобилю. Дурное состояние стало отпускать, как и воспоминания о дурацком сне. По крайней мере, Аня пыталась убедить себя в том, что это всего лишь сон из-за того, что бабка нажгла каких-нибудь наркотических трав, похожих на волосы. Немного посидев в машине, женщина завела двигатель.

Но если это всё шарлатанство, то почему бабка не взяла деньги? Она проверила кошелёк – всё было на месте.

Эту мысль женщина долго пыталась выкинуть из своей головы и только на подъезде к городу, узрев дураков на дороге, у неё это получилось.

А дома было гадко. Стас уже давно проснулся. Он плакал. Появление Ани не прекратило его истерики. Казалось, он пытался что-то сказать, но получалось лишь бессвязное мычание. Когда он смотрел на свою жену, его истерика была ещё сильнее, он закрывал глаза, громко издавая нечленораздельные звуки. Аня сменила ему подгузник, поправила матрас, предотвращающий пролежни, потом попыталась накормить, но у Стаса совсем не было аппетита. Пришлось вколоть ему успокоительное, а то мужчина уже охрип от своего мычания, и эта истерика могла плохо закончиться. Хотя, разве уже могло что-либо кончиться хорошо?

Стас смог успокоиться. Аня включила ему телевизор и ушла на кухню, чтобы перекусить и побыть в одиночестве. Бессмысленно убив пару часов, женщина всё-таки смогла накормить мужа и проделать все необходимые процедуры, после чего включила ему какую-то комедию и снова ушла на кухню.

Холодная осенняя темнота за окном медленно стала проникать в квартиру. Аня прошла в прихожую, чтобы включить на кухне свет, но после того, как щёлкнул выключатель, свет так и не включился. Пробки были в порядке, а свет ни в одной из комнат не включался, хотя остальные электроприборы работали в нормальном режиме. Аня, с помощью фонарика смартфона, стала искать в кладовке запасные лампочки, но нашла лишь одну.

Заменив лампочку на кухне, женщина вновь щёлкнула выключателем, но свет так и не зажёгся. Посидев немного в темноте, она ушла в свою спальню, чтобы лечь пораньше спать. Перед этим она проверила, всё ли в порядке и работает ли телевизор, ведь если бы с этим жизненно-важным для мужа предметом досуга что-нибудь случилось, то это бы стало настоящей проблемой, потому что других средств развлечения взрослого ребёнка не было. Телевизор работал, Стас дремал.

Аня выставила таймер на телевизоре и ушла в свою маленькую комнату, решив завтра, во второй свой выходной, вызвать электрика.

За размышлениями о бытовых проблемах она уснула. Но внезапно её сон прервал какой-то шум. Пришлось прислушаться – не проснулся ли её муж. Но в соседней комнате было тихо, видно таймер на телевизоре уже сработал, но Стаса это не расстроило, он спал. В ванной капал вечно протекающий кран, почти бесшумно работал холодильник, сверху скрипели половицами соседи. Вроде бы, ничего необычного. Но было что-то ещё, ещё какой-то звук. Спросонья Аня не могла разобрать, что это, и где она это уже слышала…

Всё её сознание зациклилось на этом звуке. Почему-то на память пришли положительные воспоминания.

Когда они с мужем только купили эту уже не новую двухкомнатную квартиру, и клеили в ней обои, то, отвлёкшись на поцелуй, заметили, как их тогда ещё живой кот вляпался в полоску обоев, которую они положили на пол и намазали клеем. Тогда кот забавно приклеивался лапами, с трудом отклеивался, но отчаянно продолжал своё шествие по каким-то своим особо важным делам, не сворачивая с непростого выбранного им пути.

Звук был почти такой же. Будто кто-то очень лёгкий шёл по клейкой поверхности. Шёл к кровати Ани. Женщина притаилась, не желая привлекать к себе внимание, отговаривая своё разбушевавшееся воображение рисовать ту жуткую тень, что присутствовала в видении из прошлого. Леденящий страх парализовал тело, не давая обернуться, чтобы увидеть того, кто издавал эти звуки. Которые вдруг резко прекратились.

Анна успела на несколько мгновений перевести дух, как кто-то лёг рядом с ней на кровать.

И это был совсем не кот. Кто-то значительно тяжелее мурчащего домашнего животного промял постель, и женщина чуть не перекатилась с края к центру, ближе к тому, кто решил разделить с ней кровать, будто не заметив, что она уже занята…

Потом Аня подумала о Стасе. Как он поздно приходил с работы, тихо ложился в кровать, и обнимал…

Но нет. Объятие просто сведёт с ума уставшую женщину.

Страх сковал тело, на ум пришли молитвы, когда-то выученные в детстве для того, чтобы бог стал милосерднее к маленькой девочке Ане: чтобы родители не разводились, чтобы в школе девчонки не смеялись над ней, чтобы бабушка не болела…

Но на первой фразе «Отче наш» мысленную молитвенную истерику Ани прервал детский голос, пытающийся казаться взрослее, грубее:

– Что, бога вспомнила?

Аня резко вскочила с кровати, но никого не обнаружила рядом с собой. Она попыталась включить свет, но тот не зажёгся.

Женщина босиком пробежала на кухню, где ей всегда было комфортнее. Она нашла фонарик, включила его, и направила свет в сторону коридора, ведущего к санузлу, дверям в комнаты и входной двери, чтобы увидеть, если кто-то будет приближаться…

Сумрак рисовал страшные силуэты теней, но, если приглядеться, то эти тени были лишь воображением, но кто знает, как может материализоваться страх ожидания чего-то потустороннего.

Аня пыталась прогнать от себя мысли о том, чтобы сбежать из дома, но она не хотела оставлять Стаса одного вместе с тем ужасом, что привиделся ей в поздний час, сразу после полуночи. Да и некуда и не к кому ей было бежать. Чтобы не встречать чудовище в одном нижнем белье, Анна пробралась в ванную комнату, чтобы снять с верёвки уже высохшие носки, джинсы и свитер. Свет в ванной комнате тоже не включился, хотя холодильник и микроволновка работали.

Спать уже совсем не хотелось, хотелось только верить, что батарейки в фонарике не слишком старые, и что Стас не проснётся от какого-нибудь кошмара. Но муж спокойно спал в комнате за стенкой, когда его супруга продолжала всматриваться в плохо освещаемую китайским фонариком темноту, разлившуюся за дверным проёмом кухни. Но, казалось, что в этот час даже сама ночь не хотела издавать лишних звуков.

До тех пор, пока что-то легонько не укололо Аню в шею.

Женщина взвизгнула, выронив фонарик. Она не стала рассматривать того, кто притаился в углу её некогда уютной кухни. А там точно кто-то был – такое просто так не могло привидеться! Чёрный сгусток копошащейся в углу тени небольшой кухни – главное, что осталось в памяти от образа этой беспокойной ночи.

Схватив с крючка прихожей пальто и ключи от машины, она выбросила свои осенние полусапожки за порог, чтобы обуться за закрытой дверью своего жилища.

Добравшись до своего автомобиля, Аня растеряла прежний пыл бежать как можно дальше. Тёмные подворотни, холодный ветер, шумная компания пьяных подростков у соседнего подъезда. Ночевать в машине совсем не хотелось, и женщине пришлось приложить определённые усилия, чтобы всё-таки завести двигатель и вновь поехать по той трассе, где разбился её муж.

Через сорок минут женщина остановила автомобиль около дома колдуньи, в котором не горел свет. Анна до самого рассвета не могла решиться вновь придти на порог к этим людям, чтобы попросить о помощи. Она много раз пыталась списать всё на свою впечатлительность от пережитых эмоций из-за какого-нибудь специального наркотического транса, но её тактильные ощущения имели хорошую память, помня тот укол в область шеи. Это был даже скорее не укол, а прикосновение клочка только что обрезанных острыми ножницами человеческих волос. Липких волос. В любом случае, на шее не было никаких следов, зато следы остались в памяти.

Аня задремала, но проснулась от холода, когда уже начало светлеть. В этот момент её настигла решительность спросить за всё с колдуньи, как бы ни пугали её хмурый вид и крикливость старухи, а также образ не слишком умного здоровяка Степана. Постучав в массивную дверь, она вскоре услышала тяжёлые шаги сына совсем не милой ведьмы. Степан отворил преграду в дом, и, как показалось женщине, даже немного обрадовался, увидев Аню. Он стоял в одних широких трусах с какими-то стёршимися от многочисленных стирок узорами.

– Мне нужна помощь бабушки, – быстро протараторила Аня.

– Хорошо, проходи, – добродушно сказал Степан.

– Нет! – крикнула из глубины дома старуха. – Козёл, не впускай её! Только не это! Прогони её! Живо!

– Я не козёл! – уже с видимой злостью сказал Степан, потом виновато, будто извиняясь, обратился к гостье. – Извини, эта… она не разрешает.

– Но мне очень нужна помощь! – взмолилась Аня. – Эта тень, она…

– Я кому сказала прогнать её!!! – крикнула старуха, выбежав в прихожую в одной ночнушке. – Придурок, закрой за ней дверь!

– Я не придурок, – только и успел сказать Степан.

Но старуха сама с неимоверной силой захлопнула дверь перед носом растрёпанной и растерянной Ани.

– Пожалуйста, помогите мне, – попыталась расплакаться женщина, взывая к злобной старухе.

Но она не смогла найти в своей душе ни слёз, ни необходимых слов, чтобы разжалобить хозяйку дома.

Тогда Аня, нащупав во внутреннем кармане пальто накладную с работы и огрызок карандаша, написала на обратной стороне документа свой номер телефона, адрес и мольбу о помощи с обещанием крупного вознаграждения, надеясь, что в старухе проснётся совесть или жадность, и она избавит Аню от этого наваждения. Бумажку она, насколько смогла, просунула в дверной косяк.

Только сев в свой автомобиль, Аня поняла, что это была плохая идея. Что всё это было одной большой плохой идеей. Прошлое на то и прошлое, чтобы оставаться позади жизненного пути. И скелеты в шкафах пусть там же и пылятся, не стоит их оттуда доставать. Лучше даже не догадываться о том, что их там может быть даже больше, чем один.

Женщина приехала домой. К её удивлению, электричество в квартире было исправно, все осветительные приборы работали в стабильном режиме.

Стас уже не спал. Он каким-то чудесным образом смог дотянуться до прикроватной тумбочки и взять пульт дистанционного управления, с помощью которого бессмысленно переключал каналы. Весь его недовольный вид говорил о том, что он проснулся без настроения и до сих пор чем-то расстроен. Скорее всего, он был просто голоден.

Аня накормила его, провела все необходимые процедуры, и они вместе выбрали телевизионную программу, которая заинтересовала уже изрядно исхудавшего некогда грузного мужчины. Обычно это было что-то юмористическое. Вряд ли мужчина, пускающий слюни на специальный фартук, что-то понимал в том, что он видел на экране, но ему определённо нравилась сама атмосфера таких передач, где все улыбаются, смеются. Пусть даже это и закадровый смех. Как бы Аня сама хотела услышать этот закадровый смех, знаменующий лишь розыгрыш над ней самой, но ничего не было. В памяти были лишь прошедшие сутки, которые на ровном месте явили в её жизнь это тревожное расстройство, на которое уже не хватало сил.

В первой половине дня никаких аномалий дома не было, и Аня более комфортно чувствовала себя в знакомых стенах своего жилья. Но рано или поздно наступит вечер, а потом и ночь. Всё больше стала донимать тревога – неужели и сегодня придётся ночевать в автомобиле?

Ей удалось немного поспать, а разбудил Аню громкий стук. Она проснулась с бешено колотящимся сердцем. Ей показалось, что ночной кошмар вернулся. Но за окном было ещё светло, она поспала совсем немного. А стучали в дверь, хотя звонок был исправен. Осторожно взглянув в глазок, она открыла массивную дверь.

На пороге стоял Степан. Он смущался, ещё больше сутулился и прятал взгляд. Старухи рядом не было.

– Вы всё-таки решили мне помочь? – с надеждой спросила Аня.

– Да, я сам решил помочь тебе, – сказал Степан. – То, кого ты вытащила из мира воспоминаний, он пришёл к нам. Вернее, она. Она пришла к нам и убила мою мать.

– Что? – опешила Аня.

– Она убила её, – просто сказал Степан, пожав плечами.

– Вы вызывали скорую, полицию? – рассеяно спросила Аня.

– Да, я вызывал скорую, полицию, – сказал Степан, осмелившись посмотреть на женщину.

Аня встретила этот взгляд растерянного мужчины, который после этого вновь опустил свой взор в сторону половика перед дверью, и, видимо, чтобы как-то сгладить неловкость, сделал вид, что очень занят. Он достал из кармана мобильный телефон, казавшийся в его руках слишком маленьким, и стал что-то усиленно в нём искать.

– Чёрт, что же такое происходит, – схватилась за голову Аня, не сразу «переварив» новость о гибели колдуньи. – Давайте по порядку. Пройдите в дом и расскажите, что случилось…

Они прошли на кухню, и осмелевший Степан сунул Ане под нос свой телефон.

– Я и показать могу, – сказал он. – Смотри, как она её задушила. Даже глаза вылезли.

Аня отмахнулась от телефона в порыве отвращения. На небольшом, поцарапанном экране аппарата с некачественной камерой была фотография старухи. Она лежала на кровати с открытым ртом. Её глаза действительно были неестественно выпучены наружу.

– Что же делать, что вообще происходит? – затревожилась Аня, начав грызть ногти. – Как это случилось?

Степан начал сбивчиво рассказывать:

– После того, как ты приезжала, рано утром, мы снова легли спать. Когда проснулись, точнее, я проснулся, а мать не проснулась. Её задушила эта…

– Кто? Демон? Призрак? – Аня достала свой телефон, но не знала, кому звонить.

Всё это очень сильно напугало её. Особенно эта фотография плохого качества на экране телефона. Рассудок покинул её.

– Призрак, – со знанием дела сказал Степан. – Или нет. Демон! Точнее, демон-призрак. Ведь она была человеком, или не человеком. Вернее, родилась уже не человеком.

Аня немного попила воды, привела нервы в порядок и спросила у гостя:

– Я так понимаю, вы об этом знаете мало?

– Много знаю! – возмутился Степан, ловко найдя задницей табуретку, чтобы удобнее было рассказывать. – Я знаю всё про эту историю! Твой муж когда-то водил «шуры-муры» с женщиной в деревне Топь. Приезжал к ней постоянно. Она забеременела. Свадьбу они не играли, девушке ещё восемнадцати не было. Шифровались. В деревне столько сплетников и злопыхателей, ох! Будут потом всю жизнь за спиной шептаться! И муж твой охладел к подружайке-то, реже стал казаться, он-то городской, куда ему эта деревня, да баба брюхатая!

Степан ненадолго засмеялся, а Аня села на стул. Эта история её очень задела за живое. С трудом она заставила себя попросить о продолжении.

– Что дальше? – вопросила она.

– Что дальше, так вообще жуть и страх! – округлил глаза Степан. – Родился у Насти той ребёнок, раньше сроков. Кстати, девушку его Настасия звали. Это я так, к слову.

– Я узнала, как её звали, когда в прошлое… видение это отправлялась, – сказала Аня.

– Ага, – довольно сказал Степан. – Родился у неё ребёнок, да не ребёнок совсем! Чудовище! Скелет! Длинная шея, без носа. Две ноздри маленькие, да рот с горошину! Как попа мышонка!

Степану было весело. Видимо, его не заботили скорые хлопоты по похоронам матери.

– И? – Ане не терпелось узнать, что было дальше.

– И Настя оставила этого ребёнка, не утопила в реке, как моя мать советовала. А твой муж бросил её. Так она и растила втайне от всех это чудо-юдо. А мать она мою знает с пелёнок. Точнее, наоборот. Настя эта училась у матери моей колдовать. И мужа твоего ворожила и так и сяк! Да он и без ворожбы был непротив ей под подол-то заглянуть. Так моя мать говорила. Годы шли. Муж твой вышел замуж за тебя. Вернее, женился. И, вроде бы, забыл про Настю. А дочь росла. Выросла худая, высокая. Волосы ниже пола. Но нос не вырос и рот большим, как у тебя, не стал. По разуму не знаю, кроссворды с ней не гадал. Вот и сидела дочь Насти всегда дома. Люди не видели её. Короче, жили бы они нормально. Что не жилось? Да больно прожорлива дочка-то была. Есть постоянно требовала! А как работы для Насти совсем не стало, ферма закрылась, голодовали они. В город не будешь каждый день на заработок ездить, далеко, а переехать ближе – проблема! В общем, с голодухи дочь как-то у матери целый кусочек мяса откусила, вот какая тварина была!

– А муж мой что? – спросила Аня.

– Я ж забыл! – хлопнул себя по лбу Степан. – Они год после вашей свадьбы снова снюхались! Так мать моя сказала. Приезжал он к ней. Денег дать. Ну, и так. Ещё зачем-то. Ну, ты понимаешь?

Степан подмигнул Ане. А женщина совсем не понимала, как её муж, взрослый, состоявшийся человек, который был старше её, вновь мог сунуться в деревню к какой-то женщине, которая родила ему настоящего каннибала.

– Он разбился на машине, когда ехал к любовнице, – озвучила уже продуманный вывод Аня.

– Именно! – опять обрадовался Степан. – Только в тот раз её дочь пыталась своими волосами связать мать, но у неё не получилось. Волосня у неё блинная была. Настя спряталась в чулане, но перед этим дочка-то её хорошо покусала! Настя мужу тогда твоему позвонила. Да не доехал он! Не выдержала Настя, обратилась к моей матери за помощью. Тем более твой муж слёг. Тяжело ей стало одной. И мне пришлось тогда славно поработать. Убил я эту тварину ненормальную. Придушил. Не просто в тот раз было. Вон, она меня даже укусила.

Степан показал небольшой шрам у себя на руке. Шрам был не страшный, больше похожий на круг от ожога.

– Я не понимаю этой чертовщины, – сказала Аня, убирая нечесаные волосы с лица. Она не смогла быстро вникнуть в рассказанное.

Степан продолжил рассказ:

– Я когда её убил, то моя мать для своего колдовства попросила волосы срезать у этой тварины. Я срезал. И эти волосы самое сильное средство в колдовстве моей матери оказалось. Слава-то к ней после этого и пришла. И деньги рекой полились за эти несколько месяцев. Ну а тварь эта прилипла в параллельном мире, мире мёртвых и воспоминаний. Туда моя мать всех отправляла, на этом её бизнес до небес взлетел. А ты эту тварь оттуда вытащила, ртом своим сказав ей о том, что она может быть свободна!

– И она убила тво… вашу мать?

– Да, – сказал Степан, вытаращив глаза на Аню. – Она и тебя убьёт. И твоего мужа, который, когда к Насте приезжал, заставлял дочурку свою в сарае запирать, чтоб на глаза не попадалась. Всех убьёт теперь эта тварина. И я на очереди, вот так!

– А причём тут я? – Аня попыталась привести в порядок свою логику. – Я же помогла…

– Ты? За компанию! – будто приведя веский аргумент, серьёзно сказал Степан.

– Я в этой истории ни в чём не виновата!

– Но ты увела её отца из их, так сказать, семьи!

– Хорош отец, – сказала Аня. – Понятно теперь, почему он так странно к планированию беременности относился. И что теперь делать?

– Не знаю, – сказал Степан.

– У вас даже нет никаких мыслей? – устало сказала Аня.

– Есть! Мы просто похороним в земле эту тварину!

– И? Это должно сработать? – спросила Аня.

– Это должно сработать, – заверил Степан. Он сильно вспотел, поэтому снял куртку. – Просто мать сказала труп закопать в лесу. А я у нас у старого дома, в котором мы давно жили, в огороде в погреб бросил. Но надо было похоронить по-человечески. Теперь всё исправим. И волосы я её тоже похороню вместе с ней, я их из дома забрал. Хочешь, покажу?

– Нет. Может, священника позовём?

– Где идут разборки тёмных сил, там нет дела для светлых. Они в это не вмешиваются. Чтобы не запачкаться. Просто у меня машины нет, чтобы туда доехать. А на электричке больно долго. И ты, если не хочешь, чтобы твой ночной кошмар повторился, должна мне помочь. Да и деньги мне нужны, ты же обещала много денег…

Аня, чтобы отвлечься от всего этого бреда, попыталась накормить Стаса, но у того не было аппетита. Тогда она быстро собралась, и, вместе со Степаном, отправилась в путь на самую окраину области в деревню Топь, куда, якобы в командировку в более дальнее место, несколько раз в месяц ездил её муж. Женщина уже не обращала внимания на пейзажи и «дураков за рулём» вокруг, она гнала, как только могла, и через полтора часа они были на месте, у старого покосившегося дома.

Она осталась сидеть в машине, пока Степан, под нехотя накрапывающим дождём, ушёл на, как он выразился, «дело». Потом вернулся – оказалось, что ему нужна была помощь. Женщина с трудом выбралась из машины. Её состояние было похоже на похмельное: ноги еле слушались, голова гудела, хотелось лечь освежиться в ближайшую лужу. Но она не стала портить своё пальто, в то время как сапоги и края штанов безжалостно извазюкала в грязи сельской местности.

Миновав хлипкую деревянную ограду, они обогнули старый дом и добрались до погреба, который находился под небольшой, прогнившей двускатной крышей. В тесном помещении перед их взором оказалась яма, над которой когда-то была крышка. Тут-то Степан и попросил посветить ему, а то бездна казалась слишком глубокой. Анна воспользовалась светодиодом своего мобильного, в то время как мужчина ступил на старую лестницу, ведущую вглубь. Внутри, в свете фонарика, виднелись заплесневелые полупустые полки. На них стояло несколько трёхлитровых банок: в каких-то плавали гадкого вида огурцы, другие вовсе были пусты и блестели трещинами, в двух женщина смогла узреть едва помутневшую жидкость. На стенах свисали скелеты веников каких-то трав.

А Степан аккуратно продолжил своё погружение в это мрачное недоподземелье.

– Слышь, – улыбнулся он. – Тут ещё самогонка осталась. Моя ма когда-то и этим промышляла.

Дождь прекратился, но подул холодный ветер, Анна немного съёжилась.

– Не надо, – сказала она.

– Как хочешь, – сказал мужчина, медленно опускаясь ещё на одну ступеньку вниз. – Местные готовы были душу продать за это, как только всё не разворова…

Не успел он договорить, как под тяжестью его ноги ступенька лестницы сломалась и он свалился в мрак отверстия в земле, обрамлённого красным кирпичом. Света фонаря было недостаточно, чтобы посмотреть, что было в самом низу. Казалось, на Анну оттуда смотрела сама бездна. Женщина испугалась, но Степан вскоре подал голос:

– Я в порядке! А ступеньки уже плохи. Подержи тогда сама это…

Из темноты показались крепкие руки Степана. Они сжимали свёрток, завёрнутый в некогда белую пелёнку. Свёрток выглядел так, как тот самый свёрток, который виднелся на фотографиях счастливых сверстниц Ани, который они держали с уставшим видом на фоне местных роддомов. Только там были банты, шары вокруг, кривые аисты на стенах. Счастливые мужья, родня, кто-то из персонала. Кому-то приходило в голову закрыть лицо новорождённого простым смайликом из мобильного фоторедактора. Кто-то не боялся за душу ребёнка, и в открытую постил лицо, будто одного и того же на всех, отпрыска. Таких было меньше, хотя почти никто из этих подруг не был замечен в почитании суеверий. Анне не стало страшно от этого «подарка» из подземелья, ведь кроме куска чёрных волос свёрток ничем не отличался от передачи какого-либо предмета. А по весу не оказался не тяжелее сумки… с картошкой. Она не редко брала в местном магазине килограмма три, чтобы хватило на неделю, полторы. В последние полгода она проделывала менее тяжёлые по весу покупки – муж стал совсем мало есть, да и ей хватало. Но это ощущение её смутило, ведь три килограмма – это вес совсем маленького человека, буквально родившегося несколько дней назад. И вот она в руках держала этот свёрток. От него не пахло чем-то противным, он не вызывал отвращения. Ей, буквально на секунду, захотелось понянчить этот свёрток, сказать «тссс, всё будет хорошо, тихо».

Но свёрток и так молчал. Виднелась лишь чёрная прядь волос, покрытых каким-то жиром, слизью, не грязью. Будто волосы новорожденного. Шевелиться и кукситься свёрток не хотел, что избавило Аню, быстро пришедшую в себя, от сердечного приступа. Но это чувство внезапного материнства к свёртку она запомнила, будто была в нём какая-то энергия недавно зародившейся жизни.

Степан, успев изрядно перепачкаться, вынырнул из бездны и бесцеремонно выхватил свёрток из рук женщины. Аня даже смогла попротестовать:

– Она же совсем маленькая…

– Маленькая, – повторил Степан, – да удаленькая!

Ему это показалось смешным. Будто повторяя известную присказку можно иметь успех у женщин. Но, кому-то это удавалось: «мал золотник, да дорог», «копейка рубль бережёт», «тише едешь – дальше будешь»… и эти фразы когда-то заставляли Аню думать о том, что их сказатель, в лице её будущего мужа, всегда найдёт подходящие слова к любым жизненным ситуациям. Но теперь это всё казалось таким глупым. Ценность фраз не зависят от букв, из которых они строятся, а зависят от того, кто их сказал. И когда, в каких ситуациях. Сейчас это показалось отвратительным. Анне захотелось выдернуть свёрток из подмышки Степана, но она не стала этого делать. В пасмурности начал проглядываться дух вечера, а это уже казалось страшным событием. Захотелось с этим уже закончить поскорее.

Степан бесцеремонно погрузил свёрток в багажник автомобиля Ани, после чего они отправились дальше. Женщина старалась всё делать «на автомате», она даже не помнила, как села за руль и завела двигатель, но мыли об этом свёртке у неё были противоречивые. Ей не хотелось его хоронить, ей хотелось просто подержать его на руках, как… как что? Атрибут того счастья фотографий из страниц соцсетей её ровесниц, которые решили, что переступив тридцатилетний рубеж нужно сразу кого-то родить и не важно от кого? Нет, это было не так. Наверное, они были счастливы, и она была бы счастлива, если бы родила от Стаса этот, как его там… свёрток?

Она про себя тихо чертыхнулась, но Степан уловил это действие и посчитал, что нужно попросить женщину свернуть не в сторону трассы, а на улицу, где был дом невесты Стаса, как он выразился. Аня почему-то не стала возражать.

Они проехали на соседнюю улицу, где остановились у небольшого, но аккуратного домика. Степан сказал, что здесь живёт Настя. В доме не горел свет. Мужчина хотел проверить, не убила ли её тварь из загробного мира, ещё ему показалась забавной эта затея свести вмести Аню и Настю. Он успел немного поколотить дверь небольшого дома на три окна с большим двором, но со стороны соседнего строения к забору подошла старуха:

– Что стучишь? – грозно спросила она. – Настасья уехала отсюда!

– Зачем уехала? – отвлёкся от двери Степан.

Тут бабка и выдала всю информацию:

– А я по кой знаю? Уехала, продала городским дом. Под дачу. Нет их тут сейчас, уехали сегодня, на выходные только видятся. А тебе по кой это надо?

– Да так, – отступил к машине Степан.

Аня наблюдала за всем из открытого окна, ей хотелось свежего воздуха. Этот диалог её смутил обстоятельством скорого отъезда девушки, которую она так и не увидела, да и надо ли ей это было. Но хорошо, что это всё не переросло в тупое выяснение интересов к рождённой ею нечисти, если этот свёрток в багажнике ей был.

– Стёпка, ты что ль? – прищурилась старуха.

– Не я, – сказал Степан, сев в автомобиль.

– Как мать-то, жива? – старуха не унималась.

Степан не стал ничего отвечать, отвернувшись в сторону ничем не приметного соседнего дома.

Они продолжили путь по осенней грязи, в которой норовил застрять автомобиль, не предназначенный для бездорожья.

Миновав деревню, они смогли доехать до соседней, где было кладбище. Степан попросил остановить, после чего сказал:

– Делай хорошее дело, после чего бросай его… в землю!

Аня не нашла, что ответить, да и незачем это было. Мужчина не попросил о помощи, но она вышла из машины вместе с ним.

– Я сама, – сказала она, после чего бережно достала свёрток из багажника.

Пелёнка немного растормошилась, но Степан быстро её поправил со стороны головы укутанного в неё существа, и женщина не успела вглядеться в его лицо. Там было что-то чёрное, уже не вызывающее тех трепетных чувств.

Степан захватил сапёрную лопатку, что лежала в багажнике. Муж укомплектовал автомобиль всем необходимым, а Аня этого не ценила, но теперь этот предмет оказался как нельзя кстати.

Они не зашли на само кладбище, Степан не захотел перелезать через ограду, да и Ане показалось это лишним. За пасмурностью темнел вечер, не хотелось задерживаться здесь надолго. Они нашли место, где забор покосился возле старого дерева, обнажившего грунт до неприличия своих корней.

– Кидай, – сказал мужчина, указав на эту ложбину.

Яма от корней виделась глубокой, и Аня бережно положила свёрток в самое дальнее место. Пришлось встать на колени. Она оценила этот жест за уважение к убитой. Ей было жалко существо, но назвать это человеком она не могла.

Весь момент испортил Степан, зачерпнув несколько гребков сырой земли лопатой:

– Видала лицо-то? Почернело, как будто не в погребе лежала, а близко к костру грелась! Ух, страшилище! При жизни не такой была, почти как человек, только без носа и рот, как попа мышонка…

– Хватит, – сказала Аня, чувствуя холод от нового приступа остервенения ветра. Пальто продувало насквозь и обмокревшие от земли колени чувствовали его дуновения.

Степан не нашёл поговорок на её изречение, хотя в его арсенале была присказка «хватит – никто тебя не схватит». Он ещё немного покидал землю в подкорневое пространство старого дерева, скрыв этот надрыв за слоем дёрна. Получилось неаккуратно, но со стороны это вмешательство казалось незаметным.

– Пусть покоится, – сказала Аня и заодно попросила прощения перед свёртком, невразумительно выразив свои чувства в недолгом раскаянье непонятно перед чем.

Отвернувшись в сторону леса, на тропинке, ведущей в его глубь, ей на мгновение почудилась тень в нимбе чёрных, как ветви ближайших деревьев, отростков. Наваждение быстро пропало, не успев как следует напугать.

– Пошли уже, – сказал Степан, немного отряхнув грязь с широких штанов и куртки.

Всю дорогу Аня молчала, стараясь ни о чём не думать, слушая тихо работающее радио. Степан же постоянно пытался рассказывать какие-то страшилки, и был в приподнятом настроении. Ехать домой он наотрез отказался, решив сразу же забрать деньги у женщины, но Аня настояла на том, что сначала он получит лишь небольшую долю, чтобы убедиться, что ночные кошмары действительно исчезли. Степан был не против.

Уже совсем стемнело, когда они приехали в квартиру Анны и Стаса. В комнате её мужа исправно работал телевизор, а у мужчины всё также не было аппетита и настроения. Он то выл, то стонал. Это серьёзно действовало на нервы. Ане хотелось расплакаться, события этих выходных дней очень измотали нервы.

В комнате Стаса, в шкафу, лежала заначка. Женщина долго думала, какую сумму она может отдать, и, наконец, определилась.

Отсчитав деньги, она направилась к выходу из комнаты, но что-то её остановило. Сначала, ей ничего не бросилось в глаза, разве что муж стал выть немного тише. Телевизор всё также транслировал что-то жутко неинтересное для Ани. Полумрак комнаты был привычным.

Но потом она увидела, что из розетки торчал клок чёрных волос. Оцепенев, она не стала их трогать.

Потом она заметила согнутые верхние края обоев по всему периметру комнаты. Ровно.

Это совсем никак не вписывалось в нормальность.

Руки Ани задрожали, ей стало очень страшно. Стас будто почувствовал изменение настроения женщины и скривил лицо, пытаясь заплакать, как беспомощный младенец. Эта гримаса только ещё сильнее напугала женщину, и она поспешила прочь из комнаты.

Придя на кухню, она застала Степана с поличным – он пытался что-то найти в большом холодильнике.

– Я голодный просто, – прямо сказал мужчина, нисколько не смутившись.

– Здесь, она точно была здесь, – сказала Аня. – Она не тронула моего мужа. Но она была здесь. Там волосы. Обои. Это…

– Тварина-то? – Степан не сразу понял, о чём речь. – Значит, будем ещё что-то придумывать, как от неё избавиться. Есть только хочется.

– Могу сделать бутерброды, – предложила Аня.

– Отлично! – улыбнулся Степан. – Я посмотрю телевизор пока, чтобы твоему мужу было не страшно. Заодно взгляну, что она там наделала.

– Это дикость…

– Да не, – сказал Степан. – Дикость в том, что я в могилку и волосы её выбросил. А теперь они как-то в кармане оказались…

– Что? – вздрогнула Аня.

– Во! – Степан продемонстрировал клок густых чёрных волос, достав их из кармана широких штанов.

– Уберите это…

– Ладно, – сказал Степан, вернув мерзость в недра глубоких карманов.

– Надо с этим что-то делать…

– Знаешь, – прервал женщину Степан, – так приятно, когда тебя никто не обзывает.

Он улыбнулся, но Аня не обратила на это внимания. Её занимали совсем другие мысли. Степан не дождался ответа женщины и оставил её одну, медленно, немного неуклюже шатаясь, пройдя в комнату Стаса.

Аня чувствовала сильную усталость. Медленно, заторможено, она достала хлеб. Из холодильника извлекла колбасу. Почему-то долго её рассматривала, будто хотела увидеть в ней что-то аномальное. Не найдя ничего необычного, она взяла в руки самый удобный белый керамический нож и нарезала хлеб. Потом начала резать колбасу. Отрезав три куска, женщина отвлеклась на то, чтобы включить электрический чайник, проверив его работоспособность. Все электроприборы работали исправно. Лампочка на потолке светила не тусклее обычного. А за окном уже вовсю чернел поздний вечер. Степан был противен, но ей не хотелось отпускать его. Ей нужен был защитник. Эта ночь могла быть страшнее, чем предыдущая. А Степан, по всей видимости, ничего не боялся. Да и денег ещё не взял. А когда она ела в последний раз?

Полностью погрузившись в свои спутанные мысли, Аня, своим любимым ножом, медленно нарезала колбасу и заметила на белом лезвии небольшой чёрный волос. Она принялась пристально рассматривать его, пытаясь понять, мог ли он принадлежать ей, или это был волос чудовища.

Потом она будто очнулась. Телевизор работал всё также, но не было ещё одного звука. Стас больше не стонал, не плакал. Его вовсе не было слышно. Вряд ли он мог успокоиться так быстро, увидев, как незнакомый ему здоровенный мужик заходит в его комнату.

Аня бросила на стол колбасу и нож, и побежала в комнату мужа.

Там она увидела, как Степан держит за шею беспомощного Стаса, приподняв его с постели. Лицо Стаса было красным, глаза неестественно вываливались из глазниц.

Крепкий мужчина, увидев Аню, тут же бросил свою жертву на кровать, с видом, что он ни в чём не виноват.

– Это меня тварина попутала! – сказал Степан, переводя дыхание. – Ну и он орал, просто неприятно очень было…

– Мать свою ты также задушил? – неожиданно для себя спросила Аня.

– Ну… да, – по-детски смутившись, сказал Степан. – А что она обзывалась? Постоянно, одно и то же. Всю жизнь. Степан дурак, кретин, осёл, увалень…

Мужчина сделал шаг в сторону женщины, но та отпрянула в сторону, воскликнув:

– Не подходи ко мне!

– Я тебя не трону, – сказал Степан, глядя в глаза своей собеседнице.

– Отойди…

– Я просто хочу помочь, – сказал Степан и сделал ещё один шаг к Ане.

Женщина растерялась. Она слишком устала. Наверное, в глубине души она смирилась с ролью жертвы.

Степан воспользовался этим замешательством Ани. Одним ловким рывком он схватил женщину за рукав свитера, и с силой повалил её на кровать, прямо на её мужа, который был ещё жив: из его рта шла пена, его скрутило будто в приступе эпилепсии, сделав жёстким его тело.

Грязный и потный Степан свалился на них, подмяв под себя женщину. Под его весом было трудно сопротивляться, Аня не смогла даже вздохнуть, чтобы полноценно впустить в свои лёгкие воздух. Степан пытался расстегнуть её джинсы, но никак не мог справиться с застёжкой. Тогда он просто разорвал молнию.

– Отпусти! – простонала Аня.

Под ней тут же перестал дёргаться её муж, будто закоченев неудобной, чёрствой корягой, ничем не напоминающей тело человека.

– Ты должна мне заплатить хотя бы так! – промычал Степан. – Я же что-то сделал, я же пытался избавить тебя от тварины…

Аня сначала попыталась что-то сказать про деньги в кармане, но не смогла. Потом попыталась оказать сопротивление, и у неё это даже получилось, только совсем слабо. Но, по крайней мере, её барахтанье затрудняло попытки Степана стянуть с неё уже изорванные джинсы. Тогда мужчина ударил её по лицу своим огромным кулаком, сломав ей нос, из которого брызнула кровь, запачкав даже прикроватную тумбочку. Аня начала захлёбываться своей кровью, но это не сильно сломило её сопротивление. Тогда Степан попытался немного придушить её, как это делал не раз с теми, кто не хотел его внимания, но не до смерти, а до потери сознания. У него это начало получаться, Аня перестала сопротивляться. Тогда он одним рывком стянул джинсы до колен женщины, потом принялся расстегивать свои штаны…

В квартире погас свет, но Степан в порыве похоти оставил это без внимания, ведь перед ним была красивая женщина, которая сразу ему понравилась и которая изменила его жизнь, влюбив в себя, тварина такая. Её карие глаза заставили его убить мать, приехать сюда, перезахоронить другую тварину. Он думал, что Аня сама виновата, что не захотела добровольной близости с ним, хотя, наверное, стоило попросить по-другому, но теперь уже было поздно, да и не умел он по-другому…

Но Ане было всё равно на его чувства. Недолгое помутнение сознания рассеялось, но нового сопротивления она не оказала. От приступа боли внизу живота она даже не вскрикнула. Сейчас ей было важно не задохнуться от навалившейся тяжести тела Степана и не захлебнуться в собственной крови, которая заливалась в носоглотку, оставляя неприятный металлический привкус.

Женщина повернула голову на бок, увидела прикроватную тумбочку, пульт от телевизора, который продолжал вещать и оставался единственным источником света в комнате. Ещё она увидела, как беспомощно болтается её рука от движений, которые совершал Степан.

Но в этой же, беспомощно болтающейся, будто чужой руке, в какое-то необъяснимо короткое мгновение появился керамический кухонный нож с белым лезвием.

У Степана ничего не получалось, он злился, ругался, всё сильнее сдавливая грудную клетку Ани. Но женщина не думала об этом. У неё в руке был нож. Это было важнее. Этим было нужно суметь распорядиться.

И ещё кто-то пробрался в её мысли и требовал что-то сделать с помощью этого ножа. Этот кто-то был уже на грани её сознания, готовый переступить эту черту, чтобы заменить царя в голове несчастной женщины…

И Аня решилась.

Или уже кто-то чужой, более злой, решился на это.

Одним быстрым движением женщина вонзила нож в шею Степана. По самую рукоятку. Мужчина подпрыгнул, будто его ужалила пчела, быстро вытащил нож из шеи и вмиг захлебнулся собственной кровью, которой хватило и на то, чтобы перекрасить серую рубаху в тёмно-красный цвет.

Свет включился сам, когда Степан свалился с кровати на пол. Будто даже громче заработал телевизор, из динамиков которого раздался чей-то смех – вечерняя юмористическая передача сегодня как никогда изобиловала острыми моментами.

Женщина, тяжело дыша, поднялась с кровати. Беглым взглядом осмотрела комнату. Чудовищ поблизости не было. Степан лежал на полу, красный от крови. Даже белки его глаз были в крови. Стас лежал в неестественной позе, его будто вдавило в кровать. Его лицо тоже было забрызгано кровью, его глаза были открыты. Он был мёртв.

Под не прекращающийся громкий смех из телевизора, Аня, тяжёлыми, шаркающими шагами, прошла в ванну смывать с рук кровь и чёрные волосы, что обвились вокруг запястий. На мгновение в зеркале она увидела не женщину, а девушку, которая, несмотря на кровоточащий и распухший нос, была очень даже ничего. Очень даже ничего. Она была настоящей героиней. И, почему-то, уже не было страшно.

Волосы на запястьях были густыми, запутанными. Несколько длинных прядей удалось снять. Но почему-то выкинуть их в мусорное ведро, находящееся рядом с унитазом, Аня не решилась. Она обвила их вокруг шеи, и это ей показалось красивым. Аня улыбнулась.

Сзади неё стояла та чёрная тень из видения. Она была рада выбраться из небытия времени и набраться сил, окрепнуть, адаптироваться к миру людей, всё ещё оставаясь сгустком чёрной беспричинной злобы, у которой всё равно находились тёплые чувства к своей спасительнице. И Аня ощущала взаимный прилив симпатии, испытывая небывалый душевный подъём. Эта ночь перестала быть страшной.