НекроХаник 2 [Олег Николаевич Борисов] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Олег Борисов НекроХаник 2

Пролог

Моему папе посвящается. Без надежды заполнить пустоту в сердце после твоего ухода.

Человеку, присягавшему единственный раз и хранившему верность данному слову. Помню. Люблю.

Цинковые спелые гробы
В угоду спеси
Узкие напыщенные лбы
Аж, сука, бесит!
АнимациЯ, “Белая береза”
Первое августа семь тысяч четыреста двадцать шестого года. Жаркие дни в британской столице, которые перемежаются периодами холодной серой мороси, как сегодня. Что поделать, остров подвержен влияниям погоды. Выходя утром из дому, не забывай с собой зонтик, можно промокнуть.

Под стать паршивой погоде было и настроение в большом кабинете. Премьер-министр сэр Девид Роуз баюкал в худых ладонях бокал с виски. Подарок старых знакомых из Шотландии. Такое ни в каких магазинах не найдешь. Но даже любимый напиток не мог поднять настроение.

– Чарли, мой мальчик. Я всецело верю в политическую хватку твоего отца и таланты, что вы на пару продемонстрировали в подковерной борьбе. Но, боюсь, этого будет мало. Лягушатники обгадились везде, где можно. За месяц они потеряли ключевые позиции на севере Африки и скоро факт перехода этих земель под руку Рейха будет признан мировым сообществом. Всего за месяц – и так обоср...

Вздохнув, старик сделал глоток. Обычно он крайне редко употреблял крепкие словечки. Но чтобы жалкие союзники подложили столь выдающуюся свинью – этого никто в правительстве не ожидал. Пресловутый Иностранный Легион засел в Марокко и нос не кажет на спорные территории. Выпихнули туда набранное отребье, которое получало сначала оплеухи от негров, а теперь бежит от любителей сосисок, бросая оружие и имущество. Полная катастрофа.

– Я бы не стал столь драматизировать.

В гости к премьер-министру сегодня заглянул Чарли Флетчер, восходящая звезда консервативной партии. Невысокий, в меру упитанный молодой человек двадцати-пяти лет. Светлые курчавые волосы, чисто выбритое лицо. Пусть пока Флетчер-младший не занимал серьезных постов, но в парламенте многие прочили протеже сэра Роуза блестящее будущее. Отец Чарли вышел в отставку адмиралом флота, дед успел сколотить изрядное состояние на угледобыче. Поэтому начинающий политик мог не ограничивать себя в деньгах и с рождения уже был представлен свету как наследник и будущая надежда клана Флетчеров.

– Драматизировать? У тебя иное представление о катастрофе на севере Африки?

Поставив бокал, старик сцепил пальцы и всем видом дал понять, что готов слушать. У молодых иное понимание окружающего мира. Иной темп жизни. И, зачастую благодаря не зашоренному восприятию происходящий событий, возникают очень интересные идеи. Особенно у младшего Флетчера, получившего три образования за эти годы: экономическое, базовое трехлетнее военное в закрытом училище и политическое под руководством нынешней верхушки консерваторов.

– Да. Мне кажется, мы еще не все потеряли. Прошел один месяц, германский экспедиционный корпус высадился в Бенгази и сейчас почти полностью занял территорию Ливии. Хотя границы там совершенно условны. После ухода Порты и бегства Италии, весь Алжиро-Ливийский союз представляет собой мешанину племен, враждующих друг с другом. Какую-либо власть можно обнаружить только на восточном побережье, где французы хоть как-то удерживают Марокко и территории до Либерии. Центральной Сахарой Париж владеет номинально, поставляя туда наемников. Практически весь север Африки в настоящий момент – это кровь, ненависть и отсутствие любого правительства.

– Ты забыл еще уточнить, что Берлин уже успел занять всю территорию от Триполи до Марзука. Еще чуть-чуть и они войдут в Тунис. Плюс – русские.

– Что русские? – усмехнулся Чарли. В отличие от хозяина кабинета, он почти не пил, предпочитая держать голову всегда ясной. Знал за собой такую слабость – легко могло развести с бокала-другого виски. А разговор не из тех, чтобы сидеть с красными глазами и сдерживать пьяную икоту. – Сколько их там? Четыре сотни, пять? Их флот – да, крайне неприятная вещь, при помощи итальянцев способен наподдать нам и вышвырнуть даже из западного средиземноморья. Но вот армия – я бы больше беспокоился насчет штурмовых германских подразделений. Темпы наступления показывают, что там отборные части.

– И мы возвращаемся к тому, с чего начали. Ливия, затем Триполи, остатки Алжира. И новая граница по территории Марокко. Вполне может получиться так, что гунны получат выход к Атлантике, сожрав попутно Сенегал. Все равно Париж его толком не контролирует.

– А вот здесь я бы поспорил... Зацепиться за освоенную северную полоску, это одно. А пройти маршем по пустыне без проводников, под атаками аборигенов – это совсем другое. Ни воды, ни припасов. Только жара и песок. Сейчас крайне неудачное время для любых военных действий в тех районах.

Долив себе еще виски, премьер-министр снова стал баюкать бокал.

– От жары армия не расстает, словно мираж.

– Зато она сбавит темпы наступления. Да, Тунис мы наверняка потеряем. Но сможем остановить как раз по прямой, проведенной вниз. Алжир будет нашим, включая остатки французских территорий в центральной Африке. А ключевой точкой обороны будет Тазили. Холмы, овраги, русла пересохших рек. Отличное место, где можно организовать укрепленный район. Кстати, именно туда оттянулись наемники, которых изгнали из Ливии.

– Думаешь, что их хватит?

– Нет, конечно. Но через два дня до места спешным маршем доберутся ирландцы. Две тысячи человек, не считая навербованных по всем тюрьмам кандальников из Метрополии. И все это под управлением грамотных и обученных офицеров. Кто совершенно случайно подписал договора и поехал в отпуск на сафари.

Эту информацию премьер-министр знал. Он сам приложил руку к организации военного кулака. Который совершенно случайно и без какой-либо помощи короны оказался в Африке. Вот только у сэра Роуза не было уверенности, что этих сил будет достаточно.

– Они могут задержать на время продвижение войск союза. Но не смогут его разгромить.

– А для этого мы будем использовать мясо. Нигерия, Камерун, Конго. Плюс все то, что предоставит Иностранный Легион. Пусть отборные части французы оставляют в Марокко, но хотя бы техникой и оружием помогут. Грузовики, пушки, картечницы, патроны и тысячи ружей. Наша задача поджечь всю границу севернее от Тазили. Пусть режут тех, кто решил остаться под германским протекторатом. Пусть клюют регулярные части. Пусть посеют хаос. Я думаю, что по итогам этой операции мы сможем выдавить Рейх сначала на север Африки. Затем потребуем, чтобы сняли блокаду со Средиземного моря. И уже позже постараемся помочь пиратам перерезать нормальные поставки, обрушив экономику новых районов. Если постараться и признать Тунис под рукой Конрада Пятого, итальянцы переметнутся на сторону сильного. А это – мы.

Отлично. Похоже, у мальчика есть план. Мало того, он действительно серьезно относится к африканской проблеме.

– Чарли, я хочу добавить, что Комитет начальников штабов считает правильным нанести решительное поражение чужим войскам, опираясь на все собранные силы. Если мы похороним в Сахаре русских и гуннов, то процесс выдавливания разрозненных остатков на север будет куда легче. Вот рекомендательные письма и назначение. Вы отправитесь завтра утром в Тазили, деревушку Гат. Ваша миссия – быть советником от парламента и моими глазами и ушами. Не вмешивайтесь непосредственно в боевые действия, но постарайтесь вовремя передавать информацию о текущей обстановке в Лондон и доводить наши рекомендации до старших офицеров. Телеграфную линию должны протянуть уже завтра.

– Что мне даст эта поездка?

– После того, как мы разрешим кризис, вы прямиком пойдете в палату общин. Я даже смогу назвать округа, которые выдвинут вас кандидатом. Год на африканскую проблему, еще год на выборы. Представитель консерваторов в двадцать семь лет в нижней палате – это не просто успех. Это прямой путь со временем в вице-спикеры, затем в спикеры. Ну, а когда я совсем состарюсь и не смогу выполнять свои обязанности, то замолвлю слово. Поэтому служить империи с прицелом на пост премьер-министра, это вполне достойная цель. Вы согласны?

Чарли Флетчер поставил стакан с недопитым виски на столик, выбрался из кресла и спросил:

– На какой рейс я должен завтра успеть?

Глава 1

3 августа 7426 года


Жара. Единственное, что тебя беспокоит в полдень: это жара. Которая изматывает, давит непрерывно, выжимает из тела остатки влаги и тут же испаряет их. Рот с трудом хватает горячий воздух, наполненный песком и пылью. Ветер, слепящее солнце над головой и жара.

– Макаров! Тебя адъютант Седецкого ищет!

О, это паршивая новость. Капитан добровольческой роты господин Седецкий – тот еще фрукт. И любви у Эраста Юлиановича к рядовому Макарову не наблюдается. Особенно после того, как обиженный на брошенный в его сторону камень Федор второй раз нагадил на мундир, выбрав место и время. Чудо еще, что до сих не пристрелили огромного ворона. Но, если крылатого паразита просто так не отловишь, то хозяин всегда под рукой. Вот и не вылезает из нарядов и разъездов вместе с другими провинившимися.

– Слушай сюда, Сергий, – мрачный адъютант постучал тонким пальцем по расстеленной карте. – Из штаба пришла разнарядка, господин капитан сумел договориться. Нас переводят на побережье, на отдых. Но соседи батальон передислоцировали и штурмовую роту хотят перебросить южнее.

Вытянувшийся по струнке рядовой поедает взглядом начальство. Выше среднего роста, строен, умные карие глаза. Лицо обветрено от постоянных походов в пустыню. Улыбается редко, как и говорит крайне мало. Практически идеальный солдат, с точки зрения унтеров. Проблема в том, что слишком себе на уме. Образован, быстро находит общий язык с сослуживцами, умеет постоять за себя. Со старослужащими советуется, если что-то непонятно. А таких в добровольческом корпусе примерно треть. Остальных набрали из желающих подзаработать в дальних странах, плюс молодежь, завербовавшаяся на волне патриотического подъема. Больше половины вряд ли выдержат полный полугодовой срок, начнут скоро бомбить рапортами начальство, жалуясь на тяготы службы. Но – не Макаров. Этот только скалится зло каждый раз, когда судьба пытается в бараний рог согнуть.

Закончив размышлять о навалившихся мелких неприятностях, адъютант закончил вводить в курс дела:

– Соседям не хватает разведчиков, чтобы территорию шерстили. Местные племена с ума сошли, режут друг друга без продыха. А нам это разгребать... Значит, первый батальон баварцев прислал официальный запрос на пластунов, вахмистр Кизима подал рапорт на усиление. Ты в списке. Еще желательно трех добровольцев отобрать, кто готов вместо скуки в порту по барханам бегать. Найдешь?

– Так точно, господин подпоручик! Рядовые Безруков и Кобызев, ефрейтор Мордин. Мне кажется, они согласятся выступить добровольцами для выполнения поставленной задачи. Ходили с дозорами, порядок несения службы знают!

Знакомые фамилии. И все трое из староверов. В годах, за каким чертом в Африку понесло, непонятно. Выглядят как варнаки, обычно наособицу, но без нареканий. Если их с умником сплавить, одной головной болью меньше будет.

– Хорошо. Тогда к писарю за назначением. Кизима уже ждет.

– Слушаюсь!

Поворот через левое плечо, строевым на улицу, под палящее солнце. Подпоручик промакнул платком мокрую шею и порадовался про себя, что Седецкого рядом нет. Капитан бы обязательно нашел, к чему прицепиться. Хотя, вроде его голос с улицы доносится?


Господин капитан совсем не так представлял себе будущий поход. Высокий, с отличной выправкой и болезненно худой Седецкий мечтал о карьере, как и все офицеры. Захудалый дворянский род, никаких особых талантов. Единственный вариант выбиться в люди – это подняться в чинах. В училище оказалось, что таких умных каждый первый, а воинская наука не столь легка. Поэтому больше брал усидчивостью и умением преданно смотреть на руководство. Получив лейтенанта, убыл по разнарядке на границу под Иркутск. Два раза умудрился вляпаться в перестрелки с контрабандистами, чудом не потерял людей. В итоге местное начальство оценило паршивые таланты молодого офицера и умение организовывать проблемы на пустом месте. Поэтому сплавили с повышением обратно в центр, от греха подальше.

Именно в это время генштаб формировал добровольческий корпус. В отличие от мечтавших скататься в другую страну добровольцев, большая часть командного состава не горела желанием скрипеть песком на зубах. Поэтому “подающего надежды” поманили внеочередным званием, повесили капитанские погоны и отправили в погоне за славой во главе роты.

И что в итоге? Сидит господин Эраст Юлианович в пустыне, до ближайшего штаба за неделю не доедешь. Умные – все там, в городе или в порту. Одни идиоты вроде него с толпой обормотов, кто даже не представляет, что такое солдатская лямка. Хорошо еще, что львиную часть проблем разгребают гунны, гоняя местных абреков по округе. Но и обстреливают периодически, и караваны без охраны грабить пытаются. Поэтому возможность по ротации убраться поближе к цивилизации капитан принял как дар с небес. Еще бы от балласта избавиться, чтобы глаза не мозолили, так вообще хорошо.

– Макаров, ко мне!

Вот он, голубчик. Нахальный мерзавец. Но умен, этого не отнять. Не подставляется. И откуда-то службу знает. В нарядах постоянно или с такими же умниками по округе рыскает. Пять взысканий за нарушение формы одежды и четыре благодарности, полученные от баварцев. С одной стороны, хочется Седецкому наглеца проучить, а с другой – зачем волну поднимать? Ведь можно куда как проще: с глаза долой, из сердца вон. Заодно одолжение соседям сделать, галочку в отчете поставить.

– Слушай сюда, Макаров. Вас на два месяца берут на усиление пластунов. Вместе с твоим дурацким вороном. Постарайтесь кого-нибудь из чужих офицеров не обгадить, позору не оберемся. Потому что их благодарности – это единственное, из-за чего тебя еще из роты не попросили с волчьим билетом на выход. Ты меня понял?

– Так точно, ваше благородие!

– Знаешь, кто добровольцем вызовется?

– Так точно!

– Хорошо. Иди. Вахмистр вас уже заждался, – помолчав, капитан все же выдавил из себя: – И постарайся пулю не поймать. Ты хоть и дерзок без меры, но я не люблю похоронки на подчиненных писать... Свободен.


Старый знакомый сидел под навесом, скармливая лошади кусочки яблока. И где только добыл?

Увидев Сергия, приветливо улыбнулся:

– Отпустили? Это хорошо, переводчика для германцев искать не придется.

– Да, Анисий Лазаревич, осталось остальных добровольцев позвать да из зауряд-прапорщика довольствие вытряхнуть. Думаю, за час управимся.

– Добровольцы? Люди-то хоть годные?

– Вы их две недели назад видели, когда колодец проверяли. Может, шапку ломать толком не приучены, но дело свое хорошо знают. Пулям не кланяются зря, стреляют метко. Что еще для пустыни надо?

– Как скажешь, студент. Тебе за них отвечать. Давай, я пока перекушу, потом сюда же вернусь.

С пластунами у Макарова отношения сложились хорошие. Сначала пересекались по долгу службы, последнее время его выдергивали уже лично, подавая именную заявку. Благодаря парню и крылатым глазам у казаков не было даже раненных во всех вылазках, а многие соседи уже и похоронный счет открыли. В бесконечной войне всех против всех аборигены стреляли в каждого, кого увидели. Поэтому разведка, способная обнаружить банду на расстоянии и устроить ей горячую встречу – это было на вес золота. А как именно парень ворона тренировал и кто его надоумил – дело десятое.

Проскользнув мимо ряда выцветших палаток, Сергий присел у треноги над погашенным костром.

– Дня доброго, Фокий Карпович. Разговор есть.

Невысокий мужик с кустистыми бровями и окладистой бородой кивнул, продолжая крохотными глотками пить теплую подсоленную воду. Жара, все с потом выходит. Кстати, подсаливать именно малец присоветовал. И ведь не соврал – легче теперь в бусурманских краях выживать.

– К писарю по делам забегал, языками за жизнь зацепились. Бает, интересная бумага пришла с родины. Будто спрашивают, как живут-не горюют трое бывших крестьян из Перелесья. Не болтали ли что между собой, не хвалились ли варнацкими успехами. Потому как нашли в местных лесах двух убитых купцов, открывших раньше лавку в деревне. А вот кто им головы проломил – пока сомневаются.

Достав флягу, Сергий чуть отхлебнул и мазанул взглядом по остальным староверам. С писарем парень сошелся почти сразу. Вольноопределяющийся после университета сдуру захотел славы и ратных подвигов. О том, что бедолаге придется вариться заживо в пустыне и падать на пол при каждом выстреле – вербовщики умолчали. Поэтому между двумя “местами образованными людьми” удалось быстро наладить отношения. Сергий делился байками с выходов “а мы туда, а они как наскочили, а мы как побежали”. Попутно подсказал, с кем из офицеров лучше выстроить наиболее близкие отношения и от кого держаться как можно дальше. Одновременно пару раз помог разгрести бумаги, пробросив идею с коробкой, разбитой на отсеки. Теперь вся переписка была рассортирована по срочности и именам их благородий. Поэтому в палатке никто не толкался, наливаясь желчью, а сразу получал всю необходимую корреспонденцию. После этого совсем близкими приятелями с Поликарпом не стали, но поболтать иногда вечером с лопоухим и очкастым недотепой получалось.

– Интересные вести ты принес, Сергий. Только вот зачем – не пойму? – поинтересовался ефрейтор, насупив брови.

– Меня на помощь германцам отправляют. И трех добровольцев еще хотят. Старшим от пластунов будет вахмистр Кизима. Анисий Лазаревич справный мужик и добрый воин, под молотки не потащит. И я так думаю, что пока вы где-то в песках станете местным обезьянам хвосты крутить, дело или под сукно положат, или вообще отпишутся казенным языком. А вот ежели глаза мозолить, так запросто кто-то из офицеров выдернет и начнет дурацкие вопросы задавать. Зачем людям зря время тратить и настроение себе портить?

– И как долго за обезьянами бегать?

– Месяц минимум, если не передумают. Или даже два, как в заявке написали... Если есть желание, то надо к интенданту идти, трясти имущество. Фляги, накидки, палатку хотя бы одну на четверых. Ну и прочее по мелочи. Пока еще капитан не передумал, сможем закрома чуть пограбить. Зауряд-прапорщику же легче будет – меньше обратно в порт тащить. Лагерь-то сворачивать станут.

Переглянувшись с остальными, Мордин согласился:

– Мы не против. С тобой раньше сладили, за своих горой стоишь. Когда выступаем?

– Чего зря ждать? Чем быстрее уберемся, тем меньше лишних соблазнов. Давайте прямо сейчас. Господин вахмистр уже ждет.


Когда Кизима увидел телегу, забитую с горкой разнообразным имуществом, то поначалу онемел. Стоял, разглядывал, пытался слова подобрать. Но не успел – Сергий встал рядом и тихо начал объяснять:

– Господин Толченов в сложном положении был. Ему требуется списать кое что из утраченного имущества. А мы как раз под это подходим. Я на себя разную мелочь набрал, что во время выходов расходуется. И теперь у зауряд-прапорщика цифры сходятся. Ну и мы не обижены.

– Я уже вижу, студент. Ты куда с таким табором собираешься?

– К баварцам, к кому же еще? Вы не сомневайтесь, Анисий Лазаревич, я же с пониманием. Просто мы там пятым колесом в телеге. Ни палатки не будет, ни одеял на ночь, а ночи тут злые, холодные. Ни котла, чтобы кашу сварить. И вообще... Я круп чуток прибрал, мяса вяленого, даже консервов целый ящик прихватил. Плюс обмундирование, оно же просто горит, когда по барханам на пузе лазаешь. И три боекомплекта под винтовки, гранат россыпью и разного. Тем более, что не на себя, а на всех. И поделиться с пластунами можем... Например, еще одной палаткой.

Передумав пропесочивать подчиненного, казак подкрутил усы и повернулся к трем мужикам, кучкой сгрудившимся позади телеги. Видно было – из них только один когда-то в войсках побывал, подогнанное обмундирование много может рассказать понимающему человеку. Но в любом случае – все трое не молокососы. Да и мелькали вроде разок до этого.

– Это Мордин Фокий Карпович, наш ефрейтор. Вот это Кобызев Петр Михайлович. И Безруков Гаврила Павлович. Рядовые. Все отличные стрелки и геройствовать не любят.

– Полезное качество, – усмехнулся Кизима. – Из старых православных?

Как помнил Сергий, в этом мире Никоновская реформа проходила куда как мягче, хотя все равно оставила изрядный след среди местных христиан. И староверов хватало, особо по дальним углам.

– Перелесские мы, в вере крепки. На том и стоим.

– Добре. У меня прабабка никоновцев в свое время дрыном охаживала. И “Славься Богородица” я до сих пор до последнего словечка помню... Так, уважаемые. Сразу скажу, чтобы вопросов потом не было. Мы с господином будущим студентом с конца июня по местным буеракам бегаем. Воином себя он зарекомендовал справным, дураком под пули не лезет и товарищей выручает. Поэтому хоть и рядовой, но слушайте его как родную маму. А за папу у вас я пока... Коня-то совсем выдали или вернуть придется?

Погладив животину, Сергий усмехнулся:

– А он вообще по бумагам больше не числится. Погиб геройской смертью и списан за ненадобностью. Поэтому – будем считать, что телега своим ходом до нового места добралась. Ну что, выступаем?

– Птица твоя где, кстати?

– По округе рыскает, поглядывает. Чтобы нам спокойнее топать, без приключений.

– Вот это хорошо. Приключений нам еще успеют отсыпать.

* * *
Штурмовая рота под командованием гауптмана Августа фон Шольца двигалась по узкой дороге между барханами. В голове колонны и в хвосте проминали песок широкими колесами груженые телеги: вода, продовольствие, медикаменты и боезапас. Пусть формально южная граница германского протектората уже зацепилась за оазис в Марзуке, но на самом деле вся территория буквально от побережья до Феззайна до сих пор представляет собой лоскутное одеяло. Толпы мародеров, жалкие остатки нищих фермеров, вооруженные до зубов форпосты и песок. Бесконечный песок. Хотя русские обещали, что превратят побережье в зеленый рай буквально за пару лет, а еще через пять лет трава покроет всю округу, как это было в Каракумах. Методы давно отработаны, люди знающие и понимающие готовы грузиться на пароходы. Главное – почистить территорию и удержать ее от соседей. Мелочи, что скажешь.

В охранение гауптман выделил десятерых. Вполне достаточно, потому что еще три десятка русских добровольцев сопровождали роту, прочесывая опасные места. Но главная надежда – на необычного рядового с вороном. Парень уже не один раз выручал германцев, сообщая о засадах и чужих отрядах. Где и как он сумел добыть птицу – не говорит, только улыбается. Но дело свое знает. Вот и вчера вечером успел предупредить о группе бедуинов, вздумавших пробраться в тыл. Всех семерых одним залпом и положили. Верблюдов отловили, пристроили к делу. Бредут в хвосте колонны, нагруженные имуществом.

– Дирк, что там?

– Подходим к Сабхе, господин гауптман! Пальмы показались.

Пальмы – это хорошо. Это значит, что через час рота встанет на отдых. В основной лагерь в Марзуке смысла выдвигаться нет, там два взвода для охраны вновь назначенного бургомистра и человек пятьсот населения. Из которых большая часть спит и видит, как бы удрать севернее, подальше от любых неприятностей. Фон Шольцу же нужно на запад, куда идет тропа. Дороги как таковой нет до Тазили. Из Марзука – только на север, тем же путем по цепочке оазисов, как уже протопали штурмовики. Либо – пять сотен километров на запад, до следующего караванного пути: Гат – Ин-Альменас – Дебдеб и до Габеса. Кстати, за Дебдеб вроде предстоит драка, это ключевой опорный пункт в центральной Сахаре. Займи его, с юга подопри крепостью в Тазили, на севере итальянцы сядут в Тунисе – и все, первая граница готова. На запад одни пески, до Марокко и Сенегала, на восток те же пески, но уже до Египта. Половина северной Африки под протекторатом кайзера. Если аппетиты позволят – можно пограничные столбики еще передвинуть. Вплоть джунглей на юге и Атлантического океана на западе. Главное – не подавиться.

Хотя гауптману на высокие материи плевать. Его задача – разведать и по возможности захватить северную часть Тазили – Иллизи. Обезопасить Марзук от возможной атаки и замкнуть первую цепочку фортов по южной границе с Нигерией. Разведать источники воды и обеспечить безопасную стоянку для караванов, которые скоро потянутся в эти края.

И на все про все – одна рота, плюс чуть пластунов. Еще через три дня за ними следом подтянется еще полторы сотни русских добровольцев, кого решили передать для усиления. Интересно, что скажет их командир, когда получит новое предписание? Вместо отдыха на побережье – снова песок, бедуины и банды мародеров.

От головы колонны подъехал покрытый рыжей пылью парень на уставшей флегматичной лошади:

– Где командир?

– Здесь, господин егерь.

Отсалютовав, Марков доложил:

– Господин гауптман! Округа осмотрена, заброшенные сараи проверены, угроз нет. Можно располагаться на постой.

– Что с водой?

– Заранее запасли, хватит и еду приготовить, и обмыться. Вахмистр Кизима посты поставил, чтобы местные под ногами не путались. Во-о-он за теми пальмами вестовой ждет, покажет, где палатки можно ставить.

– Яволь, камрад. Благодарю за службу... Кстати, где твой рабе?

– Федор? Змей гоняет. Штук пять набьет, потом ужинать сядет. Солонина его мало прельщает, предпочитает свежее мясо.

Еще раз отсалютовав, Сергий развернулся и поехал вперед. Ему еще надо было помочь обустроить свой лагерь. Впереди десятидневный переход до места будущей стоянки. Поэтому надо хорошенько отдохнуть, раз есть возможность. Вода, зелень над головой, относительно безопасные земли. Все будет куда как хуже дальше в пустыне. И очень хочется верить, что неприятности пройдут мимо. Слишком мало их под смешанными знаменами, чтобы с серьезной силой бодаться.

* * *
Каждый вечер в семье Найсакиных проходил по одинаковому сценарию. Супруга со старшей дочерью молча смотрели на вернувшегося со службы Николая Павловича, тот отрицательно качал головой. Новостей в газетах полно, слухов и сплетен по городу ходит немерянно, но все пустое. Нужной весточки пока нет.

В этот вечер глава семьи не снимая сюртук достал из кармана жилетки желтоватый конверт и помахал им, приветствуя родных:

– Из секретариата графа Салтыкова прислали. Последний абзац.

Письмо буквально вырвали из его рук. Нина Августовна вместе со старшей дочерью внимательно вчитывались в каллиграфические строки. Наконец, супруга задала вопрос:

– Я не совсем поняла, как это связано с Сашенькой?

– Добровольческая бригада в Африке состоит из двух полков по полторы тысячи человек, артиллерийского батальона усиления с картечницами и пушками, сводного батальона казачества для выполнения дозорной службы и медицинского батальона. В последнем врачи, сестры милосердия и санитары. Все они распределены между частями. Так вот, в последнем абзаце указано, что в ближайшее время часть добровольческих сил отправят на западное направление, где баварцы собираются установить первую полосу отчуждения от франков и бриттов.

– И? – уже с изрядной долей нетерпения переспросила Нина Августовна.

– В письме написано, что всех одаренных целителей оставляют рядом с Триполи, где разворачивают центральный госпиталь. Часть отправят на юг, где как раз зачищают территорию от бандитов. И все, с кем я разговаривал, уверены: именно в центре пустыни будет наиболее безопасно. На западе племена и наемники попытаются дать бой, дабы отбить захваченную территорию. В порту обязательно будут безобразничать, чтобы сорвать регулярные поставки и осложнить работу новым властям. В пустыне же – с медиков будут пылинки сдувать, не дадут даже нос в неохраняемую зону высунуть. Зато – реальный опыт и боевая выслуга.

– Хочешь сказать, что Сашенька останется на войне? – глаза женщины предательски блеснули влагой в свете газовых ламп.

Обняв жену, Николай Павлович тихо зашептал на ухо:

– Все хорошо, дорогая. Я точно знаю, что среди медицинского батальона потерь нет. Даже раненных нет. Все живы и здоровы. Мало того, господин Бахрушин обещал сегодня вечером приехать, у него более точные сведения. И вот с ним мы сможем обсудить все детали. Так что не плач, припудри носик и попроси Глашу приготовить что-нибудь особенное на ужин. Поддержка доверенного лица графа Салтыкова для нас как никогда важна.


Фрол Карлович приехал к восьми вечера, как и обещал. С порога оценив нервозную обстановку в давно знакомом семействе, сразу заявил:

– Дамы и господа, прошу не волноваться. Я с исключительно хорошими новостями, поэтому предлагаю успокоиться.

Закончив с ужином, Бахрушин не стал тянуть время и начал говорить, помешивая горячий чай в белоснежной фарфоровой чашке:

– Мы знаем друг друга уже не первый год, поэтому напомню: все сказанное за этим столом останется между нами. Потому что если хотя бы слово уйдет на сторону, меня ждут большие неприятности... Итак. Я сумел наладить контакты с людьми, кто занимается обеспечением добровольческой бригады. Поэтому мне подтвердили, что Найсакина Александра Николаевна действительно состоит волноопределяющейся на военной службе во втором взводе медицинской службы. В настоящее время девочка в безопасности, в расположении основной группировки наших войск.

Нина Августовна молча смахнула слезу. Гость понимающе поклонился и продолжил:

– Я разделяю ваше горе и понимаю беспокойство: племянник тоже рвется на войну, не желает слушать ничего со стороны старших членов семьи. Но, хочу обратить ваше внимание на одну важную деталь... Императорская семья явила собой образец в прошлых конфликтах, когда члены высочайшей фамилии личным примером служили для всей страны, участвуя в боях или помогая раненным в госпиталях. Каждого из медиков многократно предупредили, что покинуть войска до завершения шестимесячного контракта – это покрыть позором и себя, и фамилию. Поэтому я настоятельно рекомендую не трогать Александру Николаевну и не пытаться ее каким-либо образом возвращать домой. Нет, конечно, если господин граф похлопочет за вашу дочь, то беглянку отправят ближайшим рейсом. Вот только об учебе в университете после такого афронта придется забыть. Мало того, обязательно пойдут слухи, приличные молодые люди откажутся рассматривать девушки в качестве выгодной партии.

– Но она будет жива, – всхлипнула Нина Августовна.

– Она была живой, она жива сейчас и с ней ничего не случится в будущем. Меня в этом заверили очень серьезные люди... Вы читали доклад, копию которого я передал? Там буквально между строк подано решение, которое позволит Сашеньку перевести на безопасную работу. Никакого западного фронта, куда сейчас нацелены интересы всех сторон. Никакого главного госпиталя, где будет огромное количество раненных и разнообразной заразы. Опорный пункт в Марзуке. Центр пустоты. Серьезно укрепленный гарнизон, свой оазис с запасами воды, пустыня на сотни верст вокруг. Отличный вариант, чтобы получить хорошую практику и дождаться официального перевода по ротации в Одессу. Там как раз готовят запасные части для будущей замены. И уже из Одессы можно будет похлопотать о переводе на гражданскую стезю. В университет, с боевым опытом, отметкой в личном деле об участии в Африканской кампании.

– Полгода?

– Пять месяцев, любезная Нина Августовна. Только пять месяцев. Мало того, если вы не хотите разрушить будущее любимой дочери, то телеграфировать о принятом решении нужно прямо сейчас. Одно из отделений медиков отправляют завтра утром и есть еще шанс включить Сашеньку в их списки. А с командованием поспорить она не сможет – отдаст честь, подхватит сумку с припасами и вместе с казаками и коллегами поедет на юг.

Посмотрев на чуть подрагивающие пальцы, Николай Павлович отложил папиросу со спичками, задумчиво посмотрел на чаинки в чашке:

– Мне казалось, что в госпитале можно было бы набрать опыт быстрее. Особенно, если ты одаренный.

– Не сейчас. К концу срока контракта, когда все бодания на западном фронте закончатся. Тогда – да, можно будет ассистировать на операциях и участвовать в разных серьезных процедурах. Что касается опыта – в маленьком гарнизоне скучать сильно вряд ли придется. Фактически, ваша дочь будет там помощницей врача, остальные медики исключительно формально: фельдшер и четыре санитара. Но прямо сейчас Сашеньку никто и близко не станет рассматривать как серьезного специалиста. И желающих осесть именно в госпитале в данный момент более чем достаточно, конкуренция даже за место сиделки будет острая. Все мечтают о чинах и наградах... Я бы не советовал.

Молчавшая весь вечер Елена не удержалась:

– Фрол Карлович, я очень надеюсь, что ваши контакты действительно серьезные люди и понимают наши волнения. Все же это моя любимая сестра, у меня кровью сердце обливается видеть каждый день, как мама’ и папа’ страдают. А в армии всегда бывает путаница, ошибки и прочие неприятности.

Ласково улыбнувшись, Бахрушин кивнул:

– Полностью разделяю ваши слова. И обещаю, что держу проблему на личном контроле. Если вдруг возникнет какая-либо накладка, то весь добровольческих корпус заставят решать возникшую проблему. Поверьте мне, сам граф Салтыков обещает вам это.

Под маской доброго дядюшки неожиданно мелькнула личина беспощадного зверя. И стало понятно, почему именно этот человек является личным представителем одного из самых могущественных людей в Великом Новгороде.

* * *
Когда Чарли Флетчеру говорили про паршивый Африканский климат и безжалостную пустыню в августе, он усмехался. Новичков всегда пугают, чтобы не лезли, куда не просят, следовали многочисленным инструкциям и знали свое место. Но молодой аристократ даже представить не мог, насколько реальность ужасна на самом деле. Все передвижения между оазисами исключительно в ночное время, когда жара спадет. Днем ты прячешься в палатке с распахнутыми стенками, истекая потом. Вода – только кипяченая и со вкусом химикатов, которыми добивают остатки не сдохшей заразы. Оба плеча до сих пор чешутся после полученных прививок от многочисленных местных болячек. Пробковый шлем давит на голову, на спине высыпала волчанка от рубахи, похожей на дерюгу после первого же дня на побережье. И ветер с песком, от которого невозможно укрыться.

Но самое паршивое, что Флетчер путешествовал с максимально доступным комфортом, в выделенном грузовике и с многочисленной охраной. Как именно до Тазили добирались набранные волонтеры – жутко себе даже представить.

Однако, как бы то ни было, Чарли стоял у небольшой пещеры, обнаруженной в местных бурых холмах передовыми частями смешанного моторизованного эскадрона. У входа курили трое офицеров в расстегнутых по пояс рубашках, бриджах цвета хаки и ботинках с обмотками. Мундиры из-за жары и позднего времени даже на плечи набрасывать не стали.

– Добрый вечер, господа. Чарли Флетчер, военный советник парламента. Прибыл для оказания любой необходимой помощи и организации прямой связи с моим руководством.

– Помощи? Что вы имеете в виду? – усмехнулся худой и поджарый мужчина, стоявший слева. Судя по мелким отметинам на лице, явно успевший немало пережить за военную карьеру.

– Я постараюсь передавать ваши просьбы и доводить до высшего руководства истинное положение дел, чтобы вы могли выполнить поставленную задачу с минимальными потерями и в кратчайшие сроки. Сначала – закрепиться в Тазили, затем отбросить гуннов к Средиземному морю.

– И вы собираетесь это сделать в одиночку, дабы получить славу великого полководца? – улыбалась уже вся троица.

– Отнюдь. Как штатский, я даже не представляю, с какой стороны надо браться за винтовку. Зато я могу ускорить прохождение грузов. И поставку горючего для грузовиков, палаток, солонины и всего остального, что до сих пор застряло в Агадире. Транспорты в порту стоят под разгрузкой уже неделю, но никто из марокканских властей даже не почесался.

Улыбки исчезли, офицеры заинтересовались словами новичка.

– Подполковник Эшли, Винс Эшли. Это капитаны Паркер и Скиннер. Можно сказать, мы единственные командиры экспедиционного корпуса Его Величества в этой дыре.

– Я слышал, что сводную бригаду под свое командование взял полковник Маршалл. Это было в телеграммах, которые приходили в Лондон.

– Полковник предпочитает руководить и организовывать взаимодействие с французами и властями Марокко на месте, в Рабате. Поближе к цивилизации, если такую вообще можно найти где-нибудь в Африке.

– Понял. Еще с кем мне стоит познакомиться?

– С лейтенантом Коннором. Вы его сразу узнаете – рыжеволосая скотина, абсолютно не воздержанная на язык. Учитывая, что у нас здесь две трети ирландцев, совершенно ничего не боится. Выступает в качестве толмача, передавая наши приказы дальше. Будь моя воля, я бы даже повысил его, чтобы заставить взять на себя больше ответственности, но эту идею зарубили на корню.

Стало понятно, что за пару минут во все тонкости местных взаимоотношений не вникнуть, Чарли решил поступить проще.

– Джентльмены, может быть мы продолжим беседу в более подходящей обстановке? В пещере есть чем дышать?

– Да, к ночи там терпимо. Просто вентиляции толком нет, поэтому курить выходим на улицу.

– У меня в саквояже пара бутылок шотландского односолодового виски. Буду рад продегустировать их совместно.

Офицеры переглянулись и стали гасить сигареты.

– Флетчер, я не мог встречаться с вами раньше? Где-нибудь во втором лейб-гвардейском? Очень уж лицо знакомое и в реалиях армейской жизни неплохо разбираетесь.

– Вряд ли. Я три года просидел за партами в Кэмберли, в Старшем отделении Военного училища. Штабное отделение. После выпуска сразу был уволен в запас.

– Но все равно – практически военная кость.

– Отец вышел в отставку адмиралом флота, прочил мне военное будущее. Но я решил попытать себя на государственной службе.

– В любом случае, не штатский шпак, который нами пытался руководить, когда выпинывали в пески... Сержант! Ко мне!.. Найдешь лейтенанта Коннора, он где-то во втором батальоне. Скажешь, его ждут в штабной пещере на совещание.

* * *
На утро Чарли похвалил себя, что пил умеренно, больше налегая на мутный морс и подливая собутыльникам виски. Это позволило наладить отношения со всеми офицерами корпуса, кто подтянулся на огонек. Заодно получить общее представление о текущей ситуации на месте.

В целом, можно было попенять руководство на извечный армейский бардак, недостаток материальных резервов и плохое снабжение свежими продуктами. В остальном, сформированный ударный кулак легко мог пободаться с любым пехотным полком германцев. У тех чуть больше двух тысяч штыков, и в британском корпусе две с половиной. У бошей больше военного опыта, зато подполковник Эшли оседлал местные высоты, установил все привезенные орудия и картечницы на опасных направлениях, попутно запросив помощь у колониальных властей. Должны прислать дикарей из Судана. Как вояки абсолютно бесполезны, но для массированной атаки и перехвата мелких караванов снабженцев вполне подойдут.

Достав листок, который ему выдали в порту, начал сравнивать цифры с аккуратно выспрошенными во время попойки. Да, точно. Два батальона по четыре роты в каждом. Из всей разношерстной толпы почти четыреста человек считаются тыловыми подразделениями и заняты рытьем окопов, укреплением позиций, перетаскиванием разнообразного имущества и обслуживанием солдат и офицеров. Семь грузовиков, две батареи по двенадцать орудий в каждом и по две картечницы Виккерса в каждой роте. В целом неплохо. Пусть большая часть навербованных рядовых или бывшие каторжане, или голытьба, польстившаяся на регулярные выплаты. Но зато офицеры из колониальных войск, все с реальным боевым опытом и желанием подняться по карьерной лестнице.

Кстати, удалось намекнуть огненно рыжему Коннору, что серьезные люди готовы часть захваченных у гуннов земель передать в качестве колонии Ирландии, что позволит получить серьезные рычаги влияния в парламенте. Для этого только нужно организовать собранный сброд и слушать командиров. Вроде понял.

Все. С бумагами покончено. Можно звать денщика, бриться, выпить первую утреннюю чашку чая и садиться за телеграмму руководству. Благо, связь наладили еще до его приезда.

Глава 2

12 августа 7426


Если в Африке британская аристократия и армейская белая кость изнывала от жары, то в Лондоне страдала от затяжных дождей. Уже пятница, а льет почти как из ведра всю неделю. И холод собачий с пронизывающим ветром. Будто не конец лета, а конец осени.

Именно в такую погоду лучше всего сидеть у жарко горящего камина, смаковать кофе и листать тяжелые страницы газет. К сожалению, сложная политическая обстановка в мире не позволяла премьер-министру отдохнуть в тишине. Даже в клубе находились желающие подсесть и переброситься парой слов. Мало того, именно в клубе это и происходило наиболее часто, подальше от любопытных глаз и ушей журналистов. Публика же подходила такая, кому не откажешь. Приходится складывать газету и с улыбкой приветствовать очередного знакомого.

– Сэр Роуз.

– Сэр Мэрсер.

Худой как жердь финансист устроился в пустом кресле напротив и сразу задал интересующий его вопрос. Не человек – ходячий арифмометр. Ценит исключительно личное время и старается зарабатывать всегда и на всем.

– Слышал, ваш протеже уехал в Африку?

– Не просто уехал, а даже прибыл на место и связался со мной.

– Насколько все плохо или хорошо с его точки зрения? У меня лежат четыре контракта с французами на поставки хлопка и прочих товаров из колоний. Большая часть предназначалась фермерам в Африке. Если лягушатников вышибут из Сахары и освоенных южных провинций, я могу серьезно потерять в деньгах.

– Про соседей ничего не скажу, они окопались на побережье Марокко и стараются в пески не лезть. Что касается нашего сборного экспедиционного корпуса, то он занял стратегические важные позиции и готов к будущему наступлению.

– Считаете, что Рейх получится вышвырнуть обратно в нищую клетку?

– Почему бы и нет? Иностранный легион дожимают, со дня на день передадут ещегрузовики и бронеавтомобили. Войска на местах, дорога для наступления в мягкое “подбрюшье” открыта. Достаточно сбить жидкие германские заслоны на южной границе и на север хлынут дикие племена. Нам останется подождать, когда негры дорежут остатки вражеских солдат, сбросив разгромленные части в Средиземное море.

– Сроки известны?

– Генеральный штаб хочет закончить все это по жаре. Когда температура спадет, противник может попытаться подтянуть резервы. Поэтому – я бы поставил на конец сентября, начало октября.

– Могу ли я как-нибудь ускорить этот процесс?

– Вы можете его поддержать. Вот визитка моего поверенного, через него идет закупка всего необходимого для корпуса. Оружие, боеприпасы, солонина, бензин и многое другое. Не скупитесь, сэр Мэрсер, и ваши контракты будут надежно защищены.


На самом деле премьер-министр пришел в клуб не ради отдыха. У него была назначена встреча. И вечером Роуз смог переброситься парой слов с нужным субъектом. Мистер Такер. Человек для особых поручений. Настолько особых, что в случае провала от него тут же откажутся. Все его действия – исключительно личная инициатива. Высокооплачиваемая и почти в ста процентах случаев приводящая к нужным результатам. Поэтому Кабинет и выделяет финансы, скрипя зубами. Попытаешься снизить расценки – Такер тут же переметнется к кузенам или, что еще хуже, к нынешним врагам.

– Что-то интересное раскопали?

– Да, сэр Роуз. На моих посредников вышел контакт от поляков. Люди, устроившие покушение в Варшаве, остались недовольны результатом. И готовы повторить акцию в ближайшие сроки. Готовы согласовать детали.

– Что хотят?

– Денег. И много. Даже на первых порах. Я услышал ценник и позавидовал.

– Понятно... Знаете что, мистер Такер, давайте поступим умнее. Если у данных неизвестных господ изрядно подгорает, то нам проще пока проблему “подвесить”. Скажите, что бюрократы на набережной Темзы оформляют бумаги и согласуют финансирование. Думаю, через какое-то время доморощенные бомбисты ценник подкорректируют. Сами же постарайтесь найти заказчика, кто так сильно не любит кайзера и русского императора. Если мы узнаем, кто это, появятся дополнительные рычаги воздействия.

– Я постараюсь в решении этого вопроса. Но информаторов нужно будет простимулировать.

– Банковский чек на сто фунтов завтра утром пришлют вашему поверенному. Считайте, это авансом и с намеком на результат. Результат – это имя, место жительства, плюс интересные факты из биографии человека-невидимки. Найдите его, Такер, тогда сумма серьезно увеличится.

Наемник исчез, оставив премьер-министра в одиночестве раздумывать над рюмкой бренди. Сто фунтов – стоимость годового обучения в Вестминстере, огромные деньги. Но если получится найти заказчика покушения раньше охранки Российской Империи, то можно будет выстроить интересную комбинацию. На это и тысячу фунтов пожертвовать не жалко.

* * *
Лениво крутились огромные винты, кромсая сухой горячий воздух. Дирижабль медленно подбирался к краю летного поля, приткнувшегося к северной части Кано. Долбаная Африка, не менее долбаная британская колония Нигерия, вездесущий песок и жара. Высокий поджарый мужчина успел за четыре дня вдоволь оценить как местный климат, так и пресловутое гостепреимство.

Можно сказать, что Гарнера в эти края занесло почти случайно. Босс умудрился добыть где-то груду устаревшего оружия времен Гражданской войны и решил сплавить железо дикарям в обмен на рубины, алмазы и артефакты. Для этого зафрахтовал дирижабль, оплатил страховку команде и капитану, после чего пожелал лучшему специалисту в поисках разных диковинок хорошей дороги. Все равно без дела болтается под ногами. Спорить с руководством головорез не стал, взял под козырек и умотал с попутным ветром как можно быстрее подальше от Чикаго. Очень не понравились Гарнеру странные шевеления в конторе. Кое-кто начал шептаться, что удача покинула черноволосого умника. Что и к русским ездил зря, и в Лондоне наследил изрядно. Даже не заметил, как ценный артефакт использовали против полиции и обывателей. Хватку потерял. Поэтому мужчина решил переждать легкую смуту за Атлантикой. Чтобы сдуру не списали.

С оружием сделку провернули быстро, отдав десять процентов драгоценностей посреднику в колониальной администрации. Но с магическими безделушками не заладилось.

Во-первых, южная часть Нигерии умудрилась под руководством британцев выползти из полной дикости и теперь осваивала все радости махрового феодализма. Колдуны и вожди-людоеды истреблялись беспощадно, отмечая костями вехи движения прогресса.

Во-вторых, северная, аграрная и дремучая часть протектората не имела каких-либо представителей племен в местном правительстве. Сидели у себя по кустам и в ус не дули. Поэтому любые переговоры приходилось вести лично.

И в последних, драгоценности выторговать удалось благодаря старым контактам мистера Шильмана. Гарнеру же, для поддержания реноме, нужно было добыть местные куклы вуду и прочую дрянь. Поэтому он, пользуясь предоставленными полномочиями, выбрал следующий пункт полета. Капитан согласился забросить в Кано груз, половину выручки за который смело положил себе в карман, чуть-чуть отсыпав наличных команде. И теперь стоял на мостике, разглядывая через остекление кабины, как внизу суетится причальная команда. Что поделаешь, на грузовике по местным направлениям из южных портов до северной границы добираться неделю в лучшем случае. Включая переправу через Нигер, стычки с независимыми племенами и вечные проблемы с поиском топлива. По воздуху – намного проще. Главное, забраться повыше, чтобы снизу какой-нибудь дурак копье не добросил.

– Прибыли, мистер Гарнер. Минут через двадцать обезьяны справятся с канатами и можно будет выбираться на свежий воздух.

– Спасибо, мистер Клиффорд. Команде отдых, нам обещали место в местной гостинице. Предупредите, чтобы воду пили только кипяченую. И не забудьте выставить охрану, а то к утру разберут дирижабль по лоскуткам... Завтра я встречусь с нужными людьми, подумаем, что будем делать дальше.

– Как скажете. Вы платите.

Именно так. Суточные у всех на летающей бандуре в три раза больше, чем на рейсах в Штатах. Плюс премиальные за любой риск, если придется забираться в какие-нибудь глухие места. По возвращению домой капитан собирался взять отпуск. Поэтому чем дольше заказчик мотается по местным пескам, тем лучше. Главное, в джунгли не соваться. Там в случае аварии никто даже искать не станет: сгинули и черт с вами. Африка, сплошное пустое пятно на картах.

Покосившись на бесконечные одноэтажные глиняные мазанки за пустым пыльным полем, Гарнер решил остаться в кабине на борту. Здесь хотя бы подобие комфорта. Кормить клопов и прочую живность в местных “люксах” совершенно не хотелось.


Деньги могут многое. Как и дорогие подарки. Поэтому после обеда удалось пригласить на встречу трех аборигенов, обладавших влиянием на окружающие редкие кусты и выгоревшую траву. После церемониального расшаркивания, вручения взяток и заверения друг друга в вечной дружбе, приступили к обсуждению деталей возможной сделки. Американец рассказал, что именно ему хочется обменять или купить для личной коллекции, вожди племен жаловались на британцев, взбаламутивших всех, до кого смогли дотянуться. Через пару часов Гарнер смог добраться до сути. Похоже, миссионеры и представители администрации получили увесистый пинок из Лондона, после чего скопом сгребли всех способных воевать, отправив в пустыню. Там, где-то среди скал Тазили была создана военная база для будущей молниеносной военной операции по разгрому германцев. Туда уже месяц как бредут по пескам толпы любителей пограбить, получив продовольствие, холодное оружие и обещание золотых гор. А он еще удивлялся, с чего бы это в такой дыре нашлись умельцы швартовать дирижабль. Просто в Кано десять дней назад разгрузился последний из громадных гигантов, доставив гору заказанного барахла.

– Хотите сказать, что у вас не осталось никаких амулетов? Для сглаза, порчи, приманивания удачи?

– Белый человек слушает нас и не понимает. Большой поход, это всегда риск. Могут убить. Можно заблудиться в пустыне. Можно заболеть... Все, что было у шаманов, скупили. И сами шаманы ушли на север. Остались только те, кто живет выращиванием еды. И кого не отпустили хозяева. Хотя многие слуги все равно убежали... Большие люди говорили, добычи будет много. Все, что получится забрать у чужаков, станет принадлежать нам.

Вот так. Вроде и самая глушь, где просто обязаны прыгать по пальмам разнообразные камлатели, но это было вчера. А сегодня – толпа воинственно настроенных идиотов умотала за сокровищами, лишив Гарнера даже эфемерной возможности оправдаться перед боссом за предыдущие неудачи.


Ближе к ночи головорез нашел капитана рядом с дюралюминиевой гондолой. Клиффорд задумчиво почесывал короткую бороду и потягивал спиртное из фляжки. Заметив мрачное лицо нанимателя, поинтересовался:

– Что, будем собираться домой?

– Если выбрать такой вариант, мы точно останемся без премии. Потому что половина груза умотала на север, грабить бедуинов и побережье Средиземного моря.

– Туда же еще дойти надо!

– Передовые отряды упылили месяц назад, с проводниками, запасами воды и жратвы... Я вот что думаю, капитан. Есть вариант, как поправить наши дела. В Тазили стоит база британцев, ее снабжают со всего побережья, включая поддержку Иностранного Легиона. Если мы заглянем в гости, то вполне можем неплохо навариться.

– Получить очередь из пулемета в брюхо?

– Нет там пулеметов. И ни одна скотина не сможет заставить нас летать на разведку. Мы не принадлежим армейским подразделениям. Зато – добравшись для места, сможем решить несколько проблем. Во-первых, я смогу выкупить у шаманов барахло, которое они стащили туда со всей округи. Во-вторых, если рядом в самом деле будет потасовка в песках, можно обшарить трупы и набрать разной дряни. В-третьих, мы забьем трюм грузами, которые сейчас складированы в сараях рядом с этим пустырем, по недоразумению названным аэродромом. Администрация платит, не очень много, но хоть не пустыми мотаться. Треть мне, треть вам и треть команде. И в-четвертых, я уточнил, в городе на складах полно выпивки. Главное, что я знаю про армию, они пьют все, что горит. И трахают любых баб, которых могут найти. Бордель тащить не предлагаю, но вот местным самогоном нагрузиться сам бог велел. Риск – меньше, чем в перелете через Атлантику. Даже если я не найду ряженых папуасов, на премию вы точно заработаете.

– Мысль интересная. Подальше от любой стрельбы, с попутным грузом...

– Кроме того, на время этого путешествия я утраиваю оплату. Когда будете обсуждать это с экипажем, можете использовать в качестве дополнительного аргумента.

Закрыв фляжку, бородач перестал теребить бороду и поделился подслушанным секретом:

– Еще у них полно водорода в баллонах, который притащили для дозаправки. Вполне хватит подкачать оболочку для полета и прихватить чуток для личного спокойствия.

– Если заберем ящики для вояк, я заставлю местных газ отдать нам бесплатно.

– Можете показать на карте, куда мы собираемся?

Через полчаса набросок плана был готов.

– Два дня полета туда, два дня обратно. Сколько на месте торчать?

– Неделю. Может чуть больше.

– Ставка на время отдыха на земле как и в полете?

– Да. Втройне.

– Я сумею убедить экипаж. Десять тысяч фунтов на спиртное, тридцать на остальной груз. Годится?

– Более чем. Тогда я с утра оформлять контракт и готовить погрузку. Послезавтра утром отправимся. Телеграф на точке есть, о нашем визите предупредят.

* * *
Тайная встреча императоров Германии и России проходила в Ковно. Губернский город, милый в своем патриархальном обличье. Мощеные булыжником улицы, двухэтажные домики с балкончиками, купола церквей. Совещание устроили в поместье, которое спряталось в одном из парков на северном берегу Немана. Невидимая охрана, засевшая под каждым кустом. Бдительные городовые, усиленные прибывшими в срочном порядке полицейскими из других городов. Четверо волхвов вместе с парочкой архимандритов в черных рясах. Боевой кулак, способный прикрыть от любого злоумышленника или превратить того в пепел. Иван Второй крайне болезнено отнесся к Варшавскому конфузу и после полученного нагоняя все тайные службы государства были готовы лечь костьми, но не допустить повторного прокола. В случае любых проблем маячила не позорная отставка, а петля. Вот и рыли землю.

На большом столе поверх расстеленной карты северной Африки лежали кучки фишек. Застывшие у стены адъютанты были готовы предоставить любую справку по войскам, снабжению и персоналиям, если такая понадобится.

– Генеральный штаб подвел итоги первого этапа операции. Благодаря вашей поддержке на море, мы сумели не просто закрепиться и перебросить тылы. Мы вцепились в захваченную землю и нас обратно уже не сковырнуть. – Вышагивая рядом со столом, кургузый мужчина в черном френче по привычке размахивал тонким хлыстом, помогая себе озвучивать накопившееся. – Передовые части на границе Туниса и Алжира. Скауты уже пытаются прощупать подходы к Дебдебу и Ин-Аменасу. Отдельная группа усилит Марзук и захватит Гат. Таким образом к началу сентября можно будет формировать первую линию границы в пустыне, с возведением форпостов. И подопрем французов в Алжире с юга.

– Людей хватит? – спросил Иван Романов, застыв у другого края стола и помешивая ложечкой сахар в фарфоровой чашке. Бегать вслед за Вильгельмом императору не хотелось.

– Более чем. Главная проблема сейчас даже не то, сколько штыков мы вольем в бездонную бочку, а как быстро сможем наладить нормальное снабжение и переброску сил быстрого реагирования по занятой территории. Дороги... Там нет нормальных дорог. Я уж и не говорю про железнодорожные перевозки. Почти пятьдесят тысяч человек, которых надо кормить, поить и обеспечить материалами для строительства. Если на побережье хоть что-то навалили на складах, то в пустыне – ноль.

Знакомо. С похожими проблемами Российская Империя столкнулась, когда начала осваивать Каракумы. Хива и Бухара не сразу смогли превратиться в зажиточные губернии, сначала в песок пришлось вбухать очень большие деньги.

– Корабли с грузами из Египта и Порты уже в пути. Продовольствие, бревна, уголь. Все, что наши союзники готовы предоставить для будущего успеха. Насколько мне известно, выгребли практически под чистую запасы, которые оставляли на черный день.

– Капля в море, – фыркнул Вильгельм Пятый. – Но хоть это.

– Из Одессы второй караван вышел вчера. Первый должен разгружаться. Кроме того, свободные транспорты для будущих переселенцев отправлены в Триест.

– Слышал. Мы собрали почти пятнадцать тысяч фольксдойче, кто готов рискнуть.

– Что касается дорог, то у меня есть предложение. На первые полгода-год можно воспользоваться временным решением. Мы его опробовали в свое время в Каракумах, вполне неплохо получается.

– Да? – заинтересовался немец.

– Ведуны при помощи силы огня спекают песок в узкой полосе, превращая его в полотно. Машины, телеги, люди вполне могут пользоваться. Скорость возведения – по несколько миль на одного ведающего в день. Делает перерывы для отдыха и восстановления сил, зато нет необходимости тащить гору строительных материалов немедленно. Протянем транспортные нитки по основным направлениям, дадим возможность корпусу закрепиться на захваченной территории. Добровольный инженерный батальон уже грузится. Будет решать эту задачу в кратчайшие сроки.

Замерев у карты, Вильгельм посмотрел на хлыст, не глядя протянул его за спину адъютанту и впервые с момента встречи улыбнулся:

– Я рад, брат мой, что получается решать проблемы совместно. Мое сердце радуется, видя, что Российская Империя поддерживает нас в любых начинаниях. Отлично. Значит, при должном старании в начале октября приступим ко второму этапу, двинемся дальше. И к зимней непогоде вся Сахара будет под нашим контролем... Предлагаю перекусить и можно будет уточнить детали.

* * *
Рота Шольца добралась до промежуточной стоянки. Еще день – и можно занять Эль-Увайнат. Оттуда еще двое суток до Гата. Сомнительно, что противник оставит столь важный пункт без прикрытия, но гауптман надеялся, что имеющимися силами получиться провести разведку. В крайнем случае, закрепиться в Эль-Увайнате. Дождаться русских, застрявших неподалеку от Марзука. И начинать обживаться на новом месте.

За прошедшие две недели у Шольца только небоевые потери. Двое в обозе, свалившись от перегрева. Еще одному досталось по ноге во время разгрузки, тоже временно катается на телеге. Остальные унтеры и солдаты стойко переносят выпавшие на их судьбу невзгоды. Почти две сотни человек, если считать приданных на усиление пластунов.

Кстати, на самого молодого из русских штурмовики буквально молятся. Рядовой Сергий Макаров, воспитатель злобного как черт огромного ворона. Птица терпеть не может, если кто-то пытается ее погладить и любые угощения берет только из рук хозяина. При этом каждый день мотается по всей округе, возвращаясь в сумерках. Успевает и пожевать себе добыть, и барханы с высоты проверить. Зачастую приносит Сергию пойманных змей или местных грызунов с тонкими задними лапами и хвостом с кисточкой. Парень не брезгует добычей, свежует и пускает в общий котел. Поначалу бойцы относились к свежему мясу настороженно, но потом распробовали и звено Макарова уплетает теперь свежатину, аж за ушами трещит.

За время перехода получилось заблаговременно подготовиться и встретить две банды мародеров, грабивших местные хибары. Самая крупная стычка произошла вчера. В этот раз на германцев вышли не бедуины на верблюдах, а непонятный сброд: все как один чернокожие, с кучей холодного оружия и протухшей водой в бурдюках. Судя по всему, хотели добраться до дороги, повернуть направо и дальше до ближайшего оазиса. Благодаря Сергию и пластунам чужаков встретили между дюнами, подняв на гребни картечницы Шмайссера. Шквальный огонь, открытый в упор, не позволил бандитам атаковать или убежать. Троих, кто выжил под обстрелом и рванул назад, сняли стрелки. Обшарили убитых, свалили тела в общую кучу и двинулись дальше. Роте необходимо было выполнить поставленную боевую задачу. Организовывать патрульную службу и отлавливать любителей пограбить будут другие, для кого Шольц пробивал дорогу.

– Герр гауптман! Привал через час! Русские осмотрели место, посторонних нет!

– Спасибо, Дирк. Сообщи остальным, что как разобьем бивак, жду взводных ко мне. Будем решать, как лучше завтра занять Эль-Увайнат. Не забудь пластунов предупредить.

Вахмистр Кизима присутствовал на всех совещаниях с самого начала похода. После того, как добрались до свертка на Марзук, по его рекомендации стали приглашать и Сергия. Парень нравился Шольцу: молчаливый, зря не болтает. Если что-то и говорит, то исключительно по делу. Иногда складывалось впечатление, будто с кем-то со старых бойцов из штурмовиков общаешься. Хотя Макарову даже шестнадцать не исполнилось. Как в добровольческий корпус записался – непонятно. Наверняка несколько лет добавил на вербовочном пункте.

В любом случае – завтра к вечеру надо закрепиться в деревушке. Там – вода. Крыша над головой. Оттуда уже видно невысокие горы, вдоль которых тянется дорога до Гата. Набраться сил за два-три дня для последнего рывка и можно считать, что бесконечный поход завершен. Проклятый песок, камни, редкие кусты перекати поля, бегущие под порывами ветра. Будущий благословенный край, о котором так мечтал Шольц. Странно даже, почему. Неужели солнце успело напечь голову еще в Германии?

* * *
На совещании Сергий поднял руку. Это было необычно.

– Герр гауптман, у меня есть сомнения, что получится завтра добраться до деревни без приключений. Вот наброски карты местности.

На стол лег серый лист, на котором угольным карандашом Макаров изобразил две нитки улиц, точки строений и контуры холмов. Как он это делал, ни разу не побывав на неисследованной территории, не спрашивали. Улыбнется и не ответит. Но за все время совместных рейдов ни разу не ошибался. Умники из унтеров шептались, что это ворон на песке рисует, а пацан запоминает. Никто это лично не видел, но других объяснений не было.

– Дорога идет с запада на восток. За деревней уходит в холмы, которые возвышаются саженей на пятьдесят и позволяют контролировать территорию.

– Сажени – это сколько?

– В метрах – холмы около ста... Дальше, вот здесь, с севера, небольшая гряда, метров двадцать высотой. Почти упирается в Эль-Увайнат. Федор облетел округу и подсказал, что с запада камень изрыли, подготовив позиции для обороны. Если мы войдем в деревню, накроют артиллерией. Там три версты от силы, любая полевая гаубица накроет нас хоть шрапнелью, хоть фугасом.

– Пушки тоже есть?

– Парочку ворон заметил. Низко не опускался, вооруженный народ в скалах мелькал.

– Почему они не заняли деревню?

– А зачем им? Я так понимаю, источники воды у них тоже есть. Эль-Увайнат открыт пескам со всех сторон. Северный холм легко контролируется с гряды. Если мы пойдем маршем по дороге, нас прямо на ней и закопают. Не удивлюсь, если и в лачуги какие-нибудь гостинцы напихали. Буры в свое время так британцев подрывали. Шахтерская машинка, провод и ящик динамита. Замаскировать все можно сто раз, пока здесь болтаешься.

Новость не понравилась.

– Что предлагаешь?

– Разбить лагерь вот здесь, с другой стороны. Есть доступ к воде, холмы с крутыми склонами, вполне можно обустроить оборону. Мало того, не похоже, чтобы нас так быстро ждали, поэтому сделать это сможем незаметно. Затем мы с пластунами пройдемся по округе, посмотрим, кто это решил в Гате окопаться.

– До Гата двое суток пешком.

– На грузовике несколько часов, а дорога есть. На карте она отмечена. Кроме того, этот кряж – уже Тазили. Скалы, ручьи, нагромождения камней. Скорее всего, мы столкнулись с передовым постом основной группировки. И без доразведки совать голову в пасть тигру...

– Понял тебя, камрад... Какие еще будут предложения?

Поколдовав чуть с картой, взводные согласились, что лучше пока закрепиться на подходе к вражеским позициям и обшарить всю округу, чтобы разобраться в обстановке. Торопиться и грудью идти на пушки с пулеметами – это верх глупости. Особенно, если у роты отличная разведка, которая позволит понять, в какое именно дерьмо вляпались штурмовики.

* * *
Глядя на ночное небо, Шольц любовался огромными звездами в черноте. Дома – вид над головой совсем другой. Здесь – бездна. И яркие искры, щедро рассыпанные мирозданием. Вот только люди не смотрят на них. Люди заняты другими проблемами: как перерезать глотку ближнему и занять чужой оазис с водой. Потому что вода здесь – это жизнь. Это караванные тропы. Это шанс увидеть завтрашний день.

Увидев, как к своим кострам двинулись Макаров с вахмистром, Август окликнул парочку:

– Комрады, не хотите попробовать наш табак? Держал последнюю пачку для особого случая, только что распечатал.

Кизима поблагодарил и взял одну сигарету на пробу. Сергий вежливо отказался – он так и не начал курить, хотя среди солдат дымили многие.

– Завтра к вечеру нас должны нагнать добровольцы, ваши старые знакомые. Гауптман Седецкий, направлен для усиления штурмовиков и контроля территории между Тазили и Марзуком. Лагерем стоит в пяти днях от нас, сюда пришлет один взвод.

– Роту же собирались отправить на побережье?

– Туда перебросили войска с метрополии. Поэтому сочли возможным уже выдвинутые в пески подразделения отправить дальше.

– Хорошая новость. Еще полторы сотни бойцов не помешают. Пока стояли на старом месте, чуть пообтесались. Не совсем новобранцы, – отметил Сергий, автоматически прислушиваясь к слабому завыванию ветра в барханах.

Сергий быстро перевел Кулияру сказанное. За время совместного похода Анисий Лазаревич успел поднабраться немецких слов, но беглую речь понимал плохо.

Делая очередную затяжку, Август продолжил:

– Еще трое лекарей. И это меня радует еще больше. Если дойдет дело до прямого столкновения, медики нам не помешают.

– Им нужно будет в тылу пещерку отрыть. Чтобы при обстреле не зацепило.

– Сделаем... Хотя для меня все еще странно, кому понадобилось ковыряться в местных камнях. Проклятое богами место.

Казак кивнул, соглашаясь с офицером, но Макаров неожиданно возразил:

– Зря вы так, господин гауптман. По мне – в центре Сахары это самый удачный участок, который стоит прибрать к рукам.

– Почему? – заинтересовался Шольц.

– Сюда сходится большая часть местных дорог. Взяв под контроль скалы, вы автоматически перехватываете любые караваны, которые идут через центр пустыни. Дальше – полно ручьев, что говорит о больших запасах подземной воды. Хозяину Тазили даже не понадобится сильно вкладываться в озеленение, как другим фермерам в песках. Почва относительно плодородна. В сезон дождей собрать всю выпавшую влагу, развести по каналам, как делают на берегах Нила во время разлива. Насосы и полив в жаркий сезон. Все – у вас виноградники, между скал можно рис или хлопчатник высаживать. Заплатить специалистам, кто Каракумы поднимал, они помогут превратить весь скальный массив в благодатный край.

– Интересно. Но как быть с соседями?

– Перед вами практически неприступная крепость. Вода своя, еда тоже будет своя. Камни для строительства, наверняка пещер полно, которые можно на первое время под склады приспособить. Дороги отсюда в любую сторону. Вы с главных высот простреливаете все вокруг на мили. В ключевых точках пулеметы, пушки. Несколько крепостей. Все – вас не сковырнуть. Любой противник будет в точно такой же ситуации, как мы сейчас. Биться головой о стены – значит, терять людей.

– Мне надо подумать над этим, – затушил бычок командир роты, перестав разглядывать небо и вернувшись к более насущным проблемам. – Кстати, если речь зашла о штурме. Что мы можем сделать против вероятного противника? У которого вода, припасы и кто оседлал все ключевые высоты?

– Выманивать на себя. Доразведаем округу и надо будет как-то вытаскивать их. Если в скалах сидит не взвод, а больше, пластунам всех не вырезать. Поэтому придется по-старинке. Показывать им голую задницу и бежать к себе в надежде, что идиоты рванут следом. Уже на наши пулеметы.

* * *
Гауптман не ошибся. Не успела рота незаметно закопаться в холмы на востоке от вымершей деревни, как их нагнал второй взвод русских добровольцев. Вместе с двумя фельдшерами и молодой сестричкой в придачу. Удержав внутри заковыристую тираду, Шольц приказал занять уже подготовленные места и соблюдать правила светомаскировки. Штурмовики не хотели раньше времени выдавать неприятелю занятые позиции.

– Госпиталь разворачиваете здесь, в пещере. Она пока маленькая, но за пару дней углубим и построим из камней стены хотя бы по-пояс. Ваша вторая задача – проверить ближайшие источники на предмет заразы. Два – к северу, там запасаться будем только ночью. Третий позади, в двух верстах.

– Почему не в деревне? – спросил пожилой усач, возглавивший крохотный коллектив медиков с самого начала путешествия от побережья.

– Потому что пушки дотянутся, а на дальних холмах соседи как раз артиллерию и сунули. Значит – нос лишний раз не показываем, не шумим и никоим образом себя не обнаруживаем.

Выглянув из-за спин фельдшеров молодая девушка в буром от пыли платье возмутилась:

– Мы же “Красный крест”! Как можно по нам стрелять!

– Бурам это расскажете, фройляйн, которых британцы в концлагерях уничтожали... Все, вот вам для налаживания быта унтер Вайс, по любым вопросам обращайтесь к нему.


Когда Сергий увидел знакомое лицо, то от неожиданности чуть глаза не стал протирать. Потому что встретить в центре Африке горбуна из кабака – это из разряда дурного анекдота. Или ночного кошмара. Но самое плохое, так это недовольный вид бородача, покрутившего головой и двинувшего напрямую к парню.

– Отрок, не подскажешь, чей ворон по округе летает?

– Мой.

– Да? Тогда примани, надо его осмотреть. Сомнения у меня эта птица вызывает.

Приплыли. Теперь еще храмовник под ногами будет путаться, будто других проблем мало.

Вздохнув, Сергий встал с камня, на котором пристроился поужинать, и максимально вежливо ответил:

– Божий человек, тебе делать нечего? Или в дороге голову солнышком напекло? Сходи к полевому капеллану, попроси, чтобы задач нарезал. Православных в сводной роте почти тридцать душ, будет чем заняться.

– Это само собой. Но птицу покажи.

– Или что?

– Или будешь с господином капитаном объясняться, а потом с первым пароходом домой отправишься, ответ перед епископатом держать. Думаешь, я скверну не чую? Я нечисть еще на северах искоренял, жег каленым железом.

– Вот и искореняй. На северах... Что касается неудовольствия господина Седецкого, так он меня и так терпеть не может. Одним взысканием больше, одним меньше, невелика потеря.

Горбун с удивлением понял, что этот молодой солдат совершенно его не боится. Ладно бы германцы, у тех свое командование, свои пастухи заблудших душ. Но чтобы среди добровольцев и на вольнодумца наткнуться? Хотя, студиозусов записалось полно, а у них постоянно ветер в голове.

– Нарываешься, отрок?

– Кадилом в другом месте махать будешь, блаженный. Здесь фронт, война и мы жизнью рискуем не для того, чтобы кому-то помочь на костях карьеру построить. Не знаю, за какие грехи тебя в Африку сослали, а я в вере тверд и ротный батюшка меня хорошо знает. Когда не в разведке, каждое воскресенье на исповеди с отцом Софроном встречаюсь. И, в отличие от тебя, видел, как он пулям зря не кланяется... Еще вопросы есть?

– Не хочешь по-хорошему, я сам...

Закончить горбун не смог, потому что Макаров буквально впечатал его в каменную стену промоины, где прятались солдаты и прижал тонкое лезвие кинжала к левому глазу:

– Слушай меня, инок безмозглый. Второй раз повторять не стану. Если у Федора хотя бы перышко пострадает, я тебя на ремни распущу собственными руками. И плевать мне на епископат, церковные дрязги и твое желание выслужиться, дабы домой за чинами и наградами вернуться. Не веришь? Могу прямо сейчас...

– Макаров, отставить! – пролаяли из-за спины.

Медленно убрав острую сталь, Сергий шагнул назад, вытянулся в струнку и отрапортовал:

– Есть, отставить, господин гауптман!

– Причина конфликта?

– Господину храмовнику захотелось суп из птицы попробовать. Курицу в пустыне найти не смог, теперь к Федору приглядывается.

– Понятно. Можешь быть свободен.

– Есть, господин гауптман!

Дождавшись, когда парень подберет пустой котелок с ложкой и растворится в сумерках, Шольц повернулся к мрачному монаху:

– Что ты здесь делать? Понимать меня?

– Да, господин капитан, понимаю. Меня ротный батюшка прислал в помощь. Сам позже будет, когда господин Седецкий с остальными солдатиками доберется.

– Понятно... Слушать меня внимательно, приста. Я отправить могу тебя обратно любой момент. И кайзер даровать мне право наказать любого, кто мешать выполнять мой долг... Макаров и его ребе – мои глаз и уши. Его птица спасти парней много дней подряд. Если на тебя будет еще жалоба, пристрелю как бешенный собак. Лично... Понимать?

– Да, господин капитан.

– Быть свободен, приста. И не дать мне повод.


За вечерним чаепитием Герасим ощутил настороженность, которая исходила от казаков. Прибывший взвод расквартировали рядом с другими русичами, горбуна в роте успели узнать за время марша через пески. И то, что пластуны косятся в его сторону, обидело.

Перед отбоем к костру подсел вахмистр. Протянул раскрытый кисет, поделился табаком. Свернул самокрутку и предупредил, прикурив от головешки:

– То, что батюшка Софрон тебя знает и нам на подмогу прислал, это хорошо. А то, что ты сразу с лучшим разведчиком собачиться начал, это плохо.

– Померещилось мне. Может быть, с дороги устал.

– Вот пусть так и будет. Померещилось с жары... Потому что ты здесь человек новый, а мы с парнем какой месяц вместе песок жуем. И Федор его в самом деле жизни спасал и не один раз. Так что, не принимай на свой счет. Но если с птицей в самом деле что случится, герр гауптман не успеет пистолет достать. Мы тебя сами израсходуем. Чтобы господин офицер грех на душу не брал.

Глава 3

23 августа 7426


Смахнув пот с грязного лба, молодая девушка начала в десятый раз перекладывать на плоском камне сумки с медицинскими принадлежностями. Русские добровольцы вместе с немецкими штурмовиками зарылись в щели и промоины на холмах, превратившись на время из людей в кротов. Окопы, стрелковые ячейки, пещерки для того, чтобы укрыться от обстрела. Любые булыжники по возможности перекатывали, возводя стены, огораживая отнорочки и кострища. К сожалению, заниматься столь тяжелым и пыльным трудом Сашеньке не разрешили. Да она и не смогла бы большую часть каменюк даже с места сдвинуть. Вот и убивала свободное время под навесом, в отведенном под госпиталь углу.

Когда отличница гимназии вместе с другими медиками всходила по гнущимся сходням на корабль, то мечтала о карьере целителя. Как будет спасать жизни, покроет себя славой и вернется домой с ворохом газетных вырезок, дабы порадовать родных черно-белыми фото.

Действительность превратила мечты в бурую пыль. Жара. Песок, проникающий в любую щель. И бесконечная беготня в стиле “подай-принеси”. Любые попытки попасть в главный госпиталь в ассистенты к ведущим хирургам разбивались на очередь, где уже давно ждали счастливый шанс другие обладатели повязки с красным крестом. У многих был опыт, несколько человек приехали напрямую из больниц, чтобы начать карьеру со столь желанной строчки в личном деле: “участник боевых действий, действующий врач добровольческого корпуса”.

Самое грустное произошло совсем недавно. Вызов в штаб и приказ: отбыть в Марзук вместе с другими специалистами. Германия начинала обустраивать южные границы, отправив туда часть своих сил. На попытку возразить, последовал равнодушный ответ:

– Милочка, вы в армии. Если вас что-то не устраивает, пароход в Одессу уходит завтра утром. Пишите рапорт и освобождайте место более достойным.

Не дождетесь. Глотая злые слезы, Сашенька расписалась в толстом гроссбухе “с приказом ознакомлена” и пошла собирать вещи.

Потом была долгая дорога через бесконечные пески. Почти в начале пути их присоединили к роте капитана Седецкого, которую бросили затыкать дыры в центре Сахары. Первую неделю офицер пил, проклиная штабных. Удивительно, что по жаре не свалился с белой горячкой, добив остатки здоровья. Но потом взял себя в руки, привел помятый организм в порядок и остаток путешествия флегматично покачивался в седле, изредка развлекая беседой фельдшеров и сидевшую рядом на телеге грустную девушку.

С каждым прожитым днем Сашенька все лучше понимала, что весь ее благородный порыв был обычной дурацкой детской выходкой. Захотелось блеснуть перед друзьями и знакомыми. Помчалась за пустой мечтой, доставив столько страданий близким. А что в итоге? Зря потраченное время. Лечение бесконечных ушибов, порезов и тепловых ударов – вот и все, что она делала полезного с момента, как вступила на землю Африки. Теперь нужно думать, можно ли из авантюры выбраться с минимальными потерями. Например, просидеть под обжигающим солнцем еще пару недель на “передовой”. Дождаться, когда германцы закрепятся на очередном рубеже и уезжать.

Да, господин Седецкий волевым решением прикомандировал всех троих медиков к своей роте, а потом переправил поближе к штурмовикам. Может, хотел таким образом наладить отношения с герром Шольцом. Формально – тот его начальник, хотя оба в одном и том же звании. Но, если попросить, то вряд ли будут возражать, чтобы девушка перебралась в Марзук. Там подобие нормальной больницы, даже врач вроде был. Досидит положенные три месяца под соломенной крышей и в обратную дорогу. Домой.

Последнее, что вызывало раздражение, так это один из рядовых. Молодой солдат, чем-то напоминавшей ей больничного спасителя. Хотя – тот был вроде как постарше, а этот – настоящий худой разбойник. Загоревший до черноты, в вылинявшей форме с белесыми солевыми разводами на спине и под мышками. Быстрый в движениях, мелькавший где-то в отдалении утром и вечером. В остальное время – пропадавший в бесконечных вылазках по округе. Но самое забавное – это громадный черный ворон, крутившийся рядом с парнем. Про птицу девушка уже слышала байки. Будто крылатый демон терпеть не мог капитана Седецкого и пару раз старательно нагадил тому на мундир. За что хозяину ворона изрядно досталось.

Здесь, в пустыне, ворон не сошелся характерами с духовником солдат, горбуном Герасимом. Почему они друг друга невзлюбили, непонятно. Но в первый же день птица дождалась, когда монах в обед встанет за чаем, каркнула и метко “отстрелялась” вонючим пометом по каменному “стулу”. Так сказать, дала понять, что терпеть не может мрачного калеку. Больше его не донимала, держалась как можно дальше. Впрочем, и ее хозяин тоже, сидел или рядом с пластунами, или вообще уходил к штурмовикам поиграть на чужой губной гармошке.

Подойти поближе и познакомиться нормально Сашенька постеснялась и теперь корила себя, что никак не может выбросить из головы подростка. Скорее всего, чей-нибудь родственник из штабных, раз сунули в самую дальнюю часть. Помотается по пескам, вернется к морю и поедет домой с медалькой. Не стоит он ее внимание, вот ни капельки.

Решив, что с этой проблемой она точно разобралась, девушка поправила сумку с бинтами и посмотрела по сторонам. Времени полдень, на холмах, как в духовке и заняться совершенно нечем. Может, напроситься за водой на дальний ручей? Хоть какое-то развлечение.

Трудно смотреть на себя со стороны. Поэтому Сашенька не замечала, что прежняя легкомысленная девочка постепенно исчезает, растворяется в прошлом, уступая место другому человеку. Александра Николаевна Найсакиной. Отвечающей за свои слова. Сначала думающей и только затем выполняющей данное обещание. Если бы ее видела мама, то подсказала бы, что дочь просто-напросто повзрослела.

* * *
Третье утро подряд Гарнер просыпался с чугунной головой. Хотя, чем удивляться? Десять тысяч фунтов спиртного, это много. Это непростительного много. И весь груз куплен сразу, без каких-либо попыток торговаться. Складирован под охраной среди камней. Что поприличнее, прибрали к рукам господа офицеры. Остальное отдали на откуп навербованному сброду. Ирландцы, французы, англичане. Больше первых. Но все уже настолько устали от проклятой пустыни, что перемешались и рвутся в бой хоть куда-нибудь. Песок и камни надоели всем без исключения.

Проблем две. Первая – это полная неизвестность с расположением вражеский частей. Поблизости никого нет. А мотаться по барханам, пытаясь найти германские части – дурацкий способ самоубийства.

Проблема вторая – еле ползущие на помощь дикари из Нигерии, Золотого Берега и французских владений. Пресловутое пушечное мясо, кого погонят в первых рядах. Больше половины добрались, из них даже получилось сколотить подобие штурмовых отрядов. Но остальные все еще бредут вслед за проводниками, попутно отвлекаясь на разграбление любой деревни, которая попалась по дороге.

– Гарнер, завтракать будете?

Это Флетчер. Молодой британец, за каким-то чертом присланный в эту дыру. Как он говорит – для оказания помощи и организации связи руководства сборной солянки с большими людьми за проливом. Так ли это – непонятно, хотя на телеграф захаживает. Мало того, вроде бы офицеры в открытую поздравляли британца с успехами в продавливании местных интересов на высшем уровне. С его подачи недавно пригнали еще шесть грузовиков, забитых снаряжением под завязку и четыре броневика. Один, правда, сломался и его волокли на тросе. Остальные хрипят движками, словно астматики, но хоть какая-то броня и башни с картечницами, этого должно хватить удержать местные позиции перед любыми ордами бедуинов. Даже бесхвостые обезьяны прониклись и присмирели. Теперь почти не задирают солдат, предпочитая отплясывать в стороне от основного лагеря.

– К черту завтрак. Если я еще раз с вами вечером так надерусь, меня повезут через Атлантику вперед ногами.

– Это все жара. Будь мы дома, вы бы и не заметили, сколько выпили. Душ, горячий чай или кофе, прогулка по городским улицам... Черт, иногда мне кажется, что другой мир просто не существует. Мираж... А ведь я здесь только пару недель, а будто целая жизнь прошла.

– Кстати, вы хотели побеседовать с аборигенами. Я сегодня иду к ним, буду выменивать разное барахло на амулеты. Может, получится выторговать что-нибудь стоящее.

– Я бы не торопился, – Флетчер полил на голову воды из кувшина, растер лицо полотенцем и объяснил, что именно хотел сказать: – Вчера вечером грузовики окончательно освободили от ящиков. Одновременно с этим из песков приползли два идиота, отбившихся от своего отряда. Благодаря картографическому кретинизму им удалось уцелеть. Радуйтесь, дамы и господа! Гунны у нас под боком! Сегодня отправят поисковые группы, чтобы понять, сколько их и где именно окопались. Завтра-послезавтра начнут проверять на вшивость.

– И чем мне это поможет?

– Амулеты перед битвой вам никто не продаст. Если речь идет о действительно полезных вещах. Предлагаю подождать неделю. За это время большая часть дикарей поймет, что от пули всех их штучки-дрючки не спасают. Плюс что-то можно будет собрать с убитых. Так что выбор у вас будет и все по демпинговым ценам.

Подумав, Гарнер вынужден был согласиться:

– Хорошая идея. Рабочая. Неделя у меня еще есть, а вот две без каких-либо результатов я уже не смогу обосновать боссу. Уговорили. Кстати, сами в битву не собираетесь? Дабы стяжать славу?

– А говорят, что только жители Туманного Альбиона обладают извращенным чувством юмора. Главное, что я вынес с учебы в военном училище, это понимание, насколько ценная личная шкура. И как легко заполучить в ней кучу дырок, не предусмотренных природой. Я готов перекладывать карты где-нибудь в тылу, подальше от пуль и снарядов. И совершенно не горю желанием украсить собой некролог в “Таймс”.

– Полностью разделяю ваши взгляды... Хотите добрый совет?

– Разумеется.

– Что я понял после некоторых инцидентов в Чикаго, так это важность собственного автомобиля. Дирижабль у меня вряд ли кто сможет отнять, я уже постаралсяобезопасить себя на эту тему. А вы присмотрите грузовик покрепче. И сделайте так, чтобы без вас он не мог ехать. Полный бак, перегнать поближе, чтобы был под руками. Несколько стволов под сиденьями. Тогда в случае больших неприятностей вашим родным в самом деле не придется тратиться на некролог в центральных газетах.

– Думаете, все будет настолько плохо?

– Понятия не имею. Но, как говорила моя покойная бабушка, лучше иметь запасной выход из коровника, чем погибнуть под копытами взбесившегося быка. Кстати, умерла в своей постели, когда ей было сто два года.

– Грузовик и оружие. Я понял. С меня – информация. Вдруг что еще разузнаю. Спиртное вам все равно не нужно.

Закончив умываться Гарнер согласился:

– Да, самогон оставим более сильным телом и духом. Я постараюсь переключиться на пиво. Осталось только найти его в этой проклятой всеми богами дыре.

* * *
Накрывшись тонким одеялом, Сергий закрыл глаза и попытался настроиться на медитацию. Уже месяц каждый вечер перед сном парень старался вспомнить прочитанное в архиве покойного Зевеке, построить в голове те или иные рунные схемы и ощутить их звучание. Неизвестно, чем был вызван выверт подсознания, но память после нападения ведьмы сыграла странную штуку – Макаров мог воспроизвести любую прочитанную страницу из книги или дневников. Можно сказать, весь изученный материал постоянно с ним, даже открывать ничего не нужно. Оставалось только повторять, примерять на себя те или иные знания, пробовать выстраивать сложные плетения и добиваться их практически мгновенного появления перед глазами. Силой не напитывал, чтобы не пугать окружающих, но большую часть основ теперь мог воспроизвести по щелчку пальцев. Все то, что наставник заботливо собирал, копил и проверял на практике, Сергий впитывал, словно губка, переводя сухие строки и чертежи в работающие заклятья. Да, рядом никакая нежить не мелькала, но того же Федора пару раз пришлось латать, восстанавливая поврежденные крылья. Первый раз с местной ушастой лисой сцепился, второй – порывом ветра швырнуло на колючий куст. Хозяин подшаманил – и ворон снова как новенький.

Одновременно с защитными схемами тренировал чутье на изменение окружающей обстановки. Те самые “тонкие материи”, о которых под конец писал Герман Ерофеевич. Умение буквально загривком ощущать приближающиеся неприятности. Потому что все, что хочет тебя убить, уничтожить и сожрать бренную тушку, так или иначе транслируют свои чувства, намерения и злобу. Если ощутить отражение эмоций, зацепиться за темноту, клубящуюся в душе врагов, можно получить шанс. Крохотный шанс среагировать первым. Быть быстрее, бить на опережение и не подставлять спину неожиданной атаке.

После ужина у костра остались только Макаров и трое староверов. Пластуны последние дни вообще четверку не разбивали: бойцы понимали друга без слов, действовали слаженно и умудрялись забраться в такие дыры, куда даже казаки старались не соваться. Обшарили округу, проверили возможные подходы к лагерю, перехватили чужую поисковую группу. После допроса сообщили полученные сведения командованию: о германцах противник узнал, пытается нащупать лагерь и готовит силы для атаки.

Переворошив угли, Фокий Мордин неожиданно спросил:

– Сергий, ты ведь из ведающих? Вряд ли волхв, те с насиженных мест по чужим краям не болтаются. Но явно из одаренных.

– Это что-то меняет, Фокий Карпович?

– Для нас? Нет... Мы с кудесниками завсегда в мире жили. Всем селом поддерживали, если кто о помощи просил. Зимы в Перелесье долгие, всякой дряни успеешь навидаться. А когда волшбой тебе стены укрепили, да тын вокруг наговорами подновили, то и весеннему солнышку радуешься... У нас сначала знахарка жила, потом к родне перебралась. Позже монах из борцов с нечистью два лета наездами заглядывал. Под конец чернец из Роконской пустоши осел, дом ему обществом справили. За порядком присматривал, с лесными духами беседовал и дрянь разную отваживал.

– Повезло вам, – Макаров допил кипяток и посмотрел на бородача. – В других деревнях знающих найти – чудо. Их по всему Северу по пальцам одной руки.

– Точно. К нам даже священники иногда приезжают, у него совета спрашивают... Я к тому, чтобы ты не беспокоился. Мы тебе спину завсегда прикроем. И на горбуна можешь не коситься, укорот дадим. Чтобы ни к тебе, ни к птице не лез... Надо совсем на белый свет озлобиться, чтобы простых вещей не понимать. И пытаться найти зло там, где ты жизни солдатские спасаешь.

– Спасибо, Фокий Карпович. Хоть и слишком ты меня высоко возносишь, но от помощи не откажусь. Скоро нам всем помощь понадобится. Чувствую, последние деньки удается как мышке под веником отсиживаться.

* * *
Темно-синий трамвайчик весело бежал по Иерусалимским Аллеям Варшавы, распугивая многочисленных прохожих звоном колокольчика. Приличная публика сидела на отполированных деревянных скамьях, разглядывая пятиэтажные дома по левую руку, где на первых этажах у каждого магазинчика красовались вывески на двух языках: польском и русском. Направо, в сторону монументальных торговых рядов, косились презрительно. Польских вывесок не было. Арендовавшие здание купцы плевать хотели на местную “фронду” и фырканье покупателей, возомнивших себе много лишнего. Все эти “Польска от можа до можа” звучат громко до первого городового. После чего – кутузка и Сибирь. За попытку подрыва государства. Ну и ценник сразу мозги хорошо прочищает. Не нравятся товары из других губерний? Иди к “своим” и плати втридорога.

Зацепившийся за подножку трамвая мужчина в потертом пиджаке по сторонам посматривал равнодушно, краем глаза отмечая нужного ему персонажа: высокого господина в дорогом льняном костюме и кокетливой фетровой шляпе, лихо сдвинутой на затылок. Сразу видно – приезжий. Местные модники давно перешли от классической федоры на трильби, а кто считает деньги от зарплаты до зарплаты носят кепки с широкими козырьками. Без головного убора выйти на улицу – дурной тон, не поймут. Но местную моду лучше не игнорировать. Или будешь бросаться в глаза в пестрой толпе. Вот и франт, пытается особо не выделяться, а все равно будто прыщ на пустом месте.

Адам Барг выбрался из трамвая и пошел в сторону реки. Он неплохо потрудился утром и ему было плевать, что о нем думают окружающие. Вчера удалось получить аванс, сегодня с утра встретится с пронырливым частным детективом и на следующей неделе будут результаты. Да, Барг никоим образом не пересекался с людьми из британского консульства в Варшаве. И не подрабатывал на официального резидента. Зато долго и упорно выполнял разные интересные поручения от мистера Такера, который решил доверить перспективному и пробивному мужчине серьезное задание. Навести справки, собрать сплетни и слухи, подергать за выявленные ниточки. Ничего сложного, рутина.

Свернув на Розбрат, Адам неспешно двинулся по посыпанным песком парковым дорожкам. Еще пятнадцать минут – и дома. Очередной съемный угол, но его устраивает. Тихо, поднялся на третий этаж по скрипучей лестнице и забыл про шум большого города. Окна смотрят в сторону деревьев, слышно пение птиц и редкий цокот копыт проезжающих экипажей. Облюбованный ресторанчик в пяти минутах ходьбы, до набережной рукой подать. Дождаться отчет нанятого детектива, получить деньги и можно устроить отдых на Лазурном Берегу. В Германию ехать не хочется, в газетах жалуются на дороговизну продуктов. Варшавский протекторат уже наскучил. Самое время развеяться во Франции.

Шагавший чуть позади сопровождающий в рабочей одежде оглянулся, быстро нагнал цель и дважды ударил острым лезвием в спину – в правую и левую почку. Не замедляя шаг свернул на боковую дорожку и через пять минут уже снова цеплялся за проезжающий мимо трамвай, направляясь на окраины города. Мертвого Адама Барга нашла через полчаса гувернантка, забравшая воспитанников из школы. Полиция опросила прохожих, разослала словестный портрет погибшего по другим участкам и сдала дело в архив с пометкой “ограбление”.


Сообщение в Нижний Новгород пришло на следующее утро. Расшифрованную депешу подали на серебрянном подносе, поверх остальной корреспонденции. Прочитав текст, сидевший в огромном кресле мужчина недовольно фыркнул:

– Британцев погубит снобизм. Считать себя умнее других и так топорно работать... Что с разовым исполнителем?

– Закопали, ваше превосходительство. Еще химией сверху посыпали, чтобы никакая собака не сунулась.

– Хорошо. Людей в Варшаве предупредить, чтобы сидели тихо. Не вздумали устраивать какую-нибудь самодеятельность. Придумали же – подзаработать для будущей акции... Никому доверять нельзя – все самому приходится планировать и перепроверять. В такое время поднять волну – моментально на карандаше у Особого отдела окажешься. Хватка у местных волкодавов отменная, мигом весь клубок размотают.

– Может, ниточки вообще оборвать, ваше превосходительство?

– Посредники моих людей знают?

– Никак нет, работали через студента, его давно в живых нет.

– Тогда не будем суетиться. Пусть на месте держат глаза и уши открытыми, может что полезное узнают. Новую акцию пока отложим. Не время сейчас. Пока не время.

* * *
Багровое солнце медленно садилось за далекую каменную гряду. Ветер трепал клубы черного дыма, доносил запах горелого мяса и вываленных внутренностей.

Спланированная оборона и планы, составленные командиром роты развалились, столкнувшись с идиотизмом одного единственного человека. Господин капитан Седецкий не удержался и решил лично поучаствовать в будущем сражении. Хотя его и просили остаться в резерве. Нет – сгреб всех доступных лошадей и верблюдов, при отдаленных звуках перестрелки сунулся левее и повел русских в атаку. Практически лоб в лоб на превосходящие силы противника. Чуть больше ста человек на тысячу наемников, не считая бесконечные толпы черных аборигенов, бегущих резать “белых обезьян”. В итоге штурмовикам пришлось контратаковать, спасая остатки разгромленного отряда. После чего трижды отбрасывать орды нападающих: вооруженных холодным оружием дикарей и стрелковые цепи следом. Под бесконечным артиллерийским обстрелом, вражеским огнем картечниц и ружейными залпами прущих вперед головорезов.

Если бы не четыре картечницы Шмайссера, смяли бы оборону. Как пить дать – смяли. Вся округа от занятого холма и до Эль-Увайнат завалена телами. С боков убитых куда меньше, обходными маневрами чужие офицеры не особо увлекались. Дорогу позади перерезали, мелькали вдали чужие фигуры. Но британцы сделали ставку на один таранный удар. И теперь откатились, зализывать раны. Учитывая их тотальное превосходство в живой силе и пушках, вопрос уничтожения остатков роты – дело одного-двух дней.

Пробравшись по узкой траншее, Сергий кивнул вахмистру, мрачно снаряжавшему обоймы к винтовке. Сквозь бинты на голове казака проступали пятна крови. Кизиму дважды цепляло осколками от шрапнельных разрывов. Хорошо еще, что господин гауптман приказал раздать все каски из обоза и заставил их носить. Если бы не эта защита, погибших в окопах было бы куда больше.

– Скажи, Сергий, какого ляда ты в атаку с архаровцами рванул?

– Так мы под прикрытием картечниц, Анисий Лазаревич.

– Ага. Такое прикрытие, что рубились всю дорогу и туда и обратно. Ладно башибузуки твои, пердуны старые. Им все бы только удаль молодецкую показать. Тебя-то куда понесло?

Пристроившись рядом, Макаров устало вздохнул. Помахать железом пришлось изрядно. Как и пострелять. Когда пробивали коридор для остатков русского отряда, парень раз пять простился с жизнью. Повезло, что германцы большую часть наемников прижали к земле, заставив попрятаться между невысоких барханов. Дикари с копьями и ржавыми мачете оказались намного слабее на удар, поначалу лезли, словно тараканы, затем дрогнули и побежали. Будь это регулярные части, легко бы не отделались. И так к ночи на ногах держались тридцать два бойца из приданной штурмовикам добровольческой роты. Еще двенадцать человек тяжелораненных рядом с госпитальной пещерой. Там же капитан Эраст Юлианович, до последнего махавший шашкой, изображая былинного героя.

– Принимай командование, Анисий Лазаревич. Из всех, кто по званию старше рядового, ты один остался.

– С Седецким что? Вы же его вытащили на себе, я видел.

– Две пули в грудь. Может до утра доживет, если лекарка вытащит. А может и нет.

– Беда... Сколько нас всего осталось?

– Германцев человек пятьдесят, да нас чуть больше тридцати в строю. Все. Счастье еще, что гауптман позаботился и патронов набрал с запасом, разве что оси тележные не лопались. Поэтому еще на день хватит.

– День... Завтра пушки подтащат и холмы с песком сравняют.

– Послезавтра. Ветер меняется, песчаную бурю тащит. До вечера будет глаза засыпать, только на следующую ночь угомонится. И как стихнет, тогда нас снова за глотку возьмут, это точно... Но день и ночь мы проживем. Назло всем.

Макаров был прав. Продовольствие и запасы воды позволяли прожить на месте минимум неделю. Проблема была в другом. Подмоги ждать особо неоткуда. До ближайших гарнизонов – три недели бегом. Марзук поддержать ничем не сможет – там полтора взвода калек, они даже отбиться от дикарей не смогут. Поэтому когда бритты утрут кровавые сопли и подтянут силы, то останется продать жизнь подороже. Здесь ведь даже не триста спартанцев, а куда меньше. Любой вражеской бригаде на один зуб.

* * *
Такого себе Сашенька не могла представить даже в ночном кошмаре. Стрельба, шрапнельные разрывы над головой, раненные и убитые перед твоими глазами. Из состояния ступора ее вывел окрик старшего фельдшера, дядьки Парамона. Рявкнул, приказал помогать и дальше девушка действовала уже буквально автоматически: подносила сумки с бинтами, помогала с перевязками, поила из фляги водой тех, кто сам уже не мог толком пошевелиться.

Совсем тяжело стало ближе к обеду. Тогда враги пристрелялись и обрушили огневой шквал по холмам, где окопались штурмовики с остатками разгромленных добровольцев. В тот момент Сашенька как раз копошилась неподалеку от покосившегося навеса, как над головой хлопнуло, а потом серая тень в грязной гимнастерке метнулась на встречу, сбивая с ног, чтобы вдвоем повалиться на заляпанный кровью песок:

– Ты что творишь, дурная! Шрапнелью посечет в момент! Здесь сиди!

– Слезь с меня! – только и хватило сил хрипло выдохнуть в ответ. – Я сама разбе...

– Если вас с фельдшерами перебьют, кто раненных спасать будет? В госпитале оставайся, с остальным разберемся.

Не слушая, что зло бормочет в ответ Сашенька, Макаров дал отмашку и в пещеру потащили тех, кому еще можно было помочь. В том числе и тяжелораненного капитана Седецкого.


Дядьку Парамона убили ближе к вечеру, во время последней атаки. Похоже, британцы на нее возлагали последние надежды на скорую победу, поэтому израсходовали прорву снарядов, погнав после этого все собранные в единый кулак дикарские племена. На северном фланге дошло до рукопашной. Но Сашенька этого не видела. Она механически останавливала кровь, накладывала швы, делала повязки и краем сознания отмечала: здесь не успела. И здесь. А этого получится продержать до утра. Может быть.

О том, как мечтала помогать хирургам на операциях, даже не вспоминала. Для применения талантов и накопленных знаний – поле непаханое. В себя пришла, когда над головой давно уже горела коптящяя керосиновая лампа, а в небе сияли яркие звезды.

– Передохните, ваш бродь. И водички попейте. Сейчас поснедать принесу.

Взяв протяную флягу, девушка припала к горлышку, жадно глотая теплую воду. С трудом перевела дыхание и вернула опустевшую тару обратно невысокому солдату с левой рукой на перевязи.

– Спасибо вам, но не надо...

– Мне господин гауптман лично приказал за вами приглядывать. Ноги посекло, хожу кое-как, но все лучше, чем лежачий. Поэтому и хлебушка с кашей принесу, чуть с утра осталось. И воды еще достану... Вы, главное, пока отдохните, я потом разбужу. Нам без вас совсем худо будет. Лекарей-то больше не осталось.

– А... – оглянувшись вокруг, девушка замолчала. Среди местами осыпавшихся проходов с исклеванными шрапнелью и пулями стенками сновали пропыленные мужчины с бурыми от грязи лицами. Уносили убитых, редко бережно подтаскивали тяжелораненных. И ни одного знакомого лица с белой повязкой на рукаве.

– Хорошо, я чуть посижу здесь. Вроде всех осмотрела, кого надо было... Пару минут. Вот здесь... Пару...

Накрыв девушку пробитым в двух местах шерстяным одеялом, мужчина медленно побрел к центру лагеря, опираясь на здоровую руку. Нужно было набрать воды и принести ужин лекарю. Чтобы успела за ночь восстановить силы. Самую капельку. Ведь только от ее умений и талантов зависят сейчас жизни многих мужчин, застывших на границе жизни и смерти. Она единственная, кто может им помочь. Худенькая девушка со спутанными кудряшками по сбившимся на бок платком.

* * *
Совещание проводили в одной из крохотных пещер, где можно было сидеть согнувшись. Август фон Шольц, с ввалившимися глазами на осунувшемся лице. Один лейтенант и двое фельдфебелей – остальные офицеры погибли, большая часть ближе к вечеру, во время того самого штурма обезумевших от ненависти врагов. Перебинтованный вахмистр Кизима, принявший на себя командование остатками русских и Макаров, гладивший сидевшего на плече нахохлившегося ворона.

– Комрады, ситуация сложная. Разведка доложила, что позади дорогу перекрыли силами не меньше пары рот. Рассредоточились, просто так не проскочить. И людей за подмогой не послать. На прорыв идти – тяжелых раненных много, бросать их не считаю нужным... Прямой телеграфной линии между Марзуком и побережьем нет, конные до ближайших войск доберутся только через полмесяца, если не позже... Поэтому придется отбиваться самим. Сколько сможем.

– Господин гауптман, звезды почти не видно. Бурю тащит. Слабая, на ночь и часть дня, но передышку нам даст.

– Хорошая новость, Марков. Чем еще порадуешь?

– Федор чуть по округе осмотрелся, на милю вокруг чужих секретов нет. Не хотят бритты зря людьми рисковать. Большая часть – у развалин Эль-Увайната временный лагерь поставила. Будь у нас пушки – достали бы, а так мы их даже побеспокоить толком не сможем.

– Это точно. Пушек у нас нет... Что у противника?

– Ящиков маловато с той стороны, наверное, большую часть снарядов по нам высадили за сегодня. Очень надеюсь, что такого обстрела завтра-послезавтра не будет. Если только не подвезут... Еще племена местные неплохо проредили, когда они на картечницы бежали. По кострам, наверное еще с полтысячи будет, может чуть больше.

– Сколько регулярной пехоты сказать не можешь?

– К сожалению, не знаю. Федора далеко не гонял, рядом мелкие группы, сосчитать трудно. Но тоже роты две-три россыпью.

– Спасибо. Значит, солдат больше нас раза в три минимум, дикарей раз в пять... Одна надежда, что опять толпой полезут, патронов у нас на полчаса боя осталось... Дирк, что с продовольствием?

– Ужин раздали, сухой паек еще на неделю. Фляги заново пополнили, в двух бочках еще вода есть. Но этого на один день максимум.

С водой повезло, успели запасти, прежде чем подходы к источникам перерезали. Но что делать когда эти жалкие крохи закончатся?

– Можно подождать, как ветер начнет стихать и на верблюдах к северному ручью сходить, – предложил Сергий. – Могу я с моими бойцами. Зверей посмотрел, они к местной погоде привычные. Как раз по распадку и доберемся. Чужой пост в стороне, нас даже не заметят. Три горбатых, на каждого по две бочки. Еще день, а то и два продержимся.

– Хорошо. Когда соберешься, предупреди меня. Может, кого в прикрытие выделю... Что у нас еще из срочного?

Через десять минут уставшие мужчины стали расходиться по своим местам.


Сидя у медленно остывающего камня, Шольц с Дирком добили остатки шнапса в крохотной фляжке. Каждому хватило по крохотному глотку.

– Что скажешь, камрад? Похоже, отбегались?

– Похоже на то, господин гауптман.

– Для тебя – Август. Погоны уже ничего не значат, всех в одной могиле песком забросают на днях... Как думаешь, Макаров в самом деле сможет воду добыть?

– Очень на это надеюсь, – унтер поежился под налетевшим порывом ветра и поднял потрепанный воротник мундира. – Парень бедовый. И удачливый. Сколько с нами – и ни царапины. И головорезы у него – все как на подбор, хоть сейчас в гренадеры записывай. Когда они рванули русского гауптмана отбивать, я их сначала похоронил. Там форменная мясорубка была. Но ведь вернулись, и даже раненных сколько-то с собой притащили.

– Это точно... Значит, будем верить в его счастливую звезду. С погодой он угадал, в самом деле буря начинается.

Попробовав получше устроиться на песке, Дирк спросил:

– Август, ты в самом деле считаешь, что без вариантов? В Румынии ведь тоже бывало паршиво.

– Боюсь, это куда хуже. Нас поймали почти со спущенными штанами. Сунулись бы в деревню – всех бы закопали. Так хотя половина роты в живых осталась... Вся артиллерия и конница Рейха поддерживают атаку на Триполи. Часть гоняет оборванцев между нами и основными частями. До ближайшего гарнизона в Марзуке неделя пути. Но толку нам от той инвалидной команды? Все равно в окружении... Поэтому – окапываемся и держимся зубами за проклятые камни. Другого ничего не остается. Попробуем заставить томми умыться кровью. Пусть запомнят, как умеют драться настоящие сыны Нибелунгов.

– Это точно. Островные обезьяны надолго запомнят Сахару. Мы их заставим, Август... Жаль, что ты так и не получишь надел на отвоеванных землях. Я бы попросил у тебя кусок земли, построил бы ферму и нянчил детей... Может быть – в следующей жизни.

Глава 4

За брезентовой стеной палатки выл ветер, щедро делясь песком и рыжей пылью, поднятым с бесконечных барханов. Уставившись на огонек коптилки, Чарли Флетчер думал, что ему завтра сообщать в Лондон. Первый день драки с джерри закончился на редкость неудачно. Треть черномазых перебили, среди наемников тоже серьезные потери. Никто не ожидал, что найденный крохотный отряд окажется настолько зубастым. И проклятые картечницы – они не смолкали ни на минуту, выкашивая дикарей пачками. Если бы не артиллерия, то Чарли не удивился бы, увидев германский флаг над пустой деревней. Пока же – формально паритет. Раненный зверь засел в холмах, охотники кружат рядом и думают, как бы заполучить шкуру, уцелев самим. Да еще эта проклятая буря, заставила взять паузу в столь неподходящий момент. Боевой запал сойдет на нет и погнать сброд навстречу свинцовому дождю будет намного сложнее.

За крохотным тамбуром послышалась возня, затем матерная тирада и внутрь протиснулся американец, отряхиваясь, словно собака после купания в грязной луже.

– Вечер... Добрым не назову, но мы хотя бы живы. Особенно вы, Флетчер. Как прошел день за штабными картами?

– Дерьмово. К моему счастью, я ненароком с утра навернулся на камнях, подвернул ногу и поэтому разглядывал эпическое сражение с холмов. Не пошел ближе.

– Разве что-то было видно? Сплошные взрывы, трескотня выстрелов и табуны дикарей, бегавших туда и обратно.

– У меня была подзорная труба, подарок отца. Цейсовских биноклей не подвезли, пользовался ей.

Подтащив поближе пустой ящик из-под вина, Гарнер взгромоздился поверх и фыркнул:

– Что не отнять у немцев, так это умение делать оптику. Ваши или французские поделки даже сравнивать смысла нет... У меня в кармане только театральный бинокль, забыл выбросить в свое время. Даже не стал доставать, чтобы не позориться... Но в целом, какие итоги?

Достав серебрянную фляжку, Чарли показал ее собеседнику. Гангстер молча отказался. Тем лучше, самому больше достанется.

– Я бы после полученной оплеухи выгнал всех из лагеря, нарыл окопов вокруг холмов и ждал, пока ублюдки сдохнуть от голода и жажды. Пара месяцев – можно брать их голыми руками. Их слишком мало, на серьезный прорыв сил не хватит. Но Эшли рвется в бой. Ему за день телеграммами всю плешь проели. Лондон давит, им нужны успехи. Кто-то успел нараздавать гору пустых обещаний, газетчики и чистая публика мечтают о сокрушительных победах. Разгромить тевтонов на землях лягушатников – что может быть лучше?

– Неужели подполковник на это купился? Он мне показался соображающим офицером.

– У него на загривке Маршалл, которому с побережья лучше видно, как именно нужно воевать в песках. Кроме того, мы просто угробили часть дикарей, разменяв их десять к одному. И обезьян еще достаточно для одной-двух серьезных атак. Завалить телами, перерезать нитку на север от Марзука, затем победным маршем к побережью. Враги давят на Триполи, граница с Алжиром под ударом, как и банды, которые собраны в тех районах. Если мы не разгромим тылы джерри, не обозначим свое присутствие на чужих коммуникациях, даже хилое снабжение обрежут. И про награды лучше не заикаться.

– Замечательно... Сколько там ублюдков окопалось? Батальон?

– Рота. Вряд ли больше.

– Рота... У нас десятикратный перевес в живой силе, артиллерия, броневики и толпа бабуинов с копьями в загребущих лапах. Наверное, я понимаю боевой задор Эшли. Наверное, он не один мечтает о победе.

– Скиннер тоже мечтал. Получил пулю, когда командовал последней атакой... Из двух батарей собрали одну, половина орудий из-за песка и перегрева не может быть использована. Снарядов по одному ящику на ствол. Фугасы сегодня высадили все, осталась одна шрапнель. Заказанные боеприпасы будут через неделю, не раньше. Ирландцы пока не бунтуют, но уже шепчутся, что просто так на убой не пойдут... Еще эта буря. Если продлится несколько дней, остатки боевого духа развеются, словно туман.

– Ветер стихнет уже завтра, мне про это рассказали местные шаманы, – проворчал Гарнер, доставая сигарету из мятой пачки. – Я сумел подговорить часть команды, обшарили место побоища, набрали три мешка всякой дряни. Кто-то из черномазых попытался орать, что это их имущество, пришлось пристрелить... Так вот, их вожди собираются отдохнуть и приготовить какое-то мрачное колдовство. Не сейчас, но завтрашней ночью пойдут в атаку. Вроде как местные духи готовы помочь избитому воинству и теперь храбрость согнанных в пустыню племен станет безмерной.

– Что это значит? – удивился британец.

– Без понятия. Но еще раз напомню про грузовик. По моему опыту развлечений с разными амулетами и прочим дерьмом, все обычно заканчивается великим драпом. По-крайней мере, я всегда практиковал этот метод, благодаря чему до сих пор жив. Даже после того, как один из дрянных городишек в Техасе сожрали муравьи размером с кулак. Тоже придурки пытались поиграться с новыми штуками, добытыми в разоренных могилах. Кстати, вояки. Хотя, чему удивляться? Иногда мне кажется, что у них в башке одна кость. Задал им направление и дальше уже до победного конца.

Допив виски, Флетчер убрал фляжку и вздохнул:

– Грузовик я прибрал к рукам. И без меня он точно не поедет. Местечко для вас приготовить?

– Нет, мы уматываем сразу, как стихнет ветер. Может быть, даже успею сверху посмотреть, как подполковник доблестно завершает резню.

– Не боитесь, что кто нибудь попробует забраться на борт без спроса?

– Я давно ничего не боюсь, дружище. Опасаюсь многого – это да. Но не боюсь. А для тех, кто вздумает сунуться без билета, у меня в запасе есть новинки от Томпсона. Дикая вещь – ручной пистолет-картечница с магазином на пятьдесят патронов. Я успел прихватить несколько штук, когда отправился в путешествие. В газетах уже окрестили “Чикагским пианино”. Ребята успели проверить в деле, пока армия не наложила лапу. Точность у этих молотилок паршивая, на тридцати шагах в пивную банку не попадешь. Зато против толпы – страшная штука. Уже выдал команде, чтобы дали прикурить всем и каждому в случае проблем.

Прислушавшись к завыванию ветра за тонкой брезентовой стенкой, Гарнер сунул мрачному британцу сложенный листок с номером телефункена и адресом на будущее, попрощался и ушел в ночь, к дирижаблю. “Колбасу” заплели канатами в одной из огромных промоин, выкорчевать откуда не сможет никакая буря. Но, заполучив вожделенные амулеты, американец решил зря не рисковать и улетать при первой возможности. Его обостренное чувство потенциальных неприятностей уже в голос вопило, что местные вояки вот-вот и наскребут на пятую точку разнообразных развлечений. Которые в Африке обычно оканчиваются одинаково: тебя или сожрут, или закопают в ближайшей вонючей яме.

Проводив гостя, Флетчер пригорюнился. Из Лондона от него ждали исключительно победных реляций. Все просьбы по оружию и железу удовлетворили? С лихвой. Значит, старайся. Подпихивай недотеп в погонах к правильному решению. Мясом для штурма вас обеспечили, нечего рассиживаться.

О том, что и как придется докладывать в случае возможного поражения, даже думать не хотелось. Пока же все радостные доклады смахивали на отчет Пирра о результатах драки с римлянами: “еще разок повоюем и всем скопом переберемся на кладбище”.

* * *
В командной пещере подполковник Эшли ругался с вождями племен. Не со всеми, отловить удалось только четверых. И теперь худой мужчина орал на бедолаг, не стесняясь в выражениях:

– Вам дали воду! Вам дали еду! Вам разрешили первыми войти в Марзук, когда прикончим остатки ублюдков на холме! Чего вы ждете? Почему побежали вечером? Ведь вы уже были во вражеских окопах!

– Там нет людей, там одни демоны. Они убивают без остановки. Мы их не смогли уничтожить.

– Нет там демонов, там одни солдаты! Уставшие, без какой-либо поддержки. Их – жалкая горстка, которую для вас растоптать, словно скорпиона, попавшегося по дороге... Вам очень повезло, что началась эту дурацкая буря. Иначе я бы утром уже отправил вперед всех, до последнего. И Марзук отдал солдатам, кто готов сражаться, а не плачет от страха, словно женщина.

Взявший на себя смелость отвечать негр скривился. Мало того, что вместо обещанных глупых фермеров столкнулись с озверевшими от крови солдатами, так еще и обзываются...

– Буря не только тебе мешает, большой белый. Шаманы тоже пока не могут использовать худу в полную силу. Надо дождаться завтрашнего вечера.

– И что изменится?

– Мы будем весь день говорить с предками. Они поделятся с нами удачей. Они подарят ярость диких зверей, наполнят сердца храбростью... Завтра ночью мы сможем напасть на твоих врагов, большой белый. Мы подкрадемся, словно невидимые тени. И обрушимся на их головы, словно ливень.

– Завтра ночью, – задумался Винс Эшли, подцепив большими пальцами широкие лямки подтяжек. Мундир он сбросил на колченогий стул, не посчитал нужным встречать дикарей в форме. – Хорошо. Я тебя услышал. Ты – единственный, кто вызывает у меня доверие. Один день и ночь я готов потерпеть. И даже разрешу вам идти первыми после победы, собирая богатую добычу. Как и договаривались. Но если послезавтра утром вы снова начнете рассказывать о неубиваемых врагах, я сильно обижусь. Очень сильно... А у меня есть не только картечницы. У меня еще есть пушки. И железные машины, которые разорвут ваши тела шипастыми колесами... Иди, вождь. И хорошенько пни шаманов, чтобы они постарались и сделали все, как надо. Потому что мое терпение скоро закончится.

Дождавшись, когда увешанные бусами и связками мелких костей гости уберутся в ночь, подполковник устало опустился на стул и спросил у застывшего сбоку капитана:

– Паркер, надеюсь, ты не полезешь послезавтра в атаку лично? Скиннер получил гостинец прямо в лоб, задняя часть головы разлетелась по всей округе.

– Не дурак, Винс, одного примера вполне хватило.

– Мне плевать на ирландский сброд и шелупонь, которую нам слили вместо нормальных солдат. Но пусть не за день, так за неделю мы горстку мерзавцев на холме додавим. Даже если для этого придется положить в песках всех черных обезьян... Что по общей ситуации?

– Десять пушек к вечеру вышли из строя. Я спросил артиллеристов, обещают четыре вернуть в строй. Снарядов маловато, на один серьезный огневой налет.

– Пусть подтащат чуть ближе, чтобы могли стрелять точнее. Например – оборудуют позиции в деревне. Оттуда доплюнуть можно... Картечницы на фланги. Усилить оцепление позади холма на дороге. Не удивлюсь, если германцы попытаются пойти на прорыв... Что еще?

– Мы подтянули все хвосты из Гата, оставили там чуть больше сотни на охране пустых складов. Три броневика здесь. Не уверен, что они смогут преодолеть весь путь до Марзука, но выкатиться на поле завтра им по силам.

– Послезавтра. Буря до вечера, насколько я понимаю. Передышка перед решающим сражением. Ночная атака дикарей, утром оценим успех. Если снова облажаются, тогда уже погоним вперед броневиками и штыками ирландцев... Кстати, что с дирижаблем? Смогут слетать на разведку?

– Янки отказался. Предупредил, что в случае любых попыток сунуться в его лагерь встретит огнем. Наглый тип. Поцапался с черномазыми, удрал к себе, как только стемнело. Вроде собирался улетать.

– Черт с ним. Бомб у нас все равно нет. Так что пусть проваливает. Когда все закончится, я найду способ описать его “храбрость” газетчикам. Пусть смешают с дерьмом... Все. Ужинать и спать. Надеюсь, завтра мы отдохнем и соберемся с силами, чтобы решить эту мелкую проблему.

* * *
Федот Тихонович Козлов на старости лет поймал себя на мысли, что где-то сумел подцепить иноземную заразу. Фронду или излишнее вольнодумство в просторечии. Что для урядника и человека в двух шагах от пенсии было очень странно. Но – бес попутал. Единственная радость, так это форма, в которой это выражалось. По вечерам теперь полный мужчина оставался на полчаса в околотке, чтобы с заглянувшим на огонек старшим городовым обсудить прочитанное в газетах.

Никаких либеральных подметных листков, до сих пор не закрытых раз и навсегда. Может быть, у государя руки не доходят писакам хвосты накрутить. Или, наоборот, специально свисток оставил, чтобы разные недовольные могли лишний пар сбросить. То же “Новое время” или “Две столицы” с фельетонами на депутатов Думы. Срамота.

Козлов и Захаров читали другую прессу. “Имперский вестник”, “Новгородский колокол” или даже “Печатный листок”, где больше половины страниц занимали объявления. Внимательно изучив все статьи, можно было понять, какое именно официальное мнение власти высказывают по тому или иному поводу. Очень полезно в наше беспокойное время. Потому как вроде войны поблизости нет и государство уверенно движется к светлому будущему. Но шевеления разные все равно в глубине ощущаются. Смущает умы далекая Африка и ничего с этим не поделаешь.

– Что за неделю нового, Аристарх Гвидонович? Задергали руководство из детинца, каждый день с докладом к обер-полицмейстеру приходилось ездить.

– Благостно все, Федот Тихонович. Последние бузотеры завербовались в строительные бригады и в Одессу укатили. Из-за этого цены для найма шабашников выросли, купцы жалуются, что чернорабочих уже просто так на бирже и не сыскать. Лихое дело – две тысячи за один призыв набрали только у нас. Сколько по остальным городам – даже не представляю.

– Да, это слышал. Хотя, нам же проще. Если голытьба в песках станет лопатой махать, тебе меньше придется в ночь-полночь на вызовы бегать... И в газетах хорошо пишут. Про то, как германский император позволил верным войскам закрепиться на достигнутых позициях. И про доблестный русский флот, вместе с итальянцами перегородивший Средиземное море от края до края.

Расстегнув пуговицы на жестком воротнике, урядник мрачно продолжил:

– Я только одно не пойму, если сводному экспедиционному корпусу так легко позволили север Африки к рукам прибрать, где же тогда враги наши исконные? Где франки с бриттами гадость удумали сделать? С какой стати им колонии захваченные отдавать за бесплатно?.. Неужели впервые за долгие годы сумели злодеев со спущенными штанами прихватить?

– Не знаю, Аристарх Гвидонович. Я даже кое-что из кляузных листков посмотрел, заголовки глазом пробежал. Молчат, ни о каких надуманных проблемах не пишут. Если бы что стряслось с добровольцами, уже бы желчью исходили.

– Вот и я о том же. Одна надежда, что немцы своей любовью к порядку и штыками привели к повиновению дикарей. Все же в Румынии они воевали долго, опыта поднабрались, не чета нашему Ваньке с печи. Глядишь, и будущий студент живым вернется, без ранений и с целыми руками-ногами. Тогда его к делу пристроить сможем. С медалькой-то.

Грыз урядника червячок сомнения, было такое. Подспудно мыслишка ворочалась, загнанная в самую глубину памяти. Ведь у пацана идею отобрали, верному человеку на блюдечке выдали и посчитали, что так и надо. Что люди в чинах и при власти лучше знают, как по жизни идти и кому в пояс кланяться. Только не захотел Сергий спасибо говорить. Собрался и на войну уехал, подальше от “благодетелей”. Обидно будет, если так и сгинет на чужбине, среди людоедов африканских.

– Домой я поеду, устал за неделю... Если что-то узнаешь, мне скажи. Тяжело на сердце. Будто заново с Портой на Балканах бодаемся. Все у нас хорошо, балы каждый день и праздники с салютами. А потом – бах, и болгары в Софии с турками соглашение подписывают, нас не позвав.

* * *
С водой повезло. Четверка Сергия в обед, когда буря чуть успокоилась, подгребла верблюдов, нагрузила пустыми бочками и двинулась по узкому овражку, уходившему от холмов на север. Сначала по прямому отрезку, а затем петляя между отвесных красных стен. Над головой ветер еще кидался песком вперемешку с вездесущей пылью, а рядом с грязной водой тихо. Ни чужих патрулей, ни зверья. Все попрятались. Только Макаров и староверы ведрами успевают наливать живительную влагу, которую потом через несколько слоев марли процедят, хинин с прочей дрянью германской намешают и по флягам разольют. Шесть бочек – это два дня еще продержаться можно. Больше все равно не позволят.

– Сумеем еще разок, Сергий? – закончил цеплять на ремни последнюю бочку Мордин. Поднять верблюда – и можно двигаться в обратный путь.

– Нет, Фокий Карпович. Еще час пометет и все уляжется. Как раз времени в обрез, чтобы обратно вернуться. Потом сюда наверняка бритты кого-нибудь сунут. Как мы овраг с той стороны под прицелом держим, так и бережок этот обязательно под себя соседи подомнут. Не придурки с той стороны, даже не надейся.

– Тогда ночью? Нам без воды никак. А на восток идти смысла нет – там все как на ладони.

– Завтра думать будем. Пока давай не расслабляться. Тереби животин, топать пора.

С водой Сергий еще сам хотел чуть-чуть повозиться, как в лагерь вернутся. Собрал из гильз и веревок подобие простейшего “круга смерти”. Крышку у бочки поднять, на поверхность воды сверху положить, чуть силы влить – вся дрянь до самого днища передохнет. Заполучить какую-нибудь холеру местную или паразитов совершенно не хотелось. Главное, чтобы мужики рядышком постояли, от любопытных глаз прикрыли. Потому что дай волю горбуну в черной рясе, так и до трибунала не доживешь, здесь потребует на костер отправить.

Но, надо отдать должное, бился Герасим храбро. И с винтовкой управлялся неплохо, и в рукопашную ходил, когда в окопы дикари полезли. Одного на штык насадил, упавший тесак поднял и пошел рубиться, словно кочаны капустные с плетеного тына сшибал. Сила у монаха чудовищная, ему что шею одним ударом раскроить, что руку или ногу кому укоротить. Потом, как атаку отбили, вернулся и кричащих от боли чужих раненных упокоил. Настоящий ангел смерти.


Обходивший дозоры вахмистр притормозил рядом с отнорчком, откуда торчали знакомые сапоги. Таких позиций понаделали много – узкая щель, чтобы лежать удобно, вперед дырка. Сверху прикрыто плоскими камнями. Шрапнель не страшна, а фугас любое укрытие расковыряет, сколько ты сверху не наваливай.

– Что высматриваешь? – спросил Кизима, даже не пытаясь высунуться из глубокой траншеи. С другой стороны глазастых много, периодически постреливают. Никак угомониться не могут.

– Господин гауптман бинокль из личных запасов выделил. И мнится мне, что вон у тех домиков кто-то из артиллеристов устроился. Вроде с картой возится. Наверняка позиции для обстрела намечает.

– Молодец, я бы и не приметил. Сколько до него?

– Больше версты. Но не полторы, это уже дома. Наблюдатель ближе... Куда как ближе... Значит, на аршин выше и локоть вправо... И костерок они удачно запалили, видно, как ветер дым сносит. Слабый ветер... Еще на два пальца правее возьму. Вот так...

Пока Сергий бормотал, казак не удержался и сунулся в свободную справа ячейку, потянув из кармана трубку оптического прицела. Подарили, сняв с погибшего штурмовика. Много амуниции по рукам разошлось. Потому что железа разнообразного было с лихвой, а вот людей – мало. Присмотрелся и понял, о ком именно говорит парень. Да, шебуршится кто-то в каске рядом с невысоким заборчиком. Хотя, если бы не знал, то и внимание мог не обратить. В деревне все время после обеда народ мелькает. Таскают что-то, пытаются из камней позиции оборудовать.

Глухо щелкнул выстрел, Кизима замер, задержав дыхание. Вот ведь прохвост! Попал! Фигурка медленно сложилась и рухнула лицом вперед, перегнувшись через заборчик.

Ловко вывернувшись назад, Сергий закричал:

– Укрыться всем! Сейчас гостинцы прилетят!

В ответ с другой стороны вспухли редкие белые облачка, защелкали по камням пули. Пушки молчали, враг явно берег снаряды, а вот стрелки попытались за грохотом собственных выстрелов заглушить страх перед невидимым снайпером.

– Лихо ты его, братец. Какой за сегодня по счету?

– Первый. Да и не стараюсь зря патроны жечь. Просто очень уж он мне не понравился. Слишком на офицера походил.

– Ладно. Минус один – и то хорошо. Завтра еще счет пополнишь.

* * *
Когда солнце начало заходить, фон Шольц собрал очередное совещание. Повод был достаточно серьезный – летавший на разведку Федор заметил крохотную группу разведчиков, которые через него передали записку и ушли обратно в пески, на восток. Ближе даже подходить не стали, холм со всех сторон был окружен британцами и вспомогательными отрядами местных.

– Хочу вас “порадовать”, – вздохнул гауптман. – В Марзук прибыл взвод поддержки, с самыми свежими новостями. Добрались на грузовике, который прямо перед воротам города и сломался... По всему западному фронту идет драка, враг пытается остановить наши силы. Войска или окапываются на захваченных позициях, или отходят, выбирая места для удобной обороны. Поддержки нам не будет. Можно сказать, что все южное направление подарили роте, которую дожуют в ближайшие пару дней. Тяжелораненных шестнадцать человек, включая капитана Седецкого.Его лекарка пока поддерживает, но сколько еще протянет, непонятно. Способных держать оружие в руках – семьдесят три человека. Патронов на час плотной перестрелки, для картечниц – пять минут максимум. Шесть верблюдов и единственная лошадь... На прорыв идти особо не с чем, нас прямо у подножия покрошат. Остается отбиваться здесь. Хотя бы подороже жизни продадим. Вряд ли нас оставят в тылу при наступлении на побережье. Томми обязательно надо обезопасить себе спину... У кого какие мысли?

Полчаса согласовывали – где и какие запасные позиции устроить, куда бесценную воду разместить, какое оружие неходячим раненным оставить. Договорились, что выдадут им четыре “колотушки”, чтобы в последний момент подорвать себя и прорвавшихся врагов.

Сидевший в углу мрачный Сергий под конец совещания поднял руку:

– Да, Макаров, слушаем тебя.

– У меня подозрение, что дикари ночью полезут. Готовят они что-то.

– Что именно?

– Федор посматривает, но объяснить сложно. Пляшут у костров, варево какое-то пьют. Копятся тремя толпами. Самая большая куча – с южного фланга. Поменьше с тыла и последний отряд у деревни... Дрянью оттуда несет, господин гауптман.

– Дрянью?

– Да. Вы наверняка такой запах чувствовали в Румынии. Когда хочется взять огнемет и выжечь все на своем пути.

– Шайзе...

Шольц прекрасно понял, о чем говорит парень. Черное колдовство, после которого Трансильванию буквально испепелили. Бредущие по дорогам трупы, взбесившиеся животные, незаживающие раны.

– Ты в этом уверен?

– Я не могу сказать, когда именно это по нам ударит. Но я уверен – мой наставник такую дрянь всю жизнь искоренял, пока за грань не ушел... Боюсь, спать нам сегодня не придется.


В черном небе горели яркие звезды, далеко с юга доносился лай гиен. Несколько стай умудрились забраться в пески вслед за бесконечными колоннами дикарей. Жрали трупы, брошенные по бокам троп. Грызли кости на пепелищах разоренных деревень. Сейчас для падальщиков наступило раздолье – убитых во время первой атаки не хоронили. Любое мясо на выбор: хоть с белой кожей, хоть с черной. Пируй, пока брюхо не лопнет.

Макаров сидел на дне узкой промоины, тянувшейся через весь холм, привалившись спиной к твердым камням. Механически водил точильным бруском по тесаку, который подобрал утром. Подобного железа после отбитой атаки валялось много под ногами. Выбирай что получше и можно использовать вместо трехгранного штыка в рукопашной. Троица старожилов обосновалась неподалеку: чистили винтовки, перебирали скудную амуницию.

Прошуршал песок, черным пятном рядом опустился горбун. Макаров покосился на напрягшегося ефрейтора, чуть прикрыл глаза: не трогать. Взвалившие на себя обязанность телохранителей деревенские мужики могли бы монаху изрядно рясу попортить. Только какой смысл? Божий человек явно не воевать пришел.

– Я тебя вспомнил, Сергий, – тихо произнес Герасим. – Долго голову ломал, а сегодня утром, как над головой буря гудела, так и вспомнил... Твой запах был в больнице, где нежить железякой прибили. И потом у купцов, когда демон хивинца сожрал.

– И что?

– Знаешь, уже и ничего... Просто – грызло меня изнутри, мучало... Скажи, как ты справился? Простому человеку с нежитью никогда не совладать. Для этого учиться надо, силой владеть.

– Повезло... Наставник немного успел в голову вложить. Зевеке, Герман Ерофеевич. Знаешь такого? Советник Департамента Сыска в отставке.

Горбун кивнул:

– Еще бы не знать. Единственный некромант на всю империю. Может, даже и на все земли у нас и рядом... Сам архиепископ у него духовником был... Наших умников тростью учитель твой иногда поколачивал, когда хитрости разные передавал. Многие потом в ноги кланялись, после зимней ночи на Северах, живыми вернувшись... Жаль, мне не довелось с ним лично встретиться.

– И мне жаль, что мало у него воспитанником успел побыть. Слишком мало.

Достав костяные четки, Герасим быстро прошептал короткую молитву. Похоже, он для себя решил какую-то важную проблему. Успокоился и расслабился. Одно дело – сидеть бок о бок с колдуном, ради тайной силы способным убить любого на своем пути. И совсем другое – с волхвом, чья суть и смысл существования: уничтожать любую скверну, не давать тьме пожрать ни в чем не виновных людей.

– Что делать будем, Сергий?

– Ты о чем?

– Немцы между собой шепчутся, что дикари скоро в атаку пойдут. Шаманы их и вожди орут уже какой час без перерыва, даже здесь слышно.

– Пойдут, инок. Через пару часов точно полезут. Как стихнет – так и надо готовиться.

– Может, сможешь как-нибудь им помешать? Ворожбу какую сделаешь?

– Издеваешься?.. Меня после этого на дыбу сразу же. Тот же Седецкий, если чуть оклемается.

– Я на себя грех этот возьму. Как представитель церкви и официальный борец с нечистью.

– Если и ты в это впутаешься, то обоих и вздернут.

Убрав четки, горбун опустил голову.

– Обидно. Бросят наши тела в песках, зверье сожрет. А все мечтал, чтобы на холмике похоронили, под березкой. Рядом с семьей...

– Один мыкаешься? – Сергий воткнул очищенный от ржавчины клинок в песок, убрал точильный камень в подсумок.

– Да. Сгинули, когда в худые годы твари пришли. Меня покалечили, а младших и отца с матерью убили. В могилу пришлось пепел складывать, сожгли все, что от людей в деревне осталось... Я с лихоманкой в монастыре два месяца провалялся, еле выходили. Потом к охотникам за нечистью подался. Дар у меня, чувствую я тьму в любых проявлениях. С тобой одним запутался, понять не мог, чем ты дышишь. Но хоть сейчас спокойно в последний бой пойду. Знаю, что не предашь, в спину не ударишь...


Помолчав, Макаров выдернул тесак и начал его концом чертить на песке:

– Есть вариант. Дурной, наглый до невозможности. Но – есть... Колдуны дикарей с прошлого вечера снадобьями накачивают. И многих поили еще по дороге через пески, чтобы от жары не сдохли сразу. Этой дрянью даже от покойников разит, вся округа пропиталась... Для нас это не опасно – кто не пил, тот призывам шаманов не подчинится. Не заставить на смерть бежать, наплевав на картечницы и залпы в упор. Вот только любую ворожбу или сломать можно, или вывернуть наизнанку.

– И что сделать сможешь?

– Вот мы, вот три чужих отряда. На бриттов можно внимание не обращать, те ночью точно в драку не полезут... Если смогу, то мертвечину поднять можно. Не всех, но часть покойников вздернуть. И на себе подобных бросить.

– Как в Румынии?

– Там нежить нападала на всех, кого почуять могла. Я же сделаю так, чтобы они сначала дикарей атаковали, на привычный запах пошли. Потом погоню на запад. Сразу за ними нужно будет человек пятьдесят наших пустить, пушки и картечницы захватить или переломать. Без артиллерии нас трудно будет прикончить.

– Чем могу помочь?

– У нас час. Я амулеты быстро сделаю, их нужно будет вдоль окопов разместить, защитный контур собрать. И потом спину прикроешь, когда пойду зомби пробуждать... Пластунов и остатки роты успокоишь, чтобы с перепугу не пристрелили. И с капелланом поговори, он раненный в госпитале, пусть штурмовикам тоже пару добрых слов скажет... И готовься позже на эшафот подняться. Нас за такое власти не простят. Никогда.

Посмотрев, как Сергий стирает рисунок сапогом, Герасим равнодушно ответил:

– А мы разве виноваты? Это все проклятые колдуны африканские напортачили. Ничего нормально сделать не могут. Ни в атаку сходить, ни нежить поднять.

* * *
Горбун не понимал, по каким ему одному видимым критериям Макаров отбирает разнообразное железо. Почему одни ржавые тесаки складывает в мешок, а другие презрительно отбрасывает? Почему одни гильзы обнюхает и к общей добыче добавит, а другие носком сапога в сторону сдвигает? Подсказку неожиданно дал Кобызев, лучший стрелок из староверов:

– Мертвое собирает, будет пугала делать.

– Что делать? – от неожиданности монах чуть не споткнулся, вцепившись рукой в стену. – Какое пугало?

– У нас в деревню приезжал чернец Роконский. Вилы взял, которыми скрыгу кузнец к амбару прибил. Тварь до рассвета когтями стену драла, потом солнышко приложило, издохла. Так слышал я, что если на железе след смерти остался и правильно его молитвой усилить, то нечисть разная будет стороной обходить. Мы на другом конце от церкви в деревне на кол приладили, ни одна зараза зимой через общинный тын даже не перелезла.

– Вот как оно... Значит, Сергий хочет холм от дряни прикрыть. Умно... Хорошо науку некромантскую постигал, любо.


Где и как Федор нашел змею, молодой некромант не интересовался. Озадачил ворона, передав тому свое желание и обещание большого веселья в ближайшее время – только крылья захлопали. Десять минут – вот тебе заказ, огромный, хвостатый, живой. Парень только успел расставить последние самодельные артефакты-отражатели, как помощник приволок недостающий ингредиент для активации.

В официальных талмудах и ведовских напевах для борьбы с нежитью используют веками проверенные формулы. Которые требуют определенных реагентов, сложных расчетов, строгого выполнения ритуалов. Сергий поступил куда проще. Он вычленил главное, прикинул возможные варианты для воплощения намеченного и творил на коленке, наплевав на красоту решения. Функциональность и дубовое исполнение, чтобы не отказало в последний момент – только это важно. Полировать родившуюся идею и оттачивать до уровня абсолюта можно позже, если выживешь.

Мертвое не чувствует боли. Но металл не любит, когда его кромсают, выводя руны и уменьшая прочность. Эманации смерти на оружии – никуда не исчезают, они накапливаются со временем, если твой клинок регулярно отбирает жизни. Оберни это вязью символов забытого языка, отзеркаль наружу, усилив ужас и ненависть Тьмы – вот тебе и отражающий амулет, способный остановить нежить еще на подходах. Главное – не злить тварей, в жажде убивать они могут смести любую преграду.

Взрезав хвост метровой змеи, Макаров вывел последний знак, затем прибил острием мачете голову рептилии к земле, аккуратно расправив гильзы, привязанные к рукояти толстыми нитками. Прислушался к отзвукам выстроенного охранного периметра вокруг окопов. Тонкая невидимая простому взгляду серебристая нить задышала, встопорщилась острыми иглами наружу от холма, распугала неземным холодом мелкую живность: скорпионов и сусликов. Половина дела выполнена.

– Господин гауптман, прошу вас выделить добровольцев для атаки поселка. Полторы мили от нас, за вечер томми перетащили туда пушки, оборудовали позиции. Я с пластунами пробью коридор среди дикарей, вам же нужно будет или захватить орудия, или уничтожить их.

Шольц незримой тенью маячил рядом, разглядывая непонятные манипуляции парня. Успел переброситься парой слов с раненным капелланом, пошептались о чем-то своем. Священник с ротой успел побывать в таких заварухах в Румынии, что полностью поседел в неполные сорок лет. И то, как он перекрестил пробегавшего мимо Макарова больше любых слов показало, на чьей стороне еле живой представитель католической церкви.

– Когда быть готовыми к выходу?

– Через пятнадцать минут. Я со своими и Герасимом пойдем первыми, следом пятнадцать пластунов. Остальные помогут вашим людям у картечниц и будут держать оборону. Если выделите хотя бы взвод, будет неплохо.

– У тебя будет сорок человек под моим управлением. Здесь останутся только те, кому держать последний бой, если мы облажаемся.

– Спасибо, господин гауптман. Только вы винтовки и револьверы используйте в крайнем случае. Лучше тесаками. Чтобы на вас раньше времени зверье не бросилось.

– Я скажу камрадам. Сам железо прихватил?

Сергий показал остро наточенную ковырялку, с которой возился весь вечер:

– Да, есть кое-что про запас. Хотя я постараюсь поменьше руками махать. За меня другие поработают...

Глава 5

Дирк считал, что в этой жизни его ничего не может испугать. Когда унтера зажали у забытого богом румынского хутора с единственным патроном для винтовки “Маузера”, он покрепче сжал зубы и практиковался в штыковом бое. Тогда еще он был зеленым юнцом в спешно набранным в армию ополченцем и с командиром познакомился позже. Как раз после этого рейда – весь в чужом дерьме, кишках и вонючих остатках мозгов. Он и двое бойцов, списанных из-за полученных травм.

После рейда в Крайову фон Шольц получил гауптмана, а Дирк шрамы на спине: скользил по накренившейся стене, не обращая внимание на торчащие гвозди и прочий мусор. Подранную тушку позже подлатали, зато не сожрали, как идиота проводника. С чего старик в дурацкой овчинной папахе решил, что на второй этаж полуобвалившегося дома никакая зараза не полезет, совершенно непонятно.

В любом случае, штурмовик до этой ночи считал, что его больше ничего не сможет удивить до мокрых подштанников. Давно не салага из фольксштурма, призванный под конец затянувшейся резни на границах. Топай себе по хрустящему под ногами песку следом за редкой цепью пластунов, которые мелькали серыми тенями впереди. У всех русских винтовки с примкнутым штыком. Некоторые забросили на ремне за спину, сжимают в руках тесаки, которыми щедро поделилась последняя атакующая волна вчера. Все просто – контролируй фланги и тыл, да перебирай ботинками.

Почти треть дороги прошла в полной тишине, только изредка у кого-то позвякивала амуниция. А потом начался ад.


По цепочке передали, вызвав гримасу недоумения на лице унтера:

– Мертвяков не трогать! Не трогать!..

В смысле?

Выпученными глазами Дирк смотрел, как впереди начали шевелиться трупы и вот один покойник медленно поднялся, потом второй. Скрюченные тела дергались, приноравливаясь к тому, как управлять раздувшимся на жаре мясом. Качались под лунным светом, кружились на месте. Будь хоть один из мертвяков рядом – немец бы уже кромсал железом, наплевав на приказ. Но зомби были впереди, перед замершими пластунами. Стояли, пучили вытаращенные глаза, а затем на удивление бодро повернулись в сторону невидимых во тьме холмов и пошли. Пошли, загребая песок ногами. Все быстрее и быстрее, чтобы побежать, пропав в черноте африканской ночи. Оставив после себя ощущение непередаваемого ужаса, перехватившего горло и тошнотворный сладковатый запах тлена.

– Вперед! – прохрипел застывший слева гауптман. Похоже, фон Шольца проняло не хуже остальных. И штурмовики сделали этот самый трудный шаг, подчиняясь воле командира. Вслед за русскими, кто шипел про себя проклятия, стараясь не отстать от староверов и худого парня с монахом, рванувшими вслед за волной нежити.

Собранные в крохотный ударный кулак остатки роты бежали на запад, к Эль-Увайнату. Туда, где враги за невысокими заборчиками расставили на подготовленных позициях пушки и картечницы. Туда, где уже началась заполошная стрельба и вопли. Всполохи выстрелов прекратились меньше, чем за минуту, и навстречу штурмовикам доносился переполненный ужасом многоголосый вопль. Точно такие же звуки долетали слева и чуть-чуть справа. Судя по расстоянию, кого-то жрали далеко от холмов. Наверное, в том самом лагере дикарей, готовивших штурм. Но жрали настолько остервенело, что крики с порывами ветра тащило и сюда, перекрывая хриплое дыхание и звон понавешанного железа на пропыленных и заляпанных кровью мундирах.

Когда германцы ворвались в деревню, живых там уже не было. Исковерканные тела, лежащие между глиняных лачуг. Костры на западной окраине. И мелькающие южнее непонятные горбатые тени.

– Артиллерию и картечницы под контроль! Дирк, кто из наших может с пушками управляться?

– Вагнер разбирается, господин гауптман!

– Пусть командует!. Развернуть, накрыть огнем дорогу к холмам и сами холмы! Если томми сунутся для контратаки, их нужно причесать против шерсти! Снарядов не жалеть!

– Есть, господин гауптман!


У последнего костра с левой стороны стоял бледный Макаров, опираясь на заботливо поддерживающего его горбуна.

– Герасим, предупреди всех, чтобы зверье не трогали.

– Ты про мертвяков, Сергий?

– Нет, те дальше рванули, за живыми. У поднятых сил хватит еще на пару часов, не больше. Я про зубастиков.

Присмотревшись к границе темноты, монах почувствовал, как у него на голове дыбом встают волосы.

По краю освещенного пространства замерло штук десять гиен: огромных, мрачных, с оскаленными пастями. В отсветах костра ярко вспыхивали глаза, изредка доносилось недовольное тявканье.

– Они зачем здесь? – сипло спросил вахмистр Кизима, сжимая винтовку и направив жало штыка вперед.

– Мертвечины обожрались, а дикарей настоями поили. Поэтому могут меня послушать... Здесь вокруг столько погибло за эти минуты, что Тьму можно черпать без меры. Если я собачек смогу подчинить, слушаться будут, как родную маму. А собачки нам нужны. Нам еще все вокруг холма патрулировать. И разбежавшихся негров отлавливать...

– Собачки... – трое староверов с напряженными лицами смотрели, как парень бредет вперед, останавливается на границе освещенного пятачка и начинает тихо рычать. Еле слышно. Не повышая особо голос. Но при этом – властно, говоря каждой хвостатой твари рядом: я главный. Я – ваш хозяин. Я требую, чтобы вы повиновались беспрекословно...

Спикировав сверху, Федор приземлился на плечо Макарова и зло каркнул, заставив людей вздрогнуть. Ворон встопорщил перья, разглядывая гиен и щедро делясь многократно увеличившейся силой, вобрав попутно в себя остатки погибших душ. Ветер трепал невидимые черные клубки, разрушая ауру смерти, но зачерпнутого чернильного ужаса было столько, что склонив головы к человеку сначала пошла одна самка, за ней потянулись остальные. Рядком позади выстроились самцы, повизгивая и демонстрируя полную покорность.

– Хорошие мои... Смелые... Сильные... Нюхать. Нюхать... – Сергий поднял кусок черной руки, оторванной по локоть, протянул перед собой. – Искать. Запах чуете? Искать. И убивать... Убивать...

Бросив остатки чужого тела перед собой, парень посмотрел, как гиены крутнулись на месте и рванули в ночь.

– Все, теперь местным не позавидуешь. Все, кто пил шаманские настойки, меченные. Кто доживет до утра, спасется. Но я очень надеюсь, что их будет мало. Нам против толпы не выстоять.

Вторя молодому некроманту, за спиной гулко жахнуло первое орудие. Вагнер начал дирижировать концертом, щедро посылая гостинцы на запад. Скорее – не уничтожить врага, а напугать. Обозначить, кто здесь и сейчас хозяин. И превратить дезорганизованное отступление в беспорядочный драп. Трофеи считать будем утром. Пока же надо воспользоваться моментом и заставить перепуганное человеческое стадо бежать без оглядки. Как можно дальше. До самой Атлантики.

* * *
Флетчеру снилась какая-то дрянь. Болото, затянутое туманом. Кроваво-красная луна над головой. Ветки деревьев, цеплявших за одежду. Откуда на болоте могли расти деревья – совершенно непонятно. Затем неподалеку грохнул разрыв артиллерийского снаряда и мужчина дернулся, свалился с раскладной походной кровати на каменистый пол и замер: что? Где? Какого демона?

Похоже, спал он все же крепко. Потому что кроме звука второго далекого разрыва через полотнище палатки пробились испуганные крики, послышался топот ног, затем загремел и заглох двигатель броневика.

Неожиданно рядом завизжали, несколько человек повалились на боковую стенку палатки, ломая колышки и выдергивая натянутую веревку. По брезенту от души полоснули ножом и в прореху рухнул солдат в одной рубахе и ботинках, без штанов. Светло-рыжий парень пытался ткнуть коротким ножом в черного здоровяка, который рычал и старался дотянуться до чужого лица оскаленным ртом.

Потянув из-под подушки револьвер, Чарли направил его на взбесившегося дикаря и выстрелил. Пуля снесла половину головы, уляпав прорезанную материю чужими мозгами.

– Рядовой, что происходит? – ничего другого в голову не пришло.

– Зомби, сэр! – с истеричными нотками в голосе отрапортовал бедолага, сталкивая с себя тяжелое тело.

– Много?

– Полно, сэр! Весь лагерь ими забит!.. А еще они захватили пушки и молотят по нам!

– Зомби? – удивился Флетчер, набрасывая подтяжки и радуясь, что из-за усталости свалился спать не раздеваясь. Почему-то британцу казалось, что мертвые не умеют управляться со сложным военным имуществом. В отчетах по Румынии черным по белому писали: агрессивны, нападают толпой, но глупы и не представляют серьезную угрозу регулярной армии. Ага – не представляют. Расскажите это сожранным румынским частям и немцам, потерявшим кучу солдат в череде бесконечных сражений на границе.

– Да, сэр! Ну, или кто-нибудь еще... Нам повезло, что наводчиков рядом нет, иначе бы долбили не куда попало.

Еще один далекий взрыв и нарастающая громкость криков заставили Чарли действовать. Разбираться с тем, кто именно переманил на свою сторону черномазых, можно потом. Пока же стоило последовать рекомендации янки, улетевшего на юг в сумерках. Максимально быстрый драп позже легко переименовать в стратегические отступление. Главное – дожить до этого момента.

Спешно натянув ботинки, мужчина подхватил стоявший у изголовья дробовик и выглянул в дыру. Этот путь отступления не понравился. В свете разгорающихся пожаров метались раздетые люди, щелкали редкие выстрелы и голосили бедолаги, атакованные зомби. Нужно попытаться воспользоваться закрытым выходом. Он как раз ведет к “поломанному” грузовику, что в данной ситуации может спасти жизнь.

– Винтовка в углу, рядовой. Хочешь жить – держись рядом.

Кто такой молодой офицер запаса в Британии? Это или неудачник, которого выпнули со службы за что-то невообразимое. Или баловень судьбы, заплативший круглую сумму ради будущей карьеры. Но в любом случае, имеющий за плечами несколько лет муштры и умение сохранять толику спокойствия в любой неприятной ситуации. Поэтому Флетчер сумел сначала аккуратно осмотреться, приоткрыв щель на выходе из палатки. Затем бодрой рысцой двинул вдоль высокого каменистого обрыва к заветному средству эвакуации. За спиной гремел ботинками голозадый солдат. Он же размахнулся винтовкой, как дубиной, и шандарахнул по голове выскочившего сбоку негра. Удар был такой силы, что череп лопнул, а приклад отвалился, окончательно превратив винтовку в дробящее оружие.

– Прощу прощения, сэр! Она сломалась!

– Держи крепче, пока что-нибудь другое не найдешь. Нам туда...

Пока добрались до грузовика, Чарли расстрелял почти все патроны в револьвере и разок использовал дробовик по назначению. Когда забрался в кабину, еще раз похвалил себя предусмотрительность – стекла в дверях были подняты, дабы хоть как-то спастись от вездесущей пыли. Сейчас это служило слабой защитой от зубастых мертвецов. Кто бы мог подумать, что любовь к чистоте подарит лишний шанс.

Просунув руки под руль, мужчина стал нащупывать провода. Их нужно было соединить, причем в правильной последовательности. Без этого железо будет стоять мертвым грузом на южной окраине лагеря.

О пассажирскую дверь ударились, но Флетчер даже не обернулся, только зло шикнул вздрогнувшему солдату:

– Двери на замок закрыл? Молодец. Тогда сиди тихо и не дергайся. Просто так сюда не полезут, мертвецы тупы, как пробки.

– Да, сэр!.. Просто он стоит, смотрит!

– Не сахарные, не растаем. Но если начнешь махать железкой или я буду стрелять, то у нас будет дыра. И тогда все станет намного хуже...

Закончив скручивать оголенные хвосты, Чарли завел грузовик, пару раз газанул и медленно двинул машину вперед. Стоящий сбоку зомби попытался вцепиться в ползущий мимо деревянный борт, затем обернулся в другую сторону и шустро засеменил к соседней горящей хибаре, собранной из остатков ящиков и мусора. Там кого-то уже доедали, потому что крики стали тише, а черных тел вокруг намного больше.

– Подождите нас! – долетело с другой стороны дороги и водитель жестами через лобовое стекло показал – в кузов, быстрее. Но притормаживать Флетчер не стал, и так пробирался буквально на ощупь, стараясь не угробить подвеску и не ударить колесо по рассыпанным тут и здесь валунам.


Грузовик остановил на дозаправку только через час, отмахав в свете мутных фонарей изрядный кусок. С трудом разжал кулаки, помянул всех святых угодников и обернулся к замершему истуканом молодому солдату:

– Вроде выбрались, да?

– Наверное, сэр... Прошу прощения, но... Я обмочился, сэр... Нам при найме никто не говорил, что проклятые африканцы придут ночью жрать живых.

– Мне тоже не говорили... Выбирайся, будем приводить себя в порядок. И посмотрим, кого успели прихватить по дороге.

На песок из кузова спрыгнули трое – ободранные, злые и одетые не намного лучше случайного попутчика Флетчера. Чтобы не волноваться о возможной пуле в спину, Чарли сразу обозначил свою позицию:

– Джентльмены, прошу вашего внимания. Я собираюсь двигаться напрямую в Гат, чтобы сообщить о нападении зомби властям. Оттуда – на побережье. Не удивлюсь, если это была первая волна и она скоро доберется и до промежуточного пункта дислокации. Если вы составите мне компанию и обеспечите охрану в дороге, буду признателен. Внутри есть несколько комплектов формы, две фляги с водой и чуть-чуть пайков. Предлагаю переодеться, перекусить и готовиться выдвигаться дальше. Я пока долью топливо в бак.

– Спасибо, сэр, – нестройно ответили беглецы, прямо на глазах успокаиваясь. Кто-то из руководства, на собственной машине и с планами убраться от ужаса как можно быстрее и дальше – это хорошо. А если еще вместо дезертирства все оформит приказом, так и вообще отлично.


Двинулись дальше через полчаса. Теперь рядом на дерюге, брошенной на пованивающее сиденье, возвышался светловолосый великан с исцарапанным лицом. “Рядовой Бакли, второй батальон, сэр”, как представился ирландец. В отличие от остальных, он умудрился не только сохранить винтовку, но еще и стоял на посту, поэтому смог рассказать хоть что-то более-менее осмысленное.

– Они поперли после полуночи. Сначала прибежали штук пять наших с дороги между холмами. Орали, что небо упало на землю и мертвые восстали. Я не понял и полез на вышку, которую построили вчера. Посмотреть, что происходит. Потом мимо промчалась пара дикарей.

– Зомби?

– Не, нормальных. Испуганных до жути, что-то по своему верещали. И неслись из последних сил. А уже за ними повалили мертвецы. Самое паршивое, эти твари совершенно не устали! И бегали по всему лагерю без остановки.

– Паршиво. Значит, деревню уже захватили.

– Скорее всего.

– А ведь там был почти полный батальон. В ней и рядом... Проклятье, выходит, что теперь между нами и пустыней никаких заслонов. Как доберемся до Гата, дозаправка, телеграмма и на побережье. Любым способом... Хорошо, что еще видел?

– Нескольких убили. Я двоих точно свалил. В тело стрелять бесполезно, а пуля в голову им не нравится.

– Согласен. Я тоже старался целить по глазам, вроде получалось.

– И еще одно, сэр... Я не знаю, кто облажался, но когда мы уезжали на из лагеря, то последнего живого негра жрала собака.

– Собака?!

– Да, сэр. Огромная, мне по пояс. Башка с треть тела, если не больше. Сгорбилась вся и рвала куски мяса. А черномазый орал.

– Гиена. Это была гиена, Бакли. Они притащились следом за дикарями. Я видел одну из стай, когда вечером поднимался на холмы для рекогносцировки. Мерзкие твари.

– Наверное, я в местном зверье ничего не понимаю. Но готов поспорить на фунт, что она охотилась именно на ублюдка, который выл и не мог отобрать у нее вырванные кишки.

Ударив ладонью по рулю, Флетчер выругался:

– Шаманы! Эти придурки облажалась!.. Они ночью хотели что-то устроить, чтобы добить джерри. Вместо этого превратили Сахару во вторую Румынию... Господи, а ведь это – север Африки. Если вся поднятая нежить сунется дальше? Мы не удержим никакие колонии. А санитарные кордоны придется ставить в Египте по Нилу... Будь оно все проклято. Хотя нам с тобой, Бакли, стоит порадоваться. Если даже твари прорвутся в Европу, сможем отсидеться за проливом. Я на это очень надеюсь.

* * *
Спавшего Гарнера разбудил настойчивый стук в дверь.

– Какого дьявола? Ночь еще на дворе!

– Господин капитан просит вас немедленно пройти на мостик, мистер Гарнер!

– Мы падаем?

– Нет, но это срочно!

– Иду...

Первым делом специалист по древним артефактам принюхался. Воздух чистый, ветерок задувает прохладный воздух в приоткрытый иллюминатор. Слышна работа двигателей – дирижабль ползет заданным курсом. Послезавтра – посадка в Кано, дозаправка, недолгий отдых и трансатлантический перелет домой. Груз в трюме, заботливо перепакованный и укрытый от любопытных глаз. Повезло, что мелкое барахло приняли на борт заранее, теперь колониальная администрация оплатит еще и доставку почты и прочих никому не нужных коробок как рейс “для помощи британскому правительству”. Гроши, но хотя бы не в холостую над Африкой болтаться.

Главное, что про себя отметил гангстер, почесав тонкий шрам на груди, он не ощущал какой-либо угрозы вокруг. Значит, возможные неприятности не связаны с полетом. И это радовало. Потому что домой хотелось добраться живым и здоровым. На трупы за эту неделю он вдоволь насмотрелся. Кстати, попадание крупнокалиберной пули от картечницы превращало человека в крайне неприятное зрелище.


– Мистер Клиффорд? Что стряслось?

– Думаю, мы всей командой поставим вам бочку пива в Кано. Или ящик хорошего виски... Радисту не спалось, сумел перехватить морзянку с искрового передатчика. Лагерь, откуда мы вечером вылетели, подвергся атаке зомби. В Гат сумел прорваться единственный грузовик.

– Зомби? Они уверены? Не обкурившиеся дури людоеды, а именно мертвецы?

– Так точно. Текст предельно ясно это описывает. Восставшие из ада, порвавшие военных на куски.

– Боже милостливый... Шаманы перестарались. Они собирались ночью послать дикарей в атаку на остатки бошей. Видимо, переели мухоморов или что там у них... Я как знал.

– Именно, мистер Гарнер. А я еще ворчал, что вылетаем на ночь глядя. Нас бы там телами завалили... В лагере было больше пяти сотен солдат, остальные на позициях. И никто не выжил.

Подумав, доверенное лицо Синдиката попросил:

– Знаете что, господин капитан. Давайте не будем сильно распространяться о случившемся по прилету. Забрали груз, сдали. Ничего не видели. Ничего не слышали. Прихватываем баллоны с водородом и двигаем домой. Если власти задумаются, то могут попытаться вцепиться нам в глотку. Исключительно из соображений секретности или еще какой дурости.

– Но ведь зомби – это не заразно? Даже если тебя укусили – просто истечешь кровью. После Румынии каждый ребенок это знает, в газетах и книгах писали.

– Расскажите это воякам, которые запросто введут карантин, объявят нас больными или еще что-нибудь подобное. Я не хочу объясняться с наместником в Кано.

Подумав, капитан дирижабля предложил, поглаживая полированную столешницу с расстеленной картой:

– Можно сесть в Кацино. Там тоже разгружались и баллоны наверняка остались. Вряд ли в этой дыре есть искровой передатчик или радио-приемник. Это у нас начали недавно ставить на все “сигары”. Про африканское захолустье я очень сомневаюсь. У них тут телеграф на севере Нигерии даже не везде есть.

– Согласен, так и поступим. А пиво и все остальное – как домой вернемся. Я с удовольствием накрою стол на всех в хорошем ресторане. Такое везение надо будет отметить.

* * *
Утро навалилось на фон Шольца стремительно. Только что были сумерки, но вот уже солнце начинает припекать и воздух снова горячим маревом медленно поднимается над далекими барханами.

Но, в отличие от вечера, теперь командир сводной роты чувствовал себя намного лучше. Потому что вечером потомок военной династии совершенно серьезно прикидывал, какую именно эпитафию высекут над пустой могилой. А сейчас решал куда более приятные проблемы.

– Дирк, что там с деревней?

– Все неплохо. За нас сделали всю работу. Сараи почистили, источник углубили и воды там достаточно. Зомби угробили большую часть идиотов или в окопах, или сожрали уже на выходе. В самом Эль-Увайнате погибших не так много. Мало того, парни глянули, сумели в песках насобирать еще человек тридцать. Совершенно деморализованы, когда нас увидели, плакали от счастья. Я приказал их пристроить к делу, покойников стаскивают к южному оврагу. Там места полно, как закончим, песком сверху присыплем и нормально.

– Отлично. Что еще известно?

– Разведчики обнаружили рабочий броневик, на нем укатили в холмы, посмотреть что и как. Пленные сказали, пушки все здесь. И картечницы. Командование передислоцировало основные части сюда. С той стороны гряды склады и тыловые части. Поэтому вряд ли по нам кто-то сможет ударить.

– Надеюсь, но нам нужна поддержка, чтобы закончить миссию. Оседлать высоты и добраться до Гата. Но это когда подтянут резервы... Что с мертвечиной?

– Передохли. Все. Воняют жутко, но как только солнышко показалось – попадали и не шевелятся. Монах говорит – больше никаких колдунов опасаться нет необходимости. Это не Румыния, все для нас закончилось намного лучше.

Новость понравилась.

– Кстати, где Макаров?

– В тенечке усадили. Парень еле живой, почти надорвался за ночь, гоняя нечисть. Кровь носом шла, но вроде оклемался. Троица, что его охраняет, рядом суетится. И фельдфебель мимо пробегал несколько раз.

– Кизима?

– Так точно, господин гауптман, он. Я ваш приказ передал, насчет перебазирования. Думаю, до жары большую часть раненных перебросим. Два грузовика есть, оба на ходу.

– Отлично... Кстати, Дирк. Думаю, как чуть-чуть разберемся, я тебя тоже повышу, имею полное право. Хотя бы до фельдфебеля, чтобы русских в чинах превзошел. И ходатайство на учебу в академию на представление к лейтенанту. Достоин, Дирк.

Помрачнев, служака шагнул поближе и тихо попросил:

– Август, для меня это честь и я горд, что могу называть тебя по имени после всего пережитого. Но можно я не пойду в офицеры? После похода собирался подавать на пенсию. С погонами меня просто так не отпустят, сунут в зубы взвод и заставят тянуть лямку дальше. А я что-то устал от всех этих ночных радостей жизни.

– Как скажешь... Значит, фельдфебелем оформим и на этом остановимся. Такие права у меня есть. Кстати, тоже хочу при первой возможности здесь осесть. Получить надел, подтянуть камрадов из роты, кто захочет. Окопаться, картечниц припрятать на всякий пожарный. И можно жить... Еще бы с нежитью разобраться, чтобы дикари какую гадость не учудили, и нормально... Как ты думаешь, откуда к нам монах на пару с Макаровым свалились?

– Я так думаю, что парень в опалу попал. А священника прислали за ним приглядывать. В газетах у нас жаловались одно время, что русские хорошо устроились. Их церковники обучали специальные отряды тварей уничтожать. И даже некромант свой был.

– Это читал, да. Единственный на всю империю. Вроде бы в полиции служил.

– Так точно, он. Парни краем уха услышали, мне шепнули, что Макаров его ученик. Поэтому и штуки хитрые знает, и нас ночью от дряни прикрыл. Хорошо бы его в роте оставить.

Шольц вздохнул, отхлебнув воды из недавно заново наполненной фляги:

– Хорошо бы, да кто нам даст. Лучше вообще молчать об этом. Чтобы раньше времени его обратно не отправили... Пойду, проведаю. Ты же пока проверь, что там с грузовиками и местом под новый лазарет.

– Яволь, герр гауптман.

* * *
Нужного ему человека командир роты нашел неподалеку. Сбоку от глиняной стены поставили кривые столбы из сухих жердин, поверх набросали палок и натянули дырявый кусок палатки. Получился эдакий навес. Под ним в углу уже жарко трещал ветками костерок с похлебкой в закопченном котелке, тянулась крепкая скамья, на которой сидели парень с бледным лицом и горбун. Герасим кормил Сергия с ложечки и тихо ему выговаривал:

– Вот зачем было сайгаком по всей округе носиться? Пнул покойничков, проследил, чтобы кого надо сжевали и хватит. Сиди, отдыхай.

– Если бы я не суетился, божий человек, они бы сначала дикарей доели, а потом уже за нас принялись. У меня же получилось их дальше отправить, в горы. Чтобы лагерем на той стороне занялись и тылами.

– Это согласен, это хорошо вышло. За это тебе еще ложечку. И не морщись, ветром качает, а дел еще – за неделю не разгрести.

Сбоку от Сергия лежали две гиены, вывалив багровые языки. Между ними кто-то заботливо поставил мятый тазик, налив туда воды. Звери флегматично разглядывали людей, краем глаза посматривая в сторону хозяина. Подошедший гауптман оценил общую картину, поблагодарил кивком одного из староверов, протянувшего миску с варевом и устроился на лежавший неподалеку пустой снарядный ящик.

– Макаров, все камрады тебе безмерно благодарны. Ты сегодня жизнь нам всем спас. Но я для себя лично хочу все же уточнить. Ты кто? Откуда так ловко со всякой дрянью управляться можешь?

– Я ученик некроманта, господина Зевеке, – отпираться Сергий не стал. Это уже превратилось в секрет полишинеля в роте. – К сожалению, наставник рано за грань ушел, мало что передать успел.

– Понятно, я так и думал. Слышал о нем, серьезный был человек, в Рейхе и по всей Европе его знали... От себя лично скажу. Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится, можешь смело обращаться ко мне или любому члену семьи Шольц. К любому. Мы такие долги не забываем... И можешь называть меня по имени. Если хорошенько подумать, это мне перед единственным некромантом империи положено в струнку тянуться.

– Издеваетесь, герр гауптман?

– Август для тебя. Просто Август. Не на плацу... Кстати, что-нибудь нужно?

– Спасибо, вроде все есть. Еще ребят с холмов сюда потихоньку перевезем и вообще обживаться можно... Я только спросить хотел.

– Да?

– У вас есть кто-нибудь, кто в собаках разбирается?

Прожевав очередную порцию похлебки, Шольц кивнул:

– Да, три-четыре человека можно будет насобирать. Надеюсь, они не погибли за эти дни. У нас на границе псов часто патрулям давали для усиления, дрянь всякую выискивать.

– Хорошо бы их позвать. Я бы их с мордастыми познакомил. Так понимаю, стая остатки беглецов по округе добывает и сюда потихоньку гонит. Надо бы как-то процесс организовать. А то сожрут всех к чертям, кто тех же покойников таскать станет?


После переклички нашли четверых, имевших опыт общения с собаками. Им Сергий быстро объяснил, что имеет в виду. Каждого обнюхали старшие самки гиен, затем выдали по молодой суке и двум-трем кобелям. Четыре группы теперь могли патрулировать территорию и присматривать за пленными.

– Главное – не вздумайте их как-нибудь бить или обижать. Они вас и так слушают беспрекословно.

– Яволь, мастер. Что должны сделать прямо сейчас?

– Там поилка для верблюдов, сначала воды им дайте всем. Потом одну группу к холмам, проверить, не осталось ли кого живого. Две – на восточную дорогу, наших встречать. И последний на юг. Федор прилетал, подсказал, что оттуда первую колонну дикарей гонят. Надо присмотреть.

Солдаты покосились на гауптмана, тот подтвердил отданный приказ, закончив завтрак и поднявшись с ящика.

– Пойду делами заниматься. Ты здесь пока будешь, Сергий?

– Да, Август. Вроде в голове звенеть перестало, тоже скоро смогу помогать, где требуется.

– Отлично. Главное, постарайся зря на солнцепеке не болтаться. Главное ты уже сделал. А с остальным мы сами разберемся.

* * *
Броневик подкатил к изгибу дороги и остановился, тихо дребезжа двигателем. Высунувшись наружу из башенки, светловолосый коротко стриженный мужчина посмотрел на высокий склон сбоку и хохотнул.

– Что там, Гюнтер?

– Там идиоты, Клос. Сидит человек пять на скале, а внизу дохлые зомби валяются.

– Стоит их из картечницы причесать?

– Зачем. Сейчас разберусь...

Достав флягу, Гюнтер отхлебнул воды, заметил, как у бедолаг заходили кадыки на грязных шеях и крикнул:

– Придурки, вы там сколько времени сидеть собираетесь?.. Молчите?.. Знаете, я ведь могу поступить проще. Я вернусь обратно в лагерь и подожду ночь. Ночью к вам в гости придут вот эти черные бравые ребята еще раз и доедят оставшихся... Вы меня понимаете? Или я паршиво говорю по-английски?.. Моя мама увлекалась дурацкой оперой и заставляла меня зубрить вашу гнусавую речь... Так что, есть желающие мне ответить или так и сдохнете в проклятой пустыне?

– Извините, мистер, а что вы предлагаете?..

– Предложить может только мой командир, гауптман Шольц. Насколько я знаю, ваши части с той стороны холмов полностью разгромлены. Оружие у нас. Пленных по законам военного времени никто не трогает. Хотите остаться в живых, собирайтесь на дороге и топайте в ту сторону. Там вас встретят. Мародеров и любого, кто будет болтаться с оружием, расстреляем на месте. Это понятно?

– Да, мистер. Мы готовы спуститься... А нас не съедят?

– Останетесь на ночь – сожрут. Пока же падаль лежит и на солнышке греется. Все, я поехал назад, надоело на солнцепеке торчать. Кто захочет выжить – с какой-нибудь белой тряпкой придет к нам. Куда именно – я сказал.

Постучав кулаком по загремевшему железу, Гюнтер скомандовал:

– Клос, давай назад. Там теснина дальше, могут просто камнями закидать. Не верю я ублюдкам, кто нас пытался в песок закопать. Это они сейчас такие смирные, а только отвернись, обязательно какую-нибудь гадость устроят.

Когда броневик выбрался на дорогу и покатил обратно, неугомонный водитель не утерпел:

– Ты в самом деле считаешь, что мертвецы ночью нападут на томми еще раз?

– Без понятия. Я только знаю, что у русских есть монах и камрад, который с вороном наши задницы спас и не один раз. Еще ночью я видел, как он шел первым, а зомби бежали от него прочь. Поэтому если ему понадобится, он наверняка разбудит еще пару-другую кладбищ и отправит их жрать оставшуюся Африку.

– Но это тогда будет как в Румынии.

– Наверное соседи что-то придумали у себя среди вечных снегов и медведей. И хорошо, что мы с ними подружились. Нам еда, корабли и добровольцы. И такие крутые парни, кто поможет мне дожить до увольнения в запас... Ну и когда зомби едят томми, я только рад. Совершенно не возражаю.


Когда вдалеке показались крытые хворостом крыши, у дороги разведчики увидели фантастическую картину. Под драным зонтиком, прикрываясь от солнца, медленно шел штурмовик в сопровождении семи гиен. Звери выстроились в подобие охранного ордера – самая крупная самка у правой ноги, парочка поменьше спереди и сзади, остальные россыпью вокруг, походя проверяя каждую дырку в земле. Увидев, что броневик останавливается, солдат потрепал гиену по загривку и с легкой ухмылкой посмотрел на ошарашенного Гюнтера.

– Комрад, откуда такие милые собачки?

– Некромант выдал. Сих старшими договорился, теперь у нас свое охранение по всей округе. Меня Шольц отправил проверить, что ближе к горам происходит.

– Там – полный кошмар. Мы далеко не залезали, но вокруг куски тел и дохлые негры. Кстати, кто-то из томми умудрился выжить, отсиделись на отвесных скалах. Как они туда запрыгнули – я не знаю, наверное от страха. Обещали прийти и сдаться в плен. Потому что боятся, что следующей ночью их доедят.

– Правильно боятся, – хохотнул “погонщик” гиен. – Ладно, я прогуляюсь еще вон туда, посмотрю, что за барханами, и назад. Когда мне отдали приказ, слышал, что вся рота перебирается в деревню. Там нашли гору еды, есть нормальная вода и перед смертью идиоты успели отремонтировать несколько лачуг. Не придется мерзнуть на песке... Да, и обед уже готовят.

– Понял... Клос, ты слышал? Обед! Поехали, надо успеть до того, как сюда приползут пленные. Опять начнется суматоха, пожрать нормально не успеем.

Когда броневик набрал скорость, Гюнтер с печалью посмотрел на прорехи в мундире, потом глотнул еще теплой воды и закончил прерванный разговор:

– Слышал? Парень и гиен к делу приспособил, не только зомби. Думаю, я точно дослужу остаток контракта без серьезных проблем. Очень на это надеюсь.

Глава 6

Ближе к вечеру смешанная рота полностью обустроилась в Эль-Увайнате. Разместили в двух рядом стоящих больших лачугах раненных. Натаскали воды, кучу тряпок, которые можно пустить на бинты. Выделили четырех крепких парней в помощь бледной и уставшей Сашеньке в качестве санитаров. Девушку накормили, напоили и дали возможность отдохнуть. Те, кто был совсем плох, уже умерли. Выжили немногие, с кем Найсакина поделилась собственными силами.

Пушки собрали в два ударных кулака на южном и северном участке, туда же перетащили остатки снарядов. На серьезный бой не хватит, исключительно из чувства самоуспокоения. Зато картечниц с боеприпасами хватало с головой – понавтыкали на всех опасных направлениях. И винтовки пришлось по-большей части сменить. Для “маузеров” патронов совсем мало, но с захваченных запасов можно британскими винтовками вооружить еще три-четыре роты. Патронов же – хоть целиком рюкзак забей.

Люди, готовившиеся умирать, смотрели на заходящее солнце, неестественного громко смеялись и начинали заново радоваться жизни. Еда. Вода. Хоть какая-то крыша над головой. И никто тебя не пытается уничтожить. Изредка проходившему мимо по делам гауптману честь отдавали с удовольствием: наш командир опять сумел вытащить всех из лап смерти. Да, многих похороним в песках, но мы не сдались. Макарову же при случае пытались пожать руку. Из германских штурмовиков каждый знал, кто именно смог разрушить чары дикарей и направил атаку зомби обратно на колдунов. Русские к популярности молодого парня относились куда спокойнее, довольно ухмыляясь в усы: знай наших. Молоко на губах недавно обсохло, а вон уже какой молодец! И стрелок отменный, и с любой заразой один на один выйдет побороться.

Макаров как раз заканчивал помогать повару раздавать кашу к ужину, как его нашел вестовой:

– Сергий, тебя его благородие кличет. В лазарете, в себя пришел.

– Сейчас буду.


Капитан Седецкий выглядел неважно. Лицо осунулось, потрескавшиеся губы и хриплое дыхание. Не сказать, что умрет сегодня-завтра, но бравому вояке долго еще не получится водить в атаку солдатушек-ребятушек.

– Вашбродь, звали?

– Присядь, Макаров...

Заглянувшая в хижину Сашенька строго посмотрела на больного и попросила:

– Пять минут, не больше. Эрасту Юлиановичу покой нужен.

Подождав, когда девушку выйдет на улицу, капитан просипел:

– Говорят, ты людей спас ночью, когда дикари в атаку пошли.

– Герасим Тверской помог и капеллан ротный. Подсказали, как можно подобраться поближе к чужим шаманам и козни их поломать. Мертвецы взбесились, стали черных рвать. Потом на британцев перебросились. К утру все сдохли. Мы остатками сил Эль-Увайнат заняли. Завтра надо будет хотя бы один грузовик до ума довести и весточку в Марзук послать. Главные силы мы отбили, но мало кого еще принесет. А нас тут – горстка.

– Понял... Что господин гауптман говорит?

– Радуется. Живы остались, вас вон удалось с поля боя вынести. Так что не должны его сильно ругать. Скорее, наоборот, наградят за доблесть.

Помолчав, Седецкий поправил тонкое одеяло и вздохнул:

– Стыдно мне, Макаров. Я тебя плохим солдатом считал, а оно вон как обернулось. Народ порасспрашивал, да и сам хоть как в тумане был, а помню, кто меня на себе волок. Не держи зла, рядовой. Как поправлюсь, обязательно на тебя бумаги оформлю, на “георгия”. Ты его точно заслужил.

– Вашбродь, вы бы тогда на всех служивых, кто выкарабкался, что-нибудь написали. Я-то что, больше подай-принеси бегал туда-сюда. А пластуны те же или кто из роты выжил – они ведь жизни не жалели, рубились без продыху. В рукопашную до песчаной бури несколько раз сходились. Немцы вообще их за богатырей считают. Рады, что такие добровольцы с ними вместе воюют.

– Напишу, да...

Взяв глиняную чашку, парень помог раненному напиться и попрощался:

– Я пойду, господин капитан. Надо будет народ покормить, на кухне помогаю. Вы – отдыхайте. Теперь все нормально будет. Супостату рога обломали, место хорошее заняли с водой и крышей над головой. Так что все наладится.


Когда Сергий вышел на улицу, там стояла Сашенька, задумчиво накручивая на палец локон.

– Скажите, Макаров, а зачем вы говорите, будто неграмотный крестьянин? Вы же образованный человек.

– Я? У меня и трех классов церковно-приходской нет, барышня. Самоучка. В тот же университет не возьмут... Могу я вас попросить?

– Слушаю, – Сашенька заметно напряглась. Пусть за все прошедшие дни ее авторитет в роте поднялся на недосягаемую высоту, но она все еще ощущала себя девочкой, по недоразумению попавшей на войну. Где кровь, где умирают на тебя на руках, а ты ничего не можешь с этим поделать.

– Вы скажите, если что нужно, чтобы силы восстановить. Вы же – одаренная, вы сможете господина Седецкого обиходить. Если он умрет, всех служивых замордуют. Чтобы командира и не уберегли? За такое по головке не погладят. Это меня в песке прикопают, никто не поплачет. А с его благородием надо аккуратнее. Если это возможно, конечно.

– С ним все будет хорошо. Пули навылет прошли. Раны тяжелые, но я кровотечение остановила, дренажи поставила, перевязки с мазями регулярно. Перевозить его нежелательно, но сейчас стабилен и на поправку пойдет потихоньку.

– Вот и замечательно. Насчет отправки в госпиталь, так подождем. Здесь нам вряд ли кто сейчас угрожать будет. А потом уже на грузовике и поедет домой.

Девушка несмело улыбнулась, потом посмотрела за спину Макарову и зажала ладошкой рот, давя крик. Обернувшись, Сергий увидел гиену, которая бодро трусила в его сторону.

– Не пугайтесь, это свои. Кнопка бежит, вести тащит.

– Кно... Кнопка?

– Ага. Самая непоседливая. Мы смогли несколько гиен приманить, теперь у нас вместо собак. В песках им голодно, мы же подкормить можем... Прошу прощения, меня ждут.

Потрепав прибежавшего зверя по загривку, некромант попрощался и быстро пошел по улице на юг. Нужно было разбираться с очередной проблемой.


Остановившись у невысокого заборчика, сложенного из камней, Сергий спросил у монаха, из-под ладони разглядывающего что-то в песках:

– Не понимаю, для чего они эти ограды складывают? По колено-же.

– Территорию делят, наверное.

– Если только так... Хвостатая позвала к тебе, что-то стряслось?

– Можно и так сказать, – Герасим опустил руку, почесал бороду и фыркнул: – Только не знаю, это хорошо или плохо...

Протянул указательный палец направо:

– Вон там толпа бредет, охранение их недавно заметило. Похоже, обещанные пленные наконец-то решились сдаться, на ночь глядя. Боятся, что сожрут их там всех.

Протянув палец вперед, продолжил:

– А вон там негры идут. И много... Вот и думай, хорошо это или плохо. Я – не знаю.

* * *
Остатки собранных по всей Африке племен шли не сами под себе. Они брели под конвоем. Гиены рассыпались редкой цепью и направляли ободранных и еле живых от усталости людей в сторону деревни. Позади рыскали самые злобные. Если кто-то падал и у него не хватало сил подняться – звери добивали бедолагу и продолжали идти следом с окровавленными мордами. Не щадили никого. Или ты выполняешь приказ – или сдохнешь.

– Похоже, все. Больше никого из дикарей не осталось, – Макаров мрачно пересчитал по головам толпу и сообщил подошедшему командиру: – Чуть больше двух сотен. Вроде шаманов несколько вижу и главных папуасов. Вон те, с украшениями.

– И что мне с ними делать? – удивился Шольц. – Конечно, мы захватили кучу еды, хватит на тысячу человек на месяц или даже больше. Но я не представляю, куда их пристроить.

– Август, ты мне вот что ответь, – Сергий поморщился от порыва ветра, стряхнул мелкий песок с бровей. – Ты собираешься Тазили под себя брать или нет? Если землю своей объявишь, то южнее все равно придется буферную зону делать. Чтобы вот такие зря не мотались через границу туда-обратно.

– И?

– Если там посадить злобных людоедов, верных лично тебе, много проблем сможешь спихнуть на них. Пусть жрут всех, кто попытается без спроса сунуться.

Немец молчал, разглядывал пленников, а те под его взглядом перестали шептаться и замерли. Наверное, ощутили, что сейчас решается их судьба.

– Сергий, у тебя в предках явно кто-то из благородных был. Обычный человек подобное не придумает... Даже если мне не разрешат получить Тазили как личные земли, кайзер будет рад, если мы обезопасим себя от набегов с юга.

– Хорошо. Тогда пойду разговаривать...


– Кто-нибудь говорит по-немецки? По-русски? По-английски?

С британцами трое явно поддерживали отношения, потому что худо-бедно что-то по-английски лепетать смогли. Французский, более популярный в этих местах, Макаров не знал. Крошки от Зевеке позволяли заказать круасан в кафе, для беседы этого мало. Поэтому воспользовался тем, что осталось после школьных уроков и подработки на зарубежных партнеров в прошлом.

– Кто из вас колдовал? Покажите мне?

Из толпы выпихнули трех оборванных стариков и мальчишку лет десяти: в цветных набедренных повязках, с кучей мелких амулетов на телах.

– Встать... Как тебя зовут?

Помявшись, самый дряхлый ответил через переводчика:

– Амади, господин.

– Слушай меня, Амади. Вот это – великий вождь Шольц. Он – самый главный на этой земле. Он рвал вас картечницами. Он рубил вас холодной сталью. Он приказал и я забрал вашу силу. По его приказу поднял нзуму, сожравших черную армию. Вы то, что осталось. И теперь великий вождь Шольц говорит. Он устал убивать. Все земли вокруг стали бурыми от пролитой крови. Мертвые лежат так, что негде поставить ногу. Шольц хочет, чтобы на его земле наступил порядок. И он говорит... Если вы склоните голову и признаете его своим королем, то он будет щедрым и добрым с выжившими.

Память услужливо подсказала: Зевеке в свое время, оказывается, изучал местные культы и некоторые слова на суахили теперь вовремя всплыли из небытия.

– Он мфалме, великий король! Он даст вам еду. Он даст вам воду. Он разрешит поселиться на границе его земель. У вас будут рабы. Наложницы. Вы получите оружие и станете говорить с другими племенами, как великие воины, а не пыль под ногами короля Шольца... Думайте и решайте. Кто не захочет служить – того мои гиены отведут в пески и оставят там навсегда. Кто готов дать клятву, до конца жизни будет жить и веселиться, как почти белый человек... А ты, шаман, подумай хорошенько. Я помогаю великому королю. И вижу ложь в чужих сердцах. Вздумаешь предать, я приду к тебе еще раз. Сделаю из тебя нзуму, чтобы до конца веков скитался по пустыне, без милости богов.

Сергий приблизил лицо к старику, чуть ослабил внутренний контроль и глубоко в глазах парня плеснулась Тьма, сотканная из ночной боли и криков умирающих. Выглянула на секунду и скрылась обратно, заставив шамана посереть от ужаса. Повалившись на колени, он забормотал:

– Я буду служить великому королю и его великому мчави! Я открою сердце, чтобы он убедился, что нет во мне зависти и злобы! Клянусь!

– Вот и хорошо... Толмач – убедись, что каждый понял, что я сказал. И пусть делают выбор... И побыстрее, мои гиены голодны.

* * *
К следующему утру между горной грядой и деревней уже был оборудован полноценный палаточный лагерь, куда разместили оборванных пленных. В качестве охраны использовали африканцев. Остатки племен были очень недовольны “плохими белыми”, кто бросил их на убой и позже скормил зомби. В этом обвиняли британское командование. Победителей боялись до одури и всячески демонстрировали уважение: великий король дал нам воду, еду, обещает богатую добычу и земли на границе джунглей. У великого мфалме есть двуногое чудовище, пришедший из Тьмы мчави, пожиратель душ. Его слушают гиены, ему кланяются другие белые люди. Его злоба безмерна, как и великодушие безгранично. Кто подчиняется, могучий колдун с разрешения короля раздал копья и тесаки. Им позволили занять место рядом с лагерем мфалме. Их признали воинами, достойными охранять добычу. Они смотрят за врагами, кто обманом заманил бедных мвамадаму в проклятые богами пески и заставил умирать здесь.

Еще ужасный мчави прошел мимо выстроенных чернокожих добровольцев и двое ему не понравились. Отводили глаза, пытались скрыть страх и ненависть. Вздохнул, приложил руку ко лбу – и на песок рухнули мертвецы, превратившись в сухие мумии за пять минут. Эта демонстрация силы произвела неизгладимое впечатление, задавив любые попытки оспаривать новые приказы и пытаться шептаться за спиной штурмовиков. Заодно укрепила пошатнувшуюся веру в старых вождей и шаманов, чьи регалии новая власть подтвердила. Как буркнул про себя гауптман: “от добра добра не ищут, пусть вкалывают вместе со всеми”. Немец старательно изучал русские поговорки. Пытался понять загадочную душу могучего соседа с прицелом на будущее.

Когда закончили с реорганизацией и выстроили подобие порядка, Макаров пожаловался стоявшему рядом горбуну:

– Словно в нечистоты с головой окунулся. Как с этой дрянью колдуны и ведьмы живут? Это же как в бездну упасть, где никогда дна не достигнешь.

– Потому что переродились они, Сергий. Нет среди обращенных людей больше. Все с червоточиной. За что и кара неминуемая их ожидает. Поэтому охотники за нечистью все под вечным присмотром, чтобы сами не перекинулись. Зло, оно всегда на легкий путь толкает. И каждый раз приходится себя проверять – ради чего ты меч обнажил. Ради чего других жизни лишил. И война не все грехи спишет. Потому как и на войне надо человеком оставаться.

– Согласен... Пленных не уничтожать. Мирное население не сжигать заживо. Не оскотиниться, одним словом... Все, надо отдохнуть. Завтра формировать команды для осмотра разгромленного лагеря и начинать брать под контроль север Тазили. Оружие собирать, опорные пункты строить, раз дармовой рабочей силы полно. Нужно их делом занять, чтобы дурные мысли в голову не полезли.

Потрепанной роте нужно было удержать захваченное, не допустить бунта почти полутора тысяч военнопленных и двух сотен черных помощников. И хоть как-то сообщить командованию, что жизненно нужны подкрепления. Потому что поставленная задача до конца еще не выполнена. И над Гатом все еще развивается британский флаг. Но продолжить наступление нет никакой возможности. Просим о помощи...

* * *
На побережье Флетчер гнал грузовик практически без остановок. Подобрал еще двоих в Гате, остальным оформил документы, как сопровождающим и вдавил педаль газа в пол до упора. Когда в глазах начинало слезиться от слепящего солнца, менялся со здоровяком Бакли, умевшим крутить баранку. И на каждой промежуточной точке, где заправлялись и вылезали на песок размять ноги, Чарли читал телеграммы и мрачнел. Джина в бутылке удержать не получилось, новости разлетелись по всему свету. Теперь перепуганное командование требовало все новых деталей, а сообщать особо было нечего. Поэтому вслед за пропыленным грузовиком другие “храбрые вояки” тихо снимались с оборудованных позиций, бросая имущество и устраивая драки за свободные места в машинах. Из Гата уже никто не отвечал, не поймешь – зомби сожрали или просто рванули вслед за беглецами. По уровню истерики в принятых сообщениях из центра можно было представить, что уже выплеснулось в газеты.

Оценив расстояния, наследник Флетчеров не стал наматывать мили через всю Сахару, двинув на юг. Там сумел добраться до Томбукту, который считался центром культуры в местном захолустье. И здесь впервые смог поговорить с представителем властей. Французский офицер удивленно посмотрел на мужчину в грязной одежде, покрытого бурой пылью, затем покрутил в руках бумагу “подателю сего” и уточнил:

– Месье говорит по-французски?

– Да, господин майор.

– Вообще-то, лейтенант. В этой глуши найти майора можно только в столице колонии. Каким ветром вас сюда занесло?

– Вместе с охраной пытаюсь добраться к командованию. Буду признателен, если вы окажете возможную помощь. Наш грузовик на последнем издыхании. Впрочем, как и мы сами. Пробивались по Сахаре из последних сил.

– Сахара? А, я понял! Вы из экспедиционного корпуса, который сожрали в песках!

– Можно и так сказать.

– Месье, скажите, это все правда? Вчера вечером пришли газеты, я читал и не мог поверить собственным глазам!

На стол легла увесистая стопка. Похоже – по телеграфу прислали в местные типографии куски статей, те спешно выпустили экстренные тиражи.

Бегло просмотрев наиболее эпатажные заголовки, Чарли вздохнул:

– Не знаю насчет германской армии, а британский корпус разгромили полностью. С этим я согласен, лично пробивались через орду зомби.

– И они идут сюда? Как в Румынии?

Сильно восстание мертвецов под боком Европы народу головы взбаламутило в свое время. Сколько обсуждали, предположения разные высказывали, груды фотографий позже публиковали. Только скажи “восставшие” и любой школьник в карту с уверенностью ткнет.

– Это не знаю. Мы успели уйти, теперь нужно срочно передать накопленную информацию. Надеюсь на ваше содействие.

– Конечно... Подожди пока здесь.


Через полчаса неторопливая бюрократическая машина завертелась. Для приехавших выделили отдельную хижину, организовали помывку и накормили обедом. Затем местный механик покопался в потрепанном грузовике и вынес вердикт: еще побегает. После чего пригнали еще один, где сидели перепуганные солдатики.

– Месье Флетчер, я связался с властями, они просят вас срочно прибыть в Аккру. Там вас будут ждать. Это ваше сопровождение до места. Питание по пути следования и горючее мы обеспечим. Вот необходимые бумаги.

Понятно. Хоть никто из многочисленных ученых не смог доказать заразность зомби, но разрешать британцам болтаться по всей округе никто не собирался. Карта на точке указана, замотивированные до невозможности люди выделены, из каждого поселка, где есть телеграф, обязательно будут рапортовать. Это в пустыне первый вопрос был: как далеко от вас зомби? Здесь – цивилизация. Здесь первый вопрос: а кто за все это ответит?

– Спасибо, господин лейтенант. Не могли бы вы еще карту нам дать с пометками будущего маршрута? Тогда мы сможем немедленно выехать.

Аккра. Золотой берег, британский протекторат, любимые соплеменники. И он, Чарли Флетчер, отличный кандидат на роль козла отпущения. Гонец с паршивыми вестями, за которые не жалко и голову открутить. Единственная надежда, что получится добраться домой и там уже родственники прикроют от неминуемой опалы. То, что на него сгрузят все проблемы правительства и потерявших деньги нуворишей на провалившейся компании, Чарли не сомневался.

* * *
Первое сентября для урядника Федота Тихоновича закончилось плохо. По службе никаких вопросов, сейчас до полицейского ни прямому руководству, ни государевым людям дела нет. Вся страна с раннего утра пытается отойти от шока заголовков “Вторая Румыния?”. Козлова больше другое волновало. То самое чувство беспокойства вылилось в единственный вопрос, который он задал старшему городовому:

– Напомни мне, Аристарх Гвидонович, а где там наш непоседа службу проходит?

– Две недели назад из детинца запрос приходил, уточняли, служил ли у нас господин Макаров. Кто-то очень дотошный обратил внимание, что по возрасту слишком молод для добровольческого корпуса. Саламон Пименович справочку им оформил. Так вот, Макаров приписан к роте, которую на юг отправили. В Марзук.

– Это где? Я в их названиях плохо разбираюсь.

Захаров положил на стол вечерний выпуск, где на первой странице не поленились отпечатать черно-белую карту с жирно заштрихованным центром Сахары.

– А это вот здесь. В самом пекле, Аристарх Гвидонович. Как раз там, где согласно донесениям из Европы, сожрали германские части и британцами закусили. От соседей ни один штурмовик выбраться не смог. У англичан кто-то до телеграфа успел добежать, сообщение отправить. Так что – теперь никто толком и не скажет, где сейчас бывший школяр по пескам бегает. И бегает ли...

Налив себе воды из графина, Козлов грустно подвел итог:

– Похоже, так грех на душе и останется неотмоленым. Хотел по возвращению ему рекомендацию для поступления в университет дать, чтобы зла за порушенную мечту не держал. И все, кому теперь эти бумажки нужны.


В отличие от полицейского урядника, Вильгельм Пятый в выражениях не стеснялся:

– Я не понял? Где мои доблестные войска, отрапортовавшие о занятии южных границ? Где мои солдаты, занявшие Марзук и все оазисы поблизости?

– Мы пытаемся это выяснить, Ваше Императорское Высочество.

– Пытаетесь?.. Это вы кому сейчас сказали, Хартман? Что, генеральские погоны жмут? Кресло в Генеральном штабе наскучило? Вас лично в пески отправить?!

Пожилой руководитель Большого Генерального штаба старался дышать через раз. Если императору захочется, он в самом деле может разогнать свору генералов, бросив их рядовыми лично затыкать дыры на африканском фронте.

– Значит, так! Мне надоело читать в газетах, что в портах паника, беженцы штурмуют пароходы! Мне надоело читать, что мои войска сожрали без разрешения из Берлина! И меня бесит, что проклятые журналисты знают больше, чем вы все, вместе взятые! Как хотите, любым способом, но обеспечить мне проверенную и детальную информацию в ближайшие двадцать четыре часа! Или я вас в бараний...

Поперхнувшись, Вильгельм налил себе полный стакан воды, выпил и долго кашлял. До замершего генерал-полковника Хартмана периодически долетало: “свиньи”, “болваны” и куда более крепкие определения для провинившихся. Наконец, вернувшись обратно к расстеленной на столе карте, император мрачно спросил:

– Что с дополнительными войсками?

– Послезавтра второй армейский корпус начнет погрузку на транспорты.

– Значит, так... Разгружать на побережье, в пустыню не лезть. Пока вы, идиоты, не разберетесь в ситуации досконально. И молитесь, чтобы мы столкнулись не со второй Румынией, а чем-то поменьше... Хотя...

Вильгельм взял портняжный метр, который часто использовал для оценки расстояний, затем подошел к висящей на стене карте Европы и прикинул – сколько занимает Румыния от запада до востока. Потом вернулся к столу и померял, насколько больше Сахара. Полученный результат окончательно испортил повелителю Германии настроение.

* * *
– Надеюсь, ты не собираешься ехать в Одессу?

Елена Найсакина в темно-вишневом платье собирала дорожный кофр. Обернулась к отцу, уперла кулачки в тонкую талию:

– Что нам там обещал граф Салтыков? Что ни один волос не упадет с головы сестры? Что она досидит три оставшихся месяца в безопасности, смазывая карболкой чужие мозоли? Так, папа’?

– Успокойся, пожалуйста. И не надо истерик... Мама и так с утра лежит у себя, не встает.

– Разумеется, не встает. Потому что Сашеньку сожрали проклятые зомби, который, как оказывается, проморгали все эти толстозадые генералы!..

Сильно постаревший за неделю Николай Павлович подошел к заправленной кровати и тяжело опустился на покрывало с вышитыми золотистыми искрами. Одаренная старшая дочь любила у себя в комнате лишний раз подчеркнуть, что ей подвластны могучие силы природы. Хорошо еще, что все эксперименты с воздушным эфиром проводит в университете, дома не практикует.

– Елена, ты так и не ответила на вопрос. Зачем тебе вещи?

– У нас на курсе объявлена запись желающих помочь добровольческому корпусу. Пока – в пределах Великого Новгорода. Сбор пожертвований и раздача листовок.

– И ты готова бросить семью в столь трудный момент, оставить нас с мамой одних? Подумай, что мы будем делать, если получим еще одну похоронку?..

– Похор... Ты хочешь сказать, уже прислали бумаги? – девушка прижала ладони к побледневшим щекам.

– Нет. Но я разговаривал с Бахрушиным, он подтвердил, что с юга Сахары нет никаких вестей. Вообще никаких. Это говорит о том, что живых в песках не осталось. Даже британцы оттуда бежали. Сейчас пытаются лихорадочно выстраивать кордоны на границе обжитых земель.

Вытерев побежавшие слезы, Елена зло прошептала:

– Не смей так говорить о Сашеньке! Пока ее не найдут, я считаю ее живой! Живой!..

Уткнувшись в плечо отцу, дочь разрыдалась. Обняв наследницу, Николай Павлович стал гладить ее по спине, молча глотая слезы. То, что для соседей на улице было только сенсацией в газетах, для его семьи оказалось личной трагедией. И хороших новостей не предвиделось.

* * *
Карта в кабинете императора Российского была раза в полтора больше, чем у Вильгельма. Нитки намеченных дорог, отметки о текущем расположении редких русских частей на побережье и в песках. Но полученная информация была столь же скудной, как и у германцев.

Постучав, внутрь вошел Николай Иванович, старший из Великих Князей. Поздоровался за руку с братом, положил на край стола пухлую папку.

– Ну, что?

– Все то же. Никто ничего не знает, по чужим побережьям Африки паника и толпы беженцев. Последнее, что удалось подтвердить от британцев – они полностью потеряли контроль над ситуацией в Сахаре. Гат не отвечает, как и ближайшие станции, где был телеграф. Можно сказать, что весь центр пустыни сейчас – огромное черное пятно.

– Что у соседей?

– Немцы взяли Дебдеб. Мародеры и французские войска при первых сообщениях о зомби бросились бежать. Мне кажется, Вильгельм теперь запросто может промаршировать без единого выстрела до Марокко. И весь южный Алжир ему отдадут без боя.

– Если только штурмовиков не сожрут.

– Да, если только... Нам известно одно – рядом с Марзуком что-то стряслось. У сводного экспедиционного корпуса в том районе две роты: германцы и наши. Есть подтверждения от сбежавших англичан, что их ударный кулак в Тазили уничтожили. Точное количество погибших неизвестно. Как и причины, почему в спокойном раньше районе произошла атака нежити.

– Что будем делать?

– Группы пластунов направлены по цепочке оазисов и со стороны Дебдеба, и на Сабхи, далее на Марзук. Все с тяжелым вооружением, чтобы в случае неприятностей могли дать отпор. Нам остается только ждать.

– Как быстро смогут передать ответ?

– От побережья до Селлы ветку телеграфа уже протянули. Теперь провода пытаются пробросить дальше. Но это почти триста верст по прямой. По пустыне, где двигаться можно от одного редкого источника воды до другого.

– Я все знаю, Николай. Но если мы не получим хоть какую-нибудь информацию, страну ждут огромные потрясения. Вся оппозиция уже суетится, собирает жаренные факты из новостей. А я даже не знаю, сколько человек спаслось. Если вообще спаслись... И что нам делать сейчас? Объявлять карантин, требовать от Египта закрыть границы? Бросать Вильгельма одного перед ордой зомби?.. Голова кругом идет.

– Как только что-нибудь узнаю, тут же приду с докладом.

– Хорошо. В любое время дня и ночи... А я пойду, накручу хвосты штабным и церковникам. Как они могли подобное проспать?

* * *
Грузовик, медленно пыливший по местами заметенной песком пыльной дороге, притормозил. В далеко жарком мареве виднелась непонятная конструкция. Или мираж играет с уставшими путешественниками, или в самом деле между камней стоит что-то.

– Господин унтер, разрешите выслать пеший дозор!

– Отставить... На машине мы хотя бы отбиться сможем. А пешком вас точно сжуют... Малый вперед. Оружие к бою!

Про оружие можно было и не говорить – каждый в усиленном взводе был настороже и ожидал неминуемого нападения. Когда в первом батальоне объявили, что требуются добровольцы выручать попавших в беду камрадов, все как один шагнули вперед. За время заварухи на южных границах Рейха трусов не осталось. Погибли. И вот опять – юг, зомби и полная неизвестность. Батальон спешным маршем перебрасывают к Сабле вместе с двумя взводами русских пластунов. Трое – в грузовике, напросились в передовой дозор. Теперь настороженно пытаются понять – что именно их ждет в песках.

– Слыш, Карп, а там ведь – негра. Вот крест кладу, точно негра!

– Да ладно!

– Ага. И не одна... Далеко, солнце слепит. Но вот слева – точно местный.

– Живой?

– Не понять. Мертвяки вроде тоже ходят... Слушай, лопатой машет, копает что-то. Как думаешь, дохлые будут лопатой махать?

– Вряд ли...

– Господин унтер, вроде живые там. Может, их расспросим?

Опустив бинокль, командир взвода облегченно вздохнул:

– Обязательно... Одного из наших в форме вижу. Из под навеса вышел, рукой машет... Не расслабляться, вдруг засада! Самый малый вперед..


Форпост на дороге вызывал оторопь у понимающего человека. Из солдат – единственный рядовой штурмовой роты. В рубашке, обрезанных по колено британских бриджах и пробковом шлеме на голове. Герр гауптман разрешил распотрошить захваченные припасы и частично переодел бойцов, защищая их от выматывающей все соки жары. Каска, мундир, уставные брюки висели на столбе, заботливо повешенные на самодельные плечики. Внизу в тенечке стояли ботинки, с наброшенными поверх обмотками. Рядовой щеголял в самодельных шлепках, стараясь не выходить на раскаленный песок из-под натянутого тента.

У центрального столба – две бочки с водой, ящики с едой, сбоку обложенный камнями очаг с котелком. Пятеро чернокожих суетились по хозяйству: один заботливо щеткой чистил мундир, трое перекладывали доставленные куски угля. Последний явно отрабатывал залет: окапывал стоявший сбоку от дороги открытый тент канавой. Может быть – от змей и скорпионов. Может быть, чтобы знал службу и не перечил сдуру непосредственному начальству.

– Сержант Хаас! Кто такие и куда следуете?

– Бейб? Провалиться мне на месте, это точно ты! Когда успел звание получить?

– Адлер? Надо же, командование вспомнило о нас, грешных! Прислало подмогу, наконец... Спускайся, эти не кусаются.

– Уверен?

– Абсолютно. По нашему не понимают, с этим проблемы. Но слушаются, как положено. Герр гауптман сказал, еще сумеет из них нормальных ополченцев выдрессировать. Давайте, я вас хоть угощу. У меня здесь целых два ящика разных деликатесов, у томми отобрали.

– А зомби?

– Сдохли, все до одного, – сержант равнодушно отмахнулся от глупого вопроса, как от надоедливой мухи. Какие мертвецы, вы что? Лучше достать банку маринованных ананасов, которые удалось выцыганить у баталера. Вкусная штука, умеют англичане делать, не отнять. Но ничего, вчера камрады говорили, что свое не хуже выращивать будут на захваченных землях. Вода есть, русские помогут с удобрениями. И лет через десять собственные ананасы продавать станем.


Через полчаса одинокий часовой в кузове грузовика с грустью глотал слюну. Его пообещали сменить минут через двадцать. Остальные устроились в тенечке, дегустируя деликатесы.

– Как ты здесь оказался, Бейб? И как в чинах поднялся?

– С этим просто. Герр гауптман может до офицеров любого продвигать. Осталось нас чуть больше половины после боев, поэтому подумал гер Шольц и объявил, что его люди на пенсию пойдут с лычками, как положено.

– Боев? Дрались?

– Да, пришлось. Дальше деревня будет, лачуги, песок и камни. Но рядом с ней томми окопались. Вот мы с ними и сцепились. Повезло, пластуны из добровольцев сумели их обнаружить... Кстати, эти трое, по-немецки понимают?

– Младший понимает, Бейб. Слышишь – бормочет, переводит.

– Отлично... Так пусть он своим скажет, что Макаров – это очень хорошо. Мы ему все жизнью обязаны. Ему и ворону. И томми нашел, и в разведку ходил. Успели мы на холме окопаться, когда на нас сначала черных погнали, как саранчу без счета, потом сами рыжие полезли.

Подцепив вилкой кусок непонятного фрукта из жестяной банки, унтер попытался упорядочить услышанное:

– Какие рыжие?

– А эти, которых англичане пригнали. Из колоний. Кожа вся в веснушках, а волосы через одного – рыжие. Ирландцы, вроде как. И еще сброд разный из лягушатников, этих Иностранный Легион прислал... Короче – мы сутки отбивались, до рукопашной доходило. По нам сначала пушками пройдутся, потом из картечниц обстреляют и эти – толпой. Сотни и сотни, мы убивать устали.

Сидевший сбоку штурмовик поперхнулся. Усмехнувшись, Адлер попытался “урезать осетра”:

– Так уж и сотни.

– Ты же меня знаешь, чтобы я врал? У нас пленных больше тысячи, до сих пор трупы собрать не могут, хоронят и хоронят.

– Ладно, это мы сами глянем... Про зомби расскажи, нас послали про них узнать в первую очередь.

– С зомби все просто. Макаров вместе с монахом взял русских, кто не ранен был и ночью в чужой лагерь ворвались. Как раз после того, как мы отбились и песчаная буря прошла. Котлы там с варевом перевернули, кого-то из шаманов прибили – вот вся мертвечина и взбесилась. Бросилась на негров, потом за томми взялась. Ну и мы в спину еще ударили. Драка была знатная. Артиллерию чужую с картечницами захватили, лагерь вражеских разнесли в клочья. Потом солнце взошло, вся нечисть сдохла. Разом. А мы теперь заняли деревню и все скалы на севере. Дальше идти не можем, людей не хватает.

– А эти?

– Этих зомби не успели доесть, нам теперь помогают, за томми присматривают. Ну и по хозяйству. Герр гауптман пообещал, что кто будет хорошо работать, тех домой отправят.


Через полчаса унтер решил все же ехать дальше, лично убедиться в том, что ему рассказал старый знакомый.

Пока тряслись в кузове, старый пластун в выцветшей под солнцем гимнастерке спросил у молодого солдата, чуть знавшего немецкий и взявшего на себя роль переводчика:

– Что там про Макарова немцы сказали? Я не совсем понял.

– Будто он с остатками роты ночью в атаку ходил. Кстати, Седецкого он же с поля боя вынес перед этим.

– И как?

– Наших там побили многих, и черные резали, и англичане. Те, кто остались, потом на колдунов напали, порезали почти всех. И колдовские штуки уничтожили, поэтому зомби утром и передохли.

– Это хорошо... Не люблю нечисть всякую... Надо будет с выжившими поговорить, у меня свояк там служит. Может, что интересного расскажет. А то до сих пор поверить не могу...

Когда грузовик медленно пропылил мимо холмов к показавшимся вдали крышам деревни, пластун мрачно перекрестился, разглядывая похоронные команды из пленных, кто таскал подальше к барханам убитых. Похоже, могилы копать будут еще очень долго.

– Домой вернусь, свечку поставлю. И теперь – верю немцу. Такое не придумать.

Глава 7

Командира бригады Август встречал при полном параде в Эль-Увайнате. Тридцать человек выстроилось на центральной улице, по возможности приведя форму в порядок. Остальные были раздерганы по всей округе в патрулях, на укрепленных точках с картечницами и в Тазили. Там потихоньку заканчивали разбирать разрушенный чужой лагерь и хоронили погибших.

Оберстлейтенант Кляйн прошел вдоль строя, пожав каждому из бойцов руку, затем скомандовал “Вольно!” и предложил закончить с официальной частью. Торчать на солнце совершенно не хотелось.

– Август, не думал, что увижу тебя живым. Вас всех похоронили, как про зомби услышали.

– После того, как нас с песком британцы мешали, зомби оказались меньшей проблемой. Две батареи, картечницы, несколько тысяч пехоты. А у меня – остатки роты и ошметки от русских добровольцев. Комрады напоролись на вторую вражескую атаку, почти все погибли. Живых сейчас осталось четырнадцать человек, из них семеро в госпитале вместе с капитаном Седецким.

– Как он?

– Две пули в грудь, рядовые вытащили, буквально по головам к нему продирались.

– Русский штаб интересуется, что с их парнями.

– У нас единственный медик, одаренная из добровольцев. Когда кирху построю, ее именем назову, благодаря ей хоть кого-то удалось спасти.

Похлопав гауптмана по плечу, Кляйн проворчал:

– Видел, до сих пор вся дорога сюда телами завалена. И то, как парни твои выглядят, тоже о многом говорит... Со мной рота поддержки, еще две на марше. Что по оперативной обстановке?

– Север Тазили мы контролируем. Гат – надо брать. Не знаю, какой там гарнизон. Пленные сказали, что должно быть пару взводов, вряд ли больше.

– В газетах написали, что мертвецы сожрали всех отсюда и до побережья.

– Брешут в газетах, – поморщился Август. – Вся нежить сдохла на утро, как солнце взошло... Значит, мы скалы под себя подмяли, чуть больше полутора тысяч пленных. Я их на работы направил. Еще в бойне двести негров выжило, их вместо конвойных использую.

– Дикари? Не боишься, что в спину ударят?

– Нет. Я им пообещал, что джунгли на юге отдам. Пустыня – наша, им приграничье. Поэтому служат без нареканий. И томми их боятся до одури. Предупредили, что кто вздумает бунтовать или в побег пойдет, тех черным отдадим. А они мечтают поквитаться. Пригнали на убой и на картечницы бросили. Такое не прощают.

– Понял... Так, у меня с собой чуть шнапса, предлагаю сесть и отметить удачу, которая тебя не оставила. И надо серьезно поговорить.


Разговор проходил под навесом – днем в мазанках старались не сидеть, слишком жарко.

– Я тебе так скажу, Август. Моя семья после газетных статей встала на дыбы и сумела продавить место в штабе. Дома. Поэтому я здесь только с одной целью – добавить строку “участвовал в разгоне мертвечины”. Это будет очень хорошо смотреться в послужном списке. Мало того, мне выдали столько полномочий, что любой из высших имперских чиновников удавится. Карантин, военное положение, могу любого отсюда и до буров показательно к стенке ставить без суда и следствия. Ты просто не представляешь, как всю Европу трясет.

– Поздравляю.

– Подожди. К чему это я... Значит, я уезжаю. Может быть, даже послезавтра. Как инспекцию закончу, все здесь проверю и в обратную дорогу. А ты, мой старый друг, получишь погоны оберстлейтенанта и батальон под свое начало. На мое место. Включая полномочия. Кайзер подпишет любое мое назначение, когда я порадую, что мертвая чума закончилась, не успев начаться. Мы еще правильно акценты расставим и будет вообще хорошо.

– Я бы лучше в отставку подал. И на местных скалах осел. Пока топтался здесь, кое-какие мысли появились.

– На карте мысли покажешь?

– Легко... Смотри, вот Тазили. Вот дороги, которые я смогу контролировать. Вот тут, тут и здесь форты воткну. Картечниц и пушек я с британцев успел нахапать. Если еще родина не забудет и подбросит чего из стреляющего железа, то меня не сковырнуть.

– В песках? Оно тебе надо?

– Я с русскими поговорил. Думаю, помогут. И отец обещал бюргеров прислать из желающих свои наделы получить. Я здесь рай построю, рай на земле. Посреди пустыни.

– Даже так?.. Очень интересно... Знаешь, на побережье застряли первые фольксдойчи, кто рискнул и поехал за лучшей долей. Как про зомби заорали – про них и забыли. Сидят рядом с портом, не знают, куда податься. И русские инженерный батальон прислали, должны дороги начать строить. Что-то там хитрое, чтобы песок хотя бы год под колесами не разваливался. Потому уже нормальные замостят.

– Можно на все это наложить лапу?

– Ветку до тебя точно протянут, в первую очередь. Телеграф уже тащат.

– И людей. Мне очень нужны люди. Скорее всего, батальона для контроля территории хватит. Парни даже гиен к делу пристроили. Но простых работяг не хватает. Не в пещерах же зимовать, а уже сентябрь начался.

– Гиен?.. Я должен это видеть.


Убедившись, что про зверье никто не шутил, Кляйн позвал приданного фотографа и приказал сделать несколько фото. Умника с треногой оберстлейтенант собирался прихватить обратно, чтобы потом продать снимки газетчикам в качестве эксклюзивного материала. Поэтому фотографии в прессе появились позже, чем радист на развернутом искровом передатчике отрапортовал в штаб:

“Сводные части Рейха и Российской Империи уничтожили восставших мертвецов вместе с колдунами. Опасность ликвидирована. Гауптман Шольц и капитан Седецкий разгромили вражеские войска, обеспечив полную безопасность южных границ. Верные солдаты Германии и добровольцы Российской Империи поддерживают порядок на территории, готовясь принять первых поселенцев. Военным губернатором южной Сахары назначен фон Шольц. Детальный доклад по прибытии, оберстлейтенант Кляйн”.

* * *
Севший дирижабль встречала огромная делегация. И если босса Гарнер знал, то людей в плащах и широкополых шляпах видел впервые.

– Мальчик мой, ты не поверишь! Меня уже неделю трясут из правительства, оптом скупили весь груз, который ты доставил из Африки. Я заломил цену, так оплатили не торгуясь. Военные уже пытаются придумать, как использовать зомби себе на пользу.

– Добрый день, мистер Шильман. Значит, мне все выгружать этим парням?

– Да. И проверь в карманах, чтобы ничего не завалялось. Обшарят для профилактики все, от верхушки летающей калоши до самого низа.

– Можете мне поверить, после пережитого никто из экипажа даже пальцем не коснется этой дряни. Мы всю дорогу слушали новости по искровому приемнику, волосы дыбом стоят. Говорят, всю Африку съели.

– Я бы не расстроился. Но буквально по дороге в аэропорт купил газету на улице. Молния. Германцы прикончили колдунов, зараза уничтожена.


На разгрузку ушел час. Гарнер показал, где в трюме складированы трофеи, затем безропотно дал себя досконально обыскать. Люди из правительства не обратили никакого внимание на ручные картечницы Томпсона, зато заглянули буквально в каждую щель, выискивая шаманские амулеты. Вдруг кто-то решил рискнуть здоровьем?

Наконец, когда все закончилось, громила сел в автомобиль к шефу и лимузин покатил к выходу с летного поля.

– Прошу прощения, мистер Шильман. Я был вынужденвыплатить капитану и матросам премиальные и сверхурочные. За указанные вами лимиты не вышел, но и сэкономить не получилось.

– В пять тысяч уложился?

– В три.

– Можешь забыть тогда. Оставшиеся две считай премией.

– Вы очень добры ко мне, босс.

– Хо, я просто не буду тебе говорить, сколько мы выручили из этой поездки. Жаль, второй раз туда отправиться не получится. Правительство официально ввело запрет на любые научные экспедиции в Африку. Прикрылись восставшими мертвецами. Хотя, скорее всего, там скоро будет не протолкнуться от хватких мальчиков, кто мечтает сделать карьеру.

– Там можно сдохнуть. А это не очень хорошо для карьеры.

– Я о том же. Поэтому – это направление сворачиваем и не будем раздражать людей в черном... Значит, у тебя отпуск до конца сентября. Первого числа жду обратно в офис. Посмотрим, что еще интересного получится организовать. У тебя ведь нюх на перспективные проекты.

– Камни за груз передаст капитан. Он спрятал посылку в оболочке. Как только суматоха закончится, заберет.

– Да, я с ним успел парой слов переброситься... Не хочешь вечером в театр? Выступает Парижская группа, танцы, песни и что-то новомодное.

– Спасибо, я лучше побуду дома. Устал с дороги.

– Представляю, мой мальчик. Тебе досталось... Хорошо. Не буду дергать. Жду, как отгуляешь отпуск. Надеюсь, премиальных хватит.

* * *
Теперь на любой звонок к дверям первой спешила Нина Августовна. Женщина все ждала хоть какую-нибудь весточку о пропавшей дочери. Вот и в этот раз, не успела прислуга подать чай к ужину, как зазвенел колокольчик и вся семья устремилась в прихожую.

Перешагнув порог, господин Бахрушин сразу заявил:

– Я с хорошими вестями, очень хорошими! Поэтому попрошу успокоиться, не лить слезы и не волноваться! Жива ваша младшенькая, цела и невредима.


Суматоха улеглась только через полчаса. Женской половиной были выпиты все успокоительные капли, вытерты заплаканные глаза и теперь Найсакины внимательно слушали, что рассказывает доверенное лицо графа Салтыкова.

– Его Сиятельство был очень недоволен. Вся эта история с мертвыми легла на репутацию черным пятном. Поэтому, как только все удалось узнать, подтвердить несколько раз, так сразу к вам. Значит, зомби всех изничтожили. Никакой опасности больше нет и не предвидится. Корпус укрепился на южной границе и туда скоро перебросят дополнительные части. Связи телеграфной пока нет, линию тянут. Но мы надавили на все возможные рычаги и сумели получить клятвенное заверение, что госпожа Александра Николаевна продолжает службу в роте гауптмана Шольца, ее всячески хвалят и хотят представить к награде за проявленные медицинские таланты. Как только дороги станут совершенно безопасны, с первым большим караваном отправят на побережье, а оттуда с остальными добровольцами, кому вышел срок, домой. Его Сиятельство со своей стороны похлопочет, чтобы вашу дочь обязательно приняли в университет и будет оказывать всяческую протекцию в дальнейшем. Для него в радость, что ваша семья остались его добрыми друзьями, не смотря на все случившиеся непрятности... Да, газеты новость уже печатают, экстренный выпуск будет до полуночи. И официальное заявление со всеми деталями обещают через неделю.

Откланялся господин Бахрушин через полчаса, сославшись на дела. Провожая знакомого, Николай Павлович перекрестился на висящую сбоку икону и облегченно вздохнул:

– Такой камень с души сняли, голубчик, вы просто не представляете.

– Я при второй половине говорить не хотел, но в телеграмме приписка была. Всех добровольцев, кто участвовал в южной кампании, представят к Георгию. Вашу дочь – тоже. Это не считая денежного поощрения и прочих благ... Я пока не знаю, как вы сможете объяснить это супруге, но чтобы знали.

– Георгий? Им же награждают только военнослужащих, если я правильно помню.

– Совершенно верно. За выдающиеся заслуги перед Отечеством и проявленный лично героизм и мужество. Деталей не знаю, но в списках Александра Николаевна есть. И даже приписка имеется: “лично рекомендована капитаном Седецким”... Поэтому, вы там потихоньку как-то постарайтесь близких подготовить. Чтобы не было обиды... Его Сиятельство каждого болтуна, кто наобещал разного, приказал в отдельный список внести и обязательно им воздаст по заслугам. Учудить подобное – детей в самое пекло отправить... Прошу прощения, мне в самом деле уже пора. Доброй ночи. И звоните в любое время, если что-то понадобится.

Закрыв дверь, Николай Павлович встал перед иконой, дрожащей рукой погладил позолоченный оклад и прошептал:

– Господи, за что нам эти испытания... Об одном молю, чтобы кровиночка моя домой вернулась цела и невредима!.. К Георгию. Святые угодники, что же тебе пережить пришлось в Африке, Сашенька...

* * *
Неделя оставила непонятное послевкусие бесконечной суеты. Прибывали войска, бригада занимала новую территорию. Пленные закончили с похоронами и теперь начали строительство будущих укрепленных пунктов. Одновременно с этим потянулись местные бедуины, кто по сарафанному радио сумел по соседним крохотным деревушкам разослать объявление: новый король на своих землях убил всех нзуму. Теперь разрешает поселиться рядом, будет обеспечивать защиту от мародеров. Нанимает на работу, платит хорошей одеждой. Потом даст надел, куда проведет воду.

Две сотни дикарей полностью освоились, став чем-то вроде порученцев у германских штурмовиков. Часть ночью охраняла пленных, в остальное время бегали по всей округе, помогали восстанавливать разрушенные дома, тащили вождям и колдунам любую тряпку, которую получали в награду. Между собой уже обсуждали, как скоро смогут отправиться назад, нагруженные добычей. То, что для белых не представляло ценности, вполне можно было выменять на разные полезные вещи на краю пустыни. Именно туда собирались откочевать племена, чьи вожди принесли присягу великому королю Шольцу.

Поздно вечером Макаров пришел в палаточный лагерь. Попросил позвать местных назначенных сотников и просто уважаемых людей, кто готов обсудить важную новость. Рядом с парнем на песок уселись две огромные гиены. Самки выбрали для себя роль телохранителей и сопровождали “альфа-самца” везде, недобро посматривая по сторонам.

– Английский все понимают? – уточнил Сергий. – Вроде у вас и французы были, и вообще всякой твари по паре.

– Понимают, господин Макьярьов, – ответил невысокий худой мужчина с правой рукой на перевязи. Похоже, про некроманта знали не только в роте. – Кто не знал, те или погибли, или выучили. Жрать захочешь – быстро начинаешь язык понимать.

– Руку где повредил? – усмехнулся представитель военных властей. Похоже, на призыв подтянулись действительно обладающие авторитетом. Чтобы с травмой и не сдохнуть от голода в лагере военнопленных, надо иметь хороших друзей, способных прикрыть спину. Кто не работал, с тем выданной баландой не делились.

– На скалы взбирался, упал. Хорошо, брат выдернул, а то бы съели.

– Понятно... Значит, новости такие. Всю территорию контролирует сводный экспедиционный корпус. Военным губернатором назначен оберстлейтенант Шольц. Он теперь здесь царь и бог, может карать и миловать. За попытку мятежа – виселица. За неповиновение отданным приказам – аналогично... Это кнут. Для тех, кто до сих пор не понял.

Вокруг Макарова на песке расселось человек сорок. Слушали внимательно, старались не встречаться с гиенами взглядом – те тут же начинали дыбить загривок. С охраной особо не поговоришь, поэтому пришедшего в “гости” встретили с интересом. Власти в лагере – явно к переменам.

– Какой будет пряник?

– Пряник простой. До конца месяца Рейх собирается утвердить новые границы. Я так понимаю, вся Сахара будет у германцев. Может, даже кусок побережья захватят вниз от Марокко: Гамбию и прочие куски бывших французских владений... Для вас же главное – другое. Как только объявят перемирие, всех военнопленных вернут домой. Пешком или на грузовиках отправят в порты и на корабли.

– В октябре?

– Если дипломаты договорятся так быстро – то да. Мне кажется, затягивать не станут. Потому что кайзер человек практичный. Может не только западное побережье попросить, а еще и на юг дальше пойдет. До самого Конго. И дальше... Значит – вас домой. Поэтому я очень рекомендую не делать глупостей. Мы с вами неплохо друг другу кишки по округе размотали, надо с этим заканчивать. Вы проиграли, мы победили. Британцев здесь нет, чтобы голодом в концлагерях держать, как буров. Работайте, ждите назначенное время и скоро увидите родных.

Услышав про британцев, по медленно увеличивающейся толпе пошел ропот. Проклятые жулики всех навербованных поимели в циничной форме. Сначала бросили вслед за дикарями на картечницы и оружейный огонь в упор, потом расплатились их жизнями, оставив отбиваться от зомби. Как всегда – империя заботится только о своих интересах. Проблемы ирландцев и простых бедняков – закопают в песок вместе с недовольными.

– Господин губернатор хочет сделать вам предложение. Но если вы согласитесь, то каждый даст слово. И если кто-то один нарушит – накажут всех... Хотите остаток времени считаться военнопленными – ваш выбор. Живите в палатках, кормить будут как и раньше, два раза в день. В самую жару три часа отдыха, остальное время копать, таскать, помогать на стройках. Если же местное правительство получит ваше честное слово, то вам предложат работу. Учитывая условия работы, станете получать марку в день. Я порасcпрашивал у камрадов, это зарплата как в самом Рейхе. Жить здесь же или перебраться в пещеры Тазили, там есть место. Вполне может быть, что построите дома для будущих поселенцев, временно в них разместитесь. Вода и кормежка бесплатно. Все, что накопите к моменту отъезда можно будет забрать с собой или обменять на фунты по курсу... Никто вас охранять не будет, порядок станет поддерживать местная жандармерия, которую уже формируют. За мордобой, воровство или еще какую глупость – судить станут по законам Рейха. Так как здесь пока военное положение, карать станут жестоко. Поэтому ерундой заниматься не советую. И последнее... Для тех, кто вольным отправится в порт, власти готовы сделать послабление и выдать часть оружия. Чтобы в дороге не обидели.

Идею с оружием, которое можно раздать хорошо работавшим ирландцам, парень подбросил вчера. Формально Макаров оставался рядовым, совершенно не желая принимать на себя какие-либо официальные обязанности и расти в званиях. По всем вопросам – к вахмистру Кизиме. Он замещает раненого капитана, загружен по маковку и пользуется непререкаемым авторитетом у добровольцев. А я – так, рядом стоял. Иногда Герасиму помогаю, тот вместе с поднявшимся на ноги капелланом паству окормляет. Или с неразлучной троицей староверов какую-нибудь срочную проблему в песках решаю. Или с теми же гиенами управляюсь, у которых характер так и остался паршивым, все норовят кому-нибудь в задницу вцепиться. Но как не отбрыкивался, на вечерних совещаниях приходилось присутствовать, хотя бы полчаса. Там и ляпнул:

– А чего это британцы такие счастливые останутся? Они что-то наобещали, потом людей подыхать бросили. Давайте тоже пообещаем. И выполним. Например, бузотерам лишнего железа подбросим. Приплывут домой и припомнят все хорошее. Тем более, что у нас железа разного хватит на всех пленных и еще останется. Дикарям дарить – это проблему себе на будущее создавать. На складах держать – разворовать могут. Но – вы люди военные, все грамотные. Если где ляпнул, то не со зла.

Разговор в лагере затянулся еще на час. Уточняли по зарплате, по тому, кого можно будет выбрать старшим в ватаге строителей и прочих чернорабочих. Что с одеждой, потому что поистрепались уже многие. И многое другое, включая оплату за будущий место на корабле. В итоге Сергий даже охрип. Закончив пропагандировать пленных, подвел итог:

– Короче, завтра пока еще по старому распорядку. Заодно подумаете и общее решение примете. Кто вольным хочет, кто дальше пленным числиться. Для вольных добавлю, что лечение будет тоже бесплатным, обещали госпиталь нормальный сделать. С батальоном еще лекари подъехали и в дороге еще несколько человек. А, чтобы вам лучше думалось, последнее. Император германский людей на новые земли прислал. Фольксдойчи называются. Несколько тысяч человек. И они тоже вроде как согласны здесь осесть, в Тазили. Как приедут, многие свободные места займут на стройках и везде, где господину губернатору срочно что-то сделать нужно. Тех, кто первым себя хорошо зарекомендует, отношение будет соответствующее. Я бы вам дал возможность домой с деньгами в кармане и винтовой за плечом вернуться. Вы не британцы, у меня к вам вражды нет.


На следующий вечер Макарову задали единственный вопрос:

– Если кто-то из бывших пленных захочет здесь остаться, ему разрешат?

– Оберстлейтенант Шольц сказал, что для новых поселенцев из вас можно будет получить наделы на юге Тазили. Между землями Рейха и местными. Вы получите вид на жительство нового Африканского протектората, все права и обязанности фольксдойче. Гражданство через десять лет, если кто захочет. Для граждан послабление в налогах. Это все, что запомнил. Секретарь господина губернатора обещал листовки сделать, которые всем приехавшим станут раздавать. Там про ваш вопрос тоже напишут. Не вы одни хотите к сильному господину прислониться. Дикари уже какой день на эту тему пороги обивают.

После заката солнца при горящих кострах прямо в лагере бывшие военнопленные построились и торжественно пообещали: никаких волнений или бунтов; добровольная работа за установленную плату там, куда направят; возвращение домой по бесплатному билету со всем нажитым, включая огнестрельное оружие. Про билеты фон Шольц обещал продавить вопрос на самых верхах. Чтобы лишний раз показать всему миру, как именно обращаются с проигравшими войну новые власти.

Охрану с лагеря сняли. Если кто хочет бежать – дорога свободная, солнце и жара тебя убьют за пару-тройку дней, даже на пулю тратиться не придется. Забузишь? Свои же пристукнут, ты для них надежду на скорое возвращение рубишь. Ну и черные с копьями по округе мелькают, выбрав, с кем дружить хотят. Да и про гиен никто не забывал. Помнили, как в ту страшную ночь твари людей на куски рвали. А дикари и зверье в рот Макарову заглядывают, любой приказ бегут исполнять без оглядки. Мизинцем шевельнет – и все, только безымянная могилка от бузотера. Если в котел не отправят.

С этого момента для любых передвижений действовало единственное ограничение – на любые территории батальона проходить могут только члены сводного корпуса. Гражданским – при наличии выданного пропуска. Это касалось центрального лагеря и опорных точек, куда перетащили картечницы. Победители медленно подминали под себя весь Тазили, нацелившись на превращение его в гигантский форпост в центре Сахары. И не было в местных песках никакой силы, способной им помешать.

* * *
Закончив утром распределять хвостатых по патрулям, Сергий присел у входа в хижину, откинул крышку ящика. Нужно было проверить, что все необходимое будет с собой: патроны, две большие фляги со свежей водой, тесак в потертых ножнах. Парень собирался в последний раз встретиться с вождями и колдунами. Те уже упаковались, теперь готовились двинуться назад. Рассказать своим, как хитрые белые обманом заставили идти на войну. И как великий вождь и страшный пожиратель душ добры к выжившим, разрешив жить рядом. Нужно было согласовать последние детали, обсудить возможные вопросы и договориться о связи. Племена собирались обязательно связаться с будущим покровителем и попросить поддержку в обустройстве на новых землях.

В дверном проеме замер горбун, с интересом разглядывая, как молодой человек ловко цепляет на широкие брезентовые ремни разные полезные штучки. Как только у Макарова дошли руки до чужих захваченных припасов, он не поленился, изобразил подобие разгрузки. Потеешь все равно на солнце, зато руки свободные, спина не болит, тот же “Кольт 1911” в кобуре, а запасные магазины к нему – в чехольчиках, от песка прикрыты, достать можно одним движением. Хороший пистолет, кстати, с убитого британца как трофей достался. Янки начали союзникам продавать, вот покойный и прибарахлился при случае.

– Расслабился ты, Сергий, даже не дернулся, как я подошел. А вдруг бы кто чужой?

– А там справа у забора старшая морда лежит, даже сюда храп долетает. Пришел бы чужой, она бы его на завтрак, обед и ужин разобрала. Да и слышно тебя, когда ходишь... Ногу подлечил? Хромал после той ночи.

– Да, лекарка наша поправила. Фельдшеры новые приехали, рутину на себя взяли. У нее только сложные случаи остались. Вот и меня обиходила, да спину чуть подлатала. Конечно, красавцем не буду, но хотя бы болячки донимать перестали.

– Когда ее домой отправим? Что командование говорит?

– Здесь пока все сидят. Только ты суетишься, побыстрее с глаз долой спровадить хочешь. Не знаю, что вы там не поделили между собой.

– Потому что здесь пока тихо. А стрелять могут начать в любой момент. Ударит моча в голову кому на побережье, пнут тот же Иностранный Легион, снова будем кровью умываться. Сколько ты похоронок на погибших за его благородие написал? Почти сотню? Маме и папе девочки этой несмышленой что на бумаге излагать станешь? Как она под пулями не кланялась и “Марсельезу” на бруствере пела?.. Извини, Герасим. Я тебе уже не один раз говорил. Меня убьют, плакать никто не станет. Вся родня как в Сибирь уехала, так и с концами. Даже не вспоминают больше. Песочком сверху присыплете, рюмку разок за помин души поднимете – и все. А девочка эта, она талантливая. Она сотни людей еще вылечить сможет. Поэтому вывозить ее отсюда надо.

– Надо... Только как? Уперлась, пока роту не будут по ротации убирать, никуда не поедет. А мы еще надолго застряли. И оберст отпускать не хочет, обещает целую больницу тут выстроить, людей из Рейха привезти. Говорит, папа у фон Шольца серьезный человек в Германии, поможет.

– Ну и дура она, если такое слушает...

Закончив собираться, Сергий закрыл крышку и выбрался на улицу. Пробковый шлем он не носил, не нравился он ему. А вот подобие куфии соорудил. И не так жарко, и весит всего ничего. Да и в любой момент от ветра с песком прикрыться можно. Пока вахмистр не ворчит, можно чуть-чуть расслабиться. Пластуны и остатки русских добровольцев в лагере вообще оказались в непонятном полу-партизанском статусе. Официальный командир – в госпитале. Как дорогу дотянут и нормальный грузовик пришлют, вместе с остальными лежачими ранеными на побережье поедет. Остальные – слушают только Анисия Лазаревича, а тот уже через младший командный состав нарезает каждому задачу. Кто в караул, кто помогать закапризничавшую картечницу до ума доводить. Кто со строительной бригадой на новую точку – планы чертить, сектора обстрела прикидывать, будущие стены намечать. Благо, народ почти весь в годах, жизненных неприятностей хлебнул с лишком, поэтому суетиться не любят и делают все обстоятельно. Да и мало их, добровольцев, по пальцам трех рук пересчитать можно. Это германцев уже под тысячу, с новыми пушками, имуществом, шайтан-машиной для разговоров по воздуху. Вот и не теребят камрады русских, берегут. И за возможное отклонение в форме одежды не спрашивают. Какая форма, вы о чем? Те, кто с оберстлейтенантом через мясорубку прошел, через одного вечерами в шортах щеголяют. Местный шик – выбрать штаны с британских запасов получше, откромсать лишнее и подшить кромку. Все – статусная вещь. Сразу видно, кто пороха местного понюхал, а кто пока не достоин.

– Ты как до дикарей пойдешь, загляни все же в госпиталь. Их завтра в пещеры хотят потихоньку перевозить, там прохладнее. Поговори с девушкой. От себя прошу, – горбун на секунду придержал Макарова за лямку разгрузки. Сбоку еле слышно зарычала гиена. – Цыц, лохматая, не с тобой разговаривают!.. Так что, сходишь?

– Ладно. Пошли вместе, тебя шаманы тоже видеть хотят. Они меня одного боятся, говорят, ты злобного мчави успокаивать хорошо умеешь. За каждого провинившегося просишь... К раненым зайдешь, а я пока повидаюсь с заполошной. И что ей дома не сиделось?

Парочка отсалютовала спешащему мимо патрулю, после чего повернула налево и потопала по бурой пыли к понуро висящему над дальним домом белому флагу с красным крестом. Сбоку тут же пристроилась зверюга. Вторую самку Сергий отправил с частью стаи на охоту. Федор заметил у дальнего оазиса местных оленей. Пусть гиены мяса добудут. Потому что кормить их трупами парень категорически не хотел, а жрали зубастые телохранители много.

* * *
Только в последние дни Сашенька чуть-чуть пришла в себя. Отоспалась, восстановила силы. Четверо новых фельдшеров из германцев сильно облегчили жизнь. Перевязки, уход за лежачими, раздача медикаментов. Кстати, они ведь с собой и целую гору разных препаратов привезли! Это тебе не внутренними силами раны чистить, боль снимать и крохотный огонек жизни поддерживать. Здесь и сейчас можно было опереться на всю мощь медицины, разложенной по многочисленным полочкам, коробочкам и не падать в обморок от переутомления. Можно сказать – выкрутилась лекарка, по самому краешку прошла. Кого не смогла спасти, тех уже похоронили. Но остальных – удержала на грани, дотащила через немогу к этому моменту. Теперь можно и дыхание перевести. Самую малость.

Главной среди новых медиков считалась высокая костлявая дама лет пятидесяти с невероятно скрипучим голосом и глазами навыкате. Трое мужчин разного возраста с бакенбардами “под Вильгельма” слушались ее беспрекословно. День фрау Кениг присматривалась, затем начала наводить педантичный порядок. Кровати расставили по ниточке, приданных в помощь штурмовиков озадачили сборкой шкафов и столов со стульями. На следующий день обе хижины были изнутри вылизаны и наконец-то стали походить на госпитальные палаты. Но больше всего Сашеньку поразил разговор, который произошел вечером за ужином. Один из фельдшеров дежурил, остальные чинно расселись за столом и аккуратно хлебали горячий суп.

– Фройляйн Александра, прошу понять меня правильно, но я бы рекомендовала вам чуть-чуть изменить правила работы. Вы – главный врач в госпитале, ваше слово для нас – закон. Любое слово. Но сейчас у вас уже достаточно персонала, чтобы передать часть необременительных обязанностей другим.

– Врач? Фрау Кениг, я просто лекарка, помощница фельдшера.

– Пф, можете рассказывать эту глупость другим, не мне... Кстати, вы хорошо понимаете, что я говорю? Мой дед после войны был в плену в Российской Империи. Через три года вернулся и заставил выучить язык. Говорил, что это рано или поздно пригодится. Либо мы снова станем воевать и я могу попасть в плен. Или наши императоры перестанут собачиться и начнем дружить. Тогда тем более лучше знать язык соседа.

– Ваш русский очень хорош. Небольшой акцент, но я вас прекрасно понимаю.

– Это хорошо. Потому что ваш хохдойч ужасен, очень много слов, которые приличной девушке не стоит произносить вслух. Я понимаю, среди кого вы изучали немецкий, но по возвращению домой лучше походить на курсы.

Смутившись, Сашенька попросила:

– Фрау Кениг, а вы не могли бы со мной чуть позаниматься? Вечерами, например. Или в течении дня, во время процедур?

– Вы считаете, что старая мымра из портовой больницы Гамбурга может научить вас хорошим манерам? Пф, вы слишком хорошо меня цените. Но, если вам так хочется, я буду рада. Эти дуболомы из всей медицины предпочитают ампутации и ром в качестве обезболивания. Будет интересно поассистировать вам. Люблю узнавать что-то новое.

Так получилось, что чопорная и резкая на язык фрау оказалась кем-то вроде классной дамы при Сашеньке, шепотом иногда поправляя те или иные действия и кивая, когда девушка занималась очередным больным. Мелкие проблемы аккуратно переложила на подчиненных, кто прекрасно мог справляться со сбитыми ногами, мелкими ранками и гнойниками. Освободившееся время позволило заняться действительно тяжелыми случаями, одновременно с этим не работая на износ. И теперь госпожа Найсакина была уверена, что через неделю-другую все раненые перенесут дорогу в центральный госпиталь на побережье. А она останется с горсткой добровольцев, потому что никто не приносил ей приказ о новом месте службы.


Подойдя к столу, где девушка заполняла историю болезни, немка тихо кашлянула:

– Фройляйн Александра, вы можете оторваться на полчаса?

– Разумеется, фрау Кениг, что случилось?

– Господин некромант хочет с вами повидаться. Если это необходимо, можно принять его и внутри, только пусть оставит зверя на улице. Хотя гиену и купают каждый вечер, на ней все равно полно заразы.

– Спасибо, фрау Кениг, я выйду, не будем беспокоить больных.

Расправив ладонями складки на сером платье, Сашенька пошла к выходу. Она давно хотела поговорить со своим спасителем, но сейчас все заготовленные слова куда-то испарились. Может быть, получится что-то придумать, пока господин Макаров о своей проблеме расскажет? Без нужды он в госпиталь не заглядывает никогда. И не поймешь, в чем провинилась.

Глава 8

– Добрый вечер, Александра Николаевна.

– Добрый вечер... Простите, я так и не узнала вашего отчества, – смутилась девушка.

– Имени более чем достаточно. Я просто рядовой, а вы – врач нашего госпиталя.

– Вы снова смеетесь надо мной, – Сашенька попыталась обидеться, но потом увидела, что молодой человек говорит абсолютно серьезно. Он вообще был на удивление задумчив и явно не собирался заниматься словесной пикировкой.

– Не возражаете, если мы присядем?

Вдоль центральной улицы Эль-Увайнат бывшие заключенные построили целую цепочку тентов рядом с глиняными стенами – из разнокалиберных шестов понаделали столбы, сверху настелили ветки и сверху застелили брезентом. Драной материи оказалось много после боев – часть палаток или зомби порвали, или снарядами посекло. Что было можно восстановить – отдали в палаточный лагерь. Остальное пустили в дело, заштопав дыры и выкроив нужные куски по размеру. Зато теперь в самое пекло можно было пройти из конца в конец, почти не вылезая на солнце. Или сидеть на “скамейках”, слепленных из пустых снарядных ящиков, не исходя потом внутри хижин.

Присев, Макаров достал из кармана кусок брикета и начал отщипывать по чуть-чуть, кормя гиену. Та пристроилась рядом и теперь осторожно брала с ладони очередную порцию угощения.

– Красивая... И страшная. Я каждый раз вздрагиваю, когда их вижу, – попыталась завязать разговор Сашенька.

– Да, здесь вы правы. Еще они агрессивные, дерзкие, безжалостные к слабым. Настоящие местные хищники... Но те, кто остался с нами, будут верными помощниками до конца жизни. Мне даже кажется, что, когда появятся щенки, людей сразу будут воспринимать как старших.

– Кто остался?

– Часть стаи ушла. Не стал держать. Их было больше сотни, куда нам столько. И не все согласились подчиняться беспрекословно. Поэтому умчались обратно по своим следам. С нами двадцать пять осталось. Самые сильные, умные, преданные.

– И не кусаются?

– Стараюсь отучить. Хотя ворчат, если кто неожиданно подходит. Может быть, за месяц-другой получится их окончательно вымуштровать.

Помявшись, девушка спросила:

– А погладить можно? Я потом руки помою, фрау Кениг говорит, у них на шкуре заразы полно.

– Погладить можно. Насчет заразы – они до сих пор в тухлятине любят поваляться. Хорошо еще, что могилы не раскапывают, с мертвыми животными развлекаются... Кусака, сидеть!

Гиена настороженно покосилась на протянутую руку и покорно наклонила голову. Раз хозяин разрешает, то придется потерпеть. Через минуту уже довольно вывалила язык и зажмурилась от удовольствия – понравилось, как тонкие пальцы почесывали за ушами. Не утерпела, сунулась чуть вперед, вытянув шею – а теперь еще и здесь! Да, вот так!

– Интересно будет ее домой забрать, если разрешат. Ни у кого в Новгороде такого зверя нет.

Вздохнув, парень взлохматил пушистый загривок:

– Придется ее с собой везти. Остальные с комрадами останутся, будут дальше вместо собак в патрулях мотаться. Кусака же только меня слушает. Бывшая главная мать стаи, ее обратно не примут. Пока я здесь, мои приказы дальше раздает и за порядком присматривает. Как меня не станет – загрызут... А дома ее рано или поздно уничтожат.

– Как можно?! Она же нам жизнь спасла.

– Я о чем поговорить хотел, Александра Николаевна... Похоже, вы до конца пока не понимаете... Здесь, в песках, идет война. Поэтому люди ко многим вещам относятся проще. Никто особо званиями не бравирует, друг другу помогают, последним делятся. Особенно это для оберстлейтенанта Шольца характерно. Он со штурмовиками с одного котла ел, пока еще в Румынии нежить истреблял. Он даже не команды отдает, а просит – и люди идут за ним. Потому что верят в него и знают: в любой момент для своих сделает все возможное и невозможное. Они уже давно как одна семья. И это не то, что нас ждет по возвращении назад... Вы – из другого, благородного сословия. У вас уважаемая семья. Дом, достаток. Вас в университет примут. Может быть, даже вне очереди место в какой больнице предоставят, чтобы практиковали. Я же как был голодным босяком, так им и останусь. Как бы здесь не отличился, все мои успехи в пустыне и останутся.

– Почему вы так говорите? Мой папа’ никогда...

– Еще раз, Александра Николаевна, я не про вашу семью. И не про тех уважаемых людей, с кем вы встречались. Я про общество в целом. Представитель которого до сих пор с кровати встать самостоятельно не может. Его благородие Седецкий не плохой человек. Он просто так воспитан. И для него я всегда буду вторым сортом. Возможно, полезным. Удобным инструментом, который можно использовать для выполнения поставленной задачи. Но Эраст Юлианович никогда не посчитает возможным пригласить меня в курительную комнату обсудить последние новости. Потому что босякам там не место... И вы, пытаясь перешагнуть через эту пропасть, делаете хуже только себе. Вы – будущий врач. Вы – одаренная. Вас на руках будут носить и пылинки сдувать. И вы это заслужили.

– Зато вы – некромант! Единственный на всю Империю! И благодаря вам мы все живы остались!

– И за это меня с Герасимом ждет петля, скорее всего... Ладно, это не суть важно. Я просто хочу сказать, чтобы вы на меня не обижались. Рано или поздно нас перебросят обратно на побережье, оттуда в Одессу. И с действительностью, как я ее понимаю, мы столкнемся очень быстро.

– Вы хотите сказать, что все это было зря? Все эти смерти? Весь этот кошмар?

– Почему же? Рейх получил то, о чем мечтал. Уже почти вся пустыня принадлежит Германии. Наши кудесники помогут с водой и озеленением. Через десять лет вы не узнаете местные пески, а на берегах Средиземного моря понастроят новых популярных курортов и лечебниц. Во времена римлян эта земля кормила половину Европы. Никто не мешает повторить... Просто в штабах полным-полно людей, кто мечтал получить медали и ордена. Мы же с этой атакой зомби все планы поломали. Замолчать уже не получится. Примазаться – сложно. Что с нами делать?.. Не хочу выступать провидцем, но скоро сюда пришлют очередное “благородие”, который по привычке замордует рядовых и надает вахмистру по ушам за то, что солдатикам свободы лишней дал. На германцев никто лаять не посмеет, фон Шольц теперь военный губернатор от Туниса и до Нигерии. Дай ему волю, еще и южную часть Африки под себя подгребет. Нам же мигом объяснят, в чем правда жизни и кто на самом деле Родину-мать спасал в Сахаре.

Поднявшись, Сергий потрепал по ушам вскочившую гиену и попросил:

– Христом-богом прошу, Александра Николаевна, не вмешивайтесь, если что-то вам не понравится. Только хуже сделаете. Мы уж лучше сами, потихоньку. “Так точно, вашбродь, как есть дурак”. Обычно это работает. И никто это ломать не станет. Здоровья не хватит против системы идти... Ну и на меня зла не держите, если что. Не хотел вас обидеть, честное слово.

Попрощавшись, Макаров постучал в хлипкую дверь, дождался горбуна и пошел дальше. Гиена сунулась в ноги к девушке, фыркнула и побежала следом. Сашенька же смотрела вслед уходящим и думала: вот как обижаться на человека, который только ее лично трижды спасал? С нежитью в больнице, где чуть богу душу не отдала. Потом под обстрелом, прикрыв от шрапнельных разрывов. И ночью, когда ради всех с колдунами пошел рубиться первым. Никак нельзя на него сердиться или обижаться.

Главное – что он на нее зла не держит. И больше волнуется, чтобы никаких кривотолков не было. Одинокая незамужняя девушка среди солдат, о таком обязательно судачить будут. Вот и держится как можно дальше, а она уже нафантазировала.

И про сословия зря Сергий беспокоится. Никогда Сашенька его босяком считать не будет. Как это можно – единственного некроманта на всю Империю – и босяком? Наверняка дома орден получит, официальный чин. Чтобы власти одаренными разбрасывались? Выдумки это...

Поднявшись, отряхнула успевшую налететь на платье пыль и пошла назад. Историю болезни нужно закончить. У каждого свое дело: ей больных обихаживать, а Сергию лагерь охранять.

* * *
Пятого сентября сначала в Российских имперских газетах, а позже по всему миру было опубликовано совместное коммюнике. Рейх с момента начала поставки продовольствия прислал в обе русские столицы новинку: экспериментальные машины для передачи даггеротипных изображений. Поэтому в этих странах газеты пестрели снимками, полученными прямо с места событий. Герр Кляйн не просто на присланном дирижабле спешно прибыл в Берлин с докладом, но заодно успел и неплохо заработать вместе с фотографом, сопровождавшим его в поездке.

Изображения бравых солдат с гигантскими гиенами вместо псов, измолотые пулями и снарядами окопы, ряды каменных холмиков, отмечавших могилы вдоль бесконечной череды дюн. Гигантский лагерь военнопленных. Дикари с копьями, гордо позирующие рядом с бывшими английскими пушками. И аршинные буквы передовиц:

“Полное уничтожение армии зомби! Сахара от края до края считается новой колонией Рейха! Колонна грузовиков с поселенцами отправляется по новым дорогам в Тазили! Ура, господа! Виват!”

Официальный приказ Вильгельма Пятого: Август фон Шольц утвержден в должности военного губернатора южной Сахары, ему дарованы все земли в районе Тазили и южнее “дабы крепить границы и соблюдать установленный порядок во веки веков”. Фото скал и семейный штандарт рядом с имперским флагом. Звание оберстлейтенанта и список наград, золотым дождем пролившийся на штурмовую роту. Отдельным пунктом: все участники добровольческий войск под командованием капитана Седецкого награждены крестом Фридриха Августа за выдающиеся заслуги и беспримерное мужество.

У русских праздновали не менее пышно, переведя дыхание после новостей об упокоенных зомби. Правда, списки публиковать не стали. Официальное заявление имперской канцелярии о том, что все положенное вручат лично, по прибытие домой, в торжественной обстановке. Знающие люди между собой шептались, что на побережье в штабах идет грызня за право вписать нужную фамилию. Кто-то даже успел вскочить на подножку уходящего поезда и помчался с колоннами снабжения на юг ради заветной строчки в послужном списке. Вполне возможно, что многие не просто карьеру поправят, но смогу и на пенсию выйти по выслуге боевых дней, включая разнообразные обещанные премиальные.

Старший фон Шольц вставил вырезанное из газеты мутное изображение в рамку и гордо повесил на стену в замке. Жаль, Риггер фон Шольц не увидел, как внук блестяще справился с поставленной задачей и прославил род. Отец отсалютовал фотографии новоиспеченного губернатора полной рюмкой, после чего приказал послать телеграмму с поздравлением и вопрос, когда можно приехать в гости. У сына вряд ли будет свободное время заниматься хозяйством, у него других забот сейчас полным-полно. А размеры полученного поместья – в половину Рейха, надо обустраиваться.

Найсакины фото не вырезали, просто складывали газеты в стопочку, периодически вечером перечитывая наиболее интересные места, заботливо отмеченные красным карандашом. Нина Августовна иногда хмурилась, спотыкаясь на “атака зомби была отбита без серьезных потерь”, но в таких случаях Николай Павлович повторял заученную мантру: “Дорогая, кто же допустит медиков на передовую? Бравые солдаты их защитили, не дали даже подойти поближе. Смотри – покрошили всех из картечниц, добили артиллерийским огнем из захваченных вражеских орудий. Сашенька вернется, расскажет в деталях”.

О том, что именно может рассказать младшая дочь, папа’ не уточнял. Елену Николаевну предупредил о возможных проблемах и взял слово, чтобы на сестру особо не наседала. Старшенькая все поняла и почту теперь проверяла первой, убирая с глаз долой те издания, где публиковали слишком откровенные подробности. Выдумка же, откуда журналисты про такое могли узнать?


Мир облегченно вздохнул и начал приводить нервы в порядок. В Париже снова аншлаги в варьете. В Лондоне ставят балет и оперу. В Америке поговаривают о возможном сухом законе. Генералы чешут затылок – как бы получше изучить проблему зомби, чтобы при случае защититься. Второй снаряд в ту же воронку не падает? После Румынии так и думали, да. Теперь посмотрите на Африку и скажите – куда подевались остальные дикари? В пустыне их не осталось, согласны, но черных еще полным-полно по всей округе. Вдруг опять чего-нибудь сожрут и начнут из могил выкапываться? И как бы эту травку найти и про запас на склады доставить? Исключительно в целях обороны, само собой...

* * *
В отличие от ликующих Берлина и Нижнего Новгорода, в Лондоне царил траур. В штаб-квартире министерства обороны пытались лихорадочно собрать воедино свежую информацию, чтобы предоставить новый план в парламент. В это же время прямо с прибывшего курьерского дирижабля в закрытый клуб привезли Чарли Флетчера. Солдатам выдали денежное довольствие у трапа, билеты домой и спровадили с глаз долой. С Флетчером же очень серьезные люди хотели побеседовать “без чинов”. И не важно, что больше половины занимают то или иное кресло в правительстве. Здесь и сейчас нужно было понять, кто виноват и что делать. На генералов надежда маленькая, генералы уже эпично обгадились. Поэтому придется разбираться самим.

– Чарли, тебя будут топтать. Да и меня не забудут, – вздохнул премьер-министр сэр Девид Роуз, медленно идя по коридору в сопровождении бледного худого мужчины. – Скорее всего, подождут, как уляжется волна и отправят в отставку. Такой провал не забудут никому.

– Хотите сказать, не только меня назначили козлом отпущения?

– А как ты хотел? В газетах фото захваченных в плен британских офицеров. Боши глумятся, тиражируя даггеротипы лагеря пленных и цитируя императора: “мы не уничтожаем проигравших, мы подарим им обратный бесплатный проезд”. Проклятые ирландцы работают теперь на врагов, помогая им строить дороги и крепости! У нас под боком в желтой прессе спрашивают, каким образом кучка отщепенцев смогла уничтожить сначала десятикратно превосходящие их силы с лучшими офицерами во главе, затем вырезала орду зомби и теперь гонит банды мародеров к французским границам... Чарли, нам бы простили многое, но не полный крах детальных планов, за которые заплатили сотнями тысяч фунтов. По твоей рекомендации гору имущества отправили в пески, для поддержки наемников. И это все попало в руки врага. Грузовики, амуниция, оружие, продовольствие. Я всего не перечислю. Скрягу Мэрсера хватил апоплексический удар, когда ему сообщили цифру убытков. А он был один из многих, кто вложился в Африканскую кампанию... Поэтому – будь готов. Тебя хотят распнуть, но сделают это тайно, чтобы окончательно не похоронить остатки уважения к правительству.

– Понял. Хотя я всего навсего выполнял свой долг.

– И твоя подпись стоит под телеграммами, которые заботливо собрали в папочку... Мой последний совет – сделай вид, что смирился и раскаиваешься. Вали все на вояк, из них выжило несколько человек и сейчас они никому не интересны. О будущем поговорим позже, когда поутихнет. Сядешь в родовом поместье, переждешь опалу, дальше будет видно. Надо перетерпеть неприятное время.

– Спасибо, сэр Роуз, я вас понял.


С Чарли Флетчером “узкий круг” закончил за полчаса. Зачитали телеграммы с просьбой о помощи, затем доклад о прорыве зомби и решили: виновен. С порученной задачей не справился, туполобых вояк в нужном направлении сориентировать не сумел, гениальные идеи извратил, да еще ирландцам потакал. Теперь те интервью шакалам-журналистам раздают. Позор... Просим вас удалиться с глаз долой. О выборах в палату общин можете и не надеяться. С таким послужным списком вас даже мелким клерком в заштатную мэрию не возьмут.

Откланявшись, Флетчер вышел за дверь, где его перехватил один из слуг, работавших в клубе:

– Сэр Роуз просил вас подождать. Как только закончится совещание, он подойдет. Прошу за мной, в кабинете уже сервирован ужин.

В зале между тем нарастал накал дебатов. Премьер-министр отстранился от обсуждения, изображая высохшую воблу. Его мнение особо никого не интересовало, молодые и рьяные пытались найти выход из сложившейся ситуации.

Королевство Великобритания выставлено посмешищем на международной арене. Собранная и вооруженная на частные средства армия разгромлена. Тотальное бегство от зомби всполошило весь мир. И в то время, когда жалкие остатки наемников драпали по пескам, проклятые боши шли по следам мертвечины, занимая все новые и новые города. Теперь хвастают в газетах непобедимостью тевтонских войск. Позор...

– Что у нас с французами? Мы говорили о коалиции. Каков ответ?

– Им не до нас. Иностранный Легион без снаряжения, большую часть у них выгребли и отправили в пустыню. Сейчас спешно потрошат склады, будут слать при первой возможности зафрахтованными пароходами.

– Это понятно, но ведь есть еще Алжир. Там полно боеспособных войск!

– Вы не читали газеты? Неделю назад публиковали даггеротипы, как эти самые войска штурмуют корабли в африканских портах, чтобы бежать в метрополию. Алжир сейчас считается французским по одной единственной причине – немцы не хотят начинать войну с Парижем из-за чужой колонии. На местах остались ошметки жандармерии. Смешанному корпусу даже не нужно будет стрелять – пройти победным маршем и сменить флаги. Все. На этом Алжир закончится... Последнее, что успели накопать в Ми-шесть, так это сплетни о спешных переговорах между Вильгельмом и Любэ. Париж любым способом хочет минимизировать потери. Им не до нас.

– А итальянцы? Можем пообещатьим Тунис. Пусть забирают и выходят из союза. Русские в одиночку вряд ли удержат все Средиземноморье.

– Официально наше предложение пока рассматривают. Неофициально – крутят пальцем у виска. Тунис уже у Конрада. Две трети под совместным патрулированием макаронников и бошей. Остаток подгребет за оставшуюся неделю. Нам нечего предложить королю, у него уже все есть. Мало того, на границе с Алжиром размещают усиленные смешанные гарнизоны. Это гарантирует, что французы или кто-нибудь другой не попытается отобрать захваченное обратно... Господа, надо признать, что мы потеряли Италию, как потенциального союзника. Варвары с востока дали им куда больше, чем мы хотели пообещать.

– Кому интересны варвары?

– Местным. Русские уже тянут дороги, используя кудесников. Кроме того, транспорты пошли напрямую в Тунис, резко сократив плечо доставки по пустыне для передовых частей. Остановить их сейчас не сможет никто.

– Но между Марокко и Триполи мили и мили песка! Там полно бедуинов, которых мы снабжали оружием и прочего сброда! Где они все? Почему не атакуют германские колонны на марше?

– Потому что они грабят западный Алжир, добравшись заодно и до Марокко. Там не успели стихнуть волнения после сообщения о зомби, как примчал весь сброд, сбежавший подальше от мертвечины... Нам же лучше задуматься, как мы будем давить очередные волнения в Ирландии. Местные в открытую заявляют, что их добровольцев скормили нежити. Причем – по прямому нашему приказу. Мы ни одного солдата не можем отравить теперь в Африку, придется тушить пожар в задней комнате.


Через два часа сэр Девид Роуз неслышной тенью пробрался в кабинет. Дремавший на диване Чарли Флетчер встряхнулся и протер красные от усталости глаза:

– Прошу прощения, господин премьер-министр, поужинал без вас. После Аккры толком не кормили. И там сразу с грузовика всех заперли в местной тюрьме. Потом затолкали в дирижабль и пожелали удачного полета.

– Ничего страшно, Чарли, я все понимаю.

– Как прошли частные дебаты?

– Как обычно. Свора идиотов до сих пор не понимает, что мы не просто публично обделались. Мы хотим выйти на сцену и повторить это еще раз на бис. Я даже рад, что послезавтра уйду в отставку, меня хотя бы не окунут в помои повторно. Все, как говорят кузены, я превратился в “хромую утку”.

– Все так плохо?

– Скажем так, я настоятельно не рекомендую связываться с нынешними тори или виги.

– Так их уже полвека как нет, сэр Роуз.

– Вывеску сменили, придурки остались... Что я предлагаю. Мне позорная отставка, тебе добровольная изоляция дома. Родные в курсе, каким чудом тебе удалось удрать из Сахары. Думаю, они будут рады, что ты вернулся живой и здоровый, а не в виде пустых слов соболезнования на похоронке. Подождем, время в данном случае играет на нас. Когда у этих, – старик пренебрежительно ткнул пальцем в стену, – окончательно подгорит, они начнут бегать и пытаться наводить мосты. Интриговать, как обычно и гадить по привычке. Не связывайся. Никаких обещаний, изображай оскорбленную невинность. Ну и от поездок за границу я пока рекомендую воздержаться.

– Туристом? Спасибо, на моих глазах жрали людей. Хочу побыть дома, за надежными стенами, рядом с коллекцией ружей. И буду держать их заряженными.

– Вот и хорошо. Я аккуратно уйду в оппозицию и посмотрю, чем вся дикость закончится. Детальный план будет чуть позже. Надо подождать, пока основные игроки разберут сыгравшие ставки и начнут делать новые. Раньше времени суетиться не нужно. Я так понимаю, что в ближайшие полгода мы увидим контуры будущего. И с этим уже можно будет работать на перспективу.

* * *
– Вот последняя сводка из Африки, господин президент.

Эмиль Любе считался слабым президентом, компромиссной фигурой. Когда его избирали, многие делали ставки, сколько месяцев этот человек с излишне мягким характером удержится у власти.

Годы шли, президент сидел на своем месте, умудряясь решать все новые проблемы, с которыми сталкивалась Франция. Избранные правительства сменяли одно другое, поддерживая его кандидатуру. Многочисленные партии грызли друг друга в газетах и в парламенте, президент же оставался над схваткой. Через год подходит очередной срок завершения полномочий, и пожилой мужчина собирался подать в отставку. Он устал от беспокойной работы, карикатур в газетах и нервотрепки, которая стала ежедневной. Особенно не хотелось получить пулю от очередного националиста, требующего сцепиться с немцами, посмевшими протянуть загребущие руки на юг.

Самое забавное, что Любе смог выстроить достаточно ровные отношения со всеми коронованными особами как на континенте, так и через пролив. Это позволяло лавировать между чужими интересами и жонглировать скудными ресурсами, затыкая многочисленные дыры в экономике. Но то, с чем пришлось столкнуться в последние дни...

Африка. Проклятая всеми богами земля, обильно политая кровью. Сухие строки аналитической записки: “Утрата Алжира в течении месяца, потеря Марокко к концу года”. Фактически все территории, считавшиеся французскими – под ударом. Большая часть уже утрачена, остальные доживают последние дни. Генералитет не знает, что делать в этом случае. Войска из Алжира и Марокко бежали, побросав имущество. Те, кто сидит в метрополии, не поедет в пески под страхом смерти. Потому что “журналисты врут, будто зомби уничтожили”. И людей можно понять. В Румынии резня идет до сих пор – периодически на границе столкновения, санитарный кордон постоянно подвергается атакам. Пусть не так, как это было год или даже два назад, но нечисть задавить окончательно не удалось. А тут – целый материк, сожравший британский корпус за одну ночь.

– Посол из Берлина уже прибыл?

– Так точно, господин президент, ждет в приемной.

– Зовите.

Надо понять, что хочет Вильгельм. Он сорвал куш, забрал столько, что людей не хватит освоить в ближайшие сто лет. На чем он остановится?

– Господин президент.

– Господин посол... Вы хотели меня видеть.

– Совершенно верно. Мой император попросил передать вам следующее предложение. Если оно вас устроит, официально заключить договор можно будет в самое ближайшее время. С вашего позволения, я разверну карту с нанесенными отметками.

Все та же Африка. И четкие темно-синие линии по желтому, перекраивающие существующие границы.

– Великий Рейх хочет предложить соседу следующее... Мы обеспечиваем поддержку и защиту границ французских колоний, гарантируем контроль нашей территории, уничтожив любые банды в ближайшее время. Алжир остается почти в прежних пределах, только теперь южнее линия разделения будет проходить по краю плато: Абадла, Лагуат, Бискра и Бир-Эль Атер. Озера Мельгир и Эль-Джерид остаются на нашей территории, озера Шегри у вас. Далее, на какие-либо участки Марокко мы не претендуем. Южная граница остается на месте, вот здесь. Мы отметили.

Карандаш, которым посол показывал грани нового миропорядка, скользнул южнее.

– Рейх получает выход к Атлантическому океану, заняв земли от юга Марокко до Гамбии. Британский анклав и все ваши колонии южнее нас не интересуют. Форты будут поставлены рядом с Каесом, Немой, Томбукту, севернее реки Нигер, затем через Тану и дальше на восток, до Египетских владений. Мы никоим образом не претендуем на земли с этой стороны границы. Будь то ваши колонии, или британские, или чьи-то другие. Фактически мы вынуждены контролировать территорию, которая подверглась нападению нежити, дабы не допустить повторения подобного инцидента.

– Это мне понятно. Что-то еще?

– Да. Мой император просил передать – если новый договор будет подписан в течение этого месяца, уже зашедшие на территорию Алжира войска будут отведены на основные места дислокации. Кроме того, в планы по ирригации Сахары мы включим и ваши территории. Русские предоставили кудесников, кто поможет превратить пустыню в цветущий сад. Вы наверняка знаете, что сейчас из себя представляют Каракумы. Это новая житница южных губерний... Мы окажем необходимую помощь снаряжением и солдатами, если это потребуется для наведения порядка. Например, на западе Африки, где сейчас бесчинствуют мародеры. После того, как волнения будут подавлены, штурмовые батальоны немедленно вернутся домой.

Президент Франции смотрел на карту и думал. Фактически сосед хочет зафиксировать де-юре результат молниеносной войны в Сахаре. Получится у немцев превратить пустыню в новый рай на земле или нет – вопрос десятый. А вот удержать зашатавшуюся власть в колониях – это шанс. Особенно, если полудохлый Легион подопрут штыками прошедшие горнило сражений отборные немецкие части.

– Кроме того, – посол убрал карандаш, – есть предложение превратить Средиземное море в демилитаризованную зону. Выставить кордон в Гибралтарском проливе и ввести запрет на проход любых военных кораблей, за исключением Испании, Франции, Италии, Германии, Российской Империи и Порты. Запрет будет касаться и канала. Если кому-то захочется побряцать оружием, пусть развлекается в Атлантике или Индийском океане.

– Оба предложения входят в один пакет или могут быть одобрены раздельно? – переспросил Любэ.

– Желательно, совместно, господин президент. В настоящий момент мы ждем согласия со стороны Испании и вас. Остальные страны идею приняли. Совместные силы для патрулирования и борьбы с пиратами разместятся в базах на побережье Африки и там, где новая коалиция посчитает необходимым. На торговое судоходство данное решение никоим образом не влияет.

Вот так. Шах и мат. Британцев и американцев пинком под зад, север черного континента подмят новыми союзниками, пустыня целиком под их контролем. И если успеть к ним присоединиться, то не придется подставлять под молотки флот, как упорно требуют англичане. Наоборот, можно будет протащить частичное сокращение и перевооружение. Основные тяготы охраны Средиземноморья на себя наверняка возьмут итальянцы с русскими. Или немцы. Кто-нибудь, только не мы.

Про Каракумы Эмиль Любе читал. Даже пытался договориться с Иваном Вторым о возможных совместных проектах. Но не встретил какой-либо заинтересованности со стороны русских. Точнее говоря, французам нечего было предложить самодостаточной огромной империи. Зато если присосаться к чужим возможностям, разделить с немцами успехи в освоении заброшенных земель, то это интересно. Как и надежда на сохранение колоний, стоящих в одном шаге от бунта.

– Господин посол, я дам вам ответ завтра в полдень. Попрошу снова приехать сюда. Со своей стороны могу сказать, что это предложение меня очень заинтересовало. Будьте добры оставить карту, здесь все очень наглядно.

– Конечно. И вот проект договора в двух экземплярах с перечислением всего, что я вам только что сообщил... Завтра в полдень буду рад услышать предварительный ответ, господин президент.

В отличие от британцев, Вильгельм Пятый мог быть щедрым. Особенно в тех случаях, когда уже набил полную пасть и рискуешь подавиться. Ведь первоначально в планы входил небольшой кусок на севере Сахары. Теперь же – германские сапоги будут омывать волны Атлантики. Фантастика...

Подождав, когда за послом закроется дверь, Эмиль Любе задумчиво посмотрел на новые границы, которые вот-вот станут реальностью. Похоже, он имеет все шансы уйти с поста, как спаситель колоний и человек, не позволивший французам втянуться в чужую войну. Главное, не упустить предоставившийся шанс.

* * *
После ухода большей части дикарей прошла еще неделя. В лагере осталось всего двадцать человек. Толку от них было мало, Макаров считал, что оставили больше для антуража. В деревне теперь квартировало пятеро журналистов, которых вежливо попросили не маячить в Тазили, но разрешили болтаться по округе. Кроме того, на официально взятую под личное управление территорию не пустили две роты добровольцев, оставив их наводить порядок в Марзуке. Там свой комендант имеется, вот ему мозги и компостируйте. Здесь же господин губернатор и без посторонних разберется. Мало того, оберстлейтенант придержал два взвода пластунов и остатки разгромленного отряда Седецкого. Капитан уже мог сидеть, благодаря активному лечению Сашеньки. Поэтому зачастую вместе с другими тяжелоранеными устраивался на лавочках под навесом и разглядывал бурый пейзаж вокруг. Патрули регулярно докладывали, что инженерный батальон неподалеку, дорогу вот-вот дотянут и до Эль-Увайнат. Затем через Тазили до Гата, потом на север, на Дебдеб. Фон Шольц абсолютно серьезно надеялся, что сумеет договориться или напрямую, или через командование о продолжении строительства на захваченной территории. Магистральные нитки необходимо тащить и на запад, и на юг. Благо, прибывают новые части, кто сплошным потоком потянулся вдоль опорных пунктов, сопровождая колонны переселенцев. Первые две тысячи уже приехали, пропылив треть дороги по еле заметным тропам, подпрыгивая на бесконечных кочках.

Хотя, дай бывшему гауптману волю, он бы вообще всех желающих прибрал к рукам. Планов – громадье. И все надо еще вчера.

Колодцы рыть? Надо. Семь по холмам заложили, четыре начали давать воду. Мало.

Дороги строить? Само собой. Пока переложили на русских кудесников, но ведь рано или поздно что-то свое придется возводить.

Крепости на ключевых направлениях с артиллерией и картечницами? В планах десять штук, пока намечены две. И еще россыпь опорных пунктов. Когда все это будет закончено, любая чужая армия обломает зубы о неприступные стены. Кстати, от генерального штаба прибыл интендант с необходимыми полномочиями, сообщил о желании создать именно здесь центральный пункт снабжения для Сахары. Географически выгодно. И таскать с побережья лишнего не придется. А если у тебя склады общего резерва, то и охрана будет соответствующая, и самому на стены что поставить. Желательно калибром побольше.

Вечером подошел Макаров с очередной идеей. Выслушав парня, замотанный Август спросил:

– От меня что надо? Разрешение? Считай, оно у тебя есть. Можешь брать кого угодно, если люди понадобятся.

Сергий среди русских добыл двух бывших студиозусов, которые бились дома головой о местную инженерную косность мышления. Пытались что-то там оптимизировать по артефакторике. Образцы жрали энергию, горели на тестах и никак не хотели работать, как было задумано. В итоге умники оттоптали чужие мозоли и от греха подальше завербовались в поход. Некромант заметил оболтусов, когда один из ефрейторов отчитывал парочку за небрежное несение караульной службы, одновременно матерно описывая кривые наброски, отрисованные палочкой на песке. Посмотрев рисунки, Макаров забрал провинившихся к себе и теперь хотел озадачить своими придумками.

– У тебя контур здесь наверчен зря. Вот эту основную линию питания кидаем так, здесь через мостик противофазу. Тут резонатор и все вместе оформляем как укрепляющую руну. Второй курс университета, если я правильно учебник помню.

– Мы такое не проходили.

– Вас с какого года обучения попросили на улицу? – усмехнулся Сергий.

– Сами ушли. Добровольцами... Третий курс закончили и сюда.

– Тогда странно, что вы основы проспали на лекциях. Мостик не забудь. Если напрямую начнешь собирать, шарахнет и все труды на смарку.

Модеста в итоге нагрузили расчетом и экспериментами с артефакторным бронированием железных пластин. Бенедикт сел за доделку водяного охлаждения на двигатели и отвод через вентилятор воздушного потока по внутренностям железной повозки. Конечно, танк с кондиционером из имеющегося автопарка не сделать, но людей ведь жалко, в кастрюлях на колесах днем дышать просто невозможно.


– Я поговорил с губернатором, он не против захваченные броневики на переделку пустить. Если справимся, рекомендую оставаться здесь после завершения контракта. Сколько вам еще до ротации?

– Три месяца, – в унисон ответила парочка.

– Значит, будет приказ, который закрепит вас до конца срока в Тазили. Чтобы никакой умник с места не дергал. Как только будет результат, сможете получить патент. Его оформят сразу и на Российскую Империю, и на Рейх. С этим можете вернуться домой или продолжить тут, в колонии.

– Спасибо, Сергий. Без твоих подсказок у нас...

– Так, чтобы даже не слышал этого. Вы – все сами. Мне и без того за воротник колючек отсыплют. И, между нами, я бы рекомендовал особо не прыгать, продолжать начатое на месте. Людей вам выделят, возможности для карьерного роста огромные. Заводчиками станете и собственное производство откроете. Фон Шольц про вас знает, всячески поддержит. А слово и дело со стороны губернатора – это не пороги в присутствиях обивать. Это – волшебный ключ к любым дверям.


На следующий день два прототипа показали местному руководству. Офицеры с интересом обошли сначала кургузый грузовик, обшитый тонкими листами жести, потом знакомый броневик.

– Что за кракозябры?

– Артефакторные руны, вплавленные в металл. Если присмотреться, он даже чуть потемнел. Заряд держат почти неделю, для пополнения хватает солнечного света. Полчаса на солнышке – и все, залиты под завязку.

– Чем они полезны?

– Винтовочную пулю держат на двухстах шагах, пистолетную на двадцати. Стекло на кабине двойное, но прочность после обработки почти такая же. Значит – любой обстрел с дюн уже не так страшен. Бойцов в кузов посадил, вот в эти амбразуры можно из картечниц огрызнуться. При переброске войск – минимальные потери. Вес даже чуть меньше, мы дерево почти все на усиленную жесть поменяли. Еще вот тут на двигатель специальный блок охлаждения, теперь по жаре перегреваться не будет. И прохладный воздух по двум трубам вывели дальше. Одна – в кабину, другая – в кузов. Конечно, совсем от солнцепека не спасает, но хотя бы в обморок от перегрева люди падать перестанут... Да, ночью можно теплый воздух подавать, ночи здесь злые.

– Гут, шикарная штука, – согласился оберстлейтенант. – А броневик?

– Там железа больше, поэтому бронирование чуть лучше вышло. Винтовку держит уже на ста или даже чуть ближе, ну и больше внутри на раскаленную духовку не походит. Наряд сегодня уже по маршруту прокатился, вылезать не хотели.

– Один вопрос. Какое количество техники твои парни смогут переделать? И в какие сроки?

– Предлагаю им мастерскую выделить, тогда не отвлекаясь на другие задачи займутся только этим. Из фольксдойчей головастых повыдергивать – и можно производство на поток ставить.

– Я согласую это с командованием добровольцев, оформим гениям бронь. Надо будет только придумать, как топливо сюда тащить. Дороги у нас будут, грузовики тоже. С бензином проблемы.

– А насчет бензина другое предложение. Модест раньше насосами занимался, Бенедикт больше с двигателями возился. Значит, мы один сдохший кусок железа разобрали и получается, что можно на местное топливо приспособить. “Черное масло” в округе есть, дикари им коптилки заправляли. Заводик поставить на краю пустоши, вон там, где пованивает. Перегонные кубы и бочки для готового продукта. Не чистый бензин, но вполне себе нормальная смесь получается. И доработанный двигатель ее кушает за милую душу. Два дня – любой грузовик или броневик готов снова бегать. Руку набить – и быстрее смогут переделывать. Все, скважины у тебя свои, Август. Значит, от официальных поставок больше на зависишь.

– Могу вообще бензин не закупать?

– Его тоже можно использовать, если на побережье свои склады лень ставить. Но внутри твоих владений он тебе точно не понадобится.

Подумав, фон Шольц щелкнул пальцами, из-за спины тут же высунулся интендант.

– Герр Циммерманн. Этим молодым людям два пустых листа бумаги. Я хочу, чтобы они написали на одном, что им нужно для мастерской. Сколько людей, какие станки, учебники и все остальное. Питание для всех работников будет бесплатным. Зарплатой не обижу. А на втором – что хотят лично для себя. Дом, оклад в золотых марках и кафедру в будущем местном университете я им гарантирую. Не считая заказов от армии Кайзера, которых будет очень много... На время текущей службы вы прикомандировываетесь к гарнизону Тазили. После демобилизации обсудим, что вы еще хотите к составленному сейчас списку.

Отойдя в сторону, новоиспеченный губернатор закурил сигарету и вздохнул:

– Сергий, мне с тобой не расплатиться. Две роты сформировали группы разведки и картографирования, вместе с гиенами начали обход всех закоулков. Должны успеть хотя бы часть осмотреть, пока в конец месяца не начнутся дожди. В Дебдебе уже вторая гроза прошла.

– Вроде местный сезон зимой, когда льет. Но – недолго. Тучу-другую протащит и все.

– Именно. Поэтому водоносный слой под Тазили очень важен для нас. Колодцы уже почистили, твои артефакты на дне укрепили от заразы. Вода очень хорошая, чуть горчит, но куда лучше, чем в источниках... И две последние новости. В Марзуке новый майор, командует добровольцами. Пытался вас выдернуть, но я не разрешил, у меня по бумагам вы числитесь до октября. Потом придется отпускать. Раненых вывезем раньше, вы следующие. К сожалению, запретить новому командованию появляться здесь я не могу, мы союзники. Поэтому на следующей неделе жди гостей.

– Понятно. Свободная жизнь заканчивается.

– И второе. Пришла телеграмма из Нигерии. Там какой-то поселок, язык сломаешь выговаривать. В конце месяца ждут тебя на большую сходку вождей. Будут обсуждать, достойны ли мы называться великими королями. Твое присутствие обязательно.

Парень удивился:

– Я-то с какого боку там?

– Кто у нас шаманов перебил? Ты. Кто зомби по всей округе разогнал? Тоже ты. Тебе и лететь.

– Лететь? Я не умею.

– Дирижабль будет. Сумел выцыганить у командования. Для них надежно прикрытая от дикарей южная граница на вес золота. Людей везде не хватает. Мы хапнули столько, что не удержать. Поэтому просят изобразить что угодно, хоть второй конец света, но черных отвадить от Сахары. Если ты еще верные племена вдоль новой границы посадишь, то можешь брать целую стопку чистых листов, я не глядя подпишу любые хотелки. Да, огнестрельное оружие варварам никто не даст, пусть сами у британцев воруют. Мы же готовы обеспечить одеждой, продовольствием, выделим скот для разведения и миссионеров рассадим. Пусть присматривают и связь с Берлином поддерживают.

– Понял. Значит, чистить перышки и готовиться к смотру в лице господина майора. Потом лететь пугать дикарей карами небесными.

– Совершенно точно. На эту поездку у тебя бронь с самого верха. Потом уже останется как-то дотерпеть до окончания контракта.

– Справимся, где наша не пропадала. Кстати, я хотел у тебя грузовики попросить потом.

– Зачем?

– Скатаемся, по краю твоих земель столбы воткнем, на них черепа. Чтобы сразу дать понять – сюда без спроса ходить не надо. Очень сильно на местных такие штуки действуют.

Убрав вторую не закуренную сигарету обратно в пачку, Шольц ухмыльнулся:

– Делай. Благо, черепов у нас этих без счета. На сто границ хватит.

Глава 9

Настроение у повелителя Германской империи было отличным. Даже мелкий нудный дождик за окном не мог его хоть как-нибудь испортить. Серые громады официальных зданий Берлина сегодня не навевали ипохондрию. Наоборот – внушали уверенность в собственных силах. Как и было задумано архитекторами.

Русские выполняют соглашения минута в минуту. Что просто удивительно с их обычной расхлябанностью и безалаберностью. Наверно, оставили для внутреннего использования. Пока же – стучим по дереву – все четко. Продовольствие поступает, нормы по карточкам увеличены вдвое. Про это аккуратно написали в газетах, полицейский корпус докладывает о снижении недовольства в рабочих кварталах. Очередь крестьян, желающих получить надел в новых землях, увеличилась в три раза. Переезжают семьями. Многие готовы даже потерпеть на не обустроенном месте, только бы участок дали побольше.

На столе сбоку лежит проштудированная брошюра про освоение Каракум. Венценосный брат пообещал, что после завершения военных действий почти две с половиной тысячи одаренных прибудут превращать Сахару в цветущий край. Если хотя бы сотая часть из напечатанного – правда, через несколько лет о голоде в Рейхе можно будет забыть. Собирать по два урожая, зерно и овощи в огромных количествах, тучный скот на бескрайних полях. И белоснежные домики вдоль ровных дорог в новых фольварках. Пастораль...

Развернувшись к столу, Вильгельм Пятый подкрутил кончики усов и спросил:

– Герр Хартман, вы все еще дуетесь на меня за прошлый разнос? Полно, это мелочи. Согласитесь, штабам периодически нужна встряска, чтобы мхом не зарастали. Зато – как вы удачно Второй армейский корпус использовали, сразу с кораблей – и на позиции. Промежуточные границы под контролем, начинаем формировать новый ударный кулак. Все строго по плану... Кстати, что там у нас на октябрь намечено?

– На самый конец месяца – выход к Атлантике, Ваше Императорское Величество! В настоящий момент Пятая Баварская дивизия развернута на север, совместно с итальянцами осуществляет контроль Туниса и продвигается по новой границе с Алжиром. Шестая Баварская используется для усиления южных границ и сосредотачивается на западе Тазили. Второй корпус в движении, усиливает тылы, готовится к броску на запад. Губернатор Шольц обеспечивает разведку и поставки воды. Без его помощи темпы продвижения по территории сильно бы замедлились.

– Кстати, как у него дела? Как там поживает мой новоиспеченный оберстлейтенант и пример для подражания молодежи?

– Окапывается. Полученного батальона вряд ли хватит, чтобы прикрыть эту стратегически важную точку. Но он делает, что возможно. Герр Кляйн привез общие наброски плана, они получили полное одобрение в Генеральном Штабе. Старший фон Шольц собирается в гости к сыну, в газетах опубликовал обращение к ветеранам. Каждый, кто хочет, может обосноваться на дарованных семье землях. Берут всех, хоть фермером, хоть механиком, хоть командирами будущего ополчения.

– Что-нибудь срочное оттуда было?

– Запрос на заключение мира с южными царьками. Есть возможность вдоль границы сформировать буферную зону из дружелюбных племен. Британцы обязательно будут дикарей баламутить. Поэтому перетянуть часть из них на свою сторону – это возможность сохранить жизни нашим солдатам в следующей войне.

– Тоже идея губернатора? Немедленно отослать мое согласие. Пока все, что он делал, шло на пользу Рейху. Пусть и дальше старается...


Через час большое совещание было закончено и генералы потянулись толстыми утками на выход из зала.

– Герр Макт, вас попрошу остаться.

Подтянутый оберст молодцевато развернулся кругом и прищелкнул каблуками. Глава Абвера получил повышение буквально на днях и всеми силами старался продемонстрировать, что обошел многочисленных конкурентов не зря.

– Расскажите мне, что напела посланная птичка.

– Так точно, мой император! Лейтенант Юнг, отправлен в качестве интенданта для создания новых складов в Тазили. Обеспечивает прямую связь между нами и военным губернатором. Одновременно с этим начал разворачивать сеть контрразведки на месте, пока в минимальных объемах. Официальные представители этих структур прибудут на место в ближайшее время.

– Хорошо. Теперь по главному вопросу, который я приказал вам выяснить. Что именно произошло в песках? Почему мы чуть не получили вторую Румынию?

– Факты надо будет еще уточнить, но картинка вырисовывается следующая. Британское командование бросило в атаку дикарей, в надежде смять сводную роту. В результате кровопролитных боев с применением артиллерии и картечниц, после нескольких рукопашных фон Шольц смог удержать оборудованные позиции на холмах восточнее Эль-Увайната. Озлобленные вожди купленных англичанами племен решили нанести единственный решающий удар. Для этого ночью готовились поднять зомби и уничтожить остатки наших войск. Узнав про это, русские вызвались добровольцами, ворвались под покровом темноты в чужой лагерь и разрушили ворожбу. Обезумевшие от голода мертвецы напали на собственных хозяев, затем их штыками направили дальше, на лагерь наемников. В результате почти две тысячи человек были за ночь истреблены. Нежить при первых лучах солнца окончательно утратила силы и теперь закопана в песках. Около двух сотен черепов по приказу губернатора разместят на пограничных столбах по всему югу. Это должно послужить дополнительной защитой от любого местного колдовства.

– Вот как? Значит, русские. И кто же эти герои?

– В атаке участвовали все, кто мог держать в руках оружие и не был тяжело ранен. Главное, что удалось выяснить Юнгу, это имя ученика некроманта, сумевшего разрушить чужие заклятья. Некто Сергий Макаров. Среди участвовавших в боях пользуется непререкаемым авторитетом. Выжившие офицеры и рядовые сообщили, что юноша лично признался, что проходил обучение у господина Зевеке. Полную справку сейчас готовят, должны закончить к обеду. Кратко: Зевеке Герман Ерофеевич, служил в полиции, обучал церковные отряды охотников за нежитью. В последние годы находился в опале у русского императора. В начале этого года скончался после продолжительной болезни. Похоронен во второй русской столице, в Великом Новгороде.

Задумавшись, Вильгельм уставился в окно. Там ветер растрепал тучи и тонкие лучи солнца пытались нащупать мокрые городские крыши под серой пеленой.

– Некромант. И его ученик. Как интересно... И этот молодой... Кстати, какое у него звание?

– Рядовой, Ваше Императорское Величество!

– И это после того, как он вместе с остальными бойцами задавил в зародыше катастрофу. Похоже, опала распространяется не только на умершего Зевеке... Слышал о нем, да. Приезжал к нам с консультациями в свое время. Жаль, лично с ним не встречался... Вот что, герр Макт. Телеграфируйте резиденту Абвера на месте. Пусть продолжает слушать и пополнять досье. Никаких прямых контактов и попыток вербовки. Любая помощь, если такую молодой человек запросит, но не показывать наш интерес к нему. Если я правильно понимаю, соседи сами сделают все возможное, чтобы оттолкнуть молодого некроманта. К сожалению, мой венценосный брат не умеет ценить кадры. Даже столь полезные для государства... Если мы и не переманим талант к себе навсегда, то наверняка сможем договориться о подготовке местных специалистов под его руководством... Надо бы дать понять губернатору, чтобы он не обижал столь ценного рядового.

– Юнг сообщает, что губернатор и некромант находятся в дружеских отношениях, в личных беседах называют друг друга по имени. Неоднократно во время боев спасали друг другу жизнь.

– Отлично. Тогда пусть так и останется. Дело – на личный контроль, о любых изменениях докладывать мне немедленно. И пните аналитиков, детальную справку по учителю Макарова я хочу увидеть как можно скорее.

– Так точно, мой император!

– Больше вас не задерживаю...


Улыбаясь, Вильгельм подсчитывал плюсы и минусы новой интересной комбинации. Минусы пока особо не просматривались, а вот плюсы. Предложить некроманту в опале покровительство, дать возможность помочь боевым товарищам, с которыми вместе столько пережито. Может быть, он и Румынию вычистит? Тогда Рейх прирастет еще куском земель в Европе. Как интересно может получиться...

* * *
– Скажи, Аарон, кто бы мог поверить, что мы станем сидеть за одним столом с племянником Саламона и хвалить его? Полюбуйся: молодой человек, с медалью за храбрость, живой и здоровый после всех ужасов Африки.

– Исаак, я тебе так скажу, времена меняются. Сильно меняются. Мы за ними уже не успеваем.

Давида, родственника полицейского бухгалтера, встречали как настоящего героя. Прошлые раздоры давно забыты, ашкенази теперь не просто раскланиваются друг с другом при встрече, но и разговаривают о делах и ходят в гости. Когда старый хозяин трех ателье узнал, что у Саламона радостные вести, то попросил молодого человека обязательно навестить и поделиться историей своего путешествия. Теперь в комнате сидело восемь старцев за богато накрытым столом, а в двери заглядывали члены семей возрастом поменьше, не удостоенные столь высокой чести. Сам виновник пришел в новом костюме со скромной медалью на левой груди.

– Говорят, Давид, ты был в самом пекле.

– Обманывают, дядя Аарон, бог миловал. Первую роту как раз перебросили на юг, нас же оставили для охраны караванных путей. Поначалу башибузуки местные постреливали, пытались шалить рядом с деревнями, где гарнизоны стояли. Потом, как о мертвых услышали, побежали куда глаза глядят.

– А вы?

– А мы молились и стены укрепляли.

– Значит, тебя в это время и подстрелили?

– Как раз перед волнениями. К счастью, только руку зацепило. Поэтому сначала помогал камни таскать, в караулах стоял. Потом, как все успокоилось, с другими ранеными на побережье отправили. И оттуда уже домой. Три дня, как матушке поклонился с возвращением.

– Как же ты камни таскал, если левая рука прострелена была?

– На волокуше. Кто ходить не мог, те сидели и руками нагребали. Я же петлю на грудь, ногами хорошенько упрусь и сто пять шагов до забора. Там разгрузят и еще сто пять назад. Каждый шаг до конца жизни запомню.

– Это хорошо. Хорошо, что живым вернулся и на поправку идешь. Давайте выпьем за удачу, которая не оставила Давида в столь трудные времена!

С интересом выслушали про то, как в пустыне экономили каждую каплю теплой воды. Как не получалось управиться со строптивыми верблюдами, которых использовали вместо лошадей. Как в полдень самые сильные солдаты падали ниц из-за перегрева. И как считали часы и минуты до момента, когда можно будет вернуться.

– Да. Дядя Исаак, у нас с соседней роты писарь с дизентерией свалился, не за столом будет сказано. Отлеживался, лечился. Потом вместе со мной вернулся. Поликарп Коровин, из вольноопределяющихся. После университета славы ратной пошел искать, обратно в Одессу приплыл словно скелет, кожа да кости. Но хотя бы выкарабкался. Так вот он бумаги оформлял. Говорит, видел в списках добровольца, о котором мой дядя Саламон рассказывал. Макаров, если я правильно запомнил. Он еще вроде бы здесь хотел из ашкенази гимназистов на работу набрать.

– Был такой, да, помним. Интересный молодой человек, обстоятельный. Купечество не захотело с ним работать, тоже в Африку поехал.

– Так вот, он как раз с пластунами в самом пекле был. С зомби рубился. Капитана роты на себе из боя вынес. На всех, кто выжил, представление написали. Офицерам одобрили, а для рядовых в штабе придержали. Говорят, непорядок, чтобы столько солдат простых и с медалями. Мол, лямку все тянут, пыль глотают. И не важно, где служишь – на побережье или какой забытом богом крепости. Поэтому могут и не дать ему ничего.

– Но он живой?

– Раз в списках на награждение отметили, должен быть живой. Правда, я раньше уехал, чем их выводить стали.

– Ничего. Раз живой, то вернется. Может быть, тоже в гости пригласим. Медаль – дело хорошее. Но главное – чтобы руки-ноги целые. И голова на месте... Давайте выпьем за это.


Когда расходились, хозяин ателье пожаловался другу:

– Дети уже скоро наше место займут, а ничего в мире не меняется. Слышал? Офицера на себе вынес, а без медали остался. Давид признался, что если бы по возвращении в штабе маску дикаря писарю не подарил, тоже бы с пустыми руками домой отправили. Так хоть теперь может в реальное училище поступить без экзаменов. Профессию хорошую получит.

– Справится. Не убили – это куда важнее, чем висюлька на груди. Из наших мало кто уехал, а у кожевников две похоронки пришло. И в газетах писали, что от роты добровольцев несколько человек осталось. Так что – надо будет помолиться, чтобы побыстрее война закончилась. Вроде как о перемирии объявляют, стрельба стихла. Может, в самом деле скоро солдатиков по домам вернут.

– Может и так... И Макарова этого, если выжил. Я ведь его помню. Он и на войну седым совсем уходил. Здесь хлебнул, и там досталось... Что за время такое. Горе каждый день черпать и полной ложкой.

* * *
Выкроив кусочек свободного времени, Сашенька пыталась написать письмо домой. Завтра приезжает новое руководство добровольческой роты, туда с первого числа вольют остатки русских пластунов. И помощницу фельдшера. Пока не известно, здесь ли еще на месяц останется, или в Марзук переведут. Хотя там маленький медпункт, а здесь уже целую больницу закладывают. И двое врачей приехало, не считая медсестер.

“Дорогие мама’ и папа’, любимая сестра Елена и любезная Глаша. У меня все хорошо. Работаю по специальности, времени даже на прогулки не хватает. Рутина день за днем, зато опыта набираюсь”.

Вроде неплохо получилось. Главное – никакой войны и местных ужасов. Как подслушала девушка в одной из палат от идущего на поправку солдата, домашним можно байки пересказывать. Как верблюд лягнул или во время песчаной бури крыша обвалилась. Про остальное – это лучше не заикаться. Потому что не поверят. Или, что еще хуже, поверят и перепугаются. Да, жарко. Да, папуасы местные с копьями ходили, на бусы тыквы с водой меняли. А зомби? Какие зомби? Мертвяки только британцев за задницу кусали, это вообще за горами. Вот у них и спрашивайте.

О том, что ты сидишь в этих самых горах, на месте разгромленного чужого лагеря, тем более никто знать не должен. Ни к чему это.

Кстати, Макарова кто-то из германцев спросил: не выкопаются ли дохляки заново? На это парень ответил просто: пока он там, ни одна зараза даже шелохнуться не посмеет. И еще тысячу лет после этого. А если кто вздумает снова с колдовством играться, так лично идиоту руки-ноги повыдергивает и заживо дряни скормит. Чтобы больше ерундой не страдали. Или самого в зомби переделает и заставит без отдыха канавы копать. Канав надо много, господин губернатор про ирригационную систему уже задумался. Вот туда колдуна-недоучку и отправят. Лет на сто.

Так. Мысли опять не туда убежали... Сашенька посмотрела на коробку с мусором, где уже лежало несколько скомканных листков и вздохнула. Можно пожаловаться, что сегодня дирижабль прилетел с побережья, большой, серебристый. И на нем трое неразлучных друзей к тем самым черным шаманам полетят. А ее не берут, категорически отказались. Но о таком тоже лучше не заикаться. Родных наверняка от недавних газетных статей трясет. Ляпни только “хочу настоящую негру-каннибала посмотреть”, так и все, сиротой останешься. Умрут родители с расстройства. Поэтому аккуратно разгладив листочек, девушка продолжила:

“Герр Шульце, наш главный хирург, меня хвалит. Говорит, для него работы никакой нет, только разве что ушибы лечить. Кто лопату на ногу уронит, пока столб вкапывает, кто молотком по пальцу попадет.”

Хирург в самом деле хвалил. Правда, знакомство сначала не задалось. Приехал важный господин с двумя личными слугами и вереницей учеников с медицинскими дипломами. Посмотрел, как заканчивают оборудовать пещеры для будущего госпиталя. Затем наведался в хибары, где пациенты лежали. После чего презрительно уточнил, кто это в сером платье и застиранном переднике перед ним. Помощник лекаря? Да еще без нормального понимания немецкого языка? Что поделать, смутилась тогда Сашенька, все слова из головы вылетели. К счастью, рядом оказалась фрау Кениг. Попросила девушку выйти на минуту. Вышла. Стояла рядом, ухо к двери приложив и краснела. Похоже, про портовую больницу Гамбурга вредная дама не обманывала. Столь отборных ругательств Найсакина раньше и не слышала. Вывернула доктора буквально наизнанку, обвинила во всех смертных грехах и предупредила, что при еще одном проявлении неуважения к истинно ведающей, сходит на прием к господину губернатору. И тогда заносчивого зазнайку выпнут обратно на материк с волчьим билетом. Потому что ни одна свинья безмозглая не смеет открывать рот в присутствии госпожи директора военного госпиталя, куда та самая свинья прибыла для прохождения практики. И эту практику еще надо заслужить. А то, что госпожа директор в стареньком платье, так ей некогда было по Берлинам шататься и новинки покупать. Госпожа директор под шрапнелью раненых собой закрывала и с того света вытаскивала, силы без меры другим раздавая.

Одним словом, герр Шульце потом долго извинялся, скрипя зубами. Но потом осмотрел больных, оттаял и еще раз просил прощения. Искренне. У всех, кто выжил, даже серьезные раны обработаны отлично, никаких воспалений и сопутствующих патологий. Многие выздоравливают и быстрее, чем это возможно в лучших клиниках Берлина.

Теперь Сашенька ассистирует хирургу и набирается профильного опыта. Потому что специалист он замечательный, знает много всего и учит без скидок на возраст. Заодно и сам периодически консультируется, почему в том или ином случае “фрау Александра” поступает так или иначе. Очень расстраивается, что подобными талантами не наделен и намекает о возможных перспективах в Тазили. Господин губернатор, оказывается, не шутил про университет. И медицинское отделение там тоже будет.

“Очень по вам скучаю, надеюсь скоро увидеться”.

Все, хватит. Точку и дату. Завтра с остальными письмами ее конверт отправится в далекое путешествие. И через месяц-другой Сашенька поедет следом. Наверное.

Домой хочется. Очень. А нахальный Макаров пусть и дальше с папуасами обнимается, раз ему это интересно. Придумал тоже – на дирижабле летать. Зазнайка...

* * *
– Клос, какого черта русские на солнцепеке стоят?

– Уже час ждут, когда новый майор приедет.

– Это какой майор?

– Командир добровольцев. В Марзуке стоят. Герр оберстлейтенант сюда не пускает, говорит, нечего зря под ногами болтаться. Войск уже достаточно, пусть лучше дырку до Египта конопатят. Там как раз их зона ответственности.

– Забавно. Значит, смотр назначили час назад, а никого нет.

– Есть. Вон тот хлыщ в новом мундире. Взмок и голос сорвал. Перестраивает и уже по пятому разу.

– Дурдом... Жаль комрадов. И в рыло не дашь – под трибунал моментально... Ладно, пойдем, не будем их смущать. Кстати, что про нас слышно?

– Железный Август выбил из командования разрешение на досрочную демобилизацию роты, с которой зомби гонял. То есть, Гюнтер, с конца октября мы с тобой превратимся в отставников-ветеранов.

– Я всегда знал, что ты пронырливая рожа, Клос. Еще никто ничего не слышал, а ты уже стал собирать чемодан с барахлом домой.

– Держись за меня, комрад, не пропадешь. И чемодан я собираю не себе, а подарки родным. Потому что ты еще не слышал вторую новость. Батюшка нашего командира, чтобы ему еще сто лет жизни, прислал телеграмму. Едет с желающими заработать себе на достойную пенсию. Если мы останемся здесь в качестве старожилов, то двойной оклад в золотых марках, куча льгот и право навыбор любого участка, какой понравится. Представляешь? Я смогу завести ферму, как и хотел. Поставлю два-три свинарника, открою собственную харчевню. Повешу на стену с десяток черепов на память о проклятой ночи. И буду бесплатно каждый вечер жевать капусту с сосисками... Думаю, что сослуживцам сделаю скидку. В половину будет как раз нормально... Заживу.

Парочка штурмовиков в коротких шортах и расстегнутых до пупа рубашках притормозили у ближайшего навеса, огляделись вокруг и захохотали, уткнувшись лбами друг в друга:

– Здесь, среди дерьма и палок поставишь харчевню, Клос!

– Именно! Белые стены! Черепичная крыша! И дорога, асфальтовая, гладкая, как в сраном Париже или дома, в Берлине!

– И жена в чепчике! И два карапуза!

– Три, три, Гюнтер, на меньшее не согласен!

– Точно! И свора гиен, чтобы пьяниц гоняли. С ошейниками, с шипами, как для своих патрульные сделали!.. Я должен это увидеть, комрад!

– Легко! Ты всегда умел только глотки резать, еще с Румынии! Ты даже за свиньями ухаживать не умеешь... Слушай, я тебя возьму на работу! Будешь дикарями командовать! Должен же кто-то навоз выгребать!

– Ты чертов гений, Клос!.. Я тебя люблю, скотина!


Шагающий мимо патруль неодобрительно покосился, но промаршировал молча. Третья рота, дежурившая сейчас по батальонному лагерю, старалась лишний раз не задирать “любимчиков губернатора”. Даже за нарушение формы одежды отделаются устным выговором и лишней прогулкой на броневиках по барханам. Кроме того, знающие люди уже шептались, будто чуть больше полусотни выживших может прибыть награждать лично кайзер, потом парад и демобилизация. Остальным еще тянуть военную лямку год, а счастливчики отмучались. Хотя посмотришь на ряды могил и сто раз подумаешь, нужна ли такая стремительная карьера.

– Господин фельдфебель, – не вытерпел самый молодой, топавший последним. – Что о нас подумают русские, когда прибудут с проверкой?

– О проверке пусть у самих русских голова болит, вон, с утра мозги выгрызают.

– Просто мне вчера за ослабленный ремень два наряда вне очереди прилетело.

– Рот не закроешь, еще пару получишь. А комрадам можно хоть голыми ходить. Заслужили. На твоем месте я бы им пива вечером проставил. Чтобы твою маму не сожрали в постели, они здесь несколько дней рубились без остановки. Сначала с британцами, потом с нежитью. Так что – не завидуй, а топай молча. Кстати, у тебя опять ремень болтается.

– Господин фельдфебель, так...

– Еще наряд, салага. Понабрали по срочному призыву, службы не знаете...

Проверив, что патруль достаточно замотивирован, разводящий оглянулся и крикнул:

– Гюнтер, что вы там так радостно обсуждали?

– Клос хочет нанять меня командиром роты дикарей. Уже участок выбрал, где будет свиней разводить. В пастухи местных наберет.

– И что ты решил?

– Насчет зарплаты торгуемся... Во сколько заканчиваешь сегодня?

– В девять, как положено.

– Тогда зови старших, посидим “У дохляка”. Я приглашаю.

– Спасибо, комрад, будем!

Чтобы народ чуть-чуть сбрасывал пар, господин губернатор волевым решением открыл три маленьких бара на территории лагеря, где разрешалось после службы попить пива или прохладительных напитков, послушать живую музыку и потанцевать с официантками. Такие заведения начали появляться по всему Тазили, потому что переселенцы все прибывали, не считая толпы бывших военнопленных. И людям хотелось перевести дыхание после тяжелой работы на солнцепеке. У штурмовиков наибольшей популярностью пользовалась забегаловка “У дохляка”, где на входе висел скелет в пробковом шлеме с дыркой от картечницы. Там предприимчивый отставной вояка из фольксдойчей поставил ящик с артефакторными рунами, выменяв его на какие-то полезные штуки у двух русских гениев. Теперь под крышей было терпимо даже в самую жару, а пиво не походило на перебродившую мочу.

Посмотрев на прокативший мимо пропыленный грузовик с грустным драконом на дверцах, фельдфебель еще раз оглянулся на тонкую цепочку солдат в середине улицы и сплюнул в сухую канаву:

– Вот и начальство пожаловало. Надеюсь, комрады недолго будут мучаться...

* * *
Новое место майор Кобяков получил с огромным трудом. Слишком много оказалось в Бенгази желающих проинспектировать южное направление. Особенно после того, как десять раз подтвердили, что все зомби передохли и никакой опасности больше не ожидается. Повезло, что командир неполной бригады свалился с лихоманкой и Кобяков сумел договориться в штабе о назначении. Затем вслед за инженерными частями в пески, потом переход по цепочке оазисов и, наконец, встреча со взводом охраны в Марзуке. Местное руководство радостно передало бразды правления прибывшему вместе с военными германскому чиновнику и драпануло на север. В городишке из гражданских осталось чуть больше сотни бедуинов, кто через слово повторял “иншалла” и сидел в ожидании смерти. Когда им перетолмачили, что конец света откладывается, еще раз пятьдесят повторили привычно “да славится имя твое”, после чего разбрелись по делам. А господин майор начал обустраиваться на пустом месте. Разведка сообщила, что у соседей все хорошо. Одновременно с этим свежеизбранный городской глава продемонстрировал мандат и вежливо попросил не лезть со своими проблемами на германскую территорию. Господин губернатор взял под свою руку Тазили? И хорошо. Там теперь склады военного назначения, огромная перевалочная база и переселенцы. Вам же поручили следить за порядком в песках прямо от этого столба и на восток. Как далеко? Пока не упретесь в границу Египта. Как узнать, что вы в нее уперлись? Ну, можно хоть до самого Нила топать, египтяне не обидятся. У них все равно войска собраны исключительно поближе к столице, по Сахаре бегать дураков нет. Особенно в свете последних событий.

Все. Оказывается, драться ни с кем не нужно. Покрывать себя славой и ходить в атаку – тоже. Значит, и орденок-другой не перепадет. Рутина, проверка караулов, медленная попытка из глиняных мазанок сделать подобие крепости. И регулярные отписки из Эль-Увайната: “К сожалению, сегодня принять вас не можем, очень заняты”. Когда, наконец, пришло приглашение на торжественный ужин, Кобяков собственным глазам не поверил. Но отослал с утра грузовик для подготовки инспекции, затем запасся водой и выдвинулся следом. Чтобы через два часа проклять все, что можно. Да, он помнил о плохой дороге и о том, что на место доберется только завтрашним утром. Или в обед. Или даже вечером. Два дня на дорогу в один конец. И это не пешком – на машине! Но бесконечная жара, песок, ямы на каменистой тропе испортили и без того паршивое настроение. Поэтому в дурацкую деревню майор приехал в крайне скверном расположении духа.


Эль-Увайнат Кобякова не впечатлил. Мало того, что он был намного меньше того же Марзука, который хотя бы формально можно считать городом. По меркам Африки, разумеется. Так и внешний вид кривых хибар не радовал. Редкие каменные заборчики высотой по колено, сложенные из булыжников. Вечная бурая пыль вперемешку с песком, покрывающая все вокруг. Выгоревший до белизны брезент, натянутый в подобие кособоких тентов вдоль главной улицы. И тонкая шеренга солдат в серой форме с пятнами пота. Те самые пластуны, как воевавшие в составе разгромленной роты, так и приехавшие позднее для оказания помощи.

– Ваше высокоблагородие! Личный состав добровольческой роты построен для смотра! – подскочил приехавший раньше адьютант.

– Кто у них старший? – буркнул в ответ Кобяков. Под конец его укачало в грузовике и хотелось забиться куда-нибудь в тенечек хотя бы на час, чтобы прийти в себя.

– Вахмистр Кизима, ваше высокоблагородие! – шагнул вперед невысокий мужчина с пушистыми белесыми усами.

– Кто есть из офицеров?

– Его благородие капитан Седецкий, Эраст Юлианович! В настоящее время находится на излечении в госпитале. Остальные старшие по званию погибли в боях, ваше высокоблагородие!

– Понял... Докладывайте, что у вас здесь.

– Так точно, ваше высокоблагородие! Личный состав в количестве пятнадцати человек. Из них два ефрейтора, остальные рядовые. Девять раненых, включая господина капитана. Все раненые под присмотром лекарей, готовятся к отправке на побережье. Больных и увечных среди построенных не имеется! По приказу господина оберстлейтенанта, участвуем в дозорах и патрулировании территории. Вахмистр Кизима доклад закончил, ваше высокоблагородие!

Голосит, старается. Из казаков, те службу знают. Хотя воинство представляло собой крайне печальное зрелище. Многократно стираное обмундирование, у многих и штопанное не по одному разу. Сбитые ботинки, пропыленные обмотки поверх. Тонкая скатка через плечо, вещмешок позади. Кепи с опущенным задником. У каждого руки сжимают “мосинку” с примкнутым штыком. На поясе слева подсумок, справа толстая тыквенная фляга с заткнутым горлышком. По сравнению с попавшим на встречу патрулем германцев – оборванцы. Стыдно за имперскую армию, что соседи подумают.

– Почему в рванине, вахмистр?

– Без ротации второй месяц, ваше высокоблагородие! Состоим только на пищевом довольствии. Наших интендантов пока не видели.

– Понятно... Бардак. Только командир в госпиталь загремел, так и расслабились... Но ничего, я вас быстро в чувство приведу. Хер-р-рои, понимаешь... Первого октября, в семь утра чтобы стояли на плацу в Марзуке. Это понятно?

– Так точно, ваше высокоблагородие! Разрешите узнать, ваше высокоблагородие!

– Да?

– Как добираться? Грузовик будет?

– Будет. Два грузовика. Один под имущество, другой для вас...

Прогулявшись перед строем, Кобяков поморщился. Да, это не Бенгази. Покажи шаромыжников журналистам – на смех поднимут.

Последним в строю вообще какой-то доходяга. Вылитый цыган – лицо почти коричневое от загара, волосы белые, взгляд придурковатый.

– Кто такой?

– Рядовой Макаров, ваш высокобродь!

– Как долго в роте?

– С момента высадки, ваш высокобродь!

– Чем прославился?

– Э... Да ходил вокруг. Местным говорил, чтобы не воровали, если прибегали. Тащат все, что плохо лежит. Ну и разрешают у патрулей собак кормить. Они ко мне привычны.

– Ясно... Половой, одним словом... Значит так, служивые. Здесь разнос за бардак и неподобающий внешний вид я делать не стану. Не хочу армию перед соседями позорить. А вот дома мы поговорим... Вахмистр!

– Я, ваше высокоблагородие!

– Похоже, ты один из них только службу знаешь. Поэтому – про грузовики не забывай. Сейчас – убери их с глаз долой. А я поеду к местному командованию. Надо о будущем взаимодействии договариваться.


Когда оба грузовика упылили дальше по улице, Макаров смахнул пот и поблагодарил Кизиму:

– Спасибо, Анисий Лазаревич, что с утра подсказал Кусаку подальше отослать. Не удержалась бы, цапнула благородие за задницу. Опозорили бы перед комрадами.

– Это точно. Ладно, братцы. Задачи до вечера всем нарезаны, так что разбежались. И чтобы близко с деревней никого не было. Я тут погуляю, вдруг начальству еще что понадобится. А тебе, Сергий, отдельная просьба. Там у летающей штуки тебя спрашивали, что-то обсудить насчет будущего полета хотели. Ты сходи, но на виду шибко не маячь. Мнится мне, что господин майор обязательно захочет диковинку посмотреть.

– Не дурак, понял.

– Раз ты понял и другие сообразили, то – вольно! Разойдись!

* * *
Вечером трое будущих “послов” собрались рядом с серебристой гондолой дирижабля. Вылет назначен на раннее утро, можно как раз перед дальней дорогой обсудить оставшиеся детали.

– Что там с благородием, Анисий Лазаревич?

– Ляпнешь где-нибудь по-привычке, Сергий, язык и укоротят. Вместе с головой.

– А мне о голове заботиться уже поздно. Правда, Герасим?

Горбун помешал варево в котелке и мрачно покосился на громаду над головой:

– Точно эта штука огня не боится?

– Точно. Туда специальный газ запихали, который не взрывается. Лучше скажи, нас дома ждут?

– А как же. И тебя. И ефрейтора нашего. Меня – так в особенности, – сняв пробу, монах начал раскладывать кашу по тарелкам. – Не поленились, письмо от духовника прислали. Слезно просит не сгинуть где-нибудь в песках Африканских, домой добраться. Пообщаться желает, просто страсть как.

Взяв свою порцию, Макаров усмехнулся:

– Вот поэтому про длинный язык поздно жаловаться. После веселья, что мы учудили, проще пари заключать: нас сначала на плахе по кусочкам разберут или перед этим на костре поджарят... Ты-то что мрачный такой? Вроде уехало начальство, не стало на диковинку любоваться.

– Начальство уехало, проблемы остались. Вас, лапотников, домой потихоньку отправят. Особенно тех, кто здесь ночью по костям бегал. А мне роту под командование принимать. Из пластунов, добровольцев из казачества.

Задумчиво съев половину, Макаров помотал головой:

– Что-то у меня не укладывается. Ты же вахмистр, Анисий Лазаревич. А на роту – офицерский патент положен и капитанский чин. Что же, тебя через кучу ступеней и сразу до есаула?

– Выходит, что так. Приказом Его Императорского Величества.

– Занятно. Наверное, я что-то не до конца знаю.

– Мал ты еще, все знать... – Отщипнув кусочек душистого хлеба, который уже начали выпекать фольксдойчи, казак решил все же объяснить: – Я с болгарских волнений сотником домой вернулся. Самый молодой сотник в станице. Многим это из больших семей не понравилось. Начали зажимать, пытались все в спину шипеть, что зря геройствовал и людей под чужие пули ради выгоды подставлял. Съехал я в город. Потом еще разное было. Когда кинули клич в Африку идти, дома ничего не держало. Записался добровольцем, хоть рядовым был готов сюда. Но – звание все же дали. Урядника постеснялись, а вахмистра получил. Воевал справно, это вы знаете. И вот когда среди станичников месяц назад клич бросили, мое имя снова всплыло. Те, кто против что-то говорил, притихли. Сынков-то не отправили в пески, хоть царь-батюшка и просил. Поэтому собрались атаманы с Новочеркасска, Ставрополья и Екатеринодара, да и решили – дать мне жезл походного есаула. А это – рота под меня, как минимум. И не просто рота, а казачья, из лучших бойцов.

– Так война вроде как и закончилась?

– Не совсем, Сергий. Ну и мысль на верхах занятная родилась. На югах всегда народ волю любил. И за свободу свою легко мог на какую заматню подняться. Поэтому Иван наш, свет Романович, с германским соседом договорился. Эта часть, что на восток тянется, будет в качестве кордона. Как испокон веков на Руси было. И порубежниками казаки осядут. Станицы здесь поставим, будем границу патрулировать, крепостицы отстроим. Дорога через нас до Индийского океана пойдет. С севера – поселенцы, с запада фон Шольц, дальше еще кто-то из комрадов осядет. Места много, просторы – взглядом не охватить. Под это дело и кудесников поближе пришлют, чтобы тут не песок один ветром гоняло, а землицу поднять и возделывать, как деды и прадеды поступали. И всем хорошо. Кому на Руси дышать трудно, сюда переберется. Там порядок, как положено. И здесь силушку богатырскую можешь приложить вволю. Работников набрать из дикарей, чтобы помогали скот пасти и хлебушек выращивать. Да на юг похаживать, смотреть, чем там люди живут... Мне за это – сход атаманскую булаву после завершения войны обещал. И казачков в две сотни на первое время... Вот об этом бумаги господин майор и привез. Морщился, словно больной зуб драл. Хотя, ему тоже неплохо. Он мне дела передаст, еще месяц посидит для приличия – и назад. Ему уже повышение пообещали и орденок за храбрость. Вы контракт отмучаетесь и тоже домой. А я здесь останусь.

– Выходит, дело решенное?

– Думаю пока. Но – дома у меня только съемный угол, семейством так и не обзавелся. Может, здесь сложится. У кормчего в “Дохляке” дочка хорошая, справная. И я ей вроде не так, чтобы противен. Даже пару слов на нашем выучила... Мне бы еще на их тарабарском поднабраться и вообще хорошо.

Закончив ужин, Макаров аккуратно облизал ложку и пихнул сапогом задумчиво глядевшего на огонь горбуна:

– Герасим, не спи, замерзнешь. Слышишь, нам сватов засылать надо будет. И это все надо пораньше провернуть, чтобы на свадьбе успеть погулять. Я поплясать от души хочу, с гармонью и всем положенным! До того, как очередной инспектор по нашу душу с бумажками прибежит.

– Спляшешь, Сергий, обещаю, – мрачно кивнул монах. – Как за яйца подвесят, так и спляшешь. С песнями, в полный голос... Давайте ложиться. Вставать завтра ни свет, ни заря. Надо будет еще извозчика попросить, чтобы летел пониже. Не верю я этим штукам. Если бы Господь хотел, чтобы люди по небесам мотались, он бы нам крылья подарил. А не пузыри эти огненные...

Глава 10

Просьбу Герасима лететь пониже – вежливо проигнорировали. Экипаж дирижабля из двенадцати человек улыбнулся, капитан обошел вокруг троицы и сообщил:

– Господа, возможно, на ваших шкурах уже заштопали кучу дырок от чужих копий, но я пока стараюсь беречь невинность. Поэтому пойдем на обычной высоте и без приключений. Время прибытия на место – на третий день в обед. Нас уже ждут. Попрошу занять место в каютах. Свободное время можно проводить в столовой. К сожалению, туда могут поместиться одновременно пятеро, поэтому завтрак, обед и ужин вы сможете получать после того, как закончит питаться дежурная смена. Багаж уже загрузили?

– Вещи, да. Осталось только пристроить живой багаж.

– Что вы имеете в виду?

– Их.

Макаров показал на трех мордастых гиен, с довольными харями сидевших рядышком. Кусака за старшую и два самца, успевших неплохо отожраться на германских харчах.

– Про них у меня в приказе ничего не было.

– В приказе было сказано... Одну секунду, мне надо вспомнить дословно... “Обеспечить выполнение поставленной задачи любым способом”. Для приведения к покорности дикарей эти звери необходимы. Если вы считаете, что ради разъяснений мне придется попросить приехать сюда господина губернатора лично, я готов.

– Гадить – в трюм. Там есть свободное место. Матрос Харман покажет, куда. Там же будете осуществлять прогулки. Вдоль опорных бимсов. За ограждение с мостков не сходить.

– Яволь, герр капитан. Прошу поднять туда поддон с песком и эти шесть мешков для его обновления. Звери обученные, будут ходить в лоток. После каждого группового посещения туалета я буду за ними убирать.

– Даже так? Тогда можете держать их в своей каюте. Она двухместная, нижнюю полку поднимете, как раз хватит для монстров.


Пресловутую кают-компанию, которую изображала столовая, троица оккупировала почти сразу. Когда им вежливо кашляли в коридоре, раскланивались и уходили по каютам. В остальное время сидели за длинным столом, обмахивались газетами вместо вееров и ловили слабые порывы ветра в распахнутые круглые иллюминаторы. Гиены дремали под столом, в остальное время бродили за хозяином, как хвостики. Оживлялись только в моменты, когда в миски щедро насыпали мешанину из кусков пованивающего мяса, костей, протухшей каши и еще чего-то непонятного. После этого каюту приходилось проветривать полчаса. Но выступать против никто из экипажа не решался. Очень уж морды-чемоданы внушали. Монах случайно ляпнул, что черных бедолаг такая скотинка перекусывала за один раз и все – “герр Макаров, не могли бы вы пойти отдыхать вместе с сопровождающими”.

– Я одно не понимаю, что ты на повышение не пошел, – лениво поинтересовался Сергий, пытаясь за беседой убить ползущее как улитка время. Спать на второй день в жаре не хотелось, на мостик не пускали, за бортом бесконечный песок. Оставалось только донимать вахмистра.

– Чем тебе есаул не нравится?

– Полковником лучше. Свой выезд. Дом в одной из столиц. Поместье на Дону. Детей куда-нибудь в лицей, потом в университет. Если одаренными окажутся, так еще герб получишь. Красота.

– Не знаю, спросу с полковника много.

– Это ты прав, – переложив газету в другую сторону, парень продолжил изображать из себя маломощный вентилятор. – Лучше генералом. От них уже все отвязались, только сиди и щеки надувай в штабе. А как на пенсию вышел, так вообще хорошо. Каждый год – новая медаль за выслугу. На параде ордена и блестяшки выгулял раз в год и остальное время можно в клубах пропадать. И по ресторанам. Если войны нет, тогда к соседям. В Рейхе хорошие лечебницы на водах. Очень популярны среди господ с эполетами.

– Не пойму никак, – Кизима сообразил, что, если не сменить тему, запросто можно договориться до подрыва государственных устоев. Это двум обалдуям уже плевать, про костер и четвертование на полном серьезе рассуждают. Казак же хотел еще послужить Отечеству и понянчить внуков на собственном хуторе. – Ты же воевал, до сих пор в армии. И в добровольцы вроде силком не гнали. Так?

– Совершенно верно.

– Так почему ты начальство не любишь?

– Дурак, потому что. От любимого учителя нахватался самого паршивого. Что он под конец в опале сидел, что у меня меж лопаток чешется. Был бы обычным, сейчас бы цифры на базаре складывал, вечером в университет на учебу ходил. Пять лет отмотал – уже приказчик. Еще пять – помощник в фирме, которую по моим лекалам сварганили. К старости может и до кумпанства дожил... Или в механики бы пошел. Вон, два лохматых студента-недоучки уже личный заводик в Тазили присматривают. Пока там одни камни, скалы и песок, но место вроде выбрали. Зуб даю, через год там цеха будут стоять, станки греметь и броневики картечницами в башенках водить в разные стороны. Патент пока под сукно положили, ждут лучших стряпчих из Рейха и с наших просторов. Хотят оформить все, как положено. Потому что герр оберстлейтенант в частной беседе похвастал, так его липовый интендант волосы на голове рвал и орал, словно на раскаленную сковородку сел.

– О чем орал?

– Что с новой штукой можно броненосцы строить в десять раз легче, а чужие снаряды все равно от брони станут отскакивать. И что морозильные камеры до сих пор только у русских в богатых семьях, остальные с ледниками мучаются. Поэтому башкой о стену бился, про секретность плакал и всячески просил любые другие изобретения ему показывать. А он уж нужных людей проинформирует и все как надо оформит.

– Думаешь, его слушать станут? – заинтересовался казак.

– Само собой. На следующий вечер телеграмма пришла. Адмиралы все как один подписали премию студентам. Ждут, как все бумаги оформят и можно будет новый флот клепать. Средиземное море большое, теплое. Есть где плавать и купаться.

Вздохнув, вахмистр только рукой махнул. Не переделать парня. Никак.

Инициативу в разговоре перехватил Герасим:

– А почему интендант липовый? Вроде служит, как положено.

– Потому что искровый передатчик под его присмотром. Полные карты новых позиций с его визой. И господин губернатор с радостью на него все проблемы по безопасности свалил. Так что я насчет звания не поручусь, но этот господин на другое ведомство работает. Что нам же проще. К нам относится уважительно, претензий не имеет, когда выпить зовем, с радостью приходит. Заодно мне всякие рапорты о проделанной работе писать никуда не надо. Всю жизнь ненавидел с бумажками возиться.

– Кстати, все забывал спросить. Рожи эти мохнатые постоянно под ногами крутятся. А птицу куда подевал? Я на построение из-за угла смотрел и все думал, когда господину майору на маковку нагадят.

– По делам Федор улетел, отправил его дальние подходы осматривать. Банды удирают, надо проверить, чтобы никто рядом не болтался. Пусть обратно к британцам проваливают.

Сергий чуть слукавил. На самом деле, Федору была поставлена другая задача. Идиоты местные – это мелочи. Их рано или поздно и без помощи некроманта зачистят. А вот пролететь по границе и проверить, что больше нигде пятен мертвечины не осталось – это куда важнее. Припрутся какие-нибудь очередные идиоты, опять дряни в котлах намешают и вот тебе новая нежить шляется. Непорядок. Да, для того, чтобы зомби поднять, темные пятна силы нужны, которые неподалеку от Тазили и раскопали. Проблема в том, что за столько лет Африка вся пятнами покрылась, словно леопард. Куда не плюнь – кого-то сожрали, замучили, в цепях на продажу гнали. Черный континент. Не поспоришь.

Под столом завозились и наружу высунулся любопытный нос.

– Ладно, господа хорошие. Пойду я барбосов на песочек выгуляю, время как раз. Испортили их комрады, живут по расписанию. Ордунг. Пора срать – подъем и на исходные. И проверить заодно: сколько вошло, столько же и вышло. Чтобы два раза не ходить.

– Тьфу на тебя, богохульник, – фыркнул монах. – Топай, давай. Потом в шахматы поиграем.

– Что в них играть? Шестнадцать – три в мою пользу.

– Но должен же я отыграться?

* * *
Дирижабль пристроили у пары невысоких деревьев, протянув к ним канаты и закрепив хорошенько. Солнце медленно ползло к закату, но времени для беседы с вождями хватало с запасом. Проблема была в другом. Еще пролетая над сборищем, Макаров вздохнул и заявил казаку:

– Только ради тебя, Анисий Лазаревич, в это дерьмо лезу. И ради того, чтобы вас и поселенцев позже не резали.

– Ты о чем, Сергий?

– Сам увидишь... Значит – оба молчите, в разговоры не влезаете, про себя повторяете: “этих уродов на нас британцы науськивают”. Потому что это – правда... Да, местные простодушные и зло помнят долго. Как и добро. Просто добро для них зачастую – это слабость. А слабых тут едят. Англичане это усвоили, придется и нам похожую науку проходить.


До джунглей надо было топать еще пару дней пешком. Да и мало кто из богатых племен по буеракам лазает. Охота там не особо, быстро по округе не пробежишься, новое правительство предпочитает в более комфортных условиях существовать.

Поэтому большой сход проходил в саванне, выгоревшей от жары. Вокруг вытоптанной округлой площадке навтыкали кучу зонтов, рассадив уважаемых вождей на стульях или креслах. Чем больше власти подгреб под себя тот или иной абориген, тем на более монументальную штуку пристраивал седалище.

Пятеро “просителей”, вернувшихся из похода, вообще стояли на солнцепеке, мрачно озираясь по сторонам. Когда, растолкав толпу, в центр круга вошли трое парламентеров, вокруг загомонили, стали показывать пальцем и смеяться. Белые, без охраны, без солдат и страшных ружей. Бесплатный цирк. Надо будет детям потом рассказать. Заодно похвастать: “странную обезьяну видели, совсем полинявшую”.

Быстро оценив расклады, Макаров повернулся к знакомым лицам:

– Бомани, зачем ты меня сюда пригласил? Ты сказал, что здесь будут равные тебе. Я же не вижу сильных вождей, с кем можно разговаривать. Я вижу глупых бабуинов-ниани, посмевших отнимать мое время.

Сбоку под зонтиком засуетились. Из толпы выскочил толмач, быстро забормотал в ухо толстяку в цветной плетеной накидке. Тот выслушал, нахмурился, буркнул в ответ.

– Эй, белый человек! Ты не туда говори, ты сюда говори! Там дурак, мьянга. В пустыню ходил, умирал. Зачем-то пришел... Тут говори, тут старшие сидят.

Шагнув к знакомому вождю, Сергий уточнил:

– Эти ниани родных послали на смерть? Они теперь недовольны, что все потеряли?

– Так, великий мчави. Сильно обижены, что мы пришли назад. Что король с нами говорил, подарки дарил. Про них забыл. Сердятся.

– Где Амади?

– Там стоит. Остальные шаманы его пускать не хотят. Говорят, он виноват в пробуждении мертвых.

– Сюда его веди. Можешь плохих шаманов тоже притащить.

– Не пойдут, великий мчави. Они больше всех потеряли, совсем сердитые.

– Хорошо. Амади зови, остальных сам соберу...

Повернувшись к толпе и все так же показательно игнорируя “больших боссов”, Макаров громко произнес:

– Люди ангвы, большой пустыни. Я, великий пожиратель душ, хочу увидеть тех ниани, кто посмел требовать себе чужие подарки. Где эти глупцы, посмевшие заявить, что умеют камлать лучше мудрого Амади? Где этот помет бегемота, не достойный носить великое звание колдуна? Или они настолько трусливы, что прячутся за вашими спинами?

На столь наглый вызов шаманы промолчать не смогли. Сначала один гордо выбрался на пустое место, затем следом потянулись другие. Выстроились полукругом, стараясь держаться поближе друг к другу. Дождавшись, когда с другой стороны приковыляет старик с подбитым глазом, Сергий спросил у него:

– Амади, мудрый и сильный, сохранивший душу своему племени, все ли здесь, кто смеялся над тобой?

– Нет, великий мчави. Еще двоих нет.

– Где они?

– Вон там, рядом с толстым Зикимо.

Найдя взглядом самых осторожных, кто прятался за большим троном, некромант жестом подозвал к себе. Левый, с многочисленными пятнами неизвестной кожной болезни помялся, затем медленно подошел и встал сбоку от “могучей кучки”. Второй презрительно сплюнул, изображая всем видом, насколько он не боится белого. Дурак. Высокий, костлявый, с заплетенными в косички патлами и уродливым брюхом, выступающим над набедренной повязкой. Если бы он знал, в каком настроении приехал главный из послов, уже бы бежал прочь без оглядки.

Не торопясь, Макаров подошел к трону, затем резким ударом вогнал обнаженный узкий клинок в печень колдуна и потянул за собой. Шел назад, держа истошно визжащего идиота, словно на крюке. Дотащил до остальных, выдернул кинжал и нанес второй удар, в этот раз уже под подбородок, пробивая мозг. Подождал несколько секунд и небрежно дал возможность убитому повалиться на спину. В наступившей тишине вытер железо о накидку стоящего слева негра, вернулся к мрачным Герасиму и Кизиме, повернулся к обреченным.

– Значит, это вы, вши безмозглые, посмели обидеть мудрого Амади? Он защитил свое племя. Он вместе с Бомани сражался против мертвых. Ему великий король позволил занять новые земли и жить там в радости и богатстве. Но вы подняли руку на человека, который находится под защитой короля. Вы посмели обидеть Амади, которого защищаю я, пожиратель душ. За это вы будете наказаны. Сейчас.

Семь выстрелов из “Кольта” прогремели как короткая очередь. Сменив магазин, Сергий всадил еще две пули в остолбеневших колдунов и убрал пистолет в кобуру. Девять трупов с дырками от пуль, один – от кинжала. Местные заклинатели духов закончились.

– Так будет с каждым, кто посмел усомниться в силе великого короля Шольца... Стоять! Куда побежали? Я вас еще не отпускал!

Рев взбешенного некроманта подействовал на качнувшуюся в стороны толпу, словно удар хлыста. Аборигены замерли, вжали головы в плечи и затравленно уставились на страшного и безжалостного гостя, щедро дарившего смерть.

– Вы пойдете только тогда, когда я, пожиратель душ, разрешу!.. А теперь, надо поступить правильно...

Снова подойдя к трону, Макаров пнул толстяка в пузо и небрежно швырнул того на вытоптанную твердую землю. Затем занял его место. После чего жестом приказал остальным вождям убраться с “насестов” и встать справа от себя.

– Я не знаю, как тебя зовут. И не хочу знать. Ты посмел проявить неуважение. Ты слаб, хотя говоришь всем, что силен. Ты – кусок гниющего мяса... Знаешь, я даже не стану тебя убивать, – Сергий продемонстрировал пустые руки.

– Потому что Зикимо – вождь! Ты не можешь меня тронуть! – заверещал толстяк, медленно поднимаясь.

– Нет. Потому что мне лень... Я не буду тебя убивать, от тебя воняет страхом. Тебя убьют – они.

От трона в разные стороны с криками даванулись мужчины и женщины, освобождая дорогу трем огромным гиенам. Кусака посмотрела на вспотевшего негра, затем села, принюхиваясь к окружающему. Пара самцов напряженно замерли впереди, нацелив оскаленные морды на приговоренного к казни.

– Если я вижу перед собой воина, то забираю его душу. Темными ночами эти души служат мне, убивая тех, кто смеет мешать мне спать... Но если я вижу лягушку, возомнившую себя буйволом, то отдаю ее верным слугам. Они всегда голодны. И любят тухлое мясо... Убить...

Две бурых тени метнулись вперед и опрокинули Зикимо в пыль. Одна гиена прокусила бедро, вторая вцепилась в живот. Через секунду они уже вдвоем раздирали мясо и выдирали синюшные кишки, рыча и мотая головами. Толпа в ужасе смотрела, как несчастный дергался, пытаясь руками оттолкнуть зверей. Сил у него хватило почти на минуту. Потом крики затихли и бывший вождь умер.

– Бомани, кто еще из глупых ниани смел кричать на вас и обижал?

– Пятеро, ужасный мчави.

– Все они одинаково провинились, или кто-то был хуже всех?

– Хуже всех был слабый Зикимо, которого едят.

– Был ли еще кто-нибудь столь же глуп?

– Да... – Цепочка вождей попыталась сделать шаг назад, но замерла под холодным взглядом некроманта. – Вот он, Лузала. С золотыми бусами на шее.

Левый. Высокий, поджарый, с затаенным бешенством внутри. Остальные испуганы до смерти, он же пытается хотя бы не демонстрировать ужас и ненависть. Его не сломать, как простых жителей. Он привык повелевать.

– Я тебя понял... Лузала. Ты мне тоже не нравишься. Поэтому я покажу тебе, как наказываю врагов, посмевших обижать верных слуг великого короля... Ко мне!

Обе гиены недовольно оскалили окровавленные морды, но не посмели ослушаться. Подошли и пристроились слева, облизываясь и с вожделением разглядывая истерзанный труп.

– Как я уже сказал, дорога была долгая. Я устал и мне скучно убивать. Поэтому с тобой, Лузала, разберется проклятый богами нзуму.

Глядя на мертвеца, Кизима почувствовал, как у него начинают шевелиться волосы на голове. Покойник задергался, повернулся на бок, затем встал на карачки. Путаясь в выпавших кишках, медленно поджал колени, затем встал и повернул окровавленную голову к мужчине, сжимавшему в руках копье. Побрел вперед, вытянув руки перед собой.

– Подохни, тварь! – заорал Лузала, с размаху втыкая широкий наконечник копья в чужую грудь. Зомби не обратил на это никакого внимания. Покрепче ухватился за древко, помогая проткнуть себя насквозь. Не успел вождь отпустить деревяшку, как скрюченные пальцы уже вцепились ему в плечи и мертвец потянулся вперед оскаленным ртом. – Сдохни, сдохни!

Наверное, Лузала был хорошим воином. Он успел несколько раз ударить ножом в бок восставшей твари, но это его не спасло. Покойник дотянулся до чужого горла и вцепился в него. Через несколько секунд зомби уже сидел верхом на упавшем здоровяке и грыз чужую плоть.

Вздохнув, Сергий поднялся с трона, подошел к парочке и провел рукой над головой твари. Та задергалась, потом замерла и прямо на глазах стала высыхать, превращаясь в мумию. Одновременно со своим убийцей, так же быстро начал терять остатки человеческого облика и Лузала.


Вернувшись в центре круга, некромант подозвал пятерку знакомых ему аборигенов.

– Бомани, я хочу услышать твое решение. Ты можешь убить остальных вождей, затем похоронишь их достойно, как воинов. Или я могу превратить их в нзуму и заставлю скитаться по земле, пока окончательно не развалятся на куски. Что скажешь?

– Я их хорошо знаю. Они достойны почетной смерти.

– Тогда – сделай это.

Четыре удара копьем и власть окончательно перешла к ставленникам северных владык.

– Слушайте меня внимательно, люди ангвы. Я ухожу домой, где меня ждут дела. И я не хочу возвращаться сюда снова... Вот те, кто победил зомби и получил великую милость короля. Они теперь будут жить там, где им разрешат построить новые города. Они получат одежду и еду, они будут пасти скот и править, как и положено мудрым вождям. Они поделят остальные племена между собой и не позволят дикарям приходить на их земли. Я так сказал и так будет... Но если кто-то меня не понял и вздумает нарушить наш покой... Тогда я созову всех зверей Африки и разрешу им убивать. Убивать до той поры, пока здесь не останется ни одного живого человека... Так сказал я, пожиратель душ. Запомните это и передайте своим детям...


Рядом с дирижаблем Макаров долго отмывал окровавленных гиен, затем загнал их в каюту. Взял бутылку шнапса и направился следом.

– Может, с нами посидишь, Сергий?

– Нет, Анисий Лазаревич, мне нужно побыть одному. А когда будешь раздавать новую землю, делай это по справедливости. И помни, какой ценой мы за это заплатили... У тебя получится. Я в тебя верю.

* * *
На расчищенной и чуть-чуть облагороженной площади рядом с центральным лагерем ранним утром проводили торжественное построение. Господин военный губернатор зачитал приветственную телеграмму Кайзера, вручил именные сертификаты на землю особо отличившимся и награды. Не забыли и русских: раненых неделю назад отправили на доработанных грузовиках по гладкой и ровной дороге на побережье. Каждому выдали по корзинке с разнообразной снедью и коробочку с орденом. Тех, кто дохаживал последние дни в местном расположении, чествовали вместе с остальными штурмовиками.

Два фотографа с удовольствием сверкали магниевыми вспышками, получивший законный отдых народ сбивался в кучки по интересам и обсуждал, куда лучше пойти за пивом. Пластуны собрались в кружок и разглядывали иноземную награду.

– Анастасий, как думаешь, когда обещанного “георгия” получим? На побережье или уже дома?

– Лучше бы на берегу. Я бы тогда сразу в Одессе на поезд до дому, да по главной улице гоголем. Все бабы – мои.

– Как же, держи карман шире. Ты пока до своей станицы доберешься, я успею пять раз отметить.

– Это почему?

– Мне до Кишинева рукой с Одессы подать, тебе же три дня на перекладных ехать.

Стоявший сбоку молодой солдат в белесой гимнастерке аккуратно убрал германскую награду в коробочку, завернул в тряпицу и спрятал в мешок. После чего шагнул вперед:

– Братцы, можно, я вам кое-что скажу?

– Конечно, Сергий. Слушаем тебя.

– Я так понимаю, что больше половины октябрь в Марзуке дослужат, потом по высочайшему приказу в запас. И даже домой не поедут, а вместе с господином есаулом станут помогать инженерному батальону дороги тянуть, места под будущие каналы закладывать и станицы отстраивать. Обещают, что к завершению сезона дождей в следующем году уже зелень появится, можно будет начинать первые делянки размечать. Остальные же в Россию-матушку вернутся.

– Все так, правильно говоришь.

– Тогда вы бы награды собрали и на хранение пока господину губернатору отдали. Потом отдельно посылкой перешлют. Думаю, не потеряют в дороге, почта у немцев хорошо работает... Просто той ночью мы столько благородных мозолей оттоптали, вы себе представить не можете. Все уважаемые люди в погонах на западном фронте местечко в тылах присматривали, реляции победные писали. И как слухи о мертвечине пошли, жидко обгадились. Теперь – воевать вроде особо не с кем, Рейх с франками вчера соглашение подписал. Земли хапнул от края до края, еще им поможет порядок в колониях наводить. Поэтому ваши медали будут для штабных, как красная тряпка для быка. И насчет “георгиев” я бы даже не заикался. Скажите спасибо, что живыми домой вернемся и через несколько месяцев еще премию на свое имя получим в золотых марках. Более чем достаточно.

Посмурнев, служивые посмотрели на пустую грудь Макарова, потом переглянулись и начали медленно снимать червленые кресты. Сергий же продолжил:

– Я не настаиваю, вы люди взрослые, больше меня повидали. Просто со своей колокольни так рассуждаю... Кто еще сомневается стоит ли здесь пожить с полгода, тем лучше остаться. Пока все уляжется. Сами знаете – господа ругаются, у холопов чубы трещат. Вильгельму радостно нашему царю-батюшке фигу показать: вон я какой-то щедрый, каждого порадовал. О том, что нам в спину будут шипеть, будто германцам продались, и не задумывался... Поэтому здесь хорошо будет, герр оберстлейтенант с нами полной мерой хлебнул, и будущий атаман Анисий Лазаревич своих обижать не станет. Я же сегодня тренироваться стану, как лучше глаза пучить и “дурак, вашбродь” при любом случае кричать. Завтра назад, могу не успеть привыкнуть, палок получу. Господин майор не зря сказал, что с первого числа нам покажет, где раки зимуют.

Спрятавший вслед за остальными награды ефрейтор Агафуров поинтересовался:

– Может и лекарке нашей сказать, вдруг и ей достанется?

– Она здесь еще на месяц остается, с утра про это услышал. Кроме того, она из благородных и одаренная. Для нее тут готовы отдельную больницу построить. Она может пальчиком погрозить и господин майор погон лишится немедленно. Так что не буду я ничего ей говорить, другого полета птица... Ладно, кто как, а я хочу последний раз в “Дохляка” сходить. Комрады всех звали, обещали пивом угостить на дорожку. Кто со мной?


Рано утром два грузовика с разноцветными драконами на дверцах крякнули гудками на прощанье и покатили на восток, в сторону Марзука. Кудесники наплавили песок, протянув тонкие нитки дорог, дав возможность сократить время в пути на порядки. Поэтому все пятнадцать добровольцев русского корпуса надеялись к вечеру быть на месте, в недавно построенных казармах. Федор крутился черным пятном высоко в небе. Кусака дремала рядом с хозяином, пристроив морду на потертые ботинки. Макаров достал из кармана губную гармошку, подаренную фельдфебелем Дирком и затянул любимую: “Что ж ты, ворон”.

Сидевший у противоположного борта горбун понимающе ухмыльнулся, натянул на глаза мятую панаму и задремал. Монах быстро оценил главный военный закон: солдат спит – служба идет. И практиковал его при любой возможности. Какой смысл волноваться о будущем? Чему быть, того не миновать. А после атаки на зомби Герасим неожиданно для себя перестал бояться превратностей судьбы. Потому что умирать – не страшно. Куда страшнее мыкаться по свету бездушной тварью с выпученными глазами. Раз ты подобной судьбы избежал, то правильную сторону выбрал. И не сходи с этой дороги, чего бы не стоило. Остальное – как-нибудь приложится.

* * *
Шестого октября семь тысяч четыреста двадцать шестого года Император Российский с недоумением в какой раз перечитывал письмо и пытался понять, кто именно поставил монарха в дурацкое положение. Получалось плохо, поэтому внутри копилось раздражение.

Решив, что одному над проблемой думать несподручно, Иван Второй сложил листок и отправился в гости к брату. Тот как раз должен был вернуться с обеда в личный кабинет и наверняка еще не закопался в ворохе срочных бумаг.

– Как думаешь, Николай, что мы еще не знаем? И почему Вильгельм открытым текстом пишет, что ученику некроманта Рейх готов обеспечить любые условия для работы и преподавания? Какой, к демонам, ученик? Откуда он взялся и почему о нем знает вся Европа, кроме нас с тобой? И почему тот же архиепископ Капитон ничего про это не писал? Я понимаю, что он престол церковный всего неделю как занял, но должен хоть кто-то в нашем государстве понимать, что происходит?

– Письмо дашь почитать или так и будешь им у меня перед лицом размахивать?

Получив запрошенное, Николай Иванович сначала по диагонали беглопробежал по готическим буквам, затем начал перечитывать уже внимательно, вчитываясь в каждую фразу и выискивая скрытый смысл и завуалированные намеки. Закончив, вернул императору и согласился:

– Бардак. Полный бардак, что еще скажешь. Оказывается, у покойного Зевеке еще ученик имелся. И этот самый ученик что-то там такое учудил в песках. Как бы не с его подачи зомби забегали. Любят школяры эксперименты без спроса проводить... Насчет того, чтобы германцам отдать, это и речи нет. Пока же предлагаю две вещи сделать. Первое, это князю Новгородскому человека послать, чтобы на месте все до мельчайшей подробности узнал. Что за молодой, да ранний. Откуда взялся. Чем занимался. Одним словом – все. И давить чиновье семя, пока последний фактик в копилочку не соберет.

– Согласен. Второе?

– Посадить на это дело думающего офицера. Позубастее. Пусть седьмое отделение потревожит, контрразведчики разленились, мышей не ловят. Узнает, что там по Сахаре удалось накопать. И когда вся эта веселая кучка анархистов домой вернется. Не дай бог, некромант этот новоиспеченный у казаков останется или вообще, к новому губернатору под крылышко переберется. Устанем мы его тогда обратно выцарапывать... А как прибудет, так под надзор, прямо с борта корабля. К тому времени и попы в чувство придут, смогут помочь с тайной исповеди... Потому как не верю я в добро, которое людям делаешь и оно обратно сторицей возвращается. И господин Зевеке к императорской семье чувств любви совершенно не испытывал. Если крапивное семя воспитал под стать себе, хлебнем мы еще разного, как пить дать.

Положив листок бумаги поверх груды папок, Иван приказал:

– Хорошо изложил. Подбери людей, кто справится. И держи на контроле. Я очень надеюсь, что о неприятностях на заднем дворе буду узнавать от них, а не от германцев. Пусть в Африке у себя обезьян гоняют, раз с Румынией справиться не смогли. А с одаренными у нас есть кому порядок навести. Подраспустились, правда, в последнее время. Но быстро в чувство приведем.

* * *
– Ногу выше! Носок тяни!

Новоприбывших распределили по остальным подразделениям и, как всех, нагрузили рутинными проблемами.

Во-первых, господин майор Кобяков хотел в конце месяца передать дела и уехать в Бенгази. Там вырвать в штабе обещанную награду и рекомендации, после чего можно и домой. Родственники по линии жены даже место хлебное присмотрели, в одном из комитетов местной думы. Туда бравого вояку возьмут с преогромным удовольствием. Оформить пенсию по выслуге лет, добавить боевой стаж и можно больше не волноваться о будущем. Поэтому – муштра, шагистика и никаких эксцессов во вверенном ему подразделении.

Во-вторых, очень хотелось несколько газетных публикаций о себе, любимом. С даггеротипами на главной странице. И для этого парад в честь дня рождения одного из членов императорской династии – прекрасный повод пригласить журналистов. Не одним же германцам радовать хорошими новостями. Поэтому – солдатиков привести в надлежащий вид, потренировать как следует и можно рассылать приглашения.

И в-третьих, Кобяков лучше всех помнил главное правило службы: неважно, чем бы рядовые занимались, только бы не имели ни минуты свободного времени. Потому что из-за этого в пустых головах разное непотребство заводится. Хватит того, что подобным студенты через одного страдают. У него в крепости подобное – боже упаси, тогда на карьере смело придется ставить крест.

Полюбовавшись в открытое окно, как унтера гоняют ровные шеренги младших чинов, майор довольно улыбнулся и вернулся за стол. Жаль, конечно, что попал в такую глушь. Бывший знакомый по военному училищу просидел четыре года рядом с Благовещенском. Так на пенсию себе и шелков набрал, и чаем запасся, и даже вроде как золота чуть-чуть самородного к рукам прибрал. Конечно, в местных песках контрабанды никакой, хотя пару забавных масок Кобяков успел в багаж отложить. Еще примеривался к кривой арабской сабле, которую видел на базарчике. Платить полную цену не хотелось, а портить отношения с купцами не с руки. Новоиспеченный мэр из германцев, отвечает за гражданское население. Только палку перегнешь – бегут к нему жаловаться. А тот и рад петиции строчить. Так что придется как-то изыскивать возможности намекнуть сменщику о правильном подарке. Казак – мужик сообразительный, должен понять. Где деньги на саблю найдет, его головная боль. Главное, не затягивать.

– И раз, и два! Песню, за-пе... Вай!

Значит, не забыть про журналистов. И уточнить, сколько за приезд запросят. Последние дни, как ажиотаж спал, просто так писаки по пескам не мотаются. Им куда интереснее теперь к французам податься. Так вроде как баррикады даже строили и пытались Иностранный Легион разогнать. Там сейчас самое интересное. Поэтому придется как-то ублажать и зазывать. Понять бы еще, как именно...


После заката уставшие солдаты смыли накопившуюся за бесконечный день пыль и грязь, после чего переоделись в исподнее и устроились на нарах. Ужин через полчаса, есть время или дырку какую заштопать, или просто за жизнь поговорить. Командование на чемоданах сидит, остальные офицеры следом посматривают. Поэтому никаких тебе ночных тревог и прочих неприятностей. Патрули по стене крепости гуляют, зверюга на пороге лежит, дремлет. Хорошая тварь, с понятиями. В сапоги не ссыт, на глаза благородиям старается не попадаться, заодно еще и внутренний двор охраняет. Два дня тому назад какой-то бедолага решил было по густой тени внутрь пробраться, со склада чего-нибудь позаимствовать, так орал потом на подоконнике, вцепившись в решетку на окне. Как на второй этаж взлетел – не помнил. Но когда тебя сжевать хотят и на крышу запрыгнешь не задумываясь.

Караул получил благодарность, воришку сдали властям, будет тюрьму ремонтировать. Гиене перепало костей за бдительность.

Устроившись поудобнее на топчане, младший унтер Зосима спросил, разглядывая щуплую фигурку на соседних нарах:

– Слушай, Макаров, так я все не пойму, зачем ты в добровольцы подался? Ладно я, служивый. По демобилизации еще лычки получу, пенсию за выслугу повысят, денежное довольствие целиком домой привезу. Тебе-то какой смысл?

– Хотел как с Африки вернусь, в школу прапорщиков податься, Мефодий Потапович. Родные как в Сибирь уехали, так больше и не слышал про них. Почитай, сирота при живых матушке и батюшке. Ни вспоможения от властей, ни поддержки от кого рядом.

– Прапорщиком? А не высоко берешь?

– Так ведь мечтал раньше об этом. А потом на офицеров посмотрел и понял, не потянуть... Но зато еще можно в университет бумаги отослать, на технический факультет. У меня с железками ловко получается.

Солдаты засмеялись. Новенький на совсем блаженного не походил, но очень уж простоват. Поэтому мечты о патенте прапорщика или университете звучали забавно.

– Кто же тебя, дубину стоеросовую, к благородным в университет пустит?

– Тут хитрость есть небольшая, господин унтер. По новым правилам, добровольца с Африки обязаны на полгода взять на учебу и бесплатно держать. Потом уже придется платить и экзамены сдавать. Но я бы полгода походил, книжки полистал умные, да и с выпиской о начатом обучении ушел. Бывшего же студента в железнодорожные цеха возьмут в любом случае. Там уже можно устроиться нормально и до подмастерья вырасти. Общежитие у них свое, зарплата хорошая, в тепле зимой работают. На человека выучусь.

– О как, это ты ловко придумал. У меня с прошлой службы знакомцы, один обходчиком, так в пургу приходится ноги сбивать. А второй в машинисты пошел. И да, хвалит работу. Платят регулярно, смену покатался и неделю дома. Если в студенты запишут, то в самом деле можешь позже неплохо устроиться.

– Вот я и попробую...

– А что с ротой благородия Седецкого делал? Ты же вроде там давно обретаешься?

– Так в наряды ходил больше. Таскал разное, за лошадьми и верблюдами ухаживал. Пластуны как вернутся с рейда, животин обихаживал. Почти со всеми и перезнакомился в итоге.

– Ну а мертвецов видел?

– Господь с вами, Мефодий Потапович, зачем мне страсти эти. Я больше в окопах сидел или за водой бегал на озерцо, если не стреляли. А так или ленты стрелкам для картечницы подавал, или обоймы снаряжал. И как над головой бухать начнет – там в щель прятался и голову руками прикрывал. Многих шрапнелью британцы побили, изверги. Я вот только и уцелел, что старался лишний раз не высовываться.

– Значит, без “георгия” остался?

– А на кой он мне? С медалью могут бесплатно и не принять, скажут, раз герой – то и плати с премиальных... Нет, я лучше потихоньку. Вон, животину подобрал, когда ее пленные поколотили. Выходил, меня слушается. Птица со мной еще с дома, тоже привязалась, каркает, как увидит, жрать просит. Как приеду, придется угол искать, чтобы со зверьем пустили.

– На склад иди, ночным сторожем. И собаки не надо, твой теленок любого воришку целиком слопает.

– Попробую, господин унтер... Это не в железку гремят, на ужин зовут? Надо будет остатков набрать, собаку порадовать.

Глава 11

Саблю майору добыл Макаров. Принес, завернутую в мешковину, передал есаулу. Кизима положил на полку, рядом с амбарной книгой учета складских ценностей и тихо спросил:

– Много отдал? Или, как благородие, напугал бедолагу?

– Делать мне больше нечего. Пришел, сказал: почтенный, нет ли у тебя каких проблем? Может, пустынные дэвы обижают? Или дикари чернорожие не уважают? Чай в его лавке пили. Потом прошел, углы проверил. Заклятья от сглаза и мелочи разной на стены нанес. Пайзу подарил, пачку которых нам господин губернатор выдал. Теперь господин Башир может не бояться с караванами по всей границе ходить, его ни одна собака не тронет. Золото совал, но я отказался. Сказал, мне не положено. Если хочет отблагодарить, пусть лучше солдатикам раз в месяц мяса на кухню подбросит и овощей. Кланялся, обещал не забыть.

– Ловко... Спросить хочу. Может, останешься? Чего ты домой собрался? Вижу же, не ждут тебя там с хлебом-солью. Оставался бы у нас. Или вообще в Тазили перебрался. Герр оберстлейтенант к тебе хорошо относится. Даже медаль вручил.

– Если я у него осяду, сожрут фон Шольца. За то, что с нижними чинами не через губу разговаривает. И разных нехороших людей покрывает.

Казак насупился:

– С чего бы нехороших? Вон ты как ловко с зомби управился! Все выжившие тебе обязаны.

– Вот не надо про это, Анисий Лазаревич. Как отец Софрон сказал, выйдя из госпиталя? Пошли воины света, тьму черную, бесхвостую, побили без счета. Колдунов упокоили – и нежить от солнышка ясного и передохла. Я там Герасиму Тверскому помогал кадилом по головам неразумным стучать. Все вопросы – к нему и к пастырю ротному. Была бы возможность – так вообще в окопе отсиделся. Во избежание. Так ведь?

– Проповедь помню. И остальные не забыли, очень уж внушительно отец Софрон с каждым беседовал.

– Все так. Поэтому – с соседями дружим, станицы новые строим, папуасов на юге подкармливаем и на работу берем. Остальное – от лукавого. И никого я не спасал. Нам с Герасимом еще за чужие прегрешения отдуваться... Насчет поездки. Должен я, Анисий Лазаревич. И долг из таких, что никто другой не выплатит. Поэтому домой поеду. Благородия вроде как завтра, мы через неделю. На пароход и до Одессы. А там будет видно. Если не станут сильно против шерсти гладить, еще и в университет попробую поступить.

Встав в дверях, Сергий посмотрел на стремительно темнеющее небо и погладил растрескавшийся косяк:

– Морду лохматую бы тебе оставил, но отказалась. Со мной Кусака хочет. Не желает здесь из чужих рук еду брать. Без меня просто в углу ляжет и умрет... А мы в ответе за тех, кого приручили. Вот ее жалко. Безвредная животина.

Провожая взглядом исчезающую в сумерках фигуру, есаул подумал: у парня с головой точно не все в порядке. Как по его приказу гиены людей на куски рвали – не забыл. Просто – тогда это было надо, чтобы вся приграничная вольница сидела в кустах тихо и в сторону казаков даже лишний раз дышать боялась. И для некроманта тварь зубастая – верный товарищ, как и вредный ворон. Потому что любят и ценят его за то, что он просто есть, а не за деньги, чины или происхождение.

* * *
Бывший премьер-министр Дэвид Роуз заехал в гости к молодому затворнику. Карета с занавешенными окнами, охрана по периметру поместья. В местных газетах мелькало, что кто-то хотел в порыве общественного возмущения встретиться лицом к лицу и получил пулю в ногу. После чего все митингуют у ратуши, в десяти милях к югу. А Чарли Флетчер выплатил премию стрелку и поднял зарплату охране. Наверное – из вредности.

Молодой человек почти восстановился за полтора месяца после возвращения из Африки. Прежний вес не набрал, но лицом перестал походить на покойника. Гостя встретил лично у дверей, проводил в гостиную.

– Я ненадолго, Чарли. Где родные? Думал, смогу повидаться с твоим отцом и дедом.

– Они в Лондоне. Дед потрошит чужие активы, скупая по дешевке неудачников, кто вложился в Сахару. Отец каждый день гуляет по штабам, издеваясь над бывшими друзьями. Формально – я единственный, кто смог прорваться через зомби и вывез рядовых. Оппозиция даже заикнулась про орден.

– Видел. Их потом топтали за это предложение на очередной сессии парламента.

– В любом случае, дома мне уже намекают, что неплохо бы снова примерить мундир. Я написал развернутую докладную записку о происшедшем и мои выводы о причинах катастрофы. Говорят, текст уже скопировали, переплели и цитируют на лекциях.

Старик усмехнулся:

– Да, слава нашла героя.

– Виски?

– Буквально чуть-чуть, вечером у меня еще несколько визитов... Ты вряд ли в курсе последних событий. А они для действующего кабинета просто ужасны. В Ирландии несколько столкновений на севере. Обстреляли патруль, издырявили пулями дом местного судьи. Он слишком явно нам симпатизировал. После такого намека – или оставит пост, или начнет защищать местных... Прибыл второй пароход с бывшими пленными. Судя по всему, по самые мачты забит озлобленными мужиками с оружием в руках. Вильгельм умудрился подгадить нам просто ювелирно. Не просто создал проблемы, а организовал их за наш же счет. Королева возмутилась, что за вывоз пострадавших подданных короны платят иностранцы и потребовала, чтобы билеты домой обеспечило министерство обороны. Винтовки – с наших разграбленных складов. Топливо для грузовиков, как и сами машины – за счет Иностранного Легиона. А все сливки – германцам.

– Великолепно. Это даже не анекдот, это намного смешнее.

– Это жизнь, Чарли... Но это только верхушка айсберга. Лягушатники снюхались с Рейхом, пропустили на свои территории передовые отряды штурмовиков. Теперь вместе давят бандитов, кто удрал из пустыни при появлении мертвецов. Еще несколько недель и Париж окончательно восстановит управление над колониями. Завтра собирается съезд стран Средиземноморья. Где будет официально подписано соглашение о демилитаризованной зоне. Военные флоты теперь в Большой луже останутся только у нескольких государств. Ни нас, ни американцев в этом списке нет. Мы пытались давить на Испанию насчет базы в Гибралтаре, но получили в ответ ультиматум. Или выведем войска и аннулируем Утрехтский договор, или территорию передадут германцам. Пока же – там будет размещен смешанный контингент для защиты судоходства от недоброжелательно настроенных сил... “Недоброжелательно”... Господи, как мы низко пали!

Долив еще чуть-чуть виски в стаканы, Чарли задумчиво покивал, разглядывая задернутые тяжелые шторы:

– Да, с нынешним настроем “некогда думать, надо прыгать”, провалим большинство долгосрочных планов. Эти шараханья из стороны в сторону меня удивляют. Радует только одно – не мне за это потом отвечать.

– Именно. И мы переходим к следующему шагу, – старый интриган начал загибать пальцы: – Африку в данный момент мы потеряли. Это даже не обсуждается. Юг пока за нами, север – ушел под немцев. С военной точки зрения там ничего не светит... Я в оппозиции, дистанцировался от любых решений, которые принимают сейчас в пожарном порядке. Даю им возможность собрать все неприятности в огромный мешок. Тебя же снова ждет дорога. Пока ты рядом – обязательно будут дергать. Постараются разыграть твою фигуру, чтобы хотя бы часть проколов спихнуть на “отшельника”.

– Дорога? Куда вы хотите меня перепрятать?

– Никаких пряток. От имени объединенной финансовой группы поедешь в Индию. Будешь помогать в процессе умиротворения колоний. Вояк хватает, а вот человека со взвешенным взглядом на политические проблемы там найти трудно. Черт с ней, с Африкой. Подождем, пока поднятая волна успокоится. И зайдем позже через юг и Египет. Ты же поработаешь рядом с местными губернаторами, сделаешь наброски будущих предложений королю.

– Считаете, меня будут слушать?

– Смотря что предложишь.

– Я занимался одно время тем регионом, когда дед хотел меня отправить с торговым представительством... Мы могли бы формировать из лояльных жителей колониальные части для использования их вне страны. Офицерские должности – индийцам. Это позволило бы поставить под ружье до полумиллиона человек в случае тотальной мобилизации. Но как это подать правильно – не представляю. Сейчас любой житель Индии считается грязью под нашими ногами. Подари им надежду на карьерный рост и прояви толику уважения – все волнения затихнут сами собой.

– Полмиллиона?.. Чарли, я был прав, предложив торгашам твою кандидатуру. Ты в самом деле обладаешь не зашоренным взглядом и можешь предложить очень интересные ходы в будущей большой игре. Рано или поздно нам придется столкнуться и с Вильгельмом, и снова посадить на поводок французов. Полумиллионная армия – это серьезно... Значит – детальные инструкции я пришлю на днях. Поедешь, наберешься опыта и проведешь тайно инспекцию – что там происходит на самом деле. Я же здесь потихоньку перепишу историю похождений, чтобы из Африканского изгоя ты стал спасителем. Благо, идею уже в прессу забросили, осталось аккуратно сместить акценты и на будущей волне недовольства правительством позволить тебе вернуться с победой. У нас все получится и ты еще поднимешь знамя борьбы за совместные интересы. Я уже на закате политической карьеры. Для тебя же все только начинается.

* * *
В Бенгази добровольцев доставили на грузовиках, забив в кузов, словно селедки в банку. Редкие остановки, максимально быстрое передвижение по новым гладким дорогам. После пяти часов – выйти, оправиться, пополнить фляги водой и дальше.

Порт встретил извечной суетой и криками грузчиков. У обновленных пирсов пузатые “торговцы”, из нутра которых бесконечным потоком выгружают доски, бревна, кирпичи, станки и груды ящиков. Российская Империя вкладывается в полученный кусок земель в Сахаре, попутно везет в счет кредита грузы для соседа. Десятки тысяч тонн. Вся пустыня вокруг города в тонких нитках колючей проволоки и патрулях, которые присматривают за импровизированными складами. Команды пароходов работают по стандартному графику – четверо суток от Одессы до Африки, четверо суток на разгрузку, дорога домой и передать корабль следующей смене. Конвейер работал без перерыва.

Солдат прямо с грузовиков отправили на борт. В трюме – сборные двухэтажные кровати, набитые соломой матрасы и продавленные подушки. Самостоятельно обеспечить спальное место! Бегом, не задерживай! Когда основная суета закончилась, боцман громогласно объявил:

– Так, служивые. Сход на берег запрещен. На палубу – можно, но чтобы никто за борт не вывалился. Если кто с собой сдуру прихватил что, повторяю: действует сухой закон. За спиртное – увольнение с позором и ни копейки из заработанного не получите. Поэтому прошу, как людей взрослых и понимающих – потерпите до Одессы. Там уже сможете расслабиться.

– Сколько нам еще жариться? – задали самый насущный вопрос.

– Как штабные господ офицеров рассчитают и документы оформят, те погрузятся и пойдем, с божьей помощью. Может, сегодня. Может, завтра.

В итоге из порта вышли через два дня. За это время все успели сто раз между собой перезнакомиться, найти свояков, рассказать, где успели с местными абреками схлестнуться. На Макарова, староверов и пятерых пластунов поначалу косились, но потом перестали обращать внимание. Бойцы с Марзука, держали заслон от нежити. Живы, здоровы, что еще нужно. А болтать не хотят о пережитом – так кому нужно лишний раз с контрразведкой общаться? Их люди в трюме наверняка есть, в бумагах все нужное отметят. И по возвращении начнут тебе, Ванька, жилы мотать. Почему зря язык распускал, почему неудовольствие кормежкой и снаряжением высказывал? Все вспомнят.

Насчет гиены Сергий договорился с капитаном. Ворон “первого после бога” не интересовал, а вот на зверя мохнатого господин Кирьяков поначалу косился.

– Солдат, а если ее тошнить во время плавания начнет? Или укусит кого?

– Спросите с меня, господин капитан! И убирать я за ней буду, уже и ящик с опилками рядом с камбузом поставил. Вы не думайте, собака обученная, в патрули ходила, порядок знает. И в чинах разбирается.

Гиена сидела у ноги и преданно пялилась на мужчину в белоснежном кителе с погонами. Только что хвостом по палубе не стучала.

– Значит, собака.

– Так точно, господин капитан. И вот выписка из ротного реестра. Состоит на довольствие, три медали за храбрость от оберстлейтенанта Шольца.

– Фамилия знакомая.

– Герр Шольц в данный момент военный губернатор юга Сахары. Можно сказать, второй человек после Его Величества Кайзера в песках.

– Три медали?.. Ладно. Головой отвечаешь.

Повару Макаров подарил на кухню два широких ножа, бритвенной остроты. Пузатый бородач осторожно потрепал зверя по загривку и теперь два раза в день зубастая морда получала обрезки. Все, что вываливала задумчиво в опилки, Сергий потом аккуратно собирал в старые газеты и выбрасывал за корму. Ворон гадил самостоятельно, отлетая подальше. Хозяин сумел достучаться до вредной заразы и объяснил, что еще одна “отметина” на довольных жизнью господах офицерах, и кое-кому повыдергивают все перья на хвосте. Благо, господин Седецкий убыл раньше, на остальных Федор посматривал как на недостойных его личной вражды.


Когда рано утром в легкой дымке вдали показалась Одесса, Макаров погладил ворона и приказал:

– Чтобы со мной рядом не мелькал. Нас наверняка в оборот возьмут. Кусаку я оставить не могу, ты же парень самостоятельный, справишься. Когда вся замятня закончится, встретимся. Понял?

– Кар-р-р.

– Все. Лети. И не забывай – чтобы со мной не происходило, тебя нет. Против властей никакие дурацкие штучки не сработают. Это не ведьма. Это куда хуже.

Посмотрев, как птица исчезает вдалеке, Сергий пошел в трюм. Надо было собрать матрас с подушкой, разобрать скрипучие нары и подготовиться к завершению путешествия. Староверы собирались ехать вместе до Великого Новгорода. Одной компанией веселее. Остальные попрощаются на причале и разбегутся в разные стороны. Кому-то на поезд, кто-то на пароход местных линий. Кто-то в кабак, отметить возвращение. И каждый собирался зайти в храм, поставить свечку. Потому что из песков вернулись не все. Далеко не все...

* * *
Подождав, когда основная толпа схлынет, Герасим поправил лямки рюкзака и спросил:

– Куда двинем? На вокзал сразу или пообедать? Завтрак очень уж скудный сегодня был.

– Предлагаю сначала на Привоз, – ответил некромант, успев уже взглядом выцепить на причале как минимум двух человек, кто исподволь разглядывал их “могучую кучку”.

– Что нам там делать?

– Нам там надо бы гражданскую одежду прикупить. Форму-то не обновили, в этих обносках каждый патруль будет цепляться. Наймем извозчика и до места. Там переоденемся в приличное и можно уже про обед думать. Поезд ночью уходит, насколько я помню.

– Литерные в обед.

– Проездные кто тебе на литерный подпишет? Расслабся, Герасим, мы теперь тихо, мирно, по России-матушке, со всеми остановками.

Похлопав себя по карману гимнастерки, старший из старожилов поморщился:

– Как бы с нас все выданное на Привозе и не стрясли. Говорят, цены здесь кусаются.

– Все нормально будет, Фокий Карпович. Мне еще в Марзуке чуть золотых марок от герр Шольца передали, я там их на рубли и поменял у нового призыва. Поэтому сапогов со скрипом и модную гармонь не обещаю, но оборванцами точно не будем. И Кусака присмотрит, чтобы карманники рядом не ошивались. Она у нас девочка умная, недоброжелателей видит сразу же.

– Ну, если так.

Отказываться мужики не стали. Макарову в песках помогали, если что нужно было. Хочет за это одеждой поприличнее рассчитаться, за это спасибо скажут. Дорога еще долгая, деньги точно понадобятся.


Самый известный рынок Одессы два года назад после вспышки чумы сожгли, залили карболкой и отстроили заново. Теперь, кроме обычных длинных рядов с разнообразным хламом, сбоку тянулись еще и рыбные прилавки, откуда на всю округу воняло потрохами, горелым маслом и кислятиной. Улов прямо здесь чистили, продавали корзинами или готовили на маленьких жаровнях для желающих перехватить свежего на бегу.

Расплатившись с извозчиком, Сергий сунул тому пятак сверху и спросил:

– Кто из босяков поприличнее и не обманет, если подрядить?

– Мишку-чумного спроси, вашбродь. У него мамка представилась, так он тут среди шпаны мелкой верховодит.

– Благородия – они все по кабакам подались, ты нас зря не смущай. Больше все равно не получишь. А за подсказку – спасибо.

Покрутив головой, парень быстро выхватил в толпе пробегающего мимо шкета и озадачил того:

– Петуха на палочке хочешь?

– Хочу.

– Мишку-чумного где найти? Проведи до него или сюда позови, с меня – леденец.

– Ща, только ты, дяденька, не уходи. Я мигом.

Пока пацаненок искал нужного человека, Макаров подошел к лотошнику и купил у него угощение – ярко-красное, с налипшими крупными кристалликами сахара на петушином хвосте. Только рассчитался – как за рукав уже дергали:

– Дядь, вот, привел. Давай конфету, ты обещал.

Посмотрев на щуплого подростка с упрямо нахмуренными бровями, Сергий уточнил:

– Здравствовать, ты Михаилом будешь?

– С утра был.

Вручив леденец, парень объяснил, зачем побеспокоил столь занятого человека:

– Мы только что с парохода на твердую землю вернулись. Хотим исподнего и что поприличнее прикупить. Деньгами не сильно богаты, но тебе за труды рубль я готов заплатить. Если подскажешь, покажешь и местным “ванькам” на растерзание не заведешь.

– Если поприличнее, так это можно к Нестору-греку сходить. Я к нему иногда приказчиков с ломбардов привечаю. Но дело такое, угол у него не очень хороший, разные вокруг трутся. Если подумают, что вы слишком богаты, могут и пощипать.

– А сам грек, он с клиентами не шельмует?

– Ему какой смысл? Он с другого кормится.

– Тогда веди. Вот четвертак задатка.

Еще раз внимательно оглядев пятерых мужчин и огромную гиену, которая задумчиво принюхивалась к рыбным запахам, Михаил махнул рукой, показывая направление:

– Разом заплатишь. Нам туда.


Протолкавшись через плотную толпу, демобилизованные прошли торговцев лошадиной упряжью и свернули вбок. Там вдоль забора тянулись крытые лавки и сараи.

– А чем грек нам поможет? – высунулся с вопросом Гаврила Безруков. Деревенский кузнец отличался изрядной любознательностью, за что периодически ему прилетало от старших товарищей. Но любопытство от этого не уменьшалось.

– Потому что грек ведет дела с приказчиками из ломбардов. А те продают ему подешевле то, что хозяева выкупить не смогли.

– И?

– Очень часто через эти же ломбарды “иваны” украденное сбывают. Поэтому – вопросов лишних не задаем, радуемся ценнику. Не думаю, что слишком много запросят.

* * *
Сарай у Нестора был добротным, с крепкими воротами, тесаной крышей. Кивнув проводнику, заросший черным жестким волосом полный мужчина пересчитал по головам посетителей, довольно потер руки и на всякий пожарный уточнил:

– Что господа хорошие хотят у меня найти?

– Исподнее, рубашки, штаны. Если сапоги есть короткие, то их бы еще посмотрели. Картузы, пиджаки. Домой возвращаться надо, а в таком виде и на порог не пустят. Но, сразу предупреждаю, златом-серебром не богаты.

– Знаю, в армии деньги обычно у того, кто на кассе сидит. А солдатики в очереди – последние... Все есть, прошу заходить, примерять будем.

После того, как все пятеро обзавелись новыми рубашками, брюками, вполне приличными пиджаками и остальными полезными вещами, грек выставил на тянувшийся вдоль стены прилавок штук двадцать сапог разной степени “убитости” и заявил:

– По пятнадцать рубликов с каждого выходит. С обувкой если.

– Не шути так, Нестор... Как по отчеству-то?

– Алексеич, а что?

– Значит, Нестор Алексеевич, красная цена на одного должна быть около восьми рублей. Брюки с пиджаком четыре, не больше. Рубашки и все остальное еще на полтора. И два с половиной за сапоги. Правильно считаю?

– Обидно ты считаешь, парень. Здесь товару только...

– Ты мне еще расскажи, сколько приказчик тебе скидку сделал. Я в лавке несколько лет стоял, все эти разговоры и цены посреди ночи до словечка перескажу и не запнусь. Давай так. Из уважения к тебе до десятки подниму. И ты еще каждому сидор хороший дашь, чтобы мы туда форму уложили. И ремни вон те, кожаные. Боюсь я, что отощали в дороге и штаны будут спадать на каждом шагу.

– По десять?.. Не, если только пару рублей со своей цены сброшу.

Покрутив по углам головой, Макаров ткнул пальцем в полки, заставленные коробками:

– Скажи, Нестор Алексеевич, а не кашляешь ли ты вечерами, как домой приходишь?

Вопрос удивил грека, заставил задуматься. Покосившись на товары позади, переспросил:

– Откуда знаешь? Я никому не жаловался.

– К доктору не ходи, бесполезно. К священнику сходи, пусть молитву очистительную прочтет. И вон те два свертка давай сюда, я с них проклятье сниму. Очень нехорошо хозяева с имуществом расстались, вот тебя и цепляет. Если все оставить как есть, можно и до церкви не добежать.

– Из орфеев, что ли?

– Да, ведающий.

Засуетившись, хозяин склада тут же притащил оба тюка и внимательно смотрел, как молодой человек поднял ладони сначала над одним свертком, потом над другим. Казалось, что воздух чуть задрожал под руками. Если бы торговец мог видеть колдовские плетения, то разглядел бы, как из вещей потянулись тонкие серые нити, собрались в небольшие шарики и рассыпались по приказу некроманта. Пошевелив пальцами, Сергий будто стряхнул пыль на пол и полез за пазуху. Достал несколько ассигнаций и начал отсчитывать:

– Десять, двадцать... Так, вот твои пятьдесят. Все честно?

Подумав, Нестор одну бумагу подвинул назад:

– Тебе спасибо, добрый человек. Что еще можешь посоветовать?

– Я слышал, что в Одессе есть старец в силе, служит в Церкви Всех Святых. Приход не богатый, но паломники туда захаживают. Зовут его Феофан. Придешь, скажешь, что поклон передает ученик покойного Германа Ерофеевича. Они раньше несколько раз встречались. Попроси у Феофана две ладанки. Одну нательную, вторую сюда поставишь. Домой не носи, там и личной хватит. А здесь людей много бывает, разное могут натащить. Плати, сколько запросит, не вздумай торговаться... Все запомнил?

Перекрестившись, грек повторил:

– Кланяться от ученика Германа Ерофеевича. Просить две ладанки. Понял.

– Удачи тебе, купец.

Убрав деньги, Макаров выбрал пару сапог под свой размер, переобулся и сунул армейское имущество в большой мешок, который подал Нестор. Через пять минут добровольцы выходили на улицу. Там, прислонившись к стене, их терпеливо ждал Мишка-чумной. Протянув ему бумажный рубль, Сергий уточнил:

– Вон те ребята, семечки лузгающие, по нашу душу?

– Похоже на то, господин хороший. Я тут своих спросил, кто мимо пробегал. Народ говорит, в порт корабль из Африки пришел, солдатики деньгами по ресторациям сорят. Похоже, срисовали вас.

– Ничего, разберемся. Если мы кого ненароком обидим, нас не попытаются потом в темном углу приголубить?

– Нет, “ваньки” с греком дружат. Если кто из дураков за свою наглость и пострадает, так это их проблемы. Эти все из шпаны местной, никакого уважения к ним у серьезных людей нет.

– Тогда последний вопрос – как на проспект лучше выйти, чтобы потом до вокзала добраться?

– Придется как раз через тот проход, где вас поджидают. Он прямо на улицу ведет. Там направо – и вокзал будет видно.

* * *
Дорогу пятерым демобилизованным загородил главарь: высокий крепкий молодой человек лет двадцати пяти, в светлом пиджаке нараспашку и широкой кепке с мятым козырьком.

– А это кто у нас такой красивый? И даже не попрощавшись уходить собрался?

– Ты с какой целью интересуешься? – улыбнулся в ответ Макаров, встав чуть впереди остальных. – Если по делу, так давай не будем зря время терять. А если поболтать, то иди к бабам на рынок, они любят языками зацепиться.

– О как. Еще и наглый... Ладно. Так и быть. Не будем другу другу день портить. Деньги выложили, мешки показали. Одежду, так и быть, снимать с вас не стану. Хотя пиджачки почти не одеванные... Вы с корабля груженные лавэ приехали, придется поделиться.

– Если не секрет, то как зовут столь щедрого человека? Чтобы знать, кому спасибо говорить?

– А тебе без разницы?

– Как скажешь... Фас...

Кусака все время держалась позади. И рядом со складом не отсвечивала, умудрилась найти место в тенечке между бочек. Поэтому стремительный рывок зверя для уголовников оказался совершенно неожиданным.

Удар мордой в грудь, громогласный рев и оскаленная пасть над головой упавшего на спину главаря. Медленно-медленно гиена сдвинулась назад, чтобы злобно щелкнуть зубами рядом с мокрым пятном в паху.

Шагнув вперед, Макаров наступил левой ногой на чужую руку, сжимавшую нож. Показал остальным бандитам револьвер, который достал из-за пазухи, посмотрел на перепуганного идиота:

– Чему тебя только учили, бестолочь. Мы же не купчики на Привозе. Мы с войны вернулись, дубинушка. Все в крови с ног до головы. Тебя на ленточки распустить – что высморкаться... Так как тебя все же зовут?

– Никита я, Сазонов.

– Значит, слушаешь меня внимательно, Никита. Нас ты не видел. Куда ушли, не знаешь. И лучше тебе с остальными очень бодро уйти в другую сторону, освободив дорогу. Потому что если мне хоть что-нибудь не понравится, я насверлю в вас дырок не задумываясь. А на тех, на кого пули не хватит, собачку свою спущу. И очень они пожалеют, что не умерли быстро... Все понятно? Тогда ножик оставляешь и пшел прочь...


Когда пятерка выбралась на улицу, некромант спрятал револьвер и вздохнул:

– Что с людьми жажда наживы творит? Совсем люди мозги теряют. Или они думают, что у нас в мешках все сокровища мира собраны?

– Наверное, тыловиков щипали. Те вряд ли стрелять станут. Да и мало кто с оружием с Африки вернулся, трясли всех, как сидорову козу.

– И меня трясли. Но если покопать, то я с тобой, Герасим, могу пугачом поделиться.

– Мне зачем? У меня есть. Хотя мне посохом сподручнее.

С этим Сергий согласился. Горбун еще при посадке где-то раздобыл деревяшку, похожую на обрубок боевого шеста. Ухватистая, удобная. Опираться на такую хорошо, если куда далеко идти приходится. И при случае по хребтине приложить. Отличная штука...


На вокзале в кассе худой мужчина неопределенного возраста с помятым жизнью лицом мрачно посмотрел на просвет все пять подорожных, затем вчитался в приписку и сразу заявил:

– С животными нельзя. Иди в комендатуру, пусть оформляют доставку грузовым вагоном, в ящике.

– Это вы кому сейчас сказали?

– Тебе, тебе говорю! – сердито фыркнул кассир, швыряя бумаги на стол перед собой. – И нечего мне тут...

В последнее время бывший финансист стал замечать за собой странное желание в выборе решений. Наверное, сказывалась накопившаяся усталость и понимание нависшего над головой молоха карательных органов. И два недовольных лица в конце очереди тоже не радовали. Потеряли на Привозе, еле потом нашли у входа в вокзал. Будь их воля – они бы уже здесь все высказали. Пока же стоят, спину взглядами буравят и многостраничный доклад сочиняют. Из-за них, или по другим вышеописанным причинам, но Макаров решил поступить просто. Сто бед – один ответ. Поэтому стремительно просунул руку в широкое окошечко, вцепился в горло “мятому” и выдернул его по плечи наружу. Посмотрел в посеревшее лицо и громко крикнул:

– Господа, будьте добры! Позовите начальника вокзала, пожалуйста. Здесь штафирка безмозглая смеет унижать рядового добровольческого корпуса, не позволяя ему вернуться домой. И позовите побыстрее, пока я одному конкретному идиоту руки-ноги не повыдергивал.

Народ в очереди с интересом начал вытягивать шеи, с ближайшей лавки уже заголосила дородная тетка с баулами: “Батюшки, убивают!”, замелькала фуражка жандарма. Сергий приотпустил руку, позволив обмякшему телу сползти обратно в кассу, стечь бесформенной амебой сначала на стол, потом на пол.

– И кто их только на работу принимает? Даже поругаться толком не с кем, сразу в обморок падают...

Про себя подумал – парень, как все устаканится, надо будет с экспромтами что-то делать. Дыба по тебе плачет, это понятно. Но совсем уж борзеть не нужно.


Директор вокзала в ситуации разобрался быстро. Моментально оценил недовольный гул граждан в очереди, затем общий вид “бузотера”, зашел внутрь и перелистал бумаги. Покосился на валяющееся у ног тело, затем на застывшего сбоку полицейского. В глазах буквально щелкали шестеренки. Если кто-то на вокзале устраивает дебош – то это или пьяница сдуру, или человек, уверенный в своей правоте. Про добровольцев – в каждой газете. Если попытаться на молодого нахала надавить – то запросто может ситуацию развить по самому плохому варианту. Скандал, журналисты, обвинение “как меня на самом деле Родина-мать встречает”. Да, потом в кутузку отправится, но ушат дерьма директор за шиворот получит. Если попытаться спустить на тормозах, то надо оценить, что именно демобилизованному солдату не понравилось:

– Бумаги ваши оформлены правильно, касса выдает бесплатные билеты.

– На шестерых, господин директор. Пятеро нас, и собака.

– Собаку положено...

– Я уже вашему человеку сказал, он с первого раза не понял. Могу повторить... Моя собака – заслуженный боец, лично награжденный германским командованием. Три боевые медали. Я ее сопровождаю, чтобы князю Новгородскому показать. Чтобы люди знали, как русские воевали, пулям лишний раз не кланялись и не струсили с мертвецами рубиться. Поэтому если вы считаете, что подорожная на боевого товарища выписана с ошибками, я не просто в комендатуру схожу. Я еще на почту загляну и телеграмму отправлю. Тогда вы нас завтра первым классом отправите. С помпой. С оркестром и сворой журналистов.

Наглый и беспардонный молодой человек. Но – наклонился к окошечку и вежливо поинтересовался:

– Поэтому, господин директор, хочется все же узнать. Нельзя ли нашу проблему решить без всей этой глупой суеты? Шесть мест. Для ветеранов, вернувшихся домой.

– Если в поезде кого покусает, отвечать будете лично.

– Чтобы обученный барбос на кого-то пасть открыл – вы шутите, наверное? На корабле несколько сотен человек плыло, даже лапу не задрала на пассажиров.

– Третий класс. Шесть мест. Питание за свой счет. За собакой – убирать в случае проблем.

– Так точно, все будет в лучшем виде.

Через десять минут кассира привели в чувство и Макаров получил желанные билеты. Отошли впятером в сторону, пристроили гиену у ноги. Та высунула от жары язык и равнодушно разглядывала людей вокруг. Сергий поблагодарил прогуливавшегося мимо жандарма:

– Спасибо, вашбродь, за содействие. Вошли в положение, дали время проблему решить... Не подскажете, где рядом можно еды прикупить в дорогу? Не хочу в буфете ажиотаж устраивать. Да и обдерут нас там, как липку.

– С выхода направо, рядом с углом будет рыночек. Там бабульки пироги свежие продают и квас можно взять. Слева не советую, часто вчерашним торгуют.

Скорее всего – слева просто городовому вовремя пятачок не заплатили, вот и припомнил.

– Спасибо еще раз.

– Служивый, а ты в самом деле мертвецов видел? В газетах писали, они в Африке сожрали почти всех, – не вытерпел полицейский, встав так, чтобы “барбос” был прикрыт хозяином. Может, животина и обученная, но уж слишком страхолюдная.

– Не, они только местных и англичан пожевали. Нас побоялись. Когда добровольцы идут со штыками наперевес, даже покойники стараются удрать куда подальше... А вот собачка наша, та успела чужие кости погрызть. За что и награды получила.

– Надо же...

* * *
До Москвы доехали без происшествий. Сначала доели купленную в Одессе снедь, потом выходили на станциях и брали там у коробейников.

Соседи по вагону на зверя сначала косились, но позже привыкли и обращали не больше внимания, чем на баулы под ногами. С куда большим интересом слушали байки Герасима про Африку. Про дураков-верблюдов, что так и норовят пнуть, если зазеваешься. Про жару. Про горькую воду. Про песок, который вытряхиваешь из одежды каждые пять минут, а его все больше и больше забивается. Про страшных черных аборигенов, тыкающих копьями задремавших часовых. Одним словом – горбун отдыхал душой. Остальные изредка поддакивали и улыбались в усы.

Кусака не отказывалась от любых угощений, жевала все, иногда даже с газетной бумагой, если не успели развернуть. По распорядку выходила в тамбур, где Сергий расстилал кусок мешковины, поверх кучу газет, чтобы потом на остановке все выбросить в мусор.

Поездной урядник пару раз проходил состав из конца в конец, посидел рядом на лавочке, послушал и посмотрел медали, лежавшие в специальном кожаном кошеле. Сказал: “эка зараза”, откланялся и ушел дальше следить за порядком. Солдатики без спиртного, не безобразничают? Так что их зря дергать. Люди все в годах, студент к ним прибился и слушается – значит, все как нужно. Проводник сам из служивых, моментально общий язык нашел. Пассажиры пару раз помогали ему уголь в мешках загрузить. Поэтому и чаем поит, и на прогулки в тамбур смотрит спокойно. Убрано? Да. Запаха нет? Так пусть зверь дремлет у нижней полки. За проезд армия оплатила, герой имеет полное право похрапывать ночью. Все довольны.

Единственное, что Макаров услышал по личным делам, так это Герасим перед сном сказал:

– Новости почитал. Архиепископ Мирон преставился. Нового избрали, Капитона.

– Нам это каким боком?

– Старого я знал, он меня даже на учебу к охотникам за нечистью отправил, когда после больнички след твой потерял. Авот новый – ему до нас дела особо нет. Но и по старой памяти жалеть не будет.

– Что за человек?

– Властный. Любит, чтобы все по его было. Поэтому по приезду надо будет осмотреться. С народом потолковать. Меня наверняка с докладом вызовут.

– Понял. Но нам торопиться особо некуда. Москва завтра утром. Там до вечера чуть погуляем и на следующий поезд. Считай – почти дома.

Глава 12

В Москве пробыли недолго. Как выгрузились на Киевском вокзале, Макаров настоял на том, чтобы в бани заехать. За сорок минут добрались на двух пролетках. Кусака таращилась на прохожих, те провожали взглядами непонятную тварь.

В Китайских банях некромант быстро нашел общий язык с местными старожилами, договорился с банщиками и вся веселая компания расположилась во внутреннем дворе. Туда притащили деревянные шайки для мужиков и огромную бадью для гиены. Зверюга сначала с интересом пыталась ловить мыльные пузыри, затем распробовала и насупилась. Но двукратную процедуру помывки выдержала, потом сидела на дерюге и ждала, пока хозяин хорошенько вытрет и расчешет. Только после этого устроилась на ближайшем сухом пятачке и стала вылизываться.

Обедать в ресторан не пошли. Заказали сюда же, попутно угостив свободных банщиков. Посидели за большим столом под открытым небом, порадовались неожиданно теплым дням. Зима на носу, а до сих пор ни снега, ни морозов. Хотя знающие люди уже обещают и то, и другое.

По дороге на Центральный вокзал, попросили извозчика заглянуть в продуктовые ряды. Там набрали чуть овощей, свежих пирогов и два берестяных бидончика с квасом. Спиртное никто в дороге даже не пробовал. Староверы считали, что стол с положенным накрыть можно, когда порог дома переступил. Макаров пил крайне редко, Герасим же предпочитал любым крепким напиткам морсы. Поэтому проводник в вагоне чуть покосился на пассажиров, но ничего не сказал. Когда поезд тронулся, подошел к последним полкам, где обосновались бывшие добровольцы и сообщил:

– Чай будет через полчаса. Во вторую столицу прибудем завтра к четырем вечера. Если собачке что надо, у меня старых газет пачка на растопку лежит.

– Спасибо на добром слове, не откажемся. С нами перекусить не присядете? У нас и яички вареные, и шпик с чесночком.

– Благодарствую, только если вечером, когда остальные спать лягут.

– А про собачку откуда знаете, если не секрет?

– Так бригада с Одессы уже всем рассказала, что герой домой едет, с медалями. Зомбиев и негоров кусала, за солдатиков грудью стояла. Поэтому я со всем почтением. Сам в Мерве три года в обозе грузы возил. Потом волнения на границе закончились и домой отправили. Но лямку потянул, порядок знаю.

В соседнем открытом купе устроился пожилой господин с грустными глазами. Пару раз сходил в туалет в конце вагона, профессионально-равнодушно успел пересчитать всех по головам и успокоился. Скорее всего – ночью будет вскакивать каждый раз, когда кто-нибудь до ветра пойдет или гиене приспичит. Что поделаешь, работа у него такая. Сидел в уголочке, листал толстую книжку с желтыми страницам, “грел уши”. Но Макарову было не жалко. Все важное между своими еще на пароходе обсудили. Сейчас жуют, дремлют и минуты считают, сколько до родных берез осталось.

– Герасим, ты вроде газету брал, что там из новостей?

– Так вон, у окна лежит на столике.

– Темно, не хочу глаза ломать.

– Да, лампа прикручена... Если коротко, то война совсем закончилась. Добровольцев по домам будут потихоньку вывозить. Останутся одни казаки с переселенцами, кто вызвался. И ведающие, на них строительство и озеленение. Соседи грузы волокут и фольксдойчей без счета. Собираются оазисы осваивать, деревья высаживать и на новой земле обустраиваться.

– Значит, не гадит больше британка?

– Съели ее. На Острове плач стоит. Кто из наемников выжил и вернулся, сейчас бузят. Семьи погибших по судам ходят, компенсацию требуют. Не до нас им пока.

– И хорошо. Дома дел полно. И с учебой решать что-то надо, придется за оставшиеся полгода кучу хвостов досдавать. Иначе к экзаменам на первый курс не допустят.

– Это точно. Но за обучение платить надо, – вздохнул горбун. – Я вот даже на семинарию не наскреб.

– Захочешь – пойдешь. За Африку мы полгода штаны можем бесплатно протирать. Потом – да, придется кубышку потрясти... Ладно, я хвостатую на вечернюю поверку и спать буду ложиться. Завтра еще целый день “дык-дык” слушать.

* * *
С троицей сослуживцев монах и некромант попрощались на вокзале. Перед этим убедились, что им выдали положенные билеты, что до следующего поезда осталось меньше часа. Поэтому обнялись, похлопали друг друга по плечам и Макаров предупредил:

– Адрес я ваш взял, напишу при первой возможности. Если что – про меня узнать можно будет в полицейском участке, который на Торговой Стороне. Я там у бухгалтера учился, обязательно в гости зайду и скажу, где меня найти.

– Сам к нам приезжай, баньку истопим и столы накроем.

– Если все сложится, обязательно к лету буду. Вы, главное, больше в неприятности не впутывайтесь... Мир вам, люди добрые. Спасибо за все.


На привокзальной площади Сергий застегнул пиджак и спросил у горбуна:

– Ты куда дальше? Со мной или сразу по делам?

– Надо к начальству заехать перво-наперво. Там дальше будет видно.

– Мне тоже в пару мест бы заскочить. Давай тогда так. Завтра в полдень на Большой Знаменской, где она в мост упирается.

– У базарчика, что рядом с церквями?

– Ага. Там найдемся. Ну, если что стряслось, про меня в участке можешь узнать, я туда с утра загляну.

– Понял. Про меня можно будет в епархии поспрашивать, у викария Демьяна. Он за всех охотников за нечистью отвечает. Только за день не управимся. Сегодня у нас что? Среда? Давай тогда в пятницу.

– Хорошо. Тогда я побежал извозчика ловить. Послезавтра увидимся.

* * *
– Чем могу служить?

Все же персонал господа Шпиро выдрессировали отлично. Стоит господин в модном костюме-тройке, с нейтральным выражением лица разглядывает посетителя. Может, мастеровой зашел насчет выплат заводских узнать. Может шабашник хочет копеечку на будущее положить. То, что не один, а с непонятным зверем – так монстра на поводке, сидит смирно, ни на кого не бросается. И один охранник внутри зала прохаживается, другой во внутренних помещениях. Городовой неподалеку – только дворнику прикажи, свистнет – и власть моментально прибудет. Кроме того, стекла в кассах каждое рунами зачаровано, ни одна пуля не пробьет. Чего волноваться?

– В банке у меня личная ячейка с завещанием на предъявителя.

– Можно ваш паспорт?

– Пожалуйста.

Паспорт Макаров оформил, как в Африку прибыл. Спасибо писарю, Поликарп нужные бумаги составил, к фотографу сгонял и официальную книжицу в итоге выдал. С мрачным драконом на обложке, цветными страничками и печатью на половину листа: “Записанному верить, армия Его Императорского Величества”.

– Попрошу в кабинет, мне нужно будет проверить ваш допуск к ячейке.

– Мой компаньон вам не помешает, если рядом посидит?

– Если он создаст проблемы, то это будут исключительно ваши проблемы, – дежурно улыбнулся стряпчий. – Нам сюда.

Маленький кабинет, отделанные светлым деревом стены, круглый стол и два стула по бокам. Со стороны господина с холодными глазами – стопка листов, письменный прибор и округлая бронзовая нашлепка с кнопкой сверху. Похоже, банк потратился на автоматизацию. Клерков теперь не нужно криком подзывать. Нажал кнопочку – прибежали.

– Могу я узнать номер ячейки?

– Две сотни пять, тридцать один, полста семь. В ней должны быть ценные бумаги и завещание. Насколько мне известно, вам необходимо проверить завещание и убедиться в его подлинности. После чего содержимое ячейки переходит в мою собственность. Кодовые слова “Нерчинск” и “Азов”.

Покойник не просто так эти слова выбрал. На Азовском море он с матерью впервые в морских волнах плескался. А в Нерчинске во время одной из командировок Зевеке пытались сожрать.

Записав цифры и слова на бумажке, стряпчий вызвал помощника, передал сложенный листочек и замер, равнодушно уставившись в стену.

– Прошу прощения, я только с поезда. Не подскажете, где столь удачный костюм можно приобрести? Это же не в лавках готового платья начали подобное предлагать?

Похоже, вопрос вызвал какие-то человеческие эмоции у господина-функции. Огладив жилетку, чуть заметно улыбнулся и подтвердил:

– Да, это построено под заказ. Двадцать пять рубликов и еще очередь пришлось выстоять. Купец Твердышев магазин новый открыл на северной трамвайной линии, супруга его ателье рядом заведует. Берут новых клиентов только по рекомендации.

– Спасибо большое, буду знать. Полгода дома не был, город почти не узнаю.

– На учебу ездили?

– Можно и так сказать. Жизни учился в Африканской компании.

Теперь заинтересованности в глазах стряпчего было куда больше.

– И собачку оттуда привезли?

– Совершенно верно. Не захотела меня оставлять, даже дороги не испугалась.

В кабинет проскользнул молодой парень и поставил железный ящичек перед начальством. Черный костюм у зашедшего стоил явно куда меньше, чем у босса. Но и не дешевка, которую у грека купил Сергий.

Откинув крышку, мужчина быстро выложил на стол пачку перевязанных шпагатом листов, затем письмо в запечатанном сургучом конверте. Осмотрел его со всех сторон, провел ладонью над багровой застывшей кляксой. Удовлетворенно кивнул, вскрыл и начал читать завещание. Похоже, колечко-то не простое, с каким-то встроенным артефактом.

– Будьте добры, назовите еще одно слово, – попросил стряпчий.

– Там два слова: “Вечная весна”.

– Совершенно с вами согласен. Я, от лица банка Шпиро, подтверждаю вступление в права владением данной ячейкой. По приложенной справке, стоимость хранения оплачена еще на сорок три года. Будете отказываться или продолжите пользоваться нашими услугами?

– Продолжу. Мой учитель считал вас отличным банком и я не вижу необходимости его менять.

– Благодарим за доверие... Значит, здесь две тысячи рублей ассигнациями, еще ценные акции на предъявителя. Но стоимость назвать не могу, надо смотреть по реестру. И еще одно письмо, лично вам.

– Я бы взял рублей сто мелкими купюрами, остальное оставил как есть... Могу я ознакомиться с письмом и содержимым?

– Разумеется. Я вас оставлю. Когда закончите, просто нажмите кнопку. Вот, я беру сто рублей одной ассигнаций, разменяю.

– Спасибо.


Письмо было маленьким. Скорее, даже записка:

“Раз ты читаешь, значит достоин. Помни, о чем я просил”.

Забудешь это, как же. Но молодой некромант не собирался сворачивать с выбранной дороги. Он уже понимал, что подобного рода решение на всю жизнь, до гробовой доски. И взятые на себя обязательства придется выполнять.

Просмотрел остальное. Знакомые уже закорючки Зевеке, отметки о людях, с которыми можно поддерживать отношения в других странах. Список чиновников, кому не рекомендует доверять в обоих столицах с крохотными ремарками у фамилий: “вороват”, “неприлично жаден”, “слово не держит”. Это запомним, пригодится. Кстати, из близкого княжеского круга никого нет. Хорошо, меньше проблем, если с кем придется столкнуться.

В завещании: перечислены пакеты акций, указаны наличные и кратко “и прочее имущество, о котором будущей владелец поставлен в известность”. Это явно про сейф в подвале. Но к нему можно будет вернуться позже, когда с обустройством Макаров закончит. Последнее, самое ценное – жетон со сложным орнаментом в виде церковного креста. Покопавшись в памяти, Сергий вздохнул и начал расстегивать рубаху. Одноразовая вещь, которая для обычного человека ничего не значит. Для некроманта же – маркер принадлежности к гильдии. Не обладая даром – не активируешь. И чужаку не передашь, такой “подарок” любого ведающего убьет. Надо стоять за гранью, чтобы выдержать.

Взяв картуз, молодой человек вывернул его наизнанку, свернул в трубочку и зажал зубами. Потом приложил жетон к грудине и протянул между клубком темноты в груди ниточку к выгравированному узору. От накатившей боли захотелось заорать, но Сергий крепче сжал зубы. С трудом продышался через нос, посмотрел на ладонь с жестяным “клеймом”. Рисунка больше не было. Зато в центре груди пульсировал черными нитями крест, медленно истаивая, будто впитываясь в покрасневшую кожу. Теперь любой одаренный может заметить его, если захочет. Только сейчас Зевеке передал всю власть и официальное право называться хранителем его заветов. Потому как некромантов коронует не епископат и церковь. Некроманты передают отметки лично, отвечая головой за каждого, кого выбрали. Теперь любой чиновник не сможет отмахнуться “что за самозванец пожаловал”. Сергию нести этот крест до самой смерти, как и наставнику.

Достав из кармана платок, Макаров вытер пот, убрал все обратно в коробку и застегнул рубашку. Погладил встревожившуюся гиену и прошептал:

– Все нормально, Кусака. Считай, теперь мы окончательно дома. Давай заберем сотню мелочью и пойдем в город, надо насчет ночлега узнавать. Время к шести вечера, добрые люди давно уже ужинают, а мы все скачем, словно блохи на сковородке.

* * *
Рубль пришлось заплатить за услуги нотариуса. О чем с легкой печалью в голосе сообщил стряпчий. Заплатив, молодой человек с гиеной на поводке откланялся и вышел на улицу. Поежился от налетевшего холодного ветра и усмехнулся про себя: да, это не Африка. Там подобный дубак только по ночам. Здесь же – скоро завьюжит в полную силу. Сильно зима подзадержалась, обязательно наверстает. Поэтому надо будет из обновок завтра же купить шубу потеплее и валенки с шапкой. В Одессе подобным не торгуют, это уже в местных лавках спрашивать надо. И варежки. На меху. Потому что мерзнуть Сергий не любил. Сразу вспоминалось, как в драном чужом сюртучке бегал со свертками, разнося заказы покупателям.

– Вы таки скажите, кого мы видим. Еще совсем недавно мы хотели поставить свечку за его здоровье, а он молодой и таки здоровый стоит прямо на ступенях. И даже не один... А оно...

– Не кусается, – ответил на незаданный вопрос некромант. Полузабытые лица. Старики ашкенази, один владеет несколькими ателье по всему городу, у второго часовая мастерская и у детей модный автомобильный ремонтный салон.

– И даже не кусается. Хотя, по внешнему виду, я бы ей палец в пасть не стал класть.

– Я бы тоже, – усмехнулся Макаров, спускаясь по широким ступеням на мостовую. – Пожрать она любит. Тоже очень рад вас видеть в добром здравии. Как семья, как дети?

– А что им будет, – фыркнул Аарон, любивший в каждой беседе исполнять лидирующую скрипку. – Живут, плодятся и размножаются, просят деньги на хозяйство. У меня иногда возникает желание проверить, может, они ассигнациями печи топят? Исчезает все, не успеваю считать.

Стоявший сбоку Исаак кивнул. Похоже, проблемы с многочисленной родней были общими у стариков. Невысокие, еще достаточно крепкие, в черных длиннополых пальто с каракулевыми воротниками и шапочках-пирожках. Можно носить, как есть, а можно опустить “уши” и никакой ветер не страшен.

– Так вы таки решили вернуться?

– Да, господин Аарон. Я родился здесь. Хочу здесь и закончить жизненный путь. Лет так через сто.

– Похвальное желание. А в банк вы заглянули, чтобы проверить, хватит ли средств купить место на кладбище? Я не удивлюсь, если это так. Вы на редкость обстоятельный молодой человек.

Улыбается старик, а глаза хитрые. Явно хочет узнать подробности, потому как босяк, забежавший погреться в банк – это одно. А его клиент – это уже совсем другое. Что же, не стоит его разочаровывать.

– Чуть наличных взял. Нужно где-то угол снять, пойду сейчас по гостиницам прогуляюсь, номер на пару дней поищу. Потом газету куплю, почитаю, где сдают.

– Вы таки хотите сказать, что вам нужно где-то жить?

– Совершенно верно.

– И собачке вашей тоже?

– Разумеется. Боевой товарищ, наград больше, чем у меня за всю Африканскую компанию.

– Кто бы мог подумать... Знаете, сегодня очень удачный день для всех нас. Правда, Исаак? Потому что у моего старого друга есть то, что может вам понравиться.

Старый друг явно витал мыслями где-то далеко, поэтому прозвучавшая фраза его поставила в тупик.

– У меня что-то есть?

– Конечно, Исаак. У тебя есть чудесный домик на Посольской, который построил твой племянник. Там еще огородик размером с мой платок и забор выходит прямо к реке. Ты еще жаловался, что почти сразу после стройки парень стремительно женился, у него не менее стремительно родились дети и ему пришлось подыскивать угол побольше. А весь хлам, который ты там хранил, на днях вывез на склад.

– А, домик!.. Послушай, Аарон, ты прав.

– Еще бы я был неправ.

– Молодой человек, у меня в самом деле есть, что вам предложить. Если мы договоримся о цене, то лучшего места вы не найдете нигде в нашем квартале! Большая кухня, комната, печь на обе стороны, крытый дровяник и огород, где будет таки место погадить вашей собаке. Племянник даже баню успел достроить, но ни разу толком не попарился, потому что трубу перекосило ветром, а денег на ремонт не хватило. Если мы сговоримся...

Старик начал прикидывать, сколько бы можно было спросить с бывшего добровольца, который выглядел не очень презентабельно, но разгуливал по банкам. Пока Исаак раздумывал, его приятель уже выдал возможный вариант:

– Скажем, пять рублей в месяц. Соседка – прачка, белье можно отдавать ей. Если пройти ближе к торговым рядам по правую руку, то увидите две продуктовые лавки. В одной большой мясной лоток, во второй крестьяне торгуют молоком, творогом и сметаной. Овощи лучше покупать на рынке, я всегда так делаю. Если хотите, могу посоветовать, кто меньше обсчитывает.

– Пять? Побойся бога, Аарон. Да, там нет мебели, но дом-то совсем новый!

Пихнув друга в бок локтем, старик зашипел:

– Я позже объясню!

Препирались они настолько забавно, что Сергий не удержался от смеха. Вытер глаза и продолжил невысказанную мысль:

– Скорее всего, господин Аарон предлагает большую скидку из-за моих талантов. Если я поселюсь в этом углу, в округе про любую темную дрянь можно будет забыть... Предлагаю проехать на место и посмотреть, что за столь прекрасное жилье вы рекомендуете. Оплата извозчика – на мне.

* * *
Домик Макарову понравился. В самом деле крохотный, за метровым плетеным палисадом. В отличие от соседей и даже более состоятельных хозяев дальше по улице, ярко-красная черепичная крыша с торчащей кирпичной трубой. За домом – маленький участочек с пожухлой травой. Слева к дому приткнулся сарайчик, который проще назвать будкой из-за размеров. Справа у деревянного забора баня. Похоже, бывший владелец под конец строительства экономил на всем, поэтому помыться внутри мог разместиться ровно один человек.

– Уборная в доме. Гец застудил спину, поэтому решил нужник не копать на улице. Но сделано все по уму, никаких запахов.

Ясно. Значит, племянника звали Гец.

Маленькие сени с полками на стенах, дверь в первую комнату. Справа дальше вторая дверь во внутреннюю комнату. Слева добротная печь. Кухни как таковой нет. Но одному это особо и не нужно. Есть, куда стол пристроить. Сбоку стеллаж смастерить под плошки-поварешки и горшки. Лавки вдоль стены и несколько стульев. В спальне – как раз встанет кровать, с другой стороны шкаф для одежды. Да, семье не развернуться. Поэтому и пустует. Хотя место очень хорошее. Пешком до центра легко добраться и рынок буквально под рукой.

– За пять в месяц согласен. Мало того, за ноябрь готов оплатить полную стоимость.

Старик удивленно посмотрел на будущего квартиранта:

– Вы это серьезно? Полторы недели уже прошли. Если так будете разбрасываться деньгами, быстро пойдете по миру.

– А я у вас попрошу тюфяк какой-нибудь и подушку с одеялом на первое время. Еще дрова, которые наверняка не все вывезли, в счет оплаты пойдут.

Инспектировавший печь Аарон довольно хмыкнул:

– Исаак, молодой человек ничем не хуже его огромной собаки. Не надо ему показывать палец, он своего не упустит. Соглашайся, пока мы не остались должны.

– Тюфяк у меня есть, – вздохнул старик. – Но как я вам его могу дать?

– Извозчик пока ждет на улице. Я вас отвезу домой, привезу все, чем вы согласитесь поделиться от всего сердца. Кстати, вот ваши пять рублей, как договаривались.

Деньги в руках произвели магическое впечатление на часовщика:

– Если вы нас довезете за свой счет, то я вполне согласен. Дрова, кстати, были. Гец все никак не успевал их забрать. Семья совершенно неблагоприятно сказалась на его разуме. Раньше был очень умный мальчик.

– Тогда предлагаю заключить сделку и вы еще успеете на ужин. У меня с поезда еще осталось, поэтому завтра пойду по лавкам.

Оставив Кусаку охранять двор и дом, парень помог старикам взобраться в коляску и назвал извозчику адрес.


Когда Сергий вернулся назад, придерживая руками огромный тюфяк и мешок с подаренным разномастным скарбом, то первым делом услышал тихое поскуливание. В почти полной темноте вскоре удалось разглядеть пацаненка лет девяти, который взобрался на угловой столб и держался из последних сил за давно не работающий газовый фонарь. Как помнил Макаров, на центральных улицах за освещением следили хозяева, а вот на окраинах эту проблему отдали на откуп купечеству в нагрузку. Поэтому большая часть столбов в глухих закоулках высились черными пиками, поскрипывая забытым железом под порывами ветра.

– Эй, малой, ты что там делаешь?

– Меня медведь сожрать хочет!

– Где ты медведя нашел?

– Вон, снизу сидит!

Перегнувшись через невысокий палисадник, новый обитатель домика посмотрел на довольную жизнью Кусаку. Та развалилась на земле рядом со столбом и лениво посматривала наверх. Типа – я лазать так высоко не умею, но глупая обезьяна сама свалится.

– Во-первых, это не медведь. Это гиена. Моя гиена. Во-вторых, а с чего ты в чужой двор забрался? Она тебя на улице бы не тронула.

– Я у дяди Геца завсегда на плотках рыбу ловил!

– Какая рыба в ноябре месяце? Лед скоро встанет, все, что плавает, давно по затонам забилось. Лучше признайся, что слишком любопытный и познакомиться пришел. Так?

– Так! – почти плача ответил мальчишка.

– Ладно. Спускайся, не бойся. Она тебя не тронет... Кусака, фу! Не обижай маленьких. За службу – хвалю. Но шантрапу такую гонять, это себя не уважать. Фыркнула раз – они и разбежались... Слезай, парень, все нормально.

С трудом разжав пальцы, малец медленно сполз по столбу вниз. Над заборчиком Сергий перехватил его и помог встать на ноги.

– Звать-то как?

– Евдокимом кличут.

– Живешь в этом доме? Соседи, значит. Меня – Сергий. Я у господина Исаака снял угол до весны. Слушай, что же ты в одной рубашке выскочил, синий уже... Давай домой, пока не заболел.

– Мамка заругает.

– Почему?

– Она послала узнать, не вернулся ли дядя Гец и дров занять. А я...

– Отставить реветь. Пойдем в сарайку, посмотрим запасы...


Усталая женщина с тонкими лучиками морщинок по краям глаз оглянулась на брякнувшую дверь и заволновалась. Похоже, младший опять набедокурил. С чего бы вдруг незнакомому человеку с ним в избу входить?

– Вечер добрый, хозяйка. Прошу простить, что подзадержались чуток. Евдоким помог вещи в дом перетаскать. Вот, дрова, как и просила. Если еще надо, я могу пару охапок принести... Сосед ваш, Сергий Макаров. Приятно познакомиться.

– Снежана Рущева я, прачка. И вам вечер добрый... Вы уж извините, что мальца послала, думала, господин Гец приехал.

– Нет, дядя его был. Домик у него теперь снимать буду. Ладно, если что нужно, заходите. И собаку мою не бойтесь, она не тронет. Я ее предупредил.


Перед сном Евдоким рассказывал матери:

– Служивый он, вот те крест! Тюфяк на полу раскатал, подушку и одеяло из мешка достал. Потом у печки остальное сложил, котелок там и пара мисок. А из котомки с ремнями – форму военную, палочку внутрь продел, а палочку на колышек на стену подвесил. Все расправил, сапоги снизу поставил. Сразу видно, хорошим воином был.

– Форма-то с погонами?

– Не, не видел. И медалей не видел. Зато собака у него – иностранная. Говорит – африканская. Гына зовут... Или не гына?.. Но зубастая – страсть! Морда – с половину меня будет! И пахнет от нее вкусно. Сергий сказал, что купать ее надо, очень любит в грязи валяться. Глаза – во! Как плошки. И нос теплый... Я ее испугался сначала, а она добрая. Если хозяин скажет... Можно я завтра еще в гости пойду?

– Дай человеку обустроиться сначала. А потом, если позовет, то почему бы и не сходить. Только сам не напрашивайся. Я тебя дома днями не вижу. Не хватает еще, если ты соседу надоесть сумеешь... Чего люди не придумают – африканскую собаку завести...

* * *
Поднялся Сергий рано утром. В доме было тепло, дров не пожалел и печку протопил как следует. Надо будет еще трубу в баньке поправить и вообще хорошо. Удачно он вчера с ашкенази встретился. Мыкался бы еще неделю по гостиницам, угол искал. Одному бы сдали, а вот с гиеной... Кусака сидела у ног и лениво потягивалась. Можно на улицу выбраться. Заодно место выгула определить.

– Слушай сюда, рожа мохнатая. Вон там слева – тебе. В других местах не гадить. Поняла?

Конечно поняла, между зверем и хозяином давно установилась прочная связь, можно даже вслух ничего не говорить, а транслировать образы и ощущения. Прекрасно все понимает. Не зря была вожаком стаи.

Забросив рубаху в сени, молодой человек босиком пробежал до баньки, заглянул внутрь. Нашел там одинокое ведро и с ним потопал уже к калитке в заборе. Открыл, осмотрелся. Отлично, летом вообще должно быть хорошо. По левую руку – заросший деревьями остров. По правую – детинец с его красными кирпичными стенами. Плотки в две доски шириной, можно или постирушку по теплу устроить, или воды набрать помыться. Например, как сейчас.

Зачерпнув полное ведро, парень прошел назад, прикрыв калитку. Сделал зарядку, задержал дыхание и вылил на себя ледяную воду.

– Етить тебя в коромысло! – в избе очутился буквально за долю секунды, настолько хорошо прихватило. Растерся докрасна старым полотенцем, которое привез с собой еще из Африки, переоделся и перевел дыхание. Бодро. Зато точно проснулся.

Кусака аккуратно носом приоткрыла дверь из сеней и с подозрением покосилась на хозяина. Не сдурел, часом?

– Не, тебе это не надо. Это я для себя. Все, давай доедать, что с поезда осталось и пойдем по делам.


Снежана собиралась накрывать на стол, когда услышала, как брякнула калитка у соседа. Нагнулась, посмотрела в окно. В самом деле, сын не врал, похож молодой парень на воевавшего. Жилистый, ни жиринки лишней. Шрамов мелких у него точно не сосчитать – вся грудь, плечи и спина в отметинах. Попрыгал, руками-ногами помахал и водой окатился. Судя по лицу, высказался нелицеприятно в свой адрес и удрал домой. Ну, так ведь ноябрь на улице, не май месяц. Хотя на окно надо будет занавесочки приделать. А то срамота – забор одно название. Скажут еще, что специально подглядывает, будто других дел нет.

– Евдоким, Настя, Павел! Вставайте, каша поспела!..

Старшему скоро в школу, младшие дома будут помогать по хозяйству. Главное, самого шустрого отловить, пока он в город не удрал. Иначе до позднего вечера не вернется.

* * *
До обеда Макаров успел разобраться с кучей дел. На рынке сразу направился в дальний правый угол. Там мастеровые товары выкладывали. У них и сторговался насчет стола, лавок и стульев. Стулья были готовые, четыре штуки купил и объяснил, куда отвезти. На остальное оставил мерки, обещали уже к трем часам все сладить. Материалы были, работа простая. Потом со старшим артели обсудил последнюю моду в городе, прошлись на пару по барским глупостям и свернули на обсуждение правильных кроватей. В итоге – еще и ее заказал. Шкаф и полки – надо было смотреть отдельно у соседей, в другом квартале. Уточнив адрес, Сергий оставил задаток и пошел дальше.

Через час уже щеголял в приталенном овчинном полушубке, теплой шапке с ушами на завязках и с большим мешком, куда уложил сменные брюки, две пары валенок, верхонки и меховые охотничьи рукавицы, пять пар вязаных носков и прочую мелочь. На левом плече покоилась свернутая рулоном тяжелая шуба. Уже когда, отдуваясь, выбирался с рынка, услышал рядом:

– Я же говорил! Вон, гына настоящая! Зубастая!

Знакомые все лица. Евдоким со товарищи, такими же пацанами. Но одеты уже по погоде – в обтрепанных курточках, штанах, ботинках и картузах на вихрастых головах.

– Не позорь зверя, сосед. Ее зовут ги-е-на. Услышал? Если трудно, можно по имени: Кусака... Так, вы здесь вроде как все углы-выходы знаете?

– Знаем, – гордо выпятил худую грудь вперед пацаненок.

– Тележку сможете найти? Или взять на время?

– Пятак за это просят. У зеленщиков есть.

– Тогда вот тебе пятак. За телегу. Тащите сюда. Потом я вам мешок отдам, в сени ко мне отвезете, там оставите. Телегу хозяевам вернете. За работу – с меня гривенник. Пряников или петушков купите на всех. Справитесь?

Пять копеек тут же поменяли хозяина и вся ватага наперегонки рванула в другой конец рынка.

– Пойдем, Кусака, передохнем. Что-то устал я с непривычки по городу шлындать.


На гиену, дремавшую рядом с лавкой, оглядывались. Но, полюбовавшись сонной мордой и куцым хвостом, шли дальше. Охота кому-то дома собаку-уродину держать, его дело. Главное – хозяин рядом, на зверем присматривает. Дожидаясь обратно пацанят, Сергий заметил еще одного старого знакомого, встал и поприветствовал первым:

– День добрый вам, Аристарх Гвидонович. Смотрю, вы все так же на службе пропадаете.

– Макаров? Глазам не верю... – Старший городовой радостно пожал протянутую ладонь. – А мы тебя уж похоронили. В газетах писали – всех на юге лютые твари сожрали.

– Попробовали, да подавились. Англичане много наших из роты побили, а потом монах сумел с божьей помощью колдунов опрокинуть, так мы подналегли чуток и справились. Все, нет больше нечисти там. Казаки станицы закладывают и немцы фермы ставят. Серьезно обустраиваются. Я, когда уезжал, уже даже пивом торговали. Не скажу – местное или привозное, но жизнь нормальная, с этим все серьезно.

– Отлично. Рад за тебя, что вернулся. Обязательно Федоту Тихоновичу сегодня расскажу. Он все сокрушался, что с тобой перед отъездом не поговорил.

– Вы от меня кланяйтесь, я обязательно на следующей неделе зайду, как с обустройством закончу.

– Где остановился?

– У вас рядом, – улыбнулся парень. – Как на Посольскую свернете, так до конца и последний дом по левую руку. С черепичной крышей. У ашкенази снял до лета.

– Знаю такой. И в самом деле, рядом... Чем заниматься хочешь?

– Надо бы с учебой разобраться. Мне после службы разрешено полгода бесплатно учиться, вот и схожу в университет, узнаю.

Городовой довольно кивнул:

– Студентом быть – хорошо придумал. И на работу потом проще устроиться.

Оглянувшись на топот ног, Макаров достал из кармана монетку и вручил запыхавшемуся Евдокиму.

– Справились? Молодцы. Если хочешь, можешь с ребятами послезавтра зайти, в субботу. В обед печник подъедет, будем баню смотреть, что там перекосило.

– Всем можно?

– Всем. Помогать станете, вдруг что потребуется. Я каши на рынке возьму на вечер, покормлю вас...

Отдав денежку, парень стал прощаться с жандармом:

– Побегу я, Аристарх Гвидонович. Дом снял, а он пустой. Еще кучу всего успеть за сегодня хочу. Значит, на следующей неделе обязательно в гости буду. Пряников прихвачу к чаю.

– Да можно и без них, просто так приходи. Медалями похвастаешь.

Услышав про награды, Сергий расхохотался:

– Какие медали, вы что! Если бы я в штабе сидел, тогда другое дело. Нас же только свинцом кормили, когда по барханам бегали. Так что нечем хвастать. Живой вернулся и ладно...

Заметив, что хозяин куда-то собирается, гиена поднялась, отряхнулась и пристроилась слева. Зверю все было интересно: новые запахи, множество людей, жмущиеся к стенам редкие собаки. Но вела себя смирно. Сказано – быть образцом для подражания, значит так и будет. Тем более, что вожак обещал вечером свежие кости, отметить переезд. Поэтому покосилась на остолбеневшего мужчину в серой шинели и потрусила следом за некромантом.

* * *
Прибрав на столе, Сергий решил готовиться ко сну. Дом пропитался теплом, стал жилым. Широкий стол, лавки, стулья на кухне. В спальне кровать с тюфяком, с застеленной поверх новой простыней. Пару сундуков и шкаф купит на выходных. То, что предлагали в лавке, парню не понравилось. Слишком аляписто. Ему нужна была простая мебель, без изысков. Чтобы вещи зря не пылились и ладно.

Гиену выгулял, дерьмо прикопал в уголочке. Завтра с утра посмотрит, с чего это сбоку забор чуть покосился и на встречу с горбуном. Если постараться, большую часть дел как раз за остаток месяца получится переделать, после чего надо заглянуть в университет. Может в самом деле получится на факультет какой для ведающих пристроиться. Накопленные практические знания, это хорошо. Но узнать больше не помешает. И с церковью как-то придется договариваться. Вряд ли ему позволят просто так по улицам без присмотра болтаться.

Подняв голову, Кусака недовольно еле слышно захрипела. Привыкла за время службы не шуметь.

– Кто там? – спросил Макаров, выйдя из комнаты и убирая револьвер за пояс сзади.

– Открывай! Полиция!

Глава 13

Когда пытаются вломиться с такими криками, люди с темной совестью пытаются убежать или начинают стрелять. Макаров же шагнул назад, поближе ко входу во вторую комнату и крикнул:

– Входите, не заперто.

Револьвер трогать не стал. Какой смысл? Он знал, что рано или поздно проснувшееся государство обратит на него пристальное внимание. Выполнить данное покойному Зевеке обещание без контактов с властями невозможно. Да и не чувствовал парень за собой каких-либо прегрешений. Верил, что за прошедшие дни все делал правильно.

Дверь распахнулась и внутрь ввалились четверо в шинелях, за ними бочком протиснулся высокий седой мужчина лет пятидесяти в черной монашеской рясе.

– Бывший шабашник Макаров? – спросил стоявший справа молодой мужчина с намокшими от дождя погонами и витым шнуром с большим количеством лычек. Похоже – главный среди жандармов. Места мало – протиснулся сбоку между лавкой и столом, смотрит грозно, пытается давить одним фактом своего присутствия. Но на самом деле – выглядит смешно. Шашка под ногами мешается, револьвер в закрытой кобуре на боку, сразу и не выхватишь. Привыкли молодых идиотов хватать, а если бы с действительно опасным человеком столкнулись?

Куда интереснее – монах. По нему видно, что не нравится божьему человеку происходящее, но приказали – пошел. По описанию даже вспомнить его Сергий смог.

– Назар, что с Герасимом Тверским случилось? Он как в город приехал, сразу к викарию Демьяну с докладом пошел.

– Задержан Герасим. До выяснения.

– Помощник ротного священника? Лично отмеченный германским командованием за храбрость в бою? Интересно девки пляшут.

Жандарму не понравилось, что его игнорируют, насупился и еще громче спросил:

– Ты, пьянь подзаборная, тебя спрашивают!

– Могу я узнать, кто именно спрашивает? – усмехнулся некромант, сложив руки на груди. – Потому как всех местных городовых и руководство я знаю, а ваше лицо вижу впервые.

– Коллежский асессор Шипилин, Особый отдел, седьмое делопроизводство.

Понятно. Не местные мы, из специальных ребятишек, кто крамолу по всей стране выискивает и тех же разгулявшихся студентов гоняет при случае. И шинель-то у господина пошита под заказ, не со склада. Вполне возможно, что прислан из столицы для ведения следствия. За которое ухватится почище бульдога, чтобы очередной чин не упустить. Резонансное дело должно получиться.

– И в чем меня, Сергия Макарова, обвиняют?

– Незаконное занятие темными науками, подрыв государственных устоев и злоумышление против государя.

Полный букет. За такое виселица сразу маячит. Причем за каждый из трех пунктов.

– Как забавно. Я как раз завтра собирался встретиться с бывшими добровольцами, сходить на прием к князю. Рассказать, как мы долг перед Родиной выполняли в Африке. Вот смеху будет, если вместо злоумышления мне медаль какую дадут.

– Тебе – дадут. Тебе так дадут, что...

Сидевшая в комнате гиена аккуратно просунула голову у ноги хозяина и принюхалась. Любопытно ей было – кто это такой шумный ввалился на ее территорию? И чего спать не дают?

Первым зверя заметил стоявший сбоку от Шипилина полицейский, ткнул начальство локтем в бок.

– Что?.. А-а-а! Тварь! Нежить восставшая!

– Ты сдурел, что ли? Она домашняя, как собака! – закричал в ответ Сергий, но асессор уже выдрал из кобуры револьвер и начал стрелять. Пули защелкали по стене, одна звонко влепилась в дверной косяк. Следом открыли огонь остальные.

Подхватив взвизгнувшую защитницу, некромант повалился на спину и боком отполз в сторону. Доски, где он только что лежал, загудели под градом свинца.

– Паскуды безмозглые, ее-то за что?!

С трудом удерживая рассердившуюся Кусаку от атаки, Сергий оперся о кровать и прижал ее к себе. Самое худшее, о чем подозревал, случилось. Не будет никакого разбирательства. Никто и не посмотрит на бумаги, медали и прочий “мусор” от соседей. Для придурка в погонах – опасный арестант держит дома чудовище. И его нужно уничтожить. Можно – обоих разом. За нападение на господ из Особого отдела.

В груди заворочалась злоба, на кухне мигнула керосиновая лампа. Стоявший у окна монах не раздумывая долбанул локтем по стеклам и вывалился наружу. Он, в отличие от придурков внутри, прекрасно знал, чем заканчиваются подобного рода “развлечения”. Избу по бревнышку разметает, никто даже пикнуть не успеет. А ведь предупреждал, чтобы ему первому дали возможность поговорить с опасным преступником. Но – нет, в атаку побежали, грудью на пулеметы. Вот и добегались...

* * *
За стеной матерились и спешно перезаряжали револьверы. Лампа еще пару раз мигнула и погасла. Во всем доме наступила темнота, только в щель печной заслонки тонкой оранжевой полоской помигивали угли. Хозяин ждал, чтобы окончательно прогорели, потом бы вьюшку закрыл.

– Сдавайся, Макаров! – заверещал Шипилин, еще раз выстрелив в дверной проем. – Или мы тебя прямо там закопаем! А будешь сопротивляться, вообще спалим, вместе с хибарой!

– Слышь, ты, падаль тыловая, – неожиданно ответил Сергий и его тихий спокойный голос показался куда страшнее, чем любые крики и нецензурщина. – Если я выйду, ты даже помолиться не успеешь. Честное слово, кости из живого повыдергиваю и остатки на кол посажу. Подыхать будешь месяц, я это обещаю.

– Вашбродь, – зашептали в темноте, – уходить надо! Он же ведающий, вон что творит! Колдун проклятый, убьет всех, не успеем и глазом моргнуть!

– Чтобы я от колдунов бегал?

– Зачем бегать? Выйдем, дверь подопрем и охотников вызовем. Или этого заставим, которого попы дали. Пусть он с лиходеем силами меряется...

Не дожидаясь ответа, самый сообразительный затопал сапогами, воткнулся сначала в стену рядом с выходом в сени, потом уже скрипнул дверью и загремел пустым ведром снаружи.

Через минуту в доме чужаков не было.

Прижав к себе гиену, парень гладил ее по боку, ощущая горячую кровь под руками. Кусаке было больно, она чуть поскуливала и жаловалась хозяину на нехороших гостей. Ведь даже никого не тяпнула – а они...

– Тихо, моя девочка, тихо... Сейчас я тебе помогу... Прости, моя хорошая, но нельзя тебя оставлять. Добьют, еще живую сапогами запинают. Дикари они, маленькая, что с них взять... Закрой глазки, пожалуйста. Я рядом, я твою боль на себя приму. Спи, расслабься... Все будет хорошо. Я с тобой. Рядом. Всегда буду рядом...

Вздохнув, гиена расслабилась, закрыла глаза и мерно задышала. Секунда, другая – и в комнате наступила тишина. Сергий ощутил, как по лицу текут слезы. Верная помощница, преданная и любившая его просто за то, что он есть – ушла за грань. Навсегда. Отдав за хозяина жизнь. Поверив, что он защитит, как это было раньше. Подарит вечный сон, избавив от боли и страданий.

Мы в ответе за тех, кого приручили. До самой смерти.

Во дворе суетился коллежский асессор, раздавая приказы. Трое жандармов выстроились полукругом перед входом и держали на прицеле крыльцо и разбитое окно. Ждали, когда оттуда полезет жуть колдовская. За заборчиком переминались с ногу на ногу еще пятеро полицейских, приказом поднятых вечером с кровати для оцепления квартала и оказания необходимой помощи.

– Назар! Иди сюда! – неожиданно долетело изнутри. – Один иди, болваны пусть на улице остаются... Иди, или я сам выйду.

Монах мрачно посмотрел на Шипилина, тот окрысился в ответ:

– Что стоишь? Давай! Делай свое дело! Зачем тебя только с нами прислали, под ногами путаешься, толку от тебя...

– Фонарь дайте.

Получив жестяную коробку, охотник на нечисть оглянулся. За забором уже пятнали дорогу желтыми пятнами зажженные керосиновые лампы. Храпели лошади, запряженные в черную карету с решетками на окнах. Животные лучше других ощущали, как рядом копится лютая злоба, готовая ударить по всему живому. Убрать бы всех подальше, да подождать, когда ребятишки с опытом из епархии подъедут. Одному голову в пасть тигру совать – сожрет.

– Долго еще тебя ждать? – Шипилин не удержался и еще раз выстрелил в провал окна. На удивление, в этот раз попал.

– Ты, благородие, лучше не зли его. У меня сил удержать не хватит. Еще пукалкой своей погремишь и весь район на кладбище отправится...

Не обращая внимание на шепот за спиной, Назар медленно пошел вперед, освещая себе дорогу под ногами. Лампочка была слабая, но хотя бы что-то можно разглядеть.

В доме остро пахло горелым порохом и кисло – кровью. Второй запах монаху совершенно не понравился. Он помнил, как лет двадцать тому назад одного колдуна в глуши подстрелили с большой дистанции. Посчитали, что так будет проще. Деревня, где на околице обосновался “черный”, вымерла буквально за минуту. Слишком много дряни копят в себе такие любители с чертовщиной поразвлекаться. Поэтому хоронить их надо правильно, соблюдая огромное количество разнообразных обрядов и правил. Простые “пиф-паф” в таких случаях не работают.

– Я иду один, без оружия, – предупредил мужчина, замерев у входа в комнату.

– Знаю. Заходи. Не трону...

Некромант сидел привалившись к стене и медленно гладил огромного зверя, уткнувшего морду ему в живот. На шкуре масляными кляксами чернели ручейки крови.

– Слушай меня, Назар. Внимательно слушай. Я домой вернулся, никого не обидел, слова плохого не сказал.Хотел дело наставника продолжить, как положено. Духовник у меня даже есть, всю подноготную знает и грехи отпустил. А вы, вместо того, чтобы шансом воспользоваться и город от дряни разной прикрыть, в расход решили пустить.

– Это Особый отдел.

– Конечно. Только ты весь в белом... Герасим где? Молчишь?.. Так вот. Один раз скажу, ты же запомнишь. Накрепко... Она точно ни в чем не виновата. Грудью нас от нежити прикрывала, куски посытнее отдавала, только бы солдатики не голодали. Вы же ее, как шавку подзаборную. Боевого товарища. Награжденного за доблесть... Поэтому ты, Назар, как меня увезут, отвечаешь головой. Место на кладбище выберешь хорошее, чтобы душе покойно было. Могилку справишь и надгробие поставишь...

– Кто же позволит зверя и с людьми хоронить рядом?

– Кто это непотребство допустил, тот и позволит. Потому что если не сделаешь, я с того света вернусь. Я из сырой земли выберусь, найду тебя и на форшмак пущу. Рвать буду, пока не сдохнешь. И, поверь, ты точно после такого никогда не упокоишься. Я об этом позабочусь... Все понял?

– Понял.

– К девочке моей у охотников вопросы есть?

– Нет вопросов.

– Тогда держи, – Сергий протянул револьвер. – Дураки вы все, прости господи. Если бы я в самом деле что злоумыслил, давно бы уже кишками харкали. Мне вас передавить – как тараканов, даже не замечу... Это живчику этому, Шипилину, висюльки нужны. Чины, звания, чтобы задницу лизали. Хотел бы за мирским гоняться, в Африке бы сидел. Место личного помощника военного губернатора предлагали, усадьбу в любом уголке Сахары и дикарей без счета для работы на полях.

Забрав оружие, Назар осведомился:

– Но ты все же вернулся. Хотя знал, что тебя ждет.

– Знал. И вернулся. Потому что долг у меня перед людьми. Дрянь ночную давить и нечисть разную упокаивать. Я – некромант. И мое место здесь, а не в чужих странах.

– Людей? А мы, что, не люди?

– Вы? Кто в рясах за подачками сверху выстроился? Нет, Назар. По делам выходит, что не люди. Накипь вы. Пена бесполезная... Поэтому не приходи больше. Я только с Герасимом разговаривать стану. Он – настоящий. А вы – скурвились...

Осторожно положив голову гиены на залитый кровью пол, Сергий медленно поднялся и вытер руки о рубаху.

– Иди, радуй опричничков. Сдаюсь. Пусть веселятся.

* * *
Выбравшись из коляски, урядник Козлов поправил форменную фуражку и подошел к редкому оцеплению. По росту нашел старший городового, жестом подозвал.

– Что за замятня случилась, Аристарх Гвидонович? В ночь-полночь всех взбаламутили, народ согнали. Даже из городского гарнизона служивых прислали, еще одну линию оцепления ставят.

– Плохо дело вышло, Федот Тихонович. Помните, я вас обрадовал, что пропащая душа нашлась. Макаров здесь дом снял, вроде как обживаться надумал. А вечером пришел человек с документами с Особого отдела и личными волкодавами. Прихватили охотника за нечистью, да в дом вломились. Обвинили пацана в гадостях невозможных, вплоть до покушения на государя-императора.

– Страсти какие!

– Ага. Собаку его пристрелили. Заставили сдаться. Как вышел, так старший из “семерки” ему все лицо сначала разбил, потом повалил и пинал. Я со стороны смотрел, думал, забьет насмерть, очень осерчал дознаватель. Как в карету Макарова потащили, он обернулся и монаху сказал: “Ты обещал”.

– Что обещал?

– Не знаю, больше ничего не слышал. Охотник револьвер отдал, который у парня забрал. И крестился всю дорогу, пока молодого мордовали. Крестился и за ладанку на шнурке держался. Потом мешковину взял, вынес зверя убитого и увез на телеге. Теперь в доме обыск идет. Хотя что там искать – пара горшков и кровать.

– Худо дело... Что соседей не разогнали? Улицу оцепили, а народ рядом крутится... И вещи зачем на улицу выбросили?

– Боятся внутри сидеть, опасаются, что жилище свое Макаров проклял... Я еще успел поспрашивать, вроде их в контрразведку повезли, второй корпус главного здания. Туда еще кого-то доставили. И епископат людей прислал. Думаю, будут заговор большой раскручивать. Не иначе.

Присмотревшись, урядник прикрыл глаза ладонью и прошептал:

– Вот с чего в столице таких идиотов на службе держат... Убирай людей, Аристарх Гвидонович, Христом-богом прошу. Пока мы здесь какой бунт не получили. Ты видишь, что они сапогами топчут? Это же форма добровольческая. Добровольцы в ней кровь проливали, а эти ее в грязь втаптывают.

Пока старший городовой подзывал помощников и начал оттеснять жидкую толпу, Козлов подошел к калитке и остановился после грубого окрика:

– Куда? Не положено!

– Я старший на этом участке.

– Хоть городской голова. Дело государственной важности, не положено!

– Вещи куда потом? Которые вы сейчас по всему двору в пыли валяете?

– Доказательства преступления. Все соберем и по описи сдадим.

– Так собери, дурная твоя голова! Или у тебя кочан капусты на плечах? Здесь по всему району пятнадцать похоронок после Африки. Ты подумал, что люди скажут, когда посмотрят на то, что творите?

Помрачнев, жандарм покосился на товарищей и упрямо повторил:

– Не мешайте, вашбродь. У меня свое начальство. Вам сюда – никак не положено.

– Это точно. Мне с вами с одного корыта не есть, у вас другое руководство... Солдатиков на оцепление поставили. Я подчиненных снимаю. Потому что участвовать в таком непотребстве никак не собираюсь. Сами отдувайтесь...


Рано утром Козлов уже сидел в приемной обер-полицмейстера. Дождавшись, когда руководство пригласит в кабинет, достал из папочки лист и положил на стол:

– Вот, ваше высокоблагородие, рапорт. О нарушениях, которые люди из седьмого делопроизводства у меня на участке учинили.

Начальник полиции Верхнего Новгорода покосился на бумагу, словно на дохлую крысу, потом шепотом поинтересовался:

– Урядник, ты ночью не спал совсем? Какой рапорт? Дело – по-ли-ти-чес-кое! Крамолу из Африки притащили к нам под бок, а ты жаловаться удумал? Специально человек из столицы приехал, до каждого столба уже домотался, фактики собирает и конца края этому не видно. А тут, ишь ты, с рапортом... Забери и чтобы я не видел.

Помрачнев, проситель убрал листок обратно в кожаную папку.

– Но нельзя же так, ваше высокоблагородие. Награды по земле валяются, форма солдатская. Мордовороты дом перетряхнули, мебель всю во дворе по щепочке разломали. По району уже шепотки пошли, что так с каждым добровольцем будет. Мы-то каким образом во все это вляпались?

– Значит, не нашего ума дело! – пристукнул по зеленому сукну кулаком Горянов. – Князю самому! Слышишь? Самому!.. Из столицы звонили, просили разобраться. Так что – без нас уже есть, кому присмотреть и поправить, если понадобится... Ты лучше, вот что. Напиши докладную, как себя этот бунтовщик проявил, когда у тебя в участке околачивался. Дожили, не углядели, в полиции жулики работали...

– Нормально он себя проявил, у меня замечаний не было.

Тяжело вздохнув, обер-полицмейстер подался вперед, опершись животом на край столешницы:

– Федот Тихонович, ты совсем дурак? На выход с волчьим билетом собрался?.. Значит, соседнее здание, подвал, кабинет три. Там этот орел сидит, коллежский асессор, чтоб его. Придешь, доложишь по форме. И напишешь, что прикажут. Потому что если на тебя рапорт подадут, мне придется отреагировать. И тогда никакая старая дружба не поможет... Все, ступай.

* * *
В подвалы контрразведки викарий приехал в гражданской одежде. Посчитал, что лишний раз официальным облачением мелькать перед прохожими не стоит. И так по дороге верный человек успел нашептать про слухи, ползущие по городу. И что нежить завелась у ашкенази. И что полицию согнали со всей губернии, погань вычищать. И что охотники церковные тварей побили без счета и увезли в университет для изучения. А еще, что после драки с зомби почти все добровольцы – укушенные и больные. На людей бросаются, надо бы их в больницу какую свезти, под замок. И держать, пока архиепископ лично с каждым не разберется.

– Где Назар?

– Внизу с утра.

– Хорошо. Жди меня здесь.

– Так, нельзя ведь. Полиция штраф выпишет.

– Если кто полезет, скажешь, чтобы штраф выписывали на имя личного посланника императора. Он нас позвал, ему и расходы нести.

Настроение у Демьяна было пренеприятнейшим. Смена власти на верхах прошла без сучка и задоринки. Один старец почил в бозе, второй власть принял крепкими руками. Проблема в том, что новый архиепископ себе на уме и наушников у него полна горница. Поэтому серый кардинал почувствовал, как бывшие возможности стали утекать сквозь пальцы. Новые люди улыбаются, слова плохого не услышишь. Но там куснут, здесь от миски подвинут. Еще чуть-чуть и даже охотников за мертвечиной отберут. Чем тогда заниматься?

Поэтому неожиданно всплывшая проблема с бунтовщиком заставила крепко задуматься. Капитон вцепится в это дело, даже гадать не нужно. Ему резонансное событие важно в самом начале карьеры, дабы шепотки в епископате придушить. Но вот, чем все на самом деле закончится? Надо сто раз перепроверить. Может быть, даже в сторону отойти, дать возможность хитромудрому архиепископу шишек лично набить. Тогда появится шанс снова возвыситься, разогнав идиотов, втравивших руководство в неприятности. Главное – узнать, что на самом деле происходит. А как это оформить – всегда потом придумать успеется.

Старшего охотника за нечистью викарий нашел в подвале. Фигура в черной рясе подпирала стену, флегматично перебирая четки.

– Не пускают?

– Перерыв у них. Наших уже выгнали, сами взялись.

– И что узнали?

– Узнали, что Герасим Тверской крепок в вере, молитвы знает назубок. Еще силен духом, вторые сутки то на дыбе, то под молотками, но он только смеется и повторяет, что исповедовался в Африке ротному священнику каждые выходные. И в Одессе по приезду в церковь успел зайти.

– Про зомби что рассказал?

– Будто солдатики штыками их погнали, как только колдунов прикончили. Про Макарова одно твердит – справный воин, с пластунами по пескам мотался, бандитов местных гонял без жалости.

– Это я уже слышал. Про потворство Тьме и прочие запретные вещи?

Вздохнув, Назар убрал четки, погладил бороду и задал встречный вопрос:

– Если я где в пиковые расклады попаду, меня так же сдашь? Горбуну ноги измочалили, ни одной целой кости не осталось... Нет в нем скверны, ни крошки. Я лично несколько раз проверил. И в парне тоже гадости не было.

– Сам же сказал, что он мог там всех в землю уложить.

– Мог. Но не стал... Кстати, малец в соседнем кабинете. Пока морду бьют и по почкам охаживают. Он вообще молчит, только кровью на сапоги плюется.

– И что? – рассердился Демьян. – Что ты кота за яйца тянешь?

– Я заходил, осмотрел его. Колдовщины нет, а тьма есть. Как у наставника его, у Зевеке. Такой бездонный колодец, куда выдранное из тварей складывают. И держат под замком, чтобы обратно не вырвалось.

– С чего ты решил, что покойный некромант ему учителем был? Он же затворником последнее время считался.

– Без понятия, кем он там считался и где числился. А у Макарова крест всеразрушающий на груди пульсирует. И такой знак ни ты, ни я поставить не можем. Это одному Зевеке было по силам... Даже больше скажу. Мне показалось, что пацан в силе Германа превзошел. Сам подумай, сколько за один раз любой из охотников может упокоить? Я – двоих сильных перекинувшихся, вряд ли больше. Фаима, до гибели в южном походе, четверых давила. Правда, потом день без сил валялась. Сергий же упокоил больше тысячи мертвяков. Может, кого и британцы прибили, когда их жрали, но я бы на тысячу душ поставил. Если не больше... И это все – теперь внутри парня. И я в эту бездну второй раз смотреть не стану.

– Да, не ожидал...

Прислонившись к стене рядом с помощником, викарий надолго задумался. Потом начал рассуждать вслух:

– Знаешь, как получается. Архиепископу император чуть ли не лично бороду драл, очень недоволен обнаруженной скверной. Не знаю, что там наверх напели и почему такое неодобрение, но гайки закручивают именно из столицы. И молодой этот дознаватель впереди собственного визга бежит, чувствует, какой результат от него хотят. На самом же деле выходит, будто мы двух ни в чем невиновных добровольцев по возвращении домой в пытошную на расправу. А за что? За то, что людей от второй Румынии спасли?

– Выходит, что так.

Нахмурив брови, Демьян наклонился поближе и еле слышно произнес:

– Тогда нас с тобой сдадут, как только истина вскроется. А она обязательно всплывет. По городу уже шепчутся, но волна только-только поднялась. Не удивлюсь, если княже с родней потом стрелочников на стороне подыщут. Мы же в этом случае подходим как нельзя лучше. И не доглядели, и не доложили... Поэтому вот что сделай. Пиши отчет. Детальный. Что ничего не нашел у обоих. Что оба невиновны в предъявленных обвинениях. Пусть измену жандармы раскручивают, а колдовства никакого за подозреваемыми не выявлено. Я подпишу, уберу в архив, чтобы никто не смог уничтожить при случае. И выписку сделаю, которую вместе с остальными бумагами наверх подам. Последние дни мои листочки не глядя в угол задвигают. Но при любой проверке – прикроемся.

– А с ними что делать?

– С ними?.. Забудь про них, Назар. Их уже списали. Если не по церковной линии, так по злоумышлению против императора в петлю сунут. Нет их больше, умерли... Кстати, что там за история с псом? И что за пес?

– Животину мальчишка из Африки привез. Германцы ее наградили за помощь в песках. Как собственного ребенка на руках нянчил... Жандармы при аресте пристрелили. Я похоронил на Петровском кладбище.

– Сдурел, что ли? Это же тварь иноземная, не человек!

– Некромант пообещал, что если не сделаю, то из могилы вылезет и устроит нам всем второе пришествие. Если бы не согласился, мы бы все там в избушке и закончились, что с погонами, что без. Поэтому я слово дал, слово сдержал. Моя совесть чиста.

– Это ты уже сам. Если кто наверху узнает, получишь на орехи... Все, пойду я к дознавателю, что-то он там хотел мне в бумагах показать. Ты домой езжай. Нечего здесь маячить. Что могли – сделали. Теперь – самим в сторонку, пусть архиепископ разгребает. Чувствую, ему еще аукнется.

– Как долго нас еще дергать будут?

– Неделю-две. Может месяц. Потом или медальки раздадут и показательную казнь устроят. Или удавят в камере по-тихому и закопают в яме. Но – без нас. Это теперь государственное дело. И специальный человек, который за это отвечает. Вот пусть и пыхтит.

Пачку показанных бумаг Демьян прочел внимательно, краем глаза посматривая на сидевшего напротив стола Макарова. На парне живого места не было. Но – двое держиморд в рубахах с закатанными рукавами взгромоздили бедолагу на табурет, не дают упасть. Дышит хрипло, безучастно уставившись на стену.

– Господин Шипилин, от меня что требуется?

– Подпись, что ознакомились.

– Прошу прощения, но я на допросах не присутствовал, поэтому подтвердить написанное не могу. Кроме того, я не обладаю должным саном, чтобы подобные документы визировать. Поэтому их или стоит направить в секретариат, или сообщить помощнику архиепископа Капитона и тот пришлет нужного человека.

Коллежский асессор удивился:

– А зачем вы тогда здесь?

– Потому что вот на этот запрос могу дать развернутый ответ. Дело это исключительно для гражданских властей. Никакой скверны или чернокнижья за подозреваемыми не обнаружено. Про это вот я тут приписку делаю... Ага. И роспись... И личную печать.

На лице молодого мужчины в золотистых погонах мелькнула тень недовольства:

– Вот это вы зря. За мерзавцем столько всего, что на несколько приговоров хватит.

– Не спорю, вам виднее. Но, повторю еще раз, со стороны церкви к нему вопросов нет. Поэтому не буду больше вам мешать, пойду. Удачи в изобличении преступника.

Откланявшись, Демьян поднялся из подвала, вдохнул свежий воздух и зашагал к ожидающей коляске. Устроившись на мягком сиденье, приказал:

– В храм.

Уже когда выкатили со двора мимо гулявшего у ворот жандарма, повернулся к сидящему рядом монаху:

– Дом осмотрел?

– Да, сразу на месте.

– Чисто?

– Абсолютно, никакой дряни. От парня такой жутью веяло, что любая нечисть бежит без оглядки до сих пор.

– Значит, чтобы больше там и не появлялся. Если кого затребуют – только с моего согласия. Отходим в сторону и не отсвечиваем. У Капитона наушники на каждом углу, советы раздают не переставая. Вот пусть с ними и попрыгает. А мы посмотрим.

* * *
В камеру Макарова заволокли, сам идти не мог. Бросили на холодный пол и ушли, громыхнув тяжелой дверью. До голой деревянной кровати парень дополз только через полчаса. Еще полчаса понадобилось, чтобы затащить измученное тело на доски.

Лежал, пытался абстрагироваться от боли. Оказывается, боль, как и всплески Тьмы, можно собирать в крохотные комочки, затем утрамбовывать вместе и складывать в специальном месте неподалеку от солнечного сплетения. Эдакое хранилище для всего, что накопилось или что позаимствовал из окружающего мира. Ошметки мертвых душ, мазнувшие походя проклятья, волны ненависти или холодное желание убивать. Это все собиралось, переплавлялось в чернильную кляксу, которая дремала внутри, ждала своего часа. Как использовать – хозяин решит. Или постепенно развеет положительными эмоциями, или может использовать как оружие. Выплеснуть часть собранного – и любая нежить рассыплется безвредным пеплом. Ударить по человеку – умрет в муках. Тьма – просто инструмент. Колдуны используют, чтобы черпать силу в чужих горестях. Некромант, чтобы давить колдунов и прочих оборотней.

Свернувшись калачиком, Сергий попытался подать жалкие крошки накопленной силы на прошитые внутри артефакторные плетения, больше похожие на запутанные паутинки. В Африке вечерами в одиночестве делал наброски на песке, вспоминая замысловатые чертежи наставника. Часть из необычных усиливающих и очищающих чар смог набросать гусиным перышком чернилами на коже. Потом представлял, как рисунок медленно погружается внутрь тела и оседает в том или ином органе. Эти закладки помогали меньше тратить бесценной влаги, повышали выносливость и давали дополнительную силу. Сейчас же получилось чуть восстановить отбитые потроха, остановить процессы некроза в разбитом организме. Нет, полностью излечиться не выйдет, для этого надо отдохнуть хотя бы месяц и питаться нормально. Но боль чуть отступила и дышать можно, не кривясь от трещин в ребрах.

В крохотное окошко у потолка долетел далекий звон колокольчика. Трамвайная линия проходит рядом с центральным полицейским департаментом. Ночь, тишина вокруг, вот и принесло ветром, отразив серебристые переливы от мрачных стен.

С трудом поднявшись, парень похромал к окну, придерживаясь за стену. Встал, упершись ладонями в холодные камни, поднял голову. Нет, ничего не видно. Просто изредка в камеру пытается прорваться ветерок, чтобы бросить внутрь редкие снежинки. Зима пришла. Жаль, что не увидит он ее. И блинов на масленицу не поест. Бывший подсобный рабочий для официального представителя власти – враг, которого надо уничтожить. Поэтому теперь только ждать, когда у них руки дойдут подмахнуть приговор и исполнить.

Бежать? А какой смысл? Он не для того вернулся, чтобы революцию устраивать. И побег – это десятки трупов. Не для того Зевеке его выбрал. Просто бывает момент, когда ты делаешь выбор, продолжая идти по трудной дороге. И не свернуть с нее – это одно из условий, которое определяет, кто ты: человек или зверь.

– Черный ворон...

Потрескавшиеся губы приоткрылись, в камере зазвучала еле слышно песня.

– Черный ворон... Что ты вьешься...

Голос медленно набирал силу, мужчина хрипло делал очередной вдох и продолжал...

– Что ты вье-е-ешься... Надо мной...

Ветерок крутнулся рядом с крохотным оконцем, подхватил слова и понес дальше.

– Ты добычи... Не дождешься...

Неожиданно из соседней камеры во двор долетел еще один голос, надрывный, преисполненный муки, но живой.

– Черный ворон, я не твой...

Герасим. Жив, друг. Сколько они еще на пару протянут – неизвестно. Но пока – как радостно слышать его. И вторить друг другу...

– Что ты когти... Распускаешь...

Услышав непонятный шум, надзиратель поднялся со стула и зашагал по коридору, помахивая короткой дубинкой. Подошел к железной двери, отодвинул крохотную дверцу.

– Полети в мою... Сторонку...

– Прекратить! – и для большего эффекта еще тяжелой палкой по двери, чтобы загудела. – Кому сказано!

Заключенный повернулся и тюремщик отшатнулся: глаза у молодого избитого парня были абсолютно черные. Как два бездонных провала в бездну, откуда выглянула сама Смерть. И в открытую дыру будто холодом дохнуло. Еще чуть-чуть – изморось пойдет белой сеткой по стенам. Захлопнув дверцу, пожилой мужчина в страхе шагнул назад, затем повернулся и почти бегом двинулся к столу. Скоро из уборной должен напарник подойти, надо у него спросить.

– Ты слышал, кого в девятую посадили?

– Нет. Только сказали, чтобы вдвоем заходили, в одиночку нельзя. И еще предупредили, что без церковника дверь не отпирать. Обязательно кто-нибудь из попов должен стоять рядом.

– И они его без присмотра бросили?!

– Тебе-то какое дело? Сколько у нас убийц и живодеров по казематам отмучалось? И с этими разберутся.

– Лучше бы ладанку какую дали или икону с собой. А то ляжем мы тут, пока там, – палец ткнул в потолок, – разбираться будут.

– Ну, нас и поставили смотреть. Чего всполошился?

– Знаешь, тебе надо, ты и смотри. Но я теперь и близко к девятой не подойду... Удумали, нечисть по подвалам пихать.

Вздохнув, второй надзиратель поднялся и побрел к камере.

– Вечно тебе что-то мерещится. То паук какой-то странный в углу устроился. То крыса здоровая пробежала. Ты меня так заикой скоро сделаешь.

Скрипнула дверца. Через несколько секунд медленно закрылась и необычно молчаливый напарник подошел к столу.

– Ты прав... Утром в церковь сходим. И без попа больше дежурить не станем. У нас – семьи.

Ветер зацепил оставшиеся слова и утащил в вышину, поднял над домами, рассыпал по черным крышам, на которые медленно начал падать снег:

– Черный ворон, весь я твой...

Глава 14

Дорогу домой Сашенька Найсакина запомнила плохо. Ей вообще показалось, что она закрыла глаза в одном мире и открыла в другом.

Сначала смешливый шофер вез на грузовике до Бенгази. На улице пекло солнце, а в кабине было вполне терпимо, хотя и душновато. Как объяснил бывший фельдфебель, у господина губернатора остались работать двое головастых русских, кто умудрился придумать интересную охлаждающую штуку. Спрос на их поделки – запредельный, но волевым решением властей большую часть скупают и устанавливают на местный транспорт.

– Я вообще считаю, фройляйн, что мы вас недооцениваем. Подумайте сами. Лучшие инженеры – немцы, с этим не поспоришь. Этот грузовик – собран у нас дома и через море привезен в Сахару. Но вот если нужно что-то выдающееся, что никакой нормальный человек представить себе даже в кошмарном сне не может – это уже к вам. Раз – и я больше не должен жариться в духовке. На крыше кабины можно жарить яичницу, а я катаюсь в мундире отставника. Чем не чудо?.. Или когда мы в холмах давили мертвых. В рукопашную ходили, от томми отбивались. Кто тогда пошел первым ночью резать колдунов? Ваши, русские. Ругались страшно, даже без перевода понятно было. Но пошли, дали всем прокашляться и мы дочистили остатки... Да что далеко ходить. Наверное, вы меня не помните...

– Помню. Имени вашего не знаю, простите. У вас было два пулевых в левый бок.

– Вот! Парни смогли только перевязать, а вы меня с того света вытащили... Кстати, меня Ульрих зовут. Довезу в лучшем виде. Если что-то надо – только намекните, я в порту всех знаю. Любую контрабанду для вас организуем и лучшее место на борту пробьем.

Потом был Бенгази, с неожиданно многолюдными улицами и суетой. Сашенька пробыла в гостинице сутки, после чего ее пригласили в первый класс парохода на Одессу. Действительно знавший всех и вся в городе Ульрих привел к ней в номер миловидную даму, которая сокрушалась, что не сможет пошить заказанное платье и придется подогнать готовое. Выбрав светло-голубое с белым отложным воротником, девушка попыталась узнать цену, на что немец заявил, что об этом и речи быть не может. И что его дома в Тазили закопают, если он позволит лучшему доктору Африки открыть кошелек.

Во время плавания на людях Сашенька бывала, только когда выходила в кают-компанию для завтрака, обеда или ужина. В остальное время или дремала в каюте, наслаждаясь неожиданно свалившимся бездельем, или стояла на носу, разглядывая редкие облака над головой. В первую прогулку рядом попытался пристроиться офицер с горстью новеньких медалей на груди и желанием скрасить одиночество. От него удалось отделаться единственной фразой:

– Прошу прощения, ваше благородие, но меня только неделю как выписали из чумного барака. Не хотелось бы вас заразить.

До Одессы ее больше не беспокоили и даже за столик никто не рисковал подсесть.

Скорый Московский Первый запомнился говорливой дамой с двумя внуками. В кассе долго сокрушались, что не было возможности госпоже продать отдельную каюту и придется делить досуг с попутчицей. Но Сашеньке понравилось. Она смеялась незатейливым шуткам, помогала раскрасить картинку младшему непоседе и даже пыталась музицировать со вторым, старшим. Когда расставались на перроне вокзала, пожелала всего наилучшего и направилась к городовому. Попросила совета, какая гостиница неподалеку лучше всего подойдет одинокой путешественнице. Два дня гуляла по купеческому городу, разглядывала новинки в огромных витринах. Купила шубку, теплые сапожки и пушистую шапку. В Имперском банке попросила проверить, активен ли ее счет, после чего положила туда толстую стопку золотых марок, полученных в благодарность за отличную работу в госпитале и тоненькую пачку рублевых ассигнаций.

Еще одна ночь в поезде – и вот родной дом. Солнышко изредка показывается из-за мохнатых облаков, холодный ветер морозит щеки. Ноябрь, но до сих пор по газонам пожелтевшая трава и хрупкий ледок на редких лужах. Зима только собирается с силами, дает возможность каждому хорошенько подготовиться. Готова ли Сашенька? К темным ночам, сугробам и взрослой жизни, в которую так неожиданно шагнула?

Решительно вздохнув, девушка нажала пальчиком толстую кнопку звонка. Она – дома. Она – вернулась.

* * *
Два дня на младшую дочь Найсакины не могли налюбоваться. Суетились, старались предугадать любое желание. Во второй вечер мама’ не утерпела и вошла в ванную, “проверить, достаточно ли пены”.

Девушка как раз задумчиво сооружала белоснежную башню. Посмотрела на мать и грустно улыбнулась:

– Я уже не ребенок, мама’. Мне шестнадцать, до дня рождения рукой подать.

– Если бы! Май месяц – еще полгода ждать!

– Хорошо... Если ты пытаешься высмотреть на мне шрамы, то зря. Я всю службу провела в тылу, лечила порезы и ушибы. Когда в песках разогнали дикарей и немцы поставили госпиталь, ассистировала двум отличным хирургам.

– Но у тебя в комнате...

– У меня в комнате на полке бархатная подушечка. На ней две награды от господина военного губернатора. Такие награды – у всех, кто помогал его роте и позже батальону наводить порядок в Сахаре. Мама’, со мной все в порядке. Я съездила на практику, где были бытовые проблемы и больше досаждала постоянная жара днем и холод ночью... У тех, кто воевал, наградное оружие. А у меня официальная лицензия врачевателя первой степени, которую подтвердили в штабе добровольческого корпуса. С ней я заеду в университет и узнаю, можно ли засчитать первое полугодие, чтобы с января начать учиться. И Рейх оплатил мне место в любом университете. Всю учебу, целиком... Не надо расстраиваться. Да, я совершила огромную глупость, посмев поехать в одиночку, не получив вашего разрешения. Но все закончилось. И закончилось хорошо.

Нина Августовна подошла к ванне, встала на колени, обняла дочь, прижав ее голову к груди:

– Мы так волновались, Сашенька... Ты не представляешь.

Девушка всхлипнула:

– У папа’ виски седые. И постарел сильно за эти полгода... Я так виновата...

– Все хорошо, моя маленькая, все хорошо... Ты дома...

Вчера вечером сестра зашла пожелать спокойной ночи. Покрутилась по комнате, задумчиво разглядывая образцовый порядок вокруг, потом не утерпела, села на край кровати:

– Ты слишком изменилась, малая. Иногда я смотрю на тебя и не узнаю. Как-будто чужой человек рядом.

– Это все еще я. И будешь дразниться, оттаскаю за косы, как в детстве.

– Полгода назад я бы тебе наподдала за такую угрозу. Сейчас опасаюсь... Кстати, ты все еще прячешь револьвер в сумочку?

– Мне с ним спокойнее. Дай привыкнуть к нормальной жизни.

– Разумеется. Но он же крохотный! Чем поможет, если попадется какой-нибудь здоровяк?

– Если хочешь, я куплю тебе похожий и научу пользоваться. А когда с пяти шагов попадаешь в лоб, то размеры грабителя не важны. Он – покойник...

Поправив подушку, Сашенька достала маленький револьвер с потертыми накладками на рукояти. Покрутила в руках, спрятала обратно. Сестра внимательно посмотрела на то, как младшая Найсакина уверенно управляется с “игрушкой” и не стала развивать тему.

– Кстати, ты видела именное приглашение на княжеский бал? В обед передали!

– Да, я на полочку положила.

– Сам император лично будет вручать награды!.. Я так рада за тебя... Там еще листок, куда можно вписать сопровождающих. Надеюсь, меня с родителями не забудешь?

– Я вообще не хотела идти, Элен.

Подхватив маленькую подушку, специалист в управлении эфирными эманациями шутя замахнулась:

– Как дам больно! Ты же знаешь, что я терпеть не могу, когда так называют.

– Хорошо... Елена Николаевна, так лучше?.. Так вот, я не хотела идти. Но за ужином посмотрела на мама’ и папа’, они так рады. Они так гордятся... Придется выбирать платье, готовиться к церемонии.

Вскочив, старшая сестра подошла к полке, погладила железный крест с крохотной короной на верхнем луче.

– Красивый... Родители не особо внимание обратили, а я сходила в библиотеку, почитала. За выдающиеся заслуги и беспримерное мужество. Сидя в тылу такой не получишь. Как и медаль за “медицинское превозмогание”. Немцы в этом отношении очень щепетильны. – Обернувшись, Елена нахмурилась и спросила: – Там в самом деле было все так плохо и страшно, как писали газеты?

Сашенька села в кровати, охватила руками колени. Долго молчала, потом неохотно ответила:

– Если ты кому-нибудь это расскажешь, даже духовнику, я серьезно обижусь...

– Ты в самом деле выросла, Александра... Буквально за полгода... Даю слово. И ты знаешь, я не болтливая.

– Знаю... Ты говоришь – когда было страшно?.. Страшно, когда солдат падает на тебя, закрывая от шрапнели. Вокруг осколки вышибают пыль и песок из стен, а ты думаешь – он же тяжелый, как я с себя смогу его столкнуть, если умрет?.. И потом безумно стыдно за эти мысли... А еще обидно, когда ты сутки через немогу вытаскивала с другого света раненых, их уложили в щель рядом с госпитальной палаткой, а туда во время последней атаки прилетел снаряд. Руки, ноги, потроха – все вперемешку. И вся твоя работа насмарку... И людей не вернуть, как ни старайся...

Повернувшись к застывшей сестре, девушка тихо закончила:

– От двух сотен осталось чуть больше семидесяти. Нас в холмах мешали артиллерией и давили картечницами двое суток. Я не знаю, сколько раз парни ходили врукопашную, когда наемники с дикарями прорывались к окопам. Я просто пыталась спасать жизни... Немцы шутили, что надо умереть побыстрее, или придется мучаться в котлах, когда выживших станут варить на праздничный ужин... И гранату подарили, чтобы подорвать себя, когда нас сомнут. Ведь с другой стороны скопилось несколько тысяч головорезов... А потом добровольцы взяли в руки тесаки и винтовки с примкнутыми штыками и ушли в ночь. Чтобы остановить мертвых... Мне снились кошмары до того момента, как я села на пароход. Только там, глядя на бесконечную воду вокруг, поняла – все закончилось. А трясти перестало здесь, дома... Я больше не боюсь, Елена. Ни сверчков на кухне. Ни мальчишек, кто пытался спихнуть в лужу. Ни стариков в фабричной больнице, от которых пахнет грязным телом, кто ругается через слово и кого надо везти на процедуры... Я больше ничего не боюсь. Я знаю, что могу и что выше моих сил. И чем буду заниматься. Потому что очень многие заплатили жизнью за мое будущее.

* * *
Одиннадцать утра. На улице легкий морозец и пушистый снег. Совсем чуть-чуть, с вершок, не больше. Солнышко яркое, настроение отличное. Аккуратно спустившись по ступенькам, Сашенька пошла по расчищенной дорожке к ажурным воротам на улицу. Хотелось пройтись, подышать свежим воздухом. Поздоровавшись с дворником, девушка только шагнула на широкие тротуарные плиты, как буквально из под земли перед ней возник худой мужчина в распахнутом пальто и серой шляпе набекрень:

– “Вечерние вести”, госпожа Найсакина! Скажите, вы можете рассказать, как воевали в Африке? И правда, что ученик некроманта поднял нежить по ошибке и твари сожрали половину добровольческих войск?

– Вы совсем сдурели? – опешила от неожиданности Сашенька.

– Как можно! У меня самые лучшие источники в детинце! Позавчера колдун устроил бойню в пригородах, в еврейском конце. До сих пор все оцеплено! Дом штурмовали, зверь загрыз несколько человек, пришлось пристрелить!.. Ваши комментарии? Это чудовище и к вам приставало? Говорят, на корабле его держали в трюме, заперев от остальных!

Позади чуть скрипнул снег. Оглянувшись, одаренная попросила дворника:

– Ларион, этот странный человек оскорбляет меня и солдат, кто погиб во имя государя. Можешь ему объяснить, что он не прав?

– С превеликим удовольствием, – аккуратно пристроив трубочку-носогрейку на специально прибитую к столбу полочку, одетый в зипун старик размахнулся и дал журналисту в ухо. Любитель сенсаций рухнул на спину, завозил ногами. Потом с трудом сел, попытался свести глаза в кучу.

– Я буду жаловаться... Кхе, кхе... Обязательно... Безобразие... В Африке не пойми с кем по окопам валялась, а теперь тут...

– Ларион, данный субъект не понял. Добавь ему еще раз и вызови городового. Я подам официальную жалобу, чтобы кое-кто понял, как надо относиться к порядочной девушке и с кем лучше держать поганый язык на привязи.

Подняв журналиста, словно поломанную куклу, дворник еще раз от души приложил в живот, затем добавил с левой руки в другое ухо. Для симметрии. Тело рухнуло, словно срубленная сосна под умелым топором дровосека. Перевернув субчика, старик добыл из кармана огрызок толстой веревки, ловко связал руки за спиной и с гордостью достал из-за пазухи большой желтый свисток. Над улицей полетела звонка трель.

Когда к воротам подкатил вызванный жандармом экипаж, старшая сестра выбралась на улицу и подошла полюбоваться бесплатным представлением. Родители с утра в городе: мама’ поехала в салон к подругам, в очередной раз хвастать вернувшейся из Африки дочерью, папа’ отбыл в присутствие. И вот – на тебе, очередное приключение.

– И запишите, пожалуйста, ваше благородие. Я подаю официальную жалобу на этого господина за оскорбление чести и достоинства как меня, члена добровольческого корпуса, так и Его Величества Императора. В присутствии свидетелей.

– Не извольте беспокоиться, барышня, все сделаю, как положено. Совсем писаки обнаглели, кляузы на горожан так и строчат... Правда, дело такое. Если судья спросит у негодяя, готов ли он признать обвинения по гражданской статье, то запросто штрафом отделается. Заплатит под тысячу рублей, люди из Особого отдела опросят и могут к вам зайти еще. Но – без начала делопроизводства. А вот ежели отпираться станет, тогда уже по полной раскрутят. И там запросто может и на каторгу загреметь.

– Ничего. Если надо – я никуда уезжать из Новгорода не собираюсь. В любой момент в суд приду и дам показания.

Журналист смотрел с тоской сквозь зарешеченное окошко кареты на улицу. Похоже, он точно не ожидал, что погоня за очередным жареным фактом окончится столь печально. И вряд ли газета станет покрывать будущий штраф.

Шагнув поближе, Сашенька постучала по решетке пальчиком в перчатке и неожиданно для себя зло добавила:

– Хоть слово еще поганое про меня пропечатаешь или просто вякнешь, пристрелю как бешеную собаку. И рука не дрогнет...

Дождавшись, когда задержанного увезут, Елена раскланялась с довольным жизнью городовым и спросила у младшенькой:

– Что хоть этот дурак ляпнул?

– Сказал, что я ноги в окопах для других раздвигала. Дер-мист-кель...

– Даже знать не хочу, кто тебя обучал немецкому разговорному. Но, придется признать, это первая ласточка. Наверняка уродов еще много будет, кто думает подобным образом.

– Пусть только посмеют. Я даже до суда доводить не стану. Пуля в голову. Любой суд меня оправдает.

– Это сколько же стрелять потребуется?

– Сто патронов стоят полтора рубля, я в магазине смотрела. Готова выделить десятку на это. Боюсь, мерзавцы закончатся быстрее, чем я потрачу первую сотню... Лучше скажи, у нас коляска на ходу? Снега чуть-чуть, должна по городу пройти.

– Далеко собралась?

– Хочу кое-что проверить. Не зря же писака прибежал...

* * *
Нужный адрес удалось найти сразу же – спросить спешащую по делам женщину и проехать “второй угол направо, там до конца и опять направо к реке, но все равно не пустят”.

Не пустили, это факт. На морозце притоптывал сапогами солдат с винтовкой за плечами, еще один выхаживал у поставленного поперек дороги заграждения – раскрашенной в черно-белые полосы доски на подставках.

– Барышня, вам туда нельзя.

– День добрый, – выбралась из коляски Сашенька, подошла поближе. – У меня там знакомый живет, кто нашу роту в Африке от смерти спас. Не подскажете, что с ним случилось? Сергий Макаров, рядовой добровольческого корпуса.

– Это который зверя держал? Так арестовали его... И вам бы идти домой, барышня. Как бы чего не случилось.

– Арестовали? – похоже, писака не врал. – А не подскажете, с кем из руководства поговорить можно? Я очень хорошо Сергия знала, явно какая-то ошибка.

Вздохнув, мужчина в долгополой шинели поудобнее пристроил винтовку за спиной, потом осторожно оглянулся:

– Там сейчас жандарм из Особого отдела и начальство его... Но разговаривать с вами не будет. С утра на всех лается.

У Шипилина день в самом деле не задался с утра. Начальство требовало результаты, подозреваемый молчал и после очередной “беседы” его так и не смогли привести в чувство, уволокли обратно в камеру. Мастера развязывать языки потребовали сделать перерыв и с монахом, тот еле дышал. Повторный обыск в пустом домишке ничего не дал. В банке, куда заехал после изучения доклада шпиков, развернули с порога. Предъявленные полномочия управляющего никак не впечатлили. Официальный запрос, заверенный князем, тогда будем разговаривать. В остальном – читайте уложения о банковской тайне и правилах разглашения частной информации.

Поэтому непонятную возню вдали на улице коллежский асессор воспринял как знак свыше. Ему надо было совсем чуть-чуть, чтобы дожать дело и отдать выше по инстанции. Самую малость, какую-нибудь зацепку. Не просто слухи и сплетни, аккуратно вписанные в протоколы допросов, а свидетели. Любой, кто готов лично поручиться, что бывший шабашник в самом деле собирался применить темные заклятья против императорской семьи.

Быстрым шагом добравшись до рогатки, мужчина тут же пошел в атаку на хрупкую фигурку в пушистой шубке:

– Что здесь, а? Кто такая? Что нужно?

– Я хотела узнать, по какому обвинению арестован господин Макаров.

– По какому праву интересуетесь? – Шипилин ощутил охотничий азарт. Вот, похоже еще одна ниточка нашлась! Теперь держать покрепче и весь клубок до конца размотается!

– Это не ваше дело, – нахмурила брови Сашенька. За дни, проведенные в госпитале, она успела понять, что в самом деле чего-то стоит и не должна спускать грубиянам, коль такие вздумают на нее рот открыть.

Усмехнувшись, жандарм в приталенной шинели заявил, пренебрежительно разглядывая незнакомку:

– Это как раз мое дело. Я расследую государственную измену.

– Оно и видно, как вы расследуете. Героя войны арестовали.

– Так. Ваше имя? Кто такая? Откуда взялась?

Найсакина ощутила, как внутри начинает нарастать раздражение. Так с ней даже штабные не смели разговаривать:

– Вы забываетесь... Немедленно представьтесь.

– Слушай, ты... Я и тебя сейчас арестую, имею полное право!

– Знаете что, сударь. Вы невежа и хам. Вы позорите честь мундира! – на шум стали выглядывать жители, стараясь не выходить за невысокие заборчики. – Кто вы вообще такой? Как ваша фамилия и кто командир? Я буду на вас жалобу писать.

Поняв, что словами ничего не решить, Шипилин схватил девушку за левую руку:

– Я тебе сейчас покажу, бунтовщица! Сейчас ты у меня узнаешь, как...

Дальше Сашенька действовала, как ей говорили и показывали штурмовики. Считали своим долгом объяснить хрупкой лекарке, как надо поступать в случае неприятностей. Видавшие жизнь мужчины относились к своей спасительнице, словно к дочери. А в городах одинокой женщине надо уметь постоять за себя.

Сумочка висела на левой руке, которую словно в тисках зажали. Больно и точно синяки останутся. Но вырывать ее – зря время терять. Поэтому Сашенька аккуратно достала из приоткрытого кармашка револьвер и выстрелила в ближайшее колено нападающего. Звук был не очень громкий, словно толстую ветку сломали. И почти сразу же асессор повалился на бок, зажимая ногу. Никогда не получавший до этого ранений карьерист и протеже многочисленных влиятельных родственников с ужасом смотрел, как намокает кровью штанина и сипло повторял:

– Она в меня стреляла, господа! Она в меня...

Шагнув вперед, девушка подняла револьвер и скопировала интонации фельдфебеля Дирка, который иногда устраивал разнос нерадивым подчиненным:

– Имя! Звание! Кто командир, крыса ты тыловая?!

Услышав нужное, убрала оружие на место и повернулась к подбежавшему жандарму:

– Мерзавца перевязать. Сдать в военную комендатуру за нападение на доктора добровольческого корпуса. Предоставить мне сопровождающего. Я еду к графу Салтыкову, буду подавать жалобу. После того, как меня и раненого отправите, снять с жителей показания. Не вздумайте потерять бумаги, они будут использованы в суде.

Оба солдата стояли по стойке смирно и поедали глазами рассерженную валькирию. Похоже, представители Особого отдела обгадились и теперь им придется серьезно попотеть, объясняясь перед грознымначальством.

Повернувшись к хнычущему хлыщу, Сашенька мстительно добавила:

– Я это просто так не оставлю. И тебе, позор жандармерии, повторю. Поднять руку на одаренную, этого не простят. И хотя я могу тебя пристрелить здесь и сейчас за подобное, но не стану этого делать. Я добьюсь, чтобы тебя повесили. Прилюдно. На главной площади...

* * *
Вечером первой дочь встретила Нина Августовна. В прихожей остро пахло мятными каплями, отец стоял в проходе в гостиную и сжимал в руках сложенную газету.

– Александра, золотце! Я ничего не понимаю... Звонил Фрол Карлович, извинялся. Говорит, газетчиков хорошенько пропесочили, но два вечерних листка все же успели тиснуть статейки... Как это можно! Благородной девушке ввязаться в перестрелку в центре города! Соседи наверняка уже шепчутся!.. Мало того, ты ведь не от хулигана какого-то отбивалась, ты в жандарма палила!.. Что мы будем делать, когда за тобой придут?

– Не придут, – мрачно ответила Сашенька, сбрасывая шубку на руки горничной. – Я только что из детинца. С графом Салтыковым ездили к личному секретарю князя. Два часа обсуждали, что на самом деле произошло и кто во всем виноват... Мне прямо сказали, что если бы я пристрелила мерзавца на улице, меня бы только пожурили. Нападать на одаренную, превышать выданные полномочия – это публичная пощечина Мстиславу Святославичу. Но я только всадила пулю в колено. Поэтому дело замнут, пострадавшего отправят обратно, мне высказали устное порицание.

– У князя? Порицание?.. Твое имя в газетах, последний босяк в городе станет тыкать в нашу сторону пальцем... Боюсь, тебе придется побыть дома какое-то время. Пока все не успокоится.

Сашенька долго смотрела на мать, затем повернулась к отцу:

– Что изменилось у нас в городе, папа’, за время моего отсутствия? Человека, который спас сотни и тысячи – хватают и бросают в кутузку по надуманному обвинению. Его ручного зверя, который нас защищал, убивают, потому что он попытался закрыть грудью хозяина. Меня лапали, как последнюю шлюху на глазах у прохожих, обвиняли во всех смертных грехах и собирались избить прямо там, на мостовой... Я вынуждена была защищать честь и достоинство, а вы рассуждаете, как я посмела наказать ублюдка?..

Нина Августовна смутилась. Попыталась улыбнуться, хотя губы дрожали:

– Знаешь, мы вполне сможем обсудить это позже. После ужина.

– Спасибо, я не голодна. Меня с лихвой накормили лживыми речами и пустыми обещаниями в княжеской приемной... Я пойду к себе. Мне надо понять, осталось ли здесь, в Великом Новгороде, место для меня. Или мне лучше вернуться в Сахару. Там мне обещали построить личную клинику и нанять лучший персонал. И не принимали за глупую девочку, которой выговаривают за чужие проступки. Прошу меня простить.

Медленно поднявшись по лестнице, Сашенька дождалась, когда стоящая наверху сестра уступит дорогу, и прошла в комнату. Тихо закрылась дверь. В доме наступила звенящая тишина.

Николай Павлович подал жене стакан с холодной водой, чтобы запить лекарство.

– Как же так, Николя? Я ведь ничего такого не хотела... Наша дочь превратилась в неуправляемого монстра!

Встав рядом, Елена погладила мать по голове и с легкой горечью в голосе ответила вместо отца:

– Наверное, вы просто не заметили, что наша егоза выросла. За полгода... Я сама не могу это принять с легкостью, но это так. У нее официальные бумаги на врачебную практику. У нашей Сашеньки, которая еще даже в университет не поступила!.. У нее рекомендации германских хирургов, с которыми она работала. И не только за ассистенцию, но и за лично проведенные операции. Ей присвоили звание зауряд-прапорщика и подтвердили, что на ее счету десятки спасенных жизней... И крест за доблесть, врученный губернатором южной Сахары по личному приказу Кайзера... А мы все пытаемся с ней разговаривать, как с малолетним ребенком.

* * *
Заведующий седьмым делопроизводством отчитывался перед императором по результатам следствия. Рискуя заработать косоглазие изредка посматривал налево, где на большом кресле устроился брат Ивана, Николай.

– По всем обнаруженным фактам, Ваше Императорское Величество, следует... Смутьян. Вольнодумец. Сопротивлялся при аресте, пришлось применить силу. На допросах не сотрудничает, как и монах, которому задурил голову в Африке.

– Это я уже прочел. Что там с Тьмой и колдовством?

– Мертвецов в пустыне не поднимал, это местные отличились. Шел в последних рядах, когда уже все закончилось. Есть пометки следователя, что преступник трусоват и глуп. Но никакой скверны епископат в обоих не обнаружил. Вот копия телеграммы, подписанная архиепископом Капитоном. Подтверждает, что дело исключительно политическое и никоим образом с церковью не связано.

– Это я тоже читал, – недовольно дернул щекой Иван Второй. – Не нужно мне мешанину фактов озвучивать. Ваше заключение какое? Как начальника департамента? Ваш ставленник во второй столице умудрился пулю поймать.

– Со стрельбой бы надо разобраться, Ваше Императорское Величество. Если горожане в жандармов начнут...

– Выводы! Выводы какие по делу?

– Виновны! Учитывая общую опасность задержанных, предлагаю не присуждать каторгу, а выбрать мерой наказания виселицу. И привести приговор в исполнение.

– Понятно...

Аккуратно закрыв папку, император поднялся, положил ее на стол и задал еще один вопрос:

– Я запросил по своим каналам, банкиры подтвердили, что мальчишка получил наследство Зевеке. На эти деньги дом снял, кстати. Если они, согласно вашим документам, никогда лично не встречались. Если подозреваемый в доме у старика не появлялся, бродяжничал и затем подрабатывал на стройке. Спрашивается, то с чего бы вдруг назвался учеником некроманта?

– Скорее всего, он выполнял какие-нибудь поручения советника в отставке, Ваше Императорское Величество. Затем обокрал и ждал момента, чтобы воспользоваться случаем и получить доступ к бумагам покойного... Я бы поправил рапорт коллежского асессора Шипилина. Задержанный не так и глуп, раз смог втереться в доверие к полицейским, учился там на бухгалтера. Но потом натура взяла свое, поскандалил и уехал на фронт. Вполне возможно, что стащил что-то перед этим и так подался в бега. Босяк. К сожалению, в банке нам отказались предоставить полную информацию о том, что именно преступник заполучил из хранилища.

– Понятно... Действительно, очень интересный молодой человек. Хитрый, изворотливый, в меру практичный. Попался буквально случайно... Все, можете быть свободны. Доклад оставьте здесь, я еще на досуге полистаю.

Пока Иван стоял мрачной статуей у окна, брат лениво перебирал бумаги в другой папке. Поняв по напряженной спине, что император совершенно не в духе, флегматично высказался:

– Руководство “семеркой” придется менять. Может быть, вообще всю верхушку перетасовать. Они не пытаются найти ответы на вопросы, а подгоняют ответы под наши пожелания. Абсолютно непрофессионально.

– О чем ты?

– Дело сверстано белыми нитками. Протоколы допросов как под копирку. Никаких серьезных зацепок, все со слухов и сплетен, собранных в городе. Да, был такой. Работал. Ни в чем особо не замечен, числился благонадежным. На него даже в участке урядник рекомендацию написал для поступления в университет.

– Урядник? А вот это ты видел? – император выдернул из кипы листков нужный и помахал в воздухе. – Опрос Козлова Федота Тихоновича, пятидесяти восьми лет. С его слов записано верно. И тут ничего про благонадежность нет.

– Кто был дознавателем? Все тот же Шипилин? И что же там было во время беседы, что урядник уже какой день дома с мигренью лежит и на службе не появляется?.. Знаешь, я бы подождал с казнью. Или послал пока на каторгу бедолаг, пока во всех деталях разберемся.

– Нельзя их на каторгу. Церковники в голос взвоют. Они хоть и не признали в парочке колдунов, но очень их опасаются... Но я тебя не просто так пригласил, Николай. Что там у тебя за бумажки такие интересные? И откуда ты про мигрень узнал?

Усмехнувшись, младший брат самодержца встал с другой стороны стола и начал рассказывать о собранном пасьянсе.

– Откуда я мог узнать? Потому что не складываю все яйца в одну корзину. И когда ты попросил потрясти контрразведку на тему нежити, то выдернул человечка, который уже в этом деле мелькал. Деев, Михаил Дорофеевич. Мой лучший бульдог. Именно он с убитым липовым купцом в Великом Новгороде разбирался. И вот этот уважаемый господин нарыл мне чуть-чуть фактиков. После которых красивый пазл из седьмого делопроизводства совершенно не складывается. Давай смотреть.

Указательный палец уперся в первый листок:

– Значит, трусоват, так? В задних рядах зомби гонял, вперед не лез? Кто тогда с монахом ночью атаку возглавил? В штабных документах про это умолчали. Потом уже с побережья друзей и знакомых в пески выпнули, чтобы наградить за храбрость. Но что было на самом деле – в Бенгази молчат. А демобилизованные добровольцы по всей стране разъехались, их еще найти и опросить нужно. Кстати, первое представление на “георгиев” под сукно ушло. Новые наградные подписаны только на офицеров. Как так?.. Ладно, пусть на месте виднее. Но германцы кресты выдали каждому, кто после бойни выжил. И я не про штурмовиков говорю, а про остатки роты капитана Седецкого. Чей первый рапорт заволокитили по итогам.

Второй лист.

– Почему архиепископ так торопится с казнью? Какие мутные дела пытается под ковер замести? Чем так провинился монах, что его несколько дней калечили и выбивали признание вины? Ведь во всех докладах именно он считается ключевой фигурой, разрушившей колдовство. Можно сказать – спас всех от чудовищной беды. Египет бы мертвяки снесли, не заметив, затем хлынули дальше. Но – виновен. Не получится ли так, что схватили не разобравшись, а теперь в огульном обвинении признаться не хотят?

Третий лист.

– Что за история с ученичеством у некроманта? Парень утверждает, что Зевеке был его наставником. Хотя, якобы, лично не встречались. Но вот копия доклада, которая буквально утром пришла. Деев сунул нос в архивы епископата. И там лежит очень интересный документ. В котором указано, что глава охотников за нечистью опознал некромантский крест на груди Макарова. И этот знак мог оставить только Зевеке... Вот и выходит, что “семерка” нам подала туфту, прости за столь площадный стиль, братец. Выгораживают они своего ставленника, слишком там много полезных родственников оказалось. А по телефункену я с Мстиславом общался, ты занят был. И княже мне очень доходчиво и в матерных красках объяснил, что если мерзавец из Особого отдела еще хотя бы час во второй столице останется, он лично его пристрелит. Потому что напасть на одаренную, называть ее ротной шлюхой и лапать – это совершенно не походит на проведение расследования о государственной измене. И княже сильно сожалеет, что госпожа Найсакина всадила пулю в колено, а не в лоб.

Добавив новые листы к остальным, Иван закрыл папку и устало спросил:

– Понял, что дело темное. Где там твой “бульдог” сейчас?

– На север поехал, к староверам. Трое местных у Макарова вместо телохранителей были, судя по рассказам. Вот их и надо аккуратно расспросить. Узнать всю подноготную. И потом уже от этого плясать.

– Хорошо. Тогда – берем паузу на месяц-другой. Можно еще телеграммы отбить по всем добровольцам, кто из роты по домам вернулся. Пусть характеристику на парня запросят. Если в окопах с кем полгода под обстрелом сидишь, много интересного узнать можешь. Соберем все вместе, там будет видно. Кстати, можно будет и девушку эту разговорить, она тоже на бал приглашена. Вручим “георгия”, потом в кулуарах побеседуем.

Повернувшись, Николай отправился на выход из кабинета, но притормозил, услышав сказанное в спину:

– И не думай, что сможешь спрятаться за делами. Ты тоже в свите. Дело государственной важности, будем победителей чествовать. Не одному Вильгельму ордена вручать. Так что готовься, через неделю в гости к Мстиславу Святославичу поедем, вместо подстреленного.

Глава 15

В кулуарах шептались, что за место для главного события года в Великом Новгороде развернулось настоящее сражение. Княже настаивал на детинце, армейские требовали мероприятие проводить в здании офицерского собрания. Награждать кого будут? Отличившихся на фронте. Поэтому – посрамить честь никак нельзя.

Мстислав Святославич поломался для виду, затем согласился. Но предупредил, что вина и закуски в этом случае за счет принимающей стороны. То есть городского гарнизона. Люди в погонах прикинули общую сумму расходов, содрогнулись, но на попятный не пошли. Форс дороже денег.

За два дня до приезда главных гостей краску на двухэтажном здании успели три раза обновить, дорожки очистить от снега и намеков на грязь, бордюры перекрасили раз пять, не считая прочей мелкой суеты. Центральный зал сиял вощеным паркетом, с перил балконной балюстрады свисали гирлянды бумажных цветов. Во внутреннем дворе гренадеры отрабатывали парадный шаг и приветствие. Одним словом, все были очень заняты.

Найсакины сумели восстановить хрупкое равновесие в семье, старательно обходя случившееся в разговорах. Газеты молчали, соседи при встрече показательно вежливо раскланивались и спрашивали, как здоровье у дочери. Сашенька после настойчивых намеков Елены согласилась прогуляться по ателье и теперь ехала в карете в новом светло-сером платье, расшитом голубой нитью и ворохом кружев. Девушка была задумчива и почти не смотрела в окно. Но на все вопросы улыбалась, заставляя отца тихо паниковать. В отличие от мама’, не успевшей привыкнуть к новому образу младшенькой, Николай Павлович успел заметить крохотную упрямую складку на лбу и на полном серьезе подумывал – не вернуться ли домой. Но было уже поздно – кучер притормозил, дверцу распахнули и Сашенька первой спустилась на раскатанную красную ковровую дорожку.

– Ваши пригласительные, госпожа?

– Найсакины. Зауряд-прапорщик добровольческого корпуса и трое сопровождающих.

– Прошу вас, ваше благородие.

Высокий старик с седой шевелюрой прошествовал по балкону и нашел взглядом нужного человека.

– Граф, рад вас видеть в добром здравии. Мне с утра уже доложили, что вы хотели остаться в имении.

– Спину прихватило, Мстислав Святославич. Думал, не разогнусь.

– Ну, если только так. Лекаря сейчас не надо? Бал надолго затянется.

– Благодарю, княже, но домашний кудесник смог на ноги поставить...

– А то, можно и вашу протеже попросить, она лихо солдатиков в строй возвращала. Кстати, вот и она. Похоже, с семейством.

Посмотрев вниз, граф Салтыков нашел взглядом девушку, о которой шла речь и чуть нахмурился. Ведь намекал, что лучше больной сказаться, но не усидела в четырех стенах. Или родные надавили. Награждение лично императором! Такое бывает раз в жизни, да и счастливчиков несколько сотен на огромное государство. Кто же упустит... О-хо-хо, грехи наши тяжкие. Похоже, больная спина покажется мелочью сегодня вечером. Есть такое предчувствие у старика.

– Пойдем, Гордей Панкратович, распорядитель уж машет. Прибыли их величества. Пора и нам.

* * *
Когда император шел по коридору к закрытым дверям в общий зал, его нагнал брат и тихо прошептал на ухо:

– От староверов человек отметился. Сумел дозвониться, несмотря на суету.

– И?

– Плохо все. Как и говорил, “семерку” придется трясти полностью, от корней до верхушки... Когда мужики узнали, что парня на дыбу потащили, чуть Деева не прибили на месте. Не монах нежить упокоил, это Макаров сделал. И в песках пластунов на бандитов наводил. И потом с германцами отношения наладил. Так наладил, что те оставшимся в живых и награды у Кайзера выбили, и позже буквально на руках носили.

– Понял... Ладно, после награждения разбираться будем.

* * *
Слова распорядителя Сашенька слушала вполуха. Здесь стоять, вот так улыбаться, громко приветствия не выкрикивать, руку пожимать осторожно. Ваше место ближе к концу, но не последней. Одаренная, как-никак. Генералы, прочие разукрашенные позолотой господа первыми отметятся, затем люди рангом пониже и уже потом очередь для младших офицеров дойдет.

Лица все незнакомые. Хотя – того подпоручика видела. Вроде бы из второй роты, на западном направлении башибузуков гоняли. Чуть поклонилась, получила ответное приветствие. Рядом с ним еще трое, у последнего рука на перевязи. Эти в порту мелькали, погрузкой рядовых руководили. Явно не штабные шаркуны.

Неожиданно для себя Сашенька успокоилась. Да, важное событие. Сам Император Российский награду будет вручать. Но у нее уже есть награда. И получила из рук человека, который вместе с добровольцами ей жизнь спасал. И теперь в Сахаре военным губернатором служит. Получается – все, отбоялась? Совсем?

Журналисты гроздьями по краям балкона. Многочисленные родственники и чиновники между ними. Господа в мундирах выстроены на сияющем паркете буквой “П”. Девушка в середине левой “палочки”, спиной к огромным окнам. Зато своих видит, сумели вперед протиснуться. Улыбнулась, осторожно помахала, поймав удивленные и осуждающие взгляды генералов с противоположной стороны зала. Пусть, с ними с одного котла не есть.

Распахнулись справа створчатые двери, незнакомый дядька с бородой до пуза и в старинном кафтане шагнул вперед, гулко ударил позолоченным посохом, объявляя:

– Император и Самодержец Всероссийский, Царь Ханьский, Царь Сибирский и...

Найсакина про себя повторяла, проговаривая длинный список официальных титулов.

– А также Великий князь Николай Иванович Романов! А также князь Великого Новгорода Мстислав Святославич!

Остальные фамилии девушка пропустила мимо ушей. Насколько удалось вспомнить из урока государственного права, на официальных мероприятиях представляют публике особо важные фигуры и ближний круг. Остальных чиновников и сопровождающих потом в газетах отметят. И кто из высокопоставленных господ хозяину газеты важнее, того в список и добавят.

Иван Второй походил на свое изображение на картинах. Большой, в белоснежном мундире с отметкой ветерана на левом рукаве. На груди сияет герб: золотой дракон на изумрудном щите. Смотришь на него и понимаешь, что именно такой человек может удержать в руках власть. Справится с любыми проблемами в стране и поведет ее к счастливому, процветающему будущему.

Аккуратно сложив руки перед собой, девушка про себя грустно усмехнулась. Человек из свиты императора работает на отлично. Только у Сашеньки простейший ментальный блок стоит, успела изучить, пока к работе в госпитале готовилась. Медикам без этого – никак. Захлестнут чужие эмоции, боль и страдания будут мешать работать. Поэтому – разделяет собственные чувства и то, что ей чужая воля нашептывает. Но мешать не стала, старается человек, белый хлеб с толстым слоем икры поверх отрабатывает. По должности положено. Наверняка заодно и чужие эмоции считывает, крамолу и злоумыслие ловит. Вдруг кто обиженный пробрался, револьвер прихватил? Не всех охрана осмотреть может. У того же Вильгельма родню перебили – никакие гренадеры не спасли. И в Варшаве не так давно покушение было...

Минуты утекали, словно вода в ненасытный песок пустыни. Неожиданно рядом Сашенька услышала голос адьютанта:

– Госпожа Найсакина, Александра Николаевна. Произведена в звание зауряд-прапорщика за выдающееся мужество и работу медиком на поле боя. Личная рекомендация и похвала от командира роты и губернатора южной Сахары. Рекомендована к продолжению обучения в университете Великого Новгорода на факультет целительства. Представлена к Георгиевскому кресту четвертой степени.

– Заслужила. Поздравляю.

Прямо перед ней стоял Иван Второй – огромный, с легкой улыбкой на губах. Нравится ему награды вручать. Особенно единственной даме из многочисленных офицеров. Когда император протянул руки к переброшенной через плечо голубой широкой перевязи с красными буквами “Доброволец РИ”, Сашенька выполнила безукоризненный книксен и тихо произнесла:

– Прошу прощения, Ваше Императорское Величество, я недостойна данной награды.

Четкий отлаженный механизм вручения орденов и медалей застопорился. Иван Второй от неожиданности отступил на шаг назад и удивленно уставился на невысокую девушку, которая произнесла немыслимое.

– Что? Прости, я не совсем понял.

Набрав побольше воздуха, Сашенька повторила:

– Я недостойна данной награды, Ваше Императорское Величество.

Ее слова в наступившей тишине звонко разлетелись по залу, приводя в изумление уже не только государя, но и свиту, офицеров и гостей с журналистами на балконе.

Из могучей кучки позади самодержца вылез рыжеволосый здоровяк, похожий на викинга. Подстриженный под европейский манер, в дорогом костюме. Вылез и зашипел:

– Барышня, вы понимаете, что делаете? Вас же инструктировали перед церемонией! Как можно, где ваше воспитание?

Лицо знакомое. В газетах видела, мелькало на первых страницах. Один из предводителей Думы, господин Березин.

Не обращая внимания на лидера оппозиции, Сашенька продолжила, говоря прямо в лицо императору, который мрачнел с каждым произнесенным словом.

– Ваш портрет и портрет вашей матушки у нас в прихожей висит. И я знала, что Романов лично защищал солдат, с которыми вместе в засаду на границе попал. А матушка ваша сестрой милосердия на фронте была. Я не просто верила, я точно знала, что если со мной случится что-то плохое, то именно вы разберетесь в проблеме и поможете ее решить. Либо прикажете верному человеку, и тот от вашего имени справится. Потому что от границы до границы есть то, на чем стоит государство Российское. “Слово и дело”. Ваша воля и наше исполнение... Но сейчас я не узнаю моего императора. Я не вижу здесь среди награждаемых ни одного рядового, кого я лечила в окопах рядом с Тазили и кто прикрывал меня от шрапнели. Я не вижу Сергия Макарова, кто вынес тяжелораненого командира роты на себе из самой гущи рукопашной схватки. Капитан Эраст Юлианович Седецкий при мне подписывал наградные листы на всех, живых и мертвых. Но почему-то ни одного из ребят рядом нет... Макаров первым на нежить пошел, вместе с Герасимом Тверским. Те, кто живы остались после двух дней под обстрелами, им спину прикрыли. Вдвоем – против тысяч и тысяч мертвецов... Они нам всем жизни спасли. И в пустыне, и здесь, в Новгороде. Германцы им в пояс кланялись, просили остаться. Но все добровольцы домой вернулись. Чтобы здесь на страже простых людей стоять...

Голос девушки звенел от напражения:

– Так чем вы, Ваше Императорское Величество, верных Отечеству солдат наградили? “Георгием” заслуженным? Нет? Не-е-ет, по вашему приказу их в застенки бросили. Цепных псов спустили, кто меня, одаренную и со смертью рядом ходившую, портовой шлюхой обозвали. С грязью смешали. За то, что с вашим именем на устах умирать готовилась.... За что вы нас так, Ваше Величество?

Аккуратно вернув крест на бархатную подушечку, Иван сердито рявкнул, пытаясь прервать гневный монолог:

– Это дело государственной важности! Вас, госпожа Найсакина, не касается.

– Совершенно верно. Меня это не касается, – горько согласилась Сашенька. Закатав рукав на левой руке, посмотрела на темно-синие пятна. – Я свое уже получила, вот эти синяки в качестве награды... Я прошу у вас прощения, Ваше Императорское Величество, мне здесь явно не место. Стоило сгинуть в песках, чтобы не испытать такого позора... Но я хочу напомнить Вам. Я – одаренная, честью и совестью за должности и подарки не торгую. Надо будет, как прадед встану на защиту Веры и Отечества. А в Великом Новгороде... В лечебницу фабричную попрошусь, ночные горшки за немощными бабушками выносить. Может, примут.

Девушка попыталась повернуться и выйти из окаменевшего строя, но подскочивший рыжеволосый предводитель Думы закричал, брызгая слюной:

– Как ты смеешь так с самодержцем разговаривать! Ты кто такая, дрянь безродная! Да тебя за такое!..

Березин с неожиданной радостью для себя подумал, что именно сейчас отличный момент проявить рвение, доказать личную преданность императору. А то шепчутся уже, завистники, будто царская семья на него косо посматривает. И все попытки подгрести под себя оппозиционных вольнодумцев к желаемому результату не приводят. Поэтому – давить надо скверну в зародыше, как раз на глазах журналистов и собравшегося бомонда. Вон как Иван зло из-под насупленных бровей зыркает. Самому осадить глупую девку титул не позволяет, но Яков Игнатьевич поможет, расстарается.

Звук пощечины прогремел в зале, словно разрыв гранаты.

– Сударь, вы подлец и хам!.. К моему глубокому сожалению, по действующему дуэльному кодексу я не могу вызвать вас к барьеру... Господа офицеры, кто готов выполнить мою просьбу и покарать это ничтожество за меня?

Сашенька переводила взгляд с одного титулованного мужчины в погонах и с многочисленными регалиями на другого – но все только прятали глаза и старательно выискивали что-то им одно известное среди узора на паркете. Поняв, что никто не будет за нее заступаться, Найсакина аккуратно сняла с груди перевязь “Доброволец РИ” и бросила ее под ноги Березину, который с безумным видом ощупывал покрасневшую щеку.

– Я была права. Мне здесь не место... Я не видела вас в окопах, господин мерзавец. Я не видела вас санитаром в госпитальной пещере, когда не спала сутками. Я не видал вас на фронте, как и остальных столь важных персон, кто первыми выстроился за наградами. Мне не место среди лизоблюдов и жулья, кто давно забыл, что такое честь и совесть. Я не желаю иметь с вами ничего общего. Вы – ничтожества... – Повернувшись к императору, Сашенька закончила: – Я проливала за вас кровь. Десятки моих товарищей сложили головы, с вашем именем на устах. Я была готова отдать жизнь ради империи. И что я вижу?.. Посмотрите на них. Они предали меня. Все, до единого... Они предали добровольцев, кто остановил мертвую чуму. И когда этой мрази будет выгодно – предадут и вас... Мне вас жаль, Ваше Императорское Величество. Потому что человек, которого я знала с детства, которого я боготворила... Он куда-то уехал. Навсегда... А вас – я не знаю. Простите, господин Романов, мне стыдно находиться здесь. Людей, кто собрался под этой крышей, в приличном обществе даже на порог не пускают... Честь имею...

Повернувшись налево, девушка направилась к выходу из зала. Толпа расступалась от нее, словно от зачумленной. Кто-то смотрел растерянно, кто-то удивленно, но было много и злорадных взглядов. И последние все ждали, когда последует окрик, когда бунтовщицу призовут к порядку.

В оглушающей тишине громко прозвучали твердые шаги. Строевым, придерживая саблю у левой ноги, подпоручик второй роты промаршировал до места, где раньше стояла Сашенька, вытянулся перед бледным предводителем Думы и громко заявил:

– Сударь! Как человек чести, я требую от вас сатисфакции за оскорбление добровольческого корпуса и зауряд-прапорщика Найсакиной, лучшего его представителя! Извольте принять секундантов!

Понимая, что ситуация из паршивой валится вообще в бездну и становится неуправляемой, император заревел, словно раненый бык:

– Запрещаю! Никакой дуэли не будет! Прекратить балаган!

– Так точно, Ваше Величество!.. – Сняв перевязь, подпоручик бросил ее к ногам Березина. Затем повернулся к Ивану Второму: – Прошу прощения. Я недостоин носить награду, есть люди, кому она больше подходит. Более благородные. Более состоятельные. Кто ближе к трону. Что касается этого куска материи – можно использовать вместо портянок. На большее он не годится. Честь имею...

Развернувшись, все тем же строевым двинулся к выходу. За ним следом на пол бросили перевязи еще трое младших офицеров, прищелкнули каблуками и покинули зал. Когда за ушедшими закрылись двери, в зале наступила мертвая тишина.

* * *
С трудом переведя дыхание, император и самодержец Всероссийский, Царь Ханьский, Царь Сибирский и прочая, прочая, обвел взглядом напряженную толпу и спросил:

– Где граф Салтыков?

Раздвинув сгрудившуюся в стороне свиту, вперед выбрался старик:

– Я здесь, Ваше Величество.

– Это же ваша воспитанница? Младшая Найсакина?

Вздохнув, граф понурился:

– Так точно, моя протеже. Я стараюсь по мере возможности принимать участие в ее судьбе.

На балконе послышались первые, самые осторожные шепотки. Пара генералов тихо хохотнули. Даже получивший пощечину “предводитель оппозиции” приободрился.

То, что произошло дальше, мгновенное прекратило намечающееся злое веселье.

– Господин Березин. Подите прочь. То, что я спас вас от череды дуэлей не означает, что императорской семье хочется находиться с вами под одной крышей. С этого момента вы признаетесь нежелательной персоной на всех официальных мероприятиях. Включая заседания Государственной Думы.

Подождав, когда “викинг” на подгибающихся ногах выйдет из зала, Иван Второй продолжил:

– Граф Салтыков... Гордей Панкратович. Я вам не приказываю, я вас прошу. Возьмите девочку под личную опеку. Как родную дочь. Потому что идиотов на Руси-матушке, как оказалось, аршином не перемерять. Только и успевают, что плодиться и мне в спину бить... Если у нее возникнет хоть какая-нибудь проблема – при поступлении в университет, из-за пасквилей в газетах или еще как – немедленно докладывать князю и мне. Надеюсь, у Мстислава Святославича хватит возможностей оказать необходимую помощь. Будет мало – звонить мне. Невзирая на чины и звания причастных... Дожили, одаренные мне в лицо плюют, потому что кое-кто решил у трона именем самодержца подтереться...

Не выдержав, верховный правитель Российской империи снова взревел, заставив задребезжать стекла в окнах:

– Забыли, суки, кто коронован монархом? Так я – напомню... Вы у меня все вспомните... Где начальник Особого Отдела?

– Здесь, Ваше Императорское Величество!

– Берете в подмогу контрразведку и лично проверяете каждый наградной лист. От следствия седьмое делопроизводство отстранить, руководство – под арест! Коллежского асессора Шипилина – в одиночку! И если, не дай бог, помрет до того, как его вдумчиво допросят, все виновные на плаху отправятся!.. Доклад по результатам проверки – лично мне. Если окажется, что кого-то вписали по кумовству за Африканскую компанию, а не за пролитую кровь... Если хотя бы один из служивых не получит положенную награду за проявленную храбрость... Я вас всех, паскуд, на рудниках сгною. Вы у меня кровью умоетесь, как при прадеде моем, Станиславе Лютом. Давно опричнины не пробовали? Так я вам ее устрою...

Повернувшись к отпрянувшей челяди, Иван прорычал:

– Где это пугало ряженое? Где архиепископ Капитон?

Облаченного в золотые одежды старика вытолкнули вперед.

– Значит, некромант тебя не устроил, кочерыжка бородатая? Единственный ученик покойного Зевеке, наш собственный хранитель и защитник от Тьмы! А ты его – в петлю сунуть хочешь? И под локоть подталкиваешь, чтобы моими руками и побыстрее все устроить?! Сосед наш германский за бедолагу лично хлопочет, горы золота обещает, чтобы мальчишка в гости приехал и у него студентов поднатаскал, а мы его – в петлю?! Да вы ошалели здесь все, что ли?.. Князь. Это – твоя столица, твоя вотчина. Я возвращаюсь к себе. Через неделю жду с докладом. Если не разгребешь, то очень расстроюсь. Очень... Как мы докатились до того, что мне, императору, люди кровью заслуженные ордена и медали в лицо швыряют?!

Не обращая внимания на перепуганные лица вокруг, император стремительным шагом двинулся назад, к распахнутым дверям. Нагнав его, рядом пристроился брат Николай. Пропустив Романовых, личная охрана закрыла двери, оставив двух гренадер не пропускать никого следом. Гвардейцы стояли с мрачным видом, положив левые руки на рукояти тесаков.

Глашатай почесал бороду, покосился на закрытые двери и бухнул посохом:

– Прием закончен!

И потихоньку двинулся в противоположный конец зала, вслед за ушедшими со скандалом офицерами. Следом потянулись молчаливые чиновники и разнообразные “очень важные лица”.

Отойдя в угол, задумчивый граф Салтыков разглядывал медленно падающие снежинки за окном. Зима постепенно брала власть в свои руки и грозила засыпать Великий Новгород по маковки церквей. Рядом встал князь Мстислав.

– Что, Гордей Панкратович, мы обосрались?

– Похоже на то. Следователь получил пулю, его в первую столицу отправили. Полиция от дела шарахается, потому что обер-полицмейстеру хвост на пустом месте накрутили, он следом всем оплеух раздал. Теперь там и концов не найдешь.

– Кто может рассказать: что, где и как? Должны же быть люди, знающие всю подноготную?

– Монах может. Сашенька говорила, что в роте у них был охотник за нечистью. Близко с молодым некромантом сошелся. Защищали друг друга от всяких напастей. Этот горбун долго на севере дрянь всякую гонял, семью во время зимы потерял, сам еле с того света выкарабкался.

– В вере, значит, крепок.

– Да. Церковники официально признали, кстати, что в обоих никакой скверны нет.

– И оба до сих пор в подвалах Особого Отдела сидят... Давай собираться. Горянов здесь был, не успел еще уехать. Берем его и все вместе поедем к некроманту. Не знаю, как, но будем прощение выпрашивать... Я государя знаю. Если мы в самом деле быстро во всех тонкостях не разберемся, то полетят головы. Двор в столице точно перетряхнут и не по одному разу... Может, Найсакину еще пригласить?

– Боюсь, она сейчас в таких растрепанных чувствах, что запросто стрелять начнет. Давай сначала сами до донышка раскопаем, а потом уже и ее можно будет потревожить.

* * *
Поднявшуюся суету горбун осознал не сразу. Сначала отошла в сторону ноющая боль в перемолотых ногах, затем кто-то напоил горчившей водой с привкусом трав. Под голову подложили подушку, потом добавили еще одну. Когда Герасим открыл глаза, то с трудом смог разглядеть двух мрачных мужчин в костюмах-тройках, табуретку сбоку с раскрытым на ней саквояжем и еще троих визитеров у дверей камеры.

Докторов видел впервые, маячившего за спинами обер-полицмейстера пару раз встречал. Но на допросы Горянов не ходил, поэтому его присутствие в подвале удивило. Но больше всего Герасим не ожидал увидеть человека, который в местных присутственных местах смотрел с портретов на суету вокруг. Княже, Мстислав Святославич. Обычно справа в золотой тяжелой раме на стену вешали портрет самодержца в белом парадном мундире, а слева в раме чуть потоньше – изображение хозяина второй столицы.

– Ваше Высочество, – прохрипел бывший охотник на нечисть и закашлялся. Стоявший рядом доктор придержал за голову, дал еще прохладного напитка. Второй осуждающе посмотрел на высокое начальство и предупредил:

– Плох. Очень плох. Пусть его и не пытают последние дни, но валяться без медицинской помощи практически на голых нарах... Жив только благодаря остаткам богатырского здоровья.

– Нам надо десять минут. После чего можно будет перевезти в больницу. Десять минут у нас есть?

– Да. Надо послать жандармов, чтобы подогнали поближе авто. У нас там и носилки, и препараты для неотложной помощи... Натан Ефремович, вы с больным тогда останьтесь, я ко второму, в соседнюю камеру.

Встав рядом с нарами, князь спросил:

– Герасим, слышишь меня?

– Слышу, Ваше Высочество.

– Без чинов... Можешь по имени называть... Наветы с тебя сняли, обвинения признаны беспочвенными. Помилование подписано от имени императора. Но я о другом спросить хочу. Что там в Африке случилось? Как в этом Макаров замешан?

Откашлявшись, Герасим прохрипел:

– Мы ему все жизнью обязаны, остатки нашей роты и германцы... Колдуны собирались ночью нежить поднять, по холмам ударить. Там несколько тысяч накрошили за время боев. Нас бы сожрали, на картечницы по ленте оставалось или меньше... Сергий к чужим колдунам прорвался, себе тварей подчинил, заставил хозяев на куски рвать. Мертвецы в стороны побежали, наемников с песком смешали. А как солнышко показалось, некромант окончательно заклятья разрушил, упокоил всех.

– Когда он успел учеником стать? Мы нигде в официальных бумагах про это упоминаний не нашли.

– Не знаю, но с Германом Ерофеевичем точно был знаком. Очень многое у наставника перенял. И – силен... И внутри – правильный, за простых людей душой болеет и пытается прикрывать каждого от любой напасти...

– Понятно. Отдыхай пока. Сейчас в больницу перевезут, там тебя потихоньку подлатают. – Развернувшись, князь зло спросил у мрачно переминавшегося в проходе обер-полицмейстера: – Варфоломей Климович, что же вы из человека калеку сделали?

– А меня спрашивали, Мстислав Святославич? Бумагу с печатями под нос сунули, кабинеты в подвале заняли и даже собственных костоломов “семерка” привезла. Владыка людей дал, те на Тьму проверили и больше в это дело не лезли. И мне не дали, только стращали, что я бунтовщика и изменника под носом различить не смог.

– Эх, что и говорить... Пойдемте ко второму.

Гостей заключенный встречал стоя. Худой: кожа и кости, еле живой. Но стоял, держась за стену и равнодушно разглядывая поднявшуюся вокруг суету.

– Господин Макаров? Я – князь Великого Новгорода.

– Я знаю, кто вы, Ваше Высочество. Портреты видел.

– Я должен принести официальные извинения от лица императорской семьи и себя лично. Во всем этом злосплетении ошибок, жадности и желания получить новый чин вы оказались словно между молотом и наковальней. Я даже не знаю, как теперь загладить эту вину.

– Загладить?.. – парень устало вздохнул. Было видно, что он держится из последних сил. – Отпусти меня, княже. Меня и друга моего, Герасима Тверского. Мы ничего плохого для вас не сделали. Глупость только совершили, не сдохли в песках, как другие. Наверное, за это и наказаны...

– С этим вопросов нет – вы оба свободны. Просто я узнать хочу – ты в самом деле ученик некроманта?

– Да. Я наследник Зевеке. Им вскормлен, обучен и дело его буду продолжать, пока за грань не уйду... Это мой крест – хранить Русь от Тьмы, людей спасать по возможности и нечисть упокаивать, чтобы новой Румынии не получить.

– Еще спрошу, хотя это не к спеху. Не станешь на власть зла держать? Учитель твой долго в полицейском департаменте служил, много пользы принес.

– Какой смысл обижаться, княже... Не уверен, что захочу официально мундир надеть, но помогать государству в обучении молодых охотников стану. Знания передам, оружие с артефакторной защитой смастерим с ними. Только – я буду лично решать, кого возьму под свою руку, а кого пусть другие учат... Великий Новгород мой дом. И я не враг тем, кто стоит на страже границы с Тьмой... Назар пришел? Вроде его голос слышал.

Кашлянув, вперед протиснулся охотник за нечистью:

– Здесь я, Сергий.

– Раз я свободен, давай Герасима в больницу отвезем.

– Тебя бы самого туда доставить.

– Ходить могу, значит, справлюсь. Ему – важнее... Он – мой духовник.

На фразу про духовника обратил внимание прятавшийся за спинами архиепископ Капитон:

– Да, мы тебе отличного духовника найдем, отрок! Самого лучшего, чтобы...

– Рот закрой, жаба... Я помню, что ты дознавателю напел и как требовал вздернуть меня на ближайшей осине... Пшел прочь, пока еще жив, не посмотрю на сан, прокляну до седьмого колена... У меня есть уже духовник. И другого не надо. Он мне спину прикрывал, он грехи тяжкие делил. Вместе вернулись, вместе и дальше жить станем... Где Герасим?

Почувствовав холодную руку на лбу, горбун с трудом приоткрыл глаза.

– Сергий... А я думал, мне померещилось... Голос твой иногда в окно долетал.

– Все хорошо, брат. Мы выжили. Теперь держись, из последних сил держись. К лекарям поедем, они тебя вылечат. И я рядом буду. Не вздумай меня бросать, слышишь? Мне одному не сдюжить. Давай, дома и стены помогают. Не умирай.

* * *
От врачей в больнице Макаров отмахнулся, потребовал в первую очередь заняться другом. Солнце уже начало цеплять краем горизонт, когда глава отделения неотложной терапии закончил совещание, протер белоснежным платочком пенсне и начал объяснять парню, что и как:

– Ампутацию ваш товарищ не переживет. Мы пока до утра его стабилизировали, завтра будем думать, что и как. Слишком много повреждений.

– Я видел, как после накрытия шрапнелью солдату ногу от бедра и до кончиков пальцев измочалило. И – вытащили бедолагу. Домой даже не на костылях возвращался, а с тростью. И ходил сам.

– К сожалению, мне такие случаи неизвестны. Если вы сможете связаться с этим специалистом и тот пришлет описание принципов лечения, это очень поможет... В любом случае, мы сделаем все возможное. Жить господин Герасим будет, в остальном – как Бог даст.

– Понял... Постараюсь найти этого доктора...

В коридоре у палаты больного стоял пост из двух жандармов. Увидев некроманта, вытянулись во фрунт, изобразили максимальное почтение. Макаров внимательного посмотрел на одного, затем на второго и сказал:

– Прошу вас, братцы, не подведите. И смене передайте. В палату – вход только врачам. И мне. Если кто чужой вздумает сунуться – гнать ссаными тряпками. Невзирая на чины... Я княже попрошу, вряд ли откажет. А то сейчас полезут лизоблюды, начнут умолять, чтобы их простили и за прошлые обиды не спрашивали.

– Сделаем, господин Макаров. Мстислав Святославич уже предупредил, что головы не сносить, если что не так.

– Вот и хорошо. Я в вас верю. Вы в непотребствах не участвовали, солдатика из добровольцев в обиду не дадите...

В коридоре на лавке вдоль стены сидело несколько человек: Назар, рядом с ним двое мужиков в черных рясах, явно из охотников. Предпоследним – непонятный господин в штатском, с наброшенной на плечи козликовой шубейкой. Скорее всего – из топтунов или Особого Отдела, присматривать и докладывать, если некромант в разнос пойдет. Последним – незнакомый старик в старенькой форме с погонами младшего унтера и двумя “георгиями” на груди. Увидев, что Сергий задумчиво рассматривает кресты, старик поднялся, подкрутил усы и представился:

– Челеби Азат Михайлович, помощник атамана Новгородского войска казачьего.

– Азат Михайлович?

– Вы не сомневайтесь, ваш высокобродь, я настоящий казак. Отец меня подобрал на границе, когда соседи аул вырезали. Воспитал, вырастил. Я три войны прошел.

– Даже не думал, господин офицер. “Георгиев” пока за штабные игры не раздавали... И не называйте меня благородным, я рядовой, чинов не выслужил.

– Ну, это я так... Вы же не простой человек, господин Макаров... Нам, как закрутилось, из станиц телеграммы прислали, спрашивали, что и почему. Мы к княже ходили, челом били. Мол, неправильно это, справного воина и по навету на дыбу тащить... Говорят, – старик понизил голос, – лекарка из корпуса во время награждения сильнообижалась, государю императору выговаривала. От положенного отказалась, домой ушла. С ней еще четверо младших офицеров шаркунов паркетных пытались на дуэль вызвать, да запретили им. Его Величество очень разгневался, что обманули и генералы все ордена к рукам прибрали. Разбираются сейчас... Вот и вас выпустили.

– Выпустили... Передайте спасибо казакам, что не забыли. Должен буду.

– Так, вы же в пустыне наших прикрывали, как можно иначе-то... Я рядышком побуду, если что надо, только скажите. Атаман приказал – помочь, если что потребуется... Дом-то ваш цел, а вот внутри все по щепочке разломали. Надо будет заново обставляться... И мастеров найдем, кто поможет. И людей, кто с ремонтом подсобит.

Обняв Челеби, Сергий поблагодарил еще раз:

– Понял. Храни вас Господь, Азат Михайлович... У меня дела еще. Давайте завтра после обеда у дома и встретимся. Там на месте и обсудим, что и как...

Спустившись по больничным ступеням, некромант посмотрел на темнеющее небо и приказал:

– Назар, поехали на могилу.

Макаров не просил, не пытался договариваться. Он знал – сейчас в своем праве. И если кто-то вздумает перечить, то просто перешагнет через идиота, оставив после себя очередной труп. Тьма внутри затихла, но в любой момент могла вызвериться. И стоять на грани “добро или зло” удавалось с трудом. Слишком сильно грызла обида за несправедливость. А хуже всего, давило понимание – иначе и не будет. Такой мир. Такое государство. Такие правила жизни, которые приняты каждым жителем. И ты или вписываешься в систему, или тебя перемелют и выплюнут, не заметив потери.

– Одеться бы тебе, Сергий. Застудишься, помрешь, с меня спросят, почему не уберег.

Потрогав заскорузлую рубаху на худых плечах, парень печально усмехнулся:

– Я не мерзну, Назар. Привык в камере... Поехали.

На Петровское кладбище добрались на трех пролетках. В первой – некромант со старшим охотником за нечистью. Во второй – монахи. В третьей – господин из Особого Отдела и еще один жандарм. В отличие от сопровождающих, Назар лучше других понимал, что тишина и вежливость Макарова обманчивы. Внутри бывшего заключенного клубится злоба и вся накопленная за полгода мерзость, готовые в любой момент вырваться наружу. Проблема в том, что собери хоть всех искореняющих по северам, такую силу не удержать. И справиться с обидой сможет только ученик Зевеке. Если сочтет, что выбранный им путь – правильный. А сломается в эту ночь – никто и ничто не защитит город от пробоя на темную сторону. Шарахнет так, что получит княже новый Бухарест, превратившийся в гигантский могильник буквально за пару минут.

– Остальные пусть ждут. Ты со мной.

Аккуратно пробираясь по невысоким сугробам, Макаров выбирал, куда поставить ногу в разбитых сапогах. Тропинку присыпало, скользко. Упадешь – сил может и не хватить снова подняться. Но – шел, медленно и упорно. Даже не спрашивая дорогу. Чувствовал, где его ждут.

Рядом с еще не осевшим холмиком на пустом каменном надгробии торчал кляксой огромный черный ворон. Мрачно разглядывал двух мужчин, застывших рядом. Встрепенулся, каркнул.

– Здравствуй, Федор. Я вернулся... Спасибо, что подсказал, где наша девочка упокоилась... Не сберег я ее, прости...

Ворон зло выдал клокочущую тираду.

– Понял, прости. Мы не сберегли, вместе... Ничего. Здесь ей хорошо будет. Заборчик ажурный поставим. Попросим у Господа, чтобы простил все грехи, если за Кусакой что найдет... И когда попадем за грань, встретим ее. Точно знаю, дождется...

Нагнувшись, Сергий осторожно смахнул рукой снег с белоснежных цветов, лежащих на могиле. Четыре лилии, перевязанные красной плотной шерстяной ниткой. Кто-то сумел найти в городе, не пожалел в память о верной помощнице добровольцев.

Поманив ворона, некромант помог Федору устроиться на плече. Повернулся и сказал Назару:

– Я проливал кровь за империю и рейх. Я умирал с каждым товарищем, кто погиб там. Ощутил их боль, их страх смерти, задыхался, не имея возможности получить последний глоток воздуха. Сотни раз в песках подох в муках. Но остался жить за других... Я вернулся сюда, потому что так велит мой долг. Но я знаю, что такое правда. Что такое – быть отверженным... И я буду жить, как считаю нужным, а не как мне станут указывать.

– Епископат выпустил официальное распоряжение – не вмешиваться в твои дела. Бумаги для Герасима можно будет забрать завтра утром. Ему подтвердили право считаться твоим духовным наставником. И разрешили бесплатно учиться в семинарии, чтобы после завершения подтвердить сан.

– Бумаги... Назар, бумаги, это хорошо. Без бумажки – ты букашка, да... Но ты постарайся запомнить главное. Мне бумажки не нужны. Я ведь живу по законам, которые кровью, а не чернилами прописаны... Учить церковных людей, как вы хотите, не буду. Потому что помню, как твой Демьян строчил отписки, только бы не притянули за уши, как вольнодумца. И я видел, как вы простыми людьми, словно мусором, распоряжаетесь. Смахнули – и все, пусть у других голова болит...

Охотник на нежить поежился от порыва холодного ветра. Без поддержки некроманта будет сложно. Очень сложно. Но дальше мужчина услышал такое, что зимняя погода показалась мелочью.

– Я сам стану отбирать будущих воинов. Сам буду обучать и вооружать. Дабы днем и ночью стояли на страже. И денег на это у князя или государя потребую. Не найдут – по народу с протянутой шапкой пойду, соберем всем миром. Создадим орден витязей, без политики и подковерной борьбы епископов, кому пост важнее паствы.

– Ордена только у франков и прочих европейцев есть. У нас не было испокон веков.

– Будет. Я так решил... А ты, Назар, его возглавишь. Чтобы на своей шкуре почувствовал, каково это – быть в опале. И башкой будешь отвечать перед властями, если кто-то из учеников перед ними провинится.

С тоской посмотрев на сумерки вокруг, на ряды могил, монах замотал головой:

– Не буду! Не заставишь!

– А я тут при чем? – удивился Макаров. – Я тебя даже пальцем не трону. Просто скажу новому архиепископу, как должно быть, он ради перемирия и согласится. И будет тебя жрать при любом удобном случае. Ведь сила против Тьмы – это власть. А власть никто из ваших просто так не отдаст. Они за нее держатся до последнего... Считай, это твоя личная плата. За зверя моего, который никому зла не желал, а вы его сгубили. За то, что в сторону отошел, хотя видел, что в глаза врут и твоего человека в грязь втаптывают... Я не про себя, про Герасима... Вот за это и будешь тащить крест. Вне зависимости от личного желания.

Медленно двинувшись назад, Сергий добрался до кое-как расчищенной тропинки почти у самых ворот кладбища, обернулся. Монах все еще стоял, задрав голову и пытался что-то увидеть в затянутых облаками черных небесах. Может быть, искал ангелов, кто бы помог избавиться от неминуемой беды. Может быть, молился. Или проклинал всех и вся. Подождав, когда Назар медленно добредет следом, Макаров добавил:

– Не верю, что когда нибудь станем друзьями. Но я тебе в спину не бил. И не собираюсь... Если ты в самом деле за людей душой болеешь, как говоришь, то орден никому не отдашь и будешь отличным наставником. Или сдохнешь, как и я. Других вариантов у нас нет.

* * *
Когда колокольчик залился звонкой трелью, закончившая пить чай Елена Найсакина успела первой к двери. Распахнула ее, посмотрела перед собой и зажала в испуге рот ладошкой, чтобы не закричать от ужаса.

На крыльце стоял похожий на оживший скелет молодой человек с белыми спутанными волосами. В льняной рваной рубахе, уляпанной засохшей кровью, в таких же штанах в бурых разводах и коротких стоптанных сапогах. На плече у незнакомца восседал ворон, нахохлившись и пытаясь стряхнуть крупные снежные хлопья, которые валили из туч.

Но больше всего девушку напугали глаза у птицы и у чужака. Абсолютно черные, пустые. Словно дыры во Тьму, где найти можно только смерть.

– Вечер добрый, – тихо поздоровался некромант. – Могу я увидеть Александру Николаевну?

Глава 16

Старшая сестра еще раздумывала, что делать, когда за спиной тихо покашляли. В замешательстве оглянувшись, Елена сделала шаг в сторону.

– Вечер добрый, Сергий.

– Добрый, Александра Николаевна. Пришел сказать спасибо, что заступились за меня. Без вашего слова до Нового Года вздернули бы обоих, меня и горбуна.

– Я сделала то, что считала правильным.

– Спасибо... Просьба у меня есть. Личная.

Девушка обхватила руками себя за плечи и напряженно подалась вперед:

– Чем могу помочь?

– Герасим плох. Совсем плох. В центральной земской больнице. Ноги в труху перемолоты. Врачи местные думают об ампутации. И прогнозы дают один другого хуже... У меня надежда только на вас и ваш талант. Вы солдатиков в пустыне из-за грани возвращали. Не могли бы и сейчас посодействовать?

Подумав несколько секунд, Сашенька обернулась к подошедшей горничной:

– Варвара, подай мою шубу и шапку. Сапоги у печки стояли.

– Да, Александра Николаевна.

После возвращения из пустыни младшую Найсакину вся челядь называла исключительно по имени-отчеству. Быстрее родных ощутили, что веселушка-хохотушка навсегда уехала, а вернулась вполне себе взрослая и самостоятельная женщина, которая просто выглядит слишком молодо для прожитых лет.

– Коляска ждет. С вашего позволения, я пока туда пойду, чтобы дом зря не выхолаживать, – поклонившись, Сергий спустился к очищенной от снега дорожке.

Закончив одеваться, Сашенька привычно проверила револьвер в сумочке, чмокнула сестру в щеку, помахала родным и упорхнула в ночь.

Удивленно посмотрев на задумчивого супруга, Нина Августовна подошла к двери и через покрытое изморозью окошко посмотрела, как по улице уезжают три коляски.

– Елена, можешь сказать, кто это приходил? Я ничего не понимаю.

– Сашу вызвали в госпиталь, к тяжелому больному.

– Сашеньку? Но она даже еще не начала учиться в университете! Даже документы туда не успела отдать!

– Это не помешало ей самостоятельно оперировать в Сахаре. Мама’, я знаю, что это тяжело. Но придется привыкнуть. Теперь у тебя две взрослых дочери. И с этим ничего не поделать.

Пройдя на кухню, Елена достала из шкафчика успокоительные капли и начала аккуратно отсчитывать нужную дозу, добавляя в чашку с водой. Отец заглянул следом, посмотрел на дочь, затем убедился, что жена уже поднимается наверх и вряд ли услышит разговор:

– Что стряслось, ты совершенно бледная? Кто это приходил?

Выпив смешанное лекарство, мастер управления эфиром совершенно серьезно ответила:

– Это приходила сама Смерть. И она попросила, чтобы Сашенька помогла спасти жизнь обреченному... Мне в последние дни кажется, что в газетах написали про Африку не всю правду, а только крохотную часть. Сотую. Или тысячную. И мы никогда не узнаем, что там было на самом деле...

* * *
Госпожу зауряд-прапорщика Макаров увидел только на следующее утро. Сначала он привел Сашеньку к Герасиму. Горбуна знобило, некромант промокнул куском марли пот на лбу товарища и прошептал, сжав ему руку:

– Держись, друг. Мы рядом. Все будет хорошо. Не вздумай меня бросать одного. Дел полно, люди в нас верят. Павшие в Сахаре не простят, если сдадимся.

Герасим слабо улыбнулся в ответ:

– Выкарабкаюсь, Сергий. Лекарка наша здесь, она поможет. Она нам всегда помогает. Я ей верю, как и тебе. Справимся...

После чего Макарова попросили не мешаться под ногами, и он вернулся в коридор. Сообщил остальным, что в данный момент ни в чьих услугах не нуждается и присел на лавочку. Там его и сморило. Спал сидя, умудряясь настороженно прислушиваться к любым ночным звукам. Больница находилась под патронажем детинца, поэтому чистили от любых темных эманаций регулярно. В помощи некроманта явно не нуждались. Поэтому несмотря на полудрему, парень смог немного отдохнуть и набраться сил. Кроме того, он за прошедшие несколько часов впервые ощутил, что наконец-то свободен и может жить дальше, как и планировал.

Услышав, как скрипнула дверь, Сергий встряхнулся и поднялся навстречу вышедшей девушке. У Сашеньки залегли темные круги под глазами, но стояла она твердо и смотрела на подошедшего Макарова с усталой улыбкой:

– Все нормально с ним будет. Основные проблемы мы заморозили, будем чистить без спешки. Княже четырех лучших городских целителей предоставил, поэтому уже через две недели Герасим сможет в каталке на первую прогулку выбраться. И к концу января сам пойдет. Еще спину ему чуть поправят. Полностью восстановить не получится, слишком много лет с травмы прошло, но и совсем горбиться перестанет.

– Мы тебе должны по гроб жизни.

– Будем считаться, кому кто и чем обязан? Ты меня трижды спасал, как минимум. Но если уж речь зашла об этом... Когда Герасиму будет можно на прогулку, жду вас обоих в гости. Ко мне домой. Возражения не принимаются.

– Будем, – не стал отказываться молодой некромант. Официальный визит – это не на свидание пригласить. Это вполне нормально и ходить в гости вполне в рамках местных приличий.

– Хорошо. Я с заведующим отделением договорюсь, как часто надо будет приезжать. Если что-то срочное, меня можно или дома найти, или записку оставить, если я в городе.

– Спасибо огромное... Коляска внизу ждет, чтобы обратно отвезти. Можно не торопиться, ее на сегодня нам Владыка отдал. Под архиепископом трон зашатался, любым способом пытается из проблем выкрутиться.

– Про коляску поняла, остальное – не слышала. И слышать не хочу... Мне вчера вечером от графа Салтыкова записку принесли. Там сказано – в случае любых проблем ему звонить. Или князю напрямую... Я пока не готова к столь резким изменениям в личной жизни, надо как-то свыкнуться с этим.

– Да. Изменения неожиданные, – Сергий посмотрел на рубаху со штанами и предложил: – Давай я тебя в самом деле домой отвезу, потом поеду себя в порядок приводить. Начало нового дня. Можно сказать, начало новой жизни.

Сидевший на козлах извозчик посмотрел на замершего у калитки парня, спустился вниз и пошел к небольшому сундуку, пристроенному у задних высоких колес. Откинул крышку, достал оттуда толстую шубу и подошел к Макарову:

– Нака, примерь. Вещь старая, но я в ней еще Назара по северному тракту возил.

– Знаешь его? – спросил Сергий, закутываясь в пушистый мех.

– Он меня из-под медведя вытащил. Лесовик зверя взбесил, на людей натравил. Мне и досталось. До этого загонщиком был у братьев. Помяло меня тогда сильно, бегать больше не могу. Сначала в храме истопником был, теперь на конюшню ушел. Зверей люблю.

– Я тоже люблю.

– Твоя птица?

Федор в это время бродил по крыше, внимательно вороша клювом крохотные сугробы рядом с флюгером.

– Моя... Еще гиена была ручная, но ее идиот из “семерки” подстрелил... Выходит, что я тоже животных люблю. Они, почему-то, не предают.

– Ты, это... Назар просил за тобой присматривать. Говорит, молод ты еще, а сила великая. Дров наломать можешь.

Разглядывая разоренный дом и груду мусора в дворе, Сергий ухмыльнулся:

– Назар меня не любит. Я ему должность нашел такую, что грешникам на сковородке завидовать станет... Ты тоже думаешь, что я дурной совсем? Молодой и глупый?

– Не знаю, – ответил возница, разглядывая засыпанную снегом округу. – Седой ты совсем, явно не от хорошей жизни. И смотришь так, будто старик рядом стоит. Так что, может и не дурной... Это не по твою душу, кстати?

С легким звоном бубенцов подкатили сани. Хотя дороги и чистили, но более практичные горожане уже пересели с колесного транспорта на более привычный в зимних условиях.

Из-под тяжелой дохи на улицу выбрались два старика в любимых черных пальто. Подошли, чопорно поклоном поприветствовали постояльца, затем стали разглядывать результат жандармского погрома.

– Ты мне, таки, скажи, Исаак... Вот как перед раввином, скажи... Зачем было мебель ломать? Молодой человек только-только въехал в новый дом, а они все выгребли и буквально на лучину искрошили. Что, боялись, что ему нечем печь растопить?

– Мне кажется, ты пока не столь набожен, Аарон, как наш раби. Что касается мебели, то разве это мебель? Вот у меня в доме – там мебель. Чего стоит гарнитур, который супруга привезла в качестве приданого. Я даже отказался покупать новый дом и переезжать, как только представил, что эту тяжесть снова придется ворочать.

– И что ты решил?

– Сегодня с утра ко мне приходил господин Захаров, чтобы бог подарил ему еще немножечко здоровья и хорошего настроения. И господин Аристарх Гвидонович сказал, что нашел таки босяков, кто утащил с закрытой лавки саквояж с рубиновой крошкой для отделки часов. Я проверил – и ведь он был прав! Вернул все, до последнего камушка.

– Ты опять говоришь за странные вещи, которые я не могу связать с порушенной мебелью.

– Потому что ты бежишь впереди вечернего “Першерона”, который добирается до Москвы за ночь. Я это к тому, что господин старший городовой ясно дал понять, что ни он, ни его начальство к этому безобразию не имеют никакого отношения. Поэтому я подумал, отложил половину премии, которую у меня не взяли и добавил еще чуть-чуть. Как я понимаю, этого вполне хватит молодому человеку, чтобы купить себе нормальную мебель, а не эти лучинки, на которые нельзя смотреть без слез.

Достав из кармана толстую пачку наличных, старик протянул их Сергию. Тот с легким поклоном взял деньги и на всякий пожарный уточнил:

– Значит, договор по аренде остается в силе?

– Вы считаете, что я совсем старый дурак? – обиделся Исаак. – Я не стал брать с собой утренний “Новгородский вестник”, но там на первой странице ваше фото. И журналист пишет, что вы теперь известны в городе никак не меньше, чем князь Мстислав Святославич. Конечно, я мог бы поднять для вас арендную плату на рубль из-за популярности, но вы лучше почините баню, чтобы не пришлось ходить по улице в столь печальном виде.

Второго старика это замечание задело за живое:

– Мне почему-то кажется, что меня только что хотели обидеть. Значит, героя Африканской кампании старый друг осыпает золотом и всячески хвалит, а я стою рядом, словно последний поц, и должен делать красивое лицо... Сергий, вы таки не подскажете, где обычно одеваетесь? Только не говорите мне, что ходите в лавки готового платья. Великий Новгород не настолько оскудел талантами, чтобы лучших жителей наряжать, словно пугало.

– Мне говорили, будто супруга купца Твердышева открыла салон, который пользуется большой популярностью.

– И вы это серьезно? Поверьте старому ашкенази, у напудренной дуры одеваются выскочки, ничего не понимающие в нормальной одежде. Если кто будет нахваливать ее балаган, можете смело плюнуть ему в лживые глаза. По всему правобережью можете спросить любого уважаемого человека. И этот человек вам ответит, что лучшие костюмы строят исключительно в моих ателье. И никак иначе... Поэтому Исаак может рассуждать за мебель, он окончательно испорчен гарнитуром супруги, я же скажу за себя. Как только вы приведете себя в порядок, приглашаю в гости. Если есть желание, это можно сделать прямо сегодня вечером. У меня тоже есть баня, ее уже топят и там нормальная труба, не в обиду Исааку будет сказано. Помоетесь, отдохнете, я сниму мерки и через неделю будете выглядеть человеком.

– Буду рад принять ваше приглашение. Но мне надо еще в обед встретиться с казаками, они обещали помочь навести порядок.

– Кстати, про казаков. Если кому из них понадобится новый мундир или галифе с лампасами, пусть обращаются ко мне. Потому что у меня целых три ателье и в каждом отличные мастера...

Договорившись о вечернем визите, старики откланялись и поехали дальше по делам. Сидевший справа Исаак вздохнул:

– Я все не могу придумать, как убедить молодого человека жить без квартплаты. Раби как узнал, кто именно теперь снимает домик, сказал, что община может заплатить за аренду любую цену. Потому что господин некромант в нашем квартале – это ни одного покойника от ночной нежити и прочей дряни. За такое ашкенази готовы отдать многое.

– Договоримся. Дай ему чуть-чуть в себя прийти. На парне лица нет, ветром шатает. Поживет месяц, мы вернемся к этой проблеме. Думаю, договоримся. Надо будет – даже выкупим у тебя дом и подарим. Мне тоже совсем не хочется, чтобы такой постоялец съехал. Только-только жизнь начала налаживаться...

* * *
Декабрь разменял половину. Зима окончательно утвердилась в Великом Новгороде, отметилась парой метелей и обильных снегопадов, после чего смилостивилась и перестала давить морозами. Минус пять и слабый ветерок, исключительно для хорошего настроения.

По очищенному и посыпанному песком тротуару шел молодой человек лет шестнадцати, в распахнутом теплом пальто с кожаными накладками на плечах. Из кармашка темно-серого костюма выглядывал уголок белоснежного платка. На голове – невысокий фетровый котелок. В руках – тросточка, куда Макаров спрятал тонкий клинок, попутно усилив ножны вязью артефакторных заклятий. Теперь тростью можно было крушить чужие кости, словно ломом.

На глазах – круглые очки с затемненными стеклами. Сергий заметил, что если у него портится настроение, то люди от пристального взгляда начинают шарахаться в стороны. К счастью, подобное случалось все реже, но очки начал носить. Давным-давно, в прошлой жизни, похожим образом выглядел один из персонажей любимой книги. Вот подсознание и скопировало понравившийся образ.

На левом плече гордо восседал Федор. Ворон окончательно перебрался в домик, поближе к хозяину. По вечерам летал по округе, хулиганя и гоняя любую крылатую живность. В остальное время старался держаться неподалеку. Больше всего мертвой птице нравилось путешествовать, как сейчас, гордо посматривая на прохожих, вежливо раскланивавшихся с господином некромантом.

Дом в конце Посольской улицы отремонтировали, на “премию” Исаака новый жилец закупил приличную мебель. Пришлось выдержать небольшую битву со стариком, который пытался превратить жилье холостяка в подобие Версаля. Сошлись на том, что Макаров выбрал то, что нравится ему, но зато без оглядки на цены. Теперь в спальне кроме кровати был и шкаф, и две тумбочки под разнообразную мелочь. На кухне кроме стола и любимых лавок рядком стояли четыре стула с мягкими спинками, а полок и вовсе не сосчитать.

Казаки помогли прибрать во дворе, поправить забор и переложить печку в крохотной бане. Они же привезли связку веников и две подводы дров. Сергий половину из подаренного перетаскал к соседке, не слушая ее возражения. За это Снежана заявила, что если сосед будет кому другому из прачек отдавать исподнее на стирку, то сильно обидится. Она же подсказала, кто на улице из женщин готовит ужины и готов за небольшую плату и новому покупателю корзинку собирать.

Так буквально за три недели Макаров смог вернуться к обычной жизни, старательно избегая любых контактов с журналистами и любителями скандальной хроники.

В полицейском участке на столе урядника пыхтел самовар. Федот Тихонович восстановил пошатнувшееся здоровье и снова каждый день к девяти был на рабочем месте. Сегодня рядом с покрытым зеленым сукном столом пристроился старший городовой. Третий стул пока пустовал.

– Как-то боязно мне, Аристарх Гвидонович. Это ты с ним чуть ли не каждый день раскланиваешься, а я ведь и в глаза не видел, как парень на войну ушел.

– Все нормально, Федот Тихонович, он просто в гости придет.

– Это-то понятно... Но – вдруг зло держит.

– Так он ведь вам мед недавно присылал, когда услышал, что вы после мигрени с простудой слегли?

– Было такое... Но я когда банку увидел и записку к ней, думал – все. Вот сейчас ложечку съем – и все, отмучался... Потом решился, попробовал. Одну, другую. За три дня банку и приговорил. А как мед закончился – так и простуды словно не бывало.

– Вот. А вы все опасаетесь...

В дверь постучали и внутрь заглянул бывший доброволец Африканского корпуса:

– Можно?

Когда выпили по первому огромному стакану обжигающего чая, урядник повинился:

– Сергий, прощения хочу попросить. За полгода я тебя дважды предал, так выходит. Первый раз подумал, что дело личное не потянешь, что рано тебе. Поэтому более взрослому и хорошо знакомому отдал... А второй раз, когда меня заставили на тебя рапорт переписать. И вымарали все, что про благонадежность и помощь бухгалтеру указал. Мордой по столу почти буквально возили. Под диктовку заставили переписать. Все факты переврали.

– Мелочи это, Федот Тихонович. Плетью обуха не перешибешь. Вздумали бы перечить, так и чина бы лишили. Хорошо еще, что одной мигренью отделались, а если бы сердце отказало?.. Ладно, это все дела прошлые. Если бы обиду на вас держал, в гости бы не пришел. Вы меня с улицы подобрали, учиться разрешили. Я был бы последним негодяем, если бы стал в спину плевать. Ну а с карьеристом этим еще когда-нибудь встречусь, земля-то круглая.

– Христос с тобой, не трогай идиота! Ему уже погоны сорвали и десять лет каторги без права поселения в центральных губерниях влепили. Боюсь, среди кандальников и зиму не протянет. Или сам помрет, или придавят где на перегоне.

– Ну и черт с ним, придурком... Кстати, вчера был в приемной князя, подал бумаги на патент некроманта, как у Зевеке. Обещали в течение недели выдать.

– Выдать или рассмотреть? – тут же насторожился начальник участка.

– Выдать. Меня пока не зажимают, любую бумажку вне очереди на подпись руководству кладут. Буду консультантом вне штата. Господин Горянов со мной час беседовал. Очень господину обер-полицмейстеру хочется, чтобы я во второй столице помогал с разным непотребством разбираться. Станут на сложные дела приглашать, платить за каждый вызов. Приехал, жандармам и следователям с найденными следами помог разобраться, мне за это денежку небольшую начислили.

– А что не в штат? – заинтересовался новостями старший городовой, подливая заварку и разбавляя кипятком из самовара. – Наставник твой почти до конца жизни в департаменте был, при должности.

– Хочу сначала осмотреться на месте. Да и документы в университет уже приняли, на кафедру тонких материй вольным слушателем. Два раза в неделю буду ходить с нового года. Зачислили официально с сентября, службу засчитали как академический отпуск по защите государственных интересов. Надо будет до лета хвосты по математике и прочим общим дисциплинам досдать. Так что занят буду каждый день, с утра до вечера.

Разломив свежую сушку, Козлов буркнул:

– Это еще вопрос, кто кого научит. Умники нашлись университетские.

– Они правы, Федот Тихонович. Мне учиться надо, знаю мало. Заодно с профессорами существующие классификации нежити поправим. По разнообразной дряни у меня наверняка понимания больше. Но так – год-другой и до диплома доберусь.

– Хорошее дело. На стеночку повесишь, награды рядом... Насчет помощи мне с Аристархом Гвидоновичем, как думаешь?

– А что думать, решено уже, – отхлебнул из стакана Макаров. – Бюджет в детинце утвердили, там общая сумма на все участки. Поэтому при необходимости мне весточку присылайте, я подъеду. Со следующего месяца хочу контору открыть. Как раз место на Федоровской набережной подыскал, на углу. Одно окно на ручей выходит, другой на реку. Вывеску уже заказал, в начале января и обустраиваться буду. В детинце обещали телефункен поставить.

– Отлично, просто отлично. На моем участке, идти буквально пару шагов. Можно сказать, соседи.

– Выходит так, Федот Тихонович.

Совсем успокоившись, урядник задал последний насущный вопрос:

– На компаньона, с кем не сложилось, зла не держишь?

– Нет, прошлое это, уже и забыл. Зла нет, но для меня это теперь чужой человек и я ему никак помогать не стану. Совсем. На рынке пару раз видел, раскланялись и разошлись. Кстати, насчет дел. Чуть не забыл.

Порывшись в кармане пиджака, Сергий достал сложенный лист. Раскрыл его и передал начальнику участка:

– Это черновик, официальный документ позже пришлют. Значит, старшему церковных охотников за нежитью сильно досталось. Но архиепископ сидит на своем месте буквально последние дни, на днях его переизбирать будут. Никто человека держать не станет, кто лично у государя неуважение вызвал. Так вот, я сумел договориться и княже одобрил, будем в Деревяницком монастыре новых витязей обучать. Орден защитников людей православных. Под это дело даже из столицы одобрение прислали и смету затребовали, сколько на первый год понадобится и позже. Назар там главным наставником. Герасим у него в помощниках. Заодно в семинарию пойдет, как закончит, так главным духовником станет. Церковь за крепость веры станет отвечать у новых монахов, полицейское управление за благочиние. Я за то, чтобы могли с любой заразой справиться и не сгинули где в переделке. План составляют: сколько отроков брать, как север и остальные губернии поделить для постоянного патрулирования и вызова специальных групп против серьезной нечисти. За монастырь соседи ваши отвечают, но вполне может быть, что еще не один раз с моими воспитанниками столкнетесь. Сначала город от Тьмы окончательно прикроем, потом нашу губернию, а потом и по всему государству ребят пошлем. Мы – не Европа, нам с дрянью якшаться не с руки.

– Вот это хорошо придумали, – Козлов внимательно прочел черновик, затем передал помощнику. – У себя дома и молодых учить без оглядки на заграницу, это по-нашему. А ведь летом, как сыщик английский приезжал, потом из Лондона вызов прислали. К ним в полицейское управление. Туда студенты поехали и человек от князя, чтобы за бездарями присматривал. Так за эти места разные благородные семейства чуть не передрались. Я слышал в присутствии, что никто толком не занимается, пару часов утром сидят в классе, потом по кабакам гулеванят. Не получится из них приличных дознавателей, только деньги зря на ветер выбросили.

– Пусть с ними у британцев голова болит, нам же проще. И придираться не станут, и нос излишне любопытный в наши дела не сунут. Своих воспитаем. Тихо, без лишней огласки. И полезных вещей им понаделаем, наставник передал нужные знания. Не понадобится с каретой железа на вызов тащиться. Все в одном чемоданчике поместится... На той стороне – политика, мы им в Африке нос утерли, они назло тренировать никого не станут. Наши профессора и без зазнаек отлично справятся. Мне вчера телеграмма пришла из Берлина. Интересуются, раз обвинения сняты, то не возражают ли власти, чтобы из Рейха и Сахары учеников на местный факультет прислали. В целях взаимного сотрудничества. Я когда за телеграмму в детинце расписывался, слышал, будто князь сычем возмущенным кричал, что опять со столицей все согласовывать придется. А ректор уже чуть ли не в приемной поселился, отмашку ждет. Если одобрят, университет Великого Новгорода станут ценить больше, чем Сорбонну или Париж.

– Одобрит государь, как мне кажется, – Федот Тихонович хрустнул очередной сушкой. – Одного конфуза для императорской семьи более чем достаточно. А тут – повод лишний раз показать соседям, кто в самом деле о гражданах заботится и науки разные поддерживает... Кстати, я все на твой костюм смотрю и не вижу орденской планки. Почему награды не носишь?

– Разбирательство пока не закончилось. Министерство обороны до сих пор трясут, как грушу. Но списки для рядовых после кампании утвердили. Станут по месту жительства награждать, все городские советы и сообщества ветеранов в известность поставили. У нас это на воскресенье назначили. Если придете, буду очень признателен. Только сразу хочу предупредить, что без лишней шумихи проводим. Для своих, не для журналистов.

* * *
В понедельник утром секретарь князя докладывал начальству. Черноволосый жилистый мужчина с по-военному подстриженными волосами и аккуратной бородкой “испанкой” раскрыл папку и беглой скороговоркой прошелся по основным задачам на неделю. Мстислав Святославич задумчиво полистал перекидной календарь, затем взмахом руки утвердил график будущих дел.

– Ты за некромантом присматриваешь. Как награждение вчера прошло?

– Тихо. Людей было много, но журналистов не пустили, выпроводили. Кто-то возмущаться хотел, так его прямо на месте отбуцкали и городовым сдали. Очень людям не понравилось, как газетчики писали про то, что в частях разврат на фронте был и сестрички больше о карьере через постель думали, чем о раненых.

– Это в двух желтых листках было?

– Да. Кстати, закрылись они на днях. Им каждый вечер стекла били и мастеровые ремонтировать отказывались. Журналисты, кто поумнее, разбежались, редакторы уехали. Один вообще за границу подался. Говорит, сглаза боится.

– Так за некромантом присматривают и никаких колдовских штучек за ним не было.

– Это мы знаем, что он человек обстоятельный и позорить память учителя не станет. А прохиндеи всякие его очень опасаются. Люди с Африки возвращаются, рассказывают, как он с монахом зомби на британцев гнал, словно стадо послушное.

– Понял. Что с награждением?

– В зале портреты стояли всех погибших. Сначала каждого по имени зачитали и сказали, за какой подвиг награждают. Кто грудью товарища закрывал, кто раненых с поля боя выносил, кто в рукопашную с врагами сражался. Затем “георгиев” вручили. Живым на грудь прикололи, за погибших семьи получили. Макаров сказал, что свою премию за доблестную службу жертвует осиротевшим семьям. Из самых уважаемых добровольцев совет выбрали, будут в комиссии Новгородской ветеранов участвовать. На них – думать, как собранными деньгами распоряжаться. Кому на учебу, кому в голодное время продуктов закупить, кому дров и прочего. Многие из солдат тоже часть денег на это выделили.

– Хороший почин. У Сергия капиталов не так много, наставник золото не копил, на дела тратил. Поэтому – пометку сделай, сколько мы из новгородской казны каждый месяц перечислять сможем. Без особой огласки. Кому надо – те и так узнают. Что еще?

– Еще паломничество получилось на могилу зверя некромантского. Те же кожевники и прочие, кто похоронку получил, цветы приносят. Там маленькая могильная плита установлена, на ней выбито, что покоится верный друг и защитник, не жалевший жизни за добровольцев в Африканском походе. Я с управляющим кладбища поговорил, мы оградку небольшую поставили. И скамеечки сбоку. Хотя архиепископ и недоволен, что монстру такое уважение, но побоялся я людей лишний раз обижать.

– К церковникам не лезть. Капитон на престоле сидит буквально последний месяц. Очень на него другие старцы обиделись. Только сан получил и так перед царем опростоволосился. Копают под него и успешно. Поэтому все, что он требовать станет, сначала со мной лично согласуешь. Что по могилке, пусть ходят. Лучше там поплачут и за упокой души убиенных помолятся, чем станут злобу копить и за колья возьмутся. Ну и приказ из канцелярии имперской помнишь? Не трогать некроманта при любых случаях без величайшего изъявления. Даже человека отдельного прислали к жандармам, будет теперь присматривать за ним. Вот пусть и присматривает... Еще что-нибудь срочное?

– Никак нет, Ваше Высочество. Остальное секретариат решает, как обычно.

– Хорошо, иди.

* * *
Званый ужин проходил в узком кругу. За столом кроме семейства Найсакиных присутствовал Бахрушин Фрол Карлович, человек по специальным поручениям графа Салтыкова. И двое бывших добровольцев, с которыми очень хотела познакомить родных Сашенька: Макаров и Герасим Тверской.

Горбуна привезли на кресле-каталке. Хотя горбуном его теперь вряд ли стоило называть. После проведенного лечения Герасим выглядел как мужчина, который просто привык сильно сутулиться. Коляску по ступенькам аккуратно занесли два молодых парня лет девятнадцати в черных костюмах тройках с малоизвестным гербом на левом кармане, вышитым серебряной нитью. Проверив, что в их услугах больше не нуждаются, откланялись и ушли к толстопузому авто на ярко-красных шинах-дутышах.

– Университет открыл новый факультет? – удивилась Сашенька, посмотрев вслед.

– Нет, послушники. Орден Святого апостола Андрея Первозванного. Будет готовить витязей в помощь охотникам за нечистью. Чтобы больше ни в больницах, ни еще где никакой дряни не завелось, – ответил Сергий, взявшись за ручки коляски. – Куда идти?

– Прошу за мной, все уже собрались. Буду рада представить вас...

Ужин прошел на удивление хорошо. Гости шутили, обсуждали новинки театрального сезона, не касались вопросов политики. Нахваливали кухарку. За чаем Сергий рассказал, что в этом году ожидаются массовые студенческие колядки. Университет даже хочет провести конкурс ледовых скульптур на реке. Желающих записалось уже больше ста человек.

Нина Августовна поделилась впечатлением от посещения кунсткамеры, где сейчас центральным экспонатом огромный ананас, выращенный в песках Сахары. Кудесники расстарались на пробу и прислали результат князю. Публика очень довольна – зримый результат потраченных средств и надежда, что скоро у соседа бывшая пустыня превратится в такой же цветущий сад, как и Каракумы.

Фрол Карлович еще раз передал приветы от графа и личные извинения, что из-за загруженности государственными делами Салтыков не смог приехать. После чего откланялся.

Когда Сергий с Герасимом собирались, Нина Августовна оглянулась: муж с младшей на кухне, корзинку вкусностей гостям хотят с собой в дорогу отдать. Неподалеку Елена стоит, всем видом демонстрируя – и не проси уйти! Я буду здесь! Ну и ладно...

Молодой человек и монах женщине понравились. Вежливые, воспитанные, одеты очень прилично. У обоих на левой груди орденские колодки за две награды: Рейха и Российской Империи. Но хотелось уточнить важный вопрос:

– Сергий, я никоим образом не хочу вас обидеть, просто Сашенька часто про вас рассказывает. Мне радостно, что она приняла столь живое участие в вашей судьбе, но хочется узнать...

Понимающе улыбнувшись, Макаров ответил:

– Мы просто вместе многое пережили. Но я хочу вас уверить, что никоим образом не претендую на руку вашей дочери. И речь даже не о том, что мы из разных сословных слоев. Вполне может быть, что я получу дворянство лет через 10. И сейчас у меня уже есть дело, которое прокормит. Просто – я одной ногой стою в могиле. Дар такой и судьба. И тащить следом за собой никого не хочу. Надеюсь, мы останемся хорошими друзьями. И не более.

– Спасибо. Вы меня отлично поняли.

– Не волнуйтесь, я не собираюсь как-либо вмешиваться в жизнь Сашеньки. Она нам не один раз жизни спасала. И всегда сможет рассчитывать на любую поддержку.

* * *
Приехавшие на автомобиле послушники аккуратно спустили коляску, прокатили ее к воротам и теперь возились у широкой двери, чтобы усадить Герасима внутрь. Сергий медленно шел следом, не замечая тяжести врученной корзинки с угощениями.

Над головой ярко светила огромная луна. Мороз пощипывал щеки. Молодой некромант смотрел на яркие звезды и думал: что же, я теперь в самом начале официального пути. Видимых преград больше нет. За признанное имя и полученный патент пришлось заплатить отбитыми потрохами, но уже восстановился. Теперь осталось сделать так, чтобы многочисленные недоброжелатели не сожрали, и данное наставнику обещание выполнить. Но – справлюсь. Потому что – могу.

“Я ничего не забыл”, – повторил про себя Сергий. Ни замученную ученицу Зевеке, ни Кусаку, на кладбище к которой приезжал каждое воскресенье. Ни шипение в спину родовитых сановников, многим из которых за все хорошее досталось в процессе развернувшейся чистки олимпийских гадюшников. Но общий закон жизни работает и здесь. Собаки лают, караван идет. Слово дано, долг будет исполнен.

– Вы как, готовы? Пора в монастырь. Меня по дороге домой завезете и отдыхать. Завтра у нас куча дел. Завтра начинаем формировать первые боевые тройки и начнем тренировки. Готовьтесь, отроки. Нас ждут веселые деньки.

Эпилог

– Мистер Такер, рад, что вы согласились встретиться со мной.

– Не скажу, что взаимно, господин...

– Выбирайте любое имя, какое вам понравится. Я просто представляю человека, которого вы столь неосторожно чуть не сдали полиции. Честно говоря, мой наниматель сильно расстроился. Он ожидал от вас большего профессионализма. Вы же поручили дело форменному болвану.

Человек “для решения вопросов” бывшего премьер-министра развел руками:

– Используем тот материал, который под руками. Вы тоже в опере не очень-то хорошо себя проявили.

– Туше...

Двое серьезных господ сидели в кафе и дегустировали черный кофе, сваренный по лучшим рецептам Порты.

– К сожалению, наша общая проблема до сих пор не решена. Вы, насколько видит мой работодатель, слабо понимаете внутреннюю кухню империи. И все эти жалкие попытки раскачать общественное мнение, играть на публику ни к чему не приведут. Если Ивану нужно, он моментально показывает звериный оскал. В этом смог убедиться на личной шкуре господин Березин. Бывший глава Думской оппозиции в бегах, уехал во Францию и всерьез опасается за собственную жизнь... Поэтому никаких глупых плясок с газетчиками, мистер Такер. Надо поступать проще.

– Как именно?

– Смена центральной фигуры. Если на место императора придет другой лидер, более благосклонно относящийся к вопросам европейской интеграции, у многих людей появятся разные интересные возможности. Как в финансовом, так и карьерном плане. Козлов отпущения надо будет выбрать, с этим никто не спорит. Пшеки, германцы, ханьцы. Не знаю, это другой вопрос. Главное – наша общая позиция по главной задаче.

– Считайте, что люди, которых я представляю, полностью одобряют такое решение проблемы, – ответил британец. – Что вы хотите получить от нас?

– Информацию и финансы. Мало того, нам придется разыграть двухходовку. Сначала разобраться с канцлером, затем с его приятелем в России. Вы поучаствуете в первом этапе операции, мы завершим второй. Этот мир слишком быстро забыл, что ничто в нем не постоянно. И почивать на лаврах укротителя Африки чревато.

– С вами приятно иметь дело. Вы буквально читаете наши мысли... Мы в деле. С чего начнем?


Конец второй книги


Оглавление

  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Эпилог