Путешествие на «Снарке». Рассказы [Джек Лондон] (pdf) читать онлайн

Мир приключений

Джек ЛОНДОН
Путешествие
на«Снарке»
Рассказы

Scan Kreyder -12.12.2014
STERLITAMAK

Мир приключений

Мр
Джек ЛОНДОН
Путешествие на«Снарке»
Рассказы

МОСКВА- ИЗДАТЕЛЬСТВО « ПРАВДА»

1991

84. 7 США
Л 76

Переводы с английского

Послесловие
V. Ерохина
Иллюстрации
М. Петрова

4705010100—2667
080(02)—91
ISBN 5—253—00526—9
© Ерохин А. Послесловие. 1988
© Петров М. Иллюстрации. 1988

Путешествие на «Снарке»

Посвящается ЧАРМИАН—помощнице капитана
«Снарка», становившейся к штурвалу и ночью
и днем, на подходах к портам и при выходеиз них,
при следовании узкими проливами, при любой
опасности—и заплакавшей после двух лет плава­
ния, когда путешествие было прервано.

Глава I
ВСТУПЛЕНИЕ

Началось все в купальнях Глен-Эллен. Попла­
вав немного, мы ложились обыкновенно на песке, чтобы дать
коже подышать теплым воздухом и напитаться солнечным
светом. Роско был яхтсменом. Я тоже побороздил в своей жиз­
ни моря. Поэтому рано или поздно разговор неизбежно дол­
жен был коснуться различного типа судов. Мы заговорили
о яхтах и вообще о судах небольшого размера и об их море­
ходных качествах. Вспомнили капитана Слокума и его трехлегнее путешествие вокруг света на суденышке «Спрэй».
Мы утверждали, что совсем не страшно отправиться во­
круг света на маленьком судне, ну, скажем, футов в сорок дли­
ной... Более того, мы утверждали, что это даже доставило бы
нам удовольствие. И договорились в конце концов до того,
будто нам больше всего на свете хочется совершить такое
плавание.
— За чем же дело стало? Поплыли!—сказали мы... в шутку.
Потом, когда мы остались одни, я спросил Чармиан, нет ли
у нее и в самом деле такого желания, а она сказала, что это
было бы так ^десно, что просто не верится.
В ближайший же день, когда мы опять проветривали кожу
на песке у купальни, я сказал Роско:
— Давайте отправимся!
Я говорил совершенно серьезно, и он так меня и понял, по­
тому что спросил:
— А когда?
Мне нужно было построить дом на своем ранчо, разбить
фруктовый сад, виноградник, посадить вокруг ранчо живую
изгородь—вообще переделать кучу различных дел. Мы реши­
ли, что отправимся лет этак через пять. Но соблазн приключе­
ний одолевал нас. Почему не отправиться теперь же? Никто из

нас не станет моложе через пять лет. Пусть сад, виноградник
и живые изгороди разрастутся за время нашего отсутствия.
Когда мы вернемся, они будут к нашим услугам. И мы тогда
отлично проживем в сторожке, пока не будет выстроен дом.
Таким образом, вопрос был решен, и постройка «Снарка»
началась. Мы назвали его «Снарком» просто потому, ’что ни­
какое другое сочетание звуков нам не нравилось,—говорю
дня тех, кто будет искать в этом названии какой-то скрытый
смысл.
Друзья никак не могут понять, зачем нам понадобилась эта
поездка. Они беспокоятся, ахают и всплескивают руками. Ни­
какие доводы не могут заставить их понять, что мы просто по­
шли по линии наименьшего сопротивления; что отправиться
по морю в маленькой яхте для нас легче и удобнее, чем
остаться на суше,—совершенно так же, как для них гораздо
легче и удобнее остаться дома, на суше, чем отправиться по
морю в маленькой яхте. Все это происходит от преувеличен­
ной оценки своего «я». Они не могут уйти от себя. Они не мо­
гут даже временно отрешиться от себя, чтобы увидеть: то, что
для них есть линия наименьшего сопротивления, вовсе не обя­
6

зательно есть линия наименьшего сопротивления для других.
Из собственных желаний, вкусов и предрассудков они делают
аршин, которым меряют желания, вкусы и предрассудки всех
других живых существ. Это очень нехорошо. Я так и говорю
им. Но они не могут отрешиться от своих несчастных «я» да­
же настолько, чтобы выслушать меня. Они думают, что я су­
масшедший. Я их понимаю. И со мной такое бывало. Мы все
склонны предполагать, что если человек с нами не соглашает­
ся, значит, у него в голове что-то не в порядке.
А все потому, что сильнейший из побудителей на све­
те—этот тот, который выражается словами: так мне хочется.
Он лежит за пределами философствования: он вплетен в самое
сердце жизни. Пусть, например, разум, опираясь на филосо­
фию, в течение целого месяца упорно убеждает некоего инди­
вида, что он должен делать то-то и то-то. Индивид в послед­
нюю минуту может сказать «я так хочу» и сделает что-нибудь
совсем не то, чего добивалась философия, и философия оказы­
вается посрамлена. Я так хочу—это причина, почему пьяница
пьет, а подвижник носит власяницу; одного она делает кути­
лой, а другого анахоретом; одного заставляет добиваться сла­
вы, другого—денег, третьего—любви, четвертого—искать бо­
га. А философию человек пускает в ход по большей части
только для того, чтобы объяснить свое «хочу».
Так вот, если вернуться к «Снарку» и к вопросу, почему
я захотел совершить на нем путешествие вокруг света, я ска­
жу так. Мои «хочу» и «мне нравится» составляют для меня
всю ценность жизни. А больше всего я хочу разных личных
достижений—не для того, понятно, чтобы кто-то мне аплоди­
ровал, а просто для себя, для собственного удовольствия. Это
все то же старое: «Это я сделал! Я! Собственными руками
я сделал это!»
Но мои подвиги должны быть непременно материального,
даже физического свойства. Для меня гораздо интереснее по­
бить рекорд в плавании или удержаться в седле, когда лошадь
хочет меня сбросить, чем написать прекрасный роман. Всяко­
му свое. А другому, вероятно, приятнее написать прекрасный
роман, чем победить в плавании или обуздать непослушную
лошадь.
Подвиг, которым я, кажется, больше всего горжусь, подвиг,
давший мне невероятно острое ощущение жизни, я совершил,
когда мне было семнадцать лет. Я служил тогда на трехмач­
товой шхуне, плававшей у японского побережья. Мы попали
в тайфун. Команда провела на палубе почти всю ночь. Меня
разбудили в семь утра и поставили к штурвалу. Паруса были
7

убраны до последнего лоскутка. Мы шли под голым ранго­
утом, однако шхуна неслась ходко. Высокие волны катились
редко, на расстоянии в одну восьмую мили друг от друга, а ве­
тер срывал их пенящиеся верхушки, и воздух до того был на­
сыщен водяной пылью, что дальше второй волны ничего не
было видно. Шхуна, собственно, почти не слушалась руля.
Она то и дело принимала воду то правым, то левым бортом,
беспорядочно тыкалась носом то вверх, то вниз, рыская по
всем румбам от юго-запада до юго-востока, и каждый раз,
когда налетающая волна поднимала ее корму, грозила раз­
вернуться бортом к ветру. А это означало верную гибель
и для судна и для всей команды.
Я стал к штурвалу. Капитан несколько минут наблюдал за
мною. Он, очевидно, боялся, что я слишком молод и что у ме­
ня не хватит ни силы, ни упорства. Но после того, как я не­
сколько раз удачно выровнял шхуну, он спустился вниз за­
втракать. Весь экипаж находился внизу, так что если бы шху­
на перевернулась, никто не успел бы выскочить на падубу.
В продолжение сорока минут я стоял у штурвала один,
держа в руках бешено скачущую шхуну и двадцать две чело­
веческих жизни. Один раз нас залило с кормы. Я видал, как
волна налетает, и, почти захлебываясь под многими тоннами
обрушившейся на меня воды, я все-таки не дал шхуне лечь на
бок и не бросил штурвала. Через час меня сменили—я был
весь в поту и совершенно без сил. Но все-такия выполнил свое
дело. Своими собственными руками я удержал шхуну на пра­
вильном курсе и провел сотню тонн дерева и железа через не­
сколько миллионов тонн воды и ветра.
Я был счастлив потому, что мне это удалось, а вовсе не по­
тому, что двадцать два человека знали об этом. Через год по­
ловина из них умерла или разбрелась по белу свету, но моя
гордость не уменьшилась от этого. Впрочем, я должен соз­
наться, что небольшую аудиторию я все-таки иметь не прочь.
Только она должна быть совсем-совсем небольшая и состоять
из людей, которые любят меня и которых я тоже люблю. Ес­
ли мне удается совершить перед ними что-нибудь выдаю­
щееся, я чувствую, что оправдываю этим их любовь ко мне.
Но тут уже нечто совсем другое, чем удовольствие от самого
свершения. Это удовольствие принадлежит мне одному без­
раздельно и совершенно не зависит от присутствия или от­
сутствия свидетелей. Удача приводит меня в восторг. Я весь за­
гораюсь. Я чувствую в себе особенную гордость, которая при­
надлежит мне и только мне. Это что-то физическое. Все фибры
моего существа радостно трепещут от гордости. И это, конечи

но, вполне естественно. Человек испытывает глубочайшее
удовлетворение оттого, что ему удалось так хорошо приспо­
собиться к среде. Удачное приспособление к среде—вот что
такое успех.
Жизнь живая—это жизнь успеха; успех—биение ее сердца.
Преодоление большой трудности—это всегда удачное при­
способление к суровой, требовательной среде. Чем больше
препятствия, тем больше удовольствие от их преодоления.
Возьмите, например, человека, который прыгает с трамплина
в воду: он делает в воздухе полуоборот всем телом и попада­
ет в воду всегда головой вперед. Как только он оттолкнется
от трамплина, он попадает в непривычную, суровую среду,
и столь же сурова будет расплата, если он не справится с зада­
чей и упадет на воду плашмя. Разумеется, ничто, собственно,
не заставляет его подвергать себя риску такой расплаты. Он
может спокойно остаться на берегу в безмятежном и сладост­
ном окружении летнего воздуха, солнечного света и устойчи­
вой неподвижности. Но что поделаешь, человек создан иначе!
В короткие мгновения полета он живет так, как никогда не
жил бы, оставаясь на месте.
Я, во всяком случае, предпочитаю быть на месте этого пры­
гуна, чем на месте субъектов, которые сидят на берегу и на­
блюдают за ним. Вот почему я строю «Снарк». Что подела­
ешь, так уж я создан. Хочу так—и все тут. Поездка вокруг
света сулит мне богатые, полноценные мгновения жизни. Сог­
ласитесь со мной на одну минуту и посмотрите на все с моей
точки зрения. Вот перед вами я, маленькое животное, называ­
емое человеком, комочек живой материи, сто шестьдесят пять
фунтов мяса, крови, нервов, жил, костей и мозга,—и все это
мягко, нежно, хрупко и чувствительно к боли. Если я $дарю
тыльной стороной руки, совсем не сильно, по морде непо­
слушной лошади, я рискую сломать себе руку. Если опущу го­
лову на пять минут под воду, то я уже не выплыву,—я захлеб­
нусь. Если упаду с высоты двадцати футов—разобьюсь на­
смерть. Мало того, я существую только при определенной
температуре. Несколькими градусами ниже—и мои пальцы
и уши чернеют и отваливаются. Несколькими градусами вы­
ш е—и моя кожа покрывается пузырями и лопается, обнажая
больное, кровоточащее мясо. Еще несколько градусов ниже
или выше—и свет и жизнь внутри меня гаснут. Одна капля
яду от укуса змеи—и я не двигаюсь и никогда больше не буду
двигаться. Кусочек свинца из винтовки попадает мне в голо­
ву—и я погружаюсь в вечную тьму.
9

Хрупкий, беспомощный комочек пульсирующей прото­
плазмы—вот что такое я. Со всех сторон меня окружают сти­
хии природы, грандиозные опасности, титаны разруше­
ния—чудища, чуждые сострадания, которым до меня дела не
больше, чем мне до той песчинки, которую я топчу ногами.
Им вовсе нет до меня дела. Они не ведают о моем существова­
нии. Это силы неразумные, беспощадные, не разбирающие до­
бра и зла. Циклоны и самумы, молнии, водовороты, трясины,
приливы и отливы, землетрясения, грохочущие прибои, что
налетают на каменные утесы, волны, что заливают палубы са­
мых больших кораблей, слизывая с них людей и лодки. И все
эти бесчувственные чудища знать ничего не знают о слабень­
ком, чувствительном создании, сотканном из нервов и недо­
статков, которое люди называют Джеком Лондоном и кото­
рое о себе довольно высокого мнения и даже считает себя
существом высшего порядка.
И вот в хаосе столкновений всех этих грандиозных и опас­
ных титанов я должен прокладывать себе дорогу. Комочек
жизни, называемый «я», хочет восторжествовать над ними
всеми. И всякий раз, когда комочек жизни, называемый «я»,
ухитряется провести их или обуздать и заставить работать на
себя, он склонен считать себя богоравным. Это ведь совсем не
плохо—оседлать бурю и чувствовать себя богом. Я осмелюсь
утверждать даже, что когда комочек живой протоплазмы
чувствует себя богом, это выходит гораздо более гордо, чем
когда такое чувство испытывает бог.
Вот море, ветер и волны. Вот моря, ветры и волны всего ми­
ра. Вот она, самая жестокая, свирепая среда. И приспособиться
к ней трудно, но приспособиться к ней—наслаждение для ко­
мочка, трепещущего тщеславия, называемого «я». Я хочу!
Я так создан. Это моя специфическая форма тщеславия—вот
и все.
Впрочем, в путешествии на «Снарке» есть еще и другая сто­
рона. Поскольку я живу, постольку я хочу смотреть и видеть,
а увидеть целый мир—это немножко больше, чем видеть
собственный городок или долину.
Мы не слишком много думали о нашем маршруте. Решено
было только одно: наша первая остановка будет в Гонолулу.
А куда мы направимся после Гавайских островов, мы в точно­
сти не знали. Это должно было решиться уже на месте. В об­
щем, мы знали только, что обойдем все Южные моря, загля­
нем на Самоа, в Новую Зеландию, Тасманию, Австралию, Но­
вую Гвинею, на Борнео и на Суматру, затем отправимся на
север, в Японию, через Филиппинские острова. Потом очередь
ю

будет за Кореей, Китаем, Индией, а оттуда в Красное море
и в Средиземное. Затем предположения становились уже
окончательно расплывчатыми, хотя много отдельных деталей
было установлено совершенно точно—между прочим, и то,
что в каждой из европейских стран мы проведем от одного до
трех месяцев.
«Снарк» будет парусником. На нем установят бензиновый
двигатель, но мы будем пользоваться им только в самых край­
них случаях, как, например, среди рифов, где штиль в соедине­
нии с быстрыми течениями делает всякое парусное судно со­
вершенно беспомощным. По оснастке «Снарк» задуман так на­
зываемым «кечем». Оснастка кеча—это нечто среднее между
оснасткой пола и шхуны. За последние годы признано, что
оснастка пола наиболее удобна для дальних плаваний в оди­
ночку. Кеч сохраняет все преимущества пола и в то же время
приобретает некоторые выгодные качества шхуны. Впрочем,
все предыдущее следует принимать пока не совсем всерьез.
Это только теории. Я еще ни разу не плавал на кече и даже не
видал ни одного кеча. Теоретически это все для меня неоспо­
римо. Однако вот погодите: выйду в открытое море и тогда
смогу рассказать подробнее о всех свойствах и преимуществах
кеча.
Первоначально предполагалось, что «Снарк» будет иметь
сорок футов длины по ватерлинии. Но обнаружилось, что не
хватит места для ванны, и поэтому мы увеличили длину до
сорока пяти футов. Наибольшая ширина его—пятнадцать фу­
тов, ни трюма, ни рубки нет. Каютная надстройка, располо­
женная в носовой части, занимает шесть футов, а палуба со­
вершенно пустая—только два сходных трапа и люк. Благода­
ря тому, что палуба не отягощена надстройками, мы будем
в большей безопасности, когда многие тонны воды начнут об­
рушиваться на нас через борт. Широкий, вместительный утоп­
ленный в палубу кокпит с высоким ограждением и самоотливающей системой труб должен был сделать возможно более
комфортабельными наши ночи и дни в дурную погоду.
Команды у нас не будет. Вернее, командой будет Чармиан,
Роско и я. Мы все будем делать сами. Мы обойдем земной шар
своими силами. Проплывем ли благополучно или потопим на­
ше суденышко—во всяком случае, это все мы сделаем собст­
венными руками. Разумеется, у нас будут повар и мальчик для
услуг. Зачем нам в самом деле торчать у плиты, мыть посуду
и накрывать на стол? Это мы могли бы делать с успехом и до­
ма. Да, наконец, у нас достанет дела управляться с судном.
Мне же, кроме того, придется заниматься и своим обычным
11

ремеслом—писать книги, чтобы прокормить всю компанию
и иметь возможность покупать новые паруса и снасти для
«Снарка» и вообще поддерживать его в полном порядке. А по­
том у меня есть еще и ферма, и я должен заботиться о том,
чтобы виноградник, огород и изгородь процветали в мое от­
сутствие.
Когда мы увеличили длину «Снарка», чтобы выиграть ме­
сто для ванной, то оказалось, что у нас еще остается немного
свободного пространства, можно поставить более крупный
двигатель. У нас будет мотор в семьдесят лошадиных сил,
и так как предполагается, что он даст нам девять узлов ходу,
то, значит, на всем свете не существует реки, с течением кото­
рой мы не могли бы справиться.
Мы собираемся, видите ли, провести много времени внутри
материков. Небольшие размеры «Снарка» делают это вполне
возможным. При входе в реку паруса и мачты убирают и пу­
скают в ход машину. Заранее намечены каналы Китая и река
Янцзы. Мы проведем на них целые месяцы, если только полу­
чим разрешение от правительства. Эти разрешения от прави­
тельства, конечно, будут служить постоянным препятствием
для внутриматериковых экскурсий. Но зато, если мы их полу­
чим, мы сможем увидеть очень многое.
Когда мы доберемся до Египта, мы отлично можем под­
няться вверх по Нилу. По Дунаю мы поднимемся до Вены, по
Темзе до Лондона, по Сене до Парижа, а там станем на якоре
против Латинского квартала, носом на Нотр-Дам, кормой
к моргу. Из Средиземного моря мы поднимемся по Роне до
Лиона, пройдем в Сону, из Соны в Марну Бургундским кана­
лом, из Марны опять в Сону и потом опять в море мимо Гавра.
А когда переплывем Атлантический океан к Соединенным
Штатам, можем подняться вверх по Гудзону, пройти каналом
Эри в Большие Озера, выйти из Мичигана у Чикаго, через реку
Иллинойс и соединительный канал попасть в Миссисипи
и вниз по Миссисипи до Мексиканского залива. А потом еще
предстоят большие реки Южной Америки. Одним словом, ко­
гда мы вернемся обратно в Калифорнию, мы уже будем знать
кое-что из географии.
Люди, строящие себе дома, очень часто приходят в отча­
янье от всех хлопот, связанных с этим; но если есть между ни­
ми такие, кому нравится напряжение стройки, я посоветовал
бы им лучше построить такое судно, как «Снарк». Представь­
те себе на мгновение, сколько разных вещей держат нас в по­
стоянном напряжении. Возьмем, например, мотор. Какой луч­
ше взять? Двухтактный? Трехтактный? Четырехтактный? Мои
12

губы совершенно измучены и исковерканы невероятным жар­
гоном, а мой мозг исковеркан еще более странными и непри­
вычными для него понятиями и совершенно отбил себе ноги
в этих новых, скалистых областях мысли. Теперь зажигание:
какое лучше—батарейное с прерывателем или магнето?
И дальше: что лучше—сухие батареи или аккумуляторы?
Как будто аккумуляторы, но для них нужно динамо; если ди­
намо, то какой мощности? Но раз уж у нас будет динамо и ак­
кумуляторы, то смешно было бы не осветить судно электри­
чеством. Тогда выдвигается вопрос: сколько лампочек и во
сколько свечей? Идея сама по себе великолепна. Однако для
электрического освещения понадобятся более емкие аккуму­
ляторы, которые, 9. свою очередь, потребуют более мощной
динамо-машины.
Но если уж на то пошло, почему бы не завести и прожек­
тор? Он был бы нам чрезвычайно полезен. Но прожектор по­
глощает так много электрической энергии, что, когда он бу­
дет в действии, всякий другой свет придется выключать. Опять
то же затруднение: нужны аккумуляторы и динамо большего
размера. И когда все как будто выясняется, вдруг кто-то спра­
шивает: «А что если мотор Вдруг перестанет работать?» Мы
пропали! Ведь у нас бортовые огни, якорный огонь и компас,
который должен быть всегда освещен! Это вопрос жизни
и смерти. Выходим из затруднения: наряду с электричеством
у нас будут простые керосиновые лампы.
Однако- с мотором так легко не разделаешься. Машина
сильна. А мы слабы: нас всего двое не очень крупных мужчин
и одна маленькая женщина. Мы надорвем себе все жилы, мы
надорвем свое здоровье, если будем выбирать якорь вручную.
Пусть лучше поработает за нас машина. Тогда возникает во­
прос о передаче энергии от двигателя к брашпилю. Когда все
это окончательно решено, мы начинаем распределять про­
странство между машинным отделением, камбузом, ванной,
кают-компанией и отдельными каютами, и сказка про белого
бычка начинается сызнова. Наконец, когда вопрос с мотором
выяснен окончательно, я посылаю в Нью-Йорк по телеграфу
следующую тарабарщину: «Шарнирную передачу оставить
поместите соответственно упорный подшипник расстоянии
десяти футов шести дюймов передней части маховика ближе
корме».
Увлечение, хлопоты—хорошая вещь, но попробуйте-ка по­
танцевать около вопроса, какая система рулевого привода бу­
дет лучше, или решить, как обтягивать такелаж: по-старо­
му—талями—или по-новому—винтовыми талрепами. К-зк.по­
13

местить компас: ровно посередине, против штурвала, или не­
сколько в стороне от него? У заправских моряков по поводу
всех этих тонкостей имеются целые библиотеки. Потом вы­
двигается вопрос о хранении бензина, которого будет тысяча
пятьсот галлонов; вопрос о лучшей системе огнетушителей
на случай его воспламенения. Затем маленькая тонкая пробле­
ма спасательной шлюпки. Когда, наконец, и с этим поконче­
но, вылезает кок с мальчиком для услуг и со всеми прочими
кошмарными подробностями. Наше судно очень невелико,
и мы будем в нем очень плотно упакованы. Вот почему все
сложности, связанные с подысканием прислуги на суше, со­
вершенно бледнеют в сравнении с нашими. Мы нашли одного
боя, и у нас гора с плеч свалилась, но он вдруг влюбился и от­
казался ехать.
Где же туг найти время проштудировать навигацию, если
разрываешься между всеми этими неотложными вопросами
и необходимостью заработать деньги, чтобы иметь право ста­
вить себе эти вопросы! Ни Роско, ни я, собственно, навигации
не знали, а лето уже прошло, скоро мы двинемся; вопросов
все больше и больше, сокровищница же наших знаний
по-прежнему наполнена благими намерениями. Ну да ладно,
чтобы стать моржом, нужны годы, а мы с Роско как-никак мо­
ряки! Если мы не найдем времени сейчас, мы захватим с собой
книги и инструменты в достаточном количестве и будем изу­
чать навигацию в открытом море, между Сан-Франциско и Га­
вайскими островами.
Есть еще одна сторона нашего путешествия на «Снарке»—чрезвычайно печальная и даже опасная. Роско является
последователем некоего Сайруса Р. Тида, а этот Сайрус Р.
Тид придерживается космографии, несколько отличающейся
от общепринятой. Роско полагает вместе с ним, что поверх­
ность Земли вогнутая и что мы живем на внутренней стороне
полой сферы. Таким образом, хотя мы с ним будем плыть на
одном и том же судне—на «Снарке», но Роско будет путеше­
ствовать вокруг света по внутренней стороне сферы, а я—по
внешней. Но к этому я еще вернусь впоследствии. Возможно,
что к концу плавания мы договоримся до чего-нибудь. Я лич­
но надеюсь, что мне удастся уговорить его закончить путе­
шествие на внешней стороне, но беда в том, что он, в свою
очередь, надеется, что еще до возвращения в Сан-Францкско
я окажусь внутри Земли. Как он умудрится протащить меня
сквозь земную кору, я не знаю, но только Роско—очень спо­
собный человек.
14

P. S. Кстати о моторе. Если уж у нас будут мотор, и динамо,
и аккумуляторы, то почему бы не завести машины для приго­
товления искусственного льда? Лед в тропиках! Да ведь это
будет полезнее для нас, чем хлеб! Да будет лед!.. Теперь я по­
гружаюсь в химию: и опять болят мои губы, и опять болят
мои мозги, и опять неизвестно, где взять время на изучение на­
вигации...

Глава П
НЕПОСТИЖИМОЕ И ЧУДОВИЩНОЕ

—
Не жалейте денег,—сказал
с т .—Пусть на «Снарке» все будет самое лучшее. О внешнем
виде не очень заботьтесь. На мой взгляд, нет ничего лучше об­
шивки из простых сосновых досок. Все деньги вкладывайте
в конструкцию. «Снарк» должен быть крепким и остойчивым,
как ни одно судно в мире. Все равно, чего бы это ни стоило!
Вы только смотрите, чтобы оно было крепким и остойчивым,
а я буду писать и писать и достану денег, чтобы оплатить все.
И я доставал... доставал, сколько мог, ибо «Снарк» пожи­
рал деньги быстрее, чем я их зарабатывал. В самом непродол­
жительном времени мне пришлось брать в долг, в дополнение
к моему заработку. Иногда я занимал тысячу долларов, ино­
гда две, а иногда и пять. И ежедневно я продолжал зарабаты­
вать и тратить на «Снарк» все заработанное. Я работал и в вос­
кресенья, никаких праздников у меня не было. Но дело стоило
того. Всякий раз, когда я вспоминал о «Снарке», я думал: для
него стоит поработать, стоит!
Милейший читатель, вы должны познакомиться с главны­
ми достоинствами «Снарка». Длина его —сорок пять футов по
ватерлинии. Обшивка днища—в три дюйма толщиной. Борто­
вая обшивка—два с половиной дюйма. Палубный настил—
в два дюйма. Ни в одной доске нет ни одного сучка—это
я знаю наверное, потому что они специально заказаны в Пюджет-Саунде. В корпусе «Снарка» четыре отсека, непроница­
емые для воды,—иначе говоря, он разделен поперек тремя во­
донепроницаемыми переборками. Таким образом, если бы да­
же «Снарк» получил основательную течь, только один отсек
будет залит водой, а три других будут поддерживать его на
поверхности и дадут нам возможность заделать пробоину.
Эти переборки имеют еще одно важное преимущество. В по­
следнем отсеке помещается шесть баков, а в них—тысяча гал­
15

лонов бензина. Бензин, как известно,—вещь очень опасная на
маленьком судне в открытом мора Но если шесть баков, кото­
рые, конечно, не текут, поставлены в отдельном помещении,
герметически изолированном, то опасность, как видите, неве­
лика.
«Снарк»—парусник. Он так и строился, чтобы ходить под
парусами. Но, между прочим, в качестве дополнения на нем
был установлен двигатель в семьдесят лошадиных сил. Двига­
тель хорош. Я это знаю. И не могу не знать, так как заплатил
за его доставку из Нью-Йорка. На палубе над машинным отде­
лением помещается брашпиль. Это чудеснейшая штука. Она
весит несколько сот фунтов и занимает немало места. Вы по­
нимаете, смешно выбирать якорь вручную, когда у нас на суд­
не машина в семьдесят лошадиных сил. Мы установили соеди­
ненный с мотором привод, который был специально заказан
на чугунолитейном заводе в Сан-Франциско.
«Снарк» решено было сделать комфортабельным, и денег
на это не жалели. Например, ванная. Правда, она невелика, но
зато в ней все удобства любой ванной комнаты на суше. Это
не ванная, а мечта, пленительный сон о насосах, рычагах, кла­
панах, кранах и прочих остроумных изобретениях Ну, зато
я лежал ночи напролет с открытыми глазами, обдумывая эту
ванную. Но ванная—это еще не все, у нас есть спасательная
шлюпка и моторная лодка. Они помещаются иа палубе и от­
нимают там последнее свободное место. Но ведь это своего
рода страхование жизни, и всякий осторожный человек, даже
если ему и удастся построить такое крепкое и стройное судно,
как «Снарк», непременно захочет иметь в придачу спасатель­
ную лодку. А у нас хорошая шлюпка. Прямо игрушка, а не
шлюпка. По смете она должна была стоить сто пятьдесят дол­
ларов, а когда дошло дело до платежа, мне пришлось выло­
жить триста девяносто пять. По этому можно, конечно, су­
дить, насколько она хороша.
Я мог бы очень долго перечислять все разнообразные до­
стоинства и преимущества «Снарка», но я воздерживаюсь.
Я и так хвастался достаточно и сделал это с определенной це­
лью, как станет видно еще до конца настоящей главы: будьте
любезны вспомнить ее заголовок—«Непостижимое и чудо­
вищное». Решено было, что «Снарк» отплывает 1 октября 1906
года. Что он не отплыл, было непостижимо и чудовищно. И,
главное, не было никаких разумных оснований для этого, раз­
ве вот только, что он не был готов. Но почему он не был го­
тов, на это опять-таки не было никаких разумных оснований.
Окончание постройки было обещано к 1 ноября, потом
16

к 15-му, потом к 1 декабря, но «Снарк» не был готов и к этому
сроку. Первого декабря мы с Чармиан покинули нашу милую,
тихую Сономскую Долину и переехали в душный, зловонный
город—ненадолго, конечно, о нет, всего каких-нибудь недели
на две: 15 декабря мы должны были выйти в плавание. В этом
не могло быть никаких сомнений, потому что так сказал Ро­
ско, это был его совет—переехать в город за две недели до
отплытия. Увы, прошло две недели, прошло четыре недели,
прошло шесть недель, прошло восемь недель, а мы были
дальше от этого долгожданного момента, чем когда-либо. Вы
ждете объяснений? От кого? От меня? Я не могу их дать. Это
единственная вещь в моей жизни, от объяснения которой
я просто увернулся. Да и нет никаких объяснений, а то я бы,
конечно, дал их. Я работник слова, и я признаю свою полную
неспособность объяснить словами, почему «Снарк» не был го­
тов. Я уже сказал и должен повторить еще раз: это было не­
постижимо и чудовищно.
Восемь недель превратились в шестнадцать, и тогда в один
прекрасный день Роско порадовал нас словами:
— Если мы не выйдем в море к первому апреля, отдаю вам
свою голову, и можете сделать из нее футбольный мяч.
А через две недели он сказал:
— Боюсь, что мне пора пустить голову на футбольные тре­
нировки.
— Ну, не беда!—говорили мы с Чармиан друг другу.—Зато
какое это будет удивительное судно, когда оно будет готово!
И тогда, для обоюдного ободрения, мы принимались пере­
числять все многочисленные и разнообразные достоинства
«Снарка». А я опять занимал деньги и опять сидел за письмен­
ным столом, писал еще настойчивее и героически отказывал­
ся от воскресений и от прогулок за город с друзьями. Я стро­
ил судно—и, клянусь вечностью, оно должно быть насто­
ящим судном, с большой буквы—Судно, чего бы это мне ни
стоило.
О, я забыл еще одно удивительное качество «Снарка», ко­
торым я должен похвастать,—это конфигурация его носа! Ни
одна волна не могла бы залить такой нос. Ему не страшны ни­
какие еолны. Он смеется над ними. Он бросает океану вызов.
И при веем том он красив: его линии—это целая сказка. Вряд
ли есть еще судно на свете, благословенное таким же краси­
вым и в то же время практичным носом. Он создан для того,
чтобы побеждать ураганы. Один взгляд на него убеждал, что
ради такого носа все затраты—ничто. И всякий раз, когда на­
ше плавание откладывалось или приходилось делать допол­
17

нительные расходы, мы вспоминали об изумительном носе
и успокаивались.
«Снарк»—небольшое судно. Когда я прикинул, что оно
обойдется мне в семь тысяч долларов, мой подсчет был трезв
и щедр. Мне приходилось строить амбары и дома, и я знаю,
что стоимость постройки всегда имеет склонность выйти да­
леко за пределы первоначальной сметы. Это я знал, я это
учел, когда исчислял предположительную стоимость «Снарка» в семь тысяч долларов. Но он обошелся мне в тридцать
тысяч. И, пожалуйста, не задавайте мне вопросов! Это истин­
ная правда. Я сам подписывал чеки и добывал деньги. Разуме­
ется, объяснить это невозможно. Это непостижимо и чудо­
вищно, как вы, конечно, со мной согласитесь, когда дочитаете
мой рассказ.
Потом началась история со сроками. Я имел дело с пред­
ставителями сорока семи артелей и со ста пятнадцатью раз­
личными фирмами. И ни один рабочий, ни одна фирма не сда­
ли мне работы в заранее установленный срок—вовремя они
являлись только за деньгами и счетами. Все клялись мне бес­
смертием своей души, что исполнят работу в такой-то срок,
и, как правило, после такой клятвы больше чем на три меся­
ца не опаздывали. Так шло время, и мы с Чармиан утешали
друг друга разговорами о том, какое чудесное судно
«Снарк»—остойчивое и крепкое; мы садились в маленькую
лодочку, объезжали вокруг «Снарка» и восхищались его не­
обыкновенным, чудесным носом.
— Представь себе,—говорил я Чармиан,—шторм у берегов
Китая, «Снарк» лежит в дрейфе, и его изумительный нос на­
правлен наперерез волнам. Ни одна капля воды не перекатит­
ся через него. Он будет сух, как перышко, а мы, пока бушует
буря, будем внизу, в каюте, играть в вист.
И Чармиан восторженно сжимала мою руку и восклицала:
— Он стоит всего этого—просрочек, расходов, усталости
и всего прочего! В самом деле, что за чудесное судно!
Когда я глядел на нос «Снарка» или думал о его водоне­
проницаемых переборках, я ощущал прилив бодрости. Но на
остальных это не действовало. Мои друзья начали каждый раз
заключать с нами пари, что мы не снимемся в назначенный
срок. Первым выиграл пари мистер Йиджет, которому мы
поручили следить за нашей усадьбой в Сономе. Он выиграл
это пари в день нового, тысяча девятьсот седьмого года. Вслед
за тем пари на нас так и посыпались. Мои друзья набросились
на меня, подобно толпе гарпий, держа пари против любого
срока отплытия, который я назначал. Я был безрассуден
18

и упрям. Я заключал одно пари за другим, и мне приходилось
платить. Жены моих добрых друзей осмелели настолько, что
даже те, которые никогда до сих пор не бились об заклад, за­
ключали пари со мною. И им я тоже платил мои проигрыши.
— Это ровно ничего не значит,—сказала мне Чарми­
ан.—Подумай только, какой у «Снарка» нос и как мы будем
лежать в дрейфе в Китайском море!
— Видите ли,—сказал я моим друзьям, рассчитываясь за
последнюю партию проигранных пари,—мы не жалеем ни
трудов, ни денег, лишь бы «Снарк» был самым лучшим суд­
ном, какое когда-либо выходило под парусами через Золотые
Ворота. Вот и задерживаемся немного.
Между тем издатели, с которыми у меня были заключены
договоры, осаждали меня и требовали объяснений. Но что же
я мог объяснить им, когда я и себе-то объяснить ничего не мог
и когда никто, даже Роско, ничего не понимал? Газеты стали
подсмеиваться надо мной и помещать юмористические купле­
ты на отплытие «Снарка» с припевами вроде: «Скоро, скоро,
только не сегодня!»
Но Чармиан снова подбадривала меня, напоминая мне о но­
се, и я шел к банкиру и брал еще пять тысяч долларов под
векселя.
Однако нет худа без добра, и наша задержка тоже сослу­
жила мне службу. Один из моих приятелей, считающий себя
критиком, написал статью, где разделал меня в пух и прах,
и не только за то, что я уже создал, но и за все то, что я ко­
гда-либо в своей жизни еще создам; он рассчитывал, что ста­
тья выйдет, когда я буду уже в океане. Но она вышла, а я все
еще сидел на берегу, и ему пришлось изворачиваться, приду­
мывая объяснения.
А время шло. С каждым днем становилось очезидным толь­
ко одно, а именно, что в Сан-Франциско постройку «Снарка»
закончить не удастся. Он так долго строился, что начал разва­
ливаться и изнашиваться, и это изнашивание шло скорее, чем
могла идти починка. Он стал некоей притчей во языцех. Никто
не относился к нему всерьез, а меньше всего те, кто на нем ра­
ботал. Тогда я сказал, что пущу его таким, как он есть, и за­
кончу постройку в Гонолулу. После этого он дал течь, кото­
рую, конечно, надо было заделать до отплытия. Пришлось
ввести его в док. Но во время этой операции его здорово стис­
нуло между двумя баржами и помяло ему бока. В доке мы по­
ставили его на катки, но когда мы стали его вытаскивать, кат­
ки разъехались, и корма увязла в иле.
19

Теперь он перешел из рук судостроителей в руки спасате­
лей поврежденных судов. В сутки бывает два прилива, и во
время каждого прилива, днем и ночью, целую неделю напро­
лет, два буксирных парохода тащили «Снарк». А он, искале­
ченный и разбитый, сидел кормой в иле. Тогда, чтобы вы­
браться из этого плачевного положения, мы решили пустить
в дело изготовленный в местной литейной мастерской цепной
привод, который должен был передавать вращение от нашего
двигателя на брашпиль. Мы в первый раз прибегали к этому
приспособлению. Но цепь оказалась с изъяном: звенья ее рас­
пались, и брашпиль остался без привода. Вслед за тем вышел
из строя семидесятисильный двигатель. Двигатель этот был
заказан в Нью-Йорке; так значилось на дощечке, прикреплен­
ной к его основанию; но основание тоже оказалось с изъяном,
и семидесятисильная машина отломилась от треснувшего
основания, подскочила в воздух, сокрушая все болты и креп­
ления, и повалилась на бок. А «Снарк» продолжал сидеть
в иле, и два буксирных парохода продолжали безуспешно та­
щить его.
— Ничего,—сказала Чармиан,—зато подумай только, ка­
кой он крепкий и остойчивый.
— Да,—сказал я,—и какой у него изумительный нос!
Итак, мы собрались с духом и продолжали начатое. Поло­
манный двигатель мы привязали к его негодному основанию;
разлетевшуюся передачу мы сняли и спрятали отдельно,—все
это мы сделали, чтобы после, в Гонолулу, произвести необхо­
димые починки и заказать новые звенья для передачи. Ко­
гда-то, в туманной дали времен, «Снарк» покрыли белым
грунтом, по которому собирались красить его дальше. При
внимательном исследовании и теперь еще видны были следы
окраски. Но внутри «Снарк» так и не удалось покрасить. Вну­
три он был покрыт жирным слоем грязи и табачного сока, ко­
торый оставили все многочисленные рабочие, перебывавшие
на нем. Но мы относились к этому спокойно; сор и грязь не­
трудно счистить, а позже, когда мы доберемся до Гонолулу,
можно будет покрасить «Снарк» при его ремонте.
С большим трудом нам удалось стащить «Снарк» с того ме­
ста, где он застрял, и поставить его у Оклэндской пристани.
Мы привезли на телегах из дому всякую утварь, и книги,
и одеяла, и багаж наш, и наших слркащих. Одновременно
с этим лавиной посыпалось и все остальное, дрова и уголь, во­
да и резервуары для воды, овощи, провизия, керосин, спаса­
тельная шлюпка, моторная лодка, все наши знакомые, все
знакомые наших знакомых и все те, кто утверждал, будто они

знакомые наши, да к тому же еще кое-какие знакомые тех,
кто был знаком со знакомыми кое-кого из членов нашей
команды. Были здесь также репортеры, и фотографы, и совсем
посторонние люди, и над всем этим носились облака уголь­
ной пыли с пристани.
Было решено, что мы снимемся в воскресенье, в одинна­
дцать утра. Наступил вечер субботы. И толпа и угольная пыль
были особенно густы в этот день. В одном кармане у меня бы­
ла чековая книжка, вечное перо и промокательная бумага;
в другом кармане—около двух тысяч долларов золотом
и банковыми билетами. Я готов был встретить кредиторов:
мелких—наличными, солидных—чеками—и ждал только Роско, который должен был привезти счета ста пятнадцати
фирм, задержавших меня здесь столько месяцев.
И вдруг еще раз совершилось непостижимое и чудовищ­
ное. Раньше чем успел приехать Роско, приехал другой. Этот
другой был судебным приставом Соединенных Штатов. Он
укрепил бумажку на гордой мачте «Снарка», и все на приста­
ни могли прочесть, что на «Снарк» наложен арест за неуплату
долгов. Затем судебный пристав оставил «Снарк» на попече­
ние маленького старичка, а сам удалился. Теперь я уже не
имел власти над «Снарком» и над его изумительным носом.
Теперь его господином и повелителем был маленький стари­
чок, который любезно разъяснил мне, что начиная с этого дня
я буду выплачивать ему три доллара ежедневно за то, что он
будет господином и повелителем «Снарка». От него я узнал
также имя человека, наложившего на «Снарк» арест. Это был
некто Селлерс, а долг был в двести тридцать два долла­
ра,—долг был не больше, чем можно было ждать от носителя
такой фамилии. Селлерс1! Праведные боги! Селлерс!
Но кто был этот Селлерс, черт возьми? Я заглянул в чеко­
вую книжку и нашел, что две недели тому назад уплатил ему
пятьсот долларов. Из рассмотрения других чековых книжек
обнаружилось, что в течение Длительной постройки «Снарка»
я выплатил ему несколько тысяч долларов. Так почему, ска­
жите, хотя бы просто из приличия он не представил своего
жалкого счета, вместо того чтобы накладывать арест на
«Снарк»? Я засунул руки в карманы и нащупал в одном чеко­
вую книжку и перо, а в другом—золото и бумажки. Там было
достаточно денег, чтобы несколько раз оплатить его грошо­
вый счет... Но тогда зачем? Почему? Объяснений не было: про­
сто это было непостижимо и чудовищно.
1 Sellers (англ.)—торгаш, купец.
21

Хуже всего оказалось то, что «Снарк» был опечатан в суб­
боту вечером; я хотя и немедленно отправил адвокатов и раз­
личных агентов по всему Оклэнду и Сан-Франциско, никого
найти не удалось— ни судью, ни судебного пристава, ни ми­
стера Селлерса, ни адвоката мистера Селлерса. Все, решитель­
но все уехали на воскресенье из города. Вот почему «Снарк»
не снялся с якоря в воскресенье, в одиннадцать утра. Малень­
кий старичок был на своем посту и сказал: «Нет». А мы с Чар­
миан прогуливались напротив «Снарка» по пристани и восхи­
щались его изумительным носом, воображая, как он будет
пронзать все штормы и тайфуны.
—
Глупая буржуазная выходка!—говорил я Чармиан, имея
в виду Селлерса и наложенный им арест.—Поступок перетру­
сившего мелкого торгаша. Но это не беда. Как только мы вый­
дем в открытое море, все неприятности кончатся.
И мы, действительно, наконец отплыли—во вторник, 13
апреля 1907 года. Отплыли, надо сознаться, без всякого шика.
Якорь нам пришлось выбирать вручную, потому что переда­
точный привод был разбит вдребезги. Обломки двигателя
в семьдесят лошадиных сил тоже пришлось сложить в трюм
в качестве балласта. Но это же пустяки в конце концов. Все
это можно было наладить в Гонолулу. Зато в остальном наш
корабль великолепен. Правда, двигатель на моторной лодке
отказался действовать, а спасательная шлюпка текла, как ре­
шето, но в конце концов это все были приложения к «СнарКу», а не 'сам «Снарк». «Снарк»—это водонепроницаемые пе­
реборки, солидная обшивка, без единого сучка, все приспособ­
ления ванной комнаты—вот что такое «Снарк». Но выше все­
го был, конечно, благородно-пронзительный нос «Снарка»,
который победно пронзит все ветры и волны.
Мы прошли через Золотые Ворота и повернули на юг, рас­
считывая попасть в полосу северо-восточных пассатов. Не
успели мы двинуться, как начались приключения. Ясообразил
заранее, что для такого путешествия, как наше, молодость
важнее всего, а потому взял с собой целых три молодости: мо­
лодость повара, молодость мою и молодость мальчика для
услуг. Оказалось, что я ошибся только на две трети. Я забыл,
что молодость часто подвержена морской болезни. В двух
случаях из трех именно это и произошло. Как только мы вы­
шли в открытое море, кок и бой забрались на свои койки
и больше от их молодости целую неделю не было никакого
прока. Из вышеизложенного ясно, что мы были лишены горя­
чей пищи и должной чистоты и порядка в каютах и на палубе.
Но это нас не слишком огорчило, ибо мы вскоре обнаружили,
22

что ящик с апельсинами где-то и когда-то промерз; что ябло­
ки заплесневели и загнили; что корзина капусты была доста­
влена уже в гнилом виде и подлежала немедленному удале­
нию за борт; что в морковь попал керосин, брюква была, как
дерево, а свекла испорчена; что растопка трухлявая и гореть
не будет; что уголь, доставленный в дырявых мешках из-под
картофеля, рассыпается по палубе и его смывает водой.
Но в конце концов это тоже пустяки—детали, подробно­
сти, не больше. Все дело в самом судне, а оно, как вы знаете,
было прекрасно... Я прошелся по палубе и меньше чем в мину­
ту насчитал четырнадцать сучков в ее великолепном настиле,
заказанном специально в Пюджет-Саунде с той целью, чтобы
сучков в ней не было. К тому же палуба протекала, здорово
протекала. Роско принужден был покинуть свою койку, ин­
струменты в машинном отделении заржавели, не говоря уже
о провизии в камбузе, испорченной от соленой воды. Протека­
ли также борта «Снарка», протекало и днище, и мы должны
были выкачивать воду каждый день, чтобы не пойти ко дну.
Пол камбуза у нас на два фута возвышается над внутренней
обшивкой днища, но когда я забрался в камбуз, чтобы поис­
кать чего-нибудь съедобного, то промочил ноги до колен,
и это через четыре часа после того, как вся вода была стара­
тельно выкачана!
А наши пресловутые водонепроницаемые переборки, на ко­
торые было ухлопано столько времени и денег, оказались,
увы, вполне проницаемыми. Вода свободно, точно воздух,
проходила из отделения в отделение; мало того: от нее замет­
но несло бензином, и это позволило мне заключить, что неко­
торые из герметически запертых в кормовом отсеке бензино­
вых баков, очевидно, текут. Итак, баки текли и не были герме­
тически изолированы от остального судна. Наконец, если уж
говорить о ванной и всех ее приспособлениях, то придется
констатировать, что все ее усовершенствованные краны и на­
сосы пришли в негодность в первые же двадцать часов путе­
шествия. Мощные железные насосы сломались у нас под ру­
кой при первой же попытке накачать воду. Наша ванная вы­
шла на судне из строя раньше всего остального.
И все металлические^части «Снарка», откуда бы они ни бы­
ли доставлены, никуда не годились. Основание двигателя, на­
пример, было из Нью-Йорка, и оно никуда не годилось; цепь
для привода у брашпиля была из Сан-Франциско, и она тоже
никуда не годилась. Наконец, железные поковки, входившие
в такелаж, разлетелись по всем направлениям при первом на­
23

поре ветра. Представьте себе—кованое железо, а оно полопа­
лось, как лапша!
Вертлюг с грота-гафеля сломался сразу же. Мы заменили
его вертлюгом с гафеля штормового грота, и второй вертлюг
сломался, не прослужив и четверти часа, а его—подумайте
только!—мы взяли с гафеля штормового грота, от крепости
которого зависела наша жизнь в случае шторма. Сейчас грот
«Снарка» болтается, как сломанное крыло, оттого что верт­
люг гафеля мы заменили простой веревкой. Попытаемся до­
быть доброкачественное железо в Гонолулу.
Люди обманули нас и отправили по морю в решете, но гос­
подь бог, очевидно, нас возлюбил, ибо погода стояла все вре­
мя тихая и прекрасная, и мы на досуге могли убедиться в том,
что, во-первых, воду надо откачивать каждый день, если не
хотим потонуть, и в том, во-вторых, что скорее можно поло­
житься на прочность деревянной зубочистки, чем на крепость
самой массивной металлической части нашего судна. И вот по
мере того, как на наших глазах развеивался миф о прочности
и остойчивости «Снарка», мы с Чармиан все больше упования
возлагали на его дивный нос. Ничего другого нам и не остава­
лось, очевидно. Все остальное было непостижимо и чудовищ­
но, это мы знали, но, по крайней мере, нос был определенной
реальностью. И вот однажды вечером мы решили лечь
в дрейф, развернувшись носом к волне.
Как рассказать мне об этом? Прежде всего в интересах про­
фанов позвольте мне разъяснить, что значит на языке моряков
«лечь в дреф». Это значит уменьшить площадь парусов до по­
следней возможности и так их расположить, чтобы судно все
время держалось носом против ветра и волны. Если ветер
слишком силен или волны слишком высоки, то для судна та­
ких размеров, как «Снарк», лечь в дрейф—самый спокойный
и самый легкий маневр, и тогда на палубе нечего делать.
Можно даже снять рулевого и вахтенного. Все могут идти
вниз и лечь спать или играть в вист.
Так вот однажды, когда ветер переходил в небольшой
шторм, я сказал Роско, что мы ляжем в дрейф. Наступил ве­
чер. Я стоял на руле почти целый день, вахта на палубе (то
есть Роско, Берт и Чармиан) устала, а вахта внизу лежала по
обыкновению со своей морской болезнью. Мы еще раньше
убавили паруса. Теперь убрали и бизань. Я начал переклады­
вать штурвал, чтобы лечь в дрейф. «Снарк» в это время попал
в «корыто», то есть находился между двумя волнами, боком
к ним. Он так и остался. Я повернул штурвал еще и еще. Но
«Снарк» даже не двинулся. Такое положение, милый чита­
24

тель,—самое опасное из всех положений судна. Я налег на
штурвал что было силы, но «Снарк» продолжал стоять
по-своему. Роско и Берт, ухватившись за снасти, возились
с гротом. Но «Снарк» по-прежнему стоял боком к волне, чер­
пая воду то одним бортом, то другим.
Непостижимое и чудовищное опять высунуло свою отвра­
тительную морду. Это было в конце концов просто комич­
но и нелепо. Я положительно не верил своим глазам. Судно
с зарифленными парусами отказывалось развернуться носом
к ветру поперек волны. Мы натягивали паруса и распускали—
безрезультатно. Подняли штормовой трисель, убрали грот, но
«Снарк» по-прежнему стоял боком. Этот его знаменитый нос
не желал становиться против ветра.
Наконец убрали вовсе зарифленный стаксель, оставили
только штормовой трисель на бизани. Уж теперь-то «Снарк»
должен был развернуться носом на ветер. Боюсь, что вы мне
не поверите, но говорю вам: этого не случилось. Я видел сво­
ими глазами. Я сам не верю, но это так. Это невероятно, но
я рассказываю вам не о том, во что я верю или не верю, я рас­
сказываю вам о том, что я видел.
Ну, любезный читатель, что стали бы вы делать, очутив­
шись на небольшом судне, которое болтается между волна­
ми, с триселем на корме, не способным повернуть это судно
к ветру? Вы стали бы на штормовой якорь. Мы так и сделали.
У нас был патентованный штормовой якорь, который нам
продали с гарантией, что он не утонет. Представьте себе
стальной обруч, который держит открытым отверстие боль­
шого, конической формы холщового мешка, и вы поймете,
что такое штормовой якорь. Итак, мы прикрепили канат
одним концом к якорю, а другим к носу «Снарка» и бросили
якорь в воду. Он тут же затонул. Мы вытащили его обратно,
привязали к нему толстое бревно в качестве поплавка и снова
бросили его в воду. На этот раз он остался на поверхности.
Трисель стремился развернуть нос «Снарка» против ветра, но
«Снарк» продолжал качаться боком к волне, волоча якорь за
собой. Мы убрали штормовой трисель, подняли и натянули
бизань, но «Снарк» по-прежнему болтался между двумя вол­
нами и тащил за собой якорь. Можете не верить мне. Я сам не
верю этому. Я только рассказываю вам, что видел.
Теперь предоставляю все на ваш суд. Слыхали вы когда-нибудь о паруснике, который не хочет развернуться поперек
волны: не хочет даже, когда отдан штормовой якорь! Я по
крайней мере никогда не слыхал. Я стоял на палубе и смотрел
прямо в глаза непостижимому и чудовищному, то есть «Снар25

ку», который не ложился в дрейф. Наступила бурная ночь. Лу­
на светила в разрывах между бегущими тучами. Воздух был
полон водяной пыли, с наветренной стороны надвигался
дождь. А мы по-прежнему болтались между двумя волнами,
в холодных, безжалостных провалах, освещенных лунным
светом, в которых «Снарк» переваливался с боку на бок с оче­
видной приятностью для себя. Тогда мы убрали бизань, выта­
щили штормовой якорь, подняли зарифленный стаксель, по­
вернули «Снарк» по ветру и спустились вниз—но не к столу,
на котором нас должен был бы ждать горячий ужин,—сколь­
зя по чему-то липкому и скверному на поду каюты, где трупа­
ми лежали повар и бой, мы прошли и легли, не раздеваясь, на
койки и слушали, как переливается в камбузе вода.
В Сан-Франциско имеется Богемский клуб, а в нем бывает
много заправских моряков. Я это знаю точно, потому что слы­
шал, как они обсуждали «Снарк» во время постройки. Они на­
ходили в нем только один существенный недостаток—
и в этом они все были согласны между собой,—они говорили,
что он не пойдет точно по ветру. Судно хорошее и в целом
и в деталях, говорили они, только не пойдет. «Такая уж ли­
ния!—объясняли они загадочно.—Все дело в линии. Просто не
пойдет, только и всего». Ладно, очень бы я хотел, чтобы эти
заправские моряки из Богемского клуба были у меня на
«Снарке» в эту ночь. Чтобы они собственными глазами убеди­
лись, как их решительное, принципиальное, единогласно при­
нятое мнение полетело вверх тормашками. Не пойдет по ве­
тру? Да это единственное, кажется, что «Снарк» делает в со­
вершенстве. Не пойдет? Да он летит, несмотря на отданный
штормовой якорь и убранные паруса. Не пойдет? Вот в ту са­
мую минуту, когда я пишу эти строки, мы мчимся со скоро­
стью шести узлов. На руле никого, и колесо штурвала даже
не закреплено... Ветер, строго говоря, север-восточный, бизань
у «Снарка» убрана, передние паруса выбраны втугую, курс
юго-юго-запад. И, однако, находятся люди, плававшие по мо­
рям десятки лет, которые утверждают, что ни одно судно не
может идти прямо по ветру без помощи руля. Когда они про­
чтут эти строки, они, конечно, назовут меня лгуном; лгуном
называли они и капитана Слокума, который рассказывал то
же самое о своем судне «Спрэй».
Что касается будущности «Снарка», я теряюсь, я сейчас ни­
чего не знаю. Будь у меня деньги или кредит, я построил бы
другой «Снарк», который все-таки ложился бы в дрейф. Но
мои средства на исходе. Мне приходится принимать нынеш­
ний «Снарк», каков он есть, или все бросить, а я не могу бро­
26

сить. Видимо, мне следует научиться разворачивать «Снарк»
против ветра кормой вперед. Подожду следующего шторма,
посмотрю, что из этого выйдет. Я думаю, что это осуществи­
мо. Все зависит от того, как будет корма принимать волны.
И кто знает, быть может, в одно прекрасное штормовое утро
в Китайском море какой-нибудь седобородый шкипер вдруг
примется в изумлении протирать себе глаза при виде малень­
кого суденышка, сильно смахивающего на наш «Снарк», кото­
рое будет разрезать волны кормой, подставленной навстречу
ветру.
P. S. Вернувшись по окончании нашего плавания в Калифор­
нию, я узнал, что длина «Снарка» по ватерлинии равнялась не
сорока пята, а сорока трем футам. Его строители, по-видимо­
му, не в ладах с рулеткой или с двухфутовой рейкой.

Глава Ш
ЖАЖДА ПРИКЛЮЧЕНИЙ
Нет, жажда приключений еще жила назло
паровым двигателям и конторе Кука и К0. Когда появилась
в печати заметка о моем предполагаемом путешествии на
«Снарке», то молодых людей со склонностью к бродячей жиз­
ни оказалось чуть не легион, а также и молодах женщин—не
говоря уже о мужчинах и женщинах более пожилого возра­
ста, предлагавших себя мне в спутники. Да что говорить, даже
между моими личными друзьями нашлось около полдюжины
очень сожалевших о недавно состоявшихся или предстоящих
в скором времени браках. А один из таких браков—это я знаю
наверное—чуть было не расстроился, и все из-за «Снарка».
С каждой почтой я получал груды писем от избранных на­
тур, задыхающихся в «копоти и вони городов», и мне скоро
стало очевидно, что Одиссею двадцатого столетия, прежде
чем ставить паруса, нужен целый штат стенографисток, чтобы
разобраться с корреспонденцией. Нет, жажда приключений,
конечно, не умерла, раз вы можете получать письма, начина­
ющиеся, например, так: «Несомненно, что когда вы прочтете
этот крик души незнакомой вам жительницы Нью-Йорка»,—
а далтьтпр вы узнаете из этого письма, что эта незнакомка ве­
сит только девяносто фунтов, хочет быть мальчиком для
услуг и жаждет посмотреть белый свет и поплавать по морям.
У одного из претендентов оказалась «страстная любовь
к географии»; другой писал: «Надо мной тяготеет проклятие
27

вечной тоски по вечному движению—отсюда и письмо к вам».
Но всех превзошел один парень, который хотел ехать, потому
что у него «очень уж зачесались ноги».
Некоторые писали анонимно, выставляя кандидатами сво­
их друзей и давая этим так называемым друзьям самые лест­
ные характеристики, но мне в таких письмах мерещилось все­
гда что-то подозрительное, и я их обычно до конца не дочи­
тывал.
За исключением двоих или троих, все сотни моих волонте­
ров были вполне искренни. Очень многие присылали фотогра­
фические карточки. Девяносто процентов соглашались на лю­
бую работу, девяносто девять предлагали работать без возна­
граждения. «Только присутствовать при вашем путешествии
на «Снарке»,—писал, например, один,—только сопровождать
вас, невзирая ни на какие опасности и исполняя любую рабо­
ту,—было бы кульминационным пунктом моих честолюбивых
мечтаний». Это мне напоминает еще одного юношу, который
уведомлял меня, что ему семнадцать лет от роду и что он
«крайне честолюбив», а в конце письма очень серьезно про­
сил, чтобы все это осталось между нами и не было помещено
ни в газетах, ни в журналах. Были письма и в другом стиле,
например: «Буду работать как черт, а платы не нужно». Почти
все просили меня сообщить о моем согласии по телеграфу, за
их счет, и многие предлагали внести залог, гарантирующий
их своевременное появление на «Снарке».
Некоторые довольно своеобразно представляли себе рабо­
ту на «Снарке»; так, например: «Я взял на себя смелось напи­
сать вам, чтобы выяснить, не представится ли какой-нибудь
возможности поступить в команду вашего судна для изгото­
вления эскизов и иллюстраций». Другие, не имея, очевидно,
ни малейшего представления о миниатюрных размерах
«Снарка» и его потребностях, предлагали себя, как выразился
один из них, «чтобы оказывать помощь по сбору материалов
для ваших романов и повестей». Вот что значит быть плодо­
витым писателем!
«Позвольте мне самому дать себе характеристику,—пишет
один.—Я сирота и живу с дядей, ярым революционером и со­
циалистом, который утверждает, что человек, в жилах кото­
рого нет любви к приключениям, просто тряпка».
Другой пишет: «Я умею плавать, хотя и незнаком со специ­
альными приемами плавания. Но вода—моя стихия, а это са­
мое важное». «Если бы меня посадили одного в парусную лод­
ку, я смог бы отправиться куда угодно»,—писал о себе тре­
тий,—и рекомендация эта была много дучше нижеследу­
28

ющей: «Я видел также, как разгружались рыбачьи суда». Но
высшей награды достоин, вероятно, тот, который тонко под­
черкнул глубокое знание мира и жизни, написав: «Мой воз­
раст, считая только годы,—двадцать два года».
Были также простые, неприкрашенные, искренние письма
мальчиков, которые, «правда, не умеют красно выражаться,
но очень хотят путешёствовать». Отклонять эти просьбы бы­
ло труднее всего, и всякий раз, когда приходилось делать это,
мне казалось, что я даю пощечину юности. Они были так ис­
кренни, эти мальчики, и так ужасно хотели отправиться
в плавание. «Мне шестнадцать, но я широк в плечах»,—писал
один юноша. «Мне семнадцать, но я крепкий и здоро­
вый»,—писал другой. «Я, ео всяком случае, не менее силен,
чем средний мальчик моего роста»,—писал, очевидно, сла­
бенький мальчик. «Не боюсь никакой работы»,—говорили
многие, а один, рассчитывая, очевидно, соблазнить меня эко­
номией, предлагал оплатить свой проезд через Тихий океан,
что «очевидно, будет для вас удобно». «Объехать вокруг све­
та — одно-единственное мое желание»,—говорил один, не по­
дозревая, что это было «одним-единственньш» желанием еще
нескольких сотен мальчиков. «Никому на свете нет дела до то­
го, уеду я или останусь»,—грустно сообщил какой-то мальчу­
ган. Один прислал фотографию, говоря по поводу нее следу­
ющее: «Я не больно хорош собой, но ведь тут не в красоте
дело». «Мне девятнадцать лет, и я невысок, а следовательно,
не займу много места, но я вынослив, как дьявол»,—писал
еще один, и я уверен, что этот оказался бы вполне пригод­
ным. И, наконец, был один претендент тринадцати лет, в кото­
рого мы оба с Чармиан совершенно влюбились, и наши сердца
чуть не разорвались от горя, когда надо было послать ему
отказ.
Но не подумайте, что большая часть моих добровольцев
были мальчики: наоборот, мальчики составляли только не­
большую толику. Мне писали мужчины и женщины всех воз­
растов и положений. Ко мне обращалось с предложениями
множество врачей, хирургов, дантистов и, как все, они соглас­
ны были работать даром И даже готовы были заплатить за
счастье служить на «Снарке».
Наборщикам и репортерам, желавшим ехать, не было кон­
ца, не говоря уже об опытных слугах, дворецких и экономах.
Гражданские инженеры пылали желанием поехать; дамы-компаньонки так и осаждали Чармиан, а меня осыпали предложе­
ниями лица, желавшие быть моими личными секретарями.
Многие студенты высших учебных заведений мечтали к нам

присоединиться, и я не знаю такой профессии, представителей
которой не было бы в числе желавших отправиться с нами;
особенно много было машинистов, электромехаников. Меня
поразило количество конторских служащих, которые из сво­
их затхлых канцелярий услышали призыв к приключениям,
и меня еще больше удивило количество отставных и соста­
рившихся морских офицеров, до сих пор очарованных морем.
Многие молодые люди, ожидавшие получения миллионных
наследств, пылали страстью к приключениям точно так же,
как многие провинциальные школьные учителя.
Отцы хотели путешествовать с сыновьями, мужья с жена­
ми, и стенографы с пишущими машинками. Одна юная стено­
графистка писала: «Пишите немедленно, если я вам нужна.
Приеду с машинкой первым же поездом». Но лучше всего, ка­
жется, было следующее письмо (обратите внимание, как дели­
катно он устраивал на «Снарк» свою жену): «Мне показалось,
что очень правильно будет черкнуть вам несколько слов, что­
бы осведомиться, нельзя ли поехать с вами; мне двадцать че­
тыре года, я женат, средств не имею, и такая поездка очень
подошла бы нам в настоящую минуту».
Действительно, если подумать, среднему человеку в выс­
шей степени трудно написать о себе самом честное рекомен­
дательное письмо. Один из моих корреспондентов был до того
смущен предстоящей ему задачей, что начал письмо словами:
«Трудная это задача—писать о самом себе»,—и после не­
скольких неудачных попыток закончил письмо: «Нет, трудно
писать о себе».
Однако нашелся человек, который написал очень пылкую
и пространную свою собственную характеристику и в конце
признал, что получил от этого большое удовольствие. Вот от­
рывок из его письма: «Подумайте только: юнга, который мо­
жет смотреть за двигателем, может исправить его, когда он
испортится, может выполнять всякую плотничью работу или
работу механика. Сильный, здоровый, работящий. Неужели
вы не предпочтете его младенцу, который заболеет морской
болезнью и способен только на то, чтобы мыть тарелки?» На
такие письма очень трудно было отвечать отказом. Автор это­
го письма самоучкой научился по-английски, только два года
жил в Соединенных Штатах, и он писал, что хочет отправить­
ся с нами не для того, чтобы зарабатывать хлеб насущный,
а чтобы учиться и видеть. В то время он был чертежником на
одном крупном заводе; прежде плавал на море и всю свою
жизнь имел дело с небольшими судами.
30

«У меня хорошая служба, но это не имеет для меня никако­
го значения, я предпочитаю путешествовать,—писал дру­
гой.—Что касается вознаграждения, взгляните на меня, и если
я достоин доллара или двух—прекрасно, а если нет—нечего
говорить об этом. Что до моей репутации, я с удовольствием
свел бы вас с моими хозяевами. Не пью, не курю, но, правду
сказать, хотел бы, набравшись немного опыта, написать
что-нибудь».
«Могу заверить вас, что я вполне порядочный человек, но
нахожу скучными порядочных людей». Написавший эти стро­
ки заставил меня призадуматься, и я до сих пор не знаю, ir*o
он, черт возьми, хотел сказать: что ему со мной будет скучно
или же что-то совсем другое?
Но у того, кто написал нижеследующее, готовность к само­
пожертвованию была так велика, что я не мог на нее согла­
ситься: «У меня есть отец, мать, братья и сестры, друзья и хо­
рошая служба, но я готов пожертвовать всем этим, чтобы
стать членом вашей судовой команды».
Другой претендент, принять которого я тоже никак не мог
решиться, был очень разборчивый молодой человек; чтобы
доказать мне, что я должен его взять с собой, он говорил
в своем письме: «Плаванье на обыкновенном судне, будь то
шхуна или пароход, мне не подходит, так как там мне при­
шлось бы иметь дело с обыкновенными моряками, а они жи­
вут не очень чисто».
Был там еще молодой человек двадцати шести лет, кото­
рый «прошел через всю гамму человеческих чувств», и «побы­
вал всем, от повара до слушателя Стэнфордского университе­
та», и который в то время, как он писал это письмо, был «па­
стухом на ранчо площадью в пятьдесят пять тысяч акров». Не
в пример ему другой был чрезвычайно скромен и писал: «Не
знаю за собой каких-либо особых качеств, которые могли бы
привлечь ваше внимание. Но если вы заинтересуетесь мною,
не откажите потратить несколько минут на ответ. Иначе мне
придется продолжать работать на заводе. Не ожидая ничего,
а только надеюсь, остаюсь и пр.» Но я долго сжимал обеими
руками голову, стараясь представить себе, какое духовное
сродство существовало между мною и тем, кто писал мне:
«Задолго до того, как я услыхал про вас, я смешал политиче­
скую экономию и историю и сделал на практике те же выво­
ды, что и вы».
А вот одно из лучших писем по краткости: «Если кто-ни­
будь из команды, подписавший с вами условие, струсит и даст
задний ход и вам понадобится еще кто-нибудь, знающий мо­
31

реплавание, моторы и пр., буду рад, если вы обратитесь
и т. д.» Вот еще одно краткое письмо: «Бью в центр—хочу
быть мальчиком для услуг или вообще чем-нибудь в вашей
кругосветной поездке. Американец, девятнадцати лет, весу сто
сорок фунтов».
Вот письмо от человека «чуть-чуть повыше пяти футов»:
«Когда я прочел о вашем мужественном решении обойти во­
круг света на небольшом судне вместе с миссис Лондон, я до
того обрадовался, что мне показалось даже, будто это я сам
выдумал такое путешествие, и вот я решил написать вам от­
носительно должности для меня самого, повара или слуги. По
некоторым причинам я этого не сделал, а поехал из Оклэнда
в Денвер войти компаньоном в дело моего друга—это в про­
шлый месяц, то есть,—но у него дело идет все хуже и хуже,
и вообще не везет. Но, к счастью, вы отложили отъезд по слу­
чаю Великого землетрясения, и я в конце концов решился
предложить вам свои услуги на какую-нибудь должность. Я не
очень силен, так как ростом я чуть-чуть повыше пяти футов,
но все же я хорошего здоровья и таких же способностей».
«Полагаю, что мог бы сделать к оборудованию вашего суд­
на полезное добавление в виде изобретенного мною приспо­
собления для полной утилизации силы ветра,—писал один
доброжелатель.—Приспособление это не мешает при обыч­
ном маневрировании в легкий ветер и в то же время дает вам
возможность использовать полностью силы самых бешеных
шквалов, так что даже в тех случаях, когда обычно приходит­
ся убирать все паруса до последнего клочка, вы сможете бла­
годаря моему приспособлению не убирать их вовсе. Кроме то­
го, это полезное добавление не дает судну перевернуться».
Предыдущее письмо написано в Сан-Франциско и помечено
16 апреля 1906 года. Через два дня произошло большое земле­
трясение. Оно заставило, очевидно, бежать моего корреспон­
дента, и мне не пришлось с ним встретиться.
Многие из моих братьев-социалйстов возражали против
моего желания отправиться в плавание, и особенно типично
следующее возражение: «Идея социализма и миллионы угне­
тенных жертв капитализма имеют право на вашу жизнь и ра:
боту и требуют, чтобы вы посвятили себя им. Если тем не ме­
нее вы будете упорствовать, вспомните, когда вы, утопая, бу­
дете глотать последний в вашей жизни глоток соленой воды,
что мы протестовали против вашего поступка».
Один, немало побродивший по свету человек, который
«мог бы при случае описать много необычных сцен и собы­
тий», потратл несколько листов бумаги, изо всех шл стара­
32

ясь добраться до цели своего письма, и, наконец, изрек следу­
ющее: «До сих пор я ничего не сказал о цели моего письма.
Скажу прямо: я прочел, будто вы и еще одно или два лица на­
мерены совершить кругосветное плавание на небольшом па­
руснике, длиной футов в пятьдесят или шестьдесят. Не могу
поверить, чтобы человек вашего ума и опыта мог решиться на
поступок, который есть не что иное, как особый вид само­
убийства. И даже если бы вы случайно уцелели,—и вы сами
и ваши спутники,—вы будете совсем разбиты непрекращающейся качкой судна столь малых размеров, даже если бы
оно было обито изнутри войлоком, что вовсе не принято на
море». Спасибо, добрый друг, спасибо за эту оговорку: «не
принято на море». И он не профан в морском деле. Он сам го­
ворит о себе: «Я не какая-нибудь сухопутная крыса, я плавал
по всем морям и океанам».
Заканчивает он следующими словами: «Не желая .обидеть
вас, скажу, что безумием было бы выйти из залива в открытое
море на подобном судне, имея на борту женщину».
И тем не менее сейчас, когда я пишу это, Чармиан сидит
в своей каюте за пишущей машинкой, Мартин готовит обед,
Точиги накрывает на стол, Роско и Берт конопатят палубу,
и «Снарк» идет со скоростью пяти узлов при порядочном вол­
нении, а между тем «Снарк» войлоком не обит.
«Прочитав в газетах о вашем предполагающемся путешест­
вии, мы хотели бы узнать, не нужна ли вам хорошая команда;
нас здесь шестеро парней, хороших моряков, с хорошими ре­
комендациями с военных и торговых судов; все мы настоящие
американцы в возрасте от двадцати до двадцати двух лет, ра­
ботаем в настоящее время на заводе металлических изделий
в качестве мастеров по такелажу и очень хотели бы отпра­
виться в плавание с вами». Подобные письма заставляли меня
жалеть, что мое судно так мало.
А вот письмо от женщины, единственной в мире женщины,
исключая, очевидно, Чармиан, которая с одобрением отне­
слась к нашей затее: «Если вам не удалось еще заполучить по­
вара, мне было бы очень приятно совершить с вами путешест­
вие в этой должности. Мне пятьдесят лет, я женщина здоро­
вая и вполне могу справиться со стряпней на такую неболь­
шую компанию, как команда вашего «Снарка». Я отличный
повар й такой же отличный моряк Что же касается продол­
жительности плаванья, то десять лет для меня приятнее, чем
один год. Рекомендации мои и т. д.»
Когда-нибудь, если мне удастся заработать кучу денег, я по­
строю большой корабль вместимостью на тысячу доброволь2. Д. Лондон

33

цев, чтобы обойти вокруг света. Им придется самим исполнять
«всякую работу безразлично»,—как они, впрочем, и жела­
ют,— или оставаться дома. И я нисколько не сомневаюсь, что
они поедут, ибо жажда приключений жива, это мне допод­
линно известно, потому что я сам состоял с ней в длительной
и интимной переписке.

Глава IV
ОЩУПЬЮ В ОКЕАНЕ

—
Но послушайте,—протестовали
как же вы, однако, решаетесь пуститься по морю, не имея на
борту ни одного опытного моржа? Вы же не учились штур­
манскому делу?
Мне пришлось признаваться, что я действительно навига­
ции не знаю, что за всю жизнь я ни разу не брал в руки секста­
на и что, пожалуй, даже не отличу его от морского альмана­
ха. А когда они спрашивали, знает ли навигацию Роско, я по­
качивал головой. Роско обижался. Он посмотрел «Краткое
руководство», купленное для путешествия, умел пользоваться
логарифмическими таблицами, несколько раз видел секстан
и на основании всего этого, а также на основании того, что
в роду у него были когда-то моряки, он считал себя опытным
мореходом. Но Роско ошибался, уверяю вас. Когда он был еще
мальчиком, он с атлантического побережья через Панамский
перешеек приехал в Калифорнию. И это был единственный
раз в его жизни, когда земля скрылась из его глаз. Он никогда
не был в морском училище и никогда не сдавал экзамена по
навигации; никогда также не приходилось ему плавать в от­
крытом море, а следовательно, он ничему не мог выучиться
у других-опытных моржов. Он был членом яхт-клуба в заливе
Сан-Франциско, где нельзя удалиться от берега больше чем на
несколько миль и где искусство навигации не может быть при­
менено в полной мере.
Итак, «Снарк» пустился в путь без опытного моряка. Мы
прошли Золотые Ворота 23 апреля и направились на Гавай­
ские острова, лежащие на расстоянии двух тысяч ста морских
миль по прямому направлению. Результат был нашим луч­
шим оправданием. Мы приплыли к Гавайским островам, и да­
же без неприятностей, как вы увидите, то есть без серьезных
неприятностей.
34

Управлять судном взялся Роско. С теорией он был знаком
как нельзя лучше, но он впервые применял ее на деле, и это
явствовало из странного поведения «Снарка». Нельзя сказать,
чтобы «Снарк» шел ровным курсом; вензеля, которые он вы­
писывал, отмечались на карте. Иной раз, когда дул легкий ве­
терок, он делал на карте такой скачок, который мог быть
только при сильном шторме, а в другой раз, когда, казалось
бы, он быстро рассекал воды, по карте наше местоположение
почти не изменялось. Но если судно делает, согласно показа­
ниям лага, в течение двадцати четырех часов по шесть узлов,
это значит, что оно проходит сто сорок четыре морских мили
в сутки. Море было в порядке, и патентованный лаг также,
а что до скорости, всякий мог видеть ее своими глазами. По­
этому все дело было только за вычислениями, которые не хо­
тели двигать «Снарк» вперед по карте. Это случалось не каж­
дый день, но все же это случалось, и это было вполне естест­
венно, и ничего другого нельзя было ожидать от первой по­
пытки применить теорию на практике.
Приобретение знаний в науке мореплавания имеет стран­
ное действие на людские умы. Моряк говорит об этой науке
с глубоким почтением. Профану она кажется непостижимой
и страшной тайной, поскольку он видит, с каким почтением
относятся к ней сами моряки. Я знавал искренних и скромных
молодых людей, которые, приступив к изучению мореплава­
ния, вдруг ни с того ни с сего становились скрытными, подо­
зрительными и самоуверенными, как будто бы они достигли
бог весть каких высот человеческого духа. Самый средний мо­
ряк кажется профану пророком какого-то таинственного
культа. Какой-нибудь любитель яхтсмен, затаив дыхание,
приглашает знакомых взглянуть на свой хронометр. Поэтому-то наши друзья испытывали такой страх, когда мы отпра­
вились в путь без моряка-специалиста.
Когда «Снарк» еще строился, мы с Роско заключили при­
близительно такое условие. «Я поставляю книги и инструмен­
ты,—сказал я,—а вы изучаете навигацию. Мне сейчас совер­
шенно некогда. А когда мы выйдем в открытое море, вы на­
учите меня всему, что изучили». Роско был в восторге. Надо
сказать, что в то время Роско был искренним и скромным, как
те молодые люди, о которых я писал выше. Но когда мы вы­
шли в открытое море и он стал проделывать манипуляции та­
инственного ритуала, на которые я смотрел, благоговейно за­
таив дыхание, едва уловимая, но в то же время вполне опреде­
ленная перемена произошла в нем. Когда он в полдень изме­
рял высоту солнца, на него как бы нисходил сияющий нимб
35

подвига. Когда он, спустившись вниз и закончив вычисления,
поднимался снова на палубу и объявлял нам широту и долго­
ту; его голос звучал повелительно, к чему мы были совершен­
но непривычны.
Но это было еще не самое худшее. Знания, наполнявшие
его, оказались такого свойства, что их никак нельзя было пе­
редать кому бы то ни было. И по мере того, как он проникал
в таинственные причины странных прыжков «Снарка» по кар­
те, и по мере того, как эти прыжки выравнивались, знания его
становились все более священными, таинственными и непере­
даваемыми. Мои ласковые намеки на то, что, пожалуй, время
как раз подходящее, чтобы и мне чему-нибудь поучиться, от­
нюдь не встречали с его стороны сердечной и радостной го­
товности помочь мне. Ни малейшего желания выполнить уго­
вор у него не замечалось.
Роско, собственно, не был виноват: что он мог сделать?
С ним просто произошло то же, что и со всеми другими людь­
ми, которые до него когда-либо изучали навигацию. Благода­
ря вполне естественной и простительной переоценке ценно­
стей плюс неумению ориентироваться в новой научной дис­
циплине он был раздавлен воображаемой естественностью
и чувствовал себя обладателем чуть ли не божественного от­
кровения. Всю жизнь Роско провел на земле или в виду земли.
Благодаря этому вокруг него всегда было достаточно всяких
знаков, чтобы правильно—за редкими исключениями—пере­
двигать свое тело по поверхности земли. Теперь он очутился
в открытом море, в широко раскинувшемся море, ограничен­
ном только вечным кольцом неба. Это кольцо неба было все­
гда одно и то же. Никаких вехи знаков кругом не было. Солн­
це поднималось с востока и опускалось на западе, а ночью
звезды описывали тот же полукруг. И кто, казалось, мог бы,
посмотрев на Солнце и на звезды, сказать: «Я нахожусь сейчас
в трех четвертях мили к западу от бакалейной лавки Джонса
на Смизерсвилле»—или: «Я отлично знаю, где я нахожусь
сейчас, так как Малая Медведица говорит мне, что Бостон от­
сюда лежит в трех милях, второй поворот направо». А Роско
именно это и делал. Сказать, что он был ошеломлен своим
могуществом—это еще слишком слабо. Он преклонялся пе­
ред самим собою; он творил чудо. Акт, посредством которого
он находил свое положение на поверхности океана, стал для
него священнодействием, и он считал себя по отношению ко
всем нам, не участвующим в священнодействии, существом
высшего порядка, тем более, что мы зависели от него, были
его стадом, которое он пас на волнующемся, безграничном
36

пространстве—на соленой дороге между двумя континента­
ми, на которой не было никаких верстовых столбов. Управля­
ясь с секстаном, он совершал жертвоприношение богу Солн­
ца, затем рылся в древних фолиантах, разбирая кабалистиче­
ские знаки, бормотал заклинания на непонятном языке, вроде
«индекэррорпараллаксрефракция», заносил на бумагу магиче­
ские знаки, что-то складывал и умножал и, наконец, ставил
палец на подозрительное пустое место священной карты и за­
являл: «Мы здесь». Когда мы смотрели на подозрительное пу­
стое место и спрашивали: «А где это, собственно?»—он отве­
чал на цифровом жаргоне высших священнослужителей:
«31-15-47 северной, 133-5-30 западной». И тогда мы говорили:
«О-о»—и чувствовали себя совсем ничтожными.
Повторяю, Роско не был виноват. Он и правда был почти
богом, потому что нес всех нас в собственной своей горсти че­
рез пустые пространства карты. Я питал к Роско необыкновен­
ное почтение: оно было столь глубоко, что если бы ему взду­
малось приказать: «Пади ниц и поклонись мне!»—я, наверное,
немедленно шлепнулся бы на палубу и заплакал. Но однажды
маленькая мысль шевельнулась у меня в голове: «Ведь это не
бог; это просто Роско, такой же человек, как и я сам. И что
может сделать он, то могу и я. Кто учил его? Он сам учился.
Поступи так же—будь и ты своим собственным учителем».
И Роско слетел с пьедестала и перестал быть верховным жре­
цом «Снарка». Я вломился в святилище и потребовал старин­
ные фолианты и магические таблицы, а также и жертвенник,
то есть секстан.
А теперь я расскажу вам простыми словами, как я сам себя
научил навигации. Один раз я провел все время от обеда до
ужина у штурвала, правя одной рукой, а другой делая вычис­
ления по таблице логарифмов. Другие два вечера—по два ча­
са каждый вечер—я изучал общую теорию навигации и,
в частности, процесс определения меридианальной высоты.
Потом я взял секстан, определил поправку индекса и измерил
высоту Солнца. Дальнейшие вычисления были просто детской
игрой. В «Кратком руководстве» и в «Альманахе» оказались
готовые таблицы, составленные математиками и астронома­
ми. Пользоваться ими было так же легко, как таблицей про­
центов или электрическим счетчиком. Тайна перестала быть
тайной. Я ткнул пальцем в карту и объявил, что мы находимся
здесь. Я оказался прав, то есть, в® всяком случае, не менее
прав, чем Роско, который указал на карте точку на четверть
мили в сторону от моей. Он даже соглашался уступить мне
половицу этой разницы. Я раскрыл тайну, но таково уж было
37

волшебство ее, что я незамедлительно почувствовал в себе ка­
кую-то необыкновенную силу и гордость. И когда Мартин
спрашивал меня—так же смиренно и почтительно, как неког­
да я спрашивал Роско,—где мы находимся в настоящее время,
я отвечал ему вдохновенно и внушительно на цифровом жар­
гоне высших священнослужителей и слышал от него такое
же подобострастное «О-о!». А что касается Чармиан, то я по­
чувствовал, что приобретаю новые права на нее и что она
очень счастливая женщина, если у нее такой муж, как я.
Я ничего не мог поделать. Говорю это в оправдание Роско
и всех предшествовавших мореплавателей. Яд власти подей­
ствовал на меня. Я уже не был обыкновенным человеком:
я знал что-то, чего они не знали, я знал тайну неба, указыва­
ющую мне дорогу над пучинами моря. Долгими часами я сто­
ял на руле, правя одной рукой и держа в другой ключ к изу­
чаемым тайнам. К концу недели такого самообучения я был
уже способен на многое. Например, я определял высоту По­
лярной звезды—конечно, ночью; я вводил нужные поправки,
вычислял и находил нашу широту. И эта широта совпадала
с широтой, определенной в полдень, с прибавкой тех измене­
ний, которые должны были произойти за день. Мог ли я не
гордиться? Но еще более возгордился я после следующего чу­
да. Обычно я уходил к себе в девять вечера. Я занимался само­
обучением и поставил себе задачей определить, какая звезда
должна пройти через наш меридиан около половины девя­
того. Такой звездой оказалась Alfa Crusis.
Я никогда не слыхал об этой звезде. Я разыскал ее на карте
звездного неба. Оказалось, что это одна из звезд в созвездии
Южного Креста. «Как!—подумал я.—Вот уж сколько ночей
мы плывем при свете Южного креста и ничего об этом не зна­
ем. Идиоты! Дураки и кроты!» Я не поверил себе и еще раз
проделал все вычисления. В этот вечер с восьми до десяти на
руле стояла Чармиан. Я просил ее смотреть очень вниматель­
но на южную сторону горизонта: не покажется ли в самом де­
ле Южный Крест. И когда небо вызвездилось, действительно
невысоко над горизонтом стоял Южный Крест. Гордился я?
Ни один врач и ни один жрец никогда не был так горд, как я.
Мало того, с помощью священного секстана я определил вы­
соту Альфы Креста и по ней вычислил нашу широту. Мало то­
го, я определил высоту Полярной звезды, и все, что я узнал от
нее, в точности совпало с тем, что мне сообщил Южный
Крест. Гордился ли я? Да, ведь я, значит, понимаю язык звезд
и слышу, как они указывают мнз.путь над пучиной!

Гордился ли я? Я был чудотворец. Я позабыл, как легко
я приобрел мои познания со страниц книг. Я позабыл, что вся
работа (о, это была трудная работа!) была проделана до меня
великими умами, астрономами и математиками, которые от­
крыли и разобрали всю науку мореплавания и составили та­
блицы в «Кратком руководстве». Я только помнил чудо:
я умел понимать язык звезд, и они указывали мне то место на
море, где я нахожусь. Чармиан не знала этого; Мартин не знал
этого; Точиги, юнга, не знал этого. Но я сказал им. Я был вест­
ником небес! Я стоял между ними и вечностью. Я переводил
небесные речи на удобопонятный язык. Небо управляло нами,
и я был тем, кто умел читать небесные знамения! Я! Я!..
Теперь, когда восторг мой стал более умеренным, я спешу
разъяснить полную простоту всего этого, разболтать тайну
Роско и всех сведущих в мореплавании людей и прочих свя­
щеннослужителей. Открываю я тайну из страха, что уподо­
блюсь им, сделавшись скрытным, бесстыдным и самоупоенным. Выскажу теперь все: любой юноша с нормальным серым
веществом мозга, нормальным воспитанием и обыкновенней­
шими способностями может добыть книги, карты, инструмен­
ты и научиться навигации. Не поймите меня превратно. Стать
моржом—другое дело. Этому не научиться в один или два
дня, на это нужно убить годы. Поэтому плавать с помощью
одного лага можно только после длительной учебы и практи­
ки. Но плавать, ориентируясь по Солнцу, Луне и звездам,—это
теперь благодаря усилиям астрономов и математиков детская
игра. Любой юноша может научиться ей в неделю. Еще раз
прошу, не поймите меня превратно. Я не хочу сказать, что по
истечении недели такой юноша сможет взять на себя управле­
ние пароходом водоизмещением в пятьдесят тысяч тонн, ко­
торый идет со скоростью двадцати узлов в открытом море,
мчась от одного материка к другому и в хорошую погоду
и в шторм, при ясном и при облачном небе, при помощи ком­
паса с фантастической точностью прокладывая путь кземле.
Я хочу сказать только, что юноша, о котором я говорил, мо­
жет сесть на надежное парусное судно и отправиться в плава­
ние по океану, совсем не будучи знаком с навигацией, и по
прошествии недели он настолько ознакомится с нею, что в со­
стоянии будет определять то место, где он находится. Он смо­
жет вполне точно измерить меридианальную высоту, и, узнав
ее, он через десять минут, произведя необходимые вычисле­
ния, найдет координаты места. У него на борту нет ни груза,
ни пассажиров, ничто не заставляет его торопиться до цели,
он может спокойно плыть, а если он усомнится в своем ис­

кусстве мореплавания и испугается, как бы не наскочить на
землю, он может лечь в дрейф на всю ночь и только с наступ­
лением дня пускаться в дальнейший путь.
Джошеуа Слокум несколько лет тому назад совершил кру­
госветное плавание на паруснике длиной в тридцать семь фу­
тов и один управлял им. Я никогда не забуду того места в его
рассказе об этом путешествии, где он восторженно приветст­
вует тех молодых людей, которые захотят на таких же не­
больших суднах совершить подобные же путешествия. Меня
захватила эта мысль, захватила до такой степени, что я взял
с собою в путешествие мою жену. Экскурсия бюро Кука пока­
жется рядом с таким путешествием совершенной чепухой.
А сколько удовольствия оно доставит! И в довершение всего
послужит молодому человеку хорошей наукой: он узнает
многое о внешнем мире, увидит неведомые страны, людей
и природу, но он познает также и мир внутренний, изучит
и поймет самого себя, познает свою душу. А какая это школа
для выдержки, характера! Юноша познает здесь пределы сво­
их возможностей, а затем неминуемо будет стараться расши­
рить эти пределы. И вернется из такого плавания и лучшим
и более значительным человеком. А что касается спорта, то
лучше нет спорта, чем обойти кругом света, выполняя всю ра­
боту собственными руками, завися только от одного себя, и,
вернувшись наконец туда, откуда отправился, мысленно пред­
ставить себе стремительно мчащуюся в мировых пространст­
вах нашу планету, вокруг которой вы совершили свое путе­
шествие, и сказать: «Я сделал это; собственными руками сде­
лал я это. Я обошел вокруг вращающегося шара. Я могу путе­
шествовать один, без приставленного ко мне в качестве нянь­
ки капитана, который направлял бы мой путь по морям. Я не
могу полететь на другие звезды, но на этой звезде я хозяин!»
Когда я дописываю эти строки, я поднимаю глаза и смотрю
на море. Я нахожусь в заливе Вайкики, на острове Оаху. Дале­
ко по бледно-голубому небу тянутся облака над зеленоватой
бирюзой океана. Ближе к берегу вода переходит в изумруд­
ный и оливковый цвета. Около коралловых рифов она стано­
вится дымчато-лиловой, с кроваво-красными пятнами. Затем
чередуются ярко-зеленые и рябиново-красные полосы, указы­
вая места песчаных и коралловых отмелей. Через все эти изу­
мительные краски и над ними и из них бьет и грохочет вели­
колепный прибой. Как я уже сказал, я поднимаю глаза—
и вдруг на белом гребне налетающей волны я вижу прямую
темную фигуру не то сирены, не то морского божества; оно
стоит в дымящейся пене, гребень каждое мгновение вздымает­
40

ся и падает, брызги окутывают его по пояс, и волна кипит, вы­
нося его к берегу одним могучим разбегом. Это канака на
своей доске. И я знаю, что как только я закончу эти строки,
я тоже окажусь в этой вакханалии красок и кипящего прибоя
и буду пробовать тоже кататься на гребнях, как он, и буду па­
дать,— как он, разумеется, никогда не падает,—но зато буду
жить так остро, как немногие из людей. И картина этого мо­
ря, горящего разноцветными огнями, и образ летящего в вол­
нах морского божества, конечно, достаточное основание для
молодых людей плыть на запад и еще дальше на запад, до тех
пор все на запад и на запад, пока они не окажутся опять на ро­
дине.
Но вернемся к навигации. Пожалуйста, не подумайте, что
я уже изучил ее вдоль и поперек. Я знаю только основы нави­
гации, и мне еще многое осталось выучить, на «Снарке» име­
ется масса увлекательных книг по навигации, которые до сих
пор ждут меня. Имеются, например, угол опасности Лекки—очень интересный угол—и линия Сомнера, которая опре­
делит вам безошибочно—когда вы уже окончательно собье­
тесь с дороги—не только то место, где вы находитесь, но и те
места, где вас нет. Существуют дюжины дюжин различных
способов определения положения судна, и нужно посвятить
изучению целые годы, чтобы овладеть всеми тонкостями.
Но даже в том немногом, чему мы научились, были пробе­
лы, чем и объяснялось странное поведение «Снарка». Так, на­
пример, в четверг, 16 мая, пассат совсем стих. В течение два­
дцати четырех часов, до самого полудня пятницы, мы, соглас­
но показаниям лага, не прошли и двадцати миль. Вот, однако,
наше положение на море в четверг и в пятницу, согласно на­
шим полуденным астрономическим наблюдениям:
Ч е т в е р г ........................................................ 20°57' 9"
........................................................ 152°40'30"
Пятница........................................................ 21° 15'33"
........................................................
154° 12'-

Расстояние между этими двумя точками на карте равня­
лось приблизительно восьмидесяти милям. А мы прекрасно
знали, что не прошли и двадцати миль. Вычисления наши бы­
ли безукоризненно правильны. Мы несколько раз проверяли
их; ошибка была сделана во время наблюдений. Правильное
наблюдение требует практики и ловкости, особенно на таком
небольшом судне, как «Снарк». Непрерывная качка судна
и близость глаза наблюдателя к поверхности воды очень ме­
41

шают. Большая волна, поднимающаяся где-нибудь за шлю
от вас, в состоянии совсем закрыть горизонт.
Но в данном случае действовал другой мешавший нам фак­
тор. Солнце, совершая свой годичный путь по небу к северу,
увеличивало свое склонение. На девятнадцатой параллели се­
верной широты Солнце в половине мая стоит почти над голо­
вой. Высота его в полдень равна восьмидесяти восьми или
восьмидесяти девяти градусам. Если бы она равнялась девяно­
ста градусам, Солнце находилось бы совсем & зените. Только
назавтра узнали мы кое-что о том, как ловить Солще, когда
оно почти перпендикулярно над головой. Роско приготовился
ловить Солнце на востоке и настаивал на своем, хотя оно явно
намеревалось пройти меридиан на юге. Со своей стороны,
я решил ловить его на юго-востоке, но постепенно уклонился
на юго-запад. Как видите, мы еще продолжали учиться. Нако­
нец, когда судовые часы показывали двадцать пять минут пер­
вого, я провозгласил полдень по Солнцу. Это значило, что на­
ше местоположение на поверхности земли изменилось на два­
дцать пять минут, что равняется приблизительно шести граду­
сам долготы, или тремстам пятидесяти милям. А это доказы­
вало, что «Снарк» шел со скоростью пятнадцати узлов в тече­
ние двадцати четырех часов,—а мы и не заметали! Вышло
смешно и нелепо... Но Роско, продолжая смотреть на восток,
утверждал, что полдень еще не наступил. Он намерен был
уверить нас, что мы идем со скоростью двадцати узлов. Тут
мы начали быстро поворачивать наши секстаны по горизонту,
и куда бы мы ни глядели, всюду мы видели Солнце до стран­
ности низко над горизонтом, а иногда и ниже его. В одном на­
правлении Солнце говорило нам, что еще раннее утро,
а в другом—что полдень давно миновал. Но Солнце показыва­
ло время правильно—значит, ошибались мы. И до самого
ужина мы просидели в каюте, стараясь разобрать этот вопрос
с помошью книг и найти, в чем же состояла наша ошибка. Мы
напутали в наших наблюдениях на этот раз, но мы не путали
в следующий раз. Мы научились.
И мы хорошо научились, лучше даже, чем сами предпола­
гали. Как-то раз в начале второй вечерней вахты мы с Чарми­
ан на баке играли в карты. Вдруг я увидел впереди какие-то
горы, окутанные облаками. Мы, конечно, обрадовались земле,
но я был очень огорчен нашими познаниями в навигации.
Я полагал, что мы научились кое-чему, а согласно нашим на­
блюдениям в полдень, даже если прибавить то расстояние, ко­
торое мы прошли с тех пор, земля должна была находиться
42

не ближе ста миль. Но это была земля, таявшая на наших гла­
зах в лучах заката. Спорить было не о чем. Значит, наши вы­
числения неправильны. Но нет, они были правильны. Просто
показалась вершина горы Халеакала, Обители Солнца, вели­
чайшего потухшего вулкана на всем земном шаре. Он подни­
мается на десять тысяч футов над уровнем моря, и его видно
на расстоянии ста миль. Мы шли к нему всю ночь со скоро­
стью семи узлов, а наутро Обитель Солнца по-прежнему сто­
яла на горизонте, и потребовалось еще много часов, чтобы
добраться до нее.
—
Это остров Мауи,—решили мы после исследования кар­
ты.—Следующий остров, намечающийся на горизонте,—Мо­
локаи, где находится колония прокаженных. А еще следу­
ющий —Оаху. Вон гора Макапуу. Завтра мы будем в Гонолулу.
Выходит, что наши познания в навигации совсем уж не так
плохи.

Глава V
ПЕРВАЯ ОСТАНОВКА В ПУТИ

—
На море совсем не будет скучно,—
я своим товарищам перед отправлением.—Море полно жизни.
Оно так населено живыми существами, что мы каждый день
будем встречать что-нибудь новое. Как только мы пройдем Зо­
лотые Ворота и повернем к югу, мы увидим летучих рыб. Бу­
дем поджаривать их на завтрак. Будем также бить макрелей
и дельфинов острогой с бушприта. И потом акулы. Акул будет
без конца.
Мы прошли Золотые Ворота и повернули к югу. Горы Ка­
лифорнии исчезли мало-помалу с горизонта, а солнце с каж­
дым днем становилось жарче. Но летучих рыб не было; макре­
лей и дельфинов тоже не было. Океан был совершенно лишен
жизни. Никогда раньше я не плавал по такому пустынному
океану. Прежде в этих самых широтах я всегда встречал лету­
чих рыб.
—
Ничего,—говорил я.—Подождите, пока мы поравняемся
с берегом Южной Калифорнии. Там мы увидим летучих рыб.
Мы поравнялись с Южной Калифорнией, мы прошли вдоль
всей Калифорнии, мы шли вдоль мексиканского побережья,
а летучих рыб не было. И ничего другого не было. Никакой
жизни. Дни шли, и это отсутствие жизни становилось удруча­
ющим.
43

— Не беда,—говорю я.—Как только мы встретим лета­
ющих рыб, мы встретим и все остальное. Летучие рыбы это
вроде авангарда океана. Как только увидим летучих рыб, сра­
зу явится и все остальное.
Чтобы попасть на Гавайские острова, мне нужно было бы
держать на юго-запад, а я все держал на юг. Мне непременно
хотелось отыскать этих летучих рыб. Наконец, настало время
повернуть прямо на запад, если я хотел попасть в Гонолулу.
Но я все продолжал идти на юг. На девятнадцатом градусе
широты мы увидели первую летучую рыбу. Она казалась
очень одинокой. Я заметил это. Пять пар внимательных глаз
обшаривали море целый день, но не заметили больше ни
одной. А в следующие дни они попадались так одою, что про­
шла целая неделя, пока все мои спутники заметили каждый
по одной летучей рыбе. А что касается до дельфинов, макре­
лей и прочих морских созданий, то их совсем не было.
Ни одна акула ни разу не разрезала водной поверхности
своими темными зловещими плавниками. Берт ежедневно ку­
пался в море, держась за ватер-штаг под бушпритом. И еже­
дневно говорил нам, как он отпустит наконец штаг и будет
купаться по-настоящему. Я всячески уговаривал его не делать
этого. Но он перестал считать меня авторитетом по части
моря.
— Если акулы здесь есть,—говорил он,—то почему же они
не показываются?
Я уверял его, что они сейчас же покажутся, как только он
отпустит штаг и поплывет в море. Собственно, я запугивал
его нарочно. Я сам в это не верил. Два дня мне удавалось
удерживать его. А на третий день ветер упал, и стало очень
жарко. «Снарк» двигался со скоростью одного узла. Берт
спрыгнул в воду с бушприта и поплыл. И вот странная прев­
ратность судьбы! Мы проделали более двух тысяч миль по
океану и не видали акул. А тут через пять минут после того,
как Берт взобрался на судно, черный плавник акулы резал во­
ду, кружась около «Сщрка».
Что-то с этой акулой было не так. Ее появление смутило
меня. С какой стати она очутилась посреди пустынного оке­
ана? Чем больше я об этом думал, тем это становилось непо­
нятнее. Но через два часа мы заметили землю—и тайна объяс­
нилась. Акула явилась к нам от берега, а не из необитаемых
глубин океана. Она была вестником земли.
Через двадцать семь дней по выходе из Сан-Франциско мы
подходили к острову Оаху, принадлежащему к группе Гавай­
44

ских островов. Рано утром мы обогнули Алмазную Вершину
и очутились против Гонолулу. И тут океан внезапно закипел
жизнью. Сверкающие эскадроны летающих рыб пронизыва­
ли воздух. За пять минут мы их насчитали больше, чем за
все предыдущее путешествие. И еще какие-то другие тол­
стые рыбы выпрыгивали из воды. Жизнь была всюду: и на
море и на берегу. Мы видели мачты и пароходные трубы
в гавани, гостиницы и купальни по всей бухте Вайкики,
и уютные дымки домов по вулканическим склонам Пунше­
вой Чаши и Тантала. Таможенный катер летел к нам на всех
парах, а большая стая дельфинов проделывала у носа «Снар­
ка» самые уморительные прыжки. К борту подошла птк>пка
портового врача, а большая морская черепаха выставила из
воды спину и голову и с любопытством посмотрела на нас
Ни разу еще на море не было вокруг нас такого водоворота
жизни. Какие-то незнакомые лица появились на палубе, кри­
чали незнакомые странные голоса, и перед глазами замель­
кали настоящие сегодняшние газеты с телеграммами из всех
частей света. Из них мы узнали, между прочим, что «Снарк»
а) всем экипажем погиб в море и что это было совершенно
никудышное судно. Однако, пока мы читали это печальное
45

сообщение, радиотелеграф на вершине Халеакала получил из­
вестие о благополучном прибытии «Снарка» в Гонолулу.
Это была первая остановка «Снарка»—и какая остановка!
Двадцать семь дней мы пробыли в пустынях океана, и нам до­
вольно трудно было принять в себя столько жизни. Глав­
ное—сразу. Мы были ошеломлены, как пробудившиеся Рилы
Ван-Винкли, и нам казалось, что все это во сне. С одной сторо­
ны «Снарка» светло-голубое небо скатывалось в светло-голу­
бое море. С другой—море вздымалось огромными изумруд­
ными волнами, разбивавшимися снежной пеной о коралловые
рифы бухты. А выше, на берегу, мягкими зелеными уступают
поднимались плантации сахарного тростника, взбираясь на
крутые склоны, которые затем переходили в зубчатые вулка­
нические хребты, окутанные туманами тропических лиЕкей
и огромными шапками принесенных пассатом облаков. Если
это был сон, то чудесный сон. «Снарк» развернулся и пошел
в изумрудный прибой, который вздымался и грохотал по обе­
им его сторонам, и совсем близко от нас рифы скалили сбои
длинные, бледно-зеленые угрожающие зубы.
Внезапно сам берег двинулся на нас и охватил «Снарк» хао­
сом своих зеленых рук. Не было уже опасного прохода между
рифами, не было изумрудного прибоя и бледно-голубого океа­
на—ничего не было, кроме мягкой, теплой земли, застывшей
лагуны и купающихся в ней темнокожих ребят. Океана боль­
ше не было. Якорь «Снарка» загрохотал цепью—и мы стали.
Все было так красиво и странно, что мы никак не могли пова­
рить в реальность окружающего нас великолепия. По карте
это место называется Жемчужной бухтой, но мы его назвали
Бухтой Снов.
К нам подошла шлюпка: это члены местного яхт-клуба
явились поздравить нас с приездом и сделали это с истинно
гавайским гостеприимством. Это были, конечно, самые обык­
новенные люди из плоти, крови и всего прочего, но появление
их не нарушило очарования сна. Последние наши воспомина­
ния о людях были связаны с появлением судебных приставов
и маленьких перепуганных коммерсантов с потертыми долла­
рами вместо душ. Эти людишки в смрадной атмосфере угля
и копоти вцепились в «Снарк» грязными цепкими руками, ке
отпуская его в мир приключений и снов. Но люди, встретив­
шие нас здесь, были чистыми и прекрасными. На щеках их ле­
жал здоровый загар, а глаза были ясными—они не потускне­
ли и не загородились линзами очков от блеска вечно пересчи­
тываемых долларов. Нет, эти люди только еще больше убеди­
ли нас, что мы видим прекрасный сон.
46

Мы вышли вслед за этими чудесными людьми на волшеб­
ный зеленый берег. Мы высадились на миниатюрной приста­
ни, и сон стал еще чудеснее. Не забудьте, что в продолжение
двадцати семи дней мы качались по океану на маленьком
«Снарке». В течение двадцати семи дней не было ни одной ми­
нуты без этого качающегося движения. Оно вошло уже в на­
шу плоть и кровь. И тела и души наши так долго качало
и подкидывало, что когда мы вышли на миниатюрную при­
стань, мы все еще продолжали качаться. Мы, естественно,
приписывали это самой пристани. Своего рода психологиче­
ский обман. Я заковылял вдоль пристани и чуть не слетел
в воду. Взглянул на Чармиан—и ее походка меня опечалила.
Пристань ни в чем не уступала палубе судна. Она поднима­
лась, вздрагивала, качалась и стремительно летела вниз; а так
как держаться было не за что, то мы с Чармиан должны были
прилагать все усилия, чтобы не упасть в воду. Я никогда не ви­
дал такой каверзной пристани! Когда я смотрел на нее, она
переставала качаться, но как только мое внимание отвлека­
лось чем-нибудь, она опять становилась «Снарком». Один раз
я поймал ее все-таки, как раз, когда она встала отвесно; я по­
смотрел на ее противоположный конец с высоты около двух­
сот футов —и, честное слово, это была настоящая палуба на­
стоящего судна, бросающегося вниз с гребня волны.
Наконец, поддерживаемые нашими новыми друзьями, мы
кое-как преодолели пристань и ступили на твердую сушу. Но
и суша оказалась не лучше. Первое, что она вздумала сде­
лать,—это быстро накрениться в сторону вместе со всеми го­
рами и даже с облаками, и я далеко-далеко мог проследить ее
крен. Нет, это не была устойчивая, твердая земля, иначе она
не выкидывала бы таких номеров. Она была так же нереальна,
как и весь этот берег. Того и гляди, рассеется, как облачко па­
ра. Мне пришла в голову мысль, что это, может быть, моя ви­
на: просто съел чего-нибудь и вот теперь кружится голова. Но
я взглянул на Чармиан и ее неуверенную поступь: как раз
в это мгновение она качнулась и толкнула шедшего рядом
с ней яхтсмена. Я заговорил с ней, и она тотчас же пожалова­
лась мне на странное поведение земли.
Мы шли через широкую волшебную лужайку, потом по
аллее царственных пальм, и опять через лужайку, еще более
волшебную, осененные благодатной тенью стройных дере­
вьев. Воздух звенел птичьими голосами и был душным от рос­
кошных теплых ароматов огромных лилий, пылающих хибис47

кусов и других странных, опьяняющих тропических растений.
Сон становился непереносимо прекрасным для нас, видевших
перед собой так долго только соленую воду в беспрерывном
движении. Чармиан протянула руку и уцепилась за меня. «Не
может выдержать этой красоты»,—подумал я. Но оказалось
другое. Когда я расставил ноги, чтобы поддержать ее, я заме­
тил, что лужайка и кусты качаются и кружатся. Это было сов­
сем как землетрясение, только маленькое, оно скоро прошло
и никому не причинило вреда И главное—отчаянно трудно
было поймать ее, то есть землю, на этих фокусах Пока я сле­
дил за нею, ничего не происходило, но стоило мне только от­
влечься чем-нибудь посторонним, все кругом начинало ка­
чаться и волноваться. Один раз мне удалось при быстром
и внезапном повороте головы поймать красивое движение
пальм, описывающих огромную дугу через все небо. Но как
только я поймал это движение, оно прекратилось, и вокруг
меня был прежний безмятежный сон.
Наконец мы вошли в сказочный дом с широкой прохлад­
ной верандой—дом, где могли жить только сказочные су­
щества, питающиеся лотосом. Окна и двери были широко рас­
пахнуты, и пение птиц и ароматы цветов приплывали и уплы­
вали через них. Стены были затянуты плетеными циновками
из кокосовых волокон. Небольшие диваны, покрытые коври­
ками из зеленой травы, заманчиво глядели отовсюду, и тут же
стоял большой рояль, который должен был издавать, как мне
казалось, только баюкающие звука Служанки-японки в на­
циональных костюмах порхали вокруг бесшумно, как бабоч­
ки. Все было овеяно сверхъестественной свежестью. Ничего
похожего на грубые нападения солнца и ветра в безбрежном
море. Нет, положительно, все это было чересчур хорошо. Это
не могло быть реальностью. Я понял это, потому что, быстро
обернувшись, поймал рояль на каком-то подозрительном пи­
руэте в углу комнаты. Я не сказал ничего: как раз в это время
к нам подошла прелестная женщина, настоящая мадонна,
одетая в белые разлетающиеся одежды, в сандалиях, поздоро­
валась с нами так, как будто она знала нас всю жизнь.
Мы сели за стол на веранде, где вкушают лотос; нам при­
служивали бабочки, и мы ели удивительные кушанья и пили
нектар, который называют здесь пои. Но по временам сон гро­
зил растаять. Он вздрагивал и туманился, как радужный
мыльный пузырь, готовый лопнуть. Я взглянул на зеленую лу­
48

жайку, на стройные деревья и цветы хибискуса и вдруг почув­
ствовал, что стол двигается. Стол и мадонна против меня,
и веранда, где вкушают лотос, и пылающие хибискусы, и лу­
жайка, и деревья—все вдруг взметнулось кверху и затем тяже­
ло полетело вниз, как с гребня чудовищной волны. Я судо­
рожно ухватился за ручки кресла и удержался. У меня было
такое чувство, что я держусь не только за стул, но и за самый
сон и удерживаю его. Я нисколько не был бы удивлен, если бы
вдруг кругом зашумело море, смыло бы всю эту волшебную
страну и я очутился бы опять на «Снарке», опять на руле,
с таблицами логарифмов в руке. Но сон не исчезал. Я украдкой
взглянул на мадонну и ее супруга. Они не изменились. Й блю­
да не сдвинулись со стола. И хибискусы, и деревья, и трава бы­
ли на месте. Ничто не изменилось. Я выпил еще немного нек­
тара, и сон стал реальнее, чем когда-либо.
— Не хотите ли чаю со льдом?—спросила мадонна, и ко­
нец стола, где она сидела, осторожно наклонился, и я ответил
«да» уже под углом в сорок пять градусов.
— Вот вы говорили об акулах,—сказал ее муж.—Там, на
Ниихау, был один человек...
В это мгновение стол качнулся и стал подниматься на ды­
бы; я смотрел на говорившего снизу, под углом в сорок пять
градусов.
Так шел завтрак, и я был счастлив, что по крайней мере
могу не видеть походки Чармиан и не огорчаться. Вдруг ка­
кое-то таинственное слово испуга сорвалось с губ небожи­
телей.
«Ну вот,—подумал я,—конец прекрасному сновидению».
Я с отчаянием вцепился в стул, твердо решившись вернуть­
ся в реальность «Снарка», захватив с собою вещественное до­
казательство существования страны лотоса. Я чувствовал, как
сон притаился и сейчас уйдет. Но вот опять прозвучало та­
инственное страшное слово. Оно звучало как-то вроде:
«ре-пор-теры». Я взглянул и увидел, что три человека направ­
ляются к нам через лужайку. О милые, благословенные ре­
портеры! Значит, все-таки этот сон был настоящей, неоспори­
мой реальностью! Я посмотрел вдаль, на сияющее море и уви­
дел «Снарк», стоявший на якоре, и вспомнил, что я приплыл
на нем от Сан-Франциско до Гавайских островов, и что вот
это—Жемчужная бухта, и что сейчас меня с кем-то знакомят,
и я уже отвечаю на первый вопрос:
— О да, погода была чудесная всю дорогу!
49

Глава VI
СПОРТ БОГОВ И ГЕРОЕВ

Да, это действительно лучший спорт для
прирожденных героев.
Трава в бухте Вайкики растет у самой воды. Деревья тоже.
И вот сидишь под их сенью и глядишь на величественный при­
бой, накатывающийся к самым твоим ногам. На расстоянии
полумили, там, где рифы, из безмятежной бирюзовой глубины
выскакивают вдруг косматые белогривые валы и мчатся к бе­
регу. Они летят друг за другом, захватывая целую милю в ши­
рину, с дымящимися хребтами—белые батальоны бесчислен­
ной армии океана. А ты сидишь и слушаешь несмолкаемый
гул и смотришь на бесконечную их процессию, и чувствуешь
себя маленьким, жалким перед бешеной силой, воплотившей­
ся в их реве и ярости. Чувствуешь себя йшкроскопически кро­
хотным, и одна мысль о том, что можно вступить в бой с эти­
ми волнами, заставляет содрогаться от страха. Эти волны,
длиною в целую милю, эти зубастые чудовища весят добрую
тысячу тонн и мчатся к берегу быстрее, чем может бежать че­
ловек. Можно ли отважиться на это? Нет, нельзя,—решает
трепещущий разум; и ты сидишь, и глядишь, и думаешь: как
хорошо нежиться на траве, в тени у берега!..
И вдруг там, где вздымается к небесам могучий седой вал
из водоворота пены, взбитой как сливки, показывается мор­
ской бог. Сначала на головокружительно несущемся гребне,
нарастающем, нависающем, обрушивающемся вниз, появляет­
ся его голова. Потом черные плечи, грудь, колени, ноги—все
выступает на белом фоне, как яркое видение. Там, где за мину­
ту до этого была лишь дикая стихия и непокорный рев воды,
стоит теперь человек, стоит прямо, во весь рост, а не бьется
судорожно из последних сил, не падает, не гибнет под удара­
ми могучих чудовищ, нет, он возвышается над ними, спокой­
ный, великолепный, стоит на самой вершине—и только ноги
его захватывает кипящая пена да соленые брызги взлетают до
колен, а все его тело—в воздухе, в солнечном свете, и он ле­
тит в этом воздухе, летит вперед, летит так же быстро, как
гребень, на котором он стоит.
Это Меркурий, смуглый Меркурий. На ногах у него крылья,
а в них вся сила и быстрота океана. Он выскочил из пучины,
оседлав волну, он скачет на ней, а она ревет и мечется под
ним и не может сбросить его. А он даже не борется с ней, да­
же не балансирует. Он стоит неподвижный, бесстрастный, как
50

каменное изваяние, вознесенное каким-то чудом со дна океа­
на. И он летит прямо на берег, стоя своими крылатыми нога­
ми на белом гребне. И дико разбивается пенная волна и с про­
тяжным, замирающим шумом растекается, обессилевшая,
у ваших ног, и вот уже на берегу спокойно стоит канака, смуг­
лый, золотой от тропического солнца. Несколько минут назад
он был маленьким пятнышком за четверть мили от берега. Он
взнуздал упрямое морское чудовище, он ехал на нем, и гор­
дость победы чувствуется во всем его прекрасном теле, когда
он как бы равнодушно взглядывает на вас, сидящего на берегу
в тени. Он чувствует себя человеком, представителем той уди­
вительной породы, которая покорила материю, подчинила се­
бе всех прочих тварей земных, завладела всем миром.
Все это прекрасно, когда сидишь и рассуждаешь здесь,
в прохладной тени. Ко, собственно говоря, вы такой же чело­
век, из той же удивительной породы; и, значит, если канака
может это делать, то и вы можете. Ступайте и пробуйте.
Сбросьте одежду, которая только мешает здесь, в этом пре­
красном климате. Ступайте и боритесь с океаном: окрылите
свои ноги всей смелостью и силой, которыми вы наделены от
природы; оседлайте дикие волны, покорите их и катайтесь на
их спинах, как истинный повелитель вселенной.
Вот как случилось, что я научился кататься на прибое. И те­
перь, когда я умею это делать, я опять повторяю с еще боль­
шей настойчивостью: это спорт богов и героев.
Позвольте мне прежде всего объяснить механику этого де­
ла. Волна—это передающееся движение. Вода, составляющая
волну, сама по себе не движется. Если бы она двигалась, в том
месте, где упал бы брошенный вами камень и откуда расхо­
дятся по воде круги, была бы все увеличивающаяся дыра. Нет,
вода, составляющая тело волны, неподвижна. Глядя перед со­
бой на поверхность океана, вы увидите, как та же самая вода
тысячу раз будет вздыматься и падать от движения тысяч сле­
дующих одна за другой волн. Теперь представьте себе, что это
движение направлено к берегу. У берега дно постепенно под­
нимается, и нижняя часть волны, соприкасаясь с ним, задер­
живается. Но вода текуча, и верхняя часть волны не столкну­
лась ни с каким препятствием, она продолжает мчаться впе­
ред. А раз верхняя часть волны продолжает мчаться вперед,
когда нижняя часть ее отстала, так просто это не проходит.
Гребень накатывает вперед и падает вниз, клубясь и грохоча.
От столкновения подножия волны с поднимающимся дном
и возникает пркбой.
51

Но переход от плавного волнообразного движения к пеня­
щимся волнам не внезапен, кроме тех случаев, когда дно моря
повышается сразу. Если дно постепенно повышается на протя­
жении от одной четверти мили до мили, то и превращение
волны протекает на таком же пространстве. Именно такое по­
степенно повышающееся дно у залива Вайкики, и прибой там
восхитительно приспособлен к тому, чтобы кататься на нем.
Вы забираетесь на хребет волны как раз тогда, когда она начи­
нает расти, и стоите на ней все то время, пока она растет,
устремляясь к берегу.
А теперь перейдем к частному вопросу о технике катания
на прибое. Возьмите гладкую доску в шесть футов длины и два
фута ширины, с закругленными концами. Ложитесь на нее
вдоль', как ложатся ребята на санки, и гребите руками, пока не
доберетесь до такой глубины, где уже начинают образовы­
ваться волны. Там оставайтесь па своей £юске совершенно спо­
койно. Волна за волной вздымается сзади, спереди, снизу,
сверху, но они вас не сдвинут. Вам надо ждать волны с пеня­
щимся гребнем. Такие волны выше и круче. Вообразите себя
на доске, на переднем склоне такой высокой волны. Если бы
волна стояла неподвижно, вы бы скатились с нее, как дети на
салазках с горы. «Позвольте,—говорите вы,—волна ведь не
стоит на месте». Верно, волна не стоит на месте, но вода, об­
разующая ее, стоит на месте, и в этом весь секрет. Если вы
установите доску на переднем склоне волны, то вы будете все
время скользить по ней, никогда не достигая ее подножия. По­
жалуйста, не смейтесь! Пусть склон волны будет всего-навсего
шесть футов—вы все-таки будете соскальзывать с него на про­
тяжении четверти мили или полмили и §се-таки не достигнете
подножия. Потому, что, видите ли, если волна—это только
передача движения и если вода, образующая волну, все время
меняется, то новая вода будет подыматься под вами по мере
того, как передвигается волна Вы соскальзываете по зтой.новой воде, но оказываетесь в прежнем положении на волне, все
время скользя вниз по воде, которая с такой же скоростью
подымается под вами, образуя вашу волну. Вы скользите со
скоростью, равной быстроте движения волны. Если она дви­
жется со скоростью пятнадцати миль в час, вы тоже скользите
со скоростью пятнадцати миль в час. Между вами и берегом
лежит водное пространство в четверть мили. Волна катится,
вода услужливо вздымается, остальное доделывает сила тя­
жести—и вы скользите, скользите вниз на протяжении всей
четверти мили. Если же вы по-прежнему думаете, что вода
52

движется вместе с вами, погрузите в нее руки и попробуйте
грести, вы почувствуете при каждом ударе, что вода убегает
у вас из-под ладоней с той же скоростью, с какой вы мчитесь

вперед

А теперь еще кое-что о технических приемах катания на
прибое. Нет правила без исключения. Действительно, вода, со­
ставляющая волну, не движется вперед. Но все-таки воде со­
общается импульс. И на самом гребне вода безусловно дви­
жется, и вы сразу заметите это, если она ударит вас в лицо
или если вас захлестнет здоровенная волна, и вы с полмину­
ты, задыхаясь и захлебываясь, пробудете под водой. Гребень
волны как бы покоится все время на основании—на той воде,
что образует нижнюю часть волны. Основание волны, сопри­
касаясь с дном, останавливается, тогда как гребень ее летит
дальше. Основание больше не поддерживает его. Там, где был
крепкий фундамент из воды, тетерь имеется только воздух,
и впервые волна знакомится с земным притяжением и обру­
шивается вниз, в то же время отрываясь от медлящего основа­
ния и летя вперед. Поэтому катание на прибое и нельзя срав­
нивать с мирным катанием на салазках. В самом деле, вас вы53

швыривает на берег с такой силой, как будто вас бросила рука
титана.
Я покинул прохладную сень деревьев, надел купальный ко­
стюм и с доской в руках вошел в воду. Доска была мала для
меня. Но я этого не знал, и никто ничего не сказал мне. Я при­
соединился к компании малолетних туземцев, упражнявших­
ся в сравнительно спокойной воде, где волны были невелики
и смиренны—нечто вроде купального детского сада,—я стал
наблюдать за ребятами. Когда на них набегала волна, они бро­
сались животом на доски, били ногами как сумасшедшие и не­
слись к берегу. Я попробовал сделать то же. Я подражал каж­
дому их движению—и все-таки ничего не выходило. Волна
проносилась мимо, но не подхватывала меня. Я пробовал мно­
го раз. Я бил ногами, так же как мальчишки около меня,
и все-таки оставался на месте. Вокруг меня было с полдюжи­
ны ребят. Все мы поджидали хорошую волну. Все вместе вска­
кивали на нее на наших досках и билй ногами, как пароход
спицами колес, но чертенята ушщвали, а я оставался на ме­
сте, точно какой-то отверженный.
Я провозился битый час и не смог убедить ни одну волну
дотащить меня до берега. И тогда явился избавитель—Алек­
сандр Юм Форд, путешественник по призванию и большой
любитель сильных ощущений, которые готов искать повсюду.
В Вайкики он нашел их. Он плыл в Австралию, остановился
здесь на неделю, чтобы испытать ощущение катания на при­
бое, да так и остался. Он провел здесь уже с месяц, катался
каждый день, и очарование все не пропадало. Он сказал мне
тоном знатока:
—
Бросьте эту доску, бросьте сейчас же! Посмотрите, как
вы на ней лежите. Если она толкнется носом в дно, она неми­
нуемо пробьет вам живот и выпустит кишки. Возьмите мою.
У нее такой размер, как нужно для взрослого.
Когда я сталкиваюсь с наукой, я всегда становлюсь покор­
ным и смиренным: Форд мог убедиться в этом. Он научил меня
обращаться с доской. Потом, дождавшись хорошей волны, он
подтолкнул меня в нужный момент. О волшебная минута, ко­
гда я почувствовал, что волна подхватила меня и несет!
Я пролетел на ней футов полтораста и мягко опустился на пе­
сок. туг я погиб окончательно. Я вернулся к Форду с доской.
Доска была прекрасная, толщиной в несколько дюймов и ве­
сила семьдесят пять фунтов. Форд надавал мне кучу советов.
Его самого не учил никто, и то, что он сообщил мне в течение
получаса, было добыто в результате нескольких недель труда.
Через полчаса я уже мог кататься самостоятельно. Я катался
54

и катался, а Форд ободрял и советовал. Он указал мне, напри­
мер, на каком расстоянии от переднего конца доски надо ло­
житься. Но один раз я, очевидно, лег слишком близко, потому
что проклятая доскажу самого берега зарылась носом в дно
я сделала зто так внезапно, что перевернулась сама и грубей­
шим образом стряхнула меня с себя. Меня подбросило в воз­
дух как щепку и постыдно смяло набежавшей волной, туг
я понял, что, если бы не Форд, мне бы давно пробило живот.
Форд говорит, что в таком риске и заключается вся прелесть
этого спорта. Может быть, ему посчастливится, и он до отъез­
да из Вайкики успеет получить рану в живот; тогда, я наде­
юсь, его страсть к сильным ощущениям будет на какое-то вре­
мя удовлетворена.
Я твердо убежден, что самоубийство все-таки лучше, чем
убийство, а в особенности если предстоит убить женщину.
Форд спас меня от убийства. «Вообразите свои нош ру­
лем,—сказал он—Сожмите их плотно и правьте ими». Через
несколько минут после того, как были сказаны эти слова,
я лежал на гребне. Когда я был уже близко от берега, я уви­
дел прямо перед собой женскую фигуру по пояс в воде. Что
делать? Как остановить волну? Похоже было на то, что жен­
щина погибла. В доске было семьдесят пять фунтов весу; во
мне—сто шестьдесят пять. Все это неслось со скоростью пят­
надцати миль в час. Я предоставляю кому угодно математиче­
ски вычислить силу, которая должна была обрушиться на эту
бедную хрупкую женщину. И тут я вспомнил Форда, моего ангела-хранителя. «Править ногами, как рулем»,—пронеслось
у .меня в голове. И я правил, правил изо всех сил, какие были
у меня в ногах. Доска повернулась боком к гребню волны. Тут
одновременно произошло очень многое. Прежде всего волна
легонько шлепнула меня, то есть легонько, принимая во вни­
мание мощь волны, но вполне достаточно для того, чтобы
сбить меня с доски и сбросить на дно, с которым мне при­
шлось прийти в крайне неприятное столкновение и некоторое
время катиться по нему кубарем. Наконец, мне удалось осво­
бодить из воды голову, а потом набрать в легкие воздух
и встать на ноги. Женщина стояла передо мной. Я чувствовал
себя героем. Я спас ее. А она... она смеялась. Как она хохотала
надо мной! И это не была истерика от пережитого страха Она
даже не подозревала об опасности. Я утешил себя тем, что
в конце концов спас ее Форд, а не я, и, стало быть, я вовсе не
обязан корчить из себя героя. А кроме того, этот руль из ног
оказался интереснейшей штукой. Через несколько минут
55

упражнений я уже мог лавировать между купальщиками,
и притом оказывался сверху волны, а не под ней.
— Завтра,—сказал Форд,—я возьму вас подальше, в голу­
бую воду.
Я посмотрел в ту сторону, иуда он показывал, и увидел ги­
гантских косматых чудовищ. По сравнению с ними волны, на
которых я катался сегодня, казались просто рябью. Я не знаю,
что бы я сказал ему, если бы не вспомнил вовремя, что при­
надлежу к удивительнейшей породе животных, которая...
и т. д. Поэтому я сказал:
— Отлично, завтра непременно.
Вода в бухте Вайкики точно такая же, как и всюду на Гавай­
ских островах; и вода эта, в особенности с точки зрения ку­
пальщиков, удивительная. Она достаточно прохладна, чтобы
давать приятное ощущение, и в то же время достаточно теп­
ла, чтобы в ней можно было плавать хоть целый день, не ри­
скуя озябнуть и простудиться. При свете солнца, при мерцании
звезд, ровно в полдень или во мраке полуночи, зимой или
в разгар лета она всегда имеет одинаковую температуру: не
слишком низкую, не слишком высокую, а в самый раз. Это
удивительная вода, соленая, как и сам древний океан, чистая
и кристально прозрачная. Понятно, что на такой воде кана­
ки —самые искусные пловцы в мире.
Итак, в следующее утро Форд зашел за мной, и мы отпра­
вились в море на целый день. Сидя на наших досках, или, вер­
нее, лежа на них на животах, мы проплыли через «детский
сад», где возились маленькие туземцы. Мы попали в глубокую
воду, и пенящиеся гребни с ревом полезли нам навстречу. Уже
одна борьба с ними, чтобы устоять и пробиться дальше, была
прекраснейшим спортом. Тут надо было не горячиться и не зе­
вать, потому что в противовес бешеным ударам одной сторо­
ны другая сторона могла выставить только выдержку и сооб­
разительность. Это была борьба между стихийной, бессмыс­
ленной силой и разумом. Скоро я выучился кое-чему. Когда
гребень нависал над моей головой, какое-то мгновение я ви­
дел солнечный свет сквозь изумрудную толщу: потом я ны­
рял под волну головой вперед, что есть силы цепляясь за до­
ску. Тут обрушивался удар> и зрителям с берега должно было
казаться, что я погиб. А на самом деле и доска и я уже успева­
ли пройти сквозь волну и безмятежно вынырнуть с другой ее
стороны. Но все же я бы не посоветовал пускаться на такое хи­
лым и слабонервным. Удары эти достаточно тяжелы, а вода
обдирает кожу, как наждачная бумага. Когда пройдешь сквозь
56

полдюжины таких гребней подряд, то, пожалуй, откроешь
массу преимуществ пребывания на суше.
В разгар нашей борьбы с косматыми чудовищами к нам
присоединился третий товарищ, некий Фриз. Выбравшись
из-под волны и приглядываясь к следующей, я увидел его на
гребне, он стоял на своей доске в беспечной позе молодого
бронзового бога и мчался на нас Форд окликнул его. Он со­
скочил с доски, поймал ее и, подплыв к нам, тоже занялся мо­
им обучением. Между прочим, он показал мне, как поступать,
если надвигающаяся волна слишком велика. Такие волны по­
ложительно опасны, и входить в них на доске не рекомендует­
ся. Фриз учил меня, что при приближении такого опасного ги­
ганта следует соскользнуть с заднего конца доски. Удерживая
доску поднятыми над головой руками. При таком положении,
если даже волна ухитрится вырвать доску из ваших рук и уда­
рить вас ею по голове (что волны очень любят делать), между
головой и доской окажется водяная подушка больше фута
толщиной. Пройдет волна, влезай на доску и греби дальше.
Я слышал, что многие серьезно пострадали от таких ударов.
Как я узнал, все искусство катания на волнах заключается
в уклонении от борьбы с ними. Увертывайтесь от волны, кото­
рая бросается на вас. Ныряйте головой под волну или ногами
вперед как можно глубже, и пусть вал, собирающийся разда­
вить вас, пронесется над вашей головой. Не сопротивляйтесь,
будьте гибки, отдавайте себя на произвол воды, которая бу­
шует и клокочет вокруг вас. Когда вас захватит подводное те­
чение и понесет в открытое море над самым дном, не бори­
тесь. Если вы станете бороться, вам угрожает опасность уто­
нуть, так как течение это гораздо сильнее вас. Предоставьте
воде нести вас. Плывите по течению, а не против него, и да­
вление его на ваше тело ослабнет. И, плывя по течению, обма­
нывая его, чтобы оно вас не задерживало, плывите в то же
время вверх. Вам совсем нетрудно будет выбраться на поверх­
ность.
Тот, кто хочет научиться кататься на прибое, должен быть
хорошим пловцом и должен уметь подолгу оставаться под
водой. А все остальное зависит только от его выносливости
и сообразительности. Учесть силу больших волн почти невоз­
можно. Случается, что пловца швыряет на несколько сот фу­
тов от доски, на которой он плывет. Тогда он должен уметь
позаботиться о себе. Сколько бы ни было с ним товарищей по
катанию на прибое, он предоставлен самому себе и не должен
рассчитывать ни на чью помощь. Чувство воображаемой безо­
пасности, которое внушали мне близость Форда и Фриза, за­
57

ставило меня позабыть, что я в первый раз выплыл в откры­
тое море кататься на больших волнах. Тем не менее я внезап­
но вспомнил об этом, когда большая волна нахлынула
и умчалаобоих моих спутников к берегу. Я раз десять мог бы
утонуть, прежде чем они успели бы вернуться ко мне.
Пловец скользит на хребте волны, лежа на доске, но для
этого нужно раньше попасть на этот хребет волны. Пловец
и доска должны с достаточной скоростью двигаться к берегу,
прежде чем их подхватит волна. Когда вы замечаете прибли­
жение волны, которой вы хотите воспользоваться, вы повора­
чиваетесь к ней спиной и изо всех сил гребете руками и нога­
ми к берегу, плывя стилем «мельничное колесо». Этот маневр
вы должны проделать с молниеносной быстротой. Если ваша
доска движется достаточно быстро, волна ускорит ее движе­
ние, и ваша доска начнет свой скользящий путь вниз, растяну­
тый на целую четверть мили.
Я никогда не забуду первой волны, на которую мне удалось
взобраться здесь, в настоящей воде. Я видел, как она надвига­
лась. Я повернулся к ней спиной, лежа на доске, и начал гре­
сти что есть силы. Моя доска летела все быстрее, а что было
позади, я не мог видеть: обернуться было невозможно. Я слы­
шал только, как все ближе шипела и клокотала налетающая
волна, и вдруг доску приподняло, и мы полетели. В первую
минуту я даже не понял, что случилось. Хотя глаза мои были
широко открыты, я ничего не видел в кипящей пене гребня.
Но это было неважно. Я знал, что я на гребне, и испытывал на­
стоящий экстаз. Через минуту я стал приглядываться. Я заме­
тил, что три фута носа моей доски высунулись из воды и не­
сутся в воздухе. Я продвинулся вперед и заставил нос опу­
ститься. А потом я спокойно лежал в диком водовороте воды
и разглядывал берег и купальщиков, которые становились все
яснее. Однако мне не удалось доплыть на этой волне до бере­
га: мне показалось, что передний конец доски опускается,
я отодвинулся назад, но, очевидно, слишком сильно, и скатил­
ся с волны вместе с доской.
Но это был только второй день моего катания на прибое,
и я был очень доволен собой. Я пробыл в воде четыре часа и,
уходя, был намерен вернуться завтра утром. Однако этому
благому намерению предстояло осуществиться лишь спустя
некоторое время. На следующее утро я лежал в постели. Вода
в Гонолулу изумительная, но и солнце изумительное: тропи­
ческое солнце, и притом в первой половине июня. Оно стоит
прямо над головой. Коварное, предательское солнце. Первый
раз в жизни я не заметил, что солнце сожгло мне кожу. Руки,
58

плечи и спина и раньше много раз бывали обожжены и пото­
му до некоторой степени закалились, но ноги впервые оказа­
лись под действием отвесных лучей, да еще в продолжение
четырех часов подряд. Я сообразил это только на берегу. Сол­
нечный ожог сначала чувствуется не очень сильно. Потом
обожженное место покрывается пузырями. Сгибать суставы
совершенно невозможно, и мне пришлось пролежать весь
следующий день в постели. Ходить я не мог. И вот почему се­
годня я пишу тоже в постели. Сегодня мне лучше, но все же
не очень хорошо. Зато завтра... о, завтра я буду совсем здоров,
и опять отправлюсь кататься на прибое, и научусь кататься
стоя, как Форд и Фриз! А если завтра это не удастся, то удаст­
ся послезавтра или после послезавтра. Одно я решил твердо:
«Снарк» не покинет Гонолулу, пока на моих ногах не вырас­
тут крылья моря и я не сделаюсь загорелым Меркурием, хотя
бы и с облезшей кожей.

Глава Ш
КОЛОНИЯ ПРОКАЖЕННЫХ

Когда «Снарк» на пути в Гонолулу проходил
вдоль побережья Молокаи, я взглянул на карту и, показывая
на низменный полуостров, за которым возвышались непри­
ступные скалы от двух до четырех футов высоты, сказал: «Вот
преддверие ада—самое проклятое место на земном шаре». Ка­
ково бы мне было, если бы я мог в ту минуту увидеть себя са­
мого в этом «самом проклятом месте земного шара», постыд­
но-весело проводящего время в компании восьмисот прока­
женных, которые тоже не скучали. Их веселье, разумеется, не
было постыдным, но мне просто позор, потому что нехорошо
веселиться в таком месте. Я сам это понимал: единственное
мое извинение, что там никак нельзя было не веселиться.
Так, например, вечером четвертого июля все прокаженные
собрались на ипподроме. Я оставил начальника колонии
и врачей, чтобы сделать несколько снимков с финиша скачек.
Состязания были интересные, и тотализатор работал вовсю.
Скакали три лошади: на одной ехал китаец, на другой—гава­
ец, на третьей—португальский мальчик. Все трое были прока­
женными. Жюри и публика—тоже. Лошади должны были
сделать два круга. Китаец и гаваец скакали рядом, голова в го­
лову, португальский мальчик отстал от них футов на двести.
Так был сделан первый круг. С половины второго китаец вы­
59

двинулся вперед на голову. В то же время маленький португа­
лец начал нагонять. Но где ему! Толпа пришла в неистовство:
все здешние прокаженные—страстные любители лошадей
и скачек. Португалец все нагонял. Я тоже пришел в неистов­
ство... Они уже подходили к финишу. Португалец обогнал га­
вайца. Шумно стучали копыта, шумно храпели три лошади,
сбившиеся в кучу, свистели хлысты жокеев, и во всю глотку
кричали зрители и зрительницы. Ближе и ближе, дюйм за
дюймом забирает португалец и обгоняет, да, обгоняет и мчит­
ся первым, на голову впереди китайца. Когда я пришел в себя,
меня окружала кучка прокаженных. Все прокаженные орали,
подбрасывали вверх шляпы, плясали вокруг, как черти в аду.
И я делал то же самое! Я поймал себя на том, что размахиваю
шляпой и твержу в упоении:
—
Черт возьми, выиграл мальчишка! Мальчишка-то вы­
играл!
Я постарался урезонить самого себя. Я убеждал себя, что
наблюдаю «ужасы Молокаи» и что для меня по меньшей мере
неприлично быть легкомысленным при таких обстоятель­
ствах. Но ничто не помогало. Следующей была скачка
ослов—настоящая потеха. Выигрывал отставший, и дело
осложнялось еще тем, что никто не ехал на своем собствен­
60

ном осле. Поэтому каждый из участников ш ал что есть силы
осла, на котором сидел, чтобы оставить позади своего собст­
венного осла, на котором ехал кто-то другой. В состязании
участвовали, разумеется, только самые ленивые и упрямые
ослы. Один осел, например, был обучен подгибать колени
и ложиться, как только всадник дотрагивался каблуками до
его боков. Некоторые ослы стремились повернуть назад; дру­
гие быстро подбегали к барьеру и, положив на него морды,
отказывались двинуться дальше. Вообще все делали что-то не
то. На полдороге один из ослов решительно не поладил со
своим жокеем. Когда все остальные уже прошли круг, эти
двое все еще препирались между собой. Он и оказался победи­
телем, хотя наездник, бросив осла, побежал вместо него сам.
Около тысячи прокаженных покатывались со смеху. Право,
всякий на моем месте тоже хохотал бы вместе с ними.
Все это я рассказываю, чтобы самым решительным обра­
зом заявить, что расписанных столь красочно «ужасов Моло­
каи» не существует. Колония не раз служила темой любите­
лей сенсаций, из которых многие в глаза ее не видали. Конеч­
но, проказа остается проказой—ужасной, отвратительной бо­
лезнью. Но, с другой стороны, столько мрачного писалось
о Молокаи, что это становится уже несправедливым по отно­
шению к прокаженным и по отношению к тем, кто посвятил
им свою жизнь. Вот пример. Корреспондент одной газеты, ко­
торый, разумеется, никогда и близко не подходил к колонии,
описывал в ярких красках, как начальник колонии Мак-Вей,
скорчившись, сидит в соломенной хижине, днем и ночью оса­
ждаемый прокаженными, которые, воя от голода, на коленях
молят о куске хлеба. Эта корреспонденция, от которой воло­
сы становились дыбом, была сейчас же перепечатана всеми га­
зетами Соединенных Штатов и дала материал для нескольких
возмущенных и протестующих передовиц. Ну так вот: в тече­
ние пяти дней я жил и спал в «Соломенной хижине» мистера
Мак-Вея (оказазшейся, кстати сказать, комфортабельным дере­
вянным коттеджем; во всей колонии вы не найдете ни одной
соломенной хижины); слышал я также мольбы прокажен­
ных,—только мольбы эти были исключительно мелодичны
и сопровождались аккомпанементом струнного оркестра—
скрипок, гитар, укулеле и банджо. Мольбы были разнообраз­
ны. Сначала молил духовой оркестр, потом—два хора и, на­
конец, квинтет, составленный из прекрасных голосов. Стоит
ли дальше опровергать эту ложь, которую вовсе не следова­
ло печатать? Это была серенада, которую колония устраивает

61

всякий раз мистеру Мак-Вею, когда он. возвращается из поезд­
ки в Гонолулу.
Проказа не так заразна, как это обыкновенно думают. Мы
с женой провели в поселке неделю, чего мы, конечно, не сде­
лали бы, если бы боялись заразиться. Мы не носили длинных,
наглухо застегнутых перчаток и не держались от прокажен­
ных в стороне. Наоборот, мы постоянно были в их толпе и за
неделю перезнакомились с очень многими. Необходима лишь
одна мера предосторожности —самая обыкновенная чисто­
плотность. По возвращении домой здоровые, как, например,
начальник поселка и доктора, приходившие в соприкоснове­
ние с прокаженными, должны тщательно вымыть руки и лицо
антисептическим мылом и переменить платье—вот и все.
Что проказа заразна, забывать все же нельзя, так что изоля­
ция прокаженных, по всему тому, что мы знаем об этой болез­
ни, является необходимой. Но тот ужас и отвращение, с кото­
рыми прежде относились к прокаженным, конечно, не нужны
и жестоки. Чтобы поколебать обычно преувеличенную боязнь
проказы, я расскажу кое-что о жизни прокаженных и здоро­
вых на Молокаи. На следующее утро после нашего прибытия
мы с Чармиан присутствовали на состязании стрелков в мест­
ном клубе и в первый раз заглянули, таким образом, в это
царство скорби. Разыгрывался кубок, пожертвованный мисте­
ром Мак-Веем, который состоит членом клуба, точно так же,
как и врачи Гудхью и Холлман, живущие в колонии со своими
женами. Палатка была наполнена прокаженными. Больные
и здоровые стреляли из одних ружей, и народу в этом тесном
помещении набилось много. Большинство были гавайцы. Ря­
дом со мною на скамейке сидел норвежец, а против меня сто­
ял, готовясь стрелять, американец. Ветеран гражданской вой­
ны, сражавшийся в войсках Конфедерации. Ему было шесть­
десят пять лет, но это не мешало ему состязаться с другими.
Рослые гавайские полисмены—тоже прокаженные,—одетые
в хаки, тоже стреляли, а также и португальцы, китайцы и кокуасы—туземные слуги поселка, непрокаженные. А в тот ве­
чер, когда мы с Чармиан поднялись перед отъездом на пали,
на высоту двух тысяч футов, чтобы сверху последний раз
взглянуть на поселок, мы увидели, что начальник колонии,
доктора и масса больных и здоровых всех национальностей
с увлечением играют в бейсбол.
Не так, конечно, относились к прокаженному и его ложно
понимае?лой болезни в средние века. В глазах общества и зако­
на прокаженный считался тогда мертвым. Похоронная про­
цессия отводила его в церковь, где его отпевали, как покойни­
62

ка. На грудь ему бросали горсть земли, и он становился тру­
пом, живым трупом. Хотя, конечно, такие жестокие меры бы­
ли излишни, все же они сослужили определенную службу.
В Европе проказа была неизвестна до тех пор, пока ее не
занесли возвращающиеся из Азии крестоносцы, после чего
она стала медленно и упорно развиваться, охватывая все боль­
шие и большие круги населения. Было ясно, что болезнь пере­
давалась через прикосновение и что необходима изоляция за­
болевших. И как ни жестоко было подобное обращение с про­
каженными, оно укоренило эту истину в сознании людей.
Только благодаря этому распространение проказы было
приостановлено.
Вследствие изоляции больных проказа уменьшается даже
на Гавайских островах. Но изоляция прокаженных на острове
Молокаи совсем не тот кошмар, который так превратно опи­
сывается «желтой» прессой. Прежде всего надо сказать, что
прокаженный не вырывается из родной семьи внезапно и без­
жалостно. Когда обнаруживается подозрительный в этом от­
ношении субъект, министерство здравоохранения приглашает
его явиться на испытательную станцию Калихи, в Гонолулу.
Проезд и все издержки по поездке ему оплачиваются. Его под­
вергают бактериологическому исследованию, и, если у него
находят bacillus leprae (бациллу проказы), его передают осо­
бой комиссии, состоящей из пяти врачей-специалистов. Если
и они подтверждают наличность проказы, испытуемый объ­
является прокаженным и подлежит отправке на Молокаи.
Однако для участия в этой процедуре больной имеет право
еще и сам выбрать и нанять себе врача. А кроме того, он не
сразу отсылается на Молокаи после того, как его признают
прокаженным. Ему дается достаточно времени—недели,
а иногда даже и месяцы, в продолжение которых он живет
в Калихи и приводит в порядок все дела. На Молокаи больно­
го могут посещать родственники, поверенные в делах и дру­
гие лица, хотя им и не разрешается есть и спать у него в доме.
Для этого имеются особые дома для посетителей, которые со­
держатся в большой чистоте.
Образец того, какому тщательному обследованию подвер­
гается человек, у которого заподозрили проказу, я видел при
посещении станции в Калихи, куда ездил вместе с мистером
Пинкгзмом, председателем санитарной комиссии. Испытуе­
мый был гаваец, семидесятилетний старик, тридцать четыре
года проработавший в Гонолулу в качестве наборщика. Бакте­
риолог станции дал заключение, что он болен, но испыта­
тельная комиссия не могла прийти ни к какому определен­
63

ному решению, и в тот день, когда мы посетили станцию, вра­
чи еще раз собрались в Калихи для вторичного осмотра боль­
ного.
Даже отправленные на Молокаи прокаженные имеют пра­
во требовать переосвидетельствования, и многие больные
приезжают с этой целью обратно в Гонолулу. На пароходе, на
котором я плыл в Молокаи, были две возвращавшиеся обрат­
но в колонию молодые женщины-прокаженные. Одна ездила
в Гонолулу по поводу каких-то дел, другая—чтобы повидать
больную мать. Обе оставались в Калихи около месяца.
Климат на Молокаи еще лучше, чем в Гонолулу, особенно
в колонии, расположенной на подветренной стороне острова,
как раз на пути прохладных северо-восточных пассатов.
Окрестности там великолепны. С одной стороны безбреж­
но-голубой океан, с другой—грандиозная стена утесов—па­
ли,—прерываемая то здесь, то там роскошными горными до­
линами. Всюду богатые пастбища, по которым бродят сотни
лошадей, принадлежащих прокаженным. Многие прокажен­
ные имеют собственные телеги, брички и другие экипажи.
В маленькой гавани Калаупапа стоит множество лодок и одна
моторная. Все это принадлежит прокаженным. Их экскурсии
по морю, разумеется, ограничены известным районом, но дру­
гих ограничений нет. Рыбу они продают санитарному управ­
лению колонии, и деньги получают в полную собственность.
В то время, когда я был там, улов одной ночи равнялся четы­
рем тысячам фунтов.
Кроме рыболовства, они занимаются и земледелием. Да
и ремесла здесь процветают. Один из прокаженных, чисто­
кровный гаваец, содержит малярную мастерскую. У нею ра­
ботают восемь человек, и он берет подряды на окраску раз­
личных зданий колонии. Он состоит членом стрелкового клу­
ба, где я с ним и познакомился, и должен сознаться, он был
одет гораздо лучше, чем я. У другого —столярная мастерская.
Кроме магазина, принадлежащего управлению, имеется не­
сколько маленьких частных лавочек, где субъекты с торгаше­
скими наклонностями могут упражнять свои инстинкты. По­
мощник начальника колонии мистер Вайямау—очень образо­
ванный и талантливый человек—гаваец и сам прокаженный.
Мистер Бартлет, заведующий магазином,—американец, торго­
вавший в Гонолулу до заболевания проказой. Все, что зараба­
тывают эти люди, идет в их собственную пользу. Если они не
хотят работать, они все же получают от колонии пищу, кров,
одежду и медицинскую помощь. Санитарное управление име­
ет собственные поля, виноградники и молочные фермы. Жела­
64

ющие работать на них получают хорошее вознаграждение.
Но никто не принуждает больных работать: они находятся на
положении призреваемых. Для малолетних, стариков и нетру­
доспособных имеются приюты и больницы.
С майором Ли, американцем, долго служившим в Междуостровной пароходной компании, я познакомился в новой па­
ровой прачечной, где он был занят установкой двигателя.
Я часто встречал его потом, и однажды он сказал мне:
— Дали бы вы правдивую картину нашей жизни здесь, опи­
сали бы все, как оно есть. Положили бы конец всем этим росс­
казням о «долине ужасов». Нам тоже не очень приятно, когда
о нас распускают дикие слухи. Расскажите, как мы действи­
тельно живем здесь.
, То же самое говорили мне, в тех или других выражениях,
многие мужчины и женщины, с которыми я разговаривал
в колонии. Не было сомнения, что они очень остро и горько
переживали недавнюю сенсационную кампанию, поднятую
газетами.
За исключением самого факта тяжелой болезни, прокажен­
ные в колонии почти счастливы. Они живут в двух деревнях
и многочисленных усадьбах и дачах на берегу моря. Их всего
около тысячи человек. У них шесть церквей, народный дом,
принадлежащий Обществу христианской молодежи, несколь­
ко залов для собраний, музыкальный павильон, ипподром,
площадки для игры в мяч и для стрельбы в цель, атлетиче­
ский клуб, хоры и два духовых оркестра.
— Им здесь так нравится,—сказал мне как-то мистер Пинкгэм,—что их отсюда и силой не выгонишь.
Впоследствии я убедился в этом лично. В январе этого года
одиннадцать прокаженных, болезнь которых после довольно
острого периода совершенно замерла, были посланы в Го­
нолулу на переосвидетельствование. Они не хотели ехать,
а когда их спросили, куда они желали бы отправиться, если
бы были признаны здоровыми, они все как один отвечали:
«Обратно на Молокаи».
Много лет назад, до открытия возбудителя проказы, на Мо­
локаи попало по недоразумению несколько мужчин и жен­
щин, страдавших совершенно другими болезнями. И когда че­
рез несколько лет бактериологи заявили им, что они не боль­
ны и никогда не были больны проказой, они ни за что не
хотели оставлять Молокаи. Так они и остались в колонии, на
службе у санитарного управления. Один из них—теперешний
смотритель тюрьмы,—когда его признали здоровым, согла­
сился взять эту должность, лишь бы остаться в колонии.
3. Д. Лондон

В настоящее время в Гонолулу живет один чистильщик
сапог, американский негр. Мистер МакгВей' рассказывал мне
о нем. Очень давно, когда еще не применялось бактериологи­
ческое исследование, он был прислан в колонию как. прока­
женный. Вкусив беззаботной жизни на государственных хле­
бах, он разошелся вовсю и. причинял весьма много неприят­
ностей'администрации. За несколько лет он надоел всем неве­
роятно, и вот в один прекрасный день к нему применяется
бактериологическое исследование, и оказывается, что он но
прокаженный.
— Ага!—радостно заявил мистер Мак-Вей.—Теперь я избав­
люсь от вас. Вы отправитесь с ближайшим пароходом. Сча­
стливого пути!
Но негр совсем не собирался уезжать. Он сейчас же женил­
ся ка старухе в последней стадии-, проказы, и стал, хлопотать
о разрешении остаться ухаживать за больной женой. Никто не
будет'ухаживать за его бедной женой так хорошо, как он, вопклицал он патетически. Его игру раскусили. Он был посажен
на пароход, отвезен в Гонолулу и выпущен ка свободу. Но ол
хотел жить на Молокаи. Он высадился на другой стороне
острова, перебрался через пали, ночью и снова явился в посе­
лок. Его, конечно, задержали, обвинили во вторжении и чу­
жие владения, присудили к небольшому штрафу и снова поса­
дили ка пароход, предупредив, что, если он вновь появится
в колонии, его оштрафуют на. сто долларов и посадят в тюрь­
му в Гонолулу. И теперь каждый раз, когда мистер Мак- Вей
бывает в Гонолулу, чкстилыцж-негр "чистит его сапога, при­
говаривая:
— Послушайте, хозяин, я ведь все равно что покинул род­
ной дом. Да, сэр, потерял родной дом.—Потом голос его пере­
ходит в конфиденциальный шепот, и он спрашивает:—Скажи ­
те, хозяин, вернуться нельзя? Может быть, вы как-нибудь
устроите, чтобы мне вернуться?
Он прожил на Молокаи девять лет, и ему жилось там jгучше, чем когда-либо ка свободе.
Что касается страха самой проказы, то нигде в колонии
я не наблюдал его—ни среди больных, ни среди здоровых.
Ужас перед проказой'вырастает, очевидно, в умах тех, кто ни­
когда не видал прокаженных и не имеет никакого понятия
о болезни. В Вайкики, в отеле, где я остановился, одна дама
с дрожью в голосе изумлялась, как это я могу решиться ехать
осматривать колонию. Из дальнейших разговоров я узнал, что
она уроженка Гонолулу, прожила здесь всю жизнь и никогда
не видала в глаза прокаженных. Я. про себя этого сказать не
66

мог, ибо изоляция заболевших в Соединенных Штатах прово­
дится не бог весть как строго, и мне не раз приходилось встре­
чать прокаженных на улицах больших городов.
Проказа ужасна,—кто станет отрицать это! Но на основа­
нии того, что я знаю об этой болезни и ее заразительности,
я бы с большим удовольствием согласился провести остаток
жизни на Молокаи, чем в туберкулезном санатории. В каждой
больнице для бедняков Соединенных Штатов или любого дру­
гого государства можно встретить, конечно, такие же ужасы,
как на Молокаи, и там их в общем гораздо больше и они со­
ставляют картину гораздо более чудовищную. Да что там
больницы! Если бы мне было предложено на выбор кончать
мои дни на Молокаи или в трущобах лондонского Лст-Энда,
нью-йоркского Ист-Сайда и чикагского Сток-Ярда, я без ма­
лейшего колебания выбрал бы Молокаи. Я предпочел бы да­
же один год жизни на Молокаи пяти ходам жизни в этих сточ­
ных ямах, наполненных человеческими .отбросами.
Обитатели Молокаи чувствуют себя счастливыми. Я никог­
да не забуду празднования четвертого .июля, на котором мне
пришлось присутствовать. В шесть часов утра «несчастные»
были уже на ногах, разодетые в фантастические наряды, вер­
хом на собственных лошадях, ослах и мулах, и разъезжали
взад и вперед по поселку. Два духовых оркестра тоже были на
ногах. Тридцать или сорок па-у, великолепных гавайских ама­
зонок, гарцевали небольшими труппами в роскошных нацио­
нальных костюмах. После обеда мы с Чармиан в павильоне
жюри помогали раздавать призы за искусную езду этим са­
мым па-у. Вокруг нас толпились сотни прокаженных стирляндами цветов на голове, на шее и на плечах, шутили и сме­
ялись. И всюду по склонам холмов и на цветущих лугах вид­
нелись мужчины и женщины верхами, в праздничных оде­
ждах, все в цветах и гирляндах, с песнями, со смехом, скачу­
щие быстро, как ветер. Pi когда я стоял в павильоне жюри,
наблюдая все это, мне вдруг вспомнился Дом прокаженных
в Гаване, где я видел около двухсот больных, запертых в четы­
рех стенах до самой смерти. Нет, я положительно знаю тыся­
чи мест на земном шаре,- которым я предпочел бы Молокаи.
Вечером мы пошли в зал народных собраний, где состязались
певческие общества, а по окончании концерта молодежь тан­
цевала всю ночь напролет. Я видел гавайцев, живущих в тру­
щобах Гонолулу, и прекрасно понимаю, почему они все
в один голос говорят: «Назад на Молокаи»,—когда их везут на
переосвидетельствование.
67

Одно неоспоримо. Прокаженному в колонии живется не­
сравненно лучше, чем если он скрывается на воле. Там он, от­
верженный, одинокий, живет в постоянном страхе, что его
вот-вот обнаружат, и он сгнивает медленно и неуклонно. Про­
каза протекает неровно, скачками. Наложив руку на свою
жертву и произведя в организме более или менее сильные
опустошения, она может совершенно затихнуть на неопреде­
ленное время. Может пройти пять лет, и десять лет, и даже со­
рок лет —и пациент будет чувствовать себя совершенно здо­
ровым. Впрочем, эти первые приступы редко излечиваются
сами собой. Требуется помощь искусного хирурга, и этой по­
мощью искусного хирурга не может воспользоваться боль­
ной, который скрывается. Пусть, например, болезнь прояви­
лась в форме незаживающей язвы на подошве ноги. Как толь­
ко язва дойдет до кости, начнется некроз. Скрывающийся
больной не может прибегнуть к оперативному вмешательству.
Некроз захватывает мало-помалу кость ноги, и в очень корот­
кое время больной погибает от гангрены или каких-либо дру­
гих осложнений. Если бы этот больной находился на Моло­
каи, хирург вырезал бы ему язву, вычистил кость и приостано­
вил бы разрушение ткани в этом месте. Через месяц после
операции больной скакал бы на лошади, состязался в беге, ка­
тался на прибое и взбирался на скалы за горными яблоками.
И болезнь оставила бы его на пять, десять, а может быть, и со­
рок лет.
Прежние ужасы проказы относятся к тем временам, когда
не было еще асептической хирургии, когда не было таких вра­
чей, как доктор Гудхью и доктор Холлман, отдающих свою
жизнь прокаженным. Доктор Гудхью был первым хирургом
поселка, и никакими словами нельзя достаточно оценить его
труд. Я провел с ним одно утро в операционной. Из трех про­
изведенных им операций две были сделаны новым больным,
прибывшим на одном пароходе со мной. У всех троих на теле
было затронуто какое-нибудь одно место. У одного была язва
на щиколотке, притом застарелая, у другого такая же заста­
релая язва под мышкой. В обоих случаях доктору Гудхью уда­
лось сразу приостановить разрушение. Через четыре недели
эти больные будут так же здоровы и сильны, как они были до
болезни. Единственной разницей между ними и мной или вами
будет то, что в их теле таится болезнь в спящем состоянии,
и в любой момент она может проявиться снова.
Проказа стара, как сама история. Упоминания о ней встре­
чаются в самых древних исторических документах. И’ тем не
менее, в сущности, о ней теперь знают почти столько же,
68

сколько знали и в древности. Самое существенное знали и то­
гда, а именно, что она заразительна и что изоляция заболев­
ших необходима. Разница между настоящим временем и про­
шедшим заключается главным образом в том, что теперь изо­
ляция проводится строже, и в то же время обращение с про­
каженными стало гораздо гуманнее. Но сама по себе проказа
остается по-прежнему ужасной и .непроницаемой тайной. Ес­
ли вы будете читать отчеты врачей и специалистов всех стран,
то прежде всего убедитесь в противоречивом отношении
к этой болезни, Специалисты не сходятся между собой в опре­
делении ни одной из стадий болезни. Они просто не понимают
до конца ни одной. Прежде они обобщали—наскоро и догма­
тически. Теперь они не обобщают. Единственное, о чем можно
заключить на основании всех исследований,—это что проказа
малозаразительна. Но каким способом происходит заражение,
неизвестно. Возбудитель проказы в настоящее время найден.
Бактериологическое исследование может определить, болен
данный человек или нет; но и теперь, как и прежде, совершен­
но неизвестно, каким образом бациллы проникают в тело здо­
рового человека. Продолжительность инкубационного перио­
да тоже не установлена. Пробовали делать прививку проказы
различным животным, но это не удалось.
Итак, специалисты еще не нашли средства, при помощи ко­
торого можно было бы бороться с проказой. Несмотря на все
старание, они не открыли еще ни причины заболевания, ни
способов его излечения. Иногда они опьянялись надежда­
ми,—появлялись многообещающие теории, рекомендовались
чудодейственные средства, но всякий раз неудачи гасили пла­
мя надежд.
Один доктор заявил, например, что причиной проказы
является слишком продолжительное питание рыбой. Он
очень основательно доказывал свою теорию, но тут другой
врач из нагорной части Индии потребовал от него объясне­
ния, почему в таком случае заболевают проказой жители его
округа, которые сами никогда не ели рыбы, да и все поколе­
ния их предков в глаза ее не видели. Кто-нибудь находит спо­
соб излечивать проказу каким-нибудь маслом или настойкой,
а через пять, десять или сорок лет болезнь снова обнаружива­
ется у его пациентов. Это обычная уловка проказы—оставать­
ся в скрытом состоянии в теле больного неопределенное вре­
мя; благодаря этому и было найдено столько «новых, верных
средств». Одно остается неоспоримым: до сих пор не было
еще ни одного несомненного случая излечения»

Проказа малозаразительна, но как же все-таки, происходит
заражение? Один австрийский врач привил проказу себе, и сво­
им, ассистентам, и никто из них проказой не заболел. Но это
не показательно ввиду известного случая с гавайским преступ­
ником, которому смертная казнь была заменена, с его согла­
сия, привитием, проказы. Через некоторое время после прививг
ки болезнь, явственно обнаружилась, и этот человек кончил
свои дни в колонии на-Молокаи* Но и это не показательно, так
как впоследствии обнаружилось, что некоторые члены его се­
мьи были больны проказой и уже находились, на Молокаи в то
время, когда ему делали прививку. Он мог еще раньше
заразиться от них проказой, и, возможно, она уже таилась
в его теле, когда ему делали прививку. Затем рассказывают
еще о герое-священнике, о некоем Дамьене, который поселил­
ся в колонии здоровым человеком и умер прокаженным. Мно­
го говорили о том, каким именно образом он заболел прока­
зой, но в точности ничего известно не было. Он и сам не знал.
Во всяком случае, не меньшей опасности подвергается жен­
щина, которая и сейчас живет в колонии; она живет здесь
много лет, у нее было пять прокаженных мужей, и были дети
от них, и до сих пор она совершенно здорова.
Итак, до сих пор никто еще не' проник в тайну проказы. Ко­
гда мы будем больше знать, о ней, может быть, будет найден
и способ ее излечения. Если бы только удалось выработать
действенную прививку; проказа ввиду ее слабой заразительно­
сти совершенно исчезла бы с лица земли. Битва с ней будет ко ­
роткой и победоносной. Но как найти секрет этой прививки
или какое-нибудь другое средство? Это вопрос очень серьез­
ный. В одной-Индии насчитывают более полумиллиона прока­
женных, живущих на свободе. Библиотеки Карнеги, универси­
теты- Рокфеллера и тому подобные благотворительные учреж­
дения очень хороши, конечно, но невольно' приходит в голо­
ву, как много можно было бы сделать даже на несколько
тысяч долларов, пожертвованных на колонию в Молокаи.
Обитатели-колонии—это случайные* неудачники, козлы отпу­
щения. какого-то таинственного закона природы, о котором
люди ничего не знают, заключенные-на.-острове-ради благопо­
лучия их. сограждан, которые могли бы'заразиться от них, Но
не столько даже для них самих нужны эти тысячи долла­
ров,—они нужны прежде всего на дальнейшие исследования,
на открытие какой-то прививки или какого-то еще более изу­
мительного средства, которое поможет победить bacillus le­
prae. Вот, господа филантропы,, хорошее употребление для ва­
ших денег!
70

Глава Ш1
ОБИТЕЛЬ СОЛНЦА

Толпами, точно беспокойные духи, мечутся
люда по всему свету в поисках прекрасных видов и прочих чу­
дес природы. Европу они наводняют целыми армиями; вы мо­
жете встретить их стада на Флориде, в Вест-Индии, у пирамид,
по склонам и вершинам канадских и американских Скалистых
Гор; но в Обители Солнца они такая же редкость, как живые
динозавры. Халеакала по-гавайски и значит: Обитель Солнца.
Это великолепное жилище находится на острове Мауи, и его
посетило столь ничтожное число туристов, что практически
его можно считать равным нулю. И все же я рискну утверж­
дать, что, может быть, существуют на земле места такие же
изумительные по красоте чи величию, как Обитель Солнца, но
более прекрасных и более величественных, конечно, нет. От
Сан-Франциско до Гонолулу шесть дней пути пароходом; до
Мауи от Гонолулу пароход довозит за одну ночь, а еще через
шесть часов путешественник, если он торопится, может очу­
титься в'Коликоли, на высоте десяти тысяч тридцати двух фу­
тов над уровнем моря, у «Главного входа» в Обитель Солнца.
Но туристы не являются, и Халеакала спит в своем одиноком
и никем не оцененном величии.
Но так как мы, обитатели «Снарка», не туристы, то .мы и отцравились на Халеакалу. На склонах этой громадной горы
расположено ранчо, занимающее около пятидесяти тысяч
акров; в нем мы заночевали на высоте двух тысяч футов. На
следующее утро на сцену явились высокие сапоги, седла, ков­
бои и вьючные лошади, и мы .добрались до Укулеле, высоко­
горного дома, в пяти тысячах футов над уровнем моря, где по
ночам необходимы одеяла, .а вечером—хороший огонь в оча­
ге. Укуделе по-гавайски означает, собственно, «прыгающая
блоха», но этим же именем называется музыкальный инстру­
мент, напоминающий гитару. Торопиться нам было некуда,
и мы провели ,в Укулеле целый день в ученых спорах о высо­
тах и барометрах, то и дело встряхивая наш собственный ба­
рометр по мере того, как возникала нужда в доказательствах.
Никогда прежде я не видал такого покладистого и услужли­
вого инструмента. Кроме того, мы собирали горную малину
величиною с куриное яйцо, любовались высотными лугами на
некогда покрытых лавой склонах Халеакалы и ее величавой
вершиной в четырех тысячах футов над нами и, залитые яс­

ным солнечным светом, наблюдали грандиозную битву обла­
ков, что велась внизу, под нами.
День за днем идет эта бесконечная битва облаков. Укиукиу—так зовут северо-восточный пассат—с яростью налетает
на Халеакалу. Но Халеакала так высока, что изменяет напра­
вление ветра и расщепляет его на две части, так что на проти­
воположной стороне горы ветра нет вовсе. Наоборот, оттуда
ветер начинает дуть в противоположную сторону, прямо на­
встречу пассату. Этот обратный ветер называется Наулу.
И день за днем и ночь за ночью борются между собой Укиукиу
и Наулу, отступая, налетая, огибая, извиваясь, крутясь и пере­
прыгивая друг через друга, что можно наблюдать по движе­
нию облачных масс, которые оба ветра срывают с небес и по­
сылают в бой целыми батальонами, армиями, горами. Иногда
Укиукиу удается перебросить сразу огромные массы туч на
вершину Халеакалы, тогда Наулу быстро завладевает ими,
формирует из них свои полки и обрушивает на своего древне­
го, извечного врага. И опять Укиукиу посылает огромную ар­
мию облаков вдоль восточного склона горы —это обходное,
фланговое движение, хорошо рассчитанное и выполненное.
Но Наулу из засады на противоположной стороне горы заме­
чает фланговое движение, он набрасывается на армию врага,
топчет ее, крутит, рвет и опять сколачивает из нее свои отря­
ды и шлет их против Укиукиу вдоль западного склона горы.
И все время выше и ниже главного поля сражения несутся
с двух сторон маленькие обрывки облаков, яростно сталкива­
ясь между собою, застревая в ущельях и между деревьями,
подстерегая друг друга, делая внезапные вылазки и опять убе­
гая в ущелья. Но когда Укиукиу и Наулу двигают свои глав­
ные силы, маленькие яростные авангарды оказываются смяты­
ми, и они на тысячи футов взлетают вверх вертикальными вих­
ревыми столбами.
Но главное сражение разыгрывается все же на западном
склоне Халеакалы. Сюда стягивает Наулу свои грознейшие си­
лы и здесь одерживает самые блестящие победы. К вечеру
Укиукиу, как и все пассаты, ослабевает, и Наулу берет над ним
верх. Наулу—хороший стратег. Целый день он собирает
огромные резервы на западном склоне. Вечером он выводит
их в бой стройной колонной в милю шириной, много миль
длиной и в несколько сот футов толщиной. Колонна спереди
заострена. Она медленно врезается в широкий боевой фронт
Укиукиу, и вот Укиукиу, обессиленный к этому времени, смят
ею. Но иногда сражения не обходятся без кровопролития. Бы­
вает, что Укиукиу яростно сопротивляется, с северо-востока
72

ему приходят подкрепления, и он расшвыривает облачную
армию Наулу, далеко отбрасывая к западу колонны туч в пол­
мили длиною. Иногда, когда обе армии сходятся вплотную по
всему фронту, получается гигантский вихревой столб, и рва­
ные лохмотья облаков взлетают, кружась, на тысячи футов
вверх. Любимым приемом Укиукиу является отправка плотно
сбитой массы облаков низом, над самой землей, под позиции
Наулу. Пробравшись вниз, Укиукиу подымается на дыбы.
Иногда мощный центр Наулу не выдерживает натиска, но
обычно он отбрасывает атакующих, смятых и истерзанных
в мелкие клочья. И все время, не переставая, яростные малень­
кие авангарды карабкаются по склонам, ползут из ущелий,
наскакивая друг на друга из засады. А с неба, с вышины, оди­
нокая и ослепительная в лучах заходящего солнца, смотрит
вниз на сражающихся Халеакала. Приходит ночь. Но наутро
Укиукиу, по обычаю пассатов, набирается сил и опрокидывает
полчища Наулу. И так день за днем. День за днем идет вечный
бой облаков, нескончаема война Укиукиу и Наулу на склонах
Халеакалы.
С утра опять появляются на сцену высокие сапоги, седла,
ковбои и вьючные лошади, и мы начинаем взбираться на вер­
шину. Одна из вьючных лошадей везет двадцать галлонов во­
ды, налитой в четыре пятигаллокных меха. На вершине крате­
ра вода —редкая драгоценность, хотя по склонам кратера до­
ждей выпадает больше, чем в каком-либо другом месте земно­
го шара. Наш путь идет прямо через бесчисленные потоки
застывшей лавы, без малейшего намека на тропинку, и ни
разу в жизни я не видел, чтобы лошади ступали так необык­
новенно уверенно, как эти тридцать лошадей нашего отряда.
Они влезали или спускались по совершенно отвесным кручам
с легкостью и спокойствием горных коз, и ни разу ни одна не
упала и даже не споткнулась.
Когда поднимаешься на гору, испытываешь всегда одну
и ту же странную иллюзию. Чем выше ты взбираешься, тем
дальше тебе видно, и поэтому кажется, будто горизонт распо­
ложен выше того места, где стоит наблюдатель. Эта иллюзия
особенно остра на Халеакале, так как вулкан поднимается
прямо из океана, без всяких отрогов и предгорий. И вот, чем
выше взбирались мы по мрачным склонам Халеакалы, тем
глубже опускались, точно падая в какую-то бездну, сама
Халеакала, и мы, и все вокруг. Где-то там, выше нас, лежала
линия горизонта. Океан точно скатывался на нас с горизонта.
Чем выше мы поднимались, тем ниже, казалось нам, мы опу­
скались. Это было что-то нереальное, противоестественное,
73

фантастическое, и в голове мелькали мысли о кратере вулка­
на, через который Жюль Верн попал к центру Земли.
И когда наконец мы достигли вершины этой гигантской, го­
ры, словно дна ужасной конической ямы в космосе, мы оказа­
лись не на вершине и не на дне —высоко над нами был гори­
зонт, а глубоко под нами —страшная пропасть, огромный кра­
тер: этот кратер и есть Обитель Солнца. На двадцать три мили
по окружности тянулся головокружительный барьер кратера.
Мы стояли на краю почти отвесной стены, и дно кратера ле­
жало под нами на расстоянии полумили. Дно это, залитое по­
токами лавы и покрытое конусами шлаков, было такого яр­
ко-красного цвета, точно лава застыла только вчера и только
вчера погасло пламя. Самые маленькие из конусов шлака име­
ли четыреста футов высоты, а большие до девятисот, но все
они казались небольшими кучками песка —настолько гран­
диозны были там масштабы. Две большие расщелины глуби­
ною по нескольку тысяч футов разрывали края кратера,
и Укиукиу напрасно старался прогнать через них свои белые
полчища облаков. По мере того как они продвигались к сере­
дине, жар кратера растворял их:, и они без следа исчезали
в воздухе.
74

Перед нами была картина дикого безлюдья, суровая, жут­
кая, подавляющая и чарующая. Под нами было жилище под­
земного огня, мастерская природы, все еще занятая древними
делами мироздания. Местами из недр земли пробиваются жи­
лы первичных каменных пород и виднеются на когда-то рас­
плавленной и теперь остывшей поверхности. Все это было не­
реально и невероятно. Над нами (на самом деле внизу, под
нами) шла облачная битва между Ухшукиу и Наула. Еще вы­
ше, по склонам кажущейся пропасти, выше полчищ облаков,
были подвешены в воздухе острова «Ланаи и Молокаи. По дру­
гую сторожу кратера, опять как будто над нами, поднималось
бирюзовое море, почти белая линия прибоя гавайского побе­
режья, потом пояс пассатных облаков, а еще выше торчали
в голубом кебе, словно стоя на пьедестале из облаков, покры­
тые снегом, укатанные туманами страшные шапки Мауна^Кеа
и Мауна-Лоа.
Предание гласит, что там, где сейчас находится Западный
Мауи, жил некто Мауи, сын Хины. Мать его, Хина, занималась
изготовлением «капа», полотен. Вероятно, она приготовляла
«капа» по ночам, потому что днем она занималась просушкой
их. Каждое утро, много дней подряд, расстилала она свои «ка­
па» на солнце. Но едва успевала она разостлать их, как пора
уже было собирать их на ночь. Ибо дни тогда были гораздо
короче, чем сейчас. Мауи смотрел на тяжелый и бесплодный
труд матери, и ему было обидно за нее. Он решил, что непло­
хо бы помочь ей,—о, конечно, не в развешивании л уборке
«капа». Это бы всякий дурак смог. Он надумал заставить солн­
це двигаться медленнее. По всей вероятности, он был первым
гавайским астрономом. Так или иначе, он произвел несколько
наблюдений над солнцем с разных пунктов на острове. Он вы­
вел т этих наблюдений, что солнце идет как. раз над Халеакалой. Не в пример Иисусу Навину, он обошелся без всякой бо­
жественной помощи, Он собрал достаточное количество ко­
косовых орехов, сделал из их волокон хорошую веревку
с петлей на конце—в точности такую веревку, как делают
и сейчас ковбои на Халеакале. Потом он забрался в Обитель
Солнца и стал ждать. Когда солнце показалось на своей до­
рожке, быстро несясь, чтобы поскорее закончить день, хра­
брый юноша накинул свой аркан на один из самых крупных
и крепких солнечных лучей. Этим он немного задержал солн­
це, но луч сломался. Тогда он стал накидывать аркан на все
лучи подряд, обламывая их, и солнце сказало, что согласно
75

вступить в переговоры. Мауи выставил свое условие для за­
ключения мира, а именно: чтобы впредь солнцедвигалось
медленнее,—и солнце согласилось. Благодаря этому у Хины
стало достаточно времени, чтобы просушивать свои «капа»,
а дни стали длиннее, чем были раньше, что вполне согласно
с учением современной астрономии.
Мы позавтракали вяленым мясом и терпким пои в камен­
ной ограде, служившей издревле для ночевок скота, прогоня­
емого через остров. Потом, проехав около полумили по краю
кратера, мы стали спускаться на его дно. Оно лежало под на­
ми на расстоянии двух тысяч пятисот футов, и лошади сколь­
зили и сползали по вулканическому шлаку. Черная плотная
поверхность шлака, разбиваемая копытами лошадей, превра­
щалась в желтую пыль, кислую на вкус, взвивавшуюся обла­
ками. Проскакали небольшую гладкую площадку до нового
спуска, менее крутого, извивающегося между конусами шла
ка, кирпично-красными, бледно-розовыми и фиолетово-черны­
ми. Над нашими головами выше и выше вырастали стены кра­
тера, а мы перебирались через бесчисленные потоки лавы,
между твердыми волнами окаменелого мира с фантастически­
ми утесами и пропастями. Миновав бездонное жерло, мы семь
миль ехали над застывшим главным потоком лавы последне­
го извержения.
* Наконец мы сделали привал у подножия стены, в полторы
тысячи футов высотою, в маленькой роще деревьев олапа
и колеа. Здесь была и трава для лошадей, но воды не было,
и нам пришлось прежде всего отправиться чуть не за милю
к известному нашим проводникам водоему. Но воды и там не
оказалось. Тогда вскарабкались еще выше футов на пятьдесят,
и ведром перелили вниз воду, найденную в верхней впадине.
Воды оказалось бочек шесть; драгоценная жидкость потоком
побежала вниз по скале и наполнила нижнюю впадину. Ков­
боям пришлось удерживать лошадей, так как у маленького
водопоя их можно было напоить только по очереди. Потом
мы разбили палатку, стреляли диких коз, прыгавших наверху
целыми стадами. К вяленому мясу и терпкому пои прибави­
лась козлятина, жаренная на вертеле. По гребню кратера, как
раз над нашими головами, неслось море облаков, гонимых
Укиукиу. Облака неслись непрерывно, но никогда не достига­
ли середины кратера и ни разу не заслонили нам месяца, пото­
му что жар вулкана немедленно уничтожал облака. Привле­
ченные нашим огнем, пробирались к нам в лунном свете ди­
кие быки и с любопытством и с вызовом разглядывали нас. То
были жирные животные, хотя они почти не видят воды, кото­
78

рую им заменяет утренняя роса на траве. Роса, впрочем, выпа­
дала обильная, так что мы были весьма благодарны нашей па­
латке, в которой уснули под звуки хула неутомимых гавай­
ских ковбоев, в жилах которых, конечно, течет кровь Мауи, их
храброго предка.
Фотоаппарат не в силах воздать должное Обители Солнца.
Хитроумнейшие светочувствительные пластинки, разумеется,
не лгут, но они, конечно, не передают всей правды. Можно
правильно воспроизвести расселину Куулау, как она отража­
ется на матовом стекле кодака, и все же на готовом снимке не
получится всей гаммы неуловимых оттенков и подлинного ве­
личия. Стены кратера, которые тянутся, казалось, на сотни фу­
тов в вышину, на самом деле вздымаются на несколько тысяч
футов; край облака, выдвинувшийся клином через расселину
около мили в ширину, а за стеной кратера —там целый океан
облаков; передний план из глыб шлака и вулканической пы­
ли, который кажется темным и бесцветным, на самом деле ве­
ликолепно играет красками,—он и кирпично-красный, и цвета
терракоты, и розовый, и цвета желтой охры, и черный с фио­
летовым отливом. Слова бессильны, хоть плачь. Ведь сказать,
что вышина стены кратера две тысячи футов —значит только
всего и сказать, что вышина ее две тысячи футов, но ведь тут
не в одних только цифрах дело. Солнце находится от нас на
расстоянии девяноста трех миллионов миль, но для сознания
смертного человека соседняя провинция кажется более отда­
ленной. Эта немощность человеческого воображения особен­
но ясна на примере с солнцем. Такова же она и в отношении
обители Солнца, Халеакала —это воплощение чуда и красо­
ты. Это надо почувствовать, передать это невозможно. Коликоли находится в шести часах от Кахулуи; Кахулуи —на рас­
стоянии одной ночи от Гонолулу; Гонолулу—в шести днях
пути от Сан-Франциско. Только и всего. Не так уж далеко.
Наутро мы опять карабкались по откосам кратера, опять
переводили лошадей по непроходимым кручам, и опять кати­
лись у нас из-под ног камни, и опять мы стреляли в диких коз.
Я не попал ни в одну,—потому, вероятно, что был слишком
занят сталкиванием камней. Один раз помню, мы столкнули
камень величиною с лошадь. Он покатился сначала довольно
медленно, переворачиваясь с боку на бок, словно вот-вот
остановится. Но уже через несколько минут он летел, покры­
вая футов по двести за один скачок. При этом он все умень­
шался, потом ударился о склон вулканического песка и про­
несся по нему, точно заяц, оставляя за собой узкую полоску
77

желтой пыли. И камень и облачко пыли вокруг него делались
все меньше, и, наконец, кто-то сказал, что камень остано­
вился. Сказал это тот, кто просто перестал его видеть,—очень
уже далеко он укатился. А другие, может, его еще различа­
ли —я, например. Я даже глубоко убежден, что он и сейчас все
еще катится.
В последний день нашего пребывания в кратере Укиукиу
показал себя во всем величии. Он смял Наулу по всей линии,
наполнил облаками Обитель Солнца до краев и вымочил нас
до нитки. Водомером нам служил сосуд вместимостью в одну
пинту, стоявший в палатке там, где в парусине оказалась ды­
рочка. В эту бурную ночь он наполнился до краев в одно
мгновение, а сколько еще вода перелилось через край на на­
ши одеяла! Ну, а раз водомер не сработал, то не было реши­
тельно никакого резона оставаться в кратере. Мы снялись, ед­
ва забрезжил рассвет, и начали спускаться с восточной сторо­
ны по расщелине Каупо. Весь восточный берег Мауи —это не
что иное, как громадный поток лавы. Мы спустились по этому
потоку с высоты шести тысяч пятисот футов к берегу моря.
Такой перегон был бы тяжелым рабочим днем для всех лоша­
дей, только не для наших. В трудных местах они шли спокой­
но, не торопясь, но как только попадали на более ровное ме­
сто, где можно было перейти на рысь,—они переходили на
рысь. Их невозможно было удержать, пока дорога не станови­
лась опять опасной,—тогда они останавливались сами. Не­
сколько дней они непрерывно и тяжело работали, питаясь
травой, которую сами находили, пока мы спали, а в этот по­
следний день они сделали двадцать восемь головоломных
миль и примчались в Хану, словно стайка веселых жеребят.
Многие из них никогда не были подкованы, и после трудных
многодневных переходов по острым, как стекло, осколкам ла­
вы, с тяжестью человеческого тела на спине, их копыта были
в лучшем состоянии, чем копыта подкованных лошадей.
Местность между Виейрасом и Ханой (мы проехали ее
в полдня) так хороша, что здесь стоило бы прожить и неделю
и месяц. Но вся ее дикая красота ничто в сравнении со сказоч­
ной страной, начинающейся за плантациями каучуковых дере­
вьев между Ханой и ущельем Хономану. У нас ушло два дня
на этот участок пути, ведший по подветренному склону Хале­
акалы. Местные жители называют эту область Страной Ка­
нав,—название не слишком многообещающее, но что делать,
так уж назвали: никто, кроме местных жителей, здесь не быва­
ет, и никто, кроме них, этой местности не видел. За исключе­
нием горсточки людей, которых дела заставляют проезжать
73

здесь, никто никогда не слышал ничего о Стране Канав не
острове Мауи. Известно, что такое канава,—это всегда нечтс
грязное, пересекающее обычно самые однообразные и неинте
ресные места. Но Канава Нахику—-совсем необычайная канава
Вся подветренная сторона Халеакалы изрезана тысячью уще­
лий, по которым несутся потоки, образуя многочисленные ка­
скады и водопады. Здесь выпадает больше дождей, чем где бы
то ни было в другом месте на земле. За один 1904- год здесь вы­
пало 420 дюймов осадков. Вода здесь означает сахар, а са­
хар—это душа Гавайских островов. Вот потому-то и создана
была Канава Нахику, которая, собственно, не канава, а целау.
цепь подземных труб. Вода бежит все время под землей и вид­
на только тогда, когда она по высокому, легкому акведуку пе­
ресекает ущелье, чтобы снова погрузиться в глубины землк
под горным склоном. Назвать это изумительное гидравличе­
ское сооружение «Канавой» можно, пожалуй, с тем же пра­
вом, как барку Клеопатры—товарным вагоном.
В этой стране нет колесных дорог, а в прежнее время, до
постройки Канавы, не было даже и проезжих троп. Громадное
количество осадков, выпадающих на плодородную почву под
тропическим солнцем, означает буйную растительность. Еслк
бы кто-нибзщь захотел пробиться пешком сквозь здешние за­
росли, он смог бы сделать в день не больше одной мили. Через
неделю при последнем издыхании он был бы принужден пол­
зти обратно, пока прорубленная нм тропинка не успела зарас­
ти опять. О'Шонееси —фамилия дерзкого инженера, который
покорил заросли и ущелья и не только соорудил Канаву, но
и проложил вдоль нее конную тропу. Он строил на века, из
камней и бетона и создал одно из самых изумительных гидра­
влических сооружений в мире. Каждый маленький проток
и ручеек отведен подземными ходами в главную Канаву. Но
дождя выпадает столько, что нужны бесчисленные водосли­
вы, чтобы избыток воды мог уходить в море.
Тропа для верховых не широка. Но, как и проложивший ее
строитель, она не отступает ни перед чем. Когда Канава ухо­
дит глубоко в гору, трона вьется над нею, а когда вода идет
через ущелье по акведуку, то и тропа бежит тут же. Вообще
тропа весьма беспечна и совсем не заботится об удобстве путе­
шественников. Она идет по самому отвесу пропастей, где над
головой стена в несколько сот футов, а под ногами проваг.
в несколько тысяч футов; она по камням обходит водопады
или проходит под ними, а они летят сверху с невероятным
грохотом и яростью. Но чудесных горных лошадей тоже ни­
чем не удивишь. Они бегут рысцой по скользким от дожда
7f

камням и поскакали бы галопом, ежеминутно обрываясь зад­
ними ногами с края пропасти, если бы им позволили это. Лю­
дям с больными нервами и слабой выдержкой я бы не совето­
вал ехать этой дорогой. Один из наших ковбоев считался на
большом ранчо, откуда мы его взяли, самым сильным и сме­
лым. Он всю жизнь разъезжал верхом по крутым западным
склонам Халеакала. Он лучше всех объезжал лошадей, и, ко­
гда все другие отказывались, он шел в загон укрощать какого-нибудь свирепого быка. Одним словом, у него была блестя­
щая репутация. Ко он еще ни разу не ездил вдоль Канавы
Нахику, и здесь репутации его суждено было погибнуть. Когда
ему пришлось в первый раз переправляться через акведук,
узенький, без перил, перекинутый через ущелье на неизмери­
мой высоте, причем один бешеный поток воды летел сверху,
а другой снизу, и оба вместе оглушали ревом и ослепляли
брызгами,—ковбой слез с лошади, наскоро объяснив, что у не­
го жена и двое детей, и перешел пешком, держа лошадь на
поводу.
Отдыхали от акведуков мы над пропастями, а от пропа­
стей—на акведуках, за исключением разве тех случаев, когда
Канава уходила глубоко под землю, а мы поодиночке шагом
ехали по первобытным деревянным мостикам, которые кача­
лись, гнулись и грозили развалиться. Признаюсь, что первое
время я во всех опасных местах вынимал ноги из стремян,
а когда мы ехали по краю пропасти, то вполне сознательно
и преднамеренно освобождал ту ногу, которая висела над без­
дной глубиною в тысячу футов. Я сказал «первое время», пото­
му что, как в кратере мы очень скоро потеряли представление
о грандиозности, так и здесь, на Канаве Нахику, мы скоро пе­
рестали воспринимать глубину. Ощущения неизмеримой вы­
соты и такой же неизмеримой глубины сменялись так часто, ,
что стали наконец обычной формой восприятия действитель­
ности, и видеть под ногами лошади пропасть в четыре­
ста—пятьсот футов стало уже чем-то естественным и обыден­
ным и не вызывало ни малейшей дрожи. И теперь мы уже
перебирались по головокружительным высотам или ныряли
под водопады так же беспечно, как эта сказочная тропа и эти
сказочные лошади.
Да, это была поездка! Со всех сторон грохотали водопады.
Мы ехали то выше облаков, то ниже облаков, то в самих обла­
ках. Время от времени луч солнца прорезывал их, как прожек­
тор, освещая черные глубины пропастей, или зажигал над на80

шими головами край кратера где-нибудь на высоте тысячи фу­
тов. На каждом повороте дороги нашим глазам открывался
новый водопад или дюжина новых водопадов. Около нашей
первой ночевки в ущелье Кине мы насчитали, не сходя с ме­
ста, тридцать два водопада. Буйная растительность покрывала
эту дикую страну. Целые рощи коа, колеа и орешника. Были
здесь еще деревья, называемые охиа-аи, с ярко-красными
яблоками, сочными, нежными, изумительно вкусными. Дикие
бананы росли всюду, свешиваясь над ущельями, а иногда
ветвь ломалась под тяжестью громадных спелых гроздей,
и бананы лежали поперек тропы, заграждая путь. А над лесом
колыхалось зеленое живое море вьющихся растений всевоз­
можных пород; одни качались в воздухе, как тончайшее кру­
жево, другие толстыми сочными змеями всползали на дере­
вья; одно из них—эи-эи,—чрезвычайно похожее на ползучую
пальму, перекидывалось толстыми гирляндами с ветки на вет­
ку, с дерева на дерево и душило свою живую опору, по кото­
рой ползло все выше и выше. Сквозь море зелени древесные
папоротники поднимали свои нежные листья с тонкой резь­
бою и ярко горели огромные красные цветы лехуа. По земле
расстилались странные травы яркой окраски, которые в Со­
единенных Штатах можно* увидеть только в оранжереях.
Б сущности, вся Страна Канав острова Мауи представляет со­
бою огромную оранжерею. Особенно много папоротников,
и, кроме всех известных видов, очень много неизвестных
и необыкновенных, начиная от тончайшего и нежнейшего
«девичьего волоса» до грубого хищника «оленьего рога»,
врага местных дровосеков,—заросли его образуют плотные
массы в пять-шесть футов толщиной, покрывающие иногда
площади во много акров.
Да, это была изумительная поездка. Мы сделали ее в два
дня, потом выехали на колесную дорогу и вернулись на ранчо
галопом. Конечно, это было очень жестоко—гнать галопом
лошадей после такого длинного и трудного путешествия, но,
к сожалению, ничего нельзя было сделать: мы все натерли по­
водьями пузыри на руках и все-таки не могли сдержать лоша­
дей. Вот каких необычайных лошадей ;ыращищет Халеакала!
Вернувшись, мы попали на празднество: пригнали новые пар­
тии скота, животных клеймили, объезжали лошадей—веселье
бурлило вовсю! А высоко над нашими головами храбро сра­
жались Укиукиу и Наулу, а еще выше купалась в солнечных
лучах могучая вершина Халеакала.
81

Глава Ж

ЧЕРЕЗ ТИХИЙ ОКЕАН

«От Гавайских островов до Таити. Этотпере­
ход чрезвычайно затрудняют пассаты. Китоловы и все другие
моряки говорят, что с Гавайских островов попасть на Таити
очень трудно. Капитан Брюс разъясняет, что судно должно
сначала держать на север, пока оно не попадет в полосу ве­
тра, и только тогда взять курс к своей цели. СамкапитанБрюс
во время его плавания в ноябре 1857года, спустившись к юту
от экватора, никак не мог поймать переменные ветры и, не­
смотря на все усилия, ни на одном галсе не смог добиться от­
клонения к востоку».
Вот что говорится в Указаниях для- судов о южной части
Тихого океана—и это все, что там сказано. Ни слова больше,
чтобы облегчить измученному путешественнику этот долгий
переход,—там нет также ни слова о пути с Таити до Маркиз­
ских островов, лежащих в восьмистах милях к северо-западу
от Таити, а этот путь еще труднее. Отсутствие каких-либо указаний объясняется, я полагаю, уверенностью в том, что ни
один путешественник не станет предпринимать такое невоз­
можное путешествие. Но невозможное не пугало «Снарка»
главным образом потомз', что мы-прочли это-краткое «Указа­
ние парусникам» после того, как отправились в путь.
Мы отплыли от Хило (Гавайские острова) 7 ноября и при­
были на Нукухиву (Маркизские острова) 6 декабря. Расстояние
по карте—две тысячи миль, мы же сделали по меньшей мере
четыре, чем и доказали раз навсегда, что прямая линия дале­
ко не всегда кратчайшее расстояние между двумя точками: ес­
ли бы мы держали прямо на Маркизы, то прошли бы пять,
а то и все шесть тысяч миль.
Одно мы решили твердо с самого начала: пересекать эква­
тор не западнее 130-го меридиана. В этом и была вся Задача.
Переходя экватор западнее 130-го мери,циана, мы попадали во
власть юго-восточных пассатов, которые так отклонили бы
нас от Маркизских островов, что впоследствии пришлось бы
идти почти против ветра. А еще вдобавок экваториальное те­
чение, скорость которого достигает семидесяти пяти миль
в деньГХороши бы мы были, если бы нам пришлось встретить
противный ветер и идти против течения! Нет, мы должны пе­
ресечь экватор ни минутой, ни секундой не западнее 130-го
градуса долготы. Но так как юго-восточные пассаты можно
встретить на пять или шесть градусов севернее экватора, мы
82

должны были держаться значительно севернее экватора и се­
вернее пассатов по крайней мере до 128-го меридиана.
Я забыл упомянуть, что бензиновый двигатель в семьдесят
пять лошадиных сил, по своему обыкновению, не работал, так
что приходилось рассчитывать только на паруса. Мотор на­
шей лодки тоже не работал. И уж если на то пошло, пяти­
сильное динамо, обслуживающее освещение, насосы и венти­
ляторы, тоже выбыло из строя. И во сне и наяву передо мной
стоит чрезвычайно эффектное заглавие для книги. Непремен­
но напишу книгу под заглавием «Плавание вокруг света с тре­
мя двигателями и женой». Впрочем, может, и не напишу, что­
бы не оскорбить самолюбие тех молодых людей, которые
обучались своему ремеслу на двигателях «Снарка»
в Сан-Франциско, Гонолулу и Хило.
На бумаге все это казалось чрезвычайно легко. Вот тут Хи­
ло, а там —цель нашего плавания, 128-й градус западной дол­
готы. Северо-восточный пассат мог бы погнать нас по прямой
линии между этими двумя точками. Но самое неприятное
в пассатах заключается в том, что никогда точно не известно,
где найти их, и в каком именно направлении они будут дуть.
Нас подхватил северо-восточный пассат, едва мы отошли от
Хило, но этот жалкий ветерок тут же перешел и задул прямо
с востока. Кроме него, было еще северное экваториальное те­
чение, несшееся к западу подобно мощной реке. Небольшое
суденышко при ветре и сильном волнении очень плохо подви­
гается вперед. Его швыряет вверх и вниз, и оно все остается на
одном месте. Паруса его надуты и наполнены ветром, каждое
мгновение оно ложится подветренным бортом на воду; встает
на дыбы, трепещет, ныряет носом —и только. Когда же оно
наконец пойдет, оно налетает на огромную водяную гору и,
разумеется, опять останавливается. И «Снарк», вследствие его
малых размеров, восточного пассата и мощного экваториаль­
ного течения, сильно уклонялся к югу. Конечно, не прямо
к югу. Но к востоку он забирал угрожающе мало. Одиннадца­
того октября он продвинулся к востоку на сорок миль; двена­
дцатого октября —на пятнадцать миль; тринадцатого —не
продвинулся совсем; четырнадцатого октября—на тридцать
миль; пятнадцатого—на двадцать три мили; шестнадцато­
г о —на одиннадцать миль, а семнадцатого октября «Снарк»
и вовсе отклонился на четыре мили к западу. Таким образом,
за неделю он продвинулся к востоку на сто пятнадцать миль,
что составляет в среднем шестнадцать миль в день. Но мери­
диан Хило и 128-й градус западной долготы отстоят друг от
друга на двадцать семь градусов, или приблизительно на ты­
83

сячу шестьсот миль. Считая по шестнадцати миль в день, нам
понадобилось бы сто дней, чтобы пройти то расстояние. И то
мы попали бы на 128-й градус западной долготы в пяти граду­
сах к северу от экватора, тогда как цель нашего плава­
ния—Нукухива в группе Маркизских островов—лежит на де­
вять градусов к югу от экватора и в двенадцати градусах за­
паднее 128-го градуса.
Нам оставалось только одно —спуститься к югу, выйти из
полосы пассатов и вступить в полосу переменных ветров.
Правда, капитан Брюс во время перехода на юг не встретил
переменных ветров, и ему «не удавалось добиться отклонения
к востоку». Но у нас не было выбора, и мы молили бога, чтобы
нам повезло больше, чем капитану Брюсу. Переменные ветры
занимают определенный пояс в океане между пассатами
и штилями. Они образуются так: потоки нагретого воздуха
поднимаются вверх, встречаются с пассатами и постепенно
опускаются до поверхности океана, и их находят... там, где на­
ходят: границы их пояса лежат между пассатами и штилями,
которые и сами день ото дня и месяц от месяца меняют свои
владения.
Мы встретили переменные ветры на одиннадцатом градусе
северной широты и изо всех сил держались этой параллели.
К югу лежала полоса штилей. К северу—полоса северо-вос­
точных пассатов, которые не хотели дуть с северо-востока.
Дни шли за днями, и «Снарк» все время оставался близ один­
надцатой параллели. Переменные ветры и в самом деле были
переменчивы. Легкий ветерок вдруг падал и оставлял нас
в полосе мертвого штиля на сорок восемь часов. Потом вете­
рок снова начинал дуть, дул три часа и снова оставлял нас
в полосе штиля на новых сорок восемь часов. Потом —о ра­
дость ! —начинал дуть ветер с запада, свежий, чудесный све­
жий ветер, и «Снарк» летел своим курсом, оставляя бурлящий
пенный след. Но по истечении получаса ветер внезапно испу­
скал предсмертный вздох и стихал... И так все время. Мы опти­
мистически держали пари за каждый порыв ветра, который
продолжался больше пяти минут, но и это не помогало.
Порывы стихали.
И все же были исключения. Когда вы имеете дело с пере­
менными ветрами, нужно только набраться терпения и ждать,
и тогда вам непременно представится счастливый случай,
а мы были так хорошо снабжены водой и съестными припаса­
ми, что могли себе позволить ждать. Двадцать шестого октя­
бря мы прошли ни много, ни мало как сто три мили к восто­
ку, и этот переход много дней служил у нас темой для разго­
84

воров. В другой раз нас подхватил ветер, дувший с юга в тече­
ние восьми часов. Он дал нам возможность пройти семьдесят
одну милю к востоку! А как раз в то время, когда этот ветер
совсем спал, подул ветер прямо с севера и продвинул нас еще
на один градус к востоку.
Много лет ни одно парусное судно не совершало такого
перехода, и мы оказались в полном одиночестве среди Тихого
океана. За все шестьдесят дней, пока длилось нагие плавание,
мы не повстречали ни одного паруса, не заметили ни разу па­
роходного дымка над горизонтом. Потеряй судно ход—и оно
бы сотни лет проплавало среди этой водной пустыни, ибо по­
мощи здесь ждать неоткуда. Помощь могла бы прийти только
с какого-либо судна, вроде «Снарка», а «Снарк» оказался здесь
главным образом потому, что мы пустились в путь, не прочтя
вовремя относящегося к этому переходу абзаца в «Указаниях
парусникам». Когда мы стояли во весь рост на палубе, прямая
линия от наших глаз до горизонта тянулась три с половиной
мили. Таким образом, диаметр того круга на поверхности оке­
ана, центром которого были мы, равнялся семи милям. Мы все
время пребывали в центре круга и все время двигались тб
в одну, то в другую сторону; следовательно, круги, которые
мы видели, все время менялись. Но все они были похожи один
на другой. Ни зеленые острова, ни серые каменные мысы, ни
сверкающие пятна белых парусов не нарушали линии гори­
зонта. Облака проносились над нами, появляясь над одним
краем круга, пролетали над его поверхностью и скрывались
за противоположным краем.
Недели шли за неделями, и внешний мир тускнел в нашей
памяти. Он тускнел до тех пор, пока не осталось для нас уже
никакого иного мира, кроме «Снарка», его семи обитателей
и широкого водного простора. Воспоминания о жизни в дале­
ком большом мире стали похожи на сны о каком-то прежнем
существовании, которое мы пережили раньше, чем родились
здесь, на «Снарке». О свежих овощах, например, которых мы
не видали очень давно, мы упоминали так, как, бывало, мой
отец о каких-то особенных яблоках, которые он едал в детст­
ве. Человеку свойственно создавать себе привычку—и мы,
обитатели «Снарка», привыкли к своей жизни на «Снарке».
Все, что нас здесь окружало, казалось вполне естественным,
никому и в голову не приходило, что можно или нужно
что-то изменить. Подобная мысль была бы просто оскорби­
тельной.
Да и не было для внешнего мира никакого пути воздей­
ствовать на нас. Никто не мог прийти к обеду, не было ни те­
85

леграмм, ни телефонных звонков, нарушающих спокойствие
нашего существования. Никуда не надо было идти, и нечего
было бояться опоздать на какой-то поезд, и не было утренних
газет, из которых, потратив на это достаточно времени, мы
могли бы узнать, что случилось с тысячью пятьюстами мил­
лионов наших собратьев по земному шару.
Но скуки не было. В нашем маленьком мире дела было до­
статочно, а кроме того, его —в противоположность большо­
му миру—нужно было направлять на его пути в пространст­
ве. Затем нам приходилось сталкиваться и бороться с кос­
мическими силами,- чего также не бывает в большом мире,
несущемся без препятствий по своей орбите в безветренной
пустыне вселенной. А мы никогда не ж али заранее, что слу­
чится через пять минут. Разнообразия было сколько угодно.
Вот, например, в четыре утра я сменяю Германа у руля.
— Ост-норд-ост,—сообщает он мне курс—Отклонились на
восемь румбов, но «Снарк» не слушается руля.
Ничего удивительного! Разве есть на свете судно, которое
бы слушалось руля при полном штиле?
— Недавно еще был кое-какой ветерок, может быть, опять
поднимется,—обнадеживает Герман перед уходом.
Бизань спущена и убрана. Ночью, при качке без ветра,
слишком отвратительно слушать, как хлопают пустые паруса
и скрипят снасти. Но грот оставили и стаксель с кливерами то­
же, и они производят оглушительные звуки. Небо все вызвез­
дило. Без особой причины я перекладываю руль в противопо­
ложную сторону и смотрю на звезды. Что же еще делать? Что
же еще делать на паруснике, качающемся при полном штиле?
Потом я вдруг чувствую щекой едва заметное дуновение;
потом еще и еще, и, наконец, сомнений нет: поднялся легонь­
кий ветерок. Как уж там ухитряются паруса «Снарка» его пой­
мать, я не знаю, но, очевидно, все-таки ухитряются, потому
что стрелка компаса задвигалась на картушке. То есть, конеч­
но, не стрелка компаса, которую удерживает земной магне­
тизм. Поворачивается сам «Снарк», вращаясь вокруг этого не­
сложного картонного сооружения, плавающего в сосуде со
сшготом.
Наконец «Снарк» приходит на прежний курс. Легкое дуно­
вение перерастает в небольшой ветерок. «Снарк» его сразу
чувствует и слегка кренится. Над головой плывет какая-то
дымка, и я замечаю, что звезды гаснут одна за другой. Черные
стены плотнее обступают меня, и когда наконец гаснет по­
следняя звезда, темные стены уже так близко, что, кажется,
я могу дотронуться до них рукой. Я наклоняюсь, протягиваю
86

руку и чувствую прикосновение тьмы на лице. Порывы ветра
следуют один за другим, и я рад, что бизань убрана. Уфф! Бот
зто был удар! «Снарк» подпрыгивает и зачерпывает воду под­
ветренным бортом. Чуть не весь Тихий океан вливается к нам
на палубу. Еще пять или шесть таких порывов, и я начинаю
жалеть, что не убраны кливера. Волны поднимаются все вы­
ше; порывы ветра крепче и чаще; воздух полон водяной пыли.
Смотреть в наветренную сторону невозможно, как ни старай­
ся. Да и черная стена встает тут же, на расстоянии вытянутой
руки. Но мне все-таки очень хочется увидеть, что происходит
там, откуда дует ветер. Да, с наветренной стороны творится
что-то неладное, зловещее. Кажется, надо только всмотреться
в темноту попристальнее и подольше, и я разгляжу, в чем де­
ло. Но это, конечно, только кажется. В промежутке между
двумя порывами ветра я успеваю сбегать к трапу, посмотреть
на барометр. Я чиркаю спички одну за другой и вижу—29,90.
Наш чувствительнейший барометр не желает отмечать атмо­
сферных явлений, из-за которых поднялся такой хршшый вой
у нас в снастях. Я успеваю вернуться к штурвалу как раз, ког­
да налетает новый порыв ветра, еще яростнее прежних. Ну, во
всяком случае, ветер есть, «Снарк» держит курс правильно
и забирает к востоку. Кливера меня раздражают; право же,
жаль, что они не убраны. «Снарку» было бы легче идти, да
и риска меньше. Ветер храпит и фыркает в снастях, и редкие
капли дождя стучат, как градины. Ничего не поделаешь, при­
дется звать всех наверх, решаю я; но потом думаю, что про­
держусь еще немного один. Может быть, сейчас все кончится,
и я вызову их понапрасну. Пусть еще поспят. Я держу «СНарк»
на курсе, а из тьмы хлещет уже настоящий ливень с воющим
ветром. Затем все временно затихает и рассеивается, за исклю­
чением, конечно, темноты,—и я радуюсь, что никого не по­
звал.
Ветер немного успокоился, но волны становятся все выше.
Теперь идут белоголовые косматые гребни, и «Снарк» прыга­
ет, как пробка. А потом снова летят из тьмы порывы ветра все
сильнее и сильнее. Если бы только я мог знать, что там скры­
вается с наветренной стороны! «Снарку» приходится туго; его
подветренный борт зачерпывает воду чаще и чаще. Ветер воет
и ревет все сильнее. Нет, если уж звать кого-нибудь, то сейчас.
Я решаю: звать. И опять налетает ливень, и опять слабее ве­
тер —и я не зову. Но только человеку очень одиноко стоять
так на руле и править маленьким миром в ревущей непро­
глядной тьме. И потом, это все-таки большая ответствен­
ность —быть совершенно одному на поверхности мира в ми­
87

нуту опасности и думать за всех его спящих обитателей. Нет,
мне не под силу такая ответственность, решаю я, когда поры­
вы ветра с новой силой обрушиваются на «Снарк» и волны
хлещут через борт. Я чувствую тепло морской воды на коже,
вижу, как она призрачно сверкает повсюду яркими фосфори­
ческими точками. Кончено, я зову сейчас остальных, чтобы
убрать все паруса. Зачем им, собственно, спать? Я просто ду­
рак, что деликатничаю! Мой разум возмущен моим сердцем.
Это сердце сказало мне тогда: «пусть еще поспят». Да, но
разум подтвердил это решение. Ну, тогда пусть сейчас разум
его отменит; но пока я выдвигаю доводы за и против, ветер
стихает. Посмотрю, что будет дальше, решаю я. В конце кон­
цов это право моего разума—решать, что способен вы­
держать «Снарк», и звать на помощь только в последнюю
минуту.
Наконец сквозь толщ у облаков пробивается рассвет, серый,
ненастный; можно разглядеть море, вздымающееся под поры­
вами ветра. Потом опять налетает ливень, и все долины меж­
ду громадными гребнями заполняются молоком водяной пы­
ли. И ветер и дождь точно сплющивают волны, которые ждут
только случая, чтобы подняться с новой силой. Понемногу на
88

палубу выползают люди. Лицо Германа сияет от радости, что
мне удалось «подхватить» такой «ветерок». Я передаю руль
Уоррену и задерживаюсь на минуту, чтобы поправить камбузную трубу, которую сдвинуло волной. Ноги у меня босы и до­
статочно привыкли цепляться за доски палубы, но когда борт
заливает зеленая вода, со мной делается что-то странное:
я внезапно оказываюсь сидящим, на залитой водой палубе.
Герман, естественно, спрашивает, почему это мне вздумалось
принять такую позу. Но в это время набегает новая волна,
и он тоже садится—внезапно и без малейшего промедления.
«Снарк» бросает вверх и вниз, подветренный борт в воде, и мы
с Германом, вцепившись в драгоценную трубу, катимся вместе
с нею к борту. Наконец я внизу, переодеваясь в сухое платье,
улыбаюсь от удовольствия: «Снарк» здорово забирает к вос­
току.
Нет, скучно у нас не было! Вот мы только что были в поло­
се затишья и радовались, если удавалось сделать десяток
миль в продолжение многих часов, а в такой день, как этот,
мы прошли через дюжину шквалов, а сколько их еще побли­
зости! И каждый из таких шквалов был словно дубинка, зане­
сенная над головой «Снарка». Иногда мы попадали в самый
центр шквала, иногда нас задевало только краем, но никогда
заранее нельзя было предвидеть, что именно случится. Иногда
грандиозный шквал, захватывающий полнеба, вдруг разде­
лялся на два, которые обходили нас с двух сторон, а иногда
маленький, невзрачный шквальчик, с каким-нибудь бочонком
дождя и одним фунтом ветра, вдруг принимал циклопические
размеры и ожесточенно обрушивался на нас. Шторм через не­
сколько часов становится просто утомительным и совсем не­
интересным, но шквалы интересны всегда, и тысячный шквал
будет так же интересен, как первый, если не еще интереснее.
Шквалами пренебрегают лишь по неведению. Человек, пере­
живший тысячу шквалов, относится к ним с почтением. Ему
известно, что это такое—шквал.
Самое бурное наше приключение произошло в полосе за­
тишья. Оказалось,—это случилось 20 ноября,—что половина
запаса пресной воды каким-то образом вытекла. Так как мы
вышли из Хило сорок три дня назад, то запас этот вообще
был невелик. Потерять половину его было бедствием. При са­
мом экономном употреблении воды могло хватить дней на
двадцать. Но ведь мы в полосе затишья, и кто мог знать, где
и когда нам удастся подхватить юго-восточный пассат?
Воду стали выдавать раз в день порциями. Каждый из нас
получал по кварте для личного употребления, а повар полу­
89

чал восемь кварт дш приготовления обеда. Теперь на сцену
появилась психология. Как только стало швесто,—что воды
мало, я почувствовал мучительную жажду. Никогда в жизни
мне не хотелось так пить, как теперь. Свою маленькую кварту
я мог бы выпить одним глотком, и требовалось большое на­
пряжение воли, чтобы не сделать этого. И не со мной одним
было так. Мы все говорили о воде, думали о воде и даже во
сне видели только воду. Мы тщательно исследовали карту,
надеясь найти вблизи хоть какой-нибудь островок, к помощи
которого можно было бы прибегнуть. Но такого островка не
было. Ближайшими были Маркизские острова, но они лежали
по ту сторону экватора, а мы были в полосе затишья. Мы бы­
ли на третьем градусе северной широты, а Маркизские остро­
ва на шестом градусе южной,—расстояние около тысячи
миль да еще около четырнадцати градусов на запад от нашей
долготы. Ничего не скажешь, приятное положение для кучки
несчастных существ, затерявшихся в знойном тропическом
штиле.
Посередине палубы мы укрепили палубный тент, припод­
няв его с кормы так, чтобы весь дождь можно было собрать
на носу. Целый день следили мы за шквалами, проходившими
в разных частях неба. Они появлялись то шрава, то слева, то
спереди, то сзада, но ни один не подошел близко. К вечеру
стала надвигаться большая туча., и мы глядели с надеждой,
как она проливает в соленое море бесчисленные галлоны дра­
гоценной влаги. Мы еще раз с величайшей тщательностью
осмотрели наше сооружение и стали ждать. Уоррен, Мартин
и Герман составили живописную группу. Они повисли, раска­
чиваясь, на снастях и напряженно вглядывались в приближа­
ющуюся тучу. Нетерпение, беспокойство, жадное ожидание
были в каждом их жесте. А рядом—пустой и сухой тент. Но
как они сразу обмякли и понурились, тогда шквал вдруг раз­
делился и часть его прошла далеко шереди, а другая далеко
с кормы!
Ночью дождь )Все же пошел, Мартин, которого психологи­
ческая жажда заставила уже давно выпить свою кварту, при­
ставил рот прямо к краю тента и сделал такой невероятный
глоток, которого я не видал никогда в жизни. В два часа мы
набрали сто двадцать галлонов. Замечательно, что после это­
го до самых Маркизских островов не было больше ни одной
капли дождя. Если' бы и этот шквал прошел мимо, нам при­
шлось бы употребить остаток бензина для дистилляции мор­
ской воды.
'90

Кроме того, мы занимались рыбной ловлей. Это происходи­
л о очень просто, так как рыба была тут же, за бортом. Трехдюймовый стальной крючок на крепкой лесе и кусок белой
тряпки в виде приманки—вот все, что было нужно, чтобы л о ­
вить макрелей от десяти до двадцати пяти фунтов весом. Ма­
крели питаются летучими рыбами, а потому не клюют поти­
хоньку, а набрасываются на крючок с налета и так дергают
лесу, что тот, кто тащит их первый раз, этого ощущения ни­
когда: не забудет. Кроме того, макрели—настоящие самоеды..
Как только одна из hick попадает на крючок, на нее тут же
с жадностью набрасываются другие. Очень часто мы вытаски­
вали на борт макрелей со свежими ранами величиной с чай­
ную чашку.
Одна стая в несколько тысяч макрелей недели три плыла
рядом с нами. Благодаря «Снарку» у них была чудеснейшая
охота: aim плыли по обе стороны под бушпритом, набрасы­
ваясь на вспугиваемых его движением летучих рыб, и опусто­
шили таким образом половицу океана в полмили шириною
и в тысячу пятьсот миль длинною. Если какой-нибудь рыбке
удавалось уцелеть и она у нас за кормой уплывала прочь, ма­
крели бросались за нею вдогонку, а потом догоняли «Снар­
ка», и за кормой всегда можно было видеть согни серебряных
спин ка поверхности вола Наевшись досыта, они с наслажде­
нием отдыхали в тени судна, и целые сотни- их лениво сколь­
зили здесь в прохладной воде.
Бедные, бедные летучие рыбы! В воде их преследовали
и пожирали живьем макрели и дельфины, а когда они ради
спасения жизни выпрыгивали в воздух, их загоняли обратно
в воду хищные морские, птицы. Спасения не было нигде. Лету­
чие рыбы выскакивают из воды вовсе не для забавы. Это для
них вопрос жизни и смерти. Тысячи раз в день мы могли на­
блюдать эту трагедию. Вот перед вашими глазами легкими
кругами,, высоко, в воздухе, реет чайка. Вдруг она останавлива­
ется и камнем падает вниз. Вы опускаете глаза. Темная спила
дельфина быстро прорезает воду, а перед самым его носом
поднимается в воздух дрожащая серебряная полоска—неж­
нейший органический летательный аппарат, наделенный спо­
собностью самопроизвольного управления, наделенйый чув­
ствительностью и любовью к жизни. Чайка, налетает на сере­
бряную полоску, но промахивается, и летучая рыба продол­
жает набирать высоту,, поднимаясь против ветра, как воздуш­
ный змей; описывает полукруг над судном и уже скользит
вниз по ветру е другой стороны. А внизу все время плывет
дельфин, следя своими жадными глазами за улетающим зав­
91

траком, который вздумал путешествовать в какой-то другой,
недоступной для дельфина среде. Подняться сам он не может,
но он прожженный эмпирик и прекрасно знает, что рано или
поздно рыба вернется в воду, если только ее не слопает по до­
роге чайка. И, дождавшись, он позавтракает. Мы жалели бед­
ных крылатых рыб, и нам противно было смотреть на гнус­
ную бойню. Но когда ночью маленькая крылатая рыбка, уда­
рившись о грот-мачты, падала, задыхаясь и трепеща, на палу­
бу, тот из нас, кто стоял ночную вахту, набрасывался на нее
с такой же кровожадностью, как дельфины или макрели. Надо
вам сказать, что летучие рыбы—удивительно вкусный зав­
трак. Но мне всегда было непонятно, почему такая нежная пи­
ща, попадая постоянно в ткани хищника, не делает их более
деликатными и утонченными. Может быть, дельфины и макре­
ли грубеют от той громадной скорости, которую они должны
развивать на охоте? Но нежнейшие летучие рыбы развивают
такую же скорость...
Изредка мы ловили акул на большие крючки на цепочках,
привязанных к коротким канатам. А где акулы, там и ры­
ба-лоцман, и прилипало, и прочие паразиты. Некоторые аку­
лы были несомненными людоедами, с круглыми глазами, как
у тигров, с двенадцатью рядами зубов, острых, как бритва.
Кстати сказать, все обитатели «Снарка» пришли к единоглас­
ному заключению, что очень многие из обычно употребля­
емых в пищу рыб далеко уступают по вкусу мясу акулы, под­
жаренному в томатном соусе. А один раз на крючок, который
обычно тащился у нас за кормой, попалась какая-то странная
рыба, напоминающая змею, более трех футов в длину и не
больше трех дюймов толщиной, с четырьмя клыками во рту.
Она оказалась самой вкусной, самой нежной и ароматной из
всех океанских рыб.
Весьма приятным и ценным пополнением нашего провиан­
та явилась морская черепаха весом в сто футов, которая фигу­
рировала в самых аппетитных жирных супах и соусах; в по­
следний раз она появилась в виде изумительного ризотто, за­
ставившего всех нас поглотить больше риса, чем это было
необходимо и возможно. Черепаху заметили с наветренной
стороны; она мирно спала на поверхности океана, окружен­
ная стаей любопытных дельфинов. Это была, конечно, насто­
ящая океанская черепаха, потому что ближайшая земля была
за много тысяч миль. Мы развернули «Снарк», пошли обрат­
ным галсом, и Герману удалось пробить черепахе голову
острогой. Когда ее вытащили, она вся оказалась обсаженной
прилипалами, а из складок кожи на ногах выпало несколько
92

больших крабов. После первого же обеда с черепахой вся
команда «Снарка» пришла к единогласному заключению, что
ради черепахи можно было бы и еще раз лечь на обратный
курс.
Но самой интересной океанской живностью является все
же дельфин. Его окраска до того изменчива, что вы никогда не
увидите двух дельфинов совершенно одинакового оттенка. Да­
же обычный небесно-лазурный цвет его боков представляет
чудо переливов и оттенков. Но это все же ничто в сравнении
с теми цветовыми превращениями, на которые он вообще спо­
собен. Иногда он бывает зеленым, бледно-зеленым, темно-зе­
леным, фосфорически-зеленым; иногда —синим, темно-синим,
ярко-голубым —словом, целая гамма синевы. Вы поймали его
на крючок, и он становится золотым, золотым с головы до
хвоста. Вытаскиваете его на палубу, и он перед вашими глаза­
ми пробегает всю гамму невероятных, непередаваемых синих,
зеленых и желтых тонов, потом вдруг становится мертвен­
но-белым с ярко-синими пятнышками, и вы вдругделаете от­
крытие, что ведь он крапчатый, как форель. Потом из белого
он опять проходит через все оттенки и становится наконец
темно-перламутровым.
Для любителей рыбной ловли я не могу придумать ничего
более интересного, чем ловля дельфинов. Разумеется, ловить
их следует тонкой лесой с удилищем и катушкой. Крючок си­
стемы О'Шонесси № 7—как раз то, что требуется, и на него
нужно насадить в качестве приманки целую летучую рыбу.
Подобно макрели, дельфин питается летучей рыбой, и он бро­
сается на приманку с быстротой молнии. Первое предупре­
ждение вы получаете тогда, когда катушка заскрипит, и вы
увидите, что леса натянулась под прямым углом и убегает под
борт судна. Прежде чем вы успеете выразить опасение относи­
тельно недостаточной длины вашей лесы, рыба уже выскочит
из воды, и начнутся прыжки. Так как дельфин не менее четы­
рех футов в длину, вытащить его на борт нелегкое дело. Как
только он попадает на крючок, он немедленно становится зо­
лотистого цвета. Прыгает он, чтобы освободиться от крючка,
и тот просто каменный человек или совершенный ублюдок,
в ком сердце не дрогнет и не затрепещет при виде этой вели­
колепной рыбы, одетой в золотую кольчугу, когда она дро­
жит и рвется, точно лихой скакун на поводу. Смотрите не зе­
вайте! Выбирайте слабину! А не то крючок во время одного из
этих прыжков полетит в сторону на двадцать футов. Не давай­
те рыбе свободы, и она начнет снова кружить в воде, а потом
опять попробует пуститься прыжками. К этому времени начи­
93

наешь обычно сокрушаться, чтоутебя на катушке не девятьсот,
а всего только шестнадцать футов лесы. Осторожно маневри­
руя, вы можете подтянуть ее, и через час тяжелой работы вам
удастся вытащить рыбу на палубу. Я поймал одного такого
дельфина, и он оказался: четырех футов и семи дюймов в длину.
Герман ловил дельфинов более прозаическим способом. Ко­
роткая леса и хороший’кусок акульего мяса—вот все, что ему
было нужно. Его леса была очень толстая, но не раз она рва­
лась, и рыба уплывала. Однажды дельфин удрал, захватив
с собой приманку и четыре крючка системы О'Шонесси. Мень­
ше чем через час этого самого дельфина'мы поймали на уду и,
разрезав его, нашли все четыре крючка. Под экватором дель­
фины, которые сопровождали наше судно в течение месяца,
нас покинули, и за все время дальнейшего плавания мы не ви­
дели больше ни одного дельфина.
Так шли дни. Дела было столько, что время не тянулось
слишком долго. Но даже если бы и нечего было делать, время
все равно не могло тянуться долго под таким изумительным
небом. Зори походили на медленные пожары исполинских го­
родов под арками перекинутых через все небо радуг. Закаты
заливали море реками розового света, истекавшими из солн­
ца, от которого по небу расходились ярко-голубые лучи.
В солнечный день вода за бортом казалась лазурным атласом,
под которым сходились конусы солнечного сияния. А за кор­
мой из глубины тянулась процессия тускло-бирюзовых пу­
зырьков —пенный след бегущего «Снарка». А ночью море го­
рело фосфорическим огнем, и в глубине его, как яркие кометы
с длинными призрачными хвостами, шныряли макрели
и дельфины.
Мы отходили все дальше к востоку, плывя через полосу пе­
ременных ветров.
Во вторник, 26 ноября, во время сильнейшего шквала, ве­
тер вдруг повернул и стал дуть с юго-востока. Это был нако­
нец настоящий пассат. Шквалы кончились; стояла ясная, ров­
ная погода, и свежий ветер надувал паруса. Мы уверенно дер­
жали на юго-запад, и, десять дней спустя, б декабря, в пять
утра, мы заметили землю, как раз там, где ей «быть надлежа­
ло». Мы обошли Уа-Хука и Нукухиву и ночью, в сильный ветер
и непроглядную мглу, вошли в узкую бухту Тайохэ и стали на
якорь. С берега доносилось блеяние диких коз, а воздух был
душен от аромата цветов. Переход был закончен. В шестьде­
сят дней мы проделали этот путь от одной земли к другой че­
рез пустынный океан, на горизонте которого никогда не вста­
ют паруса встречных кораблей.
т

Глава X
ТАЙПИ
Оставшаяся на востоке Уа-Хука скрылась за
густой завесой дождя, который уже догонял нашего «Снар­
ка». Но «Снарк» бежал отлично. Пролетели мимо, мыса Мартана, юго-восточной оконечности..Нукухивы, миновали широ­
кий вход. в. Контролерскую бухту, где виднелась белая Ска­
ла-Парус, как две капли воды похожая на парус рыбачьей
лодки.
—
Как вы думаете, что это такое?—спросил я у Германа,
который стоял на руле.
•- Рыбачья лодка,—решил он после внимательного иссле­
дования.
А ка карте значилось совершенно определенно: «Скала-Парус».
Но нас гораздо больше интересовала внутренность Контро­
лерском бухты, где глаза наши жадно искали три небольших
заливчика, средний из которых переходил в едва заметную
в сгущающихся сумерках узкую долину между высокими- сте­
нами скал. Сколько раз мы отыскивали на карте этот малень­
кий средний заливчик и начинающуюся за ним долину—доли­
ну Тайпи. Карта называла ее Таипи, что, конечно, было пра­
вильнее, но мне гораздо больше нравится Тайпи, и я всегда
буду произносить и писать Тайпи. Когда я был маленьким
мальчиком, я прочел удивительную книгу, которая так и на­
зывалась «Тайпи», книху Германа Мелвилла; и много-много
часов провел я, мечтая над этой книгой. Но я не только меч­
тал. Я твердо решил, что, когда вырасту, будь что будет,
а я побываю в долине Тайпи. Потому что властная тайна неве­
домых стран уже тогда овладела моим сознанием; потом они
водили меня по разным странам; это они ведут меня и сейчас.
Годы шли, но Тайпи не была забыта. Однажды, вернувшись
в Сан-Фракциско из семимесячного плавания по северной ча­
сти Тихого океана, я решил, что время пришло. На Маркиз­
ские острова отправлялся бриг «Галилей», но экипаж был
уже набран; и вот мне, бывалому матрасу, и по молодости лет
сверх меры гордому этой своей бывалостью, пришлось уни­
зиться до того, чтобы предложить себя в качестве каютного
боя, лишь бы только как-нибудь попасть в Тайпи. «Галилей»
вернулся бы без меня, потому что я, конечно, разыскивал бы
Кори-Кори и Файавэй. Может быть, конечно, капитан прочел
в моих глазах намерение улизнуть. А может быть, место боя
95

действительно было занято. Во всяком случае, я его не полу­
чил.
И опять шли годы, полные планов, достижений, неудач; н^
Тайпи не была забыта, и вот я наконец здесь и вглядываюсь
в ее неясные очертания, пока налетевший шквал не закрывает
«Снарк» потоком дождя. Впереди мелькнула скала Часовой,
опоясанная бурлящей полоской прибоя. Мелькнула и скры­
лась в дожде и сгущающемся сумраке ночи. Мы держали пря­
мо на эту скалу, надеясь, что шум прибоя подскажет нам, где
повернуть. У нас не было ничего, кроме компаса, чтобы ори­
ентироваться здесь, и если бы мы упустили Часового, мы не
попали бы в бухту Тайохэ, и пришлось бы повернуть «Снарк»
обратно в море и там дожидаться рассвета—не очень прият­
ная перспектива для путешественников, измученных шестиде­
сятидневным переходом через Тихий океан, тоской по твер­
дой земле, тоской по свежим плодам и больше всего много­
летней, давнишней тоской по милой долине Тайпи.
Неожиданно из хаоса дождя с ревом вынырнул Часовой,
почти перед носом «Снарка». Мы резко повернули и прошли
в бухту. Под скалой ветра не было, но потом слабое дунове­
ние коснулось наших парусов, и мы двинулись с трудом,
тщетно высматривая в темноте красный огонек, который дол­
жен был гореть на развалинах старого форта, показывая нам,
где можно отдать якорь. Ветер кружил, и со всех сторон доно­
сился рев прибоя. С высокого берега было слышно блеяние
диких коз, а наверху сквозь последние клочья уходящей тучи
начинали просвечивать звезды. Через два часа, пройдя внутри
бухты около мили, мы отдали якорь на глубине шестидесяти
шести футов. Так мы очутились на Тайохэ.
Утром мы проснулись в сказочной стране. «Снарк» покоил­
ся в безмятежной, уютной гавани, а вокруг, казалось, прямо из
воды подымались амфитеатром увитые диким виноградом бе­
рега. Далеко на востоке мы заметили узенькую ленточку тро­
пинки, которая вела по склону, теряясь в зелени.
—
Тропинка, по которой Тоби убежал из Тайпи!—восклик­
нули мы.
Очутившись на берегу, мы хотели было тут же сесть на л о ­
шадей и ехать, но Пришлось нам повременить немного со сво­
им паломничеством. Два месяца, проведенные на море боси­
ком, почти без движения, были плохой подготовкой к длин­
ной прогулке да еще в кожаной обуви. А кроме того, надо
было переждать, пока земля не перестанет тошнотворно ка­
чаться, чтобы решиться ехать по головокружительным гор­
ным тропинкам на быстроногих горных лошадях. Поэтому

96

в целях тренировки мы пока предприняли короткую поездку
по джунглям и посетили одного почтенного заросшего мо­
хом идола, попав к нему в очень трагическую минуту его жиз­
ни. Какой-то немецкий коммерсант и норвежский капитан спо­
рили между собой о том, сколько названный идол весит и на­
много ли он упадет в цене, если распилить его пополам. Они
крайне святотатственно обращались со стариком, тыкали
в него перочинными ножами, чтобы исследовать, насколько
он крепок и насколько толст одевающий егго покров мха, а по­
том приказали, чтобы он восстал и собственными силами спу­
стился к морю и тем избавил бы их от лишних забот. Но так
как идол этого не сделал, то девятнадцать канаков повалили
его на катки из бревен и поволокли к судну, где он был заперт
в трюм и, может быть, еще и сейчас путешествует по напра­
влению к Европе—этому последнему пристанищу всех языче­
ских идолов,, за исключением немногих, устроившихся в Аме­
рике, и одного, который сейчас скалит зубы на моем столе и,
если только мы не потонем, будет скалиться на меня до самой
моей смерти. Он, конечно, пережжет меня. И будет скалить
зубы и тогда, когда я превращусь в прах.
Еще мы в целях тренировки побывали в тот же день на
пиршестве, которое устроил некий Таиара Тамарии, сын га­
вайского матроса, сбежавший с китобойного судна, в память
своей покойной матери-маркизанки. Он зажарил целиком че­
тырнадцать кабанов на угощение всей деревне. Когда мы при­
близились, нас приветствовала в качестве местного герольда
молодая девушка, которая, стоя на высокой скале, напевно
провозгласила, что наше присутствие есть главное украшение
сегодняшнего торжества. То же самое повторяла она всем
приходящим. Но только мы заелись, как ее пение вдруг резко
изменилось, и все присутствовавшие чрезвычайно заволнова­
лись. Ее возгласы стали быстрыми и пронзительными. Отку­
да-то издали послышались ответные крики мужских голосов,
перешедшие в дикую, варварскую песнь, песнь войны и крови.
Потом из тропических зарослей показалась процессия дика­
рей, совершенно голых, если не считать пестрых узких повя­
зок вокруг бедер. Они двигались медленно, издавая гортанные
возгласы, исполненные ликования и торжества. На плечах они
несли молодые деревца, а к ним были подвязаны какие-то
таинственные, очевидно, очень тяжелые предметы, тщательно
завернутые в зеленые листья.
Это были свиньи—невинные, откормленные и зажаренные
на вертеле свиньи, но люди несли их в лагерь так, как в древ4. Д. Лондон

97

ние времена они носили «длинную свинью». Надо вам сказать,
что «длинная свинья»—это вовсе не свинья. «Длинная сви­
нья»— это полинезийское обозначение человеческого мяса.
И вот теперь эти потомки людоедов во главе с сыном короля
несли к столу поросят с теми же обрядами, с какими их праде­
ды носили убитых врагов. Иногда процессия приостанавлива­
лась, чтобы дать возможность несущим издать ужасные воз­
гласы победы, презрения к врагу и предвкушения гастрономи­
ческих наслаждений. Только два поколения назад Мелвилл
был свидетелем того, как несли таким образом обернутые ли­
стьями тела убитых гаппарских воинов на пиршество в Тай.
Там же Мелвилл в другой раз обратил внимание на «деревян­
ную посудину странной формы» и, заглянув в нее, увидел че­
ловеческие кости, еще свежие и влажные, с кусками мяса, ви­
сящими на них.
Многие высокоцивилизованные люди склонны считать кан­
нибализм чуть ли не сказкой: им, может быть, неприятно ду­
мать, что их собственные предки тоже были некогда к нему
привержены. Капитан Кук также скептически относился к это­
му вопросу, пока сам тщательно все не проверил: однажды
у берегов Новой Зеландии ему. принесли на судно премилую,

98

высушенную на солнце человеческую голову, и, по приказа­
нию Кука, от нее был отрезан кусочек, который и предложи­
ли туземцу, а он съел его с жадностью. Надо отдать ему дол­
жное, капитан Кук был настоящим эмпириком. Во всяком слу­
чае, он дал науке конкретный факт, в котором она сильно
нуждалась. Конечно, он не подозревал в то время о существо­
вании небольшой группы островов за несколько тысяч миль,
где впоследствии возникло довольно курьезное судебное раз­
бирательство. Один престарелый вождь из племени Мауи су­
дился за клевету, так как утверждал, что его тело является
вместилищем большого пальца ноги капитана Кука. Говорят,
что истцам так и не удалось доказать, что старый вождь не
съел большого пальца путешественника, и процесс был ими
проигран.
Боюсь, в наши упадочные дни мне не удастся видеть, как
едят «длинную свинью»; но я уже заполучил доподлинную
маркизанскую чашу, возрастом более ста лет, овальной фор­
мы, любопытно выточенную, из которой была выпита кровь
двух капитанов. Один из этих капитанов был весьма непоря­
дочный человек. Он продал одному из маркизанских вождей
старый гнилой вельбот за новый, покрасив его предваритель­
но в белый .цвет. Как только капитан уехал, вельбот, конечно,
развалился. Но по странной игре судьбы этот капитан через
некоторое время потерпел крушение как раз у берегов того
же самого острова. Маркизанский вождь был весьма слабо
осведомлен по части дебета и кредита, но у него было твердое
первобытное понятие о честности и такое же первобытное
ощущение необходимости экономии в природе. Он сбаланси­
ровал свой счет, съев человека, который его надул.
На рассвете, когда было еще совсем темно, мы отправились
в Тайпи верхом на маленьких свирепых жеребчиках, которые
визжали, лягали и кусали друг друга всю дорогу, не думая ни
о хрупких человеческих созданиях, сидящих на их спинах, ни
о скользких тропинках, ни о пропастях, ни о шатающихся
камнях под ногами.
Мы ехали старой, заброшенной дорогой через заросли хау.
По обе стороны виднелись следы прежней плотной заселенно­
сти острова. Всюду, куда мог проникнуть взгляд, возвышались
каменные стены и прочно сложенные фундаменты домов от
шести до восьми футов высотою. Это были каменные платфор­
мы, на которых когда-то стояли дома. Но люди вымерли, до­
ма разрушились, и лес мало-помалу овладел постройками.
Эти постройки носят название паэ-паэ.
99

Теперешние обитатели Маркизских островов были бы не
в силах ворочать такие огромные каменные глыбы. Да это им
и не нужно. Вокруг них целые тысячи этих паэ-паэ, заброшен­
ных и нккем не используемых. Раза два, спускаясь в долину,
мы видели жалкие, крытые соломой хижины, примостивши­
еся на грандиозных великолепных паэ-паэ; впечатление было
смешное, вроде того, как если бы на основании пирамиды
Хеопса насадили деревянный ларек. Население Маркизских
островов вымирает, и единственное, что задерживает еще вы­
мирание,—сужу по Тайохэ,—это постоянный приток свежей
крози со стороны. Чистокровный маркизанец—большая ред­
кость. Все они метисы, и притом являют собой самое невоз­
можное смешение различных рас. Для погрузки копры тор­
говцы едва могут набрать в Тайохэ девятнадцать дельных ра­
бочих, и в жилах этих рабочих течет кровь англичан, амери­
канцев, датчан, немцев, французов, корсиканцев, испанцев,
португальцев; китайцев, гавайцев, таитян и меланезийцев. На­
циональностей больше, чем людей. Но жизнь здесь слабеет,
чахнет, исчезает. В этом ровном теплом климате —настоящем
земном раю —с поразительно ровной температурой, с возду­
хом чистым и пахучим, как целительный бальзам, постоянно
освежаемым несущими озон пассатами, не менее пышно, чем
растительность в джунглях, расцветают туберкулез, астма
и другие болезни. Из каждой соломенной хижины раздается
прерывистый, мучительный кашель выеденных легких. Много
и других страшных болезней, но болезни легких производят
самые большие опустошения. Имеется, например, одна форма
скоротечной чахотки, которую называют здесь «галопиру­
ющей». В два месяца она уносит самого сильного человека,
гюевращая его перед смертью в скелет. Долина за долиной
вымирали целиком до последнего человека, и джунгли снова
овладели некогда обработанной плодородной землей. Еще во
времена Мелвилла долина Хапаа (он называет ее Хаппар) бы­
ла населена воинственным племенем. Через одно поколение
оставалось уже всего двести человек. В настоящее время это
безлюдная, заглохшая тропическая пустыня.
Мы поднимались все выше и выше, и наши неподкованные
лошади очень ловко карабкались по камням, пробираясь меж­
ду заброшенными паэ-паэ и сквозь чащи ненасытных джун­
глей. Нам попались красные горные яблоки, которые мы зна­
ли еще с Гавайских островов, и мы отправили за ними тузем­
ца. Нарвали мы также кокосовых орехов. Я пил кокосовое
молоко еще на Ямайке и на Гавайских островах, но, пока я не
попробовал его здесь, я и не представлял себе, что это за уди­
100

вительный напиток. Иногда мы проезжали под лимонными
и апельсиновыми деревьями,—деревья дольше выдерживали
натиск дикой природы, чем люди, насадившие их.
Мы ехали через бесконечные заросли кассии, сплошь по­
крытой желтой цветочной пылью,—только разве это была
нормальная езда! Заросли были полны ос! И каких ос! Эти
желтые твари были величиной с маленькую канарейку и не­
слись по воздуху, сложив лапы, так что получался хвост дли­
ной дюйма в два. Ваша лошадь вдруг останавливается и, упер­
шись на передние ноги, поднимает задние к небесам. Затем
она опускает их вниз на одно мгновение, чтобы сделать отча­
янный прыжок вперед и снова стать в вертикальное положе­
ние. Не смущайтесь! Просто ее толстую кожу прокололо жгу­
чее жало осы. В это время еще одна лошадь, и еще одна, и все
лошади начинают брыкаться и вставать на передние ноги над
самыми пропастями. Раз! Добела раскаленный кинжал вонза­
ется в щеку1 Раз! Такой же удар по шее! Я в арьергарде, и ка
мою долю приходится несправедливо много. Отступать неку­
да. Да и впереди, видно, тоже хорошего мало; вон как лошади
брыкаются над самой пропастью. Моя лошадь обгоняет л о ­
шадь Чармиан, и это чувствительное создание, то есть лошадь
Чармиан, ужаленное в такой психологический момент, естест­
венно, поднимает задние ноги и всаживает одно копыто в ме­
ня, другое в мою лошадь. Я благодарю небо, что она не под­
кована, и сейчас же дико подскакиваю в седле от легкого при­
косновения раскаленного кинжала. Честное слово, это черес­
чур, я не могу больше, и моя бедная лошадь от страха и боли
ошалела не меньше меня.
-- С дороги! Еду вперед! —кричу я, неистово отмахиваясь
от крылатых гадин.
С одной стороны тропинки стена вверх, с другой—стена
вниз. Единственная возможность уйти с дороги—это нестись
вперед. Как нашим лошадям удалось не слететь вниз, я просто
не понимаю,—они неслись как сумасшедшие, наскакивая одна
на другую, прыгая, спотыкаясь и неизменно подбрасывая кру­
пы к небесам всякий раз, когда их жалили осы. Через некото­
рое время мы смогли наконец перевести дух и подсчитать по­
тери. И так повторялось не раз и не два, а много-много раз.
Но, странно сказать, это совсем не было однообразно. Знаю,
что я по крайней мере каждый раз пролетал через заросли
с неослабевающим рвением человека, спасающегося от вер­
ной смерти. Нет, уверяю вас, по дороге между Тайохэ и Тайпи
ни один путешественник скучать не будет.
101

гшконец мы поднялись выше области ос. Всюду вокруг нас,
куда только хватал взгляд, торчали остроконечные скалы, до­
ходя вершинами до облаков. Внизу, с той стороны, откуда мы
приехали, в тихой бухте Тайохэ виднелся совсем маленький
игрушечный «Снарк». Впереди лежал один из заливов Контро­
лерской бухты. Мы спустились на тысячу футов ниже, и Тайпи
наконец была перед нами. «Если бы мне дано было заглянуть
в райские кущи, я и то бы, наверно, восхитился не боль­
ше»,—говорил Мелвилл о том мгновении, когда долина Тай­
пи впервые открылась перед ним. Он увидел цветущий сад. Мы
же увидели дикую чащу. Куда делись громадные рощи хлеб­
ных деревьев,- о которых говорит он? Перед нами были джун­
гли, и только джунгли, да еще две соломенных хижины и не­
сколько кокосовых пальм. Куда девался знаменитый
Тай—дворец холостяков, где женщины бьши табу и где вождь
Мехеви вершил дела племени, окруженный младшими вождя­
ми и полудюжиной выживших из ума старцев, единственным
назначением которых было напоминать собою о славном про­
шлом? С берегов быстрого потока не доносились голоса деву­
шек и женщин, колотивших тапцу. А куда девалась хижина,
которую вечно строил старый Мархейо? Напрасно я искал его
где-нибудь на кокосовой пальме, футах в девяноста над зем­
лей, курящего свою утреннюю трубочку.
Мы спустились по зигзагообразной тропинке по тоннелю
из переплетшихся деревьев, где неслышно взлетали и парили
огромные бабочки. Татуированный дикарь, вооруженный па­
лицей и дротиком, не охранял больше входа в долину, и мы
могли переходить поток, где вздумается. Священное и беспо­
щадное табу не царствовало больше над долиной. Впрочем,
нет, табу осталось, только это было уже новое табу. Когда мы
подошли слишком близко к нескольким жалким туземным
женщинам, мы услышали предостерегающее табу. Это было
вполне кстати, так как женщины бьши прокаженные. Человек,
предупредивший нас, был обезображен последней стадией
элефантиазиса. Все, кроме того, были чахоточными. Долина
Тайпи стала жилищем смерти, и оставшаяся горсточка ее оби­
тателей испускала последние слабые вздохи в мучительном
угасании вымирающего племени.
Конечно, победили не сильнейшие, ибо тайпийцы были ко­
гда-то могучим племенем, более сильным, чем племя Хаппа,
чем племя Тайохэ, чем все племена Нукухивы. Слово «тайпи»,
или, точнее, «таили», означало первоначально «тот, кто ест
человеческое мясо». Но так как все население Маркизских
островов ело человеческое мясо, то, очевидно, это название
102

обозначало, что носители его были людоедами в высочайшей
степени. И тайпийцы славились своей храбростью и свирепо­
стью не только на Нукухиве, но и по всем Маркизским остро­
вам. Они были непобедимы. Их имя всюду произносилось
с трепетом. Даже французы, захватившие Маркизские острова,
не тронули Тайпи.
Однажды в долину Тайпи вторгся капитан Портер с фрега­
та «Эссекс». Кроме матросов, у него было две тысячи туземцев
из племени Хаппа и Тайохэ. Они прошли довольно далеко
в глубь долины, но встретили такое отчаянное сопротивле­
ние, что едва ноги унесли и рады были добраться до лодок
и спастись бегством.
Из всех островитян в южных морже обитатели Маркизских
островов считались самыми сильными и самыми красивыми.
Мелвилл говорил о них: «Я был положительно ошеломлен их
изумительной физической силой и красотой... По красоте тела
они превосходили всех виденных мною доселе людей. В тол­
пах, участвовавших в празднествах, я ни у кого не заметил ни
малейшего намека на какое-нибудь физическое уродство. Каж­
дый был прекрасно сложен в своем роде, и почти каждый мог
бы послужить моделью для скульптора». Менданья, открыв­
ший Маркизские острова, тоже упоминал о необычайной кра­
соте их обитателей, а Фигероа, его хроникер, говорит о них:
«Кожа у них почти белая; они высоки ростом и красиво сло­
жены». Капитан Кук говорит, что между ними не встретишь
ншеого менее шести футов ростом.
А теперь вся эта мощь и красота исчезли, и долина Тайпи
является пристанищем нескольких жалких созданий, съеда­
емых чахоткой, элефантиазисом и проказой. Мелвилл исчис­
лял население долины в две тысячи человек, не считая смеж­
ной долины Хо-о-у-ми. Люди точно сгнили в этом изумитель­
ном саду, с климатом более здоровым и прнятньш, чем где бы
то ни было на земном шаре. Тайпийцы были не только физи­
чески прекрасны, они были чисты. Воздух, которым они ды­
шали, не содержал никаких бацилл и микробов, отравля­
ющих воздух наших городов. И когда белые люди завезли на
своих кораблях всевозможные болезни, тайпийцы сразу под­
дались им и начали вымирать.
Если внимательно разобраться во всем этом, то приходишь
к заключению, что белая раса процветает именно благодаря
нечистоте, гнили и болезням, которыми она отравлена. Дейст­
вительно, мы, белые, являемся племенем, выжившим в борьбе
с микроорганизмами; мы потомки сотен и тысяч поколений,
которые также вели эту борьбу и также выживали. А выжива103

...» только те, кто мог побеждать болезни. Мы, живущие в на­
стоящее время, приобрели иммунитет, приспособившись
к среде, кишащей болезнями. Бедные жители Маркизских
островов не имели в прошлом такого естественного отбора. У
них не было иммунитета. И вот они, привыкшие съедать своих
врагов, сами были съедены врагами, чьи размеры настолько
малы, что их и увидеть невозможно. И тайпийцы вымерли.
Мы расседлали лошадей во время завтрака, разогнали их
в разные стороны, чтобы они не дрались, и, тщетно отмахи­
ваясь от мух-песочниц, подкрепились бананами и мясными
консервами, запивая их кокосовым молоком. Смотреть, собст­
венно, было нечего. Разросшиеся джунгли поглотили работу
людей. Тут и там виднелись паэ-паэ, но на них не было ника­
ких надписей, иероглифов, рисунков. Из середины их росли
большие деревья, раскалывающие и разбрасывающие сложен­
ные камни; из ненависти к человеку и его работе они стара­
лись скорее вернуть все в первоначальный хаос.
Мы оставили джунгли и пошли купаться в надежде изба­
виться от песочниц. Но не тут-то было. Чтобы войти в воду,
надо снять с себя платье. Мухи это прекрасно знают и ждут
вас на берегу мириадами. Туземцы называют их нау-нау, про­
износя это слово, как английское «now» («теперь»). Название
чрезвычайно подходящее, так как мухи эти—действительно
самое неотложное и реальное настоящее. И прошедшее и бу­
дущее совершенно исчезает, когда они облепят вам кожу.
Я готов ручаться чем угодно, что Омар Хайям никогда бы не
написал своих «Рубаи» в долине Тайпи: это было бы просто
психологически невозможно. Я сделал одну крупную страте­
гическую ошибку, раздевшись на высоком берегу, с которого
я мог отлично спрыгнуть, но на который не мог влезть обрат­
но. Чтобы добраться до своего платья, когда я кончил купать­
ся, мне пришлось пройти ярдов сто по берегу. При первом же
моем шаге тысяч десять нау-нау бросились на меня. Когда
я сделал второй шаг, вокруг меня было уже облако. На тре­
тьем—солнце затмилось в небе. А что было дальше—я совер­
шенно не знаю. Пока я добежал до платья, у меня помутился
рассудок. И тогда-то я совершил еще одну ошибку, на этот
раз тактическую. В борьбе с нау-нау надо твердо помнить
одно правило: никогда не давить их. Делайте, что хотите,
только не давите их! В момент гибели они по злобности своей
впускают вам под кожу весь яд. Их надо нежно снимать с себя,
осторожно взяв между большим и указательным пальцами
и ласково убеждая, чтобы они отняли свое жало от вашей
страждущей плоти. Получается нечто вроде нежного выдер­
ни

гивания зубов. Но беда была в том, что я не успевал их выдер­
гивать —вырастали новые; вот я их и давил, а поступая так,
я накачивал себя ядом. Это случилось неделю тому назад.
В настоящую минуту я напоминаю выздоравливающего от
оспы, который не получил во время болезни должного ухода.
Хо-о-у-ми—маленькая долина, отделенная от Тайпи невы­
сокими холмами; мы спустились в нее, как только нам уда­
лось взнуздать наших непокорных и ненасытных лошаденок.
Мы доехали до выхода из долины Тайпи и заглянули вниз, на
бухту, из которой бежал Мелвилл. Вот там, вероятно, был
спрятан вельбот; а здесь, должно быть, стоял в воде Каракои,
канака-табу, и торговался с дикарями. А там, должно быть,
Мелвилл в последний раз обнял Файавэй, раньше чем бросил­
ся вплавь к лодке. Мы восстановили в уме всю сцену его бегст­
ва, так подробно им описанную.
Потом мы спустились в Хо-о-у-ми. Мелвилла так тщатель­
но стерегли, что он и не подозревал о существовании этой до­
лины, хотя, конечно, ему часто приходилось встречаться с ее
обитателями, подчинявшимися тайпийцам. Мы ехали опять
между такими же заброшенными паэ-паэ, но, приблизившись
к берегу моря, нашли там большое количество кокосовых
пальм, хлебных деревьев, таро и с десяток соломенных хижин.
В одной из них мы решили устроиться на ночь, и хозяева сра­
зу принялись за приготовление к пиршеству. Закололи моло­
дую свинью, и пока она поджаривалась между раскаленными
камнями, а цыплята варились в кокосовом молоке, я убедил
одного из наших поваров взобраться на необычайно высокую
кокосовую пальму. Гроздь орехов на ее вершине находилась
от земли по крайней мере на высоте ста двадцати пяти футов,
но туземец подошел к дереву, обхватил его руками, изогнулся
так, что его ступни плотно прилегли к стволу, и затем просто
пошел наверх, не останавливаясь. На дереве не было сучков,
и он не закидывал в помощь себе веревки. Он просто шел по
дереву—сто двадцать пять футов вверх—и, дойдя до верши­
ны, стал рвать орехи. Впрочем, не у многих здесь хватило бы
силы и легких, чтобы проделать такую штуку/ так как боль­
шинство из них больны чахоткой.
Пиршество наше было сервировано на широком паэ-паэ
перед домом, где мы собирались переночевать. Первым блю­
дом была сырая рыба под соусом пои-пои, который здесь был
гораздо, кислее и острее, чем гавайское пои, сделанное из та­
ро. Пои-пои Маркизских островов делается из плодов хлебно­
го дерева. Со спелых плодов снимается кожура, и они расти­
раются камнем в густую, клейкую кашу. В таком виде пои
105

может сохраняться несколько лет, если его завернуть в листья
и закопать в землю. Перед употреблением в пищу пои, оберну­
тое листьями, кладут на горячие камни и запекают. Затем раз­
водят холодной водой до степени жидковатой каши так, что­
бы ее можно было захватить двумя пальцами. При ближай­
шем знакомстве оказалось, что это весьма приятное и пита­
тельное блюдо. А плоды хлебного дерева, когда они хорошо
выспели и хорошо сварены или поджарены! Это уж совсем ве­
ликолепно. Плоды хлебного дерева и таро—превкусная вещь,
только первые, конечно, патентованные самозванцы, ибо вку­
сом напоминают вовсе не хлеб, а скорее земляную грушу,
только менее сладкую.
Пиршество окончилось, и мы смотрели на .луну, поднимав­
шуюся над Тайпи. Воздух был точно целебный бальзам с тон­
кой примесью цветочных ароматов. Это была волшебная
ночь, повсюду царила глубокая тишь, и ни единое дыхание ве­
тра не трогало листвы. И такая была красота вокруг, что дух
захватывало и в груди что-то до боли сжималось от восторга.
Шум прибоя доносился из бухты, далекий и слабый... Крова­
тей не было, и все устроились на полу. Где-то близко стонала
и задыхалась во сне женщина, и со всех сторон доносился из
мрака прерывистый кашель вымирающих островитян.

Глава XI
ДИТЯ ПРИРОДЫ

Первый раз я встретил его на Маркет-стрит
в Сан-Франциско. Был сырой, промозглый вечер, моросил
дождь, а он шел по улице в штанах до колен и в рубашке с ко­
роткими рукавами; босые ноги шлепали по грязной мостовой.
За ним бежали мальчишки. И все встречные—а их были тыся­
чи—с любопытством поворачивали головы, когда он прохо­
дил. Обернулся и я. Ни разу в жизни я не видел такого чудес­
ного загара на теле. Он весь был покрыт ровным золотистым
загаром, который бывает только у блондинок, если их кожа
не лупится от солнца. Его желтые волосы выгорели, как и бо­
рода, которая росла, нигде не подкошенная бритвой. Он был
весь покрыт позолотой, и светился, и сиял от поглощенного
им солнца. «Еще один пророк,—подумал я,—принесший в го­
род откровение, которое должно спасти мир».
Через несколько недель после этого я был на даче у своих
знакомых на Пьемонтских холмах над бухтой Сан-Франциско.
106

«Нашли его, все-таки нашли,—смеялись они.—Поймали на де­
резе; он совсем ручной и мухи не обидит. Идемте посмотрим».
Я взобрался с ними вместе на крутой холм, и там, в плохонь­
ком шалаше среди эвкалиптовой рощи, увидел своего сож­
женного солнцем пророка.
Он поспешил к нам навстречу, прыгая и гсувыркаясь в тра­
ве. Он не стал пожимать нам руки, его приветствие выра­
зилось самыми необычайными телодвижениями. Он перевер­
нулся несколько раз через голову, извиваясь как змея, а потом
наклонился, не сгибая сдвинутых колен, и ладонями по земле
выбил барабанную .дробь. Он крутился, и прыгал, и танцевал
вокруг, как опьяневшая обезьяна. Это была песня без слов
о его горячей, солнечной жизни. «Как я счастлив, как я сча­
стлив!» —означала она.
И он пел ее весь вечер с бесконечными вариациями. «Сума­
сшедший,—подумал я,—Я встретил в лесу сумасшедшего». Но
сумасшедший оказался интересным. Прыгая и кувыркаясь, он
изложил свое учение, которое должно было спасти мир. Оно
состояло из двух основных заповедей. Прежде всего страда­
ющее человечество должно содрать с себя одежды и погру­
зиться в дикость среди гор и долин; и, во-вторых, несчастный
мир должен усвоить фонетическое правописание. Я попробо­
вал представить себе этот новый рецепт для решения великой
социальной проблемы: нагие жители городов наводнят горы
и долы, а взбешенные фермеры будут гоняться за ними с ру­
жьями, собаками и вилами.
Прошло несколько лет, и вот в одно солнечное утро
«Снарк» просунул свой нос в узкий проход между коралловы­
ми рифами перед бухтой Папеэте. Навстречу нам шла лодка
с желтым флагом. Мы знали, что это направляется к нам пор­
товый доктор. Но на некотором расстоянии от нее показалась
другая лодочка, которая заинтересовала нас, потому что на
ней был поднят красный флаг. Я внимательно рассматривал
его в бинокль, боясь, что он означает какую-нибудь скрытую
опасность—затонувшее судно или сорванный буй.-В это время
причалил доктор. Он осмотрел нас, выслушал наши завере­
ния, что мы не привезли с собой тайно на «Снарке» живых
крыс, а я спросил его, что означает лодка с красным флагом.
— О, это Дарлинг,—был ответ.
А вскоре и сам Дарлинг, Эрнст Дарлинг, из-под красного
флага, обозначающего братство народов, окликнул нас:
— А лло, Джек! Алло, Чармиан!
Он быстро приближался, и я узнал в нем золотого пророка
с Пьемонтских холмов. Он поднялся на борт, как золотой бог
107

солнца, с ярко-красной повязкой вокруг бедер и с дарами Ар­
кадии в обеих руках—бутылкой золотого меда и корзиной из
листьев, наполненной золотыми плодами манго, золотыми
бананами, золотыми ананасами, лимонами и апельсина­
ми—золотым соком земли и солнца. И вот таким-то образом
я еще раз под небом тропиков встретил Дарлинга, человека,
вернувшегося к природе.
Таити—одно из самых красивых мест на земном шаре.
К сожалению, оно населено ворами, грабителями и лжеца­
ми—впрочем, живет там и несколько порядочных людей.
И вот, так как изумительная красота Таити разъедается ржав
чиной человеческих мерзостей, мне хочется писать не о ‘Га­
ити, а о человеке, вернувшемся к природе. От него по крайней
мере веет здоровьем и свежестью. Вокруг него особенная ат­
мосфера доброты и яркости, которые никому не могут сде­
лать зла и никого не заденут, кроме, конечно, хищнических
и наживательских чувств капиталистов.
— Что означает ваш красный флаг?—спросил я.
— Социализм, разумеется.
— Ну да, конечно, зто я знаю,—продолжал я —Но что
означает он в ваших руках?
— То, что я нашел истину.
— И проповедуете ее на Таити?—спросил я недоверчиво.
— Ну, конечно,—ответил он просто.
Впоследствии я убедился, что так и было.
Когда мы бросили якорь, спустили шлюпку и высадились
на берег, Дарлинг сопровождал нас.
— «Ну,—подумал я,—вот теперь этот сумасшедший совер­
шенно изведет меня. Ни во сне, ни наяву он не оставит меня
в покое, пока мы опять не снимемся с якоря».
Но никогда в жизни я не ошибался до такой степени.
Я снял себе домик, где жил и работал, и ни разу этот человек,
это дитя природы, не пришел ко мне без приглашения. Зато
он часто бывал на «Снарке», завладел нашей библиотекой,
придя в восхищение от большого числа научных книг и воз­
мущаясь (как я узнал впоследствии) непомерным количеством
беллетристики. Человек, вернувшийся к природе, не тратит
времени на вымыслы.
Через неделю во мне заговорила совесть, и я позвал его
обедать в один из городских отелей. Он явился в полотняном
пиджаке, в котором, очевидно, очень скверно себя чувствовал.
Когда я предложил ему снять его, он просиял от радости
и сейчас же сделал это, обнажив свою солнечную, золотую
кожу, покрытую куском редкой рыбачьей сети. Ярко-красная
108

повязка вокруг бедер дополняла его костюм. С этого вечера
началось наше знакомство, перешедшее в настоящую дружбу
за время моего продолжительного пребывания на Таити.
— Так вы, значит, пишете книги?—сказал он однажды, ко­
гда я, усталый и вспотевший, заканчивал свою утреннюю ра­
боту.—Я тоже пишу книги,—заявил он.
«Ага,—подумал я,—вот когда он меня изведет, он будет чи­
тать мне все свои литературные произведения».
И я уже заранее возмущался. Не для того же я проехал все
южные моря, чтобы фигурировать здесь в качестве литератур­
ного бюро.
— Вот книга, которую я пишу! —воскликнул он, звучно
ударив себя в грудь сжатым кулаком.—Когда горилла в афри­
канских лесах бьет себя кулаком по груди, удары слышны за
полмили.
— У вас тоже грудная клетка недурная,— сказал я с восхи­
щением,—ей, пожалуй, и горилла позавидует.
В этот день и следующие я узнал подробности о необыкно­
венной книге, которую написал Эрнст Дарлинг. Двенадцать
лет тому назад он был при смерти. Он весил девяносто фунтов
и был так слаб, что не мог говорить. Доктора отступились от
него. Отец его, опытный врач, тоже от него отказался. Все
консультации единогласно заявляли, что надежды нет. Его
свалили, переутомление (он был преподавателем в школе
и в то же время сам учился в университете) и два воспаления
легких. День ото дня он терял силы. Его организм не усваивал
тяжелых питательных веществ, которыми пичкали его окру­
жающие, и никакие пилюли и порошки не могли помочь его
пищеварению. Вслед за физическим недугом к нему пришла
и душевная болезнь. Его сознание омрачилось. Он слышать
больше не мог о лекарствах, он видеть больше не мог людей.
Человеческая речь раздражала его. Человеческое внимание
приводило его в ярость. Тогда ему пришла в голову мысль,
что раз ему все равно умирать, то уж лучше умереть на свобо­
де. А может быть, за всем этим крылась маленькая надежда,
что он и не умрет, если только ему удастся сбежать от «пита­
тельной» пищи, лекарств и доброжелательных людей, кото­
рые приводили его в ярость.
И вот Эрнст Дарлинг, скелет, обтянутый кожей, еле двига­
ющийся полутруп, в котором жизни было ровно настолько,
чтобы еле двигаться, покинул людей и жилища людей и пота­
щился в кустарники за пять миль от города Портленда в Оре­
гоне. Конечно, он был сумасшедшим. Только сумасшедший
может тащиться куда-то, встав со смертного одра.
109

Но в зарослях Дарлинг нашел то, что ему было нуж­
но,—покой. Никто не лез к нему с бифштексами и свининой.
Врачи не дергали его усталых нервов, щупая пульс или напол­
няя слабый желудок пилюлями и порошками. Он немного усПОКОИЛСЯ.

Солнце было теплое, и он грелся в его лучах целый день.
Солнечное тепло казалось ему эликсиром жизни. Потом он
ощутил, что все его искалеченное тело требует солнца. Тогда
он сорвал с себя платье и лежал, купаясь в лучах солнца. Он
почувствовал себя лучше. Это было первое облегчение после
многих месяцев пытки.
Когда ему стало немного лучше, он начал наблюдать окру­
жающую природу. Вокруг него порхали и чирикали птицы,
играли и прыгали белки. Он позавидовал их здоровью и весе­
лью, их счастливому, беззаботному житью. Он стал сравни­
вать их жизнь со своею: это было неизбежно, и точно так же
неизбежен вопрос, почему же они полны сил, а он слаб и жа­
лок. Ответ был прост: потому что они живут естественной
жизнью, а он живет совершенно неестественно. Отсюда он
сделал вывод, что, если он хочет жить, он должен вернуться
к природе.
Там, в глуши, он выработал свое учение и попробовал при­
менить его на практике. Сбросив одежду, он стал прыгать,
л скакать, и бегать на четвереньках, и лазить по деревьям—ко­
роче говоря, он делал физические упражнения, купаясь в сол­
нечном свете. Он подражал животным. Он построил себе гнез­
до из сухих листьев и травы, чтобы забираться туда ночью,
и. покрыл его корой для защиты от первых осенних дождей.
—
Вот великолепное упражнение,—сказал он мне одна­
жды, хлопая себя изо всей силы по бокам,—я научился ему от
петухов.
В другой раз я заметил, что он пьет кокосовое молоко
с особым громким причмокиванием. Он объяснил мне, что та­
ким образом пьют коровы, и он решил, что в этом должен
быть какой-то смысл. Он попробовал, нашел, что выходит хо­
рошо, и с тех пор пьет только так.
Он заметил также, что белки питаются исключительно
орехами и плодами. Он тоже перешел на орехи и плоды с до­
бавлением хлеба—и стал прибавлять в весе. В течение трех
месяцев он вел свое первобытное существование в чаще леса,
пока осенние орегонские дожди не загнали его обратно в че­
ловеческие жилища. Трех месяцев было, конечно, недостаточ­
но, чтобы жалкое существо весом в девяносто фунтов, пере­
110

несшее два воспаления легких, могло настолько закалиться,
чтобы перенести орегонскую зиму на открытом воздухе.
Он достиг многого, но все это пошло насмарку. Ему при­
шлось вернуться в дом отца, а там, живя в закупоренных
комнатах, с легкими,которым нужен был простор и лесной
воздух, он заболел третьим воспалением. Он ослабел еще
больше, чем раньше. В полуживом теле мозг оказался парали­
зованным. Он лежал как труп: слишком слабый, чтобы гово­
рить, слишком раздраженный и утомленный, чтобы слушать,
что ему говорили. Единственное волевое движение, на кото­
рое он был способен,—это заткнуть уши пальцами, отказыва­
ясь слушать что-либо. Тогда обратились к психиатрам. Психи­
атры признали его сумасшедшим и заявили, что он проживет
не более месяца.
Один из знаменитых психиатров увез его в санаторий на го­
ру Табор. Там убедились, что он из «тихих», и предоставили
ему свободу. Ему не предписывали никакой особой диеты,
и он мог вернуться к своим плодам и орехам, оливковому мас­
лу, маслу из турецких бобов, бананам. Немного окрепнув, он
твердо решил, что с этого времени будет жить по-своему.
Жить, как другие, соблюдая все общественные условности, он

не может—он умрет. А умирать не хотелось. Страх смерти
был одним из главных факторов его вйздоровления. И чтобы
жить, ему необходима естественная пшца, свежий воздух
и благодатное солнце.
. Так как орегонская зима не благоприятствует возвраще­
нию к природе, Дарлинг отправился на поиски более подходя­
щего климата. Он сел на велосипед и поехал на юг, в страну
солнца. На год он задержался в Стэнфордском университете,
где продолжал разрабатывать ясную теорию, посещал лек­
ции в том минимальном количестве одежды, которое разре­
шалось администрацией, и по мере возможности применял
принцип'ы жизни, которым научился в царстве белок. Самым
его излюбленным методом обучения было, сбросив платье,
лежать на солнце на холме позади университета и впитывать
в себя книжную мудрость, впитывая в то же время всем телом
солнечный свет.
Но в Центральной Калифорнии все же бывает зима, и Дар­
линг отправился дальше на юг. Он пробовал устроиться
в Лос-Анжелосе и Южной Калифорнии. Там его неоднократно
арестовывали и отправляли на испытание в психиатрическую
больницу, потому что его образ жизни не походил на образ
жизни «нормальных» людей. Пробовал он жить и на Гавайсщ х островах, но местные власти, не будучи в состоянии до­
казать, что он сумасшедший, просто-напросто выслали его.
Это, собственно, не была высылка в точном смысле слова. Ему
предложили на выбор: либо уехать, либо остаться, но только
отбыть год тюремного заключения. Но тюрьма—это смерть
для человека, вернувшегося к природе, так как он может со­
хранить жизнь только на открытом воздухе, купаясь на солн­
це. Нельзя, конечно, винить гавайские власти. Дарлинг был
для них совсем нежелательным гражданином. Каждый чело­
век становится нежелательным для того, с кем он не согласен.
А когда человек расходится с другими до такой степени, как
Дарлинг, да притом еще со всеми, то его нежелательность для
властей вполне понятна.
Таким образом, Дарлингу пришлось искать климат не
только желательный для него самого, но и такой, где он сам
не был бы слишком нежелательным. И он нашел его в саду са­
дов—на Таити.
Вот как писалась страница за страницей его книга. Здесь он
носит только повязку на бедрах и сетчатую рубашку без рука­
вов. Вес его—сто шестьдесят пять фунтов. Он вполне здоров.
Зрение его, которое одно время сильно расстроилось, сейчас
112

превосходно. Легкие, разрушенные тремя воспалениями, не
только поправились, но стали сильнее, чем когда-либо.
Я никогда не забуду, как он, разговаривая со мною в пер­
вый раз, раздавил москита. Противное существо укусило его
посредине спины, между лопатками. Не прерывая разговора,
не пропустив ни одного снова, он поднял сжатый кулак, за­
гнул его назад и ударил себя между лопатками, причем его
грудная клетка издала звук барабана.
— Горилла в африканских лесах колотит себя в грудь так,
что звук этот слышен за полмили!—восклицал он иногда со­
вершенно неожиданно и принимался так барабанить по своей
груди, что положительно волосы становились дыбом.
Однажды он заметил у меня на стене боксерские перчатки,
и глаза его засияли от радости.
— Вы боксируете?—спросил я.
— Я даже давал уроки бокса в Стэнфордском университе­
те,—ответил он.
Тогда мы скинули рубахи и надели перчатки. Бахх! Длин­
ная рука гориллы сверкнула и хлопнула меня перчаткой по
носу. Бахх! Он хватил меня по голове сбоку и чуть не сшиб
с ног. Шишка от удара оставалась у меня целую неделю. Я из­
ловчился и ударил его правой в живот. Удар был основатель­
ный, я обрушился всею тяжестью своего тела. Я ожидал, что
он скорчится и упадет. Но лицо его просияло от удоволь­
ствия, и он сказал: «Вот это великолепно!» А в следующую
минуту он уже перешел в нападение, и я должен был защи­
щаться от целого урагана ударов со всех сторон. Я опять
как-то изловчился и ударил его в солнечное сплетение. Удар
был удачный. Он раскинул руки, задохнулся и внезапно сел на
пол.
— Ничего. Сейчас!—сказал он.—Подождите минутау.
И через тридцать секунд он уже был на ногах и возвратил
мне долг—тоже в солнечное сплетение. Теперь уже я раски­
нул руки, задохнулся й сел на пол, только чуточку скорее,
чем это сделал он.
На основании рассказанного, я смело утверждаю, что чело­
век, с которым я боксировал, был совсем не тот несчастный
девяностофунтовый заморыш, от которого отказались врачи.
Книга, написанная Эрнстом Дарлингом, была хорошая тнига,
и переплет у нее тоже недурен.
Гавайи много лет жалуются на недостаток хороших коло­
нистов, и все-таки островная администрация выслала челове­
ка, вернувшегося на лоно природы. Я пользуюсь случаем, что­
бы рассказать им, какого колониста они потеряли. Пусть яуса113

ют себе локти. Приехав на Таити, он стал искать участок зем­
ли, чтобы прокормиться. Но землю, то есть даровую землю,
найти было трудно, а капиталов у человека, вернувшегося
к природе, конечно, не было. Наконец высоко в горах он на­
ш ел восемьдесят акров густых зарослей, которые, очевидно,
никому не принадлежали. Местные власти сказали ему, что
если он расчистит землю и будет работать на ней в течение
тридцати лет, она станет его собственностью.
Он немедленно принялся за работу. КГза какую работу! Зем­
ля была сплошь покрыта зарослями, где кишело множество
кабанов и бесчисленное количество крыс. Прежде всего он
проложил туда от Папеэте дорогу, на что ушло несколько не­
дель. Кабаны и крысы уничтожали у него все посевы. Он стре­
ля л кабанов и расставлял западни для крыс. Крыс он наловил
полторы тысячи за две недели. И все, что ему было нужно, он
должен был приносить на спине; эту работу вьючной лошади
он исполнял обыкновенно по ночам.
Но мало-помалу он брал Берх. Он построил соломенную
хижину. На плодородной вулканической почве, отвоеванной
у лесов и лесных тварей, выросли пятьсот кокосовых пальм,
пятьсот дынных деревьев, триста манго, много хлебных дере­
вьев, не говоря уже о виноградниках и огородах. Он устроил
сложнейшую систему ирригации и вскоре не только кормился
сам, но мог продавать излишки своих продуктов жителям Па­
пеэте
Тогда оказалось, что земля, официально ни за кем не чис­
лившаяся, имеет хозяина и что все бумаги у старого владель­
ца в порядке. Похоже было, что все труды пошли насмарку.
А ведь эта земля ничего не стоила, когда Дарлинг на ней посе­
лился. В конце концов у них все- таки состоялось соглашение,
но Дарлингу пришлось выплатить порядочную сумму.
Тогда на него обрушился еще более тяжелый удар. Ему
был прекращен доступ на рынок. Дорогу, им же самим по­
строенную, перегородили тремя рядами колючей проволоки:
одно из обычных удовольствий нашей нелепейшей социаль­
ной системы. В конце концов это было проявление той же ту­
пой, консервативной силы, которая таскала Дарлинга на пси­
хиатрическое освидетельствование и выслала его с Гавайских
островов. Очевидно, местная администрация имела некоторое
отношение к этой консервативной силе, потому что дорога,
построенная Дарлингом, закрыта и сейчас. Но он, сделавший­
ся истинным сыном природы, по-прежнему поет и танцует. Он
и не думает сидеть ночи напролет', размышляя о несправедли­
вости, которую ему причинили; обиды и огорчения он предо­
114

ставляет тем, кто их творит. А у него нет времени на огорче­
ния. Он верит, что живет на свете для того, чтобы быть сча­
стливым, и ему некогда терять время на какие-то другие цели.
Итак, дорога загорожена. Новой он построить не может
просто потому, что негде ее проложить. Власти, правда, оста­
вили ему кабанью тропинку, проходящую по кручам. Я как-то
лазил с ним по этой тропинке, и нам приходилось висеть на
руках, ползти и карабкаться. Переделать эту тропинку в доро­
гу тоже невозможно, потому что для этого нужны инженер,
машины и стальной трос. Но о чем беспокоиться этому чело­
веку, вернувшемуся в природу? По его благородной этике по­
лагается на зло отвечать добром. И разве он не счастливее
всех* тех, кто ему делал зло?
— Не беда, не стоит и думать об их глупой дороге,—сказал
он мне, когда мы влезли на какую-то скалу и сели передох­
нуть—Скоро у меня будет воздухоплавательный аппарат,
и я их всех оставлю в дураках. Я уже делаю площадку для
спуска летательных машин; в следующий раз, когда вы при­
едете на Таити, вы опуститесь прямо у моей двери.
У Дарлинга, надо сказать, имеются странные идеи и поми­
мо тренировки себя по системе гориллы африканских лесов.
Так, например, идея левитации, то есть преодоления тяжести,
и полета.
— Да, сэр,—сказал он мне как-то раз,—левитация не невоз­
можна. И подумайте только, как это будет прекрасно—подни­
маться с земли одним усилием воли! Астрономы уверяют, что
вся наша солнечная система умирает, что она застынет,
и жизнь на ней будет невозможна. Ну и пусть! В эти дни все
люди уже будут вполне законченными левитаторами, они
оставят нашу погибающую планету и отправятся искать бо­
лее гостеприимные миры. Вы спрашиваете: как этого добить­
ся? Прогрессирующими постами. Я этот способ испытывал
и к концу действительно чувствовал, что становлюсь легче.
«Он сумасшедший»,—подумал я.
— Впрочем,—прибавил он,—это только мои теории. Мне
приятно размышлять о светлом будущем человечества. Мо­
жет быть, левитация и невозможна, но мне нравится думать
о ней как о чем-то возможном.
Однажды вечером, когда он зевнул, я спросил, сколько ча­
сов в сутки он позволяет себе спать.
— Семь часов,— ответил он —Но через десять лет я буду
спать шесть часов, а через двадцать—только пять. Как видите,
я буду урезывать от сна по часу каждые десять лет.
115

— Так что к ста годам вы совсем не будете спать?—спро­
сил я.
— Совершенно верно. Именно так. Когда мне будет сто лет,
сон не будет мне нужен. Кроме, того, я буду питаться только
воздухом. Вы же знаете, конечно, что есть растения, которые
питаются только воздухом?
— Но разве это удалось хоть одному человеку?
Он покачал головой.
— Не знаю. Не слыхал. Но ведь это только одна из моих
теорий—усвоение питательных веществ из воздуха. А ведь хо­
рошо было бы, верно? Конечно, может быть, это и невозмож­
но. Скорее всего, что так. Видите, я не такой уж отчаянный
фантазер, я никогда не забываю о действительности. Даже ко­
гда я лечу сломя голову в будущее, я всегда оставляю за со­
бой ниточку, чтобы можно было вернуться.
Иногда мне кажется, что Дарлинг просто шутит. Но, во вся­
ком случае, он добился своего и живет самой простой жи­
знью. На стирку он явно тратит немного. Питается фруктами.
Свои обычные издержки, пока он живет на плантации, он оце­
нивает в пять центов в день. Сейчас он живет в городе, частью
потому, что дорога перегорожена, частью потому, что увле­
кается пропагандой социализма, и его издержки вместе
с квартирной платой доходят до двадцати пяти центов в день.
Чтобы покрыть их, он учительствует в вечерней школе для
китайцев. Дарлинг—не хархжа и не фанатик. Когда нет ничего,
кроме мяса, он ест и мясо,—например, когда он попадает
в тюрьму или на борт судна. Вообще у него, кажется, нет ни
одного застывшего догмата, кроме убеждения в необходимо­
сти солнца и воздуха.
— Где б вы ни бросили якорь, он вас все-таки на месте не
удержит, если конечно, душа ваша —бескрайнее и бездонное
море, а не поросячья лужа,—говорил он мне однажды.—Вы
видите, у меня якорь все время волочится. Я живу во имя про­
гресса и оздоровления человечества. Для меня это одно и то
же. И я стараюсь волочить мой якорь в эту сторону. Меня
спасло именно то, что мой якорь сидел не намертво, я тащил
его за собой. Вот я потащил его в лес, когда был болен,
и оставил в дураках всех докторов. Когда я немного окреп,
я стал учить людей, что надо вернуться к природе. Но они бы­
ли глухи. Когда я плыл на пароходе на Таити, один матрос
растолковал мне, что такое социализм. Он доказал мне, что
прежде всего нужно справедливо распределить средства
к жизни, а потому уже люди смогут жить согласно с приро­
116

дой. Я опять потащил якорь в новом направлении и теперь
стараюсь работать на пользу социализма.
—
Вчера ночью я видел сон,—продолжал он задумчиво,
и радость медленно заливала его лицо—Мне снилось, что
двадцать пять мужчин и женщин, вернувшихся к природе,
приехали сюда из Калифорнии на пароходе и что я собираюсь
вести их на свою плантацию по горной тропинке.
Ах, милый Эрнст Дарлинг, поклонник солнца и простой,
естественной жизни, иногда я готов завидовать вам и вашей
беспечной жизни! Я и сейчас вижу вас танцующим и кувырка­
ющимся на веранде; с волос ваших капает после купания со­
леная вода, глаза сверкают, тело, золотое от щлнца, тоже
сверкает, грудь дьявольски резонирует под ударами, когда
вы распеваете: «Горилла в африканских лесах колотит себя
в грудь так, что звук ударов слышен за полмили». И я всегда
буду видеть вас таким как видел в последний день, когда
«Снарк» опять просунул свой нос в узкий проход между рифа­
ми, направляясь в открытый океан, а я махал шляпой и про­
щался с оставшимися на берегу. И неподдельно горячим было
мое последнее приветствие золотому солнечному богу в яр­
ко-красной повязке вокруг бедер, стоящему в своей малень­
кой лодочке.
Глава XII

В СТРАНЕ ИЗОБИЛИЯ

,

Когда прибывают чужестранцы всякий старается сдружить­
ся с кем-нибудь из них и привести его в свое жилище, где
гостя с величайшей любезностью чествуют все живущие
в округе; они сажают его ка почетное место и угощают са­
мой лучшей пищей.
Полинезийские изыскания.

«Снарк» стоял на якоре у острова Райтеа,
против селения Утуроа; мы подошли к острову ночью, когда
было уже темно. Рано утром я заметил, что по лагуне скользит
узенький челнок с огромным шпринтовым парусом. Челнок,
похожий на гроб, был выдолблен из цельного ствола, имел че­
тырнадцать футов длины, не более четырнадцати дюймов ши­
рины и дюймов двадцать высоты. У него, собственно, не было
обтекаемых контуров, если не считать двух заостренных
117

концов. Борта были перпендикулярны к воде, как у ящика. Не
будь у него балансира (длинный брус, параллельный корпусу
челнока), он бы опрокинулся в десятую долю секунды. Балан­
сир держал его.
Парус челнока был невероятно огромен. О таких вещах го­
ворят, что в их существование не только нельзя поверить, по­
ка не увидишь, но даже когда видишь, и то не веришь. Вообще
это была не парусная лодка и даже не челн, а какая-то плава­
тельная машина, и человек, сидящий в ней, управлял ею глав­
ным образом с помощью своего веса, а еще больше, конечно.,
крепостью своих нервов. Я наблюдал, как он лавировал по за­
ливу, сидя почти все время на брусе, и, наконец, я заявил ре­
шительно:
— Ладно, решено. Я не покину Райатеа, пока не покатаюсь
на таком челноке!
Несколько минут спустя Уоррен крикнул мне вниз:
— Этот челкок уже здесь, у нашего борта.
Я бросился со всех ног на палубу и поздоровался с владель­
цем челна, стройным полинезийцем с простодушным лицом
и блестящими умными глазами. На нем была красная повязка
вокруг бедер и соломенная шляпа. В руках у него бьши подар­
ки—рыба, связка зелени и несколько огромных плодов ямса.
Я поблагодарил его улыбками, которые еще ценятся в отда­
ленных уголках Полинезии, и многократным повторением
мауру-уру (что значит на языке Таити «благодарю вас») и по­
том показал ему знаками, что хотел бы покататься в его чел­
ноке.
Его лицо засияло, от удовольствия, и он сказал: «Тяхаа»,—показывая пальцем на высокие, покрытые облаками
_утесы острова в трех милях от нас—острова Тахаа. В ту сто­
рону ветер был попутный, но назад идти против ветра было
бы очень трудно. А кроме того, мне совсем не хотелось ехать
сейчас на Тахаа. Мне нужно было передать письма на Райатеа,
повидать местные власти, да и Чармиан собиралась сойти на
берег. Я настойчиво объяснил знаками, что хочу только
немного покататься по лагуне. Его лицо моментально выра­
зило полное разочарование, но он сейчас же мило улыбнулся
и закивал утвердительно.
— Идем кататься на челноке!—крикнул я вниз Чарми­
ан.—Только надень купальный костюм, потому что мы явно
промокнем.
Это был положительно какой-то сон. Это не могло быть
реальностью. Неуклюжий челнок скользил по воде, как поло­
ска серебра. Я перелез на брус и играл таким образом роль не­
118

обходимого балласта, а Тэхэи {произносить надо Тейхэйи) —олицетворял собою крепкие нервы. В трудные минуты
он тоже перебирался ко мне, не выпуская из рук длинного
кормового весла и удерживая парус ногою.
Когда мы вернулись на «Снарк» после небольшой прогул­
ки, Тэхэи спросил меня знаками, куда направляется «Снарк».
Я последовательно перечислил: Самоа, Фиджи, Новая Гвинея,
Франция, Англия и Калифорния. Тогда он произнес «Самоа»
и знаками дал понять, что он тоже хотел бы отправиться туда.
Мне довольно трудно было объяснить ему, что на судне для
него не хватит места. И опять выражение детского разочаро­
вания на его лице быстро сменилось милой улыбкой, и опять
он усиленно приглашал нас знаками отправиться с ним на
Тахаа.
Мы с Чармиан быстро переглянулись. Восхищение от недав­
ней прогулки было еще слишком сильно. Письма, которые
надо было передать, были забыты так же, как и визиты к мест­
ным властям. Башмаки, рубашки, пара штанов, патроны, спич­
ки и книга были наскоро втиснуты в жестянку из-под сухарей
и завернуты в клеенку—и мы очутились в челноке.
— Когда ждать вас назад?—крикнул Уоррен, когда парус
надулся и мы с Тэхэи полезли на брус.
— Не знаю,—ответил я —Как придется.
Мы двинулись. Ветер немного усилился. Борт челнока под­
нимался над водой всего дюйма на два с половиной, и неболь­
шие волны то и дело переливались через него. Необходимо
было выкачивать воду, а это одна из главных обязанностей вахине. Вахине— по-таитянски женщина, а так как Чармиан бы­
ла единственной вахине на челноке, то эта работа по справед­
ливости досталась ей. Мы с Тэхэи вряд ли много бы вычерпа­
ли, так как все время ползали по брусу, удерживая челнок
в равновесии. Чармиан работала в поте лица своего, при помо­
щи простого деревянного черпака, и справлялась со своей за­
дачей настолько удачно, что иногда даже могла передохнуть.
Райатеа и Тахаа обладают тем своеобразием, что они оба
расположены внутри одного барьера-рифа. Это два гористых
вулканических острова, увенчанных высокими пиками и мина­
ретами. Райатеа имеет в окружности тридцать миль и Та­
хаа —пятнадцать, так что можно составить себе представле­
ние о размерах охватывающего их рифа. Между островами
и рифом лежит красивая лагуна от одной до двух миль шири­
ной. Огромные тихоокеанские волны, достигающие полутора
миль в длину, накатываются на барьерный риф, вздымаются
к небесам и обрушиваются на него с ужасным грохотом, но
119

хрупкие коралловые постройки стоят непоколебимо, защи­
щая землю. За рифом любой океанский корабль ожидает ги­
бель. Но в лагуне вода спокойна и недвижна, и челнок вроде
нашего, с бортами, едва выступающими над поверхностью во­
ды, может в безопасности скользить по зеркальной глади. Мы
неслись по воде. И что это была за вода! Чистая, как в горном
источнике, и прозрачная в своей чистоте, вся пронизанная го­
ловокружительными переливами красок и радужными лента­
ми, которые роскошнее любой радуги. Темно-зеленый цвет
перемежался с бирюзовым, ярко-синий—с изумрудным, наш
челн то скользил над фиолетово-красными глубинами, то над
ослепительной, сверкающей белизной песчаного дна, по кото­
рому медленно передвигались в своих раковинах гигантские
обитатели теплых морей. Мы проносились над сказочными
коралловыми садами, где резвились разноцветные рыбки, тре­
пеща, точно подводные бабочки, пестрыми крьшышками;
а в следующее мгновение под нами оказывались темные воды
приглубин, из которых вдруг вырывались серебристые стайки
летучих рыб; и вот уже мы снова скользили над коралловыми
садами. А высоко над нами изогнулось небо тропиков, и пуши­
стые пассатные облака проносятся друг за другом и громоз­
дятся мягкими горами на горизонте.
Мы не успели оглянуться, как доехали до Тахаа (произно­
сится Тах-ах-ах, с одинаковым ударением на всех трех слогах),
и Тэхэи, выходя на берег, улыбнулся нашей вахине. весьма
одобряя ее работу. Челнок остановился в двадцати футах от
берега, и мы пошли по мягкому песку, на котором извивались
какие-то ползучие морские твари и мелкие осьминоги (сту­
пать по ним было более чем мягко). Почти у самой воды, меж­
ду кокосовыми пальмами и бананами, стояла на сваях хижина
Тэхэи; сделанная из бамбука и покрытая травой. Из хижины
к нам навстречу вышла вахине Тэхэи, совсем маленькая,
стройная женщина с ласковыми глазами и монгольскими чер­
тами лица, а впрочем, может быть, она была из индейских
племен Северной Америки. Тэхэи назвал ее Биаура (произно­
сить—Би-аа-ау-раа, сильно ударяя на все слоги подряд).
Она взяла Чармиан за руку и повела ее в дом; мы с Тэхэи
следовали за ними. В хижине нам объяснили знаками, но
вполне ясно, что все, что у них есть, принадлежит нам. Ни
один гидальго в мире не мог бы выказать столько щедрости
и гостеприимства на словах, а тем более, конечно, на деле. Мы
очень быстро усвоили, что нельзя восхищаться ничем, иначе
вещь немедленно перейдет в наше владение. Обе вахине, по
всемирному обычаю всех вахине, занялись тотчас же исследо­
120

ванием различных принадлежностей туалета, а Тэхэи и я, как
и подобает настоящим мужчинам, стали рассматривать рыбо­
ловные снасти, капканы для ловли диких кабанов и тонкие
остроги, которыми туземцы бьют макрелей на расстоянии со­
рока футов. Чармиан похвалила корзинку для шитья—чудес­
ный образчик полинезийского плетения,—и корзинка тотчас
же была подарена ей. Я пришел в восхищение от рыболовно­
го крючка, выточенного из раковины-жемчужницы,—он ока­
зался моим. Чармиан загляделась на тонкое плетение из соло­
мы красивого рисунка, из которого могла выйти шляпа какой
угодно формы,—соломка, свернутая в ролик, была уже у нее
в руках. Мои глаза задержались немного дольше, чем следует,
на ступке для пои, относящейся, вероятно, к каменному веку,—
и она была мне подарена. Чармиан, в свою очередь, слишком
долго рассматривала красивую чашу для пои, выдол­
бленную из цельного куска дерева, в форме челна на четырех
ножках,—и получила ее. Я посмотрел два раза подряд на ча­
шу из гигантского кокосового ореха—она стала моей. Тогда
мы с Чармиан, обменявшись взглядами, решили больше ни­
чем не восхищаться, потому что это восхищение станови­
121

лось для нас слишком прибыльным. Мы уже ломали себе го­
лову, что из имущества «Снарка» можно было бы употребить
на ответные подарки. Родство с его обычной проблемой по­
дарков ничто по сравнению с задачей ответить достойным об­
разом на полинезийскую щедрость.
Мы сидели на прохладном крыльце на лучших циновках
Биаури и в ожидании обеда знакомились с другими обитателя­
ми деревни. Они подходили по двое и по трое, пожимали нам
руки и произносили таитянское приветствие—йорана. Мужчи­
ны, высокие и плотные, были в набедренных повязках, и неко­
торые в рубашках, женщины в обычных полинезийских аху,
нечто вроде передника, падающего красивыми складками от
плеч до самого пола. Некоторые были поражены элефанти­
азисом. У одной очень красивой женщины, огромного роста,
с осанкой королевы, одна рука была больше другой в четыре
раза, а может быть, и в двенадцать. Рядом с ней стоял мужчи­
на шести футов ростом, статный, с великолепной мускулату­
рой бронзового бога, но его ноги были до того раздуты
и обезображены, что действительно походили на чудовищные
ноги слона.
Что вызывает полинезийский элефантиазис, толком никто
не знает. Некоторые полагают, что этой болезнью заражают­
ся от употребления стоячей, испорченной воды. Другие—что
она передается укусами москитов. Объясняют ее также пред­
расположением и влиянием местного климата. Но тогда тем,
кто боится заразы, нечего и думать о путешествии в Полине­
зию. Всякому приходится пить местную воду, и всякого, ко­
нечно, кусают москиты. И никакие предосторожности тут’ не
помогут. Единственный способ благополучно проплыть по
южным морям—это быть как можно беспечнее и надеяться на
свою счастливую звезду. Поглядев, как больная элефантиази­
сом женщина выжимает для вас руками сок кокосового оре­
ха, пейте его, думая о его чудесном вкусе, а не о руках, кото­
рые его выжимали. Слоновая болезнь и проказа, кажется, не
передаются при соприкосновении с больными.
Посмотрев, как островитянка выжимала для нас молоко из
мякоти кокосового ореха распухшими, изуродованными рука­
ми, мы отправились под навес, где Тэхэи и Биаура готовили
обед. Он был сервирован для нас на пустом ящике из-под га­
лантерейных товаров, а хозяева устроились на полу. Но какой
это был обед! Несомненно, мы были в стране изобилия. Пре­
жде всего была подана великолепная сырая рыба, вымоченная
предварительно в течение нескольких часов в лимонном соке.
Затем жареные цыплята. Для питья—два кокосовых ореха
122

с очень сладким молоком. Потом были бананы, напомина­
ющие по вкусу клубнику и тающие во рту. Далее банановое
пои, вкуснее всех соусов и пудингов в мире. И еще вареный
ямс, вареное таро и печеный фейс—особый сорт красных, соч­
ных, мучнистых бананов. Мы не могли прийти в себя при виде
такого изобилия, а тут еще принесли поросенка—целого
поросенка!—обернутого в листья и зажаренного на'камнях,—
самое почетное блюдо полинезийской кухни. И, наконеп, на
сцену появился кофе —восхитительный черный кофе, вырос­
ший здесь же, на склонах Тахаа.
Рыболовные принадлежности Тэхэи привели меня в восхи­
щение, мы уговорились отправиться на рыбную ловлю, и то­
гда мы с Чармиан решили остаться здесь на ночь. Еще раз Тэ­
хэи заговорил о Самоа, и снова моя ссылка на размеры наше­
го судна вызвала разочарование и улыбку покорности на его
лице. Отсюда я собирался отправиться на Бора-Бора. Рассто­
яние между Бора-Бора и Райатеа легко можно пройти на кате­
ре. Я пригласил Тзхэи отправиться туда с нами на «Снарке».
Потом я узнал, что его жена родом с Бора-Бора и что у нее
есть там свой дом. Мы пригласили и ее, и немедленно за этим
последовало встречное приглашение с их стороны остано­
виться вместе с ними в их доме на Бора-Бора. Это было в поне­
дельник. Во вторник мы собирались отправиться на рыбную
ловлю с тем, чтобы в тот же день вернуться на Райатеа. В сре­
ду мы должны были пройти мимо Тахаа в определенном ме­
сте, принять на борт Тэхэи и Биауру и отправиться на Бо­
ра-Бора. Обо всем этом мы подробно договорились—об этом
и о куче других вещей, несмотря на то, что Тэхэи знал всего
три фразы по-английски, Чармиан и я знали с дюжину таитян­
ских слов, и все четверо мы могли бы обменяться дюжиной
французских слов, которые были бы понятны нам всем. Такой
многоязычный разговор был, разумеется, медленным, но с по­
мощью блокнота, карандаша, изображения часов, которые
Чармиан нарисовала ка блокноте, и десяти тысяч различных
жестов нам удалось объясниться чудесным образом.
Как только туземцы-гости заметили, что нам хочется спать,
они исчезли, словно растаяли, произнося ласковые слова про­
щания: йорана; так же исчезли и растаяли Тэхэи и Биаура. Вся
хижина состояла из одной большой комнаты, которая и была
всецело предоставлена в наше распоряжение. И я не могу не
подчеркнуть, что нигде в мире никогда и никто не принимал
меня так сердечно и хорошо, как эта темнокожая чета поли­
незийцев. Я говорю не о подарках, не об их щедрости, не об
угощениях в их царстве изобилия, а о той тонкой деликатно­
123

сти, безукоризненном такте, ласковой предупредительности
и неподдельном расположении, которые проявлялись реши­
тельно во всем. Они не только исполняли все, что предписыва­
ли их обычаи, они старались угадать малейшее наше желание
и угадывали чрезвычайно тонко. Невозможно перечислить те
заботы, которыми они окружили нас в продолжение несколь­
ких дней, проведенных нами в их обществе. И высшая пре­
лесть этих отношений заключалась в том, что они были не ре­
зультатом воспитания, сложной социальной тренировки, а со­
вершенно естественным порывом их непосредственных натур.
На следующее утро мы отправились ловить рыбу—Тэхэн,
Чармиан и я —в том же челноке, похожем на гроб, только на
зтот раз без паруса. За несколько миль от берега, но не пере­
ходя рифы, Тэхэи закинул свои крючки с наживкой и грузила­
ми; наживкой служили кусочки осьминога, которые Тэхэи от­
кусывал от живого осьминога, извивающегося на дне лодки.
Он забросил девять таких лесок, к каждой из которых был
привязан кусочек бамбука в виде поплавка. Когда рыба клева­
ла, один конец бамбуковой палочки уходил в воду, а другой,
естественно, выскакивал, призывая нас. И как мы торопились!
Вскрикивая и взвизгивая, мы гребли от одного сигнального
поплавка к другому и вытягивали из глубин океана сверка­
ющих красавиц подводного царства фута в два-три длиною.
Тем временем с востока надвинулся основательный шторм,
и небо покрылось тучами. А мы были за три мили от дома. Мы
повернули к берегу при первых же порывах ветра, но дождь
нагнал нас. Только в тропиках бывают такие дожди: мало то­
го, что отверзлись все краны и шлюзы небесные, но и весь не­
бесный резервуар опрокинулся на землю. Но нам было все
равно. Чармиан была в купальном костюме, я в пижаме, а Тэ­
хэи только в набедренной повязке. На берегу нас поджидала
Биаура и, взяв за руку Чармиан, поспешно увела ее в дом, вро­
де того как мать уводит непослушную дочь, которая перепач­
калась, бегая по лужам.
Потом мы переоделись в сухое платье и уютно курили
в ожидании кай-кай. На полинезийском наречии кай-кай озна­
чает одновременно и «пищу» и «есть». Очевидно, это очень
древний корень, сохранившийся по всему Тихому океану.
И еще раз мы сидели за столом изобилия и еще раз сожалели,
что не созданы по образу и подобию жирафы или верблюда.
Потом, когда мы уже собирались отправиться на «Снарке»,
небо вдруг снова потемнело, и разразился новый шквал. На
этот раз он почти не принес дождя—только ветер стонал
и свистел в пальмовых стволах, грозя разрушить хрупкое бам­
124

буковое обиталище наших хозяев, а от барьерного рифа несся
оглушительный грохот бешеных океанских валов, разбива­
ющихся о коралловую стену. И даже в лагуне, охраняемой ри­
фами, кипели белые пенные барашки, так что всего искусства
Тэхэи недостало бы на то, чтобы вести его утлый челнок по
такой воде.
Перед закатом ветер стих, но для челнока волны все же бы­
ли слишком велики. Поэтому я попросил Тэхэи найти тузем­
ца, который предоставил бы нам свой катер до Райатеа за два
чилийских доллара, что составляет на наши деньги девяносто
центов. Тэхэи и Биаура созвали полдеревни, чтобы нести по­
дарки, которыми они нас наградили. Тут были живые цыплята
в корзинках, очищенная и обернутая в зеленые листья рыба,
огромные кисти золотых бананов, корзины с лимонами
и апельсинами, груши-аллигаторы (маслянистый плод, назы­
ваемый еще авока), громадные корзины ямса, связки таро
и кокосовых орехов и, наконец, даже толстые ветви и куски
стволов —топливо для «Снарка».
По дороге к катеру мы встретили единственного белого
обитателя острова Тахаа —Джорджа Лефкина, родом из Аме­
рики. Ему было восемьдесят шесть лет от роду, из которых
шестьдесят с лишним он прожил на Островах Товарищества,
отлучившись только два раза: один раз в Калифорнию, когда
там открыли золото, а другой раз в окрестности Сан-Франциско, где он попробовал заняться земледелием.
«Катер» оказался небольшой шлюпкой, но по сравнению
с узеньким челноком Тэхэи казался очень основательным.
Однако когда мы вышли из лагуны и попали в новый шквал;
то убедились, что это игрушка, и вспоминали о «Снарке», как
о каком-то незыблемом континенте. Тэхэи и Биаура отправи­
лись с нами, и Биаура оказалась настоящим моряком. Мы шли
под штормом на всех парусах. Становилось темно, а лагуна
была полна ответвлениями коралловых рифов. Три раза
шлюпка ложилась на бок, и, чтобы выровнять ее, приходи­
лось травить шкоты.
Между тем окончательно стемнело. Шторм усилился, и хо­
тя мы вовремя убрали паруса, все же промчались мимо «Снар­
ка» и бились целый час, пока не перебрались на спущенную
моторную лодку и не подняли наконец на палубу «Снарка»
несчастный катер.
В тот день, когда мы отправились на Бора-Бора, ветер был
слабый, и мы пустили в ход машину, чтобы добраться до ме­
ста, где нас должны были ждать Тэхэи и Биаура. Но их нигде
не было видно.
125

—
Ждать нельзя,—сказал я —При таком ветерке мы не до­
беремся до Бора-Бора засветло, а бензин на исходе.
В южных морях бензин—это целая проблема. Никогда не
знаешь, где и когда удастся пополнить его запасы.
Но как раз в это мгновение между деревьями показался Тэ­
хэи. Он снял рубашку и отчаянно махал ею. Биаура, очевидно,
не успела еще собраться. Явившись на судно, Тэхэи знаками
объяснил, что необходимо подвести «Снарк» ближе к его до­
му. Он сам стал на руль и провел нас между кораллами. Тогда
с берега послышались приветственные крики, и Биаура с по­
мощью других туземцев доставила на «Снарк» два челнока,
наполненных дарами этой страны изобилия. Там были ямс, та­
ро, фейС; плоды хлебного дерева, кокосовые орехи, апельси­
ны, лимоны, ананасы, арбузы, груши-аллигаторы, гранаты, ры­
ба, живые куры, которые суетились, кудахтали и несли яйца
на палубе, и, наконец, живой поросенок, дьявольски визжав­
ший все время, точно его уже резали.
Месяц стоял довольно .высоко, когда мы прошли через
опасные коралловые рифы Бора-Бора и бросили якорь против
деревни Байтапе. Биаура, у которой здесь :был дом, очень бес­
покоилась, что не может попасть на берег раньше нас, чтобы
встретить нас все тем же изобилием. Звуки музыки разноси­
лись над спящей лагуной. Повсюду на Островах Товарищества
нам говорили, что Бора-Бора—очень веселый остров. Когда
мы с Чармиан сошли на берег, то увидели на лужайке у дерев­
ни танцующих юношей и девушек, сплошь увитых гирлянда­
ми и с какими-то странно фосфоресцирующими цветами в во­
лосах, которые вспыхивали и мерцали в лунном свете. Даль­
ше перед громадной соломенной хижиной овальной формы,
в семьдесят футов длиною старейшины деревни пели химинэ.
Они бьши тоже увенчаны цветами и тоже веселы и привет­
ствовали нас радостно, как ваблудших овец, пришедших из
тэмноты на свет.
На другое утро Тэхзи явился на «Снарк» со свежепойманной рыбой и передал нам приглашение на обед. По дороге мы
заглянули в дом, перед которым накануне старцы пели хими­
нэ. Там пели те же старцы вперемешку с молодежью. Судя по
всему, готовился пир. На полу возвышалась гора плодов
и овощей, а по обе стороны лежали куры, связанные кокосо­
выми мочалками. После многочисленных химинэ один из ста­
риков поднялся и сказал речь. Речь относилась к нам, и хотя
мы ничего не поняли, все же нам показалось, что между нами
и горой изобилия имеется какая-то связь.
126

— Что если они собираются7подарить, нам все это?—шеп­
нула Чармиан.
— Невозможно!—прошептал я.—Зачем бы? Да и места на
«Снарке» нет совершенно. Мы не смогли бы съесть и десятой
доли. А ведь остальное сгниет. Может быть, они просто приг­
лашают нас на пир?
Но царство изобилия по-прежкему окружало нас. Оратор
недвусмысленными жестами дал нам понять, что передает
в наше владение каждый предмет из этой горы изобилия,
а потом и всю гору в целом. Минута была затруднительная.
Как бы вы поступили, если бы в вашем распоряжении была
всего одна комната, а ваш друг презентовал бы вам белого
слона? Эта новая нагрузка была совершенно не по силам
«Снарку». Мы краснели и запинались, произнося мауру-уру.
Мы лепетали мауру-уру долго и даже прибавляли нуи, что
означает самую невероятную благодарность, и все-таки стара­
лись показать жестами, что не можем принять всех подарков,
что было с полинезийской точки зрения высочайшей бестакт­
ностью: Певцы химинэ совершенно растерялись от огорчения,
и в тот же вечер мы при помощи Тэхэи старались загладить
наше невежество, приняв по одному экземпляру от каждого
сорта приношений.
Уйти от этого наводняющего изобилия совершенно невоз­
можно. Я купил у одного туземца дюжину кур, а на следу­
ющий день он доставил мне тринадцать да еще полную лодку
фруктов в придачу. Француз-лавочник подарил нам. корзину
гранат и предоставил в наше распоряжение свою лучшую л о ­
шадь. И местный жандарм одалживал нам свою любимую л о ­
шадь, которую лелеял как зеницу ока. Все решительно посы­
лали нам цветы. «Снарк» превратился в зеленную лавку, зама­
скированную под цветочный магазин. Мы ходили не иначе,
как увитые гирляндами. Когда певцы химинэ появлялись на
«Снарке», девушки приветствовали нас поцелуями, и вся
команда от капитана до боя влюбилась в девушек с Бора-Бо­
ра. Тэхэи устроил в нашу честь грандиозную рыбную ловлю,
на которую мы отправились в большом сдвоенном челне, где
гребцами бьши все те же прелестные-амазонки. К счастью, ры­
бы не наловили, иначе «Снарк» бы просто затонул, не сняв­
шись с якоря.
Проходили дни, но изобилие не кончалось. В день нашего
отъезда к борту один за другим причаливали челноки. Тэхэи
привез нам огурцов и молоденькое деревцо папайя, увешанное
великолепнейшими плодами. Мне лично он подарил малень­
кий двойкой челнок с полным комплектом рыболовных при­
127

надлежностей и фруктов, фруктов и овощей с такой же ще­
дростью, как на Тахаа. Биаура привезла для Чармиан несколь­
ко шелковых подушек, вееров и узорных циновок. И, наконец,
все навезли плодов, фруктов и кур. Туземцы, которых я даже
ни разу не видел, привозили мне удочки, лески и рыболовные
крючки, выточенные из перламутровых раковин.
Когда «Снарк» выходил за рифы, он тащил за собою катер,
на котором Биаура должна была отправиться домой одна,—
Тэхэи меня все-таки уломал, и теперь он плыл на «Снарке».
Он стал членом нашей команды. Когда катер отдал буксир
и повернул к востоку, а «Снарк» к западу, Тэхэи стал на коле­
ни на корме, погруженный в безмолвные молитвы, и слезы те­
кли по его щекам. А когда неделю спустя Мартин показал ему
несколько свеженапечатанных фотографий, этот темнокожий
сын Полинезии, узнав свою бесконечно любимую Биауру, раз­
рыдался.
Но изобилие! Что было делать с изобилием? Мы не могли
работать на «Снарке» из-за этого изобилия. Мы ходили по
фруктам. Шлюпка и моторная лодка были полны до краев.
Натянутые тенты трещали от их тяжести. Но как только мы
попали в настоящий ветер, началась автоматическая разгруз­
ка. При каждом качании «Снарк» выбрасывал за борт то связ­
ку бананов, то десяток кокосовых орехов, то корзину с лимо­
нами. Золотая лимонная река стекала по водостокам. Лопа­
лись огромные корзины с ямсом, а гранаты и ананасы ката­
лись взад и вперед. Куры и цыплята вырвались на свободу
и расселись повсюду—и на борту и даже на мачтах. Это ведь
дикие куры, умеющие летать. Когда мы пробовали их ловить,
они улетали с судна и, покружившись над морем, возвраща­
лись все-таки назад, впрочем, не всегда возвращались... Никто
не заметил в суматохе, как из клетки выбрался поросенок
и тоже очутился за бортом.
Глава ХШ
РЫБНАЯ ЛОВЛЯ НА БОРА-ЮРА

В пять часов утра начался свист в раковины.
По всему берегу, точно древний военный призыв, неслись эти
звуки, заставляя рыболовов готовиться к ловле. Мы на «Снар­
ке» тоже, конечно, вскочили, потому что спать в этом сумас­
шедшем гаме было невозможно. И потому, что мы тоже соби­
рались на рыбную ловлю.
128

Эту своеобразную местную ловлю рыбы называют таутаи-таора, причем таутаи означает снаряд, в данном случае
камень, а таора—бросать, а все вместе значит рыбная ловля
посредством бросания камней. В сущности, это облава, точно
такая же облава, как, например, на диких кроликов. Только
охотники пребывают в одной стихии, в воздухе, между тем
как дичь остается в воде, но будь вода хоть в сотню футов глу­
биной, это все равно не мешает облаве. Делается это так. Чел­
ноки вытягиваются в ряд на расстоянии от ста до двухсот фу­
тов друг от друга. На носу каждого из них стоит человек с тя­
желым камнем на короткой веревке: этим камнем бьют по
воде, опуская его и опять выдергивая. На корме сидит гребец,
который гребет, но не нарушая боевого порядка, так что рад
челноков соединяется с другим таким же рядом на рассто­
янии мили или двух от первого; противоположные концы обе­
их линий упираются в берег. Вместе с линией берега получает­
ся круг. Круг все суживается, а с берега в воду выходят жен­
щины, образуя ногами живую загородку под водой. В нужную
минуту, когда круг уже достаточно тесен, с берега на лодке
подвозят длинную плетенку из кокосовых листьев, которая
опускается в воду, в помощь ограде из женских ног.
—
Tres jolie (очень мило),—говорил француз-жандарм, объ­
ясняя знаками, что будут пойманы многие тысячи рыб самых
различных величин, от миноги до акулы, и что загнанная ры­
ба будет биться усамого берега, выбрасываясь на песок.
Такой способ рыбной ловли неизменно приносит большой
улов, и напоминает все это скорее праздник, чем прозаиче­
ское, обыденное добывание пищи, происходит это на Бора-Бора каждый месяц с незапамятных времен. Кто придумал этот
способ, неизвестно. Всегда так было. Но невольно приходит
в голову, что изобретатель был очень талантливый человек и,
конечно, радикал, в чем я не сомневаюсь. И несомненно так­
же, соплеменники считали его сумасшедшим, или дураком,
или анархистом. Ему было гораздо труднее, чем современным
изобретателям, которым приходится убеждать в полезности
своего изобретения одного или двух капиталистов. Ему необ­
ходимо было убедить целое племя, потому что иначе и попро­
бовать этот способ было невозможно. Воображаю, какой вой
поднимался иногда по вечерам в первобытном парламенте,
когда он называл своих сограждан заплесневелыми пнями,
а они его—шутом, нахалом, помешанным! Одному небу из­
вестно, скольких седых волос и проклятий стоило ему заво­
евание кучки приверженцев! Однако на поверку правда оказа­
лась на его стороне, и впоследствии все его противники, как
5. Д. Лондон

129

один человек, кричали, что они первыми предсказали ему
успех.
Наши милые друзья Тэхэи и Биаура, которые устроили эту
ловлю в честь нас, явились за нами в почетной барже. Нас по­
ложительно ошеломило ее великолепие. Два челнока были
связаны поперечными шестами и украшены гирляндами из
цветов и золотистой травы. На веслах сидели прелестные ама­
зонки, увенчанные цветами, а на корме каждого челнока—ру­
левой, тоже весь в цветах—алых, золотых, оранжевых—
и в ярко-красной пареу вокруг бедер. Цветы были повсю­
ду—цветы, цветы без конца и края. Это была оргия цветов
и красок. На помосте, уложенном поперек обоих челноков,
танцевали Тэхэи и Биаура, и все голоса сливались в буйном
приветственном пении.
Они три раза обошли вокруг «Снарка», прежде чем прича­
лить и забрать Чармиан и меня. «На Бора-Бора всегда весе­
л о »,—говорят на Островах Товарищества. И действительно,
было весело. Под четкие удары весел пелись песни и в честь
лодок, и в честь акул, и в честь рыбной ловли. Время от време­
ни слышался возглас: «Мао». И все что было сил налегали на
весла. Мао означает «акула», и при появлении этого океанско­
го тигра туземцы под страхом смерти спешат к берегу, иначе
их легкий челнок будет перевернут, а они сами съедены.
В данном случае никаких акул не было, и тревожное «мао»
употреблялось только для того, чтобы подзадорить гребцов.
Тэхэи и Биаура продолжали танцевать на носу под акком­
панемент пения и ритмического хлопанья в ладоши. Иногда
ритм подчеркивался мелодичными ударами весел по борту
челноков. Молодая девушка вдруг бросала весло, вспрыгива­
ла на помост и принималась танцевать хула, и во время танца,
извиваясь и наклоняясь всем телом, касалась наших щек при­
ветственными поцелуями. Некоторые химинэ были божествен­
ными песнопениями, эти были особенно хороши, напоминая
звуки органа красивыми сочетаниями мужских басов с жен­
скими контральто и высокими сопрано. Другие песни, наобо­
рот, представляли собой дикие древние баллады и восходили,
очевидно, к дохристианской эпохе.
Так, под пение и пляски и ритмичные удары весел, мы до­
брались до места ловли. Местный жандарм, представитель
французских властей на Бора-Бора, тоже вышел с семьей
в двойном челноке, в котором на веслах сидели арестанты: он
был не только жандармом и правителем, но также и смотри­
130

телем тюрьмы, а в этой веселой стране на общую рыбную л о ­
влю должны непременно выходить все. Штук двадцать оди­
ночных челноков окружили нас со всех сторон. Из-за мыса вы­
плы л красивый парусный челн. Трое юношей, расположив­
шись на брусе-балансире, приветствовали нас барабанным
боем.
У следующего мыса было место сбора. Здесь нас дожида­
лась моторная лодка, приведенная Уорреном и Мартином.
Жители Бора-Бора никак не могли понять, что заставляет ее
двигаться, и разглядывали ее с неослабевающим любопыт­
ством. Потом лодки вытащили на песок, и все сошли на берег,
чтобы пить кокосовое молоко и снова петь и снова плясать.
Здесь к нам присоединилось много туземцев, пришедших пеш­
ком из соседних деревень, и прелестное это было зрелище:
молодые девушки, увитые цветами, идущие попарно по песча­
ному берегу.
—
Обычно улов бывает хороший,—сказан нам Аллико,
местный торговец-метис.—В конце вы увидите, вода будет
прямо кишеть рыбой. Вообще будет занятно. Вы, конечно, зна­
ете, что вся рыба будет ваша?
131

— Как? Вся?—простонал я, потоцу что «Снарк» был и так
перегружен всевозможными подарками: фруктами, овощами,
курами и поросятами.
— Вся до последней рыбешки,—отвечал Аллико.—Когда
облава подойдет к концу, вы в качестве почетного гостя дол­
жны будете поднять на острогу первую рыбу—таков обы­
чай,—а потом они уже будут выбрасывать ее на берег руками.
Получатся целые горы рыбы. Потом кто-нибудь из вождей
скажет речь, в которой сообщит, что весь улов преподносится
вам. Но вам незачем брать все. Вы тоже встанете и скажете
речь. Вы укажете, какую рыбу отобрали себе, а остальное пре­
поднесете участникам ловли. И все начнут восхвалять вашу
щедрость.
— А вдруг бы кто-нибудь взял себе весь улов?—спросил я.
— Этого еще никогда не случалось,—был ответ.—Таков
уж обычай: одна сторона дарит, другая отдаривает.
туземный священник прочел молитву об успешной ловле.
Затем главный из рыболовов стал выкликать челноки, назна­
чая каждому его место. Все сели в лодки и отошли. Остались
на берегу только женщины, за исключением Чармиан и Биау­
ры. В прежнее время и они подлежали бы табу, так как жен­
щины обязаны оставаться на берегу, чтобы в нужную минуту
образовать в воде живую изгородь из ног.
Тяжелый двойной челн был оставлен, и мы отправились
в моторной лодке. Одна половина челнов пошла направо,
а мы с другой половиной—налево, растянувшись длинной це­
пью от берега до рифов. Предводитель облавы, красивый ста­
рик с флагом в руке, находился в середине нашей линии. Он
управлял движениями обеих линий сигналами. Когда все вста­
ли на места, он махнул флагом в правую сторону. И в то же
мгновение все камни были брошены в правую сторону от л о ­
док. Как только их вытащили,—они опускались неглубо­
ко,—флаг метнулся влево, и с изумительной точностью все
камни полетели влево. Так продолжалось в течение всего л о ­
ва; при каждом взмахе флага камни летели в воду. В то же
время гребцы двигали челноки к берегу.
На носу нашей лодки Тэхэи, не сводя глаз с предводителя,
бросал свой камень в такт с остальными. Один раз его камень
соскочил с веревки—и в ту же секунду Тэхэи исчез в воде
вслед за ним. Я не знаю, успел ли камень дойти до дна, знаю
только, что в следующую же секунду Тэхэи вынырнул с кам­
нем в руке. Я заметил, что то же случалось и у других, и вся­
кий раз бросавший нырял за камнем в воду и приносил его
обоатно.
JL

132

Концы обеих линий сближались у рифов, пока не сошлись
совершенно. Тогда началось сокращение круга, и бедная, пе­
репуганная рыба должна была броситься к берегу, спасаясь от
сотрясения воды, производимого камнями. Женщины уже об­
разовали живую изгородь из ног, войдя в воду,—более рос­
лые пошли дальше, маленькие стояли ближе к берегу. От бе­
рега отделился челн и очень быстро обошел линию загонщи­
ков, спуская в воду длинную циновку из кокосовых листьев.
Теперь лодки были уже не нужны, и загонщики тоже слезли
в воду, чтобы увеличить Живую изгородь. Они били по воде
руками и ногами и кричали во все горло; получился насто­
ящий ад.
Но ни одна рыба не показывалась на поверхности лагуны,
и ни одна не пробовала пробиться сквозь изгородь из ног. На­
конец предводитель вошел в кольцо и внимательно осмотрел
его в разных направлениях. Но нигде рыба не кишела, не под­
скакивала в воздух и не билась о песок. Не оказалось ни одной
сардинки, и ни одной миноги, и ни одной самой жалкой ры­
бешки. Что-то не вышло, очевидно, с молитвой или, может
быть,—как объяснил нам один старик—ветер был неподходя­
щий, и вся рыба ушла на другую сторону лагуньь
—
Такая неудача бывает из пяти один раз,—утешил нас Аллюсо.
Что же, нам повезло: приехали на Бора-Бора специально,
чтобы видеть рыбную ловлю, и вытянули из пяти билетов
единственный пустой. Будь из пяти один выигрышный, мы б
его никогда не вытянули. Это не пессимизм, не осуждение ми­
рового устройства. Это просто чувство досады, знакомое каж­
дому, кто возвращался с пустыми руками после дня трудов.
Глава X IV

МОРЕХОД-САМОУЧКА

Я знаю, капитаны бывают разные, встречают­
ся и просто превосходные капитаны, но на «Снарке» с капита­
нами дело обстояло плохо. Я пришел к выводу, что один ка­
питан на маленьком судне причиняет больше хлопот, чем два
грудных младенца. Впрочем, это и понятно. Хорошие капита­
ны занимают хорошие места на больших судах водоизмеще­
нием от одной до пятнадцати тысяч тонн и не станут менять
свое положение, чтобы водить по волнам наш десятитонный
«Снарк». «Снарку» приходилось брать своих штурманов с бе­
133

рега, а береговой штурман—это обычно никуда не годное су­
щество, человек, который способен недели две проискать на
океане какой-либо остров, а потом вернуться со своей шхуной
и донести, что остров утонул со всем, что на нам было; чело­
век с таким характером и с такой жаждой к спиртным напит­
кам, что он чаще изгоняется с судов, чем попадает на них.
На «Снарке» побывало три капитана, и больше, даст бог, не
будет ни одного. Первый из них настолько страдал старче­
ским слабоумием, что не в состоянии был указать плотнику
точные размеры бушприта. Он был до такой степени дряхл
и беспомощен, что не в силах был приказать матросу, чтобы
тот окатил соленой водой палубу «Снарка». Двенадцать дней,
которые мы простояли на якоре под отвесными лучами тро­
пического солнца, палуба оставалась сухой. Она рассохлась,
конечно. Мне стоило сто тридцать пять долларов переконопа­
тить ее. Второй капитан был сердит. Он родился сердитым.
«Папа всегда сердит»,—такова была характеристика, данная
капитану его сьшом-метисом. Третий капитан был криводу­
шен, душа у него была кривее штопора. Правда он не гово­
рил никогда, понятия о чести, у него совсем не было, и он был
так же далек от прямых путей и честных поступков, как был
далек от правильного курса, когда он едва не погубил
«сСнарк» у островов Золотого Кольца.
В Суве, на островах Фиджи, я рассчитал своего третьего
и последнего капитана и снова взял на себя роль морехода-самоучки. Однажды я уже выступал в этой роли при первом мо­
ем капитане, который, когда мы вышли из Сан-Франциско, за­
ставил «Снарк» так забавно скакать по карте, что мне при­
шлось наконец выяснить, что же происходит на самом деле.
Выяснить это было не трудно, потому что нам предстояло
пройти еще две тысячи сто миль. Я ровно ничего не смыслил
в навигации, но, потратив немало сил на чтение и провозив­
шись полчаса с секстаном, я уже мог отыскать широту «Снар­
ка» по меридианальной высоте, а долготу—тем простым спо­
собом, который известен под названием «метода соответству­
ющих высот». Это метод неправильный. Это метод даже не
безопасный, но мой капитан пытался вести судно с его помо­
щью, а он был единственным человеком на борту, который
мог бы сказать мне, что этого метода следует избегать.
Я все-таки привел «Снарк» на Гавайские острова; но мне бла­
гоприятствовали обстоятельства. О правильном способе нахо­
ждения долготы с помощью хронометра я не имел понятия.
Правда, мой первый капитан как-то упомянул бьшо о нем, но
134

после нескольких попыток воспользоваться им больше упо­
минать не стал.
На островах Фиджи мне удалось сверить мой хронометр
с двумя другими хронометрами. За две недели до того, в Па­
го-Паго, на Самоа, я прошл моего капитана сверить наш хро­
нометр с хронометрами американского крейсера «Аннапо­
лис». Капитан сказан мне, что сделает это,—он, разумеется,
ничего не сделал; он оказал мне, что разница оказалась в нич­
тожную долю секунды. Говоря это, он искусно имитировал
радость и произносил слова похвалы моему великолепному
инструменту. Я повторяю это теперь вместе со словами похва­
лы его великолепной наглой лживости. Потому что две неде­
ли спустя, на Суве, я сверил мой хронометр с хронометром
«Атуа», австралийского парохода, и нашел, что он ушел впе­
ред на тридцать одну секунду. Тридцать одна секунда, перево­
дя на дугу, равняется семи и одной четверти мили. Другими
словами, если бы я плыл на запад ночью и, считая по лагу от
моего положения в полдень, установленного с помощью хро­
нометра, должен был находиться в семи милях от берега,
я в это самое мгновение разбился бы о береговые утесы. По­
том сверил мой хронометр с хронометром капитана Вули. Ка­
питан Вули, начальник порта в Суве, трижды в неделю ровно
в полдень стреляет из пушки. В сравнении с его хронометром
мой был впереди на пятьдесять девять секунд—другими сло­
вами, плывя на запад, я разбился бы о рифьх, думая, что нахо­
жусь в пятнадцати милях от них.
В качестве компромисса я вычел из пятидесяти девяти се­
кунд тридцать одну и направился на остров Танна, в группе
Новых Гебридских островов, решив, что когда мне темной но­
чью придется бьггь неподалеку от земли, я буду твердо по­
мнить и о тех семи милях, которые надо прибавить, согласно
хронометру капитана Вули. Танна лежит приблизительно
в шестистах милях к западо-юго-западу от островов Фиджи,
так что я был уверен, что за время этого перехода успею на­
чинить мою голову таким количеством познаний по навига­
ции, которое дало бы мне возможность добраться туда.
Я действительно добрался туда, но выслушайте сперва, какие
мне пришлось одолеть трудности. Навигация совсем не труд­
ное дело, я всегда буду утверждать это; но когда вы везете во­
круг света три бензиновых двигателя и жену и должны писать
с утра до вечера, чтобы оплатить бензин для моторов и жем­
чуг и вулканы для жены, у вас остается слишком мало време­
ни на изучение навигации. Кроме того, много легче изучать
названную науку на берегу, где долгота и широта пребывают
135

неизменными, в доме, положение которого постоянно, чем на
борту судна, не перестающего идти день и ночь по направле­
нию к суше, которую вы стараетесь отыскать и на которую
можете наскочить, когда всего меньше этого ожидаете.
Прежде всего надо руководствоваться компасом. Мы вы­
шли из Сувы в субботу 6 июня 1908 года после полудня и до
наступления темноты пробирались узким, усеянным подвод­
ными камнями проливом между островами Вити-Леву и Мбанга. Перед нами лежал открытый океан. Путь был свободен, ес­
ли не считать Вату-Лейле, крохотного островка, торчавшего
из воды милях в двадцати к западо-юго-западу—как раз в том
направлении, куда я хотел плыть. Мне, разумеется, казалось,
что его ничего не стоит обогнуть, пройдя милях в восьми или
десяти к северу. Была темная ночь, и мы шли по ветру. Нужно
было сказать рулевому, какой держать курс, чтобы обойти Вату-Лейле. Но я откуда знал, какой должен быть курс? Я обра­
тился к руководству по навигации. «Истинный курс»—нашел
я слова. То, что мне нужно! Мне нужен был истинный курс.
Я стал читать с жадностью.
«Истинный курс есть угол, образуемый меридианом и пря­
мой линией, проведенной между точкой, обозначающей ме­
стонахождение судна, и тем местом, куда оно направляется».
Это-то мне и надо. «Снарк» находился у западного входа
в пролив между Вити-Леву и Мбанга. Направлялся он к точке,
находящейся по карте в десяти милях к северу от Вату-Лейле.
Я проверил направление на карте транспортиром-линейкой
и определил, что истинным курсом будет юго-запад. Остава­
лось только дать распоряжение рулевому, и «Снарку» обеспе­
чен благополучный путь по открытому морю.
Но, к своему ужасу и к своему счастью, я стал читать даль­
ше. Я узнал, что компас, этот верный и неизменный друг мо­
рехода, далеко не всегда указывает на север. Он отклоняется.
Иногда он отклоняется к востоку, иногда к западу, а бывает
так, что он вместо севера указывает на юг. Склонение в том
месте, где находился «Снарк», равнялось 9° 40' к востоку. Так
вот, это следовало принять в расчет, раньше чем давать указа­
ния рулевому. Я прочел:
«Правильный магнитный курс получается от прибавления
к истинному курсу соответствующего склонения».
Теперь, рассудил я, раз компас отклонился на 9° 40' к вос­
току, а я желаю плыть на север, мне следует направляться на
9° 40' к западу от севера, указываемого компасом, потому что
этот север вовсе не север. Итак, я прибавил 9° 40' влево к мо­
136

ему курсу на юго-запад, определил правильный магнитный
курс и приготовился выйти в открытый океан.
Но тут, на счастье и на горе, я прочел дальше. Оказалось,
правильный магнитный курс не совпадал с направлением по
компасу. Еще один бесенок ждал меня, чтобы поймать и раз­
бить о рифы Вату-Лейле. Этот маленький бесенок появился
иод названием девиации. Я прочел: «Компасное направление
есть то направление, которого следует держаться, и получа­
ется оно от прибавления к правильному магнитному курсу де­
виации».
Девиация есть отклонение стрелки компаса в зависимости
от распределения железных предметов на борту судна. Это
чисто местное склонение я определил по таблице девиации
главного компаса и прибавил эту величину к правильному
магнитному курсу. Таким образом, я получил направление по
компасу. Но и это было не все. Главный компас находился по­
средине судна, подле трапа в капитанскую каюту. Путевой
компас, по которому правит рулевой, находился на юте, под­
ле штурвала. И их указания упорно не сходились.
Все вышеуказанные операции необходимы, чтобы правиль­
но определить курс. И самое худшее заключается в том, что
все они должны быть проделаны безукоризненно правильно,
а не то вы услышите как-нибудь ночью: «Буруны прямо по но­
су»,—выкупаетесь в морской воде и испытаете удовольствие
бороться с волнами, пробираясь к берегу через стаю прожор­
ливых акул.
Подобно компасу, который выкидывает всевозможные
штуки и сводит с ума морехода, показывая куда угодно, толь­
ко не на север, ведет себя и солнце, которое упорно не желает
находиться там, где ему в данное время положено находиться.
Это легкомыслие со стороны солнца является причиной вся­
кого беспокойства —по крайней мере так было со мной. Что­
бы определить, где вы находитесь на поверхности земли, вы
должны знать, где в это время находится на небе солнце.
А тут выходит, что солнце, которое служит хронометром для
людей, само нарушает сроки. Когда я обнаружил это, я впал
в глубокую меланхолию и усомнился в незыблемости законов
мироздания. Даже такие физические законы, как закон тяготе­
ния и сохранения энергии, потеряли незыблемость; я бы не
удивился, увидев, что они нарушаются. Раз компас лгал,
а солнце не исполняло своих обязанностей, отчего же не поте­
рять притяжения предметам и не исчезнуть бесследно не­
скольким корзинам энергии? Даже вечное движение казалось
мне возможным, и я был в таком состоянии, что купил бы веч­
137

ный двигатель Килея, работающий без потребления энергии,
у первого же предприимчивого агента, который появился бы
на палубе «Снарка». А когда я узнал, что Земля в действитель­
ности обращается вокруг своей оси 336 раз, тогда как Солнце
встает и заходит всего 365 раз, я готов был усомниться в том,
что я существую.
Вот как движется солнце! Оно так неаккуратно, что челове­
ку невозможно создать часы, которые уследили бы за его дви­
жением. Солнце то ускоряет, то замедляет ход, никакие часы
не могут угнаться за ним. Иногда солнце опережает расписа­
ние, иногда оно плетется позади него, а иногда оно летит,
чтобы нагнать самое себя, или, вернее сказать, чтобы нагнать
то место на небе, где ему полагается быть. В этом последнем
случае оно недостаточно быстро замедляет ход и в результа­
те оказывается впереди того места, где ему следует быть. Как
бы то ни было, солнце бывает в том самом месте, где оно дол­
жно быть, только четыре раза в году. Остальные 361 день
солнце находится где-то вблизи этого места. Человек, более
совершенный, чем солнце, создал часы, указывающие пра­
вильное время. Кроме того, он с точностью вычисляет, на­
сколько солнце обогнало свое расписание или отстало от не­
го. Разницу между действительным местонахождением солнца
и тем местом, где ему надлежало бы находиться, если бы оно
было порядочным, благопристойным светилом, люди называ­
ют уравнением времени. Таким образом, мореплаватель, же­
лающий определить, где его судно находится на море, глядит
на свой хронометр, чтобы установить, в каком месте неба дол­
жно находиться солнце, согласно указаниям Гринвичской об­
серватории. К этому указанию он прибавляет уравнение вре­
мени—и находит то место, где солнцу следует быть, но где
его нет. К полученной величине прибавляет еще что-то, по­
том еще, и так до бесконечности.
«Снарк» покинул Фиджи в субботу 6 июня, а на следующий
день, в воскресенье, находясь в открытом океане и не видя ни­
где земли, я попытался определить мое местонахождение,
найдя с помощью хронометра долготу и выяснив широту по
меридианальной высоте. Хронометрические наблюдения
я сделал утром, когда солнце отстояло над горизонтом при­
мерно на 21 градус. Я взглянул в «Морской альманах» и на­
шел, что в этот самый день, 7 июня, солнце запаздывает на 1
минуту и 26 секунд и что оно наверстывает упущенное со ско­
ростью 14,67 секунды в час. Хронометр сказал мне, что в то са­
мое мгновение, когда я определял высоту солнца, в Гринвиче
было 8 часов 25 минут утра. Казалось бы, что, имея все эти дан­
138

ные, любой школьник мог ввести поправку на уравнение вре­
мени. К несчастью, я не школьник. Ясно, что в полдень в Грин­
виче солнце отстает на 1 минуту и 26 секунд. Столь же ясно,
что если бы теперь было одиннадцать часов утра, солнце от­
ставало бы на 1 минуту 26 секунд и еще на 14,67 секунды. Если
бы было 10 часов утра, следовало бы прибавить дважды 14,67
секунды. А если бы было 8 часов 25 минут утра, следовало бы
прибавить 14,67 секунды, помноженные на 3,5. Далее, совер­
шенно ясно, что если бы было не 8 часов 25 минут утра, а 8 ча­
сов 25 минут пополудни, то следовало бы не прибавить 14,67
секунды, а вычесть их, потому что если в полдень солнце от­
ставало на 1 минуту и 26 секунд и нагоняло это опоздание со
скоростью 14,67 секунды в час, в 8 часов 25 минут пополудни
оно должно было находиться много ближе к тому месту, где
ему надлежит быть, чем в полдень.
До сих пор все шло хорошо. Но что же именно показывал
хронометр: 8 часов 25 минут утра или вечера? Я взглянул на
часы. Они показывали 8 часов 9 минут, конечно, утра, так как
я только что окончил завтрак. Но раз на борту «Снарка» было
8 часов утра, то 8 часов, которые показывал хронометр (а он
показывал гринвичское время), должны были быть иными,
чем 8 часов на «Снарке». Но какие же это были 8 часов? «Это
не могло быть 8 часов этого утра,—решил я,—значит, это 8
часов либо этого, либо предыдущего вечера».
Здесь я рухнул в бездонную пропасть интеллектуального
хаоса. «У нас восточная долгота,—соображал я,—следова­
тельно, мы идем впереди Гринвича. Если мы идем позади
Гринвича,—значит, сегодня есть вчера; если мы идем впереди
Гринвича,—значит, вчера есть сегодня; но если вчера есть се­
годня, то что ж такое сегодня—завтра? Чепуха!» И все же это
должно быть так. Когда я производил наблюдения сегодня
утром в 8 часов 25 минут, в Гринвиче только что окончился
вчерашний обед.
«В таком случае, исправь разницу времени за вчерашний
день»,—говорит мой логический ум.
«Но ведь сегодня есть сегодня,—настаивает мой здравый
смысл.—Я должен внести поправку за сегодняшний день, а не
за вчера».
«И все же сегодня есть вчера»,—упорствует мой логиче­
ский ум.
«Ну, допустим,—продолжает мой здравый смысл,—если бы
я находился в Гринвиче, теперь было бы вчера. Мало ли что
бывает в Гринвиче! Но я знаю столь же твердо, как то, что
139

я жив, что я произвел наблюдения здесь, теперь, 7 июня; по­
этому я должен внести поправку здесь, теперь, 7 июня».
«Чепуха!—восклицает мой логический ум.—Лекки гово­
рит...»
«Неважно, что говорит Лекки,—прерывает мой здравый
смысл.—Послушай-ка, что говорит «Морской альманах». Аль­
манах говорит, что сегодня, 7 июня, солнце отстает на 1 мину­
ту 26 секунд и нагоняет это опоздание со скоростью 14,67 се­
кунды в час. Он говорит, что вчера, 6 июня, солнце отставало
на 1 минуту и 36 секунд и нагоняло опоздание со скоростью
15,66 секунды в час. Нельзя же вносить поправку к сегодняш­
нему положению солнца с помощью вчерашней таблицы».
«Дурак!»
«Идиот!»
Так они и препираются, пока моя голова не начинает кру­
житься: теперь я готов поверить, что сегодня—послезавтра
позапрошлой недели. И тут я вспомнил напутственное наста­
вление начальника порта в Суве:
«Находясь в восточных долготах, берите из «Морского еже­
годника» данные для вчерашнего дня».
Мне пришлось претерпеть еще много других страданий, но
всего труднее было сообразить, как переводить градусы ши­
роты в морские мили, потому что градусы становятся на кар­
те все длиннее по мере удаления от экватора. Но все же
я справился со всеми трудностями, с грехом пополам, но спра­
вился.
И я был вознагражден. В четверг, 10 июня, я определил ме­
стоположение «Снарка» и, проложив по карте курс дальше,
обнаружил, что мы выскочим прямо на остров Футуна, один
из крайних восточных островов в группе Новых Гебридов, вул­
канический конус вышиною в две тысячи футов, возвыша­
ющийся прямо из недр океана. Я изменил курс так, чтобы
«Снарк» прошел от него примерно милях в десяти к северу.
Потом я сказал Ваде, коку, стоявшему на руле ежедневно от
четырех до шести часов утра:
—
Вада, завтра утром хорошенько смотри,—слева будет
земля.
И отправился спать. Жребий был брошен. Я поставил на
карту свою репутацию морехода. Подумать только, а что, ес­
ли на рассвете не окажется никакой земли? Где же окажутся
тогда мои познания в навигации? И где же окажемся мы сами?
Как Mbi разыщем то место, где мы находимся? И доберемся ли
до какой-либой земли? Мне уже мерещилось, как «Снарк» це­
лый месяц носится по пустынному океану, тщетно разыскивая
140

землю, пока мы не съедим всей нашей провизии и не станем
жадно поглядывать друг на друга, воочию увидев перед со­
бою страшный лик каннибализма.
Признаюсь, что мой сон не был
.„подобен летнему небу.
Где звучит нежная музыка жаворонка.
Скорее, «я просыпался в безмолвной тишине» и слушал
скрипение снастей и плеск волн вдоль бортов «Снарка», кото­
рый упорно делал свои шесть узлов. Я снова и снова проверял
мысленно вычисления, стремясь найти ошибку, пока мой мозг
не пришел в такое состояние, что я начал находить десятки
ошибок. Что, если все мои вычисления неправильны и я нахо­
жусь не в шестидесяти милях от Футуны, а в шести милях?
Значит, и курс, взятый мною, тоже неправилен и «Снарк» идет
теперь прямо на Футуну, того и гляди, мы напоремся на
остров. При этой мысли я даже вскочил с койки, но и потом,
хотя я и заставил себя лечь, несколько минут я с замирающим
сердцем ждал столкновения.
Во сне меня душили кошмары. Чаще всего это бывало зе­
млетрясение, но появлялся еще какой-то человек со счетом
и упорно не давал мне покоя. Он хотел драться со мной, и вся­
кий раз Чармиан уговаривала меня не соглашаться на это. Но
вот он явился во сне, в котором Чармиан не было, тут уж я не
зевал. Мы подрались, и я до тех пор дубасил его, пока он не
стал просить прощения. Тогда я спросил: «А как же быть
с этим счетом?» Расправившись с ним, я готов был заплатить
ему. Но он взглянул на меня и проворчал: «Ошибка, счет не
к вам, а к вашему соседу».
Здесь он исчез и больше не появлялся в моих снах, и сны
тоже исчезли. Я проснулся со смехом. Было 3 часа утра. Я вы­
шел на палубу. Генри, туземец с острова Рапа, стоял на руле.
Я взглянул на лаг. Он насчитал сорок две мили. «Снарк» про­
должал делать шесть узлов и еще не наскочил на Футуну.
В половине шестого я снова был на палубе. Стоявший на руле
Вада не видал никакой земли. В течение четверти часа меня
терзали мучительные сомнения. Потом я увидел землю в том
самом месте, где ей следовало быть,—маленький, острый об­
ломок берега, возвышающийся над водой. В 6 часов я уже яс­
но видел, что это великолепный вулканический конус Футу­
ны. В 8 часов, когда мы поравнялись с ним, я при помощи
секстана измерил расстояние до него и нашел, что оно равня­
ется 9,3 мили. А я решил пройти от него в 10 милях!
141

Дальше, к югу, из моря вырастал Анеитеум, на севе­
ре—Анива, а прямо впереди—Танна. Танну можно узнать
безошибочно: высокий столб дыма подымался над нею. Она
находилась в сорока милях от нас, и около полудня, когда мы
подошли ближе к ней, все время продолжая делать шесть
узлов, мы увидели, что это высокий гористый остров без вся­
кого признака бухты вдоль всей береговой линии. Я искал Га­
вань Решения, хотя и был готов к тому, что она как якорная
стоянка больше не существует. Вулканические землетрясения
в течение последних сорока лет так подняли ее дно, что там,
где прежде могли стоять на жоре самые большие корабли, по
последним сведениям, едва мог стать на якорь «Снарк». И раз­
ве новое сотрясение почвы не могло окончательно разрушить
гавань?
Я подошел вплотную к кольцу атолла, окруженному
острыми камнями, о которые, пенясь, разбивались буруны.
В бинокль я оглядел весь берег, но нигде не находил следов
прохода. По компасу я определил направление, в котором ле­
жали Футуна и Анива, и нанес на карту. В месте пересечения
этих двух линий находился «Снарк». Потом я проложил курс
«Снарка» к Гавани Решения. Внеся поправки на склонение
и девиацию, я вышел на палубу и с ужасом увидел, что мой
курс направлял меня прямо на цепь утесов, о которые разби­
вался прибой. К изумлению моего матроса с острова Рапа,
я держал курс прямо на скалы, пока они не очутились в одной
восьмой мили от меня.
— Здесь нет стоянки,—заявил он, предостерегающе пока­
чав головой.
Но я изменил курс и пошел вдоль берега. Чармиан стояла
на руле. Мартин находился при машине и был готов в любое
' мгновение пустить ее в ход. Внезапно показался узкий проход.
В бинокль я мог видеть, как у входа бушуют буруны. Генри,
островитянин с Рапа, глядел со смущением; так же глядел
и Тэхэи, островитянин с Тахаа.
— Здесь нет прохода,—сказал Генри.—Если мы пойдем сю­
да, нам будет конец.
Признаюсь, что и я думал точно так же; но я направлялся
прямо в проход, внимательно следя, сталкиваются ли между
собой волны, откатываясь от берегов. Между ними оказалась
узкая полоска спокойной воды. Чармиан повернула штурвал
и направила «Снарк» в проход. Мартин пустил в ход машину,
а все остальные, даже кок, бросились убирать паруса.
В глубине залива виднелся дом торгового агентства. На бе142

регу, в сотне ярдов, бил дымящийся гейзер. Слева, когда мы
обогнули мысок, показалось здание миссии.
— Три сажени!—крикнул Вада, бросавший лот.
— Три сажени!.. Две сажени!—последовало вскоре.
Чармиан круто положила руль, Мартин застопорил маши­
ну. «Снарк» описал крутую дугу, и только якорь грохнулся
в воду, как подле борта и на борту была уже толпа черноко­
жих туземцев—скалящих зубы обезьяноподобных созданий
с лохматыми головами и бегающими глазами, украшенных
английскими булавками и глиняными трубками в продыря­
вленных ушах; на них не было ровно никакой одежды ни спе­
реди, ни сзади.
Этой ночью, когда все уснули, я выскользнул на палубу,
оглядел сияющую лагуну и возликовал, да, возликовал, ибо
я своего добился, справился со своей задачей, привел мой ко­
рабль куда надо.
Глава XV

НА СОЛОМОНОВЫХ ОСТРОВАХ

—
Почему бы вам не прокатит
ми?—спросил нас капитан Дженсен в Пеидефрине на острове
Гуадалканаре.
Мы с Чармиан переглянулись, посовещались друг с дру­
гом —безмолвно и одновременно кивнули в знак согласия. Мы
всегда решаем вопросы таким способом, и надо сказать, это
отличный способ, если не в вашем характере попусту киснуть
из-за неудач.
—
Захватите с собой револьверы и винтовки,—прибавил ка­
питан Дженсен.—Может быть, у вас найдется также несколько
лишних патронов.
Мы взяли винтовки, патроны и захватили с собой Ваду
и Накату—кока и боя со «Снарка». Вада и Наката были в рас­
строенных чувствах. Они, мягко выражаясь, не выказывали со­
крушительного рвения, хотя Наката ни разу не смалодушни­
чал в минуту опасности. Но Соломоновы острова обошлись
с ним слишком жестоко. Во-первых, они оба подхватили мест­
ные язвы. Правда, это случалось со всеми нами (я как раз то­
гда содействовал созреванию двух нарывчиков с помощью
раствора сулемы); но обоим японцам досталось особенно со­
лоно. А нарывы эти не из приятных. Им просто конца нет. До­
статочно укуса москита, незначительного пореза, самой пу­
143

стой царапины, чтобы образовался нарыв, словно самый воз­
дух Соломоновых островов пропитан каким-то ядом. Нарыв
лопается, образуется язва, которая с поразительной быстро­
той разъедает кожу. Едва заметный нарывчик, с булавочную
головку, становился на второй день язвой в маленькую моне­
ту, а через неделю ее уже не покроет серебряный доллар.
Еще больше страдали японцы от местной злокачественной
лихорадки. Оба пережили уже несколько приступов, а когда
начинали выздоравливать, то, еле двигаясь от слабости, сади­
лись у борта, в той части «Снарка», которая была ближе к их
далекой Японии, и с тоской глядели в ту сторону.
А теперь еще в довершение всех бед мы брали их с собой на
дикий остров Малаиту. Вада, который особенно трусил, был
уверен, что никогда не увидит Японии; потускневшими, тоску­
ющими глазами смотрел он, как переносили винтовки и дру­
гие припасы на борт «Миноты». Он уже слышал о «Миноте»
и ее рейсах на Малаиту. Он знал, что всего полгода назад она
была захвачена дикарями, что капитан ее был изрублен в ку­
ски томагавками и что по законам справедливости этого ми­
лого острова белые были должны дикарям еще две головы.
Он знал также, что один малаитский мальчик, работавший на
пендефринских плантациях, умер недавно от дизентерии
и долг белых увеличился, таким образом, еще на одну голову.
Кроме того, перенося наш багаж в капитанскую каюту, он за­
метил, конечно, на ее двери следы топоров. А в камбузе у пли­
ты не было трубы—это он тоже заметил; труба была унесена
островитянами в числе прочей добычи.
«Минота» была австралийской яхтой с оснасткой кеча.
Узкая и длинная, с острым килем, она была приспособлена
скорее для гонок, чем для поездок за черными рекрутами.
Команда ее была теперь удвоена и состояла из пятнадцати че­
ловек. Кроме того, на ней находилось человек двадцать «об­
ратных» парней, которые уже отслужили свое время на план­
тациях и возвращались домой, в свои лесные деревни. Одного
взгляда на них было достаточно, чтобы убедиться, что это са­
мые доподлинные людоеды, охотники за челрвеческими чере­
пами. Их продырявленные ноздри были проткнуты костяными
или деревянными палочками величиною с карандаш. У иных
проколот был самый кончик носа, и там торчали черепаховые
острия или проволока с насаженными на ней бусами. Некото­
рые проделали ряды дырочек по всей длине ноздрей. В ушах
.у всех было от двух до двенадцати отверстий, причем в неко­
торые были воткнуты деревянные втулки диаметром до трех
дюймов, а из тех, что поменьше, торчали глиняные трубки
144

и тому подобные безделушки. Дыр, в общем, было столько,
что не хватало украшений для них; и когда, приближаясь
к Малаите, мы сделали несколько выстрелов, чтобы испробо­
вать винтовки, на палубе произошла настоящая потасовка
из-за пустых гильз, которые тут же и очутились в пустующих
отверстиях их ушей.
Мы не только испробовали винтовки, но и украсили борт
колючей проволокой: «Минота» с ее открытой палубой без
каких-либо надстроек и с поручнями высотой всего в шесть
дюймов была слишком доступна для абордажа. В борт были
ввинчены медные стойки и проведена двойная линия колючей
проволоки от кормы к носу. Это было, конечно, хорошей за­
щитой от дикарей, но доставляло много неудобств во время
качки. Если вы не хотите скатиться к накренившемуся колю­
чему борту, но и ухватиться руками за не менее колючий под­
нявшийся борт тоже не решаетесь, вам остается только ка­
таться по мокрой палубе, которая наклоняется под углом
в сорок пять градусов. И при этом не забывайте, что на Соло­
моновых островах любая царапина от колючей проволоки не
просто царапина, потому что из каждой неизменно образует­
ся гнойная язва. В том, что никакие предосторожности не мо­
гут спасти от колючей проволоки, мы убедились в одно пре­
красное утро, когда шли вдоль берегов Малаиты. Ветер был
довольно сильный, и волны разгулялись приличные. На руле
стоял молодой негр. Капитан Дженсен, мистер Джэкобсен
(штурман), Чармиан и я только что уселись на палубе завтра­
кать. Вдруг налетели подряд три необычайно больших волны.
Юноша на руле растерялся, и три раза подряд «Миногу» ока­
тило волной. Завтрак смыло за борт, ножи и вилки высколь­
знули через шпигаты. С юта волной унесло одного из матро­
сов, и его с трудом вытащили, а наш почтенный капитан ви­
сел на борту на колючей проволоке. После этого происшест­
вия нам пришлось применять на практике первобытный ком­
мунизм по части ножей и вилок. Впрочем, на «Юджени» было
еще хуже, там на четырех приходилась всего одна чайная ло ­
жечка, но о «Юджени» разговор особый, после.
Наша первая стоянка была в Суо, на западном берегу Мала­
иты. Соломоновы острова вообще находятся на краю света,
вернее, на задворках цивилизации. Темными ночами прихо­
дится с неимоверным трудом пробираться через проливы, усе­
янные рифами, пересекать какие-то беспорядочные течения,
и притом на всем архипелаге, растянувшемся на тысячу миль,
вдоль всей его береговой линии нет ни одного маяка; но мало
. того: даже сама эта береговая линия неправильно нанесена на
145

карты. Например, Суо. По карте адмиралтейства берег Малаиты представляет в этом месте прямую непрерывную линию.
Однако сквозь эту непрерывную линию мы прошли проливом
глубиной в двадцать саженей. Где полагалось быть земле, ле­
жала в действительности глубокая бухта. Мы зашли в нее,
манговые заросли позади нас сомкнулись, и мы бросили якорь
в неподвижную воду, словно в спокойный пруд. Капитану
Дженсену стоянка не нравилась. Он был здесь первый раз,
а Суо пользовалась плохой репутацией. В случае нападения
здесь нельзя было рассчитывать на ветер, а если бы команда
вздумала уйти на веслах, ее всю до единого человека переби­
ли бы с берега. Да, случись что-нибудь, и мы окажемся в на­
стоящей западне.
— А если бы «Минота» села на мель, что бы вы стали де­
лать? —спросил я.
— Но она не села на мель,—был ответ.
— Ну, а если бы все-таки?
Капитан посмотрел на штурмана, который в эту минуту
пристегивал к поясу револьвер, потом на вооруженных ма­
тросов, спускавшихся в шлюпку, подумал и сказал:
— Мы сели бы в шлюпку и постарались бы удрать отсюда
как можно скорее.
Он рассказал мне еще, что на матросов-малаитов никогда
нельзя рассчитывать, особенно в случае крушения; что тузем­
цы считают всякое судно, потерпевшее крушение у их бере­
гов, своей законной добычей; что у туземцев достаточно ру­
жей и что у него на борту двадцать «обратных», которые,
конечно, в случае нападения с удовольствием помогут родст­
венникам и друзьям с берега.
Прежде всего на берег доставили «обратников» и их вещи.
Таким образом, одна из опасностей была удалена. Тем време­
нем от берега к нам подошел челнок с тремя голыми дикаря­
ми. Голыми в буквальном смысле слова. На них не было ни
одного лоскутка, ни малейшего признака одежды, если, ко­
нечно, не считать одеждой колец в носу, втулок в ушах
и браслетов из раковин. Главным в челне был одноглазый ста­
рик вождь, по слухам, из мирных и такой грязный, что даже
железный скребок, которым чистят пайубу, затупился бы на
нем. Он приехал посоветовать капитану не отпускать никого
на берег. Позднее вечером он повторил это предостережение.
Напрасно плавала наша шлюпка вдоль берега в поисках
рекрутов-рабочих. Лесная чаща была полна вооруженными
туземцами, которые очень охотно разговаривали с нашими
людьми, но не собирались подписывать контракт на три года
146

и работать на плантациях за шесть фунтов в год. В то же вре­
мя они всячески старались заманить наших людей на берег. На
следующий день они с этой целью разожгли костер в дальнем
конце залива; так как это был всегдашний сигнал, что тузем­
цы хотят наниматься, мы послали туда лодку. Но ничего не
получилось. Ни один из них не завербовался, и ни один из на­
ших на берег не вышел. Спустя некоторое время мы заметили
вооруженных туземцев, пробиравшихся кустами вдоль бере­
га. Но сколько их скрывалось в лесу, определить было невоз­
можно.
Вечером капитан Дженсен, Чармиан и я занялись с лодки
ловлей рыбы при помощи динамита. Мы подгребли близко
к берегу, который казался совершенно пустынным. Все были
вооружены винтовками, в том числе и Джонни, вербовщик из
туземцев, сидевший на руле. Подойдя к берегу, мы разверну­
лись к нему кормой, чтобы в случае нападения сразу уйти,
и продолжали продвигаться вперед кормой. За все время пре­
бывания на Малаите я ни разу не видел, чтобы шлюпки подхо­
дили к берегу носом. Обыкновенно вербовщики идут на двух
шлюпках, одна подходит к берегу, а другая остается на рас­
стоянии нескольких сот футов и «страхует». Но «Минота» бы­
ла небольшой яхтой, и второй шлюпки у нее не было.
Мы наткнулись на стаю рыбы, только подойдя почти
вплотную кормой к берегу. Зажгли фитиль и бросили в воду
динамитный патрон. Раздался взрыв, и вся поверхность воды
заплескалась рыбой. И в то же самое мгновение лес ожил. Че­
ловек двадцатьголых дикарей с луками, стрелами, копьями
и ружьями выскочили на берег. Команда шлюпки тоже схва­
тилась за винтовки. И обе вражеские стороны не спускали
друг с друга глаз, пока двое из наших подбирали в воде оглу­
шенную рыбу.
Мы провели в Суо совершенно бесполезно три дня. «Миноте» не удалось заполучить ни одного, рекрута с берега, а дика­
рям ни одного черепа с «Миноты». Один Вада заполучил
кое-что—жестокую лихорадку. Шлюпка вытащила нас из ла­
гуны, и мы отправились вдоль берега в большой поселок Лан­
га-Ланга, построенный с невероятным трудом на песчаной
мели лагуны; он в буквальном смысле представлял сабой ис­
кусственный островок, возведенный для защиты от кровожад­
ных лесных дикарей. Здесь же, на другом берегу лагуны, нахо­
дилась деревня Бину, где полгода назад была захвачена «Ми­
нота» и убит ее капитан. Когда мы входили в узкий пролив,
нам навстречу вышла лодка и сообщила, что только сегодня
утром отсюда ушел военный корабль, который сжег три де­
147

ревни, убил тридцать голов свиней и утопил одного младенца.
Судно это было «Кэмбриан» под командой капитана Льюиса.
Я с ним познакомился в Корее во время русско-японской
войны, и с тех пор мы не раз пересекали след друг друга, но
больше не виделись. Когда мы на «Снарке» выходили в Суву
(на островах Фиджи), мы издалека видели уходящий в плава­
ние «Кэмбриан». На Новых Гебридах мы разминулись на один
день. У берегов острова Санто мы разошлись, не признав друг
друга в ночную пору. Мы вышли из Пендефрина в тот день, ко­
гда «Кэмбриан» пришел в Тулаги милях в десяти оттуда.
И вот здесь, в Ланга-Ланга* мы разминулись на несколько
часов.
«Кэмбриан» приходил сюда, чтобы покарать убийц капита­
на «Миноты», но подробности мы узнали только вечером, ко­
гда к нам явился местный миссионер мистер Эббат. Деревни
действительно были сожжены и свиньи зарезаны. Но из тузем­
цев не пострадал никто. Убийц не удалось задержать, хотя
флаг «Миноты» и некоторые другие вещи и были найдены.
Младенец утонул случайно. Вождь Джонни из деревни Бину
отказался вести десант в лес, и никто из его воинов тоже не
решался быть проводником. Тогда рассерженный капитан
Льюис сказал Джонни, что его деревню следовало бы сжечь.
В лексиконе Джонни не оказалось, очевидно, слова «следова­
л о бы», и он понял, что деревня будет сожжена обязательно.
Тогда обитатели ее с такой поспешностью бросились бежать,
что при сборах утопили младенца. Сам же вождь Джонни по­
спешил к мистеру Эббату и вручил ему четырнадцать золотых
соверенов, чтобы подкупить капитана Льюиса. Деревня Джон­
ни не была сожжена, но капитан Льюис червонцев не взял,
ибо я впоследствии видел их у Джонни, когда тот приезжал
к нам на «Миногу». Джонни объяснил мне, что отказался быть
проводником из-за большого нарыва, который он мне даже
показал. Настоящая причина была, конечно, гораздо серьез­
нее: он просто боялся мести дикарей.
Вот вам маленькая иллюстрация нравов на Соломоновых
островах. Джонни явился к нам выменивать на табак грот,
марсель и кливер какого-то вельбота. В тот же день, немного
позже, явился вождь Билли и предложил—тоже в обмен на
табак—мачту и бушприт. Все эти части были сняты с вельбо­
та, который капитан Дженсен отобрал у туземцев еще в пре­
дыдущую поездку на Малаиту. Вельбот принадлежал одной
плантации на острове Изабель. Одиннадцать уроженцев Малаиты, работавшие на ней по контракту, однажды решили бе­
жать. Они, конечно, не имели понятия, что такое вельбот
148

и как им управлять в открытом море. Поэтому они убедили
двух туземцев из Сан-Кристоваля бежать вместе с ними. Санкристовальцы получили по заслугам, ибо должны были знать,
с кем имеют дело. Когда они благополучно довели краденую
лодку до Малаиты, им отрубили головы. Вот эту-то лодку
и ее снасти отобрал у жителей Малаиты капитан Дженсен.
Все же я не совсем напрасно съездил на Соломоновы остро­
ва. Здесь наконец мне удалось увидеть, как было унижено вы­
сокомерие Чармиан и неприступный замок ее женского пре­
восходства был повержен во прах. Случилось это на Лан­
га-Ланга, искусственном острове, которого даже не видно под
домами. Мы бродили здесь в окружении не ведающих стыда
голых мужчин, женщин и детей и любовались пейзажем. Ре­
вольверы наши, конечно, были заряжены, и команда, тоже
с винтовками, следила за нами с лодки. Но урок «Кэмбриана»
был еще слишком свеж в памяти, так что нам, собственно, не­
чего было бояться. Мы ходили всюду и смотрели, что хотели,
пока не дошли до какого-то большого стаола, перекинутого
в виде мостика через ручей. Чернокожие стали перед ним сте­
ной, отказываясь пропустить нас. Мы потребовали объясне­
ния. Чернокожие сказали: «Идите». Мы вытаращили глаза, ни­
чего не понимая. Последовали разъяснения. Капитан Дженсен
и я пройти могли, потому что были мужчинами. Но ни одна
«Мэри» не смела перейти ручей по мосту или даже вброд.
«Мэри» означала женщину вообще, и Чармиан—увы!—была
женщина. Значит, и для нее мост был «тамбо», то есть
по-местному табу. Какой гордостью переполнилась моя грудь!
Наконец-то мое мужское достоинство было отмщено. Я при­
надлежал к высшему полу! Чармиан могла сколько угодно
таскаться за нами по пятам, но мужчинами были все же толь­
ко мы, и через мост могли идти только мы, а она должна бы­
ла идти в обход на шлюпке.
Я не хотел бы, чтобы меня поняли неправильно, но всем из­
вестно, что на Соломоновых островах приступы лихорадки
часто бывают следствием нервных потрясений. И вот через
полчаса после того, как Чармиан было отказано в праве про­
хода по мосту, ее, дрожащую, доставили на «Миноту», завер­
нули в несколько одеял и напичкали хинином. Я не знаю, ка­
кого рода нервные потрясения переживали Вада и Наката, но
они слегли также. Да, климат Соломоновых островов мог бы
быть немного поздоровее!
Во время этого припадка лихорадки у Чармиан образова­
лась соломонова язва. Это было последней каплей. Все на
«Снарке» переболели язвами, за исключением Чармиан.
149

Я, например, был убежден, что потеряю ногу из-за необыкно­
венно злокачественной язвы на лодыжке. У Генри и Тэхэи—
таитян—язв было множество. Вада насчитывал штук сорок.
А у Накаты отдельные язвы имели по три дюйма в длину.
У Мартина от язв того и гляди должно было начаться омертве­
ние тканей на ноге. Но Чармиан все время оставалась невреди­
мой. Неподвластная недугу, она уже стала с презрением отно­
ситься к нам. Она так возвысилась в собственных глазах, что
однажды скромно пояснила мне, что тут все дело в чистоте
крови. Понимаете, у всех бьши язвы, у нее нет, значит... Ну, так
вот же, теперь у нее была язва величиной с серебряный дол­
лар, и чистота ее крови не помешала ей в течение многих не­
дель лечиться сулемой. Она верит исключительно в сулему;
Мартин—исключительно в йодоформ; Генри употребляет ли­
монный сок, а по-моему, если сулема действует слишком мед­
ленно, ее следует чередовать с перекисью водорода. Некото;
рые из белых, живущие на Соломоновых островах, имеют
пристрастие к борной кислоте, другие—к лизолю. У меня,
впрочем, тоже есть патентованное средство. Называется оно
«Калифорния». Пусть-ка найдет мне кто-нибудь соломонову
язву в Калифорнии!
Из Ланга-Ланга: мы отправились вдоль лагуны, проходя
иногда маленькими проливчиками в манговых зарослях, где
«Минота» едва не задевала бортами берега. Мы миновали по­
строенные на рифах деревни Калака и Ауки. Основатели их,
как и основатели Венеции, спаслись сюда от преследования
обитателей (уши. Эти люди, случайно уцелевшие во время
резни и неспособные бороться за существование в лесах, обо­
сновались на песчаных мелях. Они укрепили мели и сделали
их островами. Свою пищу они принуждены были добывать из
моря и стали настоящими моряками. Они изучили нравы рыб
и моллюсков, изобрели лесы и крючки, сети и западни. Их те­
ла приспособились к новому образу жизни, приспособились
к лодке. Им негде было ходить, и все время они проводили на
воде, вследствие чего у них стали широкие плечи, крепкие ру­
ки, узкий таз и слабые ноги. Живя у берега и захватив в свои
руки всю торговлю с островом, они разбогатели. Между ними
и остальными островитянами идет постоянная вражда, и пере­
мирие бывает только по базарным дням—раз или два в неде­
лю. С обеих сторон торговлю ведут только женщины. На бе­
регу, на расстоянии ста ярдов, прячутся в кустах островитяне
в полном вооружении, а из лодок наблюдают прибрежные
жители, тоже вооруженные. Впрочем, базарные перемирия
нарушаются очень редко; обитатели лесов слишком любят
150

рыбу, а рыбаки с прибрежья чувствуют невыносимую органи­
ческую потребность в зелени и фруктах, которые им негде вы­
ращивать на их плотно заселенных островках.
Пройдя тридцать миль от Ланга-Ланга, мы подошли к про­
ливу между островом Басеакана и Малаитой. К ночи ветер со­
вершенно упал, и «Миноту» пришлось тащить вельботом на
буксире. Но течение было против нас, и мы едва двигались. На
полпути мы поравнялись с «Юджени», крупной вербовочной
шхуной, которую тащили два вельбота. Ее шкипер, капитан
Келлер, весьма решительный немец лет двадцати двух, явился
к нам «поболтать», и мы обсудили все малаитские новости.
Ему повезло; в деревне Фиу он завербовал двадцать рекрутов
на работы. Но пока он стоял там на рейде, произошло обыч­
ное в этих местах «приключение с убийством». Убитый парень
был из морских бушменов, то есть рыбак по занятиям, но жи­
вущий не на островке. Он работал в своем огороде, когда к не­
му пришли из леса три туземца. Они держали себя вполне
дружелюбно по отношению к нему и, наконец, попросили
кай-кай. Кай-кай означает «есть». Он развел огонь и поставил
вариться таро. Когда он нагнулся зачем-то к горшку, один из
пришедших прострелил ему голову. Он упал головой в огонь,
а они всадили ему копье в живот и распороли его.
—
Честное слово, не хотел бы, чтобы меня застрелили из
штуцера,—прибавил капитан Келлер: целая лошадь с телегой
прошла бы через дыру в его голове!
Вот еще одно доблестное убийство, которое произошло во
время моего пребывания на Малаите. Умер один из вождей
лесных островитян, умер вполне естественной смертью. Они
понимают, что можно умереть от пули, томагавка или копья,
но если человек умирает иначе, ясно, что его заколдовали.
Вождь умер сам по себе, и его племя обвинило в его смерти
одну семью. Так как решительно все равно, кого из членов за­
подозренной семьи убить ради отмщения, выбрали одиноко
живущего старика. Это было удобнее. У него притом не было
ружья. Кроме того, он был слеп. До несчастного старика до­
шли какие-то слухи, и он заготовил множество стрел. Три
храбрых воина—все трое с ружьями—напали на него ночью.
До утра они героически сражались с ним. Стоило им шевель­
нуться в кустарниках или стукнуть чем-нибудь, как слепой по­
сылал туда стрелу. Утром, когда он выпустил последнюю, три
героя подкрались к нему и размозжили ему голову.
Утро застало нас в той же безнадежной борьбе с течением
посреди пролива. В конце концов мы отчаялись, повернули
обратно, вышли в море и, обойдя остров Бассакака морем, до­
151

брались до Малу. Место стоянки в Малу было прекрасное, но
оно лежало позади очень скверного рифа с узким проходом,
так что войти было легко, а выйти достаточно трудно.
Местный миссионер мистер Колфилд только что совершил
на вельботе путешествие вдоль берега. Это был стройный ху­
дощавый человек, страстно преданный своему делу, хладно­
кровный и практичный—настоящий священник двадцатого
столетия. Отправляясь на Малашу, он сказал, что пробудет
там не больше шести месяцев. Потом он решил, что если
остался жив в продолжение этого времени, то задержится
еще. И вот прошло шесть лет, а он все еще здесь. Его опасения
насчет шести месяцев были, однако, не напрасны. До него на
Малаите были три миссионера, и в гораздо более короткий
срок двое из них умерли от лихорадки, а третий вернулся ка­
лекой.
— О каком это убийстве вы говорите?—вдруг остановил
он капитана Дженсена в середине какого-то разговора.
Тот объяснил.
— Ну, это было уже давно. Я говорю о другом,—сказал ми­
стер Колфилд.—Ваше случилось две недели назад.
Здесь, в Малу, мне пришлось понести заслуженное возмез­
дие за злорадство и все издевательства по поводу соломоно­
вой язвы, которую Чармиан подцепила в Ланга-Ланга. И ми­
стер Колфилд был отчасти орудием этого возмездия. Он пода­
рил нам курицу. Она сбежала, и мне пришлось гоняться за ней
с ружьем по кустарникам. В конце концов я ее подстрелил, но
при этом споткнулся о ствол дерева и расцарапал ногу у щи­
колотки. В результате три соломоновы язвы. С двумя прежни­
ми это выходило уже пять. А капитан Дженсен и Наката в это
же время схватили гари-гари, что в буквальном переводе зна­
чит—скреби-скреби. Но переводить не было надобности: гим­
настические упражнения капитана и Накаты были понятны
без слов.
Нет, климат Соломоновых островов совсем не такой здоро­
вый, как хотелось бы. Я пишу эту главу на острове Изабель,
куда мы подвели «Снарк», чтобы почистить киль и днище.
Только сегодня утром я встал от последнего приступа лихо­
радки, и между двумя приступами у меня был всего один сво­
бодный день. У Чармиан приступы через две недели. Вада стал
совсем калекой от этой лихорадки, вчера ночью мне показа­
лось, что у него начинается воспаление легких. Генри, здоро­
венный гигант с Таити, только что встал сегодня после при­
ступа и валяется на палубе, как прошлогоднее гнилое яблоко.
Он и Тэхэи собрали ценную коллекцию соломоновых язв и,
152

кроме того, подцепили еще особую разновидность гари-гари,
напоминающую отравление растительными ядами, как, на­
пример, дубильной или синильной кислотой. Впрочем, гари-гари не является их исключительной собственностью. Не­
сколько дней назад Чармиан, Мартин и я пошли на охоту за
голубями и с тех пор составили довольно ясное представле­
ние о том, что такое муки ада. На маленьком островке Мартин
изрезал себе подошвы о кораллы, гоняясь за акулой, то есть,
это он так говорит, мне же показалось, что положение дела
было как раз обратное. Все порезы обратились в соломоновы
язвы. Перед последним приступом лихорадки я ссадил немно­
го кожу на пальцах, помогая убирать паруса, и теперь у меня
три свеженькие язвочки. А бедный Наката! Целых три недели
он не мог сидеть. Вчера он сел в первый раз и просидел целых
пятнадцать минут. Он весело уверяет, что вылечится от своего
гари-гари в течение месяца. А между тем благодаря чрезмер­
ному вдохновению по части «скреби-скреби» у него образова­
лось бесчисленное множество соломоновых язв. И к тому же
он только что опять слег с новым—седьмым—приступом ли­
хорадки. Будь я королем, я бы в качестве самого ужасного на­
казания для моих врагов применял ссылку на Соломоновы
острова. Впрочем, пожалуй, что и нет: слишком это было бы
жестоко.
Доставка завербованных для плантаций рабочих на малень­
кой узкой яхте, построенной для плавания у берегов, не слиш­
ком приятное дело. Пассажиры и их семьи занимают всю па­
лубу. Общая каюта набита людьми. Ночью они все спят здесь.
В нашу маленькую каюту можно попасть только через об­
щую, и нам приходится протискиваться между сонными тела­
ми или прямо наступать на них. Это тоже не очень приятно.
Они все до одного больны всевозможными злокачественными
кожными болезнями. У одних—стригущий лишай, у дру­
гих — букуа. Эта последняя происходит от паразита, живуще­
го на растениях; он въедается в кожу и в мускулы. Зуд совер­
шенно невыносим. Кроме того, язвы и всевозможные болячки.
На судно приходили туземцы с глубокими, до кости, язвами на
ступнях. Несчастные больные могли ходить только на кончи­
ках пальцев. Заражение крови встречается на каждом шаг}',
и капитан Дженсен оперирует всех подряд с помощью ма­
тросского ножа и иглы для сшивания парусов. Как бы ни был
безнадежен случай, он смело вскрывает рану, вычищает ее
и ставит припарку из морских сухарей. Когда мы наталкиваем­
ся на особо ужасные язвы, мы поспешно убегаем к себе и по153

лив&ем свои собственные язвы сулемой. Так мы живем, и едам,
и спим на «Миноте», в надежде на свою счастливую звезду.
На острове Суава я вторично восторжествовал над Чарми­
ан. Нас посетил «большой господин—хозяин Суава» {главный
ее вождь). Но предварительно он прислал к каштану Дженсе­
ну за ситцем, чтобы прикрыть свою королевскую наготу. Он
ждал ситца в челноке, стоявшем у самого борта. Готов покля­
сться, что царственная грязь покрывала его грудь по меньшей
мере на полдюйма и что возраст нижних слоев ее достигал де­
сяти и даже двадцати лет. Вторично отправленный к нам по­
сол разъяснил, что «большой господин Суава» соглашает­
ся—и даже охотно—пожать руку капитану Дженсену и мне,
но что его высокорожденной душе совершенно неприлично
унижаться до того, чтобы протянуть руку ничтожной женщи­
не. Бедная Чармиан! Со времени своего приключения на Малаите она совершенно переменилась. Скромность и робость ей
до такой степени к лицу, что я нисколько не удивлюсь, ес­
ли —по возвращении в лоно цивилизации—она во время про­
гулки будет идти по тротуару шага на три позади меня, сми­
ренно опустив голову.
Больше ничего интересного в Суава не случилось. Би­
чу—повар-туземец—сбежал. Налетали шквалы, хлестали нас
дождем и ветром. Штурман, мистер Джэкобсен и Вада лежа­
ли в лихорадке. Наши соломоновы язвы росли и множились.
Тараканы устраивали расширенные парады. Самым подходя­
щим временем они считали полночь, а самым подходящим
местом—нашу маленькую каюту. Они были от двух до трех
дюймов длины, и их было много, целые сотни, и они бегали
по нашим телам. Когда мы попробовали защищаться, они от­
делялись от земли и порхали в воздухе, как колибри. Они бы­
ли гораздо больше наших собственных, снарковских. Может
быть, наши просто еще молоды и не успели вырасти? Но зато
у нас на «Снарке» имеются сколопендры, и порядочные,
в шесть дюймов длины. При случае мы их убивали, чаще всего
на койке Чармиан. Дважды они кусали меня, и оба раза пре­
подаю, во сне. Но с беднягой Мартином было еще хуже. Про­
лежав в постели три недели, он наконец сел... прямо на сколо­
пендру.
Мы вернулись на Малу, забрали еще семерых рекрутов, по­
том снялись с якоря и попытались пройти через предатель­
ские рифы. Ветер стих, течение так и несло на самую неприят­
ную часть рифа. Как раз в ту минуту, когда мы выходили уже
в открытое море, ветер повернул на четыре румба. «Минога»
попыталась изменить галс, но ничего не вышло. Два якоря бы­
154

ли потеряны еще в Тулага. Отдали последний. Цепь была по­
травлена настолько, чтобы якорь мог забрать за кораллы.
Кииь «Миноты» задел за дно, и ее грот-мачта так закачалась
и задрожала, точно собиралась свалиться нам на головы.
Якорная цепь натянулась как раз в ту минуту, когда огромная
волна бросила нас к берегу. Цепь оборвалась. Это был наш по­
следний якорь. «Минота» повернулась на месте и рштулась
в сторону подводных камней.
На палубе образовался совершенный бедлам. Завербован­
ные были лесными жителями и боялись моря, в паническом
ужасе они выскочили на палубу, мешая всем. Наша команда
схватилась за ружья. Все знали, что значит сесть на мель у Малаиты—одной рукой надо хватать ружье, друге®—спасать
судно. Что можно было сделать при таких условиях, я не
знаю, но что-то нужно было делать, так как «М иногу» качало
и било о кораллы. Туземцы со страха полезли на мачты, не
понимая, что мачты могут сломаться. Спустили вельбот, что­
бы он взял «М ищ иу» на буксир и не дал ей двигаться дальше
на камни, а капитан Дженсен и штурман (бледный и едва сто­
ящий на ногах от лихорадки} вытащили из трюма какой-то
старый якорь, служивший балластом. На помощь подоспел на
вельботе мистер Колфилд со служащими миссии.
Когда «Минота» села на риф, нище не было видно ни одно­
го челнока, но теперь они плыли со всех сторон, как ястребы,
кружащие над добычей. Наша команда с ружьями наперевес
удерживала их на расстоянии ста футов, пригрозив открыть
огонь, если они приблизятся. И челноки так и стояли в ста фу­
тах от нас, черные и зловещие, переполненные людьми, кото­
рые веслами удерживали их на грани опасного прибоя. В то
же время со всех сторон е холмов сбегались туземщл, воору­
женные копьями, ружьями, стрелами и палицами, пока весь
берег не покрылся ими. Положение обострялось еще и тем,
что по меньшей мере десять человек наших рекрутов принад­
лежали именно к этому племени, которое жадно ожидало на
берегу, когда можно будет завладеть табаком, и мануфакту­
рой, и всем, что было на «Миноте».
«Минота» была крепко построена, а это самое важное для
судна, которое наскочило на рифы. Как ее трепало, можно су­
дить по тому, что в первые двадцать четыре часа она оборва­
ла две якорные цепи и восемь толстых канате®. Вся домавда
деятельно ныряла, привязывая новые канаты к якорям. Ино­
гда и цени и канаты рвались одновременно. И все1же «Мино­
та » еще держалась. С берега доставили три толстых ствола
и подсунули под ее киль, чтобы защитить его. Стволы были
155

тотчас же искрошены, и тросы, на которых они держались,
изорваны, а судно все подпрыгивало и все еще было цело. Но
все же мы оказались счастливее «Айвенго», большой вербо­
вочной шхуны, которая села на мель у берегов Малаиты не­
сколько месяцев назад и была разграблена туземцами. Капита­
ну и команде удалось спастись на вельботе, и жители лесных
и прибрежных селений мигом обчистили судно.
Шквал за шквалом налетал на «Миноту» с бешеным лив­
нем, и волны становились все выше. «Юджени» стояла на яко­
ре в пяти милях в наветренную сторону за мысом, и с нее
нельзя было видеть, что с нами случилось. По просьбе капита­
на Дженсена я написал несколько слов капитану Келлеру,
умоляя прислать запасные якоря и канаты. Но никто из тузем­
цев не соглашался доставить письмо. Напрасно я предлагал
псш-ящика табаку, чернокожие скалили зубы, ухмылялись,
и ни один человек не двинулся. Пол-ящика табаку стоило три
фунта стерлингов. Письмо даже при таком ветре можно доста­
вить за два часа, и, значит, можно было заработать в эти два
часа столько, сколько за полгода на плантациях. Я подошел
в лодке к вельботу мистера Колфилда, который стоял на ж о­
ре недалеко от нас. Я думал, его слова произведут на туземцев
большее впечатление. Он подозвал к себе челноки и, когда его
окружило десятка два челноков, еще раз повторил им о моем
предложении. Никто не отозвался.
—
Знаю, что вы думаете!—крикнул им миссионер.—Вы ду­
маете, шхуна набита табаком, и вы его все равно получите!
А я вам говорю, она набита ружьями. И не табак вы получите,
а пули!
Наконец один из туземцев, одиноко сидевший в маленьком
челноке, взял письмо и уехал. В ожидании помощи на «Миноте» продолжали работать. Опорожнили бочки с пресной во­
дой, а припасы, паруса и балласт перевезли на берег. Прият­
ные минутки пережили, мы, когда «Минота» с одного бока
переваливалась на другой, и люди, спасая жизнь и ноги, скака­
ли через ящики, реи и двухпудовые железные болванки бал­
ласта, катающиеся по палубе от борта к борту. Бедная краси­
венькая гоночная яхта! Ее палубы и бегучий такелаж были
совершенно разорены. Внизу все было разворочено. Настил
в каюте был снят, чтобы добраться до балласта, и грязная во­
да плескалась в трюме. Лимоны, облепленные мокрой мукой,
катались там же, напоминая невыпеченные пирожки. В капи­
танской каюте Наката охранял винтовки и патроны.
Наконец через три часа после того, как отбыл наш посол,
с подветренной стороны, сквозь стену дождя и вихря, показал­
156

ся вельбот. На нем был капитан Келлер, мокрый от дождя
и брызг, с револьвером за поясом: его команда была вооруже­
на до зубов, посредине вельбота кучей лежали якоря и кана­
ты, и вельбот летел быстрее ветра: белый человек спешил на
помощь белому человеку. Круг стервятников-челнов, так дол­
го ждавших добычи, распался и исчез так же скоро, как обра­
зовался. Теперь у нас было три вельбота, из которых два не­
прерывно ходили между судном и берегом, а третий возился
с якорями, связывая лопнувшие канаты. К вечеру, посовето­
вавшись друг с другом и приняв во внимание, что часть нашей
команды и десять рекрутов были из этих мест, мы отобрали
оружие у команды. ружья были переданы пятерым служащим
миссии, явившимся к нам с мистером Колфилдом.
Поздно ночью мистер Колфилд получил предостережение:
за голову одного из наших рекрутов, оказывается, была на­
значена награда в пятьдесят саженей раковин (местная моне­
та) и сорок свиней. Так как захватить судно не удалось, тузем­
цы решили заполучить эту голову. Раз начинается кровопро­
литие, никогда нельзя сказать заранее, чем оно кончится; по­
этому капитан Дженсен вооружил вельбот и отправился на
нем в глубь бухты..Уги, один из нашей команды, встал на носу
и говорил от имени капитана. Уги был очень взволнован. Пре­
достережение капитана Дженсена, что всякая лодка, прибли­
зившаяся ночью к судну, будет расстреляна, он перевел как-то
очень воинственно, закончив эффектной фразой, приблизи­
тельно в таком роде: «Вы убиваете капитана, я пью его кровь
и умираю с ним!»
туземцы удовлетворились тем, что сожгли один из пустых
домов при миссии, а затем ушли в лес. На следующий день по­
дошла «Юджени». Три дня и две ночи билась «Минота» на ри­
фах. Но она все-таки выдержала; её киль был освобожден, и ее
отвели в спокойное место. Здесь мы распрощались с нею и со
всеми находящимися на ней и пересели на «Юджени», напра­
вляющуюся на остров Флориду.
Примечания автора. Чтобы доказать, что мы на «Снарке»
не какие-нибудь мозгляки, как можно было бы заподозрить по
постигшим нас болезням, привожу следующую дословную
выписку из корабельного журнала «Юджени». Эуа выписка
может дать представление о том, что такое плавание у Соло­
моновых островов.
Улава. Четверг, 12 марта 1908 года.

Утром отправили на берег шлюпку. Достали груз кокосовых
орехов. 4000 копры. Капитан лежит в лихорадке.
157

Улава. Пятница, 13 марта 1908 года.
Купили орехов 1,5 тонны. Подшкипер и капитан лежат в лихорадке.
Улава. Суббота, 14 марта 1908 года.
В полдень подняли якорь и при слабом ONO отплыли в Нгора-Нгора. Якорь бросили на глубине 8 саженей—кораллы и раковины.
Подшкипер лежит в лихорадке.
Нгора-Нгора. Воскресенье, 15 марта 1908 года.
На рассвете обнаружили, что рабочий Багуа умер ночью от дизен­
терии. Он проболел около двух недель. На закате сильный шквал
с NW (приготовили запасный якорь). Шквал длился 1 ч. 30 м.
В море. Понедельник, 16 марта 1908 года.
Взяли курс на Сикиану в 4 часа дня. Ветер утих. Сильные шквалы
в течение ночи. Капитан болен дизентерией, а также один матрос.
В море. Вторник, 17 марта 1908 года.
Капитан и два матроса больны дизетерией. У подшкипера лихо­
радка.

В море. Среда, 18 марта 1908 года.
Сильное волнение. Подветренный борт все время заливает водой.
Идем под зарифленными парусами. Капитан и три матроса боль­
ны дизентерией. Подшкипер лежит в лихорадке.
В море. Четверг, 19 марта 1908 года.
В течение ночи шквалы, достигавшие силы урагана. Капитан
и шесть матросов больны дизентерией.
В море. Суббота, 21 марта 1908 года.
Повернули в сторону от Сикианы. Весь день шквалы с ливнями
и бурное море. Капитан и большая часть команды больны дизен­
терией. У подшкипера лихорадка.

И так изо дня в день, причем большинство команды лежит
в дизентерии, продолжает корабельный журнал «Юджени».
Нечто новое случилось только 31 марта, когда подшкипер за­
болел дизентерией, а капитана свалила лихорадка.

Глава XVI
ВРАЧ-САМОУЧКА

Когда мы отплыли из Сан-Франциско, я знал
о болезнях приблизительно столько же, сколько адмирал
швейцарского флота о море. И вот прежде всего позвольте
158

мне дать один совет всякому, кто вздумает отправиться в какие-нибудь необычайные местности под тропиками. Прежде
всего сходите в первоклассную аптеку—такую, где работают
настоящие специалисты, знающие решительно все. Вызовите
одного из таковых и переговорите с ним основательно. Запи­
шите тщательно все, что он вам скажет. Составьте список все­
го того, что он порекомендует взять с собой. Напишите чек на
общую сумму и... разорвите его.
Я очень жалею, что не поступил так. Теперь я знаю, что са­
мое умное было бы купить одну из тех готовых чудодействен­
ных аптечек, которые так любят капитаны судов четвертого
разряда. В такой аптечке каждая баночка имеет номер. На вну­
тренней стороне крышки помещается краткое руководство:
NQ 1—зубная боль; NQ 2—оспа; № 3—расстройство желудка;
№ 4—холера; № 5 —ревматизм—и так все существующие
болезни подряд. Я бы по крайней мере употреблял их, как
один почтенный шкипер, который, истратив NQ 3, смешивал
№ 1 и № 2, или, когда выходил № 7, давал своей команде
NQ 4 и NQ 3 до тех пор, пока № 3 не выходил, в свою очередь;
тогда он принимался за № 5 и NQ 2.
Что же касается моей аптеки, то, за исключением сулемы
(рекомендованной мне для хирургических операций, которых
я ни разу не делал), она оказалась совершенно бесполезной.
Она была хуже, чем бесполезной, так как занимала много ме­
ста, которое я мог бы использовать гораздо лучше.
Хирургические инструменты—это дело другое. Мне, прав­
да, еще ни разу не пришлось пользоваться ими всерьез, но мне
не жаль места, которое они занимают. Достаточно вспомнить
о них, чтобы почувствовать себя уверенней. Это своего рода
страхование жизни, но только гораздо приятнее, ибо в мрач­
ной игре со страхованием выигрывает только тот, кто умира­
ет. Положим, я не знаю, как ими пользоваться, и ничего не по­
нимаю в хирургии. Но ведь придет нужда, так разбирать не
станешь—а разве знаешь, когда она придет? И не случится ли
это за тысячу миль от твердой земли и не будет ли до бли­
жайшего порта двадцать дней пути?
Решительно ничего не знал я и о лечении зубов, но один из
моих друзей снабдил меня на дорогу щипцами, а в Гонолулу
я купил книгу о зубах и зубных болезнях. В том же тропиче­
ском городе я ухитрился раздобыть череп, у которого я вы­
рвал все зубы быстро и безболезненно. С такой подготовкой
я был готов, хотя и не горел желанием, расправиться с любым
зубом, который мне попадется. Первый случай представился
159

мне в Нукухиве на Маркизских остротах; это был зуб малень­
кого старого китайца. И тут у меня со страху начался своего
рода приступ лихорадки, и я предоставляю решил» всякому
здравомыслящему человеку: мыслимое ли это дело—в лихо­
радке, с дрожащими руками и сердцебиением выступать в ро­
ли бывалого зубодера? Мне не удалось обмануть бедного ки­
тайца. Он был напуган не меньше моего и даже чуть-чуть
больше. Я почти забыл о своем страхе, боясь, как бы он не сбе­
жал. Клянусь вам, если бы он попробовал удрать, я дал бы
ему подножку, сел бы на него и стал бы ждать, пока он не
придет в себя и не успокоится.
Мне очень хотелось выдернуть этот зуб, а Мартину хоте­
лось заснять меня в момент операции. Чармиан тоже пришла
со своим аппаратом. Так мы и тронулись в путь. Мы жили
в доме, который когда-то назывался клубом, в те времена, ко­
гда Стивенсон приезжал на Маркизские острова. На веранде
(где он провел столько приятных часов) свет оказался нехо­
рош, то есть для снимков. Я двинулся в сад со стулом в одной
руке и всевозможными щипцами в другой, и колени мои сту­
чали друг о друга неприличнейшим образом. Бедный старик
китаец шел вслед за мной и тоже дрожал. Чармиан и Мартин
с «кодаками» замыкали шествие. Мы нырнули в тень авокадовых деревьев, прошли между кокосовыми пальмами и вышли
на полянку, удовлетворявшую фотографическим требованиям
Мартина.
Я взглянул на зуб и обнаружил, что решительно ничего не
помню о зубах, которые выдергивал из черепа месяцев пять
назад. Сколько у зуба корней? Один, два, три? То, что видне­
лось снаружи, было очень хрупко с виду, и я знал, что должен
ухватить зуб где-то поглубже, в десне. Было положительно
необходимо знать, сколько у него корней. Я сходил домой за
книгой о зубах и зубных болезнях. У моей несчастной жертвы
был такой вид, как у его приговоренных к смерти соотечест­
венников (сужу по фотографиям), когда они на коленях ожи­
дают удара меча, который должен снести им голову.
— Только не дайте ему уйти,—шепцул я Мартину, отпра­
вляясь за книгой.—Я очень хочу выдернуть зуб.
— Ну, разумеется!—восторженно отвечал он из-за аппара­
та.—Я очень хочу вас сфотографировать.
В эту минуту я пожалел китайца.
Хотя в книге не было ничего относительно выдергивания
зубов, все-таки это была отличная книга: на одном из рисунков
я нашел все зубы, и все их корни, и как они сидят в челюсти.
Теперь нужно было выбрать щипцы. У меня их было семь пар,
160

но какие взять, я не знал. Не хотелось, чтобы вышла какая-ни­
будь ошибка. Когда я стал со звоном перебирать эти орудия
пьггки, несчастная жертва окончательно потеряла присутст­
вие духа и стала изжелта-зеленой. Она пожаловалась было на
солнце, но оно было необходимо для съемки, так что при­
шлось стерпеть и это. Наконец я наложил щипцы, а пациент
вздрогнул и упал духом окончательно.
— Вы готовы?—крикнул я Мартину.
— Готов!—отвечал он.
Я дернул. О боги. Зуб едва держался... Он выскочил в то же
мгновение. Я с торжеством поднял его высоко на щипцах!
— Всадите назад, пожалуйста, всадите назад!—взмолился
Мартин.—Нельзя так скоро, я ничего не успел!
И старичок китаец снова сел, и я всадил ему зуб и снова вы­
тащил. Мартин щелкнул затвором. Подвиг был совершен. Гор­
дость? Упоение? Да! Ни один охотник, конечно, не гордился
так первым убитым оленем, как я моим первым зубом... Я это
сделал! Я! Своими собственными руками и парой щипцов
я сделал это сам. (не считая того покойника, которому при­
надлежал забытый череп)!
Следующим моим пациентом был матрос-таитянин. Он был
небольшого роста и едва держался на ногах от зубной боли,
терзавшей его уже много дней и много ночей. Прежде всего
я разрезал десну. Я, конечно, не знал, как это делается, но
все-таки разрезал. Тащить зуб было очень трудно, и я очень
долго возился. Человек этот был героем. Он охал и стонал,
и я боялся, что он потеряет сознание. Но он все же не закры­
вал рта и не мешал мне тащить. И в конце концов я зуб вы­
драл.
После этого я готов был принять кого угодно—состояние
духа, самое благоприятное для Ватерлооского поражения.
И оно наступило. Звали мое поражение Томми. Это был здо­
ровенный дикарь (язычник к тому же), и о нем ходила худая
слава. Он отличался склонностью к насильственным деяниям:
так, например, он забил насмерть двух жен. Его отец и мать
были откровенными людоедами. Когда он сел в кресло,
а я всунул ему в рот щипцы, я заметил, что он сидя такого же
роста, как я стоя. Я знал, что иногда такие большие люди,
склонные к жестокости, не переносят боли; поэтому я за него
опасался. Чармиан схватила его за одну руку, Уоррен—за дру­
гую. И грянул бой. В то мгновение, когда ципцы сдавили ему
зуб, он сдавил щипцы челюстями. А обе его руки взлетели
и ухватились за мою руку. Я держал крепко, и он держан
крепко. Чармиан и Уоррен тоже держали крепко.
6. Д. Лондон

Ж

Нас было трое против одного, да еще я ухватил его за
больной зуб, что было уже и вовсе не по правилам; но, несмот­
ря на такое неравенство сил, дикарь нас одолел. Щипцы со­
скользнули, проехавшись по его верхним зубам с душеразди­
рающим вигзом и выпали изо рта. Несчастный с кровожадным
воплем подскочил, и мы трое полетели на пол. Мы ояшдали,
что он растерзает нас. Но этот дикарь с кровавой репутацией
только завыл и снова упал в кресло. Он сжал голову обеими
руками и стонал, стонал, стонал. Он не хотел ничего слушать.
Он считал меня шарлатаном. Мое безболезненное удаление
зубов было обманом, издевательством и низкой саморекла­
мой. Мне до такой степени хотелось вырвать его зуб, что я го­
тов был дать дикарю взятку. Но профессиональная гордость
не позволила сделать это, и я отпустил его с невыдернутым
зубом. То был единственный случай в моей практике, когда
мне не удалось добиться своего. С тех пор я не пропустил уже
ни одного зуба. Да, вот на днях только я сам вызвался отпра­
виться в лодке на трое суток пути да еще против ветра, чтобы
вырвать зуб одной миссионерке. Я сильно рассчитываю к кон­
182

цу плавания на «Снарке» научиться делать мостики и ставить
золотые коронки.
Потом вот еще что. Я не знаю хорошенько, что это такое:
африканская язва или нет,—один доктор на Фиджи тсказал
мне, что да, а миссионер на Соломоновых островах, что нет,
во всяком случае, я смело утверждаю, что эта болезнь—вещь
крайне неприятная. Такое уж выпало мне счастье: в Таити
я нанял матроса-француза, который, когда мы вышли в море,
оказался болен отвратительной накожной болезнью. «Снарк»
был слишком мал и жил слишком по-семейному, чтобы тако­
го больного можно было оставить: но пока мы добрались до
твердой земли, я волей-неволей принужден был лечить его.
Я почитал книги и принялся за лечение, обливаясь каждый
раз антисептическими средствами. Когда мы доехали до Тутуилы, нам не только не удалось там оставить его, но портовый
врач объявил из-за него карантин всему «Снарку» и не позво­
лил даже коку высадиться на берег. Наконец в Алии, на Самоа,
мне удалось посадить его на пароход, идущий в Новую Зелан­
дию. Здесь, в Алии, москиты здорово искусали мне ноги у щи­
колоток, и я, надо сознаться, основательно расчесал искусан­
ные места. Когда мы дошли до Саваи, у меня образовалась
небольшая язва на подошве. Я решил, что это от жары и от
едких испарений лавы, по которой я много ходил. Помазать
мазью—и все пройдет, думал я. От мази ранку скоро затяну­
ло, но тотчас же вокруг началось воспаление, вновь образо­
вавшаяся кожа сошла, и язва стала еще больше. И так повто­
рялось много раз. Много раз затягивалась рана кожей, но тот­
час же вокруг начиналось воспаление, и в результате язва уве­
личивалась. Я был озадачен и испуган. Всю жизнь я гордился
тем, что на моей коже все быстро заживает, но язва никак не
желала заживать. Наоборот, день ото дня она разъедала мою
кожу и, проев ее насквозь, принялась за мышцы.
В это время «Снарк» был в открытом море, направляясь на
Фиджи. Я вспомнил француза-матроса и первый раз в жизни
испугался не на шутку. Появились еще четыре такие же язвы,
или, вернее, нарывы, и болели так, что я не спал ночей.
Я только и думал, как бы поскорее добраться до Фиджи и,
оставив там «Снарк», самому отправиться пароходом
в Австралию к врачам-специалистам. А тем временем я, как
врач-самоучка, продолжал действовать по мере своего раз­
умения. Я перечел все медицинские книги, которые у нас бы­
ли, но не встретил ни одной строчки, ни одного словечка
о моей болезни. Я решил подойти к проблеме попросту. Меня
съедают катсие-то злокачественные гнойники. Очевидно,
163

действует какое-то сильное органическое отравление. Отсюда
два вывода. Во-первых, найти противоядие. Во-вторых, гной­
ники, очевидно, нельзя лечить наружными средствами, надо
прибегнуть к внутренним. В качестве противоядия я решил
взять сулему. Самое название показалось мне весьма сильным.
Вот именно—огнем против огня! Меня пожирал сильнодейст­
вующий яд—я двинул против него другой сильнодейству­
ющий яд. В продолжение многих дней я чередовал промыва­
ние сулемой с промываниями перекисью водорода, и когда мы
достигли Фиджи, четыре нарыва из пяти совершенно прошли,
а пятый стал величиной с горошину.
Теперь я почувствовал себя специалистом по части лечения
африканской язвы, но в то же время и к ней испытывал боль­
шое уважение. Не так отнеслась к этому происшествию
остальная команда «Снарка». Для них видеть—не значило
уверовать. Все они видели мое отчаянное положение, и у каж­
дого из них—я глубоко убежден в этом—была подсознатель­
ная уверенность в том, что его превосходный, здоровый орга­
низм, его замечательная природа не допустили бы внедрения
такого мерзкого яда, как это допустила моя анемичная, нику­
дышная природа. В Гавани Решения на Новых Гебридах Мар­
тину пришло в голову прогуляться по лесу босиком, и он вер­
нулся на «Снарк» с многочисленными порезами и ссадинами
на ногах.
—
Следовало бы быть поосторожнее,—предостерег я.—
Я тебе дам немного сулемы, чтобы промьггь порезы. На всякий
случай, понятно?
Мартин усмехнулся весьма высокомерно. Он не сказал ни­
чего, но все же мне дано было понять, что он не таков, как
другие (этим другим мог быть только я), и что через несколь­
ко дней его ссадины заживут. Он прочел мне поучительную
лекцию о редкостной чистоте своей крови и ее удивительной
целительной силе. Когда он кончил, я чувствовал себя совсем
уничтоженным. Видно, я был не такой, как другие, и кровь
у меня была не такая чистая.
Однажды при глаженье белья Наката наш бой принял свою
ногу за подставку для утюга и получил ожог в три дюйма
длины и полдюйма ширины. И он тоже высокомерно усмех­
нулся, когда я предложил ему сулему, напоминая о собствен­
ном горьком опыте. Мне дали понять, очень вежливо и осто­
рожно, что причиной всего была моя плохая кровь, а кол, ег о
японская порт-артурская кровь самая первосортная, и напле­
вать ему на все микробы.

Вада, повар, находился однажды в лодке во время неудач­
ной высадки, и ему пришлось спрыгнуть в воду и помогать та­
щить лодку к берегу через прибой. Он сильно изрезал ноги
о раковины и кораллы. Я предложил ему склянку с сулемой.
И опять мне пришлось вытерпеть усмешку превосходства,
и опять мне дали понять, что кровь Вады—хорошая кровь, от
нее попало русским, попадет когда-нибудь Соединенным Шта­
там, а если бы его кровь не смогла противостоять нескольким
пустячным царапинам, то он сделал бы себе со стыда хара­
кири.
И тогда я понял, что врачу-самоучке не добиться призна­
ния на своем судне, даже если он и вылечит самого себя. Вся
команда считала, что я просто тихо помешался на язвах и су­
леме. Но если у меня самого не чистая кровь, это еще не зна­
чит, что и у других кровь не впорядке. Я перестал предлагать
свои услуги. Время и микробы были за меня, и мне оставалось
только ждать.
— Что-то мои порезы как будто загрязнились,—сказал,
Мартин несколько времени спустя, вопросительно поглядывая
на меня.—Я думаю, если их промыть, все будет в порядке,—
прибавил он, видя, что я молчу.
Еще два дня прошло, а порезы не заживали,—и я как-то на­
ткнулся на Мартина, моющего ноги в ведре горячей воды.
— Горячая вода—лучшее средство!—воскликнул он с оду­
шевлением.—Не то что там всякие докторские снадобья!
К утру все пройдет, увидишь.
Но к утру взгляд его стал беспокойным, и я знал, что бли­
зится час моего торжества.
— Пожалуй, я попробую что-нибудь из твоих лекарств,—
объявил он в тот же день к вечеру.—Вряд ли это поможет, ко­
нечно, но все-таки надо попробовать.
Вскоре после этого и гордая японская кровь явилась за ле­
карством, и я окончательно унизил ее, объяснив охотно и де­
тально мой метод лечения. Наката тщательно выполнял мои
указания, и язвы его уменьшались с каждым днем. Вада был
вообще апатичнее, и лечение его шло хуже. Но Мартин все
еще сомневался, и так как он не излечился сразу, то стал про­
поведовать теорию, что даже в тех случаях, когда лекарство
хорошо, оно не может быть хорошо для всех. На него, напри­
мер, сулема не действует. Да и откуда я могу знать, что это
и есть настоящее средство? Разве у меня есть опыт? То, что
я вылечился, еще не доказывает, что я вылечился именно бла­
годаря сулеме. Бывают же совпадения. Несомненно, что су­
ществует какое-то настоящее лекарство от язв, и когда он по16S

падет к настоящему врачу, он его узнает и получит—и выздо­
ровеет.
Примерно в это время мы прибыли на Соломоновы остро­
ва. Архипелаг этот—отнюдь не санаторий, это скажет любой
врач. После самого непродолжительного пребывания на Со­
ломоновых островах я впервые в жизни ясно представил себе,
до чего хрупки ткани человеческого тела. Наша первая стоян­
ка была в Порте-Мария на острове Санта-Анна. Единственный
белый человек в порту, торговый агент, подошел к нам на
вельботе. Его звали Том Батлер, и он был великолепным при­
мером того, во что может обратиться здоровый человек на
Соломоновых островах. Он лежал на дне вельбота недвижно,
словно умирающий. На его лице не только не было ни малей­
шего следа улыбки, ни даже никакого сознательного челове­
ческого выражения. То была унылая мертвая голова, череп,
который даже уже не скалится. У Батлера тоже были афри­
канские язвы и преогромные. Нам пришлось втаскивать его на
палубу «Снарка». Он уверял, что прекрасно себя чувствует,
что лихорадки у него давно не было и что, не считая руки, все
у него в порядке. Рука у него была парализована, но он отри­
цал это. Какой там паралич, если у него и раньше бывало та­
кое и проходило бесследно! Просто обычная местная болезнь
на Санта-Анна, объяснял он, пока его вели в каюту, а его
мертвая рука билась о ступеньки. Это был, без сомнения, са­
мый страшный и мрачный гость из всех посетивших нас на
«Снарке», а у нас бывали и с проказой и с элефантиазисом.
Мартин осведомился у него о фрамбезии, африканской язве,
потому что уж кому и знать, как не ему. Мы могли судить об
этом по его рукам и ногам, сплошь покрытым рубцами, и по
новым гноящимся язвам на старых рубцах.
—
О, к язвам-то привыкаешь!—заявил Том Батлер.—Язвы
что, пустяки, если только они не въелись слишком глубоко.
А вот если они дойдут до артерий, то проедают их стенки—
и тогда дело конченое, собирайся на кладбище. Как раз за по­
следнее время умерло от язв несколько туземцев. Но это не­
важно в конце концов. Не язвы, так что-нибудь другое. На то
это и Соломоновы острова.
Я заметил, что с этого времени Мартин стал относиться
к своим язвам со все возрастающим интересом. Он стал чаще
и аккуратнее промывать их сулемой, а в разговоре все с боль­
шим одушевлением вспоминал прекрасный климат Канзаса
и прочие его прелести. Мы с Чармиан полагали, что Калифор­
ния —единственное место, где все хорошо. Генри клялся

островом Рана; Тэхэи превозносил Бора-Бора; Вада и Наката
слагали стансы в честь здорового климата Японии.
Однажды вечером, когда «Снарк» огибал остров Уги, оты­
скивая одну хваленую якорную стоянку, к нам подошел на
вельботе английский миссионер мистер Дрью, направлявший­
ся в Сан-Кристоваль, и мы пригласили его у нас отобедать.
Мартин, чьи ноги были забинтованы, словно у мумии, как все­
гда, свернул разговор на язвы.
— Да,—сказал мистер Дрью,—на Соломоновых островах
это вещь обычная. Все приезжие белые страдают такими яз­
вами.
— У вас они тоже бывали?—спросил Мартин, оскорблен­
ный в своих лучших чувствах тем, что у миссионера англи­
канской церкви может быть столь вульгарное заболевание.
Мистер Дрью кивнул, прибавив, что не только были, но
и сейчас еще есть, так что он все еще продолжает лечение.
— А чем вы их лечите?—туг же выпалил Мартин.
В ожидании ответа сердце мое остановилось. Этот ответ
должен был восстановить или погубить навсегда мою док­
торскую репутацию. Мартин—это я видел—был твердо уве­
рен в ее гибели. И тогда последовал ответ, благословенный
ответ!
— Сулемой,—сказал мистер Дрью.
Мартин сдался, честно признав себя окончательно побе­
жденным, так что я думаю, попроси я у него в эту минуту раз­
решения выдернуть один зуб, он не отказал бы мне и в этом.
Все белые на Соломоновых островах страдают этой боле­
знью, и каждый порез и каждая царапина означают образова­
ние новых язв. У всех, с кем я встречался, они были, и у девяти
из десяти еще не прошли окончательно. Было, впрочем, одно
исключение. Один молодой человек, пробывший в общем
здесь около пяти месяцев, на десятый день после приезда слег
от лихорадки и затем болел лихорадкой так часто, что у него
не было ни времени, ни подходящего случая получить язвы.
На «Снарке» язвы были у всех, кроме Чармиан. Благодаря ‘
этому самомнение ее было не меньше, чем самомнение Япо­
нии или Канзаса. Она считала, что тут все дело в чистоте кро­
ви, и по мере того как проходили дни, она все чаще и больше
распространялась на тему о чистоте своей крови. Говоря меж­
ду нами, я приписывал этот «иммунитет» тому простому фак­
ту, что она женщина, а потому ей не приходится ранить руки
на тяжелой работе, как нам, трудящимся мужчинам, в поте
лица своего ведущим «Снарк» вокруг света. Ей я, конечно, не
говорил этого. Я не хотел ранить ее душу грубыми фактами.
167

К тому же я был доктором—пусть хотя бы любителем,—
я знал о болезнях больше, чем она, и понимал, что время—мой
лучший союзник. К несчастью, я не сумел воспользоваться
услугами этого союзника, когда он преподнес мне отличную
язвочку» на ее щиколотке. Я так поспешно применил антисеп­
тическое лечение, что язва зажила раньше, чем Чармиан удо­
стоверилась в ее существовании. И опять я очутился в роли
пророка, непризнанного в своем отечестве; даже хуже, меня
обвинили в том, что я нарочно вводил ее в заблуждение, пы­
таясь уверить, будто у нее действительно образовалась язва.
Ее чистая кровь негодовала еще пуще прежнего, так что
я принужден был уткнуться носом в книги по навигации
и молчать. И наконец день настал. Мы как раз плыли вдоль бе­
регов Малаиты.
— Что это у тебя на ноге внизу?
— Ничего,—отвечала она.
— Прекрасно,—сказал я,—но все равно лучше приложи
сулему. А недели через две или три, когда ранка заживет и
останется только шрам,—он останется у тебя до конца твоих
дней,—можешь позабыть о чистоте своей крови и о своих
славных предках и тогда расскажешь мне, что ты думаешь об
африканской язве.
На этот раз язва была величиною с серебряный долпар и не
проходила три недели. Бывали дни, когда Чармиан не могла
ходить от боли, и почти каждый день она твердила, что щико­
лотка—самое болезненное и неприятное место для язвы.
Я, в свою очередь, доказывал, что гораздо больнее, когда язва
открывается на ступне. Решить наш спор мы предоставили
Мартину, а он не согласился ни с той, ни с другой стороной,
уверяя, что хуже нет, когда язва у человека на икре.
Но с течением времени и язвы теряют прелесть новизны.
В настоящую минуту, когда я пишу это, у меня пять язв на ру­
ках и три на голени. У Чармиан две—по обеим сторонам пра­
вой ступни. Тэхэи сходит с ума от своих. У Мартина на голени
новые раны, затмившие все прежде бывшие. А у Накаты их не ­
сколько десятков. Но история «Снарка» ничем не отличается
от истории всех судов, заходивших на Соломоновы острова
с момента их открытия. Выписываю следующее место из «Ука­
заний по мореплавателям»:
«Команды судов, пробывших более или менее продолжи­
тельное время на Соломоновых островах, страдают от злока­
чественных язв, неизменно образующихся на месте ран и по­
вреждений».
188

По вопросу о лихорадке «Указания» такие же малоутеши­
тельные.
«Новоприбывшие рано или поздно заболевают лихорад­
кой. Туземцы также подвержены ей. Число смертных случаев
среди белых в 1897 году составляло девять на пятьдесят».
Думаю, что некоторые из этих смертей были случайными.
У нас первым слег с лихорадкой Наката. Это случилось
в Пендефрине. За ним последовали Вада и Генри. Потом сдала
Чармиан. Мне удалось выдержать несколько месяцев, но когда
я свалился в свою очередь, через несколько дней слег и Мар­
тин, очевидно, из чувства товарищества. Из нас семерых дер­
жался только Тэхэи, но его тоска по родине была хуже вся­
кой лихорадки. Наката, как и всегда, в точности выполнял все
предписания, так что к концу третьего припадка научился,
пропотев два часа и проглотив от тридцати до сорока гран
хинину, через сутки уже вставать на ноги, хотя, конечно, ис­
пытывал страшную слабость.
Вада и Генри были трудными пациентами. Вначале Вада
страшно перепугался. Он был твердо убежден, что звезда его
закатилась и что Соломоновы острова будут его могилой. Он
знал, что жизнь здесь ценится дешево. В Пендефрине он видел,
как свирепствует дизентерия, и, на свое несчастье, присутство­
вал на погребении одной из ее жертв; умершего вынесли на
железном листе и бросили в яму без гроба и без всяких похо­
ронных церемоний. Здесь у всех была лихорадка, у всех была
дизентерия, у всех было все. Смерть была самой обыкновен­
ной вещью. Сегодня жив, завтра умер, и Вада совершенно за­
был про сегодняшний день, думая, что уже наступило завтра.
Он не заботился о своих язвах, забывал промывать их суле­
мой, расчесывал их без удержу и, конечно, разнес заразу по
всему телу. Он не выполнял также предписаний по части ли­
хорадки и в результате валялся в припадке по пять дней, ко­
гда совершенно достаточно было одного. Здоровенный гигант
Генри вел себя так же глупо. Он решительно отказался прини­
мать хинин на том основании, что несколько лет назад, когда
у него была лихорадка, доктор давал ему какие-то пилюли,
ни цветом, ни величиной не похожие на таблетки хинина,
предлагаемые м е о ю . Так они вдвоем с Вадой и мучались.
Но я перехитрил их обоих, вылечив лекарством, для них са­
мым подходящим—внушением. Они верили в свои дурные
предчувствия и считали, что скоро умрут. Я заставил их про­
глотить хорошую порцию хинина и стал мерить их темпера­
туру. В п-эрвый раз я пользовался термометром, приложен­
ным к моему знаменитому ящику с медикаментами, и немед­

ленно же убедился, что он никуда не годится, ибо сделан для
сбыта, а вовсе не для того, чтобы им пользовались. Но стоило
бы мне заикнуться моим пациентам, что термометр испорчен,
и в самом скором времени у нас на «Снарке» было бы два тру­
па. Можете ли вы поверить, температура у них была сорок
градусов. Я торжественно поставил им по очереди термометр
в рот, выразил на своем лице несомненное удовлетворение
и очень весело сообщил, что температура у них—тридцать во­
семь. Затем я снова напичкал их хинином и предупредил, что
если они теперь будут чувствовать себя очень слабыми и сов­
сем больными, то это только от хинина; и оставил их выздо­
равливать. И они выздоровели, хотя Вада упирался. Ну, скажи1
те, если человек может умереть по недоразумению, то разве
уж так безнравственно заставить его жить по недоразумению?
Белая раса все-таки самая живучая. Один из наших двух
японцев и оба таитянина так перепугались, что их нужно бы­
ло ободрять, утешать, веселить—просто насильно тащить об­
ратно к жизни. Чармиан и Мартин относились к своим болез­
ням спокойно и жизнерадостно, особого значения им не при­
давали и с прежней ровной уверенностью шли по дороге жиз­
ни. Когда Вада и Генри решили, что они скоро умрут, Тзхэи
тоже не выдержал и целыми часами молился и плакал.
А Мартин чертыхался—и выздоровел. И Чармиан тоже между
стонами строила планы о том, что будет делать, когда попра­
вится.
Чармиан выросла вегетарианкой и гигиенисткой. Тетя Нетта, воспитавшая ее, жила в здоровом климате и совершенно
не верила в лекарства. Чармиан тоже не верила. Кроме того,
она лекарства не 'воспринимала. Их действие на ее организм
бывало хуже, чем сама болезнь. Но все же она выслушивала
мои доводы в пользу хинина и согласилась на него как на
меньшее зло; благодаря этому приступы были короче, легче
и реже. Мы познакомились с одним миссионером, мистером
Колфилдом, оба предшественника которого умерли от лихо­
радки меньше чем в шесть месяцев. И он, так же, как и они,
был сторонником гомеопатии, но в первый же приступ лихо­
радки сделал сильное отклонение в сторону аллопатии и хи­
нина —и выздоровел.
Но бедный Вада! Последней каплей, переполнившей чашу
его терпения, было путешествие с нами на Малаиту, остров
людоедов—путешествие на маленьком судне, на котором,
прямо в каюте, всего полгода назад был убит капитан.
Кай-кай—значит «есть», и Вада был твердо убежден, что и он
пойдет на «кай-кай». Мы жили там, вооруженные до зубов, мы
170

день и ночь были настороже; даже купаясь в устье пресновод­
ной реки, мы ставили на страже наших чернокожих матросов
с ружьями в руках. Мы встречали английские военные суда,
сжигавшие целые деревни и расстреливавшие туземцев в на­
казание за убийство белых. Туземцы, за головы которых была
назначена награда, искали у нас на судне спасения. Смерть
и убийство бродили вокруг нас. Иногда в глухих уголках
острова мы получали предостережения от дружелюбно рас­
положенных туземцев о готовящихся на нас нападениях. За
нашим судном числился долг Малаите в две' белые головы,
и их могли потребовать в любую минуту. И в довершение все­
го мы еще сели на мель, где одной рукой должны были рабо­
тать, спасая судно, а в другой держали винтовку, не давая при­
близиться туземцам, жаждавшим разграбить судно; И в конце
концов Вада не выдержал и сбежал со «Снарка» на остров
Изабель, сбежал в проливной дождь, между двумя приступа­
ми лихорадки, рискуя схватить воспаление легких. Если его
там не съедят и если он не умрет от лихорадки или от язв, ко­
торые свирепствуют на этом острове, он может надеяться—
в случае, если ему очень повезет, конечно,—недель через шесть
или восемь перебраться с этого острова на соседний. Он нико­
гда не доверял моим медицинским познаниям, а ведь я в свое
время с первой же попытки вполне успешно выдернул ему два
зуба.
В течение многих месяцев «Снарк» был плавучей больни­
цей, и я должен сказать, что мы постепенно привыкли к это­
му. В лагуне Мэриндж, где мы подняли из воды и чистили кор­
пус «Снарка», случалось иногда, что только один из нас был
в состоянии спускаться на воду, да и на берегу все трое белых
поселенцев лежали в лихорадке. В настоящую минуту, когда
я пишу это, мы путаемся в открытом море, где-то к севе­
ро-востоку от острова Изабель, в поисках острова Лорд-Хау,
который представляет собой небольшой атолл, а потому и за­
метить его нельзя, пока не подойдешь к нему вплотную. Хро­
нометр испортился. Солнца все равно не видно, и ночью нель­
зя наблюдать звезды, потому что уже много-много дней под­
ряд мы не выходим из шквалов и ливней. Кока у нас нет. Нака­
та, который взялся быть одновременно и коком и боем, лежит
в лихорадке. Мартин только поднялся и слег опять. Чармиан,
у которой лихорадка возвращается через правильные проме­
жутки времени, изучает свою записную книжечку, пытаясь
вычислить, когда ей ждать следующего приступа. Генри уже
поглощает хинин—тоже в ожидании приступа. А так как мои
приступы налетают и сваливают меня совершенно внезапно,
171

то я никак не могу определить заранее, когда свалюсь. По не­
доразумению мы отдали последний мешок муки одному бело­
му, у которого вышла вся мука. А теперь мы не знаем, когда
доберемся до суши. Наши соломоновы язвы более многочис­
ленны и более нестерпимы, чем когда-либо. Сулему случайно
забыли на берегу в Пендефрине; перекись водорода подходит
к концу; теперь я делаю опыты с борной кислотой, лизолом
и антифлогестином. Право же, если мне не удастся стать зна­
менитым доктором, то, во всяком случае, не от недостатка
практики
1. P. S. Прошло две недели с тех пор, как были написаны
последние строки, и Тэхэи, единственный здоровый среди нас,
вот уже десять дней лежит в жесточайшей лихорадке, кото­
рая у него приняла особенно тяжелую форму. Температура
у него была почти постоянно 41°, а пульс—115.
2. P. S. В открытом море, между Тасманией и проливом
Маннинга.
У Тэхэи приступы злокачественной лихорадки—самой тя­
желой формы малярии, происходящей (по свидетельству мо­
их медицинских книг) от смешанной инфекции. Вытащив его
кое-как из очередного приступа, я теперь уже окончательно
потерял голову, ибо он просто обезумел. Я еще слишком не­
давно практикую, чтобы браться за лечение сумасшедших.
Это уже второй случай помешательства за наше короткое пу­
тешествие.
3. P. S. Когда-нибудь, может быть, я напишу кншу (для ме­
диков) и назову ее «Вокруг света на госпитальном судне
«Снарк». Даже наши звери не избежали общей участи. В лагу­
не Мэриндж мы приобрели двух—ирландского террьера и бе­
лого какаду. Терьер упал в люк и охромел на левую заднюю
лапу, потом еще раз повторил тот же маневр и охромел на
правую переднюю лапу. В настоящее время у него остались
для ходьбы только две лапы. К счастью, они расположены
наискось, так что он еще может кое-как ковылять и на двух.
Какаду разбился о потолок каюты, и его пришлось убить. Это
был первый смертный случай на «Снарке», если не считать ги­
бели кур, из которых вышел бы сейчас отличный бульон для
наших больных,—куры все перелетели через борт и утонули.
Процветают одни тараканы. У них не бывает ни болезней, ни
несчастных случаев; они прекрасно прибавляют в росте и ста­
новятся все кровожаднее; по ночам они грызут наши ногти на
руках и ногах.
4. P. S. У Чармиан новый приступ лихорадки. Мартин с от­
чаяния лечит свои язвы по-коновальски: поливает их медным
172

купоросом и честит Соломоновы острова на чем свет стоит.
Что касается меня, то в дополнение к занятиям навигацией
и медициной и к писанию рассказиков я тщетно жду выздоро­
вления. Из всех больных на судне, если не считать случаев
безумия, я в наихудшем положении. С первым встречным па­
роходом я отправляюсь в Австралию и сразу лягу на опера­
ционный стол. Из числа моих болезней (не главных) я должен
упомянуть об одной очень таинственной. За последнюю неде­
лю руки у меня распухли, как от водянки. Сжимать их трудно
и больно. Тащить канат—совершенная пытка. Ощущение та­
кое, точно они отморожены. Кроме того, кожа сходит с них
с угрожающей быстротой, а новая, которая вырастает,—твер­
да и толста. В моих книгах о такой болезни не упоминается.
И никто не знает, что это такое.
5.
P. S. Ну, по крайней мере хронометр-то я вылечил. Про­
болтавшись в море восемь шквалистых дней, я наконец сумел
измерить в полдень высоту мелькнувшего в тучах солнца. От­
сюда я вычислил нашу широту, потом нашел по лоции широ­
ту острова Лорд-Хау, провел прямую линию и стал проверять
хронометр по долготе. Оказалось, он убежал примерно на три
>шнуты. Каждая минута соответствует пятнадцати милям, так
что суммарную ошибку вычислить нетрудно. Добравшись до
Лорд-Хау, я провел несколько наблюдений и обнаружил, что
мой хронометр в сутки отстает на одну седьмую секунды. Но
л е л о в том, что ровно год назад, когда мы отплывали с Гавай­
ев, этот же самый хронометр отставал на ту же самую седь­
мую секунды. Поправка вводилась каждый день, но что же,
в таком случае, заставило проклятый хронометр обогнать са­
мого себя на целых три минуты? Разве такое бывает? Часов­
щики скажут, конечно, что нет. А я вам скажу, что никто из
них не чинил и не налаживал часов на Соломоновых остро­
вах. Тут все дело в климате—таков мой диагноз. Во всяком
случае, я вылечил чертов хронометр, даже если мне и не уда­
лось справиться со случаями помешательства или с язвами
Мартина.
0. P. S. Мартин только что попробовал применить ляпис
и честит Соломоновы острова яростнее, чем когда либо.
7. P. S. Между проливом Маннинга и островами Паулу.
У Генри ревматизм в спине; с моих рук сошло уже десять
шкур, а теперь сходит одиннадцатая. Тэхэи совсем потерял
рассудок, он денно и нощно молит бога не убивать его. Кроме
'л СГо,
1 мы с Накатой лежим в лихорадке. И наконец, вчера вечеш Наката чуть не умер от отравления мясными консервами,
мы провозились с ним полночи.
173

Глава XVII
ПОСЛЕСЛОВИЕ

Как вы помните, «Снарк» имел сорок три фу­
та по ватерлинии и пятьдесят пять по борту, ширина его была
пятнадцать футов, осадка семь футов и восемь дюймов. По ти­
пу оснастки он был кечем. У него было два кливера, фока-стаксель, грот и бизань. Он был разделен на четыре отделения пе­
реборками, которые должны были быть водонепроницаемы­
ми. Вспомогательный мотор в семьдесят лошадиных сил из­
редка работал, причем это обходилось в двадцать долларов
с мили. Пятисильный мотор приводил в движение насо­
сы—когда не был испорчен, конечно,—и дважды оказался
способен доставить нам электрическую энергию для прожек­
тора. Аккумуляторы сработали четыре или пять раз за два го­
да. Считалось, что наша четырнадцатифутовая моторная лод­
ка всегда в нашем распоряжении, но всякий раз, когда я хотел
воспользоваться ею, она оказывалась испорченной.
К счастью, у «Снарка» были паруса. И только благодаря
этому он двигался. Он шел под парусами целых два года и ни
разу не наткнулся на подводные камни, на рифы или мели.
В трюме не было балласта, железный киль весил пять тонн,
и «Снарк» сидел глубоко в воде, что делало его очень устой­
чивым. Часто под тропиками шквалы налетали на «Снарк»,
когда были подняты все паруса, часто его палуба и борта за­
ливались водой, но он все-таки не перевертывался. Он хорошо
слушался руля, но так же хорошо шел и без руля—ночью
и днем и при всяком ветре. При попутном ветре и когда пару­
са были правильно поставлены, он —без руля—отклонялся
не более как на два румба, а при противном—не более как
на три.
«Снарк» был наполовину построен в Сан-Франциско. В то
утро, когда его железный киль должен был быть отлит, прои­
зошло Великое Землетрясение. Потом были всякие неуряди­
цы, постройка затянулась на шесть месяцев. Я отправился на
Гавайские острова на недостроенном судне, мотор его лежал
в трюме, а строительные материалы—на палубе. Вздумай
я кончать постройку в Сан-Франциско, я бы по сей день сидел
бы там. И так в незаконченном виде «Снарк» обошелся мне
в четыре раза дороже, чем должен был стоить в готовом.
«Снарк» родился под несчастной звездой. В Сан-Франциско
на него был наложен арест, на Гавайских островах мои чета
были объявлены почему-то подложными, на Соломоно174

вых—дас оштрафовали за нарушение карантина. Газеты, хоть
их убей, не в состоянии были писать о нем правду. Когда я рас­
считал неспособного капитана, они рассказывали, что я избил
его чуть не до смерти. Когда один юноша возвратился домой,
чтобы продолжать занятия в колледже, это объяснили тем,
что я настоящий Вульф Ларсен и команда моя разбежалась,
так как я всех избиваю до полусмерти. В действительности
один-единственный удар на «Снарке» получил кок, но не от
меня, а от капитана, попавшего к нам с фальшивыми бумага­
ми и рассчитанного мною на Фиджи. Правда, мы с Чармиан за­
нимались иногда боксом, но при этом ни она ни я серьезных
увечий не получили.
Путешествие это мы предприняли, чтобы интересно прове­
сти время. Я построил «Снарк» на свои деньги и оплачивал все
расходы. Я заключил договор с одним журналом на тридцать
пять тысяч слов по той же цене, по которой писал рассказы,
сидя дома. Журнал не замедлил объявить, что он послал меня
вокруг света за свой счет. Это был известный толстый журнал,
а потому все имевшие какие-либо дела со «Снарком» подни­
мали цены втрое, рассчитывая, что журнал все равно оплатит.
Этот миф проник даже на самые дальние острова Полинезии,
и мне всюду приходилось платить соответствующие цены.
И до сей минуты все еще убеждены, что расходы оплачивал
журнал, а я нажил на этом путешествии целое состояние. Где
уж туг вдолбить людям в головы, что мы предприняли это
путешествие только ради собственного удовольствия!
Я отправился в Австралию, пролежал там пять недель
в больнице. После этого я пять месяцев провалялся больной
по гостиницам. Таинственная болезнь, изуродовавшая мои ру­
ки, оказалась не под силу австралийским знаменитостям. В ис­
тории медицины она тоже была неизвестна. Нигде и никогда
о ней не упоминалось. С рук она перешла также и на ноги,
и временами я был беспомощнее ребенка. Бывали дни, когда
руки мои увеличивались вдвое против нормального, и семь
слоев омертвевшей кожи сходило с них одновременно. Ино­
гда ногти на ногах в течение двадцати четырех часов разрас­
тались до такой степени, что толщина их равнялась длине.
Спилишь их, а они через двадцать четыре часа становились
точно такими же.
Австралийские знаменитости признали, что болезнь не за­
разного происхождения, а потому, вероятно, нервная. Мне от
этого было, конечно, не легче, и продолжать путешествие бы­
ло, очевидно, невозможно. Разве что меня привязали бы
к койке, потому что я был до того беспомощен, что не мог

175

ухватиться ни за какой предмет и совершенно не мог передви­
гаться на небольшом судне, подверженном постоянной качке.
Кроме того, я сказал себе, что судов и путешествий на свете
много, а руки у меня одни и пальцы на ногах тоже. И к тому
же, рассуждал я, в моем родном климате, в Калифорнии, моя
нервная система всегда была в полном порядке. И тогда я на­
правился домой.
По возвращении в Калифорнию я быстро выздоровел.
И вскоре узнал, что это такое было. Мне попалась в руки кни­
га полковника Чарльза Б. Вудрафа под заглавием «Влияние
тропического света на белых людей». Тут я понял все. Впо­
следствии я познакомился лично с полковником Вудрафом
и узнал, что у него самого была такая же болезнь. Он был во­
енным врачом, и, кроме него, семнадцать таких же военных
врачей съехались на Филиппины на консилиум, но, так же, как
и австралийские специалисты, должны были признать себя
бессильными. Очевидно, я был особенно предрасположен
к тем разрушениям тканей, которые производит тропический
свет. Меня погубили ультрафиолетовые лучи, как рентгенов­
ские лучи погубили многих, экспериментировавших с ними.
Скажу, между прочим, что в числе других болезней, общая
сумма которых заставила меня прервать путешествие, была
так называемая «ложная проказа», известная еще под назва­
нием «европейской проказы» и «библейской проказы». Об
этой таинственной болезни известно еще менее, чем о насто­
ящей проказе. Ни один врач не нашел еще способа лечить ее,
хотя она нередко проходит сама собой. Она приходит неиз­
вестно откуда. Она протекает неизвестно как. Она проходит
неизвестно почему. Я не принимал никаких лекарств, и только
благодаря здоровому климату Калифорнии моя серебристая
кожа стала опять нормальной. Врачи говорили, что единст­
венное, на что я могу уповать,—это необъяснимое самоизле­
чение, и болезнь действительно прошла сама собой.
Еще одно слово: какова же окончательная оценка путе
шествия? Мне, как и всякому другому мужчине, конечно, лег­
ко сказать, что оно было интересным. Но у меня есть еще сви­
детель-женщина, которая проделала с нами это путешест­
вие от начала до конца. Когда в больнице я сказал Чармиан,
что должен буду вернуться в Калифорнию, глаза ее наполни­
лись слезами. Два дня она не могла оправиться от огорчения,
что такое прекрасное, такое чудесное путешествие пришло
к концу.
Глен-Эллен, Калифорния.
7 апреля 1911 года.

176

Рассказы

ДОМ МАПУИ

Несмотря на свои тяжеловесные очертания,
шхуна «Аораи» двигалась при лепсом ветре послушно и бы­
стро, и капитан подвел ее близко к острову, прежде чем бро­
сить якорь чуть не доходя до того места, где начинался при­
бой. Атолл Хикуэру; ярдов сто в ширину и окружностью два­
дцать миль, представлял собой кольцо измельченного корал­
лового песка, поднимавшееся всего на четыре-пять футов над
высшим уровнем прилива. На дне огромной, гладкой, как зер­
кало, лагуны было много жемчужных раковин, и с палубы
шхуны было видно, как за узкой полоской атолла искатели
жемчуга бросаются в воду и снова выходят на берег. Но войти
в атолл не могла даже торговая шхуна. Небольшим гребным
катерам при попутном ветре удавалось пробраться туда по
мелкому извилистому проливу, шхуны же останавливались
на рейде и высылали к берегу лодки.
С «Аораи» проворно спустили шлюпку, и в нее спрыгнули
несколько темнокожих матросов, голых, с алыми повязками
вокруг бедер. Они взялись за весла, а на корме у руля стал мо­
лодой человек в белом костюме, какие носят в тропиках евро­
пейцы. Но он не был чистым европейцем: золотистый отлив
его светлой кожи и золотые блики в мерцающей голубизне
глаз выдавали примесь полинезийской крови. Это был Рауль,
Александр Рауль, младший сын Мари Рауль, богатой кварте­
ронки, владелицы шести торговых шхун. Шлюпка одолела
водоворот у самого входа в пролив и сквозь кипящую стену
прибоя прорвалась на зеркальную гладь лагуны. Рауль вы­
прыгнул на белый песок и поздоровался за руку с высоким ту­
земцем. У туземца были великолепные плечи и грудь, но обру­
бок правой руки с торчащей на несколько дюймов, побелев­
шей от времени костью свидетельствовал о встрече с акулой,

после которой он уже не мог нырять за жемчугом и стал мел­
ким интриганом и прихлебателем.
— Ты слышал, Алек?—были его первые слова—Мапуи на­
шел жемчужину. Да какую жемчужину! Такой еще не находи­
ли на Хикуэру, и нигде на всех Паумоту1, и нигде во всем мире.
Купи ее, она еще у него. Он дурак и много не запросит. И по­
мни: я тебе первый сказал. Табак есть?
Рауль немедля зашагал вверх по берегу, к лачуге под высо­
ким пандановым деревом. Он служил у своей матери агентом,
и в обязанности его входило объезжать все острова Паумоту
и скупать копру, раковины и жемчуг.
Он был новичком в этом деле, плавал агентом всего вто­
рой раз и втайне тревожился, что не умеет оценивать жемчуг.
Но когда Мапуи показал ему свою жемчужину, он сумел пода­
вить изумленное восклицание и сохранить небрежную делови­
тость тона. А между тем жемчужина поразила его. Ока была
величиною с голубиное яйцо, безупречней формы, и белизна
ее отражала все краски матовыми огнями. Она была как жи­
вая. Рауль никогда не видел ничего подобного ей. Когда Ма­
пуи положил жемчужину ему на ладонь, он удивился ее тяже­
сти. Это подтверждало ценность жемчужины. Он внимательно
рассмотрел ее через увеличительное стекло и не нашел ни ма­
лейшего порока или изъяна: она была такая чистая, что каза­
лось, вот-вот растворится в воздухе. В тени она мягко свети­
лась переливчатым лунным светом. И так прозрачна была эта
белизна, что, бросив жемчужину в стакан с водой, Рауль едва
мог различить ее. Так быстро она опустилась на дно, что он
сразу оценил ее вес.
— Сколько же ты хочешь за эту жемчужину?—спросил он
с ловко разыгранным равнодушием.
— Я хочу...—начал Мапуи, и из-за плеч Мапуи, обрамляя
его коричневое лицо, высунулись коричневые лица двух женщин и девочки; они закивали в подтверждение его слов и, еле
сдерживая волнение, жадно сверкая глазами, вытянули впе­
ред шеи.
— Мне нужен дом,—продолжал Мапуи—С крышей из
(-цинкованного железа и с восьмиугольными часами на стене.
Чтобы он был длиной в сорок футов и чтобы вокруг шла ве­
1 Острова П аумоту ( Туамоту) — архипелаг в Тихом
сгрше в Полинезии, которая вместе с Микронезией, Меланезией и Но• ой Зеландией составляет Океанию. В начале XX века, когда Лондон
Ьъ1вал на архипелагах Океании, эти группы островов входили в сферы
влияния Великобритании, США, Франции, Нидерландов, Японии, Гер­
мании. Некоторые из них принадлежали Чили.

ранда. В середине чтобы была большая комната, и в ней круг­
лый стол, а на стене часы с гирями. И чтобы было четыре
спальни, по две с каждой стороны от большой комнаты;
и в каждой спальне железная кровать, два стула и умываль­
ник. А за домом 1ухня—хорошая кухня, с кастрюльками
и сковородками и с печкой. И чтобы ты построил мне этот
дом на моем острове, на Факарава.
— Это все?—недоверчиво спросил Рауль.
— И чтобы была швейная машина,—заговорила Тэфара,
жена Мапуи.
— И обязательно стенные часы с гирями,—добавила Наури,
мать Мапуи.
— Да, это все,—сказал Мацуи.
Рауль засмеялся. Он смеялся долго и весело. Но, смеясь, он
торопливо решал в уме арифметическую задачу: ему никогда
не приходилось строить дом, и представления о постройке до­
мов у него были самые туманные. Не переставая смеяться, он
подсчитывал, во что обойдется рейс на Таити за материалами,
сами материалы, обратный рейс на Факарава, выгрузка мате­
риалов и строительные работы. На все это, круглым счетом,
потребуется четыре тысячи французских долларов, иными
словами—двадцать тысяч франков. Это немыслимо! Откуда
ему знать, сколько стоит такая жемчужина? Двадцать тысяч
франков—огромные деньги, да к тому же это деньги его
матери.
— Мапуи,—сказал он,—ты дурак. Назначь цену деньгами.
Но Мацуи покачал головой, и три головы позади него тоже
закачались.
— Мне .нужен дом,—сказал он— длиной в сорок футов,
чтобы вокруг шла веранда...
— Да, да,—перебил его Рауль—Про дом я все понял, но из
этого ничего не выйдет. Я дам тебе тысячу чилийских дол­
ларов...
Четыре головы дружно закачались в знак молчаливого
отказа.
— И кредит на сто чилийских долларов.
— Мне нужен дом.„—начал Мапуи.
— Какая тебе польза от дома?—спросил Рауль.—Первый
же ураган снесет его в море Ты сам это знаешь. Капитан Раффи говорит, что вот и сейчас можно ждать урагана.
— Только не на Факарава,—сказал Мапуи,—там берег мно­
го выше. Здесь, может быть, и снесет; на Хикуэру всякий ура­
ган опасен. Мне нужен дом на Факарава: длиною в сорок фу­
тов и вокруг веранда.»

И Рауль еще раз выслушал весь рассказ о доме. В течение
нескольких часов он старался выбить эту навязчивую идею из
головы туземца, но жена, и мать Мапуи, и его дочь Нгакура
поддерживали его. Слушая в двадцатый раз подробное описа­
ние вожделенного дома, Рауль увидел через открытую дверь
лачуги, что к берегу подошла вторая шлюпка с «Аораи».
Гребцы не выпускали весел из рук, очевидно, спеша отвалить.
Помощник капитана шхуны, выскочив на песок, спросил
что-то у однорукого туземца и быстро зашагал к Раулю. Вне­
запно стало темно,—грозовая туча закрыла солнце. Было вид­
но, как за лагуной по морю быстро приближается зловещая
линия ветра.
— Капитан Раффи говорит, надо убираться отсюда,—сразу
же начал помощник.—Он велел передать, что, если есть жем­
чуг, все равно надо уходить, авось, успеем собрать его после.
Барометр упал до двадцати девяти и семидесяти.
Порыв ветра тряхнул пандановое дерево над головой Рау­
ля и пронесся дальше; несколько спелых кокосовых орехов
с глухим стуком упали на землю. Пошел дождь—сначала вда­
леке, потом все ближе, надвигаясь вместе с сильным ветром,
и вода в лагуне задымилась бороздками. Дробный стук первых
капель по листьям заставил Рауля вскочить на ноги.
— Тысячу чилийских долларов наличными, Мапуи,—ска­
зал он,—и кредит на двести.
— Мне нужен дом...—затянул Мапуи.
— Мапуи!—прокричал Рауль сквозь шум ветра.—Ты
дурак!
Он выскочил из лачуги и вместе с помощником капитана
кое-как добрался до берега, где их ждала шлюпка. Шлюпки
не было видно. Тропический ливень окружал их стеной, так
что они видели только кусок берега под ногами и злые ма­
ленькие волны лагуны, кусавшие песок. Рядом выросла фигу­
ра человека. Это был однорукий Хуру-Хуру.
— Получил жемчужину?—прокричал он в ухо Раулю.
— Мапуи дурак!—крикнул тот в ответ, и в следующую ми­
нуту их разделили потоки дождя.
Полчаса спустя Хуру-Хуру, стоя на обращенной к морю
стороне атолла, увидел, как обе шлюпки подняли на шхуну
и «Аораи» повернула прочь от острова. А в том же месте,
словно принесенная на крыльях шквала, появилась и стала на
якорь другая шхуна, и с нее тоже спустили шлюпку. Он знал
эту шхуну. Это была «Орохена», принадлежавшая метису Торики, торговцу, который сам объезжал острова, скупая жем­
чуг, и сейчас, разумеется, стоял на корме своей шлюпки. Ху­
д о

ру-Хуру лукаво усмехнулся. Он знал, что Мапуи задолжал Торики за товары, купленные в кредит еще в прошлом году.
Гроза пронеслась. Солнце палило, и лагуна опять стала
гладкой, как зеркало. Но воздух был липкий, словно клей,
и тяжесть его давила на легкие и затрудаяла дыхание.
— Ты слышал новость, Торики?—спросил Хуру-Хуру.—Ма­
пуи нашел жемчужину. Такой никогда не находили на Хикуэру, и нигде на всех Паумоту, и нигде во всем мире. Мапуи ду­
рак. К тому же он у тебя в долгу. Помни: я тебе первый сказал.
Табак есть?
И вот к соломенной лачуге Мапуи зашагал Торики. Это
был властный человек, но не очень умный. Он небрежно
взглянул на чудесную жемчужину—взглянул только мель­
ком—и преспокойно опустил ее себе в карман.
— Тебе повезло,—сказал он.—Жемчужина красивая. Я от­
крою тебе кредит на Товары.
— Мне нужен дом...—в ужасе залепетал Мапуи.—Чтобы
длиной был сорок футов...
— А, поди ты со своим домом!—оборвал его торго­
вец.—Тебе нужно расплатиться с долгами, ют что тебе нуж­
но. Ты был мне должен тысячу двести чилийских долларов.
Прекрасно! Теперь ты мне ничего не должен. Мы в расчете.
А кроме того, я открою тебе кредит на двести чилийских дол­
ларов. Если я удачно продам эту жемчужину на Таити, увели­
чу тебе кредит еще на сотню —всего, значит, будет триста. Но
помни,—только если я удачно продам ее. Я могу еще потер­
петь на ней убыток.
Мапуи скорбно скрестил руки и понурил голову. У него
украли его сокровище. Нового дома не будет,—он попросту
отдал долг. Он ничего не получит за жемчужину.
— Ты дурак,—сказала Тэфара.
— Ты дурак,—сказала старая Наури—Зачем ты отдал ему
жемчужину?
— Что мне было делать?—оправдывался Мапуи.—Я был
ему должен. Он знал, что я нашел жемчужину. Ты сама слы­
шала, как он просил показать ее. Я ему ничего не говорил, он
сам знал. Это кто-то другой сказал ему. А я был ему должен.
— Мапуи дурак,—подхватила и Нгакура.
Ей было двенадцать лет, она еще не набралась ума-разума.
Чтобы облегчить душу, Мапуи дал ей такого тумака, что она
(жалилась наземь, а Тэфара и Наури залились слезами, не пере­
ставая корить его, как это свойственно женщинам.
Хуру-Хуру, стоя на берегу, увидел, как третья знакомая ему
шхуна бросила якорь у входа в атолл и спустила шлюпку. На­
183

зывалась она «Хира»—и недаром: хозяином ее был Леви,
немецкий еврей, самый крупный скупщик жемчуга, а Хира,
как известно,—таитянский бог, покровитель воров и рыбо­
ловов.
— Ты слышал новость?—спросил Хуру-Хуру, как только
Леви, толстяк с крупной головой и неправильными чертами
лица, ступил на берег.—Мапуи нашел жемчужину. Такой жем­
чужины не бывало еще на Хикуэру, и на всех Паумоту, и во
всем мире. Мапуи дурак: он продал ее Торики за тысячу четы­
реста чилийских долларов,—я подслушал их разговор. И То­
рики тоже дурак. Ты можешь купить у него жемчужину и де­
шево. Помни: я первый тебе сказала. Табак есть?
— Где Торики?
— У капитана Линча, пьет абсент. Он уже час как си­
дит там.
И пока Леви и Торики пили абсент и торговались из-за
жемчужины, Хуру-Хуру подслушивал—и услышал, как они
сошлись на невероятной цене: двадцать пять тысяч франков!
Вот в это-то время «Орохена» и «Хира» подошли совсем
близко к острову и стали стрелять из орудий и отчаянно сиг­
нализировать. Капитан Линч и его гости, выйдя из дому, еще
успели увидеть, как обе шхуны поспешно повернули и стали
уходить от берега, на ходу убирая гроты и кливера и под на­
пором шквала низко кренясь над побелевшей водой. Потом
они скрылись за стеною дождя.
— Они вернутся, когда утихнет,—сказал Торики.—Надо
нам выбираться отсюда.
— Барометр, верно, еще упал,—сказал капитан Линч.
Это был седой бородатый старик, который уже не ходил
в море и давно понял, что может жить в ладу со своей астмой
только на Хикуэру. Он вошел в дом и взглянул на барометр.
— Боже ты мой!—услышали они и бросились за ним сле­
дом: он стоял, с ужасом глядя на стрелку, которая показыва­
ла двадцать девять и двадцать.
Снова выйдя на берег, они в тревоге оглядели море и небо.
Шквал прошел, но небо не прояснилось. Обе шхуны, а с ними
и еще одна, под всеми парусами шли к острову. Но вот ветер
переменился, и они поубавили парусов. А через пять минут
шквал налетел на них с противоположной стороны, прямо
в лоб,—и с берега было видно, как там поспешно ослабили,
а потом и совсем убрали передние паруса. Прибой звучал глу­
хо и грозно, началось сильное волнение. Потрясающей силы
молния разрезала потемневшее небо, и оглушительными рас­
катами загремел гром.

Торики и Леви бегом пустились к шлюпкам. Леви бежал
вперевалку, словно насмерть перепуганный бегемот. При вы­
ходе из атолла навстречу их лодкам неслась шлюпка
с «Аораи». На корме, подгоняя гребцов, стоял Рауль. Мысль
о жемчужине не давала ему покоя, и он решил вернуться, что­
бы принять условия Мапуи. Онвыскочил на песок в таком вих­
ре дождя и ветра, что столкнулся с Хуру-Хуру, прежде чем
увидел его.
— Опоздал!—крикнул Хуру-Хуру,—Мапуи продал ее Тори­
ки за тысячу четыреста чилийских долларов, а Торики продал
ее Леви за двадцать пять тысяч франков. А Леви продаст ее во
Франции за сто тысяч. Табак есть?
Рауль облегченно вздохнул. Все его терзания кончились.
Можно больше не думать о жемчужине, хоть она и не доста­
лась ему. Но он не поверил Хуру-Хуру: вполне возможно, что
Мапуи продал жемчужину за тысячу четыреста чилийских
долларов, но чтобы Леви, опытный торговец, заплатил за нее
двадцать пять тысяч франков—это едва ли. Рауль решил пере­
спросить капитана Линча, но, добравшись до жилища старо­
го моряка, он застал его перед барометром в полном недо­
умении.
— Сколько, по-твоему, показывает?—тревожно спросил
капитан, протер очки и снова посмотрел на барометр.
— Двадцать девять и десять,—сказал Рауль.—Я никогда не
видел, чтобы он стоял так низко.
— Неудивительно,—проворчал капитан.—Я пятьдесят лет
ходил по морям и то не видел ничего подобного. Слышишь?
Они прислушались к реву прибоя, сотрясавшего дом, по­
том вышли. Шквал утих. За милю от берега «Аораи», попав­
шую в штиль, кренило и швыряло на высоких волнах, кото­
рые величественно, одна за другой, катились с северо-востока
и с яростью кидались на коралловый берег. Один из гребцов
Рауля указал на вход в пролив и покачал головой. Посмотрев
в ту сторону, Рауль увидел белое месиво клубящейся пены.
— Я, пожалуй, переночую у вас, капитан,—сказал он и ве­
лел матросу вытащить щлюпку на берег и найти пристанище
для себя и для остальных гребцов.
— Ровно двадцать девять,—сообщил капитан Линч, уходив­
ший в дом, чтобы еще раз взглянуть на барометр.
Он вынес из дома стул, сел и уставился на море. Солнце вы­
шло из-за облаков, стало душно, по-прежнему не было ни ве­
терка. Волнение на море усиливалось.
— И откуда такие волны, не могу понять,—нервничал
135

Рауль.—Ветра нет... А вы посмотрите... нет, вы только посмо­
трите вон на ту!
Волна, протянувшаяся на несколько миль, обрушила десят­
ки тысяч тонн воды на хрупкий атолл, и он задрожал, как от
землетрясения. Капитан Линч был ошеломлен.
— О, господи!—воскликнул он, привстав со стула, и сно­
ва сел.
— А ветра нет,—твердил Рауль.—Был бы ветер, я бы еще
мог это понять.
— Можешь не беспокоиться, будет и ветер,—мрачно отве­
тил капитан.
Они замолчали. Пот выступил у них на теле миллионами
мельчайших росинок, которые сливались в капли и ручейка­
ми стекали на землю. Не хватало воздуха, старик мучительно
задыхался. Большая волна взбежала на берег, облизала ство­
лы кокосовых пальм и спала почти у самых ног капитана
Линча.
— Намного выше последней отметки,—сказал он.—А я жи­
ву здесь одиннадцать лет.—Он посмотрел на часы.—Ровно
три.
На берегу появились мужчина и женщина в сопровожде­
нии стайки детей и собак. Пройдя дом, они остановились в не­
решительности и после долгих колебаний сели на песок. Не­
сколько минут спустя с противоположной стороны припле­
лось другое семейство, нагруженное всяким д о маш ним скар­
бом. И вскоре вокруг дома капитана Линча собралось несколь­
ко сот человек—мужчин и женщин, стариков, детей. Капитан
окликнул одну'из женщин, с грудным младенцем на руках,
и узнал, что ее дом только что смыло волной.
Дом капитана стоял на самом высоком месте острова, спра­
ва и слева от него огромные волны уже перехлестывали через
узкое кольцо атолла в лагуну. Двадцать миль в окружности
имело это кольцо, и лишь кое-где оно достигало трехсот фу­
тов в ширину. Сезон ловли жемчуга был в разгаре, и туземцы
съехались сюда со всех окрестных островов и даже с Таити.
— Здесь сейчас тысяча двести человек,—сказал капитан
Линч.—Трудно сказать, сколько из них уцелеет к завтрашнему
утру.
— Непонятно, почему нет ветра?—спросил Рауль.
— Не беспокойся, мой милый, не беспокойся, неприятности
начнутся очень скоро.
Не успел капитан Линч договорить, как огромная волна
низринулась на атолл. Морская вода, покрыв песок трехдюй­
мовым слоем, закипела вокруг их стульев. Раздался протяж­
186

ный стон испуганных женщин. Дети, стиснув руки, смотрели
на гигантские валы и жалобно плакали. Куры и кошки замета­
лись в воде, а потом дружно, как сговорившись, устремились
на крышу дома. Один туземец, взяв корзину с новорожденны­
ми щенятами, залез на кокосовую пальму и привязал корзину
на высоте двадцати футов над землей. Собака-мать, повизги­
вая и тявкая, скакала в воде вокруг дерева.
А солнце светило по-прежнему^ярко, и все еще не было ни
ветерка. Они сидели, глядя на волны, кидавшие «Аораи» из
стороны в сторону. Капитан Линч, не в силах больше смот­
реть на вздымающиеся водяные горы, закрыл лицо руками,
потом ушел в дом.
— Двадцать восемь и шестьдесят,—негромко сказал он,
возвращаясь.
В руке у него был моток толстой веревки. Он нарезал из
нее концы по десять футов длиной, один дал Раулю, один
оставил себе, а остальные роздал женщинам, посоветовав им
лезть на деревья.
С северо-востока потянул легкий ветерок, и, почувствовав
на лице его дуновение, Рауль оживился. Он увидел, как
«Аораи», выбрав шкоты, двинулась прочь от берега, и пожа­
лел, что остался здесь. Шхуна-то уйдет от беды, а вот остров...
Волна перехлестнула через атолл, чуть не сбив его с ног, и он
присмотрел себе дерево, потом, вспомнив про барометр, побе­
жал в дом и в дверях столкнулся с капитаном Линчем.
— Двадцать восемь и двадцать,—сказал старик.—Ох, и зава­
рится тут чертова каша!.. Это что такое?
Воздух наполнился стремительным движением. Дом дрог­
нул и закачался, и они услышали мощный гул. В окнах задре­
безжали стекла. Одно окно разбилось; в комнату ворвался
порыв ветра такой силы, что они едва устояли на ногах. Дверьс треском захлопнулась, расщепив щеколду. Осколки белой
дверной ручки посыпались на пол. Стены комнаты вздулись,
как воздушный шар, в который слишком быстро накачали
газ. Потом послышался новый шум, похожий на ружейную
стрельбу,—это гребень волны разбился о стену дома Капитан
Линч посмотрел на часы. Было четыре пополудни. Он надел
синюю суконную куртку, снял со стены барометр и засунул
его в глубокий карман. Новая волна с глухим стуком удари­
лась в дом, и легкая постройка повернулась на фундаменте
и осела, накренившись под углом в десять градусов.
Рауль первый выбрался наружу. Ветер подхватил его и по­
гнал по берегу. Он заметил, что теперь дует с востока. Ему
стоило огромного труда лечь и приникнуть к песку. Капитан
187

Линч, которого ветер нес, как соломинку, упал прямо на него.
Два матроса с «Аораи» спрыгнули с кокосовой пальмы и бро­
сились им на помощь, уклоняясь от ветра под самыми неверо­
ятными углами, на каждом шагу хватаясь за землю.
Капитан Линч был уже слишком стар, чтобы лазить по де­
ревьям, поэтому матросы, связав несколько коротких веревок,
стали постепенно поднимать его по стволу и наконец привяза­
ли к верхушке в пятидесяти футах от земли. Рауль закинул
свою веревку за ствол другой пальмы и огляделся. Ветер был
ужасающий. Ему и не снилось, что такой бывает. Волна, пере­
катившись через атолл, промочила его до колен и хлынула
в лагуну. Солнце исчезло, наступили свинцовые сумерки. Не­
сколько капель дождя ударили его сбоку, словно дробинки,
лицо окатило соленой пеной, словно ему дали оплеуху; щеки
жгло от боли, на глазах выступили слезы. Несколько сот ту­
земцев забрались на деревья, и в другое время Рауль посмеял­
ся бы, глядя на эти гроздья людей. Но он родился на Таити
и знал, что делать: он согнулся, обхватил руками дерево и,
крепко ступая, пошел по стволу вверх. На верхушке пальмы
он обнаружил двух женщин, двух девочек и мужчину; одна из
девочек крепко прижимала к груди кошку.
Со своей вышки он помахал рукой старику капитану, и тот
бодро помахал ему в ответ. Рауль был потрясен видом неба:
оно словно нависло совсем низко над головой и из свинцового
стало черным. Много народу еще сидело кучками на земле
под деревьями, держась за стволы. Кое-где молились, перед
одной из кучек проповедовал миссионер-мормон. Странный
звук долетел до слуха Рауля—ритмичный, слабый, как стре­
кот далекого сверчка: он длился всего минуту, но за эту мину­
ту успел смутно пробудить в нем мысль о рае и небесной му­
зыке. Оглянувшись, он увидел под другим деревом большую
группу людей, державшихся за веревки и друг за друга. По их
лицам и по одинаковым у всех движениям губ он понял, что
они поют псалом.
А ветер все крепчал. Никакой меркой Рауль не мог его из­
мерить,—этот вихрь оставил далеко позади все его прежние
представления о ветре,—но почему-то он все-таки знал, что
ветер усилился. Невдалеке от него вырвало с корнем дерево,
висевших на нем людей швырнуло на землю. Волна окатила
узкую полосу песка—и люди исчезли. Все совершалось бы­
стро. Рауль увидел на фоне белой вспененной воды лагуны
черную голову, коричневое плечо. В следующее мЬювение
они скрылись из глаз. Деревья гнулись, падали и скрещива­
лись, как спички. Рауль не уставал поражаться силе ветра;
188

пальма, на которой он спасался, тоже угрожающе раскачива­
лась. Одна из женщин причитала, крепко прижав к себе девоч­
ку, а та все не выпускала из рук кошку.
Мужчина, державший второго ребенка, тронул Рауля за
плечо и указал вниз. Рауль увидел, что в ста шагах от его де­
рева мормонская часовня, как пьяная, шатается на ходу: ее
сорвало с фундамента, и теперь волны и ветер подгоняли ее
к лагуне. Ужасающей силы вал подхватил ее, повернул и бро­
сил на купу кокосовых пальм. Люди посыпались с них, как
спелые орехи. Волка схлынула, а они остались лежать на зем­
ле: одни неподвижно, другие—извиваясь и корчась. Они
чем-то напомнили Раулю муравьев. Он не ужаснулся,—теперь
его уже ничто не могло ужаснуть. Спокойно и деловито он
наблюдал, как следующей волной эти человеческие обломки
смыло в воду. Третья волна, самая огромная из всех, швырну­
ла часовню в лагуну, и она поплыла во мрак, наполовину за­
тонув,—ни дать ни е з я т ь Ноев ковчег.
Рауль поискал глазами дом капитана Линча и с удивлением
убедился, что дома больше нет. Да, все совершалось очень бы­
стро. Он заметил, что с уцелевших деревьев многие спусти­
лись на землю. Ветер тем временем еще усилился, Рауль видел
это по своей пальме: она уже не раскачивалась взад и впе­
ред,— теперь она оставалась почти неподвижной, низко сог­
нувшись под напором ветра, и только дрожала. Но от этой
дрожи тошнота подступала к горлу. Это напоминало вибра­
цию камертона или «рун гавайской гитары. Хуже всего было
то, что пальма вибрировала необычайно быстро. Даже если ее
не вырвет с корнями, она долго не выдержит такого напряже­
ния и переломится.
Ага! Одно дерево уже не выдержало! Он не заметил, когда
око сломалось, но вот стоит обломок—половина ствола. По­
ка не увидишь, так и не будешь знать, что творится. Треск де­
ревьев и горестные вопли людей тонули в мощном реве и гро ­
хоте... Когда это случилось, Рауль как раз смотрел туда, где
был каштан Линч. Он увидел, как пальма бесшумно треснула
посредине и верхушка ее, с тремя матросами и старым капита­
ном, понеслась к лагуне. Она не упала, а поплыла по воздуху,
как соломинка. Он следил за ее полетом: она ударилась о во­
ду шагах в ста от берега. Он напряг зрение и увидел -эн мог
бы в том поклясться,—что каштан Линч помахал ему на про­
щание рукой.
Рауль не стал больше ждать, он тронул туземца за плечо
и знаками показал ему, ^то нужно спускаться. Туземец согла­
сился было, но женщины словно окаменели от страха, и он
183

остался с ними. Рауль захлестнул веревку вокруг дерева и
сполз по стволу на землю. Его окатило соленой водой. Он за­
держал дыхание, судорожно вцепившись в веревку. Волна спа­
ла, и, прижавшись к стволу, он перевел дух, потом завязал ве­
ревку покрепче. И тут его окатила новая волна. Одна из жен­
щин соскользнула с дерева, но мужчина остался со второй
женщиной, обоими детьми и кошкой. Рауль еще сверху видел,
что кучки людей, жавшихся к подножиям других деревьев,
постепенно таяли. Теперь это происходило справа и слева от
него, со всех сторон. Сам он напрягал все силы, чтобы удер­
жаться, женщина рядом с ним заметно слабела. После каждой
волны он дивился сначала тому, что его еще не смыло, а по­
том—что не смыло женщину. Наконец, когда схлынула еще
одна волна, он остался один. Он поднял голову: верхушка де­
рева тоже исчезла. Укоротившийся наполовину, дрожал рас­
щепленный ствол. Рауль был спасен: корнями пальма держа­
лась, и теперь ветер был ей не страшен. Он полез вверх по
стволу. Он так ослабел, что двигался медленно, и еще не­
сколько волн догнали его, прежде чем ему удалось от них уй­
ти. Тут он привязал себя к стволу и приготовился мужествен­
но встретить ночь и то неизвестное, что еще ожидало его.
Ему было очень тоскливо одному в темноте. Временами ка­
залось, что наступил конец света и только он один еще остал­
ся в живых. А ветер все усиливался, усиливался с каждым ча­
сом. К одиннадцати часам, по расчетам Рауля, он достиг сов­
сем уже невероятной силы. Это было что-то чудовищное, ди­
кое—визжащий зверь, стена, которая крушила все перед со­
бой и проносилась мимо, но тут же налетала снова,—и так без
конца. Ему казалось, что он стал легким, невесомым, что он
сам движется куда-то, что его с неимоверной быстротой несет
сквозь бесконечную плотную массу. Ветер уже не был движу­
щимся воздухом—он стал ощутимым, как вода или ртуть.
Раулю чудилось, что в этот ветер можно запустить руку и от­
рывать его кусками, как мясо от туши быка, что в него можно
вцепиться и приникнуть к нему, как к скале.
Ветер душил его. Он врывался с дыханием через рот и но­
здри, раздувая легкие, как пузыри. В такие минуты Раулю ка­
залось, что все тело у него набито землей. Чтобы дышать, он
прижимался губами к стволу пальмы. Этот непрекращающийся вихрь лишал его последних сил, он изматывал и тело и рас­
судок. Рауль уже не мог ни наблюдать, ни думать, он был в полусознании. Четкой оставалась одна мысль: «Значит, это ура­
ган». Мысчь эта упорно мерцала в мозгу, точно слабый ого­
нек, времр'г ^ми дававший вспышки. Очнувшись от забытья, он
190

вспоминал: «Значит, это ураган»,—потом снова погружался
в забытье.
Яростнее всего ураган бушевал от одиннадцати до трех ча­
сов ночи,—и как раз в одиннадцать сломалось то дерево, на
котором спасался Мапуи и его семья. Мапуи всплыл на по­
верхность лагуны, все еще не выпуская из рук свою дочь Нгакуру. Только местный житель мог уцелеть в такой переделке.
Верхушка дерева, к которой Мапуи был привязан, бешено кру­
тилась среди пены и волн. То цепляясь за нее, то быстро пе­
рехватывая по стволу руками, чтобы высунуть из воды свою
голову и голову дочери, он ухитрился не захлебнуться, но
вместе с воздухом в легкие проникала вода—летящие брызги
и дождь, ливший почти горизонтально.
До противоположного берега лагуны было десять миль.
Здесь о бешено крутящиеся завалы из стволов, досок, облом­
ков домов и лодок разбивалось девять из каждых десяти не­
счастных, не погибших в водах лагуны. Захлебнувшихся, полу­
живых, их швыряло в эту дьявольскую мельницу и размалы­
вало в кашу. Но Мапуи повезло, волею судьбы он оказался
в числе уцелевших: его выкинуло на песок. Он истекал кро­
вью, у Нгакуры левая рука был сломана, пальцы правой рас­
плющило, щека и лоб были рассечены до кости. Мапуи обхва­
тил рукою дерево и, держа дочь другой рукой, со стонами
переводил дух, а набегавшие из лагуны волны доставали ему
до колен, а то и до пояса.
В три часа утра сила урагана пошла на убыль. В пять часов
было очень ветрено, но не более того, а к шести стало совсем
тихо и показалось солнце. Море начало успокаиваться. На бе­
регу еще покрытой волнами лагуны Мапуи увидел искалечен­
ные тела тех, кому не удалось живыми добраться до суши. На­
верное, среди них и его жена и мать. Он побрел по песку,
осматривая трупы, и увидел свою жену Тэфару, лежавшую на­
половину в воде. Он сел на землю и заплакал, подвывая
по-эвериному,—ибо так свойственно дикарю выражать свое
горе. И вдруг женщина пошевелилась и застонала. Мапуи
вгляделся в нее: она была не только жива, но и не ранена. Она
просто спала! Тэфара тоже оказалась в числе немногих сча­
стливцев.
Из тысячи двухсот человек, населявших остров накануне,
уцелело всего триста. Миссионер-мормон и жандарм перепи­
сали их. Лагуна была забита трупами. На всем острове не оста­
лось ни одного дома, ни одной хижины—не осталось камня
на камне. Почти все кокосовые пальмы вырвало с корнем,
а те, что еще стояли, были сломаны, и орехи с них сбиты все
191

до одного. Не было пресной воды. В неглубоких колодцах, ку­
да стекали струи дождя, скопилась соль. Из лагуны выловили
несколько промокших мешков с мукой. Спасшиеся вырезали
и ели сердцевину упавших кокосовых орехов. Они вырыли
ямы в песке, прикрыли их остатками железных крыш и запол­
зли в эти норы. Миссионер соорудил примитивный перегон­
ный куб, но не поспевал опреснять воду на триста человек.
К концу второго дня Рауль, купаясь в лагуне, почувствовал,
что жажда мучит его не так сильно. Он оповестил всех о сво­
ем открытии, и скоро триста мужчин, женщин и детей стояли
по шею в воде, стараясь хотя бы так утолить жажду. Трупы
плавали вокруг них, попадались им под ноги. На третий день
они похоронили мертвых и стали ждать спасательных судов.
А между тем Наури, разлученная со своей семьей, одна пе­
реживала все ужасы урагана. Вместе с доской, за которую она
упорно цеплялась, не обращая внимания на бесчисленные за­
нозы и ушибы, ее перекинуло через атолл и унесло в море.
Здесь, среди сокрушительных толчков огромных, как горы,
волн, она потеряла свою доску. Наури было без малого шесть­
десят лет, но она родилась на этих островах и всю жизнь про­
жила у моря. Плывя в темноте, задыхаясь, захлебываясь, ловя
ртом воздух, она почувствовала, как ее с силой ударил в пле­
чо кокосовый орех. Мгновенно составив план действий, она
схватила этот орех. В течение часа ей удалось поймать еще
семь. Она связала их. И получился спасательный пояс, кото­
рый и удержал ее на воде, хотя ей все время грозила опас­
ность насмерть расшибиться о него. Наури была толстая
и скоро вся покрылась синяками, но ураганы были ей не вно­
ве, и, прося у своего акульего бога защиты от акул, она жда­
ла, чтобы ветер начал стихать. Но к трем часам ее так укача­
ло, что она пропустила этот момент. И о том, что к шести
часам ветер совсем стих, она тоже не знала. Она очнулась,
только когда ее выкинуло на песок, и, хватаясь за него изра­
ненными, окровавленными руками, поползла вверх по берегу,
чтобы волны не смыли ее обратно в море.
Она знала, где находится: ее выбросило на крошечный
островок Такокота. Здесь не было лагуны, здесь никто не жил.
Островок отстоял от Хикуэру на пятнадцать миль. Хикуэру не
было видно, но Наури знала, что он лежит к югу от нее. Де­
сять дней она жила, питаясь кокосовыми орехами, которые не
дали ей утонуть: она пила их сок и ела сердцевину, но поне­
множку, чтобы хватило надолго. В спасении она не была уве­
192

рена. На горизонте виднелись дымки спасательных пароходов,
но какой пароход догадается заглянуть на маленький необи­
таемый остров Такокота?
С самого начала ей не давали покоя трупы. Море упорно
выбрасывало их на песок, и она, пока хватало сил, так же
упорно сталкивала их обратно в море, где их пожирали аку­
лы. Когда силы у нее иссякли, трупы опоясали остров страш­
ной гирляндой, и она ушла от них как можно дальше, хотя
далеко уйти было некуда.
На десятый день последний орех был съеден, и Наури вся
высохла от жажды. Она ползала по песку в поисках орехов.
«Странно,—думала она,—почему всплывает столько трупов,
а орехов нет? Орехов должно бы плавать больше, чем мерт­
вых тел!» Наконец она отчаялась и в изнеможении вытянулась
на песке. Больше надеяться было не на что, оставалось только
ждать смерти.
Пр и дя в себя, Наури медленно осознала, что перед глазами
у нее голова утопленника с прядью светло-рыжих волос. Вол­
на подбросила труп поближе к ней, потом унесла назад и, на­
конец, перевернула навзничь. Наури увидела, что у него нет
лица, но в пряди светло-рыжих волос было что-то знакомое.
Прошел час. Она не старалась опознать мертвеца,—она ждала
смерти и ее не интересовало, кем было раньше это страши­
лище.
Но через час она с усилием приподнялась и вгляделась
в труп. Сильная волна подхватила его и оставила там, куда не
доставали волны поменьше. Да, она не ошиблась: эта прядь
рыжих волос могла принадлежать только одному человеку
на островах Паумоту: это был Леви, немецкий еврей,—тот,
что купил жемчужину Мапуи и увез ее на шхуне «Хира»..Что
ж, ясно одно: «Хира» погибла. Бог рыболовов и воров отвер­
нулся от скупщика жемчуга.
Она подползла к мертвецу. Рубашку с него сорвало, широ­
кий кожаный пояс был на виду. Затаив дыхание, Наури попро­
бовала расстегнуть пряжку. Это оказалось совсем не трудно,
и она поспешила отползти прочь, волоча пояс за собой по пе­
ску. Она расстегнула один кармашек, другой, третий—пусто.
Куда же он ее дел? В последнем кармашке она нашла ее—
первую и единственную жемчужину, купленную им за эту
поездку. Наури отползла еще на несколько шагов, подаль­
ше от вонючего пояса, и рассмотрела жемчужину. Это была
та самая, которую Мапуи нашел, а Торики отнял у него. Она
взвесила ее на руке, любовно покатала по ладони, но не кра­
сота жемчужины занимала Наури: она видела в ней дом, кото­
рый они с Мапуи и Тэфарой так старательно построили в сво­
7. Д. ЛОНДОН

193

их мечтах. Глядя на жемчужину, она видела этот дом во всех
подробностях, включая восьмиугольные часы на стене. Ради
этого стоило жить.
Она оторвала полосу от своей азу и, крепко завязав в нее
жемчужину, повесила на шею, потом двинулась по берегу,
кряхтя и задыхаясь, но зорко высматривая кокосовые орехи.
Очень скоро она нашла один, а за ним и второй. Разбив орех,
она выпила сок, отдававший плесенью, и съела дочиста всю
сердцевину. Немного позже она набрела на разбитый челнок.
Уключин на нем не было, но она не теряла надежды и к вече­
ру разыскала и уключину. Каждая находка была добрым
предзнаменованием. Жемчужина принесла ей счастье. Перед
закатом Наури увидела деревянный ящик, качавшийся на во­
де. Когда она тащила его на берег, в нем что-то громыхало.
В ящике оказалось десять банок рыбных консервов. Одну из
них она открыла, поколотив ее о борт челнока. Соус она вы­
пила через пробитое отверстие, а потом несколько часов по
маленьким кусочкам извлекала из жестянки лососину.
Еще восемь дней Наури ждала помощи. За это время она
пристроила к челноку найденную уключину, использовав все
волокна кокосовых орехов, какие ей удалось собрать, и остат­
ки своей аху. Челнок сильно растрескался, проконопатить его
было нечем, но Наури припасла скорлупу от кокосового оре­
ха, чтобы вычерпывать воду. Она долго думала, как сделать
весло; потом куском жести отрезала свои волосы, сплела из
них шнурок и этим шнурком привязала трехфутовую палку
к доске от ящика с консервами, закрепив ее маленькими кли­
ньями, которые выгрызла зубами.
На восемнадцатые сутки, в полночь, Наури спустила чел­
нок на воду и, миновав полосу прибоя, пустилась в путь до­
мой, на Хикуэру. Наури была старуха. От пережитых лишений
весь жир у нее сошел, остались одна кожа да чуть прикрытые
дряблыми мышцами кости. Челнок был большой, рассчитан­
ный на трех сильных гребцов, но она справлялась с ним одна,
работая самодельным веслом; протекал он так сильно, что
треть времени уходила на вычерпывание. Уже совсем рассве­
ло, а Хикуэру еще не было видно. Такокота исчез позади, за
линией горизонта. Солнце палило, и обильный пот проступил
на обнаженном теле Наури. У нее остались две банки лососи­
ны., и в течение дня она пробила в них дырки и выпила соус,—
доставать рыбу было некогда. Челнок относило к западу, но
подвигался ли он на юг, она не знала.
Вскоре после полудня, встав во весь рост на дне челнока,
она увидела Хикуэру. Пышные купы кокосовых пальм исчез­
194

ли. Там и сям торчали редкие обломанные стволы. Вид остро­
ва придал ей бодрости. Она не думала, что он уже так близко.
Течение относило ее к западу. Она продолжала грести, стара­
ясь направлять челнок к югу. Клинышки, державшие шнурок
на весле, стали выскакивать, и Наури тратила много времени
каждый раз, когда приходилось загонять их на место. И на дне
все время набиралась вода: через каждые два часа Наури бро­
сала весло и час работала черпаком. И все время ее относило
на запад.
К закату Хикуэру был в трех милях от нее, на юго-востоке.
Взошла полная луна, и в восемь часов остров лежал прямо на
восток, до него оставалось две мили. Наури промучилась еще
час, но земля не приближалась: течение крепко держало ее,
челнок был велик, никуда не годилось весло и слишком мно­
го времени и сил уходило на вычерпывание. К тому же она
очень устала и слабела все больше и больше. Несмотря на все
ее усилия, челнок дрейфовал на запад.
Она помолилась акульему богу, выпрыгнула из челнока
и поплыла. Вода освежила ее, челнок скоро остался позади.
Через час земля заметно приблизилась. И тут случилось самое
страшное. Прямо впереди нее, не дальше чем в двадцати фу­
тах, воду разрезал огромный плавник. Наури упорно плыла на
него, а он медленно удалялся, потом свернул вправо и описал
вокруг нее дугу. Не теряя плавника из вида, она плыла даль­
ше. Когда он исчезал, она ложилась ничком на воду и выжи­
дала. Когда он вновь появлялся, она плыла вперед. Акула не
торопилась—это было ясно: со времени урагана у нее не бы­
ло недостатка в пище. Наури знала, что, будь акула очень го­
лодна, она сразу бросилась бы на добычу. В ней было пятна­
дцать футов в длину, и одним движением челюстей она могла
перекусить человека пополам.
Но Наури было некогда заниматься акулой,—течение упор­
но тянуло ее прочь от земли. Прошло полчаса, и акула обнаг­
лела. Видя, что ей ничего не грозит, она стала сужать круги и,
проплывая мимо Наури, жадно скашивала на нее глаза. Жен­
щина не сомневалась, что рано или поздно акула осмелеет
и бросится на нее. Она решила действовать, не дожидаясь это­
го, и пошла на отчаянный риск. Старуха, ослабевшая от голо­
да и лишений, встретившись с этим тигром морей, задумала
предвосхитить его бросок и броситься на него первой. Она
плыла, выжидая удобную минуту. И вот акула лениво про­
плыла мимо нее всего в каких-нибудь восьми футах. Наури ки­
нулась вперед, словно нападая. Яростно ударив хвостом, аку­
195

ла пустилась наутек и, задев женщину своим шершавым бо­
ком, содрала ей кожу от локтя до плеча. Она уплывала бы­
стро, по кругу и наконец исчезла.

В яме, вырытой в песке и прикрытой кусками искореженно­
го железа, лежали Мапуи и Тэфара; они ссорились.
— Послушался бы ты моего совета,—в тысячный раз кори­
ла его Тэфара,—припрятал жемчужину и никому бы не гово­
рил, она и сейчас была бы у тебя.
— Но Хуру-Хуру стоял около меня, когда я открывал рако­
вину, я тебе уже говорил это много-много раз.
— А теперь у нас не будет дома. Рауль мне сегодня сказал,
что если б ты не продал жемчужину Торики...
— Я не продавал ее. Торики меня ограбил.
— ...если бы ты ее не продал, он дал бы тебе пять тысяч
французских долларов, а это все равно что десять тысяч чи­
лийских.
— Он посоветовался с матерью,—пояснил Мапуи.—Она-то
знает толк в жемчуге.
— А теперь у нас нет жемчужины,—простонала Тэфара.
— Зато я заплатил долг Торики. Значит, тысячу двести
я все-таки заработал.
— Торики умер!—крикнула она.—О его шхуне нет никаких
известий. Она погибла вместе с «Аораи» и «Хира». Даст тебе
Торики на триста долларов кредита, как обещал? Нет, потому
что Торики умер, а не найди ты эту жемчужину, был бы ты
ему сейчас должен тысячу двести? Нет! Потому что Торики
умею, а мертвым долгов не платят.
— А Леви не заплатил Торики,—сказал Мапуи.—Он дал
ему бумагу, чтобы по ней получить деньги в Папеете; а теперь
Леви мертвый и не может заплатить; и Торики мертвый, и бу­
мага погибла вместе с ним, а жемчужина погибла вместе с Ле­
ви. Ты права, Тэфара. Жемчужину я упустил и не получил за
нее ничего. А теперь давай спать.
Вдруг он поднял руку и прислушался. Снаружи послыша­
лись какие-то странные звуки, словно кто-то дышал тяжело
и надсадно. Чья-то рука шарила по циновке, закрывавшей
вход.
— Кто здесь?—крикнул Мапуи.
— Наури,—раздалось в ответ.—Скажите мне, где Мапуи,
мой сын?
Тэфара взвизгнула и вцепилась мужу в плечо.
— Это дух!—пролепетала она.—Дух!
196

У Мапуи лицо пожелтело от ужаса. Он трусливо прижался
к жене.
— Добрая женщина,—сказал он, запинаясь и стараясь изме­
нить голос.—Я хорошо знаю твоего сына. Он живет на восточ­
ном берегу лагуны.
За циновкой послышался вздох. Мапуи приободрился: ему
удалось провести духа.
— А откуда ты пришла, добрая женщина?—спросил он.
— С моря,—печально раздалось в ответ.
— Я так и знала, так и знала!—завопила Тэфара, раскачи­
ваясь взад и вперед.
— Давно ли Тэфара ночует в чужом доме?—сказал голос
Наури.
Мапуи с ужасом и укоризной посмотрел на жену,—ее го­
лос выдал их обоих.
— И давно ли мой сын Мапуи стал отрекаться от своей ста­
рой матери?—продолжал голос.
— Нет, нет, я не... Мапуи не отрекается от тебя!—крикнул
он.—Я не Мапуи. Говорю тебе, он на восточном берегу.
Нгакура проснулась и громко заплакала. Циновка заколы­
халась.
— Что ты делаешь? —спросил Мапуи.
— Вхожу,—ответил голос Наури.
Край циновки приподнялся. Тэфара хотела зарыться в оде­
яла, но Мапуи не отпускал ее,—ему нужно было за что-то дер­
жаться. Дрожа всем телом и стуча зубами, они оба, вытара­
щив глаза, смотрели на циновку. В яму вползла Наури, вся
мокрая и без аху. Они откатились от входа и стали рвать друг
у друга одеяло Нгакуры, чтобы закрыться им с головой.
— Мог бы дать старухе матери напиться,—жалобно ска­
зал дух.
— Дай ей напиться!—приказала Тэфара дрожащим го­
лосом.
— Дай ей напиться,—приказал Мапуи дочери.
И вдвоем они вытолкнули Нгакуру из-под одеяла. Через ми­
нуту Мапуи краешком глаза увидел, что дух пьет воду. А по­
том дух протянул трясущуюся руку и коснулся его руки, и,
почувствовав ее тяжесть, Мапуи убедился, что перед ним не
дух. Тогда он вылез из-под одеяла, таща за собою жену, и ско­
ро все они уже слушали рассказ Наури. А когда она рассказа­
ла про Леви и положила жемчужину на ладонь Тэфары, даже
та признала, что ее свекровь—человек из плоти и крови.
— Завтра утром,—сказала Тэфара,—ты продашь жемчужи­
ну Раулю за пять тысяч французских долларов.
197

— А дом?—возразила Наури.
— Он построит дом,—сказала Тэфара.—Он говорит, что
это обойдется в четыре тысячи. И кредит даст на тысячу фран­
цузских долларов—это две тысячи чилийских.
— И дом будет сорок футов в длину?—спросила Наури.
— Да,—ответил Мапуи,—сорок футов.
— И в средней комнате будут стенные часы с гирями?
— Да, и круглый стол.
— Тогда дайте мне поесть, потому что я проголодалась,—
удовлетворенно сказала Наури.—А потом мы будем спать, по­
тому что я устала. А завтра мы еще поговорим про дом, пре­
жде чем продать жемчужину. Тысячу французских долларов
лучше взять наличными. Всегда лучше платать за товары на­
личными, чем брать в кредит.

ЗУБ КАШАЛОТА

Много воды утекло с тех пор, как Джон Стархерст заявил во всеуслышание в миссионерском доме деревни
Реувы о своем намерении провозвестить слово божие всему
Вити Леву. Надо сказать, что Вити Леву—в переводе «Великая
земля»—это самый большой остров архипелага Фиджи, в ко­
торый входит множество больших островов, не считая сотен
мелких. Кое-где на его побережье осели немногочисленные
миссионеры, торговцы, ловцы трепангов и беглецы с китобой­
ных судов, жившие без всякой уверенности в завтрашнем дне.
Дым из раскаленных печей стлался под окнами их жилищ,
и дикари тащили на пиршества тела убитых.
«Лоту»—что значит обращение в христианство—подвига­
лось медленно и нередко шло вспять. Вожди, объявившие се­
бя христианами и радушно принятые в лоно церкви, имели
прискорбное обыкновение временами отпадать от веры, что­
бы вкусить мяса какого-нибудь особенно ненавистного врага.
«Ешь, не то съедят тебя»—таков был закон этих мест; «Ешь,
не то съедят тебя»—таким, по-видимому, и останется закон
этих мест на долгие годы. Там были вожди, например Таноа,
Туйвейкосо и Туйкилакила, которые поглотили сотни своих
ближних. Но всех этих обжор перещеголял Ра Ундреундре. Ра
Ундреундре жил в Такираки. Он вел счет своим гастрономиче­
ским подвигам. Ряд камней близ его дома обозначал количе­
ство съеденных им врагов. Этот ряд достигал двухсот тридца­
ти шагов в длину, а камней в нем насчитывалось восемьсот
семьдесят два. Каждое тело отмечалось одним камнем. Ряд
камней, вероятно, был бы еще длиннее, если бы на свою беду
Ра Ундреундре не получил удара копьем в поясницу во время
стычки в чаще на Сомо-Сомо и не был подан на стол вождю
199

Наунга Вули, чей жалкий ряд состоял всего только из сорока
восьми камней.
Измученные тяжелой работой и лихорадкой, миссионеры
упрямо делали свое дело, временами приходя в отчаяние,
и все ждали какого-то необычайного знамения, какой-то
вспышки пламени духа святого, который поможет им собрать
богатый урожай душ. Но обитатели островов Фиджи закосне­
ли в своем язычестве. Курчавым людоедам отнюдь не хоте­
лось поститься, когда урожай человеческих душ был так оби­
лен. Время от времени, пресытившись, они обманывали мис­
сионеров, распуская слух, что в такой-то день устроят бойню
и будут жарить туши. Миссионеры тогда спешили спасать об­
реченных, покупая их жизнь за связки табака, куски ситца
и кварты бус. Вожди совершали таким способом выгодные
торговые операции, отделываясь от излишков живности. К то­
му же они всегда могли пойти на охоту и пополнить свои за­
пасы.
Так обстояли дела, когда Джон Стархерсг объявил во все­
услышание, что провозвестит слово божие по всей Великой
земле, от побережья до побережья, а для начала отправится
в горы, к неприступным истокам реки Реувы. Его слова оше­
ломили всех.
Учителя-туземцы тихо плакали. Двое миссионеров, товари­
щей Стархерста, пытались отговорить его. Владыка Реувы
предостерегал Стархерста, говоря, что горные жители непре­
менно «кай-кай» его (кай-кай—значит съесть), и ему, владыке
Реувы, как обращенному в «лоту», придется тогда объявить
войну горным жителям. Что ему их не победить, это он хоро­
шо понимал. Что они спустятся по реке и разорят деревню Реуву, это он тоже хорошо понимал. Но что же ему остается де­
лать? Если Джон Стархерст хочет во что бы то ни стало быть
съеденным, значит, не миновать войны, которая обойдется
в сотни жизней.
В тот же день под^вечер к Джону Стархерсту явилась депу­
тация вождей Реувы. Он слушал их терпеливо и терпеливо
спорил с ними, но ни на волос не изменил своего решения.
Своим товарищам миссионерам он объяснил, что вовсе не жа­
ждет принять мученический венец; просто он услышал зов,
побуждающий его провозвестить слово божие всему Вити Ле­
ву, и повинуется господнему велению.
Торговцам, которые пришли к нему и отговаривали его
усерднее всех, он сказал:
—
Ваши доводы неубедительны. Вы только о том и заботи­
тесь, как бы не пострадала ваша торговля. Вы стремитесь на­
200

живать деньги, а я стремлюсь спасать души. Язычники этой
темной страны должны быть спасены.
Джон Стархерст не был фанатиком. Он первый опроверг бы
такое обвинение. Он был вполне благоразумен и практичен.
Он верил, что его миссия увенчается успехом, и уже видел,
как вспыхивает искра духа святого в душах горцев и как воз­
рождение, начавшееся в горах, охватит всю Великую землю
вдоль и поперек, от моря до моря и до островов в просторах
моря. Не пламенем безумства светились его кроткие серые
глаза, но спокойной решимостью и непоколебимой верой
в высшую силу, которая руководит им.
Лишь один человек одобрял решение миссионера, и это
был Ра Вату, который тайком поощрял его и предлагал ему
проводников до предгорий. Джон Стархерст, в свою очередь,
был очень доволен поведением Ра Вату. Закоренелый язычник,
с сердцем таким же черным, как и его деяния, Ра Вату начал
обнаруживать признаки просветления. Он даже поговаривал
о том, что сделается «лоту». Правда, три года тому назад Ра
Вату говорил то же самое и, очевидно, вошел бы в лоно церк­
ви, если бы Джон Стархерст не воспротивился его попытке
привести с собой своих четырех жен. Ра Вату был противни­
ком моногамии по соображениям этического и экономическо­
го порядка. К тому же мелочные придирки миссионера пока­
зались ему обидными, и в доказательство того, что он сам
себе хозяин и человек чести, он замахнулся своей увесистой
боевой палицей на Стархерста. Стархерст спасся; пригнув­
шись, он бросился на Ра Вату, стиснул его и не отпускал, пока
не подоспела помощь. Но теперь все это был прощено и забы­
то. Ра Вату решил войти в лоно церкви, и не только как обра­
щенный язычник, но и как обращенный многоженец. Ему
только хочется подождать, уверял он Стархерста, пока умрет
его старшая жена, которая уже давно болеет.
Джон Стархерст плыл вверх по медлительной Реуее
в одном из челноков Ра Вату. Челнок должен был доставить
его за два дня до непроходимых мест, а затем вернуться об­
ратно. Далеко впереди в небо упирались громадные окутан ­
ные дымкой горы—хребет Великой земли. Весь день Джон
Стархерст смотрел на них нетерпеливо и жадно.
Время от времени он безмолвно творил молитву. Иногда
вместе с ним молился и Нарау, учитель-туземец, который был
«лоту» вот уже семь лет—с тех пор как его спас от жаровни
доктор Джеймс Эллери Браун, истративший на выкуп всего
только сотню связок табаку, два байковых одеяла и большую
бутылку виски. Проведя двадцать часов в уединении и молит­

ве, Нарау в последнюю минуту услышал зов, побуждающий
его идти вместе с Джоном Огархерсгом в горы.
— Учитель, я пойду с тобой,—сказал он.
Джон Стархерст приветствовал его решение со степенной
радостью. Поистине с ним сам господь, если дух взыграл даже
в таком малодушном существе, как Нарау.
— Я и вправду робок, ибо я—слабейший из сосудов
божьих,—говорил Нарау, сидя в челноке, в первый день их пу­
тешествия.
— Ты должен верить, укрепиться в вере,—внушал ему мис­
сионер.
В тот же день по Реуве поднимался другой челнок. Но он
плыл сзади, на расстоянии часа пути, и человек, сидевший
в нем, старался остаться незамеченным. Этот челнок также
принадлежал Ра Вату. В нем был Эрирола, двоюродный брат
Ра Вату и его преданный наперсник, а в небольшой корзинке,
которую он не выпускал из рук, лежал зуб кашалота. Это был
великолепный зуб длиной в добрых шесть дюймов, с годами
принявший желтовато-пурпурный оттенок. Этот зуб тоже
принадлежал Ра Вату, а когда такой зуб начинает ходить по
рукам, на Фиджи неизменно совершаются важные события.
Ибо вот что связано с зубами кашалота: тот, кто примет в дар
такой зуб, должен исполнить просьбу, которую обычно вы­
сказывают, когда его дарят или некоторое время спустя. Про­
сить можно о чем угодно, начиная с человеческой жизни
и кончая союзом между племенами, и нет фиджианца, кото­
рый настолько потерял бы честь, чтобы принять зуб, но отка­
зать в просьбе. Случается, что обещание не удается исполнить
или с этим медлят, но тогда дело кончается плохо.
В верховьях Реувы, в деревне одного вождя по имени Монгондро, Джон Стархерст отдыхал на исходе второго дня сво­
его путешествия. Наутро он вместе с Нарау собирался идти
пешком в те дымчатые горы, которые теперь, вблизи, каза­
лись зелеными и бархатистыми. Монгондро был добродуш­
ный подслеповатый старик небольшого роста, страдающий
слоновой болезнью и уже утративший вкус к бранным подви­
гам. Он принял Сгархерста радушно, угостил его яствами со
своего стола и даже побеседовал с ним о религии. У Монгон­
дро был пытливый ум, и он доставил большое удовольствие
Джону Стархерсту, попросив его рассказать, отчего все су­
ществует и с чего все началось. Закончив свой краткий очерк
сотворения мира по Книге Бытия, миссионер заметил, что
Монгондро потрясен его рассказом. Несколько минут старик
202

вождь молча курил. Наконец он вынул трубку изо рта и го­
рестно покачал головой.
— Не может этого быть,—сказал он —Я, Монгондро,
в юности хорошо работал топором. Однако у меня ушло три
месяца на то, чтобы сделать один челнок—маленький челнок,
очень маленький челнок. А ты говоришь, что вся эта земля
и вода сделаны одним человеком.
— Нет, они созданы богом, единым истинным богом,—пе­
ребил его миссионер.
— Это одно и то же,—продолжал Монгондро —Значит, вся
земля и вся вода, деревья, рыба, лесные чащи, горы, солнце,
и луна, и звезды—все это было сделано в шесть дней? Нет,
нет! Говорю тебе, в юности я был ловкий, однако у меня ушло
три месяца на один небольшой челнок. Твоей сказкой можно
пугать маленьких детей, но ей не поверит ни один мужчина.
■ — Я мужчина,—сказал миссионер.
— Да, ты мужчина. Но моему темному разуму не дано по­
нять то, во что ты веришь.
— Говорю тебе, я верю в то, что все было сотворено
в шесть дней.
— Пусть так, пусть так,—пробормотал старый туземец при­
мирительным тоном.
А когда Джон Стархерст и Нарау легли спать, Эрирола
прокрался в хижину вождя и после предварительных дипло­
матических переговоров протянул зуб кашалота Монгондро.
Старый вождь долго вертел зуб в руках. Зуб был красивый,
и старику очень хотелось получить его. Но он догадывался,
о чем его попросят. «Нет, нет, хороший зуб, хороший, но...»
и хотя у него слюнки текли от жадности, он вежливо отказал­
ся и вернул зуб Эрироле.
На рассвете Джон Стархерст уже шагал по тропе среди за­
рослей в высоких кожаных сапогах, и по пятам за ним следо­
вал верный Нарау, а сам Стархерст шел по пятам за голым
проводником, которого емудал Монгондро, чтобы показать
дорогу до следующей деревни. Туда путники пришли в пол­
день, а дальше их повел новый проводник. Сзади, на рассто­
янии мили, шагал Эрирола, и в корзине, перекинутой у него
через плечо, лежал зуб кашалота. Он шел за миссионером
четвертые сутки и предлагал зуб вождям всех деревень. Но те
один за другим отказывались от зуба. Этот зуб появлялся так
скоро после прихода миссионера, что вожди догадывались,
о чем их попросят, и не хотели связываться с таким подарком.
203

Путники углубились в горы, а Эрирола свернул на тайную
тропу, опередил миссионера и добрался до твердынь Були из
Гатока. Були не знал о том, что миссионер скоро придет. А зуб
был хорош—необыкновенный экземпляр редчайшей расцвет­
ки. Эрирола преподнес его публично. Вокруг гатокского Були
собрались приближенные, трое слуг усердно отгоняли от не­
го мух, и Були, восседавший на своей лучшей циновке, собла­
говолил принять из рук глашатая зуб кашалота, посланный
в дар вождем Ра Вату и доставленный в горы его двоюродным
братом Эриролой. Дар был принят под гром рукоплесканий,
и все приближенные, слуги и глашатаи закричали хором:
— А! уой! уой! уой! А! уой! уой! уой! А табуа леву! уой!
уой! А мудуа, мудуа, мудуа!
— Скоро придет человек, белый человек,—начал Эрирола,
выдержав приличную паузу.—Он миссионер, и он придет сего­
дня. Ра Вату пожелал иметь его сапоги. Он хочет преподнести
их своему доброму другу Монгондро и обязательно вместе
с ногами, так как Монгондро старик, и зубы у него плохи. По­
заботься, о Були, чтобы в сапогах были отправлены и ноги,
а все прочее пусть останется здесь.
Радость, доставленная зубом кашалота, померкла в глазах
Були, и он оглянулся кругом, не зная, что делать. Но подарок
был уже принят.
— Что значит такая мелочь, как миссионер?—подсказал
ему Эрирола.
— Да, что значит такая мелочь, как миссионер!—согласил­
ся Були, успокоенный.—Монгондро получит сапоги. Эй, юно­
ши, ступайте, трое или четверо, навстречу миссионеру. И не
забудьте принести сапоги.
— Поздно!—сказал Эрирола.—Слушайте! Он идет.
Продравшись сквозь чащу кустарника, Джон Стархерст
и не отстававший от него Нарау выступили на сцену. Пресло­
вутые сапоги промокли, когда миссионер переходил ручей
вброд, и с каждым его шагом из них тонкими струйками брыз­
гала вода. Стархерст окинул все вокруг сверкающими глаза­
ми. Воодушевленный непоколебимой уверенностью, без тени
сомнения и страха, он был в восторге от того, что предстало
его взору. Стархерст знал, что от начала времен он первый из
белых людей ступил в горную твердыню Гатоки.
Сплетенные из трав хижины лепились по крутому горному
склону или нависали над бушующей Реувой. Справа и слева
вздымались высочайшие кручи. Солнце освещало эту теснину
не больше трех часов в день. Здесь не было ни кокосовых
пальм, ни банановых деревьев, хотя все поросло густой тропи­
204

ческой растительностью и ее легкая бахрома свешивалась
с отвесных обрьюов и заполняла все трещины в утесах. В дальнем конце ущелья Реува одним прыжком соскакивала с высо­
ты восьмисот футов, и воздух этой скалистой крепости вибри­
ровал в лад с ритмичным грохотом водопада.
Джон Стархерст увидел, как Були вышел из хижины вместе
со своими приближенными.
— Я несу вам добрые вести,—приветствовал их миссионер.
— Кто послал тебя?—спросил Були негромко.
— Господь.
— Такого имени на Вити Леву не знают,—усмехнулся Бу­
ли.—Если он вождь, то каких деревень, островов, горных про­
ходов?
— Он вождь всех деревень, всех островов, всех горных про­
ходов,—ответил Джон Стархерст торжественно.—Он владыка
земли и неба, и я пришел провозвестить вам его слова.
— Он прислал нам в дар зуб кашалота?—дерзко спросил
Були.
— Нет, но драгоценнее зубов кашалота...
— У вождей в обычае посылать друг другу зубы кашало­
та,—перебил его Були.—Твой вождь скряга, а сам ты глуп, ес­
ли идешь в горы с пустыми руками. Смотри, тебя опередил бо­
лее щедрый посланец.
И он показал Стархерсту зуб кашалота, который получил
от Эриролы.
Нарау застонал.
— Это кашалотовьш зуб Ра Вату,—шепнул он Стархер­
сту.—Я его хорошо знаю. Мы погибли.
— Добрый поступок,—сказал миссионер, оглаживая свою
длинную бороду и поправляя очки.—Ра Вату позаботился
о том, чтобы нас хорошо приняли.
Но Нарау снова застонал и отшатнулся от того, за кем сле­
довая с такой преданностью.
— Ра Вату скоро станет «лоту»,—проговорил Стархерст, и вам тоже я принес «лоту».
— Не надо мне твоего «лоту»,—надменно ответил Були,—
и я решил убить тебя сегодня же.
Були кивнул одному из своих рослых горцев, и тот высту­
пил вперед и взмахнул палицей. Нарау кинулся в ближайшую
хижину, ища убежища среди женщин и циновок, а Джон
Стархерст прыгнул вперед и, увернувшись от палицы, обхва­
тил шею своего палача. Заняв столь выгодную позицию, он
принялся убеждать дикарей. Он убеждал их, зная, что борется

за свою жизнь, но эта мысль не вызывала у него ни страха, ни
волнения.
— Плохо ты поступишь, если убьешь меня,—сказал он па­
лачу.—Я не сделал тебе зла, и я не сделал зла Були.
Он так крепко обхватил шею этого человека, что осталь­
ные не решались ударить его своими палицами. Стархерст не
разжимал рук и отстаивал свою жизнь, убеждая тех, кто жа­
ждал его смерти.
— Я Джон Стархерст,—продолжал он спокойно,—я три го­
да трудился на Фиджи не ради наживы. Я здесь среди вас ради
вашего же блага. Зачем убивать меня? Если меня убьют, это
никому не принесет пользы.
Були покосился на зуб кашалота. Ему-то хорошо заплати­
ли за это убийство.
Миссионера окружила толпа голых дикарей, и все они ста­
рались добраться до него. Зазвучала песнь смерти—песнь рас­
каленной печи, и увещевания Стархерста потонули в ней. Но
он так ловко обвивал тело палача своим телом, что никто не
смел намести ему смертельный удар. Эрирола ухмыльнулся,
а Були пришел в ярость.
— Разойдитесь!—крикнул он.—Хорошая молва о нас дой­
дет до побережья! Вас много, а миссионер один, безоружный,
слабый, как женщина, и он один одолевает всех.
— Погоди, о Були,—крикнул Джон Стархерст из самой гу­
щи свалки,—я одолею тебя самого! Ибо оружие мое—истина
и справедливость, а против них не устоит никто.
— Так подойди же ко мне,—отозвался Були,—ибо мое ору­
жие —всего только жалкая, ничтожная дубинка, и, как ты сам
говоришь, ей с тобой не сладить.
Толпа расступилась, и Джон Стархерст стоял теперь один
лицом к лицу с Були, который опирался на свою громадную
сучковатую боевую палицу.
— Подойди ко мне, миссионер, и одолей меня,—подстре­
кал его Були.
— Хорошо, я подойду к тебе и одолею тебя,—откликнулся
Джон Стархерст; затем протер очки и, аккуратно надев их, на­
чал приближаться к Були.
Тот ждал, подняв палицу.
— Прежде всего моя смерть не принесет тебе никакой
пользы,—начал Джон Стархерст.
— На это ответит моя дубинка,—отозвался Були.
Так он отвечал на каждый довод Стархерста, а сам не спу­
скал с миссионера глаз, чтобы вовремя помешать ему бро­
ситься вперед и нырнуть под занесенную над его головой па­
206

лицу. Тогда-то Джон Стархерст впервые понял, что смерть его
близка. Он не повторил своей уловки. Обнажив голову, он сто­
ял на солнцепеке и громко молился—таинственный, неотвра­
тимый белый человек, один из тех, кто библией, пулей или бу­
тылкой рома настигает изумленного дикаря во всех его твер­
дынях. Так стоял Джон Стархерст в скалистой крепости гатокского Були.
— Прости им, ибо они не ведают, что творят,—молился
он—О господи! Будь милосерден к Фиджи. Смилуйся над Фид­
жи! Отец всевышний, услышь нас ради сына твоего, которого
ты дал нам, чтобы через него мы все стали твоими сынами. Ты
дал нам жизнь, и мы верим, что в лоно твое вернемся. Темна
земля сия, о боже, темна. Но ты всемогущ, и в твоей юле спа­
сти ее. Простри длань твою, о господи, и спаси Фиджи, спаси
несчастных людоедов Фиджи.
Були терял терпение.
— Сейчас я тебе отвечу,—пробормотал он и, схватив пали­
цу обеими руками, замахнулся.
Нарау, прятавшийся среди женщин и циновок, услышал
удар и вздрогнул. Грянула песнь смерти, и он понял, что тело
его возлюбленного учителя тащат к печи.
«Неси меня бережно, неси меня бережно.
Ведь я—защитник родной страны.
Благодарите! Благодарите! Благодарите!»
Один голос выделился из хора:
«Где храбрец?»
Сотни голосов загремели в ответ:
«Его несут к печи, его несут к печи».
«Где трус?»—раздался тот же голос.
«Бежит доносить весть!»—прогремел ответ сотни голо­
сов.—«Бежит доносить! Бежит доносить!»
Нарау застонал от душевной муки. Правду говорила старая
песня. Он был трус, и ему оставалось только убежать и донес­
ти весть о случившемся.

МАУКИ

Он весил сто десять фунтов. Волосы у него
были курчавые, как у негра, и он был черен» Черен как-то поособенному: не красновато и не синевато-черен, а черно-ли­
лов, как слива. Звали его Мауки, и он был сын вождя. У него
было три «тамбо». Тамбо у меланезийцев означает табу и, ко­
нечно, сродни этому полинезийскому слову. Три тамбо Мауки
сводились к следующему: во-первых, он не должен здоровать­
ся за руку с женщиной или допускать, чтобы женская рука
прикасалась к нему и к его вещам; во-вторых, он не должен
есть ракушек или другой пищи, приготовленной на огне, на
котором их жарили; в-третьих, он не должен притрагиваться
к крокодилам или плавать в челне, на котором была частица
крокодила величиной хотя бы с ноготь.
Черными были у Мауки и зубы, но в отличие от кожи они
были совсем черные или, лучше сказать, черные, как сажа.
Они стали у него такими за одну ночь, когда мать натерла их
истолченным в порошок камнем, который добывали у горно­
го обвала возле Порт-Адамса. Порт-Адамс—приморская дере­
вушка на Малаите, а Малаита—самый дикий из всех Соломо­
новых островов. Он настолько дик, что ни одному купцу или
плантатору не удалось там обосноваться, а сотни белых аван­
тюристов—начиная с первых ловцов трепанга и торговцев
сандаловым деревом и кончая современными вербовщиками
рабочей силы с их винчестерами и нефтяными двигателями—
нашли здесь свой конец от томагавков и тупоносых снайдеровских пуль. Тем не менее и сейчас, в двадцатом столетии,
Малаита остается золотым дном для вербовщиков, которые
посещают ее берега в надежде найти здесь туземцев для рабо­
ты на плантациях соседних и более цивилизованных островов
за тридцать долларов в год. Уроженцы этих соседних и более
208

цивилизованных островов сами настолько приобщились к ци­
вилизации, что уже не желают работать на плантациях.
Уши Мауки были проткнуты не в одном и не в двух, а в де­
сятках мест. В одном из меньших отверстий он носил глиня­
ную трубку. Отверстия покрупней не годились для этой цели:
не только чубук, но и вся трубка легко проскочила бы на­
сквозь. Да это и немудрено, потому что в самые большие дыр­
ки он обычно вставлял по круглой деревяшке диаметром
в добрых четыре дюйма. Иначе говоря, окружность этих дыр
равнялась приблизительно двенадцати с половиной дюймам.
Что касается эстетики, то здесь Маука придерживался весьма
независимых взглядов. В ушах у него красовались такие пред­
меты, как пустые гильзы, гвозди от подков, медные гайки, об­
рывки бечевки, плетенный из соломы шнур, зеленые стрелки
пальмовых листьев, а когда наступала вечерняя прохлада,—
пунцовые цветы мальвы. Отсюда видно, что он прекрасно мог
обходиться без карманов. Да и куда бы он их приделал—ведь
вся его одежда состояла из куска ситца шириной в несколько
дюймов. Карманный нож он носил в волосах, защемив лезви­
ем курчавую прядь, а самое ценное свое достояние—ручку от
фарфоровой чашки—привешивал к продетому сквозь ноздри
черепаховому кольцу.
Невзирая на все эти украшения, Мауки был миловиден. Его
лицо смело можно было назвать красивым даже с европей­
ской точки зрения, а для меланезийца Мауки был поразитель­
но хорош собой. Единственным недостатком этого лица была
излишняя мягкость. Оно было женственным, почти девичьим,
с тонкими, мелкими и правильными чертами. Безвольный под­
бородок и рот. Ни силы, ни характера в линии скул, лба и но­
са. Разве только в глазах Мауки .порой проскальзывал ка­
кой-то намек на те неизвестные величины, которые составля­
ли неотъемлемую часть его существа, но никем еще не были
разгаданы. Эти неизвестные были смелость, настойчивость,
бесстрашие, живое воображение, хитрость, и когда они про­
являлись в его последовательных и решительных поступках,
окружающие только разводили руками.
Отец Мауки был вождем в деревушке Порт-Адамс, и для
родившегося на берегу мальчика вода была родной стихией.
Он умел ловить рыб и устриц; коралловые рифы были для не­
го открытой книгой. Управлять челноком он тоже умел. Пла­
вать научился, когда ему был год от роду. Семи лет он уже
мог задерживать дыхание на целую минуту и нырять на глу­
бину тридцати футов. Но в этом возрасте его похитили жите­
ли чащи, которые не только не умеют плавать, но даже боят­
209

ся соленой воды. С тех пор Мауки видел море только издали,
сквозь просветы в зарослях или с обнаженных склонов высо­
ких гор. Он стал рабом старого Фанфоа, царька, объединивше­
го под своей властью около двух десятков разбросанных по
горным отрогам Малаиты селений, дым которых в безветрен­
ные утра служит для белых мореплавателей едва ли не
единственным доказательством того, что внутренняя часть
острова обитаема. Белые не проникают в. глубь Малаиты. Ко­
гда-то в погоне за золотом они пытались туда пробраться, но
всякий раз оставляли там свои головы, которые и поныне ска­
лят зубы с закопченных балок туземных хижин.
Однажды, когда Мауки уже был рослым семнадцатилетним
юношей, Фанфоа остался без табаку. Он остался совсем без та­
баку. И все его подданные очень бедствовали. Виноват в этом
был сам Фанфоа. Бухта Суо настолько мала, что большой
шхуне в ней не развернуться на жоре. Мангровые заросли об­
ступают ее со всех сторон и низко свешиваются над темной
водой. Это западня, и в эту западню попались двое белых. Они
приплыли на небольшом двухмачтовом паруснике вербовать
рабочих, и у них было много табаку и товаров, не говоря уже
о трех винтовках и большом запасе патронов. В Соу нет при­
брежных жителей, и лесные племена здесь могут спокойно
спускаться к морю. Торговля шла бойко. В первый же день за­
писались двадцать человек. Даже старый Фанфоа записался.
И в тот же день двадцать новых рабочих отрубили двум бе­
лым головы, прикончили команду и сожгли парусник. После
этого целых три месяца табак и другие товару не переводи­
лись в лесных селениях. А потом пришел военный корабль,
ядра с которого полетели далеко в горы, и люди в страхе раз­
бежались из деревень и ушли в глубь чащи. Затем на берег вы­
садились вооруженные отряды. Они сожгли все деревни вме­
сте с награбленным табаком и товарами. Кокосовые пальмы
и бананы были срублены, всходы таро1 уничтожены, а куры
и свиньи прирезаны.
Полученный урок мог пригодиться Фанфоа в будущем, но
пока что он оставался без табаку. А молодежь в селениях бы­
ла так напугана, что отказывалась наниматься к вербовщикам.
Потому-то Фанфоа и приказал отвести своего раба Мауки на
берег и сдать его белым, а в задаток получить за него
пол-ящика табаку да еще ножей, топоров, бус и ситцу. Все это
Мауки отработает на плантациях. Мауки до смерти перепугал­
1
Т а р о —распространенная в Океании сельскохозяйственная куль­
тура, один из основных видов питания местных народностей.

210

ся, когда ему велели подняться на шхуну. Он шел, словно яг­
ненок на заклание. Белые, наверное, очень свирепые существа.
Иначе они бы не посмели разъезжать вдоль берегов Малаиты
и заходить во все бухты, по двое на шхуне, с командой из пят­
надцати—двадцати чернокожих да еще с несколькими десят­
ками завербованных. А ведь им приходилось вдобавок опа­
саться прибрежного населения, готового в любую минуту на­
пасть, захватить шхуну и прикончить весь экипаж. Белые лю­
ди, должно быть, очень страшны. Притом ни у кого, кроме
белых, не было таких дьявол-дьяволов—ружей, стрелявших
много раз подряд без остановки; всяких железных и медных
ииук, заставлявших шхуну идти без всякого ветра, и ящиков,
которые говорили и смеялись, точь-в-точь как говорят и сме­
ются люди. Да это еще что! Он слышал про одного белого,
у которого его собственный, личный дьявол-дьявол обладал
такой чудодейственной силой, что этот белый мог по жела­
нию вынимать все свои зубы, а потом вставлять их обратно.
Мауки повели вниз в каюту. На палубе остался сторожить
один белый с двумя пистолетами за поясом. А в каюте другой
сидел за книгой и чертил в ней какие-то таинственные линии
и знаки. Он осмотрел Мауки, словно тот бьш курицей или
поросенком, заглянул ему под мышки и написал что-то в кни­
ге. Потом протянул Мауки палочку для письма, и Мауки, толь­
ко дотронувшись до нее, тем самым обязался работать три го­
да на плантациях мыловаренной компании «Лунный блеск».
Мауки некто не разъяснил, что свирепые белые люди прибег­
нут к силе, если он вздумает уклониться от взятого на сзбя
обязательства, и что вся мощь и все военные корабли Велико­
британии будут им в том поддержкой.
На шхуне было много других чернокожих из дальних и ни­
кому неведомых мест, и когда белый человек им что-то ска­
зал, они сорвали с головы Мауки длинное перо, остригли его
наголо, а вокруг бедер повязали лава-лаву из ярко-желтого
ситца.
Много дней провел Мауки ка шхуне, много видел новых зе­
мель и островов—столько ему и во сне не снилось—и нако­
нец добрался до Нью-Джорджии, где его высадили на берег
и поставили работать в поле—резать тростник и расчищать
заросли. Только теперь он узнал, что такое работа. Даже ког­
да он бьш у старого Фанфоа, ему не приходилось столько тру­
диться. А трудиться он не любил. Подымались с зарей, возвра­
щались в сумерки, ели всего два раза в день. И пища была
однообразная. Заладят на целый месяц одни бататы, а не то
целый месяц дают только рис.
211

День за днем он очищал кокосовые орехи от скорлупы,
день за днем и неделю за неделей подбрасывал хворост в ко­
стры, на которых сушили копру, пока у него не разболелись
глаза и его не послали валить деревья. Он ловко орудовал то­
пором, и вскоре его перевели на постройку моста. Потом в на­
казание за какую-то провинность отправили на дорожные ра­
боты. Ему случалось плавать и на вельботах, когда белые от­
правлялись в отдаленные бухты за копрой или выходили
в море глушить рыбу динамитом.
Помимо всего прочего, он усвоил «beche de тег»1—распро­
страненный в южных морях английский жаргон—и мог те­
перь объясняться с белыми, а главное— со всеми черными ра­
бочими, с которыми иначе никогда бы не столковался. Тут
были сотни различных племен и наречий. Многое узнал он
о белых людях, и прежде всего то, что они держат свое слово.
Когда они говорили рабочему, что дадут ему пачку табаку, он
ее получал. Когда говорили, что выбьют из него семь склянок,
если он сделает то-то и то-то, и он это делал, из него непре­
менно выбивали семь склянок. Мауки не знал, что такое «семь
склянок», но, часто слыша это выражение, решил про себя,
что, должно быть, это кровь и зубы, потерей которых ча­
стенько сопровождались подобного рода операции. Еще одно
он твердо усвоил: никого не били и не наказывали зря. Даже
когда белые напивались—а это с ними случалось нередко,—
они никогда ке дрались, если не было нарушено какое-нибудь
их правило.
Мауки не нравилось на плантациях. Работать он терпеть не
мог, ведь как-никак он был сын вождя. К тому же с тех пор
как Фанфоа похитил его из Порт-Адамса, прошло десять лет,
и Мауки стосковался по дому. Даже рабство у старого Фанфоа
представлялось ему теперь завидным уделом. Поэтому он бе­
жал. Он углубился в джунгли, надеясь пробиться на юг к мо­
рю, украсть челнок и в нем добраться до Порт-Адамса. Но
схватил лихорадку, был пойман и полумертвым доставлен
назад.
Второй раз Мауки бежал уже не один, а с двумя земляками.
Они отошли миль за двадцать по берегу, достигли деревни
и укрылись в хижине одного из тамошних жителей, пересе­
ленца с Малаиты. Но двое белых не по&аялись прийти глухой
ночью в селение и выбить по семи склянок из каждого бегле­
ца, связать их всех троих, как поросят, и кинуть в вельбот. А
1 Т р е п а н г [фр.). В данном случае наречие, распространенное
в тех местах, где добывается трепанг.
212

из человека, который их приютил, выколотили семь раз по се­
ми склянок, судя по количеству вырванных у него волос, со­
дранной кожи и выбитых зубов. На всю жизнь пропала у него
охота укрывать беглых.
Целый год Мауки терпел и трудился. Потом его взяли
в дом прислуживать. Тут пища была лучше, свободного вре­
мени больше, работа совсем не трудная—убирать комнаты
и подавать белым господам виски и пиво в любое время дня
и ночи. Мауки это нравилось, но жизнь в Порт-Адамсе нрави­
лась ему еще больше. Служить оставалось два года, а два го­
да—долгий срок, когда тоскуешь по дому. За этот год Мауки
многому научился, и теперь на правах слуги он ко всему имел
доступ. Он разбирал и чистил винтовки, знал, где хранится
ключ от кладовой. План побега принадлежал ему, и вот одна­
жды ночью десять туземцев с Малаиты и один из Сан-Кристо­
баля ускользнули из бараков и подтащили к берегу вельбот.
Ключ от висевшего на вельботе замка раздобыл Мауки, и тот
же Мауки погрузил в вельбот двенадцать винчестеров, огром­
ный запас патронов, ящик динамита с детонаторами и бикфор­
довым шнуром и десять ящиков табаку.
Дул северо-западный муссон, и по ночам они неслись на
юг, а днем прятались на уединенных, необитаемых островках,
если же приставали к большому острову, то втаскивали вель­
бот в кусты. Так они добрались до Гвадалканара, обогнули
остров, держась вдоль берега, потом пересекли пролив Индиспэнсебль и пристали к острову Флорида. Здесь они убили того
чернокожего, который был из Сан-Кристобаля, голову его
спрятали, а все остальное зажарили и съели. Малаита была
всего в двадцати милях, но в последнюю ночь сильное тече­
ние и переменные ветры помешали им достичь берега. Рассвет
застал их все еще в нескольких милях от цели. Но на рассвете
показался катер с двумя белыми, которые не испугались один­
надцати туземцев с их двенадцатью ружьями. Мауки и его то­
варищей доставили в Тулаги, где жил великий белый госпо­
дин, старший над всеми белыми. И великий белый господин
Судил беглецов, после чего их связали, дали им по двенадцати
плетей и приговорили к штрафу в пятнадцать долларов. Затем
их отослали в Нью-Джорджию, где белые выбили из них по
семи склянок из каждого и запрягли в работу. Но Мауки уже
не попал в слуги. Его отправили на постройку дороги. Штраф
в пятнадцать долларов уплатили за него белые, от которых
он бежал, и ему сказали, что он должен их отработать, а это
значило —лишних шесть месяцев на плантациях. Да сверх то­
го за его долю украденного табаку ему накинули еще год.
213

Теперь до возвращения в Порт-Адамс Мауки оставалось
три с половиной года. Поэтому он однажды ночью украл чел­
нок, прятался некоторое время на островках в проливе Ман­
нинг, потом пересек этот пролив и стал пробираться вдоль
восточного побережья острова Изабель, но, проделав две тре­
ти пути, был пойман белыми у лагуны Мериндж. Спустя неде­
лю он бежал от них и скрылся в чаще. На Изабель нет лесных
племен, там одни только прибрежные жители, и все они хри­
стиане. Белые назначили за поимку Мауки награду в пятьсот
пачек табаку, и всякий раз, как он пытался пробраться к мо­
рю, чтобы украсть челнок, прибрежные жители устраивали
на него облаву. Так прошло четыре месяца, но когда награду
повысили до тысячи пачек, Мауки поймали и вернули
в Нью-Джорджию строить дороги. Ну, а тысяча пачек табаку
стоит пятьдесят долларов, и обещанную награду Мауки дол­
жен был уплатить сам, а для этого требовалось проработать
год и восемь месяцев. Так что Порт-Адамс отодвинулся теперь
уже на пять лет.
Он тосковал еще сильнее и отнюдь не был склонен к тому,
чтобы взяться за ум, остепениться, отработать свои пять лет
и тогда уже вернуться домой. В следующий раз его задержали
при попытке к бегству. Дело рассматривал сам мистер Хэвеби,
представитель мыловаренной компании на острове, и он при­
знал Мауки неисправимым. Неисправимых компания отпра­
вляла с Соломоновых островов за сотни миль, на острова Сан­
та-Крус, где у нее тоже были свои плантации, туда и отправи­
ли Мауки, только он не доехал. Шхуна зашла в Санта-Анне,
и ночью Мауки вплавь добрался до берега, стащил у торгово­
го агента две винтовки и ящик табаку и в челноке доплыл до
Кристобаля. Малаита была теперь от него к северу всего в пя­
тидесяти или шестидесяти милях, но когда он пытался пере­
правиться через пролив, поднялся шторм и его отнесло назад
к Санта-Анне, где агент заковал его в кандалы и продержал
до возвращения шхуны с островов Санта-Крус. Винтовки аген­
ту вернули, а за ящик табаку Мауки предстояло расплатиться
годом работы. Его задолженность компании теперь равнялась
шести годам.
На обратном пути в Нью-Джорджию ллхуна стала на якорь
в проливе Марау у юго-восточной оконечности Гвадалканара.
С кандалами на руках Мауки поплыл к берегу и скрылся в за­
рослях. Шхуна ушла, но местный агент «Лунного блеска»
предложил за поимку беглеца награду в тысячу пачек табаку,
и жители чащи привели к нему Мауки, что увеличило его
долг компании еще на год и восемь месяцев. Прежде чем шху­
214

на вернулась, Мауки снова сбежал, на этот раз в вельботе,
прихватив с собой украденный у агента ящик табаку. Но нале­
тевший с северо-запада шквал выбросил его на Уги, где тузем­
цы-христиане стащили у него табак, а его самого передали
агенту «Лунного блеска». Украденный туземцами табак озна­
чал для Мауки еще год работы, что в итоге составило восемь
с половиной лет.
—
Отправим-ка его на Лорд-Хау,—сказал мистер Хэвеби.—Там теперь Бунстер. Пусть как хотят, так между собой
и разбираются. Либо Мауки угробит Бунстера, либо Бун­
стер—Мауки. И в том и в другом случае мы останемся в вы­
игрыше.
Если выйти из лагуны Мериндж у острова Изабель и дер­
жать курс прямо на север, по компасу, то, пройдя сто пятьде­
сят миль, увидишь выступающие из воды коралловые отмели
Лорд-Хау. Лорд-Хау—кольцеобразная полоса земли миль пол­
тораста в окружности и шириной всего в несколько сот ярдов,
возвышающаяся местами на целых десять футов над уровнем
моря. Внутри этого песчаного кольца лежит огромная лагуна,
усеянная коралловыми рифами. Ни географически, ни этногра­
фически Лорд-Хау не может быть отнесен к Соломоновым
островам. Это атолл, тогда как Соломоновы острова происхо­
ждения вулканического. И язык и внешность его обитателей
говорят об их близости к полинезийской расе, а жители Соло­
моновых островов—меланезийцы. Лорд-Хау заселен урожен­
цами Западной Полинезии, приток которых продолжается
и по сей день: юго-восточный пассат прибивает к берегам
острова их длинные узконосые челны. Некоторый, хоть и бо­
лее слабый приток меланезийцев на Лорд-Хау в пору севе­
ро-западных муссонов тоже не подлежит сомнению.
Никто не посещает Лорд-Хау, или Онтонг-Джаву, как этот
осгров иногда называют. Агентство Кука не продает туда би­
летов, и туристы не подозревают о его существовании. Ни
один белый миссионер не высаживался на его берегах. Пять
тысяч жителей этого атолла столь же миловидны, сколь
и первобытны. Но они не всегда отличались таким миролюби­
ем. Лоции указывают на их враждебность и коварство. Однако
составители этих лоций, видимо, не знают, какие изменения
претерпел нрав обитателей острова, с тех пор как они не­
сколько лет назад захватили большой трехмачтовый корабль
и перебили всю команду, кроме помощника штурмана, кото­
рому удалось спастись. Уцелевший принес эту весть своим бе­
лым братьям и вернулся на Лорд-Хау с тремя торговыми пису­
нами. Шкиперы направили свои суда прямо в лагуну и без
215

дальних слов стали проповедовать евангелие белого челове­
ка, гласившее, что убивать белых разрешается лишь белым,
а низшим расам это не положено. Шхуны разгуливали вдоль
и поперек лагуны, сея смерть и разрушение. Бежать с этой
узкой полоски песка было некуда. В чернокожего стреляли,
как только он показывался, а спрятаться ему было негде. Де­
ревни были сожжены, лодки изломаны в щепы, куры и свиньи
зарезаны, а драгоценные кокосовые пальмы срублены. Так
продолжалось месяц, а потом шхуны удалились, но страх пе­
ред белым человеком навсегда запечатлелся в сердцах остро­
витян, и никогда они уже не осмеливались нанести ему вред.
Макс Бунстер, агент вездесущей мыловаренной компании
«Лунный блеск», был единственным белым на острове. На
Лорд-Хау компания водворила его потому, что стремилась ес­
ли не совсем с ним развязаться, то хоть запихнуть его куда-иибудь подальше. Отделаться от него раз и навсегда она не мог­
ла, потому что не так-то легко было найти кого-нибудь на его
место. В голове у этого здоровенного немца явно чего-то не­
доставало. Назвать его полупомешанным было бы еще слиш­
ком мягко. Задира, трус и в три раза худший дикарь, чем лю­
бой из дикарей на острове, Бунстер, как это и свойственно
трусам, измывался только над слабыми. Поступив агентом на
службу мыловаренной компании, он сперва получил назначе­
ние на Саво. Когда его решили оттуда убрать и послали ему
на смену чахоточного колониста, Бунстер избил его до полу­
смерти, и тот, совсем уже умирающий, вынужден был уехать
на той же шхуне, с которой прибыл.
Затем мистер Хэвеби подыскал на место Бунстера молодо­
го иоркширца, настоящего гиганта, стяжавшего себе славу ку­
лачного бойца, которого хлебом не корми, а только дай по­
драться. Но Бунстер не желал драться. Десять дней он прики­
дывался овечкой, пока иоркширец не свалился от приступа
дизентерии и лихорадки. Тут Бунстер себя наконец показал,
сбросил больного на пол и до того разошелся, что принялся
топтать его ногами. Опасаясь расплаты, Бунстер не стал
ждать, когда его жертва оправится, и сбежал на катере в Гувуту. Там он опять-таки отличился: избил молодого англичани­
на, и без того искалеченного во время бурской войны.
Тогда-то мистер Хэвеби и отослал Бунстера на этот богом
забытый остров—Лорд-Хау. В честь своего прибытия Бунстер
выдул пол-ящика джину и исколотил помощника шкипера
с доставившей *го шхуны, человека уже пожилого и страда­
ющего астмой. А когда шхуна ушла, он созвал на берег кана­
ков и предложил им бороться с ним один на один, пообещав
216

ящик табаку тому, кто положит его на обе лопатки. Трех ка­
наков он одолел, а четвертый положил его самого, но вместо
обещанного табаку получил пулю в легкие.
Так началось правление Бунстера на Лорд-Хау. В главном
селении жили три тысячи человек, но оно пустело даже средь
бела дня, стоило только Бунстеру там появиться. Мужчины,
женщины, дети бросались от него врассыпную. Даже собаки
и свиньи спешили убраться подобру-поздорову, а сам король,
позабыв о своем королевском достоинстве, прятался от него
под циновку. Оба премьер-министра трепетали от страха пе­
ред Бунстером, который, не вдаваясь в обсуждение спорных
вопросов, сразу пускал в ход кулаки.
И сюда, на Лорд-Хау, доставили Мауки, и здесь он должен
был работать на Бунстера восемь с половиной долгих лет.
С Лорд-Хау не убежишь. Так или иначе судьбы Бунстера
и Мауки отныне тесно переплелись. Бунстер весил двести фун­
тов, Мауки—сто десять. У Бунстера была жестокость дегене­
рата, у Мауки—свирепость дикаря, и оба, каждый по-своему,
были хитры и упорны.
Мауки и понятия не имел, на какого хозяина ему придется
работать. Его никто не предостерег насчет Бунстера, и он ду­
емая, что этот белый такой же, как и все остальные,—пьет
много виски, правит островом, устанавливает законы, всегда
держит свое слово и никогда без причины не ударит туземца.
Бунстер был в более выгодном положении. Он знал историю
Мауки и заранее предвкушал, как возьмет его в оборот. По­
следний по счету повар Бунстера лежал со сломанной рукой
и вывихнутым плечом, поэтому немец взял к себе Мауки пова­
ром; кроме того, он должен бьш прислуживать по дому.
Мауки очень скоро понял, что белый белому рознь.
В тот самый день, когда шхуна снялась с якоря, Бунстер
приказал ему купить цыпленка у Самайзи, туземца-миссионера с островов Тонга. Но Самайзи как раз был в отлучке—он
отправился на другой берег лагуны, и его ждали назад только
через три дня. Мауки вернулся с пустыми руками. Он поднялся
по крутой лестнице (дом стоял на сваях, футов на двенадцать
от земли) и вошел в спальню хозяина. Бунстер потребовал
цыпленка. Мауки раскрыл было рот, чтобы объяснить, почему
он не выполнил приказание. Но Бунстер был не охотник до
объяснений. Он двинул его кулаком. Удар пришелся Мауки по
челюсти и подбросил его в воздух. Он вылетел в дверь, пере­
летел через узкую веранду, обломав перила, и грохнулся на
землю. Губы у него были расквашены, рот полон крови и вы­
битых зубов.
217

—
Поговори у меня!—орал багровый от ярости агент, пе­
регнувшись через сломанные перила и сверкая глазами на
Мауки.
Такого белого Мауки еще никогда не встречал, и он решил
смириться и по возможности не раздражать хозяина. Он ви­
дел, как доставалось от Бунстера гребцам; одного из них не­
мец три дня продержал в кандалах и морил голодом лишь за
то, что тот сломал уключину. Слышал он и ходившие по де­
ревне толки, узнал, почему Бунстер взял себе третью жену,
взял насильно, как это всем было известно. И первая и вторая
жены покоились на кладбище, засыпанные белым коралло­
вым песком с коралловыми глыбами в ногах и в изголовье.
Молва говорила, что они умерли от побоев. А что третьей же­
не Бунстера живется не сладко, Мауки и сам видел.
Но разве угодишь на белого человека, когда он зол на
жизнь? Если Мауки молчал, его били и обзывали бессловес­
ной скотиной. Если говорил, били за то, что смеет рассуждать.
Если он был угрюм, Бунстер утверждал, что повар замышля­
ет недоброе, и на всякий случай порол его. А если Мауки си­
лился улыбнуться и казаться веселым, его обвиняли в том, что
он насмехается над своим господином и повелителем, и уго­
щали палкой. Бунстер был сущий дьявол. В селении с ним дав­
но бы расправились, если бы не память о трех шхунах и о по­
лученном тогда уроке. Возможно, что и это не остановило бы
Туземцев, будь здесь лес, куда они могли бы бежать. Но леса
не было, а убийство белого—любого белого—приведет сюда
военный корабль, виновных перестреляют, а драгоценные ко­
косовые пальмы срубят. Гребцы тоже только о том и мечтали,
как бы невзначай утопить Бунстера, опрокинув шлюпку. Одна­
ко Бунстер зорко следил за тем, чтобы шлюпка не опрокидывэлнсь.
Мауки был слеплен из другого теста. Зная, что, пока Бун­
стер жив, ему не убежать, он твердо решил прикончить бело­
го. Вся беда была в том, что не представлялось подходящего
случая. Бунстер всегда был начеку. Ни днем, ни ночью не рас­
ставался он с револьвером. Он никому не разрешал подходить
к себе сзади. Мауки уразумел это после того, как его дважды
сшибли с ног кулаком. Бунстер понимал, что ему следует опа­
саться этого добродушного и даже кроткого на вид юнца
с Малаиты больше, чем всего населения Лорд-Хау. Но насла­
ждение, которое он испытывал, мучая Мауки, приобретало от
этого лишь особую остроту. А Мауки до поры до времени
смирялся, безропотно переносил все истязания и ждал.
218

До сих пор все белые уважали его тамбо, но Бунстер не
считался ни с чем. Мауки полагалось две пачки табаку в неде­
лю. Бунстер отдавал их своей наложнице, и Мауки должен
был брать табак у нее из рук. Этого он сделать не мог и оста­
вался без табаку. Тем же способом его не раз лишали обеда,
и часто он по целым дням ходил голодный. Ему нарочно зака­
зывали рагу из ракушек, которые водились у берегов. Но это­
го блюда Мауки не мог приготовить: ракушки были для него
тамбо. Шесть раз отказывался он прикоснуться к ракушкам,
и шесть раз его избивали до потери сознания. Бунстер знал,
что этот щенок скорее умрет, чем нарушит запрет, однако на­
зывал его отказ бунтом и, конечно, убил бы Мауки, если бы не
боялся остаться без повара.
Любимой забавой агента было схватить Мауки за курчавые
волосы и колотить его головой об стеку или же неожиданно
для Мауки ткнуть ему в голое тело горящей сигарой. Это на­
зывалось у Бунстера прививкой, и такой прививке Мауки под­
вергался чуть ли не каждый день. Однажды в припадке бе­
шенства Бунстер выдернул ручку от фарфоровой чашки из но­
са Мауки, разорвав ему ноздри.
— Ну и рожа!—вот и все, что Бунстер нашел нужным ска­
зать, взглянув на его изуродованное лицо.
Если кожа акулы шершава, как наждачная бумага, то кожа
ската подобна терке. В южных морях туземцы употребляют ее
вместо рашпиля для шлифовки челнов и весел. Бунстер обза­
велся рукавицей из кожи ската. Для начала он испытал ее на
Мауки, одним взмахом руки содрав ему кожу от затылка до
лопатки. Бунстер пришел в восторг. Он и жену угостил рука­
вицей, а потом весьма основательно опробовал ее на всех
гребцах. Оба премьер-министра тоже удостоились прикосно­
вения рукавицы и скрепя сердце вынуждены были ухмыляться
и принимать все в шутку.
— Смейтесь же, черт побери, смейтесь!—приговаривал при
этом Бунстер.
Мауки больше всех терпел от рукавицы. Не проходило дня,
чтобы он не испытал ее ласк. Временами сплошь покрытая
ссадинами спина не давала ему спать по ночам, а неистощи­
мый в своих шутках мистер Бунстер то и дело сдирал едва
поджившую кожу. Мауки терпел и ждал, уверенный, что рано
или поздно наступит и его час. А когда этот час наконец на­
ступил, все до мелочи было у него уже решено и предусмо­
трено.
Однажды утром Бунстер поднялся в таком настроении, что
готов был выбить семь склянок из всей вселенной. Начал он с
219

Мауки и им же кончил, между делом наградив увесистым ту­
маком жену и исколотив всех гребцов. За завтраком он назвал
кофе помоями и обварил Мауки, выплеснув всю чанщу ему
в лицо. К десяти часам Бунстер дрожал от озноба, а полчаса
спустя он метался в жару. Это был не простой приступ маля­
рии. Болезнь быстро приняла тяжелое течение со всеми при­
знаками тропической лихорадки. Дни проходили, а прикован­
ный к постели Бунстер все слабел и слабел. Мауки следил за
ним и ждал, а кожа его тем временем подживала. Он прика­
зал гребцам вытащить катер на берег, чтобы очистить дно
и вообще привести шлюпку в порядок. Думая, что это рас­
поряжение Бунсгера, они беспрекословно повиновались. Но
Бунстер в это время лежал без сознания и распоряжаться не
мог. Казалось бы, удобный случай настал, но Мауки почему-то
все еще медлил.
Лишь только миновал кризис и выздоравливающий, но
слабый, как ребенок, Бунстер пришел в себя, Мауки уложил
в сундучок свои скудные пожитки, в том числе и драгоценную
ручку от фарфоровой чашки, и отправился в деревню перего­
ворить с королем и его двумя премьер-министрами.
— Эта хозяин Бунстер, он—хороший хозяин, вы много его
любите?—спросил Мауки.
Те в один голос стали уверять, что вовсе его не любят. Ми­
нистры изливались в жалобах, перечисляя все оскорбления
и обиды, которые вытерпели от Бунстера. Король так расчув­
ствовался, что даже всплакнул. Мауки грубо прервал их:
— Ваш мой слушай—мой большой господина в свой стра­
на. Ваш не любит этот белый хозяин. Мой его не любит. Будет
шибко хорош—ваш клади катер сто кокос, двести кокос, три­
ста кокос. Ваш кончал таскай, ваш ходи спать. Канаки все хо­
ди спать. Большой белый хозяин шибко дома шуметь. Ваш ни­
чего не знай, ваш много крепко спать.
В том же духе Мауки переговорил и с гребцами. Потом он
приказал жене Бунстера вернуться к своим родным. Если бы
она отказалась, он попал бы в затруднительное положение,
ведь его тамбо не позволяло ему и пальцем притронуться
к ней.
Когда дом опустел, Мауки вошел в спальню, где дремал
Бунстер. Прежде всего он убрал от него револьверы, потом
натянул рукавицу из кожи ската. Взмах рукавицы, содравшей
Бунстеру всю кожу с носа, послужил ему первым предупре­
ждением.
— Шибко хорош, хозяин?—ухмыльнулся Мауки между
двумя взмахами рукавицы, первый из которых ободрал лоб, а
220

•*£-7

»—

^ м ...

t> ^c

•• *
-'<

'V

•

второй снял всю кожу с левой щеки агента.—Смейся, черт бе­
ри, смейся!
Мауки работал на совесть, и укрывшиеся в своих хижинах
канаки слышали, как «большой хозяин шибко шумел» и про­
должал шуметь еще с час, а то и больше.
Закончив свое дело, Мауки отнес компас и все имевшиеся
в доме винтовки и патроны в катер и стал грузить в него ящи­
ки с табаком. Пока он занимался этим, из дома выскочило ка­
кое-то страшное багровое существо и с воплями устремилось
к морю. Но пробежав несколько шагов, оно упало на песок
и пыталось еще ползти, корчась и скуля под палящими луча­
ми солнца. Мауки посмотрел в ту сторону; он, видимо, коле­
бался. Затем подошел, аккуратно отделил Бунстеру голову от
туловища, завернул ее в циновку и спрятал в ящик на корме
катера.
Так крепко спали канаки весь этот долгий жаркий день,
что не видели, как катер вышел в открытое море и повернул
на юг, подгоняемый юго-восточным пассатом. Катер не был
замечен и во время долгого перехода к острову Изабель и то­
гда, когда он, беспрестанно лавируя, шел против ветра оттуда
на Малашу. Мауки прибыл в Порт-Адамс богачом: такой уй­
мы винтовок и табаку здесь ни у кого до сих пор еще не было.
Но он не остался там. Он отрезал голову белому человеку,
и только лес мог быть ему защитой. Итак, Мауки вернулся
в лесные селения, пристрелил старого Фанфоа и с десяток его
приспешников, а себя провозгласил вождем. Когда умерли его
отец и брат, Мауки стал править в Порт-Адамсе, они заключи­
ли союз, и жители джунглей и побережья, объединившись,
стали наиболее грозной силой среди двухсот вечно вражду­
ющих между собойплемен на Малаите.
Мауки очень боялся британского правительства, но еще
больше боялся он всемогущей мыловаренной компании «Лун­
ный блеск». И вот однажды в джунгли пришло известие: ком­
пания напоминала, что он ей должен за неотработанные во­
семь с половиной лет. Мауки ответил, что согласен уплатить;
и тогда появился неизбежный белый человек, шкипер шхуны,
единственный белый, который за все время правления Мауки
осмелился углубиться в чащу и вышел оттуда цел и невредим.
И этот человек не только вышел из чащи, но и унес с собой
семьсот пятьдесят долларов золотом—возмещение за недопо­
лученные компанией восемь с половиной лет работы и за
уступленные ею по себестоимости небезызвестные винтовки
и ящики табаку.
222

Мауки весит уже не сто десять фунтов. У него живот в три об­
хвата и четыре жены. Много у него и всякого другого добра:
винтовки, револьверы, ручка от фарфоровой чашки и велико­
лепная коллекция голов, в которой представлены чуть ли не
все лесные племена Малаиты. Но дороже всей коллекции ему
одна голова, превосходно высушенная и сохранившаяся, с пе­
сочного цвета волосами и рыжеватой бородкой, бережно за­
вернутая в тончайшую лава-лава. Когда Мауки отправляется
в поход на своих соседей, он неизменно достает эту голову
и один в своем тростниковом дворце долго и торжественно ее
созерцает. В такие минуты деревня погружается в безмолвие,
и в этой мертвой тишине даже грудной младенец не смеет
пикнуть. Голову эту считают самым могущественным дья­
вол-дьяволом на Малаите и приписывают ей всю силу и вели­
чие Мауки.

АТУ ИХ, АТУ!
Это был пьянчуга шотландец, он глотал не­
разбавленное виски, как воду, и, зарядившись ровно в шесть
утра, потом регулярно подкреплялся часов до двенадцати но­
чи, когда надо было укладываться спать. Для сна он урывал
каких-нибудь пять часов в сутки, остальные же девятнадцать
тихо и благородно выпивал. За два месяца моего пребывания
на атолле Оолонг я ни разу не видел его трезвым. Он так мало
спал, что и не успевал протрезвиться. Такого образцового пья­
ницу, который пил бы так прилежно и методично, мне еще не
приходилось встречать.
Звали его Мак-Аллистер. Посмотреть—хлипкий старикаш­
ка, еле на ногах держится, руки трясутся, как у параличного,
особенно когда он наливает себе стаканчик, но я ни разу не
видел, чтобы он пролил хоть каплю. Двадцать восемь лет но­
сило его по Меланезии, между германской Новой Гвинеей
и германскими Соломоновыми островами1, и он так акклима­
тизировался в этих краях, что и разговаривал уже на тамош­
нем тарабарском наречии, которое зовется «beche de тег». Да­
же говоря со мной, не обходился он без таких выражений, как
«солнце, он встал»—вместо «на рассвете», «каи-каи, он
здесь»—вместо «обед подан» или «моя пуза гуляет»—вместо
«живот болит».
Маленький человек, сухой, как щепка, прокаленный снару­
жи жгучим-солнцем и винными парами изнутри, живой обло­
мок шлака, еще не остывшего шлака, он двигался толчками,
1
Германская Новая Гвинея и германские Соло моновы острова.—До первой мировой войны 1914—1918 годов
Германия владела частью территории острова Новая Гвинея и частью
архипелага Соломоновых островов.
224

как заведенный манекен. Казалось, его могло унести порывом
ветра. Он и весил каких-нибудь девяносто фунтов, не больше.
Но, как ни странно, зто был царек, облеченный всей полно­
тою власти. Атолл Оолонг насчитывает сто сорок миль
в окружности. Только по компасу можно войти в его лагуну.
В то время население Оолоига составляли пять тысяч полине­
зийцев; все—мужчины и женщины—статные, как на подбор,
многие ростом не киже шести футов и весом в двести фунтов
с лишним. От Оолонга до ближайшей земли двести пятьдесят
миль. Дважды в год наведывалась сюда маленькая шхуна за
копрой.
Мелкий торговец и отпетый пьянкца, МакАллистер был на
Оолонге единственным представителем белой расы и правая
его пятитысячным населением поистине железной рукой. Во­
ля его была здесь законом. Любая его фантазия, любая при­
хоть исполнялись беспрекословно. Сварливый ворчун, какие
нередко встречаются среди стариков шотландцев, он постоян­
но вмешивался в домашние дела дикарей. Так, когда Нугу, ко­
ролевская дочь, избрала себе в мужья молодого Гаунау, жив­
шего на другом конце атолла, отец дал согласие; но Мак-Аллистер сказал: «нет!»—и свадьба расстроилась. Или когда ко­
роль пожелал купить у своего верховного жреца принадле­
жавший тому островок в лагуне, Мак-Аллистер опять сказал:
«Нет!» Король задолжал Компании сто восемьдесят тысяч
кокосовых орехов, и ни один кокос не должен был уйти на
сторону, пока не будет выплачен весь долг.
Однако заботы Мак-Аллистера не снискали ему любви ко­
роля и народа. Вернее, его ненавидели лютой ненавистью. Как
я узнал, жители атолла во главе со своими жрецами ка протя­
жении трех месяцев творили заклинания, стараясь сжить ти­
рана со света. Они насылали на него самых страшных своих
духов, но Мак-Аллистер ни во что не верил, и никакой дьявол
не был ему страшен. Такого пьяницу шотландца никакими за­
клятиями не проймешь. Напрасно дикари подбирали остатки
пищи, которой касались его губы, бутылки из-под виски и ко­
косовые орехи, сок которых он пил, даже его плевки и колдо­
вали над ними,—Мак-Аллистер жил не тужил. На здоровье он
не жаловался, не знал, что такое лихорадка, кашель или про­
студа; .дизентерия обходила его стороной, как и обычные
в этих широтах злокачественные опухоли и кожные болезни,
которым подвержены равно белые и черные. Он, верно, так
проспиртовался, что никакой микроб не мог в нем уцелеть.
Мне представлялось, что, едва угодив в окружающую Мак-Аллистера проспиртовавшую атмосферу, они так и падают к его
8. Д. Лондон

225

ногам мельчайшими частицами пепла. Все живое бежало
Мак-Аллистера, даже микробы, а ему бы только виски. Так он
и жил!
Это казалось мне загадкой: как могут пять тысяч туземцев
мириться с самовластием какого-то старого сморчка? Каким
чудом он еще держится, а не скончался скоропостижно уже
много лет назад? В противоположность трусливым мелане­
зийцам, местное племя отличается отвагой и воинственным
духом. На большом кладбище, в головах и ногах погребен­
ных, хранится немало кровавых трофеев—гарпуны, скребки
для ворвани, ржавые штыки и сабли, медные болты, желез­
ные части руля, бомбарды, кирпичи—по-видимому, остатки
печей на китобойных судах, старые бронзовые пушки шесгнадцатого века—свидетельство того, что сюда заходили еще ко­
рабли первых испанских мореплавателей. Не один корабль на­
шел в этих водах безвременную могилу. И тридцати лет не
прошло с тех пор, как китобойное судно «Бленнердейл», став­
шее в лагуне на ремонт, попало в руки туземцев вместе со
всем экипажем. Та же участь постигла команду «Гаскетта»,
шхуны, перевозившей сандаловое дерево. Большой француз­
ский парусник «Тулон» был застигнут штилем у берегов атол­
ла и после отчаянной схватки взят на абордаж и потоплен
у входа в Липау. Только капитану с горсточкой матросов уда­
лось бежать на баркасе. И, наконец, испанские пушки—о гибе­
ли какого из первых отважных мореплавателей они возвеща­
ли? Но все это давно стало достоянием истории,—почитайте
«Южно-Тихоокеанский справочник»! О существовании другой
истории—неписаной—мне еще только предстояло узнать. По­
ка же я безуспешно ломал голову над тем, как пять тысяч ди­
карей до сих пор не расправились с каким-то выродком шот­
ландцем, почему они даровали ему жизнь?
Однажды в знойный полдень мы с Мак-Аллистером сидели
на веранде и смотрели на лагуну, которая чудесно отливала
всеми оттенками драгоценных камней. За нами на сотни ярдов
тянулись усеянные пальмами отмели, а дальше, разбиваясь
о прибрежные скалы, ревел прибой. Было жарко, как в пекле.
Мы находились на четвертом градусе южной широты, и солн­
це, всего лишь несколько дней назад пересекшее экватор, сто­
яло в зените. Ни малейшего движения в воздухе и на воде.
В этом году юго-восточный пассат перестал дуть раньше
обычного, а северо-западный муссон еще не вступил в свои
права.
—
Сапожники они, а не плясуны,—упрямо твердил
Мак-Аллистер.
223

Я отозвался о полинезийских плясках с похвалой, сказав,
что папуасские1 и в сравнение с ними не идут; Мак-Аллистер
же, единственно по причине дурного характера, отрицал это.
Я промолчал, чтобы не спорить в такую жару. К тому же мне
еще ни разу не случалось видеть, как пляшут жители
Оолонга.
— Сейчас я вам докажу,—не унимался мой собеседник и,
подозвав туземца с Нового Ганновера, исполнявшего при нем
обязанности повара и слуги, послал его за королем:—Эй ты,
бой, скажи королю, пусть идет сюда.
Бой повиновался, и вскоре перед Мак-Аллистером пред­
стал растерянный премьер-министр. Он бормотал какие-то из­
винения: король-де отдыхает и его нельзя тревожить.
— Король здорово крепко отдыхай,—сказал он в заклю­
чение.
Это привело Мак-Аллистера в такую ярость, что министр
трусливо бежал и вскоре возвратился с самим королем. Я не­
вольно залюбовался этой чудесной парой. Особенно поразил
меня король, богатырь не менее шести футов трех дюймов ро­
сту. В его чертах было что-то орлиное—такие лица не ред­
кость среди североамериканских индейцев. Он был не только
рожден, но и создан для власти. Глаза его метали молнии,
однако он покорно выслушал приказание созвать со всей де­
ревни двести человек, мужчин и женщин, лучших танцоров.
И они действительно плясали перед нами битых два часа под
палящими лучами солнца. Пусть они за это еще больше воз­
ненавидели Мак-Аллистера—плевать ему было на чувства ту­
земцев, и домой он проводил их бранью и насмешками.
Рабская покорность этих великолепных дикарей все силь­
нее и сильнее меня поражала. Я спрашивал себя: как это воз­
можно? В чем тут секрет? И я все больше терялся в догадках,
по мере того как новые доказательства этой непререкаемой
власти вставали предо мной, но так и не находил ей объя­
снения.
Однажды я рассказал Мак-Аллистеру о свой неудаче: ста­
рик туземец, обладатель двух великолепных золотистых ра­
ковин «каури», отказался променять их мне на табак. В Сиднее
я заплатил бы за них не менее пяти фунтов. Я предлагал ему
двести плиток табаку, а он просил триста. Когда я упомянул
1
П а п у а с ы —негроидная группа племен Западной Меланезии.
П о л и н е з и й ц ы —коренное население Полинезии. По этническим
данным и по языку сильно отличаются от папуасов, относятся к так на­
зываемой малаиско-полинезийской группе.
227

об этом невзначай, Мак-Аплистер вызвал к себе туземца, отоб­
рал у него раковины и отдал мне. Красная цена им, рассудил
он, пятьдесят плиток, и чтобы я и думать не смел предлагать
больше, туземец с радостью взял табак. Очевидно, он и на это
не рассчитывал. Что касается меня, то я решил в будущем
придержать язык. Я еще раз подивился могуществу Мак-Аллкстера и, набравшись храбрости, деже спросил его об этом;
МакАллистер только хитро прищурился и с глубокомыслен­
ным видом отхлебнул из стакана.
Как-то ночью мы с Отти—так звали обиженного тузем­
ца—вышли в лагуну ловить рыбу. Я втихомолку вручил ста­
рику недоданные сто пятьдесят плиток, чем заслужил вели­
чайшее его уважение, граничившее с каким-то детским обо­
жанием, тем более удивительным, что человек этот годился
мне в отцы.
— Что это вы, канаки, точно малые дети,—приступил
я к нему,—купец один, а вас, канаков, много. Вы лижете ему
пятки, как трусливые собачонки. Боитесь, что он съест вас?
Так ведь у него и зубов нет. Откуда у вас этот страх?
— А если много канаки убивай купец?—спросил он.
— Он умрет, только и всего,—ответил я.—Ведь вам, кана­
кам, не впервой убивать белых. Что же вы так испугались это­
го белого человека?
— Да, канаки много убивал белый человек,—согласился
он—Я правда говорю. Но только давно, давно. Один шху­
на—я тогда совсем молодой—стал там, за атолл: ветер, он не
дул. Нас много канаки, много-много челнов, надо нам поймай
этот шхуна. И нас поймай эта шхуна—я правда говорю,—но
после большой драка. Два-три белый стрелял как дьявол. Ка­
нак, он не знал страх. Везде, внизу, вверху, много канак, мо­
жет, десять раз пятьдесят. А еще на шхуна белый Мери. Моя
никогда не видел белый Мери. Канаки убивал много-много бе­
лый. Только не капитан. Капитан, он живой, и еще пять-шесть
белый не умирал. Капитан, он давал команда. Белый, он стре­
лял. Другой белый спускал лодка. А потом все марш-марш за
борт. Капитан, он белый Мери тоже спускал за борт. Все гре­
би, как дьявол. Мой отец, он тогда сильный был, бросал копье.
Копье пробил бок белой Мери, пробил другой бок, выскочил
наружу. Конец белой Мери. Нас, канаки, ничего не боялся.
Очевидно, гордость Отти была задета—он сдвинул набе­
дренную повязку и показал мне шрам, в котором нетрудно
было признать след пулевой раны. Но прежде чем я успел ему
ответить, его поплавок сильно задергался. Отти подсек, но ле­
ска не поддавалась, рыба успела уйти за ветвь коралла.
229

Старик посмотрел на меня с упреком, так как я разговора­
ми отвлек его внимание, скользнул по борту вниз, потом, уже
в воде, перевернулся и плавно ушел на дно следом за леской.
Здесь было не меньше десяти саженей.
Перегнувшись, я с лодки следил за его мелькающими пят­
ками. Постепенно теряясь в глубине, они тянули за собой
в темную пучину призрачный, фосфорический след. Десять
морских саженей—шестьдесят футов —что это значило для
такого старика по сравнению с драгоценной снастью! Через
минуту, показавшуюся мне вечностью, он, облитый белым си­
янием, снова вынырнул из глубины. Выплыв на поверхность,
©н бросил в лодку десятифунтовую тресну—крючок, торчав­
ший в ее губе, благополучно вернулся к своему хозяину.
— Что ж, может, это и правда,—не отставал я,—Когда-то
вы не боялись. Зато теперь купец нагнал на вас страху.
— Да, много страх,—согласился он, явно не желая продол­
жать разговор.
Мы еше с полчаса удили в полном молчании. Но вот под
нами зашныряли мелкие акулы, они откусывали с наживкою
и крючок, и мы, потеряв по крючку, решили подо­
ждать—пусть разбойники уберутся восвояси.
— Да, твоя верно говори,—вдруг словно спохватился Отти.—Канаки узнал страх.
Я зажег трубку и приготовился слушать. Хотя старик изъяс­
нялся на ужасающем «beche de тег», я передаю его рассказ на
правильном английском языке. Но самый дух и строй его по­
вествования я постараюсь сохранить.
— Вот тогда-то мы и возгордились. Столько раз дрались
мы с чужими белыми людьми, что являются к нам с моря,
и всегда побеждали. Немало полегло и наших, но что это
в сравнении с сокровищами, что ждали нас на кораблях!
И вот, может, двадцать, а может, двадцать пять лет назад
у входа в лагуну показался корабль и прямехонько вошел
в нее. Это была большая трехмачтовая шхуна. На ее борту на­
ходилось пять белых и человек сорок экипажа—все черные
с Новой Гвинеи и Новой Британии. Они прибыли сюда для ло­
вли, трепангов. Шхуна стала на якорь у Паулоо—это на дру­
гом берегу,—ее лодки шныряли по всей лагуне. Повсюду они
разбили свои лагеря и стали сушить трепангов. Когда белые
разделились, они уже были нам не страшны: ловцы находи­
лись милях в пятидесяти от шхуны, а то и больше.
Король держал совет со старейшинами, и мне вместе с дру­
гими пришлось весь остаток дня и всю ночь плыть в челне на
ту сторону лагуны, чтобы передать жителям Паулоо: мы со­
250

бираемся напасть на все становища сразу, а вы захватите шху­
ну. Сами гонцы, хоть и выбились из сил, тоже приняли уча­
стие в драке. На шхуне было двое белых, капитан и помощ­
ник, а с ними шесть черных. Капитана и трех матросов схвати­
ли на берегу и убили, но сначала капитан из двух револьверов
уложил восьмерых наших. Видишь, как близко, лицом к лицу,
сошлись мы с врагами!
Помощник услышал выстрелы и не стал ждать; он погру­
зил запас воды, съестное и парус в маленькую шлюпку, футов
двенадцать длиной. Мы, тысяча человек, в челнах, усеявших
всю лагуну, двинулись на судно. Наши воины дули в ракови­
ны, оглашали воздух песнями войны и громко били веслами
о борт. Что мог сделать один белый и трое черных против
всех нас? Ничего—и помощник знал это.
Но белый человек подобен дьяволу. Стар я и немало белых
перевидал на своем веку, но теперь, наконец, понял, как слу­
чилось, что белые захватили все острова в океане. Это пото­
му, что они дьяволы. Взять хоть тебя, что сидишь со мною
в одной лодке. Ты еще молод годами. Что ты знаешь? Мне
каждый день приходится учить тебя то тому, то другому. Да
я еще мальчишкой знал о рыбе и ее привычках больше, чем
знаешь ты сейчас. Я, старый человек, ныряю на дно лагуны,
а ты... где тебе за мной угнаться! Так на что же, спрашивается,
ты годишься? Разве только на то, чтобы драться. Я никогда не
видел тебя в бою, но знаю, ты во всем подобен своим братьям,
и дерешься ты верно, как дьявол. И ты такой же глупец, как
твои братья,—ни за что не признаешь себя побежденным. Бу­
дешь драться насмерть и так и не узнаешь, что ты разбит.
А теперь послушай, что сделал помощник. Когда мы, дуя
в раковины, окружили шхуну и от наших челнов почернела
вся вода кругом, он спустил шлюпку и вместе с матросами на­
правился к выходу в открытое море. И опять по этому видно,
какой он глупец. Ни один умный человек не отважится выйти
в море на такой шлюпке. Борта ее и на четыре дюйма не выда­
вались над водой. Двадцать челнов устремились за ним в пого­
ню, в них было двести человек—вся наша молодежь. Пока ма­
тросы проходили на своей шлюпке одну сажень, мы успевали
пройти пять. Дела его были совсем плохи, но, говорю тебе,
это был глупец. Он стоял в шлюпке и выпускал заряд за заря­
дом. Он был никудышный стрелок, но мы его догоняли,
и у нас все прибывало убитых и раненых. Но все равно дела
его были совсем, совсем плохи.
Помню, он не выпускал изо рта сигары. Когда же мы, изо
всех сил налегая на весла, приблизились к нему шагов на со­
231

рок, он бросил винтовку, поднес сигару к динамитной шашке
и кинул ее в нашу сторону. Он зажигал все новые и новые
шашки и бросал их одну за другой, без счета. Теперь я пони­
маю, что он расщеплял шнур и вставлял в него спичечные го­
ловки, чтобы шнур скорее сгорал, и у него были очень корот­
кие шнуры. Иногда шашка взрывалась в воздухе, но чаще в каком-нибудь челне, и всякий раз, как она взрывалась в челне,
от людей ничего не оставалось. Из двадцати наших лодок по­
ловина была разбита в щепы. Та, где сидел я, тоже взлетела
на воздух, а с нею двое моих товарищей—динамит взорвался
как раз между ними. Остальные повернули назад. Тогда по­
мощник с криком «Ату их, ату!» опять схватился за ружье
и стал стрелять нам в спину. И все это время его черные ма­
тросы гребли изо всех сил. Видишь, я не обманул тебя, чело­
век этот и вправду был дьявол.
Но этим дело не кончилось. Оставляя шхуну, он поджег ее
и устроил так, чтобы весь порох и динамит на борту взорва­
лись одновременно. Сотни наших тушили пожар и качали во­
ду, когда шхуна взлетела на воздух. И вот добыча, за которой
мы гнались, ушла от нас, а сколько наших было убито! Даже
и сейчас, когда я стар и меня навещают дурные сны, я слышу,
как помощник кричит: «Ату их, ату!» Громовым голосом кри­
чит он: «Ату их, ату!» Зато из тех белых, кто был застигнут на
берегу, ни один не остался в живых.
Помощник в своей маленькой лодке вышел в океан—на
верную гибель, как мы думали, разве может такое суденышко
с четырьмя гребцами уцелеть в открытом море? Но прошел
месяц, и в часы затишья между двумя ливнями в лагуну во­
шел корабль и стал на якорь против нашей деревни. Король
собрал старейшин, было решено дня через два-три напасть на
корабль. Тем временем, соблюдая обычай, мы поплыли в на­
ших челнах приветствовать гостей и захватили с собой связки
кокосов, птицу и свиней для обмена. Но едва наши головные
поравнялись со шхуной, как люди на борту начали расстрели­
вать нас из винтовок. Остальные обратились в бегство. Изо
всех сил налегая на весла, я увидел Помощника—того, что
в маленькой лодке бежал в открытое море: он взобрался на
борт, и приплясывал, и орал во все горло: «Ату их, ату!»
В тот же полдень к берегу подошли три шлюпки; в них бы­
ло полным-полно белых людей, и они высадились в нашей де­
ревне. Они прошли ее из конца в конец и убивали каждого на
своем пути. Они перебили всю птицу и всех свиней. Те из нас,
что спаслись от пуль, сели в челны и укрылись в лагуне. Отъ­
езжая от берега, мы увидели, что вся деревня в огне. К вечеру
252

нам повстречалось много челнов из селения Нихи у прохода
Нихи, что на северо-востоке. Это были те, кому, как и нам,
удалось спастись, их деревня была сожжена дотла вторым ко­
раблем, вошедшим в лагуну через северо-восточный проход
Нихи.
Темнота застала нас западнее Паулоо. Здесь в глухую пол­
ночь до нас донесся женский плач, и мы врезались в целую
стаю челнов с беглецами из Паулоо. Это было все, что оста­
лось от людной деревни; теперь там курилось огромное по­
жарище, так как в Паулоо тем временем пришла третья шху­
на. Как оказалось, помощник вместе с тремя черными матро­
сами добрался до Соломоновых островов и рассказал своим
братьям, что произошло на Оолонге. И тогда его братья сказа­
ли, что пойдут и накажут нас. Вот они и явились на трех шху­
нах, и три наши деревни были стерты с лица земли.
Что же нам было делать? Наутро два корабля, воспользо­
вавшись попутным ветром, настигли нас посреди лагуны. Дул
сильный ветер, и они мчались прямо на нас, топя на своем пу­
ти десятки челнов. Мы бежали от них врассыпную, как лету­
чая рыба бежит от меч-рыбы, и нас было так много, что тыся­
чам канаков удалось все же укрыться на окраинных островах.
Но и после этого три корабля продолжали охотиться за
нами по всей лагуне. Ночью мы благополучно прокрались ми­
мо них. И на второй, и на третий, и на четвертый день шхуны
возвращались и гнали нас на другой конец лагуны. И так день
за днем. Мы потеряли счет убитым и уже не вспоминали о них.
Правда, нас было много, а белых мало. Но что могли мы сде­
лать? Я находился среди тех храбрецов, что собрались в два­
дцати челнах и были готовы сложить голову. Мы напали на
шхуну, что поменьше. Они убивали нас без пощады. Они за­
бросали нас динамитными шашками, а когда динамит кончил­
ся, стали поливать кипящей водой. Их ружья ни на минуту не
смолкали. Тех, кто спасся с затонувших лодок и пустился
вплавь, они приканчивали в воде. А помощник опять плясал
на палубе рубки и кричал во все горло: «Ату их, ату!»
Каждый дом на самом крошечном островке был сожжен
дотла. Они не оставили нам ни одной курицы, ни одной сви­
ньи. Все колодцы были забиты трупами или доверху засыпаны
обломками коралла. До прихода трех шхун нас было на
Оолонге двадцать пять тысяч. Сейчас нас пять тысяч, тогда
как после их ухода, как ты увидишь, нас оставалось всего три
тысячи.
Наконец трем шхунам надоело перегонять нас из конца
в конец по всей лагуне. Они собрались в Нихи, что у севе233

ро-восточного прохода, и оттуда стали теснить нас на запад.
Белые спустили девять шлюпок и обшаривали каждый остро­
вок. Они преследовали нас неустанно, день за днем. А едва на­
ступала ночь, три шхуны и девять шлюпок выстраивались
в сторожевую цепь, которая тянулась через всю лагуну, из
края в край, и не давала проскользнуть ни одному челну.
Это не могло длиться вечно. Ведь лагуна не так уж велика.
Все, кто остался в живых, были вытеснены на западное побе­
режье. Дальше простирался океан. Десять тысяч канаков усе­
яло песчаную отмель от входа в лагуну до прибрежных скал,
где пенился прибой. Никто не мог ни прилечь, ни размять но­
ги, для этого просто не было места. Мы стояли бедро к бедру,
плечо к плечу. Два дня они продержали нас так, помощник то
и дело взбирался на мачту и, глумясь над нами, оглашал воз­
дух криками: «Ату их, ату!» Мы уже сожалели, что месяц на­
зад осмелились поднять руку на него и его шхуну. Мы были
голодны и двое суток простояли на ногах. Умирали дети, уми­
рали старые и слабые, и те, кто истекал кровью от ран. Но са­
мое ужасное—не было воды, чтобы утолить жажду. Два дня
сжигало нас солнце и не было тени, чтобы укрыться. Многие
мужчины и женщины искали спасения в прохладном океане,
и кипящие буруны выбрасывали на скалы их тела. Новая
казнь—нас роями осаждали мухи. Кое-кто из мужчин пытался
вплавь добраться до шхун, но всех их до одного пристрелили
в воде. Те из нас, кто остался жив, горько сожалели, что напа­
ли на трехмачтовое судно, вошедшее в лагуну для ловли тре­
пангов.
Наутро третьего дня к нам подъехала лодка, в ней сидели
три капитана вместе с помощником. Вооруженные до зубов,
они вступили с нами в переговоры. Они только потому пре­
кратили избиение, объявили капитаны, что устали нас уби­
вать. А мы уверяли их, что раскаиваемся, никогда мы больше
не поднимем руку на белого человека и в доказательство
своей покорности посыпали голову песком.
Тут наши женщины и дети стали громко вопить, моля дать
им воду, и долгое время ничего нельзя было разобрать. Нако­
нец мы услышали свой приговор. Нам было приказано нагру­
зить все три корабля копрой и трепангами. Мы согласились.
Нас мучила жажда, и мужество оставило нас: теперь мы зна­
ли, что в бою канаки сущие дети по сравнению с белыми, ко­
торые сражаются, как дьяволы. А когда переговоры кончи­
лись, помощник встал и, насмехаясь, закричал нам вслед:
«Ату их, ату!» После этого мы сели в лодки и отправились на
поиски воды.
234

Проходили недели, а мы все ловили и сушили трепангов,
собирали кокосы и готовили из них копру. День и ночь дым
густой пеленой стлался над всеми островами Оолонга—так
искупали мы свою вину. Ибо в те дни смерти нам каленым же­
лезом выжгли в мозгу, что нельзя поднимать руну на белого
человека.
Но вот трюмы шхун наполнились трепангами и копрой,
а наши пальмы были начисто обобраны. И тогда три капитана
и помощник снова созвали нас для важного разговора. Они
сказали, что сердце у них радуется, так хорошо канаки затвер­
дили свой урок, а мы в тысячный раз уверяли их в своем рас­
каянии и клялись, что больше это не повторится, и опять по­
сыпали голову песком. И капитаны сказали, что все это очень
хорошо. Но в знак своей милости они приставят к нам дьяво­
ла, дьявола из дьяволов, чтобы было кому нас остеречь, если
мы замыслим зло против белого человека. И тогда помощник,
чтобы поглумиться над нами, еще раз крикнул: «Ату их, ату!»
Шестеро наших, которых мы уже оплакивали, как мертвых,
были спущены на берег, после чего корабли, подняв паруса,
ушли к Соломоновым островам.
Шесть высаженных на берег канаков первыми пали жер­
твой страшного дьявола, которого приставили к нам капи­
таны.
— Вас посетила тяжкая болезнь?—перебил я, сразу раску­
сив, в чем заключалась хитрость белых.
На борту одной из шхун свирепствовала корь, и пленников
умышленно заразили этой болезнью.
— Да, тяжкая болезнь. Это был могущественный дьявол.
Самые древние старики не слыхали о таком. Мы убили по­
следних жрецов, остававшихся в живых, за то, что они не мог­
ли справиться с этим дьяволом. Болезнь что ни день станови­
лась злее. Я уже говорил, что тогда, на песчаной отмели, бе­
дро к бедру и плечо к плечу стояли десять тысяч человек.
Когда же болезнь ушла прочь, нас осталось только три тыся­
чи. И так как все кокосы ушли на копру, в стране начался
голод.
— Этот купец,—сказал Отти в заключение,—он кучка на­
воза, что валяйся на дороге. Он гнилой мясо, черви его
кай-кай, он смердит. Он пес, шелудивый пес, его заедай блохи.
Канак, он не бойся купец. Он бойся белый человек. Он слиш­
ком хорошо знай, что значит—убей белый человек. Шелуди­
вый пес купец, он имей много братья, братья не давай его
в обиду, они сражайся, как дьявол. Канак, он ни бойся окаян­
ный купец. Канак злой-злой, он рад убей купец, но он помни
235

страшный дьявол. Помощник кричи: «Ату их, ату!»—и канак,
он не убивай.
Отти зубами вырвал кусок мякоти из брюшка огромной, су­
дорожно бившейся макрели, насадил ка крючок и крючок
с наживкой, озаренный призрачным светом, стал быстро по­
гружаться ка дно.
— Акула марш-марш,—сказал Отти.—Теперь нас поймай
много-много рыба.
Поплавок отчаянно дернуло. Старик потащил леску, осто­
рожно выбирая ее руками, и большая треска, сердито разевая
пасть, шлепнулась на дно лодки.
— Солнце, он вставай,—сказал Отти,—моя неси окаянный
купец большой-большой рыба задаром.

СТРАШНЫЕ СОЛОМОНОВЫ ОСТРОВА

Вряд ли кто станет утверждать, что Соломо­
новы острова—райское местечко, хотя, с другой стороны, на
свете есть места и похуже. Но новичку, незнакомому с жизнью
вдали от цивилизации, Соломоновы острова могут показаться
сугцим адом.
Правда, там до сих пор свирепствует тропическая лихорад­
ка, и дизентерия, и всякие кожные болезни; воздух там на­
сквозь пропитан ядом, который, просачиваясь в каждую цара­
пину и ссадину, превращает их в гноящиеся язвы, так что ред­
ко кому удается выбраться оттуда живым, и даже самые креп­
кие и здоровые люди зачастую возвращаются на родину жал­
кими развалинами. Правда и то, что туземные обитатели Со­
ломоновых островов до сих пор еще пребывают в довольно
диком состоянии; они с большой охотой едят человечину
и одержимы страстью коллекционировать человеческие голо­
вы. Подкрасться к своей жертве сзади и одним ударом дубины
перебить ей позвонки у основания черепа считается там вер­
хом охотничьего искусства. До сих пор на некоторых остро­
вах, как, например, на Малаите, вес человека в обществе зави­
сит от числа убитых им, как у нас—от текущего счета в банке;
человеческие головы являются самым ходким предметом об­
мена, причем особенно ценятся головы белых. Очень часто не­
сколько деревень складываются и заводят общий котел, кото­
рый пополняется из месяца в месяц, пока какой-нибудь сме­
лый воин не представит свеженькую голову белого, с еще не
запекшейся на ней кровью, и не потребует в обмен все накоп­
ленное добро.
Все это правда, и, однако, немало белых людей десятками
лет живут на Соломоновых островах и тоскуют, когда прихо­
дится их покинуть. Белый может долго прожить на Соломо­
237

новых островах, для этого ему нужна только осторожность
и удача, а кроме того, надо, чтобы он был неукротимым. Пе­
чатью неукротимости должны быть отмечены его мысли и по­
ступки. Он должен уметь с великолепным равнодушием встре­
чать неудачи, должен обладать колоссальным самомнением,
уверенностью, что все, что бы он ни сделал, правильно; дол­
жен, наконец, непоколебимо верить в свое расовое превосход­
ство и никогда не сомневаться в том, что один белый в любое
время может справиться с тысячью черных, а по воскресным
дням—и с двумя тысячами. Именно это и сделало белого не­
укротимым. Да, и еще одно обстоятельство: белый, который
желает быть неукротимым, не только должен глубоко прези­
рать все другие расы и превыше всех ставить самого себя, но
и должен быть лишен всяких фантазий. Не следует ему также
вникать в побуждения, мысли и обычаи черно-, желто- и крас­
нокожих, ибо отнюдь не этим руководилась белая раса, совер­
шая свое триумфальное шествие вокруг всего земного шара.
Берти Аркрайт не принадлежал к числу таких белых. Для
этого он был чересчур нервным и чувствительным, с излишне
развитым воображением. Слишком болезненно воспринимал
он все впечатления, слишком остро реагировал на окружа­
ющее. Поэтому Соломоновы острова были для него самым не­
подходящим местом. Правда, он и не собирался долго там за­
держиваться. Пяти недель, пока не придет следующий паро­
ход, было, по его мнению, вполне достаточно, чтобы удовле­
творить тягу к первобытному, столь приятно щекотавшему
его нервы. По крайней мере так—хотя и в несколько иных вы­
ражениях—он излагал свои планы попутчицам по «Макембо», а те смотрели на него как на героя, ибо сами они, как
и подобает путешествующим дамам, намеревались знакомить­
ся с Соломоновыми островами, не покидая безопасной паро­
ходной палубы.
На борту парохода находился еще один пассажир, кото­
рый, впрочем, не пользовался вниманием прекрасного пола.
Это был маленький сморщенный человечек с загорелым до­
черна лицом, иссушенным ветрами и солнцем. Имя его—то,
под которым он значился в списке пассажиров,—никому ниче­
го не говорило. Зато его прозвище—капитан Малу—было хо­
рошо известно всем туземцам от Нового Ганновера до Новых
Гебридов; они даже пугали им непослушных детей. Используя
все—труд дикарей, самые варварские меры, лихорадку и го­
лод, пули и бичи надсмотрщиков,—он нажил состояние
в пять миллионов, выражавшееся в обширных запасах трепан­
га и сандалового дерева, перламутра и черепаховой кости,
238

пальмовых орехов и копры, в земельных участках, факториях
и плантациях.
В одном покалеченном мизинце капитана Малу было боль­
ше неукротимости, чем во всем существе Берти Аркрайта. Но
что поделаешь! Путешествующие дамы судят главным обра­
зом по внешности, а внешность Берти всегда завоевывала ему
симпатии дам.
Разговаривая как-то с капитаном Малу в курительной ком­
нате, Берти открыл ему свое твердой намерение изведать
«бурную и полную опасностей жизнь на Соломоновых остро­
вах»,—так он при этом случае выразился. Капитан Малу сог­
ласился с тем, что это весьма смелое и достойное мужчины
намерение. Но настоящий интерес к Берти появился у него
лишь несколькими днями позже, когда тот вздумал показать
ему свой автоматический пистолет 44-го калибра. Объяснив
систему заряжания, Берти для наглядности вставил снаряжен­
ный магазин в рукоятку.
— Видите, как просто,—сказал он, отводя ствол назад.—Те­
перь пистолет заряжен и курок взведен. Остается только на­
жимать на спусковой крючок, до восьми раз, с любой жела­
тельной вам скоростью. А посмотрите сюда, на защелку пред­
охранителя. Вот что мне больше всего нравится в этой систе­
ме. Полная безопасность! Возможность несчастного случая аб­
солютно исключена!—Он вытащил магазин и продол­
жал:—Вот! Видите, насколько эта система безопасна?
Пока Берти производил свои манипуляции, выцветшие гла­
за капитана Малу пристально следили за пистолетом, особен­
но под конец, когда дуло пришлось как раз в направлении его
живота.
— Будьте любезны, направьте ваш пистолет на что-нибудь
другое,—попросил он.
— Он не заряжен,—успокоил его Берти—Я же вытащил
магазин. А незаряженные пистолеты не стреляют, как вам из­
вестно.
— Бывает, что и палка стреляет.
— Эта система не выстрелит.
— А вы все-таки поверните его в другую сторону.
Капитан Малу говорил негромко и спокойно, с металличе­
скими нотками в голосе, но глаза его ни на миг не отрывались
от дула пистолета, пока Берти не отвернул его наконец в сто­
рону.
— Хотите пари на пять фунтов, что пистолет не заря­
жен?—с жаром воскликнул Берти.
Его собеседник отрицательно покачал головой.

»

23

— Хорошо же, я докажу вам...
И Берти приставил пистолет к виску с очевидным намере­
нием спустить курок.
— Подождите минутку,—спокойно сказал каштан Many,
протягивая руку.—Дайте, я еще разок на него взгляну.
Он направил пистолет в море и нажал спуск. Раздался
оглушительный выстрел, механизм щелкнул и выбросил на
палубу дымящуюся гильзу. Берти застыл с открытым ртом.
— Я, кажется, отводил назад ствол, да?—пробормотал
он.—Как глупо...
Он жалко улыбнулся и тяжело опустился в кресло. В лица
у него не было ни кровинки, под глазами обозначились тем­
ные круги, руки так тряслись, что он не мог донести до рта
дрожащую сигарету. У него было слишком богатое воображе­
ние: он уже видел себя распростертым на палубе с простре­
ленной головой.
— В-в-вот история!—пролепетал он.
— Ничего, хорошая штучка,—сказал капитан Малу, воз­
вращая пистолет.
На борту «Макембо» находился правительственный рези­
дент, возвращающийся из Сиднея, и с его разрешения пароход
зашел в Уги, чтобы высадить на берег миссионера. В Уги сто­
яло небольшое двухмачтовое суденышко «Арла» под коман­
дованием шкипера Гансена. «Арла», как и многое другое, то­
же принадлежала капитану Малу, и по его приглашению Бер­
ти перешел на нее, чтобы погостить там несколько дней
и принять участие в вербовочном рейсе вдоль берегов Малаиты. Через четыре дня его должны были ссадить на плантации
Реминдж (тоже собственность капитана Малу), где он мог по­
жить недельку, а затем отправиться на Тулаш—местопребы­
вание резидента—и остановиться у него в доме. Остается еще
упомянуть о двух предложениях капитана Малу, сделанных
им шкиперу Гансену и мистеру Гаривелу, управляющему
плантацией, после чего он надолго исчезает из нашего пове­
ствования. Сущность обоих предложений сводилась к одному
и тому же—показать мистеру Бертраму Аркрайту «бурную
и полную опасностей жизнь на Соломоновых островах». Гово­
рят также, будто капитан Малу намекнул, что тот, кто доста­
вит мистеру Аркрайту наиболее яркие переживания, получит
премию в виде ящика шотландского виски.
— Между нами, Сварц всегда был порядочным идиотом.
Как-то повез он четверых своих гребцов на Тулаги, чтобы их
240

там высекли—конечно, совершенно официально. И с ними же
отправился на вельботе обратно. В море немного штормило,
и вельбот перевернулся. Все спаслись, ну, а Сварц—Сварц-то
'утонул, Разумеется, это был несчастный случай.
— Вот как? Очень интересно,—рассеянно заметил Берти,
так как все его внимание было поглощено чернокожим гиган­
том, стоявшим у штурвала.
Уте остался за кормой, и «Арла» легко скользила по свер­
кающей глади моря, направляясь к густо поросшем лесом бе­
регам Малаиты. Сквозь кончик носа у рулевого, так занимав­
шего внимание Берти, был щегольски продет большой гвоздь,
на шее красовалось ожерелье из брючных пуговиц, в ушах ви­
сели консервный коже, сломанная зубная щетка, глиняная
трубка, медное колесико будильника и несколько гильз от
винчестерных патронов; на груди болталась половника фар­
форовом тарелки. По палубе в разных местах разлеглось око­
ло сорока чернокожих, разукрашенных примерно таким же
образом. Пятнадцать человек из них составляли экипаж суд­
на, остальные были завербованные рабочие.
— Конечно, несчастным случай,—заговорил опять помощ'
ник шушера «Арлыр Джекобе, худощавый, с темными глаза­
ми, похожий скорее на профессора, чем на моряка.—С Джон­
ни Бедилом тоже чуть было не приключился такой же не­
счастный случай. Он тоже вез домой нескольких высеченных,
и они перевернули ему лодку. Но он плавал не хуже их и спас­
ся с помощью багра и револьвера, а двое черных утонули. То­
же несчастный случай.
— Это здесь частенько бывает,—заметил пш/шер.—Взгля­
ните вон на того парня у руля, мистер Аркрайт! Ведь самый
настоящий людоед. Полгода назад он вместе с остальной
командой утопил тогдашнего шкипера «Арлы». Прямо на па­
лубе, сэр, вон там, у бизань-мачты.
— А уж в какой вид палубу привели —смотреть было
страшно,—проговорил помощник.
— Позвольте, вы хотите сказать?..—начал Берти.
— Вот, вот,—прервал его шкипер Гансен—Несчастный
случай. Утонул человек.
— Но как же—на палубе?
— Да уж вот так. Между нами говоря, они воспользовались
топором.
— И это—теперешний ваш экипаж?!
Шкипер Гансен кивнул.
— Тот шкипер был уж очень неосторожен,—объяснил помощнше.—Повернулся к ним спиной, ну... и пострадал.
с/

241

— Нам приходится избегать лишнего шума,—пожаловался
шкипер—Правительство всегда стоит за черномазых. Мы не
можем стрелять первыми, а должны ждать, пока выстрелит
черный. Не то правительство объявит это убийством, и вас от­
правят на Фиджи. Вот почему так много, несчастных случаев.
Тонут, что поделаешь.
Подали обед, и Берти со шкипером спустились вниз, оста­
вив помощника на палубе.
— Смотрите в оба за этим чертом Ауки,—предупредил
шкипер на прощание.—Что-то не нравится мне последнее вре­
мя его рожа.
— Ладно,—ответил помощник.
Обед еще не закончился, и шкипер дошел как раз до сере­
дины своего рассказа о том, как была вырезана команда на
судне «Вожди Шотландии».
— Да,—говорил он,—отличное было•'судно, одно из луч­
ших на побережье. Не успели вовремя пойернуть, ну и напоро­
лись на риф, а туг сразу же на них набросилась целая флоти­
лия челнов. На борту было пятеро белых и двадцать человек
команды с Самоа и Санта-Крус, а спасся один второй помощ­
ник. Кроме того, погибло шестьдесят человек завербованных.
Всех их дикари—кай-кай. Что такое кай-кай? Прошу проще­
ния, я хотел сказать—всех их съели. Потом еще «Джемс Эд­
вардс», прекрасно оснащенный...
Громкая брань помощника прервала шкипера. На палубе
раздались дикие крики, затем прогремели три выстрела,
и что-то тяжелое упало в воду. Одним прыжком шкипер Ган­
сен взлетел по трапу, ведущему на палубу, на ходу вытаски­
вая револьвер. Берти тоже полез наверх,, хотя и не столь бы­
стро, и с осторожностью высунул голову из люка. Но ничего
не случилось. На палубе стоял помощник с револьвером в ру­
ке, трясясь, как в лихорадке. Вдруг он вздрогнул и отскочил
в сторону, как будто сзади ему угрожала опасность.
— Туземец упал за борт,—доложил он каким-то странным,
звенящим голосом.—Он не умел плавать.
— Кто это был?—строго спросил шкипер.
— Ауки!
— Позвольте, мне кажется, я слыпщл выстрелы,—вмешал­
ся Берти, испытывая приятный трепет от сознания опасно­
сти—тем более приятный, что опасность уже миновала.
Помощник круто повернулся к нему и прорычал:
— Вранье! Никто не стрелял. Черномазый просто упал за
борт.
242

Гансен посмотрел на Берти немигающим, невидящим
взглядом.
— Мне показалось,—начал было Берти.
— Выстрелы?—задумчиво проговорил шкипер.—Вы слы­
шали выстрелы, мистер Джекобе?
— Ни единого,—отвечал помощник.
Шкипер с торжествующим видом повернулся к своему
гостю.
— Очевидно, несчастный случай. Спустимся вниз, мистер
Аркрайт, и закончим обед.
В эту ночь Берти спал в крошечной каюте, отгороженной
от кают-компании и важноименовавшейся капитанской ка­
ютой. У носовой переборки красовалась ружейная пирамида.
Над изголовьем койки висело еще три ружья. Под койкой сто­
ял большой ящик, в котором Берти обнаружил патроны, ди­
намит и несколько коробок с бикфордовым шнуром. Берти
предпочел перейти на диванчик у противоположной стены,
и тут его взгляд упал на судовой журнал «Арлы», лежавший
на столике. Ему и в голову не приходило, что этот журнал
был изготовлен капитаном Малу специально для него. Из
Журнала Берти узнал, что двадцать первого сентября двое ма­
тросов упали за борт и утонули. Но теперь Берти уже научил­
ся читать между строк и знал, как это надо понимать. Далее
он прочитал о том, как в зарослях на Суу вельбот с «Арлы»
попал в засаду и потерял трех человек убитыми; как шкипер
обнаружил в котле у повара человечье мясо, которое команда
купила, сойдя на берег в Фуи; как во время сигнализации слу­
чайным взрывом динамита были перебиты все гребцы
в шлюпке. Он прочитал также о ночных нападениях на шху­
ну, о ее спешном бегстве со стоянок под покровом ночной
темноты, о нападениях лесных жителей на команду в мангро.вых зарослях и о сражениях с дикарями в лагунах и бухтах. То
и дело Берти натыкался на случаи смерти от дизентерии. Со
страхом он заметил, что так умерли двое белых, подобно ему
гостивших на «Арле».
— Послушайте, э-э!..—обратился на другой день Берти
к шкиперу Гансену.—Я заглянул в ваш судовой журнал...
Шкипер был, по-видимому, крайне раздосадован тем, что
судовой журнал попался на глаза постороннему человеку.
— Так вот эта дизентерия—это такая же ерунда, как и все
ваши несчастные случаи,—продолжал Берти.—Что на самом
деле имеется в виду под дизентерией?
Шкипер изумился проницательности своего гостя, сделал
было попытку все отрицать, потом сознался.
243

— Видите ли, мистер Аркрайт, дело вот в чем. Эти острова
и так уже имеют печальную славу. С каждым днем становится
все труднее вербовать белых для здешней работы. Предполо­
жим, белого убили—Компании придется платить бешеные
деньги, чтобы заманить сюда другого. А если он умер от бо­
лезни,—иу, тогда ничего. Против болезней новички не возра­
жают, они только не согласны, чтобы их убивали. Когда я по­
ступал сюда, на «Арлу», я был уверен, что ее прежний шкипер
умер от дизентерии. Потом я узнал правду, но было уже позд­
но: я подписал контракт.
— Кроме того,—добавил мистер Джекобе,—слишком уж
много получается несчастных случаев. Это может вызвать не­
нужные разговоры. А во всем виновато правительство. Что
еще остается делать, если белый не имеет возможности защи­
тить себя от черномазых?
— Правильно,—подтвердил шкипер Гансен.—Возьмите хо­
тя бы случай с «Принцессой» и этим янки, который служил на
ней помощником. Кроме него, на судне было еще пятеро бе­
лых, в том числе правительственный агент. Шкипер, агент
и второй помощник съехали на берег в двух шлюпках. Их всех
перебили до одного. На судне оставались помощник, боцман
и пятнадцать человек команды, уроженцев Самоа и Тонга.
С берега явилась толпа дикарей. Помощник и оглянуться не
успел, как боцман и экипаж были перебиты. Тогда он схватил
три патронташа и два винчестера, влез на мачту и стал оттуда
стрелять. Он словно взбесился при мысли, что все его товари­
щи погибли. Палил из одного ружья, пока оно не раскали­
лось. Потом взялся за другое. На палубе было черно от дика­
рей—ну, он всех их прикончил. Бил их влет, когда они прыга­
ли за борт, бил в лодках, прежде чем они успевали схватиться
за весла. Тогда они стали кидаться в воду, думали добраться
до берега вплавь, а он уже так рассвирепел, что и в воде пере­
стрелял еще с полдесятка. И что же он получил в награду?
— Семь лет каторги на Фиджи,—угрюмо бросил помощ­
ник.
— Да, правительство заявило, что он не имел права стре­
лять дикарей в воде,—пояснил шкипер.
— Вот почему они теперь умирают от дизентерии,—закон­
чил Джекобе.
— Подумать только,—заметил Берти, чувствуя острое же­
лание, чтобы эта поездка скорее кончилась.
В этот же день он имел беседу с туземцем, который, как
ему сказали, был людоедом. Звали туземца Сумазаи. Три года
он проработал на плантации в Квинсленде, побывал и в Сид­
244

нее, и на Самоа, и на Фиджи. В качестве матроса на вербовоч­
ной шхуне он объездил почти все острова—Новую Британию
и Новую Ирландию, Новую Гвинею и Адмиралтейские остро­
ва. Он был большой шутник и в разговоре с Берти следовал
примеру шкипера. Ел ли он человечищ/? Случалось. Сколько
раз? Ну, разве запомнишь. Едал и белых. Очень вкусные, толь­
ко не тогда, когда они больные. Раз как-то случилось ему по­
пробовать больного.
— Фу! Плохой! —воскликнул он с отвращением, вспоминая
об этой трапезе.—Я потом сам очень больной чуть кишки на­
ружу не вылазил.
Берти передернуло, но он мужественно продолжал рас­
спросы. Есть ли у Сумазаи головы убитых? Да, несколько го­
лов он припрятал на берегу, все они в хорошем состо­
янии—высушенные и прокопченные. Одна с длинными бакен­
бардами—голова шкипера шхуны. Ее он согласен продать за
два фунта, головы черных—по фунту за каждую. Еще у него
есть несколько детских голов, но они плохо сохранились. За
них он просит всего по десять шиллингов.
Немного погодя, присев в раздумье ка трапе, Берти вдруг
обнаружил рядом с собой туземца с какой-то ужасной кож­
ной болезнью. Он вскочил и поспешно удалился. Когда он
спросил, что у этого парня, ему ответили—проказа. Как мол­
ния, влетел он в свою каюту и тщательно вымылся антисепти­
ческим мылом. За день ему пришлось еще несколько раз
мыться, так как оказалось, что все туземцы на борту больны
той или другой заразной болезнью.
Когда «Арла» бросила якорь среди мангровых болот, над
бортом протянули двойной ряд колючей проволоки. Это вы­
глядело весьма внушительно, а когда вблизи показалось мно­
жество челнов, в которых сидели туземцы, вооруженные ко­
пьями, луками и ружьями, Берти еще раз подумал, что хоро­
шо бы поездка скорее кончалась.
В этот вечер туземцы не спешили покинуть судно, хотя им
не разрешалось оставаться на борту после заката солнца. Они
даже стали дерзить, когда помощник приказал им убираться
восвояси.
— Ничего, сейчас они запоют у меня по-другому,—заявил
шкипер Гансен, ныряя в люк.
Вернувшись, он украдкой показал Берти палочку с при­
крепленным к ней рыболовным крючком. Простая аптечная
склянка из-под хлородина, обернутая в бумагу, с привязанным
к ней куском бикфордова шнура может вполне сойти за дина­
митную шашку. И Берти и 'туземцы были введены в заблужде245

ние. Стоило шкиперу Гансену поджечь шнур и прицепить
крючок к набедренной повязке первого попавшегося дикаря,
как того сразу охватило страстное желание очутиться как
можно скорее на берегу. Забыв все на свете и не догадываясь
сбросить с себя повязку, несчастный рванулся к борту. За ним,
шипя и дымя, волочился шнур, и туземцы стали очертя голо­
ву бросаться через колючую проволоку в море. Берти был
в ужасе. Шкипер Гансен тоже. Еще бы! Двадцать пять завербо­
ванных им туземцев—за каждого он уплатил по тридцать
шиллингов вперед—попрыгали за борт вместе с местными
жителями. За ними последовал и тот, с дымящейся склянкой.
Что было дальше с этой склянкой, Берти не видел, но так
как в это самое время помощник взорвал на корме насто­
ящую динамитную шашку, не причинившую, конечно, нико­
му никакого вреда, то Берти с чистой совестью присягнул бы
на суде, что туземца у него на глазах разорвало в клочья.
Бегство двадцати пяти завербованных обошлось капитану
«Арлы» в сорок фунтов стерлингов, так как не было, конечно,
никакой надежды разыскать беглецов в густых зарослях и вер­
нуть их на судно. Шкипер и помощник решили утопить свое
горе в холодном чае. А так как этот чай был разлит в бутылки
из-под виски, то Берти и в голову не пришло, что они погло­
щают столь невинный напиток. Он видел только, что они
очень быстро упились до положения риз и стали ожесточенно
спорить о том, как сообщить о взорванном туземце—как об
утопленнике или умершем от дизентерии. Затем оба захрапе­
ли, а Берти, видя, что, кроме него, на борту не осталось ни
одного белого в трезвом состоянии, до самой зари неусыпно
нес вахту, ежеминутно ожидая нападения с берега или бунта
команды.
Еще три дня простояла «Арла» у берегов Малаиты, и еще
три томительных ночи Берти провел на вахте, в то время как
шкипер и помощник накачивались с вечера холодным чаем
и мирно спали до утра, вполне полагаясь на его бдительность.
Берти твердо решил, что если он останется жив, то обязатель­
но сообщит капитану Малу об их пьянстве.
Наконец «Арла» бросила якорь у плантации Реминдж на
Гвадалканаре. Со вздохом облегчения сошел Берти на берег
и крепко пожал руку управляющему. У мистера Гаривела все
было готово к приему гостя.
—
Вы только не беспокойтесь, пожалуйста, если заметите,
что мои подчиненные настроены невесело,—шепнул по секре­
ту мистер Гаривел, отводя Берти в сторону.—Ходят слухи, что
у нас готовится бунт, и нельзя не признать, что кое-какие
247

основания к тому есть, но лично я уверен, что все это сплош­
ной вздор.
— И-и... много туземцев у вас на плантации?—спросил Бер­
ти упавшим голосом.
— Сейчас человек четыреста,—с готовностью сообщил ми­
стер Гаривел,-%о нас-то ведь трое, да еще вы, конечно, да
шкипер «Арлы» с помощником—мы легко с ними управимся.
В эту минуту подошел некто Мак-Тэвиш, кладовщик на
плантации, и, еле поздоровавшись с Берти, взволнованно об­
ратился к мистеру Гаривелу с просьбой немедленно его уво­
лить.
— У меня семья, дети, мистер Гаривел! Я не имею права ри­
сковать жизнью! Беда на носу, это и слепому видно. Черные
того и гляди взбунтуются, и здесь повторятся все ужасы
Хохоно!
— А что это за ужасы Хохоно?—поинтересовался Берти,
когда кладовщик после долгих уговоров согласился остаться
еще до конца месяца.
— Это он о плантации Хохоно на острове Изабель,—отве­
чал управляющий.—Там дикари перебили пятерых белых на
берегу, захватили шхуну, зарезали капитана и помощника
и все скопом сбежали на Малашу. Я всегда говорил, что та­
мошнее начальство слишком беспечно. Нас-то они не застанут
врасплох!.. Пожалуйте сюда, на веранду, мистер Аркрайт. По­
смотрите, какой вид на окрестности!
Но Берти было не до видов. Он придумывал, как бы ему по­
скорее добраться до Тулаги, под крылышко резидента. И пока
он был занят размышлениями на эту тему, за спиной у него
вдруг грянул выстрел. В тот же миг мистер Гаривел стреми­
тельно втащил его в дом, чуть не вывернув ему при этом руку.
— Ну, дружище, вам повезло. Капельку бы левее—и...—го­
ворил управляющий, ощупывая Берги и постепенно убежда­
ясь, что тот цел и невредим.—Простите, ради бога, все по моей
вине, но кто бы мог подумать—среди бела дня...
Берти побледнел.
— Вот так же убили прежнего управляющего,—снисходи­
тельно заметил Мак-Тэвиш—Хороший был парень, жалко!
Всю веранду тогда мозгами забрызгало. Вы обратили внима­
ние—вон там темное пятнышко, во-он, между крыльцом
и дверью.
Берти пришел в такое расстройство, что коктейль, приго­
товленный и поднесенный ему мистером Гаривелом, оказался
для него как нельзя более кстати. Но не успел он поднести
стакан к губам, как вошел человек в бриджах и крагах.
248

— Что там еще стряслось?—спросил управляющий, взгля­
нув на вошедшего—Река, что ли, опять разлилась?
— Какая, к черту, река—дикари. В десяти шагах отсюда
вылезли из тростника и пальнули по мне. Хорошо еще, что
у них была снайдеровская винтовка, а не винчестер, да и стре­
ляли с бедра... Но хотел бы я знать, откуда у них этот снайдер?.. Ах, простите, мистер Аркрайт. Рад вас приветствовать.
— Мистер Браун, мой помощник,—представил его мистер
Гаривел.—А теперь давайте выпьем.
— Но где они достали оружие?—допытывался мистер
Браун.—Говорил я вам, что нельзя хранить ружья в доме.
— Но они же никуда не делись,—уже с раздражением воз­
разил мистер Гаривел.
Мистер Браун недоверчиво усмехнулся.
— Пойдем посмотрим!—потребовал управляющий.
Берти тоже отправился в контору вместе с остальными.
Войдя туда, мистер Гаривел торжествующе указал на боль­
шой ящик, стоявший в темном пыльном углу.
— Прекрасно, но откуда же тогда у негодяев ружья?—в ко­
торый раз повторил мистер Браун.
Но тут Мак-Тэвиш потрогал ящик и, ко всеобщему изумле­
нию, без труда приподнял его. Управляющий бросился к ящи­
ку и сорвал крышку—ящик был пуст. Молча и со страхом они
посмотрели друг на друга. Гаривел устало опустил голову.
Мак-Тэвиш выругался:
— Черт побери! Я всегда говорил, что слугам нельзя дове­
рять.
— Да, положение серьезное,—признался Гаривел.—Ну, ни­
чего, как-нибудь выкрутимся. Нужно задать им острастку, вот
и все. Джентльмены, захватите с собой к обеду винтовки, а вы,
мистер Браун, пожалуйста, приготовьте штук сорок—пятьде­
сят динамитных шашек. Шнуры сделайте покороче. Мы им
покажем, канальям! А сейчас, джентльмены, прошу к столу.
Берти терпеть не мог риса с пряностями по-индейски, по­
этому он, опережая остальных, сразу приступил к заманчиво­
му на вид омлету. Он успел уже разделаться со своей порцией,
когда Гаривел тоже потянулся за омлетом. Но, взяв кусочек
в рот, управляющий тут же с проклятиями его выплюнул.
— Это уже второй раз,—зловеще процедил Мак-Тэвиш.
Гаривел все еще харкал и плевался.
— Что второй раз?—дрожащим голосом спросил Берти.
— Яд,—последовал ответ.—Этому повару не миновать ви­
селицы!
249

— Вот так же отправился на тот свет счетовод с мыса
Марш,—заговорил Браун—Он умер в ужасных мучениях. Лю­
ди с «Джесси» рассказывали, что за три мили слышно было,
как он кричал.
— В кандалы закую мерзавца,—прошипел Гаривел.—Хоро­
шо еще, что мы вовремя заметили.
Берти сидел белый, как полотно, не шевелясь и не дыша.
Он попытался что-то сказать, но только слабый хрип вылетел
из его горла. Все с тревогой посмотрели на него.
— Неужели вы?..—испуганно воскликнул Мак-Тэвиш.
— Да, да, я съел его! Много! Целую тарелку!—возопил
Берти, внезапно обретая дыхание, как пловец, вынырнувший
на поверхность.
Наступило ужасное молчание. В глазах сотрапезников Бер­
ти прочитал свой приговор.
— Может, это еще и не яд,—мрачно заметил Гаривел.
— Спросим повара,—посоветовал Браун.
Весело улыбаясь, в комнату вошел повар, молодой тузе­
мец, с гвоздем в носу и продырявленными ушами.
— Слушай ты, Ви-Ви! Что это такое?—прорычал Гаривел,
угрожающе ткнув пальцем в яичницу.
Такой вопрос, естественно, озадачил и испугал Ви-Ви.
— Хороший еда, можно кушать,—пробормотал он извиня­
ющимся тоном.
— Пускай сам попробует,—предложил Мак-Тэвиш.—Это
лучший способ узнать правду.
Гаривел схватил ложку омлета и подскочил к повару. Тот
в страхе бросился вон из комнаты.
— Все ясно,—торжественно объявил Браун.—Не станет
есть, хоть ты его режь.
— Мистер Браун, прошу вас надеть на него кандалы!—при­
казал Гаривел и затем ободряюще обратился к Берти:—Не
беспокойтесь, дружище, резидент разберет это дело, и, если
вы умрете, негодяй будет повешен.
— Вряд ли правительство решится на это,—возразил
Мак-Тэвиш.
— Но, господа, господа,—чуть не плача закричал Берти,—
вы забываете обо мне!
Гаривел с прискорбием развел руками.
— К сожалению, дорогой мой, это туземный яд и противо­
ядие пока еще не известно. Соберитесь с духом, и если...
Два резких винтовочных выстрела прервали его. Вошел
Браун, перезарядил винтовку и сел к столу.
250

— Повар умер,—сообщил он—Внезапный приступ лихо­
радки.
— Мы тут говорили, что против местных ядов нет противо­
ядия.
— Кроме джина,—заметил Браун.
Назвав себя безмозглым идиотом, Гаривел бросился за джи­
ном.
— Только не разбавляйте,—предупредил он, и Берти, хва­
тив разом чуть не стакан неразбавленного спирта, поперхнул­
ся, задохся и так раскашлялся, что на глазах у него выступили
слезы.
Гаривел пощупал у него пульс и смерил температуру, он
всячески ухаживал за Берти, приговаривая, что, может, еще
омлет и не был отравлен. Браун и Мак-Тэвиш тоже высказали
сомнение на этот счет, но Берти уловил в их тоне неискрен­
нюю нотку. Есть ему уже ничего не хотелось, и он, тайком от
остальных, щупал под столом свой пульс. Пульс все учащал­
ся, в этом не было сомнений, Берти только не сообразил, что
это от выпитого им джина. Мак-Тэвиш взял винтовку и вышел
на веранду посмотреть, что делается вокруг дома.
— Они собираются около кухни,—доложил он, вернув­
шись.—И все со Снайдерами. Я предлагаю подкрасться с дру­
гой стороны и ударить им во фланг. Нападение—лучший спо­
соб защиты, так? Вы пойдете со мной, Браун?
Гаривел как ни в чем не бывало продолжал есть, а Берти
с трепетом обнаружил, что пульс у него участился еще на
пять ударов. Тем не менее и он невольно вскочил, когда нача­
лась стрельба. Сквозь частую трескотню снайдеров слыша­
лись гулкие выстрелы винчестеров Брауна и Мак-Тэвиша. Все
это сопровождалось демоническими воплями и криками.
— Наши обратили их в бегство,—заметил Гаривел, когда
крики и выстрелы стали удаляться.
Браун и Мак-Тэвиш вернулись к столу, но последний тут
же снова отправился на разведку.
— Они достали динамит,—сообщил он по возвращении.
— Что же, пустим в ход динамит и мы,—предложил ГариB8JI.

Засунув в карманы по пять, шесть штук динамитных ша­
шек, с зажженными сигарами во рту, они устремились к выхо­
ду. И вдруг!.. Позже они обвиняли Мак-Тэвиша в неосторож­
ности, и тот признал, что заряд, пожалуй, и правда был вели­
коват. Так или иначе, страшный взрыв потряс стены, дом
одним углом поднялся на воздух, потом снова сел на свое
основание. Со стола на пол полетела посуда, стенные часы
251

с восьмидневным заводом остановились. Взывая о мести, вся
троица кинулась в темноту, и началась бомбардировка.
Когда они вернулись в столовую, Берти и след простыл. Дотащившисъ до конторы и забаррикадировав дверь, он почил
на полу, переживая в гажхых кошмарах сотни всевозможных
смертей, пока вокруг него кипел бой. Наутро, разбитый, с от­
чаянной головной болью от джина, он выполз на воздух
и с изумлением обнаружил, что солнце по-прежнему сияет на
небе и бог, очевидно, правит миром, ибо гостеприимные хозя­
ева Берти раз1улкЕали по плантации живые и невредимые.
Гаривел уговаривал его погостить еще, но Берти был непо­
колебим и отплыл на «Арле» к Тулаги, где до прибытия паро­
хода не покидал дома резидента. На пароходе в Сидней опять
были путешествующие дамы, и опять они смотрели на Берти
как на героя, а капитана Малу не замечали. Но по прибытии
в Сидней капитан Малу отправил на острова не один, а два
ящика первосортного шотландского виски, ибо никак не мог
решить, кто—шкипер Гансен или мистер Гаривел—лучше по­
казал Берти Аркрайту «бурную и полную опасностей жизнь
на страшных Соломоновых островах».

язычник
Впервые мы встретились, когда бушевал ура­
ган, и хотя мы пробивались сквозь шторм на одном судне,
я обратил на него внимание только после того, как шхуна
разлетелась в щепки. Я, несомненно, видел его и раньше, сре­
ди других членов нашей команды, сплошь состоявшей из ка­
наков, но за все время я ни разу не вспомнил о его существо­
вании, потому что на «Крошке Жанне» было очень много на­
роду. Кроме восьми или десяти матросов-канаков, белого ка­
питана, его помощника, кладовщика и шестерых каютных
пассажиров, шхуна взяла в Ранжире что-то около восьмидеся­
ти пяти палубных пассажиров с Паумоту и Таити: мужчин,
женщин и детей. У каждого из них были корзины, не говоря
уже о матрасах, одеялах и узлах с одеждой.
Сезон добычи жемчуга на Паумоту закончился, и ловцы
возвращались на Таити. Шестеро скупщиков жемчуга разме­
стились в каютах: два американца, китаец А-Чун (ни разу
в жизни не видел такого белокожего китайца), один немец,
один польский еврей и я.
Сезон был удачный. Ни один из нас и ни один из восьмиде­
сяти пяти палубных пассажиров не имел оснований жаловать­
ся на судьбу. Все хорошо поработали и мечтали отдохнуть
и развлечься в Папеэте.
«Крошку Жанну», конечно, перегрузили. Водоизмещением
она была всего в семьдесят тонн; нельзя было брать на борт
и десятую часть того сброда, который запрудил палубу. Трю­
мы были до отказа загружены жемчужными раковинами и ко­
прой. Даже кладовку забили перламутром. Каким-то чудом
матросы умудрялись еще управлять шхуной. Пройти по палу­
бе было невозможно, и они передвигались по поручням.
Ночью матросы ходили по людям, которые, честное слово,
спали буквально друг на друге. А кроме того, полно было
253

поросят, кур, мешков с бататом, и везде, где только можно,
красовались связки кокосовых орехов для утоления жажды
и гроздья бананов. По обе стороны между вантами грот-мачты
и фок-мачты низко, чтобы не соприкасались со штагами утле­
гаря, были натянуты леера. А на каждом таком леере висело
не меньше полусотни связок бананов.
Рейс предстоял беспокойный, даже если пройти путь дня за
два-три, что было возможно только при сильном юго-восточ­
ном пассате. Но ветра не было. Через пять часов пути после
нескольких слабых порывов ветер стих совсем. Штиль про­
должался всю ночь и весь следующий день—один из тех осле­
пительных зеркальных штилей, когда от одной мысли о том,
чтобы открыть глаза и посмотреть на воду, начинает болеть
голова.
На следующий день умер человек, уроженец острова Пас­
хи,—в том сезоне он был одним из лучших ловцов жемчуга
в лагуне. Оспа—вот причина его смерти, хотя я не моху себе
представить, как ее занесли на судно; когда мы выходили из
Ранжира, на берегу не было зарегистрировано ни единого слу­
чая заболевания оспой. И все-таки факт оставался фактом:
оспа, умерший человек и трое больных.
Ничего нельзя было сделать. Мы не могли изолировать
больных и не могли ухаживать за ними. На судне нас было,
что сельдей в бочке. Ничего нельзя было сделать—только за­
живо гнить да умирать, вернее, ничего нельзя было сделать
после той ночи, когда умер .человек. В ту же ночь помощник
капитана, кладовщик, польский еврей и четверо ловцов-туземцев удрали на вельботе. Больше мы их не видели. Утром
капитан приказал продырявить оставшиеся шлюпки, и теперь
мы уже никуда не могли деться.
В тот день умерли двое, на следующий день—трое, потом
количество смертных случаев подскочило до восьми. Любо­
пытно было наблюдать, как мы это воспринимали. Туземцев,
например, охватил тупой, беспросветный страх. Капи­
тан-француз стал раздражительным и болтал без умолку. Зва­
ли этого капитана Удуз. От волнения его даже подергивало.
Высокий, грузный мужчина, весом фунтов двести, не мень­
ше,— жирная туша, дрожащая, как желе.
Немец , два американца и я скупили все виски и непрерывно
пили. Рассчитали мы все отлично, а именно: бациллы, прони­
кающие в организм, моментально погибнут. И этот рецепт
оказался действенным, хотя, должен признаться, и капитана
254

Удуза и А-Чуна болезнь миновала тоже. Француз совсем не
пил, а А-Чун ограничивался стаканом в день.
Да, славное было времечко! Солнце стояло в зените. Ветра
совсем не было, лишь изредка налетали шквалы, они свиреп­
ствовали от пяти до тридцати минут и мчались прочь, окатив
нас ливнем. После шквала снова нещадно палило солнце,
и с отсыревших палуб поднимались клубы пара.
Пар этот был не простой. Это был смертоносный туман, на­
сыщенный мириадами бацилл. Видя, как с больных людей
и с трупов поднимается этот пар, мы пропускали еще по ста­
канчику, потом еще и еще, почти не разбавляя. Кроме того,
мы взяли за правило выпивать несколько добавочных рюмок
каждый раз, когда скидывали мертвецов за борт кишащим во­
круг судна акулам.
Прошла неделя, запасы виски кончились. И это хорошо,
иначе меня не было бы сейчас в живых. Чтобы пережить все,
что произошло потом, нужно было быть вполне трезвым,
надеюсь, вы со мной согласитесь, если я упомяну об одной не­
большой детали—в конце концов в живых осталось только
двое. Вторым был язычник, во всяком случае, я слышал, что
именно так называл его капитан Удуз в тот момент, когда
я впервые узнал о существовании этого человека. Не будем,
однако, забегать вперед.
Это было на исходе недели. Виски вышло, скупщики жем­
чуга протрезвели, и я впервые случайно взглянул на баро­
метр, висевший в кают-компании. Для Паумоту норма—29.90,
и мы привыкли видеть, как стрелка колеблется между 29.85
и 30.00 или даже 30.05, но то, что увидел я—29.62!—могло при­
вести в чувство самого пьяного скупщика жемчуга из тех, кто
когда-либо пытался уничтожить микробов оспы шотланд­
ским виски.
Я сказал об этом капитану Удузу, и он ответил, что уже не­
сколько часов наблюдает, как падает барометр. Не много
можно было сделать при данных обстоятельствах, но это
немногое он выполнил превосходно. Он оставил только штор­
мовые паруса, натянул штормовые леера и ждал ветра Ошиб­
ся он уже после того, как налетел ветер. Он лег в дрейф, и это
правильно, когда находишься к югу от экватора, если—вот
тут-то он и сплоховал,—если судно не стоит на пути урагана.
А мы стояли на пути урагана. Я видел это по тому, как не­
прерывно усиливался ветер и падал барометр. Я считал, что
шхуну надо было повернуть и идти левым галсом, пока не пе­
рестанет падать барометр, и уже после этого лечь в дрейф.
Я спорил с капитаном, чуть не довел его до истерики, но он
255

стоял на своем. Хуже всего то, что мне не удалось уговорить
остальных скупщиков жемчуга поддержать меня. В конце кон­
цов, кто я такой, чтобы знать море и его особенности лучше
многоопытного капитана? Так они, вероятно, думали.
Ветер катил страшные валы, и я никогда не забуду трех
первых волн, обрушившихся на «Крошку Жанну». Она накре­
нилась, что иногда бывает, когда суда ложатся в дрейф, и пер­
вая волна Перекатилась через палубу. Штормовые леера—это
для сильных и здоровых, но даже им они не особенно помога­
ют, когда женщины, дети, груды бананов и кокосовых орехов,
поросята, дорожные корзины, умирающие, больные—все это
катится по палубе сплошной визжащей, воющей массой.
Вторая волка смела с палубы «Крошки Жанны» поручни,
и, так как корма шхуны погрузилась в воду, а нос взметнулся
к небу, все это страшное место людей и груза поползло вниз.
Это был поток человеческих тел. Людей несло, кого головой
вперед, кого вперед ногами, кого боком, кувырком; они кор­
чились, сгибались, извивались и распластывались. Время от
времени кому-нибудь удавалось ухватиться за мачту или леер,
но под напором движущихся тел он разжимал руки.
Кто-то врезался головой в битенг по правому борту. Череп
его раскололся, как яйцо. Я понял, что нас ждет, и вскараб­
кался на рубку, затем на грот-мачту. А-Чун и один из амери­
канцев попытались влезть следом за мной, но я опередил их
на целый прыжок. Американца тут же смыло волной за борт,
как соломинку. А-Чун ухватился за штурвал и повис на нем.
Но огромная женщина из племени раратонга, весом, наверно,
фунтов в двести пятьдесят, упала на него и ухватилась рукой
за его шею. Свободной рукой он схватил канака-рулевого, но
■в это мгновение шхуна накренилась на правый борт.
Лавина воды и человеческих тел, которая неслась вдоль ле­
вого борта между каютой и поручнями, ринулась к правому
борту. Всех смело: ту женщину, А-Чуна и рулевого,—и, чест­
ное слово, я видел, как, разжав руки и падая вниз, А-Чун
усмехнулся мне с философским смирением.
Третья, самая большая волна причинила не меньше разру­
шений. Когда-она обрзтиилас^ на судно, почти все взобрались
на такелаж. Внизу остался десяток оглушенных, захлебыва­
ющихся, полуживых несчастных, они старались уползти куда-нибудь в безопасное место, ко их швыряло взад и вперед по
палубе. Их смыло волной вместе с обломками двух шлюпок.
Скупщики жемчуга и я умудрились между двумя волнами за­
толкать в кают-компанию человек пятнадцать женщин и де­
тей и запереть их там. Увы, это не спасло несчастных.
256

А ветер? Я никогда бы не поверил, что может быть такой
ветер. Описать его нельзя. Разве можно описать кошмар? С та­
ким же успехом можно описывать тот ветер. Он срывал с нас
одежду. Я сказал «срывал», и я не оговорился. Я вовсе не про­
шу, чтобы вы мне верили. Я просто рассказываю о том, что
сам видел и пережил. Порой мне не верится, что все это было.
Невозможно испытать на себе этот ветер и остаться в живых.
Я выжил, вот и все. Это было что-то чудовищное, и ужас за­
ключался в том, что ветер все время усиливался.
Представьте себе неисчислимые миллионы и миллиарды
тонн песка. Представьте, что песок мчится со скоростью девя­
носто, сто, сто двадцать миль в час, даже быстрее. Представь­
те себе, далее, что песок невидим, неосязаем, хотя полностью
сохраняет вес и плотность песка. Вообразите все это —и вы
получите отдаленное представление о том ветре.
Быть может, песок--неудачное сравнение. Считайте, что
это шлам, невидимым, неосязаемый, но тяжелый, как шлам.
Нет, даже не то! Считайте, что каждая молекула воздуха сама
является кучгей шлама. Затем попытайтесь вообразить великое
множество таких молекул, слитых воедино, Нет, у меня не
хватает слов. Язык человека может пере.^лъ обычные явле­
ния жизни, но он не дает возможности пг-едать сверхъестест­
венное стихийное бедствие, как тот ветер. Лучше бы мне не
браться за это описание, как я решил вначале.
Я только одно скажу: этот ветер сбил волны. Более того,
казалось, смерч всосал в себя весь океан и заметался в том
пространстве, где прежде был воздух.
Конечно, от парусов на шхуне остались одни клочья. Но ка­
питан Удуз имел на «Крошке Жанне» приспособление, каких
я никогда не видел на здешних шхунах,—плавучий якорь. Это
бьш конический брезентовый мешок с массивным железным
обручем, вставленным в верхний край. Плавучий якорь пуска­
ют, подобно змею, он врезается в воду так же, как змей взмы­
вает в поднебесье, с той только разницей, что плавучий якорь
останавливался у самой поверхности воды. Со шхуной якорь
связывал длинный канат. Поэтому «Крошка Жанна», гонимая
ветром, встречала волны косом.
Все могло бы кончиться благополучно, не окажись мы на
пути урагана. Правда, ветер сорвал наши паруса, сломал вер­
хушки мачт, перепугал снасти бегучего такелажа, и все-таки
мы вышли бы из беды, если бы на нас не надвинулся самый
центр урагана. Это нас и погубило. Бесконечные порывы ветра
оглушили, пришибли, парализовали меня, я бьш готов пре­
кратить борьбу, но тут мы оказались в центре циклона. На нас
9. Д. Лондон

257

обрушился новый страшный удар—полное затишье, Воздух
стал абсолютно неподвижен. Это было невыносимо.
Не забывайте, что -несколько часов подряд мы испытывали
страшный напор ветра. А потом внезапно давление исчезло.
У меня было такое чувство, что тело мое.лопнет, разорвется на
куски. Казалось, будто я вот-вот взорвусь. Но это длилось все­
го одно мгновение. Надвигалась катастрофа. Давление упало
совсем, стих ветер—и тут поднялись волны. Они .прългали, они
вздымались, они взмывали к самым тучам. Не забывайте, что
отовсюду ветер дул к центру спокойствия. Поэтому сюда же
со всех сторон катились волны. И не было ветра, который мог
бы сбить их. Волны подскакивали, как пробки, пущенные со
дна ведра с водой. В их движении отсутствовала система или
последовательность. Это были безумные, сумасшедшие волны
высотой не меньше восьмидесяти футов. Это были вовсе не
волны. Ни один смертный не видзл ничего подобного.
Это бьши всплески, чудовищные всплески—и все! Еспяееки
высотой в восемьдесят футов. Восемьдесят! Даже больше вось­
мидесяти! Волны выше наших мачт. Волны-смерчи, волкы-вурывы. Они были пьяны. Оки падали везде, как попало.
Оки сталкивались, отталкивали друг друга. Они схлестыва­
лись и разлетались в стороны тысячами водопадов. Редко ко­
му удавалось заглянуть в «глаз бури» — побывать ь центре
урагана. Полнейший хаос. Анархия. Преисподняя обезумевшей
стихии.
Что сталось с «Крошкой Жанной»? Не знаю, язычник гово­
рил мне потом, что он тоже ничего о ней не знает. Она б буквасигаи смысле раскололась пополам, разлетелась на куски,
рассыпалась в щепки, превратилась в труху, перестала суще­
ствовать. Я пришел в себя, когда был уже в воде и плыл, ма­
шинально работая руками, хотя уже начинал тонуть. Как
я там очутился, не помню. Я видел только, как «Крошка Жан­
на» разлетается не куска, вероятно, это произошло в то мгно­
вение, когда я тзрял сознание. Как бы тэм ни была, я был в во­
де, и единственное, что оставалось,—не падать духом, хотя
духу-то у меня не хватало. Скова поднялся ветер, волны стали
меньше,, двигались они как обычно,, и я понял, что миновал
некто циклона. К счастью, вокруг не было акул. Ураган ра­
зогнал жадную стаю, которая окружала судно с мертвецами
и пожирала трупы.
«Крошка Жанна» рассыпалась ка куски около полудня,
а часа через два я наткнулся на крышку от люка. Все время
лил ливень, и я заметил эту крышку совершенно случайно.
К кольцу была привязана небольшая веревка: я понял, что
258

продержусь по крайней мере день, если нв появятся акулы. Ча­
са три спустя^ может быть, немного больше, когда я, крепко
ухватившись за крышку и зажмурив глаза, по мере сил ста­
рался равномерно ж глубоко дышать* и в то же время, ые нагло­
таться воды, мне-показалось, что-слышу чьи-то голоса. Дождь
прекратился, и ветер и море успокоились Футах в двадцати от
меня, прицепившись, к крышке люка., плыли капитан-Удуз
и язычник. Они дрались из-за этой крышки, по крайней мере
дрался Удуз.
Я услыхал визг Удуза: «Paien noiri» 1—и увидел, как он стук­
нул канака ногой.
Надо сказать, что капитан Удуз потерял рею свою одежду,
кроме тяжелых, грубых башмаков. Удар был жестокий—он
пришелся язычнику в лицо и почти оглушил его. Я думал, что
канак тоже стукнет его как следует, но он ограничился тем,
что для безопасности отплыл футов на десять. Каждый раз,
когда волны прибивали его к французу, тот, держась руками
за крышку, лягал его обеими ногами и ругал канака черным
язычником,
— Я вот пущу тебя на дно, белая скотина! —заорал я.
Только сильная усталость помешала мне это сделать. Мне
сделалось не по себе от одной мысли о том, что надо к нему
плыть. Так что я позвал канака и предложил ему держаться
за мою крышку. Он сказал мне, что его зовут Отоо и что он
уроженец острова Бора-Бора, самого западного из Островов
Товарищества. Как я узнал впоследствии, он первым обнару­
жил крышку и, увидев через некоторое время капитана Удуза,
предложил ему спасаться вместе, а за эти старания капитан
ногами оттолкнул его прочь.
Так мы впервые встретились с Отоо. Нет, он не задира, Он
был кроток, нежен и добр, хотя рост его достигал шести фу­
тов, и сложен он был, как гладиатор*. Он не был ни задирай,
ни трусом. В груди его билось львиное сердце, и впоследствии
я не раз видел, как он шел на риск там, где я непременно бы
отступил. Я хочу сказать, хотя Отоо и не был задирой и нико­
гда не ввязывался в ссоры, он никогда не отступал перед опас­
ностью. Но берегись, когда Отоо начинал действовать! Нико­
гда не забуду, как он разделал Билли Кинга. Это случилось
в Германском Самоа. Билли Кинг был прославленным чемпионом-тяжеловесом американского флота. Это был человек-зьерь, этакая горилла, один из тех грубо сколоченных,
крепко сбитых парней, которые отлично владеют кулаками.
1 Р a Yen n o iг! {фр-) —черный язычник, безбожник.
2-59

Он начал ссору и дважды стукнул Отоо ногой, потом ударил
его еще раз, прежде чем до Отоо дошло, что необходимо
драться. По-моему, не прошло и четырех минут, как Билли
Кинг превратился в несчастного обладателя четырех сломан­
ных ребер, перебитого предплечья и вывихнутой лопатки.
Отоо ничего не смыслил в искусстве бокса. Он бил, как умел,
и Билли Кинг пролежал что-то около трех месяцев, оправля­
ясь от побоев, полученных в один прекрасный день на берегу
Алии.
Не буду, однако, забегать вперед. Итак, мы оба держались
за ту крышку. Каждый из нас по очереди забирался на нее и,
лежа ничком, отдыхал, а другой, погрузившись в воду до са­
мого подбородка, лишь придерживался за нее руками. Два
дня и две ночи, то лежа на крышке, то погружаясь в воду, мы
носились по океану. Под конец я почти все время был в бессоз­
нательном состоянии, но иногда слышал, как Отоо что-то
бормочет на своем родном языке. Мы находились в воде, по­
этому не умерли от жажды, хотя соленая морская вода разъ­
едала опаленное солнцем тело.
Кончилось тем, что Отоо спас мне жизнь, потому что
я пришел в себя на берегу футах в двадцати от воды, защи­
щенный от солнца листьями кокосовой пальмы. Это Отоо
приволок меня туда и воткнул в песок листья. Сам он лежал
рядом. Я снова потерял сознание, а когда очнулся, стояла про­
хладная звездная ночь, и Отоо поил меня соком кокосового
ореха.
Кроме нас двоих, с «Крошки Жанны» не спасся никто. Капи­
тан Удуз, вероятно, погиб от истощения, потому что ту крыш­
ку выбросило на берег через несколько дней. Мы с Отоо про­
жили на атолле целую неделю, потом нас подобрал француз­
ский крейсер и доставил на Таити. Однако за это время мы со­
вершили церемонию обмена именами. На островах Южных
Морей этот обычай связывает людей рами, которые крепче
уз братства. Инициатива принадлежала мне, и Отоо пришел
в неописуемый восторг от этого предложения.
— Это хорошо,—сказал он по-таитянски,—потому что два
дня мы вместе смотрели в глаза смерти.
— Но смерть поперхнулась,—сказал я, улыбаясь.
— Вы были храбры, господин,—ответил он,—и у смерти не
хватило наглости заговорить.

ты Чарли, а я Отоо. Таков обычай. И после нашей смерти, если
260

мы встретимся в потустороннем мире, ты все так же будешь
для меня Чарли, а я для тебя Отоо.
— Да, .господин,—ответил он, и глаза его засияли тихой ра­
достью.
— Ты опять!—закричал я в негодовании.
— Разве я могу отвечать за то, что произносят мои гу­
бы?—сказал он.—Это ведь только губы. Но про себя я всегда
буду говорить: «Отоо». Когда я буду думать о себе, я подумаю
о тебе. Когда меня позовут по имени, я буду думать о тебе.
И над небесами, и за звездами, отныне и навеки. Ты будешь
для меня Отоо. Это хорошо, господин?
Я сдержал улыбку и ответил, что хорошо.
В Папеэте мы расстались. Я остался на берегу, чтобы
немного окрепнуть, а он катером отправился на свой остров
Бора-Бора, Через шесть недель он вернулся. Я удивился, пото­
му что, уезжая, он сообщил, что решил вернуться домой,
к жене и забыть о дальних путешествиях.
— Куда ты поедешь, господин?—спросил он, едва мы успе­
ли поздороваться.
Я пожал плечами. Это был трудный вопрос.
— Буду скитаться по всему свету,—ответил я,—по всем мо­
рям и по всем островам, которые лежат в этих морях.
— Я поеду с тобой,—сказал он просто.—Моя жена умерла.
У меня никогда не было брата, но если судить по другим
людям, то вряд ли хоть один человек на земле имея брата, ко­
торый бы значил для него так же много, как Отоо для меня.
Он был мне и братом, и отцом, и матерью. Я твердо убежден,
что стал лучше и честнее благодаря Отоо. Мне безразлично,
что обо мне думают окружающие, но я должен был оставать­
ся честным в глазах Отоо. Он был рядом, и я не смел запят­
нать себя. Я был его идеалом, конечно, это объясняется его
любовью и обожанием, но подчас я мог бы наделать кучу глу­
постей, если бы меня не останавливала мысль об Отоо. Он гор­
дился мной, и я уж и сам начинал видеть в себе что-то хоро­
шее, и у меня выработалась привычка не делать ничего, что
могло бы подорвать эту его гордость.
Я, конечно, ке сразу поняй; как он ко мне относится Он ни­
когда меня ни в чем не упрекал, никогда не порицал, и я ке
сразу узнал, как. высоко я стою в его глазах. Так же медленно
до меня доходило, что он тяжело переживает, когда я стара­
юсь казаться хуже, чем я есть на самом деле.
Мы не расставались семнадцать лет, и все эти годы он все­
гда был рядом со мной: сторожил мой сон, ухаживал за мной,
когда я был ранен, бросался за меня в драку и получал раны.
261

Он служил на судах вместе со т о й , н мы с ним избороздили
весь Тихий океан—от Гавайских островов до мыса Сиднея
и от пролива Торрес до Галапагоса. Мы вербовали черноко­
жих на всем протяжении от Новых Гебрид и островов Лайн до
Луизианы, Новой Британии, Новой Ирландии и Нового Ганно­
вера. Мы трижды лережили кораблехфутаение: возле остро­
вов Гилберта, Санта-ТСрус и Фиджи. Мы покупали и перепрода­
вали все, .на чем можно было заработать доллар,—будь то
жемчуг, раковины, копра, трепанги, черепахи, черепаховые
панцири и всякая всячина с разбитых судов.
Я обо всем догадался в Папеэте, сразу после того, как он
объявил, что пойдет за мной хоть на край света. В ту пору
в Папеэте был своего рода клуб, где собирались скупщики
жемчуга, торговцы, капитаны и разные авантюристы, каких
немало в тех краях. Игра шла по крупней, пили тоже немало,
и, к сожалению, я засиживался позднее, чем следовало бы.
И когда бы я ни вышел из клуба, меня всегда ждал Отоо, что­
бы проводить домой.
Вначале это вызывало у меня улыбку, затем я отчитал его.
Потом я заявил ему без обиняков, что не нуждаюсь в няньках.
После этого, выходя из клуба, я не встречал его. Прошла не­
деля, и как-то совершенно случайно я обнаружил, что он
по-прежнему провожает меня домой, пробираясь вдоль ули­
цы в тени манговых деревьев. Что а мог сделать? И тогда я по­
нял, что нужно было делать.
Незаметно для себя я стал приходить домой раньше. На
улице дождь и ветер, и я в разгар дурачеств и веселья то и де­
ло возвращался к мысли об Отоо, который неустанно .несет
свою унылую вахту под манговым деревом, не защищающим
от потоков боды. Я и в самом деле стал лучше благодаря ему.
И все-таки он не проявлял пуританской нетерпимости в во­
просах морали. Ему ничего не было известно о христианских
заповедях. Бее население Бора-Бора приняло христианство,
а он был язычник, единственный неверующий на острове, ве­
ликий материалист, который знал, что будет мертв, когда
умрет. Он верил в людскую добросовестность и честную игру.
Мелкие подлости ь его кодексе чести были почти таким же
серьезным престутшением, как зверскоеубийство, и я совер­
шенно убежден, что он скорее отнесется, с уважением к убий­
це, чем к жулику средней руки.
Что же касается меня лично, он не одобрял ничего, что
шло мне во вред. В игре он не видел ничего плохого. Он и сам
бьш азартным игроком. Но поздние бдения, объяснял он, вре­
дят здоровью. Он знал людей, которые умирали от лихорадки
262

потому, что не заботились о своем здоровье. Он не был трез­
венником и, промокнув до нитки, был не прочь хлебнуть ви­
ски. Иными словами, он верил, что спиртное полезно лишь
в умеренных количествах. Он видел множество людей, кото­
рых шотландское виски или джин загоняли в гроб или делали
калеками.
Мое благосостояние Отоо принимал близко к сердцу. Он
думал о моем будущем, взвешивал мои планы и размышлял
о моей судьбе больше, чем я сам. Вначале, когда я еще не по­
дозревал о том, что он интересуется моими делами, ему при­
ходилось самому догадываться о моих намерениях, как, на­
пример, случилось в Папеэте, когда я раздумывал, вступать
ли в компанию с одним плутоватым парнем, моим соотечест­
венником, который затеял рискованное предприятие с гуано.
Я не знал, что этот парень —мошенник. Этого не знал ни один
белый в Папеэте. Отоо тоже ничего не знал, но он видел, что
мы становимся с тем парнем закадычными дружками, и на
свой страх решил разузнать все о нем. На побережье Таити
стекаются матросы-туземцы со всех морей. Подозрительный
Отоо терся около них до тех пор, пока не собрал убедитель­
ные факты, подтверждающие его догадки. Да, немало он
узнал о делишках Рэндольфа Уотерса. Когда Отоо рассказал
мне о них, я не поверил, но потом выложил все Уотерсу,
и тот, не сказав ни слова, с первым же пароходом отбыл
в Окленд.
Откровенно говоря, вначале меня раздоажало то, что Отоо
сует нос в мои дела. Но я знал, что он действует совершенно
бескорыстно; вскоре я должен был признать, что он мудр
и осторожен. Он следил, чтобы я не ущ^стил выгодного слу­
чая, был одновременно и дальновидным и проницательным.
Скоро я уже начал во веем советоваться с Отоо, так что в кон­
це концов он стал разбираться в моих делах лучше, чем я сам.
Мои интересы он принимал ближе к сердцу, чем я. В ту чудес­
ную пору я был по-мальчишески беспечен, романтику предпо­
читал. доллару, а приключение— удобному ночлегу под кры­
шей. Словом, хорошо, что кто-то присматривал за мной. Если
бы не Отоо, меня бы давно не было в живых. Это я знаю навер­
ное.
Из многочисленных примеров позвольте привести один.
Когда я отправился, за жемчугом в Паумслу, у меня уже был
некоторый опыт по вербовке чернокожих. В Самоа мы с Отоо
остались на берегу, вернее, сели на мель, денег—ни гроша, но
мне повезло: я поступил вербовщиком на бриг, который до­
ставлял негров на плантащш. Отоо нанялся на. этот же бриг
285

простым матросом. В течение следующих шести лет на раз­
ных судах мы избороздили самые дикие уголки Меланезии.
Отоо был убежден, что место загребного на моей лодке по
праву принадлежит ему. Работали мы обычно так. Вербовщи­
ка высаживали на сушу. Его лодка оставалась у самого бере­
га-весла наготове. Она находилась под прикрытием другой
лодки, что стояла в нескольких сотнях ярдов в море. Я втыкал
в песок шест, которым в случае необходимости можно было
быстро оттолкнуться от берега, выгружал из лодки свои това­
ры, а Отоо бросал весла и подсаживался к винчестеру, скры­
тому под парусиной. Матросы на другой лодке были тоже во­
оружены: под парусиной вдоль борта лежали снайдеры.
Пока я торговался с чернокожими и убеждал их наняться
на плантации Квинсленда, Отоо не спускал с них глаз. Сколь­
ко раз негромким окриком предупреждал он меня о подозри­
тельных действиях негров или о ловушке, которую они гото­
вили. Иногда первым сигналом тревоги был внезапный вы­
стрел, которым Отоо разил негра наповал. Я бросался к лод­
ке, и он всегда подхватывал меня на лету. Помню, однажды,
когда мы плавали на «Санта Анна», на нас напали, едва наша
лодка подошла к берегу. Прикрывающая нас лодка помчалась
на помощь, но тем временем несколько десятков дикарей
оставили бы от нас мокрое место. Тогда Отоо одним прыжком
перескочил на берег и начал обеими руками разбрасывать во
все стороны табак, бусы, томагавки, ножи и куски ситца.
Для негров это было слишком сильное искушение. Пока
они дрались из-за сокровищ, мы столкнули лодку в воду
и отошли футов на сорок в море. А через четыре часа на этом
самом берегу я завербовал тридцать человек.
Особенно запомнился мне один случай на Малаите, самом
диком острове из восточной группы Соломоновых островов.
Туземцы были настроены чрезвычайно дружественно, но от­
куда нам было знать, что вся деревня уже более двух лет со­
бирала человеческие головы, чтобы обменять их на голову бе­
лого человека? Там все бродяги были охотниками за голова­
ми, и особенно высоко ценились головы белых. Тот, кто ее
добудет, получит все, что они накопили. Как я уже сказал,
они были настроены очень дружелюбно, и я в этот день уда­
лился в глубь берега на добрую сотню ярдов. Отоо предупре­
ждал, что это не безопасно, но я не послушался, и, как всегда,
это привело меня к беде. Я внезапно увидел целую тучу ко­
пий, летящих из мангровой чащи. Не менее десятка запело ме­
ня. Я пустился бежать, но споткнулся о копье, которое вонзи­
лось мне в икру, и упал. Негры бросились за мной, размахивая
264

боевыми, украшенными перьями топориками на длинных ру­
коятках, и собирались, по-видимому, отрубить мне голову. Им
так не терпелось получить награду, что они толкались и ме­
шали друг другу. В суматохе мне удавалось увертываться от
ударов, петляя на бегу и бросаясь на землю.
В это время появился Отоо, Отоо—борец. Он где-то раздо­
был тяжелую боевую дубинку, и в рукопашной она оказалась
полезней ружья. Отоо бросился в гущу толпы, и враги не мог­
ли поразить его копьями, а топоры только мешали им. Он сра­
жался за меня с исступлением. Дубинкой он орудовал потря­
сающе. Под его ударами головы лопались, словно перезрелые
апельсины. Его ранили лишь после того, как, разогнав тузем­
цев, он взвалил меня на плечи и побежал к лодке. Он добрал­
ся до лодки, четыре раза задетый копьями, схватил свой вин­
честер и стал стрелять, каждым выстрелом укладывая врага.
Затем нас взяли на шхуну и перевязали раны.
Семнадцать лет мы не расставались. Он сделал меня чело­
веком. Я бы и по сей день был судовым приказчиком, вербов­
щиком, а может быть, от меня не осталось бы даже воспоми­
нания, если бы не он.
—
Сейчас, истратив деньги, ты можешь заработать
еще,—сказал он мне однажды.—Сейчас тебе легко добывать
деньги. Но когда ты состаришься, деньги у тебя разойдутся,
а заработать ты не сможешь. Я это знаю, господин. Я изучил
повадки белых. На побережье много стариков, некогда они
были молоды и могли зарабатывать, как ты сейчас. Теперь
они стары, у них ничего нет, и они слоняются в ожидании ка­
кого-нибудь парня, который угостит их.
Чернокожий трудится на плантациях, словно раб. Он полу­
чает двадцать долларов в год. Он работает много. Надсмотр­
щик работает мало. Ездит себе верхом да наблюдает, как ра­
ботает чернокожий парень. Он получает тысячу двести дол­
ларов в год. Я матрос на шхуне. Мне платят пятнадцать дол­
ларов в месяц. Это потому, что я хороший матрос. Я много
работаю. А капитан прохлаждается под тентом да тянет пиво
из больших бутылок. Я никогда не видел, чтобы он поднимал
паруса или работал веслом. Он получает сто пятьдесят долла­
ров в месяц. Я—матрос. Он—навигатор. Господин, я думаю,
тебе надо изучить навигацию.
Отоо побудил меня заниматься этим. Когда я вышел в свой
первый рейс вторым помощником капитана, он плавал со
мной и больше меня гордился тем, что я командую. Но Отоо
не унимался.

— Господин, капитан получает много денег, но он ведет
судно я никогда не знает покоя. Судовладелец—вот кто полу­
чает больше. Судовладелец, который сидит на берегу и делает
деньги.
— Верно, но шхуна стоит пять тысяч долларов, притом
старая шхуна,—возразил я.—Я помру, прежде чем накоплю
пять тысяч долларов.
— Белый человек можзт разбогатеть очень быстро,—про­
должал он, указывая на берег в зарослях кокосовых пальм.
Зто было у Соломоновых островов. Мы шли вдоль восточ­
ного берега Гвадалканара и скупали «растительную слоновую
кость».
— Между устьями двух этих рек расстояние мили
две,—сказал он—Равнина тянется в глубь острова. Сейчас она
ничего не стоит. Но кто знает? Может быть, черег год-два эта
земля будет сюита очень дорога. Тут удобно стать на якорь.
Океанские пароходы могут подходить к самому берегу. Ста­
рый зождь продаст тебе полоску земли шириной в четыре ми­
ли за десять тысяч пачек табаку, десять бутылок джина и ру­
жье системы Снайдера, что обойдется тебе приблизительно
в сотню долларов. Затем ты оформишь сделку и через
один-два года продашь землю и купишь собственное судно.
Я последовал совету Отоо, и его предсказание сбылось,
правда, не через два, а через три года. Затем последовало дело
с пастбищам? на Гвац&лканаре—арендовал у государства два­
дцать тысяч акров сроком на девятьсот девяносто девять лет
по номинальной стоимости. Я был арендатором ровно девяно­
сто дней,, потом продел землю за огрозщую сумму одной ком­
пании. Именно он, Отоо, все предвидел и ке упускал удобного
случая. Это была его идея—поднять затонувший «Донкастер»,
который продавался на аукционе за сто фунтов. Операция эта
после покрытия всея расходов дала три тысячи чистой прибы­
ли. По совету Отоо я стал плантатором на Савайе и занялся
торговлей кокосовыми орехами в Уполу.
Мы уже не ходили в море так часто, как прежде. Я стал бо­
гатым, женился, жизнь пошла по-иному, но Отоо оставался
все тем же Отоо, он бродил по дому, заглядывал в контору, не
вынимая изо рта деревянной трубки и не расставаясь с деше­
вой сорочкой и панталонами. Я не мог заставить его тратить
деньги. Ему не нужно было никакого вознаграждения, кроме
любви, и—бог свидетель,—мы все от д/ши его любили. Дети
его обожали, а жена моя непременно бы его избаловала, если
бы Отоо можно было избаловать.
266

А дети! Это он раскрыл им тайны окружающего мира. Под
его присмотром они делали первые шаги. Когда кто-нибудь из
ребят заболевал, он не отходил от его постели. Одного за дру­
гим., когда они были еще совсем крошечными, он брал с собой
в лагуну и учил плавать и нырять. Я никогда не знал о рыбах
и о рыбной ловле столько, сколько он рассказал детям. Он от­
крыл нм тайны леса. В семь лет Том знал лес так, как мне и не
снилось. Шести лет Мэри бесстрашно проходила по обрыви­
стой скале, а я знал, что не каждый мужчина отважится на та­
кой подвиг. Едва Франку исполнилось шесть лет, он мог до­
стать монету с пятиметровой глубины.
— Мой народ на Бора-Бора не любит язычников, они там
все христиане. А я не люблю христиан острова Бора-Бора,—
сказал он однажды, когда я убеждал его взять одну из наших
шхун-и навестить родной остров. У меня была идея—заста­
вить его тратить деньги, по праву принадлежащие ему. Путе­
шествие я затевал неспроста: я надеялся, что это событие бу­
дет переломным в его психологии и он качнет беззаботно тра­
тить деньги.
Я говорю «одну из наших шхун», хотя в ту пору все они по
закону принадлежали мне. Я долго пытался побороть его
упрямстве: мне хотелось, чтобы мы были компаньонами.
— Мы компаньоны с того самого дня, как затонула <
•Крош­
ка Жанна >\—ответил он наконец.—Но если твое сердце так
пожелало, давай будем законными компаньонами. Я бездель­
ничаю, а денег на меня уходит уйма. Я много пью, ем я курю
вволю, а это стоит1немало, я знаю. Я бесплатно играю па би­
льярде, петому что это твой стол, но это все-таки расход.
Удить рыбу на рифе для собстзенного удовольствия может по­
зволить себе только богач. На крючки и лесы уходит много
денег. Да, нам необходимо стать компаньонами по закону. Мне
нужны деньги. Я буду получать их в конторе у старшего
клерка.
Словом, были выписаны и оформлены соответствующие
документы. Прошел год, и я начал ворчать.
-- Чарли,—сказал я,- ты—старый обманщик, несчастный
скряга, ж алкий краб. Смотри-ка, твоя доля прибыли за этот
год равна нескольким тысячам долларов. Эту бумагу дал мне
старший клерк. Здесь написано, что за год ты истратил
восемьдесят семь долларов и двадцать цеггюз.
— Мне еще что-нибудь причитается?—спросил он озабо­
ченно.
— Я же сказал, несколько тысяч долларов,—ответил я.
267

Лицо его просветлело, будто он почувствовал большое об­
легчение.
— Это очень хорошо,—сказал он.—Смотри, чтобы стар­
ший клерк правильно вел счета. Когда мне понадобятся день­
ги, я возьму их, и чтобы ни один цент не пропал.
— А если случается недостача,—помолчав, добавил он
жестко,—ее покрывают из жалованья клерка.
А в то время, как я впоследствии узнал, в сейфе американ­
ского консульства уже хранилось его завещание, составлен­
ное Каррузерсом, по которому я являлся единственным его

наследником.
Но пш шея конец, потому что все на свете должно ко­
гда-нибудь закончиться. Это случилось на Соломоновых
островах, где в дни безрассудной юности мы работали не по­
кладая рук. Теперь мы снова посетили эти места, главным об­
разом для того,, ччо&ы отдохнуть, а заодно посмотреть, как
идут дзла на земанъ^гх учасччых на острове Флорида, и разу­
знать, насколько ьыгодек жемчужный промысел в проливе
Мболи. Мь: ;.галй eh якоръ у
Сззо п надежде выторго­
вать у туземцев что'ниоудь ЦсгчглОе»
Ну. возле Cazo так и кишат акулы. Обычай туземцев хоро­
нить своих покош^ксв в открытом море привел к тому, что
акулы стали бс :;г:,л;:£Ыми
омывающих остров вод,.
Так уж мне всегда lcjot, ч по крошечное, перегруженное ту­
земное каноэ, п хсоюром мы утлыли, опрокинулось. В нем бы­
ло, вернее, за из,, о держались, четверо негров и я. До шхуны
бьшо ярдов сто. Как раз в то врет, когда я кричал своим на
шхуне, чтобы спустили шлюпку, раздались вопли одного из
негров. Он держался за конец каноэ, и его несколько раз потя­
нуло вниз вместе с лодчонкой. Потом он разжал руки и исчез.
Его утащила акула.
Трое оставшихся негров пытались выкарабкаться из воды
на днище опрокинутого каноэ. Я кричал на них, ругался, даже
стукнул того, который был рядом, кулаком, но ничего не по­
могло. Их охватил безумный ужас. Каноэ едва ли могло вы­
держать даже одного из них. Когда на лодку взобрались трое,
она стала вертикально, затем опрокинулась на бок, сбросив
их в воду.
Я поплыл к шхуне, надеясь, что мне навстречу выйдет
шлюпка. Один из негров последовал за мной, и мы продвига­
лись вперед рядом, не говоря ни слова и время от времени
опуская лицо в воду, чтобы посмотреть, нет ли акул. Человек,
оставшийся у каноэ, дико закричал: на него напали хищники.
Опустив голову в воду, я увидел огромную акулу, проплыва­
268

ющую как раз подо мной. Она была не менее шестнадцати фу­
тов длиной. Я видел, как все произошло. Она схватила негра
поперек туловища и поплыла прочь. Голова, руки, плечи не­
счастного все время были над водой, он кричал душераздира­
ющим голосом. Акула протащила его несколько сот футов,
потом он скрылся под водой.
Я плыл вперед, надеясь, что это была последняя голодная
акула. Но была еще одна. Была ли это одна из тех, которые
напали на негров вначале, или она насытилась где-нибудь
в другом месте, я не знаю. Во всяком случае, она, кажется, не
спешила, как другие. Теперь я уже не мог плыть так быстро,
как раньше, потому что я тратил много сил, стараясь не те­
рять ее из виду. Я видел, как она начала первую атаку. Мне по­
везло—я обеими руками стукнул ее по рылу, и, хотя ее вне­
запный толчок чуть не увлек меня под воду, мне все-таки уда­
лось ее отогнать... Потом она повернула и начала кружить
подле меня. Так же мне удалось спастись и во второй раз. Тре­
тий бросок был неудачен для обеих сторон. Она повернулась
в тот момент, когда мои кулаки были возле ее рыла, и, при­
коснувшись к ее боку, напоминавшему наждачную бумагу,
я на одной руке содрал кожу от локтя до плеча: на мне была
безрукавка.
Теперь я уже совсем выдохся и потерял всякую надежду на
спасение. До шхуны оставалось футов двести. В то время, ко­
гда я опустил лицо в воду и наблюдал за акулой, которая го­
товилась к следующей атаке, я заметил промелькнувшее меж­
ду нами коричневое тело. Это был Отоо.
— Плыви к шхуне, господин!—сказал он. И голос его был
весел, словно речь шла о веселом приключении.—Я знаю
акул. Акулы мне братья.
Я подчинился и медленно поплыл вперед, а Отоо был ря­
дом, все время лавируя между мной и акулой, отражая ее ата­
ки и подбадривая меня.
— На боканцах снесло такелаж, и они его крепят,—объяс­
нил он через минуту-другую и сразу нырнул, чтобы отбить
очередную атаку хищника.
Когда шхуна была в тридцати футах, я выдохся оконча­
тельно. Я с трудом двигал руками и ногами. С борта нам бро­
сали веревки, но они падали слишком далеко. Акула, убедив­
шись, что имеет дело с безобидными существами, осмелела.
Несколько раз она меня чуть не схватила, ко в решающую се­
кунду ей мешал Отоо. Конечно, сам Отоо мог спастись в лю­
бой момент. Но он не хотел бросать меня.
— Прощай, Чарли! Это конец,—задыхаясь, выговорил я.
269

Я знал, что это конец, что через секунду я опущу руки
и пойду ко дну.
Но Отоо засмеялся и сказал:
— Я покажу тебе новый фокус. Этой акуле плохо придется!
Он нырнул между мной и акулой, которая плыла за мной.
— Забирай влево! —крикнул он.—Там веревка. Еще левее,
господин, левее!
Я повернул в дрз^гую сторону и поплыл вперед. Когда
я ухватился за веревку, на шхуне раздался крик. Я оглянулся*
Отоо не было..., В следующее мгновение он показался на по­
верхности. Кисти обеих рук были у него оторваны, из ран ли­
лась кровь.
— Отоо!—негромко позвал o il И взгляд его был полон той
же любви, что звучала в его голосе.
Только теперь, единственный раз, в последнее мгновение
своей жизни, он назвал меня этим именем.
— Прощай, Отоо! —крикнул он.
Потом он исчез под водой, а меня втащили на борт, где
я упал ка руки капитана и потерял сознание.
Так ушел из жизни Отоо, который спас меня в молодости,
сделал меня человеком и потом снова спас. Мы встретились
в пасти урагана, и нас различила пасть акулы. Между этими
событиями прошло семнадцать лет, и я с полной ответствен­
ностью моху заявить, что в мире никогда не было такой друж­
бы между темнокожим и белым. И если Иегова на своем высо­
ком послу действительно всевидящ, то в его царстве не по­
следним будет Отоо, единственный язычник с острова Бо­
ра-Бора.

—
Пока чернокожий человек черн
лый человек белый, они не поймут друг друга,—так сказал ка­
питан Вудворт.
Мы сидели в кабачке у Чарли. Робертса и стаканами тянули
«Абу-Хамед», приготовленный хозяином, который пил с нами
за компанию. Чарли Робертс утверждал, что раздобыл рецеш
зтого напитка непосредственно у Стивенса, прославившегося
изобретением «Абу-Хамеда» в то время, когда жажда гналг
его отведать воду Нила, у того самого Стивенса1, который со­
чинил «С Китченером к Хартуму», а потом погиб при осаде.
Ледисмита.
Капитан Вудворт, крепкий, коренастый, с опаленным за со­
рок лет пребывания у тропиках лицом, прекрасным! лучисты­
ми карими глазами, каких я ни разу в жизни не встречал
у мужчин,, многое, изведал в жизни. Крестообразный шрам на
его лысой макушке говорил о близком знакомстве с боэвьш
топором туземца; о том же свидетельствовали два рубца огх
стрелы на правой стороне шеи: там, где стрела вошла и где
она выпит из его тела. По его словам, он бежал, а стрела ему
мешала, но он не имел времени отламывать наконемник стре­
лы и потому протащил, ее насквозь. Теперь, он был капитаном
«Савайи», огромного парохода, который вербовал на остро­
вах Южных морей рабочую силу дня немецких плантаций
в Самоа.
1 Ст ив е н с , Чарльз —английский военный корреспондент, участ­
ник ряда колониальных войн Британской империи; описал свое пребы
вание в армии генерала Китченера, подавившего национальноссвобо
дательное движение в Судане (книга «С Китченером к Хартуму»). Уби;.
в боях под городом Ледисмит, где буры в ходе войны против англий
ских оккупантов блокировали многочисленный английский гарнизон
(1900 год).

— Половина всех недоразумений происходит из-за нашей
тупости,—заявил Робертс, делая паузу, чтобы отхлебнуть из
своего стакана и добродушно отчитать за что-то маленького
слугу-самоанца —Если бы белый человек хотя бы иногда заду­
мывался над психологией чернокожих, можно было бы избе­
жать большинства недоразумений.
— Я встречал таких, правда, их было немного, которые
утверждали, что понимают негров,—ответил капитан Вуд­
ворт,—и я всегда замечал, что их в первую очередь «кай-кай»,
то есть съедали. Вспомните миссионеров в Новой Гвинее и Но­
вых Гебридах, на острове мучеников Эрроманге и на всех
остальных островах. Вспомните судьбу австрийской экспеди­
ции: ее изрубили в куски на Соломоновых островах, в дебрях
Гвадалканара. Да и сами торговцы, умудренные многолетним
опытом: они хвастались, что к ним не прикоснется ни один
негр, а головы их по сей день красуются на балках плавучих
жилиш. Или вот старый Джонки Симонс. .Двадцать шесть лег
провел в дебрях Меланезии и клялся, что знает негров как
свои пять пальцев, что они его не тронут. А погиб он у лагуны
Марово, в Нью-Джорджии. Ему отрезали голову черная Мэри
и старый одноногий негр. (Одну ногу у него отхватила акула,
когда он нырял за оглушенной рыбой.) Был еще Билли Уотс,
убийца негров, человек, которого испугался бы сам дьявол!
Помню, стояли мы у мыса Литл, это, знаете ли, в Новой Ир­
ландии, когда негры утащили у него полтюка табаку, кото­
рый он собирался продать, табак и стоил-то доллара три. Так
он в отместку пристрелил шестерых негров, разбил их боевые
каноэ и сжег две деревни. Четыре года спустя, когда он с пя­
тьюдесятью молодчиками из Буку там же, у мыса Литл, ловил
трепангов, их подстерегли чернокожие. Всех перебили за пять
минут, кроме троих парней, которым удалось удрать в каноэ.
Словом, нечего болтать, будто мы понимаем негров, Миссия
белого человека —нести цивилизацию в мир, и это—нелегкое
дело, выпавшее на его долю. Г'де ж тут останется время, что­
бы копаться в психологии негров?
— Точно! —выпалил Робертс—И вообще эго не так уж
обязательно—понимать негров. Чем глупее белый человек,
тем успешнее он насаждает цивилизацию...
— И вселяет страх божий в сердца негров,—вставил капи­
тан Вудворт—Может быть, вы правы, Робертс. Возможно, се­
крет его успеха именно в глупости, и, несомненно, один из
признаков этой глупости—неспособность понять негров.
Одно ясно: белый призван управлять неграми, независимо от
272

того, понимает он их или нет. Он неукротим и неотвратим,
как рок.
— Конечно, белый человек неукротим и неотвратим для
негров,—вставил Робертс.—Скажите белому, что в какой-то
лагуне, где живут десятки тысяч воинственных туземцев, ле­
жит жемчужина,—он бросится туда очертя голову с полдю­
жиной разных ловцов-канаков и дешевым будильником вме­
сто хронометра. Они возьмут удобное судно водоизмещением
тонн в пять и набьются туда, как сельди в бочку. Только шеп­
ните ему, что на Северном полюсе есть золотая жила, и это
неукротимое белокожее существо сразу же двинется в путь,
прихватив с собой лопату, кирку, окорок и патентованный,
последнего образца, лоток для промывания золота. И самое
удивительное, что он туда доберется! Намекните ему, что за
раскаленной оградой ада нашли алмазы—и Мистер Белоко­
жий атакует врата преисподней и заставит старого бродягу
Сатану работать ломом и лопатой. Вот что происходит, когда
человек глуп и неукротим.
— Интересно, что думают чернокожие о... о неукротимо­
сти?
Капитан Вудворт негромко засмеялся. Глаза его засвети­
лись от воспоминаний.
— Мне тоже хотелось бы узнать, что думали и, должно
быть, до сих пор думают негры Малу об одном неукротимом
белом человеке, который был с нами на «Герцогине», когда
мы стали на якорь у их берега,—сказал он.
Робертс приготовил еще три «Абу-Хамеда».
— Было это лет двадцать тому назад. Звали его Саксгорп.
Я ни разу в жизни не встречал такою тупого человека, но он
был неукротим, как сама смерть. Он умел только стрелять,
и больше ничего. Помню, как я в первый раз его встретил
здесь, в Апии, двадцать лет назад. Тебя еще тут не было, Ро­
бертс. Я остановился в гостинице голландца Генри, там, где
сейчас рынок. Вы ничего о нем не знаете? Он неплохо зарабо­
тал, тайно переправляя оружие повстанцам1, продал свою го­
стиницу, а ровно через шесть недель его зарезали в каком-то
кабачке Сиднея.
Однако о Саксторпе. Как-то ночью, едва я заснул, кошачья
пара начала во дворе концерт. Соскочив с постели, я подошел
1 Повстанцы—имеется в виду повстанческое движение
1890—1900 годов на Филиипинских островах, сначала направленное
против испанских колониалистов, обосновавшихся на Филиппинах
с ХУП века, а затем против США, захвативших Филиппины под видом
помощи в национально-освободительной антииспанской войне.
273

к окну с кувшином воды в руке. И в то же время я услыхал,
как раскрылось соседнее окошко. Раздались два выстрела,
и окно закрылось. Все произошло так быстро, что описать не­
возможно. Это было делом нескольких секунд. Раскрывается
окно,—бум, бум—два раза стреляет револьвер,—окно закры­
вается. Я не знаю, кто он был, но он даже не выглянул в окно.
Он был уверен. Понимаете? Уверен. Концерт прекратился,
и утром нашли окоченевшие тех*а нарушителей тишины. Мне
это показалось чудовищным. Во-первых, на небе светили
только звезды, а Саксгорн стрелял, не целясь, во-вторых, вы­
стрелы следовали один за другим так быстро, будто он стре­
лял из двустволки, и, наконец, он знал, что попал в свои ми­
шени, даже не выглянув в окно.
Через два дня он псишел наниматься на «Герцогиню». Я то­
гда был помощником капитана на большой шхуне водоизме­
щением в сто пятьдесят тонн. Мы перевозили завербованных
негров. Должен сказать, в те дни вербоЕка была настоящей
вербовкой. Мы не знали ни правительственных инспекторов,
ии властен, Это была адски тяжелая работа. Мы целиком по­
лагались только на себя. Когда дела принимали плохой обо­
рот, не пеняй на других! Мы вывозили негров со всех островов
Южных морей, кроме тех, откуда нас гнали. Словом, он при­
шел на шхуну и назвался Джоном Саксторпом. Небольшой че­
ловечек какого-то песочного цвета: песочные волосы,, песоч­
ный цвет лица, даже глаза песочные. Ничего в нем не было
приметного. Душа у него была такая же бесцветная, как к фи­
зиономия. Он сказал, что остался без единого пенса и хочет
поступить на судно. Готов служить юнгой, коком, судозым
приказчиком или простым матросом.
Он ничего не смыслил ни в одной из тех профессий., но ска­
зал, что научится. Мне он был не нужен, но его стрельба про­
извела на меня столь сильное впечатление, что я записал его
матросом с жалованьем три фунта в месяц.
Не стану отрицать, он действительно хотел чему-нибудь на­
учиться. Но так уж он был устроен, что не мог ничему на­
учиться. Он разбирался в румбах компаса не больше, чем
я в приготовлении выпивки, которую нам делает Робертс.
Штурвалом же он орудовал так, что ему я обязан первой се­
диной, Я ни разу не рискнул подпустить его к 'штурвалу, когда
море было неспокойно, потому что движение с попутным ве­
тром или галсами—против ветра—было для него неразреши­
мой тайной. Он бы никогда не мог сказать, в чем разница меж­
ду шкотами и талями. Путал кливер с гафелем. Прикажите
ему ослабить грот-трисель-шкот, и, прежде чем вы сообрази­
274

те, что происходит, он опустит кок гафеля. Он трижды падал
за борт, а плавать не умел. Но он всегда был жизнерадостен,
не ведал, что такое морская болезнь, и был самым поклади­
стым человеком, каких я только знал. Это была замкнутая на­
тура. Он никогда не рассказывал о себе. Для нас его жизнь на­
чалась с того дня, когда он появился на «Герцогине». Где он
научился стрелять, сказать могли лишь звезды. Он был ян­
ки —это мы определили по его гнусавому произношению. Но
больше мы так ничего и не узнали.
Вот я и подошел к самому главному. Нам здорово не везло
на Новых Гебридах: за пять недель—только четырнадцать не­
гров, и с попутным зюйд-остом мы взяли курс к Соломоновым
островам. На Малаите тогда, как и сейчас, можно было легко
вербовать негров, и мы пошли к северо-западной оконечности
острова —Малу. Рифы там и у берега и в открытом море,
и стать на якорь нелепсо, но мы благополучно миновали ри­
фы, отдали якорь и взворвали динамит—этим сигналом мы
возвещали негров о начале вербовки. За три дня никто не
явился. Негры сотнями подплывали к нам на своих каноэ, но
они только смеялись, когда мы показывали им бусы, ситец, то­
поры и начинали рассказывать о том, что работа на плантаци­
ях Самоа—одно удовольствие.
На четвертый день все вдруг переменилось. Записалось сра­
зу пятьдесят с лишним человек; их размест-или в главном трю­
ме, разумеется, с правом свободаого передаижения по палубе.
Теперь, когда я оглядываюсь назад, эта повальная вербовка
представляется мне очень подозрительной, но в то время мы
думали, что какой-нибудь могущественный вождь-царек раз­
решил своим подданным наниматься па работу. 7/тром пятого
дня обе каши шлюпки, как обычно, пошли iz берегу. Одна
шлюпка прикрывала другую на случай нападения. И, как
обычно, на палубе слонялись без дела, болтали, курили или
спали полсотни негров. На «Герцогине», кроме них, остались
я, Саксторп да четверка матросов. На обеих наших шлюпках
работали уроженцы островов Гилберта. На первой были капи­
тан, судовой приказчик и вербовщик. На второй, что прикры­
вала первую и стояла в сотне ярдов от берега, находился вто­
рой помощник капитана. Обе шлюпки были хорошо вооруже­
ны, хотя нам как будто ничто не угрожало.
Четверо матросов, включая Саксгорна, чистили поручни на
корме. Пятый матрос с винтовкой в руках стоял на часах пе­
ред грот-мачтой, возле бака с водой. Я был на носу, наводя по­
следний глянец на новое крепление фор-гафеля. Только я на­
клонился за своей трубкой, как с берега раздался выстрел.
275

Я выпрямился, чтобы посмотреть, в чем дело. Что-то стукнуло
меня по затылку. Оглушенный, я свалился на палубу. Вначале
я подумал, что мне на голову упала снасть, но я услышал ад­
ский треск выстрелов со стороны шлюпок и, падая, успел по­
смотреть на матроса, который стоял на часах. Два здоровен­
ных негра держали его за руки, а третий замахнулся на него
топором.
Как сейчас, вижу эту картину: бак для воды, грот-мачта,
чернокожие, схватившие часового за руки, топор, опуска­
ющийся ему на голову,—и все это залито ослепительным сол­
нечным светом. Я был словно во власти колдовского видения
наступающей смерти. Казалось, томагавк двигается страшно
медленно. Я увидел, как он врезался в голову, ноги матроса
подкосились, и он начал оседать на палубу. Негры крепко
держали его и стукнули еще два раза. Затем меня тоже стук­
нули пару раз по голове, и я решил, что я умер. К тому же вы­
воду пришел тот негодяй, который нанес мне удары. Я не мог
двигаться и лежал неподвижно, наблюдая, как они отсекли
часовому голову. Должен сказать, орудовали они ловко. Вид­
но, набили руку на этом деле.
Стрельба со шлюпок прекратилась, и я не сомневался, что
они всех прикончили. Сейчас они придут за моей головой.
Очевидно, они снимали головы тем матросам, что были на
корме. На Малаите ценятся человеческие головы, особенно го­
ловы белых. Они занимают почетные места в каноэ, в которых
живут прибрежные туземцы. Я не знаю, какого декоративного
эффекта добиваются лесные жители, но они ценят человече­
ские головы так же, как их собратья на побережье.
Все же меня не покидала слабая надежда на спасение. На
четвереньках я добрался до лебедки, а там с трудом поднялся
на ноги. Теперь мне была видна корма—на палубе рубки тор­
чали три головы. Это были головы матросов, с которыми
я общался много месяцев подряд.
Негры заметили, что я поднялся на ноги, и побежали ко
мне. Я хотел было достать револьвер, но обнаружил, что они
его забрали. Не могу сказать, чтобы я очень испугался. Я не­
сколько раз был на волосок от гибели, но никогда смерть не
подступала ко мне так близко, как в тот раз. Я был в полубес­
сознательном состоянии, и мне было все безразлично.
Негр, который несся впереди, прихватил в камбузе боль­
шой мясницкий нож, намереваясь разделать меня на куски. Он
гримасничал, как обезьяна. Но ему не удалось осуществить
свое намерение. Он ничком рухнул на палубу, и я увидел, как
изо рта у него хлынула кровь. В полузабытьи я расслышал вы­
276

стрел,, за ним еще и еще. Негры падали один за другим. Я по­
степенно приходил в себя и заметил, что стреляют без прома­
ха. С каждым выстрелом кто-нибудь падал. Я уселся рядом
с лебедкой и взглянул наверх. Там на салинге сидел Саксгорн,
Как он умудрился туда забраться, я не знаю: ведь у него в ру­
ках было два винчестера и множество патронташей. Как бы то
ни было, сзйчас он был занят единственным делом, на какое
был способш.
Мне приходилось видеть н резню и расстрелы, но я пи разу
в жизни не видел ничего подобного. Я сидел у лебедки и на­
блюдал. Я бьш в каком-то полуобморочном состоянии, и все
происходящее представлялось мне сном. Бант, банг,
банг—стреляло ружье, и хлоп, хлоп, хлоп -валились на па­
лубу негры. Во время первой попытки схватить меня погибло
человек десять, и остальные теперь остолбенели от ужаса, но
Саксторп стрелял, не переставая. К этому времени к судну по­
дошли те две шлюпки и каноэ с неграми, которые были во­
оружены снайде^ами и винчестерами, захваченными у нас.
Они открыли по Саксторпу ураганный огонь. К счастью для
него, негры хорошо стреляют только на близком расстоянии.
Они не прикладывают ружья к плечу. Они ждут, пока человек
очутится ниже их, и стреляют, приставив ружье к бедру. Ко­
гда у Саксгорна перегревался винчестер, он брал другой. По­
тому-то он и захватил с собой два ружья, когда полез наверх,
Скорость стрельбы была у него потрясающая. К тойу же
Сакстоон ш разу не промазал. Если на земле существует не­
укротимый человек, так это Саксторп. Немыслимая скорость
делала это побоище страшным.
Негры не могли опомниться. Когда же они немного при­
шли в себя, они начали бросаться за борт и опрокидывали
свои каноэ. Саксторп продолжал стрельбу. Вода была сплошь
усеяна черны»® макушками, и—бух-бух-бух—всаживал он
в ш х свои пули. Он не промахнулся ни разу, и я отлично слы­
шал, как каждая пуля хлопала в человеческий череп.
Лавина негров устремилась к берегу. Я поднялся и, словно
во сне, видел, как на воде, точно мячики, прыгали и исчезали
в глубину головы чернокожих. Некоторые дальние выстрелы
были совершенно феноменальны. Только один добрался до бе­
рега, но, когда он поднялся, чтобы выйти из воды, Саксторп
уложил и его. Это было превосходное попадание. И когда
двое негров подбежали к раненому и стали вытаскивать его
на берег, Саксторп уложил их на месте.
Я решил, что все кончилось. Но тут стрельба началась сно­
ва. Какой-то негр выскочил из кают-компании и бросился
277

к поручням, но на полпути упал. Кают-компания, вероятно,
была переполнена неграми. Я насчитал человек двадцать. Они
выбегали по одному и прыгали к поручням. Но ни один из них
не добрался до борта. Мне это зрелище напомнило стрельбу
по летящей мишени. Чернокожий выскакивал из двери, разда­
вался выстрел Саксторпа —и он моментально летел вниз. Там,
в кают-компании, они, конечно, не знали, что происходит на
палубе, и продолжали выбегать наверх, пока их всех не пере­
били.
Саксторп подождал немного, убедился, что опасность ми­
новала, и спустился на палубу.
Из всей команды «Герцогини» уцелели только мы с Саксторпом, и я был очень плох, а он был совершенно беспомо­
щен теперь, когда уже не нужно было стрелять. Следуя моим
указаниям, он промыл мои раны и перевязал их. Внушитель­
ная порция виски придала мне сил—надо было как-то выби­
раться отсюда. Мне не ка кого было надеяться. Все были уби­
ты. Мы попытались поставить паруса: Саксторп поднимал их,
а я ему помогал. Он снова показал свою непроходимую ту­
пость. Парус не поднялся ни на сантиметр, и, когда я снова по­
терял сознание, нам, казалось, пришел конец.
Но я очнулся. Саксторп беспомощно сидел на трапе в ожи­
дании моих распоряжений. Я велел ему осмотреть раненых,
среди них могли оказаться такие, которые могут передвигать­
ся. Он отобрал шестерых. У одного, помню, была перебита но­
га, но Саксторп заявил, что руки у него в порядке. Лежа в те­
ни, я отгонял мух и говорил, что делать, а Саксторп подгонял
свою инвалидную команду. 'Клянусь, он заставлял этих не­
счастных негров тянугь каждый конец, прежде чем они на­
шли фалы. Один из них, выбирая канат, замертво упал на па­
лубу, ко Саксторп избил остальных и велел им продолжать
работать. Когда грот и фок были поставлены, я приказал ему
расклепать якорную цепь и выпустить ее за борт, Я заставил
их помочь мне добраться до штурвала: хотел попытаться сам
как-нибудь повести судно. Не могу понять, как это произо­
шло, но вместо того, чтобы освободиться от якоря, он отдал
второй. Так что теперь мы стали на оба якоря.
Но в конце концов Саксгорну удалось сбросить обе якор­
ных цепи в море и поставить стаксель и кливер. «Герцогиня»
легла на курс. Наша палуба представляла собой ужасное зре­
лище, Повсюду валялись трупы и умирающие. Они были вез­
де, в самых неожиданных местах. Многим удалось заползти с
палубы в кают-компанию. Я распорядился, чтобы Саксторп
и его кладбищенская команда сбрасывали за борт трупы
278

и умирающих. В тот день акулы здорово поживились. Четверо
наших убитых матросов были, разумеется, тоже сброшены за
борт. Но головы их мы все-таки положили в мешок с грузом,
чтобы их не выбросило на берег и чтобы они ни в коем случае
не попали в руки неграм,
Пятерку пленных я считал командой судна. Однако они
придерживались иного мнения. Они дождались удобного слу­
чая и перемахнули за борт. Двоих Саксторп застрелил из револьвера на лету и прикончил бы и остальных, но я его оста­
новил, Понимаете, мне надоела непрерывная бойня, и, кроме
того, они помогли нам двинуться в путь. Но это заступниче­
ство ни к чему не привело: акулы сожрали всех троих,
Мы вышли в открытое море. У меня началось что-то вроде
воспаления мозга. Как бы то ни было, «Герцогиню» носило по
.морю три недели, пока я немного не поправился и не привел
ее в Сидней, Во всяком случае, эти негры Малу долго будут
помнить, что с белым человеком шутки плохи. Саксторп был
действительно неукротим.
Чарли робер-тс протяжно свистнул и сказал:
— Еще бы! Ну, а Саксторп, что с ним было потом?
— Он занялся охотой ка тюленей, и дела его шли отлично.
Лет шесть он плавал на разных шхунах Виктории и Сан-Фран­
циско. На седьмой год в Беринговом море шхуна, на которой
он служил, была захвачена русским крейсером, и, говорят,
всю комацду отправили на соляные копи в Сибирь. Во всяком
случае, я больше о нем не слышал.
— Нести
цивилизацию
в мир.,.—пробормотал
Ро­
бертс,—Нести цивилизацию... Что ж, за это стоит выпить!
Кто-то должен этим заниматься, я хочу сказать, нести цивили­
зацию.
Капитан Будворт потер шрам на своей лысой голове.
— Я уже сделал свое дело,—сказал он.—Вот уж сорок лет,
как я служу. Это мой последний рейс. Уеду домой—на покой.
— Держу пари,—возразил Робертс,—что вы встретите
смерть за штурвалом, а не дома.
Капитан Вудворт без колебаний принял пари, но я думаю,
что у Чарли Робертса больше шансов выиграть.

ПОТОМОК МАК-КОЯ
Низко осев под тяжестью груза пшеницы,
шхуна «Пиренеи» медленно скользила по спокойному океану,
и человек, подплывший в легкой пироге к ее жачезкому бор­
ту, без труда вскарабкался наверх. Когда он перегнулся через
фальшборт и увидел палубу, ему показалось, что перед его
глазами колышется легкое, едва различимое туманное маре­
во. Может, это ему и впрямь только показалось, может, глаза
на секунду застлала плотная пелена? Его охватило непреодо­
лимое желание стряхнуть с себя неприятное ощущение, и он
подумал, что стареет и пришло время посылать в Сан-Франциско за очками.
Он перелез через поручни и посмотрел вверх на мачты, по­
том перевел взгляд на помпы. Они не работали. Никаких при­
знаков того, что произошла какая-то авария, не было, и он
удивился, почему шхуна подала сигнал бедствия. «Только бы
не эпидемия,—подумал он, беспокоясь о счастливо-беззабот­
ных жителях своего островка.—Нет, должно быть, кончилась
пресная вода или провизия». Он поздоровался с капитаном
и по его изможденному лицу и страдальческому выражению
глаз понял, что тот не зря подал сигнал. В ту же секунду до
него донесся слабый, едва ощутимый запах- похоже было,
что подгорел хлеб.
Он удивленно огляделся. В двадцати футах от него матрос
с усталым лицом конопатил палубу. Взгляд незнакомца задер­
жался на нем; он заметил, как из паза в палубе, прямо из-под
рук матроса, выскользнула тоненькая струйка дыма и, свер­
нувшись кольцами, растаяла в воздухе. Он подошел ближе. За­
грубевшие подошвы босых ног ощутили странное тепло. Те­
перь он уже знал, что произошло. Он бросил взгляд на бак;
столпившаяся там команда с надеждой смотрела на него.
280

Влажные карие глаза незнакомца как будто изливали на них
благостное тепло, лаская и словно окутывая покровом безмерного покоя.
— Давно горит, капитан?—спросил он голосом мягким
и кротким, напоминавшим воркование голубя.
На какой-то краткий миг капитану передалось ощущение
безмятежного покоя и умиротворенности, исходившее от не­
знакомца, но уже в следующую секунду при мысли о том, что
пережито и что еще предстоит пережить, он возмутился. Ка­
кое право имеет этот жалкий оборванец в холщовых штанах
и бумажной рубахе навязывать ему свой безмятежный покой
и умиротворенность, лезть в его измученную треволнениями
душу. Капитан сам не отдавал себе в этом отчета: то был бес­
сознательныйпротест, возникший помимо его желания и воли.
— Пятнадцать дней,—отрывисто ответил о н —А кто вы
такой?
— Мое имя—Мак-Кой.—Голос незнакомца звучал теплым
сочувствием.
— Меня интересует другое. Вы лоцман?
Ласковый благословляющий взгляд Мак-Коя устремился
на подошедшего к капитану высокого широкоплечего чело­
века с небритым, усталым лицом.
— Да, я и лоцман,—последовал ответ.—Мы все здесь лоц­
маны, капитан, и я знаю каждый дюйм этих вод.
— Мне надо повидать кого-нибудь из местных влас­
тей,—раздраженно перебил его капитан.—Я должен погово­
рить с ними, и чем скорее, тем лучше.
— В таком случае я тот, кто вам нужен.
И снова ощущение покоя и умиротворенности коварно
проникло в душу капитана—и это теперь, когда каждую се­
кунду у него под ногами вот-вот забушует огонь! Капитан раз­
драженно и нетерпеливо поднял брови и сжал кулаки, словно
готовясь нанести удар.
— Да кто вы такой, черт побери?—крикнул он.
— Губернатор и главный судья,—был ответ, произнесен­
ный голосом тихим и кротким.
При этих словах еысокий широкоплечий человек разразил­
ся резким невеселым смехом, более походившим на истериче­
ские всхлипывания. И он и капитан изумленно и недоверчиво
уставились на Мак-Коя. Непостижимо, как этот босоногий
оборванец может занимать столь высокий пост, Под расстег­
нутой бумажной рубахой виднелась заросшая седыми волоса­
ми грудь, нижнего белья явно не было. Из-под полей выгорев­
шей соломенной шляпы выбивались растрепанные седые кос281

мы. На грудь спускалась спутанная: борода, придававшая ему
сходство с патриархом. Два шиллинга—вот красная цена, ко­
торую дали бы за его одежду в любой лавке старьевщика.
— Вы случайно не родственник Maic-Коя с брига «Баунти»1?—спросил капитан.
— Он мой прадед.
— Да ну!—начал было капитан, но тут же осекся--Меня
зову!1Девенпорт, а это мистер Кониг—мой старший помощ­
ник.
Они пожали друг другу руки,
А теперь перейдем к делу,—торопливо, словно подгоня­
емый неотложной необходимостью, заговорил капитан,—Зер­
но начало гореть больше двух недель назад. Каждую секунду
огонь может вырваться из трюма, и шхука полетит ко всем
чертям. Бот почему я взял курс на Питкэрн. Я хочу выбросить­
ся на берег’ или затопить шхуну, чтобы спасти хотя бы корпус.
— В таком случае вы совершили ошибку, капитан,—заме­
тил Мак-Кой—Надо было идти на Мангареву. Там прекрасная
отмель, а вода в лагуне спокойная, как в мельничной запруде.
— Но ведь мы пришли не в Мангареву, а сюда, не так
ли?—раздраженно сказал старший помощник —Мы уже
здесь, и надо что-нибудь придумать.
Губернатор добродушно покачал головой.
— Здесь вы ничего не придумаете. У Питкэрна нет ни отме­
ли, ни даже якорной стоянки.
— Вздор!—воскликнул старший помощник.—Вздор 1—по­
вторил он громче, заметив, что капитан делает ему знаки не
горячиться.—Уж кого-кого, а меня вы не проведете! А где сто­
ят ваши суда; шхуна, куттер или что там у вас еще имеется?
А? Что же вы молчите?
Мягкая улыбка, такая же мягкая, как и его голос, тронула
губьг Мак-Коя. Его улыбка была сама нежность и ласка, она
словно обволакивала измученного помощника, увлекая его
в мир тишины и спокойствия безмятежной души Мак-Коя.
— У нас нет ни шхуны, ни кутгера,— ответил он.—А пироги
мы втаскиваем на скалы.
— Ну уж не морочьте мне голову,—проворчал помощ­
ник.—Как же вы добираетесь до других островов?
— А мы и не добираемся до них. Я, как губернатор Питкэр­
на, еще иногда бываю на других островах. Прежде, когда
1 Бриг « Баунти »—английское военное судно. Его команда
восстала против офицеров (1789), уничтожила корабль и осела на
острове Питкэрн, смешавшись с местным населением,
282

я был помоложе, я то и дело уезжал с острова—чаще всего
на миссионерском бриге, а иногда и на торговых шхунах. Но
этого брига больше нет, и мы целиком зависим от идущих-ми­
мо судов. Бывает, к нам заходит в год пять, а то и шесть судов.
А иной год и ни одного. Ваша шхуна—первая за последние
семь месяцев.
— Неужели вы думаете, я поверю...—начал было старший
помощник, но капитан Девенпорт перебил его:
— Ну, хватит. Мы теряем время. Что же делать, мистер
Мак-Кой?
Карие, женственно-кроткие глаза старика обратились
к одиноко высившемуся среди океана скалистому острову, за­
тем он перевел взгляд—капитан с помощником наблюдали за
ним—на столпившуюся на носу команду7, напряженно ждав­
шую его решения.
Мак-Кой не торопился с ответом. Он размышлял долго, об­
стоятельно, с уверенностью человека, душу которого никогда
ничто не омрачало.
— Ветер сейчас совсем слабый,—сказал он наконец —Но
немного западнее проходит сильное течение.
— Поэтому-то мы и вышли на подветренную сторону,—пе­
ребил его капитан, желая показать, что и он владеет искус­
ством мореходства.
— Да, поэтому вы и вышли на подветренную сторо­
ну.— продолжал Мак-Кой.—Но сегодня вам все равно не
удастся справиться с этим течением, А если б даже и удалось,
все равно здесь нет отмели. Разобьете судно о скалы.
Он замолчал; капитан и старший помощник обменялись
взглядом, полным отчаяния.
— Остается
единственный
е ы х о д ,— снова
заговорил
Мак-Кой.- К ночи ветер покрепчает. Видите вон те облачка
и марево с наветренной стороны? Вот оттуда-то, с юго-восто­
ка, он и задует. Отсюда до Мангаревы триста миль... Идите
прямехонько туда. Там превосходная лагуна.
Старший помощник покачал головой.
— Зайдем в каюту и посмотрим карту—предложил ка­
питан.
Когда они вошли в каюту, в ноздри Мак-Кою ударил рез­
кий, удушливый запах. Невидимый газ разъедал глаза, причи­
няя нестерпимую боль. На горячей палубе невозможно было
стоять босиком. Пот градом катил с Мак-Коя. Он чуть не
с ужасом поглядел вокруг. Поразительная жара. Просто диво,
что каюта еще не объята ошем. Мак-Кою почудилось, что его
283

сунули в гигантскую печь, которая вот-вот разгорится и по­
глотит его, как былинку, в своем полыхающем чреве.
Помощник капитана увидел, как Мак-Кой, подняв ногу, по­
тер обожженную подошву о штанину, и жестко рассмеялся.
— Преддверие ада, не так ли? А спуститесь ниже, угодите
в самый ад.
— Ну и пекло!—вскричал Мак-Кой, вытирая лицо цветным
носовым платком.
— Вот Мангарева,—проговорил капитан, склонившись над
столом и указывая на черную точку, затерявшуюся среда бе­
лой пустыни карты.—А между Питкэрном и Мангаревой есть
еще один остров. Почему бы нам не пойти к нему?
Мак-Кой деже не взглянул на карту.
— Это остров Полумесяца. Он необитаем, поднимается над
морем фута на дза-три, не больше. Есть лагуна, но в нее не
войти. Нет, Мангарева—ближайшее и самое подходящее для
вас место.
— Ну что ж, Мангарева так Мангарева,—сказал капитан
Девенпорт, предупреждая возражения старшего помощни­
ка.—Созовите команду на корму, мистер Кониг,
Матросы повиновались и устало поплелись на корму.
В каждом их движении чувствовалось страшное переутомле­
ние. Из камбуза вышел кок, рядом с чим стал юнга.
Когда капитан объяснил обстановку и сообщил о своем ре­
шения идти на Мангареву, поднялся возмущенный ропот.
В общем гуле хриплых голосов порой слышались невнятные
гневные выкрики, то там, то здесь раздавались громкие про­
клятия. На мгновение все заглушил прошительный голос матроса-кокни1.
— Да пропадите вы пропадом! Мало вам, что вот уже две
недели мы жаримся в аду? Теперь нас снова хотят заставить
идти черт знает куда на этой адской посудине!
Они не поддавались никаким уговорам капитана, и лишь
кроткое спокойствие Мак-Коя, казалось, умиротворило их:
мало-помалу ропот и проклятая затихли, и вскоре все матро­
сы, кроме двух-трех, не сводивших с капитана тревожных
глаз, устремили взгляды на зеленые, нависшие над морем ска­
лы Питкэрна.
Словно ласковый ветерок прошелестел голос Мак-Коя:
—-Капитан! Мне послышалось, матросы говорили, что они
голодают?
1 Кокни—уроженец восточной части Лондона.
284

— Да, так оно и есть. За последние два дня я сам съел один
сухарь и маленький кусочек рыбы. Есть нечего. Когда мы обна­
ружили, что зерно загорелось, мы туг же задраили люки,
надеялись, что задушим огонь. А уж после этого увидели, что
в камбузе у нас мало съестных припасов. Но было уже поздно.
Вскрыть люки мы не рискнули. Голодают? Я голодаю не мень­
ше их.
Он снова принялся уговаривать матросов, и снова поднялся
угрожающий ропот и послышались проклятия, снова на ли­
цах появилось выражение гнева и злобы. Позади капитана, на
полуюте, встали второй и третий помощники. Лица их не вы­
ражали ничего, кроме усталости и равнодушия; казалось,
бунт команды вызывает у них только скуку. Капитан Девен­
порт вопросительно посмотрел на старшего помощника, но
тот беспомощно пожал плечами.
— Теперь вы понимаете,—обернулся капитан к Мак-Кою,—
что невозможно заставить людей уйти от острова, в котором
они видят единственное спасение, и на горящем судне снова
пуститься в море. Больше двух недель шхуна, по существу,
была им плавучим гробом. Они выбились из сил, изголода­
лись—словом, достаточно натерпелись. Нам остается только
одно: пробиваться к Питкэрну!
Но ветра по-прежнему не было, днище шхуны обросло ра­
кушками, и она снова и снова безуспешно пыталась преодо­
леть мощное западное течение. К концу второго часа их отне­
сло назад на три мили. Матросы работали с отчаянием обре­
ченных, словно пытались передать судну частицу своей силы
и помочь ему в борьбе с враждебной стихией. Но все было на­
прасно: шхуну неуклонно, сначала левым бортом, потом пра­
вым, относило на запад. Капитан беспокойно шагал по палу­
бе, лишь изредка останавливаясь перед плывущей по воздуху
струйкой дыма и пытаясь найти щель, из которой она проби­
лась. Корабельный плотник без устали разыскивал такие ще­
ли, а найдя, наглухо конопатил их.
— Ну, что скажете?—вдруг обратился капитан к Мак-Кою,
с детским любопытством наблюдавшему за плотником.
Мак-Кой посмотрел на берег, который медленно исчезал
в сгущавшейся дымке.
— Мне думается, лучше уходить на Мангареву. Ветер све­
жеет, завтра к вечеру вы будете на месте.
— А что, если пламя вырвется наружу? Этого можно
ждать в любую минуту.
— Держите шлюпки наготове. Если и начнется пожар, до­
беретесь с попутньш ветром до Мангаревы на шлюпках.
285

Капитан на минуту задумался, и тут Мак-Кой услышал во­
прос, которого он не желал бы слышать, но которого ждал
все это время,
— У меня нет карты Мангаревы. На большой карте она кро­
шечная точка. Мне не найти входа в лагуну. Не пойдете ли вы
с нами?
Ничто не могло нарушить спокойствия Мак-Коя.
— Хорошо, капитан,—ответил он с такой безмятежностью,
с какой принял бы приглашение ка обед.—Я пойду с вами на
Мангареву.
Снова команд}7созвали на корму, и, стоя на полуюте, капи­
тан снова обратился к матросам:
— Мы сделана все, что было в наших силах, но вы сами ви­
дите: к Питкэрну не подойти. Нас относит течение со скоро­
стью двух узлов, Вот этот джентльмен, его превосходитель­
ство Мак-Кой,—губернатор кгглавный судья острова Питкэрн.
Он идет с нами на Мангареву. Значит, положение наше не та­
кое уж скверное. Разве согласился бы он пойти с нами, если б
думал, что ему грозит смерть? Сколь бы ни бьш велик риск,
раз он по доброй воле пошел на него-, нам уж сам бог велел
делать то же самое. Ну так что, идем мы на Мангареву?
На сей раз взрыва не последовало. Уверенность и спокойст­
вие, которые, казалось, излучал Мак-Кой, возымели свое
действие. Матросы начади вполголоса совещаться. Совещание
длилось недолго. По сути дела, они были единодушны в своем
решении. Объявить о нем они поручили матросу*кокни. Преис­
полненный сознанием собственной доблести, гордясь собой
и своими товарищами; избранник матросов воскликнут: с го­
рящими глазами:
— Клянусь богом! Если он пойдет, то и мы пойдем!
Матросы нестройно поддержали его и разошлись.
— Постойте-ка, капитан,—сказал Мак-Кой, заметив, что
тот собирается отдать приказание старшему помощни­
ку.—Прежде чем отправиться с вами, я должен съездить на
берег.
Мистер Кониг застыл на месте' от изумления и уставился на
Мак-Коя, словно на сумасшедшего.
— Съездить ка берег!—повторил капитан—Зачем? Пока
вы доберетесь в своей пироге до Питкэрна, пройдет не меньше
трех часов.
Мак-Кой прикинул на взгляд расстояние до острова
и утвердительно кивнул.
— Ваша правда. Сейчас шесть. Раньше девяти мне до берега
не доплыть. Люди соберутся только к десяти. Но к ночи ветер
286

обязательно покрепчает, вы сможете поднять паруса и на рас­
свете подберете меня прямо в море.
— Ради всего святого,—взорвался капитан,—для чего вам
понадобилось собирать жителей? Неужто вы еще не поняли,
что у нас под, ногами полыхает огонь?
Мак-Кой оставался невозмутим и спокоен, точно океан
в летнюю пору, и буря негодования пронеслась мимо—океан
не подернулся даже легкой рябью.
— Я понимаю, капитан, что шхуна горит,—проворковал
он.—Только поэтому я и согласился идти с вами на Мангареву. Ко я должен полз^ш-ть на это разрешение граждан. Таков
наш обычай. Не так уж часто губернатор покидает остров. То­
гда на карту ставятся интересы всех жителей, поэтому они
вправе либо дать согласие на его отъезд, либо ответить отка­
зом. Но я знаю, они согласятся.
— Вы в этом уверены?
— Совершенно.
— А если так, то зачем же зря терять время? Подумайте,
насколько это нас задержит—на целую ночь!
— Таков наш обычай,—последовал невозмутимый от­
вет.—Кроме того, как губернатор, я должен оставить на время
моего отсутствия кое-какие распоряжения.
— Но ведь до Мангаревы ходу-то всего двадцать четыре ча­
са,—возразил капитан—Даже если в обратный путь вам при­
дется идти против ветра и времени на него уйдет в шесть раз
больше, то и тогда вы будете дома не позже, чем через не­
делю.
Мак-Кой улыбнулся своей ласковой, доброй улыбкой.
— Должно быть, вы не знаете, что суда в Питкэрн заходят
очень редко; а уж если и заходят, то только те, что идут из
Сан-Франциско, или те, что огибают мыс Горн, Если я вернусь
на Питкэрн через полгода, считайте, что мне повезло. Быть
может, мне придется отсутствовать и целый год, а быть мо­
жет, придется добираться до Сан-Франциско и уж там ждать
попутного судна. Однажды мой отец уехал с острова на три
месяца, а прошло два года, прежде чем ему удалось вернуться
домой. К тому же у вас плохо с.провизией. Если дойдет до то­
го, что надо будет пересаживаться в шлюпки да еще и погода
испортится, не так-то скоро вы доберетесь до суши. Я приведу
две пироги с провизией. Лучше всего, пожалуй, взять сушеных
бананов. Как только ветер усилится, набирайте ход. Чем бли­
же вы подойдете к острову, тем тяжелее я нагружу свои пиро­
ги. До свидания.
287

Он протянул капитану руку. Девенпорт крепко пожал ее
и на секунду задержал в своей. Казалось, он цепляется за нее
с тем же отчаянием, с каким утопающий цепляется за спаса­
тельный круг.
— Могу я быть уверен, что утром вы вернетесь?—спро­
сил он.
— То-то и оно-то!—кшкнул старший помощник—Откуда
нам знать, не выдумал ли он всего, чтобы спасти собственную
шкуру?
Мак-Кой ничего не ответил. Он посмотрел на них ласково
и мягко, и обоим показалось, что вместе с его взглядом им пе­
редалась частица его огромной душевной убежденности.
Капитан выпустил его руку, и, окинув в последний раз ла­
сковым взглядом шхутгу и матросов, Мак-Кой перелез через
поручни и спустился в пирогу.
Ветер усилился, и шхуне удалось, несмотря на обросшее
ракушками д,;ао, уйти на несколько миль от западного тече­
ния. На рассвете, когда до Питкэрна оставалось не больше
трех миль, капитан увидел две быстро приближающиеся
к шхуне пироги. И снова Мак-Кой вскарабкался на борт
и спрыгнул ка горячую палубу «Пиренеев». Затем наверх под­
няли обернутые сухими листьями тюки сушеных бананов.
— А теперь, капитан, —сказал Мак-Кои. - летим на псех па­
русах. Я ведь не моряк,—объяснил он спустя несколько минут,
стоя на корме рядом с капитаном, который переводил взгляд
с неба на воду, прикидывая скорость судна.—Ваше дело дове­
сти шхуну до Мэнгаревы, а уж там-то я введу ее в лагуну. Как
по-вашему, сколько она делает узлов?
— Одиннадцать,—ответил капитан, бросив последуй
взгляд на пенящуюся за бортом воду.
— Одиннадцать,—повторил Мак-Кой.-Ну что ж, если она
сохранит эту скорость, завтра утром, между восемью и девя­
тью, мы увидим Мангареву. К десяти, самое позднее к одинна­
дцати, я подведу шхуну к берегу, и всем вашим несчастьям на­
ступит конец.
В голосе Мак-Коя звучала такая убежденность, что капита­
ну показалось., будто блаженная минута спасения уже насту­
пила. Больше двух недель вел он по океану горящее судно,
Еще немного, и он не вынесет страшного напряжения.
Ветер налетел шквалом, ударил его в спину и засвистел
в ушах. Капитан мысленно определил его силу и быстро гля­
нул за борт.
— А ветер'ТО все крепчает,—объявил о н —Старушка выжи­

гав

мает, пожалуй, все двенадцать. Если ветер продержится, мы
к рассвету покроем путь до Мангаревы.
Весь день шхуна с горящим грузом неслась по вспененно­
му, яростно клокочущему океану. К ночи подняли бом-брамсель и брамсель, и шхуна продолжала лететь в кромешной
тьме, разрезая и оставляя позади огромные ревущие валы. По­
путный ветер сделал свое дело, и настроение команды явно
улучшилось. Когда сменилась вторая вахта, какой-то безза­
ботный матрос даже затянул песню, а когда пробило восемь
склянок, ее подхватила уже вся команда.
Капитан Девенпорт велел постелить сеСз на палубе рубки.
— Я уже забыл, что такое сон,—пожаловался он
Мак-Кою.—Совсем выбился из сил. Но вы разбудите меня, как
только сочтете нужным.
В три часа ночи капитан проснулся от легкого прикосногзния к плечу. Он быстро сел и прислонился спиной к световому
люку, еще не очнувшись от короткого тяжелого сна. Ветер
по-прежнему пел в снастях свою воинственную песню, все так
же бушевал океан, яростно швыряя «Пиренеи» из стороны
в сторону. Шхуна черпала воду то одним бортом, то другим,
волны то и дело заливали палубу. Мак-Кой что-то гсрикнул
ему—капитан не расслышал. Он схватил Мак-Коя за плечо
и притянул к себе так, что его ухо оказалось вровень с губами
Мак-Коя.
— Сейчас три часа,—услышал он голос Мак-Коя, не уте­
рявший своей голубиной кротости, но странно приглушен­
ный, словно доносился откуда-то издалека,—Мы прошли две­
сти пятьдесят миль. Прямо по носу, милях в тридцати, остров
Полумесяца. На нем нет маяков. Если мы будем нестись так,
как несемся сейчас, наверняка наскочим на него,—сами погиб­
нем и шхуку потеряем.
— Вы считаете, надо ложиться в дрейф?
— Да, до рассвета. Это задержит нас всего ка четыре часа.
И шхуна с объятым огнем чревом легла в дрейф, вступив
в отчаянную схватку со штормом и приняв иа себя всю ярость
сокрушающих ударов ревущего океана,—охваченная пламе­
нем скорлупка, за которую цеплялась кучка людей, из послед­
них сил пытающихся выиграть сражение с взбунтовавшейся
стихией.
— Никак не возьму в толк, откуда налетел шторм,—сказал
Мак-Кой капитану, когда они добрались до подветренной сто­
роны рубки—В это время года не должно бы быть никакого
шторма. Да и вообще с погодой творится что-то неладное.
Пассат прекратился, а шторм налетел совсем с другой сторо10. Д. Лондон

289

кы.— Он махнул в темноту, словно взгляд его обладал способ­
ностью проникать за сотни миль.—Он несется на за­
пад—где-то сейчас происходят вещи куда страшнее, чем
здесь,—ураган или что-нибудь в этом роде. Наше счастье, что
нас отнесло так далеко к востоку. Шторм скоро прекратится,
уж что-что, а это-то я знаю наверняка.
С рассветом шторм и в самом деле утих. Но рассвет принес
с собой новую опасность, еще более грозную. Над океаном на­
вис густой туман, вернее, жемчужно-серая мгла; плотная и не­
проницаемая для глаза, она в то же время пропускала солнеч­
ные лучи, и они пронизывали ее насквозь, наполняя ярким
переливчатым сиянием.
На палубе «Пиренеев» в это утро вилось больше дымков,
чем накануне, и приподнятого настроения офицеров и матро­
сов как не бывало. С подветренной стороны камбуза доноси­
лись всхлипывания юнги. Это был его первый рейс, и сердце
его переполнял страх смерти. Капитан, как неприкаянный,
слонялся по шхуне, хмурясь и нервно покусывая усы, ке зная,
ка что решиться.
— Ну, а вы что скажете? —спросил он, останавливаясь воз­
ле Мак-Коя, который ел сушеные бананы и запивал их холод­
ной водой.
Мак-Кой доел последний банан, допил воду и медленно
осмотрелся. Взгляд его, который он обратил на капитана, лу­
чился теплым сочувствием.
— Что ж, капитан,—сказал он,—чем гореть, стоя на месте,
лучше идти вперед, Не может же палуба бесконечно сдержи­
вать натиск огня. Сегодня она куда горячее, чем вчера. Не най­
дется ли у вас для меня пары ботинок? Трудновато становится
ходить босиком.
При развороте шхуну захлестнули две огромные волны,
и старший помощник заметил, что неплохо было бы залить
эту воду в трюм, если б не надо было при этом отдраивать
люки. Мак-Кой наклонился над компасом, проверяя курс
судна.
— Я бы взял круче к ветру, капитан,—сказал он.—Нас здо­
рово отнесло, пока мы лежали в дрейфе.
— Я уже взял правее на один румб. Мало?
— Прибавьте еще один, капитан. Шторм подогнал запад­
ное течение, теперь оно сильнее, чем вы думаете.
Капитан согласился на полтора румба и в сопровождении
Мак-Коя и старшего помощника отправился на мостик по­
смотреть, не появится ли впереди*'земля. Были поставлены все
паруса, и шхуна летела вперед со скоростью десять узлов.
290

Океан быстро успокаивался. Но беспросветная жемчужная
мгла по-прежнему плотно окутывала «Пиренеи», и к десяти
часам капитан начал нервничать. Все матросы стояли на своих
местах, готовые, как только завидят сушу, броситься к сна­
стям и повернуть шхуну по ветру. Наткнись они в такой мгле
на коралловый риф, шхуна неминуемо погибнет.
Прошел еще час. Трое марсовых напряженно всматрива­
лись в светящуюся на солнце жемчужную мглу.
— А что, если мы прошли мимо Мангаревы?—вдруг спро­

сил капитан.
— Пусть себе бежит вперед, капитан,—мягко ответил
Мак-Кой, не сводя глаз с океана—Это все, что мы можем сде­
лать. Впереди—все Паумоту. На тысячу миль вокруг —рифы
и атоллы. Где-нибудь да высадимся.
— Ну что ж, вперед так вперед —Капитан начал спускаться
на палубу.—Должно быть, мы уже пропустили Мангареву.
Одному богу известно, когда теперь попадется другой остров.
Я жалею, что не послушался вас и не взял на полрумба пра­
вее,—признался он минутой позже,—проклятое течение! Злые
шутки играет оно с моряками!
— Старые моряки называли Паумоту «опасным Архипела­
гом»,—сказал Мак-Кой, когда они вернулись на корму. А все
из-за этого течения.
— Однажды я разговорился в Сиднее с одним малым,—на­
чал мистер Кониг.—Он исходил все Паумоту на торговых су­
дах. Так он уверял меня, что страховой взнос здесь составляет
восемнадцать процентов. Это правда?
Мак-Кой улыбнулся и кивнул.
— Все верно, да только компании вовсе отказываются стра­
ховать суда,—объяснил он —Каждый год владельцы списыва­
ют двадцать процентов стоимости своих шхун.
— Боже мой!—простонал капитан.—Значит, шхуна через
пять лет ничего не стоит!—Он грустно покачал голо­
вой.—Страшные воды, страшные воды!
Они снова пошли в каюту посмотреть на большую карту,
но каюта была полна ядовитых паров, и, задыхаясь и кашляя,
они выбежали на палубу.
— Вот остров Моренаут.—Капитан показал на карту, кото­
рую он расстелил на крыше рубки —До него не больше сотни
миль, если идти в подветренную сторону.
— Сто десять.—Мак-Кой с сомнением покачал голо­
вой.— Можно попытаться подойти к нему, но это очень труд­
но. Может быть, мне и удастся подвести шхуну к берегу, но
291

с таким же успехом я могу посадить ее на риф. Плохое место,
очень плохое.
— И все-таки попытаемся,—решил капитан и принялся
прокладывать новый курс.
После полудня убавили парусов, чтобы в темноте не прой­
ти мимо острова, и когда подошло время второй вахты, сов­
сем было приунывшая команда снова воспрянула духом. Зем­
ля уже близко, рано поутру их мучениям наступит конец.
Утро следующего дня выдалось тихое и ясное, на горизон­
те вставало пылающее тропическое солнце. Юго-восточный
пассат повернул на восток и гнал шхуну со скоростью восемь
узлов. Капитан Девенпорт определил точное место судна, сде­
лав поправку на течение, и объявил, что до Моренаута оста­
лось не больше десяти миль. Шхуна прошла десять миль
и еще десять, но тщетно марсовые на всех трех мачтах всма­
тривались в даль: ничто не нарушало однообразия пустынно­
го, сияющего в лучах солнца океана.
— И все-таки земля совсем рядом!—прокричал им с кормы
капитан Девенпорт.
Мак-Кой успокаивающе улыбнулся, а капитан схватил се­
кстан и, бросив на Мак-Коя безумный взгляд, снова принялся
за вычисления.
— Так и знал, что я прав!—закричал он, кончив вычисле­
ния—Двадцать один и пятьдесят пять южной широты;
один —тридцать шесть и два —западной долготы. Вот где мы
сейчас находимся. Остров в восьми милях под ветром. А что
у вас получилось, мистер Кониг?
Старший помощник просмотрел свои выкладки и тихо
сказал:
— Широта у меня та же, что и у вас,—двадцать один
и пятьдесят пять, но долгота совсем другая: один—тридцать
шесть, сорок восемь. Это значит, что остров с наветренной
стороны и...
Но капитан встретил его слова таким презрительным мол­
чанием, что мистеру Кокигу не оставалось ничего другого,
как заскрежетать зубами и пробормотать про себя проклятие.
— Круче к ветру! —приказал капитан рулевому.—Три рум­
ба вправо, так держать.
Он снова углубился в вычисления, заново проверяя их. Пот
лил с него градом. Он нервно кусал губы, жевал усы, грыз ка­
рандаш и глядел на цифры с таким ужасом, словно перед ним
стояло привидение. Внезапно, охваченный дикой вспышкой
гнева, он скомкал исписанный листок и растоптал его ногами.
Мистер Кониг злорадно ухмыльнулся, а капитан прислонился
292

к рубке и в течение получаса молчал, размышляя и безнадеж­
но глядя на океан.
— Мистер Мак-Кой,—вдруг прервал он молчание —Милях
в сорока отсюда, к северу или к северо-северо-западу, на кар­
те указана группа островов —острова Аетеона. Что вы о них
скажете?
— Их четыре, и все они очень низкие,—ответил
Мак-Кой,—Первый, к юго-востоку,—Матуэри. Людей нет, ла­
гуна закрыта. Потом идет Тенарунга. Когда-то на этом остро­
ве было десятка два жителей, но теперь там, наверно, никого
не осталось. Да и неважно, живут ли па нем люди,—вход в ла­
гуну очень мелкий, всего шесть футов, шхуне в нее не войти,
Два других острова—Бехаута и Теуараро, Ни людей, ни ла­
гун,—очень низкие. Ни к одному из этих островов шхуне не
пристать—верная гиоель,
— Да что же это таксе!—в бешенстве вскричал капи­
тан.—Людей нет! Лагуны закрыты! На кой черт они тогда го­
дятся, эти острова? Ну, ладно! —рявкнул он вдруг, словно
разъяренный терьер.— К северо-западу от нас на карту нанесе­
на целая куча островов. А о них что вы скажете? Неужто ни
к одному нельзя подойти?
Мак-Кой спокойно обдумывал ответ. Ему не нужно было
смотреть на карту. Все эти острова, рифы, мели, лагуны и рас­
стояния между ними были давным-давно занесены на карту
его памяти, Он знал их так же хорошо, как городской житель
знает дома, 7/лицы и переулки своего родного города,
— Шнакена и Ванавана отсюда милях в ста, а то и больше,
к западу, вернее, к северо-западу,—сказал о н —Один необита­
ем, а жители второго, слышал я, перебрались на остров Кадмус, Как бы там ни было, в лагуяы этих островов нет входа.
Еще в ста мйлях к северо-западу остров Ахунуи. Ни входа
в л&хуну, ни людей.
— Ладно, в сорока милях от них еще два острова?—Капи­
тан Девенпорт поднял голову от карты.
Мак-Кой кивнул.
— Да, Парос и Манухунги—ни входа в лагуну, ни людей.
В сорока милях от них—Ненго-Некго. И тоже—ни людей, ни
лагуны, Но рядом с ним остров Хао. Это как раз то, что нам
надо» Лагуна имеет тридцать миль в длину и пять в ширину.
Полным-полно народу. Сколько угодно пресной воды. В лагу­
ну может войти судно любого размера.
Мак-Кой умолк и сочувственно посмотрел на капитана; Де­
венпорт, вооружившись измерительным- циркулем, снова
склонился над картой и глухо застонал.
295

— Неужели ближе Хао нет ни одного острова с открытой
лагуной?—спросил он.
— Нет, капитан. Это ближайший.
— Но ведь до него триста сорок миль.—Капитан говорил
медленно, но решительно—Я не могу пойти на такой риск
и взять на себя ответственность за жизнь вверенных мне лю­
дей. Уж лучше я потоплю шхуну на рифах островов Актеона.
А жаль, неплохое ведь судно,—добавил он огорченно, отда­
вая распоряжение об изменении курса и делая большую, чем
прежде, поправку на снос западным течением.
Прошел час, и небо заволокли тяжелые тучи. Все еще дул
юго-восточный пасса?', но океан стал похож на черно-белую
шахматную доску, по которой перекатывались и вздымались
пенные гребни волн.
— В час, самое позднее в два мы подойдем к островам,—
уверенно объявил капитан.—Ваша задача, Мак Кой, подвести
шхуну к тому из них, на котором живут люди.
Солнце в этот день больше не показывалось; пробило час,
но впереди ке было видно никаких островов. Капитан мрачно
смотрел на тянущийся за «Пиренеями» бурлящий след.
— Бог мой! —вдруг закричал он.—Смотрите-ка! Восточное
течение!
Мистер Кониг недоверчиво посмотрел за корму. Мак-Кой
уклонился от прямого ответа, но заметил, что не видит при­
чин, почему бы на Паумоту не быть восточному течению. От
налетевшего шквала шхуна вдруг словно застыла на месте
и полетела в бездонную пропасть между двумя высоченными
волнами.
— Посмотрите на лот! Эй, вы там! —Капитан Девенпорт
держал лотлинь и следил, как судно отклонялось от курса
к северо-востоку,—Вон оно, смотрите! Подержите-ка лотлинь,
увидите сами!
Мак-Кой и старший помощник схватились за линь и почув­
ствовали, как он трепещет, подхваченный силой течения.
— Течение в четыре узла,—заметил мистер Кониг.
— Восточное течение вместо западного!—сказал капитан,
осуждающе глядя на Мак-Коя, словно это он был виноват
в том, что произошло.
— Вот вам одна из причин капитан, почему страховой взнос
в этих местах составляет восемнадцать процентов,—весело от­
ветил Мак-Кой,—Никогда не знаешь, что тебя ждет. Течения то
и дело меняются. Один человек—забыл его имя, он книгиписал
иплавал на яхте «Каско»,—так однажды он, вместо того чтобы
пристать к Такароа, прошел от него в тридцати милях и
294

оказался у острова Тикеи, а все из-за того, что переменилось
течение. Мы сейчас идем с наветренной стороны, и лучше бы
взять на несколько румбов круче.
— Но насколько отнесло нас это течение? —раздраженно
сказал капитан,—Откуда мне знать, сколько брать румбов?
— Я тоже не знаю, капитан,—кротко ответил Мак-Кой.
Снова подул ветер> и шхуна круто повернула по ветру;
с палубы по-прежнему поднимались тоненькие струйки дыма,
тускло мерцая в сером свете дня. Но вот шхуну снова отнесло
назад, она сделала поворот фордевинд, пересекла свой след,
бороздя океан и нащупывая путь к островам Актеона, кото­
рых по-прежнему не видели марсовые на мачтах.
Капитан Девенпорт бьш вне себя от ярости. Гнев его вылил­
ся в форму мрачного молчания, и с полудня до самого вечера
он только угрюмо шагал по палубе или молча стоял, присло­
нившись к вантам. С наступлением ночи, даже не посоветовав­
шись с Мак-Коем, он отдал приказ изменить курс на северо-за­
пад. Мистер Кониг исподтишка бросил взгляд иа карту и ком­
пас, а Мак-Кой, не скрываясь, простодушно сверился с компа­
сом, и оба они поняли, что шхуна взяла направление к остро­
ву Хао. К полуночи ветер стих, небо усеяли звезды. Капитан
Девенпорт приободрился в надежде на тихую погоду.
— Место корабля определю утром,—сказал он Мак-Кою,—
хотя на какой мы теперь долготе, для меня загадка. Но я ду­
маю воспользоваться способом равных высот Сомнера. Вы
знаете, что такое линия Сомнера?
И он подробно объяснил Мак-Кою метод определения ме­
ста по способу Сомнера.
Утро выдалось ясное. С востока дул ровный пассат, и шху­
на так же ровно бежала вперед со скоростью девяти узлов.
Кашгган и старший помощник определили местонахождение
судна по способу Сомнера, цифры у обоих сошлись, и сделан­
ные в полдень наблюдения лишь подтвердили правильность
полученных утром данных.
— Еще двадцать четыре часа, и мы будем у цели,—уверял
Мак-Коя капитан.—Просто чудо, как еще держится палуба на­
шей славной старушки! Но ее ненадолго хватит, нет, нет, не­
надолго. Посмотрите, как дымится, с каждым днем все силь­
нее и сильнее. А ведь пригнана была на славу, перед выходом
из Фриско ее заново проконопатили. Я даже удивился, когда
в первый раз прорвался огонь и пришлось задраить люки. Что
такое?
Он внезапно умолк и испуганно уставился на тоненькую
струйку дыма, вьющуюся за бизань-мачтой на высоте двадца­
295

ти футов над палубой. От удивления у него даже отвисла че­
люсть.
— Откуда он там взялся?—возмутился он.
Ниже никакого дыма не было. Должно быть, струйка дыма
перелетела сюда с палубы и, найдя приют от ветра под при­
крытием мачты, по какому-то странному капризу природы об­
рела форму и видимость на высоте двадцати футов от палубы.
Вот она оторвалась от мачты и на короткое мгновение навис­
ла над головой капитана, словно грозное предзнаменование
судьбы. В следующую минуту порыв ветра подхватил ее
и унес в океан, а челюсть капитана вновь приняла нормальное
положение.
— Так вот, когда мы впервые задраили люки, я удивился.
Уж как хорошо была пригнана палуба, и все же дым просачи­
вался сквозь нее, словно сквозь сито. С тех пор мы только
и делаем, что конопатим ее. Должно быть, давление б трюме
огромное, если дым находит столько лазеек.
В тот вечер небо вновь затянуло тучами, начал моросить
дождь. Ветер все время менял направление, то дул с юго-востока, то с северо-востока; в полночь с юго-запада налетел
сильный шквал, отбросил шхуну назад, и с этой минуты ветер
дул, не переставая ни на секунду.
— Нам не добраться до Хао раньше десяти или одиннадца­
ти,—простонал капитан в семь утра, когда нависшая на восто­
ке мрачная громада туч унесла последнюю слабую надежду
на солнечный день. В следующую минуту он уже уныло спра­
шивал:
— Ну где же эти течения?
Марсовые на мачтах по-прежнему не видели землю, и весь
день то стоял штиль и моросил дождь, то порывами налетал
ветер. К ночи с запада пошли огромные волны. Барометр упал
до 29.50. Ветра почти не было, но зловещие волны все сильнее
и сильнее бились о борта «Пиренеев». Не прошло и часа, как
шхуну завертело в водовороте огромных валов, бесконечной
чередой мчавшихся с запада из бездны ночи. Быстро, как толь­
ко смогли падавшие от усталости матросы обеих вахт, убрали
паруса, и к шуму ревущих волн добавился угрожающий ро­
пот и жалобы выбившихся из сил матросов. А когда вахтен­
ных матросов вызвали на корму крепить снасти, они уже от­
крыто выразили свое нежелание повиноваться. В каждом их
движении крылись протест и угроза. Воздух был влажный
и словно бы липкий, матросы дышали тяжело и часто, жадно
ловя ртом воздух. Пот лил по обнаженным рукам и лицам ма­
тросов, по измученному, еще более мрачному, чем когда-ли­
296

бо, лицу капитана, и в его застывших глазах притаилась тре­
вога и сознание неизбежной гибели.
— Ураган
проходит
западнее,—ободряюще
сказал
Мак-Кой—Самое худшее—заденет нас краем.
Но капитан даже не обернулся и принялся читать при свете
фонаря «Наставление морякам по вождению судов в циклоны
и штормы». Молчание нарушали лишь доносящиеся со спар­
дека всхлипывания юнги.
— Да замолчишь ли ты!—крикнул капитан с такой яро­
стью, что все, кто был на палубе, вздрогнули, а преступник за­
вопил от страха пуще прежнего.—Мистер Кониг,—обратился
капитан к старшему помощнику дрожащим от возбуждения
и гнеза голосом,—сделайте одолжение, заткните шваброй
глотку этому отродью!
Но к мальчику отправился Мак-Кой, и через несколько ми­
нут всхлипывания прекратились —юнга успокоился и заснул.
Перед рассветом с юго-востока повеяло первым дыханием
свежего ветерка, мало-помалу усиливавшегося и перешедше­
го в легкий ровный бриз. Вся команда собралась на палубе,
тревожно ожидая, что последует дальше.
— Ну вот, теперь все будет в порядке, капитан,—сказал
Мак-Кой, стоя бок о бок с Девенпортом.—Ураган промчался
на запад, а мы много южнее. До нас дошел только этот бриз.
Сильнее он уже не станет. Можно ставить паруса.
— А что от них толку? Куда мне вести шхуну? Вот уже два
дня, как мы не знаем, где находимся, а ведь мы должны были
увидеть Хао еще вчера утром. Куда нас несет: на север, юг,
восток—или куда? Ответьте, и я в мгновение ока подниму все
паруса.
— Я не моряк, капитан,—мягко сказал Мак-Кой.
— Когда-то я считал себя моряком,—послышалось
в ответ,—до тех пор, пока не попал на эти проклятые Паумоту.
В полдень с мачты раздался крик:
— Прямо по носу буруны!
Моментально сбавили ход и начали убирать паруса. Судно
медленно скользило вперед, борясь с течением, грозившим
бросить его на рифы. Офицеры и матросы работали как одер­
жимые, им помогали кок, юнга, капитан Девенпорт, Мак-Кой.
Шхуна была на волосок от гибели: прямо перед ними тяну­
лась низкая отмель, унылый и опасный клочок земли, непри­
годный для жилья, о который безостановочно разбивались
волны и ка котором даже птицам негде было свить гнезда.
Шхуна прошла мимо отмели в каких-нибудь ста ярдах
297

и опять забрала ветер. Как только опасность миновала, зады­
хающиеся от только что пережитого волнения матросы обру­
шили поток ругательств и проклятий-на голову Мак-Коя. Это
он явился к ним на шхуну и предложил идти на Мангареву!
Он лишил их безопасного приюта на-Питкэрне и привел на
верную гибель в эти изменчивые, страшные просторы океана!
Но ничто не могло нарушить безмятежного спокойствия
Мак-Коя. Он улыбнулся матросам, и столько доброжелатель­
ности было в его улыбке, что лучившаяся от него доброта, ка­
залось, проникла в мрачные, полные отчаяния души матро­
сов, и, посрамленные, они замолкли.
— Страшные воды, страшные воды,—бормотал капитан,
пока шхуна медленно уходила от опасного места. Вдруг он за­
молчал и уставился на отмель. Она должна была бы находить­
ся прямо за кормой, но почему-то оказалась с наветренной
стороны шхуны.
Он сел и закрыл .лицо руками. И все—и старший помощ­
ник, и Мак-Кой, и матросы—увидели то, что увидел капитан.
Южную оконечность отмели омывало восточное течение, от­
несшее к ней шхуну; у северного конца отмели проходило за­
падное течение, захватившее шхуну и медленно увлекавшее
ее прочь.
— Когда-то я слышал об этих Паумоту,—со стоном сказал
капитан, поднимая белое как полотно лицо.—Мне рассказы­
вал о них капитан Мойендейл, после того как потерял здесь
судно. А я тогда посмеялся над ним. Да простит меня бог за
то, что я посмеялся над ним. Что это за отмель?—обратился
он к Мак-Кою.
— Не знаю, капитан.
— Почему?
— Да потому, что мне никогда прежде не приходилось ни
видеть ее, ни слышать о ней. Одно я знаю наверняка: на кар­
тах ее нет. Этот район никто никогда как следует не иссле­
довал.
— Но ведь это значит, что вы не знаете, где мы находимся?
— Так же как и вы, капитан,—мягко ответил Мак4Сой..
В четыре пополудни вдали показалось несколько кокосо­
выхпальм, словно выросших прямо из воды, А чуть позже над
водой поднялся низкий атолл.
— Теперь я знаю, где мы находимся, капитан;—сказал
Мак-Кой, опуская бинокль.—Это остров Решимости. Мы в со­
рока милях от Хао, но ветер дует нам прямо в лоб, и нам к не­
му не пробиться.
Ж

— Тогда приготовьтесь, будем приставать здесь. С какой
стороны вход в лагуну?
— К лагуне ведет узкий пролив, годный разве что для лег­
кой пироги. Но уж раз мы знаем теперь, где находимся, можно
пойти к острову Барклая де Толли. Он всего в ста двадцати
милях, на северо-северо-запад. При таком ветре мы будем там
завтра к девяти утра.
Капитан углубился в «карту, обдумывая предложение
Мак-Коя.
— Даже если мы разобьем ее здесь, нам все равно не мино­
вать идти к острову Барклая де Толли, только уж
в шлюпках, - добавил Мак-Кой. Капитан отдал приказание,
и скова шхуна пустилась в путь по океану, столь негостепри­
имно встречавшему ее.
Следующий день не принес ничего утешительного: палуба
«Пиренеев» дымилась больше прежнего, людьми овладело
безысходное отчаяние, грозившее в любую минуту перейти
в открытый бунт. Течение усилилось, ветер спал, и шхуну не­
уклонно относило на запад. Далеко на востоке, еле видимый
с мачты, показался остров Барклая де Толли, и шхуна не­
сколько часов подряд безуспешно пыталась пробиться к нему.
На горизонте, как навязчивый мираж, маячили кокосовые
пальмы, стоило спуститься с мачты на палубу, и они срезу ис­
чезали за выпуклым краем водной равнины.
И снова капитан Девенпорт углубился в карту, призвав на
совет Мак-Коя. В семидесяти пяти милях к юго-западу лежит
остров Макемо с превосходной лагуной длиной в тридцать
миль. Но когда капитан отдал приказ идти к острову, матросы
отказались повиноваться. Хватит с них жариться на адском
огне, заявили они. Земля совсем рядом. Что из того, что шху­
на не может к ней подойти? Ка что ж тогда шлюпки? Пусть
горит, туда ей и дорога. А жизнь им еще пригодится. Они ве­
рой и правдой служили шхуне, теперь пришел черед послу­
жить самим себе.
Отшвырнув с дороги второго и третьего помощников, ма­
тросы бросились к шлюпкам и с лихорадочной поспешностью
стали готовить их к спуску. Им наперерез кинулись капитан
Девенпорт и старший помощник с револьверами в -руках. Но
в этот момент с палубы рубки к матросам обратился Мак-Кой.
При первых же звуках его тихого, кроткого голоса они
остановились и начали прислушиваться, Мак-Кой вселял в них
свою непостижимую уверенность и безмятежность. Его мяг­
кий голос и простые слова таинственным образомвливались
в их сердца, и, сами того не желая к внутренне противясь, ма­
299

тросы оттаивали и смягчались. В памяти всплывали давно ми­
нувшие времена, любимые колыбельные песни, что пела
в детстве мать, ласка и теплота материнских рук.., И почуди­
лось им, что кет больше в этом i-лнре ни тревог, ни опасно­
стей, ыя усталости, Бее идет так, как должно, к уж само собой
разумеется, что н;« придется отказаться от мысли о суше
и chg.>?.щ'ститься в океан па охваченном адским огнем судне...
Мак-Кой говорил очень просто; да им вовсе и неважно бы­
ло то, что он говорил. Красноречивее любых слов говорила
за него его незаурядная натура. Должно быть, они подпали
под очарование той таинственной силы, которая исходила из
его чистой и глубокой души, в одно и то же время несказанно
смиренной и необычайно властной. Словно луч света проник
в темные тайники их душ, неся с собой ласку и доброту, и зта
сила оказалась куда более грозной, чем та, что глядела на
них из сверкающих несущих смерть дул револьверов в руках
капитана и старшего помощника.
Матросы заколебались, и те, кто уже успел отвязать шлюп­
ки, начали поспешно крепить их обратно. Потом один, вто­
рой, третий, и вот уже все они сначала неуверенно, бочком,
потом более поспешно стали расходиться с кормы.
Мак-Коя спустился с крыши рубки на палубу; лицо его све­
тилось неподдельной радостью. Еще один бунт миновал.
А был ли какой-нибудь бунт? Да и никогда не вспыхивали ни­
какие бунты, ибо не было для них места в том благословен­
ном мире, в котором он жил.
— Вы загипнотизировали их,—пробормотал старший по­
мощник, мрачно усмехаясь.
— Они славные ребята, и у них добрые сердца,—последо­
вал ответ—Им нелегко пришлось, и они работали, не щадя
себя; они и дальше не будут щадить себя, до самого конца.
Мистеру Конигу было не до разговора. Он отдал приказа­
ние, матросы послушно забегали по палубе, и скоро шхуна
начала медленно поворачивать, пока наконец не взяла курс на
Макемо.
Ветер дул очень слабый, а после заката и вовсе прекратил­
ся. Было нестерпимо жарко; по носу и корме уныло слонялись
матросы: все их попытки заснуть оказались тщетными. На го­
рячей палубе лечь было невозможно, ядовитые испарения
просачивались сквозь щели и, словно злые духи, ползли по
судну, забираясь в ноздри и горло, вызывая приступы кашля
и удушья. На черном небе тускло мерцали звезды; взошла
круглая луна, и в ее серебристом свете заплясали мириады
зоо

струек дыма; извиваясь и переплетаясь, они подымались над
палубой, добираясь до самых верхушек мачт.
— Расскажите,—попросил капитан Девенпорт, протирая
слезящиеся от дыма глаза,—что произошло с матросами бри­
га «Еаунти» после того, как они высадились на Питкэрне. В га­
зетах тогда писали, что бриг они сожгли и след их отыскался
только много лет спустя. А что произошло за это время? Мне
всегда хотелось разузнать об их судьбе. Помнится, их пригово­
рили к повешению. Кажется, они привезли с собой на Питкэрн
туземцев, не так ли? И среди них было несколько женщин.
Должно быть, из-за них-то и начались все неприятности.
— Да, неприятности и в самом деле начались,—ответил
Мак-Кой.—Они были плохие люди. Они сразу начали ссорить­
ся из-за женщин. У одного из мятежников, звали его Уильямс,
вскоре умерла жена, упала со скалы и разбилась, когда охоти­
лась на морских птиц. Все женщины на острове были таитян­
ки. Тогда Уильямс отнял жену у туземца. Туземцы рассерди­
лись и перебили почти всех мятежников. А потом те мятежни­
ки, что спаслись, перебили всех туземцев. Женщины им помо­
гали. Да и сами туземцы убивали друг друга. Произошло по­
боище. Это были очень плохие люди.
Туземца Тимити убшш двое других туземцев; пришли к не­
му в гости и в знак дружбы стали расчесывать ему волосы; по­
том убили. Этих двух послали белые люди. А потом белые
люди убили их самих. Туллалоо был убит своей женой в пе­
щере, потому что она хотела в мужья белого человека. Они
были очень нехорошие. Господь отвратил от них лицо свое.
К концу второго года из туземцев не осталось в живых ни
одного, а из белых—четверо: Юнг, Джон Адамс,
Мак-Кой—мой прадед, и Квинтал. Квинтал тоже был очень
плохой человек. Однажды он откусил у своей жены ухо толь­
ко потому, что она наловила мало рыбы.
— Вот так сброд!—воскликнул мистер Кониг.
— Да, они были очень дурные люди,—согласился Мак-Кой
и продолжал ворковать о кровавых деяниях и пагубных стра­
стях своих грешных предков.—Мой прадед убежал от висели­
цы только для того, чтобы покончить жизнь самоубийством.
На острове он соорудил куб и начал гнать спирт из корнет
пальмового дерева. Квинтал был его закадычным другом,
и они только и делали, что вместе пили. Кончилось тем, что
прадед заболел белой горячкой и в приступе болезни привя­
зал к шее камень и бросился со скалы в море.
Жена Квинтала, та самая, у которой он откусил ухо, тоже
вскоре погибла, сорвалась со скалы. Тогда Квинтал отправил­
301

ся к Юнгу и потребовал, чтоб он отдал ему свою жену, а по­
том пошел к Адамсу и потребовал его жену. Адамс и Юнг бо­
ялись Квинтала. Они знали, что он убьет их. Тогда они сами
убили его топором. Потом Юнг умер. На этом и кончились их
несчастья.
— Еще бы им не кончиться,—пробормотал капитан Девен­
порт.—Убивать-то больше было некого.
— Господь отвратил от них лицо свое,—тихо сказал
Мак-Кой.
Миновала ночь; к утру восточный ветер почти совсем спал,
и, не решаясь повернуть шхуну на юг, капитан Девенпорт при­
вел ее в крутой бейдевинд. Он боялся коварного западного те­
чения, которое уже не раз лишало их надежных убежищ.
Штиль держался весь день и всю ночь, и снова среди матро­
сов, вот уже много дней не евших ничего, кроме сушеных ба­
нанов, поднялся ропот. От этой банановой диеты они слабели,
многие жаловались на боли в животе. Весь день течение несло
«Пиренеи» на запад, не оставалось уже никакой надежды, что
шхуна сможет идти прямо на юг... В середине первой вахты
далеко на юге из воды вновь показались верхушки кокосовых
пальм, их пышные кроны величаво колыхались над низким
атоллом.
— Это остров Таэнга,—сказал Мак-Кой.—Если ночью не за­
дует ветер, мы пройдем мимо Макемо.
— Куда запропастился юго-восточный пассат?—возмущал­
ся капитан.—Почему он не дует? Что происходит?
— Все дело в испарениях с лагун,—объяснил Мак-Кой.—Jlaгун-то здесь видимо-невидимо. Эти испарения изменяют всю
систему пассатов. Случается, ветер вдруг и вовсе поворачива­
ет вспять, а потом уж возвращается с юго-запада ураганным
штормом. Это Опасный Архипелаг, капитан.
Капитан обернулся к старику и уже открыл было рот, соби­
раясь выругаться, но в последний момент удержался. При­
сутствие Мак-Коя сдерживало клокотавшую в груди ярость,
и готовое сорваться с языка богохульство так и осталось не­
произнесенным. Влияние Мак-Коя очень выросло за те дни,
что, они провели вместе. Капитан Девенпорт, этот смелый
и отчаянный морж, который никогда ни перед чем не остана­
вливался и никогда не обуздывал себя ни в поступках, ни
з словах, вдруг почувствовал, что не может выговорить бран­
ных слов в присутствии старика с добрыми карими глазами
•I тихим кротким голосом! Когда это дошло до сознания ка­
штана, он был потрясен. Да ведь этот старик—потомок
Мак-Коя с «Баунти», мятежника Мак-Коя, исчадия зла и каси302

лия, что бежал из Англии от грозившей ему виселицы и погиб
насильственной смертью на острове Питкэрн в давно минув­
шие кровавые дни!
Капитан Девенпорт не отличался религиозностью, но в эту
минуту им овладело безумное желание броситься к ногам сто­
ящего перед ним человека и говорить, говорить, говорить... он
и сам не знал что. Он не смог бы определить причину того
глубокого волнения, которое с такой силой охватило все его
существо, но вдруг почувствовал себя слабым и ничтожным
рядом с этим стариком, мягкосердечным, как женщина, и про­
стодушным, как ребенок.
Нет, он не унизится на глазах у всей команды. Ярость, ду­
шившая его за минуту до того и едва не исторгнувшая из его
уст проклятия, все еще бушевала в его груди. Он изо всех сил
хватил кулаком по стенке каюты.
— Меня не так-то легко сломить, слышите? Вашим прокля­
тым Паумоту удалось провести меня, но я все разно не сдамся!
Я буду Еести шхуну вперед, вперед и только вперед, но я най­
ду для нее лагуну, хотя бы мне пришлось дойти до Китая;
И если все до единого сбегут со шхуны, я все равно не покину
ее! Я еще покажу этим Паумоту! Им не одурачить меня! И я не
брошу старую посудину до тех пор, пока на ее палубе оста­
нется хоть одна доска, на которой я смогу стоять! Слышите;
— Я останусь с вами, капитан.
Всю ночь дул слабый южный ветер. Капитан то и деле
определял направление течения и каждый раз с ужасом убе­
ждался, что шхуну с ее горящим грузом неуклонно ошосда
на запад; тогда он отходил в сторону и тихо, чтобы не слы­
шал Мак-Кой, ругался.
С рассветом на юге снова показались верхушки кокосовые
пальм.
— Это подветренный берег Макемо,—сказал Мак-Кой.В нескольких милях к западу—остров Катиу. Можно попы­
таться подойти к нему.
Но сильное течение, выбивавшееся из пролива между дву­
мя островами, отнесло шхуну на северо-запад, и в полдень ко­
косовые пальмы острова Катиу в последний раз мелькнул?
над водой и скова исчезли в безбрежных просторах океана.
А через несколько минут, как раз в тот момент, когда капитал:
обнаружил, что шхуна зажата мертвыми тисками уже друго
го течения, северо-восточного, марсовые разглядели кокосо
вые пальмы на северо-западе.
— Это Рарака,—объяснил Мак-Кой.—Без попутного ветрг
к ней не подойти. А нас относит течение к юго-западу. Не
зо:

надо быть настороже. Несколькими милями дальше мы попа­
дем в течение, которое идет на север, потом делает круг и по­
ворачивает к северо-западу. Оно может отнести нас от Факаравы, а Факарава—самое для нас подходящее место.
— Это прок... эти течения носят нас из стороны в сторону,
куда им заблагорассудится,—с жаром проговорил капи­
тан.—Но мы все равно разыщем лагуну, помяните мое слово.
Однако конец шхуны неотвратимо приближался. Палуба
так накалилась, что казалось, еще немного—и из щелей вы­
рвутся языки пламени. А в некоторых местах, чтобы не об­
жечь ноги, приходилось бежать: даже башмаки на толстых
подошвах уже не защищали. Дыма все прибавлялось, и с каж­
дой минутой он становился все более едким. Воспаленные гла­
за слезились, все кашляли и задыхались, словно чахоточные
больные. После полудня приготовили к спуску шлюпки. В них
уложили остатки сушеных бананов и навигационные прибо­
ры. Опасаясь, что палуба может вспыхнуть в любой момент,
капитан отнес в шлюпку даже хронометр.
Ночь прошла в гнетущем ожидании близкого конца, и ко­
гда забрезжил рассвет, каждый смотрел на измученное лицо
и ввалившиеся глаза другого, словно удивляясь, что шхуна
еще цела и все они до сих пор живы.
Перебегая с одного места на другое, а время от времени да­
же смешно подпрыгивая, что совсем не вязалось с его обыч­
ной степенной походкой, капитан Девенпорт осмотрел па­
лубу.
— Конец—вопрос нескольких часов, если не минут,—объ­
явил он, вернувшись на корму.
С мачты раздался крик марсового, увидевшего землю. С па­
лубы ее не было видно, и Мак-Кой бросился наверх, а капитан,
воспользовавшись его отсутствием, разразился проклятиями.
Но вдруг они замерли у него на языке: в направлении к севе­
ро-востоку капитан разглядел на воде темную полоску. То
был не шквал, а обычный ветер, тот самый пассат, что пропал
и появился теперь вновь, отклонясь на восемь румбов в сторо­
ну от своего обычного направления.
— Ну, теперь держитесь по ветру, капитан,—сказал
Мак-Кой, вернувшись на корму.—Мы у восточного берега
острова Факарава. Войдем в лагуну на полном ходу, при боко­
вом ветре под всеми парусами.
Через час кокосовые пальмы и низкие берега острова были
видны уже с палубы. Но мысль о том, что конец шхуны неот­
вратимо приближается, тяжелым камнем легла на души лю­
дей. Капитан приказал спустить на воду три шлюпки, а чтобы
304

они держались порознь, в каждую посадили по матросу. Шху­
на шла вдоль самого берега—всего в двух кабельтовых лежал
белый от пены прибоя атолл.
— Приготовьтесь, капитан,—предупредил Мак-Кой.
Не прошло и минуты, как атолл словно расступился, от­
крыв узкий пролив, за которым расстилалась зеркальная
гладь огромной—тридцать миль в длину и десять в шири­
ну—лагуны.
— Пора, капитан.
В последний раз повернулись реи, и, послушно повинуясь
рулю, шхуна вошла в пролив. Но не успела она сделать пово­
рот, не успели матросы закрепить шкоты, как вдруг все в па­
ническом ужасе бросились на корму. Ничего не случилось, но
что-то, уверяли они, вот-вот произойдет. Почему им это каза­
лось, они и сами не могли объяснить. Но они знали, что этого
не миновать. Мак-Кой побежал на нос, чтобы оттуда упра­
влять шхуной, но капитан схватил его за руку и вернул на
место.
— Оставайтесь здесь,—сказал он.—Палуба не безопасна.
В чем дело?—закричал он.—Почему мы стоим на месте?
Мак-Кой улыбнулся.
— Мы пробиваемся навстречу течению в семь узлов, капи­
тан,—объяснил он,—с такой скоростью во время отлива выхо­
дит вода из лагуны.
К концу следующего часа шхуна продвинулась вперед едва
ли больше чем на собственную длину; но вот ветер посвежел,
и она медленно пошла вперед.
— Все в шлюпки!—громко приказал капитан.
Но не успел еще затихнуть его голос, не успели матросы,
послушно повиновавшиеся его приказу, добежать до борта,
как из средней части палубы вырвался огромный столб огня
и дыма и взметнулся в небо, опалив часть парусов и оснастки,
тут же рухнувших в воду. Столпившихся на корме матросов
спасло только то, что дул боковой ветер. Они в ужасе метну­
лись к шлюпкам, но их остановил спокойный невозмутимый
голос Мак-Коя:
— Не спешите, все в порядке. Пожалуйста, спустите снача­
ла мальчика.
Когда разразилась катастрофа, рулевой в панике бросил
штурвал, и капитан едва успел ухватиться за спицы и выров­
нять шхуну, чтобы она не отклонилась от курса и не вреза­
лась в стремительно надвигающийся берег.
305

— Займитесь шлюпками!—крикнул он старшему помощ­
нику.—Одну из них держите прямо за кормой. В последний
момент я в нее прыгну.
Мгновение мистер Кониг колебался, потом перескочил че­
рез борт и спустился в шлюпку.
— Полрумба правее, капитан.
Капитан Девенпорт вздрогнул. Он был уверен, что остался
на шхуне один.
— Есть полрумба правее,—ответил он.
На спардеке зияла огненная дыра, извергавшая огромные
клубы дыма, которые поднимались до самых верхушек мачт,
совершенно закрывая носовую часть судна. Встав под прикры­
тие бизань-мачты, Мак-Кой продолжал управлять маневрами
шхуны в узком извилистом проливе. Огонь устремился вдоль
палубы на корму, белоснежная башня парусов грот-мачты
вспыхнула и исчезла в огненном вихре. Парусов фок-мачты не
было видно за стеной дыма, но они знали, что до фок-мачты
огонь еще не добрался.
— Только бы успеть войти в лагуну прежде, чем сгорят все
паруса,—тяжело вздохнув, сказал капитан.
— Успеем,—заверил его Мак-Кой.—Времени у нас вполне
достаточно. Должны успеть. А уж в лагуне мы поставим ее
кормой к ветру, так, что он унесет дым и собьет огонь.
Язык пламени жадно лизал бизань-мачту, но не дотянулся
до нижнего паруса и исчез. Откуда-то сверху на голову ка­
питана упал горящий кусок троса, но он только досадливо
поморщился, словно его ужалила пчела, и смахнул его на
палубу.
— Как на румбе, капитан?
— Северо-запад.
— Держите на запад-северо-запад.
Капитан переложил руль на подветренный борт и привел
шхуну точно на заданный курс.
— Северо-запад, капитан!
— Есть северо-запад!
— А теперь запад!
Медленно входя в лагуну, шхуна, разворачиваясь, описала
дугу и стала кормой к ветру, и так же медленно,'со спокойной
уверенностью человека, у которого впереди еще тысячи лет
жизни, Мак-Кой произносил нараспев слова команды.
— Еще румб, капитан!
— Есть еще румб!
Капитан Девенпорт немного повернул штурвальное коле­
со, потом быстрым движением изменил направление и снова
чуть-чуть повернул штурвал.
306

— Так держать!
— Есть так держать!
Несмотря на то, что ветер дул теперь с кормы, было так
жарко, что капитан лишь искоса поглядывал на компас, пово­
рачивая штурвал то одной, до другой рукой и заслоняя сво­
бодной обожженное, покрывшееся волдырями лицо. Борода
Мак-Коя начала тлеть, и в нос капитана ударил такой сильный
запах паленых волос, что он оглянулся и с беспокойством по­
смотрел на Мак-Коя. Время от времени капитан и вовсе отпу­
скал штурвал и потирал обожженные руки о штаны. Все до
одного паруса бизань-мачты унесло пламенным вихрем,
и обоим приходилось сгибаться в три погибели, чтобы укрыть
от огня лицо.
— А теперь,—сказал Мак-Кой, бросая из-под руки взгляд на
лежащий перед ними низкий берег,—четыре румба вправо
и так держать.
Всюду, куда бы они ни посмотрели, горели и летели вниз
снасти. Едкий дым от тлеющего у ног капитана смоленого
троса вызвал у него сильный приступ кашля, но капитан не
выпустил штурвала.
Шхуна задела дно, и высоко задрав нос, мягко остано­
вилась. От толчка на капитана и Мак-Коя посыпался град го­
рящих обломков. Судно еще немного продвинулось вперед
и снова остановилось. Слышно было, как киль дробит хруп­
кие кораллы. Подвинувшись еще немного вперед, шхуна
в третий раз остановилась.
— Точнее на румбе,—сказал Мак-Кой.—Точнее?—тихо
спросил он.
— Она не слушается руля,—ответил капитан.
— Ну что ж. Она разворачивается.—Мак-Кой заглянул че­
рез борт,—Мягкий белый песок. Лучшего и желать нельзя.
Превосходная лагуна.
Как только шхуна развернулась и корма оказалась под ве­
тром, на нее обрушился страшный столб дыма и пламени.
Опаленный огнем, капитан выпустил из рук штурвал и бро­
сился к шлюпке. Мак-Кой посторонился, пропуская его
вперед.
— Сначала вы!—крикнул капитан, схватив его за плечо
и почти перебрасывая через поручни. Но пламя бушевало уже
у самого борта, и капитан прыгнул вниз сразу же вслед за
Мак-Коем; оба повисли на канате и одновременно упали
в шлюпку.
307

Не дожидаясь приказаний, матрос обрубил канат, поднятые
наготове весла врезались в воду, и шлюпка стрелой полетела
к берегу.
— Прекрасная лагуна, капитан,—пробормотал Мак-Кой,
оглядываясь.
— Да, лагуна прекрасная, но если б не вы, нам бы никогда
ее не разыскать.
Три шлюпки быстро приближались к песчаному, усеянно­
му кораллами берегу; чуть дальше, на опушке рощи кокосо­
вых пальм, виднелось с полдюжины хижин, а около них де­
сятка два испуганных туземцев во все глаза глядели на огром­
ное полыхающее чудище, подошедшее к их острову.
Шлюпки коснулись земли, и команда шхуны ступила на бе­
лый песок.
— А теперь,—сказал Мак-Кой,—мне надо подумать о том,
как вернуться на Питкэрн.

ДЬЯВОЛЫ НА ФУАТИНО
I
Из многочисленных своих яхт, шхун и кечей,
сновавших между коралловыми островами Океании, Гриф
больше всего любил «Стрелу»; это была шхуна в девяносто
тонн, очень похожая на яхту и, как ветер, быстрая и неулови­
мая. Слава о ней гремела еще в ту пору, когда она перевозила
контрабандный опиум из Сан-Диего в залив Пюджет или со­
вершала внезапные набеги на лежбища котиков в Беринговом
море и тайно доставляла оружие на Дальний Восток. Тамо­
женные чиновники ненавидели ее от всей души и осыпали
проклятиями, но в сердцах моряков она неизменно вызывала
восторг и была гордостью создавших ее кораблестроителей.
Даже теперь, после сорока лет службы, она оставалась все
той же старой славной «Стрелой»; нос ее по-прежнему с та­
кой быстротой резал волны, что те моряки, которые ее нико­
гда не видали, отказывались этому верить, и много споров,
а порой и драк возникало из-за нее во всех портах от Вальпа­
раисо до Манилы.
В этот вечер она шла в бейдевинд: грот ее почти обвис, пе­
редние шкаторины всякий раз, когда шхуна поднималась на
гладкую волну, вяло колыхались: дул слабый, едва заметный
бриз, и все же «Стрела» легко делала четыре узла. Уже боль­
ше часа Гриф стоял на баке у подветренного борта, облокотясь на планширь, и смотрел на ровный светящийся след,
оставляемый шхгуной. Слабый ветерок от передних парусов
обдавал его щеки и грудь бодрящей прохладой. Он насла­
ждался неоценимыми качествами своей шхуны.
— Какая красавица, а, Таути? Чудо, а не шхуна!—сказал
он, обращаясь к вахтенному матросу-канаку, и нежно похло­
пал рукой по тиковому фальшборту.
— Еще бы, хозяин,—ответил канак низким, грудным голо­
сом, столь характерным для полинезийцев—Тридцать лет
509

плаваю под парусами, а такого не видал. На Райатее мы зовем
ее «Фанауао».
— Ясная зорька,—перевел Гриф ласковое имя.—Кто ее так
назвал?
Таути хотел уже ответить, но вдруг насторожился и стал
пристально всматриваться вдаль. Гриф последовал его при­
меру.
— Земля,—сказал Таути.
— Да, Фуатино,—согласился Гриф, все еще глядя туда, где
на чистом, усыпанном звездами горизонте появилось темное
пятно.—Ладно. Я скажу'капитану.
«Стрела» продолжала идти тем же курсом, и скоро мутное
пятно на горизонте приняло более определенные очертания;
послышался рокот волн, сонно бившихся о берег, и блея­
ние коз; ветер, дувший со стороны острова, принес аромат
цветов.
— Ночь-то какая светлая! Можно бы и в бухту войти, кабы
тут не такая щель,—с сожалением заметил капитан Гласс, на­
блюдая за тем, как рулевой готовился намертво закрепить
штурвал.
Отойдя на милю от берега, «Стрела» легла в дрейф, чтобы
дождаться рассвета и только тогда начать опасный вход в бух­
ту Фуатино. Ночь дышала покоем—настоящая тропическая
ночь, без малейшего намека на.дождь или возможность шква­
ла. На баке где попало завалились спать матросы, уроженцы
острова Райатеи; на юте с той же беспечностью приготови­
лись ко сну капитан, помощник и Гриф. Они лежали на оде­
ялах, куршти и сонно переговаривались: речь шла о Матааре,
королеве острова Фуатино, и о любви ее дочери Наумоо к сво­
ему избраннику Мотуаро.
— Да, романтичный народ,—сказал Браун, помощник капи­
тана—Не меньше, чем мы, белые.
— Ке меньше,-чем Пилзах,—засмеялся Гриф.—А этим нема­
ло ‘сказано. Сколько лет прошло, капитан, как он удрал от
вас?
— Одиннадцать,—с обидой в голосе проворчал капитан
Гласс.
— Расскажите-ка,—попросил'Браун —Говорят, он с тех пор
никуда и не уезжал с Фуатино.'Это правда?
— Правда!—буркнул капитан.—До сих пор влюблен в свою
жену. Негодяйка этакая! Ограбила она меня. А какой был мо­
ряк! Лучшего я не встречал. Недаром он голландец,
— Немец,—поправил Гриф.
510

— Все*одно,—последовал ответ—В тот вечер* когда5он со­
шел на берег и его. увидела Нотуяу,.море лишилось хорошего
моржа: Они, видно, сразу понравились друг другую Никто
и оглянуться не успел, как она уже надела ему на голову ве­
нок из каких-то белых цветов1
, а минут через пять они бежали
к берегу, держась за руки и хохоча, как дети. Надеюсь, он
взорвал этот большой; коралловый риф в проходе. Каждый
раз я тут порчу лист или два медной обшивки...
— А что было дальше?—не унимался Браун:
— Да вот и все. Кончился наш моряк. В тот же1вечер же­
нился и уже на судно больше* не' приходил. На другой день
я отправился его искать. Нашел в соломенной хижине в зарос­
лях —настоящий белый дикарь!' Босой, весь в цветах и в ка­
ких-то украшениях, сидит и играет на гитаре, вид самый
дурацкий. Просил свезти его вещи на берег. Я послал его
к черту. Вот и все. Завтра ее увидите. У них теперь уже трое
малышей—чудесные ребятишки. Я везу ему граммофон и кучу
пластинок.
— А потом вы его сделали своим торговым агентом?—об­
ратился помощник к Грифу.
— Что же мне оставалось? Фуатино—остров любви, а Ш и­
зах —влюбленный. И туземцев он знает. Агент из него вышел
отличный. На него можно положиться. Завтра вы его увидите.
— Послушайте, молодой человек,—угрожающе забасил
капитан Гласс, обращаясь к своему помощнику.—Вы, может
быть, тоже романтик? Тогда лучше оставайтесь на борту. Фу­
атино—остров романтического безумия. Там все в кого-ни­
будь влюблены. Они живут любовью. Кокосовое молоко, что
ли,, на них так действует, или уж воздух тут такой, или, море
какое-то особенное. История острова за последние десять тьь
сяч лет—это. сплошные любовные приключения. Кому
и знать, как не мне. Я разговаривал, со стариками. И если
я поймаю вас на. берегу рука об руку с какой-нибудь..
Он вдруг умолк. Гриф и.Браун невольно обернулись к нему.
Капитан смотрел, через их головы в направлении, борта. Они
взглянули туда же и увидели смуглую руку, мокрую и.муску­
листую. Потом за борт уцепилась и, другая, такая, же смуглая
рука. Показалась встрепанная, кудрявая шевелюра—и нако­
нец лицо с лукавыми черными глазами и морщинками,проказ­
ливой улыбки вокруг рта..
— Бог мой!—прошептал, Браун.—Да ведь, это же. фавн,
морской фавн!
— Это. ЧеловеКгкозел>—сказал. Гласс.
311

— Это Маурири,—откликнулся Гриф,—мой названый брат.
Мы с ним побратались—дали друг другу священную клятву
по здешнему обычаю. Теперь я его зову своим именем, а он
меня—своим.
Широкие смуглые плечи и могучая грудь поднялись над
бортом, и огромный человек легко и бесшумно спрыгнул на
палубу. Браун, гораздо более начитанный, чем полагается по­
мощнику капитана, с восхищением смотрел на пришельца.
Все, что он вычитал в книгах, заставляло его без колебаний
признать фавна в этом госте из морской пучины. Но этот фавн
чем-то опечален, решил молодой человек, когда смугло-золотистый бог лесов приблизился к Дэвиду и тот приподнялся
ему навстречу с протянутой рукой.
— Дэвид!—приветствовал его Дэвид Гриф.
— Маурири, Большой брат! —отвечал Маурири.
И в дальнейшем, по обычаю побратимов, каждый звал дру­
гого своим именем. Они разговаривали на полинезийском на­
речии острова Фуатино, и Браун мог только гадать, о чем
у них идет беседа.
— Издалека же ты приплыл, чтобы сказать «талофа»,—проговорил Гриф, глядя, как с усевшегося на палубе
Маурири ручьями стекает вода.
— Много дней и ночей я ждал тебя, Большой брат. Я сидел
на Большой скале, там, где спрятан динамит, который я стере­
гу. Я видел, как вы подошли к проходу, а потом опять ушли
в темноту. Я понял, что вы ждете утра, и поплыл к вам. У нас
большое горе. Матаара все время плачет и молится, чтобы ты
скорее приехал. Она старая женщина, а Мотуаро умер, и она
горюет.
Гриф, согласно обычаю, сокрушенно покачал головой
и вздохнул.
— Женился он на Наумоо?—спросил он немного погодя.
— Да. Они убежали и жили в горах с козами, пока Матаара
их не простила. Тогда они вернулись к ней в Большой дом. Но
теперь он умер, и Наумоо скоро умрет. Страшное у нас горе,
Большой брат. Тори умер, и Тати-Тори, и Петоо, и Нари,
и Пилзах, и еще много других.
— И Пилзах тоже!—воскликнул Гриф.—Что, была какая-нибудь болезнь?
— Было много убийств. Слушай, Большой брат. Три недели
назад пришла незнакомая шхуна. С Большой скалы я видел
над морем ее паруса. Шлюпки тащили ее в бухту. Но они не
сумели обогнуть риф, и шхуна много раз задевала его. Теперь
ее вывели на отмель и там чинят. На борту восемь белых. С ни­
312

ми женщины с какого-то острова далеко к востоку. Женщины
говорят на языке, похожем на наш, только не совсем. Но мы
их понимаем. Они сказали, что люди со шхуны их похитили.
Может, это и правда, но они танцуют и поют и как будто до­
вольны.
— Ну, а мужчины? —прервал его Гриф.
— Говорят они по-французски, это я знаю, ведь раньше на
твоей шхуне плавал помощник, который говорил по-фран­
цузски. Двое из них главные, и они не похожи ка других. У них
голубые, как у тебя, глаза, и они дьяволы. Один —самый боль­
шой дьявол, другой —поменьше, остальные шестеро—тоже
дьяволы. Они не платят нам ни за ямс, ни за таро и плоды
хлебного дерева. Они отнимают все, а если мы противимся,
убивают. Так они убили Тори, и Тати-Тори, и Петоо, и других.
Мы не можем драться с ними, потому что у нас нет винтовок,
только два или три старых ружья.
Они обижают наших женщин. А когда Мотуаро заступился
за Наумоо, они его убили и увели Наумоо к себе на шхуну. За
это же убили Пилзаха. Главный дьявол выстрелил в него один
раз, когда Пилзах греб на своем вельботе, а потом еще два
раза, когда он полз вверх по берегу. Пилзах был храбрый че­
ловек, и теперь Нотуту сидит в своем доме и плачет. Многие
испугались и убежали в горы к козам. Но в горах на всех не
хватает еды. А кто остался внизу, те боятся выходить на рыб­
ную ловлю и больше не работают в своих садах, потому что
эти дьяволы все отнимают. Мы хотим драться, Большой брат,
нам нужны ружья и много патронов. Я послал сказать нашим,
что поплыл к тебе, и они теперь ждут. Белые люди со шхуны
не знают, что вы здесь. Дай мне лодку и ружья, и я вернусь,
пока темно. Когда вы завтра подойдете к берегу, мы будем го­
товы. Ты дашь знак, и мы нападем на чужих белых и убьем их.
Их нужно убить. Большой брат, ты всегда был нам как род­
ной; все у нас молились многим богам, чтобы ты пришел. И ты
пришел.
— Я поеду вместе с тобой,—сказал Гриф.
— Нет, Большой брат,—ответил Маурири,—ты должен
остаться на шхуне. Чужие белые будут бояться шхуны, а не
нас. Ты дашь нам ружья, но они этого не будут знать. Они ис­
пугаются только тогда, когда увидят твою шхуну. Пошли на
лодке этого юношу.
И вот Браун, взволнованный предвкушением романтиче­
ских приключений, о которых он столько читал в книгах
и столько мечтал, но которых еще не испытал в жизни, занял
свое место на корме вельбота, нагруженного ружьями и па­
313

тронами; четверо матросов с Райатеи взялись за весла, смугло-золотистый фавн, добравшийся вплавь, сел за руль, и лод­
ка нырнула в теплую тропическую ночь, направляясь к полу­
легендарному острову любви —Фуатино, который оказался во
власти пиратов двадцатого века.
п
Если провести линию между Джалуитом (в
группе Маршальских островов) и Бугенвилем (Соломоновы
острова) и если двумя градусами южнее экватора эту линию
пересечь другой прямой, проведенной от Укуора (Каролин­
ские острова), то здесь, на этом омытом солнцем участке мо­
ря, мы найдем гористый остров Фуатино, населенный племе­
нами, родственными гавайцам, таитянам, маори и самоанцам.
Он составляет самое острие обращенного на запад клина, вби­
того Полинезией между Меланезией и Микронезией. Вот
этот-то остров Фуатино и увидел на следующее утро Гриф
в двух милях к востоку от шхуны, на одной линии с подыма­
ющимся солнцем. Дул все тот же слабый, едва ощутимый
бриз, и «Стрела» скользила по гладкому морю со скоростью,
какая сделала бы честь любой шхуне даже при ветре в три
раза более сильном.
Фуатино был не что иное, как древний вулкан, поднятый со
дна моря каким-то доисторическим катаклизмом. Западную
стену кратера размыло морем, и она обвалилась, образовав
вход внутрь кратера, который теперь представлял собой бух­
ту. Фуатино, таким образом, походил на неровную подкову,
обращенную пяткой на запад. К проходу в подкове и напра­
влялась «Стрела». Капитан Гласс, стоявший на палубе с бино­
клем в руке и то и дело сверявшийся с самодельной картой,
которую он разостлал на палубе рубки, вдруг выпрямился,
и на его лице появилось выражение не то тревоги, не то по­
корности.
—
Начинается,—сказал он.—Это малярия. Но я не ждал
приступа раньше завтрашнего утра. Она меня всегда здорово
треплет, мистер Гркф. Через пять минут я уже ничего не буду
соображать. Придется вам самому вводить шхуну в бухту. Бой,
готовь кокку!' Гр&чку и побольше одеял! Море сейчас так спо­
койно, мистер Гриф, что вам, я думаю, удастся благополучно
проскочить большой риф. Держите по ветру и хорошенько
разгоните судно. Только одна «Стрела» во всем Тихом океане
способна на такой маневр, и я уверен, что вы его сделаете.
Идите вплотную к Большой скале и следите за гротагиком.
314

Он говорил быстро, словно пьяный; затуманенное сознание
с трудом боролось со все нарастающим приступом малярии.
Когда он, шатаясь, направился к каюте, его лицо стало багро­
вым и все пошло пятнами, как при воспалении или гангрене.
Глаза вылезли из орбит и остекленели, руки тряслись, зубы
стучали от озноба.
—
Через два часа начну потеть,—еле выговорил он с мерт­
венной улыбкой на губах.—Потом еще два часа, и все будет
в порядке. Уж я изучил эти проклятые приступы. С первой ми­
нуты и до последней... Ввв-ы бб...
Речь его превратилась в невнятное бормотание, и, с трудом
держась на ногах, он сполз по трапу в свою каюту; Гриф занял
его место. «Стрела» только что подошла к проходу. На кон­
цах подковы возвышались две скалистые горы высотой около
тысячи футов. Они вырастали из моря и соединялись с остро­
вом лишь узкими и низкими перешейками. Между горами
оставалось пространство в полмили, почти сплошь перегоро­
женное коралловым рифом, отходившим от южного конца
подковы. Проход, который капитан Гласс называл щелью, из­
вивался между рифами, загибаясь к северной горе, и тут тя­
нулся у самого подножия отвесного утеса. В этом месте грота-гик, вынесенный за левый борт шхуны, то и дело касался
скалы. Гриф, стоявший у противоположного борта, видел, что
дно здесь на глубине всего двух сажен и что прямо из-под
шхуны оно круто поднимается вверх. Впереди шел вельбот:
он тянул за собой шхуну, которую иначе могло бы снести на
риф отражавшимся от утеса ветром. Гриф ввел шхуну в про­
ход, воспользовавшись благоприятным бризом, и обогнул
большой риф без повреждений. Шхуна, правда, царапнула по
рифу, но так легко, что медная обшивка не пострадала.
Перед Грифом открылась бухта Фуатино. Ее водная гладь
представляла собой правильный крут около пяти миль в ди­
аметре, вписанный в белые коралловые берега, от которых
поднимались одетые зеленью склоны, выше переходившие
в мрачные стены кратера. Зубчатые гребни этих стен распада­
лись на острые вулканические пики, вокруг которых шапками
стояли принесенные пассатами облака. Каждая впадинка, каж­
дая расщелина в выветрившейся лаве давали приют деревьям
и ползучим, взбирающимся вверх лозам—зеленая пена расти­
тельности покрывала скалы. Горные потоки, обозначенные
лентами тумана, извивались по крутым склонам высотой в не­
сколько сот футов. Теплый и влажный воздух был напоен аро­
матом желтой кассии.
315

Лавируя против слабого ветра, «Стрела» вошла в бухту.
Гриф приказал поднять вельбот и стал рассматривать берег
в бинокль. Нигде не видно было признаков жизни. Все спало
под палящими лучами тропического солнца. Никто не вышел
встречать «Стрелу». На северном берегу, там, где за кокосовы­
ми пакьмами скрывалась деревня, из-под навесов торчали чер­
ные носы пирог. На прибрежной отмели, прямая и неподвиж­
ная, одиноко стояла незнакомая шхуна. Ни на ее борту, ни
вокруг не было заметно движения. Когда до берега оставалось
не больше пятидесяти ярдов, Гриф приказал отдать якорь. Тут
глубина была сорок сажей, А на середине бухты Гриф одна­
жды, много лет назад, вытравил триста сажен троса, но дна
так и не достал, чего и следовало ожидать в таком огромном
кратере, как вулкан Фуатино.
Цепь, громыхая, полезла из клюза, и Гриф увидел, что на
палубе незнакомой шхуны появилось несколько туземок, рос­
лых и пышных, какими бывают только уроженки Полинезии.
Видел он и то, чего на шхуне не заметили: из камбуза, озира­
ясь, выбрался человек, спрыгнул на песок и мгновенно исчез
в прибрежных зарослях.
Пока убирали и крепили паруса, растягивали тент и свер­
тывали шкоты и тали, как это полагается на стоянке, Гриф хо­
дил взад и вперед по палубе и оглядывал берег, надеясь хоть
где-нибудь обнаружить признаки жизни. Один раз он ясно
услышал, как где-то далеко, в направлении Большой скалы,
грохнул выстрел. Но больше выстрелов не последовало, и он
решил, что это какой-нибудь охотник подстрелил в горах .ди­
кого козла.
К концу второго часа капитан Гласс перестал трястись от
озноба под горой одеял и начал обливаться потом.
— Еще полчаса—и буду здоров,—проговорил он слабым
голосом.
— Отлично,—сказал Гриф,—Здесь что-то никого не видно.
Я съезжу на берег, повидаюсь с Матаара и узнаю, что там
у них делается.
— Только будьте поосторожнее,—предупредил его капи­
тан,—Публика тут, видно, собралась отчаянная. Если не смо­
жете через час вернуться, дайте мне знать.
Гриф сел за руль, и четверо матросов канаков навалились
на весла. Когда вельбот подошел к берегу, Гриф не без любо­
пытства оглядел женщин, расположившихся под тентом шху­
ны. Он помахал им рукой, и они, прыснув со смеху, сделали то
же самое.
— Талофа!—крикнул он.
316

Они поняли приветствие, но ответили «иорана», и Грифу
стало ясно, что они с какого-то из островов Товарищества.
— С Хуахине,—не колеблясь, уточнил один из матросов.
И действительно, когда Гриф спросил женщин, откуда они ро­
дом, те, снова прыснув со смеху, ответили: «Хуахине».
— Очень похожа на шхуну старика Дюпюи,—тихо сказал
Гриф на таитянском наречии.—Не смотрите так пристально.
Ну, что? Ведь точь-в-точь «Валетта»!
Пока матросы вылезали из вельбота и втаскивали его на бе­
рег, они как бы невзначай поглядывали на судно.
— Да, это «Валетта»,—сказал Таути.—Восемь лет назад она
потеряла стеньгу. В Папеэте ей поставили новую, на десять фу­
тов короче. Вон она, я ее узнал.
— Подите-ка, ребята, поболтайте с женщинами. С вашей
Райатеи ведь рукой подать до Хуахине, и вы наверняка найде­
те среди них знакомых. Разнюхайте все, что можло. Но если
явятся белые, не затевайте драки.
Целая армия крабов-отшельников, шурша, разбежалась пе­
ред ним, когда он стал подниматься по берегу. Но нигде не
видно было свиней, которые в прежнее время всегда хрюкали
и рылись под пальмами. Кокосовые орехи валялись где попа­
ло. Под навесами было пусто: копру не заготовляли. Труд
и порядок исчезли. Гриф обошел одну за другой травяные хи­
жины деревни. Все были пусты. Возле одной он наткнулся на
слепого беззубого старика с увядшим, морщинистым лицом.
Он сидел в тени и, когда Гриф заговорил с ним, с перепугу за­
лепетал что-то невнятное. «Словно от чумы все вымер­
ли»,—думал Дэвид, подходя наконец к Большому дому.
И здесь царило безмолвие и запустение. Не было юношей и де­
вушек в венках, в тени авокадо не возились коричневые малы­
ши. На пороге, скорчившись и раскачиваясь взад и вперед, си­
дела старая королева Матаара. Увидев Грифа, она заплакала
и стала рассказывать ему о своем горе, в то же время сокру­
шаясь, что нет при ней никого, кто бы мог оказать гостю долж­
ный прием.
— И они забрали Наумоо,—закончила она.—Мотуаро убит.
Люди все убежали в горы и голодают там с козами. И некому
даже открыть для тебя кокосовый орех. О брат, твои белые
братья—дьяволы.
— Они мне не братья. Матаара,- утешал ее Гриф.—Они гра­
бители и подлецы, и я очищу от них остров»..
Недоговорив, он быстро обернулся, рука его метнулась
к поясу и обратно, и большой кольт наставился на человека,
который, пригибаясь к земле, выбежал из-за кустов и бвосил317

ся к Грифу. Но Гриф не спустил курка, и человек, подбежав, ки­
нулся ему в ноги и разразился потоком каких-то несуразных,
жалобных звуков. Гриф узнал в нем того беглеца, который по­
лучасом раньше вылез из камбуза «Валетты» и скрылся в за­
рослях. Подняв его, он стал внимательно следить за его судо­
рожными гримасами—у этого человека была заячья губа —
и только тогда начал различать слова в этом невнятном бор­
мотании.
— Спасите меня, хозяин, спасите!—кричал человек по-ан­
глийски, хотя он, несомненно, был уроженцем Океании.—
Я знаю вас, спасите меня.
Дальше последовали совсем уже дикие бессвязные вопли,
которые прекратились лишь после того, как Гриф взял его за
плечи и сильно встряхнул.
— я тоже узнал тебя,—сказал Гриф.—Два года назад ты
служил поваром во французском отеле в Папеэте. Бее звали
тебя Заячьей Губой.
Человек неистово закивал.
— Теперь я кок на «Валетте».—Губы его дергались, он
брызгал слюной и плевался, делая отчаянные усилия гово­
рить внятно—Я знаю вас. Я видел вас в отеле. И в ресторане
«Лавиния». И на «Киттиуэйк». И на пристани, где стояла ваша
«Марипоза». Вы капитан Гриф. Вы спасете меня. Эти лю­
ди—дьяволы. Они убили капитана Дюпюи. Меня они застави­
ли отравить половину команды. Двоих ори застрелили на мач­
те. Остальных перебили в воде. Я все про них знаю. Они похи­
тили девушек с Хуахине. И взяли на борт беглых каторжников
в Нумеа. Они грабили торговцев на Новых Гебридах. Они уби­
ли купца в Ваникори и украли там двух женщин. Они...
Но Гриф уже не слышал его. Из-за деревьев, со стороны за­
лива, донеслась сухая дробь выстрелов, и он бросился к бере­
гу. Пираты с Таити в компании с преступниками из Новой Ка­
ледонии! Шайка отъявленных головорезов! А теперь они ка­
пали на его шхуну! Заячья Губа бежал за ним по пятам и, не
переставая брызгать слюной я плеваться, старался докончить
свой рассказ о преступлениях белых дьяволов.
Ружейная пальба прекратилась так же внезапно, как и ка­
чалась, но Гриф, мучимый дурными предчувствиями, все бе­
жал и бежал, пока на повороте не столкнулся с Маурири,
мчавшимся навстречу ему с берега.
— Большой брат,—воскликнул, тяжело дыша, Человек-ко­
зел.—Я опоздал. Они захватили твою шхуну. Бежим! Они те­
перь будут искать тебя.
Он бросился в гору, прочь от берега.
318

— Где Браун? —спросил Гриф.
— На Большой скале. После расскажу. Бежим!
— А матросы с вельбота?
Маурири пришел в отчаяние от такой медлительности.
— Они на чужой шхуне с женщинами. Их не убьют. Я тебе
верно говорю. Дьяволам нужны матросы. А тебя они убьют.
Слушай!—Внизу у воды надтреснутый тенор выводил фран­
цузскую охотничью песню,—Они уже высаживаются на берег.
Я видел, как они захватили твою шхуну. Бежим!
ш
Гриф никогда не дрожал за свою жизнь,
однако он был далек и от ложного геройства. Он знал, когда
нужно драться, а когда—бежать, и нисколько не сомневался
в том, что сейчас самым правильным будет бегство. Вверх по
дорожке, мимо старика, сидевшего в тени пальм, мимо Матаары,скорчившейся на пороге своего дома, промчался он сле­
дом за Маурири. По его пятам, как верный пес, бежал, задыха­
ясь, Заячья Губа. Сзади слышались крики преследователей,
однако скорость, взятая Человеком-козлом, оказалась им не
под силу. Широкая тропа сузилась, завернула вправо и пошла
круто в гору. Последняя травяная хижина осталась позади.
Они проскочили сквозь густые заросли кассии, вспугнув рой
огромных золотистых ос. Дорожка становилась все круче
и круче и наконец превратилась в козью тропу. Маурири пока­
зал на открытый выступ скалы, по которому вилась чуть за­
метная тропинка.
— Только бы там пройти, Большой брат, а дальше мы уже
будем в безопасности. Белые дьяволы туда не сунутся. Наверху
много камней, и если кто пробует влезть, мы скатываем их
ему на голову. А никакого другого пути нет. Они всегда оста­
навливаются здесь и стреляют, когда мы пробираемся по ска­
ле. Бежим!
Через четверть часа они достигли того места, откуда начи­
нался подъем по совершенно открытому склону.
— Погодите немного, а когда пойдете, так уж не зевайте,—
предупредил их Маурири. Он выпрыгнул на яркий солнечный
свет, и сразу же внизу хлопнуло несколько ружейных выстре­
лов. Пули защелкали вокруг, выбивая из скалы облачка пыли,
ко Маурири проскочил благополучно. За ним последовал
Гриф. Одна пуля пролетела так близко, что Дэвид почувство­
вал, как его ударило в щеку осколком камня. Не пострадал
и Заячья Губа, хотя он пробирался медленнее всех.
319

Остаток дня они провели выше в горах, в лощине, где на
толще вулканического туфа террасами росли таро и папайя.
Здесь Гриф обдумал план действий и выслушал подробный
рассказ Маурири о том, что произошло.
— Нам не повезло,—сказал Маурири—Надо же, чтобы
именно в эту ночь белые дьяволы отправились на рыбную ло­
влю. Мы входили в бухту в темноте. Дьяволы были на шлюп­
ках и пирогах. Они шагу не делают без ружья. Одного матроса
они застрелили. Браун вел себя очень храбро» Мы хотели про­
скочить в глубь залива, но они опередили нас и загнали к бе­
регу между Большой скалой и деревней, Ружья и патроны мы
спасли, а вот лодка досталась им. По ней-то они и узнали
о твоем прибытии. Браун теперь на этой стороне Большой
скалы, с ружьями и патронами.
— Почему же он не перебрался через Большую скалу и не
предупредил меня, когда мы подошли к берегу?
— Он не знает дороги. Одни только козы да я знаем, как
пройти. Я не подумал об этом и пополз сквозь кусты вниз,
чтобы гшыть к тебе. А белые дьяволы засели в кустах и об­
стреливали оттуда Брауна и матросов. За мной они тоже охо­
тились до самого рассвета и даже утром вон там в низине. По­
том подошла твоя шхуна, и они стали ждать, чтобы ты сошел
на берег. Я наконец выбрался из кустов, но ты был уже на бе­
регу.
— Так это ты стрелял?
— Да, я хотел предупредить тебя, но они поняли и не стали
отвечать, а у меня больше не было патронов.
— Рассказывай теперь ты, Заячья Губа,—обратился Гриф
к коку с «Валетты».
Кок рассказывал мучительно долго, с бесконечными под­
робностями, С год он плавал на «Валетте» между Таити и Пау­
моту, Старый Дюпюи, хозяин шхуны, был также ее капита­
ном. В свое последнее плавание он нанял на Таити двух незна­
комых моряков, одного—помощником, другого —вторым
помощником. Кроме них, на шхуне был еще один новый чело­
век —его Дюпюи вез на Фанрики в качестве своего торгового
агента, Помощника звали Рауль Ван-Асвельд, второго помощ­
ника—Карл Лепсиус.
— Они братья, я знаю, я слышал, как они разговаривали
ночью на палубе, когда думали, что все спят,—пояснил Заячья
Губа.
«Валетта» крейсировала между островами Лоу, забирая
с факторий Дюпюи перламутр pi жемчуг. Новый агент, Франс
Амундсон, остался на острове Фанрики вместо Пьера Голяра,
320

а Пьер Голяр сел ка шхуну, намереваясь вернуться на Таити.
Туземцы с Фанрики говорили, что при нем была кварта жем­
чуга, которую он должен был сдать Дюпюи. В первую же
ночь после отплытия в каюте послышались выстрелы,
а утром из каюты вытащили два мертвых тела —это были Дю­
пюи и Голяр —и выбросили их за борт, Матросы-таитяне за­
бились в кубрик и двое суток сидели там без еды, а «Ваяетта»
лежала в дрейфе. Тогда Рауль Ван-Асвельд велел Заячьей Губе
приготовить пишу, всыпал в нее яду и заставил кока отнести
котел вниз. Половина матросов умерла.
— Он наставил на меня ружье, что мне было делать?—со
слезами говорил Заячья Губа.—Из тех, кто остался в жи­
вых—их было десять человек,—/двое вскарабкались на ванты,
там их и застрелили. Остальные попрыгали за борт, думали
добраться до берега вплавь, Их всех перестреляли в воде. На
шхуне остались только я и двое дьяволов. Меня они не убили,
им нужен был кок, чтобы готовить пищу. В тот же день подул
бриз, они вернулись на Фанрики и захватили Франса Амундсо­
на, он тоже из их шайки.
Затем Заячья Губа рассказал о всех ужасах, которые пере­
жил, пока шхуна долгими переходами подвигалась к западу.
Он был единственным живым свидетелем совершенных пре­
ступлений и понимал, что, не будь он коком, его бы давно
убили. В Нумеа к ним присоединились пятеро каторжников,
Ни на одном из островов Заячьей Губе не разрешали сходить
на берег, и Гриф был первым посторонним человеком, с кото­
рым ему удалось поговорить.
— Теперь они меня забьют,—говорил, брызгая слюной, За­
ячья Губа.—Они знают, что я вам все рассказал. Но я не трус.
Я останусь с вами, капитан, и умру с вами.
Человек-козел покачал головой и встал.
— Лежи тут и отдыхай,—сказал он Грифу.—Ночью нам
придется долго плыть. А кока я отведу повыше, туда, где жи­
вут мои братья вместе с козами.
IV

—
Хорошо, что ты умеешь плават
стоящий мужчина,—прошептал Маурири.
Из туфовой лощины они спустились к берегу и вошли в во­
ду. Плыли тихо, без плеска, Маурири показывал дорогу. Чер­
ные стены кратера уходили ввысь, и пловцам казалось, что
они находятся на дне огромной чаши. Над головой тускло све11. Д. Лондон

321

тилось небо, усыпанное звездной пылью. Впереди мерцал ого­
нек, указывая, где стоит на якоре «Стрела». С палубы, ослаб­
ленные расстоянием, доносились звуки гимна. Это завели
граммофон, предназначавшийся для Пилзаха.
Пловцы повернули влево, подальше от захваченной шху­
ны. Вслед за гимном послышались смех и пение, потом опять
звуки граммофона. «Веди меня, о благодатный свет»,—поне­
слось над темной водой, и Гриф невольно усмехнулся —так
кстати пришлись эти слова.
—
Мы должны доплыть до прохода и вылезть на Большой
скале,—прошептал Маурири.—Дьяволы заселив яиз-ине. Слы­
шишь?
'Одиночные выстрелы, следовавшие через неровные проме­
жутки времени, говорили о том, что Браун еще держится, на
скале и что пираты угрожают ему со стороны перешейка.
Че;рез час они уже плыли вдоль Большой скалы, которая
нависала над ними темной громадой. Ощупью отыскивая путь,
Маурири привел Грифа в тесную расщелину, и они стали ка­
рабкаться вверх, пока не достигли узкого карниза на высоте
ста футов над водой.
— Оставайся здесь,.—сказал Маурири.—А я пойду к Брауну.
Вернусь утром.
— Я пойду с тобой, брат,- сказал Гриф.
Маурири усмехнулся в темноте.
— Даже тебе, Большой брат, не удастся это сделать. Меня
зовут Человек-козел, и только один я на всем Фуатино могу
1.очыо перебраться через Большую скалу. Но и я делаю это
в первый раз. Дай руку. Чувствуешь? Бот здесь хранится дина­
мит Пилзаха. Ложись поближе к скале и можешь спокойно
спать —не упадешь. Я ухожу.
Прислушиваясь к шуму прибоя, грохотавшего далеко вни­
зу, Гриф сидел на узком карнизе, рядом с тонной динамита,
и обдумывал план дальнейших действий. Затем, подложив ру­
ку под голову, он прижался к скале и заснул.
Утром, когда Маурири повел его через перевал, Гриф по­
нял, почему этот переход был бы невозможен для него но­
чью. Как моряк, он отлично умел взбираться на мачты и не бо­
ялся высоты, и все же впоследствии ему казалось чудом, что
он вообще ухитрился здесь пройти даже при ярком свете дня»
Были места, где ему приходилось, следуя точным наставлени ­
ям Маурири, наклоняться над щелью футов в сто глубиной и.
падая вперед на руки, цепляться за какой-нибудь выступ на
противоположной стороне, а затем уже осторожно подтяги­
вать ноги. Один раз пришлось сделать прыжок через зи­
322

яющую пропасть шириной в десять футов и глубиной футов
в пятьсот с таким расчетом, чтобы стать ногами на крохотный
выступ на другой стороне, футов на двадцать ниже. В другом
месте, когда он шел по узкому, всего в несколько дюймов,
карнизу и вдруг увидел, что ему не на что опереться руками,
он, несмотря на все свое хладнокровие, растерялся. И Маури­
ри, заметив, что он пошатнулся, быстро обошел его с краю,
балансируя над самой пропастью, и на ходу больно ударил по
спине, чтобы привести в чувство. Вот тогда-то Гриф понял раз
и навсегда, почему Маурири прозвали Человеком-козлом.
v
Позиция на Большой скале давала обороня­
ющимся ряд преимуществ, хотя и имела свои слабые стороны.
Она была неприступна,—двое могли бы удержаться здесь про­
тив целой армии. Кроме того, она контролировала выход
в открытое море; обе шхуны, вместе с Раулем Ван-Асвельдом
и его головорезами, оказались запертыми в бухте. Гриф, кото­
рый перенес сюда свою хранившуюся ниже тонну динамита.,
был хозяином положения. Это он неопровержимо доказал
в то утро, когда шхуны попытались выйти в море. Впереди
.шла «Валетта», которую вел на буксире вельбот; гребцами на
кем были захваченные в плен фуатиицы. Гриф и Маурири сле­
дили за ней из своего укрытия за скалой с высоты в триста фу­
тов. Рядом лежали ружья, а также тлеющая головешка
и большая связка динамита со вставленными шнурами и дето­
наторами. Когда вельбот проходил под самым утесом, Маури­
ри покачал головой:
— Они каши братья, мы не можем стрелять!
На носу «Валетты» было несколько матросов со «Стрелы»
все уроженцы Райатеи. Еще один их соплеменник стоял на
корме у штурвала. Пираты, должно быть, прятались в каюте
или же они были на «Стреле». Лишь один с винтовкой в руках

расположился посреди палубы. Он прижал к себе Наумоо,
дочь старой королевы Матаары, прикрываясь ею, как щитом.
— Это главный дьявол,—прошептал Маурири.—Глаза у не­
го голубые, как у тебя. Он страшный человек. Посмотри, он
прячется за Наумоо, чтобы мы его не убили.
Слабый ветерок и начинающийся прилив загоняли воду
внутрь залива, и шхуна подвигалась медленно.
— Вы понимаете по-английски?—крикнул Гриф.
Человек вздрогнул, поднял ружье и взглянул вверх. Все
движения у него были быстрые и гибкие, как у кошки. Лицо,
323

~~__ .ZLZ
v-^5-

‘M -

v-

"

■■^*eesssb;
_

>-*v«~ A^iw».«.v.

•*-гr * r t.

.

, ..
.,

_____ :jX^utT.
s-~ *'

*

v

>v11 не терял времени даром. По частям он
ликвидирован к.штм ионложсшя. Он продал свою долю
в двух десятк.чх пред'ч'иятий и шаг за шагом, стараясь не вы­
звать на рынке и.1л< ннй цен, избавился от своих огромных
вложений в псц111г.:-:1 |'лостъ. Напоследок падение цен все-таки
произошло, но оч продавал, хотя и себе в убыток. Он видел:
первые тучки уже собираются на горизонте. Ко времени заму­
жества Люсиль препирательства и завистливые шепотки уже
достигли ушей А-чуна. В воздухе носились проекты и контр­
проекты насчет того, как добиться расположения А-чуна и на­
строить его против того или иного зятя, а то и против всех зя­
тьев, разумеется, кроме одного. Все это отнюдь не помогало
А-чуну вкушать мир и спокойствие, на которые он рассчиты­
вал в старости.
А-чун спешил. Уже долгое время он состоял в переписке
с крупнейшими банками Шанхая и Макао. Каждым пароходом
в течение нескольких лет шли в те дальневосточные банки пе'реводные векселя на имя йекоего А-чуна. Вклады становились
все крупнее.
Две младшие дочери А-чуна не были пока замужем. Он ре­
шил не мешкать и выделил каждой по сто тысяч; деньги ле­
жали в Гавайском банке, приносили проценты и ожидали сва­
дебных церемоний обеих девиц. Альберт занялся делами фир­
мы «А-чун и А-янг», так как старший, Гарольд, предпочел
взять свои четверть миллиона и отправился жить в Англию.
Младший, Чарльз, получив сто тысяч и опекуна, должен был
пройти курс обучения в институте Кели. Мамаше А'Чун было
передано бунгало, дом в горах на Танталусе и новая резиден­
ция на взморье, построенная взамен той, которую А-чун про­
дал властям. Кроме того, мамаше А'Чун предназначались пол­
миллиона долларов, надежно помещенных.
Наконец А-чун был готов к кардинальному решению про­
блемы. В одно прекрасное утро, когда семья сидела за зав­
траком,—А-чун позаботился о том, чтобы все зятья и их жены
были в сборе,—он объявил о своем решении возвратиться на
землю предков. В ясной, краткой речи он объяснил, что доста­
точно обеспечил свою семью; тут же А-чун изложил ряд пра­
вил, которые, он уверен, помогут—так он сказал—семье жить
в мире и согласии.
Помимо того,-он дал своим зятьям различные деловые со­
веты, прочитал небольшую проповедь о преимуществах уме­
ренности и надежных вкладов и поделился с ними своими все­
объемлющими знаниями относительно промышленности
и деловой жизни на Гавайях. Затем он приказал подать эки­
15. Д. Ловдон

433

паж и вместе с рыдающей мамашей А'Чун отбыл к тихооке­
анскому почтовому пароходу. В бунгало воцарилась паника
Капитан Хиггинсон в исступлении требовал насильно вернуть
А-чуна. Дочери лили обильные слезы.
—
Старик, должно быть, сошел с ума—Высказав такое
предположение, муж одной из них, бывший федеральный су­
дья, немедленно отправился в соответствующее учреждение,
чтобы навести справки. Вернувшись, он сообщил, что А-чун,
оказывается, побывал там накануне, потребовал освидетель­
ствования, которое и прошел с блеском. Итак, ничего другого
не оставалось, как спуститься к пристани и сказать «до свида­
ния» маленькому пожилому человечку; он помахал им на
прощание с верхней палубы, в то время как огромный паро­
ход медленно нащупывал носом путь в океан между коралло­
выми рифами.
Однако маленький пожилой человечек не собирался ехать
в Кантон. Он слишком хорошо знал свою страну и железную
хватку мандаринов, чтобы рискнуть появиться там с круглень­
кой суммой денег, которая у него оставалась. Он направлялся
в Макао. А-чун привык пользоваться почти нео1раниченной
властью и, естественно, стал высокомерен, как монарх. Но ко­
гда он сошел на берег в Макао и прибыл в лучший европей­
ский отель, клерк отказался предоставить ему номер. Китай­
цы не допускались в этот отель. А-чун потребовал вызвать
управляющего и получил оскорбительный ответ. Тогда он
уехал, но через два часа снова был в отеле. Пригласив клерка
и управляющего, он уплатил им жалованье за месяц вперед
и уволил их А-чун сам стал хозяином отеля. Много месяцев,
пока в окрестностях города строился его великолепный дво­
рец, А-чун занимал самые роскошные апартаменты отеля.
И очень быстро, со свойственной ему ловкостью, А-чун добил­
ся увеличения доходов отеля с трех процентов до тридцати.
Неприятности, в предвидении которых А-чун сбежал, нача­
лись чрезвычайно скоро. Кое-кто из зятьев неудачно поместил
свои деньги, нашлись и такие, что промотали приданое доче­
рей А-чуна. Поскольку старик был вне пределов досягаемости,
они обратили взоры на мамашу А'Чун и ее полмиллиона и,
естественно, испытывали друг к другу отнюдь не самые теп­
лые чувства.
Юристы наживали состояния, разбирая правильность фор­
мулировок доверенностей. Гавайские суды были завалены ис­
ками, встречными исками и ответными исками. Дело дошло
даже до полицейских судов. Во время некоторых ожесточен­
ных стычек от брани стороны перешли к рукоприкладству.
434

Дабы прибавить вес словам, в ход были пущены тяжелые
предметы вроде цветочных горшков. И вот возникали процес­
сы о диффамации; они тянулись до бесконечности, и сенса­
ционные показания свидетелей держали весь Гонолулу в по­
стоянном возбуждении.
А во дворце, окруженный дорогими его сердцу атрибута­
ми восточной роскоши, А-чун безмятежно покуривал трубоч­
ку и прислушивался к суматохе за океаном. И каждый почто­
вый пароход увозил из Макао в Гонолулу письмо, написанное
на безукоризненном английском языке и отпечатанное на аме­
риканской пщцущей машинке. В письмах А-чун, приводя под­
ходящие к случаю цитаты и правила, призывал семью жить
в мире и согласии. Что же касается его самого, то он далек от
всего этого и целиком удовлетворен жизнью. Он добился же­
ланного покоя. Изредка А-чун посмеивался и потирал руки,
а в его раскосых черных глазах вспыхивал лукавый огонек
при мысли о том, как забавен мир. Ибо долгие годы жизни
и размышлений укрепили в нем это убеждение, что мир, в ко­
тором мы живем,—чрезвычайно забавная штука.

ШЕРИФ КОНЫ
—
Да, здешний климат нельзя
бить,—сказал Кадуорт в ответ на мой восторженный отзыв
о побережье Коны—Я приехал сюда восемнадцать лет назад,
совсем юнцом, только что окончив колледж, да тут и остался.
На родину езжу редко, только погостить. Предупреждаю: ес­
ли есть на земле местечко, дорогое вашему сердцу, не задер­
живайтесь здесь надолго, не то Кона станет вам милее.
Разговор этот мы вели после обеда на широкой террасе.
Терраса выходила на север, но в таком чудесном климате это
не имело никакого значения.
Потушили свечи. Слуга-японец в белой одежде, скользя не­
слышно, как призрак, в серебряном лунном свете, принес нам
сигары и скрылся, словно растаял во мраке бунгало. Сквозь
листву бананов и легуа я смотрел вниз, туда, где ниже зарос­
лей гуавы, в тысяче футов под нами, тихо плескалось море.
Вот уже целую неделю, с тех пор как я сошел на берег с кабо­
тажного суденышка, я жил у Кадуорта, и за все это время ни
разу не видел, чтобы ветер хотя бы покрыл рябью безмятеж­
ную гладь моря. Здесь, правда, иногда дуют бризы, но это лег­
чайшие из ветерков, когда-либо веявших над островами веч­
ного лета. Их и ветром назвать нельзя,—они подобны вздо­
хам, протяжным, блаженным вздохам отдыхающего мира.
— Страна лотоса,—сказал я.
— Да, страна, где один день похож на другой и каждый из
них—день райской жизни,—отозвался мой собеседник—Здесь
никогда ничего не случается. Здесь не слишком жарко и не
слишком холодно. Все в меру. Вы заметили, как дышат по оче­
реди море и земля?
Действительно, я наблюдал это чудесно-ритмичное дыха­
ние. Каждое утро на берегу поднимался легкий ветерок и, ове­
яв землю нежнейшей и легчайшей струей озона, медленно
436

уходил к морю. Играя над морем, этот бриз слегка затемнял
блеск его глади, и, куда ни глянь, длинные полосы воды пере­
ливались, струились, волновались под капризными поцелуями
ветра. А по вечерам я следал, как замирает дыхание моря,
сменяясь божественным покоем, и слушал, как тихо дышит
земля между кофейными деревьями и баобабами.
— Это страна вечной тишины,—сказал я.—Дуют здесь ко­
гда-нибудь сильные ветры? Настоящие? Вы знаете, о каких
я говорю.
Кадуорт покачал головой и указал на восток.
— Как они могут дуть, когда им преграждает путь такой
барьер?
Вдали высились громады гор Мауна-Кеа и Мауна-Лоа, за­
слоняя половину звездного неба. На высоте двух с половиной
миль над нашими головами они возносили свои одетые сне­
гом вершины,—даже тропическое солнце было не в силах
этот снег растопить.
— Готов поручиться, что в тридцати милях отсюда ветер
сейчас дует со скоростью сорока миль в час.
Я недоверчиво усмехнулся.
Кадуорт подошел к телефону на террасе. Он вызывал по
очереди Уаймею, Кохалу и Гамакуа. И по долетавшим до меня
отрывочным фразам я понял, что говорят о ветре в тех ме­
стах: «Значит, бешеный шторм?.. Валит с ног, да?.. И сколько
времени это уже длится?.. Всего неделю?.. Алло, Эйб, это ты?..
Да, да. А ты все еще не бросил свою затею—разводить кофе на
берегу Гамакуа?.. К черту твои защитные насаждения! Ты бы
посмотрел на мои деревья!..»
— В Гамакуа настоящая буря,—сказал мне Кадуорт, пове­
сив трубку.—Я всегда подсмеиваюсь над попытками Эйба раз­
водить кофе. У него плантация в пятьсот акров, и он творит
чудеса, защищая ее от ветра. Но как там корни держатся
в земле, не понимаю, хоть убейте. Ветренб ли там? Да ведь
в Гамакуа всегда дуют сильные ветры. Из Кохалы сообщают,
что шхуна под парусами, на которых взято по два рифа, идет
против ветра по проливу между Гавайей и Мауи и ей туго при­
ходится.
— Сидя здесь, трудно себе это представить,—сказал я, все
еще не убежденный.—Неужели же хоть слабые порывы этих
ветров никогда не проникают сюда каким-нибудь окольным
путем?
— Никогда. Наш береговой бриз не имеет ничего общего
с ветрами по ТУ сторону Мауна-Кеа и Мауна-Лоа. Он чисто
местный. Понимаете, земля излучает свое тепло быстрее, чем
437

море, и потому ночью, когда она остывает, ветер дует с бере­
га. А днем земля нагревается сильнее, и ветер дует с моря.;.
Вот вслушайтесь! Теперь дышит земля: поднимается горный
ветер.
Я и в самом деле услышал, как ветерок, приближаясь, тихо
шелестит в листве кофейных деревьев, шевелит плоды баоба­
ба и вздыхает среди стеблей сахарного тростника. На террасе
воздух все еще был недвижим. Но вот долетело и сюда первое
дуновение горного ветра, мягкое, полное пряного аромата,
прохладное. И что это была за дивная прохлада, ласкающая,
как шелк, хмельная, как вино! Только горный ветер Коны при­
носит такую упоительную свежесть.
— Теперь вы понимаете, почему я восемнадцать лет назад
влюбился в Кону?—спросил Кадуорт.—Я не смогу никогда от­
сюда уехать. Это было б ужасно, я бы, кажется, умер с тоски.
Еще один человек любил Кону так же, как я. Пожалуй, даже
сильнее: ведь он родился здесь, на побережье. Он замечатель­
ный человек и мой лучший друг, ближе родного брата. Но он
покинул Кону—и не умер.
— А что его заставило уехать?—спросил я.—Любовь?
Женщина?
Кадуорт покачал головой.
— Нет. И никогда он не вернется сюда, хотя сердце свое
оставил здесь и до самой смерти не разлюбит Коны.
Мой собеседник некоторое время молчал, засмотревшись
на береговые огни Каула внизу. А я курил и ждал.
— Вы спрашивали, не женщина ли тут замешана. Нет. Он
был влюблен в свою жену. И детей у него было трое, их он то­
же любил. Они теперь в Гонолулу. Мальчик уже учится в кол­
ледже.
— Так что за причина?.. Какой-нибудь опрометчивый по­
ступок?—помолчав, спросил я, на этот раз уже нетерпеливо.
Он снова отрицательно потряс головой.
— Нет, ни в каком преступлении он не был виновен, да его
ни в чем и не обвиняли. Он был шерифом Коны.
— У вас пристрастие к парадоксам,—сказал я.
— Да, вероятно, это похоже на 'парадокс,—согласился
Кадуорт.—В том-то и весь ужас.
С минуту он смотрел на меня испытующе. И вдруг отрыви­
стым тоном начал свой рассказ:
— Он был прокаженный. Нет, не от рождения—с проказой
не рождаются. Он заболел ею. Этот человек...—ну, да не все
ли равно, зачем скрывать его имя?—Лайт Грегори. Каждый
камаина знает его историю. Лайт—чистейший американец, но
он сложен, как вожди старой Гавайи. Ростом в шесть футов
Три дюйма, а весом двести двадцать фунтов, и при этом весь из
438

мускулов и костей, ни одной унции жира. Я не встречал чело­
века сильнее его—это настоящий великан, атлет. Не человек,
а бог! И он был моим .другом. Душа и сердце у него такие же
большие и такие же прекрасные, как его тело.
Скажите, что бы вы сделали, если бы увидели своего дру­
га, брата, на краю пропасти? Ноги у него скользят, он вот-вот
сорвется, а вы ничем не можете ему помочь. Это самое пере­
жил я. Ничего нельзя было сделать! Я видел, как этот ужас
надвигается,—и был бессилен. Господи, что я мог сделать?
Страшная болезнь уже наложила на его лицо зловещий и не­
отвратимый отпечаток. Никто еще не замечал этих признаков.
Я один видел их—вероятно, потому, что любил Лайта. Видел,
но не хотел верить глазам: это было слишком страшно. Одна­
ко признаки были. Сначала припухли мочки ушей—слегка,
едва заметно! Месяцами я наблюдал это и вопреки всему наде­
ялся, что ошибаюсь. Потом чуть-чуть потемнела кожа над
бровями. Вначале это напоминало легкий загар. И я хотел бы
думать, что это загар, если бы кожа в этом месте не поблески­
вала как-то странно: по ней спорно пробегали отсветы. Так
хотелось верить, что это просто загар, однако я уже не мог
обманывать себя. А ведь никто еще не замечал страшных при­
знаков (никто, кроме Стивена Калюны,—это я узнал только
позднее). Один я видел, как надвигается несчастье, отврати­
тельное, невыразимо ужасное... Но я не хотел заглядывать впе­
ред. Не мог: очень уж страшно было. И по ночам я плакал.
Он был мой друг. Мы вместе охотились на акул, на Ниихау
и диких животных на Мауна-Кеа и Мауна-Лоа, объезжали ло­
шадей и клеймили быков на ранчо Картера. Гонялись за коза­
ми по всему Халеакала. Лайт учил меня нырять и плавать во
время прилива, и в конце концов я почти сравнялся с ним
в этом искусстве, а он был искуснее любого канака. Он у меня
на глазах нырял на глубину в пятнадцать морских саженей
и оставался под водой целых две минуты. На море он был че­
ловек-амфибия, а по горам лазал, как настоящий альпинист,
взбираясь туда, куда забредали только дикие козы. Ничего он
не боялся. Он находился на борту «Люги», когда она потер­
пела крушение, и, прыгнув за борт, проплыл тридцать миль за
тридцать шесть часов—это во время сильного шторма! Са­
мые бурные волны, которые нас с вами превратили бы в сту­
день, его не могли остановить. Он был велик и могуч, как бог.
Вместе пережили мы с ним революцию1, и оба были романти­
1 Имеется в виду «революция» 1893 года. Попытка королевы гавай­
ской Лилиукалани защитить национальные интересы и ограничить
дальнейшее закрепление американского влияния вызвала в 1983 году
ликвидацию монархии на Гавайях, которая была подготовлена и про­
ведена агентами США, хотя и называлась «революцией». В 1987 году
республика Гавайи «присоединилась» к США.
439

ками-монархистами. Лайт был дважды ранен. Его приговори­
ли к смерти, но у республиканцев рука не поднялась на такого
человека. А он только смеялся над ними. Позднее ему воздали
должное и назначили шерифом Коны.
Он был простодушен, этот большой ребенок, так и не став­
ший взрослым. Склад его ума не отличался сложностью, в хо­
де мыслей не было никаких хитросплетений и вывертов. Он
всегда действовал напрямик и смотрел на вещи просто.
Лайт был сангвиник. Я в жизни не встречал человека столь
оптимистичного, довольного всем и счастливого. Он ничего
не требовал от жизни: ведь у него было все, чего можно поже­
лать. Жизнь расплатилась с ним сполна и наличными, за ней
не числилось никакого долга. Он получил все авансом: вели­
колепное тело, железное здоровье, душевную стойкость
и скромность. Чего ему еще было желать? Физически он был
совершенством. Ни разу в жизни не болел, не знал, что такое
головная боль, и, когда я страдал от нее, он смотрел на меня
с удивлением и смешил меня своими неловкими попытками
выразить сочувствие. Да, он не понимал, не мог понять, что
такое головная боль. Великий был оптимист!.. Еще бы! Как не
быть оптимистом при такой поразительной жизнеспособности
и невероятном здоровье!
Вот вам пример того, как он верил в свою счастливую звез­
ду и как оправдана была эта вера. КОгда он был еще юнцом
и мы с ним только что познакомились, он однажды вздумал
сыграть в покер в Уайлуку. Среди игроков был здоровенный
немец по фамилии Шульц, он вел себя отвратительно—грубо
и деспотически властвовал за игорным столом. Ему в тот день
везло, и он стал уже совсем невыносим. Тут пришел Лайт Гре­
гори и сел играть с ними.
Первым объявил игру Шульц, поставив ставку втемную.
Лайт ставку принял, остальные тоже, и Шульц заставил вый­
ти из игры всех, кроме Лайта. Лайту не понравйлся наглый
тон немца, и он, в свою очередь, повысил ставку. Шульц отве­
тил тем же. Лайт повысил снова. Так они состязались. А зна­
ете, какие карты были на руках у Лайта? Два короля и три
мелких трефы. Какой уж там покер! Но Лайт не в покер играл
он вел игру, в которой ставкой был его оптимизм. Он не знал,
какие карты у Шульца, однако все повышал и повышал став­
ку, пока тот не взвыл. А ведь у немца-то было на руках три ту­
за! Подумайте только! Имея на руках двух каких-то‘королей,
человек заставляет противника с тремя тузами брать прикуп
и отступиться!
440

Итак, Шульц прикупил две карты. Сдавал второй немец,
приятель Шульца..Лайт знал уже, что играет против трех оди­
наковых карт. И что же, вы думаете, он сделал? Что бы вы сде­
лали на его месте? Конечно, прикупили бы три карты, а коро­
лей Придержали. Но Лайт поступил иначе. Ведь то была игра
на оптимизм. Он сбросил королей, оставив себе три трефы,
и прикупил две карты. Он даже не взглянул на них—смотрел
через стол на Шульца, ожидая, чтобы тот объявил ставку.
И Шульц поставил очень крупную сумму. Имея на руках трех
тузов, он был уверен, что обыграет Лайта: ведь если у Лайта
и есть три одинаковые карты, рассуждал немец, они во всяком
случае меньше тузов. Бедняга Шульц! Его предпосылки были
совершенно правильны, ошибался он только в одном: он по­
лагал, что Лайт играет в покер. Они сражались пять минут,
и попеременно то один, то другой увеличивал ставку. Нако­
нец уверенность Шульца начала таять. А Лайт за все время
так и не взглянул в прикупленные им две карты—и Шульц
это знал. Я видел, как он раздумывал секунду-другую, потом
вдруг оживился и опять начал повышать ставку. Но это было
последнее усилие: напряжение было слишком велико,
и Шульц наконец не выдержал.
— Послушайте, Грегори,—сказал он.—На что вы играете?
Не нужны мне ваши деньги. Но ведь у меня на руках...
— Все равно, что бы у вас там ни было,—перебил его
Лайт.—Вы же не знаете еще, •что у меня. Пожалуй, пора
и взглянуть...
Он посмотрел в свои карты и повысил ставку еще на сто
долларов. И все началось сначала. Опять то один, то другой
повышал ставку, пока Шульц наконец не сдался и, прекратив
игру, выложил на стол свои три туза. Лайт открыл карты. Они
все были одной масти: оказалось, что и прикупил он тоже две
трефы...
Вот так он сломил Шульца: тот никогда больше не играл
с щэежней смелостью и^ азартом. Он потерял веру в себя
и сильно нервничал за игрой.
— Но как тебе это удалось?—спросил я потом у Лай­
та.—Ведь когда он прикупил две карты, ты уже понимал, что
у тебя меньше. И ты даже не взглянул на свой прикуп!
— Незачем мне было смотреть,—ответил Лайт,—я все вре­
мя не сомневался, что там еще две трефы. Иначе и быть не
могло. Ну и что же? Неужели ты думал, что я спасую перед
этим толстым немцем? Нет, я и мысли не допускал, что он мо­
жет меня победить! Сдаваться я не привык. Я всегда уверен,
441

что победа будет за мной. Веришь ли, я был бы просто пора­
жен, если бы у меня не оказались на руках одни трефы.
Да, вот каков был Лайт Грегори! Теперь вы сами можете
судить о силе его оптимизма. По его собственному выраже­
нию, ему так и полагалось—всегда побеждать, преусиевать
и быть счастливым. И победа над Шульцем, как и десять тысяч
других удач, укрепляла его веру в себя. Ведь ему действитель­
но всегда сопутствовал успех. Вот почему он ничего не боял.ся. Он верил, что с ним никакая беда не может стрястись, по­
тому что не знал в своей жизни несчастий. Когда «Люга» по­
терпела крушение, он проплыл тридцать миль, пробыл в воде
две ночи и день. И все это страшное время ни на миг не терял
надежды, не сомневался в том, что спасется. Он знал, что вы­
берется на сушу. Так он сам мне сказал, и я верю, что он ска­
зал правда
Такой уж это был человек. Человек особой, высшей поро­
ды, непохожий на нас, жалких смертных. Он не знал обычных
человеческих невзгод и болезней. Все, чего он хотел, само да­
валось ему в руки. Когда он ухаживал за красавицей из семьи
Кэрузер, у него была целая дюжина соперников, но девушка
вышла за него и была ему доброй женой, самой любящей же­
ной на свете. Он хотел иметь сына —и родился сын. Потом за­
хотел дочь и второго сына! Исполнилось и это Желание. И де­
ти у него хорошие, без малейшего изъяна, грудные клетки
у них, как бочонки. Они унаследовали от Лайта его силу и здо­
ровье.
Потом пришла беда. И наложила на этого счастливца
страшное клеймо зверя. Я целый год наблюдал, как оно все
больше обозначается, и сердце у меня разрывалось. А Лайт
ничего не подозревал, да и никто другой не догадывался, кро­
ме того проклятого хапа-хаоле, метиса Стивена Калюны. Но
я тогда не знал, что и Стивен тоже заметил признаки проказы.
Да, чуть не забыл: знал это, кроме нас двоих, еще доктор
Строубридж, федеральный врач,—у этого глаз был наметан:
ведь в его обязанности входило осматривать больных, у кото­
рых подозревали проказу, и отправлять зараженных на при­
емный пункт в Гонолулу. Да я Стивен Калюна с одного взгля­
да распознавал эту болезнь: она свирепствовала в их семье,
и не то четверо, не то пятеро его родственников были уже
отосланы на Молокаи.
Стивен был зол на Лайта из-за своей сестры. Когда у нее за­
подозрили проказу, брат увез ее и спрятал где-то, прежде чем
она попала в руки доктора Строубриджа. А Лайт, как шериф
Коны, обязан был ее разыскать и пытался это сделать.
442

В тот вечер мы все собрались в Хило, в баре Неда Остина.
Когда мы пришли, Стивен Калюна был уже там и сидел один.
Он был явно нетрезв и настроен воинственно. Лайта позабави­
ла какая-то шутка, и он засмеялся своим громким, веселым
смехом большого ребенка. Калюна презрительно сплюнул.
Лайт это заметил, как и все остальные, но решил не Обращать
внимания на грубияна. Однако Калюна искал ссоры: он не
простил Лайту попыток разыскать и задержать его сестру
и в тот вечер всячески подчеркивал свою неприязнь. Но Лайт
делал вид, будто ничего не замечает. Я думаю, он в душе
немного жалел Калюну. Самая тяжелая обязанность шери­
фа—разыскивать прокаженных: не очень-то приятно врывать­
ся в чужой дом и уводщъ оттуда ни в чем не повинных отца,
мать или ребенка, а затем отправлять их в вечную ссылку на
Молокаи! Разумеется, это необходимо для охраны обществен­
ного здоровья, и, поверьте, Лайт поступил бы точно так же
с родным отцом, если бы у того заподозрили проказу.
Наконец Калюна выпалил, обращаясь к Лайту:
— Эй, Грегори, вы думаете, что отыщете Каланивео? Ну,
нет, не надейтесь.
Каланивео звали сестру Стивена Калюны. Услышав этот
оклик, Лайт посмотрел на Калюну, но ничего не ответил. Ка­
люна окончательно взбесился. Он ведь все время распалял
себя.
— Знаете, что я вам скажу?—закричал он.—Сами вы уго­
дите на Молокаи раньше, чем отправите туда Каланивео. Хо­
тите знать, кто вы такой? Вы не имеете права находиться в об­
ществе чистых людей. Немало народу вы угнали на Молокаи
и повсюду кричите; что это ваш долг, а между тем отлично
знает"е, что вам самому место на Молокаи!
Никогда еще я не видел Лайта в таком гневе! Прока­
за—этим, знаете ли, не шутят!
Лайт одним прыжком очутился возле Калюны и, схватив
его за горло, поднял со стула. Он тряс метиса так свирепо, что
у того зубы стучали.
— Ты что этим хочешь сказать?—крикнул Лайт—Сию ми­
нуту отвечай, или я выжму из тебя правду!
Как вы знаете,,на Западе есть одна фраза, которую полага­
ется произносить с улыбкой. То же принято у нас на островах,
когда речь идет о проказе*.Каков бы ни был Калюна, трусом
его не. назовешь. Как только Лайт отпустил его, он ответил:
— Что я хотел сказать? Да то, что вы сами прокаженный.
Лайт неожиданно с размаху посадил на стул метиса, не
ожидавшего, что так легко отделается, и захохотал весело, от
443

души. Но смеялся только он один, и, через секунду заметив
это, Лайт обвел взглядом нас всех. Я подошел к нему и пытал­
ся его увести, но он не обращал на меня внимания. Он смо­
трел, как загипнотизированный, на Стивена Калюну, а тот тер
себе шею—нервно, торопливо, словно хотел поскорее унич­
тожить заразу в том месте, к которому прикоснулись пальцы
Лайта. Видно было, что он делает это инстинктивно, непроиз­
вольно.
Лайт опятб оглянулся на нас, медленно переводя взгляд
с одного на другого.
— О, господи, ребята! О, господи! —выговорил он хрип­
лым, испуганным шепотом. В голосе его клокотал смертель­
ный ужас, а ведь он, мне думается, до этого вечера не знал
в жизни страха.
Впрочем, через минуту его безграничный оптимизм взял
верх, и он снова засмеялся.
— Шутка недурна, кто бы ее ни придумал,—сказал
он.—Ну-с, сегодня я вас всех угощаю. Я было испугался, по
правде сказать... Никогда больше не шутите так ни над кем,
ребята. Это слишком страшно. То, что я пережил за одну ми­
нуту, хуже тысячи смертей... Подумал о жене и детишках и...
Голос его дрогнул, оборвался, взгляд опять остановился
на метисе, все еще потиравшем шею. Видно было, что Лайт
ошеломлен, расстроен.
— Джон,—сказал он, повернувшись ко мне.
Его звучный и приятный голос стоял еще у меня в ушах,
но я не в силах был отозваться: к-горлу подступил комок,
и я знал, что лицо мое выдает меня.
— Джон!—позвал он снова и подошел ближе.
Он обратился ко мне с какой-то робостью, а слышать ро­
бость в голосе Лайта Грегори было ужаснее всех ночных кош­
маров!
— Джон, Джон, что все это значит?—повторил Лайт еще
неувереннее.—Ведь это шутка, правда? Джон, вот моя рука.
Разве я протянул бы ее тебе, если бы был болен? Джон, разве
я прокаженный?
Он протянул руку, и я подумал: «А, будь что будет! К чер­
ту все, ведь он мой друг». И пожал ему руку. У меня защемило
сердце, когда я увидел, как просияло его лицо.
— Да, да, это шутка, Лайт,—сказал я —Мы сговорились
подшутить над тобой. Но, пожалуй, ты прав: такими вещами
не шутят. И больше это не повторится.
Лайт не засмеялся, он только улыбнулся, как человек, ко­
444

торый только что очнулся от страшного сна и все еще не мо
жет забьпъ его.
— Вот и хорошо,—сказал он.—Больше так не шутите, а зь
выпивкой дело не станет. Должен сознаться, ребята, вы мне на
минуту задали-таки страху! Смотрите, меня даже пот прошибОн со вздохом утер потный лоб й направился к стойке
— Я вовсе не шутил,—отрывисто произнес вдруг Калюк >.
Я бросил на метиса уничтожающий взгляд. Я готов был
убить его на месте, но не решился ни сказать что-либо,..ни уда­
рить его: это только ускорило бы катастрофу, а я все еще пи ­
тал безумную надежду предотвратить ее.
— Нет, это не шутка,—повторил Катона:—Вы прокажен ­
ный, Лайт Грегори, и не имеете права прикасаться к здорово­
му телу честных людей.
Тут Грегори вскипел.
— Шутка зашла уже слишком далеко! Прекрати это, слы­
шишь, Калюна? Прекрати, говорю, или я тебе все кости пере­
ломаю!
— Сперва ступайте-ка, пусть сделают бактериологическое
исследование,—возразил Калюна.—И если окажется, что
я вру, тогда уж бейте Меня до смерти, раз вам так этого хочет­
ся. Да вы бы хоть поглядели на себя в зеркало! Это же сразу
видно. Всякому видно. У вас делается львиное лицо. Вот уже
и кожа над бровями потемнела.
Лайт долго смотрел на себя в зеркало, и я видел, как у не­
го трясутся руки.
— Ничего не вижу,—сказал он наконец. Затем обрушился
на хапа-хаоле:
— Черная у тебя душа, Калюна! Скажу прямо: напугал ты
меня так, как ни один человек не имеет права пугать другого.
И ты ответишь за свои слова. Я сейчас пойду прямо jc доктору
Строубриджу выяснить это дело. И когда вернусь, берегись5
Ни на кого не глядя, он пошел к двери.
— Подожди меня здесь, Джон,—сказал он, жестом остано­
вив меня, когда я хотел пойти за ним. И вышел.
Мы все стояли неподвижно, безмолвно, как призраки.
— Ведь это же правда,—сказал Калюна.—Вы сами могли
убедиться.
Все посмотрели на меня, и я утвердительно кивнул Гарри
Барнли поднес стакан ко рту, но тотчас, .не отпив ни капли,
поставил его на прилавок так неловко, что расплескач поло­
вину виски. Губы у него дрожали, как у ребенка, который сей­
час расплачется. Нед Остин с грохотом открыл холодильник
Он ничего там не искал и вряд ли даже сознавал, что делает.
445

Никто из нас не говорил ни слова. У Гарри Барнли губы еще
сильнее задрожали, и вдруг он в порыве дикой злобы ударил
Катону кулаком по лицу, раз и другой. Мы не пытались раз­
нять их. Нам было безразлично, пусть бы даже Барнли убил
метиса. Бил он его жестоко. А мы не вмешивались. Я даже не
помню, когда Барнли оставил беднягу в покое и тот смог
убраться. Слишком все мы были потрясены.
Позднее доктор Строубридж рассказал мне, что произо­
шло у него в кабинете. Он засиделся там, составляя какой-то
отчет, и вдруг в кабинете появился Лайт. Лайт к тому времени
уже ободрился и вошел быстрыми и легкими шагами. Он еще
немного сердился на Катону, но к нему вернулась прежняя
уверенность в себе. «Что мне было делать?—говорил до­
ктор.—Я знал, что он болен, я уже несколько месяцев видел,
как надвигается эта беда. Но у меня не хватило духу ответить
на его вопрос. Не мог я сказать «да»! Признаюсь, я не выдер­
жал и разрыдался. А он умолял меня сделать бактериологиче­
ское исследование. «Срежьте у меня кусок кожи, док,—твер­
дил он,—и сделайте исследование».
Но, видно, слезы доктора Строубриджа подтвердили опа­
сения Лайта. На другое утро «Клодина» отходила в Гонолулу.
И мы перехватили Лайта уже на пристани. Понимаете, он ре­
шил ехать в Гонолулу и заявить о своей болезни во врачебном
управлении. И ничего мы не могли с ним поделать! Слишком
много больных отправил он на Молокаи и не мог увиливать,
когда дело коснулось его самого. Мы уговаривали его ехать
в Японию. Но он и слышать не хотел об этом. «Я должен нес­
ти свой крест, ребята»,—вот все, что он отвечал нам. И повто­
рял это снова и снова, как одержимый.
Он уладил все свои дела и с приемного пункта в Гонолулу
отправился на Молокаи.
Там здоровье его пошатнулось. Местный врач писал нам,
что это уже не Лайт, а тень прежнего Лайта. Видите ли, он то­
сковал по жене и детям. Он знал, что мы о них заботимся, но
и это не могло залечить рану. Месяцев через шесть или семь
я поехал на Молокаи навестить его. Я сидел по одну сторону
зеркального окна, он—по другую. Мы смотрели друг на друга
сквозь стекло и переговаривались при помощи трубы вроде
рупора. Все мои уговоры были тщетны: Лайт решил оставать­
ся,наМолокаи. Добрых четыре часа я спорил с ним и наконец
изнемог. К тому же мой пароход уже давал гудки.
Однако мы не могли с этим примириться. Через три месяца
мы зафрахтовали шхуну «Алкион»! На ней контрабандисты
провозили опиум, и летела она под парусами со сказочной
446

быстротой. Хозяин ее, швед, за деньги готов был на все, и мы
за изрядную сумму договорились с ним о рейсе в Китай. Шху­
на отплыла из Сан-Франциско, а через несколько дней и мы
вышли в море на шлюпе Лендхауза. Это была яхта грузоподъ­
емностью в пять тонн, но мы лавировали на ней пятьдесят
миль против ветра на северо-восток. Вы спрашиваете насчет
морской болезни? Никогда в жизни я не страдал так от нее,
как в тот раз. Когда берег скрылся из виду;'мы встретили «Ал­
киона». Барнли и я перешли на шхуну.
К Молокаи мы подошли около одиннадцати часов вечера.
Шхуна легла в дрейф, а мы на вельботе пробились через буру­
ны и высадились в Калауэо—знаете, то место, где умер отец
Дамьен. Швед, хозяин «Алкиона», был молодчина. Засунув за
пояс пару револьверов, он пошел с нами. Втроем мы прошли
около двух миль по полуострову до Калаупапы. Представьте
себе наше положение: поздней ночью искать человека в по­
селке, где больше тысячи прокаженных! Да если бы подня­
лась тревога, нам была бы крышка! Место незнакомое, тьма,
ни зги не видать. Выскочили собаки прокаженных, подняли
лай... Мы брели наугад, спотыкаясь в темноте, и заблудились.
Тогда швед перешел к решительным действиям. Он повел
нас к первому попавшемуся дому, стоявшему на отлете. За­
хлопнув за собой Дверь, мы зажгли свечу. В комнате было ше­
стеро прокаженных. Мы их подняли на ноги, и я обратился
к ним на языке туземцев. Нам нужен был кйкуа. Кокуа по-ихнему означает «помощник». Так называют туземца, не зара­
женного проказой, который живет в поселке на жалованье от
Врачебного управления; его обязанность—ходить за больны­
ми, делать перевязки и так далее. Мы остались в доме, чтобы
надзирать за его обитателями, а швед отправился с одним из
них разыскивать кокуа. Нашел и привел, держа его всю доро­
гу под дулом револьвера. Впрочем, кокуа оказался смирным
и услужливым. Швед остался в доме на страже, а меня и Барн­
ли кокуа отвел к Лайту. Мы застали его одного.
—
Я так и думал, что вы приедете, ребята,—сказал
Лайт.—Не касайтесь меня, Джон! Ну, как поживают Нед, Чар­
ли и вся наша компания? Ладно, потом расскажете. Я готов
идти с вами. Девять месяцев здесь отмучился, хватит. Где вы
оставили лодку?
Мы пошли к тому дому, где нас ждал швед. Но в поселке
уже поднялась тревога. В домах загорались огни, хлопали
двери. У нас решено было стрелять только в случае крайней
необходимости. И, когда нас пытались задержать, мы пустили
в ход кулаки и рукоятки револьверов. На меня наскочил ка­
447

кой-то здоровенный парень, и я никак не мог от него отде­
латься, хотя два5кды хватил его изо всей силы кулаком по ли­
цу. Он вцепился в меня, и мы, упав, покатились по земле. Те­
перь мы боролись лежа, и каждый пытался одолеть другого.
Парень уже брал верх, когда кто-то подбежал к нам с зажжен­
ным фонарем,—и я увидел лицо своего противника. Как опи­
сать мой ужас! То было не лицо, а только страшные его
остатки, разлагающиеся или уже разложившиеся. Ни носа, ни
губ, и только одно ухо, распухшее и обезображенное, свисав­
шее до самого плеча. Я чуть с ума не сошел. Он обхватил меня
и прижал к себе так близко, что его болтавшееся ухо косну­
лось моего лица, тут я, должно быть, действительно обезумел
и принялся колотить его револьвером. До сих пор не знаю,
как это случилось, но, когда я уже вырвался, он вдруг впился
в мою руку зубами. Часть кисти оказалась внутри этого безгу­
бого рта. Тогда я нанес ему удар револьвером прямо по пере­
носице, и. зубы разжались.
Кадуорт показал мне свою. руку. При лунном свете я раз­
глядел на ней шрамы. Можно было подумать, что он искусан
собакой.
— Наверное, здорово боялись заразы?—сказал я.
— Да. Семь лет жил в страхе. Ведь у этой болезни инкуба­
ционный период длится семь лет. Жил я здесь, в Коне, и ждал.
Я не заболел. Но за эти семь лет не было ни одного дня, ни
одной ночи, когда бы я не смотрел во все глаза вокруг... на все
это...
Голос его дрогнул, он поглядел на залитое лунным светом
море внизу, потом на снежные вершины гор.
— Невыносимо было думать, что я утрачу все это, никогда
больше не увижу Кону. Семь лет!.. Проказа меня пощадила.
Но из-за этих лет ожидания я остался холостяком. У меня бы­
ла невеста. Я не мог жениться, пока были опасения... А она не
поняла. Уехала в Штаты и там вышла замуж за другого. Боль­
ше я никогда ее не видел...
Как раз в ту минуту, когда я оторвал от себя прокаженно­
го полисмена, послышался стук копыт, такой громкий, слов­
но кавалерийский отряд мчался в атаку. Это наш швед, испу­
ганный суматохой, не теряя времени, заставил тех прокажен­
ных, которых он стерег, оседлать для нас четырех лошадей.
Нам уже ничто не мешало продолжать путь: Лайт расправил­
ся с тремя кокуа, и мы общими усилиями вырвали Барнли из
рук двух других. К этому времени вся колония уже была ка
ногах, и когда мы мчались прочь, кто-то стал стрелять в нас
448

из винчестера—вероятно, Джек Маквей, главный надзиратель
на Молокаи.
Ох, что это была за скачка! Лошади прокаженных, седла
и поводья прокаженных, тьма, хоть глаз выколи, свист пуль за
спиной, а дорога далеко не из лучших. Притом швед ездить
верхом не умел, а ему еще вместо лошади подсунули мула.
Но все-таки мы добрались до вельбота и ушли, пользуясь
приливом. Отчаливая, мы слышали, как с береговой кручи
спускались всадники из Калаупапы...
Вы едете в Шанхай. Так навестите там Лайта Грегори. Он
служит у одной немецкой фирмы. Пригласите его пообедать,
закажите вино и все, что там найдется самого лучшего, и не
позволяйте ему платить—счет пришлите мне. Жена и дети
Лайта живут в Гонолулу, и я знаю, что заработок его нужен
для них. Он отсылает им большую часть этого заработка,
а сам живет отшельником...
И поговорите с ним о Коке. Здесь он оставил свое сердце.
Расскажите ему о Коне побольше—все, что знаете.

ПИСАТЕЛЬ СИЛЬНЫХ
«Джек Лондон—писатель сильных»—эти слова из
записной книжки поэта-солдата Семена Гудзенко верно определяют
суть творчества знаменитого американского прозаика. Не раз в своих
произведениях писатель формулировал жизненное кредо—кредо силь­
ной личности. В его устах «удачное приспособление к среде» означает,
что человек должен быть не рабом обстоятельств, но их хозяином,
должен сам Сворить себя, не полагаясь на судьбу. Именно так жил
Джек Лондон.
Будущий писатель родился 12 января 1876 года в Сан-Франциско,
и судьба не сулила ему радужной перспективы. Вечно недоедающим
мальчишкой в обносках, вынужденным, неустанно подрабатывать, то
разнося газеты, то устанавливая кегли в кегельбане, он находил отду­
шину от будничных тягот в потрепанных томиках приключений.
А портовый Окленд с лесом стройных мачт у причала придавал меч­
там реальные контуры: какие удивительные края и отчаянные похо­
ждения могут ждать за Золотыми Воротами Сан-Франщижского зали­
ва, ведущими в тихоокеанские просторы.
Целый год копил Джек шесть долларов, необходимые для покупки
подержанного ялика. «В открытом ялике он пересекал залив при силь­
ном юго-западном ветре,—пишет Ирвинг Стоун в книге «Моряк в сед­
ле»,—и матросы с рыбацких шхун говорили, что он плетет небылицы,
потому что проделать такое невозможно»1. А он испытывал свое му­
жество, давал волю деятельной рисковой натуре—и одновременно ис­
кал возможность отрешиться от гнетущего быта с горьким привкусом
нужды.
Жизненные обстоятельства, и так довольно тягостные, складыва­
лись драматично: отчим покалечился, попав под поезд, и на плечи
Джека лег еще больший груз ответственности за семью, оказавшуюся
в полной нищете. Удалось устроиться на фабрику—этому периоду бу­
дет посвящен раосказ «Отступник» (1906 г.): за сущие гропш предпри­
1 С т о у н И. Моряк в седле. М.: 1984. С. 32.
450

ниматели превращают подростков в живые механизмы, работающие
на износ. Герой рассказа Джонни-отступник, отказавшись от непосиль­
ного труда, избирает вольное бродяжничество. Подобно своему герою
поступил в 1894 году и Джек, вступив в Братство Дороги, а пока он,
пятнадцатилетдай, уходит в пираты.
Старые добрые корсарские времена черных флагов и абордажей,
знакомые ему по книжным страницам, ушли в прошлое. В заливе
Сан-Франдиско промышляли лишь отдаленные потомки легендарного
Генри Моргана, заметно выродившиеся, уже не мощные испанские галионы грабили они, а занимались вполне тривиальным браконьер­
ством, очищая под покровом ночи чужие устричные отмели. В этом
вольном промысле была известная толика мятежной романтики, обая­
ние дерзкой авантюры, возможность бросить вызов общественному ме­
ханизму регламентированной наживы и спеси охраняющего его зако­
на, обывательским нравам и фатальной обреченности бессловесной ра­
бочей лошадки.
Купив в долг шлюп «Рэззл-Дэззл», Джек с упоением окунается
в бурную стихию устричного разбоя, где выпали на его долю и немыс­
лимые штормовые рейды, и бесшабашные загулы, и нежная любовь
юной Мэми, «королевы пиратов», и коварство конкурентов, пустивших
ко дну его судно...
Судьба вскоре-предложила поворот довольно ироничный: вместе
с закадычным кдмпаньоном Сатаной Нельсоном Джек поступает на
службу в рыбачий патруль и теперь уже сам охотится на своих недав­
них однокашников по устричному промыслу, равно как и на прочих
удальцов-браконьеров залива Сан-Франциско.
В семнадцать лет Джек завербовался матросом на шхуну «Софи Са­
зерленд», отправившуюся бить котиков к берегам Японии, Кореи. На
третий день пути во время шторма ему был доверен штурвал—и Джек
с честью выдержал крещение тихоокеанской бурей. В «Путешествии на
«Снарке» он с гордостью вспоминает об этом эпизоде.
Первый литературный опыт будущего писателя «Тайфун.у берегов
Японии»—очерк, рассказьюающий о реальном эпизоде на шхуне «Со­
фи Сазерленд»,—был опубликован газетой «Сан-Франциско Колл»
в 1893 году. Противоборство человеческой воли и мощной разъяренной
стихии, личности и суровых обстоятельств—коллизия, типичная для
прозы Д. Лондона, разрабатывавшаяся во множестве вариаций, впер­
вые использована им в «Тайфуне у берегов Японии».
.«Сан-Франциско Колл» удостоила молодого автора премии, но
пройдет еще немало времени, прежде чем Лондон вернется к литера­
турной работе. Впереди был год скитаний по Америке плечом к плечу
с другими неприкаянными бродягами—«хобо», жизнь по законам До­
роги, сотни и сотни миль на товарняке, блуждания без гроша в карма­
не... И —пристальное познание все новых сторон действительности,
451

людских взаимоотношений, торопливо заполненные страницы запис­
ной книжки.
Крепкая моряцкая закваска пригодится Джеку Лондону и в пору се­
верной одиссеи, во время золотой лихорадки 1897 года. Хотелось попы­
тать старательского счастья—и хотя золотоискателя из него не полу­
чилось, зато удалось обзавестись золотым запасом удивительных впе­
чатлений. «Никогда, за всю историю Севера никто не рисковал так
безрассудно, и никогда еще туда не проникали более отчаянные лю­
ди»,—вспоминал позднее писатель. По пути в Доусон Джек с товари­
щами мог застрять в верховьях Юкона. Тысячи золотоискателей топта­
лись тут в нерешительности перед бурными порогами под названием
Белая Лошадь. Но молодому морскому волку, видавшему океанские
шторма, не занимать было дерзости и хладнокровия: ведомая Джеком
«Красавица Юкона», нагруженная снаряжением, лихо одолела кипя­
щие стремнины.
Морские дали всегда манили Джека Лондона, и давней мечтой бы­
ло путешествие на собственном судне. В 1903 году он приобрел парус­
ный шлюп «Спрей» («Морская пена»). Многие страницы его романа
«Морской волк», вышедшего годом позже, родились непосредственно
на палубе «Спрея».
Отправившись в 1904 году на театр действий русско-японской вой­
ны корреспондентом газеты «Экзаминер», Джек Лондон нашел воз­
можность еще раз испытать на прочность свои моряцкие навыки. Слу­
чилось так, что японские власти не торопились приглашать иностран­
ных журналистов в действующую армию. Деятельная натура Джека не
могла с этим смириться: наняв джонку и троих помощников, он совер­
шил отчаянный шестидневный переход по Желтому морю от японско­
го побережья до корейского. «Когда Лондон появился в Чемуль­
по,—вспоминал очевидец,—я его не узнал. Отморожены уши, пальцы,
ноги. Развалина, да и только. Ему это, оказывается, было неважно, зато
он добрался до фронта. Хочется сказать, что среди всех храбрецов, ка­
ких мне посчастливилось встретить в жизни, Джек Лондон—один из
самых отчаянных. В мужестве он не уступит ни одному герою своих
романов».
Личность Джека Лондона отчетливо сказалась в его произведени­
ях, ведь он всегда стремился быть искренним в творчестве, как и в жиз­
ни. Еще в пору своего литературного становления Джек Лондон, изла­
гая в одном из писем выработанные им принципы повествования, на­
стаивал на том, что автор должен как бы самоустраняться из книги,
поступки персонажей должны говорить сами за себя. «Плюньте на се­
бя! Забудьте себя! И тогда мир будет вас помнить!» Это вполне справед­
ливо в отношении литературной техники, однако секрет привлека­
тельности прозы Лондона заключается именно в том, что его сильная
и обаятельная личность ощутимо присутствует в его книгах. И кажет­
ся, что портрет Джека Лондона—лучшая иллюстрация к каждому то­
му его произведений. Его знаменитая улыбка произвела особый эффект,
452

когда в 1909 году писатель вернулся в Сан-Франциско после путешест­
вия на «Снарке». «Словами «улыбка, не сходящая с лица» и наполовину
не выразишь, какая у Лондона улыбка,—писала одна из газет—Это
что-то щедрое, душевное, широкое, как морские просторы,—посмо­
тришь, и сердце радуется». Эффект был столь впечатляющ еще и отто­
го, что «Снарк» сочли погибшим, и многие газеты выразили соболезно­
вание по этому поводу...
«Путешествие на «Снарке» интересно не только своей событийной
стороной—ценно то, что писатель позволил себе «не устраняться» из
повествования и, можно сказать, оставил нам автопортрет. Что мы мо­
жем сказать о нем, пригласившем нас в попутчики на борт «Снарка»?
Он откровенен—ведь он начал свой рассказ с разговора о смысле
жизни.
Он с юмором относится к самому себе, а это признак сильной
натуры.
Он упорен и жизнерадостен—создание «Снарка» было связано
с массой проблем, хлопот, но описываются эти драматические перипе­
тии все с той же легкой улыбкой, что и тропические болезни.
Он храбр — «Снарк» по океанским масштабам скорлупка, владелец
же собирается вести* его не на воскресный речной пикник, а вокруг
света.
Это было самое счастливое время его жизни; удивительное ощуще­
ние свободы, любимая Чармиан рядом, готовая делить любые напасш,—он ждет, что скоро она принесет ему сына... Хорошо работается,
на борту «Снарка» Лондон писал «Мартина Идена», путевые заметки.
Он никогда уже не будет так безраздельно счастлив, как в эти меся­
цы на «Снарке». Болезнь не дала совершить кругосветного плавания.
Чармиан родила девочку, которая вскоре умерла. А любимец «Снарк»
пошел с аукциона—нужно было платить долги. «По иронии судь­
бы,—пишет Ирвинг Стоун,—оно досталось вербовщикам, набиравшим
среди жителей Соломоновых островов работников для каторжного
труда на плантациях—такой конец постиг судно, построенное одним
из ведущих социалистов мира».
Джек Лондон вернулся из плавания в 1909 году—кругом уже пого­
варивали, что он сошел с круга, кончился как писатель. В это время
Лондон работает по двенадцать часов. Ежедневная норма—тысяча
слов. Выходит в свет «Мартин Иден». Пишется роман «Время-не-ждет»,
первые рассказы о Южных морях.
Пусть путешествие закончилось досрочно, но оно дало новый ма­
териал.
лЭто дичайший уголок земли,—писал Лондон своему приятелю
С Соломоновых .островов.—Очень распространены охота за головами,
каннибализм, убийства. В самых опасных местах архипелага мы нико­
гда не расстаемся с оружием и выставляем на ночь .еще и дозорных».
Полинезийские рассказы насыщены экзотикой. Тут головы-трофеи
белых охотников за золотом скалят зубы, став украшением туземных
453

хижин. Тут удалец Ра Ундреундре, живший согласно закону своего
края «Ешь, не то съедят тебя», имеет на своем гастрономическом счету
восемьсот семьдесят два человека... Но чутье Джека Лондона позволи­
ло ему понять-здешних обитателей, отнестись к нйм с уважением и со­
чувствием.
В одном только рассказе «Зуб кашалота»—целая гамма душевных
качеств туземцев. Им свойствен и здравый смысл: вождь Монгондро,
выслушав лекцию Стархерста о сотворении мира, резонно возража­
ет—он-де на то, чтобы сделать челнок, потратил три месяца, а тут це­
лый мир—и за шесть дней? И своеобразный юмор—«Что значит такая
мелочь, как миссионер?»—и уважение к противнику, признание его до­
стоинств: «Где храбрец?»—поют туземцы, уже неся тело миссионера
к печи.
Можно вспомнить и несгибаемую страсть к свободе Мауки, вновь
и вновь бегущего из неволи. Для работорговцев Мауки—этот дикий ту­
земец, носящий в носу для украшения ручку от фарфоровой чашки, са­
мую большую свою драгоценность, как чудо воспринимающий встав­
ные зубы белого, живой предмет купли-продажи, за который можно
расплатиться табаком и ситцем. Но Мауки вольнолюбив и мужествен,
он расправляется со своим врагом, обретает наконец независимость.
Над всякого рода фальшивыми каннибальскими страстями Лондон
то и дело иронизирует, как, например, в рассказе «Страшные Соломо­
новы острова». Главное для него—проявление человеком мужества
и достоинства независимо от цвета его кожи.
Есть в рассказах и типичный для Джека Лондона белый герой—та­
ков Дэвид Гриф, центральный персонаж цикла «Сын солнца». Он с го­
товностью ввязывается в любую авантюру, причем вовсе не обязатель­
но из соображений корысти. «...Мне просто хочется,—говорит Гриф.—
А можете ли вы найти какую-нибудь более основательную причину
для всех ваших поступков?»
Но удачливый и решительный Гриф куда менее западает в душу,
чем Мауки или Кулау-прокаженный. Ведь их мужество—не от игра­
ющего в крови удальства, не «от нечего делать», оно имеет особую це­
ну. Им тоже п р о с т о х о ч е т с я , просто хочется—жизни, свободы.
Гриф, отказавшись от своих эскапад, ничего не потеряет, кроме острых
ощущений, ему лишь скучнее будет существовать. Мауки и Кулау ста­
вят на карту неизмеримо больше...
Время столкнуло на тихоокеанских островах два разных жизнен­
ных уклада, две разные эпохи—и столкновение это трагично. «Истин­
ную веру» несли сюда белые миссионеры. Джек Лондон пишет о пло­
дах их деятельности с сарказмом: «И так усердно обращали они кана­
ков и приобщали к благам цивилизации, что ко второму или третьему
поколению почти все туземцы вымерли. Евангельские семена упали на
добрую почву. Что до миссионеров, то их сыновья и щуки тоже собра­
ли неплохой урожай в виде полноправного владения самими остро­
вами...»
454

Уместно вспомнить строки из записок нашего соотечественника,
капитана российского флота Отто Евстафьевича Коцебу, побывавшего
в здешних краях за восемьдесят лет до Джека Лондона.
«Новая религия была введена силой...—писал Коцебу.—Были убиты
все те, кто не хотел сразу переходить в новую веру. Религиозное рве­
ние породило тигриную ярость в сердцах прежде столь кротких лю­
дей. Пролились потоки крови, целые племена были истреблены»1.
И далее: «Миссионерская религия прекратила человеческие жертво­
приношения, но на самом деле ей в жертву принесено гораздо больше
человеческих жизней, чем когда-либо приносилось языческим богам»2.
Джек Лондон видел уже закономерные последствия этого зловещего
«просветительства».
Прожорливый Ра Ундреундре—дилетант по сравнению с пришлы­
ми карателями, уничтожающими по десять туземцев за каждого бело­
го. И это—суровая и трагическая реальность, а не беллетристический
вымысел.
Джек Лондон всегда уважал людей своей крови за упорство, пред­
приимчивость, волю, отдавал даже в известной мере превосходство
расе англосаксов. Но честность художника побеждала предрассудки
среды. Противоречия подобного рода сказывались в его творчест­
ве—например, в романе «Приключение» (1910),.написанном также на
полинезийском материале. Но мало кто помнит сейчас роман с таким
завлекательным- названием—вспоминается совсем иное.
Вспоминается рассказ «Неукротимый белый человек», в котором
с горькой усмешкой вкладывает автор знаменательную реплику в уста
одного из персонажей: «И вообще это не так уж обязательно—пони­
мать негров. Чем глупее белый человек, тем успешнее он насаждает
цивилизацию...»
Вспоминается тот же Дэвид Гриф, пришедший на помощь обитате­
лям Фуатино, этого осугрова любви, оказавшегося во власти «пиратов
двадцатого века» (выражение, которое, можно предположить, пущено
в обиход именно Джеком Лондоном: рассказ «Дьяволы на Фуатино»
вышел в 1912 году).
Вспоминается, наконец, язычник Отоо с его благородным кодексом
чести, Отоо, ставший верным товарищем белого. Он выручает Чарли
после кораблекрушения, отбивает у охотников за головами, спасает
ценою собственной жизни от акульей пасти... Есть здесь оттенок добро­
вольной подчиненности Отоо, но на общем фоне ситуации этот союз
двух честных сердец, пусть не во всем равный,—огромное достижение.
Вот в таком содружестве видит писатель идеал отношений между ра­
сами, подобная модель встречается и в его северных рассказах.
1 К о ц е б у О. Новое путешествие вокруг света в 1823—1826 гг. М.:
1987. С. 102.
2 Т а м ж е. С. 107.
455

Сила убеждений Джека Лондона заключается в том, что волю
и мужество он тогда считает подлинными достоинствами, когда про­
являются они в сплаве с благородством цели, душевной честностью
и чистотой принципов. Писатель верил в сильного человека —ведь
«в короткие мгновения полета он живет так, как никогда не жил бы,
оставаясь на месте». И тем полнее счастье, чем длительнее эти мгнове­
ния. Нужно побеждать.
Джеку Лондону удалось это сделать. Конечно, не полностью сумел
он «победить капиталистов по правилам их собственной игры», что
сказалось на ряде страниц. Но его книги победили время и покорили
многие поколения читателей.
«Россия зачитывалась Джеком Лондоном,—писал Всеволод Ива­
нов.—Американцы... считая Джека Лондона детским писателем, объяс­
няли любовь русских к нему слабоволием, инфантильностью, детско­
стью русских» \ Ну что касается места, отводимого в литературе дело­
витыми земляками, то, видимо, такое нередко случается в литературе.
А вот инфантильность и слабоволие... Куда точнее было бы сказать
о душевной восприимчивости и отзывчивости русского читателя.
Время иное, но и сейчас точно звучат слова одного из биографов
Джека Лондона: «...Нельзя не испытывать к нему симпатию, как к чело­
веку, который мог бы стать другом каждого из нас». Джек Лондон
предлагает нам свою верную мужскую дружбу, и нужно стремиться
быть достойными ее.

Алексей Ерохин

1 И в а н о в Вс. Из записных книжек и дневников. М.: 1985. С. 295.
456

КРАТКИЙ СЛОВАРЬ
МОРСКИХ ТЕРМИНОВ И ВЫРАЖЕНИЙ
К «ПУТЕШЕСТВИЮ НА «СНАРКЕ»1

Бак—носовая часть верхней палубы судна.
Балласт—пруз, укладываемый в нижней части судна для придания
ему устойчивости.
Бизань—самая задняя мачта, парус на этой мачте.
Бортовые отличительные огни—красный огонь на левом борту
и зеленый на правом борту, выставляемые на ходу от заката до восхо­
да в целях предупреждения столкновений со встречными судами.
Брашпиль—машина для подъема якорей, имеющая горизонталь­
ный вал.
Бриг—двухмачтовое парусное судно с прямым вооружением.
Буй—поплавок на якоре, служащий для ограждения подводных
и других опасностей на море.
Буруны—волны, разбивающиеся о берег или подводные скалы.
Бушприт—наклонное или горизонтальное рангоутное дерево, тор­
чащее, вперед с носа судна. Служит для крепления тросов (штагов),
удерживающих мачту спереди, и вынесения вперед косых треугольных
парусов—клиЁеров и стакселей.

Ванты—снасти, удерживающие с боков мачты и их верхние про­
должения — стеньги.
Ватерштаг—наклонный трос (или цепь), удерживающий бушприт
снизу.
Вельбот—быстроходная шлюпка с заостренными носом и кормой.
Вертлюг—шарнирное соединение.
Веха—длинный шест на поплавке, служащий для ограждения
опасностей и проходов для судов.
Винтовые талрепы—приспособления для обтягивания снастей, со­
стоящие из продолговатой обоймы и двух стержней с винтовой нарез­
кой.
Выбирать—вытягивать, подтягивать к себе снасть или якорную
цепь.
1 Словарь составлен Ю. Медведевым.
457

Высота солнца—угловое расстояние солнца от горизонта, измерен­
ное по отвесной линии—вертикалу.

Галс—снасть, которой растягиваются наветренные углы парусов.
Поэтому, если ветер дует в паруса справа, то говорят, что судно идет
правым галсом, а если слева, то левым галсом.
Гафель—легкое наклонное рангоутное дерево, подвешенное к мач­
те и шарнирно упирающееся в нее нижним концом. Служит для растя­
гивания верхнего края (шкаторины) косого четырехугольного паруса.
Грота-гафель—гафель паруса грота.
Грот—здесь, то есть на судах с парусным вооружением типа «Ке­
ча», самый большой парус, поднимаемый на главной, то есть передней,
мачте.
Грот-мачта—здесь главная, то есть передняя, мачта, на судах с дру­
гим парусным вооружением—вторая от носа мачта.

Девиация—отклонение магнитной стрелки компаса на судне от на­
правления, которое она занимает на земце (магнитный меридиан), под
воздействием рудового железа.
Дол:—береговое или плавучее сооружение для ремонта подводной
части судов.
Дрейф—снос судна ветром.
Дрейфовать—перемещаться по ветру, не имея собственного хода
вперед. Лечь в дрейф—не становясь на якорь, убрать паруса или так
расположить их, чтобы они не сообщали судну движения; здесь—в по­
ложении судна носом к волне.

Иол—небольшое парусное судно с двумя мачтами: передней—гро­
том—большего размера и задней—бизанью—меньшего размера, па­
рус, который не выступает за корму.

Картушка компаса—диск с делениями на румбы или градусы,
скрецленный с магнитами компаса и указывающий страны света.
Катер—здесь парусно-гребная шлюпка средних размеров, име­
ющая острые очертания (обводы) и хороший ход. Катера употребля­
лись главным образом для разъездов. Позднее название «катер» рас­
пространилось на все паровые и моторные разъездные суда, а также
на небольшие военные корабли (например, сторожевые и торпедные
катера).
Кеч—небольшое парусное судно с двумя мачтами: передней—гро­
том—большего размера и задней—бизанью—меньшего размера. В от­
личие от иола (см. Иол) имеет не один, а несколько парусов на
грот-мачте и косые паруса между мачтами.
Киль—продольный брус в нижней части судна, простирающийся
от носа до кормы и служащий основанием, к которому крепятся
остальные детали, набора судна—корабельного скелета. Плавниковый
458

киль—вертикальный, утяжеленный плавник в нижней части корпуса
мелких парусных судов, служащий для уменьшения их бокового сноса
под действием ветра и улучшения остойчивости.
Кливер—косой треугольный парус, поднимаемый над носом судна
между передним концом—ноком—бушприта и верхним продолжени­
ем—стеньгой—передней мачты на снасти (штаге), удерживающей ее
спереди.
Кокпит (буквально «петушиная яма»)—открытый сверху, часто со­
общающийся с каютной надстройкой вырез в кормовой части палубы
на небольших парусных судах и катерах.
Комингс—сплошное вертикальное ограждение из досок или ме­
таллических листов, окаймляющее вырезы в палубе, для предохране­
ния их от заливания водой, а людей—от падения в открытые отвер­
стия. В данном случае—ограждение кокпита.
Космография—начало астрономии, касающееся взаимного распо­
ложения и движения небесных светил.
Котелок компаса—закрытый сверху стеклом сосуд, обычно напол­
ненный спиртом, в котором на специальной шпильке с острием подве­
шена свободно вращающаяся картушка компаса.

Лаг—инструмент для определения скорости судна и проходимого
им расстояния.

Лагуна--узкий и длинный залив, параллельный берегу иготделенный от него песчаной или галечной отмелью, идущей от берега, то
есть косой.
Летучий кливер—косой треугольный парус, поднимаемый при сла­
бом ветре между передним концом бушприта и верхним продолжени­
ем—стеньгой передней мачты, но не на штаге, а на отдельном тросе.
Лоция—описание морей и побережий, служащее руководством
для плавания судов.

Меридиональная высота—высота небесного светла, измеренная
при прохождении его через меридиан, проходящий через оба полюса,
и место наблюдателя.
Миля морская—основная единица расстояния на море, равная
одной минуте (Г) дуги земного меридиана, или 1852 м. В США длина
мили принимается равной 1853,2 м.
Морской альманах (Морской астрономический ежегодник)—астро­
номический календарь-справочник, содержащий в себе небесные ко­
ординаты светил на каждый день года и позволяющий определять ме­
сто судна в открытом море.

Навигация—здесь в широком смысле этого слова, то есть штур­
манская наука о вождении судов. В узком смысле этого слова—раздел
этой науки, излагающий методы вождения и определения на карте ме­
459

ста судна по береговым предметам и путем расчета пройденного рас­
стояния и направления (счисление).
Надстройка—закрытое помещение, расположенное выше верхней
палубы судна.

Остойчивость—устойчивость судна на воде, то есть его способйЪсть, будучи какрейным ветром или волной, возвращаться в прямое
положение.
Отдать—отвязать, отпустить ранее закрепленную снасть или ко­
нец. Отдать якорь—значит отдать удерживающие его крепления, что­
бы он упал за борт.

Пассаты—постоянные и довольно сильные ветры, дующие в оке­
анах. Направление их, хотя и не всегда, строго постоянно, но сохраня­
ется в определенных пределах (к северу от экватора наблюдаются пре­
имущественно северо-восточные, а к югу от экватора—юго-восточные
пассаты).
Плавниковый киль (см. Киль).
Поправка индекса секстана (см. Секстан).
Проложить курс—нанести на карте путь корабля.

Рангоут—буквально «кругловое дерево». На парусном судне —со­
вокупность всех частей, служащих для несения парусов, как-то: мачты,
стеньги, бушприт, реи, гики, гафели и т. п. Раньше для изготовления
рангоута использовался исключительно специальный прямой и ров­
ный корабельный лес, отчего перечисленные части рангоута получили
общее название рангоутных деревьев. Впоследствии стали делать ран­
гоут из полых металлических труб.
Рифы—а) гряда подводных камней или коралловых образований,
скрытых под водой или едва выступающих над ее поверхностью; б) за­
вязки на парусах, расположенные в несколько рядов, с помощью кото­
рых при необходимости уменьшают их площадь. Взять рифы—умень­
шить площадь парусов с помощью рифов. Взять по два рифа—взять два
ряда рифов. Зарифленные паруса—паруса, на которых взяты рифы.
Румб—деление окружности горизонта, принятое в старых морских
компасах. 1 румб равен 1/32 части окружности, или углу в одиннадцать
с четвертью градусов. Это деление сохранилось и в современных мор­
ских компасах наряду с делением окружности на 360°, так как удобно
для приближенной оценки направления.

Сажень (морская или английская) равна 6 футам, или 1,83 метра.
Секстан—морской угломерный инструмент. Поправка индекса
секстана—величина погрешности секстана, которую нужно приба­
вить к его показаниям для получения правильного результата наблю­
дений.
460

Склонение—угол отклонения стрелки компаса от истинного Мери­
диана вследствие несовпадения направления магнитных линий Земли
с истинными меридианами.
Стаксель—косой треугольный парус, поднимаемый на штаге—сна­
сти, удерживающей мачту спереди.

Такелаж—совокупность всех неподвижных и подвижных снастей
на судне.

Тали—приспособление для получения выигрыша в силе, состо­
ящее из двух блоков: подвижного и неподвижного,—соединенных
между собой тросом.
Талреп—приспособление для обтягивания снастей.
Тамбур—небольшая надстройка над сходным люком.
Травить—ослаблять, отпускать, выпускать. Травить шкоты (при
внезапном порыве ветра) — ослабить шкоты так, чтобы частично или
полностью обезветрить паруса.
Транспортир-линейка—чертежный инструмент, служащий для
прокладка курса и представляющий собой сочетание транспортира
и линейки.

Угол опасностиЛекки—заранее определенный по карте угол меж­
ду двумя береговыми предметами, под которым они должны быть вид­
ны с судна на опасном расстоянии от берега или от подводных пре­
пятствий.

Фальшборт—продолжение борта, возвышающееся по краям от­
крытых палуб для защиты от воды и предохранения людей от падения
за борт.
Фордевинд—курс, при котором ветер совершенно попутный, то
есть дует прямо в корму судна.
Форштевень—вертикальный брус, образующий острие носа судна
и соединенный внизу с килем.
Фрегат—во времена парусного флота—трехмачтовый кораоль,
второй по величине после линейного корабля, имеющий до 60 пушек,
расположенных на двух палубах: верхней, открытой, и нижней, зак­
рытой.

Шкоты—снасти для управления нижними углами парусов. Назва­
ние шкота зависит от названия паруса, для управления которым он
служит, например, грота-шкот, кливер-шкот и т. п.
Шпигаты—отверстия в филынборте или палубном настиле для
стока за борт воды, попавшей на палубу.
Шпринтовый парус—четырехугольный. парус, пришнурованный
передним краем к мачте и растягиваемый по диагонали наклонным
шестом—шпринтовом, упирающимся одним концом в верхний задний
угол паруса, а другим—в нижнюю часть мачты.
461

Штаг—снасть стоячего такелажа, расположенная в продольной
осевой (диаметральной) плоскости судна и удерживающая спереди
одну из деталей его рангоута, здесь—мачту.
Штормовой грот—парус меньшего размера, чем основной грот,
и поднимаемый вместо него во время шторма.
Штормовой трисель—разновидность косого паруса небольшого
размера, поднимаемого во время шторма, здесь—на бизань-мачте.
Шхуна—двух- и более мачтовое судно с косым вооружением.

Ют—кормовая часть верхней палубы.
Якорные огни—белые огни, поднимаемые над носом и кормой суд­
на, а на мелких судах—только над носом при стоянке на якоре.

СОДЕРЖАНИЕ

ПУТЕШЕСТВИЕ НА «СНАРКЕ». ПереводЕ. Г у р о .......................................

3

РАССКАЗЫ
Дом Мапуи. Переводы.Лорие.................................................... 179
Зуб кашалота. Переводы.Клягиной-Кондратьевой..................... 199
Мауки. ПереводВ.Курелла........................................................ 208
Ату их, ату! ПереводР. Гальпериной.......................................... 224
Страшные Соломоновы острова. ПереводЕ.Коржева................. 237
Язычник. Переводы. Бессараб.................................................... 253
Неукротимый белый человек. Переводы. Бессараб . . . . . . .
271
Потомок Мак-Коя. ПереводЭ. Шаховой.......................................280
Дьяволы на Фуатино. ПереводВ. Тамохина ................................309
Шутники с Нью-Гиббона. ПереводК Телятникова..................... 335
Ночь на Гобото. ПереводК. Телятникова.........................................................350
Жемчуг Парлея. ПереводНорыГаль .......................................... 365
Кулау-прокаженный. Переводы. Лорие...................................... 390
Прощай, Джек! ПереводГ. Злобина............................................. 404
«Алоха Оэ». Переводы.Абкиной................................................. 415
Чун А-чун. Переводи.Полетаевой............................................. 422
Шериф Коны. Переводы.Абкиной............................................. 436

А. Ерохин,.Писатель сильны х.................................................... 450
Краткий словарь морских терминов и выражений к «Путешествию
на«Снарке»......................................................................... 457

Л ондон Д.

JI 76

Путешествие на «Снарке». Рассказы: Пер.
с англ. / Послесл. А. Ерохина; Ил. М. Петрова.—
М .: Правда, 1991.—464 с., ил.
ISBN 5—253—00526—9
Плавание Джека Лондона на парусном судне
«Снарк» в 1907 году обогатило писателя массой новых
впечатлений. Жизнь, быт, борьба за независимость ко­
ренных жителей Океании стали основной темой «Путе­
шествия на «Снарке», а также рассказов, вошедш их в на­
стоящий сборник— «Страшные Соломоновы острова»,
«Кулау-прокаженный», «Ночь на Гобото» и др.

„ 4703010100-2667
Л
080(02)—91
2667“ 91

“ •7 США

Литературно-художественное издание
Джек Лондон
ПУТЕШ ЕСТВИЕ Н А «СНАРКЕ»
РАССКАЗЫ
Редактор Е. А . Дмитриева
Оформление художника Г. А . Раковского
Художественный редактор Т. Н. Костерина
Технический редактор Т. В. Мешкова
ИБ 2667
Подпис&нр к печати с готовых фотоформ 14.01.91.
Формат 84х108'/зз. Бумага типографская № 2. Гарнитура «Эдисон*.
Печать высокая. Уел. печ. л. 24,3$. Уел. кр.-отт. 24,78. Уч.-нзд. л. 28,03.
Тираж 500 000 экз. (1*й завод: 1 — 250 000 экз.).
Заказ 1-419. Цена 3 р. 50 к.
Набор и фотоформы изготовлены в ордена Ленина
и ордена Октябрьской Революции
тилогр&фш! имени В. И. Ленина издательства ЦК КПСС «Правда».
125665, Москва. А-137; ГСП, улица «Правды», 24.
Отпечатано в типографии издательства «Харьков»
Харьковского обкома Компартии Украины,
310037. Харьков, ГСП, Московский проспект, дом 247.