Смерть императору! [Саймон Скэрроу] (fb2) читать онлайн

Саймон Скэрроу

«Смерть императору!»

(Death to the Emperor)

Любительский перевод

Жанры: Историческая проза, Исторические приключения

Серия: Eagles of the Empire #21

Язык книги: Русский

Оригинальный язык книги: Английский

Переведено для группы: «Саймон Скэрроу | Eagles of the Empire» в 2023году.

Над переводом работали: Нуржан «turk.legioner» (Астана),

Джандиэр «CeaserDzhandier» Варазашвили

Домашняя страница группы Вконтакте: https://vk.com/simonscarrow_romaneagle

Описание книги

В римской Британии вспыхивает восстание Боудикки...

60 г. н.э. Британия. Власть Римской империи над провинцией по-прежнему хрупка. Племена, неустанно сопротивляющиеся Риму, стали еще более коварными в своих нападениях на легионы. Даже среди тех, кто поклялся в верности, все громче слышится ропот. В далеком Риме Нерон остается слеп к назревающей опасности.

В то время пока боевые действия создают все больший хаос на западе провинции, наместник Гай Светоний Паулин собирает все возможные дополнительные силы для подавления сопротивления под командованием префекта Катона. Герой бесчисленных сражений Катон пожелал, чтобы его верный боевой товарищ центурион Макрон был рядом с ним. Однако пропретор оставляет Макрона в тылу отвечать за резерв, состоящий из ветеранов в Камулодунуме. Светоний отвергает опасения, что плохо укрепленная колония будет уязвима для нападения с одним лишь номинальным гарнизоном в наличии.

Пока регулярные подразделения римской армии отвлечены войной на западе, медленно тлеющий гнев среди местных племен вспыхивает ярким пламенем. Царь иценов мертв, и гордое царство вот-вот подвергнется разграблению и аннексии Римом. Но вдова – царица Боудикка – женщина с сердцем воина. Если Боудикка бросит вызов императору и кинет клич сражаться насмерть, провинция превратится в кровавую баню.

Макрон и Катон вступают в смертельную битву с врагами, которые предпочли бы умереть, чем преклониться перед римским владычеством. Будущее Британии висит на волоске.

Действующие лица

Центурион Макрон: герой Рима

Префект Катон: лучший друг Макрона, опытный воин

Петронелла: жена Макрона

Луций: сын Катона от его умершей жены

Клавдия Актэ: возлюбленная Катона и бывшая любовница императора Нерона, который уверен, что та умерла в изгнании

Кассий: свирепая дворняга с не менее свирепым аппетитом

Парвий: немой мальчик

Аполлоний: греческий вольноотпущенник

Каций Дециан: прокуратор провинции Британия

Гай Светоний Паулин: пропретор, наместник провинции Британия

Порция: мать Макрона

Гай Горманий: надсмотрщик рабов

Боудикка: царица иценов

Бардея: старшая дочь Боудикки

Мерида: младшая дочь Боудикки

Сифодубн: двоюродный брат Боудикки

Бладок: друид

Пернокат: триновантский охотник

Аттал: офицер, отвечающий за телохранителей Дециана

Фасций: простой пехотинец

Трасилл: командир Десятой Галльской когорты

Восьмая Иллирийская когорта

Галерий

Минуций

Анний

Веллий

Деций

Хаккий

Туберон

Рубион

В Камулодунуме

Ульпий

Вульпиний

Фламиний

Варий

Тертиллий

Сильваний

Кальдоний

Бальбаний

Адрастий

Венуций

ПРОЛОГ

Британия, ноябрь 60 г. н.э.

Царь умер незадолго до рассвета.

Возле царского круглого чертога его сподвижники тихо сидели вокруг большого костра. В другое время они бы выпивали и громко разговаривали в хорошем настроении, прерываемые взрывами песен посреди веселья. Но в эту последнюю ночь они сидели в мрачном настроении, их приглушенная беседа ограничивалась краткими разговорами о будущем царства после того, как Прасутаг¹ ушел из этого мира. Было известно, что он недавно изменил свое завещание и назвал римского императора Нерона² своим сонаследником вместе со своей царицей. Известие об этом поразило многих из его людей как акт предательства.

По какому праву Прасутаг подарил половину иценского царства деспоту, жившему в городе далеко за морем? Более того, Нерон был правителем империи, чьи легионы подавили небольшое восстание и убили многих воинов племени всего за несколько лет до этого, когда еще Скапула³ был наместником. Римские подразделения грабили поселения и насиловали женщин. Римские ветераны, базировавшиеся в колонии, основанной в Камулодунуме, захватили земли фермеров и поместья знати, граничащие с территорией, на которую претендовала колония. Все это было причиной большого позора для гордого народа иценов⁴. Теперь они делали все возможное, чтобы смягчить бремя унижения, отказываясь вести дела с римскими торговцами и всячески отвергая любые контакты с захватчиками.

Как бы сильно советники царя ни разделяли чувства народа в отношении завещания, они, как и Прасутаг, пришли к выводу, что необходимо соглашение с Римом, если племя расчитывало иметь хоть какой-то контроль над своей судьбой. Важнейшим вопросом был договор, заключенный после вторжения около семнадцати лет назад. В обмен на принятие римской защиты и признание его правления племенем царь согласился, что Рим будет иметь право утвердить его преемника. В то время его уверяли, что это простая формальность, но потом он и его советники узнали, что статус «царя-клиента», как его называли римляне, был не более чем предвестником аннексии царства, после которой Рим будет править непосредственно.

Царь и его совет надеялись, что назначение Нерона своим сонаследником удовлетворит аппетиты Рима и в то же время будет воспринято как знак лояльности иценов Империи. Некоторые предупреждали, что это была ложная надежда, и указывали на пример других племен, которые пожалели о сотрудничестве с Римом. Дело усугублялось уведомлением, которое Прасутаг получил от наместника в Лондиниуме о том, что серебро, подаренное царю во время заключения соглашения, на самом деле было не подарком, а ссудой. Рим намеревался с лихвой вернуть свои деньги с большими процентами, как только Прасутаг ушел бы из жизни. Большая часть монет уже была использована для покупки зерна, чтобы накормить людей после того, как в последние два года всех постиг неурожай, и почти ничего не осталось для выплаты римским ростовщикам.

Знание всего этого тяжким бременем давило на умы собравшихся вокруг носилок в царском зале, на которых лежало тело правителя. Последние десять дней он был слишком слаб, чтобы подняться с постели, а его жена и царица Боудикка⁵ почти не отходила от него и ухаживала за ним, как могла. Это было жалкое зрелище. В расцвете сил Прасутаг был самым высоким и крепким воином, какого еще не было в племени иценов. Его распущенные волосы цвета соломы обрамляли широкое добродушное лицо, а ясные голубые глаза мерцали, усиливая ощущение того, что перед вами человек, который наслаждается жизнью и легко передает свои чувства тем, кому посчастливилось разделить с ним компанию. Его любило большинство его народа, а те, кто, возможно, не любил его, все же относились к нему с уважением. Болезнь с прошлого года съела его настолько, что теперь он был едва узнаваем даже для тех, кто знал его лучше всех. Кожа покрылась пятнами и обвисла на костях, его черты лица с запавшими глазами часто искажались в агонии от боли, терзающей его слабое тело.

Боудикка исчерпала все попытки вылечить его, а друиды племени оказались бессильны. Отбросив свое отвращение, она даже заплатила римскому медику из Лондиниума, чтобы он приехал в столицу иценов. Он также потерпел неудачу. В конце концов, все, что она могла сделать, это попытаться утешить своего умирающего мужа и сделать подношения богам, чтобы убедиться, что он будет принят в загробной жизни.

Она просидела всю ночь, слушая, как его поверхностное дыхание становится все более затрудненным, пока оно не превратилось в слабый свистящий хрип. Наконец и он остановился. Она подождала мгновение, прежде чем прижаться ухом к его скелетоподобной груди, но сердцебиения не было. Со вздохом она подняла голову и нежно поцеловала его безвольную руку, прежде чем положить ее ему на грудь и повернуться лицом к своим дочерям, остальным членам семьи, придворным и членам царского совета.

Приподнявшись, она объявила: - Царь Прасутаг мертв.

Никто не двигался и не говорил. Тогда ее младшая дочь Мерида закрыла глаза, прикрыв лицо руками, и зарыдала. Старшая, на два года старше сестры, унаследовала сильные черты отца и в шестнадцать лет уже была обручена с придворным с владениями у побережья. Она подошла к матери и обняла ее.

- О, моя милая Бардея, - прошептала ей на ухо мать. - Что теперь с нами будет? Что станет с иценами?

- Ицены выстоят, мама. Всегда так было.

Боудикка усилила объятия, тронутая простым выражением убежденности дочери.

- Да, конечно. «Если бы она только поняла», - подумала она. - «Наше племя стоит на самом краю забвения. А нашу судьбу больше не решать только нам. Наше будущее будет решаться далеко в Риме. Царство иценов продолжит существование или падет по прихоти мальчика-императора Нерона».

Она отпустила дочь и подержала ее на расстоянии вытянутой руки, с одобрением глядя на твердо сжатые челюсти и твердую решимость не поддаваться горю. Слезы придут позже, наедине, как и ее собственные. Но сначала нужно было разобраться с другими делами. Она указала на Мериду и тихо сказала. - Позаботься о своей сестре. Она всегда была любимицей отца, как и ты моей. Отведи ее в свою хижину и успокой.

- Да, мама.

- Я буду рядом, как только разберусь с царским советом. - Они обменялись краткими взглядами, и Бардея кивнула.

Они обсудили этот момент и то, что должно было последовать, несколькими днями ранее, когда царь лежал на смертном одре.

Боудикка смотрела, как ее дочери покидают зал, ее сердце сжималось от беспокойства о том, что может принести им будущее. Ни в чем больше не было уверенности. Все традиции племени, восходящие к бесчисленным поколениям, могут быть сметены в грядущие дни, если Рим будет действовать с бессердечным пренебрежением к народу иценов. Что станет с Бардеей и Меридой в мире, где больше нет места для наследников и наследниц иценского трона? Кто защитит их, когда царский двор исчезнет?

Когда они исчезли в полумраке входа в зал, Боудикка кивнула командиру телохранителей царя, и тот тихо приказал двум дежурным воинам закрыть двери. Мягкий стук засовных бревен заставил некоторых обернуться через плечо, прежде чем сосредоточить внимание на своей царице. Она была крепко сложена, с широкими бедрами и плечами, а ее рост придавал ей физическое присутствие, которое соответствовало ее властному характеру. Хоть она была и немолода, с уже четко обозначившимися морщинками, взгляд у нее был по-прежнему остер и проницателен. Длинные рыжие волосы, стянутые сзади простой кожаной лентой, выделяли ее среди других придворных женщин.

Острый ум в сочетании со знаниями, которые она приобрела в детстве благодаря наставнику, которого ее благородный отец привез из Галлии, означали, что Боудикка была одной из немногих ее соплеменников, которые могли говорить и писать на латыни. Таким образом, она была правой рукой Прасутага на протяжении всего его правления, и когда его здоровье начало ухудшаться, она взвалила на себя тяжесть царской ноши, чтобы обеспечить иценам мудрое и по большей части справедливое правление.

Она завоевала доверие народа и значительной части царского двора, но теперь, когда царь был мертв, найдутся те, кто будет стремиться занять его место. Боудикка знала, кто они и почему большинству из них нельзя доверять власть, особенно в такое непростое время. Упрямый придворный, смело отстаивающий амбиции иценов, может рассердить Рим и обрушить его гнев на племя. Легкость, с которой римляне подавили восстание несколькими годами ранее, стала полезным уроком для иценов. Поражение стало еще более унизительным из-за того, что Рим настаивал на том, чтобы воины племени сдали оружие. Единственное разрешенное оружие должно было использоваться для охоты, а доспехи и мечи, которые передавались от отца к сыну и с которыми обращались с почтением, были переданы римлянам. Не всё, конечно. Были сооружены надежные тайники, выкопанные под их хижинами или спрятаные среди коварных рек и болот, куда римляне не хотели заходить. В племени чувствовалось, что настанет день, когда мечи воинов иценов снова обнажатся. Но этот день еще не наступил, решила Боудикка.

Она изучала лица придворных, воинов и членов царского совета, отмечая в их выражениях смесь уважения, расчета и ожидания. Затем она вновь посмотрела на тело своего бездыханного мужа, человека, которого вскоре полюбила после их брака по договоренности. Она уже чувствовала острую боль тоски по нему и грустно улыбалась, вспоминая его искренний смех и привязанность, которая всегда присутствовала в их личной жизни, вне их роли правителей иценов. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, отгоняя мысли о прошлом и заставляя свой разум сосредоточиться на настоящем, обратившись ко всем в зале.

- Мы потеряли нашего царя. Перед нами стоит вопрос, кто должен стать его преемником. Хотя я ваша царица, по нашему обычаю царский совет и знать имеют абсолютное право выбирать нашего следующего правителя. Я скажу это сейчас, перед всеми собравшимися здесь, что для меня будет честью править вместо Прасутага. Вы знаете мне цену. Я доказала это в прошлом году, когда наш любимый царь был поражен болезнью, которая, в конце концов, забрала его у нас. Он также выразил желание, чтобы я унаследовала трон царства.

- Вместе с римским императором, - прервал ее голос из зала.

Ее взгляд метнулся к тучному придворному справа от собравшихся перед ней. На шее у него был золотой торк в виде двуглавой змеи. Широта его груди и плеч компенсировала недостаток роста, а лысину обрамляла бахрома светлых волос. Заплетенные усы обвисли по обеим сторонам его тонких губ, которые теперь слегка приподнялись в усмешке.

- Мой двоюродный брат Сифодубн, ты знаешь, почему был также назван Нерон. Ты был в совете, когда было согласовано завещание.

- Я не соглашался, если ты помнишь. И я был не единственным. - Сифодубн оглянулся на других членов знати, и некоторые кивнули и что-то пробормотали в поддержку.

- Тем не менее, - продолжила Боудикка, - царь попросил совет проголосовать по этому вопросу, и результат был ясен, и мы связаны этим решением.

- Кто это сказал? Перед друидом не давали присяги. Я говорю, что мы не обязаны соблюдать условия завещания. Прасутага больше нет. Возможно, его преемник решит отказаться от соглашения. Может быть, у нового царя хватит смелости противостоять Риму и спасти честь иценов.

Боудикка почувствовала, как ее кишки скручиваются от гнева и отвращения. Тело ее мужа было еще теплым, но этот давний соперник уже намекал, что Прасутаг был трусом и предал свой народ. Стиснув зубы, чтобы не выразить свое возмущение этим явным неуважением, она остановилась, отчужденная и молчаливая, глядя на Сифодубна несколько ударов сердца, прежде чем ответить.

- Ясно, ты считаешь себя достойным занять место моего мужа. Это так?

Сифодубн улыбнулся, прежде чем принять более властное выражение.

- Если выбор нашего народа будет в том, что я должен править, то это решение я буду чтить своей жизнью. Если бы я стал царем, я поклялся бы восстановить престиж иценов и уберечь царство от лап Рима.

Несколько человек выразили свою поддержку этим амбициям, и Боудикка с первого же взгляда опознала в них его приближенных, придворных и известных воинов, которые последовали за ним в неудавшемся восстании несколькими годами ранее. Они здорово разыграли то, что называли своей героической борьбой с Римом. По правде говоря, этот конфликт был обречен с самого начала. Слишком немногие встали под знамена Сифодубна, когда он обратился к своему народу. Вместо того, чтобы пождать и поставить вопрос на рассмотрение Прасутагом и его двором и позволить иценам принять решение в целом, придворный и его фракция немедленно выступили против захватчика. Это был опрометчивый шаг.

Боудикка подняла руку, призывая к тишине, и опустила ее только тогда, когда замолчал последний из последователей Сифодубна.

- Ты говоришь о престиже иценов, но именно ты опозорил наш народ той легкостью, с которой ты был побежден. Вас даже унизили не римские легионы. Все, что понадобилось, чтобы сокрушить ваши силы, - это горстка их вспомогательных когорт, поддерживаемая рекрутами из других племен Британии. В лучшем случае второсортные воины, - презрительно добавила она.

- По крайней мере, мы сражались, - парировал Сифодубн. - Сражались и заслужили почести для нашего народа.

- Почести? - горько рассмеялась Боудикка. - Каких почестей ты добился? Вы совершили набеги на несколько ферм, сожгли несколько вилл и уничтожили несколько патрулей. Затем, как только римляне собрали достаточно войск, чтобы противостоять угрозе, вы ретировались в безопасный форт на болотах. Как долго ты и твои храбрые воины продержались там? Напомни-ка нам всем...

Сифодубн уставился на нее, его лицо побледнело.

- Нечего сказать самому? - подсказала Боудикка. - Тогда позволь мне сказать это за тебя. Вы продержались ровно два дня, пока римский полководец ждал вашего ответа на его предложение сдаться. А потом, когда вы этого не сделали, он приказал своим людям идти вперед, и все было кончено в одно мгновение. Ты и твои воины побросали свои мечи в тот момент, когда ворота были разбиты. К счастью, было убито так мало, что римский правитель предпочел проявить снисходительность, но это все равно стоило нам большей части нашего оружия и доспехов, а также компенсации за ущерб, причиненный римской собственности, и призыв двухсот наших лучших молодых людей в римские вспомогательные отряды. Вдобавок к нашему унижению, римляне теперь имеют ряд аванпостов, охраняющих нашу границу. - Она сделала паузу, чтобы ее слова дошли до сознания. - И у тебя есть наглость назвать эту победу честью для нашего народа. Ха!

- Если бы племя последовало за нами, мы бы одержали победу, - возразил Сифодубн. - Если бы Прасутаг собрал всех воинов иценов, мы бы разгромили римские вспомогательные войска.

- Но ты так и не дал ему шанса, - ответила она. - Все было кончено до того, как царь успел созвать совет племени. В любом случае, даже если бы мы победили вспомогательные силы, нам пришлось бы столкнуться с легионами. - Она посмотрела на некоторых мужчин постарше, стоящих перед ней. - Лишь немногие из нас видели легионы в действии. Те из нас, кто видел, то прекрасно осознает, что для иценов было бы безрассудством вести с ними войну. Легионы сокрушат нас, как и каждое племя, противостоящее им в бою. Даже великий военачальник Каратак не смог победить их, его выследили, схватили и в цепях доставили в Рим. Ты, Сифодубн, был слишком мал, чтобы увидеть это.

- Возможно, возраст делает трусами тех, кто боится Рима, - усмехнулся он. - Возможно, настало время молодым людям возглавить мечи иценов. Если меня выберут преемником Прасутага, клянусь, я заставлю Рим бояться нас. Мы вдохновим другие племена подняться и изгнать захватчика. И когда это будет сделано, мы станем самым могущественным племенем на нашей земле.

- Смелые слова для того, кто запнулся на первом шаге, - усмехнулась Боудикка. - Ты думаешь, мой муж не лелеял таких же мечтаний, как ты? И все же у него хватило здравого смысла знать, чего можно достичь, а чего невозможно. Да, может наступить день, когда другие племена устанут жить под римским игом и восстанут против захватчиков, но этот день еще далек. До тех пор мы должны скрывать свой гнев. Мы должны держать наши клинки наточенными, но в надежном месте. Мы должны убедить Рим, что ицены достаточно лояльны, чтобы их можно было оставить в покое, чтобы они сами управляли своими делами и платили причитающуюся дань. Если мы поднимемся до того, как будем готовы, до того, как другие племена найдут общий язык, мы обречены на поражение, и в следующий раз Рим не будет столь снисходителен. Они перережут наших воинов, сожгут наши фермы и захватят наши сокровища, а тех, кто выживет, продадут в рабство. Со временем само название нашего племени будет стерто, и никто не вспомнит, что мы когда-либо существовали ... Ты этого желаешь? - Боудикка распахнула руки и обратилась к стоявшим перед ней мужчинам, а затем сосредоточила свое внимание на Сифодубне. - Это то, чего ты желаешь? Ты хочешь повести наших отважных молодых воинов на смерть и ввергнуть наше царство в разруху?

Она заметила легкий проблеск сомнения на его лице, которое затем так же быстро вернуло дерзкое и высокомерное выражение, и поняла, что ей не удалось убедить его. Он был еще слишком молод для той меры опыта, которая допускала мудрость. Очень хорошо, решила она. Ему нужно помешать стать преемником Прасутага.

- Воля моего мужа ясна и утверждена советом племени. Я твоя царица. Твоя верность принадлежит мне по праву.

- Но ты женщина, - возразил Сифодубн. - Таким племенем, как ицены, должен управлять воин.

- А кто сказал, что женщина не может быть воином? Я сражалась бок о бок с мужем. Я владела мечом и копьем и проливала кровь наших врагов. Моя собственная кровь была пролита в бою. Ты можешь сказать то же самое о себе, молодой человек? Ты воин, не проливший ни капли крови, благодаря твоей быстрой капитуляции.

Сифодубн поморщился и громко зарычал, когда она продолжила.

- Я проявила себя в бою. Итак, иценами правит воин, как ты и говоришь.

- Мы увидим. Я имею право поставить этот вопрос перед советом и позволить ему обсудить, законно это завещание или нет.

- И ты можешь сделать это, когда совет соберется в следующий раз.

- Но до этого еще несколько месяцев. Зачем ждать? Мы могли бы решить здесь и сейчас. Совет уже собран. Нет нужды медлить.

- Совет здесь, чтобы засвидетельствовать кончину нашего царя, почтить его память и отдать дань уважения воину, слава которого тебе никогда и не снилась, Сифодубн. Мы будем скорбеть и похороним его, а потом я буду править иценами до тех пор, пока совет не решит, что мое место должен занять другой. И это они смогут сделать во время зимнего сбора, по нашему обычаю. Не так ли, ицены?

Она посмотрела прямо на одного из старейших и наиболее уважаемых советников Прасутага, друида Бладока, который кивнул и наполнил легкие воздухом, прежде чем четко заговорить.

- Это правда. До тех пор я клянусь всеми богами, что буду верен царице Боудикке. Это моя клятва.

- И моя! - воскликнул другой человек. Крик подхватили другие, заглушив немногие протестующие голоса.

Сифодубн увидел, что он в меньшинстве, и на его юношеском лице появилась горькая хмурость. Когда крики стихли, Боудикка повернулась к нему.

- Ицены сказали свое слово. У тебя нет другого выбора, кроме как согласиться.

- На данный момент.

- Но ты согласен? - надавила на него Боудикка.

- Да, - прошипел он.

- Тогда скажи. Принеси клятву верности своей царице.

Сифодубн скрестил руки на груди и на мгновение помрачнел, прежде чем ровным тоном объявить: - Клянусь всеми богами нашего племени быть верным царице.

- Тогда дело сделано, - заключила Боудикка. - Теперь мы должны сказать людям, что Прасутага больше нет, и что я буду править вместо него.

Она указала на двух воинов, охраняющих вход в зал, и они открыли двери и заняли позиции по обе стороны, а члены царского совета и прочая знать повернулись, чтобы выйти на большое открытое пространство, ограниченное частоколом. Толпа, собравшаяся у открытых костров, в ожидании поднялась на ноги. Первые проблески рассвета подкрадывались с восточного горизонта, когда начался легкий моросящий дождь, усеивая плащи, туники и волосы соплеменников мелкими стекающими бусинками.

Боудикка вышла последней. Она посмотрела на своего мужа в последний раз и прошептала: - Любимый мой... Боюсь, ты отправился в мир, который я не узнаю, пока жива.

Затем она натянула на его лицо тканое покрывало и повернулась к знати. Несмотря на важность момента, она уже смотрела вперед. Хотя на данный момент она помешала амбициям Сифодубна, не могло быть никаких сомнений в том, что в ближайшие месяцы он будет замышлять против нее заговор, несмотря на свою клятву. Он был слишком опасным человеком, чтобы доверить ему судьбу иценов. И все же он был достаточно хитер, чтобы сыграть на желании племени восстановить золотой век, описанный в песнях и легендах. Боудикка знала, что ее народ, как и большинство кельтов, предпочитал предаваться сентиментальности, чем иметь дело с жесткой и неприятной правдой. «Не заблуждайся», подумала она, «Сифодубн – внутренний враг. За ним нужно будет внимательно следить».

Также слоедовало держать в поле зрения и врага извне. Несмотря на договор между иценами и Римом, всегда существовало некое напряжение, и она чувствовала, что оно достигает апогея. Ее судьба, судьба ее семьи и судьба иценов зависели от того, как Рим отреагирует на известие о смерти Прасутага. Она не могла отделаться от плохого предчувствия будущего. В лучшем случае римляне воспользуются ситуацией, чтобы усилить свое влияние на иценов. В худшем случае они решат аннексировать племя и превратить его в один из регионов новой провинции, которую они создали на острове.

Когда она вышла из зала и ступила на ложемент колесницы своего мужа, Бладок крикнул толпе: - Царь мертв! Вот Боудикка – царица иценов! Да хранят ее наши боги и приносят ей процветание в мире, и победы и добычу на войне!

«Война ... Да избавят нас боги от этого», - безмолвно молилась Боудикка от всего сердца. Она смотрела куда-то вдаль, пока толпа снова и снова выкрикивала ее имя, а морось сменилась дождем, принесенным пронизывающим насквозь ветром, пришедшим с рассветом.

*************

ГЛАВА I

Камулодунум

- Держи долбанным острием вверх! - прорычал центурион Макрон, парируя очередной слабый удар противника и нанося резкий удар по плечу в качестве упрека за слабую попытку юноши. - Как ты вообще сможешь стать легионером, если так сражаешься? Яйца Юпитера, я видел новорожденных котят, которые выглядят более угрожающе! Попробуй еще раз. На этот раз ударь меня так, как хочешь.

Он сделал шаг назад и полусогнул ноги, инстинктивно сбалансировав вес так, чтобы он был готов мгновенно прыгнуть вперед или в сторону – результат более чем двадцати пяти лет службы в легионах. Подняв свой тяжелый деревянный тренировочный гладий, он очерчивал затупленным концом маленькие круги в воздухе.

- Давай, Луций, - выкрикнул он. - Сделай это правильно на этот раз.

Напротив, него худощавый мальчик лет восьми с копной непослушных темных кудрей стиснул зубы и принял такую же позу, готовясь к нападению. Его темные глаза сузились, и он снова посмотрел на Макрона. Они стояли на гравии неподалеку от небольшого пруда, огороженного выложенной плиткой, во перистиле дома Макрона. Две женщины и еще один мужчина наблюдали за происходящим со стульев, расставленных вокруг деревянного стола в конце сада. У ног мужчины свернулся огромный пёс с жесткой шерстью, вытянув длинную голову между передними лапами. Их согревали поленья, горящие в корзине с железным каркасом, стоящей перед ними, и тем не менее им по-прежнему были нужны плащи. Как и большинство римлян, поселившихся в новой провинции Британия, они не привыкли к влажным холодам островных зим. Макрон и Луций, напротив, были одеты в простые туники и вспотели, пока тренировались во дворе.

- Дай ему, Луций! - весело крикнула одна из женщин. Она была крепко сложенной женщиной с добрым круглым лицом, карими глазами и темными волосами.

Макрон нахмурился.

- Спасибо за верную поддержку, жена.

Петронелла рассмеялась и пренебрежительно махнула рукой. Он уже собирался ответить ей, когда мальчик издал пронзительный крик и бросился на него, направив меч ему в живот. Центурион легко парировал удар и ответил парню, целясь в центр груди. Мальчик взмахнул меньшим тренировочным мечом и ударил по оружию Макрона в тот момент, когда Луций ринулся, чтобы ударить еще раз противника в живот. Несмотря на свое тяжелое телосложение, Макрон плавно отскочил в сторону, и острие меча мальчика рассекло воздух рядом с ним. Он уже собирался снова хлопнуть мальчика по плечу, когда Луций ударил пяткой по выставленным пальцам ведущей ноги Макрона.

- Ах ты...! - вскрикнул центурион не столько от боли, сколько от удивления, и отступил на шаг назад. - Ах ты, хитрый маленький ублюдок ...

- Следи за языком! - крикнула его жена.

Прежде чем Макрон успел ответить, Луций отскочил на шаг назад и ударил центуриона в грудь. Острие приземлилось прямо под его грудной клеткой, острый удар, который лишь задел его гордость на мгновение, прежде чем он тут же радостно усмехнулся и опустил тренировочный гладий⁶. - Вот и все! Замечательно, Луций!

Свирепое выражение лица юного римлянина сменилось выражением гордого восторга, и он повернулся к бородатому мужчине, сидевшему за столом. В свои тридцать пять последний был стройным и имел такие же темные кудри, как и его сын. На его лице был яркий диагональный шрам от лба до щеки, но это не портило его деликатную симпатичную внешность. Он улыбнулся в ответ, а затем его рот открылся, чтобы предупредить, но было слишком поздно. Макрон ударил Луция по запястью плоскостью своего тренировочного меча, достаточно сильно, чтобы заставить мальчика выронить собственное оружие.

Он взвизгнул и сердито посмотрел на центуриона.

- Никогда не поворачивайся спиной к противнику, пока он еще на ногах, - предупредил его Макрон. - Сколько раз я тебе это говорил, а?

В его голосе был серьезный тон, и Луций опустил голову, потер запястье и пробормотал: - Больно.

- Это ничто по сравнению с болью, которую ты почувствуешь от меча, который воткнется тебе в позвоночник, если ты когда-нибудь сделаешь это в настоящей битве.

Луций поджал губы, и его подбородок задрожал от уязвленной гордости. Макрон видел, что он вот-вот расплачется, и не захотел, чтобы мальчик опозорился. Он ласково взъерошил ему волосы и тихо сказал. - Ничего страшного, парень. Нет ничего постыдного в том, чтобы совершать ошибки, когда ты только учишься пользоваться мечом. Я был таким же, когда начинал. Он посмотрел в сторону зрителей и усмехнулся. - Твой отец был одним из самых безнадежных новобранцев, когда-либо вступавших во Второй легион. Представлял больше опасности для себя и своих товарищей, чем самый свирепый германский воин, который когда-либо дышал. Не правда ли, Катон?

Катон поморщился. - Если ты так говоришь, мой друг.

- И посмотри, каким он стал, - продолжил Макрон, положив руку на плечо Луция. - Прошел путь от опциона до префекта, попутно служил трибуном преторианской гвардии и получил за храбрость больше наград, чем большинство военных за всю жизнь. Без сомнения, один из лучших офицеров в армии. Так что продолжай практиковаться, юный Луций, и однажды ты сможешь добиться того же, что и твой отец, а?

Светловолосая женщина рядом с Катоном тепло посмотрела на него, затем протянула руку и нежно поцеловала его израненную щеку. - Мой герой.

- И ты туда же, Клавдия. - Катон нахмурился. Не в его характере было легко воспринимать похвалу. - Просто делай все возможное, сынок. Никто не может требовать от тебя большего, чем есть.

Мальчик подошел к столу и присел рядом с собакой, чтобы погладить ее. Животное радостно завиляло хвостом, потом вдруг подняло голову и лизнуло ему морду.

- О, Кассий! Стой. - Мальчик засмеялся, встал и сел на один из запасных табуретов, так что его ноги не доставали до земли. Он посмотрел на Катона. - Если ты хороший воин, отец, тогда что мы делаем здесь, в Камулодунуме⁷? Несомненно, ты должен быть на границе, сражаться с варварами и друидами за императора.

Взрослые обменялись взглядами. Правда заключалась в том, что Клавдия была некогда любовницей Нерона до того, как ее отправили в изгнание на Сардинию. С тех пор она покинула остров, чтобы быть с Катоном, и они были вынуждены отправиться в самый дальний угол Империи, чтобы обеспечить ее безопасность. Колония ветеранов, Камулодунум была тихой заводью, где шансы на то, что ее узнают и донесут на нее куда следует, были весьма малы. Но не настолько малы, чтобы позволить Луцию непреднамеренно раскрыть истинную причину их присутствия в городе.

- Твой отец отдыхает между кампаниями, - наконец высказалась Петронелла. - Ему нужно быть готовым к тому моменту, когда он в следующий раз понадобится императору. Кроме того, он хочет провести с тобой больше времени. Тебе здесь нравится, не так ли, Луций?

Мальчик на мгновение задумался. В колонии были и другие дети его возраста, с которыми можно было играть, а летом они рыбачили на реке и охотились в лесах, окружавших ферму Макрона, до которой было полдня пути. Он кивнул. - Наверное, да. Но снова становится холодно.

Макрон вздохнул. - Да, слишком верно. Долбанная зима в этой провинции была создана богами, чтобы испытать нас. Холодно, сыро и липко. Дороги превращаются в густую жижу, которая полностью облипает калиги, и мы застряли тут, чтобы есть соленое мясо и любые свежие овощи, которые нам повезет сохранить.

- Продолжай, - лукаво сказала Петронелла. - Ты отлично справляешься, подбадривая парня.

Катон потянулся за чашой подогретого вина и сделал глоток.

- Ах, да ладно, Макрон. Все не так уж и плохо. Ты достаточно хорошо с этим справляешься, - он указал на дом во дворе. Когда-то здесь располагалась резиденция легата⁸, пока строился легионерский каструм⁹. Работа была прекращена, когда было принято решение о создании колонии на этом месте. В поселении сохранилось еще много бывших военных построек, хотя большая часть вала была снесена, а оборонительный ров засыпан. Среди существующих зданий было много новых построек, в том числе форум, театр, арена и внушительный храмовой комплекс, посвященный императорскому культу.

- У тебя лучшее место в колонии, Макрон. У тебя также есть прибыльная ферма в поселении, и ты являешься старшим магистратом сената колонии. В довершение всего, ты наслаждаешься величайшей удачей, урвав Петронеллу в качестве жены. - Катон поднес к ней свою чашу и мягко склонил голову. - Я бы сказал, что ты хорошо устроился. Прекрасное завершение твоей военной карьеры, мой друг. Ты заслужил это. Ты сможешь прожить свой заслуженный покой в мире и комфорте.

Петронелла улыбнулась, затем взяла мужа за мускулистую руку и обняла.

- Думаю, да, - сказал Макрон. - Хотя иногда я не могу не скучать по старой жизни.

- Это естественно. Но ты не мог служить в армии вечно.

- Я знаю, - грустно сказал Макрон.

Наступила пауза, прежде чем Клавдия откашлялась. - Здесь мирно, но было бы мудро не принимать все как должное.

Катон повернулся к сыну. - Почему бы тебе не пойти и не посмотреть, не хотят ли твои друзья поиграть?

Взгляд мальчика переместился на деревянные тренировочные мечи, лежавшие на столе. - Могу ли я взять их с собой?

- Если ты будешь достаточно осторожен, - сказал Катон. - Я не хочу услышать о сломанных костях или окровавленных носах. Понял? И возьми с собой Парвия.

Прежде чем Катон успел передумать, Луций схватил гладии и побежал к кухонному блоку в задней части дома. Мгновение спустя он появился с долговязым мальчиком, который был на несколько лет старше его. Парвий был немым мальчишкой, которого Макрон и Петронелла спасли с причалов Лондиниума в прошлом году и приняли в свой дом. Четверо взрослых смотрели вслед мальчикам, пока те бежали обратно через двор и исчезли в коридоре, ведущем к передней части дома. Макрон усмехнулся. - Осмелюсь сказать, что еще до конца дня несколько детей уйдут домой с синяками и ссадинами.

Катон кивнул и слабо улыбнулся, прежде чем повернуться к Клавдии. - Я не думаю, что разумно обсуждать некоторые вещи при Луции. Он хороший мальчик, но у детей есть привычка повторять то, что они услышат.

- Я знаю. Мне очень жаль. - Она сложила руки. - Но ты не хуже меня знаешь, что будущее провинции висит на волоске. Я слышала это от Нерона много раз, когда жила во дворце. Он ненавидит этот остров. Это постоянная трата казны, и он скорее потратит серебро на развлечения в Риме, чтобы толпа была счастлива, чем на покорение племен, так и не принявших римское правление, на обеспечение которого потребовалось гораздо больше времени и военных ресурсов, чем ожидалось. Каждый год легионы и вспомогательные войска нуждаются в новых рекрутах, чтобы восполнить понесенные потери. Она пожала плечами и покачала головой. - Право, я не знаю, сколько еще он будет это терпеть.

- Он был бы дураком, если бы бросил Британию, - прорычал Макрон. - Мы заплатили за эту провинцию своей кровью. По крайней мере, нашей, легионерской. Если Нерон отбросит все это в сторону, здесь найдется много людей, как в легионах, так и в колонии, которые подумают, что пришло время для нового императора. Кроме того, большая часть работы уже сделана. Низинные племена не представляют угрозы. Они были завоеваны или разоружены и подписали договоры с Римом. Бриганты¹⁰ на севере находятся под нашим контролем, а единственные оставшиеся враги находятся в горах на западе. Новый наместник дал понять, что он собирается позаботиться о них. Не так ли, Катон?

Более молодой собеседник кивнул. - Это новости от нашего друга Аполлония из Лондиниума. Светоний¹¹ концентрирует людей в Деве, чтобы нанести удар в горах. Идти будет тяжело. Мы с Макроном участвовали в предыдущей попытке. Это плохо кончилось.

- Это потому, что кампания началась слишком поздно в том злополучном году, - перебил Макрон. - Если бы не погода, мы бы покончили с этими ублюдками из горных племен. Мы бы взяли Мону и покончили бы и с друидами¹².

- Но мы этого не сделали, - сказал Катон. - И теперь, когда у них за плечами победа над Римом, их будет еще труднее подчинить. Если кто и может это сделать, так это Светоний. Имеет опыт боевых действий в горах. Несколько лет назад отлично поработал в Мавретании. Я полагаю, что он был специально выбран для этой работы.

- Или он протиснулся в начало очереди, - усмехнулся Макрон. - Последний шанс поставить печать на своей репутации. Вы знаете, что из себя представляют эти аристократы. Все, что угодно, лишь бы добавить блеска фамилии и превзойти деяния их предков и их политических соперников.

- Этому Светонию потребуется вызывать к себе резервы? - спросила Петронелла.

Макрон взял ее руку и нежно сжал ее.

- Скорее всего нет. Нас здесь слишком мало, чтобы что-то изменить, если нас призовут в строй. В любом случае, мы здесь нужны. Пропретор знает, как важно иметь небольшой отряд ветеранов в тылу, чтобы гарантировать, что ни у одного из местных племен не возникнет соблазна поиграть, пока кота нет дома.

Клавдия криво улыбнулась. - Я думала, ты уже ранее говорил, что племена равнин не представляют угрозы.

- Значит, так и есть, - твердо ответил Макрон. - Тринованты¹³ вокруг Камулодунума кроткие, как ягнята.

- Я не удивлена, - сказала она. - В колонии с ними жестоко обращались ветераны, как мне сказали. Их земли были захвачены, а некоторые из их мужчин рекрутированы и вынуждены служить во вспомогательных когортах, и я слышала, что многие женщины подверглись насилию.

- Поначалу всегда возникают небольшие проблемы, - возразил Макрон. - Ребята в колонии привыкли к военной службе. Проходит несколько лет, прежде чем они научатся быть гражданскими лицами.

- А тем временем местным жителям приходится с этим мириться?

- Вот как все обстоит, - сказал Макрон. - Мы завоевали это место, точно так же, как завоевали земли отсюда до восточных пустынь. Как только они примут свою судьбу, племена будут довольны тем, что являются частью Империи.

- Интересно, - Клавдия повернулась к Катону. - Что ты думаешь?

Катон задумался, чтобы собраться с мыслями. Он не был так уверен, как Макрон, в безопасности этой части новой провинции. Урожай в этом году был плохим, и это не учли, когда сборщики налогов предъявляли свои требования к местным жителям. Голод и нищета вызывали недовольство, и, хотя тринованты казались достаточно послушными, трудно было представить, что унижения и страдания, которые они пережили от рук недавно навязанных им римских хозяев, не вызывали горького негодования, даже если бы они старались не показывать его. Однако в случае, если бы наместник Светоний и его легионы вели кампанию на самом дальнем конце провинции, это могло бы соблазнить горячие головы среди местных племен воспользоваться ситуацией. Макрон и ветераны колонии были достаточно сильны и способны подавить любые мелкие вспышки, но организованное восстание представляло реальную опасность для римских жителей Камулодунума.

Он еще немного подумал, прежде чем ответить на вопрос Клавдии.

- Пока в Британии есть легионы, я сомневаюсь, что в этом районе возникнут какие-то серьезные проблемы. Ицены почувствовали на себе, что значит бросить вызов Риму. Они не будут стремиться повторить этот печальный опыт. Что касается триновантов, кто знает? Большую тревогу вызывает то, что произойдет, если Нерон решит отозвать легионы. Здесь поселились десятки тысяч римлян и другие выходцы из Империи. Они станут легкой добычейдля любых племен, которые решат напасть на них. Выбор будет между тем, чтобы остаться и попытаться защитить то, что они держат, или бросить свои дома, свою собственность и свое будущее здесь и бежать обратно через море в Галлию.

Клавдия повернулась к Макрону и Петронелле. - Если Нерон выведет легионы, что вы двое будете делать?

Макрон взглянул на жену, но она не смотрела ему в глаза. - Я не хотел бы отказываться от всего этого. Все, что у нас здесь есть, и половина доли в предприятии моей матери находятся в Британии... Я просто не знаю. Надеюсь, до этого никогда не дойдет.

- Я выпью за это, - сказал Катон, стремясь успокоить своего лучшего друга. - Трудно поверить, что Нерон покинет Британию. Отказаться от нее сейчас было бы опасным ударом по престижу Рима. Можете себе представить, как отреагировала бы на это толпа, не говоря уже о тех сенаторах, которые твердят им о непобедимости Рима.

- Видишь? - Макрон толкнул Петронеллу локтем. - Парень понимает, как все это устроено.

- Есть еще одна причина, по которой Нерон не захочет выводить легионы, - продолжил Катон. - Если он отведет их в Галлию, это даст наместнику значительное количество дополнительных сил. У тех, кто командует мощными армиями, может возникнуть соблазн использовать их в политических целях. Так что безопаснее держать эти легионы связанными здесь, в Британии.

Макрон фыркнул. - У тебя коварный ум, парень. Циничный ум.

- Я реалист, - пожал плечами Катон. - Мы оба достаточно давно здесь, чтобы знать, как устроена Империя. Ты знаешь, что я прав.

Макрон потянулся за чашой. - Все эти разговоры о политике вызвали у меня жажду. - Он поднял кувшин, но когда опустил горлышко, в чашу попала лишь тоненькая струйка. - Вот дерьмо... Мне нужно принести еще немного с кухни.

Когда он поднялся со стула, Петронелла навострила ухо на кухонный блок в дальнем конце перистиля. - В чем там дело?

Макрон нахмурился. Изнутри здания доносились оживленные голоса. - Я лучше об этом позабочусь.

Он побрел прочь с кувшином в руке и исчез внутри. Остальные продолжали слушать, в то время как голоса со стороны триклиния продолжили нарастать, пока центурион не прервал их, требуя тишины.

- Похоже, проблемы среди слуг, - прокомментировала Клавдия.

Петронелла покачала головой. - Они хорошо ладят. Там две девушки-иценки, а конюх – местный. Никогда не слышала обидного слова между ними. Мы скоро узнаем, что случилось, когда вернется Макрон. - Пока они ждали, она сменила тему. - Скоро будут Сатурналии¹⁴. Вы все еще будете жить в Камулодунуме? Мы будем рады приветствовать вас у нас.

- Мы еще побудем здесь, - ответил Катон. Он снял скромную виллу в колонии. Она выходил на реку и была обращена на юг, чтобы воспользоваться тем солнцем, которое дает провинция. Там, он и Клавдия спокойно жили, воспитывая Луция. Образование мальчику давал человек, называвший себя греческим ученым, который перебрался из Галлии, чтобы основать небольшую школу. У него был некоторый акцент, какой Катон никогда не слыхивал от греков, разбросанных по всей Империи, но он был компетентен, а Луций учился читать и писать и также основам работы с фигурами речами. Более изысканное образование ждало его в Риме, как только Катон счел бы безопасным вернуться в столицу.

Если какой-либо намек на то, что Клавдию все же отследили до Британии, достигнет Лондиниума, было решено, что Аполлоний пошлет им предупреждение. Греческий вольноотпущенник когда-то служил шпионом в интересах Рима, прежде чем столкнулся с Катоном, и оба они относились друг к другу с уважением, если не с дружбой. Макрон с самого начала невзлюбил его и относился к нему с подозрением, но Аполлоний завоевал доверие Катона и теперь нашел себе полезную должность во дворце наместника в Лондиниуме.

- Это мирная заводь, - продолжил Катон. - И это нас устраивает.

- Мы будем рады разделить с вами Сатурналии, - улыбнулась Клавдия. - Вы должны сказать мне, что мы можем сделать для этого случая.

Звук шагов по гравию прервал их разговор, и они повернулись к Макрону. У центуриона было озабоченное выражение лица, а в руках у него не было амфоры со свежим вином.

- Что случилось? - спросил Катон.

- Боюсь, плохие новости, - Макрон вернулся на свое место. - Моргата только что вернулась с рынка. Она встретила торговца мехом иценов, приехавшего из столицы племени. Прасутаг мертв.

Катон печально покачал головой. И он, и Макрон хорошо знали царя иценов. Они сражались вместе с ним вскоре после вторжения, когда племя было твердым союзником Рима. Его царица Боудикка также считалась близким другом. В последний раз, когда они встречались меньше года назад, Прасутаг выглядел изможденным болезнью, жалкой тенью могущественного воина, которым он был в расцвете сил.

- Есть еще кое-что, - сказал Макрон. - Кажется, он назвал Боудикку и Нерона сонаследниками в своем завещании. Сомневаюсь, что это хорошо кончится для иценов.

- Почему? - спросила Клавдия.

- Мне кажется, что Нерон не из тех, кто соглашается на половину чего-то, когда он может иметь все это.

- Тогда, конечно, это хорошо для провинции. Это даст Нерону большую долю в Британии. Еще одна причина для него не выводить легионы.

- Или он просто не решит разграбить царство иценов до конца, а затем покинет остров.

Клавдия повернулась к Катону. - Что ты думаешь?

- Я не знаю, как это все может обернуться, - сказал Катон. - Потребуется время, чтобы известие о смерти царя достигло Рима, а затем Нерону нужно будет подумать, что предпринять, и отправить ответ пропретору в Лондиниум. Если погода будет благоприятной, Светоний получит свои инструкции в начале следующего года. Примерно в то же время, что и обновление клятв. Люди из иценов будут там вместе с другими племенами и представителями римских поселений, чтобы присягнуть на верность императору и Риму. Вот тогда они и узнают, что решил Нерон. А возможно вопрос затянется.

- И что, по-твоему, он решит? - настаивала Клавдия.

- Я подозреваю, что Макрон прав. Император захочет всю долю, что бы там ни говорилось в завещании Прасутага. Если это произойдет, будут проблемы. Мы знаем иценов, - он кивнул на Макрона. - Это гордый народ с сильным чувством традиций. Прекрасные воины. Нам повезло, что они встали на нашу сторону с самого начала, и повезло, что лишь горстка из них восстала против нас, когда Скапула был наместником. Если Нерон допустит эту ошибку, он может спровоцировать их на открытый мятеж. Они будут сражаться, как львы, чтобы защитить свои земли, и я боюсь, что это может все кончиться кровавой бойней.

*************

ГЛАВА ІІ

Они выслеживали свою добычу все утро, и полуденное солнце низко висело в сером небе, в то время как горизонт застилали снежные вихри.  Недалеко от Макрона и Катона шел пеший триновантский охотник, одетый в меховую накидку поверх коричневой туники и штанов. Катон держал своего коня под уздцы в ожидании, пока тот осмотрит землю. Охотник остановился шагах в тридцати и пригнулся, рассматривая щель в зарослях кустов утесника, раскинувшихся по обеим сторонам.  На снегу было много звериных следов, расходившихся веером из щели, и было трудно разобрать их и определить, какое существо могло их оставить.

- Возможно, мы его потеряли, - пробормотал Макрон, прислонив толстое древко кабаньего копья к лукам седла и потянувшись за флягой.  Он вынул пробку, наклонил голову и сделал глоток, прежде чем предложить ее Катону.

 Взгляд префекта был прикован к охотнику, наблюдая за тем, как бритт внимательно изучает потревоженный снег. Он сделал глоток и вернул фляжку, прежде чем переложить копье в свободную руку. - Я не знаю.  Похоже, Пернокат что-то задумал.

Охотник водил пальцами по снегу, затем по темному стеблю куста утесника справа от себя, прежде чем слегка коснуться поверхности, а затем уставился на кончик своего пальца. Он повернулся к своим римским спутникам и поднял руку, чтобы они могли видеть красное пятно.

- Кровь. Кабан прошел здесь, - объявил он на гортанной латыни.

Пернокат стал наниматься к римским охотникам с момента основания колонии и достаточно хорошо успел выучить язык захватчиков, чтобы бегло говорить на нем.  Он пользовался большим уважением среди ветеранов за свои навыки следопыта, а когда они сближались с жертвой для финального броска, его мастерство обращения с копьем и луком было не хуже, чем у любого бестиария в Империи.

Охотничья группа из трех человек столкнулась с вепрем где-то через час после рассвета, и едва успела подготовить свои копья, как зверь прорвался сквозь них и промчался прочь.  Катону посчастливилось нанести скользящий удар, который ранил ему плечо, недостаточно, чтобы покалечить его, но достаточно, чтобы заставить его истекать кровью и оставить следы, чтобы проследовать за ним через сельскую местность. Пятна крови стали появляться реже, так как рана начала сворачиваться, и они почти сдались, когда увидели горсть маленьких пятен на снегу недалеко от тропы, ведущей к зарослям дрока. Катон был зол и разочарован собой. Это был признак плохого охотника - ранить существо и позволить ему сбежать и мучительно страдать. Он чувствовал обязательство перед животным завершить работу.

Макрон указал на заросли впереди них. - Ну, если этот ублюдок там, мы не сможем приблизиться к нему.

Катон огляделся. Дрок растянулся на пятьдесят шагов поперек в обе стороны, где дальше возвышались ветви сосновой рощицы. Проход сквозь плотную массу был узким. Нехотя он согласился со своим другом. Они никак не могли проехать через чащу, и если бы они шли пешком, то зацепились бы за свои плащи и застряли. Если бы кабан бросился на них в этот момент, шансов уклониться от него не было. Все-таки была одна последняя уловка, которую они могли попытаться применить.

- Пернокат, ты останешься здесь, пока мы с центурионом объедем вокруг и посмотрим, сможем ли мы найти, где дорожка выходит с другой стороны. Если мы найдем путь, я позову тебя. Тогда ты сделаешь столько шума, сколько сможешь. Используй свой рог. Бей по дроку. Если кабан среагирует и побежит, мы будем ждать его.

Охотник с сомнением склонил голову набок, но кивнул. - Как прикажет префект.

В его тоне было что-то, что Катону показалось, что триновант немного не в своей тарелке, он почувствовал намек на подобострастие. Это было нехарактерно, и он боялся, что оскорбил человека своей резкостью.

«Иногда все же было трудно вывести военного из человека», - с сожалением размышлял он.

- Пошли, - сказал Макрон, поднимая копье и отводя древко в сторону.  - Прежде чем он обделается от страха. - Он заставил свою лошадь перейти на рысь и поскакал вокруг полосы дрока.

Катон, кивнув, передал поводья охотничьей лошади Пернокату и поскакал вслед за своим другом.

Как он и предполагал, заросли были невелики, в особенности между дальней стороной и соснами.  Место, где тропа покидала заросли, нашли достаточно легко, но свесившись с седла, Катон не увидел следов крови.

- Он все еще там.

Двое римлян оглядели спутанные заросли в поисках движения или звука, которые могли выдать присутствие кабана, но ничего не было. Катон приготовил копье, и Макрон последовал его примеру, затем они заняли позиции по обе стороны тропы.

- Готов? - спросил Катон.

Макрон кивнул.

- Пернокат! - крикнул Катон.  - Начинай!

Резкий звук охотничьего рога разрезал холодный воздух. Звук испугал некоторых птиц, которые вырвались из укрытия с пронзительным хором панического многоголосья, яростно маша крыльями, пока они улетали в сторону сосен и наконец исчезли вовсе. После еще нескольких сигналов рожка охотник начал кричать, и Катон смог различить слабый треск ломающихся веток на дальней стороне. Затем они услышали его, фырканье и хриплый визг откуда-то между ними и Пернокатом. Мгновением позже послышался шелест сухой растительности, когда кабан устремился в их сторону, мчась по тропе.

- А вот и он! - закричал Макрон, его глаза расширились от возбуждения, он опустил широкое железное лезвие наконечника своего копья и держал древко готовым для удара. Катон сделал то же самое, крепко сжимая поводья и прижимая бедра к седлу.

Кабан вырвался из чащи, и оба римлянина рванули вперед. Это был огромный лохматый зверь с более темной линией щетинок, растущих вдоль его позвоночника к его большой голове, где изогнутые клыки торчали по обе стороны от морды. Макрон среагировал быстрее, наклонился вперед и сделал выпад, острие его копья вонзилось в бок вепря. Челюсти зверя раздвинулись, когда он издал болезненный визг, затем он соскочил с наконечника и столкнулся с задними ногами его коня. Макрон покачнулся, вынужденный бросить копье, схватился за луки седла настолько крепко, насколько мог, чтобы не свалиться.  Его конь пятился между разъяренным вепрем и Катоном, блокируюя последнему цель.

- Дерьмо! - Катон зашипел сквозь стиснутые зубы, сильно натянув поводья и пытаясь развернуть свою лошадь вокруг так, чтобы поразить зверя.  Однако, прежде чем он смог получить ясное представление ситуации, кабан развернулся и бросился обратно в дрок, мчась по узкой тропе в сторону Перноката. Катон сразу понял опасность, грозящую другому человеку, и быстро повернулся к Макрону. - Подбирай копье и следуй за мной!

Не дожидаясь ответа, он пустил свою лошадь в галоп по опушке чащи, кровь стучала в ушах. В охоте всегда был риск, особенно когда добыча была также смертельно опасна, как и дикий кабан, и потому только самые безрассудные решались сразиться с ним в одиночку. Пока он вел свою лошадь, огибая колючие заросли утесника, он услышал тревожный крик Перноката.

- Он здесь!

Обогнув дальний куст, Катон увидел охотника шагах в ста от него. Он был спешен и смотрел на вепря с кинжалом в руке. Зверь, со вздымающимися напряженными боками и окруженный парами активно выдыхаемого воздуха, стоял между Пернокатом и его лошадью.

В тот момент, когда Катон пнул пятками лошадь, чтобы отправить ее в галоп, он увидел, как кабан бросился, раскидывая ошметья снега, прямо на Перноката. Лошадь охотника в панике вздрогнула и развернулась прочь. триновант присел на ноги и удерживал позицию до последнего момента, прежде чем броситься в сторону и попытаться ударить проносящегося мимо вепря кинжалом вбок. Несмотря на свою массу, около полутора метров в длину и высотой с живот человека, зверь оказался достаточно проворным, резко остановился и развернулся в мгновение ока, готовый снова атаковать.

Катон крепче сжал древко своего копья, но, устремившись к противнику, его лошадь споткнулась.  Небо и замерзший пейзаж закружились вокруг него, и в следующий момент человек и лошадь врезались в снег. Удар выбил воздух из его легких, он ослабил хватку на копье и откатился в сторону, чтобы убраться с дороги.

Поднявшись на ноги, хватая ртом воздух, он увидел, что Пернокат потерял свой кинжал и как-то ухватился за клыки кабана, отчаянно пытаясь избежать быть пронзенным в пылу борьбы со зверем. Однако, это была неравная борьба, и охотник вскоре подлетел вверх и в сторону, когда вепрь крутанул всем своим весом и попытался сбросить его. Катон взглянул по сторонам – кругом глубокий снег по икры – и не смог обнаружить своего копья.

Его уши вдруг заполнили звуки рваного фырканья коня Макрона, когда центурион резко промчался мимо него, крепко держась в седле, когда он наклонился вперед – правая рука была сложена на изготовку для удара. Вепрь сделал бешеный, крутящийся прыжок и отшвырнул Перноката в сторону.  Охотник пролетел по воздуху и тяжело приземлился в двух-трех метрах от него.  Раскачивая головой из стороны в сторону, зверь повернулся и вновь разглядел свою добычу и бросился вперед, опустив клыки в сторону отползающего прочь на четвереньках сквозь снег Перноката.

 - Ну уж нет, ты, свинья! - взревел Макрон. Внезапный крик и размытые движения на периферии его зрения заставило вепря заколебаться и наполовину повернуться к новой угрозе, обнажая свой бок.

 Макрон вытянулся вперед, натянул поводья, чтобы избежать столкновения, и воткнул широкий листовой наконечник своего копья в район плеча животного. Сила удара сбила кабана с ног, и он приземлился на бок, вывернув древко из рук Макрона так, что оно еще долго качалось из стороны в сторону в теле корчащегося зверя, забрызгавшего яркими пятнами крови снег вокруг себя.

Макрон перекинул ногу через луку седла и спрыгнул на землю, затем метнулся вперед и ухватился за древко обеими руками, своим весом придавив кабана, пока тот фыркал и отчаянно верещал. Пернокат подобрал свой кинжал и бросился добивать зверя ударом в горло. Катон, снова вскочив на ноги, заметил собственное копье и схватил его, прежде чем броситься на помощь друзьям завершить столь успешную и рискованную охоту.

Все было кончено еще до того, как он добрался до места разыгравшейся драмы. С последним взмахом своих копытц и судорожным спазмом, вепрь окончательно рухнул на землю, как бы признавая свое поражение, кровь хлестала из его ран.  После судорожных нескольких коротких вздохов, он перестал дышать и безвольно остался лежать на залитом кровью снегу. На мгновение дольше Макрон продолжал сжимать древко копья, опираясь на оружие, чтобы удержать тушу зверя прижатой к земле. Пернокат стоял в стороне, с кончика его кинжала капала кровь. Катон остановился и с тревогой посмотрел на них обоих, пока не увидел, что они, похоже, невредимы.  Все трое тяжело дышали.

Наконец Макрон расслабился, выкручивая древко из стороны в сторону, вытаскивая его из туши поверженного вепря.  Он потряс своей головой. - Трахни меня Марс, это было близко. - Потом он судорожно вздохнул и рассмеялся, вдруг почувствовав облегчение. Его спутники инстинктивно также расслабились и отступили, чтобы рассмотреть их недавнего противника.

- Большая скотина, - сказал Катон. - Самый большой из всех, что я видел. - Он взглянул на охотника. - Фортуна была к тебе благосклонна.

Пернокат на мгновение задумался, прежде чем шагнуть к Макрону и протянуть руку. - Ты спас меня, центурион.

Они сцепили предплечья, и Макрон надул щеки. - Мне просто повезло, друг. Одним ударом сердца позже и… - Он провел пальцем по горлу.

 Охотник поморщился и мгновение пристально смотрел на него, прежде чем склонить голову. - Я должен тебе мою жизнь ...

- В нужном месте, в нужное время, вот и все. - Макрон усмехнулся. - Могло случиться с каждым из нас.

Катон увидел выражение боли, промелькнувшее на лице охотника. Он понял, что в его словах было больше смысла, чем понял Макрон. Это был долг, и Пернокат смотрел на этот вопрос с предельной серьезностью.

Бритт склонился над головой кабана и разрезал хрящи вокруг морды, отпилив и потянув за клыки. Когда он высвободил оба, он поднял их перед Макроном. - Они твои. Твое убийство. Твой приз.

Когда Макрон заколебался, он начисто вытер кинжал о бок туши и вложил клинок в ножны, прежде чем засунуть руку за ворот туники и вытащить толстый кожаный шнур, на котором висело несколько клыков. - Принесет тебе удачу. Центурион.

Катон задумался над этим, учитывая, что охотник только что был на пороге смерти.

- Ээ… благодарю. - Макрон дипломатично улыбнулся, что было для него немалым достижением. - «Вне всякого сомнения, то, что я был старшим магистратом колонии, усилило эту сторону моего характера», - подумал он.

Как только клыки были спрятаны в сумке Макрона, трое охотников принялись за разделывание туши. Кабан был слишком велик, чтобы перекинуть его через спину одной лошади и нужно было его разрезать на более транспортируемые куски. К счастью, охотник и двое римлян были знакомы с этой грязной задачей и приступили к ней эффективно. Макрон нанес фатальный удар, поэтому он получил два бедра, в то время как у Катона и Перноката было по одному. Нагрузив мясо на седла, они счищали с рук остатки крови и жира, вытирая их в снегу. Затем они подобрали свои копья, взяли поводья своих коней и повернули обратно в колонию в пешем порядке.

На разделывание туши ушло чуть больше часа, в то же время пеший переход сквозь снег сделал процесс возвращения домой еще медленнее, так что только к вечеру они поднялись на невысокий гребень, возвышавшийся над Камулодунумом, который лежал в двух с половиной километрах отсюда в тонкой дымке древесного дыма. Разросшиеся постройки – смесь перепрофилированных военных зданий, жилых домов с черепичными крышами и хижин, покрытых соломой, – окружали центр поселения, где располагались храм, театр и другие гражданские постройки, находившиеся в стадии строительства. Стены священного храма уже были были возведены, а также ступенчатый фронтон и первые несколько метров ограды. Платформы основания колонн были уже на месте, и каменщики вырезали рифленые секции, которые должны были быть подняты в конечное положение после установки крана.

- Когда храм будет закончен, это будет настоящее зрелище, - сказал Макрон с оттенком гордости.

- Надеюсь, я проживу достаточно долго, чтобы увидеть это. - Он взглянул на Перноката и усмехнулся. - Ты молод. Ты обязательно увидишь. Я тебе завидую.

- Завидуешь? - сказал охотник.

- Да, а кто бы не хотел увидеть такое красивое здание, возвышающееся над окружающей сельской местностью?

Макрон продолжил. - Дань римской инженерии и цивилизации. Он все еще будет стоять тут долго спустя много лет, когда остальные постройки и хижины исчезнут.

Катон почувствовал дискомфорт охотника от слов Макрона и понял причину. Стоимость строительства храма и остальных общественных зданий ложилась в основном на плечи триновантов. Их налоги были увеличены предшественником Макрона на посту старшего магистрата. «Действительно, отравленное наследство», - подумал Катон. Негодование туземцев по отношению к своим римским властителям было достаточно очевидно, а недавний неурожай сделал налоговое бремя еще более тяжелым и обременительным. Такова была человеческая природа, что большинство триновантов винили нынешнее действующее руководство – Макрона – независимо от того, что их страдания не имели к нему никакого отношения. Без сомнений, Пернокат разделял чувства своего народа, даже несмотря на то, что ему, казалось, нравилось общество двух римских офицеров, и он ценил серебро, которое они платили ему за его навыки как своего проводника. Теперь, когда Макрон спас ему жизнь, его тяготило еще одно обязательство. Катон попытался сменить тему.

- Я хочу есть. Я уже чувствую вкус жареного вепря. - Он улыбнулся остальным. - И у нас здесь достаточно, чтобы кормить нас до Сатурналий.

- Более, чем достаточно! - Макрон усмехнулся, когда они начали спускаться по склону к колонии.

Далеко к востоку, почти в четырех километрах от дальнего края Камулодунума, Катон заметил вдалеке колонну, приближающуюся к городу по дороге, ведущей к землям иценов. Их было двадцать или около того.

Всего группа состояла из всадников, двух повозок, запряженных лошадьми, и нескольких пеших фигур позади. Слишком много сопровождения для торговца, и слишком мало, чтобы представлять опасность для жителей колонии. Тем не менее, взыграло его природное любопытство, и он указал на них Макрону.

- Может быть, военный отряд. На границе с иценами есть аванпост. Они могут ехать за припасами. Мы узнаем достаточно скоро. Если они здесь надолго, они могут присоединиться к торжествам. Только боги знают, мы могли бы хоть как-то отвлечься от бесконечного долбанного холода зимы в этой провинции.

На полпути между хребтом и колонией тропа ответвлялась к небольшой группе хижин, где жил Пернокат и его большая семья.  Когда-то земля вокруг них была их угодиями, но теперь ее присвоил отставной римский офицер, один из центурионов, который взял земельный надел как часть своей доли по завершении службы. Пернокат и его люди продолжали работать на той же земле, только теперь они делали это в обмен на часть продукции, которую выращивали, а владелец продавал остальное торговцам зерном в Лондиниуме. Это была одна из причин, по которой охотник был вынужден предложить свои услуги римским офицерам. Монеты, которыми ему платили, позволили ему выкупить часть зерна, чтобы поддержать своих людей в суровую зиму.

Все трое остановились на перекрестке, и Катон достал свой кошель и отсчитал монеты для оплаты оговоренной суммы. Пернокат принял их, благодарно кивнув и позволив монетам соскользнуть в свою сумку.

- И еще одно, - сказал Катон, сняв со спины своей лошади свою кабанью долю и протянув ее Пернокату. - Как сказал Макрон, у нас более чем достаточно для наших нужд. Вот. Возьми.

Триновант колебался. Как и все те, кто когда-то был воином в его племени, он был гордым человеком, и ему было трудно принять милостыню от римлянина.

- Ты это заслужил, - сказал Катон. - Без тебя мы бы никогда не смогли выследить зверя.

- Как пожелает префект, - ответил охотник.  Он принял мясо и закрепил его на своем седле так, чтобы по одному бедру свисало с каждой стороны.  Затем он постучал двумя пальцами по лбу, на манер бриттов и повернулся, чтобы повести свою лошадь по тропе к хижинам.

- Мы снова будем охотиться после Сатурналий! - Катон выкрикнул ему вдогонку. Пернокат взмахнул копьем в знак согласия, но не оглядываясь назад.

Макрон тихонько присвистнул. - Вот она и благодарность тебе. Зачем ты отдал ему мясо? Это была большая часть твоей доли.

- У меня еще много осталось. Клавдия и я не собираемся голодать. В отличие от некоторых местных жителей.

- Так вот оно что. - Макрон покачал головой. - Ты не можешь позволить себе проявлять жалость ко всем, кого встретишь, парень.

- Это не жалость. Это уважение. Эти земли когда-то принадлежали его народу сквозь многие поколения.

- А теперь они принадлежат Риму. По праву завоевания. Ты думаешь, тринованты не отобрали их у кого-то еще в какой-то момент? Как ты думаешь, если бы вы поменялись местами, он бы отдал тебе свою долю мяса?

- Он мог бы.

Макрон повел свою лошадь обратно по главной дороге.

- Иногда я действительно не понимаю тебя, Катон. Ты был в легионах, сколько уже, семнадцать лет. Ты причина того, что у Рима есть империя. Это мы, воины Рима, создали империю для него. Мы боролись за нее, проливали за нее кровь, и теперь мы наслаждаемся нашей добычей.

- Это правда, - ответил Катон, следуя за своим другом. - Но для меня это не про то. Это о парнях, с которыми я служу. Они были моей семьей всю мою взрослую жизнь. Я сражаюсь за них.

Макрон кивнул.

- Я знаю. Я понимаю, и ты прав... Вот почему я скучаю по всему этому. Я достаточно счастлив с моей женщиной. У меня прекрасная женщина, хороший дом и первое место в сенате колонии. Но, боги, помогите мне, я так скучаю по армии. Жалко, что теперь для меня все кончено. Нет больше борьбы. Но по крайней мере, есть охота, чтобы как-то скрасить мою отставку. Яйца Юпитера! Этот кабан был настоящим монстром! На мгновение там, я подумал, он заставит нас троих отправиться вслед за Хароном¹⁵ через Стикс.

Катон улыбнулся. Он был рад за Макрона, что тот нашел свое место в Камулодунуме, где он мог прожить свои дни с Петронеллой в мире. Многие их собратья не дожили до таких времен.

Если смерть не настигала их от рук врага, то обычно это делали ранения или болезни. Всему причиной была упорная стойкость Макрона и немалая доля удачи, которые позволили ему достичь этой точки.

Катон все еще был в активном армейском списке и, вероятно, когда-нибудь будет отозван и получит новое командование.

Он надеялся, что Фортуна будет к нему так же добра, как и к Макрону, и что он тоже проживет достаточно долго, чтобы выйти на пенсию с Клавдией подле него.

К тому времени Луций уже должен был стать мужчиной, и Катон задумался о том, что будущее припасет для него. У него будет больше возможностей, чем у самого Катона.  Даже несмотря на то, что он поднялся до всаднического класса¹⁶ римского общества, это было тем, на что он мог максимум рассчитывать из-за своего скромного происхождения. Луций же начнет свой жизненный путь с более высокой точки и однажды сможет расчитывать стать сенатором, может быть, даже консулом. Перспектива взволновала Катона: - «Зайти так далеко всего за два поколения!». В то же время было и остаточное разочарование по поводу ограничения, наложенного на собственные возможности и амбиции. Лучшее, на что он мог надеяться, это стать имперским префектом Египта. Провинция была главным поставщиком зерна в Рим, и поэтому ею управлял магистрат, назначаемый непосредственно императором, достаточно низкий по рангу и происхождению, чтобы не воспользоваться своим положением и не бросить ему вызов.

Тем временем ему придется терпеть перспективу наблюдать за тем, как гораздо менее способные люди получают высокие политические посты и военные назначения по той лишь простой причине случайности рождения, которая предоставила им больше возможностей завоевать власть и богатство, чем было предоставлено сыну раба. «По меньшей мере, Луций сможет добиваться того, в чем ему самому было отказано», - утешал себя Катон.

Они шли в счастливом ожидании возвращения домой. Часовой на воротах колонии поднял руку в знак приветствия, когда они достаточно приблизились. Несмотря на то, что сторожка была почти всем, что осталось от первоначальных оборонительных сооружений крепости, все еще можно было соблюдать старый армейский протокол приворотного караула.

Люди приходили и уходили из колонии через ворота, как и в любом другом римском поселении, окруженном рвом и стеной.

- Хорошая охота была, центурион? - выкрикнул он.

 Макрон отошел в сторону, чтобы показать мясо, свисающее с его седла. - Насколько это возможно, друг.  Не встречал кабанов на этом острове больше, чем этот.

- Если не брать в расчет Сардинию, господин.

- Чушь.

- Это правда, - сказал Катон. - Я видел их. Некоторые из них настоящие монстры.

- Ба! - Макрон сделал пренебрежительный жест, когда он прошел между столбами и вошел в колонию. Катон переглянулся с часовым, и оба закатили глаза.

Над Камулодунумом сгущались сумерки, и запахи готовившегося ужина наполняли холодный воздух, обостряя аппетит двух офицеров, пока они шли своим путем по главной улице до дома Макрона в центре поселения. Повернувшись в другую сторону, они увидели группу путешественников, которую заметили ранее. Теперь они могли разглядеть, что это были конные воины, крупные мужчины в толстых плащах с длинными кельтскими мечами на боках и щитами, свисающими с их седел.  Позади них грохотали фургоны, грубые телеги с деревянными колесами.

 Возле головной части конной процессии ехала женщина в изумрудного цвета плаще с капюшоном, накинутым на ее голову. Гордо восседающая фигура, высоко сидящая в седле даже после дневного пути, выделялась на фоне некоторых из ее эскорта, устало сгорбившихся на крупах своих лошадей. Она выкрикнула короткую команду, когда незнакомка поравнялась со входом в дом Макрона, и колонна остановилась. Как только показался паренек, отвечающий за конюшни Макрона, она обратилась к нему на беглой латыни.

- Мальчик, приведи своего хозяина и скажи магистрату, что нам нужен ночлег на одну ночь.

Макрон остановился и подождал, пока Катон подойдет к нему.

- Фурии, ты знаешь, кто это ко мне там заявился?

- Несомненно, - сказал Катон. - Боудикка, царица иценов.

ГЛАВА ІІI

Хотя световой день был коротким, жители колонии использовали его по максимуму, когда они праздновали Сатурналии в конце года. Яркие полоски ткани и веточки падуба висели над дверями и окнами жилищ, и воздух был насыщен ароматом приготовления пищи, поскольку соседи соперничали, чтобы превзойти друг друга. Празднества начались на рассвете с жертвоприношения ягненка на жертвеннике недостроенного храма. Жрец колонии, приписанный к культу божественного Императора, объявил, что внутренности были благоприятны, и что боги были довольны подношением, и благословил празднование дня.

Расписание скачек, борцовских поединков и показа гладиаторских боев было предоставлено путешествующим ланистой за скромную плату, которую маленькая колония могла себе позволить. Неудивительно, что три пары гладиаторов, сражавшихся друг против друга на арене с травяным покрытием за пределами поселения, были уже далеки от своего расцвета. Ветераны издевались и смеялись, когда те обменивались неуклюжими ударами. Гонорар покрывал только бой до первой крови, так что в постановочной битве было мало драмы. Единственная серьезная рана возникла, когда ретиарий потерял контроль над своим трезубцем и умудрился пронзить свою собственную ступню. Толпа, сидевшая на рядах простых деревянных скамеек, расхохоталась, когда его противник ударил кулаком в воздух, чтобы заявить о своей победе, в то время как ланиста поспешил вперед с небольшим медицинским сундучком для лечения травмы.

Во второй половине дня при ясном небе началось пиршество. Люди переходили из дома в дом почтить маленькие алтари домашних духов перед дегустацией выложенных для них блюд и вина. Памятуя о предстоящем вечернем пире, большинство взрослых ели и пили умеренно, но дети наелись, возбужденно крича, гоняясь друг за другом по грязным улицам. Когда свет померк, жители вернулись в свои дома для финальной стадии торжеств.

В атриуме дома Макрона стояли два неотесанных стола со скамейками и табуретами рядом с ними. Он еще не купил рабов, так что это должны были быть слуги и гости. В тот вечер, согласно обычаю, к ним относились как к хозяевам дома. К Парвию, двум иценкам-служанкам и мальчишке-конюху присоединились Боудикка, ее дочери и телохранители, всего около тридцати человек. То был первый раз, когда Макрон встретил детей царицы, и он был поражен разницей между двумя девушками. Младшая, Мерида, была такой же высокой и светловолосой, как ее отец, а старшая, Бардея, была ниже ростом и крепче, с темными волосами и чертами лица.

Макрон и Петронелла с полудня жарили кабана на углях, и насыщенный аромат медленно приготовленного мяса, доносившийся из кухонного блока, вызывал нешуточный аппетит.  С наступлением сумерек Катон, Клавдия и Луций прибыли с собакой, неся корзины с хлебом и медовые пирожные. Катон тянул маленькую ручную тележку с двумя амфорами вина, упакованными в солому, чтобы защитить их от толчков на разбитой улице. Кассий задрал нос, чтобы насладиться ароматом жареного кабана, и осторожно подбежал к прилавку, где Петронелла резала приготовленное мясо на удобные порции.

- А ну кыш! - Она сердито посмотрела на него. - У тебя будут объедки позже, если ты будешь вести себя хорошо.

Кассий отступил, а затем вытянул шею набок, чтобы не упускать из виду мясо.

Луций с преувеличенным вздохом поставил свою корзину с хлебом.

- Можно мне уже пойти и присоединиться к Парвию, отец?

Катон покачал головой.

- Ты же знаешь, что не можешь. Сегодня ты должен служить Парвию и остальным. Точно также, как и все мы.

Луций нахмурился.

- Я не хочу.

- Это только одна ночь в году. - Клавдия ободряюще улыбнулась. - Это не повредит тебе.

- Но я не хочу, - надменно повторил Луций. - Это наши слуги. Они здесь, чтобы делать то, что мы говорим им.  Плевать мне на Сатурналии!

Катон поставил корзину на полку так, чтобы Кассий не мог дотянуться, и сел на корточки перед сыном, чтобы их лица оказались на одном уровне.

- Послушай, для Сатурналий есть веская причина. Они напоминают нам, что каким бы ни было наше место в мире, оно может измениться в любое время по любой причине. Возьми меня. Я сын раба. Теперь я владею рабами в нашем доме в Риме. За это я благодарю Фортуну, а Сатурналии напоминают мне о том, насколько я должен быть благодарен за эти изменения в моей жизни. Они напоминают мне, что, если бы не поворот судьбы, я мог бы быть рабом или слугой, и те, кто служит нам, могли бы быть моими хозяевами. Так что этой ночью ты будешь прислуживать Парвию и особенно следить за своими манерами, мой мальчик.

- Мне все равно это не нравится.

Катон на мгновение посмотрел на него, прежде чем снова заговорил.              - Ты хочешь быть воином, когда вырастешь, не так ли?

- Да.

- Ты хочешь быть офицером? Ты хочешь командовать людьми?

- Да, отец. - Луций властно вздернул подбородок.

- Тогда тебе нужно узнать то, что мы с дядей Макроном знали с тех пор, как нам дали людей, чтобы ими командовать. Хороший командир заботится о своих лошадях и мулах прежде, чем о своих людях, а о своих людях прежде, чем о себе. Он сначала накормит своих людей, прежде чем утолит свой голод. Если ты этого не усвоишь, Луций, ты никогда не станешь хорошим лидером. Ты понимаешь?

Взгляд мальчика упал на пол, и Катон осторожно поднял подбородок, чтобы тот не отвел от него взгляда.

- Ты понял, Луций?

- Я… наверное, да.

- Вот и правильно. - Катон снова встал и указал на чаши из набора самианской посуды на прилавке рядом с Петронеллой.  - А теперь почему бы тебе не отнести тарелку мяса и хлеба Парвию, чтобы начать пиршество? Покажи ему, как хороший командир заботится о своих людях, а?

Луций кивнул, напряг спину и насыпал в миску щедрую порцию мяса с половником жареного лука и двумя небольшими буханками. Затем он вышел из кухни и направился в атриум.

- Он хороший мальчик, - сказала Клавдия, целуя Катона в щеку.  -Однажды он заставит тебя гордиться им.

- Он уже заставляет.

Макрон оторвал взгляд от вертела, который он все еще крутил. - Вы двое может нам тоже поможете, или так и будете ходить словно влюбленная парочка из дешевой театральной постановки?

Смена ролей была воспринята с недоумением теми телохранителями Боудикки, которые были не знакомы с римскими обычаями. Наконец слуги и гости были полностью сыты, а Макрон и остальные наелись того, что осталось от еды, и заняли свои места внизу одного из столов, рядом с Боудиккой и несколькими ее людьми.

       - Надеюсь, у вас было достаточно еды, чтобы наесться досыта? - спросила Петронелла.

Царица иценов едва подчистила половину своей чаши и выглядела усталой и напряженной. Она попыталась улыбнуться. - Вы заставили нас гордиться. Настоящий римский праздник.

- О, это совсем не похоже на пиры в Риме, - вмешалась Клавдия. - Но это настолько хорошо, насколько это было возможно здесь на границе, на окраине Империи. - Она кивнула Петронелле. - Ты сотворила чудеса из того, что было в наличии. Я никогда не ела такого сочного мяса кабана.

Боудикка повернулась к Макрону и Катону. - Должна все же сказать, эти ваши Сатурналии – странный обычай.

- У вас нет ничего подобного среди иценов?  - спросил Макрон.

- Нет. У нас есть каста воинов, а остальные земледельцы и немного рабов. Это их долг обеспечивать воинов так же, как и самих себя.  Каждый знает свое место и то, что ожидают от них. Ицены никогда бы не стали играть в такие игры, как вы.

- Я понимаю. Жалко. - Катон указал на дородных воинов из ее сопровождения, сидевших рядом. - Но какое место теперь у воинов твоего племени теперь, когда между иценами и римлянами мир?

- Мир... - повторила Боудикка с выражением отвращения, как будто она только что съела что-нибудь ужасно кислое. - Мы договорились о союзе с Римом. Мы выполнили нашу часть договора. Я боюсь, что ваш император может не сделать того же, когда мы представим волю Прасутага наместнику в Лондиниуме. Я узнала, что у некоторых римских императоров есть привычка обещать одно и делать совершенно другое. Когда мы принесем клятву верности вместе с другими племенами на церемонии празднования нового года, надеюсь, этого будет достаточно, чтобы удовлетворить его.

- Я тоже на это надеюсь, - ответил Катон.

- А если нет? - Боудикка внимательно посмотрел на него. - Как ты думаешь, что он предпримет следом?

Наступила неловкая пауза, пока Катон пытался сформулировать ответ максимально дипломатично. - Все зависит от того, как пропретор интерпретирует ситуацию.  Но что бы он ни сделал, вопрос будет передан на рассмотрение императора для принятия окончательного решения.

- Это я также понимаю.  И как ты думаешь, что решит Нерон?

Катон снова заколебался, и на этот раз она наклонилась ближе и коснулась его руки. - Ради той дружбы, что у нас есть, и тех времен, когда мы сражались бок о бок, будь честен со мной.

- Ходят слухи - больше, чем слухи, - что Нерон и некоторые из его ближайших советников рассматривают возможность отказа от Британии. Я не уверен, что согласен с таким решением. Это выглядело бы поражением, несмотря на то, как такая новость была бы подана. Но слуха часто бывает достаточно, чтобы заставить людей действовать. Я знаю, что ряду племен в Британии одолжили деньги влиятельные люди в Риме. Они захотят вернуть свои займы, в случае если провинция должна быть оставлена. Император отдает соответствующие приказы, чтобы его военные и чиновники награбили на острове как можно больше переносимых богатств, прежде чем они отплывут обратно в Империю. Если Нерон решит сохранить провинцию в составе Империи, на него будут давить, опять же чтобы заставить его позволить вернуть займы. Его чиновники найдут любые средства для повышения налогов и изъятия соответствующих земель и богатств в счет уплаты долгов. На таком фоне я опасаюсь за будущее твое и твоих людей. Смерть Прасутага может стать предлогом, необходимым для аннексии земель иценов и конфискации ваших богатств. Я молюсь, чтобы я ошибался, чтобы воля была исполнена, и Рим продолжал относиться к тебе как к верному союзнику. От всего сердца.

Боудикка отстранилась с грустным, усталым выражением лица. - Если до этого дойдет, как, по-вашему, отреагируем я и мои люди?

- На твоем месте я знаю, как бы я отреагировал, -вмешался Макрон. - Я бы боролся с этим. А как еще должен был бы действовать тот, у кого есть чувство чести, и с которым бы так обращались? Но это было бы глупо. У такой борьбы может быть только один исход. Несмотря на всю свою храбрость, ицены не могут надеяться победить легионы. Они были бы раздавлены и потеряли бы все вместе с их жизнями. Тех, кого пощадят, продадут в рабство. Через десять или двадцать лет никто и не вспомнит, что они когда-либо существовали.

Катон мысленно содрогнулся от откровенной оценки друга.

Царица иценов вздохнула. - Так что выбор – подчинение или смерть. Если это будет единственный выбор у моего народа, то, независимо от исхода, они предпочтут сражаться. И я выберу повести их в эту битву. Для иценов не может быть и речи о жалкой покорности. Наша гордость, наши традиции, наша честь не потерпят этого.

- Ты говоришь как царица. Ты говоришь за знать и своих воинов. Но говоришь ли ты за простых людей твоего племени? Думаю, нет. Ты думаешь, их повседневная жизнь сильно изменится, если Рим присоединит ваши земли и сметет вашу знать? Все простые люди заботятся о том, чтобы положить достаточно пищи в свои желудки, чтобы выжить. В конце концов, какая разница, если они будут управляться тобой или вашей знатью, или Римом?

- Мне кажется, я знаю свой народ лучше, чем ты, Катон. Они ицены. Они гордятся этим. Они гордятся нашими традициями. Это может быть и не утолит их голод, во время неурожая, но тем не менее будет подпитывать их дух. Они скорее умрут, выступая против Рима, чем будут ползать на коленях, пресмыкаясь.

- Смелые слова, - покачал головой Катон. - Мое сердце разбивается при мысли, что они могут быть преданы подобной проверке.

- Тогда будем надеяться, что этого не произойдет. Катон, ты хороший человек. Человек чести. Человек, который пользуется большим уважением среди вашего народа. Если бы ты мог говорить от нашего имени, если бы ты мог объяснить, в чем долг Рима перед иценами за то время, когда мы сражались с вами бок бок…

- А как насчет тех времен, когда некоторые из ваших людей воевали против нас? - спросил Макрон.

- Они были горячими головами, введенными в заблуждение дураками. Они лишь немногие ренегаты. Прасутаг осудил их в свое время.

- Возможно, так оно и было, - сказал Катон. - Но в глазах римлян действия некоторых иценских воинов были действиями всех иценов. Предательство союза немногими рассматривалось как знак более широкой измены. Это может быть несправедливо, но именно так это понимается с точки зрения Рима. Есть одна вещь – римляне очень хорошо умеют затаивать обиды. Особенно в отношении чего-то, что они считают подрывом доверия. Как однажды узнал об этом Карфаген, заплатив свою цену.

Боудикка сухо усмехнулась. - Грек, который научил меня твоему языку, также научил меня кое-чему из вашей истории. Должна сказать, меня удивляет, как много раз Рим был виновен в подрыве доверия, особенно с учетом того, как он обижается, когда меняются столами.

- Это правда, - признал Катон. - Великие империи склонны иметь гибкое представление о морали в отношении своих действий. Я просто пытаюсь предупредить тебя, как Рим может все это разыграть. В конце концов, обличение лицемеров в лицемерии приносит мало пользы. Это не продвинет ваше дело и может вызвать лишь возмущение Рима, пусть и необоснованное. Вы окажетесь в двойном невыгодном положении, потому что тебя будут считать варваром, и потому что ты женщина. Я знаю, что племена Британии гордятся своими женщинами и высоко ценят их, но это не путь Рима.

Наша традиция – бояться любой женщины, обладающей политической властью. К ней могут относиться с пренебрежением, но это будет мотивировано страхом, и напуганные мужчины пойдут на крайние меры, чтобы поставить женщину на свое место, туда где они ее видят.

- На то есть причина, - сказал Макрон. - Эта дикая кошка Клеопатра соблазнила Цезаря и Марка Антония – двух величайших римлян, которые когда-либо жили. По моему мнению. Это почти погубило Империю. - Он вздохнул и продолжил. - Женщины…

Петронелла кашлянула и многозначительно посмотрела на него, изогнув бровь.

- Женщины… некоторые женщины, э-э, могут создавать проблемы. Но большинство из них мудры, и часто лучше всего мужчинам прислушиваться к их советам и держать рот на замке, а мысли при себе. - Макрон улыбнулся жене. - Как, у меня получилось?

- Неплохо. Но еще есть куда развивать свой талант, любовь моя.

Те, кто сидел в конце стола, улыбнулись в момент легкого облегчения, и Боудикка повернулась, снова устремив внимание к Катону. - На случай, если наместник не получил такого же образования и степени проницательности центуриона Макрона, я боюсь, что мне может понадобиться римлянин рядом со мной, когда я предстану перед ним, чтобы защищать волю мужа. Кто-то, кто понимает римский образ мышления и, кто также имеет некоторую симпатию к позиции иценов. Как я уже сказала, я думаю, что этот человек – ты, Катон. Я прошу тебя как верный друг, как человек, который всего год назад сражался за ваше дело. Я прошу тебя, как кого-то, кто разделяет правильное от неправильного и понимает, чего требует общепринятая справедливость. Ты поедешь со мной в Лондиниум и будешь говорить от имени иценов?

Катон почувствовал моральное побуждение встать на защиту этого союзника Рима, перед которым он и Макрон были также в личном долгу. Он опасался, что Боудикка и ицены получат короткий и недружелюбный прием от пропретора Светония и коварного провинциального прокуратора Катия Дециана¹⁷. Последнего в особенности. Именно Дециан распоряжался денежными потоками провинции и действовал в качестве агента богатых ростовщиков в Риме, которые давали щедрые ссуды правителям тех племен, которые были союзниками Рима в первые годы вторжения. Ни один из двух римских магистратов не был в Британии достаточно долго, чтобы понять чувствительность кельтских племен, которыми они правили. Была опасность, что они могут непреднамеренно спровоцировать иценов, даже если они не намеревались унизить их специально. Хотя это было в равной степени возможно, учитывая встречные течения имперской политики при императоре Нероне.

Он чувствовал, что будущее провинции висит на волоске. И если Рим будет неправильно обращаться с ранимой гордостью местных племен, будет большой конфликт. Если бы это был дорогостоящий конфликт, он мог бы убедить политиков, что Британия была слишком далекой провинцией, и было бы разумнее уйти, несмотря ни на какой ущерб, который может нанести римскому престижу такой шаг. С другой стороны, если бы наместника Светония и прокуратора Дециана можно было убедить относиться к иценам с уважением, они укрепили бы союз с могущественным племенем и иметь на одну угрозу меньше, чтобы умиротворить остальную часть острова.

Жизни и средства к существованию многих были поставлены на карту, и прямая обязанность Катона состояла в том, чтобы сделать то, что он мог – сохранить мир.

Он посмотрел в пытливые глаза Боудикки.

- Я сделаю это. Я поеду с тобой в Лондиниум, чтобы говорить за тебя и иценов. Пусть Боги даруют наместнику Светонию мудрость, чтобы выслушать и услышать нас.

*************

ГЛАВА ІV

- Ты уверен, что это разумно? - спросила Клавдия, вручая Катону тщательно сложенную всадническую тогу, завершая сборы его дорожной сумы. Он положил белую шерстяную одежду с узкой красной полосой, расположенной вдоль края, в кожаную суму и перевернул чехол, прежде чем надежно застегнуть его.

- Я должен сделать это. Это долг, который я должен отдать Боудикке и памяти Прасутага. Если бы не они, я, наверное, до сих пор был бы опционом или в лучшем случае младшим центурионом. Или даже мертв. - Он подержал ее за плечи, прежде чем поцеловать. - Ты бы сделала то же самое на моем месте. Я знаю, что ты бы это сделала.

- Надеюсь, это так, - ответила она. - В любом случае, ты спас мне жизнь. Я знаю, что значит быть в долгу перед кем-то за это. Я понимаю, что ты должен это сделать. Я просто спрашиваю, разумно ли это. В Лондиниуме уже есть люди, которые знают, что ты находишься в провинции. Возможно, кто-то из недавно прибывших заинтересуется, почему ты решил жить в колонии ветеранов так далеко от Рима. Если ты привлечешь внимание к себе, ты можешь привлечь внимание ко мне. Если обнаружится, что Клавдия Актэ ¹⁸ не умерла на Сардинии, и Нерон узнает об этом…

Ей не нужно было заканчивать предложение. Из того, что она уже рассказала Катону о своих днях в качестве любовницы императора, он убедился в правильности впечатления, которое у него сложилось о Нероне как о навязчивом, капризном и ревнивом юноше. Он неохотно отправил Клавдию в изгнание, потому что его мать и сенаторская фракция, которая ее поддержала, вынудили его сделать это. Тем не менее он утверждал, что любит ее. Если бы он узнал, что она теперь вместе с Катоном, вполне вероятно, что его незрелая одержимость заставила бы его послать за ними агентов, чтобы выследить и убить их. Она была права, опасаясь молодого и мстительного императора.

- Я буду держаться подальше от всех, насколько смогу, и поговорю с наместником только тогда, когда Боудикка представит завещание и попросит Рим выполнить его положения. Я вернусь сюда, как только все будет сделано. А пока присмотри за моим сыном.

- Конечно.

Они обнялись и снова поцеловались, пока Катон не почувствовал, как что-то пробирается между их ног, и отшатнулся. Кассий посмотрел на них, виляя хвостом и тихо заскулил.

Клавдия рассмеялась. - Он знает, что ты уезжаешь.

Катон покачал головой и поиграл единственным здоровым ухом животного. От другого мало что осталось, оно сгинуло в какой-то собачьей схватке, прежде чем Катон нашел его во время кампании на восточной границе несколько лет назад.

- И присмотри за моей собакой. Постарайся не баловать его.

- Тебе не обо мне нужно беспокоиться. Это Парвий. Мальчик разбаловал Кассия напрочь. Осмелюсь предположить, что к тому времени, как ты вернешься, Кассий уже переедет в дом Макрона.

Катон поднял свою дорожную суму и вышел на короткую крытую дорожку, которая шла вдоль задней части небольшого дома, который они арендовали. Там была большая комната, которая занимала большую часть здания с тремя комнатами в задней части и небольшим флигелем с кухней и комнатой, достаточно большой для пожилой триновантской пары, которая содержала это место в чистоте и готовила еду. Лошадь была привязана к перилам у ворот в задней части огороженного перистиля. Катон закинул ей суму на спину и пристегнул лямками к задней луке. Он проверил седло и поводья и повернулся к Клавдии.

- Я скоро вернусь.

Она улыбнулась и кивнула.

Он остановился на мгновение, но знал, что лучше не затягивать расставание. Схватившись за луки седла, Катон подпрыгнул, перекинув ногу, прежде чем приземлиться в седло одним ловким движением. Повернув животное к воротам, он увидел, как Луций стоит у него на пути, уперев руки в бока и глядя на отца.

- Дядя Макрон говорит, что ты едешь в Лондиниум.

- Да.

- Почему я не могу поехать с вами? Дядя Макрон ведь тоже едет. Как и Петронелла. Почему я должен оставаться здесь?

- Мне нужно, чтобы ты защищал Клавдию и Кассия, пока меня нет.

Луций взглянул на спутницу своего отца. - Она не нуждается в защите.

Катон почувствовал, как его сердце упало от обиды в тоне мальчика. Он надеялся, что Луций стал относиться к Клавдии с большей привязанностью за то время, что они втроем были вместе.

Он посмотрел на него со строгим выражением лица. - Клавдия нуждается в защите. Кассий тоже. Я выбрал ответственного человека для этого задания, и этот человек – ты. Был ли я неправ? Ты не готов к работе, Луций?

Он достаточно хорошо знал своего сына, чтобы знать, что мальчик будет гордиться тем, что его выбрали, и стыдиться того, что не соответствует стандарту, которого ожидал от него отец. Но Луций все еще боролся с мыслью о том, что он пропустит поездку в Лондиниум. У него были друзья в колонии, и он стал считать ее своим домом, но перспектива увидеть шумные улицы и рынки самого большого города провинции соперничала с его гордостью за то, что он был хозяином дома в отсутствие отца.

- В следующий раз возьмешь меня?

- Возьму. Обещаю. - Катон ласково улыбнулся. - Посмотрим, смогу ли я привезти тебе подарок.

Последнее предложение завершило сделку, и Луций отошел в сторону и отсалютовал, когда его отец проехал мимо и выехал на улицу. Катон вернул ему салют, затем повернулся, чтобы в последний раз помахать Клавдии, прежде чем припустить свою лошадь к быстрой прогулке к западным воротам колонии.

Макрон и Петронелла ждали вместе с Боудиккой и ее отрядом. Когда царица иценов увидела приближающегося Катона, она отдала приказ выступать и заняла место позади четырех воинов впереди небольшой колонны. Римляне заняли свое место позади, а через мгновение они прошли через ворота и последовали за иценами по дороге, ведущей в Лондиниум, лежащего в четырех днях пути от них.

Катон взглянул на Макрона. - Тебе не обязательно было идти со мной. Пропретору может не понравиться то, что я скажу. Я бы предпочел, чтобы ты держался подальше от него. У тебя здесь хорошее подспорье, как у старшего магистрата колонии. Лучше не оказываться на неправильной стороне в вопросах, связанных со Светонием.

- Я бывал и в худшем положении, - ответил Макрон. - Кроме того, помимо защиты Боудикки и ее людей поездка даст мне возможность заглянуть к матери и посмотреть, как идут дела.

Мать Макрона, Порция, владела очень прибыльной гостиницей и борделем в самом сердце процветающего порта. Макрон вложил часть своих сбережений и владел половиной акций предприятия. Учитывая это, а также долю и земельный надел, которые он получил при увольнении из армии, он был человеком значительного богатства и положения в наши дни. Но все это зависело от постоянного присутствия легионов в провинции. Он был напрямую заинтересован в том, чтобы не было конфликта между Римом и иценами.

День был холодный, и с северо-востока дул пронизывающий ветер, неся с собой полосу темных облаков. «Еще больше снега», - опасался Катон, плотнее закутываясь в плащ и натягивая на голову капюшон. Он наклонился вперед и посмотрел сквозь заостренные уши лошади на два фургона, грохочущих впереди по замерзшим колеям. Сквозь отвороты чехла из козьей шкуры он мог видеть сложенные внутри меха, а также сундук с серебром и драгоценностями – дань, которая, как надеялась Боудикка, умилостивит римских чиновников, когда она представит завещание, после принесения клятвы верности вместе с правителями других племен, собравшимися во дворце наместника. «Возможно, этого будет достаточно», - подумал он. Возможно, ему не пришлось бы выступать с речью. Тогда не будет никаких проблем, и ицены смогут жить в мире со своими римскими повелителями.

Тем временем за колонной Камулодунум медленно ускользал вдаль, а затем и вовсе скрылся из виду, когда дорога пошла вниз по дальнему склону невысокого хребта. Небо над головой потемнело, и к полудню повалил сильный снег, засыпая дорогу, так что путники могли разглядеть свой маршрут только по изогнутой линии, протянувшейся по зимнему пейзажу.

Первой их заметила Петронелла и обратила внимание мужа на группу людей, марширующих по тропе, которая поворачивала к главной дороге. Снег замедлил их продвижение, и теперь было ясно, что они не доберутся до имперской промежуточной станции до наступления темноты. Не было никаких признаков гостиницы или другого жилья.

- Что вы о них думаете? - спросила она.

Макрон откинул капюшон, и Катон последовал его примеру – двое римлян щурились от легкого бриза, моргая от снежинок, мягко падавших на их лица.

Другая группа была не более чем в полукилометре от них. За исключением одного всадника, все путники шли пешком с несколькими крупными собаками на поводках. Половина из них была вооружена копьями и, по-видимому, охраняла шеренгу из дюжины мужчин с руками за спиной, связанными веревкой, проходящей через железную скобу вокруг шеи.

- Работорговцы? - поразмыслил Макрон.

- Скорее всего, - сказал Катон. - Похоже, у нас может быть компания, когда мы разобьем лагерь на ночь.

- Не уверен, что мне это нравится, - проворчал Макрон. Работорговля, хотя и была очень прибыльной, но являлась предприятием, к которому большинство римлян относилось с пренебрежением. То же самое можно было сказать и о школах гладиаторов или о ссудах. Аристократы, которые занимались таким бизнесом, делали это через низших смертных, которые управляли их делами. К счастью для сенаторов и представителей всаднического класса, такой порядок позволил им пожинать плоды, продолжая относиться к источнику своей прибыли с отчужденным презрением.

Макрон вглядывался в приближающиеся фигуры. - Это довольно дешевая профессия для любого уважающего себя человека.

- И все же ты был счастлив принять свою долю выручки от продажи пленных, взятых в бою, - заметил Катон. - Соус для гусыни и все такое .¹⁹

- Вздор, - ответил Макрон. - Заработать на этом немного денег – не то же самое, что быть постоянной частью этого.

Катон хмыкнул. - Это один из способов взглянуть на это. Как ты думаешь, Петронелла?

Они обменялись взглядами и рассмеялись. - Ты часть этого, Макрон, - сказала она. - Нельзя зажимать нос одной рукой и воротить его, а другую вытягивать, чтобы поймать серебро.

- Ты должна быть на моей стороне.

- Я твоя жена, а не рабыня. У меня есть собственное мнение, и я счастлива, что все останется также и впредь.

- Га! - Макрон покачал головой. - Ты настоящая заноза, да ты.

- И ты любишь меня за это. - Она перегнулась через седло и неуклюже поцеловала его.

Другая группа держалась того же темпа что и Боудикка и ее свита, и Катон видел, что они достигнут перекрестка двух путей одновременно. Когда расстояние сократилось, он направил своего скакуна вперед, чтобы сравняться с царицей иценов.

- У нас компания. Ты видела?

- Не та компания, которую я предпочитаю иметь.

- Мы едва ли можем игнорировать их. Уже почти темно, и нам нужно остановиться. Они будут делать то же.

- Они могут делать все, что хотят, пока держатся от меня на расстоянии.

- Я разберусь с ними, - сказал Катон. - Будет лучше избегать неприятностей, если они направляются в Лондиниум, то смогут тут же подать жалобу, когда доберутся туда. Мы не хотим, чтобы что-то усложняло отношения между тобой и наместником.

Боудикка кивнула. - Тогда поговори с ними.

Он склонил голову в знак признательности и повернул своего скакуна, чтобы пересечь небольшое расстояние между двумя группами, направляясь к всаднику, возглавлявшему отряд.

- Приветствую, друг! - крикнул он, подъехав и преградив всаднику путь, заставляя его поднять руку, чтобы он остановил тех, кто шел сзади. В сгущающемся сумраке он увидел, что всадник высок и хорошо сложен. На нем была войлочная тюбетейка, из-под которой торчали пряди седых волос, у него было широкое морщинистое лицо и глубоко посаженные карие глаза. Его плащ был в полоску на восточный манер, а вдоль бедра свисал кавалерийский меч.

- Друг, ты говоришь, - заметил он. - Что это за друг?

- Попутчик по дороге в Лондиниум. Префект Квинт Лициний Катон. - Катон пододвинул свою лошадь ближе и протянул руку.

- Префект, а? Значит, римлянин? - Тон мужчины был подозрительным. - В каком подразделении?

- В настоящее время ни в каком. Ожидаю назначения. - Это был достаточно безопасный ответ. - А кем ты можешь быть?

Путник сплюнул в сторону, прежде чем взять Катона за предплечье. - Гай Горманий. Мне нечего сказать о своих рангах, по крайней мере с тех пор, как я был опционом во Втором.

- Второй Легион²⁰? - Катон ослабил хватку и убрал руку. - Тогда мы могли быть старыми товарищами. Я поступил рекрутом почти двадцать лет назад. Мой друг был центурионом. - Он указал на Макрона. - Мы были бы рады разделить фляжку вина сегодня вечером у костра, если ты позволишь.

Горманий впервые улыбнулся, обнажив крепкие зубы. Они выдали его как человека в отличном состоянии, даже для его возраста, который Катон оценил теперь под пятьдесят, самое большее шестьдесят.

- Вино? Выпить со старыми товарищами? Теперь есть предложение, от которого такой ветеран, как я, не может отказаться. Имейте в виду, что сначала мне придется разобраться с этой партией. Он ткнул большим пальцем в сторону людей, следующих за ним.

- Рабы? - спросил Катон.

- Еще нет. Но будут, как только мы доберемся до Лондиниума. Неплательщики долгов из триновантов. Половина не уплатила причитающийся налог, остальные не смогли погасить свои займы. Так что их долги будут погашены тем, что я смогу выручить за них на невольничьем рынке в Лондиниуме. За вычетом моей комиссии, конечно.

Катон бросил взгляд на группу связанных людей, охраняемую вооруженными спутниками Гормания. Заключенные были разного возраста, но все были одеты в простые шерстяные туники фермеров из племени. У нескольких были плащи, но и они стояли, дрожа, вместе с остальными. Жалкое зрелище, но нередкое во многих провинциях Империи. Он снова обратил внимание на Гормания.

- Мы скоро разобьем лагерь на ночь. Вы можете остановиться поблизости. Вместе мы будем в большей безопасности, если вокруг будут разбойники. Как только мы обустроимся, мы с центурионом Макроном заглянем к твоему костру, чтобы выпить вина, если ты не против.

- Мне будет очень приятно, - ухмыльнулся Горманий. - Я с нетерпением жду этого. Итак, какова твоя история, префект? Как ты и центурион оказались на дороге с этой кучей варваров?

- Это царица иценов и ее свита. Они направляются на церемонию принесения клятвы верности союзу с Римом.

- Аа, царская семья значит. Осмелюсь предположить, что именно поэтому ты заскочил сюда, чтобы убедиться, что мы разбили лагерь рядом с вами, а не вместе с вами, а? - Прежде чем Катон успел ответить, пожилой мужчина поднял руку. - Все в порядке, господин. Я привык, что люди воротят нос от того, чем я зарабатываю на жизнь. Осмелюсь сказать, что даже твои друзья-ицены считают, что их дерьмо пахнет лучше, чем я.

- Что-то в этом роде, - признал Катон. - Прости, брат. Я мало что могу с этим поделать. Тогда увидимся попозже. - Он кивнул головой и дернул поводья своей лошади.

- Убедись, что вино хорошее! - крикнул ему вдогонку Горманий и рассмеялся.

Две группы разбили лагерь на небольшом расстоянии друг от друга на опушке соснового леса. Боудикка приготовила ложе для себя и своих дочерей в одном из фургонов, пока ее люди собирали сухие дрова для костра. Их собственное жилье было скромнее: простые кожаные навесы, поддерживаемые жердями, вырубленными из близлежащего леса. Катон и Макрон взяли с собой старую армейскую палатку на случай, если ночь застигнет их на открытом воздухе, и быстро поставили ее на безопасном расстоянии от костра иценов, но достаточно близко, чтобы наслаждаться его теплом.

Вскоре над небольшим огнем был установлен железный треножник, а на цепи свисал большой котел, нагретый пламенем. Снег растаял раньше, чем Петронелла, и некоторые из иценов начали добавлять ячмень и куски соленого мяса. Они весело работали вместе, а Петронелла пыталась разговаривать на обрывках племенного языка, который она переняла у иценов, живших в колонии. Неизбежно возникали недопонимания, представления из пантомимы и взрывов смеха, возникающие из-за теплой праздничности встречи после дневного путешествия за совместным приемом вкусной трапезы.

Когда тушеное мясо начало готовиться, Катон и Макрон взяли одну из фляг с вином, которое они привезли с собой из Камулодунума, и пересекли открытую местность, чтобы присоединиться к Горманию. Торговец рабами и его люди тоже имели пару старых армейских палаток, но довольствовались одним костром, на котором жарили свинину. Аромат был аппетитным, и заключенные жадно смотрели, как мясо потрескивает над тлеющими углями.

Горманий сидел на бревне, грея руки, когда они подошли, и заулыбался, как герой, приветствуя их.

- Добро пожаловать, товарищи по оружию!

Макрон представился, и все трое сели на бревно лицом к огню. Макрон достал фляжку и вынул пробку, прежде чем передать ее Горманию. Торговец принюхался и оценивающе поднял бровь. - Пахнет хорошим винишком.

- Насколько оно может быть в Камулодунуме, - ответил Макрон. - Совсем неплохое.

- Как же так?

- Есть торговец, который привозит из Галлии много вина, когда отправляется в путь. Зимой мы его, конечно, не видим, так что надо запасаться. - Макрон с грустью посмотрел на фляжку. - Мы выпили большую часть этого вина на Сатурналиях. Это почти последняя капля из Нарбонны.

- Не беспокойся, центурион, я буду добр с ним. - Горманий подмигнул и сделал глоток, прежде чем передать флягу обратно. - Ах! Хорошая капля!

Макрон и Катон сделали по глотку, прежде чем фляга была закрыта пробкой.

- Катон говорит, что ты служил во Втором легионе, - сказал Макрон.

- Верно. Начал легионером, а к моменту, когда мне заплатили при увольнении из армии, стал опционом второй центурии, Девятой когорты. Это было пятнадцать лет назад.

- Значит, ты участвовал во вторжении? Как префект и я.

- Да. Безумные времена, а? Та засада в лесу и сражения за те две речные переправы перед последним столкновением под Камулодунумом. Это долбанное чудо, что мы сумели выживать настолько долго.

- Слишком верно сказано. - Макрон кивнул, вспомнив ожесточенные сражения первых дней вторжения. - Не могу сказать, что я помню имя твоего центуриона в то время.

- Тинтиллий. Ну, он, а затем новый мальчик, Вендосий, после того, как какой-то ублюдок из думнониев насадил на свое копье Тинтиллия. Я надеялся на его место, но они продвинули Вендосия из другой центурии. Досадно. Было бы неплохо сделаться центурионом до того, как меня выписали. Приятная дополнительная выплата и несколько сопутствующих привилегий. Бьюсь об заклад, ты неплохо справился с этим, а, Макрон?

- Центурион Тинтиллий? - Макрон нахмурился. - Кажется, я его помню. Высокий парень? Потерял кончик носа.

- Точно он! Жестокий ублюдок, но хороший воин.

Макрон взглянул на Катона. - Ты помнишь Тинтиллия?

- В то время я был всего лишь опционом. Не успел провести достаточно времени в столовой центурионов, - ответил Катон. На самом деле он вспомнил имя. У Тинтиллия была репутация человека, который брал все взятки, какие только мог получить от своих людей с целью получить поблажки по службе или отпуск. Это, безусловно, была привилегия звания, которой наслаждались многие центурионы, но лишь немногие могли сравниться в этом с Тинтиллием. Катон сомневался, что многие из его людей пролили слезу из-за его смерти.

- В то время Второй был хорошим легионом, - размышлял Горманий. - Одно из элитных формирований. Если бы не мы, все могло бы сложиться совсем иначе. Осмелюсь предположить, что вторжение было бы остановлено, и мы бы не сидели здесь сейчас и не пили. - Он многозначительно посмотрел на фляжку, и Макрон передал ее.

- Был хороший легион? - спросил Катон. После того, как он поселился в Камулодунуме, он не высовывался, а новости любого рода медленно доходили до колонии.

- Да. - Горманий сделал второй глоток, прежде чем вернуть фляжку и вытер губы тыльной стороной ладони. - В наши дни Второй немногим больше, чем учебное подразделение. Они принимают новобранцев с кораблей из Галлии и пытаются превратить их в легионеров. Потери, которые мы несем в битвах с горными племенами, означают, что есть постоянный спрос на замену. Лучших людей из Второго первыми перевели в другие легионы. Теперь в крепости Иска осталась горстка порядочных людей, служащих инструкторами по строевой подготовке. Время от времени я пробираюсь туда по делам и выпиваю со стариками. Легион в плачевном состоянии, говорят они. Не в состоянии сражаться.

- Это долбанный позор, - нахмурился Макрон. - Чтобы заработанная кровью и потом репутация пошла псу под хвост.

- Они восстановят репутацию, - сказал Катон. - Как только силуры²¹, ордовики²² и их хозяева-друиды будут побеждены, Второму больше не придется быть учебной базой. Легионеры наберутся опыта, и легион снова будет в боевой форме. Вот увидишь.

- Я надеюсь, что ты прав, префект. - Горманий пожал плечами. - Но, судя по казарменным разговорам, которые я недавно слышал, у нас слишком мало людей, не говоря уже о хороших людях, чтобы быть уверенными в том, что бои в горах закончатся в ближайшее время. Даже если новый наместник и является экспертом в боях на холмах да в горах, а говорят, что он им является.

Наступила короткая тишина, пока трое римлян смотрели на пламя, поднимающееся из костра, размышляя о проблемах, с которыми столкнулся Светоний. Затем Горманий указал на другой лагерь.

- Что за история с вами двумя и женщиной-иценкой? Почему вы путешествуете с этой толпой?

- Царицей, - с нажимом ответил Катон, - может понадобиться, чтобы мы высказались в ее поддержку, когда она предстанет перед пропретором.

- Зачем тебе защищать одного из этих варваров? Они бы с радостью вонзили нам нож в спину при первой же возможности.

- Мы отдаем долг, - сказал Макрон. - Если бы не Боудикка и ее люди, я и префект, скорее всего, были бы убиты в той битве с преступными группировками в Лондиниуме в начале года.

Глаза Гормания расширились. - Так вы были вовлечены в это дело? Судя по тому, что я слышал, это походило на открытую войну на улицах.

Катон кивнул. - Потребовалась ожесточенная битва, и царица и ее люди были в центре всего этого.

- Так что мы не слишком хорошо относимся к тем, кто ругает иценов, - добавил Макрон.

Горманий поднял руки. - Не в обиду, брат. Просто удивительно видеть пару римлян, готовых рискнуть, путешествуя с группой туземцев в этой части провинции. Вот и все.

- Мы в полной безопасности, уверяю тебя, - сказал Макрон. Он кивнул в сторону иценов. - Как оно есть. Я бы доверил им свою жизнь.

- Честно сказано, за твои похороны тогда, друг.

Макрон какое-то время смотрел на ветерана, а затем перевел взгляд на Катона. - Я думаю, нам следует вернуться. Пока наш ужин не остыл. Он встал, не дожидаясь ответа, и Катон последовал его примеру. - Счастливого пути, Горманий.

- И тебе также, - ответил ветеран и кивнул Катону. - И тебе, господин.

Пока они тащились прочь от лагеря торговца рабов, Макрон пробормотал: - Какого хрена мы можем рассчитывать удержать кого-нибудь из местных жителей на нашей стороне, если такие, как он, все время обращаются с ними как с врагами?

- Обычно к переменам медленнее приспосабливаются пожилые люди, - сказал Катон. - Мы видели это достаточно часто. Он не хотел причинить вреда.

- Возможно, но он был близок к тому, чтобы причинить себе немного.

Петронелла сидела и болтала с несколькими воинами-иценами, и праздничное настроение у костра было теплее, чем дискуссия, которую Макрон и Катон только что завершили. Они сели на свернутые циновки и с благодарностью взяли дымящиеся котелки, которые она им протянула.

- Хорошо поболтали там со своим другом? - спросила она. Макрон хмыкнул и достал ложку из сумы, сгорбившись над котелком. - Настолько хорошо, а?

- Он был пожилым парнем со всеми вытекающими отсюда взглядами, - объяснил Катон. - Макрон стал возражать против того, что он сказал о наших друзьях-иценах.

- Да? - Петронелла поцеловала мужа в макушку.

Он посмотрел вверх. - Что это было?

- Я просто считаю это благословением, что ты не превратился в старого пердуна, как он. А если станешь, то я затолкаю тебя под телегу и покончу с этим.

- Тебе трудно угодить, любовь моя.

Она погрозила ему пальцем.

- Только никогда не меняйся, а?

Катон улыбнулся им двоим, счастливый, что его друг нашел женщину, равную ему. Мысли его вернулись к тому, что сказал Горманий о потерях, понесенных римлянами в войне с горными племенами. Светоний столкнулся с большими проблемами, чем он предполагал. В насквозь пропитанной политикой атмосфере, в которой те, кто находился в Риме, пересматривали целесообразность вторжения в Британию, малейшая неудача на поле боя могла решить судьбу провинции.

*************

ГЛАВА V

- Потому что это моя гребаная палатка! - Макрон всхрапнул и перевернулся, прихватив большую часть одеял с собой.

Петронелла отдернула их и уперлась коленом в позвоночник мужа. - Тебе снова снится этот сон.  Проснись, старый дурак!

Макрон пошевелился, моргая и глядя на козью кожу палатки над своим лицом. Там было достаточно света за час до восхода солнца, чтобы он мог видеть.  Он думал о том, чтобы повернуться к Петронелле и прижаться друг к другу, чтобы еще немного поспать, прежде чем им придется вставать и собираться на дневной переход. Затем он ощутил неприятное ощущение в мочевом пузыре и понял, что не сможет откладывать вечно поход на морозный воздух.

- Фурии тебя настигни, - пробормотал он, откинув меховые и шерстяные покрывала и пробираясь ничком мимо жены. Рядом с ней, свернувшись калачиком, все еще спал Катон. Палатка была срезана из старой армейской палатки, которая когда-то вмещала восемь человек, а теперь осталась все же достаточно большой, чтобы вместить половину этого числа. Откинув полог, Макрон вышел босыми ногами, морщась от утренней скованности в суставах.

- Становлюсь все же староват для таких приключений, - пробормотал он, отходя на приличное расстояние от палатки и иценов, укрывшихся неподалеку, перед тем, как поднять подол своей туники.  Писая, он смотрел на снежный пейзаж в тонком свете, придающем сцене голубоватый оттенок. Внезапное движение поймало его взгляд, когда из-за дерева не более чем в ста шагах осторожно вынырнула лиса, замерев тотчас же как она увидела его.

- Ну, привет, Подглядывающий Квинт, - усмехнулся Макрон. - Он спрятал свое мужское достоинство и поднял руки. - Бу!

Лисица резко пришла в движение, промчавшись по открытой местности на небольшом расстоянии, прежде чем свернуть в сторону лагеря торговца рабами. Ухмылка Макрона исчезла. Палатка Гормания, укрытия его людей и связанная группа будущих рабов, которую они оставили на открытом воздухе, исчезли. Взгляд вокруг по ближайшим окрестностям не обнаружил никаких признаков их присутствия. Тревожное чувство охватило его. Было слишком рано, чтобы они уже продолжили свой путь. Кроме того, он ожидал, что Горманий подождет достаточно долго, чтобы попрощаться. Что-то пошло не так. И тут он понял, что он стоит один посреди заснеженного импровизированного лагеря. Где были те двое парней, которые должны были выполнять свои обязанности караула? Он оглядел лагерь и увидел два темных силуэта под большим из фургонов иценов.

- Спят во время стражи, - проворчал он и направился к ним. - Долбанные ленивые ублюдки. Вы двое! А ну вставайте живо!

Когда они не шевельнулись, он присел между прочными колесами и дал ближайшему человеку приличного пинка для энергичной встряски. Воин иценов не среагировал, и, когда Макрон поднял руку, готовясь к другому удару, воин вдруг рухнул на спину, где и остался бездвижно лежать. В его горле была видна резаная рана, а его глаза, не мигая, смотрели на бледное небо. Беглый взгляд на другого ицена поведал ту же историю.

- Дерьмо! - Макрон приложил ладонь ко рту и заорал на весь лагерь. - К оружию! Тревога!

Первые сонные фигуры появились из укрытий иценов, в замешательстве глядя на него, пока он бежал мимо босиком.

- Не топчитесь словно овцы! К оружию, фуриевы дураки!

К тому времени, как он добрался до палатки, Катон уже вылез наружу, в калигах, но не зашнуровав их, его короткий меч был уже в руке, когда он быстро оглядел лагерь.

- Где остальные? - он спросил. - Горманий и его люди?

- Они сбежали ночью. - Макрон указал в сторону тел под повозкой. -После того, как они зарезали двух парней Боудикки. По крайней мере, так это выглядит.

Когда взгляд Катона метнулся в сторону фургона, Петронелла протиснулась сквозь пологи палатки и сунула Макрону в руки его плащ и калиги. - Надень их. Тебе точно не будет лучше, если ты в придачу отморозишь себе ноги, а вместе с ними и мозги.

Двое римлян быстро завязали свои калиги, а воины иценов вооружились и построились в защитный круг вокруг повозки Боудикки. Через мгновение она выбралась наружу в сопровождении дочерей, натянув на плечи толстую меховую накидку, и заговорила с командиром своей стражи. Макрон и Катон подбежали, последний вложил меч в ножны теперь, когда казалось, что непосредственной опасности нет.

- Что означает эта тревога? - спросила Боудикка.

- Часовые мертвы. - Макрон указал на другой фургон. - Я увидел, что они пропали, когда взошли первые лучи солнца.

Боудикка шла впереди и присела на корточки, чтобы осмотреть тела, прежде чем посмотреть вверх со взглядом тревоги на ее лице. Поднявшись, она поспешила к задней части фургона, отдернула в сторону откидные створки тента и порылась в мехах, затем испустила крик ярости.

- Сундучок, его нет… Годовую дань украли.

- Мы должны найти Гормания, - сказал Катон, взглянув на дорогу в пятидесяти шагах от него. Они могут иметь только несколько часов форы перед нами. У них есть лишь одна лошадь, они не могли уйти далеко.

- Нет, смотри, - Боудикка указала на конные шеренги, и Катон увидел, что некоторые из иценских скакунов отсутствовали. Он быстро обдумал ситуацию.

- Они взяли с собой своих пленников, и сундук замедлит их, даже если они разобьют его и поделят содержимое между ними. Еще есть шанс. Пусть твои лучшие люди приготовят оставшихся скакунов. Они не должны брать с собой ничего, кроме своих мечей. Мы поедем налегке в сравнении с Горманием и его бандой.  Есть все шансы, что мы сможем нагнать их в дороге и вернуть ваши сокровища.

- Надеюсь, - мрачно ответила Боудикка. - Я опасаюсь за будущее моего народа, если мы не представим ежегодную дань наместнику.

Катон уже понял, какие могут быть последствия в этом случае, и повернулся к Макрону. - За мной.

Он пробежал рысью через импровизированный лагерь обратно к дороге. Снега было мало за ночь, и следы предыдущего дня были ясны: глубокие колеи колес телеги среди свежих взбитых следов от копыт и обуви. Он забрался на небольшой холмик и оглянулся в сторону Камулодунума. Не было никаких признаков свежих отметин. Катон повернулся к Лондиниуму. Потребовалось не больше удара сердца, чтобы разглядеть следы колес в утрамбованном снегу. Он скосил взгляд на дорогу, проследив ее путь к невысокому гребню примерно в четырех километрах от них. Не было никаких признаков движения, кроме тонкой струйки древесного дыма на некотором расстоянии к северу по дороге.

- У них хорошее преимущество перед нами.

- Может быть. - Макрон нахмурился. - Но мы их поймаем. И когда мы это сделаем. Я скормлю яйца этого ублюдка Гормания твоей собаке.

К тому времени, как они вернулись в лагерь иценов, всадники уже оседлали своих лошадей. В соответствии с приказом Катона, они имели поверх одежды лишь перевязи с мечами. Никаких щитов или доспехов. Один из людей Боудикки подготовил лошадей для римских офицеров, и Петронелла принесла портупею Макрона. Она поспешно застегнула ее вокруг его живота, и он, накинув плащ на плечи, застегнул пряжку. Мгновение спустя створки повозки Боудикки разошлись, и она спрыгнула на землю в штанах в ярко-зеленом плаще поверх ее туники. Ее рыжие волосы были собраны в простой хвост, и у нее тоже была перекинута перевязь с мечом.

Воин, командующий ее телохранителями, сказал ей что-то слегка укоризненным тоном, и она огрызнулась на него и направилась к лошадям. Макрон открыл было рот, чтобы заговорить, намереваясь отговорить ее, но его заставил замолчать взгляд, полный свирепой решимости.

- Нельзя терять времени, - объявила она и вскочила на лошадь. - Каким путем отправились эти римские воры?

Катон подавил свою гордость при ее словах и кивнул в сторону Лондиниума. С резким рывком поводьев Боудикка отрывисто вскрикнула и пустила лошадь галопом. Остальные ее воины и двое римлян вскочили на своих скакунов и помчались вслед за ней, свернув влево, когда они добрались до дороги. Петронелла, дочери Боудики и горстка иценских воинов и слуг те, что остались, смотрели, как уходит погоня, пока люди не превратились в далекие пятна на фоне зимнего пейзажа.

- Ну что ж. - Петронелла повернулась к остальным и указала на палатки и котелки. - Чего вы все ждете? Давайте подготовим повозки и поедем дальше.

Один из воинов указал на тела, все еще лежащие под большим фургоном, и Петронелла грустно вздохнула. - Положите их вместе с мехами.  Царица сможет присмотреть за их похоронами, когда мы догоним ее.

По подсчетам Катона, прошло два часа после восхода солнца, когда они наткнулись на первые тела. Двое невольников из группы рабов Гормания. Им обоим было не меньше пятидесяти лет, выглядели они худыми и изможденными на вид. Как и у убитых воинов-иценов, у них были перерезаны глотки. Их прикончили на обочине дороги, как раз перед тем, как она вступала в лес с густым подлеском между голыми ветвями деревьев. Катон слез с коня и встал перед ними на колени, снимая кожаную рукавичку, чтобы проверить щеку ближайшего мертвеца. Плоть была холодной на ощупь.

- Должно быть, лежат здесь уже некоторое время, - сказал он, вставая. - Я полагаю, что мы найдем больше тел по мере того, как продолжим свой путь.

- Зачем их убивать? - спросила Боудикка.

- Они задерживали Гормания.

- Почему бы просто не отпустить их?

Возможно, они знали что-то, что могло бы нам помочь. Они могли понимать немного латыни и подслушать планы воров. Причина может бытькакой угодно. Они были убиты просто, чтобы подстраховаться.

Макрон наклонился вперед в седле, чтобы рассмотреть поближе.

- Зачем вообще держать кого-то из них при себе, если есть опасность, что они могут задержать бегство? Конечно, если Горманий хочет уйти от преследования, то лучше всего было бы избавиться от всех заключенных. Это то, что я сделал бы на его месте.

Боудикка бросила на него кислый взгляд. - Милые люди, вы, римляне.

- Горманий алчен, - рассуждал Катон. - Он думает, что сможет уйти и с серебром, и с его невольниками. Я вообще удивлен, что мы не наткнулись на тела раньше.

Он снова вскочил и осмотрел подлесок по обеим сторонам дороги впереди. Как и с большинством дорог, построенных за первые годы вторжения, инженеры расчистили землю на двадцать шагов вперед с обеих сторон, чтобы кому-либо было труднее начать внезапную атаку. Поскольку провинция с тех пор стала более умиротворенным местом, потребность в такой защите уменьшилась, и кустарник на обочинах начал отрастать так, что остался лишь небольшой запас свободного пространства между дорогой и лесом.

- Что вы думаете? - спросил Катон, кивая на дорогу впереди.

- Я думаю, он был бы дураком, если бы устроил нам засаду, - откашлялся Макрон и сплюнул в сторону. - Мы превосходим его численностью два к одному.

Катон пустил своего коня рысью, направляясь дальше по дороге в лес. Через полтора километра они нашли на дороге остальную часть заключенных, все еще связанных вместе и убитых таким же образом, как и двое предыдущих.

Когда они проходили мимо, группа преследования замедлила шаг, чтобы посмотреть, есть ли какие-нибудь признаки жизни, но Горманий и его люди хорошо выполнили свою работу, и ни один из заключенных уже не шевелился, когда мимо промчались лошади. Короткую дистанцию спустя была большая поляна, где они столкнулись с перекрестком. Рядом у остатков бревен стояла сигнальная башня. Ров зарос, и большая часть частокола рухнула. Угловые столбы все еще стояли вместе с прочными бревнами, составлявшими первые три метра башни. Выше этого уровня каркас был голым, а то, что осталось от платформы, было занято вороньими гнездами.

Они остановились на перекрестке, где снег был сильно потревожен. Свежие следы копыт вели в сторону Лондиниума, но также и в обоих направлениях по дороге, которая пересекала основной маршрут.

- Умно, - признал Катон, оглядываясь вокруг. - Они хотят разделить нас.

- Или они решили разделиться и пойти своим путем, - предположил Макрон.  -В надежде, что мы пойдем за одной группой ублюдков.

- Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них сбежал, - сказала Боудикка. - Все, что они украли, должно быть возвращено.

- Я согласен, - сказал Катон. - Я не знаю, куда ведет другая дорога.

- Я знаю. - Макрон указал на юг. - Торговый пост на реке вон там. Как минимум километров двадцать. Я уладил имущественный спор, который возник там прошлым летом. Северная дорога идет к одному из вспомогательных фортов, охраняющих границу с иценами. Там есть небольшое гражданское поселение. Слишком маленькое, чтобы отряд Гормания мог в нем затеряться. Те, кто направлялся к реке, могли найти лодку, чтобы переправиться, или отправиться к побережью по реке. Мы могли бы легко предположить неправильное направление и потерять их.  Я бы сказал, что их лучший шанс – добраться до Лондиниума. Он достаточно велик, чтобы затеряться, не привлекая внимания. По улицам ежедневно проходят новые люди. Еще несколько дополнительных лиц имеют все шансы остаться не замеченными. Таков должен быть маршрут Гормания, если я могу судить о человеке.

Тем не менее преследователи разделилась на три группы. Катон и несколько воинов продолжили путь по дороге в Лондиниум, в то время как группа Макрона повернула на север, а Боудикка и оставшиеся всадники направились на юг. Было решено, что, если не будет обнаружено никаких следов воров, три группы вернутся на перекресток к ночи.

Пока он скакал ровным галопом, Катон взвешивал шансы. В зависимости от количества сопровождающих, которых Горманий оставил при себе, он и его воины-ицены могли иметь преимущество, также как и Макрон или Боудикка в любой стычке. Это обнадеживало. Ицены были хорошими наездниками и знали как получить максимальную отдачу от своих скакунов, тогда как вполне вероятно, что люди, за которыми они гонялись, этим похвастаться не могли. Это было еще одним преимуществом. Достаточным, чтобы он мог надеяться, что они смогут отбить сундучок и вернуть его Боудикке, чтобы та в свою очередь представила его наместнику.

Солнце достигло своего скромного зимнего зенита, и небо приобрело серовато-стальной оттенок, начался полдень. Когда дорога наконец вышла из леса, открылся пейзаж, усеянный скоплениями местных хижин и несколько небольших римских фермерских хозяйств. Всадники остановились у постоялого двора рядом с дорогой, где двое мужчин в фартуках разделывали свинину, свисавшую с рамы. Внутренности исходили паром и лежали в деревянном корыте по соседству.

Катон поднял руку в знак приветствия. - Говоришь по-латыни?

- Как и любые парни с Авентина²³, - усмехнулся старший из двоих. - Как дела, друг?

Немного приблизившись, Катон смог разглядеть татуировку с изображением орла и цифры на предплечье человека, которая его выдавала как еще одного ветерана, поселившегося в этой части провинции, и отдал ему неформальный салют, чтобы убедить его, что он также был частью братства римских военных, несмотря на устрашающе выглядящих бриттов, сопровождающих его.

- Мы ищем группу всадников, которые сегодня проезжали этой дорогой.

- Значит, это Клавдин и его ребята. Да, точно, они заглядывали сюда не более часа назад. Достаточно надолго, чтобы купить еды и наполнить фляги.

- Клавдин? Этим именем он представился тебе?

Другой римлянин кивнул и провел тыльной стороной окровавленной руки с ножом по лбу.

Катон кратко описал Гормания.

- Это он. Еще один ветеран, я бы сказал. Как и те ребята с ним.

- Сколько их было?

- Всего шесть.

- Они сказали, куда направляются?

- Почему ты спрашиваешь, брат?

- Они воры и убийцы. - Это было сказано грубо и прямо. - Катон знал, что кодекс легионеров был нетерпим к воровству друг у друга, а те, кто это делал, подвергались презрению и наказанию, без пощады.

- Понятно… Веруламиум, так он сказал мне.

Скорее всего, это был такой же отчаянный обман, как и ложь о его имени. Но это все еще вызывало у Катона некоторое сомнение. А что, если Горманий сыграл в двойной блеф, раскрыв свой пункт назначения? И это было то самое место, куда он на самом деле намеревался добраться? Но еще было время догнать его, прежде чем он достиг бы развилки, где дороги вели в разные места назначения.

- Благодарю, брат. - Он взмахнул рукой вперед, заставив свою лошадь перейти на рысь, а затем на галоп, набирая темп преследования.

Они старались ехать по краю дороги, чтобы избежать скрытых ямок, попав в которую лошади могли сломать ноги, и откуда они могли ясно видеть следы, оставленные Горманием и его людьми.

Вскоре после этого они миновали небольшое поселение, и теперь к следам, оставленным ворами, присоединились и следы других путешественников. Катон безмолвно выругался, так как стало труднее различать те, которые он искал. Затем, когда дорога пересекла невысокий холм, он увидел лежащую на дороге лошадь. Она была еще жива, и двигалась и ржала от боли, когда он к ней приблизился. Он мог видеть, что ее правая передняя нога была искривлена ​​и деформирована, и он понял, что, должно быть, она споткнулась и сломала конечность. Ее наездника не было видно. Когда он уже было собирался идти дальше, сзади раздался протестующий крик, и он обернулся, чтобы увидеть одного из иценов жестикулирующего и показывающего на раненого зверя.

- На это нет времени. - Катон ткнул пальцем в сторону дороги и продолжил вместе с некоторыми словами иценов, которые он выучил с тех пор, как прибыл в колонию. - Мы идем.  В настоящее время.

Воин покачал головой и соскользнул с седла, к нему присоединился один из его товарищей. Он подошел к лошади, тихо говоря, прежде чем встать на колени возле ее головы и осторожно положить руку на ее морду. Глаза зверя расширились и, как показалось Катону, испугались.

Она фыркнула, ее бока вздымались. Воин продолжал успокаивающе говорить, и она стала постепенно успокаиваться. Затем, взглянув на своего спутника, он быстро кивнул. Горло лошади было в одно мгновение аккуратно перерезано. Оба бритта поспешно отступили назад, когда хлынула кровь и ноги животного яростно скрутило на нескольких ударов сердца, прежде чем его сила начала ослабевать, и лошадь обмякла.

Двое иценов снова сели верхом, не говоря ни слова, но Катон увидел слезы, заблестевшие на глазах у первого из них, прежде чем он быстро их смахнул рукавом.

- Идем. - На этот раз он сказал более мягко, и они снова отправились в путь.

Всадник не ушел далеко, вдобавок он еще и прихрамывал, в тот момент, когда они впервые увидели его. Он повернулся, как только услышал стук копыт позади, но не попытался убежать. Вместо этого его плечи поникли в знак покорности и принятия своей судьбы, выпустив из рук маленький кожаный мешочек, который он нес в руке. Тот тяжело приземлился у его ног. Всадники сомкнулись вокруг беглеца свободным кругом, когда человек Гормания, крепко сложенный, с остриженными волосами оперся на здоровую ногу.

- Где Горманий? - спросил Катон. - И остальное серебро, которое вы украли?

- Оно при нем и других парнях, - вызывающе ответил беглец. - Ты никогда не поймаешь их. Ты даже не знаешь, в каком направлении они пошли.

- Лондиниум, точно, - ответил Катон. - Где еще такие убийцы-подонки пытаются спрятаться со своей добычей?

Выражение лица человека ничего не выдало. Катон спешился и передал поводья одному из иценов, прежде чем сделать шаг вперед и внимательно рассмотреть подручного Гормания. - Это там то серебро в мешочке?

- Моя доля.

- Я удивлен, что твой друг Горманий не убил тебя и не забрал его, когда твоя лошадь упала.

- Я уверен, что он бы сделал именно так, - человек горько рассмеялся. - Но я отстал, и он не увидел момента, когда моя лошадь споткнулась.

- Повезло тебе.

- Не думаю. У меня нет никаких сомнений относительно того, что твои друзья-ицены намереваются сделать со мной.

Катон огляделся и увидел стальные выражения на лицах воинов-иценов. Его взгляд вернулся к вору. - Пожалуй, я возьму этот мешочек.

- Будь моим гостем. Приди и возьми.

Катон положил руку на рукоять гладия. - Попробуй только выкинуть какой-нибудь трюк, и я выпотрошу тебя.

Не спуская глаз со своего пленника, он наклонился вперед и достал мешочек. Он почувствовал, как монеты сдвинулись внутри, и вес был обнадеживающим.  Отступив, он передал кошель одному из иценов, который открыл его и заглянул внутрь, прежде чем надежно повесить на луку седла.

- Как тебя зовут, брат? - спросил Катон, надеясь завоевать доверие ветерана через прелюдию к получению необходимой информации.

- Легионер Юний Беллокатий, первая центурия, Первая когорта, Двадцатый легион²⁴. По крайней мере, я был им когда-то.

Катон оглядел его сверху донизу. Беллокатий служил в самой старшей центурии своего легиона. При увольнении из армии он должен был получить солидное вознаграждение. Трудно было поверить, что один из элиты Империи пал так низко, что стал прихвостнем торговца рабами, не говоря уже о том, что тот был убийцей и вором. Ему было трудно сдержать отвращение в голосе, когда он снова заговорил.

- Член Юпитера, что с тобой случилось, легионер Беллокатий?

- То же, что и с другими, и с Горманием. Мы попали в лапы мошенника. Ты знаешь, как это бывает, когда в городе появляется большое количество парней, получивших свои доли при увольнении. Мошенники тут же учуяли запах серебра и прибежали, используя все уловки, чтобы разлучить нас, ветеранов, с нашими сбережениями.

- Возможно.  Но между тем, чтобы стать жертвой мошенника, и превращением в того, кто промышляет грабежом и убийствами, имеется длинный путь.

- Легко говорить, когда тебе не приходилось этого пережить.

- Еще не поздно для тебя, брат. Горманий – он единственный ответственный за все. Скажи мне, где найти его, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы к тебе относились снисходительно.

Беллокатий насмешливо фыркнул.

- Ты должно быть принял меня за дурака. Я мертвец и меня ничего уже не спасет от мести иценов.

- Разве что ты мог бы пойти на смерть с чистой совестью. Ты ничего не должен Горманию. Ты умрешь из-за того, что он решил втянуть тебя в это грязное дело. Почему бы не заставить его заплатить за это, а?

- Горманий сказал, что ты и твой друг служили в легионах. Тогда ты знаешь, как это происходит. Ты не доносишь на своих товарищей. Так что и я не скажу ничего тебе.

Катон смирился с тем, что вор не собирается поделиться какой-либо полезной информацией, и полез обратно в седло, оглянувшись к иценам.

- Он весь ваш.

Раздался звон обнажаемых мечей. Когда Катон направил свою лошадь в сторону Лондиниума, он услышал последние слова Беллокатия.

- Двадцатый легион! До самой моей смерти!

Боевой клич был прерван серией глухих ударов и хрипов, когда ицены безжалостно рубили разбойника, мстя за двух убитых товарищей.

К тому времени, когда Катон добрался до лагеря, разбитого у перекрестка, почти рассвело. Пока ицены присматривали за лошадьми, он отнес кошель с серебряными монетами Боудикке и вручил ей.

- Мы догнали отставшего, - объяснил он. - Затем мы нашли патруль ауксиллариев²⁵ в нескольких километрах далее по дороге. Они не видели никаких признаков Гормания и его людей.  Он, должно быть, сошел где-то с дороги, и мы пропустили его. Свет начал меркнуть, и мы вернулись. Какие у тебя были успехи?

Боудикка вздохнула.

- Мы потеряли след, а затем свернули обратно к ручью, который пересекли. Мы следовали вдоль него некоторое время, но ничего не нашли, прежде чем я отдала приказ вернуться сюда.  Я полагаю, они ушли по руслу где-то дальше, прежде чем присоединиться к остальным.

- Со мной провернули такую ​​же уловку, - сказал Макрон. - Потеряли их в сосновом лесу, когда они сошли с дороги.

- Что теперь мы предпримем дальше? - спросила Петронелла, присев рядом с мужем и укутавшись плотнее в свой плащ.

- Мы продолжим путь в Лондиниум. Именно там, скорее всего, находится Горманий. Но вряд ли надолго. Если он сообразителен, то попытается найти себе корабль в Галлию и отплыть как можно быстрее от берегов Британии, чтобы потом наслаждаться своей добычей. Однако смельчаков, готовых рискнуть пересечь море зимой, будет немного. Мы поспрашиваем в районе пристани и посмотрим, знает ли кто-нибудь что-нибудь о нем. - Он посмотрел на Боудикку, которая смотрела на мешочек у себя на коленях. - Есть еще надежда.

Она покачала головой и постучала по мешочку.

- Твой наместник рассмеется мне в лицо, когда я представлю это в качестве дани. Он обязательно спросит, где остальное.

- Тогда расскажи ему о Гормании, - предложил Макрон. - Попроси его, чтобы он выследил человека, и серебро будет возвращено.

- Думаешь, он станет слушать оправдания женщины-варварки? - ледяным тоном ответила она.

- Может быть он прислушается к нам, - сказал Катон.

- И ты думаешь, это изменит ситуацию? - Она подняла лицо к ночному небу и закрыла глаза в отчаянии. - Разве ты еще не понял? Римляне намереваются сокрушить иценов и отобрать наши земли. Они воспользуются неуплатой дани как оправданием, необходимым им для вторжения. Я вступлю в Лондиниум царицей, а покину его рабыней. Так падет царство иценов.

*************

ГЛАВА VI

Из таверны «Собака и Олень» доносились громкие праздничные звуки, когда Макрон и Катон въехали во двор с тыльной его стороны. Гостиница и примыкающий к ней бордель, совладельцами которых являлись Макрон и его

мать, Порция, была краеугольным камнем растущей деловой империи, над созданием которой она упорно трудилась в Лондиниуме. Теперь она также владела баней, блоком небольших прилавков недалеко от форума и складом у реки, откуда она вела дела по импорту вина. Она была худой, хрупкой женщиной с острым деловым умом, а когда требовался случай, то и самым острым из языков. Некоторые торговцы были склонны недооценивать ее при первой встрече, на свою неудачу.

Двор изменился до неузнаваемости с тех пор, как Катон и Макрон в последний раз посещали Лондиниум. Соседние постройки были снесены, чтобы увеличить площадь, и теперь двухметровая стена с калиткой с выложенной черепичной плиткой наверху, выходила на улицу, вооруженный сторож стоял в небольшом укрытии с одной стороны.

- Открывай! - крикнул Макрон, когда они подошли.

Сторож, достаточно здоровенный, но простоватый, вышел перед воротами и воткнул большой палец в широкий кожаный ремень, стягивавший его внушительный живот, размахивая шипованной дубинкой на ремне вокруг его правого запястья.

- Кто это там пришел?

Прошло три дня после убийства и кражи, и дух Боудикки и ее людей был не в лучшем состоянии. Их римские друзья разделяли их настроение, которому не помогла перемена погоды. Температура немного повысилась, принеся с собой проливной дождь, принесенный холодным восточным ветром. Снег превратился в слякоть и растаял пятнами по всей округе. Путешественники, промокшие насквозь и дрожащие, пробирались по грязным улицам города к своему месту назначения. В Лондиниум прибыло много других правителей племен, представителей их свиты для ежегодной церемонии принесения клятвы верности Риму, и город больше, чем когда-либо, ощущался как передовой форпост, где римская цивилизация смешалась с более примитивной одеждой и грубыми языками варваров. По крайней мере, так могло показаться какому-нибудь путешественнику из Рима. Более опытные люди как Макрон и Катон прожили среди народов Британии достаточно долго, чтобы понять и оценить обычаи и традиции племен.  Другой вид цивилизации, но цивилизация тем не менее.

Макрон ускорил свой темп, чтобы продвинуться вперед.

- Я пришел. Центурион Луций Корнелий Макрон. Открывай.

Сторож немного помедлил, прежде чем узнал имя и унаследованную от хозяйки резкость общения и быстро склонив голову.

- Да, хозяин! - Он нырнул обратно в укрытие, и через мгновение раздался глухой скрежет, и ворота открылись внутрь. Сторож отошел в сторону, чтобы пропустить их во двор, глядя на Боудикку и ее спутников со смесью удивления и подозрения.

Всадники спешились, и пока повозки отгоняли в дальний угол двора, Макрон огляделся.

- Старушка внесла довольно много изменений. Дела идут хорошо. - Он улыбался, созерцая очевидный рост стоимости его половины доли.

- Я бы больше не говорила про «старушку», на твоем месте, - предупредила Петронелла, когда дверь в задней части постоялого двора открылась, и вышла похожая на грабли фигура в отороченном мехом плаще.

- Вот беда, - пробормотал Макрон.

- Моя дорогая Петронелла! - Порция протянула руки, и две женщины на мгновение обнялись. - Я понимаю ты привела с собой моего сына и этого славного мальчика Катона.

- И тебе привет, матушка, - сказал Макрон, когда Катон улыбнулся в знак приветствия.

- И еще, так много друзей... - Порция посмотрела на иценских воинов, расседлавших коней и снимавших ярма и упряжки с мулов, которые тянули повозки. Потом она увидела Боудикку, которая выступила из рядов своих людей, и ее манера резко изменилась на почтительную.

Успешная деловая женщина и к тому же римлянка, Порция была склонна благоговеть перед кем бы то ни было с царственным титулом.

- Царица Боудикка, добро пожаловать в мои скромные покои. Приятно видеть тебя еще раз.

- Мне приятно не меньше, - ответила Боудикка, выдавливая усталую улыбку. - Моей свите и мне нужен ночлег на ближайшие несколько дней. Если это не слишком большая проблема.

- Для меня будет честью.

Макрон заметил промелькнувшее расчетливое выражение лица пожилой женщины. - В качестве наших гостей, мама.

- Гостей?

- Возьми стоимость их жилья и еды из моей доли прибыли.

- Как хочешь. Царица и ее дочери могут занять лучшую комнату в гостинице, и я найду комнаты для тебя, Петронеллы и Катона. - Она повернулась к Боудикке. Лучшая комната моя. Она уютная и теплая, находится над кухней. Крыша не протекает и находится в дальнем конце здания подальше от борделя, так что там должно быть тихо и красиво.

- Звучит восхитительно. - Боудикка улыбнулась. - Ты слишком добра.

Изможденное лицо Порции вспыхнуло от удовольствия, и она повернулась, чтобы окликнуть своего помощника и по совместительству любовника. - Денубий! Проследи, чтобы моя комната была приготовлена ​​для царицы Боудикки, и перенеси мои вещи в твою комнату на данный момент.

- Мою комнату? - Денубий выглядел огорченным. - Куда мне идти, госпожа?

- Это гостиница, - коротко ответила она. - Есть и другие комнаты.

Его плечи поникли, когда он повернулся и пошел обратно внутрь, чтобы выполнять ее приказ.

- А теперь, я полагаю, есть много новостей, которыми можно обменяться. - Порция улыбнулась. - Но я ожидаю, что вам понадобится сначала переодеться в сухую одежду и что-нибудь поесть и попить. - Она взглянула – снова начался дождь, разводя круги по лужам во дворе. - Пойдемте внутрь.

******

- Она попала в затруднительное положение, бедняжка, и это точно, - вздохнула Порция, когда Катон объяснил, что произошло по дороге из Камулодунума. Она сидела у жаровни в своем таблинии, бывшем помещении в выкупленной ею гостинице в одном из прилегающих зданий. Катон, Макрон и Петронелла сидели на табуретках напротив, держа в руках кубки с подогретым вином. - Они должны защищать путешественников на этой дороге, - высказала мнение Порция. - Вот за что мы платим налоги. Вы должны поговорить с наместником об этом. Он бы прислушался к человеку твоего ранга.

- Сомневаюсь, - ответил Катон. - Светоний слишком занят приготовлениями к грядущей кампании. Он не захочет повторять ошибки наместников, которые были до него. На этот раз он завершит работу и покончит с горными племенами и друидами. Но ему придется соскабливать все резервы вместе со всеми людьми, которых он сможет найти, и снабжать экспедиционные силы, когда они пойдут маршем через горы. Не маленькая задача. У него не будет времени заниматься обеспечением безопасности тех, кто находится на дорогах. Нам просто нужно позаботиться о себе самим. - Он сделал глоток вина, отметив, что были добавлены некоторые специи, и одобрительно поднял бровь, прежде чем продолжить. - Что касается Боудикки, ты права. Теперь у нее огромные проблемы, потому что почти вся дань была украдена.

- Вот почему я предложил ей остаться в «Собаке и олене», - быстро добавил Макрон. - Иначе стоимость пребывания ее свиты в городе съела бы то, что осталось. Я знал, что ты не будешь возражать.

- Я не против, тем более это за твой счет, сынок.

- Мать... - Макрон бросил на нее укоризненный взгляд. - Я не против заплатить за них, но у тебя настолько короткая память? Именно благодаря помощи Боудикки нам удалось победить лондонские банды. - Он указал на комнату. - Как ты думаешь, смогла бы ты построить свои дела с тех пор, если бы те головорезы по-прежнему брали почти каждый лишний сестерций в качестве платы за «защиту»? Ее люди пролили свою кровь за нас. Меньшее, что мы можем сделать, это проявить немного гостеприимства в ответ, а?

Порция задумалась на мгновение и неохотно кивнула.

- Тогда все в порядке. Я дам тебе хорошую скидку, чтобы компенсировать расходы. Ведь, как ты говоришь, мы им должны. Кстати, еще кое-что, насчет этих громил вокруг. Это будет по-настоящему храбрый человек, кто попробует устроить мне неприятности в таверне или попытаться украсть что-нибудь со двора.

- Ты само воплощение доброты, мама.

Она скривилась, прежде чем снова повернуться к Катону. - А как поживает этот твой милый мальчик?

- Уже не такой уж и мальчик, - сказал Катон с легкой грустью. - Он растет быстро и естественно хочет быть истинным воином, как его дядя Макрон.

- Прекрасный образец для подражания, - с усмешкой сказала Порция.

- Действительно хороший, - с чувством ответил Катон. - Сейчас мне глубоко жаль, что я не проводил с ним больше времени в его ранние годы. Армия взымает свою цену, если речь идет о семейной жизни.

Петронелла решительно кивнула.

- А как насчет твоей новой матроны? - спросила Порция. - Я полагаю, она находит жизнь в колонии для ветеранов немного удручающей после императорского дворца. Я не уверена, что я не захотела бы отказаться от сделки.

- Могла бы, если бы была фавориткой Нерона. Но чем меньше об этом сказано, тем лучше. До сих пор нам, кажется, удавалось избегать нежелательного внимания. Клавдия достаточно счастлива в Камулодунуме на данный момент. Она хорошо ладит с юным Луцием. Он не помнит свою мать, что неплохо. Мы втроем будем проживать здесь тихую жизнь, пока не станет безопасно вернуться в Рим.

- И когда, по-твоему, это произойдет?

- Когда Нерон уйдет.

- Тогда возможно вам придется прождать годы. Он ведь еще только молодой человек.

- Верно, но Калигула тоже был таковым. Но не продержался на этой должности и четырех лет. Я чувствую, что Нерон может быть вырезан из той же ткани. И плюс, у него есть дополнительные проблемы, что делать с Британией. В его окружении расходятся во мнениях по этому поводу. Так что решит ли он оставить легионы здесь или отозвать их и покинуть провинцию, он сделает недовольным кого-то из придворных в любом случае.

- Ну, он сделал бы меня весьма несчастной, если бы бросил Британию, - решительно сказала Порция. - После всех денег и усилий, которые я вложила в создание моего дела. Если этот маленький придурок положит конец провинции, ему придется отвечать передо мной.

Макрон закатил глаза. - Я уверен, что эта перспектива заставляет его терять сон.

- Смейся сколько хочешь, мальчик, но это также и твой заработок. Как долго ты думаешь, твои ветераны продержатся в колонии, когда варвары нападут на вас, как только не останется никаких легионов, которых нужно будет бояться? Подумай об этом, прежде чем делать еще какие-то дешевые шуточки в мой адрес.

Катон не хотел, чтобы какое-то острое напряжение испортило последующий вечер, и шумно откашлялся, чтобы отвлечь мать и сына. - В наши дни мы находимся на коленях у богов, как римских, так и иценских, и мы мало что можем с этим поделать. Все, что нам остается, это жить той жизнью, которую мы имеем, так хорошо, как мы можем пока нам разрешено.

Макрон покачал головой и осушил свою чашу.

- Очень философски с твоей стороны, парень. Тебе следует нацарапать эту чепуху на стене здания Сената, когда вернешься в Рим. Это поможет сформировать их мышление. Ну, а я не за то, чтобы другие люди принимали решения за меня. Если до этого дойдет, я буду бороться за то, что принадлежит мне в этой провинции, что бы ни решили Нерон и его приспешники. Я здесь, чтобы остаться.

Он постучал чашей о край табурета, чтобы подчеркнуть это. Порция кивнула одобрительно и потянулась вперед, чтобы поддержать его.

- Хорошо сказано, сынок. У тебя есть иногда светлая мысль в голове.

- Да хранят нас боги, - пробормотала Петронелла. - Они безумны, как пьяные галлы. Скажи, Катон. Если уйдут легионы, уйдет и провинция. И если это произойдет, то мы тоже должны будем уйти, так быстро, как мы сможем. Я не буду ждать кровавой бойни, когда племена восстанут против римлян, которые окажутся достаточно упрямы, чтобы оставаться на месте.

- Петронелла права.  В жизни есть нечто большее, чем деньги в банке и дома с фермами.

Макрон фыркнул.

- Ты сегодня полон афоризмов, парень. Будем надеяться, что твой серебряный язык сделает свою работу, когда ты пойдешь и поговоришь за Боудикку и ее людей. У меня есть ощущение, что на кону гораздо больше, чем просто судьба иценов.

Катон задумчиво сделал глоток и кивнул.

- Боюсь, ты прав, мой друг.

******

Рано утром следующего дня Катон и Макрон надели простые плащи поверх своих туник и спрятали их портупеи под толстыми шерстяными складками. Наскоро поев каши, они отправились в путь к пристани и складскому району, чтобы попытаться выследить Гормания и его банду. Несмотря на холодный душ, прерывисто ливший с серого неба, улицы были переполнены. Кроме делегаций из союзных племен, отправившихся в Лондиниум, чтобы присутствовать на церемонии принесения клятвы верности, были и те, кто пришел посмотреть на это зрелище, а также разносчики и уличные торговцы, радостно ухватившиеся за возможность обменивать безделушки из других мест Империи на меха и драгоценности местных жителей.

Когда двое римлян достигли пристани, идущей вдоль берега реки Тамесис, они увидели, что у причала пришвартовано около двадцати морских грузовых судов и еще несколько стояло на якоре ниже по реке. Они продолжали свой путь, спрашивая капитанов и экипаж, на случай если к ним обращался некий человек, ищущий способ как добраться до Галлии как можно скорее. Они делились описанием вместе с именем Гормания и другим именем, которое он дал, пытаясь сбросить с хвоста преследователей-иценов. Как и предполагал Катон, лишь немногие подумывали о том, чтобы установить паруса и отплыть до конца зимы, и никто из них не видел Гормания и его людей.

Уединившись в одной из поилок на главной дороге, ведущей вверх от реки, Катон и Макрон обдумывали свой следующий шаг за кувшином вина, цена на которое была явно завышена, и в котором было слишком много воды.

- Он здесь, - настаивал Катон. - Я уверен в этом.

- Может быть, - Макрон устало посмотрел в свою чашу. - Но, если он все есть в городе, то выходит, что он не предпринял никаких попыток выбраться из Лондиниума морем.

- Тогда нам придется начать работать с гостиницами, тавернами, лупанариями²⁶ и банями. Мы сообщим о нем и объявим награду за любую информацию. Кто-нибудь с удовольствием продаст его за горсть серебра.

- Если только этот кто-нибудь не попытается заставить его платить им больше за молчание.

Катон мрачно улыбнулся.

- Думаешь, Горманий умеет торговаться? Он согласится на цену, чтобы спасти свою шкуру, а затем зарежет счастливого информатора, как только он отвернется. Если бы я был информатором, я бы предпочел перестраховаться и взять наличные деньги, чем рисковать иметь дело с убийцей и вором.

- Справедливое замечание, - признал Макрон. - Проблема в том, что у нас мало времени.  Церемония уже послезавтра. Если к тому времени монеты не будут возвращены Боудикке...

- Довольно, - Катон допил свою чашу, встал и бросил на стол несколько бронзовых монет. - Мы не можем больше терять времени. Давай идти.

Они купили краски и кисти у торговца строительными материалами на форуме и остаток дня рисовали объявления на стенах оштукатуренных зданий по всему городу.

Сообщение было кратким: в «Собаке и олене» заплатят сто сестерциев за информацию о местонахождении ветерана, называющего себя Горманием. Разыскивается за убийство и кражу.

«Эквивалент полугодовой зарплаты легионера должен быть достаточным, чтобы привлечь внимание любого грамотного прохожего», рассуждал Катон. Они также объявили награду в ряде таверн и питейных заведениях в центре города, чтобы сообщение быстро распространилось на остальную часть Лондиниума.

Когда сумерки сгустились над обширным поселением, они вернулись к «Собаке и оленю», где Боудикка с нетерпением ждала их.

- Удачно?

Макрон сел на скамейку рядом с жаровней на кухне.

- Никаких новостей о нем на пристани, ни в одном из мест, где мы останавливались, чтобы спросить информацию. Если он здесь, значит, он закопался где-нибудь в хорошем и тихом месте, пока он ждет своего шанса сбежать.

- Почему бы ему просто не остаться в Британии? - спросила Петронелла, которая помешивала кастрюлю с тушеным мясом над сковородой для приготовления пищи.

- Провинция – небольшое место, - объяснил Катон. - Есть только три крупных римских поселения: Лондиниум, Веруламиум и Камулодунум. Он был бы дураком, если бы попробовал последнее, а Веруламиум слишком мал, чтобы он остался незамеченным. Если он где-то и есть, то здесь.

- Ты, кажешься, очень в этом увереным, - заметила Боудикка. - Если ты ошибаешься, то всякая надежда будет потеряна. А даже если ты и прав, у нас есть только один день, чтобы найти его и вернуть наши деньги.

Катон хотел подбодрить ее, но слова замерли у него на языке. Они бы

были пустыми банальностями и вряд ли чем-нибудь помогут поднять настроение Боудикке.

На следующий день к «Собаке и оленю» явилась горстка аферистов, требуя оплаты заранее, чтобы с помощью этих денег узнать, где найти Гормания. Как только стало ясно, что в их намерения входило лишь взять вознаграждение и бежать, Макрон выгнал их и пригрозил расправой, такой же как он собирался разделаться с Горманием, если они когда-нибудь снова покажутся в таверне. Тем временем, Катон обходил постоялые дворы, лупанарии и бани, расспрашивая, но все с тем же результатом. Он начал задаваться вопросом, не ошибся ли он в своем предположении, что Горманий прячется в Лондиниуме.  Что, если он все-таки миновал город и направился в Веруламиум? Или же возможно, он отсиживался в какой-нибудь заброшенной туземной хижине в самом сердце одного из лесов, коими покрыта большая часть сельской местности между колонией и Лондиниумом. Если бы это было так, то не было никаких шансов спасти Боудикку и иценов от последствий невыплаченной в срок дани, причитающейся Риму.

Он вернулся в «Собаку и оленя» ближе к вечеру с разбитыми ногами и в полном расстройстве, чтобы сообщить Макрону о провале поисков и узнать, что предложение награды оказалось также бесполезным.

- Как сегодня Боудикка?

- Как ты думаешь? - ответил Макрон. - Несчастна. Она провела утро в банке на форуме пытаясь получить займ, чтобы покрыть дань, но, кажется, слухи о том, что ицены в беде уже дошли до банкиров. В любом случае, агенты, представляющие интересы инвесторов в Риме, пытаются больше взыскать по займам, чем выдавать новые. Явно чувствуется, что будущее провинции неопределенно. Она пробовала свои силы и с некоторыми другими вождями племен в городе, но это был тяжелый год, и большинство из них изо всех сил пытались собрать достаточно, чтобы заплатить свою дань. Единственный правитель, который хорошо наварился за прошедший год – это Жополиз Когидубн. Он живет за счет налогов на импорт, которые он взимает с торговли, проходящей через его порт в Новиомаге Региноруме, причем большая часть прибыли была растрачена на дворец, который он себе построил. Боудикка вернулась с пустыми руками.

- Где она сейчас?

- С ее людьми, снаружи.  Мать принесла им свинью на прожарку, и они заняты подготовкой угля, чтобы приготовить ее. Она также поделилась несколькими кувшинами самого дешевого вина.  Делает все возможное, чтобы занять их мысли, благослови ее Юпитер. Это необычайно великодушно с ее стороны, и она даже не собирается что-то вычесть из моей доли прибыли от дела.

Катон тонко улыбнулся, прежде чем задумчиво погладить нижнюю челюсть.

- Я боюсь, что это будет чувствоваться больше как поминки, чем праздник, с учетом того как у нас идут дела. Помолимся, чтобы боги благосклонно посмотрели на Боудикку завтра, когда она предстанет перед наместником.

*************

ГЛАВА VII

Первый день нового года начался с заметного улучшения погоды. Безмятежная небесная лазурь простиралась над Лондиниумом, и солнце купало город в теплом медовом оттенке.

В огромном открытом дворе наместнического дворца слуги и военные гарнизона наблюдали за последними приготовлениями к церемонии принесения клятвы верности Риму местными союзными племенами. Соответствующие пространства были отмечены для каждой делегации бриттов, которые должны были присутствовать, а также места для римских муниципальных магистратов и командиров большей части легионов и когорт ауксиллариев, находившихся в провинции, а последняя часть была отведена для простых горожан. На каменном помосте стоял алтарь перед колоннами главного входа во дворец, рифленые секции каждой колонны были привезены из Галлии, ввиду отсутствия местного материала, пригодного для строительства. Телохранители пропретора, отборные люди из легионов, наносили последние штрихи на свой внешний вид, полировали шлемы, умбон²⁷ы щитов и фалеры на портупеях. Штандарты легионов и вспомогательных когорт, которые хранились в подземном и безопасном хранилище под зданием, теперь были выставлены перед храмом, золото и красные ниспадающие водопады ткани полировались ярким солнечным светом.

За стенами двора уличные торговцы расставляли свои товары, вино и закуски, готовые для толпы горожан и гостей столицы провинции, которые уже стягивались к месту события, чтобы увидеть шествие наместника и его личной стражи и ликторов к храму Рима. Там Светоний искал божественного одобрения у авгуров²⁸, прежде чем вернуться во дворец, чтобы принять клятвы верности и уплату дани. Это должно было стать публичной демонстрацией авторитета Рима и лояльности, которую он требовал от тех, кто служил Империи, и тех, кто находился под властью Империи. В этот день подобные сцены будут разыгрываться по всей широте римского мира, от промерзших лесов Германии до знойной пустыни на восточной границе. Все обратятся к Риму и признают его кажущуюся непобедимую силу.

Во дворе позади «Собаки и оленя» тоже кипела жизнь, пока ицены одевались в свои наряды, и воины надевали на запястья и на шею поручи и торки, которые им выдавались в награду за храбрые подвиги – аналог фалер²⁹ римских воинов. Когда Катон смотрел на них с кубком вина в руке у задней двери гостиницы, он заметил существенную разницу между двумя военными протоколами. Римская армия награждала свои подразделения, а также отдельных легионеров и офицеров, к сигнумам подразделений добавлялись золотые или серебряные короны или венки, тогда как кельты награждали только отдельных воинов. Такой подход отражал разные стили ведения битв и, возможно, каким-то образом демонстрировал превосходство воинской дисциплины и тренировок людей и подразделений над фанатичным грубым индивидуальным мужеством. В поединках один на один, кельтские воины зачастую превосходили своих римских противников. Они, как правило, были крупнее, воспитаны для воинского дела с раннего детства, упиваясь своей воинской доблестью. Бой рассматривался как испытание личности, и поощрял тактику дикого рывка, которую часто предпочитали кельты, и которая впоследствии много раз разбивалась о стену из плотного строя щитов римских легионов. Так продолжалось до тех пор, пока коварный Каратак не отказался от старых обычаев и вместо этого направил усилия бриттов на уничтожение римских линий снабжения и изолированных аванпостов, да так, что продвижение римлян в глубь острова было эффективно остановлено.

Боудикка вышла из своей комнаты до рассвета, чтобы проследить за приготовлениями своей свиты, и на глазах у Катона она достала обтянутый кожей царское знамя иценов и начала убирать чехол. Когда она наконец освободила его, она развернула длинную полосу ярко-зеленой ткани с желтой охотничьей собакой, бегущей во весь опор. Затем, подняв его вертикально, она поставила штандарт у борта ее повозки, складки мягко заколыхались на слабом ветерке.

- Стой спокойно! - приказала Петронелла, когда Макрон вышел во двор. - Как ты думаешь, я должна помочь тебе собраться, если ты начинаешь слоняться по дому в тот же момент, как я отворачиваюсь от тебя. - Она взглянула на Катона в поисках поддержки. - Он всегда был таким и в легионах?

Макрон бросил на него предостерегающий взгляд, и Катон шумно откашлялся, давая себе паузу, чтобы выдать дипломатичный ответ.

- Он был сторонником надлежащей внешности, подавая пример с себя.

- Тогда почему, - Петронелла ткнула мужа в грудь, - Неужели тебе не надо быть таким же и в настоящее время? Ты старший магистрат колонии ветеранов. Важный человек. Не какой-то там командир отряда мальчишек. Тебе нужно больше заботиться о своей внешности.

Макрон подмигнул Катону. - Спаси меня, парень.

- Ну нет, ты сам по себе, центурион, - ответил Катон, выливая остатки подогретого вина во двор. - Я слишком дорожу своей жизнью, чтобы спорить с твоей матроной.

- Что случилось с принципом «никого не бросать позади себя»?

Катон повернулся, чтобы войти внутрь, бормоча своему другу, когда он протискивался мимо: - Еще не поздно нам вновь записаться в строй.

- Только дай знать, брат, - прошептал Макрон.

Боудикка повела свою свиту и своих римских друзей к воротам дворцового двора, заняв свое место в конце очереди из делегаций бриттов, ожидающих входа и сопровождения к своему выделенному месту. Проходя мимо, происходил обмен приветствиями, в тот момент, когда кто-то замечал старых друзей, добродушные насмешки некоторых старых противников и горькие взгляды врагов. В другой раз, и с несколькими кувшинами с вином или пивом, плескающимися в желудках, уже бы произошла драка-две, но римские власти дали ясно понять, что между делегациями и их эскортом не должно быть насилия на время их пребывания в Лондиниуме. Так что, Боудикка и ее спутники продефилировали без приключений под знаменем иценов, направляясь к воротам.

Катон заметил скованность ее позы и застывшеевыражение лица, догадываясь о ее внутреннем смятении, пока она обдумывала последствия своей неуплаты требуемой суммы ежегодной дани, а также решение пропретора относительно выполнения условий завещания Прасутага. Ее настроение передалось и ее свите, которая замолчала, медленно приближаясь к воротам.

Вдалеке раздался внезапный звук труб и буцин³⁰, и громкие возгласы толпы – авгуры объявили, что прочли внутренности безупречной белой козы, так что предзнаменования были благоприятны. Боги были довольны тем, что церемония состоялась. С их благословения Светоний скоро вернется во дворец, чтобы заняться основными делами дня. Центурион у ворот тревожно оглянулся и стал быстро и более внимательно рассматривать делегации из местных племен, его задачей было проследить, чтобы собрать всех и отправить во дворец до того, как наместник прибудет от храма.

Когда подошла очередь Боудикки, офицер держал открытую восковую табличку со стилусом наготове в другой.

- Племя?

Она выпрямилась и высокомерно обратилась к нему.

- Мы ицены.

- Ицены... - Он кивнул и отметил запись на своей табличке. - Имя?

- Меня зовут Боудикка. Мой титул – царица. Ты будешь обращаться ко мне согласно моему званию, римлянин.

Центурион посмотрел на нее с веселым выражением лица.

- Направо, четвертый квадрат прямо по дороге.

Боудикка все еще молча смотрела на него, когда Макрон шагнул вперед.

- Центурион Луций Корнелий Макрон, старший магистрат колонии в Камулодунуме. Стоять смирно, когда я к тебе обращаюсь!

Центурион расправил плечи – взгляд через плечо Макрона – последний приблизился к нему и заговорил тихим, угрожающим голосом, которым когда-то обращался к скромным рекрутам.

- Это больше, трахни тебя Марс, не повторится. Ты будешь обращаться ко мне «господин», а к моей подруге «Ваше Величество». Понял?

- Да, господин. - Взгляд центуриона переместился на Боудикку, и он коротко кивнул. - Ваше Величество.

- Теперь ты проводишь царицу и ее свиту к их месту, и если я только услышу о твоем долбанном неуставном поведении и несубординации, я обязательно подниму этот вопрос перед твоим легатом. Все ясно?

- Да, господин.

- Вот и правильно. Имя?

Центурион заколебался, и Макрон наклонился ближе, почти нос к носу.

- Центурион Гай Менапилий, господин.

- Я запомнил. А теперь беги и исполняй свой долг, центурион.

Менапилий повернулся, чтобы поклониться Боудикке.

- Если бы вы могли проследовать за мной, э, Ваше Величество?

Когда группа иценов прошла через ворота, Макрон выгнул бровь, глядя на Катона.

- Кажется, еще не растерял свою хватку, а?

Два римских офицера вышли во двор. С его преимуществом в росте Катон мог видеть, что римские офицеры и чиновники находились слева от прохода, идущего сквозь толпу, состоящую из легионеров, стоящих по стойке смирно, с щитами и пилумами³¹ составленными на землю. Правители племен и их свита были справа. Пространство, отгороженное для простых горожан и гостей Лондиниума, было пустым. Им будет позволено войти только после того, как наместник и его эскорт займут свои места. Он попрощался с Макроном и встал с Боудиккой и ее людьми, достаточно незаметным в своем простом коричневом плаще, тунике и войлочной шапочке. Его не спутают с одним из иценов, и любопытный наблюдатель мог бы задаться вопросом, что он делал среди них, но он был уверен, что случайный наблюдатель не узнает в нем старшего римского офицера. Это позволит избежать неловких вопросов о том, почему человек его ранга не сидит рядом с сотоварищами на каменной платформе на возвышении.

Последние из принимавших участие в церемонии заняли свои места, и тишина, которая вдруг отчетлива возникла, позволила расслышать как толпа приветствует наместника Светония, пока он приближался ко дворцу. Как только первый из его телохранителей, марширующих по обе стороны от изображения Императора, вошел в ворота, воздух наполнился пронзительным медным надрывом, доносившимся из буцин по обе стороны от входа. Через мгновение въехал Светоний верхом на лошади в самом что ни на есть образе римской власти. Его нагрудная сторона доспеха блестела на солнце, а ярко-красный плащ, закинутый назад на плечи, был вышит золотым орнаментом из дубовых листьев, полоски из красной кожи птериги³², с окантовкой из золотой нити, свисали с его плеч и вокруг талии. Ниже их до уровня колен у него были красные кожаные калиги³³ с кисточками. Он был верхом на блестящем черном жеребце, восседая в седле, сделанном лучшими кожевниками Испании. На перевязи у него висел гладий с рукоятью из слоновой кости.

Он проехал по импровизированной аллее, окруженной его легионерами, и спешился у подножия возвышения прежде чем подняться по короткой лестнице к мягкому сиденью перед алтарем, где должна была складываться дань от бриттских племен. Его ликторы выстроились перед возвышением, а знаменосцы подразделений римской армии в Британии выстроились позади и уперли штандарты в камень. Светоний повернулся лицом к толпе и сурово оглядел ее на мгновение, прежде чем медленно поднять руку. Буцинаторы³⁴ замолчали. Толпа была неподвижна, и единственным шумом был гомон простых людей, доносившийся с улиц вне дворца.

Катон наблюдал, как Светоний опустил руку и глубоко вздохнул, прежде чем начать свою речь.

- Верные граждане Рима! Верные солдаты императора! Верные союзники Империи, я прошу вас поприветствовать императора Нерона. Да здравствует император! Да здравствует Рим!

       - Да здравствует император! - хором повторили солдаты, офицеры, ветераны и чиновники. - Да здравствует Рим!

Один из иценских воинов пробормотал на своем языке фразу, которую Катон знал уже давно: «Смерть Риму».

Вокруг него представители племен присоединились c куда более неровным и приглушенным хором «Да здравствует Рим!», во многих случаях благодаря незнанию латыни и церемониальных правил. Катон прокричал слова по привычке. Светоний подождал, пока стихнет звук, прежде чем продолжить.

- Мы собрались здесь, чтобы принести ежегодную клятву верности императору, Сенату и народу Рима. Это священная клятва, связывающая нас на службе Империи. Эта клятва, которую мы даем сегодня свободно, дает вам защиту, предоставленную всем нам Римом в обмен на нашу лояльность, нашу службу и наш общий вклад. Мы приносим эту клятву императору как живому воплощению духа и гения Рима, как предначертано Юпитером Наилучшим Величайшим. Да здравствует Нерон!

Толпа снова повторила фразу, и рев эхом отразился от стен двора и дворца позади пропретора. Светоний кивнул сигниферу, державшему образ императора, золотое изображение его лица, окруженное вогнутыми серебряными солнечными лучами.

Сигнифер³⁵ поднялся на помост рядом с наместником, и Светоний ухватился за него левой рукой, предлагая правую собравшимся перед ним.

- Да начнется присяга!

Старший легат четырех легионов, составлявших костяк армии в Британии, шагнул вперед. Опустившись на колени перед Светонием, он сжал руку наместника между своими, и склонив голову, произнес: - Я, Петиллий Цереалис³⁶, командир Девятого Испанского легиона³⁷, настоящим клянусь подчиняться императору и служить ему, Сенату и народу Рима. В этом я клянусь своей жизнью и репутацией моей семьи. Да здравствует Нерон! Долгих лет Риму! - Затем он встал, отсалютовал наместнику, развернулся на пятках и вернулся на исходную позицию.

Один за другим приносили присягу другие легаты, затем префекты вспомогательных когорт, которые могли быть освобождены от своих командирских обязанностей для присутствия на церемонии.  За ними шли трибуны, несшие службу в легионах. Когда последний из военных дал клятву, настала очередь гражданских чиновников, начиная с прокуратора Катия Дециана и остальных служащих администрации наместника, за которыми следовали старшие магистраты колонии в Камулодунуме и других городах провинции, где был создан местный сенат. Катон почувствовал комок в горле, с гордостью наблюдая, как его лучший друг подошел к пропретору, чтобы принести присягу громким, ясным голосом словно на плацу. Макрон верой и правдой служил Риму практически тридцать лет и полностью заслужил честь быть старшим магистратом колонии Камулодунум.

Катон увидел, как Боудикка взглянула на него и коротко улыбнулась. Он был тронут этим жестом, приятно, что она осознала важность момента и разделила удовольствие видеть, как Макрон наслаждается своим почетным положением в обществе.

Когда последние римские чиновники вернулись на свои места, первый из представителей местных племен был призван явиться к Светонию. Некоторые из них были царями, некоторые были вождями, присутствующими вместо своего правителя. Кроме Боудикки, присутствовала еще только одна царица – Картимандуа из бригантов, северного племени, чья верность Риму подверглась жестоким испытаниям фракциями, враждебными союзу их царицы с захватчиками.

Вперед вышел хорошо сложенный мужчина лет двадцати с распущенными светлыми волосами и бородой. Он был в тоге, с голубым плащом кельтского покроя, свисающим с одного плеча в тщательно рассчитанной манере демонстрации романизации в сочетании с жестом в сторону племенных условностей. Он преклонил колени и произносил клятву, данную племенами, говоря на латыни с едва заметным акцентом.

- Я, Торбеллин, царь атребатов, подтверждаю свою покорность Риму, императору и Сенату. Я предлагаю свое безоговорочное повиновение тем, кого Рим облачил властью надо мной и атребатским народом. Клянусь своей жизнью и кровью своего народа быть послушным законам, которые Рим сочтет нужным навязать нам, и соблюдать наши обязательства платить налоги, взимаемые с моего народа, властям, уполномоченным Римом собирать налоги от имени Рима. Я также клянусь платить ежегодную дань в обмен на защиту себя и своего народа, как закреплено в условиях договора, заключенного между Римом и атребатами.

Под конец клятвы Катон почувствовал брожение в рядах окружающих его бриттов. Клятва требовала от племен быть более в подчиненном положении, чем все, что он слышал раньше. От разгневанного бормотания, окружившего его, было ясно, что в эскорте тоже понимали это. Боудикка двинулась к нему с яростным выражением лица.

- Что это значит? Почему твой пропретор изменил текст клятвы? - Ее глаза сузились подозрительно. - Ты знал об этом, Катон?

- Нет! Клянусь всем, что я считаю святым, я ничего об этом не знал.

Она некоторое время смотрела на него.

- Я молюсь, чтобы ты говорил правду.

Она отвернулась и заговорила со своей свитой успокаивающим тоном, и они замолчали. В другом месте в непосредственной толпе, ропот продолжался, когда вторая клятва была дана без каких-либо возражений со стороны вождя племени. Третий пошел тем же путем, и Катон понял, что Светоний постарался так, чтобы наиболее послушные племена шли первыми, чтобы задавать тон последующим.  Один за другим они клялись в своем беспрекословном повиновении, в то время как другие племена смотрели на них с любопытством и открытым отвращением. Затем последовала короткая пауза, прежде чем наместник повернулся к иценам и позвал Боудикку вперед. Она колебалась, понимая, что то, что она сделает дальше, ляжет тяжелым бременем на ее репутацию и репутацию ее племени.

Катон понимал ее затруднительное положение. Если она приносила присягу, те племена, которые возмущались ее условиями будут считать ее малодушной или снюхавшейся с захватчиками. Ицены были одними из самых могущественных и уважаемых племен Британии. Они сохраняли определенную степень независимости от римского влияния, и укрывали многих воинов из других племен, которые спокойно ждали своего часа в угасающей надежде на то, что восстание однажды снова зажжет дух сопротивления. Если Боудикка откажется принести присягу, Светоний расценит это как акт гражданского неповиновения, который он не смог бы стерпеть. Особенно, если ее пример побудил бы других последовать ее примеру. Рим бы позаботился о том, чтобы отправить солдат обратно на территорию иценов, чтобы выявить и искоренить любые признаки мятежного духа.

Исчезнет шанс отстаивать свою позицию по поводу украденной дани или добиваться благоприятного отношения к себе. Воля Прасутага. Это была безвыходная ситуация, и она была бы проклята в любом случае. Катона переполняло смешанное чувство крайнего разочарования, отчаяния и гнева. «Почему Светоний так поступил?» - спросил он себя. - «Конечно, он должен был понимать бремя, которое он возлагал на тех, кто пытался удержать свой непокорный народ в верности Риму? Единственная причина, по которой он мог реализовать этот замысел с изменением условий текста клятвы была необходимость наместнику выявить те племена, которым, как он чувствовал, он не сможет доверять за своей спиной, поскольку он сосредоточил практически всю свою армию на западе, чтобы возглавить ее против последних непокорных горных племен и цитаделей друидов, бросивших вызов Риму. Хотя это может помочь добиться покорности всех племен за спиной, но в то же время он рисковал навлечь на себя ожесточенную враждебность тех племен, которые возмущались новой унизительной присягой».

Он увидел выражение агонии на лице Боудикки, когда она выпрямилась и медленно зашагала к Светонию. Во дворе стояла такая напряженная тишина, что было слышно ее шаги по гравию. Она опустилась на одно колено перед пропретором, протянула к его руке свои, и говорила.

- Я, Боудикка, царица иценов... - Голос у нее был низкий и напряженный, и она сделала паузу, чтобы прочистить горло и сделать глубокий вдох, прежде чем она четко продолжила. - Царица иценов, подтверждаю мою покорность Риму…

Катон почувствовал, как его горло сжалось от жалости и восхищения ее мужеством, положившим жизнь своих людей выше собственной гордыни, которая пронизывала ее словно скала. «Сколько других потерпело бы неудачу в этой проверке на силу воли?» - спросил он. Вокруг него свита иценов и те из других племен, кто еще не присягнул, смотрелись, как если бы они были плакальщицами на похоронах.

Закончив, Боудикка убрала руку с руки наместника и встала на ноги. Она отказалась встретиться взглядом со Светонием и присоединилась к своей свите. Последовала угрюмая процессия оставшихся вождей племен до тех пор, пока не подошла очередь пропретору произнести свои последние напутствия.

- Солдаты Рима, римские граждане и союзные правители-клиенты! Сегодня мы подтвердили нашу верность вере и послушанию императору. Священные клятвы были даны, и мы все связаны как одно целое. Будем ждать и способствовать еще одному году порядка и процветания в провинции. Год, в котором я наконец положу конец варварам, которые все еще сопротивляются Риму. Как только наши орлы воспарят над островом Мона, и последняя из залитых кровью священных рощ друидов будет снесена, народ Британии, наконец, познает мир, который принесет Рим.

Он поднял руку в приветствии и стал ждать традиционного одобрения, которое сопутствовало заключительной части церемонии. Но в то время как римляне и их самые верные последователи-бритты радовались в достаточно искренней манере, Катон заметил, что окружающие его молчали. Когда аплодисменты стихли, прокуратор поднялся на помост, чтобы сделать объявление.

- Наместник удаляется в зал для аудиенций во дворце, где состоится вручение ежегодной дани.

Катон взглянул на Боудикку и увидел затравленное выражение в ее глазах. Для царицы иценов, моральная мука мгновением ранее только ознаменовала начало страданий за этот день.

Худшее было еще впереди.

*************

ГЛАВА VIII

- Ты был с другим офицером, кажется? - Центурион Менапилий с опаской смотрел на Катона, стоя в стороне от зала для аудиенций.

Делегации из бриттов шли гуськом, каждая группа несла маленькие сундучки или богато тканые мешки с ежегодной данью внутри за защиту и покровительство Рима. В каждом из них было заранее определенное количество серебра и золота по весу, установленному прокуратором как подходящее размерам населения каждого племени. Расчет был основан на переписи населения, проведенной римлянами в провинции. Иногда взятки незаметно выплачивались тем, кто непосредственно проводил перепись для уменьшения налогооблагаемой «стоимости» какого-либо населенного пункта. У этих чиновников была доступна достаточно большая широта маневра, однако, в случае если последующая перепись приводила к заметному увеличению значения, лица, ответственные за первоначальные цифры, могли быть привлечены к ответственности.

- Правильно, и мне нужно срочно поговорить с наместником.

- Это всегда срочно, - вздохнул Менапилий. - Если бы все давали мне сестерций каждый раз, когда проситель говорил, что это срочно.

- Так, смотри сюда. Меня не интересуют твои афоризмы, - перебил Катон. - Это действительно срочно, я должен переговорить со Светонием немедленно.

- А ты довольно высокого мнения о себе. Кем ты себя назвал?

- Я этого не сделал.

- Верно, и я должен просто сказать пропретору, что какой-то безымянный человек с улицы нуждается в тихом слове на ушко наместнику, и я подумал, что это будет хорошо и уместно? Тебе придется попробовать еще раз поубедительнее, друг. По крайней мере, скажи мне свое имя.

Катон в отчаянии сжал челюсти. Чем меньше людей знало, что он в Лондиниуме, тем лучше. У него вдруг появилась идея. Сняв одну из рукавиц, он снял железное кольцо, означавшее его принадлежность к классу всадников римской аристократии и выставил его центуриону.

- Посмотри на это!

Менапилий на мгновение прищурился, а затем посмотрел на Катона уже более уважительно. - Хорошо, мое внимание ваше, господин.

- Отлично. Отнеси его пропретору и скажи, что я должен поговорить с ним сейчас же. Перед тем как начнется церемония вручения ежегодной дани.

Центурион отсалютовал, нахмурив лоб, и скрылся за дверью в задней части зала для аудиенций, где по обеим сторонам стояли легионеры- телохранители наместника.

Катон скрестил руки на груди и переминался с ноги на ногу, глядя на бриттов, заполняющих комнату ожидания. Иценов там пока еще не было.  Он попросил Боудикку подождать снаружи, пока он не переговорит со Светонием, в надежде, что царица иценов будет избавлена от унижения, связанного с невозможностью уплаты дани, и ей будет разрешено отстаивать свое дело наедине с наместником.

Менапилий снова появился в дверях и поманил к себе. Катон поспешил и проскользнул между двумя стражниками, входя в маленькую переднюю, где вдоль стен стояли скамьи, а табуретка писца и стол стояли по одну сторону от входа в таблиний Светония.

- Лучше поторопиться. Наместник не очень-то обрадовался, когда я сказал ему, что ты должен его увидеть.

Катон благодарно кивнул и вошел в таблиний, закрыв за собой дверь.

Пропретор прислонился к краю стола. Прокуратор Дециан сел на табуретку сбоку, у него на колене уже была открытая восковая табличка.

- Твое, я полагаю, префект. - Светоний бросил железное кольцо Катону, и тот надел его на палец, прежде чем снять войлочную шапочку. Он увидел, как глаза Дециана расширились от узнавания, хотя теперь у него была борода, и прошло около двух лет с тех пор, как они в последний раз встречались. - Что ты здесь делаешь? - продолжил наместник. - Я думал, ты покинул Лондиниум год назад или около того, после той разборки с преступными бандами. Я предполагал, что ты вернулся в Рим.

- Я был в колонии в Камулодунуме, господин.

- Вряд ли это соответствующее место для человека твоего звания или класса. Странно. Тем не менее, что это за дело, что оно настолько срочное, что не может ждать? Выкладывай.

Катон описал кражу дани Боудикки и последовавшую за ней в основном безрезультативную охоту.

- Итак, как вы видите, господин, они не смогут заплатить того, что им предписано. Какое-то время, по крайней мере.

- Очень плохо, - заметил Дециан.

Катон проигнорировал прокуратора и сосредоточил свое внимание на Светонии. - Я думал, что это важно, чтобы вы знали, прежде чем царица будет вынуждена отдать то немногое, что у нее осталось перед другими племенами и вашими чиновники. Она уже в трудной ситуации, ей пришлось пройти испытание с учетом этой новой клятвы, которую они были обязаны дать.

Прокуратор и наместник обменялись понимающими взглядами, и тот с улыбкой удовлетворения продолжил.

- Как мы и собирались, Катон. Ицены – очень высокомерный народ. Их нужно было поставить на место, и чтобы обязательно другие племена видели это.

- Я понимаю, - холодно ответил Катон. - Я опасаюсь того, что вы можете унизить их и переступить критическую черту, в случае если Боудикка не выплатит полную дань, а вы пригрозите принять меры для возмещения недостачи. Это дополнительно может не понравиться другим племенам, которые уже чувствуют себя униженными новой клятвой. Ицены уже однажды восставали против нас. Было бы неразумно провоцировать их снова.

- Спровоцировать их? - с насмешкой сказал Дециан. - Кого волнует их чувствительность? Ицены являются клиентским царством. Им нужно понять свое место в новой системе порядка, теперь, когда Британия является провинцией Рима. Рим здесь навсегда!

- Достаточно. - Светоний бросил на него суровый взгляд. - Катон прав, указывая на опасность. Они очень колючие люди, эти бритты. С ними нужно обращаться осторожно, особенно сейчас, пока я буду окончательно усмирять горные племена. Очень хорошо, префект. Что ты предлагаешь?

- Позвольте Боудикке изложить свое дело перед вами наедине, господин. Услышьте, что она хочет сказать ее собственными словами и договоритесь о дани.

- Я уже сделал поправку на неурожай, когда царь Прасутаг обратился ко мне с просьбой год назад. К иценам относились весьма снисходительно, но есть же пределы.

- Судьба не была благосклонна к Боудикке и ее народу, - возразил Катон.  - И вопрос о пределах имеет две стороны. Им пришлось пойти на жертвы, чтобы собрать дань. Если вы потребуете слишком много и слишком быстро, я боюсь, что они могут снова восстать.

- Если они это сделают, их снова усмирят. На этот раз более жестко, чтобы убедиться, что урок наконец усвоен. - Светоний позволил своей угрозе повиснуть в воздухе за мгновение до того, как сменил тактику. - Почему ты прибыл из Камулодунума вместе с ними? Ты не мог знать, что твоя помощь может понадобиться, чтобы заступиться за них по вопросу кражи дани.

- У меня была другая причина, - объяснил Катон. - Кроме уплаты дани и принесения присяги царица Боудикка также желала ходатайствовать перед вами о завещании своего мужа.

- Завещании? - усмехнулся Дециан. - У этих варваров нет даже письменности. Как могут они составить завещание?

- На всякий случай у них был римский адвокат, - сказал Катон. - Это юридический документ.

- Это еще предстоит выяснить, - указал Светоний на него. - Каково твое участие в этом деле? Почему ты здесь с ними и одет словно странствующий торговец безделушками?

- Боудикка попросила меня выступить за них. Если это будет необходимо. Ей нужен был кто-то, кто знаком с римским правом и составлением завещаний. У меня был большой опыт последнего с учетом моей роли командира.

- Мне никогда не нравились казарменные юристы, - сказал Светоний. – И мне еще меньше нравится один из них, решивший представлять интересы кучки варваров.

- Ицены – наши союзники, господин, - настаивал Катон. - Они давали присягу. Они имеют право на то, чтобы к ним относились справедливо в ответ, разве вы не согласны?

- Я мог бы согласиться, но я не уверен насчет этого дела с завещанием. Я должен услышать, что она скажет, и затем обсудить этот вопрос с Децианом здесь, прежде чем мы отправим вести в Рим для окончательного решения по законности завещания. Очень хорошо. Я выслушаю, что скажет царица иценов. Она должна предстать передо мной здесь в таблинии, как только другие племена сдадут свою дань.

- Да, господин. - Катон почувствовал облегчение. - Благодарю!

- Не благодари меня слишком быстро, - сказал Светоний. - У меня есть для тебя еще одно задание. Но хорошо, сначала разберемся с делом иценов. У тебя есть еще какое-либо дело ко мне?

- Нет, господин.

- Тогда ты свободен. Иди и доложи этой царице варваров, которой ты так хочешь помочь. Приведи ее сюда, как только мы закончим с остальными.

******

- Еще одно задание? - Макрон нахмурился, когда они с Боудиккой уселись на одну из скамеек в зале в комнате ожидания. Царица держала на коленях седельную сумку с остатками дани. - Какое еще задание как ты думаешь, он имел в виду?

Катон пожал плечами.

- Без понятия. Но у меня не сложилось впечатления, что я буду слишком рад, когда он мне его расскажет в деталях. Во всяком случае, по одному делу за раз. Мы здесь, чтобы помочь нашим друзьям.

Боудикка выдавила улыбку. - Я рада, что у нас с моим народом все еще есть друзья среди римлян. Достойные уважения друзья.

- Не все мы похожи на этого змея Гормания, - сказал Макрон.

- Я знаю. Но он не один такой. Слишком многие из ваших людей относятся к нам как к слугам или считают нас обманщиками. А в Риме ваши хозяева считают нас простыми варварами, недалеко ушедшими от крупного рогатого скота.

Ее слова уязвили Катона. Не потому, что они были оскорбительны, а потому, что несли в себе правду об отношениях между императором и самыми дальними из тех, кем он правил с презрением, растущим пропорционально их удаленности от столицы.

- Это изменится со временем. Как только провинция, наконец, обретет мир и сможет пользоваться всеми преимуществами и благами нашей цивилизации.

- С чего ты взял, что мы этого хотим? Вам не кажется, что мы вполне довольны своей собственной цивилизацией?

- Думаю, да, - признал он. - Но вполне вероятно, что Рим останется здесь, а римляне и ицены должны будут найти способ жить рядом друг с другом ради всех нас.

- Тогда будем надеяться, что ваш наместник думает так же. - Она отвернулась и посмотрела на решетчатое окно, расположенное высоко на противоположной стене. Свозь решетку было видно, как солнце садилось, и последние теплые отблески на деревянной оконной раме уже начинали угасать.

Скрип защелки на двери таблиния пропретора привлек внимание всех троих. Дециан открыл дверь, хладнокровно глядя на них, прежде чем заговорить. - Наместник готов принять вас сейчас. Но кто это? - Он посмотрел на Макрона, и в его глазах мелькнуло беспокойство.

- А, так ты меня помнишь, - сказал Макрон, вставая. - В последний раз, когда я видел тебя или, вернее, твой зад, это было, когда ты бросил меня и парней из Камулодунума, чтобы пробиться из осиного гнезда, которое именно ты и разворошил.

«Это было годом раньше», - подумал Катон, - «когда прокуратор вел небольшую колонну ветеранов карательной экспедиции против триновантского поселения, ответственного за убийство сборщика налогов». Первую кровь пролил Дециан, а потом, когда бритты окружили Макрона и ветеранов, прокуратор бежал с поля надвигающегося боя верхом со своими охранниками. Остальным пришлось отступать пешком, проделав с боями изнурительный путь. Должно было пройти еще много времени, прежде чем ветераны Камулодунума забудут о трусости Дециана.

Прокуратор вздрогнул и поманил их к себе, прежде чем поспешно отойти подальше от Макрона. В таблинии наместник уже снял доспехи и сел за стол в красной военной тунике и сандалии. Раб был занят добавлением топлива в жаровню, которая обогревала комнату, раздувая воздух и тлеющие угли, пока пламя не вспыхнуло и не начало пожирать расколотые бревна, которые он незадолго до этого положил в железную корзину.

Светоний взглянул на него.

- Убирайся.

Раб низко поклонился и отступил на несколько шагов, прежде чем повернуться, чтобы уйти через небольшой дверной проход в углу. В противоположном углу Катон увидел аккуратно сложенную груду сундуков и выпирающих мешков из плотной ткани. Рядом с ними стоял широкий стол, на котором лежала большая вощеная табличка и стилус неподалеку от масляного светильника. На другом конце стола стояли весы.

- Давайте продолжим, - сказал Светоний. - Это был долгий день, и я устал. Я уезжаю из Лондиниума с первыми лучами солнца, и я хочу, чтобы это дело было решено до того, как я покину город.

Боудикка подошла к его столу в сопровождении Катона и Макрона. Пропретор нахмурился.

- Я помню тебя. Старший магистрат из Камулодунума.

      - Центурион Макрон, господин. Центурион Марк Корнелий Макрон.

- Да. А почему ты здесь с этими двумя?

- Они мои друзья, господин. Я вместе с ними.

- Кажется, у царицы Боудикки есть несколько друзей среди моих офицеров. Я надеюсь, вы помните, на какой стороне вы находитесь.

Макрон резко вздохнул, и Катон вмешался.

- Поскольку Рим и царство иценов – союзники, господин, я думаю, мы все друзья.

Светоний помолчал, прежде чем кивнул. - Именно так.  И я бы очень хотел, чтобы мы таковыми и оставались впредь, хотя это вполне может зависеть от исхода этой встречи. - Он сел и посмотрел на седельную суму в руках Боудикки. - Я так понимаю, это дань Риму.

- Это она.

- Дециан. - Пропретор взмахнул рукой. - Подсчитай.

Прокуратор взял переметную суму и положил ее на стол, прежде чем развязать шнурок и отогнув край, обнажить всем присутствующим блеск серебряных монет. Он потянулся, чтобы выбрать одну наугад, и сильно ударил по ней стилусом, прежде чем удовлетворенно кивнуть. Затем он поднял суму на весы и установил меру с противовесами, сделав паузу, чтобы они опустились, и затем обратился к Светонию.

- Меньше четверти того, что требовалось, господин.

- Меньше четверти, - повторил наместник, глядя на Боудикку. - И как ты можешь восполнить дефицит?

- Я не могу, - ответила она. - Моим придворным пришлось отдать почти все, что у них было в обмен на серебро, которое вы требовали. Ваши торговцы зерном платили за зерно намного ниже обычной цены, и ваши же торговцы сделали то же самое с мехами и драгоценностями.

- Я не несу ответственности за сделки, заключенные торговцами, - ответил Светоний.

Катон почувствовал, как в нем закипает гнев. Рим требовал оплату монетами, в то время как большинство племен привыкли платить налоги зерном, золотом и серебром и тому подобным. Ситуация часто эксплуатировались жадными торговцами, которые платили намного ниже нормы за товары, которые племена были обязаны продать, чтобы получить требуемое количество монет. Иногда торговцы и сборщики налогов были одним и тем же лицом, плативший серебром за товары, а затем забирающий его обратно в виде налогов и получающий прямую прибыль с такой несправедливой сделки. Такая беспринципная ситуация мало беспокоила таких, как Светоний и Дециан.

Он сделал полшага вперед, чтобы вмешаться. - Господин, ицены выполнили свое обязательство собрать дань. Она была бы передана вам сегодня, если бы не кража серебра римским погонщиком рабов. Ицены добросовестно выполнили свои обязательства. Они не должны понести наказание за действия представителя нашего народа.

- Если предположить, что кража действительно имела место, - перебил Дециан. - Эти туземцы никогда не перестают плести интриги, чтобы избежать уплаты налогов.

Катон повернулся к нему.

- Я был там, ты помнишь? Я был свидетелем этого. Ты обвиняешь меня во лжи?

Дециан заколебался, прежде чем ответить, не желая оспаривать слова офицера такого ранга как Катон.

- Конечно нет, префект. Ты человек чести. Твоя репутация хорошо известна. Однако вполне возможно, что этот Горманий действовал заодно с иценами, чтобы обмануть тебя, заставив думать, что произошел случайный грабеж.

- Это вздор, - усмехнулся Катон.

- Правда? А ты проверил другие мешки, в которых должно было быть серебро?

- Нет, - признал он. - А почему я должен был?

- Значит, ты признаешь, что не знаешь наверняка, были ли в них когда-либо монеты?

- Почему я должен сомневаться в этом?

Дециан взглянул на него с жалостью.

- Может быть, ты слишком благороден. Слишком доверчив. Более мудрый человек мог бы удостовериться.

- Это чепуха! - Макрон закипел. - Мы путешествовали с Боудиккой как друзья. Ты не идешь рыться в багаже ​​своих друзей на всякий случай, всякий раз как видишься с ними, мне так кажется. Юпитер мне свидетель.

- Ты, кажется, упустил из виду еще кое-что, - тихо сказала Боудикка. -Римляне перерезали горла двух моих воинов, прежде чем они ушли с данью. Как ты думаешь, я бы позволила такое в рамках этого заговора, который ты пытаешься мне приписать?

- Возможно, - возразил Дециан. - Возможно, это пришло бы мне в голову, будь я на твоем месте.

- Тогда я благодарю наших богов за то, что моим народом никогда не управлял человек настолько циничный как ты.

- Да как ты смеешь? - прорычал Дециан. - Ты забываешься, женщина.

- Я царица, - спокойно ответила она.  - Отныне ты будешь обращаться ко мне Ваше Величество.

- Величество? Я не буду этого делать. Ты ...

- Хватит, - Светоний хлопнул ладонью по столу. - Тихо!

Несколько мгновений царила напряженная атмосфера, прежде чем остальные в таблинии повернулись к наместнику в ожидании, что он продолжит.

- Я не сомневаюсь в словах префекта Катона. Я не сомневаюсь, что дань украл этот человек Горманий и его банда. Какие бы легендарные домыслы прокуратор не предлагал.

Дециан открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.

- Тем не менее, кража серебра – не моя забота. Ты несешь ответственность за оплату дани, царица Боудикка, и ты не смогла этого сделать, по какой бы то ни было причине. Теперь ты должна восполнить образовавшийся дефицит.

- А если я не смогу?

       - Ты должна. Вот и все. Этот вопрос закрыт. Он сделал жест рукой в ​​сторону. Остается вопрос о волеизъявлении, которое ты хочешь, чтобы я рассмотрел. У тебя оно с собой? Дай мне взглянуть.

Боудикка на мгновение замерла, пытаясь осознать внезапное исчезновение ее надежд на снисхождение в связи с потерей дани. Затем она полезла в складки своего плаща и достала кожаную трубку с документом и положила ее на стол перед Светонием. Он посмотрел на нее, прежде чем снова заговорить.

- Чтобы избавить меня от необходимости читать все это, каковы условия завещания?

- Мой муж подтверждает союз нашего народа и Рима. Он выражает нашу благодарность за защиту, которую Рим предложил нам в обмен на союз. В знак признательности он дарует императору Нерону честь быть сонаследником царства иценов. Меня назовут в качестве другой сонаследницы.

- Дарует честь? - Дециан сухо усмехнулся. - Честь унаследовать половину вонючей сырой хижины, населенной варварами, зарабатывающими себе на жизнь болотной землей. Я уверен, император будет чувствовать себя смиренно польщенным такой честью.

- Тихо! - приказал Светоний. Он сосредоточил свое внимание на Боудикке. - Значит твой муж решил оставить половину своего имущества Нерону. Осмелюсь предположить, что император может решить принять такой дар в прямом смысле и потребовать свою долю в полном объеме. Но это не то, на что вы надеялись, осмелюсь предположить. Твой муж воображал, что Нерон будет польщен, но мало заинтересован в наследовании половины племени в какой-то далекой провинции, и что твоя жизнь и жизнь вашего народа останутся прежними. Я прав в этом предположении?

- Я надеялась, что ваш император будет благодарен за оказанную ему честь и благосклонно и великодушно относется к моему народу.

Светоний хитро улыбнулся.

- Я полагаю, вы бы на это надеялись. Тогда мы оба должны дождаться, пока будет отправлено письмо в Рим для рассмотрения императором, и он сообщит нам о своем решении. А пока мы должны вернуться к вопросу о неуплаченной дани. Я дам тебе три месяца. Если за это время ты не успеешь это сделать, я пошлю Дециана в твою столицу составить опись земли и владений твоего племени, а затем мы наложим арест на имущество по стоимости суммы, необходимой для уплаты причитающейся дани.

- Три месяца? - Голос Боудикки стал пронзительным и сердитым. - Нам потребовалось вдвое больше времени, чтобы собрать первоначальную дань.

Светоний поднял руку.

- Я принял решение. Как ты с этим справишься – твоя забота. Вопрос закрыт. Ты можешь идти по своим делам.

Макрон посмотрел на Катона и покачал головой.

- Господин, если можно?

- Вопрос закрыт, - повторил Светоний. - Не испытывай моего терпения, если хочешь избежать того, чтобы я сделал условия сделки еще менее терпимыми.

Боудикка с отвращением отвернулась и вышла из комнаты. Макрон заколебался и собирался уже следовать за ней, когда наместник обратился к нему.

- Не ты. Останься здесь. Я еще не закончил с тобой и с префектом Катоном. У нас еще есть важные дела.

*************

ГЛАВА ІX

Инстинктивной реакцией Катона на приказ остаться было опасение, что истинная личность Клавдии Актэ была раскрыта, и что их вот-вот арестуют и вернут в Рим, где они предстанут перед гневом императора Нерона. Он не мог придумать какой-либо другой причины. Он взглянул на Макрона, который слегка пожал плечами, прежде чем оба повернулись к Светонию. Наместник наблюдал за бессловесной игрой с веселым видом.

- Почему мои подчиненные думают, что у них проблемы, когда я прошу их остаться после того, как другие покинули собрание? Может быть, они страдают от угрызений совести? Или что-то скрывают? По опыту, то обычно так и происходит, - он сделал паузу, а затем рассмеялся. - Расслабьтесь, вам не о чем переживать. По меньшей мере не в том смысле, в котором вы, возможно, ожидали.

Его слова мало успокоили беспокойство Катона. Какое-то шестое чувство навело его на мысль, что ему не понравится то, что пропретор собирался сказать им. Светоний перевел взгляд на Макрона.

- Как старший магистрат ближайшего центра римской власти, на тебя возлагается обязанность помогать прокуратору в составлении описи имущества и богатств царства иценов и обеспечении того, чтобы остальная часть дани была выплачена.

- Это если предположить, что царица Боудикка не соберет то, что причитается, господин, - сказал Катон.

       - Именно это я и предполагаю, префект. Или ты мне хочешь объяснить, как она сможет найти необходимые деньги? - Вызов Светония остался без ответа, и он кивнул. - Мы можем согласиться с моим предположением тогда. Центурион Макрон, ты будешь под командованием прокуратора и будешь исполнять все его приказы.

Макрон покачал головой. - Со всем уважением, господин, я не буду этого делать.

- Не будешь? - Светоний нахмурился.

       - Я отказываюсь служить под началом этого труса. - Макрон ткнул большим пальцем в сторону прокуратора, не соизволив взглянуть на него. - Он был ответственен за смерть множества хороших людей и бежал с поле боя, когда началась та заварушка, которую он сам и спровоцировал. Если бы он был солдатом, его бы казнили за дезертирство перед лицом врага.

- Но он не солдат, центурион. Он гражданский чиновник, и он выполнял свои обязанности в том инциденте, о котором ты говоришь. Да, я слышал его версию этого, и я уверен, что, если бы он остался с тобой и твоими людьми, то это бы все равно не повлияло на результат. Как бы то ни было, он поднял тревогу в тот момент, когда он достиг армейского аванпоста, хотя, к сожалению, слишком поздно, чтобы она оказалась полезной.

- Если вы так говорите, - прорычал Макрон. - Как я уже сказал, я не буду служить под его началом, если бы я это сделал, то я не смог бы нести ответственность за то, что может с ним случиться.

- Достаточно, центурион! Я не потерплю угроз со стороны тех, кто служит под моим началом. Мне нет дела до личных обид, которые ты можешь здесь предъявить. У меня нет возможности тратить свое время на мелкие разногласия. Ты по-прежнему офицер запаса, а также старший магистрат колонии. Таким образом, ты обязан подчиняться любому приказу, который я тебе отдам. И я приказываю тебе помочь прокуратору в обеспечении того, чтобы Боудикка и ее племя выполнили свои обязательства. На время этой миссии ты будешь подчиняться ему так же, как и любому другому офицеру, занимающему командирскую должность над тобой. Это совершенно ясно, центурион? Или ты предпочитаешь, чтобы я лишил тебя твоего звания и нашел кого-то другого, кто возьмет на себя твои обязанности и привилегии?

Макрон глубоко вздохнул, прежде чем ответить. - Ясно, господин.

Краем глаза Катон заметил, что Дециан с удовлетворением сложил руки на груди.

- Очень хорошо. - Светоний нетерпеливо вздохнул. - Дело решено. Я больше не нуждаюсь в тебе и прокураторе. Вы оба свободны. Центурион, я был бы признателен, если бы ты воздержался от того, чтобы выбить дух из Дециана в тот момент, как только вы окажетесь вне таблиния. И Дециан, я не восприму положительно любые провокации, которые ты предпримешь в адрес Макрона или злоупотребишь моим доверием, когда я решил поместить его под твое командование. Все ясно? Прошу более не портить мне настроение. А теперь уходите.

Дециан первым направился к двери, желая увеличить дистанцию ​​между собой и центурионом, чью жизнь он некогда поставил под угрозу. Макрон заставил себя сделать паузу, сжав кулаки, прежде чем кивнул, отдал честь наместнику и вышел из таблиния, плотно закрыв за собой дверь. Светоний закрыл глаза и глубоко вздохнул, прежде чем снова открыть их, чтобы обратиться к Катону.

- У меня и без этого достаточнопроблем.

- Тогда, может быть, лучше было бы найти кого-нибудь другого для того, чтобы служить при прокураторе.

- Я предупреждаю тебя, чтобы ты не вмешивался в этот вопрос, префект.  Мое решение принято, и эти двое будут выполнять свой проклятый долг, или я заставлю их ответить.

- Да, господин.

- Итак, теперь мы обратимся к той причине, по которой я тебя задерживаю.

«Вот оно», - подумал Катон и крепко сцепил руки за спиной.

- Возможно, ты будешь удивлен, узнав, что я навел справки о твоем послужном списке еще до того, как меня назначили наместником в Британию. Сенаторы с военным прошлым, как правило, делятся своим мнением о достоинствах и недостатках тех, кто служил под их началом. Твое имя упоминалось несколько раз. Легат Веспасиан³⁸, например, особенно высокого мнения о тебе – «храбрый, находчивый и талантливый» были такие слова, насколько я помню. Действительно, Веспасиан даже отметил, что однажды ты сможешь стать префектом Египта. Ты бы согласился с таким суждением?

Не только профессиональная скромность помешала Катону согласиться.  Он чувствовал, что это могла быть проверка. Светоний был готов судить его по тому, что он дальше скажет в ответ. Он также был рад расслабиться, что разговор до сих пор не велся о личности Клавдии, и очень не хотел давать пропретору никаких оснований относиться к нему с немилостью.

- Я служу по воле командиров, господин. Я стремлюсь выполнять свой долг в меру своих возможностей и в лучших традициях римской армии. Если мои командиры сочтут, что я оправдал ожидания, то это радует меня.

- Готов поспорить, - ухмыльнулся Светоний. - Ну же, Катон, не будем скромничать. Я тоже горжусь тем, чего я достиг. В этом нет ничего плохого. Не должно быть ложной скромности между нами. Не случайно я получил это назначение. Несмотря на то, что я заслужил некоторую известность благодаря своей победе в мавританской кампании, ни в коей мере не было уверенности в том, что меня выберут править Британией. Я должен был воспользоваться всеми политическими услугами, которые мне были должны мои друзья, и еще подарить свою виллу в Байях Нерону, чтобы сорвать этот приз. И приз этот в том, что я разгромлю друидов и сломаю спину вооруженному сопротивлению на этой земле, мое имя будет у всех на устах по всей Империи. Не будет политической должности, недосягаемой для меня, а моя фамилия будет в числе самых уважаемых в Риме.

Он сделал паузу, затем наклонился вперед, не сводя глаз с Катона.

- Ты мог бы получить свою долю этой славы. Боги знают, что ты заслужил это после всего, что ты сделал на службе Рима. Пришло время подвергнуть свои навыки и репутацию серьезному испытанию. Мне нужен выдающийся офицер на моей стороне, когда я поведу армию в горы. Мне нужен кто-то, кто сражался там раньше, кто знает землю и может предвидеть опасности, стоящие перед нами. Мне нужен кто-то, кто завоевал уважение солдат. Мне нужен офицер с амбициями и решимостью довести дело до конца. Я хочу быть уверен, что такой человек сыграет свою значимую роль в моей победе. Я верю, что ты и есть этот человек, Катон. Ты достиг невероятно многого для человека такого низкого происхождения, я думаю, ты согласен с таким мнением?

«Отравленный комплимент, если таковой когда-либо подразумевался», - размышлял Катон. Потом он увидел, что его командир ждет ответа.

- Какую должность вы мне предлагаете, господин? Я должен возглавить ваш штаб?

- Нет. Эта должность уже занята. Он хороший организатор, но не полевой командир. У меня есть кое-что более подходящее твоим способностям. Подразделение, которое я выбрал в качестве авангарда армии, - Восьмая Иллирийская вспомогательная когорта. Это одно из самых крупных подразделений, в котором свыше тысячи человек, включая конный контингент. Предыдущий командир отобрал вручную парней для этой работы среди горных племен Иллирии, и они прошли тяжелое обучение в последние месяцы. Особенное подразделение для особого командира, как я уверен, ты осознаешь, коим ты являешься. Теперь когорта твоя.

- Интересно, что скажет по этому поводу нынешний командующий. Он и его люди.

- Немного. Префект Рубрий умер десять дней назад. Упал с лошади во время езды. Простое падение, но оно сломало его шею.

- Печальная утрата.

- Верно, но прекрасная возможность для его преемника. Ты принимаешь командование?

Катон ответил не сразу. Это действительно была возможность, и он бы ухватился за нее, не задумываясь при других обстоятельствах. Однако это означало бы расставание с Клавдией и Луцием как минимум на несколько месяцев, и он знал по предыдущему опыту сражений в горах и с вражескими племенами, которые знали их вдоль и поперек, что кампания будет тяжелой. Более того, если победа будет действительно столь громкой, как надеялся Светоний, все общественное внимание будет приковано к героям этого триумфа, когда они вернутся в Рим. Ему было бы трудно спрятать Клавдию, если бы он был в центре внимания, и, если ее узнают и разоблачат, это подвергнет опасности всех троих.

С другой стороны, окончательная перспектива командования гарнизоном и провинцией Египет была очень заманчива, и не только потому, что назначение в эту провинцию предоставило бы ему столь желанное уединение. Пост сделал бы его достаточно богатым, чтобы купить конфиденциальность, в которой он бы нуждался после своего пребывания в должности, чтобы жить в уединении, пока Нерон не забыл бы свою прежнюю фаворитку и нарушение условий ее изгнания, или пока он не умер и не был бы заменен новым правителем или даже режимом. Республиканец, живший в Катоне, все еще надеялся на тот день, когда верховная власть вернется к Сенату. Нерон и его непосредственные предшественники Калигула³⁹ и Клавдий⁴⁰ всесторонне продемонстрировали подчеркнутую опасность передачи единоличной власти в руки безумных людей или которыми легко манипулировать.

- Так ты согласен? - Светоний нахмурился. - Что ты ответишь, Катон? Я бы подумал, что человеку действия, как ты, потребуется лишь мгновение, чтобы принять решение. Разве ты не решительный человек?

Катон внутренне покривился такому вопросу. Он побуждал дать наивный утвердительный ответ. По правде говоря, на самом деле решение всегда зависело от многих обстоятельств. Но это «зависело» не было тем ответом, который желали те, кто ставил такие вопросы. По иронии судьбы, прямое «нет» – каким бы решительным оно ни было – было в равной степени неприемлемо. Он вздохнул.

- Я согласен, господин.

- Хороший человек, хотя немного больше энтузиазма за мое щедрое предложение не помешало бы.

- У меня есть одно условие, господин.

Светоний резко вздохнул. - Ты знаешь, что такое испытывать удачу, не так ли?  Префект Катон, ты мне сейчас желаешь ставить условия? Ты принимаешь или отказываешься. Если ты выберешь последнее, то я не буду повторять предложение. И я не забуду твое высокомерие. Такому человеку, как ты, нужны политические покровители. Как я уже сказал, я знаю много о твоем послужном списке. - Он сделал паузу. - Кто-то мог бы также спросить, почему человек твоего ранга и репутации предпочел затаиться в безвестной заводи провинции Британия, на самой границе цивилизованного мира.

Катон почувствовал, как у него чаще забилось сердце. Узнал ли Светоний о Клавдии? Наместник оставил вопрос немного повисеть в воздухе, прежде чем он продолжил.

- Я также знаю, что ты нажил себе как врагов, так и поклонников среди влиятельных людей. Возьмем, к примеру, сенатора Вителлия. Он мне показался человеком, который так же быстро перерезал бы тебе горло, как заказал бы еще один кувшин вина. Я не сомневаюсь, что его вражда – результат профессиональной зависти или какой-то его схемы, к провалу которой ты мог приложить руку. Тем не менее, у него есть к тебе претензии, и он неуклонно строит мощную фракцию вокруг себя. Он не тот человек, которому можно переходить дорогу. Тебе понадобятся влиятельные друзья, чтобы защитить себя в будущем. Такие друзья, как я. Понимаем ли мы друг друга?

- С ослепительной ясностью, господин.

Светоний кивнул. - Значит, ты понимаешь, что не в том положении, чтобы требовать условий. Однако в качестве жеста доброй воли я готов рассмотреть любую твою просьбу. Хорошо, выкладывай, что у тебя?

- Мне потребуется второй командир. Кто-то, кого я хорошо знаю и кому могу доверять.

- Позволь мне предположить. Центурион Макрон?

Катон кивнул. - Мы служили вместе долгое время. Нет боевого товарища, которого я предпочел бы иметь рядом со мной, учитывая характер сражений, которые нам предстоят.

- Макрон недоступен. Я уже отдал ему приказы.

- При всем уважении, господин, было бы лучше применить его в рамках кампании, где его способности могут проявиться наилучшим образом и не ставить под угрозу взрыва напряженности, существующей между ним и Децианом.

- Я ясно дал понять, что мне нет дела до такой ерунды. Кроме того, у меня есть и другие причины, почему я решил оставить центуриона Макрона в Камулодунуме. Я не питаю иллюзий по поводу растущего недовольства среди иценов, которое может вспыхнуть из-за того, что Дециан принудит их к уплате долга.

- Я бы сказал, что это излишняя уверенность, - рискнул Катон. - Почему бы не отложить этот вопрос до конца кампании, господин? Участвовать в кампании в горах посреди крайне враждебных племен весьма рискованно, пока есть риск возникновения неприятностей в нашем тылу.  Почему бы не дать иценам еще год, чтобы собрать остальную дань?

- Я не согласен с твоей точкой зрения, Катон. Время – это роскошь, которой у меня нет. Император ожидает, что дань с Британии должна быть доставлена ​​ему в Рим как можно скорее. Он будет очень немилостив, когда узнает о ситуации здесь, на границе. Хотел бы ты быть тем, кому пришлось бы объяснять ему, что мы не собираем дань из страха перед тем, как могут отреагировать ицены? Более того, если я сегодня буду снисходителен к иценам, то другие племена могут возмутиться тем, что мы к ним относимся с предпочтением. Что, если они также потребуют больше времени для выплаты дани? Я не могу сделать пример из них всех, но я могу сделать показательный пример из иценов. Они должны заплатить или столкнуться с последствиями, чтобы другие племена усвоили урок.

- А что, если они усвоят неверный урок? Что, если ицены поднимутся и вдохновят других следовать за ними восстать против римского произвола? Когда мы и армия будем далеко в горах, кто будет противостоять восстанию?

- Я не дурак, префект. Здесь останется более чем достаточно войск, чтобы сдержать любое недовольство. Большая часть Девятого легиона останется в лагере под Линдумом, а Второй легион будет удерживать юго-запад провинции.  Кроме того, в большинстве основных поселений размещены вспомогательные подразделения, например, как в Лондиниуме, и ветераны Макрона в Камулодунуме. Вот почему я не назначу Макрона твоим заместителем. Он нужен в колонии. Я рассчитываю, что он поддержит Дециана и будет готов повести своих ветеранов против иценов, если они окажутся достаточно глупы, чтобы стать причиной серьезных проблем.

Катон почувствовал, как холодная тревога пронзила его затылок при виде Макрона и его ветеранов, вынужденных защищать Камулодунум. Место было почти лишено укреплений, и к тому же там было много гражданских, женщин и детей, живущих там, Луций, Клавдия и Петронелла среди них.

- Господин, я обязан указать, что колония может набрать едва ли достаточно людей, чтобы сформировать одну полноценную когорту, при чем никто из них не будет моложе сорока пяти лет. Они опытные парни, конечно, но уже давно не в расцвете лет.

- Я думаю, твоему другу Макрону было бы не очень приятно услышать, что ты так его описываешь. Только минуту назад ты говорил мне, что нет лучшего солдата, которого ты хотел бы иметь рядом с собой в изнурительной кампании, в которую мы собираемся вступить.

Катон проклинал себя за то, что предоставил этот аргумент своему командиру, и пытался найти выход из получившейся ловушки. - Я не сомневаюсь в пригодности Макрона, господин. Я говорил о тех, кого он должен будет призвать под штандарты. Пожилые люди и те, у кого есть раны и болезни, оставшиеся после долгой службы в легионах. Я переживаю за безопасность колонии. Кроме того, существует более широкая ситуация.  Гарнизон Лондиниума состоит из самых отбросов из вспомогательных когорт провинции. Несколько сотен ненадежных людей, которые будут с легкостью отброшены в сторону, если они когда-либо столкнутся с решительным врагом. То же самое касается большинства других гарнизонов, так как я полагаю, что вы лишили их лучших людей, чтобы пополнить ряды подразделений, которые вы поведете против друидов и их союзников. Второй Легион является боевой единицей только по названию. На самом деле это не более чем тренировочный лагерь для набора новобранцев из Галлии, чтобы подготовить подкрепление для других легионов. Это оставляет Девятый как единственное эффективное подразделение, и я осмелюсь предположить, что он тоже был прорежен, чтобы найти людей для кампании.

Молчание Светония подтвердило его последнюю точку зрения.  Катон вдруг понял, что уже невозможно пытаться изменить любое из решений пропретора. Он мобилизовал все свои силы и не потерпит задержки с началом кампании против горных племен. Лучшее, на что можно было надеяться, это быстрое решение проблемы, прекращение похода и передислокация армии на прежние позиции до того, как среди таких племен, как ицены вспыхнут серьезные беспорядки и неповиновение. Особенно среди иценов.

Ни один из них более не заговорил до того, как Катон не пошевелился. - Сколько времени у меня есть, чтобы привести свои дела в порядок? Мне нужно забрать мои доспехи и вещи из колонии и убедиться, что мой сын в надежных руках, прежде чем я возьму командование на себя.

- Увы, на это нет времени. Я уезжаю из Лондиниума завтра на рассвете. Ты отправишься со мной. Восьмая Иллирийская находится в Деве. Им нужно завершить пополнение своего фуража, перегруппировать ряды и попрактиковаться в тактике горных боев. Я намерен выступить на противника не позднее конца марта. Зима закончится, и земля должна быть уже достаточно твердой для наших транспортных средств снабжения. К тому времени ты должен подготовить своих людей.

- Да, господин, - Катон изо всех сил старался вникнуть в эти подробности, но в то же время погрузившись в мысли о том, как он оставит сына и возлюбленную. - А как насчет моего снаряжения?

- Можешь пока взять что-нибудь из запасов гарнизона и договориться о том, что тебе нужно, чтобы это отправили в Деву до начала кампании. Что касается твоих близких, я уверен, что ты можешь всецело доверить их безопасность Макрону, чтобы он позаботился о них.

«Макрон будет занят выполнением приказов наместника и Дециана», -как понял Катон. Он не мог обременять своего друга дополнительными обязанностями. Он должен найти кого-то надежного для помощи Макрону в его отсутствие.

Светоний сложил руки.

- День подходит к концу. У тебя теперь имеются насущные заботы по подготовке к отбытию, которыми ты должен заняться. Возвращайся во дворец к рассвету готовым выступать в путь. - Он кивнул на дверь, указывая на то, что встреча закончилась.

- Да, господин, - отсалютовал Катон, затем повернулся и зашагал к двери с разбитым сердцем, разделенным между долгом и жертвами, которые его исполнение влечет за собой. Он должен снова пойти на войну и уйти, не попрощавшись с теми, кого любил.  Но Рим призвал его, и он еще раз должен был ответить на этот зов.

*************

ГЛАВА X

Когда на Лондиниум опустилась ночь, Макрон помог разнорабочему своей матери развести костер, наполнив гостиницу теплотой, чтобы заманить клиентов и удержать их там. Душевный аромат витал с кухни в задней части гостиницы, пока Порция наблюдала за приготовлением тушеной баранины, которая являлась фирменным блюдом заведения. К тому времени, когда начали прибывать ранние вечерние пропойцы, он сидел за угловым столиком в «Собаке и олене» и ждал своего друга. В конце концов, его терпение было вознаграждено, когда Катон нырнул под притолоку и закрыл дверь на улицу.

- Я уже начал думать, что с тобой что-то случилось, - поприветствовал его Макрон, затем увидел мрачное выражение лица своего друга и осекся. - Что такое?

Катон кратко рассказал, что произошедшем между ним и наместником диалоге.

- Завтра? - Брови Макрона приподнялись. - Дерьмо. Мило со стороны старика, что так заранее предупредил тебя. Он хоть намекнул, в каком состоянии находится Восьмая Иллирийская? Новички или ветераны?

- Он высоко ценит их.

- Конечно, это то, что он говорит тебе, чтобы соблазнить тебя принять командование. Бьюсь об заклад, они кучка зеленых сосунков, нуждающихся в хорошей встряске, - тон Макрона потеплел. - Я бы привел их в форму также быстро, как сварилась эта вареная спаржа.

- К сожалению, у тебя не будет такого шанса. У тебя есть отдельные приказы.

- А, да брось, парень.  Ты же прекрасно знаешь, что я лучший человек для этой работы. Любой дурак мог бы быть нянькой у Дециана, пока он имеет дело с иценами. Честно говоря, это последнее, в чем я хочу участвовать. Поговори со Светонием и запиши меня в Восьмую Иллирийскую.

- Не могу, - с сожалением ответил Катон. - Я уже спросил о тебе. Наместник отказался.

- Почему?

- Он говорит, что ты нужен в Камулодунуме, если возникнут проблемы с иценами, я согласен с ним в чем-то.

Макрон посмотрел на него. - Чепуха.  Это потому, что ты думаешь, что я слишком стар для войны? Ведь так?

- Нет, дело не в этом, - честно ответил Катон. - Однако теперь ты женат на прекрасной женщине, и я не думаю, что я когда-либо видел вас счастливее, чем в течение месяцев, с тех пор как я прибыл в колонию. Теперь вы можете вместе радовались заслуженной идиллии. Макрон, я бы хотел, чтобы ты выжил и наслаждался этим миром с Петронеллой.

- Ах, да ладно. Как ты думаешь, против кого мы выступаем? Кучка волосатозадых варваров и их друзья-фанатики в черных капюшонах. Мы засунем их в мешок и вернемся в Лондиниум, чтобы поделиться добычей еще до начала лета.

Катон слегка склонил голову набок. - Мы оба знаем, что это неправда. Мы выступаем против тех самых варваров, которые выпнули нас из гор в прошлый раз, когда у нас с тобой была причина отправиться туда. Мы потеряли многих хороших людей в процессе.

Макрон замер на мгновение, прежде чем смягчился и кивнул. - Вот почему я тебе нужен тас рядом с тобой, брат.

- Я это знаю. Но у нас обоих есть приказы, и на этом вопрос закрыт. - Катон проник в суму под плащом и достал маленький кожаный тубус, который положил перед своим другом.

- Что это? - спросил Макрон.

- Письма для Клавдии и Луция. - Я хотел бы попрощаться лично, но это придется сделать на бумаге. Скажи им, что у меня не было выбора в этом вопросе. Я попытался все объяснить, но все же. - Он постучал по трубке.

Он решил написать письма на папирусе, чтобы продемонстрировать заботу, с которой поместил мысли, молитвы и нежные прощания в письменной форме. Писец из штаба Дециана продал ему необходимые материалы за пять денариев – непомерная цена, но он был согласен ее заплатить. Он сел и тщательно сформулировал каждую фразу, прежде чем записать ее при тусклом свете масляной лампы.

- Если со мной что-нибудь случится. Я бы хотел, чтобы ты присмотрел за ними, если ты сможешь.

- Конечно. Но послушай, Катон, ты вернешься. Я бы поставил на это всю свою долю при увольнении из легионов. Так что давай не веди себя как какой-нибудь сентиментальный новобранец накануне своего первого боя, а?

- Я знаю. - Катон нахмурил брови. - Я ничего не могу поделать. Я никогда раньше не чувствовал себя так тревожно из-за предстоящей кампании. Предчувствие чего-то нехорошего витающего в воздухе. Я чувствую это нутром.

- Это моя мать так говорит о готовке.

- Я серьезно, Макрон, - он серьезно наклонился вперед. - А если со мной что-то случится, мне нужно знать, что о них позаботятся.

Макрон сделал короткое страдальческое выражение. - Все в порядке. Даю слово. Хотя я не знаю, смогу ли я стать кем-то вроде отца для юного Луция.

- Ты справишься. Ты воспитал и обучил меня всему, когда я впервые присоединился ко Второму легиону.

- То была военная служба. Парню понадобится хороший учитель для вещей, которые он должен знать сейчас, соответствовать своему статусу всаднического класса.

- Я уже подумал об этом. - Катон повернулся, чтобы взглянуть на дверь, а затем огляделся на антураж таверны. - Я не вижу никого из эскорта Боудикки. Я бы подумал, что они захотят выпить к этому времени.

- Они ушли. Они уехали, как только она вернулась из дворца наместника. Она сказала что-то моей матери о желании поскорее выбраться из места, зараженного Римом, как только возможно. Не могу сказать, что виню ее.

- Как давно? - Катон почувствовал прилив тревоги. Он хотел поговорить с Боудиккой и успокоить ее, что он будет продолжать настаивать на ее деле со Светонием, пока он будет служить под началом пропретора. Было важно, чтобы она знала, что не все римляне одинаковы, и что он и Макрон всегда заступятся за нее. Нетрудно было домыслить, как будет тлеть ее обида, угрожая вспыхнуть ярким пламенем, если ицены подвергнутся какой-либо невыносимой провокации.

Макрон задумался. - По крайней мере, уже как два часа, я бы сказал. Они уже в нескольких километрах от города к этому моменту. Слишком поздно, чтобы что-то с этим поделать.

- Тогда внимательно слушай меня. Макрон, ты не хуже меня знаешь, насколько деликатна ситуация с иценами. Многое зависит от того, как прокуратор будет справляться с делами. Какими бы ни были распоряжения наместника, может наступить момент, когда тебе придется низложить Дециана и взять на себя командование. Нельзя допустить, чтобы он опять стал причиной взрыва недовольства среди местных сейчас, когда почти вся армия растянулась от западных гор до восточного побережья. Ты должен сделать все, что нужно, чтобы умиротворить иценов.

- Сделать что нужно… или кого угодно, ты имеешь в виду?

Катон поджал губы и кивнул. - Учитывая, что поставлено на кон.

Макрон откинулся на спинку кресла и надул щеки. - Это серьезное действие. Ты действительно думаешь, что все может дойти до такого?

- Вполне. Это вопрос взвешивания жизни одного римлянина с жизнью бесчисленного множества других, если поднимется восстание. Просто убедись, что тебя не поймают за руку.

«Трудно было поверить, что они обсуждают убийство прокуратора целой провинции», - подумал Катон. - «Но судьба провинции и ее жителей висела на волоске. Чтобы Британия оставалась частью Империи, Светоний должен был добиться победы над горными племенами и друидами. Он мог бы сделать это только в том случае, если его тылу не будет угрожать опасность. Если наместник потерпит поражение, жизнь Дециана уже не будет иметь никакого значения, так как наиболее горячие племена обязательно воспользуются шансом подняться и свергнуть римских захватчиков. Если бы прокуратор спровоцировал иценов на восстание, было бы слишком мало солдат, способных сдержать их, и если восстание распространится на другие племена, то Светоний и его армия оказались бы зажатыми между его врагами в горах и восставшими в тылу и были бы уничтожены. В любом случае провинция была бы обречена. Ее будущее зависело от победы в горах и мира во всей остальной провинции. Убийство Дециана было бы небольшой ценой, чтобы заплатить за гарантию мира».

Катон вдруг почувствовал сильную усталость. Он неловко поерзал. - Я пожалуй мог бы выпить, пока мы ждем.

- Ждем чего?

- Я хотел, чтобы ты оказал мне небольшую услугу. Я послал за кое-кем, чтобы он обучал Луция и защищал его, пока я не вернусь из этой кампании.

- Я думал, что это моя работа.

- Это так. Но, как ты заметил, с некоторыми аспектами лучше справляются другие люди. Кроме того, мальчик настоящий оторва. Ему понадобятся две пары глаз наблюдать за ним. - Катон поднял руку и дал понять Порции, что хотел бы что-нибудь выпить. Она кивнула и наклонилась, чтобы наполнить кувшин из одной из амфор за стойкой прилавка.

- Интересно, кого ты имеешь на примете? - Макрон задумался, а затем хлопнул себя по лбу и поморщился. - Аполлоний...

- Можешь ли ты придумать лучшего наставника для мальчика?

- Только если ты не хочешь, чтобы Луций оказался каким-то коварным профессиональным убийцей с языком таким же острым, как и его клинок.

Катон на мгновение задумался и пожал плечами. - Тем не менее, совсем не лишние навыки, учитывая мир, в котором мы живем. Однако я имел в виду более академическую педагогическую роль Аполлония. Между ним и тобой, я смогу быть уверен, что мой сын в надежных руках. А, вот и он.

Макрон поднял голову и увидел, как подтянутая фигура зашла в таверну с улицы и закрыла за собой дверь. Человек откинул капюшон своего шерстяного плаща, обнажив костлявое лицо, покрытое светлой щетиной и с лысой макушкой. Стальные серые глаза оглядели комнату, прежде чем он прошел через внутренние помещения, чтобы присоединиться к Макрону и Катону. Его узкие губы растянулись в волчьей улыбке.

- Центурион Макрон, какое удовольствие. Я видел тебя на принятии присяги ранее утром. В наши дни ты неплохо зарекомендовал себя как респектабельный местный политик.

- И тебе тоже от души мое приветствие, - ответил Макрон, когда его мать подошла к столу с подносом, на котором были кувшин и две чаши. Ее морщинистое лицо изогнулось в приветственной улыбке, когда она узнала новоприбывшего.

- А, Аполлоний. Приятно видеть тебя снова. Как обычно?

- Как обычно? - Макрон нахмурился. - Он здесь завсегдатай?

- Один из моих лучших клиентов. Он наслаждается едой, дает хорошие чаевые и всегда вежлив. Ты мог бы поучиться у него кое-чему о хороших манерах, мой мальчик.

- Вы слишком добры. - Аполлоний милостиво склонил голову. - Я бы не стал покровительствовать никакому другому заведению в Лондиниуме. Ему нет равных в вине, еде и дружелюбии хозяйки.

Порция похлопала его по щеке. - Ты просто льстец.

Макрон закатил глаза и с отвращением фыркнул, а она поспешила за очередной чашой.

- Это было мило, - Аполлоний потер свои костлявые руки. - Три старых друга встречаются за кувшином вина. Я получил твое сообщение в штаб-квартире наместника, префект. Что случилось? Мы втроем собираемся воссоединиться на какой-то жизненно важной новой миссии, превозмогая отчаянные трудности?

- К сожалению, нет, - сказал Макрон, потянувшись за кувшином и налив вино. - На этот раз это работа Катона. К сожалению, особенно для меня, у него есть другое задание для нас двоих.

Бровь Аполлония нахмурилась, когда он повернулся к Катону. - Так ли? И что это будет за задача?

- Я обращаюсь за помощью. Мне нужно, чтобы ты сделал для меня кое-что важное, пока я буду в походе со Светонием.

- В походе? Я думал, ты счастливо затаился в Камулодунуме.

- Был там, - Катон обрисовал итоги своей встречи с пропретором.

- Новое командование? Ну не могу сказать, что удивлен. Судя по тому, что я слышал, Светонию с трудом удавалось наскрести достаточно людей и хороших офицеров, чтобы возглавить их, когда он пойдет против друидов. Ему повезло, что ты здесь, в Британии. - Аполлоний ненадолго задумался. - Однако тебе не повезло, в целом, учитывая причину, по которой ты вообще здесь.

- Довольно. - Катон огляделся, но ближайший клиент находился через две скамьи от него и, казалось, был занят, договариваясь с одной из «волчьих жриц» о хорошей цене.

- Так для чего я тебе нужен? - спросил Аполлоний. - Разведка? Допрос? Сбор информации?

- Скорее наоборот, - пробормотал Макрон, наслаждаясь легким выражением замешательства на лице шпиона.

- Я хочу, чтобы ты был наставником Луция, пока меня не будет, -объяснил Катон. - Мальчик должен начать свое формальное образование. О, он умеет читать и писать, но ему нужно что-то посложнее, а у тебя есть необходимая эрудиция. У меня есть небольшой сборник рассказов и стихов, который я привез из Рима. Ты можешь начать с них, как только присоединишься к нему в Камулодунуме. О нем позаботится Клавдия под защитой Макрона. В доме, который я снимаю в колонии, есть свободная комната. Ты можешь ею воспользоваться.

Аполлоний выглядел разочарованным.

- Я не уверен, что это лучшее применение моих конкретных навыков, префект. Я никогда раньше не был учителем. Скорее изучение жизни, шпионажа и тихого избавления от неудобных людей.

Катон наклонился немного ближе.

- Кстати, до этого может дойти. Есть еще одна причина, по которой я прошу тебя взять на себя эту роль. Никто не усомнится в целях твоего присутствия в колонии, если ты приедешь в качестве наставника Луция. Людям может быть гораздо более любопытно, если ты просто появишься и останешься в моем доме с моим сыном и Клавдией, пока меня не будет.

- Я могу представить.

- Возможно, ты еще не слышал новости, - продолжил Катон. - Ицены не смогли уплатить дань, и Светоний поручил Дециану конфисковать все богатства, которые он сможет найти, чтобы компенсировать дефицит, если Боудикка не сможет выплатить дефицит дани по прошествии трех месяцев. У меня есть подозрения насчет этого человека. Он может доставить нам неприятности, пока армия находится в горах. Возможно, он спровоцирует восстание иценов.

Глаза шпиона сверкнули.

- Случайно или намеренно?

- Кто знает. В любом случае, ему нельзя позволить это сделать. Я уже разъяснил Макрону свою позицию. Ему приказано поддерживать прокуратора, и он будет командовать отрядом ветеранов, который будет его сопровождать. С Децианом будут и другие. Небольшой штат писцов и несколько телохранителей, а также часть ветеранского контингента может поддержать цепочку подчинения, если между Макроном и прокуратором возникнет конфронтация. Вот почему ты мне нужен под рукой. Когда придет время, оставайся как можно ближе к Макрону. Если все пойдет хорошо, то Дециан выполнит свою работу, а Боудикка сможет обуздать самые горячие головы в своем племени. Но если Дециана нужно будет обуздать, а Макрон не сможет этого сделать, то вам двоим придется справиться с последствиями. В случае необходимости вам придется иметь дело с прокуратором и любым из его людей, которые будут угрожать хрупкому миру с Боудиккой и ее людьми.

- Иметь дело с…? - бесцветным голосом повторил Аполлоний. - Осторожно иметь дело с…?

- Чем осторожнее, тем лучше, - тихо сказал Макрон. - Мы должны быть в состоянии прикрыть спину, когда наместник вернется в Лондиниум и задаст неудобные вопросы.

Катон кивнул.

- Но будем надеяться, что до этого не дойдет. Если боги будут милостивы, Светоний победит врага, и армия вернется в свои гарнизоны до того, как возникнут какие-либо проблемы, которые будет невозможно сдержать. В противном случае… - Он сделал паузу, чтобы снова оглядеться, а затем понизил голос, небрежно наливая им чаши. - В противном случае провинция будет разодрана восстанием, а наши солдаты и гражданские будут окружены племенами, жаждущими нашей крови.

Аполлоний поднял чашу и сделал задумчивый глоток.

- Ты рисуешь очень мрачную картину, префект. Хотя неудивительно. Я узнал несколько интересных вещей, пока работал во дворце наместника. Был человек, который прибыл из Рима несколько дней назад. Агент, представляющий императора и группу сенаторов, которые предоставили ссуды некоторым правителям племен в Британии. У него есть вкус к хорошему вину, поэтому я привел его сюда и убедился, что он напьется, прежде чем вытащить из него правду. - Он поднял бровь на Макрона. - Благодаря качеству содержимого погреба твоей матери это было не так уж сложно. Оказывается, его послали востребовать ссуды, и у него есть имперский приказ, чтобы проследить за тем, чтобы работа была завершена.

Катон и Макрон переглянулись. Макрон вздохнул. - Значит, этим занимается император. Похоже, он хочет, чтобы провинция восстала. Ублюдок слишком труслив, чтобы прямо отдать приказ и отказаться от решения Клавдия завоевать остров. Толпе это не понравится. Ни капли.

«Действительно», - подумал Катон. - Итак, ростовщики возвращают свои вложения, без сомнения, с процентами, провинция полыхает пламенем, и у Нерона есть предлог вывести легионы и заявить, что Рим вообще не должен был тратить людей и сокровища на Британию.

- А как насчет тех из нас, кто останется позади? - спросил Макрон. - Ветераны в колонии. Торговцы по всей провинции и дельцы здесь, в Лондиниуме, вроде моей матери. И те, кто построил фермы и установил дела. Что с нами произойдет?

- А что ты думаешь? - Аполлоний ответил сухо. - Ты либо остаешься здесь и сражаешься за то, что имеешь, и, скорее всего, погибнешь при этой обреченной на провал попытке, либо уходишь с легионами и терпишь убытки.

- Убытки? Мы будем разорены, - прорычал Макрон. - Каждый последний сестерций, который у меня есть, вложен сюда.

- Думаешь, это беспокоит Нерона?

- Это его очень даже должно беспокоить, если он знает, что для него хорошо. Если армия увидит, что он бросает ветеранов, таких как я и других парней из Камулодунума на растерзание волкам, они усомнятся в ценности верности императору и тем, кто его окружает. Не то чтобы легионы не бунтовали в прошлом.

«Макрон высказал убедительную мысль, - подумал Катон с растущим беспокойством. С тех пор как преторианская гвардия убила Калигулу и возвела на трон Клавдия, стало ясно, что армия, особенно подразделения, наиболее близкие к императору, обладают властью создать или низвергнуть правителя. Нерон, несмотря на свою незрелость, понял это. Но рассчитывал ли он на то, что недовольство тех, кто далеко от Рима, не окажет большого влияния на его популярность в столице? Думал ли он, что дополнительные зрелища с участием гладиаторов и гонок на колесницах отвлекут толпу от позорного отступления из Британии? Это было возможно. Простой народ был склонен к короткой памяти и легко отвлекался от плохих новостей развлечениями и зрелищными церемониями. Сенаторы были не лучше, и тех, кто мог быть недовольным, можно было откупить прибыльными политическими назначениями или щедрыми подарками. Тем временем тем, кто был вынужден бежать из Британии и оставить свое имущество, придется выживать как придется.

Но что, если Нерон просчитался? Что, если недовольство потерей провинций распространится по легионам, улицам и лавкам Рима? Мятежи и гражданские войны преследовали римское государство за последние сто лет неотступно, а перспектива возвращения к кровопролитию эпохи Второго Триумвирата приводила в ужас тех, кто разбирался в истории. Какой бы доминирующей ни была Римская империя, она всегда была уязвима для амбиций могущественных полководцев, политиков и их фракций. Потеря Британии могла стать искрой, вызвавшей новый пожар, способный разорвать Империю на части. Чтобы избежать такой участи, должен был быть мир между племенами, находившимися под властью Рима, в то время как Светоний одержал бы быструю и сокрушительную победу над друидами и их союзниками. Катон чувствовал деликатность момента и легкость, с которой судьба Рима могла свестись либо к сохранению мирного порядка, либо к разделению и безудержному конфликту».

- Ты выглядишь обеспокоенным, парень, - прервал его мысли Макрон.

Катон пошевелился и допил свою чашу.

- У меня есть все основания для этого. Да хранят нас боги.

*************

ГЛАВА XI

Группа сопровождения наместника разделилась, когда достигла огромного открытого пространства, где концентрировалась армия. Было уже далеко за полдень, и солнечные лучи отбрасывали длинные тени на сверкающий пейзаж. Пока Светоний и его штаб направлялись к каструму Четырнадцатого легиона, Катон направился к лагерю Восьмой Иллирийской когорты. Главный лагерь армии был расширен для размещения ряда подразделений, набранных из Двадцатого и Девятого легионов, и растянулся на большой территории.

Его окружала серия небольших походных лагерей, каждый из которых был защищен рвом и валом, увенчанным частоколом. Они были построены вспомогательными когортами, сосредоточенными вокруг Девы в рамках подготовки к предстоящей кампании.

Кроме главного каструма и других лагерей поменьше имелся ряд прочих укрепленных фортификаций, где стояли повозки с припасами, складировались запасы продовольствия и снаряжения, а также были заперты тысячи мулов, волов и конные повозки. Часовые патрулировали проходы или следили за окружающей местностью, пока отряды фуражиров приходили и уходили, а колонны снабжения направлялись в тыловые регионы и обратно. Неизбежный викус⁴¹, скромный городишко из наспех построенных зданий, стоял в стороне, созданный лагерниками, торговцами, владельцами лупанариев и проезжими артистами, готовыми эксплуатировать солдат с деньгами, не находящихся при исполнении служебных обязанностей, и несколькими местами для их растраты.

Лагерь Восьмой Иллирийской когорты был больше, чем у других вспомогательных частей, поскольку когорта состояла из конного контингента в дополнение к почти пятистам пешим ауксиллариям. Всадники были разделены на четыре алы, каждая из которых состояла из трех турм по тридцать всадников, а с дополнительными кузнецами, погонщиками и штабным контингентом новое назначение Катона составило около тысячи солдат. Вспомогательные подразделения такого размера были редкостью, и ими командовали тщательно подобранные люди. Предыдущий префект, Гай Рубрий, был таким человеком, как сказали Катону. Когорта уже завоевала завидную репутацию с момента прибытия в провинцию, и его усердная подготовка еще больше укрепила подразделение.

По этой причине Катон стремился показать себя достойной заменой, когда он приблизился к походному лагерю когорты через десять дней после отъезда из Лондиниума со Светонием и его свитой.

Совершив сотню шагов от главных ворот, он остановился, чтобы осмотреть правильную линию рва и вала, а также всадников, упражнявшихся на открытой местности снаружи. Под бдительным наблюдением своих офицеров всадники петляли между рядами кольев, нанося им удары мечами справа и слева. Катон мог разглядеть блеск фалер на доспехах некоторых декурионов и пожалел, что на нем нет собственных фалер и доспехов. «Это должно было произвести на парней хорошее первое впечатление», - с сожалением подумал он, но сейчас он ничего не мог с этим поделать.

Он чувствовал себя неловко из-за своей внешности. На нем был простой военный плащ поверх туники и штаны, которые он взял со складов гарнизона во дворце наместника. Его гладий и запасная одежда, которую он привез с собой из Камулодунума, лежали в кожаных мешках, свисавших с обветренных лук его седла. У него не было времени купить что-нибудь из снаряжения или что-то еще необходимое перед отъездом, и ему повезет, если запрошенные из Камулодунума дополнительные вещи дойдут до него до того, как армия двинется в горы. Серебра в его кошельке едва хватило бы на покупку подходящего шлема и доспехов. Если квартирмейстер наместника не будет готов выплатить ему аванс, он столкнется с унизительной возможностью просить другого офицера одолжить ему деньги, чтобы закончить сбор своего снаряжения и припасов, необходимых для кампании.

Он познакомился с горсткой своих товарищей по дороге – обычным составом молодых трибунов, воодушевленных своим первым военным походом, и горсткой более опытных офицеров, некоторых из которых он узнал по предыдущему семилетнему периоду службы в Британии. От последних он узнал, что, легионы были в полном составе, и в рядах все еще оставалось много людей с большим опытом борьбы с горными племенами. Боевой дух большинства отрядов, выбранных для похода, и военной эскадры, предназначенной для поддержки армии, был высок. После череды наместников, которые довольствовались лишь защитой уже покоренной территории, римская армия теперь намеревалась завершить завоевание острова.

Хотя Катон был доволен их настроем, он знал, что даже если цитадель друидов на острове Мона будет разрушена, в высокогорьях к северу все еще есть племена, которые остаются непримиримо враждебными Риму и окажут энергичное сопротивление, когда легионы выступят против них. Хотя вторжение началось семнадцать лет назад, племена Британии все еще оказывали сопротивление, и он задавался вопросом, наступит ли когда-нибудь время, когда провинция будет знать спокойствие мира и процветания. А пока что, судьба провинции решалась императором и его советниками. Их решение вполне может зависеть от исхода предстоящей кампании. Победа даст провинции передышку, а поражение или затянувшийся конфликт могут склонить чашу весов в пользу тех политиков, которые агитируют за отказ от Британии. Итак, Катон согласился с оптимизмом своих товарищей и высказал слова ободрения тем молодым трибунам, которые искали его у костра, чтобы спросить совета у опытного ветерана.

Он улыбнулся. Он прослужил так много лет, что трудно было вспомнить, каково это быть новичком. Неопытный и встревоженный юноша, дрожащий от холода и дождя, приютившийся в каструме Второго легиона, в эти дни был для него чужим и незнакомым. Действительно, сейчас ему было примерно столько же лет, сколько было Макрону, когда они впервые встретились. Он помнил, с каким нервным уважением относился он когда-то к своему ближайшему другу и товарищу. Проблески седины у Макрона и беловатые шрамы на конечностях и лице придавали ему устрашающий вид. Катона забавляла мысль о том, что он и сам теперь стал такой же фигурой почитания у рекрутов и окружающих его молодых офицеров. У него определенно было столько же шрамов, сколько когда-то было у Макрона, и от него исходил такой же вид опытного воина.

Воодушевленный этоймыслью, он снова погнал лошадь вперед, направляясь к узкой тропинке, пересекавшей ров и ведущей в лагерь. Часовой у ворот встал у него на пути и поставил копье на землю.

- Стой! Назови свое имя и род деятельности!

Катон перекинул ногу через луку седла и спрыгнул на землю. - Префект Квинт Лициний Катон. Меня назначили командовать Восьмой Иллирийской когортой. Он поднял небольшой тубус с письмом о назначении от Светония, чтобы показать печать пропретора.

Часовой вытянулся, оглядев его с ног до головы, прежде чем кивнуть и отойти в сторону. - Вы можете пройти, господин.

Катон повел свою лошадь вперед. У дальней стороны сторожки он остановился, чтобы осмотреть аккуратные ряды торфяных и деревянных хижин и конюшен. Несколько больших зданий возвышались над центром лагеря. Отсутствие палаток указывало на то, что когорта находилась на позиции достаточно долго, чтобы построить зимовье. Недавняя оттепель превратила проходы между зданиями и чистую землю за валом в тропы грязи и луж, которые хлюпали под ногами, пока он шел к зданию штаба в центре лагеря.

Те люди на открытом воздухе почти не обращали на него внимания, когда он проходил мимо. Не имея никаких признаков своего звания, он мог бы сойти за простого посыльного или даже за штатского, пришедшего по какому-то делу. Он не пытался привлечь к себе внимание, довольствуясь мысленными заметками, проходя мимо деревянных и обмазанных бараков и складских помещений с черепичной крышей из коры. Парни находились в хорошей форме, начиная от молодых ауксиллариев со свежими лицами и заканчивая ветеранами с глубокими морщинами на лицах, и немногие казались либо слишком молодыми, либо слишком старыми. Предыдущий командир проделал хорошую работу по отсеву тех, кто мог не справиться с суровостью кампании в горах. Вопреки комментариям Макрона, похоже, не было никакой необходимости доводить Восьмую Иллирийскую до нужной формы. Они выглядели крепкими и готовыми к действию ребятами.

Штаб и помещение командира образовывали три стороны открытой площади с самым большим зданием в центре. Катон подошел к привязи сбоку от входа и окликнул проходящего ауксиллария.

- Ты там! Ко мне.

Давно установившаяся властность в его голосе заставила последнего подбежать и отдать честь.

- Отнеси мою поклажу в помещения префекта, а затем расседлай, вычисти и накорми моего скакуна, прежде чем вернуться к своим обязанностям.

- Да, господин.

Они обменялись салютами, прежде чем Катон поправил тунику и плащ. Он вытащил меч и ножны из мешка и перекинул ремень через плечо, позволив оружию удобно повиснуть на боку, прежде чем снова застегнуть застежку плаща на плече. Затем он направился ко входу в самое большое здание.

Интерьер представлял собой открытую площадку, занимавшую большую часть пространства, с несколькими комнатами на каждом конце. Несколько людей работали за рабочими столами, уставленными восковыми табличками и свитками. Большая часть последних торчала из маленьких кожаных тубусов, и Катон узнал в них то, чем они были: военные завещания, ожидающие официальной печати, прежде чем их положат в сундуки с записями когорты для безопасного хранения. Большинство солдат составляли завещания перед тем, как отправиться в поход. Некоторые же предпочли не делать этого, возможно, опасаясь искушать судьбу, и, если они не вернутся, их личные вещи и снаряжение будут проданы их подразделениями, чтобы собрать средства для всех иждивенцев, которые у них были.

Катон подошел к опциону, сидевшему на табурете в конце ряда столов. - Я ищу офицера временного командования.

- Центурион Галерий? Он в таблинии префекта. - Опцион посмотрел на Катона, прежде чем продолжить. - Какое тебе дело до центуриона?

- Я новый префект, - объяснил Катон, вручая письмо наместника о назначении. - Квинт Лициний Катон принимает командование когортой.

Опцион поспешно поднялся со стула и вытянулся по стойке смирно. - Да, господин. Я отведу вас прямо к центуриону. Сюда, господин. - Он провел его к средней двери контор справа и постучал в дверь.

- Входите!

Опцион открыл дверь и отступил в сторону, пропуская Катона. Таблиний префекта представлял собой скромное помещение около трех метров в ширину, с дощатым полом и освещенным окном в задней стене. Простой деревянный стол, несколько табуретов и несколько сундуков с документами составляли единственную обстановку. Широкоплечий мужчина с редеющими каштановыми волосами и темно-карими глазами оторвал взгляд от восковой таблички, которую рассматривал.

- Да? - Его бровь слегка нахмурилась. - Кто ты?

Катон снял крышку с кожаной трубки и сделал два шага к столу. Вытащив свиток внутри, он передал его центуриону.

- Я префект Квинт Лициний Катон, назначенный вместо префекта Рубрия.

Галерий кивнул, расправил документ и быстро прочел его, затем коснулся печати наместника.

- Похоже, с твоими полномочиями все в порядке, господин. - Он протянул руку, и два офицера взялись за предплечья. - Добро пожаловать в Восьмую Иллирийскую, префект Катон. Настоящим я отказываюсь от командования. - Его тон был формальным и ровным. - Я прикажу убрать стол и немедленно отнести мои бумаги в мой старый таблиний, господин.

Не дожидаясь ответа, он посмотрел мимо Катона на опциона, ожидающего снаружи.

- Каллопий, переведи мои вещи в соседнюю комнату.

- Да, господин.

Когда опцион отправился исполнять поручение, Галерий жестом указал Катону на табурет за столом и выдвинул один из запасных стульев с края комнаты.

- Не возражаешь, если я сяду, господин?

Катон кивнул, и они перешли к более неформальной стадии представления друг друга.

- Я рад, что ты прибыл, господин. Я немного беспокоился, что армия выступит до того, как будет назначена замена. Никогда не бывает легко взять на себя командование подразделением на ходу. А так у тебя будет всего несколько дней, чтобы встать на ноги, прежде чем кампания начнется.

- Ничего не поделаешь. - Катон пожал плечами: - Меня уведомили о назначении только за день до того, как я покинул Лондиниум со Светонием. Мне нужно взять на складе кое-какое офицерское снаряжение, пока я жду прибытия своих личных вещей.

Галерий взял табличку и стилус, лежавшие на столе, и сделал пометку. - Есть еще требования, господин?

- Хорошая лошадь, лучший человек, который у вас есть среди штабных, чтобы действовать как мой секретарь, и отчеты о численности по каждой центурии и але в когорте.

- Да, господин.

- Я также хочу встретиться со всеми центурионами и опционами здесь, в штабе, когда пробьет вечерняя стража.

Галерий взглянул на свет, проникающий в окно, и Катон прочитал выражение его лица.

- Есть ли проблемы со сбором к тому времени?

- На холмах есть конный патруль и отряд фуражиров. Я могу попросить декуриона и опциона доложить тебе, когда они вернутся.

- Позаботься об этом. - Катон внимательно посмотрел на другого офицера, прежде чем продолжить. - Как долго ты служил, Галерий?

- Двадцать один год, господин. Десять лет в нынешнем звании, а последние три года я был старшим центурионом.

- Как насчет твоего послужного списка?

Прежде чем начать, Галерий собрался с мыслями.

- Я начал в Пятнадцатом Первородном⁴², когда император Калигула сформировал легион, господин. Нас готовили для вторжения в Британию, но когда его старт затянулся, нас передислоцировали на Ренус⁴³. Я служил на нескольких переправах через реку, прежде чем меня повысили до опциона. После этого легион был переведен в Ветеру и участвовал в ряде десантных операций вдоль реки, прежде чем стало известно, что офицеры нужны для формируемой новой вспомогательной когорты. Я подал заявление, и меня приняли и произвели в центурионы. С тех пор служу с Восьмой. Когорта служила на границе Данубия, прежде чем ее отправили сюда прошлым летом.

Катон на мгновение осознал сказанное. Большая часть опыта Галерия и его когорты, по-видимому, прошла вдоль великих рек, образующих северную границу Империи. Возможно, они не были испытаны в горных условиях. - Что с Рубрием? Как долго он командовал Восьмой Иллирийской?

- Пять лет, господин.

- Понимаю.

Достаточно долго, чтобы наладить прочные отношения с солдатами и офицерами, что было чем-то вроде неоднозначного благословения, размышлял Катон. Когорта пережила период преемственности и превратилась в оружие, которым мог легко владеть ее бывший командир. Однако теперь это означало, что Катону придется привыкнуть к унаследованному им устройству, а затем со временем навязать свою собственную манеру командования когортой. Его людям и ему самому потребуется период адаптации, поскольку они должны будут привыкнуть друг к другу. Были командиры, которые любили сразу все менять. Некоторым это удавалось хорошо, но большинству удавалось лишь навлечь на себя недовольство подчиненных, особенно если казалось, что изменения не служат никакой другой цели, кроме самих изменений.

- Думаю, он был хорошим командиром.

- Одним из лучших, господин, - откровенно ответил Галерий. - Его смерть была большой потерей для парней. Он усердно готовил нас к предстоящей кампании. Он вдохновлял солдат и обещал, что наша когорта в скором времени завоюет награду.

- Понятно.

- Господин, могу я говорить свободно?

Катон настороженно посмотрел на центуриона. Он только что встретился с ним и боялся, что Галерий даст совет, который мог бы создать прецедент для него, сомневающегося в решениях Катона. Тем не менее, если он отвергнет его совет, это может сделать его высокомерным и отчужденным и создать напряженность между ним и человеком, который был его заместителем.

Он прочистил горло. - Из-за внезапности моего назначения у тебя не было возможности узнать обо мне что-либо из слухов в штаб-квартире. Я не сомневаюсь, что ты исправишь это довольно скоро.

Двое римлян обменялись улыбками, прежде чем Катон продолжил. — Итак, позволь мне сэкономить тебе немного времени. Это отнюдь не первое мое командование. Я служил префектом нескольких когорт по всей Империи. И это не первая кампания, которую я провел в Британии. На самом деле, можно сказать, у меня прорезались резцы именно в этой провинции. Вторжение было моей первой кампанией. Я сражался под Камулодунумом, когда мы победили Каратака. Я был со Вторым легионом, когда мы захватили городища на юго-западе. Я провел две кампании в горах, куда мы направляемся, последняя из которых закончилась отступлением. Посреди зимы. Я знаю горы. Я сражался с населяющими их племенами, и, если бы у меня была возможность забрать свои вещи до отъезда из Лондиниума, на моей портупее были бы фалеры, свидетельствующие о годах хорошей службы, которую я оказал Риму, вместе со шрамами, которые я ношу непосредственно на своем теле. Например, вот здесь, он указал на яркую белую отметину, которая простиралась от его лба до щеки, - смягчив голос когда он закончил. - Центурион Галерий, я солдат до мозга костей и заслужил свое звание на каждом этапе пути. Я не подведу воинов Восьмой Иллирийской когорты. Понимаем ли мы друг друга?

Галерий некоторое время молчал, прежде чем кивнул. - Это то, что я хотел услышать, господин.

- Хорошо. Тогда передай, что я хочу, чтобы сегодня вечером здесь собрались все офицеры. Я скажу им то, что я сказал тебе. Я не хочу, чтобы были какие-либо сомнения в моей преданности воинам когорты или их преданности своему новому командиру. Я отдам дань уважения префекту Рубрию, и вместе мы завоюем ту награду на штандарт, которую он вам обещал.

- Да, господин. - Галерий встал и официально отсалютовал. - Добро пожаловать в Восьмую Иллирийскую. - На этот раз в приветствии было тепло и искренность.

- Спасибо, центурион за искренность. Продолжай в том же духе.

*************

ГЛАВА XII

Пока раб разжигал огонь в жаровнях на каждом углу зала штабной комнаты, офицеры Восьмой Иллирийской один за другим представлялись Катону. Кроме Галерия, командовавшего первой центурией когорты, было еще пять пехотных центурионов: Минуций, смуглый, худощавый человек примерно того же возраста, что и Галерий; Анний, высокий и светловолосый, с поразительными голубыми глазами, самый младший из центурионов; Веллий, на несколько лет старше, полноватый и нервный; Деций, твердый, самоуверенный ветеран, напоминавший Катону Макрона; а затем Флакк, бородатый великан с предплечьями, похожими на окорок.

Конным контингентом когорты командовал центурион Туберон, еще один суровый на вид офицер, который, казалось, относился к пехотным офицерам с некоторой отчужденностью. Нередко конники вели себя подобным образом, учитывая, что они получали больше жалованья и считали себя на голову выше, в том числе и в прямом смысле, плетущихся позади пехотинцев. Командиры трех ал Туберона, декурионы Урсиний, Альбиний и Вентидий, были чуть старше тридцати, худощавые люди с темными волосами и загорелой кожей, все они были набраны из одного и того же племени в Македонии.

Они казались такой же профессиональной группой офицеров, какие Катон встречал в когортах легионов и ауксиллариев, и все же он почувствовал в них некоторую настороженность вкупе с преимуществом того, что они уже были сплоченной группой офицеров, собирающихся составлять свое первое впечатление о своем новом префекте. «Это всегда было испытанием, когда командир и его подчиненные встречаются впервые», размышлял Катон. Сложив руки за спиной, он успокаивающе вздохнул.

- Парням повезло, что такой человек, как Рубрий, командовал когортой, когда нужно было готовиться к испытаниям, с которыми мы столкнемся в ближайшие месяцы. Я встречался с племенами, с которыми мы собираемся на войну, и знаю, насколько они сильны и искусны, когда дело доходит до боев в горах. Я испытал тяжелые опасности на их землях, и у меня мало иллюзий относительно опасностей, с которыми мы столкнемся вместе теперь. Когда меня назначили заменить Рубрия, мне сообщили, насколько хорошо он подготовил Восьмую Иллирийскую. Сам наместник сказал мне, что эта когорта является лучшей вспомогательной когортой в армии, и была выбрана, чтобы вести авангард на вражескую территорию. Это большая честь, которую он оказал вам, и великая честь, которую он оказал мне, назначив меня вашим командиром. Вместе мы почтим память Рубрия. Он будет смотреть на наши победы из тени и будет доволен тем, что его тяжелая работа и прекрасный пример позволили Восьмой Иллирийской завоевать славу, которую мы обретем вместе.

Он сделал паузу, чтобы его слова осмыслились, и был удовлетворен загоревшимся блеском в глазах своих офицеров. Они хорошо отреагировали на эмоциональную привлекательность его риторики; теперь пришло время завоевать их разум. Катон повернулся к столу и развернул большую полосу обработанной козьей шкуры, на которой он начертил грубую карту, составленную из воспоминаний о неудачной предыдущей кампании, которую он вел против горных племен и их союзников-друидов.

- Прошу собраться вокруг стола, - приказал он.

Офицеры подошли ближе, образуя плотное кольцо вокруг Катона и карты. Он передвинул лампу так, чтобы ее свет освещал детали. - Это Дева. Он указал их позицию. - На западе береговая линия тянется к острову Мона, вот здесь. Как видите, между материком и островом проходит узкий канал. Это все, что удалось римской армии, когда мы в последний раз пытались уничтожить друидов и усмирить горные племена. Это серьезное препятствие, но на этот раз Светоний приказал построить складные лодки, чтобы мы могли переправиться через узкий пролив. Нас также будет поддерживать эскадра военного флота. Хотя конечной целью кампании является взятие Моны, наместник намеревается подавить и то, что осталось от сопротивления среди декеанглиев и ордовиков, - он указал на области карты, обозначающие земли двух племен.

- Светоний изложил мне план своей кампании, пока мы были в пути из Лондиниума. Он намерен разделить армию на две колонны. Первая отправится к побережью и проследует к острову Мона. Эта колонна возьмет с собой лодки, метательные механизмы и прочие приспособления, необходимые для штурма острова. Она будет снабжаться морем по мере продвижения. Колонна будет состоять из Четырнадцатого легиона ⁴⁴ и двух вспомогательных подразделений под общим командованием легата Четырнадцатого. Вторая колонна, более мощная из двух, будет состоять из легионерских контингентов Двадцатого и Девятого легионов и оставшихся когорт вспомогательных войск, включая нашу. Главная колонна под командованием Светония двинется на юг, к Вироконию, а затем повернет на запад, чтобы пересечь горы и разрушить оставшиеся ордовикские крепости. Мы отбросим врага к Моне, где объединимся с другой колонной и закончим работу, переправившись через пролив и завоевав остров.

Катон выпрямился, завершив краткое описание предстоящего похода. - Кампания завершится самое позднее к началу лета. Если все пойдет по плану, конечно, - добавил он с оттенком иронии, и другие офицеры сухо усмехнулись. - Как мы знаем, планы имеют безошибочную способность спотыкаться и падать, как только они покидают стартовые ворота. Я полагаю, вам не терпится задать несколько вопросов. Вы можете говорить свободно.

Это было рассчитанное приглашение. Его подчиненные могут не захотеть высказать своему новому командиру какие-либо комментарии, которые могут быть восприняты как критика наместника. В то же время Катон не хотел показаться командиром, отказывающимся выслушивать аргументированные доводы своих офицеров.

Первым заговорил Галерий.

- Судя по предыдущему опыту, было бы неразумно разделять нашу армию, господин. Это может соблазнить врага попытаться разбить нас по частям.

Это было очевидное наблюдение, и именно его Катон озвучил Светонию, когда пропретор впервые изложил свой план. Однако у Светония был готовый ответ.

- Пропретор определил, что северная колонна будет адекватно поддержана нашими кораблями. К тому времени, когда она покинет Деву, мы уйдем далеко в горы и привлечем к себе врага, прежде чем они узнают о наступлении другой колонны.

Центурион Туберон сухо рассмеялся. - Похоже, мы будем теми, кто будет в гуще всего, пока другие будут плескаться на берегу моря.

- У них будет достаточно проблем, чтобы убедиться, что обоз поспевает за ними, - ответил Катон. - Но ты прав, мы столкнемся с жесточайшим сопротивлением. И Восьмая Иллирийская когорта станет острием копья римлян, наступающих на вражескую территорию. Мы первыми вступим в контакт, и внимание наместника и остальной армии будет приковано к нам, чтобы наблюдать, насколько успешно мы сможем продвинуться. Светоний ожидает, что мы расчистим путь для колонны, проведём разведку впереди и на флангах и задержим отряды противника на месте, чтобы тяжелая пехота могла их прикончить.

- Мы глаза, уши и зубы армии. Успех кампании будет зависеть от того, насколько хорошо мы выполним свой долг. Если мы сделаем это хорошо, Восьмая Иллирийская получит награду, которую я знаю, она жаждет. Кто знает? Если наш вклад в победу будет упомянут в отчете пропретора императору, то такая награда может быть наименьшей из наших наград. Все солдаты вспомогательной когорты получат римское гражданство за выдающиеся деяния в прошлом. Пусть ваши люди думают об этом. А так как мы будем в авангарде армии, то более чем вероятно, что нам достанутся все трофеи, которые мы встретим.

Он позволил перспективе почестей и богатств поискушать воображение своих офицеров на мгновение. По правде говоря, он осознавал опасность того, что когорта завоюет слишком много славы в Риме. Кто-то может задать вопросы о ее новом командире, учитывая, что он все еще числился в активном списке преторианской гвардии и, следовательно, должен был проживать в Италии. С другой стороны, ничто так не оправдывает успех, как сам успех. Если бы он привел Восьмую Иллирийскую к победе и славе, Нерону и его советникам было бы трудно осложнить ему жизнь. Правители нуждались в победах, а герои радовали толпу, также как человеку нужно было дышать воздухом. Если бы Катон и его люди благополучно завершили кампанию, можно было бы не заметить причину его присутствия в Британии. Конечно, это не избавляло от необходимости продолжать скрывать настоящую личность Клавдии.

Один из других центурионов поймал его взгляд, и Катон кивнул.

- К вопросу о добыче, - начал Деций, - как ее дележ будет устроен на этот раз?

Раздел богатств, полученного в ходе похода, находился в компетенции командующего армией. Некоторые использовали свое положение, чтобы забрать себе львиную долю и наградить солдат крошками с пира. Другие, стремясь к политическому продвижению, дарили большую часть доходов императору или использовали их для оплаты публичных развлечений и банкетов, чтобы склонить на свою сторону расположение толпы. Те полководцы, которые желали более длительной военной карьеры, как правило, стремились к тому, чтобы их войска получали наибольшую выгоду, чтобы поддерживать их боевой дух и, что более важно, их лояльность. В случае Светония разделить добычу было гораздо легче, учитывая бедность горских племен. Там будут золотые и серебряные украшения, может быть, и монеты. Кроме этого, основным источником богатства были доходы от продажи заключенных в рабство. Так что собранных богатств было бы недостаточно, чтобы соблазнить Светония требовать для себя больше, чем было разумно. Его щедрость обойдется ему недорого, в то время как его солдаты будут хвалить его за денежный приз, который позволит им упиться до беспамятства, когда они вернутся в Деву.

- Наместник решил, что добыча будет разделена между всеми званиями, пропорционально уровням жалования, - объявил Катон. - Я надеюсь, это устроит тебя, Деций?

Центурион кивнул, и послышался одобрительный ропот по поводу перспективы награды, которая, хотя и не была достаточно велика, чтобы изменить жизнь, тем не менее была достаточно желанной.

- Излишне говорить, что добычу придется заслужить. Поскольку Восьмая Иллирийская будет первой в бою, мы собираемся понести первые потери, а может быть, и самые большие потери, когда будет выставлен окончательный счет мясника.

Это была отрезвляющая реальность, с которой столкнется когорта, и Катону нужно было, чтобы офицеры поняли и подготовили людей соответствующим образом. Он откашлялся, прежде чем продолжить. - Сделайте так, чтобы каждый человек, который желает, составил свою последнюю волю. Передайте все сегодня вечером. Наша колонна выступит через несколько дней, и мне нужно, чтобы завещания были написаны, подписаны, засвидетельствованы и доставлены в штаб, прежде чем мы уйдем. Итак, если у вас есть имущество, которое вы хотите оставить женам, возлюбленным или даже сразу обеим - Он сделал паузу, чтобы остальные посмеялись над старой армейской шуткой, прежде чем обернуться.

- Есть дополнительные вопросы или комментарии?

Никто из офицеров не заговорил.

- Очень хорошо. Я знаю, что мое назначение было оформлено в короткие сроки, и это не то, чего любой из нас хотел бы при нормальных обстоятельствах. Ничего не поделаешь. Это наш первый шанс оценить друг друга. Мы узнаем друг друга лучше в ближайшие дни. А пока, если есть какие-то вопросы, которые вы хотите довести до моего сведения, то говорите со мной свободно. По моему опыту, хорошему командиру нужен открытые уши, а также командный голос. - Он поднял со стола кожаный тубус с назначением Светония. - Утром будет полное построение, когда я представлю свои полномочия всей когорте. На этом пока все. Все свободны!

Галерий остался, пока остальные вышли из комнаты, прежде чем повернуться лицом к своему новому командиру.

Катон изогнул бровь. - Центурион?

- Просто хотел сказать, что, по-моему, все прошло хорошо, господин. Ты напоминаешь мне Рубрия. Такая же прямолинейность и понимание своих людей. Как бы то ни было, я думаю, мы будем тобой гордиться.

Катону не понравился слишком фамильярный тон замечания, каким бы комплиментарным он ни был. Он заставил себя сохранить нейтральное выражение лица и ответил.

- Мы должны гордиться друг другом, Галерий. Я всегда веду людей, находясь впереди, и не буду приказывать человеку делать то, к чему не готов сам. Взамен я требую самого лучшего от тех, кто находится под моим командованием. Я не потерплю ничего меньшего. Убедись, что ты понимаешь это, и убедись, что парни тоже; таким образом когорта выполнит то, что от нее потребуется. Спокойной ночи.

Галерий отсалютовал и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь. Катон опустился на табурет позади стола и посмотрел на карту. Она была настолько точной, насколько он мог вспомнить из своего прежнего знания ландшафта, и он сделал пометку на углу, основываясь на маршруте, подготовленном офицером разведки наместника. Он подсчитал, что колонне потребуется четыре дня, чтобы преодолеть около сотни километров до Вирокония. После чего все расстояния и отрезки времени были весьма приблизительны. Еще сто тридцать километров от Вирокониума до побережья, через горы, где враг будет упорно сражаться за каждую складку на местности и изо всех сил беспокоить колонну. В какой-то момент колонна должна была выйти к морю. Он должен был повернуть на север, чтобы пройти последние сто километров, чтобы соединиться с обозной колонной и эскадрой напротив острова Мона. Катон знал, что идти будет тяжело. Он сделает все возможное, чтобы не подвергать своих людей ненужным опасностям, но было очевидно, что Восьмая когорта понесет тяжелые потери до окончания кампании. Он задавался вопросом, была ли истинная причина, по которой Светоний выбрал его, не из-за какой-то репутации, которую он мог заслужить среди высоких и могущественных римлян, а скорее потому, что он был расходным материалом.

Какова бы ни была причина, на него была возложена ответственность за подчиненных ему людей, и он поклялся в личной клятве, что сделает все возможное, чтобы привести их к победе и вернуть с собой к Деве как можно больше людей. Предполагая, конечно, что самом в конце он все еще будет жив сам.

Рубрий не был из тех командиров-эпикурейцев, любящих себя побаловать удобствами и излишествами, и, кроме таблиния, его единственным помещением была маленькая примыкающая к нему комнатка, где стояла простая деревянная кровать с соломенным матрасом и тумба с кувшином и губкой. У двери поставили седельные сумки Катона, и он устало распаковал свои немногочисленные пожитки. Чешуйчатую кирасу, которую он достал из гарнизонных запасов, он повесил на табурет у умывальника вместе со своим военным плащом. Перевязь с гладием он повесил на крючок сзади двери, а офицерский шлем с выцветшим гребнем из конского волоса бережно положил на край кровати. На следующее утро ему нужно было взять кое-что из запасов когорты, чтобы доукомплектовать свое воинское снаряжение.

Он не мог не задаться вопросом, как люди под его новым командованием отнесутся к своему префекту в его потускневших доспехах, грязной тунике и плаще, которые он носил с тех пор, как покинул военную колонию в Камулодунуме. Возможно, они были бы глупы, если бы судили его так поверхностно, но без сомнения найдутся такие для столь поспешных суждений. Они ожидали бы офицера в наряде, который мог себе позволить человек его социального положения, а не человека, одетого и экипированного из того, что можно было найти в обычных запасниках квартирмейстера. Катон знал по собственному опыту службы в армейских рядах, что солдаты ожидали от своих командиров привилегированного и богатого происхождения, и уважение, которое они автоматически оказывали таким аристократам, ему нужно было заслужить.

Ему хотелось узнать больше о человеке, которого он заменил. Он никогда не слышал о Рубрии до своего назначения. Он происходил из аристократической семьи? Был ли он одним из тех холеных римлян с ровным акцентом, красивой внешностью и легким обаянием, которые считали себя вправе пользоваться привилегиями своего класса – качествами, которые по какой-то причине вызывали восхищение у плебеев и рядовых легионеров, вверенных им подразделений? Или он был похож на самого Катона, человека из низшего социального класса, прошедшего путь из самых низов по служебной лестнице. Было заманчиво узнать о нем побольше, чтобы понять, чего люди ожидают от его преемника.

Он отбросил эту мысль. Он был самостоятельным человеком, со своим собственным способом устраивать дела и решать стоящие перед ним задачи. Он должен доверять этому и не пытаться быть кем-то другим, человеком, которого, как он думал, хотели бы видеть его люди.

Ему не хватало Макрона рядом с ним. Командовать было намного легче, когда у него был такой могущественный союзник, который укреплял его авторитет и с которым он мог конфиденциально поговорить и спросить совета. Но Макрон уволился с действительной службы, и было неправильно обижаться на то, что его товарищ сможет теперь прожить остаток своей жизни в мире. Он скучал даже по обществу Аполлония, несмотря на то, что никогда не чувствовал себя вполне комфортно в компании с бывшим шпионом, решившим служить с ним в последние годы. Искусство Аполлония в обращении с оружием было смертельным, а его проницательный ум часто приносил пользу, даже когда он демонстрировался перед другими. Теперь Катон был один, вдали от своих друзей, своей возлюбленной и своего сына, и он тосковал по ним всем.

В тусклом свете масляной лампы, висевшей на скобе над кроватью, взгляд Катона скользнул в маленькую нишу в стене, которая служила усыпальницей предыдущего префекта. Он поднялся, чтобы рассмотреть ее поближе, и в первый раз заметил маленькие фигурки женщины и двух детей за горсткой резных фигур, которым поклонялся Рубрий. Они были нарисованы тонкими темными линиями на бледной штукатурке, и он увидел, что у их ног даже свернулась клубочком собака. Он почуствовал прилив печали при виде этого зрелища. Семья Рубрия, вероятно, еще не знала о его смерти и даже сейчас с нетерпением ждала возможности отпраздновать его возвращение из Британии. Таковы были реалии и трагедии военной жизни Империи.

Он потянулся к изображениям Фортуны, своего личной любимицы среди богов, и Юпитера Наилучшего Величайшего, поднес фигурки ко лбу, закрыв глаза во время молитвы.

«Фортуна, прошу тебя, даруй мне милость удачи, чтобы я мог быть избавлен от моих врагов и вернуться домой к своей семье и друзьям. Можешь также оказать свою милость людям под моим командованием, чтобы они тоже могли вернуться с войны к тем, кого любят. Юпитер Наилучший Величайший из богов, я смиренно умоляю тебя, чтобы я мог служить с мужеством и преданностью долгу, и чтобы я оказал честь своей когорте, Сенату и народу Рима. Я прошу тебя направить мой меч и щит, чтобы победить моих врагов и защитить меня от увечий. Я прошу об этом не только для себя, но и для мира, который последует за победой. Я прошу всех тех, кто пролил кровь и отдал свою жизнь, чтобы эти земли оказались в объятиях Империи. Я молюсь, чтобы те в Риме, которых ты сочтешь нужным назначить править нами, не предали памяти тех, кто умер, и чтобы их благородная жертва не была напрасной».

*************

ГЛАВА XIII

Март 61 года

-Ты не мог бы и мечтать о более заманчивой цели, - сказал Макрон, глядя вниз по склону в сторону колонии.

Рядом с ним Аполлоний кивнул в знак согласия, когда центурион поднял свой витис из виноградной лозы и указал на главные ворота. Сооружение было достаточно грозным: двойная арка, два этажа наверху и зубчатая сторожевая платформа еще выше. Дорогу пересекал широкий и глубокий ров, некогда окружавший каструм легионеров, на базе которого была построена колония. Тем не менее, всего в десяти метрах от ворот по обеим сторонам, каменная стена вдруг словно обрушивалась до уровня земли, где она была заброшена или разобрана на материал для строительства гражданских зданий. Та же участь постигла и большинство военных структур. Те, что уцелели, теперь служили домами, торговыми лавками и конюшнями.

- Какой, член Юпитера, смысл в сторожке, если по обе стороны от нее больше нет стен?

- Ну да, вполне, - заметил Аполлоний, проследя взглядом в указанном Макроном направлении. - Мы не можем рассчитывать на то, что противник будет соблюдать обычные правила для входа в город при отсутствии каких-либо других укреплений.

Ироничный ответ не попал в цель, так как Макрон сердито посмотрел на него. - Я был бы благодарен тебе за то, чтобы ты сдерживал свой юмор, пока мы будем заниматься вопросом обороны колонии.

- Мои извинения. - Аполлоний склонил голову, и оба они продолжили обозревать план города, раскинувшегося на открытой местности под ними. Правильные линии бывшей крепости уже давно были поглощены ростом поселения, поскольку оно уже вылилось за укрепленную зону и распространялось вдоль путей, ведущих на запад в Лондиниум, а также на север и юг в сельскохозяйственные угодья, когда-то принадлежавшие триновантам, но которые теперь были в руках римских ветеранов, которым император пожаловал землю. Река изгибалась вокруг северной стороны города, а затем извивалась на юго-восток к морю. Меньший приток, окруженный болотами, протекал вдоль юга колонии. Ни один из участков воды не пересекался мостами, так как поблизости были броды.

Со сменой сезона первые грузовые корабли из Галлии переплыли через реку, и теперь несколько из них пришвартовались у пристани, их мачты возвышались над рядом низко расположенных складов. В двухстах шагах от реки строились театр и храм, начатые еще при императоре Клавдии. Продвижение было медленным, и только ступенчатый фронтон и не более половины колонн вокруг внутреннего святилища были подняты. Мощеная площадка вокруг фронтона была завалена строительными материалами, и, пока Макрон и Аполлоний наблюдали, группа работников в грубых туниках работала на одном из подъемных кранов, пока инженер руководил опусканием на место одной из секций колонны. На юг текла меньшая река, присоединявшаяся к первой к востоку от колонии.

- Дело не только в стенах, - продолжил Макрон. - Большая часть рва также засыпана. Любой мог бы легко пересечь остальную часть этой канавки. - Он ткнул витисом на полузасыпанный ров. - Как я уже сказал, это заманчивая цель.

- Если предположить, что кто-то вынашивает враждебные намерения.

- О, вокруг много враждебных намерений, - Макрон указал на людей, таскавших опоры крана. Эта партия из местного племени. Наемная рабочая сила, которой плохо платят и которую плохо кормят, вынужденная возводить храм, посвященный императору, который их завоевал. Ты можешь себе представить, насколько это ускоряет процесс. Между тем, их родственникам отказывают в помощи в работе на тех фермах, которые все еще находятся в руках племени. Это еще до того, как я перейду к рассмотрению дел с иценами на севере. Теперь, когда им поручили найти новый источник дани, они не будут слишком счастливы. И все они знают, что наместник и большая часть гарнизона провинции маршируют на западную окраину Британии, оставив позади лишь малую часть не самых боеспособных войск в большей части остальной части провинции. - Макрон ударил витисом по земле. - Если будут проблемы, тогда сейчас самое время им произойти.

- Что ты предлагаешь с этим делать, центурион?

- Нам нужно привести нашу оборону в порядок. В последние годы было слишком много самодовольства, и сенат колонии позволил этому месту пойти к гарпиям под хвост. Я надеялся на лучшее от ветеранов, ответственных за Камулодунум. Теперь, когда я старший магистрат, произойдут некоторые изменения. Это место нуждается в восстановлении порядка и дисциплины.

Аполлоний поморщился. - Это больше не крепость. Уже какое-то время, по крайней мере. Это такой же сонный провинциальный городок, как и все остальные. Я подозреваю, что тебе будет трудно убедить людей в необходимости перемен. Как бы это ни было необходимо в данный момент.

- Может быть, - уступил Макрон. - Я разберусь с ними, как только составлю план обороны.

- Что у тебя на уме?

- Реки прикрывают подходы с севера и юга. Здесь нет моста, который нужно защищать, и это помогает. Однако, если у врага есть лодки, нам нужно будет использовать склады в качестве первой линии обороны. Нет никакой надежды построить укрепления вокруг остальной части колонии. Она занимает уже слишком много земли для этого. Нам придется максимально использовать линии первоначального каструма легионеров. Мы можем расположить оборонительные сооружения вдоль берега реки на юге, хотя болота должны быть достаточным препятствием, чтобы воспрепятствовать любой атаке с этого направления. Потом укрепим западный и восточный подходы. Валы будут меньше, чем первоначальная крепость, но это столько, сколько мы сможем защитить с имеющимися у меня людьми.

Аполлоний задумался над этим. - Это не более половины размера колонии. Интересно, как отреагируют те, кто находится за линией обороны, которую ты предлагаешь?

- Им не о чем беспокоиться, если не будет проблем. Если да, я полагаю, им придется подумать о более важных вещах, например, о сохранении головы на плечах. Осмелюсь сказать, что они не перестанут думать о том, где находится линии обороны, пока они находятся внутри нее.

- Честная оценка. Что произойдет, если новые линии не удастся удержать или не завершить вовремя?

Макрон указал на территорию храма. - Если до этого дойдет, мы сосредоточимся там. Храмовые стены достаточно прочны, и мы можем достаточно быстро поднять их на пару-тройку метров, чтобы создать боевой парапет. Мы также будем защищать гораздо более короткую линию. И если мы не сможем удержать это, мы можем построить оборону на фронтоне как последний редут. Я надеюсь, что до этого не дойдет. Возможно, мы сможем удерживать колонию несколько дней, прежде чем прибудет помощь. Иначе наши головы будут украшать перемычки воинских хижин бриттов.

Шпион вздрогнул от этой перспективы. - Я бы не хотел закончить свою жизнь в виде жуткого трофея.

- Впочем, как и я. Вот почему мы должны быть готовы. На тот случай, если какой-нибудь сумасшедший или друид решит воспользоваться отсутствием Светония, чтобы разозлить туземцев.

- Или какой-нибудь римский чиновник зайдет слишком далеко.

- Да. - Макрон многозначительно посмотрел на него. - Это тоже.

Наступило короткое молчание, поскольку оба они вспомнили о непредвиденных обстоятельствах, о которых говорил Катон перед их расставанием в Лондиниуме.

- Если уж на то пошло, - тихо сказал Аполлоний, - будет лучше, если ты позволишь мне разобраться с проблемой. Это своего рода работа, в которой у меня есть некоторый опыт.

Макрон посмотрел на него с отвращением.

- Я знаю.

Аполлоний рассмеялся.

- Вы, солдаты, можете быть такими щепетильными. Мертвый враг есть мертвый враг, независимо от того, как это достигается. Ты действительно думаешь, что есть какая-то разница, войдет ли клинок спереди или сзади, или кто им владеет?

- Это важно для меня. Как ты знаешь. И это не изменится.

- И все же, пока именно я делаю то, что ты считаешь грязной работой, ты можешь жить с таким соглашением.

Макрон пожал плечами. - Твои слова, не мои.

- Но ведь это то, что у тебя на уме, я прав?

- Хорошо, пусть будет так. Ты молодец, что прочитал мои мысли.

- Не самая сложная задача. - Тонкие губы Аполлония приоткрылись в удовольствии. - Что в некотором роде является комплиментом.

- Да, конечно.

- Нет, я искренен, центурион. Я служил многим господам, прежде чем встретил Катона и тебя. Почти все они были продажными, честолюбивыми людьми без угрызений совести, которые лгали и интриговали так же легко, как и дышали. Я не помню, чтобы их когда-либо беспокоила моральность их действий или приказы, которые они отдавали мне. Я был доволен тем, что соглашался с этим по той простой причине, что это хорошо оплачивалось, и попутно я осваивал новые навыки и языки, - он сделал паузу. - Твой друг Катон – интересное исключение. Он принципиальный человек, но у него есть прагматичная жилка, и он не боится быть безжалостным, когда это необходимо. Я зачарованно жду, сохранит ли он свою честность, если поднимется еще выше в звании, или же пойдет по пути моих бывших нанимателей.

Макрон поглядел на шпиона.

- Для тебя это все игра, не так ли? Сидеть там и смотреть, как будто это какая-то дешевая драма в театре.

- Учитывая то, что ты знаешь обо мне, и опасности, которые мы разделяли. Вряд ли правильно считать меня частью публики, не так ли?

Макрон вспомнил то, через что они прошли за последние годы и смягчился. - Ты прав. Я приношу извинения.

- Приносишь извинения? Центурион Макрон, это действительно большая честь. Я благодарю тебя.

- Да, но, не испытывай судьбу, - Макрон склонил голову набок. - Чего я не понимаю, так это то, что это для тебя. Это не может быть просто любопытство, каким будет парень Катон через несколько лет.

- О, но это так. Я вижу много общего между собой и ним. Если он сможет сохранить свою целостность через все это, тогда я смогу стремиться к тем же качествам.

Макрон криво усмехнулся. - Поздновато для этого. Я бы сказал. Учитывая все, что ты уже сделал.

- Ты не прав. Никогда не поздно. Мне просто нужно доказательство того, что это возможно.

- Трахни меня Марс, ты все-таки странный. Почему ты не можешь просто перестать думать и начать жить, а? Довольствуйся едой в животе, крышей над головой и теплотой женщины рядом с тобой.

- Как у тебя?

- Меня устраивает.

- Но я не ты. Я никогда не буду. У меня другие амбиции.

- Которые тебе подходят. Но я не вижу, чтобы они когда-нибудь сделали тебя счастливым.

Аполлоний усмехнулся. - Это мне предстоит выяснить.

- Что ж, удачи с этим. - Макрон расправил плечи. - Намлучше вернуться в колонию. Ты можешь помочь мне составить план обороны, чтобы я представил его сенату, когда он соберется завтра утром. Им не понравятся сборы и стоимость работы, но я надеюсь, что у них хватит здравого смысла понять, что это к лучшему. - Он посмотрел на небо. - Похоже, дождь приближается к нам. Пошли.

******

Остаток утра был потрачен на составление планов обороны колонии, а затем во второй половине дня Луций и Клавдия прибыли с собакой Катона, Кассием. Для мальчика стало обычным делом проходить обучение у Аполлония, в то время как Клавдия и Петронелла вместе работали на ткацком станке, ткали отрезы материалов и болтали с Макроном, а Парвий, сидя в углу, играл с Кассием в перетягивание каната в виде длинной веревки. Но сегодня Макрон был озабочен необходимостью восстановить оборону колонии и другими мерами, которые потребуются, если возникнут проблемы. Наконец Петронелла не могла больше терпеть его задумчивое расположение духа, отложила плетень и повернулась к нему.

- Что у тебя на уме, любовь моя? Это дело с прокуратором?

Перспектива участия в грязной работе с Децианом обсуждалась ими несколько раз после возвращения Макрона из Лондиниума.

- Это связано с этим, да. Меня беспокоит состояние обороны колонии.

Петронелла нахмурилась.

- Ты действительно думаешь, что на нас могут напасть?

Защитный инстинкт Макрона проявился как нельзя кстати, и он попытался звучать обнадеживающе, отвечая. - О, это просто солдат во мне. Нам нравится планировать все непредвиденные обстоятельства, какими бы маловероятными они ни были, просто, чтобы они не застали нас врасплох. Стены Камулодунума находятся в шокирующем состоянии. Пришло время что-то сделать с ними, хотя бы, чтобы они меньше мозолили глаза. Ты видела рвы. Завалены мусором. И они к тому же воняют. Нам нужно привести их в порядок. Я подниму этот вопрос на завтрашнем заседании сената.

Петронелла пристально посмотрела на него, а затем покачала головой. - Ты можешь быть хорошим солдатом, Макрон, но ты ужасный врун. Я

вижу, как ты волнуешься. Это было у тебя на уме уже много дней.

- Я знаю, извини.

- Это нормально. Я знаю, ты хочешь, чтобы мы были в безопасности. Но ты можешь быть откровенен со мной и с остальными. Она указала на Клавдию и Парвия. - Как ты думаешь, Камулодунум в опасности?

- Боюсь, что да, - признал он. - Складываются все условия для восстания. Пропретор решил одержать победу на западе, даже если это означает критическое ослабление его тыла. Плохой урожай в прошлом году оставил людей голодными, и они изо всех сил пытались платить налоги и дань. Если они собираются нанести удар, они сделают это, когда мы будем наиболее уязвимы. Вот почему колония должна заботиться о своей защите. Пока не поздно.

Клавдия отодвинулась от рамы и повернулась на табурете, чтобы присоединиться к разговору. - А что, если уже слишком поздно? Что произойдет, если средства защиты не будут готовы вовремя?

- Тогда нужно будет принять решение. Либо мы остаемся и сражаемся, либо покидаем колонию и отступаем в Лондиниум.

Она улыбнулась.

- У тебя есть солдатский дар выработанной речи. Сомневаюсь, что это будет отступление, Макрон. Мы будем бежать и спасать наши жизни. На дороге будут женщины, дети и старики. Как, по-твоему, намного ли они опередят врага, жаждущего нашей крови?

- Тогда будем надеяться, что нас предупредят. Достаточно, чтобы убедиться, что я смогу вовремя вывести людей в целости и сохранности.

- Что, если ты не сможешь, и нас догонят вражеские туземные племена? Достаточно ли ветеранов, чтобы нас защитить?

- Будем надеяться, что достаточно, - ответил Макрон.

******

Следующее утро выдалось светлым и ясным, словно предвещая приход весны. Члены сената колонии вошли в зал бывшего легионного штаба, который теперь служил местом встречи небольшой группы ветеранов, заботившихся о муниципальных нуждах Камулодунума. Всего их было десять вместе с Макроном, все бывшие центурионы. Кое-кто был там с момента основания колонии и возмущался повышением Макрона до должности старшего магистрата на основании его службы в преторианской гвардии. Они уселись на табуреты, расставленные по дуге вокруг его места, и под тихий гомон они обменялись приветствиями и сплетнями, а свет лился сквозь окна высоко на фронтонах в каждом конце зала. Разговор стих, когда Макрон и Аполлоний вышли из маленькой комнаты в одном конце, которая служила таблинием старшего чиновника.

Аполлоний стоял в стороне, засунув под мышку рулон кожи, а Макрон уселся в кресло и оглядел остальных членов сената. Большинство были седовласыми или лысыми, у одного была повязка на глазу, а у других были шрамы на лицах и конечностях. К тому времени, когда легионеры дослуживались до центурионов, они уже зарекомендовывали себя как люди, которые вели в бой первыми и последними покидали поле боя в случае отступления. От центурионов требовалось мужество и верность долгу, и они по праву заслужили репутацию костяка, цементирующего римскую армию. Это были люди, заслуживающие уважения, даже если их предыдущая служба в качестве рядовых не гарантировала такого же успеха в качестве гражданских магистратов. В большинстве военных колоний, о которых знал Макрон, управление обычно осуществлялось рядовыми чиновниками, а члены сената предавались воспоминаниям о былых временах за чашой с вином. Камулодунум не был исключением, но он надеялся, что убедит их в срочной необходимости усилить оборону колонии.

Откашлявшись, он наклонился вперед.

- Братья, я благодарю всех вас за участие в сегодняшнем совете. Я понимаю, что мы не должны были встречаться до конца месяца, но я надеюсь, что вы поймете важность этого внеочередного заседания, раньше, чем оно было предусмотрено, после того, как услышите то, что я хочу сказать.

Макрон продолжил.

- Как вы все знаете. Наместник Светоний предпринял поход в горы к западу от провинции во главе армии, состоящей из большей части войск, дислоцированных в Британии. Людей, которых он оставил для охраны городов и крепостей в остальной части провинции, при лучших обстоятельствах можно было бы счесть достаточными. Рим уже был свидетелем одного восстания части иценов, когда Осторий был наместником и вел войну с горными племенами. Поэтому мы должны быть начеку против возможного выступления мятежных элементов среди триновантов и иценов.

- Центурион Макрон, если можно? - Человек с повязкой на глазу, ветеран Девятого легиона, поднял руку, и Макрон кивнул в знак согласия. - Восстание, о котором ты говоришь, было более десяти лет назад. Даже тогда это было небольшое дело. Не более нескольких сотен негодяев, которые причинили мало вреда, прежде чем их поймали. С тех пор единственной неприятностью, которая у нас случилась, стало убийство того сборщика налогов в прошлом году, и это никогда не представляло никакой опасности для колонии. Правда в том, что упомянутые тобой племена усвоили урок. Они знают, что, если они создадут какие-то проблемы, Светоний обязательно накажет их, когда его кампания завершится. Со всем уважением, я не думаю, что нам есть о чем беспокоиться.

- Я искренне надеюсь, что ты прав, Ульпий. Однако ты не мог не заметить перемены в настроении среди местных жителей. В воздухе что-то витает.

- Всегда что-то витает. Варвары живут как свиньи и так же плохо пахнут.

Послышался тихий смешок, и Макрон почувствовал, как вспыхнуло его раздражение.

- Тем не менее, есть повод для беспокойства, и это должно обратить наше внимание на плачевное состояние обороны колонии.

Макрон перешел к недостаткам, которые он и Аполлоний заметили во время осмотра того, что осталось от укреплений. Закончив осмотр, он отвернулся в сторону. - Аполлоний, пожалуйста.

Аполлоний положил дубленую козью шкуру и, развернув ее, обнаружил карту города, на которой были изображены укрепления, предложенные Макроном. Он поднялся со стула, когда другие члены сената наклонились вперед, чтобы изучить схему, и использовал свой витис, чтобы указать на детали, пока он говорил.

- Как видите, колония переросла первоначальные границы каструма. Большая часть крепостных валов была снесена, а ров засыпан. На мой взгляд, попытка восстановить первоначальные постройки заняла бы слишком много времени, поэтому я предлагаю ограничить размер новых укреплений пределами, которые мы сможем легко защищать, и которые смогут вместить население колонии. Из последней ежегодной переписи я вижу, что у нас восемьсот пятьдесят ветеранов, четыре с половиной тысячи иждивенцев, шестьсот пятьдесят других римских граждан, занимающихся делами в колонии, и около двух тысяч неграждан, большинство из которых из местных жителей. Всего восемь тысяч. Нашим приоритетом является защита римских граждан. С теми цифрами, которые я упомянул, я полагаю, что нам нужно только две линии обороны, чтобы прикрыть открытую местность между реками. Пристань и склады при необходимости можно легко укрепить, а южный берег можно прикрыть кольями. Кроме того, земля там слишком болотистая для любой лобовой атаки. Восстановление рвов и валов будет означать снос построек, возведенных по линии оборонительных сооружений. Мы также собираемся набрать большой строительный отряд, чтобы выполнить работу.

Ульпий покачал головой, осматривая карту, а затем взглянул на Макрона, его оставшийся глаз смотрел с пронзительной напряженностью. - Это безумие. Твоя канава проходит прямо через мой дом и конюшню. И я не один. Смотри туда, Стеллий. То же самое касается и тебя.

Центурион рядом с ним наклонился вперед и нахмурился.

- Ты прав.

- Тихо! - Сказал Макрон. Он постучал кончиком своего витиса, ожидая, пока они замолчат. - Я понимаю, что вам это может не нравиться, но у нас есть долг перед жителями колонии – защитить их в случае опасности. Сенат не выполнял эту обязанность в течение ряда лет, и пришло нам время ее выполнить. Конечно, некоторые дома и предприятия будут снесены, но владельцы получат компенсацию.

- Чем компенсировать будут? - спросил Ульпий. - Наши резервы покроют лишь небольшую часть причитающихся сумм. А как насчет стоимости работ и материалов? Ты собираешься сорвать серебро с какого-нибудь волшебного дерева, чтобы заплатить за них, центурион Макрон? Колония не может себе этого позволить.

Макрон изо всех сил пытался сдержать нарастающий гнев.

- Тогда нам придется ввести новый налог для оплаты работ. Правда в том, что колония не может позволить себе не улучшать свою оборону. Это так, если ее жители ценят свою жизнь выше протестов нескольких скупердяев.

Ульпий стиснул зубы, так что Макрон мог видеть яростно работающие под кожей желваки.

- Как ты смеешь? - процедил он сквозь зубы. - Ты забываешься, Макрон. Ты разговариваешь с людьми, которые сражались за Рим. Кто пролил кровь за народ Рима. - Он приподнял край своей повязки, чтобы обнажить сморщенную кожу вокруг пустоты, где был его глаз. - Я потерял его, сражаясь с Каратаком и его катувеллаунами, так что не смей читать мне нотации о ценности жизни!

Несколько других ветеранов проворчали в поддержку, когда Ульпий позволил повязке опуститься на место и откинулся назад с тонкой улыбкой.

- Никто не подвергает сомнению твою прошлую жертву, равно как и жертву любого человека в этой комнате, - ответил Макрон. - Мое предложение направлено на то, чтобы в будущем не приносились жертвы. Если мы не сможем защитить колонию, когда это будет необходимо, мы рискуем потерять все.

- Дело не в том, когда, а в том, если, - сказал Ульпий. - И, на мой взгляд, опасность любого восстания невелика. Мы задали туземцам вокруг колонии долбанную хорошую взбучку, и они больше не вернутся, если будут помнить, что для них хорошо. Было бы пустой тратой усилий и денег готовиться к чему-то, что никогда не произойдет.

Аполлоний усмехнулся.

- Я уверен, что то же самое было сказано о возможности перехода Ганнибалом и его слонов через Альпы, и все же…

Ульпий повернулся, чтобы мельком взглянуть на агента, прежде чем обратиться к Макрону.

- Кто это?

- Это может говорить за него самого, - спокойно сказал Аполлоний.

Ульпий проигнорировал его ремарку, губы приподнялись в усмешке.

- Твой раб? Или твой слуга? В любом случае, ты должен научить своих подчиненных заниматься своими делами в присутствии вышестоящих.

- В каком отношении ты можешь считать себя лучше меня? - спросил Аполлоний с невинным выражением лица.

Оставшийся глаз Ульпия расширился, когда он быстро повернул голову.

- Что ты сказал?

- Я думаю, что ты и все остальные меня услышали.

Ветеран посмотрел на жилистое телосложение Аполлония.

- Думаю, мне нужно преподать тебе урок.

Макрон успел вмешаться.

- Этот человек – мой советник. Это Аполлоний из Тарса.

Ульпий нахмурился.

- Ты так говоришь, как будто я должен был о нем слышать.

- Позволь мне сказать, что ты должен быть благодарен, что не слышал о нем. В противном случае ты не был бы настолько глуп, чтобы предложить преподать ему урок. Многие пробовали. Большинство умерло.

Ульпий снова внимательно посмотрел на непритязательную фигуру рядом с Макроном и насмешливо фыркнул, но к Аполлонию больше не обращался.

- Этот вопрос должен решать сенат колонии. Ты можешь быть старшим магистратом колонии, но у тебя есть только один голос, как и у всех нас.

- Верно, - согласился Макрон. - Именно поэтому я поднимаю этот вопрос сегодня. Если бы это зависело только от меня. Я бы уже отдал приказ начинать работы. Я не думаю, что у нас есть много времени, чтобы подготовить защиту до того, как она понадобится. Если каким-то чудом в этом году не будет восстания, это только увеличит шансы, что оно будет в следующем году, учитывая то бремя, которое мы возлагаем на племена этого острова. - Он остановился и глубоко вздохнул. - В конце концов, это та же самая проблема, с которой сталкивались все римляне на протяжении всей нашей долгой истории. Если мы хотим жить в мире, мы должны готовиться к войне. Даже если ты прав, Ульпий, лучше нам перестроить оборону и не нуждаться в ней, чем нуждаться в ней, но не иметь ее.

Ульпий пренебрежительно поднял руки. - Прекрасные слова, Макрон. Но попробуй сказать это тем, чьи дома и предприятия будут снесены, чтобы освободить место для твоего любимого проекта. Попробуй рассказать об этом людям, которым придется платить более высокие налоги, чтобы оплачивать фортификационные работы. Я говорю, мы ставим это на голосование прямо сейчас. - Он встал, повернулся спиной к Макрону и обратился к остальным. - Поднимите руки те, кто поддерживает предложение Макрона тратить деньги на новую оборону колонии?

Несколько секунд члены сената сидели неподвижно, прежде чем один из ветеранов неуверенно поднял руку. Второй последовал его примеру, прежде чем Ульпий снова поспешно заговорил.

- Те, кто против?

Тотчас же подняли руки те, кто сидел ближе всех к нему, и остальные из тех, кто еще не голосовал, сделали то же самое. Ульпий повернулся к Макрону с торжествующим выражением лица.

- Восемь против двух, против тебя, Макрон. Или троих, если ты хочешь зарегистрировать свой собственный голос. Твое предложение отклонено. - Он вернулся к своему стулу и сел, скрестив руки на груди. - Было ли что-нибудь еще на повестке дня сегодня?

Макрон неотрывно смотрел на Ульпия.

- Я молюсь богам, чтобы вы были правы, и чтобы мы никогда не нуждались ни в какой защите. Я молюсь, чтобы мы все прожили долгую и мирную жизнь и умерли от старости в своих постелях. Тем не менее, я молюсь, чтобы, если ты и твои приспешники ошиблись сейчас, то вы сошли бы в могилу, мучаясь от осознания того, что ваша смерть и смерть ваших семей только на вашей совести. Не то чтобы мне было утешительно оказаться правым. Моя семья и я заплатим за вашу ошибку одинаковую цену. Идите. Прочь с глаз моих.

Ульпий и остальные повернулись, чтобы покинуть зал. Первый человек, поддержавший предложение Макрона, остался.

- Что такое, Вульпиний? - спросил Макрон.

- Брат, я отвечаю за внесение подробностей таких встреч в публичный отчет. Ты хочешь, чтобы я записал отчет о дискуссии и голосовании?

- Да, гарпии тебя забери. Делай свою работу.

- Подожди, - сказал Аполлоний. Он тихо сказал Макрону. - В чем смысл? Если ты окажешься прав, записи будут сожжены вместе с остальной частью колонии. Кто когда-нибудь узнает? Чего стоит такая пустая победа?

Макрон мрачно посмотрел на него, прежде чем сглотнуть и кивнуть.

- Можешь идти, Вульпиний. Не нужно тратить время на это дело.

- Да, господин. - Ветеран склонил голову и вышел из зала. - Макрон наклонился вперед, чтобы в последний раз взглянуть на карту.

- Хреновы дураки. Они считают меня слишком осторожным. Слишком напуганным.

- Чего бы это ни стоило. Я лучше пойду за тобой в опасность, чем за всеми ними вместе взятыми.

Макрон удивленно посмотрел на комплимент, прежде чем Аполлоний усмехнулся. – Конечно, я бы предпочел вообще не следовать за тобой в такую ситуацию.

- Я все равно благодарю тебя за мысль. А теперь сверни это, и пойдем, напьемся по-царски, чтобы постараться забыть об этой глупости, хотя бы на несколько часов.

*************

ГЛАВА XIV

Хорошая погода сохранялась и в последующие дни, лишь изредка шли дожди, которые быстро проходили, прежде чем солнце снова озаряло колонию и окружающую сельскую местность. Дней через пять после заседания сената Макрон сидел в своем саду в перистиле в центре пятна света, закрыв глаза, он грелся в холодном тепле зимнего солнца и лениво слушал пение птиц, а также приглушенный гомон звуков города: веселье прохожих, крики торговцев, работавших слесарей и стук тележных колес. После размышлений за последние два дня относительно того, что ему не удалось склонить на свою сторону других членов сената, он в конце концов, сдался, про себя надеясь, что его страхи за безопасность колонии были преувеличены.

Он услышал резкий стук в главную дверь дома. Из кухни, где она готовила выпечку, Петронелла приказала Парвию посмотреть, кто стоит у дверей. Раздался лязг тяжелой железной щеколды, прежде чем заговорил мужской голос. Макрон не мог поймать слов.  Мгновением позже Парвий забежал на территорию перистиля. Он остановился перед Макроном и взволнованно жестикулировал, мыча непонятным говором.

- Помедленнее, - приказал Макрон.

- Пэм! Лоб пим аба дери...

- Люди? - простонал Макрон, услышав Прерывание своего момента мирного расслабления.  Он поднялся и проследовал за Парвием до дверей. Снаружи он увидел Вульпиния, стоявшего перед небольшой толпой ветеранов, гражданских и прочих римских граждан, собравшихся на улице.

- К чему все это? - спросил он.  - Вульпиний, объяснись.

- Господин, по колонии разнесся слух о том, что произошло на заседании сената.  Я был в зале, когда прибыли эти люди, требующие поговорить с тобой о твоих планах по улучшению оборонительных сооружений Камулодунума.

Макрон стиснул зубы. Казалось, что Ульпий не довольствовался лишь победой в голосовании, теперь он агитировал жителей колонии, возможно, с намерением согнать Макрона с должности старшего магистрата, чтобы он мог претендовать на этот пост для себя.

- Ну и что? - раздраженно ответил он. - Сенат уже проголосовал за то, чтобы избавить вас всех от необходимости платить больше налогов. Это может стоить вам жизни, конечно, но, по крайней мере, вашим кошелькам это не повредит, а?

В толпе раздалось гневное бормотание, а затем шагнул мужчина лет двадцати вперед. - Слушай, центурион, мы не хотим беспокоиться о ноже в спине в случае, если некоторые туземцы захотят создать проблемы. У меня есть жена и дети. Это неправильно, что сенат проголосовал за то, чтобы оставить нас беззащитными.

Другие кричали, что поддерживают его комментарий, и протесты быстро нарастали. Макрон поднял руки и замахал ими, пытаясь успокоить толпу, но безуспешно.

- Фурии, - пробормотал он, затем, резко вздохнув, он проревел: - МОЛЧАААТЬ, фурии вас всех раздери!

Толпа моментально сникла под его взглядом, и их языки замерли. Макрон подождал, пока он полностью захватил их внимание, прежде чем он продолжил. - Я не могу вам чем-то помочь. Я не могу оспаривать голосование.

Вульпиний покачал головой. - Господин, это то, что я сказал им в сенате. Но они не поэтому здесь. Они пришли не для того, чтобы требовать, чтобы ты оспаривал голосование. Они пришли добровольцами, чтобы сделать работу самим.

- Кем? - Брови Макрона нахмурились. - Добровольцами?

- Да, господин.

Молодой человек, говоривший минуту назад, энергично закивал головой. - Если эти политики не будут за нами присматривать, нам придется делать это самим. Я один из строителей на месте храма. У меня есть инструменты для работы. То же самое верно и для многих других здесь. И есть больше людей по всей колонии, которые помогут, когда мы начнем.

- Да! - Рядом пожилой мужчина поднял кулак. - Мы покажем Ульпию и другим ублюдкам.

Толпа зааплодировала, и Вульпиний с ухмылкой повернулся к Макрону.

- Что ты скажешь, господин?

Макрон почувствовал укол в пояснице и, обернувшись, увидел, что Петронелла с тревогой смотрит то на него, то на разбушевавшуюся толпу, ее руки были покрыты мукой. - Что, Юпитер Всеблагой, здесь происходит?

Макрон обнял ее и улыбнулся, объясняя. - Кажется, у жителей Камулодунума гораздо больше здравого смысла, чем у большинства тех, кто их представляет.

Она кивнула.

- Никаких сюрпризов на этот счет, любовь моя.  Что ж, если ты собираешься разобраться во всем этом, самое меньшее, что я могу сделать, это накормить их. Нам понадобится мешок муки побольше...

В последующие дни. Макрон и Аполлоний организовывали работу, которую можно было сделать без сноса зданий: расчистка участков первоначального рва и восстановление вала. Каждое утро к командам, призванным ремонтировать оборону колонии, присоединялись все новые добровольцы с собственными инструментами или теми, которые они заимствовали. У многих ветеранов все еще были кирки из армейской жизни –

часть экипировки, столь же ценная для легионера, как и его гладий. Петронелла взяла на себя заботы, чтобы накормить рабочих, а некоторых пекарей и трактирщиков она уговорила добровольно предложить свои услуги с целью устроить полевую кухню рядом со рвом. Перспектива хорошей еды в обмен на труд даже привлекла ряд местных бриттов. Макрон не мог не улыбнуться при мысли, что те же самые люди, которые помогали восстанавливать оборону Камулодунума, вскоре могут оказаться в рядах тех, кто попытается сокрушить ее.

Он и Аполлоний вместе с добровольцами расчищали ров, раздетые до пояса. Они выгребали грязь, осколки разбитой посуды и кости животных. Иногда Ульпий или какой-нибудь из его дружков проходили мимо с насмешливым выражением лица и качали головами при виде зрелища старшего магистрата колонии по колено в грязи и нечистотах. Макрон поднимал глаза, отвечая на их презрительные усмешки, прежде чем возобновить свою работу с новой решительностью, помня, что осталось мало дней до крайнего срока, установленного иценам для выплаты остатка дани. Работая, он надеялся, что его пример и пример тех, кто работал вместе с ним, может пристыдить других магистратов, заставив их отменить свое решение. Без изменения их мнения, было бы невозможно завершить работу, так как здания по обе стороны от нового рва, который он запланировал, не могли быть снесены, до тех пор, пока сенат не согласится на это. Кроме того, был предел тому, что можно было бы сделать без средств, выделенных на необходимые строительные материалы. В то же время в городе ощущалось осязаемое разделение между теми, кто воспринимал необходимость готовиться к неприятностям и теми, кто отказывался платить дополнительные налоги, чтобы лучше защитить самих себя.

******

К концу месяца погода изменилась. Толстый пояс облаков катился на восток, принося пронизывающий до костей дождь. По мере расчистки участков ров заполнялся водой. Макрон приказал остановить работы до тех пор, пока не пройдет сырая погода. Тем временем он обратил внимание на строительную площадку храмового комплекса. В толстых плащах, пропитанных жиром, чтобы уберечься от дождя, он и Аполлоний осмотрели место, где еще находилась горстка рабочих, осуществляющих те задачи, которые могли быть выполнены даже под сильным ливнем, который блестел на больших плитах каменной кладки и сложенной черепицы и превратил взбаламученную землю в липкую грязную жижу, которая буквально засасывала калиги. Стена участка была близка к завершению, около двух с половиной метров высотой, построенная из известняка; осталось только закончить облицовку угловыми каменными плитами.

- Выглядит достаточно прочно, - заметил Макрон, поглаживая мокрую каменную кладку. - Достаточно слегка сделать масштабнее, подняв уровень стены немного выше. Конечно, против приличного тарана она долго не протянет.

Аполлоний кивнул и сделал пометку на восковой табличке, прежде чем стряхнуть воду и закрыть ее с щелчком.  - Давай теперь заглянем внутрь.

Они тащились вдоль стены под проливным дождем, пока не достигли угла и не свернули навстречу всей мощи ветра. Их плащи распахнулись вокруг них, и оба они изо всех сил пытались собрать складки и крепко держать их, приближаясь к воротам храма. Сторожка ворота обладала впечатляющей аркой – сооружение никогда не проектировалось с расчетом на то, чтобы играть роль укрепления, а вершина, примерно в семи метрах над землей, была плоской и не давала защиты никому, кто мог бы стоять на ней. И никаких створок ворот все еще было подвешено на тяжелых железных петлях, прикрепленных к камню.

Они поспешили внутрь, спасаясь от ветра, и встали спиной к стене, пока приходили в себе и осматривали это место и сравнивали с наблюдениями, сделанные ими с холма над Камулодунумом в начале месяца.

- С положительной стороны, здесь есть много материала, который мы можем использовать для создания защиты места, если придет время, когда нам это понадобится, - сказал Макрон.

- С другой стороны, эти материалы являются собственностью храма культа Императора, который заказал храм, - возразил Аполлоний. - Если мы собираемся реквизировать что-либо из этого, нам понадобится разрешение жреца культа в Лондиниуме. Как долго это займет?

Макрон проворчал что-то неразборчивое на риторический вопрос, прежде чем закашляться.

- Долбанный дождь. В последнее время у меня постоянный долбанный насморк.

- Печально это слышать, - ответил Аполлоний, вновь сосредоточив внимание на груде камней, ожидающих, чтобы им придали форму перед установкой на фронтон. - Если нам понадобится использовать строителей, то я бы сказал, что вопрос запроса разрешения у жреца культа будет щекотливой проблемой.

Макрон кивнул.

- В таком случае они могут подать против меня в суд, когда уляжется пыль, как… если они сначала найдут то, что от меня осталось.

- Тебе известно, как продвигается кампания пропретора? - спросил Аполлоний.

- Последние новости, которые я получил, были от гонца, доставившего мне последние цифры о количестве ветеранов, которые должны быть заселены здесь в следующем году. Это было вчера. Кажется, Светоний отдал приказ выступать только десять дней назад. - Он вспомнил из того, что у него лежало на поверхности воспоминаний о сражениях в тех землях, и произвел быстрый расчет. - Далеко в горы еще не проникли. Если они страдают так же от непогоды, как и мы здесь, то поход пока что должен продвигаться медленно. Интересно, как дела у Катона со своим новым командованием.

- Ты бы хотел быть там с ним, не так ли?

- Это лучше, чем иметь дело с такими, как Ульпий, и выгребать дерьмо из обвалившейся канавы. Я надеялся на меньшую боль в заднице, когда я повесил свой меч и уволился из армии. Есть моменты, когда мне хочется снова быть в доспехах и с парнями.

- Возможно, тебе придется снова взяться за этот меч, - мрачно сказал Аполлоний. - Будь осторожен со своими желаниями, Макрон. - Он посмотрел на серые облака, сморгнув капли дождя, упавшие ему на лицо. - Ты не возражаешь, если мы продолжим, когда погода улучшится?

- Время горячего вина?

- А разве не как всегда?

Макрон усмехнулся и хлопнул его по плечу. - Ты растешь в моих глазах день ото дня, шпион. Мы сделаем из тебя наполовину порядочного военного когда-нибудь.

- Боги запрещают. Я прожил свою жизнь не в ногу с такими людьми, и я не собираюсь меняться теперь.

Они прошли обратно через арку и направились по главной улице к вилле Макрона в сердце поселения. Впереди вдалеке виднелась пешая колонна людей во главе с группой всадников, проезжающих через Лондиниумные ворота.

- Не самая лучшая погода для дороги, - размышлял Аполлоний. - Довольно много. Интересно какие у них дела в Камулодунуме.

Сердце Макрона упало, когда он догадался, кто эти вновь прибывшие, и почему они прибыли в колонию. Когда их разделяло не более десяти шагов, всадник во главе небольшой колонны натянул поводья и откинул капюшон настолько, чтобы ясно видеть все вокруг, а Макрон мог распознать его.

- Дециан, - кисло пробормотал он. - Когда идет дождь, он действительно льет словно из члена Юпитера.

- Вы двое! - Дециан указал на них. - Где мне найти главного магистрата?

Макрон сделал последние несколько шагов, прежде чем откинул капюшон. - Ты нашел его, прокуратор.

Дециан приподнял бровь и наклонился вперед в седле. - Так, что это? Какая неожиданная встреча, центурион Макрон. Я принял тебя за какого-то рабочего, бредущего в этой грязи в этом замызганном дерьмом плаще.

- Чего ты хочешь?

- Такое краткое приветствие едва ли подходит имперскому чиновнику моего ранга.

Макрон безмолвно смотрел в ответ, пока вокруг них шипел дождь. Пожав плечами, Дециан выпрямился в седле.

- Мне нужен кров для моих людей, конюшни для лошадей и еда.

Почти любому другому гостю Макрон предложил бы гостеприимство своего дома, но он имел определенные стандарты, и Дециан упал ниже них.

- Административный зал должен быть достаточно большим для ваших нужд. Во дворе есть конюшня. Что касается еды, то я знаю, где взять свежего хлеба, но это будет стоить денег.

- Тогда позаботься об этом.

- Хотелось бы получить аванс.

Дециан полез под плащ и вытащил маленький кожаный мешочек. Он бросил его в Макрона, который тем не менее ловко поймал его и развязал шнурок, чтобы увидеть блеск серебра внутри.

- Этого должно хватить на хлеб, а кроме того, немного мяса, сыра и вина. Пусть твой человек займется всем этим. Мне нужно поговорить с тобой. Ты можешь показать мне дорогу в зал.

Макрон передал кошель Аполлонию и тихо сказал:

- Небольшое состояние. Убедись, чтобы Петронелла потратила на этих негодяев как можно меньше, а остальное оставит себе. Она может израсходовать испорченный хлеб.

- Я уверен, что она так и сделает. Ты хочешь, чтобы я потом присоединился к вам в зале?

- Нет. Сомневаюсь, что будут какие-то сюрпризы.

Когда шпион удалился, Макрон повернулся к Дециану и его потрепанной колонне из писарей и телохранителей.

- Следуйте за мной.

Зал наполнился звуками людей Дециана, которые нашли место для своего снаряжения и занялись разжиганием нескольких жаровен, чтобы согреться и начать сушить одежду. Макрон был рад видеть, как дрожит прокуратор, сбрасывая промокший плащ в руки одного из своих телохранителей.

- Мы можем поговорить наедине?

Макрон кивнул в сторону двери таблиния старшего магистрата.

- Там.

Дециан открыл дверь и оглядел маленькую комнату.

- Что ж, вполне сгодится. - Он кивнул в сторону жаровни в углу с небольшим запасом растопки и поленьев, отставленных в сторону. - Лучше бы ее поскорее разожгли, центурион. Я продрог до костей.

Макрон отказался от идеи дальше дразнить своего непосредственного командира поневоле. Он подошел к двери и позвал ближайшего из писцов прокуратора.

- Ты. Сюда. Разожги огонь для прокуратора. - Он отошел в сторону, когда человек, чья мокрая туника облепила его, принялся за работу.

Как только писарь вышел из комнаты, Дециан встал перед жаровней, пламя осветило его лицо и протянутые руки мягким кроваво-красным оттенком. Макрон рассматривал куполообразную голову и пристальные глаза прокуратора с отвращением, вспоминая тот день, когда Дециан бросил Макрона и отряд ветеранов, оставив их наедине в отчаянной ситуации против многочисленных разъяренных бриттов и посреди разгоравшегося сражения, причем, спровоцированного им. «Да, на руках Дециана была кровь», - Макрон с горечью размышлял и проклял приказы наместника подчиняться этому человеку.

- Ты знаешь, почему я здесь, не так ли? - Дециан взглянул на него.

- Я могу предположить.

- Пришло время нанести визит нашим друзьям-иценам и поджарить чьи-нибудь пятки на огне, чтобы убедиться, что они заплатят остальную часть дани.

- Будем надеяться, что до этого не дойдет. Будем надеяться, что им удалось найти сумму, которую они должны, и тогда не будет нужды в неприятностях. - Макрон подошел ближе. - Я не забыл ту проблему, которую ты вызвал в прошлый раз, когда ты вылез из-за стола в Лондиниуме.

- Все еще считаешь меня ответственным за вашу маленькую стычку?

- Хорошие люди погибли из-за тебя. Это никогда не будет забыто или прощено, пока я или кто-либо другой из вовлеченных ветеранов, все еще живы.

- Очень плохо, центурион. Иногда случаются ошибки, и это печально. Но мы оба должны выполнять работу, которую наместник поручил нам сейчас. Я рассчитываю на твои способности и твое послушание в ближайшие дни. Будет лучше, если ты не подведешь меня.

- Я сделаю то, что должен.

- Вот именно. - Дециан сурово посмотрел на него. - И, если ты дашь мне хоть малейший повод для неудовлетворенности, ты можешь быть уверен, что это будет включено в отчет, который я подам пропретору и в Императорский дворец.

- Я представлю свою собственную версию, если потребуется, - ответил Макрон. - Как я уже сказал, будем надеяться, что ицены заплатят все, что причитается, и ты сможешь спокойно поехать своей дорогой.

Дециан рассмеялся.

- Ты серьезно думаешь, что они смогут наскрести сумму, которую они были должны?

- Это будет трудно, - признал Макрон. - А если не смогут, то что тогда?

- Тогда нам придется исполнить волю покойного царя Прасутага и захватить то, что нам причитается. В таком случае мне понадобятся некоторые мускулы, чтобы поддержать мои требования. Вот где ты и твои ветераны пригодитесь. У меня уже есть пятьдесят ауксиллариев из гарнизона Лондиниума. Мне нужен ты и еще сотня твоих ветеранов, чтобы убедиться, что у иценов не возникнет глупых идей оспаривания каких-либо претензий в отношении их собственности. Демонстрация силы заставит этих варваров усмириться и убедиться, что это не должно стать проблемой для кого-либо из всех нас.

- Сотня? Мы идем туда, чтобы получить оплату по счетам, а не вторгаться в долбанное место.

- Я приказываю тебе предоставить сотню твоих ветеранов. Так что устрой все как следует!

- Есть другие требования?

- Если я что-нибудь надумаю, я дам тебе знать.

- А как скоро мы тебе будем нужны?

Дециан холодно улыбнулся. - Завтра утром будет прекрасно. Лучше бы мы покончили с этим делом как можно скорее, а?

ГЛАВА XV

Колонна пересекла границу территории ордовиков в последний день марта. Солнце уже вышло и ярко сияло с безоблачного неба. Несколько конных патрулей Восьмой Иллирийской когорты шли впереди, осматривая местность и высматривая признаки врага. Позади за ними маршировала остальная часть нового подразделения Катона, оставшиеся всадники шли во главе колонны, за которыми следовала пехота и скромный обоз, состоящий из нагруженных мулов и небольших повозок c палатками, кормом и провизией. В сотне шагов позади когорты шла первая из легионерских когорт, тяжелая пехота, отягощенная доспехами и оружием, в то время как их широкие и длинные прямоугольные щиты, а также остатки снаряжения свисали с фурок, закрепленных на их плечах.

Спустя много месяцев на зимних квартирах, готовившиеся к походу, люди почувствовали облегчение, что им больше не нужно сидеть взаперти в лагере и волноваться о перспективе боев и добычи, которую они могли захватить. Они были в приподнятом настроении, когда шли маршем по дороге, ведущей из Вирокониума сквозь холмы.

Катон вспомнил свои первые дни в армии, ту радость от ношения военной формы и нагруженности снаряжением, когда он шел вместе со своими товарищами, стремясь применить свою подготовку на практике в первом же испытании. Ничто тогда не казалось невозможным, а мысли о старости, и перспективе смерти, или того хуже, калечащей травме, были далеки от его текущих забот и радостного предвкушения. Память о времени, которое он никогда не сможет вернуть, соблазняла и насмехалась над ним, и он заставил себя вернуться к настороженному, расчетливому способу мышления, который у него выработан не хуже обычной привычки. Более чем пятнадцатилетний опыт подсказывал ему, что приподнятое настроение парней, отправлявшихся на войну, долго не продержится против жестоких реалий изнурительных переходов, неудобства разбития лагеря под открытым небом, неизбежного сокращения пайков и, как только начнутся бои, потери бовых товарищей, отношения с которыми порой расценивались куда ближе, чем с родными братьями.

Откуда-то в рядах передовой части легионеров, идущих за ними, раздался голос, начавший петь популярную маршевую песню, и через несколько мгновений его непосредственные товарищи присоединились до того, как пение распространилось на остальную колонну. Слова и шум, прибитые подбитыми гвоздями калигами к каменистой дороге, эхом отдавались от каменистых же склонов холмов по обеим сторонам.

Катон повернулся в седле, чтобы оглянуться назад с хитрой улыбкой, когда он заговорил с Галерием, который маршировал рядом с ним.

- Слышишь, центурион? Думаю, наши люди могли бы добиться большего успеха.

Галерий рассмеялся и кивнул.

- Думаю, да, господин.

Он сошел с дороги и повернулся к шедшим позади ауксиллариям, глубоко вздохнул и запустил другую маршевую песню. Солдаты быстро присоединились к нему и громко начали подпевать.

Солдаты Рима,

Они не знают дома.

       Через горы и бушующие реки,

Они идут издалека.

На табличке они отмечают свой символ

Затем выстраиваются и идут в линии.

Стать братьями на всю жизнь

       Сквозь битвы и раздоры.

       Пение сквозь времена хорошие и плохие:

       Лучшая долбанная работа, которую я когда-либо имел!

Ауксилларии проревели последнюю строчку, а затем от души расхохотались. За ними легионерская когорта ответила пением громче, и бойцы Восьмой когорты снова повысили тон своего пения, подстраивая ритм под темп своего марша, стремясь перепеть легионеров.

Галерий оставил их наедине и побежал вдоль строя, чтобы присоединиться к Катону. Два римских офицера разделили ухмылку.

- Они в хорошем настроении, - заметил Катон.

- Да, господин. А кто бы ни был в такой прекрасный день? После всего холода и дождя и жизни взаперти в казармах, и вот, наконец, мы на пути к Моне.

Упоминание о логове культа друидов заставило Катона ухмыльнуться, когда он вспомнил друидов, с которыми он воевал в прошлом, и их яростную ненависть к Риму. Зверства с обеих сторон все еще ужасали его до костей.

- Ты сражался с ними раньше? - спросил он у Галерия. - Друидами?

- Нет, господин. Ходили слухи о друидах среди племен по ту сторону Ренуса, но я никогда не видел кого-либо из них. Я слышал, что у них идет пена изо рта, как будто в них вселилась нечисть, и они могут драться с силой десяти человек и использовать магию против своих врагов. Но ты наверняка знаешь больше об этом, чем я, господин, учитывая годы, которые ты прослужил в Британии.

- Конечно, они фанатики, - ответил Катон, - но они сражаются, истекают кровью и умирают, как и все мы. Я ни разу не видел доказательств их магии, но это помогает их делу, если их последователи верят, что они могут накладывать заклинания. И это помогает еще больше, если их враги тоже верят в это. Так что не будем придавать значения этому вздору, а? Если ты услышишь, как такие слухи ходят по когорте, вступай и разъясняй людям. Я не хочу, чтобы они шарахались от своей тени. Понял?

- Да, господин.

- Хорошо. - Катон ехал молча некоторое время, прежде чем снова заговорил. - Я собираюсь догнать Туберона. Ты принимай командование здесь.

       Они обменялись салютом, и Катон пустил лошадь галопом, опережая пехоту, а за ними и парней, которые спешились, чтобы вести своих лошадей по ухабистой дороге. Почти в километре впереди он смог разглядеть одну из турм на вершине холма рядом с дорогой. Можно было отчетливо разглядеть конного сигнифера на фоне неба, что обозначало позицию, где должен был находиться Туберон. Уводя своего скакуна с дороги, Катон поднялся по склону и остановился рядом с центурионом и его сигнифером.

- Добрый день, господин, - поприветствовал его Туберон. - Вы прибыли в благоприятный момент. Мы заметили врага в первый раз. Он поднял руку и указал на гребень, идущий параллельно дороге, почти в двух километрах отсюда.

Катон напряг глаза, оглядывая скалы и пучки кустов и деревьев, разбросанные по полям,уходящим от линии хребта. Затем он заметил их, когда они изменили свою позицию, – несколько воинов на лошадях.

- Я вижу их.

- Что нам делать, господин? Я могу послать за ними патруль. Мы можем попробовать взять несколько пленных.

- Я сомневаюсь в этом. Они знают эти земли как свои пять пальцев и, скорее всего, уклонятся от любой попытки завалить их. Их слишком мало, чтобы причинить нам вред. Они будут делать то же, что и ты, Туберон, оценивать наши силы и сообщать о наших передвижениях своим командирам. Инициатива пока за ними. Следи за ними и следи за появлением новых сил. Если ты заметишь какую-либо группу численностью более пятидесяти человек, пошли мне сообщение.

- Да, господин.

Катон обратил внимание на путь, по которому шла римская колонна, извиваясь среди гор. В четырех километрах впереди гребень над склоном, где он видел ордовикских разведчиков, плавно поворачивал на север, замкнувшись на другом гребне справа от тропы и образовав узкое ущелье. По обеим сторонам росли сосны и густой подлесок.

- Мне не нравится, как это выглядит. - Он обратил внимание Туберона на эту особенность местности. - Хорошее место для засады. Отправь турму занять гребень с обеих сторон и продвигайтесь по нему до конца. Они должны сообщать обо всем подозрительном.

Туберон осмотрел хребты. - Я не уверен на счет этого, господин. Похоже, это труднодоступное место для лошадей.

- Трудно это или нет, но я хочу, чтобы они поднялись до того, как остальная когорта достигнет ущелья, - Катон твердо сказал.

Центурион отдал приказ, а Катон продолжал осматривать окружающий ландшафт. Он вскоре заметил побольше врагов на каждом фланге, наблюдавших за римлянами с вершин холмов в нескольких километрах вдали. Крошечные фигурки были такими неподвижными, что он задался вопросом, не были ли они на самом деле чучелами, набитыми соломой и установленными, чтобы сбить их с толку или отвлечь патрули от основной колонны.

Отправленные Тубероном всадники галопом спустились с холма к двум патрулям, прочесывавшим валуны неподалеку и усыпанные рощицами склоны с обеих сторон.  Как только были даны свежие инструкции, декурион-командир соседней патрулирующей турмы развернул своих людей и начал трудный подъем на хребты, время от времени спешиваясь, чтобы вести своих скакунов под уздцы, там, где было слишком опасно рисковать ехать верхом. Голова Восьмой Иллирийской поравнялась с холмом, и Катон собирался уже вернуться, чтобы присоединиться к колонне и возглавить когорту внизу, когда один из людей Туберона вытянул руку и указал вперед.

- Господин! Там внизу. Враг!

Катон выпрямился во весь рост в седле, проследив глазами направление движения руки ауксиллария. Двадцать человек в легких плащах и штанах, вооруженных копьями, вырвались из укрытия в виде беспорядочных валунов рядом с дорогой и теперь бежали со всей прыти назад по ней к оврагу. Туберон повернулся к Катону.

- Господин! Честь первого контакта с врагом принадлежит нам. Каковы ваши приказы?

Катон наблюдал, как враг мчится к укрытию за деревьями по сторонам ущелья. Двадцать или около того пеших солдат не могли сравниться с турмой Туберона из тридцати человек. Существовала необходимость взять пленных, которые должны были быть допрошены для получения информации, прежде чем они будут связаны и отправлены обратно в Вирокониум и в конце концов проданы в рабство. Было бы хорошо для морального духа солдат одержать такую ​​легкую победу, такую ​​быструю, хотя и незначительную.

- Господин? - Туберон продолжал давить на него. Враг приближался к деревьям и шанс взять их в плен мог быть потерян, если бы Катон действовал слишком медленно.

- Очень хорошо. - Он кивнул. - Если ты сможешь поймать их до того, как они достигнут деревьев, то бери их. Если же нет, пусть твои люди ждут, пока колонна догонит. Мы не пойдем на глупый риск. Выполнять!

Люди Туберона жадно смотрели, и в тот момент, когда их центурион поднял руку, они погнали своих лошадей вперед.

- Первая турма⁴⁵! За мной!

Туберон поскакал на своем коне вниз по склону, и его люди последовали за ним, рассыпавшись по обоим флангам. Катон испытывал искушение броситься за ними вслед, но знал, что его долг – сохранить контроль над авангардом армии, а не мчаться на охоту. В любом случае, это выглядело так, будто противник имел достаточную фору, чтобы добраться до деревьев, прежде чем конные ауксилларии бы их догнали. Он верил, что центурион подчинится его приказу и прекратит погоню, как только противник исчезнет среди деревьев. В противном случае он устроил бы ему публичный разнос на глазах у остальных офицеров, как только колонна остановилась и разбила бы лагерь на ночь.

       Всадники добрались до подножия холма и помчались по открытой местности.      Они неслись во весь опор, чтобы поймать несколько ордовикских воинов. Через несколько мгновений Катон увидел, что гонка была проиграна. Противник почти достиг того места, где дорога проходила между соснами, растущими в перелесках по обеим сторонам, с вкраплениями кустов и коричневых участков папоротника.

В любой момент они могли быть уверены, что смогут свернуть и помчаться к укрытию деревьев, чтобы оторваться от погони. Но вместо этого они продолжали бежать по дороге, часто оглядываясь как их почти настигают всадники. В сотне шагов впереди них дорога изгибалась в ранее указанном направлении в сторону ущелья и скрывалась из виду.

Мгновенно Катон выругал себя за то, что не дал более точных указаний, которые он отдал Туберону.

Еще оставался шанс, что центуриону хватит ума прекратить погоню, но Катон понял, как тяжело было конникам отказаться от погони, когда противник бежал практически уже перед носом. Их кровь взбунтовалась, и потребовалась бы высокая степень дисциплины и самоконтроля, чтобы остановиться. Ордовики пробежали за поворот дороги и стали исчезать один за другим, Туберон и его люди сомкнулись в колонну и продолжили преследование. Катон почувствовал, как его внутренности сжались от беспокойства, в ожидании того, что деревья в любой момент извергнут сотни воинов, которые врежутся во фланги турмы, но в тенях не было никаких признаков движения.  Его облегчение было лишь сиюминутным, как только он понял истинную природу коварства врага.

Когда Туберон и его люди ринулись по дороге к повороту и скрылись из виду, Катон прошептал: - Вот дерьмо… - Затем он развернул свою лошадь и поскакал вниз по склону к ауксиллариям, ведущих своих лошадей во главе Восьмой когорты.

       - По коням! - выкрикнул он, приближаясь. - К бою!

Всадники вскочили в седла и приготовили щиты и поводья в ожидании следующей команды.

Катон направился к Галерию, который остановил пехоту недалеко от тыла конного контингента.

       - Что происходит, господин?

«На объяснения нет времени», - решил Катон. - Как только я поведу конницу вперед, ты веди остальную часть когорты, сомкнутым строем.

- Господин, я не…

       - Просто сделай это! - Он повернул своего скакуна вперед и лягнул пятками, промчавшись мимо длинной линии всадников и резко остановился, прежде чем повернуться к ним лицом. - Следовать моим приказам в точности! Ни одного врага не преследовать без моей команды! Вперед!

Он дернул поводья, чтобы пустить коня в галоп, и две оставшиеся алы всадников рванули вперед за ним, мчась по дороге в направлении ущелья.

Катон наклонился вперед, схватив поводья и прижавшись бедрами к бокам коня, в то время как луки седла надежно держали его талию. Впереди он не видел ни признаков людей Туберона, ни врага, и его тошнило от беспокойства. Ему следовало быть яснее с центурионом и запретить любые формы безрассудного преследования врага.

Когда деревья и подлесок сомкнулись по обеим сторонам дорожки, он посмотрел налево и направо, но не было никакого движения среди теней, откуда он впервые опасался, что враг может устроить засаду. Он погнал своего скакуна, успокоенный звуком копыт всадников близко позади. Когда он был не более чем в ста шагах от поворота, лошадь без всадника попала в поле зрения. На ее боку были брызги крови, а седло было перекошено, из-за чего лошадь теряла равновесие, так что она виляла, выравнивала движение и снова виляла, пока галопом мчалась к Катону и всадникам позади него.

Катон только успел увести коня в сторону, но всаднику позади не так повезло. Седловые луки встречной лошади зацепились за его и закрутили обоих животных вокруг, прежде чем они упали на бок, раздавив всадника под собой. Катон быстро посмотрел вслед исчезнувшему внизу человеку, но ничего нельзя было для него сделать. Остальные всадники поспешно дернули поводья, чтобы избежать корчащихся животных и держаться подальше от их хлещущих копыт, проскакивая на полном ходу мимо.

Пронесшись до поворота дороги, он увидел в пятидесяти шагах впереди алу Туберона, сражавшуюся за свои жизни. Среди них метались пешие ордовикские воины, колющие копьями и рубящие клинками их длинных кельтских мечей. За бурлящей массой чуть поодаль путь перекрывали грубо вырезанные засеки. Один из ауксилариев пытался вырвать свой щит из захвата одного из бриттов и поднял меч высоко, чтобы поразить человека. Но ему так и не удалось нанести удар, так как его проткнули копьем между лопатками сзади. Удар заставил его широко раскинуть руки, прежде чем его стянули с седла, и он рухнул на землю, где был тут же добит другими бриттами.

Катон обнажил свой короткий меч и вынес его в сторону, готовый нанести колющий или рубящий удар по мере необходимости. Туберон и несколько его людей собрались вокруг сигнума алы, яростно сражаясь, чтобы враг не мог до него добраться. Расстояние до стычки сократилось за несколько ударов сердца, и Катон поднял меч, когда он выбрал свою цель: крупный воин в блестящем римском шлеме, трофей из одной из неудачных кампаний прошлого. Внимание человека уже привлек стук копыт, когда Катон и другие ауксилларии бросились в бой. Теперь он повернулся и напрягся, подняв щит и нацелив копье в живот Катону, когда римлянин бросился на него.

Не имея щита, который мог бы защитить его, Катон стиснул зубы и продолжил сближение. В последний момент он резко потянул поводья, и лошадь пошатнулась в сторону, бросив круп к бриттскому воин, который был вынужден отпрыгнуть в сторону, прежде чем он смог нанести удар. Катон развернулся в седле и разрезал своим мечом воздух прямо над головой воина, но его противник был слишком быстр. Пришпорив коня, он выбрал другого врага, который был сражен ударом в шею еще до того, как он осознал опасность.

Все больше ауксиллариев устремлялось в бой. Теперь они бросались в атаку на ордовикских воинов, поскольку чаша весов склонилась в пользу римлян.

На дальнем конце стычки Катон увидел воина в ярко-зеленом плаще во главе несколько бриттов в кольчужных доспехах и шлемах. Воин повернулся, чтобы отдать приказ, и один из его людей поднес к губам сигнальный рожок и издал пронзительный лающий звук, перекрывавший грохот боя, ржание и фырканье лошадей, шарканье копыт и топот ног на дороге. Тотчас же противник прервал контакт, отступил прежде чем повернуться и побежал к деревьям по левую сторону дороги. Вражеский воин – их предводитель, как понял Катон, – подождал еще мгновение, а затем припустил трусцой со своей группой сопровождения к линии деревьев. Через несколько ударов сердца враг ушел, виднелись только тени, мелькавшие под деревьями, и больше ничего.

Римские всадники все еще оглядывались по сторонам с поднятым оружием на случай, если они вернутся, но во внезапно наступившем затишье на дороге признаков только что свершившейся засады не наблюдалось за исключением убитых и раненых бриттов и римлян.

Катон похлопал лошадь, чтобы успокоить ее, и мягко сказал, прежде чем окликнуть: - Собрать наших погибших и подобрать раненых! - Он огляделся.  - Центурион Туберон! Ко мне.

Командир конного контингента вложил меч в ножны и подвел коня.

- Господин?

Не было нужды спрашивать, что случилось, все было слишком ясно. Враг заманил вспомогательную конницу по дороге за поворот в ущелье, где засеки были сброшены поперек пути, и бриттские воины вырвались из укрытий, обрушившись на ничего не подозревающих римлян, и отсекли им пути к отступлению.

Катон тоже вложил свой клинок в ножны и посмотрел на центуриона. - Тебе было приказано не преследовать их в подлесок.

Туберон все еще тяжело дышал от боевого запала, и его лицо раскраснелось.

- Господин, я не преследовал их в деревья. Они бежали по дороге и…

- Не придирайся ко мне! - ​​прервал его Катон. - Мои приказы были достаточно четкими. Никаких рисков. Но ты погнался все равно вперед и угодил в их ловушку.

- Господин, они почти у нас были в руках, - запротестовал Туберон.

- Почти? Не было никакого почти, центурион. Они заманили тебя, и ты почти погиб, попавшись на удочку, как самый зеленый из офицеров. В результате ты потерял несколько человек. - Катон взглянул мимо центуриона туда, где его люди укладывали раненых на обочину пути. Он быстро сосчитал. - Восемь убиты, а другие ранены. Если бы я не среагировал вовремя и не прибыл к тебе на выручку с остальной конницей, то, вероятно, что ты и все твои люди теперь были бы мертвы или взяты в плен. И поверь мне, попадание в плен к ордовикам и их союзникам-друидам часто оказывается худшей участью, чем смерть. Все потому что ты помчался сломя голову.

Взгляд Туберона опустился.  Он хотел ответить, но закрыл рот.

- Собери свою алу и жди, пока пехота догонит.

- Да, господин.

Катон понизил голос и наклонился чуть ближе. - Я предупреждаю своих офицеров только один раз, Туберон, если ты облажаешься так еще раз, тебя заменят. Я не допущу, чтобы люди моей когорты подвергались опасности просто так. Ты понял?

- Да, господин.

- Свободен.

Туберон вернулся к своему знамени и отдал оставшимся людям приказ садиться по коням в колонну по двое, кроме тех, кто помогал раненым добраться обратно в направлении обоза когорты, и нескольких ауксиллариев, пробиравшихся среди поверженного врага, чтобы добить тех, кто еще был жив быстрыми тычками в горло или сердце. Лошади, принадлежащие пострадавшим, были собраны и отданы на попечение двух спешенных ауксиллариев.

Наступило напряженное ожидание, пока всадники ждали, чтобы центурион Галерий и пехота достигли этого участка дороги. С обеих сторон возвышались склоны, покрытые сосновым лесом, и Катон почувствовал, как покалывает затылок. Он искал любые признаки движения на случай, если противник решит возобновить атаку. Но все было тихо, если не считать шарканья и фырканья лошадей. Люди тревожно переглядывались, держа щиты наготове, а правые руки покоились на эфесах мечей, чтобы без промедления обнажить оружие, как только будет отдан приказ.

Наконец они услышали топот калиг по дороге, и из-за поворота появился Галерий, прижавший щит к телу и ведущий за собой шесть центурий римских ауксиллариев к недавнему полю боя. Он остановился, когда Катон подскакал ему навстречу.

- Первая кровь за врагом, - прокомментировал он, увидев мертвых ауксиллариев на обочине дороги.

- Ответных почестей было предостаточно. - Катон указал на вражеские тела, все еще лежащие на дороге. - Но они преподнесли нам неприятный сюрприз. Надеюсь, Туберон и его люди усвоили урок. Мы на вражеской территории сейчас. Они знают эту землю и знают, как лучше сражаться с легионами. Мы можем ожидать того, что они снова попытаются устроить такие засады, и солдатам и офицерам этой когорты придется проявлять больше осторожности, если мы хотим избежать ошибок. Восьмая Иллирийская должна быть одной из лучших когорт в армии. Я не сомневаюсь в храбрости парней, но храбрость, не закаленная дисциплиной и осторожностью, опасна. Особенно, когда мы выступаем против воинов этих гор. Людям, которые борятся за свою свободу, почти нечего терять. Мне нужно, чтобы ты и остальные офицеры это поняли.

Галерий склонил голову. - Да, господин. Я прослежу, чтобы эта мысль распространилась далее по командной цепочке.

- Очень хорошо. - Катону не хотелось читать эту краткую лекцию своему старшему центуриону, но это было важно, чтобы его послание и аргументация, стоящая за ним, дошли до самых низших рангов.

Он отвернулся, чтобы осмотреть склоны, тянущиеся к хребтам.  Линия деревьев уступила место открытой, усыпанной камнями местности не более чем на двести шагов с каждой стороны. Дальше, по горизонту, он мог видеть всадников двух патрулей, отправленных им ранее, которые уже были вновь в седлах и аккуратно продвигались вперед, тщательно выбирая свой путь. Примерно в двух километрах впереди левый гребень сменялся скалами, и он мог различить далекие фигуры там. Десятки. Более чем достаточно, чтобы заблокировать патруль. Переведя взгляд на противоположный гребень, он смог разглядеть отряд такого же размера. Если предположить, что поблизости не скрывался более многочисленный враг, эти две силы не представляли большого препятствия для пехоты когорты. Если бы они остались сразиться, то были бы неизбежно отброшены.  Но если они отступят, как он и ожидал, то это вызовет утомительную задержку. Он предположил, что именно это и имели в виду ордовики, давая время, чтобы предупредить своих расредоточенных соплеменников о наступлении римлян и позволить им сосредоточить всех воинов своего племени и дать бой вновь вторгнувшимся римлянам. Если бы они могли задержать и измотать римскую колонну и отрезать линии связи, то Светоний был бы вынужден оставить людей для защиты колонны снабжения, продвигаясь все дальше от Вирокониума. Таким образом, римские силы были бы ослаблены, а шансы для ордовиков и их союзников значительно бы повысились.

Его мысли вернулись к непосредственной ситуации. Надо было расчистить лес по обе стороны от пути от любого скрывающегося в нем врага, чтобы это более не препятствовало продвижению основной колонны. Как только ущелье будет пройдено и дорога снова выйдет на открытую местность, он мог бы снова сформировать когорту во главе наступающей северной колонны.

- Галерий, я хочу, чтобы первые три центурии образовали линию вверх по склону слева, а остальная пехота – по склону справа. Когда линия будет готова, ты должен будешь продвигаться вперед, пока не прочешешь эти подлески. Если враг будет замечен или вступит в бой, я хочу, чтобы мне немедленно доложили. Я буду продвигаться с конницей далее по дороге в тандеме с тобой, пока мы не достигнем дальней стороны ущелья и не выберемся из подлесья. Позаботься об этом.

- Да, господин.

Приказы были переданы, и ведущие люди первой центурии развернулись и двинулись в сосны. Катон услышал глухой треск вытаптываемого подлеска, хруст веток и кустарника, пока ауксилларии поднимались по склону. Следующие две центурии последовали их примеру, прежде чем другие подразделения двинулись к деревьям справа.

Когда все было готово, Катон приказал продвигаться конным ауксиллариям медленно, часто останавливаясь, чтобы пехота не отставала. Это был трудоемкий процесс, признал он, но единственный способ гарантировать, чтобы колонна смогла пройти через это ущелье без каких-либо беспокоящих атак из-под прикрытия деревьев.

Уклон плавно наклонялся, когда хребты смыкались с обеих сторон. Деревья начали редеть, и впервые Катон мельком увидел своих людей под открытым небом. Не было ни звуков боевых действий, а сообщений о контакте с противником также не было. Темп продвижения заметно увеличился, и он почувствовал облегчение от перспективы, что он не станет задерживать продвижение основной колонны. Он повернулся через плечо, чтобы подозвать к себе отряд.

- Первая турма, Первая ала⁴⁶, за мной!

Он пустил лошадь легкой рысью, и тридцать человек из отряда последовали за ним. Около двух километров спустя вдоль дороги, был крутой подъём и сужающееся ущелье, с обрывами и камнями на вершине с откосами осыпи внизу. Катон надеялся, что возвышенность обеспечит хорошую обзорную площадку, откуда можно было увидеть путь вперед и, возможно, найти достаточно открытой местности, где можно было бы разбить лагерь на ночь.

Он пришпорил лошадь к вершине холма, сильно натянул поводья и резко остановился. В двухстах шагах впереди, там, где ущелье было самым узким, была воздвигнута грубая каменная стена. Перед ней лежал ров, хотя и не было видно, насколько он был глубок. Посреди стены возвышался дополнительный вал, метров двадцать в поперечнике. Он мог видеть, что стена была заполнена людьми, ощетинившимися копьями и луками. Многие шлемы блестели на дневном солнечном свете, и длинный красный штандарт колыхался на легком ветру. Когда бриттские воины увидели Катона и его конный отряд, они издали громкий рев, который эхом отдавался от крутых склонов с обеих сторон ущелья.

Катон поднял руку в шутливом приветствии.

- Итак, друзья мои, - пробормотал он, - Вот где все начинается по-серьезному.

*************

ГЛАВА XVI

- Чего же ты ждешь, префект Катон? - спросил наместник Светоний. - Убери этот сброд с моего пути, чтобы колонна могла продвигаться дальше.

Они стояли на вершине холма, на который Катон поднялся почти час назад. Рядом, поблизости, штабной офицер держал их лошадей. Десять телохранителей Светония стояли в тридцати шагах от них, лицом к стене врага. Позади них, чуть ниже возвышенности, находилась Восьмая Иллирийская когорта, выстроившаяся в боевой порядок: пехота в центре, конница на флангах. Баллисты когорты, установленные на повозки, были выдвинуты вперед и расставлены по обеим сторонам от двух римских офицеров. Прислуга сняла кожаные чехлы и собирала поблизости метательные стрелы. Из-за малой ширины обороны противника не более ста шагов в поперечнике, пехотинцы и всадники когорты выстроились глубокими колоннами в ожидании приказов.

Катон указал на хребты. - Я послал две алы очистить от неприятеля холмы на каждой стороне от скал. Это должно быть сделано очень скоро, господин.

Светоний прищурился от яркого солнечного света. - Я никого не вижу.

- Тем не менее, у врага там есть люди, господин. Пращники и лучники.

- Откуда ты можешь быть в этом уверен?

Катон указал на поросшую травой землю на полпути между ними и стеной, где виднелись тела трех ауксиллариев и лошадь. Животное было еще живо и время от времени слабо брыкалось. - Я подъехал вперед с отрядом, чтобы рассмотреть поближе. Нам повезло, что врагу не хватило дисциплины выждать, пока мы не окажемся в пределах досягаемости, иначе мы бы потеряли больше людей. Если моя когорта попытается атаковать в лоб, пока ордовики еще удерживают высоты, наши потери будут тяжелыми еще до того, как мы достигнем рва.

Светоний обдумывал ситуацию с разочарованным выражением лица. Катон мог понять его настроение. Это было затруднительное положение, с которым сталкивались все командиры, наступавшие на вражескую территорию: выдерживая баланс между необходимостью продолжать быстрое наступление и принятием рисков, связанных с потенциальными человеческими потерями.

- Очень хорошо. - Пропретор принял решение. - Мы подождем еще немного, но, если не будет каких-либо признаков того, что твои фланговые отряды к тому времени сделали свою работу, ты поведешь своих людей вперед и возьмешь эту стену.

Несмотря на свои сомнения, Катон ничего не мог поделать, кроме как подтвердить приказ, что он и сделал.

- Да, господин. Как прикажете.

Светоний внимательно посмотрел на него, почувствовав в своем подчиненном намек на несогласие. - Префект, мне кажется ты не был так же осторожен сегодня, когда послал своих людей в ту засаду.

Катон испытывал искушение объяснить, что Туберон превысил полномочия его приказа. В то же время он осознавал, что он недостаточно точно объяснил центуриону необходимость опасаться ловушки. Кроме того, он считал неприличным оправдываться, возлагая вину на кого-то из своих офицеров. По его мнению, когда человек принимает командование подразделением, он берет на себя ответственность за действия тех, кто находится под его командованием. В прошлом он был свидетелем попытки командиров уклоняться от критики, заявляя, что их подвели их люди. Это не пошло им на пользу. Обе стороны, и их подчиненные и командиры относились потом к ним с презрением за это, и такое отношение преследовало их, как плохой запах от того, что осталось от их активной карьеры в армии.

- Это была моя ошибка, господин. Я посчитал, что стоит рискнуть захватить кого-нибудь из врагов, чтобы допросить в целях разведки. Ответственность за людей, потерянных в засаде, лежит на мне.

- Справедливо. Я предпочитаю, чтобы мои офицеры сражались с врагом, а не тренировались в осторожности.  Только не заводи привычку терять людей без необходимости.

- Да, господин.

Разговор закончился тревожным криком сверху, и Катон и Светоний посмотрели на скалы. Мгновением позже раздались новые крики, затем слабый звон металла и ударов по щитам. Ни один из офицеров не видел никаких признаков происходящей борьбы на вершинах скал. Затем появились две фигуры, темные на фоне неба, ауксилларий, обменивающийся ударами с бриттским воином, прежде чем последний внезапно согнулся пополам и выронил свой меч. Ауксилларий направил свой выпад глубже в тело, оттесняя врага назад, пока тот не оказался у края. Затем мощным рывком, он высвободил клинок и ударил воина ногой в грудь. Бритт пошатнулся, потерял точку опору и упал, кувыркаясь и размахивая конечностями до тех пор, пока не рухнул вниз, оставшись лежать у подножия скалы. На вершине утеса появились новые люди – ауксилларии, насколько мог понять Катон. Звуков боя больше не было слышно, и до него донеслись удаленные торжествующие крики римлян, празднующих свою маленькую победу.

- Один есть, - прокомментировал Светоний и повернулся направо, чтобы посмотреть на другой гребень. Там было видно больше вражеских фигур, на этот раз в плащах и с распущенными волосами. Катон осмотрел линию хребта, пока не заметил своих людей. Они были в километре от их цели, и он мог видеть причину их задержки. Гребень справа был более крутым и усыпан частыми камнями и валунами, так что конные ауксиллариии были вынуждены идти пешком, совершая восхождение.

- Что, во имя Юпитера, их там держит? - пробормотал Светоний, все еще глядя на врага, сидящего на вершине скалы.

- Вот, господин, - указал Катон на вторую фланговую алу.

- Мы не можем больше ждать, если хотим пройти сквозь эту стену и организовать лагерь до наступления темноты. Ты должен атаковать сейчас.

Первым побуждением Катона было попытаться убедить своего командира дождаться, пока вторая ала захватит скалу справа, но он почувствовал, что Светоний не потерпит промедления и будет настаивать на немедленном выдвижении. Так что он смирился с тем, чтобы извлечь максимум из трудной ситуации.

- Да, господин. - Он отсалютовал и повернулся к ожидавшим его людям, при этом составляя план. Лобовая атака была самым быстрым и наиболее дорогостоящим вариантом. Люди на правом фланге попадут под шквал метательных снарядов со скалы, пока они будут пересекать открытую местность, чтобы достичь стены. Когда они приблизятся к врагу, они столкнутся с еще одним обстрелом с фронта. Тем временем он связался с офицерами, собравшимися вокруг штабной группы, Катон отверг любую мысль о лобовой атаке и принял другое решение.

- Светоний приказал нам брать стену сейчас же, - сообщил он Галерию и остальным.

Центурионы посмотрели в сторону врага и скал, и Галерий высказал общее мнение: - Будет не самым-то легким орешком для разгрызания, господин.

- Согласен. Тем более, что утес над правым флангом все еще в руках врага.

- Мы могли бы использовать баллисты, чтобы заставить их держать головы опущенными, - предложил Флакк.

Катон уже обдумал это и покачал головой. - Слишком большой угол. Даже если бы это было не так, у них будет много укрытий среди скал. Он оглянулся на своих центурионов, продолжая: - Но есть и другой способ сделать это.

Он повернулся и указал на левую стену. Галерий, я хочу, чтобы ты взял первые четыре центурии и продвигался вдоль основания утесов. Ты будешь вне досягаемости обстрела справа. Может быть случайный удачный выстрел, но это максимум на такой дальности. Мне нужно, чтобы ты перелез через стену. Максимально энергичный штурм. Делайте как можно больше шума, пока вы занимаетесь этим. В тот момент, когда мы захватим стену, начните обходить их с фланга и направляйтесь к валу в центре.

Катон посмотрел на опциона, отвечавшего за небольшой артиллерийский контингент когорты.

- Рубион, не так ли?

- Да, господин. - Офицер с сосредоточенным лицом кивнул.

- Я хочу, чтобы ты сконцентрировал весь свой обстрел на вале, чтобы побудить их не высовываться, до тех пор, пока мы не будем готовы атаковать с обеих сторон. Как только он будет взят, стена будет полностью нашей, и мы сможем открыть путь остальной части колонны.

- Значит с двух сторон? - переспросил Галерий.

- Верно. Лучший способ быть уверенным в завершении работы. Я возьму пятую и шестую центурии и пойду справа, вдоль подножия утесов, как только твоя атака сосредоточит внимание врага на тебе.

- А как насчет ордовиков наверху? Ты будешь в их власти.

- У них будут проблемы с прицеливанием вертикально вниз. Они наверняка кинут пару-тройку камней, но мы должны это выдержать. - Катон заметил, что Светоний начинает терять терпение. - Хорошо, римляне, у вас есть приказы. Выполняйте их.

Группа рассеялась, рысью заняла свои позиции, и воздух наполнился криками разнообразных команд. Рубион первым вступил в бой, так как уже держал заряженными свои шесть баллист, а затем крикнул приказ стрелять. Появилась серия перекрывающихся щелчков, выпущенные метательные дуги рванулись вперед, выпуская смертоносные полуметровые стрелы с длинными железными наконечниками. Траектория стрел была намного ниже, чем у стрелы или легкого дротика, к тому же большинство защитников на стене никогда раньше не видели такого оружия, не говоря уже о том, чтобы видеть ужасающий эффет их применения. В результате, первый рваный залп застал их врасплох. Катон увидел вихри осколков, когда две стрелы попали в каменную кладку. Три другие, должно быть, улетели выше, но одна ударила защитнику прямо в лицо, забрызгав кровью рядом стоящих защитников и отбросив пораженного бритта от стены и вне поля зрения римлян.

- Хорошая стрельба! - ободряюще воскликнул Катон.

Опцион отдал приказ продолжать стрельбу по готовности. Катон продолжил следить за работой баллист еще пару мгновений и увидел, что они имеют ожидаемый эффект. Лишь горстка лиц появлялась вдоль стены, ныряя в укрытие, когда следующая стрела отправлялась к ним.

Тем временем центурии под командованием Галерия двигались влево, прежде чем выстроиться в узкую колонну у подножия склона, ведущего к скалам наверху.

Рядом центурионы Деций и Веллий почти закончили формирование своих людей в колонну. Катон подбежал к Децию во главе ведущего отряда.

- Мы подождем, пока Галерий закрепится на стене, прежде чем начать действовать.

- Да, господин.

Сквозь непрекращающийся треск баллист Катон услышал эхо команд Галерия. Мгновение спустя передние ряды колонны двинулись вперед, центурион ободряюще призывал своих людей к штурму стены с фронта. В ответ раздался громкий рев, прежде чем стройные ряды замолчали и подошли к стене. Некоторые из защитников все же рисковали проявить себя и швырнуть оскорбления ауксиллариям в ответ в нарастающем оре неповиновения.

По мере того, как расстояние между ауксиллариями и стеной сокращалось, первая праща сделала свой выстрел со стены. Катон понял, что противник стрелял вслепую, так как свинцовый обрубок улетел совершенно мимо. Галерий приказал своим людям выставить свои щиты вперед и над головой, чтобы отразить увеличивающийся поток метательных снарядов. Рядом и на щиты стали сыпаться новые выстрелы из пращи и стрелы, раскалывая или проникая сквозь поверхность щитов в редких случаях.

Катон увидел, как первый из ауксиллариев упал, пораженный стрелой в лодыжку. Он выпал из строя и присел за своим щитом, когда он вложил свой меч в ножны и попытался вытащить стрелу.

Естественная реакция, но почти безнадежная задача, знал по опыту Катон. Было почти невозможно вытащить наконечник стрелы с удлиненными уголками головки сквозь входное отверстие, вместо этого было необходимо сломать ее и толкать вперед.

Враг понял, что баллисты нацелены на вал в центре, и теперь люди были готовы показываться все чаще вдоль непосредственно стены с обеих сторон от него, ведя прицельный огонь по наступающим римлянам. Еще несколько человек из ведущей центурии были поражены и выпали из строя. В какой-то момент Катон увидел, как гребень Галерия скрылся из виду, когда он спрыгнул в ров. Некоторые защитники сбрасывали камни, так как цель была слишком близко, чтобы промахнуться, и большие камни летели вниз, разбивая и выбивая щиты из рук ближайших ауксиллариев. Снова появился Галерий, наполовину пригнувшись к стене, он помахал своим людям с обеих сторон. Сигнифер центурии остановился на дальней стороне рва, готовый быть вызванным в тот момент, когда будет завоеван плацдарм на стене, и опасность того, что враг сможет захватить штандарт станет меньше. Такая потеря очень надолго бы легла пятном на репутации не только первой центурии, но и когорты в целом, и Катон про себя отметил похвальную осторожность, проявленную Галерием.

Несколько ауксиллариев встали спиной к стене, сложили щиты на землю и сомкнули руки чашечкой, готовые поднять своих товарищей, чтобы те взобрались на стену для продолжения атаки. Враг уже там скопился, решив держаться намертво. Катон мог видеть, что некоторые из воинов с дальних участков стены двигались для усиления фланга, подвергшегося атаке, и он приготовился вести вперед свой второй штурмовой отряд. Одна из конных турм была поблизости, и он прошел вперед и приказал ближайшему человеку поделиться с ним щитом. Вооружившись таким образом, он снова занял свое место во главе пятой центурии рядом с Децием.

- Сейчас, господин?

- Нет. Ждем, пока штандарт Галерия не поставят на стену. Это будет нашим сигналом идти на штурм.

Первый из ауксиллариев был поднят товарищами, чтобы пробиться через каменный бруствер. Он получил скользящий удар по своему щиту, прежде чем он сам смог нанести удар мечом. Удар был заблокирован, а затем чей-то топор отбросил его щит так, что он потерял равновесие и свалился в ров. Тотчас же его место занял еще один человек, и с обеих сторон от него были подняты еще двое.

Галерий взобрался на самый конец стены, где у него были наилучшие шансы выиграть плацдарм. Катон видел, как он парировал удар, затем поразил своего противника, прежде чем зацепиться щитом за бруствер и резким рывком взобраться наверх. На него сразу же напали, пока он яростно сражался, чтобы удержать свою позицию. Прикрывая спину концом стены, он ударил щитом вперед и отбросил врага назад, освобождая место для второго человека, который мог последовать за ним, затем для других, продвигаясь вперед за своим большим овальным щитом.

Через несколько мгновений за центурионом на стене стояло не менее десяти ауксиллариев. Другие дальше вдоль стены все еще изо всех сил пытались перебраться через вершину, некоторые были ранены и упали или карабкались вверх, в то время как другие были отброшены назад, чтобы упасть на своих товарищей, прижатых друг к другу в канаве. Катон увидел, как Галерий махнул призывно рукой, и штандарт первой центурии двинулся к стене.

- Вот и все, - сказал он Децию. - Нам пора двигаться. Мы ускоренным шагом проскочим вдоль основания утеса, чтобы захватить правый конец стены.

Центурион повернулся к своим людям. - Пятая центурия! В двойном темпе... Вперед!

С Катоном и Децием во главе центурия, быстро выскочив из-за прикрывавших конных турм, начала подниматься по небольшому склону к подножию скал, топот калиг и побрякивание снаряжения среди каменистой местности оповестил противника о неожиданной новой угрозе. Откуда-то сверху раздался крик, а через мгновение стрела почти вонзилась в землю по вертикали в трех метрах левее от Катона. Они были уже достаточно близко, чтобы затруднить стрельбу из пращей, хотя горстка врагов и пыталась, их свинцовые заряды врезались в землю еще дальше, чем стрелы. Однако следующей центурии повезло меньше, теперь, когда враги были предупреждены о наступлении второй группы римлян, и трое из них были поражены до того, как достигли подножия скалы.

- Продолжайте двигаться! - крикнул Катон, увеличивая темп. Он знал, что враг наверху должен был уже догадаться поменять свой выбор метательных снарядов для обстрела атакующих. Буквально мгновением позже

он услышал грохот первых упавших камней, всего в нескольких шагах перед ним.

- Щиты наверх и сомкнуть! - крикнул центурион Деций.

Его люди повиновались приказу и продолжили быстро приближаться к стене, которая уже была не более, чем в ста шагах. Посыпались новые камни, некоторые отлетели в сторону, столкнувшись с препятствием так, что они рухнули далеко влево. Первый из людей Деция, в трех рядах от двух офицеров, был придавлен валуном, который пробил его щит и попал в его шлем, тут же повалив ауксиллария на землю, кровь и кости брызнули из-под пыльного шлема. Другие также были мгновенно убиты или ранены камнями, падающими со скал.

Ров был теперь в десяти шагах впереди, пяти метров в ширину, а потом была стена, не более двух с половиной метров осколков скальной породы в высоту, грубо составленных друг с другом, а над ними головы и плечи противника, пока они готовили свое оружие. Продвижение было достаточно быстрым, чтобы воспользоваться озабоченностью защитников действиями на дальнем конце стены, и только горстка стрел и зарядов пращи была выпущена в их сторону.

Когда Катон достиг рва, он остановился и махнул Децию и первым людям вперед, затем позвал сигнифера.

- Сюда! Ко мне!

Стараясь изо всех сил прикрыть их обоих одолженным щитом, он наблюдал, как центурион вылез из канавы и помог своим людям слева и справа, чтобы поднять тех, кто следовал за ними, кто-то из противников, осмелившихся поднять голову между выстрелами из баллист, осознал новую угрозу своему положению, закричал и позвал своих товарищей двинуться к этому участку стены, чтобы подкрепить тех немногих, кто был на месте, чтобы встретить второй штурмовой отряд.

- Быстрее, Деций! - Катон окликнул его, желая воспользоваться временным численным преимуществом.

Центурион взглянул на него, а затем сунул свою калигу в руки ближайшего ауксиллария. Он быстро поднялся над бруствером. Тотчас же по дуге ударил мечом вперед, чтобы отбросить любого защитника, перекинул другую ногу, прикрытую щитом, и собрался перевернуться и присесть на полусогнутые ноги на той стороне стены, но так и не сделал этого. Воин с большой шипованной дубиной обеими руками яростно ударил Деция по голове, который тотчас же обмяк. Мгновение спустя его тело откинулось назад и тяжело упало у подножия стены. Люди вокруг него застыли в шоке, а один начал пятиться назад. Паника могла распространиться за одно сердцебиение, Катон знал. Он должен был действовать, иначе атака провалится, едва начавшись.

Он повернулся к сигниферу.

- Возьми мой щит и оставайся на месте!

Ослабив хватку и швырнув тому щит, он бросился вперед, сползая вниз по внешнему склону канавы и стал пробиваться через людей перед ним, прежде чем подняться на дальний склон на четвереньках, пока он не оказался над телом Деция. Центурион был явно безнадежен, и, не колеблясь, Катон обнажил гладий, затем вонзил калигу в руки ауксиллария, упирающегося спиной в стену.

- Подними меня туда! - отрезал он.

Ауксилларий с кряхтением поднял его, и Катон протянул левую руку и закрепил захват сверху стены. Когда он приблизился к последнему слою камней, он увидел воина с дубиной. Их взгляды на мгновение встретились, затем бритт начал поднимать дубинку двуручным захватом, чтобы подняться быстрее, Катон ударил мечом вперед в тот момент, когда он поднялся на полкорпуса над стеной. Это был скорее инстинктивный удар, чем продуманный, с переброшенным на него весом, но острие попало бритту под подбородок и вонзилось в его бородатую глотку и в челюсть. Кровь хлынула с его губ, когда он опустил дубину. Катон вовремя наклонил голову, и оружие врезалось в камень. Он почувствовал, как осколки ударили его в нос. Сразу же он поднял взгляд и вдавил меч в цель, перекинув ногу и зажав дубину под своим туловище. Его противник отшатнулся на шаг назад, пытаясь вытащить лезвие руками. Потеряв равновесие, он упал с палисада, и когда меч высвободился, Катон взмахнул им влево и вправо, оттесняя ближайших из своих врагов.

- Ко мне! - крикнул он. - Наверх!

Справа от него в конце стены стояли только два воина. Один из них был около лет сорока с волосами, завязанными сзади плетеной лентой. В одной руке он держал топор, а в другой кинжал. Лицо у него было худое, а глаза пронзительно-голубые. Юноша позади него имел те же черты лица. «Отец и сын», решил Катон. Когда следующий ауксилларий перелез через стену позади него, Катон крикнул через плечо: - Иди налево! Этих оставь мне!

В тот момент, когда он отдал приказ, топорщик подобрался к нему, замахнувшись оружием по диагонали к его голове. Катон парировал удар с громким лязгом, и в этот момент воин вонзил кинжал ему в живот. Острие зацепилось за чешуйчатую броню, но он почувствовал силу удара даже сквозь подкладку и тунику, который выбил воздух из легких. Оба они расступились, и Катон поднял свой гладий, готовый иметь дело с любой уловкой.На этот раз воин сделал обманное движение кинжалом. Катон вздрогнул, но не среагировал на хитрость, а когда топорщик снова взмахнул рукой с топором, он быстро наклонился вперед и рубанул внутреннюю сторону локтя воина. Удар отбросил руку бритта вниз, и топор выпал из его судорожно раскрывшихся пальцев, когда он в шоке посмотрел на рану, которая прорезала мышцы до кости и сделала его руку бесполезной. Катон ударил его по лицу левым хуком и столкнул его с бруствера.

Сын воина держал короткое копье, которым теперь слабо ткнул вперед. Катон увидел, что ему не больше пятнадцати. Ужас в его выражении был ясен, и его конечности нервно дрожали, когда он сделал еще один нерешительный выпад, который был отбит с легкостью.

Глубоко вздохнув, Катон зарычал, широко раскрыв рот. Мальчик отшатнулся и выронил копье, так что его наконечник со звоном упал на парапет стены.

Катон сделал вид, что сейчас нанесет удар, но мальчик взвизгнул и резво спрыгнул со стены, приземлившись в кучу рядом с его отцом. Он мгновенно вскочил, разрываясь между инстинктом бежать и желанием помочь своему отцу подняться.

Затем он присел на корточки и потянулся, чтобы поднять отца и оттащить его от стены, плача в высокий голос на родном языке.

Катон обернулся и увидел, как один из его людей падает за стену, вместе с ним падает и его щит. А дородный воин, раздетый до пояса, размахивал длинным кельтским мечом, приближаясь к остальным ауксиллариям, чтобы разобраться с ними. Еще четверо римлян добрались до стены, и первый из них поднял меч, когда ордовик опустил клинок. Он пробил обод и немного углубился в древесину щита. Ауксилларий опустился на колени, яростно рубя мечом, но не доставая до противника. Однако и бритт не мог вырвать свой клинок из щита, и пока он яростно дергал его, следующий ауксилларий рванулся вперед, рубанув врага по запястью и почти отрубив руку так, что она выронила меч и безвольно повисла на лоскутке хряща. Ордовик отшатнулся, прижав другой рукой покалеченную конечность к груди, затем в состоянии шока развернулся и шатаясь заковылял к валу. В этот момент ауксилларий рванул за ним и вонзил гладий в спину, вырвав свой меч и нанеся еще несколько свирепых ударов. Бриттский воин тяжело пошатнулся, ударившись о стену и свалившись вниз, сбил несколько камней с уложенного места.

- Поднажали! - приказал Катон. - Вперед!

Вспомогательные пехотинцы впереди него врезались в оставшихся врагов, отталкивая их своими щитами и бросая свой вес вперед, чтобы отбить еще немного пространства на стене. Каждый сделанный шаг выигрывал больше места для все новых и новых ауксиллариев из центурии Деция, которые не переставали взбираться на стену. Катон наклонился и позвал сигнифера.

- Сюда! Скорее!

Поднялись еще ауксилларии, а затем был поднят и сигнифер, который встал рядом с Катоном.

- Держи это высоко. - Катон указал на сигнум центурии, зная, какое вдохновение оно придаст солдатам своего подразделения, но также и шестой центурии, ожидающей своего вступления в бой.

Половина людей Деция стояла теперь на стене, оттесняя врага к редуту, который все еще обстреливался стрелами из баллист. Дальше Катон мог разглядеть наконечники копий и острия поднятых мечей, а немного поодаль сигнум первой центурии, где ауксилларии Галерия пробивались к валу на левом фланге римских порядков. Боевой дух противника уже рушился, и некоторые спрыгивали со стены, чтобы спастись бегством. Склон за наспех собранной защитой плавно шел вниз к густому лесу, где хребты снова раскрывали широкое пространство, и было ясно, что большинство бриттов сможет убежать таким образом, если им не помешать сделать это.

Катон обернулся, чтобы посмотреть через стену и ров, где Веллий и его люди готовились пересекать ров.

- Веллий! Отправь человека к баллистам. Скажи им, чтобы перестали стрелять.

Центурион постучал по краю своего шлема в знак подтверждения и передал приказ одному из своих людей, который бросился в тыл.

Катон сделал паузу, чтобы сосредоточиться и подготовить следующие приказы. Противник потерял контроль над стеной, и вскоре те, кто укрывался в редуте, будут окружены и уничтожены. Они должны будут сдаться или умереть. Что касается остальной части отряда, они могут сбежать и, следовательно, жить, чтобы сражаться в другой день.  Было бы лучше попытаться уничтожить или захватить их, прежде чем они успели бы сбежать. Пятая центурия к этому времени была полностью вовлечена в битву за стену, а часть людей уже сражалась внизу за стеной. Как только Веллий оказался достаточно близко, Катон обратился к нему.

- Отведи своих людей за стену и сформируй заслон на склоне, чтобы отрезать отступающих от спасения. Бери пленных, где это возможно. Они понадобятся для допроса, а потом станут частью нашей добычи.

Веллий одобрительно ухмыльнулся и приказал своим людям построиться. Подготовившись к захлопыванию ловушки, Катон спрыгнул вниз и подобрал щит рядом с телом ауксиллария, затем поспешил в сторону боя, который образовался уже недалеко от центрального вала. На подходе к нему он столкнулся с несколькими новыми ранеными из центурии Деция и десятками ордовиков, некоторые из них раненые и пытающиеся вытащить себя в безопасное место, другие лежали, стонали или молча истекали кровью.

Противник отступил под первой атакой на крайнем конце стены, но количество бойцов было более-менее уравновешено, так как бритты, отсупившие к редуту в центре, получили поддержку от засевших там воинов.

После смерти Деция центурия нуждалась в лидере на переднем крае битвы. Катон протиснулся через середину неровной боевой линии, где гребень его шлема имел наилучшие шансы быть замеченным ауксиллариями. Сквозь лязг металла и стук оружия по щитам, он крикнул сигниферу, чтобы тот занял позицию позади него, а затем призвал людей по обе стороны от него.

- Вперед, пятая центурия! За Рим! За Деция! Вперед!

Когда он двинулся дальше, то неожиданно столкнулся лицом к лицу с одним из врагов, рослым лысым бородатым бриттом, вооруженным римским коротким мечом и круглым щитом. Воин ударил ободом щита, но его встретил умбон щита погибшего ауксиллария, раздался глухой лязг, а затем грубый стук, каждый проверял силу другого. Катон уперся ногой, немного откинувшись назад, он поднял предплечье противника, и уже хотел было ткнуть мечом под щит, но в этот момент давление на его щит уменьшилось, воин-бритт отпрыгнул с шипящим проклятием. В то же мгновение Катон мельком увидел налетающее острие клинка, он выставил свой щит, чтобы отразить его, и двое сражающихся отринули друг от друга на мгновение.

В глазах ордовика было настороженное выражение, когда он с гримасой вновь приподнял свой щит и меч. Катон уже собирался сделать выпад, когда его противник двинулся первым, Катон решил перекрыть краем овального щита тычок щитом бриттского воина. Слишком поздно Катон понял его намерение, но прежде чем он успел ответить, воин яростно рванул щит Катона и заставил его крутануться вправо, обнажая левый бок. Воин тут же вонзил свой меч, и острие вонзилось в обнаженный бицепс Катона. Он ощутил силу удара, как если бы его ударили молотком, разрывая плоть и скрежеща острием по кости, затем он почувствовал жгучую боль, как если бы его руку проткнули раскаленной кочергой. И все это произошло за меньшее время, чем потребовалось бы, чтобы перевести дух. Его хватка ослабла на щите, и он с глухим стуком упал на землю, прежде чем опрокинуться вперед и ударить в живот воина. Последний изогнул лезвие своего меча, причинив новую агонию, затем вырвал его и приготовился нанести еще один удар. Левая рука Катона беспомощно висела, когда он поднял меч, чтобы блокировать удар следующей атаки.

- Назад, префект! - раздался рядом с ним голос, и пролетев между Катоном и бриттским воином со всей тяжестью врезался в последнего своим щитом ауксилларий. Ордовик резко отскочил назад и сильно налетел на одного из своих товарищей, и оба бритта повалились на землю. Ауксилларий ударил мечом воина в лицо, затем еще раз в горло, прежде чем пнуть его ногой на земле.

Он резко отступил перед Катоном, прикрывая их обоих своим щитом. - Вы ранены, господин. Вам нужно срочно пробраться в тыл. Боль в его руке была обжигающей, и Катону пришлось стиснуть зубы. - Благодарю.

Ауксилларий коротко кивнул, не отрывая взгляда от боя, затем шагнул вперед, чтобы повторно вернуться в битву, так как римская линия продвинулась вперед. Катон отступил на несколько шагов, пока не оказался на открытом месте, вложив клинок в ножны, прежде чем осмотреть рану. Кровь текла из темной раны в руке. Он почувствовал пронизывающую боль с тыльной стороны его руки, у выходной точки раны. Конечность странно онемела, а пальцы отказывались подчиняться его приказам. Сигнифер пятой центурии отступил вместе с ним и воткнул железное острие штандарта в землю.

       - Позвольте мне посмотреть, господин. - Он поднял руку Катона, чтобы осмотреть рану, затем потянулся в поясную суму и вынул полоску ткани. -Телесная рана. Я бы сказал. Но все равно противная.

Он вынул еще немного ткани и сложил ее, чтобы получилась прокладка, прежде чем прижать ее к руке, а затем начал плотно оборачивать ее повязкой. Давление усилило боль, и Катон заскрежетал зубами, борясь с приступом тошноты. Чтобы отвлечься, он осматривал картину битвы перед ним. Бой развернулся в пользу когорты на ближней стороне редута и ордовиков продолжали оттеснять назад. Справа от него вниз по склону растянулась шестая центурия, чтобы отрезать защитников. Горстка уже сбежала и бежала под прикрытием деревьев внизу, в то время как другие пытались прорубить себе путь, но Веллий и его люди быстро расправлялись с ними. На глазах у Катона первый из вражеских воинов бросил оружие и упал на землю на колени в знак своей капитуляции.

Когда ауксилларий выдвинулся, чтобы отконвоировать пленного в тыл центурии, того внезапно отбросило назад, как если бы его ударила невидимая рука. Когда его тело упало на спину, Катон увидел, как из его груди торчит полуметровая стрела из баллисты. Еще одна перелетела вал и попутно двух людей Веллия, прежде чем по дуге врезаться в траву дальше по склону.

Сигнифер закончил завязывать повязку, и Катон высвободился и побежал обратно к стене, ругаясь, пока здоровой рукой помогал себе взобраться на парапет и подняться на ноги. Он мог видеть ряд выстроившихся баллист и обслугу, все еще сосредоточенную на зарядке и стрельбе.

Примерно в пятидесяти шагах от прислуги метательных механизмов лежало тело ауксиллария, лицом вниз, его щит лежал на небольшом расстоянии в стороне. Катон предположил, что его послали к Рубиону с приказом, чтобы батарея перестала стрелять. Он взглянул на скалы над собой и увидел, как несколько врагов смотрят вниз, у некоторых из рук свисают пращи. Он помахал здоровой рукой из стороны в сторону и во весь голос позвал Рубиона.

      - Прекратить стрельбу! Прекратить! - Но опцион смотрел в сторону редута, наблюдая за падением стрел и не видел Катона.

Он собирался повторить попытку, когда слева от него раздался громкий удар по камням и осколки ударили его в бок. Катон вздрогнул. Подняв голову, он увидел двух ордовиков на скалах, раскручивающих пращи над головой, в то время как другой полез за свинцовым обрубком себе в подсумок. Следующие два выстрела вылетели почти одновременно. Он услышал, как первый снаряд просвистел совсем рядом, затем увидел, как тело одного из защитников на дороге недалеко от него покачнулось от удара.

- Рубион! Будь ты проклят, Рубион! - Он снова помахал рукой.  На этот раз один из прислуги баллисты увидел его и предупредил опциона.

Катон прижал здоровую руку ко рту и проревел: - Прекратите стрелять!

Рубион отдал соответствующий приказ, и прислуга отошла от своих механизмов. Времени не было, чтобы Катон мог почувствовать облегчение, когда мимо просвистел еще один заряд из пращи. Он спрыгнул с дорожки и побежал в сторону боя, неумолимо смещаясь к редуту. Как только он почувствовал себя в безопасности вне досягаемости обстрела со скалы, он повернулся и увидел, что конный отряд, наступавший по гребню, почти достиг утеса и вскоре очистит его от врага.

Подойдя к людям Деция, он увидел, что сражение на этой стороне редута практически завершилось.  Горстка самых отважных воинов сражалась до последнего, спина к спине, окруженная ауксиллариями. Остальные враги пали или сдались. Последних грубо конвоировали к подножию стены и швыряли лицом вниз на землю, где их оставили под охраной.

В задней части редута было движение, и он увидел Галерия, бежавшего к нему рысью с отрядом своих людей, подняв щиты, наблюдая за стеной редута наверху. За ними люди Веллия собирали пленных, и после быстрого осмотра поля боя Катон с облегчением увидел, что более никто из них не стал жертвой стрел, выпущенных из баллист.

Подойдя, Галерий приветственно кивнул, затем увидел повязку на руке Катона. - Ты в порядке, господин?

- Во имя Юпитера, а похоже, что со мной все в порядке? - Катон выдавил ухмылку. - Как дела обстоят у тебя?

- Стена в наших руках. Ублюдки хорошо дрались, но мы положили большинство из них в конце концов. Лишь горстке удалось уйти, прежде чем Веллий положил этому конец.

- Очень хорошо. Это просто оставляет только наших друзей в редуте. Нет смысла тратить больше жизней на штурм. Мы дадим им шанс сдаться сперва.

- Да, господин.

- Пусть твои люди отступят и выстроятся перед Веллием.

Пока Галерий рысью возвращался к своему отряду на дальней стороне редута, Катон увидел, как последних из сопротивлявшихся людям Деция воинов зарубили или добивали короткими ударами мечей. На поле боя воцарилась тишина, за исключением нескольких тревожных криков ордовиков на вершине скалы на правой стороне ущелья, и люди с пращами повернулись и исчезли. Катон отыскал среди столпотворения шлем с плюмажем опциона центурии и призвал его к себе.

- Построй своих людей в пятидесяти шагах позади. Возьми с собой ходячих раненых и проследи, чтобы их раны обработали.

- Да, господин.

Когда вспомогательные пехотинцы отступили, Катон стоял один на открытой площадке, которая теперь была покрыта телами, щитами и оружием.  Было много еще живых, которые слабо двигались, некоторые корчились в агонии, кто-то бормотал молитвы или стонал. Он почувствовал, как его сердцебиение начало замедляться, когда он осмотрел итоги битвы, а затем обратил свое внимание на вал в центре. Было множество бриттов, которые стояли у всех на виду теперь, когда баллисты перестали стрелять. Один из них поднял копье и направил свою прицельно-балансирующую руку на Катона.

- Ждать! - приказал своим людям Катон, подняв правую руку.

Вражеский воин колебался, затем его тело напряглось, когда он приготовился все-таки метнуть свое оружие. Катон удержался на земле, но уперся ногами, готовый прыгнуть в сторону.

Издалека по редуту раздался крик, и Катон увидел одного из защитников, воина в зеленом плаще, которого он узнал из утренней засады, который крикнул и махнул ордовикскому воину, собиравшемуся метнуть копье. Последний отступил и опустил оружие. Катон сосредоточил внимание на воине в плаще.

- Все кончено! - Он указал на тела, прежде чем продолжить. - Тебе пора сдаться. Вам ничего уже не добиться, сражаясь. Сдаватесь!

Бритты на валу непонимающе посмотрели на него, хотя Катон был уверен, что они должны понять. Он вытащил меч и изобразил, как бросает его себе под ноги. - Сдавайтесь! - Затем он повернулся к земле, где лежали тела вне редута. - Или умрите! - Он ткнул лезвием для выразительности, вложил его в ножны и встал спиной к вражескому лидеру.

Последний какое-то время смотрел на него, а затем повернулся, чтобы посмотреть на ровные линии подразделений вспомогательной когорты, выстроившихся со всех сторон от редута, блокируя любую попытку к отсутплению. Его плечи, казалось, опустились, прежде чем он решился обратиться к выжившим из своего отряда.

Катон стоял и ждал, надеясь, что больше не прольется кровь. Врагу было бесполезно пытаться заблокировать продвижение колонны Светония с помощью этого хрупкого препятствия, и он задавался вопросом, почему они вообще попытались это сделать. Раннее проявление решимости сражаться до конца, возможно? Жест, демонстрирующий римлянам, что им будет оказано сопротивление с самого начала? Конечно, это стоило Катону нескольких человек и одного из его центурионов, столкновение подорвало боевой дух колонны, которая выступила в таком приподнятом настроении буквально лишь этим утром. Теперь они узнали, что противостоят людям, которые будут защищать свои земли, даже если все шансы будут против них. Возможно, сегодня враг одержал свою маленькую победу.

Внутри редута произошел жаркий обмен мнениями, прежде чем голоса умолкли, и воин в зеленом плаще повернулся к Катону и обнажил меч. Он поднял его медленно и направил его прямо в небо, когда он ясно и смело говорил на своем родном языке. В этот момент Катон испугался, что его слова означают отказ сдаться. В следующий момент бритт напряг руку и метнул меч в сторону Катона. Он с грохотом упал на землю на полпути между ними. Неохотно остальные последовали его примеру, затем слезли с редута и собрались вокруг своего лидера, который склонил голову и опустился на колени.

- Слава богам, - пробормотал Катон.

******

К тому времени, когда основная колонна достигла ущелья, люди Катона разрушили часть импровизированной стены и использовали камни, чтобы засыпать ров перед проломом. Почва была успешно утрамбована, а образовавшийся мост укрепили дополнительными бревнами. Когорта Четырнадцатого легиона шла впереди, легионеры осматривали поле битвы с профессиональным любопытством, поглядывая на тела, разбросанные за стеной, группу из восьмидесяти пленников, сидящих близко друг к другу под охраной у дороги, и оружие с доспехами, собранное частью людей Веллия. Остальная пехота Катона отдыхала, пока раненые получали соответствующее лечение. Конница была послана вперед под командованием Туберона, чтобы сопровождать инженеров, которые уже выехали вперед, чтобы выбрать подходящее место для ночлега армии. За деревьями, в четырех километрах ущелье расширилось и уступило место пологой долине, где лежали фермы, покинутые при первых признаках приближения римлян.

Катон стоял у редута, заканчивая свой доклад пропретору Светонию, который видел битву только на одном конце стены.

- Сегодня Восьмая Иллирийская хорошо зарекомендовала себя, - прокомментировал Светоний. - Ты и твои ребята проделали отличную работу.

- Благодарю, господин.

- Конечно, этому предшествовало разочарование, вызванное попаданием в первую засаду, - продолжил он. - Этого нельзя допустить снова.

- Нет, господин.

- В будущем приказы, отдаваемые твоим людям, должны быть недвусмысленными, префект Катон.

Катона задела критика его командира. Он злился на себя за этот досадный просчет и за то, что он не смог учесть упрямый характер Туберона. У него было достаточно времени, чтобы познакомиться со своими офицерами, и он должен был предвидеть возможность того, что Туберон не окажется в состоянии удержаться от преследования того, что выглядело легкой добычей. Тот факт, что приказ нужно было дать в спешке, не было оправданием.

- Я понимаю, господин.

- Хорошо. Тогда ты можешь передать своим людям от меня, что их полководец гордится ими. Если другие вспомогательные подразделения будут сражаться так же, как и Восьмая, кампания завершится до конца лета. - Светоний указал на руку Катона. - Насколько плоха рана?

- Телесная рана, сквозная, господин.

- Как это произошло?

- Удар мечом, господин.

- Болезненно, я полагаю?

Катон сохранял нейтральное выражение лица, даже когда рана пульсировала, и пожал плечами.

Светоний улыбнулся.

- Я пришлю к тебе в палатку своего личного врача, как только возведение походного лагеря будет завершено. Он научился своему ремеслу обращения с ранами еще с гладиаторами в Капуе, так что с этим разберется.

Катон кивнул в знак благодарности. Через плечо командующего он увидел приближающегося Галерия, с вощеной табличкой в руке. Центурион остановился на почтительном расстоянии и стал ждать.

Светоний еще раз оглядел сцену битвы и улыбнулся. - Первая кровь за нами. Будем надеяться, что все наши победы будут приходить так же легко, а? Увидимся в лагере, префект.

Катон отсалютовал, наместник повернулся и направился к небольшой группе штабных офицеров, ожидающих его неподалеу от дороги, пока два легионера держали поводья их скакунов.

- По коням! - Призвал Светоний. - Мы потеряли здесь достаточно времени.

Офицеры взяли поводья и сели в седла, а наместник повел свою свиту вниз по склону, прежде чем присоединиться к колонне следом за марширующей первой когортой легионеров. Галерий подошел к Катону и коснулся края своего шлема.

- Прошу доложить, господин. Счет от мясника.

Взгляд Катона переместился на ряд тел у дороги. Когда обоз армии прибудет, их погрузят и отвезут в походный лагерь для похоронных обрядов.

- Как много?

Галерий открыл вощеную табличку.

- Девять убитых и одиннадцать раненых из конного контингента, из них восемь и семь сегодня утром в засаде. Двадцать восемь убитых и сорок раненых из пехотного контингента. Большинство являются легкоранеными, к счастью. Нас покинул опцион из третьей центурии. И центурион Деций.

Образ раздробленной головы центуриона мелькнул в мыслях Катона, и он заставил отбросить его от себя. - Кого ты порекомендуешь ему на замену? Его опцион? Метеллин?

- Нет, господин. Парня только недавно повысили. Ему нужно больше опыта, прежде чем он сможет сделаться центурионом.

- А кто еще?

- Рубион, господин. У него есть все, что нужно. Он из тех, кто идет впереди.

- Тогда Рубион, - согласился Катон. - Лучше дай ему знать. Скажи ему, чтобы он определил лучшего человека на баллисты, чтобы он мог его там полноценно заменить. Что-нибудь еще?

- Нет, господин.

- Тогда свободен.

Когда Галерий удалился, мысли Катона обратились к молодому опциону Метеллину. Все выглядело так, что если он собирался получить весь опыт, необходимый для того, чтобы стать центурионом, то ему было необходимо успеть сделать это до окончания кампании. Естественно, предположив, что он сможет оставаться в живых на протяжении этого времени.

*************

ГЛАВА XVII

Когда колонна прокуратора приблизилась к столице иценов, Макрон заметил враждебное выражение на лицах местных бриттов. В каждом поселении или ферме по пути из Камулодунума, местные жители удалялись в свои хижины и отказывались от каких-либо приветствий. В прошлом, были желающие торговать с римскими путешественниками, предлагая меха, безделушки, охотничьи копья и собак, но теперь была лишь угрюмая тишина. Несколько раз их встречали с гневными оскорблениями, в основном от групп молодых людей на безопасном расстоянии. Когда-то высокий, статный человек, как догадался Макрон, лет шестидесяти, встал на их пути и горько отругал их и жестом приказал им повернуться. Дециан рассмеялся и приказал одному из своих телохранителей преподать старику урок. Удар кулаком в живот и удар по голове заставили того осесть на колени. Он покачал головой и неуверенно встал, прежде чем возобновить свой протест. В этот раз человек Дециана уложил его серией ударов и жестоких пинков. Римляне оставили его истекающим кровью и в стенаниях, продолжив свой путь.

Дециан и двадцать конных телохранителей шли впереди, за ними следовала небольшая группа писарей с мулом, который вез их таблички и письменные принадлежности. Далее шел остальной контингент эскорта, набранный из гарнизона в Лондиниуме. «Отбросы армии», - заметил Макрон. По большей части непригодные и весьма неряшливые, они почти не пытались маршировать организованно и по всей видимости не следили за своим снаряжением. За ними катили повозки с палаткой Дециана и другим личным багажом, а также несколько пустых сундуков, предназначенных для заполнения любой данью, которую можно было выжать из иценов. В тылу шли Макрон и его ветераны, единственная часть колонны, имевшая истинно военную выправку. Хотя их оружие и снаряжение были старыми, они содержались в хорошем состоянии. Их шлемы сияли, а щиты были защищены от случайных ливней чехлами из козьей кожи.

Макрон приказал, чтобы штандарт колонии, врученный во время ее основания, был взят из святилища под административным залом и его несли во главе контингента. Один из ветеранов, выбранных для отряда, Фламиний был аквилифером⁴⁷ Четырнадцатого легиона последние четыре года своей военной карьеры и теперь гордо нес штандарт колонии. Следом за ним шел Вульпиний, которого Макрон выбрал своим заместителем.

В первый день пути от Камулодунума они дошли до остатков форта Комбретовий, который теперь представлял из себя немногим больше, чем заросший травой крошечный городок в форме прямоугольника. Он лежал недалеко от границ с землями иценов, и Макрона обеспокоило то, что настроение триновантов, территорию которых они пересекли, было явно враждебным. В регионе ощущалась почти что осязаемая напряженность, которая усугублялась мрачными тучами и частыми мелкими ливнями, грозившими перерасти в бурю.

На второй день они вошли на территорию иценов. Для Макрона это было больше похоже на марш через вражеские земли, а не те, которые принадлежали племенам, являвшимися заклятыми союзниками Рима. Той ночью они разбили лагерь у реки, и когда ставили палатки, он увидел группу всадников, наблюдавших за их приготовлениями с гребня предгорья всего в двух километрах отсюда. По всей видимости, люди просто охотились с копьями, так как не было ни блеска шлемов, ни боевого штандарта, ни других признаков того, что они являются воинами. Тем не менее он приказал удвоить стражу на ночь. Какое-то шестое чувство мешало ему предаться безмятежному сн, и он трижды вставал, чтобы убедиться, что часовые бодруствуют и были начеку, прежде чем вернуться к своему спальному месту.

Был поздний вечер третьего дня, когда они подошли к столице иценов. Она была записана как Вента Иценорум в официальном римском маршруте; местное же название населенного пункта переводится как Долина конных воинов, по крайней мере, так однажды сказал Макрону один иценский торговец скотом. Сотни круглых хижин раскинулись на открытой местности вдоль реки, извивающейся на северо-восток, которая была к тому же явно судоходной. Три баржи со свернутыми парусами были пришвартованы вдоль короткого причала. Рядом находились несколько больших хижин и скромный чертог, обнесенный частоколом.

Рядом с хижинами было множество загонов разного размера, в которых содержались овцы, свиньи и немного крупного рогатого скота, а также многочисленные конюшни. Лошади паслись на лугах за пределами поселка, наслаждаясь свежей весенней травой. Кое-где клубился в небо дым с верхушек соломенных хижин.

Глядя на пасторальную обстановку, сердце Макрона наполнилось предчувствием и жалостью к Боудикке и ее людям. Он боялся исхода, если они не смогут представить дань Риму. Его глаза переместились на Дециана, который остановился и двинулся к обочине дороги, чтобы позволить своим телохранителям ехать впереди него. Макрон безудержно смотрел на прокуратора взглядом, полным ненависти. Это был не первый раз, когда ему приходилось служить под руководством командира, которого он не одобрял или был не согласен с его действиями. Кто-то оказался некомпетентным, кто-то трусливым, а некоторые олицетворяли смесь и того, и другого. Дециан был совсем в другой категории. Он не выказывал ничего, кроме презрения к тем, кто был ниже его по рангу, при этом заискивая и расссыпаясь в лести перед теми, кто стоял выше. В то время как армейские офицеры, какими бы недостатками они ни обладали, по крайней мере ставили интересы Рима на первое место, даже если личные амбиции и жажда славы были сразу на втором, Дециан был полностью своекорыстен и видел в окружающих просто инструменты, которые можно использовать и выбрасывать в погоне за властью и богатством, которое с ней приходит.

И если он считал своих подчиненных расходным материалом, то иценов он считал немногим лучше животных, словно собаками, которых нужно хлестать или забивать до смерти, если они отказываются перевернуться.

В характере прокуратора была и трусливая черта. Гнев все еще горел в Макроне, как и у многих из ветеранов, которые шли за ним, когда они вспоминали, как Дециан бросил их, оставив отряд ветеранов один на один с яростью триновантов в прошлом году. Только боги знали какие неприятности он причинит Боудикке и иценам.

- Юпитер Наилучший Величайший, - пробормотал Макрон. - Во имя моей святой чести я принесу в жертву безупречного ягненка, если ты проследишь за тем, чтобы этот ублюдок соскользнул с седла и сломал свою долбанную шею... Два ягненка, - задумчиво прибавил он.

- Господин?

Макрон оглянулся и увидел Фламиния у себя за плечом, приподнявшего бровь и слегка ухмыляющегося.

- Э-э, просто возносил молитву, чтобы Минерва и Фортуна даровали прокуратору мудрости и удачи в переговорах с иценами.

- Я понимаю. Очень своевременно с твоей стороны, цетурион, - ответил Фламиний. - Я уверен, что твои пожелания разделяем все мы.

Боги, по своему обыкновению, отказались ответить на просьбу Макрона, и Дециан и его приспешники без происшествий добрались до столицы иценов. Впереди матери собрали своих детей и увели их с пути римлян. Мужчины, стар и млад, стояли по обе стороны и смотрели молча. Макрону было ясно, что они и их триновантские соседи давно ожидали момента, когда Рим протянет одну руку, чтобы потребовать оплаты, в то время как другой будет размахивать мечом, чтобы дать понять, что повлечет за собой неуплата дани.

Солнце висело низко в небе, и его лучи блестели огненным светом на соломенных крышах хижин, отбрасывая длинные тени на грязные улицы поселения. Тишина вокруг марширующих людей была гнетущей, и Макрон почувствовал, как ледяные булавки вонзаются в затылке, когда он переводил взгляд из стороны в сторону в поисках признаков опасности. Когда голова колонны подошла к деревянной сторожке, охранявшей вход в царский чертог, группа людей в плащах с тяжелыми копьями для кабаньей охоты преградила путь и заставила телохранителей Дециана и всю колонну остановиться, и прокуратор, приложив ладонь ко рту, был вынужден крикнуть:

- Кто смеет преградить мне путь?

Самый высокий из иценов сделал шаг вперед и заговорил на четкой латыни. - Кто посмел войти в столицу иценов без приглашения?

Дециан взмахнул поводьями и подвел лошадь ближе к сторожке. - Я Катий Дециан, имперский прокуратор, назначаемый самим императором в Риме. Мне не нужно чье-либо приглашение. Я здесь, чтобы договориться с твоей царицей Боудиккой. Ты мешаешь мне на свой страх и риск.

Ицен выглядел невозмутимым. Он повернулся, чтобы обменяться тихим комментарием с одним из своих людей, и группа рассмеялась. Потом снова обратился к прокуратору.

- Жди здесь. Я посмотрю, примет ли тебя Боудикка.

Бритт прошел мимо своих товарищей и вошел в ограду. Дециан двинулся к чертогу, протягивая руку. - Вы там! Остановиться!

Люди из стражи подняли свои копья и сделали шаг вперед. В этот раз на их лицах уже не было какого-либо веселья, просто стальная решимость. Телохранители прокуратора потянулись к своему оружию, и пульс Макрона ускорился, когда он увидел первый обнаженный клинок.

- Вульпиний, принимай командование. Я к голове колонны. Если впереди начнутся какие-то неприятности, сформируй людей в квадрат и жди, пока я не вернусь.

- Да, господин.

Макрон пробежал рядом с повозками, обгоняя людей из контингента Лондиниума, которые выглядели нервными и испуганными. Подойдя к телохранителям, он крикнул: - Держите свои мечи в ножнах, или я сделаю из ваших кишок шнурки для своих калиг!

Горстка людей Дециана заколебалась и смотрела на прокуратора в ожидании подтверждения приказа, пока Макрон прошел последние несколько шагов, чтобы присоединиться к ним.

- Эти люди бросают мне вызов, - Дециан указал на воинов, преграждающих ему путь. - Центурион, разберись с ними.

Макрон заставил себя сохранять спокойствие. - Мы ведь не хотим начать с агрессии, не так ли? - он сказал тихо. - Давай просто сделаем это милым и мирным приключением, а?

- Я представитель императора, самого могущественного человека в известном мире, и я не потерплю каких-то вызовов моему статусу от какой-то банды вонючих варваров. Если эти люди отказываются расступиться, то им нужно преподать урок. Я дам им последнее предупреждение, прежде чем прикажу тебе их порубить.

- Никто никого не будет рубить. - Макрон нахмурился. - Единственный урок, который нужно преподать сегодня – как вести себя дипломатично, а не как какой-нибудь аристократический ублюдок, только что вышедший из своей колыбельки. Там, в Лондиниуме ты вполне можешь быть представителем императора, но здесь ты ничтожный мелкий счетовод, с которым мне приказано нянчиться. Мы получим то, за чем пришли без лишнего кровопролития и благополучно вернемся домой. Если ты поставишь нашу жизнь под угрозу, как в прошлый раз, клянусь я не совершу ту же ошибку, позволив тебе жить и сожалеть об этом. Мы поняли друг друга?

- Как ты смеешь так со мной разговаривать?

- Очень легко, как это бывает. Теперь ты будешь хорошим прокуратором и будешь вести себя прилично, если знаешь, что для тебя хорошо.

Дециан хотел было ответить, но слова замерли у него на губах, когда он увидел недобрый зловещий блеск в глазах Макрона. Он оглянулся на сторожку и молча стал ждать возвращения командира стражи, чтобы тот объявил Боудикке о его прибытии.

Они все еще продолжали ждать, когда солнце опустилось за линии крыш круглых хижин и мрачные сумерки опустились на римскую колонну. Наконец человек вернулся и отдал краткий приказ копейщикам, отошедшим в сторону.

       - Царица Боудикка предоставит тебе аудиенцию.

- Что? Аудиенцию? Откуда ты знаешь это слово, варвар? - Дециан фыркнул. Он жестом приказал колонне следовать за ним.

- Только ты, римлянин, - возразил воин. - Ты и центурион Макрон. Остальные пусть ждут здесь.

Макрон был поражен. Как ему стало известно его имя? Он подумал немного, и ответ пришел. Колонна находилась под наблюдением с того самого момента, как пересекла территорию иценов. Его лицо было знакомо ряду приближенных Боудикки. Его забавляла мысль, что его настолько разрекламировали, что его назвали по имени, в сравнении с куда более кратким упоминанием Дециана.

Дециан повернулся к нему. - Они сумасшедшие? Кто войдет в такое место без защиты?

- Ты и я. Слезай с лошади и пойдем встречаться с царицей.

- Но… это безопасно?

- Есть только один способ узнать, - ответил Макрон, улыбаясь смущению прокуратора. - О, боги всемогущие! Ты серьезно думаешь, что они причинят нам вред, учитывая последствия? Покажи немного свои яйца и заставь Рим гордиться тобой. Пошли.

Он направился к воину у ворот. Через некоторое время Дециан перекинул ногу через луку седла и спрыгнул на землю, прежде чем указать одному из своих людей взять поводья своей лошадь. Он поспешил догнать Макрона и пошел в ногу с ним, пока их вели через ограждение зала на дальней стороне. Макрон огляделся, когда они маршировали, мимо людей, работавших с мехами в кузнице в дальнем углу. С такого расстояния было невозможно разглядеть, делали ли они наконечники копий, стрел или что-то запрещенное, например, клинки мечей. Справа от него была линия конюшен, из которых торчали лошадиные головы.  Была еще одна конюшня на противоположной стороне ограждения с плетеными экранами, закрывавшими входные проемы, все, кроме последнего. В тусклом свете он мог различить очертания боевой колесницы в сумрачном интерьере.

У входа в зал стояли еще два воина, вооруженные кабаньими копьями и одетые в синие плащи царского двора. Один поднял руку, и человек, сопровождавший их, повернулся к Дециану. - Тебе придется оставить свой меч здесь. Царица не позволяет тебе находиться в ее присутствие вооруженным.

- Это немыслимо, - возразил Дециан.

- Тем не менее, это ее воля, римлянин. Прошу, твой меч. - Ицен протянул руку.

Дециан выхватил меч и швырнул его на землю к ногам человека, заставив того нагнуться, чтобы подобрать его.

- Что насчет него? - Прокуратор указал на Макрона.

- Центурион Макрон нам хорошо известен, и царица ему доверяет. Он может оставить свой меч при себе.

- Помни, что я сказал за воротами, - пробормотал Макрон. - После тебя, прокуратор.

Дециан шел под дубовой перемычкой, украшенной резными изображениями лошадей, оленей и других животных. Интерьер был тускло освещен тем, что осталось от дневного света, проникающего сквозь окно в дальнем конце, и оплывшими, дымящимися сальными свечами, пламя которых мерцало в железных жаровнях, стоявших вдоль боковых стен. Под дальним окном Боудикка сидела на меньшем из двух деревянных тронов на вершине помоста. Другой был пуст, в память о ее покойном муже. Свет из окна отбрасывал ореол над ее рыжими волосами, которые блестели, как огонь, и в то же время скрывал ее черты в полумраке. На другой стороне от нее, на стульях поменьше, сидели ее дочери, а за ними ее придворные и советники.

- Приветствую вас, римляне, именем моего народа, - объявила она ровным тоном. - Подойдите и объясните цель вашего присутствия в моей столице.

Макрон шагнул вперед, а Дециан, поколебавшись, последовал за центурионом, за его плечом.

Когда они были в трех метрах от помоста, двое стражников царицы выступили вперед, таким образав указав им на то, что им следует остановиться. Макрон официально склонил голову. - Ваше Величество.

- Центурион Макрон, я разочарована, увидеть тебя в компании прокуратора.

В ее тоне была нотка обиды, и Макрон ответил с некоторой долей вины. - Поверьте мне, я предпочел бы не быть в его обществе, но наместник приказал мне обеспечить ему эскорт.

- Насколько я поняла, ты уволился из армии.

- Да, я в отставке, но я все еще в резерве, как и люди, составляющие эскорт. Наш долг и обязанность ответить на призыв, если наместнику потребуются самые последние подкрепления.

- Значит, ему не хватает людей, - размышляла Боудикка и обратила внимание на Дециана. - Прокуратор, объясни свое присутствие здесь.

Дециан сделал полшага вперед, чтобы встать рядом с Макроном, и попытался набрать воздуха, чтобы выглядеть величественно, но преуспел лишь выпячивании чрезмерной надменности. - Царица Боудикка, ты знаешь, почему я здесь. Я пришел забрать оставшуюся часть дани, оговоренной на церемонии принесения клятвы верности Риму. Моя цель ясна, также как и твоя обязанность – заплатить оставшуюся сумму серебром или имуществом.

Боудикка наклонилась вперед.

- Моя первая обязанность – заботиться о благополучии моего народа. Только когда этот долг выполнен, я обязана уважать свой союз с Римом.

- Правильный термин – верность.

Те, кто сидел и стоял рядом с ней и понимал латынь, вздрогнули от ответа Дециана, а мгновение спустя остальные сделали то же самое, как только им перевели значение слова.

- Это было не очень умно, - сказал Макрон достаточно громко, чтобы его услышал другой римлянин. - Мы здесь не для того, чтобы испытывать их терпение своей грубостью. Будь осторожен со своими словами.

Поскольку день снаружи продолжал смеркаться, сияние волос Боудикки померкло, и Макрон смог четче разглядеть детали ее лица. Он увидел, что иценская царица холодно улыбается в момент ее ответа.

- Мой народ подписал договор о дружбе с Римом, а вы считаете нас слугами.

- Вы подписали договор, который гарантировал, что Рим защитит вас от ваших прошлых врагов в обмен на дань. Мы выполнили свою часть соглашения. Вам еще предстоит выполнить свою.

- Это пустое соглашение, прокуратор. От каких врагов нас защитил бы Рим? Вы уже покорили всех, с кем мы когда-либо сражались на этих землях. Единственная защита, в которой мы нуждаемся, это от таких людей, как ты, которые грабят наши земли под тем предлогом, что вы защищаете нас.

- Как бы то ни было, условия договора, который вы добровольно заключили, ясны и должны быть полностью соблюдены.

- Добровольно!? - Боудикка усмехнулась. - Рим пришел к нам с ультиматумом – подпиши договор или будь уничтожен.

- Тогда ваши люди сделали мудрый выбор и подписали.

Макрон решил вмешаться. - Ваше Величество, это был длинный день и утомительный марш для прокуратора и его людей. Могу я смиренно попросить разрешения разбить лагерь на ночь? Мы можем начать переговоры утром со свежими мыслями.

Дециан сердито посмотрел на Макрона. - Я думаю...

- Заткнись, - тихо прошипел Макрон. - Не думай. Не разговаривай. Просто будь спокойным.

Боудикка просидела с каменным лицом несколько ударов сердца, прежде чем кивнула. - Очень хорошо. Ваш прокуратор так устал, что стал забываться. Возможно, он будет более склонен обращаться ко мне в манере, которая подобает моему царскому рангу, когда у него будет возможность отдохнуть. У вас есть наше разрешение разбить лагерь рядом со столицей. Вы можете вернуться, чтобы продолжить переговоры утром. - Она махнула рукой в сторону входа в дальнем конце зала. - Ваше присутствие более не требуется.

Макрон повел Дециана вперед. - Пошли.

Уходя, они не оглянулись, и только когда двое римлян были уже на полпути к ограде, прокуратор сердито обратился к Макрону. - О чем, фурии тебя растерзай, ты думаешь, когда позволяешь себетак со мной обращаться перед этой сучкой-варваршей?

Макрон повернулся к нему, ткнув пальцем в грудь.

- Еще раз скажешь что-нибудь подобное, и я выбью тебе зубы. Слушай, дурак. Я знаю царицу лучше любого римлянина в Британии. Достаточно хорошо, чтобы знать, что если ты зайдешь слишком далеко, то ты пожнешь бурю. Тем более у нее был такой взгляд в ее глазах, который я не видел раньше. Говорю тебе, мы все в большой опасности, все мы. Имей это в виду, когда ты будешь с ней говорить завтра и будешь держать в голове долбанную цивилизованную лексику. А теперь заберем наших людей отсюда и разобьем лагерь, пока она не передумала.

*************

ГЛАВА ХVIII

Макрон провел весь следующий рассвет, беспокоясь о возобновлении аудиенции с царицей Боудиккой. Он предупредил Дециана, чтобы тот тщательнее подбирал слова при следующей беседе с ней. Прокуратор послал своего раба принести из его личных вещей в обозе кувшин с вином и сильно напился, чтобы побороть разочарование от того, что ему не удалось поставить иценскую царицу на место. Ее поведение раздражало его, потому что она была варваром и женщиной. Он также был разгневан резкими словами Макрона и его пренебрежительным отношением.

- Ты действительно думаешь, что можешь так обращаться ко мне и это сойдет тебе с рук? - требовательным тоном спросил он после пятой чаши вина, его голос уже стал невнятным.

Дождь барабанил по кожаной палатке, а холодный ветерок слегка развевал бока. В другое время Макрон с радостью принял бы вино, предложенное Децианом, хотя и презирал этого человека. Но не в этот вечер. Он понимал всю деликатность ситуации. Он также был в ярости на себя за замечание о нехватке войск у Светония. Он заметил задумчивый взгляд Боудикки, который она бросила на него, и надеялся, что это не подлило масла в огонь.

- Ты вынудил меня, - ответил он. - Если бы я позволил тебе продолжать дразнить ее, это поставило бы под угрозу все наши жизни.

- Дразнить? Я не дразнил. Я просто поставил эту высокомерную суку на место. Она называет себя царицей, но она не соответствует ни одной царице, которую я когда-либо встречал в Риме. - Дециан сделал еще один глоток вина. - Царица чего? Жуткой лачуги посреди нецивилизованного скопления глинобитных хижин? Да по сравнению с ними самый плохенький викус между Римом и Капуей покажется великим городом. Как она смеет относиться ко мне с таким презрением? Я представитель Нерона, и в этой захудалой провинции я подчиняюсь только Светонию. И я получу огромное удовольствие, когда ее унижу завтра снова.

- Что бы ты ни думал, она - царица иценов и правительница земли, на которой мы расположились лагерем по ее воле. Помни об этом.

Дециан потянулся к кувшину, чтобы наполнить свою чашу. Рука Макрона первой сомкнулась на ручке, и он поставил кувшин на землю у своих ног. - Послушай меня. Ты только недавно прибыл в провинцию. Большую часть времени ты провел во дворце пропретора в Лондиниуме и не имеешь представления о племенах на этом острове. Не имеешь представления об их обычаях и традициях. Это были их земли до того, как они стали нашими, и я видел, как храбро и упорно они сражались, чтобы защитить их от нас. Я могу сказать тебе как тот, кто сражался за Рим более двадцати пяти лет, от Рейна до Египта и от Сирии до Британии, что я никогда не встречал более опасного врага, чем воины этого острова.

      - Правда? Эти нецивилизованные увальни? Они не более опасны, чем стая диких собак.

- Ты знаешь, что это неправда, - с горечью ответил Макрон. - Или знал бы, если бы не сбежал от меня и других ветеранов в прошлом году, прежде чем началась настоящая драка.

Взгляд Дециана дрогнул.

- Я отправился искать помощь.

- На протяжении всего пути до Лондиниума? Мы оба знаем, что ты сделал, Дециан, и это разит от Камулодунума до Лондиниума до сих пор. Ты оставил нас бороться за жизнь одних. И если ты так пренебрежительно думаешь о воинах этих земель, то как получилось, что мы все еще сражаемся с ними спустя почти двадцать лет с момента нашего вторжения? Рим потерял много хороших людей, пытаясь покорить этот остров, некоторые из них были моими друзьями. Когда Светоний разберется с последними из тех, кто еще держится в горах, и уничтожит друидов на Моне, мы наконец обретем мир. И я заслужил этот мир. Я заслужил право называть эту провинцию своим домом, я заслужил право наслаждаться плодами своей службы Риму и прожить остаток дней без проблем. Поэтому я буду благодарен тебе за то, что ты не поставишь все это под угрозу, провоцируя Боудикку и ее народ.

На мгновение Макрон вспомнил слова Катона, сказанные им перед тем, как они расстались в Лондиниуме. Возможно, лучшим способом предотвратить опасность было бы убийство Дециана. Они были одни в палатке. Ближайший из телохранителей прокуратора был слишком далеко, чтобы спасти его, если Макрон будет действовать быстро и нанесет удар прежде, чем Дециан успеет позвать на помощь. Но человек не мог убить одного из прокураторов императора, не заплатив за это цену, а в данный момент цена была слишком высока. Он решил, что может представиться лучшая возможность. И тогда он сможет нанести удар и при этом остаться вне подозрений.

- Неважно, провоцирую я ее или нет. - Дециан сухо рассмеялся. - Если она заплатит, все будет хорошо. Если нет, и она создаст проблемы, она будет уничтожена. Это не имеет никакого значения для отчета, который я представлю в Рим, и для рекомендаций, которые я сделаю. А теперь верни мне мое вино!

Усталый разум Макрона вдруг резко оживился. Он наполнил чашу прокуратора.

- Какие рекомендации?

- Да брось, Макрон, у этой провинции никогда не было шансов окупить себя. Содержание армии здесь обходится Риму гораздо больше, чем Британия вносит в казну. Я видел цифры. Хочешь знать, что я рекомендую? Мы будем грабить эти места в поисках чего-нибудь ценного, а затем просто уйдем.

- А как же мы? Римляне, которые здесь поселились?

- Вам решать. Вы уходите с легионами, или остаетесь и пытаетесь сохранить мир с туземцами.

- Дерьмо. - Макрон наклонился ближе. - Тогда тебе лучше позаботиться о том, чтобы ты сохранил мир завтра. Понял?

- Это зависит от Боудикки, не так ли? - Дециан поднял свою чашу и выплеснул часть содержимого. - За мир.

******

Когда утреннее солнце согрело римский лагерь, Дециан вышел из своей палатки, бледный, но одетый в свои одежды: зеленую тунику и плащ, богато расшитые ярко-желтой нитью. Макрон решил оставить большинство ветеранов охранять лагерь, повозки и багаж, а сам взял с собой десять человек, чтобы они сопровождали прокуратора и его телохранителей на встречу с Боудиккой.

Дециан подозвал своего коня, и раб помог ему взобраться в седло. Он взял поводья и расположился между конными телохранителями и пешими солдатами из гарнизона Лондиниума. Макрон и его небольшой отряд расположились в хвосте колонны.

- Вперед! - приказал Дециан.

Они покинули лагерь и уверенно направились через поселение в сторону царских ворот. За ними молча наблюдало больше людей, чем в предыдущий день, как будто все население столицы собралось, вдоль всего маршрута. Это было похоже на зловещий знак. У входа в ворота их не остановили, колонна прошла внутрь и остановилась перед залом.

Макрон повернулся к одному из своих людей, Варию, и тихо приказал ему занять позицию у ворот и быть готовым захлопнуть их, если возникнут проблемы. Тем временем Дециан сошел с коня и подошел к офицеру, отвечавшему за его телохранителей.

- Ты получил приказ, Аттал. - Он подождал, пока Макрон присоединится к нему, и указал на вход в зал. - Ну что, идем?

В то утро в лице прокуратора ощущалась смелость, которая удивила Макрона. Он кивнул. - После тебя.

Дециан вошел в зал с Макроном чуть позади его плеча. Солнце светило сквозь отверстие сверху за спиной Боудикки, и туманный луч косо падал на выложенный камнем пол. Как и прежде, ее окружали дочери и советники, а по обеим сторонам помоста стояли крепкие стражники, вооруженные охотничьими копьями. Они молча наблюдали за приближением двух римлян. Дециан остановился примерно в трех метрах от царицы и поднял подбородок, в то время как Макрон склонил голову в знак почтения к ней.

- Царица Боудикка, жаль, что наша вчерашняя встреча приняла бурный характер, - спокойно начал прокуратор. - Я объясняю это своей усталостью после долгого дневного марша.

- Я принимаю твои извинения, - ответила она. - Надеюсь, сегодня мы сможем решить вопросы в более хорошем расположении духа.

- Это и мое желание тоже. Я также думаю, что вчерашнее неудачное начало переговоров в равной степени объясняется твоим непониманием более широкой ситуации, в которой оказались ты и твой народ. Надеюсь, это станет яснее в результате того, что произойдет сегодня.

Макрон почувствовал, как участился его пульс. Разговор уже принимал неприятный оборот, и за словами Дециана скрывалась не слишком завуалированная угроза.

- Не будем тратить время на формальности, царица Боудикка. Наместник Британии послал меня собрать остаток дани, которую ицены не смогли полностью выплатить во время церемонии принесения присяги. Я буду благодарен, если ты вручишь мне его сейчас.

Боудикка жестом подозвала одного из своих советников, и тот поднял небольшой сундук, стоявший у его ног, поднес его к Дециану и поставил у ног прокуратора, после чего удалился на свое место за троном. Сундук был не более полуметра в длину, сантиметров тридцати в глубину и еще тридцати в высоту, он был сделан из дуба, обвязанного ремнями и обитого железом. Было очевидно, что он вмещает лишь малую часть серебра, украденного Горманием. Макрон взглянул на Дециана и увидел, что на лице прокуратора появилось веселое выражение.

- И что это?

- Остаток дани, которую ицены могут позволить себе выплатить в этом году, - заявила Боудикка.

Дециан отодвинул защелку и открыл крышку. Макрон увидел, что содержимое сундука состоит из серебряных монет и нескольких золотых торков, брошей и других мелких украшений. Ничего похожего на сумму, которую они должны были собрать.

- Где остальное? - потребовал прокурор.

- Это все, что есть, римлянин. Если в этом году будет хороший урожай, мы сможем продать немного зерна, чтобы заплатить большую часть дани в следующем году.

- Это неприемлемо. Наместник ясно дал понять, что у вас есть время до конца марта, чтобы исправиться. Три месяца, чтобы собрать необходимую сумму. Вот это, - он постучал по сундуку носком калиги, - эта коллекция безделушек стоит лишь примерно четверть требуемой суммы. Я предлагаю тебе сразу же предоставить мне оставшуюся сумму.

- Это все, что мы можем, и все, что мы заплатим, - ответила Боудикка. – Как можно просить большего, когда его не существует. Возьми этот сундук и уходи.

- Рим не будет удовлетворен такой ничтожной компенсацией. Если ты не заплатишь сразу и полностью, то это будет иметь последствия.

- Ты смеешь угрожать мне в моем собственном зале? - Боудикка взошла на трон. Она подняла руку и указала на вход. - Возьми его и уходи, пока мои люди не вышвырнули тебя вон.

- Если таков твой ответ, то так тому и быть. - Дециан повернулся ко входу и крикнул: - Аттал! Сейчас!

Начальник телохранителей выкрикнул приказ, и через мгновение римские солдаты ворвались через вход, отбросив двух воинов, стоявших на страже, и повалив их на землю. Аттал бегом повел своих людей вперед, обнажив мечи.

- Какого хрена ты делаешь? - потребовал ответа Макрон.

Боудикка стояла, а ее советники и дочери потрясенно смотрели на нее. Два воина с копьями вышли вперед и опустили наконечники на мчащихся к ним римлян. Аттал и его люди быстро окружили тех, кто стоял на помосте.

- Прикажи им сложить оружие, - приказал Дециан.

- Как ты смеешь. - Боудикка говорила ясным, ровным тоном. - За это ты расплатишься своей головой.

- Ты не сделаешь ничего подобного, - ответил Дециан.

Макрон встал между ними и уставился на прокуратора.

- Что ты делаешь? Это безумие. Ты пытаешься развязать войну, глупец?

- Уйди с дороги, центурион, пока я не арестовал тебя за неподчинение. Я достаточно долго слушал твои стенания о необходимости уважать этот сброд. Отойди в сторону, или я прикажу Атталу позаботиться о тебе.

Уголком глаза Макрон увидел, как командир телохранителей сделал шаг к нему. Он разрывался от необходимости действовать, чтобы остановить Дециана, но было уже слишком поздно. Прокуратор оттолкнул его в сторону и снова обратился к Боудикке.

- Скажи своим людям бросить копья.

- Я не сделаю ничего подобного. Я приказываю тебе забрать своих головорезов и немедленно покинуть мою столицу, если вам дороги ваши жизни.

Дециан жестом указал на двух воинов.

- Аттал, разоружи их.

- Первая шеренга! Взять их! - огрызнулся Аттал.

Восемь его воинов подняли щиты и сомкнулись перед помостом. Два воина, защищавшие свою царицу, крепко схватились за копья, и тот, что стоял слева от нее, бросился на ближайшего противника. Римлянин отразил удар, а другой подскочил и вонзил меч в бок воина. Ицен задохнулся и хотел повернуться, чтобы ударить нападавшего, но тот ударил его щитом вперед, и он упал к ногам царицы, выронив копье. Оставшийся воин издал свирепый боевой клич и, выхватив копье, бросился с помоста. Он прыгнул на щит одного из телохранителей, и оба воина рухнули на землю. Через мгновение римляне с обеих сторон вонзили свои мечи в незащищенное тело бритта, а затем помогли своему товарищу подняться на ноги.

      - Вот дерьмо, - прошептал Макрон. Он взглянул на тело погибшего ицена и перевел взгляд на помост, где на коленях стояла Боудикка, прижимая к себе голову другого воина и зажимая рукой рану на его боку. Кровь пульсировала сквозь ее пальцы, и Макрон видел, что он истекает кровью. Позади царицы ее свита и дочери смотрели на происходящее с выражением ужаса. Некоторые, казалось, готовы были броситься на римлян, хотя и были безоружны.

Макрон схватил прокуратора за руку и дернул его так, что они оказались лицом к лицу.

- Ты дурак! Ты долбанный дурак! Что ты делаешь?

Дециан освободился.

- Я выполняю свои приказы, и ты должен делать то же самое, Макрон. Не спрашивай меня больше, или я начну убивать всех этих варварских собак.

Раненый воин кашлял кровью и бился в конвульсиях, и Боудикка взяла его свободную руку в свою и крепко держала ее, успокаивающе шепча. Мгновение спустя он начал хрипеть и биться в судорогах, а затем обмяк, его голова склонилась на одну сторону. Царица была неподвижна, потом наклонилась и поцеловала его голову, а затем встала, ее длинная туника была забрызгана кровью. Макрон видел, что она дрожит, она сжала руки в кулаки и сделала шаг к шеренге телохранителей, стоявших между ней и Децианом.

- Я убью тебя. . . Я убью вас всех.

- Молчать! - крикнул прокурор. - Ты будешь держать язык за зубами, или эти два человека станут первыми из многих, кто присоединится к своим предкам. Если ты поняла, то кивни.

Она открыла рот.

- Ни слова! - предупредил Дециан. - Просто кивни.

Губы Боудикки сомкнулись, ее челюсть дернулась.

- Так-то лучше. Вы не выплатили дань, когда она была положена. Вы не смогли возместить недостачу даже после того, как наместник великодушно дал вам на это три месяца. Поэтому я уполномочен исполнить завещание твоего мужа на следующих основаниях. Во-первых, император получит во владение половину царства иценов в соответствии с условиями завещания. Во-вторых, Рим получит в собственность оставшуюся половину имущества Прасутага в счет причитающейся суммы. Таким образом, царство иценов будет аннексировано Римом и с этого момента прекратит свое существование. Чтобы обеспечить покорность народа иценов, я возьму царицу Боудикку и ее дочерей в качестве заложников, и они вернутся со мной в Лондиниум. Как только пропретор Светоний вернется из похода, я вернусь, чтобы оценить стоимость ваших владений и передам их под контроль римских поселений, которые будут основаны на этих землях. Такова судьба иценов. Если кто-нибудь попытается причинить вред мне или моим людям, или освободить бывшую царицу и ее дочерей, он поплатится жизнью. - Он повернулся к Атталу. - Схвати ее и двух ее детенышей.

Аттал вывел на помост тех, кто расправился с двумя воинами. Боудикку схватили за руки и потащили в центр зала. Одна из ее дочерей закричала, но ее удержал седовласый советник. Другие ицены яростно кричали и жестикулировали, но держались на расстоянии от окруживших их людей с мечами.

Желудок Макрона сжался в тугой узел, и он почувствовал тошноту, когда мимо него провели Боудикку. Их взгляды встретились, и он беспомощно покачал головой, пытаясь показать, что не знал о планах Дециана. Она оскалилась в ответ и плюнула ему в лицо. Он поморщился, когда мокрота попала ему на щеку и бровь, и испытал такое унижение, какого никогда прежде не знал, сопровождаемое отвращением и стыдом за действия прокуратора и собственное бессилие что-либо сделать, чтобы остановить их.

Телохранители Дециана оттаскивали дочерей Боудикки от свиты, стоявшей за троном. Макрон видел, как двоих бриттов, включая старшего советника, били плашмя мечами, чтобы отогнать их назад, а девочек схватили за волосы и стащили с помоста, чтобы они присоединились к своей матери под охраной в центре зала. Аттал отдал приказ своим людям отступить, а затем построиться вокруг заложников.

Дециан улыбнулся.

- Думаю, на этом переговоры закончены. Макрон, подними сундук.

Макрон покачал головой. - Сделай это сам, или пусть кто-нибудь из твоих головорезов сделает это. Я в этом не участвую.

- Ты действительно так думаешь? Думаешь, те люди считают, что ты чем-то отличаешься от меня? Перестань вести себя как романтический идиот, Макрон. Ты – римский офицер. Ты дал клятву служить Риму и тем, кто имеет над тобой власть. То, что здесь происходит – это воля Рима, и ты не только соучаствуешь в ней, но и обязан ее защищать. А теперь подними этот долбанный сундук, или я заставлю одного из этих варварских подонков, чтобы он сделал это за тебя.

Ярость Макрона неуклонно нарастала в нем, все более скручиваясь и напрягаясь, как торсионные канаты баллисты. Ему потребовалась каждая крупица самообладания, чтобы не дать себе задушить прокуратора. Стиснув зубы, он нагнулся, чтобы поднять сундук, и сунув его под левую руку, оставив руку с мечом свободной.

- Аттал, отправляемся в путь, - приказал Дециан.

Когда телохранители сомкнулись вокруг прокуратора, Макрона и заложников, небольшой отряд вышел из зала и направился к ветеранам у ворот комплекса. Варий увидел их приближение и позвал остальных построиться. Они пристроились сзади небольшой колонны, и Макрон отстал, чтобы присоединиться к ним.

- Что это за женщины? - тихо спросил Варий.

- Не просто женщины, - сказал Макрон. - Царица Боудикка и ее дочери.

Глаза ветерана расширились, затем он оглянулся, когда первые из тех, кого удерживали в зале, выскочили наружу, громко крича. - Вот дерьмо!

- Именно. - Макрон кивнул. - Мы сейчас в нем по самые уши.

По мере того, как они продвигались по грязной главной дороге столицы иценов, люди начали собираться в ответ на шум. Увидев, что их царицу и ее дочерей держат люди Дециана, они сначала были шокированы, потом одни застонали в ужасе, а другие начали гневно восклицать. Боудикка шагала уверенно, отведя плечи назад и подняв подбородок, глядя вперед, как мученица, бесстрашно идущая на казнь. Позади нее всхлипывали две девочки, которых пришлось тащить за собой между их охранниками. Когда один из местных попытался пробиться к царице, он был сбит с ног ударом меча плашмя одного из людей прокуратора. Боудикка повернулась к собравшейся толпе и умоляюще обратилась к ним, и они отступили и позволили римлянам беспрепятственно пройти дальше.

Варий взглянул на Макрона. - Я слышал, что случилось в прошлом году. Что если этот ублюдок Дециан сбежит и оставит нас на произвол судьбы?

- Он не сможет, - ответил Макрон. - На этот раз он находится в самом сердце враждебной территории, и единственная надежда выбраться живым –

это убедиться, что заложники и все мы останемся с ним.

- Надеюсь, вы правы, господин.

Когда колонна покинула поселение и направилась к походному лагерю, Макрон увидел, что Вульпиний уже поднял тревогу, а ветераны, оставленные охранять лагерь, спешно формировались по мере приближения остальных.

- Центурион Макрон! - воскликнул Дециан. - Иди сюда.

Макрон подбежал вперед и пошел в ногу с прокуратором.

- Я хочу, чтобы ты поставил сундук на одну из телег. После этого я прикажу своим людям охранять его. Затем мы разобьем лагерь и вернемся в Камулодунум. Сегодня нам нужно уехать как можно дальше от этого места. Кто-нибудь из твоих людей говорит по-иценски?

- Я знаю немного слов. Я выучил кое-что из их языка.

- Этого мне недостаточно. Мне нужен кто-то, кто сможет говорить с ними ясно. Я не хочу, чтобы эти варвары неправильно поняли послание, которое я хочу до них донести.

- Вульпиний может говорить на их языке, достаточно сносно для этой задачи.

- Вульпиний. - Дециан указал на толпу соплеменников, идущих позади колонны. - Когда мы достигнем лагеря, пусть он скажет им, чтобы они вернулись в свои глинобитные хижины. Он должен сказать, что, если они последуют за нами дальше или попытаются вызволить царицу, это плохо кончится для нее и ее дочерей. Если я увижу хоть малейший признак того, что их воины преследуют нас, я прикажу выпороть ее дочерей. Понял?

Макрон кивнул.

- Тогда проследи за этим. Убедись, что они понимают.

Макрон отступил к своим людям и передал приказ. Вульпиний покачал головой.

- Он сошел с ума. Этот дурак хоть понимает, какую бурю он поднял?

- Он прекрасно понимает, и его это не волнует, - ответил Макрон. - Теперь мы в руках богов, мой друг. Молись, чтобы они проявили к нам милосердие.

*************

ГЛАВА ХІХ

Когда римская колонна двинулась по дороге, ведущей на юг, Макрон с облегчением увидел, что за ними не было предпринято никаких попыток преследования. Более тысячи людей Боудикки, по его оценке, стояли и смотрели, как ее уводят. Большинство молчало. Некоторые женщины плакали, а многие мужчины выкрикивали ее имя или бросали вызывающие гневные оскорбления в адрес Дециана и его свиты. По приказу прокуратора Боудикку и ее дочерей заковали в цепи, как только они прибыли в лагерь, и теперь они шли позади повозки, на которой везли сундучок с данью. Дециан ехал впереди фургона, его конные люди ехали далее впереди, а пешие воины замыкали строй по обе стороны и позади. Макрон и ветераны составляли арьергард, как и во время марша к столице иценов.

Макрон смотрел на трех женщин с тяжелым сердцем. Стыд, который он испытывал раньше, был острее, чем когда-либо. Он не сомневался, что действия Дециана предвещали катастрофу. Даже если Боудикка и ее дочери были заложниками в Лондиниуме, ее народ был достаточно горд, чтобы никогда не покориться судьбе, которую провозгласил Дециан. Они не позволят царству иценов уйти в небытие без борьбы. Так или иначе, конфликт разгорится, и кровь многих иценов и римлян, посланных на борьбу с ними, будет на руках прокуратора.

В соответствии с приказом Дециана колонна двигалась как можно быстрее, чтобы покинуть территорию иценов. Люди шли по дороге, настороженно оглядываясь по сторонам в поисках любых признаков опасности. Хотя иценов предупредили не преследовать римлян, Макрон был уверен, что они где-то рядом, на расстоянии, наблюдают, решая, стоит ли наносить удар.

По мере того как день тянулся, а признаков преследования не было, напряжение в рядах римлян стало ослабевать, и в начале дня Дециан разрешил сделать короткий привал. Когда его ветераны опустили свои фурки, Макрон подошел к Боудикке и предложил ей свою флягу. Она холодно посмотрела на него, и на мгновение он подумал, что она может отказаться, но затем она кивнула своим дочерям, прислонившимся к задней части повозки.

- Пусть они сначала попьют.

Девушки жадно глотали воду, деля флягу между собой, пока она не опустела. Макрон забрал ее и надел ремень через голову.

- Как ты можешь позволять им так обращаться с нами? - требовательным тоном спросила Боудикка.

Макрон оглянулся, чтобы убедиться, что их не подслушивают.

- Я понятия не имел, что он планирует схватить вас. Клянусь всем, что для меня свято. Я найду наместника, как только смогу, и попрошу его освободить тебя.

- А как же мой народ? Мое царство? Что будет с ними, если Дециан осуществит свое намерение аннексировать наши земли? Ты знаешь иценов, Макрон. Они умрут, чтобы защитить свой образ жизни.

      - Вот почему я должен освободить тебя. Ты можешь заставить их увидеть смысл в умиротворении. Заставь их понять, что они не смогут победить Рим. Если они будут сражаться, они умрут, можешь быть в этом уверена. В то же время ты сможешь отстаивать свои права перед Светонием. Он будет так же заинтересован в спасении жизни римлян, как и ты в спасении жизни своих людей.

Она покачала головой.

- Ты ошибаешься. Ты слышал, как твой прокуратор разговаривал со мной в зале. Он назвал нас варварами. Он считает, что мы немногим лучше животных. Такова точка зрения римлян. Неужели ты думаешь, что Светоний чем-то отличается от него?

      - Надеюсь, что так. Воистину, Дециан – это не Рим.

      - И все же он представляет Рим. Он представляет вашего императора, сенат и народ Рима. Так же, как и ваш наместник. И он действует по приказу Светония. Нет, Макрон, я не думаю, что могу ожидать помощи от наместника. Единственные римляне, которым я по-настоящему доверяю, это ты и Катон. Мы вместе сражались, вместе проливали кровь, и мы с тобой когда-то были близки.

Макрон вспомнил их короткую связь в дни после захвата римлянами Камулодунума. Она длилась недолго, но желание к ней пылало в его жилах, и даже сейчас, спустя столько лет, оно не угасло. Это был опасный импульс, и он поспешил отогнать воспоминания, когда она продолжила тоскливым тоном.

      - Если бы все было иначе, возможно, я могла бы стать твоей женой, а эти девочки, мои дочери, могли бы стать твоими.

- Я знаю.

Выражение ее лица ожесточилось, и она отпрянула от него, насколько позволяли цепи. - Но теперь? Ты мертв для меня, Макрон. Что бы ты ни говорил, чтобы ни чувствовал, ты – часть этого.

- Но это неправильно, - горячо настаивал Макрон. - Это Рим. Это не моя вина.

- Конечно, твоя. Как ты можешь так говорить, когда стоишь там в этой форме? Когда ты поклялся в верности Риму и императору? Если ты действительно считаешь, что это неправильно, тогда сделай что-нибудь. Сделай что-то, что изменит ситуацию. - Она понизила голос. - Найди способ освободить нас от этих цепей и помоги нам бежать. У тебя есть выбор.

Прежде чем Макрон успел обдумать этот вопрос, Дециан отдал приказ возобновить марш, и люди, назначенные охранять сундук, устало поднялись на ноги и двинулись обратно к повозке, где он стоял с заложниками. У него не было возможности ответить на ее отчаянную просьбу, и он лишь отрывисто кивнул, а затем повернулся, чтобы присоединиться к своим людям, которые снова заняли свое место в походном строю. Ее слова укололи его. Так же, как его собственное признание того, что ее похищение было неправильным, это бросило вызов его совести.

Впервые Макрон осознал, что у него зародились серьезные сомнения относительно дела, которому он так верно и беспрекословно служил большую часть своей сознательной жизни. Он настолько привык выполнять приказы, которым его учили подчиняться без раздумий, что Макрон никогда не признавался в своих сомнениях относительно мотивов, движущих амбициями Рима, и беззаботно принимал, что это должно быть ради какой-то великой цели. Он был слишком тесно связан с братством легионов, которое стало для него второй семьей, чтобы смотреть на это сквозь пальцы. А теперь? Теперь у него был выбор. Хуже того, он был вынужден сделать выбор, хотя каждая частица его существа желала, чтобы он не делал его. Он должен либо продолжать слепо принимать мир, который создал его, либо предать его и поступить правильно.

Колонна возобновила свой марш по дороге, прокладывая себе путь через пышные сельскохозяйственные угодья иценов, солнце сияло в ясном небе и купало их в тепле, но вскоре от этого тепла и темпа марша, который задал Дециан, начались проблемы. Ближе к середине дня пешие воины прокуратора начали утомляться. Большинство из них находилось на службе в гарнизоне Лондиниума поскольку были либо слишком стары, либо слишком непригодны для службы в действующем подразделении. Дочерям Боудикки было позволено сесть в повозку, в то время как сама царица продолжала упорно идти пешком. Ветераны Макрона, давно привыкшие к трудностям, шли спокойно в темпе марша, когда нагнали отставшего, громоздкого мужчину лет тридцати, лицо которого было белым от усталости.

- На твоем месте я бы остался с колонной, - сказал ему Макрон. - Не самая лучшая идея быть римлянином в одиночку посреди территории иценов.

      - Я не создан для этого, - пыхтел мужчина, а затем захрипел. По его голосу было видно, что он страдает от сильной простуды. - Я пять лет не выезжал из Лондиниума.

Его доспехи были покрыты пятнами ржавчины, кожаные ремни потускнели и износились, а сам он сильно вспотел. Он расстегнул подбородочный ремень и снял шлем и подшлемник, обнажив тонкие пряди волос, прилипшие к коже головы. «Неряшливый солдат», - подумал Макрон. Если бы он был легионером или даже ауксилларием, он мог бы устроить ему взбучку и заставить вернуться в строй, подбадривая его своим витисом, чтобы он двигался. Но он был одним из отбросов и не стоил таких усилий.

      - Возможно, тебе следовало больше уделять времени тренировкам и меньше есть. Удачи.

Они шли дальше, а человек все больше и больше отставал. Когда колонна перевалила через хребет, Макрон оглянулся и увидел, что тот остановился и сел на пень рядом с тропой. Ни щита, ни шлема не было видно, и он понял, что этот человек сбрасывает свое снаряжение. Затем тропа пошла вниз по дальнему склону хребта, и отставший окончательно пропал из виду. Его лучшие шансы на выживание теперь зависели от призыва Боудикки к своему народу оставить римлян в покое, но Макрон не мог не опасаться, что в одиночку, и имея только меч для защиты, он может стать заманчивым объектом мести для преследующих их иценов.

По подсчетам Макрона, за столь длительный и утомительный марш они прошли около сорока километров и в настоящее время проходили вдоль медленно текущей реки, когда Дециан отдал приказ остановиться и разбить лагерь. Уже сгущались сумерки, и Макрон выбрал место в петле реки, которая защищала их с трех сторон и обеспечивала водой людей, лошадей и мулов. Повозки были расставлены по открытому пространству, а промежутки заполнены заостренными кольями, вырезанными из ближайшей рощи. Боудикка и ее дочери были отцеплены от телеги и сидели, прислонившись к колесам, отдыхая и растирая ноющие ноги.

Когда работы по обустройству лагеря завершились, Дециан подошел к Макрону.

- Один из моих людей пропал. Фасций.

      - Я его видел несколько часов назад.

- И ты позволил ему отстать?

Макрон пожал плечами.

- Он один из ваших. Под твоей ответственностью. Ты должен лучше следить за своими людьми. Даже если они пустая трата времени.

      - Я хочу, чтобы ты взял несколько своих ветеранов, пошел и нашел его. Пока это не сделали ицены.

      - Пошли своих парней, не моих.

Дециан сложил руки.

- Центурион, я отдаю тебе приказ. И поскольку твои люди – единственные настоящие солдаты здесь, как ты с удовольствием отметил, они лучше всего подходят для этой работы. Возьми десять ветеранов и постарайся вернуться в лагерь до наступления темноты. - Он посмотрел на небо. - Час или около того туда и час обратно – этого вполне достаточно. При условии, что вы отправитесь немедленно.

Макрон отдал насмешливый салют. - Как прикажете, господин.

- Ты не обязан любить или уважать меня, Макрон. Благодаря наместнику Светонию, ты просто должен делать то, что я говорю, независимо от того, насколько это застревает у тебя в горле, и какое удовольствие это мне доставляет. А теперь выдвигайся.

Макрон больше не испытывал желания ударить человека по лицу. Его ненависть и презрение вышли за рамки этого. Он отвернулся со свинцовым чувством и вернулся к своим людям. Раздались сердитые и усталые стоны, когда он обрисовал задачу и выбрал себе группу «добровольцев», а затем отвел Вульпиния в сторону.

- Пока меня не будет, позаботься о том, чтобы в момент, когда оборона окончательно будет устроена, был выставлен хороший дозор. - Он ткнул большим пальцем в сторону телохранителей Дециана и гарнизонного отряда Лондиниума. - Я не доверяю этим ребятам в том, что они сделают все правильно, так что если возникнут какие-либо проблемы, то в основном все будет зависеть от наших парней. И их не должно быть, если слово Боудикки имеет вес среди ее людей. Просто смотри в оба, пока я не вернусь.

      - Как ты думаешь, вы найдете отставшего?

Макрон задумался на мгновение. - Сомневаюсь. Не уверен, что хочу этого, но если другая сторона доберется до него первой, то это будет недостойно с нашей стороны. - Затем он занял свое место среди небольшой группы ветеранов, собравшихся перед оборонительными сооружениями. - Так, давайте покончим с этим.

Он вернулся к тропе и повернул на север, набирая темп, когда скованность в ногах начала ослабевать. Пока он шел, он размышлял о своих последних словах, сказанных Вульпинию. Ицены уже стали «другой стороной» в его сознании, и он догадывался, как они отнесутся к Фасцию, если найдут его первыми. Он понял, что уже смирился с тем, что конфликт между римлянами и иценами неизбежен.

                              ******

Дециан забрался на повозку с сундуком и смотрел, как Макрон и его отряд уходят вдаль и исчезают в небольшом лесу, через который проходил путь. Он улыбнулся при мысли о том, что хотя бы пару часов ему удастся провести без присутствия центуриона. Как бы он ни наслаждался своей властью над Макроном, он все же чувствовал себя увереннее, имея за спиной опытного воина, тем не менее ему было не по себе в присутствии компетентных и уважаемых солдат. Он вспомнил свой короткий период службы в качестве младшего трибуна около десяти лет назад, когда он только начинал свою политическую карьеру. Он уклонялся от любой возможности столкнуться с опасностью и заслужил среди центурионов и легионеров своего подразделения репутацию труса. Он даже узнал, что у них есть для него прозвище: «Увиливающий Дециан».

Это все еще раздражало. В то время и с тех пор он оправдывал свое поведение тем, что ему суждено занять высокий пост. Не имело смысла подвергать себя опасности на поле боя, где его потеря была бы бессмысленной, а потеря для Рима той пользы от его будущей службы была бы значительной. Такие, как Макрон, были расходным материалом. Люди калибра Дециана – нет. И все же, когда он сравнивал себя с центурионом, его мучило какое-то подкрадывающееся чувство неполноценности. Он мог быть умнее, богаче и социально выше, но он не чувствовал себя человеком, каким был Макрон. Макрон, казалось, чувствовал себя комфортно в своей шкуре, в то время как Дециану часто было не по себе, и он жил в вечной тревоге, что это заметно другим.

Он уловил запах похлебки, которую его раб готовил возле палатки, и понял, что проголодался. Опустившись на колени, он открыл сундук и осмотрел некоторые украшения, лежащие поверх монет. Последние представляли собой смесь серебряных монет, отчеканенных иценами и тех, что они получили в обмен от купцов. Узоры на местных монетах были грубым подражанием первым монетам, пришедшим к ним из цивилизованного мира, и Дециан рассматривал их с забавой. Эти варвары во многом были похожи на детей, стремящихся подражать взрослым в своем отчаянном желании, чтобы их считали равными. Его слабая улыбка померкла, когда он закрыл сундук. Наместник не обрадуется, когда узнает, как мало он собрал из оставшегося долга. В долгосрочной перспективе аннексия царства иценов могла бы оказаться более ценной, но ее осуществление было бы долгим и трудным процессом, и Дециан не получил бы большого вознаграждения в виде политического капитала, который он мог бы накопить, наблюдая за выполнением этой задачи.

- Это кровавые деньги, и вы, римляне, заплатите за то, что взяли своей кровью. - Оглянувшись, он увидел, что Боудикка стоит возле телеги и наблюдает за ним.

      - Правда? - ответил он. - Неужели ты действительно веришь, что ваше захудалое племя дикарей представляет серьезную угрозу римским интересам? Ты принадлежишь прошлому, женщина. Ты и твой народ. Цивилизация достигла Британии, и вы примите ее или будете раздавлены под калигами наших легионов. Это все, что ждет тебя в будущем. В любом случае, через сто лет все будет так, как будто тебя никогда и не существовало.

- Если ты не освободишь меня и моих дочерей, если вы продолжите мучать наши земли, то вы умрете задолго до того, как я буду забыта. Как и тот человек, найти которого ты послал Макрона и его товарищей. Он скоро отправится в загробный мир, пока мои воины развлекаются с ним, а его голова будет украшать перекладину хижины иценов. В этом ты можешь быть уверен.

Дециан резко спрыгнул с телеги и встал перед ней. Ее дочери нервно вздрогнули и застыли в ожидании, сидя на повозке. Однако Боудикка даже не шелохнулась и продолжала стоять на месте.

Он задумчиво посмотрел на нее, прежде чем снова заговорить.

- Интересно, что нужно сделать, чтобы усмирить тебя. Чтобы преподать тебе урок о реалиях этого мира и той маленькой роли, которую ты в нем играешь. Ты, кажется, думаешь, что имеешь право на такое же уважение и почтение, как и мой император. Однако он живет в величественном дворце, а ты – в грубой хижине. Он носит одежду из тончайшей ткани, в то время как ты одета в лохмотья и шкуры. Он обедает самыми изысканными блюдами, а ты питаешься пищей, пригодной для свиней. Куда бы ни пошел Нерон, его сопровождает его двор, ему рукоплещет толпа и ему поклоняются как богу, а тебя сопровождает крошечная свита варваров, и вы пресмыкаетесь перед своими ничтожными божествами.

- Ты глупец, если судишь о человеке по его внешним признакам, - ответила она. - Ты еще больший дурак, если насмехаешься надо мной, потому что я женщина. Ваши римские женщины, возможно, и кроткие создания, не более чем рабыни, но среди моего народа к нам относятся с почетом, и, если нас призовут в бой, мы встанем плечом к плечу с нашими мужчинами в одном строю. Ты недооцениваешь меня на свою беду, римлянин.

- Я достаточно наслушался твоей хвастливой болтовни. - Он ударил ее по лицу, затем еще раз тыльной стороной ладони. Губа разошлась, и кровь потекла по подбородку. При следующем ударе его перстень задел ее щеку и рассек ее. Боудикка задохнулась от неожиданности, но не вскрикнула от боли, принимая наказание. Дециан отступил назад, тяжело дыша. На небольшом расстоянии ближайшие из его людей и несколько ветеранов Макрона смотрели на суматоху.

Дециан повернулся к Атталу.

- Принеси кнут одного из погонщиков мулов! Пора научить эту варварскую суку хорошим манерам.

Взгляд Боудикки буравил его.

- Ты не посмеешь...

Аттал подошел, держа в руках свернутый кнут, и Дециан указал на иценскую царицу.

- Выпороть ее.

Командир телохранителей позвал на помощь двух своих людей. Они схватили Боудикку и заставили ее наклониться вперед на заднюю часть телеги, затем привязали ее руки к задним стойкам телеги. Она яростно сопротивлялась, но не могла справиться с мужчинами. Аттал достал свой кинжал и проделал разрез в задней части ее туники, разорвав материал, чтобы обнажить плоть ее спины.

Ее младшая дочь вскрикнула в тревоге и попыталась броситься на помощь матери, но Аттал толкнул ее на землю и указал на нее пальцем.

- Прекрати! Или с тобой поступят так же.

Боудикка обратилась к дочерям властным тоном, и старшая девочка обняла сестру и прижала ее к себе.

- Начинай! - приказал Дециан.

- Сколько ударов, господин?

- Столько, сколько потребуется, пока я не скажу тебе остановиться. За дело!

Аттал встряхнул кнут и сделал им щелчок, чтобы проверить его вес и досягаемость. Затем, расставив ноги в стороны, он отвел правую руку в сторону и за спину, а затем с силой взмахнул кнутом. Прочная, тяжелая кожа метнулась вперед, как жалящая змея, и впилась в бледную кожу спины Боудикки. Она вздрогнула и откинула голову назад, издав пронзительный стон сквозь стиснутые зубы. Мышцы на ее шее и плечах напряглись, готовясь к следующему удару. Когда Аттал снова взмахнул кнутом, первые струйки крови уже сочились из ярко-красной раны, которая шла по диагонали от правой лопатки. Кнут ударил ее во второй раз, и она резко выдохнула, а затем отпустила челюсть и неподвижно уставилась вперед.

Аттал поддерживал устойчивый ритм, нанося на ее плоть серию красных полос. Люди Дециана начали собираться по дуге, чтобы посмотреть на это зрелище. Некоторые передавали бурдюки, раздавались крики поддержки.

- Разделай ее! Покажи ее кости!

После двадцати ударов Дециан крикнул: - Стой!

Аттал опустил руку и вытер кровь, забрызгавшую его лицо, а прокуратор двинулся вперед, чтобы обратиться к Боудикке, которая бессильно повисла на краю повозки. Ее спина была испещрена кроваво-красными полосами, дыхание было неровным, и она стояла, дрожа от холодного вечернего воздуха.

- Интересно, мы уже усвоили урок? - рассуждал Дециан. - Посмотрим. Повторяй за мной. Рим – мой господин. Повторяй.

Она сжала челюсти и уставилась вперед.

- Скажи это. Рим – мой господин.

Она по-прежнему отказывалась.

- Скажи это!

- Пошел прочь! - закричала Боудикка. - В подземный мир Рим! Смерть Риму! Смерть императору! Смерть вам всем! - Ее голос перешел в болезненный стон. - Клянусь Андрастой, - тихо сказала она, - я убью тебя, прокуратор. Я сделаю так, что твоя смерть будет длиться несколько дней. Я скормлю твое сердце моим псам.

- Похоже, ты так и не усвоила урок, - проворчал Дециан. Он повернулся к своим людям. - Ребята, что нужно сделать, чтобы приручить этих диких варварских женщин, а? Вы можете выбить из них всю жизнь, а они все равно огрызаются, как бешеные собаки.

- Ей нужен еще хлыст! - раздался голос, и остальные мужчины рассмеялись.

- Нет, - ответил Дециан. - Мне нужно сохранить жизнь этой суке. Не могу допустить, чтобы она истекла кровью. Кроме того, за нее дадут хорошую цену, когда все закончится. За нее и этих ее птенчиков.

- Ты ублюдок. Не смей трогать моих девочек!

Один из телохранителей Дециана, державший бурдюк с вином, подражая ее голосу, повторил ее слова, и раздался новый раскат смеха. Дециан ненадолго присоединился к ним, а затем расчетливо посмотрел на дочерей Боудикки.

- Если я не могу позволить себе рискнуть убить тебя, тогда, возможно, есть лучший способ завершить урок. Такой, который причиняет унижение и боль другого рода. Мальчики! Как вы смотрите на то, чтобы попробовать иценских женщин?

Раздался пьяный возглас одобрения, и ближайшие из телохранителей схватили юных девушек и поставили их на ноги. Несмотря на раны, Боудикка изо всех сил напрягалась вырваться из оков, выкручивая запястья в попытке ослабить их, вены на ее мышцах вздулись, как веревки. Когда ее дочери начали кричать, она взывала к Дециану, чтобы он проявил милосердие и взял ее вместо них. Но он лишь рассмеялся.

- Зачем мне предлагать им такую старую ведьму, как ты, если они могут получить что-то непорочное?

Крики и рыдания продолжались, пока люди прокуратора подбадривали друг друга, прежде чем доходила их очередь. В конце концов силы Боудикки иссякли, и она повисла на ремнях. Слезы текли по ее лицу, она жалобно взывала к богам своего племени о милосердии и мести, а солнце садилось над землями ее народа.

*************

ГЛАВА ХХ

Макрон уже собирался приказать своим людям повернуть назад, когда они нашли Фасция. Они шли по тропе через лес уже почти пять километров, когда наткнулись на небольшую поляну в стороне. Сначала их насторожил запах: тяжелый запах жареного мяса и древесного дыма. Среди тлеющих остатков костра все еще тянулись маленькие язычки пламени. Фасций был привязан к крепкой ветке и подвешен между двумя большими бревнами так, что его туловище находилось прямо над пламенем. От бедер до груди передняя часть его тела была сожжена до хруста. Не было видно ни одежды, ни меча, ни каких-либо других вещей. Осталась только полоска ткани, которая была туго завязана на голове, чтобы служить кляпом.

Ветераны стояли свободной дугой вокруг сцены, некоторые из них прижимали руки ко рту и зажимали носы, чтобы заглушить зловоние. Макрон чувствовал его вкус на языке, при каждом вдохе, и боролся с позывами рвоты.

Он отвернулся и осмотрел окружающую линию деревьев. Никаких признаков движения не было, но, возможно, убийцы Фасция все еще находились поблизости.

Он прочистил горло.

- Первые четыре человека, десять шагов в сторону и нести караул.

Когда назначенные люди ушли занимать свои позиции, один из них жестом указал на тело. - Что мы будем делать с этим, господин?

- С этим? - Макрон посмотрел на ветерана. - Это был солдат когда-то. Не очень хороший солдат, но все равно один из наших. Мы срубим его с бревен и похороним здесь, а потом вернемся в лагерь и сообщим о его смерти.

- У нас есть на это время?

- Да есть, - решил Макрон. - Давайте начнем. Добровольцы для подготовки тела?

Никто из ветеранов не шагнул вперед, поэтому он указал на двух ближайших от него. - Вы, помогите мне. Остальные, начинайте копать могилу.

Рабочая группа опустила свои щиты. Они взяли с собой только оружие, а кирки лежали в лагере вместе с остальным снаряжением, поэтому им пришлось рыть землю и рубить корни мечами. Когда они принялись за работу, Макрон подошел к телу и достал свой кинжал, стараясь не дышать глубоко.

- Один из вас берет его за ноги, другой – за плечи, а я разрежу веревки.

Фасций был связан в четырех местах: лодыжки, бедра, руки и плечи. Макрон начал с лодыжек, перепиливая грубые путы там, где они были натянуты на ветке. Первые путы разошлись, и пухлые белые ноги Фасция обвисли. Было ясно, что тело упадет на угли, поэтому Макрон раздвинул их калигами, прежде чем продолжить работу. Когда веревка вокруг плеч разошлась, труп упал лицом вниз, с облаком пепла.

- Переложите его на траву, - приказал Макрон, и двое ветеранов с ворчанием перевернули Фасция на спину. Его глаза были широко открыты и выпучены, что удивило Макрона. Он ожидал, что они будут крепко зажмурены, поскольку человек терпел агонию сожжения заживо. Он наклонился и развязал кляп, затем выпрямился с выражением отвращения.

- Яйца Юпитера… - пробормотал один из других ветеранов.

- Объясняет, почему они не забрали его голову, - прокомментировал Макрон.

Губы Фасция были раздвинуты. Между ними торчал усохший конец его пениса, засунутый в рот вместе с яичками до того, как кляп был завязан, чтобы удержать их на месте.

- Это наглядный урок того, как никогда не позволять себе отставать на враждебной территории, - сказал Макрон. - Теперь помогите остальным и давайте покончим с этим.

Римляне успели прокопать около метра, когда Макрон приказал им остановиться и опустить тело в могилу. Неглубокая траншея оказалась слишком узкой, чтобы вместить Фасция, и пришлось задержаться, пока ее расширяли примерно еще на половину. Ветераны поспешно засыпали его землей, обеспечив сантиметров тридцать покрова, который, как надеялся Макрон, не позволит лесным зверям раскопать и потревожить тело. Вскоре недалеко от пепелища костра появился небольшой курган, и он приказал своим людям поднять щиты и вернуться на тропу.

За время, потраченное на рытье и закапывание Фасция, солнце уже почти садилось, но света было достаточно, чтобы видеть дорогу из леса. «До того, как мы вернемся в лагерь, стемнеет», - прикинул Макрон.

Они оставили поляну позади себя и быстрым шагом вышли на тропу, стремясь поскорее оказаться подальше от этого места. С обеих сторон под кронами деревьев царила непроглядная тьма, и каждый шум действовал Макрону на нервы. Только когда они вышли на открытую местность и продолжили путь, все смогли немного расслабиться. Никто не разговаривал, калиги мягко хрустели по засохшей грязи и гальке под ногами. Кто бы ни убил Фасция, он, скорее всего, следил за ними и следовал за ними. Возможно, ждет, когда еще один отстанет и останется позади. Если это случится, решил Макрон, ему придется убить этого человека, чтобы избавить его от тех же мучений, которые выпали на долю Фасция.

Через пять километров он, наконец, увидел отблески костров и почувствовал некоторое облегчение. Он с нетерпением ждал вечерней трапезы и уверенности в том, что рядом с ним будет еще много солдат. Он решил позаботиться о том, чтобы Боудикка и ее дочери тоже были накормлены и устроены на ночь как можно удобнее. Они пережили ужасный день, и после испытаний будут голодны и измучены. «Они не несли ответственности за смерть Фасция. Это дело рук Дециана», - рассуждал Макрон. Именно он разъярил людей Боудикки и спровоцировал их выместить злобу на незадачливом солдате гарнизона. Вина Дециана заключалась и в том, что он выбрал таких непригодных людей в качестве своего эскорта.

Реакция прокуратора на известие о смерти Фасция вызывала беспокойство. Не исключено, что он решит отомстить Боудикке, и Макрон должен будет позаботиться о том, чтобы этого не произошло. Ущерб уже нанесен, и, если есть надежда сохранить мир между Римом и иценами, Боудикка должна была убедить свой народ отказаться от дальнейшего насилия.

Когда отряд приблизился к лагерю, Макрон увидел людей, сидящих вокруг костров, услышал их пение и смех. Его успокаивало их хорошее настроение. Возможно, среди них все-таки есть люди, способные стать хорошими солдатами. Он оглянулся через плечо на людей позади себя.

- Похоже, некоторые из парней принесли с собой вино. Выпейте немного, пока есть возможность, а?

Раздалось несколько усталых возгласов одобрения, что несколько разрядило мрачное настроение.

В ста шагах от вереницы повозок часовой вышел из тени и окликнул их.

- Стоять! Кто там идет?

- Центурион Макрон и поисковый отряд. - Макрон подошел к человеку и остановился, чтобы обменяться приветствиями, а затем кивнул в сторону лагеря. - Похоже, они празднуют. Что случилось?

- Понятия не имею, господин. Я нахожусь в карауле с тех пор, как вы ушли. Меня еще не сменили.

Макрон нахмурился. Вульпиний уже должен был позаботиться об этом. Он почувствовал первый укол тревоги.

- Хорошо, я пришлю кого-нибудь. Смотри в оба. Ицены уже близко.

- Слушаюсь, господин.

Как только отряд вошел в лагерь, к ним подошел Вульпиний, выражение его лица было озабоченным.

- Слава богам, ты вернулся, господин. Мне нужно поговорить с тобой, немедленно.

- Что, во имя Плутона, случилось?

- Господин, ...

- Подожди. - Макрон распустил отряд, и люди устало направились к кострам ветеранов Камулодунума. Он подождал, пока они не оказались вне пределов слышимости, прежде чем обернуться к своему опциону.

- Выкладывай.

- Это случилось вскоре после твоего отбытия, господин. Пока я был с несколькими ветеранами на заготовке дров, иначе я бы попытался вмешаться…

Вульпиний торопливо рассказал о противостоянии Дециана и Боудикки, которое привело к ее порке и изнасилованию ее дочерей. Макрон слушал с нарастающим чувством ужаса. Когда Вульпиний закончил, он посмотрел в сторону телег.

- Где они?

- Сюда, господин. - Вульпиний подвел его к телеге, в которой находились дорожные вещи Дециана. Задняя часть телеги была пуста, кроме свертка под чехлом из козьей шкуры. Макрон почувствовал, как у него сжалось сердце.

- Они мертвы?

Вульпиний покачал головой. Пройдя вдоль борта телеги, он осторожно поднял один конец козьей шкуры и откинул его назад, чтобы показать Боудикку, прижавшуюся к сундуку с дочерьми под мышкой. Туники, в которые они были одеты, когда утром их вывели из зала, были разорваны, а на открытых участках кожи рук виднелись синяки и царапины. Раздался тупой звон цепей, и он увидел, что они были скованы вместе. Все трое дрожали. Они испуганно смотрели на Макрона, пока Боудикка не узнала его при свете звезд.

- Оставь нас в покое, ради всего святого.

Он поднял руки, пытаясь успокоить их, но младшая девочка еще крепче прижалась к матери и захныкала: - Прошу тебя, не причиняй нам боль снова. Прошу...

- Я не собираюсь. Я клянусь. Я здесь, чтобы помочь. - Макрон чувствовал себя виноватым, когда произносил эти слова. После того, что им пришлось пережить, другой римский солдат был не тем человеком, который мог бы их утешить. Если бы только Петронелла была рядом. Она бы знала, что сказать. Она была бы надежным помощником, чтобы справиться с их травмой. Но Петронелла вернулась в Камулодунум, и Макрон знал, что должен сделать все, что в его силах. Если бы только он был там, чтобы защитить их от Дециана и его людей. Он посмотрел на Боудикку и мягко произнес.

- Твои раны обработаны?

Она колебалась мгновение, подозрительно глядя на него, затем покачала головой. Макрон повернулся к Вульпинию.

- Нам нужно им помочь. Зажги факел и сними цепи, а потом найди двух хороших людей для охраны повозки.

Вульпиний колебался. - Они вряд ли в состоянии попытаться сбежать, господин.

- Чтобы охранять повозку от головорезов Дециана, идиот. Затем дай им воды, чтобы промыть раны, и повязки. И найди им запасные туники, а также еду и питье. Позаботься об этом, пока я доложу Дециану.

- Ты нашел Фасция?

- То, что от него осталось, - ответил Макрон и направился к палатке Дециана.

Тусклое свечение исходило от горевших внутри масляных ламп. Один из телохранителей стоял на страже и шагнул навстречу Макрону, когда центурион направился ко входным створкам.

- Уйди с дороги, - рявкнул Макрон.

- Простите, господин. Прокуратор распорядился, чтобы его не беспокоили.

- Еще бы. С дороги.

- Нет, господин. - Стражник выдвинул копье, чтобы подчеркнуть свои слова.

- У меня нет на это времени. - Макрон выхватил копье из рук стражника, перевернул его и ударил обратным концом в пах. Стражник застонал, перевернулся и упал на землю. Макрон отбросил копье в сторону и протиснулся сквозь пологи.

Внутреннее пространство палатки было около трех метров в ширину, и в ней было достаточно места для складной походной кровати прокуратора, стола и трех стульев. Дециан сидел за столом и ел из серебряной чаши, а его раб стоял и ждал, когда он закончит трапезу.

Он положил нож и сел поудобнее, с улыбкой глядя на Макрона.

- Центурион Макрон, я предполагал, что ты решишь войти силой. Надеюсь, ты не слишком сильно избил стражника у моей палатки.

- Ты тупой скользкий ублюдок. - Макрон подошел к нему, сжав кулаки. - Почему ты позволил этому случиться? Ты понимаешь, что ты натворил? Я должен вырвать твое гребаное сердце голыми руками...

- Это было бы глупо делать в присутствии свидетеля. Почему бы тебе не присесть и не выпить чашу вина, пока ты будешь мне представлять свой доклад.

Дециан щелкнул пальцами, раб полез в ящик и достал запасную чашу, поставив её на стол. Макрон смахнул её кулаком.

- Я скорее вырву себе глаза, чем снова буду пить с тобой.

- Ты многое теряешь. - Дециан поднял свою чашу, прежде чем Макрон успел отправить в полет и ее. - Ты нашел отставшего?

Смена темы лишь подлила масла в огонь ярости Макрона. - Мы нашли его. Фасций мертв. Они отрезали его член и яйца и задушили ими, а затем зажарили его на костре.

- Отвратительно.

- Он мертв из-за тебя. Потому что ты похитил их царицу и ее дочерей. Они сделали это с ним, и эта ответственность лежит на тебе, Дециан. Ни на ком другой. Его кровь на твоих руках.

Дециан осмотрел свои ногти. - Я не был тем, кто убил его. Если бы он не отстал, то был бы до сих пор жив. И вообще, это были те иценские животные. Немногим лучше, чем звери. Как ты думаешь, кого будут винить люди в Лондиниуме и Риме? Прокуратора с хорошими связями и большими перспективами, старательно прокладывающего себе путь наверх по служебной лестнице? Или племена варваров, не знающих предела своей дикости?

Гнев Макрона взял верх над ним. Тем не менее, он достаточно трезво оценивал ситуацию, чтобы понять истину, скрытую за риторическим вопросом Дециана. Но главный вопрос все еще оставался открытым.

- Как ты думаешь, как отреагируют ицены, когда узнают, что ты бичевал их царицу, а твои люди насиловали ее дочерей? Кровь Фасция будет каплей в океане по сравнению со смертями и разрушениями, которые они принесут.

- И, если они настолько безумны, что пойдут по этому пути, можешь быть уверен, что большая часть пролитой крови будет их. Светоний направит на них свои легионы, и ицены будут стерты с лица земли.

- Как ты не понимаешь? - жестко сказал Макрон. Светоний в походе. Все легионеры, которых можно было собрать, с ним. Кто защитит эту часть провинции от иценов, когда они придут охотиться за римлянами?

- Светоний разберется с ордовиками и их друзьями друидами задолго до того, как ицены станут достаточно организованными, чтобы представлять реальную опасность. Видишь ли, Макрон, в любом случае я оказал Риму хорошую услугу. Если ицены будут вести себя хорошо и подчинятся аннексии, тогда я смогу освободить Боудикку или продолжать держать ее в заложниках столько, сколько потребуется для обеспечения сотрудничества ее народа. Если они восстанут, они будут разбиты, и будет много трофеев для легионов, которые выполнят свою работу, и много свободных земель для новых римских колонистов. А если ицены доставят нам достаточно неприятностей, у императора появятся веские основания для вывода войск из Британии. В любом случае, я выйду из этого благополучно. - Дециан поставил свою чашу на место. - Теперь, если ты не возражаешь, я закончу трапезу и пойду спать. Завтра нам предстоит ранний подъем, если мы хотим покинуть территорию иценов.

Макрон был потрясен цинизмом этого человека и злобно зарычал, двинувшись к столу. Он схватил край стола одной рукой, а другую положил на нож за мгновение до того, как с грохотом опрокинул стол. Кувшин с вином и чаша разлетелись по шатру, Дециан с проклятием попятился назад, а раб позади него сжался и полуобернулся, прежде чем прокуратор успел ответить, Макрон вылетел из шатра, миновав часового, который уже встал на ноги и тяжело дышал. Чуть поодаль стояли несколько человек Дециана, которые поднялись со своих мест у костра при звуках суматохи в шатре. Макрон проигнорировал их и направился к повозке с заложниками.

Вульпиний держал факел наготове, пока Боудикка и ее дочери обрабатывали свои раны. Двое ветеранов, назначенных охранниками, стояли поодаль. Приблизившись, Макрон сунул нож, взятый со стола, за один из ремней своей портупеи с фалерами. Он оскалился при виде ярко-красных линий, пересекающих спину царицы. Она издала крик, потом оборвала его и тихо застонала, когда Бардея перевязывала порез на ее лопатке. Макрон почувствовал привкус уксуса, который был добавлен в ведро воды, набранной из реки. Младшая дочь Боудикки, Мерида, сидела чуть поодаль, одетая в чистую шерстяную армейскую тунику, которая обтягивала ее стройную фигуру.

- Как она? - спросил Макрон.

Боудикка оглянулась через плечо.

- Такое ощущение, что моя спина горит.

Макрон покачал головой. - Мне очень жаль, что меня не было здесь, чтобы защитить тебя. Правда.

- Защищать нас? Ты бы, наверное, присоединился.

Макрон почувствовал себя так, словно его физически ударили этим обвинением. Он сглотнул. - Ты знаешь, что это неправда.

- Неправда? - Она мгновение смотрела на него, затем горько вздохнула. - Да, полагаю, что так. Если бы только ты был римлянином, по которому мерили других римлян.

- Тогда Империя была бы менее кровожадной. - Макрон попытался пошутить, но она бросила на него печальный взгляд.

- А кто еще мог бы горевать из-за этого?

Бардея опустила полоску ткани в ведро. - Вот. Это лучшее, что я могу сделать.

Макрон кивнул, когда Боудикка подняла принесенную ей тунику и, крепко сжав зубы, опустила ее через голову и вниз по телу. Когда она уселась рядом с дочерьми, Макрон потянулся к одному из свернутых шнуров в конце телеги. - Я свяжу им руки.

- Свяжешь? - Вульпиний кивнул в сторону кандалов. - Разве мы не должны надеть их обратно?

- Веревка подойдет. Держи факел повыше, чтобы я мог видеть, что делаю.

Макрон забрался на телегу и присел. Взяв руки Боудикки и скрестив ее запястья, он наклонился вперед и серьезно прошептал: - Если хочешь быть свободной, доверься мне.

Она ничего не сказала, пока он надежно связывал ей руки на виду у Вульпиния. Когда он закрепил путы у двух девушек и связал всех трех женщин короткой веревкой, прикрепив к железному кольцу на полу повозки, он спустился обратно.

- Это должно их удержать, не так ли? - Он посмотрел на Вульпиния, который кивнул.

- Хорошо, тогда мы закончили. Ты можешь идти.

Вульпиний положил то, что осталось от импровизированного факела, на землю, затем повернулся и направился к кострам ветеранов, расположенным недалеко от реки. Макрон посмотрел на людей, которым было поручено охранять повозку.

- Никого к ним не подпускать, понятно? Никого. Даже прокуратора. Если он появится, один из вас должен немедленно позвать меня. Если им будет причинен еще какой-нибудь вред… вы же не хотите, чтобы я возложил на вас двоих личную ответственность...

Он оставил угрозу в подвешенном состоянии. Он знал, что должен сделать, и пытался утешить себя мыслью, что это правильно.

Вернувшись в лагерь ветеранов, он нашел человека, у которого еще оставалось немного вина, и купил его у него, после чего устроился у одного из костров.

                         ******

Он подождал, пока большинство воинов укроются плащами и свернутся калачиком, прижавшись спинами к угасающему пламени костров. Несколько человек еще некоторое время продолжали разговаривать, прежде чем Аттал приказал им замолчать. Первыми заснули ветераны – привычка, усвоенная ими во время многих кампаний. Не спал только Макрон. Ожидая своего часа, он размышлял о последствиях освобождения Боудикки и ее дочерей. Изнасилование было достаточно обычным явлением и неизменной чертой широкого процесса любого вторжения и войн, в целом, но Макрон, всю жизнь не терпевший издевательств, считал это презренной практикой. В данном случае это было еще более возмутительно, поскольку Боудикка и ее дочери должны были быть союзниками Рима и иметь право на защиту.

Если их отвезти в Лондиниум, то неизвестно, как с ними поступят, когда Макрон и его ветераны покинут колонну в Камулодунуме. Возможно, над ними снова будут издеваться, подпитывая их ненависть к Риму. В таком случае у Боудикки не было бы никаких шансов оказать сдерживающее влияние, если бы ее не вернули своему народу. Макрон рассудил, что единственная надежда ограничить уже нанесенный ущерб – это освободить ее сейчас. На том основании, что его действия продемонстрируют, что не все римляне одинаковы, и что Дециан и его люди – скорее исключение, чем правило. В глубине души он хотел, чтобы это было правдой, хотя опыт часто доказывал обратное. Главное, чтобы у Боудикки были какие-то весомые аргументы, которые убедили бы ее попытаться сохранить мир между ее народом и Римом. Не исключено, признавал он, что она может вернуться к своему племени и поднять его на открытый мятеж. Невозможно было предугадать последствия того, что она намеревалась сделать. Это был наименее худший вариант действий и не более того. Он попытался представить, что бы сделал Катон на его месте, но не нашел ни вдохновения, ни другого ответа.

******

Когда Вульпиний поднялся с земли, чтобы сменить часовых, Макрон подошел к нему.

- Все в порядке. Я разберусь с этим сам. В любом случае, мне нужно отлить.

Вульпиний благодарно кивнул и лег обратно, пока Макрон пересекал лагерь по направлению к веренице повозок. Люди, охранявшие заложников и сундук с сокровищами, выпрямились, увидев тусклый блеск фалер на портупейных ремнях центуриона.

- Есть что сообщить? - спросил Макрон.

- Нет, господин. Тихие, как ягнята. Правда было немного слез. Возможно, плохие сны.

- Хорошо. Можете идти отдыхать. Ваши сменщики прибудут прямо сейчас. Идите.

Мужчины кивнули и направились в сторону свечения углей костров. Макрон на мгновение застыл в тишине, оглядываясь по сторонам. В палатке Дециана не было света; остальные спали или беспокойно ворочались. Оставались только часовые. Двое патрулировали внутреннюю линию обороны и четыре пикета за ней. Ближайшие часовые прошли мимо. Макрон натянул плащ на свои фалеры, чтобы скрыть звание, и коротко поздоровался с ними, прежде чем они двинулись дальше. Как только он убедился, что они достаточно далеко, он достал нож, который взял в палатке Дециана, и подкрался к повозке и взобрался в нее. Он различил, что ближе всех к нему Боудикка, прикрывающая своих дочерей, и, протянув руку, легонько потряс ее за плечо.

Она тут же села, связанные руки сжались в кулаки и поднялись для удара.

- Спокойно! - прошипел он. - Это я. Дай мне свои руки.

Она колебалась мгновение, прежде чем протянуть руки. Макрон нащупал веревку и положил на нее лезвие. - Не шевелись.

Он начал пилить, стараясь не задеть и не порезать ее. Работа шла медленно, и двое дозорных уже приближались, когда веревка разошлась. Он нащупал ее руку и вложил в нее рукоятку ножа. Освободи своих девочек, но заставь их сохранять молчание.

Он соскользнул вниз и встал у телеги, пока мимо проходили дозорные. Как только они ушли, он вернулся к задней части повозки.

- Боудикка?

Темная фигура метнулась вперед, и он почувствовал руку на своем горле, а затем укол лезвия ножа под подбородком.

- Я бы убила тебя. Если бы не... - Она сделала паузу, коротко взглянула на свою старшую дочь и затем повторила: - Я должна убить тебя.

Макрон не шевелился, пока отвечал. - Тогда ты не сможешь сбежать. Ты этого хочешь? Опусти клинок и слушай меня.

Он чувствовал, как дрожат ее руки и кончик лезвия. Затем она разжала хватку и опустила нож, и он глубоко вздохнул с облегчением.

- Оставь нож в повозке.

- Почему я должна это сделать? - спросила она подозрительно. - Я бы предпочла иметь при себе оружие.

- Нож должен быть найден, когда они обнаружат, что вас нет. Я скажу, что он должно быть из дорожных вещей Дециана. Нет времени объяснять дальше. Следуйте за мной и не издавайте ни звука.

Он помог им спуститься с телеги, услышав, как Боудикка застонала от боли. Когда-то в молодости он получил десять ударов плетью за незначительный проступок и знал, какие муки она, должно быть, испытывает. Он указал на излучину реки в противоположную от двух часовых сторону.

- Сюда.

Они двинулись в путь, держась ближе к повозкам, а затем к короткой полосе высокой травы, прежде чем достигли мертвых стеблей камыша у края реки.

Макрон провел их вдоль линии камышей несколько шагов, пока не различил ближайший пикет, после чего присел на корточки и прошептал: - Дальше вы сами по себе. Я пойду вперед и отвлеку этого человека. Как только он отойдет, следуйте вдоль линии реки. Держитесь ближе к камышам, но не в них, иначе вас услышат. Уходите с тропы как можно быстрее. Поняла?

Боудикка кивнула.

Он попытался встать, но она схватила его за запястье и потянула обратно вниз. - Зачем ты это делаешь?

- Я хочу, чтобы ты знала, что Дециан и его головорезы – это не Рим.

Она насмешливо фыркнула.

- Мне нужно, чтобы ты вернулась к своему народу и убедила его не воевать.

- Почему ты думаешь, что я сделаю это, после сегодняшних надругательств?

- Надежда. Больше ничего. Ты понимаешь, что поставлено на карту для обеих сторон. Когда-то я хорошо знал тебя, Боудикка. Я надеюсь…нет верю, что ты желаешь мира больше, чем войны. Ради всех нас.

Она отпустила его запястье и коснулась его щеки.

- Слишком поздно, Макрон. Спасайся. Возьми свою семью и покинь Камулодунум. Покинь Британию и никогда не возвращайся. Если мы встретимся снова, боюсь, мы будем врагами. Я не хочу, чтобы твоя кровь была на моих руках.

Макрон оглянулся в сторону телег, опасаясь, что их бегство может быть замечено в любой момент.

- Удачи! - прошептал он. Затем он встал и направился к ближайшему пикету, кашляя на ходу.

Часовой повернулся.

- Кто там?

- Спроси, как надо! - прорычал Макрон.

- Кто сюда идет? Иди медленно вперёд и назовись.

- Центурион Макрон.

Он встал лицом к реке, и часовой повернулся к нему, подальше от камышей.

- Прохладная ночь, да?

- Да, господин.

- Как обстановка, есть о чем сообщить?

- Ничего. Тихо как в могиле, господин.

- Будем надеяться, что все так и останется. Я так понимаю, ты пропустил раздачу вина?

- Да, господин. К моему стыду. В такую ночь оно бы не помешало.

- Тогда тебе повезло. - Макрон перекинул ремешок бурдюка через голову и передал ему. - Здесь достаточно для тебя и других парней. Отнеси его следующему часовому и сделай глоток, прежде чем он передаст его дальше. Я прикрою тебя здесь до твоего возвращения.

- Слушаюсь, господин. Спасибо, господин. - Часовой взял бурдюк. - Я вернусь настолько быстро насколько смогу.

- Уж будь так добр. Я не хочу, на долго тут задерживаться, и отморозить свои яйца.

Часовой усмехнулся и поспешил прочь. Макрон с минуту смотрел ему вслед, а затем посмотрел в сторону реки. В течение нескольких ударов сердца не было видно никакого движения, затем он различил три темные фигуры на фоне камыша, пробирающиеся вдоль берега в противоположную сторону от лагеря. Мгновение спустя их поглотила ночь, и они исчезли.

Макрон провел рукой по голове и почесал затылок. Он поступил правильно, убеждал он себя. В данных обстоятельствах это должно было быть правильным. Но обстоятельства изменились, осознал он. Только время должно было показать правоту его действий.

*************

ГЛАВА ХХІ

Под конец весны погода заметно улучшилась, и армия Светония продвигалась вперед при ярком солнечном свете под рассеянными облаками. Изредка накрапывал дождь, но он не затягивался, и люди бодро маршировали вперед, от их влажной одежды исходили легкие струйки пара. После стычки у стены враг, казалось, растворился в воздухе. Хотя римская колонна находилась под постоянным наблюдением с возвышенности, больше не было попыток блокировать их продвижение. Небольшие отряды неприятеля совершали нападения на фуражиров, но их с легкостью отбивали, что наносило больше урона нападавшим, чем обороняющимся.

Конные патрули Восьмой Иллирийской скакали впереди, чтобы бросить вызов вражеским наблюдателям, но те каждый раз разворачивались и бежали, только чтобы появиться через час или около того на хребте дальше.

Почти все фермы и поселения, которые они встретили, были брошены, а животные уведены в горы. Запасы зерна были унесены или спрятаны, а все, что могло пригодиться наступающим римлянам, было сожжено или разрушено рядом с пустыми круглыми домами. Пропретор Светоний отдал приказ сметать врага с пути его легионов, поэтому круглые дома и любые другие постройки были сожжены, чтобы завершить разрушения на территории ордовиков. В нескольких случаях врага заставали врасплох до того, как он получал предупреждение, и армия получала скудные запасы продовольствия, а также горстку пленных. Но они представляли собой скудную добычу, и вскоре солдатам стало ясно, что в конце кампании добычи будет немного.      Катон ехал впереди вместе с Тубероном и его разведчиками, когда они увидели море. Хотя рана на его левой руке хорошо заживала, в мышцах все еще ощущались скованность и боль, и он был вынужден держать поводья в здоровой руке. Перед ними простирался длинный залив, с северной стороны которого возвышались горы, а с юга простиралась широкая равнинная местность с холмами. Здесь было несколько поселений и множество ферм, но Катон уже видел столбы дыма, поднимавшиеся среди них, когда группы крошечных фигурок и животных уходили к холмам. Отряд бриттов, насчитывающий несколько сотен человек, охранял конец залива, чуть более чем в полутора километрах ниже Катона и его конного отряда.

- Послать ли нам за остальной частью когорты, господин? - спросил Туберон. - Если мы сможем отогнать этих ребят в сторону, то среди этих стад можно будет неплохо разнообразить рацион.

Катон понимал искушение. Когорта мало чем могла дополнить свой рацион, несмотря на то, что шла в авангарде колонны Светония. За два дня до этого он уже отдал приказ сократить рацион людей на треть, то же самое касалось и корма для лошадей. Люди пока не жаловались, но они будут жаловаться, если в ближайшее время не смогут найти достаточно пищи, и Катон будет вынужден снова сократить их рацион. С основной частью армии дело обстояло еще хуже. В то утро им сократили паек до половины, и Светоний отдал приказ остановиться на следующий день, пока колонна снабжения из Вирокониума не догонит колонну.

«Это была знакомая проблема», - размышлял Катон, рассматривая вопрос своего подчиненного. Римские легионеры обычно получали походный паек на пять дней. После этого им полагалось еще два дня пайка, перевозимого на мулах, которые сопровождали их по местности, труднопроходимой для телег и тяжелых повозок колонн снабжения. В этот момент, если не было возможности жить за счет земли, они были вынуждены остановиться, пока не пополнят запасы продовольствия, в достаточном количестве для возможности продолжения наступления. А поскольку пути сообщения через враждебную территорию становились все длиннее, по пути следования армии приходилось строить форты и размещать в них гарнизоны для защиты запасов, от которых они зависели. Конечным результатом этого было то, что продвижение Светония должно было замедлиться, и у него будет все меньше людей, чтобы противостоять врагу, когда он, наконец, соизволит вступить в бой, что было необходимо, если он хотел удержать Рим от захвата острова Мона.

Он покачал головой.

- Нет. Но пошли человека к Галерию сказать, что мы разобьем лагерь здесь сегодня ночью. Это хорошее место – его легко оборонять, и отсюда видны все подходы. Тот же человек может дальше поехать к Светонию, чтобы сообщить ему, что мы достигли моря. Если сохранится хорошая погода, флот сможет высадить припасы в бухте. Это должно дать командующему повод для улыбки.

Туберон бросил на него понимающий взгляд. Штаб ежедневно посылал требования патрулям Катона найти запасы ордовикских припасов и захватить их, как будто провиант оставался в изобилии при отступлении ордовиков и его было легко найти. Он отсалютовал и повернул коня, чтобы поручить одному из людей передать сообщение.

Катон посмотрел вниз, на вражеские силы, удерживающие конец впадины. Их было слишком много, чтобы Восьмая когорта могла справиться с ними в одиночку, а главная колонна была слишком далеко позади, чтобы вызвать подкрепление до того, как ордовики ускользнут, прикрыв отступление своих людей и скота. Было мучительно видеть, как гонят животных, и не иметь возможности ничего с этим поделать.

Вечером, когда лагерь когорты был завершен, и поставлена первая стража, Катон оставил командовать Галерия и взял с собой небольшой конный эскорт, чтобы спуститься в долину в восьми километрах позади, где основная колонна разбивала лагерь. Уже почти стемнело, когда они достигли линии пикетов, протянувшейся вокруг огромной территории, огороженной рвом и дерновым валом, где тысячи солдат трудились с кирками и лопатами. Внутри длинные ряды палаток возводились их товарищами. На дальней стороне лагеря с трех сторон были расставлены обозные телеги, образуя гигантский загон для тягловых животных и лошадей двух конных когорт колонны. Линия кольев, связанных веревками, шла вдоль открытой поверхности загона.

По обычаю, штабные палатки были установлены первыми, в центре лагеря, и Катон приказал своему эскорту ждать его у главных ворот, пока он докладывал Светонию. Несколько офицеров стояли у палатки наместника, когда он подъехал и сошел с коня, передав поводья одному из легионеров.

Старший трибун Четырнадцатого легиона, Гай Массиний, кивнул в знак приветствия, пока Катон растирал спину и ягодицы, которые болели от еще одного дня в седле.

- Префект Катон, какие новости из авангарда?

Несколько лиц повернулись к нему, чтобы услышать его ответ. Катон увидел надежду в их лицах и решил, что будет полезно поднять им настроение, прежде чем поговорить со Светонием.

- Мы расположились лагерем не более чем в двух с половиной километрах от моря.

Было несколько улыбок и возбужденного ропота, прежде чем другой офицер спросил: - Есть какие-нибудь признаки наших кораблей?

- К тому времени, когда я покидал лагерь – нет, - замялся Катон, затем указал на палатку пропретора. - Прошу прощения.

Телохранители Светония быстро ввели его в шатер, и он оказался в обстановке, настолько роскошной, насколько это вообще было возможно во время кампании в Британии. Земля была покрыта деревянными досками, чтобы обеспечить настил над взрыхленной землей и грязью. Вдоль одной стороны стояла линия складных столов с табуретами, чтобы полководец мог проводить совещания со своими старшими офицерами. С другой стороны стояла большая кровать с набитым пухом матрасом, покрытым мягким мехом и толстыми одеялами. Рядом стоял маленький столик с серебряным умывальником и фужером. Диван с подушками и богато украшенная кованная жаровня дополняли дорожную роскошь наместника. Рядом с кушеткой стоял низкий столик, на котором на блюде лежало недоеденное блюдо из жареной свинины и хлеба с семечками, а также немного сыра и очищенное яблоко. Катон не мог не задаться вопросом, где в Британии в это время года можно достать свежие фрукты, и не были ли они доставлены из одной из южных провинций Империи.

Светоний стоял у стола и читал восковую табличку при свете масляной лампы. Он дружелюбно поздоровался с Катоном.

- Я был рад услышать, что мы достигли моря. Или, по крайней мере, ты. Завтра я также буду наслаждаться видом. Никаких признаков флота, я так понимаю?

- Нет, к тому времени, когда я покинул лагерь, господин.

- Полагаю, это было бы слишком нагло, чтобы просить Фортуну. Завтра мы зажжем сигнальные маяки. Если погода продержится, они доставят припасы через несколько дней. Тогда я смогу откормить парней и снова отправить их в поход. После этого пройдет не больше трех-четырех дней, как мы достигнем пролива между материком и Моной, а?

- Выглядит как отличный план, господин.

Светоний на мгновение нахмурился, но затем выражение его лица снова стало светлым

- Ну же, Катон. Мы продвинулись быстрее, чем ожидалось, и практически не встретили сопротивления.

- Это то, что меня немного беспокоит, господин.

- Объясни почему?

- Я уже сражался с ордовиками, как вы знаете. В прошлом они не пропускали нас вот так, на всем пути. Почти за каждый брод, горный перевал или лесную тропу шли бои.

- Но ты прошел через все это. Правда?

- Да, господин.

- Тогда, возможно, они усвоили урок с прошлого раза. Возможно, тот инцидент в первый день нашего похода в горы научил их бесполезности противостояния нам в бою. В конце концов, они отступали перед нами до самого моря. Я начинаю задаваться вопросом, не задумали ли они спрятаться в холмах и горах, пока мы не сдадимся и не повернем обратно в Вирокониум. Если так, то они ошибаются. Если они не хотят встретиться с нами в бою, мы построим форты, чтобы господствовать в низинах, и заморим их голодом, чтобы они подчинились. Так или иначе, они будут побеждены.

- Да, господин. Я надеюсь на это.

- Мне кажется, у тебя все еще есть сомнения. Говори свободно.

Катон сделал паузу, чтобы упорядочить свои мысли.

- Возможно, ордовики решили не рисковать с нами в бою. В этом случае они могли предпочесть выжидать, пока мы не выйдем из гор. Или они могут вернуться к стратегии, которой их научил Каратак, и нападут на наши линии снабжения и аванпосты. Мы не сможем быть везде, чтобы остановить их, господин. Мне приходят в голову две другие возможности. Во-первых, они могут планировать ловушку. Заманить нас на неблагоприятную почву, где наше более тяжелое снаряжение и превосходство в численности будут поставлены под угрозу. В этих горах полно болот и топей, где человек в тяжелых доспехах окажется в невыгодном положении. Во-вторых, возможно, они знают или догадываются, что ваша цель – оплот друидов на Моне, и решили расположиться там, чтобы защитить священные рощи. Нам почти удалось пробиться через пролив, когда Рим в последний раз посылал армию в эти горы. Полагаю, это настолько потрясло друидов, что они решили лучше подготовиться, если снова столкнутся с подобной опасностью.

- Если это то, что они задумали, тогда почему они не пытались задержать нас и выиграть как можно больше времени, пока оборона острова будет готова?

- Что, если они уже сделали это? Что, если они использовали годы, прошедшие с нашей последней попытки, для подготовки? Что если они приказали всем свободным воинам прибыть на Мону, чтобы занять эти оборонительные сооружения, и они находятся там в ожидании нашего прибытия? Это объясняет, почему мы не встретили никакого сопротивления с тех пор, как взяли стену.

- Зачем тогда тратить людей на защиту стены?

- Чтобы выиграть немного больше времени. Это заставило нас продвигаться вперед более осторожно, чем мы могли бы. Ордовики и друиды воспользовались бы возможностью запастись провизией и привести больше людей.

Светоний обдумал интерпретацию своего подчиненного, а затем улыбнулся.

- Очень хорошо. Если они собрали всех своих воинов в одном месте, это сэкономит нам время на их поиски. Мы сможем победить их одним махом. Возможно, враг оказал нам услугу.

- Сначала мы должны победить их, господин.

- Боги… ты же тот человек у которого амфора всегда на половину пуста, не так ли?

- Мне уже указывали на это раньше, господин. Я не могу побороть свою природную склонность говорить правду, как я ее вижу, своим командирам.

Наместник уставился на него.

- Что ж, честность для тебя это и к лучшему. Я предпочитаю, чтобы мои офицеры были правдивы, префект Катон. Мне не нравится, когда ведут игры в темноте коридоров. Это оказывает нервирующее воздействие на окружающих. Лучше иметь более решительный настрой. Как, например, прокуратор. Он в провинции всего несколько месяцев, а уже наводит порядок и получает доходы. Именно такое отношение мне нужно больше от моих офицеров, особенно от тебя, учитывая твою репутацию.

Катон тихо вскипел от обвинения в том, что он ведет теневые игры. Ему хотелось сказать, что человек, плетущий интриги, врядли заслужил бы уважение многих старших офицеров армии в Риме, но он сдержал свой гнев и промолчал.

Светоний продолжал терпеливым тоном.

- Старайся чаще смотреть на светлую сторону, Катон. Это творит чудеса для морального духа твоих людей, не говоря уже о перспективах твоего продвижения по службе. Оставь осторожные слова прорицателям и оракулам. Итак, есть ли что-нибудь еще для отчета?

- В ближайший день или около того я переведу своих людей на половинный паек, пока мы ждем поступления свежих припасов, господин.

- Очень хорошо. То же самое, что пришлось пережить основной колонне. Тем не менее, никто не будет голодать, когда припасы дойдут до нас.

Катон не мог не взглянуть на недоеденный обед своего командира и подумал, как приятно, должно быть, терпеть лишения наместника провинции.

- Теперь ты можешь позвать остальных, - продолжал Светоний. Будем надеяться, что тон остальных докладов моих офицеров будет более оптимистичным.

                              ******

На следующий день армия разбила лагерь на открытой местности рядом с заливом, и на утесе над мысом с первыми лучами солнца, до того как усилился утренний бриз, зажгли большой сигнальный огонь. В небо взвился густой столб белого дыма, и через час ему ответил другой, расположенный на много километров вдоль побережья к югу, где несколько кораблей из эскадры провинции причалили на ночь. Судна должны были вернуться на укрепленную базу снабжения в Леукаруме, чтобы вызвать ожидающие там грузовые корабли. За прошедшее время обоз догнал основные силы, а люди отдыхали и готовились к последнему подходу к Моне.

Однако конникам Восьмой Иллирийской когорты было не до покоя. Их запасы пополнялись из небольшого объема пайков последних неприкосновенных запасов, чтобы они могли продолжать выполнять свои обязанности. На этот раз им поручили провести разведку вплоть до пролива напротив Моны, где они должны были оценить оборону противника и доложить Светонию. Это было опасное задание, и Катон подозревал, что отчасти приказ был отдан для того, чтобы проверить его нервы.

Они следовали вдоль побережья на север до залива, где береговая линия поворачивала на запад, а затем направились через горы, держась северного направления. Как и прежде, ордовики держали их под наблюдением, разъезжая на своих лохматых лошадях по гребням, идущим параллельно направлению движения римлян. Никаких попыток напасть или даже преследовать небольшой конный отряд Катона не было, а рыбацкие поселения и холмы, мимо которых они проходили, были безлюдны, как и прежде. В первую ночь они разбили лагерь на косе у моря, которая соединялась с побережьем узкой, легко обороняемой полосой земли. На следующую ночь лагерь располагался в более сомнительном месте на холмах: на выступе скалы с обрывами и осыпями с трех сторон, к которому с единственной открытой стороны подходил крутой склон.

На третье утро они оказались в пределах видимости гораздо более сильного вражеского войска, которое не отставало от них на гребне справа, пока римляне пробирались по долинам, ведущим на север через горы. Через час езды Туберон остановился рядом с Катоном и указал на противоположный хребет.

- Их стало больше, господин.

Взглянув вверх, Катон увидел еще одну длинную колонну ордовикских воинов, преследовавших их. Более двухсот пеших бриттов.

- Каков ваш приказ, господин? - с волнением спросил Туберон.

- Мы продолжаем путь.

- Господин?

- Они же не напали на нас до сих пор. Похоже, они просто наблюдают за нами в данный момент.

- Что, если мы едем в ловушку?

Катон находил тревогу центуриона утомительной.

- Разница между тем, что происходит сейчас, и той ловушкой, в которую ты завел своих людей, в том, что на этот раз враги не пытаются скрываться. Если бы это была ловушка, я подозреваю, что они приготовили бы ее более изощренно.

Это было грубое замечание, но оно помогло пристыдить Туберона и заставить его держать рот на замке. Катон, со своей стороны, чувствовал напряжение от необходимости сохранять спокойствие, пока его люди следовали по постепенно поднимающейся тропе между двумя вражескими силами.

Сразу после полудня они приблизились к пологому уступу, где два хребта смыкались с обеих сторон, когда вражеские силы остановились и молча наблюдали за римлянами.

- Почему они не нападают? - Катон услышал, как один из ауксиллариев сказал недалеко позади него. Он повернулся в седле.

- Тишина в строю! Туберон, найди этого человека и отметь его имя. Он будет дежурить в латринах в течение месяца. Как и все остальные, кто будет говорить не по делу.

Пока центурион разбирался с этим человеком, Катон вновь обратил свое внимание на ордовиков. Это был резонный вопрос. Они имели явное преимущество в численности и находились на возвышенности. Зачем останавливаться и позволять римлянам продвинуться до самого гребня? Если ситуация была бы обратной, Катон атаковал бы с обоих флангов одновременно, прежде чем враг приблизился к вершине перевала. Затем ему пришло в голову, что ордовикские войска могли получить приказ не атаковать. Это казалось бессмысленным. Конечно, они должны знать, что Катон и его люди намного опережают остальную армию и не могут рассчитывать на помощь с той стороны? И все же они стояли и смотрели.

Когда земля выровнялась, он увидел, что с гребня открывается прекрасный вид на пейзаж, гораздо более мягкий, чем горы, через которые они ехали с рассвета предыдущего дня. Чуть дальше открывалась вся панорама, и Катон поднял руку. - Стоять!

Жестом подозвав Туберона, он рысью потрусил вперед, чтобы лучше видеть. Под ними находился пролив, отделявший Британию от острова Мона. Справа виднелось самое узкое место, где в прошлый раз армия пыталась форсировать переправу. В прошлом враг защищал только эту полосу берега острова. Теперь оборона тянулась по всей длине. Берег и мелководье были укреплены кольями, а за кольями находился почти сплошной ров и вал, нарушаемый лишь выступами скал и деревянными редутами. За оборонительными сооружениями располагались скопления маленьких хижин, сотни их тянулись среди расчищенной земли и рощ. В небо поднималось множество столбов дыма, а среди хижин виднелись тысячи людей и лошадей.

- Член Юпитера, - пробормотал Туберон. - Как, во имя Плутона, мы сможем пройти через эти Фермопилы?

Катону стало ясно, почему на них не напали. Враг хотел, чтобы они увидели их оборону. Чтобы они поняли, что никакая атака не сможет ее прорвать. Чтобы они были потрясены ее мощью и количеством защитников за валом.

Потрясены настолько, чтобы повернуть назад и оставить остров Мона в руках друидов и их ордовикских союзников.

Катон внимательно осмотрел оборону и лагерь противника, а затем повернулся к центуриону.

- Думаю, нам пора возвращаться. Мы должны сообщить полководцу, что обнаружили ордовикские силы. Все их силы.

*************

ГЛАВА XXII

- Это будет тяжелая битва, прежде чем мы сможем заявить о своей победе, - заявил Светоний.

Он стоял перед своими старшими офицерами, собравшимися на вершине холма с видом на пролив. Когда прилив сходил, илистые отмели простирались по всей береговой линии. Армия была сосредоточена на участке пониже вдоль берега, покрывая самый узкий участок, который тянулся почти на пять километров или около того, прежде чем расшириться на север и юг. Несколько римских военных кораблей стояли на якоре с каждой стороны как можно ближе к проливу для удобной навигации. К северу у берега стояли на якоре два грузовых корабля, занятых разгрузкой компонентов тяжелых армейских катапульт.

Легионеры под руководством инженеров Светония строили ряд хорошо укрепленных лагерей вдоль берега, соединенных частоколом и рвом, чтобы предотвратить любую попытку противника вырваться с острова. «Не то чтобы это было их намерением, но все же», - предположил Катон. Друиды и их союзники планировали эту битву годами. Они хотели, чтобы остров стал последней и величайшей из крепостей, с которыми до этого сталкивался захватчик, камнем, о который разобьются римские амбиции. Оборонительные сооружения, обращенные к проливу, действительно были грозными. И если защитники запаслись припасами, то они имели бы преимущество перед римской армией, которая должна была полагаться на коммуникации, растянувшиеся от Девы и Вирокониума. В случае, если в итоге осада превратилась бы в войну на истощение, то, вероятно, защитники должны были пережить тех, кто попытается уморить их голодом, чтобы они сдались. Таков был выбор, стоящий перед римским наместником: атаковать или отступить.

Еще одна вещь пришла в голову Катону. Чем дольше армия оставалась на месте, в тем более подвешенном положении оставались войска, удерживающие остальную часть провинции. Его мысли обратились к бедственному положению иценов и опасности снова спровоцировать их на вооруженное сопротивление. Боудикка и ее люди могли нанести серьезный ущерб римским интересам, а последствия этих действий могли посеять семена постоянной напряженности между Римом и иценами для грядущих поколений.

Тем временем Светоний позаимствовал витис из виноградной лозы у одного из центурионов и указывал им на особенно важные участки предстоящего поля боя. При этом Катон неловко вспомнил о том, как стоял недалеко от этого самого места, когда предыдущий командующий проводил аналогичный осмотр поле боя несколькими годами ранее. В том случае римляне не смогли взять Мону, сражаясь против меньшего количества защитников, находящихся за менее внушительными укреплениями.

- Как видите, враги вонзили заостренные колья до тридцати шагов в глубину всей линии обороны. Наши люди не могут перейти вброд, поэтому им придется высадиться на лодках в момент прилива, иначе они увязнут в грязи. Лодкам, в свою очередь, будет трудно проплывать среди вбитых кольев. Некоторые вполне могут получить пробоины, прежде чем они достигнут дальнего берега. Любые солдаты, которые высадятся, будут затем вынуждены преодолеть крутой подъем, прежде чем они наткнутся на ров. Как только они пересекут его, им будет необходимо штурмовать вал и частокол наверху, прежде чем они смогут вступить в непосредственный бой с врагом. Все это время они будут под шквалом стрел, свинца, копий и камней в момент сближения и продвижения на берегу. Откровенно говоря, о лобовой атаке не может быть и речи. Мы потеряли бы слишком много людей, и любой штурм выживших из первой волны будет разрозненным, и с ним будет легко справиться.

Светоний сделал паузу, чтобы дать осмыслить свою оценку, прежде чем продолжить.

- Было бы лучше, если бы мы атаковали с другого направления в дополнение к лобовой атаке. Это означает, что нам придется высадить еще одну штурмовую колонну в другом месте. Наша эскадра провела рекогносцировку остальной части побережья и обнаружила некоторое количество подходящих мест. Проблема состоит в том, что у нас есть только восемь боевых кораблей, каждый из которых может нести не более сотни человек, помимо экипажа, в противном случае они станут чересчур громоздкими и завязнут в прибрежном иле. Если мы их перегрузим, некоторые могут даже утонуть, что приведет к новым тяжелым потерям. Даже если предположить, что мы вытащим на берег восемьсот человек, почти наверняка они останутся без поддержки практически на целый день, пока военные корабли смогут вернуться, чтобы подвезти больше людей. Осмелюсь сказать, враг не станет сидеть сложа руки в течение всего этого времени. Они будут отслеживать корабли и обрушатся с превосходящими силами на любую штурмовую группу, которую мы высадим, уничтожив ее задолго до того, как первая волна на берегу будет усилена.

Наместник продолжил свой монолог. - Однако военный флот обнаружил две площадки для высадки на южном побережье Моны, немногим более восьми километров отсюда. Есть коса земли, очень узкая там, где она соединяется с главной частью острова, не более чем сто шагов в ширину, я полагаю. Достаточно тесно, чтобы обороняться, пока первая волна будет усилена. Рядом с этим выступом земли имеется что-то наподобие узкой бухты, простирающейся вглубь острова на три километра. Военные корабли не смогли высадить команды и разведать территорию в связи с наличием вражеских дозоров, но командир эскадры уверен, что они смогут подобраться достаточно близко к берегу, чтобы напрямую выгрузить людей. - Светоний хлопнул витисом по боковой стороне калиги, подытоживая свои умозаключения. - Если мы хотим избежать лобового штурма, то напрашивается высадка в другом месте, наш выбор ограничивается этой косой и заливом. Кто-нибудь желает что-нибудь сказать?

Катон уже продумал время такой высадки и рассчитал, что не более четырех или пяти десантных партий можно было обеспечить в течение одного дня. Таким образом, даже если бы ни один из боевых кораблей не столкнулся с трудностями, в день атаки на берег можно было высадить не более четырех тысяч человек. Не говоря о том, что возможно каждая волна будет уничтожена до того, как прибудет следующая. Он прочистил горло и поднял руку. Наместник посмотрел на него и слегка нахмурился.

- Что такое, префект Катон?

- Будет рискованно каждый раз высаживать наших людей в таком малом количестве, даже с учетом предполагаемой простоты защиты косы. Других боевых кораблей нет в нашем распоряжении в провинции?

- Ничего, что могло бы дойти до нас по крайней мере за месяц. Ближайшая доступная эскадра находится в Гесориакуме, на побережье Галлии.

- А грузовые суда? - спросил другой офицер. - Как только они вернутся со следующим грузом провианта и снаряжения?

- Они не очень хороши для нас. Слишком громоздки и слишком медленны. Они смогут высадить на берег только малое дополнительное количество людей и не сделают большой разницы. То же самое касается небольших складных лодок, которые доставила с собой вторая колонна. Они предназначены только для пересечения коротких участков относительно спокойной воды. Если их накроет даже небольшая волна, они утонут вместе с людьми на борту. Так что, я рассмотрел все доступные нам варианты и две атаки с двух направлений дадут нам наилучшие шансы на успех. Первым будет лобовой штурм. Мы устроим из этого большое представление. Сильный обстрел из наших баллист и катапульт с применением зажигательных средств до того, как лодки высадят десант из первой волны. Если повезет, внимание врага будет полностью приковано к нему, пока в это время второй десант будет высаживаться на южном побережье.

Катон почувствовал свинцовое отчаяние внизу живота от заявления полководца. Если будет стоять хорошая погода и достаточно долго – а она прежде всего должна была понадобиться самим римлянам для преодоления как пролива, так и высадки второй штурмовой группы – врагу будет также легко заметить уловку и перебросить свои силы, чтобы справиться с высадкой на своем фланге. Чтобы у десанта был хоть какой-то шанс закрепиться, требовалось высадить на берег больше людей и гораздо быстрее, чем планировалось до сих пор. Катон перебрал еще раз имеющиеся в наличии ресурсы, доступные для работы, и понял, что может быть еще один способ дать морским силам больше шансов.

- Возможно, мы могли бы усилить первоначальные высаживающиеся волны быстрее, - сказал он.

- Если у тебя есть полезное предложение, префект, то я уверен, что мы все были бы рады его услышать.

- А если бы часть подкрепления погрузить на транспортные корабли, которые могли бы сопровождать боевую эскадру хотя бы до устья бухты? Как только первая волна высадится, военные корабли смогут вернуться к грузовым, чтобы подобрать следующую волну, а не возвращаться на материк за остальными людьми. Затем пустые транспортные суда могли бы вернуться и подобрать больше людей, чтобы присоединить их к тем, кто уже будет на острове. Что-то вроде цепочной системы, господин. Сколько человек мы можем посадить на грузовой корабль? Сотню? Сто пятьдесят, может быть. Я насчитал не менее двадцати судов, когда они доставили последнюю партию припасов и тяжелые катапульты. Таким образом, мы смогли бы высадить на берег четыре тысячи человек за сравнительно короткий промежуток времени.

Светоний на мгновение замолчал. - Я не уверен, насколько легко будет пересадить людей между кораблями посреди морских волн. И сколько времени это займет.

Катон понял его точку зрения.  Перемещение людей между кораблями в море с использованием лестниц и пандусов делалось редко, да и то в спокойных водах.  Но он уже обдумал другой способ выполнения задачи.

- Мы можем использовать кормовые сети, наместник.

- Кормовые сети?

- Для лошадей, господин.

- Я прекрасно знаю, для чего эти долбанные сети! Я просто не понимаю, чем это может помочь нам.

- Господин, если мы прикрепим их к бортам грузовых кораблей и развернем их вплоть до палуб боевых судов, люди смогут спускаться прямо по ним. Это самый быстрый и простой способ.

- Кажется, ты уже все обдумал, префект Катон, но я хочу увидеть, как это сработает, прежде чем мы попытаемся что-нибудь сделать во время боя. Я составлю приказ командиру эскадры, чтобы он обеспечил тебе все, что нужно, чтобы проверить твою идею.

******

Уже смеркалось, когда два корабля встали на якорь борт к борту в небольшой бухте за проливом, где мыс скрывал суда от каких-либо любопытных наблюдателей на Моне. Центурия Галерия переправлялась на транспортный корабль на разборных лодках, предназначенных для штурма острова через отмель. Военное судно, одна из бирем эскадры, приписанной к провинции Британия, было пришвартовано бортом, привязанное тросами на носу и корме. Наблюдалось небольшое волнение на море, из-за которого судно двигалось неравномерно, и секции из плетеного каната активно заколыхались между двумя корпусами, когда волна столкнула их друг с другом.

Катон был на борту грузового корабля и руководил инженерами, пока они закрепляли железные крюки в поручнях борта корабля, а затем подвешивали к крюкам распущенные кормовые сети. Другая часть инженеров закрепляла крюки на палубе биремы, где другой конец сетей был прикреплен, чтобы дать наклонный спуск. Когда первая из них была готова, он взял щит одного из ауксиллариев и перекинул ногу через борт транспортного судна, вытягивая ступню, чтобы нащупать один из длинных канатов, идущих почти горизонтально морской глади. Он заметил удивленные взгляды Галерия и его людей, но он не хотел посылать своих парней, чтобы проверить свою же идею. Ему нужно было понять лично насколько сложным будет этот маневр, прежде чем он решит, осуществим ли он для большого количества людей. Он нашел опору и перекинул другую ногу через борт, затем дотянулся до следующей секции сети для следующего шага вниз. Веревки провисли под его тяжестью, и идти было тяжелее, чем он представлял ранее. Внезапно бирема дернулась вверх, и между двумя суднами образовалась щель, так что он смотрел вниз прямо на открытую воду. Катон отчаянно ухватился еще крепче свободной рукой, пока волна не прошла, затем продолжил спуск, пока не достиг твердой палубы военного корабля.

Опустив щит, он позвал Галерия.

- Центурион, мы будем пробовать по одному контубернию за раз. Отправь первых восемь человек к сети.

Галерий рявкнул приказ, и первые ауксилларии начали карабкаться через борт, замирая, когда кормовые сети натягивались и провисали, а море бурлило под ними. Катон понимал их нервозность, которую он разделил лишь минуту назад, но он также и продемонстрировал, что это может быть сделано.

- Не стойте там, словно свиные ляжки в мясной лавке! - вскричал Галерий. - Пошевеливайтесь!

Люди начали спускаться вниз, одни устойчивее и быстрее других – пара ауксиллариев добралась вниз, достигнув палубы биремы. Катон ожидал, что их доверие к устойчивости будет расти с большей практикой и отдал приказ спускаться следующему контубернию. Процесс шел медленно, и несколько людей столкнулось с трудностями, запутавшись в сетке или потеряв равновесие, кувыркаясь по сетке на палубу. Все это время матросы и морские пехотинцы наблюдали за неуклюжими потугами своих армейских товарищей с весельем. Когда последний из них спустился на палубу, настала очередь Галерия, и Катон был слегка раздражен, увидев, что он прошел путь куда проще и увереннее, чем это ранее сделал его командир.

Центурион встал на кормовой палубе биремы и обратился к центурии. - Это было нелепо. Если это так вы справляетесь с работой в защищенной бухте, тогда только боги знают, как вы справитесь, когда мы выступим в бой против врага в открытом море. Я хочу, чтобы каждый из вас был в этой сетке, как долбанная обезьяна на ветке, прежде чем мы отправимся на битву. Сейчас мы все вернемся к грузовому кораблю, и повторим это снова, контуберний за контубернием. И мы будем продолжать делать это, пока вы не сделаете все правильно. Начали!

К тому времени, когда Катон отдал приказ о прекращении учений, свет почти померк. Галерий вернул своих людей на берег и отвел их обратно в лагерь. Он провел последнюю проверку состояния сетей и крюков, которые удерживали их на месте, прежде чем повернуться к триерарху биремы. - Убери это на ночь.

- Да, господин.

- Я хочу, чтобы они были установлены с первыми лучами солнца, когда мы продолжим учения.

Одна из складных лодок вернулась, чтобы забрать его, и он направился обратно вдоль берега в темноте к мерцающим огням лагерных костров. Когда он достиг штаба, он попросил разрешения увидеть Светония. Его заставили ждать до конца первой стражи перед тем, как его допустили в палатку полководца. Не было дежурных приветствий. Светоний повернулся, когда его раб расстегнул стяжки его кожаного доспеха. - Хорошо прошло?

- Это можно сделать, господин. Парням понадобилось несколько попыток, чтобы побороть нервы и привыкнуть к этому, но я могу обучить тех, кого отправят во фланговую атаку. Дайте мне еще три биремы и транспортники, и я смогу подготовить их через три дня.

Раб снял кирасу и попятился, когда Светоний потянулся за чашей с вином.

- Ты уже начал их тренировать.

       - Господин?

- Я имею в виду твоих людей. Поскольку они доказали, что это возможно, ты можешь тренировать остальную часть своей вспомогательной когорты. Восьмая Иллирийская будет первой волной на берегу, когда начнется атака. Твой конный контингент оставит здесь своих лошадей и будет сражаться в пешем строю. Восемьсот человек. Будем надеяться, что этого будет достаточно, чтобы закрепиться на плацдарме на Моне, через который мы сможем переправить остальные подразделения, необходимые для того, чтобы изменить ход боя в нашу пользу, когда фланговые силы обрушатся на тыл врага. Если все пойдет хорошо, мы сокрушим их между двумя штурмующими силами. Завтра ты получишь свои письменные приказы. А тем временем, я даю тебе общее командование фланговой операцией. Ты можешь выбрать подразделения из вспомогательных контингентов. Я оставлю легионеров для лобовой атаки. Тактические решения за тобой, поскольку я подозреваю, что у тебя уже есть план.

- Да, господин.

- Ты можешь сообщить мне детали, когда все хорошо обдумаешь. Будем надеяться, что это сработает, и ты воплотишь план в жизнь.

- Надеяться, что это сработает, наместник? - Катон лукаво взглянул на своего командира, чтобы проверить его чувство самоуничижения.

Светоний какое-то время смотрел на него без всякого выражения, затем все же улыбнулся. - Твоя осторожность заразительна. Хорошо, ты высказал свою точку зрения. План сработает. Он должен. Свободен.

******

На следующий день погода изменилась, с моря налетели темные тучи и проливной дождь. Подготовка к атаке продолжалась независимо от условий. Метательные механизмы располагались настолько далеко впереди, насколько позволяла линия прилива, вдоль берега, защищенные прочными земляными укреплениями на случай, если противник решит рискнуть совершить вылазку через пролив для уничтожения катапульт и баллист и не дать им разрушить оборону острова.

Под проливным дождем Катон продолжал тренировать Восьмую Иллирийскую когорту, используя сетки для перемещения с корабля на корабль, а также обучать их быстрой высадке с военных судов, по достижении берега. Как только он был удовлетворен их подготовкой, он переходил к каждой из остальных четырех вспомогательных когорт, которые Светоний отдал под его командование, пока не убедился, что и они готовы к поставленной перед ними задаче.

Он выбрал лучшие из других когорт: Десятую Галльскую, чтобы они сопровождали Восьмую в первой волне, а остальные погрузились на грузовые транспорты или выстроились на берегу, готовые к погрузке на вернувшиеся пустые суда по их возвращении к побережью. Десятой Галльской командовал префект Трасилл, надежный ветеран, к которому Катон проникся глубоким уважением в ходе начавшейся кампании. Его просьба о том, чтобы два корабля несли баллисты для поддержки высадки, была одобрена Светонием. Теперь оставалось дождаться, когда погода улучшится достаточно, чтобы высадка могла быть предпринята одновременно с началом лобовой атаки через отмель.

После четырех дней дождя и ветров условия стали достаточно умеренными для следующего конвоя с припасами, прибывшими по морю, который также привез с собой последнюю партию складных лодок, которые должны были использоваться для перевозки легионеров через пролив. Пустые грузовые суда и биремы были вытянуты на берег в бухте, где Катон обучал своих людей для атаки, поставив сети и баллисты. Катон прошелся по своему плану высадки, порядку подразделений на каждую волну и порядку отхода, если таковой будет необходим.

Было много причин, по которым план мог пойти не так, и главная из них заключалась в том, что они могли столкнуться с превосходящими силами противника в том месте, где римляне стремились установить надежный плацдарм для получения необходимых подкреплений для фланговой атаки.

По многолетнему опыту Катон знал, как часто идеальные планы шли наперекосяк в момент контакта с врагом, но его план может рухнуть еще до того, как они столкнутся лицом к лицу с ордовиками. Внезапный шквал мог рассеять корабли или разбить их.

Армия стояла на позициях почти двадцать дней, когда Светоний призвал своих офицеров в штаб, чтобы сообщить, что штурм Моны состоится через два дня. Небо было ясным, а море спокойным. Прилив был бы самым высоким в середине дня, и основной штурм должен был совпасть с ним.

- Баллисты и катапульты начнут стрелять с рассветом, - пояснил командующий. - Мы накопили достаточный запас стрел и камней на целый день.  К обстрелу добавятся зажигательные заряды, которые помогут сломить боевой дух врага так же, как и любой пожар, который они смогут спровоцировать. Я еще не сталкивался с кельтами, у которых не было бы непропорционального страха перед зажигательными снарядами.

Офицеры заулыбались, послышались смешки. Несмотря на весь устрашающий вид пылающего пучка, сопровождаемого дымом и дугой в небе, по крайней мере, это было четко заметно в небе, и его легко было избежать. Большая опасность исходила от размытой траектории маленьких стрел с железными наконечниками из баллист или камней, брошенных катапультами, которые было легко пропустить среди всего лихорадочной суеты на поле боя, в том числе усиленной дымом в небе.

- Как только начнется прилив, начнется и штурм. Первые подразделения, отправленные через пролив, будут оснащены лестницами и попытаются взобраться на частокол и занять врага, пока остальные будут высаживаться через пролив в последующих волнах. Если все пойдет хорошо, весь Четырнадцатый легион будет по ту сторону пролива ближе к вечеру, а другие когорты легионеров останутся на материке в качестве резерва.

Светоний продолжил. - Захватить любой плацдарм вдоль линии обороны противника будет трудно, и они смогут превзойти нас числом и сокрушить наших людей в любой момент, пока мы будем штурмовать вал. Ключ к нашей победе в том, если мы сможем взять их с фланга и тыла одновременно с лобовой атакой. Вот где в дело вступают силы префекта Катона. Он будет командовать большей частью наших вспомогательных войск, а также морскими пехотинцами с эскадры. Не будет большим преувеличением сказать, что победа завтрашнего дня будет зависеть от успеха морского десанта во фланг противника. Так что не подведи нас, Катон, или мы можем вычеркнуть тебя из списков офицерской столовой.

Снова раздался приглушенный смех, и Катон улыбнулся, даже чувствуя тяжесть ответственности, которая ложится более тяжелым бременем на его плечи. Когда он это почувствовал, он не мог не поддаться новым сомнениям относительно своего плана и той роли, которую он будет играть, даже если он ранее обдумывал все мыслимые непредвиденные обстоятельства, и как с ними можно было бы справиться. «План был хорош», подтвердил он себе насильно.

- Как только основная часть сил префекта Катона окажется на берегу, он двинется на северо-восток, чтобы напасть на фланг и тыл врага. Его люди затрубят в свои буцины, как только начнется их атака, и это станет сигналом к ​​окончательной лобовой атаке, чтобы пойти на общий штурм.

- Но разве у ордовиков не будет наблюдателей за побережьем, господин? - спросил один из легионных трибунов.

- Они были бы дураками, если бы не сделали этого. Осмелюсь предположить, что у них также будут резервные подвижные силы, готовые противостоять любой высадке. Но они не могут быть везде одновременно и не смогут среагировать, пока их разведчики не заметят наши корабли и не доложат. Я использую несколько грузовых кораблей, чтобы обойти север острова и, надеюсь, отвлечь врага в то же время, пока люди Катона высадятся на южном берегу. Кстати говоря, я внес некоторые уточнения в роль твоих сил, префект. Я решил, что ты начнешь высадку с первыми лучами солнца. Таким образом, ты не будешь обнаружен до последнего момента, и мы сможем застать врага врасплох.

Катон выпрямился на стуле. Это не входило в его планы.  Он недолго рассматривал этот вариант и, в итоге, исключил возможность прибытия на позиции под покровом темноты. Это было однако сопряжено со многими рисками, главным из которых было нежелание любого моряка плыть ночью, если только он не был знаком с водами и было мало шансов на столкновение или посадки на мель. Решение Светония требовало дополнительного планирования, а времени уже было мало. Пока командующий завершал брифинг, Катон уже обдумывал, как лучше всего добиться подхода к правильному месту высадки ночью, а также проследить за тем, чтобы корабли под его командованием не потеряли друг друга во тьме. Ночной марш и атака на рассвете были достаточно трудны для осуществления даже на суше. Подобная же операция в море была почти неслыханной.

Когда другие офицеры начали покидать штабную палатку, Светоний подошел к нему с извиняющимся выражением на лице. - Я полагаю, ты не слишком доволен тем, что я передвинул время твоей атаки.

- Что-то в этом роде, господин, да.

Полководец улыбнулся. - Я бы чувствовал то же самое на твоем месте. Дело в том, что мы не можем рисковать оповещением противника о твоем присутствии, чтобы у него было достаточно времени, чтобы направить необходимые силы для блокирования твоей атаки. Ты должен обрушиться на них, как удар молнии, если план сработает.

- Я понимаю это, господин. Но я никогда раньше не пробовал ничего подобного.

- Всегда бывает в первый раз, префект Катон. Считай это обучением на рабочем месте, - слабо пошутил он. - Если ты добьешься успеха, Рим никогда не забудет твое достижение. Если ты потерпишь неудачу, то мы все потерпим неудачу, и это будет моя голова, которую будет требовать толпа.

*************

ГЛАВА ХХІІІ

Над поверхностью моря, которое казалось гладким, почти стеклянным, лежал слабый туман. Катон стоял на носу второй биремы в линии судов под приспущенными парусами. Колонну кораблей возглавляла одна из бирем, оснащенных катапультами и баллистами для поддержки кораблей десанта. От бухты, где погружался отряд вторжения, до косы, выходящей на основную землю острова Мона было не более шестнадцати километров, и первая бирема уже вышла в открытое море только что после полуночи. Экранированный фонарь, свисавший с кормового поста, вел второе судно к цели, и каждый корабль по очереди следовал за фонарем впереди идущего, пока они выскальзывали из защищенных бухтой вод.

Накатывающая с океана длинная волна с глухим ритмом набрасывалась на скалы побережья, раздающиеся же в результате этого шум и шипение, заставляли нервничать «сухопутных» римлян, не имевших опыта оценки расстояния от звука. Для ушей Катона это было неестественно громко, и он испугался, что корабль держит курс слишком близко к мысу в конце залива. Однако они вышли в открытое море без происшествий, и рулевой выровнял курс, так что они продолжили движение прямо позади головного корабля. За ними одна за другой проплыли остальные биремы, а затем и грузовые суда с отрядами второй волны высадки на борту. Командир Десятой Галльской когорты, префект Трасилл, был ветераном, завоевавшим уважение Катона в ходе кампании. Катон повернулся, чтобы посмотреть вдоль палубы, и увидел сбившиеся в кучу фигуры своих людей. Они сидели вместе вдоль средней линии палубы, чтобы сделать балансировку небольшого военного корабля как можно более ровной. Их щиты лежали близко к их ногам, чтобы экипаж мог свободно перемещаться по судну. Морские пехотинцы расположились на баке и на корме, и даже Катон чувствовал, как вяло реагировал корабль с почти сотней дополнительных людей на борту. В нормальных условиях биремы были легкими и очень маневренными судами, способными к быстрому развороту на скорости под веслами и набору удобного темпа движения под парусами. Но теперь, с необходимостью действовать осторожно и тихо в темноте, весла покоились внутри корабля, и гребцы, многие из которых были рабами, молча сидели на своих скамьях под палубой.

Наварх, командующий кораблем, прошипел приказ, и человек на носу бросил свое свинцовое грузило как можно дальше впереди военного корабля для того, чтобы линь закончился, пока грузило не ударится о морское дно и трос не провиснет. Когда корабль заскользил мимо троса, он ухватил его другой рукой и начал быстро наматывать, закручивая в катушку и считая количество меток. - Более двадцати метров, наварх.

- Очень хорошо. - Капитан судна с облегчением кивнул. - Держи глаза и уши открытыми. Любое странное явление или шум прибоя – беги на корму и доложи мне. - Он подошел к Катону и отсалютовал. - Все хорошо, префект. Хотя, должен сказать, меня это совсем не устраивает.

- Не думаю, что кого-то из нас все это устраивает.

- Да. Если бы я мог достать проклятого дурака, который выдумал этот план.

Катон хотел было признаться, но потом понял, что наварху совсем не нужны новые переживания по поводу того, что он только что мог оскорбить своего командира в дополнение к необходимости вести свой корабль сквозь предрассветную тьму. Он говорил тихо, как и приказал Катон всем тем, кто был на борту кораблей. Он знал, как хорошо звук разносился по воде, и не хотел тревожить ни одного вражеского часового на Моне, который в данный момент нес караул и вглядывался в подходы к острову.

Наварх отошел в сторону и посмотрел на рваный туман. - Мне не нравится вид моря.

- Выглядит достаточно спокойно.

- Я уже видел подобное раньше. Всегда накануне, как разразится буря. Сегодня вечером, возможно, завтра утром. Ты увидишь.

- Лишь бы она не дошла до нас до того, как мои люди сойдут на берег, - сказал Катон.

- Ага, ну… - Наварх сплюнул на палубу – обычная привычка, которая выводила Катона из себя с тех пор, как он поднялся на борт. - Я буду у форштевня, префект.

Катон кивнул, желая избавиться от этого человека. Пока наварх спускался по палубе, Катон подошел к бортику корабля. Рострум корабля неуклонно поднимался, а затем опускался, когда гребень волны проходил под килем. В одно мгновение волна тошноты скрутила его желудок, а горло сжалось, пока он боролся с позывами рвоты. Некоторые из его парней, однако, не смогли удержаться и бросались в сторону блевать, свесив головы за борт, крепко обхватив перила.

«К концу дня будет много пустых желудков», размышлял Катон. Они не взяли с собой пайков, только воду во флягах. Они будут есть вместе с остальной армией в конце дня при условии, что штурм увенчается успехом, и противник потерпит поражение. В противном случае…», он мрачно улыбнулся про себя. Бессмысленно было об этом задумываться. Лучше сосредоточить свое внимание на том, что ему предстояло вновь вести своих людей в бой. Он и его ауксилларии должны победить врага или умереть при попытке.

Несмотря на то, что он строил планы отступления, он знал, что отступление с плацдарма было даже более опасным, чем первая высадка. Он попытается прибегнуть к этому лишь в последнюю очередь.

Ночные часы тянулись медленно. Иногда Катон различал третью бирему, а один раз военный корабль, следующий позади нее, когда он подошел слишком близко и был вынужден вытравить немного ветра с гротового паруса, прежде чем он снова исчез из поля зрения. Как подсчитал наварх, они были почти напротив прибрежной косы. Он еще больше уменьшил паруса, и следующая за ним бирема последовала его примеру, так что стала едва продвигаться вперед. За кормой Катону показалось, что он видит едва заметный силуэт с востока. А мгновением позже он был уверен, что может различить линию гор на основной земле; затем подробности такелажа третьего корабля, а вскоре и того, что следовал позади.

Забравшись на полубак, он протиснулся мимо морских пехотинцев и посмотрел на правый борт. С большой уверенностью, он мог сказать, что видит ряд низких холмов на Моне. Пришло время изменить курс на остров. Он направился к кормовой палубе, где рядом с рулевым стоял наварх.

- Пора, - объявил Катон.

Наварх кивнул и отдал приказ изменить курс. Бирема медленно поворачивалась, пока нос ее был на одной линии с далекими холмами, и матросы регулировали угол грота, так что корабль слегка накренился по ветру, что еще больше расстроило желудок Катона. Он сжал челюсть и старался казаться невозмутимым. Позади них следующая бирема достигла того места, где военный корабль развернулся и тоже направился к острову.

- Что, во имя Плутона, он задумал?

Катон обернулся и увидел, что судно с метательными механизмами уходит дальше в море.

- Ублюдок не следит за нами, - проворчал наварх. - Повернись, гарпии тебя забери…

Катон смотрел, как слабый огонек фонарной лампы растворяется во тьме, его желудок сжался. Первая и третья биремы несли группы баллист, предназначенных для прикрытия десанта с обеих сторон косы. Теперь одна из них неуклонно исчезала в предрассветном сумраке.

- Теперь ты можешь побольше наполнить паруса, - сказал он. Скоро будет достаточно света, чтобы враг увидел наше приближение. Нам нужно начать высадку людей как можно скорее.

- Да, господин. - Наварх отдал приказ так громко, как только осмелился. Его команда двинулась к канатам, и пока тот вел счет, другие выпустили большую часть паруса из того места, где он висел в выпуклостях вдоль лонжерона. Палуба накренилась еще больше, и Катону пришлось подтянуть калиги так, чтобы он стоял против резкого угла крена биремы, когда она рванулась вперед с шипением брызг вдоль бортов судна.

Вскоре стало достаточно света, чтобы разглядеть некоторые детали на берегу, и наварх внимательно осмотрел береговую линию в поисках ориентиров, которые могли бы привести его к косе. Он подошел к швартовым тросам в центре корабля и забрался почти на высоту «вороньего гнезда». Через мгновение, он указал на группу холмов справа.

- Мы зашли слишком далеко на запад. Рулевой, держи курс на холмы. Он держал руку вытянутой пока рострум не выровнялся по одной линии с ними. - Фиксируй!  Держать устойчивый курс!

Когда наварх вернулся на палубу, Катон заметил, что свет распространяется по палубе, а восточный горизонт и очертания гор стали теперь куда четче. Бирема поднялась на гребень волны, и он увидел косу земли не более чем в трех километрах от него. Любой, кто смотрит в море обязательно уже должен был заметить линию кораблей, приближающихся к берегу. Если тревога уже была поднята, то это обещало стать гонкой, чтобы увидеть, кто первым достигнет места высадки.

Некоторые из ауксиллариев встали и подошли к бортикам, когда поняли, что они уже близко от острова.

- На что вы так таращитесь? - сердито выкрикнул Галерий. - Никогда раньше не видели моря? Тащите ваши долбанные задницы в центр корабля, пока я не выбросил вас за борт, чтобы вы смогли рассмотреть его поближе. А ну живо все вернулись на свои места!

Ауксилларии поспешили вернуться на свои позиции, за исключением одного юноши, которого начало рвать, и он больше не заботился ни о чем, кроме ужасной тошноты, охватившей его.

Катон почувствовал, как его желудок сжался от сочувствия. Галерий подбежал и проревел парню в ухо.

- Что это ты тут устроил? Опустошаешь свои кишки по всему борту этого прекрасного военного корабля и показываешь нас в неприглядном свете перед этими морскими пехотинцами? Этого не будет. Возвращайся на свое место и держи рот на замке. Выблюешь еще что-то хоть раз, и я, клянусь Плутоном, заставлю тебя вылизать все это дочиста!

Ауксилларий, пошатываясь, вернулся на свое место на палубе и тяжело рухнул на поверхность, надувая щеки время от времени. Несмотря на то, что им было запрещено перемещаться с отведенных им мест, римлянам было любопытно разглядеть приближающуюся береговую линию, и они вытягивали шеи, пытаясь узнать, что их ждет там, за бортиком корабля. Катон пошел вперед и встал над рострумом, держась за канат, внимательноосматривая береговую линию. Он смог разглядеть леса и фермерские угодья за берегом, а также небольшую группу круглых домов на вершине холма недалеко от береговой линии. Дым вился из самого большого строения с конической крышей. Вскоре после этого он уже мог различить крупный рогатый скот в загоне и несколько коз или овец, которые усеивали возвышенность недалеко от них.

- Соблюдать осторожность! - скомандовал наварх человеку на вершине мачты. - Следить за прибоем!

- Да, наварх! - Матрос наклонился вперед в своей корзине и огляделся. Катон разглядел людей возле дорожной развилки, затем один из них сел на лошадь и пустил ее в галоп, несясь в направлении неприятельской армии, стоявшей лагерем на северо-западном берегу. Это зрелище усилило его чувство безотлагательности штурма, и он повернулся к палубе. - Нас только что заметили! Нам нужно ускориться!

Наварх поспешил вперед. - Префект, ветер посвежел. Если мы выпустим больше парусов, может возникнуть опасность того, что мы можем опрокинуться, если будет сильный порыв ветра. Этот корабль не предназначен для быстрого плавания по ветру.

Катон увидел, что угол наклона палубы увеличился, и указал на ауксиллариев. - Их нужно переместить на подветренную сторону. Это поможет.

Наварх открыл было рот, чтобы возразить, но увидел выражение неумолимого намерения на лице префекта и вместо этого кивнул. Вернувшись на главную палубу, он приложил руку ко рту. - Все пехотинцы, включая команду корабля, переместиться на левый борт судна! - Были взгляды замешательства, прежде чем он покачал головой и снова призвал к действию. - Левый! Левый! Вон там, Дисовы дети!

Каждый отряд перемещался по очереди, и палуба заметно выравнивалась. В то же время моряки выпустили остаток паруса. Он наполнился глухим шлепком, и военный корабль двинулся дальше, посылая нерегулярные брызги брызг на носовую палубу. Катон увидел группу фигур, сгрудившихся у далеких хижин, когда солнце начало подниматься над горами, и у фигур начали то тут, то там поблескивать наконечники копий или шлемы.

Он повернулся и посмотрел назад. Остальные корабли начали отставать. Возникло тревожное ощущение, что они затянут с промедлением, прежде чем он увидел, что ближайшее к нему судно подняло больше парусов, а затем и остальные последовали его примеру. Далее к морю, парус первой биремы вздрогнул, затем изменил свое положение, в тот момент, когда ее триерарх осознал свою ошибку и начал поворачивать в сторону. Однако слишком поздно, чтобы как-то повлиять на направление к месту первоначальной высадки вовремя.

- Там на палубе! - дозорный в «вороньем гнезде» крикнул вниз. - Волны разбиваются впереди!

Мгновение спустя в пятистах метрах впереди, там, где море разбивалось, раздался взрыв брызг над едва затопленными скалами неподалеку от окончания косы. Наварх отдал приказ рулевому, и бирема изменила курс, чтобы обойти их стороной. Теперь, когда был день, и они были ближе к острову, Катон мог видеть, что берег косы усыпан маленькими пляжами из песка и гальки, среди которых виднелись пучки травы и другой чахлой растительности. Он подошел к капитану и указал на самый большой из пляжей, на две трети пути вглубь к острову по косе.

- Высади нас там.

- Я думал, план состоит в том, чтобы высадиться как можно ближе к окончанию косы, префект.

- Нас заметили, и мы потеряли одну плавучую метательную батарею. Нам нужно сойти на берег и выстроиться до того, как враг доберется до нас. Я хочу, чтобы мы были на том пляже. Это понятно?

- Да, господин.

Когда бирема пронеслась мимо конца косы, вражеские хижины уже не были видны за ее пределами из-за некоторого уклона вверх ее поверхности, бегущей по середине тонкой полоски земли. Катон посмотрел на море и отметил, что поверхность покрылась некоторой рябью. По крайней мере, этот юго-западный ветер не будет препятствовать проходу к Моне и обратно, когда оставшиеся когорты будут подобраны для усиления первой волны десанта на острове.

В километре от берега наварх приказал убрать паруса и выпустить весла. Под палубой раздался громкий грохот дерева, когда продолговатые лопасти и обветренные кожухи-гнезда выдвигались из бортов и замирали над поверхностью воды, чтобы предотвратить любое сопротивление инерции движения. Как и у всех военных кораблей, действовавших в бурных водах у берегов Галлии, нижняя линия портов для весел была закрыта, и бирема приводилась в движение лишь одним рядом весел с каждой стороны.

Прозвучал барабан, и весла выровнялись и встали на изготовку. Второй удар привел их в дружное движение. Когда лопасти вонзились в воду, прозвучал еще один удар для тяги и дальнейшего поддержания темпа. Так продолжалось в ритме, который вызывал легкую дрожь палубы под ногами с каждым ударом. Матросы вытянули гротовый парус, закрепили шкоты и прочие канаты страховочными штифтами, чтобы команда не спотыкалась о них во время боя.

Десанту и морским пехотинцам было приказано вернуться на середину палубы, когда бирема начала поворачиваться в сторону пляжа.

- Построиться! - приказал Галерий, и они подняли щиты и встали в сомкнутый строй по центру корабля.

Морские пехотинцы отвязали посадочные рампы и перенесли их вперед, а также открыли небольшие ворота в бортике по обе стороны от носовых поручней. Они пробежали по узким пандусам на небольшое расстояние и стали ждать дальнейших приказов. Катон посмотрел вниз. Вода была достаточно прозрачной, чтобы разглядеть темные и светлые пятна на дне небольшой бухты перед пляжем.

Следующая бирема тоже убрала паруса и шла на веслах прямо вдоль косы, приближаясь к окончанию косы в соответствии с первоначальными приказами. У Катона возник момент самокритики за то, что он не учел возможность высадки дальше по косе, но утешил себя мыслью, что плавучая метательная батарея сможет беспокоить и расстраивать боевой дух любых вражеских воинов до того, как они доберутся до его людей.

Бирема мчалась к берегу, и когда они были уже в пятидесяти шагах, наварх рявкнул: - Суши весла! Готовься к столкновению!

Раздался последний удар барабана, и весла поднялись, со стекающей морской водой, и повисли метрах в двух над водной гладью. Катон схватился за борт и слегка согнул колени, в ожидании. Последовала легкая дрожь, а затем довольно мощный удар, заставивший всех на борту качнуться вперед, а тех, кто не был готов – споткнуться и упасть кубарем на палубу. Нос корабля, наехавший на гальку, задрожал. Мачта заскрипела и затряслась, а затем палуба стала устойчивой и неподвижной под калигами Катона.

- Готовь пандусы! - приказал наварх, и морские пехотинцы двинули их вперед, прежде чем позволить концам упасть на мелководье не более чем в нескольких шагах от того места, где разбивались небольшие волны, сверкающие на песке залива.

Галерий поднял руку, чтобы привлечь внимание своих людей.

- Первая центурия! Вперед!

Две шеренги ауксиллариев подошли к воротам и спустились по трапам, что заставило их немного задрожать под тяжестью тяжело снаряженных людей, пытающихся удержать равновесие с копьем в одной руке и щитом в другой. Галерий плюхнулся в воду и устремился вперед, за ним его люди. Катон встроился в очередь людей на спуск по правому трапу и пробрался также вниз. Море было ужасно холодным и заставило его задохнуться, когда оно сомкнулось вокруг его ног. Он проделал со всеми свой путь до пляжа, крошечные ракушки и песок хрустели под его калигами, и присоединился к Галерию и его сигниферу. Люди продолжали спрыгивать в морскую воду, которая струйками стекала с подолов их туник. Когда взошло солнце, коса и прибрежные территории залились румяным светом.

Как только морские пехотинцы с биремы, около тридцати человек под командованием декуриона, построились позади центурии ауксиллариев, Катон отдал приказ продвигаться вверх по берегу в сторону небольшого хребта неровной земли, протянувшейся по всей длине косы. Когда они вынырнули из-за высоких кочек и травы, ему открылся вид на окружающую местность. Теперь он мог увидеть, что бирема с небольшой группой баллист втянула весла и бросила якорь почти в километре далее от них. Моряки тянули форштевень, чтобы повернуть судно боком к берегу, так чтобы можно было легко пустить в ход все метательное оружие.  «Прямо в самый необходимый момент», - подумал Катон, так как он увидел отряд бриттов, приближающихся со стороны поселения, которое он заметил ранее.

Они уже приблежались к уровню метательной биремы и были вооружены копьями, топорами, несколькими мечами и рядом других образцов импровизированного оружия. Десять или около того из них ехали впереди верхом на лошадях, за ними следовали не более двухсот пеших бойцов. У них не было вида закаленных воинов, и Катон решил, что они должно быть были собраны из близлежащего поселения. Тем не менее, они превосходили числом людей Галерия и морских пехотинцев почти в соотношении два к одному.

- Левый фланг! Во фронт! До тех пор, пока центурия не образует новую линию через самую высокую точку косы, обращенную к наступающему врагу.

Галерий и сигнифер заняли свои позиции справа от линии. Внизу на берегу матросы затащили посадочные трапы и теперь спешили поднять нос, в то время как гребцы слегка двигали веслами, чтобы оттолкнуть судно от берега. На мгновение показалось, что бирема застряла, но затем она сместилась и плавно отодвинулась назад к отмели. Наварх отдал приказ, и корабль развернулся и направился в море, миновав следующее военное судно, которое как раз уже разворачивалось к берегу. Вскоре еще одна центурия и отряд морских пехотинцев усилят уже высадившуюся группу римлян, ожидающую встречи с врагом.

Когда Катон повернулся обратно, чтобы рассмотреть разношерстное воинство, в этот же момент всадника, ехавшего во главе небольшого конного отряда, сбросило с лошади, как будто его отшвырнула в сторону гигантская невидимая рука. Почти в то же мгновение среди пеших бриттов образовался водоворот тел, и трое или четверо из них были снесены в той же манере. Затем вдоль косы раздался быстрый хор далеких тресков метательных механизмов с биремы.

Это был неудачный выстрел с точки зрения врага, так как они лишились своего лидера с первого же залпа. Всадники остановились, а пешие смотрели с ужасом на своих поверженных товарищей. Мгновение спустя раздался второй залп, на этот раз более рваный, так как прислуга некоторых механизмов заряжала оружие быстрее, чем другие. Остановившиеся и столпившиеся бритты представляли собой легкую мишень, и еще несколько человек были выбиты из подобия строя.

Один из всадников с бо́льшим присутствием духа, чем большинство его товарищей, поднял свой рожок к губам и издал глубокую ноту, прежде чем вытащить меч и прокричать что-то другим, тыча клинком в сторону людей Галерия. Его бойцы уловили необходимость уйти из зоны досягаемости стрелометов, и отряд рванулся вперед, рассыпаясь по обоим флангам, пока они мчались через скопления кустарников, растущих на песчаной почве островной косы. Они почти уже сблизились с линией ауксиллариев, когда бирема как раз успела дать третий залп, прежде чем она была вынуждена прекратить стрельбу, так как противник вышел из зоны ее действия.

- Готовь копья! - крикнул Галерий, и ауксилларии выдвинули острия своего оружия вперед перед своими овальными щитами, используя хват сверху. Катон откинул складки плаща за плечи и обнажил свой короткий меч, заняв позицию на пол пути между ауксиллариями и небольшим контингентом морских пехотинцев, стоявших чуть поодаль. Быстрый взгляд влево показал ему, что вторая бирема, транспортировавшая подкрепление, все еще была в ста шагах от берега.

Боевые кличи и оскорбления, которые выкрикивали враги, наполняли воздух, пока они быстро приближались к цели в ужасающем безумном порыве, который кельты использовали, чтобы вселить страх в сердца своих врагов и подпитать боевую ярость в их собственных рядах. Они атаковали римскую линию в разорванном строю, причем самые быстрые достигли цели в виде стены из сплошных овальных щитов в первую очередь, многие из которых нашли свою быструю смерть. По мере того, как индивидуальные поединки равномерно распределялись вдоль линии фронта, вскоре начал сказываться численный перевес. Римский строй, состоявший из двух человек в глубину, поначалу мог сдерживать врага своими копьями, но вскоре бритты, продавливая строй римлян, без труда смогли хватать за древки копий или парировать их выпады в сторону. Ауксилларии в первом ряду были вынуждены отбросить свои копья и обнажить мечи для непосредственно ближнего боя, в котором они имели свою смертоносную славу.

Катон увидел, что фланги центурии Галерия неуклонно оттеснялись назад по мере того, как ауксилларии пытались остановить своих врагов, растекающихся по концам римской линии. Вторая бирема с десантом на борту уже находилась недалеко от пляжа. Он обратился к морским пехотинцам.

- Первые два контуберния укрепляют правый фланг. Остальные за мной!

Небольшой отряд морских пехотинцев разделился и побежал к флангам.  По мере того как они двигались дволь тыла теснимой бриттами римской линии, ауксилларий выпал из сражения, его рука с гладием была рассечена от запястья до локтя, обильно истекая кровью.

- Дай мне свой щит! - Катон подозвал его. Он поднял щит и крепко удобно сжал его, прежде чем они достигли левого фланга центурии Галерия.

Уже трое противников повернули во фланг и атаковали крайнего ауксиллария. Ему удалось заблокировать удар топора, прежде чем пронзить противника копьем. Однако, до того, как он смог выдернуть копье, второй бритт ухватился за верхний обод щита и вывернул его, подставив бок под удар третьего нападавшего, который был также с топором. Наконечник оружия пробил часть его кольчуги, но роковым для римлянина стала инерция столь мощного удара. Он не удержал равновесия и упал на колени, и удар по шее прикончил его, прежде чем Катон и морские пехотинцы успели вмешаться. Бритт, нанесший смертельный удар издал торжествующий крик, который резко оборвался, когда Катон врезал своим щитом в лицо человека и свалил его на тело погибшего ауксиллария. Он стремительно пронзил гладием обнаженный участок на шее бритта и сильно надавил вниз, чтобы раздробить кости. Воин прогнулся вперед, задыхаясь, когда Катон вырвал свой клинок.

Морские пехотинцы пронеслись мимо него, обогнув конец вспомогательной линии, и обрушились на вражескую оборону, атакуя теперь их собственный фланг и прорубая себе путь в толпу бриттского воинства. На берегу Катон увидел парней из второй центурии, сбегающих по трапам второй биремы. Ему было приятно видеть, что центурион Минуций построил своих людей в колонну, прежде чем повести их в бой. Менее опытный офицер мог отправить их в бой по частям и с самого начала потерять управление над своими людьми.

Когда они бегом приближались, Катон побежал им навстречу.

- Встань под прямым углом к ​​этому концу линии Галерия и начни обходить их с фланга. Выполняй!

Минуций повел своих людей немного левее боевой линии, и бритты стали разворачиваться с тревожным выражением на лицах. Горстка более разъяренных боевым пылом воинов атаковала свежее формирование врага, но была быстро уничтожена. Минуций остановил колонну и отдал приказ развернуться для атаки во фланг и тыл врага. Затем, опустив копья, они уверенно двинулись вперед, стараясь удерживать свой строй. Первые люди вступили в контакт со случайными бриттами, и вторая центурия начала разворачиваться с фланга, заходя в тыл противнику.

Страх начал заразительно распространяться от человека к человеку, медленно окутывая массу бриттов. В то время как многие были слишком заняты в пылу битвы, другие могли видеть опасность и уже пятились назад, а затем поворачивались, чтобы бежать, прежде чем ловушка окончательно закроется. Вскоре почти все вражеские силы были разбиты или рассеяны по пути вдоль косы к дальнему поселению. Горсть бриттов, покрепче духом, чем их товарищи, сражались поодиночке или небольшими группами, но в скором времени и с ними разобрались, а ауксилларии остались стоять, забрызганные кровью, в качестве хозяев плацдарма для высадки. Несколько горячих голов, рвущихся в погоню за врагом, были быстро успокоены угрозами и выкриками своих офицеров и вернулись обратно в строй.

С биремы с плавучей метательной батареей на ней раздалась новая серия тресков, и Катон про себя выругался на бессмысленную трату стрел. Одно дело обрушить заградительный огонь на плотное построение врага, другое дело тут, когда только самый удачный из выстрелов мог найти жертву среди рассредоточенной группы бегущих со всех ног мишеней.

Конечно же, он не увидел, чтобы хотя бы один из врагов был сбит до того, как они скрылись за пределами досягаемости, и он решил переговорить с командиром батареи, как только представится такая возможность.

Два центуриона приказали своим людям подобрать раненых римлян и добить раненных бриттов, а затем доложились Катону. У Галерия была рана на предплечье, и он вынул из маленького мешочка на поясе полоску ткани и начал перевязывать неглубокий порез: - Восемь мертвых, господин. Четырнадцать раненых, четверо серьезно. Остальные могут сражаться, как только их осмотрят.

Минуций сообщил о трех убитых и семи раненых. Оглядев недавнее поле боя, Катон оценил, что там лежало не менее пятидесяти вражеских тел, не считая тех, кто попал под выстрелы с биремы. Еще обнаружатся раненые, павшие на пути отступления к поселению.

- Первая кровь за нами. Я бы сказал, - заключил Минуций.

- Истинно. - Катон кивнул. - Но в основном это были земледельцы и охотники, а не закаленные воины. Так что это будет совсем другая история, когда мы столкнемся с ними.

Он повернулся и оглядел бухту. Заблудшая метательная бирема вывернула из-за скал в конце косы и сменяла курс, чтобы занять место на противоположном берегу от другой плавучей батареи.

На юго-западе образовалась полоса облаков, которая уже ползла к острову. Он заметил, что ветер усилился, а море стало заметно бурнее, чем оно было при первых лучах солнца.

Поскольку теперь противник был предупрежден о присутствии его сил, это был лишь вопрос времени, когда они пришлют мощную воинскую колонну, чтобы справиться с угрозой на их фланге. Катон осмыслил все элементы в этой гонке колесниц и увидел, что это была достаточно простая задача. Ему нужно было «всего лишь» высадить свои войска до того, как море станет слишком бурным, или враг прибудет в количестве, достаточном, чтобы сбросить римский десант обратно в море.

*************

ГЛАВА ХХIV

Первые две когорты высадились к полудню, и все новые войска продолжали высаживаться на берег, пока биремы разгружались и возвращались на грузовые корабли, чтобы забрать новые подразделения. Два корабля-батареи прикрывали подходы к основанию косы, и уже отогнали несколько конных патрулей, пытавшихся провести разведку сил высадившихся римлян, в результате чего еще несколько бриттов пали жертвами обстрела в процессе.

Как только последняя центурия Восьмой Иллирийской когорты оказалась на берегу, Катон повел свой отряд вперед, пока он не оказался между кораблями-батареями, а затем его люди засеяли землю с обоих флангов двумя линиями «вороньих лап» ⁴⁸примерно в пятидесяти шагах друг от друга. Маленькие железные приспособления с четырьмя острыми шипами можно было легко разбросать, так как один из шипов всегда был направлен ​​вверх, как бы не приземлилось это приспособление. Он видел, как хорошо срабатывало данное оборонительное вооружение в предыдущих кампаниях, и позаботился о том, чтобы они были доставлены в подразделения, которыми он командовал.

Шесть пехотных центурий когорты выстроились на открытой местности в две шеренги, каждая по четыре человека в глубину, достаточно, чтобы выдержать новую атаку бриттов, посланных вытеснить римлян и сбросить их обратно в море. Спешившиеся конники и контингенты морских пехотинцев сформировали фланги, готовые отбиваться от тех, кто останется невредимым при пересечении двух поясов из «вороньих лап».

Удовлетворенный расположением своих сил, Катон сделал паузу, чтобы обдумать ситуацию.  Не более чем тысяча человек уже высадилась на берег, и почти три тысячи направлялись к берегу или ожидали своей очереди на посадку на транспортные корабли, которые находились в открытом море. Усиливающийся ветер и волнующееся море мешали маневрированию кораблей и переброске людей по кормовым сетям, эти растущие задержки вызывали серьезную озабоченность. Он должен был собрать все свои силы, если хотел иметь хоть какой-то шанс обойти врага с фланга и добиться того, чтобы лобовая атака Светония преуспела, сокрушив бриттские силы, оказавшиеся между римскими молотом и наковальней.

Также был вопрос во времени. Его войска должны были пройти более восьми километров, чтобы дойти до укреплений противника вдоль пролива. На неизвестной местности, лежащей перед ними, и ожидаемыми попытками задержать их беспокоящими атаками, на марш ушло бы два часа, чтобы пройти такое расстояние. При той скорости, с которой люди высаживались, было сомнительно, что они будут на позициях вовремя, чтобы обеспечить победу. Если бы им не удалось добраться до главных редутов, то основной удар наверняка провалился бы, и ордовики с друидами могли бы уже обратиться против них с подавляющим превосходством в силах и уничтожить их.

Если бы это произошло, то оставалось мало надежд на то, что Светоний возьмет Мону, не лишив провинцию всех оставшихся солдат и отдав ее на милость любым мятежным племенам. Как другой вариант, он был бы вынужден довольствоваться тем, чтобы осадить остров и постараться голодом принудить врага капитулировать. Однако у римлян не было достоверной информации о том, насколько хорошо остров был снабжен провиантом или фермерскими хозяйствами в давнем ожидании такой осады. Он мог бы держаться годами, сковывая самых боеспособных римских солдат провинции Британия. Многое зависело от своевременного прибытия большей части сил Катона.

Как только Десятая Галльская когорта была построена, Катон приказал ей усилить фланги своей позиции у основания косы, напротив поселения примерно в полутора километрах дальше вглубь острова. Он мог видеть остатки первого отряда, от которого они отбились ранее. Бритты стояли небольшими группами и смотрели на римлян, не предпринимая каких-либо действий. В то время как за ними было много активности, так как местные жители собирали свои ценности, детей и домашний скот в попытке отогнать животных в сторону предполагаемой безопасности в глубине острова. «Это иллюзорная безопасность», - подумал Катон. Если бы римляне прорвали оборону вдоль пролива, ничто не помешало бы им прочесать весь остров, уничтожив все последние очаги сопротивления, и грабя каждое поселение в процессе охоты за добычей. Но сначала защита должна быть прорвана, и это никоим образом не было гарантировано, учитывая скорость, с которой его люди высаживались на берегу.

- Господин!

Катон обернулся и увидел, что к нему бежит Галерий. Центурион вытянулся и отсалютовал своей перевязанной рукой. - Парни на правом фланге заметили колонну противника, двигавшуюся через лес вон там.

Он указал на сосновый лес к востоку, раскинувшийся среди скал над береговой линией вверх по пологому склону к гребню невысокого холма. Напрягая зрение, Катон смог разглядеть движение среди ближайших деревьев, в полуторах километрах отсюда. Через мгновение из опушки леса показалась голова колонны, солнце отражалось от доспехов, шлемов и копий большого отряда всадников – он насчитал целых триста – до появления первых линий пехоты. Она шла следом, петляя по дорожной тропе к поселению и основанию косы. Наконец хвост пехотной змеи выбрался из-за деревьев, и Галерий издал низкий свист.

- Более четырех тысяч ублюдков. Я бы сказал.

- Скорее ближе к пяти тысячам, - подсчитал Катон, исходя из многолетнего опыта. - Передай парням, чтобы ожидали новой атаки. На этот раз нас ждет более жестокое сопротивление.

- Крепкие они или нет, но они не одолеют Восьмую. - Галерий усмехнулся, и Катон увидел, что тот был в своей стихии, взволнованный перспективой битвы, даже если он и был ранен. Человек очень схожий по боевому настрою с Макроном. Для Катона волнение битвы часто сублимировалось в постоянную потребность предвидеть возможности, которые можно использовать, и препятствия, которых следует избегать. Он должен был насторожиться одновременно.

Он заставил себя улыбнуться центуриону в ответ.

- Я не сомневаюсь в этом. Скажи парням от меня, что мы отправим их паковать свои вещи так же, как и первую партию.

Галерий двинулся дальше, останавливаясь у каждой центурии, чтобы передать сообщение. Катон наблюдал за ним, немного стыдясь того, что он пренебрежительно отозвался о доблести приближавшейся вражеской колонны. Эти люди не были фермерами или пастухами, пришедшими на битву с захватчиком. Большинство из них были тяжеловооруженными воинами, без сомнения, в том числе и за счет римского снаряжения, потерянного во время предыдущей бедственной кампании. Люди, которые вскоре должны были атаковать римскую линию, будут куда более крепким орешком, чем толпа вчерашних земледельцев, которая была разгромлена ранее.

Противник остановился вне досягаемости метательных механизмов римлян и развернулся в три линии с заслоном из лучников и пращников, разбросанных перед основными силами. Ордовикского лидера было легко узнать: знатный бритт в ярко-красном плаще в сопровождении эскорта из воинов в доспехах, один из которых нес зеленое знамя с каким-то мифическим красным зверем на нем. Он выехал вперед насколько мог осмелиться осмотреть римские порядки, и одна из баллист на биреме к югу от косы попыталась произвести дальнобойный выстрел, но в сотне шагов стрела упала, не долетев и образовав пыльное облачко. Воодушевленный этим, неприятельский командир пододвинул своих конных людей на пятьдесят шагов ближе. Через мгновение после того, как они остановились, бирема дала полный залп, прорвавший ряды всадников, и Катон увидел, как четверо из них слетели с лошадей. Сразу же остальные развернулись и поскакали прочь. Громкий хор улюлюканья и свиста в рядах ауксиллариев и морских пехотинцев сопроводил улепетывающего вражеского предводителя и его свиту. Катон улыбнулся ловкой ловушке офицера, отвечавшего за южную плавучую батарею, и сделал заметку, чтобы похвалить его за это после битвы, конечно, если они оба ее переживут.

Как только вражеский командир вернулся к основным силам, Катон увидел, как он активно зажестикулировал, отдавая приказы. Плотные ряды пехоты разомкнулись и рассредоточились по грунту у начала косы. «Враг усвоил ценный урок», - с сожалением подумал Катон. «Они больше не попадутся в ту же ловушку и не станут легкой мишенью для метательных механизмов во время их главной атаки. Однако, когда они приблизятся к римской линии, в том месте, где коса сужается – причина, по которой Катон выбрал это место для построения своей линии обороны, чтобы прикрыть высадку остальных сил – противник будет вынужден сомкнуться, и это приведет к тому, что они значительно пострадают от стрел, выпущенных из баллист».

Громкий рев разнесся по промежуточной земле, когда прозвучало несколько кельтских боевых рогов, знаменующих сигнал к наступлению, и первая линия, насчитывавшая по оценке Катона до двух тысяч воинов, двинулась вперед. Не было ни бешеной спешки, ни диких криков, только медленное, неотвратимое движение к римской линии. Катон понял, что вражеский командир не был дураком. Более того, он знал, как контролировать своих людей и сохранить их силы для атаки на последней дистанции, чтобы яростный штурм возымел наибольший эффект. Сами воины были также достаточно дисциплинированы, чтобы поддерживать подобие строя и сохранять мрачное молчание, в то время пока стихали последние насмешки от римской вспомогательной пехоты.

Когда пращники и лучники оказались в зоне досягаемости батарей, расчеты открыли прицельный огонь, правда без особого эффекта. Катон заметил лишь одного человека, которого пробила стрела недалеко от берега. Остальные стрелы проскакивали мимо сильно разреженных рядов. Снова затрубили рожки, и легкая пехота перешла на размеренный бег впереди основной боевой линии бриттов, пока они не выстроились в зоне досягаемости римлян и не начали запускать стрелы и свинцовые заряды. Катон увидел темные древки стрел, описывающих укороченную дугу в сторону римской линии, в этот момент офицеры прокричали приказ поднять щиты. Рваный лязг стрел бьющих, пронзающих и ломающихся о щиты, раздался вдоль всей линии. Неточная стрела, чересчур сильно пущенная безымянным бриттом, воткнулась в почву рядом с Катоном, и он быстро поднял свой щит.

Пращники были куда более опасной перспективой. Железный или свинцовый заряд, размером с небольшой орех, летел по более низкой, более стремительной траектории, и его почти невозможно было увидеть. Было легко сказать, когда они ударялись о щиты, так как удар вызывал более громкий и резкий звук. Так как римляне держали поднятые щиты под углом к падающим ​​стрелам, они одновременно подставили ноги под выстрелы из пращей, и через

несколько ударов сердца трое людей Катона были поражены, их конечности были разбиты свирепым попаданиями.

Он поднес ладонь ко рту и заревел так громко, как только мог, перекрывая грохот попаданий метательных снарядов:

- Всем вниз! Присесть! Сейчас же!

Приказ был повторен по всей линии, и ауксилларии и морские пехотинцы опустились на одно колено, уперев нижнюю часть щита в землю перед собой и отклонив его назад, пока они укрывались от обстрела, как могли. Однако потери были не односторонними. Плавучие батареи наносили урон врагу, и земля была усеяна телами из убитых и раненых.

Первая волна воинов двинулась дальше вперед, и после нескольких последних выстрелов лучников и пращников Катон немного подождал, прежде чем встать и крикнуть:

- Встать!

Когда римляне поднялись на ноги, снова затрубили рога, и тотчас же раздался оглушающий боевой клич бриттских воинов, когда они бросились вперед с поднятым оружием. Катон взглянул над римскими линиями и увидел, что нет никаких признаков колебания, как это часто бывает с неопытными войсками. Ауксилларии Восьмой Иллирийской стояли твердо, ожидая вступления в бой.

- Копья во фронт! - приказал Галерий. Лишь горстка из них не успела получить замену своим сломанным в предыдущем бою копьям, и они подняли свои мечи в сплошном строе римлян, ощетинившимся смертоносными каплевидными точками, направленными в сторону противника.

Воины мчались по открытой местности, уверенные, что смогут разрушить более малочисленные тонкие линии на флангах, а затем развернуться, чтобы раздавить римлян, защищающих центр. Первый из них вдруг подкосился ничком вперед с мучительным криком. В одно мгновение еще несколько человек напоролись на спрятанные в траве и почти невидимые

кончики шипов, и боевые кличи смешались со стонами и болезненным воем. Вся линия дрогнула, когда сбитые с толку воины, находившиеся позади, попытались понять, что происходило. Только те, кто был в центре, продолжили беспрепятственное движение и врезались в копья и щиты римской линии.

Как и прежде, копья давали временное преимущество и вызывали значительное количество потерь у наступавших бриттов, прежде чем они были отброшены в пользу коротких мечей, поскольку мрачная, отчанная борьба за жизнь в ближнем бою началась по всей линии сражения по центру. В другом месте на флангах враг осторожно преодолевал свой путь через два пояса «вороньих лап», достигая ауксиллариев и морских пехотинцев поодиночке или небольшими группами, лишенными импульса безудержной атаки с разбега.

Наблюдая за боем, Катон увидел, что римская линия держится твердо. Когда раненые выходили сквозь ряды, на их место заступали свежие люди. Враг так и не смог продвинуться вперед и все время нес несоразмерные потери благодаря смертоносным коротким мечам, постоянно вылетающим из-за стены овальных щитов. Обе стороны прижались к щитам, упираясь ногами и пытаясь оттолкнуть своих противников. Это была изматывающая проверка на прочность, и долго она не могла продолжаться. Медленно, но бритты, шаг за шагом начали сдавать позиции, а римская линия стала продвигаться вперед. Затем враг начал отходить быстрее, и вскоре после этого, как будто вызванное чьим-то общим решением, они разорвали контакт, пошли, побежали и похромали обратно к основанию косы.

Как и раньше, некоторые из наиболее безрассудных и распаленных в пылу битвы ауксиллариев погнались за ними и были отозваны обратно офицерами. Один в своем рвении споткнулся и упал, и его бывшая добыча, быстро развернувшись, добила его, прежде чем бритт отступил к своим товарищам. Снова ордовики пали жертвами плавучих батарей, и еще несколько были пронзены насквозь тяжелыми стрелами. Скоро открытая земля, оказавшаяся свободной после битвы, была усеяна мертвыми и умирающими, а остальные отступили в тыл двух линий свежих бриттских воинов.

Катон прошел через когорту, пока линия фронта перестраивалась и выравнивалась, и произнес слова напутствия, похвалы и поощрения.

- Отличная работа, центурион, - сказал он, присоединяясь к Галерию у сигнума первой центурии.

- Парни постарались, чтобы ты мог гордиться ими, префект.

- Что они и сделали. - Катон кратко улыбнулся, прежде чем посмотреть в сторону вражеской позиции, где их лидер совещался со свитой. В это время пращники и лучники выдвинулись вперед, и вскоре после этого продвинулись за вторую линию, ставшей теперь первой.

- Ну вот, опять, - сказал Галерий.

Катон немного подумал и решил. - Время нам немного перестроиться, центурион. Отведи первую линию назад и отправь их на фланги. На этот раз шипы не будут сюрпризом, и нам потребуется больше людей там. И назначь группу, чтобы сопроводить раненых на пляж и загрузить на борт кораблей.

- Да, господин, - кивнул Галерий и пошел выкрикивать приказы.

Ауксилларии второй линии разомкнулись, чтобы дать своим товарищам отступить, затем сомкнулись и выдвинулись на позицию, которую ранее занимала первая линия, теперь очерченная линией павших в бою, а также их оружием и щитами. Некоторые воспользовались возможностью пограбить тела у их ног до того, как их призвали к порядку, уперев щиты и копья на землю, лицом к врагу.

И снова пращники и лучники под фланговым обстрелом с двух бирем подошли достаточно близко, чтобы отплатить римлянам тем же. Катон и его люди опустились на одно колено позади своих щитов, когда выстрелы из пращей и стрелы попадали в цель, с грохотом ударяясь о щиты или разрывая любую обнаженную плоть. К счастью, только несколько человек были ранены, когда ордовикские боевые рожки протрубили новую атаку, и вспомогательная пехота поднялась во весь рост, чтобы встретить ее.

На этот раз противник приближался более осторожно, осматривая траву перед собой, наклоняясь, чтобы подобрать все «вороньи лапы», которые они смогли найти. Пострадавших уже оказалось не так много, и Катон увидел лишь несколько человек, корчащихся в агонии, прежде чем рухнуть на землю, чтобы удалить железные шипы, чьи зазубрины делали экстракцию еще более опасной и болезненной. Когда они оказались достаточно близко к римлянам, бритты стали швырять в них их же оружием; одни пробивали и застревали в щитах ауксилариев, а другие падали к их ногам и были подхвачены людьми Катона до того, как противник окончательно сблизился. Одному из морских пехотинцев не повезло, и он стал жертвой оружия своей же стороны, проткнув ногу шипом, отброшенным назад в римлян. Ему пришлось ползти в тыл, железный шип пронзил правую подметку его калиги.

Дикий лязг холодного оружия о щиты и звонкие удары клинков о клинки и шлемы снова заполнили воздух, вместе с рычанием и криками сражающихся людей, сцепившихся в бою, пытаясь отбросить стоящего напротив врага. Катон видел, как морские пехотинцы слева начинают отступать под натиском свежих сил бриттов, и он побежал к ближайшей центурии Десятой Галльской когорты и приказал им следовать за ним. Когда они достигли позиции, первый из неприятеля прорвал строй морских пехотинцев: крупный темноволосый воин с широкими плечами. Он был раздет до пояса, а его грудь была покрыта закрученными замысловатыми татуировками. Он держал два окровавленных топора и, не сводя глаз с Катона, издал боевой клич и бросился к нему.

Катон повернулся лицом к ордовику, поставив стопы под прямым углом и слегка наклонившись вперед за щитом, обнажив свой гладий, и держа его ровно, в полной готовности нанести удар. Воин обманно качнул левой рукой, в то время как его правая взметнулась вверх, чтобы ударить Катона по незащищенному боку в тот момент, ожидая, что тот попытается заблокировать ненастоящий удар щитом. Но вместо этого Катон поднял меч и поймал летящий топор рядом с гардой. Искры вспыхнули, и в ушах зазвенело от оглушающего удара металла о металл. Затем, взмахнув своим щитом, он бросил на него весь свой вес. Так что правый топор воина пролетел совсем немного и легко отклонился, а круглый железный умбон попал бритту в подбородок, сломав тому челюсть и раздавив нос, прежде чем он упал без чувств. Ближайший из ауксиллариев Десятой когорты помчался вперед, чтобы помочь Катону, и теперь вогнал свое копье в грудь здоровяка и навалился со всей силы. Римлянин прокрутил его из стороны в сторону, прежде чем прижать калигу к ране и вырвать оружие, после того как тело воина обмякло, продолжая истекать кровью.

- Держать строй! - Катон выкрикнул морским пехотинцам и приказал ауксиллариям идти вперед, внеся свежие силы в бой. Он упер свой щит в спину морского пехотинца, чтобы помочь тому удержаться на земле, когда он по очереди напирал на врага, вонзая свой короткий меч в пространство за краем своего щита в лица ордовиков перед ним. Наконец, один воин пал на колени, ослепленный выпадом в глаза, и был тут же добит на земле, так как линия подкрепления продвигалась вперед и отбивала обратно землю, которую ранее уступили морские пехотинцы.

Противника неуклонно отбрасывали назад. Внезапно бритвы отшатнулись, поворачиваясь к поселению, где наблюдал за битвой их лидер и его последний свежий строй воинов. Ауксилларии и морские пехотинцы смотрели, как последние бритты из второй волны отступают, грудные клетки вздымалась от напряжения, а кровь капала из ссадин и мелких ран. Катон вложил гладий в ножны и вернулся к центру линии. На этот раз римляне понесли более чувствительные потери, их тела виднелись то тут, то там среди распластавшихся павших ордовиков.

Морской пехотинец подбежал со стороны пляжа и остановился, чтобы отдать честь. - Сообщение от наварха, господин.

Катон поставил щит на землю и глубоко вздохнул, облизывая пересохшие губы, пытаясь понять, что понадобилось командиру эскадры. - В чем дело?

- Море становится все более неспокойным, господин. Он не думает, что удастся безопасно перевести последнюю когорту. Даже если она прибудет.

Катон почувствовал, как его сердце сжалось. - Что случилось?

- Всему виной ветер, господин. Он смещается на запад. Было бы глупо транспортным кораблям пытаться выйти из бухты.

Он закрыл глаза и потер узкую полоску лба под краем шлема. «Последняя из вспомогательных когорт, которая должна была быть загружена, к счастью, была одна из наименьших по численности пехотных частей. Без них, у него будет немногим более трех тысяч человек, чтобы нанести фланговый удар в направлении пролива. Скорее всего точнее уже менее трех тысяч, учитывая потери, которые десант понес до сих пор. Если он прикажет эскадре закрепиться на берегу пляжа и оставить только костяк команд на судах, он мог бы собрать еще пару сотен. Значит так и будет». Он открыл глаза и выпрямился, когда обратился к морскому пехотинцу.

- Скажи наварху, что, если последнюю когорту не удастся высадить, я пойду вперед с остальными людьми, а также всеми морскими пехотинцами и моряками, которых он сможет выгрузить, когда вытащит свои корабли на берег. Скажи ему, чтобы отправил корабль к Светонию, чтобы объяснить ситуацию и сообщить ему, что мы будем в назначенном месте, чтобы сыграть свою роль, когда пропретор пойдет на окончательный штурм. Клянусь честью.

*************

ГЛАВА XXV

После того как последние из подразделений ауксиллариев и морских пехотинцев высадились, на сушу сошли и моряки, которых можно было «безболезненно» снять с кораблей. Их вооружили оружием и доспехами, снятыми с убитых и раненых, как римлян, так и ордовиков, прежде чем они были сформированы в отдельный отряд под командованием одного из опционов-ауксиллариев. Катон решил использовать их в качестве резерва на крайний случай, поскольку у них было мало формальной подготовки с оружием, и тем более в составе пехотного военного подразделения. Если им придется сражаться, есть вероятность, что они окажутся такими же неустойчивыми, как и первая группа бриттов, столкнувшаяся с силами Катона. «Тем не менее», - размышлял он, - «они добавят к его силам около двухсот человек, а в отсутствие вспомогательной когорты на борту грузовых кораблей, застрявших в основной бухте, ему понадобится каждый человек, которого он сможет найти». Ему пришло в голову послать биремы назад за последней когортой, но они не смогут вернуться под парусом, а если он останется дожидаться их, то никогда не доберется до пролива вовремя.

Со своими четырьмя когортами, морскими пехотинцами и матросами, построенными в колонну, он отдал приказ наступать через брешь между гребнями, и с Десятой Галльской когортой во главе колонна двинулась к основанию косы. Вражеские силы, посланные, чтобы вытеснить их, уже отступили тем же путем, что и пришли, и можно было увидеть, какпоследние жители поселения бегут по холмистой местности. Катон был удивлен, что вражеские войска отступили, и предположил, что они были настолько потрясены своими потерями, что их командир не смог уговорить их предпринять третью атаку. Возможно, он еще предпримет какие-то отчаянные действия, чтобы выиграть время, пока ему на помощь пришлют подкрепление. Он мог еще не быть проинформирован о предварительном обстреле укреплений пролива до начала штурма во время прилива. Однако, как только противник об этом узнает, он поймет, насколько важно было остановить силы Катона, прежде чем они смогут вмешаться в главную битву.

Еще не было полудня, когда они добрались до поселка и вышли на тропу, ведущую вдоль берега через лес. Катон прекрасно понимал, что отстает от графика, и что его люди должны пройти более восьми километров в течение следующих двух часов. Это было бы легко при нормальных обстоятельствах, но он подозревал, что его противник устроит перед ним засады и блокирующие препятствия. Это было то, что он сделал бы, если бы их позиции поменялись местами. Когда они вошли в лес, он отделил переднюю центурию Десятой Галльской когорты и повел ее легким бегом, выйдя на метров четыреста впереди колонны, чтобы разведать тропу. Они миновали несколько смертельно раненых врагов, которые остались на обочине пути. Ауксилларии добили их быстрыми ударами копий, когда они проходили мимо.

Тропа шла по линии побережья первые полтора километра, прежде чем пришла к развилке. Оба направления были явно хорошо использованы, так что было невозможно узнать, по какому из них прошел противник, атаковавший их. Катон ненадолго остановил своих людей. Тропа налево изгибалась немного вверх от берега, глубже в лес. Судя по всему, она не направлялась прямо к проливу. С другой стороны, не было никакой гарантии, что другой путь был бы более быстрым, если бы он продолжал следовать по контуру побережья. Он рассмотрел варианты командира противника. Бритт наверняка выбрал бы самый прямой путь и выбрал бы место, чтобы заблокировать римлян, где им пришлось бы атаковать его на узком фронте. Он будет знать, что они не знакомы с рельефом местности, и что наиболее очевидным направлением действий будет следовать по прибрежной тропе, где они могут быть более уверены в своем местоположении, а море будет находиться справа от них. Если они решат это сделать, ему будет легко остановить их продвижение.

Поэтому решение, которое должен был принять Катон, было ясным. Время было ключевым фактором, и он не мог позволить себе задерживаться на несколько часов, пробираясь вдоль побережья. Он отправил человека обратно к Галерию с приказом идти по левой развилке, а затем повел разведывательный отряд вверх по небольшому склону, от всей души надеясь, что он выбрал правильное направление.

Тропа была достаточно широка, чтобы трое людей могли идти в ряд, и центурия проделала приличный путь, достигнув ровной поверхности и начав петлять по более густым участкам леса и пологим склонам. В пяти километрах от поселка он вышел на поляну на гребне невысокого хребта. Вдалеке, над деревьями, Катон увидел крошечные блестящие точки, летящие по дуге в воздухе, оставляя за собой тонкие струйки дыма, и почувствовал прилив облегчения при виде зажигательного обстрела, который Светоний устроил перед штурмом. Были и косые столбы дыма, свидетельствующие о повреждениях, вызванных метанием снарядов. Теперь было ясно, что путь приведет Катона и его людей примерно туда, куда им нужно.

- Уже недалеко, парни, - крикнул он.

- Префект, смотрите! - Центурион рядом с ним вытянул руку и указал на дерево. Катон увидел движение в тени среди низких ветвей сосен не более чем в сотне шагов, и тут появились фигуры, поднимающие луки и раскручивающие пращи.

- Поднять щиты! Сомкнуть строй! - Его люди едва успели подчиниться приказу, прежде чем первый залп пронзил воздух и врезался в их щиты. Катон понял, что вражеский командующий был достаточно проницателен, чтобы устроить вторую засаду на случай, если римляне не оправдают его ожиданий.

Рядом раздался громкий вздох, и он оглянулся и увидел, что сигнифер падает на колени. Его челюсть исчезла, разбитая вдребезги. Кровь заполнила его рот, и он схватился за горло, отчаянно нуждаясь в воздухе. Центурион подхватил сигнум центурии из дрожащих рук и крепко вцепился в него, в тот момент как его бывший владелец рухнул на землю.

Противник вел непрекращающийся огонь, но причинил лишь несколько потерь, поскольку вспомогательные пехотинцы укрылись за своими щитами. Скорость, с которой стрелы и свинцовые обрубки поражали строй, уменьшилась, и Катон предположил, что бритты израсходовали большую часть своих боеприпасов в предыдущих атаках возле пляжа высадки. Он подождал, чтобы удостовериться, потом глубоко вздохнул и крикнул через плечо: - Вставайте! Сформируйте «черепаху»!

Люди вскарабкались, и раздался глухой лязг, когда щиты закрылись, а те, кто находился внутри строя, подняли свои над головой. Острия копий ауксиллариев топорщились вдоль и поверх щитов, так что «черепаха» больше походила на дикобраза. Как только шум построения прекратился, Катон отдал приказ наступать и отсчитывал темп, пока центурия ползла вверх по склону к лучникам и пращникам, израсходовавшим последние боеприпасы по мишени, по которой невозможно было промахнуться при такой скорости движения и на таком расстоянии. Внутри стены щитов он слышал тяжелое дыхание людей вокруг него и бормотание молитв, когда некоторые из них призывали богов защитить их.

Взгляд поверх щита перед ним показал, что они были в пятнадцати шагах от деревьев. Он уже готовился отдать следующий приказ, когда наконечник стрелы пробил щит чуть ниже его предплечья, и осколки вонзились в нижнюю часть руки. Он почувствовал острую боль, но не было времени, чтобы отметить какое-либо ранение, когда он крикнул: - По команде, выйти из строя и атаковать! Сейчас!

Построение разорвалось, когда ауксилларии бросились на штурм тонкой линии противника вверх по склону. Большинство ордовиков повернулось и побежало в укрытие деревьев. Некоторые пытались сделать последний выстрел. Прямо перед Катоном лучник выпустил стрелу и поднял снова лук, когда Катон устремился к нему. Он отпустил тетиву почти одновременно с тем, как щит Катона ударил его по руке, смыкающей лук, и стрела согнулась и сломалась. Катон ударил его в живот, повернул лезвие в обе стороны и вырвал его. Лучник выронил лук и сгорбился, и Катон сбил его с ног своим щитом, прежде чем оглядеться в поисках следующего противника.

Горстка врагов, которая осталась, чтобы совершить последний выстрел, поплатилась за это и была уничтожена; остальные бежали вверх по склону сквозь деревья, а вспомогательные пехотинцы продолжили преследовать их. Некоторых поймали в подлеске и пронзили копьями прежде, чем они смогли оторваться от преследования, но большинство уцелело и не пострадало. Римлянам в тяжелом вооружении было труднее взбираться вверх, поэтому они почти что сразу прекратили преследование и отступили к линии деревьев, построившись вокруг Катона и штандарта центурии.

Остальная часть колонны как раз достигла поляны к этому времени, и Катон повернулся к центуриону.

- Удерживай эту позицию, пока все не пройдут, на случай, если враг вернется. Подбирай раненых и замыкай движение.

- Да, господин.

Катон подбежал к голове колонны и занял свое место рядом с Галерием.

- Какие-то проблемы, господин? - Галерий кивнул в сторону ауксиллариев, собравшихся вокруг сигнума у дерева.

- Просто наши друзья израсходовали свои последние боеприпасы. Если Фортуна будет благоволить, то это были последние бритты, которых мы увидим по дороге до пролива.

- А как насчет остальных, с которыми мы столкнулись?

- Если я не ошибаюсь, они все еще ждут нас на прибрежной тропе.

Галерий усмехнулся. - Я хотел бы увидеть выражение их лиц, когда они поймут, что мы их обошли.

- Это будут очень рассерженные лица. Я более чем уверен. Будем надеяться, что сестерций не упадет слишком рано, и они не придут за нами, прежде чем мы достигнем пролива.

- О... - Галерий ненадолго замедлил ход, увидев вдалеке зажигательные снаряды, метаемые в сторону далекой ордовикской обороны. - Не хотел бы быть бедолагой на стороне, принимающей этот обстрел.

- Вполне справедливо, - согласился Катон. - До тех пор, пока это отвлекает их достаточно долго, мы сможем беспрепятственно добраться до них и выполнить свою часть работы.

Колонна покинула поляну и прошла через лес еще полтора километра, прежде чем дорога вышла на открытую местность. По обеим сторонам были фермы и каменные загоны, разграничивающие пастбища. Некоторые поселения были еще обитаемы, и на свежей весенней траве паслись животные. Как только римляне были замечены, раздались крики тревоги, и ордовикские фермеры схватили свои семьи и бежали от захватчиков. На грабежи времени не оставалось, и колонна прошла мимо, не попытавшись разграбить хижины или захватить скот.

Впереди были слышны слабые крики людей и случайный грохот выстрелов катапульт, поражавших вражеский частокол. Катон почувствовал, как участился его пульс в предвкушении самых решающих действий дня, хотя в то же время его тяготила забота о том, куда их выведет след относительно вражеской обороны и расположения. Если бы они были слишком далеко на севере, они могли бы столкнуться с ордовикскими войсками, находящимися в резерве. Он должен нанести удар с фланга, если он хочет достичь полного эффекта внезапности и локального превосходства в силах. Быстрая атака, направленная в цель с решимостью и энергией, сокрушит фланг врага и отбросит его назад. Попав под пресс фланговой и лобовой атак, вполне вероятно, что боевой дух ордовикских воинов и их союзников наверняка бы рухнул.

Они проходили еще одну ферму, когда он услышал ржание и фырканье. Он потянул Галерия в сторону. В полутора километрах от него в сторону пролива лежала невысокая гряда. Он указал на нее.

- Поддерживай темп. Иди к подножию хребта и остановись там, если я не вернусь к тебе раньше.

- Господин, я не …

- Просто делай, как я говорю. Ты увидишь.

Катон похлопал его по спине, затем повернулся и побежал вокруг группы хижин, столкнувшись лицом к лицу с юношей, собиравшимся сесть на лошадь. Он уже держал поводья в одной руке и собирался взобраться на овчинное седло. Они оба замерли от неожиданности, затем Катон бросился вперед.

- Ну нет! - зарычал он, схватив юношу за пятку и яростно вывернув ее так, что тот повалился на землю. Когда он схватил поводья и успокоил лошадь, юноша вскочил на ноги, сжав кулаки. Катон повернулся к нему, положив свободную руку на рукоять меча. - Если ты знаешь, что для тебя хорошо, то ты сейчас же отвалишь отсюда, мой юный друг.

Мальчик заколебался, а Катон схватился за рукоять меча и начал обнажать лезвие. Нить храбрости, оставшаяся у юноши, оборвалась, и он бросился прочь, преодолевая забор свинарника на пути к бегству.

Катон оседлал лошадь и ободряюще похлопал животное по шее, прежде чем побудить его двинуться вперед. Сначала она была беспокойной с незнакомым всадником на спине, но вскоре вошла в ритм. Он перевел лошадь на галоп, когда проскакал мимо колонны, обменявшись кивком с удивленным Галерием, затем направил ее на тропу и направился к хребту. Неподалеку от подножия склона он посмотрел вверх и увидел, что больше не слышно ни признаков зажигательных снарядов, ни звука камней, которые катапульты Светония бросали в оборону противника. Он услышал далекий звук римских буцин и труб и почувствовал, как его внутренности скрутило от беспокойства, когда он понял, что главный штурм начался, а он и его люди еще не достигли позиции, с которой он должен был начать фланговую атаку.

С одной стороны тропы, ниже хребта, была роща тисов, и он заставил своего коня галопом помчаться к ним. Спешившись, он накинул вожжи на конец сломанной ветки, прежде чем взбежать на вершину пешком, расстегнув ремни шлема и сняв его на ходу из-за гребня, который как раз и предназначался для того, чтобы его как офицера хорошо видели римские воины. Но это было также очевидно и для любого врага, и Катон знал, что не может позволить себе привлекать к себе ненужное внимание. Пучки травы перед ним колыхались на ветру, когда он перешел на шаг, вытягивая шею. Он мог слышать приглушенный рев какофонии криков, похожий на шум толпы в Большом цирке в Риме, когда его слышали из дальней части города. И тогда ему открылся размах поля боя.

Он был справа от вражеских укреплений, которые были более чем в восьмистах метрах впереди. Огромный лагерь лежал между ним и оборонительными сооружениями, обращенными к проливу. Ближе к валу было несколько горящих хижин и куч бревен, куда попали зажигательные снаряды, устроившие пожары. Группы воинов стояли чуть поодаль, вне досягаемости, готовые к тому, чтобы их призвали вперед, чтобы подкрепить своих товарищей, стоящих на валу напротив наступавших римлян. Тысячи ордовиков поднимались по деревянному настилу и рассредоточились по его поверхности после того, как обстрел из римских метательных механизмов прекратился. Некоторые несли фашины, чтобы заполнить бреши в частоколе, разбитом катапультами и баллистами. У других были корзины, предположительно наполненные стрелами, свинцовыми зарядами и камнями.

За оборонительными сооружениями он мог видеть большую часть пролива, отделявшего Мону от Британии, и на дальнем берегу римских легионеров, садившихся на маленькие суденышки, которые должны были переправить их через пролив, чтобы высадить на вражеской стороне. Он даже смог различить группу фигур в алых плащах, которые, должно быть, были Светонием и его штабом. Справа от него оборонительные сооружения простирались до подножия холма, покрытого пнями деревьев, которые были срублены для снабжения древесиной, используемой в укреплениях. Ближе к вершине еще росли деревья, а вокруг южной части острова раскинулась лесистая местность. Со своего наблюдательного пункта он понял, что также может видеть пустые грузовые корабли, возвращающиеся в бухту, где они начали день. Казалось невероятным, что так много могло произойти за то короткое время, что прошло с момента его высадки.

Его взгляд вернулся к лесистому холму. Между деревьями у подножия холма и дальним концом хребта, на котором он стоял, появлялась тропинка. Место, где она выходила из леса, было не более чем в двухстах шагах от того места, где кончались укрепления, рядом с выходившим на берег скальным выступом. Идеальное место, откуда его люди могли высадиться и обрушиться на фланг ордовиков. Он коротко улыбнулся с удовлетворением, прежде чем подсчитать расстояние, которое его люди должны были преодолеть. Не менее полутора километров до хребта и еще полтора по дну долины и в лес, прежде чем колея выйдет на открытую местность. Он бросил последний взгляд на вражеский лагерь и оборону, затем повернулся и поспешил к деревьям, где была привязана лошадь.

Как только колонна направилась через открытые фермерские угодья к лесу на дальнем конце хребта, Катон проинструктировал командиров своей когорты.

- Основной штурм уже идет. Первые легионеры переправляются, и они будут на открытом месте, ожидая следующей волны. Светоний начнет атаку до того, как мы успеем развернуться. Мы ничего не можем с этим поделать. Теперь мы должны попытаться наверстать упущенное время, так что мы ускорим темп, как только вы вернетесь к своим подразделениям. Как только мы окажемся на месте, я дам людям небольшой отдых перед тем, как Десятая Галльская возглавит атаку. Я хочу, чтобы вы ворвались в их порядки, словно духи из подземного мира. Ваши люди должны двигаться быстро и производить как можно больше шума. Мы должны нанести максимальный урон врагу. Не останавливайтесь ни перед чем. Держите парней в движении. Продвигайтесь. Приоритетом является вал и частокол, чтобы легионеры могли взобраться на него и закончить работу. - Он огляделся. - Какие-либо вопросы? Нет? Тогда, да сопутствует нам Фортуна, и пусть мы одержим славную победу. За императора и Рим!

- За императора и Рим! - хором воскликнули офицеры, прежде чем разойтись по своим когортам.

Катон снова сел на лошадь и потрусил вперед колонны, спрыгнул вниз и благодарно похлопал животное. - А теперь иди и найди своего хозяина.

Трасилл подбежал и остановился рядом с ним. Расстегнув застежку плаща, Катон отбросил его в сторону, чтобы облегчить свою ношу и движения, и кивнул. - Самое время увеличить темп движения.

Командир Десятой Галльской глубоко вздохнул и крикнул через плечо: - На тройной шаг… Вперед!

Передняя часть колонны перешла в плавный бег, и стук калиг, грохот и позвякивание снаряжения усиливались по мере того, как каждое подразделение по очереди набирало скорость. Катон поблагодарил богов за то, что это время года не было более засушливым, так как поднятая пыль выдала бы их местонахождение, а также укутала бы людей удушающим одеялом. Это был утомительный день для тех, кто находился под его командованием. Многие из них уже были в бою до форсированного марша, и теперь им предстояло стремительное тактическое наступление, груженными обмундированием и оружием. И в конце всего этого еще предстояло сражение. До сих пор во время кампании Восьмая Иллирийская когорта доказала, что она заслужила репутацию, которую ожидал от нее Светоний, и сегодняшний день станет для них высшим испытанием. Катон нехотя признал, что он действительно может гордиться ими. Он служил во многих хороших подразделениях и в некоторых сомнительных, и Восьмая Иллирийская была одним из лучших. Катон подумал, что бы сделал с ними Макрон, и криво усмехнулся при мысли о том, как его друг в данный момент кипит от разочарования в безопасном уюте своего дома в Камулодунуме, хотя он предпочел бы быть здесь, в самой гуще событий.

Он почувствовал, что его темп замедлился, и заставил себя поторопиться. Он глубоко дышал в ровном ритме, но его конечности начали жаловаться на напряжение, которое он на них оказывал уже почти весь день. Ноющая усталость начала превращаться в жжение в икрах и ступнях. Продолжение движения уже стало актом воли; он не посрамил бы себя, показывая, что устал перед своими людьми. Катон тяжело вздохнул и расставил промежуточные ориентиры на местности по пути вперед, чтобы не сбиться с пути, смахивая пот с глаз.

Когда они добрались к деревьям, он с облегчением обнаружил, что лесная почва свободна от густой растительности. Даже с учетом этого римляне были вынуждены перейти на двойной темп, пока они петляли между деревьями в направлении тропы. Они вышли на нее менее чем через восемьсот метров и повернули к проливу. Впереди он увидел впадину между концом хребта и холмом за тем местом, где начиналась линия укреплений врага. Он подсчитал, что осталось пройти еще столько же, и замедлил шаг до стандартного марша, помня о вздохах и тяжелом дыхании людей, стоящих идущих прямо за ним. Упорные тренировки перед началом кампании привели их в форму, и они быстро отдышались, продвигаясь по тропе, которая была достаточно широкой, чтобы четверо человек могли идти в ряд. Склоны начали смыкаться с обеих сторон, и он понял, что колонна неминуемо приближается к моменту атаки. По звукам боя, доносящимся до них через лес, он понял, что главный штурм уже начался. Колонна завернула по тропе, и деревья разошлись, открывая впереди вид на разбитый вражеский лагерь.

- Ты знаешь, что должен делать, Трасилл. Пусть Фортуна будет с тобой, и увидимся после битвы.

- Да, Катон. Тогда после битвы. - Префект Десятой Галльской обнажил меч и вывел свое подразделение на открытое пространство.

Катон отошел вправо, чтобы дождаться, когда подойдет его собственная когорта, и взобрался на небольшой выступ между большими пнями, чтобы осмотреть окрестности получше. Шум битвы, бушевавшей вдоль укреплений, и жадное внимание защитников, направленных на сражение, были таковы, что Трасилл и первые из его людей продвинулись на пятьдесят шагов к концу вала, прежде чем их заметили некоторые из вражеских воинов в лагере. Они застыли на несколько жизненно важных моментов при виде приближающихся к ним римлян, а затем чары внезапности были разрушены, когда они закричали и подняли тревогу. Немедленно Трасилл отдал приказ атаковать, и его люди бросились бежать с рваным ревом боевых кличей. Он повел их прямо к задней части крепостного вала и вверх по земляному склону, который сливался с концом вражеской обороны, прежде чем повернуть налево на проход и возглавить атаку на ближайшую группу воинов.

Под своей позицией Катон увидел, как прошли последние люди из Десятой, и побежал вниз, чтобы встать во главе Восьмой Иллирийской, когда они также вышли на открытую местность. Галерий улыбнулся ему.

- Боялся, что ты потеряешь голову и пойдешь с Десятой, префект.

- Это было бы дурным тоном, центурион. - Катон обнажил свой гладий и высоко поднял его. - На меня, парни!

Он перешел на плавный бег, направляясь к ближайшему строю вражеских резервов, недалеко от того места, где Трасилл и его люди яростно пробивались вдоль крепостного вала. Восьмой когорте предстояло столкнуться с врагом на более широком фронте, и было жизненно важно, чтобы они сохраняли незыблемость строя каждой центурии, если Катон хотел сохранить контроль над своей частью поля боя. На данный момент враг все еще не оправился от внезапности нападения. Римляне пришли с направления, которое, как они, должно быть, думали, они прикрыли, отправив силы, чтобы противостоять римлянам и сдерживать их дальше вдоль побережья.

Подойдя к подножию вала, он остановил когорту и приказал им выстроиться в линию в четыре ряда глубиной, отходящей от укреплений. Следующая когорта сформировала аналогичную линию во втором эшелоне позади Восьмой когорты. В этот момент Галерий выкрикнул. - Дайте, парни, мне услышать вас достаточно громко, чтобы Светоний услышал это сам. За Рим!

Люди завопили и бросились к ближайшим ордовикским формированиям, пока последние поспешно выстраивались в линию, чтобы встретить их лицом к лицу. Позади Катон мог видеть всадников, выкрикивающих приказы и пытающихся реорганизовать свои силы, чтобы справиться с новой опасностью. Он также мог видеть, что многие из тех, что стояли на стене, смотрели во фланг, прежде чем их лидеры оттеснили их к частоколу, чтобы держать легионеров в напряжении. Защитники использовали все виды снарядов против людей внизу на берегу. Стрелы, копья, свинцовые и железные заряды и камни обрушивались на войска Светония, пока они пробирались ко рву под прикрытием своих щитов, а затем пытались взобраться на вал и частокол.

Катон бросился вперед со своими людьми, повторяя крик, который снова и снова поднимал Галерий. Рассеянные фигуры обитателей лагеря бежали с пути наступавших римлян, проносясь мимо и сквозь линию своих собратьев, при этом нарушая ее. Внезапно впереди Катона вырвался пар, когда один из его людей опрокинул котел, и его содержимое выплеснулось в пламя, но он успел увернуться в сторону.

Римская вспомогательная пехота врезалась во вражеских воинов своими тяжелыми щитами, наконечники их копий метнулись, чтобы пронзить тела или были яростно парированы, когда обе стороны превратились в схлестнувшуюся массу шлемов, гребней, клинков, копий, мечей и топоров среди алых брызг и какофонии звона оружия, лязгающего и глухо бьющего по щитам и конечностям. Катон держался близко к вексиллуму когорты справа от линии, чтобы его положение было известно в случае, если он понадобится.

Галерий был впереди него, подгоняя своих людей, пока он продвигался вперед со своим щитом и пронзал любого вражеского воина, который появлялся перед ним.

- Давите, давите строй, мальчики! Убить их всех!

Люди первой центурии ответили на хриплый клич своего центуриона напором, который отбросил врага назад, усеяв землю телами ордовиков, и заняли предыдущую позицию бриттов продолжая атаку. Неистовая агрессия Восьмой когорты быстро сломила волю их врага, и большинство из них отступили, а затем побежали к следующему отряду воинов, ожидающих встречи с ауксиллариями. Их лидеры и горстка фигур в темных одеждах призывали своих людей к бою, размахивая оружием и осыпая римлян проклятиями и оскорблениями.

Некоторые из вспомогательных пехотинцев остановились, чтобы порадоваться сокрушительному поражению первого вражеского боевого отряда, и Катон сердито крикнул им: - Не останавливаться! Продолжать идти!

Центурии Восьмой Иллирийской слились в единую неровную линию, но сейчас уже не было время восстанавливать строй и снова атаковать. Победа зависела от сохранения импульса атаки как можно дольше, прежде чем он будет исчерпан. Катон повернулся к вексилларию.

- Держись рядом со мной и держи штандарт на высоком уровне, чтобы парни могли его видеть.

Он побежал вперед сквозь ряды своих людей, и они устремились за ним, останавливаясь только для того, чтобы убить тех из врагов, которые были ранены. Некоторые ордовики бросились в бой, и по вражескому лагерю прокатилась серия скоротечных поединков, до того момента как смешанная масса римлян приблизилась ко второй вражеской линии. Как и предвидел Катон, бегущие воины, которые первыми столкнулись с ауксиллариями, неосторожно бросились к своим товарищам, что превратило их линию в некоторое подобие строя. Помня о необходимости не подвергать риску вексиллум когорты, он замедлил шаг и позволил своим людям пройти мимо него и броситься на своих противников, крича как сумасшедшие, когда они вонзали свои копья и мечи в ордовиков.

На этот раз, несмотря на разрозненность их рядов, противник стоял более решительно. Момент шока от скорости фланговой атаки миновал, и теперь они были полны решимости остановить вспомогательную пехоту и отбросить их до того, как легионеры смогут решительно вмешаться, перебравшись через вал. Как и раньше, с обеих сторон не было четкой боевой линии, только бушующая масса сражающихся в одиночных поединках и скоплениях людей, сбившихся в тесные кучки. Катон взобрался на маленькую тележку, откуда он мог видеть, что импульс атаки Восьмой Иллирийской ослабевает, а мгновение спустя стало ясно, что наступление застопорилось. Более того, все больше из его людей начало падать, когда их начали оттеснять.

Слева от него в бой вступала следующая вспомогательная когорта. Ближайшая центурия ударила врагу во фланг, а следующая начала его охватывать и отбрасывать ордовиков. Вражеские ряды начали толпиться в кучу, так как люди Катона теснили их уже с двух сторон. Когда весь вес свежей когорты дал о себе знать, боевой дух противника рухнул, и вскоре они попытались разорвать контакт и отступить. Несмотря на усталость Восьмой когорты, их жажда крови еще не была утолена, и они рьяно двинулись вперед, чувствуя, что нервы и решимость их врага дают слабину. Катон понял, что настал критический момент, и он спрыгнул с повозки и поспешил вперед с вексиллумом позади него, прокладывая себе путь ближе к тому месту, где сражение было самым ожесточенным. Как он и надеялся, вид штандарта и гребня на шлеме командира подстегнул солдат к новым усилиям.

Недалеко впереди он увидел группу вражеских воинов, собравшихся вокруг одного из своих знамен, и направил свой меч под углом к ним.

- Вот, парни! Возьмем это, и им конец!

Он пробивался через рукопашную, блокирув по пути удар топора своим щитом, прежде чем вонзить меч воину в плечо и повалить его на землю. Ближайшие из его людей сомкнулись вокруг кольца воинов, защищавших свое знамя, и ордовики приготовились пасть в бою, сцепив щиты и замахиваясь мечами и топорами на окруживших их ауксиллариев.

Внезапный вихрь тел понес Катона и вексиллум вперед, и он оказался лицом к лицу с одним из воинов, невысоким бриттом с темными косами, свисающими по обе стороны от густой бороды. Он держал свой каплевидный щит, положив длинный меч на обшивку, острие которого было направлено Катону в лицо. Их взгляды на мгновение встретились, прежде чем Катон среагировал, подняв собственный щит, чтобы прикрыть лицо, когда острие меча бритта с глухим стуком ударилось о поверхность. Он тут же повернул щит, чтобы отвести острие в сторону, и продолжил движение вперед, достаточно близко, чтобы использовать свой более короткий клинок, но тело его врага было хорошо прикрыто и не открывало какой-либо цели. Он вонзил свой щит в щит противника, прижавшись плечом к его внутренней стороне и упершись ногами во взрытую землю под ним. На мгновение ни один из сражающихся не уступал, а затем железные шипы на подошвах калиг Катона взяли верх над простой кожей обуви бриттского воина, и ордовик начал терять равновесие. Сделав последнее мощное усилие, Катон снова рванулся вперед, и его противник, споткнувшись, упал у основания их знамени, который защищали он и его товарищи. Катон чуть не упал вместе с ним, но ему удалось устоять на ногах, когда он вонзил свой гладий глубоко в горло воина.

Вытащив оружие, он, к своему ужасу, понял, что он и вексилларий Восьмой теперь оказались внутри кольца вражеских воинов, и брешь, через которую они нырнули, закрылась.

- Плутоновы яйца.

Присев рядом с вексилларием, он обменялся взглядом с воином, держащим знамя врага, и оба они не смогли сдержать быстрой усмешки при совершенно неожиданном повороте событий. Затем момент эмоционального единения был разрушен, когда вражеский знаменосец взмахнул мечом. Катону удалось заблокировать удар, который заставил его попятиться, так как от него онемела его правая рука, враз ослабев и перестав реагировать.

Когда ордовик шагнул к нему, Катона ударился в спину большого воина, который отгонял ауксиллариев топором с длинной рукоятью. Великан сердито зарычал и оглянулся через плечо. Его глаза расширились, когда он увидел двух римлян, он повернулся и резко потянул к себе их штандарт. Вексилларий вцепился в него, изо всех сил воткнув основание древка между ног воина. Гигант задохнулся в агонии, затем заревел, как бык, бросил топор и налетел на римлянина, сжав руками его шею.

Катона внезапно отбросило в сторону, а Галерий пронесся мимо него через брешь, оставленную гигантским воином в ордовикском кольце. Центурион рубанул запястье вражеского знаменосца, отрубив его так, что его рука упала на землю, все еще сжимая рукоять меча. Бритт прижал кровоточащий обрубок к груди, прижав древко ордовикского штандарта к плечу, и ударил оставшимся кулаком по щиту центуриона и бессвязно закричал. Фыркнув от презрения, Галерий сбил его с ног ударом рукояти меча, а затем наступил на древко вражеского знамени своей калигой.

Когда вокруг них сомкнулись новые ауксилларии, разбивая то, что осталось от вражеского кольца, Катон ударил нижним краем своего щита по голове разъяренного воина, все еще пытавшегося задушить римского вексиллария. Руки последнего вцепились в кулаки великана, его глаза закатились, а язык высунулся. Штандарт когорты лежал в стороне, и Катон схватил его прежде, чем его успели растоптать, в то время как двое ауксиллариев несколько раз вонзили свои клинки в мускулистую спину ордовика. Кровь захлестала из ран, прорезавших его плоть, но его предплечья продолжали напрягаться, а вены вздулись, как куски веревки. Затем, задыхаясь, он рухнул вниз, и его пальцы медленно расслабились.

Катон помог вексилларию подняться на ноги, и тот прохрипел что-то бессвязное в благодарность. Битва продолжалась, и он увидел, что все те ордовики, которые пытались защитить свое знамя, лежали мертвыми или умирали вокруг него. Он на мгновение восхитился мужеством своего врага. Галерий и несколько его людей стояли на страже, вздымая грудь и настороженно оглядываясь по сторонам. На их доспехах виднелись пятна крови, смешанные с кровью, сочащейся из их собственных ран. Гораздо больше людей с обеих сторон было потеряно в борьбе за вторую линию вражеских воинов, и Катон мог видеть, что оставшиеся солдаты Восьмой строились, слишком измучены, чтобы продолжать преследование врага, который бежал, чтобы присоединиться к своим товарищам позади второй линии.

Атака отнесла их почти на полтора километра от лесной тропы. Справа от Катона когорта Трасилла была остановлена на небольшом расстоянии дальше вдоль вала и теперь была прижата к нему превосходящими силами, держа строй, чтобы не попасть в полное окружение. В нем забрезжил проблеск надежды, когда он увидел, как первые из легионеров пересекают частокол вдоль участка, который первым был очищен Десятой Галльской. Но их было слишком мало, чтобы склонить чашу весов битвы в пользу Рима. Светонию нужно было собрать больше людей, прежде чем можно было добиться победы. Тем временем противник собирал силы, чтобы снова повернуться против колонны Катона.

Катон сделал знак Галерию. - Отзови всех назад. Я хочу, чтобы каждый оставшийся римлянин формировался вокруг нашего вексиллума.

- Другие когорты тоже, префект?

- Все они, и морские пехотинцы, и матросы. Мы должны удерживать врага достаточно долго, чтобы Четырнадцатый легион смог преодолеть вал.

Галерий окинул взглядом поле боя и кивнул. - Тогда дело за нами.

Он поспешил прочь и начал выкрикивать приказы Катона. Пехотинцы Восьмой Иллирийской когорты, которые все еще стояли на ногах, шли и хромали назад к вексиллуму вместе с теми из когорт, которые последовали за атакой и повели ее с фланга. У Катона сжалось сердце, когда он увидел, как мало их осталось. Меньше половины его людей, а остальные когорты потеряли почти столько же. Вместе с еще незадействованным контингентом морских пехотинцев их насчитывалось чуть более тысячи человек. Центурионы и опционы поспешно сделали все возможное, чтобы переформировать свои подразделения, и сомкнулись с другими истощенными когортами, чтобы создать линию для отражения контратаки врага, когда она придет.

Глядя через усыпанную в основном телами ордовиков землю, Катон увидел, что впереди должно быть не меньше трех тысяч бриттов. Еще больше людей, отозванных с других участков вала, бежали вперед, чтобы усилить готовящуюся атаку. Он понял, что вражеский командир надеялся уничтожить остатки его сил одним быстрым ударом, прежде чем повернуть назад, чтобы отразить атаку через пролив. Он оглянулся и увидел легионеров, взбирающихся по частоколу в других местах и спускающихся по земляному пандусу, чтобы построиться у своих сигнумов и вексиллумов. Единственная надежда врага теперь заключалась в том, чтобы сокрушить Катона и начавших формирование строя за ним легионеров до того, как слишком многие из них переберутся через стену в лагерь ордовиков.

Он наклонился, чтобы поднять вражеский штандарт, и сунул его в руки одному из своих людей. - Держать его в безопасности. Это будет хороший трофей, когда Восьмая вернется в каструм после окончания кампании.

Галерий поспешно воскликнул. - Господин, они пришли в движение!

Катон поднял глаза и увидел, что линия врага в сотнях четырех метрах от него начала продвигаться вперед. Не было нетерпеливого всплеска атаки, столь типичного для кельтов. Вождь ордовиков экономил силы своих людей, пока они не подошли достаточно близко, чтобы атаковать и нанести удар по строю ауксиллариев одним сосредоточенным ударом. Люди Катона молча опирались на свои щиты, наблюдая за приближающимися бриттами. Некоторые смотрели в его сторону, словно желая, чтобы он приказал отступить, но все они знали, что им нужно выиграть время для своих товарищей-легионеров.

Катон демонстративно повертел головой и потянул мышцы плеч, прежде чем крикнуть: - Еще один бой, парни, и на сегодня мы закончили. Пожалуй, мы точно заработали свое жалованье.

Большинство людей издали усталый смешок.

- А теперь давайте подберем строй и покажем этим ублюдкам-варварам, как выглядят настоящие воины!

Офицеры проследили, чтобы их люди заняли свое место, и ауксилларии подняли щиты и оружие, хотя многие копья к этому этапу сражения уже были повреждены и выброшены. Некоторые римляне вложили свои мечи в ножны, делая глоток воды из своих фляг. Другие могли только облизывать пересохшие губы и кашлять, чтобы откашляться от мокроты в пересохшем горле. Некоторые закрыли глаза и вознесли горячую молитву своим любимым богам, чтобы они могли снова увидеть своих товарищей и семью в загробной жизни. Ветераны среди них смотрели на врага и пытались подсчитать свои шансы на выживание.

Солнце стояло низко в небе, и его лучи осветили поле битвы рыжевато-коричневым сиянием, которое контрастировало с продолговатыми тенями, растянувшимися под углом от линии римлян. Дым от затухающих костров, разожженных зажигательными снарядами, все еще поднимался тонкими столбиками и окутывал поле боя.

Ордовики сократили дистанцию всего до двухсот шагов, когда со стороны крепостного вала раздался отчаянный коллективный крик. Катон пытался понять, в чем причина, но ход битвы было трудно разобрать в дыму, клубящемся над дальним концом укреплений. Некоторые из ауксиллариев, казалось, были встревожены шумом, и Галерий выступил перед строем и повернулся спиной к врагу, обращаясь к своим людям спокойным тоном.

- Полегче, мальчики. Мы не позволим этим волосатым псам думать, что они нас напугали, верно? Мы долбанная Восьмая Иллирийская когорта! Если кто здесь и гремит, так это, на хрен, мы!

Люди приветствовали центуриона, когда он вернулся на свое место рядом с Катоном и вексилларием.

- Прекрасные слова, Галерий, - улыбнулся Катон. - Сам Цицерон не мог бы выразить это более точно и лаконично.

- Если ты так говоришь, префект.

Улыбка Катона исчезла. - Пора.

Двое офицеров повернулись лицом к врагу, обнажив мечи и подняв щиты.

Далекие крики и возгласы нарастали, и на глазах Катона вражеские силы остановились, а воины неуверенно оглянулись, глядя на дым, стелющийся над укреплениями. Сквозь него бегали фигуры, а слева от пролива к центру острова двигалась большая часть врагов. Ордовики мгновение колебались, прежде чем первый из них начал отходить прочь, а затем вообще перешел на бег. Группа всадников вырвалась из тыла быстро тающего строя и бросилась к ауксиллариям, прежде чем отклониться и отправиться прочь на открытую местность. Теперь ряды врага поредели настолько, что Катон мог видеть еще одно построение, выходящее из дыма сплошной линией.

- Всегда есть люди, которые не знают, когда им пора хватит лакать из чаши. - Галерий устало покачал головой.

Катон почувствовал облегчение на сердце и громко рассмеялся, вложив меч в ножны и опустив щит. - Это наши ребята. Четырнадцатый легион! Они сделали это. Они захватили вал!

******

Пока солнце тускло мерцало между темными тучами, мчащимися над головами, и затяжной пеленой дыма, висевшей над пологим холмистым пространством земли позади укреплений, Светоний и его штабные офицеры осматривали поле боя, сидя верхом. Инженеры быстро разрушили участки вала и засыпали ров, чтобы облегчить проход через оборону. Как только бреши были открыты, две кавалерийские когорты двинулись в погоню за противником, а легионеры и вспомогательная пехота закрепляли завоеванный ими плацдарм на острове. Раненых собирали и укладывали на носилках в спешно оборудованные перевязочные пункты, чтобы армейские медики осмотрели их раны. Тем ордовикам, которые сдались, связали руки за спиной и поставили под охрану. Те из врагов, чьи раны были смертельными или считались слишком серьезными для лечения, были быстро добиты. Погибших римлян складывали вместе в неуклонно удлиняющиеся ряды, готовые к опознанию перед кремацией на следующий день.

Первые капли дождя начали падать до того, как Светоний и его штаб обнаружили Катона и остатки Восьмой когорты. По приказу Галерия люди устало поднялись с земли и встали в свои ряды, пока приближался наместник. Катон выступил вперед, чтобы приветствовать его.

- Докладываю, Восьмая Иллирийская когорта построена и готова к бою, пропретор.

Светоний окинул взглядом ряды окровавленных и заляпанных грязью ауксиллариев, у многих из которых были перевязаны раны. - Кажется, ты потерял половину своих людей, префект Катон.

- Да, господин.

- Высокая цена, но она была необходима нам, чтобы победить. Остальная часть острова будет нашей через несколько дней. Твои люди и другие когорты, которые сделали это возможным, отлично поработали здесь.

Светоний остановился, заметив вражеское знамя позади вексиллума когорты. Складки зеленой ткани начали блестеть под дождем.

- Отличный трофей ты там раздобыл. И это не единственная награда, которой достойны твои люди. Он повернулся к одному из своих штабных офицеров. - Дай мне венок.

Последний полез в сумку и достал маленький серебряный венок, сделанный в виде стены с бойницами. Он был немногим больше амулета. Он передал его своему командиру, и Светоний подвел свою лошадь ближе к Катону. Согнувшись в седле, он протянул тому редко вручаемую награду, которая выдавалась первым, кто взберется на стену вражеского укрепления.

- От имени императора, Сената и народа Рима, - заявил он.

Катон принял венок и склонил голову в знак благодарности. Затем он повернулся и прошел несколько шагов к штандарту когорты. Когда вексилларий опустил древко, Катон надел венок на самую вершину, затем он поднял его, чтобы все люди когорты могли видеть напоминание о своей доблести на штандарте подразделения сквозь дождь, который вовсю лил со свинцового неба.

Светоний сидел прямо в седле и осматривал ауксиллариев. - Люди Восьмой Иллирийской когорты! Я приветствую ваше мужество и преданность долгу. Именно благодаря вашим сегодняшним усилиям мы сделали то, чего раньше не делала ни одна римская армия. Благодаря вам завоевание Моны обеспечено. Последняя твердыня друидов будет взята и разрушена в считанные дни. Да здравствует могучая Восьмая! - Он поднял руку в приветствии, прежде чем щелкнуть поводьями и продолжить осмотр других подразделений, разбросанных по полю боя.

class="book">Когда он ушел, Катон приказал Галерию отпустить людей, чтобы найти пищу и кров среди остатков вражеского лагеря. Затем он медленно снял шлем и поднял голову к небу. Он закрыл глаза и наслаждался освежающим ощущением дождя на коже, пока его губы шевелились в безмолвной молитве благодарности Фортуне за то, что он сумел пережить этот долгий день. Он сожалел только о том, что Макрона не было здесь, чтобы разделить с ним эту честь.

*************

ГЛАВА ХХVI

Июнь 61 года

Камулодунум и его окрестности купались в ярком солнечном свете. Легкий ветерок вызывал серебристую рябь среди посевов пшеницы в полях, а деревья и кусты были тяжелыми от новых весенних листьев. Фермеры надеялись на хороший урожай и с нетерпением ждали восстановления запасов зерна, которые так сильно истощились после неурожаев предыдущих двух лет.

Духом оптимизма были наполнены приветствия, которыми обменивались соседи, встречавшие друг друга в лавках и на рынке. Ходили даже слухи, что члены сената колонии собирались отпраздновать это событие постановкой пантомимы в только что построенном театре, а также гладиаторскими боями и схватками животных на небольшой арене за городом, построенной для развлечения людей Двадцатого легиона, когда они первоначально занимали Камулодунум-крепость.

Как и в большинстве слухов, в них было мало правды. Члены сената колонии все еще сидели, погрязнув в ожесточенных спорах о необходимости платить за восстановление обороны Камулодунума. То, что уже делалось, замедлилось, так как многие добровольцы были вынуждены посвятить свое время на посев урожая в конце весны, в то время как другие потеряли интерес и перестали собираться у дома Макрона и забирать свои инструменты со склада, который Аполлоний устроил в главной сторожке. Канава-ров и вал были почти завершены на одном конце поселения, протянувшемся между двумя параллельными реками, которые текли с запада на восток по обе стороны колонии. Другая линия обороны, ближайшая к дороге на Лондиниум была завершена лишь наполовину, и Макрон с каждым днем все больше разочаровывался во все более медленном прогрессе.

Прошло больше месяца с тех пор, как он вернулся в Камулодунум, и было две вещи, которые со всей тяжестью давили на его разум. Во-первых, он больше не получал известий от Дециана, после того, как их пути разошлись. Бегство Боудикки и ее дочерей взбесило прокуратора, и он потребовал, чтобы они вернулись в столицу иценов, чтобы вернуть заложников.

- Нет, - сказал Макрон, когда они остановились возле пустой тележки. - Уже нанесен достаточный ущерб. Лучше оставить все как есть, пока Светоний не вернется из похода.

- Нам не нужно ждать, пока он вернется, - ответил Дециан. - Он делегировал мне власть в свое отсутствие, и он поставил тебя под мое командование. Я приказываю тебе вернуть Боудикку и ее дочерей.

- Я закончил выполнять твои приказы. Если ты так сильно хочешь ее, то вернись и захвати ее сам. Если тебе повезет, она скроется от всех, чтобы избежать тебя и твоих головорезов. Если тебе не повезет, она сама придет и найдет тебя со своими воинами-иценами за спиной, и они зажарят многих из вас заживо. Лучшее, что ты можешь сделать сейчас, это уехать обратно в Лондиниум и ждать, пока Светоний примет решение, что с этим делать.

- Я мог бы это сделать, да. Поверь мне, как только я скажу наместнику о том, как ты бросил вызов моей власти, он лишит тебя твоих полномочий здесь, в Камулодунуме, и изгонит твою семью из колонии. Честно говоря, когда он узнает о подозрительных обстоятельствах побега и твоей вероятной роли, которую ты в нем сыграл, то это будет наименьшая из твоих неприятностей, центурион Макрон. - Дециан помолчал. - Я мог бы тебя арестовать сейчас и доставить обратно в Лондиниум в цепях, чтобы ты мог ответить на вопросы во время допроса.

- Можешь попробовать, - ответил Макрон. - Однако, поскольку у тебя есть лишь пятьдесят человек сомнительного качества, чтобы поддержать твой авторитет, а у меня здесь есть сотня опытных ветеранов, которые верны мне, так что это не произойдет. То же самое касается любой попытки выследить Боудикку. Так что я бы предложил тебе сократить свои потери, вернуться в свою милую уютную ночлежку во дворце наместника и ждать его возвращения, как я ранее и сказал.

Дециан взглянул на него и заговорил с холодной серьезностью. - Клянусь перед Юпитером Наилучшим Величайшим, что я уничтожу тебя, Макрон. Я напишу отчет для пропретора, как только доберусь до Лондиниума. Я расскажу ему о твоем предательстве, твоем отказе подчиниться моему приказу, и я точно позабочусь, чтобы он узнал, как ты помогал и подстрекал к побегу врага Рима.

- Не забудь рассказать ему, как ты превратил Боудикку во врага Рима, раз уж ты об этом заговорил. Как ты заставил ее выпороть и стоял рядом, когда позволил своим людям насиловать ее дочерей. Интересно, что он на это скажет?

- Ты думаешь, что у тебя здесь есть превосходство, Макрон. Но ты заблуждаешься. Я уничтожил людей и покрепче и влиятельнее, чем ты, чтобы добраться туда, где я сейчас.

- Не сомневаюсь, - устало сказал Макрон. - Ты вредоносный маленький долгоносик, который так же легко вредительствует на пшеничном поле, как и дышит. Ты стремишься к власти и богатству, и тебе все равно, кого ты должен погубить, чтобы добиться этого. Ты можешь ударить лишь ножом в спину, потому что ты слишком труслив, чтобы бросить кому-либо прямой вызов. Ты позволяешь хорошим людям умирать, чтобы расплатиться за твои же ошибки. Ты не служишь интересам Рима, только своим собственным, даже если это означает подвергнуть Империю опасности. Катон был прав насчет тебя. Я должен был найти способ убить тебя до того, как ты унизишь иценов и превратишь их из союзников во врагов.

Усмешка Дециана исчезла, и выражение его лица выдало его страх: - Ты осмелился угрожать прокуратору провинции? Ты посмеешь убить меня?

- Почему бы нет? Я уже убил много людей для Рима. Гораздо лучше людей, чем ты есть. Я бы ничего не потерял и не нарушил бы свой сон. На самом деле, воткнуть меч тебе в живот, может быть, лучшее, что я когда-либо делал в своей жизни.

Они расстались, как только Камулодунум показался в поле зрения, и с тех пор Макрон ждал реакции наместника на доклад, который Дециан угрожал написать. Но пока что не было никаких вестей.

Вторым беспокойством, терзавшим его мысли, было отсутствие какой-либо реакции со стороны иценов на надругательства, совершенные против их царицы и ее дочерей. Ужасная смерть Фасция произошла до порки Боудикки и жестокого обращения с ее дочерьми, и было трудно поверить, что столь отвратительные деяния римлян в глазах иценов, не вызвало бы кровавую реакцию с их стороны. Но ни о каких других нападениях на римлян или даже на их имущество не сообщалось.

Как бы Макрону не хотелось верить в то, что Боудикка стремилась убедить свой народ сохранить мир, он все больше убеждался в том, что у нее были другие планы.

- Так что же она задумала? - спросил он. - Чего ты выжидаешь?

Единственным признаком того, что что-то неладно, было постепенное исчезновение иценов из колонии. По их словам, некоторые уехали навестить семью только для того, чтобы не вернуться. Другие, в том числе девушки, работавшие как личные служанки у Петронеллы, просто собрали свои скудные пожитки и исчезли. В последние дни то же самое начало происходить с триновантами, которые работали на римлян в Камулодунуме или вели для них дела в колонии. Даже семья, которая управляла фермой Макрона, ушла, забрав с собой свой домашний скот. К тем немногим, кто остался, ветераны относились с подозрением. Их все больше нервировало отсутствие знакомых лиц, которых они когда-то считали частью повседневной жизни, а в некоторых случаях друзьями и союзниками.

В одно прекрасное утро Макрон оседлал коня и поехал в маленькое поселение, где жил Пернокат. На шее у него был кожаный ремешок с клыками кабана, который ему подарил в конце прошлого года охотник-бритт. Пока его лошадь везла его через лесную поляну, солнечный свет отражался в проблесках между ветвями деревьев и отбрасывал мерцающий узор темно-зеленого цвета на лесной покров. Макрон на мгновение остановился, чтобы насладиться идиллической сценой, и пока он это делал, олень молча вышел из-за деревьев впереди него. Он замер и поднял морду, чтобы понюхать воздух, когда его уши подернулись.

- Ну здравствуй, парень, - дружелюбно поздоровался Макрон.

Голова оленя резко поднялась, когда он повернулся на его голос, и затем зверь прыгнул через поляну и исчез среди деревьев на дальней стороне со слабым потрескиванием подлеска. Макрон уже собирался дернуть поводья и заставить свою лошадь идти дальше, когда услышал, как ветка треснула на той же стороне поляны, где появился олень. Он уловил движение на периферии своего зрения, но как только он повернулся, чтобы сфокусироваться на месте, оно исчезло. У него сложилось впечатление, что это была фигура человека, но это было трудно сказать наверняка. Послышалось шуршащее движение, затем снова тишина. Он прочистил горло.

- Кто там?

Ответа не последовало. Внезапно обстановка вовсе не показалась идиллической, так как его армейские инстинкты превратили поляну в идеальное место, чтобы устроить засаду для неосторожного врага, проходящего через нее. Он почувствовал знакомый холодок страха между лопатками.

Тревожное чувство не покидало его, пока он не вышел на открытую местность. После чего он еще долго злился на себя за то, что стал шарахаться от каждой тени. Вероятно, шум произвело какое-то другое лесное животное. «Вот и все», - твердо сказал он себе. Его нервозность была объяснимой, учитывая его опасения по поводу растущей напряженности в колонии.

Поселение Перноката располагалось в лощине у ручья. Было несколько круглых хижин, где жила его семья и семьи двух его братьев. В загоне было несколько свиней, а также небольшое количество крупного рогатого скота, пасущегося в отдельном большом огороженном загоне. Дальше простирались поля пшеницы рядом с ручьем. Две женщины сидели возле одной из хижин и обрабатывали шкуры животных, в то время как дети плескались в воде. Они перестали играть, чтобы посмотреть, как приближается Макрон. Он помахал им и получил в ответ несколько застенчивых взмахов. Обе женщины оторвались от своей работы, но не ответили на слова приветствия на их языке, которые он уже успел усвоить.

Он остановился и спрыгнул с седла. Он знал хижину Перноката, так как несколько раз уже посещал поселение в предыдущие месяцы. Молодая девушка смотрела на него от входа в хижину.

- Я пришел увидеть Перноката, - сказал Макрон. Когда она посмотрела на него пустым взглядом, он повторил: - Пернокат?

Она указала на сторону хижины, и он пробрался вдоль обмазанных глиной стен к оголенному участку земли, где рядом с пнем валялась большая куча бревен, в которую вонзили острие топора. Пернокат, раздетый до пояса и блестящий от пота, поднял глаза, услышав шаги Макрона, и он на мгновение нахмурился, прежде чем выражение лица исчезло.

- Приветствую. - Макрон улыбнулся, протягивая руку.

Пернокат шагнул вперед, и они ненадолго взялись за предплечья, прежде чем он заговорил ритмично по-латински. - Добро пожаловать в мой дом, центурион. Ты здесь, чтобы устроить еще одну охоту?

Макрон знал, что он должен действовать осторожно в отношении истинной цели визита. Со сменой сезона и распространением свежей дичи в лесах в это время года, такая причина выглядела бы достаточно достоверно, чтобы отправиться на поиски охотника.

- Да, по большей части.

- Мы можем обсудить. - Пернокат кивнул в сторону пня. - Испытываешь жажду?

- Мне не помешало бы выпить. Благодарю.

Охотник крикнул на своем языке, и ему ответил женский голос. Полоска шерстяной ткани висела на краю лезвия топора, и он поднял ее, чтобы вытереть лоб, прежде чем сесть на пень. Макрон сел рядом с ним, и они посмотрели на поселение и окрестности.

- Все-таки прекрасное место у тебя здесь, - сказал Макрон.

- Да, - согласился Пернокат. - Хорошая земля. Если римляне позволят нам его сохранить.

- Ваша земля в безопасности. Я остановил наших людей, требующих больше земли, на которую они не имеют права.

- Пока в безопасности. Но что произойдет, когда центурион Макрон уйдет? На твоем месте появится другой ответственный человек? А что если нет?

Это было справедливое замечание. Он был избавлен от необходимости давать ответ, когда подошла девушка, неся два красноватых глиняных кувшинчика с молоком. Она отдала их и убежала. Охотник поднял свой и осушил содержимое за один раз, капля молока появилась в уголке его рта, прежде чем он опустил кувшинчик и удовлетворенно вытер губы.

- Хорошее молоко!

Макрон сделал глоток и посмаковал вкусный напиток.

- Прекрасное молоко действительно.

- Ты хочешь на охоту. Когда я тебе буду нужен?

- Только в следующем месяце, - ответил Макрон. - Я должен проследить за завершением кое-какой работы в колонии. В следующем месяце у меня будет время поохотиться.

- В следующем месяце, - растянул Пернокат с легкой грустью в голосе. - В следующем месяце, может, и не получится. - Потом он утвердительно кивнул. - В следующем месяце, как хочешь.

- Ты говоришь так, будто будешь занят чем-то. Ты уже что-то запланировал?

Охотник отвел взгляд, и повисло короткое молчание, прежде чем Макрон снова заговорил.

- Мне нужно спросить тебя кое о чем. Мне нужна твоя помощь.

       Пернокат продолжал смотреть на ручей, где играли дети, не обращая внимания на надвигающиеся беды этого мира. - Какая помощь?

- Времена изменились. Ицены покинули колонию, и теперь уходят и твои люди. Я пытаюсь узнать почему.

- Люди приходят, люди уходят.

- Не так, - ответил Макрон. - Не так быстро. Что-то происходит. Знаешь ли ты в чем может быть дело?

- Все знают, что случилось с царицей иценов и ее дочерьми. Каждый знает, что Рим хотел украсть все, что принадлежит ей, и все, что принадлежит ее народу. Также как он поступает с триновантами. Скоро наступит время, когда люди скажут, что больше они терпеть такой произвол не будут.

- А потом? - спросил вкрадчиво Макрон.

- Потом... - Пернокат повернулся к нему. - Кто знает?

- Я думаю, ты знаешь. Поэтому ицены ушли? Поэтому люди твоего племени уходят? Грядет восстание, Пернокат?

Охотник посмотрел в ответ с обеспокоенным выражением лица. Он молчал какое-то время. - Центурион, ты однажды спас мою жизнь. Теперь, возможно, я могу спасти твою. Оставь Камулодунум. Возьми свою семью и уходи.

- Уходить? Но куда? Колония – мой дом.

- Тогда она станет твоей могилой, если ты останешься. Оставь Камулодунум. Покинь Британию. Не будет безопасно в этих землях для любого римлянина.

Макрон почувствовал ледяной холодок в жилах. - Скажи мне, что произойдет.

Пернокат встал и выдернул топор из пня. - Я сказал достаточно. Я буду говорить не более того. Прошу иди. Никогда не возвращайся сюда, если тебе дорога жизнь. Я не причиню тебе вреда, но другие могут. Иди!

Макрон поднялся и поставил кувшинчик, все еще наполовину заполненный молоком. - Желаю мира и долгой жизни, Пернокату Охотнику.

Триновант кивнул в ответ и взял бревно. Он поднял топор, затем после резкого замаха опустил. Лезвие пронзило дерево и раскололо бревно на две части, которые разлетелись в стороны с пня. Макрон не мог не задаться вопросом, будет ли он раскалывать римские черепа с равной дикостью в скором времени.

Вернувшись к своей лошади и поскакав прочь, он понял, что, вероятно, видел охотника в последний раз, и что, если они когда-нибудь снова встретятся, то уже как враги.

У Макрона не было ни малейшего намерения любоваться хорошей погодой и красотой пейзажа, мыслями он уже вернулся в колонию. Он был уверен, что Боудикке либо не удалось успокоить свой народ, либо, что более вероятно, сама призвала их вновь поднять оружие против Рима. Борьба, которая была обречена на столь же тщетный результат, как и последняя попытка иценов несколькими годами ранее. В одиночку одно племя не могло надеяться преодолеть сопротивление римской армии на острове. Но что, если ее дело поддержали другие племена, такие как тринованты? Что, если племена объединились в союз? Это то, что проскользнуло в словах Перноката о том, что для римлян нигде не будет безопасного места?

Когда он приехал домой, Макрон спешился и повел лошадь в конюшню, передав ее Парвию расседлать и накормить. Петронелла ждала его в саду во перистиле и поспешила, как только он вышел из прохода, ведущего через главное здание.

- Хвала богам, ты вернулся.

Макрон увидел ее встревоженное выражение, когда он опустился на скамью. - В чем дело?

- У меня было несколько посетителей, пока тебя не было. Три женщины из колонии. Они переживают за своих мужей.

- Беспокоятся? Почему?

Они сказали, что их мужья поехали на север шесть дней назад, чтобы купить скот у иценского фермера недалеко от виллы Фаустиния. Они должны были вернуться два дня назад, но их нигде не было видно, и их жены вне себя от беспокойства. Они пришли в наш дом, чтобы попросить тебя направить поисковую партию, но ты уже уехал. Я сказала, что скажу тебе, как только ты вернешься.

«Вилла находилась в километрах пятидесяти от Камулодунума; день пути, максимум два пешком. Если они были задержаны делами, люди должны были уже вернуться задолго до его прибытия. Учитывая, что он услышал от Перноката, возможно, они уже были мертвы вместе с Фаустинием и его семьей. Первые римляне, заплатившие за злодеяния, совершенные против Боудикки и ее дочерей. Был небольшой шанс, что есть и другое, более невинное объяснение задержке их возвращения. Как знал Макрон, старые легионеры любили разделить кувшин или два вина, предаваясь воспоминаниям о своей службе в армии. Возможно, они все еще были на вилле, наслаждаясь гостеприимством Фаустиния», - размышлял Макрон.

- Что ты собираешься делать? - спросила Петронелла. - Что я должна сказать им? Ты собираешься отправить кого-то из ветеранов искать наших людей?

- Нет, - твердо ответил Макрон. - Существует множество причин, по которым они могли задержаться с возвращением. Если бы были серьезные проблемы, мы бы только потратили впустую жизни тех, кто был отправлен на их поиски. А мне понадобится каждый боеспособный мужчина, чтобы защитить колонию.

- У нас какие-то проблемы? - Петронелла взяла его за руку. - Что тебе сказал Пернокат?

Макрон сообщил подробности, и она слушала с растущим беспокойством. Когда он закончил, она спросила: - Ты действительно думаешь, что ицены нападут на нас?

- Боюсь, что да.

- Что ты скажешь женам этих троих мужчин?

- Я скажу, что кого-то послали, чтобы найти их и доложить мне.

Ее бровь нахмурилась. - Но я думала, ты сказал, что не собираешься никого посылать.

- Никого из ветеранов, если быть точным. Они слишком стары и неопытны для такой работы, которую будет необходимо проделать. Нет. Я пошлю человека, обладающего именно теми навыками, которые нужны для этой работы.

*************

ГЛАВА XXVII

Когда он ехал к границе, которая разделяла земли триновантов и иценов, Аполлоний обдумывал миссию, в которую он ввязался. Макрону даже не пришлось убеждать его заняться этим вопросом. Несомненно, это было опасно, но шпиону надоело трудиться над завершением строительства обороны колонии. Он не возражал против тяжелых физических лишений и дискомфорта. Он давно привык к такого рода путешествиям. Чего он не выносил, так это скуки. Суета повторяющейся работы. Это и было причиной того, почему он выбрал свое призвание.

Шпионаж был тем, что соответствовало его особым интересам и навыкам. Он жил, чтобы учиться. Не просто для того, чтобы предоставлять разведывательные данные своим заказчикам – это было лишь верхушкой. Он страстно читал философию, историю, поэзию и даже работы, подробно описывающие принципы математики и природу мира. Он посвятил себя изучению стольких языков, сколько позволил ему его опыт путешествий. Что же о его особых навыках, мало кто владел оружием так же хорошо, как он. Аполлоний мог стрелять из лука с безошибочной точностью парфянина. Он мог владеть мечами и кинжалами и метать ножи, как любой гладиатор на арене, и он мог попасть в голову кролику из пращи, выстрелив с пятидесяти шагов.

Что касается более темных навыков шпионажа, то он овладел искусством шифрования сообщений, которые не могли быть расшифрованы его врагами. Он знал, как убивать людей так, чтобы никто никогда не заподозрил, что это было убийство. Он знал, как убить их таким образом, чтобы стало ясно, что это было дело рук убийцы, но оставалось непонятным, как тот пробрался к жертве. Он научился допрашивать и пытать людей так, чтобы заставить их раскрыть всю информацию, которую он считал важной. Он был непревзойденным шпионом своего времени, и именно поэтому его услуги были столь востребованы, и его часто искали для работы самые влиятельные фигуры в римском обществе.

Однако в последнее время его интерес к обучению принял другое направление. Он устал от неряшливых нравов своих хозяев и задавался вопросом, возможно ли, чтобы человек с принципами мог подняться до высот римского общества, не ставя под угрозу свою честь. Все это было очень хорошо, когда кто-то рассуждал о высоких идеалах Платона и Аристотеля, но философия – это одно, а практика – совсем другое, как научил его горький опыт. И поэтому он был заинтригован, когда он столкнулся с Катоном и Макроном во время миссии на восточной границе Империи.

Катон явно был человеком на подъеме, пройдя путь от сомнительного происхождения до звания префекта римской армии в необычайно молодом возрасте. Если бы он прожил достаточно долго, он мог бы стать командиром легионов в Египте, высшая должность, доступная человеку, не рожденному среди римской аристократии. В качестве альтернативы он мог бы однажды быть назначен командующим преторианской гвардии.

Аполлоний не питал иллюзий относительно искушений, открытых для тех, кто занимал этот пост. Ведь именно преторианцы убили Калигулу и посадили на трон Клавдия. Именно преторианский префект Сеян претендовал на верховную власть во время правления Тиберия, и именно нынешний командир преторианцев потворствовал тому, чтобы заполучить Нерона под свое влияние, значительно облегчив последнему путь к трону. Если бы Катона когда-нибудь повысили до этого поста, кто знал, что он может сделать? Аполлоний стремился выяснить, мог ли человек с сильными принципами пережить моральное разложение такой власти. Вот почему он привязался к Катону за последние несколько лет.

Он отложил свои философские измышления и сосредоточился на поставленной задаче. Он замаскировался под атребатского торговца, едущего по дороге из Лондиниума. У него были безделушки в седельных сумках, те, которые, как он знал, приводили в восторг бриттских женщин в более отдаленных уголках новой провинции.

Расчески, щетки и зеркала из тончайшего полированного серебра. Он говорил на диалекте достаточно хорошо, чтобы сойти за атребата. Он был уверен, что если его остановят, то сойдет за того, кем он хотел быть. Если бы это не удалось, его оружие было спрятано под овчиной, покрывающей его седло.

Он никогда раньше не был на вилле Фаустиния, но получил подробное описание ее местонахождения. Насколько Макрон знал, она была в пределах восьми километров от места, где он наткнулся на развилку тропы на опушке большого леса, раскинувшегося, насколько он мог видеть, поперек преимущественно равнинного ландшафта. Вилла находилась на другой стороне леса, на территории скромного фермерского хозяйства.

Фаустиний был примипилом в отставке, который использовал свое жалованье и накопленную долю в кампаниях, чтобы сделать небольшое состояние на посреднических сделках между триновантскими и иценскими овцеводами, скотоводами и пастухами, продававшими свой скот, чтобы перегнать его в Камулодунум, Лондиниум и Веруламиум, три основных поселения провинции. Таким образом, он жил на окраине римской провинции в районе, недалеко от границы с иценами. Договор, заключенный между Римом и Прасутагом постановил, что ветеранам не дозволялось селиться на иценских землях, и такое разрешение не должно было им выдаваться властями провинции. С тех пор племя делало все возможное, чтобы жить обособлено от своих римских соседей.

Аполлоний планировал пройти по тропе через лес, прежде чем спешиться и оставить свою лошадь на некотором расстоянии от виллы, затем продолжая свое следование в пешем порядке. Если все будет хорошо, он получил приказ от Макрона сказать Фаустинию, его семье и гостям, чтобы они немедленно покинули виллу и укрылись в Камулодунуме, пока угроза восстания не миновала или восстание не будет подавлено. Если же здесь на вилле возникнут какие-либо признаки опасности, он должен был немедленно вернуться и сообщить об увиденном.

Было уже далеко за полдень, и тропа находилась в тени деревьев слева от него. Верхние ветки ярко блестели в косых лучах солнца. Аполлоний встречал все меньше людей, пока продолжал свое «путешествие» все дальше от Камулодунума. Большинство триновантских ферм и поселений, которые он миновал, были пустыми, и единственными жителями были пожилые мужчины и женщины, которые с подозрением смотрели на него и отказывались разговаривать с ним, отмахиваясь от него, когда он проезжал мимо.

Куда все делись, было загадкой, но у него уже были некоторые мысли о том, куда они делись, а также почему. Он надеялся, что ошибался. Через пять километров вглубь леса, тропа плавно поворачивала вправо. Он почти добрался до поворота, когда услышал голоса на небольшом расстоянии впереди. Прежде чем он успел подумать о том, чтобы повернуть свою лошадь, как ему в поле зрения попал светловолосый воин-ицен с закрученными синими татуировками лошади своего племени. Он поднял свое копье на Аполлония и приказал ему спешиться. Шпион поступил так, как ему сказали, когда к ицену присоединилось еще два воина, оба тоже вооруженные копьями. Один был человеком постарше, крепкий и лысый, а второй был так же молод, как и светловолосый воин, хотя более худоват и жилист. Это были не кабаньи копья, как заметил Аполлоний, а традиционное военное оружие, которым римляне запретили иценам владеть, наряду с доспехами и мечами. Это лишь подтвердило один из его домыслов.

Он раскрыл объятия и обратился к иценам на их родном языке с сильным акцентом.

- Мои друзья, а зачем оружие? Я честный атребатский торговец, торгующий в этой области. Гуллабин. Вы, конечно, слышали обо мне? - Он сделал шаг к ним.

- Стой, где стоишь! - скомандовал первый человек, и Аполлоний поднял руку извиняющимся тоном и медленно отступил, чтобы встать рядом с седлом своего скакуна.

- Что ты здесь делаешь? - спросил пожилой бритт.

- Я же сказал вам, я торговец. Вот, позвольте мне показать вам. - Аполлоний повернулся к своим седельным сумкам и потянулся за ремешком.

- Стоять! - скомандовал тот. Он указал на обочину пути. - Стой там. Не двигайся, или мои друзья прирежут тебя. Понял меня?

- В этом нет необходимости. Проверьте мои сумки сами. Вы увидите, что я безвреден и говорю правду. Я честный торговец. Я могу дать вашим женщинам хорошую цену за мои товары. Просто ...

- Держи язык за зубами, атребат. Если ты хочешь сохранить его.

Аполлоний пожал плечами и отошел к обочине пути, скрестив руки на груди с выражением терпеливости, пока ицен открывал седельные сумки и начал вынимать предметы и бросать их на землю. Он держал в руках одно из зеркал и маленькую пару пружинных ножниц, когда повернулся к своим товарищам.

- Похоже, он говорит правду.

- Конечно! - Аполлоний весело вмешался. - Мое слово – мое дело. Спросите любого из моих клиентов. Вы не найдете ни одного, кто скажет, что я их обманул или продал некачественные вещи. Только лучшие товары.

- Достаточно! - Человек, который обыскивал его сумки, направил на него острие копья.

- Куда ты направляешься?

- Сегодня ночью? Я надеялся остановиться на вилле, принадлежавшей римлянину, по другую сторону леса в нескольких километрах отсюда. После этого я отправлюсь на север, чтобы вести дела с вашими людьми. Со мной раньше никогда ицены не обращались с таким неуважением, - с упреком добавил он.

- Ты друг римлян? - спросил бритт.

- Друг?  Кто может быть другом того, кто обращается с человеком как с нарушителем на земле, которой он когда-то владел? Среди моих клиентов есть римляне, и я беру с них цены, которых никогда бы не стал заряжать своим соплеменникам. Не оскорбляйте меня, предполагая, что такой честный человек, как я, позволит называть римскую собаку своим другом. - Он сплюнул в сторону, чтобы подчеркнуть комментарий.

- Справедливо. Однако тебе придется пойти с нами. Ходят слухи о римских шпионах в регионе. Командир нашего отряда захочет допросить тебя.

- Для меня будет честью ответить на любые вопросы, которые он мне задаст. - Аполлоний склонил голову. - Но сначала я должен забрать свои товары. - Он указал на товары, разбросанные на земле рядом с его лошадью.

Лысый взглянул на них и кивнул. - Поторопись.

Аполлоний начал собирать безделушки и складывать их обратно в седельные сумки. Пока он работал, худощавый человек не сводил с него глаз, а его спутники любовались взятым ими зеркалом. Он обошел лошадь с другой стороны и положил несколько вещей в сумку по ту сторону, прежде чем просунуть руку под овчину и нащупать свой метательный нож и длинный кавалерийский меч, свисавший с рамы седла на двух кожаных петлях, использовав круп лошади, чтобы скрыть свои действия.

Сделав это, он вынул клинки и взял нож в правую руку, выбирая правильную хватку. Худощавый бритт посмотрел на своих товарищей, а светловолосый воин в это время разглядывал себя в зеркале. Аполлоний подошел к лошади сзади и выбросил вперед руку. Нож стремительно пролетел и ударил худощавого человека высоко в бедро, близко к паху. Он пошатнулся и посмотрел вниз от удивления, бормоча: - Что ...?

Прежде чем он понял, что произошло, Аполлоний набросился на него. Сверкнул тусклый блеск полированного металла, когда меч глубоко вонзился ему в шею, а копье выпало из его пальцев и с глухим стуком упало на землю. Аполлоний вырвал клинок из раны и повернулся к другим воинам, когда они оглянулись в ответ на шум. Пожилой бритт среагировал первым, опустив копье в сторону шпиона. Другой человек отбросил зеркало в сторону и нащупал собственное копье. Аполлоний подобрал упавшее оружие у убитого им человека и швырнул его в светловолосого воина, копье ударило прямо в центр груди. Того откинуло инерцией попадания, и бритт рухнул на землю.

Аполлоний поднял меч и улыбнулся лысому. - Теперь только ты и я, мой друг. Брось свое оружие, и я оставлю тебя в живых.

       - Римская свинья! Приди и возьми.

       - Вообще-то греческая, - ответил Аполлоний, пригнувшись и быстро сделав обманный выпад, чтобы проверить реакцию другого человека. Воин быстро двинулся, чтобы противостоять угрозе, а затем снова быстро вернул себе самообладание. - Греки умирают так же легко, как и римляне.

Аполлоний усмехнулся. - Давай проверим это, хорошо?

Его противник совершил тычок копьем. Шпион парировал удар в сторону, а затем оставил мечом расселину на древке копья прежде, чем он выскочил из зоны досягаемости. - Это лучшее, что ты можешь сделать, старик?

Губы воина изогнулись в рычании, и он пошел в яростную атаку.  Аполлоний ловко уклонялся от каждого удара. Затем разочарование пожилого человека взяло над ним верх, и он сделал энергичный тычок в горло своего противника. Шпион увернулся в сторону, прыгнул вперед в пределах досягаемости оружия бритта и схватил древко левой рукой, придав ему мощное вращение, которое больно вырвало его из пальцев другого человека. Он швырнул оружие в деревья рядом с тропой и ткнул острием своего меча в плечо человека.

       - На колени, мой друг.

Воин заколебался, а Аполлоний, прищурившись, заговорил ледяным тоном. - Прямо сейчас.

Лысый бритт опустился на колени, свесив руки по бокам.

- Так-то лучше. - Аполлоний бросил взгляд на первого сраженного им человека и увидел, что он лежит, истекая кровью на тропе, из раны на шее хлестала кровь. Белокурый же воин пытался вытащить копье из груди, его лицо исказилось в агонии. Аполлоний повернулся к человеку на коленях. - Я тороплюсь, так что не будем терять время. Ты один из людей Боудикки, верно?

Человек кивнул.

- Насколько я понимаю, вас гораздо больше на вилле Фаустиния.  Сколько?

- Тысячи, римлянин. - Бритт слегка улыбнулся. - Тысячи иценов и триновантов, и скоро будет много новых из других племен.

- Тысячи, а?  Я готов поставить на кон все свои безделушки, которые ты даже не сумеешь сосчитать до ста, не говоря уже о тысяче. Что ты несешь?

Воин уставился на него.

       - Значит ты, не тот, кто делает ставки. Это очень плохо. И куда твои друзья намерены идти дальше? Какие виллы? Какие фермы?

- На все. Всюду, где есть римляне, которых нужно убивать. А потом Камулос, где мы снесем твой проклятый храм.

Человек использовал местное название колонии, и Аполлоний почувствовал укол беспокойства за Макрона и других, которых он знал. Он поднял свой меч.  - Ну что ж, мы еще посмотрим.

- Подожди! - бритт поднял руку. - Ты сказал, что оставишь меня в живых, если я брошу свое оружие.

- Ты не бросил его. Я выхватил его. - Аполлоний вонзил клинок в верхнюю часть груди воина и проткнул его всем своим весом, прежде чем яростно прокрутить меч и вырвать. Кровь захлестала из раны, и пожилой мужчина посмотрел на него снизу-вверх, челюсть отвисла, затем он упал на бок и оттолкнулся, его тело дрожало. Шпион прошел мимо него и схватился за конец копья в руке блондина, воткнутое в его грудь. Он толкнул его глубже, двигая им из стороны в сторону, заставляя больше крови течь из раны, пока глаза молодого воина не закатились, и он не рухнул окончательно на спину.

Аполлоний оттащил тела в подлесок у дороги и закрыл кровь на тропе листами папоротника. Он разрыхлил немного земли, чтобы рассредоточить лужи крови на земле и продолжил свой путь. В какой-то момент этих троих хватятся и будут искать, но к тому времени он надеялся узнать, что ему нужно, и быть на пути к Макрону, чтобы передать ему сообщение и предупредить его о планах Боудикки.

Через метров восемьсот он вышел на поляну, над которой нависал вековой дуб. Решив, что даже ночью это будет очевидным ориентиром, он повел лошадь на сто шагов в деревья и оставил ее привязанной к ветке с кормом. Затем он вернулся к поляне и пошел по следу, держась края, готовый нырнуть в укрытие, как только он заметит кого-нибудь. Солнце уже село, но света еще было достаточно, чтобы видеть дорогу по крайней мере еще какое-то время в течение часа. Вскоре он услышал звук голосов, их было очень много, и когда он приблизился к опушке леса, он смог различить смех, пение и крики над общим гвалтом толпы.

Он сошел с тропы и начал крадучись пробираться сквозь деревья. Аполлоний увидел свет костров и фигуры людей, сидящие и стоящие вокруг них. Когда деревья начали редеть, он встал на колени, чтобы зачерпнуть немного земли, чтобы затемнить лицо и открытые участки кожи, а затем продолжил движение вперед, замедляя шаг и приседая. Он остановился внутри опушки деревьев и лег на живот, прежде чем медленно проползти вперед мимо несколько стоящих женщин, пока он не нашел позицию, с которой он мог осмотреть сцену перед ним.

Менее чем в четырестах метрах от него виднелась вилла Фаустиния; внушительное здание с черепичной крышей - доказательство достатка хозяина - окруженное стеной и с арочными воротами. Снаружи были еще постройки: конюшни, кладовые и что-то похожее на небольшой барачный блок, предположительно для рабов, которые обрабатывали его землю. Там были остатки нескольких ручек и засовов, а также поодаль виднелись более крупные вольеры для животных, все из которых были пусты. Любые овцы, свиньи или крупный рогатый скот уже были украдены или жарились на множестве костров, которые он видел. Самая большая из жаровень была неподалеку от сторожки виллы, хотя там ничего не готовили и не было каких-либо людей поблизости, во многом из-за жара, который она выделяла.

В тусклом свете он не мог легко разобрать количество присутствующих, но мог примерно сказать, что их были сотни. Большинство из них были мужчины, но было много женщин и детей тоже. Любая надежда на то, что Фаустиний и три ветерана, отправившиеся вести дела к нему, еще были живы таяли на глазах.

Остатки дневного света угасли, и остался только свет костров под звездами и полумесяцем, похожим на отполированный до блеска серп из лучшей стали. Он заметил, что люди зашевелились, и те, что были на земле, поспешно поднялись на ноги, когда все повернулись и начали двигаться в сторону виллы. Они закрывали обзор Аполлонию, поэтому он ждал, пока ближайшие бритты отойдут, прежде чем он вышел из-за деревьев и начал следовать за ними.

Когда он приблизился к задней части толпы, он выбрал место, где он мог ясно видеть сторожку. Двери были распахнуты, но он мало что мог разобрать в тени за ними. Толпа затихла, пока люди смотрели и ждали, и Аполлоний был рад, что их внимание было сковано на сторожке, так что никому не было дела до того, чтобы присмотреться к нему слишком пристально.

Внутри обнесенной стеной ограды перед виллой послышалось движение, и мгновением позже колесница, запряженная двумя вороными лошадьми, с грохотом выехала из ворот на открытое пространство, освещенное самой большой из жаровен. Крепкий воин сидел верхом на дышле, управляя колесницей. Позади него, на ложе колесницы, стояла высокая стройная женщина с огненно-рыжими волосами. На ней был простой зеленый плащ поверх длинной темной туники с длинным копьем в руке.  К углам колесницы были прикреплены четыре шеста, а сверху на каждый была насажена голова.

Толпа разразилась диким, оглушительным ревом, когда возничий сделал медленный круг вокруг огня прежде чем вернуться к исходной точке перед сторожкой. Женщина не предпринимала попыток признавать присутствие собравшихся людей, но пристально смотрела вперед, подняв подбородок, как какая-то статуя или идол. Колесница проехала достаточно близко от Аполлония, так что он без всяких сомнений узнал Боудикку. Наконец она остановилась перед виллой, небольшая группа знатных бриттов и две молодые девушки вышли из сторожки и встали рядом.

Боудикка медленно подняла руки вверх. Наконечник копья указывал на звезды, и каплевидный наконечник вспыхнул красным в свете костра. Фанатичное ликование толпы начало утихать, а затем вдруг наступила тишина, если не считать треска пламени из жаровень.

- Ицены! Тринованты! Услышьте меня! Я Боудикка, жена покойного Прасутага, царя иценов. Я ваша царица.

Ее голос, пронзительный, но ясный, разносился легко, и Аполлоний присоединился к приветственным крикам толпы. Она подняла руку, чтобы успокоить толпу, и продолжила.

- В течение нескольких дней кто-то из вас добирался сюда, чтобы присоединиться к моему делу. Нашему делу. Ибо не только ицены были вытеснены из своих земель римскими собаками, которые называют себя нашими хозяевами и обращаются с нами как со своими рабами. То же самое относится и к триновантам, и почти к любому другому племени на нашем острове. Нам всем нужно объединиться, чтобы раз и навсегда положить конец римскому правлению, и мы будем свободны!

Она ударила копьем в воздух, и толпа взорвалась новыми приветственными возгласами. Аполлоний помахал кулаком, как бы в знак одобрения.

- С тех пор, как я и мои воины пришли сюда, захватили эту виллу и убили римлян, которых мы нашли, многие тысячи из вас стекались, чтобы присоединиться к моему знамени, и с каждой победой к нам будет присоединяться еще больше, пока у нас не будет такого войска, что никакая римская армия не сможет устоять против нас. И тогда мы сокрушим их легионы, захватим их знамена и возьмем головы их командиров в качестве трофеев. Но мы не должны останавливаться на этом, мои возлюбленные последователи. Мы должны убить каждого римлянина в Британии, каждого человека, женщин и детей вплоть до последнего младенца. Мы будем купаться в их крови! Мы разрушим их здания и обесчестим их статуи, которые они воздвигли своим богам. Мы не будем отдыхать, пока хотя бы один римский кирпич остается стоять поверх другого. Мы сожжем все это дотла и удалим пятна унижений, которые они нанесли на нас, так что через поколение они будут всего лишь памятью. Памятью о могущественном враге, который испытал нас и был побежден нами. Вся слава нашим людям!

Толпа снова приветственно закричала, и на этот раз она потворствовала ее эмоциям дольше, прежде чем призвать к тишине. Затем она понизила голос, так что все должны были замереть и замолчать, чтобы разобрать следующие слова.

- Вы должны задаться вопросом, откуда взялась такие ненависть и решимость, как у меня. Почему вы вопрошаете, Боудикка потребовала бы такой участи для римлян на наших берегах, некоторых из которых мы считали друзьями? Позвольте мне показать вам, почему … Она расстегнула застежку своего плаща и позволила ему упасть к ногам, затем спустила тунику вниз, чтобы обнажить плечи и медленно повернулась, чтобы толпа могла видеть багровые шрамы на ее спине. Послышались вздохи и гневное бормотание, затем крики, призывающие к мести. Боудикка задрала тунику обратно и указала на двух девушек. Они забрались на заднюю часть колесницы и стояли позади своей матери, пока она обращалась к толпе.

- Это мои дочери, Бардея и Мерида. После того, как меня отхлестали, римляне, они изнасиловали моих дочерей, моихмаленьких девочек. Мою плоть и кровь.

Из толпы раздались стоны и новые крики гнева, и Боудикка подождала, пока шум утихнет прежде, чем она указала на толпу и обняла их всех в эмоциональном жесте. - Если римляне так обращались с царицей иценов и ее дочерьми, царского рода, то отныне никто из вас не в безопасности. И ни ваши семьи, ни ваши животные, ни ваша земля. Рим проглотил бы все это в одно мгновение, если бы он этого возжелал. Кто из вас настолько малодушен, настолько лишен чести и достоинства, чтобы молча покориться такой судьбе? Мы должны показать Риму, что происходит с теми, кто бесчестит племена Британии. Мы должны показать им судьбу, которая ждет их в наших руках, абсолютно также как мы показали этим римлянам.

Она указала на головы на шестах вокруг колесницы. Затем, передав свое копье одной из своих дочерей, она сжала кулак в волосах ближайшей головы, сорвала ее со столба и бросила ее в огонь жаровни перед колесницей. Толпа взревела в знак одобрения, затем она поступила также с каждой из последующих голов.

- Война против Рима начнется завтра! - воскликнула Боудикка. - На рассвете мы идем на колонию в Камулосе. Мы перережем горло там каждому римлянину.  Смерть Риму! Смерть императору!

Она повторяла крик снова и снова, пока толпа не подхватила его оглушительным ревом. Аполлоний услышал все, что ему было нужно. Он пробрался сквозь толпу и проскользнул в лес, чтобы найти свою лошадь и вернуться к Макрону с известием об ужасной судьбе, ожидающей всех тех, кто окажется на пути гнева Боудикки.

*************

ГЛАВА ХХVIII

- Тысячи, говоришь? - спросил Ульпий, потирая повязку на глазу, как только Аполлоний закончил свой доклад перед членами сената колонии. Макрон услышал его рассказ сразу же по возвращении Аполлония из разведывательной миссии и немедленно созвал сенат, который собрался после полудня.

- Не менее пяти тысяч человек, - ответил шпион. - Помимо такого же количества женщин, детей и пожилых людей. У них было много лошадей, фургонов и повозок, чтобы возить запасы.

- Пять тысяч, - повторил Ульпий и обменялся взглядами со своей фракцией. - Как мы можем быть уверены, что твоя оценка точна? Ведь ты не профессиональный военный, привыкший оценивать силы врага.

- Это правда, - признал Аполлоний. - Вы всегда можете подождать, пока они не прибудут, и глядя с недостроенных оборонительных стен Камулодунума, сделать собственную экспертную оценку, чтобы сравнить ее с моей.

Макрон откашлялся.

- Я доверяю его суждению. Не будем торговаться цифрами. Четыре, пять или шесть тысяч не имеют большого значения, если они направляются сюда, чтобы захватить колонию. У нас в любом случае нет сил удержать место, не говоря уже о том, чтобы победить их в бою. Если они отправятся на рассвете сегодня, то на то, чтобы они дошли до нас, уйдет от двух до пяти дней. Два, если они отправят своих самых боеспособных людей впереди, так чтобы остальные догоняли. Пять, если они пойдут со скоростью обоза вместе со всеми сопровождающими. Так или иначе, времени мало и нужно действовать уже сегодня.

- Действовать? И какие же действия ты предлагаешь? - спросил Ульпий. - Ты только что сказал, что мы не можем защищаться.

- Я этого не говорил. Конечно, мы можем защищать себя. Вопрос в том, насколько долго? Оборонительные работы в колонии еще не завершены, и любые усилия, которые мы предпринимаем сейчас, будут импровизированными. Мы должны предположить, что наши редуты будут взяты штурмом. Когда это произойдет, мы сможем отступить в храм. Это гораздо меньший периметр обороны и его легче защищать. Если повезет, мы сможем удерживать храм достаточно долго, чтобы подоспела помощь. Вы могли заметить, что Вульпиния здесь нет. Я отправил его в каструм Девятого легиона в Линдуме. Там размещены шесть когорт и немного кавалерии. Более трех тысяч человек. Более чем достаточно, чтобы склонить чашу весов в нашу пользу, если они придут к нам на помощь. Я также отправил сообщение в Лондиниум, чтобы попросить прокуратора прислать нам подкрепление. Хотя я сомневаюсь в качестве его людей. Даже в таком случае, если они могут носить шлем и держать оружие, это может помочь обескуражить врага. Тем временем нам нужно подготовить свои валы и заграждения, а также принять другие меры.

- Какие меры? - спросил Ульпий.

Макрон вместе с Аполлонием составил первоначальный список и жестом приказал шпиону продолжить. Они решили, что будет лучше, если плохие новости услышат не из уст Макрона, а из других для начала. Аполлоний поднял восковые таблички, которые носил с собой, и начал читать.

- Во-первых, сообщения должны быть отправлены на все отдаленные виллы и фермы, принадлежащие римским поселенцам. Им нужно сказать, чтобы они принесли свои запасы еды, а также животных, в Камулодунум для использования гарнизоном на протяжении осады. Все, что нельзя будет забрать, и может быть использовано врагом, должно быть сожжено или испорчено. Колодцы должны быть загрязнены мертвыми животными и отходами. Все постройки за пределами обороны колонии должны быть снесены, чтобы лишить врага укрытия.

Ульпий покачал головой. - Вы не можете этого сделать. Это будет означать гибель для многих наших ветеранов. Нам потребовались годы, чтобы построить наши фермы и предприятия, и большинство из нас только начали получать прибыль. Мы не можем сказать людям, чтобы они просто бросили их.

- Культуры можно пересаживать, а любых животных, которых нужно заменить, можно купить с помощью резервов колонии, - возразил Макрон. -Мы должны максимально усложнить жизнь Боудикке и ее последователям за счет тактики выжженной земли. В любом случае я не призываю людей отказаться от своей собственности, я приказываю это сделать от имени сената колонии. Я инициирую диктаторские полномочия старшего магистрата. Если мы переживем это, вы можете проголосовать и судить меня, если хотите. Если мы не переживем, то никто из нас не будет в состоянии поспорить о юридических тонкостях. Продолжай, Аполлоний.

- Во-вторых, все, кроме здоровых мужчин, должны будут эвакуироваться из Камулодунума и отправиться в Лондиниум завтра на рассвете. Их будет сопровождать эскорт на первой половине пути на случай, если противник выдвинет авангард. Остальные из нас останутся здесь, чтобы защищать колонию. Все наши ценности, а также столько зерна и скота, сколько может вместиться, будут размещены в пределах стен храма. Есть хороший шанс, что мы сможем продержаться, пока не прибудет Девятый легион, который сокрушит врага.

Остальные члены сената беспокойно зашевелились, пока Аполлоний говорил. Макрон мог понять их беспокойство. Это означало бы потрясение и неудобство для эвакуированных и много слезных прощаний, но это было необходимым шагом для обеспечения безопасности гражданского населения. Также необходимо было, чтобы защитники не были обременены паникующими гражданскими лицами, и их моральный дух не был бы подорван беспокойством о безопасности своих семей. Ветеранам нужно было сосредоточиться на обороне, а не отвлекаться на присутствие тех, кого они любили.

- Сколько здоровых мужчин доступно? - спросил Ульпий.

- Я просмотрел записи колонии. Если предположить, что все те, кто живет на отдаленных фермах и виллах, вернутся в Камулодунум, у нас немногим более шестисот боеспособных ветеранов и еще двести людей призывного возраста. У последних нет подготовки, но они могут держать оружие, и нам придется использовать то время, которое у нас есть, чтобы дать им базовую подготовку. Когда начнутся боевые действия, большинство из них будет использоваться для выноса и ухода за ранеными, а также для пополнения запасов стрел, зарядов для пращей, копий и еды. Мы задействуем их только в крайнем случае.

Макрон сделал паузу и оглядел сенаторов колонии. Большинство выглядело встревоженным, а некоторые выглядели испуганными. Несомненно, они рассчитывали спокойно дожить свою жизнь после увольнения из армии.

- У нас нет выбора. Ситуация отчаянная. Обидно, что было принято решение игнорировать проблему обновления обороны колонии, когда мы встретились несколько месяцев назад. Мы были бы сегодня в несколько лучшем положении. Ответственность за ту неудачу лежит на вас, и это ваш шанс компенсировать прошлую ошибку, выполняя свой долг и подчиняясь моим приказам, пока опасность не минует. Если здесь имеется кто-нибудь, кто не захочет сыграть свою роль во время обороны, я отправлю его вместе с эвакуированными. Я не буду сражаться бок о бок с человеком, у которого недостаточно честности, чтобы исправить содеянное им зло. Любой, кто остается, должен будет принять мой абсолютный авторитет на период обороны. Так же, как они поступали бы, когда были в легионах и давали присягу подчиняться тем, кто поставлен над ними императором, Сенатом и народом Рима. Те, кто не желает этого делать, будьте любезны немедленно отправиться с гражданскими в Лондиниум.

Он обменялся взглядами с присутствующими, но никто не двинулся с места, пока Ульпий не поднялся со своего и не пересек зал скромного зала сената, чтобы встать рядом с Макроном.

- Центурион Макрон, я уверен, что говорю от имени большинства других, если скажу, что мы ошибались. Мы должны были прислушаться к твоему мнению. - Он опустился на колени и склонил голову, взяв Макрона за правую руку согласно древней традиции. - Я принимаю тебя своим патроном. Я к твоим услугам, пока ты не освободишь меня от моих обязательств. В этом я клянусь перед Юпитером Наилучшим Величайшим и всеми присутствующими. - Он отпустил руку Макрона и с трудом встал, прежде чем вернуться на свое место.

- Тогда наши разногласия улажены, братья мои, - сказал Макрон. - С этого момента, пока опасность не миновала, мы будем считать, что мы снова в легионе. Мы не выживали бы в течение двадцати пяти лет в легионах, будучи зелеными новобранцами. Мы с вами ветераны. Лучшие в своем роде. В ближайшие дни нам будет мало отдыха. Но когда мы будем готовы, мы покажем этим варварам, на что способны настоящие воины. А пока идите и займитесь приготовлениями, попрощайтесь с вашими семьями и приготовьте их к отъезду в Лондиниум с первыми лучами солнца. Аполлоний принесет вам ваши индивидуальные приказы сегодня вечером. - Он встал и вмиг изменился, прокричав привычным строевым голосом.

- Свободны!

******

- Ты не можешь сделать это со мной, - запротестовала Петронелла. - Я не пойду. Я не брошу тебя.

Макрон обнял ее и притянул к себе, пока они сидели на ее любимой скамейке в саду.

- Ты не можешь оставаться здесь, любовь моя, - мягко сказал он. - Я отдал приказ всем ветеранам. Иждивенцев эвакуируют. Я не могу сделать для тебя исключение. Я бы хотел, но это невозможно. Я должен подавать пример, иначе люди усомнятся в моем авторитете, и, если это произойдет, мы обречены. Ты понимаешь меня?

- Конечно, я понимаю. Я не дура. Я знала, что делаю, когда вышла замуж за военного и при этом центуриона. Я жила страхом, что ты уйдешь на войну и не вернешься. Я смогла принять такую вероятность и справляться с этим. - Она наклонилась к нему. - Просто, когда ты ушел из армии, я посчитала, что у меня больше нет причин для беспокойства, что мы сможем жить в мире. Конечно, как оказалось, я была все-таки долбанной дурой, что так считала.

Макрон рассмеялся.

- Можно вывести человека из армии, но армию из человека – никогда, моя любовь. Вот так вот. Что касается того, что сейчас происходит, то я этого не спрашивал. Это не моя вина.

Как только слова сорвались с его губ, он скривился. Петронелла повернулась к нему с грустным выражением лица. Между ними не нужно было говорить ни слова. Какая польза от взаимных обвинений сейчас? Макрон, посчитал, что поступил правильно и надеялся, что доброе дело будет вознаграждено благотворным исходом. Как будто мораль была движущей силой событий в жизни. Вместо этого он спровоцировал большее зло, в результате которого могут погибнуть многие тысячи людей. Включая себя и его близких. Свою собственную смерть он мог принять, но смерть многих других тяготила его мысли до невыносимости. Он решил служить в своей нынешней роли со всей своей силой и мужеством, чтобы получить хоть какое-то прощение за свою ошибку, когда он освободил Боудикку и ее дочерей.

Он поцеловал жену в лоб.

- Мне очень жаль, что я навлек на нас это.

Она вздохнула.

- Что еще ты мог бы сделать, Макрон? Ты хороший человек. Я бы меньшего и не ожидала от тебя.

- Благодарю, - ответил он. - За все. За годы, которые мы провели вместе, и за годы, которые мы надеемся еще провести. А теперь собери кое-что для себя и Парвия.

Она кивнула. - Как только это будет сделано, я пойду и помогу Клавдии и Луцию. Бедному парнишке так много пришлось вынести с тех пор, как он родился.

- Я знаю. Не могло быть лучшей причины, чтобы выдернуть его из, как оказалось, временного уюта? Когда вы доберетесь до Лондиниума, идите к «Собаке и оленю». Моя мать приютит тебя, пока восстание не закончится. Постарайся не спорить слишком много, а? В мире и так достаточно проблем, чтобы не добавлять к ним новую.

Петронелла ласково сжала его руку и потом спросила. - Как ты думаешь, что произойдет? Будь честен со мной.

Макрон на мгновение задумался над всеми элементами надвигающейся пьесы, прежде чем ответить обыденным тоном.

- Все зависит от времени. Если подкрепление из Линдума и Лондиниума доберется до колонии до прибытия войск Боудикки, то Камулодунум будет в безопасности, и, скорее всего, ее воины будут побеждены. Ее войска рассеятся и вернутся по своим домам, но им за это придется заплатить цену, как только наместник вернется, чтобы разобраться с племенами, решившими последовать за ней.

- Что будет с ней?

- Если она выживет в битве, ее выследят и схватят. Если ей повезет, она и ее дочери доживут свои дни в Риме как привилегированные пленницы, как Каратак. Если же император будет жаждать мести, их с позором протащат через улицы Рима, а потом по традиции задушат.

Петронелла переварила возможные судьбы и грустно покачала головой. - Я любила ее и восхищалась ею. Ты знаешь. Я бы не хотела, чтобы ее жизнь закончилась тем или иным образом.

- Я знаю. Я чувствую то же самое. Я предоставил ей выбор, который она могла бы сделать, когда я освободил ее. Она выбрала войну, и мы должны жить с последствиями наших действий, и я, и она. - Он вздохнул, затем убрал руку с плеча жены и встал. - У нас не так много времени. Иди и пакуй вещи. Потом мы хорошо поужинаем, выпьем остатки моего лучшего вина и ляжем спать, а?

Петронелла заставила себя улыбнуться. - Ты действительно знаешь, как хорошо провести время с девушкой, центурион Макрон.

Он ухмыльнулся.

- А ты сомневалась?

Макрон сидел у окна в своем таблинии, наслаждаясь последним светом дня, когда составил список офицеров, которых он выбрал для руководства ветеранами. Не было недостатка в бывших центурионах и опционах в колонии, а также в городе оказалось двое бывших примипилов, самый старший и уважаемый ранг в колонии. Имея в наличии шестьсот опытных воинов-ветеранов, он разделил их на шесть усиленных центурий.

Самые пожилые люди под командованием Ульпия были приписаны к храмовому комплексу. Их можно было использовать в качестве резерва или для прикрытия отступления своих товарищей, если враг прорвет внешнюю оборону колонии. Еще одна центурия под командованием ветерана по имени Тертилл была определена на завершенный восточный вал, в то время как еще три должны были защищать недостроенный вал и любые препятствия, которые можно будет возвести, чтобы перекрыть брешь между восстановленным участком вала и рвом и рекой, вплоть до северной оконечности колонии. Двумя сотнями неопытных юношей и жителей должен был командовать опцион и армейский хирург в отставке, которым было поручено вытаскивать и заботиться о раненых и доставлять пайки, а также выполнять другие небоевые обязанности. Они будут призваны сражаться только в самом отчаянном случае, если таковые обстоятельства возникли бы.

В последней центурии под командованием самого Макрона сорок его людей были на лошадях, самых лучших, которых смогли найти в колонии. Их возглавил бывший декурион разведчиков по имени Сильваний, лысый человек с аккуратной белой бородой и худощавым телосложением. Даже в его за шестьдесят, он был прекрасным наездником и очевидным выбором на эту должность. Его первой задачей было взять половину его людей и отправиться объехать отдаленные фермы и виллы и приказывать их владельцам присоединиться к защитникам в Камулодунуме, отправляя свои семьи в Лондиниум вместе с остальными. Шестьдесят пеших ветеранов, вместе с Макроном и Аполлонием, должны были стоять за стеной, готовые противостоять любым попыткам противника закрепиться на любом из валов.

Он как раз вносил последние штрихи в командную цепочку, когда услышал шаги за ним. Он обернулся и увидел, что Парвий смотрит на него с обиженным выражением лица, и легко мог догадаться о причине такого настроения.

- Ты едешь в Лондиниум с Петронеллой. Я так решил.

- Нннн! - Парвий сжал кулаки и покачал головой. - На оедил. Нал не ии!

- Ты будешь, и ты не останешься здесь. - Макрон повернулся лицом к мальчику. - Я бы хотел, чтобы ты оказался подле меня в мгновение ока, если бы ты был на четыре года старше. Твое время придет, мой мальчик. Но это не твое время. Не в этот раз.

Парвий гортанно запротестовал и яростно ткнул пальцем в пол.

- Я не собираюсь с тобой спорить об этом. Я принял решение, и у тебя есть твой приказ. Я знаю, что ты хочешь однажды стать легионером, Парвий.

Мальчик кивнул.

       - Хорошо, тогда позволь мне рассказать тебе, что нужно, чтобы стать хорошим солдатом. Макрон просчитал качества на его пальцах. - Мужество, сила, тренированность и дисциплина. Я не сомневаюсь, что ты обладаешь первыми двумя, и я знаю, что ты посвятишь себя обучению. Это оставляет нам дисциплину. Хороший солдат подчиняется приказам. Хочешь быть хорошим солдатом, Парвий?

Юноша осторожно кивнул, почувствовав, к чему ведет дискуссия.

- Тогда я отдаю тебе приказ. Ты пойдешь с Петронеллой и защитишь ее ценой своей жизни. - Ты понял меня? Я прошу тебя позаботиться о моей жене, пока меня не будет рядом, чтобы присматривать за ней. Могу я доверить тебе это?

Парвий выглядел разбитым, но в конце концов неохотно кивнул.

- Молодец! - улыбнулся Макрон и взял его за плечи. - Если бы я был благословлен сыном, я бы хотел, чтобы он был похож на тебя. Я бы гордился им так же, как горжусь сейчас тобой.

Парень покраснел от смущения и застенчиво улыбнулся.

- Так-то лучше. Теперь иди и помоги Петронелле со сборами. И поймай собаку. Катон захочет увидеть Кассия с нами, когда все это кончится.

Парвий вышел из комнаты, и Макрон на мгновение посмотрел ему вслед, вдруг осознав, как сильно он полюбил немого мальчишку, и как сильно он тосковал по собственному сыну. Он принял решение. Если он переживет осаду, он поговорит со своей женой об официальном усыновлении Парвия. Если он выживет… Макрон покачал головой. Он не должен позволять себе так думать. Ветераны будут смотреть на него, и он не должен подавать виду, что поражение возможно. Он должен поверить в это сам. Он должен был сыграть свою ответственную роль и выполнить задачу, которые наложила на него ситуация.

На следующее утро солнце взошло сквозь тонкий туман, похожее на тусклый диск раскаленной бронзы среди молочно-серой белизны, окутывающей колонию и окружающий ландшафт. Рынок Камулодунума был заполнен людьми, когда мужчины, оставшиеся защищать свои дома, попрощались со своими женами и семьями. Некоторые из женщин и детей плакали, и те их успокаивали нежными словами. Макрон знал, что многие из защитников прольют собственные слезы, когда останутся наедине.

Он пошел на рыночную площадь, держа Петронеллу за руку и неся ее маленький узелок с приготовленной едой в дорогу. Их сопровождал Парвий, одетый в урезанную версию одного из старых армейских плащей Макрона и сжимающий поводок Кассия в одной руке, пока собака шла впереди него. Другой рукой он вел мула, который нес палатку, запасную одежду и кормился из корзинки со своего ярма.

Другая половина конного контингента ждала в конце улицы, ведущей к Лондиниевым воротам, и командир-опцион отсалютовал Макрону, увидев его приближение.

- Готовы выступать, господин.

- Очень хорошо, Кальдоний. Пройди с ними первые пятьдесят километров, а затем поворачивай назад и возвращайся настолько быстро, насколько сможешь. Если противник уже окружит колонию к этому времени, направляйся в Лондиниум и сообщи прокуратору. Никакого героизма. Я не хочу, чтобы ты пытался пробиться к нам. Ты это хорошо понял?

- Да, господин.

- Тогда веди их.

Опцион вернулся к своим людям и вскочил в седло, прежде чем прокричать на всю рыночную площадь: - Мы выступаем в Лондиниум. Попрощайтесь в последний раз.

Макрон про себя выругал ветерана за столь грубый выбор слов. Затем он схватил Петронеллу за руки, и они крепко обнялись.

- Спасибо, что ты выбрала меня, - сказал Макрон. - Ты единственная женщина, которую я когда-либо хотел.

Она еще крепче прижала его к себе и тихо сказала ему на ухо:

- Простое «Я люблю тебя» вполне бы подошло. Ты останешься в живых, слышишь меня? Или я натравлю на тебя Кассия.

Она поцеловала его в шею, затем отстранилась и взяла у него узелок. Макрон повернулся к Парвию, и мальчик вдруг качнулся вперед и обнял его. на мгновение Макрон замер от удивления, а затем прижал его к себе.

- Береги себя, парень. Я увижу тебя позже.

Он отошел немного в сторону, и принял официальную позу и тон, обращаясь к мальчику.

- У тебя есть приказы. Удостоверься, что ты выполняешь их как хороший солдат. - Он отсалютовал, и Парвий радостно улыбнулся, прежде чем взять поводья мула и поводок Кассия. Петронелла продолжала стоять.

- Вам пора идти, - твердо сказал Макрон. - Вы должны пойти первыми, чтобы подать пример. Остальные последуют за вами. Иди, любовь моя.

Она двинулась к всадникам с Парвием, собакой и мулом. Еще другие женщины с детьми последовали за ней. Макрон подождал, пока его жена и мальчик растворились в тумане. Остальные люди исчезали вслед за ними. Он оглянулся на мужчин, провожающих их, и почувствовал их горе. Затем он увидел приближающегося Аполлония с Клавдией и Луцием рядом с ними и приветственно помахал рукой. У Клавдии на одном плече была перевязь, а на другом висела большая сумка.

- Пусть Фортуна сопутствует тебе, Макрон, - сказала она. – Да, сохранят тебя боги.

- Мы будем в порядке. Обязательно передай мои приветствия Катону, когда увидишь его в следующий раз.

- Ты сможешь сделать это сам, когда придет время.

- Я сделаю именно так. - Макрон улыбнулся.  - Тогда до этого времени.

Она кивнула, и они обменялись понимающими взглядами, прежде чем Макрон присел на корточки перед Луцием.

- Помни, парень. Держи острие меча вверх.

Луций ухмыльнулся. - Я продолжу тренироваться, когда мы окажемся в Лондиниуме. Ты увидишь, насколько я стану лучше сражаться, когда ты вернешься, дядя Макрон.

- Я с нетерпением жду этого. - Он нежно взъерошил волосы мальчика, прежде чем встать.

- И не забудь поработать над своей риторикой, - сказал Аполлоний. - Я проверю тебя, когда мы снова продолжим наши уроки.

Клавдия положила руку на плечо Луция. - Давай, догоним Петронеллу и Парвия. Я сейчас тебя догоню!

Луций быстро помахал Макрону, а затем умчался прочь, в то время как Клавдия старалась не отставать, делая вид, что никак не может угнаться за мальцом.

Мгновение двое мужчин смотрели на проходящую мимо колонну эвакуируемых, затем Макрон откашлялся. - По крайней мере, в Лондиниуме они будут в безопасности. Мы теперь сами по себе. Давай заставим парней работать.

******

Остаток дня ветераны и другие оставшиеся мужчины трудились над раскапыванием последнего участка внешнего рва и скидывания вырытой земли в виде вала за ним. Два дома и пекарню, которые были построены над канавой, нужно было снести первыми, а владелец был первым человеком, который замахнулся топором на обмазанные стены, прежде чем в бешенстве бросился на него, разрушив свой дом и бизнес, чтобы не позволить колонии попасть в руки восставших. Другая работа началась по сносу зданий вне оборонительных сооружений. Ульпий возглавил партию, работавшую над крепостным валом, утрамбовывая почву в бревенчатом фундаменте, пока они наращивали высоту перед возведением деревянного частокола. В вал были вбиты заостренные колья, наклоненные вниз, в качестве еще одного препятствия для злоумышленников. В берега и русла рек были вбиты новые колья к северу и югу от колонии.

Тем временем Аполлоний организовывал оборону храмового комплекса, возводя стену и выстраивая палисад, проходящий вдоль внутреннего расположения стен, в то время как Макрон взял на себя командование над группой ветеранов, работающих над выкапыванием перед валом «лилий»: ям глубиной в полметра с вкопанными кольями на дне, которые затем накрывались решетками из веток, покрытыми листьями и рыхлой почвой, чтобы захлопнуть ловушку. Он предпочел бы использовать «вороньи лапы», но все запасы этого оборонительного оружия в провинции были востребованы для нужд армии, действовавшей на западе.

Когда сгустились сумерки, с вершины сторожки раздался крик.

- Всадники замечены на севере! - Дозорный указал своим копьем, чтобы точно указать направление.

- Это Сильваний и его люди? - спросил Макрон.

- Не могу сказать, господин.

Подбежав к сторожке, он поднялся по внутренним лестницам и двинулся к зубчатой ​​стене. Действительно, примерно в трех километрах от них вдоль невысокого хребта, возвышающегося над подходами к Камулодунуму виднелись всадники. Мгновением позже в поле зрения появилась группа колесниц. Больше никаких сомнений в принадлежности всадников не оставалось. Аполлоний поднялся и присоединился к нему.

- Еще колесницы, - прокомментировал шпион. - Я видел только ту, что была на вилле Фаустиния. Ицены сумели скрыть их от нас наряду с большим количеством другого оружия, без сомнения.

Макрон кивнул.

- Я надеялся на большее время.

Он посмотрел дальше вдоль всей длины стены и увидел, что там еще оставалось более тридцати метров вала, которые нужно было завершить.

- Еще есть время закончить вал, если это разведывательный отряд.

- Для этого их довольно много, - ответил Аполлоний. - Что, если они в авангарде войска восставших Боудикки? Сильваний будет отрезан.

- Если он еще жив, надеюсь, у него хватит ума отправиться в Лондиниум.

Они оба еще мгновение смотрели на отдаленного врага, прежде чем Макрон принял решение. Вал был приоритетом. Он приложил ладонь ко рту и призвал свою рабочую группу.

- Завершайте с «лилиями», над которыми вы работаете, и затем возвращайтесь через сторожку. - Затем он повернулся к шпиону. - Верни своих людей. Мы не можем позволить себе отдыхать, пока работа не будет завершена.

В предзакатные часы продвижение по валу медленно приближалось к редуту, который был возведен на берегу реки. Тем временем между складами возводились баррикады для защиты берега на севере. Оставшиеся заточенные колья были загнаны в русла рек по обе стороны колонии. Макрон остался на башне, наблюдая за всадниками и колесницами, пока те объезжали оборону колонии, регулярно останавливаясь, чтобы подробнее рассмотреть детали.

С заходом солнца всякая надежда на то, что небольшой отряд противника был просто разведывательным отрядом, рухнула по мере того, как все больше всадников и колесниц – сотни – появлялись на гребне к северу, расстекаясь по открытой местности, выделенной под муниципальные посевы и пастбища, приближаясь к Камулодунуму.

Позади них маршировала огромная колонна боевых отрядов, запряженных волами повозок и групп женщин и детей. Когда сгустилась тьма, они все еще продолжали движение. Один за другим восставшие зажигали свои костры, пока море сверкающего красного пламени не растянулось по крайней мере на километра три назад в сторону гребня. Те ветераны, которые не участвовали в работах по строительству оборонительной линии, стояли и смотрели на масштабы вражеского воинства в ужасе и трепете, никогда не допуская мысли, что ицены и тринованты могли собрать такую ​​силу. Теперь их было по крайней мере вдвое больше, чем Аполлоний видел за несколько дней до этого.

Макрон приказал зажечь жаровни, чтобы освещать работы на крепостных валах, пока его люди сновали туда-сюда на своих участках, чтобы завершить работы до начала штурма. Вдруг из темноты местности обрушился град стрел и свинцовых обрубков. Несколько ветеранов пало их жертвами, прежде чем остальные смогли перелезть через недостроенный вал в поисках укрытия и защиты. После того, как пламя в жаровнях погасло, Макрон отправил людей обратно на работы под покровом темноты, но противник вел спорадический обстрел каждый раз, когда слышал звук кирок, и работу пришлось бросить. Вместо этого был подготовлен низкий внутренний вал из оставшихся в колонии телег и повозок, обложенных бревнами, прибитыми между колесами, чтобы закрыть зазоры под фургонами. Пока защитники работали, им было слышно пение и смех мятежников за рекой.

Когда оборонительные сооружения были настолько готовы, насколько это было возможно, Макрону пришлось оставить две центурии на страже, в то время как другие ели и отдыхали. Аполлоний пришел на его поиски и доложил о ходе подготовки обороны в храмовом комплексе.

- Достаточно хорошо, насколько это вообще возможно, учитывая материалы, которые у нас были под рукой.

- Будем надеяться, что мы сможем их удержать.

- Думаешь, они прорвут внешнюю оборону?

- Учитывая их количество, они обязаны. Как только мы будем вынуждены отойти в храм, он станет нашим последним оплотом. Надеюсь, что мы сможем задержать их, пока не прибудет Девятый легион. Мы можем отбросить любую надежду о помощи из Лондиниума теперь. Это означает, что мы потеряем почти всю колонию. Они возьмут все, что смогут унести и сжечь остальное дотла.

- Сколько дней до прибытия подкрепления?

Макрону потребовалось время, чтобы оценить, прежде чем он ответил. - Самое раннее через шесть дней.

Аполлоний обдумал это, прежде чем оглядеть башню. Он дождался, пока часовой переместился за пределы слышимости. - Можем ли мы продержаться так долго?

- Будем надеяться. Я не уверен, что смогу встретиться с Петронеллой, если мы этого не сделаем.

Они обменялись смешком, прежде чем Аполлоний спросил: - Как ты думаешь, когда они нападут? Сегодня ночью?

- Я сомневаюсь в этом. Они были на марше весь день. Боудикка и ее военачальники захотят дать отдых своим воинам перед тем, как отправить их в бой. Макрон окинул взглядом лагерные костры.

- Они подождут до рассвета. Мы должны иметь каждого из наших людей на позиции, когда атака начнется. На рассвете.

*************

ГЛАВА XXІХ

Был густой туман, когда первые проблески дневного света распространились по восточной части горизонта, обозначая наступление нового дня. О приближении врага сообщила стая потревоженных гусей, устремляющихся на восток в громком гоготе протеста. Защитники колонии стояли наготове уже час или около того еще до первого света. Их плащи и доспехи блестели от росы, пока они охраняли частокол, держа свои щиты и множество дротиков, охотничьих луков и копий наготове.

Вдоль валов были сложены груды камня со строительной площадки храма. Более тяжелые камни должны были причинить сокрушительные увечья, а те что поменьше с острыми краями – рассекать плоть человека. Две центурии были на западной стороне обороны, и еще две охраняли берега реки, а пятая находилась на восточной оконечности стены, которая была завершена и составляла немногим более двух третей длины противоположного вала. Центурия Макрона стояла в резерве за воротами, пока он ожидал в башне с Аполлонием и группой вооруженных людей с луками. Связки стрел стояли наготове в корзинах в задней части башни. Шпион был снабжен запасным шлемом и доспехами одного из ветеранов, а другой дал ему щит и меч. Над шлемом возвышался узкий гребень опциона.

Когда гуси подняли тревогу, Макрон прижал руки ко рту и крикнул защитникам: - Они идут!

Первые мятежники появились в виде призрачных фигур, выбегающих из тумана. Когда они приблизились к оборонительной линии, Макрон увидел, что они вооружены пращами и луками, и предупредил людей на палисаде. – Всем в укрытие.

Противник остановился в пятидесяти шагах ото рва и выпустил свои снаряды, и через мгновение они врезались в бревна частокола, расщепляя местами, но не пробив дерево. Ветераны присели за своими щитами для дополнительной защиты, в то время как грохот ударов продолжился. Многие из снарядов пролетели совсем мимо и вонзились в крыши зданий позади или со свистом падая на улицы колонии. В башне один из лучников быстро поднялся и собрался выстрелить.

- Нет! - рявкнул на него Макрон. - Прибереги это для штурма.

Ветеран кивнул и отполз на два шага назад. Время от времени Макрон рисковал бросить быстрый взгляд и увидеть, что противник держит позиции, продолжая обстрел. Позади них он мог видеть плотный строй воинов, появляющихся из тумана, сопровождаемый криками их лидеров, призывающих их идти вперед, прежде чем они начали распевать различные боевые кличи. Над ними их знамена безвольно висели в неподвижном воздухе.

Когда они приблизились к римлянам, боевой рог издал громкую, плоскую ноту, которая ясно разнеслась по всему полю битвы. Лучники и пращники произвели последние выстрелы, а затем побежали к флангам, с пути штурмовых отрядов.

Макрон осторожно поднялся на ноги и огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никто из стрелков-бриттов не целится в него. Успокоенный, он повернулся к своим лучникам на башне. - Приготовиться. Убедитесь, что каждый выстрел убьет одного из этих ублюдков.

Он наклонился к той стороне, которая смотрела на вал. - Подъем!

В этот же момент прозвучала вторая нота, и раздался глубокий рев тысяч голосов, когда восставшие ринулись вперед, а затем побежали к валу. В крайнем правом углу римской линии, рядом с рекой, сорок защитников бросились к недостроенному участку вала, примерно на пару метров ниже остальных секций и приготовились оборонять его. Аполлоний со зловещей улыбкой наблюдал за атакой врага.

- Интересно посмотреть, что бывает, когда... Ах! Ну вот.

Десятки мятежников, более быстроходных, чем их товарищи, обогнали основные силы и теперь один из них пробил замаскированный экран над «лилией» и наткнулся на заостренный кол, пронзивший его бедро. Он издал вопль агонии, который можно было услышать с башни. Еще больше бриттов пробивали замаскированные крышки ловушек; большинство из них были достаточно тяжело ранены, чтобы выключиться из битвы, даже если раны не были смертельными. Лучники в башне начали расстреливать ближайшего врага и к ним присоединились те ветераны с луками, расположенные вдоль частокола, и очень быстро они нанесли урон повстанцам, особенно тем, у кого почти не было доспехов. Тела начали падать вдоль фронта вражеской атаки, пока штурмующие мчались ко рву, не обращая внимания на тех, кто пал жертвой «лилий» или снарядов защитников.

Первый из восставших достиг края рва и нырнул вниз по склону, карабкаясь по более крутому склону под валом. Над ними ветераны бросали свои дротики в уплотняющиеся ряды. Другие швыряли камни, дробя и ломая кости и нанося кровавые раны на плоти своих жертв. Макрон увидел, как бритты карабкаются к установленным под углом кольям, изо всех сил пытаясь их сместить, прежде чем сдаться и попытаться пробраться сквозь них, все это время находясь под ливнем из стрел, копий и камней ветеранов. Многие падали в ров, чтобы распластаться на дне, пока их же товарищи наступали на них и через них, чтобы продолжить штурм римских позиций.

Затем он заметил связанные связки ветвей, которые несли вперед и сваливали в ров в трех местах, закапывая заживо несколько раненых восставших. Фашина за импровизированной фашиной, но враг тем не менее накапливал их во рве, чтобы добраться до вбитых кольев, которые вскоре можно было бы прорубить топорами или выкопать, чтобы создать бреши, через которые можно будет уже взобраться на вал и добраться до частокола. По всей линии разгорались поединки один на один между ветеранами и восставшими, последние обменивались ударами, которые легко блокировались щитами римлян. Это была неравная борьба, так как защитники имели преимущество в высоте и им не приходилось отвлекаться на то, чтобы цепляться за палисад и пытаться не упасть вниз. Многих бриттов разили мечами, копьями, метательными снарядами, те, падая обратно на своих товарищей, замедляли их продвижение. Все это время камни и стрелы ветеранов поражали и тех, кто находился по ту сторону рва.

- Клянусь богами, в их мужестве нет сомнений, - прокомментировал Аполлоний, наблюдая за избиением внизу. - Сколько еще они смогут это вынести?

Макрон не ответил. Он видел, как назревают проблемы на дальнем конце линии, где недостроенный вал был самым низким. Повстанцы разместили там большую часть своих фашин и сражались с защитниками на более равных условиях. Он хлопнул шпиона по спине. - Иди со мной.

Они поспешили вниз по лестнице и подняли свои щиты на том месте, где их оставили внутри укрепленной сторожки. Направляясь бегом к стоящей в резерве центурии, Макрон остановился у командира, темнокожего бывшего ауксиллария из Мавретании.

- Бальбаний, твои люди нужны для поддержки на правом фланге. Следуйте за мной.

С Макроном и Аполлонием, взявшими на себя инициативу, центурия повернулась и рысью двинулась к недостроенному участку крепостного вала, устремляясь вверх по внутреннему склону, чтобы присоединиться к своим товарищам, с трудом защищавшим палисад. Первый из восставших уже выбрался на дорожку и сражался в настоящем исступлении, пытаясь выбить защитников. Нескольких ветеранов были ранены и упали назад или ползли по стене к безопасным фургонам, которые сформировали внутреннюю линию. Еще четверо лежали мертвыми на склоне.

Макрон обогнул боевую линию, пока не оказался рядом с небольшим редутом, где стояли лучники, продолжавшие обрушивать постоянный дождь из стрел на нападавших за рвом. Затем он пробился на палисад в гущу боя с Аполлонием позади него.

- Отбросим их, парни! Камулодунум – наш дом. Не отступайте ни на шаг!

Изо рва выскочил невысокий пухлый воин с бритой головой и дикими глазами, держа в руках длинный кельтский меч. Он ударил Макрона по ногам, но Макрон успел вовремя уткнуть свой щит в землю, чтобы отразить удар, который оставил вмятину на отделке. Пока воин производил замах для второго удара, Макрон взмахнул щитом вверх-вниз и ударил в подбородок мятежника, отбрасывая его назад на своих товарищей, сбивая другого человека, карабкавшегося ниже.

- Получай! - воскликнул Макрон, отводя щит назад и готовя меч для следующего атакующего. Справа от него Аполлоний дрался с копейщиком, безуспешно пытавшимся пробиться сквозь щит шпиона.

- Хватит играть с этим ублюдком, - прорычал Макрон.

В следующий момент, когда повстанец вонзил свое копье вперед, шпион ловко парировал его вниз и наступил на древко, а затем присел и ударил бритта по локтю, нанеся глубокую рану и вынудив его выпустить оружие, скатившись лицом вниз по настилу. Аполлоний вложил свой меч в ножны и выхватил копье, перевернув его и швырнув в массу мятежников за рвом. Затем он снова выхватил клинок, готовый взять на себя следующего повстанца, который уже взбирался к нему.

Подкрепленная римская линия теперь держалась. Как ни старался враг, он не мог выбить защитников, и все это время он нес все больше потерь. Туман поднимался и почти очистил долину с тех пор, как появились первые враги, и Макрон уже мог видеть горстку колесниц на небольшом холмике в двухстах шагах позади атакующих сил. Он мог даже разобрать рыжие волосы женщины на колеснице посередине, которая смотрела на захлебнувшуюся впереди атаку. Вражеские боевые рожки издали три ноты, и бритты начали отступать. На всем протяжении вала и во рве, восставшие выходили из боя, отступили и поспешили прочь, стремясь выйти из зоны досягаемости римских лучников, которым удалось поразить еще не менее двадцати, прежде чем они прекратили стрельбу.

Макрон и окружавшие его стояли на месте, вздымая грудь и держа мечи на мгновение дольше необходимого. Затем Макрон вложил гладий в ножны и опустил щит, прежде чем выдохнуть и повернуться, чтобы посмотреть на Аполлония.

- Первый круг за нами. Бальбаний!

- Господин? - откликнулся центурион с дальней стороны частично достроенного вала.

- Отведи своих людей на резервную позицию и проведи перекличку. Сообщи мне о ваших потерях.

Когда ветераны разошлись, Макрон увидел, что первоначальные защитники этого участка обороны потеряли примерно треть своего числа. Они не могли надеяться удержаться, если бы была новая атака. Бальбанию пришлось бы бросить половину своих людей, чтобы поддержать их, и одним ударом резервное подразделение Макрона должно было быть сильно сокращено. Это была зловещая мысль. Он проложил себе путь вдоль крепостного вала, тихо хваля и подбадривая ветеранов и отмечая про себя их потери, пока проходил мимо. К тому времени, когда он вернулся на башню над сторожкой, у него уже был счет от мясника: восемнадцать убитых и еще тридцать раненых, большинство из которых смогут вернуться в свои отряды после того, как хирург обработает их раны в стихийно обустроенном «госпитале», расположенном в ряду лавокпоблизости за углом.

- Как ты думаешь, каким будет их следующий шаг? - спросил Аполлоний, когда они смотрели вдаль поверх тел, разбросанных по земле, всматриваясь в воинов врага, собравшихся перед колесницами.

- Сомневаюсь, что они рискнут еще раз с лобовой атакой, как эта, теперь, когда они узнали, что просто идти на штурм с нами не сработает. - Макрон окинул взглядом колонию и ее оборону. - Если бы я был на месте Боудикки, я бы попытался атаковать на гораздо более узком фронте. Скорее всего слабая часть вала. Там их лучший шанс был в прошлый раз. Но они могут видеть нашу внутреннюю линию обороны со стороны реки, так что они должны принять это во внимание. Восточная стена гораздо более крепкий орех.

- Что, если они нападут в двух местах одновременно? - спросил Аполлоний. - Мы не можем усилить оба участка сразу.

- Я как раз к этому и подходил, - коротко сказал Макрон. - Скорее всего, это будет их следующий ход. И если они умны, они дождутся темноты, чтобы попробовать, так что мы не узнаем, с какой стороны у них больше сил, а какая атака – это элемент отвлечения. А пока продолжаем работу над валом. Если они хотят нас побеспокоить, им придется бросить вызов нашим лучникам. Еще другая опасность – это нападение через реку, но я не вижу никаких признаков того, что изготавливаются плоты вон там, - он указал на огромный лагерь восставших. Там виднелись тысячи мирных жителей, которые разместившись вдоль пологого склона, ведущего вверх от дальнего берега реки, наблюдали за битвой, а теперь они начали возвращаться к своим кострам, палаткам и телегам.

- Река не такая уж и широкая, - заметил Аполлоний.

- Вот почему мы поставили заграждения и понавтыкали кольев на своем берегу, а часть наших людей следит за ситуацией. Если они подойдут в больших количествах, я передислоцирую достаточно сил, чтобы справиться с ними. Они будут легкой мишенью для наших лучников. Там они не смогут пробить нашу оборону.

- Надеюсь, ты прав, - с сомнением сказал Аполлоний. - Меня беспокоит, что у нас слишком мало людей, чтобы защищать такой длинный периметр, даже если он и меньше, чем у первоначальной крепости.

Макрон кивнул.

- В легионе почти шесть тысяч человек, и все в расцвете сил. У нас есть десятая часть от этого числа, большинству из которых за пятьдесят. Никакого неуважения к таким ветеранам, как ты, Макрон, но ситуация не выглядит очень обнадеживающей для меня. Нам лучше вернуться в храм и защищать его.

- Я не сдам остальную часть колонии без боя, - твердо сказал Макрон. - Есть еще и проблема морального настроя. Потеря любого куска нашей земли, которую мы уступим, подорвет дух наших парней и поднимет дух мятежников. Так что пока мы остаемся на месте. Мы показали им, что можем устоять. Они потеряли две, а то и три сотни. На другой стороне реки будет много горестных стенаний, когда падшие не вернутся сегодня вечером к своим кострам.

- Но недостаточно много, чтобы убедить их сдаться и вернуться домой, а?

- Нет. - Макрон перевел взгляд на Боудикку и увидел, что она беседует с маленькой группой ее воинов. Предположительно старшие военачальники двух племен, составивших ее воинство. - Я думаю, что понимаю ее достаточно хорошо, чтобы понять, что ее невозможно убедить отказаться от своей цели. Она не успокоится, пока не сметет всех римлян с этих берегов или не погибнет при попытке.

******

До конца дня дальнейших попыток штурма колонии не предпринималось. В полдень довольно внушительное войско пеших бриттов перешло реку вброд в полутора километрах или около того вверх по реке и двинулось вокруг Камулодунума занять позицию лицом к восточному валу. Макрон был обязан перевести часть людей для усиления нового угрожаемого участка на случай, если следующая атака будет произведена с обеих сторон одновременно.

Другой отряд повстанцев отправился собирать убитых и раненых в результате первой атаки, и Макрон приказал своим лучникам не стрелять в них, пока они не отважатся дойти до рва. Между тем, группа ветеранов продолжала поднимать недостроенный участок западного вала, наращивая деревянный каркас и заполнять его землей и камнями. В других местах люди каждой центурии менялись вахтами на стене, пока их товарищи отдыхали и ели за валом.

В сумерках Макрон обошел оборону и был рад видеть, что ветераны были в хорошем настроении. Он закончил тем, что снова взобрался на крышу сторожки и внимательно оглядел занимаемые врагом позиции вместе с Аполлонием. Когда свет начал уходить окончательно, двум противоположным городским валам силам начали подвозить продовольствие из-за реки, которое везли на тяжелых телегах, запряженных волами. Группы фуражиров бродили по лесу и ближайшим зданиям за пределами колонии в поисках еды, добычи и дров для костров. Основные силы повстанческого войска остались на дальнем берегу реки, устраиваясь на вторую ночь осады. Периодические звуки ударов топора раздавались из небольшого леса далеко на северо-востоке.

- Я удивлен, что они не напали снова, - сказал Аполлоний. - Как ты думаешь, может они захотят заставить нас сдаться голодом? Ведь мы теперь отрезаны со всех сторон.

- Я сомневаюсь. У Боудикки слишком много ртов, чтобы их кормить. Восставшие не смогут жить за счет местной земли более чем в течение несколько дней. Если им не удалось подготовить базу снабжения и средства для пополнения запасов – в чем я сомневаюсь – им понадобятся наши припасы. Они могут попробовать ночную атаку в качестве следующей атаки. Скорее всего с двух сторон сразу. Наши наблюдатели должны быть начеку, особенно в последние часы перед рассветом. Инициатива у врага. Мы не можем знать, когда они придут, так что они дадут нам повертеться на вертеле ночью, пока они отдыхают. Может быть даже несколько беспокоящих атак, просто чтобы держать наших парней в напряжении. - Макрон взглянул на шпиона. - Ты говорил обо всем этом в совершенно отличном от твоего обычного духа характере.

- Что ты имеешь в виду?

- Я наблюдаю не так много твоего сухого остроумия и сардонических комментариев, как это бывало обычно. Это почему?

- У меня такое чувство, что я не доживу до конца этой осады. Я был во многих опасных ситуациях раньше, центурион, как ты сам хорошо знаешь. Я рисковал, но всегда был хороший шанс выжить. А в этот раз? Я не совсем уверен. Я никогда прежде не чувствовал себя настолько уверенным, что умру. А я думал, что доживу до глубокой старости, окруженный свитками, на уютной вилле на Итаке.

- Не уверен, что могу себе это представить, - сказал Макрон. - Ты шпион насквозь. Такие люди обычно умирают где-нибудь на темной улице с ножом в спине. Я узнал тебя достаточно хорошо, чтобы понять, что ты живешь ради острых ощущений. Я не вижу, чтобы ты где-нибудь остепенился в процессе.

- Ты так думаешь? - Аполлоний посмотрел на него с веселым выражением лица. - Как мало ты меня знаешь. На твоем месте я бы даже не стал пытаться.

Макрон искренне подумал, что их бедственное положение сблизило их и что связь, которая образовалась между ними в Камулодунуме завязалась как дружба. Теперь, когда он увидел слегка насмешливый взгляд на лице напротив стоящего человека, он понял, что ошибался, и что шпион оставался все тем же человеком, принадлежащим только самому себе, который никогда бы не позволил себе сблизиться с кем-то другим. Он заставил себя улыбнуться. - Вот это уже больше похоже на Аполлония, с которым я знаком. Держи свои болезненные мысли при себе, а? - Он указал на неприятельские силы в метрах четырехстах от западного вала. - И следи за этой группой, пока есть еще свет. Если они начнут двигаться, пошли за мной.

- А где будешь ты?

- Проверю раненых. Нам понадобятся все те, кто сможет вернуться в строй.

Макрон спустился по лестнице и направился к ряду лавок, занятых хирургом. В передней части блока на скамейках сидело несколько ветеранов с повязками на голове и прочих ранах. У некоторых были шины на вправленных костях. У многих некий рассеянный вид, и Макрон, дойдя до входа в первую лавку, почувствовал запах вина. Хирург выдавал вино раненым, чтобы помочь им справиться с их болью.

Внутри здания был пробит широкий проход, соединяющий все лавки, и

вдоль стен лежали и сидели люди на спальных местах, набитых соломой и тряпьем, взятых из ближайших домов. Хирург Адрастий склонился над очередным ветераном, которого трое медиков прижали к земле, пока ему делали надрез, чтобы вытянуть зазубренный наконечник стрелы на конце длинного древка. Макрон смотрел как стрела была удалена, и Адрастий поручил зашить рану одному из своих людей. Только после этого хирург встал и вытер кровь с рук уже испачканной полоской ткани.

- Могу я помочь тебе, господин?

- Мне нужно знать, сколько из них можно отправить обратно в свои подразделения.

- Раненых?

- Мне нужен каждый человек, который сможет держать оружие.

- Я должен сделать оценку. Когда тебе нужно знать?

- Как только ты сможешь. Тебе здесь что-нибудь нужно?

- Мне не помешало бы больше вина и ткани для перевязывания ран. Еще уксус, чтобы их промывать.

- Мой дом находится на соседней улице. У меня еще есть кувшин или два вина. Дешевые вещи.

- Сомневаюсь, что те, кому это нужно, станут спорить о том, из Кампании оно или нет, господин.

- Тогда я скоро вернусь.

Уже стемнело, когда Макрон вышел из перевязочного пункта и свернул за угол на улицу, ведущую к воротам перед его домом. Теперь здесь царила жуткая тишина, когда большинство жителей колонии было эвакуировано, а остальные занимали оборону, бродячая собака, копавшаяся в канаве, испугалась его приближения и побежала, виновато оглядываясь назад до того момента пока не исчезла в переулке. Пройдя через ворота, Макрон открыл входную дверь. Когда он прошел по коридору к кухне, он услышал скрип лавки и остановился как вкопанный, его рука потянулась к мечу. Раздался металлический лязг и слабое бормотание. Он выхватил меч и как можно тише направился к двери. Она стояла слегка приоткрытая, пропуская из кухни тусклый свет. Он открыл ее, и когда петля заскрежетала, он отбросил ее в сторону и встал на пороге с поднятым гладием.

Парвий сгребал на пол куски мяса, а Кассий их жадно глотал, да так, что то, что осталось от его хвоста счастливо виляло. Мальчик и собака в тревоге повернулись к двери.

- Какого хрена? - пробормотал Макрон, опустив клинок и вложив его в ножны, как раз когда Кассий прыгнул через комнату и вскочил, упершись лапами в грудь Макрона, пытаясь лизнуть его лицо. - Слезай, ты уродливая скотина! - рявкнул он и оттолкнул собаку. Кассий попятился, а затем побежал обратно, чтобы закончить свою трапезу.

Парвий стоял у стола, за которым горела масляная лампа, глаза его расширились от удивления и беспокойства.

- Во имя Плутона, что ты здесь делаешь? - потребовал ответа Макрон. - Ты должен быть на дороге в Лондиниум к настоящему времени. Более того, я приказал тебе присмотреть за Петронеллой.

Парвий опустил голову, и Макрон вздохнул с досадой и немалой злостью.

- Ты думал, что вернешься воевать, а? И затащил долбанную собаку Катона в эту ловушку. Ты, дурак, понятия не имеешь, во что ввязался.

Парвий поднял глаза и кивнул, изображая удар мечом, прежде чем указать на себя и Макрона. Затем он стал ждать ответа.

Макрон сочувственно покачал головой. - Петронелла за это выдубит твою шкуру. И справедливо. - Он уже собирался бичевать мальчика дальше, когда его пронзила другая мысль.

- Как, ты Дисов мальчик, пробрался внутрь обороны колонии? Когда ты вернулся?

Парвий сложил руки и закрыл глаза.

- Вчера вечером?

Мальчик кивнул, а затем сделал гребной жест руками.

- Вы переплыли, вдвоем? Но это было после прихода повстанцев. Вы, должно быть, пришли через реку на юге.

Парвий улыбался, но сердце Макрона тревожно забилось.

- Где вы перешли реку? Ты должен показать мне, сейчас же.

Парвий прочитал на его лице гнев и заколебался. Макрон заставил себя говорить спокойно.

- Покажи мне. Это важно.

Они вышли из дома, а рядом с ними бежала собака, и почти дошли уже до ворот, когда раздался тревожный крик с восточного вала.

- К оружию! К оружию! Они внутри колонии!

*************

ГЛАВА ХХХ

- Держись рядом со мной, мальчик.

Прежде чем Макрон двинулся. Парвий указал на пугио Макрона, а затем на себя. Макрон заколебался на мгновение, затем отстегнул ножны кинжала от своего пояса и сунул его в руки мальчика. - Не обнажай лезвие, если я тебе не скажу. Пойдем.

С собакой, бегущей рядом с ними, они выбежали из ворот и повернули к восточной оборонительной линии, мчась по темной улице под звуки криков и лязг клинков, разносящихся через колонию откуда-то спереди и справа.

Когда они направились на восток к сторожке, Макрон попытался выяснить, как повстанцы могли проникнуть внутрь колонии до того, как была поднята тревога. Любая попытка лобовой атаки или проникновения была бы обнаружена до того, как они бы смогли прорвать оборону.

В тот момент, когда они подбежали к концу улицы, он увидел вал и различил фигуры, бегущие по нему слева направо, на звуки нарастающего боя. На перекрестке он остановился, его грудь вздымалась, когда он повернулся, чтобы оценить ситуацию. Дальний конец вала был заполнен темной массой людских фигур. Единственным освещением были факелы, горящие в кронштейнах снаружи небольшой башни рядом с рекой, реликвии из старого легионерского каструма. По их свечению он смог различить вражеских воинов, перелезающих через вал и спускающихся по обратному склону, чтобы вступить в бой внизу. Оцепление ветеранов изо всех сил пыталось сдержать их, в то время как другие вступали в бой вдоль палисада на валу.

Сторожка была недалеко справа, и Макрон бросился к ней, со всех ног пробегая по улице. Приказав Парвию ждать с Кассием, он поднялся по лестнице наверх и увидел опциона и четверо ветеранов, смотрящих в сторону боя.

- Держите свои долбанные глаза впереди! - рявкнул он. - Атака может быть уловкой.

Пока ветераны возвращались на свои посты, Макрон окинул взглядом вал, но никаких других признаков штурма он не заметил. На юге он мог видеть большую группу людей, двигавшихся, чтобы пересечь заваленный ров, прежде чем подняться по лестнице на вершину крепостного вала. Он отвел опциона в сторону. - Как во имя Плутона, они добрались до рва и перешли вал, до того, как подняли тревогу? Ты и твои люди спали?

- Ничего не происходило, господин. Клянусь. Первое, что мы услышали, это звуки боя, после того как бритты попали в колонию. Парни в башне в конце вала не выкрикнули предупреждение.

- Тогда их, должно быть, заставили замолчать, прежде чем мятежники ворвались на вал, закидали ров и установили лестницы в нужном месте, - рассуждал Макрон. - Ближайшие смотровые площадки на стене, должно быть, тоже заставили замолчать. Это могло произойти только в том случае, если бы с ними расправились из-за вала. - «Река», понял он. «Так же, как Парвий и собака, враг каким-то образом пересек реку и болота на юге, и пробрался через колья. Небольшая группа повстанцев, должно быть, подплыла, избавилась от дежурных ветеранов и дала сигнал основным силам к атаке».

- Бери еще одного человека и бегите на другой конец колонии. Я хочу, чтобы две центурии были отправлены сюда немедленно. Выполнять!

Двое ветеранов поспешили прочь, а Макрон еще немного подождал. Были еще люди на северном участке вала, слишком мало, чтобы рискнуть послать кого-либо из них для укрепления южного фланга, из-за возможности того, что вторая атака могла быть совершена, пока большинство защитников отражало первоначальную атаку.

Он спустился по лестнице и схватил Парвия за плечи. - Ты и собака, бегите в храмовый комплекс. Ждите меня там. - Он толкнул мальчика. - Делай, как тебе приказано.

Парвий побежал, Кассий за ним. Макрон направился к бою и тут же оценил ситуацию – его людей оттесняют назад. Вытащив меч, он присоединился к линии и закричал сквозь грохот боя: - Держитесь, парни, помощь идет! Держитесь!

Перед ним стояли два ветерана, а за ними он мог видеть, что уже сотни повстанцев находятся в оборонительном периметре, и все новые люди перебирались через частокол. Ветераны должны были удерживать свои позиции, пока не придет подкрепление. Если атаку собирались сдержать, а затем отбросить назад. Макрон проталкивался вперед, пока не вышел вперед, и снова повысил голос. - За Рим! За наши дома, парни!

Большинство ветеранов подхватили крик, и по мере того, как бритты оказались в сдавленных порядках, Макрон почувствовал, что его надежды на спасение ситуации растут. Когда люди, которых он послал за подмогой, вернутся, их будет достаточно, чтобы закончить работу. Наступление ветеранов приостановилось, обе стороны сражались отчаянно, щит к щиту, пытаясь нанести удар через любые бреши, которые они могли найти. Упорное сопротивление ветеранов по улице, идущей под углом вверх давало им достаточное преимущество, чтобы сдерживать большее количество противников на данный момент.

- Где Макрон? - раздался голос из-за линии римлян. - Кто-нибудь его видел?

Оттолкнувшись назад, Макрон высвободился из линии боя. - Я здесь!

Выйдя из строя ветеранов, он смог разглядеть Аполлония в слабом свете горящих факелов на соседней башне, и поспешил к нему.

- Где люди, за которыми я посылал?

- Они не придут. Атака с запада. - Аполлоний огляделся. - Юпитер Всеблагой, что здесь произошло? Как они перебрались через вал?

Макрон посмотрел мимо шпиона. Сквозь лязг оружия и крики позади него он смог отчетливо расслышать отдаленные звуки боя с дальней стороны колонии.

- Где резерв?

- Он уже задействован, - ответил Аполлоний. Восставшие оспаривают каждый метр западной линии.

- Дерьмо. - Макрон стиснул зубы в растущем тревожном разочаровании. - Мы не можем держать их здесь долго. Как только они пройдут мимо нас, они попадут в тыл других центурий.

Было очевидно, что он должен был это сделать, хотя и не хотел отдавать приказ. - Хорошо. Мы должны отступить к храмовому комплексу. Вернись к другой линии и передай мой приказ. Всем идти в храм. Убедись, что те, кто все еще охраняет речные рубежи, тоже узнают об этом.

- А как насчет тех, кто в перевязочном пункте? - спросил Аполлоний.

- Пусть они двинутся первыми, прежде чем начать общее отступление. Теперь иди.

Аполлоний повернулся и побежал через колонию. Предстояла трудная и опасная миссия. Макрон это осознавал. Все отступления с боем перед лицом противника были чреваты опасностью, и он воспользовался моментом, чтобы спланировать свои приказы. Обе центурии, закрепленные за восточным валом смешались, и первым шагом должна была стать попытка вытащить одно подразделение и перегруппировать его ряды для прикрытия отступления.

- Пятая центурия! - завопил он. - Пятая центурия! Отойти! Отойти ко мне!

Он отступил на пятнадцать шагов в сторону улицы, ведущей к храмовому комплексу. Один за другим, а затем и небольшими группами ветераны пятой центурии рысью покидали сражение.

Макрон увидел, что некоторые ранены, и приказал им пробираться к храму. Когда последний из них присоединился к нему, он прикинул, что в его подчинении более шестидесяти человек.

- Где Тертиллий? Центурион Тертиллий!

- Я видел, как он падал, господин, - раздался голос из темноты. - Видимо он уже все…

- Пятая центурия… в колонну по четверо. Стройся! - приказал Макрон, приняв командование.

Ветераны поспешно заняли позицию позади него, трое из них присоединились к нему в первой шеренге. Колонна прикрыла конец улицы, все, кроме небольшого промежутка вдоль стороны строя. Можно было видеть, что оставшиеся люди четвертой центурии уступают свои позиции. Оставалось совсем чуть-чуть до прорыва мятежников. Он повернулся к людям, все еще находящимся на крепостном валу.

- Вы там на валу! Отходите к храму! Двигайтесь!

Они оторвались и, спотыкаясь, покатились по обратному склону, устремившись на ближайшие улицы и побежали в сторону безопасности храмового комплекса. Как только последний из них покинул позицию. Макрон обратился к тем, кто еще сражался в стороне. - Четвертая центурия! Отойти! Отойти!

Задние сразу повернулись и побежали на улицу, где стояли Макрон и их товарищи наготове прикрывать отступление четвертой центурии. Они пробежали вдоль строя и продолжили движение в сторону храма. Остальные выходили из боя, прикрываясь щитами, пытаясь оторваться от бриттов и сбежать. У большинства получилось, но некоторые покинули его слишком поздно и были окружены и атакованы превосходящими силами, исчезая под бешеными ударами мечей и топоров врага. Когда последние выжившие пробежали мимо пятой центурии, Макрон расширил строй, чтобы перекрыть всю ширину улицы, и передний ряд образовал стену из щитов, в этот же момент мятежники устремились к ним.

- Отступать на мой счет! - крикнул он. - Один! Два! Один!

Построение начало отступать шаг за шагом. Чем больше повстанцев наступало, тем сильнее толкали задние ряды своих товарищей впереди вплотную к легионерским щитам, в следствие чего последним стало сложно применять свое оружие, и они падали жертвой более коротких клинков римлян, неожиданно вылетающих из-за щитов. Плотные ряды повстанцев стали легкой мишенью, и один за другим, раненные, отступали, мешая тем, кто был позади, в то время как некоторые упавшие были втоптаны окончательно в землю.

Отряд прошел первый перекресток. Было еще три впереди, прежде чем они должны были достигнуть открытого пространства вокруг храмового комплекса, и Макрон осознавал, что враг догадается использовать улицы, идущие параллельно, чтобы обойти римлян с фланга. Так и произошло, когда пятая центурия отходила от второго перекрестка, он заметил темные фигуры, мелькающие слева и справа далее по улицам.

- Сформировать коробку! - приказал он, и люди на другом конце строя и те, кто были на флангах повернули свои щиты наружу, чтобы прикрыть центурию со всех сторон. Повстанцы поджидали их на четвертом, последнем перекрестке. Макрон мог слышать грохот и глухие удары по щитам в задней части строя. Мгновение спустя человек слева от него тоже сделал выпад из-за своего широкого скутума, и один из повстанцев рубанул его топором. Удар чуть не оторвал ему руку, и бывший легионер выронил меч и застонал сквозь стиснутые зубы.

- Отойти. - Макрон приказал ему, и тот отошел в сторону, а один из его товарищей проскользнул мимо него, чтобы занять его место.

Макрон почувствовал, что формация позади него замедляется, и понял, что ему нужно быть в переднем ряду на другом ее конце, чтобы вести людей вперед к спасению. Он крикнул через плечо: - Приготовься занять мое место.

Он отсчитал следующий шаг назад, затем ударил своим щитом, вонзив его в мятежника и лишив его равновесия. - Сейчас!

Отступив на полшага в сторону, он позволил человеку, стоявшему позади него, пройти вперед, в щель в строю, и занять свое место. Пробравшись через середину построения, он наконец пробился к другому концу, мимо горстки ходячих раненых и двух человек, нуждавшихся в поддержке своих товарищей. Мятежники обступили центурию с трех сторон, пока ветераны пытались с боем проложить себе путь через последний перекресток перед стеной храмового комплекса.

- Держитесь теснее! - крикнул Макрон и снова стал отсчитывать темп, пока ветераны впереди него отбрасывали щитами врага назад и расчищали брешь, чтобы строй мог продвинуться вперед.

Насколько он мог разглядеть в темноте, впереди не было большого сопротивления; бо́льшая часть бриттов все еще давила на заднюю часть «коробки», которая неуклонно отступала.

Впереди вспыхнула вспышка света, и он поднял голову и увидел фигуры на стене, поднимающие пучки горящих веточек и соломы и бросающие их в пространство между храмовым комплексом и ближайшими постройками.

Мгновение спустя мимо бреши пробежала группа ветеранов, и вторая группа атаковала тыл противника прямо перед ними. Оказавшись между двумя римскими отрядами, повстанцы запаниковали. Большинство бежало в здания по обеим сторонам, хотя горстка осталась сражаться и заплатила за свою храбрость своими жизнями. Два римских отряда объединились, и Макрон отошел на обочину улицы, чтобы увидеть, что шеренга ветеранов стоит лицом к лицу с противником, пытающимся обойти пятую центурию. Пылающие связки и пучки перед стеной освещали сцену битвы колеблющимся красным светом, в котором плясали мерцающие темные тени. Мимо него проходили ветераны. Макрон направлял всех в сторону ворот храмового комплекса и призвал их не отставать.

- Макрон!

Он поднял глаза и увидел на стене Аполлония вместе с группой людей, в основном вооруженных луками. Шпион указал на ворота. - Когда последние уйдут с улицы, беги за ними. Мы тебя отсюда прикроем.

Макрон повернулся, чтобы приказать двум отрядам доставить раненых в безопасное место; из ворот вышел также отряд ветеранов, чтобы подкрепить отступление. Аполлоний отдал приказ, и люди на стене обрушили стрелы и камни на повстанцев, плотно прижатых друг к другу в конце улице. Несколько человек тут же попадало, сраженные метательными снарядами, а те, кто продвигался вперед, упали на них, образовав давку и пробку поперек улицы.

- Бегом! - крикнул Макрон. - На территорию храма, парни! Не останавливаться ни перед кем! Бегом!

Он пропустил мимо себя большинство ветеранов, прежде чем присоединился к последним из них, мчащимся вперед к подножию стены на углу примерно в пятидесяти шагах впереди. Новые враги появлялись поодиночке и небольшими группами, устремляясь по переулкам за остатками пятой центурии, но люди Аполлония были начеку, чтобы уничтожить любое желание преследовать отступавших.

Позади него раздался резкий крик, он оглянулся и увидел, что один из ветеранов споткнулся. Тот отбросил свой щит и похромал дальше, но трое бриттов уже выскочили из переулка и бросились на него, и раздался последний отчаянный крик о помощи, который резко оборвался.

Макрон и последние бойцы пятой центурии завернули за угол и побежали к воротам уже на совсем небольшом расстоянии. Ветераны с западной линии обороны тоже мчались в поисках безопасности, а за ними он мог также разглядеть повстанцев, преследующих свою добычу и убивающих отставших. Он представил, как он уже добрался до ворот, пот капал с его лба, а легкие горели. Последние ветераны наполовину пробежали, наполовину проковыляли мимо него и дальше через ворота на территорию храма. Макрон подождал еще мгновение, поскольку увидел, как ближайший из врагов мчится к нему. Держа свой щит и меч с обеих сторон, чтобы обнажить грудь, он заорал на мятежника: - Ну давай, беги сюда!

Он взмахнул щитом вперед и ударил плоскостью лезвия по металлическому ободу. Мятежник остановился метрах в пяти от него, настороженно глядя на римлянина. Макрон немного подождал бритта, на случай если тот решится его атаковать, а затем с отвращением фыркнул и повернулся, чтобы пройти через ворота, кивнув опциону, отвечающему за четырех дежурных, стоявших по обе стороны, чтобы закрыть их по первому сигналу.

Петли запротестовали, когда тяжелые брусья с глухим стуком встали на место, и засов был опущен в железные скобы. Прочные подпорки были прислонены к внутренней стороне ворот, чтобы дать им больше устойчивости. Макрон поставил щит на землю и оперся предплечьями на верхнюю часть, все еще пытаясь отдышаться, он оглядел внутреннюю часть комплекса, которая была освещена горстью жаровен. Сотни ветеранов стояли, сидели на корточках или сидели на плитах, также все еще приходя в себя после отчаянного отступления через колонию. Многие из них были ранены, и их раны осматривал хирург и его помощники. Ульпий и его люди забирались по узкому настилу, наспех устроенному наверху у стены, а Аполлоний уже был там, направляя группу лучников, которые расстреливали мятежников на открытой местности между храмовым комплексом и ближайшими постройками. Красное сияние освещало ночное небо на севере, и Макрон мог

услышать слабый рев большого костра и приветствия врага, пока те наблюдали за частью колонии, полыхающей в огне.

Между недостроенными колоннами возникла маленькая фигурка. Она бросилась вниз по ступенькам и пробежала сквозь измученных ветеранов, потом остановилась в сторонке от ближайшей жаровни и с тревогой посмотрела на Макрона.

- Не стоит волноваться, юноша. Я в порядке. Где Кассий?

Парвий изобразил, как привязывает ошейник собаки к столбу, прежде чем посмотреть на Макрона и разжать руки, чтобы спросить его, если он что-нибудь хочет.

- Воды. У меня горло сухое, как у весталки... А, забудь. Просто найди мне воды.

Парвий подбежал к одному из кувшинов, поставленных у фронтона. Макрон принудительно выпрямился и отложил щит, ожидая возвращения Парвия с полным сосудом. Он кивнул в знак благодарности, поднося его к губам, и сделал несколько жадных глотков, прежде чем опустить его.

- Это было необходимо. Теперь иди и найди хирурга и посмотри, чем ты можешь ему помочь, затем получишь небольшой отдых. Я найду тебя позже.

Парвий помедлил, и Макрон бросил на него предупреждающий взгляд, прежде чем мальчик повернулся и убежал. Макрон прошел до ближайшей лестницы. Поднявшись на палисад, он двинулся вдоль стены к Ульпию и Аполлонию, горячо спорившим о чем-то. Внизу он мог видеть темные фигуры, порхающие по улицам, словно летучие мыши, и он мог слышать треск и грохот, когда восставшие начали грабить постройки колонии. Вокруг Лондиниумных ворот уже поднималось пламя, и появлялись все новые зарева, распространявшиеся по колонии.

- Это было близко, - приветствовал его Аполлоний. - Я не был уверен, что у тебя получится.

- Могло бы и не получиться, если бы не люди, посланные расчищать улицу перед нами. Хорошая работа.

- Я стремлюсь угодить.

Ульпий потер повязку на глазу.

- Как во имя Харона, эти варвары так быстро пробили нашу оборону? Вот что я хочу знать.

- Мне кажется, что они переправили людей через реку на юг и взяли по-тихому близлежащую башню, чтобы прикрыть нападение извне. К тому времени, как Тертиллий и его люди прибыли на место происшествия, повстанцы уже вовсю перевалили через стену, и было слишком поздно пытаться их отбросить обратно. Все, что можно было сделать там, это получить как можно больше человек здесь. - Макрон взглянул на ветеранов, столпившихся на открытом воздухе перед фронтоном храма. - Похоже, что большинство других парней тоже смогли отступить.

- Но только не те, что были в перевязочном пункте, - сказал Аполлоний. - Я послал хирурга и его помощников, а также ходячих раненых сюда в первую очередь. Но приказ отступить был отдан прежде, чем я успел собрать партию носилок и вернуться обратно. Мы не смогли спасти остальных.

«Бедные ублюдки, убитые беспомощными на земле», - подумал с горечью Макрон. Но не было времени, чтобы предаваться этим мрачным мыслям и горевать о погибших друзьях. Другие дела требовали его срочного внимания.

- Ульпий, я хочу знать, сколько у нас людей. Найди оставшихся офицеров. Пусть они проведут перекличку. Твои парни могут нести первую стражу на стене вместе с Аполлонием и его лучниками. Скажи хирургу, чтобы он отвел раненых во внутреннее святилище. Самое безопасное место для них, и они не будут мешать. Свободен.

Они обменялись салютом, и Ульпий спустился на территорию храма. Макрон и Аполлоний на мгновение замолчали, глядя на колонию. Звуки мародерства были теперь сопровождаемы криками триумфа, и над воротами можно было увидеть мятежников в зловещем свете пламени, как если бы они наслаждались этим пламенем. Некоторые из них размахивали головами павших ветеранов, которые они взяли в качестве трофеев.

- Мы уже потеряли колонию, - сказал Макрон. - Я рассчитывал задержать их еще на несколько дней по крайней мере. Сомневаюсь, что мы продержимся достаточно долго, чтобы Девятый легион смог добраться до нас.

- Ты не можешь брать на себя вину за это, - возразил Аполлоний. -Оборона города была в плохом состоянии и требовала значительного дополнительного строительства. Все могло бы быть по-другому, если бы сенат выступил, когда еще было время, чтобы изменить ситуацию. Кроме того, у нас было слишком мало людей, чтобы прикрыть весь периметр. Повстанцы бы все равно в ближайшее время прорвали нашу защиту.

Макрон неохотно уступил перед этими аргументами.

- Но это было важно для боевого духа бойцов, что они сражались, чтобы защитить свои дома. Отныне они будут сражаться только за свои жизни.

*************

ГЛАВА ХХХІ

Пока повстанцы грабили колонию всю оставшуюся ночь, защитники готовились к последнему бою. Макрон почти не сомневался в исходе и сосредоточил свои утомленные мысли на своем долге – продержаться как можно дольше и заставить врага заплатить высокую цену за свою победу. После переклички у защитников осталось менее четырехсот боеспособных ветеранов и полторы сотни человек, не имевших военной подготовки. Припасов, собранных в храмовом комплексе, было более чем достаточно, чтобы прокормить их в течение месяца. Макрон печально улыбнулся, размышляя о том, что они вряд ли выживут на протяжении этого времени.

Стена комплекса представляла собой меньший периметр для защиты, чем периметр колонии, но перед ней не было рва, и хотя высота стены была увеличена, она все еще составляла всего чуть более трех метров или около того. Кроме того, она никогда не задумывалась как укрепление, а просто как граница, обозначающая священную землю храма после завершения его строительства. Крепкий таран мог пробить брешь несколькими ударами. Она была укреплена каменными блоками и другими строительными материалами, использованными для создания палисада, но по-прежнему не могла выдержать решительную атаку.

Было неизбежно, что стена будет разрушена. После этого последней линией обороны станет наспех построенный бруствер между незавершенными колоннами, опоясывающими фронтон, сам по себе едва ли в двух метрах над землей. Передняя часть фронтона была самым слабым местом, так как она выходила на широкий лестничный пролет, и защитникам приходилось удерживать линию в метров пятнадцать длиной, защищенную только бруствером.

Как только всех раненых внесли во внутреннее святилище, а людей накормили. Макрон поручил Ульпию первую вахту, а сам пошел немного отдохнуть. Перед этим, однако, было еще одно дело, о котором нужно было позаботиться.

Он нашел Парвия свернувшимся на боку недалеко от входа во внутреннее святилище. Кассий лежал рядом с ним, положив голову между своими большими лапами, его челюсти надувались, пока он посапывал во сне. Макрон с нежностью смотрел на них, расстегивая ремешок на подбородке и снимая шлем и войлочную шапочку. Он провел рукой по волосам, прежде чем опуститься так тихо, как только мог, и прислониться спиной к брустверу. Несмотря на все свои опасения и безнадежность их положения, он быстро и крепко заснул, упершись подбородком в грудь, и захрапел.

******

Ранние часы следующего дня были холодными, когда Аполлоний пришел и нашел Макрона с котелком, наполненным горячей похлебкой. Он поколебался, прежде чем решил все же не будить центуриона. Поставив котелок, он пошел найти два запасных плаща, которые хранились в святилище и укрыл ими Макрона и Парвия. Кассий пошевелился и встал, виляя коренастым хвостом, а Аполлоний поднял палец.

- Тссс. Если будешь вести себя тихо, могу поделиться с тобой тушеным мясом. На вот.

Шпион сел, скрестив ноги, на небольшом расстоянии и усадил собаку, прежде чем выудить кусок мяса и зажать его между двумя пальцами.

- Осторожнее.

Кассий наклонил голову вперед и осторожно принял предложение, прежде чем быстро прожевать и проглотить его.

- Моя очередь. - Аполлоний успел съесть пару ложек, прежде чем собака вцепилась ему в руку.

Они делали это по очереди, пока котелок не опустел и Кассию не разрешили слизать остатки со стенок. Затем он сел рядом со шпионом, положив голову на колени Аполлония, а тот гладил его по голове и шее и тихо размышлял: «Что бы я отдал, чтобы поменяться с тобой местами». - Должно быть, безмятежно жить от одного приема пищи до другого и больше ни о чем не беспокоиться, а, мальчик?

Откинув голову назад, Аполлоний посмотрел на небо. Наверху не было облаков, а звезды и полумесяц безмятежно светились в бархатной тьме. Как и у Макрона, у него было мало надежды на их выживание. Он и раньше сталкивался с большой опасностью и переживал ее благодаря своей сообразительности и ловкости обращения с оружием. Но на этот раз спасения не будет. Шансы были так велики, что надежда казалась бессмысленной роскошью. И поэтому он отбросил надежду и посмотрел в небо, наслаждаясь прохладой ночного воздуха и отдаленным криком совы на одном из полей за пределами колонии. Он мог слышать слабые звуки веселья из огромного вражеского лагеря за рекой. Хотя он знал, что бритты празднуют разрушение колонии и грядущую резню защитников, в этом звуке было что-то обнадеживающее. Для некоторых жизнь будет продолжаться, даже когда его собственная будет прервана. Но это еще не произошло, и он мог насладиться этими несколькими часами горько-сладкого покоя в одиночестве.

Макрон перестал храпеть. Он натянул на себя плащ и пробормотал:

- Прошу, засыпай, шпион. Твои мысли не дают мне уснуть.

Аполлоний слегка усмехнулся. - Как прикажешь, мой центурион.

Он бросил последний взгляд на луну, прежде чем закрыть глаза, очистить свой разум и дышать в легком ритме, пока не наступил сон.

******

Макрон тряхнул его за плечо, и Аполлоний, моргая, открыл глаза. Света было достаточно, чтобы видеть, и он понял, что собака оставила его, пока он спал, и отошла в сторону спящего Парвия. Аполлоний встал и посмотрел на бруствер. Темные фигуры ветеранов из центурии на страже расхаживали вдоль стены комплекса, пока их товарищи спали внизу. Те, кто не мог уснуть, грелись всю ночь у жаровень. В воздухе стоял едкий запах дыма, который застрял у него в горле, и он увидел несколько столбов дыма, поднимающихся от зданий, окружающих комплекс. Из вражеского лагеря не доносилось ни звука, и единственным шумом из-за стен было слабое потрескивание пламени и утренний хор птиц.

- Пошли, - сказал Макрон. - Давай посмотрим, что там снаружи.

Оставив Парвия и Кассия спать, они спустились по ступеням фронтона и пересекли территорию, чтобы подняться по одной из лестниц на палисад слева от ворот. К ним подошел дежурный центурион, худощавый человек с морщинистой кожей.

- Доброе утро, господин.

- Есть что сообщить, Венуций?

- Враг затих с тех пор, как мои ребята взяли вахту. Видел некоторых из них на улицах, но они оставили нас в покое. Были слишком заняты, помогая себе с нашей собственностью. Он указал на ближайшие постройки за стеной, и Макрон увидел на улицах разбитую глиняную посуду и сломанную и выброшенную мебель. Двери распахнуты в большинстве зданий. Дальше по колонии все еще бушевали пожары, а в других местах из тех зданий, которые теперь были не более чем тлеющими руинами, поднимались тонкие струйки дыма. Он почувствовал, как его сердце упало, когда он понял, что там, где когда-то стоял его собственный дом, теперь был почерневший узор из обугленных бревен и грязных серых клочков дыма, вьющихся в утреннем небе.

На дальнем берегу реки теперь тоже зашевелились враги, когда группировки собрались и направились к броду вверх по реке, чтобы переправиться и присоединиться к своим товарищам, занявшим колонию. Из дальнего конца колонии донеслись звуки пилы и молотка, когда бритты, которые спали снаружи, начали гуськом проходить сквозь разрушенные укрепления и исчезать среди зданий.

- Сегодня нам не будет покоя, - пробормотал Венуций.

- Ну же, - усмехнулся Макрон. - А ты действительно верил в эту чепуху о том, что выйдешь на пенсию и никогда больше не будешь воевать?

- Я надеялся…

- Макрон, - перебил Аполлоний. - Смотри туда, напротив ворот.

Группа крепких мятежников вышла с конца улицы. Их мечи были вложены в ножны, и они несли большие плетеные корзины, покрытые лоскутами ткани. Не было ощущения срочности или угрозы. Они небрежно подошли к воротам.

- Что они задумали? - задумался Венуций. - Приказать лучникам пустить в них несколько стрел, господин?

- Еще нет. Посмотрим, чем это закончится.

Повстанцы поставили свои корзины недалеко от ворот и побежали обратно к безопасности улицы, с которой они вышли. Макрон и остальные с любопытством посмотрели вниз.

- К чему это? - спросил Венуций. - Какой-то трюк?

- Есть только один способ узнать, - сказал Макрон, поворачиваясь к одному из ветеранов поблизости. - Принеси мне лестницу.

- Ты не серьезно? - бросил ему вызов Аполлоний, но ветеран уже вернулся с ближайшей лестницей, и Макрон приказал ему опустить ее через переднюю часть стены.

Он быстро огляделся и увидел, что враг прячется в тени и не делает попыток приблизиться к храмовому комплексу. Перекинув ногу через парапет, он спустился вниз и подошел к корзинам. Он остановился у ближайшей, схватил складку ткани и поднял ее. Внутри было несколько голов. Ему потребовалось мгновение, прежде чем он узнал лицо одного людей конного эскорта, сопровождавшего эвакуированных из колонии. Ужас сковал его сердце, и он почувствовал, как тошнота сжала горло. Он ходил от корзины к корзине, разрывая ткань и торопливо осматривая головы внутри. Все оказались людьми из эскорта, включая Кальдония. Он с отвращением отбросил последний кусок ткани, затем вернулся к лестнице и взобрался обратно на стену, прежде чем двое ветеранов поднялилестницу и опустили ее на территорию комплекса.

Венуций с тревогой повернулся к нему.

- Кто они? Сильваний и его люди?

Макрон покачал головой. - Это Кальдоний и его парни.

- Кальдоний? - Выражение лица Венуция внезапно изменилось на выражение ужаса. - А наши женщины и дети?

- Я никого из них там внизу не видел. - Макрон кивнул в сторону корзин. - Должно быть, он увел их достаточно далеко по дороге, прежде чем повернуть назад, чтобы присоединиться к нам.

- Ты приказал ему отправиться в Лондиниум, если восставшие доберутся до Камулодунума до того, как он сможет прорваться, - заметил Аполлоний.

- Тогда он и его люди, должно быть, попали в засаду на обратном пути, - лаконично ответил Макрон, прежде чем понизить голос, чтобы его могли слышать только двое других офицеров. - Это та история, которую мы будем рассказывать нашим парням. Им нужно верить, что их семьи в безопасности. Я не могу позволить, чтобы их отвлекло горе. Кроме того, есть все шансы, что Кальдоний благополучно увел семьи и попал в засаду только на обратном пути сюда, как я уже сказал. Вот во что я хочу верить. Мне нужно верить, что моя Петронелла жива.

- Так чьими головами мы их назовем, если нас будут расспрашивать? - спросил Венуций.

- Сильваний и его группа. Это то, что вы будете говорить парням, - твердо сказал Макрон.

Аполлоний кивнул, а Венуций отвернулся и прошипел: - Дерьмо.

- Венуций, это приказ, понимаешь?

Центурион на мгновение замер, а затем кивнул.

- Хорошо. Давайте убедимся, что парней накормят, прежде чем они отправятся на стену. Мы знаем, что замышляет враг. - Макрон жестом указал в сторону, откуда раздавались звуки распиливания и стук молотков. - Они выдвинут лестницы и таран, как только будут готовы. Я буду держать Ульпия и его людей в резерве, чтобы затыкать любые бреши или контратаковать любые прорывы, если у них получится, на стене.

Он посмотрел на усталых ветеранов, суетившихся на территории храма, и попытался придумать слова поддержки, чтобы приободрить своих подчиненных. Катон нашел бы, что сказать. Правильные фразы, чтобы поднять настроение другим людям, независимо от того, какие у них были шансы. Макрон по очереди сжал предплечья. - Пусть боги присматривают за нами, а если нет, то пусть они себя трахнут. Мы позаботимся о себе сами.

- Говоришь, как истинный философ. - Аполлоний устало усмехнулся, прежде чем они разошлись, чтобы занять свои позиции вдоль стены.

Повстанцы продолжали собираться на улицах вокруг храма до конца утра. Они начали выкрикивать боевые кличи и взметать вверх оружие, пока их лидеры двигались среди них, пробуждая дух воинов перед началом атаки. Незадолго до полудня крики усилились и слились в оглушительный рев приветствий.

Макрон взобрался на крышу сторожки храмового комплекса, чтобы хорошо рассмотреть широкую улицу, ведущую к обугленным остаткам Лондиниумных ворот. Руины были расчищены, чтобы облегчить доступ через открытую площадку к храму. Толпа бриттов заполнила окрестности, дико ликуя, размахивая оружием и поднимая головы ветеранов, которые они взяли в качестве трофеев. В центре толпы стоял отряд всадников в зеленых плащах, блестящих шлемах и кольчужных доспехах. В центре их гордо стояла на колеснице безошибочно узнаваемая фигура Боудикки. Она тоже носила кольчужный доспех и держала копье, которое она подняла, приветствуя одобрение и поддержку своих последователей. Колесница остановилась, и она раскинула руки, призывая толпу к порядку. Постепенно возгласы стихли, и мятежники молча ожидали ее слов. Она начала говорить, подчеркивая свои слова жестами, направленными на территорию храма.

Макрон повернулся и увидел, что Аполлоний поднимается, чтобы присоединиться к нему. Мгновение спустя они стояли бок о бок, наблюдая, как Боудикка разжигает страсти своих людей.

- Триста шагов, плюс-минус, - сказал Аполлоний. - Я мог бы попробовать выстрелить отсюда. Если я смогу сразить ее, это может сильно ударить по их моральному духу.

- С тем же успехом твой выстрел мог бы еще больше разжечь его, - ответил Макрон. - Оставь это. Скоро у тебя будет много более легких целей.

Они продолжали смотреть, прежде чем Аполлоний снова заговорил.

- Стук прекратился.

- Они скоро придут. Я увидел достаточно. Давай готовиться.

Они вернулись к стене и снова разделились, встав с другими ветеранами. По всему комплексу воцарилась тишина, пока они ожидали штурма. Единственным признаком нервозности были гражданские лица, оставшиеся в Камулодунуме, чтобы защищать свои дома. Теперь все они были вооружены и рассредоточены вдоль стены, чтобы их могла воодушевить непоколебимая решимость пусть и бывших, но профессиональных солдат с обеих сторон. Некоторые были явно напуганы, и Макрон видел, как дрожат кончики некоторых копий. В другом месте человек отвернулся от стены и его вырвало на территорию храма, прежде чем ветеран, стоящий рядом с ним, повернул его лицом к врагу.

По подсчетам Макрона, не прошло и получаса, как прозвучал первый боевой рог врага, которому быстро завторили другие из зданий вокруг комплекса. Поднялся дикий рев, когда первый из повстанцев вырвался из укрытия и устремился по открытой местности к стене. Не было необходимости поднимать тревогу или отдавать приказы. Лучники выпустили свои стрелы в плотные массы, несущиеся к ним. Небольшой запас дротиков был быстро израсходован, и единственными другими снарядами были стрелы и камни, которые бросали защитники.

Среди мятежников были небольшие группы с лестницами, которые они поспешно подняли к стенам и начали взбираться, чтобы добраться до римлян. Глядя на это, Макрон увидел, что весь периметр был быстро охвачен нападавшими. Защитники использовали свои мечи и копья, чтобы не дать восставшим добраться до вершины стены. Некоторые пытались оттолкнуть лестницы в сторону или обратно, и там, где им это удавалось, вражеские воины падали на своих товарищей, и на этом участке линии удавалось получить короткую передышку.

Первыми жертвами римлян стали те, кто был убит мятежными лучниками, стрелявшими поверх голов своих товарищей, или метавшими подобранными камнями, чтобы бросить их обратно в защитников. Раненые падали на поверхность палисада или на землю у подножия стены, где гражданские лица, назначенные в качестве носильщиков, спешили вперед, чтобы подобрать их и отнести вверх по лестнице во внутреннее святилище храма к хирургу и его помощникам, чтобы те могли осмотреть их раны.

Макрон предполагал, что основная атака тараном будет направлена против укрепленных ворот, традиционно самой слабой части обороны любого укрепления. Но не было никаких признаков того, чтобы люди несли таран ни по открытой местности вокруг храма, ни на улицах за пределами площади.

Верх лестницы ударился о стену перед ним, и он приготовил свой меч и щит. Острие длинного кельтского клинка появилось над краем бруствера, и он отбил его в сторону и наклонился вперед, чтобы вонзить мятежнику в плечо свой гладий, острие сотряслось, когда оно вонзилось в кость. Он отдернул меч и поднял щит как раз в тот момент, когда камень со стуком отлетел от поверхности. Наступила пауза, прежде чем он увидел, как верхушка лестницы дернулась, когда следующий человек взобрался на ступеньки. Ветеран рядом с ним был вооружен копьем. Он поднял его над головой, чтобы нанести удар под углом, но гладий пронзил бок следующего повстанца.

Воспользовавшись своим шансом, Макрон присел и опустил щит и меч, прежде чем быстро подняться и схватиться за верхнюю часть лестницы. Мощным рывком он потянул ее вверх, через стену и швырнул внутрь комплекса, затем достал свой клинок и щит. Он выиграл короткий перерыв для ветеранов по обе стороны от него. Он посмотрел вдоль стены. Защитники, казалось, держались твердо на своих позициях, потеряв лишь горстку своего числа. Гражданские, которые так нервничали незадолго до этого, хорошо сражались вместе со своими товарищами-ветеранами, до такой степени, что их было трудно различить. Нигде противнику не удалось пробиться на стену. Затем он услышал крик справа от себя.

- Таран!

Он обернулся и увидел ветерана, высунувшего свой меч из-за стены, чтобы указать направление, и через мгновение Аполлоний отдал приказ ближайшим лучникам атаковать восставших, несущих таран.

- Уступи дорогу! - приказал Макрон, спеша по палисаду к углу и вниз по длинной стене к опасному месту.

Слева от него внезапно появился воин, подгоняемый товарищами снизу; светловолосый бородач с голой грудью. Он быстро перекинул ногу через стену и сел верхом на нее, ударив топором по руке ветерана, сражавшегося с мятежником на вершине другой лестницы. Лезвие топора приземлилось на запястье ветерана, вонзив его в стену, прежде чем прорезать плоть и кость и отрубить руку. Оно упало со стены, все еще сжимая меч ветерана. Когда из культи хлынула кровь, Макрон протиснулся мимо раненого и вонзил свой щит в туловище мятежника, выведя человека из равновесия так, что он не мог использовать свое оружие. Второго удара хватило, чтобы закончить дело и сбить его с насеста, и он упал спиной на своих товарищей. Ветеран, прижимая культю к груди, уронил щит и неуверенно спустился вниз.

Макрон был теперь достаточно близко, чтобы посмотреть вниз и увидеть, как отряд, несущий таран, подходит к стене в пяти шагах от его позиции. Прежде чем они успели подготовить оружие, двое из них были поражены стрелами, а другому попал в голову камень, который заставил того рухнуть на колени, прежде чем он свалился на бок, потеряв сознание.

- Убейте их всех! - крикнул Макрон. - Не позволяйте им использовать таран!

Сконцентрированный шквал стрел и камней продолжал обрушиваться на бриттов, пытавшихся поднять таран за веревочные ручки. Теперь Макрон мог видеть, как враг соорудил оружие. Оно было сделано из длинной балки, взятой из одного из больших зданий колонии. Участок ближе к концу был обструган под выступ, чтобы к нему можно было прикрепить наковальню, и заостренный железный ее конец теперь замер на небольшом расстоянии от подножия стены. Большой воин с круглым щитом и в шлеме с белым развевающимся гребнем выкрикивал приказы окружающим, и группа людей накрыла таран и его носильщиков своими щитами, чтобы защитить их от падающих сверху стрел и камней. Некоторые все же находили свою цель, но пораженные повстанцы мгновенно заменялись их товарищами. Таран был вновь поднят в очередной раз и отведен назад, воин с гребнем начал отсчитывать темп, и тогда был нанесен первый удар.

Макрон ощутил удар под ногой и увидел тёмную трещину, появившуюся над палисадом. Дальше вдоль стены Аполлоний крикнул: - Еще один таран идет! И еще другой!

Первый таран продолжал бить по стене в ровном ритме. Трещина расширилась, а затем появилась еще одна. Макрону было очевидно, что стена не выдержит ударов долго. Мгновение спустя секция наверху рухнула, как раз в тот момент, когда второй таран пришел в действие на небольшом расстоянии дальше по линии.

Макрон повернулся к небольшому отряду, стоявшему поодаль за стеной в резерве.

- Ульпий! Идите сюда!

Центурион передал приказ своим людям, и строй подбежал к уязвимому участку стены как раз в тот момент, когда еще один участок каменной кладки заскрежетал и рухнул. Еще несколько ударов образовали брешь в метр в ширину, а второй и третий тараны увеличивали ущерб вдоль стены. Было ясно, что мятежники намеревались создать единую широкую брешь, через которую можно было бы продолжить атаку.

Атака на остальной части периметра не ослабевала, так что не было никаких шансов стянуть людей со стены, чтобы защитить брешь. Это была искусно выполненная атака. Макрон признал этот факт. Несомненно, враг был хорошо информирован о деталях строительства храма теми бриттами, которых заставляли работать на этом месте.

Часть стены рухнула, а часть прохода обрушилась, в результате чего два ветерана врезались в землю вместе с обломками. Макрон спустился вниз, чтобы присоединиться к Ульпию. Сквозь щель он мог видеть щиты, прикрывающие врага, размахивающего тараном.

- Почему они не приходят? - спросил Ульпий. - Брешь уже достаточно широкая.

- Они хотят, чтобы она была еще шире, прежде чем атаковать. - Макрон указал на урон, наносимый соседними таранами. В целом, бритты били по участку около десяти метров в ширину, и было ясно, что враг вскоре пробьет достаточно широкую брешь, чтобы удовлетворить их намерения.

Он оглядел внутреннюю часть комплекса и увидел, что десятки его людей пали вдоль стены. В дальнем углу за воротами несколько бритских воинов уже закрепились на палисаде и сражались, чтобы отогнать ветеранов, пока другие восставшие поднимались, чтобы подкрепить их.

Звук падающей каменной кладки снова привлек его внимание к пролому, и он увидел, что теперь брешь была шириной около двух метров. Сквозь вихрь пыли и осколков появился первый из повстанцев, крупный темноволосый бритт, лицо, грудь и руки которого были украшены синими татуировками. Он ткнул копьем вперед и тут же повернулся в сторону, чтобы вонзить острие в бедро ветерана, которого он увидел все еще сражавшимся за свой участок стены. Вонзив копье, он толкнул свою жертву в бок стоявшего рядом с ним римлянина. Через пролом появилось больше врагов, как раз в тот момент, когда часть стены поодаль рухнула, образовав вторую, меньшую брешь.

Макрон увидел, что битва за стену проиграна. В считанные мгновения противник расширил бы брешь настолько, чтобы хлынуть через нее в достаточном количестве, чтобы подавить резервные силы, с помощью которых он надеялся преградить им путь.

- Ульпий, ты и твои люди должны на мгновение задержать их здесь.

Одноглазый ветеран смотрел на брешь, когда Макрон повернулся, чтобы прокричать во внутреннюю часть комплекса.

- Те, кто на стенах, отступайте! Назад в храм!

*************

ГЛАВА ХХХІІ

Остальные люди, которые не были задействованы в прикрытии, поспешили вниз по лестнице и побежали внутрь комплекса по храмовой лестнице. Те, кто еще сражался, пытались выйти из боя и последовать за ними. Некоторым удалось сразить своих противников и уйти, а другие были вынуждены сражаться до тех пор, пока они не будут побеждены и убиты.

Макрон стоял перед брешью с Ульпием и его людьми.

- Мы должны сдержать их, парни, - крикнул он уверенно. - Выиграем время для наших товарищей.

Еще несколько ударов второго тарана пробили участок стены между двумя проломами. Часть стены рухнула и образовала брешь шириной около шести метров. Рев триумфа вырвался из горла мятежников, и римляне могли слышать, как множество ног карабкается по рыхлой кладке, затем враг прорвался сквозь вздымающуюся пыль и бросился на ожидающих ветеранов. Мечи, копья и топоры врезались в большие изогнутые поверхности римских скутумов, пока ветераны упирались в них и наносили удары по любому врагу, оказавшемуся в пределах досягаемости коротких гладиев. Первый из повстанцев пал у их ног, а те, кто оставался позади, теснили товарищей вперед, но не могли найти опору на щебне, чтобы начать оттеснять римскую линию.

Макрон и Ульпий сражались бок о бок, мастерски рубя и коля врага в движениях, рожденных в результате многих лет тренировок и сражений с врагами по всей Империи. Восставшие были теперь плотно сбиты в толпу, не в состоянии продвигаться или эффективно управляться своим оружием, и все

это время другие бритты наступали сзади, толкая передних на клинки римлян. Когда он в очередной раз вырвал свой гладий из кишок мятежника, Макрон быстро огляделся через плечо, чтобы увидеть, что последние из его людей слезают со стены и уже первый из бриттов спускается следом на территорию храмового комплекса. Громкий грохот раздался справа от него, в тот момент, когда третий таран одолел свой участок стены. Ветеранам резерва пора было отходить к фронтону храма.

- Задние ряды! Отступать!

Люди сзади повернулись и побежали вдоль подножия фронтона к ступеням. Те ветераны, которые уже добрались до храма, выстраивались на позициях на последнем редуте, и Макрон подождал на несколько сердцебиений дольше, прежде чем отдать свой следующий приказ.

- По моей команде… Прервать контакт и отойти!

Короткая шеренга ветеранов, заблокировавшая натиск повстанцев, совершила последний рывок и нанесла удар вперед, а затем повернулась и побежала. Макрон и Ульпий вышли из боя последними, побежав за своими товарищами, когда первые из бриттов отделились от сгрудившеся толпы в проломе и пустились в погоню. Не успели они отбежать на несколько шагов, как в них стали попадать камни, метаемые защитниками, выстроившимися вдоль фронтона, а бегущие за ними соплеменники поднимали щиты или рассыпались, пробегая вдоль основания фронтона долой из видимости римлян выше.

Макрон немного опередил Ульпия, когда он достиг угла фронтона. Он услышал резкий крик позади него, и повернулся, чтобы увидеть Ульпия на земле, его нога пронзена копьем. Окружающие его трое мятежников отчаянно претендовали на честь первым убить римского офицера. Ульпий поднял щит и меч, чтобы защитить себя, когда он крикнул Макрону: - Беги, брат!

Шансов спасти его не было, поэтому Макрон поспешил к ступеням храма, проскакивая через одну ступень, стремясь добраться до спасительной узкой щели в баррикаде, идущей вдоль вершины фронтона за лестницей. Сзади он мог слышать, как повстанцы мчатся по территории храмового комплекса, пытаясь догнать его. Стрела сломалась, попав в ступень с одной стороны от него, и он качнулся вбок, сделав последние широкие прыжки, преодолевая последние метры, и нырнул в узкий проход.

Аполлоний выкрикнул приказ, и четверо ветеранов придвинули к щели тяжелую груду из полок и мебели, придавив их каменными плитами, чтобы противник не мог их сдвинуть. С обеих сторон защитники приготовили свои копья и мечи, чтобы встретить повстанцев, когда последние достигнут вершины лестницы. Макрон отошел на несколько шагов и прислонил щит к одной из колонн, согнувшись и борясь за дыхание. Звуки победных криков врага, звон оружия и крики людей заполнили его уши. Выпрямившись, он увидел, что защитники действовали вдоль всей баррикады, нанося удары по мятежникам с обратной ее стороны. Аполлоний стоял среди них, вооруженный своим клинком и щитом, как и любой из ветеранов.

Все еще с трудом переводя дыхание, Макрон оглядел периметр обороны. Противник пронес семь лестниц в пролом и приставил их к фронтону и баррикаде, готовый взобраться на последнее убежище римлян. Ветеранов осталось более чем достаточно, чтобы оборонять каждый метр периметра, и каждый мятежник, пытавшийся перебраться через баррикаду, падал замертво или падал раненый на своих товарищей. Удостоверившись, что враг не сокрушит их на данный момент, он завершил свой осмотр. По его оценке, не более двухсот людей осталось для защиты баррикады, включая вооруженных гражданских лиц. Заглянув внутрь святилища, он обнаружил, что оно было битком набито ранеными, прислоненными к стенам и лежащими на полу, пока хирург и его помощники делали все возможное, чтобы обработать раны и остановить кровотечение. Парвий обнаружился в дальнем углу, кинжалом Макрона отрывающим полоски материи от кучи старой одежды и превращая их в ленты для перевязок. Кассий сидел рядом на задних лапах, его здоровое ухо тревожно подергивалось.

Вернувшись к реалиям битвы, бушующей наверху лестницы, он увидел, что горстка ветеранов была ранена или убита, а раненые ждали между основаниями колонн, чтобы их отнесли во внутреннее святилище. Оставшиеся в живых из центурии Ульпия были готовы заполнить возникающие пробелы.

Макрон забрал свой щит и выбрал десять ветеранов, которые будут стоять рядом с ним, чтобы противостоять любому возможному прорыву обороны.

- Макрон! - выкрикнул Аполлоний. Он сделал шаг назад от баррикады и один из людей Ульпия вышел вперед, чтобы занять его место. - Сюда!

Макрон подбежал, и шпион указал на сторожку комплекса. Между римлянами, сражавшимися вдоль баррикады, он мельком увидел вражеских воинов, тянущих подпорки от задней части ворот и оттаскивавших в сторону бревна, которые использовались в качестве подпорок. Мгновением позже запорная планка была поднята и сброшена на землю, и ворота распахнулись. Во двор ворвались новые восставшие, а затем на небольшом расстоянии позади них Макрон увидел то, что и ожидал. Группа бриттов проносила один из таранов. Позади них он мог видеть телеги, нагруженные связками хвороста и сорванной с крыш зданий колонии соломы.

- Таран подтаскивают, - сказал он. - Если это не сработает, они захотят нас поджечь.

Аполлоний рискнул быстро бросить взгляд через баррикаду. - Таран - самая непосредственная опасность. Мы не можем позволить им поднять его наверх по лестнице.

Макрон огляделся. Он указал на одну из груд камней, которые были сложены в кучках вокруг внутреннего святилища. - Возьми шестерых из резерва и пусть они нацелятся на людей, несущих таран, как только он начнет подниматься по лестнице.

Аполлоний опустил щит и позвал ближайшего из людей Ульпия. Тем временем Макрон взобрался на каменную глыбу перед одной из колонн и посмотрел вниз на врага прижимаясь к баррикаде. Несколько бриттов расчищали путь сквозь толпу, ряды мятежников уступали место группе, несущей таран. Он видел, как они достигли дна лестничного пролета и начали подъем к заблокированному проходу в центре римской баррикады. Он указал им направление своим мечом.

- Готовь своих людей, Аполлоний.

Ветераны подняли свои камни, а Макрон смотрел, как повстанцы несут таран вверх по ступенькам шаг за шагом. Когда они были на полпути, он прокричал приказ. - Сейчас!

Шпион и его ветераны забросали защитников камнями, запуская их по неглубокой дуге вниз к приближающемуся тарану. Было уничтожено несколько противников, в том числе трое бриттов впереди. Когда погибшие и раненные отпустили веревочные ручки, передняя часть тарана упала на ступеньки, и процессия резко остановилась.

- Так держать! - Макрон призвал Аполлония и его людей. - Забрасывайте этих ублюдков!

Камни продолжали бить повстанцев у тарана, и тех, кто шел на смену павшим. Затем произошло неизбежное, когда штурмующие начали сгребать камни и бросать их обратно в защитников. Раздался резкий крик, когда одного из ветеранов ударило по лицу, размозжив нос и раздробив скулу в кровавом месиве. Еще один ветеран был сбит попаданием сбоку в его шлем, когда он наклонился, чтобы подобрать еще несколько камней, и он покачнулся, прежде чем рухнуть коленями на землю, вываливая содержимое желудка наружу.

- Поднимите щиты! - прозвучал приказ Аполлония, и его люди продолжили обмен стихийными метательными снарядами с врагом.

Как и прежде, мятежники выслали вперед своих щитоносцев, чтобы прикрыть воинов, несущих таран, и это произошло снова. Макрон понял, что продолжать обстрел нет смысла, и выкрикнул приказ людям Аполлония присоединиться к линии резерва.

После небольшой задержки один из вражеских воинов начал отсчитывать темп. Когда они достигли нужной точки, тяжелые дубовые доски книжного шкафа содрогнулись от первого удара тарана. Макрон и те, кто остались на ногах из центурии Ульпия, стояли немного позади, готовые броситься на защиту бреши после того, как таран сделает свое дело.

Второй удар пробил две доски, разбросав щепки по каменной плитке храмового фронтона. Третий выбил несколько каменных плит, которые служили подпорками, и раздробил еще больше дуба. Еще несколько ударов превратили импровизированную баррикаду в руины, а затем противник опустил таран и начал вырывать элементы сломанной мебели и разбитые каменные плиты. Это была работа для нескольких ударов сердца, чтобы расчистить пролом, достаточно широкий, чтобы через него могли пройти трое человек одновременно.

Макрон крепче сжал рукояти щита и меча и уперся ногами, приготовившись защищать брешь. Первые из повстанцев пробрались сквозь завалы и изломанную мебель и бросились на линию щитов перед ними. Двоих прирезали сразу, а третьему удалось прорваться сквозь пролом прежде, чем на него напал Аполлоний и один из ветеранов. Удары меча пронзили его спину, он рухнул на живот и лежал, задыхаясь, кровь наполняла его легкие. Но большая часть следующей волны противника пронеслась через брешь и надавила вплотную, врезавшись в линию римлян, которая неуклонно отступала на полшага за раз. Так плотно сомкнулись обе стороны, которые не могли орудовать своим оружием, и это стало отчаянным испытанием на прочность и грубую силу, ради победы, на которую ветераны, находящиеся в безнадежном численном меньшинстве, не могли надеяться.

- Они идут через фронтон! - закричал голос, когда лестницы повстанцев доказали свою ценность, как и ранее при штурме стен храмового комплекса. Все больше бриттских воинов взбиралось на фронтон, разделяя защитников, загоняя их в тыл храма, заставляя тех, кто был ближе всего к ступеням, приближаться к Макрону, в то время как ветераны медленно теряли плацдарм вокруг бреши.

Макрон вышел из боя, и люди с обеих сторон сомкнулись, чтобы заполнить брешь в строю. Ему было нужно экстренно провести оценку складывающегося финала обороны Камулодунума. Подбежав к той стороне, где враг взбирался по лестницам, он увидел, что не менее сотни бриттов стояло на фронтоне и оттесняло римлян в обоих направлениях.

Фронтон был потерян, признал он с горьким разочарованием. Конец был близок. Все что теперь оставалось важно, было продолжать сопротивление и убить как можно больше мятежников до того, как последний из ветеранов падет в бою. Перебежав вход во внутреннее святилище, он посмотрел вниз, чтобы увидеть, что другая сторона храма также подвергается нападению повстанцев, несущих еще больше лестниц. Пока он смотрел, он увидел, как группа вражеских воинов хлынула вокруг задней части святилища и понеслась вниз по фронтону, издавая боевые кличи. Они врезались римлянам во фланг, не давая защитникам возможности сдержать натиск атаки. Через несколько мгновений они уже могли достигнуть передней части фронтона, где все еще пытались удержать пролом.

Макрон понял, что есть лишь последняя надежда на внутреннее святилище, где выжившие смогут держать свою последнюю оборону.

- Отступаем в святилище! - крикнул он.

Римляне, которые еще не вступили в бой, отступили первыми, пройдя через узкую щель открытой двери. Открыта была только одна створка из двух, двери были в два раза выше человеческого роста, сделанные из дуба и усиленные железными скобами и стержнями. Достаточно крепкие, чтобы выдерживать таран, чтобы защитники могли перевести дух. Когда последний из тех ветеранов, которые не были вовлечены в бой, добрался до двери, слева раздался тревожный крик, когда враг обогнул угол фронтона.

Аполлоний все еще был с людьми, которые пытались задержать противника у проделанного тараном пролома.

- Все на меня! - воскликнул он.

Небольшой отряд атаковал врага и обрушил щиты на бриттов, отбросив их спиной к тем, кто оставался позади них. Шпион и его товарищи яростно рубили и кололи, выигрывая время для Макрона и остальных, чтобы те сформировали постоянно сужающуюся стену щитов на пути к двери в сторону внутреннего святилища. Один человек за другим выпадал из боя и отступал назад. Макрон повернулся к Аполлонию.

- Иди сюда! Сейчас!

Трое римлян, все еще сражавшихся вместе со шпионом, отступили вместе и слились с тесной группой защитников, обороняющих дверной проем. В этот момент забравшийся на баррикаду ловкий мятежник прицелился из лука и выпустил древко. Стрела поразила Аполлония высоко на груди, прямо под шеей, и острие прорвалось через мышцу над левой лопаткой. Его левая рука дернулась и обмякла, а щит выскользнул из пальцев. Кровь пропитала его тунику и растеклась по груди, пока он продолжал колоть и рубить врага.

- Отступай, Аполлоний! - во всю глотку закричал Макрон.

Теперь за дверью было только пятеро римлян. Макрон наполнил легкие и заревел в боевой ярости, когда он врезал щитом в мятежника, а затем взмахнул мечом, описав бешеную дугу, чтобы выиграть время для своих товарищей.

- Внутрь! Сейчас же!

Трое ветеранов метнулись в щель, затем Макрон почувствовал руку на ремнях своей перевязи, когда Аполлоний развернул его и пихнул вовнутрь. Последнее, что он увидел, пока ближайшие ветераны захлопывали створку двери, был шпион, размахивающий мечом, пока тот не был повержен на колени обрушившимися на него ударами окруживших его мятежников. Засов был опущен в скобы, и ветераны быстро начали складывать каменные плиты и черепицу к задней части дверей, в то время как повстанцы по другую сторону начали колотить в нее своим оружием.

Была возведена только часть крыши, ближайшая ко входу во внутреннее святилище секция, и небо было ясно видно сквозь балки и стропила на большей части ее длины.

Несмотря на это, внутри было мрачно, и какое-то время никто не говорил, переводя дыхание и слушая вызовы и насмешки бриттов за пределами последнего убежища обороны колонии. Святилище было не более пятнадцати метров в длину и десяти в ширину, а задняя часть была забита ранеными и умирающими, которым помогали хирург и его помощники. Парвий был все еще с ними, раздавая перевязочные материалы из большой сумки на плече. Кассий перебрался в угол и сел, дрожа. Из ветеранов осталось на ногах еще не более тридцати, которые собрались около дверного проема, ожидая, пока Макрон отдаст приказы.

Он облизнул пересохшие губы и откашлялся.

- Мы сделаем короткую передышку, прежде чем контратакуем, парни.

Комментарий вызвал улыбки и несколько кривых смешков. Никто из ветеранов не сомневался в том, что их ждет впереди, и он видел, что они разделяют его желание умереть стоя, с мечом в руке, лицом к лицу с

врагом.

- Что теперь? Что мы будем делать?

Макрон повернулся и увидел одного из гражданских, оставшихся защищать колонию. Круглый мужчина лет пятидесяти, в котором он узнал владельца одной из таверн колонии.

- Делать? - Он покачал головой. - Здесь мы отправимся к теням, мой друг.

- Нет. Должен быть другой путь. - Было ясно, что имел в виду тот, хотя он и не хотел быть тем, кто предложит это вслух.

- Сдаться? - За него во всеуслышание сказал Макрон. Он указал на дверь. - Слышишь? Я не думаю, что они в настроении брать пленных. Даже если бы мы сдались, как ты думаешь, что они сделали бы тогда с нами? Ты, должно быть, прожил в Британии достаточно долго, чтобы знать о человеческих жертвоприношениях в качестве подношений их богам.

Он позволил своим словам осесть в сознании присутствующих, прежде чем продолжить.

- Как я уже сказал, здесь мы умрем. Вопрос лишь в том: мы сделаем это как мужчины – как Аполлоний, на наших ногах – или как забиваемый скот. Мы умрем при любом раскладе. Но по крайней мере мы можем выбрать, как мы умрем.

Трактирщик поморщился и глубоко вздохнул, прежде чем кивнул.

- Тогда на ногах.

- Вот это настрой! - Макрон ободряюще улыбнулся. - Мы еще сделаем из тебя настоящего легионера, мой друг.

Хаотичные крики и звон оружия снаружи двери быстро стихли, и радостные возгласы восставших прекратились, когда их лидеры отдали новые приказы. Усталый разум Макрона пытался предвидеть намерения врага. Очевидным подходом было бы поднять таран. Двери святилища представляли бы бо́льшую проблему, чем баррикада или даже составная стена, но они все равно уступят напору тарана в конце концов. И тогда защитников зарубили бы одного за другим, а раненых бы вырезали всех до единого. С другой стороны, повстанцы могут довольствоваться возможностью уморить защитников голодом или ждать, пока у них закончится вода. Однако их кровь вскипела, и Макрон не верил, что у них хватит терпения продолжать такой подход. Какими бы не были их намерения, было ясно, что он и его товарищи вряд ли увидят новый рассвет.

Он вложил меч в ножны и опустил щит, приказав другим ветеранам расступиться, а затем направился к задней части святилища, перешагивая через раненых, пока не добрался до хирурга. Адрастий надел поверх туники окровавленный кожаный фартук, когда оторвался от раненого, которому сшивал бедро.

- На пару слов, - сказал Макрон. Он понизил голос, чтобы никто не услышал их разговор. - Мы не сможем долго сдерживать врага. Когда двери взломают, с нами покончат довольно быстро. Мы должны думать о том, что они сделают с ранеными, если их захватят живьем.

- Я понимаю, - ответил хирург.

- Хорошо. Если есть способ облегчить страдания людям с самыми серьезными ранами, сделай это сейчас. Что касается остальных, раздай им кинжалы, ножи и мечи, пусть они сами примут собственное решение. Тебе нужно будет объяснить это и твоим помощникам. Я ожидаю, что большинство захотят пойти в бой, но, если они желают покончить с собой, я не буду стоять у них на пути.

Адрастий оглянулся на людей, занимавшихся ранеными, сгрудившимися у стен и на каменных плитах.

- Большинство из них будут сражаться.

- А ты?

- Сначала я разберусь с тяжелоранеными. Есть некоторые кровеносные сосуды, которые можно относительно безболезненно перерезать, и они быстро истекут кровью. Это настолько милосердно, насколько это возможно в данных обстоятельствах. Как только я позабочусь о последнем из таких, я найду меч, которым буду сражаться.

Макрон кивнул.

- Ты можешь гордиться собой. Ты и твои люди. Для меня было бы честью в самом конце драться бок бок с тобой.

Адрастий мрачно улыбнулся. - Это честь, которой я скорее бы избежал.

-Как и я. Без обид.

Они обменялись сухим смешком, прежде чем хирург кивнул в сторону Парвия, который сидел на корточках рядом с Кассием и гладил собаку по голове.

- Что насчет них? Ты хочешь, чтобы я разобрался с этим?

Желудок Макрона сжался.

- Нет. Я поговорю с мальчиком. Он хочет драться, но я не думаю, что он не понимает, что поставлено на карту, если его возьмут живым. Я не могу допустить, чтобы это случилось с ним.

Их прервал громкий грохот. Притащили таран. В тот же миг Макрон развернулся и бросился назад, чтобы присоединиться к ветеранам, перестроившимся за дверью. Каждый удар сотрясал небольшую волну пыли с дверного косяка, и снова зазвучал возбужденный хор вражеских голосов. Макрон очистил свой разум от мыслей, кроме той, что он должен делать, когда двери поддадутся. Он почувствовал едкий запах дыма. «Видимо принесло порывами из тех районов колонии, которые все еще горели», предположил он.

Позади него раздался тревожный крик, и он оглянулся через плечо, когда связка горящего хвороста рухнула среди раненых в задней части святилища. Затем в проеме крыши появился еще один, и еще больше, уже зажженных до того, как они рухнули внутрь, рассыпая во все стороны искры и языки пламени, когда они падали на каменные плиты или тела раненых и тех, кто за ними ухаживал. Макрон увидел, как хирург с тревогой поднял взгляд с медицинским ножом в окровавленной руке, готовый совершить из милосердия убийство человека, лежащего рядом с ним. Затем их обоих окутало огнем, когда они были поражены большой связкой пылающих палок и соломы, покрытые смолой. Стены святилища эхом отозвались ревом пламени и криками ужаса и агонии. Некоторые из людей уже горели, визжащие фигуры в бешеном движении, тщетно пытающиеся потушить пламя.

- Парвий, - пробормотал Макрон. Он лихорадочно посмотрел на то место, где в последний раз видел мальчонка, но его уже не было. Затем он заметил его через пламя, пойманного в ловушку в противоположном углу, с Кассием, прижавшимся к нему. Их взгляды на мгновение встретились, но прежде чем Макрон успел среагировать, и мальчик, и собака были сбиты горящей связкой палок. Он услышал, как Кассий издал мучительный вой, прежде чем зверь замолк. Не было никакой надежды побороть пламя, чтобы попытаться спасти их. Отчаяние сжало его сердце, словно железные тиски.

Макрон яростно закашлялся, когда дым заполнил замкнутое пространство и превратился в бурлящую массу пламени, обволакивающих черных облачков и сверкающих факелов новых связок хвороста и соломы, падающих сверху. Все это время жалобные крики умирающих наполняли уши тех, кто стоял у двери, отброшенных назад обжигающим жаром.

- Мы не можем оставаться здесь, - крикнул он. - Мы все тут просто сгорим. Последняя атака, братья мои!

В отчаянии они начали расчищать каменную кладку, которую использовали для укрепления двери. Когда осталась только запорная планка, он понял, что бритты больше не используют таран. Он приказал двум ветеранам поднять планку по его приказу, а остальные подняли свои щиты и приготовили мечи. За их спинами крики почти стихли, и только один голос все еще визжал.

- Сейчас! - Макрон задохнулся, слезы текли из его глаз так, что он едва мог видеть.

Он услышал, как засов глухо лязгнул о каменные плиты, когда его отодвинули в сторону, а затем двери открылись и ослепительные лучи дневного света пронзили бурлящее пекло внутри святилища. Он издал дерзкий боевой клич, перепрыгнув через тело Аполлония, но его легкие были слишком полны дыма, и он пошатнулся от кашля и наполовину ослеп от солнечного света. Он почувствовал, как его щит отрывается от его захвата, затем его руку с мечом схватили, и клинок вырвали из пальцев. Больше рук ухватились за него. Он попытался вырваться и наброситься, но его руки были зажаты за спиной, и спустили по лестнице, протащив по каменным плитам храмового комплекса, сопровождая пинками и насмешками окружившей его плотной массы бриттов. Его заставили встать на колени и сдернули с него шлем. Веревка была обмотана вокруг его шеи, прежде чем его запястья были связаны плотно за спиной.

Когда его зрение прояснилось, он увидел других ветеранов, переживших пожар, их лица почернели и покрылись полосами, а их запястья были так же связаны. Пространство вдруг открылось вокруг них, когда группа воинов в кольчугах и зеленых плащах оттеснили толпу. Болезненно скручиваясь, чтобы оглянуться назад в сторону храма, он увидел густой дым, валивший из открытых дверей и недостроенной крыши святилища. Мгновение спустя участок, выложенный плиткой, рухнул с сокрушительным грохотом, и толпа испустила оглушительные возгласы триумфа. Крики продолжались еще некоторое время, прежде чем со стороны сторожки храма не раздались еще более интенсивные возгласы приветствия, и он увидел Боудикку, которая приближалась к храму, улыбаясь в обе стороны, размахивая копьем и приветствуя своих соплеменников.

Она остановилась на краю открытого пространства и опустила наконечник копья, увидев грязные лица примерно двадцати римлян, лишенных оружия и связанных, и которые теперь смотрели на нее с тревогой со своего коленопреклоненного положения. Выражение триумфа, осветившее ее лицо за мгновение до этого, превратилось в маску ненависти и жестокости.

Макрон поднял подбородок и вызывающе посмотрел в ответ, делая все возможное, чтобы мужественно и достойно встретить свой конец. Сердце его исполнилось печали от воспоминаний о Парвии, Аполлонии и всех товарищах, которые погибли, защищая свои дома. Он даже почувствовал грусть от потери Кассия за его яростную преданность и безусловную привязанность к тем, кто его принял в свою семью. Его чувства сменились тревогой за судьбу Петронеллы, его матери, Луция и Клавдии, которые теперь подвергались большой опасности из-за опрометчивости Дециана.

Он закрыл глаза и вознес молитву Юпитеру Наилучшему Величайшему: «Я всегда служил Риму преданно и мужественно. Я проливал свою кровь за Рим. Ради этого я прошу богов пощадить мою семью и близких мне людей. Прошу, чтобы прокуратор встретил заслуженную судьбу, и я молюсь, чтобы Катон выжил, чтобы отомстить за меня, моих братьев и Парвия. Об этом я тебя прошу, Юпитер Наилучший Величайший, в обмен на мою беззаветную службу Риму. Прошу тебя исполни мое предсмертное желание».

Он открыл глаза и глубоко вдохнул, когда Боудикка медленно подошла к нему. Макрон встретил ее пристальным взглядом, а затем посмотрел через ее плечо на белую чайку, парящую вдалеке от ужасов мира, готовясь встретить свой конец.

- Ты, - тихо сказала царица иценов. - Макрон.

Наступила пауза, пока он ждал смертельного удара. Затем она отдала приказ, и Макрон был схвачен за руки, и его выволокли прочь от горящего храма.

*************

ГЛАВА ХХХІІІ

Остров Мона

Был уже поздний полдень, и зловоние смерти и обугленного дерева висело над развернувшейся сценой, словно вуаль. Последняя цитадель друидов была взята тремя днями ранее, и древний круг деревьев, которые окружали святую для бриттов рощу, были срублены и сожжены. Большой каменный алтарь, который стоял в центре был разбит, а осколки разбросаны по всей площадке. Каждый камень на дороге к роще, был снесен отрядами пленных ордовиков, а уцелевших друидов связали и заставили стать свидетелями разрушения. После этого друиды были пригвождены к безветвистым стволам дубов, которые когда-то затеняли рощу. Тех же самых дубов, с которых когда-то свисали их собственные ужасные трофеи и дары богам.

Когда выжившие из Восьмой Иллирийской когорты маршировали мимо по пути к ближайшему лагерю, Катон направил свою лошадь в сторону разбитой колеи, чтобы оглядеться. Разрушение, содеянное легионерами Четырнадцатого легиона, было достойным завершением жестокости месяца с тех пор, как Светоний и его армия высадились на Моне. После их неспособности предотвратить захват острова римлянами, друиды и их союзники отступили вглубь острова, чтобы защитить священную рощу и их городища, в то время как небольшие отряды всадников беспокоили римские колонны, которые рассредоточились от плацдарма, чтобы выследить и уничтожить любого, кто сопротивлялся захватчикам. ПропреторСветоний Паулин отдал приказ окружить сдавшихся, которых заковали в цепи и двинули к проливу, где их должны были продержать перед тем, как продать в рабство. Как только их разграбляли, каждое поселение предавали огню, а скот угоняли для прокорма армии.

После битвы Светоний приказал своим командирам уничтожить все следы культа друидов, которые они смогли найти на Моне. Каждый друид вместе с теми, кто служил им, должен был быть казнен, вплоть до последней женщины и ребенка. Мона должна была превратиться в пустыню. Каждое здание должны были сровнять с землей, так что все городища сровняли с землей и рвы засыпали. Каждое зернохранилище должно было быть захвачено, и любые припасы, которые нельзя было унести, должны были быть сожжены.

Хотя Катон был обязан подчиняться его приказам, он не согласился с ними. Светоний заходил слишком далеко. Цель кампании состояла в том, чтобы разгромить горные племена и однажды сокрушить культ друидов, раз и навсегда. Не было необходимости уничтожать или порабощать жителей острова, которые могли в противном случае жить мирно и возделывать урожай и платить налоги Риму. Это было вполне возможно, они даже были бы благодарны за освобождение от бремени принуждения поддерживать друидов, которые доминировали на острове с тех пор, как бежали туда после римского вторжения на основной остров.

«Однажды весть об опустошении Моны достигнет тех племен в Британии, которые все еще отказывались принять римское правление, и извлеченный урок мог пойти разными путями», - размышлял Катон. - «Кто-то мог посчитать судьбу острова чем-то, чего следует избегать любой ценой, и смирится с перспективой подчинения, в то время как другие, более гордые и дерзкие, могли воспринять это как предупреждение своему народу в качестве цены поражения и, следовательно, необходимостью сопротивляться посягательствам Рима на их свободу и жизнь до последней капли крови. Так или иначе. Это были расточительные издержки столь жестоких разрушений. Рим больше терял, чем выигрывал от такого обращения Светония с жителями Моны», - решил Катон.

После дня высадки когорте Катона было поручено вести разведку перед основной колонной, чтобы выискивать опорные пункты противника, затем дожидаться, пока метательные механизмы и тяжелая пехота подойдут и уничтожат укрепления и сокрушат тех, кто находился внутри них. Ни одно из поселений не продержалось более нескольких дней, а затем Восьмая когорта шла дальше и находила следующую цель, которую нужно уничтожить. И так продолжалось все последние недели.

Бесконечный цикл разведки и прочесывания сельской местности, пока люди Катона не оцепенели от бесконечной резни и страстно не возжелали покинуть остров и вернуться к миру и комфорту гарнизонной службы.

Кислый запах разлагающейся плоти, смешанный с едким запахом обугленной древесины, был отвратительным. Катон натянул вожжи и повернул коня к дорожке, рысью возвращаясь к голове колонны, где потрепанные ряды конного контингента вели своих усталых лошадей. Он получил новое сообщение от Светония два дня назад о том, что последний из оплотов друидов был взят, и кампания была завершена. Каждое подразделение должно было сосредоточиться у главной колонны, чтобы отпраздновать победу, прежде чем армия вернется на свою базу в Деве, где она рассосется по гарнизонным обязанностям и будет ждать прибытия замены для тех, кого они потеряли в ходе кампании.

Что касается Восьмой когорты, то менее половины тех, кто начал кампанию остался в строю. Пройдет несколько месяцев, прежде чем они снова будут готовы к бою. Новые люди должны будут быть обучены, приобретены новые средства передвижения, решена последняя воля погибших, и определена доля каждого человека в добыче, которая распределялась в соответствии с долями, связанными с каждым званием. Работы более чем достаточно, чтобы занять Катона до конца года. Но сначала он возьмет отпуск и вернется в Камулодунум, чтобы повидаться с сыном и Клавдией и угостить Макрона подробностями похода за амфорой вина.

Он улыбнулся этой мысли, прежде чем вспомнить возможность того, что высокомерие прокуратора может взбудоражить Боудикку и ее племя. С определенной долей удачи Макрон мог бы обуздать бессердечное рвение человека в получении излишней дани, причитающейся с иценов. В любом случае боги были добры. Кампания Светония закончилась быстрее, чем предполагал Катон. Армия вернется с Моны вовремя, чтобы отбить у любых горячих голов охоту воспользоваться преимуществом отсутствия армии в остальной части провинции.

Вонь рощи исчезла позади них, когда когорта двинулась по пологому склону к тому месту, где главная колонна Светония построила походный лагерь, достаточно большой, чтобы вместить всю армию. С выгодной позиции на склоне Катон мог видеть длинные ряды палаток и широкие проезды, разграничивающие районы, отведенные каждому подразделению легионеров и ауксиллариев.

Подготовка к празднованию победы армии уже шла полным ходом. Были установлены большие загоны, заполненные домашним скотом, и он мог видеть группу людей, занятых разделкой скота, в то время как другие неподалеку разводили костры в длинных неглубоких траншеях. В центре лагеря было расставлено несколько длинных столов со скамейками по обеим сторонам, так, штабные писари и личные рабы Светония готовились к банкету для старших офицеров.

Когда Катон и его когорта спускались к южным воротам лагеря, он увидел небольшую группу всадников, скачущих с востока. Они едва остановились у ворот, прежде чем промчаться через лагерь к палаткам штаба. Катон не мог не задуматься о причине такой срочности, которая могла заставить их ехать так быстро. Мгновение спустя он потерял их из виду, когда дорожная тропа спустилась к последнему отрезку подхода к лагерю.

Несмотря на то, что кампания была окончена, враг повержен и все опасности устранены, опцион, отвечавший за отряд легионеров у ворот, остановил Катона, чтобы опознать его отряд и спросить его приказ, прежде чем позволить когорте войти в лагерь. Там их встретил штабной писарь, который направил их к месту, отведенному для их палаток. Катон приказал Галерию заняться установкой палаток и организацией корма и места для привязи лошадей.

- Я вернусь, как только доложу в штаб, - заключил он. - Прикажи моему слуге приготовить свежую сменную одежду для меня. Туника, плащ и калиги. Все чистое. Не хотелось бы, чтобы Светоний придрался к моему внешнему виду.

Галерий улыбнулся и кивнул. - Я позабочусь об этом, господин.

Они обменялись небрежным салютом, и Катон повернул своего коня к скоплению больших палаток в центре лагеря, лавируя на лошади по лагерю, где некоторые из легионеров и ауксиллариев были уже пьяны, разграбив запасы местного эля и вина, которые друиды накапливали для использования во время своих обрядов и празднеств. Ранний вечерний воздух был наполнен пением, смехом и гомоном веселых разговоров. Он почувствовал, как последние его заботы улетучились, пока он с нетерпением стал ожидать предстоящий пир. Он не ел с рассвета и уже смаковал перспективу жареного мяса, свежего хлеба и вина, когда торжественный ужин наместника, посвященный победе, должен был начаться.

Свернув на широкую грязную аллею, проходившую через лагерь, он увидел палатки штаба армии. Небольшая группа всадников стояла у своих лошадей неподалеку, и он предположил, что это должны быть всадники, которых он видел незадолго до этого. Он остановился у привязи рядом с их перилами и устало спешился, энергично потирая спину и круп, чтобы облегчить боль после полного дня верховой езды. На скамьях сидело несколько центурионов и трибунов по обе стороны от длинных столов, сооруженных инженерами в тот день, и пили из кувшинов, расставленных вдоль них. Катон подошел к группе трибунов, которых он встретил ранее в ходе кампании, приветственно кивнул и принял протянутый ему кубок вина. До того, как смог сделать глоток, раздался голос со стороны командирской палатки Светония.

- Все старшие офицеры! Немедленно доложитесь наместнику!

Он поставил кубок.

- Позаботься о нем для меня. Я скоро вернусь.

Он поплелся по вытоптанной траве к самой большой из палаток вместе с префектами вспомогательных когорт и старшими центурионами из легионерских когорт, которые тоже выпивали за длинными столами. Стража по обеим сторонам отворотов палатки распахнула их, пропуская офицеров, и они прошли внутрь. Катон увидел, как Светоний настойчиво разговаривает с человеком в замызганном грязевыми каплями плаще в дальнем углу палатки.       Оглядевшись, он увидел поблизости Трасилла и подошел к нему.

- Есть идеи, о чем пойдет речь?

- Я слышал, что есть новости из Лондиниума.

- Какие новости?

- Без понятия. Но мы скоро узнаем.

Катон оглянулся и увидел, что Светоний ведет человека к середине палатки.

- Офицеры! Тихо! - Тон его голоса был резким и властным, и он моментально передал ощущение безотлагательности офицерам, окружавшим его. Он подождал, пока в палатке не наступила полная тишина, прежде чем продолжил, указывая на грязного человека рядом с собой. - Это Марк Вернон из штата прокуратора. Он покинул Лондиниум менее шести дней назад с сообщением для меня. Дециан сообщает, что среди триновантов и иценов произошло восстание под предводительством царицы иценов Боудикки. - Он помедлил, прежде чем продолжить. - По данным прокуратора, за ней следует большая армия, в которой тысячи воинов, вооруженных оружием, которое они от нас спрятали. Мне жаль это сообщать, но восемь дней назад колония в Камулодунуме была сожжена дотла. А группа разведчиков, посланная Децианом, увидела дым, покрывающий колонию, и огромную армию повстанцев, расположившуюся лагерем у стен. Разведчики наблюдали последний бой ветеранов с холма, возвышающегося над колонией. Мы должны предположить, что те, кто остался защищать ее, были уничтожены.

Катон почувствовал, как его сердце сжалось от слов наместника. Что стало со всеми, кого он знал и любил в колонии? Что случилось с Луцием и Клавдией? Макроном и Петронеллой? Аполлонием? Кассием? Тошнота, порожденная страхом и истощением, вызвала у него головокружение, и ему потребовалось некоторое время, чтобы величайшим усилием воли заставить себя продолжать слушать Светония.

- Худшее впереди, офицеры. Следующей целью для атаки восставшие обязательно выберут Лондиниум, уничтожив все на своем пути. Там двадцать тысяч человек, охраняемых небольшим гарнизоном. Однако у города нет добротных оборонительных сооружений, о которых стоило бы упоминать. Я сделаю все возможное, чтобы предотвратить то, чтобы Лондиниум разделил ту же судьбу, что и Камулодунум. С этой целью армия должна подготовиться к маршу с первыми лучами солнца и отправиться к Деве ждать моих приказов. А пока я возьму конницу и поскачу вперед, чтобы увидеть лично, что можно сделать, чтобы подготовить оборону Лондиниума. Сейчас нет времени на вопросы. Вы должны вернуться к своим людям и подготовить их к маршу всей их жизни. Мы должны достичь Лондиниума раньше, чем это сделают повстанцы. Тысячи жизней и богатства самого большого поселения в провинции зависят от этого. Я попрошу своих писцов немедленно подготовить ваши приказы.

Светоний оглянулся на своих офицеров, прежде чем снова заговорил. - Самый темный час провинции пришел, и как нельзя в самое худшее время, с армией так далеко от того места, где она нужна. Само будущее Британии висит на волоске. Если мы хотим пережить это и спасти честь Рима и жизни всех наших людей в провинции, нам придется идти и сражаться так, как никакая римская армия когда-либо делала это раньше. Это великое испытание нашей эпохи. Мы должны сразиться и победить мятежников до того, как Британия сгорит в огне, и эти земли будут залиты кровью римлян. Теперь идите к своим людям и прикажите им готовиться к маршу с первыми лучами солнца. Есть только два пути, открытых для нас сейчас: победа или смерть. Выполнять.

Когда офицеры хлынули из палатки, сердце Катона наполнилось мрачной решимостью. Если его семья и друзья избежали пожара в Камулодунуме, он должен мчаться, чтобы спасти их прежде, чем такая судьба настигнет их в Лондиниуме. Он и остальная армия должны идти так же быстро, как будто их преследовали хищные гарпии. Они должны спасти Лондиниум и его людей от орды варваров, обрушившихся на них и решивших сжечь и убить каждого человека или предмет, носивший печать Рима.

*************

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

Восстание Боудикки – одно из самых знаменитых событий в истории Британских островов. Его лидер – одна из главных икон современной нации. Огромный памятник, изображающий Боудикку на вершине причудливой боевой колесницы, стоит напротив Вестминстерского дворца в Лондоне. Она размахивает копьем, в тот момент, когда зовет за собой своих последователей, а две ее дочери преклоняют колени у ее ног. Боудикка часто появлялась в художественной литературе, исторических периодических изданиях и на малых и больших экранах. Читатель мог бы простительно думать, что ее легендарный статус был постоянным элементом нашей истории с тех пор, когда разыгралось кровавое восстание, которое она возглавила.

И все же правда в том, что она почти исчезла из истории на много веков, так гласит легенда, пока монах, ищущий запасные письменные принадлежности, не наткнулся на сокровищницу римских анналов в подвалах Монте-Кассино. Эти документы были прочитаны итальянским монахом, который включил их в историческую работу о великих королевах Англии в то время, когда Елизавета I была на троне. История Боудикки привлекла внимание некоторых поэтов и драматургов через различные искажения ее имени, самым популярным из которых было Боадицея (ошибка, которая сохранялась до сравнительно недавнего времени).

Кульминация ее легенды пришлась на период правления Виктории, когда снова статус женщины-монарха нуждался в некоторой полировке. Именно в этот момент памятник Боудикке был профинансирован за счет общественного сбора и воздвигнут напротив резиденции британского правительства. Что является странным, если учесть, что она и ее последователи были ответственны за уничтожение города Лондиниум и зверства, совершенные против его жителей. Это примерно также исторически бесчувственно, как возведение памятника Усаме бен Ладену напротив башен-близнецов. Но вот мы с вами здесь: история – запутанная вещь.

Исторический контекст восстания гораздо интереснее и сложнее, чем легенда о борцах за свободу. Римское завоевание Британии было мотивировано политическими соображениями, а не стратегической необходимостью. Это совпало с первыми годами правления императора Клавдия. Его предшественник был убит старшими офицерами Преторианской гвардии, и Клавдий был обязан своим положением поддержке тех преторианских гвардейцев, которые понимали, что при императорах они были на верном пути, и что возврат к временам Республики оставит их без денег. Читатель может легко себе представить, как легитимность Клавдия вполне можно было рассматривать со скептицизмом в данных обстоятельствах. Поэтому ему нужно было завоевать римский народ, присвоив себе заслуги в некоторых военных успехах, которые добавили бы необходимого блеска для его репутации.

Ему повезло, что предыдущий император Калигула соблазнился той же политической целесообразностью и сосредоточил армию и флот на побережье Галлии в готовности ко вторжению в Британию. Пользуясь этими силами, Клавдий дал окончательное добро и даже ненадолго появился в начале того, что превратилось в долгую изнурительную кампанию, чтобы присвоить себе лавры быстро объявленного завоевания Британии. Празднование триумфа в Риме могло возыметь эффект и произвести впечатление на толпу, но римским солдатам в Британии предстояло еще много лет ожесточенных боев, ожидающих их впереди.

Задача римлян несколько облегчалась постоянными разногласиями между племенами, населяющими главный остров. Некоторые из этих племен были подкуплены еще до начала римского вторжения. Нам говорят, что двенадцать делегаций представились Клавдию во время его краткого визита, чтобы присягнуть на верность Риму. Несомненно, некоторые из этих племен были рады свести счеты с давними врагами среди племен, сопротивлявшихся захватчикам. Конечно, мятежники Боудикки сеяли хаос как среди римлян, так и среди племенных врагов. Восстание было примерно таким же сведением счетов с традиционными врагами, как и войной против имперского захватчика.

Шаблон этот разыгрывался на протяжении всей истории во многих местах. Превосходная «Британия: несостоявшееся государство» Стюарта Лейкока подчеркивает важность разделения племен и проблемы, которые подогревались римлянами, чтобы ими достаточно надежно управлять.

Усугубленные трудности создания новой римской провинции и постоянный отток военных ресурсов в обмен на скудный прогресс в подчинении племен, которые продолжали сопротивление, заставило задуматься в Риме некоторые фракции. Любые надежды на то, что Британия доставит достаточно трофеев, оправдывающих затраты на вторжение и оккупацию, вскоре были уничтожены. Однако на карту был поставлен престиж Рима и императора Клавдия, и непрекращающийся конфликт стал оправданным политической необходимостью.

Точно также, как это случалось и со многими другими недавними примерами вторжений, инициированных чрезмерно самонадеянными диктаторами, которые вскоре погрязли в упорном сопротивлении, сражающихся за свою свободу и независимость людей.

Ситуация изменилась со смертью Клавдия и воцарением Нерона. В этот момент появилась возможность переоценить обоснованность сохранения новой провинции. Несмотря на значительные вложения ресурсов в Британию, многие в Риме сомневались в необходимости продолжать войну и оккупацию и склонялись к мысли, что лучше положить этому конец и уйти с острова. Конечно, это могло нанести удар по престижу Рима, но четыре легиона и приданные им вспомогательные подразделения могли бы быть использованы и в других целях. Это был очень большой гарнизон, учитывая ничтожные доходы, которые производила Британия.

Соответственно, те, кто инвестировал в Британию и давал ссуды некоторым племенным правителям начали борьбу за то, чтобы вывести свои деньги с острова, прежде чем какое-либо решение было сделано о его будущем. Востребование займов с процентами ударило по бриттам в то время, когда остров постигла череда неурожаев. Что еще хуже, римляне обманывали местных жителей с налогами, и в случае с ветеранами, поселившимися в Камулодунуме, последние не гнушались самовольно присваивать земли местного населения. В то же время молодых бриттов насильно призывали в римские вспомогательные отряды. Нетрудно представить, какую напряженность это создавало между оккупированными и оккупантами.

Как говорит поговорка, ни одно общество не находится дальше, чем в нескольких порциях супа от бунта. Растущее недовольство племен тлело до тех пор, пока дело не достигло апогея около 60-61 гг. н.э., когда умер Прасутаг, царь иценов. Бесцеремонное обращение с завещанием, которое он оставил и жестокие преступления, совершенные против его вдовы и дочерей, стали искрой, которая зажгла открытое восстание и породила ужасы, которые должны были последовать.

Переведено для группы: «Саймон Скэрроу | Eagles of the Empire»

в 2022 году.

Любое коммерческое использование данного перевода запрещено!

Данный перевод не является коммерческим продуктом и предлагается в сугубо ознакомительных целях.

Notes

[

←1

]

Прасутаг – (бритт. «Властелин рода», ум. ок. 60 г. н. э.) – царь кельтского племени иценов, сначала противник, а затем союзник римлян. Был женат на Боудикке, имел двух дочерей.

[

←2

]

Нерон – (лат. Nero Claudius Caesar Augustus Germanicus, 15 декабря 37 года – 9 июня 68 года, имя при рождении — Луций Домиций Агенобарб) - пятый римский император и последний император династии Юлиев-Клавдиев, правивший с 54 года до своего самоубийства в 68 году.

[

←3

]

Публий Осторий Скапула – (лат. Publius Ostorius Scapula, родился ок. 15 года — умер в 52 году) — римский политический деятель и полководец из плебейского рода Осториев, отличившийся в ходе боевых действий в Британии. Начиная с 47 года и до своей смерти управлял Британией.

[

←4

]

Ицены – (лат. Iceni; икены) – кельтское племя древней Британии, населявшее одну из юго-восточных областей острова современные территории Норфолк и Саффолк.

[

←5

]

Боудикка (кельт. Boudic(c)a, лат. Boadicea) — жена Прасутага, царя зависимого от Рима бриттского племени иценов. После смерти мужа римские войска заняли её земли, а император Нерон лишил её титула, что побудило её возглавить антиримское восстание 61 года.

[

←6

]

Гладиус или гладий (лат. gladius) — древнеримский короткий солдатский меч (до 60 сантиметров длиной).

[

←7

]

Камулодун (лат. Camulodunum) — главный город триновантов на территории современного Эссекса, Англия, ныне Колчестер. Камулодун является древнейшим городским поселением Британии.

[

←8

]

Легат (от лат. Legatus Legionis — командующий легионом) – на этот пост император обычно назначал бывшего трибуна на три—четыре года, но легат мог занимать свой пост и гораздо дольше. В провинциях, где был расквартирован легион, легат одновременно являлся и наместником.

[

←9

]

Каструм (лат. Castrum) — распространённый во времена античности тип римского военного поселения, постоянный военный лагерь, аналог современных военных баз.

[

←10

]

Бриганты (Brigantes) — кельтское племя на территории Британии, которое в предримские времена управляло наибольшей частью Северной Британии и значительной частью Мидлендса.

[

←11

]

Гай Светоний Паулин (лат. Gaius Suetonius Paulinus) — римский претор, военачальник, правитель Британии 58 года по 62 год.

[

←12

]

Друиды (галльское druidae) — жрецы у древних кельтских народов, организованные в виде замкнутого, но не наследственного сословия, также выполняли функции судей, занимались врачеванием и астрономией.

[

←13

]

Тринованты (Trinobantes) — кельтское племя, занимавшее территорию нынешнего Эссекса, Великобритания.

[

←14

]

Сатурналии (лат. Saturnalia) — у древних римлян декабрьский праздник в честь Сатурна, с именем которого жители Лация связывали введение земледелия и первые успехи культуры. Отмечался первоначально 17 декабря, а позднее торжества были продлены до 23 декабря.

[

←15

]

Харон – в греческой мифологии перевозчик душ умерших через реку Стикс в подземное царство мёртвых.

[

←16

]

Всадники (лат. equites) — военная кавалерия, а затем одно из привилегированных сословий в Древнем Риме.

[

←17

]

Катий Дециан – (лат.Catus Decianus) был прокуратором Римской Британии в 60 или 61 году нашей эры. Тацит обвиняет его «алчность» в том, что она спровоцировала восстание Боудикки.

[

←18

]

Клавдия Акта (? - после 68 г. н. э.) — римская вольноотпущенница, любовница императора Нерона.

[

←19

]

Прим. от пословицы «что соус для гусыни, то соус и для гусака, т.е. что хорошо для одного, подойдет и для другого».

[

←20

]

Легион II «Августа» (лат. Legio II Augusta Antoninina) — римский легион, сформированный Октавианом Августом не позднее 26 г. до н. э. Прекратил своё существование в начале V века.

[

←21

]

Силуры (лат. Silures) — кельтское племя, занимавшее в эпоху железного века земли в современном южном Уэльсе (территории традиционных графств Монмутшир, Гламорган и Брекнокшир, вероятно, также восточную часть Кардиганшира и Кармартеншира).

[

←22

]

Ордовики (лат. Ordovices) — кельтское племя, занимавшее в эпоху железного века земли в центральном и северном Уэльсе (территории традиционных графств Мерионетшир и Карнарвоншир, вероятно также западную часть Поуиса и остров Англси).

[

←23

]

Авентин (лат. Aventinus) — один из семи холмов, на которых расположен Рим, находился на левом берегу реки Тибр к юго-западу от Палатина.

[

←24

]

Легион XX «Валерия Виктрикс» (лат. Legio XX Valeria Victrix Antoniniana Deciana) — римский легион, сформированный Октавианом в 31 году до нашей эры. Прекратил своё существование в конце III века.

[

←25

]

Ауксилия (лат. auxilia) — вспомогательное подразделение древнеримской армии, набиравшееся частью из вассальных и союзных народов, частью из иностранцев-наёмников.

[

←26

]

Лупанарий (лат. lupānar или lupānārium) — публичный дом в Древнем Риме, размещённый в отдельном здании.

[

←27

]

Умбон (лат. umbo «выступ, выпуклость») — металлическая бляха-накладка полусферической или конической формы, размещённая посередине щита, защищающая кисть руки воина от пробивающих щит ударов. Под умбоном часто находится ручка, за которую воин держит щит.

[

←28

]

Авгур — член почётной римской жреческой коллегии, выполнявший официальные государственные гадания для предсказания исхода тех или иных мероприятий по ряду природных признаков, поведению, полёту и крикам птиц.

[

←29

]

Фалеры (лат. Phalerae) — большие и малые пластинки круглой или овальной формы, диаметром 4-7 сантиметров, наградные медальоны даваемое за отличие для ношения на груди.

[

←30

]

Буцина, букцина (лат. buccina/bucina) — медный духовой инструмент в древнеримской армии.

[

←31

]

Пилум (лат. pilum, мн.ч. pila) — метательное длинное железное копьё, с крючкообразным концом, для бросания с близкого расстояния, состоявшее на вооружении легионов Древнего Рима.

[

←32

]

Птеруги, птериги (лат. Pteruges, pteryges) — элемент античного защитного доспеха, состоящий из кожаных полос на бедрах и плечах.

[

←33

]

Калиги (лат. călĭgae — «сапоги») у римлян — солдатская обувь, полусапоги, покрывавшие голени до половины.

[

←34

]

Буцинатор — (лат. bucinator) — вместе с тубиценами и корниценами одна из известных разновидностней военных трубачей в римской армии и флоте.

[

←35

]

Сигнифер (лат. signum — знак, ferre — нести) — младший офицер в древнеримской армии, нёсший эмблему когорты, манипула и центурии — сигнум.

[

←36

]

Квинт Петилий Цериал Цезий Руф (лат. Quintus Petilius Cerialis Caesius Rufus) родился около 31 года — умер после 83 года — римский военачальник и политический деятель из плебейского рода Петилиев.

[

←37

]

IX Испанский Легион (лат. Legio IX Hispana)— боевое подразделение регулярной римской армии, существовавшее с I века до нашей эры до, по меньшей мере, до II века нашей эры.

[

←38

]

Тит Флавий Веспасиан (лат. Titus Flavius Vespasianus) 17 ноября 9 года — 24 июня 79 года, вошедший в историю под именем Веспасиан, — римский император в 69—79 годах, основатель династии Флавиев, пришедший к власти в «год четырёх императоров».

[

←39

]

Гай Юлий Цезарь Август Германик (лат. Gaius Iulius Caesar Augustus Germanicus), также известен под своим агноменом Калигула (лат. Caligula) 31 августа 12 года, — 24 января 41 года — римский император (c 18 марта 37 года), третий представитель династии Юлиев-Клавдиев.

[

←40

]

Тиберий Клавдий Нерон Германик (лат. Tiberius Claudius Nero Germanicus), иногда — Кла́вдий I (1 августа 10 до н. э. — 13 октября 54) — римский император(с 41 по 54 годы) из династии Юлиев-Клавдиев.

[

←41

]

Vicus (мн.ч. vici) обозначают городской квартал, либо поселение в древнеримском государстве. При этом размер населённого пункта не имеет значения: викус мог представлять из себя как небольшое расположенное вдоль дороги ремесленно-торговое селение, так и приближаться по своим размерам к городу, но не являться всё же муниципием.

[

←42

]

XV Первородный легион (лат. Legio XV Primigenia) — римский легион, сформированный Калигулой в 39 году. Участвовал в ряде походов за Рейн. Был разгромлен во время батавского восстания в 70 году.

[

←43

]

Рейн – крупная река в Западной Европе, впадает в Северное море.

[

←44

]

Легион XIV «Гемина Марция Виктрикс» (лат. Legio XIIII Gemina Martia Victrix Pia VI Fidelis VI) — римский легион, сформированный Юлием Цезарем в 57 году до н. э. Просуществовал до начала V века.

[

←45

]

Турма (лат. turma) — конный отряд из 30—32 человек, 1/10 (алы) в армии Древнего Рима.

[

←46

]

А́ла или Аларии(от лат. ala — буквально «крыло») — конное вспомогательное подразделение римского войска, позднее состоявшее обычно из неиталийских союзников (ala sociorum) Рима.

[

←47

]

Аквилифер (лат. aquilifer — «несущий орла»)— почётная должность в армии Древнего Рима, знаменосец, нёсший легионного орла.

[

←48

]

Абордажный ворон (также Корвус; лат. corvus — ворон) — приспособление, применявшееся в римском флоте для абордажного боя.