Крутой опер [Владимир Георгиевич Черкасов-Георгиевский] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

ВЛАДИМИР ЧЕРКАСОВ-ГЕОРГИЕВСКИЙ КРУТОЙ ОПЕР

Часть I ЗЕМЛЯНАЯ» РАБОТА

Глава первая

Вырубили электропитание, чтобы не сработала сигнализация. Затем потрудились над первой стальной преградой какими-то нешумными инструментами. А когда спустились в помещение, долго не мешкали. Сейфы, переключившиеся на питание от аккумуляторов, не взламывали — открыли по известным им кодам. Тут уж дело было не в воровском хитроумии: электронные сейфовые коды знало лишь несколько человек из руководства банка.

Взяли десять миллионов долларов. Сумма для оборотов Ахлопова не громадная, всполошился он больше из-за обстоятельств ограбления. Кто-то, явно из ближайшего окружения банкира, выдал секретнейшую информацию. Как дальше работать с такой командой? Но и куш грабители отхватили изряднейший. Подготовились скрупулезно и старания свои окупили с лихвой.

Тридцатитрехлетний Кострецов, поджарый и широкоплечий, привычно пропускал мимо ушей бушующие вокруг эмоции. Капитан покуривал, сверлил окружающих бойким взглядом голубых глаз под светло-русой кудрявой шевелюрой, делая вид, что его каждое слово интересует. Ждал, когда опомнится начальник службы безопасности банка Вася Серченко, чтобы поговорить с ним наедине.

До перехода сюда Серченко служил на каком-то «аналитическом» подполковничьем посту в милиции. Переманил его Ахло-пов за большое жалованье, потому что хотел иметь современнейшую службу безопасности. В функции ее должно было входить: проверка клиентов, сбор досье на будущих участников сделок и тому подобное. С этим бывший подполковник Вася справлялся хорошо, регулярно разрабатывая для босса на компьютере красивые программы. Но так как в оперативном деле являлся почти нулем, возможность проникновения в хранилище через ветхий потолок не спрогнозировал.

Наконец, набегавшийся по месту преступления, малиновый от напряжения, Василий остыл и, поймав настойчивый взгляд Кострецова, поинтересовался:

— Сергей, может, пообедаем, а?

— Да ты вообще отпросился бы, — посоветовал ему Кострецов. — Сегодня вряд ли снова ограбят. Попили бы пивка, помозговали. Здесь уж ничего не поймаем.

— А я бы стакан засадил, — нервно признался Серченко, вытирая рукавом пот со лба.

— Тебе это сейчас еще лучше, — согласился капитан.

Вскоре они с Серченко, надвинувшим на лоб кепочку, вышли на залитую весенним солнцем улицу. Зима долго не сдавалась, но сегодня теплые лучи дружно взялись осушать асфальт на этом напичканном офисами клочке Москвы. И оттого, что на Чистых прудах — Чистяках по-месгному — плескалась под кронами старых деревьев живая, освободившаяся ото льда вода, Кострецов ощущал весну, словно на лесной опушке.

Ближайшим приличным местом был пивной ресторан «Гриф-клуб» на Мясницкой, около Лубянки. Там обитые деревом, увитые зеленью стены с аквариумами создавали покой и уют, вышколенные официанты в белых рубашках подавали немецкое и бельгийское пиво, а можно было заказать и суп с перепелами. Высокооплачиваемый Серченко, по идее, должен был бы пригласить опера, которому предстояло раскручивать дело его судьбы, именно туда. Посидели бы за покрытым скатертью столиком, поговорили бы без толчеи вокруг. Но он повел Кострецова в пивнуху, где хлебали стоя, — в Банковский переулок.

«Вот хохляцкая душа, — думал Кострецов. — Даже при таком раскладе деньги бережет. Видно, каким был в погонах жлобом, таким и остался».

Заведение на Банковском теперь называлось кафе-баром, и из бывшего зала пивной вела лестница на второй этаж, где располагалось кафе. В былые времена пиво здесь брали в автоматах и на улицу выходило большое окно. Оно, конечно, запотевало от паров и колготни внутри, но все ж таки через него отдельные лирические натуры ухитрялись полюбоваться на такое, вот как сегодня, долгожданное солнышко.

Теперь окно было заложено наглухо, а на пятачке под лампами у высоких столиков торчала с кружками в руках местная и прохожая публика.

В объявлении на буфетной стойке предлагалось «адмиралтейское», «петровское» и даже пиво под старинным названием «Ка-линкинъ». Любитель пива Кострецов всю эту новомодную продукцию давно продегустировал, не ощутив в ней особой прелести. Он ностальгически подумал о старом «жигулевском» и взял проверенное «двойное золотое». Ему, хорошо знакомому местному оперу, подали тарелку отборных креветок. Себе Серченко заказал стакан водки с бутербродами и пиво, заплатив, впрочем, за двоих.

Встав у столика, Василий, не снимая кепки, резко поднес к губам стакан, торопливо выпил. Потом вяло закусил, пригубил пиво и обреченно сказал:

— Хана. Конец моей службы у Ахлопо-ва. Где я теперь устроюсь?

— Чего ж «хана»? — потроша креветку, спросил Кострецов. — Искать пропажу будем.

— Искать, Серега, это по твоей части. А даже и найдешь, хозяин такого начальника службы безопасности, как я, все одно больше не потерпит.

— Ты что ж, Вася, лишь о своей шкуре печешься? — Кострецов пристально глянул ему в лицо. — Ты же из ментов. Тебе лично эта ловкая шушера в лицо харкнула. И не желаешь до крыс добраться?

Серченко лихорадочно отпил по л кружки.

— У каждого своя жизнь… Эх, а как ладно дома зажили! Я супругу с работы снял. Каждое воскресенье готовила мне вареники с вишнями.

Капитан делал вид, будто поглощен креветками, чтобы Серченко не видел его сузившиеся глаза, всегда так бесшабашно сверкавшие. Наконец поднял их.

— Что можешь толково сказать по делу?

— Да ничего не могу. Словно соображал ку отбило.

— Коды-то от сейфов, выходит, сотрудники банка сдали.

— Ты что, Кострецов? — Серченко изменился в лице. — И на меня думаешь?

Сергей весело сверкнул голубыми глазами:

— А чего же ты, Вася, так сразу решил из банка линять?

— Да ты что, опер долбаный?! — взорвался Серченко, срывая с головы кепку. — Ты кому такое говоришь? Знаешь мою должность в МВД?!

— Бывшую-то? — белозубо засмеялся Кострецов. — И знагь не хочу. Вижу, что по службе ты лох. Запомни на всякий случай: любой такой розыск начинают с круга главных ответственных за пропажу.

— Да я из органов!..

— Да ну? Это из каких же? — насмешливо поинтересовался Кострецов, но тут же снова добродушно размяк. — Ладно, чего ты, в самом деле? Поной пивка.

Серченко отдышался, заговорил спокойнее:

— Зачем мне сук под собой рубить? Работал бы да работал. Я вон материал для строительства дачи завез.

— Раз завез, как-нибудь достроишь…

Составь мне досье на всех, кто у вас коды сейфов знал. Ты ж, Вась, по таким делам специалист. Работу с клиентами Ахлопову высоко поставил, — подмазывал Кострецов.

— Сделаю. Бывай здоров! — Серченко натянул кепку. — Пойду до дому. Как жене только все буду объяснять?

Кострецов кивнул и угрюмо смотрел Василию в спину, пока тот не скрылся в двери. Потом допил пиво, подумав: «Эхма, и нс нужна нам денег тьма». Подошел к стойке и взял еще кружку.

Капитан огляделся вокруг. Сразу перехватил взгляды троих кавказцев у столика в углу. Черные кожанки, цепочки на шее, у одного на руке — тюремная наколка. Блатные, не местные. Видимо, громковато выяснял он отношения с Серченко.

Кавказцы словно ждали, когда Кострецов заметит, что они «имеют сказать».

— Чего зыришь, легавый? — протяжно произнес тот, что с наколкой.

В наплечной кобуре под курткой Сергея увесисто тянул табельный «Макаров». Любые превосходящие силы капитана не волновали. Кострецов мог бы дать понять, что он не простой мент, а опер с пушкой, и эти «залетные» поджали бы хвост. Но раздражение на Серченко еще не прошло, и он так же тягуче ответил:

— А что, зажмешь?

Кавказцы разом отлепились от столика и медленно пошли на Сергея. Ему еще можно было предупредить драку. Но капитан был зол. Как говорится на милицейском жаргоне, он был «земляной» опер. И вокруг лежала его «земля». На ней плескались Чистые пруды, которые должны быть чистыми. Отличный знаток рукопашного боя, Кострецов сгруппировался, следя за движениями противников.

Когда те придвинулись на расстояние прыжка, Кострецов взвился… Рубанул ногой в подбородок, возможно, основного — того, что с наколкой. Кулаком ударил в лицо следующему. И тот и другой повалились на пол, сшибая столики. Третий успел замахнуться, но опер ушел от кулака. Отскочил, страшно ударив с правой кавказцу в переносицу. Кавказец, обливаясь кровью, зажал лицо руками.

Двое ринулись на капитана с пола. Но он, действуя руками-ногами, не давал им выпрямиться.

— Алла! — закричал тот, что умывался кровью из перебитого носа, выхватив сзади, из-за пояса, воронено блеснувший пистолет.

Кострецов мгновенно швырнул на него столик. Кавказец успел бесприцельно выстрелить справа, приняв левой рукой столик. Вслед за столиком торпедой ринулся капитан. Он отбил ногой руку противника с пистолетом. Схватил его левой за кисть, правой он уцепился за ствол. Рванул вверх, ломая указательный палец кавказца.

— А-а-а! — взвыл тот.

Кострецов вырвал пистолет и ударил носком ботинка стрелка между ног.

Кавказец, взвыв еще громче, переломился пополам. Капитан прихватил его руку с изуродованным пальцем и сильно дернул, вышибая из плечевого сустава, чтобы неповадно было блатягу палить в опера. Отшвырнул его к стене. Тот грохнулся мешком, потеряв сознание.

Двое других джигитов уже успели вскочить на ноги и метнулись к Кострецову.

В этот момент от двери дико закричали:

— Вы чего, братаны! Это ж Кость! Стоять, Зорька! Нету делов!

Кавказцы и Кострецов оглянулись. Это был Кеша Черч, только что зашедший в пивную чистяковский старожил.

— Ша, залетные! — сказан Черч. — Валите отсюда.

«Пиковые» (так на фене называют кавказцев) заозирались. Местные завсегдатаи, прижавшиеся к стенам, глядели на них неодобрительно.

Кострецов вскинул на этих двоих пистолет, отнятый у их дружка, и скомандовал:

— К стене! Руки на стену, ноги расставить!

Те хмуро повиновались. Кострецов шагнул к ним, не опуская оружия, обшарил их одной рукой: «припаса» не было. Потом сковал парочку, кисть к кисти, наручниками.

— Лечь на пол!

«Пиковые» распластались на грязном полу, уткнувшись в него лицами. Как видно, этот почерк московской «спецуры» они в столице уже знали. За что, возможно, и хотели отыграться на попавшемся им здесь в одиночку менте.

Кострецов прошел за стойку позвонить со стоявшего там телефона. Поглядывая оттуда в зал, набрал номер дежурного по ОВД и вызвал опербригаду.

Когда милиция приехала и забрала задержанных, Черч подошел к Кострецову, улыбаясь беззубым ртом.

— С тебя, Кость, пара пива в честь красивого представления.

Сергей усмехнулся и крикнул буфетчице:

— Налей мне свежего «двойного» и пару «адмиралтейского»!

Черч, как бывший флотский, признавал только «адмиралтейское». С Кешей Кострецов, тоже родившийся и выросший на Чистяках, учился в школе. Генеральский сын Кеша сызмала изучал английский язык, играл на фортепиано, на школьных детских утренниках появляясь с голубым атласным бантом на белой крахмальной рубашке. С Кострецовым он стал пересекаться в старших классах, когда неплохо овладел самбо.

Сергея прозвали «Кость» не только из-за фамилии. В драках и поединках он сражался не до первой крови, а до самого конца — пока не вырубался или противник, или он сам. Однажды в такой схватке, на которую глазело пол школы, парень из старшего класса в броске через плечо сломал Кострецову левую руку. Перелом был открытым, и кость, прорвав кожу, торчала из запястья белым зубцом. Истекая кровью, Сергей бил правой, шел и шел на парня, пока тот не убежал.

Несколько раз Сергей схватывался с Кешей в показательных борцовских поединках. Кеша демонстрировал приемы самбо, а Кострецов — чему научился в уличных драках. И всегда он прижимал к земле Кешу, прозванного за англоманство и пижонство Черчем: так сократили фамилию лорда Черчилля. В десятом классе Кеша вступил в комсомольский оперативный отряд, деятельно участвовал в «охоте» на фарцовщиков и внезапных проверках ресторанов с «контрольной закупкой».

Служить Черч попал во флот, а Кость — в войсковую горную разведку. После армии Сергей пошел учиться в Высшую школу милиции, Черч — в судостроительный институт. Кеше везло: женился на дочке адмирала, перешел на заочный факультет и работал на «почтовом ящике», изготовлявшем оборудование для подводных лодок. Ставить его уезжал на «севера», где для наладки аппаратуры уходил на субмаринах в плавания.

Сломалась Кешина жизнь, когда после горбачевских перемен скоропостижно умер батя-генерал, вскоре не стало и матери. Черч начал попивать, жена его ушла к другому. Он бросил и флотскую работу, и институт. Первое время, продав сначала отцовскую дачу, потом и квартиру, жил на широкую ногу, затем снял комнату.

Всегда выбритый, одетый в чистое и выглаженное, Черч начинал день в рюмочной или пивной на Чистяках, читая свежие газеты. Потом занимался черт знает чем. Кострецов, став местным опером, начал опять пересекаться с однокашником, когда тот полез в уголовщину.

Кеша входил в шайку, раздевавшую машины на автостоянках, крутился на подхвате у рэкетиров. Ничем не брезговал, чтобы утром «культурно» выпить. Но читать газеты за стойкой перестал. От прежнего Черча осталась лишь фраза, действительно принадлежащая сэру Уинстону Черчиллю: «Репутация державы точнее всего определяется той суммой, какую она способна взять в долг». Ее Кеша употреблял, когда, шамкая (передние зубы Черчу давно выбили), выпрашивал у посетителей пивной деньги на кружечку с заведомой неотдачей. Он скатился в бомжи. Ночевал у собутыльников, по подвалам и чердакам.

Если бы не Кострецов, Кешу давно бы посадили. Сначала тот делал это в память об их юности, но потом дал понять Черчу, что надо на милицию работать. Кеша стал его стукачом. Для бывшего члена комсомольского оперотряда это не было потрясением. На оплату негласных осведомителей денег в ОВД нынче нет, и Кеша, как многие его коллеги — «помощники милиции», трудился из-за КМ — компрометирующего материала, собранного на него самого.

Поставив перед собой «адмиралтейское», Черч прищурил выцветшие, бывшие когда-то серыми, глаза и подмигнул Кострецову:

— Мы люди бедные, дуем в трубы медные.

Сергей, любивший присловья и поговорки, ответил ему в тон:

— Да, не пьют на небеси, а тут только подноси. Слыхал про Ахлопова?

Черч важно потянул пиво, отер пену с щербатого рта. Произнес, чтобы не слышали за другими столиками:

— Классная работа. Очень возможно, что наши, центровые.

— Надо поконкретнее, — пожелал капитан вполголоса.

Кеша понимающе кивнул, жадно опорожняя кружку. Общаться с ним на виду у всех Кострецову было удобно. Все знали, что они знакомы с детства. Неважно, что один — опер, а другой — приблатненный босяк.

«Братство» Чистых прудов складывалось десятилетиями. Когда-то на Чистяках сходились драться «стенка на стенку» с соседями через Садовое кольцо — ребятами с улицы Карла Маркса (теперь Старой Басманной) и переулков вокруг Сада имени Баумана. Выходили чистяковские и на Сретенский бульвар — схлестнуться со «сборной» Сретенки. Бились тогда беспощадно, однако время было, можно сказать, романтическое: теперь «забойные» юнцы сразу подавались в профессионалы, которые делили московские территории не только по праву старожильства. И все же слово местного «крутого» еще что-то значило. Поэтому Черч сейчас и вмешался, осаживая залетевших в его пенаты «пиковых».

— Ну, Кеша, бывай, — сказал Кострецов.

— Кость, — с энтузиазмом заявил в ответ Черч, — с тебя еще пара пива и креветки, на перспекгиву.

Прекрасно зная, что на агентуру оперативнику средств теперь не выделяют и что зарплата у Кострецова эквивалентна всего лишь двумстам с небольшим долларам, Черч все равно вымогал. Капитан поставил ему требуемое.

Кеша был в информационной сети опера одним из дельных, таким же являлся Валя Пустяков. За способность мгновенно воспламеняться и лезть на рожон из-за чепухи Валя и прозывался Пустяком. Он отсидел за хулиганство, но в зоне усвоил понятия «правильных по жизни». Выйдя на свободу, попробовал начать блатную жизнь. Учитывая его вздорность, уголовники привлекали Пустяка лишь для стояния «на стреме» при ограблениях. Вскоре и попался в очередной раз.

А попавшись, недолго думая, пошел на вербовку Кострецовым. Снова в зону ему не хотелось. Ненамного старше капитана, Валя любил женшин, которые за решеткой содержатся, как известно, отдельно. За последние годы он спился и без стакана обходиться не мог. Не имея, как и Черч, своего угла, Пустяк проживал у подруг-алкоголичек.

Выйдя из пивной, Кострецов направился озадачить ограблением банка и Пустяка. Тот в последнее время прилепился к Нинке — рабочей пиццерии «Джонни Толстяк» на Мясницкой. Сергей нашел Валю на заднем дворе пиццерии, покуривающим на тарном ящике.

— Привет рабочему классу! — весело сказал Кострецов, присаживаясь на ящик рядом с Пустяком и поглядывая по сторонам: в предстоящей беседе свидетели были ему не нужны.

Валя растянул улыбочкой свое длинное лицо в очках с замотанными изоляцией дужками.

— А что ж! Помогаю Нинке по мере сил.

— Да, хорошая женщина возвысит, а нехорошая погубит.

Краснобай Пустяк осклабился.

— Но говорят, что хорошие давно разобраны, — сказал он, намекая, что Сергей живет один.

— Конечно, — легко согласился Кострецов, — и мы знаем, кем…. Банк Ахлопова взяли. Что слышно?

— Пока глушняк, — посерьезнев, ответил Валя.

— Надо шустрить.

Пустяк поправил очки, стрельнув под ними острыми глазами.

— Уже думаю, Кость.

— Надо, Валя, чтоб как у свадебной лошади: голова в цветах, а задница в мыле. — Капитан широко улыбнулся.

Пустяк оглушительно захохотал, дыша густым перегаром.

— Ну ты, Кость, скажешь так скажешь!

День кончался, и Кострецов отправился домой. Жил он в старинном доме в Архангельском переулке, когда-то называвшемся Телеграфным. В нем и вырос. Отца своего не помнил — тот, автогонщик, погиб на соревнованиях еще в младенчестве Сергея. А мать была мастером спорта международного класса по лыжам. Она и Сергея с раннего детства отдала в лыжную секцию. Там он напряженно занимался и приобрел немалую выносливость, что здорово помогало ему в драках. В армии Кострецов попал в горную разведку не случайно: ее бойцам требовалось отлично «владеть лыжами».

Жили они с матерью в комнате громадной коммунальной квартиры с роем соседей старомосковского замеса. Потом мать, преуспевавшая в спорте, сумела получить отдельную квартиру на окраине Москвы, а комната осталась Сергею. Он любил свою комнату, выходящую эркером на дворы его детства. Но в один прекрасный день на их коммуналку размером в этаж позарился «новый русский».

Он накупил соседям квартиры, какие они пожелали, и единолично занял этот этаж, на который вела замысловатого чугунного литья лестница парадного подъезда. Воспротивился сделке лишь Кострецов.

Не будь он милиционером, новый хозяин нашел бы и на него управу. А так конфликт со строптивым жильцом пришлось улаживать полюбовно.

Сергею отделили комнату, выходящую прямо в закут кухоньки и к туалету, совмещенному с ванной. Новый жилец занял остальное, имея парадный ход. Кострепову достался черный. Лифта там не было, на пятый этаж патриоту Чистяков приходилось топать пешком. Не было в отгороженной Сергею комнате и эркера. Но лепнина на высоченных потолках красовалась по-прежнему и узорно светила, а через узкое окошко виднелись те же знакомые с детства крыши пристроек, где он мальчишкой играл в «казаки-разбойники».

Поднявшись к себе по пустынному черному ходу, Кострецов в который уже раз подумал, какое все-таки для опера удобство — иметь отдельный, незаметный проход в свое жилище. Он им пользовался вовсю, приглашая домой на беседу стукачей, да и вообще полезных для дела людей. Зажег в квартирке свет и решил приготовить ужин по всем правилам.

Сначала, правда, требовалось разгрести текущую служебную рутину. На Сергее, как и на его «земляных» коллегах, были сейчас в отработке пара трупов, несколько ограблений, разбоев, краж и разной мелочевки.

Он стал звонить в дежурную часть. Уточнял: не искал ли кто его, приходила ли потерпевшая Ненастикова для опознания своих пропавших вещей, не вводился ли план «Перехват» или «Сирена» и так далее. Потом набрал номер дежурного опера. Поинтересовался, как прошла совместная с ОЭПом операция по задержанию поставщиков подпольной водки из Дагестана. На случай срочного вызова сообщил, что он дома. Только теперь Сергей мог расслабиться.

Готовить Кострецов любил, считая изыск в поварстве доступным лишь мужчинам. Начал с картошки для гарнира. Почистил и точнейшей резкой изготовил из нее соломку. Высыпал на раскалившуюся сковородку, обильно политую постным маслом, и принялся почти непрестанно перемешивать. Только так картошечка получалась изумительно золотистой и хрустяще упругой.

Перемешивая картошку, он пристроил на другую сковороду толстый ломоть парного мяса, стараясь не упустить момент, чтобы вышло со «средней кровью» — «мидл стейк», как его по-американски называют. Не забыл и о приправах. Так Кострецов и шустрил колесом над двумя сковородками, пока мясо наливалось кулинарными соками. Тогда он мгновенно сбавил огонь на конфорках и для краткого томления накрыл сковородку крышкой. Как раз осталось время, чтобы приготовить овощной салат.

Сергей, взмахнув клинком отличного «золингена», принялся крошить помидоры, редиску, огурцы, лук, укроп. Полил майонезом этот блистательный натюрморт, сдернул крышку со сковородки. Распластал все по салатнице и большой тарелке. Еще миг — выдернул из холодильника запотевшую бутылку пива, сбил крышку, напузы-рил в хрустальную кружку. Готово!

Сел и стал со смаком поглощать ужин, глядя, как за окном погружаются в ночной мрак Чистяки.

Вторую бутылку надлежало пить под рыбку. Фанат рыбалки, Кострецов наловил много лещей по последнему льду. Присыпал солью и развесил их над газовой плитой.

Сергей снял со струны вяленого лещика и надломил по жабрам, отщипнув янтарный лоскут, попробовал: в самый раз дошел. Аккуратно очистил рыбину и достал еще одно пиво.

Когда вторая бутылка оказалась опустошенной, Кострецов закурил «Мальборо», на которое разорялся из-за пристрастия ко всему качественному, и задумался о свалившемся на него сегодня деле. Прикинул, что в этом розыске отдыха ему не будет. Решил позвонить Ирине.

С Ириной, девицей под тридцать, работавшей на компьютере в коммерческой фирме, Сергей встречался уже несколько лет. Ходили вместе на вечеринки и разные мероприятия, ночевали то у него, то у нее. Кострецов давно предлагал ей расписаться, пора уж было заводить детей. Но Ира все чего-то тянула. Стройная привлекательная блондинка, она без мужского внимания не оставалась. Особые возможности были в ее фирме, где постоянно мелькали бизнесмены. Кто знает, как она вела себя с ними?

Капитан не опускался до того, чтобы об этом думать. Странное дело: профессионально подозревавший всех мужчин, оказывавшихся в его поле зрения по работе, Кострецов не позволял себе такого по отношению к женщинам. Он иногда даже робел перед этими удивительными существами. И вовсе непостижимой казалась ему их грандиозная интуиция: они кишками чувствовали больше, чем он всей своей изощренной оперской сметкой.

Кострецов набрал номер Ирины:

— Привет, это я.

— Приветик.

— Ира, я тут в работу влез, и встретиться на этой неделе, наверное, не удастся.

Она ответила после паузы:

— Как скажешь. — Замолчала.

Кострецов, не зная, о чем дальше вести разговор, промямлил:

— Солнце сегодня по-настоящему весеннее.

— Сережа, у меня лопнуло терпение! — вдруг выпалила Ирина. — Ты на солнышко любуешься, а у меня годы уходят, надо устраивать личную жизнь!

— Давай устраивать, — недоуменно произнес Сергей. — Я же предлагал. Закончу вот дело, и давай заявку в загс подадим.

— Какой загс? Жить на твою и мою зарплату?

— А на что же нам жить? Я свою работу бросить не могу. Хотя, конечно, в какой-нибудь коммерческой службе безопасности больше платят.

— «Больше»! — закричала она. — Сравнил хрен с пальцем… Ну, я не знаю… Ты же мент, все время между денежных людей крутишься!

— Опять двадцать пять. Сейчас, между прочим, и пожизненное дают.

— Кому надо, Сережа, тому хорошие бабки дают.

— Вот-вот! Я о тюремных сроках, а ты, конечно, о деньгах.

Ира заговорила вдруг проникновенно:

— Сережа, ну я же женщина. В семье детей надо рожать и растить. А какое у них будущее с таким папой?

— Нормальное, Ира. И откуда твоя расчетливость? Ни разу замужем не была.

— Вот потому-то, Сережа, я и хочу выйти нормально.

Капитан молчал, давя левой рукой, когда-то перебитой в школьной драке, окурок в пепельнице. Потом сказал:

— Значит, будем прощаться, Ира?

— Да, Сергей.

— Счастливо тебе устроить личную жизнь, — отозвался Кострецов и положил трубку.

За давно не мытым окном на его чистя-ковской «земле» уже царила ночь. Но и сквозь пыльное стекло капитан видел небо, где четко смотрелись звезды.

Он хотел позвонить и о чем-нибудь поговорить с матерью: та никогда не унывала. Но вспомнил, что она сейчас где-то в горах на сборах с командой, которую тренировала. Снег-то по центральной России сошел, лыжники в горные края подались.

Кострецов достал из холодильника третью, незапланированную бутылку пива. Вылил ее в кружку, стал пить, надеясь, что от дневной усталости сможет побыстрее заснуть.

Опер Кость был «правильным ментом», как называют блатные неподкупных милицейских. Он посмотрел в черное окно и вспомнил свое излюбленное присловье: «Эхма, и не нужна нам денег тьма!».

Глава вторая

С утра Кострецов в своем отделе разбирался с первыми документами по ахлоповскому делу. Интересных отпечатков пальцев на месте преступления не оказалось. Риэлтерская фирма, купившая квартиру, через которую проникли в банк, особых подозрений не вызывала.

Следователем по ограблению назначили молодого Славика Унькова. Расследование такого «крупняка» он получил впервые и раздувался от важности. Славик, наверное ночь не спавший за обдумыванием версий, обрушил на Кострецовапланов громадье, но конкретного в них было немного.

Сергей сказал, что Серченко на днях выдаст досье на банковских хранителей кодов. Это Уньков пропустил мимо ушей и снова затараторил свое.

Капитан из вежливости послушал его еще и проговорил:

— Будем работать. Я пошел на «землю».

— Сергей, — воззрился на него Славик, — а если найдем, Ахлопов нам премию отстегнет?

«И этот все о том же», — с тоской подумал Кострецов, вспомнив последний разговор с Ириной. Будто зуб заныл…

Он сказал с усмешкой:

— Молодой ты, да ранний, как ратан в пруду.

— Без занозы не можешь, Кость? — ощетинился Уньков.

Капитан, выходя из комнаты, бросил:

— Жадность порождает бедность, парень. А называть кликухой заслуженного опера тебе рановато.

В коридоре Кострецов столкнулся с участковым по его территории, майором Иваном Пахомовичем Балдыкиным. Вот кому на прозвище больше Вали Пустяка не повезло: за глаза кликали Балдой. Но все же вкладывали в это пушкинский смысл. Работник Балда из сказки поэта хитрее всех оказался. Балдыкину скоро было на пенсию. Приземистый, с серебряной шевелюрой под полинявшей, но аккуратной фуражкой, он единственный в отделе мог посоревноваться с Кострецовым в знании Чистяков.

— Здорово, Пахомыч, — уважительно, как всегда при встрече с ним, произнес Сергей.

Балдыкин кивнул на закрытую опером дверь.

— Отвел душу со Славиком?

Капитан махнул рукой и закурил. Балдыкин сказал:

— С квартирой над Ахпоповым много возни было. Сначала одна риэлтерская — тьфу, слово какое! — фирма ее купила, другой перепродала. Потом те квартиру крутили, с оравой покупателей торговались. Кто только ее ни смотрел. Так дело замутили, что даже из наших, аж из МВД, кто-то приезжал, там разбирался.

— А кто? — спросил Сергей.

— Извини, Кость, не помню. — Майор смутился. — Старею.

— Зря так говоришь, Пахомыч. Слова материальны, хреново себя настраиваешь. Ладно, спасибо. От тебя первого сегодня дельное услышал. Сейчас перекупщики этой хаты зашевелятся, ты на них посмотри внимательно.

Они распрощались, Кострецов вышел на улицу под солнце, снова горячо разгоревшееся. Ему надо было вводить в игру своего самого выдающегося стукача — Яшу Тундру.

Яшу «подарил» Кострецову его ближайший друг, оперативник Главного управления уголовного розыска (ГУУР) Леша Бунчук. С Лешей Кострецов был однокурсником в Высшей школе милиции. Еще в те годы сошлись они на страсти к рукопашному бою и увлечении рыбалкой. Бунчук был прирожденным опером. Распределившись в один с Кострецовым отдел уголовного розыска (ОУР ОВД), Леша сразу начал хватать звезды с неба и на погоны.

В центре Москвы, закипевшем после перестройки боями уголовных группировок, Бунчук ловко выходил то на одну, то на другую банду и лез в группах захвата лично брать главарей за горло. Вскоре он попал в) УУР и оброс могучей сетью негласных информаторов. Кое-кто из них занимался и агентурной работой. Таким был и Яша, хорошо известный в столичных криминальных кругах под кличкой Тундра. Когда Яша открыл зал игровых автоматов около Чистых прудов, Бунчук разрешил Кострецову использовать Тундру в случае крайней необходимости, но в биографию стукача Сергея не посвятил.

Выполняя задание ГУУРа, Тундра резидентски создавал по центру Москвы свою информационную сеть. Изображая наркомана, он подкармливал «ходящих по наркоте», получая «для служебного использования» промедол в ампулах. Наркоманы очень болтливы, если их бесплатно угощают. Яша гениально умел обнаруживать сплетников, «раскумаривая» их от всего сердца. Тут главное, чтобы источник информации не догадывался, что его «потрошат». Добытое Тундрой ложилось в золотой фонд ГУУРа для анализа.

Леша Бунчук был таким же «идейным ментом», как Кострецов. Его убили год назад Когда Леша, возвращаясь со службы, входил в подъезд своего дома, по нему с двух точек открыли стрельбу. Сразу наповал. Никаких следов не удалось найти.

Куратором Яши в ГУУРе стал новый опер, но Тундра продолжал охотно работать и на Кострецова: капитан здорово ему помог при отстаивании его зала игровых автоматов. Чистяковские бандитские крыши наперебой «наезжали» на Яшино лакомое заведение с баром в бойком месте. Кострецов осаживал их, пока те не решили, что Тундра платит «высоким ментам», и не отстали.

Таким образом, Яша оказался на золотой середине — и милиции был угоден, и карман набивал. Вес его в блатной среде, благодаря неиссякаемым «стекляшкам» с наркотой, неуклонно рос. Он ими на Чистяках не барыжничал, й «деловые» считали, будто бы «крученый» Тундра «работает на выезде» — достает и продает кайф где-то по России.

Кострецов зашел в зал Яши и подмигнул Толянычу, стоявшему с рюмкой у стойки. Молчаливый лобач со шрамом на щеке, правая рука Тундры по уголовным делам, небрежно ему кивнул.

Толяныч, подобно всей околокриминаль-ной шатии в районе, уважал за отчаянный нрав опера Кость, но, как и положено при-блатненной «сыроежке», демонстрировал свою гордую независимость. Зная, что опер не раз «отмазывал» его хозяина, он считал, что Кострецов у Яши «на зарплате». Толяныч тут же отправился в заднюю комнату доложить Тундре о приходе капитана. Пробыл он там недолго. Сразу же вышел и кивнул Кострецову: можно, мол, к Яше зайти.

Сергей прошел в боковушку, где Тундра принимал посетителей. Яша, развалившись, сидел за столом, отсвечивая розовыми пятнами на квадратной физиономии. Откуда на Яшином лице взялись следы не то ожогов, не то обморожения, никто не знал. Но если новая кожа наросла, то нутро Тундры было явно вымороженным. Словно вечная мерзлота стыла в его узких глазах.

— Здоровенько! — весело кивнул Кострецов, садясь в кресло у стола и так же, как хозяин, разваливаясь.

— Здорово, коль не шутишь, — пробасил Яша, закуривая сигарету.

— Какие шутки, Яша? Банк Ахлопова на десять «лимонов» двинули.

Тундра хитро взглянул на него сквозь щели век. Сергей понял его взгляд и проговорил:

— Я к тебе за советом, а ты уж со сведениями! Золотой ты человек.

— Золотой, а на хлеб с икрой с напрягом наскребаю.

— Грех прибедняться, Яша. Бизнес у тебя нормально идет. И я бы тебя озолотил, если б у нас бюджет нормальный был, но сам знаешь…

Яшин взгляд стал строгим.

— Ништяк! Ты-то не за бабки стараешься. А я что ж? Считаю себя тоже идейным человеком.

Капитан поверил, что Тундра сказал искренне. Из всей команды своих стукачей Кострецов всегда выделял этого похожего на чугунный утюг человека. Он занимался разведкой больше не за блага, которые с его нахрапом и так бы добыл. Яше нравилось это как итроку, охотнику. Кто Тундре был ближе: блатные или милицейские? Сейчас Яше казалось, что капитан ему братан. А завтра что в его бедовую голову взбредет? Он, пожалуй, и сам того не знал…

— Так что по Ахлопову? — поторопил Сергей.

— Надыбал банк Ашот со Сретенки, а брал Витя Молот, у него целая бригада таких специалистов.

— Ашот? Это у которого закусочная около Сухаревки?

— Во-во! А Молот — его «крыша», ну и действуют сообща время от времени.

— Так-так, — соображал оперативник, не гася всегдашней белозубой улыбки. — Как это ты моментально их рассек?

— А так. Опытный ты опер, Кость, а лишнее спрашиваешь. Тебе, может, всю мою информаторскую сеть на бумажке изобразить?

— Да ладно, Яша. Просто восхищаюсь твоими способностями. Брали банк, имея коды сейфов, заметь.

— И это знаю, — самодовольно сказал Тундра, потирая свою розово-пятнистую физиономию. — Те коды Ашот через каких-то отдельных людей вынюхал.

— Ашот да Молот, — произнес опер задумчиво. — Никаких улик не оставили. Тяжело будет раскручивать. Взяли долларовую наличность. Ее, когда и тратить начнут, по номерам не зацепишь.

— Кто ж говорит, что легко? Профессора работали. Теперь уйдут в тину, новое дело не скоро замыслят. А «лимоны» те уже и шпиону не найти.

— Спасибо, Яша, — сказал капитан, вставая и одергивая куртку, взбугрившуюся над кобурой с пистолетом.

— Бывай здоров!

Кострецов вышел из зала, зашагал переулками к черной вязи еще не распустившихся деревьев над Чистыми прудами. Шел и размышлял.

Армянина Ашота, хозяина закусочной на Сретенке, он более-менее знал. Худой, высокий Ашот был любителем поболтать с посетителями, часто становясь за стойку бара для обслуживания. Вечерами у него выпивала темная сретенская «бражка». По своим делам Кострецов время от времени обращался за информацией к сретенским оперативникам, но никогда от них об Ашоте ничего плохого не слышал. Витя Молот был капитану вовсе неизвестен.

Требовалось пойти к Ашоту на Сретенку и посмотреть на него повнимательнее. У памятника Грибоедову напротив метро «Чистые пруды» Кострецов заметил Черча. Тот страдал с похмелья, нервно куря и безостановочно моргая.

— Привет, земляк, — сказал Сергей, подходя к нему.

— О, Кость! — обрадованно воскликнул Кеша. — Вчера с твоего пива я раскрутился! Потом водочки мне поднесли — и пошло. Еле жив, уши пухнут. Выручай опять.

— Ну ты и крутой! — Кострецов рассмеялся. — Сначала тебя напои, а потом и по-хмеляй.

— А так на Руси всегда было принято.

— Вон как заговорил. А Британия, а свершения лорда Черчилля?

— Да ну их, — отмахнулся Кеша рукой с окурком без фильтра, догоревшим почти до пальцев. — Русь-то святая.

— Но святым духом и туг не проживешь. Что это за Витя Молот на Сретенке объявился?

— Почему объявился9 Давно там шмонается.

— «Деловой»?

— Есть такое, — сплевывая, прошепелявил Черч. — Ныне в силу вошел. Отстежку с торгашей у «Сухаревского» метро собирает.

— А с Ашотом из закусочной он как?

— Да выпивает у него.

— Ладно, — сказал Кострецов, протягивая Кеше деньги, — похмелись.

Тот схватил, радостно заозирался.

— Спасибочки, тут на стакан!

Кострецов шел по Сретенке к заведению Ашота. Время приближалось уже к обеду, как раз уместно было заправиться. Открыв дверь закусочной, обрадовался, увидев за стойкой самого длинноносого, усатого Ашота. То, что Кострецов из милиции, Ашот вряд ли знал, и капитан решил пообщаться с ним, прикинувшись таким же, как Черч, мучающимся с похмелья.

Сергей ринулся к бару, расталкивая посетителей.

— Хозяин, — крикнул он Ашоту отрывисто, — сто грамм немедленно! Душа горит!

Ашот моментально, с ловкостью фокусника плеснул водки в стакан и пододвинул Кострецову блюдечко с селедочным бутербродом. Сергей залпом выпил, стал закусывать.

— Теперь жить можно, — выдохнул он. — Давай вдогон пивка, хозяин.

Ашот открыл бутылку и поставил перед Сергеем, осведомился:

— А ты, дорогой, откуда знаешь, что я тут хозяин?

— По тебе видно, — почтительно произнес Кострецов, жуя.

— Спасибо, честное слово, — подмигнул Ашот.

Он стал наливать посетителям, покрикивая на девиц-разносчиц. Кострецов не отходил от стойки, прихлебывая пиво. Когда волна у бара спала, Ашот обратился к нему:

— Легче, дорогой? Еще водочки?

— Пока хватит, — ответил Кострецов. — Давай еще пивка и горячего чего-нибудь.

— Все правильно. Аппетит пошел, понимаешь.

Сергей, сев на высокий табурет у стойки, неторопливо ел принесенный гуляш и пил пиво. Над входом красовалась вывеска «Кафе», но в округе заведение называли закусочной, а то и забегаловкой. Единственным горячим блюдом тут был гуляш.

Когда обеденный шквал посетителей схлынул, Ашот открыл и себе пива. Налил стакан, отпил, закурил и снова заговорил с Кострецовым:

— Нормально, дорогой? О чем задумался?

Кострецов тряхнул кудрями, осклабился и показал в окно на стаю ворон, раскричавшихся на куче мусора:

— Ворон вон считаю.

— Это в каком смысле?

— В научном.

— Ну? А зачем тебе, честное слово?

— Их в Москве один миллион с четвертью. Умнющие птицы. Кремль полностью захватить хотели. Пришлось там соколов на них заводить.

— Да что ты говоришь! — изумился Ашот, шевеля усами.

— Ведь это ж академики в перьях. Ворона, если прижмут, сразу мертвой притворяется. А на Чистяках вон! Гнездились лебеди, так подлетят вороны к ним и дерут перо на гнездо прямо с живого лебедя. А много лебединых перьев рядом валялось.

— Зачем же им живое перо, слушай?

— В гнездо, наверное, лучше клеится. А может, просто так, по вредности действовали.

— Ты что, дорогой, ворон изучаешь? — осведомился Ашот.

— Да нет, просто птицами интересуюсь. У меня дома и канарейки, и попугаи. Но вороны приручению не поддаются. Стаями живут, у них свой суд, толковище, как у блатных.

— Ты это серьезно, да? — округлил черные глаза Ашот.

— Да, имеют свои законы. Если кто из стаи в дурь попер, конвоируют того на пустырь, подальше от людей и всякой живности. Несколько ворон садится вокруг на деревьях, проводах для «атаса», в охрану. Виноватая одна в центре на земле стоит, а кругом другие орут, качают права. Время от времени псрекаркивают всех то одна, то другая особые вороны. Те вроде прокурора и защитника. Потом общий гвалт — что-то решили. Если признали ворону виновной, кидаются на нее сообща и заклевывают. Белых ворон забивают всегда.

Ашот восхитился:

— Вот это разборка! Красиво ты рассказал! Я тебе за свой счет сто грамм налью, понимаешь.

— Не надо, я уже поправился. Пойду. Тебя как, хозяин, звать?

— Ашот. Заходи, дорогой. Еше что-нибудь расскажешь, честное слово.

— Меня — Серегой. Спасибо, увидимся.

Кострецов расплатился и вышел, анализируя. Чересчур простецким хотел показать себя Ашот. Истории-то, которые Сергей ему наплел, конечно, занимательные. Но чего уж так ими бывалому Ашоту заворо-житься? Столь общительным, распахнутым армянин может быть. Но хозяин доходного заведения в центре Москвы, которое бомбят любители чужих пирогов, должен быть поглубже. Значит, у отзывчивого Ашота истинное нутро за семью печатями.

Что ж, главное — знакомство завязалось, думал Кострепов. Молота Витю надо бы еше посмотреть, но тот, наверное, показывается у Ашота по вечерам. А будут ли они сейчас свою дружбу светить, если действительно брали Ахлопова на пару?

Кострецов с готовностью принимал информацию от стукачей, но доверял ей всегда лишь наполовину. Многоликий этот народ.

Иной раз нагородят семь верст до небес, лишь бы пустышкой не выглядеть. Правда, этим страдали самые затрапезные. Хотя и Черч, и Пустяк набрехать могли. За Яшей Тундрой капитан пустозвонства не замечал. Все его подсказки обычно оправдывались. Но и этому «утюгу» с глазками-щелочками опер полностью доверять не мог.

Сергей снова увидел над Сретенскими воротами стаю ворон. Он остановился и засмотрелся.

Воронами Кость вправду интересовался и вычитывал о них все возможное. Он привык наблюдать за ними на зимних рыбалках, где на просторах лишь они да рыбаки на льду. Досаждали, правда, и воробьи, подскакивая за пойманной рыбьей мелюзгой прямо к лункам. А вороны были стратегами. Подолгу могли целиться, чтобы вдруг налететь шайкой к зазевавшемуся рыбачку.

Дитя города, одного из самых асфальтовых, ущельных его мест. Сергей Кострецов ценил здесь всю растительность и живность.

Вот и к воронью, несмотря на их бандитские повадки, относился с симпатией.

Глава третья

У Яши Тундры в боковушке игорного зала сидели двое его информаторов. Впрочем, об отведенной им роли они и не подозревали. Со Сретенки заглянули, Христа ради, «раскумариться» Вовик Сутулый и Дед. Сретенским Тундра оказывал в последние дни особенное гостеприимство, как хорек, нацелившийся на курятник.

Юнец Вовик, ссутулившийся от ломки едва ли не в букву «Г», после укола прямо между пальцев на грязной пятерне мгновенно заболтал. Наркоман по кличке Дед был более углубленным. Приняв дозу, он теперь ловил «приход», поэтически закатив глазки под гривой грязных, спутанных, падающих на лицо волос.

— Чего ж, братаны, ваш Ашот уже вас не выручает? — бросил Яша для направления болтовни Вовика в нужное русло.

— Оборзел Ашот, — горячо подхватил Вовик. — А сколько ж я лично ему помогал! Когда он с Молотом еще не скорешил-ся, кто по делам бегал9 Он без меня как без рук был. И все — только за дозы. Сколько бы бабок он извел, если б я «капустой» брал.

— Чего ж, угощал он тебя «герой»? — ленивоспросил Яша, жаргонно называя героин.

— Да ты что? «Геру» он лишь сам вмазывает: чистую, белую, китайскую. «Гера» — это для высоких людей. А мне «винт», сырец на варево давал. Ашот за мои труды обязан меня по гроб жизни раскумаривать.

— У Ашота ныне тяжелые времена, — заметил Тундра. — Не до раскумарки ему кентов. Счетчик, я слыхал, на него включили.

— Наверно, — подтвердил открывший глаза Дед. — Чего-то он печальный по вечерам и всю дорогу вмазывается. Кому-то много должен. Вот Молот ему и стал как брат родной.

— Молот? — деланно удивился Яша. — Ничем по Сретенке не прославился. Чем это он особенный, что Ашот за него уцепился?

— Да и я то ж толкую, — подхватил Во-вик, — фуфляк он. Крутым лишь рисуется, а поставить себя не может. На днях обкурился и давай магазинщиков на виду у всех гонять. Хари двоим разбил. Так серьезный человек поступает?

— Не скажи, — проговорил Дед, откидывая нависшую чуть ли не до носа челку и вытирая испарину со лба, — бригада у него знатная. Круче Молота на Сретенке сейчас нету. С кем еще Ашоту кентовать?

— Ну, на безрыбье… — подсморкнул перебитым носом Вовик.

— Вы чего-то, братки, низко Ашота ставите, — произнес Тундра, поводя щелями глаз. — Он по всей Москве авторитетный, дружбанов и среди иных центровых найдет.

— За Москву не знаю и говорить не буду, — сказал Дед. — О-о, поволокло меня малость! Спасибо, поправил ты, Яша.

Тундра широко заулыбался.

— Должник я твой, Яша, — почтительно продолжал Дед.

— Ништяк! Сам иной раз ломаюсь, так что людей понимаю. Тебе до таких долгов, как у Ашота, еще далеко, — снова правил на нужном ему оселке разговор Яша.

Вовик поддержал речь Деда:

— Да, Тундра, прими и мое спасибо. Ты нам отец родной от Сухаревки до Покровки.

Яша, видя, что ничего дельного на интересующую его тему эти двое больше не скажут, встал и пожал руку каждому.

— Бывайте здоровы! Прижмет — заходите.

Он проводил их до дверей и мигнул То-лянычу в зале, чтобы тот заглянул к нему.

Толяныч вошел, плотно прикрыл дверь и сел в кресло.

— Ну, чего с Ашотом будем делать? — сказал Яша, закуривая.

— Тебе решать, — угрюмо ответил Толяныч.

— Сретенские вон твердят, что совсем оборзел Ашот, — проговорил Яша, чтобы поглубже обосновать «неправильность» Ашота. — Сутулый сейчас жаловался: рабом у того был, а дозы на поправку здоровья не заслужил. Так «деловые» поступают?

Яша цеплял, «духарил» недоразвитого Толяныча, очень уважающего блатные «понятия». И Толяныча задело.

— Сука он!

Высококлассный агент и матерый уголовник Тундра привычно работал сразу по нескольким направлениям. Кострецова он рискнул впервые дерзко обмануть, указав на Ашота как на организатора ограбления ахлоповского банка. Яше требовалось угробить Ашота и прибрать к рукам его закусочную.

К заведению Ашота Тундра подбирался уже несколько месяцев. Для начала он завел с ним дружбу. Быстро вошел в круг деловых проблем армянина. Дождался, пока тот окажется на мели, и предложил в помощь свои деньги. Постепенно Ашот стал кредитоваться только у Тундры. Яша давал ему «черным налом», без процентов, приговаривая: «Когда будут, отдашь». Подчеркивал, что относится к нему как брат к брату. Хитрецом был и Ашот, но все же, горячий по-кавказски, верил «другану».

Вся комбинация выстраивалась Яшей для того, чтобы однажды, улучив удобный момент, потребовать с Ашота ставший уже большущим долг полностью. Случился такой удобный момент на прошлой неделе, когда Ашот вложил все свободные деньги в закупку продуктов для закусочной. Тундра объявил, что сам попал в кризис, и попросил назад чохом свои кредиты. Ашот, ждавший от друга «правильности» и в такой ситуации, растерялся.

Яша наседал, уже слегка показывая клыки. Он намекнул, что согласен стать партнером Ашота в закусочной. Ашот вдруг осознал, с кем связался. Яша попер напрямую, угрожая разборкой. На любом криминальном уровне Тундра выглядел в этом раскладе «правильным». В уголовных кругах письменных договоров на кредиты не составляют, доказывают правоту на «разборе». А уж это Тундра умел делать профессионально.

Нечем было Ашоту погасить свой долг, и Яша решил, что партнер по закусочной у него уже в кармане. Потом он мог бы без труда дожать Ашота до конца и полностью заполучить сретенское заведение.

У Ашота не было средств нанять для своего прикрытия какую-нибудь «крутую» бригаду. Он оказался в западне, но тут в заварушку внезапно вмешался Витя Молот. Узнав о поступке Тундры, Молот по своему резкому, бесшабашному характеру возмутился. Он дорожил честью Сретенки, на которой стало так уютно выпивать вечерами у камелька Ашота после горячих бандитских дел.

Молот без всякой мзды встал на сторону Ашота. Яша узнал: Молот заявил, чтобы Тундра не наглел, а ждал, когда Ашот найдет ему деньги. Поэтому Яша рассудил: «Не мытьем, так катаньем», — и решился «замазать» Ашота и Молота ограблением Ахлолова перед Кострецовым.

На что в маневре с «земляным» опером рассчитывал Яша? На то, что ограбления такого уровня на Чистяках еще не случалось и что в общем-то проницательный опер Кость под давлением своих начальников засадит Ашота с Молотом хотя бы на время. А попади те в следственный изолятор, Тундра сумел бы через свое стукаческое начальство в ГУУРе сделать так, чтобы они оттуда долго не выбрались. Нынче следствия тянутся, бывает, годами. Помещение бесхозной закусочной Ашота и в этом случае прилипло бы к Яшиным рукам.

С «земляным» Кострецовым Тундра не очень считался, так как его прикрывали с самой верхушки утро. Да и в чем, прикидывал Яша, мог его упрекнуть Кость, если бы и разобрался, что Ашота с Молотом он подставил в своих интересах? И на этот случай имел Тундра отговорку: «Извини. Мои информаторы наболтали. Вовик Сутулый вон счеты с Ашотом и Молотом сводит. Ашот его задарма не раскумаривает, а Молот на Вовиково поле деятельности заступил. Ну чего с наркоманов взять?»

— Ништяк! — сказал Яша Толянычу. — Ашоту доведено, что счетчик мы на него включили. Но он не телится и по-другому выскочить хочет. Витю Молота со Сретенки знаешь?

— А как же, — ответил Толяныч, — правильной жизни человек.

— Пра-авильной, — протянул Тундра. — На днях раздухарился и средь бела дня хари магазинщикам на Сухаревке бил. Так оборзел, что сдерживаться не может. Вот и взялся Ашота отмазывать.

— Это в каком смысле?

— В прямом, Толяныч. Не деньгами, конечно, которые у него все на телок и дурь уходят. Объявил, что мазу за Ашота против нас с тобой держит, — заливался Яша, подчеркивая, что Молот и ему, и Толянычу враг. На Толяныча он рассчитывал как на готового на все исполнителя.

— Молот не прав, — мрачно заключил Толяныч.

— Какой базар? Любой высокий разбор на нашей стороне будет. Так что имеем мы полное право учить Ашота с Молотом.

— Валить будем? — деловито осведомился Толяныч.

— Только на крайняк. Хочу дать им последний шанс, заодно поближе посмотреть на того Молота.

Яша дотянулся до телефона и набрал номер Ашота в закусочной:

— Здорово, Ашот, от Яши.

— Здравствуй, Яша-джан, — ехидно ответил Ашот.

— Ну, чего, Ашот, дальше делать будем?

— Нормально жить будем, честное слово, — бодро сказал тот. — У меня есть человек, который может за меня поручиться.

Тундра сообразил, что речь идет о Молоте, и спросил:

— Это как понимать? Бабками за тебя рассчитается?

— Поговорить, понимаешь, нам всем вместе надо. Это не для телефона.

— Давай поговорим.

— Приходи ко мне сегодня после закрытия. Тот человек будет.

— Ништяк! — закончил разговор Яша, положил трубку и оживленно сказал Толя-нычу: — Сам решил мне Молота показать. Все в цвет! Так, Толяныч. Разговаривать с ними я буду один, а ты — в прикрытие. Пойдем туда порознь. Я завалюсь с обычного хода. Ты — со двора. Встанешь у выхода в зал у стойки. Сумеешь тихарем забраться?

— Спрашиваешь! Я ж и на подхвате у скокарей старался, — упомянул Толяныч свою деятельность в шайке квартирных воров и потер на щеке шрам, оставшийся в память о тех временах.

— Ништяк! Дверь со двора у Ашота и шпилькой можно открыть. Народу в закусочной, кроме Ашота с Молотом, не должно быть. И обслугу Ашот выпроводит, чтобы лишнего не слыхала. Встанешь со шпа-лером и наблюдай до упора.

— Это в каком смысле? — уточнил туповатый Толяныч. — До какого упора?

— Упор там разный может быть. Я на них буду наезжать, они — на меня. Но ты не вмешивайся, пока мы будем друг друга на горло брать. Стой тихо, если даже драка начнется. Ашот хлипкий, а Молот хоть и крутой, но одного такого я всегда вырублю.

— А к чему тебе это терпеть?

— Если глупые, пускай и навалятся. Кулаками я отобьюсь, но на высоком разборе всегда укажу, как они в своей же хате переговорного гостя били. И это будет им в падлу, в поганый незачет. Ты, Толяныч, засвечивайся, лишь если они ножи или пушки достанут, — подытожил Тундра, поблескивая узкими глазками.

Яша решил провести разведку боем. Надо было «проверить на вшивость» Ашота, усилившего свои позиции Молотом, чтобы безошибочно вести партию дальше.

День в Яшином зале «одноруких бандитов» потянулся своим чередом. А поздно вечером они с Толянычем аккуратно закрыли заведение, посмотрели на горящие огнями Чистяки, кивнули друг другу и двинулись в разные стороны, чтобы порознь оказаться на Сретенке. У Толяныча под курткой за ремнем джинсов торчала рукоятка пистолета с полной обоймой.

Ашот и Молот в пустой закусочной ждали Тундру. Ашот отпустил обслугу. Они тянули пиво за столиком напротив стойки бара. Ашот мучительно раздумывал, заправиться ли «герой».

Он давно стал наркоманом и принадлежал к их «элите», потому что дальше героина идти некуда. Конечно, если бы Ашот плотно сел на иглу, плакали бы его бизнес и авторитет. Поэтому он позволял себе расслабиться уколом только глухими вечерами, перед сном, когда дневные дела завершались.

Эффект героина — полная опустошенность, отстраненность от мира. В таком состоянии остро, четко реагировать на события, а тем более вести важные переговоры, как предстояло Ашоту, невозможно. Но героиновый кайф, как никакой другой, успокаивает, возносит над суетной жизнью.

Ашот не выдержал, прошел в подсобку, где и «вмазался».

Когда вернулся за столик, Витя Молот, поняв по его глазам, зачем он отлучался, неодобрительно хмыкнул. Молот, с его диким нахрапом, умением бесстрашно драться, был типичным «быком», выбивающим долги, собирающим дань для паханов. На сложные комбинации ума у него не хватало, поэтому он и расстроился, увидев, что золотая голова Ашот укололся.

Молот повел могучими плечами и пробурчал:

— На меня разборку кладешь?

— А чего, понимаешь, не справишься? — спросил Ашот, прикрывая веки над уходящими в туман черными глазами. — Справишься, дорогой. С Яшей Тундрой много базарить не надо, честное слово. Надо ему только показать, что ты и я «правильные» по жизни люди, а он падла.

Дверь с улицы открылась, и вошел Яша.

— Привет всем, — вежливо сказал Тундра, приблизившись к столу.

— Садись, дорогой, — пригласил Ашот, придвигая ему стул.

Молот встал, прошел к двери и запер ее изнутри. Яша сел за стол, Ашот налил ему в стакан пиво. Молот подошел к Яше сзади и будто бы дружески похлопал его по плечу, а потом по плащу на груди.

Тундра улыбнулся.

— Чего шупаешь? Я без припаса. — Он встал, распахнул плащ и пиджак. — Пришел нормально поговорить. А ты, видать, Витя Молот? Тот человек, за которого мне сегодня Ашот говорил? Сразу тебя узнал, хоть ни разу не виделись.

— А кому ж еще за Ашота на Сретенке постоять? — сказал Молот, садясь и закуривая.

— Это как понимать? — спросил Яша Ашота.

— Он тебе, дорогой, объяснит, честное слово, — кивнул Ашот на своего напарника.

— Тундра, — зычно произнес Молот, — ты не прав. Бабки Ашот должен, но не сразу на квит. Ты его круто придавил, так кореша не поступают.

— Кореша? — прищурил глаза Яша. — Какие же в бизнесе кореша? Я давал, он брал. Ныне мне край подошел, пусть срочно отдаст. Вот и все дела.

Желваки на тяжелых челюстях Молота заходили, он с надрывом возгласил:

— Так ты, сука, дружбу готов продать! Я сюда не раз заходил, когда ты у Ашота первым гостем был. Я с вами не сидел, но мои ребята все ваши беседы слыхали. Ты себя Ашотовым корешем всю дорогу называл. Или не было?

— Ты меня, Молот, не сучь, — угрюмо процедил Яша. — Молодой еще. Да, были мы с Ашотом друганами. Он тонул, я помогал. А как Ашот поступил, когда мне край? Я свои ж бабки спрашиваю.

— Гнилой ты, Тундра, — разгорался Молот. — Я за дружбу, а ты за бабки. Знаешь ведь, что Ашот ныне пустой и взять ему не у кого.

— Он что, у тебя переводчик? — Яша перевел взгляд на Ашота.

— Вроде того, понимаешь, — кивнул длинным носом Ашот.

Яша отпил пива из стакана и засмеялся.

— Вы чего, в натуре, меня позвали? Лапшу на уши вешать, а? За лоха, что ли, меня держите? — Он покосился в сторону стойки. Заметив, что портьера на выходе из подсобки от движения стоявшего там Толяныча шевельнулась, Тундра нагло уставился на налившегося кровью Молота.

— Гнилой ты, — прорычал Молот.

Тундра понял, что тот его сейчас ударит. В миг, когда Витя занес тяжеленный кулак, Яша вскочил и ногой сшиб на него стол. Молот полетел со стулом к стене. Тундра ударил ринувшегося к нему Ашота локтем в лицо. Тот охнул и загремел на пол.

Грузный Молот, поднявшись, двинулся на Яшу. Таранно выбросил руку, но Яша, нырнув под нее, ударил его в подбородок. Молот отшатнулся и тут же вновь бросился вперед. Они били друг друга прямыми ударами. Молот был как скала. Тундра не уступал ему, передвигаясь более гибко.

Яша, в отличие от Молота, умел бить и ногами. Он ловил момент для захода на такой удар и дождался. Подпрыгнул — засадил Молоту ступнями в грудь. Молот подался назад. Тундра еще подскочил и врезал с поворотом. Молот взмахнул руками, кренясь. Яша разбежался, ринулся, чтобы «взять на колган».

Ударил головой в открывшееся лицо Мо-лотово. Тот рухнул, заливаясь кровью из рассеченных бровей.

С пола поднимался, ошалело мотая головой, Ашот. Яша сцепил кисти рук в замок и ударом по затылку вырубил его.

Тундра подошел к стойке, облокотился, вытирая ладонью вспотевшее лицо. В углу зашевелился Молот. Он медленно встал и распрямился.

— Козел! — сказал Яша. — Ты на кого наехал? Привык яйпа у малахольных магазинщиков отрывать. Ты, сука, на истинного попал. Пацан! Теперь вместе с этим ар-мяшкой бабки мне будешь искать. Ашот базарил, что ты за него поручился. Я не возражаю.

— А я возражаю! — заревел Молот и выхватил пистолет.

Яша оглянулся за стойку на ход из подсобки. Оттуда шагнул Толяныч с поднятым пистолетом. Он трижды выстрелил Молоту в грудь. Тот неподвижно осел у стены.

Тундра кинул взгляд на Ашота, лежавшего без памяти. Махнул рукой Толянычу и вместе с ним выскочил из закусочной через задний ход.

— Ништяк! — бросил Тундра на ходу То-лянычу, когда они петляли по переулкам. — Завтра будь в зале как ни в чем не бывало. Тебя у Ашота никго не видел. Да и меня, кроме Ашота, никто. Пускай он теперь доказывает, если смелый. Любой мент сразу подумает, что он Молота сам и завалил. Если не полный дурак этот Ашот, от трупа избавится, чтобы гадали. В общем, банкуй завтра в зале, я денек пережду там засвечиваться.

Они расстались вблизи Садового кольца. Яша взял такси и поехал к своей подруге.

Девицу Яши Тундры звали Зина. Цыганистая, верткая, как ящерица, она талантливо управлялась по любому материально ответственному профилю. За свою многообразную жизнь поработала и официанткой, и буфетчицей, и кладовщицей. Занесла ее судьба и в кассирши, откуда, правда, Зину в последний раз вытурили за «случайную» недостачу. С такой же лихостью обрушилась Зина и на домашнее хозяйство в квартире, которую снял Яша.

В их жилище работящая Зина навела полный блеск. Сделала отличный ремонт, гоняя в хвост и в гриву нанятых рабочих. Поддерживала полный порядок, всегда имея к появлениям Яши в разное время суток горячий обед. Тундра ценил ее и за то, что Зина лишних вопросов никогда ему не задавала. Более того, она и заговаривала лишь тогда, когда начинал Яша. Однажды он поинтересовался у Зины происхождением такого золотого для женщины качества.

— Привыкла, Яш, тусоваться с людьми, которые рог только по делу открывают, — объяснила она ему.

О самой страшной, стукаческой, Яшиной тайне Зина, при всей своей проницательности, не подозревала. Но о прочих его делах была осведомлена, и в тех, где требовалась ее помощь, активно и самоотверженно участвовала. Она была из тех женщин, которые идут за своим мужиком до конца.

Одинокий волк Тундра очень к Зине привязался. Его всегда предавали при первой возможности, вернее, пытались предать. В этой кареглазой, узкобедрой девице Яша впервые почувствовал надежность и беззаветность. Пожалуй, он любил ее, хотя никогда не признался бы в таком чувстве даже самому себе.

Яша задумал «кинуть» Ашота, чтобы наконец обустроить свое будущее с Зиной. Тундра мечтал под завязку набить свои переметные сумы и однажды исчезнуть с подругой из Москвы. Сменить имя и затеряться в России, а лучше где-нибудь на Украине или в Белоруси ему, профессионалу, не представляло труда, но для такого скачка доходов с его игрового зала было маловато, вот Яша и стремился заполучить заведение на Сретенке, а потом выгодно продать его заодно со своим залом.

Главным же для Тундры было скинуть тяготившую его шкуру информатора и агента утро. Он уцелел в этом виде спорта до своих сорока лет, но остро чуял, что дальше между двух огней не выживет. Поэтому сейчас, для своей прощальной комбинации, Тундра использовал все, чему его научила судьба. Лично убивавший не однажды, он спокойно переступил через труп Молота и был готов отправить в морг хоть всю Москву, как блатную, так и милицейскую.

Яша Тундра иногда кололся наркотиками, лишь для того, чтобы выглядеть своим в доску среди уголовников, чтобы, как мошка на огонь, тянулась к нему истинная «наркота», доставляющая сведения. В его накаленной, волнующей игре «вмазывание» являлось самой неприятной издержкой производства.

В отличие от Ашота Тундре больше нравился кайф алкоголя, он был резче и приятнее с сопутствующим закусыванием. Вообще, как он считал, выпивка — это по-русски, для разумных мужиков. Причем она сближала, облегчая разведработу, а не разделяла, как всегда у «заторченных» наркоманов. Избавление от агентурной кабалы привлекало его и переходом на нормальный ход жизни — с водочкой и пивом.

Яша молча вошел в двухкомнатную квартиру, где Зина сразу метнулась к плите разогревать ужин. Яша основательно, аккуратно мыл руки в ванной, любуясь голубым фаянсом новой зеркальной полки, водруженной там Зиной точно на высоте его физиономии. Другое дело, что отражавшееся в зеркале изборожденное морщинами лицо Тундре нравилось не очень.

Он прошел на кухню и сел за стол перед чистой тарелкой. Рядом на столе красовалось хрустальное блюдо с салатом. Зина поставила бутылку водки и рюмку, положила салат в Яшину тарелку. Яша шевельнул рукой, и она достала себе рюмку тоже: поняла, что выпьют вместе и Яша скажет что-то важное.

Разлил по рюмкам он сам, кивнул Зине. Они выпили. Яша начал есть. Она учитывала, что первую рюмку Яша закусывает салатом. А ко второй нужен разносол. И когда Тундра, довольный этим их задушевным взаимопониманием, налил по второй, Зина положила ему на тарелку маринованные грибки.

Выпили снова. Он ел, а она следила, чтобы не пересохло на огне жаркое.

После третьей рюмки Яша заговорил:

— Как день провела?

— Рубашки тебе по магазинам смотрела. Скоро уж надо надевать с коротким рукавом.

— Ага, — сказал Яша, пожевал и ласково на нее взглянул. — Дела сейчас закрутились. Кой-чего получилось на Сретенке. У Ашота, — добавил он с ударением.

Зина со значительностью качнула головой, хорошо зная Яшины ходы в этой партии.

— Да-а, — протянул Яша, прикидывая, стоит ли распространяться до конца. Решил, что при таком раскладе без Зинки ему не обойтись, и добавил небрежно: — Мой Толяныч Ашотова напарника Витю Молота завалил. Не знаю, чего Ашот на это вздумает. Завтра я дома обожду, а ты пойдешь поглядишь со стороны на мой зал. Толяныч там будет.

Зина кивнула ему и пошла стелить постель.

Яша покурил после ужина, отправился посидеть в туалете. Зина тем временем проворно вымыла посуду.

Когда он вошел в спальню, она уже лежала под одеялом, глядя в потолок блестящими глазами. Со стороны Яши одеяло было откинуто уголком. Скользнув под него, Тундра ощутил сухой жар Зинкиного тела.

Глава четвертая

Ашот в своей разгромленной закусочной тяжело приходил в себя. Очнувшись, он посидел на полу, оглядывая перевернутые столы и стулья и мотая головой. Увидел тело Молота.

Вскочил и подбежал к нему. Склонился, рванул рубаху на мертвеце. Разглядывая пулевые отверстия в груди, затрясся, что-то зашептал по-армянски. Он не мог простить себе, что «вмазался» и упустил контроль над ситуацией. Нельзя было отдавать разборку чумовому Вите!

Ашот не сомневался: стрелял не Тундра, ведь Молот обыскал того перед разговором. Ему еще горше стало: проморгал и напарника Яши! В том, что Тундру откуда-то прикрывал именно Толяныч, Ашот был уверен.

Он взял пистолет Молота, проверил обойму — ни одного патрона не выпущено.

— М-м-м, — в отчаянии замычал он, — как комара прихлопнул!

Он сунул пистолет Молота за пазух>. Скользнул к двери на Сретенку, выглянул в окно. Не засек ничего подозрительного.

Погасил свет в зале и пошел на двор черным ходом. На выходе осмотрел взломанный дверной замок. Сплюнул, ожесточенно вытерев усы. Ашот знал, что и его в конце концов прикончит «гера».

Он двинулся переулками на местную блат-хату, где парни из команды Молота обычно за полночь играли в карты и пили. Условленно позвонил в квартиру.

Открыл сам Маврик. Этот парень был из греков и имен имечко Мавр, значащее по-русски: «темный». Все называли его Маври-ком. Маленький и подвижный, он был у Молота вроде заместителя. А в разработке налетов бригады, какого-никакого анализа по ее делам — первым номером. Молот не взял его сегодня с собой, потому что понадеялся на мудрость Ашота.

Ашот прошел вместе с Мавриком в дымную комнату, где за столом сидели еще двое.

— Братва, — тихо сказал армянин, — Витю завалили.

— Ты чего лепишь! — крикнул Маврик. — Он у тебя был. Ты в ответе.

— Я ответ с себя не снимаю, честное слово, — проговорил Ашот, садясь на диван. — А квитаться надо с Яшей Тундрой. Он, сука, с Толянычем на базар явился. Тот сразу не засветился, сек нашу разборку из подсобки. Меня Яша сразу вырубил… Оклемался я, а Витя пристреленный лежит. Никого нет. Толяныч, я думаю, стрелял.

Бандиты за столом траурно молчали. Наконец Маврик сказал:

— Яша и Толяныч живыми не будут. Но и ты, Ашот, крайний. Витя встал тебе на отмазку без башлей, как правильный. И ты, фуфло, его подставил.

— Ну, вали и меня! — заорал Ашот, вскакивая. — Стреляйте!

— Не психуй, — бросил Маврик. — Куда денешься? Где Витя лежит?

— В закусочной, где и упал. Кругом вроде тихо. Надо его оттуда забирать и ховать.

— Как это, сучонок ты, «ховать»? — выкатил на него глаза Маврик.

— А чего делать? — рассудительно произнес Ашот. — Засветим тело — менты загоношатся. Свидетелей нет. Начнут крутить меня, а потом и за вас возьмутся. Я Вите друган, вы его бригада.

Бандюки за столом неодобрительно закачали головами. Один сказал:

— Такого человека, как Витя Молот, требуется фартово похоронить. Положить при всей братве на кладбище в лакированном «конверте».

Маврик молчал. Ашот обратился к нему за поддержкой, как к новому главарю банды:

— Маврик, в таком раскладе надо не о мертвых, а о живых думать, понимаешь Спецуры в наших краях много, возьмут за пищик, не отмажемся.

— Дело Ашот говорит. Ховать Витю надо. — Маврик печально поглядел на товарищей.

Все встали и пошли на улицу.

Ашот первым зашел во двор своего заведения, осмотрелся, махнул остальным рукой. Протопали в темный зал закусочной.

Натыкаясь на перевернутую мебель, подошли к телу Молота. Маврик присел, чиркнул зажигалкой.

— Три ореха в него шмальнули, — проговорил Ашот. — Я виноватый. Как желаете, так за то вам отвечу.

— Неси какую-нибудь завертку, — велел Маврик.

Ашот пошел, сорвал штору с двери подсобки. Запеленали в нее Молота, плотно обвязав веревками. Понесли труп во двор.

Перед дверьми Маврик, уже вошедший в новую роль, приказал:

— Ногами, ногами вперед выносите!

В гулком и пустом дворе, колодцем уходящем к холодно мерцающим звездам, труп загрузили в багажник Ашотовой «ауди». Сели в нее и тронулись к набережным Моск-вы-реки.

Ашот выбрал речной гранитный берег потемней, побезлюдней, ближе к Новодевичьему монастырю. Остановил машину.

Вышли, сгрудились у багажника. Еще повозились, привязывая к трупу автомобильный домкрат и пару ломов, прихваченных из подсобки Ашота. Привычно, по-воровски слаженно действовали, уже без сожалений и вздохов. Выволокли тело на руках, шагнули к парапету, раскачали и швырнули как можно дальше.

Булькнул Витя последний раз увесистым молотом.

Весь следующий день осиротевшая бригада пила за помин души главаря. Вечером их навестил Ашот. Он присел к столу. Выпил стакан за Витино царствие небесное. Осведомился у Маврика:

— Чего будем по Яше Тундре шустрить?

Пьяный Маврик осоловело посмотрел на него:

— А вот темноты ждали. Сейчас квитаться к Яше пойдем.

— Что ты решил? — настороженно спросил ничего сегодня не употреблявший Ашот.

— А чего в таком разе решают? — пробормотал Маврик, вытирая мокрый рот. — Валить и Яшу, и Толяныча будем.

— Ты обо всем подумал, дорогой? — озабоченно крутя ус, спросил Ашот. — Такое не в кипиш надо обделать — Куца вы собрались?

— Кипиш не кипиш, а у братанов сердце горит. Пойдем к Тундре в зал и побазарим как надо.

— Вряд ли Яша сейчас там, — вразумлял Ашот. — Шуму наделаете, честное слово. Его упустим. Пока он ничего о наших планах не знает, понимаешь, не надо шуметь. Пусть успокоится. Будем зал пасти, пока Тундру в тихом месте не прихватим.

— Ша, черножопый! — крикнули из орды пьянствующих. — Ты Молота на тот свет уже сговорил. Тебе ль петь? Маврик масть держит, он решает.

Ашот насупился. Нечем ему было крыть очумевшую бригаду.

— Позвони мне, чего получится, — сказал он Маврику и ушел.

Семеро бандитов выпили «на посошок». Стали проверять, заряжать стволы. Потом поднялись дружно и двинулись в темень Сретенки.

Маврик по дороге пытался их рассредоточить, чтобы орава не привлекала внимания. Но братки хотели идти в обнимку, сбивая прохожих. Так добрались до Чистых прудов.

Перед залом Яши Маврик сумел настоять, чтобы не все шли внутрь. Двое для прикрытия остались на улице. А остальные вломились в зал, как ковбои-мстители в вестернах.

Публика бросилась врассыпную. Буфетчица было кинулась от стойки в кабинет Яши, но ее перехватили, отшвырнули к бару.

Распаленная пятерка с Мавриком во главе влетела в кабинет. Там за столом Яши сидел Толяныч и тянул пиво из банки.

Маврик с порога заорал:

— Где Яша, сучонок?

С Витиным «шестеркой» Толяныч знаком был давно, а поскольку не был таким психологом и дипломатом, как Тундра, то надрывный выпад Маврика и вовсе затмил ему разум, лишив всякой предосторожности.

— Вали отсюда, козел, — угрюмо буркнул он и сунул руку под куртку, где сзади за поясом торчала рукоятка пистолета.

Маврик и его люди были готовы к такому повороту. Они мгновенно навалились на него. Заломили Толянычу руки, отняли пистолет.

Взвесив его в ладони, Маврик зловеще прошипел:

— Из него ночью в Молота палил, сучонок?

— Да я и тебя вместе с Молотом в гробу видал, — издевательски бросил Толяныч, полностью подтверждая сведения о нем Ашота, как об убийце Вити.

Толяныч становился на какую-нибудь точку зрения раз и навсегда. Он застрелил Молота в непоколебимой уверенности, что наказал беспределыцика. Поэтому, не дорожа безопасностью, выплескивал ненависть на Молотовых «шестерок».

— Где Яша? — снова закричал Маврик.

Чувствуя себя «правым» и «духовым», Толяныч поэтому вместо ответа плюнул в сторону Маврика.

Его сбили на пол и начали озверело избивать ногами. Толяныч потерял сознание.

Когда он очнулся, Маврик носком ботинка ударил его под ребра.

— Кранты тебе. Колись, где Яша или его заныр.

Знал Толяныч квартиру Тундры и Зины, но выдать Яшу был не способен. Несмотря на третьестепенные роли, которые он исполнял всю свою уголовную жизнь, Толяныч уважал в себе готовность именно к такой минуте. И сейчас он собрался, на что Яша всегда и рассчитывал, «правильно» принять смерть.

Распластанный на полу Толяныч с разбитым лицом без боязни поглядел на палачей и процедил сквозь спекшиеся от крови губы:

— Да я на вас всех с прибором положил. Не тяжело?

Маврик выстрелил ему в лоб. Наступил ногой на лицо трупа. Прошел в зал.

— Навечно закрывается! — крикнул он посетителям, жмущимся у бара и автоматов.

Те переглянулись. Но когда выкатились в зал еще несколько бандитов с осатанелыми рожами, их как ветром сдуло.

Маврик кивнул кассирше и буфетчице за стойкой.

— Линяйте отсюда!

Женщины без промедления выбежали. Бандиты стали доставать из карманов жестяные флаконы с бензином для зажигалок. Поливали из них стены и пол.

Наконец Маврик скомандовал:

— Хорош!

Все вышли. Маврик, пощелкав зажигалкой, которой минувшей ночью освещал лицо мертвого Молота, поджег лужицы бензина…

Когда он со своей шайкой спешил по улице прочь, зал Яши полыхал вовсю. Банда рассеялась по Чистякам.

Маврик остановился у телефона-автомата и позвонил Алиоту:

— Дали мы салют по Молоту. Толяныч признал, что кончал Витю. Завалили мы его и гнил уху Тундры сожгли.

— А Яша? — спросил Ашот.

— Яши не было. Тебе его надыбать. Ищи где хочешь, а то за Толянычем пойдешь. Ты за Витю в ответе. А мы ложимся на дно. Я тебя за наколкой по Тундре сам разыщу.

Ашот со Сретенки был, как и Яша Тундра, выдающимся уголовником и стукачом. Только работал не на ГУУР, а на ГУОП — Главное управление по борьбе с организованной преступностью.

Эго ведомство решает приблизительно те же задачи, что и ГУУР, и также имеет отряд негласных осведомителей. Ашот «подкармливал» наркотиками Сутулого и Деда по той же причине, что и привлекший их позже Тундра: получение информации из криминальной и околокриминальной среды.

Ослабил Ашот шефство над сретенской шатией, потому что завяз в разборках с Яшей. Как и тот, Ашот верно служил своим «верхним ментам», но беспокоился и о собственном кармане. Как Яше помогал с отстаиванием зала Кострецов, так и Ашоту когда-то помогли из ГУОПа с закусочной на Сретенке. Но развитие бизнеса стукачей их кураторов не волновало. В дальнейшем что Яше, что Ашоту приходилось биться самостоятельно.

Ашот не был таким азартным игроком, как Тундра, умевший сочетать службу и предпринимательство и никогда не упускавший из виду ни того, ни другого. Когда Ашот понял, что влип с кредитами Яши, он, забыв обо всем, стал отстаивать свою закусочную.

После того как убили Витю Молота, Ашот вконец расстроился. Опытный уголовник, когда-то завербованный в лагере, Ашот, в отличие от «серединного» Яши, по духу всегда был ближе к блатным. Поэтому после гибели Молота он не особенно пытался остановить контратаку Маврика на Тундру.

Кончилось это для Ашота не очень удачно. Маврик убрал Толяныча, сжег Яшино заведение, но сам Тундра уцелел. Лишившись имущества, Яша стал предельно опасен.

Плохи были дела Ашота. Милиция могла навесить на него и труп Молота, если бы тот вдруг нашли, и организацию убийства Толяныча, и пожар зала игровых автоматов. Конечно, во всех этих историях Ашот был в тени, доказать что-то почти невозможно. Но при желании местная милиция могла испортить ему жизнь и бизнес. Ко всему прочему, Маврик поставил его на «счетчик», обязав найти Тундру.

Больше всего беспокоил Ашота затаившийся Яша Тундра. Тот, как понимал Ашот, постарается расквитаться с ним по полной программе.

У Ашота после звонка Маврика голова шла кругом. В общем, чтобы нейтрализовать и Яшу, и местную милицию, ему оставалось одно — просить помощи у своего куратора-оперативника из ГУОПа.

Ашот набрал номер своего гуоповского хозяина. Представился, когда трубку подняли:

— Это со Сретенки.

— Здорово, — отозвался ему бодрый голос. — Чего звонишь вне графика? Есть срочные новости?

— Е-есть, — запинаясь, сказал Ашот. — Я тут немного переборшил, понимаешь. Завязался с чистяковским Яшей Тундрой по бизнесу. У него зал игровых автоматов. Яша погорячился, и его человек, Толяныч кликуха, завалил сретенского Витю Молота, что мне помогал. С его ребятами я лично опустил труп Молота в Москва-реку Потом парни раздухарились — теперь Маврик у них основной — и замочили Толяныча, сожгли заведение Яши, понимаешь.

— Дела — а, — вздохнул абонент. — Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты попусту не проявлялся!

— Какое попусту, честное слово! Яша моего человека завалил.

— Ни с того ни с сего такие дела не происходят, раздраженно ответил собеседник. — Из-за своей забегаловки ты возню с этим Яшей и затеял. Что, я тебя не знаю? Ладно… Сейчас кто тебя тревожит?

— Пока никто. Но Яша Тундра в покое не оставит.

— Значит, так. В ваше ОВД я позвоню. Оттуда к тебе не будет вопросов. А Яшу надо найти. Что он за птица?

— В авторитете, хотя ментам платит.

— Ты это точно знаешь?

— Так все думают, понимаешь. Наркоман он, наркотой торгует, но где-то на выезде.

— Ага… Ну, я разберусь, кому он платит. В тяжелое положение ты меня поставил.

— Помоги, честное слово! — воскликнул Ашот. — Я тебе отработаю.

— Жди моих указаний. И больше не подставляйся.

Зина вела наблюдение за залом Яши целый день. Вечером она видела, как нагрянула туда великолепная семерка Маврика. В толпе зевак наблюдала Зина и пожар, и приезд пожарных. А потом ждала, когда медики вынесут обгорелый труп Толяныча.

Дома ей мгновенно открыл дверь заждавшийся Яша.

Зина доложила с порога:

— Толяныча Маврик со своими завалил. Потом зал поджег. Сгорело почти дотла.

Весь день она была на ногах, но, скинув на ходу плащ, быстро прошла на кухню и начала готовить ужин. Яша сам достал из холодильника водку и пиво.

Выпил стакан, запил пивом. Задумался, повесив голову:

«Недооценил Ашота! Как отчаянно попер этот героинщик! Или Маврик сам за пахана психанул?»

Проигрывал по уголовному фронту Яша. И совершенно так же, как его коллега Ашот, он понял, что без помощи милицейского начальства ему не обойтись.

Он пошел в комнату звонить своему куратору из ГУУРа, бросив Зине, чтобы она туда случайно не заглянула:

— У меня серьезный разговор.

Яша набрал домашний номер гууровского опера Юрия Осиповского.

— Здорово! Узнал, кто беспокоит?

— Как не узнать.

— Сложные дела у меня закрутились, — продолжил Тундра. — Хозяин закусочной на Сретенке Ашот большие деньги мне должен. Стал я с него требовать, а он бригадира сретенских «быков» Витю Молота выставил. Позавчера была разборка. Ашот и Молот начали меня бить, мой Толяныч Молота и застрелил. На эю зам Молота по его банде Маврик вчера пришел со своими ребятами в мой зал. Толяныча убили, зал сожгли.

— Толяныча, значит, убрали? — деловито уточнил Осиповский.

— Да.

— Это хоть нормально. Убийство Молота было не в нашу пользу. Надо бы пистолет, из какого Толяныч в Молота стрелял, раздобыть, чтобы ты по убийству был чистый.

— Думаю, у Маврика он. Наверняка у Толяныча забрал, когда его прижал. Маврика так и так надо доставать, он и меня, как видно, завалить хочет, — сказал Яша.

В отличие от куратора Ашота из ГУОПа, Осиповский говорил со своим стукачом как заинтересованный сообщник и, сразу сориентировавшись, подсказал:

— Через Ашота и найдешь.

— Попробую… Тут я и в оперразработке взял одну инициативу на себя. — Тундра подбирал в разговоре с милицейским шефом неблатные выражения. — Дезинформировал нашего опера Кострецова насчет ограбления банка Ахлопова.

— Интересно, интересно, — оживленно подхватил Осиповский. — Какое же ты имеешь право на такие фокусы, со мной не согласовав?

— Да так как-то, — рассеянно произнес Яша, не собираясь посвяшать Осиповского в перипетии своего «наезда» на Ашота. Пристал ко мне Кость: ну хоть кого подскажи, начальство давит, а улик в банке никаких. Парень он неплохой, мне помогал. Я и ляпнул: «Ашот — наводчик, Молот с его бригадой — исполнители».

— Ну и что Кострецов?

— От радости себя не помнит. Люди поглядели: побежал сразу на Сретенку с Ашотом знакомиться.

Осиповский неожиданно рассмеялся.

— Ну ты и профессор. Чего темнишь? Просто решил этого Ашота подставить, чтобы насчет долга был сговорчивей.

— Было. Тут Ашотов долг складно ложился. Денег у него сейчас нет, вот вроде он и пошел на банк.

— Прощаю. Тем более фишка точно идет по твоей версии. Мол, банк Ашот с Молотом взяли, деньги не поделили. Ашот Молота руками Толяныча и убрал. А потом Маврик, который был в доле, недовольство этим проявил. Завалил Толяныча, а заодно и твой зал сжег.

Яша обратил внимание на то, что Осиповский не взъелся на него за самодеятельность, а внезапно поддержал.

«С чего бы? — соображал он. — Должно быть, какие-то высокие ментовские расклады. Хочет Кость подставить, за лоха его держать».

Все это было уже не Яшиного ума дело, ему о себе заботиться следовало:

— Да вроде похоже. Так чего? Может, я и буду это гнуть, если Кость снова пристанет? Мне теперь с Ашота надо и за мой зал получить, пускай Кость помогает.

— Как он к тебе? — спросил Осиповский.

— Нормально, верит как самому себе. Я ж его никогда не подводил.

— Продолжай ему мозги парить. А что по банку Ахлопова действительно слышно?

— Глухо. Экстракласса специалисты брали.

Осиповский начал размышлять вслух:

— Плохо ложится в твои байки Кострецо-ву, что Молота почему-то убрал Толяныч. Впечатление, словно и он в ограблении Ахлопова замешан. Тем более уголовник с Чистых прудов, где дело было. Так что придется Кострецова поглубже дурить.

— Засунуть и Толяныча в группу банковских грабителей? — понял Яша.

— Да. Говори Кострецову, что Толяныч стакнулся за твоей спиной с Ашотом, задумавшим ограбление, и, как местный, послужил ему хорошим подсказчиком. Теперь на него можно валить любое.

— Хреново я буду выглядеть, если такого ухаря у себя под боком проглядел.

Осиповский подбодрил:

— И на старуху бывает проруха. Но ты и свою квалификацию подкрепи. Пой, что заподозрил Толяныча сразу после ограбления. Стал за его связями наблюдать и вышел на Ашота с Молотом. Отсюда, мол, и первичная информация Кострецову. Но о Толяны-че Кострецову сразу умолчал: следил дальше. И вот, мол, как резко повернулось!

Ашот с Толянычем сговорились по дележке награбленного против Молота с Мавриком. Убрали Молота, а Маврик Толянычу отомстил. Вот так более-менее выстраивается… Кострецову по этой версии тоже будет удобно на своем участке труп Толяныча списать. А Маврика теперь ищи-свищи. Наглухо, очевидно, ушел в тину.

Яша подумал: «И крут же Юра Осиповский! За полного дурака Кострецова держит. Зачем все-таки ему против своего кроить? А может, сам хочет дело Ахлопова раскрыть? Похоже. Дело громкое. Значит, есть у Осиповского какие-то зацепки по его расследованию».

Чтобы проверить эту догадку, он спросил, подразумевая ГУУР:

— А по нашей конторе дело Ахлопова крутят?

— Имеют в виду. Сходные по почерку московские преступления анализируются.

Яша решил, что угадал интерес Осиповского в нейтрализации шустрого опера Кострецова.

— Да, вспомнил, — сказал Осиповский. — При ограблении Ахлопова использовали и знание сейфовых кодов. Это там главный вопрос. Перекинь ответ на него тоже на Толяныча, чтобы у Кострецова все прояснилось как стеклышко. Мол, Толяныч эти коды как-то пронюхал, о чем тебе стало известно из подслушанного телефонного разговора Толяныча и Ашота.

— Не круто ли? Глухарь Толяныч и такая тонкая разведка, как коды.

— А тут все круто: добыча в десять миллионов долларов и два трупа вдогон, — энергично произнес Осиповский.

— Ну да. Толяныча-то уж не допросишь. И все же так лихо крыть Кость «дезой» я опасаюсь. Он лишь на вид болтун и зубоскал, а нюх точно как у легавой.

— Нюх? — переспросил Осиповский. — А я, пожалуй, на этого Кострецова сам посмотрю. Завтра и заеду к нему.

— Тебе виднее. Заодно и меня поддержишь перед ним.

— Само собой. Скажу, ты мне все, что сейчас прокрутили, доложил. Я и заехал о тебе пару теплых слов сказать. Ты-то, мол, не можешь засвечиваться, от Маврика вынужден скрываться.

— А так оно и есть.

— Ну вот, — засмеялся Осиповский, — ахлоповское дело мы уже до деталей расследовали! А Кострецов пусть доказывает эту версию. Если он тебя где-нибудь перехватит, гни, как договорились.

— Тебе виднее, — повторил Тундра, радуясь, что его разработка легла начальнику «в цвет».

— Все ясно?

— Все.

— Бывай здоров! — Осиповский положил трубку.

Яша вышел на кухню, сел ужинать. Успокоившись, продолжал удивляться тому, как рьяно Осиповский развил его «дезу» Кострецову. Но собственные дела с Ашотом одолевали Яшу гораздо сильнее.

После налета на зал Ашот оказался «один на льдине». Тундре было ясно, что Маврик «отмазывать» того не станет. Закусочную на Сретенке теперь можно брать голыми руками.

О своем зале Яша не жалел. Все равно пришлось бы его продавать. Тем более что и из пожара, устроенного налетчиками, можно извлечь ощутимую выгоду. Во-первых, зал был застрахован на крупную сумму, которую выплатит страховая компания. Во-вторых, немалую компенсацию за ущерб Тундра собирался «снять» с Ашота. За убийство Молота киллер Толяныч сам расплатился. А за сожженное Яшино добро особый спрос.

Яша знал, что сейчас Ашот действительно был без свободных, то есть оборотных, денег. Но это, если не касаться основного капитала армянина, наверняка вложенного им куда-то. Теперь Ашоту, прикидывал Яша, придется для окончательного расчета тряхнуть мошной. И плюс к этому — отдать закусочную за головешки зала на Чистяках.

Знал Тундра и то, что в крайнем случае Ашоту помогут земляки. Армяне — богатейшая нация, у них диаспора по всему миру.

В общем, Яша намеревался сорвать еще больший куш, чем планировал в начале операции. Погибшего сегодня Толяныча он, точь-в-точь как иего гууровский куратор Юрий Осиповский, уже вспоминал лишь удачно легшей фишкой в многоходовой партии.

Глава пятая

На следующее утро после поджога Яшиного зала и убийства Толяныча капитан Кострецов сидел у себя в отделе и обдумывал эти происшествия. Дверь в комнату открылась, и на пороге возник подтянутый мужчина лет сорока. Дорогой костюм с белой сорочкой и шелковым галстуком, внимательные глаза на удлиненном лице, высокий лоб.

Он подошел к столу Кострецова, присел на стул и представился:

— Оперуполномоченный ГУУРа майор Осиповский. — Любезно улыбнулся. — Звать Юрой. А ты Сергей Кострецов?

Капитан слышал это имя еще от своего погибшего друга из ГУУРа Леши Бунчука. Отзывался тот об Осиповском неприязненно. Но раз майор сразу перешел на «ты», Сергей тоже прикинулся рубахой-парнем:

— Ага. Здорово, Юра! Слышал о тебе много хорошего.

— От Яши Тундры? — небрежно спросил Осиповский, ловя Кострецова на слове и проверяя заодно, соблюдает ли его осведомитель конспиративность своего гууровского куратора.

— Нет. Лешу Бунчука я знал, вместе в нашей «Вышке» учились, — хитрил и Кострецов, не выдавая на всякий случай свою дружбу с Лешей.

— A-а. Отличный опер был Бунчук и мужик — золото. Розыск его убийц не закрываем. Обязательно найдем. А про Яшу Тундру я упомянул потому, что он — наш с тобой человек, — улыбался Осиповский, расстегнув пиджак и открыто смотря Кострецову в глаза.

Сергей своего взгляда не отводил, улыбался в ответ, тоже полностью куртку расстегнул. Даже руки на стол положил так же, как майор. Он отлично знал: чтобы наладить взаимопонимание, вызвать непринужденность при общении, желательно копировать позу и жесты собеседника. Это «отзеркали-вание» подчеркивает, что вы разделяете его мнение, располагает к вам. Демонстрировал Кость, что всей душой готов не только поговорить, но и выпить с коллегой из самого. ГУУРа.

— Знал, что Яша на вас работает, но не знал, что именно на тебя, — сказал он и улыбнулся еще шире.

Осиповский капитану не понравился, замечания Бунчука на его счет подтверждались. Кострецов чуял: познакомиться Осиповский пришел неспроста. Что-то затевалось, причем с использованием Яши. А у Яши труп и поджог, объяснить которые тяжеловато будет.

Осиповский извлек сигареты и прикурил от японской зажигалки «Колибри», изготовленной из чистого серебра. Дым он пускал вверх, что заявляло об уверенности в себе.

— Яша вчера мне докладывал. Объяснил всю эту заваруху с убийством Толяныча и пожаром.

Он начал излагать то, что они с Яшей репетировали в ночном телефонном разговоре.

Кострецов слушал, не сводя глаз с энергичного, самоуверенного лица майора. Как и предугадывал Тундра, всю жизнь выживавший благодаря своему чутью, капитан не вдумывался в логику излагаемого Осипове — ким. Он оценивал мимику, тембр голоса собеседника — «вынюхивал» искренность говорящего. Причем сам Кость лицедействовал по полной программе, изображая крайнее внимание и удивление, восхищение майорским анализом ситуации и Яшиной разработкой группы ашот-Молот-Толяныч. Все должно было вдохновлять майора на продолжение речей.

Поведение и рассказ Осиповского были Кострецову сомнительны. Если, услышав версию по делу Ахлопова от Тундры, он озадачился наполовину, то сейчас почувствовал: его хотят совершенно запутать.

Осиповский говорил, а Кострецов стал прикидывать:

«Все эти песни сам Яша сочинил или Осиповский пользуется трещащей по многим швам легендой, чтобы обелить своего стукача? Ведь безупречность ограбления банка исключает такое дикое поведение его исполнителей в дальнейшем. Перессорились из-за добычи? Но делить ее не принято по горячим следам, всегда выжидают немалое время. Тупой Толяныч коды достал? Да тот ни одной книжки в своей жизни не прочитал, газет в руки не брал и считать умел лишь до ста… А главное, выходит, что Яша знать не знал о работе Толяныча на Ашота и Молота! Прожженный хитрюга Тундра на три метра землю под собой видит, а происки Толяныча не рассек…»

Он склонялся к тому, что пижонистый Осиповский взялся выгораживать подчиненного ему осведомителя. Но действует ошибочно, недооценивая Кострецова. И пускай недооценивает, убеждать майора в обратном Сергей ни в коем случае не собирался. Леша Бунчук, у которого был глаз — ватерпас, однажды коротко охарактеризовал Осиповс-кого: «Дерьмо». К тому же Осиповский был офицером из самых высоких сфер.

— Спасибо за информацию, — сказал Кострецов, когда майор, играя своей красивой зажигалкой, закончил речь. — Яша-то как? Маврик у него с хвоста не слезет.

— Вряд ли найдет, — небрежно ответил Осиповский. — Адресов и телефонов своих, как ты знаешь, Тундра никому не оставляет.

«Кроме тебя», — подумал капитан и дальше повел, чтобы выйти на Яшу самому:

— Мне сейчас Яша нужен. Убийство Толяныча и поджог надо расхлебывать. А кто Маврика с его бригадой может опознать? Только буфетчица и кассирша Яшиного зала. Пусть мне Тундра срочно позвонит, где этих баб искать. Ахлоповское же дело по-прежнему темняк.

— Почему? — встрепенулся Осиповский. — Я тебе все его ходы на блюдечке поднес.

— Оперативные — одно, улики, доказательства — другое. Тебе ли, майор, мне о том говорить? Маврик в тину ушел, остался лишь Ашот. Попробуй его расколи.

Осиповский понимающе кивал головой с гладко уложенными на пробор волосами. Капитан добавил:

— Правда, имеется одна зацепка. Сейфовые коды, что Толяныч достал. Ведь узнал он их от кого-то в банке.

— Ты работал в этом направлении? — живо поинтересовался Осиповский.

Кострецов, твердо решив ни в чем не доверять ему, ответил:

— Нет еще.

— А что начальник службы безопасности банка говорит?

— Ничего. Перекинулся я с ним парой слов, когда прибыли с бригадой. Малоквалифицированный мужик.

— Как же так? — остро взглянул майор. — Он же из ментов.

«Да ты и это знаешь?» — удивился Кострецов и лениво сказал:

— Что толку? Штаны на службе просиживал.

— Ну, будь здоров, Сергей! — проговорил Осиповский, вставая. — Рад был познакомиться.

— Я тоже, — улыбнулся во весь рот Кострецов, пожимая его вялую руку.

Майор удалился, а Сергей подошел к окну. Увидел, что сел Осиповский в личный «мерседес». Не новейшей модели была машина, но ведь самой престижной марки (это у бандитов БМВ верх мечтаний)!

«Серебряная зажигалка, отличный костюм, такая тачка… А в ГУУРе и майорам платят ненамного больше, чем нам», — подумал Кострецов.

Кострецов направился к Пете Ситникову — оперу, работавшему по Сретенке.

Утро над Чистыми прудами было безоблачно. Сергей прошел к развалинам Яшиного зала. Они еще пахли гарью.

«Говорят: концы в воду, — думал он, — а вот и в огонь неплохо. Не сам ли Тундра придумал пожар и убрал Толяныча? Вряд ли. Толянычем он дорожил. Тот был единственным из уголовников ему преданным. Его гибелью и пожаром Яша, скорее всего, за что-то расплатился… Та-ак. Маврик действовал — мстил за убийство Молота. Это похоже. В версии Осиповского-Яши лишь роль Толяныча неубедительна. Не клеится, что он сговорился с Ашотом и Молотом по грабежу Ахлопова; что самостоятельно, без совета со своим паханом Тундрой решился убить Молота. Похоже, что сам Яша тут сильно замешан».

Кострецов даже приостановился, взъерошив ладонью светлые кудри. Лихая мысль, но чем черт не шутит… Стоит подумать.

«Если так, то Толяныча Тундра обязательно для подготовки этой операции использовал. В таком ключе роль Толяныча вполне кстати. Но с каких дел тогда Толянычу убивать Молота? Нет, даже в подобной версии все эти убийства мало объяснимы. Да и сподобился бы Яша на организацию или исполнение такого крупного ограбления у себя рядом? Он прикрыт и с уголовной, и с нашей стороны, вел наваристый бизнес. Нет, это не проходит».

Но все-таки предположение, что Яша каким-то боком причастен к ограблению банка, закралось в голову Сергея.

Опер Петя Ситников, с маленькими круглыми глазками на широкой физиономии, был похож на битюга.

— Здорово! — приветствовал его Кострецов, присаживаясь у Петиного стола в сретенском ОУ Ре.

— Привет повелителю Чистяков, — добродушно сказал Петя.

— Хреноватый я повелитель, раз зал игровых автоматов спалили и труп с дыркой во лбу после пожара обнаружили.

— Слыхал уже. Чей налет?

— Да твоего Маврика с Молотовой бригадой.

Петя распахнул глазки.

— Точно знаешь?

— Пока оперданные, но уточнить будет нетрудно. Посетителей и обслугу они оттуда выгнали. Буфетчица и кассирша подтвердят.

— Вот сявки! Это Маврик без Молота распоясался.

— А о Молоте что ты знаешь? — присмотрелся Кострецов к разгоряченной опер-ской физиономии.

— Что? Он бригадир их «грядки», а Маврик у него в помощниках. Молот куда-то на днях запропал, вот Маврик для авторитета свой характер и показывает.

— Не все так просто, Петя. Есть данные, что Витя Молот уже на том свете. Толяныч его прикончил, а Маврик в отместку — Толяныча и сжег попутно зал Яши Тундры.

Петя недовольно поглядел на Кострецова;

— Ты на моей территории, смотрю, все лучше меня знаешь. И лишь сегодня о таких раскрутках заговорил?

— Петя, верь на слово: подробности только что от одного человека узнал. Мы ж все-гца с тобой друг другу помогали.

— Эх, Кость, — удрученно произнес Ситников, — легкий ты на лапшу по ушам. Да мне доложили, что ты на днях у Ашота в закусочной торчал. С чего ты туда приперся? Сто грамм выпить?

— Не отрицаю: хотел поглядеть на Ашота поближе. У меня оперустановка по его делам на моей «земле» была… А что Толяныч с ним и с Молотом связался и что Маврик в эту свару влез, ей-Богу, только сейчас узнал.

— Да все равно, Кость, ты меня обманешь, — вздохнул Петя. — Вот что значит: ты «Вышку» кончал, а я только наше среднее заведение. Ладно. Чем тебя Ашот заинтересовал?

— А напели мне, что он с Молотом банк Ахлопова взял.

— Какого числа ограбление было?

Сергей назвал дату.

— Ну вот, — проговорил Ситников, — а как раз накануне вечером Молот торгашей на Сухаревке гонял с мордобоем. Пришлось его приземлить на нары до утра. Так что Молот у нас той ночью отдыхал. Круче алиби не бывает.

— Спасибо, Петро! Четкая у тебя память, а на среднее милицейское образование обижаешься. Вот это факт так факт! Вся версия, какую мне напели, мигом снимается. Не знали те куплетисты, что Молот алиби в милиции заработал. А я и чуял: дурят меня. Но вопросы-то остаются. За что Толяныч Молота убрал?

— Тебе виднее, Серега, — твоя территория.

Косгрецов рассмеялся.

— Да не виднее. Вон как получается: по твоему участку знаю, а по своему — нет. Так что правильно я к тебе за советом пришел. Ты шевельни мозгой. О Толяныче и Яше особый разговор, а Молот — твой подшефный. За что на него Толяныч мог окрыситься?

— У Молота много врагов было. Он хоть и старался «понятия» соблюдать, а по нраву был отморозком. Вполне мог за просто так сцепиться где-нибудь с Толянычем. Сретенка с Чистяками соседи.

Капитан закурил, помолчал и сказал:

— Молот отморозок, но Толяныч-то был не такой. Тот крепко под Яшей Тундрой ходил, без его приказа ни на что не осмеливался. А это нешуточно, когда блатной блатного мочит.

— Как всегда, мотивы нужны. Так нас учили? — весело блеснул глазками Петя. — Могу, пожалуй, по линии Молота кое-что сказать… С Ашотом он последнее время скорешился. Раньше просто выпивать к нему по вечерам заходил. А тут зачастил в закусочную в разное время. Вот и представь: а что если связка Ашот — Молот напоролась по делам на пару Яша — Толяныч?

— Ну, ты академик, Петро, а прибедняешься! — воскликнул Кострецов. — Похоже на правду. Очень может быть, что верхние — Ашот и Яша — что-то не поделили и своих «быков» на кровь бросили.

— Да так оно, Серега, и есть! — разволновался Ситников. — Яша-то твой раньше тоже у Ашота засиживался, а как Молот к тому зачастил, сразу пропал.

— Что ж ты молчал! Это же главное психологическое обоснование нашей версии.

— «Молчал», — пробурчал Петя. — Ты меня наколками твоих стукачей сразу огорошил: и убийство Молота, и налет Маврика.

— Эх, если б только стукачи в этой канители участвовали, Петя, — печально заметил Кострецов. — Ладно. Мы еще многим покажем, что такое «земляные» опера… Значит, Яша другом Ашота был. Потом появляется Молот и его убивает подручный Тундры. Вот тебе и золотой мотив! Дружба-то у уголовников, как известно, до черного дня. В чем-то крепко столкнулись Яша и Ашот, перевели стрелки на помощников. Те и расстарались. Мавриков налет уже последствием всего этого был.

— Моей голове теперь болеть, чтобы насчет Молота выяснить, — озабоченно сказал Ситников. — Если убит, то спрятали надежно. А нет тела, нет и дела. С одной стороны, висяком меньше, с другой — раз Мав-рика надо искать — осложнение.

— Да. У нас с тобой только три конца осталось из этой истории: Яша, Ашот и Маврик. Яша и Ашот зубры, их с ходу не раскрутишь. Тем более что Яша ушел в тину, как и Маврик. Лишь Ашот на виду. Его и надо щупать.

— Тебе, Серега, карты в руки. Ты у него выпивал и, наверное, разговорился.

— А как же, — улыбнулся Кострецов, — я о воронах ему лекцию прочитал, ему так понравилось.

— Вот и продолжай в том же духе! Ашот сейчас без Молота нервничает. Может быть, и знатоку птиц будет рад, а?

— Придется, Петро. Теперь буду действовать на твоей территории уже с твоей санкции. До встречи!

Двое «земляных», не имеющих ни высоких постов, ни дорогих иномарок, никогда не бравших в личных целях ни копейки у противника, крепко пожали друг другу руки. Они твердо знали, что за ними — московская земля, с которой не отступают.

Оставшийся без защиты Молота, Ашот очень плохо себя чувствовал. Он, хоть и получил обещание помощи из ГУОПа, страховался как мог, чтобы случайно не нарваться на Яшу или его гонцов со стволами. Сегодня утром появился в закусочной позже обычного и зашел в нее не со двора, как всегда, а с улицы. И уехать с работы он собирался раньше, не в привычные поздние часы. И от окон закусочной стал держаться подальше — в них удобно было стрелять с недалекого на узкой Сретенке противоположного тротуара, как и из домов напротив с низкими чердаками.

Кострецов заглянул в его закусочную снова как раз в обеденное время. Но на глаза к хозяину сунулся не сразу, присел за столик в углу спиной к бару, за стойкой которого хлопотал Ашот. Заказал официантке фирменный гуляш и бутылку пива.

Поглядывая в зеркало на стене, Кострецов наблюдал за Ашотом. А тот был вполне готов, чтобы оперу с ним знакомство продолжить: суетился, зыркал то на главный, то на черный ход. Загнала Ашота судьба-индейка за эту стойку, как за явно ненадежное укрытие.

Капитан расплатился с официанткой, взял недопитую бутылку и подошел к бару, широко улыбнулся хозяину.

— Здравствуй, Ашот. Как жизнь?

Тот вскинул на него затравленные глаза и обрадовался.

— Серега! Привет, дорогой. Сегодня не похмеляешься?

Удачно тогда Кострецов с ним познакомился, развеселил своими байками. А веселье сближает, располагает к доверию.

— Спасибо, что не забыл, как меня кличут, — сказал капитан, закуривая. — Сегодня я — только пиво. Не все ж водярой оттягиваться, — переходил Кострецов на жаргон в надежде завязать и «деловой» разговор.

— Какие новости у ворон, дорогой?

— Вороны лишь на Москве масть держат, а вообще попугаи отличаются.

— Что ты говоришь! — зашевелил усами Ашот.

Кострецов приготовился пересказать заметку, вычитанную в газете. Сергей ее запомнил, потому что того попугая, как и стукача Черча, звали Кешей.

— Работал на Волгограде залетный домушник с кликухой Ловкач. Сам он был с Ташкента и брал на гастролях волгоградские хаты. Любил тот браток с детства, прямо как я, пернатых, но именно говорящих. Скворцов, попугаев… Да-а. Скакнул Ловкач на одну хату, собирает там барахло. Глядит — попугай в клетке. Он его забирает. И так ему попугай понравился, что привез к себе в ташкентский заныр. Попугай тому Ловкачу о себе рассказал. Зовут, говорит, меня Кеша.

— Удивительный попугай, честное слово, — заметил Ашот, не сводя с Сергея восхищенных глаз.

— Удивительнее не бывает. Короче, повязали Ловкача на Ташкенте. Пошли менты на шмон его хаты. Роются там, а попугай вдруг затараторил чего-то. Менты прислушались, а это Кеша свой волгоградский адрес им диктует! Бывший хозяин его заставил адрес заучить. Ну и раскрутили Ловкача еще и по волгоградским делам.

— Ха-ха-ха! — заржал Ашот так, что посетители оглянулись.

— И ведь что интересно. Адрес Кеша только милиции начал докладывать!

— Фартовый был попугай. — Армянин радовался прямо-таки как дитя. Даже тревоги свои вроде позабыл. И вдруг его ослабевшее было внимание привлекла фигура, мелькнувшая в проходе к подсобке.

Кострецов тоже глянул: какой-то парнишка бандитской наружности делал знаки Ашоту. Тот сразу осекся и, не говоря ни слова, пошел туда, ссутулив худую спину.

Сергей выскочил из закусочной и побежал на задний двор. Когда он выглянул там из-за угла, то увидел, что Ашота окружили трое парней с мрачными мордами. Машина с открытыми дверцами стояла рядом.

Капитан пробрался поближе, прячась за мусорными баками. Один из гостей Ашота говорил ему:

— Так что, совсем нечего Маврику передать?

Их послал Маврик, чтобы подстегнуть Ашота в поисках Яши Тундры. Если новостей не будет, «бригадир» разрешил им «поучить» Ашота. Ашот не продвинулся в розыске ни на шаг, потому как рассчитывал в том на свое гуоповское начальство. Но он не ожидал, что Маврик начнет давить на него немедленно.

— Пусть Маврик подумает, — уныло произнес Ашот, — какие на следующий день новости? Я только сегодня успел нужных людей зарядить, честное слово.

— А ночь тебе была на что?

— Плохо себя чувствовал, понимаешь.

Блатной допросчик сузил глаза.

— Ты, сука, вмазываешься на сон грядущий, кайфуешь. А мы должны ждать, когда ты очухаешься и за дела возьмешься? За нами по всей Москве шарят. Мы из заныра к тебе на стрелку вылезаем, а ты про здоровье поешь, черножопый?

Он ударил Ашота кулаком в лицо, остальные сбили армянина на землю и начали молотить его ногами.

Кострецов соображал, что предпринять. Надо бы брать эту троицу. Через них можно накрыть Маврика: весьма полезно было бы это и Ситникову, и капитану. Но тогда Кострецов открылся бы Ашоту как мент. Горел бы так ловко сложившийся их контакт. Сергей предпочел, чтобы его оперразработка Ашота не страдала.

Кость вылетел к бандитам с пистолетом в руках, закричал с блатным надрывом:

— Стоять, сявки! На кого, суки, грабли подняли? За Ашота всех положу!

Бандиты отпрянули от валяющегося Ашота. Кострецов навел на них пистолет.

— Линяйте отсюда!

Те искоса глянули на своего старшого. Он улыбчиво скривил лицо и обратился к Кострецову:

— Ты чего, братан? У нас к. Ашоту свои дела.

— Нема делов! — сказал Сергей. — Вали!

Капитан навел мушку говорившему в лоб.

— Уходим, — распорядился тот. — Мы ж сретенские, а тебя не знаем.

Они повернулись и пошли к машине.

Когда бандиты уехали, Сергей склонился над Ашотом. Подхватил его под мышки, поставил на подгибающиеся ноги. Повел, поддерживая за спину, обратно в закусочную.

— Лучше быть крутым покойником, чем живым лохом, — пробормотал Ашот.

— Не торопись под землю, братан.

Ашот выкатил глаза и чуть не заплакал.

— Понимаешь, дорогой, меня один деловой пасет, а эти ребята совсем от другого, я его дружбаном считал. И видишь, как со мной обошлись. Такой позор! Никогда на Сретенке на меня руку не поднимали.

Они прошли в подсобку, где стояли диван и стол. Ашот размял избитое тело, вымыл лицо под краном. Достал из шкафа бутылку водки. Налил по полстакана.

— Давай выпьем за настоящую дружбу, понимаешь.

Армянин Ашот, подставленный Яшей и Мавриком, твердил о дружбе и Сергею, о котором знал лишь, что тот интересуется жизнью пернатых.

Они выпили, стали закусывать фруктами из вазы на столе.

— Я тебе, Серега, обязан, — старадаль-чески сказал Ашот, разглаживая усы. — А ты с «большой». — Он взглянул уважительно. — На птиц охотишься?

— Птиц я никогда не трогаю. — Кострецов по-блатному ощерился. — Двуногих, бывает, заваливаю. Я, как тот ташкентский Ловкач на Волгограде, залетный. Кантуюсь тут у телок. Немножко осматриваюсь.

— Заходи ко мне в любое время, всегда будет выпить и закусить.

Капитан подумал, что, несмотря на отчаянное положение Ашота, в выборе приближенных он осторожен.

— Спасибо, Ашот. Ну а сегодня-то спокойно проживешь? А то я могу у тебя еще пива попить.

Ашот прикинул, что ребята Маврика нынче больше не «наедут». Но к вечеру могла обозначиться Яшина лапа.

— Зачем пива? — оживленно проговорил он. — Это дело хорошим коньяком пахнет!

Он достал из шкафа бутылку марочного армянского коньяка и специальный суживающийся кверху фужер.

— На важный случай берег, честное слово. — Налил Кострецову в фужер. — Не сразу пей. Согрей в руке.

— А ты? — спросил Сергей.

— Мне еще работать.

Ашот не выпил, потому что весь день страстно мечтал «вмазаться». Вчера после разговора с гуоповцем он дал себе слово, что завяжет с «герой», пока дела не утрясутся. Но после случившегося во дворе решимость лопнула.

Он зашел за шкаф, стал разводить порошок. Взял шприц с тонкой иглой, оставляющей на коже меньше следов. Перетянул резиновым жгутом предплечье, но уколоться не получилось. Едва не сломанную левую руку сводило, тряслись пальцы на правой. Опустив голову, он не смог сдержать слез досады и жалости к себе.

Кострецов услышал его всхлипы.

— Ашот, ты чего?

— Иди сюда, дорогой! — взвыл Ашот.

Сергей заглянул за шкаф и все понял.

— Подержи мне руку и тяни жгут, — попросил Ашот жалобно. — Выручай, честное слово!

Кострецов прихватил ему руку, сдавил жгут, чтобы вспухла вена для укола. Ашот сумел воткнуть иглу, ввел дозу.

— Отдыхай, — сказал Сергей и вернулся к столу.

Спустя некоторое время появился Ашот, сел на диван, глядя отстраненными глазами.

— Веришь ли, дорогой, — медленно проговорил он, — с этой «геры» я и погорел. С нее началась вся заварушка. А деловому на иглу садиться нельзя. Все — и волю, и жистянку потеряешь. Понимаешь?

Кострецов молча кивнул.

Ашот тупо смотрел перед собой и бормотал:

— Вот сейчас мне ничего не надо… Нет, опять надо: следующую дозу, когда ломать начнет. Я на эти проклятые дозы остаток своей жизни только и работаю, рискую… А зачем? Впереди одна чернота.

Потом его «потащило», он впал в полузабытье.

Кострецов сидел рядом с армянином, тянул из бутылки, пока не стемнело на улице.

Он толкнул Ашота. Тот очнулся, осоловело повел глазами.

— Полдня просидел со мной, дорогой.

— А чего, коньяк у тебя хороший.

Ашот полез в карман, достал пачку денег и, не считая, протянул их Кострецову.

— Нема делов, — отвел его руку Сергей. — Мне за такое брать западло.

Оперу Кости было это «западло» по-милицейски, хотя и укрепило бы доверие Ашота к нему. Зависимым от подачек людям, что в нормальном, что в уголовном мире, доверяют больше. Но Кострецов, после того как помог Ашоту «улететь», видел, что этого загнанного в угол человека можно и без дальнейших фокусов легко раскручивать.

Сочувствия у опера к нему было не больше, чем у опытного хирурга, привыкшего к боли и страданиям оперируемых.

Глава шестая

Утром в отдел к Кострецову пришел начальник службы безопасности ахлоповского банка Вася Серченко. В руках у него была объемистая папка. Он открыл ее — внутри оказались папочки поменьше. Их стопку Серченко выложил капитану на стол.

— Вот досье на лиц в банке, имевших доступ к сейфам и кодам.

Капитан начал их просматривать. Ничего не скажешь, составлять досье Василий умел. Разбивались они строго по двум разделам:

персонографические данные и факты из жизни;

характерные особенности личности (физические, психические, интеллектуальные).

Кострецов обращал внимание на аттестацию людей по наиболее важным пунктам для его розыска. Его интересовали все лица, как-то контактирующие либо соприкасавшиеся с изучаемым объектом: стабильные или случайные деловые партнеры, родственники, друзья и приятели, старые знакомые, обслуживающий персонал и так далее. Капитан отмечал указания на их деятельность, оценку личностей, слухи о них.

Присматривался к щекотливым моментам биографий. Важными были особенности занесенных в папки людей: жизненные привычки (прежде всего — доминирующее настроение), взгляды и их устойчивость (разнятся ли высказывания в официальной обстановке и личном кругу), мнение о себе (адекватное, повышенное, низкое), отношение к разным аспектам жизни (к женщинам, алкоголю, деньгам, приключениям, торговле, материальной выгоде и т. д.), слабости, амбиции, поведение в группе.

В описании технической оснащенности банка Кострецов обратил внимание на отличные сейфы с запирающимися механизмами микропроцессорного управления высокого класса.

— Потрудился ты на славу, Вася, — сказал Кострецов. — Это я в смысле бумаг. А теперь давай пройдемся по живой практике.

— Ты что — проверяющий? — раздраженно качнул редковолосой головой Серченко.

— А на тебя проверяющим лишь Ахлопов был, вот и расплачивается теперь. Так что отвечай на вопросы.

Василий угрюмо уставился в пол.

— Не хочешь — не надо. — Кострецов стал складывать маленькие папочки в большую. — Я бумаженции следователю передам, пусть возится: для него увлекательное занятие. Поставлен на это Славик Уньков, салага, метящий в звездохваты. С ним у тебя, может, будет полюбовный контакт.

— Да ладно тебе, Кость, — буркнул Серченко. — Что тебя интересует?

Сергей начал перечислять:

— По сектору режима: обеспечение секретности документов, система допуска, контроль посетителей и транспорта, расследование случаев нарушений режима.

Серченко ответил:

— Контроль за соблюдением режима секретности велся постоянно, случаи нарушения режима незначительны.

— По сектору оперативной работы: выявление и изучение фирм и преступных сообществ, являющихся потенциальными конкурентами или врагами банка; учет и анализ попыток проникновения в его секреты, осуществления каких-либо враждебных акций; выявление возможных слабых мест в деятельности банка; разработка и осуществление мер противодействия «наездам» и ограблениям.

Вася замолчал, потупив голову. От волнения у него покраснела даже пробивающаяся лысина. Потом выдавил:

— Туп я и пролетел. Я больше на информационно-аналитическую работу налегал, хорошо разбираюсь в социальной психологии и психологии личности.

— Вот при устройстве в банк так бы Ахло-пову и сказал. Мол, с разведкой и контрразведкой, оперработой у меня хреновато.

— Кострецов, ты чего мне душу мотаешь?

— Да потому что ты ушами хлопал, а я расхлебываю!

— А я? — чуть ли не застонал Серченко. — Таких заработков лишаюсь.

Капитан с трудом сдержался, чтобы не выматериться. Подумал со злостью: «Во-от скобарь! И ведь по таким наниматели о настоящих профессионалах судят!»

Но придавил в себе злость, спросил спокойно:

— Ты осуществлял защиту конфиденциальной информации, в том числе хранящейся в компьютерной памяти?

— По компьютерам я бог, из них никто не мог ничего вытащить.

Сергей с усмешкой поглядел на него.

— Ты о хакерах читаешь? Питерский хакер западные банки на миллионы долларов обул. А ты бога из себя изображаешь?

— Нет, Серега, по этой линии чисто. Если б хакер навязался на нашу голову, то зачем сейфы вскрывать, брать наличность? Да и потом, сам знаешь: в любом нашем банке двойная бухгалтерия, чтобы от налогов уходить. Особая конфиденциальность у хозяев в башке да в тетрадочке черной кассы, которую они перед сном себе под подушку кладут.

— Вася, если ты хочешь быть профессионалом, никогда не говори в таких случаях: «нет» или «да», а только: «может быть». Та-ак, пойдем дальше. Организовывал ли проверки, в том числе негласные, благонадежности сотрудников банка? Предупреждал ли и выявлял ли случаи сотрудничества банковских работников с конкурентами или криминальными структурами?

Серченко вспотел.

— Ну что ты мытаришь? Я контролировал доступ сотрудников к закрытой документации и к базам данных. Всегда был против найма временных работников, если они по роду своей работы автоматически получали доступ к конфиденциальной информации Секретные документы уничтожал лично…

Капитан прервал его:

— Вася, оправдываться можешь перед Ах-лоповым. Но если еще кто-нибудь возьмет тебя в частную службу безопасности, заруби себе на носу: ты обязан регулярно обследовать все помещения конторы — и служебные, и подсобные, — а также пространства, к ним прилегающие. Во-первых, для проверки их при помощи спецаппаратуры на наличие подслушивающих устройств. Больше того, в твои обязанности входит оборудовать звуконепроницаемые помещения для обсуждения важных вопросов. Вот если бы ты шевелился, то набрел бы на долго пустующую квартиру над банком. А прозванивая ее, сообразил бы, возможно, что перекрытия-то деревянные, через которые взять ваши сейфы — одно удовольствие.

Серченко, понурясь, выслушал и спросил:

— У тебя все?

— Нет. Тут не хватает одного досье.

— На кого?

— На Василия Серченко.

Кострецову показалось, что сейчас Вася схватит его за грудки, но тот лишь воскликнул:

— Ну ты и фрукт, Кострецов! На меня сам составишь!

— Составлю, если нужно будет. Последний к тебе вопрос: с кем ты говорил о конфиденциальной информации?

— Говорил лишь с теми, — Серченко приосанился, — кто был ответственным за нее или доверенным лицом.

— Ответственным — понятно. А что значит «доверенным»?

— Кострецов, повторяю: я из ментов. И знаю, кому и о чем можно говорить. С моей стороны утечки не могло быть. Можешь хоть верить, хоть проверить.

— Почти правильно начал отвечать: «не могло быть». А вдруг могло? И так, что сам ты даже не подозреваешь?

— Тогда крути всех, на кого я сделал досье. Со всеми по этому вопросу я общался.

— Ладно, Василий, — капитан продолжал называть его по имени, а не по фамилии, — посмотрю еще твои папочки и передам Унькову. Он по своей линии тоже старается.

— Есть одна деталь, — замявшись, сказал Серченко. — Может, тебе пригодится. Валюта была в фирменных упаковках нью-йоркского банка.

— Ты эту важнейшую наводку, — Сергей усмехнулся, — нарочно для конца разговора приберегал? Есть образцы упаковки?

Василий положил перед ним обрывок банковской ленты.

— Спасибо, это важно, — сказал Кострецов.

Серченко ушел, все-таки не попрощавшись.

Помимо ахлоповского дела, с которым Кострецов объединил и раскрутку по Яше — Ашоту — Молоту — Толянычу — Маврику, у него, как всегда, было невпроворот других текущих дел и делишек. Он изнемогал от их вала на своем участке в центре Москвы, теперь ставшей и криминальной столицей России. Весь день опер мотался по «земле», стараясь более-менее подбить бабки, чтобы развязать себе руки для главного розыска.

К вечеру, когда он, подустав, брел по Кривоколенному переулку, к нему пристроился Кеша Черч и прошепелявил:

— Здоровенько, Кость! Зайдем на Банковский, вдарим по пивку?

Капитан внимательно взглянул на него. Если тот предлагал двинуть по пиву, значит, имел срочную информацию.

— А чего ж, Кеша, выпьем по старой дружбе, — громко произнес Сергей, чтобы слышали возможные заинтересованные прохожие, — на сегодня я отработал.

Они свернули в Банковский, зашли в пивную на первом этаже кафе-бара. Кострецов заказал по паре пива. Встали за пустой столик в углу, чтобы не было соседей.

Черч, как обычно, когда имел сведения, попивал неторопливо, чтобы разжечь нетерпение Сергея. Но Кострецов уважал пиво и тоже тянул его в разрядку, спокойно поглядывая по сторонам.

Наконец Кеша сказал вполголоса:

— Пасут тебя, Кость.

Кострецов с трудом сдержался, чтобы не выдать удивления.

Черч продолжил:

— Сам Яша Тундра. Я его случайно сейчас засек, как тебя увидел на Кривоколенном. Ты вдалеке топал, а Яша сзади, к машинам у тротуара прижимался. Как я стал вас нагонять, он оглянулся, меня увидел и во двор заскочил. Где-то ты Тундре на мозоль круто наступил.

Разные соображения пронеслись в голове опера, но вслух он сказал:

— Его «шестерку» Толяныча завалили. Приходится самому Яше топтуном трудиться. Спасибо, я его не заметил. У тебя-то как дела?

— Нормально. Если ты по Ахлопову, пока глухо. А пожар у Тундры Мавриковы ребята сделали, они и Толяныча убили.

— Знаю. Поэтому Яша и шустрит, интересно ему, что я предпринимаю, — говорил очевидные вещи Кострецов, не собираясь посвящать стукача в подоплеку событий.

Яшу нужно было брать или хотя бы «навесить ему хвоста». Одному взять матерого Тундру, сторожащего где-то на улице, Кострецову сейчас едва ли было возможно. Значит, требовалось устроить тому контрнаблюдение. Черч, засвеченный встречей с Сергеем, для этого уже не годился.

Капитан подумал о Вале Пустяке: авось тот загорает через двор отсюда около пиццерии. И сказал Кеше:

— Спасибо еще раз. Допивай, я пошел.

Сергей вышел на улицу, не оглядываясь. «Проверяться» на такого многоопытного филера, как Яша, было опасно и могло спро-кодировать его уход. Опер неторопливо вышел на Мясницкую, двинулся к «Джонни Толстяку».

Свернул во двор за ним и увидел Пустяка, стоявшего на своем коронном месте около черного выхода из пиццерии. Ждал тот, видимо, свою Нинку, которая в конце рабочего дня появлялась с сумками наперевес, груженными провизией и непременными бутылками.

В этот час двор был пустынный. Тундре, следовавшему за Кострецовым, не представляло труда, подкравшись, отследить, с кем Кострецов общается. Капитан заклинал, чтобы Пустяк вдруг не проявился как его знакомый. Тот, если уже напился, вполне мог скорчить какую-нибудь рожу. Но Валя, заметив Кость издали, сразу же безучастно отвел глаза. Опытен был этот бывший зэк.

Кострецов подошел к нему совсем близко и закричал в открытую дверь пиццерии:

— Есть кто-нибудь? Где хозяин? — Повернувшись спиной во двор, он быстро зашептал Пустяку: — Меня Яша Тундра пасет, сейчас сечет откуда-то со двора. Прошу, хотя никогда к тебе за таким не обращался: сядь ему на хвост и проследи до его хаты. Если он на тачке, бери такси. Деньги я тебе с сигаретой передам. Доложишь у меня дома.

Капитан снова крикнул:

— Есть хозяин?

Выглянула подружка Пустяка Нинка:

— Чего орешь? Ушел хозяин.

— Извините, — сказал Кострецов.

Дождавшись, когда она исчезнет, он долго рылся в карманах, пристраивая к пачке сигарет деньги. Достал наконец пачку, стал медленно ее открывать.

Пустяк обратился к Кострецову;

— Мужик, угости закурить, — и шагнул к нему вплотную, закрывая обзор со двора.

Сергей протянул ему пачку. Тот ловко выхватил из нее сигарету и деньги из ладони. Поблагодарил:

— Спасибо тебе.

Кострецов тоже закурил и пошел со двора к себе на Архангельский, не оглядываясь. Пусть Яша дотащится за ним до дома, снимет слежку и двигает восвояси!

Сергей вошел в свой двор, открыл узкую дверь заднего хода и поднялся по лестнице. Около двери квартиры постоял, осмотрел ее. Теперь, когда верный доселе Тундра вдруг взялся его выслеживать, надо быть готовым ко всему.

Не исключая нападения на него дома, Кострецов поставил двойную дверь: одну, внутреннюю, — деревянную, а вторую, наружную, — из металла. Наружную обшил рейками, обтянул невзрачным кожзаменителем, потом «состарил», чтобы выглядело пообшарпанней.

Он прошел в квартиру. Готовясь к появлению Пустяка, закрыл окна на кухне и в комнате плотными шгорами. Сегодня ему было не до кулинарных изысков. Сварил пельменей, поел.

Ждал Кострецов своего филера с сомнениями. Любой бывалый уголовник способен «ливера давить» за кем-нибудь. А Валя тем более, ведь стоял на шухере у домушников. Но смущало Кострецова, что тому в руки деньги попали. Пустяк был законченным алкоголиком. Не валялся в лужах лишь потому, что вынужден был держать хоть какой-то вид, дабы пускали его на постой бабенки.

Нина, хорошо познавшая страсть Вали, как могла, контролировала его. В течение дня ему наливалось по умеренной дозе. Вечером у нее дома разрешалось Пустяку напиться до сшибачки. Деньги любой суммы, попадавшие к нему в руки, немедленно улетучивались к «стеклянному богу». Размышляя об этом, Сергей все же надеялся, что Валя, которому он впервые доверил не сту-каческое, а агентурное задание, все учтет и постарается его выполнить.

Долго пришлось ждать Пустяка. Он позвонил в дверь лишь ближе к полуночи. Капитан еще в глазок увидел, что тот едва стоит на ногах.

Он впустил Пустяка, прошел в кухню, сел за стол и невесело осмотрел припозднившегося гостя. Очечки Вали болтались на кончике носа, глаза плясали. Капитану стало ясно, как распорядился его деньгами Пустяк.

Сергей молчал. Валя плюхнулся на стул и стал докладывать, еле ворочая языком:

— Хош бей, хош пытай меня, Кость, а я все ноги сбил, за Тундрой бегавши.

— Где ж он сейчас?

— А не знаю, — развел руками Валя.

— Где ты его упустил.

— Ты чего? — грозно глянул Валя. — Я не упустил. Он раство-рил-ся…

— Я понял. Ты выпил до того, как за ним пошел, или после?

— Да ты чего, Кость! Чего мне пить, если Нинка дома подносит всегда до отключки? Я трезвым как хрусталь за Яшей бегал. Это я только что у Нинки принял.

— Ата, — устало сказал капитан. — Ты хоть помнишь, где Яша у тебя «растворился»?

Пустяк выкатил на него страшные глаза.

— А прямо на Чистых прудах, около театра «Современник». Прямо на берегу!

— Нырнул, наверное, в воду. Ладно, ты свободен.

Пустяк встал, потоптался, стал ожесточенно рыться по карманам. Потом, словно вспомнив, ударил себя по лбу.

— Деньги-то твои я у Нинки выложил да забыл. Завтра занесу.

— Иди, иди. — Кострецов выставил его за дверь.

Не оправдались надежды Кострецова на Валину ответственность. Сергей подумал: «С кем приходится работать! Но других взять неоткуда. Единственно толковым Яша Тундра был. Таким толковым, что теперь сам на меня охотится».

Назавтра Кострецова вызвали к начальству. Заместитель начальника отдела, пожилой подполковник Миронов, встретил его хмуро.

Миронов вызвал опера, потому что ему позвонил старый знакомый из ГУО Па, такой же седовласый, но уже полковник. С советских времен они привыкли вместе отдыхать за чужой счет в роскошных саунах с хорошим коньяком, а нынче и с обнаженными девочками. И в любой помощи по службе друг другу никогда не отказывали.

Гуоповский полковник по просьбе куратора Ашота обратился к Миронову за информацией о Яше Тундре. Неприятность этого поручения была для Миронова в том, что Кострецов никогда не допускал утечки своих оперданных даже высокому начальству. К тому же взаимоотношения Миронова и Кострецова не сложились с тех пор, когда в отделе работала еще одна «белая ворона» — друг Сергея. Алексей Бунчук.

— Садись, капитан, — проговорил Миронов. — Что там у тебя на участке за уголовники такие, из-за которых ГУОП нам покоя не дает? Какой-то Яша Тундра. Звонят, намекают, что он подкармливает кого-то из наших. Уж не тебя ли?

— Никак нет. Подкармливает он наркотиками лишь уголовную шушеру, чтобы блатные на него косо не смотрели.

— Понял, — сказал подполковник. — Помощник, значит, твой. А ты его хорошо контролируешь?

«А не сдать ли Яшу как агента ГУУРа вместе с его Осиповским, раз они на пару замыслили против меня игру?» — возникло у капитана желание. Однако он удержался. Надо сперва самому подробно разобраться. Вдруг филерство Яши — самодеятельность, а Осиповский ни при чем? Скажешь лишнее подполковнику, дойдет до Осиповского, отношения испортятся. С такими, как майор с его стукачом, лучше до упора показушно дружить.

— Да нет, товарищ подполковник, Яша не осведомитель. Так, иной раз подскажет в благодарность за то, что я его от «крыш» защищал.

— Не темни, Кострецов, — усмехнулся седой подполковник, — будешь ты каждому на Чистяках помогать. Это у него зал игровых автоматов был, который сгорел?

— Так точно, — ответил капитан и подумал: «Что за отношения у подполковника с людьми из ГУОПа? Почему он насчет Яши упорно допытывается? Вот так Тундра! О нем и ГУУР, и ГУОП хлопочут. А вчера этот огурчик шел следом именно за мной… Запутался, видимо, Яша в каких-то высоких играх. Но крайний из милицейских пока я. Нет, никому в погонах, кроме годами проверенного Пети Ситникова, подставляться не буду».

— Кострецов, — сурово сказал подполковник, — вот у нас в отделе двенадцать оперативников, но только с тобой всякие нестыковки происходят. Это ведь о чем-то го ворит?

— О том говорит, — улыбнулся Сергей, — что всю дорогу в «земляных» и хожу.

— Ты зубы не скаль. Есть у тебя задокументированная оперустановка на Яшу?

— Никак нет. Контакты у меня с ним случайные. А после поджога зала и убийства его помощника Яши след простыл.

— Как же ты думаешь все это раскручивать? На тебе ж еще и ограбление Ахлопова.

— Да вот думаю, — виновато ответил Сергей.

— Долго тебе до майорского звания придется думать.

Кострецову надоело ваньку валять, он проговорил:

— Я, товарищ подполковник, ни за званиями, ни за должностями не гнался и гнаться не буду. А если из ГУОПа кто-то Яшей интересуется, пусть поговорит со мной. Что их волнует? Мы все одному делу служим, конспиративность тут не нужна. Или вы лично по этой линии в чем-то заинтересованы?

— Ты что плетешь, Кострецов?! — вскипел Миронов. — Тебе лавры дружка твоего Бунчука снятся? Так он главный орден получил — пулю.

С вальяжным Мироновым Леша Бунчук сцеплялся больше всех. В нем Леша, так же как потом в Осиповском, чуял гниль.

— Не вам о Бунчуке говорить, — твердея губами, сказал капитан.

— Встать! — крикнул подполковник. Можете быть свободны.

Кострецов поднялся, повернулся кругом и вышел из кабинета.

В коридоре на него наткнулся следователь Славик Уньков.

— Кострецов, где досье по банковским, что ты от Серченко обещал?

— Сейчас занесу.

Сергей принес ему сочинения Серченко, положил на стол и сел.

— Не вытоптал ковер у зама? — ехидно спросил Славик, намекая на головомойку у Миронова. — Затягиваешь по Ахлопову. Сколько дней прошло, а от тебя ничего, кроме этих бумаг.

— Да, не видать нам с тобой денежной премии от Ахлопова.

— Тебе, конечно, все до фени. — Славик зло взглянул. — Ни деньги, ни карьера неинтересуют.

— Конечно, — усмехнулся Кострецов. — Лишь бы время провести. Я сейчас Миронову так и сказал.

— А мне Осиповский из ГУУРа звонил, — многозначительно сообщил Унь-ков. — Он, оказывается, и тебя поставил в известность по сретенской версии ограбления Ахлопова.

Капитан воскликнул про себя: «Ну, Осиповский! Со всех сторон обкладывает!»

Он иронически посмотрел на возбужденного Славика.

— А из ГУОПа тебе не звонили?

— При чем тут ГУОП? Мы с тобой вместе это дело ведем? Ты почему молчишь?

— Деньги от Ахлопова один хочу поиметь.

— Кострецов, мне твою тюльку слушать надоело. Я сейчас пойду к Миронову, от которого ты на полусогнутых только что вышел. Пусть разберется! Ты от следователя ключевые факты скрываешь.

— Уймись, молодой, — мрачно проговорил Кострецов. — Какие факты? Лишь идеи от гнилых стукачей. Их проверять надо.

— Так, — стукнул по столу ладонью Славик. — Ты проверил?

— Проверяю. Ну чего ты пристал? Я тебе гору папок Серченко дал. Анализируй. Как у меня что-нибудь прояснится, сразу сообщу.

Отношения со следователем капитан обострять не хотел. На Костренова так навалились с самых разных сторон, что ему не меньше разыскиваемых блатарей надо было «уходить в тину», не высовываясь до поры. В кабинете же подполковника он не сдержался потому, что тот нехорошо помянул покойного Лешу Бунчука.

Розовошекий Славик посмотрел на него недоуменно.

— Сергей, ну чего ты со всеми собачишься?

— Потому что, Слава, один, без жены, живу.

— Опять шутишь. — Уньков сморщился. — Ты думаешь, я не понимаю? За салагу меня держишь, серьезным разговором не удостаиваешь.

— А ты уже матерый?

Славик вспылил:

— Сергей, я так работать с тобой не могу!

— Ну иди к Миронову, скажи это.

— Я, Кострецов, не стукач, с которыми ты привык иметь дело!

— А чего ж только что грозил: «К Миронову пойду»?

— За это извини, вырвалось. Но если и дальше будешь только в свою сторону грести, вынужден буду доложить по начальству. В глаза тебе говорю, это будет уже не стукачество.

— Эх, Славик, — грустно сказал Кострецов, — знал бы ты, что есть стукачество, и тех, кто на этой ниве трудятся. Такое болото, что все хорошие впечатления от жизни дочерна мажешь.

— Кость, ты не один опер у нас, — набирая в грудь новую убежденность, заговорил Славик. — Но только с тобой трудно работать.

— Вот-вот! Это мне сейчас и подполковник сказал.

— Видишь! — горячо подхватил Унь-ков. — Пусть я салага, но он-то матерый. Да все в отделе так считают. Что ты из себя изображаешь? Идейный?

— Не люблю я красивых слов, — тихо произнес Кострецов. — И напоминаю: Костью ты меня, малец, звать не имеешь права.

Славик насупился и замолчал. Капитан взглянул на его розовые щеки, думая, что все-таки испортил отношения и с этим мальчишкой.

Он встал и, уходя, проговорил:

— Нельзя, Слава, давать наступать себе на мозоли. От них походка зависит.

Опер Кость был костью в горле не только уголовникам.

Часть II БЕЛАЯ ВОРОНА

Глава первая

Пару раз в месяц поклонник рукопашного боя капитан Сергей Кострецов обязательно занимался в тренажерном зале. Просторный, со всевозможным спортинвентарем зал находился в стенах одного из московских милицейских подразделений. Здесь Сергей обычно и встречался со своим другом Сашей Хроминым — еще одним из их мушкетерской троицы, если считать погибшего Лешу Бунчука.

С Хроминым Кострецов служил в одной роге в армии. Саша, отобранный в горную разведку за такую же крепость костяка и выносливость, что и Сергей, вместе с ним начал тогда заниматься русским рукопашным боем. Фанатиком этого искусства, профессионально заложенного в старой императорской армии, был в разведроте капитан Михеев.

Капитан был поборником идей В. Ознобишина, чья книга «Искусство рукопашного боя» вышла в 930 году. Ознобишин являлся исследователем и разработчиком прикладных комплексов рукопашного боя, знатоком боевых приемов преступного мира и уличных драк. Его система основывалась на многовековом опыте восточных и западных единоборств.

Атлетически сложенный, всегда с непри-глаженным чубом, капитан Михеев внушал ученикам, как «Отче наш»:

— Рукопашному бою за короткое время научиться невозможно. При ежедневных интенсивнейших тренировках нужно минимум три месяца, чтобы более-менее освоить азы, если на толкового инструктора повезет. — Он самодовольно улыбался, не страдая застенчивостью. — И накрепко понять нужно, что изучать требуется именно рукопашный бой, а не какое-нибудь спортивное единоборство вроде таэквондо. Это — русский бой, в котором стоят до последнего, а не какие-то восточные ужимки.

Кострецов и Хромин стояли до упора. Сергея и в разведроте называли Кость. Сибиряк Саша Хромин характером был ему под стать, хотя внешне — прямо противоположный, брюнет, массивного телосложения.

Отслужив, они не потеряли друг друга, потому что Саша поступил в Москве в Высшую школу КГБ на факультет контрразведки. Тогда и сложилось их «мушкетерское» братство, в которое полноправно вошел сокурсник Сергея по милицейской «Вышке» отчаянный Леша Бунчук. Оно было мушкетерским в буквальном смысле: все готовились и оказались на «государственной» службе. Сергей и Леша — оперуполномоченными в милиции, Саша на такой же должности в КГБ-ФСБ.

Раньше в той же тренажерке, куда приехал в этот вечер Кострецов, они встречались втроем. Бунчук, хотя и не знал капитана Михеева, но под жестким руководством своих друзей успешно овладел рукопашным боем.

Сергей переоделся, вышел в зал, огляделся: Хромина пока не было. Капитан начал разминку. Когда перешел на снаряды, увидел, что и Саня потеет в другом конце зала. В завершение тренировки они отрабатывали в паре удары и блоки.

Закончив, вместе пошли под душ. Переоделись и двинули, по старой традиции, в ресторанчик неподалеку. Выбрали там уединенный столик, заказали, как бывало, хорошего пива. Новым у Кострецова и Хромина стало то, что теперь они брали и по сто грамм водки.

Когда ее в графинчике принесли, друзья подняли по полстакана.

— За Лешу, — сказали в один голос и выпили не чокаясь.

Взялись за пиво, и Саша спросил о вдове убитого Бунчука:

— Давно у Кати был?

— Давно, Сань, — виновато сказал Сергей. — А ты когда заходил? Как Мишка? — поинтересовался он о пятилетием сыне Леши.

Чернобровый широколицый Хромин так и просиял.

— Смышленый паренек, в батьку. Электронную игру ему принес. Ведь дошкольник, а сразу в нее вник. Мне долго и объяснять не пришлось. Был у них на той неделе, Кате деньги оставил.

После гибели Бунчука они договорились помогать Кате, чтобы та не искала заработок, а посидела бы с Мишкой до школы. Да и где матери-одиночке сейчас удобную работу найти? Катя была из уральского города, откуда ей высылали небольшие деньги родители. После гибели мужа, оставшись без средств, она хотела вернуться с сыном на родину. Сергей и Саша допустить этого не могли.

Мишка теперь стал для них вроде сына полка, которого надо поставить на ноги. У Саши с женой детей не было, вот и баловал он пацана дорогими игрушками. Опер МВД Кострецов и опер ФСБ Хромин не имели зарплат, с которых можно было выделять Кате без ущерба для себя. Но они свято жертвовали, хотя Сане от жены за то доставалось.

— Как супруга? — вежливо осведомился Кострецов.

Он не назвал жену Сани Люсей, хотя знал ее с дискотек пединститута, куда курсанты-«мушкетеры» из своих подавляюще мужских коллективов ходили как в караул. Веселая студентка Люся, став женой Хроми-иа, теряла свою оживленность по мере их совместной жизни. Саня, как и Кость, «государеву службу» не хотел продавать за сребреники чьей-нибудь частной безопасности, поэтому Люся, ссылаясь на безденежье, не заводила детей. А Кострецова не жаловала.

— Люся-то? — переспросил Саня и усмехнулся. — Да нормально, шутит редко.

— Видишь, как они поворачивают. Вот я с Ирой и завязал.

— Ты серьезно? — расстроился Хромин, который семьей и человеческими отношениями дорожил как зеницей ока.

Он по-сибирски стойко был готов переносить и свою Люсю. О том, что Ирина нападает на Кострецова по той же линии, что и его супруга, Саня хорошо зная.

— Серьезней не бывает, — сказал Сергей. — Эхма, и не нужна нам денег тьма!

Чтобы не касаться больных мест, они не стали развивать эту тему дальше.

— Сань, — спросил Кострецов, отхлебывая пиво, — тебе, случайно, Леша никогда не говорил о своих стукачах?

Хромин изумленно на него глянул.

— Да кто ж о них говорит даже другу?

— Мало ли. Запутался я с одним своим осведомителем. А свел меня с ним Леша, он его в ГУУРе курировал. Так что, как видишь, друзья-оперы и самым ценным делятся.

Саня поправил тяжелой пятерней смоляную шевелюру.

— Это в МВД. У нас построже. Дружба дружбой… Хотя вспомнил. Об одном своем стукаче Бунчук у меня интересовался. О Яше Тундре.

— Так о нем и речь! Санек! — воскликнул Кострецов. — Тундра-то мне голову и заморочил!

— Этот может, — раздумчиво произнес Хромин. — Гений оперработы. Начинал-то он в КГБ, служил у нас сексотом. Мне ли его не знать. Натренировали на свою голову, могу рассказать…

В восьмидесятых годах по-настояшему организованная преступность была только в советской Средней Азии. Среднеазиатский криминалитет гораздо раньше, чем российский, понял: лучше покупать МВД, нежели ему противостоять. Тогда там уже сложилась четкая структура: на самом верху — воры в законе, потом «авторитеты», «смотрящие», «общаковые», «быки»-исполнители. Воры имели связь со всей местной властью, кроме КГБ. Только наша «контора» противостояла этой мафии, и в первых рядах — наши сексоты. Одним из талантливейших и был Яша Тундра… До вербовки биография его тебе нужна?

— Нет. Он меня лишь как профессионал интересует.

— Война в Афгане распахнула наши южные траницы. Среднеазиатская номенклатура через высшую криминальную знать начала конвертировать советские деньги в иранское и индийское золото. Но подступиться к ворам в законе было невозможно, потому что они вращались исключительно в своих кланах. Общаться с ними выходило лишь через «шестерок». Яше Тундре удалось сначала внедриться в низовую братву, а потом на него обратил внимание сам ташкентский «законник» Турсун. Яша ему так понравился, что он пригласил его вместе гулять новогодные праздники. Как внедряются и чем светятся в таких случаях, Серега, ты понимаешь.

— Ну да, — кивнул Кострецов. — Проворачивал что-нибудь по наркоте?

— Конечно, — сказал Саня, залпом отпив полкружки из принесенной свежей партии. — Яшин куратор возликовал от такого высокого приглашения, выделил Тундре для подарка Турсуну усыпанный драгоценностями антикварный кинжал, который в Ашхабаде у залетных домушников изъяли. Богатым дарителем прибыл в Ташкент Яша. На празднике гости подносили Турсуну деньги или золото, а Яша кинжалом отличился. И его кражу в Ашхабаде на Яшу с уважением записали. Собрались у Турсуна «авторитеты» и «смотрящие» его клана, Тундра там самым незначительным был. Турсуну, впрочем, кинжал очень понравился, и он представил Яшу как молодого, но «путевого человека». А это равносильно приближению к клану.

Хромин помолчал, покурил, восстанавливая в памяти детали тех событий.

— Да-а. Отгуляли пару дней, Турсун провел с Яшей серьезную беседу. Тундра болтался тогда в Киргизии, а Турсуна интересовали там все криминальные завязки. Поручил он Яше информировать его обо всех «об-щаковых» проблемах в республике. Провожали Яшу на вокзал братаны, но на перроне вдруг взяли его менты. Сами подсунули ему при аресте опий. Он, как там широко принято, попробовал откупиться. Да менты почему-то отказались… Наш сотрудник прикрывал Яшу, но в такой оперразработке вмешиваться не мог. Закрыли Тундру и запустили «под npecc» t били и менты, и их люди в камере — «отстойнике». Так без санкции прокурора трое суток. Яша крутой, он ментов бесперебойно лаял, когда мог говорить разбитым ртом. Наконец его выпустили. А на улице встречают Яшу те же братишки, что на вокзал доставляли. Он понял, что через ментов его Турсун проверял. С неделю отлеживался Яша на блатхате, в еще больший почет вошел как «духовой». Доверили ему отвезти килограмм опия.

— Он, вижу, действительно супер крутой, — вставил Кострецов. — Если в те годы такую закалку прошел, то на сегодняшнем московском приволье как рыба в воде.

— Ясное дело. Московские навороты для него — семечки. Яша большие дела делал и головы не терял, хотя всегда приходилось ему изображать из себя наркомана. Засылали наши его в лагерные «больнички», там он грел наркотой «путевых», набивал себе авторитет передачей «маляв» с воли. Прикры-вался-то Яша тем, что на Турсуна трудится, отрабатывал маршруты переправки гашиша в лагеря. Тогда основными потребителями гашиша были зоны Кемерова, Новосибирска, Омска, где поглуше…

— И как это Тундра за долгие годы «ходьбы по наркоте» совсем не свихнется? — удивился Сергей.

— Да мы ж своих сексотов пестуем, тренируем их психологически. — Саня улыбнулся. — Существует спецподготовка, я о ней позже скажу. Сексоты — это не шпана, а во многом действительно идейные люди. Искореняют шваль ради блага государства. Ты не путай их с ментовскими стукачами, в которые самые отбросы идут.

— Об идейности мне Яша уже говорил.

— И правильно. Он нашей школы. Так вот, собирался на юге большой груз гашиша и шел на Урал, в Сибирь, где навалом лесных лагерей. Тамошняя братва распределяла его по зонам и рассчитывалась с поставщиками лесом. Для голой Средней Азии он дороже денег. Мафия зэков и лагерной администрации гнала со своих лесоповалов левые эшелоны с доской, брусом и тому подобным на юг. Там через лесоторговые базы их реализовывали мафиози криминалитета и партийно-хозяйственного актива. Это и есть отмывка наркоденег, как сейчас называют. Яша на той трассе лично переправил два наркогруза для Турсуна… По информации Тундры было снято руководство двух лесных лагерей. Вот так КГБ чистил МВД, которому лагеря тогда подчинялись.

Саня выпил пивка, покурил, шуря глаза под густыми нависшими бровями.

— Много полезного Яша проделал. В конце восьмидесятых он в группе сексотов обеспечил нам чистку в киргизском и узбекском МВД, но самые верхи номенклатуры не смог затронуть даже КГБ. Тогда для дискредитации среднеазиатских советских баев наши организовали сеть элитных наркобарыг, где активно заправлял и Яша. Большинство детей высоких партбоссов сидело на игле. Наши и снимали аппаратурой, как они кололись и развлекались на блатхатах. Много посевов опийного мака, выявленных нашими агентами, было уничтожено КГБ и МВД. Наркобизнес задавили почти на треть, торговцы ушли в тину. Наши, Серега, думали тогда, что победили… — Хромин замолчал. Держал кружку в широкой ладони, глядя на ее заляпанное пеной стекло.

Сергей, чтобы отвлечь его от невеселых мыслей, произнес:

— Да такой суперагент, как Яша, не меньше достоин романов, чем Джеймс Бонд.

— А что ты думаешь? — серьезно ответил Саня. — Сколько таких ребят головы на заданиях сложило! На ваших зонах и в ментовских «отстойниках», «пресс-хатах» у них прикрытия не бывает.

Хромин сдержался, чтобы не сказать про милицию еще резче. Кострецова, с которым они в горной разведке всякое повидали, он выделял среди его коллег. Такой же чести Саня удостаивал и покойного Лешу Бунчука.

— А Яша-то, — улыбнулся наконец он, — от скуки на все руки. Он ведь и аналитик хороший. Накануне перестройки разгорелись свары в Казахстане и Узбекистане по хлопковым и мясным делам. Узбекский криминалитет схлестнулся с турецким, таджики — с киргизами. Тундра делал и политический анализ в кримгруппах, где работал…

— Хватит, Саня, о подвигах Тундры. А то я при следующей встрече орден ему выдам. Так что за спецподготовку он прошел?

— В конце восемьдесят восьмого года в среднеазиатских управлениях «В» Третьего ГУ КГБ начали создаваться подразделения «С» — из сексотов, зарекомендовавших себя на оперработе. В спецлагере они проходили ускоренную физическую и техническую подготовку, по сути диверсантскую. Дрессировали их крутые инструкторы Седьмого управления. Но случайно ребята стали называть себя «псами». В общем-то правильно. Не хочет человек делать опасную и кровавую работу — посылает своего пса. Сексотов в том лагере, на армейской базе под Алма-Атой, тренировали не только для того, что уничтожать грузы наркоты, изымать деньги, ценности для «конторы», но и профессионально учили убивать (на служебном жаргоне — «физически компрометировать») наркодельцов да и тех, кого есть приказ «исполнить». Все курсанты-агенты прошли там курс анти-наркотического лечения с психокоррекцией.

— Так за что ж такого выдающегося секретного агента, как Яша, у вас выгнали?

— A-а, это еще на полдюжины пива рассказывать. — Хромин махнул рукой. — Погнал Яша отсебятину, личные интересы к одному делу примешал. А у нас с анархистами не церемонятся. Ну, так вам вон гений Тундра пригодился.

— Да, — усмехнулся Кострецов, — каким этот Яша был у вас, таким и при милиции остался.

Друзья допили, вышли на улицу и попрощались. Сергей на продолжении рассказа о Яше потому не настаивал, что знал: Люся сейчас исходит раздражением в ожидании Сани. Давно она стремилась эти их встречи пресечь. Женщины нередко несправедливы и беспощадны. Безжалостна была и Люся даже к единственному оставшемуся другу мужа.

Кострецов не так часто, как Хромин, заезжал к вдове Бунчука, потому что Катя нравилась ему. Еще когда был жив Леша, Сергей ловил себя на том, что любуется этой лацной сероглазой молодой женщиной. Она была по-уральски прямодушна и отзывчива, гостеприимна. Кострецов завидовал другу. Стыдясь этого, он всегда старался держаться посуше с Катей. Теперь, приходя в ее квартиру без хозяина, он смущался еще больше. Словно опасался, что одинокая Катя уловит его давние симпатии.

Не хотел появляться у нее Сергей и в ближайшие дни. Пришлось бы сказать Кате о его разрыве с Ириной. Как-то пошло выглядело бы, казалось ему, — стал свободным и сразу прибежал к ней. Но после рассказа Хцомина о его визите к Кате и Мишке Сергей не выдержал и, расставшись с Саней, поехал к Бунчукам.

Когда Кострецов вошел в Катину однокомнатную квартирку, Мишка уже спал. Они прошли на кухню. Катя присмотрелась к нему и спросила:

— Ты что такой возбужденный? И пивом сильно пахнет.

Кострецов сел за стол и вдруг выпалил то, о чем постоянно думал, но не собирался ни с кем делиться:

— Милиции сейчас в России больше, чем во всем СССР было. А что толку? Шапками уголовников не закидаешь. Профессионализм нужен и та самая идейность.

— Какая, Сереж, идейность? — спросила Катя, садясь напротив него.

— Убежденность, что делаешь святое дело. Взять Москву. Раньше лимитчики наши ряды забивали. А много им было дела до города, в котором не росли? Я-то свой участок еще в «казаках-разбойниках» до пяди обегал. Есть большая разница: москвич охраняет или пришлый.

— Ну чего ты разошелся? — Катя рассмеялась. — Я же сама с Урала.

— Не о тебе, Катя, речь. Я вообще не о тех, кто природно за наше дело болеет, а кого лишь бабки и власть ментовских погон интересуют.

— Правильно ты сказал: природно. Значит, такое по приказу не наживешь. Леша говорил… — Она осеклась.

«Не может Бунчука забыть, — подумал Сергей, глядя на ее погрустневшее лицо. — И чего я с ней растрепался?»

— У тебя бутерброд есть? — Он перевел разговор. — А то мы сейчас с Хроминым одно пиво дули.

— Бутерброд? — Катя всплеснула руками. — Через три минуты горячие пельмени поешь.

Она вскочила и начала хлопотать у плиты. Варила фирменные, с начинкой из двух сортов мяса, уральские пельмешки. Всегда у Кати на такой вот случай были они заморожены в холодильнике. Доморощенный повар Кострецов не раз подсматривал, как такие сочные пельмени у нее получаются. Но приготовить самому не удавалось.

Катя поставила перед ним тарелку с пельменями. Опять села и стала с удовольствием смотреть, как он ест. Хорошие хозяйки вообще любят глядеть, как мужик с аппетитом их еду поглощает.

— Сережа, а не поправляешься ты, — печально произнесла она. — Все такой же худой.

— Не худой, а костяной. Мне вообще еда не впрок, хотя по два раза в день мясо трескаю. Слишком быстрый обмен веществ в организме.

— И холестерина ты не боишься, — уже весело сказала Катя.

Кострецов из газет просвещался не только насчет птиц, но и по разным модным темам. Он прожевал и заговорил тоном лектора:

— Американские ученые медицинского университета в Балтиморе выяснили: холестерин необходим для нормальной жизнедеятельности организма. А ученые из Национального института медицинских исследований в Париже утверждают, что низкий уровень холестерина в крови способен привести к расстройству психики и даже к самоубийству.

— Ох! Давай тебе еще пельменей положу. — Катя округлила глаза. — В них и баранина, и говядина.

— Хватит. Спасибо за вкусный холестерин, — сказал Кострецов и закурил.

Пока Катя мыла посуду, Сергей за ее спиной быстро отодвинул ящик буфета, и, как они с Саней всегда делали, сунул туда несколько купюр. Снова закрыл. Катя стеснялась, когда ей давали эти деньги в руки. Они с Хроминым были все-таки мужчины, а она — одинокая пригожая женщина.

Кострецов прошел в комнату, где спал Мишка. Посмотрел на на него, крепко прижавшегося щекой к подушке. Подумал: «На Лешку здорово похож. Только вот болеет часто».

Прощаясь в прихожей, Сергей сказал:

— Да-а. А с Ирой-то я разошелся.

— С чего это, Сережа?

Кострецов опустил глаза.

— Да все с того же, Кать. Служба моя ей не нравится и никогда не понравится. Такого мужа, твердила, дома не увидишь.

Сергей схитрил, не упомянув главную причину разрыва — деньги. Как можно было Кате правду сказать, если последнее он ей носил из их с Саней Хроминым скудного оперского «общака»?

Глава вторая

В день, когда Кострецов обнаружил за собой слежку Яши Тундры, тог «пас» опера, так сказать, профилактически. Решил Яша понаблюдать за капитаном, потому что накануне видел его у Ашота в закусочной и на ее заднем дворе.

Ашот совершенно не напрасно страховался от «наезда» Тундры: Яша в тот день с утра начал наблюдать за его заведением. После того как туда вошел Кострецов, Яша удвоил внимание и рискнул притаиться около входной двери. Четко оценил он ситуацию, когда в подсобку заглянул гонец Маврика. Дав Кострецову выскочить на улицу, Яша рванул за ним во двор и видел всю разборку от начала до конца.

Тундру озадачило, что Кость, держа под прицелом ребят Маврика, блатовал, а потом вернулся в закусочную с Ашотом в обнимку. Яша не поленился пролезть к двери в подсобку. Ему удалось рассмотреть, что «вмазанный» Ашот ловит свой кайф, а капитан Кострецов сторожит его, потягивая коньячок.

Профессионал Яша сразу, конечно, сообразил, что Кость оперативно разрабатывает Ашота, прикидываясь блатным. Такой ход капитана серьезно путал Яшины карты. Раскрутив армянина, дока Кострецов, понимал Тундра, в два счета разберется в «дезе», которую ему запустили. И тогда всплывет подноготная свары Яши с Ашотом, Яша предстанет во всей своей красе — как организатор убийства Вити Молота, В общем. Кость разложит по полочкам всю историю вплоть до пожара и гибели Толяныча.

Несмотря на фиаско в КГБ, Яша по-прежнему считал себя секретным сотрудником госбезопасности, презирая как всяких-разных осведомителей, информаторов, так и их кураторов из этого затрапезного МВД. Да ему и на свое гэбэшное начальство всегда было плевать. Он всецело работал лишь на одну спецслужбу — себя любимого. В своем московском триумфальном эндшпиле — разборке с Ашотом — Яша тоже рассчитывал исключительно на собственные силы. Осиповский думал, что он Тундру использует, но Яша, подыгрывая ему, твердо знал: все будет так, как легендарный сексот Тундра замыслит.

Пока Яша действовал в Москве, он на всякий случай связь с Осиповским не терял. Но тот не подозревал о его «заныре» с хозяйкой Зиной. Яша давно выдвинул условие: на контакт с куратором выходит только он. Тундра классически обеспечил свой «уход на дно» — исчез из поля зрения структур, организаций и отдельных лиц.

Он скрывался, собирая силы для нанесения завершающего удара. Яша проанализировал, кто, как и насколько деятельно будет его искать. Адрес у Зины знал один Толяныч, которого теперь можно сбросить со счетов. Регулярно докладываясь Осиповско-му, о гууровской стороне Тундра не беспокоился. Не волновал Яшу и Ашот. После конфликта с командой Маврика у Ашота не было людей, чтобы искать Тундру. Занозой был опер Кость, чья активность сначала гасилась «дезой». Но после контактов с Ашотом капитан превратился в острый гвоздь, вонзившийся в многократно битую задницу суперагента Тундры.

По своим наблюдениям Яша определил, что знакомство Ашота с его новым «друганом» только-только завязалось, а прыткий Кострецов мог в любой удобный момент раскопать всю подготную краснобая Ашота. Впрочем, и с ментами Тундра давно умел разбираться и не сомневался, что подберет капкан на опера. Правда, прежде стоило приглядеться, чем капитан занимается.

С утра Яша крутился поблизости от здания ОВД, куда Кострецов пришел. Отметил, что к нему, должно быть, прибыл начальник службы безопасности банка Ахлопова Серченко, которого Тундра знал в лицо. Серченко пришел с большой папкой в руках, а вышел без нее. А когда Кострецов выкатился на «землю», Яша «давил ливера» за ним весь день, пока вечером не убедился, что опер отправился домой.

Конкретных планов, как взяться за Кость, если тот расколет Ашота, у Тундры пока не родилось.

Дома, после Зинкиного ужина с водочкой, Яша дополнительно поразмыслил и решил, что хотя его голова и неплохая, но вместе с тыковкой майора Осиповского может оказаться еще лучше. Яша позвонил ему и сообщил о контактах Кострецова с Ашотом.

— Бойкий этот Кострецов, — заметил, выслушав Яшу, Осиповский. — Недооценивал я его. Вон как ловко взялся. А мне при встрече сказал, что ахлоповское дело пока темняк. Да, некрасиво получится, если он нашу «дезу» просечет. Тогда не только ты, но и я подставлюсь. Дураком он меня вряд ли посчитает, так что насчет этого серьезное может подумать.

Яша специально сначала доложил начальнику лишь о происшедшем на Сретенке. Ему всю его агентурную службу доставалось за проявление излишней инициативы, какой стала и его слежка за Кострецовым без одобрения куратора. Поэтому, озадачив Осиповского и дав майору почувствовать, что теперь и тот может быть крайним, Яша признался:

— Я сегодня решил время потратить, чтобы за Кострецовым повнимательнее посмотреть. Весь день у него с хвоста не слезал. Извини, звонить тебе было некогда.

— Так, и чего же высмотрел? — живо заинтересовался Осиповский.

— Да ничего особенного. Крутился он целый день по участку. Вечером со школьным дружком — доходяга один — пива выпил и отправился домой. На Сретенку не заглядывал.

— Еще заглянет, — задумчиво произнес Осиповский.

— А ахлоповское дело они роют. С утра к Кострецову или к следователю безопасник Ахлопова Серченко забегал. Какие-то бумаги занес.

— Что ж ты главное не говоришь! — воскликнул майор.

— А чего тут? Розыск и следствие идут как положено. Этот висяк еще долго будут для проформы разматывать, пока в архив не спишут.

— Слушай внимательно, — прервал Осиповский. — Завтра с утра плотно берешь под наблюдение Серченко, — тон у майора был приказный.

Яша удивился такому заданию. Это в КГБ сексоту, прошедшему спецподготовку, могли приказать сделать все, вплоть до убийства. При МВД же Яша ходил осведомителем, ну, с некоторым агентским уклоном, например по созданию собственной сети информаторов. Прилепиться к кому-то «топтуном», да еще в плотное наблюдение, в его функции не входило. За Кострецовым он следил лишь в связи с собственными проблемами. Яша пожалел, что сообщил об этом куратору: тот сразу ему на голову садится. Тундра замолчал.

Майор, понимая, отчего Яша молчит, сказал:

— Знаю, что это не по твоей части. Но ты же опытный человек — вон как Костре-цова проконтролировал.

С этих слов Тундра уяснил для себя то, что неоднократно выпытывал у майора разными способами: о Яшином прошлом в КГБ куратор не знает. Яша хотел казаться Оси-повскому попроще. Тундра прикинул: «Леша Бунчук этого пижона в мою биографию до дна не посвящал. А кроме Бунчука, никто в ГУУРе о моих делах с «конторой» не знал. При упоминании о Серченко Юра сделал стойку… Не дает ему покоя ахлопов-ское дело. Опередить такого борзого, как Кость, все мечтает. Ну-ну. Нажмем для кучи по главному — по капкану на Кость с ментовской стороны».

— Ладно, — добродушно сказал Яша, — раз тебе надо, я помогу. Ты, кстати, в разборке Косгрецова с парнями Маврика на его неправильные действия внимание обратил?

— Что ты имеешь в виду?

— Да как же! Кострецов был обязан хоть кого-то из Мавриковой команды задержать. Они же все в розыске после разгрома и убийства у меня в зале. А он что? Лишь бы Ашота раскрутить! Для Кострецова что важнее: арест группы убийц или его личная разработка?

Осиповский довольно рассмеялся.

— Как ты квалифицированно! Да отметил я все его финты. Конечно, то «компра» на Кострецова по служебной линии. Если он за нашу «дезу» поднимется, я ему это и впаяю. Будь здоров! По Серченко докладывай мне ежедневно.

Яша положил трубку и подумал: «Так я и разбежался с твоим Серченко. Есть дела и поважнее».

Самым важным делом для Тундры оставался Ашот. На следующий день Яша плотно взял под наблюдение его закусочную.

На этом сретенском посту Тундра контролировал и будущую жертву, и возможное появление Кострецова, предупреждая неожиданности.

Ашот, немного успокоившись, хлопотал в своем заведении. Яша наблюдал за ним до обеда и наконец решил, что вечером стоит пообщаться с армянином, употребив все свои многообразные навыки Яша отправился к Зине и стал собирать «спецбаул». В этом саквояже он хранил оружие, инструменты для пыток и средства для наркодопроса, который весьма подходил Ашоту.

Наркоман Ашот и так был человеком «сумеречной зоны». Постоянно растормаживая героином сдерживающие центры мозга, он являлся отличным объектом для наркодопроса. Малые дозы наркотика вызывают эйфорию, большие — оцепенение и глубокий сон с полным отключением сознания и болевой чувствительности. Яше с помощью наркотиков требовалось добиться от Ашота болтливости и получения от него исчерпывающей информации о его финансах.

В технике наркодопроса весьма важен подбор оптимальной дозы препарата. Она должна исключить способность к сознательному сопротивлению и не допустить, чтобы объект заговаривался. То есть необходимо довести допрашиваемого до такого состояния, когда он не понимает, что у него спрашивают, иначе он сумеет скрыть правду.

Яша просматривал свою «аптеку», скрупулезно перебирал препараты. Дело в том, что сопротивляемость наркотику — вещь субъективная. Зависит она от физического состояния человека, его мышечной и психической выносливости. Особенно важен психический тип допрашиваемого. Иногда жертва выдает нужную информацию лишь после бомбежки третьей-четвертой дозой любой из «сывороток правды».

Тундра сначала подумал о замедленной внутривенной инъекции Ашоту небольшой дозы скополамина. С этим надо быть осторожным: излишне быстрое введение или большие порции опасны для жизни. Эффект скополамина — в ощущении потери веса и парения. Субъект не контролирует себя, становится избыточно общителен и с предельной откровенностью выбалтывает то, что обычно скрывает.

Яша прикинул, что с таким снадобьем есть риск переборщить. Работать ему придется одному, Ашот может дергаться, мешая медленно ввести препарат. Не угробить бы армяшку прежде времени. Ашот и так худой, дошел по «гере», а тут еще почует, будто бы невесомый. Как бы и впрямь не улетел…

«Неплохо было бы уколоть Ашота в вену раствором пентотала, — размышлял «доктор» Тундра. — Через четверть часа у субъекта в глазах тускнеет свет, предметы уменьшаются, скрываемые мысли выскакивают, сметая всякую осторожность. Но тут скорость введения сугубо мизерная — мл в минуту. Причем потребности в обшении у клиента обычно нет…»

В общем-то, все препараты на наркодопросах требовалось вводить замедленно. Поэтому Яша решил, что как-нибудь приловчится, и стал думать дальше:

«Шарахнуть по Ашоту раствором барбамила! После отключки довести его мощной дозой психостимулятора — амфетаминчиком. Пробудился бы Ашотка вмиг. Прилив энергии и страстное желание говорить, — как красиво пишут в специнструкциях. — Звуки и все образы вокруг становятся яркими и очень рельефными, пульс и дыхание учащаются, мысли проясняются, хочется кричат от осознания своей силы. Поскольку человека перед этим связывают, вся мощь двигательной энергетики активно сублимируется в неудержимые словесные потоки… — Яша порадовался цепкости своей профессиональной памяти и заключил: — Не подходит. Много возни: свяжи, усыпи, пробуди… А вдруг не проснется, душонка-то еле в теле».

В конце концов Тундра остановился на барбамиле. Повторил в уме инструкцию, как опытный нарколог перед выездом к богатому пациенту:

«Замедленное введение в вену 0,5–8 мл десятипроцентного раствора барбамила, то есть амитал-натрия. Его воздействие проявляется в снижении общей активности и замедлении речи. При этом ощущается головокружение и сухость во рту, а окружающие предметы теряют очертания. Затем возникает эйфория с повышенной общительностью и дружелюбием в сопровождении многословия с исчезновением сдержанности. Это длится от десяти минут до часа, сменяясь оглушением и сном на время от нескольких минут до нескольких часов. Для продления нужной эйфории наркотик вводят с максимально малой (за четыре-двадцать минут) скоростью, а передозировку устраняют уколом кофеина».

Яша проверил нужные медикаменты и инструменты в саквояже, положил туда еще наручники и запасную обойму для пистолета. Потом стал гримироваться: надел седой парик, затер дермаколом свою пятнистую рожу, приклеил пышные брови, усы и бороду. Надел длинный, потертый, богемного фасона плащ «под художника», нахлобучил шляпу с широкими полями. Внимательно осмотрел себя в огромное трюмо, специально для этого стоявшее в спальне.

— Зайди, глянь, — крикнул Зине в кухню.

Она вошла. Поглядела на него с разных сторон, оценивая. Подняла ему воротник плаща, выпустила седые пряди парика из-под шляпы на лоб.

— Нормально, Яш.

Тундра сунул пистолет за пояс, прикрыв плащом. Взвесил в руке «спецбаул». Саквояж был старый-престарый, с клоками изношенной и выдранной кожи по краям.

Яша молча двинулся к дверям, сгорбившись, развинченной походкой. Входил в роль.

Зинка перекрестила ему спину тонкими пальцами с коротко остриженными ногтями завзятой домашней хозяйки.

К вечеру Яша в роли престарелого художника подобрался к закусочной на Сретенке. Заглянул в окно: Ашот высился за стойкой, бдительно озирая почти пустой зал и дверь на улицу.

«Со двора-то ход, наверное, забаррикадировал», — усмехнулся Тундра.

Наклонив голову и ссутулившись, он открыл дверь закусочной. Неуклюже переступил порог, перебросив саквояж в левую руку, потому как стрелял с правой.

Радикулитным дедом Яша проволокся к стойке и остановился напротив ничего не подозревавшего Ашота. Головы с низко надвинутой шляпой Тундра не поднимал.

— Что ты забыл у нас, старичок, честное слово? — небрежно бросил Ашот.

Яша запустил руку под распахнутую полу плаща. Выдернул пистолет, прижимая его ствол мушкой к груди, чтобы не заметили из зала. Вскинул подбородок, упираясь угольями узких глаз в Ашота. Тихо прорычал:

— Стоять, Ашотка! Делай, что скажу.

У Ашота на полке под стойкой лежало давно приготовленное заряженное, со взведенным курком помповое ружье. Оставаясь один в закусочной, Ашот все эти дни тренировался его моментально выхватывать. Но Яшин фокус с гримировкой и переодеванием представить себе не мог.

— Руки со стойки не снимать! — приказал Яша. — Командуй народу и своим девкам, что лавочка закрывается!

— Дорогие посетители, — пролепетал Ашот, — мы закрываемся. Прошу освободить помещение.

— Лепи натурально, сука! — прошипел Яша, пряча пистолет за борт плаща.

— Девочки! — крикнул Ашот официанткам. — На сегодня свободны.

Они за минувшие дни привыкли, что хозяин чудит. Он то неожиданно появлялся по утрам и так же внезапно рано уходил, то один оставался в закусочной, выпроваживая всех домой. Персонал быстро засобирался вслед уходящим посетителям.

— Бармен, — громко раздался писклявый голос Яши-«старичка», — будьте добры, стаканчик ситро! Освежусь и сразу уйду.

Ашот стал наливать ему лимонад. Хлопнула дверь за последней официанткой.

Яша поставил саквояж на пол. Дулом пистолета сдвинул шляпу со лба.

— Закрывай ворота! Не вздумай на улицу дернуться! Пуля догонит.

Ашот, ссутулившись, прошел к двери и замкнул ее изнутри. Еще раньше перехватив затравленный взгляд Ашота на тайник, Тундра зашел за стойку, извлек помповик.

— Ну! — Он повел уже двумя стволами в сторону подсобки. — Руки по-тюремному!

Ашот привычным зэковским движением скрестил кисти сзади и побрел впереди Яши, захватившего саквояж, в подсобку. По пути Тундра погасил в зале свет.

В подсобке Тундра приказал:

— Садись на диван.

Сам с пистолетом в руке устроился напротив, прислонив помповик к низкому столу рядом с поставленным на пол «спец-баулом». Продолжая держать Ашота под прицелом, Яша сбросил шляпу и отер лоб рукавом:

— Ну чего, Ашотка? У петуха крылья есть, но он не летает. Доставай свою наличность и бумаги на закусочную. Будем ее на меня оформлять.

Ашот нервно проговорил:

— Бумаги, пожалуйста, можем оформить. Бери мое заведение. А какая наличность, понимаешь? Тебе закусочной мало?

— Ты, сука, через Маврика моего человека завалил и зал сжег, это раз. — Яша грозно усмехнулся. — А два — то, что был должен еше до того. Одной своей забегаловкой не рассчитаешься.

— А Молота вы завалили? Это не в зачет, честное слово?

— Я тебе сейчас свинцовой дозой зачет устрою, — пригрозил Тундра.

— Как хочешь, Яша, — устало сказал Ашот. — А какая у меня наличность? Бери, что найдешь. Больших денег давно нету.

— А я здесь и искать не буду. Повезешь сейчас туда, где нормальные бабки хова-ешь. Там и бумаги на закусочную оформим.

Ашот покачал головой с обвисшими усами.

— Ошибаешься, дорогой. Нет такого места. Что имел, все вкладывал в дело.

Именно такой поворот в «базаре» Яша и ожидал. Рванувшись через стол, он ударил рукояткой пистолета Ашота по голове. Тот клюнул носом, потеряв сознание.

Тундра отволок Ашота за шкаф, там приковал его правую руку наручниками к трубе. Перенес туда стол со стульями. Скинул с себя плащ, стеснявший движения. Хотел содрать и накладные брови, усы, бороду, от которых потел, но подумал, что в данном случае лучше уйти в том же виде, в каком пришел. Снял только парик.

Раскрыл «спецбаул». Четкими движениями выставил на стол все необходимое для наркодопроса, который за свой «профстаж» проводил неоднократно. Наполнил шприц «сывороткой правды» из барбамила. Стал ждать, когда Ашот очухается.

Наконец армянин зашевелился. Помассировав сгиб его неприкованной левой руки, Тундра стал медленно вводить в вену раствор. Полуопомнившийся Ашот, почуяв столь знакомый укол у локгя, не трепыхнулся. Привычно предвкушал уже раскрошенным сознанием наркотическое блаженство.

Так он от барбамила себя вскоре и почув ствовал.

На наркодопросе вопросы требуется формулировать кратко: при затянутом изложении допрашиваемый может забыть их начало. Причем в случае с невротиком Ашотом вопросы должны были ставиться предельно конкретно, то есть не позволять ему фантазировать.

Времени у Яши было верных полчаса, и он начал:

— Ашот, какие проблемы?

Тот, уперев бессмысленный взор в потолок, сначала улыбнулся, а потом ожесточенно забормотал:

— Яша Тундра… Сука он, сука… Что по его розыску? Что, честное слово?

Тундра, отчетливо выговаривая слова, спросил:

— Где ищут Яшу? Кто?

Подсознание Ашота, реагируя на это как на вопрос его куратора из ГУОПа, вытолкнуло:

— Вы обещали. Где Яшин заныр? Он меня достает. Маврик тоже достает, понимаешь… Почему не принимаете мер по Яше?

— Ашот, кто ищет Яшу? — насторожился Тундра.

— Вы обещали… Начальник, мне край! Достаньте Яшу.

Тундра без промедления спросил:

— Кто твой начальник?

Ашот заученно затараторил:

— Имя и фамилия куратора, как и любого контактера-офицера, не употребляется, не произносится вслух, особенно при телефонных переговорах…

Осознав его речь, Яша взмок от пота: «Чешет наизусть инструкцию по взаимодействию осведомителя со своим начальником!»

Он вмиг забыл про деньги, информацию о которых собирался вытянуть из Ашота. Спросил:

— У тебя есть претензии к куратору?

— Нет, честное слово. Только помогите.

«На кого он работает? Вряд ли на «контору», там наркоманов держать не будут», — соображал Яша, бысгро продумывая следующий вопрос:

— Прикрепить к вам куратора из другого управления МВД?

— Не надо. У меня с начальником нормально. Пусть помогает, как обешал.

Яша упомянул свое управление:

— Хотите, чтобы вам помогли в Главном управлении уголовного розыска?

— Нет, честное слово. — Ашот сморщился и замотал головой. — Помогите сами, вы можете.

Яша закурил сигарету и вытер мокрое от пота лицо. Сложно было одним ударом выбить из Ашота название подразделения, на которое тот пахал. Он взглянул на часы: времени в обрез.

Подразделений и оперов, которые пользуются стукачами, в Москве тьма. Яша не уложился бы в срок действия препарата, если бы стал в своих вопросах перечислять снизу все эти подразделения, не говоря уж об отдельных лицах. Поэтому он начал с самого верха МВД, с главного конкурента ГУУРа:

— Вы довольны ГУ О Пом?

— Я об этом только и твержу Не надо мне куратора из другого управления, понимаешь…

Ашот забормотал что-то по-армянски. Яша вздохнул, печально подумал: «На стукача ГУОПа я нарвался… Вот ведь наша жизнь. Знай я такое раньше, может, с Ашоткой нормально бы жили».

Он поглядел в отсутствующие глаза армянина, который все еще бормотал на родном языке. Потом Ашот провалился в сон.

Теперь Тундре можно было «добить» поставленнуюпроблему Яша набрал еще барбамила в шприц, а в другой — кофеина, чтобы возможной передозировкой не угробить «коллегу». Начал осторожненько, медленно-медленно, как любимому младшему брату, вводить барбамил.

Ашот вздрогнул и открыл глаза. Яша следил за его веками. Они вдруг задрожали, Ашот что-то сдавленно залепетал. Передозировка!

Яша отбросил шприц с барбамилом. Мгновенным движением реаниматора ввел подопечному кофеин. Ашот взбодрился, веки успокоились. Он снова «поплыл».

Яша спросил:

— Откуда у тебя такие большие деньги?

Ашот гордо сказал:

— Доверили: армяне, земляки.

«Угодил я в самую десяточку! — радостно подумал Яша, — Так Ашот вроде хранителя армянского «общака» в столице. Ну и стукачи пошли…»

— Сто тысяч долларов можешь московским ворам выделить? — с блатной интонацией выговорил он.

— Это в Ереване решают, дорогой.

«Ого, — соображал Яша, — недурные бабки хранит. А долг мне зажимал, суко-ед!» — и спросил:

— А о трехстах тысячах баксов можете подумать?

— Почему нет, понимаешь? — Ашот самодовольно улыбнулся.

Яша тоже заулыбался, прикидывая: «Повезло его расколоть. Бабок-то у него лом, и все в валюте. Так что с его закусочной мне и возиться не надо. Того «общака» на все и про все хватит».

— Где находятся деньги? — резко спросил Тундра.

Ашот снова падал в сон, и Яша громко закричал:

— Где находятся деньги?!

Ашот широко распахнул глаза и начал повторять и повторять адрес:

— Ленинградский вокзал, Октябрьская железка, станция Поваровка, дачный поселок «Фламинго», дача номер тридцать семь… Ленинградский вокзал, Октябрьская железка…

Яша погладил его по голове.

— Спи теперь сладко, Ашот.

Этот адрес Тундра не мог забыть. И для того чтобы убедиться в безотказности своей вышколенной памяти, он мысленно процитировал из специнструкции: «Освободившись от влияния наркотика, допрошенный, как правило, не помнит о содержании выданной им информации и не имеет представления о продолжительности сеанса».

Тундра натянул парик и плащ, надвинул поглубже шляпу. Аккуратно собрал в «спец-баул» все, что оттуда вытаскивал. Перетащил стол и стулья обратно. Отковал Ашота, перенес его на диван. Там расположил тело так, как Ашот выглядел после удара пистолетом по голове.

Разрядил помповик Ашота, забросил патроны за шкаф. Оглядел армянина на прощание: «Проснешься, дорогой, и удивишься, почему крутой Яша тебя не добил. Счастье твое, что у нас с тобой одна лихая судьба в этой поганой разведке».

Глава третья

Когда Ашот очнулся в подсобке, то изумился несказанно. Хорошо помня, о чем они с Тундрой говорили, как Тундра после этого вырубил его ударом по голове, Ашот первым делом поблагодарил Бога, что уцелел. Разбитый наркодопросом, но считая, будто эта муть у него в голове от удара, Ашот стал ошалело осматриваться.

Подобрал с пола помповик и снова зарядил его. Крадучись, вышел в зал. Там было темно и пусто. Ашот пробрался к двери на Сретенку, толкнул. Она открылась. Ашот мгновенно замкнул ее, удивившись: «Слинял Тундра! Чего ж живым оставил?.. А-а, значит, бабки важнее. Круто прижал для последнего предупреждения. Ну и я больше не подставлюсь тебе, сука пятнистая! Если ГУОП по нему не шустрит, придется мне его самому заваливать. Иначе не отстанет».

Ашот соображал, пристально просматривая через окно улицу. Вдруг он увидел одного из парней Маврика. Тот болтался на другой стороне Сретенки, явно следя за закусочной.

«Одна падла чуть не замочила, и другие наготове, понимаешь! — сокрушенно подумал Ашот. — Нет, со всеми надо кончать. Начнем с этих, раз сами в руки лезут».

Ашот прошел к выходу во двор, который он, как и понял Тундра, действительно едва ли не забаррикадировал. Поглядел оттуда через окошко. Еще парочка ребят маячила в отдалении.

«Те же трое, что в прошлый раз наехали, — узнал парней Анют. — Ждут, когда выйду. Тачка-то моя во дворе на виду. Эх, на что-то же и ГУОП сгодится».

Он прошел к телефону, набрал номер своего куратора:

— Со Сретенки. Высылайте к моей закусочной людей. Трое из команды Маврика меня пасут. Один сечет со Сретенки, двое — со двора.

— Какой план? — быстро спросил куратор.

— Надо вашим сесть им на хвост. Я им шум устрою, они отъедут. Сами до заныра Маврика вас доведут. Там всех повяжете.

— Складно. Погоди, не начинай шуметь. Наши минут через пятнадцать будут.

Ашот взвел курок помповика и притаился у выхода во двор. Там стоял старшой этой троицы.

Засек Ашот время по часам и подождал двадцать минут. Потом открыл окошко, крикнул:

— Эй, шестерня! Канайте на базар, но без дерганья. У меня помповик на руках.

— Ты чего, Ашот? — ответили оттуда. — Мы ж свои!

— Были свои да вышли. Вы, сучары, обнаглели, честное слово.

— Чего Маврику передать? — зловеще поинтересовались из темноты.

— Слушайте внимательно, — объявил Ашот.

Он высунул ствол в окно и дважды выстрелил по направлению голоса.

Потом услышал, как взревел мотор их машины, она быстро уехала.

Ашот спокойно разобрал завал у двери, вышел во двор. Сел в свою «ауди», положив все же помповик рядом с собой на сиденье. Поехал домой отдохнуть после бурного вечера. Он не сомневался, что с Мавриком и его бригадой выйдет как по-писаному.

Жил Ашот один. Дома закрыл двери на все засовы. Приготовился «разогнать дозу на игле». Но прежде чем заслуженно «уколоться и упасть на дно колодца», Ашот немного подумал о своей судьбе.

Его, как и Яшу Тундру, томила двойная жизнь. Начав работать на МВД в лагере, он старался потом и на воле, чтобы достичь какой-то финансовой устойчивости. Но даже с закусочной сильно разбогатеть ему не удавалось. Много уходило на высокосортный героин, которым Ашот избаловался, хотя об этом догадывались лишь Молот и Тундра.

Свой шанс Ашот получил, когда ему доверили часть армянского воровского «обща-ка» в Москве, о чем, конечно, милицейскому куратору он не доложил. Ашот не ожидал такой чести от земляков-«деловых» и поначалу был в замешательстве. Волновало его и то, что он сел на иглу. Наркомана никогда не поставят в кассиры. «Общаковые» главари могли случайно выяснить его пристрастие. Поэтому Ашот решил уйти с воровской казной за все ближние и дальние кордоны: куда-нибудь на острова Австралии, Новой Зеландии… Мечтал рвануть когти и от ментов, и от блатных.

Он знал, что за такое беспредельное кры-сятничество всегда разыскивают в любом конце света и убивают. Но чуял Ашот также, что недолго ему под «герой» по этой земле ходить. Крепко надеялся он: возможно, не успеют найти, и малый остаток дней он проживет безбедно и красиво.

Все эти мысли ласковым ветерком пронеслись у Ашота в голове. Он стал перетягивать жгутом предплечье для укола. Сегодня руки у него не тряслись.

Утром Ашот из дома позвонил куратору. Поинтересовался итогами вчерашнего вечера.

— Спасибо, — бодро отозвался тот. — Все прошло, как задумали.

— Я-то стараюсь, честное слово, — жалобно сказал Ашот. — А вы? Яша Тундра вчера на меня до Мавриковых наехал. Избил. В следующий раз завалит.

— Кое-что предпринимаем, — стал успокаивать его куратор.

— Кое-что! — выкрикнул Ашот. — Мне вчера башку Яша чуть не открутил, понимаешь.

— Ладно. Теперь беремся за него всерьез. Сейчас подошлю к тебе машину с ребятами. Покажешь, где труп Молота утопили. Достанем. Потом тряхнем в СИЗО Маврика с его шайкой, что-то от них на Яшу получим. Начнем расследование, объявим этого Тундру в розыск.

Куратор сказал не пустые слова. После встречи гуоповцев с Ашотом вытащили из реки труп Молота. А потом куратор Ашота доложил новости полковнику в ГУОПе, дружку Миронова. Тот моментально позвонил подполковнику Миронову, и Кострецо-ва опять вызвали «на ковер».

В этот раз Миронов не предложил оперативнику сесть, сообщив:

— ГУОП объявило в розыск твоего Яшу Тундру.

Кострецов развел руками.

— Ну что ж. Значит, у них есть материалы.

— И не только, капитан. Они арестовали банду, которая жгла зал этого Яши и убила его помощника. И все это по делу на твоем участке! Что можешь сказать, великий сыс-карь?

Говорить Сергею было нечего. Он прикинул: «Обошли гуоповцы. Молодцы ребята. Но не засвечивать же мне Тундру. Он-то еще на свободе».

Кострецов молчал, отводя дерзкие голубые глаза. Подполковнику это понравилось.

— Иди и используй свою прыть по розыску, а не в разборках с начальством.

Капитан вышел из отдела на улицу и побрел по своей «земле», где на деревьях набухали почки. Но стены домов застилали их тенью, веселя лишь солнечными зайчиками в окнах.

Около Банковского переулка он увидел Кешу Черча. Тот дружески кивнул ему и приблизился. Капитан, не ожидая традиционной Кешиной просьбы, сам протянул ему пачку сигарет.

— Уважаю этот сорт иногда покурить, — с достоинством сказал Черч, прикуривая «Мальборо».

— Главное, чтобы сорт чужой был, как я понимаю, — ответил Кострецов.

Кеша обидчиво насупился.

— Ты чего-то не в духе сегодня, Кость.

— Будешь не в духе. Банки в округе по десятку «лимонов» исполняют, какой-то Яша Тундра обнаглел так, что оперативнику на хвост садится.

Бывшему сотруднику комсомольского оперотряда Кеше была не чужда милицейская корпоративность. Он сочувственно вздохнул.

— Да, Тундра решил на всех в нашем районе с прибором положить. Что ты его на место не поставишь? Он ведь тебе должен, — намекнул Черч на защиту Кострецовым Яши от «крыш».

— Найти его не могу. Отследил зачем-то меня и в тину глухо ушел.

Черч напустил на лицо важность и понимание и небрежно сказал:

— А я б тебе Яшу достал.

Капитан недоверчиво хмыкнул. Кеша приосанился, даже выставил вперед ногу в рваной кроссовке.

— Как хвост Яши на тебе я определил, так и самого надыбаю.

— Это каким же макаром? — поинтересовался Сергей.

Черч снисходительно поглядел на него, элегантно держа в заскорузлых пальцах быстро сгорающее «Мальборо».

— Разве опер оперу такие вопросы задает?

Кострецов чуть не рассмеялся, но потом подумал: «Чем Черч и черт не шутят. А вдруг найдет Яшу?» — и сказал строго:

— Смотри, Кеша. Большую заявку ты сделал. Тундра такой волк, что сейчас половина наших служб не может его нащупать.

Черч внезапно стал серьезным, на лице проступили былая интеллигентность и благородное происхождение. Его глаза смотрели ясно.

— Ну, — произнес Кострецов, — такое дело надо обмыть. В «Гриф-клубе».

Физиономия Черча озарилась. Заведения класса пивного ресторана «Гриф-клуб» он не посещал с той поры, когда проматывал квартиру и дачу отца-генерала.

Они вышли на Мясницкую, прошествовали к Лубянке и остановились у «грифовско-го» входа с витринами, уютно обрамленными зелеными растениями и украшенными некими охотничьими мотивами. Но войти внутрь Черч осмелился только после Костре-цова.

Такие скатерти, какими были покрыты столы в «Гриф-клубе», Кеша видел лишь в своем золотом детстве и юности в роскошной генеральской квартире. Он опустился за стол, положил на него руки в замасленных рукавах курточки и погладил скатерть, словно не веря происходящему.

— Какое, Кеш, пиво возьмем? — спросил Сергей. — Немецкое, бельгийское?

— А нашего здесь нет? — робко сказал Черч.

— Твоего «адмиралтейского», что ли? Нет. Будем мучиться иностранным.

Черч быстро освоился. Заложил ногу на ногу в бурых от времени джинсах, небрежно кинул:

— Командуй, Серега. Ты здесь чаще меня бываешь.

К пиву в сияющих от чистоты бокалах им принесли королевские креветки. Черч медленно пил, аккуратно разделывал креветки. Если бы не его «спецодежда» и изможденное лицо с западающими от беззубости губами, Черч смотрелся бы джентльменом из какого-нибудь английского клуба.

У Кострецова сжималось сердце: он впервые увидел бывшего сиятельного однокашника в такой обстановке. Сергей, парень из простой семьи, где мать чудовищной волей и напряжением выбилась в известные спортсменки, всегда отличал свое воспитание от того, какое было у Кеши с первых дней его жизни. Породу и манеры трудно пропить, они оживают по неистребимой своей генетике. Вот и Черч, лишь оказавшись в зале, где играла тихая музыка и сновали белорубашечные гарсоны в «бабочках», забыл, что у него кроссовки, надетые на босу ногу.

Когда они вышли на улицу, в бензиновый угар и промозглость Чистяков, Черч стал прежним Черчем — опустившимся алкашом. Он скривил беззубый рот, дернул щекой и сказал:

— Сделаю тебе Яшу. Без понтов, Кость!

Кострецов вспомнил охоту Вали Пустяка за Яшей. Посмотрел в глаза Черча, горящие, насколько позволяла им бесцветность. Надеялся он на Кешу не слишком, зато подумал: «Это клубное пиво Кеша никогда не забудет».

Пока по Москве накалялись розыскные страсти, Яша Тундра, хорошо выспавшись под теплым бочком Зинки, обдумывал ситуацию. Складывалась она отлично. За деньгами Ашота в Поваровку можно было ехать хоть нынешней ночью и торить дальше свой жизненный путь уже за пределами России.

На сборы требовалось Яше еще пару-тройку дней. Необходимо было выправить у подпольных специалистов документы на себя и Зину с другими именами-фамилиями. Также просчитать какую-нибудь удобную точку на границе. Выявить там нужных «погранцов», чтобы за деньги пропустили беспрепятственно, не придираясь к багажу, где будет большая наличность.

Со всеми Яша развязался кроме майора Осиповского. Так что, отложив стратегию, он стал думать о тактическом завершающем действии в этом направлении. Тундра никогда не портил отношений со своими кураторами, если они сами этого не делали. И чтобы его не сразу хватились в ГУУРе после исчезновения из Москвы, он напоследок решил успокоить Осиповского.

Набрал домашний номер майора и как ни в чем не бывало принялся сочинять:

— Привет. Протопал вчера за Серченко день-деньской. Скучная у него жизнь. С утречка он из дому отъехал, залез в свой банк и сидел там почти до ночи. Теперь бдительность Ахлопову показывает. Вышел — снова до дому.

— Маршруты его определил?

— Это по следованию из дома в банк и обратно? Да, наверное, привычные. Из дома — в метро, выход на «Чистых прудах», так же и обратно.

— «Наверное», — жестко повторил Осиповский. — За один день его маршруты не отследишь.

— Слушай, — с раздражением сказал Яша, — какие такие маршруты? Я тебе что — матерый топтун из наружки? Все эти термины мне по барабану. Что мог, то сделал. Мне вообще на Чистяках появляться — как под топор. Мавриковы ребята наверняка там за мной шарят. Подставить меня хочешь?

Осиповский примирительно проговорил:

— Да ладно тебе. Раз начал, заверши. Еще денек погляди за Серченко, а? Еше день нужен. Совпадут маршруты — значит, они обычные.

«Зачем ему маршруты Серченко по городу? — подумал Яша. — Прихватить, что ли, того на чем хочет? Вот кретин, в самое пекло меня сует, когда считанные дни в Москве остались».

С ГУУРом Яше ссориться все же не хотелось. Он планировал ненадолго осесть в Бе-лоруси, а там у российской уголовки много было коллег-приятелей. Чтобы выторговать себе паузу на ближайшее время, Яша уже покладисто сказал:

— Так и быть, тебе не откажу. Сейчас снова за Серченко берусь, к вечеру доложу… Устал я. Зал сожгли, кранты бизнесу. Бабок, чтоб снова подняться, нет. Хочу немножко расслабиться.

— В отпуск, что ли?

— Ну да. Рвану куда-нибудь на юга.

— За дальние границы? — уточнил Осиповский.

— Нет. Я эти Канары, Сейшелы в гробу видал. Люблю наш Крым.

— Там неспокойно, — гнул свое майор, пытаясь прощупать Яшины планы, — татары недовольны. Какой отдых?

— Да хрен с ними, с татарами. По крайней мере, вокруг по-русски говорят. А на Канарах чего я лохом буду?

— Ну, смотри, — подытожил Осиповский. — Мотай куда хочешь, только мое дело заверши.

Яша положил трубку и прикинул, что придется ему к банку Актопова за Серченко отправляться. Маршруты Серченко действительно необходимо проверить. Осиповский неплохой специалист, он что-то задумал с этим безопасником Ахлопова, размышлял Яша. Майор вполне может попросить, чтобы поездки Серченко он задокументировал.

Тундра снова начал гримироваться. Появляться теперь что на Сретенке, что на Чистяках ему следовало в неузнаваемом виде. Сегодня он замаскировался под бича-пьяницу. Водрузил темный парик, приклеил черные брови и длинные усы. Обулся в разношенные зимние сапоги, надел старые джинсы, свитер, сверху натянул куртку с оторванной молнией. Пистолет с собой не взял: в центре такого, похожего на бомжа, милиционеры могли остановить и обыскать.

Постоял под придирчивым взглядом Зинки — главного режиссера его театра-«андерграунда». Нахлобучил до бровей длинный козырек кепки-бейсболки. Нацепил темные очки: его глаза-щелки слишком хорошо знали на Чистяках. Но очки были «в масть» — на улице светило яркое солнце.

В руки Яша взял целлофановую сумку подобную тем, с которыми бродит пьянь, собирая бутылки. Набил ее наполовину газетами. Вразвалку вышел из квартиры.

На Чистяках набрал из телефона-автомата номер ахлоповского банка. Поинтересовался, может ли его сегодня принять Василий Серченко. Из банка любезно ответили, что Серченко на работе и к услугам клиентов.

Тундра занял пост напротив банка Ахлопова в сквере, где сидели мамы со своими малышами и болталась такая же рвань, какую он нынче изображал, Стал проглядывать газеты, выжидая, когда на улицу после рабочего дня выйдет Серченко.

Кеша Черч, расставшись с Кострецовым после «Гриф-клуба», ни о какой охоте на Яшу Тундру не помышлял. Обещание разыскать Яшу Черч напрочь забыл уже через минуту. Так же вылетали у него из головы прочие обещания, даваемые разным личностям, которые крутились в Кешином чистяковском бытии. Он умел убедительно «лепить горбатого», и многие покупались на его уловки.

Когда и Кострецов вдруг клюнул на такое «динамо», Черч мгновенно вошел в роль и уж играл ее в лучших своих традициях. Так что, удалившись от опера, Черч думал лишь о приятных ощущениях, не выветривающихся после качественного пива.

Он брел по чистяковским переулкам, с привычной цепкостью поглядывая по сторонам. Пиво пивом, а на сон грядущий в подвале отменно было бы выпить и дармовой водочки. Таким вот образом в сквере напротив банка Ахлопова Кешин взгляд скользнул по мужской фигуре, восседающей на скамейке.

Этот забулдыга забулдыгой, каких пруд пруди, был в черных очках и читал газету. Немыслимое занятие для золотой роты! Странным было и то, что вообще человек читает в темных очках. Подобные соображения не пришли бы в голову любому из нынешних Кешиных приятелей, но Черч, бывший хозяин жизни, и сам когда-то любил носить затененные очки и читать прессу.

Кеша притормозил и двинулся в обход сквера. Встал за деревьями и пригляделся к читающему. Как раз в этот момент Яша, утомившийся разглядывать газетные строчки через темные стекла, снял очки. Черч чуть не вскрикнул: сам Яша, Тундра пятнистая, на которого он только что взял «заказ» у опера, возник перед ним, как чертик из табакерки!

Опытный в таких раскладах Черч прижался к толстому стволу дерева. Он сообразил, что Яша, недавно «пасший» Кострецова, теперь вышел на какую-то новую охоту: «Да в каких наворотах! Не сними он очки, его б не рассечь».

Кеша метнулся в ближайший подъезд. Поднялся к окну лестничного пролета и взял под наблюдение самого суперагента Тундру. Плотно взял — Кость за такое мог в «Грифе» до отпада пивом накачать.

Глава четвертая

Пара Яша Тундра — Кеша Черч пробыла у банка Ахлопова до конца рабочего дня.

Когда Василий Серченко наконец вышел из опустевшего банковского здания, засидевшийся Яша с удовольствием поднялся и устремился за безопасником вдогонку Топ-тунишка Черч припустил за ними вслед.

У матерого Тундры и в мыслях не было проверяться на предмет «хвоста» за собой. Просидев весь день в сквере, он изучил его окрестности и не мог представить, что какой-то Кеша так же не спускает с него глаз из подъездного окна.

Черч удивился, когда понял, что Яша «ведет» самого Серченко, безопасника банка Ахлопова, а потом обеспокоился. Слежка Яши за таким человеком невольно наводила на подозрение, что Серченко или Тундра замешаны в ограблении банка. Кеша подумал, что не зря пытливый Кость ломал голову над поведением Яши. Поэтому Черч крался за этими двумя очень осторожно.

Яша же честно отрабатывал задание Осиповского. Он вошел за Серченко в метро, проехал вместе с ним до его станции. Вышел вслед за объектом и проводил его вплоть до подъезда. Все согласно с тем, что он с утра врал майору о такой скучной личности, как Серченко. Из дома тот в банк, из банка домой. В общем, «скорей бы утро — на работу».

Тундра самодовольно отметил: он угадал и такую деталь, что от метро до дома Серченко идет пешком, не едет на транспорте.

Стоя у подъезда Серченко, Яша подумал, что в своем маскараде он мог бы спокойно вести объект до самых дверей квартиры. Однако расценил этот вариант как излишнее рвение. Уж номер-то квартиры, как и домашний телефон Серченко, Осиповский должен был знать.

Пока Тундра стоял у подъезда Серченко, из-за угла дома на него поглядывал Черч. Теперь, когда Яша закончил «пасти» Серченко, Кеша предельно напрягся. Начиналось то, за что бесплатно поят высокосортным пивом. Появилась возможность обнаружить Яшин «заныр», куда тот наверняка должен был отправиться, чтобы скинуть с себя камуфляж филера.

Риск для Черча возрос, потому что Тундра снял темные очки и выбросил в урну сумку, с которой таскался весь день. Тигриные его глаза и руки с кулаками-молотами были свободны. Но Кеша изготовился на все возможное. Проходимистым дворовым котом, прячась за кустики около дома, утопая дырявыми кроссовками в грязи, он усгремился за пей, когда тот двинулся обратно к метро.

По дороге к Зине Яша опять не подумал проверяться на «хвост». Он верил в свою интуицию. Являсь по судьбе и ловцом, и зверем, постоянно находясь на краю пропасти, он начинал ощущать опасность, что называется, шкурой.

Яша, наверное, почуял бы «хвост», если бы за ним шел профессиональный филер. Возможно, что опытный преследователь, бывалый охотник как бы излучает токи по всему полю травли, что хорошо ощущают загоняемые звери и в какой-то степени человек, если долго живет под прицелом чужих глаз или стволов.

Кеша Черч не был профессионалом, он тащился за Яшей, прячась, как умел, больше переживая, как бы самого не застукали. Для Кеши Тундра, один из «авторитетов» Чистяков, являлся такой же грандиозной личностью, как опер Кость, недосягаемой с позиций его собственного ничтожества. Так что трепыхание чувств Черча никак не отражалось на Тундре, даже когда преследователь дышал ему в спину.

Яша и привел Черча к своему тщательнейше скрываемому «заныру».

Возле дома Кеша не стал рассуждать, стоит ли отслеживать Яшу до самой двери, как прикидывал у дома Серченко сам многоопытный Яша. Когда Тундра зашел в подъезд, Кеша, выждав секунду, прошмыгнул туда. Он увидел, что Яша, миновав лифт, поднимается наверх пешком: значит, живет не выше третьего этажа.

Черч стал красться за ним по ступенькам и по звуку хлопнувшей двери сумел определить расположение квартиры. Он подождал еще немного, по-кошачьи пронесся к ней, запомнил номер. А потом прижался ухом к щелке у косяка. Отчетливо услышал голос Яши.

Воодушевленный своими подвигами, Кеша вылетел из подъезда. Не забыл поглядеть на номер дома и название улицы.

Отдав последние монеты за обратный проезд в мегро на Чистяки, Черч впервые за свою подвальную жизнь не пожалел, что потратил стоимость бутылки пива на туфту. Сегодняшнее дело было выдающимся. Со времен комсомольского оперотряда Черч никогда не чувствовал себя на такой высоте. Он пообещал и сделал: вынюхал самого Яшу Тундру, в поисках которого сбили ноги почти все оперы Москвы!

К дому Кострецова на Архангельском Кеша летел как на крыльях. Поднялся по пропахшему помойкой черному ходу к квартире опера, длинно позвонил в дверь.

Кострецов увидел его в глазок, быстро открыл. Недоуменно сказал:

— Привет, Кеша. Давно не виделись.

Черч с достоинством, на какое только был способен, молча прошагал внутрь.

Сюда. — Капитан пригласил гостя на кухню, где обычно принимал стукачей.

Черч сел у стола, медленно разгладил остатки волос на уже загорелом черепе и бросил:

— Сигаретку. Некогда было курить.

Кострецов уже понял, что Черч сотворил что-то необычайное. Он с готовностью вручил ему пачку «Мальборо». Вынул из холодильника пиво, откупорил, собираясь налить в стакан. Кеша остановил его движением руки, взял бутылку и немного отпил из горлышка. Закурив, лениво произнес:

— Ну что ж, капитан. Яша Тундра у нас в кармане. Запиши адресок.

Кострецов взял ручку и открыл блокнот. Черч продиктовал Яшин адрес. Усмехнулся.

— Привет всем спецслужбам Москвы от опера Иннокентия Черчилля.

— Честно скажу, Кеша: не ожидал, — проговорил Сергей, не торопя собеседника, понимая, что тому надо насладиться своим триумфом.

— А чего, Серега, не ожидал? — спросил Черч и аккуратно прихлебнул из горлышка. — Ты, парень, со школы меня знаешь. Отец мой в генералах ходил, — при этих словах глаза его заблестели.

Кострецов достал еще пиво. Снял с веревки над плитой лещей, положил на стол, стал одного ошипывать.

— Мне спинку, — снисходительно кинул Черч: мол, занимайся, дружок, тем, что тебе по плечу. — Да-а, помотал меня Яша. Переоделся в подзаборную пьянь, крючок. Парик, черные очки на морду напялил. Но у Черча глаз — ватерпас.

— Где ж ты на него вышел?

Кеша ядовито усмехнулся.

— Все-то тебе расскажи. Ну ладно… Как расстались мы с тобой, я начал анализировать. И совершенно логично вычислил: неспроста тебя Тундра на днях пас. Пошла мысль дальше — почему? Какие у Яши могут быть отправные точки или мотивы? Первое — это то, что его зал сожгли, Толяныча убили. А второе? Пошевелил извилинами: что у нас еще знаменитого в последнее время было? Ограбление Ахлопова! Та-ак, думаю. Зачем мне за зал да Толяныча цепляться? Это дело рук сретенских. Покумекаю-ка о своих, чистяковских делах. Упирается все в Ахлопова!

Черч дымил, таща из пачки одну сигарету за другой.

— А раз так, анализирую, от этого и надо крутить. Ну и пошел к банку, а там напротив в сквере Яша переодетый сидит.

— Ну, у тебя и голова, Кеша! — восхищенно воскликнул Кострецов, думая, как не повезло сегодня Яше.

Он не сомневался, что Черч наткнулся на Тундру случайно, как и в тот раз, когда Яша следил за ним.

— За кем же Яша наблюдал?

— А за безопасником Серченко, за курку-лем-то этим.

— Ты уверен? — Сергей неподдельно удивился.

Кеша состроил оскорбительную мину, даже сплюнул на пол.

— Ты с кем работаешь? За кого меня принимаешь? Да я за Яшей, который после того, как банк закрылся, сел на хвост Сер-ченке, до дома безопасника шел.

— Вот это молодец, Кеша, так молодец!

— Ну, а там Серченко — к себе домой, Тундра — к себе. Вот тут меня малость мандраж взял. Яша, падла, свои черные очки снимает и окрестности озирает. Он же за километр все чует. А я стою в надежном месте, секу и думаю: «Крючок, кого ты хочешь вычислить?» Проехал за ним до самого его заныра.

Кострецов протянул Черчу руку.

— Большое спасибо, Кеша. Истинным оперативником ты себя показал.

Черч ответил крепким рукопожатием.

— Да ладно тебе, Серега. Свои люди.

— Я теперь обязан тебя пивом пожизненно поить.

Кеша, вдруг сделавшись серьезным, сказал:

— Ничего ты мне не должен, Сергей. Просто я тебе помогаю, потому что знаю: за тобой, как за каменной стеной. Если б не ты, давно бы я на нарах сгнил.

Он встал и пошел из квартиры не оборачиваясь.

Черч сказал это от всего сердца. Несясь к Кострецову, он мечтал о густом наваре, который поимеет за провернутое дело. Но во время разговора с опером его настроение изменилось. Может, зацепило Кешину душу собственное упоминание об отце. Отец Иннокентия, которого теперь все знали как беззубого Черча, был боевым офицером.

Кострецов проснулся наутро в бодром настроении. Легендарного Тундру ему поднесли на блюдечке. Теперь Яшу можно и нужно было брать, несмотря на все его стукаческие заслуги. Арест был необходим для поддержания репутации Кострецова и его ОВД, раз гуоповцы утерли им носы. С захватом Тундры расследование по банде Маврика и всем предшествующим преступлениям понеслось бы на всех парах. Но чтобы прижать на следствии такого ужа, как Яша, оперу недоставало свидетеля, который даст показания на Тундру как на организатора убийства Молота.

Капитан понимал, что майор Осиповский по каким-то ведомым одному ему причинам будет всячески прикрывать своего Яшу. Так что требовалось серьезно подстраховаться. Лучшим свидетелем против Яши был бы Ашот, которого Кострецов и решил дожать.

После завтрака капитан зашагал на Сретенку. Там зашел в закусочную Ашота. Хозяина на его любимом и хорошо простреливаемом месте за стойкой бара не оказалось.

Кострецов обратился к буфетчице:

— Ашоту надо пару слов сказать. Я Серега Ворон.

Девица, видимо проинструктированная Ашотом, внимательно оглядела опера. Подумала и сказала:

— Обожди минуточку.

Она отправилась в подсобку. Там теперь был офис-бункер Ашота. За наглухо задраенной дверью он сидел в подсобке, звоня по телефону по срочным делам.

— Серега Ворон? — переспросил он буфетчицу из-за двери. — Какой еше черный ворон?

— Не черный, — сказала та, — он кудрявый, голубоглазый.

— A-а, помню. Зови.

Он открыл Кострепову, пропустил внутрь, снова загромыхал засовами.

— Оборону держу, дорогой. Сплошные наезды. А у тебя что, Ворон кликуха?

— Ну да. Зря я, что ли, вороньем интересуюсь, — лениво ответил Сергей, садясь на диван. — Ворон мокрохвостых, какие вокруг нас, забивать может лишь ворон. Он сплошного черного цвета, триста лет живет. А обычные-то серые вороны быстро дохнут.

— Ты кто по жизни, Серега? — серьезно спросил Ашот.

— А чего ты колешь? Мог бы уже понять.

— Ты мне рога не мочи, дорогой, — пристально глянул Ашот. — Раз спрашиваю, значит, нужно.

Кострецов спокойно закурил и процедил:

— Нет на Москве людей, кто мог бы с меня спрашивать.

— Да что ты, честное слово, — торопливо сказал Ашот. — «Заказ» возьмешь?

Ашот имел в виду заказ на убийство. Сергей с достоинством помолчал и бросил:

— А почем будет?

— Двадцать штук «зеленых». Пять — как выслежу заныр клиента, остальные — после дела.

— Что за клиент?

— Приблатненный, но мутный. С ментами делится. Но если сгинет, долго искать его ни наши, ни менты не станут.

Кострецов понял, что Ашот говорит о Яше Тундре. Вон как ловко поворачивался задуманный «дожим»! Удачно выходило, что Ашот оперативника в киллеры нанимал.

Яшу капитан собирался привлечь за убийство Молота руками Толяныча. За попытку организовать подобное убийство Ашот однозначно попадал под уголовную статью. Этим его уже можно было давить в разговоре начистоту. Но требовалось Ашоту дать поглубже увязнуть в реализации преступления.

Кострецов молчал и курил, набивая цену своей невозмутимостью.

— Что не устраивает, дорогой? — спросил Ашот.

— Как всегда, бабки. Если отстегнешь тридцать штук и десять авансом, можно подумать.

Ашот мечтал об устранении Яши все время после последней с ним встречи. Он пришел к твердому решению его ликвидировать, потому что перестал надеяться на ГУОП, хотя и взяли бригаду Маврика. Ашот не сомневался, что гуоповцы постараются поймать Яшу, но когда это произойдет?

Ашота поджимали сроки. После визита Яши он мог схлопотать пулю в любом случае: отдаст он деньги, сколько Тундра ни запросит, или не отдаст. Ашот, возможно, еще раньше решился бы убрать Яшу, но своих средств на заказ у него не имелось. Были только из «общака». Но взять оттуда на собственные нужды равносильно пуле уже от армянских воров.

Пока в него целился Яша. И наркоман Ашот, живущий одним днем, решился избавиться от этого снайпера, а потом бежать от всех напрягов куда-нибудь под Новую Зеландию. Ашот мог бы, конечно, попробовать расправиться с Тундрой своими руками, но в их силу он давно не верил: армянин рискнул тратить из общака.

Ашот измаялся от необходимости торчать в закусочной, хотя и за надежной теперь дверью. Он обязан был присутствовать здесь как держатель «общака», доступ к которому мог потребоваться его хозяевам в любой момент. Пребывание Ашота на рабочем месте являлось свидетельством того, что с деньгами все нормально. Убежать же из Москвы сейчас, пока жив Тундра, было невозможно, потому что Яша мог засечь его в этом броске и отнять все деньги, без которых жизнь доходяги наркомана — та же смерть.

Ашот готов был дать Сереге Ворону и тридцать тысяч долларов, раз решил «дерба-нить общак», но чтобы убедить киллера, что перед ним не лох, а «путевый солидняк», Ашот торговался:

— Давай, Ворон, ни мне, ни тебе. Семь штук аванса из двадцати пяти тысяч за дело.

Кострецов кивнул и спросил:

— Когда заныр клиента надыбаешь?

Как добыть координаты Яши, Ашот плохо себе представлял, главным пока был договор с Сергеем.

— За неделю дам тебе полные данные, — пообещал он.

Кострецову недоставало таких улик против Ашота, как просто разговоры, требовались факты. Он сказал:

— Неделя многовато. Мне с Москвы пора линять, сейчас зашел к тебе попрощаться.

— Ну три-четыре дня потерпишь, честное слово?

— Стремно, меня тут отморозки тоже пасут… Долгая у тебя бодяга получается. Целых три-четыре дня ждать. И на исполнение, глядишь, уйдет неделя. Надо ж позы-рить, где и как клиент шастает.

Ашот поник головой.

— Давай три штуки сейчас, — сказал Сергей. — Ждать будет повеселее. А по клиенту можешь быть в полной надеге, возьму «на-глушняк».

— А как же иначе? — пожал плечами Ашот, подразумевая, что если Ворон будет пользоваться пистолетом, то обязательно с «контрольным» выстрелом, а если ножом — только в сердце.

Ашот прошел за шкаф, где за плакатом в стену был вделан сейф. Извлек оттуда три тысячи долларов и вынес их Кострецову. Потом достал из шкафа коньяк, налил в бокалы.

Кострецов убрал деньги и спросил:

— Кто конкретно?

— Яша Тундра с Чистых прудов. Он там зал игровых автоматов имел.

Они звонко чокнулись и выпили за удачу предстоящего дела.

Этим утром Яша Тундра, хотя совершенно не подозревал, что его выследили, не поехал уточнять недостающий ему маршрут Серченко «дом — работа». Не хотел слишком много раз мелькать по городу, пусть и в гриме. Послал за этим Зину.

Он ждал от нее известий, чтобы доложить Осиповскому о завершении задания и попрощаться с куратором перед согласованным отпуском.

Зинка наконец позвонила. Она сообщила, что «провела» Серченко от дома к банку и загорает в том же сквере, где вчера наблюдал и Яша.

Тундра связался с Осиповским. Тот был еще дома.

— Докладываю с Чистяков. Человек на работе. Маршруты его были те же. Звоню из телефона-автомата напротив банка, рядом со сквером, отсюда банковская дверь хорошо просматривается, — врал Яша, помня, что такая телефонная будка у сквера точно есть.

— Молодец, — сказал майор, — завтра передашь наблюдение моему сотруднику, он дальше этим займется.

— Как завтра? Мы до сегодняшнего дня договаривались!

— Ну нет у меня сейчас тебе смены. Поработай еще денек, завтра с утра сменишься — и свободен.

— Ты меня с кем-то спутал! — разозлился Яша. — Я одолжение тебе сделал, а ты борзеешь. Я в вашем заведении на зарплате не состою.

— Есть вещи покруче отработки зарплаты, — мрачно проговорил Осиповский.

— Да поимей совесть, у меня на завтра билет на самолет!

— Сдашь свой билет, если не хочешь башку сдать.

Тундра насторожился. По майорскому тону, который он изучил до малейших оттенков, читалось: произошли какие-то касающиеся Яши события. Он спросил:

— Хреновые новости?

— А ты как думал? Наделал дел и шито-крыто? У нас люди тоже умеют работать.

— У вас? — с надеждой спросил Яша, рассчитывая, что неприятности исходят от ГУУРа, в котором Осиповский был за него стеной.

— Если б именно у меня, то без проблем. ГУОП вмешалось.

Яша мгновенно сообразил, что это гуо-повский стукач Ашот постарался. Расстроившись, он уточнил:

— Занялись там лично мной?

— Да. Не знаю уж., с чего. Но это факт. Взяли банду Маврика, достали труп Молота из Москва-реки. А по тебе розыск уже звонит.

Осиповский хотел скрыть от Тундры эту информацию, чтобы использовать его по Серченко до завтра. Яша это понял и подумал, какая же он ветошь для майора, если тот и в таких обстоятельствах сует его в самую горячку: на Чистяки, где владельца игорного зала знает каждая собака. Но от эмоций удержался — Осиповский был единственным влиятельным лицом, который мог бы прикрыть его в разразившемся сыр-боре.

— Так меня здесь в любую минуту могут повязать, до завтра и не доработаю, — сказал Яша.

— Опасно, конечно. Но так уж у меня сложилось.

«У тебя, сука! — злобно подумал Яша. — А как у меня, тебе по барабану».

Ему давно действовал на нервы пижон Осиповский. Яша хотя и был «беспредель-щиком», но уважал любых людей, если они уважали других. Таким был его прежний куратор в ГУУРе Леша Бунчук. Тот никогда не вел с Тундрой двойную игру, что-то недоговаривая по операции, которую они проводили вместе. Так же взаимодействовал Яша и с Кострецовым.

У Яши впервые возникло желание на прощание сыпануть соли на хвост этому майору. Но как всегда с тем, кого сбрасывал со счетов, Тундра стал с майором предельно любезен.

Он добродушно проговорил:

— Сам погибай, а товарища начальника выручай. Не волнуйся, сослужу тебе эту службу. Во сколько тебе завтра звонить?

— Ну, нормальный разговор, — приободрился Осиповский. — Тебе-то лишь день простоять да ночь продержаться, а мне? Если пронюхают гуоповцы, что ты мой подопечный, и навалятся по начальству, с меня три шкуры, а то и погоны сдерут. Я ж в курсе дела, что тебя ищут, но молчу. И еще Кострецов на нашу голову. Но этот, надеюсь, если приспичит возникнуть, сначала со мной поговорит.

В словах майора немало было правоты, но Яша не мог простить, что тот сначала хотел утаить жизненно важную для Тундры информацию.

— А завтра, — продолжил Осиповский, — звони мне в десять, оттуда, где будешь объект вести. Мой человек сразу к тебе подъедет и заменит. Детально сообщишь ему маршруты… И отправляйся со спокойной душой на все четыре стороны.

— Договорились.

— Счастливо тебе отдохнуть!

Яша порадовался, что был предусмотрителен и что послал сегодня Зинку. Так же требовалось ему поступить и завтра, сменив ее только перед встречей с гонцом Осиповского.

Топор над Тундрой навис и даже начал уже рассекать воздух. Но Яша, как тренированный акробат, уверенно крутил сальто и был убежден: вывернется.

Глава пятая

Кострецов, «нанявшись» в киллеры Яши, вернулся в отдел. Оприходовал и сдал доллары Ашота как полученные им в оперразработке. Потом сел за стол, закурил и стал анализировать поведение Тундры.

Зачем Яша следил сначала за ним, а теперь за Серченко? «Хвост» за собой Кострецов еше мог бы объяснить просто профилактической мерой опытного сексота. Но взять под наблюдение Серченко… Безопасник Ахлопова мог интересовать Яшу только в связи с отраблением банка.

Сергей вспомнил, как Кеша Черч описывал свой процесс «вычисления» Тундры: он без всяких оперданных, совершенно логично, хотя и «методом тыка», связал пост Яши перед банком с ограблением.

«Сколько же всего наслоилось, попробуй тут докопаться до истины, — думал капитан. — Сразу после ограбления Яша впаял мне «дезу» о его исполнителях. Потом с подачи Осиповского расширил ее включением в шайку Толяныча, благо того уже не было на свете. И Осиповский же запустил эту версию во все уши, вплоть до Славика Унь-кова. А тут еще ГУОП в лице Миронова навалилось. Но гуоповцы-то на верном пути. После ареста бригады Маврика плотно взялись за Тундру, потому как не знают, что это стукач ГУУРа, непосредственно подчиненный Осиповскому. — Кострецов наконец ухватил догадку, которая смутно брезжила в раскладах. — Майор Осиповский! Да при чем в этой канители Тундра, пусть и беспредельно хитромудрый? Он пешка, без согласования с куратором не имеет права ничего делать. Ну, возможно, ляпнул по собственной инициативе мне о якобы банковских грабителях Ашоте с Молотом, чтобы Сретенку подмять. Но даже если и много взял на себя, то Осиповского-то обязан был поставить об этом в известность. И то, что майор сам ко мне приехал и Яшину версию подкрепил, лучшее тому подтверждение… И с какой целью Яша за Серченко следил, знает только Осиповский!»

Сергей с удовлетворением тряхнул кудрями. Нужно было выходить на Осиповского. Тем более что увидеться с ним Кострецову требовалось и по поводу ареста Тундры.

Кострецов, пользовавшийся услугами стукача Яши, оказался в таком же положении, как и Осиповский. Но если майор «не сдавал» Тундру по своей корысти, то Кострецов собирался Яшу «взять». Негоже было делать это, не проинформировав Осиповского. Яша перешел к нему от Бунчука.

Сергею, в память о друге, не хотелось подставлять гууровского куратора, какой бы гнидой тот ни был.

Именно это и вынес Осиповский из последней беседы с Яшей. Не знали они лишь, что Кострецову известно теперь, где Яшу следует арестовывать. А капитан, решив поехать к Осиповскому, распространяться об этом не собирался.

Об аресте Яши капитан уже не помышляя, потому что тот теперь нужен ему был именно на свободе, чтобы раскручивать Осиповского.

Кострецов действовал сейчас вразрез с уставом, приказами и инструкциями. На свободе по известному капитану адресу находился опасный преступник, которого надо было срочно изолировать. Но опер Кость, заподозрив Осиповского, мгновенно сделал охотничью стойку на него.

Ходы майора могли быть легко объяснимы. Например, слежка за Серченко потребовалась ему для расследования дела по ограблению Ахлопова, которое контролировало и ГУУР… Задуманная Кострецовым оперативная атака на Осиповского была авантюрой. Но Кость шел на этот шаг не из любви к приключениям, а ради пользы дела. Он выполнял свой долг так, как он этот долг понимал, а не так, как предписывали инструкции.

Безусловно, Кострецов отдавал себе отчет, что, взявшись в одиночку за раскрутку линии Тундра-Осиповский, он подвергает опасно: ти всех своих товарищей, потому что — если его подозрения имеют почву, — майор был адской машиной в рядах оперов. Положившись лишь на свои нюх, смекалку и силу, капитан ставил других под удар, но онрешил рискнуть. В ГУУРе когда-то служил Леша Бунчук, из ГУУ Ра ушел он на последнее в своей жизни задание…

Опер Кость все поставил на кон. Понимал, что, поделись он соображениями хоть с кем-то из своих, майор Осиповский, если нечист, моментально уловит утечку. Ведь тот дозванивался уже и до салаги Унь-кова.

Дверь в кабинет открылась, на пороге возник участковый Балдыкин, теребя в руках линялую фуражку.

— Заходи, заходи, Пахомыч! — пригласил Кострецов.

Балдыкин прошагал к столу, скромно примостился на краешке стула, оглаживая седые, но еше густые волосы.

— Здорово, Сергей. Не застанешь тебя на месте, заходил я тут пару раз.

— Наше с тобой место, Пахомыч, на «земле», а не за письменными столами.

Балдыкин согласно кивнул: уж он-то разделял такую идеологию всесторонне. Хитро взглянул и бросил:

— Видел тебя как-то и на «земле», но не решился приблизиться. Ты с другом в «Гриф-клуб» заходил.

С Черчем-то? — Кострецов рассмеялся. — Ага, это мой старинный кореш. Вместе в школе учились.

Иван Пахомович знал в округе всю подноготную приблатненной публики. Понимал, какие дела могут быть у Сергея с бомжом Черчем, но, как опытный мент, виду на этот счет никогда не подавал.

— Ты-то пивком балуешься? — спросил Кострецов. — А то я тебе вяленых лещей дам. Сам ловил и сушил. Последняя партия как раз дошла.

— Хозяйка моя рыбу не любит, — извиняющимся тоном сказал Балдыкин. — Так что не надо, спасибо.

Капитан был в курсе, что супруга Пахомыча не столько рыбу не переносит, сколько видит во всем соленом провокацию ее мужа на выпивку. Иной раз Балдыкин так на грудь принимал, что утром стыдился появляться на участке с обезображенным похмельем лицом.

Ему прощали эту слабость, потому что трезвым участковый был незаменим на своей территории.

— Я, Кость, чего тебя искал-то, — проговорил Балдыкин. — Помнишь, после ограбления Ахлопова мы с тобой разговаривали? Ну, насчет квартиры, из которое, в банк залезли.

— Как не помнить. Это у меня главный висяк поныне, — оживился капитан, впиваясь в Балдыкина глазами.

— Приглядывал я за той квартирой. Ну, у хозяев ее сейчас паника. Надо ж новый пол настилать, так его грабители разворотили. Ругаются с Ахлоповым, кто платить будет. Ничего там особенного. Но есть другое.

Кострецов не сводил с участкового глаз, потому что знал: Балдыкин по пустякам его искать не станет.

— Так вот, Сергей. Тут у тебя в гостях в отделе был один человек. Я потом узнал, что это майор Осиповский из ГУУРа. А увидел его я, когда он на улице в свой «мерс» садился. Так вот он перед ограблением в числе прочих посещал квартиру, из которой к Ахлопову нагрянули.

— Зачем Осиповский там был?

— Хрен его знает. Я ж тебе еще в прошлый раз говорил, что качали права эти ри…риэт… тьфу, едва могу выговорить!., риэлтеры между собой. Привлекали для разборки и высоких ментов. Там разные в наших погонах заглядывали. Квартира эта кусок лакомый. Но Осиповский туда в штатском приходил.

— Так, так, Пахомыч! Не мог ты ошибиться?

— Никогда. Он еще в этот же свой «мерс» потом сел и уехал.

Кострецов смотрел на старого участкового с огромным уважением. Балдыкин, шугающийся любого авторитетного милицейского начальства, решил выложить ему об Осиповском, майоре самого ГУУРа. С одной стороны, ничего особенного нет в том, чтобы на запрос опера перечислить всех, кто посещал место преступления. А с другой — очень просто мог рассудить этот старик, которому всеми правдами и неправдами надо добрести до близкой пенсии, зачем высоких чинов при таком деле даже поминать? Но Балдыкин был милицейским той же пробы, что и опер Кость.

— Пахомыч, — сказал Кострецов, — эта информация должна остаться строго между нами.

— А я с тем только к тебе и шел, хотя меня по делу Ахлопова и по Яше Тундре всю дорогу Славик трясет, и Миронов даже вызывал.

Других уточнений им было не нужно. Они пожали друг другу руки. Балдыкин натянул фуражку и бочком вышел из кабинета.

«Вог уж точно, работник Балда. Эхма, и не нужна нам денег тьма!» — подумал капитан.

Ехать к Осиповскому надо было немедленно. Кострецов позвонил в ГУУР и уточнил, что майор на рабочем месте.

Выйдя из отдела, капитан пошел к метро мимо банка Ахлопова. «Кто знает, — прикинул он, — вдруг Яша и сегодня здесь ошивается?». Капитан из-за домов внимательно оглядел сквер, где вчера заседал Тундра. Там были лишь мамаши с ребятней, старушки и праздные прохожие. Среди них Кострецов не установил прогуливающуюся по дорожке Зинку, потому что не знал ее в лицо.

Теперь Кострецову требовалось провести четкую «калибровку» майора Юрия Осиповского. В прошлый раз опер отметил для себя детали его поведения, соответствие внешнего внутреннему. А профессиональная «калибровка» необходима, чтобы хорошо понимать интересующего человека.

Для этой оперской диагностики надо уметь улавливать по некоторым чисто внешним признакам ход мыслей собеседника, осознавать его эмоциональное состояние и определять, насколько правдиво им высказываемое. При этом желательно внедрять в сознание и подсознание человека свои идеи.

Такое «калибрование» осуществляется через заданные как бы между делом вопросы, ответы на которые «диагност» знает и точно распознает различные несловесные реагирования на них. Хорошо работает здесь упоминание людей или ситуаций, приятных и неприятных объекту.

Этими изощренными психологическими навыками оперативники, следователи овладевают долгими годами. Поэтому-то Кострецов посматривал свысока на доставшегося ему в расследование желторотого Унькова.

Оперативник должен напряженно изучать свою «науку побеждать» и знать ее, как таблицу умножения. Ведь при передаче информации лишь семь процентов сообщается словами, треть выражается интонацией, тембром голоса и тому подобным. А подавляющая часть информации — более шестидесяти процентов! — передается взглядами, жестами, мимикой… Не случайно утверждают: язык дан нам, чтобы скрывать свои мысли.

Кострецов разыскал в управлении кабинет Осиповского и без стука заглянул туда. Майор поднял глаза от бумаг и сначала растерялся, будто капитан застиг его врасплох. Но мгновенно погасил недовольство, воскликнув:

— Сергей, привет! Спасибо, что зашел.

— Здорово, Юр, — дружески произнес Кострецов и сел на стул у стола.

Осиповский пододвинул ему пепельницу.

— Закуривай, будь как дома.

Взгляд его рентгеном скользил по лицу капитана. Немало и Осиповский понимал в «калибровке». Но Кострецов подготовился к этой встрече и улыбался майору открыто и непринужденно. Потом посерьезнел, наморщил лоб и сказал:

— Юра, зашел по конфиденциальному вопросу. Он только нас с тобой касается. Давай решать, что с Яшей Тундрой делать. ГУОП после ареста Мавриковой бригады его ищет и в покое оставлять не собирается.

— Да-а, — протянул Осиповский, — я и сам хотел с тобой посоветоваться. Труп Молота обнаружили, у ГУОПа, полагаю, есть показания, что это или Яшино исполнение, или его «заказ». Возможно, Яшу надо сдавать. А ты как думаешь?

— Мое ли дело думать… Ты повыше сидишь, ты за него главный ответчик.

Обе фразы были произнесены одинаково непринужденным тоном, однако во второй таился глубокий смысл. Осиповский ухватил мрачный подтекст второй фразы, но оттого, что тону он не соответствовал, подумал: капитан от балды ляпнул. Он бросил на Кострецова острый взгляд.

— Где только Яшу искать? Он давно не выходит со мной на связь. Может, ты что знаешь?

— Ни слуху ни духу. — Кострецов помотал головой. — Но зачем Яше понадобилось Молота убивать?

Майор состроил брезгливую гримасу.

— Убивал ли он еще? Ну, а если и так, всякое могло произойти. Ты ж неуправляемость Тундры знаешь.

Осиповский выяснял, как Сергей оценивает натуру Яши, и внедрял свою идею.

— Конечно, на наркоте ведь сидит, — подыграл ему Кострецов. — Взбелениться может по любому поводу и без повода.

— Яша-то знал, — продолжал майор, — что Молот с Толянычем банк Ахлопова взяли, был во всем настороже. Работник он инициативный. Возможно, Молот понял, что Яша в курсе этого дела. Дернулся на него, а Тундра сам его опередил или натравил своего Толяныча. Плохо, что он нам не раскололся. Вот и влип под ГУОП.

— Да, — поддержал его сочувственно Кострецов, — мы б его в обиду не дали. Ценный помощник.

— Вот именно, — горячо подхватил Осиповский, — не знаю, как тебе, а мне помогал самоотверженно. Да если и завалил Тундра этого бандита, что, Яшины служебные достижения не в счет? Но я думаю, все это сам Толяныч устроил. Вот тот был бивень так бивень, как блатные выражаются. Не поделил ахлоповские бабки со сретенскими подельниками и Молота, как главную ударную силу Ашота, прикончил, — проталкивал он версию, давно разработанную вместе с Яшей.

— Что нам, Юра, гадать? На все вопросы только Яша может ответить. Надо его в любом случае брать. А то, как и Маврико-вых, ГУОП его арестует. Стыда не оберемся.

Осиповский видел: капитан в арест Яши крепко уперся, майору эта настойчивость не нравилась. А Тундра сейчас по его заданию крутился на Чистяках. Как бы не вляпался…

Осиповскому ничего не оставалось, как на всякий случай прижать Кострецова эпизодом с парнями Маврика во дворе Ашотовой забегаловки.

Кострецов на что-то такое и рассчитывал, провоцируя майора своим долдонством об обязательном аресте Яши. Ему надо было знать, какие у Осиповского козыри против него.

Майор дружелюбно сказал:

— Давай брать Яшу, Сергей. Лучше мы, чем другие. Мы свои люди и друг друга в обиду не дадим.

— Лады, Юра. Значит, будем держать связь по его розыску. Я всех своих стукачей подниму.

Осиповский небрежно бросил:

— Без стукачей как без рук. Мои Сретенку могут пощупать. У меня там толковые ребята, даже о твоих заходах к Ашоту регулярно докладывают.

Кострецов, поняв, что сейчас Осиповский выпустит по нему торпеду, изобразил на лице растерянность.

— Вон как…

— Я ж, Сергей, тебе и толкую: свои мы люди. Доложили, что ты и Мавриковых под пистолетом у Ашота на задах держал.

Капитан изображал уже смятение. Осиповский продолжил:

— Ну, решил ты их отпустить. Твое дело, я в чужую душу не хочу лезть. Раз так поступил, значит, для чего-то это тебе надо.

— Спасибо, Юра. — Кострецов со всей признательностью посмотрел на него. — Я к Ашоту хотел внедриться, а тут эта разборка подвернулась. Пришлось свою легенду сохранять.

Осиповский вальяжно откинулся в кресле.

— Я опер и опера всегда пойму, тем более нашей управы. Хреново, конечно, что лавры за Мавриковых ГУОПу отдали. Ну, по Яше наверстаем.

— Большое спасибо, Юра. Я этого Яшу из-под земли достану.

Майор уверенно глядел на опера, затрепетавшего в его силках. Теперь ему можно было диктовать без обиняков.

— Условие одно, Сергей. Если зацепишь Яшу, сразу докладываешь мне. Без меня — никаких действий. — Он смягчился, пригладил пятерней и без того прилизанные волосы. — А то снова влетим, как с Маври-ковыми. А тут, по Яше, я хоть буду в кур се твоих решений. Если что не так сложится, всегда укажу: Кострецов действовал с моего ведома.

— Давай так, Юра, — сказал капитан и подумал: «Изворотлив ты. На такого свидетельство какого-то поддающего участкового Балды ой как мизерно. Копать по тебе и копать. Кто ж меня в разборке с Маврико-выми доглядел?.. Наверное, сам Яша. Раз он под розыском даже по Чистым прудам бегает, то уж Сретенку не минует. Ему с Ашотом права надо до дна качать. Значит, крепкую связь держит Осиповский с Тундрой. Они во всем заодно».

«Калибровка» Кострецовым майора была доскональной и достигла пели. То, что майор вывалил на него служебную «комп-ру», помогло Сергею внешне расслабиться, из-за чего Осиповский проявился перед ним во всей подлинности.

Глава шестая

Утром, когда Кострецов был в отделе, к нему пришел Василий Серченко. Молча прошел к столу, сел и тяжко вздохнул.

Капитан с интересом посмотрел на его хмурое лицо. Редеющие волосы на голове безопасника сбились кустиками.

— Ты чего, Вась, такой взъерошенный? — спросил Кострецов.

— Пришел, Серега, душу излить.

— Вон как! Значит, держал ты все-таки что-то за душой?

Серченко виновато отвел глаза.

— Да как сказать. Не было, Сергей, ничего такого, что я не имел бы права утаивать. Но что-то происходит вокруг меня в последние дни. Ты вот Серченко как оперативника ни в грош не ставишь. А я чую, словно бы меня пасут.

Кострецов ободряюще сказал:

— Грошовым оперативником я тебя не считал и не считаю. Но то, что ты увяз в бумагах, это точно.

— Сергей, мент, он по гроб жизни мент. Как ни ударяйся в канцелярщину, а на окружающее не так, как обычные люди, реагируешь. Особенно если тебя что-то давит.

— Что ж тебя давит? На мои вопросы подробно ответил, досье знаменито составил. Или все переживаешь: выгонит Ахлопов или нет?

Серченко потер подбородок.

— Выгонит, не выгонит… Боюсь, посерьезней каша вокруг меня заворачивается.

— Слежку за собой заметил?

— В том-то и проблема, что не заметил, а вроде бы есть она. Мелькают странные личности.

— В банке?

— Да нет, в банке все спокойно. Попробовали бы там ко мне подступиться. Теперь уж я контролирую контору от и до. Но чую что-то на улице. Однажды какой-то в черных очках на меня со вниманием поглядывал, а вчера баба привязалась: худая, верткая, на цыганку похожа.

Он говорил о Зинке. И так как о Яше в черных очках Кострецов знал, капитан уточнил по «бабе»:

— А может, цыганка и была? У них у всех глаз нехороший.

— Все, конечно, может быть. Но это не цыганка, те в одиночку не шляются. В общем, неприятно на душе. Вот я и решил тебе сказать серьезную вещь насчет сейфовых кодов. Дело в том, что я сообщил их майору ГУУРа Осиповскому.

— С каких это дел, Вася? — изумился Кострецов. — Ты ж не имеешь права такую информацию никому давать. Ты хоть и в частной фирме служишь, но там секретная информация бывает поважнее государственной.

— Да вот как раз на разнице приоритетов и попал. Только в другую сторону. Вернее, Осиповский навязался. О нем ничего дурного сказать не могу. Я, когда служил в МВД, хорошо его знал. Он ко мне как-то и обратился по старой памяти — проконсультироваться по системе частных банков. — Серченко оживился, начав говорить на эту тему, словно надоевший груз с плечей сбрасывал. — Пригласил в ресторан «Фазенда» за свой счет, и консультация была платной.

«Ага, — усмехнулся про себя Кострецов, — все же без денег не обошлось. Отличную зарплату Вася у Ахлопова имел, а и легкие денежки прибрать к загребущим рукам надо».

Серченко, будто услышав его мысли, потупился и продолжил:

— Конечно, не очень красиво, что тот разговор у меня с материальной заинтересованности начался. Но я ж не какую-то шантрапу или, не дай Бог, уголовное отродье консультировал. Офицер мне давно знакомый… Осиповский только обшие вопросы по взаимоотношениям банков задавал. А что тут такого? Об этом постоянно газеты стрекочут и вороха книг уже написаны. Потом поблагодарил, вручил гонорар за консультацию.

— Много?

Вася замялся, но все же сказал:

— Много, Сергей. Я еше удивился, что какой-то майор такие деньги отстегивает.

И за что? За то, что из оперативной информации нетрудно выловить… Ну, продолжили выпивон, болтали уже на разные темы. Он о моей работе у Ахлопова спрашивал. Я, говорит, может, сам в частную безопасность уйду. Начал я его агитировать: а что вы действительно за гроши вкалываете?.. Расписывал ему высокий класс зашиты наших банковских сейфов… Я ж люблю электронику.

Он снова замялся. Кострецов направил:

— Стал рассказывать о конкретной защите ваших сейфов. И все-таки с чего ты и сейфовые коды назвал?

— Да опьянел я. А Осиповский — увлекательный собеседник и электронику отлично знает. Стал он излагать последние московские дела по взлому всевозможных сейфов. Мол, на любой сейф «медвежатник» найдется. А я заспорил, уже стал впрямую объяснять и даже на салфетке рисовать наши техсредства. Коды у нас зашифрованы комар носа не подточит, немецкие специалисты цифирь разрабатывали.

— Ну-ну. А Осиповский и специалистом по шифрам оказался.

— Да. Полезли в криптографию. Я нашу систему кодов ему под горячую руку и изложил. — Тут Серченко нахмурился и отчеканил: — Кость, я это говорил офицеру главного управления МВД! От него утечки быть не может. Я Осиповского не первый год знаю. Виноват я, конечно. Такие вещи и жинке не имею права говорить. Но за Осиповского я ручаюсь.

— А чего ж все-таки решил мне об этом поведать? Значит, Осиповский и был тем «доверенным лицом», о котором ты вскользь проехался, когда досье приносил? Или еще имелись такие лица?

— Нет-нет! Только Осиповскому по пьянке наговорил. А решил довести это до твоего сведения, потому что службу знаю.

«Решил ты, потому что зажали тебя, как поросенка, которого пора резать, — подумал Кострецов. — Понятно, почему Яша у него на хвосте и еще баба какая — то. По мнению Осиповского, который — теперь ясно — ограбление организовал, Серченко — единственный опасный для него свидетель. Вдруг да осмелится он об их пьяных разговорах в ресторане рассказать? Правильно Осиповский забеспокоился, но поздновато. Теперь на него есть показания и Серченко, и Балдыкина. Значит, в пустующей над банком квартире Осиповский больше ее полом интересовался. Вот так майор ГУУРа!.. А может, Осиповский был только наводчиком, продал коды кому-то, кто Ахлопова и «сделал»? Так же поступил, как Вася, уступивший бесценную информацию за какой-то там гонорар и выпивку?»

Все это в голове Кострецова пока плохо укладывалось. Сейчас было важно обезопасить самого безопасника и в то же время не дать ему запаниковать, чтобы не спугнуть тех, кто его «пасет».

Капитан успокаивающе сказал:

— Я Осиповского тоже знаю. Он нормальный парень, хороший офицер. Так что об утечке с этой стороны и не думай. А то, что ты злоупотребил своим служебным положением, рассказав о кодах, это факт. Пасут тебя или не пасут, я не знаю. Но за начальником безопаски частного банка может следить кто угодно как из криминалитета, так и из государственных спецслужб. Так что давай срочно бери бюллетень и сиди дома, носа никуда не высовывая.

— Сергей, ты думаешь, все это серьезно?

— Что?

— Да если пасут меня.

«Вот халдырь, — с раздражением подумал Кострецов, — как всегда, лишь за свою шкуру трясется. Но зато дома наглухо окопается, если еще постращать».

— Очень, Вася, серьезно. Банк твой двинули, а теперь, возможно, эти исполнители захотят тебя убрать.

— За что?

— А твой труп им полезен. Убит начальник службы безопасности банка, который недавно ограбили. Многие могут решить, что ты сам ограбление и организовал. Убили, мол, подельники подельника, чтобы не раскаялся.

Лицо Васи и его лысеющий череп налились кровью до помидорного цвета.

— Ух, Серега, мудро мыслишь!.. Я ж приблизительно такое ж и прикидывал.

— Не велика мудрость. Такое само собой напрашивается.

Серченко в волнении привстал со стула.

— А может, мне и на работу не возвращаться? Сейчас — в такси да до дому. А там врача вызову, у меня ж гипертония постоянная.

— Умно. Я тебя до такси провожу. Давай свой домашний телефон, возьми мой служебный и домашний. Сообщаешь обо всем подозрительном. Если у меня будут новости, сразу тебе доложу.

Серченко подрагивающей рукой накоря-бал свой телефон и взял кострецовские номера. Они вместе вышли на улицу.

Серченко и капитан остановились на перекрестке и стали поглядывать вокруг в поисках такси.

Вдруг Кострецов заметил знакомую фигуру. Человек удалялся по одному из переулков. Капитан опознал его сразу, даже со спины, потому что думал о нем все эти дни. Яша Тундра!

Яша появился здесь, чтобы сменить Зину, позвонить Осиповскому и передать наблюдение за Серченко филеру майора. Уже при ундре Серченко вышел из банка и направился в отдел к Кострецову.

Тундра стал дожидаться безопасника. Он не предполагал, что вместе с Серченко из отдела выкатится и опер, и поэтому не сориентировался мгновенно исчезнуть из поля зрения в каком-нибудь дворе или подъезде. Тундра только успел заскочить за угол, где его спину и зацепил охотничьим глазом Кострецов.

— Вася, лови такси и сматывайся не мешкая! — велел Кострецов. — А я пошел, дел много.

Капитан припустил дворами параллельно переулку, по которому уходил Яша. А Тундра шел в отрыв, оставив Зину на посту и сказав, что скоро вернется. Сегодня он не гримировался и не применил спецпереодевания и парика, потому что рассчитывал быстро разделаться с «передачей» Серченко. Неожиданно свалившийся на голову Кострецов мог засечь его с пол-оборота.

Кострецов приблизился к Яше в одном из проходных дворов, заметив его через арку подворотни. Сергей хотел уже выскочить в переулок, чтобы нагнать Тундру, как вдруг тот остановился и резко свернул в эту арку. Яша собирался теми же дворами, по каким догонял его Кострецов, возвратиться к Серченко и Зине на перекресток.

Капитан нырнул за мусорный бак, пропустил мимо себя Яшу и крикнул ему в спину:

— Стоять, Тундра!

Яша остановился как вкопанный. Он узнал голос Кострецова, понимал, что тот может стрелять. Яша, чтобы не провоцировать капитана на решительные действия, неторопливо обернулся. Сощурил глазки в шель, сказал лениво:

— Раздобыл ты меня все-таки. Кость.

У самого Яши сзади за поясом был пистолет, и Яша, предельно сгруппировавшись, ловил миг, когда его выхватить.

Капитан, тоже готовый в любую секунду применить оружие, произнес:

— Хватит бегать, Тундра. Пора нам поговорить.

— Побазарить хочешь?

— Да, Яша. Когда-то мы находили общий язык.

— Теперь уже не найдем, опер.

Капитан фиксировал каждое движение и малейшее изменение в выражении лица Тундры. Понял, что тот собирается стрелять, и сказал:

— Может, без стволов разберемся?

Кострецов не хотел рисковать, завязывая перестрелку: Яша нужен был живой. Капитан предложил ему рукопашную, хотя сомневался, что одолеет этого матерого диверсанта.

Тундре предложение капитана понравилось. Убийство мента крайне обострило бы его и так пиковую ситуацию. Вырубить же опера приемами, которые Яша долгими годами волей-неволей оттачивал в своей беспокойной жизни, не представлялось ему особенно грудным.

Они, как два бойца на ринге перед раундом, приняли стойки Кострецов оценил класс Яши.

В схватке быстрота движений важна в первую очередь, поэтому необходимо правильно располагать центр массы тела, положение туловища и ступней. Яша точно поставил верхнюю часть корпуса перпендикулярно земле, расслабил мышцы. Капитан встал так же, напружинив диафрагму, ощущая центр своей массы примерно на ладонь ниже пупка.

Оба были в правосторонней стойке, называемой по-восточному «миги». Профессионально держали руки под углом около тридцати градусов к корпусу. Недостатком у Яши было лишь то, что ноги напряжены.

Тундра находился в цейтноте, и он начал первым, перемещаясь скользящим шагом. Сзади стоящая нога скользила вперед, как бы подбивая переднюю. Такой шаг позволяет двигаться без изменения положения верхней части тела, с большой степенью защищенности.

Яша быстро атаковал Кость «передней» рукой. Тот ушел и контратаковал.

Они обменивались ударами, приближаясь, ныряя, бросаясь вперед и отскакивая. Яша делал подскоки по схеме скользящего шага. И однажды чуть не сшиб капитана, в прыжке сменив стойку на левостороннюю. Не вышло у него потому, что нога шла по дуге, а не по прямой.

Кострецов взмок и перешел с «пехоты» рук на «артиллерию», как называл удары ногами Ознобишин. Опер видел, что у давно не тренировавшегося Яши с ногами слабовато, и целил не по икре, а по кости. Бил, не откидывая корпус назад. Держал руки впереди, блокируя немедленные ответы кулака Тундры.

Сергей для усиления удара как можно больше сгибал ноги и наконец угодил Яше под коленную чашечку!

Охромевший Тундра закричал и пошел на Кострецова «клинком самурая». Так называли волкодавы НКВД ударную форму, при которой кисть руки отгибается вверх, обнажая ребро ладони. Ребро заменяет кулак на «острие» руки.

Этими страшными рукопашными приемами сексот Тундра владел великолепно. Удары «клинком» смертоносны. Яша сыпал их градом, Кострецов едва успевал парировать.

Он видел: озверевший Тундра уже хочет убить его. Требовалось утихомирить отчаянного сексота тяжелой травмой.

Капитан изловчился и еще раз врезал тому ногой под коленную чашечку. Яша взвыл, раскрыл стойку. Ростом он был ниже Кострецова, и чтобы наверняка перебить ему ключицу, Сергей ударил согнутым локтем.

Яша с воплем рухнул на колени, перекосив изуродованное плечо. Его боевая правая рука болталась плетью.

Кострецов смахнул пот с лица и сказал:

— Если ноги потренируешь, будешь в полной норме.

В этот миг сзади его ударили по голове. Капитан упал, потеряв сознание.

Это вмешалась в поединок беззаветная Яшина подруга Зинка. Она наблюдала, как Серченко сел в такси на перекрестке, и пришла в замешательство. По идее, требовалось хватать другую машину и ехать за Серченко. Но Яша сказал, что вот-вот вернется… В армии Зина никогда не служила, но нутро ее и опыт подсказывали: положено исполнять последнее приказание — ждать Яшу.

Серченко уехал, Яши все не было, и тогда Зина всерьез забеспокоилась. Следить за перекрестком стало бессмысленно, и она ринулась в переулок, по которому уходил Яша. Сражение своего друга и Кострецова она увидела через арку одной из подворотен, куда подряд заглядывала. Зинка проскользнула во двор и притаилась за мусорным баком, где сначала прятался и капитан.

Об опере Кость Зинка много слышала от Яши, а на перекрестке он указал ей капитана.

Зинка в страшном волнении следила за схваткой. И когда Яша начал сдавать, Зинка осмотрелась и подобрала обрезок водопроводной трубы…

Кострецов очнулся — во дворе никого не было. Он пощупал шишку на голове. Проверил пистолет в кобуре под мышкой: на месте, не забрал Яша. Стал думать, кто же его шандарахнул.

Ничего не приходило в его гудящую голову. Окончательно опомнившись, он встал и быстро зашагал к отделу, чтобы взять служебную машину.

На стоянке сел в первый попавшийся «жигуленок» для опервыездов, дал по газам и помчался по адресу Яши, который раздобыл Черч.

У нужного дома Кострецов припарковался, поднялся к Яшиной квартире.

Тундра, стремглав унесшийся с поля боя на такси, уже был дома. Зинка перетянула ему, как умела, перебитое плечо. Но боль давила, и Яша в качестве анестезирующего допивал уже второй стакан водки.

В это время и раздался настойчивый звонок в дверь. Тундра быстро переглянулся с подругой. Морщась от боли, он тихо поднялся, прошел к входной двери и только собрался посмотреть в глазок, как Кострецов крикнул снаружи:

— Открывай, Яша! Отсюда тебе не уйти.

Тундра уставился в глазок: капитан стоял на лестничной площадке. Стоял один, но в подъезде могла притаиться и группа захвата.

— Это арест? — спросил Яша.

— Нет, я по-прежнему хочу с тобой поговорить, пришел один. А забрыкаешься, позову людей, тогда повяжем — и на нары.

Яша был ошеломлен, что его «суперза-ныр» раскрыт. После сражения в чистяков-ском дворе он не верил, будто Кострецов пришел к нему просто на разговор. Но делать было нечего. С перебитой ключицей Тундра был не в состоянии прорываться.

Он открыл дверь и кивнул в сторону кухни.

— Там можно поговорить.

Яша выглянул на лестничную площадку, ожидая увидеть спутников капитана. Заходя, Кострецов, чтобы поднапрячь Тундру, бросил:

— Мои люди внизу. Но если договоримся, я с ними уеду без всяких для тебя последствий.

Они прошли на кухню, где с полотенцем в руг х стояла Зинка, готовая хоть ужин подавать, хоть душить рушничком гостя дорогого. Кострецов, со слов Серченко, опознал «цыганку» и понял, кто прикрывал Яшу на Чистяках.

— Будем знакомы, — сказал ей капитан. — Умеете бить по голове ломом. Спасибо, что не до смерти.

— Это не лом был, а труба. — Зинка потупилась.

— Неважно, — сказал Сергей, присаживаясь у стола. — Впечатление одинаковое. А ты, Яш, действительно хорошо действуешь руками, но ноги потренируй. В следующий раз, может, и удастся тебе меня убить.

Яша сел напротив него и, смущенно почесав здоровой рукой розовые пятна на лице, проговорил:

— «Так дрались в НКВД». Видел книжку с таким названием?

Капитан усмехнулся.

— Я своим горбом целую библиотеку таких книг прошел у одного фаната в разведро-те, когда срочную служил.

— Это, Кость, заметно. А выследил меня по каким книжкам?

Кострецов закурил сигарету.

— По природному чутью легавого. Против такого вся твоя диверсантская подготовка в КГБ — ноль.

— И это знаешь? — помрачнел Яша. — Не зря я Осиповскому плешь проедал, что тебя нельзя за лоха держать. А знаешь, как со мной обошлась «контора» в благодарность за мои заслуги?

— Слыхал о твоих операциях по гашишу, чистке среднеазиатских МВД. Но вот за что тебя из КГБ вытурили, узнать не довелось.

— Ага. Им невыгодно это рассказывать, — забормотал Тундра с обидой. — Использовали как бешеного пса и вытурили. Хочешь, расскажу?

Кострецов кивнул. Яша скомандовал Зинке, безмолвно замершей у плиты после таких откровений любимого:

— Давай чайку. Так вот, Кость. На спец-базе под Алма-Атой, где нас тренировали, был в моей группе парень Коля Зуб. Отчаянного характера и принципиальный. Заслали нас потом напарниками. И развернулись мы с Зубом во всю ивановскую, показали, чему нас родина учила.

Он покосился на Зинку, которая ставила чашки на стол и все не могла прийти в себя после Яшиных речей. Тундру от выпитой водки разобрало, он ей рявкнул:

— Поворачивайся быстрее!.. Да, Кость. Завершилась война в Афгане. Моджахеды окопались у Пянджа. Большая опиумная дорога открывалась. А я среди блатных был в полном шоколаде, у меня уже была своя команда, контролирующая диких наркобарыг Ферганской долины. Коля Зуб, понятно, в нее входил… И пришел на наш общак заказ из Одессы. Первая партия — десять кило. Мой куратор разработал операцию. Наша с Колей задача: после передачи одесским зелья, доставки денег на точку и обратного перехвата «спецами» курьеров проникнуть на ту блатхату, физически скомпрометировать ее охрану и барыгу, который одесским курьерам товар дал. Потом изъять все деньги и ценности, да и спалить место действия.

Кострецов слушал, прихлебывая крепко заваренный Зиной чай. Яша залихватски поправил повязку на плече и с увлечением продолжил:

— Ну, «спецы» курьеров перехватили, обеспечили им полную изоляцию. А нам с Зубом выдали по нагану и стеклотару с огневой смесью. Залудились мы на блатхату, в дом того барыги, перестреляли охрану. Взялись за хозяина, чтобы отдал денежки и драгметалл. Барыга крепкий оказался, но наши спецметоды, пытки-то, посильнее. Все, что имел, сдал. Потом прикончили мы его и хату сожгли… Утром мне из кодлы сообщают про нашу работу: одесские-то замочили барыгу, забрали все и слиняли, запалив дом. Это «контора» обеспечила нам с Колей информационное прикрытие. Сдали мы тогда с миллион советских рублей, золото, килограммов пятнадцать опия. Хорошо и нас премировали — тысяч по десять в руки. А другие наши псы провернули такое же в Ашхабаде… Зин, плесни-ка мне водочки, раз я с нее начал. Кость, может, и тебе?

— Не надо, — улыбнулся Кострецов. — Опьянею, а вы на пару меня опять отделаете.

Яша выпил, закусил, приготовился к дальнейшему вдохновенному повествованию. Никому он не мог рассказать такие вещи. А тут оказалось два заинтересованных слушателя. Причем один из них — Зина — была его самым близким человеком. Яша видел, что она, оправившись, внимает его рассказам уже с благоговением.

Помолчав, задумчиво сказал:

— Сексот должен быть честным с «конторой». Это залог его безопасности… Но пришлось нам с Зубом провести свою личную операцию, без разрешения «конторы». Получилось из-за сестренки Коли Зуба… Советские баи содержали малолетних наложниц и наложников. Девчонки и мальчишки, попавшие к ним, исчезали бесследно. Вот и Колину двенадцатилетнюю сестру заманил к себе один барыга, он опий менял на девочек. Перепродал ее куда-то так, что концов мы не нашли. У Коли родителей не было, жены тоже. Некому за сестрой особо смотреть, сам он всю дорогу в делах… Надыбали мы того барыгу, положив многих из его окружения. Построгал его Зуб на шашлык. Я прикрывал, меня подстрелили. Едва остались живы… Вот за это, Кость, меня выгнали из секретных сотрудников КГБ. «Контора» права?

— Не мне, Яша, судить… Ну, а по нашим делам колоться будешь?

— Это по Осиповскому-то? — усмехнулся Тундра. — А как же? Он, сука, меня сегодня на Чистяках и подставил! Я это как чувствовал. Но ему до фени какой-то стукачиш-ка Яшка.

— Зачем он тебе наблюдение за Серченко поручил?

— Понятия не имело, Кость. Верь слову! Приказал пасти, хотя это совсем не по моей части.

Кострецов внимательно посмотрел на него: вроде бы не врал Тундра.

— А сам что думаешь? — спросил он.

— Думаю, что обскакать тебя решил, сам ахлоповское дело вскрыть. Но, честно сказать, я над этим сильно голову не ломал. У меня и без него с Ашотом дел до кучи.

— Это ты видел меня на разборке с Мав-риковыми, когда на Ашота наехали?

— Да. Доложил Осиповскому, как положено.

— Ну ладно, уточнять твои расклады с Ашотом не буду. Вашу с Осиповским «дезу» давно расшифровал. Одно скажу: Ашот завалить тебя решил Яша, увидев, что капитан снова разговаривает с ним как со своим помощником, а значит, и будет сотрудничать, приободрился и сказал.

— Да хрен с ним. Ашот для меня уже почти не проблема.

О работе Ашота на ГУОП Яша не распространился по золотому правилу всех бойцов невидимого фронта — держать важную информацию на самый крайний случай. Кострецов же выдал ему сведения об Ашоте, потому что нуждался в живом и невредимом Яше, пока не раскрутит майора Осиповского.

— Ты понял, что теперь твой главный куратор — я, а не Осиповский? — спросил Сергей. — Все, что будет от него, немедленно докладывать мне.

— Понял, Кость.

Капитан мало верил крученому Тундре, но подумал, что, раненный, с этого «заны-ра» тот внезапно не стронется. Главное выяснил: Яша явно был с Осиповским не заодно, даже готов тому отомстить. Кострецов подытожил:

— Эту твою квартиру, Яша, только я знаю. Тут ты в полной безопасности со всех сторон. О нашей встрече Осиповскому ни слова. Скажешь, что Серченко заболел и уехал домой. Так и есть, за тем он на такси и садился. Пока отдыхай, лечись. Связь по телефону.

Яша продиктовал ему свой номер. Они распрощались.

Кострецов спускался по лестнице и думал, что было бы не лишним обеспечить Яше надзор. Увы, для такого дела надежных людей у него не имелось.

Нелегко живется белой вороне, которую в стае стараются заклевать. Но на эти традиции знатоку птичьих нравов Кости было плевать. Он твердо стоял на крыле.

Часть III МАЙОР ОСА

Глава первая

Оперуполномоченный ГУУР МВД майор Юрий Осиповский был, как выражаются в прессе, «оборотнем в милицейских погонах».

Начал он, подобно многим своим коллегам, со взяток. Но зависеть от подачек ему скоро надоело. По службе майор располагал отличным аппаратом для разработки и проведения собственных уголовных операций.

Формируя команду исполнителей, Осиповский присматривался к сослуживцам. Подбирал подходящих, отыскивая их в разных милицейских подразделениях. Отличал кандидатов по хищности, особому ментовскому садизму в обращении с задержанными, арестованными. Все это были низшие чины, которым для объединения в банду не хватало только такого «оперпахана», как майор утро.

Юрий Осиповский закончил милицейскую «Вышку» и вдобавок юрфак Академии МВД. По меркам советского времени, майор был весьма образован. Сколоченная им банда знатоков оперативного дела начала с ограблений обменных пунктов, магазинов, коммерческих структур. В Москве много специалистов этого профиля. Осиповский изучал их «почерки» по опердокументации. Скрупулезно готовил свою команду к налетам и ограблениям, чтобы выглядели они предельно похожими на уже состоявшиеся.

У майора была целая система, как путать расследование, оставляя на месте преступления ложные улики, ведущие следствие по неверному пути. А если розыскники случайно нащупывали след его парней, он, пользуясь своей должностью в ГУУРе, виртуозно разворачивал контратаку, хитроумно внедрял «дезы».

Поэтому, выслушав предложенную Яшей «дезу» по Ашоту и Молоту, Осиповский мгновенно сориентировался, опытной рукой раскрутил ее и подсунул Кострецову. Ограбление банка Ахлопова было его самым главным делом.

Юрий Осиповский не являлся, так сказать, урожденным уголовником. Азарт, присущий почти всем блатным профессионалам, был ему чужд. На преступления Осиповский шел не ради самого риска, а исключительно ради наживы. Обкатывал он свою банду на рядовых операциях, чтобы наконец взять крупную добычу, после чего команду распустить и жить в достатке и спокойствии. Ахлоповское дело, давшее десять миллионов долларов, и явилось реализацией давно поставленной им задачи.

Майор успел своевременно сорвать куш. Двойная жизнь в течение последних лет окончательно его измотала. А главное, начинала подводить психика.

Осиповский, отхватив у Ахлопова огромные деньги, половина из которых причиталась лично ему, почувствовал себя так же опустошенно, как иной прожженный шулер, выигравший состояние. Сначала майор думал, что это пройдет. Но — не проходило. Он словно выдохся. Катастрофически терял вкус к жизни, и ни алкоголь, ни секс не возвращали смака.

Идя к вершине, Осиповский внешне никак не обнаруживал этого своего восхождения. Неукоснительно следуя рисунку своей социальной роли, он как бы растворялся в среде. Не выделялся внешним видом, не ввязывался в ссоры и скандалы, безупречно выполнял служебные обязанности. Он одиноко и тихо жил в своей квартире, не распаляя любопытства соседей какими-либо выходками или визитами разных людей. Ровность и любезность в отношениях с окружающими были нормой его поведения.

Никто из сослуживцев не удивился, когда майор купил подержанный «мерседес», обзавелся дорогими костюмами. На уровне высших звеньев МВД оперы в таких «прикидах» уже не были исключениями. При всеобщей коммерциализации изнурительно было докапываться до источников офицерских доходов. В конце концов, высококлассный милицейский профессионал мог хорошо прирабатывать частным сыском и консультациями по безопасности богачей.

Проведя же операцию по Ахлопову, Осиповский словно переродился. Служебные дела его стали интересовать только в связи с сигналами по ахлоповскому делу. В повседневной рабочей текучке он начал халтурить, снял маску предельной вежливости со многими сослуживцами. В общем, теперь ему нужен был лишь повод, чтобы поспокойнее уйти из органов и начать другую жизнь. Продержаться в МВД майору требовалось ровно столько, сколько заняло бы превращение ахлоповского «темняка» в архивный «висяк».

Возможно, так бы и сложилось. Но из-за внезапных приступов депрессии он не успел оборвать нитки, за которые можно было бы распутать клубок ограбления банка. Основным огрехом была история с Серченко.

«Расколов» Василия на сейфовые коды, майор понимал, что Серченко превратился в мину замедленного действия. После ограбления Осиповскому следовало принять экстренные меры к этому любителю легких денег. Какие? Да есть масса способов затыкать таким рот. Шантаж, например. На это Серченко, проболтавшись о святая святых Ахлопова, сам напрашивался. Можно было и просто ему много денег дать. Но майор поддался на инициативу Яши Тундры с его «дезой» Кострецову. Расслабившись, он упустил время, за которое Вася Серченко, еще не выжегший в себе правоохранителя, созрел до признания Кострецову.

Когда Осиповский приставил к безопас-нику Яшу и узнал, что Серченко частый гость Кострецова, он понял, что дает промах. Но даже в те дни, когда Серченко лишь созревал, чтобы признаться, майор еще мог бы подмять его. Но инициативу Осиповского словно сковало. В охватившей его депрессии он стал мыслить не рельефно, как прежде учитывая все стороны проблемы, а упрощенными образами.

Поэтому майор решил Серченко просто-напросто убить, то есть поступить так, как предсказал Кострецов Серченко. Осиповский долго не снимал Яшу с филерства именно потому, что готовил устранение безопас-ника. В тот день, когда Яша упустил Серченко, киллер из банды майора должен был «принять» его у Яши и вместе с напарником убрать по дороге с работы.

Операция провалилась. Яша Осиповскому не позвонил. Из банка по телефону майору сообщили, что у Серченко гипертонический криз и он не скоро выйдет на работу.

Осиповский исподволь примеривался к новой жизни. Его холостяцкая квартирка в Москве осталась для отвода глаз. А в Подмосковье майор купил дачу с бассейном, но оформил ее на свою подругу Вику. Там он появлялся лишь раз, прицениваясь. Майор ожидал, когда сможет уйти из МВД, чтобы полноценно отдохнуть от напряжения последних лет.

Приобрел он дачу на доходы от прежних операций банды, следы которых были тщательно заметены. Но ездить туда еще опасался, доверив обустройство Вике.

После неувязки с ликвидацией Серченко майор плюнул на осторожность и отправился на дачу на покой. Как часто бывало в последнее время, он от очередной накладки едва ли не впал в истерику. За этим, он знал, навалится тоска, переживать которую в своей занюханной квартире ему будет тяжело.

Осиповский летел на «мерсе» по подмосковному шоссе, открыв окно теплому от солнца ветру. Природа уже зазеленела. Майор вдыхал ее запахи, думая о весне, плавно переходящей в лето.

Он думал о Вике, которую давненько не видел, так как она постоянно жила на даче. Вику он знал давно и проверил надежность подруги разными способами. Это было важно, потому что, числясь по документам собственницей его дачи, она могла бы «кинуть» хозяина, как сам он проделывал не раз за свою жизнь.

Вика была топ-моделью. Крашеная блондинка, длинноногая, с высокой грудью, она неплохо показывала себя на подиуме, фотомоделью в журналах. Но «товар» в таком бизнесе быстро ветшает, и Вика обрадовалась, когда увидела, что ухажер Юра умеет зарабатывать деньги.

Происхождение этих сумм Вику не волновало. Она полагала, что Юрий — крупный взяточник, крепко повязанный с коррупцией в МВД, и не видела в этом ничего предосудительного. Готовясь окончательно сойти с «кошкиной дорожки» подиума,Вика рассчитывала на брак с Юрием. В том, что это входит в его планы, она убедилась, когда Юрий предложил оформить дачу на нее. Осиповского она не любила. Вообще у красавиц, которых постоянно рассматривают, вырабатывается потребность, чтобы им поклонялись.

Майор тоже относился к Вике, как к достойному экспонату будущей выставки его жизни. Из роя топ-моделей она существенно выделялась цепкостью и мужским подходом к решению проблем. Такая подруга была Юрию под стать. Сосредоточенный на своих криминальных проблемах, Осиповский искал в женщинах хватку. Озабоченный лишь тем, чтобы «отмыть» и сохранить награбленное, Осиповский не душевность или женственность ценил, а своего двойника в юбке.

Дача была двухэтажной, кирпичной, с застекленной до пола верандой. Голубой бассейн плескался позади нее, отражал раскидистые кроны деревьев, густо растущих на участке. Осиповский такую дремучесть специально выбирал, — для конспиративности.

Он из Москвы по сотовику сообщил Вике о своем приезде. Она, увидев его машину, в сарафане, открывающим ее «скульптурную» грудь, покачивая тяжелеющими бедрами, сбежала на лужайку перед домом. Майор, когда обнимал ее, впиваясь губами в промытую гелями, чудесно пахнущую кожу, почувствовал себя в раю уже почти созданной им новой жизни.

Они пили чай на веранде, Вика рассказывала о небольших ремонтных работах по дому. Включила телевизор.

— Выключи, — попросил он, не желая даже через экран снова, соприкасаться с суетой, из которой вырвался.

— Телевидение делает умных умнее, а глупых глупее, — заявила Вика, взбивая роскошные светлые волосы. — Так что нам с тобой оно не во вред.

Щелкнув пультом, она выключила телевизор. Встала, расстегнула сарафан, ослепив Осиповского стройностью фигуры от розовых сосков до пупка на упругом животе. Призывно улыбнулась и пошла в спальню.

Там они долго лежали обнаженные. Майор, гладя ее по уже загорелому бедру, с удовольствием вслушивался в щебет птиц за окном.

— Юрик, — деловито сказала Вика, сгибая ногу в колене и приподнимаясь, чтобы показать тугую ягодицу, — ты видишь?

— Что?

— Ну как же? У меня целлюлит.

Топ-модель Вика была помешана на изменениях своего тела. Бюст ее пока не подводил, но бедра становились слишком пышными. Их ожирение и называется целлюлит. По русским меркам, такая попа, подчеркнутая узкой талией, — счастье. Но Вика, работавшая «вешалкой для одежды», считала по-другому. Хотя она и собиралась уйти из своего бизнеса, безукоризненные (на американский лад) формы должны были отличать ее пожизненно.

Хлопнув по ляжке, она горячо продолжила:

— Что творится! Скоро ничего не смогу себе купить.

— Почему?

— Как ты не понимаешь! Задница становится как галифе, а талия прежняя. Размеру одежды не будет соответствовать. Не ушивать же вверху юбки.

— Так проблема только в одежде? — недоумевал майор.

. — Во всем, Юрик, проблема. Арбузищи будут вместо задницы. Надо принимать меры. Сегодня поеду на консультацию к специалисту по этим вопросам. Необходимо сделать операцию: отсосать лишний жир.

— Ты это серьезно?

— Вполне. Вечером вернусь. Ты пока спи на свежем воздухе. Приеду — всю ночь спать не дам.

— А мне у тебя все нравится, — пробормотал Осиповский, сжимая ее бедра.

Она скользнула под Юрия, принимая его в себя, охватывая спину горячими ногами. Он вонзился в самый центр великолепия окружающей жизни.

«Жигули» оперуполномоченного Костре-цова «висели на хвосте» «мерса» Осиповского, когда майор ехал на дачу. Пока он скрывался от своей депрессии в объятиях Вики, Кость торчал напротив дачи в кустах, радуясь заросшей вдоль и поперек территории.

Выйдя от Яши Тундры, он решил взять Осиповского под наблюдение. Проехал к ГУУРу на Житной улице, дождался, когда майор после обеда появился на автостоянке.

Дорогостоящее гнездышко, которое Кострецов сейчас лицезрел, лишило его последних сомнений в том, что Осиповский — предатель и уголовник со стажем. По тому, как майор обихаживал владения и вел себя, было понятно, что это его собственность. Нажить такую взятками и даже наводкой на «исполнение» банка майору утро было нереально. За этим, безусловно, стояла широко развернутая преступная деятельность.

Капитан вел наблюдение и сокрушенно думал: «Жаль, что в строю торчит такая гнида». Теперь ему требовалось разработать Осиповского по полной программе, применяя весь арсенал дозволенных и недозволенных приемов из оперской практики Поэтому он обрадовался, когда увидел, что подружка майора засобиралась с дачи.

Она прошла к своему «опелю», села за руль. Осиповский помахал ей с веранды. Кострецов ринулся к «жигулям», оставленным неподалеку от выезда на трассу. Вскочил в машину и вскоре вырулил на шоссе вслед за «опелем».

Вика направлялась в косметический салон, хирург которого делал пластические операции маявшимся от жирной жизни дамочкам.

Кострецов притормозил около салона, проводив взглядом Вику до дверей. Ему требовалось войти с нею в контакт и в лучшем случае — познакомиться.

Сергей вышел, поизучал рекламные объявления на витрине и прошел в приемную, где кроме Вики ожидала беседы с мэтром еше пара прекрасно одетых девиц.

— Вы последняя? — спросил он у Вики, присаживаясь в кресло рядом с ней.

Она кивнула и продолжила оживленный разговор с соседками по очереди. Из него капитан быстро уяснил проблему целлюлита, неотвратимо вставшую перед Викой. Дождался, когда одна из посетительниц прошла в кабинет, а вторая погрузилась в чтение журнала. Обратился к Вике:

— Вы уже заплатили аванс за операцию?

Она настороженно поглядела на него.

— Нет. А что?

— Моей жене тут устраняли целлюлит. Изуродовали как Бог черепаху.

— Да что вы говорите! А зачем вы снова пришли? — по-деловому спросила Вика, все хватавшая на лету.

— Сказать им пару крепких слов. А что еще можно? Это же не государственное учреждение. И деньги, что содрали, не вернут. Шарлатаны и проходимцы. — Кострецов взглянул на часы. — Времени сегодня уже нет. Придется отложить до следующего раза.

Он поднялся с мрачной физиономией и зашагал к дверям. Вика выбежала за ним на улицу.

— Постойте. Скажите в двух словах, что с вашей женой произошло?

Капитан остановился, закурил сигарету.

— После операции — ухабы на бедрах, а из кожи, как зажила, какое-то крошево. Стала будто б закручиваться на тех местах, где жир отсасывали. Такая каша, что даже передо мной супруга стеснялась раздеваться. Уж не говорю, чтоб обнажиться на пляже.

— Ну, а ноги стали стройнее?

— Только первое время более-менее были. Через пару месяцев все по-прежнему налилось. «Обули» тут в полном смысле.

— И что же она думает делать?

— Слава Богу, уже сделала. Подсказали ей истинного специалиста. Он мало того что брак этого салона исправил, но и форму бедрам придал, будто по лекалу. Снова, конечно, уйма денег ушла. Но за классную работу не жалко. Уж с полгода прошло, кожа гладкая, жена как статуэтка, хоть в топ-модели.

Вика с тревогой посмотрела на него.

— Я топ-модель. Мне нельзя рисковать.

— Меня зовут Костя, — представился опер.

— Вика, — сказала она. — Что же вы посоветуете?

— Бегите из этого заведения сломя голову.

Вика ласково тронула капитана за рукав, качнув плечом, отчего шары ее груди без лифчика подпрыгнули, пробивая шелк блузки сосками.

— Ну-у, помогите мне, Костенька, — томно протянула она. — Кто тот специалист, что вашей жене сделал?

— Видите ли, Вика, у него не так, как в этом салоне. Берет на операции только по знакомству.

— Но вы-то сумели жену устроить, — проговорила она, капризно вытягивая пунцовые губы.

Сергей вздохнул, изображая нерешительность. Вика стояла перед ним, как бы в рассеянности теребя бусы поверх блузки, отчего под гладкой тканью еще яснее обнажились прелести ее бюста.

— Ладно, позвоню этому врачу, — произнес Кострецов, игриво улыбаясь. — Но с вас за протекцию причитается. Сообщу о результатах на днях.

Она потянулась к Кострецову, жеманно чмокнула его в шеку. Викин путь на «кошкину дорожку» пролег не через одну постель воротил модельного бизнеса. Для дела она привыкла использовать все возможности своего тела.

Кострецов взял у Вики визитку с номерами ее рабочего и сотового телефонов. С таким же воодушевленным лицом, как Осиповский пару часов назад, он помахал ей, когда она выглянула из «опеля» на прощание.

Глава вторая

Эту ночь на даче Осиповский с Викой, как она и обещала, мало спал. Вика была в постели опытной и неутомимой, и он поддавался ее напору, чувствуя, как очередная волна депрессухи отступает.

Наутро, сев за рабочий стол в управлении, майор был в более-менее нормальной форме, чтобы дальше разбираться со своими подпольными делами. Он недоумевал, почему вчера Яша не вышел на связь, как они договаривались.

В это время Тундра ему и позвонил.

— Извини, что на службу звоню, но вечером дома тебя не застал.

Осиповский был в кабинете один и мог разговаривать в открытую. Яша с ходу перекладывал с больной головы на здоровую, не упоминая вчерашнее утро, и майор резко перебил его:

— Не лепи. Я от тебя звонка вчера утром ждал. Почему не отзвонился?

Яше крыть было нечем. В назначенный Осиповским час он как раз мерялся силами с Кострецовым во дворе, потом выяснял с ним отношения дома. А после всего, еще выпив, завалился с облегчением спать.

Яша стал оправдываться:

— Да объект внезапно сел в тачку. Я ца-панул такси, погнался, не догнал. Потом позвонил в банк, там говорят, что он заболел и находится дома. Все ясно, встреча с твоим человеком бесполезна.

— Ты должен был отзвониться сразу же, как все это установил. Что полезно-бесполезно, не тебе решать.

— Слушай, — с прорвавшейся злостью сказал ундра, — ты мне совсем отдавил мозоли. Чего еще изволите?

Осиповский с трудом сдержался, чтобы не наорать на стукача. Как все люди, привыкшие прятать камень за пазухой, он наглухо утаивал свои эмоции, особенно если решался угробить собеседника. А в этот момент майор осознал, что и Тундру придется убирать.

Отработав все, в чем нуждался Осиповский, Яша оставался опасным свидетелем охоты на Серченко. Лишним Тундра был еще и потому, что являлся напарником майора по запущенной «дезе» насчет ахлоповского ограбления. Если выяснится даже одно это, Осиповскому несдобровать.

— Да ладно тебе, — мягко произнес майор и изрек фразу, недавно услышанную им по телевизору: — Нужно принимать правила игры жизни, чтобы ценить все, что нам дано.

— Это ты сам придумал? — поинтересовался тоже остывший Яша.

— Сам, — сказал Осиповский и развил чужую мысль по собственному разумению: — Это, например, свобода и деньги.

Тундра тоже был не лыком шит, он прочитал, хотя и хаотически, немало разных книжек и припомнил афоризм американского философа Эмерсона, очень подходящий к нынешнему моменту его жизни:

— Часто деньги стоят слишком дорого.

Осиповский мысленно отметил, что готов подписаться и под этим изречением: настолько оно соответствовало его настроению в последнее время. Он сказал:

— Нам всем есть о чем подумать. Ты это можешь сделагь в отпуске. Когда уезжаешь?

— Теперь через неделю, тот билет-то пришлось сдать, как ты просил, — указал новый срок Яша, учитывая, что, пока сломанная ключица хоть немного не заживет, трогаться из Москвы не стоит.

К тому же теперь ему надо было придумать, как отделаться от Кострецова.

— Всего хорошего, — попрощался Осиповский. — Позвони перед отъездом.

Он посмотрел на лист бумаги перед собой, куда записал номер Яшиного телефона, высвеченный на определителе.

Яша никогда не обозначал Осиповскому свое место проживания. Зная, что его номер могут установить таким определителем, он всегда звонил из своего «заныра» майору только домой — там аппарат был без определителя, — а на службу — с других телефонов. Но у Тундры все перемешалось в голове после вчерашних событий, и он, не страхуясь, звякнул в кабинет куратору из дома.

Имея Яшин телефон, узнать Осиповско-му его адрес было просто. Он подумал, насколько удачно, что Тундра задерживается в Москве. Его необходимо было убрать в первую очередь.

По Серченко же теперь предстояла операция более тщательная, чем раньше, когда можно было просто воткнуть ему нож в толпе у метро. Убийство Серченко дома придется камуфлировать под криминальную случайность. Гибель безопасника вскоре после ограбления охраняемого им банка стали бы расследовать досконально. Это уголовника Тундру можно «завалить» не мудрствуя: такое всегда спишут на его криминальные связи.

В числе людей, от которых так или иначе нужно было отделываться, беспокоил Осиповского и Кострецов. Тот со своими стукачами мог добраться до Яши прежде времени. Осиповский решил прижать его компроматом, на какой уже намекнул капитану в последней беседе.

Он набрал номер оперативника Петра Ситникова, не подозревая, что это старый товарищ Кострецова.

— Добрый день, это майор Осиповский из ГУУРа. Кострецова с Чистых прудов в вашем районе нет?

— Никак нет. А что ему делать на Сретенке? — незамысловато спросил Петя.

— Да мы тут по розыску чистяковского Яши Тундры с ног сбились. Кострецов нужен, не могу его отыскать. Насколько знаю, он на Сретенку часто заглядывает.

— Это моя территория, Кострецову здесь нечего делать, — изображая раздраженность, произнес Ситников.

— Плохо знаешь свою территорию, — начальственно переходя на «ты», сказал Осиповский. — Он там у тебя банду Маврика отпустил, а ты ушами хлопаешь. РУОП ее взял, и теперь позор на все наше управление.

Это известие не на шутку озадачило Ситникова. Он переспросил с неподдельной горячностью:

— Отпустил? Как это отпустил?!

— А черт его ведает! У меня есть опер-данные, что была разборка возле закусочной Ашота. Мавриковы ребята на того наехали. Появляется Кострецов с пистолетом в руке. О чем-то поговорили, Мавриковы отъехали, а он с Ашотом выпивать в закусочную пошел.

— Спасибо, что подсказали, товарищ майор, — сказал Ситников.

— Не за что. Но будь на своем участке хозяином. — Осиповский с удовлетворением положил трубку.

«Всего-то и дел, чтобы этого костяного покруче подставить, — подумал он. — Это не доклад по начальству, перед которым Кострецов оперативной необходимостью отбрешется. А вот пусть и среди «земляных» о нем слава пойдет. Честь утро приложил, залез на чужую территорию, а ее опер о том и не знает. И Ашот этот Яшин в катавасии тоже пригодился».

У Кострецова был верный коллега, которого Сергей не хотел втягивать в это тяжелое дело: сретенский опер Петя Ситников, медлительный на вид увалень.

Он, может быть, и остался бы вне игры, если бы на него не напоролся Осиповский, стараясь потопить Кострецова. Вместо того чтобы разозлиться на Сергея после безусловно точной информации гууровца, Ситников, хорошо зная капитана, стал размышлять по-своему. Он попытался сопоставить сведения от Осиповского с приблизительно таким же доверительным звонком из ГУОПа насчет Ашота.

Буквально накануне Ситникову позвонил гуоповец и попросил не беспокоить Ашота, если возникнут подозрения в его причастности к исчезновению Молота.

Петру нетрудно было сообразить, что так хлопотать из самого ГУОПа могут только за своего стукача. Он придержал эту информацию, чтобы поделиться ею лично с Кострецовым, который именно от него пошел внедряться к Ашоту. Но в текучке руки не дошли связаться с Сергеем.

Из разговора с Осиповским Ситников узнал, чем закончилось предприятие Кострецова. Значит, юркий Кость «закорешился» с Ашотом до такой степени, что «отмазал» его на разборке с Мавриковыми, безусловно сводящими с тем счеты за убийство их бывшего предводителя. Петра задело, что лихо действующий на сретенском участке Кострецов не проинформировал его об этих подвигах. Но накат Осиповского на Сергея был поважнее личных обид.

Сретенский опер понял, что дела, которые раскручивал Кострецов, попали в перекрестье интересов ГУОПа и ГУУРа. Да так завихрились, что Сергея уже топили свои, как этот майор из ГУУРа. Ситников, работающий в самом центре Москвы, хорошо знал все сложности, наслоившиеся в конкуренции угро с созданным в МВД после перестройки ГУОПом, расплодившим РУОПы (региональные управления по борьбе с организованной преступностью) параллельно отделам уголовного розыска.

Соперничество ГУУРа и ГУОПа, как в капле воды, отразилось в сваре между Яшей Тундрой и стукачом ГУОПа Ашотом. Сит-никеов этого не знал, потому что Кострецов, как и положено, не сообщил ему о внештатной работе Тундры на ГУУР.

Петр не был тонким стратегом-аналитиком. Типичный «земляной» тактик, он задумался о том, что лично может сделать в этой раскрутке, чтобы помочь и Кострецову, и родному угро.

Ситникова, как и всех сыщиков уголовки Москвы, раздражали эти выскочки руоповцы. Они насолили и ему лично, взяв банду Молота — Маврика, обитавшую на его территории.

Сретенский сыскарь сунул пистолет в кобуру под пиджаком и пошел «раскалывать» Ашота, стучащего ГУО Пу.

Ашот, охваченный непреходящим ужасом, продолжал отсиживаться во время рабочего дня в своем дзоте-подсобке. Он нашел киллера на Тундру, но не имел сил взяться за Яшин розыск. Ашот попал в наркотический запой. Теперь он кололся и утром, и в обед, и вечером.

Ситников по-хозяйски вошел в закусочную, где не увидел Ашота. Он двинулся к двери в подсобку и грохнул в нее кулаком.

— Кто там? — раздался изнутри слабый голос Ашота.

— Открывай!

Ашот узнал громогласье сретенского опера и открыл дверь. Петя шагнул в затхлость подсобки, остановился перед Ашотом. Уперся в него буравящим взглядом своих маленьких глаз и скомандовал:

— Пошли. Я тебя задерживаю.

— Что такое, честное слово?

— Задерживаю по убийству Молота. Есть сведения, что твоих это рук дело. Допрыгался, Ашот. Идем в отделение, там сниму с тебя показания по всей форме.

Ашот растерялся. Его гуоповский куратор давно должен был «погасить» эту проблему на уровне местных ментов. Исчезать Ашоту из закусочной было нельзя, потому что в любой момент могли появиться «общако-вые» хозяева.

— Допрашивай здесь, Ситников, честное слово, — попросил он. — Я не отказываюсь рассказать все, что знаю.

Петя подумал, что ему повезло: раз Ашот по каким-то причинам не хочет отлучаться из закусочной, то быстрее разговорится. Ситников продолжил резче:

— Хорош базарить! — и схватил Ашота за рукав. — Ты в камере мне нужен. Оттуда вряд ли уже выйдешь.

Ашот забеспокоился, что пропадет надолго. Он не сомневался: куратор его отовсюду вытащит, в деле Молота — Маврика он был сбоку припека. Но требовалось срочно сообщить куратору о происходящем. Видя непреклонность Ситникова, Ашот испугался, что тот его законопатит не в отделение, а поглубже — в изолятор. Причем сдаст по линии утро, и ГУОПу сложно будет его вызволить.

Ашот приложил руки к груди и сказал со слезой в голосе:

— Сейчас пойдем. Но разреши матери позвонить, что долго не увидит, понимаешь.

— Ну чего плетешь? — Ситников рассмеялся. — Мать твоя, если жива, в Армении проживает. Забыл, что в Москве находишься?

Ашот хотел залепить, что по межгороду будет звонить, но головой, хотя и чумовой от наркотиков, сообразил: набирать-то придется московский номер.

— Какая разница, начальник? Родственнику в Москве позвоню, он матери на родину передаст.

— Нет, Ашот. Такие фокусы не проходят. Теперь звонить будешь только мне и без телефона.

— Погоди! — взмолился Ашот, обессиленно плюхаясь в кресло.

Он со страхом представил, что сегодня может остаться без «дозы». Это его просто подкосило. Ашот пролепетал:

— Погоди, начальник. Может, договоримся? Я тебе денег дам.

Ситников тоже присел, продавив диван своей массой.

— Ашот, ты чего? Не в курсе, что Петро Ситников денег не берет?

— Возможно, мало тебе давали, честное слово. Я много дам.

Петя прищурился и зловеще произнес:

— За такую наглость, Ашотка, я тебя в надежную «пресс-хату» устрою. Там тебя так проутюжат, что забудешь маму родную.

От безысходности Ашот пошел на последний шаг.

— Тогда звони моему куратору в ГУОП! Вот его телефон.

Он написал на бумажке номер и фамилию куратора.

Ситников узнал фамилию гуоповца, который звонил ему, чтобы не трогали Ашота. Он изобразил изумление, граничащее с уважением.

— Это другое дело… Значит, ты Маври-ковых сдал и в обнаружении трупа Молота помог?

Ашот кивнул и разгладил усы.

— А что же с Молотом случилось? — спросил Ситников, понимая, что Ашоту по этому делу теперь нечего скрывать.

— Мы с Молотом здесь были для базара с Яшей Тундрой, понимаешь. Яша с Толя-нычем явился, но тот спрятался. Драка началась, и Толяныч Молота застрелил. Видишь, я чистый! С какой стати меня задерживать решил?

— Были некоторые соображения, — темнил Петя. — Но теперь нет вопросов. А с куратором твоим я разговаривать не собираюсь, и тебе о нашей встрече докладывать ему не советую. Сечешь, в чем дело?

— Конечно. Угро с ГУОПом не дружит.

— Правильно, Ашот. Так что станем с тобой в дальнейшем общаться за спиной твоих начальников. Будешь мне помогать?

— А куда мне деваться! — удрученно воскликнул Ашот.

Он не имел права раскрывать себя, тем более оперативнику уголовки. Ситников, шантажируя докладом хозяевам Ашота о его признании, мог армянина не только использовать для своих операций, но и прощупывать через него планы ГУОПа. Но Ашота, решившего присвоить армянский «обшак», такие издержки уже не волновали.

— Всё ясно, Ашот, — проговорил Петя. — Ты мне помогаешь, я — тебе.

Ашот, опытный в торговле, запросил сразу:

— Мне позарез надо установить, где Яша Тундра прячется.

— А чего, сильно давит на хвост? — поинтересовался Ситников, часто употреблявший те же выражения, что и его блатные «подопечные».

— Крайняк уже, понимаешь. Надо найти его во что бы то ни стало. Я тебе, Ситников, раскололся. За такое постарайся, честное слово.

— Сделаю все, что могу. — Петя кивнул и, поднявшись, вразвалку вышел из подсобки на улицу.

Он торжествовал: хоть как-то уел ГУОП.

Глава третья

Осиповский сколачивал свою банду по уже имеющемуся опыту таких шаек среди бывших и нынешних работников служб правопорядка.

Самая лихая из них в 986 году у московского универмага «Молодежный» расстреляла двух инкассаторов и женшину-милицио-нера. Двое из банды раньше были сотрудниками уголовного розыска, а один — бывший сотрудник КГБ. В 994 году нанятый в киллеры уфимский омоновец ликвидировал заместителя председателя Верховного Совета Башкирии Р. Мусина. Он высококвалифицированно поставил гранату «на растяжку» к калитке у дома жертвы.

В 1995 году группа налетчиков брала столичный ювелирный магазин «Ева». Они застрелили одного охранника и ранили второго. Организатором ограбления и главарем банды являлся следователь следственного отдела МВД России.

Команда Осиповского состояла из действующих сотрудников милицейских служб. Все они были профессионалами и организовали свою деятельность по четким оперативным и конспиративным правилам.

В группу помимо главаря Осиповского входили шесть человек, поделенных на две «тройки». Активные рабочие контакты членов группы поддерживались со строго ограниченным числом лиц. Каждый специализировался лишь в двух-трех областях. Разделялась информационная и оперативная работа: одна «тройка» занималась разведкой и контрразведкой, другая была исполнительной, киллерской.

Тайна может сохраняться максимум пятерыми людьми. Поэтому каждая из «троек» работала по своему засекреченному плану, автономно от другой. Все данные шли только к Осиповскому, и решения он принимал единолично.

Никто из членов банды не знал (и не стремился знать) настоящих имен друг друга и мест основной работы. Для псевдонимов они пользовались номерами, кроме Осиповского, проходившего под кличкой Оса. Ин-формтройка состояла из Первого, Второго, Третьего. Киллерская тройка — из Четвертого, Пятого, Шестого.

Например, в подготовленном устранении Серченко по пути с работы домой человек из информтройки должен был «взять» у Тундры Серченко и «провести» его до намеченной точки, в которой бы того ликвидировал киллер другой «тройки».

В информтройке «служили» милиционеры, близкие к оперской практике. В киллеры Оса набрал парней из ОМОНа и СОБРа. Команда работала профессионально, не зная промахов За время двухлетней деятельности банды знатоков никого из них даже не ранило. Они же оставили после себя десять трупов.

Осиповский тщательно подготовил убийство Яши Тундры. Разведчики банды по установленному Яшиному адресу определили подходы к квартире, изучили времяпровождение Яши и Зинки.

Те замкнулись в своем жилище. Продуктов у запасливой Зины всегда было на неделю вперед — на такие вот экстремальные случаи. Она все время толклась у плиты, готовя череду завтраков, обедов, ужинов. Отвезла Яшу к хирургу, который наложил гипс на его ключицу. Яша закусывал, выпивал, почитывал книжки. Между этими занятиями он по телефону проговаривал с нужными знакомыми и специалистами свой уход из Москвы и из России.

Когда Осиповский узнал от информтрой-ки, что у Яши правая рука в гипсе, майор тем более решил изобразить жиганский его «завал». То есть инсценировать налет блатных, расправившихся с неугодным в их компании. Убивать в таком случае надо было ножом, предварительно изувечив жертву. Такой «почерк» удобен, потому что нож можно унести с собой, а по оставленным на убитом ранам практически ничего не определяется. По пулям же с места преступления многое можно вычислить.

То, что Яша травмирован, облегчало задачу киллеров. Не так-то просто действовать одной рукой, тем более левой.

Майор просчитал со своими киллерами план нападения на Яшу. Решили ворваться в квартиру с двух сторон. Один исполнитель должен был звонить в дверь, отвлекая внимание хозяев. А второй — вломиться в комнату через окно. Ему требовалось вырубить Яшу, припугнуть его подругу и открыть дверь напарнику, чтобы закончить дело. Зинку, как свидетельницу, тоже предстояло убрать.

— Невдалеке от намеченного окна по стене дома шла пожарная лестница. На нее рассчитывал сам Яша, снимая эту квартиру. При опасности Тундра собирался по ней уходить.

Задуманное выглядело складно. Майор Оса с подручными учли все известные им возможности Яши. Но не подозревали, что Тундра прошел школу сексота КГБ. Не взяли они в расчет и Зинку. Ее беспрестанная колготня на кухне убедила наблюдателей, что это типичная затурканная домашняя хозяйка. С другими ее талантами были знакомы лишь Яша да Кострецов, познавший их на собственном черепе.

Петя Ситников, уйдя от Ашота, разыскал по телефону Кострецова и срочно позвал его к себе, чтобы спокойно побеседовать на сретенской территории.

Кострецов шел к Петру, коря себя за то, что утаил от него свои дела с Ашотом и стычку с парнями Маврика. Поэтому, войдя к Ситникову, сказал сразу:

— Снова виноват, Петь, перед тобой до крыши. Наследил у Ашота, а тебе не доложился.

Петя с веселой укоризной поглядел на него и многозначительно произнес:

— Садись, опер. Пока у меня садись.

Выражение широкой Петиной физиономии было предельно заговорщическим.

Кострецов сел.

— Что, Петро, дошли уже и до тебя мои паршивые дела?

— Еще как, Серега. Майор Осиповский позвонил и объяснил, что ты падла.

— Из-за того, что упустил Мавриковых?

— Ага. А я, хоть закончил среднее милицейское заведение, начал кумекать: чего это он тебя сдает. Тем более что до того был мне звонок и из ГУОПа насчет Ашота. Тогда они Мавриковых еще не взяли, хотели оградить своего стукача от беспокойства.

— Ашот — стукач ГУОПа?

— Да, товарищ Кострецов. И наверное, самый их ценный на подведомственной мне «земле».

— Это еще проверять надо, Петя.

— Уже заметано, — подмигнул Ситников. — На Сретенке-то некоторые оперы мгновенно дела проворачивают.

— Лих ты, Петро. Слов нет.

— Расколол я Ашота. Обешал мне сотрудничать, но просит добыть ему Яшу Тундру.

— Ну что ж, Петро, — посерьезнел Кострецов. — Не хотел я тебя в мои дела впутывать. Но ты сам в них впился, как пиявка.

— Пиявки, Серега, очень полезные, они дурную кровь отсасывают.

— Ну так крови туг может быть море. Слушай…

Петя сразу согнал улыбочку с лица. Кострецов стал рассказывать о своем расследовании по Осиповскому. Изложил и служебную биографию Яши Тундры.

Когда Сергей закончил, Ситников проговорил:

— И ведь смотри — вместо бывших прогнивших инспекций по личному составу решили в каждом окружном УВД развить отделения собственной безопасности. А что толку?

— Все плодим ся-размножаемся, — раздраженно сказал Кострецов. На смену ОБХСС — Главное управление по экономическим преступлениям. Сплошь и рядом главные — ГУЭП, ГУУР, ГУОП… А твари в наших рядах как клали, так и кладут с прибором на эту звонкость.

— Это, Сергей, жизнь. Бог для чего-то ее так устроил.

— А ты веруешь?

— А как оперу не веровать? — с вызовом произнес Петя. — Мы ж с разной нечистью боремся. Те черти, что с рогами и копытами, те демоны, что где-то летают, — не наша забота, с ними всякие ангелы-серафимы разберутся. А наша разборка — с теми, которые со шпалерами да «калашами».

— И кто ж Осиповский на этом фоне? — заинтересованно спросил Сергей.

— Самого дьявольского происхождения. Если его угробим, будет нам святая награда.

— Решился со мной на пару встать?

— А как иначе? Двое таких, как мы, любым чертям не по рогам. Причем Осиповский-то из угро, за которое я, так же как и ты, в ответе. Дело нашей чести.

— Спасибо тебе. Пойдем дальше. Меня Ашот нанял Яшу Тундру убить. Я у него за способного на все Серегу Ворона канаю.

— Удобный нам факт! — потер ручищи Ситников. — Уже есть чем ГУОПу хвост прищемить. Внештатный сотрудник по борьбе с организованной преступностью организовывает убийство!

— Лакомо гуоповцев этим приложить. Тогда они перестанут через Миронова меня доставать. Замытарили: подай им Яшу Тун-ДРУ!

— Это куратор Ашота налегает, должен армянину за Мавриковых. А его осведомитель — преступник. От найма киллера Ашоту трудно будет отвертеться.

— Ну, наш-то стукач Яша еще круче.

— Значит, пора, Сергей, тебе от Яши отмежевываться. Сдай его — на словах, конечно.

— Пожалуй, действительно пора, а то как бы Осиповский не опередил, — раздумчиво сказал Кострецов. — Местопребывание Яши сообщать не буду, он по Осиповскому мне еще может пригодиться. А доложу своему Миронову: помогал мне Тундра, как, кстати, подполковник сразу и почуял. Заявлю, что Яша осведомитель Осиповского. И ГУОП между делом приложу. Пускай у майора земля под ногами загорится, пускай нервишки заиграют. А то он с красивой бабой на дачке в ус не дует.

— Ты принадлежность дачи установил?

— А как же! Записана на подругу Осиповского Вику. Надо, Петя, данную девушку зацепить. Я с ней познакомился, обещал свести со специалистом по целлюлиту. Очень она томится излишеством задницы. Требуется Вику скомпрометировать, чтобы использовать по Осиповскому. Ей, похоже, майор доверяет всецело. Значит, она в курсе многих его дел. А как женщину скомпрометировать? Самый верный способ склонить к случайной половой связи. Вряд ли будет трудно: она за избавление от целлюлита, как я понял, кому попало готова дать. Потом можно ее вербануть, своей репутацией перед Осиповским Вика должна очень дорожить.

— Зачем же ей давать кому попало? — Ситников усмехнулся. — У меня на участке есть один врачишка. Гвидонов ему фамилия, гинеколог. Попадался на кое-каком криминале, но я его не привлек, имея в виду вот такие возможные оперативные нужды. Он красавец мужик, хорошего роста, усатый. От баб отбоя нет. Гвидоныч этой Вике осмотр по полной форме и произведет, вроде бы для определения целлюлита и последующей операции…

— Лады, Петя. Сговорись с ним, а я Вике сообшу, что готов ее высший специалист принять… Ну, на сегодня, кажется, во всем разобрались. Темни Ашоту насчет Яши, если будет приставать.

Ситников кивнул и сказал:

— Бывай здоров! Поддержим марку московского угро. Наша уголовка еще при царе-батюшке неплохая была. С каких дел в первопрестольной какие-то салабоны из каких-то гуопов-руопов масть хотят держать?

Кострецов вышел от Ситникова и направился в отдел прямо к подполковнику Миронову.

Постучал в его дверь, с деланной робостью перешагнул порог кабинета. Кость помнил, что подполковник в последнюю их встречу порадовался его поведению, когда он смирил свой норов перед седым начальником.

— Заходи, Сергей, — пригласил Миронов. — Чем порадуешь? Садись.

Кострецов приземлился на стул у стола и сказал проникновенным голосом:

— Товарищ подполковник, правы вы были с самого начала, когда стали интересоваться фигурой Яши Тундры. Действительно, помогал он мне, давал информацию по криминалитету.

— А ты думал старого волкодава провести? — Миронов расплылся в улыбке.

— Так не думал, но хотел Яшу прикрыть, чтобы полегче было его взять. Дело в том, что главный его хозяин высоко сидит. Опасался, как бы он своего внештатника не предупредил, узнав о моих планах.

— Тундра что, ведомственный осведомитель?

— Так точно. Куратор его — майор ГУУРа Осиповский.

— Во-он как, — протянул Миронов, — то-то этот майор и по телефону нам звонил, и здесь суетился.

Кострецов понял, что Осиповский в тот день, когда к нему заглядывал, и Миронова навестил. Да и звонил наверняка не только Славику Унькову.

— Беспокоится майор за своего ценного информатора, — сказал Сергей — Меня вот тоже просил не распространяться никому о Яше. Но я решил, что вы должны это знать.

— А ты у кого служишь, Кострецов? — Миронов грозно глянул. — ГУУР высоко, а я — твой непосредственный начальник!

— Прекрасно отдаю себе отчет, товарищ подполковник. Прошу вас о конфиденциальности по данному вопросу Усиленно веду розыск Тундры, но как бы Осиповский не помешал.

— Дурак, что ли, этот майор? — задумчиво произнес Миронов. — Его Тундру обыскались, а он скрывает информацию. Возможно, тоже потерял своего осведомителя?

— Все может быть. Я у Осиповского был на днях. Он снова настойчиво повторил просьбу не засвечивать Яшу как его сотрудника. Да еще грозил, что если буду болтать, прижмет меня по линии нашего отдела собственной безопасности, — выплескивал Кострецов все, чем мог насолить ему Осиповский.

— А что у него на тебя есть?

— Да я разрабатывал сретенского Ашота, хозяина закусочной. Он противостоял Яше Тундре во всей этой истории, кончившейся убийством Толяныча и поджогом зала. Внедрился я к нему под блатного. Ашот клюнул и нанял меня ликвидировать ундру.

— Ты, я смотрю, Кострецов, времени все же не теряешь, — похвалил подчиненного подполковник.

— Стараюсь. И в ходе внедрения попал я в разборку Ашота с бандой Маврика, которая после убийства Толяныча была в розыске. Мне пришлось выбирать: или задерживать Мавриковых, или вести себя перед Ашотом по легенде. Мной было принято решение: не раскрываться перед Ашотом.

Разозлился Миронов.

— Так поэтому гуоповпы нам пинка и дали! У тебя Мавриковы в руках были, а ты на занюханного Ашота их променял?

— Было оправданно, товарищ подполковник. В результате моей оперразработки Ашота удалось установить, что он внештатный сотрудник ГУОПа, — брал на себя успехи Ситникова капитан, чтобы не подставлять Петю. — Осведомитель ГУОПа нанимает киллера. Это как вам нравится?

— Ага! — Подполковник разозлился еще больше. — Вон с чего меня гуоповцы все последнее время этим Тундрой терзали!

Сами преступника для работы используют и на такого же мерзавца Тундру ополчились! Твоя информация по Ашоту предельно закрыта?

— Так точно. Докладываю только вам.

— Работай спокойно, капитан. А отдел собственной безопасности, возможно, вскоре не тобой, а майором Осиповским займется.

— Можно идти? — спросил, вставая, Кострецов.

— Что по ограблению ахлоповского банка?

— Ухватил след, товарищ подполковник. Но разрешите подробно пока не докладывать.

— Хорошо, действуй. Можешь идти, капитан.

На устранение Яши Тундры пошли киллеры Осиповского под псевдонимами Четвертый и Пятый.

Четвертый в подъезде поднялся к квартире Яши, встал около, прижавшись к стене на случай стрельбы через дверь изнутри.

Пятый взобрался по пожарной лестнице со двора, опробованной ночью на прочность человеком из информтройки банды. Остановившись напротив окна Тундры, Пятый переложил в нагрудный карман комбинезона нож и посмотрел на часы. В назначенную минуту в квартире должен был прозвенеть звонок Четвертого в дверь.

Яша сидел за пивом на кухне, давно готовый ко всяким неожиданностям. Рядом с ним стоял прислоненный к стене автомат. Зина у раковины чистила картошку.

Когда раздался дверной звонок, Яша взглянул на подругу и молча кивнул ей. За эти дни к ним пару раз заглядывали соседи по бытовым нуждам. Ничего особенного и в этом звонке не было. Но Зинка всегда ходила открывать с крайней осторожностью.

Она тихо вышла в прихожую и, держась у стены, стала двигаться ко входу, опасаясь, как и киллер снаружи, внезапных выстрелов через деревянную дверь.

Снова длинно, требовательно зазвонили. Едва Зина приникла к дверному глазку, как в спальне с грохотом посыпались оконные стекла!

Пятый влетел туда. С ножом в руке он пронесся через спальню в коридор, едва взглянув на оставшуюся за его спиной в прихожей женщину. Заметив, что вторая комната пуста, проскочил к кухне.

Яша уже неловко схватился за автомат, но уронил его и теперь, морщась от боли, поднимал оружие с пола. Киллер, остановившийся в дверях кухни, отвел руку, собираясь метнуть в Тундру нож.

В этот миг Зинка дважды выстрелила «гостю» в спину!

Она, по проработанной с Яшей на такой случай схеме, услышав звон стекол, схватила заряженный пистолет, лежавший наготове на полочке в прихожей. Когда киллер, не удостоив ее большим вниманием, тормознул около кухни, Зинка прилежно прицелилась и спустила курок. Этому упорно обучал ее Яша, когда они выбирались в подмосковные леса на шашлыки.

Пятый повалился на пол, уронив нож.

Яша, прыгнув через его тело, выскочил с автоматом в коридор. Без слов мотнул головой вбок, указывая Зинке направление отхода. Она шмыгнула в дверь спальни. Яша ударил длинной очередью в дверь прихожей.

Киллер Четвертый ринулся вниз, перепрыгивая через ступеньки. По выстрелам автомата, которым не располагал Пятый, он понял, что его напарник нейтрализован, операция сорвалась.

— Зинок, собирай манатки! — крикнул Яша. — Уходим!

Тундра поднял с пола нож, которым его хотели прикончить. Склонился над киллером, надавив ему коленом на грудь. Пятый, с двумя пулями в спине, взвыл от боли. Яша прижал кончик ножа к его кадыку.

— Паренек, — проговорил Тундра, — ты истекаешь кровью. Не вызову «скорую» — подохнешь. Кто тебя послал?

— Командир Оса… — пролепетал тот.

Тундра, быстро сообразив, спросил:

— Худощавый, высоколобый, причесывается на пробор, прикуривает от серебряной зажигалки?

— Да, он.

— Спасибо, — сказал Яша и воткнул ему нож в сердце.

Тундра прошел в гостиную и внимательно посмотрел в окно, выходящее на улицу.

Перебежал в спальню, откуда оглядел двор. Ничего подозрительного не заметил.

Вокруг дома уже и должно было быть чисто. Яша не сомневался, что эта операция Осы-Осиповского незаконна. А после такой пальбы киллеры-«тихушники» и их прикрытие исчезают мгновенно.

Зинка перетащила две большие собранные сумки в прихожую. Она помогла Яше надеть на здоровое плечо ремень короткоствольного автомата, натянуть поверх плащ. Он сунул за пояс пистолет, взял в здоровую руку свой «спецбаул».

Они быстро сбежали вниз по лестнице. Зинка ташила вслед за Яшей сумки как пушинки.

Яша выглянул из подъезда, кивнул подружке. Прижимаясь к стене дома, они пробежали во двор. Там, под порыжевшим брезентом, между сараями стоял «форд» Тундры. Они освободили машину от накидки.

Своей ободранной краской, пятнами и вмятинами по обшивке «фордик» внешне мало отличался от накрывавшего его ветхого брезента. Но мотор был отменный. Не любитель показухи и прожженный конспиратор, Тундра держал это средство передвижения не для прогулок по Москве.

Они сели, Яша завел мотор, тот взвыл и ровно заурчал, будто только что сошел с конвейера автозавода. Когда выезжали со двора, Зинка бдительно поглядывала по сторонам.

«Форд» полетел к московской окружной дороге.

— Пора нам, Зинок, на природу, — объяснил Яша. — Лето начинается. Снимем дачку. Особенно мне нравятся места в районе станции Поваровка, куда на электричке ездят с Ленинградского вокзала.

Яша пока не мог анализировать попытку Осиповского убить его. Мысли мешались — так захлестнула стукача ненависть к проклятому куратору.

О станции Поваровка, где на участке «Фламинго» дожидался аккуратно обернутый в целлофан и перевязанный веревками штабелек долларов, думал и Ашот в спертом воздухе подсобки. Но для него этот образ становился лучезарным лишь после очередного укола «герой».

Глава четвертая

Оперу Ситникову не составило труда уговорить доктора Гвидонова принять красивую пациентку, изобразив из себя большого специалиста по целлюлиту, а завершить прием удалым сексом.

Поручение Гвидонову польстило. Но не очень понравилось то, что придется стать героем порнофильма: Кострецов собирался снимать на пленку его возможные развлечения с клиенткой. Однако взаимоотношения с Ситниковым были важнее, и доктор согласился на пикантные условия.

Кострецов сообщил по телефону Вике адрес Гвидонова и время, когда ее примет «зн аменитость».

— А вам, Костя, я что должна? — многозначительно спросила капитана Вика.

— Об этом поговорим позднее, — не менее многозначительно ответил Кострецов.

В день встречи Вики со сретенским доктором Кострецов взял в отделе изъятую у кого-то при обыске видеокамеру и вставил в нее чистую кассету.

Гвидонов провел Сергея в комнату, где принимал пациенток. В ее дальнем углу стояла ширма, за которой и устроился «кинооператор» Кострецов. Направлять оттуда объектив камеры через щели между шторками было удобно.

Вскоре раздался звонок в дверь, и в квартиру впорхнула Вика. Тридцатилетний обладатель смоленых бровей и носа с горбинкой, Гвидонов, ведя пациентку из прихожей,говорил:

— Оперирую я в клинике, а осматриваю на дому. Честно сказать, у меня дел по целлюлиту на год вперед, но Костя за вас попросил. Объяснил, что вы топ-модель. Надо вам помочь, чтобы не отразилось на работе.

— Очень вам благодарна, — певуче сказала Вика и прошла за ним в кабинет, где кроме ширмы стояли медицинская кушетка, гинекологическое кресло и стеклянный шкаф с врачебными принадлежностями.

— Вы и гинекологией занимаетесь? — спросила она.

Гвидонов небрежно махнул рукой, пошире обнажив волосатую грудь под белым халатом.

— Раньше практиковал. Потом поехал в Америку, где специализировался по удалению целлюлита. Теперь только им и занимаюсь… Ну-с, давайте, милочка, посмотрим, что у вас происходит.

Вика, блеснув глазами, скинула туфли. Приподняв юбку, стянула чулки. Ведя бедрами, будто бы в замедленной съемке на «кошкиной дорожке», стянула юбку и тру сики. Потом зачем-то сняла и блузку. Осталась в белом кружевном бюстгальтере, оттенявшем ее золотисто-загорелое тело.

Полуоткрыв влажные губы, она спросила:

— Лифчик снимать?

Гвидонов от такой расторопности немного смешался, но быстро оправился.

— Девушка, я собираюсь придавать форму вашим бедрам, а не тому, что выше пояса. Вы могли бы и трусы не снимать.

— Но вы же сказали: посмотреть, что у меня вообще происходит, — лукаво усмехнулась Вика и присела на кушетку.

— Так-с, — проговорил Гвидонов, по-гусарски разгладив стрелы усов, — лягте на спину.

Вика вытянулась на кушетке. Доктор склонился над ней, ощупывая бедра.

— Хорошая структура мышц, весьма операбельная, — говорил он, ловко перебирая пальцами по бокам Вики.

Большими пальцами он касался выпуклости над ее лобком. Прошелся Гвидонов и по внутренней стороне бедер… Этот гинеколог знал, что делал.

— Теперь перевернитесь на живот, милочка, — попросил он.

Вика повернулась к нему мячами ягодиц. Гвидонов начал деловито обжимать их, как бы пробуя на прочность. Вика вдруг раздвинула ноги и сказала хриплым голосом:

— Ну-у, доктор, опустите мне руку туда…

Гвидонов с удовольствием сунул пальцы «туда». Вика изогнулась, схватила его за ногу, потянув на себя.

Доктор Гвидонов моментально расстегнул брюки. Гимнастически возлег на пациентку и взялся за процедуры, которым в мединституте не учат.

Потом Вика встала на колени, сбросила бюстгальтер. Под ее гладко выбритыми подмышками заплясали колокола грудей. Гвидонов, не выходя из скачки, схватился за них вздрагивающими пальцами.

— Разденься, — приказала Вика..

Гвидонов отстранился, скинул одежду. Два обнаженных тела на белоснежной кушетке были весьма живописны.

Бронзовая от загара Вика манила прилипшей над собольими бровями прядью белокурых волос, яркостью влажного рта, куполами бюста, налитыми торчащими сосками, мощью крутых ляжек. Атлетически сложенный доктор, чьи мышцы перекатывались под курчавыми волосами на руках и груди, казался олимпийским копьеметателем.

Вика опрокинула партнера на кушетку Раздвинув бедра, насадилась на его копье, согнув точеные ноги в коленях. Наклонясь, провела по сухим губам Гвидонова сосками. Он, захватывая их ртом, глубоко вошел в женщину снизу, до красноты сжимая ее ягодицы руками.

Вика вскрикнула и стана вести бедрами, топя пронзавший ее дротик литьем задницы, с размаху ударяясь влажным щитом живота в партнера. Она откидывалась, рассыпая волосы по длинной шее. Ее груди танцевали, лаская жадные губы доктора, ввинчиваясь твердыми сосками в его жесткие усы.

— О-о-о! — взвыла Вика, вскидывая ноги Гвидонову на плечи и обнимая его руками за мускулистую шею.

Он подхватил Вику снизу. Вонзился в нее, сминая жаркую бронзу ягодиц. Она опустила ноги, сжав ими бока партнера, и призвала:

— Ну-у…

Они закричали одновременно… Слились в клубок, где женские груди плюшились скалой мужского торса…

Кострецов добросовестно снимал.

После пальбы в Яшиной квартире туда, когда хозяев след простыл, по вызову соседей нагрянули милиционеры. Они взломали дверь, обнаружили труп неизвестного.

Кострецов узнал о стрельбе у Яши из городской сводки происшествий, которую он ежедневно тщательно просматривал.

Капитан позвонил Ситникову:

— Давай, Петя, на выезд. У Тундры на хате бой был. Надо вместе посмотреть.

Ситников заехал за ним на машине. Вскоре оперы поднимались к квартире Яши, где уже отработали их коллеги.

Зайдя внутрь, друзья начали дотошно осматривать помещения. Потом присели, подводя итоги.

— Безусловно, налет с покушением на убийство, — сказал Кострецов. — Ломились через окно и входную дверь, Яша отстреливался. Очередь из автомата через дверь засадил. По фактуре следов пуль видно, что стреляли изнутри.

— Кто ж его решил приголубить?

— Это не по линии Ашота. Он мне аванс заплатил, других нанимать не будет.

—;\шот суетиться и не в состоянии, — подтвердил Ситников, — еле живой от наркоты.

— Загадочное покушение. Черт этого Тундру разберет. Судя по его подвигам, у него врагов может быть пол-Москвы, не считая прочих территорий бывшего СССР.

— А Осиповский не мог? — сказал Петя.

— Мог, конечно. Тундра — свидетель опасный. Например, пас Серченко по приказу майора. И конечно, о криминальной деятельности своего куратора Яша что-то знает. Вернее, догадывается. Осиповский его в эти дела, очевидно, не посвящал, раз по Серченко втемную использовал. Но Яша-то психолог еще тот. Опасен Тундра Оси-повскому и как соучастник по «дезе» ахло-повского ограбления. Если Осиповский на Яшу напал, то он меня все же опередил, хотя и неудачно.

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что поздновато я его как куратора Яши Миронову сдал. Если бы пораньше, то прижало бы майора начальство или отдел собственной безопасности. Тогда он бы на налет не отважился, если, конечно, это его работа. А так, сам не ведая, опять подкла-дывает мне свинью. Ушел теперь Тундра из-под моего колпака.

— Не будем, Сергей, гадать. Давай поедем и убитого здесь человека осмотрим. Может, этот мертвяк что-то прояснит.

Они вышли из квартиры, спустились вниз.

— Глянем вокруг на всякий случай, — предложил Кострецов.

Оперативники прошли вдоль уличной стороны дома, завернули во двор. Остановились под окном спальни Яши, осматривая пожарную лестницу, по которой взбирался киллер. Ее нижний конец висел высоко над землей.

— Тренированный парнишка лез, — сказал Петя.

Кострецов оглядывал двор. В углу между сараями заметил валяющийся комом брезент. Кострецов пошел к нему.

— Петро, кто это добром раскидывается в наши нищие времена, — сказал Сергей Ситникову.

Тот присел на корточки.

— Добра-то, почти сгнил брезент. Это накидка была, а под ней тачка стояла. Не Яшина ли?

— Все может быть. Быстро уезжали, судя по тому, как брезент скидывали. Пойдем-ка уточним.

Они вернулись к подъезду Яши, около которого на лавочке под пригревающим солнышком, подстелив газетки, уже сидели бабули, привыкшие за последнее время к расспросам милиции, и с готовностью обратили взоры на оперов.

— У вас во дворе под брезентом машина стояла… — начал Кострецов.

Бабки дружно прервали:

— Жильца она, Яшки этого… Так и гнила, мало ездил.

— А какая машина была из себя?

— Синяя и вся ободранная. Прямо места живого на ней не было. Иностранная.

— Какой марки, не знаете?

Одна из бабок задумалась, потом вспомнила:

— Внук мой в этом разбирается. Как он ее называл? A-а, какой-то «фрод».

— «Форд»?

— Во-во!

Они поехали в морг, где лежал убитый киллер. Осмотрели тело.

— Серега! — воскликнул Ситников. — Я этого парня точно видел. Он, по-моему, из наших.

— Мент?

— Ну да. Зрительная память у меня о-го-го! Мелькало, по-моему, это лицо на кадрах оперативной съемки. Там захват омоновцами какой-то банды показывали. На деле все омоновцы в масках были, а как повязали и отправили бандюков, некоторые их скинули. Этот-то парняга, чудится мне, среди омоновцев и мелькнул. Видишь, ежиком стриженный, челюсть квадратная. Я тогда еще подумал: рожа неприятная, сам на бандита похож.

— Да у тебя, Петь, челюсть тоже будь здоров и остальная физиономия не очень духовная, — усмехнулся Косгрецов.

Ситников, пропустив его слова мимо ушей, энергично сказал:

— Можем парнишку проверить. Ты фотоаппарат взял? Снимай.

Кострецов достал из сумки фотоаппарат «полароид», карточки из которого выскакивают готовыми, и стал делать снимки трупа.

— Лицо, лицо подетальнее бери, — подсказывал Петя. — Откуда у тебя всевозможная аппаратура? У Гвидонова камерой снимал, сегодня «полароид» притащил.

— А много, Петя, плохих людей на Чистяках. Приходится все время хватать их, прихватывая и вещдоки. Кое-что у нас в каптерочке и оседает. И видишь, как в оперцелях годится.

Ситников грустно улыбнулся.

— Так и выкручиваемся. Правительство ни тачек путевых, ни оргтехники не предоставляет. Раскулачиваем.

Они посмотрели фотографии.

— Не так, как «никоном» криминалист бы снял, — заметил Петя, — но нам и такие карточки сойдут. Едем теперь в ГУВД, там у меня на личных делах сотрудников блондинка Леночка сидит.

— У тебя? — улыбнулся Кострецов.

— Выходит, что у меня, если без санкции начальства рыться в картотеке дает.

— А вообще дает?

— Только таким бездуховным мордоворотам, как я, — съязвил Петя.

Оперативники прибыли к следующему месту назначения.

Полнотелая Леночка озарилась задушевной улыбкой, увидев Петра. Кострецов полюбовался на их пару: оба статные, крепкие, подходят друг другу.

— Петя, — сказал он, когда они взялись за картотеку московского ОМОНа, — никогда ты мне о Леночке не говорил.

— Тебе ли, Кость, на такое указывать? От тебя даже по служебным вопросам ни хрена не добьешься, пока к стенке не придавишь, — проворчал Ситников.

Они углубились в работу. Пете повезло найти того, кого искали.

Сличили фото из морга и в служебном деле. В квартире Тундры был убит двадцатисемилетний прапорщик ОМОНа. Кострецов списал его данные в блокнот.

Раскланялись с Леночкой, успевшей за это время погуще подкрасить ресницы, что у сотрудниц в милицейских стенах не одобрялось.

На улице сели в машину, закурили.

— Теперь почти стопроцентная уверенность, что атаковали Тундру люди Осиповского, — произнес Кострецов. — Этот прапорщик, похоже, член его кримгруппы. Брал, наверное, и Ахлопова. Чем они еще прославились?

— Если у Осиповского банда из ментов, то следы умеют гасить. Ахлоповский банк, конечно, не первое их дело. Чтобы десять «лимонов» чисто снять, надо немалую практику пройти.

— Верно. Кадры у майора отменные. Этот прапорщик хоть куда. Благодаря омоновскому опыту должен был облагать быстротой реакции, способностью, невзирая на помехи, концентрировать внимание на избранном объекте, эмоциональной устойчивостью…

— Да, психофизиология отличная, — согласился Петя. — И возраст самое оно. Слишком молодые соплями в такие дела не годятся, а пожилых надо переучивать… Сле-даки еще не выяснили, кто убитый?

— Нет. Проходит как неизвестный. Но его в семье или на службе скоро хватятся. А все же к Осиповскому никак этот труп не приведет. И у нас лишь одни умозаключения.

— Надо крутить девку майора.

— Да, Петро. Займусь этим не откладывая.

Седовласый подполковник Миронов был неплохим волкодавом. Получив сведения от Кострецова по Осиповскому и «гуоповству» Ашота, он, как заслуженный боец угро, начал с конкурирующей организации. Позвонил дружку-полковнику из ГУОПа:

— Здорово! Как ветеранская жизнь идет?

— Привет! — доброжелательно ответил тот. — Пока не жалуюсь.

— А я жалуюсь. Что ж ты, друг ситный, меня Яшой Тундрой напрягал, а подоплеки не расшифровывал? Так друзья не поступают.

— Ты о чем? — настороженно уточнил гуоповец.

— Яша-то, оказывается, вам очень нужен, потому что схлестнулся с вашим стукачом Ашотом на Сретенке.

Гуоповский полковник молчал. О работе Ашота на них он знал, но с приятелем из ГУУРа, конечно, не хотел такими сведениями делиться.

Миронов с напором продолжил:

— Ты кого переиграть задумал? Забыл, что сам в угро начинал? Эх ты, тюля. По Ашоту у меня еще такие оперданные есть, что ваш громогласный ГУОП весьма бледный вид перед министром будет иметь. Так что заткнитесь и не мешайте нам работать.

Не зная, что возразить, гуоповец лишь пробормотал:

— Да будет тебе. Служба есть служба.

— Слу-ужба? А сколько коньяка ты от имени угро выжрал и скольких девочек перещупал? Это тебе хорошая была служба? Некрасиво ты себя повел.

Миронов положил трубку и со злорадством подумал, что за этот прокол дружку немало придется оказывать ему всяческих услуг. Подобно большинству в МВД таких друзей-товарищей, эти двое были преданы друг другу лишь до черного дня. Люди в милицейских погонах, как и во всех спецслужбах, так сказать, профессионально не доверяют никому.

Поэтому Кострецов столь ценил свою «мушкетерскую» дружбу с Хроминым и покойным Бунчуком, да и Петей Ситниковым дорожил.

Потом Миронов позвонил в ГУУР, где у него тоже были обстрелянные знакомые. Доложив там по Осиповскому, подполковник побеспокоился, чтобы майор не пронюхал об источнике этой информации — Костре-цове.

Миронов, хотя и злился на выходки капитана, но считал его своим лучшим опером.

Он почти не сомневался, что раззадорившийся Кострецов добудет Тундру, да и по ахлоповекому делу шустрый капитан уже за что-то крепко ухватился.

После сообщения подполковника Миронова в ГУУР о поведении Осиповского майора там нещадно потрепали. Ему пришлось долго рассказывать о взаимоотношениях со своим внештатным сотрудником Яшей Тундрой. Репутация его была испорчена.

Осиповский не мог понять, откуда на него «стукнули» и кто. Сначала он решил, что это Кострецов. Но по содержанию вопросов, которые ему задавали, майор понял, что дознаватели не в курсе самой черной служебной «компры» на него: «дезе» версии ограбления Ахлопова. «А уж это-то, — думал Осиповский, — Кострецов выложил бы обязательно».

На это и рассчитывал Кость. Не очень полагаясь на Миронова, он сообщил тому лишь о кураторстве Осиповского над Яшей.

Майору некогда было отслеживать источники свалившихся на него напастей. Беда заключалась не в «неполном служебном соответствии», на которое ему, видимо, укажут. Службу он и сам собирался бросать. Катастрофой на этом фоне стало неудачное покушение на Тундру.

Если бы Осиповскому удалось Яшу убрать, то нападки за его осведомителя были бы шелухой. Многое можно было бы списать на мертвого. Но уцелевший Тундра, который в два счета сообразит, кто его пытался убить, из свидетеля против майора превращался в обличителя. Причем он мог отомстить Осиповскому, просто написав рапорт в ГУУР, даже не показываясь никому на глаза.

У Осы голова шла крутом. Яшу было пока никак не достать. И майор стаи вычислять, что еще ему грозит в связи с Тундрой? Все упиралось в Кострецова. Он схватил телефонную трубку и набрал служебный номер капитана.

— Здорово, Сергей! Осиповский тебя беспокоит.

— A-а, привет, Юра! По Яше Тундре пока ничем не могу обрадовать.

Осиповский признался ему едва ли не как лучшему другу:

— Меня уже «порадовали». Откуда-то выяснили, чго Яша — мой информатор. Голову круто мылили.

— От меня утечки не было.

— Знаю, Сергей. Надо бы нам с тобой встретиться на нейтральной почве и обсудить это дело.

— Давай.

— Как ты сегодня вечером? Я закажу столик в ресторане «Фазенда», там кухня отличная.

— Знаю это место, — сказал Кострецов, помня, что туда майор водил Серченко. — Кухня да, хорошая, — добавил он, усмехаясь про себя и прикидывая, что Осиповский надумал и его накормить не хуже, чем Васю.

— Ну так жду там тебя в семь.

— До встречи, Юра!

Осиповский, положив трубку, продолжал размышлять. Кострецов теперь нужен был ему позарез как сообщник или хотя бы как надежный приятель. Что можно было по нему предпринять? Требовалось пробовать с самого ходового — подкупа.

Начавший свою бандитскую карьеру взяточником, майор был невысокого мнения на этот счет и о коллегах. Слишком часто он видел, как «падали» на «зелененькие» самые разные милиционеры.

Осиповский считал, что шантажировать капитана историей с бандитами Маврика является залогом успеха. В сочетании с шантажом подкуп был бы идеален, как подслащенная пилюля.

Этим ходом, полагал майор, он решит все задачи по Кострецову: привлечение к тесному сотрудничеству, получение новой возможной информации по Яше, склонение к сокрытию факта «дезы», создание убойного компромата.

Осиповский стал перебирать шансы на успех операции в «Фазенде»: «Конкретные черты характера Кострецова. Завистливость, импульсивность, жадность? Не то. Беспечность, внушаемость? Кое-что. Порочащие факты и слухи? Имеется: запущено по линии Ситникова. Прецеденты в прошлом? Прокола с Мавриковыми парнями хватит. Авантюризм? Вот это в самую точку. Высказываемые притязания и реальные возможности? Есть: годами в «земляных» ходит. Значимые лица в окружении и их предполагаемые нужды? Тут пусто. Наличествующие бытовые и материальные условия? В точку — живет в халупе. Карьерные и материальные затруднения? Навалом, как у всех ментов. Хобби и мании?.. — Осиповский вспомнил, что рассказывал ему Яша о Кострецове, и подумал: — Опер считает себя поваром непревзойденным и великим гастрономом. Поэтому, очевидно, и ресторан «Фазенда» знает. Ну, такому человеку деньги нужны».

Оса самодовольно подбивал итоги. Нищий опер Кость, беспечно называющий его Юрой, легко поддавшись на знакомство с ним и перепугавшись намека по случаю с бандитами Маврика, при хорошо известной рисковости своей натуры, выглядел готовым на всякое.

Тундра говорил майору о Кострецове: «Босяк, а любит все качественное. На «Мальборо» из последнего наскребает, хорошим пивом балуется. А вообще — фанатичный рыбак; ему хоть рыбу под Москвой ловить, хоть «деловых» щучить на своих Чистых прудах».

Последнюю фразу Яши Оса не вспомнил. Он так заключил «калибровку» капитана на подкуп: «Будет у Кострецова возможность готовить себе разносолы из продуктов лучших супермаркетов».

Глава пятая

Вечером в «Фазенде», сидя за уже накрытым на двоих столиком, Осиповский ждал Кострецова.

Оформили этот ресторан «по мотивам» уютной южноамериканской фазенды, образ которой пленил советского телезрителя из первой на наших экранах «мыльной оперы». По стилю и декору тут сотворили гремучую мексиканско-бразильскую смесь. В духе этого подавали семидесятиградусную текилу.

Кострецов явился в пиджаке и галстуке и, прежде чем сесть за стол, крепко пожал Осиповскому руку. Майор махнул официанту, чтобы нес закуски.

— Обратил внимание на швейцара? — спросил Осиповский капитана.

— Да, по лихому виду и сомбреро не уступит мордам из фильма Тарантино, где герои в кабаке с упырями и ведьмами гуляли.

— А ты следишь за модными фильмами, — отметил Осиповский.

Кострецов собирался сегодня поставить на место зарвавшегося майора и поэтому перестал играть роль рубахи-парня, которому можно вешать на уши все, что угодно. Чтобы взвинтить и, если возможно, спровоцировать на неосторожные слова Осиповского, и так уже приплясывающего на тлеющей под его ногами почве, Сергей многозначительно сказал:

— Я, Юра, за всем и всеми люблю следить. Работа и характер до полной легавости довели.

— Следить — одно, поймать — другое, — парировал майор, удивляясь сегодняшнему Кострецову.

— А второе за первым всегда приходит, если пашешь до упора. Кстати, ты знаешь, откуда пошло слово «швейцар»? В девятнадцатом веке, да и раньше, основной статьей доходов Швейцарии была поставка в другие страны наемников и охранников из вольных стрелков.

— Выпьем за вольных стрелков! — Осиповский поднял рюмку с текилой. — В самый кайф дернуть за них этой крутой мексиканской водки.

Они выпили. Майор был крепок на напитки, а сегодня еще предварительно поел масла, чтобы самого не развезло при раскрутке Кострецова. Но капитан, тренированный пивом, мог устоять и с таким подготовленным собутыльником.

Закусывая, Сергей спросил:

— Уважаешь, Юра, вольных стрелков?

— Ага. Они не нам чета, согнутым под тяжестью погон.

— Вольные-то — это значит бандиты, — заметил Сергей.

— Вольные — это вольные. Неужели ты никогда не мечтал для себя пожить?

— Нет, Юра. Какой интерес?

— Интересов много… — Майор усмехнулся. — Как у тебя по ахлоповекому делу?

— Все так же. А вот по Яше Тундре в самый последний момент, как к тебе собирался, кое-что новое узнал, — небрежно проговорил Кострецов и навалился на салат.

Осиповский остановил движение своей вилки, сказал с улыбочкой:

— Давай по второй, а то, чувствую, сейчас такое расскажешь, что глотать будет трудно.

Выпили. Сергей продолжал закусывать. Майор криво улыбнулся.

— Так что по Яше?

— Был налет на его заныр. Но он отстрелялся и снова ушел в тину.

— Откуда такие сведения?

— Майор, — прищурился Кострецов, — не много ли ты вообше знать хочешь?

— Да я так, Сергей. Мы ж друзья, выпиваем.

— Ты, Юра, одно с другим не путай. А за стол я могу и сам заплатить.

— Ты что, Серега! — воскликнул Осиповский, неловким взмахом руки задев волосы, отчего сбился пробор. — Какие счеты? Я пригласил, я плачу. Резкий ты сегодня.

— Ну, давай еще по одной, — весело сказал Кострецов, — чтобы дружбу не нарушать.

— Это другое дело. — Майор вновь наполнил рюмки. — Выпьем, Юра, чтоб наши враги долго не жили.

— С удовольствием.

Они звонко чокнулись.

— А что, — спросил Осиповский, — хватает у тебя врагов?

— Как и у любого опера. Но возмущает, когда топить пытаются не уголовники, а свои же. Какая-то сучка зарядила слух, что я бандитов Маврика во дворе у Ашота отпустил.

На меня, надеюсь, не думаешь?

— На тебя нет. Но раз треплются, то и до начальства дойдет.

— А тебе-то, Сергей, что? Факты же нужны. А только я могу твой прокол засвидетельствовать, — последние слова майор произнес с нажимом.

— Да плевал я на это. Возьму Яшу Тундру, а победителей не судят.

Осиповский был весь внимание. Снова интересоваться по Яше после отповеди капитана не осмеливался. В щекотливейшем положении себя почувствовал: Кострецов что-то явно нащупал по поиску Яши, но не признался. И Оса с маху взялся за то, зачем пригласил сюда опера.

— Сергей, мы с тобой оба по Яше увязли. Он и тебе, и мне помогал. Но о том, что ты тоже им пользовался, я на дознании в ГУУРе слова не сказал. Покрываю тебя и по проколу с бандой Маврика. А ты? Вон как сегодня отбриваешь. Или считаешь, что я тебе за что-то должен? Ты скажи — отдам. И как хочешь, хоть в долларах.

Майор пристально следил за выражением лица капитана, пытался уловить его готовность «взять на лапу».

Кострецов смотрел твердо и сказал:

— Пока, Юра, ты мне не очень должен, но вскоре, возможно, будешь должен так, что долларами не рассчитаешься.

Осипове кий не сводил с него взгляда, соображая: «К чему гнет? Конечно, к «дезе» по Ахлопову, что мы с Яшей ему запустили. И верно гнет: если Яшу возьмет, тот наверняка по ней расколется. Да навесит на меня Тундра еще на него покушение, продаст и по слежке за Серченко. Как этот капита-нишка учуял? Недооценил я его!»

Майор подосадовал, что поторопился выложить все козыри.

При шантаже манипулировать необходимо предельно осторожно, ограничиваясь намеками и шутками. К решительному прессингу переходят лишь после соответствующей реакции объекта.

Так должен был вести себя Осиповский, но так повел себя Кострецов. Капитан уже давно «откалибровал» майора, и пока тот, чувствуя себя котом, только заигрывал с мышкой, Кость, двусмысленно пошучивая, интригуя предполагаемым «расколом» захваченного Яши, нанес Осе удар. В этой дуэли майор проиграл еще тогда, когда Кострецов доложил «компру» на себя Миронову.

Цели у них в «Фазенде» были разные. У майора — купить Ко с грецова, припугивая. У капитана — также угрожающими намеками вывести из себя Осиповского. Кострецов добивался этого, чтобы Осиповский побольше делал ошибок.

— Отличные были закуски, — сказал Осиповский, чтобы взять тайм-аут в напряженном разговоре, — ты-то должен понимать в этом толк. Слыхал, ты повар хороший.

Кострецов отметил, что майор собрал о нем полное досье, и проговорил:

— Да стряпаю на досуге. Приходится — без жены живу. Но неблагодарное это занятие.

— Почему?

— А желудок что бандит — добра не помнит.

Майор искренне расхохотался, потом кивнул официанту, чтобы нес горячее.

Между делом они уже пропустили по четвертой, потом по пятой большой рюмке. Текила пламенела в крови, но плыл в ее угаре больше высоколобый Оса, несмотря на то что предусмотрительно заправился маслом.

— Хрен с ним, с этим Яшей, — заявил он. — Одним стукачом больше, одним меньше. Даже если и возьмут его, что толку от показаний такой личности?

— Это да, — лениво ответил Кострецов, про себя усмехаясь.

— Вот ахлоповское дело раскрыть — любому почет, — продолжил майор, собираясь еще раз прощупать то, что интересовало его больше всего.

— Знаешь, как говорят, когда висяк по убийству? «Если не могут найти убийцу, значит, убили те, кто ищет».

— Кто так говорит?

— Старые, опытные разбойники. Метят, конечно, в ментов. То же самое может и ограбления касаться.

Осиповский чуть не поперхнулся.

— Ты что несешь, Кострецов! — воскликнул он.

Сергей широко улыбнулся.

— Да я так. Процитировал матерых людей.

Майор налил только себе, выпил без закуски и мрачно произнес:

— Мутишь ты сегодня все время. Черт с тобой, играй в свои игры. Но раз наши дороги расходятся, напомню, что еще те люди говорят: «Не верь, не бойся, не проси». Я верю только в себя, никого не боюсь и просить о чем-то у кого-то никогда и ничего не буду. Что надо — сам возьму.

Кострецов в упор поглядел на него и сказал:

— Говорят это блатяки на вонючих нарах, куда обязательно попадают. А нормальному человеку надо в свое дело верить, слабодушия бояться и силы у Бога просить. Если ты хочешь быть крысой, ты прав. А у меня своя правота.

Капитан встал, бросил на стол деньги и пошел из «Фазенды», в которой уже начал наяривать оркестр.

После попытки Осиповского купить его в «Фазенде» Кострецов, в свою очередь, приступил к вербовке красотки Вики.

Он позвонил ей и сказал со сладкими интонациями:

— Это Костя. Как дела с доктором Гвидоновым?

— Очень хорошо, — весело ответила Вика. — Он позвонит о дате операции.

— Вика, я свое слово сдержал. Теперь ваш черед.

— Вы о том, что с меня причитается? А что бы вы хотели?

— Да ничего особенного, Викуля. Сегодня вечеринка у Гвидонова намечается. Все будут без жен. Я приглашаю вас быть на ней моей дамой.

Вика подумала о крайней полезности этого Кости: он, оказывается, близкий друг Гвидонова. Но ее беспокоило, как бы доктор не приревновал ее к Косте. Портить отношения с Гвидоновым никак не входило в Викины планы.

— А Гвидонов с кем будет? — спросила она.

— С какой-то очередной красавицей. Их у него много в запасе.

— Это заметно. Ну хорошо, Костя, я приеду.

Кострецов решил еще раз использовать квартиру Гвидонова, потому что там был и необходимый капитану видеомагнитофон. Кроме того, жертву шантажа лучше охмурять на месте ее преступления. Гвидонов отдал оперу ключи, чтобы не появляться дома в этот вечер.

Готовилась Вика к свиданию со всей тщательностью. Она не сомневалась, что, судя по ухватке Гвидонова, на этой вечеринке нравы будут свободные. Ей не хотелось подвести собрание, возглавляемое доктором — мастером на все руки. Она натерла тело и одежду смесью вербены, зори и руты: неотразимый способ обольщения мужчин. На этот фокус когда-то попался Осиповский, довольно хладнокровный к женщинам.

Вика подкатила к уже знакомому ей подъезду, поднялась к квартире и позвонила, готовясь к тому, что из нее пахнёт музыкой и гамом начинающегося веселья.

Кострецов распахнул дверь и провел ее в безмолвные комнаты. Он усадил Вику в гостиной перед телевизором и видеомагнитофоном.

— А где Гвидонов и гости? — спросила она.

— У нас дела посерьезнее, — сказал Кострецов и включил аппарату.

На экране в хорошем изображении пошли сексуальные сцены в исполнении Вики и Гвидонова, отлично озвученные Викиными стонами.

Вика растерялась, вскрикнула. В ярости обернулась к капитану.

— Это как понимать, ты, дерьмо?

— Это секс-компромат, Викуля.

— Ты кто такой? Зачем тебе это? — произнесла она уже помягче.

Кострецов выключил видео. Уселся напротив нее и достал свое служебное удостоверение. Показал его Вике на расстоянии, уточнив:

— Но можешь меня называть по-прежнему Костей. У меня прозвище Кость.

— Это ты снимал?

Кострецов решил пощадить оставшуюся у нее стыдливость:

— Нет. Снимал другой сотрудник из-за ширмы в кабинете. Нас целая группа по делу работает.

— По какому делу?

— Осиповского твоего раскручиваем.

— А в чем он виноват? — вызывающе спросила Вика, пытаясь сопротивляться.

— Тебе лучше знать. Дачу-то он на какие шиши справил? И почему на тебя ее записал?

Вика сообразила, что ее другом занимаются всерьез.

«Да еще целая группа, — подумала она. — Как же я при этом выгляжу? Знать ведь не знаю, откуда Юра деньги брал. Но разве поверят, если дачу он на меня оформил? На такое с нерасписанной идут, если она сообщница…»

Топ-модель уже думала только о себе. Инстинкт самосохранения привычно вышелк-нул безотказное, по ее мнению, средство защиты.

Она благоухала призывными ароматами, а голубоглазый, кудрявый парень перед ней отводил глаза, когда они упирались в литые дыньки, выпирающие из лифа платья, в бедра, полно обозначенные под тонкой материей.

— Тут есть что-нибудь выпить? — Вика скинула жакет, обнажая декольтированные королевские плечи.

— Наверное, найдем, — сказал Кострецов, встал и открыл бар. Достал оттуда коньяк, конфеты, одну рюмку. Поставил на стол в центре комнаты и налил из бутылки.

Вика поднялась, прошла к столу. Встала рядом с Кострецовым, прижавшись к нему бедром. Потянулась за рюмкой, касаясь прядью волос уха капитана. Сергей остро чувствовал жар ее тела и одуряюще-прекрасный запах кожи.

Она пристально посмотрела на него озерами глаз под длинными ресницами и нараспев проговорила:

— Тебе понравилось на кассете то, что я делала с Гвидоновым?

— Не очень присматривался, — глотая слюну пересохшим горлом, ответил капитан.

— Ну-у, как же? Ведь ты копию делал.

— Копию можно делать без просмотра.

Он врал, потому что не мог оторвать глаз, когда переписывал с камеры на кассету. Гвидонов там был, безусловно, орел, но и Вика в сексуальном вдохновении ему не уступала.

— Выпьем. — Вика подняла рюмку.

— Я не буду.

— Ну да, ты на службе, — кивнула она и выпила.

На ней было длинное платье с боковым разрезом до самого верха бедра. Под платье Вика ничего не надела. Она сеча у стола, положив ногу на ногу, отчего шлица разъехалась, оголив часть ядреной ягодицы, затянутой в темные колготки.

Кострецов вынужден был сесть в кресло напротив.

— А я все-таки сюда развлекаться приехала, — сказала она. — Ты меня будешь развлекать? Судя по твоим глазам, про жену ты наврал. И сможешь развлечь не хуже Гвидонова.

— Неважно. Мне от тебя помощь нужна, — давя вожделение, отозвался капитан.

Вика встала, приблизилась к нему и наклонилась. Извлекла из лифа голые груди, томившие капитана с просмотра кассеты. Демонстрируя свои прелести, прошептала:

— Поцелуй, тогда помогу.

Кострецову вдруг стало мерзко: вчера хахаль этой девки его покупал, сегодня она предлагает свой товар!

Он оттолкнул Вику так, что она упала в кресло.

— Уймись! — Произнес резко. — Я таких трюков по службе нагляделся. Если не будешь помогать, засвечу кассету Осиповско-му. Мы его и без тебя раскрутим, но ты при даче не останешься. Майор мигом тебя вытурит. Пойдешь дальше в поте целлюлитной задницы на подиуме вышагивать.

Вика заправила груди на прежнее место, уточнила деловито:

— А что, у меня есть шанс с дачей остаться?

— Гарантирую. Мы друга твоего возьмем, а ты как была хозяйкой, так ею и останешься. По документам-то никаких претензий к тебе не может быть. Нравится — живи там, нет — продашь за хорошие деньги.

— Что от меня требуется?

— Рассказывать о Юре, что спросим. Погляди это фото.

Он протянул ей карточку киллера, сделанную им в морге.

— Это мертвый? — спросила она.

— Убитый. Знаешь его? Он должен был с Юрой или около него крутиться.

Вика всмотрелась.

— Был с ним такой. Он вместе с другими ребятами иногда в ресторанах с Юрой встречался. Юра говорил, что это его опербрига-да.

— Почти правильно говорил. — Кострецов усмехнулся.

— На что ты намекаешь?

— Уже, Вику ля, не намекаю. С этими ребятами твой Юра на уголовные дела ходил. Так что, если кого из них снова увидишь, сразу мне сообщи. — Он записал ей свои телефоны и спросил: — Сколько этих парней?

— Человек шесть, кажется. — Она прилежно наморщила лобик. — Но они все вместе никогда не собирались… Так Юра — бандит?

— Еще какой!

— Никогда бы не подумала: высокий лоб, манеры… Я считала, он только взяточник.

— Все, Вика, со взяток начинают. Пощады Юре твоему не будет, он нас продал и опозорил. Так что не дергайся, если спохватишься и захочешь его пожалеть. Пойдешь по делу за милую душу.

Вика поглядела на него тревожно и спросила:

— А Гвидонов целлюлит мне удалять будет?

— Кому что, а для красавицы свой зад превыше всего! — рассмеялся Сергей. — Извини, Вика, Гвидонов — наш человек. Просто изображал из себя специалиста по целлюлиту.

Вика покраснела от злости.

— Трахать тоже входит в его служебные обязанности?

— Нет, об этом мы его попросили. Он не из милиции и действительно врач, гинеколог. Грубо мы с тобой обошлись, а что делать? Твой Юра и перед трупами не останавливается. Парень, которого я тебе на фото показал, в его бандитской операции убит. Хотела команда Осиповского другого человека убрать. А вчера я с Юрой выпивал, он меня, как привык, купить хотел. В таком деле спуску никому нет.

— Юра тебя знает?

— Как ему не знать? По одной линии служим. Но я перед ним не раскрываюсь. Строго имей это в виду. Юра может тебя насчет меня как-то проверять… О Гвидонове он знает?

— Нет, я ему только о своей первой поездке в косметический салон сказала.

— Лады, Викуля. И на будущее: ты мне свои прелести не подставляй. Нормально себя веди, мне помогай — все у тебя хорошо будет. Ничего не можешь добавить по действиям Юры с той «опергруппой»?

— Нет, я только иногда их в ресторане видела. Но когда они появлялись, Юра просил меня уйти. Я их разговоров не слышала. А как я на дачу жить переехала, с Юрой в Москве почти не встречаюсь.

— Но перед твоей поездкой в салон он на даче был, — сказал Кострецов, чтобы дать ей понять о непрерывной слежке его «группы» за майором.

— Это случайно, как-то внезапно приехал.

— Как он себя чувствует?

Вика подумала и ответила:

— Напряженный. Словно от чего-то хочет отвлечься.

— Ну-ну. Поезжай домой, Викуля. Счастливо тебе! Связь по телефону.

Она вздохнула, встала и пошла к выходу, все же фиксируя обольстительную линию ноги в прорези платья от Валентино, которое сегодня никто не оценил.

Вика, если бы устояла на стороне Осы, могла бы вести себя так же самоотверженно, как Зинка. Но ее переориентировало искушение, какое той еще не выпадало.

Без усилий и задарма заполучила Вика крупную недвижимость, а песенка ее хозяина-дружка была, безусловно, спета. И топ-модель с безошибочным расчетом, наличие которого так ценил в ней Осиповский, с легкостью его предала. Предателей всегда предают.

В связи с розыском пропавшего прапорщика ОМОНа тело неизвестного, убитого в квартире Яши, вскоре опознали. Опрашивая соседей, выяснили также, что снимал квартиру некий Яша с пятнистой физиономией и глазами-щелочками. По фото Тундры уточнили: это он и есть.

Ситников, получив эти сведения, быстро направился к Ашоту. Тот отдраил дверь подсобки, поплелся обратно к дивану и рухнул на него.

— Ашот, — сказал Петя, — ты чего? Совсем скис? Приободрись, парень, у меня хорошие новости.

Армянин затуманенно поглядел на него и махнул рукой.

— Вряд ли чем, дорогой, милиция меня может порадовать.

— Ошибаешься. На Яшу Тундру киллеры напали. Он из Москвы сбежал и вряд ли скоро здесь покажется.

Ашот вскочил с дивана, расправляя усы на зеленом от постоянных впрыскиваний лице.

— Да что ты говоришь, честное слово!

— Заметь, я первым тебе это докладываю. Не ГУОП твой, а утро четко информирует.

— Говори дело, понимаешь!

Ситников сел и начал заливать, чтобы набить себе цену:

— Удалось мне установить Яшин заныр. Извини, что сразу тебе не сообщил, но надо ж было за Тундрой понаблюдать. Он не только тебе, а и утро нужен. Ну что? Жил он на той хате не высовываясь. Я уж начал кумекать, как по-умному сделать, чтобы ты ему от души свое слово сказал, а потом бы мы его взяли.

— Ты, Ситников, правильно понимаешь, — одобрил Ашот, — я хотел с ним только побазарить. Ничего больше в виду не имел.

— Да-а. А пас я эту хату в олиночку. И проморгал на нее налет. Точнее, как сейчас думаю, меня те киллеры засекли и ломанулись к Яше, когда я отъехал. Налетчиков было двое. Один у двери, второй заскочил в квартиру через окно. Но Яша отсгреливался и одного завалил. Наверняка Тундра скрылся из Москвы.

Ашот, светлея лицом, сказал:

— Кому только этот вонючий Тундра не был нужен, понимаешь? Я за ним гонялся, ГУОП гонялось, угро подключилось… А нашлись какие-то толковые люди, которые эту суку надыбали и попытались замочить. Большое им спасибо!

Он подумал о Сереге Вороне: «Неужели это его работа? Как же Ворон Яшу нашел? Все может быть у такого крутого парня, честное слово! Не просто так он имя клиента спросил».

— Кого Яша на хате завалил? — поинтересовался Ашот.

Ситников понимал возможный ход мыслей Ашота о нанятом им Сереге Вороне и перечислил приметы убитого, совершенно отличные от кудрявого блондина Кострецова:

— Молодого парня, лет двадцати семи. Чернявый, стрижен ежиком.

— Из блатных?

— Похоже, но личность не установлена.

Петя подумал, что Ашот после его ухода, чтобы уточнить новости, начнет названивать своему гуоповскому куратору. А куратор после того, как подполковник Миронов отбрил его начальство, возьмется за своего стукача с пристрастием. Он попытается выяснить, как проявила Ашота стукачом уголовка. А кроме того, учитывал Ситников, гуоповец может сообщить, что убитый — милиционер.

Чтобы упредить все это, опер начал Ашота запугивать:

— ГУОП, не исключено, сейчас возьмет тебя в оборот. О твоих разборках с Яшей там знают. Решат, что покушение на него — твои проделки.

Он попал в точку, так как Ашот уже не сомневался, что Ворон от нечего делать сам разыскал Яшу и попытался с напарником его убрать. Вымысел Ситникова насчет нажима ГУОПа взволновал Ашота.

— Что ты говоришь, честное слово! — воскликнул он. — Какое я могу отношение к этому иметь? Я все время в подсобке сижу, никого не вижу. Пусть моих официанток спросят.

— Знаю, что ты ни при чем. Но для гуо-повцев выглядит убедительно: ты нанял людей, они нашли Яшу, чуть не завалили. При твоих связях среди «деловых» тебе для «заказа» одного телефонного звонка достаточно. Зачем с кем-то встречаться?

Воспрянувший Ашот быстро приходил в себя.

— Пускай что хотят, то и думают! Надоели их ширли-мырли, честное слово.

Петя продолжал «вешать лапшу» на уши армянину:

— Да, конечно. Пусть докажут. Но все же учти: они могут за тебя и как за информатора взяться. Залепят, например, что убитый киллер из бывших или нынешних ментов. А ты с нашей братией по сотрудничеству близок. В общем, могут глушить тебя по-разному.

— Ты, Ситников, напридумываешь, честное слово. — Ашот рассмеялся. — Как я с ментами близок? Что ты городишь, понимаешь? Мне что, своя жизнь не дорога? Я всегда только с куратором связь имел, да вот теперь ты на мою бедную голову свалился.

— Я тебе, Ашот, все сказал. Дальше сам думай своей бедной головой…

Петя попрощался и вышел.

Вернувшись к себе, Ситников позвонил Кострецову:

— Серега Ворон? Это Петруха Ситник. Можешь идти к Ашоту башли снимать — за потери при завале Яши.

— В натуре, кореш?.. — Кострецов рассмеялся. — Заклинил ты ему мозги?

— В лучшем виде. Как узнал, что опознали убитого у Яши омоновца, я к Ашоту припустил. Теперь Ашот в том, что ты Тундру сам разыскал и постарался с напарником его убрать, почти не сомневается. Даже если он выйдет на своего гуоповского куратора, вряд ли тот будет ставить в известность блатного стукача, что убитый Яшей — прапорщик ОМОНа. Но я на всякий случай «дезу» Ашоту прогнал, что убитый — твой якобы напарник, на уголовника похож.

— У меня тоже нормально. Осиповский за доллары в друзья приглашал, мы с ним в ресторане выпивали. Сказал я ему немало ласкового. Он крепко не в себе. В ГУУРе майора за Яшу тряхнули, и Вика говорит, что в последнее время нервничает ее Юра.

— Вербанул ее?

— Ага. У Осиповского команда человек шесть, ну, теперь пять. Встречались они иногда по кабакам, но никогда все вместе не пересекались.

Ситников подсказал:

— Значит, шесть и было. Наверное, две «тройки» автономные. Удобная мобильная система.

— Пожалуй, да. Ну что? Дальше брать за рога Ашота?

— Конечно, Серега. А то из ГУОПа наговорят ему чего-нибудь. Ашот после новостей о Яше раздухарился. Как бы и сам куда не подался.

— Лады. Ворон вылетает.

Глава шестая

Кострецов взял служебную машину, чтобы дольше понаблюдать сегодня за Ашотом. Нужно было определить его место жительства, если вдруг и этот захочет исчезнуть с горизонта. Капитан остановился на Сретенке, невдалеке от выезда со двора закусочной.

Прошел к. Ашоту в заднюю дверь, толкнулся в подсобку. Дверь открылась, Ашот сидел там за столом и попивал марочный коньяк, закусывая свежими фруктами.

— Здорово, Ашот! — приветствовал его Сергей. — Дверь нараспашку. Ты, я вижу, уже не тужишь, Яши Тундры не опасаешься.

Ашот постарался придать лицу сосредоточенное выражение.

Сведения о покушении на Яшу он Ворону передать не мог, потому как получил их от опера Ситникова и подтвердил сейчас еще и у гуоповского куратора. О том, что у Яши убит омоновец, кураторАшоту не сказал. Но напирал на него приблизительно в том направлении, о каком и предсказывал Ситников.

Не показывать Ворону, что он в курсе налета на Яшу, Ашоту было и выгодно — чтобы больше ничего не платить. После того как Яша сбежал из Москвы, убивать его Ашоту не требовалось. Теперь он уже мог высунуть нос из своего заведения и спокойно подготовиться к побегу с «общаком».

— Проходи, Серега, — сказал Ашот с мужественным видом. — Надоело всякую падаль опасаться, честное слово. Выпиваю и на всех хер кладу.

Капитан сел и сообщил:

— А я дело-то почти сделал. Нашел твоего Яшу. Полез к нему на хату с корешем. Но Яша ловок оказался. Кента моего положил, а мне свалить пришлось.

— Неужели, дорогой? — Ашот всплеснул руками. — Как ты мог Яшу найти?

— Да просто. Узнал, кто у Яши работал. Буфетчица и кассирша. Нашел через чистя-ковских этих баб, поспрашивал. Одна и вспомнила. У Яши, говорит, подруга есть, Зинкой звать. Она этой Зинке чего-то для хозяйства мудреное обещала достать. А та ей адрес и оставила. Поехал по адресу — там Яша в заныре, и Зинка эта при нем.

— О-о, — восхитился Ашот, — ты редкий человек! Не хуже легавого можешь искать.

— Потому-то еще и живой, хотя на Москве, может, уже и на меня человека наняли, — скромно сказал Кострецов.

Ашот понял намек и попытался отменить расчет с Вороном:

— Серега, ты с ходу на Яшу навалился, понимаешь. Я ж тебе толковал: надо, чтобы клиент созрел. И ты согласился, понимаешь. Я бы на него поглядел, ты бы поглядел. Рассчитали бы дело, и ты б на точняк его завалил. Но ты, Ворон, горячкой дело испортил… Спасибо, конечно, что попробовал. А я тебе три штуки баксов заплатил, мы за проделанное квиты. Снова я тебя, дорогой, нанимать не могу: ты засветился.

— Квиты, сучий ты потрох? — Сергей рванул на себе куртку. — Мой кореш мертвый — это квиты?! Ты за кого меня держишь?

— Не кипятись, честное слово. — Ашот успокаивающе поднял руку. — Ты с тем человеком на свой страх и риск шел. Так? Так. Почему меня подвязываешь? — Он отвел глаза. — Что вы там с ним делали, я не знаю. Я не могу знать вообще, дорогой, было или не было дело.

Кострецов задохнулся от негодования, выхватил из кармана заранее заготовленную бумажку с Яшиным адресом и бросил ее на стол.

— Это адрес заныра Тундры. Съезди, людей из дома попытай. Да на Яшину дверь погляди: там от автомата, из которого Яша садил, следы должны быть хорошие.

— Зачем мне проверять? — Ашот потер лицо, вздохнул. — Ты путевый, я путевый. Что ты хочешь за беспокойство?

— Долю кореша хочу. Я бы при удаче ему половину отдал. Давай десять штук баксов, тогда квиты.

У Ашота в сейфе подсобки было тысяч пять долларов. За большей суммой надо было ехать во «Фламинго» и доставать из «об-щака». Теперь Ашоту можно было безбоязненно передвигаться, но он не хотел лишний раз показываться на даче и попытался выкрутиться своими наличными:

Из них любую половину.

— Жлоб ты, Ашот! Пять штук за боевой налет с мертвым корешем? Беру восемь.

— Сговорились, — сказал Ашот. — Завтра с утра приходи, рассчитаемся. Выпьешь?

— Нет, — ответил Кострецов, прикинув, что ему еще рулить за Ашотом.

Кострецов покинул подсобку. Ашот отдал приказания по закусочной и тоже ушел.

Собрался к станции Поваровка, в дачный поселок с красивым, как и ждущие его дальние экзотические края, названием «Фламинго». Перед встречей с кучей денег, которые он теперь считал своими, Ашот немного волновался.

Сев в «ауди», он почувствовал себя любовником, несущимся на выстраданное свидание. Так что, занятый переживаниями, не мог обратить внимание на «жигули» Кост-рецова, прилепившиеся к нему в хвост.

Добрался до «Фламинго» Ашот к вечеру, подкатил к своему дому на участке 3. Оставил машину у забора, прошел в дачу. Там, в тайнике, в одной из толстых стен, хранились заветные пачки баксов.

Ашот умел обращаться с тайником на ощупь. Не зажигая света, он выставил доски. Погладил целлофановый бок денежной упаковки, взрезал ее ножом с краю. Вытянул несколько увесистых пачек, чтобы и Ворону заплатить, и самому на расходы не скупиться.

Рассовал деньги под рубашку, запахнул полы пиджака, чтобы не привлечь внимание соседей, с которыми мог встретиться на улице. Аккуратно заставил тайник плотно пригнанными досками и вернулся к машине. Сел в нее и тронулся в обратный путь.

Кострецов, отследивший Ашота до его дачи, озадачился, когда тот вскоре вышел назад к машине и снова направился в Москву.

Пользуясь сгущающимися сумерками, капитан подъехал к «ауди» Ашота поближе. И увидел, как тот правит одной рукой, а другой выгребает что-то из-под рубахи, перекидывая в кейс, раскрытый на сиденье. Сергей выхватил из бардачка бинокль и всмотрелся: пачки долларов! Он сообразил: «На даче основные деньги прячет. И наверное, немалые».

Капитан снова приотстал. И благодаря этим маневрам сумел заметить в зеркало заднего обзора, как одна машина, идущая следом, так же резко скинула скорость. Опер был не чета обколотому и хватившему коньяка Ашоту, он сразу стал проверяться «на хвост».

Это было сложновато, потому что гребо-валось не упустить и машину Ашота впереди. Но в конце концов Кострецов убедился, что синяя иномарка, мелькающая позади, действительно его преследует. Чем-то автомобиль показался ему знакомым, хотя капитан был уверен, что никогда прежде его не видел. Наконец из подсознания всплыло: «Да это же синий «форд», обшарпанный-обо-дранный, как сказала бабка у Яшиного подъезда! Неужели Тундра?»

Кострецов почти не отрывал взгляда от зеркала над собой. В потоке машин стали зажигаться фары. Вот лучи одной из встречных полоснули по лобовому стеклу синего «фордика». Капитан разглядел лицо водителя — Яша Тундра! Нетрудно было и без бинокля его опознать: розовели на харе пятна.

«За мной или за Ашотом он следит? — гадал Кострецов. — Да за обоими. Вот шельма. Где же он сел нам на хвост?»

Капитан был уверен, что по дороге из Москвы к Поваровке этого быть не могло. И в Москве, и после выезда на подмосковную трассу он тщательно проверялся. Его озарило: «Яша пасет Ашотову дачу! Засек сегодня сначала его, а потом и меня. Ну, Ашот, попрощайся со своими сбережениями! Вот почему Яша при встрече у него дома так вяло по Ашоту реагировал… Скорее всего, где-то у Поваровки и новый Яшин за-ныр. Поживает себе около Ашотова клада и строит планы на будущее. Денег пока не тронул. А зачем ему раньше времени их забирать? Эх, надо бы постараться теперь к Яше на хвост сесть…»

Сергей глянул в зеркало, но «форд» уже исчез.

Кострецов довольно верно оценил последние действия Тундры. В тот-же день, когда Яша с Зинкой скрылись из Москвы, они сняли дачу во «Фламинго».

Вернее, с хозяевами договаривалась, тряся большими деньгами, шустрая Зинка. И она сумела дом снять, из окон которого участок «садовода» Ашота был как на ладони. Наблюдать за Ашотовой избушкой стоимостью в сотни тысяч долларов, притаившихся в стене, было для Яши и Зинки одно удовольствие.

Яша в первую же ночь обследовал дачку Ашота и обнаружил тайник. Но не тронул его, как совершенно логично и предположил Кострецов. Прикарманить деньги Яша мог в любую минуту. А пока он перезванивался по сотовому телефону с нужными людьми и встречался с ними в Подмосковье, готовясь исчезнуть из России. Задерживали его здесь еще не поджившая ключица и жажда мести Осиповскому.

Когда Тундра увидел машину Ашота, подъезжающую к даче, он переполошился. В ней могли быть хозяева «общака». При виде Ашота без спутников у него отлегло от сердца. Одного Ашота, если тот приехал забрать все деньги, Яша мог убрать запросто.

Яша прихватил автомат и двинулся под окна Ашотовой дачи. В этот момент он засек еще одного наблюдателя — опера Кость в кустах.

Тундра снова растерялся. Но увидел, что Ашот налегке выскочил наружу и уехал. За ним последовали и «жигули» опера. Тогда Тундра пробежал к своему «форду» и решил немного проводить сладкую парочку.

Яша проехал за ними и убедился, что волк и волкодав не собираются возвращаться к охраняемым им сокровищам. Он развернулся и погнал назад, чтобы не опоздать к ужину, на который Зинка приготовила салат из разной выращенной в теплице благодати.

Земля воспламенилась под майором Осой, хотя он видел только часть пожара. Выяснение отношений в «Фазенде» с Кострецовым ввергло Осиповского едва ли не в панику. Ему-объявил войну лучший, как он теперь установил, опер Чистых прудов. И все же самым опасным для майора оставался Василий Серченко, выболтавший сейфовые коды.

Информтройка банды прилежно «пасла» все эти дни квартиру Серченко. Но подходящего момента для проникновения туда не подворачивалось. Перепуганный Василий, словно вспомнив все, чему его в милиции учили, обезопасился как мог.

В первый день своего заточения Серченко вызвал врача на дом, получил бюллетень и прекратил все контакты с внешним миром. Тогда же он послал супругу закупить побольше продуктов. С тех пор ни хозяйка, ни Серченко на улицу не выходили.

Правда, в последнее время жена Серченко стала вышмыгивать на лестничную площадку к мусоропроводу: Наталка (так называл Серченко жену) была фанатичной чистюлей и не могла переносить даже намека на беспорядок. От появившихся отбросов она немедленно избавлялась. Закончив очередную готовку, Наталка непременно бежала с мусорным ведерком на лестницу, чтобы усесться за стол в стерильной чистоте.

Первое время изоляции она старалась терпеть мусорный «беспредел», но потом не выдержала. Улучая минуты, когда супруг Вася оказывался в дальней комнате у телевизора, Наталка, вопреки его строжайшему запрету покидать квартиру, стала выскакивать с ведерком к мусоропроводу, не закрывая за собой дверь, чтобы мгновенно вернуться.

Это оперативно доложили Осе филеры ин-формтройки. Других возможностей майору ждать было некогда. По адресу Серченко выехали киллеры Четвертый и Шестой.

В убойной «тройке» банды осталось двое: в налете на Тундру она потеряла омоновского специалиста Пятого. Это был первый погибший в бандитских рядах. И расстроенный Осиповский впервые собрал всю команду на его поминках. Он перестал строго конспирироваться, — и оттого, что скоро всем предстояло разбегаться, и оттого, что хотел хоть среди этих людей побыть без маски, почувствовать себя заслуженным командиром и уважаемым хозяином.

Они пили в «Фазенде», давно облюбованной Осой для таких встреч. Пользуясь размягченностью командира, говорили что заблагорассудится. Все эти парни не жалели о пройденном уголовном пути. Наоборот, узнав, что Оса решил их распустить, загрустили. В отличие от него, они геройствовали в своей непотопляемой шайке больше ради азарта, риска. Они и в милицию пошли из-за этого, но там их способности вознаграждались скудно.

Теперь в «двойке» киллеров остались парни из милицейского СОБРа — специального отряда быстрого реагирования. Четвертый и Шестой тепло вспоминали Пятого. Этот омоновец всегда просился «идти на дело» в авангарде, словно подчеркивая, что ОМОН СОБРу не уступит. Вот и в атаке через окно Яшиной квартиры он традиционно отстоял это право.

Четвертый и Шестой, оставшись вдвоем, будто бы встали спина к спине у мачты в последнем сражении их пиратской команды. Ликвидацию Серченко они приготовились провести точно и беспощадно.

Четвертый занял позицию на лестничном пролете выше квартиры, а Шестой — ниже, под площадкой мусоропровода, ждали, когда Наталка вылетит с ведерком. Дождались. Пока она опорожняла ведро, Четвертый бесшумно скользнул вниз. Он встретил ее, поднимающуюся по лестнице обратно, штыковым ударом ножа в сердце — «наглушняк».

Женщина без оха повалилась навзничь. Четвертый, вырвав из раны нож, подхватил ведерко, чтобы не стукнуло, и Наталку под спину. Подскочивший Шестой взялся за ноги трупа. Они тихо внесли его в полуоткрытую дверь квартиры, опустили на пол прихожей.

Четвертый прикрыл дверь. Шестой, вынув пистолет с глушителем, проскользнул к комнате, из которой слышались звуки телевизора. Серченко смотрел его, сидя в кресле спиной к двери. Шестой выстрелил ему в затылок!

Киллер приблизился к обвисшему телу и сделал контрольный выстрел в лоб. Выглянул в прихожую и кивнул Четвертому. Тот захлопнул входную дверь.

Они начали обыск квартиры. Перевернули ее вверх дном. Забрали деньги и ценности, инсценируя ограбление.

Кострецов, на участке которого трудился безопасник Серченко, узнал о происшедшем из МУРа первым. Он позвонил Ситникову, и они отправились на квартиру Серченко после того, как оттуда забрали трупы и уехала выездная бригада.

Киллеры добросовестно перерыли комнаты, но пропавшее Сергея и Петра не интересовало. Они были уверены, что здесь сработала банда Осиповского.

— Доигрался Вася, — сказал Кострецов. — Ведь я ему втемяшивал, чтобы принял все меры предосторожности.

Ситников задумчиво произнес:

— Жена, видать, его подвела. Ее наповал ножом положили. Как умудрились? Она, наверное, сдуру дверь открыла или еще чго-нибудь в этом роде. Серченко-то застали врасплох, раз две пули в голове и никаких следов, что сопротивлялся.

— Сильнейший удар нанес Осиповский нашему расследованию, — сказал Кострецов. — Вася единственным ценным свидетелем по ограблению Ахлопова был. Ну, еще Балдыкин видел майора в квартире над банком. Но эю не то. Оборвал все-таки заветный кончик Осиповский. Теперь одна надежда — на Вику да Яшу Тундру, которого я по раскрутке Ашота опять зацепил.

— Да что ты! — радостно воскликнул Петя.

— Повезло. Поперся Ашот за припрятанными бабками по Ленинградке на свою дачу. Я на нашем «жигуленке» следом. Деньгами из своего загашника на даче Ашот запасся, стал возвращаться в Москву. Я веду его и вдруг вижу сзади явно севший мне на хвост задрипанный синий «форд». Помнишь, о котором Яшины соседки нам говорили? Пригляделся — за рулем Тундра собственной персоной!.. Думаю, Яша поближе к Ашотову тайнику из Москвы и сбежал, где-то рядом с его дачей обитает. Иначе как он мог за нами прицепиться?

Петя уважительно округлил глазки.

— Ну ты и Кость! Сумел-таки Тундру обнаружить.

— А самую крупную рыбину, Осиповского, никак не могу накрыть.

— Но через Вику-то приложишь.

— Будем надеяться. А Яшу надо на тех дачах пошукать. Он сейчас злой на своего куратора. Может интересненькое нам подкинуть. Ну, а с Ашота твоего мне еще деньги надо получить. Теперь он у тебя крючок прихватил, пусть в своих киллерских замыслах полностью его заглотит. Ты же его потом и прищучишь.

— Ты, Сергей, природный рыбак, — рассмеялся Петя. — Хоть на отмелях, хоть в омутах рыбье засекаешь и подсекаешь. Используем этого Ашота, если понадобится.

Они сидели на кухне Серченко, прибранной и вылизанной Наталкой до сияющей чистоты.

— Осиповского теперь надо разрабатывать крайне осторожно, — проговорил Кострецов. — Он на пределе. Способен на любые неожиданности. Видишь, что с Серченко вытворил. Это снова наш прокол, как и его покушение на Яшу. Не успеваем действия майора опережать. Что еще черт ему подскажет и в чем поможет?

— Да, связались с дьяволом — надо держать ухо востро. Противник-то нешуточный: майор с самой верхушки утро. Но ведь делаем все, что можем, Серега. И даже не разбираем, что правильно, что неправильно в законном смысле.

— Правильно, неправильно — это зависит от того, с какой стороны забора ты стоишь, — веско сказал капитан. — Но мы-то с тобой, Петро, всегда по одну сторону.

Часть IV МУШКЕТЕРЫ И ЗНАТОКИ

Глава первая

Сергей решил навестить вдову своего убитого друга-опера Леши Бунчука. Позвонил Кате заранее, чтобы не было неожиданности, как в прошлый раз.

Катя к встрече приготовилась. Она открыла ему дверь в красивом бежевом платье с белым кружевным воротничком. Смутилась, увидев, что Сергей внимательно посмотрел на него, сказала:

— Нарядилась вот. У нас ведь, кроме тебя и Саши Хромина, гостей не бывает.

— Ты в этом платье как гимназистка. — Кострецов улыбнулся и протянул ей букетик цветов.

Из комнаты выбежал Лешин сын Мишка: вихрастый, подвижный, но бледноватый паренек. Сергей принес ему подарочек — пластмассовый конструктор.

Потрепал по голове мальчишку со словами:

— Тренируй смекалку В нашем оперативном деле это прежде всего.

Мишка принял коробку в обе руки, светло посмотрел на капитана.

— А ты, дядя Сережа, думаешь, что я, как папа и ты, оперативником смогу стать?

— Уверен.

— А мама не дает мне силу набирать, — пожаловался Мишка.

Кострецов недоуменно поглядел на Катю.

— Он болел, — объяснила она, — а все просился утром гантельки поднимать.

— Ну, — рассудительно произнес Сергей, — при болезни и ранении спортивные нагрузки откладываются.

Мишка уже не слушал их. Он сел прямо на пол и, открыв коробку, начал разбираться в конструкторе.

Катя провела Сергея в комнату. Стол, застеленный крахмальной скатертью, был накрыт на двоих. Катя устроила цветы Сергея в вазу, стала носить из кухни еду.

Спросила как-то по-домашнему, будто бы Кострецов был хозяином дома:

— Вино или пиво будем?

— Я пиво люблю, — ответил он и подумал, что о вкусах настоящего хозяина она бы точно знала.

Кострецов ел с удовольствием. В последт нее время не было у него ни возможности, ни желания возиться у себя дома с приготовлением полноценных ужинов. А Катя всегда готовила отлично.

— Мишка шустрый, — сказал он, — а по лицу заметно, что болел. И что на него болячки обрушиваются? Свозить бы его на море. Укрепился бы там.

— Все хорошо, Сережа, — улыбаясь, проговорила Катя.

— Как это?

— Знаешь, вокруг все и на все жалуются, даже богачи. Выступает по телевизору какой-нибудь новый русский или министр — и все о невзгодах. Я уж не говорю о пенсионерах и простых людях. Кого ни покажут, все в одну дуду: плохо, совсем плохо…

— Как жизнь идет, так и говорят.

— Ну при чем тут, Сережа, жизнь? На то она и жизнь, чтобы быть всякой. И вот показали недавно одного человека. Он в Бога давно уверовал, но работал с молодости в кинопромышленности: декорации для съемок строил. Сейчас священник. Дали ему совсем разрушенную церковь на Ярославщине, даже креста на ней не было. Взял он топор и начал в одиночку ее восстанавливать. Живет где-то в сарае, материал для храма, Христа ради, добывает. Воздвигает церковь дни напролет.

— Он, наверное, не семейный.

— Да в том-то и дело, что у него жена больная и трое детей. У священника зарплаты нет, живут только на ее пенсию по инвалидности. И вот корреспондентка спрашивает его — на что уж привыкла всегда и от всех получать один ответ, — спрашивает: «Как жизнь?» И уж такому-то положено сказать, что плохо, ну или трудно, нелегко. А он светло, как вот мой Мишка, улыбается и говорит: «Все хорошо». Корреспондентка свое: «Да как же! Чего хорошего?» А он улыбается и одно отвечает: «Все хорошо».

— Есть такие люди, — сказал Кострецов, — которые никогда не унывают, но их очень мало. Я одного знал. Жизнь его не жал ел а. А спросишь, как дела, он всегда обязательно отвечает: «Умирать буду, не скажу, что плохо».

Они ужинали, разговаривая о разном. Кострецов, вынырнувший из своих дымных дел, упивался тихой беседой. Катя во многом понимала его с полуслова.

Уже стемнело, а он тянул с уходом.

Надо было отправлять спать Мишку, заигравшегося подарком Сергея. Катя повела его в ванную. Кострецов стал убирать со стола.

Перед тем как укладываться, Мишка подошел к нему, взял за руку и, глядя снизу такими же чистыми, широко раскрытыми, как у матери, глазами, вдруг спросил:

— Дядя Сережа, а ты будешь моим папой?

У Кострецова сдавило горло. Что ему было ответить? Он только сжал мальчишескую руку в ладони. Катя сморгнула выступившие слезы и увела Мишку.

Капитан прошел на кухню, встал, глядя в окно, и подумал: «Вот ведь как. Саня Хромин чаще и побогаче меня подарки Мишке приносит, а мальчик меня папой выбрал».

Одиночество всегда тоскливо прижимало капитана в его квартире, когда он разгребал очередной ворох дел. Кострецов представил, что его неотвратимо ждет длинными вечерами и ночами после разрыва с Ириной. Он хотел бы сказать себе, как Катя, как тот священник по телевизору, что все хорошо, но не мог.

Сергей не услышал, как Катя пришла на кухню. Он почувствовал ее, лишь когда она сзади погладила его по спине. Обернулся.

Катя смущенно убрала руку.

— Куртка у тебя загрязнилась. Надо в химчистку отдать.

Как же Сергею не хотелось отсюда уходить! Он не осмеливался думать, что Катя захочет с ним даже поцеловаться. Ему дорого было просто переночевать: лежать бы в углу их комнаты, слушать, как сопит Мишка, знать, что здесь Катя.

— Сережа, — сказала Катя, — все хорошо, а мне за тебя сегодня тревожно. Будто что-то должно случиться.

— Тебе ли, Катя, оперской жене, за таких, как я, беспокоиться? У меня по работе все время что-нибудь случается.

— Это понятно, но все же…

Кострецов подумал: «Уже случилось. Не забыть мне сегодняшние Мишкины слова».

— Кать, — проговорил он, — а что ты все время дома сидишь? Приходите ко мне с Мишкой в гости на торжественный обед. А? Угощу вас по высшему разряду! Я ведь готовить умею.

— Знаю, Сережа. Только никогда не пробовала.

— Ну вот! Значит, договорились.

В дверях у них, не в первый уже раз, возникла неловкая пауза. Кострецов не мог, как раньше, легко махнуть рукой и, не оглядываясь, сбежать по лестнице. И Катя сразу не закрывала за ним дверь. Так они и стояли молча друг перед другом несколько секунд.

Наконец капитан повернулся и пошел вниз. Спустившись на пролет ниже, он услышал, как дверь Катиной квартиры глухо, словно обреченно, захлопнулась.

Кострецов вышел из подъезда на освещенную фонарями улицу, но почему-то двинулся не прямо, а ступил с крыльца в тень высокого тополя.

В этот миг по нему с двух сторон ударили из автоматов!

Сергей бросился на землю, выхватил пистолет. Опера спасло от гибели, от первых прицельных пуль его безотчетное решение свернуть от подъезда в темноту. Этот неосознанный сигнал остался в нем, возможно, от Катиного «что-то должно случиться».

Автоматы перекрестно били. Опер Кость молниеносно перекатывался по земле за чугунной оградкой палисадника и вел ответный огонь.

Когда он засек, что киллер справа пошел на него, замер на спине. Зажал левой рукой правое запястье и выпустил несколько пуль в приближающегося.

Кострецову надо было укрыться в подъезде. Он вскочил и бросился назад, делая круговые обороты и не переставая отстреливаться. Его руки усиливали и контролировали движение, будто хвост животного, помогающий зверю в момент прыжка.

Его преследовал шквал свинца. Одна из пуль ударила в левое плечо. Сергей снова приземлился, перекатился за куст, сжав от боли зубы. Вставил в пистолет запасную обойму.

Более нетерпеливым был киллер справа. Он опять ринулся на сближение. В этот раз Кострецов отчетливо разглядел его фигуру. Вновь перекатился по земле, остановился, дважды выстрелил в грудь атакующего. Тот взмахнул руками и упал.

Капитан услышал, как замолк и второй автомат. Сергей осторожно приподнялся и огляделся. Напарник поверженного стрелка, видимо, скрылся.

«Вояки, — переводя дыхание, подумал Кость, — а двое на одного смелые».

Кострецов подошел к мертвому телу автоматчика — парень в темных джинсах и черном свитере. Капитан обратил внимание, что стрелок в резиновых перчатках: «Опытный киллер».

Зажав раненое плечо, он пошел к дому. В подъезде по лестнице к нему сбегала бледная Катя. Она услышала перестрелку из окна кухни, выходившего на площадку — у подъезда.

— Сережа! Это по тебе?

Они поднялись к ней. Катерина, медсестра по профессии, ловко стащила куртку с Сергеевой раненой руки, разрезала ножницами залитый кровью рукав рубашки. Быстро осмотрела рану.

— По предплечью вскользь прошло, но много крови теряешь. Голова кружится?

Кострецов отрицательно мотнул кудрями. Его не оставляла мысль, что точно так же стреляли у этого подъезда по Леше Бунчуку, с той лишь разницей, что тот собирался в подъезд войти, и Бунчука сразу срезали в спину. Кострецову было ясно, что его пытались застрелить люди Осиповского.

Катя, перетянув Сергею артерии, уже накладывала общую повязку Он подвинул к себе телефон и вызвал опербригаду.

Когда приехала милиция, капитан обрисовал происшедшее, скрыв все свои соображения о перестрелке.

— Просьба аккуратно гильзы собрать, — подытожил он. — А завтра я еще письменно все изложу.

Капитан дал приехавшим Катин телефон и попросил сразу звонить сюда, если второго киллера удастся задержать.

После их ухода Катя постелила Сергею в углу комнаты, неподалеку от кроватки Мишки, который все это время безмятежно спал.

— Слава Богу, ты жив… — сказала она. — А Лешу в тот раз даже домой не занесли, в морг сразу отправили.

Катя заплакала. Кострецов обнял ее, вздохнул: «Тот, этот раз… Сколько ж на нее наваливается».

Сергей лежал в темноте с открытыми глазами. Все было вокруг так, как он мечтал в конце сегодняшнего вечера. Лишь Катя на кушетке у окна долго не засыпала — Сергей чувствовал это по ее дыханию. А когда она уснула, подумал: «Все хорошо».

Кострецову же заснуть не удалось: зазвонил телефон. Докладывая дежурный из местного отделения милиции:

— Лейтенант Устьин. Товарищ капитан, сообщаю на всякий случай. Меня опера, что к вам на происшествие выезжали, попросили. Недалеко от места происшествия впопыхах задержали парня. Выглядит приблизительно так же, как и убитый киллер. Джинсы, свитер. Но он из наших, служит в СО-Б Ре. Документов у него при себе не было, задержали до выяснения личности.

— Лейтенант, — быстро заговорил Кострецов. — Конечно, ошибка с собровцем, но я тебя прошу по дружбе: задержи его еще на часок. К нему человек подъедет, расспросит: может быть, этот парень кого видел, что-то слышал.

— Да мы его уже расспрашивали, товарищ капитан. Ничего такого.

— Спасибо, лейтенант. Но я сейчас занимаюсь расследованием совместно с ФСБ, оттуда человек случившимся заинтересовался, — соврал он. — Ему не откажешь. Задержи собровца под каким-нибудь предлогом.

— Понял. На часок еще тормозну, а больше — нет. Задержанный, сами понимаете, с гонором. Грозит позвонить по начальству.

— Лейтенант, в течение часа не давай ему звонить. Из ФСБ быстро подъедут.

Кострецов набрал домашний номер Саши Хромина:

— Саня, извини, что разбудил. Я сейчас от Кати. Вышел сегодня вечером от нее, и у подъезда засадили по мне из двух автоматов.

— Как по Лешке! — воскликнул Хромин.

— Вот именно. Я одного уложил, а другой скрылся. Но того задержали тут в окрестностях, считают, что он случайный. А я не сомневаюсь, что это киллер, но доказать пока не могу. Парень из СОБРа.

— На тебя уже и спецура охотится? — оживленно спросил Хромин.

— Потом расскажу. Надо собровца немедленно по отпечаткам прихватить.

— Отпечатки пальцев? Знаешь, где примененное им оружие?

— Нет, автомат вряд ли вообще удастся обнаружить. Я на гильзы надеюсь. Надо снять у собровца с пальцев парафиновые отпечатки на следы пороха. Хотя и тут может быть глухо. Его напарник стрелял в резиновых перчатках. Можешь попытаться? Я в такой ситуации опасаюсь доверять это нашим экспертам.

Кострецов подвергал возможным крупным неприятностям и себя, и Хромина, поскольку сотрудники ФСБ не имеют право проводить какие-либо действия, влезая в милицейские дела, без соответствующих согласований, совместных разработок и тому подобного.

— Попробую, Сергей, — сказал Хромин. — Не просто так захотели положить тебя там же, где и Лешу. Я уже одеваюсь.

— Давай, Саня. Я в отделении залепил, что мы вместе с тобой сейчас расследование ведем. Лейтенант Устьин там дежурит, обещал на часок тормознуть собровца. Тот скандалит и действительно может связаться с влиятельным начальством.

Он продиктовал Хромину адрес отделения милиции.

Экспертиза на парафин эффективна, если стрелок не успел отмыть с рук следы пороха. Их идентичность с порохом в гильзах, найденных на месте стрельбы, безупречно удостоверяет, кто именно стрелял.

Хромин заехал к Кате после того, как побывал в отделении милиции и провернул экспертизу. Они уселись с Сергеем на предрассветной кухне. Катя подала им крепкий чай.

Кострепов рассказал Сане о своем расследовании по банде Осиповского и заключил:

— То, что Осиповский попытается меня убрать, я, откровенно говоря, не думал.

— Почему? С его навыками и после покушения на Яшу, после убийства Серченко это совершенно логично. Ты же в «Фазенде» ему все выложил, разве что пальцем на него не указал.

— Убийство уж очень отчаянный шаг, и оба мы оперы утро.

— Сергей, не можешь ты забыть милицейской чести мундира! — Хромин досадливо сморщился. — Не можешь смириться, что у Осиповского того же цвета погоны, что и у тебя. Откуда такие, как ты, у вас еше остались? А киллеры банды? Один — из ОМОНа, другой — из СОБРа… На них ты не удивляешься? Тоже ведь из вашей гвардии.

Капитану не понравился тон Хромина, и он перевел разговор:

— Ну, что в отделении?

— Все нормально. Я еще эксперта из дому вытащил. Приехали на пару, там этот Устьин пустил нас к собровцу в камеру. Эксперт — за отпечаточки, собровец раскричался и в драку ринулся. Навалял я ему, чтобы ручонки спокойно обработать. Заодно и пофотографировали, а адресные данные парня возьмешь в отделении.

— Вот так нормально! — Сергей покачал головой, — Двое из ФСБ завалились в отделение, избили в камере сотрудника милиции… Дадут мне прикурить.

— Не все ж им нашего брата прикладывать. То по пьянке приколются, то еще какую-нибудь подлянку придумают. Только попадись к ним в руки. А кто этого дежурного лейтенанта и тебя тронет? До этого ли сейчас Осиповскому? А собровец уж, наверное, на край света намылился.

— Отпустили его? Что за парень?

— Отпустили, как только мы за ворота. А парень дерзкий, самонадеянный. Запсиховал не просто так. Почти на сто процентов — это он в тебя стрелял.

— Саня, — сказал Кострецов потише, чтобы не услыхала в комнате Катя, — адская это символика. Второй расстрел около Лешиного подъезда. Неужели случайность?

— Да сам об этом думаю. Ведь все так же, как с Лешей было. Два автоматчика с двух перекрестных точек. Выследили тебя именно у Кати, словно давно дорожку знали.

— Причем Бунчук с Осиповским работал, и, наверное, в одном направлении, раз потом он куратором Лешиного Тундры стал. И Леша этого майора не выносил.

За окном занималось утро.

Хромин поскреб щетину, произнес:

— Давай с киллером сначала разберемся. Тащи мне на работу гильзы от автоматов.

Он встал, приоткрыл дверь в комнату, позвал Катю.

Когда она вошла, Саня сказал:

— Спасибо за чай. Нам на службу пора.

— Ой, уже уходите? — Катя всплеснула руками. — Ничего не поели. Тогда с собой возьмите.

Она стала делать и заворачивать бутерброды. Хромин и Кострецов молча сидели, глядя на ее ловкие руки, на примятые после сна волосы. Вот так же собирала она Бунчуку, когда он ни свет ни заря срывался на службу…

Киллеров Четвертого и Шестого к Кострецову послал майор Оса от страха, что тот вот-вот схватит его за горло. Слова капитана в «Фазенде», что ищут те, кто сам убил или ограбил, прямо говорили об уверенности Ко-стрецова в причастности майора к ахлопов-скому делу. Осиповскому стало очевидно: доказать капитан это пока не может, но старается, носом землю роет.

Кострецов еще только объявил ему войну, а Осиповский ее уже вел — кровопролитную, истребляя противников и свидетелей. Если бы удалось устранить Кострецова, опасность для майора представлял лишь Яша Тундра.

Осиповского прежде всего беспокоили люди, которые могли что-то официально доказать по ограблению банка и, может быть, по деятельности его банды. Серченко был убит, но внезапно зашебуршившийся Кострецов грозил превратиться в еще более опасного свидетеля.

Майор, в отличие от Яши и Ашота, не мечтал убежать в дальние края. Он рисковал, чтобы без проблем оставить службу и по возможности незаметно жить в свое удовольствие в достатке и комфорте. Осиповский не хотел прятаться наподобие уголовников, при опасности шныряющих «на дно», «в тину». Это был не его стиль — человека власти, изучившего и испытавшего все возможности ее аппарата насилия.

Да и куда бы, к кому бы он мог податься? Блатные, ведя «другую жизнь», как называют преступный мир криминалисты, постоянно создают свое подполье: «малины», «ямы», «блатхаты», «заныры», «кутки» и прочее. Туда пускают по рекомендации заслуженного ворья или хотя бы по биографии, ознаменованной «ходками» в зону, известностью среди уголовников.

Майор Оса верховодил таким же, как сам, милицейским отребьем, мародерами, отбившимися от действующей армии. Все они были изгоями и в человеческой, и в «другой» жизни. Успешным итогом их промысла явилась бы только возможность исчезнуть, затихнуть, тайно проживая награбленное.

Для этого реального, однако все более зыбкого пути и выкладывал свои последние силы Осиповский. Ему выпало «чет-нечет», «все или ничего».

Глава вторая

Когда в лаборатории ФСБ сличили пробы, снятые с-пальцев задержанного собровца, с порохом на гильзах, доставленных Хромину Кострецовым, стала очевидной идентичность пороховых следов.

— Есть конкретный член банды! — воскликнул Сергей, получив эти данные в кабинете Хромина. — Это поважнее бывшего свидетеля Серченко.

— Какой, Серега, банды? — задумчиво сказал Хромин. — Ну возьмешь ты этого собровца, даже расколешь. А он упрется в то, что стрелял в тебя по случайному «заказу». Подрабатывал, мол, к невысокой милицейской зарплате. Заказчика знать не знает, сговаривался с посредником, который тоже неизвестен, так как связывались только по телефону. И о том, что ты капитан милиции, он также якобы не в курсе — охотился за безымянным по фотокарточке.

— Если собровец в покушении на убийство признается, зачем ему Осиповского и его дела покрывать?

— Затем, что причитается ему из ахлоповских денег верный миллион баксов. Если сядет за покушение надолго, будут его на эту сумму хорошо в зоне «подогревать». Выйцет — еще на жизнь останется. Но с таким денежным активом реально и срок скостить: под амнистию, условно-досрочное освобождение и так далее. Скорее всего, не доберешься ты до всей банды через этого парня, если еще сможешь его разыскать. А «тройки» у Осиповского, видимо, автономные, всего объема преступной деятельности этот киллер себе и не представляет, коли и захочет рассказать.

Кострецов, слушая его, усиленно дымил сигаретой. Когда Хромин закончил, сказал:

— Совершенно правильно ты рассуждаешь о возможной позиции этого собровца. Ему так и положено считать: командир Осиповский в беде не оставит, к вытаскиванию из-под следствия или с зоны, для «подогрева и тому подобного долю парня использует. Это так, если принять и Осиповского, и киллера, и всю банду за группу субъектов с бронебойной психикой: прут по своим направлениям удара как танки. Но сейчас это уже не та слаженная, устойчивая команда, какая брала банк. Собровец-то стрелял в меня без перчаток. Трагическая для него небрежность… А напарник его, хотя и был в перчатках, но тоже прокололся, уже по-другому. Занервничал, ломанул на меня, как в штыковой, пока пули не словил.

Хромин одобрительно посмотрел на капитана.

— Психофизиологию просчитываешь? Полезно для прогнозирования.

— Конечно. Что прикидывать поведение киллера, если его и арестовать? Главное-то, что он, если принять систему троек, последним исполнителем в банде остался. Не везет киллерам Осиповского! Одного добивает ножиком Яша, другого из пистолета кладет жертва покушения, которую выцеливали из двух автоматов… Что должен чувствовать оставшийся? Да «на дело» без перчаток пошел… А с него и отпечатки на парафин сняли.

— А еще важнее ощущения Осиповского, — подхватил Хромин, поднимая кустистые брови.

— Вот-вот! У этого вообще мрак, — сказал Сергей. — Мало того, что Кострецов уцелел, задержанного киллера обработали, другой выживший Яша Тундра — где-то шастает. Оперативник Кострецов хоть бухет дожимать майора законно, но расстроенный Яша-то может запросто пулю в него на улице всадить. Чего мне на киллеришку силы тратить? Контратакую-ка снова по главарю.

— Это всегда лучше. Что придумал?

— Во-первых, беру за целлюлит агентку Викулю. Дашь мне для нее спецфогоаппа-рат?

— Пожалуйста. Дам фотокамеру, которой она сможет хоть из просвета на бюстгальтере снимать.

— Это для установления всей банды. В лицо-то Вика их знает, но нужны и карточки оставшихся подчиненных майора, чтобы нам всех их в завершение операции отловить. Они сейчас разбегаться будут, но должны же собраться для итогового совещания.

— Деньги, возможно, надо им поделить.

— Да, Саня. Теперь, может быть, их только баксы вместе держат. Придется на Вику нажать, чтобы неразлучной была с майором. Пусть бандиты рассеиваются — легче будет работать по Осиповскому. Этот станет до упора биться.

— Своими руками он это делать не привык. Так что собровец ему понадобится.

— Непременно, теперь это спаянная парочка. Киллер-то еще в более аховом положении, чем майор. Так что, думаю, снова они возьмутся убивать меня.

— Вполне вероятно. — Хромин потер толстыми пальцами щеку.

— А чтобы долго им не думалось, разгорячу Осиповского через одного опера, Петю Ситникова со Сретенки. Он в этом расследовании мой напарник.

— Ты что ж, в «живца» себя определяешь?

— Почему нет, Сань? Я ж заядлый рыбак.

— Тут рыбаками будут снова они.

— Плохо ты себе представляешь рыбную ловлю. — Кострецов голубоглазо засиял. — Думаешь, будто б рыбаки глупую рыбку удят? Такой расклад только охотников и зверей касается. А ловля рыб — это равноправное состязание. Рыбы-то (в отличие от зверья, какое травят, загоняют) могут грохнуть запущенную тобой наживку, а могут только плюнуть на нее и мимо проплыть. Иной раз крючок бесперебойно объедают, не подсечешь. А живец — сам рыбак номер два, Он лазутчик дяди с удочкой. Манит, готов в рыбью пасть влопаться, чтобы вздернули наглого нападающего.

— Ты, Серега, — поэт рыбалки.

— А работа сыскарей, оперов на этом стоит. Блатные хитрых между собой «рыбами» зовут, а нашего брата не всегда «легавым», иногда и «рыбаком». Много у нас ловцовых приемов. Можно внахлест, поверх воды таскать высовывающуюся бандоту, или на поплавочную удочку, с выжиданием. Но тех, что покрупнее, лучше всего дергать на спиннинг с блесной или на донку с живцом. В первом случае из мути своей песковой, илистой они на блескучее западают, на бабенку, например, разукрашенную. Во втором — зарятся на безмятежную рыбку, вроде лоха, фраера. А на мормышку середняк хорошо клюет. Она поменьше блесны, но скачет бойчее. Блатные-то — донный народ. Живут в темнотище, истинный свет, солнце через воды грязно, искривленно видят.

— Впечатлил ты меня, — рассмеялся Хромин, потом показал глазами на подвешенную на груди раненую руку капитана. — Болит?

— Не сильно.

Хромин достал из сейфа мини-фотокамеру. Передал ее и фото собровца, сделанное ночью в камере, Кострецову. Договорились, что Сергей будет постоянно держать Саню в курсе расследования.

Кострецов встретился с Викой в летнем кафе, столики которого стояли под тентами-грибками у зеленой изгороди деревьев.

Звучно хлопнув дверцей своего «опеля», она шла под ветерком к столику капитана, слепя оборачивающихся к ней посетителей лихо декольтированным кремовым платьем без рукавов. Опустилась в плетеное кресло, высоко взбив подол по круглым коленям.

Кострецов пододвинул ей лимонад со льдом.

— Как самочувствие?

— Ощущаю себя героиней шпионского романа. Прибыла на явочное свидание с подстреленным резидентом. — Вика кивнула на его руку, подвешенную на темном шарфике.

— Шпионское дело и есть, — усмехнулся Сергей. — И руку мне действительно зацепили. А теперь будешь настоящей секретной агенткой, я тебе мини-фотокамеру дам.

По лицу топ-модели пробежала тень. Она капризно оттопырила губки, сегодня кар-минно накрашенные.

— На такое мы не договаривались.

— Дело требует. Как там Юра?

— Почти не звонит в последнее время.

— Придется тебе, Викуля, о себе напомнить и часто с ним бывать.

— Плохо ты Юру знаешь. Если он занят, к нему не подступишься.

— Подступиться можно к любому человеку, если захотеть, — веско сказал Кострецов. — Пожалуйся Юре на одиночество. Скажи, что невтерпеж одной на даче сидеть. Уже, мол, боишься там ночевать. Участок у вас глухой, деревья шумят всю ночь. И кажется тебе, будто бы кто-то к дому крадется. Рассказывай ему как роман, раз в его героини записалась.

— Юра не из пугливых. Потому и чужие страхи не очень себе представляет.

— Ты говоришь: я Юру плохо знаю, — улыбнулся капитан. — Нет, очень хорошо его чувствую — Сейчас он в таких переделках, что не знает, в какую бы щель забиться. Вот вы и будете двоими запуганными. Настаивай ночевать с ним. Как мужчина-то он тебе не разонравился?

— Мало мне радости с бандитом спать. — Вика повела голым загорелым плечом. — Неприятно как-то с человеком, по которому тюрьма плачет.

Она, ставившая всю жизнь на выигрыш, не переваривала неудачников. Красотку устроили бы лишь достижения жениха: денежные, властные — независимо от их истоков. Масса женщин отлично проживает с разными богатыми и влиятельными мерзавцами. Этим бабам наплевать, как те своего положения достигли. Не прощается любовнику, супругу только падение с вершины.

— Недолго тебе с Юрой спать придется, — успокоил Кострецов. Он протянул ей в чехольчике мини-камеру, объяснив: — Видишь, со спичечный коробок. Надевай, например, такое же, как сегодня, платье с декольте. Клади в лифчик камеру, поправляй бюст и нажимай кнопочку.

— А я обычно лифчика не ношу, — тронув через платье боек соска, уточнила Вика.

— Ну, приловчишься как-нибудь. Мне нужны снимки Юриной «опергруппы». Их у него сейчас человека четыре осталось. Будешь таскаться с Юрой, где-то пересечешься с этими парнями. Могут они вместе или поодиночке с Юрой встречаться. В обшем-то, всего три кадра и надо. Одного парня мы уже отсняли. Но ты при съемке делай дубли, тут пленки хватит. Этого можешь не фотографировать.

Он показал ей фото, сделанное Хроми-ным.

— Это все, чтобы мне потом спокойно жить? — осведомилась Вика, пряча миникамеру в сумочку.

— Еще одно поручение наудачу. Юра с теми парнями большие деньги на последнем ограблении взял. Это миллионыдолларов, все они в упаковках нью-йоркского банка. Вот, посмотри.

Капитан протянул ей обрывок упаковки, который дал ему Серченко. Вика бережно взяла его в руки. Как драгоценность, подержала бумажку на ладони. Сладко подумала Вика о том, что могли бы быть денежки их с Юрой собственными.

— Баксы эти могут попасться тебе на глаза, — продолжил капитан, — запомни упаковку. И отзванивай мне по всем новостям.

За Юру берись не откладывая. Операция по нему в самом накале.

— Ну-у, во что ты превращаешь красивую девушку, — опустив ресницы, певуче протянула она.

— Викуля, — произнес Кострецов проникновенно, чтобы не терять теплоты в контакте с осведомительницей, — ни дать ни взять, ты истинная красавица. На кой черт тебе какой-то целлюлит удалять? Если на мой вкус, то ты безупречна. А бедра — мечта любого мужика. Оставь ты их в этом соку.

— Вот и Юра так говорит.

— Здесь он стопроцентно прав.

Кострецов расплатился за столик. Проводив Вику к ее машине, открыл здоровой рукой перед нею дверцу.

Она села за руль и наклонилась так, чтобы отошел край декольте. Умопомрачителен был рельеф ее полуобнаженного бюста с виноградинами сосков.

Сколько искушений выпадало рыбаку Кости в снаряжении этой блесны!

Сергей поехал к Ситникову, чтобы закинуть Осе донную удочку с замечательным по бойкости живцом.

— О-о! — воскликнул Петя, увидев капитана с подвешенной рукой. — Уже боевые раны. Кто ж в такую верткую Кость попал?

— Киллер Осиповского. Двое автоматчиков вчера вечером у подъезда моей знакомой навалились, когда выходил. Одного, правда, я хлопнул.

— А не уходи от знакомой вечером, обя-зательно ночуй. Это в ваших общих интересах.

— Твоя правда, Петро. — Кострецов взъерошил кудри. — Из-за нашего с ней недопонимания попал я под пули. Ну, а если без приколов, то ситуация по расследованию такая. — Он изложил Ситникову новости.

— Что ж, — энергично подытожил тот, — дело-то к концу подходит. Толково тебе Хромин помог. А параллель с убийством Бунчука на большие размышления наводит Когда Осиповский бандитствовать начал? Может, Бунчук его засек?

— Давай, Петя, размышлять и бить козырями, какие реально имеем на руках. Бегает где-то киллер, нервничает Осиповский. Звони майору, раз он тебе по банде Маврика меня сдавал. Настучи в благодарность теперь на меня ему. Он своего последнего киллера, может быть, снова с цепи спустит.

— Подставиться хочешь?

— Ага, а то этот собровец будет где-то маячить и свалится на нас в самый неподходящий момент. Прихватим его, а потом Осиповского спокойно возьмем.

— Как скажешь, товарищ, — произнес Петя и набрал номер Осиповского.

Тот взял трубку, Петя доложил:

— Товарищ майор, это оперуполномоченный со Сретенки Ситников. Помните, вы мне звонили?

— А-а, — оживленно отозвался Осиповский, — привет! Тебя что-то беспокоит?

— Да вот, товарищ майор, на Кострецова не могу управы найти. Опять мутит воду на моем участке.

— А ты давно его видел? — уточнял майор свежесть информации по капитану, едва выскочившему из-под пуль его киллеров.

— Дня два назад.

— Ну и что он?

— Я, товарищ майор, намекнул ему по беспределу, что он отпустил Мавриковых. Кострецов послал меня подальше. Говорит: «Скажи тому, кто тебе это накапал, что он сам скоро будет вместе с бандой Маврика».

— А ты ему обо мне сказал?

— Что вы! — воскликнул Ситников. — Нес Кострецов от наглости. А сейчас он мне звонил.

— Прямо сейчас? — быстро спросил Осиповский.

— Да вот минут десять назад.

— Что ему надо?

— Покаялся. Мол, был не прав по раскладу с ребятами Маврика, что скрывал от меня эту информацию.

— А надо-то Кострецову что? — торопил майор.

— Просит теперь о сотрудничестве. Найди мне срочно, говорит, через Ашота Яшу Тундру.

— Зачем? — не скрывая своей заинтересованности, спросил Осиповский. После того как рано утром ему позвонил уцелевший в перестрелке с Кострецовым Четвертый и доложил о случившемся, майор не рассусоливал.

— Я, товарищ майор, тоже Кострецов а спрашиваю: «Что стряслось-то?» — тянул резину Ситников, чтобы вынудить Осиповского на лишние слова. — А он: «Яша мне позарез нужен для завершения расследования по ограблению банка Ахлопова…» Подай ему Тундру через Ашота. Кострецов через этого Ашота мне нагадил, а теперь я должен того для него использовать. Да у меня по Ашоту свои разработки. На хрен мне нужно, чтобы Кострецов опять ловил рыбку на моей Сретенке…

— Ограбление Ахлопова он почти раскрыл?

— Так Кострецов утверждает. Но это его дела. Чего ему от меня надо? Вы можете вмешаться, товарищ майор?

— А твой Ашот знает, где Яшу искать? — не слушая вопросов Ситникова, допытывался Осиповский.

Петя сделал паузу, потом задумчиво произнес:

— Думаю, знает. Они давно тягаются, между ними трупы. Пасут Ашот и Яша друг Друга.

— Так ты будешь по Яше с Ашотом работать?

— Товарищ майор, — изумленно проговорил Петя, — я вам одно, вы — другое. Я отмотаться от наглого Кострецова хочу. Вас о помощи по этому вопросу прошу, а вы тоже насчет Ашота. На хрен мне Ашота беспокоить? У меня своих дел выше крыши.

— О задачах московского угро тоже надо думать, — строго сказал Осиповский. — Достал бы Яшу, всем помог. Кострецов пускай сам со своим бредом с ума сходит, а ты тряхни Ашота. Яша Тундра персонально ГУУРу нужен. Это я тебе как представитель главка говорю. Сделай, Ситников. И докладывай напрямую мне. Я тогда этого Кострецова так согну, что он дорогу на Сретенку на ближайшие десять лет забудет.

— Ну, товарищ майор, по какому-то Яше я с Ашотом работать не буду. Мне это даже мое прямое начальство не может приказать. Что значит: «тряхни Ашота»? Он что, мешок с говном? Ашот — предприниматель, по криминалу пока чист. Извините, не рад, что вам позвонил.

Осиповский бросил трубку.

Петя улыбнулся и кивнул Кострецову на отвод от телефона, по которому тот слушал весь разговор.

— Как я поддел?

— Нормально, Петро. С двух флангов ты по нему дал: и все нити по ахлоповскому делу у Кострецова в руках, и Тундру он, того и гляди, через Ашота разыщет…

— Да, опасается майор Яши. Тому наверняка есть что по ахлоповскому банку показать, да и личная месть кровавая. А Кострецов прямо костью в горле стоит.

— Поэтому он ликвидацию с Яши начал, а мной попытался закончить. Ему б кроме серченковского наши два трупа. Совершенно чистым выскочил бы из всех наворотов.

— Да хрен бы он выскочил, — мрачно сказал Петя. — Я-то на что? Обо мне майор не ведает. А твой Хромин? Никогда никому не удавалось и не удастся после таких бандитских дел вчистую уйти. Не мы сразу достанем, так сами бандиты в чем-то где-то засветятся.

— Ладно, Петя. — Кострецов поправил руку на повязке. — На сегодня хватит Пора мне в свой заныр. Отлежаться надо сегодня, плечо побаливает. А то с псом Осиповского, если натравит, не справлюсь.

— Не вовремя ты себя в «живцы» определил, — покачал головой Ситников.

— А в нашем деле, Петро, все не вовремя. Такая нечисть с нами воюет, ты ж сам говорил. Подлавливает всех в трудную минуту, давит искушениями, на испуг берет… Сатанята!

— Это жизнь, Сергей… Подопрем забор со своей сторонки.

Глава третья

Звонок Ситникова убедил майора, что он почти прижат к стенке. А вскоре после разговора со сретенским опером Осе позвонил Четвертый, которому майор утром приказал перезвонить, чтобы договориться о встрече.

— Встреча в «Фазенде», — сказал Осиповский. — Больше ничего с тобой не стряслось?

— Да нет, сижу тут у одной подруги. О ночном задержании все думаю, — ответил с заминкой Четвертый.

— А что? Выяснили личность и отпустили.

— Да я вам не все утром в горячке сказал… В том отделении заходят вдруг в камеру ко мне двое. Один из них эксперт, взялся отпечатки пальцев снимать. Я их послал. А второй меня вырубил. Очнулся — их в камере уже нет.

— Что за люди?! Откуда?! — воскликнул Осиповский.

— Не знаю. Когда оттуда уходил, поинтересовался у дежурного. А тот: «Не твое дело». Но по ухваткам те двое явно из спецу-ры.

— Какой? ГУУР, ГУОП?

— Черт их знает.

— Ладно, сам это уточню, — раздраженно сказал майор. — Психовать не стоит. Подумаешь, отпечатки. Ты оружие и перчатки надежно спрятал?

— Оружие — да… Но перчаток не было. Не надел я их.

— Ка-ак?! — взревел Оса.

— Да так как-то…

— Ну, ублюдок, ты сам себе приговор подписал! Таких покушений менты не прощают. Наши же коллеги под землей тебя сыщут, а посадят — долго живым не будешь.

— Хватит, Оса, хоронить, — зло сказал Четвертый. — Пока я брыкаюсь. Оружие ввек им не найти. Что толку с отпечатков пальцев?

— Кретин! Нацепил погоны, а специфики службы не знаешь. Ты об отпечатках на парафин слыхал? Идентичные следы пороха на руках и гильзах.

— Оса, что ж делать?

— В «Фазенде» поговорим.

Осиповский начал названивать в отделение милиции, где держали Четвертого. Выяснил, что дежурил лейтенант Устьин. Раздобыл его домашний телефон и позвонил.

— Привет, лейтенант. Майор Осиповский из ГУУРа тебя беспокоит. Тут у нас напряг из-за покушения на опера Кострецова. Из разных управлений министерства создают оперативно-следственную бригаду. А кое-кто уже ночью начал работать. В твое дежурство к задержанному собровцу откуда двое ребят приезжали?

Предусмотрительный Саша Хромин проинструктировал Устьина на предмет таких звонков, чтобы ни в коем случае не произошло утечки информации о посещении задержанного двумя сотрудниками ФСБ. Усть-ину это было бы как об стенку горох, если бы с этими эфэсбэшниками не работал сам опер Кострецов, которого ранили.

Устьин все же совестился скрывать от «своего» Осиповского сведения, связанные с ФСБ, которая, на взгляд многих милицейских, как была кагэбэшной белоручкой, так и осталась. Но и капитана Кострецова не следовало подводить. Лейтенант выбрал средний вариант:

— Их, товарищ майор, сам Кострецов прислал. Поэтому я и не спрашивал. Провел их в камеру к задержанному, они там ос-зались и беседовали. У Кострецова можете точно узнать.

Поблагодарив, майор швырнул на рычаг трубку. Он подумал, что Кострецова ни в коем случае нельзя оставлять в живых.

Осиповский стал звонить людям из ин-формтройки, назначая сбор в «Фазенде». С одним из них, младшим лейтенантом отделения милиции, проходящим под псевдонимом Первый, он говорил долго. У Первого в отделении были спрятаны десять миллионов долларов, похищенные из банка Ахлопова.

Хитро-мудрый Оса придумал такой тайник по принципу: «прячь на самом виду». Припрятанные «вечнозеленые» миллионы, вдруг обнаруженные в любом частном месте, несомненно указывают на их криминальное происхождение. А найди их в милиции, на первый случай всегда можно сказать, что только-только захвачены деньги у кого-то при обыске, потому и не задокументированы.

Осиповский приказал Первому доставить деньги к «Фазенде» в багажнике автомобиля. Первый являлся правой рукой Осы, кем-то вроде заместителя. Они совместно обсудили вопросы по дележке добычи и по роспуску банды.

К вечеру майор покинул рабочее место. Только подошел к своему «мерседесу», как его сзади ласково обняли. Он обернулся — Вика.

— Приветик, Юра, — проворковала она. — Куда собрался?

— Да надо встретиться по делу со своими ребятами.

— А твои ребята блондинки или шатенки? — шутливо проговорила Вика.

— Ты что, дорогая? Служебные вопросы, мужская встреча.

— Служебные вопросы, Юрик, решаются в здании, из которого ты только что вышел. Куда конкретно едешь?

— В «Фазенду». Ну, побеседовать в неформальной обстановке.

Вика расширила глаза, резко взмахнула сумочкой.

— Хватит петь мне, Юра! Давно это слушаю: ребята, рестораны… Ты за полную дуру меня держишь!

— Да ты сама не раз этих моих сослуживцев видела, Вика! Мужская компания, деловые разговоры.

— Я их видела вначале. А чем вечер заканчиваете? Выпили и по домам? Я что, не знаю, куда мужские компании из ресторанов отправляются? Вот и спрашиваю: у вас на сегодня блондинки или шатенки?

Осиповский даже вспотел: надо же было откуда-то свалиться Вике именно в самую последнюю его встречу с «опербригадой»!

Он попытался собраться с мыслями.

— А ты как здесь? Почему не позвонила?

Она кивнула на свой «опель», стоящий неподалеку, в котором заблаговременно повредила приводной ремень двигателя и другие детали, чтобы не сразу можно было починить.

— Машина сломалась. Еле-еле до тебя дотянула. Так что сегодня придется мне на твоем «мерсе» передвигаться.

Осиповский нахмурился: очень некстати была сейчас Вика. Он попробовал от нее отделаться:

— Дорогая, возьми такси.

— Какое такси повезет меня в такую даль, как наша дача?

— Да я так заплачу, что на Северный полюс доставят.

Вика, оправив платье, сделала вид, что уходит.

— Пускай тебя на твою дачу и доставляют. А я там жить вообще больше не буду. Нашел сторожа!

— Погоди. Что ты раскипятилась? — Майор схватил ее за руку. — Что тебя не устраивает?

— Все не устраивает, Юрик. Тебе на меня плевать! Гонишь в незнамо какую даль на какой-то нанятой машине!.. Тебя не волнует, что запросто меня оттрахают. Тебе нет дела, что я живу в этой дыре одна-одине-шенька… Я там ночами места себе не нахожу. Ну можно спокойно спать в лесу? В общем, буду жить на даче только с тобой.

Осиповский соображал, как ему избавиться от внезапно возникшей напасти. Испорченные отношения с закапризничавшей, взбунтовавшейся подругой были, в общем-то, не менее серьезной проблемой, чем противоборство с Кострецовым. Ведь все, что Осиповский делал, в конечном счете должно было лечь на дачный алтарь и упругий поднос Викиного бюста. На этом его сердце должно было успокоиться, как вещают гадалки.

Сегодня майор и так собирался на дачу, чтобы доставить туда свою долю из ахлопов-ских денег. Но разобраться с парнями ему следовало без всяких посторонних. Однако делать было нечего.

Он обнял Вику и сказал:

— Будь по-твоему. Едем в «Фазенду» вместе. Когда ребята придут, ты посидишь в баре.

Вика прильнула к стройному майору и нежно его поцеловала.

Мимо заманчиво сверкающей блесны трудно проплыть любой хищной рыбине.

Майор и Вика сели в «мерседес», поехали в ресторан. Там они прошли к свободному столу на шестерых, неприметно стоявшему за кадками с пальмами.

Они успели выпить по аперитиву, когда в зале появился Четвертый, которому после своих свершений тяжело было усидеть на месте. Осиповский кивнул Вике, она прошла к стойке бара на выходе из зала.

Вика села там на высокий табурет и заказала мартини. Сумочка с фотокамерой лежала у нее на коленях. С этого возвышения зал «Фазенды» отлично просматривался. Фотографировать гостей Юры было удобно.

Когда Четвертый присел напротив Осы, майор сказал:

— Сейчас остальные ребята подойдут. А с тобой у меня отдельный разговор будет. Закончим общие дела и поговорим.

Он подозвал официанта и стал заказывать ужин для своей команды.

Вскоре появились все члены поредевшей банды и расселись за столом. Осиповский поднял рюмку.

— Парни, сегодня за помин души еще одного нашего товарища пьем. Кого нет, сами видите. Пусть земля ему будет пухом.

Шайка переглянулась. Не чокаясь, выпили.

— Мужики, — продолжил Оса, — сегодня мы окончательно подбиваем итоги нашего, так сказать, совместного предприятия. Последние акции были связаны с зачисткой следов по Ахлопову. К сожалению, потеряли на этом двоих. Но большое спасибо тем, кто отследил вчера Кострецова и попытался его ликвидировать. Больше рисковать нам вместе бессмысленно. Сегодня делим дивиденды и расстаемся. Выпьем за удачу в нашей будущей жизни!

Они поднялись с рюмками в руках, со звоном чокнулись. Выпили, сели и стали закусывать.

Взял слово Первый:

— Наступил торжественный момент, ребята. Много мы потели, лезли под пули. Но пришел час, когда можно пожать плоды своих трудов. Я о разделе денег Ахлопова. Предлагаю следующее решение. Взято десять «лимонов». Пять с них — нашему командиру. Оса всем нам голова, все просчитывал и обеспечивал. Какие мнения?

Все дружно закивали.

— По заслугам… Он основной…

Первый сказал:

— Хорошо. Теперь другая половина. Делили бы раньше ее на шестерых, но дела с нашими двумя товарищами так повернулись, что теперь раскидывать вышло на четверых. Вот и считайте, сколько каждому приходится, если пять спеленьких «лимонов» разрезать на четыре доли.

— Постой, — вмешался Четвертый, уже крепко выпивший. — А что ж мои напарники? Полегли за общее дело, и хрен с ними?

— А что б ты хотел? — удивился Первый.

— Об их семьях подумайте. У одного жена с ребенком осталась, у другого — мать пенсионерка. Им что, остатнюю жизнь с хлеба на воду перебиваться, когда вы жировать будете? Вы какую службу несли? Вынюхивали, высматривали да мешки с деньгами забирали. А под пули-то в основном мы лезли! Жлобье вы!

Осиповский поднял руку.

— Стоп! Не надо на прощание друг другу настроение портить. Мы для того и собрались — все вопросы разрешить, чтобы претензий не было. Парни, Четвертый прав. Необходимо выделить жене Пятого и матери Шестого. Родные об их промысле не ведают, можно передать им деньги, будто б доли у их парней в какой-то фирме были, да и сослуживцы, якобы, из какого-то фонда набрали.

— А мы и есть настоящие однополчане этих ребят, — сказал Второй из информтрой-ки. — Те менты хрена два за таких упокой-ничков семьям помогут. Надо женщинам отстегнуть не скупясь.

Его поддержал и Третий.

Докладчик Первый подытожил;

— Большинство решило — проблемы нет. Последний вопрос: как по суммам этих пенсионов? Второй сказал: «Не скупясь». Это понятие растяжимое.

— Ничего оно не растяжимое, — возразил Второй. — Из пяти «лимонов» вычитать легко. Вот нас четверо. Каждому — пусть по «лимону», цифра круглая. Остается «лимон». Ну и отдать его той бабе с дитем и старухе.

Первый, занозистый и расчетливый младший лейтенант, возразил:

— Супруге Пятого пол-лимона нормально. Ей жизнь жить, ребенка растить. А баб-ке-то на кой пятьсот тысяч долларов? Она от таких башлей с ума сдвинется и сразу на тот свет без провожатых уйдет!

Все расхохотались. Даже помрачневший Четвертый улыбнулся и сказал:

— Не, та бабка деловая, мне Шестой рассказывал. У нее крыша не съедет… Мало ли, куда ей деньги. Памятник сыну из чистого мрамора поставит. Это для нее и нас покруче будет, чем молодая Пятого с хахалями, может, разбазарит. Чего нам за этих женщин соображать?

— Правильно, Четвертый, — проговорил Оса. — Я вам, ребята, вот что скажу. Вы не можете знать все, чем двое погибших занимались. То только я и Четвертый знаем. Это геройские были парни. Они себя не жалели. Оба сложили головы в открытом бою. Так что пусть и хозяйке Пятого, и маме Шестого поровну будет. У всех нас тоже есть самые близкие: матери, жены, подруги.

Потупились молодчики, задумались о своих женщинах. Меньше всего бандиты вспоминали о них, когда штурмовали кассы.

Стали ужинать, болтать на другие темы.

В конце застолья бойцы по очереди подходили к Осе прощаться. Он обнимал каждого. Почти у всех были слезы на глазах. Потом бандиты выходили на улицу и садились в машину Первого, где тот передавал подельникам сумки с долларами. Доли убитых он должен был вручить под благовидным предлогом вдове и старушке.

Осиповский перегрузил свои деньги в багажник «мерса». Вернулся в «Фазенду», где с золотым запасом его ожидал Четвертый.

— Борис, — по имени обратился к нему Оса, — заключительную точку в наших делах предстоит поставить тебе. Нельзя оставлять Кострецова живым. Я узнал: это он направил тех двоих к тебе ночью в камеру. Значит, ты у Кострецова в руках. Сличит пороховые следы на твоих пальцах с порохом на гильзах — и будь здоров, не кашляй! Вопрос: успел ли он уже это провернуть?

— Кострецову сейчас не до розыска, если даже с моими отпечатками уже подсуетился. Я его все же зацепил. Не знаю, насколько серьезно, но за плечо он схватился и на землю кувырнулся. Шестой-то в этот момент и попер его добивать. Но опередил его опер…

— Так тем более! — воскликнул Оса. — Сегодня Кострецов будет рану зализывать. Срочно берись за него. Придется тебе поработать без информтройки. Последний узелок развязываем, не надо много народу. Кончишь опера — и свободен на всю жизнь. Извини, Боря, что тебя одного посылаю. Но ведь ты и напортачил вчера. Перчатки на такое дело не надел. Это совершенно непростительно.

— Каюсь, Оса, — произнес пьяный киллер. — А эту оперскую суку я обязательно добью. Он моего лучшего друга положил. Вы ж знаете, что мы с ним оба из СОБРа…

— Понимаю тебя, — сочувственно сказал майор. — Потому за прокол с перчатками больше не ругаю. Беспокоит меня только, что лишнего ты выпил. Как работать будешь? Кострецов, хоть раненый, а противник классный, ты сам убедился.

— Нормально, командир. Я на своей тачке. Сейчас отгоню ее за город и в ней отосплюсь. Мне много дрыхнуть не надо, чтобы форму набрать. Кострецова все равно раньше утра хомутать бессмысленно.

Осиповский передал Четвертому досье на Кострецова с подробными адресными, телефонными, маршрутными данными. Киллер взял папку и, бережно подняв свою переметную суму, твердой походкой удалился.

К столу Осиповского подошла Вика и устало плюхнулась на стул.

— Ну-у, Юрик, я с тобой сегодня и связалась. Чуть не заснула у бара, пока вы тут заседали.

Оса широко улыбнулся, огладив высокий лоб под безукоризненной прической.

— Зато, дорогая моя, все хлопоты закончил. Сейчас — на дачу. Возьмем с собой французского шампанского, тут есть по четыреста долларов бутылка.

Майор щедро расплачивался за стол, в обилии заказал с собой вино, фрукты и сладости.

За подкладкой сумочки его прелестной подруги была надежно спрятана мини-камера с отснятой пленкой.

После посещения Ашотом его дачи «в компании» с Кострецовым Яша Тундра непрерывно думал о проблеме, которая снова обозначилась.

Появление Кострецова здесь, около тайника, могло привести к любым неожиданностям.

«Разве все предугадаешь? — размышлял Яша. — А вдруг проныра Кость уже знает об Ашотовом кладе? Вдруг обыщет дачу? Тогда кранты всем планам и надеждам…»

Тундра уже был готов к отъезду из России. И решил «подстраховаться контактом» с Кострецовым, чтобы не возникло сюрпризов в последний момент. Заодно Яша хотел побольнее лягнуть Осиповского.

Сотовый телефон не засекается. Яша смело позвонил с него домой Кострецову, когда тот после разговора с Ситниковым старался заснуть, чтобы избавиться от ноющей боли в раненой руке.

Капитан, взяв трубку, услышал:

— Здоровенько, Кость.

— Кто это?

— Это плохая идея на свободе, — весело пробурчал Тундра.

— Яша, ты?

— Так точно. Говоришь ты со свободным человеком. После того как мой гнилой куратор постарался меня ухайдакать, я к ментам отношения не имею. Но нагадить этой майорской суке желаю.

— Похвальное, Яша, желание. А я сплю и вижу майора на нарах.

— Нормалек, — подхватил Тундра, — наши цели на этот раз совпали. Давай так: я тебе сдаю Осиповского, ты мне даешь спокойно свалить в дальние края.

Кострецов мысленно усмехнулся, подумав, что нюх у супер агента тонок: не знает, что опер за собой и Ашотом его слежку на дачном шоссе засек, а беспокоится.

— Это смотря что ты мне по Осиповскому расскажешь, — деловито произнес капитан.

— Во-первых, майор уже не только Осиповский, а проходит среди своих бандитов как Оса.

— Откуда установил?

— Да тот паренек, что прикончить меня хотел, успел перед смертью уточнить. Я давно приглядываюсь, что эта поганая Оса жалит всех, кто ее прихлопнуть пытается. Дружка-то твоего, Лешу Бунчука, кто убрал?

Кострецов подскочил так, что резкая боль огнем обожгла плечо.

— Ты точно это знаешь, Тундра?

— Кое-что знаю… Так как, Кость, насчет того, чтобы меня не трогали?

Кострецов замолчал, думая. Давать гарантии безопасности Яше, на которого объявлен розыск, он был не вправе. Но если Бунчука убили по приказу Осиповского, то это мог подтвердить пока только Яша.

Капитану, в общем-то, и не нужно было тут особых доказательств — лишь убедиться бы, кто заказчик убийства Леши. Тундра мог сейчас же это подробнее засвидетельствовать. Готов был Яша, судя по всему, побольше рассказать и об ахлоповском деле, и о бандитской деятельности Осы. Но нельзя же вступать оперу в сделки с преступником!

— Чего молчишь, Кость? — сказал Яша. — И рыбку хочется съесть, и на паровозе покататься? Но одной рукой не ухватишь сиську и письку.

— Да, Яша. Мне не ухватить.

— Так что? Конец разговору, опер?

— Злой ты на нашего брата.

— А каким мне быть, Кострецов? Из «конторы», как щенка, выбросили. Стал вам помогать и допомогался, что сам куратор убивает! Буду я после этого ментов за людей считать?

— Обо мне, Яша, вряд ли что плохое можешь сказать. И так же, я не сомневаюсь, не погрешишь против первого твоего куратора Бунчука.

— Это да. К тебе у меня нет претензий. И Бунчука я уважал. Но такие, как вы с ним, что ли, погоду делают? Кость, ну прикинь без лажи!

— Сейчас разговор обо мне и друге моем Бунчуке.

— Правильно. Я и толкую. Мне от тебя гарантии нужны — в память твоего друга и как залог расчета за него с Осой.

— Ты в этом раскладе все понимаешь не хуже меня. Был бы я «не правильный мент», что хочешь тебе бы наобещал. А врать даже за сведения о гибели Леши не могу. Душа не позволяет. Знаю, что и по Ахлопову ты бы подсказал, но что ж совесть разменивать? Она у меня первая и последняя. Знаешь, как русские императорские офицеры говорили? «Душу — Богу, сердце — даме, жизнь — государю, а честь никому».

— Красиво. Да пойми, Кость, я от тебя гарантий не как от представителя МВД жду, а лично от тебя. МВД это мне по барабану, там не мытьем, так катаньем все равно обманут. Я хочу, чтобы ты по мне не шустрил, дал бы спокойно соскочить.

Кострецов прижал трубку ухом к здоровому плечу, взял свободной рукой сигарету, закурил. Помолчал и сказал:

— Не вышел у нас разговор, Тундра. У тебя своя дорога, у меня — своя. Плохо будет, если они пересекутся.

— Как скажешь, — мрачно заключил Яша. — Но если когда и возьмут меня, учти: никаких показаний по самым главным делам Осы я не дам — ни по гибели Бунчука, ни по ограблению Ахлопова.

Он отключил связь.

Глава четвертая

Не удалось заснуть Кострецову в эту ночь. Как рука, заныло и сердце.

Яшино заявление по убийству Леши Бунчука было неожиданным, но все же Сергей его как бы предугадал. Уж больно точно совпадал почерк нападения на него и расстрела друга.

«Самым выдающимся из нашей троицы Леша был, — думал Кострецов. — Значит, еще год назад он начал разматывать Осу. Что же Леша ни ко мне, ни к Сане Хромину за помощью не обратился? Да потому что был увереннее в себе, талантливее нас. Не захотел подставлять друзей, надеясь, что хватит сил и самому с Осой справиться. В чем же он ошибся? Наверное, не рассмотрел за Осиповским его банды. Видимо, думал, что тот гангстер-одиночка. Трудно представить менту, что коллега, сидящий в соседнем кабинете, пахан банды… Вот и собрался, возможно, Леша подсечь разгулявшуюся щучку. А за ней-то — стая острозубых щурят».

Кострецов стал размышлять о методах банды, чтобы определить, как же убивали Бунчука. Подытоживал: «Отследила Лешу одна «тройка», расстреливала — другая. Вернее, двое киллеров. Кто? Как раз двое из «тройки» недавно убиты. Остался один».

Сергей достал снимок Четвертого: белокурый курносый парень с тонкогубым ртом. Он был сфотографирован в бессознательном состоянии, и на расслабленном лице читалось удивление. Добродушием веяло от верхней части физиономии, но это впечатление уничтожала искривленная прорезь рта; раздвинутые губы обнажали острые неровные зубы, наезжающие друг на друга.

«Настоящий щуренок, — подумал Кострецов. — Наверняка он и на Бунчука нападал. Остался последним, в перестрелке со мной толково себя вел. Лучший у Осы киллер. Отлично, что я решил его на себя выманить. Осы-заказчика черед еще настанет, а этого непосредственного Лешиного убийцу лично возьму. Но любой ценой — живым: с ним надо по душам поговорить и Сане Хро-мину».

Четвертый, по имени Боря, действительно являлся лучшим киллером Осы. Он был старшим среди «исполнителей», как Первый — в информтройке.

В расстреле Бунчука он бил с той же позиции, что и при нападении на Кострецова. Поэтому, расслабившись, и не натянул резиновых перчаток — обстановка знакомая, позиция пристрелянная. По Бунчуку собровец Четвертый работал в паре с Пятым, омоновцем, убитым Тундрой. Тот был надежней Шестого, напоровшегося на костре-цовские пули. Поэтому с Пятым они убрали Бунчука без проблем.

Место покушения на Кострецова было выбрано случайно. Филеры информтройки в тот вечер «довели» капитана к Кате и доложили Осиповскому. И майор обрадовался зловещей символике — прежнее удачное место, второй оперский легавый захлебнется свинцом на том же асфальтовом эшафоте.

Оса ненавидел Бунчука больше, чем Кострецова. Бунчук был его соперником по службе. И такой нюх имел этот опер, что, еще не ухватив ни одной ниточки из клубка уголовных дел майора, стал его ненавидеть Осиповский. Его отношение чуял во всем, повсюду словно натыкался на клинок бунчу-ковского взгляда. Может быть, поэтому майор постоянно проигрывал Алексею по служебным вопросам. Как бы то ни было, а несмотря на все усилия Осиповского, выпускника «Вышки» и юрфака, сноровистый Бунчук, а не он, был лучшим в ГУУРе.

Когда у Бунчука возникли против Осы серьезные подозрения, майор ощутил это всем своим шакальим нутром. Он не стал вникать, что и откуда узнал Бунчук. Ликвидация этого дамоклова меча стала у Осы идеей фикс.

Кострецов у майора вызывал скорее раздражение, чем ненависть. Осиповский не мог относиться к какому-то «земляному» как к равному противнику. Даже когда Кострецов в «Фазенде» закамуфлированно высказал ему все, что он о майоре думает, и даже, можно сказать, бряцал оружием, Оса, со своими амбициями, предпочитал воспринимать его не какой-то саблей или хотя бы кинжалом, а всего-навсего занозой.

Оса и принял мгновенное решение избавиться от этой колючки именно у дома Бунчука потому, что там же плавал в кровавой луже тот булатно заточенный опер.

У Четвертого же были с Кострецовым особые счеты. Этот опер убил последнего из его боевых товарищей. Каким бы неуравновешенным ни был Шестой, но он был той же, собровской, масти, что и Четвертый. Они плечом к плечу рисковали в своей удалой подпольной жизни, поровну делили кровавую славу и, останься Шестой в живых, могли бы вместе за пивком в каком-нибудь ресторанчике на Канарах вспоминать былые подвиги.

Бунчука, которого Четвертый когда-то «завалил», Боря и не вспоминал: мало ли их было за два года. Но Кострецов стал для киллера последней преградой перед теми же Канарами, где и одному неплохо выпить-за-кусить.

На рассвете Четвертый проснулся в своей машине свежим и бодрым. Въедливо проверил пистолет с глушителем, осмотрел запасные обоймы. Полистал досье Кострецова.

Кинул в рот мятную конфетку, чтобы не чувствовалось отрыжки перегаром. Раскрошил ее частоколом длинных зубов и порулил на Чистые пруды.

Когда рассвело, Кострецов поднялся с постели. Посмотрел на забинтованное Катей плечо. Свежая кровь за ночь не проступила. Значит, рана подсохла, отметил он. И уже не болело, как вечером.

Капитан сварил кофе покрепче. Прихлебывал его, куря сигарету. В этот момент раздался телефонный звонок.

Сергей взял трубку, привычно сказав:

— Кострецов.

По другую сторону молчали.

— Алло, вас не слышно, — проговорил Сергей.

Ответа не было. Потом раздались гудки.

Кострецов взглянул на часы и подумал, что так рано вряд ли ему могли звонить знакомые или даже со службы.

«Не проверяет ли Оса мое местопребывание? — подумал он. — Похоже. Ну что ж, «живец» выплывает».

Он так же дотошно, как Четвертый в это утро, осмотрел свой пистолет. Стал одеваться. Надел под куртку тонкий свитер на голое тело, чтобы свободнее действовать с бинтом на плече. Руку к груди уже можно было не подвязывать. Положил в карман куртки наручники.

Перед выходом из квартиры капитан с усмешкой подумал: «Неужели попробуют застрелить в моих родных дворах, где я каждый метр знаю? Крепко ошибется тот курносый щуренок, если здесь со мной свяжется В родимых степях, в «казаках-разбойниках» всегда казак верхний».

Капитан приоткрыл дверь и выскользнул на свой пустынный черный ход. Он был уверен, что опытный киллер поостережется охотиться в этой гулкости. Капитан спустился по лестнице вниз и постоял перед дверью во двор.

Через ее щели была видна часть двора-колодца. Дома плотным кольцом уходили ввысь, создавая подобие каменных мешков старого Петербурга. Долго рассматривать Кострецову было не обязательно, он и так знал, что удобных точек для стрелка вокруг нет. Не с крыш же стрелять. Появление Кострецова было неожиданным, и промахнувшемуся киллеру трудно смотаться с какого-нибудь чердака.

Реальнее было, что киллер попытается подловить капитана сзади, как и Бунчука, чтобы уложить выстрелами в спину.

«Это уже проверенный его почерк», — грустно прикинул Кострецов и быстро вышел во двор.

Передвигаться ему следовало на небольших открытых участках с постоянной проверкой на преследователя, что не представляло никакого труда: впереди, прямо как на заказ, тянулись цепь проходных дворов, закоулков, арок и выступы стен. Весь этот лабиринт Сергей изучил во времена «казаков-разбойников».

Он проскочил первый отрезок, свернув за угол следующего дома. Там пронесся вперед, миновал арку и встал за ее выступом, чтобы оглянуться.

Можно было бы и не оглядываться: в тишине Кострецов явственно различил топот бегущего человека. Капитан присел и осторожно выглянул из-за выступа — вон мелькнула белокурая шевелюра, виденная на фото. Старый знакомый!

Четвертый был хорошим стрелком и специалистом боя. Но не обладал этот собровец тем, за что отбирал Оса людей в информ-тройку банды: искусством незаметно «пасти» объект. Оказавшись в роли филера, Четвертый действовал как умел.

Кострецов прикинул, где перехватит убийцу. Это был следующий дворик, в одном из домов которого проживал с разгульной Нинкой стукач опера Валя Пустяк.

Капитан пробежал до угла и замедлил шаги, чтобы вынырнувший через арку киллер успел заметить, куда Кость движется. Быстро свернул во дворик.

На выбранном Кострецовым месте захвата очень кстати торчал остов старой телефонной будки в углу двора. Капитан скользнул за нее, обогнул и оказался в щели между будкой и углом дома. Отсюда на проскакивающего вперед киллера легко было нападать.

Вскоре мимо Кострецова мелькнула фигура блондина. Капитан метнулся из-за будки и, выхватывая пистолет, крикнул:

— Стоять! Арестован!

Киллер замер. Сделал вид, что удивленно оборачивается. Мгновенно вырвал из-за пояса пистолет.

Кострецов ждал этого. Он метнулся к бандиту, точным ударом ноги врезал по кис ти с оружием. Рука подпрыгнула, Кость железной своей лапой захватил ее, выламывая киллеру пальцы скобой его же пистолета.

Парень взвыл и выпустил оружие. Кострецов поднял его пистолет, сунул за ремень и ударил ногой киллера в живот. Тот согнулся, капитан добавил ему по голове. Киллер рухнул на землю.

— Закончили очередных «казаков-разбойников», — сказал Кость, доставая наручники. — Ты, падаль собровская, и друга моего Бунчука убивал. Тяжел будет остаток твоей жизни.

Четвертый, сидя на асфальте, затравленным хорьком глядел на опера, полуобнажив кривые зубы.

— Чего ж не пристрелишь? — сдавленно сказал он.

— Есть еще люди, которые на тебя живого хотят полюбоваться.

Собровец мгновенно сориентировался: Кострецов не будет его убивать, что бы он ни вытворил. Он вспомнил о ране, которой наградил опера.

Киллер приподнялся, группируясь для удара по больному кострецовскому плечу, которое от бинта бугрилось под курткой. И подставил руки капитану якобы для наручников. Кострецов держал пистолет в здоровой руке, а раненой хотел захлестнуть в браслеты запястья Четвертого.

Он защелкнул браслет на одном, фиксируя внимание на второй кисти парня, когда тот вскинул закованную руку, ударяя капитана в раненое плечо.

Кострецов, ослепленный болью, отшатнулся. Киллер ударил его болтающимися наручниками по голове и побежал.

— Стой! Стрелять буду! — закричал Кострецов и пальнул в воздух.

Парень несся в противоположный угол дворика.

Кострецов не случайно выбрал этот двор: он не был проходным. Из этой каменной мышеловки имелось два параллельных выхода между домами, и капитан находился как раз между ними.

Он занял позицию и приготовился встретить оказавшегося в ловушке киллера.

Киллер уперся в стену, выросшую перед ним там, где он надеялся найти выход. Бросился обратно, шаря глазами по двору. Между двумя выходами стоял и целился в него Кострецов.

Четвертый лихорадочно прикинул: «Убить не убьет, а засадит на поражение, чтобы не дергался!»

Он рванулся в дверь ближайшего подъезда.

«Ох, разбойничек, — усмехнулся Кострецов. — По чердакам здесь тебе от меня никак не уйти».

Он спрятал пистолет и ворвался следом за Четвертым в подъезд.

Это был стариннейший дом. Потолок парадного — в лепнине, оставшиеся кое-где по полам и стенам цветные изразцы. Над широкими ступенями тянулись отполированные многолетними прикосновениями дубовые перила. В громадных лестничных проемах гудело эхо, четко отражался каждый звук.

Кострецов бежал вверх и слышал, что киллер уже где-то на верхних этажах. Вдруг — крик! И мимо капитана с воем ухнуло вниз распластанное тело!

Он перегнулся через перила и посмотрел на пол подъезда. Мертвый киллер лежал там, заливая кровью из разбитой головы плиточную мозаику под собой.

Капитан понесся вверх. На площадке между четвертым и пятым этажом около раскрытой двери Нинкиной квартиры стоял Валя Пустяк, невозмутимо поправляя на буром носу очечки, перевязанные по дужкам изоляцией.

— Валентин! — заорал капитан. — Что за дела?!

— Ничего, — сказал Пустяк, доставая из рваных шаровар пачку сигарет.

— Как этот парень отсюда загремел?

— Случайно, Кость. — Валя ухмыльнулся. — Я его дверью задел, когда выходил.

Кострецов, переводя запаленное дыхание, прикрикнул:

— Не валяй дурака!

А чего он тут разбегался? Я проснулся, Нинки нет. В нашей коммуналке тихоблагородно. Сижу у окна и культурно мерекаю, где б похмелиться. И слышу во дворе базар. Гляжу: ты с этим фраером сцепился. Потом секу, что непростой он фраер, пушку ты у него отнимаешь. А потом штымп этот вмазал тебе и наутек, ты даже пульнул. И прется, курва, в наш подъезд. Тут что, проходняк какой-нибудь? Уборщица тетя Мотя устает убирать…

— Хватит тюльку гнать, — устало попросил Кострецов. — Не помог ты мне, а нагадил. Мне его надо было живым взять!

— А я-то при чем? Он как-то сам на торец моей открывшейся двери налетел. Верь слову.

— Какому, на хрен, слову?! От такого удара через перила не падают!

— Ну, — весело ощерился Пустяк, — он на меня кинулся. Наверное, курва, хотел от заслуженного оперуполномоченного в нашей квартире скрыться. Я чисто автоматически как-то, от избытка чувств рукой махнул, а штымп возьми да перевались через перила. Случайность у него получилась.

— Эх, Валя, Валя, последнее время медвежьи ты мне услуги оказываешь. Яша Тундра у тебя в пруды нырнул, этот башкой с высокого этажа.

— Кость, ты ж знаешь — я постоянно хочу только как лучше. А не всегда выходит. Но теперь мы с тобой как хошь, а квиты.

— За что мы квиты?

— А помнишь, деньги-то ты мне на догон Тундры в такси давал? Я ж все никак не соберусь тебе их назад занести. Но раз я с голыми руками на опасного преступника вышел, те бабки ты мне скости.

Кострецов ничего не ответил Вале, строго блистающему стеклышками круглых очеч-ков, еще не заляпанными бурями предстоящего дня. Покачал головой и двинулся вниз к трупу парня с такими же светлыми волосами, как у него самого.

Кострецов осмотрел мертвого киллера и позвонил, чтобы забрали тело. Когда за ним приехали, капитан пошел в отдел отчитываться по последним событиям подполковнику Миронову.

Капитан пока не хотел раскрывать майора Осу и стал докладывать Миронову о банде, не называя главаря и не подчеркивая, что убитые бандиты служили в милиции.

— Вчерашнее покушение на меня, — подытожил он, — связано с установленной мною преступной группой, ограбившей банк Ахлопова. Состав банды — человек семь. Труп я опознал: тот же киллер, который с напарником покушался на меня накануне.

— Извести они тебя решили, капитан, — озабоченно сказал Миронов.

— Понятное дело. Добычу в десять миллионов долларов изо всех сил будут отстаивать.

— Куда ранили тебя?

— Царапина на предплечье.

— Жаль, что от тебя сегодня на тот свет ушел и этот стрелок. Трудно их брать. Захват других бандитов намечаешь?

Кострецов неопределенно пожал плечами.

— Сейчас они лягут на дно. Но есть оперативные наработки, как их достать.

— Каким образом киллер сегодня разбился?

— Случайность. Там в подъезде ход на чердак над перилами. Парень и свернулся в горячке, — выгораживал Сергей ухаря Пустяка.

— Бери, капитан, людей, сколько надо, и дожимай банду. Совсем обнаглели — на оперативника охоту открыли! Ты, Сергей, поосторожней. Подлечись. Задокументируй ход розыска как положено. Уньков тебе поможет.

— Есть, товарищ подполковник, — сказал Кострецов и вышел из кабинета.

Излагать что-либо письменно Кострецов пока не собирался. Надо было брать самого Осу, тогда и пожинать лавры.

Он зашел к следователю Унькову.

— Привет, Слава!

Уньков с уважением посмотрел на него и сказал:

— Привет. Мне Миронов сообщил, что нащупал ты банду, которая брала Ахлопова. О вчерашних и утренних происшествиях с тобой тоже слышал.

— Есть след, Слава. Но пока с той стороны только убитые. По другим бандитам нужны веские улики.

— Может, помочь?

— Спасибо. Но тут пока больше опер-ские дела. Вот возьму кого-нибудь — будешь раскручивать.

Славик, придавленный авторитетом Миронова, который приказал помогать Кострецову, и геройскими приключениями раненого капитана, вел себя сдержанно и чуть ли не подобострастно.

— Конечно, — сказал он, — следак есть следак. Мне привычнее с точными фактами работать.

Чтобы увильнуть от составления бумаг, Кострецов сболезненной гримасой пожаловался:

— Рука болит. Не до бумажной волокиты мне сейчас. Оклемаюсь немного и все опишу.

Он пошел в свободный кабинет позвонить без посторонних Саше Хромину.

Набрал номер его телефона, поздоровался и объявил:

— Верные у нас с тобой, Саня, были догадки: застрелили Лешу Бунчука киллеры Осиповского.

Хромин помолчал, потом взволнованно сказал:

— Раньше всех, еще год назад, наш Леша на эту погань вышел! Вот был опер!

— Я об этом сегодня всю ночь думал. А сведения получил от нашего общего знакомого — Яши Тундры.

— Ну, а подробнее?

— Не таков Яша, чтобы за просто так все выложить. Он только это заявление сделал. И склонял меня, чтобы я его в дальнейшем едва ли не прикрывал.

— Вот жучина! Ничего, банду возьмешь, все узнаем. Как твоя рыбалка на другого нашего общего знакомца?

— Этот уже в морге.

— Ну ты и живец! — рассмеялся Саня. — Щучьи пасти заклиниваешь.

— Этот киллер, видишь, все-таки щуре-ночком оказался.

— Почему живым его не взял? — спросил серьезно Хромин. — Он бы про расстрел Леши уж точно бы выложил.

— Один ретивый помощничек вмешался. Киллер от меня в его подъезде наверх уходил. Стукач мой — в проем лестницы и сшиб его. Хватило этому собровцу четвертого этажа. Они там высоченные, старинной постройки А может, Сань, и складно вышло. Этот собровец Лешу лично убивал. Он был самым лучшим у Осиповского.

— Слишком легкая ему смерть. Но это уж в небесной канцелярии решают… Что с Осиповским теперь думаешь делать? Ему мертвый «исполнитель» только на руку. За что теперь майора ухватывать?

— Готовы у меня следующие разработки. С Петей Ситниковым дожмем майора. Кстати, в банде его зовул Осой.

Хромин по-медвежьи заурчал:

— Сделай все, что можешь, по этой Осе. Если нуждаешься, я вмешаюсь. — Потом он сказал совершенно другим голосом: — Что ж ты, дурья башка, у Кати тогда не остался? Под пулями бы не оказался.

— Да неудобно мне так с ней. А хотел остаться, словно чувствовал, что наедут. И она говорит: «Что-то должно случиться…» Но не пошел бы, киллеры могли и в квартиру ворваться. С Яшей Тундрой так уже было. Леша погиб, и еше Катю с Мишкой подставлять?

— Понял тебя. Мы эту Осу все равно раздавим. Если до меня дойдет, я по нему такие спецметоды заверну, что он признается не только во всех своих делах, но и в том, что является агентом трех разведок. Зря нас, что ли, родина учила! — Саня замолчал, словно размышляя, и произнес: — Сергей, а ведь что-то складывается у вас с Катей. Хорошо бы вам быть вместе.

— Да я-то, если начистоту, всей душой. А как она, не знаю. Правда, согласилась с Мишкой ко мне в гости прийти.

— И это в крайнем случае, Серега, я улажу. Поговорю с ней.

— На все-то ты, Саня, готов! — Капитан рассмеялся. — Оставь мне хоть немного.

— Да все твое, — ответил Хромин. — Не сомневаюсь, ты за Лешу и Мишку-сироту поквитаешься. У вас в службе ведь тоже свои неписаные законы. Пусть Оса ответит как «мусор поганый» перед «правильным ментом».

Глава пятая

Кострецов пошел к Ситникову.

Петя, увидев его на пороге, произнес:

— Слыхал, слыхал уже о твоих новых подвигах, живец! Быстренько киллеры от заглота такого дохнут. Всех подсек!

— Последний погиб случайно, — возразил Сергей, — не хотел я этого. Это он, гад, Лешу Бунчука убил. Надо было б его допросить. О том, что Осиповский велел ликвидировать Бунчука, мне Яша Тундра намекнул.

— Яша прорезался?

— Да, пытался по телефону уладить со мной отношения, перед тем как совсем слинять. Рассказал, что кличка у Осиповского среди его бандитов — Оса.

— Удачная кликуха, — оживился Петя. — Майор на осу вполне походит: удлиненный и кусачий. Чего еще Тундра сказал?

— Больше ничего. Хотел меня купить сведениями о гибели Бунчука, но не вышло у него. Надо добираться и до этого хищного стукачишки. Чем он лучше бандитов Осы?

— Правильно, Серега, что на сделку не пошел. Всякая шелупень своим говном тор-гануть норовит. Пусть знает свое место. Не все ж у нас осы полосатые.

— Конечно, — улыбнулся Кострецов, окинув взглядом могучего Петю, — есть и шмели.

Ситников с достоинством спросил:

— А что, плохо я нажжужал?

— Еще пожужжать придется. К Осиповс-кому у меня Вика приставлена. Сразу сообщит, если что новенькое. А мы с тобой давай прикинем, как нам и Яшу не упустить.

— И нашего Яшу, и гуоповского Ашота! — Петя потряс ручищей. — Оба преступники. Хватит им стукачеством отмазываться. Откуда у Ашотки на даче денег склад?

— Вот и насадим обоих на один крючок — на эти денежки. Сейчас я к Ашоту за бабками Ворона пойду. А потом ты заруливай и лепи про Яшино дачное местонахождение. Ашот спасать свои деньги во «Фламинго» кинется. А дальше увидим, что из их разборки выйдет.

— Не что, а кто, — усмехнулся Петя. — Как бы не перебили друг друга.

— Это, Петро, их проблемы. Пускай осы окончательно перекусаются, а мы потом итог подведем. Ашот у нас на оплате киллера Ворона завязнет. А Яша — на организации убийства Молота. Повяжем эту парочку, еще что-нибудь раскопаем.

Они обсудили сценарии бесед с Ашотом.

Кострецов прошел по Сретенке к закусочной Ашота. Перед тем как войти, он по-блатному сдвинул борта куртки к плечам, набычился — для пущего бандитского шика — и вразвалку заявился в зал.

Ашот увидел его из-за стойки. Вышел оттуда, кивнул в сторону подсобки и сам в нее направился.

Капитан проследовал за ним.

В подсобке Ашот гостеприимно указал Сергею на диван, поставил на стол коньяк. Сказал, подмигнув:

— В рабочее время только коньячок теперь употребляю, честное слово. Почти завязал с марафетом.

Перед Вороном он хотел выглядеть «со-лидняком», словно извиняясь за их первое, близкое знакомство, когда Сергей помогал ему уколоться.

— А у тебя и вид совсем другой, Ашот. Будто бы помолодел, — искренне сказал Кострецов.

— Снимай куртку, понимаешь. Посидим, рассчитаемся, выпьем.

Собираясь помочь Сергею, он схватился за его раненую руку. Тот сморщился от боли.

— Полегче, Ашот.

— Что с плечом, дорогой? — обеспокоенно спросил Ашот.

— Да я ж тебе толковал, что несладко мне на Москве. Вот, подстрелили.

— Кто?

— Думаю, люди Яши Тундры. Разнюхали обо мне по замоченному у Тундры в доме напарнику. Прижали тут на одной блатхате.

— Что ты говоришь! — Лицо Ашота исказилось в трагической гримасе. — Неужели эта паскуда все шустрит?

— Выходит, так, Ашот. Поэтому выпивать у меня времени нету. Давай бабки, и я с вашего города канаю.

Ашот прошел к сейфу, извлек оттуда пакет с восемью тысячами долларов. Положил его перед Сергеем на стол.

Сел и с забегавшими маслинами глаз пробормотал:

— Ворон, какие же у Тундры могут быть люди? У него только Толяныч надежный был.

— Какие? — переспросил Сергей, засовывая деньги в боковой карман куртки. — А такие же, как у тебя на него объявились. Ты меня на него нанял, а он — других.

— Расстроил ты меня, дорогой.

— А я, Ашот, еще больше расстроился. Едва отстрелялся от них. Ну, бывай здоров!

— Погоди, Серега. Как думаешь, сам Тундра на Москве?

Кострецов изобразил задумчивость. Потом сказал:

— Нет. Иначе бы он сам захотел со мной разобраться. Руководит откуда-то киллерами. Но я уж, извини, боле с ним воевать не стану.

— Я тебя и не прошу. Рад, что ты живой, честное слово.

— Ты о себе подумай, — сказал Сергей, вставая. — Те мокрушники пока за мной бегают, а завтра за тобой придут.

Он ушел, оставив Ашота в отчаянном раздумье.

На улице Кострецов кивнул Ситникову, притулившемуся на противоположной стороне Сретенки.

Опер Ситников не торопясь пересек улицу, вошел в закусочную и направился к подсобке. Открыл дверь.

Ашот поднял к нему печальное лицо.

— Ашот, опять ты смурной. — Петя развел руками. — А последний раз королем был.

Армянин вяло пошевелил пальцами.

— Яша Тундра по новой за меня взялся, понимаешь.

Ситников сел на диван, положил ногу на ногу. Заинтересованно спросил:

— А ты откуда знаешь?

Ашот из-за такой постановки вопроса еще больше встревожился:

— А я что, не должен знать? Все знают, только я не знаю!

— Да кто все-то?

— Ладно, Ситников. Я по твоему лицу вижу, что с недобрыми ты вестями на этот раз пришел, честное слово.

Петя медленно закуривал, чтобы потянуть паузу. Ашот нетерпеливо сказал:

— Что молчишь?

— Есть некоторые данные по твоему Яше.

— A-а, значит, точно мне люди передали! Шустрит Яша. Какой живучий, козел!

— Знаешь, Ашот, чувство мести-то, оно некоторых и из гроба заставляет встать. Но ты особо не дергайся. Видели Тундру не здесь, а под Москвой. Где-то около станции Поваровка.

— Что-о?! — выкатив глаза, вскричал Ашот.

— А что? — удивился Петя. — Известны тебе те места? Это по Ленинградке. Вроде бы спокойно там, никаких преступных группировок.

Ашот быстро налил себе в стакан коньяка. Залпом выпил.

— Эка ты, — попенял ему Ситников, — марочный коньячок как водку дуешь. Ты ж армянин, должен понимать.

Ашот суетливо натягивал пиджак.

— Спасибо тебе большое, Ситников, за подсказку насчет Яши. Хотя бы буду знать, откуда беды ждать.

Петя насмешливо посмотрел на него.

— Ты чего лихо засобирался? — с усмешкой спросил Петя. — Я уж сам не рад, что сказал. Сейчас пушку возьмешь и Яшу мочить отправишься.

Ашот раздраженно мотнул головой.

— Какое «мочить», дорогой? Что ты говоришь, честное слово? Самому бы целым остаться. Этот козлина всех ему неугодных перестреляет. Вот связался я с человеком, честное слово!

— Ладно, пойду я. У тебя, Ашот, свои проблемы, у меня — свои.

Проблема теперь у Ашота была едва ли не важнее собственной жизни: сохранность «об-щаковых» денег.

Лишь они обеспечивали ему «геру», с ними он хоть как — то мог дотянуть свои «наркоманские» дни. Ашот действительно прекратил колоться днем, снова ограничившись дозой на сон грядущий. Остатки воли он напряг для того, чтобы подготовиться к отъезду.

Он балансировал на грани: залез в «об-щак», его могли угробить внезапно нагрянувшие армянские воры. Ашот все свое время посвящал подготовке к исчезновению, вот-вот можно было бежать из Москвы. И снова Яша Тундра! И где — у Пова-ровки!

Ашот после сообщения Ситникова подумал: Яша каким-то чудом вынюхал его дачу, чтобы и ее прибрать к рукам вместе с закусочной. Он засуетился, еше не зная, что предпримет. Но когда Ситников ушел, Ашот вдруг осознал: «Яша и о тайнике знает! Дачу «Фламинго» нашел, так, наверное, ее и облазил… Или нет?»

У Ашота в голове помутилось. Надежды, которые грели его эти дни, умирали. Он чуть не заплакал. И бросился к сейфу за героиновым лекарством…

После укола полегчало, страхи отступили. Ашот спокойно полеживал на диване, отстраненно размышляя о ситуации.

Потом он встал, аккуратно одернул пиджак. Вытащил из шкафа помповое ружье и патроны к нему, задумчиво взвесив в руке громоздкое оружие. Открыл сейф и достал оттуда старинный армянский кинжал. Вытянул неумного из ножен блеснувшую сталь, одобрительно хмыкнул.

Ашот никогда не был специалистом по стрельбе и тем более рукопашному бою. Он вооружался на всякий случай, в героиновом «волоке», как бы смотря на себя со стороны: человек идет на серьезное дело. Ему предстоит проверить свои деньги. А в тех местах мелькает очень опасный Яшка. Надо быть готовым к любому повороту событий.

Ашот сложил в сумку ружье и кинжал, все имеющиеся запасы наркотиков и деньги. Оглядел напоследок помещение, где испытывал не только страх и отчаянье, но и счастье от удачных сделок и героинового кайфа. Он не собирался возвращаться сюда больше никогда.

Прошел в коридорчик, посмотрел в зал из-за недавно повешенной новой шторы. Там суетилась обслуга, посетители выпивали и закусывали. Много чего было связано у хозяина с этими квадратными метрами, знакомыми ему как собственные карманы. Но в героиновом «торчке» Ашот не ошутил от прощания с закусочной ни печали, ни горечи.

Он вышел во двор и сел в свою «ауди». Впереди его ждал уже не розовый, но пока и не черный «Фламинго», где он мог получить окончательные ответы на все вопросы.

Сегодня Ашот ехал туда готовым к любым неожиданностям и не страшась никаких опасностей. Он красиво «торчал».

Ашот подъехал к «Фламинго» засветло. Он оставил машину на шоссе. Вытащил из нее сумку с оружием и рюкзаки для долларов. Пошел к своей даче в обход, чтобы засечь Яшу или его людей, если появятся.

Купив дом во «Фламинго» несколько лет назад, Ашот знал дачный поселок отлично. Отдыхая здесь, он по своему общительному нраву перезнакомился со всеми соседями. Поэтому определить новых людей на окрестных участках ему было нетрудно.

Ашот брел вкруговую своей дачи по узким проулкам, затененным листвой высоких акаций и боярышника. Разглядывал встречные дачи, прижимаясь к заборам, стараясь не попадаться на глаза хозяевам. Везде мелькали давно знакомые лица.

Настороженно Ашот остановился напротив дачи, где сейчас квартировал Яша Тундра с Зинкой. Хозяевами этого дома были бездетные отставной полковник с пожилой супругой, гости к ним обычно не приезжали. Но сейчас на лужайке, разграничивающей полковничью дачу с Ашотовой, под низкими кустами лежала на пледе неизвестная Ашоту дамочка.

Ашот опустил поклажу на землю и стал рассматривать эту худощавую, смуглую женщину. Она была в купальнике, вроде бы загорала. Но лучи предзакатного солнца почти не достигали ее из-за абажура ветвей. Можно было допустить, что женщина просто заснула, однако Ашот видел, что та не спит, а, положив подбородок на скрещенные руки, неотрывно, смотрит на его дачу.

Ни полковника, ни его жены не наблюдалось. Из дома не доносилось ни звука, да и вообще не было на участке признаков хозяйского присутствия.

У Ашота веще ударило сердце: «Яшина эта баба! Сняла дачу с моей по соседству и пасет ее, понимаешь. Что мне Ворон за это базарил? А-а, Яшину бабу Зинкой зовут. Ворон заныр Тундры через ее дела с Яшиной буфетчицей надыбал. Это Зинка, честное слово!»

Где сейчас сам Яша, он не представлял.

Ашот чутко прислушивался, но и на участке, и в полковничьем доме царило безмолвие. Он ничего не слышал, потому что Тундра в это время дрых в дальней комнате, отсыпаясь перед ночным наблюдением за Ашотовой дачей.

Что-то надо было делать Ашоту. Зинка, следящая за его дачей под прикрытием кустов, была единственной преградой на пути к сокровищнице. По тому, что Зинка «пасла» его дом, Ашот уверился — деньги еще там.

Наркотический туман от крупной дозы по-прежнему плотно окутывал Ашота. Он расстегнул молнию на сумке и, достав кинжал, вытащил его из ножен.

Вдоль забора полковничьей дачи Ашот прошел к лазу с выбитыми штакетинами. Пробрался в него. Двинулся к Зинке в обход дачи полковника. Он крался, прижимаясь к стенам дома. Его голова проплыла мимо окна комнаты, где сладко спал суперагент Тундра.

Ашоту никогда не приходилось никого убивать. По своей уголовной масти он был вором. Дрался же частенько, без чего в зоне не обойтись. Случалось ему драться и на воле. Бывало, что отбивался или нападал с ножом. В горячке и «сажал на перо», но всегда старался лишь ранить противника. Поэтому, взяв из сейфа кинжал, он был удовлетворен — «перо» было ему привычнее, нежели тяжелый и громобойный пом-повик.

«Заторченный» Ашот шел убивать Зинку, нисколько не думая, что это будет его первый в жизни труп. Как и у большинства наркоманов в таком состоянии, у него в его усеченном сознании маячила лишь цель, в данном случае связанная с устранением преграды.

Ашот подобрался к Зинке сзади. Сжал рукоятку кинжала обеими ладонями. Припав на колено, с размаха, изо всех сил всадил клинок между худых Зинкиных лопаток!

Зинка изогнулась, захрипела, пытаясь позвать Яшу Но не успела — захлебнулась кровью. Ашот бесстрастно взглянул на мертвое тело и перевел взгляд на свою дачу. Убрав преграду, наркоман уже думал лишь о том, что путь свободен. Мысли о каком-то там Яше даже не коснулись его сознания.

Он не стал вынимать кинжал. Вышел обратно через калитку, подобрал сумку и рюкзаки. Через участок с Зинкиным трупом хозяйски направился в свои владения.

На даче Ашот лихорадочно выставлял доски, загораживающие тайник. И когда блеснул целлофан упаковки, радостно рассмеялся. Перегрузил содержимое в рюкзаки. Взвалил их на плечи, прихватил в руку сумку.

Сгибаясь от золотой ноши, Ашот спокойно вышел из дачи, ненужной уже ему, как и сретенская закусочная. Неторопливо прошествовал переулком под закатным солнышком к машине. Аккуратно уложил в нее поклажу и тронулся в свою московскую квартиру, чтобы завтра же рвануть в бана-ново-лимонные края, где обитают розовые фламинго.

Яша проснулся, когда стемнело. Ключица более-менее поджила, гипс уже сняли. Тундра потер припухшую от сна физиономию, привычно пощупал плечо, отметив, что теперь он в прежней форме.

Вышел на террасу, зажег свет, вытащил из холодильника молоко. Попил, закурил и стал осматриваться в поисках Зинки.

«Да где ее носит?» — подумал раздраженно.

В сумерках Зинка не могла оставаться, изображая загорающую, на своем наблюдательном пункте под кустами.

— Зин! — позвал Яша.

Ему стало нехорошо от эха, сиротливо пролетевшего над огородом. Тундра пригляделся к кустам, где обычно «загорала» подруга. Под ними что-то белело.

У Яши по-волчьи, как всегда при беде, стукнуло сердце. Он выбежал из дачи, подскочил к кустам.

То, что Зинка мертва, он определил сразу. Яша осел рядом, опустил бугристое лицо в ладони и закачался со стоном.

— И-и-и, — раздавался его голос под уже показавшейся луной.

Потом Яша протянул руку и вырвал кинжал из Зинкиной спины. Пошел в дом рассмотреть его. По лезвию тянулась вязь армянского письма.

— А-а-ашотка! — взревел Тундра.

Он сомнамбулой спустился с террасы. Мимо окоченевшего тела Зинки побрел, спотыкаясь в темноте, к даче Ашота.

Перед пустым тайником Тундра стоял, как перед разграбленным могильным холмом.

Вернулся к себе на безмолвную дачу. Прошел на террасу, налил стакан водки, выпил. Потом сидел, закрыв глаза и зажав голову в тисках чугунных рук. В памяти всплывало холодное полуголое тело подруги.

В Зинке была цыганская кровь, и она знала «гомару бичуру» — цыганскую речь. Иногда за выпивкой Яша просил ее что-нибудь завернуть на «бичуре». У Зинки огненно это получалось, и вся она была звонкая, как монисто из золотых монет.

«Никогда не бегай за женщинами и автобусами, — обреченно думал Яша, — все равно не догонишь. А догонишь — все равно потеряешь…»

Женщина майора. Осы звонила своему нынешнему лучшему другу капитану Кострецову:

— Костя, приветик. А я все сделала!

— Фото? — уточнил опер.

— И фото, и упаковочка с тех баксов у меня на руках, — мило пропевала слова Вика.

— Викуля бесподобная! — воскликнул капитан. — Срочно встречаемся.

Они увиделись в том же летнем кафе, что и накануне.

Вика сидела перед оперативником в изумрудного цвета шелковом платье с овальным вырезом на груди и, как всегда, дразнила твердыми сосками, проступающими сквозь тонкую ткань.

Кострецов ждал, когда она предъявит товар поактуальней, но топ-модель томно взмахнула густыми ресницами и прощебетала:

— Ну-у, а какие гарантии, что дача за мной останется?

«И эта о гарантиях, — с досадой подумал Сергей. — Яша-то волк, но и девушка с большими способностями».

Он прищурился и спросил:

— Тебе бумагу на бланке МВД с печатью составить?

— Ну-у, я не знаю, как у вас принято.

— А вот так и принято: сказал тебе оперативник, офицер милиции, — и точка. Давай материалы.

Вика достала мини-камеру и разорванную ленту банковской упаковки. Кострецов сличил ее с образцом, предоставленным Васей Серченко. Один в один — фирменные упаковки нью-йоркского банка!

Ты где упаковку раздобыла? — спросил Кострецов.

— Вчера я была с Юрой в «Фазенде». Собрались его ребята — четверо. Меня Юра в бар прогнал. Ну, поснимала я их анфас и в профиль, вместе и отдельно. Удобно было: они в конце встречи с Юриком лобызались, а потом смывались по очереди. Вернее, на улице получали сумки какие-то, я подсмотрела. А один потом с ней вернулся, тот, фото которого ты показывал.

— В сумках деньги, наверное, поделенные.

— Это я потом поняла. — Вика оживленно закивала. — Поехали мы с Юрой на дачу. Я настояла, чтобы теперь он со мной ночевал. Отныне будет там после работы как штык…

«Очень удобно брать Осу на даче! — подумал капитан. — Все просматривается. Если и перестрелка, то без случайных жертв».

— А сегодня утром, — продолжила Вика, — Юра мне в этой упаковке доллары на хозяйство дал. Мы ж теперь семейно живем. Жаль, недлинный будет медовый месяц, — ухмыльнулась она.

— Да, сегодня у вас последняя ночь. Завтра берем твоего Юрика. Так что завтра смотайся оттуда. А где Юра свою долю спрятал?

Вика изогнула брови, округлила глаза.

— Наверное, в саду! Мы шампанское пили, потом долго сексом занимались. Стала я засыпать и слышу: Юрик тихо-тихо встал и ушел. А утром смотрю — его кроссовки все в земле. Закопал пиратское богатство!

— Отплавался под черным флагом, — хмуро добавил капитан. — Ну, Викуля, большое спасибо за содействие в расследовании и поимке опасного преступника. Снова тебя побеспокою после ареста майора, надо будет тебе свидетельские показания дать. Они — твоя главная гарантия. Так что еще увидимся.

Кострецов положил мини-камеру и ленты упаковки в карман.

— А не отомстит мне Юра? — встревожилась Вика. — Или его люди?

— Не до того им будет, Викуля. Такие срока получат, что если в зоне и выживут, то выползут на волю совсем больными. А твой Юрик вообще вряд ли долго заживется.

— Убьете? — деловито осведомилась топ-модель.

Кострецов неопределенно пошевелил пальцами.

— Убивать законом запрещено. Но что-то с майором должно случиться. Поверь моему чутью.

— А могу я истратить доллары, что сегодня Юра дал? — спросила Вика.

— Даже постарайся.

Она благодарно улыбнулась, вспорхнула со стула. Королевой двинулась к «опелю», покачивая роскошными бедрами.

Кострецов позвонил Ситникову:

— Завтра Осу на его даче берем. У меня от Вики пленка со всеми заснятыми бандитами, а свою долю Осиповский на дачном участке зарыл. Они вчера деньги поделили.

— Лады, Сергей. А может, и всю банду завтра удастся прибрать? А то еще узнают про арест майора подручные и в бега ударятся. Похоже, что у него все из милиции.

— Вот поэтому поедем брать Осу вдвоем, чтобы звону было поменьше. А других бандитов еще надо устанавливать. Фото — это не адреса и не фамилии. Ну, твоя Леночка поможет. Никуда те трое бандюков не денутся. Доли получили, обмывают с родными и близкими.

Они пожелали друг другу спокойной ночи.

Глава шестая

Яша Тундра пил всю ночь и повалился на кровать лишь к рассвету.

Он проснулся ближе к обеду и сразу вспомнил, что тело его Зины валяется под кустами. Яша схватил одеяло, которым укрывался, и вышел из дома. Приблизился к последнему посту верной подруги. Труп Зинки посинел, его атаковали мухи, чернела рана на спине.

Тундра не хотел запоминать мертвое Зинино лицо. Не переворачивая тело на спину, он стал пеленать его в плед и принесенное одеяло. Так же подтыкала Зинка заботливыми руками одеяло на Яше, когда он болел и лежал в постели.

Яша подхватил на руки свисающий куль и понес к сараю, где хозяин дачи хранил огородный инвентарь. Там скинул с дощатого помоста инструмент и положил тело. Хоронить подругу у него не было времени.

«Да и какой смысл? — подумал Яша. — Менты все одно раскопают».

Он вернулся на дачу. Обнаружил в холодильнике недопитую бутылку водки. Надо было похмелиться, чтобы войти в предельно боевую форму. Сегодня Тундре предстояло со всех получить долги.

Яша налил сто граммов, выпил и поплотнее закусил. Ему для освежения крови этого было достаточно. Прошел в спальню и стал выкладывать на кровать оружие: пистолет, автомат, гранаты, обоймы, магазины. Присел и тщательно проверил арсенал. Достал из потайного ящика выправленные новые документы на себя и Зинку. Посмотрел на ее фото, где она задорно глядела в объектив из-под разлета смоляных бровей.

«Вот такой, Зин, я тебя и запомню», — подумал Яша.

Отложил свои три паспорта. Побрился, осторожно ведя бритвой по шрамам-пятнам на лице.

Тундра заработал их, когда его однажды подожгли в наглухо запертой комнате без окон. Но он сумел выломиться через дверь, хотя снаружи ее поливали из автоматов. С того случая он не переносил все, что связано с пожарами. Свой сожженный зал на Чисгяках Тундра воспринимал как погибшего в огне человека. Хоть и мертвым, но обуглился там и верный Толяныч. А виной всему Ашот. Яша горько жалел, что не прикончил его после наркодопроса.

Он оделся в джинсы и водолазку, сунул ноги в кроссовки. Повесил на грудь автомат, сверху надел легкую длинную куртку. Собрал в «спецбаул» все необходимое для сегодняшних боев и ухода через границу.

Ближайшая повестка дня Тундры состояла из двух пунктов: прикончить Осиповского, а потом Ашота, забрав увезенные тем с дачи деньги. Майора Осу предстояло перехватить на Житной около здания ГУУРа. Московскую квартиру Ашота Яша выследил давно.

Собираясь скрыться вместе с Зинкой, Тундра опасался убивать Осу. Слишком много шума это наделало бы и могло повредить ему в Белоруси, где он собирался отсидеться. Майор ГУУР МВД — не прохожий жиган. Яша, как смог, подставил его Кострецову, понимая, что за расстрелянного по майорской указке Бунчука Кость отомстит беспощадно.

После гибели единственного дорогого Тундре человека солнце для него будто погасло. Он остался один, а значит, жить было не для кого и не для чего. Агента Тундру, волка-одиночку, всегда грел азарт, риск, но после встречи с Зиной он с удивлением вдруг обнаружил: хорошо жить семьей, с ее бесхитростными радостями и удовольствиями! Это, с солидным денежным запасом, и светило впереди. Теперь же Яша не знал, для чего ему были нужны огромные деньги Ашота.

Зато у израненного бойца Тундры появились привычные цели: убить тех, борьба с которыми лишила его будущее счастья.

На Кость он уже не полагался.

«Кто этих ментов разберет? — рассудил Тундра. — Одна бражка. А и повяжет Кострецов Осу, так начальство не отдаст под суд гууровца».

Яша собрался. Вышел на террасу и долго глядел на сарай, где осталась мертвая Зина.

Спустился с крыльца к своему драному и выносливому как черт «форду». Сел в него и покатил в Москву давать прощальный фейерверк.

По дороге Тундра позвонил на службу Осиповскому. Тот был на месте. Скоро майору предстояло закончить рабочий день и выйти на улицу.

Яше было плевать, что около здания ГУУРа будет много милиции. У него словно что-то окаменело внутри, любые превосходящие силы не страшили. От горя Тундра испытывал ту же отстраненность, что вчера герой «геры» Ашот.

Тундра резко тормознул напротив гууров-ского здания. Расстегнул плащ, под которым висел автомат. Выложил на сиденье рядом гранаты и магазины. Взял пистолет. Он был готов стреляться со всем здешним личным составом, лишь бы попасть свинцовым плевком в Осу.

Яша осмотрелся. И увидел «жигуленок» с Кострецовым и сретенским мордатым Ситниковым!

Те не замечали его только потому, что так же, как Яша, упирались взглядами в двери, откуда должен был появиться Осиповский.

Тундра тихо-тихо отъехал за угол.

«Большой сегодня спрос на Осу! — озадаченно прикинул он. — Ништяк! В такой кутерьме я этого суку куратора точно угроблю».

Вскоре вышел из здания подтянутый майор Осиповский. Он прошагал к своему «мерседесу». Сел за руль, закурил от зажигалки «Колибри» и завел мотор.

Не оглядываясь, Оса ударил по газам и погнал на хорошей скорости. Торопился на свою уютную дачу с голубым бассейном. Там были теперь все радости и удовольствия его жизни.

Так же стремительно снялись с места «жигули» с Кострецовым и Ситниковым.

Яша тоже закурил, поглядывая, как вертко петляет за «мерсом» «жигуль». Сегодня он не должен был дать ни единой осечки.

Тундра присоединился к каравану, размышляя: «Гнид Осу и Ашотку прихлопнуть да за долги Ашотовы бабки забрать. Что тут плохого? Имею полное право. Меня в своем же дому убивали, Зинку за просто так кончили. Должна же быть справедливость на земле! Дай ты, Господи, малость фарта путевому человеку».

Он уже имел опыт преследования на трассе машин Ашота и Кострецова. Поэтому, когда кавалькада выбралась на подмосковное шоссе, Яша уверенно хоронился в автомобильном потоке.

Кострецов сидел за рулем «жигулей», Ситников должен был проверяться на слежку. Но ни капитан, ни Петя серьезно этим сегодня не озаботились. Их взгляды и мысли, как магнитом, притягивал летящий впереди «мерседес». Шутка ли сказать — предстоял финиш изнурительного марафона.

Так они все неслись между горячей зеленью полей и перелесков к даче под высокими елями. Оса, старавшийся выкинуть из головы все московские неприятности, Кость и Ситников, оживленно болтающие на посторонние темы, чтобы снять нервозность перед делом, и Яша Тундра, главный пастух, уверенный, что отомстить за посиневшее Зинкино тело в дачном сарае ему обязательно пособит или Бог, или черт.

Когда «мерседес» Осиповского свернул с шоссе на проулок к даче, «жигули» оперов немного проехали следом и остановились.

— Пошло дело, — сказал Кострецов, вылезая из машины. — Я, Петро, — вперед, ты — прикрывай.

Капитан двинулся к участку Осиповского.

Когда подошел к его границе, «мерседес» стоял около дачи. Сергей пригнулся и стал пробираться к дому по уже знакомой территории.

Из кустов жасмина около дачи капитан увидел Осиповского на веранде. Кострецов оглянулся — Петя в десятке метров позади прижался к стволу дерева, цепко посматривая вокруг.

Кость передернул затвор пистолета, пролетел к крыльцу, вбежал на веранду. Майор стоял к нему вполоборота, выкладывая на стол привезенные пакеты с продуктами.

Кострецов поймал его лицо на мушку и негромко сказал:

— Привет, Оса! Отжужжался ты!

Осиповский, будто ужаленный, обернулся, бешено взглянул на оперативника.

— Кострецов? Что это значит?! Какая оса?!

Сергей повел стволом пистолета в сторону шезлонга, стоящего напротив открытой двери в комнаты.

— Садись. Ты арестован. Забыл, Оса, с перепугу свою кликуху бандитскую?

Майор побледнел, прошел к шезлонгу и тяжело опустился в него.

Кострецов сел на стул около стола и проговорил:

— Зря ты думал, что, убив такого парня, как Леша Бунчук, уйдешь от расплаты. Ты родную милицию недооцениваешь..

Майор, сощурившись, отчеканил:

— Что, кроме этого бреда, ты мне предъявляешь, Кострецов?

Капитан вытянул из кармана ленту банковской упаковки и бросил ее на стол.

— Привет от твоей подружки.

У Осиповского исказилось лицо, он схватился за голову, взлохматил безукоризненный пробор.

— Вика! Вот этого я не мог просчитать!

— Жизнь просчитать невозможно, — усмехнулся Сергей. — Сам покажешь, где деньги из банка Ахлопова спрятал?

Майор опустил руки на колени, немного успокоился.

— В саду, я покажу. Но большего ты мне не пришьешь.

— Как это? — весело возразил Кострецов. — А бандиты твои, дохлая ты Оса? Расскажут, где ваша кодла охотилась, что брала, кого убивала, и Бунчука докажем. Своим расколются за милую душу, они ж менты, — брал его «на понт» Кострецов. По лицу майора он понял, что угадал милицейский состав банды. — И в раскрытии банды твоя Викуля помогла: отсняла на фото в «Фазенде» вашу последнюю бандитскую встречу и дележку денег. Хорошо ты подружку натренировал. Так что в «Фазенде» действительно отличная кухня. Говорю как повар и заядлый оперский рыбачок.

Майор склонил голову и угрюмо сказал:

— Не милицию я недооценил, а лично тебя. А Вику, выходит, переоценил.

Кострецов быстро подошел к нему и обшарил свободной рукой. Оружия не было.

Сергей снова сел у стола, положил на него свой пистолет и закурил. Произнес:

— Ты сам говно и люди, соответственно, вокруг тебя говенные. Обычная история. Но ты кажешься себе суперменом, едва ли не милицейским интеллектуалом. Навообра-жал, прыщ.

— Это ты вонючий стручок, — разозлился майор. — Бунчук хоть личностью был, без твоих фокусов, в открытую шел, но и он под землей гниет. Что зенки выкатил, опер? Его убийство будешь до соплей доказывать, все исполнители мертвы.

— Сумел ты, Оса, Бунчука опередить именно потому, что он в открытую шел… — Кострецов вздохнул. — А мне убийство Леши уже доказывать не нужно. В том, что ты это сделал, я сейчас окончательно убедился. Лично мне того достаточно. Наглухо засадить тебя можно по другим твоим бандитским делам вместе с ахлоповским ограблением. Будем, конечно, стараться, чтобы, несмотря на мораторий на смертную казнь, такую нечисть в порядке исключения шлепнули.

Он поглядел на улицу через стеклянную стену веранды. Увидев, что Ситников у крыльца караулит, обозревая участок, сказал:

— Хватит на первый случай серьезного разговора. В следовательских кабинетах еще наговоришься.

Кострецов перевел взгляд на большое зеркало, которое висело на стене сбоку от Осиповского. Оно отражало коридорчик, ведущий в комнаты. Со своего места капитан его не видел, но в зеркало вдруг засек фигуру притаившегося в коридоре человека. Всмотрелся — Яша Тундра!

Боец Тундра, проследив передвижения двух оперов и заметив, что Кострецов занялся на веранде Осой, проник в дом с его задней стороны. Он проскользнул через комнаты в этот коридорчик, откуда собирался уложить майора из пистолета. Оса был в двух метрах от Яши, он не мог промахнуться.

Яша поднимал пистолет, целясь сбоку в Осиповского, который, ничего не подозревая, смотрел пустыми глазами перед собой.

У Кострецова были секунды, чтобы предотвратить Яшин выстрел. Он мог бы броситься, сбивая из-под пули майора на пол, да хотя бы крикнуть ему. Но останавливала капитана доподлинно известная теперь правда об убийстве Бунчука.

Сергей будто увидел лицо Кати, Мишку, одиноко склонившегося над подаренным конструктором. Он вспомнил слова опера ФСБ Хромина о «мусоре поганом».

Опер Кость решил: «Вор должен сидеть в тюрьме, убийца обязан быть трупом».

Тундра выстрелил. Прямое попадание в голову! Труп майора кувыркнулся с шезлонга.

— Петя! — закричал капитан. — Тундра в майора стрелял. Уходит через дачу к бассейну!

Перепрыгнув через тело Осы, Сергей бросился в комнаты. Только проскочил ближнюю, как из следующей по нему стегнула автоматная очередь. Капитан отпрянул в сторону.

Потом он услышал дробь уже на улице. Выскочил к бассейну. Яша отступал по его краю к гуще деревьев, «шкваля» из автомата. Ситников стрелял по нему из-за угла дома.

Как только Тундра исчез за деревьями, Ситников стрелой, будто бы и не был увальнем, ринулся за ним. В этот же миг впереди Ситникова грохнул взрыв!

Кострецов подбежал к Пете, лежавшему ничком в нескольких метрах от воронки. Перевернул Ситникова лицом вверх: ран не видно.

— Петро, Петро! — потряс его Сергей.

Ситников открыл глаза, недоуменно огляделся. Сел, потер, лицо.

— Как ты? — спросил Кострецов.

— Нормально. Оглушило, но соображаю.

Еще один взрыв ударил со стороны шоссе.

— Это нашу машину Тундра подорвал! — ожесточился капитан. — Вот диверсантище! А больше в отделе тачек на ходу, считай, нет. Ни хрена, у нас еще «мерс» Осы имеется, чтоб суперагента достать.

— Осиповский жив? — спросил Петя.

— Сразу наповал.

— Скатертью дорожка.

— Петро, — сказал Кострецов, вставая, — вызывай бригаду на осмотр, воспользуйся сотовиком Осиповского, валяется на веранде. Как приедут, ищите в саду зарытые деньги. А я за Яшей.

— Куда?

— Сначала к Ашоту на квартиру. Между ним и Яшей что-то могло случиться по нашей наколке. Там не застану — погоню во «Фламинго». После такого убийства Тундра должен деньги Ашота хватать и мотать без оглядки.

— А может, он их уже притырил и почесал отсюда подальше, — предположил Петя, приподнимаясь и разминая тело.

— Обидно будет. Тогда хоть Ашота возьму. Этот наркоодуванчик тоже нам нужен.

Кострецов подошел к «мерседесу». Увидел на переднем сиденье серебряную зажигалку, забытую майором. Вот и весь блеск, что остался от Осы. Он завел мотор, выехал с участка. Проехал к трассе мимо взорванного Тундрой «жигуленка», с сожалением поглядев в его сторону.

Было трое оперов- «мушкетеров»: Бунчук, Хромин, Кострецов. Место павшего Бунчука достойно занял Петя Ситников. Против них не на жизнь, а на смерть дрались трое знатоков своего дела: суперагент Яша Тундра, держатель воровского «общака» Ашот и высококвалифицированный оборотень майор Оса.

Опер Кость погнался за последними двумя участниками грязной драмы, разыгравшейся на его Чистых прудах.

Тундра несся к Москве в твердой уверенности, что сегодня его денек.

Уже темнело, когда он подкатил к дому Ашота. Увидел его «ауди» около подъезда. Посмотрел на окна Ашотовой квартиры. В одном из них сквозь шторы пробивался тусклый свет.

«Не упорхнула птичка», — радостно подумал Яша.

Темное кухонное окно Ашота выходило на балкон. Жил он на последнем этаже, и на этот балкон запросто можно было угодить с плоской крыши блочного дома-башни.

Яша открыл «спецбаул» и достал со дна моток капроновой веревки. Он вошел в подъезд, поднялся на лифте на последний этаж. Там прислушался, что делается за дверью Ашотовой квартиры. Было тихо.

По железной лесенке Тундра забрался к чердачному люку. Замка на люке не оказалось. Яша бесшумно открыл его и очутился на чердаке.

Выбрался на крышу. Прошел к месту над балконом Ашота. Привязал веревку за вентиляционную решетку Надел кожаные перчатки, чтобы при спуске не поранить ладони.

Над». ундрой на черной простыне неба зажигались звезды.

Он начал спускаться. Приземлился на балкон. Попробовал открыть балконную дверь. Она была заперта изнутри.

Яша отошел к перилам, чтобы с разбега высадить хлипкую дверь.

В эти минуты Ашот лежал на кровати в комнате, слабо освещенной ночником. Ему так и не удалось уехать сегодня, как решительно намечал он накануне.

Ашот летел вчера домой, словно на крыльях. Припарковался около подъезда, бережно выгрузил из машины и перетащил в квартиру драгоценный багаж.

Закрыв на все засовы входную дверь, Ашот в кухне высыпал из рюкзаков на пол пачки долларов.

От счастья у него кружилась голова. Ашоту захотелось усилить восторг. Он достал «геру» и неторопливо «вмазался».

Подступил «приход». Ашот закурил, поставил в россыпи долларов табуретку. Уселся на нее, снял ботинки и носки. Погрузил в шелестящую зеленоватую кучу босые ноги, как опускает усталый путник в теплую воду мозолистые ступни, разбитые изнурительным горным переходом.

Так и сидел, ловя кайф. Когда он слабел, Ашот снова укалывался. Наркоман попал в сплошную «таску».

Очнулся Ашот утром. Опустил вниз мут ные глаза, опять сладострастно пошевелил ногами в долларовом зеленом прибое. Пошел в комнату поспать.

Под вечер Ашот снова пришел в себя. Зажег ночник, поглядел на часы, яснее вспомнил вчерашние события и спохватился: «Да мне же надо линять отсюда, честное слово! Что я, ишак, делаю? Выберусь из России, тогда и буду ловить кайф до упаду».

В этот момент Тундра выбил на кухне балконную дверь.

Он ринулся дальше, но вдруг споткнулся. Глянул вниз — и в полосе неяркого света из комнаты увидел пачки, пачки, пачки долларов… Тундра на миг оцепенел.

Этой его заминки хватило, чтобы Ашот цапнул с пола помповик. Он вылетел к кухне и наугад выстрелил в темноту.

Если бы на кухне было светло, Ашот увидел бы свой оживший кошмар — Яшу Тундру. А увидев, не сумел бы от ужаса в него попасть. Но в темноте пуля Ашота безошибочно нашла Яшино сердце.

Ашот зажег на кухне свет. Не веря своим глазам, он бросил ружье и склонился над Яшей, валявшимся навзничь с кровавой дырой в груди.

Ашот пнул Тундру в пятнистую харю. Голова трупа мотнулась набок. Мертвый Яша смотрел с таким же удивлением, какое было на лице у Четвертого, когда того неожиданно вырубил в камере Хромин.

Сел Ашот на табуретку и восхитился панорамой внизу: в густых долларовых волнах плавал захлебнувшимся его заклятый враг.

— Сам пришел, шакал! — проговорил Ашот. — На свою гибель вынюхал и это место. — Он поднял лицо вверх и произнес: — Спасибо, Господи, что помог несчастному человеку!

В его голове уже шли по зеленым, в цвет долларам, травам розовые фламинго, склоняя в низких поклонах головы на длинных шеях. Ашот гладил дрожащими пальцами усы и блаженно уплывал за учтивыми птицами.

В это время капитан Кострецов подъехал к дому Ашота. Заметив «форд» Яши и «ауди» Ашота, подумал: «Слава Богу, все в сборе». Он прошел к лифту и проехал на последний этаж.

Там встал перед глазком Ашотовой двери, чтобы тог увидел «кореша» Серегу Ворона. А если тут за хозяина уже Яша, прикинул опер, пусть смекалистый Тундра решит, что Кострецов нагло светится, потому как прибыл сюда с группой захвата. Капитан длинно позвонил в дверь.

Ашот, увидев через глазок старого знакомого, сначала обрадовался: в такую минуту, когда ему как раз пригодился бы помощник, словно по волшебству возник этот надежный «крутняк» Ворон. Потом испугался, что перед кучей баксов на кухне и этот может не устоять. Он подобрал помповик и только тогда открыл гостю.

Кострецов вошел и захлопнул за собой дверь. Он глянул в кухню и все понял. Ашот с оружием в руках топтался между прихожей и кухней.

Капитан повернулся спиной к нему, сделав обманный шаг в сторону. Не оборачиваясь, рассчитанно ударил ребром ладони Ашота по горлу! Армянин, плохо стоявший на ногах после героиновых полетов, загремел на пол. Кострецов наступил на выпавший из Ашотовых рук помповик.

Поднимаясь с пола, Ашот, переводя дыхание, воскликнул:

— Ворон, кореш, что ты, честное слово! Посмотри лучше на Яшу. Я тебе за него бабки платил, а Бог дал мне самому его завалить.

Опер. Кость, темнея голубыми глазами, ответил:

— Поминай лучше черта. А я тебе не кореш и не вороньего роду-племени. Я опер угро Сергей Кострецов. И тебя, падаль уголовную и стукача ГУОПа, арестовываю. — Он скользнул взглядом в сторону кухни, тряхнул кудрявой шевелюрой и добавил: — Эхма, и не нужна нам денег тьма!



Оглавление

  • Часть I ЗЕМЛЯНАЯ» РАБОТА
  •   Глава первая
  •   Глава вторая
  •   Глава третья
  •   Глава четвертая
  •   Глава пятая
  •   Глава шестая
  • Часть II БЕЛАЯ ВОРОНА
  •   Глава первая
  •   Глава вторая
  •   Глава третья
  •   Глава четвертая
  •   Глава пятая
  •   Глава шестая
  • Часть III МАЙОР ОСА
  •   Глава первая
  •   Глава вторая
  •   Глава третья
  •   Глава четвертая
  •   Глава пятая
  •   Глава шестая
  • Часть IV МУШКЕТЕРЫ И ЗНАТОКИ
  •   Глава первая
  •   Глава вторая
  •   Глава третья
  •   Глава четвертая
  •   Глава пятая
  •   Глава шестая